---------------------------------------------


 Михалков Сергей Владимирович
 Осторожно, листопад !

 Сергей Владимирович Михалков 
 Осторожно, листопад! 
 Пьеса в восьми картинах 
 Издательство продолжает публикацию пьес известного советского поэта и драматурга, Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской премии, Государственных премий СССР и Государственной премии РСФСР им. К.С.Станиславского, заслуженного деятеля искусств РСФСР Сергея Владимировича Михалкова, начатую сборником его пьес для детей (Театр для детей. М., "Искусство", 1977). 
 В данном сборнике вниманию читателей предлагаются такие широко известные пьесы, как "Раки", "Памятник себе...", "Пощечина", "Пена", "Балалайкин и К°", и ряд других, поставленных на сцене многих театров страны и за рубежом. 
 ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 
 ШУБИН СЕРГЕЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ - инженер-конструктор, 45 лет. 
 ШУБИНА ТАТЬЯНА ЛЕОНИДОВНА - его жена, врач, 40 лет. 
 СВЕТА - их дочь, школьница. 
 МАРИНА - инженер, 30 лет. 
 СОМОВ АРСЕНИЙ ТИМОФЕЕВИЧ - инженер-строитель, 50 лет. 
 ЮРИЙ - военный, инженер-капитан, 30 лет. 
 ТАМАРА - актриса, 25 лет. 
 АРКАДИЙ - администратор, 45 лет. 
 БУБА - легкомысленная особа, 25 лет. 
 МАКС - легкомысленный человек неопределенного возраста. 
 ДАМА В СИРЕНЕВОМ - его жена. 
 ТАИСИЯ ПАВЛОВНА - полная дама. 
 ПОДВЫПИВШИЙ ГОСТЬ. 
 СОСЕД. 
 ОФИЦИАНТ. 
 НЯНЯ в больнице. 
 МЕДСЕСТРА. 
 ЖИЛЕЦ дома. 
 ОН \ молодые люди. 
 ОНА / 
 НЕЗНАКОМЕЦ. 
 Премьера спектакля состоялась в сентябре 1961 года в Театре имени Моссовета. 
 КАРТИНА ПЕРВАЯ 
 Часть лестницы и площадка на лестничной клетке 
 многоквартирного дома. Прямо на зрителя двери двух 
 расположенных рядом квартир. На площадке стоит Юрий. 
 Облокотившись о перила, он читает книгу. Смотрит на 
 часы. Слышны шаги быстро поднимающегося по лестнице 
 человека. Юрий отходит в тень. Ждет. По лестнице 
 поднимается Марина. Она останавливается у дверей своей 
 квартиры, роется в сумочке - ищет ключ Юрии тихо 
 подходит к ней со спины, берег ее за плечи. Марина, 
 вздрогнув, испуганно оборачивается. 
 Марина. Юра? 
 Юрий. Я. 
 Марина. Что ты здесь делаешь? 
 Юрий. Жду. 
 Марина. Меня? 
 Юрий. Тебя. 
 Марина. Давно ждешь? 
 Юрий. Часа... два... 
 Марина. Почему не позвонил? 
 Юрий. Чтобы услышать: "Мариши нет дома"?! Вот и не позвонил. Решил дождаться. Лично. 
 Марина. Что же ты мне скажешь? 
 Юрий. Ты знаешь. 
 Марина. Прости, уже поздно, мама легла спать, я не могу пригласить тебя зайти в квартиру. Что же ты еще хочешь сказать мне, Юра? Разве в прошлый раз мы не обо всем договорились? 
 Юрий (после паузы). Ты считаешь меня навязчивым? (Усмехнувшись.) И глупым? 
 Марина. Нет, глупым я тебя не считаю. 
 Юрий. Марина! Но ведь дальше так продолжаться не может? 
 Марина. Что именно? 
 Юрий. Ну вот все это. 
 Марина. Не понимаю. 
 Юрий. Эти разговоры об одном и том же. 
 Марина. Но ведь не я их начинаю. 
 Юрий. Почему ты не ответила на мое последнее письмо? Я ждал ответа... 
 Марина. Я хотела, чтобы оно было последним. 
 Юрий. Ты мне нужна... Ты... 
 Марина (перебивая). Юрий, честное слово, мне даже обидно за тебя становится. 
 Слышны возбужденные голоса, смех. По лестнице вниз 
 спускаются он и она. Они проходят мимо Марины и Юрия. 
 Юрий. Я надеюсь. 
 Марина. Между нами ничего не может быть, кроме дружбы. 
 Юрий. Как же быть? Пойми меня, Марина! Представь себе человека, который не может жить без другого. Это - я... И я не могу жить без тебя... Не могу!.. 
 Марина (помолчав, откровенно). Юра! Милый! А что же мне делать, если я не люблю тебя? Я люблю другого. 
 Юрий. Сергея Евгеньевича? 
 Марина. Да! Я выхожу за него замуж... Ты сам вынуждаешь меня на эту откровенность. 
 Звучит музыка: это в одной из квартир веселятся гости. 
 Из дверей смежной квартиры выходит жилец с ведром 
 мусора. Подозрительно взглянув на Юрия, он спускается с 
 лестницы. 
 Юрий (с трудом). Это правда? 
 Марина. Правда. Спокойной ночи, Юра! 
 Юрий (после паузы). Марина! А любит ли он тебя так, как я? 
 Марина. Юрий! Есть у тебя самолюбие? 
 Юрий. Хорошо... Ясно... Я тебе больше не буду писать! Прощай, Марина! (Быстро и решительно спускается по лестнице.) 
 Марина грустно смотрит ему вслед. 
 Занавес 
 КАРТИНА ВТОРАЯ 
 Одна из небольших комнат в общей квартире. Прямо на 
 зрителя дверь в переднюю, налево - в смежную комнату. У 
 стены тахта и мягкое кресло. На маленьком журнальном 
 столике телефон, рядом телевизор. Над тахтой полка с 
 книгами. На стене много любительских фотографий. 
 Посредине комнаты круглый стол. На нем в вазе букет 
 ландышей. Ближе к окну другой стол, поменьше: на нем 
 книги, папка с бумагами, рулоны чертежей и пишущая 
 машинка. В комнате светло - горят две лампы: настольная 
 и торшер возле тахты. За окном угадывается теплый 
 майский вечер. Где-то гудит маневровый паровоз. В 
 комнате Марина. Она то присаживается на тахту и берется 
 за книгу - перелистывает ее, пробует читать, 
 откладывает, - то встает, смотрит на часы, подходит к 
 окну. По всему видно, что она уже давно в ожидании, 
 взволнована, не находит себе места. Наконец она садится 
 за пишущую машинку и начинает двумя пальцами печатать, 
 заглядывая в рукопись. 
 Телефонный звонок. 
 Марина (снимает трубку). Я слушаю... Сергея Евгеньевича нет дома... Нет, нет! Еще ничего не известно... Нет, не звонил... Хорошо, я передам... (Кладет трубку, садится за машинку. Печатает.) 
 Снова звонит телефон. 
 (Бросается к телефону.) Я вас слушаю... Что? Нет, это не Ольга Григорьевна... Нет, нет, они сейчас здесь не живут, они уехали за границу... Не могу сказать... Кажется, на два года... Куда?.. Я, право, точно не знаю, кажется, в Африку... Кто о вами говорит? (Помедлив.) Ну, это, по-моему, не столь важно... До свидания! (Кладет трубку. Смотрит на часы. Включает радио.) 
 Звучит музыка. После продолжительной паузы в комнату 
 входит Шубин. Марина замирает на месте, глядя ему в 
 лицо. 
 Шубин. Ждешь? 
 Марина. Ничего, ничего не говори! Хочу угадать по глазам. 
 Шубин (снимает очки, смотрит в упор на Марину). Ну? 
 Марина. Вижу! Вижу! Победа? 
 Шубин (надевая очки). Да еще какая! 
 Марина (сажает Шубина рядом с собой на тахту). Теперь рассказывай! Рассказывай! Я тут просто вся извелась в ожидании. Сижу как на иголках. Жду, жду, а тебя все нет и нет. Неужели не мог сразу позвонить?! Значит, победа? Это же грандиозно! Ты победил! 
 Шубин. Ты победила! 
 Марина. Мы победили! 
 Шубин. Без тебя я никогда не довел бы дела до конца. Сколько раз... Помнишь, прошлой осенью... Я все хотел бросить к чертовой матери. 
 Марина. И бросил. А я подобрала и спрятала. Да у тебя просто такой характер. А потом так бывает, наверное, со всеми, кто творит. 
 Шубин. Вдохновение ты мое и добрый гений по совместительству! Все эти аварии, все эти козни, которые чинились мне на каждом шагу... Все, что мне пришлось пережить и перенести за последний год, я никогда бы не пережил и не перенес так стойко, если бы ты не была со мной рядом. Каждый день, каждый час, каждую минуту. Даже тогда, когда я тебя не видел возле себя. Разве это не так? Скажи! Только честно! 
 Марина. Не преувеличивай мою роль, Сергей! Я просто в меру моих сил и скромных способностей помогала своему ведущему инженеру. Во-первых, это был мой долг, а во-вторых... 
 Шубин. Ну? 
 Марина. А во-вторых, я тебя люблю... 
 Шубин. Вот! Вот это самое главное! И твоя любовь, если хочешь знать, помогла мне гораздо больше твоих знаний. 
 Марина. Ты не слишком высокого мнения о моих знаниях? Это печально. Это меня огорчает. И даже очень. 
 Шубин. Прости. Я пошутил. Я хотел сказать, что любовь все же сильнее всего на свете, я хотел... 
 Марина. Не оправдывайся. Я тоже пошутила, дорогой. Конечно, если бы ты был мне безразличен как человек, если бы я тебя не любила - все было бы не так, а совсем по-другому, и я бы не так ждала тебя сегодня. Ну так как же? Каков итог терзаний и дерзаний? Проект принят? 
 Шубин. И утвержден с небольшими поправками. Есть предложение войти в правительство с ходатайством о включении строительства солнечной станции в план будущего года. Академик Куракин дал блестящее заключение о проекте. Маркушев тоже. 
 Марина. А Сергеенко? 
 Шубин. Присоединился! (Весело.) Итак: противники отступили, наша взяла, я счастлив, мы любим друг друга. Все это, вместе взятое, необходимо отметить небольшим кутежом! Где же мы проведем сегодняшний вечер? Надо же отпраздновать! И потом, честно говоря, я как волк проголодался. 
 Марина (весело). Честно говоря, я тоже... Знаешь что? Давай никуда на люди не пойдем, а я просто спущусь в "Гастроном" и куплю чего-нибудь. Поставим чайник. Поужинаем здесь, вдвоем! Выпьем по бокалу шампанского. Хочешь? 
 Шубин. Предложение принято! Но незачем тебе в магазин идти одной! Только вместе! Я не могу с тобой расстаться ни на секунду! 
 Марина (решительно). Садись в кресло. Отдыхай. Включи телевизор. А я мигом сбегаю в магазин. (Подходит сзади к Шубину. Не сразу.) Сережа! 
 Шубин. Да? 
 Марина. Ты ни о чем не жалеешь? 
 Шубин. Мариша, зачем опять об этом? 
 Марина. Хорошо. Не буду... (Идет к двери.) Не скучай без меня! (Выходит, возвращается.) Нет! Скучай! (Уходит.) 
 Шубин с книгой в руках ложится на тахту. Затем, что-то 
 вспомнив, набирает номер телефона. Ждет. В передней 
 звонят. Хлопает входная дверь. Шубин прислушивается к 
 голосам в передней. Стук в дверь. Шубин опускает трубку 
 на рычаг. В комнату входит Сомов. В руках у него 
 чемодан. 
 Сомов (шумно и весело). Шубины здесь живут?! Здорово, друг! Здорово! 
 Шубин (с удивлением). Арсений? Ты? (Обнимает друга.) Как с неба свалился! 
 Сомов. Слава богу, не свалился! Приземлился! (Раздевается, вешает плащ и фуражку на гвоздь возле двери.) Сколько лет не виделись? А ну-ка, подсчитай! 
 Шубин. Да, пожалуй, лет семь! 
 Сомов (прикинув в уме). Точно! (Оживленно.) Стало быть, прямо из аэропорта звоню тебе на квартиру по тому телефону, что у меня записан. Кто-то довольно сухо отвечает: "Он здесь больше не живет!" - "А где живет?" - спрашиваю. Положили трубку - не пожелали разговаривать. Хорошенькое дело! Как же, думаю, мне тебя найти? Набираю номер твоего института. Налетаю на ответ: "Адресов сотрудников по телефону не сообщаем, справок не даем". Что ты будешь делать! Так, мол, и так, объясняю: говорит такой-то, назвал себя. Прилетел, говорю, из дальних краев, с самого батюшки-Енисея. С Шубиным старые друзья-приятели. Не помню, что уж я там еще наговорил, да, видно, разжалобил секретаршу - доверительно сообщила твой новый адрес и новый номер телефона. Курить у тебя можно? (Достает трубку и кисет с табаком.) Ну, я уж звонить тебе не стал, схватил такси и из Внукова - прямо сюда. Еду - успеваю только голову поворачивать. Я ведь вашего Юго-Западного района еще не видал. Только в кино и на картинках! Как в сказке застраиваетесь! Чудеса, право слово!.. (Делает большую затяжку из трубки.) И вы на новую квартиру перебрались? Чем же здесь лучше? 
 Шубин (не отвечая на вопрос). А ты все такой же! 
 Сомов. Что нам делается? Мы периферийным воздухом дышим, а он сам знаешь какой! То с реки потянет, то из тайги! А тайга-то сейчас какая!.. Кипит! Красота! Приехал бы к нам погостить на лето... Захватил бы с собой... 
 Шубин (перебивая). Говорят, вам еще одно строительство утвердили? 
 Сомов. Есть решение к нашему, уже существующему заводу пристроить несколько новых цехов. Почти новый завод! Проект утвержден. 
 Шубин. Ну что ж... Хорошо... У вас в тайге места хватит. 
 Сомов. Без дела сидеть не будем: Москва вперед глядит - работенку нам подкидывает! Слушай, я к тебе не поздно нагрянул? Ты скажи, если что... Мы ведь люди свои... Ты что, один дома сидишь? 
 Шубин (сдержанно). Да, один... А ты надолго к нам, в столицу? 
 Сомов. С месяц, наверное, задержусь. Отпуск у меня. Надо подзарядиться: по музеям, по театрам походить... (Улыбаясь.) Да и дело у меня одно есть. Необычайное дело. 
 Шубин. Что за дело такое? 
 Сомов (застенчиво). Ну, это пока между нами. Хорошо? 
 Шубин. Секрет? 
 Сомов (вздохнув). Роман... у меня... 
 Шубин (не понимая). Роман?.. Влюбился? 
 Сомов (смеется). Да нет! Какое там влюбился! 
 Шубин. А что же тогда? 
 Сомов. Роман я написал. 
 Шубин (удивленно). Роман? Написал? 
 Сомов. Ну да! Сочинил, одним словом... Книгу! Художественную прозу! Понимаешь, какая история! 
 Шубин. Ты написал книгу? Сам? 
 Сомов. Сам. А что? 
 Шубин. И что же, ее напечатали? 
 Сомов. Напечатали. 
 Шубин. Да ну? 
 Сомов. Пока на машинке напечатали. В трех экземплярах. Я рукопись с собой привез. Думаю вот сдать ее в какую-нибудь редакцию. Пусть почитают. Кое-кому из друзей показывал... (Достает из чемодана толстую переплетенную рукопись. Протягивает ее Шубину.) 
 Шубин (берет рукопись, взвешивает на руках, перелистывает). Что говорят друзья? 
 Сомов. Одобряют... будто... 
 Шубин. Смотри, еще писателем станешь! А о чем роман? В чем идея? 
 Сомов. В двух словах не расскажешь... называется роман "А было ли это?". 
 Шубин. Любопытно. 
 Сомов. Три года писал. Полтыщи страниц накатал! Ночей недосыпал... Иной раз до утренней зорьки. (Серьезно.) Хорошо ли, плохо ли мое сочинение - я толком еще не знаю. Но я его написал! (Помолчав.) А где твоя жена? На дежурстве? В больнице? 
 Шубин (сразу). Мы разошлись... 
 Сомов (ошеломленно). Разошлись? 
 Шубин. Да. Так случилось. Третий месяц здесь живу. 
 Сомов. Развелись? 
 Шубин. Нет еще. С разводом сейчас... сам знаешь... Сложно... Бывает, Сомов... Всякое в жизни бывает... Были на то причины. 
 Сомов. Такие серьезные? 
 Шубин. Думаю, да... Ну что я тебе скажу? Я очень хорошо понимаю, и вижу, и знаю: Таня - замечательный человек. Но... так случилось... Разъехались!.. Мы оба пришли к выводу, что так будет лучше... С детьми я вижусь. Семья обеспечена. 
 Сомов. У тебя есть другая семья? 
 Шубин. Нет, семьи пока нет. Есть человек, которого я люблю. (Помолчав.) Я очень долго боролся со своим чувством. (Волнуясь.) Но оно оказалось сильнее меня... Не могу. Люблю... Люблю и не раскаиваюсь в этом. Люблю и счастлив! Женщина, которую я встретил, ты не подумай: она... одним словом, она глубоко порядочный человек. И мне с ней легко. 
 Сомов. Что... легко? 
 Шубин. Все. Работать! Творить! Думать. Мечтать! Наконец, дышать! Жить! Все легко! Вот какие мои дела. 
 Сомов. Намного моложе тебя? 
 Шубин. Ей уже тридцать лет... 
 Большая пауза, во время которой Сомов курит трубку Шубин 
 ходит по комнате. 
 Входит Марина. В руках у нее покупки. 
 Марина (видит Сомова). Здравствуйте! 
 Шубин (несколько растерянно). Познакомьтесь, пожалуйста! Мой старый товарищ - Арсений Тимофеевич. 
 Марина (застенчиво улыбаясь). Марина. 
 Сомов. Сомов. 
 Шубин. Семь лет мы с ним не виделись. 
 Марина (доброжелательно). Ну? 
 Шубин (кладет руку на плечо товарища). Когда-то работали вместе... А теперь он на Енисее живет. Заводы строит. Тайгу осваивает. Солдат семилетки! 
 Марина. Интересно... Если бы я знала, что нам придется встречать такого гостя, я бы купила чего-нибудь покрепче. (Показывает на бутылку шампанского.) 
 Сомов. Благодарю вас. Это совершено не обязательно. Вы, наверное, думаете, что если человек из тайги, так он обязательно водку пьет? Или спирт? 
 Марина. Нет, нет! Я так не подумала... Вы извините меня, я займусь по хозяйству. Будем ужинать! (Выходит.) 
 Сомов (как бы про себя). Да-а-а... Сегодня на рассвете проснулся, спросонья на часы взглянул и на циферблате минутную стрелку с часовой спутал. Минутную с часовой. Бывает ведь и в жизни такое. А? 
 Шубин. Мораль читать мне собираешься? 
 Сомов. Не думаю даже... Так, вспомнилось... 
 Шубин (усмехнувшись). А то, видишь ли, я уже слушать приготовился. Многие, знаешь, читают. На аплодисменты ведь в подобных случаях рассчитывать не приходится. 
 Звонок в передней. Хлопает дверь. Слышны голоса. Стук в 
 дверь. 
 Входите! 
 Входит Света Шубина. 
 (Удивленно.) Светлана? 
 Света (волнуясь). Здравствуй, папочка! (В сторону Сомова.) Здравствуйте! 
 Сомов. Здравствуй, стрекоза! 
 Света. Здравствуйте! 
 Сомов. Ты меня не узнала? 
 Света (робко). Нет. 
 Сомов. Ай-ай-ай! Нехорошо! А ну, вспомни! Кто тебя в море плавать учил? Не помнишь? Забыла? Ну так я тебе напомню. Зовут меня дядя Арсений. А было это в городе Мариуполе. И жили мы тогда рядом, на одной улице, у самого синего моря. В каком ты классе? 
 Света (осмелев). В шестом. 
 Сомов. А брат в каком? 
 Света. В седьмом. 
 Сомов (неожиданно). А я тебе подарок привез! Любишь подарки получать? 
 Света. Люблю. 
 Сомов достает из чемодана подарок. Передает его девочке. 
 (Смущенно улыбается. Вопросительно смотрит на отца.) Большое спасибо. 
 Сомов. А вот это передай Грише. (Передает другой подарок. Запирает чемодан.) 
 Света. Большое спасибо. 
 Входит Марина. По всему видно, что она взволнована 
 приходом девочки. 
 Шубин. Моя наследница. Вы не знакомы? 
 Марина (протягивает руку девочке). Здравствуй, Света! 
 Света. Здравствуйте! 
 Шубин. Светик! Что же ты так поздно? Десять часов. Тебе пора спать, а ты ходишь одна по улицам. 
 Света. Папа! Ты со службы приходить сюда поздно, днем я учусь... А мне надо с тобой посоветоваться! 
 Марина (Сомову). Пройдемте в соседнюю комнату! 
 Марина и Сомов выходят в смежную комнату. 
 Шубин. Что-нибудь случилось? 
 Света. Да, папа. 
 Шубин. С мамой? 
 Света. Нет. С Гришей! 
 Шубин (волнуясь). Что? Что с ним? 
 Света. Не знаю... Он очень изменился. (Помолчав.) В прошлое воскресенье ты обещал к нам зайти... и не зашел. 
 Шубин (неловко оправдываясь). Я был очень занят. Я не мог. Сейчас у меня так много работы. Очень много. Совсем закружился. 
 Света. Гриша ждал, ждал, а потом сказал: "Я больше никому в жизни не верю!" Ушел и вернулся домой в два часа ночи. 
 Шубин. Где же он был? 
 Света. Не знаю. Он все время молчит... Мама была на дежурство, а я никак не могла заснуть... А потом он пришел. В два часа ночи. Скоро экзамены... А у него с отметками неважно: две тройки и опять двойка! Папа! Он не хочет учиться! 
 Шубин (сокрушенно). Ну что мне с ним делать, дочка? Что делать? 
 Света (помолчав). Папа! А нам что делать? 
 Шубин (решительно). Ну вот что! Завтра... Нет, послезавтра. Нет, в воскресенье я к вам зайду. В восемь часов вечера. И пусть Гриша будет дома. Пусть меня ждет. Мы поговорим. 
 Света. Хорошо, папа! 
 Шубин. Я с ним серьезно поговорю. 
 Света. Только ты приди. Придешь? Обязательно? 
 Шубин. В воскресенье. Обязательно. Ну иди, иди, родная, домой! Поздно уже! Мама будет беспокоиться. 
 Света. Мамы нет дома. Ее вызвали в больницу. Там кто-то умер после операции. (Поспешно.) Только его не мама оперировала, а сам профессор... 
 Шубин. Ну хорошо. В воскресенье обо всем поговорим. Тебя проводить? 
 Света. Не надо. У тебя ведь гости... (Медлит.) 
 Шубин. Ты мне хочешь еще что-нибудь сказать? 
 Света (неожиданно). Папа, тебе здесь жить лучше, чем дома? 
 Шубин (замявшись). Ты же знаешь, Света, что переехал я сюда потому, что здесь мне спокойнее работать. Квартира у нас маленькая, и дома мне мешают... 
 Света (тихо). Мы мешаем? 
 Шубин. Ну, и вы тоже, конечно... (Пытаясь улыбнуться.) Зато теперь вы можете шуметь сколько хотите! Да. Можешь меня поздравить! 
 Света. С чем? 
 Шубин. Сегодня утвержден мой проект, над которым я пять лет работал! 
 Света (радуется). Поздравляю, папочка! (Целует отца.) Как я рада. (Помолчав.) А ты теперь всегда здесь жить будешь? Всегда? 
 Шубин (смутившись). Не знаю, не знаю, Светик! Иди, милая. Поздно уже. Поздно. 
 Света. Спокойной ночи, папа! (Целует отца.) 
 Шубин выходит с дочерью в переднюю. Хлопает дверь. Шубин 
 возвращается. Стоит, глубоко задумавшись. Появляется 
 Марина. За ней Сомов. 
 Марина. Твой товарищ собирается уходить. 
 Сомов. Да, надо двигаться. (Смотрит на часы.) Надо двигаться... 
 Шубин (думая о другом). А то посидел бы?.. Поужинали бы вместе. 
 Сомов. В следующий раз. Мы еще увидимся? Потом я на ночь не ем. Живу по заповеди: "Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу!" 
 Марина. Быстро вы нас покидаете. Очень жаль. 
 Сомов. Простите. Мне еще предстоит разговор с Красноярском. Я заказал его прямо в номер гостиницы. Так что мне пора. 
 Марина (протягивает руку). Ну что ж. Всего хорошего, Арсений Тимофеевич! До свидания! 
 Шубин (пожимая руку другу). Звони. Заходи. Не забывай. 
 Сомов. Позвоню. Будь счастлив! 
 Сомов и Шубин выходят. Хлопает дверь в передней. Шубин 
 возвращается. 
 Марина (после паузы). Он знал твою жену? 
 Шубин. Почему ты об этом спрашиваешь? 
 Марина. Мы будем ужинать? 
 Шубин. Да, да!.. 
 Марина. Я ему не понравилась. 
 Шубин. Откуда ты это взяла? 
 Марина. Определенно не понравилась. И он осуждает тебя. 
 Шубин. Ну вот еще! Он был с тобой любезен! Даже шутил... 
 Марина. Расспрашивал обо мне? 
 Шубин. Я все ему рассказал. 
 Марина. А что он на это? 
 Шубин. Принял к сведению. 
 Марина. Не шути, Сережа. Мне очень интересно знать, что он сказал тебе, когда узнал, что ты оставил семью. Мне кажется, такой, как он, не мог промолчать! 
 Шубин. Он удивился. Да мы, собственно говоря, не очень распространялись на эту тему: ты вернулась из магазина. 
 Марина. Он решил, что я разрушила твою семью ради своего благополучия. Он, конечно, не мог подумать иначе... 
 Шубин. Нет. Он так не подумал. Я объяснил ему, что все это не так просто, что все гораздо сложнее. Что мы с Таней разные люди, а в тебе я нашел то, о чем мог только мечтать всю жизнь. 
 Марина. Ты именно так сказал ему? Этими словами? 
 Шубин. Да. 
 Марина (в раздумье). Да... 
 Шубин. Я понимаю, что тебя волнует, тревожит. Да не думай ты об этом. Все встанет на свои места. Я обещаю тебе. 
 Марина (после большой паузы). Ты знаешь, я очень часто думаю о том, что произошло. Ночью проснусь и думаю... (Серьезно.) Иногда мне начинается казаться, что я совершила подлость... Что одна я во всем виновата. 
 Шубин. Ты же знаешь, что это не так... 
 Марина (продолжая). ...и становится так тяжело, так не по себе, что я просто не знаю, как быть и что делать... 
 Шубин. Ты здесь меньше всего виновата. 
 Марина. Но ведь если бы не я, ты бы продолжал жить в своей семье! Не правда ли? 
 Шубин. Марина! Зачем опять говорить об этом? Что случилось, то уже случилось! Назад пути нет! 
 Стук в дверь. 
 (Нервно оборачивается.) Войдите! 
 Сосед (приоткрывает дверь). Простите за беспокойство. Вторгаюсь. Добрый вечер! Вы разрешите мне воспользоваться вашим телефоном? (Входит в комнату.) Я, как всегда, не вовремя. Мне по срочному делу... 
 Шубин (сухо). Пожалуйста. Звоните! 
 Сосед (садится не спеша на край тахты, надевает очки и, достав из кармана записную книжку, долго ищет в ней номер телефона. Затем набирает номер. Долго ждет. (Сокрушенно). Занято... (Набирает еще раз. Ждет. Качает головой.) Любят люди поговорить... (Набирает помер. Ждет. Безнадежно машет рукой.) Знаете... Я, если позволите, еще через десять минут зайду! (Встает, кладет записную книжку в карман и, поклонившись, идет к двери. Затем возвращается.) Очки забыл... (Берет очки, уходит, притворив за собой дверь.)
 Марина. Будет ли у нас когда-нибудь свой дом? Будет семья? Скажи. 
 Шубин. Будет. Обязательно будет. Поверь мне. 
 Марина. Правда? 
 Шубин. Правда! (Целует ее.) Только поверь. 
 Марина. Вот сейчас я чувствую себя самым счастливым человеком на свете... (Неожиданно вспомнив и помрачнев.) Разговор с Красноярском... Заказал разговор в номер гостиницы... Сомов же приехал сюда прямо с аэродрома? Как странно... 
 Занавес 
 КАРТИНА ТРЕТЬЯ 
 Кабинет врача в клинической больнице. Чисто. Светло. 
 Шубина и Сомов продолжают разговор. Шубина, в белом 
 халате и белой врачебной шапочке, сидит за столом. Сомов 
 сидит на краю медицинской кушетки. Белый халат он 
 накинул на плечи. 
 Татьяна Леонидовна (после паузы). Мне всегда его не хватало, я всегда его ждала, я всегда чувствовала себя одинокой... Ему мешала моя любовь... Он хотел жить так: нужна я ему - он со мной, не нужна - он ушел или уехал. Когда я ему говорила, что это несправедливо, он отвечал: "Мир так устроен. Мужчина должен быть свободным". Он шутил, но он действительно так жил... Я пыталась бороться с этим, пыталась стать необходимой ему... Я нашла свой путь... С головой ушла в работу, в науку. Но как мне надо было себя переделать! Ведь дом оставался домом. Я старалась быть сдержанной, но часто за моей сдержанностью, за внешним спокойствием бушевали такие горькие, такие тяжелые мысли. И такие несбывшиеся мечты и желания, что приходилось уходить из дому, и часами бродить по бульварам, и обуздывать себя, и возвращаться домой укрощенной. Все на время опять становилось на свои места: он был спокоен, казался счастливым, обнимал меня и летел куда-то дальше. 
 Сомов. Вы со мной очень откровенны. 
 Татьяна Леонидовна. Да. Очень. А почему бы нет? Разве мы первый год знакомы? 
 Сомов. А любил ли он вас, дорогая Татьяна Леонидовна? 
 Татьяна Леонидовна (не сразу). Любил. Но он стремился к тому, чтобы его не связывали любовью. Путы супружества ему мешали. Да это не самое главное. Я приноравливалась. А он не пытался жить моей жизнью, и не старался, и не пробовал интересоваться чем-то моим, перешагнуть какой-то барьер... Да! Шубин, такой, какой он есть, - очень цельная натура! Добрый, милый, обаятельный, увлекающийся, талантливый. Шубин привык жить легко. Но эта привычка мешает ему видеть, что делается вокруг. Даже в соседней комнате. Я не хочу говорить сейчас, что он-де плохой, а я-де хорошая. У меня, вероятно, тоже немало своих недостатков. 
 Стук в дверь. В комнату заглядывает медсестра. 
 Медсестра. Татьяна Леонидовна! Разрешите? Здесь пришли... 
 Татьяна Леонидовна. Что такое? 
 Медсестра. Пришли к военному, которого вы прошлой ночью оперировали. Пропустить? Очень настаивают. 
 Татьяна Леонидовна. А как он себя чувствует? 
 Медсестра. Состояние удовлетворительное. Температура тридцать семь и пять. 
 Татьяна Леонидовна. Кто пришел? 
 Медсестра (пожав плечами). Молодая женщина. 
 Татьяна Леонидовна (подумав). Пусть пройдет. Только ненадолго. Предупредите: пятнадцать минут! И проследите сами, чтобы не дольше. Что еще? 
 Медсестра. Больному Файзулаеву сегодня снимают швы. Можно без вас? 
 Татьяна Леонидовна. Нет, нет. Я сама. (Смотрит на часы.) Готовьте! 
 Медсестра уходит. 
 (Помолчав.) Часто думалось мне: вот он приходит и говорит: "Мне твоя любовь не нужна. Я люблю другую женщину!" Как бы я поступила? И я решила: в два счета скручу всю свою любовь и выброшу из сердца! Однажды он пришел откуда-то и сказал мне: "Я люблю другую женщину". Он не сказал мне: "Твоя любовь мне не нужна", но он, прямо и честно глядя мне в глаза, сказал: "Я люблю другую женщину". Полгода мы мучились, а потом все-таки разошлись. Это было нелегко. Особенно тяжко было детям. Они любят его. 
 Сомов. А вы? 
 Татьяна Леонидовна. Нет. Теперь уже нет. Я сейчас перед вами, дорогой друг, не покинутая, не оставленная женщина, а живая и уверенная, с буйством душевным, с желанием нового, со страстным желанием жить! Иные мне говорят: "Молодость-то прошла!" Ну и что? А вот приближения старости я не чувствую! Многие мои подруги состарились и в тридцать лет, а я не готова. Не могу! Не хочу! 
 В кабинет входит больничная няня. В руках у нее поднос, 
 на нем стакан чаю и блюдце с бутербродами. Она ставит 
 все на стол. 
 Няня. Кушай, Татьяна Леонидовна! Я нынче бутербродики с твоей, с докторской колбаской взяла. А бубликов не было. Кушай! Время! (Приглядывается к Сомову.) 
 Татьяна Леонидовна. Благодарю, нянечка! (Сомову.) Хотите чаю? 
 Сомов. Нет, спасибо! Я совсем недавно завтракал. 
 Няня выходит. 
 Вам можно позавидовать. Простите, я не то хотел сказать... 
 Татьяна Леонидовна. Нет, нет! Вы именно так хотели сказать. И вы не ошиблись. Пожалуй, мне действительно можно позавидовать! Я люблю жизнь, и я научилась ценить ее. Может быть, моя профессия помогла мне в этом. Очень часто после трудной операции, особенно сердца, я думаю о законах бытия и вот совсем, ну ни капельки не боюсь смерти, по-новому начинаю относиться к жизни. Я наслаждаюсь ею! Духовно! Физически! Всем существом! Этой весной я была на Кавказе. И там я впитывала каждую минуту жизни. Бродила под южным солнцем, и каждый камешек мне был дорог, и я была счастлива тем, что есть дивный лапах кипарисового дерева, и запах только что выпеченного хлеба, и ночью в небе Большая Медведица, и в праздник над сельской парикмахерской, откуда тянет дешевым одеколоном, - красный флаг. Как хорошо! Хочется все запомнить, на все наглядеться, ничего не пропустить! И никого я не жду, а скучаю только по детям. Их мне не хватает. Не дождусь того часа, когда снова их увижу... И все это называется совсем просто: жить!.. 
 Сомов. Да вы, Татьяна Леонидовна, поэт! 
 Татьяна Леонидовна (весело). Стихов не пишу, но люблю и стихи! 
 Сомов. А прозу? 
 Татьяна Леонидовна. Люблю и прозу. Хорошую, конечно. 
 Сомов (замявшись). Трудно, очень трудно писать хорошую прозу... 
 Стук в дверь. В кабинет заглядывает медсестра. 
 Медсестра. Татьяна Леонидовна! Файзулаев в перевязочной. 
 Татьяна Леонидовна. Хорошо. Сейчас. 
 Сомов (поднимается). Я тоже, пожалуй, пойду. Мне пора, Татьяна Леонидовна. 
 Татьяна Леонидовна. Не буду вас задерживать, Арсений Тимофеевич. Спасибо, что зашли. Будет время - звоните, заходите ко мне домой. Очень буду рада... Вот так и живем! (Делает неопределенный жест руками.) Здесь - моя стихия! 
 Сомов, пропустив вперед Шубину, выходит за ней из 
 кабинета. Сцена некоторое время пуста, затем входит 
 Марина в сопровождении няни. 
 Няня. Вы посидите здесь, обождите. Доктор сейчас на перевязке занята. Как освободится, так сюда зайдет. Вы обождите! 
 Марина. Спасибо, нянечка. Это вы мне сегодня звонили? 
 Няня. А то кто же? Нынче утром, как заступила, зашла в палату больных навестить, гляжу - новенький возле окна лежит! Что такое, спрашиваю? С чем пожаловали? Какой такой диагноз? А он говорит: "Меня, нянечка, уже того, вскрыли, можно сказать!" И сразу ко мне с одолжением: дает номер телефона. "Обязательно, нянечка, дозвонитесь по этому номеру, обрисуйте мое больное положение и попросите, чтобы зашли, попроведали". Вот вы и повидались... Теперь дело на поправку пойдет!.. 
 Марина. Большое вам спасибо, нянечка, за вашу заботу. 
 Няня. А вы кем же ему доводитесь? 
 Марина. Так... знакомая... 
 Няня (разочарованно). Знакомая? Ну что ж... Это ничего... А человек, видать, хороший... Милый такой человек... Гуманный... 
 Марина. Да. Он очень хороший человек. 
 Няня. Вежливый такой военный. Большая от него симпатия... За него теперь не беспокойтесь. Врачи у нас хорошие, на всех фронтах побывали. А уж лечащий врач ему выпал - золото! Одно слово: лечащий! Ко всякому больному у нее свой подход есть, да такой ласковый, серьезный и строгий... Уж как больной свою операцию с трепетом предвкушает, а час пробьет - на операционный стол с полной охотой ложится. Потому - верит! Очень уж она оперативная! Руки золотые! В тяжелом случае сама всю ночь возле больного продежурит, глаз не сомкнет, а уж человеку все сделает! Иной раз скажешь ей: "Уж мы-то здесь на что, сестры да няньки?" - "Не могу, говорит, нянечка! Никак не могу!" Вот ведь как скажет. А у самой-то счастья нет... 
 За сценой слышен голос Шубиной: "Афанасьеву можно 
 выписывать!" Затем Шубина входит в кабинет в 
 сопровождении медсестры, в руках которой несколько 
 рентгеновских снимков. 
 Татьяна Леонидовна (на ходу, медсестре). Серафима Ивановна, принесите мне, пожалуйста, анализы Самойленко из третьей палаты. И готовьте малыша к операции. Завтра будем его оперировать. 
 Медсестра. Хорошо. (Кладет снимки на стол. Выходит.) 
 Татьяна Леонидовна (Марине). Здравствуйте! Вы ко мне? 
 Марина. Здравствуйте, доктор! Да, к вам. На одну минуту. 
 Татьяна Леонидовна (внимательно). Слушаю вас. 
 Марина. Я только что навещала больного, которого вы этой ночью оперировали... Аппендицит... 
 Татьяна Леонидовна. Да. Ну так что? Слушаю вас. 
 Марина. Это не опасно? 
 Татьяна Леонидовна. В каком смысле? 
 Марина (смутившись). Я хочу сказать... все прошло благополучно? Он очень страдает? 
 Татьяна Леонидовна. Естественно. После операции не прошло еще суток. Простите, вы его жена? 
 Марина. Нет. Знакомая. 
 Татьяна Леонидовна. Понимаю. Ну так вот... Пока у вас нет никаких причин волноваться. Мы вообще воздерживаемся от посещения родственниками больных сразу после операции. Тем более знакомыми. Не знаю почему, но для вас я сделала исключение. Может быть, потому, что решила, что вы его жена... Впрочем, это не имеет значения... 
 Марина. Большое вам спасибо, доктор! 
 Татьяна Леонидовна (неожиданно). Вы не замужем? 
 Марина (не сразу). Замужем. 
 Татьяна Леонидовна. Простите меня за этот вопрос. 
 Марина. Пожалуйста. 
 Татьяна Леонидовна. Простите, как вас зовут? 
 Марина. Марина Николаевна. А что? 
 Татьяна Леонидовна (задумавшись). Нет, нет... Я просто так... показалось, что я вас где-то видела... 
 Марина. Может быть. 
 Татьяна Леонидовна. Мне знакомо ваше лицо... Хотя, вероятнее всего, вы просто мне кого-то напоминаете... Так бывает. 
 Марина (улыбнувшись). Бывает. 
 Татьяна Леонидовна. Безусловно, бывает. (Берет со стола рентгеновские снимки и начинает их рассматривать). 
 Марина. Доктор! 
 Татьяна Леонидовна. Да. 
 Марина (подходит к ней и протягивает руку). До свидания! Большое вам спасибо, доктор! 
 Татьяна Леонидовна. До свидания, Марина Николаевна! 
 Марина выходит. Шубина продолжает изучать рентгеновские 
 снимки. Появляется няня. 
 Няня. Татьяна Леонидовна! Больной из третьей палаты опять укол себе требует. Я ему говорю - потерпеть надо. А он требует. 
 Татьяна Леонидовна (не поднимая головы). Что там случилось? 
 Няня. Ничего, Татьяна Леонидовна, не случилось! Больной, которого ты давеча ночью оперировала, опять укол требует. Не могу, говорит, терпеть: больно! 
 Татьяна Леонидовна. Надо потерпеть! Надо потерпеть! Никаких уколов! 
 Няня. Вот и я говорю: человек военный - потерпеть надо! Такие уколы часто принимать противопоказано. А он командует... 
 Татьяна Леонидовна. Командует, говоришь? 
 Няня. Командует. 
 Татьяна Леонидовна. Не то говоришь - другое у тебя на уме! Не спрячешь! Вижу. Что спросить хотела? 
 Няня. Кто это у тебя сидел-то? 
 Татьяна Леонидовна. Ты о ком спрашиваешь? 
 Няня. О мужчине. 
 Татьяна Леонидовна (улыбаясь). А что? Понравился? 
 Няня. Бес его знает... А чего ему от тебя надо? Знакомый, что ли? Или за кого хлопотать пришел? 
 Татьяна Леонидовна. Старый знакомый. 
 Няня. Не больно старый. Тоже небось доктор? 
 Татьяна Леонидовна. Инженер. Строитель. А чего это ты так разволновалась? 
 Няня. Мне-то зачем волноваться? Ты бы на себя поглядела! И зачем это ты ему всю жизнь доложила? И говорит, и говорит... А зачем? Мужчина разве это поймет? Разве наша бабья доля им доступная? 
 Татьяна Леонидовна. Мы давнишние друзья! Он меня понял. 
 Няня. Женатый? 
 Татьяна Леонидовна. Холостой. 
 Няня. Ну, тогда другой разговор. А на взгляд человек, видать, самостоятельный. Аккуратный... А ты так и не поела за своими разговорами? Чай-то остыл! Я свеженького принесу. (Выходит со стаканом остывшего чая.) 
 Татьяна Леонидовна (одна про себя). Никого. Никого мне не надо... 
 Входит медсестра. В руках у нее папка. Она кладет ее на 
 стол перед Шубиной. 
 Медсестра. Самойленко. История болезни. Здесь все анализы. 
 Татьяна Леонидовна. Как она себя чувствует? 
 Медсестра. Давление немного повысилось: волнуется. 
 Татьяна Леонидовна (просматривает историю болезни). Когда ее последний раз навещали близкие? 
 Медсестра. Дочь была в воскресенье. Муж не приходил. 
 Татьяна Леонидовна. Позвоните ее мужу и попросите от моего имени, чтобы он навестил жену. Не пугайте, а просто скажите, что больная волнуется. Ей предстоит испытание, и самочувствие у нее должно быть хорошее. Пусть он нам поможет. Одним словом, не мне вас учить, вы без меня знаете, как разговаривать в таких случаях. 
 Медсестра (улыбнувшись). Хорошо, Татьяна Леонидовна. Будет выполнено. 
 Татьяна Леонидовна (выходит из-за стола). Давайте пройдем сейчас к ней. Надо ее подбодрить! (В сопровождении медсестры выходит из кабинета.) 
 Занавес 
 КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ 
 Большая дачная веранда. В перспективе - вид на 
 подмосковное приволье. На веранде круглый стол. На нем 
 кувшин с букетом полевых цветов. Дачная плетеная мебель. 
 Застекленная дверь, ведущая внутрь дачи. Доносятся 
 оживленные голоса, смех гостей. На садовой скамье возле 
 дачи сидит Тамара с книгой в руках. Она читает. На 
 веранду входит Марина. Останавливается у балюстрады. 
 Появляется хозяйка дома Таисия Павловна. 
 Таисия Павловна (обеспокоенно). Куда вы, Мариночка? 
 Марина. Душно... 
 Таисия Павловна. Ну, дышите! Я так переживаю, что вы приехали без Сергея Евгеньевича. Как обидно, что он занят. А я... Аркадий нам новый анекдот... Понимаете: людоед заходит в ресторан и садится за столик. Официантка подает ему меню... 
 Марина. Людоеду? 
 Таисия Павловна. Ну да! А он говорит: "Что вы мне подаете? Дайте мне список сотрудников!" Умора! До того смешно!.. (Уходит в дом.) 
 Оттуда взрыв смеха. 
 Марина спускается к сад. Подходит к Тамаре. 
 Марина. Не мешаю? 
 Тамара. Нет, нет... Вы мне не помешали. Что там, в даче? 
 Марина. Анекдоты... Пьют... 
 Тамара. От пошлости меня тошнит. (Усмехнувшись.) В этом смысле мне сегодня исключительно повезло! За столом справа оказался какой-то субъект... Узнал, что я актриса, - после третьей рюмки положил мне руку на колено. 
 Марина. Я думала, вы здесь со всеми давно знакомы. 
 Тамара. Нет, я здесь в первый раз. Приехала с Аркадием. Хозяйка дома его давнишняя знакомая. 
 Марина. Этот Аркадий тоже артист? 
 Тамара. Нет, администратор. Работает в нашем театре. Хороший человек. 
 Марина. Мне он показался обычным болтуном! 
 Тамара. Вы его мало знаете. 
 Марина. Я его совсем не знаю. 
 Тамара. А вы здесь частый гость? 
 Марина. Нет. Не очень. Мы работаем с Таисией Павловной в одном учреждении и даже в одном отделе. Неудобно было отказать. Все-таки день рождения!.. 
 Тамара. А мне давно хотелось выехать за город. И вот я здесь. А гроза, кажется, проходит мимо... Жаль... Люблю грозу! Вот сидела и ждала ее. 
 Марина. В детстве при мне в деревне во время грозы сгорел дом - попала молния. Крыша была соломенная. Вспыхнула как порох. Сгорела девочка. (Поежившись.) Жутко... 
 Тамара. Вы боитесь смерти? 
 Марина. Смерти? Нет! Смерть как сон. Человек каждый день умирает: засыпает и проваливается куда-то... Если не проснется, значит, умер... 
 Тамара. А я боюсь умереть... бездарной актрисой. 
 Из дачи доносятся звуки блюза. 
 Марина. Вы танцуете? 
 Тамара. Вообще да... 
 Марина. Что вы читаете? 
 Тамара (протягивает книгу). Купила сегодня на вокзале. "А было ли это?" Какой-то Арсений Сомов. 
 Марина. Боже мой, как быстро идет время! (Перелистывает книгу.) 
 Тамара (не расслышав). Как вы сказали? 
 Марина. Я сказала: "Как быстро идет время". Год назад я случайно познакомилась с автором этого произведения. О чем роман? 
 Тамара (неопределенно). Так... о жизни... А он интересный человек, этот Сомов? Вы сказали, что вы с ним знакомы? 
 Марина. Я видела его один раз, и то мельком... Надо будет прочитать его сочинение. (Возвращает книгу.) Хорошо написано? 
 Тамара. Пока не знаю. Еще не дочитала... Мне поручили роль героини в одной советской пьесе... А роль у меня не клеится... С любовью не получается. Вернее, получается, но как-то примитивно... Вот и читаю книжки, ищу, кто как пишет о любви. 
 Марина. А вы сами-то когда-нибудь любили? 
 Тамара (не сразу). По-видимому, нет. Еще нет. Очевидно, виноваты мои родители. Они всегда мешали мне в этом: читали адресованные мне письма, осуждали мои знакомства, проверяли мои отношения с тем, кто мне нравится. Вот и сейчас. Я, как видите, развлекаюсь здесь самым безобидным образом, а они уверены, что я "разлагаюсь". Они ни за что не хотели, чтобы я была актрисой. Они хотели, чтобы я пошла в энергетический. Горе мне с ними. И все это от эгоистичной, беспомощной родительской любви. Простите, а вы любили? 
 Марина. Люблю. 
 Тамара. Ой. Тогда у меня к вам будет масса вопросов! 
 Тамара с интересом смотрит на Марину. В доме медленный 
 блюз сменяется громкой музыкой джаз-оркестра. В дверях 
 веранды Буба вырывается из рук Макса. 
 Макс. Не исчезайте, утопая! (Тянет девушку за руку.) 
 Буба. Пустите! Мне жарко!.. Как вы не понимаете: я в трех нейлонах! 
 Оба выходят на веранду. 
 Лучше дайте сигарету! 
 Макс. Прошу! С фильтром! (Угощает сигаретами. Пытается обнять.) 
 Буба. Ненормальный! Жена увидит. 
 Макс. Она не ревнивая. Буба! Между прочим, вы мне нравитесь! 
 Буба. Мало ли что. 
 Макс. Вы изящная!.. 
 Буба. Комплиментируете? 
 Макс. Безусловно. 
 Буба. А если - мимо? 
 Макс. Вам можно позвонить? 
 Буба. Зачем? 
 Макс. У меня "Москвич". Покатаемся. 
 Буба. Сами водите? 
 Макс. Безусловно. 
 Буба. С вами не опасно? 
 Макс. В каком смысле? 
 Буба. Во всех! 
 Макс. Гарантирую. Телефон?.. 
 Буба. Забудете. 
 Макс. Я запишу. 
 Буба. "Верочка", два семнадцать два нуля. 
 Макс (записывает на папиросной коробке). ...два нуля. 
 Буба. Не люблю, когда номер моего телефона записывают на папиросных коробках! Запишут, а потом выбрасывают. 
 Макс. Я его перепишу! Буду хранить у сердца! 
 Буба. Ох и попадет вам от жены! 
 Макс. Я же сказал: она не ревнивая. Она - удобная. А у вас красивая кличка - Буба!.. Легко запоминается. 
 На веранду выходят подвыпивший гость, дама в сиреневом. 
 Буба отходит от кавалера. 
 Дама в сиреневом (очень взволнованно). Неужели из самого простого зайца можно сделать настоящего соболя? 
 Подвыпивший гость. Не из зайца, мадам, а из заячьего меха! 
 Дама в сиреневом (упавшим голосом). И вы это делаете? 
 Подвыпивший гость. И мы это делаем. Шикпотреб! Кто - за? Кто - против? 
 Дама в сиреневом (волнуясь). Но как это возможно? Ведь заяц - это заяц, а соболь - это соболь! 
 Подвыпивший гость. Ими-та-ция! Принято единогласно! (Уходит в дом.) 
 Дама в сиреневом. Макс! Мы, оказывается, купили зайца! 
 Макс. Какого зайца? 
 Дама в сиреневом. Не знаю: русака, беляка... Не все ли равно! Мы горим! 
 Макс. Не понимаю тебя. 
 Дама в сиреневом (зловещим шепотом). Ну, спекулянтка, спекулянтка, Раиса Савельевна! Забыл? Соболий палантин! Соболей теперь делают из зайцев. Имитация! Подлог! 
 Появляется подвыпивший гость. В руках у него бутылка 
 шампанского. За ним Таисия Павловна с бокалами в руках. 
 Подвыпивший гость (поднимает бутылку). Кто - за? Кто - против? 
 В дверях появляется Аркадий с гитарой в руках. 
 Выпьем и умрем! 
 Аркадий. Зачем же умирать? 
 Подвыпивший гость. А так полагается! Пить - умирать и не пить умирать. Так лучше уж пить - умирать! Кто - за? Кто - против? 
 Таисия Павловна. Принято единогласно! Мы все хотим шампанского! 
 Макс (на веранде, Бубе). Вы какое любите шампанское? Сладкое или сухое? 
 Буба. Я люблю все сладкое. 
 Макс. Я тоже... (Воровски пожимает Бубе руку выше локтя.) 
 Буба (шепотом). Сумасшедший! Жена увидит! 
 Макс. Ей сейчас не до меня. 
 Дама в сиреневом (трагически). Вы понимаете, из зайца они делают соболя, из кролика - леопарда, из барана - выдру! 
 Аркадий. Овчинка стоит выделки! Век прогресса - век атомной бомбы и заменителей! 
 Подвыпивший гость (включается в разговор). Водку гонят из опилок! Принято единогласно! 
 Темнеет. Гремит далекий гром. 
 Таисия Павловна. Ни одного дня без грозы! Что за лето!.. Товарищи! Мариночка! Тамара! Неудобно! Где вы прячетесь? Идите к нам! Поднимайтесь скорей сюда! Мы вас ждем. Мужчины, занимайтесь шампанским! 
 Подвыпивший гость откупоривает бутылку. 
 Аркадий. Таисия Павловна! Вы придете на нашу премьеру? 
 Таисия Павловна. Если не будут стрелять! Мне всегда почему-то кажется, что в меня могут попасть. 
 Аркадий (Бубе). А вы? Вы ведь, наверное, не боитесь, когда на сцене стреляют? 
 Буба (поморщившись). Я устала от гражданской войны! Между прочим, неинтересно, когда с самого начала знаешь, что красные победят. Я лично предпочитаю хоккей. По крайней мере никогда не известно, с каким счетом закончится игра! 
 Аркадий. Мне вас искренне жаль... 
 Тамара и Марина поднимаются на веранду. 
 Таисия Павловна. Друзья! Товарищи! Тост! Кто? И за что? 
 Аркадий. За виновницу торжества! 
 Макс (с бокалом в руках). С сегодняшнего дня вы стали моложе еще на один год! 
 Таисия Павловна. Я еще не в том возрасте, когда приходится убавлять года... И потом за меня уже пили. Придумайте что-нибудь более оригинальное! 
 Дама в сиреневом. Прошу слова! У меня предложение! (Поднимает бокал и патетически восклицает.) За здоровую советскую семью! (Глядит на мужа и на Бубу.) 
 Таисия Павловна. Прекрасно! 
 Аркадий. За хороший спектакль! 
 Тамара. Аркадий! Почему - спектакль? 
 Таисия Павловна. Как - спектакль? 
 Аркадий. Да! Спектакль. С точки зрения театрального администратора! Хороший спектакль годами не сходит со сцены! А если неверно распределены роли, глядишь - в спектакль рассыпался. Вот так же и семейная жизнь! Да, да! Я это утверждаю! 
 Таисия Павловна. Ох, Аркадий! Вы всегда оригинальничаете! 
 Аркадий. Хотите, чтобы я развил свою мысль? Извольте! 
 Дама в сиреневом. Меня перебили! Я, кажется, предложила тост: за здоровую советскую семью! 
 Подвыпивший гость. Выпьем и умрем! (Чокается со всеми.) 
 Макс (жене). За нашу семью! (Чокается.) 
 Буба чокается. 
 Дама в сиреневом (Марине). За ваше здоровье! 
 Марина (улыбнувшись). Почему за мое здоровье? Ведь тост был "за семью"! 
 Дама в сиреневом. Вы присоединяетесь к этому тосту? 
 Марина. А почему нет? 
 Дама в сиреневом. Я имела в виду... Одним словом... Вы ведь... 
 Марина (спокойно). Не понимаю. 
 Дама в сиреневом (фальшиво улыбаясь). Между прочим, вы... опасная женщина. 
 Таисия Павловна (взволнованно). Ах, все мы - опасные женщины! Да и не все ли равно, за что пить! (Отводит в сторону даму в сиреневом.) За вас и вашего мужа! Макс, присоединяйтесь! (Марине.) Не обращайте внимания! Она выпила лишнего!.. 
 Марина (даме в сиреневом). Вы хотите сказать, что я не имею права поддерживать ваш тост, потому что разрушила чужую семью? Вы это имели в виду? Вы хотели сказать, что я разбила чужое счастье и потому не имею права пить за здоровую семью! 
 Буба с большим интересом следит за Мариной. 
 Таисия Павловна. Мариночка! 
 Макс (тихо, жене). Ненормальная, ей-богу! 
 Дама в сиреневом (растерянно). Я пошутила... что особенного? Неужели здесь не понимают шуток? (Ищет поддержку у мужа.) Где чувство юмора? 
 Марина. Нет! Вы не шутили! Вы сказали именно то, что хотели сказать! Но как бы вы ни хотели унизить и оскорбить меня, вы бессильны это сделать. Совесть моя чиста! 
 Буба (неожиданно). А зачем вы извиняетесь? Ну, разбили чужую семью, ну и мало ли что?.. "Сегодня ты, а завтра я!" Не правда ли? Зачем извиняться? Глупо! Это же - жизнь! "Се ля ви!" 
 Марина (не обращая внимания на Бубу). Я знаю, вы меня осуждаете. 
 Аркадий. Не надо, не надо обобщать! 
 Марина (горячо). А за что вы меня осуждаете? За то, что в каком-то доме, который вам, по существу, глубоко безразличен, разошлись два не любящих друг друга человека? За то, что в другом доме между двумя малоизвестными вам людьми родилось чувство, которое делает человека человеком?! Но вам ли судить о морали?! Стоит вам увидеть на улице целующуюся пару, вы уже бьете тревогу: "Распущенность! Падение нравов! Хотят целоваться - зашли бы в подъезд!" Школьник дружит с девочкой, и вы уже судачите: "Не доведет до добра эта дружба! Как бы чего не вышло!" Вас устраивает безнравственность, лишь бы она была прикрыта внешней благопристойностью! Сытое равнодушие вам дороже беспокойной, тревожной любви. Замочная скважина кажется вам окном в мир! Впрочем, зачем я все это говорю? Тут был поднят тост за здоровую семью. Я пью за это! Да! За здоровую семью! За счастливую семью! Без лжи и обмана! За чистоту человеческих отношений. За любовь, без которой нет и не может быть счастливой семьи! 
 Марина ставит бокал на стол. Спускается в сад. За ней 
 уходит Тамара. Обе скрываются за углом дачи. Тяжелое 
 молчание. 
 Аркадий (бренчит на гитаре, напевает). "Во мраке молния блистала...". 
 Таисия Павловна (даме в сиреневом). Ну зачем вы, право! Не надо было! 
 Дама в сиреневом (оправдываясь). А что я сказала? В конце концов, это же правда: она разрушила семью Шубиных. 
 Макс. Вот это был монолог! Шикарное выступление! 
 Дама в сиреневом. Правда глаза колет! Собственно говоря, кто она такая? И он тоже хорош! 
 Таисия Павловна. Кто он? 
 Дама в сиреневом. Да этот, ее Сергей Шубин. Бросить ради нее жену с двумя детьми! Какая тут может быть любовь? Просто смазливая бабенка, и все тут! Мог бы из семьи не уходить! Меня, между прочим, не интересуют похождения моего мужа. Лишь бы я ничего не знала! 
 Макс (целует руку жене). Золото ты мое! Мой девиз: "Любовь и верность!" 
 Дама в сиреневом. Тем лучше! 
 Таисия Павловна. И все же получилось как-то нехорошо. 
 Буба (Аркадию). Никому не верю. Между прочим, все мужчины подлецы... 
 Аркадий. Не надо, не надо обобщать! 
 Гремит далекий гром. Все постепенно уходят в дом. 
 Темнеет. Начинает накрапывать дождь. В доме зажигают 
 свет. На веранду выходят Макс, дама в сиреневом, 
 Аркадий, Буба и Таисия Павловна. 
 Таисия Павловна. Куда вы! Переждите дождь! Аркадий! Ну хоть вы не бросайте меня! 
 Аркадий. Мне надо успеть в театр к концу спектакля! 
 Таисия Павловна. Макс! Не оставляйте меня наедине с вашим нетрезвым другом. Заберите его с собой! 
 Макс. Он нетранспортабелен! Уложите его на диван. Я за него ручаюсь. Это вполне безобидное существо! Проспится и сам тихохонько уедет! А потом куда же пятеро в "Москвиче"? 
 Дама в сиреневом. Макс! Как ты поведешь машину? 
 Макс. Умоляю тебя, не нервируй меня! Я и так под впечатлением! Поехали, поехали, детки! 
 Таисия Павловна. Я провожу вас... 
 Буба. "Се ля ви!" 
 Все скрываются за углом дачи. Пауза. Слышен 
 автомобильный сигнал. На веранду, пошатываясь, выходит 
 подвыпивший гость. 
 Подвыпивший гость. Между прочим, я, кажется того... Сверх меры... Вот так всегда: как ни бьешься, а к вечеру напьешься... Привезут, накачают и бросят... Эх, люди! Обидели хорошего человека... Разве это люди? Имита-ция! 
 Раскат грома. 
 Занавес 
 КАРТИНА ПЯТАЯ 
 Место действия то же, что и во второй картине. Тот же 
 день. В комнате Шубин и Света. Света стоит у окна и с 
 отсутствующим взглядом слушает отца. Тот ходит по 
 комнате и, временами останавливаясь перед окном, читает 
 ей мораль. 
 Шубин (горячо и убежденно). Ты взрослая девочка. Тебе пора взяться за ум... Чего тебе не хватает? Все, кажется, есть! Нет только добросовестного отношения к своим прямым обязанностям. А обязанность у тебя одна: хорошо учиться и прилично себя вести! Ты меня слышишь? 
 Света (глухо). Слышу. 
 Шубин. Ну так вот... Неужели это так трудно? Неужели ты не видишь, наконец, не понимаешь, что я не зря тобой недоволен! Ну что поделаешь, наша семейная жизнь так сложилась, но ты, я повторяю, уже не маленькая! Что с тобой происходит? На тебя одни жалобы: жалуется мать, жалуется школа. В чем дело? А? Почему это так все получается? Молчишь? Молчишь - значит, виновата... А мне за тебя стыдно! Да! Стыдно! К чему ты себя готовишь? Это ведь у нас тобой не первый разговор. Я хотел бы, чтобы он наконец был последним. Ты меня поняла? Отвечай! С тобой говорит отец! Я тебя спрашиваю: ты меня поняла? 
 Света мрачно молчит. 
 Ну? 
 Света (глухо). Поняла. 
 Шубин (настойчиво). Что ты поняла? 
 Света (неожиданно, резко). Я тебя ненавижу! (Стремительно выбегает из комнаты.) 
 Шубин ошеломлен. Он теряется. Не знает, как реагировать. 
 Стук в дверь. 
 Шубин (берет себя в руки). Кто там? Войдите! 
 Входит сосед. 
 Сосед. Сергей Евгеньевич! Мне позвонить... Вторгаюсь... Разрешите? 
 Шубин. Звоните... 
 Сосед. Благодарствую. (Не спеша присаживается, надевает очки, в записной книжке ищет номер.) 
 Шубин за столом приводит в порядок какие-то бумаги. 
 (Сокрушенно.) Вечно занято! (Набирает номер.) Безнадежно... Висят... (Помолчав.) Я вижу, что опять зашел к вам не вовремя, Сергей Евгеньевич! Мешаю, да? 
 Шубин. Нет, нет. Пожалуйста. 
 Сосед. Сегодня воскресенье, такой был чудесный день, а вы дома? 
 Шубин. Дела... (Нервно закуривает.) 
 Сосед. Между прочим, курить надо меньше! 
 Шубин. Не получается! 
 Сосед. Тоже не мог. А потом бросил за милую душу! Жил, жил - не тужил. А потом - на тебе: сердце! Хлоп! В один момент вся жизнь перевернулась... И я на спине! Сорок пять дней пролежал. Живу теперь от рациона до моциона. Того нельзя, этого нельзя. 
 Шубин. А что можно? 
 Сосед. В этом я еще не разобрался. Что-то, кажется, еще можно. (Набирает номер телефона.) 
 Шубин. Уже хорошо. 
 Сосед. Главное, меньше волноваться! Нельзя на каждый крючок жизни накидывать свое сердце! Я в этом вопросе теперь "моську съел"! Поволнуешься, попереживаешь день-другой, ночку-вторую недоспишь - и пожалуйте бриться: ноль три! 
 Шубин (не поняв). Что? 
 Сосед. Ноль три - "Скорая помощь"! (Помолчав.) Чины, звания, положения, разные там глубокие чувства... Все это хорошо, все это прекрасно, а вот когда здесь (показывает на сердце) прижмет? Как в одном магазине объявление: "Запчастей нет и неизвестно!" (После паузы.) Знаете, в крематории я тоже обратил внимание на одно объявление... (Качает головой.) 
 Шубин. Какое? 
 Сосед (саркастически). "Пепел выдается ежедневно с девяти до пяти, кроме понедельника. Перерыв на обед с двух до трех". (Помолчав.) Ясно? Пепел! Ежедневно! Выдается! Кроме понедельника! А? Как вам это правится? Меньше переживаний, драгоценный Сергей Евгеньевич! Меньше волнений!.. Как можно меньше! Чтобы как сквозь сон... Все - мимо! А к сердцу - ничего! Мимо! 
 Шубин (мрачно). Зачем тогда жить? 
 Сосед (попытавшись еще раз дозвониться, тяжело поднимается). Если вы разрешите, я зайду попозже. Все время занято... (Идет к двери. Останавливается.) Очки забыл. (Берет очки и выходит.) 
 Шубин снимает телефонную трубку. В комнату входят Марина 
 и Тамара. Шубин опускает трубку на рычаг, поднимается 
 навстречу вошедшим. 
 Марина. Сережа! Это Тамара Усольская, артистка театра драмы и комедии. Мы сегодня подружились. Познакомься, пожалуйста! 
 Шубин (рассеянно). ...и комедии?.. Очень приятно! Добрый вечер! 
 Обмениваются рукопожатиями. 
 Тамара. Марина, где у вас зеркало? Я хотела бы причесаться. Можно? 
 Марина. Конечно. Пожалуйста, пройдите в эту комнату! Вот сюда! (Проводит Тамару в соседнюю комнату, возвращается.) 
 Звонит телефон. 
 Шубин (снимает трубку.) Слушаю... Что? (Меняется в лице. Протягивает трубку Марине, бормочет что-то бессвязное. Затем вскакивает, выбегает из комнаты.) 
 Марина (быстро берет трубку, тревожно). Я слушаю. Говорит его жена... Слушаю вас... Что?.. Да... Понимаю... 
 Тамара (входя, весело). Товарищи! Как у вас тут уютно! (Ее поражает выражение лица Марины.) Что-нибудь случилось? 
 Марина. Свету... Дочку Сергея Евгеньевича... 
 Тамара (испуганно). Что? Что? 
 Марина (тихо). Сшибла грузовая машина. 
 Тамара. Как? 
 Марина. Не знаю... Увезла "скорая помощь". 
 Занавес 
 КАРТИНА ШЕСТАЯ 
 Та же самая обстановка, что и в третьей картине: кабинет 
 врача в больнице. Медсестра сидит за столом врача и 
 что-то пишет. Няня стоит возле открытого в сад окна, 
 протирает стекла. 
 Медсестра. Няня, выгляните, пожалуйста, в окно - посмотрите: вам больную Самойленко не видно? 
 Няня. Это из седьмой палаты, что ли? 
 Медсестра. Ну, вы же знаете, о ком я спрашиваю. Она сегодня первый раз на прогулку сама вышла. Вы ее видите? 
 Няня (смотрит в окно). Вижу. На скамеечке сидит. Книжку читает. 
 Медсестра. Повозились мы с ней. А ведь положение было аховое. Если бы не Татьяна Леонидовна... 
 В кабинет входит Шубина, за ней - Шубин. Он в белом 
 халате. Медсестра выходит из-за стола. 
 Татьяна Леонидовна. Сидите, сидите, пожалуйста. 
 Медсестра. Я уже закончила, Татьяна Леонидовна! 
 Шубин подходит к окну. Смотрит в сад. 
 Татьяна Леонидовна. А Самойленко-то. Видели? 
 Медсестра. Думаю, что через неделю ее можно будет выписать. 
 Татьяна Леонидовна. Если не раньше. Я ею очень довольна. Вытащили мы ее. 
 Шубин. Откуда? 
 Татьяна Леонидовна. Оттуда... (Медсестре.) Антонина Матвеевна! Не в службу, а в дружбу: я забыла передать дочери эти журналы. (Берет со стола какой-то сверток. Протягивает его медсестре.) Отнесите ей, пожалуйста! Скажите, что прислали друзья из школы. 
 Медсестра выходит. 
 Шубин. Что за журналы? 
 Татьяна Леонидовна. Три последних номера "Юности". Какая-то новая повесть с продолжением. 
 Шубин (усмехнувшись). Уж не Сомов ли? 
 Татьяна Леонидовна (серьезно). Нет. Не Сомов. А ты напрасно над ним иронизируешь. Я прочитала его роман. Самобытно и талантливо. Он хорошо знает то, о чем пишет. 
 Шубин. Он давал тебе рукопись? 
 Татьяна Леонидовна. Да. Рукопись. Няня! Кончайте уборку. Организуйте нам два стакана чаю. Пожалуйста. 
 Няня (не очень приветливо). Вода есть. (Выходит.) 
 Шубин. Не слишком любезна нянечка. 
 Татьяна Леонидовна. Прекрасная женщина. 
 Шубин (пожав плечами). Может быть. 
 Татьяна Леонидовна. Все это пустяки... Все это пустяки... (Задумывается. После паузы.) Сергей! Она все еще не хочет тебя видеть. 
 Шубин (глухим голосом). Ты говорила с ней? 
 Татьяна Леонидовна. Да. 
 Шубин. Что она сказала? 
 Татьяна Леонидовна. Ей стыдно. 
 Шубин. Глупая. Я же ее люблю. 
 Татьяна Леонидовна (после паузы). Нужно время для того, чтобы все встало на свое место. Нужно время. 
 Шубин. Да. Я неправильно вел себя тогда с ней... Видно, я говорил тогда больше для себя, чем для нее. 
 Татьяна Леонидовна. Ты не был для нее в тот день отцом. Ты был прокурором. 
 Шубин. Прокурором? 
 Татьяна Леонидовна. Ты думаешь, я не вижу, как это тебе тяжело? Но мне ведь тоже не легче. 
 Шубин (прерывающимся от волнения голосом). Таня... как все это сложно... как больно... Просто не знаю... 
 Татьяна Леонидовна (сдерживая волнение). Возьми себя в руки, Сергей! Я обещаю тебе: все встанет на свое место. Нужно время. Что поделаешь, так уж все сложилось в нашей жизни. И виновных искать мы не будем. 
 Шубин. Как я благодарен тебе. (Целует Шубиной руку.) 
 Татьяна Леонидовна. За что? 
 Шубин. За то, что ты такая... 
 Татьяна Леонидовна. Кто-то из нас двоих должен же быть сильнее. 
 Шубин. И я у тебя в неоплатном долгу. 
 Татьяна Леонидовна (пытаясь улыбнуться). Все мы в долгу друг у друга... Ну, а как твои успехи? Все хорошо? 
 Шубин. Да, так все хорошо, если не считать того, что произошло... 
 Татьяна Леонидовна. Я говорю сейчас о работе. 
 Шубин. Работы много. Ты ведь знаешь, что вопрос о строительстве станции решен положительно. Дело двигается. 
 Татьяна Леонидовна. Я рада за тебя. Главное в нашей жизни - любимое дело. Я лично в этих стенах провожу три четверти всего своего времени. 
 Шубин. Ты похудела. 
 Татьяна Леонидовна. А я и не хочу полнеть. 
 Шубин. Очень устаешь? Много операций? 
 Татьяна Леонидовна. И устаю, и много работы, и это - мое счастье! 
 Входит няня. В руках у нее поднос. На нем стаканы с 
 чаем. Она ставит их на стол. 
 Спасибо, нянечка. (Поднимается.) 
 Няня. Ничего, не стоит... (Помедлив.) Татьяна Леонидовна! Дочка зайти просит. И папа, говорит, пусть зайдет. Я, говорит, знаю, что он мириться пришел. 
 Шубины, переглянувшись, молча выходят. В кабинет входит 
 медсестра. 
 Медсестра. Няня! О чем вы сейчас говорили с дочерью Татьяны Леонидовны? 
 Няня. Об жизни. 
 Телефонный звонок. 
 Медсестра (снимает трубку). Второе хирургическое. Старшая сестра (помолчав) слушает вас... Кого?.. Сергея Евгеньевича Шубина? (Помолчав.) А кто его спрашивает?.. Жена? Да, он здесь... Нет, он сейчас занят... Хорошо, я передам. (Кладет трубку. Смотрит на няню.) 
 Няня (про себя). Ох, дети, дети - никуда вас не дети... (Начинает протирать окно.) 
 Занавес 
 КАРТИНА СЕДЬМАЯ 
 Комната на даче. Бревенчатые, потрескавшиеся от времени 
 стены с каплями застывшей смолы. Посредине комнаты стол. 
 Несколько простых стульев и табуретки. У стены тахта, 
 над ней недорогой старый ковер. В углу круглая 
 изразцовая печь. Заметно, что на даче зимой не живут. За 
 стеклянной дверью, выходящей на веранду, - солнечный 
 зимний пейзаж. В момент поднятия занавеса Аркадий, сидя 
 на корточках перед печью, разжигает огонь. Затем он 
 берет лежащую на тахте гитару и, глядя на разгоревшийся 
 огонь, начинает негромко играть и петь. 
 Аркадий (поет). 
 На вечерней зорьке уточку убили, 
 Уточку убили - метко подстрелили. 
 Лишь одна дробинка в сердце ей попала 
 За кустом, в болото уточка упала. 
 Как она упала - клювом в воду ткнулась, 
 Так она лежала, не пошевельнулась, 
 И ее по ветру отнесло в осоку. 
 Не нырять ей больше, не летать высоко. 
 Не нашел охотник уточки убитой, 
 За кустом в болоте камышами скрытой, 
 Не достал добычи, зря искал, бранился... 
 Долго над болотом селезень кружился... 
 На веранде появляются две человеческие фигуры. 
 В руках у них лыжи. Они заглядывают через стекла двери в 
 комнату. Стучат. 
 (С гитарой в руках подходит к двери, кричит). Что? Кого? (Прислушивается.) Не знаю! Это дача Нефедовой!.. Не знаю! Не знаю! Я нездешний! 
 Лыжники скрываются. Аркадий подкладывает в печь щепки и 
 бумагу. Огонь снова разгорается. За сценой хлопает 
 дверь. В комнату входит Шубин. В толстом мохнатом 
 свитере и лыжных брюках и ботинках. 
 Шубин (еще в дверях). Уф!.. 
 Аркадий. Уже? Что так скоро? 
 Шубин (снимая вязаную шапочку). Я говорю: уф... А это значит, что с меня хватит. 
 Аркадий. А где все? 
 Шубин. Идут. (Стягивает с себя свитер и ложится на тахту.) А вы как время проводили? 
 Аркадий (глядя в окно). Прошелся по шоссе. Потом растапливал печку. Теперь сижу смотрю на огонь и сам себя развлекаю. (Начинает напевать.) 
 На вечерней зорьке уточку убили, 
 Уточку убили - метко подстрелили. 
 Лишь одна дробинка в сердце ей попала 
 За кустом, в болото уточка упала... 
 Шубин. Всю жизнь мечтал выучиться играть на гитаре. Как это делается? 
 Аркадий. Вот так. (Играет на гитаре.) 
 Шубин. Завидую. И не понимаю. 
 Пауза. 
 (Закуривает.) Вы, Аркадий, кажется, убежденный холостяк. 
 Аркадий (не сразу). Как вам сказать... Скорее, вдовец. (Опускает гитару на колени.) 
 Шубин. Простите. 
 Аркадий. Жена расстреляна в Минске... Во время оккупации. Всю семью разом... отца, мать... Всех вместе. Я ведь еврей. 
 Шубин. Разве? А вы совсем не похожи на еврея. 
 Аркадий. Возможно. А жена была украинкой. Актрисой кукольного театра. Ее приняли за еврейку... И тоже уничтожили. (Помолчав.) Сегодня как раз день ее рождения. (Помолчав.) В эти дни особенно боюсь одиночества. Между прочим, потому я сейчас здесь... 
 Большая пауза. 
 Шубин (после паузы). Простите за нескромный вопрос: вы изменяли своей жене? 
 Аркадий (удивленно). Зачем? 
 Шубин. Ну... у вас бывали увлечения? 
 Аркадий. Когда? 
 Шубин. Когда вы уже были женаты! 
 Аркадий. Увлечения? 
 Шубин. Да. Вам нравились другие женщины помимо вашей жены? 
 Аркадий. Нравились. Да... Но я любил свою жену и был верен ей. 
 Шубин. Верны? 
 Аркадий. Да. Представьте себе. 
 Шубин (приподнимаясь на локте и глядя на собеседника). Ну а если бы вы встретили такую женщину, которая... 
 Аркадий (прерывает Шубина). Я встретил такую женщину. 
 Шубин. Ну? 
 Аркадий. Это была моя жена... 
 Шубин. У вас не было детей? 
 Аркадий (тихо). Мы ждали ребенка... 
 Пауза. 
 Шубин. Хорошо, что вы такой цельный человек, однолюб... Но есть ведь люди и иного склада, и тоже честные, порядочные, как у нас принято говорить. А их осуждают за то, что... 
 Аркадий. За что же их осуждают? 
 Шубин. За аморальное поведение в быту. А весь поступок иного такого человека заключается только в том, что он разлюбил мать своих детей и полюбил другую женщину. 
 Аркадий. Вы говорите: "разлюбил". А может быть, он ее никогда и не любил? 
 Шубин (задумавшись). Может быть. И вот встретил другую, полюбил ее, не может без нее жить, работать. Она ему нужна как воздух, и он ушел к ней, ушел от той, с детьми. А люди предполагают уже, что, раз он ушел от одной, он может уйти и от этой, второй, а там и от третьей! Справедливо ли это? Разве человек не имеет права на любовь? 
 Аркадий. Человек имеет право на все, кроме подлости! 
 Шубин. Какая же это подлость, черт возьми? 
 Аркадий. Я имею в виду не ваш случай. 
 Шубин. Столько развелось ханжей, нравоучителей... 
 Аркадий. Хватает. 
 Шубин. Один - семьи не разрушает, а знай блудит направо и налево, и ничего - общественность спокойна... А другой - честно, по велению души и сердца перестроит заново свою жизнь, и в него уже тычут пальцем: "Ай как нехорошо!", "Ай как аморально!" 
 Шубин замолкает. В комнату шумно входят раскрасневшиеся 
 от мороза Марина и Тамара. 
 Тамара (трет уши). Ай какой знатный морозец! В следующее воскресенье опять сюда приедем! 
 Марина. Если только Таисия Павловна нам вторично доверит ключ от своей дачи! 
 Тамара. А мы и ее вытащим, ей надо похудеть. Что-то у меня случилось с правым креплением. Это я ведь из-за него так часто падала... Аркаша! Ну как вы тут без нас? Сергей Евгеньевич! Почему вы нас бросили? 
 Аркадий. Хоть бы кто-нибудь обратил внимание! 
 Марина. На что? 
 Аркадий. На то, что в комнате тепло благодаря моим усилиям. (Показывает на печь.) Хотя бы кто-нибудь произнес: "Спасибо, Аркаша! Пока мы прохлаждались в свое удовольствие, ты не сидел сложа руки, ты занимался делом на благо общества!" Нет, вошли, разделись, согрелись и промолчали! Черствая неблагодарность! 
 Тамара. Действительно! Как же это мы? А? (Шутливо.) "Спасибо, Аркаша! Спасибо, родненький! Пока мы прохлаждались в свое удовольствие, ты не сидел сложа руки, ты занимался делом на благо общества!" 
 Аркадий. Профессиональная память! А не пора ли сесть к столу? 
 Марина. Масса продуктов! Как это мы все осилим? Друзья! Можно садиться! (Вспомнив.) А где же остальные? 
 Тамара. Они оторвались и пошли по своему маршруту. Будем ждать? 
 Марина. Совершенно не обязательно. Я вообще не знаю, зачем они к нам привязались. Надо же было нам их встретить! Ох! 
 Аркадий. Их продукты я не распаковывал. 
 Марина. Тем лучше! Аркадий! Подайте мне, пожалуйста, термос. Что в нем? Какао? Кофе? Или что-нибудь на "ш"? Шпирт? 
 Аркадий. У хорошего администратора найдется и то, и другое, и третье! 
 Все садятся к столу, пододвинув его к тахте, на которой 
 остается сидеть Шубин. 
 Марина. Чудесный день сегодня! А какой лес! Аркадий! Если бы вы с нами пошли, вы бы испытали огромное наслаждение! 
 Аркадий. Товарищи!.. У меня же не было лыж! 
 Пауза. Все едят и пьют. 
 Тамара (смеется). Ох эти колхозные ребятишки! Чего они там не выделывают, на той горе! Сергей Евгеньевич! Вы обратили внимание на паренька в красной фуфайке? Смотришь на него - и самой становится весело! Я его спрашиваю... 
 В комнату врывается Макс. 
 Макс. Товарищи! Помогите! Буба, кажется, сломала себе ногу! 
 Аркадий (спокойно). "Кажется" или сломала? 
 Макс. Не знаю. Мы решили скатиться с горы. Она поехала первая, а я остался наверху. Потом я увидел, как она упала и перевернулась через голову раз и еще раз - и лежит! Я подбежал к ней, а она держится за ногу. И не может шевельнуться! 
 Марина (поднимается). Где она сейчас? 
 Макс (неопределенным жестом показывает направление). Там, в лесу! Плачет и стонет. 
 Аркадий (выходит из-за стола). Что же, вы не могли ее на руках из лесу вынести? 
 Макс (оправдываясь). Она тяжелая. И потом столько снегу... 
 Марина (решительно). Пойдемте, товарищи! Поможем! 
 Аркадий. Нет, вы оставайтесь! Не обязательно всем идти! 
 Макс (подходит к столу и берет большой бутерброд с колбасой). Как волк проголодался. (Откусывает бутерброд.) Товарищи! Скорей! (Ест.) 
 Аркадий и Тамара быстро выходят. 
 Марина (Максу). Сотрите с лица помаду! 
 Макс. Где? 
 Марина. На правой щеке. 
 Макс трет щеку, на ходу жуя, выходит из комнаты Марина и 
 Шубин одни. 
 (Тихо спрашивает.) Сережа! Как ты себя чувствуешь? 
 Шубин. Спасибо, хорошо. 
 Марина. Когда ты свернул на эту лыжню, я поняла, что тебе захотелось побыть одному. Я угадала? 
 Шубин (с тревогой). Ты сердишься? 
 Марина (ласково). Что ты... Я же все понимаю... Я так благодарна тебе, что ты поехал с нами... Это очень важно для меня. Понимаешь? 
 Шубин. Понимаю. 
 Марина. Я очень люблю тебя, Сережа. (Прижимается к мужу.) 
 Шубин (обняв жену одной рукой). И я... 
 Марина. Как тебе помочь? Как? Чем? Я бы так хотела тебе помочь! 
 Шубин. Милая моя... Я это знаю. 
 Марина. Ты попробуй, постарайся представить себе все в другом свете! В самом деле! Все самое плохое - позади. Твой сын хорошо учится. Света жива-здорова... Вы помирились. Мы любим друг друга... Все хорошо! 
 Шубин. Ты права. Все не так плохо, как кажется, но дело в том, что и не так хорошо, как бы хотелось. Разве я не вижу, разве я не понимаю, что мои мысли, мои думы, которые должны касаться одного меня, - и тебе не дают покоя? 
 Марина. Не продолжай! 
 Шубин. Тебе со мной трудно. Я никогда не придавал значения разнице лет между нами... Собственно говоря, она и невелика. Она неощутима. Вернее, была неощутима до того самого дня, когда я вдруг понял, что старше тебя еще на две жизни... 
 Марина (тихо). Жизни твоих детей. 
 Шубин. Представь себе. 
 Марина (после большой паузы). Ну а что же дальше?.. Почему ты молчишь? 
 Шубин в раздумье машинально трогает струны гитары, 
 лежащей на тахте. 
 Занавес 
 КАРТИНА ВОСЬМАЯ 
 Номер в одной из московских гостиниц. Шубин в плаще, со 
 шляпой на коленях, сидит в кресле. Сомов стоит возле 
 стола. 
 Сомов. Я звонил тебе несколько раз, но все не заставал дома. Ты мне очень нужен. 
 Шубин. Я тебя тоже очень хотел видеть! По служебным делам в Москву или опять по литературным? Читал я твою книгу. Хорошая вещь. И легко читается. 
 Сомов. На этот раз я здесь в связи с другими делами. 
 Шубин. Не секрет? 
 Сомов. Я именно хочу, чтобы тут не было никакого секрета, тем более от тебя... 
 Стук в дверь. Входит официант. В руках у него поднос с 
 бутылкой коньяка и две рюмки. На блюдце лимон. 
 Официант (ставит поднос на стол. Сомову). Дагестанский, "Три звездочки", как просили. Можно открыть? 
 Сомов кивает головой. Официант открывает бутылку. Хочет 
 разлить коньяк по рюмкам. 
 Сомов. Спасибо. Мы сами. Счет - потом. После, пожалуйста. 
 Официант деликатно ставит бутылку на стол и направляется 
 к двери. Что-то вспомнив, останавливается. Подходит к 
 Сомову. 
 Официант (улыбаясь). Прошу прощения! Я насчет книжечки... Не забыли? 
 Сомов. Да, да! Я вам надписал. (Берет со стола книгу, протягивает ее официанту.) Вот. (Читает надпись на титульном листе.) "Силантию Никифоровичу Каштанову. На добрую память". (Протягивает книгу.) "От автора". 
 Официант (берет книгу). Покорнейше благодарю. (Шубину.) Книги я собираю. Первый том с личной благодарностью от Алексея Толстого получил! Во время войны его обслуживал. "Петра Первого" он мне преподнес... Еще сборник стихов есть на грузинском языке. От автора - поэта... Два прогрессивных сочинения иностранных писателей - Арагон и Павел Неруда! Тоже самолично расписались. Приятно как память иметь. Другой раз возьмешь книгу в руки - и вспомнишь человека, который ее сочинил... В каком номере жил, что кушать заказывал... Извините... Помешал... Если что еще потребуется - звоните. Я на этаже. (Уходит.) 
 Шубин (помолчав). Редко, редко мы с тобой видимся, Арсений! Жаль. А жизнь идет, дни бегут - время катится... 
 Сомов. Ты что-то, видно, не в духе сегодня. Как твои дела? 
 Шубин. Какие мои дела ты имеешь в виду? Личную жизнь или... 
 Сомов (перебивая). Я, видишь ли, не отделяю личной жизни от всего остального. 
 Шубин (наливая себе рюмку коньяку). А у меня, брат, как-то так, само отделяется... Я разумом понимаю, что главное - это не только то, что касается меня одного, моих личных чувств и эмоций. Главное - это то общее, непосильное одному, ради которого я существую как маленькая частица этого большого, во что лично я, Шубин, вкладываю свое сердце, свой разум, труд и фантазию. А то - не главное, хотя и не менее важное для меня, это - мое, личное: женщина, которую я люблю, мои дети, мой дом. И между прочим... (Умолкает.) 
 Сомов. Продолжай. Я тебя внимательно слушаю. 
 Шубин. Мне сейчас показалось, что выражение "между прочим" могло бы звучать и как "между главным". В самом деле! Личная жизнь гражданина Шубина Сергея Евгеньевича удивительно не монтируется почему-то с тем "прочим", точнее, "главным", ради чего он живет на этой земле. Подумать только! Кто такой Шубин? Ведущий инженер научно-исследовательского центра, разрабатывающего самые передовые гипотезы. По существу, с девяти часов утра и до конца рабочего дня оный Шубин находится на форпосте коммунизма, в завтрашнем дне. А дома, когда Шубин наедине с самим собой, он весь в прошлом, занимается самоанализом, мучается сомнениями... Удивительно негармоничное сочетание личного и общественного! (Усмехнувшись.) Я стал самокритичен! Не правда ли? 
 Сомов. Но ты же ведь любишь! 
 Шубин. Да! Люблю. В том-то и гвоздь! Но счастья... почему-то нет! Нет! 
 Сомов (задумавшись). Понимаю... (Ходит по комнате.) А я-то думал... 
 Шубин. Так что же ты мне хотел сказать? Ты говоришь, что искал меня. 
 Сомов (не сразу). Видишь ли, Сергей... я решил жениться... 
 Шубин. Наконец-то! Давно пора! Довольно тебе бобылем жить! Мудрое решение! 
 Сомов. Да. Я женюсь! 
 Шубин (шутливо). Сочувствую. Прости. Шучу, шучу! Поздравляю. От всей души! Кто же она? Москвичка? Хороша собой? 
 Сомов. Москвичка. 
 Шубин. Надеюсь, пригласишь на свадьбу? Готовить подарок? 
 Сомов (серьезно). Подарок можно и не готовить. И на свадьбу я тебя не приглашаю. 
 Шубин (удивленно). Что так? Почему? Что случилось? 
 Сомов. Видишь ли... Я женюсь на... Татьяне Леонидовне. 
 Шубин (ставит рюмку на стол). На ком? 
 Сомов. На Татьяне Леонидовне. В Москву я приехал за ней. У нас в Таежном открывается новая больница. Ей предложено место главного врача... Вот... И я хотел тебе сам сообщить об этом. 
 Шубин. Сам? 
 Сомов. Да. Сам. Чтобы ты узнал не из третьих рук, не с чьих-то слов. 
 Шубин. Хорошо... А что, собственно, хорошего? (Залпом выпивает рюмку коньяку.) Ты ждешь от меня ответа? 
 Сомов. Нет. Ответа я не жду. 
 Шубин. Он тебе не нужен! 
 Сомов. Не нужен. Надеюсь, это не помешает нам остаться добрыми... знакомыми? 
 Шубин. Нет, конечно. Только почему "знакомыми", а не "друзьями"? Ну что ж, Сомов! Я пью за твое счастье. Нет своего, так за чужое счастье выпью! Вот оно, какое дело-то... 
 Сомов. Спасибо, Сергей! 
 Чокаются, пьют. 
 Шубин (неожиданно помрачнев). А ребята как же?.. Выходит, и они будут там... с тобой? (Трет лоб.) Понимаю... Ну да... Значит, я вообще... совсем... 
 Сомов (серьезно). А как же быть иначе? 
 Шубин. Ты прав. Я молчу... Удивительное дело: молчу... Между прочим, нечего мне сказать. Нечего. Просто нечего! 
 В дверь стучат. Входит Шубина. В руках у нее букет 
 цветов. Она не ожидала встретить здесь Шубина. Шубин 
 поднимается. Сомов помогает Шубиной снять пальто. 
 Татьяна Леонидовна (Шубину). Добрый вечер! (Протягивает руку.) 
 Шубин (глухим голосом). Здравствуй, Таня! 
 Татьяна Леонидовна (Сомову). Цветы! Купила возле гостиницы. Есть куда поставить? 
 Сомов. Да, да! Сейчас! 
 Татьяна Леонидовна. Последние. Нравятся? 
 Шубин. На улице дождь? 
 Татьяна Леонидовна. Нет, листопад. 
 Сомов. Вот кувшин. 
 Татьяна Леонидовна (ставит цветы в кувшин). В Красноярске, говорят, стоит небывалая жара. 
 Сомов. Как прошла операция? 
 Татьяна Леонидовна. Отложена на завтра. Боюсь за сердце больного. 
 Шубин. Да. Сердце - это очень ответственно. Даже тогда, когда не требуется хирургического вмешательства. (Про себя.) Осенью на трамвайных столбах висит предостережение: "Осторожно, листопад!" Осыпаются листья, скользят колеса, осенью... 
 Шубина подходит к окну. Раздвигает шторы. За окном 
 вечер. Напротив светятся окна многоэтажного дома. 
 Татьяна Леонидовна. Сомов! Ты видишь дом напротив? Светятся окна, и за каждым свои радости, свои печали. А люди проходят мимо и говорят: "Смотрите, как красиво - в окнах горит свет!" 
 Большая пауза. Звучит тихая музыка. Неожиданно в комнату 
 входит незнакомец. Все с удивлением оборачиваются. Молча 
 смотрят на вошедшего. 
 Незнакомец. Извините, пожалуйста! Я... 
 Сомов. Кто вы такой? 
 Татьяна Леонидовна. Откуда? 
 Незнакомец. Я вам сейчас все объясню. 
 Шубин. Что вам угодно? 
 Незнакомец (волнуясь). Видите ли, товарищи. Дело в том, что автор поручил мне внести в пьесу некоторые поправки. Я тоже пережил в своей жизни аналогичную историю, но все неожиданно повернулось совсем иначе. Я сейчас непосредственно от автора. Он согласен на другой финал! 
 Сомов. Вы опоздали. Спектакль кончился. 
 Татьяна Леонидовна. Кончился спектакль. 
 Шубин. Мы уже ничего переигрывать не можем. 
 Незнакомец. Я так спешил. Ну что ж. Тогда пусть уж все остается так, как сложилось у вас. Простите. (Уходит.) 
 Сомов (помолчав). А ведь действительно эта пьеса могла бы завершиться иначе. 
 Татьяна Леонидовна. И я могла бы быть совсем другой... 
 Шубин. А уж про меня и говорить нечего. 
 Занавес 
 1959