Жизнь взаймы   ::   Ремарк Эрих Мария

— Душка, — сказал он, чувствуя, как у него перехватило дыхание, — ты не должна уезжать.

— Должна, Борис. Я хотела тебе написать. Вот смотри, — она показала на маленькую латунную корзинку для бумаги у стола. — У меня ничего не вышло. Я не смогла. Напрасные старания — это невозможно объяснить. Потом я хотела уехать, не попрощавшись, и написать тебе оттуда, но и этого я бы не смогла. Не мучь меня, Борис…

Не мучь меня, — думал он. — Они всегда так говорят, эти женщины — олицетворение беспомощности и себялюбия, никогда не думая о том, что мучают другого. Но если они даже об этом подумают, становится еще тяжелее, ведь их чувства чем-то напоминают сострадание спасшегося от взрыва солдата, товарищи которого корчатся в муках на земле, — сострадание, беззвучно вопящее: лава богу, в меня не попали, в меня не попали…

— Ты уходишь с Клерфэ?

— Я уезжаю с Клерфэ отсюда, — сказала Лилиан с тоской. — Он довезет меня до Парижа. В Париже мы расстанемся. Там живет мой дядя. У него мои деньги, та небольшая сумма, которая у меня есть. Я останусь в Париже.

Она знала, что это не совсем правда, но сейчас ей казалось, что она говорит правду.

— Пойми меня, Борис, — просила она.

— Зачем нужно, чтобы тебя поняли? Ведь ты уходишь — разве этого недостаточно?

Лилиан опустила голову.

— Да, этого достаточно. Бей еще.

Бей еще, — подумал он. — Когда ты вздрагиваешь от боли, потому что тебе пронзили сердце, они стенают ей еще, как будто ты и есть убийца.