Аннотация: Впервые на русском языке выходит новая антология от создателей знаменитой серии «Dragonlance». Под одной обложкой собраны произведения самых прославленных авторов «Саги о Копье», таких как М. Уэйс, Д. Перрин, Д. Найлз, Д. Грабб и многих других. Истинные дети Кринна, драконы обладают умением перевоплощаться и, превосходно пользуясь этим, безраздельно правят миром. Их обличия столь же разнообразны, как и их цвета. Их замыслы непредсказуемы и коварны. Их магические способности практически безграничны, и горе тому, на чьем пути встанут ДРАКОНЫ ВОЙНЫ! --------------------------------------------- Под редакцией Маргарет Уэйс, Трейси Хикмэна Драконы войны ПРОЛОГ Маргарет Уэйс В гостинице «Последний Приют» сегодня собираются сказители. Тика стала устраивать такие встречи для того, чтобы увеличить выручку в холодные зимние вечера, когда из-за льда и снега мало кто решается выбраться из дома. Эти встречи начали пользоваться огромным успехом, так что время от времени они с Карамоном рассылали приглашения самым прославленным сказителям Ансалона, предлагая бесплатный ночлег и стол, если те приедут. Сегодня вечером в гостинице собралось множество великолепных бардов. Карамон встает на бочку эля, чтобы его видели все присутствующие, и объявляет участников. — Для начала я хотел бы представить тех, кто бывал здесь еще в стародавние времена, как и я, — заговорил он. — Мы дружны с ними со времен Войны Копья. Просто поднимите руку, когда я назову ваше имя. А ты, Тассельхоф, опусти руку. Сегодня у нас собрались: Майкл Уильямс, Джеф Грабб, Ник О'Донохью, Роджер Мур, Дуг Найлз, Маргарет Уэйс, Трейси Хикмэн… Где же Трейси? Карамон всматривается в толпу. Раздаются смех и крики, когда Хикмэн обнаруживается в одежде мышиной окраски, обвиняя всех в похищении шляпы. После того как шум стихает, Карамон продолжает речь: — Сегодня вечером к нам вновь присоединятся несколько наших бардов. Поднимите руки, пожалуйста. Да нет, Тас, к тебе это не относится. Я… Подождите минутку! Что это ты держишь в руках? Это же касса с сегодняшней выручкой! Тас! Отдай-ка это мне! Наступает всеобщее замешательство. Карамон слезает со своего бочонка. Раздается пронзительный голос возмущенного Таса: — Я просто приберег ее на всякий случай, и это вполне разумно! Мало ли кто скрывается в толпе. — Да нет, это всего-навсего Роджер! — выкрикивает Майкл Уильямс. Наконец порядок восстановлен, а касса возвращена на законное место, и Карамон представляет бардов, которым уже случалось выступать здесь со своими рассказами: Дженет Пак, Линда Бейкер, Марк Энтони и Дон Перрин. — И наконец, — произносит запыхавшийся и раскрасневшийся Карамон, — я рад представить вам нескольких бардов, появившихся на Ансалоне недавно. Прошу всех поприветствовать Адама Леша, Криса Пирсона и Дж. Роберта Кинга. Вновь прибывших тепло встречают и советуют им не выпускать кошельков из рук. Под бурные аплодисменты Карамон кланяется и возвращается на свое место за стойкой. Тика в последний раз предлагает собравшимся эля. Приди к нам, друг. На скамье рядом со мной еще есть свободное местечко. Присаживайся. Заказывай кружечку и приготовься смеяться и плакать, содрогаться и трепетать. Сегодня вечером наши сказители поведут рассказ о драконах войны. СОН ДАЮЩЕГО ИМЕНА Майкл Уильямс I Ветер шепчет в высокой траве, В небе две мерцают луны, Капли звезд в ночной синеве… Вот с чего начинаются сны — Путешествие за предел, Вдаль и к самой заре времен, Где еще у вещей и тел Не возникло своих имен, И пока что шуршат пески, Где потом сойдутся полки. Мы украдкой вошли с тобой В мир Того, Кто Дает Имена, Где одна из двух лун темна И невидима третья луна, Здесь все сущее — лишь письмена Из грядущих легенд и саг. Наш беззвучен пусть будет шаг, Наша поступь пусть будет легка — Так скользят в небесах облака. Ничего не случилось пока В этом мире, все впереди, Но колотится сердце в груди, И виденья навстречу встают, И о чем-то пески поют. Этот путь пройди до конца — И узнаешь мысли Творца, И прочтешь вокруг письмена Дающего Имена. II Мне снилось: я иду пустынным долом В исполненном знамений грозных мире, Которому вот-вот грозит война, И никого окрест — одно лишь солнце Своим слепящим светом бьет в глаза. Тогда, возвысив голос, я три раза Воззвал, чтобы услышать голос Бога, И он, вняв зову, мне явился вскоре, Беззвучно и как будто ниоткуда. Мне снился мир, где слово стало явью И что прошепчешь — тотчас воплотится. И вот бегут мурашки по спине, Когда я здесь, в сей сказочной стране. Рассудком не измеришь, не постигнешь Мир грез, видений, чудищ и героев, Ведь сны причудливы, ветвятся, реют, вьются Как дым, когда его уносит ветер. Здесь мертвые встают из-под земли И хор их голосов подобен грому. Здесь алый свет вторая льет луна, Как кровью затопляя лес и долы. О, дай мне. Боже, свой возвысить голос, О, Боже, научи меня словам, Чтоб все на свете — мертвое, живое, — Услышало, как я слагаю песню О сне своем, седьмом волшебном сне, О, дай мне голос, чтобы рассказать О шорохе драконьего крыла… III Мне снилось — я иду пустынным долом, Где только кости, камни и пески, А горизонт — как темная спина Уснувшего неведомого зверя, И разными глазами смотрят луны, Смешав свои лучи над странным миром. Настало утро, и восходит солнце, И вижу я — все выжжено дотла Вокруг его палящими лучами. Здесь битва пролетела или мор Прошел своей безжалостной стопою, Сказать я не могу, но вижу, вижу, Как воронье и черви здесь пируют, Деля на солнцепеке мертвечину. Но что там впереди? Слепящий свет, Как будто бы какая-то пещера Сияет так, что кажется — то солнце Второе на земле зажглось, не в небе. Вот только странно: черные лучи Оно из той пещеры испускает, Да, черные как ночь, и все ж они Сияют так, что взор туманят слезы. «Драконы!» — осенило вдруг меня. Как черный жемчуг, черные алмазы, Черней угля, черней беззвездной ночи. Вон там взметнулось черное крыло! Я не хотел и шел, мне жутко было, И все-таки я шел; меня влекло К драконам, как магнит влечет железо. Скорей, скорей — так сокола ловец На рукавицу манит на охоте, И камнем сокол падает по зову Из поднебесья, и несет добычу. Помимо воли я пришел к пещере, Теряя разум, обливаясь потом. Но что мои метания и страхи, Когда щекочет ноздри этот запах Огня и раскаленного железа — Дыхание взлетающих драконов. Как туча, заслонила стая солнце, Летят крылом к крылу. Чей сон мне снится? Кто мог драконью стаю близко видеть И уцелеть, не пасть, огнем спаленный? Не помню, как случилось, но мгновенье — И вот уже я на спине драконьей Как полноправный всадник, я вознесся Над скалами, песками и пещерой, И чую я могучее биенье, Драконье сердце бьется подо мной. Взлетела стая и закрыла солнце, Сомкнула крылья, так что мне не видно Пустынный дол внизу, Но слышу голос, Он говорит мне: «Слушай, слушай, слушай», Он отдается эхом даже в пальцах Он льнет, как шелк легчайший льнул бы к коже, Он — порожденье сумрачных теней, В пещере спавших многие столетья, Пронизанных огнем, налитых ядом. Так вот я для чего увидел сон! Так вот я для чего пришел к пещере! Змеиный голос шепчет в ухо мне: «Узнай всю правду, слушай, слушай, слушай…» IV «Услышь мой голос, он к тебе взывает Из средоточия бури, сердца тьмы. Мои неисчислимы легионы, Отважны всадники, остры их копья, Быстры драконы, мощно реют крылья, И все-таки мы все обречены. Не верь, не верь, что это лишь начало. Мне ведомо, чем кончится сраженье, Мне ведомо, где вскоре встречу смерть. Прославленное войско мчится в небе Навстречу гибели. Сверкают их доспехи, Крыла шуршат, как листья на ветру, Внизу мелькают сотни королевств. А впереди — лишь острие копья, Того, единственного, что сразит меня. Великий Хума, ты отважный воин, И я лечу, спеша тебе навстречу, Но голос тьмы звучит из самой бездны И повторяет, как всегда, одно: Тебе не знать, тебе не знать победы, Но и беспамятства тебе не знать, не думай Под небом этим все предрешено, И в смерти — жизни будущей зерно. В легенде нет конца, и вновь на битву Ты выйдешь, встретишь гибель, и опять История о Хуме повторится. Вновь вихрем налетят войска врага, Вновь будут крики душу рвать на части, И вновь копье в твою вонзится грудь. Движение по кругу непреложно — Как смена лета осенью, как то, Что ночь рассвет сменяет поутру. А битва… Что же, битва — столкновенье Меж тьмой и светом, только и всего. Не может быть одной бескрайней тьмы, Но свет сплошной без тени невозможен… Извечна их борьба, а мы летим На грани света с тьмой. Качнется чаша На мировых весах и вновь замрет: Победа ль наша, пораженье ль наше — По кругу мир идет». V Драконица кружила в поднебесье, Крыла ее раскрылись, как цветок Ночной во тьме, и ветер подымали. Был мрак вокруг, кромешный мрак один, Он пожирал малейший лучик света, Клубился, рос и ширился окрест, Как черный дым клубится над пожаром. Драконица сама была как тьма, Но мчалась, неуклонно мчалась к свету — К сияющему рыцарю вдали. К копью его, что впереди сверкало. И яд бурлил под чешуей драконьей, Когда летели в битву мы над бездной, Точнее, не над бездной — над ничем, Над пустотой, и бездну поглотившей. Уже не тьма, а полное ничто, В котором тьма и тени стали пеплом. Нас пустота со всех сторон сжимала. Пожравшая и свет, и цвет, и звук. Одно я только слышал — сердца стук Драконьего, и ярость в нем вскипала Холодная… В том сне я постепенно С драконицей, с ее душою слился, Уже смотрел на мир ее глазами, Уже в себе я нес и смерть и яд. Все страшное и темное, что только На свете есть, в ней воплотилось — шрамы, И боль, и крик, и кровь, и мрак, и раны. Я заглянул ей в душу — ужаснулся: Драконье сердце холоднее льда, Темнее ночи и железа тверже. И все-таки она была прекрасна. Она купалась в тьме, дышала ею, Ей говорила тьма: «Во мне ты дома, Ты — это я, твоя душа и сила». И мы неслись во тьме навстречу свету, Чтоб вновь сойтись в смертельном поединке С великим Хумой, чтоб жила легенда, Чтоб ночь сменила день, а утро — ночь. И ждал нас впереди великий Хума, Копье подняв и вглядываясь в даль. Я видел сон, и я не мог проснуться. И чары тьмы меня уже сковали, Но все-таки я повторял во сне: «Пусть повторится битва, только, Боже, Ты Хуму выбери, даруй ему победу, Чтоб было утро, чтобы встало солнце, Чтоб кто-то выжил и сложил легенду, Которая останется в веках». ДРАКОНИЙ НАРОД Марк Энтони Как только обитатели долины обнаружили древнюю могилу, они послали за мной. Всего семь дней назад подули в долине теплые весенние ветры, заставившие зиму выпустить из крепких объятий горные края Южного Эргота. Я, как обычно, был благодарен природе за смену времен года. В пещере, где я обитаю в последние годы, летом вполне прохладно и даже приятно, а в темные месяцы я чувствовал себя как в могиле, и никакой огонь, ни земной, ни магический, не мог отогреть меня, когда я мучился от холода. Но вот, наконец, зима убралась восвояси, я отдернул в сторону кожаный занавес, закрывавший узкий вход в пещеру, и поток света и воздуха развеял промозглую темноту, царившую внутри. Пещера была невелика, не больше пяти шагов в ширину, а в глубину шагов пятнадцать. Но даже и такая, меня она совершенно устраивала. Дно пещеры покрывал сухой песок, и было более чем достаточно места для моих немногочисленных пожиток: кровать, сплетенная из ивовых веток, с тростниковым тюфяком, решетка для сушки трав и полка, на которой я держу запечатанные воском глиняные горшки с маслом, соленой рыбой и сморщенными оливками. В середине пещеры в жаровне горит огонек, а клубы дыма поднимаются к своду и исчезают в незаметных трещинах. Сидя на протертом до дыр коврике возле жаровни, я разглядывал крошечный скелет крота, который прилепил сосновой смолой к куску коры. Я по природе своей человек любознательный, и меня всегда особенно поражало то, как устроены живые твари. Каждый раз я обнаруживал, что всякое животное обладает чертами, идеально приспособленными для выживания в условиях, в которых оно обитает. То же самое можно было сказать и про крота. Кости его передних конечностей были изогнуты самым невероятным образом, благодаря чему к ним могли прикрепляться сильные мышцы, позволявшие зверьку копать, а его острые клиновидные зубки были просто созданы для прокусывания панцирей жуков, которыми кроты в основном и питаются. Окунув перо в чернильницу, сделанную из плода паслена, я аккуратно зарисовал скелетик на куске натянутого пергамента, попутно отмечая интересные черты. На порог упала чья-то тень. Я удивился и поднял глаза. У входа в пещеру виднелся темный силуэт. Фигура замерла в тот момент, когда я внезапно пошевелился, а затем стоявший развернулся и собрался бежать. — Постой! — крикнул я. Силуэт замер на месте — мой посетитель решил ближе не подходить. Я отложил перо, встал и направился наружу. Перешагнув каменный порог пещеры и выбравшись из сумрака на свет, я смог как следует разглядеть таинственного гостя: это был босоногий мальчик, не старше двенадцати зим, в просторной одежде из грубой ткани; он опасливо переминался с ноги на ногу. Обитатели долины посещали меня не так уж редко. Время от времени кто-нибудь из них поднимался по извилистой тропе, которая вела от обветшавших домиков деревушки, через рощицу серебристо-зеленых осин, к моей пещере. Обычно они приходили попросить целебную мазь от загноения, или травку, облегчающую зубную боль, или отвар от бесплодия. Для жителей долины я был просто отшельником, дичившимся окружающего мира, знахарем, который удалился в горы, чтобы в одиночестве заниматься своими изысканиями. Возможно, сумасшедший, но не опасный. Само собой, если бы местные знали, кто я на самом деле, они непременно переменили бы свое отношение, и я был бы сожжен в собственной пещере. Прошло пять лет с того дня, когда я спасся бегством после разрушения Башни Высшего Волшебства в Далтиготе. Мне до сих пор, бывает, снится зарево пожара. Никто из нас не ожидал, что толпа явится так скоро. Указом Короля-Жреца все маги были преданы анафеме и объявлены служителями Зла, а магия — ересью. Но между нами и Истаром лежал почти весь континент. Далтигот располагался на западной оконечности Империи. Нам казалось, что время еще есть и мы успеем завершить начатую работу, а потом бережно уложить наши книги и свитки и отправиться в тайные пристанища, где сможем спокойно продолжить занятия магией. Но мы заблуждались. Указ Короля-Жреца прокатился по стране, как лесной пожар. Его разжигали страхи, масла в огонь подливала ненависть, и густыми клубами темного дыма над этим пожаром поднималось невежество. Когда сброд хлынул по улицам Далтигота в сторону Башни, размахивая факелами и поблескивая оружием, мы не стали давать отпор. Это бы только еще более опорочило таких, как мы, в глазах толпы. Мы позволили варварам вбежать в открытые ворота, предать огню накопленное за много веков знание и сровнять с землей нашу сияющую Башню. Я оказался в числе тех немногих, кому повезло. Мне удалось уцелеть, отделавшись легкими ранениями, и я бежал из города на юг, в горы, в эту уединенную долину, где никто понятия не имел, как выглядят чародеи. Бывало, я задумывался о том, скольким братьям и сестрам удалось спастись в день разрушения Башни. Если кто-то остался в живых, то едва ли теперь он смог бы узнать меня. Когда-то я был Торвином, Магом Ложи Белых Мантий, энергичным, уверенным в себе молодым чародеем. А теперь я просто Торвин-Отшельник. Ношу только серые и бурые одежды, отрастил длинные волосы и бороду. Роста я немаленького, но при теперешнем образе жизни исхудал, даже стал костлявым. В целом я выглядел как раз так, как полагается отшельнику. Это и спасало мне жизнь. Жители долины были верными и преданными подданными Империи. Если бы они обнаружили, что я предаюсь магическим трудам, на меня легло бы клеймо еретика. А кара за ересь одна — костер. Непросто было жить, постоянно скрывая силу, которой я нацелен, держа в тайне, кто я такой и чем занимаюсь. Иногда я мечтал, как смогу раз и навсегда улететь на крыльях магии от страхов, ненависти и невежества окружающих. Но до тех пор стоило затаиться, чтобы сохранить жизнь. Стоявший передо мной мальчик из долины кусал губы; глаза у него были широко раскрыты от страха. Я улыбнулся, чтобы успокоить его, и ласково сказал: — Не бойся, отшельники не кусаются. Конечно, если не считать случаев, когда они до смерти проголодались. Но тебе повезло, я ведь только что покушал. А в горшочке у меня есть еще немного супа. Не хочешь попробовать? Мальчик смотрел на меня так, как будто я предложил ему миску с ядовитыми пауками. Он сглотнул и наконец, заставил себя заговорить. Голос его звучал встревожено. — Меня послал за тобой отец. Когда они пахали поле, там нашлись кости. От любопытства я поднял брови. — Кости? Мальчик энергично закивал: — Они нашли там вот это. И еще много таких вещей. Он протянул мне маленький предмет, стараясь, чтобы я не прикоснулся при этом к его грязной ручонке. Я перевернул вещицу, держа ее кончиками пальцев, и почувствовал, что волнуюсь все сильнее. Это был каменный нож. Он был высечен из гладкого бурого кремнистого сланца. С одной стороны пластинки породы были умело отколоты, образовывая острый режущий край, а другая сторона была сглажена и скруглена так, чтобы служить рукояткой. Нож удобно лег в мою ладонь, и я тут же почувствовал, что в последний раз рука человека касалась его многие тысячи лет назад. Уже не в первый раз я рассматривал артефакт, случайно извлеченный из древнего захоронения. Многие считают, что такие вещи были сделаны гоблинами или троллями, но это не так. Не гоблины мастерили такие каменные ножи, наконечники стрел из вулканического стекла и медные топоры. Все это было изготовлено людьми. Теми, кто жил здесь давным-давно, когда еще не возведены были города и не приручены дикие лошади, когда не успел еще человек украсть у гномов секреты обработки золота и железа. Я знал это, потому что с помощью найденных предметов пробовал увидеть то, что видели глаза того древнего народа. — Нам стало страшно пахать, — продолжал, осмелев, мальчик. — Скалдирк говорит, что это дурное предзнаменование. Отец послал меня за тобой, чтобы ты сказал, что это за кости, и утихомирил духов, которые в них сидят. Я совершенно не владел искусством усмирения духов, но не стал говорить этого мальчику. Каменный нож я крепко сжимал в руке. — Отведи меня туда, где это нашли. Мальчик кивнул, повернулся и торопливо зашагал вниз по узкой тропе. Я поспешил за ним. Моя пещера располагалась у подножия горного хребта, который разделял долину на северную и южную части. Посреди долины текла стремительная речка, вдоль которой и обитали в крытых дерном каменных домиках большинство жителей этих мест. К югу долина сужалась и начинался крутой подъем в ущелье, уходившее далеко в голубые горы. По этому проходу можно было подняться к вершинам, но, насколько мне было известно, туда никто никогда не ходил. Хотя все горы здесь были ошеломительно высоки, одна вершина возвышалась над остальными. Этот огромный двурогий пик, казалось, цеплялся за небо. Жители долины называли его Драконьей горой из-за рогатой вершины. То есть я всегда предполагал, что из-за этого. Я шел за мальчиком по тропинке, вившейся среди вересковой пустоши и проходившей иногда мимо груд каменных обломков. Наконец мы перешли небольшой перевал, и я увидел кучку местных жителей. В своих грязных серых и бурых одеяниях они стояли посреди вспаханного поля, глядя вниз, на землю. Подобрав полы одежды, я подошел к ним. Из темной свежевспаханной земли выступали очертания чего-то белого. Я встал на колени на вспаханную землю. Пока я рассматривал то, что обнажил плуг, меня все больше охватывало волнение. Я осторожно разгреб землю, с все большим изумлением рассматривая то, что пролежало там с древних времен. Это оказалась могила. Скелет был почти не поврежден, только кости ног зацепило плугом. По форме тазовых костей я понял, что это женщина. У нее едва прорезались зубы мудрости, значит, женщину похоронили молодой, умерла она лет двадцати от роду, не более. Ее тело уложили, подтянув колени к подбородку, как у ребенка в материнском чреве, как бы возвращая усопшую в объятия мира. Почва была окрашена ржаво-красным: это были остатки охры, которую нанесли ей на кожу. По вещам, положенным в могилу, я понял, что покойная была кем-то вроде принцессы. Нефритовые и костяные бусины, лежавшие в земле вокруг ее шеи, когда-то были ожерельем; нить, на которую они были нанизаны, сгнила много веков назад. Медные кольца были надеты на кости пальцев, а рядом лежали, чаша из бивня и гребень, вырезанный из оленьего рога. С такой роскошью в загробную жизнь отправляли только знатных женщин. Я предположил, что она была дочерью вождя. Для того чтобы о чем-либо говорить наверняка, потребовалось бы более тщательно изучить найденные предметы, но, как мне представлялось, женщина была погребена более двух тысяч лет назад забытым народом, обитавшим в долине задолго до нынешних жителей. Мне пришлось отвлечься, когда заговорил один из мужчин. Я подумал, что это отец мальчика, которого посылали за мной, — их грязные лица были похожи. — Что ты думаешь, Торвин? — спросил мужчина. В его темных глазках светился страх. — Я никогда не видел ничего подобного. Это эльф? Другой мужчина, коренастый кривоногий тип, бесцеремонно захохотал: — Скажешь тоже! Никаких эльфов не существует, Меррит. — Но смех его быстро затих в холодном воздухе, а остальные стали нервно оглядываться, стараясь оградить себя от сил зла с помощью особым образом сложенных пальцев. Я не стал говорить им, что эльфы действительно существуют. Мне ни разу не посчастливилось самому увидеть эльфа или побывать в их скрытых от глаз лесных поселениях, но благодаря научным изысканиям я получил некоторые сведения об этих существах, так что я был уверен, что они никогда бы не произвели таких грубых изделий. Эльфы обрабатывают золото и хрусталь, но никак не кость и сланец. Я сказал собравшимся на поле, что бояться нечего, что это просто могила, а лежащие в ней кости принадлежат человеку, ничем не отличавшемуся от нас. Если вещи покойной и могли показаться странными, то лишь потому, что жила она очень давно. Мне показалось, что мои слова их в какой-то степени успокоили. Я объяснил нескольким мужчинам, каким образом следует извлечь кости и предметы, и пообещал похоронить все это в тайном месте, так, чтобы дух умершей никого не тревожил. Я не сказал им, что намерен сначала изучить эти кости. Они не поняли бы научных целей и испугались бы, прояви я такой интерес к скелету. Пока мужчины трудились, я отошел в сторону. Сидя на старом пне, я следил, чтобы они были осторожны. Вот тогда-то я и увидел… Из свежевспаханной земли возле моих ног торчала каменная дуга, слишком гладкая поверхность и правильная форма которой говорили о том, что создана она не природой. Я погрузил пальцы в землю, потянул и вытащил этот предмет. Отряхнув камень, я стал рассматривать его. Камню придали форму полумесяца, тщательно обтесав. Один его конец был широким, и на нем были выдолблены бороздки, так что с помощью жилы или стебля вьющегося растения к камню можно было легко прикрепить древко. Другой конец был заострен, как у маленькой мотыги; Мне уже случалось видеть такие предметы. Это было тесло. Именно этим инструментом, без сомнения, и была вырыта могила. Внезапно меня охватило желание немедленно действовать. Но делать то, что мне захотелось, было опасно. Я знал, что следует подождать до тех пор, пока я не окажусь в своей пещере, где буду в безопасности, поскольку меня никто не сможет увидеть, но этого мне пришлось бы дожидаться несколько часов. Кроме того, жители долины были так заняты работой, что не обращали на меня никакого внимания. Они не заметят. А мне хотелось знать, кем была похороненная здесь женщина. Нет лучшего способа узнать это, чем посмотреть на нее глазами тех, кто много-много лет назад вырыл эту могилу. Бережно держа каменное тесло, я повернулся к местным спиной. Так и не успев как следует поразмыслить о том, что задумал сделать, я позволил магическим заклинаниям тихо слететь с моих губ. С последним словом по всему телу прокатилась дрожь. Стало покалывать пальцы, сжимавшие камень, а вокруг все побелело. Я зажмурился, и то, что предстало мне затем, было увидено уже не моими глазами. Он стоял на берегу высокогорного озера. Ледяной ветер трепал темные волосы, пытался сорвать с плеч шкуру тура, в которую кутался этот человек. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина. Высоко в горах, где обитало его племя, жизнь была суровой, но на его красивом лице не было ни одной морщины. Правда, возраст выдавало выражение его светлых глаз. Он был далеко не юн. Мужчина дрожал: лохматая шкура рыжего тура была накинута прямо на голое тело. Когда-то все они пришли к Драконьему озеру с пустыми руками. И уйти ему тоже придется без всего. Таков Закон о Разрыве. Перед ним собралось все племя — дюжины две мужчин и женщин, все в облегающих одеждах из оленьих шкур. Драконий народ был высок ростом, и казалось, что время странным образом не коснулось их лиц. Так же как и лица мужчины в шкуре. Сейчас эти красивые гордые люди были суровы и мрачны, а в их светлых глазах застыла печаль. За их спинами в ярко-голубое небо поднимался огромный горный пик. Его рогатая верхушка отражалась в серебряных водах Драконьего озера. Сама гора, там, наверху, почти ничего не напоминала, а вот ее отражение, слегка искаженное рябью, было действительно похоже на дракона, тянущего рогатую голову в небо и расправляющего серебристо-белые крылья. Один из соплеменников, сильный мускулистый мужчина, шагнул вперед. Лицо его, как и у остальных, не выдавало возраста, но в медной бороде и длинных волосах виднелись седые пряди, и глаза у него были не серые, а цвета старого меда. Он заговорил и его звучный голос был похож на штормовой ветер. — Ты действительно решил это сделать, Скайлит? Спустя долгое мгновение Скайлит кивнул, плотнее укутавшись в турью шкуру: — Я люблю ее, Теваррек. — Твоя любовь гибельна, и она навек разделит твою тропу и путь нашего народа. — Знаю. Теваррек покачал головой. На лице его читались непонимание и гнев. — Кажется, многие соплеменники тебя понимают, Скайлит. Думаю, что некоторые даже завидуют твоей любви. О себе я такого сказать не могу. Я считаю, что ты глуп. Но ведь я и сам не такой, как все, верно? — Тут он заговорил насмешливо: — Так что, она и правда так красива, это существо из племени долины? На губах Скайлита мелькнула улыбка: — Она прекрасна, да. Но я бы не ушел только из-за этого. Я не хуже вас знаю, как недолговечна красота человека. Двое впились друг в друга взглядами. Наконец Теваррек глубоко вздохнул: — Однажды оказавшись по ту сторону Препоны, ты никогда не сможешь вернуться. Принимаешь ли ты такую судьбу, Скайлит? Скайлит колебался лишь мгновение. — Принимаю, — произнес он. Теваррек сорвал шкуру тура с плеч Скайлита и швырнул ее на землю. — Тогда уходи! Уходи и никогда не возвращайся в наши края! Скайлит избрал эту судьбу сам, но все же резкие слова ранили его. Взглянув напоследок на лица соплеменников — они уже не были его народом, — он обернулся и побежал вдоль берега озера. Голое тело покалывало от холода, острые камни царапали босые ступни. От дальнего конца озера брал начало ручей, стремительно падавший со скал в ущелье, а затем спускавшийся в подернутую дымкой зеленую долину, которая раскинулась далеко внизу. Скайлит стал пробираться вниз по ущелью. Через несколько мгновений исчезло из виду озеро и все те, кто стоял на берегу. Скайлит смахнул слезы, щипавшие глаза, и заставил себя думать только об опасной тропе, по которой нужно было спуститься. Прошло, наверное, около часа, когда он начал скользить вниз, — каменистая осыпь выскальзывала из-под ног, — но потом Скайлит остановился. Струйки тумана плыли над камнями, лежавшими перед ним, и вились вокруг его ног. К склону горы льнуло сплошное покрывало плотного серого тумана, в котором не было видно ни единого просвета. Скайлит стоял у туманной кромки, на переднем краю Препоны. Он не представлял, какие когда-то потребовались чары, чтобы создать Препону. Наколдовали ее много веков назад, чтобы спрятать народ от мира после Темного Времени, когда почти все им подобные были перебиты или изгнаны из этих земель. Немногие оставшиеся поднялись к Драконьему озеру и сотворили Препону, чтобы никто из долины не мог обнаружить их. Немногочисленные остатки Драконьего народа могли жить спокойно, пока никто не знает, что они поселились среди этих величественных вершин. Скайлит не позволил себе оглянуться. Собравшись с духом, он шагнул внутрь Препоны. Его тут же окружил холодный туман, и мир вокруг превратился в серебряный водоворот. Дрожа и спотыкаясь, он шел вперед; пробираться можно было только на ощупь. То и дело Скайлит оскальзывался на скалистом склоне и падал. Один раз при падении он рассек ладони об острые камни. Наконец среди тумана забрезжил свет. Вокруг стали вырисовываться нечеткие силуэты: засохшее дерево, изрезанный трещинами кусок гранита. Да. Это было то самое место, где он впервые увидел ее, гибкой тенью мелькнувшую в тумане. Уланию. «Почему, — думал он, — судьба заставила нас осмелиться и войти в зачарованный туман одним и тем же весенним утром, зачем она поднялась, а я спустился?» Этого он не знал. Ему было известно лишь одно: как только он заметил в тумане ее худенькую фигурку, он понял, что любит ее. В тот день они расстались на границе тумана и света, которую он не осмелился переступить. После этого они еще три раза встречались в дымке. Расставаясь в третий раз, они решили, что больше не станут встречаться в тумане. С бешено бьющимся сердцем Скайлит бросился вниз по склону, не замечая, как выкатываются из-под босых ног камни. Туман стал прозрачнее, а потом разом разлетелся в клочья. Замерев на месте, Скайлит прищурился от ярких солнечных лучей. Он преодолел Препону. Раздался голоса звонкий, как бегущая по камням вода: — Скайлит! Ты все-таки пришел! Наконец картина у него перед глазами прояснилась. Перед ним стояла стройная молодая женщина; глаза у нее были карие, того же цвета, что и ее одежда из оленьих шкур, а волосы такие же черные, как нож из вулканического стекла, висевший у нее на бедре. Она протягивала ему серебристую волчью шкуру. Он неуверенно шагнул вперед, и женщина тут же накинула на него шкуру и обняла его. Скайлит задрожал, прикоснувшись к ней. Хриплым голосом он произнес слова, которые будто оцарапали ему горло: — Я никогда не смогу вернуться, Улания. Она прижала его к себе еще крепче: — Тогда пойдем со мной, в долину. Наша хижина ждет нас. Он перестал дрожать и кивнул. Только тогда Скайлит вспомнил, что принес ей подарок. Нарушив все же Закон о Разрыве, он спрятал эту вещицу на затылке под длинными волосами. Он расплел пряди, на которых держался его подарок, предмет оказался у него в руке, и он протянул его Улании. Это был большой браслет из бивня, украшенный резьбой; он был очень древним и считался одним из величайших сокровищ народа. Улания вскрикнула от радости и надела украшение на руку, как велел Скайлит. Светлая кость, казалось, светится на ее смуглой коже. Мужчина улыбнулся. Потом он откроет ей тайну этого браслета. Пока ему достаточно видеть, что украшение ей идет. Скайлит поцеловал Уланию, и они направились вниз по склону горы. Они успели сделать всего лишь несколько шагов, когда с вершин налетел холодный порыв ветра. Из серой стены Препоны вырвался, разделив Скайлита и Уланию, поток тумана. Неожиданно он потерял ее. Его охватила паника. — Улания! — крикнул Скайлит. Какое-то мгновение, к его ужасу, ответа не было. Он всматривался в нахлынувший туман, но ничего не видел. Потом в его руку легла холодная рука, крепко сжавшая его ладонь. — Я здесь. Тут ветер сменил направление и унес туман обратно к Препоне. Сердце его успокоилось. Они продолжили путь вниз по склону, и он больше не выпускал ее руки. Вскоре ему снова стало радостно. Но всю дорогу, пока они не оказались в долине, Скайлит не мог забыть, как неожиданно между ними оказался холодный туман. — Торвин? Знахарь Торвин? Мир вокруг меня завертелся, цвета смазались, а потом все резко остановилось. Местные жители уже закончили разбирать могилу, и теперь несколько человек стояли вокруг меня; на их грубых лицах читалась тревога. Раньше, когда я погружался в прошлое с помощью этого заклинания, предмет позволял мне уловить лишь расплывчатые, приглушенные видения, как будто я смотрел на них сквозь матовое стекло и прислушивался через толстый слой ткани. Но на этот раз все явилось четко, совсем как в жизни. Увиденное все еще стояло перед глазами; пусть это были лишь разрозненные образы, но они казались чуть ли не ярче моих собственных воспоминаний — никогда не переживал ничего подобного. Я с силой вцепился в полукруглое тесло. — Знахарь Торвин, с тобой все в порядке? Я поднял глаза. Хриплый голос принадлежал Мерриту, отцу мальчика, который привел меня сюда из моей пещеры. Со мной определенно не все было в порядке — мне пришлось слишком резко освободиться от действия заклятия, и кровь стучала в висках, — но нужно было развеять их опасения. Мне удалось подняться на ноги, хотя стоял я нетвердо. — Ничего страшного, — сказал я. — Немного закружилась голова, вот и все. Я просто не окреп после зимней лихорадки. Мне нужно вернуться в пещеру, Моих объяснений им, видимо, оказалось достаточно, и Меррит что-то проворчал в знак согласия. Он сказал, что они уже извлекли все, что было в могиле, завернули кости и разные предметы в старое одеяло и двое мужчин уже отправились с этим тюком к моей пещере. Я оставил местных жителей, которые продолжили пахать, и медленно побрел обратно, мимо голых еще полей, а потом по извилистой тропинке вверх. К тому времени, когда я наконец переступил каменный порог своего жилища, мужчин, которые вышли раньше меня, уже нигде не было, а посреди пещеры лежал принесенный ими тюк. Отложив каменное тесло, которое, несмотря на его значительный вес, я все-таки захватил с собой, я зажег огонь в жаровне силой мысли и слова. Даже после этого простого заклятия в висках у меня сильно застучало. Я нагрел воду и заварил горький чай из ивовой коры и шиповника, выпил его и, хотя не был голоден, съел кусочек лепешки, слушая, как у входа в пещеру чирикают воробьи. К наступлению ночи чай оказал на меня нужное действие, и теперь голова не болела, а только слегка гудела. Я пошел разворачивать одеяло. Хотелось узнать, пострадали ли кости и предметы при извлечении из земли или же местные следовали всем моим советам и были достаточно осторожны. Я остановился, обернулся и посмотрел на каменное тесло, лежавшее возле жаровни. Повторять магические действия после такого незначительного перерыва было глупо, возможно даже опасно, но все же меня внезапно охватило столь сильное желание сделать это, что я понял: мне не удержаться. Хотелось узнать, что дальше случилось с ним. Со Скайлитом. Я не понимал, почему желание настолько овладело мной. Ведь, в конце концов, этот человек жил и умер более двух тысяч лет назад. Могло ли иметь какое-то значение то, что с ним случилось? Но это почему-то было для меня важно. Возможно, просто потому, что я не понаслышке знал, каково быть изгнанником. Я сел, скрестив ноги, и положил на колени полукруглое тесло. Мои пальцы скользнули по гладкому камню, как будто ощущая все, что хранила его память. Я сделал глубокий вдох, все еще в нерешительности. А потом с моих губ сами заструились магические слова. Глубокой зимой у них родилась дочь. Они назвали ее Илианой, что на языке долины значило Дитя Неба, потому что, хотя девочка унаследовала от матери волосы цвета обсидиана и орехового оттенка кожу, глаз такого цвета, как у нее, никогда еще не встречалось ни у кого в племени, обитавшем в долине. Они были серо-голубыми, цвета зимнего неба. Совсем как у отца. Рожала Улания нелегко. Три дня корчилась она от боли в их хижине, где стены были сделаны из шкур. Все это время повивальная бабка из ее племени бросала на Скайлита злобные взгляды. Похоже, сморщенная карга решила, что во всем виноват он. Улания потеряла много крови, но повитуха знала свое дело хорошо, и благодаря этому мать и дочь выжили. Девочка родилась сильной и вскоре начала быстро расти, а вот Улания после родов была очень слаба. Целый месяц она не могла выйти из хижины. К лету, однако к женщине вернулись силы. Поначалу племя относилось к Скайлиту подозрительно и даже с опаской, но со временем мнение переменилось. В тот день, когда Улания привела Скайлита к стоявшим кругом куполообразным хижинам, племя, увидев его — высокого, сероглазого, почти голого (на мужчине была лишь шкура, которую дала Улания), — решило, что она привела с высокой горы какого-то духа. Узнав об этих страхах, он разрезал руку каменным ножом и показал, что из раны течет алая человеческая кровь. Вождь племени, в отличие от всех остальных, не боялся. Он злился. Улания была его единственной дочерью, и он запретил ей связываться с этим чужаком. Но она только свирепо сверкнула глазами, схватила Скайлита за руку и повела его в приготовленное ею жилище. Всякая женщина имела право поселить в своей хижине любого мужчину, которого она выбрала. Многие месяцы племя избегало Скайлита. Но потом, весной, после рождения Илианы, младший сын вождя упал в бушующую реку, полноводную от растаявшего снега. Мальчик погиб бы, если бы не Скайлит, который сделал то, на что не осмелились другие: нырнул в ледяную воду и вытащил беднягу. После этого все изменилось. Племя не то чтобы приняло Скайлита, но уже, по крайней мере, не так боялось его. Он показал им хорошие засады, где можно было поджидать лохматых рыжих туров, и научил делать более длинные луки, из которых стрелы с каменными наконечниками летели дальше и с большей силой. Глаза Улании светились счастьем, когда она наблюдала за ним в такие моменты, и до самого конца года их дни были радостными. Зимой Улания захворала, но к тому времени, когда с гор подули порывистые ветры, болезнь прошла, и Скайлит вскоре позабыл об этом. Илиана уже умела ходить и училась говорить, и родители отдавали ей все свое внимание. А потом, однажды вечером, когда на смену летней зелени уже приходила золотая осень, Улания сказала Скайлиту, что снова ждет ребенка. Он поцеловал ее и крепко обнял. — Ты для меня все, Улания. — Он произнес эти слова как молитву. Она улыбнулась, но ничего не ответила, только нежно погладила его по щеке. А через три дня она умерла. Ребенок был зачат в недобрый час, как сказала потом повивальная бабка. У Улании случился выкидыш, и внутри у нее что-то оборвалось. Все случилось очень быстро. Скайлит тогда был на охоте. Когда он вернулся в хижину, Улании уже не было в живых. Он сам вырыл каменным теслом могилу для жены, нарядил ее в одежды из тонкой кожи, надел на нее бусы; потом преклонил колени, поцеловал остывшие губы и снял с руки Улании костяной браслет, который когда-то подарил ей. — Тебе это уже не пригодится, любимая, тебе больше не летать, — прошептал Скайлит, надевая браслет себе на руку. Илиана плакала, звала мать, но ни одна из женщин не пыталась успокоить ребенка. Скайлит поднял дочь, и у него на руках она замолчала. Многие люди из племени бросали в его сторону недобрые взгляды. Хорошее отношение к нему ушло вместе с Уланией, и теперь их лица снова выражали страх и недоверие. Они могли бы принять Илиану, если бы не ее светлые глаза, из-за которых она всегда будет казаться не такой, как все. Скайлиту с дочерью больше нечего было делать в долине. Пока остальные опускали в могилу тело Улании, Скайлит поднял глаза и посмотрел на двурогий пик, возвышавшийся над долиной. Его охватило странное волнение. Да, ему запретили возвращаться к озеру. Но не Илиане. Драконий народ станет теперь ее племенем. Только они смогут показать ей, кто она на самом деле. Теваррек сказал, что вернуться будет невозможно. Но ради Илианы он должен попробовать. Все плакали, кидая в могилу горсти земли, а он уже шел прочь, крепко держа одной рукой Илиану. А из другой руки выпало тесло… Видение развеялось. Глаза мои распахнулись, и я глотнул воздуха. Несколько мгновений я смотрел на тесло, а потом выпустил его из пальцев. Оно больше ничего не могло мне поведать. На этот раз в висках стучало не так сильно. Наверное, все еще действовал чай. А может, я уже успел привыкнуть к наплыву образов. Я опустился на колени возле тюка, который принесли в пещеру местные, и развернул грубую ткань. Засияли, освещенные пламенем, резные украшения из бивня, ярко заблестела красная медь. Так, значит, Улания была похоронена в той самой могиле. По щеке у меня покатилась слеза, и я стряхнул ее. Как странно плакать о человеке, которого никогда не знал, о той, которой не стало за тысячи лет до моего рождения. Я поднялся и прошел в глубь пещеры. Постороннему показалось бы, что там нет ничего, кроме тени, которую отбрасывает выступ скалы, но я-то знал, что это не так. Я зажег свечу, протиснулся в узкую щель и оказался в тесном закутке. На каменном выступе стоял кедровый сундук. Я поднял крышку, и изнутри поднялся сладковатый запах пыли. Здесь я хранил то, что не осмелился бы показать жителям долины: хрустящие свитки пергамента, склянки из цветного стекла, глиняные горшочки с мазями и порошками. Это были мои личные артефакты, мои магические орудия. Проводя пальцами по тонкой материи моей аккуратно сложенной белой мантии, я, как Скайлит, думал о том, удастся ли мне когда-нибудь вернуться в Башню, где я смогу продолжить свои исследования. Но что я обнаружу там? Этого я не знал. Возможно, это будет то же самое, что нашел Скайлит, если он все же вернулся к Драконьему озеру. Если вернулся. И мне этого никогда не узнать. Разве что… В тот самый миг, когда мне в голову пришла эта мысль, я понял, что обязательно попытаюсь. Я приготовил все, что понадобится: еду, флягу с водой и дорожный посох. Остаток ночи я провел, раскладывая кости Улании на одеяле и тщательно размещая вокруг них найденные в могиле предметы. Когда вернусь, я снова похороню ее так, как подобает. А пока ограничусь только этим. В серых предрассветных сумерках я отправился в путь. Я решил подняться по ущелью к озеру. Когда я шел через долину, я видел, что ее обитатели уже встали и принялись за свой нелегкий труд. Возле каменных домишек, теснившихся один к другому, я встретил Меррита. Он бросил на меня удивленный взгляд. Я не часто приходил в селение, особенно в столь ранний час. Меррит поприветствовал меня, а потом спросил, потирая руки: — Закопали ли вы кости, знахарь Торвин? — Да-да, — солгал я, раздражаясь из-за того, что приходится задерживаться. — Сегодня никакие духи вас не потревожат, Меррит. А что, пахать вам уже не нужно? Он опустил голову и поспешил прочь, но успел перед этим бросить в мою сторону косой взгляд. Если бы я не был так поглощен своими мыслями, меня встревожила бы, наверно, настороженность, блеснувшая в его маленьких глазках. Но я пошел дальше, к южному краю долины. Здесь начиналось то самое узкое ущелье, где путь преграждали, один за другим валы из острых камней, и вело оно к нависавшему надо мной двурогому пику — Драконьей горе, уже окрашенной первыми рассветными лучами. Я начал восхождение. Подъем оказался нелегким. Жизнь в Башне, а потом в пещере совершенно не подготовила меня к физическим нагрузкам, и я быстро запыхался. Непросто было подниматься по крутому склону. Башмаки скользили по каменистой осыпи. Понимая, что дорожный посох здесь бесполезен, я отбросил его и полез, хватаясь за камни руками. Чем выше я поднимался, тем разреженнее становился воздух — легкие резало, словно ножом. И вот, когда я уже был уверен, что дальше пройти не смогу, склон стал более пологим. Вместо ущелья передо мной лежала вытянутая долина; по ее округлым очертаниям было ясно, что ее выточили в незапамятные времена ледники. Кругом зеленел ковер свежей травы. Здесь я пошел быстрее, останавливаясь только изредка, чтобы выпить глоток воды или немного перекусить. И вот, наконец, я оказался у дальнего края этой зеленой долины. Обернувшись, я понял, что преодолел гораздо большее расстояние, чем мне казалось. Долина, где я жил, лежала далеко внизу, притихшая и окутанная дымкой. Вытянув шею, я посмотрел вперед. Теперь мне было не видно Драконью гору. У гор есть странная особенность: издалека их увидеть легче, чем вблизи. Но я все равно знал, что пик, уже недалеко. Перед тем как проделать последний отрезок пути вверх, я решил несколько минут отдохнуть. Неподалеку был широкий плоский камень, нагретый солнцем. Я сел на него, съел немного сушеных фруктов и попил воды, потом поднялся и уже собирался идти дальше, как вдруг заметил, что возле камня что-то разбросано. Я поднял один из предметов. Это оказался маленький осколок кремня, толстый с одного края и узкий и острый с другого. Давным-давно кто-то, остановившись, как и я, на этом месте, сделал себе каменное орудие, возможно — нож. А разбросанные осколки остались лежать, как отколотые скульптором куски мрамора на полу мастерской. Я смотрел на каменный осколок в своей ладони и думал: разве такое возможно? Но ведь в этих местах проходило совсем немного людей. У меня был только один способ все узнать. Я крепко сжал осколок и погрузил сознание во тьму, бормоча уже привычные слова заклинания. Скайлит преодолел подъем на дальние скалы и резко остановился. Перед ним вздымалась стена серого тумана. Препона. Илиана тревожно завертелась у него на руках. Ее маленьким ножкам не терпелось побегать. Только не здесь. Он прижал ее к себе сильнее, не обращая внимания на недовольные вопли девочки. Стебелек тумана протянулся в их сторону и скользнул по его руке. Он отшатнулся от холодного прикосновения, но не позволил себе отступить. Единственная надежда Илианы лежала по ту сторону Препоны. Напрягшись всем телом, он шагнул вперед. Вокруг него бесшумно сомкнулась туманная стена. Тут же стало нечем дышать. Казалось, эта серая масса заполняет легкие и душит. Скайлит слышал, как плачет Илиана, но звуки казались далекими и приглушенными, хоть он и чувствовал, как льнет к нему дрожащее от страха маленькое тельце. Он прижал дочь к себе еще сильнее, и пелена тумана будто стала тоньше, так что Скайлит смог делать судорожные вдохи и выдохи. Воздуха едва хватало на то, чтобы не упасть замертво, но ему и этого было достаточно. Кружилась голова. Скайлит пытался пробраться вперед. Дымка расступалась перед ним неохотно. Ему казалось, что он вязнет в болоте, с трудом умудряясь переставлять ноги. А вот встревоженная Илиана вовсю размахивала ручками, и туман ей не мешал. Скайлит наклонился над ней. Туман расступился вокруг девочки, отхлынул, будто вода, и теперь мужчина потихоньку мог двигаться вперед, будто листок, плывущий по воде вслед за каноэ. Без Илианы Скайлит не смог бы сделать в глубь Препоны и десяти шагов. Ей неведомо было изгнание, а на нем оно лежало тяжким бременем. Для него она стала ключом. Вместе с ней он мог как-то ковылять вперед, задыхаясь от сверхъестественного тумана. Илиана уже почти не плакала, только тихо похныкивала. Скайлит ощущал странную легкость в голове. Вокруг яростно кружился вихрь тумана, и он уже подумывал, не сходит ли с ума. Мысли стали запутанными, неопределенными. На скользком камне, скрытом в тумане, он оступился, упал и разбил колени. В тот самый момент внезапно налетевший порыв ветра разорвал туман в клочья, и они улетели прочь, проскользнув над каменистой почвой. Скайлит вдруг увидел перед собой серо-зеленый склон, который тянулся вверх, к высоким пикам. А стена тумана у него за спиной растаяла в прохладном воздухе. Из горла у него вырвались рыдания. Он зарылся лицом в мягкие темные волосы Илианы. Она, будто почувствовав важность этого момента, замолчала, глядя на горы широко раскрытыми голубыми глазами. Наконец Скайлит встал. И он, и дочь были голодны, так что перед тем, как подняться на самый верх, стоило подкрепиться. Найдя кролика, забежавшего в туман и находившегося в оцепенении, Скайлит свернул ему шею, а потом отнес к широкому плоскому камню, где оставил Илиану. Быстрыми, умелыми движениями он сделал из куска кремня нож и разделал тушку. Они поели сырого мяса, а потом немного отдохнули. Вскоре Скайлит поднялся. Илиана спала. Он осторожно взял дочь на руки и, склонившись над ней, тихо прошептал: — Пойдем, милая. Пойдем домой. И они снова начали подниматься по ущелью. До озера я добрался на закате. Легкие жгло огнем, ноги дрожали от усталости, но я решил не делать привал. Скайлит прошел сквозь Препону. Это подтвердили видения, хранившиеся в разбросанных осколках кремния. Но что же случилось после? Неужели у отверженного действительно была возможность вернуться? Мне нужно было это узнать. Взглянув на озеро, я раскрыл рот от изумления. В его кристальных водах лежал огромный медный дракон. Естественно, это было лишь отражение рогатого пика, освещенного заходящим солнцем. Но образ, который я увидел в воде, был настолько пугающе реальным, что сердце у меня ухнуло и на мгновение я то ли с ужасом, то ли с надеждой поверил в то, что дракон был настоящий, живой. Но драконы существуют только в мифах, так что эта картина являлась всего лишь игрой света на воде. Я отвернулся от озера и начал искать. Здесь обязательно должно было что-то остаться с тех древних времен. Возможно, я вышел к нужному месту случайно, а может, мне помогло какое-то невероятное родство, возникшее между мной и Скайлитом. Как бы то ни было, когда я поднялся на груду валунов, чтобы получше разглядеть окрестности, у меня из-под ног выкатился камень. Я не смог удержаться и свалился в какую-то темную яму. Он полулежал, прислонившись к камню. В той самой позе, в которой две тысячи лет назад сделал свой последний вздох. Я подумал, что не мог не узнать его. Кости стали хрупкими и пожелтели от времени, многие потрескались или сломались. Но, глядя на них, я понимал, что принадлежали они высокому мужчине с гордой осанкой. Последние сомнения были развеяны, когда я увидел на его руке браслет из бивня. Странно: мне казалось, что я встретил старого друга после многолетней разлуки. Возможно, в некотором роде так оно и было. Пусть нас и разделяли тысячелетия, но наши жизни — наши судьбы — каким-то образом переплелись. Дрожащей рукой я снял браслет, подаренный Скайлитом Улании, с древней кости, на которую он был надет. — Прости меня, — прошептал я и понял, что действительно прощен. Несколько мгновений я не отрывал глаз от покрытого причудливой резьбой браслета, а потом в последний раз воспользовался силой магии, чтобы посмотреть на то, что когда-то видели чужие глаза. Он стоял на берегу озера. Племя собралось перед ним, и на их молчаливых лицах читалась тревога. Крупный медноволосый мужчина сделал шаг вперед. Он заговорил. Голос его звучал пугающим грохотом: — Ты принес нам гибель, Скайлит. Скайлит яростно покачал головой: — Нет, Теваррек. Я принес надежду. — Держа перед собой Илиану, он вытянул руки. Маленькая девочка молча смотрела на медноволосого мужчину, и ее круглое личико было спокойно. — В этой твоей гнусности нет никакой надежды, — прорычал Теваррек и с обличающим видом ткнул пальцем в костяной браслет на руке Скайлита. — Сначала ты украл самое священное наше сокровище, а потом подарил его той, к которой он никогда не должен был попасть в руки, и все ради того, чтобы появилась… вот эта. — Он с отвращением махнул рукой в сторону Илианы. — А теперь ты с ее помощью уничтожил Препону. Рано или поздно нас обязательно обнаружат. Мы должны бежать, и я не знаю, куда мы сможем отправиться на этот раз. Но куда бы ни лежал наш путь, можешь не сомневаться, что тебя мы с собой не возьмем. — Мне это безразлично. — Скайлит резко шагнул вперед. — Только возьмите с собой Илиану. Больше я ни о чем не прощу. Щеки Теваррека покраснели от ярости. — Ни за что! Она не принадлежит к нашему племени. — Но она такая, как мы! — умоляюще произнес Скайлит. — Посмотри, какие у нее глаза! Теваррек даже не взглянул на ребенка. — Решаю здесь я, и я говорю, что мы не возьмем ее с собой. — Он уже собрался повернуться и уйти. — Тогда я вызываю тебя. Собравшиеся ахнули. Не успел еще Теваррек ответить, как Скайлит опустил ребенка на землю и раскинул руки в стороны, откинул голову и испустил бешеный вопль, который эхом повторили горы. Теваррек повернулся в сторону Скайлита и свирепо уставился на него. Тело Скайлита пронзила судорога. Мышцы скручивались у него под кожей и раздувались до невероятных размеров, так что его одежда разлетелась на лоскутки, тело странным образом росло и постепенно менялось, приобретая новую форму. Через мгновение Скайлит-человек исчез. На его месте появилось что-то большое и серебряное. Это существо подпрыгнуло, расправило огромные металлические крылья, откинуло рогатую голову на шее с волнистым гребнем и испустило рев. Серебряный дракон. Скайлит взмахивал крыльями, поднимался все выше и выше над озером, и его охватило ликование. Он наслаждался, подставляя ветру сверкающую чешую. Вот уже пять веков он не принимал истинного обличья; с тех самых пор, как окончилась последняя Драконья Война, он ни разу не насладился радостью полета. Война кончилась тем, что смертный по имени Хума изгнал из этих земель всех драконов своим сверкающим магическим Копьем. Так, по крайней мере, гласили легенды, которые рассказывали смертные. Но нескольким драконам удалось избежать Копья, приняв человеческое обличье, и они поселились в этих местах, чтобы скрыться от мира, в котором драконьему роду отныне не было места. А теперь они больше не смогут здесь оставаться. Скайлит кружился в воздухе, почти опьяненный позабытым за много лет восторгом полета. В чувство его привел яростный вопль, раздавшийся снизу. Там, на земле, широко раскинул руки Теваррек. Тело его засверкало. Внезапно с того места, где он стоял, поднялся в воздух мощный дракон с бронзовой чешуей. Взмахивая красновато-золотистыми крыльями, бронзовый дракон неумолимо понесся на серебряного. Скайлит понимал, что большой дракон сильнее, но Илиане было не на что надеяться, кроме этого боя. Племя с земли наблюдало, как два дракона кругами летают над озером. Внезапно Теваррек развернулся и сделал выпад. Скайлит парировал удар, но опоздал на какие-то доли секунды. Когти бронзового рассекли ему бок, оставив пылающую полосу боли. Неистово хлопая крыльями, Скайлит смог отлететь от противника на безопасное расстояние, а потом начал кружить на месте. На мгновение он растерялся, не видя Теваррека, но потом до его чутких ушей откуда-то сверху донесся порывистый звук. Он вытянул вверх гибкую длинную шею и вскрикнул. Столько лет проведя в человеческом теле, он многое успел забыть. Летать — совсем не то же самое, что двигаться по ровной земле. А Теваррек, похоже, помнил полеты лучше. Бронзовый пикировал на него. Скайлит забыл, что высота дает преимущество. Пока серебряный дракон отступал, Теваррек поднялся выше в небо и теперь, сложив крылья, с чудовищной скоростью падал вниз. Скайлит выгнул спину и захлопал крыльями, уже понимая, что не успеет уклониться от врага. В тот самый момент он заметил, как внизу что-то мелькает. На долю секунды Скайлит опустил взгляд. Стоявшая возле озера крошечная фигурка, размахивая ручками, тянулась к нему. В сердце Скайлита острой болью отозвалась любовь и тоска. Он знал, что должен сделать. Ему самому уже не спастись. Сейчас важна была только ее свобода. Он снова вскинул голову. Теваррек был уже почти над ним. В глазах бронзового сиял беспощадный золотой свет; он торжествующе скалил острые зубы. Скайлит напряг крылья и взлетел навстречу противнику. Ярость в глазах Теваррека сменилась удивлением. Такой реакции он не ожидал. Драконы понеслись прямо друг на друга. Теваррек расправил крылья и попытался уклониться в сторону. Но было уже поздно. С раскатистым грохотом драконы столкнулись в воздухе. Тело Скайлита пронзила мучительная боль. Превозмогая страдания, он впился в Теваррека когтями и зубами. Тот тоже полосовал его когтями, но Скайлит не замечал этого. Теваррек бешено извивался, стараясь высвободиться, но это ему не удавалось. Он пытался пошире расправить крылья, чтобы остаться в воздухе, но и это было невозможно. Сплетясь в серебряно-бронзовый клубок, драконы рухнули вниз. Какое-то мгновение крики обоих эхом отражались от холодных камней. А потом оба ударились о торчавшую из земли острую глыбу, и стало совсем тихо. Скайлит сразу же понял, что Теваррек мертв и что сам он тоже умирает. Он не мог пошевелиться, а мысли его были легки, как плывущие на ветру пушинки. На него легла тень, и Скайлит понял, что к нему подошел кто-то из его племени. Женщина несла на руках Илиану. Малышка смотрела на Скайлита без страха и не узнавала его. «Конечно, — возникла у него в голове неотчетливая мысль. — Она не знакома с этим моим обличьем». Из последних сил он сосредоточился. Очертания его переломанного тела расплылись и сжались. Теперь на камнях лежал окровавленный мужчина, голый, только на руке у него был надет костяной браслет. — Теперь мы должны уйти, — сказала женщина. В ее светлых глазах читалась грусть. Из горла Скайлита тихо вырвалось лишь одно слово: — Куда? — Думаю, что мы уйдем из этого мира; — ответила та. — Воссоединимся с остальными. Нам давно пора было это сделать. Илиана протянула к нему ручку и погладила его по измазанной кровью щеке. А потом женщина с ребенком на руках развернулась и пошла вслед за народом. Через мгновение и женщина, и весь Драконий народ исчезли. Берег был пуст, а в водах озера отражались две дюжины величественных серебряных существ. Вместе с ними летел, расправив переливающиеся крылья, совсем маленький дракончик. Скайлит с улыбкой наблюдал, как они исчезают в сгущающихся сумерках, но потом стало совсем темно. Они выбрали это место для поселения из-за отражения в водах озера, но вовсе не отражению был обязан Драконий народ своим именем. Теперь я это знал. Все-таки драконы существовали не только в мифах. На заре я покинул озеро. Ночь была долгой и холодной, но мне было страшно спускаться по ущелью в темноте. Еще я чувствовал внутреннее сопротивление — мне не хотелось покидать его. Мне казалось, что я оставляю лежать здесь, среди холодных камней, частицу самого себя. Костяной браслет я положил за пазуху. Хоть он у меня останется. Взглянув напоследок на серебрящиеся воды Драконьего озера, я повернулся и начал спускаться с горы. Еще находясь высоко над долиной, я заметил дым, но с такого расстояния было трудно разобрать, откуда поднимается тонкая голубая струйка. Пока я пробирался вниз по каменистому склону, в душе моей росло недоброе предчувствие, но я не понимал, что именно меня тревожит, и лишь прибавил шагу. Ближе к выходу из ущелья я уже бежал сломя голову, не думая, что можно упасть на скользких камнях. И вот скалы расступились, и я оказался в хорошо знакомой мне долине. Я понесся по полям — кое-где местным еще предстояло пахать, но вокруг было ужасающе безлюдно. Ни души. Несмотря на усталость, я бегом бросился вверх по извилистой тропе к своей пещере. За последним поворотом я встал как вкопанный и никак не мог отдышаться. Вот я и узнал, почему меня обуревали такие странные предчувствия. Они подожгли мою пещеру. Черно-сизый дым валил из нее и вяло поднимался в небо. Потрясенный, я шагнул было вперед, но тут же отпрянул: пещера раскалилась. Было слишком поздно. Я понял, что уже ничего не осталось. Ни Улании, ни предметов из могилы. Сгорели мои свитки, и книги, и моя белая мантия. В оцепенении смотрел я на поднимавшиеся клубы. Внутри у меня не было ни злобы, ни сожалений, одна только непонятная пустота. Позади меня хрустнули ветки. Какие-то тени вышли из леса на поляну, перед пещерой. — Значит, ты вернулся. Я медленно обернулся. Это был Меррит. В его маленьких глазках светились опасные огоньки, мясистые ручищи сжимали вилы. Позади него стояло несколько местных. У всех на лицах были написаны ненависть и недоверие. Каждый был вооружен топором, лопатой или дубинкой. Меррит с угрожающим видом шагнул вперед. — Мы знаем, кто ты такой. Я ничего не ответил, не в силах отвести взгляд от вил у него в руках. Меррит продолжал, тихим, шипящим голосом: — Сегодня утром в твою пещеру пришла Селда, чтобы попросить чего-нибудь от зубной боли. Она увидела кости, которые ты якобы похоронил. Они были разложены, как будто для какого-то колдовства. Она привела нас, и мы обыскали пещеру. Мы нашли все — и твои омерзительные зелья, и проклятые книги по черной магии. Все это время ты лгал нам, скрывая, кто ты на самом деле. Но больше ты от нас не спрячешься, колдун. Последнее слово он произнес так, как будто выплюнул яд. Я не мог не содрогнуться, услышав, сколько ненависти в его голосе. Я непроизвольно сделал шаг назад, они же, все как один, тут же шагнули вперед и подняли оружие. Да, они действительно собрались убить меня. — Вы не понимаете, — тихо пробормотал я. Эти слова не выражали ни возмущения, ни осуждения. Ничего, кроме истины. — Нет, я все понимаю, колдун. — Лицо Меррита исказилось жуткой усмешкой. — Я понимаю, что ты должен сгореть, как и все прочие еретики, согласно воле повелителя Истара. — Он махнул рукой остальным. — Бросайте его в пещеру! Я даже немного обрадовался, что этот затянувшийся спектакль заканчивается. Мне, как и Драконьему народу, суждено было скрываться лишь до поры до времени. Я сунул руку за пазуху и достал костяной браслет. Местные напирали, размахивая оружием. Спину уже обжигало пламя. Как же давно я мечтал о том, чтобы не стало вокруг меня страха, ненависти и невежества. И вот, наконец, время пришло. Я закрыл глаза и надел браслет — пусть он станет моим погребальным украшением. Голоса местных стали тише. Люди продолжали кричать, но мне казалось, что вопли их не столько кровожадные, сколько испуганные. Я больше не ощущал жара; напротив, меня обдувало прохладой. Я почувствовал, что мое тело стало непривычно гладким и обтекаемым. По жилам разлилась сила. Ощущение было восхитительным. Неужели вот так и умирают? Я открыл глаза и тут же понял, что не умер. Почему-то жители долины теперь оказались далеко внизу. Они в страхе побросали оружие и бежали со всех ног, напоминая перепуганных мышей. Люди уменьшались у меня на глазах. Дымившийся вход в пещеру тоже исчезал вдалеке, а деревья казались жалкими веточками. Я поднимался все выше и выше, и меня переполняла такая сила и свобода, какой я еще ни разу в жизни не испытывал. Долина исчезла в дымке, и вскоре прямо надо мной уже возвышался двурогий пик, Драконья гора. Я посмотрел вниз и наконец, понял, в чем заключалась сила браслета, что значил подарок, который сделал Улании Скайлит. В водах Драконьего озера я снова увидел отражение огромного дракона. Взмахивая серебряными крыльями, он вытягивал изящную шею и сверкал яхонтовыми глазами. Но это была уже не игра света на поверхности воды. Дракон был настоящим. Возвращаться мне нельзя, но зато я могу улететь. Я открыл рот и испустил ликующий рев. На сердце было легко, а ветер поднимал меня все выше и выше. ДОБЫЧА Адам Леш В ноздри старого красного дракона ударил запах эльфа. Класш мгновенно проснулся и насторожился, при этом умудрившись не шелохнуться. Любое движение заставило бы осыпаться груду золота, серебра и драгоценностей, на которой возлежал дракон. Стараясь дышать все так же ровно, Класш медленно приоткрыл один глаз и осмотрел треугольный Большой Зал, с удовольствием отмечая, сколько всего ему удалось здесь накопить за минувшие века. Наконец дракон увидел эльфа. Вор был один; он притаился в дальнем углу и пытался вскрыть замок на длинном, узком сундуке, который дракон видел впервые. Там же Класш заметил и распахнутую потайную дверцу, которую тоже раньше не замечал. «Проклятые гномы, — сказал себе дракон. — Вечно им не хватает потайных дверей, и ведь делают они их столько, что все и не найдешь». Стряхнув остатки сна, Класш отметил про себя, что запах от эльфа идет как от гнилой рыбы. Разглядывая непрошеного гостя, дракон обратил внимание на его широкие плечи, большой рост, худощавое, но крепкое тело и серебристые волосы. «Скорее всего, полукровка, — задумчиво сказал себе Класш. — И, наверное, невкусный. Полукровки всегда невкусные». Странно: снаряжение у вора было отличное, но на боку висели лишь пустые ножны. Сквозь кольца блестящей эльфийской кольчуги были пропущены полоски кожи, благодаря которым бряцания металла было почти не слышно. Полы серого плаща с капюшоном были откинуты, чтобы эльф мог свободно работать руками. Рассерженный дракон наблюдал, как прилежно эльф ковыряется в замке. Как подкравшийся к добыче кот, Класш был совершенно неподвижен. Щелчок — и замок открылся. Класш быстро прикрыл глаз, поскольку эльф решил посмотреть на дракона, чтобы убедиться, что того не потревожил шум. Довольный, что огромный зверь по-прежнему спит, вор откинул крышку. Класш снова открыл глаз и увидел, как эльф вытащил из сундука великолепный сверкающий палаш — в звоне клинка ясно слышалось, что оружие заговорено. Дракон поразился: он и не знал, что среди его имущества скрывается такой артефакт! Эльф торопливо вложил меч в ножны и скользнул к открытой двери, совершенно не обращая внимания на остальные сокровища, лежащие почти у самых его ног. Класш дохнул в сторону эльфа сгустком пламени. Должно быть, тот все же не терял бдительности, потому что ему удалось уберечься от огня, пригнувшись за грудой почерневших чешуйчатых кольчуг и опаленных костей — останков глупых рыцарей, осмелившихся бросить вызов Класшу. Пламя подожгло несколько ветхих гобеленов и деревянных сундуков; зал осветился и наполнился дымом. Дракон давным-давно понял, что его огромное тело не предназначено для того, чтобы пробираться через возвышающиеся по всему залу сверкающие дюны из золота и серебра, драгоценных камней и разных украшений, поэтому произнес заклинание. Класшу пришлось сдержаться, чтобы не вскрикнуть от боли, когда его шея съежилась, а туловище будто сложилось. Когда огромный зверь уменьшился на четверть, его голова и конечности начали принимать формы, приличествующие огромной кошке. Все его тело покрылось огненно-рыжей шерстью, которая гуще всего росла на голове и шее, превращаясь в пышную шелковистую гриву. Появившиеся на лапах когти были меньше, но острее драконьих; они слабо поблескивали в свете огня. Обретя кошачью ловкость, дракон сжался в комок, испустил громогласный рык и прыгнул к тому месту, где прятался эльф. Золото и серебро взлетело в воздух, когда Класш изящно приземлился, а потом перепрыгнул через доспехи. Оказавшись по другую сторону импровизированной баррикады, дракон увидел, как эльф мчится туда, где на него будет труднее напасть, в сторону сверкающих груд сокровищ. Вор скрылся из виду, обогнув поставленные один на другой деревянные сундуки. Дракон бросился туда, принюхиваясь в надежде, что кошачье обоняние поможет отыскать вора, но ему не повезло: все запахи перебивала едкая вонь, исходившая от горящих гобеленов, а из-за дыма Класш мог видеть только на несколько футов перед собой. Наконец он почуял запах эльфа, идущий со стороны сундуков, поскреб лапой в щели между ними, пока не почувствовал под когтями ткань. С победоносным ревом Класш попытался вытащить эльфа из укрытия, потянув на себя серый плащ, выпачканный сажей и опаленный огнем, и услышал, как над головой что-то заскрипело. Класш поднял глаза, но было слишком поздно: несколько сундуков, стоявших один на другом, уже валились на него. Эльфа нигде не было видно. Сундуки сбили Класша с ног и придавили ему передние лапы. Он попытался высвободиться, но сил не хватило. Когда огонь начал гаснуть и по всему залу легли тяжелые тени, Класш снова сменил обличье. Тело его переполнила боль; очертания зверя дрогнули, конечности слились с туловищем. Сундуки зашевелились, а потом снова замерли на месте: змеиные формы позволили Класшу выскользнуть из-под них. Выбравшись из-под завала, он заметил эльфа. Вор скрылся в тени возле большой груды монет. Долго оставаться безногой змеей дракон не мог; он снова уменьшился в размере и стал менять форму, на этот раз превратившись в человекоподобное существо. Сейчас Класш был размером с крупного людоеда или малорослого великана, с холмов, но никто бы не принял его ни за того, ни за другого. Это существо, с жесткой, как у пресмыкающихся, красной кожей, с горящими красными глазками, с громадными мускулами по всему туловищу, на руках и на ногах, напоминало скорее демона из Бездны, чем кого-либо из рожденных на Кринне. Класш быстро устал от многочисленных превращений; тяжело дыша, он обвел взглядом свои покои. Крупными шагами двинулся дракон к горе монет, где он в последний раз видел эльфа. Став человекоподобным, он, как обычно, утратил остроту восприятия и быстроту реакции. Его обоняние не улавливало ничего, кроме запаха дыма. Так и не обнаружив эльфа, Класш направился к сделанной гномами двери. Он собирался посторожить выход, чтобы не дать вору уйти. Раздался звон металла о камень. Класш побежал туда, где громоздилось оружие погибших рыцарей. На пол упал меч. Обогнув гору железа, дракон обнаружил рядом с мечом лишь большой драгоценный камень. Поняв, что это была попытка отвлечь его, Класш повернулся, посмотрел в сторону потайной двери и увидел бегущего к ней эльфа. Отбросив меч ногой, дракон метнулся к двери. Эльф уже прыгнул в коридор. Класш ринулся вперед и успел чешуйчатой рукой схватить вора за щиколотку. Эльф упал. Дракон раскрутил его в воздухе и отшвырнул подальше от двери. Вор перевернулся, как акробат, и, ловко приземлившись, одним быстрым движением выхватил сияющий магический меч. Класш подобрал упавший меч и двинулся на эльфа. Все еще оставаясь в человекоподобном обличье, дракон начал вычерчивать клинком головокружительные восьмерки, и незваный гость принял бой. Несколько минут оба делали выпады и парировали удары, испытывая отвагу соперника. Эльф успел нанести Класшу глубокий болезненный удар в левую ногу. Несчастный взвыл, перестал следить за своим обличьем и начал вновь превращаться в дракона. Эльф бросился к выходу. Класш с облегчением вздохнул, стряхнув с себя человеческий облик. В тот момент, когда он обернулся, эльф уже выскочил в дверь. Дракон еще раз дохнул струей пламени, но только напрасно потратил силы и потерял драгоценные секунды. Жар, пронесшийся по коридору вслед за эльфом, повредил и без того обветшавшие несущие конструкции туннеля, и своды рухнули. Этот выход оказался перекрыт. Класшу придется воспользоваться парадным входом. Выбравшись из когда-то роскошных ворот, Класш с силой взмахнул крыльями и поднялся в воздух. Впервые после невыносимо засушливого лета пошел дождь. Обычно Класш наслаждался осенними ветрами и дождями, охлаждавшими воздух, раскаленный его дыханием, но сегодня он не обращал внимания на ливень. Дракон поймал сильный восходящий поток теплого воздуха и расслабил крылья. Поднявшись на сотни футов над землей, Класш посмотрел вниз и увидел эльфа: тот спускался по склону. Гнев дракона успел остыть, но он досадовал на себя за то, что не проник в сознание несносного воришки. У Класша имелась Подвеска для Чтения Мыслей, которую он когда-то давно похитил у эльфов. Как только Класш настроится на мысли эльфа, у того не останется никаких шансов на спасение. Теперь, когда эльф стал отлично виден, разделаться с ним можно было за несколько мгновений. «…еще не совсем»,  — думал вор. Есть! Страх! Класшу, который читал все переживания бегущего эльфа, было приятно осознавать, что жертву объял ужас. Опьяненный успехом дракон даже не заметил, как упустил восходящий поток и начал снижаться; понял он это лишь тогда, когда почувствовал, что эльф перепугался еще больше. Класш посмотрел на него и увидел, что тот смотрит на небо. Заметив дракона, эльф поспешил в укрытие. Класш вышел из пике и полетел вверх. Как следует сосредоточившись, дракон снова погрузился в сознание перепуганного эльфа. Страх! Мозг опять захлестнула сильнейшая паника, которой был охвачен эльф, но на этот раз Класшу удалось погрузиться глубже, и он смог узнать имя: Б'инн Ал'Тор. Дракон попытался пробиться еще дальше, но путь оказался перекрыт непроницаемой стеной паники. Эльф ловко петлял по пересеченной местности. Кругом почти уже не было зелени: осенние горы окрасились в красные, рыжие, желтые и коричневые тона. Незадолго до Первой Драконьей Войны дракон прилетел в эти горы, подыскивая себе жилище. Он был приятно удивлен, обнаружив возле самой вершины одного из высочайших пиков цитадель гномов. Класш терпеть не мог любых смертных, но самую глубокую и неумолимую ненависть испытывал к гномам. Он с огромным удовольствием выжил их из крепости и устроил там свое логово. Теперь он почти все время проводил в роскошном зале, который гномы когда-то называли Залом Хобба. Эльф спускался по весьма крутому и скользкому склону. Растительности на такой высоте было мало, кроме того, дождь все еще моросил, так что каждый шаг приходилось делать с величайшей осторожностью. Теперь дракон уже не испытывал желания поскорее прикончить незваного гостя; ему хотелось сделать так, чтобы это существо помучилось перед смертью. Класш, почти скрытый грозовыми тучами, летел за ним на большой высоте. Только в сотне ярдов от эльфа дракон разогнался и стремительно направился к своей добыче. Когда он пролетел над эльфом всего в нескольких ярдах, тот потерял равновесие, сбитый с ног ветром, поднятым яростно хлопающими крыльями. Эльф смог бы удержаться, если бы потоки воздуха не вызвали небольшого оползня. Он упал и покатился по склону, ударяясь о влажные скалы и попадая под удары падающих камней. Боль! Страх! Унижение! Дракон, весьма довольный, взмыл ввысь, наслаждаясь эмоциями, проносившимися в сознании эльфа. Класш отлично развлекался и не хотел, чтобы забава закончилась слишком быстро. Сделав круг, дракон снова ринулся вверх. Превозмогая боль, эльф заполз за валун. Класш почувствовал некоторую симпатию к своей жертве: пока обреченный проявляет удивительную находчивость, с ним интересно иметь дело. Вору удалось заползти под плоский камень, лежавший поверх нескольких валунов, и оградиться от нападения дракона этим каменным щитом. Поскольку наброситься на жертву теперь было невозможно, Класш опустился на камень, который и без такого значительного груза располагался на валунах весьма неустойчиво, Страх! Эльфа пронзил ужас, но деться ему было некуда. Дракон дал ему несколько минут передохнуть, а потом сместил вес тела. Плоский камень заскрежетал о валуны, и на раненого эльфа обрушился поток гравия и пыли. Страх! Как и ожидал Класш, ужас эльфа достиг своего предела; дракон наслаждался этим чувством, как приятной музыкой. За мгновение до того, как плоский камень рухнул, Класш поднялся в воздух. Сделав круг, он осмотрелся но нигде не увидел эльфа. Прищурившись, он еще раз изучил участок вокруг укрытия, где только что прятался вор, и только тогда увидел негодяя, направлявшегося к крутому обрыву. Пока дракон снижался, от взмахов его крыльев поднялся небольшой смерч. Эльф подбежал к утесу и спрыгнул. Потрясенный, дракон взмыл в воздух и развернулся, чтобы понять, что произошло. На поверхности утеса был небольшой выступ, по которому можно было пробраться в пещеру. Солнце светило с другой стороны, и склон утеса покрывала тень, поэтому дракон оказался не в состоянии оценить размеры пещеры, пока пролетал мимо нее. Но позволить вору так легко убежать и лишиться такого развлечения Класш не мог. Выступ был слишком узким для приземления, поэтому дракон сразу нырнул внутрь. Прямо в воздухе Класш принял новое обличье: в пещеру стремительно влетел грифон. Коснувшись пола пещеры, Класш почувствовал в лапе острую боль, из-за которой он чуть было не потерял контроль над собой. Оказалось, что рана, нанесенная ему эльфом в Большом Зале, успела загноиться. Вновь обратившись драконом, Класш принялся зализывать рану, ощущая на языке привкус заговоренного клинка. Целебная драконья слюна быстро подавила остатки магической силы, вложенной в удар, и рана начала затягиваться. Когда глаза Класша привыкли к темноте, он понял, что оказался в еще одном коридоре, высеченном гномами в те же давние времена, что и Зал Хобба. — Будь дважды прокляты эти гномы! Все-то они в трудах, — пробормотал Класш. Какие-то птицы явно облюбовали это место: на самой большой груде каменных обломков лежали два крупных яйца. Осматривая зал, дракон между делом жадно проглотил оба. К счастью, глупые гномы предпочитали строить с размахом, о чем свидетельствовали размеры коридора, открывшегося перед драконом, — здесь Класш не рисковал застрять. Можно было точно сказать, куда направился эльф, потому что в пыли, покрывавшей каменный пол, отпечатались его следы. От нее у дракона слезились глаза и першило в горле. Однако он все же двинулся по следу, хотя такая игра его уже не особенно развлекала. — Вор за это заплатит, — поклялся Класш. — Когда я, наконец, вопьюсь когтями в плоть этого эльфа, он пожалеет, что не сгорел тогда, когда я в первый раз дохнул на него пламенем. Я стану жевать медленно, смакуя его ужас и страдания. Вдруг следы исчезли. Класш присмотрелся повнимательнее. Через несколько футов следы снова обнаружились. Он отправился дальше. Страх! Пробиться сквозь стену паники, преградившую путь в сознание эльфа, не удавалось, и Класш довольствовался лишь тем, что наблюдал за эмоциями своей жертвы и читал те редкие мысли, которые все же проскальзывали сквозь переживания. «Нельзя останавливаться… пыльно… идет за мной следом… ловушка…» — вот о чем думал объятый ужасом эльф. Вскоре Класш увидел, что следы снова оборвались, но на этот раз дракон даже не сбавил шагу. Что-то очень острое кольнуло его в бок, но боль быстро стихла, и дракон, не обращая внимания на рану, продолжил путь, стараясь нагнать эльфа. Внезапно у Класша начала зудеть шкура. Теперь он уже явно не испытывал никакой радости от погони; дракон чувствовал только гнев и раздражение. Класш отчаянно желал выбраться из этих душных коридоров. Дракон уже собирался, нагнав эльфа, просто изжарить его огненным сгустком, чтобы разделаться побыстрее. Он снимет с обгоревшего трупа сияющий меч, а потом полетит к ближайшему горному озеру и с удовольствием отдохнет в его прохладных водах. От приятных мыслей Класша отвлек еще один сильный укол в бок. Он снова не обратил на это внимания, но после третьего укола лязгнул зубами и взвыл от досады и боли. Внутри у Класша волной поднималась тошнота. Голова болела, все тело сильно ломило. Зуд стал в десять раз сильнее; казалось, что шкура вот-вот слезет. Конечности перестали слушаться, и дракон рухнул на пол. — Яд! Треклятые гномы отравили меня! — проревел Класш. Он ударил хвостом. Желудок скручивало от боли, в голове стучало, как будто по ней бил молотом каменный великан, потом потемнело в глазах. Впервые за свою долгую жизнь Класш потерял сознание. Дракон не скоро пришел в себя. Тело его ныло, в голове по-прежнему гудело, живот болел, но организм уже оправился от действия сильного яда. Дракон не представлял, сколько времени он пролежал без чувств. Он больше не улавливал эмоций эльфа и не слышал его мыслей. Магическая связь оборвалась в тот момент, когда Класш потерял сознание. Он поднялся на ноги. Пришлось несколько минут присматриваться, пока снова не обнаружились отпечатавшиеся в пыли следы эльфа. Поглощенный собственными невзгодами, Класш не заметил, что слой пыли стал тоньше, а следы эльфа начали пересекаться с другими следами. Он не слышал звуков, доносящихся из расположенной впереди галереи, пока не повернул за угол и не налетел на небольшую группу гоблинов. Те на мгновение замерли, а потом в панике бросились врассыпную, побросав все, что несли; они метались туда-сюда, налетали друг на друга и пронзительно верещали что-то нечленораздельное. Быстрым движением Класш зацепил одного из них за куртку. — Как мне выбраться отсюда? — прорычал он перепуганному до истерики существу, которое тут же потеряло сознание. Класш отбросил гоблина в сторону — тело ударилось о стену, так что хрустнула шея, — схватил другого, но результат оказался тем же самым: гоблин лишился чувств. — Даже на простой вопрос ответить не могут, — проворчал Класш и решил сменить тактику. Он пошел вслед за самой большой группой гоблинов, рассчитывая, что те, вероятно, направляются к выходу. Но вскоре все они оказались в тупике, и стало очевидно, что гоблины лишь метались в панике. Дракону не хотелось попусту тратить магические силы, но он понимал, что безнадежно заблудился. Так что Класш схватил еще одного гоблина и наложил на него заклятие, приносящее спокойствие. — Я не причиню тебе вреда. Выведи меня отсюда, — приказал он. Дракон пламенем расчищал себе дорогу, сжигая все, что попадалось на пути. Гоблин, теперь уже совершенно спокойный, вел его по коридорам, которые казались бесконечными; но наконец, показался выход. Небо было темнее, чем тогда, когда Класш подлетал к пещере. Дождь лил как из ведра. Глянув вниз, Класш заметил странное приспособление: нечто вроде деревянной площадки, подвешенной на нескольких веревках. Сооружение перемещалось по вертикали, вдоль выходов из каменных коридоров, расположенных один над другим. Сквозь стену дождя дракон разглядел эльфа, перебирающего руками веревку. — Вор! — завопил он, бросаясь к выходу, и взмыл в небо, случайно задев гоблина. Тот рухнул вниз, но остался спокоен. Он даже не вскрикнул перед смертью, падая на скалы. Класш расправил крылья, слыша, как хрустят суставы, и начал набирать высоту. Прохладный ветер, обдувавший морду, и падавшие на тело капли дождя окончательно избавили его от тошноты. Ужасающе громко чихнув, он очистил нос от пыли и лишь после этого начал кругами снижаться, приближаясь к деревянной площадке. Эльф, стоявший на площадке, как раз оказался возле очередного входа в коридор, когда Класш дохнул на него белым пламенем. Площадка тут же загорелась. Веревки оборвались, и охваченное пламенем сооружение рухнуло на скалы рядом с телом несчастного гоблина. Дракон полетел вниз и приземлился возле пылающих обломков. Внимательно их рассмотрев, он не обнаружил никаких следов эльфа. Не было там ни его вещей, ни похищенного меча. — Коридоры гномов! Вор успел проскочить в то отверстие! Только через час Класшу удалось найти маленькую, незаметную пещеру — это был выход из туннелей, начинавшихся у подножия горы, в долине. На лужайке было где спрятаться; неподалеку находился лес. Идеальное место для засады. Класш обнаружил на склоне широкий надежный выступ и лег там, поджидая эльфа. Надежды Класша оправдались. Через час дождь поутих, и эльф высунул голову из пещеры. Снова сосредоточив внимание на воре, дракон постарался проникнуть в его мысли. !Где же дракон?!  — думал эльф. Он тут же получил ответ на свой вопрос — увидел Класша, лежащего на каменном выступе. Страх. Сознание дракона снова наводнили переживания эльфа, но их Класшу было недостаточно, однако проникнуть глубже ему по-прежнему не удавалось. Вор двинулся вперед по лужайке, быстро и бесшумно, прячась за деревьями и валунами. Страх! Страх! Эльф прибавил шагу, а потом побежал в сторону леса, где мог почувствовать себя в относительной безопасности. Дракон поднялся в воздух, резко пошел на снижение и перерезал эльфу путь к лесу полосой огня, постаравшись, чтобы пламя было подальше от деревьев. В нескольких футах от земли дракон вышел из пике, взмыл в небо и развернулся. Эльф по-прежнему мчался со всех ног прямо к стене огня, совершенно не пытаясь сбавить темп. Он подпрыгнул и нырнул в огонь. Вокруг тела эльфа замерцала золотая дымка, и он пролетел сквозь пламя, не пострадав от жара. Опустившись на ноги, он бросился в лес, быстро пробежал через негустую поросль у опушки и скрылся из виду в лесных дебрях. — Вор, — произнес Класш и почувствовал, что на этот раз его слово проникло в сознание эльфа, миновав преграды. Удивление. Страх. — Вор. Эльф, — продолжал дракон. — Я знаю, что ты слышишь мои мысли. Я чувствую твой страх. Ты думаешь, что в лесу ты в безопасности, но ведь я сожгу лес дотла, уничтожу любое дерево, растение и живую тварь, чтобы добраться до тебя. Сдавайся. Ты был достойным соперником, поэтому я обещаю тебе быструю смерть. «Пошел ты в Бездну»,  — ответил эльф. — Да брось ты. Я хорошо знаю таких, как ты. Я воюю с вами уже тысячелетия. Ты же не позволишь мне уничтожить весь этот лес только ради того, чтобы прожить несколько лишних мгновений. Ответа от эльфа не последовало. — Б'инн Ал’Тор, — самодовольно сказал Класш. Удивление. — Да, вор. Я знаю твое имя. И хорошо знаю твой род. Драконы хорошо знают Дом Тора. Мы всегда считали вашу семью сильным противником. Как низко ты пал. Жалкий вор, недостойный носить имя Тора. Стыд. «…я достоин…» — подумал эльф. — Нет, не достоин, — сурово ответил Класш. — Достойный рода Тора не стал бы пробираться в мое жилище через черный ход, а потом убегать и прятаться в туннелях, построенных гномами, или скрываться в лесу, который я сожгу дотла, если ты не сдашься. Ненависть к себе. «…глупо…» — Да, ты очень глуп, юный эльф. Разве ты не знаешь, кто я? Моего настоящего имени тебе не узнать никогда, но в мире я известен как Класш, самый древний и сильный из драконов. Удивление. — Ты удивлен? — рассмеялся Класш. — Это естественно. Ведь сама Такхизис выпустила меня из недр, где я был погребен. А я, по ее требованию, скрывал от мира свое освобождение, чтобы потом всеми силами помогать новому поколению драконов захватить Кринн. А тебе я все это рассказываю потому, что знаю: так или иначе, ты умрешь еще до конца дня. Молчание. — Не отвечаешь, Б'инн Ал'Тор… Так что, полукровка? — со смехом выдавил из себя Класш. Удивление. Стыд. — Да, я знаю о тебе все, Тор. Отверженный полукровка. Класш сам домысливал историю. Он не мог преодолеть преграды из эмоций, заслонявшей от него сознание эльфа, но достаточно знал об эльфийских обычаях, чтобы дорисовать картину. — Там, в зале, я почуял в тебе человека. А в приличном эльфийском обществе полукровок не любят, верно? Поэтому тебя выгнали, и ты стал простым воришкой. Черным пятном на репутации гордого Дома Тора. Эльф осторожно пробирался через лес. Сверху дракону было видно, что тот участок, где скрылся вор, — всего лишь узкая полоса деревьев. Лес рассекал широкий и глубокий овраг, лежавший не совсем зарубцевавшимся шрамом на желто-красной коже осенней земли. Деревья росли почти до самого края ущелья. Эльф поймет свою ошибку, когда будет уже слишком поздно. Он должен был оказаться у края оврага уже через несколько минут. — Я устал за тобой гнаться, пария, так что мы собираемся делать? — спросил Класш. — Мне сжечь лес или ты сдашься? Да брось, полукровка, ради чего тебе оставаться в живых? Гнев. «…жена… ребенок…» — Жена и ребенок. Да, ради этого стоит жить… и, наверно, стоит умереть, — произнес Класш. — Если из-за тебя мне придется сжечь мой собственный лес, то уничтожен будешь не только ты, но и твоя семья. Я их разыщу, вор. Я буду убивать их не торопясь. Буду смаковать вкус твоего малыша. Потом доберусь до его матери. Ее я проглочу целиком, и она изжарится в огне, бушующем у меня в желудке. Какое злодейство! — Ты наверняка заметил, как я настойчив, — продолжал Класш. — Сколько бы на это ни ушло времени, я разыщу твою семью и убью их всех. Может, я попрошу своих собратьев начать борьбу с Домом Тора. И так я, возможно, сотру с лица Кринна этот благородный Дом, чья история насчитывает уже тысячелетия, и он бесследно исчезнет. Пропадет и будет забыт. И все из-за тебя — полукровки, усомнившегося в могуществе Класша. Вина. — Ты можешь их спасти, Б'инн Ал’Тор. Просто сдайся, и с меня хватит одной твоей смерти. «…лжет!» — подумал эльф. — Я не лгу. Я всегда держу данное слово. Только выйди, и я пощажу твою семью и Дом Тора. Умрешь лишь ты, и я на этом успокоюсь. Только ты. «Нет!» Сила, заключенная в ответе эльфа, поразила дракона, но Класш не стал уделять этому внимание. Через мгновение вор покинет скрывающий его навес ветвей и увидит, что путь ему преграждает ущелье. Класш уже предвкушал, какое отчаяние он прочтет в сознании своей жертвы, когда наступит этот момент. Но расчеты дракона не оправдались. Выскочив из леса, эльф увидел ущелье, но не остановился, а побежал еще быстрее. Вор собирался прыгать! Надежда! Почувствовав неладное, рассвирепевший дракон решил положить конец этой игре. Он резко спикировал наперерез эльфу, собираясь если не сжечь его пламенем, то прикончить когтями и зубами. Эльф прыгнул с обрыва. Класш пронесся над оврагом и увидел, как вор ухватился за веревку и пролетел на ней далеко в сторону. Класш промчался мимо, даже не задев его, и рухнул в густые заросли, на деревья, росшие по склонам оврага. Отчаянно пытаясь высвободиться, он услышал треск. Его начали обстреливать со всех сторон камнями и комьями земли. Класш понял, что попался. А потом он почувствовал, как что-то ударило его по голове, и в глазах потемнело. Класш очнулся, но пошевелиться не смог. Ему было трудно дышать. Взгляд его упал на эльфа, который сидел на камне в нескольких футах от дракона. На коленях у эльфа лежал сияющий меч. Класш снова попытался пошевелиться и понял, что его завалило землей и камнями. Придавленный, он постепенно терял последние силы. Дракон попробовал дохнуть пламенем, но огненный сгусток застрял у него в горле. — Как?… — прошептал Класш. Эльф ответил ему мысленно и очень уверенно. «Я тебя перехитрил, дракон. Все просто. Великого и ужасного Класша обманули». — Ты умеешь передавать мысли? «Да, Класш, и я с самого начала знал, кто ты. Я обладаю таким даром. Вот почему ты не мог свободно читать мои мысли. В действительности, сам того не подозревая, ты слышал только те мысли и эмоции, которые я позволял тебе услышать». — Кто?… «Я на самом деле Б'инн Ал’Тор, полукровка сын из Дома Тора, но судьба моя была совсем не такой, как ты предполагал. В наше время эльфы стали более просвещенными, и они понимают, какими достоинствами может обладать потомок эльфа и человека. Многих из нас отправляют на особые задания, где оказывается идеальным то сочетание выносливости и ловкости, которым мы обладаем, а также наше особое телосложение. Я один из Губителей Драконов. Моя работа — убивать таких, как ты». — Никогда не слышал… о тебе, — пробормотал Класш. «О нас никогда и не услышат ваши сородичи. Мы не оставляем следов. Находят лишь мертвого дракона, погибшего в результате несчастного случая. Так нам удается самым замечательным образом подрывать боевой дух армии драконов. Да, ты правильно понял, Класш,  — продолжал Б'инн Ал’Тор, — я пришел убить тебя. Как только я проник в твое сознание, всякая твоя мысль стада мне известна. Ни одно твое действие не было для меня неожиданным. И я потчевал тебя мыслями и переживаниями, которые тебе хотелось услышать. Я играл с тобой, как рыбак с рыбой: то натягивал леску, то ослаблял ее, но наконец, вытащил тебя… и вот ты попал в мою ловушку». — Откуда ты узнал об этом мече? «Этот меч называется Клинком Тора. Фамильное оружие моих предков было потеряно во времена Братоубийственных Войн. Те самые гномы, которые раскрыли мне секреты Зала Хобба, рассказали и о том, что когда-то их предки нашли этот меч и спрятали его в своем Большом Зале». Умирающий дракон молчал. Все реже наполнялись воздухом его сдавленные легкие. «Тебе нечего сказать, дракон? — спросил Б’инн Ал’Тор. — Тогда прощай. Ты вскоре умрешь, а мне предстоит убить еще немало твоих сородичей». Эльф посмотрел, как в последний раз медленно закрылись глаза дракона. Он подождал несколько часов, чтобы убедиться, что Класш мертв. Довольный своей работой, Губитель Драконов Б'инн Ал’Тор повернулся и направился вверх по оврагу. И ни разу не оглянулся. Уже в другом столетии Дунстан Ван Эйр, ученик Астинуса, напишет о Губителях Драконов: «Во время Третьей Драконьей Войны была образована тайная группа отлично обученных эльфов и полуэльфов. Им было поручено выслеживать и убивать важных драконов. В состав группы входили замечательные воины и маги. Группа называлась „Губители Драконов“. Изучив физиологию и психологию своих жертв, Губители, пользуясь хитростью и обманом, проводили тщательно продуманные операции и уничтожали драконов одного за другим. Они не оставляли никаких следов, и каждая гибель дракона казалась несчастным случаем. Несмотря на то, что группа действовала в течение нескольких десятилетий и у драконов не могло не возникнуть подозрений по поводу многочисленных несчастных случаев, происходивших с их собратьями, никаких подтверждений того, что Губители существуют, драконы найти не могли. Мудрец, рассказавший о них, сам узнал об этой группе случайно, от потомка Б’инна Ал’Тора, которого принято считать величайшим из Губителей Драконов. Девиз Губителей Драконов звучал так: „Одному дракону — одного Губителя“. Ходят слухи, что группа продолжает свою работу и в наши дни». И СНИЗОШЛА СЛАВА Крис Пирсон В летнем ветерке, хлопавшем голубыми с золотом флагами замка, уже чувствовалось прохладное дыхание осени. Рыцари на стенах устало переминались с ноги на ногу, через Соламнийские долины глядя на юго-восток. Они всегда смотрели на юго-восток. Говорили, что один дерзкий оруженосец пошутил: если какая-нибудь армия подойдет к укреплениям с северо-запада, то враг сможет разрушить стены, и заметят это только тогда, когда захватчики уже будут пировать во дворе замка. Узнав про шутку оруженосца, его господин отправил языкастого мальчишку убирать навоз из стойла. Во времена, когда все ожидали войны с Повелителями, в замке шутили мало. И все же сэр Эдвин не мог не взглянуть с мрачной улыбкой на северо-запад, когда вышел из здания, которое служило когда-то замковой молельней. Это было еще до Катаклизма, еще до того, как Боги повернулись к миру спиной. Он покачал головой, поднимаясь по ступеням на высокую внутреннюю стену крепости. Эдвин понимал, что шутка была безобидной: хотя враг был уже близко, рыцари знали, что с северо-запада опасность им не грозит. Не там были сосредоточены основные силы противника. А вот на юго-востоке дела обстояли по-другому. Вообще-то и с той стороны пока нельзя было увидеть ничего особенного; разведчики сообщили, что вражеская армия находится в нескольких переходах, а ведь на пути врага был замок Аркуран. И все же среди бойцов ходили мрачные слухи. Некоторые даже говорили, что вернулись драконы и своими крыльями они заслоняют небо, как это случалось во времена Хумы. Большинство рыцарей только насмехались над этими рассказами, но Эдвин, задумываясь над ними, мрачнел. Его товарищи не воспринимали всерьез старые легенды, а он всегда верил, пусть за это его и могли назвать глупцом, что многие сказания правдивы. Эдвин чтил память Хумы Губителя Драконов, которого в нынешние времена мало кто вспоминал. Если Хума на самом деле существовал, значит, были и драконы. Так где же они теперь? Эдвину часто казалось, что ответ на этот вопрос они могут узнать слишком скоро. Он окинул взглядом зубчатую стену и наконец, возле юго-восточной башни заметил того, кого искал глазами. Этот человек стоял неподвижно, а его синий плащ развевался на ветру. Другие, проходя по зубчатым стенам, сторонились его, и никто не останавливался, чтобы обменяться с мрачным рыцарем дружеским приветствием или шутками. Эдвин вздохнул и пошел в ту сторону, напевая на ходу куплеты старой соламнийской военной песни: Рыцарь в Капюшоне в Ханфорд прискакал, На гнедом коне, в золотом плаще, Меч его блестел, серебром сверкал, И дракону голову обещал отсечь. Повелитель Ханфорда рыцарю был рад, Жизнь его текла в грусти и тоске: Ангетрим-дракон много лет подряд Был проклятьем жителей в этом городке. Трижды в месяц в Ханфорд прилетал дракон, Только лишь взойдет красная луна, Был на гибель страшную каждый обречен, Кто восстать осмелится против летуна. Певец из Эдвина был неважный, но недостаток таланта вполне можно было простить, слыша, с каким воодушевлением он поет. Когда Эдвин проходил мимо рыцарей, они улыбались и приветствовали его. В эти суровые дни ему было приятно видеть, как они радуются. В песне было еще много куплетов, и Эдвин исполнил бы их все, но угрюмый рыцарь взглядом заставил его замолчать. Этого человека песня не радовала; напротив, он застыл на месте, когда молодой рыцарь приблизился к нему. Эдвин остановился на почтительном расстоянии. — Нет ничего хорошего в том, чтобы говорить такое о драконах, — сказал рыцарь. Эдвин пожал плечами: — Это же просто песня, брат, песня для поднятия духа. — Она сеет страх, — ответил рыцарь. — Пусть драконы остаются в детских сказках. — А что, если… — Эдвин остановил себя, но слишком поздно. Загремев доспехами, рыцарь, погруженный до того момента в раздумья, повернулся к равнинам спиной и свирепо посмотрел на него. Какое-то мгновение Эдвин выдерживал пронзительный взгляд брата, но потом отвел глаза. — Ты собирался сказать: «А что, если слухи окажутся правдой»? — договорил за него старший рыцарь, лицо которого, как всегда, было хмурым. Эдвин посмотрел на него с удивлением: — Да, брат, я думал об этом. Нет дыма без огня, как говорится. Старший рыцарь снова устремил взор на бесплодную равнину: — Но даже если среди врагов и есть драконы, стоит ли напоминать об этом воинам? Они и так встревожены. И оттого, что им начнут сниться драконы, будет только хуже, не важно, существуют ли те на самом деле или все это сказки. Я хочу положить конец подобным бредням! Склонив голову, Эдвин пристально разглядывал каменные плиты. — Да, Дерек, — устало произнес он. За тридцать лет своей жизни он говорил эти слова бессчетное количество раз. Лорд Дерек Хранитель Венца повернул голову и положил Эдвину на плечо руку в железной рукавице. — Я не хочу быть с тобой суровым, брат, — сказал он. — Всем нам предстоит сражаться, и меня беспокоит боевой дух наших людей. Они не выдержат, если вокруг будут слишком много болтать о драконах. — Он замолчал и окинул взглядом стену, чтобы убедиться, что их разговор никто не слышит, — Я частенько подумываю, не распространяют ли эти слухи люди Лорда Гунтара. Эдвин кивнул, все еще отводя взгляд от брата. Всем было известно, что более нежные чувства связывают рыцарей и гоблинов, чем Дерека Хранителя Венца и Гунтара Ут-Вистана. Оба давно мечтали получить звание Лорда-Рыцаря, и за годы соперничества между ними встала каменная стена. Их политические маневры напоминали кхас, одну из любимых игр Дерека. Эдвин никогда особо не увлекался ни кхасом, ни политикой, но понимал, что на этот раз, когда замок Хранителей Венца вот-вот будет осажден, а Лорд Гунтар, формально являющийся главой Высокого Совета, скорее всего, находится в полной безопасности на острове Санкрист, Дерек вот-вот проиграет. Эдвину приходила в голову грустная мысль, от которой он пытался избавиться, но не мог. Ему казалось, что потерпеть политическое поражение Дереку страшнее, чем утратить фамильный замок или даже расстаться с жизнью. — Нет ли вестей с Санкриста? — спросил он. На этот раз взгляд отвел Дерек и слегка ссутулился, хотя заметил это только Эдвин. А вот ярость в глазах старшего брата стала бы видна всякому, кто посмотрел бы в его сторону. — Никаких, — тихо проворчал он. — Гунтар не может не знать о нашем тяжелом положении. Он просто придерживает воинов возле себя, дожидаясь, когда же я потерплю поражение! — Ты несправедлив к нему! — возразил Эдвин. — Как ты можешь такое про него думать? Дерек внимательно посмотрел на брата. Он, конечно, понял упрек, скрытый в этом вопросе: ведь Дерек на месте Гунтара поступил бы точно так же, если не хуже. — Он сделает все, чтобы не позволить мне стать Великим Магистром, — огрызнулся Дерек. — Даже задержит подкрепление. Но у него ничего не получится. — Он посмотрел на собственный замок, как на ладью в кхасе. — Запомни мои слова: наступит день, когда Гунтар пожалеет обо всем, что сделал мне во вред. Братья стояли на зубчатой стене, и больше ни один из них ничего не говорил. Те, кто знакомился с Дереком и Эдвином Хранителями Венца, часто удивлялись, узнав, что они родные братья. Дерек был серьезен, мрачен и задумчив, а чело Эдвина было чистым, без единой морщинки и глаза — ясными и бесхитростными. Кое-кто за спиной называл его простодушным мальчиком. С давних времен было принято, чтобы старший сын феодала становился его наследником. Второй сын, которому не доставалось никаких земель, часто шел в священники. Духовенства, конечно, со времен Катаклизма не существовало, но рыцари то и дело шутили, что священник из Эдвина вышел бы неплохой. Он верил не только в древние сказания, но и много времени проводил в старой молельне, где, по его словам, обретал внутренний покой. Дерек над этим смеялся. Никому, кроме брата, он не простил бы подобного поведения. Дерек всегда надеялся, что Эдвин вырастет из всего этого. Но теперь, видя, как блаженно младший брат свободен от, бремени, которое власть возложила на него самого, Дерек понимал, что Эдвин уже никогда не изменится. И хотя некоторые посмеивались над Эдвином Хранителем Венца за его простоту, Дерек иногда подумывал: то, что принимают за наивность, на самом деле — проницательность, которой он, старший, всегда был лишен. — Эй! Посмотрите на равнины! Это кричал молодой Рыцарь Короны, стоявший на высокой северо-восточной башне. Он указывал вдаль. Дерек, Эдвин и другие рыцари повернулись и, потрясенные, не могли оторвать взгляда. Мгновение все молчали, потом один из рыцарей тихо выругался. — Да защитят нас Виркхус и его легионы, — прошептал Эдвин. Он дотронулся до Трумбранда, своего старинного меча. Дерек ничего не ответил — он смотрел на облачный горизонт. Вдалеке, кружась в потоке холодного ветра, начал подниматься густой столб черного дыма. К полудню внутренний двор замка Хранителей Венца наполнился беженцами, большинство из которых были в неописуемом ужасе. Наконец рыцарям удалось отыскать мужчину, не потерявшего разум от страха, которого они и привели к Дереку в Большой Зал. — Линбир из Арчестера, кожевник, — возвестил сенешаль сэр Уинфрид и жестом пригласил войти в зал статного лысеющего мужчину. Дерек поднял взгляд от большого стола, на котором лежала карта Соламнии. Она была испещрена флажками, изображающими расположение рыцарей и предполагаемые позиции армий Повелителей. Разглядывая деревенского жителя, освещенного красным светом камина, Дерек крутил длинный темный ус. В ответ Линбир посмотрел на Дерека с пренебрежением. Не ожидавший от простолюдина такого неуважения, Хранитель Венца вспыхнул от гнева. — Не стой и не трать понапрасну мое время! Говори! — рявкнул он. — Какие невзгоды приключились с тобой и твоими товарищами? Линбир был мрачен. — Какие невзгоды? — хрипло повторил он. — Ну, так я скажу, милорд. Мы полагались на таких, как вы, верили, что вы нас защитите, — вот какие невзгоды. Дерек приподнялся, сжав кулаки, но сумел сдержаться: ему нельзя попадаться на такой крючок, нужно быть выше этого. Но все же в его голосе прозвучала такая ярость, что Линбир смешался: — Что ты хочешь этим сказать? Кожевник откашлялся. — Я хочу сказать, милорд, — презрительно ухмыльнулся он, — что армии Владычицы Тьмы уже разорили Арчестер. Дерек бросил на него свирепый взгляд: — Это невозможно. Такого не может быть, пока замок Аркуран защищает… — Замок Аркуран тоже пал. От потрясения Дерек забыл возмутиться тем, что его перебили. У него перехватило дыхание. — А что с Лордом Ауриком? — спросил он. — Убит, милорд, вместе с его людьми. Дерек откинулся на спинку кресла. Лорд Аурик так долго был одним из главных политических сторонников Дерека. А еще он был его другом, грозным воином и человеком в высшей степени благородным. Невозможно было вообразить, что он убит, а замок Аркуран пал. Дерек никогда не слышал, чтобы осада так быстро увенчивалась победой. — Какое же предательство стало тому причиной? — Никакого предательства не было, милорд, — ответил Линбир. Его голос, наконец, смягчился от сострадания к павшим рыцарям, но эта жалость лишь еще больше разожгла гнев Дерека. — Армии разгромили замок. Дерек фыркнул: — За тысячу лет замок Аркуран ни разу не сдавался, когда его осаждали, и магия была бессильна перед его стенами. — Может, так оно и было, — согласился кожевник, — но стены раскрошились, будто глиняные, когда в наступление двинулись драконы. Дерек отвел глаза и снова стиснул кулаки. Так, значит, все это случилось на самом деле. Сбылось то, о чем пел Эдвин. Дерек понимал, что это противоречит здравому смыслу, но ему хотелось винить брата в появлении драконов. — Да, милорд. Драконы, — повторил Линбир. — Из старинных песен. Рыцари гибли один за другим, и им было не до защиты нашей несчастной деревушки. — Он покачал головой. — Подумать только, мы-то надеялись, что они уберегут нас от беды. С этими словами, не попросив позволения удалиться, кожевник повернулся и вышел из зала. Дерек не шевельнулся и не попытался остановить его. В голове рыцаря эхом повторялось одно и то же слово: «драконы». Драконы сровняли с землей стены замка Аркуран, убили Аурика и его людей. Драконы нанесли еще один удар по честолюбивым стремлениям Дерека. Он протянул руку и выдернул из карты флажок, изображавший уничтоженный ныне замок. — Милорд? Дерек поднял взгляд от стола и увидел в дверях сэра Уинфрида. Лицо старого сенешаля было искажено тревогой. — Ну? В чем дело? — спросил Дерек. Это прозвучало резче, чем ему хотелось. Уинфрид давно привык к вспыльчивости своего господина — даже если его и обидела грубость Дерека, он не подал виду. — С северо-запада к нам приближается всадник, милорд, — сказал он. — На его щите виден рыцарский герб. Забавно, но первой мыслью, пришедшей в голову Дерека, было то, что шутник-оруженосец ошибался: дозорные все же смотрели и на северо-запад. — Думаешь, это посланник Лорда Гунтара? — спросил он. Уинфрид пожал плечами. — Он приближается к воротам. Лучники наготове, милорд, на случай, если это хитрость неприятеля. — Хорошо, — ответил Дерек. — Посмотрим, что это за человек. Вслед за Уинфридом он вышел из зала и направился через внутренний двор крепости. Эдвин хлопотал над какой-то деревенской девушкой, у которой кровоточила нога. Больше Дерек не удостоил его взглядом. У Эдвина был дар исцелять больных и раненых. Он разбирался в травах и умел лечить переломы. Люди говорили, что от одного его присутствия им становится лучше. Дерек все это считал чепухой. Брат и перепуганные, измученные сельчане занимали в его мыслях далеко не самое важное место- Вместе с Уинфридом он зашел в помещение у ворот, откуда поднялся по ступеням на сторожевую башню. Скрываясь за мерлонами, лучники натягивали тетивы. Дерек посмотрел на дорогу, ведущую к воротам крепости. Всадник галопом подлетал к замку, и на его блестящем щите можно было разглядеть зимородка, розу, меч и корону Соламнийских Рыцарей. Доспехи его скрывал зеленый плащ, так что было неясно, кто именно пожаловал в замок. Приблизившись к воротам, всадник осадил свою взмыленную гнедую. Он торопливо оглянулся, как будто опасаясь погони, а потом попытался спешиться, но затекшие ноги не слушались, и он упал, тихо выругавшись. Дерек увидел, как рыцарь рухнул на землю; судя по виду, в последнее время на его долю выпали нелегкие битвы. Это было неудивительно — горы так и кишели разбойниками, и одиноким всадникам путешествовать по дорогам было опасно. Рыцарь поднялся на колени, снял шлем с забралом. По плечам его рассыпалась копна рыжих волос. Лицо мужчины было бледным, на подбородке виднелась засохшая струйка крови, но когда он поднял взгляд на сторожевую башню, стало видно, что в глазах его сверкают искорки смеха. — Приветствую тебя, старый друг! — крикнул он Дереку и тут же сильно закашлялся; судя по всему, он довольно долго скакал во весь опор и очень устал. — Чудесный денек, как раз для верховых прогулок на природе, верно? - хрипло сказал рыцарь, когда отдышался. Он улыбнулся, и под закрученными рыжими усами сверкнули белоснежные зубы. Дерек был изумлен. Зеленый плащ, рыжие волосы, неукротимая бодрость духа… — он знал лишь одного такого рыцаря. — Эран, ты? — крикнул Хранитель Венца, когда рыцарю удалось подняться на ноги. — Последний из мне известных, — ответил рыжеволосый. Он снова оглянулся, скорее по привычке, чем осознанно, а потом поднял взгляд на башню. — Думаю, ты согласишься поднять ворота и впустить меня? Дерек покинул сторожевую башню и направился к воротам замка. Его опередили два юных оруженосца, предложившие помочь сэру Эрану Длинному Луку дойти. Эран изо всех сил пытался от них отделаться. — Отстаньте, — ворчал он. — Я проскакал верхом через пол-Соламнии, так что до несчастного внутреннего двора в состоянии добраться сам. — Позаботьтесь о его лошади, — приказал Дерек оруженосцам, — Проследите, чтобы ее почистили, покормили и напоили. Вычешите репейник из ее гривы. Кивая и кланяясь, оруженосцы взяли у Эрана поводья и повели лошадь через барбакан во внутренний двор. Эран Длинный Лук, Рыцарь Короны, оглядел Дерека с ног до головы, а потом двинулся ему навстречу. — Рад снова видеть тебя, — сказал он, улыбаясь, несмотря на то, что долгие часы в седле измучили его. Дерек шагнул вперед и обнял Эрана — за всю жизнь Хранителя Венца выражение его лица не было больше похоже на улыбку, чем в этот момент. — Похоже, тебе пришлось несладко, — сказал он. Длинный Лук поморщился. — Мне очень не повезло неподалеку от Оуэнсбурга, — сказал он. — Я столкнулся с патрулем хобгоблинов. В жизни не встречал такого множества этих поганцев. Дорогу пришлось прокладывать стрелами. — Он снял висевший за спиной колчан и открыл его; там было всего лишь две стрелы. — Еле выбрался, честное слово. Остаток пути я вовсю подгонял свою старушку Кольчугу — боялся, что она не выдержит. — С ней все будет хорошо, — успокоил его Дерек. — Но что же привело тебя сюда в эти неспокойные дни? Сейчас, кажется, не самое подходящее время навещать старых друзей. Эран хохотнул, вешая колчан на плечо. — Это ты верно сказал, но все же я здесь. Я находился в замке Ут-Вистан, когда прибыл гонец, передавший твою просьбу прислать подкрепление. Я спросил Гунтара, не мог бы он отправить сюда меня. Дерек сделал шаг назад, радостно потирая руки: — Значит, Гунтар все же посылает подкрепление! Улыбка исчезла с лица Эрана. Он почесал в затылке: — Ну, вообще-то, боюсь, что это не совсем так. Выделить на подмогу он смог одного меня. — Чтоб ему провалиться! — прошипел Дерек и ударил кулаком в латной перчатке по стене. Металл зазвенел о камни. — Какой глупец! Неужели он не понимает… — Он резко замолчал и огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что никто из его людей не стал свидетелем этой вспышки. Эран участливо посмотрел на друга и снова улыбнулся. — Я не говорил, что, кроме меня, никто не приедет, — сказал он. — Перед тем как совет разошелся, я подошел к Альфреду Мар-Кеннину и кое-что шепнул ему на ухо. Я сказал ему, что ты, став Лордом-Рыцарем, отблагодаришь тех, кто помог тебе в беде. Он согласился отправить отряд Рыцарей Меча без ведома Гунтара. Они прибудут из Солантуса в течение недели. Ни за что не угадаешь, кто у них предводитель. Дерек зажмурился, обдумывая эту новость и стараясь заглушить свою ярость. — Неужели Бриан Гром, — сказал он. Эран сверкнул широкой, самой обезоруживающей улыбкой: — Угадал. — Он похлопал Дерека по спине. — Вот мы и снова втроем. Что скажешь, а? Будет совсем как после нашего посвящения, когда мы, молодые, так и рвались в бой. Дерек кивнул. Он уже мысленно оценивал ситуацию на игральной доске для кхаса и продумывал новую стратегию. — Спасибо тебе за это, Эран, — сказал он. — Не за что, дружище, — ответил рыжеволосый рыцарь и огляделся. — Эдвин далеко? — Он во внутреннем дворе. Помогает страждущим. Эран рассмеялся: — Есть вещи, которые никогда не меняются. Не скажу, что удивлен. Он все так же мечтает повторить подвиги Хумы, верно? Ну, теперь у него может появиться такой шанс. Дерек помрачнел: — Сейчас не время шутить. Эран хотел было сказать, что это не шутка, но суровое выражение лица Дерека заставило рыцаря замолчать. — Пойду, поприветствую его, — сказал Эран, собираясь уйти. — А потом, наверно, прилягу. Ты не представляешь, как у меня все болит. Я уже не так молод, как когда-то. Устроим пирушку в честь моего прибытия или как? Дерек кивнул, и Эран пошел в замок. Даже настолько устав и измучившись, рыжеволосый рыцарь ступал с необыкновенной легкостью — так же, как много лет назад, когда он, Дерек и Бриан Гром были как братья. Хранитель Венца снова погрузился в мрачные раздумья. День принес много дурных вестей: сначала Линбир рассказал про драконов, — правда, Дерек напомнил себе, что это еще не подтвердилось, — а вот теперь он, наконец, окончательно убедился, что Гунтар отказался послать подкрепление на защиту замка Хранителей Венца. — Значит, ты рассчитываешь победить, оставив меня без поддержки перед лицом врага, — прошептал он, глядя в полумрак. — Думаешь, что мной можно пожертвовать, как жрецом в кхасе. Молись, чтобы твои расчеты оправдались, Гунтар. — Он сжал кулаки. — Молись! — Боюсь, что наше гостеприимство уже не то, что в прежние времена, — сказал Эдвин, пока Эран Длинный Лук угощался куском жареного кабаньего мяса. В Большом Зале суетились слуги, наполняя кувшины теплым темным пивом, на огромном обеденном столе были расставлены блюда с хлебом, сыром и фруктами — по сравнению с мирными временами угощение казалось жалким. Эдвин ножом указал в сторону остальных рыцарей, собравшихся за трапезой: — Мы уже привыкли питаться только кашей и салом. Дерек, не произнесший с того момента, как преломили первый кусок хлеба, и двух слов, сердито глянул на брата: — Эдвин, помолчи. Эран, рот у которого был набит мясом, хохотнул. Он залпом допил пиво и покачал головой. — Ничего страшного, Дерек, — беспечно сказал он. — Мне уже случалось оказываться в осадах. По крайней мере, вам не приходится есть крыс. А вот я помню, как однажды… Он замолчал. Никто, даже Эдвин, не попытался хотя бы из вежливости сделать вид, что слушает. Эран обвел взглядом сидящих за столом и покачал головой. Как бы он ни старался поднять всем настроение, эти люди, похоже, решительно настроены оставаться мрачными. Ну да, у них на это было полное право — а он вынужден смириться. Перед пиром Длинный Лук посмотрел на разложенную на столе карту. Замок Хранителей Венца был почти окружен. С севера приближались хобгоблины, с которыми у Эрана состоялась столь неприятная встреча, и все говорило о том, что с юга движется огромная армия, уже уничтожившая замок Аркуран. Вот и все, что Дерек успел узнать от крестьян перед тем, как те отправились в горы. Он предупредил их, что в глуши им вряд ли удастся выжить, но остаться в замке они наотрез отказались. Но более всего тревожил Эрана хозяин замка. Дерек всегда был серьезен, так что казалось, будто он постоянно не в духе, но сейчас выглядел мрачным и зловещим, как грозовое облако. Рыцарь напряженно ожидал момента, когда тот начнет метать молнии. — Сколько человек может быть в том отряде, который придет к нам на подмогу, сэр Эран? — спросил старый Пакс Гаретт, Рыцарь Меча, бывший когда-то одним из самых близких друзей отца Дерека и Эдвина, и погладил седые усы. — И когда они прибудут? Эран с неловким видом откашлялся и отложил нож. — Хм, — начал он, — двадцать-тридцать. Это если отряд никого не потеряет в пути. Прибудут они сюда дней через пять или шесть — опять же, если в походе обойдется без всяких трудностей. — Двадцать-тридцать! — потрясение повторил Пакс. — Дней через пять или шесть! Клянусь Бездной, да что вы, этого же мало! А что думает Гунтар по поводу своих действий? — Гунтар бездействует, — проворчал Дерек. Все взоры обратились в его сторону. — Он сидит у себя в замке и придерживает$7 Эран покачал головой: — Это не так, милорд. На Санкристе, по правде говоря, осталось совсем немного рыцарей. Их едва хватает, чтобы держать Высокий Совет. Большинство из них сражаются при Вингаарде и Солантусе. Гунтар выразил сожаление, что не сможет помочь… — Да ну! — огрызнулся Дерек. — Он, наверно, даже сейчас вместе со своими людьми смеется над нами! Он сделал это намеренно, чтобы убрать нас с дороги. Чтобы убрать меня с дороги. — Глаза его сверкнули, отражая свет очага. — Меня и в самом деле не удивило бы, если бы мне сказали, что он договорился с врагом и что мы брошены на съедение волкам, а ему все сойдет с рук! В зале стало очень тихо. Рыцари потрясение смотрели на Дерека. Эран опустил глаза и глядел в тарелку. — Брат! — с упреком произнес Эдвин. — Ты ведь так не думаешь! Дерек заморгал, обводя взглядом зал, а потом потер лоб, покрывшийся от гнева пятнами. — Простите. Я зря это сказал, — устало проговорил он. — Но Гунтар оставил нас почти без всякого подкрепления, а нам предстоит вынести удар основных вражеских сил. — Здесь вряд ли что-то может особенно привлечь неприятеля, не в обиду тебе будет сказано. Дерек, — ответил Эран. Эти слова были вполне справедливы. Когда-то род Хранителей Венца был одним из самых могущественных в Соламнии, но ныне Лорд Дерек не мог похвастаться своими владениями. Семья уже давно утратила былое влияние, и лишь благодаря непрерывным многолетним ухищрениям Дереку удалось оказаться в шаге от звания Лорда-Рыцаря. Но теперь перспектива становилась все более призрачной. Дерек со злостью вонзил в стол нож. — Они нападут на нас, — сказал он. — Но зачем? — спросил Эран. — Какая им от этого польза? Ведь даже Лорд Альфред не был вполне уверен, что стоит выводить войска из Солантуса и бросать их на защиту замка Хранителей Венца, если враг может просто пройти мимо и атаковать другие цели. — Они нападут на нас, — повторил Дерек, не отводя взгляда. — Потому что могут одержать здесь победу, и весьма быструю. — У них есть драконы, — добавил Эдвин. На этот раз даже слуги замерли и посмотрели на него. Дерек метнул на брата свирепый взгляд: он еще не рассказывал остальным, о чем говорил Линбир. Вообще-то рассказывать было и необязательно: до всех уже успели дойти слухи. Но только сейчас об этом заговорили. На лицах Пакса и остальных рыцарей было написано потрясение. Тишину нарушил наигранный смех Эрана. — Драконы! Ничего себе! — воскликнул он, стараясь превратить все в шутку. Он действительно в это не верил. — Какой ты у нас стал остряк, Эдвин! Верно, Дерек? Другие рыцари не засмеялись. Эран бросил пронзительный взгляд на старого друга. — Верно, Дерек? — повторил он уже более настойчиво. Дерек поковырял холодное мясо на своей тарелке. — Мой брат, пусть и слишком резко, говорит правду, — сурово сказал он и отпил глоток пива, которое на вкус показалось ему не лучше грязной дождевой воды. — Драконы уничтожили Аурика и его людей, сровняли с землей замок Аркуран. Те, кому удалось уцелеть, все как один повторяли это. Эран, приоткрыв рот, выдохнул. Теперь он знал, почему тихие разговоры во время пира казались такими принужденными и вялыми. Ему, наконец, стало понятно, в каком отчаянии находится Дерек. Он отложил нож — у него пропал всякий аппетит — и устремил взгляд вверх, туда, где высоко на стене зала висели поблескивающие щиты. На каждом из них был изображен герб Хранителей Венца, в котором виднелся знак Рыцаря Розы. Род Длинных Луков был значительно менее почитаемым, но Эран понимал, насколько гордится Дерек своим наследием. А сейчас это наследие было обречено и не имело уже никакого значения. — Ну а что же мы? — прогремел сэр Пакс, стукнув кулаком по столу. — Пришли в уныние перед лицом достойной смерти? Не может быть, чтобы эти люди, с тоской размышляющие за бутылью вина о том, как встретятся в славной битве с драконом, были Рыцарями Соламнии! Это немного приободрило рыцарей, но после окончания пира они быстро разошлись: им предстояло нести ночной дозор на зубчатых стенах крепости. Вскоре остались только Дерек, Эдвин и Эран. Сидя перед картой, они потягивали коньяк. — Скоро ли здесь будут войска? — наконец спросил Эран, тряхнув кубком так, что золотистый коньяк плеснул до самых краев. — Деревенские говорят, что враг преследовал их на пути сюда, но задержался где-то возле Эксвуда, — ответил Дерек, указывая на небольшую группу деревьев, обозначенную на карте. — Они дожидаются, пока их догонят повозки с припасами, и я предполагаю, что мы их увидим через два дня. — Значит, отряд Брайана, скорее всего, вовремя не успеет, — глухим голосом произнес Эран. — Нам стоит рассчитывать только на те силы, которые уже имеются в нашем распоряжении. — Мы уже начали подготавливать оборону, — добавил Эдвин. — Мы были бы рады, если бы ты взял на себя командование лучниками. Эран кивнул. — Я надеялся, что вы ко мне обратитесь. Для меня это была бы большая честь. Конечно, если вы позволите, Лорд Дерек. Дерек что-то рассеянно пробормотал. Никто и не сомневался, что именно Эран, один из лучших стрелков Соламнии, должен возглавить лучников замка. Но мысли Дерека были где-то далеко. — Что тебе известно о драконах, Эран? — спросил он. — Боюсь, что знаю о них не больше твоего, а может, и меньше. Только то, что рассказывала мне о них в детстве нянька, — ответил рыжеволосый рыцарь. — Они большие, страшные, покрыты чешуей, а на завтрак едят непослушных маленьких мальчишек. Он хохотнул, Эдвин улыбнулся, но Дерек по-прежнему оставался погруженным в мрачные размышления. Эран вздохнул и покачал головой. Он тряхнул кубок, расплескав коньяк себе на пальцы. — Ну, опровергни же это, Дерек! Что ты хочешь от меня услышать? До сегодняшнего вечера я и не знал, что они существуют. Само собой, я понятия не имею, как убить такую проклятую тварь! Хуме для этого требовалось Драконье Копье, если верить легендам. Среди твоего вооружения, я полагаю, такого не найдется? Дерек пристально глянул на него и ничего не ответил. Эран нахмурился и слизнул капли коньяка с пальцев. — Рыцарю в Капюшоне хватало одного лишь меча, — тихо сказал Эдвин. — Демоны бы вас обоих побрали! — завопил вдруг Дерек. — Рыцарь в Капюшоне существовал только в сказках! И Хума тоже! — А что ты скажешь насчет драконов, брат? — спросил Эдвин. — Они тоже бывают только в сказках? Или встречаются на самом деле? Ты уже засомневался, верно? Эран уже много раз слышал этот спор раньше. Эдвин верил в древние легенды. Он преклонялся перед такими героями, как Хума, Винас Соламн и Бертел Светлый Меч. Дерек всегда высмеивал брата за это. Дерек верил только в самого себя. Эран знал, что спор может продолжаться до глубокой ночи, и решил, что стратегически верно для него будет удалиться. — Боюсь, поездка меня утомила, — сказал Эран с притворным зевком. — С вашего позволения, милорд, я удаляюсь. Дерек махнул ему вслед, не отрывая недовольного взгляда от Эдвина. Эран с извиняющимся видом посмотрел на младшего рыцаря, а потом встал и вышел. Дверь он постарался прикрыть как можно тише, но она все равно хлопнула, и грохот нарушил тишину огромного зала. После ухода Длинного Лука оба брата хранили молчание. Эдвин достаточно долго выдерживал пристальный взгляд Дерека, но наконец, опустил глаза и посмотрел на свои руки, лежащие на коленях: — Я… прости, Я не хотел сказать… — Нет, ты все верно сказал, — холодно ответил Дерек. — Я поступал глупо, надо было верить каждой песне всякого барда. Это ты имел в виду? Эдвин поежился: — Пожалуйста, брат… — Нет-нет, — сказал Дерек с насмешливой улыбкой. — Ты, конечно, прав. В рядах врага действительно имеются драконы. Так что тебе стоит поскорее пойти, отыскать Молот Хараса и выковать себе несколько Копий, чтобы спасти мир. — Прекрати, Дерек! — Эдвин отпихнул стул и встал; его палец, наставленный на брата, дрожал. — С меня хватит твоих насмешек. Я уже не ребенок. Я не хочу быть Хумой, Дерек. Мне просто нужно во что-то верить. Неужели ты этого не понимаешь? Дерек посмотрел на брата потемневшими глазами, и руки, которые он держал под столом, сжались в кулаки. Но на этот раз Эдвин не опустил глаз. Свирепый взгляд Дерека засверкал, как лед; рыцарь покачал головой. — Вот и хорошо, можешь во что-то верить, — сказал он. — Верь в драконов. А поскольку они уже приближаются, мы должны отправить кого-то в Вингаард, чтобы предупредить тамошних рыцарей. — Ну да, хорошая мысль, — согласился Эдвин. Он внезапно замолчал, осознав, о чем говорит брат, — Нет, Дерек. Ты ведь, конечно, не станешь… — Я серьезно, Эдвин. Я хочу, чтобы ты уехал. — Но здесь мой дом! Я не могу просто так уйти… — Если придут драконы, то у тебя не станет дома, — продолжил Дерек. — Мы погибнем все до последнего, как защитники замка Аркуран. А имя Хранителей Венца не должно исчезнуть. Твоя жена в Вингаарде, в безопасности. А я не женат. Ты должен оставить после себя наследника, чтобы наш род продолжался. — Он замолчал, губы его превратились в жесткую черточку. — А еще ты должен предстать перед Лордом Гунтаром и обвинить его в причастности к моей смерти и смерти моих воинов. Эдвин ударил кулаком по столу. — Так вот в чем дело! — прокричал он, и его дрожащий голос зазвенел, взвившись до самых стропил. — Раз ты сам не сможешь стать Лордом-Рыцарем, то решил осрамить Гунтара, чтобы ему это место тоже не досталось! Ты так давно ведешь эту проклятую борьбу за власть, что больше уже ничего и не видишь! Ты уже не думаешь даже о собственной чести! Дерек, не привыкший к такому неповиновению, потрясение глядел на брата — Найди себе другого лакея, который будет у тебя на посылках, брат, — продолжал Эдвин. Ни разу за все тридцать лет он не разговаривал с братом так гневно. — Я не стану пешкой на твоей доске для кхаса. — С этими словами он повернулся и вышел. Дерек смотрел ему вслед, пока не начал гаснуть огонь в очаге. «Если бы все было так просто, как представляет себе Эдвин, — сказал он себе. — Как было бы здорово, если бы к ним прибыл Паладайн и спас бы всех. Но Паладайн не придет, ни на этот раз и никогда больше». «Отказ Гунтара послать подкрепление является частью его плана», — решил, наконец, Дерек. Гунтар лишил воинов Дерека надежды, настроил против Дерека его собственного брата и сделал все, чтобы от рода Хранителей Венца остался лишь пепел. И все это ради того, чтобы не дать Дереку занять место, справедливо ему полагающееся. Зарычав, старший из братьев швырнул хрустальный бокал об стену. Прочертив в воздухе дугу из золотистого коньяка, бокал ударился о камень и разлетелся на мелкие осколки. Дерек сел и погрузился в созерцание сверкающих стекляшек. Так он сидел несколько часов, обдумывая новый план. К рассвету небеса над замком Хранителей Венца затянуло грозовыми облаками, по цвету напоминавшими нечищеные доспехи. Земли на юго-востоке подернулись дымкой: там вот-вот пойдет дождь; ветер, до этого слегка прохладный, стал влажным и холодным. Воины на стенах дрожащими руками сжимали алебарды и опустили забрала, защищая лица от ветра. Сейчас уже никто не пел. И почти никто не разговаривал. Доложили, что разведчики, отправленные из замка, пропали. Они должны были вернуться уже несколько часов назад, но даже самому остроглазому часовому не удалось заметить никаких признаков их приближения. Надвигалась буря, и уже совсем близко была вражеская армия, поэтому с каждым часом надежд на возвращение разведчиков становилось все меньше. К полудню по стенам замка уже хлестал дождь, а некоторые оруженосцы, не закаленные в битвах, поговаривали о том, не стоит ли последовать примеру жителей Арчестера, отправившихся в горы. Рыцари быстро пресекли такие разговоры, но даже самый строгий выговор не мог заставить молодых людей смотреть на происходящее без ужаса. Сэр Уинфрид приказал удвоить число часовых на воротах подземного выхода из крепости, чтобы предотвратить дезертирство, а самых трусливых посадили под замок, чтобы не позволить им сеять панику по всему замку, Дерек пришел в ярость, узнав о неподчинении, и запомнил имена всех виновных — если ему вдруг случится уцелеть, он непременно доложит об их трусости Высокому Совету. Никому из них не суждено стать рыцарями, если в этом вопросе его слово имеет какой-нибудь вес. Но это было еще не самое худшее. Дерек обнаружил, что его брат ушел в старую молельню, где по старинному обычаю устроил ночное бдение. Некоторые молодые рыцари хотели к нему присоединиться. Что за кощунственное сумасбродство! Дерек хотел было положить этому конец, но ему было все еще больно вспоминать злые слова, которые Эдвин сказал прошлой ночью. Дерек решил не препятствовать причудам брата. Выйдя из Большого Зала, Хранитель Венца отправился осматривать укрепления замка. Он пребывал в мрачном настроении. На высокой внутренней стене он обнаружил Эрана Длинного Лука, сидевшего с подветренной стороны деревянного навеса и старательно выстругивавшего стрелу. Рядом стоял его замечательный лук; тетива была прикрыта от дождя. Рыцарь поднял глаза, услышав громыхание доспехов Дерека. — Доброго дня, милорд, — сказал он с ухмылкой. Дерек сердито посмотрел на него. На приветствие он не ответил. — Незачем тебе делать стрелы, Эран, — сказал Дерек, присев под навесом и вытирая с лица капли дождя. — У нас, если потребуется, их хватит на всю зиму. Эран пожал плечами: — Ты же меня знаешь. Я скорее отправлюсь в бой в чужих доспехах, чем выпущу стрелу, которую не сам оперил. — Он обмакнул в глиняный горшочек кончик окрашенного в зеленый цвет пера и приклеил его к стреле. — Что слышно о разведчиках? — спросил он, вытащив из замшевого мешочка второе перо. Дерек покачал головой: — Возможно, пережидают грозу в укрытии. Эран приклеил третье перо и начал насаживать на стрелу широкий стальной наконечник. — А сам ты в это не веришь? — спросил он и постучал по наконечнику, проверяя, надежно ли тот держится, а потом внимательно осмотрел готовую стрелу. — Но если ветер не стихнет, то будет еще хуже. Твои лучники ничего не смогут сделать. Дерек проворчал: — Но и вражеские — тоже. — Это нам не больно поможет, когда они приставят к стенам осадные лестницы. — Довольный своей работой, Эран положил готовую стрелу в колчан, который был уже наполовину полон, и тут же снова взялся за работу. — Давно видел Эдвина? — Он в старой молельне. — Молится Благословенному Паладайну? Надеюсь, он получит от него ответ. Дерек сердито глянул на рыцаря. Эран улыбнулся. — Попробуй иногда посмеяться над шутками, друг мой. Дерек, нахмурившись, покачал головой и отвел взгляд. Эран всегда отлично попадал в цель — не только стрелой, но и словом. Дерек с ужасом подумал, что Эдвин действительно молится древним Богам. Только этого сейчас и не хватало! Дерек обернулся и осмотрел внутренний двор замка. Несколько слуг пытались прикрыть окно Большого Зала, с которого бурей сорвало ставни. Возле северо-восточной башни стояли поглощенные разговором сэр Пакс и сэр Уинфрид. Лакей бежал за плащом, который сорвал и нес по двору ветер. С восточной стороны в небе появилось что-то темное. Оно начало резко снижаться, приближаясь к замку. Затаив дыхание. Дерек тронул Эрана за руку. Рыжеволосый рыцарь перестал выстругивать стрелу и посмотрел в небо. — Что это, Бездна его побери? — спросил он, и глаза его округлились. — Клянусь Хумой, Молотом и Копьем! Летевший предмет был человеком; то есть человеком он был прежде. С отвратительным глухим звуком тело ударилось о западную стену внутреннего двора и упало на крышу амбара. Несколько рыцарей отнесли труп вниз, во двор. Когда подошли Дерек и Эран, сэр Уинфрид уже прикрыл лежавшее на булыжниках тело своим темно-синим плащом. Эран заставил толпу расступиться, а Дерек подошел к трупу и сдернул покров. Судя по одежде, это был один из разведчиков, но обезображенное лицо не позволяло узнать, кто именно. На трупе было множество следов, оставленных огромными когтями, острыми, как наконечники копий. Дерек, как ни старался, не смог не содрогнуться, снова накрывая тело. — Отнесите тело в молельню, — сказал он с деланным спокойствием. — И возвращайтесь на свои посты. Воины начали неохотно расходиться. Дерек повернулся и направился к воротам. Сэр Уинфрид быстрыми шагами догнал его. — Милорд! — позвал он. Дерек остановился и обернулся. — Там было и еще кое-что, милорд, — сказал сенешаль, протягивая влажный свиток пергамента. — Эта записка была прикреплена к телу. Дерек молча взял пергамент и пошел к воротам. Эран последовал за ним. Как только они укрылись от бури, Дерек развернул записку и поднес ее поближе к факелу. Чернила размыло дождем, один из углов пергамента был измазан кровью, но слова все равно можно было прочитать. К удивлению Дерека, послание, написанное уверенным быстрым почерком, было на безупречном соламнийском: «Господину этого замка. Посмотрите, какая смерть вам предстоит. Сдавайтесь. Темная Владычица». — Так что же, — сказал Эран с неестественной улыбкой, — нам пришел конец или как? Слухи разлетелись быстро. Враг был уже рядом, и слуги, оруженосцы и лакеи решили, что лучше встретиться в горах с разъездом хобгоблинов, чем иметь дело с драконами. Рыцари у ворот подземного выхода отважно сдерживали перепуганных мужчин и женщин, надеявшихся покинуть замок Хранителей Венца. В конце концов, опасаясь бунта, Дерек приказал рыцарям пропустить уходящих. К наступлению сумерек в замке остались только рыцари и несколько храбрых простолюдинов. Новость о предостережении, полученном от Темной Владычицы, укрепила решимость многих рыцарей, правда, те, кто помоложе, начинали трусить. С наступлением ночи буря усилилась. Завыл ветер. На затянутом тучами небе вспыхивали молнии, и от грома содрогались камни замка. Эран с неудовольствием прекратил делать стрелы и начал чистить меч. Дерек шел по внутренней стене и старался приободрить рыцарей. Он обнаружил, что некоторых из них на посту не оказалось, и решил, что они дезертировали. — М-милорд, — сказал сэр Пакс. — Они пошли в старую молельню. Эдвин стоял на коленях в молельне, склонив голову, и руки его сжимали старинный меч Трумбранд. Истерзанное тело разведчика было положено на погребальные носилки. Эдвин не шелохнулся. Возможно, он и заметил, что внесли труп, но не подал виду. Молодые рыцари пробрались вперед, нервно поглядывая друг на друга. Эдвин не поднял глаз даже тогда, когда они преклонили колени слева и справа от него. Глаза его были закрыты, дышал он медленно и глубоко, губы были слегка приоткрыты. — Подайте мне знак, — молился он, обращаясь ко всем силам, которые могли бы прислушаться к его мольбам. — Я не боюсь. Я сделаю то, что вы потребуете. Только дайте мне знать, что я не один. Снова и снова повторял он свою простую мольбу. Молитва заполняла его мысли, не давала чувствовать голод и усталость, приносила мир и спокойствие. В юности он часто заходил в молельню, когда удавалось, незаметно для Дерека, отлучиться на час или два. Бывало, он преклонял колени и совершал бдения, как это делали в преданиях Хума, Винас и Рыцарь в Капюшоне. Иногда Эдвину казалось, что он почувствовал что-то, но никогда не был в этом уверен. Сейчас его молитва, была пылкой как никогда. К замку приближались драконы — настоящие драконы. Но если существуют настоящие драконы, значит, и Хума мог существовать на самом деле. А, следовательно — Эдвин трепетал от этой мысли — существует и Паладайн! — Ты, должно быть, устал, молодой человек. Эдвин внезапно затаил дыхание и чуть не закашлялся. Он открыл глаза и удивленно осмотрелся. Перед ним никого не было. Слева и справа дремали решившие присоединиться к нему молодые рыцари. — Я говорю, ты, наверно, устал, Эдвин. Голос раздавался из-за его спины. Хранитель Венца поморщился, чувствуя, как одеревенели от многочасовой неподвижности суставы, и повернулся вполоборота, чтобы посмотреть на пришедшего. Позади Эдвина стоял Пакс Гаретт, и на лице старого рыцаря читалось сочувствие. Он опустил руку в железной перчатке на плечо Эдвину и ласково улыбнулся. — С-сэр Пакс! — запинаясь, пробормотал Эдвин. — Почему вы пришли? Что-то стряслось? — Он начал подниматься, тревожно наморщив лоб, сжимая в руке Трумбранд. — Нас атакуют? — Нет-нет, — сказал Пакс. Мягко, но настойчиво он заставил Эдвина снова опуститься на колени. — Ничего настолько дурного не стряслось. Мне просто нужно было ненадолго передохнуть от этой несносной бури. — Он глянул через плечо на закрытую дверь молельни. — А еще этой ночью я должен был поговорить с тобой. — Он взял фляжку, висевшую у пояса, откупорил ее и сделал большой глоток. Вытерев седые усы, он передал флягу Эдвину. — К сожалению, это просто вода, — добавил старый рыцарь. — Пришли времена, когда более крепкие напитки обжигают мое старое нутро. Эдвин взял флягу и жадно отпил. Хрустнув коленями, Пакс присел рядом с ним. — Зачем же вы пришли сюда? — спросил Эдвин. — Мой брат, конечно же… Пакс покачал головой, пронзительно посмотрев на Эдвина: — У твоего брата и без того полно забот. Я знал, что рано или поздно настанет такой день. И, — добавил он с лицом человека, у которого сбылась заветная мечта, — я в некотором роде рад, что он настал. Ты всегда был особым человеком, Эдвин. Немногие в наши дни верят в предания. Во времена моего детства тоже находились люди, насмехавшиеся над легендами, но таких было мало. Теперь другие времена. Сказания считают вымыслом, а Кивалена Сота и Рутгера из Сэддлвея — просто ловкими лгунами. Эдвин кивнул. Ему всю жизнь приходилось выслушивать такие насмешки от Дерека и от остальных. — Значит… все в легендах… действительно правда? — медленно и тихо спросил он. Пакс улыбнулся и хохотнул. — Кто знает? — ответил он. — Мне не довелось видеть ни как Хума шел в поход против Всебесцветной, ни как скакал Рыцарь в Капюшоне сражаться с Ангетримом. Но, с другой стороны, я и ни одного дракона никогда не видел. Одни легенды — вымысел, другие — правда, а в третьих есть и то и другое. Какое это имеет значение? Важно только то, что мы во что-то верим. Дереку я так и не смог это объяснить, но ты… — Пакс с любовью погладил Эдвина по плечу, — ты это знал всегда. Не теряй веры, Эдвин, и однажды, может статься, барды сложат песни и о тебе. Эдвин взял старика за руку. — А о вас, Пакс? — спросил он. — Будут ли и о вас петь барды? Пакс снова хохотнул, но в глазах его мелькнуло сожаление. — Сомневаюсь, — ответил он. — Не так много в сказаниях упоминается восьмидесятилетних Губителей Драконов. Но кто знает, верно? — Слегка качнувшись, Пакс поднялся на ноги и положил ладонь на лоб Эдвину. — Не теряй веры, молодой человек. Сказав это, старик ушел. Эдвин посмотрел на похоронные носилки, которые опустили там, где когда-то стоял алтарь Паладайна. Он с удивлением увидел, что сквозь ставни, закрывавшие узкие окошки над носилками, пробивается первый неяркий свет наступившего дня. Раздалось громкое, пронзительное пение птицы, пробудившее дремавших молодых рыцарей. Эдвин затаил дыхание. Ставни распахнулись. На подоконнике сидел зимородок. На его голубых перьях блестели капли дождя; наклонив головку, птица разглядывала рыцарей. Потом она открыла клювик, снова издала свой резкий клич и улетела, мелькнув голубыми крылышками. Эдвин молча кивнул собственным мыслям. — Благодарю, — прошептал он и улыбнулся. Бледной тенью наступило утро. Рыцари смотрели и ждали, большинство из них переполняли безнадежность и отчаяние. Даже старый Пакс, стоявший с мечом в руках возле северо-восточной башни, казался тоскливым и погруженным в раздумья. На исхлестанных непогодой равнинах часами нельзя было ничего разглядеть. Дерек мрачно сказал Эрану, что хуже, скорее всего, уже не будет. А потом, в полдень, буря стихла. Ветер достаточно ослаб, так что Эран снова взял свой лук. Дождь превратился в мелкую морось, а от чернильного цвета грозовых туч остались светлые облака. Рыцари напряженно вглядывались в юго-восточную сторону, подрагивали их алебарды. Все ждали, что вот-вот увидят на равнине темные фигуры вражеских воинов. Дерек, спустившийся на внутренний двор поговорить с Уинфридом, тронул свой меч и тревожно посмотрел на небо. Эран, стоявший на юго-восточной башне, положил стрелу на тетиву и стал ждать. Дверь молельни отворилась. Жмурясь от света, оттуда вышел Эдвин, В неярких лучах солнца поблескивали его доспехи, щит и меч. Вслед за ним, щурясь, как впервые выбравшиеся из норы крольчата, вышли пять молодых рыцарей. Дерек повернулся и сурово посмотрел на них. — Я был прав, Дерек, — сказал Эдвин. Голос его звучал так безмятежно, что у старшего брата побежали мурашки по спине. — Я не ошибался, когда верил в легенды. Так сказал мне Пакс. Дерек нахмурился: — О чем ты говоришь? — Этой ночью в молельне Паладайн подал мне знак, — повторил Эдвин. — Я был прав, Дерек, и теперь это знаю. — Прекрати, Эдвин! — рявкнул Дерек, раздраженный и смущенный. — Хватит нести ерунду. Отправь воинов на посты. Свое наказание они получат позже. — Но… — Сейчас же, Эдвин! — закричал Дерек и отвернулся. В следующее мгновение Эдвин тихо вздохнул и зашагал прочь; пять молодых рыцарей последовали за ним. — Как вы полагаете, что с ним произошло? — спросил сэр Уинфрид. Дерек пожал плечами: — Может, он уснул. Это же настолько в духе Эдвина, не замечать разницы между сном и… — Он замолчал, видя, что Уинфрид смотрит уже в другую сторону. — Что там еще? — Ваш брат, — ответил сэр Уинфрид, — поднимается на северо-восточную башню. Дерек про себя выругался. Повернувшись, он успел увидеть, как сэр Пакс шагнул в сторону, а Эдвин и пять молодых рыцарей прошли по внутренней стене и вошли в высокую башню. Показавшись на самом верху, они подняли мечи. Остальные воины заворожено наблюдали, как Эдвин встал под развевавшимся над башней знаменем Хранителей Венца. — Глупец проклятый! — крикнул Дерек. Эдвин поднял Трумбранд к губам и поцеловал эфес. И тогда сквозь облака спустилось существо из страшных снов. Дракон был огромен — длинным телом он мог бы накрыть больше половины замка Хранителей Венца. Его чешуйчатое тело несли гигантские лазурные крылья, и сам он сверкал, как чудовищный сапфир. Блеснули изогнутые когти. На морде, похожей на посмертную маску, горели глаза, красные, как пламя Бездны. В раскрытой пасти виднелось несколько рядов клыков, похожих на мечи. Огромен был змеиный хвост. Рыцари, побросав оружие, бросились наутек. Сэр Пакс зарычал от ярости, когда молодые попытались спастись от плавно кружившего над замком чудовища. Дракон внушал сильный, сверхъестественный ужас, от которого у самых мужественных бойцов дрожали колени, а в голову лезли мысли о смерти. Выдержали лишь немногие, среди которых были пепельно-бледный Пакс и остолбеневший Эран, потрясение наблюдавший за драконом. Во дворе стоял Уинфрид, замерший на месте под зловещим взглядом монстра. И даже не ведавший страха Дерек, который в молодости сражался вместе с Эраном и Брианом Громом против людоедов, колдунов и кое-кого еще похуже, упал духом и похолодел, охваченный волной потустороннего ужаса, обрушившейся на замок Хранителей Венца. Лишь Эдвин, находившийся со своими людьми на северо-восточной башне, казался спокойным. Он твердо стоял на месте, выпрямив спину. Дракон описал круг. Дерек тщетно старался сделать хотя бы шаг. Одна часть его существа пронзительно призывала его скрыться из поля зрения чудовища; другая же рвалась броситься на северо-восточную башню спасать брата. И Дерек оставался на месте. Сэр Уинфрид, стоявший возле него, утратил самообладание и бросился в укрытие над воротами замка. Дерек этого не заметил. Наконец дракон взмыл в облака и исчез. Эран неуверенно издал ликующий возглас, но тут же смолк: воздух содрогнулся от ужасающего громогласного вопля. Широко разинув пасть, сложив крылья, дракон стрелой несся вниз. Он летел прямо к северо-восточной башне. На Эдвина. Тот, не дрогнув, наблюдал за ним. А потом Дерек услышал нечто странное и не мог поверить своим ушам. Его брат пел! Рыцарь в Капюшоне в Ханфорд прискакал, На гнедом коне, в золотом плаще, Меч его блестел, серебром сверкал, И дракону голову обещал отсечь. Эдвин поднял меч. Огромный синий дракон затаил дыхание. Мелькнула молния. Ее удар попал прямо в меч Эдвина. От его доспехов ливнем полетели во все стороны искры. Ослепительная вспышка — и северо-восточная башня замка Хранителей Венца раскололась надвое. — Эдвин! — прокричал Дерек, прикрывая рукой глаза. Он услышал пронзительный крик дракона, треск пожара, грохот камней, обрушивающихся во двор. Потом все это заглушил громогласный раскат: башня рухнула. Осколок камня царапнул Дерека по щеке. Потекла кровь, Дерек в ярости прищурился, пытаясь сфокусировать взгляд. Он посмотрел на громадное синее пятно — должно быть, это был дракон, — которое поднялось прямо над ним и взмыло в небо. Поток воздуха от крыльев сбил Дерека с ног, и он растянулся на булыжниках. Когда ему удалось подняться, огромного голубого пятна было уже не видно. Все стихло. В воздухе веяло свежестью, как после грозы. Дерек посмотрел на облака. Дракон был далеко — в этом он не сомневался, поскольку ужас перед чудовищем больше не сковывал его сердца. Он перевел взгляд на руины северо-восточной башни. От нее осталась куча камней, многие из которых от удара молнии превратились в стекло. Через пробоину в стене, оставшуюся на месте башни, Дерек видел равнины Соламнии. На обломках догорало лазоревое знамя, украшенное золотым венцом. Среди развалин нашли тела четырех молодых рыцарей. Пятого рыцаря и Эдвина найти пока не удавалось, и рыцари продолжали разбирать завалы. Падающие камни пробили крышу Большого Зала и завалили стол, на котором у Дерека лежала карта с аккуратно воткнутыми флажками; Невероятно, но старая молельня, стоявшая как раз под башней, не пострадала. Рыцари отнесли в нее тела убитых товарищей и положили их, завернув в белые саваны, возле мертвого разведчика. Они не произнесли ни одной молитвы и не стали петь гимнов в память погибших. Дерек стоял в тускло освещенной молельне один. Взгляд его был направлен на похоронные носилки: В сознании его крепла уверенность, что брат мертв. Тело так и не нашли, но ведь и выжить при обрушении башни было невозможно. За спиной у него тихо скрипнула дверь молельни. Дерек не обернулся. Послышались приближающиеся шаги, и Дерек узнал идущего по стуку стрел в его колчане. — Это моя вина, Эран, — монотонно проговорил он. — Я должен был остановить его. Эран Длинный Лук не нашел что ответить на это. Он переминался с ноги на ногу, тихо бряцая доспехами. Дерек повернулся к нему. — У тебя для меня есть новости, — решительно произнес он. — Так выкладывай! Рыжеволосый рыцарь покачал головой: — Мы с Уинфридом оценили повреждения. Стены восстановить невозможно. Хорошо подготовленная армия сможет прорваться через брешь в стене за один день, как бы мы ни пытались их сдержать. — Значит, все кончено, — подытожил Дерек, измученно прислоняясь к помосту с погребальными носилками. — Еще не началась осада, а замок Хранителей Венца уже пал. В дверь молельни постучали. — Войдите, — отозвался Дерек. Дверь распахнулась, и показался осунувшийся сэр Уинфрид. Как и большинству рыцарей, ему было стыдно вспоминать, как он бросился спасаться бегством при виде дракона. — Нашли еще одного рыцаря, — сказал Уинфрид. — Это не Эдвин, — добавил он, увидев, как в глазах Дерека промелькнула искра. — Сэр Рохан Белый Плащ, Рыцарь Короны. — Белый Плащ, — эхом повторил Дерек. Он попытался вспомнить, как выглядел этот человек, но не смог. — Когда его достанут из-под камней, принесите тело сюда, к остальным… — Но, милорд, — сказал сэр Уинфрид, — он все еще жив. — Дерек и Эран обменялись потрясенными взглядами и бросились к двери. Сэр Рохан был все еще жив, но страшно изуродован. Ноги ему раздробило, позвоночник был сломан, лицо обожжено. Голова рыцаря бессильно перекатывалась из стороны в сторону, в каждом вдохе и выдохе слышался хрип, и на иссохших губах выступала кровавая пена. — Он хотел поговорить с вами, милорд, — сказал один из рыцарей. Дерек и Эран забрались по камням наверх и подошли к небольшой группе защитников, пытавшихся заделать брешь в стене, но отложивших работу, чтобы утешить умирающего товарища. — Сэр Рохан, — сказал Дерек, присев, и поморщился от запаха обгоревшей плоти. — Я здесь. Что вы хотели сказать мне? — Милорд, — прохрипел Рохан. Взгляд его широко раскрытых стекленеющих глаз устремился в сторону Дерека. Говорил он еле слышным шепотом, и Дереку с Эраном пришлось наклониться, чтобы услышать его слова. — Ваш… брат… — Рыцарь застонал. Эран молча взял его за руку и посмотрел на Дерека. Лицо Хранителя Венца казалось безжизненным, на нем нельзя было прочесть никаких чувств. — Что вы знаете о моем брате? — Он заколол дракона… вонзил меч… в шею, — задыхаясь, говорил Рохан. — Не выпустил… не выпустил… — Белый Плащ мучительно вдохнул сквозь зубы, зажмурился и больше уже не открывал глаз. — Как раз перед тем, как башня… рухнула, я увидел, как… улетает дракон. А он… Эдвин… все еще… держался за… свой… меч… Рохан медленно выдохнул. Рука его обмякла, и ладонь выскользнула из руки Эрана. — Покойся с миром, — прошептал Эран, положив руку на лоб мертвого рыцаря. Он поднял на Дерека взгляд, в котором теплилась надежда, но выражение лица его друга было прежним. — Что ты думаешь об этом? Дерек покачал головой: — Он бредил. — Возможно. — Эран задумчиво погладил рыжие усы. — Ты, конечно, нрав, Дерек, Но все же… — Он внимательно взглянул на друга. — Нет, — сказал Дерек, и по его тону было понятно, что обсуждать больше нечего. — Мой брат мертв и лежит где-то под этими руинами. — Он махнул рукой, указывая на лежащие вокруг груды каменных обломков. — Это же не старинное предание, Эран. Человек не может улететь, вцепившись в меч, которым он пронзил горло дракону. Эдвин всю жизнь верил в песни, и это навлекло на него такую смерть. Я не допущу, чтобы из-за бреда умирающего о моем брате начали рассказывать небылицы. Эран поджал губы и собрался было возразить, но, увидев в глазах Дерека свирепое выражение, промолчал и положил ладонь сэра Рохана на его бездыханную грудь. — Мы больше не можем тратить время на бессмысленные поиски. Могилой моему брату станут эти руины. Дерек поднялся и отряхнул плащ. — Отнесите этого человека в молельню, где лежат остальные, — приказал он, кивком указав на тело Рохана. — И прекращайте копать. Соберите людей. — Сердито окинув всех взглядом, Хранитель Венца отвернулся от мертвого рыцаря и пошел прочь. Через два часа замок Хранителей Венца опустел. Еще недавно могущественный и неприступный, он стал теперь всего лишь еще одними дымящимися руинами на просторах Соламнии. Рыцари оставили в замке все, что не могли увезти с собой на лошадях. Они оставили и мертвых: разведчика, пятерых рыцарей Эдвина и сэра Пакса Гаретта. Дерек обнаружил тело старого бойца на полу в одной из комнат. Рыцари шептались, что Пакс был не в силах пережить свое бегство от дракона и, как велит старый обычай, покончил с собой. Дерек быстро положил конец таким разговорам. Пакс был стар, и непередаваемый ужас, которым веяло от дракона, совершил то, что не успели сделать годы. У старика просто не выдержало сердце. На запад они двигались медленно. Путь был опасен. Впереди скакал Эран, и на тетиве его лука постоянно лежала стрела; он смотрел, нет ли где засады хобгоблинов. Колонну всадников замыкал сэр Уинфрид, то и дело оглядывавшийся в сторону замка, хотя развалины давно уже скрылись из виду за лесистыми холмами. Все рыцари тревожно поглядывали вверх, опасаясь, что оттуда с громким воплем обрушится на них синекрылая смерть, но небо было по-прежнему ясно, как в летний день, хотя ветер уже стал по-осеннему холодным. Лорд Дерек почти все время молчал, и воины не заговаривали с ним. В конце концов, он в одночасье потерял брата, дом и все свои владения. В каком бы мрачном настроении Дерек ни пребывал, он имел на это полное право. Все же один молодой Рыцарь Короны, мельком взглянув в глаза своему господину, проскакавшему рядом, сказал товарищам, что выражение лица у Дерека совсем не то, что бывает у человека, охваченного гневом или горем. — Он больше похож, — заметил рыцарь, — на игрока в кхас, обдумывающего последний ход противника. Но рыцарь не стал говорить, что увидел не только это. Не стоило упоминать о том, что блеск в глазах твоего господина вполне может свидетельствовать о зарождающемся помешательстве. К счастью, они не наткнулись ни на одну засаду хобгоблинов. За два дня и две ночи, что скакали они по дороге на Солантус, рыцари не встретили никого страшнее белки. Потом, на третий день, Эран развернулся и направился назад, к остальным. Рыцари тревожно схватились за мечи и булавы, но Длинный Лук успокоил их жестом. Он осадил коня, поравнявшись с Дереком, и в тот же момент к ним присоединился сэр Уинфрид. — Какие новости? — спросил Дерек скрипучим после долгого молчания голосом. — Впереди на дороге отряд рыцарей, — ответил Эран. — Во главе скачет Бриан Гром. — Наше подкрепление, — с горечью пробормотал Уинфрид. Дерек кивнул, плотно сжав губы. — Вперед. Вскоре после этого рыцари из замка Хранителей Венца встретили отряд сэра Бриана Грома, Рыцаря Меча. Подкрепление насчитывало не более двадцати человек, и Дерек взвыл от бессильной ярости, видя, как мало бойцов откликнулось на его призыв о помощи. «Хотя теперь это почти не имеет значения, — говорил он себе, успокоившись. — Они прибыли бы так поздно, что от них все равно не могло быть никакого толку. — Потом он снова посмотрел на отряд и переменил мнение. — Возможно, — решил Хранитель Венца, словно оценив ситуацию на доске для кхаса, — они окажутся полезнее целого полка». Вновь и вновь он возвращался к этой мысли, и с каждым разом настроение его становилось чуточку менее отвратительным. К тому моменту, когда Бриан Гром поприветствовал их и пришпорил своего серого жеребца, чтобы, опередив отряд, встретить друзей, Дерек Хранитель Венца был уже готов вести себя почти вежливо. — Друзья мои! — воскликнул сэр Бриан, и под его светлыми усами, уже блиставшими серебром, засветилась теплая улыбка. — Мы встретились, чтобы снова быть вместе. Эран подъехал к Грому, и товарищи обнялись. Давным-давно, еще при жизни Лорда Кервина Хранителя Венца, Дерек, Бриан и Эран вместе странствовали в поисках приключений. Они совершили столько подвигов, что все и не припомнишь, а потом Дерек оставил их и вернулся в родовое имение, чтобы облачиться в мантию Лорда. Встретив старого друга, Эран потерял дар речи. Вслед за ним к сэру Бриану подъехал Дерек и пожал ему руку, облаченную в латную перчатку. Он, возможно, даже и улыбнулся бы, но Гром слишком уж мрачно посмотрел на воинов из замка Хранителей Венца и откашлялся. — Но почему же вы не дождались нашего прибытия в крепости, милорд? — спросил он. Эран отвел взгляд, лицо его потемнело. Дерек гордо произнес: — В этом не было нужды. Мы разделались с осаждающими, и теперь я направил своих людей на север, к укреплениям Вингаарда, чтобы помочь защитникам города. И тебя я прощу сделать то же самое. Сэр Уинфрид потрясение уставился на Дерека. — М-милорд? — пролепетал он. У находившегося рядом Эрана отвисла челюсть. Дерек обернулся и глянул на обоих. Эран вздрогнул, увидев в холодных голубых глазах Дерека какой-то особенный блеск. — Я рассказываю сэру Бриану о нашей победе над вражеской армией и над их драконами, — произнес Дерек. Он снова повернулся к Грому. — Славная была победа! Мои бойцы сражались великолепно, и враг, наконец, отступил. Мне кажется, они решили, что слишком много потребовалось бы сил, чтобы захватить замок Хранителей Венца. Больше они не осмелятся нам досаждать. — Дерек… — прошептал Эран. Тот повернулся в седле и пронзил взглядом рыжеволосого рыцаря. — Что? — спросил он. Эран в смятении выпрямился в седле: в глазах Дерека уже пылал настоящий пожар. — Н-ничего, — пробормотал Эран, а внутри у него зашевелился леденящий ужас. — Потом поговорим; — Так, значит, вы одержали победу, — сказал Бриан, нервно переводя взгляд от Дерека к Эрану и обратно. — О да! — проревел Хранитель Венца. — Они побежали от одного нашего вида! Мы сломили их дух, и теперь у них будет повод бояться Рыцарей Соламнии! Гром нерешительно кивнул. Он снова глянул на рыцарей Дерека. Некоторые из них казались встревоженными: до них донеслись слова их лорда. — А что… — заговорил было Бриан, но тут же запнулся. Дерек бросил на него обжигающий взгляд, а Эран торопливо отвел глаза. — Ч-что стало с сэром Эдвином? — спросил Гром. У Дерека задергался левый глаз, но это продолжалось совсем недолго. Бриан сделал вид, что ничего не заметил. — Погиб в славном бою, как и сэр Пакс Гаретт, — как-то неискренне ответил Хранитель Венца. — Они бились отважно, но ведь это война, а на войне убивают. Может, — добавил он, прищурившись, так что глаза его превратились в сверкающие щелки, — они и остались бы в живых, если бы ваши люди прибыли к нам раньше. Бриан вспыхнул. — М-милорд, мы мчались к вам во весь опор… — Нет-нет, друг мой, не ваша в том вина, — сказал Дерек и опустил руку в железной перчатке на плечо Бриану. — Виноват Гунтар. Он предал нас, предал все рыцарство. Его бездействие дорого нам обошлось, и он за это заплатит. Ты, сэр Бриан, вместе с Эраном и со мной отправишься на Санкрист, где мы доложим Высокому Совету о моей победе и об обмане Лорда Гунтара. А потом, — добавил он, и на лице его появилась усмешка, заставившая Эрана вздрогнуть, — потом я стану Лордом-Рыцарем! Они поскакали дальше. На развилке дороги рыцари вслед за сэром Уинфридом повернули на север. Ни тогда, ни потом они не говорили о битве у замка Хранителей Венца. Упомянули только, как погиб, стоя на северо-восточной башне и защищая свой дом, Эдвин. Дерек, Эран и Бриан повернули на юг. Когда они оказались достаточно далеко от остального отряда, Гром не выдержал и задал вопрос, так мучивший его. — Милорд, — спросил он, — что на самом деле произошло в замке? Дерек медленно повернулся, скрипнув седлом, и устремил на сэра Бриана горящий взгляд, которым, казалось, можно было прожечь сталь. — Победа, — ответил он. — Славная победа. И однажды барды сложат о ней песни. Гром бросил взгляд на Эрана, и тот покачал головой. В тревожных глазах рыцаря ясно читалось: «Больше ничего не спрашивай». Бриан задумчиво прикусил нижнюю губу, а потом пожал плечами. — Как вам будет угодно, милорд, — сказал он и посмотрел назад, на пыльную дорогу. В тот день все трое не произнесли больше ни слова. ЗАТИШЬЕ МЕЖДУ БИТВАМИ Линда П. Бейкер По неровной черепичной крыше хлестал дождь. Раскаты грома чередовались с яркими вспышками молний. Со стороны стойки, в ответ на громкие требования принести еще эля, доносился перестук глиняных кружек. Звук плоти, хлопающей о плоть: один из его людей ударил другого тыльной стороной руки. Насмешливые крики. Крики одобрения. Грохот ломающейся мебели. Так проходило время между битвами, и бойцы отдыхали. Лароннару, первому капитану второй роты Армии Драконов, возглавляемой Владычицей Тьмы, передышка перед битвой не приносила ни отдыха, ни спокойствия. Он встал, уронив стул, на котором сидел. Грохота никто не заметил — такой шум стоял в таверне. Лароннар раздраженно сделал три больших шага и оказался возле сцепившихся бойцов. Схватив обоих за шиворот, он воспользовался тем самым усилием, с которым они мутузили друг друга, и столкнул их лбами. Оба покачнулись от удара, и Лароннар выхватил у того, что поменьше ростом, кинжал и вонзил его в стол. В дымном свете таверны было видно, как оружие задрожало. — Чтобы никаких драк, — тихо, но угрожающе сказал он и свирепо глянул на хорошенькую девицу за стойкой, высокую и рыжеволосую. Это из-за нее началась драка. Уже второй раз ему приходится разнимать тех, кто подрался из-за этой служанки, — Больше не будет никаких драк. — На этот раз слова предназначались ей. Солдат поменьше кротко забрал кинжал. Другой пробормотал какие-то извинения. Лароннар потопал обратно к своему месту. Он был настолько уверен в силе своего гнева и в повиновении своих бойцов, что без опаски повернулся к ним спиной. Он поднял стул ногой, со стуком поставил его на место и тяжело сел, потом жестом приказал рыжей служанке, чтобы та снова наполнила ему кружку. Он был не в том настроении, чтобы терпеть скандалы в барах. И уж точно не в те времена, когда второй роте полагается драться не друг с другом, а с врагом. Его план сработал превосходно. Как он и предполагал, для охранявших портовый город Ленат отрядов людей и гномов внезапное нападение второй роты со стороны воды стало полной неожиданностью. Должно быть, им атака роты показалась нападением самих Темных Богов, вышедших прямо из пылающего послеполуденного солнца. Войска Паладайна бежали из Лената в беспорядке, надеясь укрыться в ближайших предгорьях. Отряд Лароннара поджидал их, собираясь преградить путь, и тут началась буря. Иглами жалили капли дождя, а в крылья драконов задувал сильный ветер, от которого они кренились и сбивались с курса. Если бы всем командовал Лароннар, то они все равно бы продолжили драться, несмотря ни на что. — Так близко, — пробормотал он уже раз в двадцатый с тех пор, как зашел в бар, и отхлебнул эля, — Мы уже почти могли напасть на них! — Он бросил взгляд на своего заместителя по имени Хейлис, сидевшего напротив него, а потом на рыжеволосую служанку, подливавшую тому в кружку эля. Хейлис улыбнулся Лароннару, глянув через плечо пышной бойкой бабенки, устроившейся у него на колене. Его грязные светлые волосы были, как всегда, взъерошены и торчали клоками, и это придавало его внешности что-то дьявольское, злодейское, несмотря на приветливую улыбку. — Забудь об этом, капитан, — убедительным тоном сказал он и засмеялся: женщина попыталась вывернуться из его объятий. — Мы же взяли город. А завтра разберемся и с Воинами Света. Вес сидевшей у него на коленях женщины не помешал Хейлису поднять ногу, упереться подошвой сапога в бедро рыжей служанки и подтолкнуть ее в сторону Лароннара. — Воспользуйся затишьем. Скорее по привычке, чем испытывая какое-то желание, Лароннар поймал служанку, которая, оступившись, летела в его сторону. Она упала ему на колени, но при этом ухитрилась не пролить ни капли эля из кувшина, который несла. Губы у нее были поджаты, то ли от наигранного, то ли от искреннего гнева — этого Лароннар не мог понять, да ему и дела до этого не было. Она — добыча победителей. Служанка попыталась подняться, но он притянул ее к себе, прижавшись лицом к ее пышным рыжим локонам; волосы у нее были до пояса. Пахло от нее дымом, элем и пряностями — то есть лучше, чем ото всех тех, с кем Лароннар имел дело за последние несколько месяцев. Может, Хейлис и прав. В конце концов, Лароннар ничем не мог повлиять на ход битвы, пока не стихнет буря и пока его командир не решит, что можно дать сигнал к возвращению. Он вполне может позволить себе расслабиться. Среди жалких заведений портового города Лената таверна «Полосатая обезьяна» считалась одной из лучших, она была даже приличнее, чем кое-какие другие забегаловки, в которых случалось бывать Лароннару. Таверну освещали потрескивающие свечи, дымящие факелы и большой очаг, сильно коптивший, от которого пахло сырыми дровами. Массивная дубовая стойка была до блеска отполирована локтями нескольких поколений посетителей, дощатый пол истоптан множеством башмаков. Эль был горьким, но его хватало вдоволь. Служанки, пусть и не особенно дружелюбные, были слишком напуганы, чтобы открыто проявлять неприязнь. Г-образный общий зал таверны был наполнен военными, и вся эта разношерстная публика, состоящая из людей, людоедов и драконидов, славно проводила время, находясь в великолепном расположении духа. Было шумно. От грязных бойцов пахло кровью. Они жадно пытались вылакать как можно больше эля и обратить на себя внимание служанок, пока не миновала гроза и битва не возобновилась. — Ну вот. — Лароннар еще ближе прижал к себе рыженькую, поглаживая ее по бледным рукам. Она ерзала, стараясь освободиться, но он не отпускал ее. — Я капитан этого сброда. И ты не сможешь… Двери таверны «Полосатая обезьяна» распахнулись, и внутрь ворвался порыв пахнущего морем ветра, упало несколько дождевых капель. Факелы, вставленные в нечищеные медные крепления, погасли. Возле двери какая-то женщина взвизгнула от притворного испуга. Приятный, звонкий мужской голос послышался раньше, чем успел войти его обладатель. — Славная была битва! Мы парили над самым лесом, а брюхо моему дракону щекотали верхушки валлинов… Лароннар замер. Почувствовав, что ее уже не так крепко держат за талию, рыжая служанка встала. Он сжал пальцами ее мягкое предплечье и потянул женщину обратно к себе на колени, тихо выругавшись. Голос, принадлежавший Дралану, командиру Лароннара, продолжал: — Для нас не было неожиданностью, что из леса выскочили эльфы. Они так увлеклись, выжидая в засаде… Когда Лароннар услышал эти слова, произнесенные уверенным, звучным голосом, его перекосило. — Ублюдок, — еле слышно пробормотал он. — Это мой план! — Стараясь не обращать внимания на голос Дралана, Лароннар ухватился за присборенный воротник служанки и притянул ее ближе к себе. С другой стороны стола бабенка, сидевшая на коленях у Хейлиса, ворковала, как голубка в брачный сезон. Ускользнув от поцелуя Хейлиса, она убрала руку с его шеи и высвободилась из объятий. — Так это и есть Командующий? — тихо спросила она. — А он красавец. Как он изыскан! Будто в ответ на ее слова, Дралан откинул за плечи плащ, и засияли его доспехи из серой, как сталь, драконьей чешуи, подчеркивавшие мускулы. На широкой груди Командующего сверкал золотой с изумрудами медальон, — поговаривали, что это подарок Такхизис, Королевы Темных Богов. — Ах… — вздохнула женщина. Лароннар свирепо глянул на нее, а сидевшая у него на коленях служанка критически осмотрела вошедшего. — Он и правда очень красив, — согласилась она. Услышав, каким ласковым голосом оценивает она его командира, Лароннару захотелось схватить пальцами ее тонкую шейку и сжать так, чтобы она произнесла что-нибудь менее неприятное его слуху. Дралан, потомок царственного рода, держался величаво; он был как раз таким, каким никогда не суждено стать Лароннару. Высоким, широкоплечим, представительным. Черноволосым красавцем. Своими голубыми глазами и приятным голосом он мог очаровать любую понравившуюся ему женщину; его манеры позволяли завоевать уважение и доверие всех мужчин, с которыми он имел дело. Дралан был воспитанным, породистым, образованным. И фаворитом возглавлявшей их армию драконицы. А что на свете живет Лароннар, драконица даже не знала. Повстречай она его на улице, и смотреть на него не стала бы, хотя он был не меньше ростом и не слабее Дралана. Интерес двух женщин не ускользнул от проницательных небесно-голубых глаз Дралана. Сначала он поклонился Лароннару, своему первому капитану, ухитрившись сделать это простое приветствие одновременно элегантным и пренебрежительным, а потом удостоил внимания рыжую служанку, сидевшую у того на коленях. — Кэлэй! Так вот, значит, как ее звали. Дралан протянул руку. Рыжая красотка, не произнеся ни слова, соскользнула с коленей Лароннара. Лароннар ухватил ее за край передника и попытался притянуть обратно к себе. На этот раз она не дала себя удержать. Игриво шлепнув его по рукам, женщина отошла от него. Когда она глянула на Лароннара через плечо, ее зеленые глаза искрились смехом. — Что ни говори, победу сегодня одержали благодаря стратегии Командующего. Я хочу дослушать до конца, как все было. Лароннар помрачнел и начал подниматься. — Это был мой план! — еле слышно прошипел он. — Капитан! — крикнул Хейлис и, опередив Лароннара, вскочил на ноги. — Возьму-ка я нам еще выпить! — Он схватил кувшин и вылил остатки в кружку Лароннара, а потом громко потребовал еще эля. Приподнявшись, Лароннар мгновение колебался. Взгляды Лароннара и Дралана встретились. Глаза Командующего были широко раскрыты. Он с любопытством ожидал, что произойдет, и был готов встретить со стороны Лароннара как покорное отступление, так и вызов. Сопровождавшие Дралана люди и дракониды смотрели на Лароннара с нескрываемой неприязнью. По спине у Лароннара пробежала лихорадочная дрожь, волосы встали дыбом. — Брось, капитан, — прошептал Хейлис, стоявший спиной к толпе возле дверей. — Ты что, хочешь, чтобы с тебя заживо содрали кожу? Или сделали что-нибудь еще похуже? Ты же знаешь, ему покровительствует сама Синяя Драконица. Эти слова подействовали, но вовсе не из-за того, о чем предостерегал Хейлис. Лароннара пусть волосы у него были русые и прямые, а глаза даже его родная мать называла «невзрачными карими», обладал все же одним талантом, и в этом Командующему было до него далеко. Никто не умел выстраивать такие хитроумные, блестящие планы сражений. До сих пор Дралан приписывал себе успехи, которых удалось добиться благодаря планам Лароннара. За это он его и терпел. А Лароннар сносил поведение Дралана из-за обещания, которое тот ему дал. Дралан обязался, что на этот раз, если кампания в Ленате окажется быстрой и успешной, он расскажет о мастерстве Лароннара Синей Драконице. Вот тогда-то перед Лароннаром — он в этом был уверен — откроются перспективы, о которых он мечтал. Хотя бы ради такого удобного случая он должен попридержать язык и не проявлять ни зависти, ни ненависти. На угловатом лице Лароннара явно отразилось усилие: он подавил в себе гнев, загнал его внутрь, сжал до маленького узелка где-то в животе. С наигранным безразличием Лароннар взял кружку эля и залпом осушил ее. Горький напиток, густой, как масло, обжег горло. Хейлис легонько похлопал его по плечу, стараясь усадить. Снова раздался громкий голос Дралана, просившего чего-то выпить, а потом он заговорил тише, и до слуха Лароннара доносилось лишь докучливое жужжание: Дралана расспрашивала возле стойки горстка лицемерных, подобострастных подхалимов. Несколько человек выкрикнули, что возьмут ему чего-нибудь выпить, лишь бы он продолжил свой «занимательный рассказ». — О чужих заслугах, которые он приписывает себе, — пробормотал Лароннар, но не дал воли медленно закипавшему гневу; он пожал плечами и сел. Уперевшись одним сапогом в дощатый пол, он качнулся назад, поставив другую ступню на перекладину между ножками стула. Спинка громко стукнулась о стену, но среди царившего в переполненной таверне шумного разгула на это никто не обратил внимания. С громким вздохом облегчения Хейлис тоже сел и качнулся на стуле. Лароннар свирепо глянул на Командующего, который одной рукой обнимал рыжую служанку. — В один прекрасный день эта ящерица-драконид, которая прислуживает Дралану, обнаружит нашего прославленного Командующего с кинжалом в горле. — Ш-ш! — Хейлис перегнулся через стол и с опаской осмотрелся. — Вам стоит быть осторожнее. Лароннар сердито поглядел в сторону стойки. Кэлэй жестами указывала посетителям, чтобы они посторонились и освободили место для Командующего. И солдаты, и горожане без колебаний слушались и отходили в сторону. Женщина улыбнулась Командующему, отдавая ему кувшин. Дралан не обращал внимания на обступившую его толпу почитателей и помощников. Он прижал женщину к себе, наклонился и стал что-то шептать ей на ухо. Лароннар фыркнул от отвращения. — Хотел бы я знать, чьи замыслы он себе сейчас приписывает. — А это действительно ты придумал выманить эльфов из Сильванести, оставив прямо в поле пирующих людоедов? — спросил Хейлис, стараясь отвлечь друга от его мыслей. Лароннар усилием воли отвел взгляд от красотки, которая, казалось, жадно внимала каждому лживому слову, которое ей шептали. Он отпил несколько больших глотков эля, а потом с такой силой стукнул кувшином по столу, что остатки напитка плеснули через край и забрызгали грязную столешницу. — Да, это придумал я! — подтвердил он. — Как и тот план, который позволил нам захватить этот вонючий порт. — То есть это ты решил, что подобраться нужно по воде? — Да. И это тоже сработало. Конечно, все уже не будет иметь никакого значения, если мы так и будем сидеть здесь, пить и распутничать, а эти проклятые рыцари успеют перегруппироваться. — Лароннар обвел свирепым взглядом собравшихся у стойки и громко сказал: — Это был мой план. Что, кто-то из вас слышал, что это придумал другой? Порт Ленат располагался на далеко уходящем в море полуострове, который с северо-востока омывало Кхурманское море, а с юго-запада — залив Балифор. Городок был меньше, чем порт Балифор, расположенный на другом краю залива, но Ленат отлично подошел бы для того, чтобы стянуть в нем войска Владычицы Тьмы. Менее чем в ста пятидесяти милях от города к югу располагался Сильванести, оплот эльфов. Так что мысль захватить этот порт была просто великолепной. А придумал это Лароннар. — Нет, — отозвался Хейлис, немного раньше, чем следовало бы, и похлопал друга по плечу. — Не успеешь оглянуться, как мы вернемся на поле боя. Рыцари не додумаются сделать перегруппировку. Мы их слишком напугали. Попытки Хейлиса успокоить Лароннара лишь усугубили его опасения, но согревающий душу эль уже начинал оказывать свое действие. Лароннар заговорил уже небрежным тоном, чуть невнятно. — Гроза — не повод прерывать битву. Ветер завывал так, как будто вот-вот обрушит стену, к которой прислонился Лароннар. Он слышал, как по дощатому тротуару возле таверны хлещет ливень. — Как бы сильно она ни бушевала, — неожиданно добавил он. — Вам не нравится эль, милорд? Лароннар вздрогнул: зал и крикливых посетителей накрыла тень. Он уже положил руку на рукоять меча, но понял, что тихий голос принадлежал хорошенькой рыжей служанке. Успокоившись, он с непринужденным видом положил руку обратно на бедро. Медленным взглядом из-под отяжелевших век он окинул всю ее фигуру, от макушки до выглядывавших из-под длинной туники кожаных сапожек. Кэлэй была великолепна. Огненно-рыжие волосы подчеркивали белизну кожи, которая оттенком напоминала песок на берегу бухты. Туника цвета слоновой кости подчеркивала форму ее красивой груди. Ткань была заколота на плече простой деревянной брошью, и казалось, что мягкие складки вот-вот разойдутся, обнажая ее тело. Лароннар почувствовал, как в жилах у него быстрее потекла кровь. Женщина проворно наполнила его кружку. Рваной тряпкой, которая была ненамного чище заляпанного пола, она вытерла деревянный стол. — Я случайно услышала ваш разговор. Неужели вы предпочли бы в такую дождливую ночь оказаться под открытым небом? Насколько мне известно, отдых поднимает боевой дух войска. Лароннар пробормотал: — Он поднимает выручку вашего хозяина. — Он поймал ее за руку и улыбнулся, смягчив язвительность своих слов. Он не скрывал интереса к ней, улыбка его была мягкой и манящей. Он провел большим пальцем по мягкой гладкой коже ее запястья. Она опустила глаза и глянула на его ласковые пальцы. На мгновение Лароннару показалось, что на ее безупречном личике отразилась досада. Но потом она улыбнулась ему, и у него перехватило дыхание. Она наклонилась. Ее губы оказались совсем близко… — Так вот, как я и говорил, Кэлэй… — голос Дралана был отлично слышен даже через весь грохот и гомон, — я тут же понял, что паруса кораблей помогут нам подойти незамеченными. Кэлэй выпрямилась. Она посмотрела через плечо на Дралана, потом на Лароннара и снова на Дралана, обдумывая, как поступить. — Мы были так низко. Когда мы скользили над волнами, я чувствовал на губах вкус морской воды. Приятный голос Дралана определил ее выбор. Она с извиняющимся видом улыбнулась и отвернулась от Лароннара. Чувствуя, как внутри у него закипает гнев, Лароннар без единого слова отпустил ее руку. Не обращая внимания на крики тех, кто требовал еще эля, Кэлэй пробралась между столиками туда, где стоял, повернувшись спиной, Дралан. Лароннар на ощупь нашел свою кружку, поднес ее к губам и осушил. Капельки эля, скатившись по подбородку, капали на его белую рубашку. — На этот раз не выйдет, — поклялся он вслух, поднимаясь. Хейлис поднялся так же торопливо и схватил его за руку: — Капитан! Не надо! Она просто пытается вывести тебя из себя. Если пойти у нее на поводу, мы все друг друга поубиваем. Защитникам Лената не придется беспокоиться. — Я и так вышел из себя, — прорычал Лароннар и двинулся вперед. Хейлис не успел остановить его. Он нагнал Кэлэй как раз в тот момент, когда та подвинулась поближе к Дралану. — Ветер над водой дует совсем иначе… — рассказывал Дралан. — Послушай-ка! — Лароннар схватил Кэлэй за руку и притянул ее к себе. От женщины пахло специями, солодом и дымом. — Незачем тебе тратить время, слушая эти небылицы! Кэлэй засмеялась, достаточно громко, так что это привлекло внимание Дралана. — Разве слушать вашего Командующего — напрасная трата времени? — Ты пьян, Лароннар. — Дралан встал между женщиной и Лароннаром и уперся кулаком в его нагрудник. — Барышня не желает тратить на тебя время. Гнев, который Лароннар сдерживал уже слишком долго, вспыхнул раскаленным, губительным пламенем. Сжав кулаки, он попробовал обойти Дралана сбоку. Дралан преградил ему путь, выставив вперед ногу в безупречно чистом сапоге, и сильнее уперся кулаком в грудь Лароннару. — Я бы посоветовал тебе уйти, капитан. Я просто рассказывал дамам и господам о моей сегодняшней победе. О моей победе! Плесни Дралан на Лароннара раскаленной лавой, и то не удалось бы так сильно распалить его гнев. — План был мой, и тебе это известно! — Голос Лароннара звучал глухо. Капитан почти потерял контроль над собой. — Ты говорил, что на этот раз… — Довольно, капитан.  — Дралан ровно настолько подчеркнул это звание, чтобы Лароннар понял, что командир имеет в виду. Оказаться разжалованным гораздо проще, чем добиться повышения. Он чувствовал, что с ним обошлись несправедливо, и от ярости был почти не в состоянии думать. Дралан вовсе не собирался держать свое слово, не намерен был признать заслуги Лароннара. Дралан посмотрел на него, насмешливо прищурившись. Что за безрассудство — бросать вызов своему командиру в таверне, набитой его сторонниками. Но Лароннар даже не попробовал отступить и остудить вздымающуюся внутри ярость. Это самоубийство, — услышал он прорвавшийся сквозь ярость внутренний голос. Он глянул на Кэлэй. Розовым кончиком языка она быстро облизнула губы. Зрачки у нее так расширились, что сверкающая зеленая радужка стала почти не видна. Самоубийство — но ему было уже все равно. — Это был мой план! — прокричал Лароннар. Эти слова отразились от высокого потолка и эхом вернулись к нему, радуя его больше, чем победа на поле боя. Он внезапно протрезвел, как будто месяц не пробовал эля. — Все планы были моими! Выражение лица Дралана медленно преобразилось. Вместо насмешки оно выражало теперь злобу и угрозу. Он молча положил руку на рукоять меча. — Ты, наверно, за всю свою карьеру не спланировал ни одной битвы, — язвительно сказал Лароннар. — Ну да, если не считать того случая, когда ты напал из засады на овражных гномов! С окаменевшим лицом, бледным от гнева, Дралан все же протянул ладонь для рукопожатия. — Брось, капитан, — спокойно произнес Дралан. — Ты же знаешь правила. Правила Лароннар знал. По приказу Дралана он добивался их соблюдения. Драки в отрядах, подчиненных Дралану, были запрещены. Командир считал их дикостью. Но воспитанные люди вполне могли разрешить свой спор на дуэли. Лароннар ухмыльнулся, увидев протянутую руку. Со стороны этот жест казался благородным, но за ним стояла старая хитрость — с притворной учтивостью пожать руку противника, а в это время достать спрятанное оружие. Осторожно, не сводя глаз с Командующего, Лароннар снял висевший на поясе цестус и надел его на руку. Верхняя сторона перчатки, сделанной из жесткой, черной как смоль кожи, была покрыта стальной сеткой эльфийской работы, тонкой, как паутина, и прочной, как кольчуга. На костяшках торчали шипы с бритвенно-острыми краями. Быстрыми, ловкими движениями Лароннар вынул из ножен нечто похожее на длинный кинжал и сбросил с него накладную деревянную рукоятку. В руке у него осталось прочное стальное лезвие, длиной в три ладони, зазубренное с того конца, где была рукоятка; через разрез на верхней стороне перчатки он протолкнул конец лезвия в плоский узкий карман, сделанный на кастете. Послышался лязг металла. Пока Лароннар сгибал и разгибал пальцы, натягивая перчатку, лезвие в свете факелов сверкало голубыми искрами. Нарочито медленно он расстегнул пряжку ремня, на котором висели ножны, и уронил меч на пол. Как легко догадаться, взгляды всех присутствовавших в таверне, включая Дралана, были прикованы к падающему на пол мечу. Лароннар рубанул лезвием, торчавшим из перчатки. Движение было таким уверенным, ловким и быстрым, что Дралан, когда лезвие блеснуло мимо самого его лица, оступился и прижался к стойке. Командующий быстро пришел в себя и оттолкнулся от поручня на стойке. Он вытащил меч. Отпихнув стоявшего возле его локтя драконида, Дралан принял боевую стойку. Толпа расступилась, освобождая место для поединка. Оружие легко соприкоснулось: оба пока лишь пробовали клинок соперника. Сталь задребезжала, ударившись о сталь. Через цестус полилась песня скрестившихся мечей, и этот звук заплясал под кожей у Лароннара, пронесся по каждой его косточке. Лароннар атаковал. Ухватившись за руку в перчатке другой рукой, он со всей силы направил удар на своего командира. Дралан успел уклониться. За счет движущей силы своего удара Лароннар развернулся на месте, снова замахнувшись. Меч Дралана встретил удар, и скрещенные лезвия оглушительно зазвенели, как колокола. Дралан отпрянул, и меч его задел крыло одного из вертевшихся поблизости драконидов. Острое лезвие пронзило кожистую перепонку, и из раны брызнула зеленая кровь. Драконид взвыл от боли, и другой ящерочеловек оттащил его подальше от Дралана. Толпившиеся вокруг, тараща глаза, толкали друг друга и пятились подальше от дерущихся. Соперники так и плясали взад-вперед вдоль стойки, сверкали и звенели их клинки. Наблюдавшие за боем весело кричали, увлеченные этим представлением, и им было безразлично, кто победит. Ободряющие крики придали Лароннару сил, и он атаковал с еще большим неистовством. Не выдержав такого натиска и стремительности соперника, Дралан попятился. Каждый удар он отражал, но в его движениях не было напора; он отступал. Увернувшись от страшного удара, он запрыгнул на стул, а оттуда на стол. Стол угрожающе зашатался под его весом. Ужасающе быстро мелькнул сверху вниз меч Дралана. Теперь уворачиваться пришлось уже Лароннару. Он парировал удар, который мог бы раскроить ему череп. Теперь уже Дралан мастерски работал мечом, а Лароннар отступал. Дралан спрыгнул со стола, чуть не сбив с ног Лароннара, и на мгновение они сцепили кисти рук, так что мечи угрожающе закачались у них над головами. — Я тебя предупреждал, — прорычал Дралан. — Теперь я научу тебя уважать командиров. Лароннар промолчал, чтобы не сбивать дыхание. Он отпустил руку Дралана и схватил его за шею. Его широкоплечий соперник начал задыхаться: Лароннар, вдавив большой палец в мягкую плоть внизу шеи, пережал ему горло. Дралан присел, а потом снова выпрямился, рванувшись всем телом. Пальцы Лароннара, срываясь с шеи Дралана, прочертили на ней кровавые борозды. Противники начали описывать круги; оба тяжело дышали. Дралан переложил меч в левую руку, а правой вытер шею и увидел, что пальцы в крови. Он выругался и бросился в атаку. Мечом он владел прекрасно. Это был танец проворных ног, искусных рук; серебряное лезвие сверкало, отражая огоньки свечей. Лароннар потерял равновесие и навзничь упал на стол. Дралан высоко поднял меч и нанес удар, который мог бы стать смертоносным. Лароннар едва успел, изогнувшись, уклониться. Клинок просвистел возле уха и впился в стол как раз там, где только что была голова Лароннара. На шею и на щеку ему посыпались щепки. Лароннар скатился со стола и пополз прочь, опираясь на руки и колени. Дралан, хохоча, бросился за ним, отшвыривая в стороны, как дощечки, попадавшиеся на пути тяжелые дубовые столы. Лароннар быстро поднялся, вместо щита держа над головой меч. Клинок Дралана, просвистев, слегка задел руку Лароннара, и показалась кровь. Лароннар попятился. Дралан усмехнулся, глядя, как капает кровь с запястья соперника. — Сдавайся, Лароннар. Возможно, я оставлю тебе жизнь, если ты униженно попросишь пощады. Лароннар сделал обманное движение вправо, потом перекатился влево по одному столу, потом по другому и оказался рядом с Хейлисом, который, как и помощник Дралана, все время переходил с места на место, чтобы быть поближе к капитану. В руке Хейлис держал ремень и меч, которые Лароннар бросил возле стойки. Дралан бросился в атаку, а Лароннар схватился за кинжал, висевший на ремне, который держал Хейлис. Неправильно истолковав намерение капитана, Хейлис ринулся вперед, чтобы подать ему меч, и Лароннар споткнулся о кожаный ремень и о ногу помощника. Оступившись, Лароннар схватил Хейлиса за плечо и развернулся. Меч Дралана вонзился Хейлису в спину. Молодой человек дернулся на руках у Лароннара, в горле у него булькнуло, и он обмяк. На лице застыло потрясенное, недоумевающее выражение. Кровь из его раны текла по руке Лароннара, — Ублюдок! — прорычал Лароннар Дралану. Командующий, не успевший даже вытащить меч из тела Хейлиса, был поражен не меньше, чем его жертва. — Но я же не хотел… — пробормотал Дралан. Лароннар ухватился за ремень Хейлиса и толкнул тело на руки Дралану. Под весом мертвого тела ремень с оружием расстегнулся, и Лароннар отошел на безопасное расстояние, сжимая его в руках. К тому моменту, когда Дралан вытащил меч из трупа, Лароннар уже держал в руке то, что ему было нужно, — кинжал Хейлиса. На всякий случай он прихватил и другое смертоносное оружие — принадлежавший его помощнику маленький ручной арбалет, и засунул его за ремень. Дралан посмотрел на кинжал и усмехнулся. Это же лишь дополнение к настоящему оружию; с кинжалом ходят только воришки. Лароннар, оскалившись, парировал своим клинком первый удар Дралана. Для туповатого Командующего у Лароннара был готов небольшой сюрприз. Презрительное высокомерие придавало Дралану почти беспечность; он снова размахнулся. Лароннар отразил удар кинжалом и мечом. Пока Дралан забавлялся, Лароннар постепенно переходил с места на место, подводя своего врага к открытой двери. Лароннар шагнул в проход между столами. Теперь, когда вокруг не было препятствий, он атаковал соперника вставленным в перчатку клинком; при этом он слишком замахивался в сторону, намеренно оставляя левый бок незащищенным. Дралан купился на эту уловку. Лароннар поднял левую руку и нажал большим пальцем на украшенную драгоценным камнем кнопку на гарде кинжала. В стороны от центрального клинка выскочили еще два узких. Воспользовавшись тремя лезвиями, Лароннар блокировал светлый, сверкающий меч Дралана. Полетели искры. Металл запел, ударившись о металл. Кинжал скользнул дальше, до середины лезвия Дралана. Лароннар повернулся, вложив в это движение весь вес своего тела. В таверне, где внезапно стало тихо, треск ломающегося меча был похож на удар грома. Дралан выругался и швырнул в Лароннара рукоятью сломанного меча. Лароннар снова пришел в движение; он бросил кинжал и рубанул правой, описав небольшой полукруг вставленным в перчатку лезвием. Дралан отпрянул, но лезвие все же попало ему в плечо. Острие, пронзив кожаную одежду и ткань под ней, вонзилось в кожу. Дралан упал, сжимая окровавленную руку. Лароннар нанес удар вниз, вцепившись левой рукой в кулак правой, на котором была перчатка. В последний момент Дралан откатился в сторону. Меч Лароннара, просвистев в воздухе в том месте, где только что был Дралан, врезался в тяжелые дубовые половицы. Лароннар упал на колени. Дралан пнул его. Взрыв боли оглушил Лароннара: Командующий попал ему тяжелым ботинком прямо в лицо. От удара он отлетел назад, придавив себе руку. Лароннар застонал и попробовал перевернуться и подняться на ноги. На губах и на языке он чувствовал вкус крови; он сосредоточил все внимание на ее тошнотворном металлическом привкусе. Обхватив голову, он с трудом приподнялся на колени, упираясь локтями в пол. Восстановив равновесие, он увидел, как Дралану помогает подняться на ноги Кэлэй. Помощник-драконид протягивал своему командиру оброненный Драланом меч. Стоявший на коленях Лароннар снял с ремня маленький арбалет Хейлиса и выстрелил. Раздался звук, похожий на поднявшийся и тут же затихший порыв ветра: это ахнули посетители, увидев, как упал навзничь, ломая расшатанные двери таверны, драконид, у которого во лбу торчала пущенная из арбалета стрела. Через сломанные двери ворвался дождь и холодный соленый ветер. Посетители, толпившиеся возле двери, заерзали и затолкались, начали пробираться вдоль стен: им не хотелось уходить, не досмотрев, чем кончится драка, но и промокнуть, наблюдая за ней, тоже было неохота. Дралан, тяжело дыша, на мгновение ошеломленно замер, глядя на мертвого помощника и на длинный меч, тускло поблескивавший на дощатом тротуаре; драконид все еще сжимал рукоятку меча. Дралан посмотрел на Лароннара. — Из-за нашей ссоры погибли два хороших человека. Давай прекратим бой, — отрывисто проговорил он и протянул руку ладонью вверх. — Сделаем это благородно. Лароннар одной только силой воли заставил себя встать. Холодный воздух погасил свечи и факелы, так что в таверне воцарилась мерцающая полутьма. От прохлады в голове у Лароннара прояснилось. Он кивнул и протянул руку — ту, на которой была перчатка. Что-то в его лице или в его глазах выдало его. Дралан развернулся, бросился к телу своего помощника. Лароннар вцепился пальцами в доспехи, защищавшие спину Дралана, и затащил его внутрь, в таверну, но Командующий уже успел схватить меч человека-ящера. Кулаком в перчатке со стальной сеткой Лароннар ударил Дралана в затылок. Чувствуя, как Дралан осел, наклонившись вбок, он понял, что оглушил соперника. Но двуручный меч Дралан все же не выпустил. Лароннар с силой ударил по открытой шее Дралана торчавшими из перчатки шипами, царапнув ими противника по голове. Дралан заревел, как раненый зверь, и рванулся вперед, вырываясь из рук Лароннара. Дралан выпрямился и, шатаясь, повернулся к Лароннару. Кровь стекала у него по щеке, заливая белый воротник. В руках он сжимал меч драконида. Дралан нанес удар, но меч он держал неуверенно, а перед глазами все расплывалось. Клинок ударил Лароннара в ребра, и тот упал. Следующий удар был нанесен уже более точно, и острие рассекло ему бедро. Лароннар жадно глотнул воздух. По ноге прокатилась боль. От боли он испугался, а страх придал ему сил. Лароннар ударил противника неповрежденной ногой. Меч выпал из рук Дралана, а Лароннар отполз назад, сжимая рукой кровоточащую рану на ноге. Шатаясь, Дралан пошарил по полу, нащупал меч и двинулся на врага. Он повернул в руках тяжелый меч, стараясь поудобнее ухватить огромную рукоять. Остановившись, он провел рукавом по лицу, чтобы вытереть глаза от крови. Лароннар отпрянул. В руке у него все еще был арбалет. Он провел пальцами по ремню, надеясь найти стрелы. Не осталось ни одной — все растерялись в драке! Лароннар опрокинул стол, заполз за него и попробовал подтянуться и встать. Нога горела, как в огне. Он уже слышал шаркающие шаги приближавшегося Дралана. И тут Лароннар почувствовал, как на плечо ему опустилась нежная рука, — ему показывали, что нужно оставаться да месте. Он повернулся и увидел рыжеволосую служанку Кэлэй. Она мило улыбалась, от нее пахло пряностями. А вот туника на груди была измазана кровью: помогая встать Командующему, она испачкалась. — Позвольте вам помочь, — сказала она, и в ее голосе слышалась музыка порывистого ветра. — Что это за игру ты затеяла?! — огрызнулся Лароннар. Он отбросил ненужный теперь арбалет и, как кинжал, сжимал в руке отломанную ножку стула. — Мстишь за то, что мы взяли ваш жалкий городишко? — Я не играю, милорд. Я буду помогать тому, кто сможет лучше всех отплатить за мою помощь. — Она опустилась на колени возле него. — Сначала ты помогаешь ему, а потом мне. — Лароннар снова попытался подняться. Уже совсем рядом тяжело зашаркали по деревянному полу ботинки Дралана. Лароннар упал, и она подхватила его. Внезапно на край стола, прямо над головой Лароннара, обрушился тяжелый меч. Полетели щепки и большие куски дерева. Бедро его скручивало от боли, но Лароннар, не обращая на это внимания, поднялся на ноги. Он замахнулся ножкой стула, и она просвистела в нескольких дюймах от лица Дралана. Тот потерял равновесие, и тяжелый меч, соскользнув с края стола, вонзился острием в пол. Пока Дралан вытаскивал меч, Лароннар повернулся к Кэлэй. — Дрянь! Ты пытаешься отвлечь мое внимание! — Он замахнулся на нее так же, как только что на Дралана. — Если ты нас всех убьешь, то вместо нас придет еще больше других. Увернулась она намного проворнее Командующего. — Я буду помогать тому, кто хорошо отплатит за мою помощь, — повторила она. В ее голосе слышалась уже не нежность, а лихорадочная злоба. Она накрыла его руку своей, сжала его кулак и произнесла какое-то непонятное слово. Лароннар потрясение раскрыл рот. Из того места, где соприкасались их руки, вырывался свет и валил ядовитый дым. Кожу его защипало, словно от крапивы. Кэлэй произнесла другое слово, а потом выпустила его руку так резко, что он пошатнулся. Вместо ножки стула в той руке, к которой она прикасалась. У него теперь был заряженный и взведенный маленький арбалет. Она резко вдохнула, и это предупредило его об опасности. Он повернулся навстречу Дралану, в руках у которого был поблескивающий меч драконида. Лароннар шагнул вперед, прижал заряженный арбалет к груди Дралана и нажал на спусковой механизм, который мягко сработал. Маленькая стрела, длиной всего лишь с ладонь, угодила в сердце Дралану в тот самый момент, когда тот вонзил меч в плечо Лароннара. По телу Лароннара искрами рассыпалась боль, но она была удивительно слабой. Лароннар наблюдал, как на лице Дралана отразилось вначале изумление, а потом гнев. И как мертвые пальцы Дралана выпустили меч. Как Дралан упал на пол. Лароннар слышал, как вонзившийся в его плечо меч, выпав, с грохотом ударился сначала о край стола, а потом об пол. А Лароннар все еще держался на ногах! Он осторожно опустил подбородок, всего на полдюйма, и чуть повернул голову, чтобы посмотреть на свое плечо. Никакой крови. Ни рассеченной плоти, ни торчащих костей. Меч не причинил ему вреда! Как?… Он повернулся к Кэлэй. Она успела отойти в сторону и стояла теперь у выхода, возле беспорядочно нагроможденных столов. Женщина улыбнулась и пожала плечами; от этого движения мягкая туника плотно обтянула ее грудь. Потом она повернулась и пошла. Он хотел догнать ее, но тут раздались бурные, радостные крики солдат, которые все еще были в таверне. Они бросились к Лароннару, начали пожимать его онемевшие ладони, хлопать по спине, поздравлять с победой. Лароннар вышел из трактира и глубоко вдохнул свежий после дождя соленый воздух. Уже прозвучал призыв к оружию. Закончилось затишье между битвами. В вечернем небе мерцали первые звезды; они отражались в лужах на неровном деревянном тротуаре. Дорога превратилась в настоящее болото, и было так тихо и безлюдно, что Лароннар слышал шум моря и поскрипывание кораблей, стоявших возле берега. Он победил! Теперь командующим будет он. Сердце его все еще стучало быстро, в ритме недавнего поединка, наполненное радостью и гордостью. Раны горели. Плечи ныли. От усталости он еле шагал, но сам не замечал этого. В ушах у него звенели крики. Тосты в честь его нового звания: командующий Лароннар. Он широко раскинул руки навстречу наступающей ночи и грядущей битве. Теперь ему остается только разыскать зеленоглазую колдунью, которая помогла ему выиграть бой. Он нашел бы отличное применение ее силе. В темном небе у него над головой показался дракон; сделав пару кругов, он снизился и почти бесшумно опустился. Это был не его свирепый синий дракон с черными глазками-пуговками, а драконица командующего, Чар. Беспощадное, коварное создание, от нее так и веяло изяществом и силой, злобой и величественностью. Сражаться вместе с Драланом Чар повелела сама Владычица Тьмы. Грациозно поднимая лапы, огромное создание зашагало к нему по размокшей от дождя дороге. Лароннар с опаской смотрел на драконицу. Прилетела ли она сюда поздравить его? Или убить? Внезапно стихло пульсирующее ликование битвы, улетучилась радость. У него перехватило дыхание. На плечах и на груди у Чар была кожаная упряжь тонкой работы; седло украшали вышивка и сияющие драгоценные камни. По широкой чешуйчатой груди шла полоса, в середине которой был рельефно вышит металлическими нитями пяти цветов пятиглавый дракон, символ Владычицы Тьмы. — Это был честный бой, — прохрипел он. Было видно, как он сглотнул, но рот и горло у него остались такими же сухими. Он опустился перед огромным существом на одно колено. — Спроси у любого из них! Не убивай меня! — Смерть… — проворчала глубоким грудным голосом Чар, добродушно-насмешливо и вместе с тем язвительно. — Неужели этого ты ожидаешь от меня в ответ, Лароннар? Я же сказала, что стану помогать тому, кто поможет мне. Лароннар поднял взгляд и пристально посмотрел в хитрые блестящие глаза. Они были изумрудными, как весенняя трава на равнинах. Он почувствовал запах пряностей и дыма. Лароннар забыл, что только что опасался быть сожженным прямо на этом месте. — Ты!.. — ахнул он. — Милорд? — Сделав большой шаг вперед, она вытянула левую переднюю лапу так, чтобы он смог подняться в седло. — Это была ты! — воскликнул он, а потом понял, что так и смотрит на нее, глупо разинув рот. Он вдохнул, стараясь прийти в себя. — Это ты мне помогла! Ты, которая… Она кивнула. — Зачем? — Наверно, я устала от Дралана. Возможно, я сочла его слишком… благородным, — тихо ответила она. Говорила Чар таким милым и порочным тоном, что по спине Лароннара, отчасти от страха, отчасти от удовольствия, побежали мурашки. — Наверно, я сочла тебя более достойным. — Огромная драконица повернула голову в одну сторону, потом в другую, разглядывая его так, как люди рассматривают, поднеся к свету, какого-нибудь жука. Лароннар вытянулся во весь рост и поклонился, не отрывая от нее глаз. — Благодарю… Чар фыркнула, прерывая эти церемонии: — Тот, кто сражается, сидя в моем седле, должен быть беспощадным. Бессовестным. Лишенным всякого благородства. Таким злобным, чтобы родная мать опасалась повернуться к нему спиной. Она подалась вперед и склонила голову так, что ее светящиеся зеленые глаза оказались вровень с глазами Лароннара. — Предупреждаю. Я честолюбива, и мне мало возглавлять в армии госпожи лишь небольшой отряд. Если ты не оправдаешь моих надежд, с тобой произойдет то же, что и с Драланом. Лароннар надел на голову шлем, опустил забрало, Он встал на мощную ногу Чар и запрыгнул в седло. — А теперь мы должны выиграть битву! Оттолкнувшись мощными лапами, Чар подпрыгнула и расправила огромные крылья, ловя потоки свежего соленого воздуха. ПОДОБАЮЩИЕ ПОЧЕСТИ Джанет Пек — Бесхарактерный человечишка. — Язвительный баритон бронзового дракона Тарискатта раздался в ушах Линдруса в тот самый момент, когда мускулистый боец шагнул на размокшее поле, где ожидали своих ездоков драконы Небесного Эскадрона. Чешуйчатый зверь понюхал воздух, явно показывая, что даже через дождь чувствует этот отвратительный запах. — Снова напился. Война против Такхизис и ее фаворитов за господство в Ансалоне достигла высшей точки. Воины всех рангов откликнулись на отчаянный призыв к оружию. Пусть представители разных рас и не сражались бок о бок, но отряды их шли в бой рядом. Наступили времена, когда даже косы признавались неплохим оружием. А хорошему бойцу на драконе просто цены не было, особенно если у обоих был такой большой опыт сражений, как у Тарискатта и Линдруса. Но, к сожалению, их ненависть друг к другу была так же глубока, как основания Харолисовых гор, погруженные в самое сердце Кринна. Боец вспыхнул, несмотря на холодный дождь, его мышцы задергались от гнева, кулак, сжимавший промасленный мешок с драконьей упряжью и небольшим седлом, стиснулся еще крепче, и грубые, покрытые шрамами пальцы так и впились в кожу. Дракон всегда умел найти слова, которые смогут как можно сильнее вывести из себя его всадника. Тарискатт был мастером словесных выпадов; особенно ему это удавалось по утрам, когда Линдрус мучился похмельем. От скрипучего голоса усиливалась боль, колотившаяся в висках бойца, и тот становился еще более раздражительным. — Ты пьешь, человек, потому что боишься, — сказал дракон. — Ты пытаешься элем заглушить собственную трусость. — Элем я пытаюсь притупить обоняние, чтобы не чувствовать, как от тебя смердит, — парировал Линдрус. В сырую погоду исходивший от дракона сернистый дух, к которому примешивался еще и запах запекшейся крови, был невыносим. Линдрус заставил себя подойти ближе. Хвост Тарискатта слегка задергался. Увидев это, человек приготовился отразить нападение. Случиться может все, что угодно. Несмотря на похмелье, боец уже готов был уклоняться от ударов рогов и свирепых укусов. Пил он не для того, чтобы утопить страх. Линдрус не напивался, как некоторые другие бойцы, до положения риз. Он пил, чтобы стереть кровавые воспоминания, ну и за компанию. Он всегда, с самого детства, терпеть не мог драконов. Он ненавидел в них все — их заносчивость, их запах, их язвительность. А теперь ему приходится верхом на драконе воевать против Такхизис. На губах воина появилась полуулыбка: какие же невероятные повороты внезапно происходят в нашей судьбе. По щекам и подбородку Линдруса катились серые капли дождя, похожие на холодные слезинки. Он предпочел бы пронзить эту бессердечную зверюгу Драконьим Копьем, а не отправляться верхом на ней в бой. Но долг заставил воина сделать еще один шаг к дракону. В полную боевую готовность человека привел взъерошившийся гребень Тарискатта. За этим обычно следовал удар острых как бритва когтей. У Линдруса уже было несколько шрамов. Воин сосредоточился и пошел к дракону. Дракон смотрел ему прямо в глаза своими холодными глазищами, хвост сильнее захлопал но грязи. Боевые умения, приобретенные Линдрусом в его странствиях, и помогли ему, и помешали. Сначала генерал Шаррид дал ему высокое звание и поставил командовать наземным подразделением. Два года назад генерал убедил Линдруса отказаться от должности и пройти боевую подготовку на молодом медном драконе. Вскоре стало понятно, что опытный боец должен летать на драконе постарше. А когда Шаррид назначал предводителя Небесного Эскадрона, было вполне разумно выбрать именно Линдруса. Но единственным достаточно опытным драконом, который был в их распоряжении, оказался острый на язык человеконенавистник Тарискатт. Линдрус всем жаловался на свой воздушный транспорт, особенно генералу Шарриду. Командующий ответил, что на данном этапе войны у него нет выбора и он просто вынужден объединить в пару даже таких врагов, как Линдрус с его драконом. Нужно смириться с тяжелой ситуацией и сделать все, что будет в их силах. И вот никому не понятным образом их ссоры друг с другом постепенно начали приносить пользу совместной работе. Они научились, поднимаясь в воздух, направлять взаимную ненависть, острую, как копье, против общего врага. — Мотылек, — прорычал Тарискатт. Хвост его уже вовсю хлестал по земле. — Лети же на мой огонь. — Желтая змея, — твердо ответил Линдрус. Внимательно следя за драконом, он согнул колени, так что сапоги глубже погрузились в грязь. Большой бронзовый дракон никогда не давал запрячь себя без сопротивления, но сейчас воин уже почти подошел на то расстояние, с которого можно было набросить на плечи животного кожаные ремни с седлом и креплением для Драконьего Копья. Он перехватил кожаный мешок так, чтобы при первой возможности раскрыть его и накинуть упряжь. Склонив голову набок, Тарискатт внезапно изменил направление движения, устремил длинный рог прямо на Линдруса и разинул пасть, сверкая клыками. Человек увернулся от удара, поскользнулся на размокшей грязи, но мгновенно восстановил равновесие и нырнул бронзовому под грудь, проскочив под правой ногой. Мощная челюсть дракона зарылась в скользкую землю на том месте, где только что стоял боец. Прокатившись по земле, Линдрус вытащил из мешка упряжь и перебросил ремень с пряжкой и седло через самое толстое место на шее Тарискатта. Пригнувшись, он успел ускользнуть от изогнутых, как косы, когтей и выскочил из-под дракона как раз в тот момент, когда тот опустился всей тяжестью на землю, намереваясь придавить человека. Линдрус схватился за блестящую чешуйку на плече дракона и, качнувшись, поднялся наверх. Подтянув ремни упряжи один к другому, воин одной рукой застегнул пряжку и упал на землю. Тарискатт повернул к нему голову. Наездник бросился прочь и остановился только тогда, когда оказался на безопасном расстоянии от зубов, когтей и хвоста своего соратника. Тяжело дыша, он повернулся к дракону и бодро крикнул: — Неплохо! Тарискатт надменно поднял лапу — с когтя свисала грязная тряпка того же цвета, что и размокшая земля, но был заметен и кусочек темно-красного — цвета туники Линдруса. Он с омерзением отшвырнул лоскут и брезгливо почистил лезвиеподобные когти о ближайший камень. Линдрус посмотрел на порванную тунику. Дракон оторвал кусок ткани над левым бедром. Еще немного, и коготь нанес бы тяжелое, даже смертельное, увечье. — Червяк! — язвительно произнес Линдрус, показывая, что его совершенно не вывел из равновесия тот факт, что он находился на волосок от смерти. — Ты заслужил, чтобы с тебя заживо содрали кожу. Тебе нужно залить кипящее масло в нос и в глотку, а между пальцев запустить жучков-точильщиков… — Молчать! — скомандовал знакомый голос. Линдрус обернулся. — Генерал Шаррид! Высокий мужчина, постарше Линдруса, стоял, скрестив руки на груди. Его рано поседевшие волосы, заплетенные в косичку, поблескивали под струями дождя. — Прекратить такие разговоры! Воин выпрямился и отдал честь. — Но… — Люди, — фыркнул Тарискатт, беспокойно переминаясь с лапы на лапу. — Во всем этом лагере никто не сгодится на приличный обед, да и дельных наездников не найти. Командующий перевел взгляд с дракона на человека и поджал губы: — Однажды ваша ненависть встанет между вами и в небе. Один из вас допустит ошибку. И тогда я потеряю вас обоих. Мы несем слишком большие потери, чтобы я мог позволить себе это. Пойми меня. Вы же ведете всех за собой. Я хочу, чтобы вы прекратили эти драки и оскорбления. От них страдает боевой дух. — Он смотрел то на одного, то на другого, моргая от попадавших в глаза капель дождя. — Отвечай. — Так точно, сэр, — неохотно ответил боец. — Я понимаю человеческий язык, — пробурчал дракон. — А также язык насекомых. Не обращая внимания на Тарискатта, генерал шагнул в сторону Линдруса и заговорил тише: — Кстати, я слышал, что дракониды вызвали подкрепление — лучшую воздушную группу. Вам придется иметь дело с Занарком Крейсом и его красным драконом. — С Карором Костоломом? — Дракон набросился на эту новость, как на лакомую добычу. — Достойный противник. Шаррид положил руку на плечо Линдруса. — Я не осмеливаюсь отложить битву из-за погоды. Будь начеку. Тебе хорошо известно, что облака и дождь могут сильно осложнить вашу работу. — Благодарю, сэр, но я… — предостерегающе заворчал Тарискатт. — Хм… мы с этим можем справиться, — постарался поудачнее выразиться Линдрус. — Нам уже доводилось это делать. Дракон посмотрел на облака. В наклоне его головы и в напряжении тела чувствовалось нетерпение и скука. Покачав головой, генерал отступил на шаг. — Да пребудут с вами добрые боги. — Благодарю, сэр. Линдрус вздрогнул. Дурное предчувствие поползло у него по спине, словно струйка дождя, просочившаяся под кожаные доспехи. Он рассчитывал услышать от своего соратника очередное оскорбление, но на этот раз бронзовый молчал. Приближалась битва, и, хотя ни один из них не признавался в этом, ради битв они и жили. Тарискатт нырнул в плотное скопление облаков. Дождевые капли обжигали Линдрусу кожу. Он изо всех сил вглядывался в темные слои туч, но видел вокруг лишь сплошной серый туман. Внезапно они вынырнули из нижнего слоя облаков и полетели прямо на дракона-разведчика в попоне цвета войска Такхизис, голубого с золотом, и юношу-всадника, одетого в те же цвета. Тарискатт с ревом спикировал на некрупного дракона, обрушился всем своим внушительным весом на его шею и, выбрав самый уязвимый участок, вонзил огромные растопыренные когти. Пытаясь вырваться, дракон-разведчик отчаянно хлопал крыльями, стараясь двигаться с той же скоростью, что и схвативший его боевой дракон, но не успевал, и Тарискатт тащил разведчика вверх. Тот еще некоторое время пытался хоть что-нибудь сделать, но потом его шея громко хрустнула, словно толстая ветка. Верховой дракон Линдруса выпустил свою жертву. Дракон Владычицы Тьмы, переломившись, полетел вниз; его наездник вопил от испуга. — Фу, — выразил недовольство Тарискатт. — Какая толпа собралась. Теперь к ним присоединились еще шесть пар бойцов — весь Небесный Эскадрон. Драконы летели за Тарискаттом и Линдрусом неровным клином, держась подальше от своего непредсказуемого и вспыльчивого предводителя. Группа сделала несколько кругов над размокшим полем битвы, где строились пехотинцы, а потом полетела дальше, сквозь струи дождя, в поисках битвы. Тарискатт внезапно сильнее захлопал крыльями, так что Линдруса отбросило в седле назад: бронзовый что-то заметил и, разогнавшись, пошел в атаку. Черный дракон противника с воем выставил навстречу когти; его наездник держал наготове меч. Линдрус пригнулся, подняв Драконье Копье и дожидаясь возможности воспользоваться своим оружием. — Правее! — крикнул он, заметив, что там черный хуже защищен. — Возьми немного правее! Тарискатт не стал терять времени. Не давая себя исцарапать, он резко нырнул вниз, оказавшись почти под своим врагом. Теперь наездник мог направить свое оружие в самое уязвимое место противника. Наконечник копья Линдруса прошел между чешуек черного дракона и глубоко погрузился в грудь. Тот взвыл от неожиданного смертельного удара и попробовал схватить Тарискатта зубами за шею, но безрезультатно. Падающему вражескому дракону удалось лишь зацепить когтями верхушку грудной пластины бронзового, и теперь она шаталась. Тарискатт заворчал и замахал крыльями, уходя назад и немного вверх. Черный быстро терял силы: крылья его двигались неуверенно, глаза остекленели. Древко копья переломилось, когда бронзовый начал набирать высоту, а противник — падать. Линдрус сделал торжествующий жест, видя, как падает черный дракон вместе с его ошеломленным наездником. Тарискатт внезапно изогнулся, и все его тело затрепетало: он еще не пришел в себя после молниеносной атаки. Линдрус ахнул, сжимая древко теперь уже непригодного Драконьего Копья; он ощутил потрясение своего крылатого напарника так остро, как если бы они были единым целым. Тишина длилась лишь мгновение, но оно показалось очень долгим. А потом бронзовый заревел и помчался навстречу Карору Костолому и ухмыляющемуся Занарку Крейсу. Линдрус выругался. Враг как нельзя лучше сумел воспользоваться тем приподнятым настроением и облегчением, которое они испытывали после победы над черным. Линдрус должен был не попасться на эту уловку сам и не дать это сделать напарнику, ведь совсем недавно он предупреждал остальных бойцов Небесного Эскадрона о возможности таких выходок со стороны врага. — Вот мы и встретились! — прокричал через шум дождя Крейс. — Я слыхал, на вас возлагают большие надежды! Не утруждая себя ответом, Линдрус оценивал ситуацию. Он понимал, что Тарискатт ранен, но не решался посмотреть, насколько серьезно: он опасался выпустить смертельно опасного противника из поля зрения. Быстро взглянув по сторонам, в поисках кого-нибудь, кто мог бы прийти на помощь, и увидев, что все остальные бойцы уже с кем-то сражаются, Линдрус понял, что им с напарником придется полагаться только на себя. Без Драконьего Копья воин чувствовал себя голым. Зная, что теперь ему и его летучему напарнику придется по большей части обороняться, Линдрус обнажил меч. Он решительно приготовился к поединку, в котором все будут решать хитрость и длина оружия. У Тарискатта еще оставалось немало сил: он резко развернулся и скрылся в плотных облаках, чтобы выиграть время, а затем, выполнив хитрый маневр, чтобы сбить врага с толку, ринулся в бой. Для противника это оказалось меньшей неожиданностью, чем надеялся Линдрус. Крейс и Карор пошли почти на такую же уловку. Врагу оказалось достаточно сделать разворот на три четверти, описав небольшой круг, и драконы налетели друг на друга. Не более дюжины ударов успело сделать сердце, и вот воин уже устроился покрепче в седле, прокричал боевой клич и поднял меч. Драконы ревели, кусая друг друга и нанося удары когтями. Кожистые перепонки крыльев хлопали на ветру. Ворча, каждый из них пытался взять верх за счет более удачного маневра; люди давали команды крылатым напарникам. Тарискатт описал круг, Линдрус отбросил своим клинком в сторону копье Крейса и сделал ложный выпад, после которого все равно нельзя было нанести удар: мешало поднимающееся крыло собственного дракона. Враг тут же снова направил свое двуручное оружие на соперника, и длинное острое лезвие ранило всадника на бронзовом драконе в предплечье. Линдрус почувствовал, как удар рассек толстые кожаные доспехи и по руке потек горячий поток крови. Рана была неглубокой, но достаточно серьезной. Заставив себя не обращать внимания на боль, Линдрус, держа меч двумя руками, приготовился продолжать бой; драконы, изгибаясь, царапали друг друга. Крейс нанес несколько несильных ударов в ближнее к нему крыло Тарискатта, просто для того, чтобы вывести дракона из себя. Раны были неопасными, но на исход поединка могло повлиять и то, что бронзовый терял кровь, а вместе с ней и силы. Чтобы сравнять шансы, Линдрус должен был лишить соперника копья. — Вверх, Тарискатт! Скорее! — закричал он, всей душой желая, чтобы тот поднялся. Слегка повернув, металлический дракон, с силой хлопая крыльями в струях дождя, начал быстро набирать высоту. Противник был совсем рядом, и Линдрус решил, что стоит воспользоваться мечом. Дождавшись момента, когда крыло бронзового дракона не заслоняло противника, он потянулся из седла в сторону и рубанул по крылу красного. Линдрус надеялся сломать кость, но сумел нанести лишь глубокую рваную рану. В неярком свете кровь казалась почти черной. Карор заревел и рванул прочь, рассекая облака. Бронзовый, не дав ему далеко уйти, атаковал, так что красному пришлось развернуться. Разорванное крыло не давало ему свободно маневрировать. Крейс попытался ткнуть противника копьем; этого и ожидал Линдрус. Он держал меч наготове, но удар нанес лишь в самый последний момент, верно рассчитав время. С силой рубанув по копью, он отсек от него несколько дюймов, и серебристый наконечник отлетел от древка. Враг, ругаясь, бросил бесполезную деревяшку, обнажил меч и приказал своему крылатому напарнику перейти в нападение. Драконы с оглушительным грохотом столкнулись. Битва продолжалась, и вот бронзовый уже начал задыхаться от напряжения, а у его седока закружилась голова. Ни одна из сторон не решалась преддожить противнику устроить передышку. Ни один из них не осмеливался дать врагу даже малейшего преимущества. «Сегодня победит более выносливый дракон, — мрачно думал Линдрус, стараясь достать мечом лапы Костолома. — Хорошо бы, им оказался ты, Тарискатт». Он не успел отразить удар красного, и коготь оставил у воина на лбу неглубокую рану. Он тряхнул головой, чтобы кровь не заливала глаза, и продолжал сражаться. Коварный бронзовый дракон применял самые ужасные приемы, на которые был способен, атаковал, делал хитрые ложные выпады. Карор не отставал от него. Драконы, как и их седоки, ни в чем не уступали друг другу. Каждый всадник выкрикивал команды, стараясь ранить соперника мечом, а их крылатые напарники то склоняли, то поднимали головы, сцепившись в смертельном танце высоко в небе. Наконец, увидев, как покрываются кровавой пеной губи его дракона и как подрагивают с каждым взмахом уставшие крылья, Линдрус все понял. Сегодня ему с Тарискаттом удача не улыбнется. Да и в будущем им ее не видать. По ухмылке Занарка Крейса было видно: он уже знает, кто выйдет из боя победителем. Бронзовый взвыл так, что содрогнулись небеса, собрался с силами, отлетел в сторону, внезапно развернулся и свирепо ринулся на красного. Линдрусу оставалось только решительно атаковать. Онемевшей рукой он поднял меч и горящими взглядом оценил расстояние до противника. Момент, столкновения он рассчитал совершенно верно; но слишком поздно понял, во что станет эта атака его напарнику. — Проклятый червь! — завопил он. — Ты с ума сошел? Не смей… Понимая опасность ситуации, Карор разогнался до такой же огромной скорости. Драконы с сокрушительной силой врезались друг в друга. Один из когтей Костолома зацепил Тарискатта за болтавшуюся пластину чешуи на груди. Линдрус видел, каким жутким светом сияли глаза красного, пока тот рвал и наносил удары. И вот заблестела ничем не защищенная плоть. Линдрус испытал такое же злорадство, с силой вонзив клинок красному дракону в глаз. Воин с трудом удержался в седле, когда красный, взвыв, дернул головой назад. Тарискатт воспользовался этим моментом и глубоко всадил когти всех четырех лап в искалеченную чешую на брюхе Костолома. Карор застонал, и струи дождя окрасились его кровью. Он резко рванулся в сторону и развернулся, чтобы скрыться в густых облаках, признавая победу металлического дракона и его седока. — Плавно иди на снижение, — приказал Линдрус, и Тарискатт вздрогнул. Он пытался махать крыльями ровно, но они не слушались. Дракон совсем выбился из сил и почти сразу камнем полетел вниз. Линдрус приготовился к смерти. Закрыв глаза, он вверил себя и своего великолепного боевого дракона воле Паладайна. Толчок заставил воина снова открыть глаза; кругом все было серым, беспробудно серым. Они снова летели. Пусть рывками, но Тарискатт все-таки снижался, а не падал. — Что ты делаешь? — прокричал всадник. Дракон молча продолжал работать крыльями; его блестящая после дождя чешуя была покрыта пятнами крови. — Что ты делаешь? Тарискатт! Отвечай! — Приземляюсь, — выдавил, наконец, бронзовый дракон, хрипя от натуги. — У тебя не хватит сил. Мы вместе упадем. — Нет. Дракон не мог тратить энергию еще и на разговоры. Линдрус скрипнул зубами, понимая, что переубедить напарника невозможно, — оставалось только держаться в седле до конца и не терять надежды. Приземление вышло жестким. Тарискатт отчаянно махал крыльями, чтобы смягчить удар, но силы его иссякли. Он рухнул, кости передних лап хрустнули, и этот звук мучительной болью отозвался в душе Линдруса. Дракон проехал вперед по земле, и раны на его груди стали еще шире. Застонав от боли, Тарискатт остался лежать там, где упал; пошевельнуться он был не в силах. Линдрус рассек мечом упряжь на боку дракона и бросил оружие на землю. Соскользнув вниз по плечу зверя, он бросился вперед по размокшей грязи и остановился возле головы Тарискатта. Блеск уже угасал в глазах его боевого напарника, лужи окрашивались драконьей кровью. Линдрус ничего не мог поделать. Он просто смотрел, и его обуревали странные чувства. Воина охватило отчаяние. Он не знал, как поступить, и ему было горько, что большого бронзового уже никак не спасти. — О том, как мы бились, сложат песни, — прошептал дракон. Казалось, он пытается утешить своего седока. — Песни слагают только победители, — жестко ответил Линдрус, стоя на коленях возле дракона, который сейчас вдруг стал ему так же дорог, как собственная жизнь. Тарискатт подмигнул: — Ты хороший наездник, человек. И не переживай. — Грудь дракона в последний раз поднялась. Глаза его закрылись. Бронзовый вздрогнул и замер. Линдрус почувствовал сильную, рвущую душу боль. Вначале крик раздался у него внутри, а потом вырвался из легких. Подняв лицо к небесам, он снова и снова выкрикивал имя дракона. Тот был ему лучшим другом, а он и не знал об этом. На дракона можно было положиться. И он обладал блестящим умом. Теперь ничто не имело значения, только его дракон, знавший и понимавший, как никто иной, все сильные и слабые стороны Линдруса. Сокрушенно смотрел Линдрус на небеса, наблюдая за битвой. Для него и для его боевого товарища все было кончено. Опустив голову, воин поковылял сквозь струи дождя к утесу, возвышавшемуся на краю долины. Воин с трудом поднялся туда, ободрав колени и ладони, но обрадовался, что по-прежнему способен испытывать боль. Глядя вниз, на долину, Линдрус понял, чего ему всегда хотелось больше всего. Было бы честью погибнуть вместе с таким великолепным боевым драконом, как Тарискатт. А безумный зверь перед смертью спас его, человека, своего ненавистного наездника. Неужели признававшему лишь драконов Тарискатту не хотелось умереть, избавившись от человека в своем седле? А Линдрус до самого конца оставался на его спине и стал единственным свидетелем кончины огромного зверя, услышал его прощальные слова. Дракон похвалил его. Может быть, они оба пытались заслонить ненавистью какие-то другие, непривычные чувства? Душу Линдруса охватило отчаяние, показалось, что дракон обманул его: враг превратился в друга и тут же покинул его. Воину чудилось, что сама жизнь его провела. Всей душой он желал избавиться от своей смертной оболочки. Взгляд Линдруса скользнул к краю утеса — достаточно просто шагнуть в этот неяркий свет… Спускались сумерки, и не видно было уже ни подножия отвесной каменной стены, ни лежавшей под ней осыпи. Так просто. И все будет кончено. Воин занес ногу над пропастью. Как же он неправ! Вздрогнув, Линдрус отпрянул от края. Столько месяцев проведя вместе с Тарискаттом в боях против армии Такхизис, он не мог, нет, не имел права совершить напоследок такой бесполезный поступок. Линдрус медленно улыбнулся, а в его голубых глазах вспыхнула какая-то мысль. Он тут же повернул прочь от обрыва и начал безо всякой осторожности спускаться по тому же склону, по которому поднимался. Воин скользил, и из-под ног летели камни. Гравий ливнем обрушивался вниз. Линдрус вновь проникся чувством долга, и оно сияло, как бронзовая чешуя Тарискатта. У война есть возможность в последний раз применить свои боевые умения и воздать должное дракону. Линдрус побежал обратно на поле битвы и начал собирать оружие с убитых. Взял он столько, сколько мог нести на себе. Для того чтобы экипироваться, ему потребовалось некоторое время, но воин не жалел об этом — все должно находиться под рукой. Он повесил оружие на ремешки, продетые в отверстия его кожаных доспехов, на ремень — везде, где осталось место. Линдрусу было уже безразлично, что толстая кожа доспехов совсем прорвалась. Вскоре никакие доспехи ему будут не нужны. Справившись со своим делом, Линдрус немного передохнул. После этого он, как всегда тщательно, проверил, хорошо ли ему удалось разместить на своем теле ножи, булавы, мечи, лук и стрелы. После Линдрус направился к самому большому военному лагерю, который разбил противник в этих краях. Он прокрадется под покровом темноты и разделается с часовыми, а потом, выждав подходящий момент, бросится в гущу драконидов и Повелителей Драконов, выкрикивая свой новый боевой клич. Сейчас он воздаст подобающие почести самому лучшему напарнику в своей жизни. Линдрус собирался погибнуть и погубить при этом немало приспешников Такхизис, выкрикивая имя огромного бронзового дракона. И Тарискатт еще раз устрашит своих врагов. СЛЕПОТА Кевин Т. Стейн Драконы… вольны выбирать, на стороне каких богов им находиться. Создание мира — Мошенники, — еле слышно пробормотал Борак. Отвернувшись от четырех остальных, он сделал вид, что что-то ищет в седельной сумке. Незаметно для мужчин, сидевших, скрестив ноги, за низким столиком, Борак вытащил нижнюю четверть карт из колоды и крепко сжал их в руке. Остальные карты он швырнул в ближайший очаг. — Во что мы теперь сыграем? — крякнул Тайнэн, как следует приложившись к оплетенной бутылке. Когда кто-то попытался схватить ее, Тайнэн сердито посмотрел на него и дал негодяю бутылкой по носу. Тот завопил, скорее от злости, чем от боли, и потянулся за мечом, но тут же присмирел, когда Тайнэн угрожающе посмотрел на него, и вытер кровь из-под носа. Происшествие привлекло к себе всеобщее внимание, и Борак воспользовался моментом и провел пальцами по краям карт. Чуткие подушечки тут же ощутили, что половина из них — крапленые. Усмехнувшись, он бросил в огонь оставшуюся четверть колоды и с отвращением покачал головой. На этот раз его не волновало, смотрит на него кто-нибудь или нет. — Что с тобой? — спросил Тайнэн, доставая пригоршню игральных костей откуда-то из-под черных верховых доспехов, изношенных за время битв. В ноздрях Борака дым огней лагеря перемешивался с запахом пота и немытых тел. Одними из самых грязных были воины из его группы, за исключением капитана Тайнэна — у того хватало чувства собственного достоинства, чтобы мыться после каждой боевой вылазки. Но и он производил впечатление оборванца, нищего, одетого в форму, снятую на поле боя с убитого солдата. — Мошенники и лжецы, хвастуны и зазнайки! Всех вас ненавижу, — сказал Борак. — Нет у вас ни чести, ни уважения к человеку более достойному. Тайнэн глянул на своих товарищей и подмигнул им. — Если бы здесь за столом сидел еще один человек, то, возможно, все было бы по-другому. Но я вижу только тебя, Борак! Борак сжал кулаки с такой силой, что кожа на его перчатках скрипнула, и этот звук не заглушил даже гвалт, стоявший в лагере. За время этой войны он уже несколько раз приходил в такое состояние: ему хотелось убить людей, вместе с которыми он был вынужден сражаться. Под его безупречно чистой черной одеждой напряглись мышцы. Он медленно и осмотрительно поднялся на ноги. — Тебе, Тайнэн, — спокойно проговорил Борак, останавливаясь после каждого слова, чтобы сделать глубокий вдох, — так… повезло… оказаться в Альянсе с силами Владычицы Тьмы. По запаху, который исходил от бойцов, Борак понял, что все они испугались, кроме Тайнэна, выпившего столько, что ему ничего уже не было страшно. Теперь на лице капитана отразилась безучастность. — Тебе придется с этим смириться, — пробормотал он и снова отпил из бутылки, а потом глянул в сторону, на того, у кого шла кровь носом; мужчина прижимал к лицу грязную тряпку. — Я больше уважаю этого идиота, — сказал Тайнэн, указав на бойца большим пальцем. — Он берет то, что ему хочется, ну или пытается это взять. А ты, Борак, только хнычешь, как слабая женщина, о справедливости и об Альянсе. — Ты жив только благодаря Альянсу, Тайнэн, — ответил Борак. — А то я бы сам был не против убить тебя. Тайнэн насмешливо оскалился: — Ну, давай же… Остальные отпрянули от этих двоих. Борак стоял в нерешительности, сжав кулаки. Тайнэн отпил из бутылки и начал встряхивать игральные кости. Наконец Борак разжал пальцы: — Ты не заслуживаешь такой чести. Тайнэн хрипло рассмеялся. Раскрыв ладонь, он показал всем кости и громко встряхнул их, приглашая остальных выбрать свой кубик. Все старательно отводили глаза, чтобы не встретиться взглядом с Бораком. Каждый выбрал себе кость, понравившуюся ему по цвету или по виду точек на сторонах. Тайнэн метнул первым, и все закричали; деньги быстро перешли из одних рук в другие. — Боишься драки, а, Борак? — сказал капитан, не поднимая глаз от костей. Он резко засмеялся, видя, как не повезло товарищу, и сгреб монеты со столика. — Ты говоришь о чести и о уважении, ты их требуешь. — Тайнэн посмотрел прямо в глаза Бораку. — Мы их стараемся заслужить. Тот пристально посмотрел на него. Мышцы Борака постепенно расслаблялись, лицо принимало спокойное выражение. Мужчины засмеялись и добродушно выругали Тайнэна. В их глазах отражался свет пламени. Тайнэн снова метнул кости. Увидев, как подпрыгнул лиловый кубик, Борак понял, что у Тайнэна будет выпадать только нужное число. — Мошенник… — тихо повторил Борак. Не обращая внимания на эти слова, Тайнэн собрал со стола монеты и кости, поднял руку, чтобы снова метнуть, но в этот момент Борак плюнул. Посередине столешницы появилась дыра, дерево от слюны Борака почернело. — Люди! Глупцы и обманщики, — прокричал Борак. Сидевшие за столом вскрикнули от ужаса и вскочили с земли. — Да будь ты проклят, Борак! — завопил Тайнэн. — Я и сам бы тебя убил! Скажи спасибо этому проклятому Альянсу! Борак напряг мускулы, а его одежда растворилась, будто впитавшись в чернеющее тело. Он с радостью почувствовал действие магического амулета, с помощью которого можно было приобретать человеческое обличье, расправил крылья и устремился навстречу ночи и темноте, в которой прекрасно видел. Владычица Тьмы принудила Борака и его соплеменников подчиниться условиям Альянса, союза драконов с людьми. Но любить Альянс — или людей — он не обязан. — Только я уснул, как меня будит Командующий, — пробурчал Тайнэн, набросив седло на широкую спину черного дракона и умелыми движениями затянув ремни на его груди. — Говорит, что ты получил очередное секретное задание. Борак ничего не ответил, лишь расслабил грудь, чтобы всадник мог как следует подтянуть упряжь. Положив голову на передние лапы, он устремил взгляд в никуда. — И какое же на этот раз будет твое секретное задание, а? Если оно вообще существует! — Донесли, что на сторону врага встал жрец Мишакаль. Он исцеляет их раненых. Генерал хочет, чтобы жреца убили, — ответил Борак резко. — Да неужели? — Тайнэн, немного придя в себя после сна, пожал плечами. — Так как же мы собираемся отыскать этого жреца? Любимым оружием Тайнэна были дротики; слева и справа от седла у него было по связке, всего более двадцати штук. К седлу был прикреплен широкий неподвижный щит, на котором держалось короткое копье; такими же копьями и щитами пользовался противник. Человек явно ждал ответа. Борак молчал. Щит и копье напоминали ему о ненавистных Драконьих Копьях, отчего настроение его становилось еще более мрачным. Он не стал отвечать на вопрос своего седока. Тайнэн пристегнул на бок меч. Он часто повторял, что меч заговорен убивать слабых и приносить победу сильным. Однажды Борак с помощью простого заклинания обнаружил, что ни клинок, ни что-либо другое из вещей Тайнэна не обладают магической силой. Этот человек только и делал, что лгал и хвастал. Проверив напоследок доспехи, Тайнэн натянул на голову черный кожаный капюшон, чтобы в полете защитить лицо от пыли и холода, потом надел покрытый вмятинами шлем. Борак бросил взгляд назад и вспомнил все удары, нанесенные по шлему Тайнэна, каждую битву, каждую кампанию. Ни разу дракон не видел, чтобы человек проявил милосердие и пощадил побежденных. Он вспоминал о тех, кого убил, только к вечеру, когда начиналась попойка. И тогда не было конца его рассказам о собственной удали. — Знаю, о чем ты думаешь, Борак, — прогремел из-под шлема голос Тайнэна. Он подтянулся за выступ седла, отчего ремни неприятно сдавили грудь дракона. Устроившись поудобнее и сунув ноги в стремена, наездник поместил копье посередине и взялся за вожжи, прикрепленные к уздечке на морде Борака. — Знаю, о чем ты думаешь, но мне до этого нет дела. Молчи давай. Я буду обращаться с тобой так, как с любым другим конем. Тайнэн сильно натянул вожжи, так что Бораку пришлось поднять голову. Сдерживая ярость, дракон взлетел. Перекрикивая порывы ветра, Тайнэн заявил: — Теперь ты работаешь с нами! На нашей стороне. И ты останешься с нами. — Поднимайся, будь ты проклят! — прокричал Тайнэн сквозь дым, развернувшись в седле и метнув еще один дротик — это был один из его излюбленных приемов. Борак попытался выполнить команду, но места для маневра не было. К серебряному дракону, летевшему прямо над ним, слева спустился еще один. Дротик Тайнэна попал в крыло одному из серебряных. Тот ненадолго прекратил движение по кругу, и Борак успел сложить крылья, а потом развернуть их как можно шире, поймать поток воздуха и подняться выше. Первый дракон пронесся мимо, и Борак отметил его неопытность: всаднику пришлось вцепиться в седло, чтобы не упасть. Тайнэн изо всех сил бил Борака по бокам, указывая вниз. Быстро оглядевшись, Борак понял, что в данный момент опасность ему не грозит, и оставил без внимания команду Тайнэна. Внутри у дракона кипели злоба и ярость. Почувствовав на языке вязкий привкус тьмы, он выплюнул сгусток кислоты, и ему показалось, что он изрыгнул всю свою ненависть к Тайнэну, к приятелям Тайнэна, ко всем людям. Серебряного дракона и его всадника обрызгало кислотой. Борак оставался на той же высоте, не обращая внимания на пинки и приказы Тайнэна; он смотрел, как кислота прожигает дыры в серебряных крыльях противника. Это была молодая драконица; поняв, что погибает, что в воздухе ей больше не удержаться, несчастная вскрикнула и кругами пошла на снижение. Под конец она уже совсем не могла лететь. Драконица упала, и ее тело, оставив прореху в сплошной стене дыма, исчезло из виду. Человек, сидевший на драконице, завопил от боли и ужаса, но крики его быстро оборвались. Борак поднялся выше и полетел сквозь дым. Ему представлялось, что среди участвовавших в этой вылазке драконов он самый старый и самый опытный и ему почти нечего опасаться. Правда, во всей этой суматохе им так и не удалось обнаружить жреца. Тайнэн стукнул Борака сбоку по голове древком дротика, заставив того отвлечься от размышлений. — Я же тебе приказал! — завопил он. — Ты должен мне подчиня… Тайнэн не договорил; из горла его вырвалось клокотание, полное боли. Вонзившийся ему в спину сверкающий наконечник Драконьего Копья пробил тело насквозь и ударил в голову Бораку, над бровью. Борак вздрогнул от боли и повернул голову, чтобы вытащить зазубренный наконечник. Противник застал их врасплох: сквозь облака и дым сражения к ним поднялся другой серебряный дракон, старше и намного опытнее. Борак ничего не чувствовал, кроме жгучих мук от нанесенной Драконьим Копьем раны. Огромным черным камнем начал он падать вниз; боль помутила разум, и драконом управляли одни только инстинкты. Борак падал, и мимо него стремительно пролетали облака, а земля становилась все ближе; дракон был уверен, что соперник не настигнет его, потому что не станет так круто, безумно спускаться. В седле, пристегнутое ремнями, вздрагивало и подпрыгивало безжизненное тело Тайнэна. Борак был рад, что его наездник умер, ему хотелось, чтобы все они умерли, чтобы земля поглотила их и он смог бы успокоиться. И чтобы не было больше этой боли… …Борак постепенно пришел в сознание. Упал он на склоне холма, а вокруг все еще продолжалась битва между силами Добра и Зла. У него не было сил лететь, кроме того, он чувствовал, что при падении сломал… что-то сломал. Он ничего не испытывал, кроме жгучей боли в голове. Драконье Копье пробило костяную пластину над его левым глазом. Правым он мало что видел, а левый, залитый кровью, почти ослеп. Борак с трудом поднял окровавленную голову. Тайнэн лежал неподалеку. При падении он ударился головой; шея у него была сломана, а тело неестественно выгнулось, но Бораку это было безразлично. Ему самому удалось выжить, и только это сейчас имело значение. Вокруг лежало много других убитых солдат, с обеих сторон. Дракон почувствовал, что снова проваливается в темноту. Нужно было составить какой-то план. На мгновение его охватила паника: он попробовал с помощью магии обратиться к своему амулету, но тот поначалу не отзывался, и Борак испугался, что потерял его. А потом чары сработали. Борак повелел своему телу принять то обличье, в котором он представал людям, — сломанные кости крыльев превратились в сломанные пальцы, новая плоть покрылась синяками и ранами. Левый глаз пылал от боли. Хватаясь за землю немногими неповрежденными пальцами, Борак подполз к одному из убитых вражеских солдат, раздел его и, стараясь не задевать собственные раны, натянул на себя его одежду. Потом все снова потемнело; сокрушительная чернота навалилась на него… Что-то шевельнулось. Борак вздрогнул и пришел в себя. — Он жив! — прошептал кто-то. — Тихо! — приказал другой голос. — Прислушайся. Рана над бровью все еще кровоточила, но теперь глаз был перевязан полоской ткани. Другой глаз был закрыт, но по запаху дракон понял, что рядом люди. Спустя мгновение еще один человек подошел к Бораку справа. — Я ничего не слышу! — сказал он. Раздался скрежет меча о щит, загремели доспехи, кто-то, волоча ноги, прошел по грязи. — Попробую найти нашу роту. — Никуда мы не пойдем! — сказал второй, возможно их командир. — Неподалеку отсюда упал черный дракон! От запаха человечьего страха Бораку стало чуть лучше. Он постарался сосредоточиться. Дракон опасался, что эти люди могли не обмануться его внешностью, несмотря на то, что сейчас он был одет и казался человеком. У них могли вызвать подозрения знаки различия на украденной им форме. Борак сжал зубы и с удовольствием почувствовал, как живот наполняет кислота. Ему стало немного спокойнее. Если потребуется, он снова обратится в дракона и в мгновение ока разделается с этими людьми, несмотря на все свои раны. — Говорю вам, дракон совсем неподалеку! — нервно проговорил третий мужчина. — Я его чувствую. А вы разве нет? Борак постарался не открывать глаз; лицо его оставалось таким же бесстрастным. Он слышал, как дрожат эти одетые в доспехи люди; от них исходил смрад ужаса. — Я пошел, — сказал третий. — Ситуация изменилась! Если мы не уйдем сейчас, нам никогда не найти свою роту! — А что же с драконом? И что делать с этим раненым? Здесь его оставлять нельзя. Борак ждал ответа. — Понесем его с собой. Ты пойдешь первым и разведаешь путь, — ответил наконец командир. — Мы двинемся за тобой. Снова загрохотали доспехи, и разведчик ушел через горный хребет. Борак почувствовал, что его передвинули, а под голову подложили что-то мягкое, наверно скатку. — Давайте найдем пару копий и сделаем носилки. Мы отнесем этого человека в лагерь и будем молиться Мишакаль, чтобы ее жрец нашел способ спасти раненому глаз. Жрец. Жрец Мишакаль. Борака позабавила такая насмешка судьбы. Он, отменный убийца, раненый дракон, в человеческом облике, будет лежать у ног человека, которого ему приказали убить. Смех разбирал его, но, когда носилки подняли, все пересилила боль. Он снова провалился в темноту… — …убивают всех! — услышал Борак. — Всех, кто остался в живых, даже раненых! Борак вынырнул из темноты и медленно открыл здоровый глаз. Боль немного утихла, но воспоминания о Драконьем Копье бередили рану, будто новый удар. — Довольно, мы отдохнули! — сказал командир. Борак оглядел своих спасителей. Казалось, что все они скроены на один лад: одного роста, одного телосложения. Их белая форма была изорвана, доспехи повреждены, на кольчугах не хватало звеньев, а на шлемах заметны вмятины от ударов булавой, но оружие они держали наготове. Над Бораком склонился командир. — Тебе было бы легче, если бы ты не просыпался, — сказал он. — Мы сейчас понесем тебя, ты готов? Борак ничего не ответил. Его мысли постепенно прояснялись: этот человек и его соратники рискуют жизнью ради того, чтобы спасти его. Расскажи ему кто-нибудь о таком в таверне, он бы лишь саркастически посмеялся. Но сейчас ему смеяться не хотелось. — Пора идти, — приказал командир. Они подняли Борака с земли и вынесли его из небольшого углубления на склоне холма, где они прятались. Двое тащили носилки, сделанные из двух копий и одеяла, а остальные четверо шли по сторонам, готовые защищать друг друга и раненого. В сердце Борака зашевелилось чувство, совершенно непохожее на все, что он пережил за свою долгую жизнь. Эти люди на самом деле помогали друг другу, стараясь спасти того, кого приняли за своего. Ему стало интересно, играют ли они в кости. Внезапно солдат, шагавший справа от Борака, упал; грудь его пронзили две стрелы. Командир щитом преградил путь брошенному в них копью. Не успело еще тело первого солдата коснуться земли, как со склона холма на них понесся отряд бойцов армии Владычицы Тьмы. Бораку показалось, что их боевой клич, рассекая воздух, впился прямо ему в рану, и он поморщился. — Извини, — сказал один из тащивших носилки, быстро, но очень осторожно опуская их на землю. Солдаты побежали навстречу нападавшим. В ушах Борака бушевал шум боя. По числу бойцов силы были равны, но спасшие его измученные солдаты утратили присутствие духа. Удар длинного меча разорвал белый плащ командира и прочертил на животе кровавую борозду, но воин продолжал сражаться. За деревьями стрелок поднял лук и прицелился в спину командира. Борак медленно поднял правую руку. Человеческими губами он произнес гибельное заклятие. Лучник рухнул на землю. Командир ничего не заметил. Взяв палаш в одну руку, он выхватил из-за пояса еще один клинок и сделал быстрый выпад. Грудь соперника оказалась незащищенной. Нанеся удар, командир выдернул палаш из груди врага. Тот упал на колени. Командир поднял клинок высоко над головой и обрушил на раненого ужасный удар; тот лишь попытался защититься. Наконец, с криком замахнувшись еще раз, командир прикончил своего противника. — А где тот лучник? — крикнул он своим солдатам, упираясь ногой в грудь убитого и вытаскивая меч. — Здесь, сэр. Он мертв, сэр! — доложил один из солдат. — Странно, на его теле нет ни единой раны. — Ну и ладно, — сказал командир, опускаясь на колени возле Борака. — А у тебя все хорошо? Борак посмотрел ему в глаза и увидел заботу и сострадание. Эти люди искренне делали все возможное, чтобы доставить его к их жрецу. Борак понимал, что, окажись он среди сторонников Владычицы Тьмы, его давно бы уже бросили умирать. Нет у них ни чести, ни отваги. Трусы. Обманщики. — На юг, — прошептал Борак. — Что? Дракон облизнул губы. — Идите на юг, а не на запад. Командир нерешительно глянул на Борака, а потом сказал остальным: — Пока мы остановимся здесь, чтобы оценить обстановку. Нельзя позволять врагу нападать из засады. Я хочу отправить всех на разведку. Потом встретимся здесь. Командир посмотрел, как побежали солдаты, кто через поле, кто через холмы. Спустя мгновение он сказал: — Ты здесь пока в безопасности. Они скоро вернутся и отнесут тебя к целителю. — Я… разведчик, — с трудом произнес Борак. От движения челюсти в глазах у него потемнело. — На юг, — задумчиво повторил командир. Он встал и осмотрел рану на животе. Обоняние подсказывало Бораку, что она неглубока. — Может, тебе что-нибудь нужно? Борак молча покачал головой. Он почувствовал, что снова проваливается в забытье. Командир кивнул, еще мгновение смотрел на него, а потом пошел прочь и исчез за деревьями. Борак не сожалел о том, что применил заклинание: лучник собирался убить командира тайком, как поступают трусы. Он тяжело выдохнул и прикрыл глаз, чутко прислушиваясь, не возвращаются ли из разведки солдаты. …Борак проклинал всю человеческую расу. С тех пор как воины ушли, прошло уже больше часа. «Не подстрелили ли этих глупцов мародеры?» — думал он, ругая солдат за то, что те так глупо разошлись поодиночке, а не стали прорываться вперед вместе. Дракон попытался подняться, но он был все еще беспомощен из-за пылающей раны, нанесенной Драконьим Копьем. Голова его упала обратно на носилки, и беднягу чуть не вырвало от боли. — Люди! — Во имя Владычицы Тьмы Борак проклинал их всех. Потом он с громким стоном приподнялся и сел. Перенеся вес тела, дракон подтянул ноги и попробовал встать, но тут же почувствовал слабость и упал. Кто-то подхватил его. — Тебе нужно лежать. Это говорил командир; он уже вернулся из разведки. Борак расслабился и позволил уложить себя обратно на носилки. — Куда ты собирался идти? — спросил человек. — Нас хотел искать? Борак попытался что-то сказать, но смог только сделать несколько глубоких вдохов, чтобы приглушить боль. — Мы отошли не так далеко. Да, ты был прав. Мы наткнулись бы на лагерь войск Владычицы Тьмы, если бы пошли на запад. Нужно двигаться на юг. Поднимите носилки, — приказал командир остальным. — Он спас нам жизнь. Мы отплатим ему тем же. Солдаты несли Борака на свои позиции, а в голове у него эхом раздавались слова командира. Войска, стоявшие на стороне Добра, не были еще разбиты наголову, но уже стремительно отступали. Целители помогали легкораненым, чтобы те смогли вернуться на поле боя и защитить тех, кто был не в силах идти. Борак увидел кавалерию: ей предстояло пойти в авангарде. Дракона поражали взаимопомощь и доверие, царившие среди солдат. Никакого щелканья кнутом, ни одной угрозы, никакого пьяного бесчинства. Везде он видел уважение, порядок и дружелюбие… — Пока оставим тебя здесь, — сказал командир. — Мы должны вернуться на поле боя. Взмахом руки он велел солдатам опустить Борака на землю перед большим белым шатром. — Возможно, мы еще удостоимся почета сражаться вместе с тобой, — сказал он. А потом командир и солдаты ушли выполнять свой долг. Из шатра вышел старик. На нем было опрятное синее одеяние, но длинные седые волосы и борода свисали неровными космами. Он опустился на колени возле Борака и осторожно приподнял повязку на поврежденном глазу. — Ты… — заговорил Борак, стараясь, чтобы его драконья ненависть, воспламенившись от боли, не вырвалась наружу. — Ты — целитель? Старика, казалось, что-то встревожило, то ли вопрос, то ли что-то еще. — Я? Нет, что ты! Но он скоро сюда придет. Я буду отвлекать тебя от боли. В кости сыграем? Старик сунул руку в мешочек и достал несколько кубиков. Борак закрыл глаза. Это сострадание становилось для него почти невыносимым. Он был уже зрелым драконом и многое повидал, но такое… Он не мог поверить, что бывают такие люди. — Давай, давай. Вижу, у тебя они тоже с собой. Попробуй метнуть. Борак достал из черного бархатного мешочка свои игральные кости и жестом предложил старику бросить. Он очень-очень внимательно наблюдал, как кружится и подпрыгивает каждый кубик… — Какая будет ставка? — спросил дракон. — Жизнь, — ответил старик. Борак вздрогнул и встревожено поднял взгляд. Старик рассмеялся и показал пригоршню монеток. Метнув кости в первый раз, старик проиграл. И во второй раз. И в третий. Борак выиграл пять раз, два раза была ничья. Боль в голове дракона стихла, и он снял повязку. Кровь еще сочилась, но глаз все же видел, хоть и размыто. — Не видел ли ты на поле черного дракона? — спросил старик, бросая Бораку несколько монет. Борак взял монеты, добавил их к своей ставке и покачал головой. — Говорят, что драконов сотворили из самой сущности Кринна, — пробормотал старик, будто разговаривая сам с собой. — Интересно, могут ли злые драконы становиться на сторону Добра, и наоборот? Кости застучали на низком столике, и Борак коротко выдохнул: — Такое, я не сомневаюсь, возможно. Правым глазом он заметил, что висевший на шее у старика амулет сияет голубым светом. Левый глаз почти ничего не различал. — Если ты сейчас убьешь меня, дракон, то останешься без глаза, — сказал старик. — Присоединяйся к нам! Дай мне слово, что не вернешься на сторону Зла, и я исцелю тебя! В голове у Борака одно за другим проносились воспоминания о чести, храбрости и справедливости, которые он обнаружил в рядах противника, и о трусости, подозрительности и жестокости войск, к которым он принадлежал. Внимательно приглядевшись, он увидел, что амулет на шее старика был Медальоном Веры, символом Мишакаль. Борак несколько мгновений молча смотрел на медальон; издалека доносился шум отступления. Его собственные соратники с радостью бросили бы его умирать. Этот человек спас его, но теперь от него потребовали что-то взамен. Все люди таковы. У них может быть разный характер, но сущность у них у всех одна и та же. А он, дракон, стоит выше их всех, Борак вздохнул и чуть было не согласился, но передумал. На губах его уже пенилась драконья ненависть. Он плюнул в Медальон Мишакаль, и слюна пережгла цепочку. — От твоего тела не останется и следа, — прорычал Борак. Пока он затаскивал старика в палатку, левый глаз его навсегда утратил способность видеть. СУЩНОСТЬ ЗВЕРЯ Терри Макларен День у Фалона, Главного книжника Двенадцатого Аванпоста, выдался очень неудачный. — Простите, я на минуту должен отвлечься. Блот, займись очагом! От него только дым и никакого тепла. У меня ноги замерзли! — крикнул Фалон грязнолицему растирателю чернил, и тот от неожиданности разлил себе на руку пинту пузырившейся краски, черной как вороново крыло. — Ну что же, господа, теперь мы можем снова начать? — Главный книжник потер лоб; глаза ему ел дым, и он с трудом сфокусировал взгляд на стоявших перед ним двух охотниках. — Прошу прощения. Как видите, дел у меня немало. Так что, Кейл, ведь так тебя зовут, да? Так вот, теперь рассказывай ты. А ты, Эдрин, помолчи, пока он не закончит. — Но, сударь… — Я сказал: помолчи. Ты так орал, что у меня заболели уши. Давай, Кейл. — Так вот… — начал Кейл еле слышно. — Мы отправились в горы искать отбившегося толсторога, ну и, значит, не нашли ничего, кроме обглоданного скелета, а проходили весь день, уже становилось поздно и холодало, так что мы с Эдрином сказали Риллигеру, что пора вниз, пропустить в трактире по паре кружек, все равно без толку ходим. Но у Риллигера был с собой новый нож, и он хотел остаться. Сказал, что ту овцу, должно быть, задрал медведь, так что нам есть на кого поохотиться, и мы остались: я с Эдрином у большой скалы, а Риллигер на опушке леса. А потом небо над нами закрыла та самая огромная тень и страшно завоняло, как будто от трупа, пролежавшего неделю, и я крикнул Риллигеру: «Эй, Риллигер, что-то это не похоже ни на одного медведя, что я в жизни видел, прячься», а Эдрин сказал: «Я уже в укрытии!», а Риллигер… не ответил. — Кейл замолчал; лицо его покраснело от усилий: слишком много слов пришлось сказать практически на одном дыхании. — И тогда-то вы и услышали… — подсказал Главный книжник. — Мы услыхали, как что-то захлопало высоко над нашими головами, выше облаков, а потом стало так холодно и мы не могли шевельнуться, а за спиной у нас я заметил старую пещеру, и мы побежали туда, а потом стемнело и мы остались в ней до утра, и вместе дрожали, оставшись без огня и совершенно замерзнув, а когда рассвело, мы стали искать Риллигера, но он… — Исчез. Просто исчез! Бесследно! — крикнул, не в силах сдержаться, Эдрин; его глухой голос срывался от горя. Фалон кивнул: наконец-то все прояснилось. — Говоришь, дурно пахло? И над тобой пронеслась тень? А потом вдруг похолодало? Не заметили ли вы повисших в воздухе льдинок? Кейл и Эдрин кивнули. Рослые охотники переминались с ноги на ногу: в маленькой комнатушке книжника Фалона им было тесно. Главному книжнику было знакомо это чувство: он сам, человек немаленького роста, просидел здесь, день за днем, уже пять лет, собирая сведения для Бестиария Астинуса, и рядом были лишь его помощники Андер и Дэл, да еще гном Блот, недавно нанятый растиратель чернил. Но стоит составить достаточно подробное описание для Бестиария какого-нибудь редкого существа вроде, скажем, белого дракона, — и он окажется в просторных кабинетах самой Палантасской Библиотеки. А там тепло. И чернила превосходные. И самый гладкий пергамент. Все самое лучшее. Такая возможность бывает раз в жизни. Ему вдруг показалось, что сегодняшний день складывается не так уж плоха — Сударь? — Эдрин шагнул вперед. — Что это было, ну, то, что поймало Риллигера? Фалон поднял густые седые брови, изо всех сил изображая озабоченность данным вопросом: — Господа, на данный момент, не проведя никаких наблюдений, я не могу этого знать. Вы на охоте не выпили пуншу, а? Лицо Кейла потемнело от гнева. Он покачал головой: — Сударь, Риллигер пропал. А мы его друзья. Мы целый день скакали сюда и просим вашей помощи. На нашей горе живет что-то большое и ужасное, и нам нужно знать, что это за зверь. Раз уж он унес Риллигера, он может поймать кого угодно. Фалон с серьезным видом кивнул: — Конечно. Совершенно согласен. Я поручу эту работу своему лучшему помощнику. Теперь, господа, отправляйтесь домой и держитесь подальше от горы, пока не получите от нас вестей. Кейл и Эдрин молча вышли, наклонившись, чтобы не удариться о грубо обтесанную балку притолоки. Фалон повернулся к углу, где сидел Андер, самый способный его помощник. Тот раскрашивал тщательно выполненные изображения серо-бурой пичуги, которую зарисовал несколькими днями раньше. Птица, несмотря на свое название, была неожиданно яркой и разноцветной. — Андер… — Да, сударь? — отозвался помощник, не отрывая взгляда от своего рисунка. — Андер, ты слышал наш разговор? Конечно же, слышал; ты же такой внимательный. Ты прошел хорошее обучение, поэтому наверняка понял, что передо мной встала очень серьезная задача. — Да, сударь. Кажется, эти охотники столкнулись с драконом, и, судя по месту, где произошло нападение, вполне возможно, с белым. Хотя я не слышал, чтобы они встречались так далеко на севере, а Валкарша — самая высокая гора в этой цепи. Даже на середине ее склонов царит вечная зима, — сказал помощник книжника, смешивая чернила, чтобы точно подобрать цвет, который осенью имеет хохолок серо-бурой пичуги. — Молодец, Андер. Я именно это и предполагаю. Значит, ты оценишь то, что для наблюдения я посылаю самого способного, то есть тебя, — отвечал ему Фалон. Андер, наконец, поднял голову и посмотрел на Главного книжника: — Меня, сударь? Но ведь я только что вернулся с полей! Мне надо закончить эти наброски. Сейчас очередь Дала отправляться наблюдать. — Он вернется из поселка только через неделю. И не волнуйся о недоделанной работе. Об этом я позабочусь сам. Кроме того, на этот раз тебя ждет повышение по службе, Андер. Как мне кажется, тебе будет приятно вернуться с задания и узнать, что ты считаешься уже не помощником, а настоящим книжником. А тебе, как мне известно, для этого осталось описать лишь одного зверя. Всего лишь одного, — сказал Фалон, проводя пальцем по чистому листу пергамента. Андер, не в силах в такое поверить, заморгал, глядя на главного книжника; перо его так и повисло в воздухе. — Вы серьезно, сударь? Я так… долго этого ждал. Уже почти перестал надеяться. Фалон широко улыбнулся: — Конечно, серьезно. Я понимаю, что здесь у нас все… хм… происходит довольно медленно, но сейчас тебе выпал отличный шанс. Кто знает, возможно, однажды ты займешь мое место — конечно, когда меня направят в Палантас. Но сейчас это не важно. Сейчас имеет значение только этот белый дракон. Ах да! С тобой пойдет Блот, он составит тебе компанию и, в случае чего, будет защищать тебя. Андер несколько мгновений молчал, зачарованный открывавшимися перед ним возможностями. Ледяной дракон… это будет его, Андера, личный вклад в великую книгу Астинуса. Такой шанс выпадает в жизни только раз. — Аванпост сможет гордиться мной, сударь. — Андер просиял, отложил набросок серо-бурой пичуги и начал складывать в котомку хлебцы, сыр, мелки и дощечки для зарисовок. Фалон махнул рукой в сторону Блота, которого было почти не видно из-за корзины с углем; от пыли, которая на него только что высыпалась, гном стал еще темнее, чем обычно. — Представишь мне обычный отчет… да, и на этот раз кое-что еще, Блот. Поставь, пожалуйста, точку. Ну, подведи итог. Это особый случай. Фалон подмигнул. Грязное лицо гнома неспешно растянулось в широкой улыбке. — Как вам будет угодно, сударь. Поставлю точку. — Он сдавленно засмеялся. От Аванпоста до горы Валкарши можно было добраться за два дня. Андер и Блот быстрым шагом двигались по осенней проселочной дороге, которая вилась вверх по склону. По пути им почти никто не встречался. Собственно, встретили они только рыженькую пастушку, которая некоторое время шла вместе с ними и показала им источник. Она достаточно подробно описала Андеру внешний вид зверя. — Блестящий. Белый. Когда он пролетал надо мной, я не разглядела головы, а вот хвост у него был длинный и тонкий, гибкий — когда он взлетал, конец хвоста изогнулся петлей. В жизни, скажу я вам, господа, не случалось мне еще так перепугаться. И за прошедший месяц эта тварь утащила у меня целых шесть овец! — пожаловалась она. Андер, слушая ее, делал зарисовки и добавлял детали, которые она припоминала, а потом показал девушке, что ему удалось изобразить с ее слов. — Это он! Это то, что я видела! — воскликнула она. — Так что же это? — Я могу лишь сделать обоснованное предположение, что это был draco albicanus, или белый дракон. Спасибо, ты нам очень помогла, — ответил он, уходя, а девушка осталась стоять на узкой тропинке, охваченная ужасом. Переночевав на жесткой, подмороженной земле и прошагав целый день под холодным дождем, они добрались до подножия горы Валкарши. Андер опустился на корточки, приблизил лицо к влажной земле и дунул посильнее, освободив от опавших листьев отпечаток лапы; потом достал мерную ленту и измерил странный след. — Двадцать четыре дюйма в длину, примерно шесть дюймов в глубину, а в конце каждого из трех пальцев виден отпечаток когтя. Похоже, Блот, я был прав. Где-то наверху, поблизости, дракон. Ни одно другое существо не оставляет таких следов. Смотри. Гном, глядя на отпечаток через плечо Андера, стоял и кивал: — Ага. Дракон. Шефу это понравится. Скажи, а теперь, когда есть этот след и рисунки, которые ты сделал со слов пастушки, что тебе еще нужно, чтобы составить описание? — Ну, чтобы все сделать как следует, мы должны увидеть его сами. Но еще лучше, если у нас будет какое-нибудь вещественное доказательство, это было бы неопровержимо, — рассеянно ответил Андер, зарисовывая на дощечке след. — Тогда пошли, — сказал Блот, нетерпеливо глядя на крутой склон горы. Чтобы осмотреть местность, о которой рассказывали охотники, им нужно было еще полдня подниматься по крутому склону. Гном с трудом успевал за Андером, который пробирался вперед через голые ветки невысокого кустарника. Чуть выше кустарник сменился густым хвойным лесом, и первые утренние лучи, разгоняя тяжелые тени, пробивались сквозь скопища сине-зеленых игл. Блот старательно запоминал дорогу. Возвращаться он собирался один. Через несколько часов, пройдя еще сотни футов, они вышли на небольшую полянку; высокие сосны, обрамлявшие ее, были расколоты в щепки, а на сверкающем снегу все еще лежал замерзший скелет барана. Андер скинул котомку, понюхал воздух и прислушался. Ничто не нарушало жуткой тишины: ни пение зимних птиц, ни шорох пробиравшихся под снегом грызунов. — Вот где все случилось, Блот. Смотри, вот здесь, должно быть, дракон и поймал Риллигера. Андер указал на следы на снегу. От сугробов вели глубокие, торопливые отпечатки только двух пар ног, а третья цепочка внезапно обрывалась, как будто идущий просто взлетел с места. Блота передернуло, когда он посмотрел на мертвого толсторога; потом гном поднял глаза к небу и подумал о незадачливом охотнике. — Не пора ли нам подыскать убежище? Я хочу сказать, темнеет. И ветер поднимается. Что, если дракон вернется сюда? — беспокойно крикнул он, обращаясь к стоявшему выше по склону напарнику. — Да, ты прав, — откликнулся Андер, глядя на стальные облака. — Я рассчитывал, что к этому моменту у нас все будет готово и мы пойдем обратно в долину. Не нравится мне это небо, возможно снова пойдет снег. Охотники говорили о какой-то пещере… — вспомнил он и, окинув взглядом заснеженный склон горы, заметил небольшое темное пятно. — Кажется, я ее вижу. Через несколько минут Блот огнивом поджег собранные щепки и подложил в слабый огонек пару сломанных ветром ветвей покрупнее, а Андер в это время, сидя у входа в узкую пещеру с высокими сводами, просматривал свои заметки. — Думаешь, мы увидим дракона до наступления темноты? — встревожено спросил гном. Андер задумчиво улыбнулся: — Думаю, нам не стоит из-за этого беспокоиться. Посмотри на эти стены, — видишь, лишайник ободран и свисает огромными пластами? К тому же тут не зимует ни одной летучей мыши. А как здесь пахнет! Фу! Запах, должно быть, идет из глубины сети пещер. Блот, мне кажется, мы разбили лагерь в одном из дальних туннелей, отходящих от самого логова дракона. — От самого логова? — Из-за грязи на лице гнома и его нечесаной бороды было незаметно, как он побледнел. — Судя по всему, нам нужно будет только обследовать пещеру. Мы пройдем немного дальше, пока не кончится буря. А потом можно будет спускаться. — Обследовать пещеру? — Блот с усилием сглотнул. — Хочешь сказать, пойти прямо в его гнездо? — Не волнуйся, приятель. Если хочешь, можешь остаться здесь, у костра, пока я гляну, что там, в глубине. В котомке есть хлебцы, угощайся, — сказал Андер, дружески похлопав Блота по спине. — Ты же знаешь, для меня это замечательная возможность: меня могут повысить по службе; я не посмею подвести Фалона. В этом захолустье он помогает мне сделать карьеру, так что я в долгу перед ним и обязан подготовить описание наилучшим образом. А еще, знаешь, Блот, мне кажется, что он и для тебя сделает что-то хорошее. До твоего прихода я был растирателем чернил, а потом стал помощником книжника, как и Дэл. Возможно, ты получишь повышение одновременно со мной… Фалону понадобится новый помощник. И твой недельный заработок будет на две монеты больше. Да и работа будет не такая грязная! — Андер засмеялся и вытащил из костра горящую палку. Засунув за пояс мешочек для сбора материалов, он отправился в глубь сети пещер. Гном ничего не сказал, только съежился и придвинулся к костерку. Но как только Андер исчез, пройдя сквозь узкую щель между камнями, Блот достал свой длинный нож и пошел следом; лицо его было хмурым. Гному нужно было выполнить свое задание, и чем скорее, тем лучше; Блота трясло от одной мысли о том, что он идет там, где недавно побывал дракон. Как можно тише шагал он вслед за помощником книжника; неяркий красный огонек, головня Андера, подпрыгивал в воздухе в нескольких футах впереди. Следуя за огоньком, Блот миновал несколько поворотов, а воздух в пещере все более и более наполнялся смрадом разложения; стены и пол становились скользкими от невидимого льда. Коридор неожиданно расширился, а потом мерцающий свет от дымящейся ветки в руке Андера озарил высокие своды галереи и стали видны колонны льда высотой футов по тридцать, а также многочисленные ряды обледеневших сталактитов, сверкавших, будто тысячи острых, как иголки, зубов и готовых от малейшего колебания дождем осыпаться на вошедших. А потом головня осветила кое-что еще. У Блота так и сжался желудок, когда неяркий свет упал на источник вони. На дне глубокой карстовой воронки лежал третий охотник, точнее, то, что от него осталось, а под ним была еще целая куча: он был самой недавней из бесчисленных несчастных жертв. Блот мог различить кости лося, череп медведя, выступающие кривые клыки на челюстях людоеда, и поверх всего были разбросаны крупные белые чешуйки. Андер мгновение стоял на краю темной воронки, не желая тревожить мертвого. Наконец он встал на колени над смрадной ямой и бережно накрыл краем плаща Риллигера его истерзанное лицо. Андер взял новый нож, который все еще сжимала окоченевшая рука Риллигера, чтобы отдать его охотникам, а потом осторожно поднял с кучи останков блестящую ромбовидную чешуйку и положил ее в мешочек для найденных материалов. Этого момента и ждал Блот: Андер нашел вещественные подтверждения. Теперь Блот может довести до конца свою работу. Он осторожно поднял кинжал, готовясь выполнить приказ Фалона. Поставить точку. Если Андер останется стоять к нему спиной, сделать это будет легко, напомнил себе гном. Достаточно просто подойти и ударить, а потом столкнуть тело в воронку, туда, где лежит охотник, и во всем обвинить дракона, а самому уйти, взяв мешочек и записи с измерениями. Все можно было сделать так легко. Все было бы просто, не будь он так напуган. Схватившись за стену, чтобы не упасть без чувств, Блот задел длинную сосульку. Ее негромкий звон подхватил пугающий хор жутких кристаллических голосов. Андер резко поднял голову, услышав этот звук, но, пытаясь разглядеть, откуда раздается звон, все же не посмотрел в сторону Блота. Глаза его были устремлены к северной стене пещеры; казалось, он слышит оттуда что-то другое. А потом этот звук уловил и Блот. Это было цоканье и скрежет когтей зверя, тащившего что-то тяжелое. Внезапно пещеру наполнило такое отвратительное зловоние, что глаза Блота помимо его воли увлажнились, а волоски в носу, как ему казалось, с каждым вдохом будто обжигало. Вытирая лицо, он пошатнулся: гора содрогнулась от шума, и несколько сверкающих ледяных кинжалов обрушились на беззащитные головы человека и гнома. Крепко зажмурившись, Блот распластался по стене, а Андер забрался под выступающий камень. Через пару мгновений все успокоилось. Подавляя в себе ужас перед драконом, Андер поднял над головой мешок, встал и повернулся к выходу, но тут же от удивления замер. В паре футов от него стоял с поднятым ножом Блот, на лице у которого застыло выражение беспредельного ужаса. — Ш-ш… — предостерегающе прошипел Андер, вздохнув от облегчения и указав на свод пещеры. — Еще один громкий звук, и на нас может обрушиться половина этой горы. — Он перешагнул через широкую расщелину и поспешил встать возле Блота. — Ты меня немного напугал. Спасибо, что пришел поддержать меня. Надо нам отсюда выбираться! Я нашел чешуйку, да и судьба несчастного Риллигера окончательно прояснилась. А теперь, мне кажется, нам пора. Дракон вернулся! Блот медленно опустил нож — возможность была упущена. Но потом Андер прошел мимо него вперед, и его спина снова оказалась открытой для удара. Со стороны северной стены доносилось цоканье и скрежет когтей. Нельзя было терять времени. Блот поднял нож, шагнул к свету и замахнулся, чтобы ударить Андера в спину. Но тут гном, уже готовый вот-вот совершить убийство, поскользнулся на обледеневшем полу. Ступня Блота поехала вперед, и он упал спиной в глубокую расщелину. Андер обернулся, услышав звук падающих камней и рвущейся ткани. — Блот! С тобой все в порядке? — тихо спросил он, стараясь не задеть низко свисавшее ледяное острие. Он держал головню в нескольких футах от себя, пытаясь разглядеть в кромешной темноте тоннеля, куда же делся растиратель чернил. — Я внизу! — крикнул Блот; в его приглушенном голосе слышалась боль. Андер наклонился на звук. Держа головню над расщелиной, он увидел Блота. Тот висел тремя футами ниже над ужасной воронкой, зацепившись за камни одной ногой. Щиколотку другой ноги гном сжимал руками; на штанине уже показалась темная струйка крови. — Держись, Блот, думаю, что смогу до тебя дотянуться. Только не шевелись и не шуми, — прошептал Андер. Сунув головню в щель в стене пещеры, он лег на покрывавшие пол холодные мелкие камни. К счастью, со стороны северной стены доносились теперь другие звуки: судя по всему, огромный зверь ел. Андер, насколько мог, свесился вниз, протянул руку, схватил Блота за грязный воротник рубахи и вытащил. — Держись руками за мою шею! — велел он. Посадив гнома себе на спину, Андер бросился по коридору туда, где горел костер и где они могли почувствовать себя в безопасности. — Ну что, придется обходиться вот этим, пока мы не доберемся до хорошего лекаря, — сказал Андер, закончив бинтовать Блоту ногу. — Но, конечно, рану придется зашивать. Я знаю, как тебе сейчас больно. — Просто не представляешь, — обессилено возразил гном. — Но, слава Гилеану, буря прошла. — Андер указал в сторону выхода из пещеры, где яркие лучи полуденного солнца сверкали на свежевыпавшем покрывале снега. — Если мы поторопимся, то успеем спуститься с горы засветло. Как мне кажется, нам лучше не упускать такую возможность. Дракон сейчас, скорее всего, занят своей добычей, но кто знает, когда он отвлечется и заметит нас. — Я готов, — сказал Блот, попытался встать и поморщился. — Давай я понесу тебя, — предложил Андер. — Мы можем бросить здесь все вещи, кроме дощечек и чешуйки. Блот кивнул, не в силах отказаться. Смотреть в глаза Андеру он тоже был не в силах. Путь вниз оказался намного быстрее, но идти было трудно. Гном оказался довольно тяжелым, так что добрались они только чудом. Блота пронзала острая боль каждый раз, когда Андер делал очередной шаг по неровной земле, а когда они спустились на заросший лесом участок, вместо снега пошел дождь. Андер неожиданно споткнулся, и они оба футов сто пятьдесят катились вниз по крутому оврагу; это сократило их путь не меньше чем на полчаса, но Андер ободрал кожу на плече, а Блот потерял сознание и глубокая рана у него на ноге снова открылась. Когда гном пришел в себя, нога была уже заново перебинтована. Андер бесшумно нес его, сосредоточенно глядя на тропинку в сгущающейся темноте; совсем немного, и они выйдут из соснового леса. Так и получилось: как только село солнце, перед ними открылась широкая и почти сухая дорога; стало еще теплее. Блот оглянулся посмотреть на заснеженную вершину горы Валкарши; он не мог поверить, что остался жив. Андер не просто вытащил его из логова дракона, но и раз за разом рисковал жизнью на этом крутом склоне, стараясь донести спутника невредимым. Блот начал переосмысливать свою миссию. За все то время, что он вкалывал, как раб, тянул лямку и выполнял все приказания своего господина, Фалон ничего не сделал для Блота. Вот уже год, как Главный книжник говорил красивые слова, которые оставались словами, то и дело обещал, что они вместе отправятся в Палантас, но на самом деле не брал его с собой даже тогда, когда отправлялся в трактир выпить кружечку эля. Блот прикоснулся к так и не обагрившемуся кровью кинжалу у пояса. Андер опустил гнома на землю и потянулся, с облегчением разминая уставшие мышцы. — Держись, дружище. Когда мы спускались, я заметил огни таверны. Уже совсем скоро мы сядем у очага и выпьем грога. Я припоминаю, что на этом постоялом дворе живет целительница. Слушай, Блот, ты что-то притих. Что, боль усиливается? Ты потерял много крови. — Нет… нет. Я просто задумался, вот и все, — пробормотал Блот. — До таверны я дотерплю. — Тогда пойдем, пока нам обоим не пришлось остановиться здесь на ночь, — сказал Андер, снова поднимая гнома себе на плечи; до постоялого двора было уже недалеко. Часа два спустя целительница, наложив швы на ногу Блота, отправилась ужинать, предварительно объяснив ему, как держать рану в чистоте. Гном сидел, положив ноги на решетку у потрескивавшего очага; он наелся тушеного мяса и теперь сжимал в покрасневших от мороза руках кружку грога. — Андер… — Да, Блот? — Помощник книжника, сделав последние штрихи на рисунке, изображающем белую чешуйку, отложил дощечку и приготовился слушать. — Я должен тебе кое-что сказать. — Ты хочешь еще мяса? Или у тебя ничего не осталось в кружке? Позову-ка я трактирщика. — Нет, все в порядке, спасибо. Андер, я собирался тебя убить. — Повтори-ка еще разок, Блот. Мне послышалось, ты сказал, что собирался убить меня. — Андер тревожно засмеялся. — Ты все верно расслышал. Я действительно собирался убить тебя. Вот почему я потерял равновесие и упал. Мне приказал это сделать Фалон. Вот уже много лет он приписывает себе твою работу, обкрадывает тебя, чтобы попасть на теплое местечко в Палантасской Библиотеке. Он рассчитывал, что белый дракон его прославит. Я должен был убить тебя и принести ему добытые сведения — тогда его повысят по службе. На всех работах, которые ты выполнял, Фалон стирал твое имя и писал свое. Никто в библиотеке о тебе даже не знает, Андер, и Фалон хотел, чтобы никогда не узнали. Только спустя несколько мгновений Андер снова обрел дар речи: — Понятно. И… ты бы сделал это? Ты действительно убил бы меня там, наверху? — Он с трудом сдерживал дрожь в голосе. Блот смотрел в свою кружку. — Нужно было сделать так, чтобы все считали тебя жертвой рассвирепевшего дракона. — Сколько же времени мне понадобилось, чтобы занять это место! А Фалон отправлял в библиотеку запечатанные посылки. И это задание. Теперь все ясно. А ты знал. И готов был оставить меня наверху. — Андер вздохнул. Блот не ответил. Ему нечего было больше сказать. Андер подвинулся к окну и бросил взгляд в ветреную сырую ночь. Наконец он заговорил, и голос его звучал уже немного увереннее: — Блот, я только одного так и не понял. Почему ты, после всего, что произошло, мне об этом рассказываешь? У тебя были бы еще другие возможности выполнить приказ. Сегодня ночью, пока я сплю. Завтра, после того, как мы выйдем с постоялого двора. Где угодно по дороге домой. Гном ответил не сразу: — Я не хотел этого делать, Андер. Ты бы мог, когда я упал, просто оставить меня в той дыре в логове дракона, как я собирался оставить тебя, — никогда в жизни мне не было так страшно. А ты принес меня сюда, оплатил мой ужин и помощь целительницы. У меня никогда не было друзей. Поэтому я должен был тебе все рассказать. Пусть ты теперь и возненавидишь меня. — Гном выглядел несчастным. — Понятно, — Андер вернулся к столу, сел и долго смотрел на потрескивающий огонь в очаге. — Ну что же нам теперь делать? Как ты понимаешь, Фалон этого так не оставит. Если мы вернемся вместе, то он найдет способ прикончить и меня, и тебя. — Я знаю. Я вообще не собирался возвращаться. Я устал делать всю грязную работу за Фалона. Андер покачал головой: — Так не годится. Он тебя разыщет. Ты же сам знаешь. А если я вернусь назад один, то он все равно попытается убить меня, чтобы получить повышение. Что же нам делать? — Он слегка постучал пальцами по дубовому столу, на котором были разложены его наброски и записи. Несколько мгновений человек и гном сидели в уныний, глядя друг на друга. Но наконец, Андер оперся ладонями о столешницу и набрал воздуха в легкие. — Блот, другого выхода нет. Тебе придется вернуться одному и отдать Фалону эти материалы для Бестиария, и пусть он поступит с ними так, как считает нужным. Только в этом случае никто не погибнет. — Но тогда тебе никогда не удастся стать книжником! — возразил Блот. — Да, не удастся. Но я останусь в живых, и ты тоже. Так что это меньшее из двух зол, — ответил Андер, почти смеясь. — Ну ладно… — Блот явно не мог придумать ничего более удачного. Андер собрал бумаги и отдал их своему несостоявшемуся убийце. — Ничего страшного, Блот. Надеюсь, что когда-нибудь еще увижусь с тобой. Будь осмотрителен. — «…как заключение, на основе вышеупомянутых замеров и зарисовок, можно считать бесспорным то, что таинственное существо является редчайшим белым драконом, о чем свидетельствует и найденный образец чешуи. Судя по размеру и форме чешуйки, можно предположить, что она принадлежала самке дракона и располагалась на груди. Это позволяет выполнить более, точные зарисовки, основанные на словах очевидцев». Отличная работа, Блот. Именно это мне и было нужно! Прочтя записи Андера, Фалон поднял повыше найденную помощником тонкую белую чешуйку. Сквозь нее все казалось подернутым дымкой, и грязная комнатушка книжника становилась очень похожей на зал Великой Палантасской Библиотеки. Фалон почти видел себя, стоящего в теплом, ярко освещенном южном крыле и читающего лекцию увлеченным новичкам. Помощники в это время точили бы его перья и приводили в порядок рабочий стол. Оставался только один вопрос. — Блот? — Да, сударь? — хмуро отозвался гном. — Ты принял меры в отношении Андера, не так ли? В соответствии с моими указаниями? — Он вас больше не побеспокоит, сударь, — коротко ответил Блот. — Сейчас я пойду, сэр, мне надо вернуть лошадку. — Да, конечно. Когда вернешься, уложишь мои сумки. А потом, Блот, у меня будет для тебя особое поручение. Этим я награжу тебя за верную службу. — Фалон улыбнулся, провожая Блота до самой двери взглядом глаз-бусинок. Пока Блот хромал к выходу, ему все время казалось, что он чувствует удар ножом в спину. Гном тихо прикрыл за собой тяжелую дубовую дверь, залез на принадлежавшего трактирщику пони и поехал по дороге — не по той, по которой ездил обычно. Фалон аккуратно собрал бумаги и откинулся на спинку расшатанного стула. Он снова поднял драконью чешуйку, посмотрел сквозь нее на яркий луч, падавший через единственное окно Аванпоста, и от всего сердца рассмеялся, глядя, как чешуйка переливается и искрится на свету. Казалось, что этот предмет обладает собственной жизненной силой. Вдалеке сотряслась от низкого ворчания гора Валкарша, и над головами Кейла и Эдрина, проверяющих силки в долине, пронеслась темная тень. Андер отвернулся от окна и жестом показал трактирщику, что собрался уходить. Вот уже неделю он находился в пути, и это был пятый постоялый двор из тех, где ему довелось остановиться. Он отхлебнул большой глоток из кружки и пристально вглядывался в ночь. Стало совсем темно, а значит, самое время, пускаться в путь. — С вас одна стальная монета, сударь, — сказал трактирщик, протягивая Андеру счет. — И вы куда-то пойдете посреди ночи, сударь? — раздался голос позади него. Усталое лицо Андера расплылось в улыбке: — Блот? Что ты здесь делаешь? Как ты меня нашел? И ты так… изменился. — Андер заморгал, не веря своим глазам: гном был совершенно чистым. — Как ты помнишь, я неплохой следопыт. Я шел по твоему следу несколько дней. У меня для тебя неожиданные новости. — О чем это ты, Блот? — недоверчиво спросил Андер. — Как там Фалон? — Лицо его помрачнело от подозрений. — Это он послал тебя за мной? — Фалона больше нет, — коротко бросил Блот. — Нет? — Как и нашего старого Аванпоста. Доставив ему подготовленные тобой материалы, я вернул лошадку трактирщику, а припоя назад, увидел лишь ровное место: от Аванпоста ничегошеньки не осталось. Все было покрыто инеем. Многие видели, как с горы вылетел дракон, а некоторые говорят, что за семь миль был слышен взрыв. Ты в жизни не видел такого месива, как осталось на том месте, Андер. Сколько труда уйдет на то, чтобы снова отстроить Аванпост. Трактирщик, будь любезен, еще кружечку. Андер потрясение покачал головой. — Но самую приятную новость я приберег на сладкое, Андер. Посмотри, что я нашел среди камней на развалинах. Здесь все, кроме чешуйки. — Блот протянул Андеру дощечку, края которой все еще покрывал иней. — Это же мои наблюдения, мои заметки о драконе! Лицо Блота озарила улыбка. — Они самые, Андер. А возглавить Аванпост теперь некому. — Значит… — Ну, разве ты не понимаешь? — Блот отпил большой глоток грога и похлопал Андера по спине. — Как мне представляется, Двенадцатому Аванпосту требуется новый Главный книжник. Можно сказать, тебя только что… повысили по службе! ДАЖЕ ДРАКОНЬЯ КРОВЬ Дж. Роберт Кинг Все это произошло в самом начале Войны Копья. В те первые дни, когда большинство жителей Ансалона даже и не знали, что идет война. В Оплоте о ней было известно, но все предпочитали не показывать виду. Воспаленное, раздувшееся послеполуденное солнце все еще висело над гаванью, и от воды поднимался пар. Двое у стойки были пьяны, как будто дело было перед самым закрытием. Кроме них да еще полусонного бармена, в маленьком заведении, пахнущем деревом, не было никого. Войдя сюда, эти двое еще не были знакомы. Но теперь, после нескольких кружек эля «Драконья кровь» и двух-трех пинт виски «Верховный Повелитель», когда немало стальных монет перешло из одних рук в другие за дружеской игрой в карты, они стали близки, как пара жуликов, каковым и являлся один из них. Жулик, лысеющий толстячок небольшого роста, с жиденькой бородкой, дал своему пьяному партнеру еще одну карту снизу колоды. — Теперь в любой момент удача может повернуться к тебе лицом, друг мой. Игравший с ним высокий мужчина кивнул и подмигнул: — Она просто обязана это сделать. Ты же меня почти совсем обчистил. Если я хоть немного не отыграюсь, мне наверняка придется бросить Марту и наших тройняшек: Все неудачники говорят что-нибудь в таком роде. Двое пьяных игроков замолчали; карты расплывались у них перед глазами и дрожали в руках. Человек с бородкой скрипнул зубами; в его улыбке читались не то дурные предчувствия, не то бурный восторг. — Ты сейчас что-то получишь, друг мой. Ситуация изменилась. Худой поднял глаза и увидел, что пророчество его компаньона сбывается неожиданным образом. Что-то он сейчас действительно получит, что-то, что заключено в стальной футляр для свитков, который несет ему какой-то молодой человек. Выражение лица юноши было суровым, как это бывает у парнишек, желающих выполнить поручение наилучшим образом. На нем были знаки, свидетельствующие о его принадлежности к Синей Армии Драконов, оккупационные войска которой стояли в Оплоте. Будь толстяк не так пьян и не обогатись он, настолько обобрав своего партнера, он попридержал бы язык в присутствии любого представителя армии Ариакаса. Но он был нетрезв и только что разбогател. — Да, похоже, ситуация изменилась, — сказал жулик, жестом указывая на гонца, застывшего позади второго игрока. — Правда, к худшему. — Кит Кроули с Восточной Уэйверли-роуд? — спросил молодой человек; брови на его серьезном лице вытянулись прямыми линиями. — Вас только что призвали на военную службу в Синюю Армию Драконов под предводительством Лорда Ариакаса. Здесь ваше назначение. Кит взял футляр со свитком; его худая рука дрожала еще сильнее, чем в тот момент, когда он увидел, какие ужасные карты ему достались. Мгновение он таращился на сургуч, запечатанный перстнем самого Ариакаса, а потом с серьезным видом открыл футляр. Оттуда выкатился свиток пергамента, который мужчина поднес еще ближе к груди, чем карты. Скосив глаза на свиток, он прочитал: «Почтенному Киту Кроули с Восточной Уэйверли-роуд, От Лорда Ариакаса. Приветствую Вас! Вы удостаиваетесь особой чести прервать Ваши нынешние занятия и немедленно явиться в лагерь Северной Армии на площади перед Храмом Луэркхизис». Кит поднял взгляд, на мгновение помрачнел, глядя на своего лысого партнера, и сказал: — Ты прав. Мне пора идти. Плечо Кита сжали толстенькие короткие пальцы. — Давай сначала посмотрим твои карты. Совершенно забыв о своем недавнем нежелании это делать. Кит бросил на стол свои жалкие карты, среди которых не было ни одной нужной масти и ни одной короны. Пьяная гримаса толстяка расцвела широкой улыбкой, когда он показал, какие удачные карты были у него на руках: три золотые короны и две серебряные. Он тут же схватил лежавшие перед ним монеты пухлыми пальцами. Кит ошеломленно смотрел на это, не веря своим глазам. — Благодарю за развлечение, друг мой… — Меня зовут Джемисон, — ответил толстяк, сгреб последнюю стопку монет и положил ее в свой набитый кошелек. — Запомни мое имя. Кит, кивая, повторил: — Джемисон, да-да. Джемисон. Я уже понял, что, наконец, нашел тебя. Мое настоящее имя Булмаммон, я аурак и профессиональный убийца. Можешь не записывать. Помнить тебе это уже не понадобится. Джемисон удивленно поднял взгляд и успел увидеть только обрушивающийся на него меч Кита. Клинок рассек мышцы и кости сверху донизу. Кит быстро разрезал шнурки, на которых висел кошелек, болтавшийся под безжизненной рукой, и молниеносно подхватил его. Гонец и бармен лишь ахнули, и в таверне стало ужасно тихо. Юноша сделал еще шаг назад, а потом еще, и наконец, уперся в пустой столик. Кит привязал мешочек к поясу. Обернувшись, он бросил взгляд на испуганного молодого человека. — Да брось ты, — насмешливо обратился к нему Кит. — Тебе сообщили, что я аурак и профессиональный убийца, да? Молодой человек потрясение кивнул. — И тебе сказали, что я лучший в своем деле, верно? — продолжал Кит. — Безусловно, лучший. Мне говорил это полковник Армон. — Запинаясь, юноша добавил: — Дело все только в том… Я никогда раньше не видел драконида-аурака. — Так прекрати же дрожать, как юная эльфийка при виде паука! Теперь-то ты меня увидел, — приказал Кит, раздражаясь. Не успев договорить эту фразу, наемный убийца перестал быть высоким, сухощавым человеком. Он превратился в крупного золотого драконида. Зубастые челюсти монстра щелкнули, по телу прокатилась волна удовольствия: от носа, по необычному красному гребню, по покрытой чешуей спине, до самого кончика мускулистого хвоста. — Ну вот, — произнес он более низким, холодным голосом рептилии, причем пугающе трезвым, — Ариакас сказал «немедленно». Пойдем. — Когтистая лапа аурака вцепилась в рукав юноши, не украшенный еще ни единым шевроном, и бесцеремонно потащила его к двери. Когда они оказались у самого выхода, Булмаммон, оскалившись, глянул на бармена. — А тебе лучше всего поработать сейчас шваброй и лопатой и забыть все, что ты только что видел. Тот послушно кивнул и бросился выполнять указания. Они вышли из таверны на пыльную улицу квартала трущоб; в воздухе висел неизменный для Оплота пар и запах серы. Драконид быстро зашагал по уходившей вверх дороге; хвост его поднимал вздымавшуюся в небо змейку пыли. Молодой гонец с трудом поспевал за аураком. Ему пришлось бежать. — Господин Кроули, не забывайте, мне приказано сопровождать вас, — проговорил запыхавшийся гонец. — Господина Кроули более не существует. Я убил этого деревенщину, чтобы, приняв его внешность, разделаться с Джемисоном. Мое имя капитан Булмаммон, я один из отборных профессиональных убийц на службе Лорда Ариакаса. А тебя как зовут? В последний раз, когда Булмаммон поинтересовался чьим-то именем, от ответившего осталось два куска мяса на полу. Рука юноши опустилась на большой кинжал. — Карл, — испуганно ответил он. — Рядовой Карл Берон. — Рядовой Берон, — рявкнул драконид. — тебе приказано сопровождать меня. А мне приказано немедленно явиться в лагерь. Я отвечаю только за выполнение тех приказов, которые даны мне. Рядовой Берон вспыхнул, выслушав выговор. Дальше оба неловко молчали. То есть неловко чувствовал себя рядовой и попытался завязать разговор. — Булмаммон — это ваша фамилия или имя, капитан? — У меня нет родных, а значит, нет и фамилии, — отрывисто ответил аурак. — И друзей у меня нет. Иначе работать убийцей было бы невозможно. — Из меня, наверно, мог бы выйти хороший убийца, — сказал Карл. — Я сирота. Драконид повернул длинную морду так, что острые, как лезвия, зубы щелкнули прямо перед лицом у Карла. Драконид был удивлен. — Скольких же человек тебе довелось убить, рядовой Берон? — Пока ни одного, но меня собираются перевести на соламнийский фронт. Аурак заговорил ледяным тоном: — Я совершил свое первое убийство, когда мне еще не исполнилось трех часов. Яйцо, из которого я вылупился, было с изъяном. И я, и остальные из той же кладки появились на свет уродливыми. Мы были тщедушными, слабыми, на всех конечностях не хватало по пальцу, а на голове у каждого был красный гребень. Все остальные погибли под каблуками жрецов, которые подготовили наше появление. Я спрятался в куче мертвых тел и выждал, когда останется только один охранник. Он начал вилами убирать трупики. И стал моей первой жертвой. Я убил его, когда мне не было и трех часов от роду, — повторил Булмаммон, ухмыльнувшись. — И с того момента я уже знал, для чего появился на свет. Чтобы убивать. Истязать, устрашать — и убивать. Я благодарен жрецам за то, что они меня этому научили. И благодарен Ариакасу за то, что он платит за мою работу. Драконид и гонец, находившийся в большом замешательстве, подошли к мосту через одну из многочисленных лавовых рек, протекавших в Оплоте, и направились на другой берег. Рядовой поморщился от сильного жара, исходившего от каменного моста, драконид же не обратил на это никакого внимания. Он смотрел уже не на мост, а вперед, на мощенную камнем площадь перед Храмом Луэркхизис. На площади стояли шатры армии Ариакаса. Среди хлопающей парусины можно было разглядеть других похожих на Булмаммона драконидов. Однако по сравнению с ним они казались блеклыми, какими-то… заурядными. На его гладком бескрылом теле чешуя отливала золотом, а эти дракониды были крылатыми, медного цвета. С ленцой выполняли они порученную им работу. Иногда среди воинов-рептилий попадались наемные солдаты человеческой расы, бойцы-минотавры и даже несколько цепных людоедов — самый безжалостный отряд Ариакаса. Золотой драконид остановился посередине моста. — Нам вон туда, капитан Булмаммон, — сказал рядовой. — Полковник там, неподалеку от ударных частей. Булмаммон перевел глаза туда, куда указывал юноша. Возле моста стояли восемь бойцов-драконидов; в пепельных лучах вечернего солнца их чешуйчатые шкуры казались серыми, крылья зловеще взмахивали, бросая темные тени на их головы, как у грифовых черепах. Каждый драконид был вооружен мечом с торчащими зубьями и одет в доспехи из металлических пластин. Один из них держал альпинистское снаряжение: толстые веревки и крюки; странно было видеть такие приспособления в лапах у крылатого существа. — Сиваки, — произнес Булмаммон, выразив в этом слове все свое презрение к своим ближайшим родственникам. — Надеюсь, мне не придется иметь с ними дела. Аурак зашагал вниз по горбатому мосту и дальше, по потрескавшимся камням площади. Без малейшего колебания направился он к полковнику, будто намереваясь пройти сквозь него, но все же остановился — правда, на полшага ближе, чем полковнику хотелось бы, так что человек был вынужден отскочить назад, как перепуганный кролик. — Профессиональный убийца на службе Синей Армии Драконов, капитан Булмаммон, прибыл в ваше распоряжение, полковник Армон. Что прикажете, сэр? К полковнику быстро вернулось самообладание, хотя его непроницаемое бледное лицо, обрамленное короткими рыжеватыми волосами, напряглось еще сильнее и стало еще чуть бледнее. Отодвинувшись в сторону, он указал на сиваков, с жадным интересом смотревших на него и его собеседника. — Это ваша ударная бригада, — сказал полковник Армон. — Восемь лучших сиваков из всех, что имеются в нашем распоряжении. Я хочу, чтобы они вернулись. Все. — Он покачал головой. — Так что на этот раз никаких убийств ради собственного развлечения, капитан Булмаммон. Этого мы себе позволить не можем. — Я приведу назад всех тех, кто не будет убит при выполнении нашего задания, полковник, — проворчал аурак. — Теперь поговорим о моей миссии… — Вы поведете этих бойцов к Северному перевалу. Минуя его, увидите большой дуб, с нижней ветки которого свисает веревка. Пять дней назад там повесили дезертира. Я оставил его висеть, чтобы другим было неповадно, но тело исчезло. Веревка была оборвана в пятнадцати футах над землей. Патрульные, заметившие исчезновение тела; обнаружили, что земля истоптана и видны отпечатки когтей, больших когтей; они вели к пещере. Дозорные, которых поставили наблюдать за входом в пещеру, доложили, что видели искалеченного дракона… — Дракона? Вы поручаете мне убить дракона? — прорычал Булмаммон, не веря своим ушам. — Дракон совсем детеныш, и у него порвано крыло. Золотой дракон. Судя по всему, мы недавно убили его мать. Большой угрозы он не представляет, но стоит ли дожидаться, пока он вырастет и станет опасным? — Полковник замолчал, как будто задумавшись. — Да, капитан, это не я приказываю вам убить дракона. Этого желает Лорд Ариакас. Приказ поступил непосредственно от него. Вы должны спуститься в пещеру с помощью скалолазных приспособлений, найти дракона и убить его. Теми же веревками вы воспользуетесь, чтобы притащить сюда его голову. — Дайте мне сделать это одному, сэр, — сказал Булмаммон. — Эти сиваки будут только мешать. Полковник покачал головой: — Они отправятся с вами. Это тоже приказ Лорда Ариакаса. Рядовой Берон тоже пойдет. — Рядовой Берон? — Булмаммон нахмурился. — Зачем за мной потащится этот хилый человечек? — Это приказ Верховного Повелителя. Отправляйтесь в путь немедленно. Удачной охоты, капитан. Булмаммон только фыркнул. Капитан Булмаммон припустил на бешеной скорости, рассчитывая добраться до Северного перевала над Храмом Хаэрзид до того, как солнце исчезнет за горизонтом. Рядовой не отставал ни на шаг, хотя лицо его блестело от пота. Сиваки, стуча когтями, неслись за ними ускоренным маршем. Перейдя мост, они вошли в трущобы, и от одного звука их шагов улицы пустели на несколько кварталов вперед. Когда отряд миновал Храм Хаэрзид, в водах Западного Нового моря блеснули последние лучи солнца. К тому времени, как они начали по извилистой дороге подниматься на Северный перевал, уже стемнело. Подъем был крутым; по сторонам виднелись обнаженные пласты базальта. Тут и там среди вулканических пород жались к земле чахлые растения. Отряд шагал вперед молча, так что было слышно лишь поскрипывание чешуи. Когда они перешли покрытую песком седловину, базальт сменился гранитом. Пики, возвышавшиеся перед ними, были древнее, чем вулканы, и имели более плавные обводы. Кустарниковая поросль сменилась деревьями. Капитан Булмаммон повел свой отряд в полумрак леса. Рядовой Берон извлек кинжал из ножен у пояса. Клинок блеснул в его неопытной руке; казалось, что юноша пользуется этим оружием лишь в качестве бритвы, впрочем, бриться ему пока нужды не было. Булмаммон усмехнулся и покачал увенчанной красным гребнем головой. Какой из этого человечка может быть убийца! Когда отряд по извилистой тропе вышел из леса, Булмаммон повел бойцов через горный луг к холму с огромным дубом, широко раскинувшим ветви. Булмаммон так резко остановился, что рядовой Берон чуть было не налетел на него. Юноша успел отпрыгнуть в сторону, а драконид повернул голову и воззрился на него красными глазками. — Убери-ка кинжал, рядовой! Только порежешься! — Берон подчинился, и капитан снова присмотрелся к дереву. Стоящие у него за спиной сиваки ворчали и рявкали друг на друга. Булмаммон еще мгновение разглядывал дерево и веревку, болтавшуюся футах в десяти у него над головой. Потом он медленно повернулся, свирепо глянул на своих бойцов и прохрипел: — Среди нас есть предатель! Ни один из сиваков не шевельнулся, лишь раздался тихий ропот возмущения и недоверия. Булмаммон яростно пошел прямо на солдат. Оказавшись возле ближайшего из своих подчиненных, он схватился за веревки с крючьями, которые были обмотаны у того вокруг туловища и перекинуты через плечо, тряхнул драконида и сорвал с него снаряжение. Сивак впился в него глазами: — Я ничего не сделал, сэр! Булмаммон как будто не слышал этих слов. Отойдя от драконидов, он направился к огромному дубу, взмахнув когтистой лапой, перебросил одну из веревок через толстую ветку, на которой до этого был повешен дезертир, и зашагал дальше. Веревка размоталась, крюк просвистел в воздухе и стремительно понесся вниз, на Булмаммона. Аурак поймал его — железо зазвенело, ударившись о твердую, как металл, чешую. Булмаммон повернулся к своей ударной бригаде. В одной лапе он сжимал черенок крюка, в другой — свободный конец веревки, которая с каждым его шагом разматывалась. — Один из вас замышляет убить меня. — Сиваки переглянулись, потом снова посмотрели на аурака. Странно, но они не выразили никакого возмущения, а вот рядовой Берон вмешался: — Сэр, это же чепуха! — Молчать, рядовой! — Капитан Булмаммон разглядывал морды сиваков. Те смотрели на него со старательным и бессмысленным выражением солдат, выполняющих свой долг. Внезапно крюк, который сжимал в когтях Булмаммон, полетел в стоявшего в строю пятым сивака. Острые лапы крюка легко погрузились под чешую на брюхе и глубоко впились во внутренности. На черепашьей морде драконида не отразилось ничего, даже удивления, а потом из-под его похожей на клюв верхней губы струей потекла кровь. Остальные, рыча и огрызаясь, отпрянули прочь от товарища. Капитан Булмаммон дернул за свободный конец переброшенной через ветку веревки; она натянулась, и насаженного на крюк драконида поволокло по траве. Рядовой Берон наблюдал за происходящим, раскрыв от изумления рот. Продолжая тянуть верёвку, Булмаммон объяснил: — В конце концов, рядовой, чтобы поймать рыбку, мне нужна наживка. Когда подрагивавший труп поднялся в воздух футов на пятнадцать, аурак подошел к ближайшему пню, опустился на колено и привязал свободный конец веревки. Довольный, он отряхнул руки, развернулся и начал отдавать приказания: — Вы двое встанете на посту в пятидесяти шагах к северу. Вы двое — то же самое, но к югу. Вы трое отправляетесь на запад. Мы с рядовым останемся здесь. Будем ждать дракона. Когда он придет взять приманку, подтягивайтесь поближе. Я ослеплю зверя магической вспышкой, — поэтому, когда он подойдет к наживке, отведите взгляд, а то тоже останетесь слепыми, как кроты, — а потом я привяжу дракона веревкой к стволу. Он, конечно, будет изрыгать огонь, но не сможет увидеть цели, и ему не удастся пережечь веревку, не поджигая самого себя. И тогда вы наброситесь на него с мечами. Вопросы есть? Сиваки уже растворялись во тьме. Булмаммон посмотрел им вслед, а потом взял второй крюк с прикрепленной веревкой и направился к стволу дуба. Рядовой Берон шел вместе с Булмаммоном. Когда они приблизились к висевшему на дереве жуткому трупу, рядовой замедлил шаг, а потом остановился. Он потрясение смотрел на окровавленный труп, лицо которого освещал мерцающий свет. Карл, ахнув, глянул на Булмаммона. Потом рядовой прищурился, заморгал, потер глаза. И снова посмотрел на тело. — Капитан, — вскрикнул он. — Капитан, почему предатель превратился в вас? У него ваше лицо! Булмаммон вонзил второй крюк в ствол дерева, футах в пяти от земли, старательно и терпеливо размотал веревку и разложил ее большой петлей на земле под телом. Снова обойдя дерево, он накинул веревку на другую ветку. Карл смотрел то на лицо мертвого сивака, висевшего на дереве, то на живого аурака внизу. Лица ничем не отличались, даже характерный красный гребень был на голове у обоих. Булмаммон залился смехом, похожим на скрежет кинжала о кинжал. В завершение своей работы он закидал веревочную петлю землей, а потом, взяв свободный конец, пошел в укрытие, которое должно было стать наблюдательным постом. — Это известная уловка. Сиваки на три дня принимают облик своего убийцы, чтобы его можно было отыскать или запугать его друзей и родню. Рядовой Берон последовал за аураком в красные сумерки. — А какая от этого польза, сэр? — спросил он. — От отчаяния и горя можно потерять силы и наделать глупостей, — сказал Булмаммон и расположился за валуном, окруженным кустарником. — Как я и говорил, лучше не иметь никаких близких отношений. Карл посмотрел на медленно раскачивающийся труп и на черную лужу крови, которая уже накапала с него. По телу рядового пробежала дрожь. — Хорошо, что вы разоблачили предателя, не дав ему сорвать задание. — Он был не более предателем, чем я сам, — сказал Булмаммон. — А теперь заткнись. Дракон уже почуял запах мяса. Тут же стало слышно, как через лес пробирается какое-то крупное существо, а потом звук стих: должно быть, дракон остановился. Раздалось пофыркивание. Вход в маленькую пещеру на склоне неподалеку на мгновение осветил огонь. Это было предостережение. Большинство разумных существ бросятся в бегство, заметив приближение дракона, даже если это всего лишь раненый детеныш. Мало кто осмелится заманивать его в ловушку. — Когда он подойдет к трупу, — прошептал Булмаммон рядовому, — я ослеплю его яркой вспышкой магического света. Отведи взгляд. Потом я обвяжу его веревкой и притяну к стволу. Ты быстро бегаешь? — Я не отставал от вас, капитан, — ответил рядовой. — Как только зверь окажется крепко привязанным, ты возьмешь у меня веревку и обежишь вокруг дракона столько раз, на сколько хватит ее длины. Понял? Берон кивнул. Потом послышался звук тяжелых шагов большого раненого существа, пробиравшегося через низкие поросли вниз по склону. Судя по звуку, дракон двигался медленно, из-за ран и из осторожности. Даже покалеченный, он был опасен, тем более, если загнать его в угол. Было слышно, как дракон подбирается ближе; от его шагов содрогалась гора. А потом из черных зарослей шиповника появился сам раненый зверь. Сначала показалась когтистая передняя лапа. Потом вырисовались темные очертания груди и изогнутая змеиная шея. Пройдя вперед, дракон наложил заклятие, от которого тени, казалось, потянулись вслед за ним. — Обыкновенные затемняющие чары, — отметил Булмаммон. — Моего слепящего света он не выдержит. Дракон, хромая, подошел к дереву. Булмаммон, обладавший ночным зрением, видел, как вокруг зверя постепенно стягивается кольцо сиваков. Аурак дышал медленно, похожий на настоящего хищника, поджидавшего свою добычу. Он положил чешуйчатую лапу на напряженное плечо рядового: — Подожди. Еще рано. Они наблюдали, как окутанное сверхъестественным мраком чудовище подбиралось к болтавшемуся на дубе телу. Даже в темноте было заметно, насколько голоден и измучен дракон. — Веревки его выдержат, — пробормотал Булмаммон, будто уверяя самого себя. — Он будет привязан к дереву до тех пор, пока от драконьего огня не запылает вся вершина холма. Он сам разожжет себе погребальный костер. Наконец дракон с обвисшей шкурой приблизился к трупу. — Еще не время, — шепнул Булмаммон, впиваясь когтями в тело юноши. Ветка дрогнула несколько раз, а потом выпрямилась, и в воздухе мелькнули два обрывка веревки. Послышался звук перекусываемых костей. — Пора! — прокричал убийца. Булмаммон крепко держал Карла за руку, так что рядовой чуть было не упал, когда драконид бросился вперед. В другой лапе аурак держал конец веревки, которая была прикреплена к стволу. За считанные секунды драконид и гонец преодолели половину расстояния, отделявшего их от дракона. Скрытое сумраком существо перестало жевать и посмотрело на двоих нападавших большими умными глазами. Запыхавшийся Булмаммон произнес одно-единственное слово, и вспыхнул бело-голубой свет. Яркий как молния шар сверкнул вокруг головы дракона и тут же исчез. Капитан закрыл глаза. Когда вспышка погасла и вершину холма снова накрыла тьма, он повернулся. Глаза зверя были широко раскрыты, на морде застыло потрясенное выражение, а из открытого рта виднелся наполовину пережеванный труп сивака. Острые уши чудовища торчали вверх, когтистые пальцы на передних лапах были сжаты от ужаса, между зубов прорывались язычки пламени. Булмаммон остановился и дернул Карла назад. В темноту ночи ворвался ревущий испепеляющий поток. Драконий огонь. Не останови его Булмаммон, Берон оказался бы сейчас в самом сердце пламени. Когда огонь погас, капитан метнулся вперед, таща с собой рядового. Они бежали там, где только что бушевало пламя; в воздухе все еще потрескивали искры. В пять прыжков Булмаммон достиг дерева и натянул веревку, которая опутала дракона. Еще два шага — и та плотно прижалась к стволу. Карл тянул ее, как береговой матрос. Ошеломленный и напуганный дракон дергался, пытаясь освободиться, но веревка выдержала. Булмаммон потянул сильнее и двинулся по кругу, приматывая дракона к дереву. Тяжело дыша, он тащил веревку дальше и дальше. От столба огня, который изрыгнул дракон, загорелись голые ветки дуба. Кора отрывалась от ствола и дымными лентами валилась вокруг драконида и рядового. Послышалось шипение — несколько искр упали на золотую чешую на шее Булмаммона. Он еще сильнее потянул за веревку, и вырывающийся дракон оказался обвязан двумя петлями. Потом капитан вдруг остановился. — Держи, — прорычал Булмаммон и сунул в руку рядового конец веревки. — Продолжай наматывать. Держи же! Карл схватил веревку и, уцепившись за нее покрепче, двинулся вокруг дерева. Когда он намотал еще одно кольцо, подоспели сиваки и начали рубить мечами молотившего лапами дракона. Булмаммон шагнул назад и с удовольствием посмотрел на происходящее. Дракон корчился от ужаса, стараясь порвать веревки. Когда в его жилистый бок вонзились зазубренные клинки, дракон выдохнул огненный шар. Сиваки благополучно убежали, а вот рядового пламя чуть было не задело. Когда от стены пламени ничего не осталось, рядовой бросился вперед. Ему, наконец, удалось ухватить конец веревки, и теперь дракон был привязан к стволу четырьмя витками. Первые двое сиваков снова пошли в наступление, и к ним присоединились еще двое. С такими бойцами аураку можно было просто подождать, когда придет время нанести последний удар. В напоенном огнем воздухе зазвенели мечи; они торжествующе блестели, впиваясь в драконью плоть. Взревев от мучительной боли; юный дракон изверг столб пламени, от которого загорелись ветки над его головой. Охота шла именно так, как и планировал Булмаммон. Дракон выпустил между оранжевых от жара зубов еще один сгусток пламени, метя в сиваков, — двое из четырех оказались охвачены огнем. Черные фигуры корчились и дрожали в танце ужаса: сиваки сгорели заживо. На дракона бросились другие. Они рубили и кололи, уклоняясь от плещущих в них струй драконьего огня, становившихся все слабее и слабее. Двое сиваков бросились с разных сторон и одновременно нанесли удары, отрубив детенышу передние лапы. Одному из них пришлось заплатить за свою выходку. Он поскользнулся на крови и был испепелен огненным шаром, который выдохнул дракон, прижигая свои раны. Ослепший детеныш вертел головой по сторонам, отгоняя нападавших и извергая остатки своего огня. Трава на вершине холма горела, и от дерева и раненого зверя медленно расползалась яркая стена пламени. Гонец, двое уцелевших сиваков и даже Булмаммон отпрянули от огня. Дракон еще два раза дохнул, пламя, наконец, закончилось, и зверь остался беззащитным. Булмаммон вытащил меч и бросился сквозь стену огня. Мгновение ему было ужасно больно, но потом лишь пощипывало обожженную чешую, и вот он уже оказался на почерневшем пятачке между драконом и стеной огня. Приготовившись нанести удар зверю в горло, Булмаммон сделал выпад, но, резко повернув голову, дракон отбросил его в сторону. — Кто убивает меня? — скрежещущим голосом произнес детеныш, выпустив сквозь зубы серые струйки дыма. — Кто убивает меня? Булмаммон тут же вскочил снова; меч он держал перед собой. Он пригнулся, готовясь отскочить, если в горле дракона осталось еще хоть сколько-то огня. — Я убиваю тебя. Я — капитан Булмаммон, величайший из убийц на службе Лорда Ариакаса, аурак, увенчанный красным гребнем, это я убиваю тебя. — Он поднял меч, чтобы нанести гибельный удар, но остановился. Ослепший дракон склонил огромную голову. Между опаленных ушей стоял красный гребень, точно такой же, как у Булмаммона. Оба они вылупились из кладки золотого дракона, у обоих было одно и то же уродство. Они были родными братьями. Ну и что с того? Булмаммон рассвирепел. Он злился на себя за колебания. Шея дракона была так близко, что одним ударом меча можно было лишить зверя жизни, и огни на холме погасила бы кровь. Но Булмаммон был не в силах пошевелиться. Внезапно вокруг него все пришло в движение. Солдат-сивак бросился сквозь пламя горящей травы, и доспехи его горели, когда он рубанул мечом по чешуе дракона. Еще один дымящийся воин подбежал вслед за ним и жестоко рассек плечо зверя. Булмаммон оторвал взгляд от своего клинка и посмотрел на двух сиваков, с кровожадным ликованием наносивших удары мечами, а потом на склонившего голову дракона и на гребень, так похожий на его собственный. Один из сиваков кивнул профессиональному убийце и сказал: — Дракон беспомощен. Перед тем как убить, над ним можно позабавиться. Вы это заслужили! Капитан Булмаммон все еще бездействовал. Почему? Что удерживало сейчас его трехпалую лапу, которую раньше не могли остановить никакие силы Небес или Бездны? Красный гребень? Нет. Тот смысл, который этот гребень скрывал в себе: выжил еще один из появившегося на свет под несчастливой звездой выводка. Булмаммон снова посмотрел на свой меч и понял, что может им воспользоваться. Развернувшись, он отрубил голову одному из сиваков. Тело рухнуло, и голова покатилась по покрытой сажей земле. Из-под ног аурака на него посмотрело собственное лицо, на котором застыло потрясение. Шатаясь, ошеломленный Булмаммон прошел мимо задней лапы дракона и снова взмахнул мечом, обезглавив и второго солдата. Глаза драконида непроизвольно закрылись мигательной перепонкой, когда в них брызнула жгучая, как огонь, кровь. Булмаммон повернулся, поднял меч и в последний раз обрушил его. Он перерезал веревки, которыми дракон был привязан к дереву. — Живи, брат. Живи, если сможешь. Убийца повернулся и медленно пошел прочь, неспешно, ничего не чувствуя, прямо в огонь. Даже драконья кровь — не вода, и голос ее не заглушить. Булмаммон вышел из огня, почти не чувствуя, как горит на нем одежда. Все кончено. Однажды не решившись на убийство, он обречен теперь каждый раз колебаться. Карьера убийцы для него закончена. И поэтому он даже не обернулся, чтобы защититься от набросившегося на него рядового… — Кто-нибудь, принесите ему тряпицу и воды, — приказал Ариакас. Он потрясение смотрел на промокшего от крови молодого человека, вытянувшегося по стойке «смирно» возле его стола. — Как я понимаю, ваша миссия увенчалась успехом, рядовой Берон? — Булмаммон был предателем, как вы и подозревали. Да, сэр. Я убил его этим ножом. — Молодой человек бросил кинжал на стол Верховного Повелителя. — Ах да. Его сородич тоже мертв. Ариакас кивнул: — Отлично. Конечно, после гибели Булмаммона у нас появилась вакантная должность, и мне понадобится найти ему замену. — Он замолчал и жестом пригласил рядового сесть настоявший рядом стул. — Родни у вас нет, верно, Карл? Отлично. Пора нам поговорить о вашем будущем. БУМ Джеф Грабб — Дело касается гномов, — выдохнул капитан Крыла Морос, потерев переносицу двумя пальцами. — Я прав? Неуклюжий сержант пожал широкими плечами, сопроводив это движение неопределенным мычанием. С тех самых пор, как Армия Драконов вошла в эту проклятую долину, гномов касалось абсолютно все. — Один из этих маленьких крыс хочет, чтобы вы удостоили его аудиенции, — доложил сержант. Морос снова вздохнул. Удостоил его аудиенции. Должно быть, сержант слово в слово повторил просьбу гнома, поскольку его подчиненный был чаще всего не в состоянии сообщить что-то, ни разу не сбившись и не добавив какого-нибудь не очень приличного сравнения или ругательства… когда дело касалось гномов. В этом-то и заключалась одна из самых коварных проблем. Через какое-то время оказывалось легче согласиться с ними, чем позволить им продолжать говорить. Еще до поступления на службу к Владычице Тьмы случалось Моросу слышать рассказы о том, как один солдат или один купец попытался перехитрить гномов, но потом тело его было найдено расчлененным на бесчисленные кусочки, удобные для транспортировки. Морос полагал, что в этой долине гномы представляют основную опасность для его армии, и приказал своим бойцам обходить их стороной. «А ведь они, между прочим, вовсе и не зловредные», — мрачно подумал Морос. Если бы они открыто взбунтовались или пошли на явную измену, он с чистой совестью отправил бы их всех в рабство, на рудники. Покажи они, что в их сердцах кроется хотя бы малейшее темное, низкое намерение, их можно было бы отправить служить силам Такхизис, даже заставить трудиться подневольно. Но эти гномы были, скажем так, просто неосторожны. Они могли кого-нибудь убить, но все происходило случайно, гномы признавали свою вину, и, что хуже всего, были при этом бодры и жизнерадостны. В глубине души капитан Крыла тайно мечтал о чем-нибудь более спокойном, например, на передовой в одиночку сражаться с батальоном отлично вооруженных эльфов. Он был готов на все, лишь бы не нянчиться с лагерем гномов. Морос устало махнул рукой, и сержант вышел. Угрюмые стены таверны ненадолго осветили яркие лучи осеннего солнца. Долину будто одеялом накрыла необычная для этого времени года томительная жара, так что все вокруг еле копошились. Единственным сколько-нибудь ценным заведением на десять миль вокруг был местный постоялый двор. Морос считал его своим командным пунктом; он удобно устроился в прохладной тени общего зала таверны. Гномы. Ну почему обязательно гномы? Морос, командовавший раньше головным отрядом, вынужден был торчать в этой тихой заводи в тылу. А теперь еще и его начальство начало задавать вопросы. Неприятные вопросы о сборе установленной подати, и еще более неприятные о борьбе со шпионажем и предательством среди местного населения. Почему же эти болваны-командиры все никак не могут понять, что безопаснее всего было бы не обращать на гномов внимания? А ведь до сих пор война шла так успешно! Морос командовал несколькими сотнями, которые поддерживали мощный отряд людоедов. Обычно жители городов и деревень, увидев их, да в придачу еще и синего дракона по кличке Осколок Сланца, на котором летал сам Морос, пугались и сдавались без боя. Возможно, они добились на этой войне даже слишком больших успехов, потому что их Крыло быстро обогнало всю остальную армию. Пока другие подразделения сражались то с горсткой бойцов в Квалинести, то с отрядом кендеров, Крыло Мороса прорывалось вперед. Им было приказано дождаться остальных частей, но Моросу, как всегда, хотелось взять еще один рубеж, захватить еще клочок земли. Судя по имеющимся сведениям, эта долина была просто идеальна — жители занимались в основном земледелием, неподалеку от поселения был перекресток, а из важных зданий здесь имелась только кучка беленых домишек с островерхими крышами, крытыми тростником. В одном из них и располагался трактир, где сейчас, как кролик в силке, болтался Морос. «Кампания удалась на славу», — с тоской размышлял Морос. Они сражались ровно столько, чтобы заставить местных жителей человеческой расы присягнуть на верность новым господам, и для Мороса нашелся подходящий кров (где имелось невероятное количество эля), да еще появилась возможность неплохо отдохнуть, поджидая, когда их часть нагонит остальная армия. А потом они столкнулись с гномами, и все полетело кувырком. Никто из местных не упоминал, что в дальнем конце долины, по другую сторону ручья, расположен лагерь гномов. Жители только принесли присягу на верность и отправились обратно на поля убирать урожай. Только позже, когда Морос услышал раздавшийся в дальнем конце долины грохот, а потом увидел, как, шатаясь, возвращаются в лагерь те, кому посчастливилось вернуться живыми из дозора, у него появились первые подозрения, что здесь его Крыло ждут неприятности. Хозяин постоялого двора вразвалку подошел к столу Мороса. Медлительный и массивный, он раскачивался, как кукла-неваляшка. Комической внешности не соответствовали лишь глубоко посаженные глаза, холодные и жесткие, как стальные шарики. Глядя в них, Морос чувствовал, какое негодование кипит внутри у этого человека. Войска капитана отпугнули посетителей, некоторых даже арестовали. Пострадали и несколько домов. А теперь еще Морос целыми днями прохлаждался здесь, в таверне, просматривая донесения. Днем он накачивался подававшимся на постоялом дворе отменным элем, а вечером смаковал настойки. От мысли, что его присутствие раздражает трактирщика, капитан чуть было не улыбнулся. Чуть. Трактирщик резким движением поставил перед ним кружку пенистого эля и молча кивнул. Морос кивнул в ответ, что заменяло у него плату, и трактирщик медленно, вразвалку вернулся на свое место за стойкой, где снова стал протирать кружки грязной тряпкой. Морос, развлечения ради, подумал, не объявить ли ему трактирщика врагом Армии Драконов, чтобы того отправили работать на рудники, но, немного поразмыслив, решил, что делать этого не стоит. Толстый, как тюлень, человек не выдержит в шахтах и десяти дней. Кроме того, в отсутствие трактирщика Моросу придется самому где-то доставать эль. Местные нужны для того, чтобы приносить армии собранный урожай, а гномы… Гномов тоже лучше не трогать. Людоеды из его отряда хотели, конечно, поскорее пойти в атаку на лагерь гномов, но большинство предпочли действовать более хладнокровно. Морос верхом на Осколке Сланца отправился, как он сам выразился, «добиться капитуляции». На дальнем конце долины, на том берегу, виднелся участок, покрытый грязью и затянутый дымом. Когда Морос на драконе приблизился, стало слышно, как работает «промышленность» гномов. Подлетев еще немного, он увидел сотни две-три гномов. Все они чем-то стучали и гремели, что-то раскалывали или перестраивали, а также занимались множеством других дел, так что Моросу показалось, что даже смотреть на них утомительно. Нет, с гномами ему совершенно не хотелось связываться. Все осложнялось тем, что большая часть лагеря гномов располагалась в сети ходов и пещер, пронизывавших известняковые предгорья. Эти узкие, переплетенные между собой туннели могли служить боевым силам гномов крепостью, которая позволила бы им несколько недель или даже месяцев выдерживать осаду. А перед входами в туннели все было загромождено различными устройствами — огромными непонятными конструкциями из дерева, металла или веревок; на свободных от этих конструкций участках располагались кузницы или сборочные площадки. Здесь же лежали остатки от многочисленных изобретений гномов. Как понимал Морос, девяносто из ста были вообще непригодны, а девять из оставшихся десяти выполняли совсем не то, что от них ожидалось. Но то единственное на сотню, которое все же работало так, как задумано, могло дать достойный отпор. А Армия Драконов Такхизис не так уж многого пока добилась в честных битвах. И все же предчувствия Мороса не обманули. Одного присутствия Осколка Сланца хватило для того, чтобы заставить гномов подчиниться. Они согласились не покидать своей части долины. Армия Драконов, со своей стороны, обязалась оставить гномов в покое и требовать лишь небольшую дань. В тот момент Моросу казалось, что он одержал самую крупную за свою карьеру победу, не потеряв при этом ни одного бойца. Сейчас, несколько недель спустя, сидя в таверне с наполовину пустой кружкой, капитан уже не был настолько уверен в этом. Гномы остались в своих подземных ходах. Крестьяне отдали часть урожая. Другие части Армии Драконов прибыли и двинулись дальше, оставив Мороса в долине. Людоедов у него забрали для удара на южном фронте, а половину находившихся под его командованием людей из регулярной армии направили подавлять мятеж на севере. Оставшаяся часть его теперь уже не такой многочисленной армии приготовилась надолго задержаться на захваченной территории. Дисциплина ослабевала, и дезертирство превращалось в серьезную проблему. Многие из солдат помогали крестьянам убирать урожай и начали мыслить не так, как подобает. Не для того Морос присягал на верность Владычице Тьмы, чтобы стать военным правителем какой-то забытой долины, но начальство отказалось дать ему и; Осколку Сланца новое назначение. Вместо этого оно выражало недовольство по поводу числа податей и захваченных пленных, а также регулярности предоставления докладных и их содержания. «Когда ничего не происходит и ты сообщаешь об этом, они начинают брюзжать по поводу того, что не сделано никаких успехов», — угрюмо подумал Морос. Так что он уже был в дурном настроении, а тут еще какой-то гном. В таверну снова ворвался сноп солнечных лучей, возвестивший о возвращении сержанта. Вслед за ним шел самый злобный гном на свете. Морос никогда до этого не встречал злобного гнома, ему даже не приходило в голову, что такое возможно. Ему, как и большинству солдат; гномы казались чем-то вроде кендеров — такие шаловливые маленькие создания, мало отличающиеся от вредных животных. У них была неприятная привычка что-нибудь взрывать, но это всегда получалось нечаянно. Гномы — простые создания, безобидные, если оставить их в покое. Но ступавший вслед за сержантом гном был другим. Шаркающей походкой это существо в мешковатых штанах, льняной рубахе и черном хлопчатом жилете напоминало рептилию, а в глазах у него горели свирепые огоньки, как у змеи. Гном постоянно потирал руки. На плечи его, подобно пелерине, было накинуто тяжелое пальто, еще более подчеркивающее и без того заметную сутулость. Казалось, что он нагрузил глубокие карманы пальто собственной злобой. Злой гном напоминал то ли бешеного кролика, то ли одержимого духами Бездны бурундучка. Моросу стало интересно. От этого гнома так и веяло недоброжелательностью. Глядя на него, Морос подумал, что для гномов не все еще потеряно. Ему доводилось слышать о том, как хобгоблины и даже дракониды совершали, бывало, добрые и милосердные поступки. А раз встречаются такие отклонения от нормы, то почему бы не существовать и злому гному? Капитан Крыла жестом указал на стул, стоявший напротив, и гном вскарабкался на него, однако садиться не стал, вместо этого подавшись вперед, уперся ладонями в столешницу и принялся буравить Мороса взглядом, в котором, казалось, сосредоточилась вся его внутренняя энергия. — Имя? — спросил Морос. — Бум, — ответил гном. Морос моргнул: — Бум? Гном с утомленным видом набрал воздуха в легкие: — Бум-великий-и-славный-мастер-тот-кому-подвластны-силы-взрывов-и-кто-владеет-темными-тайнами-недоступными-человеку… Капитан пожал плечами, не желая дослушивать имя до конца. Гном замолчал и снова пристально посмотрел на него серьезным взглядом. — Бум, значит, — сказал Морос. — И что же у тебя для меня есть? — Оружие, — ответил гном, и глаза его почти засветились от рвения. — Оружие, которое способно уничтожить всех, кто встанет против вас. Морос удивленно поднял бровь. Он не ожидал, что гном может предложить ему средство разрушения. Если такое устройство и правда существует, то оно помогло бы наладить отношения с командованием, а возможно, и позволило бы получить новое назначение и выбраться из этого кошмара. Правда, изготовленное гномами оружие чаще всего оказывалось громоздким, ломким, склонным взрываться само по себе и непригодным на практике. — Покажи, — сказал капитан. Гном тут же глубоко залез в правый карман пальто. Морос заметил, как рука сержанта легла на эфес меча. В дальнем конце зала, за стойкой, замер протиравший до этого кружки трактирщик. Гном вытащил маленький предмет и положил его на стол. Трактирщик вытянул толстую шею, чтобы разглядеть получше. Сержант расслабился и опустил руку. — Это же камень, — сказал Морос. — Как мне кажется, камни уже использовались в прошлом в качестве оружия. — Весьма особый камень, — многозначительно заявило маленькое существо. Капитан Крыла подумал: случается ли вообще этому гному моргать? — и взял в руки камень. Он казался ничем не примечательным, камень как камень, серовато-бурый, такие можно найти на дне любого ручейка в десяти милях отсюда. С одной стороны был отколот кусочек, и это место тоже казалось серым, правда, кое-где были заметны черные крапинки. — И что же делает этот «особый» камень? — спросил Морос, небрежно крутя его в руках. Гном, тоненько повизгивая, захихикал: — Он взрывается. Бу-у-ум! Морос окаменел и чуть было не выронил камень. Гном снова залился смехом. — Не беспокойся, этот камень не взорвется, — заявило маленькое существо. — Я должен его еще переработать, чтобы произвести взрывчатое вещество — как железную руду нужно переплавить, чтобы сделать сталь. Необработанный камень я называю гномитом. Обогащенное вещество, которое получится в итоге, будет называться плюс-гномиумом. Несмотря на эти заверения, Морос опустил камень на стол осторожно и махнул трактирщику, чтобы тот принес эля этому слегка помешанному гному. Капитан заметил, что трактирщик подходит к столу с опаской, будто ему придется иметь дело со свирепым дикобразом, а кружку ставит осторожным движением взломщика сейфов. — А есть ли у тебя уже… обогащенный материал? — спросил Морос, почти с ужасом ожидая ответа. — Они, глупцы, мне не верили, — сообщил вдруг Бум, не обращая внимания на вопрос, схватил кружку, наполовину осушил ее одним глотком. Морос кивком велел трактирщику принести еще эля и решил уточнить: — Они? — Я не из деревенских гномов-механиков, — надменно сказал гном. — Я родом с самой горы Небеспокойсь, великой цитадели гномов. Там меня считали гением и провидцем, пока я не рассказал им про плюс-гномиум и скрытую в нем силу. Эти трусы забрали мои труды и прогнали меня. Мне потребовалось много лет, чтобы отыскать место, где гномит находится в изобилии, и еще несколько лет я потратил на восстановление отобранных у меня записей. — Бум в упор посмотрел на Мороса. — Пойми же это, человек. Они лишили меня возможности заниматься моей работой. А известно ли тебе, что случается, когда гному не дают продолжать труд всей его жизни? «Судя по всему, гном от этого сходит с ума, — подумал Морос. — Душа его начинает корчиться и свивается в конце концов в пылкий сгусток ненависти». Если так, то это объясняет исступленные порывы гнома, нервный взгляд его немигающих глаз. — Так, значит, это взрывчатое вещество уже находится в распоряжении гномов с горы Небеспокойсь? — спросил капитан, уверенный, что, будь у гномов сверхоружие, они наверняка уже успели бы его применить. Бум беспокойно покачал головой: — Они не знают, как привести его в действие. В их руках оно безобидно. Мои записи, скорее всего, подшили к какому-нибудь другому делу, а из опытного образца, наверно, сделали светильник или что-нибудь в таком роде. — Он снова захихикал, и этот смех напоминал Моросу скрежет грифеля по школьной доске. — Ты сказал, что камень не взорвется, если его не обогатить. А теперь говоришь, что и обогащенное вещество не взорвется? — В голосе потерявшего терпение капитана уже явно слышалась досада. Еще один замок на песке; просто бред и нелепые предположения. — Начну сначала, — сказал Бум, в одной руке держа камень, а в другой — кружку, которую он тут же и осушил. — Если расколоть этот камень надвое, что получится? Морос пожал плечами: — Камень поменьше, да? — А если и его расколоть пополам? — Камень еще меньше. — А если снова и снова разбивать половинки надвое? Если до этого у Мороса чуточку побаливала голова, то теперь боль становилась уже невыносимой. — В конце концов, — сказал капитан Крыла, — получится слишком маленькая частичка, которую уже не разбить, потому что она меньше, чем лезвие, которым мы дробим камень. — Хорошо же, — продолжал гном. — А теперь представь, что у тебя имеется оружие, например, невероятно острый меч, которым можно расколоть все, что угодно, каким бы маленьким оно ни было. И что тогда? — Как я полагаю, — ответил Морос, — получатся пылинки. — А если раздробить эти пылинки? — Пылинки еще меньше? Гном пылко кивнул в знак согласия: — В какой-то момент получится наименьшая частица камня. Если разделить и ее, то она перестанет быть камнем. Я назвал эту наименьшую частицу «атоми», в честь самых крошечных членов семейства пикси. Боль щупальцами сжимала мозг Мороса. — И что дальше? — спросил он. — Что будет, если надвое разделить атоми? — Что? — Бу-у-ум! Гном захохотал, схватил принесенную трактирщиком кружку и осушил ее так же стремительно, как и первую. Морос издал звук, похожий на рычание. — Значит, это взрывчатое вещество будет получено только при условии, что у нас есть невероятно острый меч, которым мы сможем дробить самые мелкие частицы? Но зачем мне вообще устраивать взрывы, если в моем распоряжении есть такой меч? Гном скуксился и поднял обе руки: — Это все предпосылки. Я хочу, чтобы ты понимал, о чем я буду говорить. — Предпосылки, — пробормотал капитан и посмотрел на сержанта, взгляд которого был устремлен в никуда. Несомненно, его подчиненный перестал следить за разговором еще тогда, когда речь зашла о дроблении чрезвычайно маленьких частиц, делению не поддающихся. Трактирщик поставил перед гномом очередную кружку и одним быстрым движением толстой руки забрал со стола пустые. Глядя на выражение лица толстяка, Морос решил, что тот в рассуждениях гнома что-то понимает. То есть у него имелось некоторое преимущество перед капитаном Крыла. Бум, не обращая внимания на реакцию людей, схватил только что поставленную на стол кружку. — Так вот, ты прав: очень сложно разделить что-либо на столько частей, чтобы получить атоми. Кроме того, некоторые материалы могут позволить атоми внедриться в себя, не давая им улететь в пространство. Но есть и такие вещества, как, например, металл, полученный из гномита, в которых частицы не так плотно сцеплены между собой, как в других материях. Атоми в них свободно болтаются, структура вещества непостоянна, и его легко раздробить. Гном по имени Бум достал из кармана рубахи и положил на стол нечто вроде небольшого насекомого. — Вот еще одна моя разработка, — самодовольно улыбнулся он. — Она стрекочет всякий раз, когда ею поглощается атоми, вылетевший из такого вот камня. Гном нажал переключатель на спинке у насекомого, и оно нудно стрекотнуло, а через несколько секунд снова издало такое же металлическое щебетание. — Посмотри, что произойдет, если я поднесу к нему этот камень, — сказал гном. — Оно возбудится, стремясь поглотить больше атоми. И действительно, стоило гному поднести камень к насекомоподобному устройству, как усики повернулись и вместо стрекотания раздались многочисленные щелчки, которые наконец слились в монотонный гул, от которого у Мороса заныли зубы, а в и без того болящую голову будто вбили клинья. Он жестом попросил гнома прекратить демонстрацию. Возбужденный Бум кривовато улыбнулся и засунул похожее на насекомое устройство обратно в карман, где оно продолжало столь же усердно пощелкивать и умолкло только после того, как гном с силой хлопнул по карману. Морос прочистил горло: — Значит, у тебя имеется камень с неустойчивой структурой и энергично работающий счетчик атоми. Каким образом это можно использовать в качестве оружия? Гном допил третью кружку и улыбнулся: — Эти подвижные атоми действуют подобно невероятно острому мечу, отсекающему новые и новые атоми с поверхности вещества с неустойчивой структурой. Металл, полученный путем переработки гномита, плюс-гномиум, выделяет множество свободных атоми, которые, оказываясь вблизи другого куска плюс-гномиума; выделяют из него еще больше свободных атоми, и, в конце концов, весь этот материал вспыхивает из-за того, что над ним так и прыгают атоми, и тогда… — Бу-у-ум, — договорил за него Морос. — Цепная реакция продолжается до тех пор, пока все атоми не образуют огненный шар. — Гном просиял, будто засветившись изнутри скопищем свободных атоми. Капитан хмуро посмотрел на него, снова взял камень в руки и спросил: — А насколько сильный произойдет взрыв? Скажем, если взять фунт твоего обогащенного плюс-гномиума и положить его у стен этого трактира, то… Он замолчал, потому что гном залился смехом: — Если мы подорвем его прямо у трактира, то от взрыва весь этот дом превратится в пар и, развеянный на атоми, разлетится во все концы света. От тебя не останется даже горстки праха, которую можно было бы положить в табакерку. С трудом вынося бьющуюся в голове боль, Морос продолжал: — Хорошо, а если положить возле ручья у подножия холма… — Постоялый двор все равно окажется в воронке, развороченной силой взрыва. Твои кости будут перемешаны с пылающей землей и превратятся в пыль. — А по ту сторону ручья, возле поселения гномов? — Оттуда поднимется огненный смерч, который сожжет постоялый двор и всех его обитателей примерно через секунду после взрыва, — сухо ответил гном. — Девяносто восемь процентов гномов погибнут в первые же секунды. — Отлично. Значит, на дальнем краю долины… Гном мгновение постучал по губам коротеньким пухлым пальцем, а потом сказал: — Возможно, огненный смерч пройдет мимо и не накроет тебя, но поднятый взрывом ветер сровняет таверну с землей. От бревен останутся один щепки. И конечно, если ты станешь смотреть на этот огонь, яркий как солнце, то от твоих глаз останутся только лужицы в глазницах. Морос вдруг заметил, что возле него стоит трактирщик, принесший гному очередную кружку эля, и пальцы, сжимающие ручку, совершенно белые. — Благодарю, — язвительным тоном сказал капитан Крыла. Трактирщик быстро поставил эль на стол и отошел. — Каких масштабов взрыв мы сейчас обсуждаем? — спросил Морос гнома, стараясь вникнуть в подробности. — Если взять фунт материала, то воронка, по моим расчетам, будет диаметром около полумили, а огненный смерч охватит четыре-шесть миль. А развороченная взрывом земля, конечно, останется бесплодной, пока не сменится несколько человеческих поколений. — Несколько… поколений, — медленно проговорил капитан, обдумывая предложение гнома. «Это же не просто магический огненный шар, и не хитрая тактика ведения боя, и не обыкновенное осадное орудие. На Кринн за секунду обрушится кусок солнца, который выжжет большое пятно. Если все это правда, то плюс-гномиум — оружие, способное принудить к повиновению последних бунтующих эльфов и людей. Если это правда. Но кто же подорвет такую бомбу? Часовые механизмы, сделанные гномами, чудовищно ненадежны. Если только группа бойцов-смертников? Никто не может рассчитывать, что успеет достаточно далеко уйти от места взрыва. Даже дракон, скорее всего, не сможет улететь от огненного шара или выжить после всего того, о чем говорил Бум. — Морос невольно глянул в сторону двери, туда, где в стойле ждал его Осколок Сланца. — Как же невыносимо будет видеть, как бесследно сгорит ездовой дракон, даже если благодаря этому будет разбита вражеская армия. Пойду ли я на такое? А способен ли на это какой-нибудь другой Повелитель Драконов? А что станет после такой атаки с землей! Какой же военачальник в здравом уме решится опустошить землю на несколько поколений вперед? Что будут есть люди? И зачем нужна земля, если на ней не останется людей? Даже хранить плюс-гномиум в арсенале было бы безумием, поскольку его могут украсть или — что еще хуже — скопировать. Если он вообще действует. Разве можно начинать целую военную кампанию, полагаясь на обещание гнома?» Морос покачал головой. — Мне жаль, Бум, — начал он, стараясь помягче отказаться от предложения безумца, — но, как мне кажется, твой замысел не соответствует нашим нынешним потребностям. Не сомневаюсь, рассуждения твои обоснованы, но вся эта идея дробить крошечные камешки и маленьких фейри, чтобы произвести мощный взрыв, кажется просто фантазией. Я хочу сказать, что очень уважаю несомненный талант, которым ты обладаешь, но, знаешь ли, гномы, как правило… Голос капитана Крыла смолк. Лицо гнома приобрело цвет спелого турнепса, на нем белыми пятнами выделялись широко раскрытые глаза. Бум весь затрясся, затрепетал от ярости. Морос испугался, что это безумное маленькое существо само вспыхнет и превратится в небольшой огненный шар. — Я, конечно, могу направить доклад моему руководству, и если они заинтересуются… — начал было капитан, но слишком поздно. Гном вытянул вперед короткую толстую руку, обвиняюще указывая на него пальцем. — Ты ничем не лучше глупцов с горы Небеспокойсь! Ты увяз в прошлом и боишься увидеть будущее! Но на этот раз я готов тебе ответить! Безумное создание сунуло другую руку в левый карман пальто и вытащило оттуда куб размером с человеческий кулак. Все его грани были гладкими и блестящими, а из верхней торчал толстый сероватый стержень. Конец стержня был плоским, как головка ключа. Гном говорил про фунт вещества. И этот предмет внешне вполне мог весить именно столько… — Я сделал работающий образец! — крикнул Бум. — Я смогу доказать правильность моей теории! Он выдернул из куба ключ. Морос нырнул под стол, как будто дубовая доска могла защитить от обещанного гномом взрыва. Падая на пол, капитан заметил, что трактирщик укрылся за стойкой, и подумал, насколько бессильны эти попытки спрятаться от огненного шара. Тупоголовый сержант, понявший из всего только половину, бросился на гнома, так как, по его представлениям, тот снял с предохранителя что-то вроде бомбы. Взрыва не последовало. Не обращая внимания на острую боль в плече, Морос поднялся на ноги. На другом конце зала медленно приходил в себя трактирщик — его широкая физиономия опасливо показалась из-за стойки. А в середине зала боролись сержант и гном. Человек был на три фута выше и на сто двадцать фунтов тяжелее противника, но тот дрался с неимоверной силой безумца. На лице сержанта уже появились глубокие царапины, а сумасшедший гном то и дело выворачивался у него из рук. По полу было разбросано содержимое карманов Бума: всякие приспособления, куски веревки, записные книжки с растрепанными страницами, загадочный камень, обгрызенные куски мела и механическое насекомое, которое снова принялось за работу и громко стрекотало. С каждым мгновением его трели становились все громче. Капитан Крыла похолодел — это говорило о том, что вокруг стало больше свободных атоми, и означало, насколько Морос понял, что в плюс-гномиуме уже запустился описанный Бумом процесс, а в результате цепной реакции должен был произойти взрыв. Скоро кучка атоми вспыхнет. Они были в опасности. Кубическая бомба вот-вот собиралась взорваться. Капитан отчаянно шарил глазами по залу; Куба нигде не было видно. Должно быть гном, когда сержант схватил его, выронил устройство, и оно, как брошенная игральная кость, закатилось куда-то в угол. Нужно было немедленно найти его, пока всех не спалил огненный шар. Насекомообразное устройство уже вовсю гудело, и тут у капитана родилась идея. Морос схватил механизм и начал размахивать им туда-сюда. Если гном говорил правду, то, оказавшись рядом с кубом, тот начнет стрекотать еще громче. Справа от капитана валялся перевернутый стул, и когда он направил механизм в ту сторону, щебетание усилилось, а уж когда Морос подошел, стало оглушительным. Капитан Крыла отшвырнул стул. Коробочка была там; она так и светилась от прыгавших внутри атоми. Схватив куб, Морос почувствовал, что он теплый. А ключа нигде не было! «Насекомое» щебетало все громче и громче, его голосок, будто царапая по костям, пробивался прямо в мозг капитана. Тот стал поворачиваться туда-сюда, пытаясь найти сероватую затычку, которая не даст бомбе взорваться. Его охватила паника. Он не мог найти ключ! Сержант крепко держал гнома за горло, а тот кусал противнику пальцы. Где же проклятый ключ? Пощелкивание стало еще громче и участилось. Толстая рука схватила Мороса за запястье, а вторая запихнула затычку в прорезь на кубе. Стрекотание усердного счетчика атоми тут же стало совсем тихим. Посмотрев друг на друга, капитан и трактирщик дружно вздохнули. Потом толстяк отпустил запястье Мороса и отошел назад, вытирая лоб посудной тряпкой. Морос поставил куб на стол, возле перевернутых кружек эля. Сержант, наконец, смог применить всю свою человеческую силу и стоял теперь посреди зала со своим пленником, безумным маленьким гномом, обхватив его поперек туловища. Бум пинался и вопил, но стойкий сержант не обращал внимания как на оскорбления, так и на физическую агрессию. По выражению лица своего подчиненного капитану стало ясно: сержант считает, что выполнил только что задачу чрезвычайной важности. Морос нагнулся, чтобы оказаться лицом к лицу со свирепым, но теперь уже беспомощным гномом. — Нападение на офицера Армии Драконов является преступлением, которое карается смертной казнью, — прорычал он. Гном заметно побледнел, увидев, что сержант обнажил клинок. — Я обвиняю тебя в этом и приговариваю к каторжным работам на рудниках. Сержант, запри его, пока не приедет младший командир с фургоном для каторжан. Пока сержант тащил гнома из трактира, тот продолжал изрыгать проклятия и угрозы. Когда открылась дверь, в трактир на мгновение ворвался сноп солнечных лучей. Морос и трактирщик остались одни. Капитан снова повернулся к кубу, внешне совершенно непримечательному. Он взял его и подержал на ладони. Куб уже успел остыть. Отсчитывавший атоми сверчок стрекотал тихо. Морос подумал, не следует ли ему отправить все это своему руководству, вместе с гномом, но потом прикинул, что будет, если устройство не сработает, а хуже того — если сработает, и отказался от этой затеи. Он посмотрел на трактирщика, который глядел на него пристально и с опаской. — Сейчас я отправлюсь в дозор на Осколке Сланца, — сообщил Морос. — Мы осмотрим те высокие горы на западе. Плюс-гномиум мне лучше взять с собой, чтобы с ним ничего не случилось. Несколько мгновений они молчали, а потом трактирщик сказал: — Вам стоит быть поосторожнее. Эти горы непроходимы и необитаемы. Будет жаль, если вы случайно выроните плюс-гномиум, пролетая над ними. — Конечно, будет жаль, — согласился с ним капитан Крыла. Он глянул на трактирщика: тот взял кусок необработанного гномита и теперь вертел ничем не примечательный камень в руках, будто надеясь, что сможет своими пухлыми пальцами раскрыть его секреты. — Можете оставить этот камень себе, — сказал Морос, — как напоминание о том, что никогда не стоит слушать гнома, каким бы заманчивым ни казалось его предложение. Даже если ему удастся сделать именно то, что он задумал, от него одни неприятности. Но, с другой стороны, кто же поверит, что такая сила может заключаться в куске камня? — Никто не поверит, — тихо пробормотал трактирщик, убирая камень в карман передника, — и за это мы можем благодарить Богов. СКАЗИТЕЛИ Ник О'Донахью Давно уже наступила ночь. Было полнолуние перед осенним равноденствием, и над горами на востоке светила красная полная луна. Благодаря ей путники могли двигаться не только днем, но и ночью, так что торговцы, пилигримы и многие, кому приходилось странствовать, воспользовались этим и успели покрыть большое расстояние. Однако разумные путешественники разбили палатки или остановились на постоялых дворах. Ночью идти опасно даже при лунном свете. В таверне «Поджидающий огонек» горели дрова в очаге, а котелок из-под тушеного мяса с овощами был уже пуст. Рядом с ним закипал второй горшок сидра; официантка поспешила туда и, несколько раз зачерпнув напиток огромным ковшом, наполнила кувшин, а потом пошла к столикам. Посетители в этот вечер заняли все скамьи; они тихо беседовали и доедали остатки хлеба. Трактирщик крикнул официантке: — Наполни-ка горшок для сидра еще разок, Пейланн. — Она кивнула, ловко, грациозно повернулась и поставила на стол горячий кувшин так, чтобы до него не могла дотянуться маленькая девочка, которая упорно обгрызала край свежего, каравая; мать девочки гладила ее по голове и распутывала дочке волосы. Официантка поставила еще один кувшин под бочонок с сидром и открыла краник. — Мы кого-нибудь еще ждем, Дариен? Тот улыбнулся в ответ. — Кто его знает. — Он расставил на большом подносе глиняные кружки для эля. — Хотя где мы найдем им место, одним лишь Богам известно. Но тут от легкого ветерка колыхнулись огоньки светильников: открылась входная дверь. Все закричали: — Закройте! — Снаружи так холодно. — Вечно кто-нибудь да заявится посреди ночи. Дариен, как обычно, внимательно оглядел незнакомцев. Их телосложение особого впечатления не производило; это были среднего роста худые, жилистые мужчины. У одного из них волосы были черные, у другого — темно-русые. Вошедшие улыбнулись сидевшим в таверне людям, сверкнув белыми зубами. В то же время Дариену показалось, что эти двое прошли мимо столиков с полным безразличием, как будто были людьми совсем не того сорта, что местные семейства, торговцы или путешественники. Трактирщик приветствовал их, не выходя из-за стойки; улыбнулся он еще шире, чем вошедшие: — Чем могу быть полезен? Один из них заговорил: — Здесь у вас можно поужинать? Дариен покачал головой: — Все, что было, давно уже съели. Посмотрите, какая толпа; на постоялом дворе заняты все кровати, а к нам еще приходят поесть местные. Хлеба почти не осталось. Разве вы не взяли с собой еды в дорогу? — Он глянул на маленькие котомки. Двое посмотрели друг на друга. Черноволосый быстро ответил: — Мы обедаем где придется, а еды с собой берем ровно на один день. Мы проделали очень большой путь. Трактирщик с сомнением спросил: — Вы торговцы? — Они покачали головами. — Паломники? — Потом он нерешительно добавил, опасаясь оскорбить пришедших: — Беглые жрецы? Русоволосый ответил: — Меня зовут Ганни, а его… — он слегка замялся, — Кори. Мы — сказители. Кори добавил: — Мы рассказываем страшные истории. Ганни обвел взглядом собравшихся: — Похоже, этим людям было бы интересно нас послушать. — Так-так. — Дариен почесал в голове. — Значит, рассказывая истории, можно заработать на жизнь, да? — Если хорошо умеешь это делать. — Кори многозначительно посмотрел на бочонок эля. Пейланн наполнила еще две глиняные кружки и с заинтересованным видом подошла поближе к новым посетителям. — А как вам удается получить побольше денег, раз уж вы хорошо знаете свое дело? Кори как-то не совсем весело сказал: — Мы заключаем пари. — Это я придумал, — гордо заявил Ганни. Пейланн залилась легким серебристым смехом и продолжила разговор: — И как все происходит? Кори неохотно пояснил: — Мы бьемся об заклад с вами и с кем угодно из посетителей, что сможем напугать присутствующих нашим рассказом. Если мы проиграем, то останемся без денег и без еды. Ганни недовольно глянул на него: — Но проигрываем мы редко. Кори ответил ему мрачным взглядом: — Но может и такое случиться. Дариен кивнул: — Понятно. А чтобы выиграть, вам нужно напугать почти всех, кто находится в трактире. — Если только они не окажутся переодетыми кендерами или еще какими-нибудь существами, лишенными всякого страха, — с сомнением в голосе сказал Кори. — Посмотрите вокруг, молодой человек. Вот тот старик, Бранн, — пастух, стадо его сейчас неподалеку в загоне. Малышка Элинор, которая устроила беспорядок на столе, и ее мать Аннелла пришли из деревни. А вот тот толстый — купец из Соламнии, а остальные, возле него, тоже все люди… — Тут он подался вперед. — А ты меня не обманываешь? Ты собираешься напугать их одним лишь рассказом или чем-то еще? — Наши истории сами по себе хороши, — уверил его Ганни. Дариен стал наполнять кувшин элем, внимательно глядя на новых посетителей. — А что я должен буду сделать, если вы выиграете? — Вы нам заплатите и приготовите поесть. Он непроизвольно глянул на пустой котелок. — Приготовить вам поесть? — хохотнул Дариен. — Сейчас я могу вам предложить остатки хлеба. За счет нашего заведения, пока мы еще не знаем, кто выиграет пари. Пейланн посмотрела на него с удивлением и открыла рот. Он едва заметно покачал головой, дав ей знак ничего не говорить, а потом постучал своим золотым кольцом по кружке. Настойчивый стук заставил всех замолчать. — Это Кори… — Дариен нерешительно замолчал, а потом указал на второго мужчину, — а это Ганни. Я заключил с ними пари. Он объяснил условия, а потом Ганни низко поклонился и сказал: — Все остальные тоже могут делать ставки! Присутствующие переглянулись. Поспорить с незнакомцем, что тебя не напугает какая-то история? Кажется, на этом можно заработать денежки. Кори подошел к каждому столику, принял ставки у тех, кто заинтересовался, а потом вернулся к Ганни. — Надеюсь, у нас хватит денег расплатиться, если мы проиграем, — предостерег он. Ганни посмотрел на него и закатил глаза. — Когда это мы проигрывали? — Он быстро зажал Кори рот рукой и снова поклонился присутствующим. — Что же, начнем нашу историю. — Я хочу, чтобы рассказали про совомедведей, — потребовала девочка. Мать тихо сказала малышке: — Тише, Элинор. — И с извиняющимся видом посмотрела на молодых людей. — Она очень любит сказки. — Чудесная девочка. — Кори опустился на одно колено. — Наша история, к сожалению, будет не про совомедведей. — Бросив взгляд на собравшихся, он произнес на удивление сильным голосом: — Можно ли нам рассказать вам историю о драконах? Присутствующие вздрогнули и выпрямили спины. Дариен и Пейланн с встревоженным видом подались вперед. — Отлично. — Ганни встал одной ногой на край скамейки и наклонился в сторону слушателей. — Однажды, во времена не столь давние, жили два молодых человека, и были они бродягами. Эти выдумщики ходили с одного постоялого двора на другой, тратили деньги и пускались в погоню за мечтой. Назовем их… — он сделал вид, что задумался, — Корион и Элган… Сходство имен уловили все без исключения. Пастух Бранн снисходительно улыбнулся и устроился поудобнее послушать историю. Даже Элинор вдруг посмотрела на сказителей с интересом, переводя взгляд с одного на другого, будто ожидая, что у каждого вот-вот засияет на лбу его настоящее имя. — В то самое утро Элган проснулся… Элган проснулся в свете летнего солнца и потер нос. Его щекотала травинка. Которую держал за стебелек Корион. — Доброго утра. Как ты себя чувствуешь? Элган пошевелил пальцами ног, пересчитал пальцы на руках и, наконец, с некоторым трепетом зажал ноздрю и высморкался. — Отлично; — Он вылез из плаща, в который был укутан, подполз к ручейку, наклонился и стал жадно пить. Корион сказал: — Славная была ночь, да? Такие милые люди. Элган глянул вниз, на долину; из труб домишек поднимался дым, а самый большой столб дыма шел из очага в таверне «Отдых для путника». Элган повернулся к Кориону. — Тебе стоило бы получше обдумывать свои поступки, — осуждающе сказал он. — Это была совершенно невинная забава. — Невинная? Этот-то фокус с ножами? Просто безрассудство. Элган ухмыльнулся. Да, он спрятал в рукаве один за другим дюжину столовых ножей, а потом бросал их в стену, возле которой стоял Корион, так что лезвия вонзались у самого тела товарища. — Я что, задел тебя хотя бы одним ножом? Корион, почесав в голове, ощупал краешек левого уха и обвиняюще уставился на Элгана. — Ну ладно, разве я задел тебя больше одного раза? Корион угрюмо ответил: — Мне стоило умереть. — Будь осторожен, когда высказываешь такие желания, — рассеянно ответил Элган. — Я ничего не желаю, я говорю то, что есть. — Он перестал, наконец, щупать ухо, но по-прежнему хмурился. — А все эти истории о битвах с драконами… Да ты просто пускал всем пыль в глаза. Я же тебя с детства знаю… — Ты и тогда был пессимистом… — …и мне совершенно точно известно, что ты никогда не участвовал в битве с драконом. — Он сделал паузу. — Мне кажется, ты никогда этого и не видел. — Неправда, — твердо ответил Элган. — Ты наверняка помнишь, как на дне рождения моего старшего брата мы вместе смотрели генеральное сражение, в котором участвовали три человека и три дракона… — О Боги. Элган, так ты о кукольном театре! — Мгновение молча постояв на солнце, Корион произнес: — Ты так ничего и не сказал мне о Белдиезе. — Белдиезе… — Элган потянулся, мечтательно зажмурившись. Она подошла к нему после трюка с ножами и посмотрела ему прямо в глаза. А глаза у нее были серебряно-голубые, и в них загадочно отражались огоньки свечей; эти глаза пленили его. Ее лицо обрамляли длинные темные волосы, почти прямые, и когда он взглянул на нее, то почувствовал, что ему уже ни за что не вырваться на свободу. А как звенел колокольчиком ее голос, когда она начала задавать вопросы… Он заговорил: — Она спросила меня о битве с драконами. Корион фыркнул: — И ты всю ночь рассказывал разные истории. Под конец вечера столики сдвинули к середине зала, и Элган стоял на одном из них, размахивая кувшином эля и рассказывая о битвах. Он запрыгнул на спину сильному добродушному трактирщику, потребовал себе метлу и поскакал по таверне, показывая все тонкости обращения с копьем. Элган помнил, что разок он даже поймал «копьем» колечко для шторы, которое держала Белдиезе. Еще он помнил, как потом они долго целовались и шли под звездным небом. — Куда вы шли? — Сначала мы гуляли, а потом… кое к кому зашли. Корион недоверчиво нахмурился. Это у него хорошо получалось. — И к кому же? — К одному… важному человеку. Он отлично писал пером. — Элган прищурился, стараясь припомнить, — И поздно ночью мы что-то написали. Вместе. Хоть бы вспомнить что. Корион ответил только тогда, когда достал чистую рубашку и окинул взглядом склон холма: — Почему бы не спросить у нее? Элган вскочил на ноги. — О Боги! Я же так и не привел себя в порядок. — Он выхватил рубашку из рук Кориона, натянул ее, пробормотав «спасибо», и бросился вниз по склону. Он помнил, что накануне она показалась ему хорошенькой… Теперь, увидев ее в лучах солнца, он решил, что в таверне «Отдых для путника», наверно, было темно или это он был слеп: она поистине прекрасна. У Белдиезе были прямые темные волосы до пояса, фигурка танцовщицы, пухлые губки, которые так шаловливо улыбались накануне. А еще, конечно, у нее были чудесные огромные глаза, излучающие свет. И они смотрели на него, а девушка как-то застенчиво улыбалась. — Белдиезе? — произнес он. Ему просто хотелось услышать, как звучит ее имя. — Элган. Я не знала, как ты будешь чувствовать себя сегодня. — Она положила руку ему на плечо. Корион, прикрыв голую грудь плащом, скромно стоял поодаль, попивая из кувшина воду. Всем своим видом он показывал, что стоит достаточно далеко и разговора не слышит. Элган положил ладонь на ее руку и улыбнулся в ответ: — И я тебе по-прежнему нравлюсь, даже при ярком свете? — Я тобой по-прежнему восхищаюсь, — сразу же ответила она. — Все были так потрясены твоими рассказами о битвах с драконами. И дело не только в том, как ты рассказывал… — Она сделала шаг назад и широко развела руки. — А в том, насколько глубоко ты знаешь мельчайшие детали. Как дракон обрушивается на свою жертву, как ловит и теряет воздушные потоки, бесшумно скользит, и как наносят удары копьем… — Она сделала движение руками, изображая удар копьем, и шагнула при этом поближе, так что ее руки коснулись его пояса. Он вспыхнул: — Я не хотел хвастаться. Корион, притворявшийся, что находится вне пределов слышимости, фыркнул. — Твой рассказ звучал как слова человека знающего, а вовсе не хвастуна. Более того… — она игриво тронула его за нос, — я спросила, смог бы ты ради меня вступить в бой с драконом, и ты согласился. Помнишь? Это Элгану уже не понравилось. — Мне, конечно, может не хватить мастерства для того, чтобы по-настоящему сразиться с драконом. Она грустно улыбнулась. — Вчера вечером я как раз опасалась, что потом ты поведешь себя вот так. Я тебе сразу сказала. А ты поклялся, что сможешь это сделать. Ты согласился подписать договор, который составил жрец, живущий неподалеку от города. — Она выразительно добавила: — На самом деле он скорее маг, чем жрец. У Элгана волосы встали дыбом. — Зачем же ты обратилась к магу? — Для того чтобы взятые обязательства на самом деле тебя связывали. — Она достала свиток и показала ему. — Я не стану сражаться с драконом… Кусок пергамента внезапно вылетел из ее пальцев, обвился вокруг его правой руки и начал медленно сжиматься. Он ухватил пергамент и дернул. Ничего не произошло. Элган достал нож и попытался разрезать договор, но пергамент только плотнее сжал его руку. — Видишь? — Белдиезе стояла, сложив руки на груди, и с волнением поглядывала на пергамент. — Именно об этом мы с тобой говорили. Это обязательство тебя связывает. Договор начал жать еще сильнее, и рука стала темно-красной. Элган прикусил губу, представив, как стенки пергамента, наконец, соприкоснутся и ему оторвет руку. На лице Кориона читалась тревога. Элган с содроганием глотнул воздух и сказал: — Ладно, я выполню свои обязательства. — Хорошо же. — Она указала вниз. — Твое седло и копье лежат у подножия холма; кого оседлать, найдешь сам. У тебя всего два дня. Она указала на пергамент, который, хотя уже и не давил, по-прежнему оставался у него на руке. Элган внимательно посмотрел на договор. Написанные каракулями пункты ему было почти не разобрать, но под словами «сразиться с драконом» он узнал свою подпись. Он окончательно решил подчиниться. — Так где же предполагаемый дракон? — скептически спросил он. Ротик Белдиезе насмешливо скривился. — В договоре указано его имя. Джегендар. Корион, которому, как предполагалось, было из разговора ничего не слышно, шумно вдохнул, уронил бутыль, согнулся и закашлялся. Элган подбежал к нему и стал хлопать по спине — пожалуй, слишком рьяно; Корион опустился на колени и стал хватать ртом воздух. — С тобой все в порядке? Корион сердито глянул на него. — Все в порядке, только спина теперь болит. — Ты, наверно, чем-то поперхнулся. — Конечно, — холодно согласился он. Элган повернулся к Белдиезе, сложил руки на груди и небрежно спросил: — А почему именно Джегендар? — Ты о нем что-то слышал? — Если это тот же дракон. Например, не называют ли этого Джегендара Джегендаром Черным? Или Джегендаром Темным? — Совсем смутившись, он добавил: — Или Крыльями Смерти? — А еще Джегендаром Богатым. Да, это тот самый, и единственный. Джегендар. Элган помрачнел. — Так почему же Джегендар? Он готов был услышать множество разных объяснений. История злодеяния, требующего возмездия, или повесть о человеческой жадности и об ордах драконов, или о поисках славы, или о магических орудиях. Но того, что произошло, он совершенно не ожидал: в воздухе внезапно что-то замерцало, раздался свист расправленных крыльев, девушка исчезла, а перед ними предстала серебряная драконица. — Если он умрет, — спокойно сказала она, — то все унаследует его падчерица, — Она глянула на молодых людей сверху вниз и, обнажив клыки, улыбнулась. — Не все из присутствовавших вчера в таверне были людьми. Корион снова закашлялся. Белдиезе рассмеялась. Серебристый звук эхом прокатился в горах, и она улетела прочь. — И она улетела прочь. — Кори замолчал и подмигнул Пейланн, которая недовольно посмотрела на него. Она уловила намек на свой серебристый смех. Пейланн собрала столовые ножи и смахнула крошки с исполосованной лезвием разделочной доски. На случай, если кто-то не уловил параллелей между рассказом и самими сказителями, Ганни взял со стола четыре ножа, и они исчезли в его рукаве; потом они стали по одному появляться в его как будто свободной руке, и он начал бросать их в сторону Кори, который подставлял разделочную доску. Потом Кори вернул ножи на место. — Итак, — сказала Пейланн, наклонившись над стойкой. — Пока у нас есть алчный, порочный дракон и молодая, коварная, готовая убивать драконица. И что же дальше? Все посетители таверны внимательно слушали. — Почему ты такого дурного мнения о драконах? И почему твой друг все время поглядывает в окно? Ганни вздрогнул и сделал шаг назад. — По привычке. Простите его. — Он обернулся. — Не все драконы плохи, как вы узнаете из нашей истории. Ведь после того, как Белдиезе скрылась из виду… После того как Белдиезе скрылась из виду, Корион подошел к Элгану. — Ты, — сказал он с тем удовольствием, которое люди испытывают, когда их друзья наделали глупостей, — серьезно влип. — Да, мы влипли. — «Мы»? — Корион с притворным непониманием огляделся по сторонам. Элган тоже осмотрелся. — Больше я никого не вижу. — Джегендар, — жестко сказал Корион, — будет хохотать до колик, когда увидит тебя. Элган глянул на него. — Нас, — невесело добавил Корион. — Мы найдем способ победить его. Справимся. Мы молодые, хитрые, умные, умеем действовать согласованно… — Все, конечно, верно. — Корион вздрогнул. — Но это же Джегендар! — Он всего лишь дракон, верно? Корион слабым голосом произнес: — Когда я был маленьким, родители пугали меня историями о Джегендаре. — Меня тоже. Может, теперь, когда ты это узнал, тебе будет полегче. Корион замер, погруженный в раздумья. — А в договоре сказано «сразиться с драконом» или «убить дракона»? — «Сразиться». — Вот тебе и ответ. Мы некоторое время посражаемся, а затем удалимся. В этом нет ничего позорного. — Вообще-то есть. — Может, и так, но, по мне, лучше жить и стыдиться, чем просто умереть. Но это если мы вообще выживем после схватки с Джегендаром. А почему ты так заулыбался? — Мне пришла в голову одна мысль. Драконы же разумны, верно? — Он улыбнулся Кориону. — Большинство драконов. — Да, кстати, ты случайно ее рассказал Белдиезе, откуда ты столько знаешь о драконьих битвах? Элган неловко переступил с ноги на ногу. — Я не говорил, что принимал в них участие. Корион как будто растаял, контуры его тела расплылись в воздухе, и теперь перед Элганом стоял дракон. — Значит, она так и не знает всей правды. Элган, столь же быстро сменив обличье, вздохнул: — Нет. Она не знает. — Мне это все вовсе не нравится, — жестко сказала Пейланн, накрывая на стол. — Злобный жестокий дракон, алчная, готовая на убийство молодая драконица и еще два дракона-прохвоста. — Последнее слово она особенно подчеркнула. — Кроме того, все слишком часто превращаются. А драконы обличья не меняют. — Некоторые могут. Все обернулись и посмотрели на Аннеллу, мать Элинор. Она вздрогнула от их взглядов, но взяла себя в руки и сказала: — Облик меняют красные и серебряные драконы. Черные этого не делают. Бранн, державший в руке кружку, кивнул: — Молодая Аннелла совершенно права, в том числе и насчет черных. Красные и серебряные могут превращаться, а черные — нет. Так рассказывают. Ганни одобрительно кивнул: — А два дракона из нашей истории, Корион и Элган, серебряные. — Он сложил руки на груди. — Кроме того, — задумчиво добавил Кори, — другие драконы могут воспользоваться магией. — Это верно. — Тут в голосе Ганни зазвучало суровое осуждение. — Даже черный дракон вроде Джегендара может носить кольцо превращений. Слушатели беспокойно заерзали. Они обратились к трактирщику, желая услышать его мнение. — Они правы, — неохотно сказал Дариен. — Если черный дракон найдет где-нибудь кольцо превращений и сможет надеть его, то и он будет способен принимать человеческий облик. — Вот видишь? — Ганни лучезарно улыбнулся Пейланн. — Среди вас и сейчас может находиться дракон, и никто об этом не узнает… Найти Джегендара оказалось на удивление легко. Как угрюмо заметил Корион, достаточно просто двигаться туда, откуда раздается плач. Среди холмов пылал пожар: горел крестьянский двор. Элган подошел туда в человеческом обличье, чтобы не перепугать спасшихся от огня. Огромный черный дракон, в три раза превосходивший по длине Элгана в его драконьем теле, сидел на стене домика без крыши и, как черный ворон, заглядывал внутрь. Он равнодушно смотрел то в один угол, то в другой. Потом он глянул вниз, на Элгана, остановившегося на некотором расстоянии. — Кто еще сюда пожаловал? — Это всего лишь я, Элган. — Он облизал внезапно пересохшие губы. — Элган? — Черный дракон осмотрел Элгана с ног до головы, не улыбнувшись и не нахмурившись. Джегендар махнул окровавленными когтями. — Все совершенно ясно. Ты здесь, чтобы сразиться со мной? — Похоже, я вынужден это сделать… — Элган почувствовал, как у него краснеют уши, — потому что, ну… на днях я, похоже, что-то сболтнул насчет того, что знаю, как сражаться с драконами… — То есть ты хвастался. — Из домика раздался то ли вопль, то ли причитания. — Простите. — Джегендар наметил свою жертву, проследил за ее движением и резко опустил голову, как цапля в ручей. Раздался вопль, а потом еще один. Внутри домика Джегендар снова на кого-то набросился. — И я тут подумал, — сказал Элган, внезапно устыдившись, что приходится говорить такие слова, — что поскольку и вы не хотите сражаться по-настоящему, мы могли бы разыграть битву понарошку, чтобы это устроило… — Попробую-ка я угадать. — Черный дракон поднялся и вытер лапой пасть. — Тебя обязала сразиться со мной одна дама. Она хочет, чтобы ты убил меня, поскольку я так жесток, верно? — Ну, у нее были личные мотивы, в основном имущественного характера… Джегендар внезапно улыбнулся, оскалив желтеющие клыки: — А, Белдиезе? И почему меня это совершенно не удивляет? — Один из его клыков был испачкан кровью. Джегендар сказал: — Снова прошу прощения. — Он очистил зуб от крови быстрым движением языка. Глаза его были полуприкрыты, как у мурлыкающего кота. Потом он снова открыл глаза и спросил: — И мне никак не отговорить вас от этой… битвы? Элган честно признался: — Как бы мне хотелось, чтобы вам это удалось. — Ну, давайте я попробую. — Как будто мимоходом он швырнул в Элгана камнем размером с кендера. Элган пригнулся, и Джегендар кинул еще один камень и еще один. Элган, вне себя от ужаса, пополз, пытаясь найти убежище. Через несколько мгновений он, уже съежившийся в канаве и наполовину засыпанный большими камнями, услышал глумливый смех и почувствовал порыв холодного ветра: Джегендар поднялся в воздух и полетел прочь. Вниз по камням, прямо к Элгану, что-то покатилось; он поднял руку, чтобы защититься от падающего предмета. Его плеча коснулось что-то мягкое, мокрое и мясистое. Элган вздрогнул и задергался под камнями. Несколько камней откатились в стороны, и показалась голова Кориона. — Я видел, как он улетел. Большая скотина, верно? Как ты с ним пообщался? — Наклонив голову, он понюхал воздух. — Пахнет кровью. С тобой все в порядке? Элган вытянул вверх руки. — Вытащи меня. А потом мы обдумаем нашу завтрашнюю стратегию. — Он посмотрел на черневшую далеко в небе точку. — А стратегия нам нужна очень хорошая. Элинор, зарывшись лицом в кофту матери, испуганно поглядывала одним глазом. Одним быстрым движением, так что мать даже не успела возразить, Кори посадил Элинор себе на плечи, схватил ковшик для сидра и бросился на Ганни, который, изображая панику, стал бегать от него по таверне. Они вертелись и уклонялись от ударов, описывали спирали и подпрыгивали у очага, быстро ныряли в холодный воздух возле дверей. Время от времени один или другой выкрикивал: — Планируй! — Снижай скорость! — Бросайся вниз! — Выходи в петлю! Элинор размахивала черпаком, стараясь ударить Ганни. Ей было очень весело. Но Пейланн, Дариен и посетители смотрели на них с опаской, и все заметили, что временами Ганни замирал у окна и пристально всматривался в небо. Когда Кори, запыхавшись, остановился у стола и посадил девочку на место, Аннелла обняла ее и крепко прижала к себе. Элинор в восторге размахивала ручками. — Они о драконах знают все! — Немало, — согласился Ганни. Взрослые, не особенно доверяя его словам, обратились к Дариену, чтобы услышать его мнение. — Откуда мне знать? — раздраженно сказал он. — Я всего лишь трактирщик. Помолчав мгновение, он неохотно проговорил: — Но немножко о драконах я все же знаю, — потому что на такой работе, как у меня, многое случается услышать. Ну да, все подробности звучат вполне правдоподобно. Ганни сел возле Бранна, и тот отпрянул от него. — Вы замерзли? — Ганни указал на очаг, в котором догорали угольки. — Вскоре угли покроются серым пеплом, таким же, который покрывает одежду путника, проснувшегося утром возле костра… Они проснулись и заметили на своей одежде тонкий слой пепла, будто от догоревшего костра; посмотрев вниз, на долину, они увидели, что она почти полностью окутана дымом. Умывались они молча, не глядя друг на друга. Так, в человеческом обличье, неся в руках копье и седло, они медленно спустились по склону. Когда Элган и Корион поравнялись с деревенскими жителями, никто не посмотрел на них и не заинтересовался их ношей; всем было слишком тяжело. Одни, с ничего не выражающим лицом, глядели перед собой пустыми глазами, другие были в ярости, а кто-то плакал. Все тащили сундуки, неудобные, как попало перевязанные свертки, наскоро уложенные мешки из-под зерна. Многие несли младенцев или утомившихся в пути детишек. Впереди покачивалась охваченная пламенем вывеска таверны «Отдых для путника»; краснели раскаленные от жара буквы. Среди беженцев был и трактирщик, с трудом ковылявший. На спине он нес полку с оловянными пивными кружками. Он споткнулся о лежавший на дороге камень. Корион бросился вперед, поддержал его ношу и не дал ему упасть. — С вами все в порядке? Трактирщик посмотрел на него, будто не понимая, о чем речь. — Он сжег наши дома и все хозяйство. — Трактирщик указал в сторону холма, где сквозь дым виднелись развалины домов и надворных построек. — Он сжег все сено, которое мы припасли на зиму. — Трактирщик нахмурился. — Он говорил, что ему нужно размяться перед важным сражением. Корион и Элган посмотрели вслед трактирщику, с трудом зашагавшему дальше. Элган потер руку в том месте, где ее стягивал договор. Корион ступил за развалины амбара и подбросил монету. — Выбирай, орел или решка. Спустя мгновение он, угрюмо что-то пробормотав, принял драконье обличье. — Надень на меня седло. Корион, с Элганом на спине, поднялся в потоке утреннего ветра над противоположным склоном холма и подлетел к окраине городка. Внизу пылал хлев и стоящая неподалеку скирда. Элган потянул левый повод. — Подлетай туда слева, держи крылья неподвижно, чтобы тебя было не слышно, и поднимайся по спирали направо, на восходящих теплых потоках, которые будут там над огнем… — Летать я и сам умею. Элган замолчал, и Корион стал снижаться, приближаясь к пожару. Перед хлевом металась туда-сюда женщина; она держала на руках младенца и вопила, глядя в небеса. Ребенок не шевелился. Элган прикрыл глаза. — Поторопись. Когда Корион скользнул по краю восходящего потока, его правое крыло приподнялось под давлением воздуха. Он подлетел поближе к потоку и начал подниматься, постепенно сужая круги, и вот они уже описывали совсем узкую спираль, направленную вверх. Элган уже в девятый раз проверил упор для копья; еще он то и дело поглядывал по сторонам. — Корион? — М-м? — Корион плотно сжал губами удила и нервно покачивался туда-сюда. — Мне кажется, он знает… — Конечно, — раздался неподалеку от них невозмутимый голос. Элган натянул поводья, и они метнулись влево, а на том месте, где они только что были, промелькнул темный силуэт и воздух рассекли когти. — …все, что мы собираемся делать. — Элган держал копье близко к себе, довольный, что не уронил его. Пока Корион разворачивался, Элган машинально поднял палец, вытянул руку, будто крыло, и ощутил поток воздуха. Ветер был холодным. Зависнув под слоем облаков, они смотрели во все стороны, ожидая увидеть Джегендара. Наконец Элган сказал: — Какой классический маневр выполняется после неудачной атаки? — Устремиться вниз, набрать скорость, в самом низу поднять крылья воронкой, изо всех сил замахать ими и резко рвануть вверх, найти восходящий поток, подняться в облака… — Корион тревожно окинул взглядом нижний слой облаков. — Спрятаться там и выждать подходящий момент, — медленно договорил он. — Он должен был воспользоваться другим потоком. Ветром возле гор или… — Элган замолчал: их взглядам вдруг открылись лежавшие здесь и там пылающие развалины. — Кори, у Джегендара здесь что-то вроде игровой площадки, где он устроил для себя целую систему восходящих потоков… Поднимайся повыше, переходи с одного восходящего потока на другой. Посмотрим, может, удастся его перехитрить. — Не думаю, что мы сможем провести его, — мрачно сказал Корион. И он, конечно, был прав, Джегендар снова атаковал. На этот раз он камнем выпал из облаков, прорвав небольшую дыру в туче позади себя, и, легонько шевельнув самым кончиком крыла, повернул в их сторону. Элган с криком распластался по спине Кориона, который потерял восходящий поток и неловко закувыркался вниз. Элган отчаянно цеплялся за его спину. — Подлети ближе к облакам. Там он, по крайней мере, не сможет вот так на нас пикировать. Корион захлопал крыльями, уклоняясь от заметных восходящих потоков. Боковой ветер с силой встряхивал их, и Кориону приходилось постоянно подправлять курс, чтобы остаться над склоном холма. Они были на такой высоте, что при выдохе изо рта белыми облаками валил пар. Элган похлопал Кориона по боку: — Смотри. Впереди неторопливо летел, окидывая взглядом небо под собой, Джегендар. — И где мы будем прятаться? — спросил Корион. — Прятаться не будем, — ответил Элган. — Мы набросимся на него. Ты быстро нырнешь, стараясь не шуметь крыльями, а в последний момент улетишь прочь. Есть у меня одна мысль. Когда Элган изложил свой план, Корион сказал: — Здесь же не таверна, и он не хочет, чтобы мы его развлекали. Элган посмотрел на без всяких усилий летевшего Джегендара: — Нам нужно попробовать что-нибудь сделать. Полный дурных предчувствий, Корион вздохнул и полетел вперед, поймал ветерок, поднялся, а потом начал резко снижаться, набирая скорость. Элган внимательно следил за противником и был готов в любой момент отказаться от атаки, но тот ни разу не глянул в их сторону. Джегендар был почти неподвижен; он держался в восходящем потоке, широко расправив крылья, и лишь слегка уменьшал их размах, поднявшись, слишком высоко. Он был отличной мишенью: взгляд его был устремлен на лежавший среди зеленых холмов круглый глубокий пруд, обрамленный известняковыми склонами. Элган тоже посмотрел вниз. Воды были совершенно неподвижны, не было ни малейшего ветерка. Поверхность казалась зеркальной… К своему ужасу, Элган заметил, что оба дракона ясно отражаются в пруду. — Уходим! — завопил Элган, рванув левый повод. Корион немедленно сделал вираж, настолько крутой, что Элгана с силой вдавило в седло. Джегендар развернулся, оскалив зубы в жуткой улыбке. Он приготовился броситься туда, где должен был бы оказаться развернувшийся Корион. Элган с силой натянул правый повод. Корион пробормотал: — Все в порядке. — И чуть было не перевернулся; его левое крыло взметнулось вверх и оказалось там, где только что было правое. Элган схватился за седло, и они, завертевшись, полетели прочь; этот глупый и неуклюжий маневр отнял много сил, но спас им жизнь. Джегендар пронесся мимо. Элган тихо сказал Кориону: — Мы погибли. Корион согласился. — Это еще если нам очень повезет. — Спрячемся в облаках? — Он догонит нас и там. Он доберется до нас, куда бы мы ни полетели. — Джегендар снова летел в их сторону, набирая скорость. Послышались раскаты грома. Внизу разразилась перевалившая через горы гроза. Вихревые ветра трепали нижний слой темных туч. Элган наклонился вперед, к голове Кориона, и предложил: — Дадим туче нас засосать? — Что за безумная мысль! Нас будет швырять во все стороны, как игрушку. — Корион добавил: — Ни один дракон в здравом уме… Ну что ж. — Он развернулся в сторону грозы. — Прикроешь меня со спины. — Двигайся по левому краю грозы зигзагами. Когда они оказались под самым облаком, Корион перестал взмахивать крыльями. Совсем рядом оглушительно грохотал гром, а ветер дул так сильно, что Элган вцепился в луку седла и сжал дракона ногами, чтобы удержаться. Со всех сторон взвивались струи воздуха. Через несколько секунд они были уже внутри грозовой тучи. Их трясло из стороны в сторону в темноте, лишь иногда вспыхивали молнии. Корион постоянно прилагал все усилия, чтобы держаться ровнее. Элган вцепился в седло; ему вспоминалась легенда о драконе, который от порывов грозового ветра потерял сознание и головой вниз выпал из облаков. Молния вспыхнула особенно ярко, и Элган увидел, что Корион повернул голову и посмотрел на него. Было заметно, что он испуган. Корион извиняющимся тоном проговорил: — Я не смогу долго так держаться. Я теряю силы. — Джегендар тоже устает, и он стар. Ты же выносливее его, верно? — Джегендару, — жестко ответил Корион, — не приходится нести на себе всадника. Элган задумался, а потом сложил ладони рупором и скомандовал, перекрикивая гром: — Дай ветру унести тебя вперед, а потом возьми влево и спускайся. Пора, — Ну, раз уж это так необходимо, — хмуро ответил Корион. Вылетев из туч, они увидели, что дома внизу уже не горят. Элган натянул левый повод, направляя Кориона в сторону сгоревшего амбара, где они расстались с Белдиезе. Ветер разогнал облака. Элган с облегчением произнес: — Похоже, скоро засияет солнце. — Мы от этого что-то выигрываем? — Кто-то от этого выиграет, — туманно ответил он. — Не приближайся к амбару сразу; облети вокруг и проверь, нет ли где нашего противника. Возьми влево, — торопливо добавил он. В такой момент не стоило полагаться на классические приемы. Корион накренился влево, слегка сложил крылья и пошел на снижение. Элган крепко держал копье. — Куда ты? Не успел Корион ответить, как Элган посмотрел вверх и сдавленно проговорил: — Он слева. Тут же, не тратя времени на то, чтобы убедиться в этом, Корион резко повернул влево. Джегендар вынырнул из облака, а потом исчез; не было ни малейшего сомнения в том, что он их увидел. Корион, закончив поворот, полетел по прямой. — И что теперь? — Его нет ни с одной стороны. Рассеялись почти все облака, кроме нависшей над долиной большой грозовой тучи. В ярком солнечном свете Корион почти завис. Он вытягивал шею то вверх, то вниз. — Внизу? — Он посмотрел вниз. — Наверху? — Он прищурился. — Его нет. Надеюсь, нам удалось от него избавиться. И тут их накрыла тень, с каждой секундой становившаяся все темнее. Элган в панике завопил: — Он был со стороны солнца! Он… Корион дернулся в сторону, а Элган поднял копье вертикально. Джегендар, проносясь мимо них, зацепился за копье левым крылом. От сильного толчка Элган уронил копье. Оно скатилось под туловище Кориона и исчезло из виду. Они снова поднялись к облакам. Джегендар замедлил свой полет, развернулся, посмотрел на них и зарычал, увидев, что Элган безоружен. Корион, вытянув шею вперед, изо всех сил захлопал крыльями. Подняв глаза, Корион и Элган увидели нависшие над долиной грозовые облака; под самыми темными из них описывал круги Джегендар. Он спускался прямо на них. Его черное тело темным силуэтом выделялось на фоне вспыхивающих молний. Корион произнес почти спокойно: — Отлично. Теперь ты вывел его из себя. — Вывел его из себя? — с сомнением повторил Дариен, вопреки собственному желанию увлеченный рассказом. — И какой же толк от этой выходки? — Да, бестолковая выходка, — мрачно согласился Ганни. Он подвинулся к окну и выглянул так, чтобы его собственный силуэт не смогли увидеть снаружи. Элинор уснула на спине у Кори; он подался вперед и опустил ее на руки Пейланн. Малышка не проснулась. — Но все же, — глубокомысленно заметил Ганни, — рассерженный враг не склонен задумываться. Оставалось надеяться только на то, что его удастся перехитрить… — Он нас перехитрил, — сказал Корион. Взгляд его так и метался по небу. — Куда он подевался? — Он бросился вниз на нас, а потом рванул в облака, так что тебе из-за меня было его не видно. Это он умеет. Они стали снижаться. Корион захлопал крыльями. Он опускался и набирал скорость. Тело его оставалось все таким же прямым от напряжения. — Как же мы сплоховали! Как ты думаешь, он заметил, что ты остался без копья? — Он, я уверен, видел, что я уронил копье. — Элган сжимал и разжимал пальцы, стараясь расслабиться. Впереди под ними был виден круглый пруд. Корион сделал вираж в ту сторону, приподняв левое крыло и снизившись. Он смотрел на падавшую от них тень, пока не оказался над водой. Солнце было прямо над ними. В какой-то момент, когда пруд ослепительно засиял, как золотой диск, Корион увидел, или же ему показалось, отражение еще одной небольшой черной точки. Она была над ними. Он прошипел Элгану: — Посмотри скорее наверх. Тот посмотрел. — Я ничего не вижу… — Подними большой палец так, чтобы заслонить солнце, и посмотри, не видно ли справа или слева крыльев. Элган крикнул: — Он там! Прямо над нами, со стороны солнца, и он снижается. Он камнем летит на нас… ближе-ближе… о Боги, его когти… Корион крикнул: — Держись! Прижав крылья к туловищу, он устремился вверх, будто выпущенный из рогатки камень. Оказавшийся прямо над ними Джегендар согнул и выпрямил свои огромные лапы. Рыча от ярости и наслаждения, он летел вниз… — Лови! — Корион поднял голову, и Элган увидел, что дракон прятал под своим телом копье. Корион бросил копье Элгану, и тот ловко поймал оружие и метнул его со всей силы, а к ней добавилась еще и скорость, которую они успели разбить. Просвистев в воздухе, копье вонзилось Джегендару в грудь. Оно пробило его плоть легко, будто влетев в темную тучу. Джегендар рухнул вниз. От одного удара такой силы он должен был бы умереть. Корион снизился, довольный тем, что хитрость сработала… — А сработала бы такая хитрость, господа? Особенно в отношении другого дракона? — Бранн ничуть не пытался спорить, он просто уточнял. Ганни холодно посмотрел на него: — В отношении глупого самоуверенного дракона, которому давным-давно никто не бросал вызов? Запросто. Бранн тут же согласился и поднес ко рту кружку. Не только чтобы выпить, но и чтобы спрятаться за ней. Ганни продолжал: — По крайней мере, им удалось добиться как раз того, чего они и ожидали. Корион полетел пониже… Корион полетел пониже, чтобы посмотреть, умер ли Джегендар. Над лежавшим на холодной траве телом поднималась дымка, будто над горячим источником или закипающей водой. Копье пробило туловище дракона насквозь и пригвоздило его к земле. — Свое дело мы сделали, — с облегчением сказал Корион. Послышалось шуршание: с руки Элгана слетел договор. Пергамент рассыпался в пепел, который легким ветерком понесло мимо носа Джегендара… А там пепел внезапно взвился вверх от сильной струи воздуха. Джегендар, тяжело дыша, открыл один глаз. — Очень хорошо, — холодно проговорил он. Уже стоявшие на земле Корион и Элган оцепенели. — У вас почти получилось. Если бы копье бросили чуть получше, я был бы сейчас мертв… — он глянул вниз, — а не мучился бы от ужасной боли. Так знайте же, — тихо прошипел он и закашлялся, — Знайте. Я исцелюсь. И найду вас. Элган сказал, и голос его задрожал лишь чуть заметно: — Тебе никогда нас не разыскать. Джегендар обхватил копье своими огромными когтистыми пальцами и отломил его над раной. — Я найду вас, какое бы обличье вы ни приняли, и буду сжигать дотла все поселения, где вы побываете, пока не поймаю вас. Вы будете скитаться по земле, каждую ночь вслед за вами будут идти смерть и несчастья. Элган открыл было рот, но, так ничего и не сказав, быстро зашагал прочь. Корион, приняв человеческий облик, последовал за ним. Перед тем как покинуть окутанную дымом долину, они остановились только для того, чтобы взять свои заплечные мешки. Элган задумчиво посмотрел на черную громадину: — Хотел бы я знать, сколько времени ему понадобится для исцеления. И оба зашагали по первой из многих дорог, которые им было суждено пройти. — …По первой из многих дорог. В очаге догорали последние огоньки, светильники уже погасли. В таверне стало темно; внезапно показалось, что внутри так же холодно, как и за дверями. Кори закончил рассказ: — И вот эти двое в человеческом обличье скитаются из города в город, из таверны в таверну, стараясь спрятаться среди людей. А по ночам вслед за ними летит исцелившийся дракон Джегендар. И куда бы они ни приходили, вскоре те места охватывали безжалостные пожары. И до сих пор мало кому удалось спастись в тех местах, куда они забредают. Довольно долго никто не произносил ни слова. Наконец Бранн с дрожью в голосе спросил: — И он их все еще не поймал? Ганни, совершенно перестав улыбаться, уже раз в двадцатый глянул в окно. — Пока нет. — И он испепелил все селения, где они побывали? — Дотла. — Кори тревожно наблюдал за выражением лица Ганни. — И не оставил камня на камне. Жители бежали, землю орошали кровь и слезы. — Так, значит, эти два дракона вечно будут бежать от Джегендара? — печально спросил пастух. Кори развел в стороны руки. Его освещал огонь камина, и тени от его рук, нависшие над столом, затрепетали, как крылья. Пока он не опустил руки, никто не шевельнулся. — Боюсь, на этом наш рассказ и заканчивается. Кори скромно кашлянул. — Если вы помните, — серьезным тоном сказал он, — мы договаривались, что, если наш рассказ вас напугает, вы нам заплатите. — Он обвел взглядом присутствующих, одного за другим; несколько человек вздрогнули. — Мы, как мне кажется, свой выигрыш заслужили. Посетители стали нервно расплачиваться. Они вытаскивали монеты из карманов, сумок или кошельков и клали их в ладони Кори и Ганни, будто взятку или плату за ненападение. Пастух достал пять-шесть ржавых монеток и положил их на ладонь Кори. — Все, что у меня есть, — жалобно произнес он. Кори утешительно похлопал его по плечу, но монетки забрал все до единой. Аннелла забрала из рук Пейланн все еще спавшую Элинор и, обняв девочку так, будто пыталась защитить, понесла ее к выходу из таверны. Кори хотел погладить Элинор по головке, но мать отшатнулась, Все как один, даже странники, которым предстоял долгий путь, надели верхнее платье и исчезли под покровом ночи. В таверне остались только трактирщик, официантка, Кори и Ганни. Две шапки наполнились монетами, а все кровати на постоялом дворе были пусты. Пейланн, убирая со столов, бросила на них сердитый взгляд. — Мило у вас все вышло, а? Кори невинным тоном спросил: — У вас случайно не найдется комнаты, где мы могли бы остановиться? — Места у меня теперь предостаточно, — холодно ответил Дариен. — Все благодаря вам. Пейланн со стуком поставила на стол кружки. На подносе не было ни монетки; все чаевые достались сказителям. — Поглядывать в окно — это вы славно придумали. Ганни посмотрел на нее с видом оскорбленной невинности. Он потыкал кочергой в камине. — Догорают последние угольки. — Ничего страшного, — Дариен обвел свирепым взглядом опустевший зал. — Ведь таверна называется «Поджидающий огонек». — Так вы нам пока что не заплатили, — решительно напомнил Кори. — И чем же я должен заплатить вам за то, что вы погубили мое заведение? Ганни нахально постучал по пальцу Дариена: — Это кольцо неплохо смотрится. Дариен, как будто с удивлением, опустил взгляд на кольцо. — Ну, уж нет. Оно стоит больше, чем может показаться; по крайней мере, мне оно дорого. Держите. — Ганни не верил своим глазам: Дариен достал из шкатулки с выручкой две золотые монеты и швырнул каждому из них. — Все, что могу предложить. — А теперь, — мрачно проговорил он, — если вы и правда умеете обращаться в драконов, я посоветовал бы вам это сделать. Его тень широко расползлась по стене. Кори и Ганни неловко переминались с ноги на ногу. — Мы же сказали, — жалобным голосом проговорил, наконец, Кори, — это всего лишь предание. — Да и рассказ ваш тоже не особенно хорош, — непринужденно сказал Дариен. — Конец должен быть получше. Не желаете ли послушать? Сказители ничего не ответили. Из-за стойки за ними пристально наблюдала Пейланн, протиравшая кружки. — Когда-то, не так уж давно, жили два легкомысленных молодых человека, которые рассказывали историю, порочащую двух драконов. Они зарабатывали себе на жизнь, выступая со своим рассказом, пугали людей и сеяли страх и недоверие к драконам, а также вовсю намекали, что и сами являются драконами. Кроме того, они всячески внушали мысль, что их преследует черный дракон, а причиной этому послужило коварство серебряного дракона. Свой рассказ они украшали всякими деталями, почти все из которых были совершенной ложью. Ганни сердито ответил: — Наш рассказ основан на реальных событиях. — Ваш рассказ основан, — холодно сказал Дариен, — на том, что существуют настоящие черный и серебряный дракон. А остальное вы выдумали. — Но что же в этом плохого? — слабым голосом спросил Кори. — Предание, оно и есть предание. Дариен улыбнулся ему: — Не всегда. — Он постучал кольцом по стойке. — Разве найдется настолько глупый дракон, который станет преследовать пару болтающихся из таверны в таверну лгунишек по всему Кринну… Оба рассказчика с облегчением улыбнулись. — …если ему достаточно просто найти постоялый двор и дождаться их прихода? Улыбки с лиц сказителей исчезли. Тень трактирщика растеклась по потолку и опустилась, и руки его будто втянулись. И вот в таверне, припав к полу, сидел черный дракон, на пальце у которого по-прежнему было кольцо превращений. — Я еще не до конца выплатил то, что полагается вам по условиям пари… — Мы это вам простим, — визгливо сказал Ганни. — Правда, не стоит беспокоиться, — дрожащим голосом поддержал его Кори. — Ерунда. — Дракон поднял обсидиановый коготь, делая вид, что задумался. — Ах да. Вы говорили, что я должен приготовить еду. — Он с ухмылкой посмотрел на них сверху вниз, и в свете, камина блеснули красным его острые зубы. — С удовольствием. Из-за стойки раздался недовольный голос серебряного дракона: — Не здесь же, Джегендар. Этому требованию тут же подчинились Кори и Ганни, бросившиеся в закрытое окно. Вслед за ними, отшвыривая в стороны створки, устремились два дракона. В камине догорели последние огоньки, а вопли ужаса и хлопанье крыльев постепенно затихли вдалеке. СЕКРЕТНОЕ ОРУЖИЕ ИНЖЕНЕРОВ ПЕРВОЙ АРМИИ ДРАКОНОВ Дон Перрин и Маргарет Уэйс — Спокойно, спокойно… — командовал Кэн. Приставленные к баллисте дракониды, сивак и бааз напряженно ждали приказов своего командующего. Неприятель — легкая эльфийская кавалерия, выискивающая бреши в оборонительной линии Ариакаса, — был совсем рядом, но еще за пределами досягаемости выстрела из баллисты. Командующий эльфами стремился обнаружить самый слабый участок фронта, где оказалось бы особенно мало бойцов Армии Драконов, известной отсутствием дисциплины. Наверное, это скользкое существо с острыми ушками решило, что здесь и есть слабое звено. Кэн усмехнулся. Эльф жестом отправил десятерых всадников проверить правый фланг противника. Голос Кэна звучал поначалу так тихо, что слышать могли только его подчиненные: — Подождите, спокойно, спокойно… — И тут он проревел: — ОГОНЬ! Как только первый эльф пересек сухой овражек и начал двигаться к правому краю, из баллисты с силой вылетело огромное бревно. Тяжелый снаряд попал прямо в скакавшего вторым эльфа, и тот вместе с лошадью обрушился на следующего позади. Все смешалось, кони и эльфы повалились друг на друга. Никто не смог подняться. Захватив с собой двоих погибших, остальные эльфы быстро поскакали обратно. Поисково-разведывательному отряду эльфов пришлось отступить на свои позиции. Приставленный к орудию расчет испустил радостный вопль. Дракониды высоко подняли знамя и стали размахивать им, чтобы видела вся армия. Кэн, рослый драконид-базак, стоял позади баазов и сиваков, стрелявших из этого огромного, похожего на арбалет орудия. Он скрестил руки на груди и улыбнулся еще шире. — Теперь они знают, что наши снаряды могут долетать до ручья, но не догадываются, что мы можем простреливать еще и дорогу! Его подчиненные хлопали друг друга по чешуйчатым спинам. Кэн позволил им немного повеселиться — видит Владычица Тьмы, в последнее время радостные моменты выпадали не часто. Он уже собирался дать команду вернуться на места, когда из зарослей появился драконид-сивак, который остановился перед Кэном и отдал честь. — Лорд Раджак хочет видеть вас в своем походном шатре. Немедленно. — Раджак? Какого демона ему понадобилось? — проворчал Кэн. — Мы работаем на генерала Немика. После повышения по службе Кэн стал инженером дивизии и подчинялся непосредственно командиру дивизии. Шестью месяцами раньше он был бригадиром мостостроителей, находившихся в подчинении Раджака, который был тогда вторым адъютантом. Построив эту баллисту, он и его бригада доказали, что вполне справятся и с полевыми инженерными работами. Немик, один из немногих оставшихся в Армии Драконов опытных и искусных генералов, отзывался о работе драконидов весьма лестно, и с тех пор они поступили непосредственно под его командование. Кэну было приятно, что его заслуги оценили по достоинству. Судя по всему, теперь этому пришел конец. Кэну никогда не нравился Раджак. Неприязнь была взаимной: для Раджака дракониды были мясом, которым можно швырять в противника, пока не наступит время выйти в бой «настоящим боевым частям», состоящим из людей. — Мы работаем на генерала Немика, — упрямо повторил Кэн. Сивак покачал головой: — Нет. Уже нет. Вчера Немик получил повышение: он стал помощником Лорда Ариакаса, после того как во время вылазки прошлой ночью топором зарубили Боромонда. Теперь Лорд Раджак — командующий Первой дивизией. — Клянусь глазами Владычицы Тьмы! — Кэн заскрипел зубами от досады. — Мне доложить Лорду Раджаку, что вы уже идете, сэр? — попытался поторопить Кэна сивак. — Он ждет. Базак хотел было уже велеть передать Раджаку, что тот может пойти в Бездну и устроиться там поудобнее, но тут его отвел в сторону его помощник Слит. — Вам нужно идти, сэр. — Но ведь этот тип просто идиот! — кипел от ярости Кэн. — Ты же знаешь, что он с нами сделает! Он отправит нас в дозор или даст какое-нибудь настолько же опасное задание. Он ждал случая разделаться с нами с тех самых пор, как под ним провалился мост через Версоново озеро. И виноват был во всем он сам, чтоб ему пропасть. Я его предупреждал, что не надо пытаться перевести через мост этих волосатых мамонтов, но он меня слушать не стал… Слит посочувствовал своему командиру: — Знаю, сэр, но вы должны с ним поговорить. — Он понизил голос. — Вы же слышали, о чем сейчас поговаривают. Эта война почти закончена, и нас ждет поражение. Мы все еще живы, слава Ее Темному Величеству, и мне бы хотелось такое положение дел сохранить. Не дай этому ублюдку Раджаку возможности выместить злобу на нас перед самым окончанием войны. Кэн что-то проворчал, но был вынужден признать, что Слит прав. Из-за пререканий и распрей между командующими войск Владычицы Тьмы неприятелю удалось вытеснить Армии Драконов с захваченных территорий и заставить отступить в Нераку, главный город Владычицы. Когда эта война начиналась, армия одерживала славные победы, но теперь все было совсем по-другому. Они сражались лишь от безысходности. Никто не хотел гибнуть, отстаивая интересы тех, кто уже явно был обречен на поражение. Дезертирство стало привычным явлением. Даже тем, кто оставался верен прежним убеждениям — например, Кэну и его команде, — совершенно не хотелось пропадать даром. Кэна вполне устраивала его работа: он командовал бойцами, стрелявшими из дальнобойных орудий. Они наносили потери врагу, но сами при этом почти не рисковали. Оставив Слита за главного и приказав подчиненным к своему возвращению подготовить баллисту к бою, Кэн зашагал по дороге к походному шатру, перед которым развевался флаг Первой дивизии. Это говорило о том, что внутри находится командующий. Охранявшие шатер люди лениво выпрямились, но, хотя Кэн и был выше их по званию, отдавать честь пришедшему дракониду не стали. — А, Кэн. Заходи, садись. — На Лорде Раджаке были черные кожаные доспехи, совсем новые, еще блестящие. Возле него сидели два других полковых командира и огромный воин-минотавр. — Как ты, несомненно, слышал, — продолжал Раджак, — я получил повышение и стал генералом, кроме того, теперь я командую Первой дивизией. Мне нужно, чтобы во главе полков встали самые лучшие командиры, и, скажу тебе прямо, Кэн, ты в их число не входишь. Не обижайся, но ведь всем известно, что вы, ящерицы, немного туповаты, верно? У Кэна зачесались когти. Дракониду потребовалось все самообладание, какое у него только было, чтобы не разорвать командующему лицо и не заставить его перекусить собственным мясом. Раджак продолжал, указывая на минотавра: — Я хочу познакомить тебя с Чк'полом. Он будет вашим новым командующим. Командующим третьим полком Первой дивизии. Ничего не понимающий, Кэн на мгновение даже перестал злиться. — Хм… но в нашем дивизионе нет третьего полка… Раджак лениво махнул рукой: — Дорогой мой драконидик, вы и есть третий полк — ты и твоя маленькая инженерная команда. Мне стало понятно, что на вас, драконидов, наша армия напрасно тратит ценные ресурсы. Выполнение инженерных задач лучше предоставить людям, у которых для этого есть достаточные умственные способности. Теперь вы, дракониды, найдете свое истинное призвание, то, для чего вы всегда и были предназначены. Вы станете главными строевыми частями Первой дивизии! А присутствующий здесь командующий Чк'пол удостоится чести вести вас в бой. Чешуйки Кэна тревожно зацокали друг о друга. Мало того что его понизили в должности, так его еще и посылают на передовую под предводительством минотавра! Да и минотавр был тот еще фрукт. — Как ты знаешь, Чк'пол славится храбростью в бою, — продолжал Раджак. — Его репутация мне известна, — мрачно ответил Кэн. Этому самому Чк'полу, и никому иному, Первая Армия Драконов была обязана тем, что в ее рядах не осталось, кроме него, ни одного минотавра. Всех их он отправил на смерть. Они гибли, участвуя в глупых атаках, в которых не было надежды на успех. То есть ее не было у его подчиненных. Самому Чк'полу каким-то чудом всегда удавалось вернуться. — Пусть ваш подчиненные быть готовы, — сказал минотавр, воображая, что изъясняется на языке драконидов. — Я говорить с ними. Темные жрецы утверждали, что Саргас, Бог минотавров, был супругом Владычицы Тьмы. Кэн такого выбора Ее Величества не одобрял. Он хмуро отдал честь и покинул шатер. Кэн побежал по дороге обратно, к командному бункеру. Двести драконидов, находящихся в его подчинении, жили в землянках. Неподалеку располагалась и площадка, где собирали боевые орудия, например баллисты. Бункер был вырыт в склоне холма. Кэн распахнул деревянную дверь и немного постоял на месте, пока глаза его после ослепительного солнца, сверкавшего снаружи, не привыкли к прохладному сумраку. За столом, ожидая возвращения Кэна, сидели Слит и семь командиров инженерных войск. — Как вы быстро! — сказал Слит. Заметив, как поникли крылья Кэна, помощник добавил: — Что, все настолько плохо, да? Непривычный к бегу Кэн глотнул воздуха: — Нас теперь превратили в третий пехотный полк! Слит провел когтями по деревянному столу, оставив длинные борозды. Глот, один из базаков, не особенно, по общему мнению, сообразительный, заморгал и сказал: — Пехотный! Это значит — на передовую! Там же могут убить! Кэн набрал воздуха и приготовился сообщить по-настоящему плохую новость, но тут она сама вошла в дверь. — Хватит болтать! — скомандовал появившийся в дверном проеме Чк'пол. В руках он держал огромную секиру. От него воняло, а рептилии-дракониды не выносили бычьего запаха. — Построить всех бойцов. Я говорить с ящерки о завтрашней битве! Ящерки! У Кэна между зубов мелькнул кончик языка. Глот, знавший вспыльчивый нрав своего командира, невольно поморщился. Медленно и неохотно Кэн отдал честь новому командиру полка. — Да, сэр. Будет сделано немедленно, сэр. Остальные офицеры-дракониды выбежали из бункера и направились к своим бойцам. Солнце уже опустилось низко и вот-вот должно было скрыться за лесом. С восточной стороны тянулись оборонительные сооружения: оттуда наступали войска заклятого врага драконьей армии, Золотого Генерала. Вот уже полгода ее отряды преследуют их, заставляя отступать все дальше и дальше. Разведка доносила, что Золотой Генерал больше не стоит во главе своих войск, что она похищена Владычицей Тьмы, а армия ее находится в беспорядке. Кэн в это не поверил. Даже если что-нибудь случится, эльфы, узнав такую новость, станут сражаться еще ожесточеннее. А их офицеры умели действовать сообща и не пытались при первой возможности разделаться друг с другом. Однако командование, принимая решения, к его мнению совершенно не прислушивалось. Первой Армии Драконов было приказано прекратить отступление и дать отпор эльфам и рыцарям. И теперь вся Первая Армия окопалась и ожидала атаки. Двести драконидов третьего полка выстроились на земляных валах, где были возведены деревянные оборонительные сооружения. Вдоль линии обороны были установлены семь баллист, за каждой из которых была закреплена команда из двадцати драконидов. Перед валами стоял Чк'пол, размахивавший своей проклятой секирой. Кэн пожелал, чтобы минотавр отрубил себе что-нибудь. — Вас ждать слава, воины-дракониды! — произнес Чк'пол. — Завтра произойти большая битва. Погибнуть многие тысячи воинов. Возможно, и большинство из вас! Вы умрете с честь! Мы не прятаться! Броситься вперед, навстречу врагу, отрубить им головы! Мы найти великая слава для Владычицы Тьмы и Саргаса, Бога войны! Еще около часа продолжал минотавр свои пылкие речи. Истощив, наконец, словарный запас на драконидском, Чк'пол заговорил на языке минотавров, которого почти никто из драконидов не понимал. Они только ошеломленно пялились на нового командира. Слит стоял возле Кэна. Тот лишь качал головой, — Эта корова еще и разговаривает. Что он там сказал, Бездна его побери? — прошептал Кэн. — Да я сам с трудом понимаю, — отозвался Слит. — То ли какая-то история о битвах минотавров, то ли еще что-то. Он то и дело упоминает в одном и том же предложении и славу, и честь, и смерть. Еще он говорит что-то насчет «броситься в самую гущу схватки». Знаете ли, от всех этих разговоров о битвах я начинаю нервничать. Как сказал Глот, там же могут убить! Только я начал подумывать, что мы переживем эту войну… — Слит подошел поближе и заговорил тише: — Вы же слышали, о чем поговаривают. Ну и что с того, что Золотого Генерала похитили? У них еще много генералов, верно? Мы проигрываем, безнадежно проигрываем! Это всем известно. Знаете, о чем я тут подумывал? — Его красные глазки смотрели мечтательно. — Мы — вы, я и ребята — уйдем отсюда и поселимся тихонько в Халькистовых горах. Я слышал, что там обитают холмовые гномы. У них, мерзавцев, на все хватает сил. Они выращивают зерно, откармливают скот, тащат камни с гор, в общем, много чем занимаются. Мы могли бы время от времени, когда нам потребуются продукты, совершать набеги на их деревни. Вот это была бы жизнь… Кэн с восхищением посмотрел на своего помощника: — Это было бы великолепно, Слит. — Ну да. — Слит пожал плечами и заговорил озлобленным голосом: — И кто мне поверит? Мы ни за что не доживем до всего этого, мы даже и не увидим Халькистовых юр. — Нам нужно как-то разобраться с этим новым командующим, и поскорее, — проворчал Кэн. — А то, при всех этих глупых разговорах о смерти, славе и чести… нас перебьют, и никто, я готов поспорить, не сложит о нас ни одной баллады! Чк'пол продолжал свою напыщенную речь. Многие дракониды, стоя на солнышке, уже начали клевать носом, но Чк'пол вдруг снова перешел на драконидский язык: — Вот план завтрашней битвы. Мы найти самое сильное место в рядах противника и броситься туда! Мы сломить всякое сопротивление! Прорвать огромную брешь. Это будет славная победа! — Огромная брешь — это неплохо, — угрюмо произнес Слит. — Но окажется она в ком-то из нас! Скажите, сэр… — Сивак встал поближе. — А не навестить ли нам сегодня ночью нашего командующего в его шатре? — Драконид достал кинжал и взмахнул им. — А что мы сделаем с телом? — спросил Кэн. — Поджарим говядины на завтрак. Кэн задумался, потирая чешуйчатый подбородок. — Нет, — решил он, наконец. — Я, например, побрезговал бы его есть. И у остальных от такого блюда может случиться расстройство желудка. Да и Раджак обязательно начнет выяснять, куда делась его любимая корова. — Мы могли бы сказать, что он дезертировал. Кэн злобно глянул на минотавра, который в тот момент рассказывал, каким образом в рукопашной схватке лучше всего рубить эльфов. — Он-то? Дезертировал? Слит на мгновение задумался. — Да, — мрачно сказал он. — Я понимаю, о чем вы, сэр. Так что же нам делать? — «…В самую гущу схватки…» — вдумчиво произнес Кэн. Потом он улыбнулся и щелкнул зубами. Слит уставился на него с надеждой, к которой примешивалась некоторая настороженность: — Я знаю, что скрывается за вашим выражением лица, Кэн. Отлично знаю. Либо вы нас спасете, либо погубите еще раньше, чем это успеет сделать Чк'пол! — Слит, в заключение этой воодушевляющей речи я приказываю тебе взять под свое командование второй отряд. Сходи на склад инженерного имущества и найди чертежи катапульты. И приступайте к работе. Мне нужно, чтобы к вечеру катапульта была готова. — Катапульта? Но сэр, у нас ведь уже есть баллисты… — Тьфу ты, ну я же знаю, что есть! Делай что тебе сказано. Нам нужна одна катапульта… — Да, сэр. — Слит терялся в догадках. Закончил свою речь Чк'пол ревом. Судя по всему, это был один из боевых кличей минотавров, от которого у драконидов чешуя вставала дыбом. Как понял Кэн, бойцам при звуках этого рева полагалось бряцать оружием и кричать от восторга. Что же, вопль минотавра оказал некоторое воздействие — бойцы, по крайней мере, проснулись. Дракониды, моргая, разинув рты, уставились на нового командира. Чк'пол нахмурился. Он не привык к такой вялой реакции на свои выступления. Кэн бодро крикнул. Остальные дракониды последовали его примеру. Чк'пол улыбнулся, остался доволен и был настолько любезен, что разрешил бойцам разойтись. Дракониды с мрачным видом побрели в землянки. Минотавр поднялся на вал и подошел к Кэну, который как раз в тот момент сказал Слиту: — У тебя есть приказ, помощник. Выполняй. Слит отдал честь и побежал на задворки, где располагались склады. Чк'пол посмотрел вслед Слиту: — В чем дело, драконидик? Я не давать этой ящерке никаких приказаний! — На сегодняшний вечер у нас намечено торжество, сэр, в честь вас, нашего нового командующего, для того, чтобы приготовиться к славе, которую мы обретем в завтрашней битве! Ноздри Чк'пола затрепетали от удовольствия. — Торжество? В мою честь? Это быть великолепно! Я не ожидать такого. У вас, ящерок, не хватает храбрости для битв. Это помогать бы. Но… — минотавр поднял руку, — никакого эля, вина и прочих дурманящих напитков! Все бойцы должны иметь ясная голова перед великой битвой, которая быть завтра. Кэн с поклоном ответил: — Конечно, сэр. У нас есть особый напиток. Мы называем его «шальным сидром», сэр. — «Шальным»? Почему же «шальным»? — Минотавр посмотрел на него недоверчиво. — Потому что можно ошалеть, пока пытаешься его раздобыть. Этот напиток делается из яблок. — Из яблок, говорите? — Чк'пол облизнулся. — Должно быть, это полезно для здоровья. Кто яблоко в день съедает, того и темный жрец избегает. [1] — Надеемся, что так оно и есть, сэр, — ответил Кэн. — Вам обязательно нужно выпить побольше сидра. Но вот взошло солнце, и в сердце Кэна закралось отчаяние. Чк'пол, которому, по расчетам драконида, полагалось уже быть мертвецки пьяным, все еще стоял, стучал кулаком по столу и во всю мощь своих легких горланил боевые песни минотавров. — Подпевайте! — орал он, и драконидам приходилось пробормотать пару куплетов. Кэн печально смотрел на Чк'пола и не мог поверить своим глазам. Восемь часов этот чертов бык лакал их превосходный «шальной сидр», все еще держась на ногах! За эту долгую ночь они с Глотом выпили четыре галлона. А минотавр один выхлестал не меньше трех с половиной. Кэн тревожился. Чк'пол казался трезвым, как Соламнийский Рыцарь, а сидра оставалось уже совсем мало. В дверях бункера показался Слит. Жестом он вызвал Кэна наружу. Чк'пол пил очередную кружку и обещал рассказать еще одну потрясающую историю о сражениях. Он не заметил ни ухода Кэна, ни того, что уснул Глот. Катапульта стояла за главными оборонительными сооружениями. Центральный рычаг был сделан из восьмидюймового бревна, балки толщиной в фут, веревки тоже выглядели внушительно. — Молодец, — сказал Кэн и мрачно добавил: — Остается только надеяться, что у нас будет возможность ее применить. Слит тревожно глянул в сторону бункера: — Мне представлялось, что вы собирались позаботиться о нашем уважаемом командующем. Клянусь Владычицей, судя по голосу, он в любую минуту готов повести бойцов в атаку! — Знаю, — ответил, беспокойно хмурясь, Кэн. — У меня есть план, но для этого командующий должен быть пьян, как гном. Но он хлебает это пойло, будто материнское молоко! Я бы год провалялся в беспамятстве, выпей я хоть половину того, что он успел в себя влить. И тут раздался серебристый звук эльфийского рога. Кэн и Слит глянули друг на друга и застонали. — Может, он не услышал, — сказал Слит. Из бункера донесся рев, от которого их чешуя встала дыбом. — Услышал, — ответил Кэн. Чк'пол выскочил из бункера, таща за собой Глота. Минотавр заморгал от лучей утреннего солнца. С дальнего конца поля доносились звуки других рогов. Секундой позже заиграли тревогу по всей драконьей армии. На другом конце поля уже строилась огромная армия Золотого Генерала. — Скорее, Слит! — прошипел сквозь зубы Кэн. — Я отвлеку его. А ты оглушишь ударом по голове! Слит побежал выполнять приказ. Краем глаза Кэн увидел, как его помощник взял в руки толстую ветку. — Ах, сэр! — прокричал Кэн и пошел навстречу Чк'полу. — Э… хм… враг приближается. А враг действительно приближался. Со спины. Слит подкрался к минотавру сзади. Взмахнув крыльями, драконид немного приподнялся в воздух и со всей силы врезал веткой по рогатой башке. Чк'пол зажмурился, на мгновение покачнулся, а потом потер рукой макушку. Злобно глядя перед собой, он развернулся и увидел пораженного, трепещущего Слита. — Именем Саргаса, что ты делаешь? — Минотавр сердито посмотрел на него. — Ты что, хочешь свалить меня на землю? — Н-нет, с-сэр. Это… Это… — заикаясь, проговорил Слит. — Это… старинный обычай драконидов, сэр! Так делают перед самой битвой! — Он неожиданно развернулся и обрушил ветку на голову ничего не подозревавшему Глоту. Драконид рухнул, как зарезанный бычок. — «Кто дубиной ошарашен, в битве ловок и бесстрашен», — в отчаянии добавил Кэн. — Это старинная поговорка драконидов. — Правда? — Чк'пол явно заинтересовался. — Я любить узнавать новые обычаи. Он потянулся, чтобы подобрать с земли брошенную ветку. Кэн и Слит с содроганием ожидали удара, но их спасли звуки неприятельского рога. Чк’пол навострил уши. — Ах! Вот, наконец, и началась битва! — произнес он и направился было к валам, но на мгновение замер: минотавр увидел катапульту. — Я не приказывал ставить эту штуку. Убрать ее. Сегодня нам не понадобятся никакие осадные орудия. Они годятся только для слабаков. Мы сразимся с остроухими врукопашную! — Сэр, если вы позволите, я бы посоветовал сначала немного их утихомирить, — в последний раз попытался предложить Кэн. — Пусть их обстреляют из луков, баллист и катапульты, чтобы уничтожить побольше неприятеля, а потом мы пойдем в атаку… — Вот еще! Ты рассуждаешь, как генерал Немик. В чем дело, ящерица? Струсил? — Чк'пол бросил на Кэна яростный взгляд. — Нет, сэр, — спокойно ответил Кэн. — Хм, сэр, вы точно хорошо себя чувствуете? — Он с надеждой глянул на минотавра. — Вы как будто побледнели. — Я в жизни не чувствовал себя лучше! — прорычал Чк'пол. — А теперь прикажи ящерицам построиться в боевой порядок. — Он положил Кэну на плечо вонючую волосатую ручищу. — Сегодня мы обрести славу! Хотя знаешь, драконидик, мне бы еще яблочного сока. Я хотеть пить. Кэн повернулся к Слиту. Тот выглядел удрученным. — Построй полк в шеренги на валах, в полном боевом порядке. Приготовьтесь к рукопашной схватке. Слит что-то пробормотал на драконидском по поводу тушеного мяса, отдал честь, а потом медленно и неохотно потащился на валы и начал выкрикивать команды. Кэн жестом подозвал другого своего офицера. — Глот, принеси командующему еще кувшин сидра. Ему нужно быть в самой лучшей боевой форме. Он хочет пить! Быстро! — Нас вот-вот уничтожат, — сказал Глот еле слышно. — Под моей койкой стоит кувшин «гномьей водки», — тихо добавил Кэн. — Подлей ее в сидр. Глот вернулся с кружкой в руке. Минотавр осушил ее одним глотком и утер выступившие слезы. — Великий Саргас! Совсем неплохо, — благоговейно произнес Чк'пол и ударил Кэна по лопаткам так, что драконид чуть не полетел вниз с вала. Удержавшись все же на ногах, базак посмотрел туда, где начинала смыкать ряды армия Золотого Генерала. В первых рядах выстроилась тяжелая кавалерия. Она была уже готова к атаке. Кэн никогда еще не видел так много эльфов, даже не представлял, чтоб ему провалиться, что во всем мире их может столько набраться. — Вот какого я о вас мнения, дрянные эльфишки! Чк'пол швырнул пустую кружку с вала, и она разлетелась на мелкие осколки, ударившись о камни. А вместе с нею разбиты вдребезги были надежды драконидов на то, что удастся выжить. Кэн покачал головой и вверил свою душу Владычице Тьмы. Откуда-то снизу донесся крик: — Дракон! Медный дракон! Кэн застонал. Только этого им и не хватало! Высоко в небе показался дракон. В лучах солнца переливалась его медная чешуя; сверкал серебряный наконечник страшного оружия, называемого Драконьим Копьем. Для выстроенной в боевом порядке эльфийской кавалерии появление дракона было сигналом: они двинулись в наступление. Земля загудела от топота копыт. Многоголосый хор эльфов затянул песню, вызвавшую у драконидов суеверный страх. Чк'пол посмотрел на Кэна: — Наступил день, когда можно погибнуть и прославиться, согласен, драконидик? — Ну, во всяком случае, один из нас точно погибнет и прославится, — пробормотал Кэн. — Что ты сказал, драконидик? — Я сказал, что жду не дождусь ринуться в бой вслед за вами, сэр, — поправился Кэн. Чк'пол с одобрением улыбнулся: — По моему сигналу мы бросимся вниз с валов и столкнемся с ними лоб в лоб, рога в рога, когти в когти. — Да, сэр, — жалким голосом ответил Кэн. — Впере-ед! — прокричал минотавр, поднял секиру и упал мордой вниз. Кэн смотрел на него, боясь поверить в свою удачу. Он пнул валявшегося у его ног минотавра когтистой ступней. В ответ Чк'пол гнусаво захрапел. — Слит! Глот! Сюда! — крикнул Кэн. Он подхватил командующего под волосатые подмышки, два офицера — за ноги. — И что теперь? — спросил Слит. — Он хотел оказаться в самой гуще схватки, — проворчал Кэн. — Его желание будет исполнено! Идем вон туда. Слит и Глот ухмыльнулись. Все вместе, напрягаясь под тяжелой ношей, они перетащили пьяного минотавра вниз. Пришлось немало потрудиться, и, в конце концов, им удалось погрузить командующего в чашу катапульты. — Замечательная мысль! — с восхищением сказал Слит. — Тело обнаружат на поле боя, далеко отсюда. Все решат, что он умер от ран, полученных в битве. Никто и не подумает в чем-то подозревать нас! Вы гений, сэр! Слит занял свое место и занес меч над удерживающим канатом. — Ждите моего приказа! — крикнул Кэн. Он побежал обратно к валам. Эльфийская кавалерия была уже совсем рядом. — Всем занять свои места! Приготовиться к бою! — крикнул он. Дракониды выполнили приказ. С валов полетели пущенные из арбалетов стрелы. Возле баллист стояли бригады бойцов. Основные силы неприятеля наступали на Второй полк, стоявший по правую руку от Кэна. Драконид выжидал момент. Вслед за тяжелой кавалерией вперед ринулись широкие шеренги пехоты. Когда эльфы пересекли русло пересохшего ручья, Кэн приказал стрелять из баллист. Результат стал заметен сразу: в стройных рядах наступающих появились огромные бреши; шеренги заколебались. Дракониды перезарядили орудия и приготовились дать еще один залп. Но последствия от выстрелов из тяжелых орудий заметил летевший на драконе эльф. Медный дракон описал в воздухе дугу и начал снижаться, собираясь уничтожить орудия и стрелков. Тяжелая кавалерия повернула и пошла в атаку в ту сторону, где находился Кэн. Кэн повернулся спиной к сражению и посмотрел вниз, на Слита. Сивак застыл в боевой стойке с мечом в руках. И тут Чк'пол проснулся. Осмотревшись, он понял, что лежит в чаше катапульты. Это зрелище подействовало на него отрезвляюще. — Побери вас, драконидишек, Саргас! — проорал он, пытаясь высвободиться. — Вытащите меня отсюда! Я изобью вас до смерти за… — ОГОНЬ! — прокричал Кэн. Слит перерезал удерживающий канат. Центральный рычаг катапульты выпрямился и запустил минотавра в небо. — Заряжайте орудия, — сказал Кэн, наблюдая, как Чк'пол грациозно пролетает над вершинами деревьев. — Провалиться мне в Бездну! — крикнул Слит, взбегая на вал, чтобы посмотреть. — Только гляньте на это, сэр! Медный дракон окатил расположенную на валу площадку с баллистой струей кислоты. Орудие взорвалось, а команда со всех ног бросилась бежать. Медный дракон собирался всех их, одного за другим, уничтожить, но тут прямо в грудь ему врезался минотавр. — Да будет милостива к нам Владычица Тьмы, — в благоговейном ужасе произнес Кэн. — Его рога вонзились прямо в дракона! — Он повернулся к своему помощнику. — Отличный выстрел, Слит! — Благодарю, сэр, — ответил Слит. Дракон, всадник-эльф и минотавр попадали, как мешки с картошкой, с силой ударились о землю, и над ними взвилось облако пыли. — Славная смерть, — серьезным тоном сказал Кэн. — Да, он погиб с честью, — согласился Слит и добавил, уже громко: — Командующий погиб! Почтим память командующего молчанием. Через несколько мгновений Кэн сказал: — Мне кажется, они тебя не слышали. Слит пожал плечами. Кэн повернулся к своим подчиненным: — Пустите в дело эти баллисты! Артиллеристы, открывайте огонь, когда считаете нужным. Оставшиеся баллисты начали обстрел наступающей эльфийской кавалерии; в первых ее рядах погибла десятая часть бойцов. Лошади, перепуганные шумом и потоками крови, кружили на месте, вставали на дыбы и фыркали. Следовавшая за кавалерией пехота остановилась. — Огонь! — завопил Кэн. Выпущенные баллистами метательные снаряды полетели в ряды неприятеля. Эльфийская кавалерия развернулась и обратилась в бегство. Лошади поскакали, топча пехотинцев, и те тоже стали в панике отступать. — Давайте их еще поторопим! — крикнул Кэн. Он спрыгнул с вала, и его подчиненные последовали за ним. Они уже собирались погнаться за отступающими эльфами и прикончить отставших и раненых, но тут Кэн уголком глаза заметил сверкающие доспехи. Поначалу он испугался, что допустил ошибку, но, повернувшись в ту сторону, откуда он приготовился встретить новую опасность, Кэн увидел, что оттуда мчались Всадники Смерти под командованием Немика, главный кавалерийский полк Первой Армии Драконов. Пронесшись мимо драконидов, они ринулись в гущу сражения, уничтожая на своем пути неприятеля. Кэн приказал своим подчиненным возвращаться. Их задача была выполнена. — Стройся! Команду передали по цепочке. Дракониды медленно выстроились в боевом порядке. В этот день удача была на их стороне. Избранная Кэном стратегия отлично сработала. Он приказал бойцам вернуться на валы. Проходя мимо трупа сбитого медного дракона, базак остановился. Чк'пол лежал возле дракона. Макушка минотавра была залита кровью. Рога так и остались вонзенными в грудь чудовища. Потрясенный Кэн молча смотрел на эту картину. От крепкой, как броня, чешуи летучего зверя могло отскочить даже копье, но от выпущенного из катапульты минотавра не могла защитить никакая, даже самая прочная, чешуя или самая толстая шкура. Под тушей дракона лежал выпавший из седла всадник-эльф. Кэн взял меч и изрубил эльфа на мелкие кусочки. Пусть Золотой Генерал — или кто уж там ими командует — знает, что этот офицер был убит драконидами. — Где наш бесстрашный командир? — спросил Слит, подходя сзади. Кэн указал на тело. Оба подошли поближе, чтобы как следует разглядеть труп минотавра. Они начали обсуждать, разумно ли будет приволочь тело Чк’пола обратно, чтобы отчитаться перед Лордом Раджаком, и тут труп пошевелился. — О великий Чемош! — Кэн невольно захлопал крыльями и поднялся в воздух на полфута; только потом ему удалось прийти в себя. Слит оцепенел от ужаса. Чк'пол начал ерзать и вертеться, упираясь в тушу монстра руками, пытаясь высвободить рога. — Кэн! Кэн! — крикнул Чк'пол. — Я тебя вижу, Кэн! — Можно считать, что мы погибли, — тихо сказал Слит. — Он непременно вспомнит, что это мы с ним так обошлись! Может, мне стоит как бы нечаянно рубануть его мечом, сэр… Позади них раздался крик. — Слишком поздно, — пробормотал Кэн. — Кое-кто успел нас увидеть. Обернувшись, он увидел Лорда Раджака. Тот, в окружении людей-телохранителей, обходил поле битвы. Они заметили тело медного дракона и шли рассмотреть его получше. Кэн отдал честь и встал навытяжку. Чк'пол, вымазанный кровью, с трудом поднялся на ноги. Он шатался и сжимал руками окровавленную голову. Раджак потрясенно посмотрел на минотавра и драконидов. — Надо сказать, я приятно удивлен. Благодаря моему новому третьему полку мы одержали победу. Но ты весь покрыт кровью, Чк'пол. Что с тобой случилось? Минотавр застонал, бросил на своих подчиненных мрачный взгляд и открыл рот. — Сэр, — заговорил Кэн, не дав минотавру произнести ни слова, — вы просто не поверите! Наш командир полка единолично убил этого дракона. Он пронзил его рогами, сэр. Готов поспорить, что до него ни один минотавр не осмеливался на такой отважный поступок. А потом он в одиночку атаковал всю кавалерию неприятеля. Он обрушился на них, как удар молнии, сэр. Как будто упал с неба! Слит закашлялся, стараясь сдержать смех. — Это зрелище нужно было видеть, сэр! — пылко продолжал Кэн. — Честь и слава нашему командующему! Гип-гип-ура! — закричал он. Этот вопль восторга немного запоздало подхватил Слит. Чк'пол разинул рот и ошеломленно заморгал. Раджак подошел к мертвому дракону, увидел на груди зверя раны от рогов и в благоговейном ужасе посмотрел на Чк'пола: — Клянусь Владычицей Тьмы! Никогда не видел ничего подобного! Молодец, Чк'пол! Как сказал драконид, ты заслужил великую честь и славу. Я сделаю все, чтобы тебя вознаградили. Командующий полком, следуй за мной. — Но… но… — Чк'пол бросил свирепый взгляд на Кэна. — Они… я… — Не скромничай, Чк'пол, — сказал Раджак. — Нашей армии нужны герои. Ты для нас всех просто сокровище. Ребята, помогите ему идти. Двое солдат повели, поддерживая с обеих сторон, спотыкающегося Чк'пола, который покачивался и что-то бормотал себе под нос, на оборонительный вал. — Это было великолепно, сэр! — сказал Слит. — Теперь он никогда не решится сказать правду! Кэн покачал головой: — Да, Раджаку он не скажет, как все было на самом деле. Но подожди еще: он до нас доберется. Он же все еще наш командующий, или ты забыл? Слит высунул изо рта язык с загнутым кончиком. Оба мрачно зашагали к валам. К ним подошел Глот и отрапортовал: — Сэр, мы потеряли четырех бойцов, в том числе и командующего, а также одну баллисту. По моему приказу третий отряд уже строит новую. Что-то случилось? Кэн покачал головой: — Командующего можешь не считать. Он жив. Глот уронил меч, чуть не попав по собственной ступне. — Жив? Как ему только удалось выжить? Саргас его побери, а… — Смирно! — Кэн отдал честь. На вал поднимался Чк'пол. — Теперь нам несдобровать, — пробормотал Слит. Кэн приготовился к худшему. Чк'пол подошел к командиру драконидов, схватил его за плечи и поцеловал в обе щеки. Кэн чуть было не потерял сознание от вони и от потрясения. — С-сэр? — заикаясь, проговорил он. Чк'пол улыбнулся. — Молодцы, ребята. В глазах командующего дивизией я обрести честь и славу. — Минотавр прищурился и указал большим пальцем на катапульту. — Это быть моя мысль, как вы знать. Вы оба помнить это! — Да, сэр, — согласился Кэн. — Ваша мысль, сэр, — добавил Слит, — гениальна. Просто гениальна. — Да-да. — Чк'пол снова заулыбался. — А теперь мне пришла идея еще лучше… Дракониды про себя охнули и приготовились услышать, что им готовит судьба. Чк'пол повернулся к катапульте и посмотрел на нее с нежностью. — Мы сделать это снова, — сказал он. — Завтра вы снова запустить меня в гущу сражения. Но на этот раз я хочу пролететь вдвое дальше и подняться на вдвое большую высоту. На вдвое большей скорости. Вы сможете мне это устроить, дракониды? Дракониды посмотрели друг на друга и улыбнулись. — Ваш следующий полет принесет вам истинную славу, сэр, — пообещал Кэн. — Можете в этом не сомневаться, сэр, — сказал Слит. — Отлично. — Чк'пол обнял обоих за плечи своими волосатыми ручищами. — А теперь, ящерки, давайте отпразднуем. Нет ли у вас еще того вкусного яблочного сока? ЧЕРЕЗ ДВЕРЦУ ВЫСОКО В НЕБЕ Роджер Э. Мур Он спешил домой, уже приготовился расслабиться в уютном местечке под скалой, которая была всего в ста двадцати милях прямо под ним, но тут они нагнали его. Лемборг увидел, как в левом зеркале заднего вида пронеслась яркая точка, и не успел он мысленно произнести слово «ракета», как в хвостовой части его корабля взорвался левый гидродинамический маневрирующий отсек. Раз десять Лемборга швырнуло над креслом пилота туда-сюда — как мяч, которым играют детишки, — насколько позволяли ремни безопасности, а в ушах звенело от трескучего, как раскат грома, взрыва находившегося под давлением отсека. Когда в глазах у Лемборга перестало двоиться, крохотный гном увидел, что огромный голубой шар Кринна сияет уже в зеркалах заднего вида его корабля, а не в окне рубки. «Дух горы Небеспокойсь», модель XXVIII-B, поворачивал по часовой стрелке, а за ним на многие мили, будто хвост кометы, тянулась закрученная лента белого дыма. Но, помимо всего прочего, гном заметил, что среди бесчисленных созвездий перед его кораблем появилась новая звезда, которая двигалась не вместе со всеми остальными; она светила ярко, не мерцая, и даже такой неопытный пилот, как Лемборг, с первого взгляда понял, что эта звезда следует за ним. Они преследовали его. Лемборг жадно глотнул воздуха. Сознание его тяготила тысяча не передаваемых словами страхов. Белобородый гном обеими руками схватился за торчавший сбоку желтый рычаг и резко дернул его на себя. Со скрипом и пронзительным визгом на хвостовой части «Духа» разжались зажимы; оглушительно и возмущенно завыли сирены предупреждения и сигнальные звонки. «Дух» содрогнулся по всей длине, так что Лемборг лязгнул зубами, и от корпуса корабля отделился весь гидродинамический маневрирующий блок. В то же мгновение справа от Лемборга снова показался огромный, исчерченный белыми полосами лик Кринна. Как только блок оказался отброшен, Лемборг отпустил желтый рычаг, поднял руку, схватился за висевшее над ним на толстом штыре кольцо и резко дернул. Раздался металлический визг: в сторону хвостовой части выстрелила по желобу огромная пружина, потянувшая трос к главному гироскопическому стабилизатору, урчание и поскуливание которого тут же разнеслось по всему «Духу». Корабль перестал дергаться и вертеться. Лемборг, часто дыша, рухнул в мягкое кресло; его темное, как кора дерева, лицо побледнело, а по щекам стекали струйки пота. Впереди снова был виден великолепный Кринн, красивый сине-белый мяч, заполнивший собой окно корабля. Всего в нескольких минутах полета раскинулся остров Санкрист и гора Небеспокойсь, где можно будет почувствовать себя в безопасности. Гном был почти дома. Пусть корабль остался без маневрирующего блока, который стоил целых семнадцать тысяч четыреста шесть монет, весил две тонны, а на совершенствование конструкции ушло три года, — все это не имело значения. Важно было лишь, настигнут они его или нет. Из-за взорвавшегося отсека весь блок стал не просто бесполезным, но и опасным. А еще он мешал разогнаться, а сейчас Лемборгу могла помочь только скорость. По правому борту, совсем близко, что-то мелькнуло. Гном увидел, как оно темной молнией унеслось вперед, еле заметное на фоне белых облаков Кринна, а потом исчезло. Они промахнулись. С ними такое случалось нечасто. Он знал, что следующий выстрел будет точным. Пора выбросить последнюю коровью лепеху, как говаривал его двоюродный брат, служивший в Гильдии Ликвидации Побочных Продуктов Сельского Хозяйства. Лемборг взялся за рычаг управления и настроил гиростабилизатор, так что теперь корабль спускался на Кринн по более пологой траектории. Пилот «Духа» взял курс на остров Санкрист. Потом он пробормотал молитву, передаваемую гномами-механиками из поколения в поколение («Великий Реоркс, пожалуйста, не дай этому устройству повести себя неподобающим образом и взорваться!»), привстал, насколько позволяли ремни безопасности, и с силой ударил правым ботинком. Каблук стукнул о металлическую пластину, и она слегка подалась. Лемборг услышал где-то вдалеке за спиной скрежет, закрыл глаза, скрипнул зубами и изо всех сил вжался в кресло. Раздавшийся грохот был громче взрыва маневренного отсека, громче треска молнии, ударившей в ваше жилище, громче ударов о Наковальню Созидания Молота, которым Реоркс из хаоса выковал Звезды, Пять Миров и Вселенский Порядок, — так, во всяком случае, показалось Лемборгу, когда его со страшной силой вдавило в мягкое кресло: еще немного, и у него слезла бы кожа с лица. Раскаленные иглы пронзили барабанные перепонки. Дышать он уже не мог. Гном потерял сознание. Снова открыв глаза, он увидел вокруг безумное кружение. Проносящийся сквозь кабину ветер хлестал его по лицу и хлопал ремнями безопасности по груди и рукам. В разбитом окне были видны бешено летящие по ярко-голубому небу облака. Одни были похожи на огромные клочки ваты, другие — на белые кружева. В воздухе стоял запах гари. Обессиленный Лемборг неподвижно лежал в кресле. Оранжевый комбинезон был измазан грязью. Гному казалось, что череп изнутри обжигает лава, тело болело так, будто его измолотили великаны, желудок скручивали приступы тошноты. Тут гном вспомнил, что можно воспользоваться аварийной кнопкой. «Почему бы и нет, — подумал он, превозмогая боль. — Будет интересно посмотреть, что случится, если аварийная система не сработает». Пальцы его правой руки сползли к дальнему концу подлокотника, нащупали внизу кнопку и нажали на нее. Корабль сильно тряхнуло, так что Лемборга швырнуло вперед, на ремни безопасности. Беспорядочно проносившиеся мимо облака стали двигаться медленнее: «Дух» снизил скорость и начал двигаться по прямой. Гном представил, как резко вылетели наружу и зафиксировались на своих местах аварийные крылья «Духа». Тормозной парашют, скорее всего, сразу же оторвался, но он все же выполнил свою функцию, так что к кораблю частично вернулась управляемость. Измученный Лемборг ухватился левой рукой за торчавший возле его колена короткий рычаг и слегка пошевелил его. «Дух» наклонился вперед, и стало видно, что всего в нескольких футах под кораблем расстилается пустыня со сверкающими барханами. Гном обрадовался — он почти дома — и, щурясь от ветра, стал всматриваться вперед, стараясь найти место для посадки. Потом Лемборг понял, что корабль снижается слишком быстро. Глаза его округлились от ужаса. Гном инстинктивно поднял правую руку, будто пытаясь отвести от себя надвигающийся хребет нанесенных ветром песков. Еще бы чуть-чуть — и «Дух» перелетел бы через бархан. Еще бы чуть-чуть, но… По кораблю прокатился оглушительный грохот. «Дух» с силой встряхивало: он, скользя по бархану то левым, то правым бортом, ударялся о торчащие из песка камни. В нижней части корпуса завыли тысячи сирен. Аварийные крылья врезались в валуны и отломились от корпуса. В кабину пилота полетел песок, набиваясь Лемборгу в рот и царапая ему лицо. Гном зажмурился, поэтому так и не увидел ни возвышавшихся перед ним каменных стен, ни закрытых древних ворот под аркой, которые оказались на пути «Духа». Конический корпус корабля, врезавшись в деревянные ворота, оставил от них только облако взлетевших щепок. Когда «Дух» скользнул дальше, выступавшие слева и справа в средней части корпуса вспомогательные маневренные блоки ударились о каменную кладку по сторонам от створок ворот и сразу же взорвались, так что «Дух» рассекло пополам, а от арки почти ничего не осталось. В потоках ярко-оранжевого пламени, осколков камней и почерневших обломков передняя половина «Духа горы Небеспокойсь», модель XXVIII-B, со скрежетом проползла еще немного вперед и остановилась на центральной площади давным-давно заброшенного города в пустыне. Нос корабля оказался немного приподнят: он заехал на песчаную горку возле пересохшего фонтана. На обожженный металлический корпус со звоном сыпались обломки стены. У Лемборга кружилась голова. Он открыл глаза, и на мгновение его взору предстала расплывчатая картина: в разбитое окно корабля заглядывает, оскалив зубы, огромное чудовище. «Скорее всего, это не к добру», — подумал он и тут же провалился в блаженное забытье. В сознание Лемборг пришел не сразу; казалось, целые столетия ему снились кошмары. Сначала он с трудом осознал, что не умер. Ощущение это было не особенно приятным: кожу на лице и руках сильно обожгло солнце. Гном облизал потрескавшиеся губы и понял, что хочет пить, вернее, что его мучает ужасная жажда. — Приветствую, — Голос, гулко раздавшийся у него в ушах, был таким низким и громким, что Лемборг всем телом ощутил вибрацию воздуха. — Тебе нужно поскорее объяснить, каким образом твое любопытное приспособление оказалось в моем городе и был ли способ твоего появления здесь спланирован заранее. Ты произвел на меня большое впечатление, поэтому я терпеливо жду твоего ответа. Маленький гном открыл глаза и ошеломленно посмотрел на искусно расписанный потолок, такой большой, что края его Лемборг уже не видел. Марширующие человечки в разноцветных одеждах, играющие на трубах и бьющие в барабаны, расходились концентрическими кругами. Ближе к центру были изображены уже не марширующие, а протягивающие руки в сторону трона, где сидел красивый, в великолепных доспехах, мужчина. Правой рукой он спокойным жестом победителя поднимал меч. Потолок потрескался от времени, но краски почти не выцвели. Лемборг моргнул и попробовал пошевелиться, но тут же со стоном закрыл глаза: все тело невыносимо болело, и гному казалось, что он превратился в сплошной синяк. — Ты сильно изранен, но все же выживешь, — дружелюбно произнес звучный голос, не похожий на голоса существ, с которыми случалось сталкиваться Лемборгу. Слова звучали отчетливо, но на такой низкой ноте, что гном понял — с ним разговаривает создание огромных размеров. Может, людоед. Хорошо бы не минотавр. — Во… — Лемборг не смог произнести больше ни звука, так пересохло у него в горле. Он закашлялся, поднял руку, и волна боли тут же прокатилась по ней и охватила плечо и грудь. Неожиданно в лицо гному плеснуло холодной водой. Он ахнул, попытался сесть и тут же вскрикнул: это резкое движение причинило сильную боль. Лемборг попробовал снова лечь, но от этого все только заболело еще сильнее. Что-то огромное и твердое слегка надавило ему на левую руку. Он уже собирался снова вскрикнуть, но тут через все его тело блаженной родниковой струей устремился облегчающий боль поток. Боль ушла. Ему представилось, будто его накрыла прохладной пеной накатившая на песок морская волна. Он вздохнул, потом неуверенно набрал воздуха в легкие, перекатился на левый бок и снова открыл глаза. На этот раз ему удалось сесть. И гном увидел дракона, а вернее — драконицу, но в таких тонкостях он не разбирался. — А-а-а-а-а! — завопил Лемборг, снова падая на спину. Драконица поблескивала, похожая на громадную гору начищенного золотистого металла. Из-под толстых надбровных дуг, покрытых чешуей, на гнома спокойно глядели огромные темные глаза. Голова чудовища почти касалась высокого расписного потолка. Футах в двух от Лемборга покоились колоссальных размеров когти — каждый был длиннее ноги гнома. — Еще воды? — участливо спросила драконица. Гигантская когтистая лапа, находившаяся возле гнома, бесшумно поднялась, выгнулась чашечкой и погрузилась в стоявшую рядом широкую металлическую лохань. После этого лапа снова поднялась и, обрушивая с когтей потоки воды, стала со страшной скоростью приближаться к гному. Он пополз назад, но в ту же секунду его окатило с головы до ног. Лемборг зашелся мучительным кашлем и истерически замахал руками. Гном смутно ощущал, что к нему приблизилось нечто громадное. Воздух вокруг стал очень горячим. — Ты не почувствуешь страха, — проговорила драконица заклинание. Воздух вокруг Лемборга обжигал, как будто рядом открыли дверцу колоссальой печи. Певучие слова драконицы прозвучали внутри тела гнома, а потом, наполненные пылающей силой, ворвались в его сознание. Лемборг упал, уронив руки вдоль тела. Немного покашляв, он отдышался и опять сел. Драконица, снова устроившаяся в первоначальном положении, внимательно смотрела на гнома. — Не надо больше воды, спасибо! — поторопился крикнуть вымокший гном. — Теперь я вполне хорошо себя чувствую. Простите, что я так перепугался. У меня никогда не было возможности увидеть дракона с такого близкого расстояния. В наших краях их можно встретить только в книгах. Как я вижу, в жизни драконы намного крупнее. Я просто растерялся. — Он глянул назад, чтобы убедиться, что его не ждут еще какие-нибудь неожиданности. — Приятно слышать, — ответила драконица. Лемборг не совсем понял, какая именно его фраза оказалась такой приятной. Драконица слегка повернула голову и стал разглядывать гнома правым глазом. Лемборгу это движение показалось почти царственным. — Нам следует представиться друг другу, — подсказала гному драконица. Лицо Лемборга обдало сухим горячим воздухом, от которого пахло раскаленным песком. У гнома зачесалась голова. Он торопливо облизнул потрескавшиеся губы. — Ах да, конечно. — Гном осторожно поднялся на ноги, отряхнул свой оранжевый летный комбинезон и выпрямился перед драконом. Где-то в глубине его сознания возникла мысль, что иметь дело с настоящим драконом невероятно опасно, но отчего-то гному казалось, что беспокоиться по этому поводу не стоит. — Техник-пилот четвертого класса Аэродинамической Гильдии Лемборгэмаунтголоферпаддерсонрит. Это, конечно, сокращенная форма моего имени, но ее усекают еще больше и зовут меня Лемборгом. Будь у нас свободное время, я назвал бы более длинный сокращенный вариант моего имени, на это потребовалось бы не более получаса, или же мое полное имя, которое… — Пожалуй, лучше как-нибудь в другой раз, — убедительным тоном сказала драконица. Гном замолчал. — Меня зовут Калкон, так ко мне можешь и обращаться, Лемборг, хотя это тоже сокращение от моего полного имени, но я не стану произносить его целиком, чтобы не утомлять тебя. — Она чуточку приподняла морду. — Ты уже слышал от меня комплименты по поводу способа твоего прибытия сюда, в так называемые Северные Пустыни Соламнии. Зрелище получилось интересное и неординарное. Все было не менее эффектно, чем грандиозный смерч триста пятьдесят третьего года, унесший отсюда западную башню Великого Храма. Мне удалось наблюдать сцену твоего прибытия от начала до конца из дверей центральных казарм. Конечно, имело место очень разрушительное использование энергии, и в результате мне потребовалось прибегнуть к исцеляющему заклинанию, которое способствовало твоему выздоровлению… — последние слова драконица особенно подчеркнула, — но не могу не восхититься твоим стилем. Ты, наверное, пользуешься заслуженным уважением среди своих коллег-магов. Гном разинул рот от удивления. — Что? О нет! Благодарю, но я не маг, я принадлежу к Аэродинамической Гильдии горы Небеспокойсь. К магам я не имею ни малейшего отношения. Спасибо за заклинание. Это было очень мило. Хм… — Лемборг повернулся и обвел взглядом огромный пустой зал. — Я только что приземлился здесь на технолетюге, а он… похоже, сейчас он куда-то подавался. Судя по всему, я приземлился вне намеченной зоны посадки. Я же держал курс на гору Небеспокойсь. Надеюсь, что мой технолетюг новой модели не потерялся и не… ну, что с ним ничего не случилось. Возможно, кому-то известно, куда эта дурная штука могла… — Ты гном-механик с Санкриста, что на западе, — перебила его драконица, кивком показывая, что кое-что понимает. — Твой народ собирает механические устройства, которые потом взрываются. Лемборг скорчил недовольную мину: — Ну не все, естественно. Это всего лишь миф, ведь в действительности за последние двадцати отчетных лет менее девяноста процентов от всех изобретенных гномами устройств взорвались или были изъяты из употребления по причине опасных недостатков конструкции или производственных дефе… — Технолетюгом ты называешь свое летательное устройство, — терпеливо уточнила Калкон. — Что именно делает технолетюг? — Ну… — Лемборг сосредоточенно наморщил лоб. Ему уже случалось объяснять это людям, но они почти ничего не понимали. А ведь такая простая штука. — Этот корабль, который, конечно, просто куда-то не туда попал, называется технолетюгом. Технолетюги летают подобно птицам, но при, этом не взмахивают крыльями, и у них нет перьев и тому подобного, так что это скорее, хм, планирование за счет поступающей энергии; хм, примерно так летают, точнее говоря, планируют маголетюги, но, в отличие от них, технолетюгам для полета не требуется никакой магии, только технические устройства. Оба вида кораблей были разработаны для путешествий в межпланетном пространстве — то есть в той, хм, пустоте, которая расположена над миром или вокруг мира, то есть, в действительности, между различными мирами, и такие технолетюги могут, хм… — Ты прибыл сюда на летающем корабле, который может путешествовать в другие миры, — снова перебила драконица. Лемборг, пораженный тем, насколько быстро собеседница уловила суть, энергично кивнул. — Так, значит, ты возвращался сюда из другого мира, верно? — Нет-нет, конечно, я стартовал отсюда, — ответил Лемборг. Слегка выпятив грудь, он с гордым видом подергал свою короткую седую бороду. — На самом деле это был первый за всю историю успешный запуск технолетюга Аэродинамической Гильдии! Этого чудесного достижения удалось добиться после всего лишь двадцати семи попыток, если не считать предшествующих восьмидесяти шести программ. Сегодня утром, на заре, я вылетел прокатиться на «Духе горы Небеспокойсь», модель XXVIII-B, и… Лемборг вдруг замолчал и опустил взгляд, а его коричневое лицо побледнело и стало почти серым. Драконица внимательно смотрел на гнома, ожидая продолжения рассказа. Лемборг поднял глаза, облизал губы и сглотнул. — Хм, простите меня за то, что я потерял нить нашего разговора, — в смятении проговорил он, — Нам, наверное, сейчас лучше всего будет обменяться адресами и встретиться попозже, как только позволит расписание. Да, конечно же, сейчас мне лучше всего будет отправиться к моему технолетюгу, если, естественно, его кто-нибудь видел, а потом поддерживать переписку, сразу после того, как забастовка Почтовой Гильдии горы Небеспокойсь будет прекра… — Скажи мне… — произнесла драконица. — Сказать? Что сказать? Ах да, адрес. Лучше я перешлю его, когда… — Скажи мне сейчас. — Мне его сейчас совсем не вспомнить, но… — Нет. Скажи мне правду. Лицо Лемборга излучало тревогу. — Да нет, вообще-то, я просто подумал, что мне лучше отправиться в путь до того, как… я успею наскучить вам в качестве гостя, и… Драконица резко приблизила к гному свою огромную голову, при этом выражение ее морды не изменилось, только пасть слегка приоткрылась. — Пока они не добрались сюда! — выкрикнул гном. Он попятился неуверенными шагами и упал на пятую точку. Огромными, как тарелки, глазами он уставился на зубы драконицы. — Пока они не добрались сюда! На несколько мгновений воцарилась напряженная тишина. Гном дрожащими руками ухватился за свою седую бороду. — Они, — произнесла драконица, отодвигаясь назад. — Мне действительно пора идти, — настойчиво сказал гном, скатывая в комочки пряди бороды. — Я должен отправиться в путь, пока… хм, пока… Все дело в генераторе порталов, я вовсе не думал забирать его у них, он просто оказался на моем пути, когда ситуация вышла из-под контроля и пришло время поскорее оттуда удирать, пока они, хм, меня не поймали; и началась такая неразбериха, все бегали и в результате оказались на мосту, возле которого и был генератор; и вот я — бах! — налетел прямо на него, все, конечно, так несуразно вышло, и генератор порталов щелкнул и раскрылся и зацепился мне за рукав вот здесь, и, естественно, у меня не было времени отцепить его и вернуть на место, так он и оказался на борту «Духа горы Небеспокойсь»; к счастью, этот генератор не из самых тяжелых, и вот он сначала висел у меня на рукаве, а потом остался там, на корабле… — Лемборг замолчал, чтобы отдышаться. — А сейчас они, несомненно, очень хотят получить его обратно — он им очень нужен, иначе их устройство переходов в пространстве можно просто выбросить на свалку; так что они, конечно, скоро заявятся за генератором, возможно уже через несколько минут, ведь они были совсем близко, когда мне пришлось запустить твердотопливную систему высокоскоростного хода; и самое лучшее, что я сейчас могу сделать, это улететь, чтобы к тому моменту, когда они прибудут сюда, оказаться подальше. Очень далеко. Пожалуйста. Драконица посмотрела на Лемборга, а тот, тяжело дыша, на нее. — Понятно, — сказала Калкон, и еще минута прошла в молчании. Гном нервно заерзал, окидывая взглядом зал. Сверкающая драконица без лишних движений поднялась. Она была колоссального размера. Крылья ее на мгновение расправились — эта пара металлических вееров была не меньше облака. Лемборг оторвал взгляд от пола. В глазах его было потрясение и благоговейный ужас; перепугался он еще сильнее, чем в самом начале. — Пойдем, посмотрим твой корабль, — сказала драконица, выходя из просторного зала. Лемборг молча пошел следом. С потолка на них неподвижно взирал одетый в доспехи человек на троне. Когда Лемборг вышел под открытое небо, его ослепили солнечные лучи, так что некоторое время он двигался на ощупь вдоль стены, пока не налетел на пьедестал мраморной статуи. Его поразил размер здания, в котором он находился, но, когда гном снова смог видеть, стало ясно, что сам город был еще грандиознее. Вокруг огромной площади возвышались купола, башни, шпили, колонны и островерхие крыши. Лемборг и огромный дракон стояли на верхней площадке широкой длинной лестницы, спускавшейся с высоты второго этажа, так что перед ними открывалась великолепная панорама заброшенного города. Большинство построек, сложенных из серого или коричневатого камня, были одного и того же блеклого цвета; единственной яркой краской на этой картине была голубизна неба. Несмотря на это, изысканная архитектура внушала благоговейный трепет; здания на удивление хорошо сохранились. Почти сразу Лемборг увидел то, что больше всего бросалось в глаза на покрытой барханами площади: обломки «Духа горы Небеспокойсь», модель XXVIII-B. Несколько мгновений он оглядывал истерзанный дымившийся корпус. Гном сел на теплую верхнюю ступень и протяжно вздохнул. — Могло быть хуже, — пробормотал он. — По крайней мере, все еще можно разобрать название корабля. — Ты мог погибнуть, да? — спросила драконица, глядя в ту же сторону. — Погибнуть? Конечно, это могло случиться. Ведь именно так и закончились первые двадцать семь запусков. — Гном с сокрушенным лицом всматривался в обломки. — У корабля оторвана корма. Тяжелый случай. И от посадочного устройства ничего не осталось. Нет ни маневрирующих отсеков, ни посадочных крыльев, ни рулевых плавников, ни тормозного парашюта. — Он снова вздохнул, на этот раз потише. — Десять, максимум двенадцать недель в доке номер два на судостроительной верфи, потом еще год оформлять бумаги. — На горе Небеспокойсь, — уточнила драконица. — Да, — согласился, закрывая глаза, гном. — Не здесь. Драконица мгновение помолчала, а потом сказала: — Они пытались убить тебя. — Что? — Гном потрясение распахнул глаза. — Ну да, конечно. Они… — Он сильно задрожал и обхватил себя руками, будто очень замерз. Потом Лемборг встал, поднял руку и осторожно потрогал лысеющую макушку. — Мне лучше поскорее отправляться, — тихо произнес он. — Пока они не добрались сюда, — договорила за него драконица. — Да. Да. Нужно поскорее отправляться. Наверно, прямо сейчас. Драконица подняла голову, нюхая ветер. Закрыв глаза, она целую минуту стояла неподвижно, а потом опустила голову и снова посмотрела на Лемборга. — Никто еще не появлялся. Ничего не изменилось. Здесь, со мной, ты пока в безопасности. Вернемся-ка мы внутрь, обсудим ситуацию и подумаем, что можно предпринять. Гном пошел за драконицей в здание. Лемборг смотрел по сторонам, разглядывая богатую роспись потолка и стен. Большая часть изделий из металла — перила, статуи людей в просторных одеяниях, подсвечники на стенах, предметы обихода — почти не пострадала от ржавчины, но все было покрыто слоем крупного песка. И под ботинками Лемборга хрустел песок. Драконица двигалась мягкими ритмичными шагами, которые прокатывались по комнатам и залам подобно землетрясению. — Милое жилище, — сказал, наконец, Лемборг. — Здесь располагалось правительство, — отозвалась Калкон. — Город назывался Озеро Кантриос. К востоку от городской стены было большое озеро. Этот город был излюбленным местом отдыха богатых жителей старой Соламнии, уголком для развлечений. Амфитеатр все еще цел, а вот казармы обрушились, и гладиаторская арена находится в жалком состоянии. Когда случился Катаклизм, озеро пересохло, на полях к северу и к югу все выгорело, а ирригационные туннели разрушились. Еще, как мне кажется, здесь прошел ураган, и теперь на храме не хватает одной башни, ты уже от меня об этом слышал. В остальном, несмотря на песок, все хорошо сохранилось. Жители ушли отсюда чуть менее четырех веков назад, но город хранит сухой воздух, так что кажется, что люди бросили свои дома лишь вчера. Все забыли о городе на озере Кантриос, и только мне удалось снова отыскать его. Это произошло всего… всего несколько лет назад. Лемборг хотел что-то спросить и уже открыл рот. — Я здесь господствую в одиночестве, — сказала драконица. — Нас не потревожат никакие другие животные и существа. Они не желают бросать мне вызов, чтобы лишить меня этой привилегии. Лемборг остановился и, так и не закрыв рот, уставился на драконицу. — Нет, я не умею читать мысли, — сказала та, не оборачиваясь, — но достаточно неплохо знаю мышление смертных, чтобы предугадать наиболее вероятный ход разговора. Можешь не волноваться за неприкосновенность своих мыслей. — А, — вздохнул гном. Он не произнес ни слова, заходя вслед за драконицей в особенно большой зал. Калкон прошагала в дальний конец, расположилась вполоборота к Лемборгу и опустила свое громадное чешуйчатое брюхо на пыльный мраморный пол. Хвост драконицы медленно рассек воздух, шевельнувшись туда-сюда. — Добро пожаловать в мой тронный зал, — сказала Калкон, плавно поворачивая голову и окидывая взглядом помещение. Ее звучный голос эхом отражался от дальних стен и колонн: в зале не было никакой мебели. Вдалеке виднелись фрески, но изображения было не различить. — Благодарю, — пробормотал Лемборг. Гном был все еще встревожен. Он осмотрелся и облизал пересохшие губы. — Мне пора идти, — добавил он. — Время еще есть, — сказала драконица. — Подойди поближе. Гном немного помедлил, а потом сделал то, что от него требовалось. — Прости, — сказала Калкон. — Для того чтобы принять правильное решение, мне нужно многое узнать, а мой личный метод изысканий, как показала практика, не знает себе равных. — Что… — начал было Лемборг. Калкон произнесла магическое слово. Гном тут же увидел, как расширяются глаза драконицы, и вскоре они заполнили собой все пространство. В сознании Лемборга стало пусто; мозг его ожидал приказаний. — Теперь вспоминай, — велела Калкон. — Думай о враге. Думай о том, из-за чего ты здесь оказался. Лемборг качнулся назад, но не упал. Взгляд его был расфокусирован, глаза потускнели. Ему снился сон. Драконица закрыла глаза и увидела сон гнома. Вспыхнул огонь, раздался грохот, и на небеса поднялся технолетюг под названием «Дух», корабль, способный летать без помощи магии. Гномы совершили невероятное. Пилот кричал от радости, дергал за металлические рычаги и крутил ручки. Кабина дрожала, а небо за окном постепенно из голубого стало синим, а потом черным, и со всех сторон сияли звезды, они горели, как драгоценные крошечные камни. Звезд было больше, чем песчинок в пустыне. Еще в окне было видно большое небесное тело, покрытое синими морями и темными землями, над которыми волчками кружились белые завитки облаков. Пилот в изумлении смотрел туда, вниз, и думал только о красоте Кринна, своей родной планеты. Но вскоре гном заметил другой корабль, также летевший высоко над миром. Это был управляемый силой магии маголетюг, и двигался он быстрее «Духа». Он напоминал огромную спиралевидную ракушку, а от ее устья тянулись длинные прямые щупальца. Корабль поравнялся с «Духом», и экипаж маголетюга набросил тросы на технолетюг. Затем члены экипажа, глядя перед собой тусклыми, неживыми глазами, поймали гнома и затащили его на спиралевидный корабль, где ему предстояло увидеть своих новых повелителей. Пилоту случалось читать о кораблях такого типа, называемых наутилоидами. Читал он и о тех, кто ими управлял, и слышал о них ужасные рассказы. А теперь люди с безжизненными глазами отвели маленького пилота к этим самым повелителям, которые собирались совершить трапезу на глазах у своего «гостя». Эту трапезу пилот помнил яснее всего. Он никогда не забудет, как силой держали предназначенное в пищу блюдо, а оно пыталось сопротивляться. Гном увидел, как один из повелителей безмолвно наклонил свое фиолетовое лицо с щупальцами над головой вопившего человека и… Калкон вскочила на все четыре лапы и широко раскрыла пасть, обнажив все свои сверкающие зубы. Огромный хвост хлестнул так, что покрытая фресками штукатурка рассыпалась бледной пылью. Хриплое, похожее на рычание, дыхание несколько минут эхом раздавалось по всем залам. Избавившись, наконец, от навязчиво всплывавшей омерзительной картины, Калкон посмотрела на погруженного в транс гнома. Тот уставился на нее остекленевшими глазами. «Он всего лишь гном, — подумала она. — В этом мире он — дитя. И его преследуют злобные существа. Но он не мое дитя. Мои дети не здесь. Он гном, и спасти его некому. Я могла бы оставить его тут, и жестокие твари наверняка найдут его, а я больше не стану о нем думать. Я не оказалась возле собственных яиц, когда за ними пришло порочное создание. Я делала то, что от меня требовали в качестве выкупа, но все обещания оказались ложью, и теперь я потеряла моих детей. В нужный момент меня не оказалось рядом. Я допустила, чтобы мои дети оказались в когтях Зла, и осталась без них. А он не мое дитя. Он не мое дитя. Но…» Калкон услышала едва уловимый звук, неразличимый для уха человека или гнома. Она подняла голову. Ветер обдавал быстро двигавшийся объект, летящий по небу. Теперь она ясно это слышала. Летательный аппарат был на расстоянии трех миль. Драконица посмотрела на гнома. — Лемборг, — сказала она. Тот моргнул и зашевелился, приходя в себя, а потом неуверенно поднял руку к лицу. — Лемборг, нам пора уходить. Было, конечно, слишком поздно покидать заброшенный город. Маленький гном ни капли не ошибся: они не заставили себя долго ждать и явились, чтобы найти его. Но еще оставалось время подготовиться, правда сделать для этого можно было не так уж много. Все же Калкон тревожилась не так уж сильно. У мозгоедов был свой летательный аппарат, но ведь она была не кто-нибудь, а Калкон, и этот город принадлежал ей. Она поторопила Лемборга к выходу и спрятала его в подвальном помещении, которое, несомненно, в прошлом служило покойницкой (этого она ему не стала говорить). Ненадолго погрузившись в медитацию, она произнесла заклинание и стала невидимой. После этого она тихо выбралась под полуденное солнце, чтобы встретить вторгшегося в ее владения неприятеля. Первым, кого она заметила, выйдя на улицу, были уже шагавшие по городу враги. «Быстро же они», — подумала драконица, пристально глядя на любопытное сооружение, проплывавшее над спортивной ареной. Летательный аппарат выглядел именно так, как запомнил его гном: золотая спиралевидная раковина, расположенная вертикально, из устья которой выходили несколько переплетенных между собой деревянных щупалец, изогнутых, как лук. Из середины корабля торчал высокий шест, увешанный черепами; к задней части раковины прикреплен был странного вида парус. В нижней части аппарата висел руль. Корабль захватчиков был достаточно большим. Калкон прикинула, что он немногим короче ее собственного тела, длина которого составляла двести пятнадцать футов. Как ей показалось, корабль был полностью сделан из дерева. Отлично: если это так, то оно должно хорошо гореть. Она осторожно устроилась внизу лестницы, так, чтобы видно было центральную площадь, где все еще дымились обугленные обломки «Духа горы Небеспокойсь», и стала ждать. Так она провела двадцать минут, наблюдая, как корабль описывал над городом круг; потом раковина подлетела ближе и наконец зависла прямо над «Духом». Калкон открыла пасть, готовясь атаковать, но тут корабль совершенно неожиданно взлетел вверх, прямо в небо. Потрясенной драконице показалось, что корабль будто выпустили из лука. Она стояла и, не проронив ни звука, удивленно наблюдала, как тот сначала стал маленьким пятнышком высоко в небе, а потом совершенно исчез из виду. Еще час она провела на площади в полной тишине. Калкон ничего больше не увидела и не услышала; полная сомнений, она фыркнула, взлетела, сделала круг над городом и поняла, что ничего не пострадало. Сняв с себя заклинание, делавшее ее невидимой, она вернулась в правительственное здание, где находился маленький гном. — Проблема решена? — спросил тот сердитым тоном, хотя и был рад, что вышел, наконец, из подвального помещения (он догадался о его назначении). — Похоже, да, — непринужденно сообщила Калкон. Она описала корабль, его действия и его поспешное отправление. Выслушав ее, Лемборг не успокоился. — Они могут вернуться сюда снова, — пробормотал он, непроизвольно крутя одной рукой пальцы другой. — А могут и не вернуться, — сказала драконица. Она задумчиво посмотрела на гнома. — Мне было бы любопытно узнать, как действует этот самый генератор порталов, без которого ты их оставил. Лемборг вздохнул и стал объяснять. По-видимому, каждая группа миров вместе со своим солнцем была окружена непроницаемой сферой немыслимо большого размера. Пройти сквозь такую сферу и оказаться в другом мире можно через «дверь», открываемую исключительно с помощью устройства переходов в пространстве, при этом магическую силу, за счет которой работает такое устройство, обеспечивает генератор. Существа, пытавшиеся убить Лемборга, не могут выбраться из этой группы миров без своего генератора; им придется остаться здесь навсегда, а это их вряд ли устраивает, если им необходимо оказаться в совершенно других местах. Калкон с понимающим видом кивнула, хотя все сказанное показалось ей просто ерундой. Дверца в небесах — да это просто вообразить себе невозможно. Как это похоже на гномов — верить в такую чепуху. Правда, пока его рассуждения казались вполне обоснованными. Она решила еще немного подождать перед тем, как вынести для себя окончательное решение по данному вопросу. Сделав свои выводы, она благовоспитанно выдержала паузу, а потом спросила: — Ты играешь в кхас? — В кхас? — Гном почти перестал терзать пальцы на руках. — Неужели здесь имеются фигуры и доска для кхаса? — Самые лучшие, — ответила Калкон. Лемборг вскоре получил возможность убедиться, что у Калкон действительно самый великолепный комплект для кхаса на всем Ансалоне, насколько гном в этом разбирался. Они начали играть; Лемборг при этом жевал сухофрукты из мешочка, который ему удалось спасти с обломков корабля. («Выглядела, во всяком случае, как настоящая», — сказал он о фигуре горгульи в центре пересохшего фонтана, оскаленная морда которой заглянула в окно его корабля после приземления.) Именно во время этой долгой партии, состоявшейся в тронном зале Калкон, Лемборг разговорился. Наступил вечер, а он все еще подробно расписывал Калкон программу выхода гномов горы Небеспокойсь за пределы атмосферы Кринна с последующей высадкой на лунах, пояснял, что колонии гномов-механиков появятся на каждой из блуждающих звезд, которые он называл планетами, и что теперь гномам для полетов более не придется рассчитывать только на норовистые, ненадежные волшебные корабли, потому что теперь маголетюгам на смену придут такие замечательные механизированные технолетюги — конечно, если технолетюги больше не будут взрываться при запуске двигателя. — Конечно, — восторженно продолжал он, — в Управление по Вопросам Заселения Новых Территорий, Депортации и Потерянного Багажа постоянно поступают сообщения о том, что гномы горы Небеспокойсь уже успели поселиться в самых различных мирах, как в этой сфере, так и в других, но будущие модели «Духа горы Небеспокойсь» позволят этой струйке превратиться в бушующий поток, и сферы преобразятся под великим напором просвещения, которое принесет с собой цивилизация гномов. И тогда у каждого будут работающие на энергии пара холодильники и скоростные повозки. — Понятно, — сказала Калкон, осторожно передвигая по доске своей длинной передней лапой синюю ладью. Одним глазом внимательно рассмотрев шестиугольную доску, она одобрительно кивнула. Калкон совершенно ничего не могла понять из рассказов гнома, но видела, что разговоры, похоже, помогают Лемборгу успокоиться. Секунду спустя он сделал ход белым кавалеристом. — Этап экспансии, конечно, будет благоприятен и для гномов, и для будущего небесных сфер, — добавил он, жуя инжир. — Недавние данные демографической статистики указывают на то, что подземная урбанизация в недрах горы Небеспокойсь развивается по экспоненциальной функции, благодаря выращиванию надежных гидродинамических аквакультур и успешному массовому производству неядовитых искусственных пищевых продуктов типа снерга, гуфанкса, кватца и… нет, что касается хойрка, то его употребление до сих пор в двадцати процентах случаев приводит к летальному исходу, так что над ним еще предстоит поработать, но три из четырех — это уже замечательно. Малыши обожают гуфанкс и всегда просят добавки, хотя от этой пищи серьезно портятся зубы. — Он устроился на стуле поудобнее и посмотрел на партнершу, ожидая что-нибудь услышать. — Как удивительно встретить золотого дракона, настолько интересующегося прикладными технологиями. — Латунного, — поправила его Калкон. Ей было невыносимо наблюдать, как гном перемещает фигуры, совершенно не обдумывая хода. Это выводило ее из себя. — Что-что? — Я латунный дракон. Ты принял меня за золотого? Лемборг разинул рот, и оттуда выпали кусочки разжеванного инжира. — Ах! Я должен принести многочисленные извинения, — смущенно произнес он. — Внешность обманчива. Да и фигура для латунного дракона слишком величественная, такое существо скорее примешь за короля. — За королеву. — Что это собирался делать гном с белым кавалеристом? Драконице было все труднее сосредоточивать свое внимание на игре. Что-то в словах гнома было такое… — Короле… Так вы латунная драконица? — изумился гном. — Да. Я латунная драконица. — Ах… тогда я должен принести еще более многочисленные извинения, но, тем не менее, для такого юного латунного дракона, а тем более драконицы… — Я старая. Дракон наполняется огромной силой и радуется жизни, когда ему исполнится много лет, в течение которых он накапливает мощь. А я очень старая. Этим мы отличаемся от людей, которые ценят только годы молодости. В том, как Калкон это произнесла, Лемборгу послышалось что-то странное. Он опустил взгляд на игральную доску с клетками из белого и голубого мрамора. Свои следующие слова он тщательно обдумал: — Тогда, конечно, ваша жизнь сейчас должна быть как никогда замечательной. Калкон нехотя протянула лапу и передвинула синего жреца вдоль ряда чародеек. Она знала, что оставила фигуру в опасном положении, но это был единственный хороший ход, который можно было сделать. Внезапно у нее пропал всякий интерес к игре. Лемборг немедленно сделал ход белым ферзем. Он приготовился уже сказать слово «шах», но Калкон отвернулась и направила взгляд на дальнюю стену. — Конечно, должна, — сказала драконица. — Само собой. Лемборгу показалось, что стоит перевести разговор в другое русло. Надежнее всего говорить о доме и семье; ну, по крайней мере, когда имеешь дело с людьми. Он посмотрел на доску, кашлянул и еле слышно произнес: «Шах». Потом спросил, уже погромче: — А ваши дети вас здесь время от времени навещают? Прилетают ли подросшие драконы в старое гнездо, под крыло матери? Огромная драконица не отвечала, все так же устремив взор куда-то во тьму, в сторону стены. Подождав немного, Лемборг снова заволновался. Он покашлял, но ответа так и не последовало. Если бы игра происходила в Академии Бесконечного Изучения Кхаса и Ничего Иного, на горе Небеспокойсь, Калкон сейчас уже пришлось бы признать себя проигра… — Я не знаю, где мои дети, — ответила драконица удивительно тихо. — Возможно, они умерли, но мне остается лишь надеяться, что это так. Потрясенный, гном не смог ничего ответить. Он только смотрел на драконицу. Прошло некоторое время. — У меня была кладка яиц, — тихо произнесла Калкон. — Четыре маленьких яичка. Чуть менее сотни лет назад Владычица Тьмы забрала яйца и у меня, и у всех остальных моих сородичей, обещая вернуть их после того, как закончится разгоревшаяся тогда война. Опасаясь за своих детей, мы дали клятву не вмешиваться. А потом она тайно прибегла к магии и наполнила наши яйца мерзостью. Из них вылупились дракониды — жалкое подобие своих родителей. И моих четверых детей сделали баазами, изуродовали их тело и сломили дух, испортили и развратили. Если этот мир хоть сколько-нибудь милосерден, то им давно уже следовало бы умереть. Никто из них, если они выжили, не знает обо мне. Они лишены умений, которыми обладаем я и мои сородичи. Им навсегда суждено быть на стороне Зла, так что для меня они потеряны навсегда. Если я увижу когда-нибудь моих детей, мне придется убить их. Лемборг смотрел на доску для кхаса. Внезапно игра потеряла для него значение. — Прошу простить мой внезапный уход. Вернусь утром, — сказала Калкон, поднимаясь, и расправила огромные крылья. — Меня потянуло как следует полетать и попить воды из океана. Я преклоняюсь перед твоим стилем игры и вынуждена признать свое поражение. Огромная драконица быстро удалилась. Лемборг довольно долго пребывал в бездействии, а потом медленно расставил фигуры для начала игры. Настроение у него было скверное. Зачем он только спросил ее о детях, почему он вообще не родился немым? Гном вялыми движениями раскатал коврик, который нашла для него Калкон, завернулся в него и задул масляную лампу, при свете которой они играли. Он лежал в беззвучной темноте и не мог успокоиться. Площадь освещал тусклый красный свет. Лунитари была полной, двух других лун не было видно, а все небо было усеяно мерцающими звездами. Калкон подняла голову к небесам и стала размышлять, чем она заслужила такую судьбу. Она делала то же, что и другие живые существа, но в этом не было никакого смысла. Она поселилась на опустевших развалинах, но все равно не избавилась от боли и чувства вины, и вот она спала, летала, ела и старалась ни о чем не думать. Но все это не помогло. Ее детей уничтожили, и она сама была отчасти за это в ответе. Калкон быстро прижалась к земле, оттолкнулась и взлетела. Поднимая ее все выше, в красном свете луны с шумом рассекали воздух огромные крылья. Ее взгляд упал на окутанный тьмой огромный безлюдный город. Все было неподвижно, лишь ветер переносил с места на место песок. Город был пустым, как ее существование, безжизненным, как ее дети. Безразличным взором скользнула она по крышам и шпилям. Из-за единственной сохранившейся башни Великого Храма в воздухе показался объект. Высокая золотая раковина и направленные на дракона начищенные деревянные щупальца поблескивали в лунном свете. Калкон моргнула. Как эта штука сюда попала? За пять секунд они успели выстрелить в нее пять раз. Ее ранило в шею, правую переднюю лапу и в правую половину чешуйчатой груди. Резко вдохнув, Калкон почувствовала, как в легкие вонзились сломанные ребра и копья, выпущенные из баллист. Снаряд из катапульты с силой ударил в правое крыло и сломал самую крупную кость. Крыло сложилось, драконица закрыла глаза, заревев от боли, пролетела, кувыркаясь, сто футов вниз и упала на бывшие конюшни. Лемборг сел. Он был все еще завернут в ковер. Рев и последовавшее вскоре за ним громыхание становились все тише. Что это, землетрясение? Ему, жившему на горе Небеспокойсь, никогда не случалось слышать, что в Северных Пустынях случаются землетрясения. Такое казалось невероятным. Гном вылез из ковра. Лемборгу было уже не уснуть: ему хотелось пойти посмотреть, что происходит, но после своего неудачного вопроса за кхасом он опасался случайно встретить Калкон. Он должен уйти отсюда один, до возвращения мозгоедов, должен постараться не наговорить драконице еще больших глупостей. Калкон спасла его из обломков технолетюга, вылечила, развлекала, и вот чем он ей отплатил. Лицо гнома горело от стыда. В большой темной комнате он с трудом мог что-либо разглядеть. Собрав свои немногочисленные вещички, он вышел в длинный коридор с высоким потолком, стараясь вспомнить, где выход. Дошел до конца коридора, два раза повернул налево, один — направо, а потом понял, что окончательно заблудился. Высоко над ним было окно — стекла от песка стали уже матовыми, — и оттуда пробивался бледно-красный лунный свет. Лемборг был противен самому себе. Бросив вещи, он подтянулся, держась за подоконник, и взглянул на окутанный тьмой город. Гном по-прежнему находился на третьем этаже правительственного здания. Руины были освещены красными лучами Лунитари. Настанет день, когда по красной луне зашагают тысячи гномов, подумал Лемборг. Гномы построят там прекрасные города, распространят свои великие изобретения по всему космическому пространству, и гидродинамика станет общедоступной. Но сейчас он не мог мечтать о грядущих достижениях. Они значили не больше, чем партия в кхас. Лемборг сморгнул слезу, вздохнул и опустил взгляд. Прямо перед окном, менее чем в двадцати футах, в воздухе торчал шест, увешанный человеческими черепами. В окровавленных макушках виднелись прогрызенные дыры. Потрясение ахнув, Лемборг выпустил край подоконника и, как только ноги его коснулись пола, бросился бежать, оставив вещи лежать под окном. Маголетюг мозгоедов, эта огромная золотая ракушка, похожая на вращающуюся на ребре монету, поднялась на высоту окна и зависла. Корабль начал разворачиваться, широко размахивая изогнутыми щупальцами. Лемборг понесся за угол, и в тот самый момент огромное окно у него за спиной разлетелось. Длинные щупальца маголетюга рассекли стекло, будто косой, справа налево, и сотни осколков сверкающим водопадом полетели в разные стороны. Не стих еще звон, как со щупалец в коридор начали спрыгивать костлявые люди в рваной одежде. Под их босыми ногами захрустело. Ни один не вскрикнул — лица людей были пусты, на них нельзя было прочесть даже решимости выполнять приказ; не медля ни секунды, они бросились догонять гнома. «Они собираются поймать меня, — в ужасе подумал Лемборг, пробегая по темному коридору. — Они поймают меня, а потом съедят». Гном в этом не сомневался. От таких мыслей он понесся еще быстрее, дважды повернул направо, потом налево и обнаружил ведущую вниз винтовую лестницу. По ней он спустился на два этажа и побежал по узкому коридору налево. Где-то далеко позади эхом разносился топот преследователей. Гном вбежал в дверь, за которой коридоры расходились в три стороны. Он повернул направо. Впереди что-то неярко светило. Лемборг остановился в неуверенности, а потом осторожно двинулся вперед, чтобы разведать, что там такое. Это оказалась открытая дверь, и оттуда веяло ночным ветерком. Гном крадучись подобрался поближе — только тихо заскрипел нанесенный ветром песок под его ботинками — и выглянул наружу. Перед ним была освещенная луной площадь. В воздухе все еще чувствовался слабый запах сгоревшей краски, доносившийся со стороны обломков «Духа горы Небеспокойсь». Лемборг прищурился. Вокруг заостренного носа «Духа», казалось, не ходили, а проплывали над земной поверхностью человекоподобные фигуры в длинных одеяниях. Мозгоеды. Лемборг уже видел, как они левитируют, когда они гнались за ним на своем маголетюге-наутилоиде. В тот раз, когда им не удалось его поймать. Он развернулся и побежал обратно, внутрь здания, через ту арку, от которой расходились коридоры. В его левое плечо вцепилась когтями четырехпалая рука. Лемборг, вне себя от ужаса, повернулся и вонзил зубы в кожу схватившего, холодную и скользкую, как угорь. Рука тут же отдернулась, но несколько других рук схватили Лемборга за руки и за одежду. Это были человеческие руки, грязные, покрытые шрамами. Гном отбивался как сумасшедший и вопил, но держали его крепко, и ему было с ними не справиться. Вот так держали и того человека, у которого мозг успели выесть из черепа, пока тело еще оставалось живым. Слегка потирая укушенную руку, мозгоед подождал, когда гном выбьется из сил, а потом поднял в неярком свете непострадавшую руку и указал в сторону площади. Человеческие существа с пустыми глазами, державшие гнома, кивнули и, таща с собой пленника, последовали за своим господином, одетым в длиннополые одежды. Еще три мозгоеда ожидали возле «Духа» и пересохшего фонтана. Их ступни зависли в нескольких дюймах над песком; прохладный ветерок развевал длинные одеяния. Дрожащий Лемборг, которого крепко держали рабы, узнал уже знакомые ему белесые глаза и розово-лиловую пакость, считающуюся у мозгоедов лицом, с которой свисали извивавшиеся, как червяки, мерзкие щупальца. Худые ладони мозгоедов были скрыты широкими рукавами; руки они скрестили на груди, будто обдумывая приговор. Рабы остановились перед парившими в воздухе повелителями. Несколько мгновений царила тишина. Потом один из рабов подошел к Лемборгу спереди. Тот снова попытался вырваться, но не смог. Одетое в лохмотья человеческое существо посмотрело на Лемборга сверху вниз. Раб оказался женщиной. В красном свете луны ее глаза зияли бездонными дырами. Казалось, что она умерла уже много недель назад и изнутри успела разложиться. — Ты причинил много беспокойства, — произнесла она голосом, лишенным какой-либо интонации, так, как читают вывески. — Тебе удалось бы убежать и остаться безнаказанным, если бы не телепатическое искусство наших властителей, которым ничего не стоит читать простенькие мыслишки всякого сброда вроде тебя. Ты скажешь нам, где спрятан генератор порталов. Лемборг снова попробовал вырваться, снова не смог и прекратил попытки. Женщина смотрела ему через плечо, как будто прислушиваясь к чему-то, чего не слышал гном. — Ты оставил генератор в своем корабле, возле кресла пилота, — сказала женщина. — Его никто не охраняет. Кому-нибудь известно, что ты здесь находишься? Лемборг, тяжело дыша, молча уставился на нее. — Только старой латунной драконице, — произнесла женщина. Помолчав немного, она добавила: — Которая мертва. Мы расстреляли ее из катапульт и баллист нашего корабля. Сейчас двое наших повелителей осматривают ее тело. Известно ли тебе о каких-либо ценностях, находящихся в этом городе? — Замолчи! — яростно заорал на нее Лемборг. — Замолчи, замолчи, замолчи! — По его щекам, вдоль бакенбардов, внезапно покатились слезы. — Тебе ничего от нас не скрыть. Наши повелители получат из твоего сознания любые сведения, стоит тебе лишь о чем-то подумать. Они сообщают мне, что я должна сказать, и я передаю это тебе. А твои мысли просты, как у рыбки. — Она сделала паузу. — Никаких сокровищ ты здесь не видел. Значит, ты пригодишься нашим повелителям только для одного. Преследуя тебя, они устали и проголодались. Теперь они будут кушать, а тебя съедят последним, чтобы ты успел увидеть, что тебя ожидает. — Женщина замолчала, похожая на марионетку, послушную своим веревочкам. Один из паривших над песком мозгоедов подплыл по воздуху к женщине и Лемборгу. Его ноги коснулись земли позади женщины, тонкие пальцы схватили ее за руки, и в грязную, покрытую синяками кожу впились длинные когти. Женщина с пустыми глазами опустилась на колени. Голова ее резко откинулась назад. В распахнутых глазах отразилась красная луна; бледные губы задрожали. Мозгоед плавным движением стал наклоняться к ней, пока влажные щупальца, расположенные у него на месте рта, не прикоснулись к ее лицу. Затем они вытянулись и накрыли верхнюю часть ее головы, от самых глаз, и через несколько секунд уже с силой сжимали череп. Женщина вздрогнула, а потом дернулась от сильных судорог. Она открыла рот, подняла лицо в ночное небо и обреченно завопила. Лемборг запрокинул голову и завыл вместе с ней, крепко зажмурив глаза и брыкаясь изо всех сил. И тут над городом раздался ужасный рев, заглушивший оба вопля. Рев рокотал и отдавался эхом, постепенно затихая в вое далеких ветров. Лемборг, дрожа и хватая ртом воздух, открыл глаза. Теперь и остальные мозгоеды опустились на землю и молча стояли, уставившись на что-то вдалеке, с правой стороны от Лемборга. Женщина, о которой все забыли, лежала на боку, подтянув к груди колени, и всхлипывала. Волосы ее слиплись от крови. Лемборг посмотрел туда, куда были обращены взгляды мозгоедов. Раздался глухой топот: к ним бежало какое-то тяжелое существо. Огромное, освещенное луной, оно выметнулось из-за угла в дальнем конце засыпанной песком площади. Неровными прыжками существо приближалось к Лемборгу и мозгоедам, стараясь не наступать на правую переднюю лапу. Двигалось оно очень быстро. Калкон. Что бы там ни сделали мозгоеды, расправиться с ней окончательно они не смогли. И конечно, она, сумевшая излечить Лемборга, и себе смогла оказать помощь, Через мгновение Лемборг понял, что вот-вот должно произойти. Во что бы то ни стало нужно было вырваться. Яростно задергавшись, он высвободил левую руку из пальцев отвлекшегося в тот момент раба, а потом извернулся и укусил за руку того, кто держал его справа. Раб с проклятиями выпустил его. Лемборг понесся прочь. Когда Калкон набросится на врагов, его в темноте будет не видно, так что нужно скорее оказаться подальше от мозгоедов. И он очень правильно поступил. Калкон не стала дожидаться, пока мозгоеды покажут, на что они способны и какие приемы имеются в их арсенале. Когда те двое, которые остались обследовать ее тело, обнаружили, что она жива, они попытались уничтожить, причем чрезвычайно болезненным, мучительным способом, ее сознание. Сейчас их дымящиеся тела, наполовину погруженные в большую лужу расплавленного песка, лежали на улице возле руин кавалерийских конюшен. Оказавшись достаточно близко от мозгоедов, Калкон открыла пасть и дохнула на них. Один из мозгоедов как будто растворился в воздухе еще до того, как горячая волна докатилась до него. Остальных троих и рабов отбросило назад; тела заплясали и от них, как от подгоревшего жаркого, повалил дым. Мозгоеды и рабы вскоре попадали на землю, беспорядочно дергаясь и испуская жуткие вопли. Потом крики стихли, и было слышно только потрескивание пламени, маленькими язычками лизавшего тлеющие остатки одежды и обугленную плоть. В тот момент, когда из горла Калкон вырвался испепеляющий все на своем пути поток, она почувствовала, как между глаз ее копьями впиваются удары, направляемые силой мысли, и как эти копья проникают глубоко в мозг. Как и те двое незадолго до этого, эти мозгоеды попытались сокрушить ее сознание, но они в свой удар вложили в несколько раз большую губительную силу. Копья взрывались в ее сознании, вспыхивая ослепительным, мучительным светом. Боль была невыносимой. За секунду ее мысли разорвало в клочья. Лемборг, убегая, почувствовал, как его накрыло горячим потоком; воздух обжигал, дышать стало невозможно. Гном упал, закрыл голову руками и спрятал лицо в песке. Крики, раздававшиеся у него за спиной, стихли. Он слышал глухой топот драконицы, ощущал всем телом, как дрожит земля от ее шагов. Кожа на шее и голове болела так, как будто он сильно обгорел на солнце. Теперь топот и пыхтение доносились уже из-за спины гнома, со стороны обломков его корабля. Мучаясь от боли, Лемборг дождался, когда жар в воздухе поостыл; потом гном поднял голову и огляделся. Он увидел поднявшуюся на дыбы Калкон, которая вовсю топала и издавала странные звуки вроде ворчания или поскуливания. Ее сломанное крыло волочилось по песку, а хвост хлестал из стороны в сторону, так что воздух над площадью постепенно заполняло огромное облако песка. Тут в плечо Лемборгу вцепилась когтистая рука; гном вскочил на ноги, поднял взгляд и закричал: — Калкон! Драконица остановилась и начала ошеломленно оглядываться по сторонам. С ее когтей клочьями свисали обугленные останки мозгоедов и их рабов. Не наступая на правую лапу, она поспешила в сторону Лемборга. «Если ты нападешь на меня, я убью его», — прогудел у нее в голове чей-то голос. Калкон отпрянула; глаза ее распахнулись необычайно широко. Дрожа, она начала оглядываться по сторонам, стараясь понять, откуда доносился крик. В пятидесяти футах перед ней стоял мозгоед; он вцепился в Лемборга и держал гнома перед собой как щит. «Если ты не станешь нападать на меня, я заберу генератор порталов и удалюсь, — прогудел тот же голос; Лемборг тоже слышал его у себя в голове. — После этого я снова телепортируюсь, но на этот раз на свой корабль. Этого маленького я буду держать при себе. Потом я его выпущу. Мне не помешают забрать генератор порталов». Закончив последнюю фразу, мозгоед стал медленно пробираться в сторону «Духа горы Небеспокойсь», держа Лемборга между собой и драконицей, Калкон пошатнулась и дважды моргнула все так же широко распахнутыми глазами. — Владычица Тьмы, — ответила она низким голосом, — верни мне мои яйца. Мозгоед замер, но потом снова двинулся в сторону обломков корабля. Лемборг, которого тот почти волок перед собой, протянул руку в сторону драконицы. — Калкон… — произнес он. Его лицо исказилось от ужаса. Калкон откинула голову и бросилась вперед. Сердце не успело стукнуть второй раз, как драконица уже преодолела пятьдесят футов, отделявшие ее от мозгоеда. Перепуганный монстр пихнул Лемборга прямо на приближающуюся драконицу, а потом бросился бежать. Гном потерял равновесие и упал. Что-то большое и тяжелое обрушилось ему на правую ногу, которая с громким треском сломалась в четырех местах ниже колена. Лемборг взвыл и перекатился на спину, схватившись за переломанную ногу. Какой-то предмет, пролетев в воздухе, шлепнулся на землю возле него. Лемборг увидел это, но его сознание, затуманившееся от боли, никак не отреагировало. А упавший предмет был рукой мозгоеда; четырехпалая кисть еще подергивалась. Остальных частей тела поблизости не было. Лемборг чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Он так и не отошел от шока, и мир вокруг стал совершенно размытым, нереальным. Боль, охватывавшая его до этого мощным потоком, стала стихать. «А умирать вовсе не так плохо, как мне казалось, — подумал он, — если, конечно, это и есть смерть». Даже наутилоидный корабль мозгоедов, облаком взмывший над правительственным зданием, выглядел каким-то расплывчатым и призрачным. С наутилоида на Калкон обрушился ливень камней и копий; стараясь уклониться от ударов, она рычала на корабль и называла его Владычицей Тьмы. Неужели так называется этот маголетюг? Лемборга удивило, что она это знает. Хотя вообще-то теперь она ко всем предметам обращалась со словами «Владычица Тьмы». Гном снова опустился на землю, опершись на один локоть. Нога у него теперь почти не болела, правда в нескольких местах она была неестественно согнута. Он увидел, как Калкон одной рукой (или, возможно, ногой, гном не знал точно, как следует называть эту огромную конечность) ухватилась за стоявшую на высохшем фонтане ухмыляющуюся фигуру горгульи и одним движением сорвала ее с места. Драконица сильно размахнулась, и статуя, кувыркаясь в воздухе, полетела прямо в небо. «А это еще зачем?» — подумал Лемборг. Статуя врезалась в наутилоид, загрохотав, как Молот Реоркса. Дождем полетели куски обшивки и обломки конструкции, и золотая раковина раскололась, как тухлое яйцо. Сухой дождь пролился на песок. Гном подумал, что об этом следует написать в очередном отчете, который он подаст в Организационный Комитет горы Небеспокойсь по Вопросам Выпадающих в Виде Дождя Объектов. Если ему удастся отыскать перо и чистый лист. Гном долго оставался погруженным в лихорадку и странные сновидения. Боль накатила на него, а потом прошла. Он стал легким, как перышко, а над ним, как речной поток, проносился ветер. Лемборгу снилось, что его баюкают в бронзовой колыбели, высоко над миром, и кругом слышен лишь неторопливый, ритмичный звук рассекаемого воздуха. Один раз гному показалось, что он поднимается на поверхность огромного моря; он почувствовал, как на его сомкнутые веки светят солнечные лучи. «Спи», — сказал ему звучный и нежный голос, и Лемборг снова погрузился в сновидения. Совсем скоро наступила ночь. Горячей кожи Лемборга коснулись прохладные травинки. Он почти не мог пошевелиться, но это не имело значения. «Ты дома, — произнес раскатистый голос. — Я могу исцелить твои раны, но с лихорадкой мне не справиться. Тебя скоро найдет твой народ, и они сумеют сделать то, чего не могу я. Тебе придется до их прихода полежать. Сейчас тебе нечего бояться. — После некоторого колебания голос продолжал: — Мне повезло, и мое сознание отдохнуло и исцелилось, а крыло я вылечила с помощью магии, так что теперь я тоже возвращаюсь к своим соплеменникам. Мне предстоит долго лететь на север, но я к этому, как мне кажется, готова. — И снова голос смолк; на этот раз пауза была более продолжительной. — Я многим тебе обязана, Лемборг. Я убежала от своего прошлого, но оно снова нашло меня, и теперь я могу посмотреть ему в лицо и продолжить свой путь. Но мне будет не хватать твоего общества, и я буду скучать по твоему любопытнейшему стилю игры в кхас. Я рада, что твой корабль избрал мой город своим последним пристанищем. Он и ты принесли то, что мне было так нужно». Голос смолк. После этого несколько мгновений дул сильный ветер, а когда он стих, стало очень тихо и спокойно. В мире наступил полный порядок. Так продолжалось двадцать минут. Потом Лемборга нашли гномы. — Что за чепуха в двенадцатой степени! — фыркнул Первый Помощник Главы Аэродинамической Гильдии. Он отшвырнул в сторону отчет Медицинской Гильдии, и стопка толстых листов легла на сотни других отчетов, выброшенных в большой деревянный ящик с аккуратно выведенной надписью: «Только для использованных бутылок». — Им разве что судна для больных разрабатывать. Просто не верится, что можно было прислать такую чепуху. Мозгоеды! Маголетюги! Дракон, умеющий играть в кхас! Лемборгэмаунтголоферпаддерсонрит сильно ударился головой, вот и все. То же самое случилось с моим четвероюродным братом, в которого попала молния. Он начал считать себя героем, губителем драконов или чем-то в таком духе. — Первый Помощник тяжело вздохнул, опустив взгляд на свой письменный стол. — Но поразительно, что он выжил при крушении корабля. Судя по всему, технолетюг упал в море сразу после взлета. А ведь какой был многообещающий запуск. Корабль поднялся просто безупречно. — Даже не взорвался, — согласился, энергично кивая, стоявший с другой стороны стола Второй Помощник. — А это всегда великолепное начало для любого воздухоплавательного предприятия. Первый Помощник проворчал, задумчиво подергав себя за короткую седую бороду: — Возможно, лучше всего было бы назначить пилотом следующей миссии Лемборгэмаунтголоферпаддерсонрита, поскольку он приобрел определенный опыт, даже если его и преследуют бредовые идеи. Он уже оправился после лихорадки, так что, пройдя один-два курса повышения квалификации, он смог бы… — Согласен, это великолепная мысль, — сказал Второй Помощник, снова кивнув, но уже с меньшим энтузиазмом. — Просто превосходная, за исключением одной небольшой детали: Лемборгэмаунтголоферпаддерсонрит сегодня утром был выписан из Первичного Травматологического Центра на Склоне Холма и подал заявление на предоставление отпуска. Боюсь, что он уже ушел. Первый Помощник потрясение уставился на Второго: — Ушел? Как ушел? Куда? На заявление нужно ответить отказом! А его самого немедленно вернуть! Он наш старший технолетюгопилот! Это бунт! Гном, стоявший с другой стороны стола, поморщился. Он понимал, что вот-вот произойдет нечто неприятное. — Я полностью согласен: это похоже на бунт, поскольку он даже не стал дожидаться, когда его заявление пройдет обычное семидесятивосьминедельное рассмотрение, а сразу же отправился в гавань в Ксеносе и сейчас наверняка уже успел сесть там на корабль. — Он дал руководителю еще один листок бумаги, и Первый Помощник прочел написанное (для этого ему пришлось искать очки, которые были им обнаружены на собственной голове). — Но, возможно, это и к лучшему, поскольку он, похоже, так и не избавился от своих, хм, галлюцинаций, совсем как ваш четвероюродный брат. Первый Помощник тяжело вздохнул и выронил листок. — Он отправился на север, туда, где обитают драконы, а с собой взял только шесть смен одежды, а еще доску и фигуры для кхаса. Я понимаю, что вы сейчас думаете. Ну что же, отправляйтесь в спальный корпус учебного центра и прикажите курсантам собраться через два часа в конференц-зале, чтобы мы могли выбрать пилота для миссии номер двадцать девять. Кандидаты, как обычно, будут тянуть жребий. — Немедленно! — крикнул Второй Помощник и выбежал из кабинета. Первый Помощник еще раз взглянул на заявление Лемборга об уходе в отпуск, скомкал бумагу и выкинул ее в ящик. — Рано или поздно этот технолетюг у нас заработает как следует, — пробормотал он и продолжил разбираться с бумагами. ЯЙЦА АВРОРЫ Дуглас Найлз После Рождения Звезд, в начале Века Мечтаний, Боги Света и Тьмы подарили миру своих детей, первых драконов. Взмывших в небеса над Кринном царственных существ было всего десять: пять любимых дочерей Паладайна и пять отважных сынов Такхизис. Драконицы Платинового Отца были светлыми, добрыми созданиями из блестящих металлов, даривших миру силу. Пять сестер — золотая, серебряная, латунная, бронзовая и медная — поселились на западном Ансалоне и бессчетные эоны воспевали хвалы Паладайну среди широкой горной гряды, которую уже позже назвали Харолисом. Против них были пять сынов Владычицы Тьмы. Эти твари, непреклонные и жестокие, носили цвета своей матери: красный, синий, черный, зеленый и белый. Во имя Такхизис творили они зло и разрушения; поделив меж собой обширные земли, несли гибельный хаос и бедствия. Наконец цветные драконы, подобно дочерям Паладайна, обосновались на месте; свои логова они устроили в высоких горах Центрального Ансалона. Потом этот край, где дымятся вулканы, назовут Халькистом. Большую часть той эпохи число драконов оставалось неизменным: их по-прежнему было десять. Эти древние существа не старели, оставаясь такими же, как во времена, когда достигли зрелости. Но они и не размножались. Конечно же, и Паладайн, и Такхизис желали, чтобы у их могущественных детей появилось потомство и весь Кринн населили бы им подобные. Но многие и многие тысячелетия, которые сейчас считаются доисторическими. Богам этого добиться не удавалось. А потом времена, наконец, перешли тот рубеж, за которым начинается история; на земле появились людоеды и эльфы. Каждый из этих народов претендовал на господство, а могущественных драконов рассматривали как противников или союзников. Почитая Платинового Отца и Владычицу Тьмы, эти народы назвали их новыми именами — эльфы нарекли Паладайна Э'ли, а Такхизис для людоедов была Темной Госпожой. В конце концов, с помощью жестоких жертвоприношений и сил космической магии обоим Богам, и Паладайну, и Такхизис, удалось открыть секрет продолжения рода; они научились создавать яйца. Каждое Божество вступило в связь с порожденными им драконами, после чего Владычица, Тьмы сама наполнила яйцами гнездо; отложила яйца и каждая из дочерей Паладайна. Наконец Такхизис преисполнилась надеждами на безраздельное владычество, и ответом на ее замыслы стала война! В небесах Кринна яростно прозвенели трубные гласи, призывавшие цветных драконов. Потомки ее врага погибнут, и миром будет править Зло. В те дни людоеды были могучими, и с их помощью драконам Такхизис удавалось очень быстро разделаться с противником. Вскоре серебряный, бронзовый, латунный и медный драконы пали жертвами неожиданных нападений из засады. Зная, что в живых осталась лишь одна драконица противника. Владычица Тьмы уже строила планы единоличного господства… Повсюду воздух был наполнен черным дымом; над изуродованной землей поднимались десятки его струй, похожие на лес туманных деревьев невероятной высоты. Эти безобразные стволы расплывались и сливались в сплошную пелену, гнетущим покровом нависшую над просторами Кринна. Затянут пеленой был весь край, доступный взору пролетавшего высоко Фурийона. Красный дракон скользил под облаками, легко делал виражи вокруг колонн взлетающего пепла и дыма, парил на восходящих потоках. Над вулканами Центрального Ансалона столбы дыма и пепла были черными и огромными. С высоты Фурийону открывался вид на сотни вершин, извергавших в небо содержимое своей пламенной утробы. Земля была обезображена глубокими ущельями и оврагами; в одних бушевали белые ленты турбулентных потоков, в других пугающим красным огнем светились реки расплавленного камня. Изломанную линию горизонта образовывали острые конусы темных гор, вознесшихся из безжизненного каменного ложа; здесь и там пики образовывали массивы в шесть-восемь вершин, из кратеров которых валил дым и пар, извергалась лава. Другие горы были намного выше своих соседей, и на много миль вокруг окружали их пирамиды застывшей магмы. Над одной из таких колоссальных вершин Фурийон пролетел, огибая кратер по самой кромке. С холодным любопытством разглядывал он сеть пылающих трещин, проходящих по дну глубокого жерла среди темных глыб остывшей лавы. Через несколько мгновений дракон унесся уже далеко, медленно и размеренно взмахивая сильными пурпурными крыльями. Обжигающие восходящие потоки, в которых Акис, белый дракон, спалил бы всю чешую, могучему красному лишь помогали подняться выше, так что ему не приходилось лишний раз взмахивать крыльями. Показались еще более высокие горы, но рядом с одним огромным пиком даже самые громадные выглядели совсем крошечными. Вулкан-прародитель, массивный конус из древнейшей породы, способен был бы, дай он волю, уничтожить всю окружавшую горную цепь. Внизу, где со всех сторон подножия утесов скрывались в сумрачных ущельях, склоны могучей горы казались черными, но выше черноту постепенно сменял ржаво-красный цвет. Кое-где неровными зубцами выступали пласты породы; на них не росло ни травинки. Лишь эти выступы нарушали гладкую поверхность колоссальных отвесных склонов. У этой горы, при всем ее огромном размере, кратер был удивительно маленьким, из-за чего пик казался очень острым. Он будто касался черных слоистых облаков. Необычно было то, что из этого глубокого жерла не вылетал ни пепел, ни дым, ни пар, ни огонь, — но кратер все же светился от жара, и багряное сияние глубинного огня очертило на облаках светлый круг. Фурийон в этом уже однажды убедился, пролетев почти над самым кратером. Жар от пузырившейся лавы исходил столь неистовый, что древнему красному дракону пришлось повернуть в сторону у самого края жерла; он почувствовал, что не вылетит живым из этих обжигающих восходящих потоков. Но красный все же успел мельком заглянуть в жерло и увидел, на какую невообразимую глубину уходит оно в сердце Кринна. Глаза Фурийона засверкали, когда он опустился на один из самых высоких выступов на изрезанном трещинами лике голой скалы. Широко раскрыв пасть, он вытянул в небо покрытую алой чешуей шею и изрыгнул огромное облако пламени. По склону горы с шипением и грохотом скатились испепеляющие все на своем пути сгустки пламени: так могущественный красный известил о своем прибытии. С каменного выступа, располагавшегося лишь немногим ниже того, на который взгромоздился Фурийон, раздался треск, и небо рассекла молния. Лежавший, свернувшись на камнях, древний синий дракон Аркан выпрямился и склонил голову, приветствуя своего красного брата. Фурийон тоже поклонился, блеснув желтыми глазами. Багровый дракон с завистью смотрел на ожерелье из серебряной чешуи, сверкавшее на синей шее Аркана. Это был трофей, напоминавший о победе синего над серебряным драконом Паладайна. В ноздрях у Фурийона защипало от едкого зловонного газа; глянув вниз, он увидел проплывающее вдоль склона зеленовато-желтое облако. Снизу на Фурийона, подняв голову, смотрел Коррил, изумрудно-зеленый дракон. Кожистые веки нависали над темными, обманчиво кроткими глазами зеленого, устремившего бесстрастный взор на двух высших змеев; из его широко раздувающихся ноздрей вылетали струйки ядовитого дыхания. Внутри у Фурийона все еще сильнее запылало, когда он увидел на шее Коррила цепочку латунных чешуек. Вот и зеленый уже успел одержать победу в войне против дочерей Паладайна. Фурийон поднял взгляд в небо, ожидая появления остальных. Следующим показался черный Коррозус; скользнув вдоль плеча огромного вулкана, он опустился на истертую поверхность каменного выступа. Черный дракон известил о своем прибытии, изрыгнув целый поток темной кислоты; едкая шипящая струя стекла по склону, и лишь далеко внизу жгучая пена впиталась в пористую породу. Фурийон, хотя и сидел намного выше, все же заметил на змеиной шее Коррозуса ожерелье из медной чешуи. Последним показался огромный белый дракон Акис, старавшийся лететь как можно выше над пылающими вершинами. Подлетев к своему обычному месту, располагавшемуся еще ниже на склоне, Акис дохнул на окружавшие его камни, и окутавшее скалы огромное облако остудило их и убелило инеем. Только после этого бесцветный змей опустился на свое каменное ложе. Подняв заостренную голову, Акис выдохнул еще одно морозное облачко, и его обдало прохладным бризом. Фурийону было горько видеть, что даже быстрокрылого Акиса, который, как отлично знали его братья, с трудом выносил царившую в этих местах жару, украшал символ боевых успехов: на шее у него висела цепь из бронзовой чешуи, напоминавшая еще об одной поверженной металлической драконице. — Чувствуй себя как дома, брат мой, — с нескрываемой издевкой обратился Фурийон к снижавшемуся белому дракону. — Смейся-смейся! — ухмыльнулся Акис. — Сердце Халькистовых гор лежит слишком далеко от царства снегов и льдов. Ты заговорил бы по-другому… — Молчать! — рявкнул Аркан, и эхо разнесло этот приказ по горным склонам. Фурийон, рассвирепевший оттого, что их осмелились прервать, метнулся было к дерзкому синему, но лазурный змей прошипел слова, которые оказались более убедительны: — Говорит наша госпожа! Могучий красный дракон умолк; его поза свидетельствовала о том, что он приготовился внимательно слушать. Грохот, доносившийся из глубины горы, перерос в ощутимое дрожание. Камень пульсировал с такой силой, что Фурийону пришлось когтями вцепиться в край выступа, иначе его запросто стряхнуло бы со скалы. Срывались с места и летели вниз со склона камни, но троны пяти драконов были выбраны весьма продуманно: оползни ревели по сторонам, но ни один камешек не задевал ни одного из сынов Владычицы. Дым и пепел резко вырвались из кратера в небо, а потом опустились и вихрем окутали драконов, расположившихся ближе к вершине. Сквозь непроглядную тьму хлестали огненные языки, и брызгала на камни, шипя и рассыпая искры адского пламени, раскаленная лава. Бледный дракон Акис снова испустил морозное облако, стараясь защитить себя от невыносимого жара. Остальные драконы лишь щурились, чувствуя некоторое неудобство; по силе извержения всем им было ясно, что на этот раз их Владычица собирается сообщить нечто чрезвычайно важное. Прижавшемуся к своему трону Фурийону пришлось еще долго сидеть в облаке дыма и пепла; в ноздрях у него щипало, а из-за каменной крошки он вынужден был щуриться. Ему было забавно думать о том, как, должно быть, мучается сейчас белый Акис; трон бледного дракона, как менее могущественного, располагался ниже всех остальных, и это спасало его от самых яростных вспышек их Владычицы. Наконец пепел и дым сменило чистое пламя, синим цветком взмывшее из утробы вулкана. Огненный столб, прожигая облака, прорвался высоко в бледное небо, и ввысь понеслась мерцающая от неумолимого жара волна. Облака вокруг прорехи лежали сплошной пеленой, как мрак вокруг раскаленной печной трубы. Губительный жар отступил, и засияла во всем великолепии Владычица Тьмы; сильный ветер очистил склон горы от пепла и мелких камешков. Фурийон и его братья все так же крепко держались за каменные выступы, отвернувшись от жгучего ветра; они устремили взоры вверх, чтобы видеть свою могущественную повелительницу во всем блеске. Лишь тогда, когда огонь почти погас, а пробоина в покрывале темных облаков начала затягиваться, услышали дети Владычицы ее слова: — Приветствую вас, могучие сыны… знайте, что я довольна вашими деяниями, и я награжу вас за храбрость, лютость и непреклонность в битвах. — Приветствуем тебя. Царственная Мать, — пробормотал Фурийон, вторя остальным. Его охватило тепло и любовь к великой повелительнице хаоса, Богине, породившей его и братьев. — Наши яйца, драгоценные сферы, которые сотворила я вместе с каждым из вас, лелеемы в сердце Бездны. Внутри них набирает силу наше славное потомство… и однажды оно появится на свет. И тогда весь лик Кринна будет населен нашими детьми. От мыслей о потомках Фурийон затрепетал от восторга и с подобострастным обожанием склонил багровую голову. — Мы недостойны твоей милости, о Царственная Мать, — произнес он скрежещущим голосом, извергая из ноздрей пар и дым. — Красные драконы будут править миром во славу тебе! — О да, самый дерзновенный и могучий из сынов моих. Синие и черные, зеленые и белые драконы будут помогать и служить им, — да, я желаю, чтобы в принадлежащем мне мире властвовали огненные драконы! С ликующим криком поднял Фурийон морду к облачному небу, изрыгнув раскаленный, шипящий огненный шар. — Но вы должны знать и то, дети мои, что на Кринне все еще таится опасность. Когда прозвучало это предостережение, остальные четыре змея еще смотрели на могущественного красного, стараясь ничем не выдать зависти, недовольства и переполнявших их злобных мыслей. — Но, госпожа… — заговорил Аркан, могущественный змей с бирюзово-голубой чешуей. — Я же убил серебряную драконицу. Смотри, вот у меня на шее ожерелье из чешуи, которую я сорвал с поганого трупа этой жалкой змеюки. — Да, сын мой. — Я тоже! — Зеленый Коррил не мог позволить себе показаться менее удачливым. — Сокрушительными ударами когтей, свирепыми укусами расправился я с ненавистной латунной змеей. И я ношу теперь на шее ее чешую как напоминание о том, что наш враг убит. — И у меня есть трофей, о Мать! — выкрикнул Коррозус, тряхнув гибкой шеей так, что зазвенело ожерелье из медной чешуи. — И я убил одного из драконов Паладайна. Потом похвастался и Акис, шею которого украшало ожерелье из бронзовых чешуек. — Я вижу ваши победы, сыны мои, — и моя гордость огненным ливнем снисходит на вас с небес. В ответ на похвалу четыре дракона поклонились. Один лишь Фурийон смотрел на остальных, и внутри него все бурлило, и его поочередно переполняли то зависть, то ярость. — Но опасность все еще остается, и вот поэтому я вас и собрала. — Нам известно, что жива еще золотая драконица Аврора, но и ей, конечно, недолго удастся скрываться от нас, — обнадеживающе ответил Владычице Тьмы Аркан. — Да, но нам грозит и другая опасность, сыны мои. Драконицы Паладайна чуть было не провели нас, хотя мои верные сыны и перебили их одну за другой. — Как же такое возможно? — спросил Фурийон, втайне теша себя надеждой, что все старания его братьев закончились позорной неудачей. — Аврора держалась поодаль, когда убивали ее сестер. Все это время она оберегала будущее металлических драконов. — Ты хочешь сказать, что драконы Паладайна тоже создали яйца? — прошипел Коррозус. Остальные змеи молчали, похолодев от такой догадки. — О да, черный сын мой. Они отложили яйца и поручили Авроре охранять их. — Скрыл ли Паладайн свое отродье в надежном месте? Задав этот вопрос, Фурийон боялся услышать ответ. Так близка была их окончательная победа, и они надеялись, вместе со своими потомками, совсем скоро обрести неограниченную власть над миром. Но если яйца охраняет Платиновый Отец, подобно тому, как Такхизис оберегает в Бездне будущее потомство злых драконов, то планы цветных драконов могут и не увенчаться успехом. — Нет. Они допустили ошибку, — сказала Владычица. — Они оставили яйца на Кринне. — А здесь мы можем их найти и уничтожить! — заверил ее Фурийон, давший себе слово украсить шею цепью из золотой чешуи. — Да, сыны мои. Вы должны убить Аврору и уничтожить яйца металлических дракониц. Только тогда мы можем рассчитывать на безопасное будущее, когда нам не будут угрожать драконы Паладайна. — Эта рассеянная мечтательница — золотая станет легкой добычей! — хвастливо заявил Коррозус. — Я буду рад, когда от моего жгучего дыхания с ее боков осыплется золотая чешуя! — Мы вылетим немедленно, о, Владычица! — пообещал Фурийон, расправив огромные, похожие на паруса, крылья. Красному было досадно, что черный брат успел дать свое хвастливое обещание раньше него. — Но скажи нам, — спросил Акис, — где нам найти яйца металлических драконов? — Вы должны их поискать, сыны мои. Они скрыты в горах на западе, и, о могущественные сыны мои, я повелеваю вам, всем пятерым, полететь туда, найти кладку и уничтожить ее, не оставить от нее и следа. Сделайте это, и тогда никогда больше не появятся в этом мире металлические драконы! Сыны Такхизис подняли головы, и небеса огласили пять гордых криков. Широко разинув пасти, драконы извергли свое смертоносное дыхание. Огонь и молнии, кислота, мороз и ядовитый газ перемешались и взвились ужасающим столбом. Воцарилась тишина. Фурийон весь трепетал на самом краю своего высокого трона. До западных гор было далеко; от них драконов сейчас отделяла обширная равнина Центрального Ансалона. Но он знал, что сможет преодолеть это расстояние всего за несколько дней. А стоит ему оказаться там, на западе, над дальней горной цепью, как он, воспользовавшись силой магии, а может, даже благодаря одному лишь своему острому зрению, обнаружит охраняемую Авророй кладку. Аркан и Акис с яростными боевыми криками поднялись в воздух. Фурийон напрягся, но замер на месте, услышав, как в сознании прозвучал голос его госпожи: — Подожди, мой багровый сын… Я хочу поговорить с тобой наедине. Фурийон почувствовал что-то вроде покалывания и замер, провожая взглядом взлетевших Коррозуса и Коррила. Весь в напряжении, он подождал, пока черный и зеленый змеи вслед за своими братьями не улетели на запад, вдоль спускавшихся в долину ущелий. — Я желаю, Фурийон, чтобы ты одержал в этой битве блистательную победу. Все слышали, что я объявила повелителями мира красных драконов, — но ты должен заполучить трофей, который подтвердит, что ты по праву занимаешь место выше братьев, и покажет, что я не ошиблась в своем выборе! — О да, Царственная Мать. — Фурийон был полон решимости и уверенности; он уже приготовился пойти на все, лишь бы только самому уничтожить Аврору. — Мою шею украсит ожерелье из золотой чешуи, и этот трофей многие века будет возвещать о моем величии! Я когтями и клыками разорву Аврору на кусочки! — Это смелые слова. Так и будет. Но остерегайся и не трать напрасно свои магические силы, сын мой. Я даровала тебе самые могущественные из заклинаний, самые действенные чары, которые только могла тебе дать. Воспользуйся ими! Красный дракон уже воображал, как разделается с золотой Авророй, полагаясь на грубую силу, но тут он услышал совет Владычицы: он должен силой магии лишить золотую способности двигаться, а потом задушить так, чтобы она даже не поняла, что на нее напали. С ликующим криком рвущегося в бой Фурийон расправил алые крылья навстречу восходящим потокам и устремился на запад, навстречу судьбе, которая определит будущее мира. Времен года тогда еще не было, — ничто не говорило о смене месяцев или лет. Где-то царил холод, и никогда не становилось тепло; в других же краях всегда было тепло, и солнце всходило сотни и тысячи раз, а погода так и не менялась. Но время все же шло, и это сильнее всех ощущало одно существо. Похожая на золотую ленту, она лежала, обвившись вокруг острого горного пика, послушная повелению своего господина; с неистощимым терпением ожидала она возвращения сестер. Так проходили бесчисленные дни. Она ждала и ждала, и в мире появилась смена времен года, и стали происходить события. И наконец, она поняла: остальные никогда уже не вернутся. Аврора лежала, свернувшись, на самом верху огромного пика. Она высоко держала золотую голову и напряженно вглядывалась в горизонт на востоке; вот уже многие дни напролет смотрела она туда. На небе не было ни облачка, солнце стояло высоко, но на далеком горизонте так и не блеснуло ни одного пятнышка. Осознание того, что она осталась одна, пришло к могущественной золотой драконице постепенно: она будто медленно проснулась от глубокого сна. А потом эта мысль прочно укрепилась в ее сознании, и ей открылась правда: ее сестры убиты. Пали жертвами коварной Владычицы Тьмы. Существо не столь великое могло бы предаться отчаянию и даже прийти в ужас; для Авроры же это была просто задача, требовавшая сосредоточенного обдумывания. Когда она приняла эту новую, вселяющую тревогу реальность, в ее древнем мозгу промелькнуло множество самых разных мыслей. На некоторое время она позволила себе отвлечься, как когда-то раньше, в мирные времена. Что же на самом деле значит оказаться в полном, совершенном одиночестве? Аврора всегда держалась одна, поодаль от остальных дракониц Паладайна, не разделяя их ограниченных интересов. Латунная, медная и бронзовая были жадны и полны мелочной зависти, а нетерпеливая серебряная была слишком недальновидной и непоседливой, так что вести с ней беседы дольше чем в течение нескольких дней никак не удавалось. Уединенное существование устраивало Аврору, ибо давало ей достаточно времени для ее самого любимого занятия — размышления. Ей было приятно проводить дни в раздумьях о поэзии или истории, постоянно приобретать новые знания самого разного рода. А еще она, конечно, уделяла время магии; золотая любила сплетать нити заклинаний — Паладайн одарил ее исключительными способностями. Аврора уже освоила много заклинаний, но для того, чтобы чего-то достичь в волшебстве, как и вообще в жизни, стоит побольше времени уделить занятиям, созерцанию и размышлениям. А была ли она, в сущности, по-настоящему одна, даже сейчас? По сути, нет — ведь внизу, в огромной пещере, своды которой нависали над обширным подземным Озером, были скрыты яйца. Этот клад лежал в самом сердце горной цепи, и над ним поднимались целые мили каменных глыб. Добраться туда можно было лишь из долины Паладайна, которую было отлично видно с вершины, где уже бессчетные дни лежала золотая драконица. Подумав об этом, она вспомнила, что давно ничего не ела. Драконица окинула взглядом богатую дичью долину, подыскивая, чем бы подкрепиться. Далеко внизу, у подножия огромного пика, что-то зашевелилось, и Аврора почувствовала, что проголодалась очень сильно. Тратить время на долгое преследование добычи ей не хотелось, так что она решила воспользоваться магией. Драконица произнесла заклинание, позволяющее принять новое обличье, и ее золотое тело стало уменьшаться; она превращалась в орла. Золотая чешуя на груди стала перьями; перьями покрылись и сияющие кожистые крылья, и с горы слетела ловкая хищная птица с проницательными глазами; легко описывая круги, она плавно опускалась ниже и ниже. Теперь Аврора уже ясно видела, что шевелилось у подножия горы. Там, на лугу, заросшем высокой травой, паслось стадо оленей. Горделивый самец стоял на страже, а самки пощипывали сочный клевер. Еще несколько крупных мохнатых оленей стояли возле родника и пили. Обратившаяся в орла Аврора снизилась чуть поодаль от лужайки, чтобы не спугнуть вожака. Когда вершины деревьев оказались под самым брюхом огромной птицы, она взмахнула крыльями и быстро понеслась туда, где паслось стадо. Теперь, когда ее уже не скрывали деревья, Аврора возвратилась к своему истинному обличью. Золотые крылья отбросили пугающую тень, накрывшую половину лужайки, и крупный самец заревел, оповещая остальных об опасности. Олени тут же бросились врассыпную, к лесу. Но золотая драконица уже выбрала свою жертву, олениху с седой мордой, тяжёлая, неуверенная поступь которой выдавала весьма преклонный возраст. Олениха, пронзительно крича от ужаса, захромала вслед за молодыми, но ее уже накрыла огромная крылатая тень. Аврора по-кошачьи набросилась на добычу, прижала олениху к земле и одним сокрушительным движением челюстей сломала мускулистую шею зверя. К тому времени, когда остальные олени скрылись в лесу, драконица уже устроилась на земле над свежим мясом, и от запаха крови у нее заурчало в животе. Лужайка оказалась местом очень приятным. Ноздри золотой драконицы ласкало благоухание множества цветов. Замечательно было бы пообедать среди этого пасторального пейзажа, под сенью пышных крон сосен, возле безмятежной воды. Но Аврора помнила о своей единственной обязанности: она должна оберегать яйца. Драконица знала, что не может долго оставаться в низине, как бы приятно здесь ни было, потому что долины Паладайна отсюда не видно. Схватив в зубы оленью тушу, она поднялась в воздух и с силой взмахнула перепончатыми крыльями. Золотая стала подниматься кругами, постепенно набирая высоту, а потом направилась к своей огромной вершине. Когда драконица подлетела к склону горы, солнце на западе висело уже над самым горизонтом. Аврора, все еще держа в зубах оленью тушу, внимательно осмотрела склоны горы и небо вокруг нее; после этого она опустилась на камни на огромной высоте. Склонившись над еще теплой тушей, золотая драконица собиралась уже приступить к трапезе, но что-то заставило ее остановиться. Она прищурилась и вгляделась туда, где в небе что-то мелькнуло: с севера подлетало какое-то крылатое существо. По размеру летевший был явно крупнее любой птицы, но для дракона у него был слишком неяркий, какой-то буроватый оттенок. Прижав свежее мясо двумя валунами, золотая змея подняла голову и стала, прищурившись, всматриваться в сумерки среди горных склонов, стараясь понять, что за существо летит к ней. Вскоре Аврора разглядела сильное тело и широкие крылья, покрытые перьями: грифон. Обычно эти хищники с соколиными головами избегали встречи с драконами, так что она удивилась, видя, что грифон подлетает все ближе к пику. С терпением, присущим таким, как она, почти бессмертным существам, золотая ждала, когда грифон поднимется к священным камням ее вершины: взлететь на такую высоту ему было непросто. Теперь она уже могла разглядеть гордую соколиную голову с крючковатым клювом и черно-белый узор на перьях грифона. Наконец летучий хищник с кошачьим телом и мускулистыми ногами опустился на выступ скалы чуть ниже того места, где лежала золотая драконица. — Приветствую вас, достопочтенная древняя, — вежливо обратился к ней грифон. Он говорил на своем языке, но Аврора его понимала, — собственно, она умела понимать речь всех разумных существ, обитающих на просторах Кринна. — Добро пожаловать, Пернатый Охотник, — ответила золотая драконица, соблюдая приличествующие церемонии, и замолчала, терпеливо ожидая, когда грифон объяснит суть дела, с которым он к ней явился. — На много миль вокруг небеса над равнинами пусты, — расплывчато заметил хищник. Когда Аврора в ответ лишь что-то безразлично проворчала, сокологоловый продолжил: — Я скорблю о гибели ваших отважных сестер. — Как уверенно ты говоришь о том, что мне самой до сих пор еще было неизвестно, — ответила золотая драконица, хотя уже и раньше догадывалась о случившемся. — Одна за другой металлические драконицы были безжалостно уничтожены змеями Владычицы, — повествовал грифон, печально покачав соколиной головой. — А недавно, как рассказали мне сородичи, змеи Такхизис вылетели из Халькиста. Они хотят расправиться с последним из своих врагов. Полуприкрыв глаза, Аврора задумалась над услышанным. Слова грифона явно давали понять, что в сложившейся ситуации она должна срочно что-то предпринять. Не было никаких сомнений, что драконы Владычицы Тьмы будут здесь в самом скором времени, — Аврора знала, что не в их привычках было тратить время на созерцание и философские рассуждения. А еще золотая драконица понимала, что она должна будет самостоятельно принимать решения и продуманно отвечать на действия своих врагов. Наверно, придется пока обойтись без глубоких размышлений. Аврора резким движением оторвала от туши оленя заднюю ногу и, держа ее одной лапой, поднялась в воздух; она указала на мясистую тушу. — Угощайся… и спасибо за то, что ты мне поведал, — сказала она сокологоловому. Грифон низко поклонился, в знак почтения к золотой драконице расправив крылья. — Благодарю вас за щедрость, о, древняя. Мои малыши уже несколько дней ничего не ели. — Накорми же их как следует. Аврора взлетела в воздух, и солнце сверкнуло на ее золотой чешуе. Довольный грифон остался на камнях; он начал разрывать тушу на куски поменьше, которые ему под силу будет унести. Драконица облетела высокий пик, вглядываясь в небо на востоке и на севере, чтобы убедиться, что змеи Такхизис еще не успели явиться прямо к ней. Жадно съев, прямо в воздухе, оленью ногу, она сложила свои широкие крылья и нырнула вниз, туда, где простиралась долина Паладайна. Управляя своим телом, будто кораблем, она пролетела между отвесных скал, поднимавшихся на тысячи футов над узкой затененной долиной, — лишь существа, способные подняться над землей, могли попасть в эти места, окруженные сплошным кольцом крутых гор. Опустившись на дно долины, Аврора встала на землю и, сложив крылья, вошла в темное отверстие с зазубренными краями, зиявшее в склоне горы. Отсюда начинался очень длинный туннель; неподалеку от входа он заметно расширялся, и Аврора снова расправила крылья и полетела к огромной пещере, скрытой глубоко в сердце гор. Она всегда испытывала потрясение, прилетая сюда: еще секунду назад ей приходилось делать вираж за виражом в петляющем пещерном коридоре, и вот она уже в просторном зале. Внизу плескались тихие воды громадного подземного озера. Своды зала были где-то очень высоко; они будто заключали в себе целое небо. В далеком будущем на берегах этого огромного водоема вырастут целых пять многолюдных городов, но сейчас здесь обитали лишь миллионы летучих мышей. А еще в этом зале располагалось драгоценное гнездо. Золотая драконица летела прямо к своей цели. Приблизившись к высокой каменной колонне, поднимавшейся из вод озера до самого свода пещеры, Аврора резко повернула, облетела каменный ствол и оказалась там, где на отвесной поверхности был широкий уступ. Золотая драконица приземлилась на каменной площадке, сложила крылья и прошла в сумрачную нишу, едва не касаясь стен. Ее ноздри наполнил влажный, ласковый воздух грота; Аврору тут же охватило светлое блаженство, присущее этому священному месту. В центре круглого зала она увидела гнездо — огромную чашу из крупных драгоценных камней, сплавленных огнем и морозом, которыми дохнули на них золотая и серебряная драконицы. От яиц исходило мягкое свечение, отражавшееся в мириадах граней агатов и изумрудов и в сверкавших струйках сотен маленьких водопадов на зеркально-гладких стенах грота. Аврора знала, что в кладке было двадцать яиц, по четыре каждого цвета: светлые латунные и бронзовые; темные шары из чистой меди; серебряные, сиявшие, как лучи прозрачного света; безупречно гладкие золотые. Золотые яйца снесла сама Аврора, остальные — ее четыре сестры, за неисчислимые времена до своей гибели; отцом был сам Паладайн. В этой кладке скрыта была надежда на то, что и в будущем в мире будут обитать металлические драконы Платинового Отца. Как изменится мир, если змеи Такхизис проникнут в грот и уничтожат драгоценное гнездо? Над этим вопросом Аврора могла бы размышлять очень долго, но она понимала, хотя от этого ей было немного грустно, что время философствовать уже прошло и теперь она должна стать воительницей, достойной своего рода. Ей придется пустить в ход смертоносную силу когтей и клыков, мощь мускулов и огненное дыхание. А еще она должна прибегнуть к магии. Аврора понимала, что одержать победу ей способны помочь в первую очередь не уступающие губительному огню заклинания, освоенные ею, — этот неистощимый кладезь силы она и обратит против врага. Покинув грот, Аврора снова полетела над водой; драконица начала строить план. Она встретит змеев Владычицы Тьмы заклятиями, а потом воспользуется всеми видами оружия, которыми обладало ее тело. Она станет действовать терпеливо и четко, а ее противники, как она искренне надеялась, будут находиться под влиянием беспорядочных порывов своей бессмертной повелительницы. Вылетев, наконец, из длинного туннеля, она поднялась на вечернем бризе и направилась к вершине. В полночь Аврора уже расположилась на своем месте, холодея от предчувствия надвигающейся опасности. Устремив взгляд в сторону равнин, она тихо пропела заклинание, призывающее силы магии, и обрела возможность видеть все вокруг в истинном свете. Аврора сразу же заметила их: на горизонте с северо-востока показались пять разноцветных точек, предвещавших недоброе. Первым летел, опережая остальных, похожий на привидение белый дракон. В нескольких милях позади него следовали красный и черный. Вдалеке изо всех сил старались нагнать братьев синий и зеленый. Аврора спустилась с вершины с той стороны, откуда приближался враг. Окинув взглядом гладкую каменную стену, она выбрала на отвесном склоне наиболее подходящее место. Не так уж просто силой заклинаний создать мираж, но золотая драконица призвала магию умело и безукоризненно правильно, и на склоне гор, подчиняясь ее воле, проявилась призрачная картина. Мираж выглядел настолько правдоподобно, что рвущийся в бой нетерпеливый белый дракон почти наверняка обманется. Завершив необходимые магические действия, Аврора полюбовалась появившимся пейзажем. Потом она поднялась обратно на вершину и свернулась калачиком за каменным гребнем, из-за которого могла, оставаясь незамеченной, следить за приближающимся бельм драконом. Наводящий ужас дракон летел вперед с бешеной скоростью; еще до рассвета он добрался к подножию Западной гряды. Когда взошло солнце, Аврора уже могла видеть его даже без помощи магии. Золотая пристально следила за ним; хотя скалистый хребет скрывал ее почти полностью, она все же на всякий случай пустила в ход заклинание, делавшее ее невидимой. Без этого заклинания она вполне могла бы и обойтись, поскольку белый не сводил глаз с миража, нарисованного силой магии. Бледные губы злобного змея растянулись в жестокой улыбке, когда он, не проронив ни звука, сложил крылья и стремительно начал пикировать к картине, созданной Авророй. Золотая чувствовала, каким жгучим желанием убить веяло от белого, который несся туда, где, как ему казалось, беспечно дремала на широком уступе золотая драконица. Белому не терпелось наброситься на свою жертву; он рвался прокусить своими острыми, длинными клыками ее золотые чешуйки. Бледный змей без всяких колебаний спикировал, вытянув вперед длинную шею; резко снижаясь, он набрал огромную скорость и со всего размаху врезался в невидимый горный склон. Аврора, хотя и сидела намного выше, услышала хруст позвонков и тяжелый глухой звук: это, рухнув с высокой гладкой скалы, ударилось о камни уже безжизненное огромное тело. Золотая драконица поднялась в воздух и пролетела над обрывом; внизу, на мелких камнях у подножия скалы, лежало распростертое тело бледного дракона. Убедившись, что ее враг мертв, Аврора громко крикнула, и ее возглас эхом пронесся по сжатым стенами гор долинам; потом она расправила крылья и стала подниматься. Снова оказавшись над каменным выступом, она увидела красного и черного драконов; теперь можно было уже легко разглядеть их тела и большие крылья. Чуть подальше, с трудом набирая высоту, летели синий и зеленый змеи. Тогда Аврора приступила к выполнению следующего пункта своего плана: планируя над горами, она поднялась над самым высоким гребнем Харолиса, где оказалась отлично видна драконам Владычицы Тьмы. Красный и черный немедленно повернули в сторону Авроры, а следовавшие позади синий и зеленый полетели по длинному глубокому ущелью, чтобы обогнуть огромную гору, не поднимаясь для этого на высоту вершины. Скользя по восходящим потокам, Аврора летела к южному пику колоссального массива, дав возможность двум летящим поближе драконам быстро сократить разделявшее их расстояние. Когда врагам оставалась до нее всего миля, золотая резко нырнула и исчезла из виду, скрывшись за западным склоном горы. Устремив взгляд в долину Паладайна, Аврора полетела над самыми камнями, делая резкие виражи или поднимаясь немного выше, когда путь преграждали холмы или утесы. Вскоре она услышала доносившиеся сверху яростные крики и поняла, что красный и черный уже пересекли хребет и заметили ее. Аврора не стала оглядываться, чтобы не потерять скорость, — она и без этого чувствовала, что цветные драконы устремились вниз вслед за нею; вскоре это подтвердил еще один пронзительный вопль, прозвучавший значительно ближе, чем предыдущие крики. В голосе красного была отчетливо слышна необузданная ярость. Понимая, что бешенство врага может сыграть ей на руку, Аврора решила сохранять спокойствие и разжечь в красном такую дикую ненависть, чтобы он потерял над собой контроль. Не время еще было развернуться и вызвать на бой самого крупного и сильного из ее врагов, багрового змея. А еще золотая знала, что красному, как ни одному другому из змеев Владычицы Тьмы, подчинялись магические силы, и она решительно приготовилась немедленно обезопасить себя от возможной магической атаки. Действуя согласно своему плану, Аврора, наконец, опустилась на землю перед хорошо знакомым входом в подземный коридор. Сердце ее замерло при мысли о находившемся внутри сокровище, но Аврора, не мешкая бросилась внутрь, взмахнув золотым хвостом. Почти сразу же драконица остановилась, развернулась и стала обдумывать следующее заклинание, устремив взгляд на освещенную солнцем площадку у входа в пещеру. Она знала, кого совсем скоро там увидит; и вот, сверкнув красной чешуей, показался багровый дракон, уже приготовившийся наброситься на ненавистную ему золотую. Аврора изрыгнула заклятие слабоумия, поразившее красного в самое средоточие бурлившей в нем магической силы. От ее разящих слов багрового змея слегка отшвырнуло назад; толчок показался ему слабым, но в ту же секунду из памяти красного дракона исчезли, будто стертые тряпкой с доски, все известные ему сокровенные заклинания и магические приемы. Разъяренный змей, взревев, изрыгнул трещащий огненный шар, который со свистом полетел в туннель. Аврора, произнеся магические слова, сразу же развернулась и понеслась в глубь пещерных коридоров. Ей лишь слегка опалило кончик хвоста: золотая драконица, как и ее кровавого цвета враг, могла почти без всякого вреда для себя переносить адский огонь драконьего дыхания, обрекавший на гибель большинство других существ. Аврора стремительно мчалась по темным подземельям: каждый поворот туннеля был ей хорошо знаком, а зрение золотой Драконицы в темноте было столь же острым, как и при свете. Шагов через сто она оказалась в просторной пещере; развернувшись, Аврора стала смотреть в сторону узкого туннеля, из которого только что выскочила. Драконица ощущала, как оттуда веет злой силой: враги приближались. Но время сражаться все же еще не наступило. Аврора прошептала другую мощную магическую формулу и почувствовала, как сила заклинания струится из ее тела и пропитывает скальную породу. Выгибаясь, своды потекли вниз, а пол туннеля взмыл им навстречу, и подземный коридор перегородила сплошная каменная стена. Несколько томительных мгновений золотая драконица надеялась услышать, как с грохотом врежется в стену массивный красный; она рассчитывала, что ее рассвирепевший враг, несущийся с огромной скоростью, будет, по меньшей мере, сильно искалечен. Но вместо грохота она услышала лишь вопль негодования. Золотая почувствовала, как нагревается стена, опаляемая с той стороны огненным дыханием змея. «Зря старается», — подумала Аврора, знавшая, что стена сможет выдержать даже самое раскаленное пламя, которое способен изрыгнуть багровый змей. Двух сынов Владычицы Тьмы ей удалось задержать, пусть на какое-то время. Если обстоятельства сложатся в ее пользу, то она успеет разобраться с двумя другими врагами, но нужно действовать быстро. Решив, что зеленый и синий, скорее всего, все еще летят по глубокому ущелью, Аврора окинула местность мысленным взором, чтобы определить, где именно они находятся. Она быстро проговорила простенькое заклинание телекинеза, и не успело еще повторить его эхо, отражавшее звуки от дальних стен пещеры, как золотая драконица внезапно возникла прямо в воздухе, высоко над пенистой речушкой, глубоко пробившей свое русло в теле скал. Совсем недалеко, чуть пониже нее, парил, широко расправив крылья, зеленый дракон. Внезапного появления своей соперницы он не заметил. Быстро оглядевшись, Аврора увидела, что синий летел далеко впереди; судя по всему, он, как и зеленый, не заметил внезапного появления своей золотой соперницы. Драконица бросилась вниз, отведя крылья назад: это позволяло ей набрать максимальную скорость, почти не производя шума. Приблизившись к намеченной жертве, Аврора заметила, что над хвостом зеленого дракона плывет в воздухе светящееся пятнышко перламутрового цвета, похожее на большой драгоценный камень. Драконица уже открыла было пасть и приготовилась дохнуть смертоносным пламенем, но тут она почувствовала какой-то сверхъестественный тревожный трепет. Что-то в этой перламутровой бирюльке настораживало, заставляло заподозрить, что здесь не обошлось без магии. Подлетев совсем близко, золотая увидела, что из парящего в воздухе шара на нее смотрит окруженный белым ободком зрачок. За ней уже некоторое время следят, поняла она. Зеленый развернулся ошеломляюще быстро, обратив изумрудную морду навстречу мчавшейся на него Авроре. Получив предупреждение от своего магического глаза, крылатая рептилия взревела и описала в воздухе отчаянную крутую петлю. Золотая почувствовала, что брюхо ее уже распирает от огня, и изрыгнула испепеляющий сгусток. В тот же момент ее окутало облако ядовитого газа; защипало ноздри и веки, и нежную кожу обожгла острая боль. И вот два могучих дракона столкнулись в облаке пламени и газа. Задыхаясь, Аврора старалась вонзить клыки в шею зеленого. Его обгоревшие крылья оторвались, не выдержав ударов когтистых лап золотой, и рассыпались пеплом, но тут и ей пришлось дернуться от резкой боли: в тело вонзились когти изумрудного дракона. Враг чуть было не распорол ей брюхо клыками, но Аврора успела увернуться… Наконец на шее зеленого дракона сомкнулись сокрушительные золотые челюсти, и враг был уничтожен. Бросив обгоревшее и окровавленное тело в реку, Аврора расправила крылья и стала набирать высоту. Перед глазами у нее все расплывалось. Она стала искать взглядом синего и увидела, что лазурный змей, услышавший звуки схватки, развернулся и теперь быстро летит в ее сторону. Неожиданно синий дракон исчез, и Аврора потеряла драгоценную секунду в раздумьях о том, не применил ли ее враг заклинание невидимости. Мгновение спустя все стало ясно, но промедление чуть было не стоило ей жизни. Золотая инстинктивно развернулась и увидела, что враг скопировал ее тактический прием: телепортировался на наиболее удобную для атаки позицию. Теперь синий пикировал на нее. Пронзительно вскрикнув, Аврора, вокруг которой еще не совсем развеялось удушающее облако ядовитого газа, попыталась вдохнуть побольше воздуха, чтобы снова разжечь смертоносный огонь, притаившийся у нее внутри, но лишь зашлась мучительным кашлем. Из пасти синего вырвалась обжигающая молния, удар которой оставил золотую драконицу без одного крыла. Авроре удалось лишь ударить пронесшегося мимо синего по хвосту, после чего он стал пикировать на нее, но она увернулась. Золотая сильно накренилась и инстинктивно взмахнула единственным крылом, отчего ее сильно закружило, и беспомощная драконица стала падать в глубокое ущелье. Оборвав болтавшиеся лохмотья, оставшиеся от крыла, Аврора выгнула шею и хвост. С ее губ слетело еще одно заклинание, и сила левитации остановила стремительное падение. Золотое тело начало плавно подниматься выше и выше в небо. Синий дракон восторженно заревел и полетел прямо к Авроре. Пасть его была широко разинута, и было видно, что в утробе у него сверкает еще одна молния, уже готовая вырваться. В этом беспощадном оскале золотая драконица увидела неотвратимую гибель, грозившую ей и всему ее роду, — и она знала, что не имеет права обмануть возложенные на нее надежды. Самое сильное из известных ей заклинаний Аврора надеялась пустить в ход только в самом конце битвы — или вовсе обойтись без него, потому что это была магия, обращавшаяся к мрачным сферам, привычная Владычице Тьмы, а не Платиновому Отцу. Но теперь у нее уже не было выбора, и Аврора отчеканила навстречу несущемуся на нее змею сумрачные смертоносные слова. Губительное заклятие сдавило все внутренности синего дракона и скрутило его в извивающийся комок. Молния погасла, так и не успев вырваться из пасти, и жизненная сила перестала пульсировать в лазурном теле. Бездыханный дракон рухнул вниз, вслед за зеленым братом, и исчез в неистово бурливших водах горной речки. Стараясь не обращать внимания на обжигающую боль, охватившую кусок плоти на месте ее левого крыла, Аврора, по-прежнему левитировавшая под действием заклинания, произнесла еще одну магическую формулу. Чары заставили подняться вихрь, на котором ее тело, ставшее почти невесомым, понеслось в сторону горы. Увлекая с собой огромную всадницу, воздушный поток обогнул могучий пик и доставил драконицу на каменный выступ на самом верху неприступного отвесного склона. Приземлившись на выступе, Аврора рухнула как подкошенная; золотое тело дернулось от судорог, и на мгновение ее охватила слабость. Понимая, что медлить нельзя, она, превозмогая боль, поползла по гладкой поверхности скалы туда, где были в беспорядке навалены огромные камни. Тело ее было готово разорваться от боли. Постанывая, золотая драконица передними лапами откатила валуны в сторону. Вскоре ей удалось расчистить скрытое завалами устье пещеры. Это был один из потайных входов, ведущий в огромный зал под горой. Аврора проползла по усыпанному, каменными обломками ходу и вскоре оказалась на выступе, за которым разверзлись сумрачные просторы пещеры; в ста футах ниже смутно поблескивало подземное озеро. Без всяких колебаний Аврора прыгнула с выступа и нырнула в глубокие холодные воды. Задними лапами она гребла, а передними поворачивала; ей нужно было приплыть к другому сумрачному коридору, ведущему в этот огромный зал. Грести было тяжело, но зато холодная вода приглушала боль в ранах. С непоколебимой решимостью плыла золотая драконица к своей цели. У подножия утеса, снова прибегнув к магической левитации, золотая поднялась из воды. С ее тела в озеро обрушивались целые водопады. Плывя по воздуху наверх, к входу в знакомый длинный коридор, Аврора пыталась утешить себя надеждой на то, что каменная стена все еще стоит, преграждая красному и черному путь в эту священную пещеру. Но уже на входе в темный туннель ноздри ее уловили маслянистый запах рептилий, и она все поняла. Аврору охватил ужас. Она решила не тратить время даром и не возвращаться к препоне, возведенной ее чарами. По зловонию она поняла, что два змея Владычицы Тьмы были уже внутри. Значит, они проломили каменную стену и были теперь уже в пещере, над водами подземного моря. Аврора снова бросилась в холодные воды, нырнула поглубже и поплыла к середине озера. Она старалась не думать о яйцах в благословенном гроте, которые сейчас так легко мог уничтожить враг. Золотая драконица напомнила себе, что вход в пещеру достаточно хорошо скрыт. Ей оставалось лишь надеяться, что змеи Владычицы Тьмы ещё не отыскали бесценный клад металлических драконов. Наконец золотая драконица увидела огромную каменную колонну, отвесно поднимавшуюся из вод озера и исчезавшую в темноте под зубчатым сводом. Вглядываясь в сумрак. Аврора искала глазами черного или красного драконов, но тех нигде не было видно. Тогда она снова начала левитировать, поднимаясь вверх вдоль отвесной стены, к заветному уступу, Переведя дыхание, она почувствовала, как бурлит у нее в брюхе смертоносный жар. Описывая спираль, Аврора старалась разглядеть, не шевельнется ли что-нибудь во мраке. Тут она выдала себя шумом, который змеи Зла не могли не услышать. Черный подлетел к ней так стремительно, что Аврора могла бы и не увидеть его в темноте: приближавшегося чудовищного змея выдавали лишь белые зубы, кинжалами блиставшие в широко раскрытой пасти. Реакция золотой драконицы последовала немедленно, и в темной пещере все зашумело и закипело от жаркого, оранжево-красного, как взрыв, огненного потока, который выдохнула Аврора. С шипением поднялся пар, и пронзительный от боли вопль черного дракона зазвенел в темноте, эхом отражаясь от дальних стен над берегами подземного моря. Пылавший огненным шаром дракон изрыгнул обжигающую струю кислоты, расплескавшуюся по боку Авроры, и золотые чешуйки прожгло насквозь. Черный, как полуночная тьма, змей, уклоняясь от сверкающего потока огня, метнулся от своей противницы вниз, и тогда Аврора по-кошачьи прыгнула ему на спину. Быстро отыскав выступавший у основания его шеи позвоночник, золотая драконица с хрустом перекусила своему врагу хребет. Аврора выпустила безжизненное тело, и оно с плеском упало в воду; сама она все еще парила, удерживаясь в воздухе силой заклинания. Направляя себя хвостом, она поднялась на край каменного выступа возле грота. Кислота с шипением проникала все глубже под кожу, и чешуя на боку стала осыпаться, а по телу покатились огненные реки боли. Золотая медленно проползла вперед — левая передняя лапа почти не слушалась ее — и сунула голову в неярко фосфоресцировавший грот. Она почувствовала слабость и облегчение, увидев, что выложенное из драгоценных камней гнездо в центре круглого зала было нетронуто и драгоценные шары по-прежнему сияли чистым металлическим блеском. Фурийон скользил под самым сводом огромной пещеры. Он был взбешен выходкой золотой драконицы, стершей своим заклинанием в его памяти все известные ему магические слова. Переполняясь досадой, он чувствовал, что гнездо с металлическими яйцами совсем рядом, но никак не мог отыскать его. Но он говорил себе, что скоро все же одержит победу. Он видел, как пал белый, слышал, как был убит черный. По долгому отсутствию золотой он догадался, что Аркан и Коррил тоже не устояли перед губительной силой Авроры. Но сейчас могучая золотая змея сильно пострадала — в воздухе стоял сильный запах крови и обожженной молниями плоти; было ясно, что Аврора получила множество ран. Сейчас она, ослабевшая и легко уязвимая, совсем рядом с ним; вот он и увидел ее: измученная, она растянулась на узком выступе, высоко над черными водами моря. Фурийон представил, как будет плясать и позвякивать у него на шее ожерелье из золотой чешуи, и сердце его переполнилось гордостью; он уже предвкушал, как будет благодарить его Владычица. Этот трофей он всегда будет носить на шее, решил он, сложив багряные крылья, и спикировал на беспомощную золотую драконицу. Все тело Авроры было сплошной раной. Страдая от невыносимой боли в искалеченных конечностях, она смотрела прямо перед собой. Золотая драконица понимала, что красный не может быть далеко, так что прокатившийся по пещере яростный вопль, возвестивший приближение чудовищного змея, не стал для нее неожиданностью. Багровый дракон, блестящий и полный сил, бодрый, без единой раны, пикировал на Аврору сверху. Огоньки, догорая, все еще пульсировали у нее в брюхе, но золотая понимала, что против такого врага смертоносный огненный шар будет почти бесполезен. Аврора знала, что теперь, когда она уже истратила все смертоносные заклинания и лишилась крыла, а все тело покрывают кровоточащие раны, ей уже не одолеть несущегося на нее врага. Она мрачно простонала, подумав о кладке… Яйца, конечно, будут обречены, если она погибнет: алый змей разорит гнездо и уничтожит их все до единого. Красный дракон был уже рядом. Он разинул пасть и выставил вперед когтистые лапы, готовясь вцепиться в тело золотой. За мгновение до столкновения Авроре в голову пришла мысль, и драконица решила действовать, не взвешивая все свои опасения и ни о чем не жалея. Философствовать не было времени — она знала, что должна сделать. В тот момент, когда красный вихрем взлетел на выступ, золотая драконица вскочила. Аврора выставила перед собой сильную лапу и со всей силы вцепилась в своего врага. Змей Такхизис, не ожидавший от золотой таких действий, с размаху врезался в нее, и два змея тут же переплелись, превратились в клубок из хвостов, шей, ног и когтей. Оказавшись на самом краю выступа, драконы потеряли равновесие и свалились вниз. Они падали прямо в воды озера, и Аврора потрясенно, с ужасом осознала, насколько силен красный. Грозный змей извивался и корчился, пытаясь вырваться, — еще несколько секунд, и ему это непременно удастся. — Ты достанешься мне, — яростно прошипел Красный, и голос его был властным и пронзительным, — Ты будешь моей добычей! Я буду носить ожерелье из твоей чешуи! Аврора судорожно обдумывала, как ей следует поступить. В ее распоряжении осталось единственное заклинание, которое она опасалась применить против своего противника, потому что на извивающегося, сопротивляющегося дракона оно могло и не подействовать. Но если она направит магическую силу против себя самой, то действие будет немедленным, неизбежным… и смертельным. Она припомнила слова красного. Так, он намерен носить ожерелье из ее чешуи? Будто исполняя его желание, она одним движением, похожим на удар кнута, тугими кольцами обвила свою шею вокруг шеи багрового. Спокойные темные воды окружили драконов. Аврора пропела могущественное заклинание и почувствовала, как сознание покидает ее, уступая место суровому холоду навлеченной ею на себя гибели. Магическая сила потекла по ее телу, превращая покрытую золотой чешуей плоть в безжизненный камень. Вокруг туловища красного по-прежнему тугой спиралью обвивался твердый, как скала, хвост, а превратившиеся в камень лапы и шея навечно сдавили окоченевшим ожерельем горло безжалостного красного дракона. Золотая драконица, дочь Паладайна, обратилась в недвижный камень, всего лишь статую, украшение или памятник. Но нет… она стала еще и якорем. Аврора уже не почувствовала, как окружила ее холодная вода и как корчился и извивался, утопая, ее враг, когда два чудовища погрузились в темные глубины подземного озера. Не почувствовала она и наполненного ненавистью последнего выдоха красного дракона, от которого поднялась над холодной водой струя пара. Багровый змей еще долго извивался, погружаясь все глубже и глубже, и наконец, навеки лег на дне тайного моря и обратился в камень, как и его соперница. Казалось, что ее окаменевшая чешуя даже там, на недосягаемой для лучей света глубине, сияет слабым золотым светом. В приглушенном свете пещеры поблескивало гнездо с яйцами. Вот уже целые эоны стекали по стенам струйки воды, которым предстояло журчать еще много веков. Металлические шары, окруженные сплавленными друг с другом драгоценными камнями, излучали неяркое сияние, и этот бледный свет выхватывал из мрака призрачного стража, кольцом свернувшегося вокруг кладки. Туманное тело его, хотя и воздушное и эфемерное, имело заметный платиновый оттенок. Через неисчислимое время поверхность двух яиц начала пульсировать. Золотая оболочка с влажным треском лопнула, и наружу выглянула острая золотая мордочка; извиваясь, выбралось через отверстие существо с гибким змеиным телом. Дракончик заморгал, потянулся и попытался сделать первые, неуверенные шаги. Вскоре после этого треснул серебряный шар, и показалась другая мордочка. Даже тогда платиновое нечто едва шевельнулось — лишь вытянуло изогнутую шею, гордо подняв похожую на туманную дымку голову над драгоценными потомками. — Я назову тебя Ауриканом, — прошептал низкий голос; звук доносился извне, не из этого мира, и струей ветра кружился над золотым детенышем. Дуновение пролетело возле серебряного существа, и снова гортанный голос произнес слово, которое стало именем малютки Дарлантана. Так на Кринне снова появились добрые металлические драконы.