Выживает сильнейший   ::   Келлерман Джонатан

Грустное, полное какой-то безысходной печали место. Вряд ли оно многим лучше той лачуги в Йемене, где родился его отец. И все же Дауд очень гордился тем, что новый оклад позволил семье приобрести домик в свою собственность.

Из чувства сострадания стоявший у порога полисмен посоветовал ему не входить внутрь, однако погруженный в мысли об Элиасе, его толстушке-жене, которую он безумно любил, и о семерых смеющихся детских рожицах, Даниэл толкнул дверь.

Дети исчезли. Только через несколько месяцев Даниэл выяснил, что они каким-то образом очутились у родственников в Аммане. Узнать больше оказалось невозможно.

Зато Дауд и толстушка-жена остались дома.

Разделанными. Как овцы, которых везут на рынок.

Связанными, исполосованными ножами, с отсеченными руками и ногами. Жена – истекающий желтым жиром кожаный мешок с выкатившимися из орбит глазами. Дауд – вместо вырванного языка изо рта свешивается отрезанный половой член.

Топоры, сказал врач. И большие длинные ножи. Шесть-семь человек, пришедшие из ночи, сделали свое дело быстро.

И мухи в воздухе, множество мух.

Кровью выведенные на стене слова:

АЛЛАХ АКБАР! СМЕРТЬ ПРЕДАТЕЛЯМ!

Даниэл сел в машину и вернулся в Иерусалим, не произнеся ни слова, никак не проявив своих чувств.

Держать все в себе. Всегда, полностью, постоянно.

Как Мертвое море, до краев полное спокойной, без намека на рябь горечи, в которой нет и не может быть ничего живого.