JК
Четверо из России :: Клепов Василий Степанович
Страница: 92 из 270Когда в стаде появится паршивая овца, можно ждать всего.
– Кого ты зовешь паршивой овцой? – ухмыльнулся Заремба.
– Известно кого…
Утром мы, как обычно, прибрали солому и ждали звонка на завтрак, но в бараке раздались крики. Юзеф Заремба выскочил во двор:
– Господин Камелькранц, идите скорее сюда!
В его словах было столько неподдельного ужаса, что мы тоже бросились в барак. В углу, близ дверей, лежал с открытыми глазами на топчане Франц. Он позеленел, лицо мучительно искривилось. Франц был мертв.
Камелькранц выгнал всех поляков во двор, закрыл дверь на замок и быстро ускакал за гестаповцами. Батраки толпились во дворе, и по их лицам было видно, что они ничего не понимают. Сигизмунд поймал мой взгляд и недоуменно пожал плечами. У амбара сидел Заремба и брился осколком стекла. Он порезался в нескольких местах и густая кровь покрывала его щеку. Но Юзеф без зеркала, без мыла продолжал драть свою жесткую черную бороду. Наконец удовлетворенно потер рукой по изрезанному лицу и, взглянув на окровавленную ладонь, умылся под умывальником.
– Кого еще побрить? – весело крикнул Заремба. – Дешево пока. Дешевле, чем в Варшаве, в парикмахерской у Жаботинского.
Никто не поддержал его шутку.
В глубине двора сидел глухонемой и держал перед собой газету. К нему подошел Юзеф и, толкнув плечом, громко опросил:
– Что нового, Отто?
Глухонемой повернулся и воззрился на его губы.
– Что нового? – еще громче крикнул Заремба.
– Кого ты зовешь паршивой овцой? – ухмыльнулся Заремба.
– Известно кого…
Утром мы, как обычно, прибрали солому и ждали звонка на завтрак, но в бараке раздались крики. Юзеф Заремба выскочил во двор:
– Господин Камелькранц, идите скорее сюда!
В его словах было столько неподдельного ужаса, что мы тоже бросились в барак. В углу, близ дверей, лежал с открытыми глазами на топчане Франц. Он позеленел, лицо мучительно искривилось. Франц был мертв.
Камелькранц выгнал всех поляков во двор, закрыл дверь на замок и быстро ускакал за гестаповцами. Батраки толпились во дворе, и по их лицам было видно, что они ничего не понимают. Сигизмунд поймал мой взгляд и недоуменно пожал плечами. У амбара сидел Заремба и брился осколком стекла. Он порезался в нескольких местах и густая кровь покрывала его щеку. Но Юзеф без зеркала, без мыла продолжал драть свою жесткую черную бороду. Наконец удовлетворенно потер рукой по изрезанному лицу и, взглянув на окровавленную ладонь, умылся под умывальником.
– Кого еще побрить? – весело крикнул Заремба. – Дешево пока. Дешевле, чем в Варшаве, в парикмахерской у Жаботинского.
Никто не поддержал его шутку.
В глубине двора сидел глухонемой и держал перед собой газету. К нему подошел Юзеф и, толкнув плечом, громко опросил:
– Что нового, Отто?
Глухонемой повернулся и воззрился на его губы.
– Что нового? – еще громче крикнул Заремба.