JК
Раннее христианство и переселение душ :: Кураев Андрей
Страница: 25 из 310Все индийские философские и религиозные системы начали искать путь избавления от «колеса сансары», начали предлагать средства для устранения дальнейших перевоплощений… Приняв доктрину переселения, Индия немедленно начала искать того, кто имел бы власть сказать, подобно Христу: «Верующий в Меня не увидит смерти вовек».
И греческая религия не знает переселения душ. Еврипид заставляет Тесея, узнавшего о смерти любимой им Федры, воскликнуть: «Горе, горе мне! Знать давно, давно Пращур мой грехом запятнал мой род — Грех слезами тот омываю я!». Человек, верящий в карму и реинкарнацию, сказал бы, наверно, иначе…
У некоторых из греческих философов есть реинкарнационные мотивы, — но не в эллинской религии, ничего хорошего не ожидающей от жизни за гробом. Олимп — для богов. Для людей — Аид, «где мертвые только тени отшедших, лишенные чувства, безжизненно реют» (Одиссея, XI, 475-476). Одиссей, проникнув в Аид, приветствует душу Ахиллеса как царя мертвых, и слышит в ответ: «Лучше бы хотел я живой, как поденщик, работая в поле, службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный, нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать» (Одиссея, XI, 488). В ящике Пандоры осталась только Надежда: «Не улетела наружу: успела захлопнуть Пандора крышку сосуда, по воле эгидодержавного Зевса, тысячи же бед улетевших меж нами блуждают повсюду, ибо исполнена ими земля, исполнено небо» (Гесиод. Труды и дни. 98-101 [ 48 ]). Для Аристотеля и его учеников за порогом смерти нет надежды: «за ним уже для умершего ничто ни хорошо, ни плохо» (Никомахова Этика, III, 6; 115а).
И греческая религия не знает переселения душ. Еврипид заставляет Тесея, узнавшего о смерти любимой им Федры, воскликнуть: «Горе, горе мне! Знать давно, давно Пращур мой грехом запятнал мой род — Грех слезами тот омываю я!». Человек, верящий в карму и реинкарнацию, сказал бы, наверно, иначе…
У некоторых из греческих философов есть реинкарнационные мотивы, — но не в эллинской религии, ничего хорошего не ожидающей от жизни за гробом. Олимп — для богов. Для людей — Аид, «где мертвые только тени отшедших, лишенные чувства, безжизненно реют» (Одиссея, XI, 475-476). Одиссей, проникнув в Аид, приветствует душу Ахиллеса как царя мертвых, и слышит в ответ: «Лучше бы хотел я живой, как поденщик, работая в поле, службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный, нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать» (Одиссея, XI, 488). В ящике Пандоры осталась только Надежда: «Не улетела наружу: успела захлопнуть Пандора крышку сосуда, по воле эгидодержавного Зевса, тысячи же бед улетевших меж нами блуждают повсюду, ибо исполнена ими земля, исполнено небо» (Гесиод. Труды и дни. 98-101 [ 48 ]). Для Аристотеля и его учеников за порогом смерти нет надежды: «за ним уже для умершего ничто ни хорошо, ни плохо» (Никомахова Этика, III, 6; 115а).