Время и бытие   ::   Шилов Сергей

дня в такой форме, с которой будет совмещаться гражданская обувь, и наблюдать как столкнулись они в воздухе у самого моего носа, у кончика, и случился атомный взрыв, расщепляющий мысль настолько, что задуть его белый гриб я сумел только находясь со всеми вместе под одобрительные выкрики в умывальнике, где он оказался распавшимся, будучи зажат между двумя пальцами кусочком мыла, который так и застрял у меня между ними и осмысливал мое временяющеся бытие, хотя и крал его нестерпимо все то время, что мы находились о упорядочиваниях и построениях, направляющихся затем собранными во едино в лук натянутой тетивы захватывающей память нашего ускользающего бытия в пасть растения-убийцы, выдающего себя за восходящий на востоке предмет, и вызывающий с собой возобновление дня и нас вместе с ним, медленно, но верно подготавливаемых к восприятию территории части в качестве нешуточного мира, и не одного из множества возможных миров, а одного единственного мира, на который наступает пустота, с которой необходимо сражаться, но не сразу вступив в бой с ней, а, овладев лишь способностью различать пустоты, угрожающие нашему этому миру, лишенному всякого домостроя по-разному, с отличной в каждом случае для него опасностью, таившейся везде на территории части, самой-то прочной, устойчивой, воплощенного исторического постоянства, себя содержащего на свои средства, кормящего и воспринимающего мир, посвятившего себя божественному культу онанизма, возобновляющего таинственным усилием границы и прочность этого мира, требующего от нас, чтобы мы вырабатывали в себе способность мгновенно опознавать пустоту, которой боится, которой не терпит природа экскрементов, заключающая в себе различение истины и метода в тренировках шагистики, где шаг совершается только там, так и тогда, подобно шагу алгоритма существования, размечающего штрихами действительность, где, как и когда находится в этой трясине телесности место, лишенное пустоты, откуда пустота изгоняется рядом заклинаний, которые мы не пишем, а держим в уме, в то поворотное время, когда готовится совершение шага, отчего у меня выработалась особенная шагистика, отличная от других и осмысленная всем существом их и вообще способная стереться с лица земли, втереться в доверие к общему месту риторики, если бы этот смех раздался в полную силу, чего я собственно и хотел, ведь тогда бы вся армия свернулась, сотряслась, содрогнулась по непонятным для окружающих причинам и пронизав бы всю культуру сверху донизу не задержалась бы ни в одной из ее тавтологий и быстро одержала бы культурный верх, но этого не происходило, армия всегда оставалась успевающей уцепиться за какую-либо тавтологию, и я вновь ходил кособоко, в одной точке раскрывающе�