Второе пришествие апокрифов. Проповедь о порче вместо проповеди о Христе.   ::   Кураев Андрей

Григория доказывает и то, что выражение может иметь фигуральный смысл.

Таким образом, трудное место из Требника мы можем с полным правом переводить двояко. Если учесть обычный святоотеческий контекст, то понимание будет следующим: “и от завистливых глаз”, или “от завидующих очес”, или (букв.) “и от зависти глаз”. С такой интерпретацией совпадает и специальное толкование разбираемого выражения в болгарском Требнике (на это обратил мое внимание протоиерей Валентин Асмус) – а именно в плане “психологическом”, а не “мистическом”.Именно так переводит это место и Петр Могила (“негодование”, хотя можно было бы выразиться точнее и удачнее).

Пример другого перевода, опирающегося не на предшествующую “зависть”, а на “очеса”, – толкование прот. Григорием Дьяченко (Полный церковно-славянский словарь. – М., 1993, с. 495-496) этого места из Требника: “порча от глаз, очарование”. Такой перевод мне вовсе не представляется единственно возможным (сам же Дьяченко говорит далее, что это слово вообще может иметь и другое значение – “призрение”, т.е. “смотрение”, также “зависть” или “ненависть”), хотя, положа руку на сердце, такое толкование представляется более естественным. Правда, лишним аргументом против такой интерпретации может служить то, что народное поверье говорит несравнимо чаще (если только я не ошибаюсь, ибо не специалист по фольклору) о “сглазе” младенца, нежели матери.