JК
Бог - император Дюны :: Херберт Фрэнк
Страница: 508 из 593В последнее время я не могу отделить забавное от печального.
– Прости меня, Владыка, – прошептал Монео.
– Что есть то прощение, о котором ты просишь? Всегда ли есть необходимость подвергать себя суду? Разве не может твой мир просто СУЩЕСТВОВАТЬ?
Монео поднял взгляд на это устрашающее лицо внутри рясы чужеродной плоти. «Он одновременно и корабль, и буря. Закат существует в самом себе.» Монео ощутил себя на самой грани ужасающих откровений. Глаза Бога Императора проникали в него, вонзаясь и обжигая.
– Владыка, чего Ты от меня добиваешься?
– Твоей веры в самого себя.
С ощущением, будто у него вот-вот что-то разорвется внутри, Монео произнес:
– Значит, тот факт, что я не посоветовался с тобой до…
– Наконец-то до тебя дошло, Монео. Когда к власти стремятся ничтожные души, они сперва разрушают ту веру в самих себя, которая имеется у других.
Для Монео эти слова прозвучали уничтожающе. Он уловил в них и обвинение и признание вины. Он ощутил, как ускользает из его рук то устрашающее, но бесконечно желанное, что он прочувствовал. Он попытался найти слова, чтобы вернуть это, но ничего не приходило на ум. Может, если он спросит Бога Императора…
– Владыка, если бы Ты только мог поделиться со мной своими мыслями по поводу…
– Мои мысли, произнесенные, исчезают!
Лито грозным взором поглядел на Монео. Как же странно посажены глаза мажордома над ястребиным Атридесовским носом – лицо строгого ритма, а глаза вольного стиха.
– Прости меня, Владыка, – прошептал Монео.
– Что есть то прощение, о котором ты просишь? Всегда ли есть необходимость подвергать себя суду? Разве не может твой мир просто СУЩЕСТВОВАТЬ?
Монео поднял взгляд на это устрашающее лицо внутри рясы чужеродной плоти. «Он одновременно и корабль, и буря. Закат существует в самом себе.» Монео ощутил себя на самой грани ужасающих откровений. Глаза Бога Императора проникали в него, вонзаясь и обжигая.
– Владыка, чего Ты от меня добиваешься?
– Твоей веры в самого себя.
С ощущением, будто у него вот-вот что-то разорвется внутри, Монео произнес:
– Значит, тот факт, что я не посоветовался с тобой до…
– Наконец-то до тебя дошло, Монео. Когда к власти стремятся ничтожные души, они сперва разрушают ту веру в самих себя, которая имеется у других.
Для Монео эти слова прозвучали уничтожающе. Он уловил в них и обвинение и признание вины. Он ощутил, как ускользает из его рук то устрашающее, но бесконечно желанное, что он прочувствовал. Он попытался найти слова, чтобы вернуть это, но ничего не приходило на ум. Может, если он спросит Бога Императора…
– Владыка, если бы Ты только мог поделиться со мной своими мыслями по поводу…
– Мои мысли, произнесенные, исчезают!
Лито грозным взором поглядел на Монео. Как же странно посажены глаза мажордома над ястребиным Атридесовским носом – лицо строгого ритма, а глаза вольного стиха.