Жвачка и спагетти   ::   Эксбрайя Шарль

– Когда я рассказала Орландо, что американец заинтересовался моим кольцом, он пришел в ужасную ярость, обозвал меня по-всякому и заявил, что с него хватит, что я дура, идиотка, в общем говорил такие ужасные вещи, что я даже всего не помню. Он заставил меня вернуть кольцо и поклялся, что между нами все кончено!

Сайрус А. Вильям съязвил:

– Вам ведь не привыкать к разрывам, синьора.

Забыв свою обиду, она с надеждой спросила:

– Вы думаете, он вернется ко мне?

Лекок прикусил язык. Он не был уверен, что она не ломает комедию, но тем не менее не находил в себе смелости сообщить ей о смерти Ланзолини. Тарчинини пришел ему на помощь:

– Когда вы покинули Ланзолини?

– Это он меня покинул... в "Академии". Мы собирались позавтракать вместе... но Орландо не захотел... Он сказал, что идет домой и запрещает мне приходить...

Последовал новый приступ рыданий, который Тарчинини пришлось переждать, чтобы дослушать остальное:

– Я пошла к Лидии и рассказала ей, что произошло, а потом отправилась сюда, и... и я очень несчастна.

Инспектор Люппо, вошедший в этот момент, оказался третьим свидетелем рыданий Мики. За свою жизнь он повидал столько, что перестал чему-либо удивляться, и, решив, что слезы эти являются следствием признания, спросил комиссара:

– Забирать ее шеф?

– Погоди.

Садясь в машину, которую пригнал Люппо, Сайрус А. Вильям констатировал, что Ромео мог быть отличным следователем, если в не его слабость к женщинам. Стоило Мике разыграть перед ним отчаяние, и Тарчинини был обезоружен.

– На вашем месте, Ромео, я бы ее арестовал.

– Не раньше, чем я узнаю, лжет ли она.