Старчество на Руси   ::   Игнатия Монахиня

Когда по условиям войны с Турцией старцам Василиску и Зосиме трижды не удалось попасть на Афон – а там обрести и следы старца Паисия, – они направились в сибирскую пустыню и в дебрях лесов положили начало своей подвижнической деятельности, а позднее и созданию женского монастыря. Полны назидательности письма игумена Антония Малоярославецкого, начало подвига которого восходит к его пустынному жительству с братом Моисеем в Роcлавльских лесах.

Отсюда второе положение, что подлинная духовная жизнь в монастырях сохранялась, теплилась, оберегалась до того момента, как делание старца Паисия дало старчеству новое движение, влило в него новые силы тем, что был поднят святоотеческий опыт, были открыты источники подлинно духовной аскетической литературы, и старчество восстановлено на основе святых Отцов как новая и подлинно великая дисциплина.

Промысл Божий судил, чтобы некоторые из преданных учеников старца Паисия вернулись на родину, в Россию, и принесли с собой опыт воспринятого ими учения. Как уже говорилось, эта прививка новых ветвей к лозе монашеского чина в России явилась подлинным исповедничеством и страдальчеством; новое духовное учение было чуждо установившемуся духу монастырей, преследуемо и гонимо. Это исповедничество за насаждение подлинной духовной жизни в монастыре переносили не только ученики Паисиевы, – и первый оптинский старец Лев был по существу страдальцем за делание свое. «Пою Богу моему, дондеже есмь», – таков был его ответ архиерею, который не принимал и теснил старчество. Труд свой по занятию с народом, которому старец Лев прививал новые живые откровения живого Бога, свои бессонные ночи и труд целого дня он приравнял служению Богу, пению Ему до последнего вздоха.