Услада душ, или Бахтияр-наме   ::   Дакаики

И вот однажды я встретила его одного и почувствовала себя, словно жаждущий, который находит прозрачную воду, словно возлюбленный, который обретает ночь свидания. От избытка материнской любви я привлекла его в объятия, стала вдыхать амбру его кудрей и целовать нарциссы его глаз. Но случилось так, что об этом прослышал падишах, и он приказал отрубить голову моему сыну!

Дивлюсь я своему терпенью сам – ведь он погиб.

Дивлюсь своим делам, своим речам – ведь он погиб.

Жизнь без него назвать мне надо чудом,

Когда б я мог поверить чудесам, – ведь он погиб.

Увы! Коли глаза лишены возможности видеть его, то обречены плакать, чтобы переполненное скорбью сердце изменилось в слезах, чтобы келью скорби озарил светильник печали.

Тот, кто не может другому поведать печали,

Сердце не сможет в словах и слезах облегчить,

Скорбь как цветы, что в ночной темноте расцветают:

Глазу они недоступны, но аромата не скрыть.

– Коли уж я потеряла любимого сына, – продолжала она, – хоть бы шах теперь не разлюбил меня и не перестал встречаться со мной.

Судьба осыпала несчастьями меня,

Из стрел на сердце выросла броня.

Коль рок меня злосчастьем поразит,

Я выставлю вперед страданий щит.

Шах, услышав эти слова, стал целовать ей лицо и волосы проливать поток слез из глаз.

– О смысл моей жизни, основа моей радости, – воскликнул он.