JК
Мабиногион :: Эпосы, легенды и сказания
Страница: 63 из 307«О Боже! – воскликнул он, – кто же готовит мне голодную смерть? Hе тот ли это, кто уже опустошил мой край?»
И он отправился на третье поле, и, когда пришел туда, там не было ни души, и он увидел, что пшеница и там поспела. «Будь я проклят, – сказал он, – если этой ночью я не увижу, кто здесь хозяйничает». И он взял оружие для охраны поля и рассказал обо всем Кикфе. «Что же ты сделаешь?» – спросила она. «Я пойду этой ночью в поле», – сказал он.
И он отправился в поле, и провел там половину ночи, и тут вдруг услышал сильнейший в мире шум. И он узрел великое множество мышей, которым не было ни меры, ни числа. И не успел он опомниться, как мыши набросились на пшеницу, и каждая из них наклонила по стеблю и отгрызла колос так, что ни одного целого колоса не осталось. И они пустились бежать, унося с собою колосья.
Тогда, исполненный гнева, он ворвался в середину мышиной стаи, но не смог коснуться ни одной мыши, ибо они взмыли в воздух, подобно птицам или мухам, кроме одной, которая была в тягости. И он, увидев это, схватил ее, посадил в свою перчатку и принес в дом.
Он вошел в комнату, где была Кикфа, и зажег огонь, и повесил перчатку на гвоздь. «Что там, господин?» – спросила Кикфа. «Там вор, – сказал он, – которого я застиг на месте преступления». – «Что же это за вор, что ты смог посадить его в перчатку?» – «Слушай же», – и он поведал ей, как его поля были разорены и как мыши опустошили последнее на его глазах: «И одна из них была в тягости, и я смог поймать ее; вот она в перчатке.
И он отправился на третье поле, и, когда пришел туда, там не было ни души, и он увидел, что пшеница и там поспела. «Будь я проклят, – сказал он, – если этой ночью я не увижу, кто здесь хозяйничает». И он взял оружие для охраны поля и рассказал обо всем Кикфе. «Что же ты сделаешь?» – спросила она. «Я пойду этой ночью в поле», – сказал он.
И он отправился в поле, и провел там половину ночи, и тут вдруг услышал сильнейший в мире шум. И он узрел великое множество мышей, которым не было ни меры, ни числа. И не успел он опомниться, как мыши набросились на пшеницу, и каждая из них наклонила по стеблю и отгрызла колос так, что ни одного целого колоса не осталось. И они пустились бежать, унося с собою колосья.
Тогда, исполненный гнева, он ворвался в середину мышиной стаи, но не смог коснуться ни одной мыши, ибо они взмыли в воздух, подобно птицам или мухам, кроме одной, которая была в тягости. И он, увидев это, схватил ее, посадил в свою перчатку и принес в дом.
Он вошел в комнату, где была Кикфа, и зажег огонь, и повесил перчатку на гвоздь. «Что там, господин?» – спросила Кикфа. «Там вор, – сказал он, – которого я застиг на месте преступления». – «Что же это за вор, что ты смог посадить его в перчатку?» – «Слушай же», – и он поведал ей, как его поля были разорены и как мыши опустошили последнее на его глазах: «И одна из них была в тягости, и я смог поймать ее; вот она в перчатке.