JК
Жан Кавалье :: Сю Эжен Жозеф
Страница: 498 из 581Другие же, размышляя о случайностях междоусобной войны, одобряли умеренность победоносного Кавалье, предложившего маршалу условия соглашения, которые должны были быть милостиво приняты и улучшить положение реформатов. Но еще никто ни из католиков, ни из протестантов не был осведомлен о причинах, заставивших Кавалье просить этого свидания у Вилляра. Никто не знал также о распрях, разъединявших камизаров.
В числе гостей Золотого Кубка находились наши старинные знакомцы: мэтр Жанэ, его зять и лейтенант Фома Биньоль и их верный спутник кожевник. Недоставало в этом сборище только продавца воска, жертвы рокового поражения при Тревьесе. Трое приятелей оказывали честь четверти жареного ягненка с приправой из печеных помидоров и паре прекрасных форелей. Капитан-буржуа, так же как и его двое спутников, был в одежде богатых горожан. Тем не менее время от времени он возвышал голос по-военному, чтобы соседи слышали его, то читая наставления своему зятю и лейтенанту, то вспоминая о кровавом деле при Тревьесе. Он ни разу не упустил случая бессовестно прибавлять при этом «где я сражался во главе моего отряда».
– Ну, кум! – говорил кожевник. – Кто бы подумал месяц тому назад, когда мы выстроились в Монпелье, у ворот Звона, чтобы приветствовать вступление маршала, – кто бы подумал, что мы увидим его светлость вынужденным принять совещание, которое предлагает ему проклятый бунтовщик?
– Что вы называете быть вынужденным, кум? – сказал продавец духов.
В числе гостей Золотого Кубка находились наши старинные знакомцы: мэтр Жанэ, его зять и лейтенант Фома Биньоль и их верный спутник кожевник. Недоставало в этом сборище только продавца воска, жертвы рокового поражения при Тревьесе. Трое приятелей оказывали честь четверти жареного ягненка с приправой из печеных помидоров и паре прекрасных форелей. Капитан-буржуа, так же как и его двое спутников, был в одежде богатых горожан. Тем не менее время от времени он возвышал голос по-военному, чтобы соседи слышали его, то читая наставления своему зятю и лейтенанту, то вспоминая о кровавом деле при Тревьесе. Он ни разу не упустил случая бессовестно прибавлять при этом «где я сражался во главе моего отряда».
– Ну, кум! – говорил кожевник. – Кто бы подумал месяц тому назад, когда мы выстроились в Монпелье, у ворот Звона, чтобы приветствовать вступление маршала, – кто бы подумал, что мы увидим его светлость вынужденным принять совещание, которое предлагает ему проклятый бунтовщик?
– Что вы называете быть вынужденным, кум? – сказал продавец духов.