JК
Час охотника (Исповедальня) :: Хиггинс Джек
Страница: 95 из 293Он вошел в довольно безвкусную викторианскую церковь из красного кирпича. Мерфи остановился снаружи и принялся вчитываться в буквы на облупившейся золотой табличке. Там было написано: «Матерь наша, Царица Небесная», а внизу расписание церковных служб. Исповеди по рабочим дням в час дня и пять вечера. Мерфи нажал на дверь и тоже вошел.
Церковь относилась к тому типу строений, какие богатые купцы возводили во времена расцвета гавани в девятнадцатом веке: с викторианскими витражами, многочисленными фонтанчиками и обычным запахом свечей и ладана. Перед двумя исповедальнями стояло человек шесть. В их числе находился и Черни.
– Ого! – удивленно пробормотал Мерфи. – Да никак на парня снизошла благодать Божья! – Он скрылся за одной из колонн и стал ждать, что будет дальше.
До Черни очередь дошла минут через пятнадцать – двадцать. Он вошел в кабинку, закрыл за собой дубовую дверь, сел и наклонил голову к решетке.
– Прости, святой отец, ибо я согрешил, – произнес он по-русски.
– Не ухмыляйся, Паша, – последовал ответ на том же языке из-за решетки. – Посмотрим, как ты будешь хохотать, услышав мою исповедь.
Когда Качулейн закончил рассказ, Черни спросил:
– И что ты собираешься делать?
– Ну, паниковать-то особенно нечего. Они же не знают, кто я, а после того, как я ликвидировал Левина, наверное, и не узнают.
– А я? – спросил Черни. – Если Левин рассказал, что происходило в Трущобе много лет назад, то им теперь должно быть известно, какую роль играл там я.
– Само собой.
Церковь относилась к тому типу строений, какие богатые купцы возводили во времена расцвета гавани в девятнадцатом веке: с викторианскими витражами, многочисленными фонтанчиками и обычным запахом свечей и ладана. Перед двумя исповедальнями стояло человек шесть. В их числе находился и Черни.
– Ого! – удивленно пробормотал Мерфи. – Да никак на парня снизошла благодать Божья! – Он скрылся за одной из колонн и стал ждать, что будет дальше.
До Черни очередь дошла минут через пятнадцать – двадцать. Он вошел в кабинку, закрыл за собой дубовую дверь, сел и наклонил голову к решетке.
– Прости, святой отец, ибо я согрешил, – произнес он по-русски.
– Не ухмыляйся, Паша, – последовал ответ на том же языке из-за решетки. – Посмотрим, как ты будешь хохотать, услышав мою исповедь.
Когда Качулейн закончил рассказ, Черни спросил:
– И что ты собираешься делать?
– Ну, паниковать-то особенно нечего. Они же не знают, кто я, а после того, как я ликвидировал Левина, наверное, и не узнают.
– А я? – спросил Черни. – Если Левин рассказал, что происходило в Трущобе много лет назад, то им теперь должно быть известно, какую роль играл там я.
– Само собой.