--------------------------------------------- Драгунский Виктор Волшебная сила искусства Виктор Драгунский Волшебная сила искусства - Здравствуйте, Елена Сергеевна!.. Старая учительница вздрогнула и подняла глаза. Перед нею стоял невысокий молодой человек. Он смотрел на нее весело и тревожно, и она, увидев это смешное мальчишеское выражение глаз, сразу узнала его. - Дементьев, - сказала она радостно. - Ты ли это? - Это я, - сказал человек, - можно сесть? Она кивнула, и он уселся рядом с нею. - Как же ты поживаешь, Дементьев, милый? - Работаю, - сказал он, - в театре. Я актер. Актер на бытовые роли, то, что называется "характерный". А работаю много! Ну, а вы? Как вы-то поживаете? - Я по-прежнему, - бодро сказала она, - прекрасно! Веду четвертый класс, есть просто удивительные ребята. Интересные, талантливые... Так что все великолепно! Она помолчала и вдруг сказала упавшим голосом: - Мне комнату новую дали... В двухкомнатной квартире... Просто рай... Что-то в ее голосе насторожило Дементьева. - Как вы это странно произнесли, Елена Сергеевна, - сказал он, невесело как-то... Что, мала, что ли, комната? Или далеко ездить? Или без лифта? Ведь что-то есть, я чувствую. Или кто-нибудь хамит? Кто же? Директор школы? Управдом? Соседи? - Соседи, да, - призналась Елена Сергеевна, - понимаешь, я живу как под тяжестью старого чугунного утюга. Мои соседи как-то сразу поставили себя хозяевами новой квартиры. Нет, они не скандалят, не кричат. Они действуют. Выкинули из кухни мой столик. В ванной заняли все вешалки и крючки, мне негде повесить полотенце. Газовые горелки всегда заняты их борщами, бывает, что жду по часу, чтобы вскипятить чай... Ах, милый, ты мужчина, ты не поймешь, это все мелочи. Тут все в атмосфере, в нюансах, не в милицию же идти? Не в суд же. Я не умею с ними справиться... - Все ясно, - сказал Дементьев, и глаза у него стали недобрыми, - вы правы. Хамство в чистом виде... А где же это вы проживаете, адрес какой у вас? Ага. Спасибо, я запомнил. Я сегодня вечером к вам зайду. Только просьба, Елена Сергеевна. Ничему не удивляться. И полностью мне во всякой моей инициативе помогать! В театре это называется "подыгрывать"! Идет? Ну, до вечера! Попробуем на ваших троглодитах волшебную силу искусства! И он ушел. А вечером раздался звонок. Звонили один раз. Мадам Мордатенкова, неспешно шевеля боками, прошла по коридору и отворила. Перед ней, засунув ручки в брючки, стоял невысокий человек, в кепочке. На нижней, влажной и отвисшей его губе сидел окурок. - Ты, что ли, Сергеева? - хрипло спросил человек в кепочке. - Нет, - сказала шокированная всем его видом Мордатенкова. - Сергеевой два звонка. - Наплевать. Давай проводи! - ответила кепочка. Оскорбленное достоинство Мордатенковой двинулось в глубь квартиры. - Ходчей давай, - сказал сзади хриплый голос, - ползешь как черепаха. Бока мадам зашевелились порезвей. - Вот, - сказала она и указала на дверь Елены Сергеевны. - Здесь! Незнакомец, не постучавшись, распахнул дверь и вошел. Во время его разговора с учительницей дверь так и осталась неприкрытой. Мордатенкова, почему-то не ушедшая к себе, слышала каждое слово развязного пришельца. - Значит, это вы повесили бумажку насчет обмена? - Да, - послышался сдержанный голос Елены Сергеевны. - Я!.. - А мою-то конуренку видела? - Видела. - А с Нюркой, женой моей, разговор имела? - Да. - Ну, что ж... Ведь я те так скажу. Я те честно: я бы сам ни в жисть не поменялся. Сама посуди: у мине там два корешка. Когда ни надумаешь, всегда на троих можно сообразить. Ведь это удобство? Удобство... Но, понимаешь, мне метры нужны, будь они неладны. Метры! - Да, конечно, я понимаю, - сдавленно сказал голос Елены Сергеевны. - А зачем мне метры, почему они нужны мне, соображаешь? Нет? Семья, брат, Сергеева, растет. Прямо не по дням, а по часам! Ведь старшой-то мой, Альбертик-то, что отмочил? Не знаешь? Ага! Женился он, вот что! Правда, хорошую взял, красивую. Зачем хаять? Красивая - глазки маленькие, морда во! Как арбуз!!! И голосистая... Прямо Шульженко. Целый день "ландыши-ландыши"! Потому что голос есть - она любой красноармейский ансамбль переорет! Ну прямо Шульженко! Значит, они с Альбертиком-то очень просто могут вскорости внука отковать, так? Дело-то молодое, а? Молодое дело-то или нет, я те спрашиваю? - Конечно, конечно, - совсем уж тихо донеслось из комнаты. - Вот то-то и оно! - хрипел голос в кепочке. - Теперь причина номер два: Витька. Младший мой. Ему седьмой пошел. Ох и малый, я те доложу. Умница! Игрун. Ему место надо? В казаки-разбойники? Он вот на прошлой неделе затеял запуск спутника на Марс, чуть всю квартиру не спалил, потому что теснота! Ему простор нужен. Ему развернуться негде. А здесь? Ступай в коридор и жги чего хошь! Верно я говорю? Зачем ему в комнате поджигать? Ваши коридоры просторные, это для меня плюс! А? - Плюс, конечно. - Так что я согласен. Где наша не пропадала! Аида коммунальные услуги смотреть! И Мордатенкова услышала, что он двинулся в коридор. Быстрее лани метнулась она в свою комнату, где за столом сидел ее супруг перед двухпачечной порцией пельменей. - Харитон, - просвистела мадам, - там бандит какой-то пришел, насчет обмена с соседкой! Пойди же, может быть, можно как-нибудь воспрепятствовать!.. Мордатенков пулей выскочил в коридор. Там, словно только его и дожидаясь, уже стоял мужчина в кепочке, с прилипшим к губе окурком. - Здесь сундук поставлю, - говорил он, любовно поглаживая ближний угол, - у моей маме сундучок есть, тонны на полторы. Здесь мы его поставим, и пускай спит. Выпишу себе маму из Смоленской области. Что я, родной матери тарелку борща не налью? Налью! А она за детьми присмотрит. Тут вот ейный сундук вполне встанет. И ей спокойно, и мне хорошо. Ну, дальше показывай. - Вот здесь у нас еще маленький коридорчик, перед самой ванной, опустив глаза, пролепетала Елена Сергеевна. - Игде? - оживился мужчина в кепочке. - Игде? Ага, вижу, вижу. Он остановился, подумал с минуту, и вдруг глаза его приняли наивно-сентиментальное выражение. - Знаешь чего? - сказал он доверительно. - Я те скажу как своей. Есть у меня, золотая ты старуха, брательник. Он, понимаешь, алкоголик. Он всякий раз, как подзашибет, счас по ночам ко мне стучится. Прямо, понимаешь, ломится. Потому что ему неохота в отрезвиловку попадать. Ну, он, значит, колотится, а я, значит, ему не отворяю. Мала комнатенка, куды его? С собой-то ведь не положишь! А здесь я кину на пол какую-нибудь тряпку, и пущай спит! Продрыхнется и опять смирный будет, ведь это он только пьяный скандалит. Счас, мол, вас всех перережу. А так ничего, тихий. Пущай его тут спит. Брательник все же... Родная кровь, не скотина ведь... Мордатенковы в ужасе переглянулись. - А вот тут наша ванная, - сказала Елена Сергеевна и распахнула белую дверь. Мужчина в кепочке бросил в ванную только один беглый взгляд и одобрительно кивнул: - Ну, что ж, ванна хорошая, емкая. Мы в ей огурцов насолим на зиму. Ничего, не дворяне. Умываться и на кухне можно, а под первый май - в баньку. Ну-ка, покажь-ка кухню. Игде тут твой столик-то? - У меня нет своего стола, - внятно сказала Елена Сергеевна, - соседи его выставили. Говорят - два стола тесно. - Что? - сказал мужчина в кепочке грозно. - Какие такие соседи? Эти, что ли?! - Он небрежно ткнул в сторону Мордатенковых. - Два стола им тесно? Ах, буржуи недорезанные! Ну, погоди, чертова кукла, дай Нюрка сюда приедет, она тебе глаза-то живо выцарапает, если ты только ей слово поперек пикнешь! - Ну, вы тут не очень, - дрожащим голосом сказал Мордатенков, - я попросил бы соблюдать... - Молчи, старый таракан, - прервал его человек в кепочке, - в лоб захотел, да? Так я брызну! Я могу! Пущай я в четвертый раз пятнадцать суток отсижу, а тебе брызну! А я-то еще сомневался, меняться или нет. Да я за твое нахальство из прынцыпа переменюсь! Баушк! - Он повернулся к Елене Сергеевне. - Пиши скорее заявление на обмен! У меня душа горит на этих подлецов! Я им жизнь покажу! Заходи ко мне завтра утречком. Я те ожидаю. И он двинулся к выходу. В большом коридоре он, не останавливаясь, бросил через плечо, указывая куда-то под потолок: - Здесь корыто повешу. А тут мотоциклет. Будь здорова. Смотри не кашляй. Хлопнула дверь. И в квартире наступила мертвая тишина. А через час... Толстый Мордатенков пригласил Елену Сергеевну на кухню. Там стоял новенький сине-желтый кухонный столик. - Это вам, - сказал Мордатенков, конфузясь, - зачем вам тесниться на подоконнике. Это вам. И красиво, и удобно, и бесплатно! И приходите к нам телевизор смотреть. Сегодня Райкин. Вместе посмеемся... - Зина, солнышко, - крикнул он в коридор, - ты смотри же, завтра пойдешь в молочную, так не забудь Елене Сергеевне кефиру захватить. Вы ведь кефир пьете по утрам? - Да, кефир, - сказала Елена Сергеевна. - А хлеб какой предпочитаете? Круглый, рижский, заварной? - Ну, что вы, - сказала Елена Сергеевна, - я сама!.. - Ничего, - строго сказал Мордатенков и снова крикнул в коридор: Зинулик, и хлеба! Какой Елена Сергеевна любит, такой и возьмешь!.. И когда придешь, золотко, постираешь ей, что нужно... - Ох, что вы!.. - замахала руками Елена Сергеевна и, не в силах больше сдерживаться, побежала к себе. Там она сдернула со стены полотенце и прижала его ко рту, чтобы заглушить смех. Ее маленькое тело сотрясалось от хохота. - Сила искусства! - шептала Елена Сергеевна, смеясь и задыхаясь. - О, волшебная сила искусства...