JК
Обучение травами :: Медведев Александр Николаевич
Страница: 316 из 344Кстати, некоторые аскеты месяцами не выходят из него.
- Да, серьезная штука, - задумчиво произнес я. - Похоже, это будет не быстро и не просто.
- Угадал, - усмехнулся Учитель.
Тренировку ухода от окружающего мира я начал с отказа от разговоров. Объяснить маме или отцу, с какой стати я вдруг решил больше ни с кем не общаться при помощи слов и объясняться исключительно жестами, кивками головы или невразумительным мычанием, было невыполнимой задачей. Чтобы хоть как-то оправдать свое поведение, не обидев при этом домашних, соседей, друзей и знакомых, я соорудил на голове впечатляющую повязку с огромным компрессом под нижней челюстью, и, когда кто-либо пытался заговорить со мной, я, состроив очень жалостное лицо, указывал на повязку, издавая страдальческое мычание.
Обычно этого было достаточно. Не склонный к излишней болтливости отец сразу же оставил меня в покое, но избавиться от навязчивой заботы любимой мамочки оказалось не так просто. Поэтому мне приходилось вставать ни свет ни заря и уходить из дома, возвращаясь лишь поздно ночью, когда она уже спала.
С каждым днем молчание становилось все менее тягостным для меня, и в конце концов я начал испытывать от него удовольствие. Я даже перестал мычать и вообще издавать какие-либо звуки. На четвертые сутки я отметил наступление странного внутреннего умиротворения.
- Да, серьезная штука, - задумчиво произнес я. - Похоже, это будет не быстро и не просто.
- Угадал, - усмехнулся Учитель.
Тренировку ухода от окружающего мира я начал с отказа от разговоров. Объяснить маме или отцу, с какой стати я вдруг решил больше ни с кем не общаться при помощи слов и объясняться исключительно жестами, кивками головы или невразумительным мычанием, было невыполнимой задачей. Чтобы хоть как-то оправдать свое поведение, не обидев при этом домашних, соседей, друзей и знакомых, я соорудил на голове впечатляющую повязку с огромным компрессом под нижней челюстью, и, когда кто-либо пытался заговорить со мной, я, состроив очень жалостное лицо, указывал на повязку, издавая страдальческое мычание.
Обычно этого было достаточно. Не склонный к излишней болтливости отец сразу же оставил меня в покое, но избавиться от навязчивой заботы любимой мамочки оказалось не так просто. Поэтому мне приходилось вставать ни свет ни заря и уходить из дома, возвращаясь лишь поздно ночью, когда она уже спала.
С каждым днем молчание становилось все менее тягостным для меня, и в конце концов я начал испытывать от него удовольствие. Я даже перестал мычать и вообще издавать какие-либо звуки. На четвертые сутки я отметил наступление странного внутреннего умиротворения.