Аннотация: Их рождения ждали. Эти четверо были первыми Восходящими — людьми, чьи способности много превышают людские. Адепты учения о Восхождении, учителя и наставники Восходящих, оберегали чудесную четверку от мира, ибо официальная религиозная доктрина империи, простершейся между двумя океанами и гордо именуемой Эсторийским Конкордом, считала их учение ересью. Тем временем правящая верхушка необдуманно развязывает войну с северным королевством Цард, которая оборачивается для империи сокрушительным поражением. Хуже того, Цард атакует, и теперь уже вся надежда на вчерашних еретиков и наделенных нечеловеческими умениями Восходящих. Эти четверо — мощнейшее оружие во вселенной, другое дело — против кого будет повернута его смертельная мощь.


---------------------------------------------


  Джеймс Барклай 
  "Крик новорождённых" 
  (Восходящие Эстории-01) 


 Клэр, в которой смысл моей жизни



 СПИСОК ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ


 Жители Вестфаллена
  Ардол Кессиан — отец Восхождения, Слушающий Ветер
  Виллем Гесте — Ступень Восхождения, Огнеходец
  Дженна Кессиан — Ступень Восхождения, Объявляющая Боль
  Андреас Колл — Ступень Восхождения, Хранитель Земли
  Эстер Наравни — Ступень Восхождения, Хранительница Земли
  Гвитен Терол — Ступень Восхождения, Хозяйка Стад
  Меера Наравни — Ступень Восхождения, Огнеходец
  Йен Шалк — Ступень Восхождения, Воднорожденная
  Ардуций — Восходящий
  Гориан — Восходящий
  Миррон — Восходящая
  Оссакер — Восходящий
  Элса Геран — чтица Вестфаллена
  Брин Марр — кузнец
 Служащие Эсторийского Конкорда
  Эрин Дел Аглиос — Адвокат Эсторийского Конкорда
  Пол Джеред — казначей сборщиков
  Фелис Коройен — канцлер ордена Всеведущего
  Арван Васселис — маршал-защитник Карадука
  Томал Юран — маршал-защитник Атрески
  Катрин Мардов — маршал-защитник Гестерна
  Орин Д'Аллинниус — главный ученый Адвоката
  Арков — капитан дворцовой стражи
  Эрит Менас — сборщик
  Арин — сборщик
 Легионы Северного фронта
  Роберто Дел Аглиос — генерал армии
  Даваров — мастер мечников, 21-я ала
  Элиз Кастенас — мастер конников, 8-й легион
  Горан Шакаров — мастер мечников, 15-я ала
  Дахнишев — мастер-хирург
  Рован Неристус — мастер-инженер
  Эллас Леннарт — глас ордена Всеведущего
 Легионы Восточного фронта
  Гестерис — генерал армии
  Павел Нунан — мастер мечников, 2-й легион
  Дина Келл — мастер конников, 2-й легион
 Легионы Южного фронта
  Джорганеш — генерал армии
  Парнфорст — мастер мечников, 34-я ала
 Мореплаватели Конкорда
  Гай Кортоний — адмирал, главнокомандующий окетанов
  Карл Ильев — командир отряда, эскадра окениев
  Патония — капитан, «Гордость Кирандона»
  Антус — такелажник, «Гордость Кирандона»
  Горрес — хирург, «Гордость Кирандона»
 Граждане и другие
  Лина Горсал — претор Брода Чаек, Атреска
  Хан Джессон — гончар из Брода Чаек
  Харбан Квист — проводник карку
  Изенга Квист — Гор-Камас карку
  Ренсаарк — сентор, отряд Царда
  Крейсан — просентор, отряд Царда




 ГЛАВА 1


  834-й Божественный цикл, 1-й день от рождения генастро, 1-й год истинного Восхождения 
 И вот они лежат и мирно спят. Новорожденные и беспомощные. Прекрасные и хрупкие. Сейчас они мало чем отличаются от всех остальных младенцев, пришедших в этот благословенный Богом мир.
 Никогда еще четверку новорожденных не разглядывали с такой тревогой, надеждой и восхищением. Казалось, атмосфера столь напряженного молчания должна была растревожить младенцев, заставить их проснуться, заплакать. Но они спали спокойно.
 Жадно вглядываясь в крошечные лица, у колыбелей столпились те, для кого эти три мальчика и девочка, прожившие на свете всего лишь считанные часы, являли собой вершину самоотверженных усилий многих поколений. Но даже им, носящим титул Ступеней Восхождения, было неизвестно, смогут ли эти дети совершить то, что им предназначено. Несмотря на все приобретенные знания и бесконечный анализ записей, которые велись уже несколько сотен лет, полной уверенности не было.
 И сколько бы присутствующие ни пытались прочесть знаки судьбы на безмятежных младенческих личиках, они знали наверняка: никакого знамения не будет. Младенцы не раскроют тайну — обладают ли они хоть чем-нибудь из того, чем должны обладать по тщательным подсчетам. Ступени Восхождения собрались вокруг колыбелек, не сговариваясь, в едином порыве. Все они ощущали нечто необыкновенное. После бесчисленных разочарований и ложных всходов на этот раз все было иначе. Должно быть иначе.
 Шела Хаси стояла за колыбельками, а перед ними столпились семеро из восьми Ступеней. Впереди неизбежное, нестерпимо долгое ожидание проявлений истинного таланта. Но все последующие годы, пока не наступит разочарование, они будут хранить в сердцах надежду и мечтать об осуществлении предназначения, истоки которого теряются в тумане древней религии и веры. Присутствие Ступеней внушало Шеле трепет. Все жители Вестфаллена были связаны друг с другом родственными и иными узами, так сложилось за долгие века, однако Ступени Восхождения отличала некая аура, отделявшая их от остальных. На их облик наложили печать сохранившиеся способности, поразительная самоотдача и всепоглощающая решимость.
 Время от времени Шела испытывала уколы зависти. До десятилетнего возраста она сама была Воднорожденной. Это чудесное время навсегда останется с ней. В тот день, когда она утратила талант, Шела едва не утонула.
 С тех пор прошло почти сорок лет, и все равно время от времени она ощущала эту потерю так остро, как в самый первый миг. Ощущала как насилие над телом. Будто у нее похитили нечто такое, что она привыкла считать своим по праву. Поэтому она завидовала Ступеням, которые сохранили неразрывную связь с Восхождением и смутно ощущали те потенциальные способности, которыми наделены эти младенцы.
 И в то же время Шела жалела Ступени, отлично понимая их постоянное беспокойство. Хотя те, чьи таланты гасли, обычно переносили эту утрату в раннем возрасте, случалось, что их лишался зрелый человек. Пережить подобную боль, наверное, невыносимо. Каждую ночь она, как и любой другой член пряди, молилась, чтобы Ступени не подверглись такому испытанию. И пока Бог был благосклонен к их молитвам.
 Шела улыбнулась Ступеням. Люди, перед которыми преклонялись жители Вестфаллена, были очарованы новорожденными. Все, начиная с Ардола Кессиана, одного из трех ныне живущих представителей первой пряди, и кончая Йен Шалк, едва шагнувшей в отрочество и только привыкающей к своему предназначению. Какой он милый, Ардол Кессиан. Ему уже сто тридцать три года, он потерял все волосы и сгорбился, но все еще бодр. Его улыбка согревала в холодный день, а голос, низкий и звучный, приносил утешение Ступеням всех поколений. Он был несравненным Слушающим Ветер и точно предсказал, что во время рождения младенцев и в течение нескольких следующих дней установится теплая погода.
 — Они прекрасны, не правда ли? — сказала Шела, и ее шепот громко разнесся в тишине уютной, залитой солнцем детской.
 Через открытые окна струился легкий морской бриз, принося свежесть и прохладу. Шела слышала, как горячий пар шелестел по трубкам гипокоста под плитками пола, мягким теплом согревая воздух и нежные тела новорожденных.
 Темно-зеленые глаза Кессиана лучились под истончившимися дугами бровей.
 — Великолепны. Бесценны. В них сосредоточены все наши надежды и желания, хотя они этого не знают. — Он кивнул. — И я одобряю имена. Прекрасный выбор.
 Ардол Кессиан протянул слегка дрожащую руку, чтобы по очереди погладить лобик каждого малыша, продолжая тихо говорить:
 — Миррон. Многое ляжет на твои плечи. Помимо прочего, что выпадет на твою долю, тебе придется вынести бремя материнства. Твои братья по пряди, которые сегодня лежат рядом, будут всегда поддерживать тебя, как и ты их. Оссакер и Ардуций, вы носите имена великих героев-воинов, но вам никогда не придется сражаться. Ваша участь в мирных деяниях. И ты, Гориан. Ты поистине благословен именем отца нашего. Храни его. Будь верен его памяти. Исполни свое предназначение и вместе со своими братьями и сестрой достигни того, чего не можем мы. И используй это на благо всем нам во имя Бога Всеведущего.
 Ардол Кессиан повернулся к человеку, с которым дружил уже сто лет, к Виллему Гесте из второй пряди.
 — Виллем, молитву.
 Ступени сблизились, и каждый опустился на одно колено, левой рукой касаясь земли и воздев правую к небу открытой ладонью вверх. Шела положила руки на крайние колыбельки, словно обнимая всех новорожденных.
 — Восхождение предстоит перед Тобой, Господи, чтобы передать этих новорожденных детей под Твое покровительство. Тех, которые, как мы горячо надеемся, станут Твоими самыми могущественными слугами на этой земле. Мы обещаем воспитать и обучить их, чтобы они, в свою очередь, творили дела Твои, охраняя землю и море и всех, кто уповает на них, пока Ты будешь благословлять их жизнью. Мы молим Тебя хранить, беречь и любить их, как всех Твоих детей. Мы молим об этом во имя истинной веры Всеведущего. Мы — Ступени из чистых прядей Восхождения — взываем к Тебе, Господи. Да будет так.
 — Как было всегда, — хором заключили остальные.
 — Спасибо, Виллем, — сказал Кессиан, вставая. — А теперь, пока Шела не выставила нас отсюда, давайте уйдем и дадим этим малышам отдохнуть.
 — А можно мне немного побыть с ними? — Голос Йен Шалк звучал жалобно.
 Кессиан прижал палец к губам. Шела улыбнулась про себя.
 — Подожди минутку, юная Йен, — ответил он. — Прежде всего, Гвитен, Меера, — марш в постели. Не знаю, почему вам взбрело на ум торчать здесь с нами сразу после родов. Вы, должно быть, совсем измучились.
 — Мы — Ступени Восхождения, — заявила Гвитен Терол, мать Миррон. — Это наш долг.
 Ее голос звучал гордо, но лицо осунулось от усталости.
 — Тем не менее, вы слишком рискуете собой, — мягко проговорил Кессиан, и в его голосе, несмотря на укоризненные слова, звучала всегдашняя теплота. — Виллем, Дженна, нам нужно еще раз просмотреть записи. Необходимо найти кое-какие ответы, хотя я и подозреваю, что немалая часть наших новых знаний спит сейчас в этих кроватках. Юная Йен, я не сомневаюсь, что Шела будет рада твоему обществу и сейчас, и позже. Однако сегодня наша нянюшка должна познакомиться поближе со своими подопечными, и лучше оставить ее одну. Напоминаю тебе, что рыбаки хотели бы знать, где им сегодня забрасывать сети. Погода прекрасная, море теплое. Может, ты отыщешь нам косяк рыбы, девочка? Иначе вечерний пир будет скуден, не правда ли?
 Йен откликнулась улыбкой, полной обожания, и Шела снова ощутила привычный укол зависти к таланту юной Воднорожденной. До сих пор ей снились картины подводного мира и места, где она побывала, пока у нее не отобрали право находиться под волнами.
 Благодаря рассказам юной девушки Шела вспоминала прошлое и, в свою очередь, была единственной, кто по-настоящему понимал Йен. За последний год они очень сблизились. Шела опустила глаза. Несмотря на то что все уважали ее как члена пряди и ценили как опытную няню, ей никогда не быть одной из них, не ощутить узы Восхождения, которые их связывают.
 Дверь в детскую отворилась, и через порог шагнула Эстер Наравни, Хранительница Земли пятой пряди, женщина вспыльчивая и неистовая. Ей давно перевалило за шестьдесят, но, казалось, с возрастом ее силы и энергия только прибавлялись. Эстер обвела взглядом Ступеней — и ее лицо мрачнело по мере того, как глаза скользили по лицам.
 — Меера, что ты тут делаешь, скажи на милость? И ты тоже, Гвитен. Вам не следовало вставать с постелей!
 — Ступени собрались, чтобы благословить новорожденных, — ответила Меера. — Так что скорее я должна спросить, почему  тебя здесь не было?
 — Ты ведешь себя как капризный ребенок, — сердито проворчала Эстер. — Мне придется присматривать за тобой до самой старости, Меера?
 — Я уже тысячу раз тебе говорила. Ты мне не мать.
 Лицо Эстер смягчилось. Шагнув к Меере, она прижала ладони к ее щекам.
 — Да. Но я твоя сестра и люблю тебя больше всех живущих на этом Богом благословенном свете. Ты — мать девятой пряди, пряди, которая, о чем мы все горячо молимся, приведет нас к Восхождению, и я не желаю видеть, как ты рискуешь собой. Пожалуйста, Меера, роды были трудными. Тебе надо отдыхать.
 Меера понурилась и кивнула.
 — Знаю. Но это все так волнующе… и посмотри на мое прелестное дитя.
 Лицо Эстер просияло.
 — Я прежде всего гордая тетка и гордая сестра, а уже потом одна из Ступеней. У тебя прекрасный сын, особенный сын. А теперь пойдем. Гвитен, и ты тоже. Помогите друг другу лечь.
 Все остальные расступились, а Виллем открыл дверь.
 — Благослови вас Бог, — улыбнулся он. — Хорошего сна.
 — Так, — сказала Эстер, как только дверь снова закрылась. — Ардол, толпа на форуме собралась с самого рассвета. Люди терпеливо ждут, но все же пора сообщить им хоть что-то.
 — Ты права, — кивнул Кессиан. — Нет смысла и дальше оставлять их в неведении.
 — Совершенно верно. — Эстер повернулась к няне. — Шела, как они?
 — Мирно спят. И еще немного спокойного сна им не повредит.
 Эстер подмигнула ей и пошла к двери.
 — Я поговорю с горожанами. Остальные — вон отсюда.
 * * *
 Детская выходила прямо на вымощенную мрамором колоннаду, которая окружала сады внутреннего двора виллы Восхождения. Солнце уже раскалило плиты под ногами, жар чувствовался даже сквозь сандалии. Яркие лучи играли на воде, стекавшей из четырех фонтанов, которые были установлены в центре каждого квадранта круглого двора. Благоухание и яркая окраска лепестков, бутонов, трав и кустарников создавали ликующую атмосферу расцветающей жизни. Эстер вдохнула ее, чувствуя прилив энергии.
 Возбуждение, наполнившее ее при взгляде на лучшие и самые светлые надежды Восхождения, как на крыльях пронесло ее через прекрасные сады, затем по длинному парадному вестибюлю и прохладной приемной. И вот она уже на улицах Вестфаллена.
 Вестфаллен приютился в центре бухты с крутыми склонами, которая в сотне миль к югу соединялась с бескрайним океаном. В полумиле от стен гавани срывался с высоты в тысячу футов и обрушивался вниз живописный водопад Генастро, черпавший воды из Ивового озера, расположенного на востоке, в двух милях от города.
 Вилла стояла на холме, выше основной части города, выходя фасадом на великолепный золотистый залив с бетонными и каменными постройками гавани. На пологих холмах вокруг города располагались большие усадьбы, окруженные сельскими угодьями. На полях зрели посевы, стада мирно паслись или безмятежно грелись на солнышке. Внизу, ближе к форуму, на узких, плотно застроенных улочках теснились невысокие дома, перемежаемые немногочисленными многоквартирными зданиями с магазинами на первых этажах.
 Сейчас город обезлюдел. Все тридцать баркасов рыбачьей флотилии вытащили на берег, под лениво колышущимися на ветру тентами магазинов не видно ни одного человека. Видимо, все жители собрались на форуме. Эстер слышала гул голосов и видела толпу людей перед молельней. Сотни горожан ожидали новостей. Торопясь к ним и при этом стараясь не сбить дыхание, Эстер уловила волну смеха, прокатившуюся по толпе. Хорошо, что кто-то развлекает жителей.
 Она вышла на форум позади молельни и поднялась по нескольким ступенькам, ведущим на помост. Окружавшие мощеную площадь магазины и лавки пустовали. Солнце отражалось от полированных колонн, крашеных белых стен и крыш из красной черепицы. Голоса смолкли сразу же, как только собравшиеся заметили Эстер. Юные акробаты и жонглеры бросились врассыпную и скрылись в толпе.
 Эстер перевела дыхание, чтобы успокоиться, поправила поясок простого голубого платья. Потом пригладила длинные каштановые локоны и окинула взглядом горожан, которые прождали целый день, чтобы услышать ее слова. В этот момент она ощутила на плечах груз своих шестидесяти пяти лет, груз надежд, которые она несла им, и трудностей, которые ожидают всех в случае успеха.
 Все они хотели спокойной жизни без каких-либо перемен. Однако то, о чем она сейчас объявит, положит начало изменениям самого решительного характера. На всех лицах читалось напряженное внимание. В глазах тех, кто не был связан с прядями, Эстер тоже видела волнение и наивную радость. Жажду услышать новости, которые она принесла, — и никакого представления о том, как сильно эти новости изменят их жизнь.
 Эстер не чувствовала вины — только радость. Потому что каждое обращенное к ней лицо говорило о силе духа и решимости. Тишина стала невыносимой. И она заговорила.
 — Друзья мои! Они родились — и у них все хорошо.
 Раздавшийся рев толпы едва не сшиб ее с ног.


* * *

 Ардол Кессиан поставил локти на стол и утвердил подбородок на сплетенных пальцах. Он поерзал по жесткой скамье, с ворчанием пытаясь найти удобную позу. Жаль, что никто не догадался принести ему подушку. Ночь уже наступила. Звезды расплескались по всему небу, и воздух был чистым и все еще теплым. Дождя не будет семь дней, хотя набежавшие облака через пару дней сделают погоду чуть прохладнее.
 Площадь форума перед ним была запружена людьми, чьи лица сияли в свете огней. Оркестр на помосте вновь зазывал усталых танцоров, заиграв еще одну популярную мелодию. Барабан и литавры отбивали ритм, кифара и флейты вели мелодию, а сильный звонкий голос объявлял движения.
 Кессиан уже давно не осмеливался выйти в центр форума, чтобы танцевать. Ему не хватало этих ощущений. Энергии и радости, прикосновения женщины, аромата ее кружащегося тела. Внимательного взгляда, пока они делают шаги и повороты. Теперь Ардол Кессиан довольствовался тем, что наблюдал, как молодые поколения повторяют те же ошибки, которые он делал в молодости. Как это было давно! Он повернул голову направо и накрыл ладонью руку Дженны.
 — Помнишь, как мы познакомились во время танца?
 — Да, Ардол, — ответила Дженна голосом, в котором звучала покорность судьбе. — Ты спрашиваешь меня об этом каждый раз, когда мы смотрим на танец.
 — Правда? — Уголки губ Кессиана чуть приподнялись. — Я стал забывчив.
 — Ну да, когда тебе это удобно.
 Кессиан чуть сжал руку Дженны. Он уйдет первым. Дженна на тридцать лет моложе его. Они уже восемьдесят лет вместе. Он подумал, каково ей будет одной. Возможно, Дженна обрадуется тишине и покою.
 — Йен сегодня показала себя молодцом, — проговорил Кессиан, отказываясь поддаваться печали в ночь праздника.
 — Это точно.
 Ноздри щекотало дымом, запахами жарящейся на углях рыбы, печеного мяса и пенистым дурманом пролитого эля. Йен отыскала стаи морских окуней и сардин. Сети заполнились до отказа, так что завтра утром, когда пройдет похмелье, на рынке будет много рыбы.
 — Вы позволите?
 Кессиан поднял взгляд и посмотрел через стол. Там стоял Арван Васселис, маршал-защитник Карадука. Он приехал с женой и маленьким сыном еще пять дней назад, получив известие о том, что рождение близится. Флаг маршала — темно-синий, с золотой каймой и двумя вздыбившимися медведями — развевался над его резиденцией, откуда открывался великолепный вид на бухту и гавань.
 — Вы, как всегда, вовремя, — сказал Кессиан, собираясь встать.
 Васселис жестом попросил его остаться на месте.
 — Никогда не пропускаю праздник в Вестфаллене. Я даже привез с собой вина. — Маршал водрузил на стол два причудливо изукрашенных керамических кувшина, несомненно наполненных чем-то выдержанным и дорогим. — Не возражаете, если я присяду?
 — Вам нет нужды спрашивать.
 — Высокое положение — не повод для грубости, — сказал Васселис, отодвигая скамью, стоявшую напротив. Он наклонился, чтобы поцеловать Дженну в щеку, а потом сел. — Разливайте.
 Дженна выплеснула остатки эля из обоих кубков и прихватила еще один, который кто-то забыл у них на столе. Она протерла их куском ткани, висевшим на талии, а потом наполнила вином Васселиса.
 — А где первая дама нашей страны? — спросила она.
 — Нетта? Наверное, укладывает Кована. Все это пока еще не для него. Лучше пусть спит.
 — Разве у вас нет слуг для таких дел?
 — Думаю, вы убедитесь, что мы сами неплохо справляемся с родительскими обязанностями, — улыбнулся Васселис. — Кроме того, нам едва ли стоит беспокоиться, так ведь? Только не здесь.
 — Вы так и не привыкнете к внешним атрибутам вашего положения, да?
 Васселис негромко засмеялся.
 — Только попробуйте позволить себе что-то лишнее, Кессиан, и вы убедитесь, что я очень хорошо умею пользоваться атрибутами власти.
 Он поднял кубок. Все трое чокнулись и выпили.
 — Отличный вкус, — кивнул Кессиан, чувствуя, как выдержанное красное вино мягко течет по горлу, оставляя во рту сладкий аромат спелых слив.
 — А вы сомневались? — хмыкнул Васселис.
 Друзья замолчали. Кессиан смотрел на профиль Васселиса, наблюдавшего за танцами и празднеством. Он гордился этим человеком. Маршал-защитник вел себя очень непринужденно, не выказывая превосходства и не опасаясь за свой авторитет.
 На глазах Кессиана из юного паренька, влюбленного в море, он превратился в правителя Карадука. Маршал был самым влиятельным союзником Восхождения и самым яростным защитником его тайн. И даже при его поддержке необходимость не выпускать секрет за пределы Вестфаллена стоила постоянных усилий и ужасных тревог. Если их надежды оправдаются, то в последующие годы они будут еще больше нуждаться в помощи Васселиса.
 Васселис вдруг прекратил стучать пальцами по столу в такт барабанам и устремил на Кессиана взгляд больших карих глаз, красиво сочетающихся с короткими темными волосами. Улыбка теплилась на его мягком, дружелюбном лице, но было бы большой ошибкой расценить располагающую внешность маршала как признак мягкости характера.
 — Ну что, — спросил он, — это они?
 Кессиан пожал плечами.
 — Это зависит от того, насколько вы полагаетесь на знамения и насколько на науку. Даже мне эти совпадения кажутся поразительными. Однако с точки зрения математики мы их во внимание не принимаем. — Кессиан не смог сдержать улыбку и покачал головой, безуспешно пытаясь подавить радостное волнение, которое каждый раз заставляло его трепетать, стоило подумать о них . —  Они все родились в один час от матерей, как принадлежащих, так и не принадлежащих к Ступеням, и после одинаково тяжелых родов. В час, когда закончился дождь, разошлись облака, и сквозь них прорвалось солнце. И если верить таким людям, как Андреас Колл и Эстер Наравни, — в час, когда птицы смолкли, а все коровы, овцы и свиньи, собаки и кошки повернули головы к вилле.
 — И вы этому верите? — прямо спросил Васселис.
 Улыбка Кессиана стала еще шире, и он осушил кубок.
 — Я верю, что во время их рождения в атмосфере было нечто такое, что подействовало на все живое. А еще я верю в теорию массового эмпатического выброса эмоций, таких как надежда и любовь. В знамения и предзнаменования я не верю. По крайней мере, стараюсь не верить.
 — Ардол, мой старый друг, вы пытаетесь уклониться от ответа. Это они?
 Кессиан пожевал губами. Он посмотрел на форум и танцы, на толпы оживленно разговаривающих и пьющих людей. Слитный гул музыки и смеха, ароматные запахи пищи и резкий свет пламени и фонарей ударили ему в голову. И вино очень неприятно усиливало этот шум. Он попытался понять, когда именно стал испытывать такие ощущения.
 — Я стар, маршал Васселис. Я не могу допустить, чтобы это оказались не они.




 ГЛАВА 2


  838-й Божественный цикл, 25-й день от вершины соластро, 5-й год истинного Восхождения 
 — Наступать строем!
 Капитан Элиз Кастенас, Второй кавалерийский легион, Медвежьи Когти Эсторра, пустила свой отряд шагом. На противоположной стороне форума капитан Дина Келл повторила ее маневр, и гастаты колоннами по пять шеренг, с поднятыми щитами двинулись вперед. Мятежники начали отступать, освобождая засыпанное мусором пространство.
 Лошадиные копыта звонко цокали по булыжнику. Элиз глядела вперед поверх небольшого круглого щита. Конь под ней шел спокойно. Шоры на глазах заставляли его смотреть только вперед. Толпа была плотной и решительно настроенной. Крики, угрозы и насмешки эхом отражались от зданий, окружавших площадь. За спиной у мятежников находилась базилика, которую они заняли два дня назад, подогреваемые бунтовщиками остального Дорноса. Они отказались допустить сборщиков к книгам и сундукам с податями, что и спровоцировало появление легиона. И Роберто Дел Аглиос, сын Адвоката и мастер мечников Медвежьих Когтей, сообщил ей, что внутри мятежники держат пленных сборщиков.
 Кастенас печально покачала головой. Бунты из-за податей. То, что они начались здесь, в Кабрии, традиционно мирной столице северного штата Дорнос, показывало, какие серьезные проблемы все чаще возникают в Эсторийском Конкорде. Медвежьи Когти еще не успели опомниться после кровопролитной бойни в Тундарре. Она молилась, чтобы и эта ситуация не переросла в избиение бунтовщиков.
 Передний край толпы попятился, тесня задних. Гневные вопли усилились.
 — Прибавить шаг! — скомандовала Кастенас, взмахивая рукой.
 Отряд ускорил движение с правого края, вытягиваясь полумесяцем — строем, предназначенным для охвата бунтовщиков. Слева Келл вела свой отряд по прямой, оставляя толпе единственный проход в центральный сад города, где ее удобно будет сдерживать. В центре Дел Аглиос закричал, приказывая бросить оружие и опуститься на колени, положив руки за голову. Никто не подчинился. На форуме собралось несколько сот мятежников, и они орали и презрительно плевали в сторону отряда Конкорда.
 Отделение Второго легиона продолжало движение. Безупречная дисциплина. Каждая деталь доспехов сияла свежей полировкой, каждый гладиус и наконечник копья были заточены перед рассветом. Элиз случалось видеть, как ломался строй профессиональных армий при виде наступающих легионеров Конкорда. Эта толпа простых горожан пятилась, но отказывалась расходиться. Они не верили, что Конкорд будет атаковать, и были правы. До определенного момента.
 Камни полетели, когда легионеры приблизились на расстояние в двадцать ярдов. Настроение толпы приобрело угрожающий характер. Жалобные возгласы горожан в оправдание протеста против властей смешались с антиконкордовскими выкриками тех, кто надеялся, что дело не ограничится только словесной перепалкой.
 — Щиты! — взревел Дел Аглиос.
 Его гастаты подняли над головами длинные зелено-золотые прямоугольные щиты. Камни застучали по металлу. Раздался звон бьющейся посуды — ярко раскрашенная керамика присоединилась к дождю метательных снарядов.
 — Держать строй! — прозвучал мощный голос мастера мечников. — Давите справа!
 Лошади били копытами и храпели. Легионеры стучали мечами и копьями по внутренней стороне щитов. На левом фланге скорость движения возросла. Кастенас перевела отряд на рысь. Толпа перед ней стала выгибаться в сторону выхода, но медленно и неохотно. Не желая снимать осаду с базилики, вожаки призывали сторонников быть смелее и не отступать. Метательные снаряды продолжали лететь — главным образом с верхних ступеней лестницы, где Кастенас заметила груды заготовленных камней. А еще она увидела блеск металла и изгиб лука. Оставалось надеяться, что ради собственного же блага никто в толпе не рискнет применить это оружие.
 Шум на форуме достиг апогея. Элиз изучала лица мятежников. Неуверенные и испуганные. Начинающие колебаться. Большинство — просто невинные горожане, которых раззадорили вожаки, стоявшие сейчас позади людей, вне реальной опасности. Кастенас уставилась в затылок Дел Аглиосу. Он повернул голову, встретился с ней глазами и кивнул. С этим пора кончать. Элиз обнажила меч и вскинула руку. По форуму стремительно распространился страх.
 — Когти! Вперед! — Ее рука опустилась, и кавалерия двинулась на толпу следом за пехотой. — Будьте начеку. Держите строй.
 Передний край толпы начал рассеиваться и смещаться влево. Люди бежали вдоль строя в поисках выхода, который Келл и ее отряд только рады были им указать. Однако стойкий центр не дрогнул. Мятежники с вызывающим видом стояли перед флагами Конкорда, свисающими с высоких мраморных колонн у входа в базилику. Камни продолжали лететь, и новые горшки бились о щиты, рассыпая черепки по форуму.
 Столкновение произошло на нижней ступеньке. Кастенас придержала кавалерию, пока пехота ударами щитов теснила тех, кому хватало храбрости продолжать сопротивление. В воздухе запахло дракой. Группа мужчин и женщин стояла перед закрытыми на засов деревянными дверями базилики. Внутреннюю территорию огораживали стены, что было несвойственно базиликам Конкорда, но диктовалось необходимостью: на эту местность то и дело налетали ураганы.
 Толпа хлынула вниз по лестнице, подталкиваемая сзади. Кастенас видела, как некоторых горожан притиснули к неумолимой стене щитов. Легионеры отреагировали, с силой надавив на щиты, расквашивая носы и ломая кости. Из дальней части толпы вылетело копье. Кастенас чертыхнулась. Оно попало в гущу пехоты.
 — Ломайте их! — приказал Дел Аглиос.
 Кастенас подвела свой отряд к лестнице. Горожане попятились.
 — Давите, Когти, давите!
 Используя древки копий и рукояти мечей, кавалерия двинулась в гущу толпы, нанося удары тем, кто не успевал освободить дорогу. Пехота наступала, давя щитами и все еще не обнажая мечей. Гневные крики переросли в вопли боли и паники. Единство толпы нарушилось. Люди сдались и побежали влево. В саду их ждали остальные Медвежьи Когти. Легионеры наносили удары, активно используя ситуацию. Скандируя, они гнали бунтовщиков прочь.
 Кастенас ехала сзади, наблюдая за бегством. Среди града сыпавшихся камней в ее щит ударила стрела. Она прилетела из-за колонн у входа. Элиз перебросила щит так, чтобы закрыться, и приказала отряду сделать то же самое. Потом повернулась к высокому мужчине с суровым лицом, шагавшему следом за кавалерией. На его голове красовался шлем с зеленым плюмажем, позади вился широкий плащ.
 — Казначей Джеред, стрелы у входа.
 Пол Джеред коротко кивнул в знак того, что понял.
 — Левимы! — гаркнул он. — Поднять щиты! Вперед! Он обнажил гладиус, заслонился щитом и повел тридцать левимов, элиту воинов-сборщиков, вверх по ступеням следом за лошадьми. Кое-где на земле лежали горожане, зажимая руками раны. У Джереда не было времени ни для разбирательств, ни для сочувствия, и он обходил людей или переступал через них, не замедляя шага.
 Казначей единым махом преодолел дюжину мраморных ступеней, миновав первый ряд колонн, украшающих вход в базилику. Перед дверями столпилось около пятидесяти человек. Легион, как и планировалось, рассеял основную часть толпы, оставив ему вожаков, которые были слишком упрямы или глупы, чтобы убежать вместе с теми, кого подбили на бунт.
 Джеред увидел копья, клинки и луки. Но доспехов не было ни у кого. Джеред и его левимы имели хорошую защиту — нагрудники и ножные латы — и прикрывали плотные зеленые туники щитами. Любой бой будет неравным. В них полетели стрелы. Целых три. Одна ушла намного выше и в сторону, две ударили в щиты воинов по обе стороны от него. Казначей рванулся вперед и замер всего в трех шагах от острия ближайшего клинка.
 — Я прощу вам эти стрелы, потому что вы испугались. Но еще одна выходка с вашей стороны — и я атакую, — предупредил он.
 — Мы не сдадимся, сборщик. Даже вам, — заявил стоявший впереди мужчина, высокий, бородатый и сильный.
 — Будьте уверены, сдадитесь, — негромко сказал Джеред.
 Он дал знак левимам слева начать окружение. Увидев тревогу на лицах, следивших за движением воинов, казначей понадеялся, что дело удастся разрешить миром. Кавалерия и пехота уже покидали форум. Солдаты охраняли периметр площади.
 — Сборы слишком велики! — выкрикнул высокий мужчина. — Мне не хватает денег на покупку семян, у меня остается слишком мало скота, чтобы закупить производителей. Вы отнимаете еду у наших детей и забираете наших работников, чтобы они сражались за вас. Какой налог вы сможете собрать в следующий раз? У меня уже ничего нет! И мне нечем засеять поля!
 Джеред поставил щит на землю.
 — Граждане! Налог устанавливается и закрепляется вашим законодательством и объявляется в начале каждого периода взимания. У вас есть возможность выразить недовольство по поводу вашего личного вклада через квесторов или судей. Но сначала подумайте, не переплачиваете ли вы за корма, не слишком ли большое вознаграждение назначаете работникам и не тратите ли много денег на предметы роскоши. Мы — только сборщики. Мы взимаем.
 — Мытарь! — Мужчина презрительно сплюнул. — Ты ничего не знаешь о наших трудностях.
 — Я понимаю вашу озабоченность. Но на угрозы реагировать не стану. Вам следует разговаривать с вашими законодателями. — Казначей сделал паузу, чтобы обвести взглядом собравшихся. — Вы все — законопослушные и трудолюбивые граждане. Это видно с первого взгляда. Не стоит устраивать бунт. Расходитесь.
 — Ты не оставляешь нам выбора. — Фермер покачал головой. Толпа напряглась, готовая действовать.
 Джеред резко кивнул головой. Левимы справа и слева от него рванулись вперед, щитами отталкивая бунтарей. Джеред сделал пару быстрых, почти незаметных шагов. Его щит ударил мужчину по руке с мечом, остановив замах, а острие гладиуса коснулось шеи фермера. Мужчина уставился на казначея, ошеломленный стремительностью действий и осознанием своего внезапного одиночества.
 — Пройдет немного времени, — негромко произнес Джеред, — и ты поблагодаришь меня за то, что я не довел удар до конца. Кто бы тогда кормил твою семью? Конкорд дает вам все, что ты видишь вокруг. И он забирает только то, что необходимо. Сдавайся сейчас, и ты вернешься домой.
 Фермер сдвинул брови и посмотрел ему в глаза:
 — Ты дашь нам уйти и ничего не сделаешь?
 Джеред опустил меч.
 — Я мог бы усилить твое недовольство властями, посадив тебя на год в тюрьму, но какой от этого прок? В камерах сидят преступники, честным людям там не место. Мне нужно, чтобы ты трудился на благо Конкорда и был ему верен. Положи меч и вернись к своей семье, на ферму. Как твое имя?
 — Хорге Куинта, господин.
 — А я казначей Пол Джеред. Конкорд примет меры. Я вернусь и поговорю с тобой. И если я увижу, что тебе действительно трудно выплатить сбор, я внесу его за тебя.
 Джеред наблюдал, как воинственный запал покидает рослого фермера. Он сделал знак левимам отойти, и Куинта увел своих людей от стен базилики. Джеред удовлетворенно улыбнулся, а потом снова поглядел на базилику. На ее дверях были намалеваны лозунги, требующие уменьшения налогов, изгнания Конкорда и смерти сборщиков. И это далеко не первый случай.
 — Давайте внутрь! — приказал он левимам. — Очистим базилику от бунтовщиков, отыщем наших людей и сундуки и уберемся отсюда. Думаю, что без нас у Медвежьих Когтей будет гораздо меньше хлопот.
 — Вы серьезно это сказали, господин? Насчет уплаты налога за того фермера?
 Джеред посмотрел на юношу, задавшего вопрос. Он имел звание младшего сборщика и совсем недавно попал в элитный отряд Адвоката.
 — У тебя будет возможность убедиться, Арин, что я всегда говорю серьезно.
 Джеред сбежал вниз по ступенькам, передал щит оруженосцу и вложил меч в ножны. Ему навстречу шел человек, которому на роду было написано великое будущее. И не просто из-за фамильного герба, украшавшего его щит.
 — Роберто! — окликнул Джеред.
 Казначей снял шлем и пристроил его под мышку. Молодой Дел Аглиос помахал ему и подошел ближе.
 — Результат удовлетворительный, Пол?
 — Едва ли, — ответил Джеред. Он указал на обломки камней, усеявшие форум. — Меня беспокоят эти события. Их становится слишком много, чтобы не обращать внимания.
 — Это неизбежный результат экспансии.
 Джеред приподнял брови.
 — Это неизбежный результат чрезмерных налогов. Ты слишком прислушиваешься к матери, Роберто, а она начинает меня смущать. Мои сборщики встречают сопротивление и отказы везде, где появляются. Мы высасываем из Конкорда жизненные соки. Нам надо бы остановиться и отдышаться.
 — Она — Адвокат, — пожал плечами Роберто. — Ты знаешь, как она относится к власти Адвокатуры и будущему Конкорда.
 — Это заклинание я повторяю во сне, — проворчал Джеред. — Безопасность и процветание за счет завоеваний и экспансии. Насколько я понимаю, эти сундуки с податями не предназначены для ремонта стоков и водоводов?
 Роберто засмеялся.
 — Нет, господин казначей. — Его улыбка была мимолетной. — В Эсторре происходит много разного. И налоги — только часть всего. Мы набираем новые легионы по всему Конкорду. Моя мать планирует открыть фронт в Омари.
 Джеред удивился и почувствовал вспышку раздражения.
 — Дорнос еще недостаточно надежен, чтобы вести кампанию оттуда. Надеюсь, она не рискнет открыть фронт из Госланда? Граница с Цардом слишком неспокойна. — Джеред помолчал и нахмурился. — Предполагается, что ты будешь командовать этим предприятием?
 Роберто покачал головой.
 — Нет. Действительно нет, хотя ты почти угадал. Сегодня была моя последняя операция с Медвежьими Когтями. И последняя — для Второго легиона на севере.
 Сердце Джереда радостно затрепетало.
 — Тебе все-таки дают командование!
 — Два легиона и две алы. Полный набор, от зеленых рекрутов до опытных легионеров. Я не буду участвовать в боевых действиях по крайней мере два года.
 Джеред видел, что Роберто рад новому назначению. Казначей сжал плечо друга.
 — Поздравляю. И позволю себе сказать: давно пора.
 — Спасибо. Не сомневаюсь, матушка будет рада больше не слышать, как ты постоянно твердишь об этом. Я очень обязан тебе за поддержку.
 — Я не говорил бы об этом, если бы не считал тебя достойным. Генерал. — Оба засмеялись. — Звучит хорошо, правда? Сегодня вечером мы за это выпьем. Уверен, что у нее есть на тебя виды.
 — О да, — ответил Роберто. — Конечно. У нее серьезные планы. Мать собирается открыть три фронта в Царде через четыре года.
 Ошеломленный Джеред застыл на месте. Он схватил Роберто за руку и оттащил в укромное место, подальше от любопытных глаз и посторонних ушей. Казначей ощущал, как у него колотится сердце, и понимал, что должен высказаться.
 — Она не должна этого делать! — прошипел он. — Это глупо. Пусть Госланд и алмаз стабильности Конкорда, но Атреску еще слишком недавно присоединили. Там начнется гражданская война, готов поклясться собственной жизнью! Четыре года — слишком маленький срок. У нас не будет сил сражаться с королевством по крайней мере еще десять лет! Она вырвет сердце у народа. Роберто… ты ведь знаешь, что я прав!
 — Тогда ты должен сам поговорить с ней, Пол! — огрызнулся Дел Аглиос. — Мое влияние на мать не так уж велико, а ты слишком часто в разъездах. Она прислушается к тебе, как ни к кому другому.
 Джеред глубоко вздохнул и покачал головой.
 — Цард! Она считает нас сильнее, чем мы есть. Так она может атаковать и Сирран… — Он замолчал, ощутив, что ему вдруг сделалось жарко. — Господь да обнимет нас! Сирран не станет молчать, если мы будет вести войну одновременно в Омари и Царде. Надеюсь, она уже отправила к ним дипломатов?
 — Маршал-защитник Васселис возглавил посольство, — подтвердил Роберто.
 — Хорошо. У нас будет шанс на успех. Мы не можем потерять то немногое, чего от них добились.
 — Знаю, — откликнулся Роберто. — Поговори с матушкой. Есть другие территории, более уязвимые и менее обширные, которыми мы могли бы заняться в первую очередь.
 — Поговорю, юный Дел Аглиос. Обязательно поговорю, как только смогу.
 Джеред повернулся, чтобы проконтролировать действия левимов у базилики, понимая, что надо поторапливаться.




 ГЛАВА 3


  838-й Божественный цикл, 40-й день от рождения дуса, 5-й год истинного Восхождения 
 Толстый слой изморози покрывал дорожку сада во дворце Соластро. Совершенно неподходящее для нынешнего момента название, поскольку сезон урожая и солнца сменился морозом очень холодного дуса. Дворец, построенный в месте, где сходились границы трех стран, Эстории, Фаскара и Нератарна, был центром Конкорда вне Эсторра и олицетворял собой его масштабы и мощь.
 Эрин Дел Аглиос, Адвокат Эсторийского Конкорда, старалась ступать по предательски ускользающей из-под ног земле как можно более непринужденно. Идущие рядом Пол Джеред и Арван Васселис готовы были поддержать ее в случае надобности. Там, где ее отделанные мехом сапожки до колен скользили, их тяжелые, подкованные металлом сапоги превращали наледь в крошево. Все трое кутались в тяжелые темно-зеленые шерстяные плащи, отделанные бело-золотистым мехом тундаррских горных львов.
 Тусклое серое небо над головами грозило разродиться снегом. Снегопад будет обильным и продолжительным. Эрин содрогнулась. Вечером после собрания переход в жилые покои дворца из Главной палаты будет исключительно неприятным. Джереда, похоже, забавляло стесненное положение Адвоката. Эрин снизу вверх заглянула ему в лицо. Льдисто-голубые глаза искрились плохо скрываемым смехом. На волосках, угнездившихся на крупном носу, и на густых бровях лежал иней.
 — Ты собирался сказать мне, что в Тундарре вы все еще ходили бы в тогах и с голыми руками, — лукаво проговорила Эрин, крепко ухватив Джереда под локоть рукой в перчатке.
 Он рассмеялся.
 — Ну, не совсем. Я всего лишь хотел обратить внимание на изнеженность типичного эсторийца. Или карадукца, если уж на то пошло.
 Васселис, шедший по другую руку от Эрин, отозвался язвительным смешком.
 — Я прожил бы в снегу с голой грудью дольше, чем ты, Джеред. Когда приходит дус, на юге моей страны не менее холодно, чем на любой твоей горной вершине.
 — Вас двоих только послушать! — сказала Эрин, качая головой. — Хвастаетесь как мальчишки. Только не устраивайте такого в Палате. Мне ни к чему, чтобы ваши назначения поставили под сомнение вместе с просьбами остальных.
 — Ты их выслушаешь, хорошо, Эрин? — попросил Джеред. — Их мольбы об осторожности и отсрочке — это не обычный скулеж.
 Эрин выдохнула из ноздрей два морозных облачка.
 — Да, и мы слышим это жалкое блеяние ежедневно, они как овцы — всегда одно и то же! — Она немного смягчилась. — Но — да, я их выслушаю и, конечно, сделаю что смогу. Но планы свои я менять не стану. Будущее Конкорда должно быть обеспечено.
 — Это то, чего желаем мы все, — заметил Васселис. — Ну, почти все.
 Джеред снова рассмеялся.
 — Неужели я слышу шпильку в адрес нашего уважаемого канцлера ордена?
 — Право, тебе не следовало бы постоянно ее задевать, Арван, — укорила маршала Эрин, ощущая в груди разгорающийся огонек озорства.
 Васселис вздохнул.
 — Мой Адвокат, при всем моем уважении к твоему положению номинального главы ордена Всеведущего, канцлер Коройен — это острый шип у меня в седалище. И у тебя тоже, я уверен. Меня тревожит ее жажда власти, не оговоренной законами государства. И мы все знаем, на что способны ее любимые Доспехи Бога, если за ними не приглядывать.
 — О Боже! — Джеред возвел глаза к небу. — Я слышал, что она снова беспокоится насчет неких районов Карадука. Какую ересь, по ее мнению, вы от нее скрываете?
 — Сам хотел бы знать, — ответил Васселис, не заметив иронии в вопросе Джереда. — Ее чтецы и гласы действуют на меня как крапивная лихорадка. Они терзают меня вопросами о древней истории, в то время как им следовало бы заняться теми многочисленными гражданами, которые нуждаются в их наставлениях. Мне не нравятся эти постоянные подозрения.
 — Ах, Арван, брось обижаться! Тебе так хорошо удается сбивать ее с толку, — заметила Эрин, с улыбкой глядя ему в глаза и наблюдая, как с лица маршала исчезает напряженное выражение. — А раз тебе нечего скрывать и ты пользуешься моей неизменной поддержкой, то прошу, не лишай нас развлечения, пусть она говорит. Лицо канцлера приобретает такой дивный цвет, когда собственные действия приводят ее к публичному позору!
 Стражники Адвокатуры у входа Главной палаты вытянулись в струнку. Все трое поднялись по отполированным мраморным ступеням на колоннаду и вошли в вестибюль, где стояли бюсты всех Адвокатов со времен Первого Божественного цикла и создания Эсторийского Конкорда.
 В вестибюле было светло благодаря огромным окнам по обеим сторонам от входа и тепло, поскольку воздух согревало жаркое пламя в шести больших каминах. Тем не менее, Эрин находила это помещение не столько великолепным, сколько весьма унылым.
 — Только бы мне не прийти слишком рано, — пробормотала она.
 Помощники завертелись вокруг них, принимая плащи, меха, перчатки и шапки и поправляя тоги. Все трое остановились и сели, чтобы переобуться в более подобающие случаю сандалии, после чего каждый поправил прическу, глядя в поданное зеркало.
 — Хочешь, чтобы я вошел первым? — спросил Васселис.
 Эрин пожала плечами.
 — Это не имеет значения. Собрание все равно будет считать, что я потворствую Карадуку, что бы мы с тобой ни делали. Пойдем. Не будем усложнять. Просто продолжайте беседовать со мной.
 Перед Адвокатом и ее спутниками предстали закрытые двери Главной палаты. Они возвышались на сорок футов и доходили до сводчатого потолка, а на их деревянных, выкрашенных в белый цвет створках красовался резной герб Эсторийского Конкорда. При их приближении двери отворили. Палата была построена по образу здания сената в Эсторре: по всей длине, по правую и левую стороны от устланного ковром прохода, который вел к креслу Адвоката, уступами располагались мраморные скамьи. Позади кресла размещались шесть главных советников, записывающих каждое произнесенное слово и готовых предоставить Адвокату любую необходимую информацию. Само помещение было чудесно нагрето благодаря проложенным под полом тепловым трубам. Ярко окрашенные стены и ряды делегатов в белых и зеленых тогах придавали ему такой уютный вид, словно за стенами царил полдень сола.
 Появления Адвоката дожидались почти триста делегатов. Присутствовали маршалы-защитники всех территорий с делегациями, состоящими из эдилей и пропреторов. В глубине зала чуть слева сидела канцлер ордена Всеведущего Фелис Коройен с внутренним кругом из четырех высших гласов. Справа в порядке старшинства располагались преторы и консулы Конкорда. Двенадцать человек Джереда, совет сборщиков, находились на скамье под ними.
 Шеренги лиц повернулись к ней. Эрин Дел Аглиос с высоко поднятой головой прошествовала по темно-зеленому ковру, кивая направо и налево. Раз в год они встречались вот так — главы территорий, все сразу и в одном месте, — чтобы выработать политику, которая будет осуществляться централизованно из Эсторра весь следующий цикл. И каждый год вопросы были одними и теми же. Эрин спрятала улыбку при мысли о блеянии овец.
 К тому моменту, когда она добралась до кресла и уселась, чтобы посмотреть сверху вниз на собрание, все голоса стихли. Джеред и Васселис заняли свои места, и Эрин поймала завистливые взгляды, которые многие бросали в их сторону. Благосклонность Адвоката означала почет и дополнительные привилегии. Так было всегда.
 — Приветствую вас, друзья мои, — проговорила Адвокат голосом, который был ясно слышен во всем зале. — За стенами холодный день, но здесь нас согревает сияние Конкорда. И я хотела бы распространить это тепло за пределы наших нынешних границ. — Она подождала, чтобы гул голосов смолк. — Прежде всего, я хочу выслушать доклады каждого из вас относительно состояния армий и военных флотов, как базирующихся на местах, так и перемещающихся. Затем я в общих чертах опишу, как именно необходимо увеличить численность этих сил, и наконец отвечу на ваши вопросы. После чего мы сможем перейти к повседневным делам управления. Итак, маршал-защитник Катрин Мардов, прошу: состояние вооруженных сил Гестерна. Вам слово.
 Эрин откинулась на спинку кресла, глядя, как встает Катрин. Великая женщина. Адвокат поудобнее устроилась на подушке и приготовилась слушать.


* * *

 Эстер Наравни подула на руки и прижала ладони к стволу дерева. Владелец фруктового сада Люций Эндрад стоял рядом с ней, кутаясь в мех и ежась от морского ветра, насквозь пронизывающего открытое плато.
 — Надо было позвать меня раньше, — хмуро сказала Эстер.
 — Я не подозревал, что это серьезно, — ответил он. — Думал, просто обожгло морозом.
 Эстер повернулась и окинула взглядом рощу лимонных и апельсиновых деревьев. Каждое окружала деревянная загородка, обтянутая мешковиной, чтобы защитить дерево от краткого периода холодов, наступавшего в Вестфаллене в это время года.
 Три деревца частично освободили от тепловой защиты, чтобы Эстер могла их осмотреть. По словам Люция, поражены еще тридцать. И все на одном участке сада.
 — Но раньше этого никогда не случалось, так ведь? — язвительно спросила она.
 Начал падать снег — и с каждой снежинкой настроение Эстер тоже падало. Она оглядела юных Восходящих, собравшихся вокруг нее. Эстер привезла их сюда, наверх, по настоянию Ардола Кессиана, который счел этот случай удобной возможностью проверить, не проявятся ли у кого-то из них способности Хранителя Земли. Ей же сейчас больше всего хотелось погрузить их обратно в повозку и вернуться на виллу. Дети начали с того, что бегали кругами, кричали и кидались снежками, но мороз быстро пробрал их до самых костей. Теперь все четверо стояли, тесно прижавшись друг к другу и спрятав руки в перчатки, а туловища и лица — в шарфы, подбитые мехом кожаные полушубки и шерстяные шапки. Наружу торчали только посиневшие носы.
 — Так что же это? — вопросил Люций.
 В детстве он и сам был Хранителем Земли, к огромной радости своего отца. Но его способности угасли прежде, чем ему исполнилось восемь лет.
 — Подожди немного. — Эстер улыбнулась Восходящим. Они скоро достигнут пятилетнего возраста, и их врожденные способности развивались хорошо. Однако признаков перехода пока не наблюдалось. — Гориан, у тебя шансов больше всего. Хочешь попробовать?
 Гориан широко улыбнулся ей и направился к дереву, бросив презрительный взгляд на своих товарищей, что не слишком понравилось Эстер.
 — Не считай себя лучше других, — сказала ему Хранительница Земли. — Кроме того, это ощущение немного похоже на то, когда ты кладешь руки на больное животное. Понимаешь?
 Гориан кивнул.
 — Хорошо. И я больше не желаю видеть такие взгляды, понял?
 — Да, — ответил Гориан еле слышно.
 Это следовало сказать, ему же на пользу.
 — Отлично. Теперь приложи ладони к стволу дерева. Тебе придется снять перчатки. Не урони их в снег. Давай я подержу. Так, скажи мне, что ты чувствуешь.
 — Он холодный и шершавый, Эстер, — сказал Гориан. За спиной раздалось сдавленное хихиканье. Гориан обернулся.
 — Тише, Оссакер, или ты будешь следующим.
 — Он не сможет это сделать, если не смогу я! — заявил Гориан.
 Эстер приподняла брови.
 — Он мог бы, знаешь ли. Он — Объявляющий Боль, и раз может ощущать, где болит у человека, то сможет определить, где болит у дерева.
 — Не сможет, — безапелляционно отрезал Гориан.
 Эстер нахмурилась.
 — Сосредоточься. Постарайся почувствовать, что происходит под корой. Как ты сделал бы, если б заболела собака, и тебе понадобилось понять, как ей может помочь хирург.
 Гориан какое-то время молчал. Его ручонки, побелевшие от холода, ощупывали кору. Эстер увидела, что он зажмурил глаза так, как их учили, чтобы лучше сосредоточиться. Она улыбнулась: любовь к ребенку сестры согревала ее. Гориан, как и все четверо, рано начал проявлять большие способности. И даже в таком раннем возрасте дети очень многое понимали. В них было нечто особенное, это чувствовал каждый. Однако насколько они одарены — еще только предстояло определить.
 В конце концов Гориан повернулся к женщине и убрал руки со ствола.
 — Наверное, оно умерло. Я не чувствую его внутри.
 Эстер поцеловала его в макушку и вернула перчатки.
 — Не страшно, милый. Но оно не умерло, а только болеет.
 — Оно мертвое! — Гориан был несгибаемо упрям.
 Эстер погладила его по щеке и повернула лицом к себе, опустившись перед ним на колени.
 — Ты старался изо всех сил, и большего от тебя никто не может ждать. В следующий раз ты обязательно почувствуешь то, что чувствую я. — Мальчик дернулся и посмотрел на нее с яростью. — Не злись. Ничего страшного. Ты не сделал ничего плохого.
 Хранительница Земли встала и посмотрела на остальных Восходящих. Она ощущала гнев Гориана, и это заставило ее принять решение.
 — Ладно. Здесь слишком холодно. Возвращайтесь в повозку, а мы скоро придем к вам. Иди, Гориан. Найди в мешке яблоко для мула, ладно?
 Повеселев, мальчик побежал к повозке. Остальные резво направились следом, явно собираясь затеять спор: кто будет кормить животное и кто первым заберется под меховой полог, чтобы согреться.
 — Так. — Эстер приложила замерзшие руки к стволу дерева, чтобы еще раз проверить свой диагноз.
 Ощущать больное растение или дерево всегда неприятно. Хранительница Земли почувствовала, что ее начинает тошнить, но за долгие годы она научилась терпеть. Здоровый ствол влил бы в нее силы. Этот был поразительно тусклым и безжизненным. В верхних ветвях сохранялось здоровье, но из глубины шла отрава. Эстер уже пару раз сталкивалась с этим. Отняв руки от ствола, она с радостью натянула перчатки. Люций вопросительно смотрел на нее.
 — Надеюсь, что мы не опоздали, хотя болезнь в нем сидит глубоко. На этом участке почва слишком кислая. Надо уравновесить баланс. Сегодня же.
 — Вы уверены? Это не грибковая инфекция? — Он указал на ствол дерева, где под загородкой прилепилась кучка цепких грибов.
 — Ты сам меня позвал. Дело в кислоте, а не в грибках. Поверь.
 — Я верю, конечно.
 — Ты их спасешь, — пообещала Эстер. — Но даже если не сможешь, надо уравновесить кислотный баланс почвы, чтобы кислота не распространилась дальше.
 Люций собрался что-то ответить, но по саду разнесся громкий и гневный детский крик. Эстер нахмурилась.
 — Пойдем, — сказала она. — Пора уезжать, пока дети не умерли от холода.
 Эстер поспешила к повозке. Все Восходящие собрались у головы мулы. Животное печально наблюдало за тем, как они ссорятся. Но не из-за яблока. Женщина услышала обрывки обвинений и обидных слов. Внезапно без всякого предупреждения рука Гориана стремительно дернулась. Пощечина прозвучала в морозном воздухе, словно удар хлыста. Оссакер с криком упал на землю.
 — Гориан! — прогремел голос женщины. — Иди сюда!
 — Но…
 — Немедленно!
 Мальчик неохотно поплелся к ней, а она ускорила шаги, чтобы быстрее его встретить. Эстер схватила нанесшую удар ледяную ручонку.
 — Он сказал, что у меня никогда не получится это сделать! — выпалил Гориан, вне себя от ярости.
 — Что именно?
 — Почувствовать дерево!
 — А что ты ему сказал?
 — Ничего.
 — Я тебе не верю! — отрезала раздосадованная и замерзшая Эстер. — Оссакер никогда не начинает первым, так ведь? А теперь слушай меня внимательно, Гориан. Ты никогда,  никогда не будешь бить своих братьев или сестру. Ты  никогда никого не ударишь. А если я  когда-нибудь увижу или услышу, что ты кого-то бьешь, на этом твое обучение закончится.
 Гориан стушевался и попытался отступить. Его взгляд внезапно стал испуганным, а лицо сморщилось, предвещая слезы. Эстер продолжала крепко держать его за руку.
 — Ты меня понял? — Мальчик кивнул, и его глаза наполнились слезами. — Тогда научись хорошо себя вести. А сейчас иди, попроси прощения у Оссакера и залезай в повозку. И я не хочу больше слышать твой голос, пока мы не вернемся на виллу.
 Она отпустила его и со вздохом выпрямилась.
 — Детская вспыльчивость, — примирительно сказал Люций. — Он просто замерз.
 Эстер покачала головой.
 — Надеюсь, ты прав.


* * *

 Эрин старалась сохранять демонстративно нейтральное выражение лица и расслабленную позу. На скамьях обеих сторон Главной палаты вопили и размахивали бумагами. Мужчины и женщины вскакивали, чтобы тыкать пальцами и выкрикивать обвинения. Гнев присутствующих обратился на маршала-защитника Атрески Томала Юрана. Новый член Конкорда и прежде вызывал противоречивые чувства, поскольку его страна бурлила, балансируя на грани гражданской войны. Заявление Эрин о планах будущей кампании заставило его в порыве ярости вскочить на ноги, что, в свою очередь, навлекло на него негодование членов Палаты.
 Адвокат выжидала и наблюдала, как маршал орал, отвечая своим обвинителям и периодически бросая на нее взгляды, в надежде, что она призовет Палату к порядку. Ему уже следовало бы знать: Эрин никогда не станет требовать, чтобы другие заткнулись. Это его слова спровоцировали вспышку эмоций, так что он оседлал тигра по собственной воле. В конце концов шум стих настолько, что Эрин лениво подняла руку. Все, кроме Юрана, снова сели. Он же гордо стоял, большие карие глаза под седеющими волосами пылали гневом. Парадная тога сидела на нем неловко, поскольку эту одежду в Атреске не носили.
 — Маршал Юран, я допустила оплошность, официально не поприветствовав вас как впервые пришедшего в Главную палату Эсторийского Конкорда. Приношу извинения. Добро пожаловать.
 Иронические возгласы и аплодисменты. Атмосфера немного разрядилась, и на лице маршала мелькнула улыбка. Сидевший рядом эсторийский консул в Атреске произнес какие-то слова ободрения.
 — Благодарю вас, мой Адвокат, — ответил Юран.
 — Возможно, было оплошностью и то, что я не сообщила вам заранее о наших намерениях, хотя должна отметить, что эта информация не вызвала такой же бурной реакции у уважаемых маршалов Гестерна и Госланда.
 — При всем моем уважении, Адвокат, положение Гестерна и Госланда отличается от нашего. Мы только что вошли в Конкорд после яростной кампании сопротивления. Кампании, во время которой легионы всех наших бывших соседей выступили против нас. В моей стране немало людей, которые долго будут помнить об этом и чью верность будет нелегко завоевать.
 Маршал переждал, пока по залу прокатилась еще одна волна возмущения.
 — Почтенные члены Главной палаты, — продолжил он. — Я приношу извинения за характер моей предыдущей вспышки — но не за ее содержание. Атреска и ее жители только начинают привыкать к присутствию герба Конкорда и его легионов во всех уголках их когда-то независимого королевства. Они только начинают привыкать ко мне как к маршалу-защитнику Конкорда, заменившему их короля. Многие ему верны по-прежнему и с радостью пошли бы за ним на смерть. Наши внутренние проблемы отличаются от тех, которые знает история Конкорда. И, даже не принимая во внимание мое личное отношение к разумности вторжения в Цард, вам следует учесть тесные связи Атрески с этим королевством.
 — На самом деле, — проговорила Эрин, — мне было бы очень интересно узнать ваше отношение к вторжению. Судя по тому, что говорили казначей Джеред и маршал Васселис, вы не одиноки в своих возражениях. Поскольку вы уже стоите, пожалуйста, выскажитесь.
 Юран поклонился.
 — Благодарю вас, мой Адвокат.
 Он встал чуть прямее и развел руки, словно обнимая всех присутствующих.
 — Почтенные делегаты, никто лучше меня не знает, как мыслят жители Царда. Воины Царда и степная кавалерия сражались вместе с нами против Конкорда. У нас общие взгляды, верования, семейные традиции и торговля. Мы — друзья. И естественно, они сильно обеспокоены тем, что Конкорд расширил границы и вобрал в себя Атреску.
 Вы знаете о постоянной напряженности вдоль границ Госланда, которая неизбежно распространится на юг, на наши границы. На настоящий момент наши заверения о мирных намерениях и продолжении торговли находят понимание, но когда Цард получит сообщения о наборе рекрутов и перемещении армий Конкорда, мы станем для них врагами. Уже сейчас строительство пограничных фортов вызывает подозрения и снижает наши доходы — хотя, как я заметил, не уменьшает налоговых сборов Конкорда.
 Королевство Цард огромно и, как и Конкорд, граничит с Карком и Сирраном. Но любая империя имеет свои размеры. Цард сознает, что они достигли предела. Я считаю, что и мы тоже достигли своего предела. Вторжение в Цард — или даже угроза такого вторжения — окажется катастрофой. Эта страна слишком велика, ее население слишком многочисленно, а местность слишком сложна для продвижения войск. Жители Царда горды и воинственны, и мы, жители Атрески, станем первой жертвой грядущей кампании. Поскольку самое ненавистное для них — это друг, который, как они посчитают, повернул против них оружие.
 Я прошу вас прислушаться ко мне. Будьте довольны тем, что имеете. Если у вас есть необходимость расширять территорию, продвигайтесь на север, где слаборазвитые страны извлекут для себя пользу от правления Конкорда. Цард ее не получит — и нам нападение на это королевство не принесет процветания. Право же, увеличение торгового оборота с Цардом будет намного более выгодным путем развития. Мне понадобится ваша помощь, чтобы стабилизировать положение в моей стране. Мне ни к чему, чтобы по моей земле двигались силы вторжения для того, чтобы начать кампанию, которая неизбежно закончится поражением.
 Шум и комментарии в зале по ходу его речи нарастали, а когда Юран сел, презрительные выкрики и протесты против оскорбительных замечаний о силе Конкорда сделались просто оглушительными.
 — Довольно! — Эрин встала, и в зале быстро установилась тишина. — Я не стану сидеть и слушать, как вы обмениваетесь оскорблениями. Займитесь этим за дверями, на морозе. Я вижу, что, в отличие от нашей кампании в Омари, полного согласия относительно планируемого Адвокатурой вторжения в Цард нет. Все вы слышали доводы против. Я — Адвокат Конкорда. Я говорю от вашего лица, но я не навязываю вам решений. Мы будем голосовать, как велит закон в случае наличия явных разногласий.
 Она сделала знак одному из пропреторов, приглашая его провести голосование, и села.
 Процедура голосования всегда вызывала у Эрин странное, почти ребяческое возбуждение — существовал процент риска, что воля Адвокатуры не восторжествует. Поражение являлось делом редким, однако иногда случалось, при этом практически никогда не касалось вопросов расширения территорий. Эрин полагала, что количество голосов за и против будет сопоставимым, но результат окажется в ее пользу.
 Однако подсчет голосов и тишина в зале развеяли ее уверенность. Эрин выпрямилась в кресле и стала внимательно наблюдать за тем, как пропретор повторно подсчитывает голоса. Ей передали результаты — и сердце застучало. Госланд, Атреска, Дорнос, Гестерн — все выступили против. И такое же решение приняли Тундарра и Фаскар. Оставалось радоваться тому, что маршал Васселис в конце концов принял ее сторону и перетянул за собой голоса делегации Карадука. Это спасло ее от конфуза, но не принесло уверенности. И теперь Эрин придется полагаться на самые неустойчивые умы.
 — Мы разделились, — объявила Адвокат, вызвав тихий ропот. — Господь Всеведущий видит, что мы разделились. Большинство в пользу экспансии слишком невелико, чтобы действовать. И потому, как велит закон, решение — в руках Божьих. И будет принято теми, кого я назначила определять слово и волю Божью. Фелис, вам слово.
 Она сделала знак канцлеру Фелис Коройен, которая грациозно поднялась на ноги. Орден не голосовал по государственным вопросам, имея совещательный голос, если не возникала патовая ситуация. Это положение закона Палата всегда уважала.
 — Мой Адвокат, я удивлена равенством в распределении голосов, и для меня принятие решения не вызывает проблем. Благодаря своим знаниям и мудрости орден распространяется по всему Конкорду и за его пределами. Однако завоевания ускоряют его распространение. Мы не требуем, чтобы другие принимали нашу веру… — Тут Васселис громко кашлянул. — Мы не требуем, чтобы другие принимали нашу веру слепо, но ищем возможность открыть всем народам глаза на великолепие и милосердие Всеведущего Бога. И самый быстрый способ обеспечить стабильность в Атреске — это ускорить распространение веры во Всеведущего среди народов, цепляющихся за преданность цардитским верованиям, которые есть не что иное, как поклонение фальшивым идолам. А наиболее быстрый способ заставить их забыть прошлое — это сделать Цард членом Конкорда и привести его в объятия Бога. Экспансия — это не просто желание Конкорда. Безусловно, это и наш долг. Мы высказываемся в пользу Адвокатуры.
 Приветственные и презрительные выкрики усилились. Эрин увидела, как Юран уронил голову на руки. Верный путь скоро откроется ему. Адвокат повернулась, чтобы благодарно кивнуть канцлеру Коройен, рассчитывая увидеть, что та дожидается этого знака признания. Но Фелис Коройен не искала ее взгляда. Вместо этого она с нескрываемым отвращением взирала на маршала-защитника Васселиса.
 Эрин вздохнула. Настанет день! Настанет такой день, когда она сможет передохнуть, и тогда, во имя Бога Всеведущего, она обязательно выяснит, что же все-таки происходит. Но сейчас ей нужно создавать новые армии и планировать войну.
 А Цард будет очень трудным противником.




 ГЛАВА 4


  842-й Божественный цикл, 10-й день от рождения соластро, 9-й год истинного Восхождения 
 Отряд кавалерии мастера Дины Келл рысью мчался по редколесью к восточной части долины, пока Павел Нунан бегом вел три сотни легкой пехоты Второго легиона к западному краю. Триарии начали подъем по крутому южному склону, чтобы перехватить ловких беглецов, если таковые найдутся.
 Атресские мятежники напали на небольшой форт всего в десяти милях от границы с Цардом. Форт состоял из почтовой станции, казармы для стражи и спальных помещений для дорожных отрядов, прокладывающих новый тракт к границе. А еще он находился далеко от обжитых мест и прятался в начале густо поросшей лесом долины. Второй легион, Медвежьи Когти Эсторра, двигался маршем на пункт сбора, чтобы начать кампанию против Царда в ближайшее рождение генастро. Им предстояло охранять границу, готовиться к кампании и следить за созданием армейской артиллерии в течение всего холодного дуса. Они станут основой армии, которая в дальнейшем будет наращиваться до первоначальной наступательной силы в тридцать тысяч солдат.
 Когда по всей Атреске распространилась зараза гражданской войны, генерал Гестерис предупредил командиров об усиливающейся деятельности мятежников в этом районе. Сами легионы были неуязвимы, однако линии снабжения постоянно подвергались нападению. И когда войска Конкорда увидели столбы дыма, поднимающиеся двумя милями дальше, генерал дал волю ярости. Он без колебаний принял решение.
 — Это не преданные Конкорду граждане, — на бегу напомнил солдатам Нунан. — Это предатели Эстории и Бога. Их улыбки фальшивы, их речи — западня. Увидев нас, они содрогнутся от страха! Мы — Медвежьи Когти. Мы их сокрушим.
 Нунан добежал до входа в долину. Его первая сотня была вооружена луками, две другие — дротиками. Каждый воин, одетый в доспех, нес гладиус и легкий круглый щит. Расширяющуюся впереди долину усеивали валуны. Внизу река выходила из подземного русла, и вдоль ее берега прокладывали дорогу. Форт располагался милей дальше, в восточной части долины, на природном плато. Сейчас он горел, и черный дым поднимался к затянутому облаками небу.
 Вдали у форта Нунан увидел движущиеся массы людей. Много, сотни. Плато, спускавшееся к дороге, было завалено телами. Кое-где группы солдат Конкорда еще сражались в горящих зданиях, но они не смогли бы долго продержаться. Повозки и строительные материалы разметало по всей долине. Река окрасилась кровью и несла трупы людей, волов и лошадей — последствия нападения крупного отряда мятежников.
 — Вперед! — заорал Нунан.
 Он помчался по дороге, надеясь, что правильно рассчитал время и Келл с кавалерией с другого конца долины отрежет бунтовщикам путь к отступлению. Очень скоро на поле битвы услышали громкий топот бегущей пехоты и заметили блеск доспехов на солнце. По долине разнеслись крики командиров. Солдаты, лучники и всадники вернулись на дорогу, уходя из атакованного ими форта.
 Из дыма и пыли выступила неровная линия бойцов. Напротив левого фланга Нунана сгруппировалась кавалерия. По приблизительной оценке, перед ними было около четырех сотен бойцов. Соотношение, конечно, не слишком хорошее, но у него — закаленные в боях воины. Противостояли же им неорганизованные ополченцы, уставшие после долгого и нелегкого боя, который уже считали выигранным. Конкорд одержит верх!
 — Рассыпаться и приготовиться к бою! — приказал Нунан, когда расстояние сократилось до четверти мили. — Лучники, целься в конных!
 Его приказ передали по рядам пехоты. Вскоре лучники подтянулись и начали занимать позиции на возвышенных местах. Пехотинцы вокруг него сформировали бегущий строй шириной более тридцати ярдов, заняв дорогу и неровную землю по обе ее стороны. Две сотни ярдов — Нунан увидел, как вражеские лучники натягивают тетиву. Сто пятьдесят — слишком рано! — они начали стрелять. Сто ярдов — вражеская кавалерия двинулась в атаку.
 — Держать скорость!
 Нунан заслонил лицо щитом и выбросил вперед руку с коротким копьем. Над головой свистели стрелы. Он слышал, с какими звуками они втыкаются в дерево и плоть. Слева неслась вперед вражеская кавалерия. Его лучники остановились и сделали залп. Стрелы пронеслись и упали среди вражеских всадников. Люди и животные начали валиться наземь, но ряды не дрогнули. Еще один залп. И еще. Атака замедлилась, отряд перестроился. И снова двинулся вперед, стремясь быстрее сблизиться с пехотой.
 Нунан был в сорока ярдах от строя неподвижных мятежников. Он увидел краденые конкордские доспехи, атресские гербы и разномастные оружие и шлемы. Он увидел страх в их глазах.
 — Дротики!
 Нунан развернулся и метнул короткое копье. Дротики заполонили воздух. Щиты перед ним поднялись над головами. Дротики начали падать — отлетая, пронзая, стуча, словно град по железной крыше. Раздались мужские и женские вопли. В ответ полетели стрелы. Нунан опустил щит, и стрела с силой ударила прямо в герб Конкорда. Наконечник прошел насквозь и оцарапал ему руку. Он вытащил из-за щита второе копье.
 — Дротики!
 Короткие мощные копья снова обрушились на ряды неприятеля. И на этот раз следом за ними на врага кинулся Второй легион. Шум поднялся невероятный, напор толпы чудовищно возрос. Нунан всем телом навалился на щит и пробежал прямо по своему первому противнику, топча его ногами. Стрела, пронзившая щит, переломилась. Справа и слева ревели его пехотинцы, выкрикивая боевые лозунги Конкорда.
 Слегка притормозив, Нунан обнаружил, что оказался глубоко в рядах врагов. Он бил щитом направо и налево, ощущая, как тот сталкивается с вражескими щитами. Перед ним открылся чей-то бок. Он по рукоять вонзил в него гладиус и ногой отпихнул падающее тело, одновременно подтягивая щит к себе, чтобы прикрыться. Мгновение Нунан стоял неподвижно. Справа погиб его солдат: направленный снизу кинжал с силой вонзился ему в шею. Удар стал последним для мятежника, который его нанес. Клинок Нунана вылетел над щитом и пробил мужчине горло.
 — Когти, вперед!
 Крик командира подхватили пехотинцы по всей короткой линии боя. Потом он услышал ржание коней и топот копыт. Накатила новая волна шума, послышались удары мечей о щиты. Нунан метнул взгляд налево. Остатки мятежной кавалерии ударили во фланг строя Конкорда. Пехотинцы стремительно подбегали сзади, чтобы атаковать. Лучники неслись вниз по склону, бросив луки и обнажив мечи.
 Высоко над головой взметнулся меч и стал опускаться вниз по косой. Конкордец принял удар на щит. От столкновения по руке пробежали мурашки. Он отступил на шаг. Нунан и сам был человеком не маленьким, но мятежник оказался настоящим великаном. Его рука сжимала старинный двуручный меч, а туловище прикрывала ржавая кольчуга с дюжиной прорех. Лицо воина, испещренное шрамами и густо обросшее бородой, невозможно было разглядеть. Остальные мятежники группировались вокруг него.
 — Ко мне! — скомандовал Нунан.
 Великан ударил снова. Двигался он стремительно. Сокрушительный удар пришелся по верху щита, мятежник пытался сбить противника на землю. Нунану оставалось надеяться, что его призыв услышали. Второй удар сильной болью отозвался в плече.
 Мятежник поднял меч над головой, готовясь нанести третий. Нунан быстро и мощно выбросил вперед щит, ударив противника в грудь. Тот почти не дрогнул, но у него не оказалось пространства для удара, так что он развернул клинок, блокируя меч Нунана на уровне груди.
 Великан был невнимательным бойцом, и при маневре его меч рассек бок другого мятежника, однако ему хватило силы, чтобы ускорить движение и остановить противника. Нунан развернул гладиус, чтобы отбить удар, и снова ударил щитом. На этот раз он метил выше и разбил мятежнику нос. Мужчина отступил назад, занося меч, и лишь на волосок разминулся с торсом еще одного мятежника. Нунан резко свел гладиус и щит, поймав клинок противника и с силой отклоняя его вниз и влево.
 Потом Нунан шагнул вперед, ударив щитом по ребрам великана, не давая ему восстановить равновесие. Мужчина на миг оперся на меч, чтобы не споткнуться. Нунан увидел, как он открылся, и тут же вонзил ему гладиус под ребра, в сердце. Мятежник ахнул и откачнулся назад — мощный ствол, падающий на тонкие деревца.
 — Дави! — взревел Нунан.
 По долине разнесся звук горна. Келл. Очень вовремя!
 — Вперед, Медвежьи Когти, вперед!
 Нунан продолжал наступать, не обращая внимания на боль в плече и на онемение, распространяющееся по руке. Через пару ударов он уже едва мог поднять щит, но гастаты прикрывали его. Мятежники дрогнули. Он уже слышал тревожные крики и сквозь мелькание рук и клинков разглядел, как несколько человек обратились в бегство.
 Хаос постепенно сменялся порядком. Центурионы выстраивали легионеров в шеренгу, образовалась стена из щитов. Солдаты опередили командира и бережно оттеснили назад. Второй легион сомкнул ряды и плотным строем неудержимо двинулся вперед, то раздвигая щиты, чтобы наносить удары между ними, то сдвигая, чтобы давить противника. Оставшиеся в живых всадники мятежников уже обогнули фланг и стремительно скакали прочь. Его лучники снова схватили луки, топот кавалерии Келл становился оглушительным. Нунан посмотрел поверх голов своих солдат.
 — Стоять! — рявкнул он.
 Они остановились. Мятежники тоже замерли, растерянные и оглушенные, надеясь услышать предложение сдаться. Но пощады не будет. Его пехота отступила назад в идеальном порядке. Нунан услышал громкий приказ Дины Келл, увидел сотню поднятых копий. Волна панического ужаса прокатилась по рядам противника. Впереди высилась безжалостная стена щитов. Сзади на них галопом мчалась конница.
 Нунан сплюнул и отвернулся, обнаружив, что не имеет никакого желания видеть дальнейшее.


* * *

 Претор Лина Горсал вытерла ладони о тунику и пошла к открытой восточной стороне базилики. В Броде Чаек, атресском городке в сотне миль от границы с Цардом, стоял чудесный день. Жизнь текла своим чередом. Вдали от нового тракта, который прокладывали на юг, порой трудно было поверить, что ее страна, Атреска, ввязалась в гражданскую войну, или что Конкорд готовится к новой наступательной операции. В Броде Чаек вели оживленную торговлю и с востоком, и с западом и считали, что новая кампания совершенно не способствует развитию деловой активности.
 Ни она, ни другие жители Брода Чаек не хотели иметь отношения к войне. То, что происходило в столице Хароге, их совершенно не интересовало: местное население даже не видело настоящих сражений во время кампании пятилетней давности, когда Атреска пала под натиском Конкорда. Они охотно приняли чтеца ордена Всеведущего, тем более что он оказался хорошим советчиком и прекрасным учителем. Многие обратились в новую веру. Те, кто этого не сделал, убедились, что их выбор тоже уважают.
 Крики, которые привели Лину на форум, звучали тревожно. Там оказались всадники, на первый взгляд их было около двадцати. Цардиты с равнины Тарит, где степная кавалерия держала большие отряды из-за укреплений Конкорда, построенных вдоль границ Атрески и Госланда. При ее приближении они спешились, и она улыбнулась, узнав их командира.
 — Сентор Ренсаарк! — проговорила Лина на атресском диалекте, которым они оба свободно владели. — Вы так далеко забрались в этот жаркий день соластро!
 — У нас лагерь недалеко отсюда, — ответил сентор, рослый мужчина с холодным взглядом.
 На нем и его людях была одежда из легкой шерсти. К седлам у каждого крепились чешуйчатые доспехи, на поясах висели мечи.
 — Торговля? — спросила Горсал.
 Ренсаарк покачал головой.
 — Надо поговорить, — ответил он.
 — А мне казалось, что граница закрыта для тех, кто не торгует, — заметила женщина. — Как вы проехали?
 — Немного денег заставляет людей ослепнуть.
 — Давайте поговорим, — предложила претор. — Могу я предложить вам напиться? Или хотя бы укрытие от жары для ваших людей и коней, пока мы разговариваем?
 — Спасибо. Очень любезно с вашей стороны.
 — Мы же с вами друзья, — сказала Лина Горсал.
 — Да, — жестко отозвался сентор.
 Они переместились в относительную прохладу базилики. Горсал провела его к себе в приемную и приказала принести вина, разбавленного водой, а также апельсинов и мяса с кровью. Ренсаарк чувствовал себя неуютно. Он постоянно облизывал губы, а на лице его лежала тень, словно он вспоминал что-то неприятное. Горсал не знала, чего ожидать, но почувствовала, что немного нервничает, приглашая сентора начать разговор.
 — Наступили трудные времена, — произнес Ренсаарк. — Мы видим, что прежние союзники повернулись против нас, а Конкорд протянул свой кулак, чтобы раздавить других. Но даже после завоевания Атреска осталась нашим другом. Маршал Юран — великий человек и старается сохранить верность нашему королю, но его взгляд застят обещанные Конкордом богатства.
 — Многие в Атреске разделяют его взгляды и протестуют не только на словах, но и действуют более решительно.
 — Знаю. И мы благодарны. В течение пяти лет мы надеялись на восстание. Мы помогали, как могли, но нам следует подумать о нашей собственной безопасности и вооружении. Госланд стал нам совсем чужим. Его правители с тем же успехом могли быть рождены в тогах и сидеть под колоннами — с такой страстью они отдались на милость Конкорда. Но мы считали, что Атреска не такова. Теперь мы в этом не уверены.
 — Гражданская война продолжается, — осторожно сказала Горсал. — Мы не хотим войны с Цардом. Мы слишком долго жили в мире.
 Ренсаарк кивнул.
 — Но вам также не хочется прогонять Конкорд.
 — Торговля идет хорошо, — признала Лина.
 — Пришло время сделать выбор. — Голос Ренсаарка стал таким же холодным, как и его взгляд. — Эстория собирает такие силы вдоль границ Госланда и Атрески, какие еще никогда не собирала. Всего в тридцати милях отсюда Медвежьи Когти уничтожили верных атресцев, которые чинили им препятствия. Вопреки собственной вере они сжигают тела тех, кто выступил против них. Они пойдут войной на Цард, и Атреска должна выбрать, кому сохранять верность и преданность. Нельзя больше сидеть на двух стульях. Ни сейчас, ни далее.
 Горсал судорожно сглотнула, ощущая укол тревоги.
 — Что вы хотите сказать? Мы ни в чем вам не отказываем. Мы ваши друзья и всегда ими будем. Но наши правители в Хароге издают свои законы. Я — верная подданная Атрески. Я буду им подчиняться.
 — Это достойная позиция, и я могу ее понять, — ответил Ренсаарк. Он встал. — По старой дружбе я предупреждаю вас, претор. Как только хоть один солдат Конкорда поставит ногу на нашу землю, мы начнем войну. И в эту войну будет втянута Атреска. Никто из вас не останется в безопасности, несмотря на все их обещания. От этого бессмысленного конфликта пострадают все. И я буду делать то, что мне прикажут.
 — Я не понимаю, — прошептала Лина Горсал.
 Ренсаарк уже стоял в дверях.
 — Еще не поздно. Атреска должна восстать против негодяев, шагающих по ее землям. Вы должны отвернуться от Конкорда. У них не хватит сил, чтобы нас победить. Не дай им сделать попытку. Мы не можем поговорить с Юраном — нам не удается с ним встретиться. Вы можете. Вы — его подчиненная, и он должен вас выслушать. Пожалуйста, Лина, заставьте его понять. Прежде чем война превратит нас всех в чудовищ.
 Когда он вышел, Горсал бесконечно долго смотрела на дверь, стараясь унять отчаянное сердцебиение и дрожь в коленях.


* * *

 Ардол Кессиан вместе с Ардуцием сидел на поросшем травой склоне, внизу перед ними раскинулся Вестфаллен. В такой день невозможно было чувствовать себя стариком. Золотые колосья качались на легком ветру, приносящем прохладу с моря. Ветки садов гнулись под тяжестью спелых цитрусов и играли яркими красками всевозможных цветов и листьев. Стада овец и коров мирно щипали траву, в тенечке дремали свиньи. Жизнерадостные переливы детского смеха смешивались с далеким шумом прибрежных волн, перестуком молотков и звуком грызущей дерево пилы.
 Юный Восходящий и Кессиан прятались под зонтом, который закрывал их от жгучих лучей палящего солнца. У ног стояли кувшин с водой и наполовину опустевшее блюдо с фруктами. Школьные уроки давно закончились, но для Восходящих учеба продолжалась.
 — Что ты чувствуешь, когда проверяешь небо, Ардуций? — спросил Кессиан.
 Ардуций становился превосходным Слушающим Ветер, хотя ему еще не исполнилось девять лет. Он был почти так же точен в оценках, как сам Кессиан, и его способности проявились очень рано. Кессиан всегда с удовольствием вспоминал те первые минуты. Ардуций сперва не знал, как передать словами перемены в погоде и климате, которые он ощущал. Это иногда заставляло его реагировать нелепым, но практичным способом. Например, выходить на улицу в кожаном дождевике в жаркий день соластро. Так происходило до тех пор, пока он не научился понимать разницу во времени между своими ощущениями и действительным приходом атмосферных фронтов. Кессиан тихо засмеялся.
 — Чему ты смеешься? — спросил Ардуций.
 — Я просто вспомнил, как ты ходил по улицам, потея в кожаном плаще, смотрел на небо и гадал, почему оно синее.
 Ардуций тоже рассмеялся. На них стали оглядываться.
 — А мне говорили: «Дождь завтра». Да?
 — А ты ужасно злился и заявлял, что он будет сегодня. В пять лет ты был таким вспыльчивым!
 — И вы все надо мной смеялись, — добавил Ардуций.
 Кессиан взъерошил его волосы.
 — Но сейчас над тобой уже не смеются, правда?
 — Да, — согласился мальчик. — Большинство людей смотрят на меня, на нас всех, как будто чего-то ждут.
 — Так и есть. Мы все ждем.
 Это действительно было так. К восьми годам все четверо обрели великолепной силы дар. Но что до остального… множественные способности, манипулирование стихиями… Ни малейшего признака. Ступени перечитывали и анализировали все творения Гориана-старшего, выискивая изъяны в его теории. Найти их не удавалось. Но Кессиан все больше угнетала мысль о том, что все это — только теория.
 Уже начали звучать вопросы. Действительно ли эти четверо из девятой пряди Восхождения стали первыми. Или ожидание еще продлится. Каждый день Кессиан молился, чтобы дожить и увидеть, как это случится, и каждый день ощущал, как Бог все сильнее призывает его к себе. Он не верил, что недавние рождения в десятой пряди будут иметь какое-нибудь значение. Некоторые ждали детей сейчас. Но Ардол Кессиан не доживет до того дня, когда кто-то из них достигнет зрелости. Ему уже сто сорок лет, и он ощущает это каждым скрипящим суставом и каждым пропущенным ударом сердца.
 — С тобой все в порядке, отец Кессиан? — спросил Ардуций.
 Кессиан заставил себя улыбнуться.
 — Да, конечно. А теперь вернемся к уроку. Что ты чувствуешь? Скажи мне.
 — Я чувствую ветер: он как будто проходит через мою голову и тело. Я могу почувствовать запах капли дождя, упавшей за три сотни миль отсюда, — его принес ветер. Я могу потрогать воздух на высоте и проверить, когда температура начнет подниматься или падать. Я могу посмотреть на поверхность моря и узнать, когда начнется шторм. — Ардуций пожал плечами. — Как всегда. Точно так же, как ты.
 В голосе Ардуция слышались нотки уныния, и Кессиан не мог его винить. Груз ожиданий все тяжелее давил на юные плечи. И это пустяк по сравнению с той волной разочарования, которая захлестнет всех четверых, если они не оправдают ожиданий.
 — Мне очень жаль, Ардуций, — сказал Кессиан.
 — Почему?
 — Потому что это оказалось твоей судьбой.
 Ардуций нахмурился.
 — Да, но масса людей в Вестфаллене имела способности.
 — Но никто не был так гармоничен в столь раннем возрасте. И ни на кого не возлагали таких надежд. — Кессиан вздохнул. — С нашей стороны несправедливо было так рассчитывать на вас и так слепо верить. Хотя, конечно, время еще есть. Много времени.
 Ардуций уставился на него, и на его лице отразилась неуверенность:
 — Но мы лучше, чем в нашем возрасте были другие. Даже лучше, чем ты, правильно?
 — О да, несомненно, — кивнул Кессиан.
 Ребенок всегда дарит взрослым надежду, и Кессиан с готовностью уцепился за эту соломинку. Ниже по склону сидели Гориан с Гвитен Терол — два Хозяина Стада рядом. Гориан дотошно изучал анатомию коровы. Как всегда, при его приближении животное успокоилось. И как всегда — такое происходило только с ним, — остальное стадо собралось вокруг, словно зрители. Они мерно жевали жвачку и смотрели. Животные знали.
 Но что именно они знали и почему же, Боже Всемогущий, Ардолу Кессиану никак не удавалось заставить своих подопечных сделать следующий шаг? Скоро это должно произойти. Должно произойти!




 ГЛАВА 5


  843-й Божественный цикл, 35-й день от рождения соластро, 10-й год истинного Восхождения 
 Пелена дыма над Бродом Чаек становилась все плотнее. Пламя от множества пожаров усиливало дневной жар. Воздух дрожал и тек над южной частью города, и в нем стремительно мелькали грабители, темные силуэты на фоне горящих посевов.
 В центре, на главной улице командующий гарнизоном пытался навести хоть какой-то порядок в рядах перепуганных ополченцев. Плохо вооруженные и почти необученные, они оказались в безнадежном меньшинстве. Однако все равно смогли составить оборонительное построение в четыре шеренги, передняя часть которого щетинилась немногочисленными пиками. Позади стояла горстка лучников, изготовив для стрельбы охотничьи луки.
 Хан Джессон покачал головой. Жалкая картина. Почти бессмысленная попытка. Ему хотелось крикнуть им: бегите, прячьтесь и попытайтесь спастись. Однако они могли выиграть немного времени для спасения других, и его инстинкт самосохранения победил чувство жалости.
 Северная часть города была потеряна. Дома горели до самой реки. Джессон все еще слышал звуки сражения, но разбойники уже вели зачистку, отгоняя домашний скот к северо-востоку. И теперь они займутся центром города. У Джессона было два варианта. Он мог либо спрятаться у себя в доме, рискуя, что сгорит вместе с ним, или бежать с семьей на юг, надеясь, что на него не обратят внимания, пока он не доберется до конюшни, где они держали повозку и лошадей.
 Джессон отошел от окна и заглянул в полумрак дома и лавки. Сердце отчаянно колотилось. Он не мог ни на чем сосредоточиться. Он не знал, как поступить.
 В углу гончарной лавки жена пыталась успокоить маленького сына. Нападение произошло внезапно: налетчики вырвались из леса в полумиле от городка, когда солнце достигло зенита. Громкие вопли и паника леденили сердце мальчика и заставляли дрожать всем телом. Бедняжке Хансону всего пять лет!
 Джессон заглянул в глаза жены. Кари взглядом умоляла его сделать что-нибудь. Вокруг в лавке громоздились плоды его трудов. Амфоры, горшки, тарелки, вазы, кубки, статуэтки. Все они были придуманы, обожжены и расписаны вручную в мастерской Джессона. Бросить их — означало разрушить дело всей жизни. Остаться — рисковать сгореть заживо.
 Шум на улице усилился. Джессон услышал приближающийся топот копыт. Люди в слепой панике бежали на юг. Как могло произойти такое? Брод Чаек находится в трех днях пути от границы с Цардом! Как он полагал, налетчики явились именно оттуда. Он потер глаза пальцами и прижался к приоткрытой ставне, чтобы увидеть начало улицы. Он слишком долго медлил! Теперь было поздно бежать.
 — С нами тут ничего не случится. Все будет хорошо. Просто держитесь подальше и не поднимайте головы.
 — Хан, что происходит? — В голосе Кари звучали мольба и страх.
 — Ополчение не может их остановить. Люди бегут. Мы тут в безопасности, даю слово.
 Обещание казалось ему самому пустым и фальшивым. Он ощущал сухость и горечь в желудке, глаза то и дело туманили слезы.
 Налетчики атаковали неровный строй пикинеров. Джессон видел, как они разворачивают коней боком. Их было больше пятидесяти. В ряды защитников полетели стрелы. Ополченцы стали падать. Некоторые дергались и вопили. В ответ выпустили лишь несколько стрел. Может быть, в двух всадников и попали. Неприятельские конные лучники снова развернулись и сделали второй залп. На этот раз левый фланг пикинеров сломался. В воздух брызнула кровь. Лучники ополчения повернулись и побежали.
 Стук копыт по булыжнику гулким эхом отражался от домов. Когда мимо пронесся первый разбойник, Джессон непроизвольно пригнулся. Прямо перед их домом убили мужчину, Хан знал его. Тело ударилось о стену, кровь брызнула на булыжник, и невидящие глаза уставились прямо на Джессона.
 Джессон отшатнулся, прижимая ладонь к губам. Волной подкатила тошнота. Он давился, хватая ртом воздух.
 — Ох, Боже Всеведущий, сохрани своих слуг! — забормотал он. — Мы предаем себя Твоей милости!
 — Он отвернулся от нас! — прошипела Кари. — Не трать время на разговоры с Богом. Думай о том, как спасти семью!
 Джессон почувствовал, как его захлестывает стыд. Он двинулся к ним, ощущая, что его мысли начинают проясняться. Грохот копыт на улице начал стихать, хотя он все еще слышал топот бегущих ног, вопли и треск досок чуть дальше к северу.
 — Мы находимся там, где надо, — сказал он, нагибаясь к ним и гладя сына по голове. — Если они пройдут мимо, то нас никто не заметит. Если они подожгут дом, мы сможем выбежать отсюда назад или вперед, через склад или мастерскую. Все ценности с нами. Бог нас не оставит.
 Последние слова он произнес, глядя Кари в глаза. Ему было нужно, чтобы она ему верила.
 — Так что мы можем только ждать, так?
 — Я не воин, — ответил Хан. — Наше место здесь.
 Из соседней лавки раздался громкий стук. Сквозь стену слышались чужеземные голоса и звуки, как будто по камню волокли дерево. И совершенно узнаваемый треск пламени.
 — Мы сгорим здесь! — с отчаянием выпалила Кари. — Почему мы не побежали, когда нападение только началось?
 Хан не мог смотреть ей в глаза. Выпрямившись, он попятился.
 — Нам надо защищать то, что нам принадлежит.
 — Чем? Ты не увез нас, потому что побоялся двинуться с места! И теперь мы в ловушке. Твой Бог спасет нас от огня и меча?
 Ставни разлетелись, осыпав лавку щепками. Лицо налетчика было окружено светом и обведено дымом и пламенем горящего дома напротив. Он удовлетворенно кивнул, что-то крикнул через плечо и влез в окно. Еще два налетчика взломали широкие входные двери. Кари завопила и прижала сына к себе. Хан заслонил ее собой. Больше ему ничего не оставалось.
 Он поднял руки, чтобы оттолкнуть врагов.
 — Не трогайте их! — сказал Джессон дрожащим голосом. Они даже не приостановились. Одетые в легкие доспехи и плащи для верховой езды, они быстро преодолели короткое расстояние, отделявшее их от него. Один ударил его кулаком в висок — и Хан рухнул на руки второго. В глазах потемнело, в ноздри ударила вонь — пот и промасленная кожа. Джессон стал вырываться, но его крепко держали. Острие клинка, приставленное к боку, заставило его замереть.
 Грабитель наклонился и бросил какой-то приказ Кари. Она продолжала кричать. Он еще раз произнес те же слова, но Кари не пошевелилась. Тогда он вырвал мальчика из ее рук и передал другому налетчику.
 — Все будет нормально, — с трудом выговорил Хан. — Спокойно. — Он почувствовал, что по щекам текут слезы. — Пожалуйста, пощадите мою семью! — попросил он. — Пожалуйста!
 Разбойник только чуть сильнее прижал к его боку острие меча. Его товарищ отвесил Кари оплеуху, чтобы заставить замолчать. Зажав ее лицо рукой в перчатке, он повернул голову Кари вправо и влево, одобрительно хмыкнув.
 — Отпустите ее! — Хан снова начал вырываться. — Не трогай ее, цардитский ублюдок!
 Острие меча прокололо ему кожу и вошло в тело. Боль оказалась невероятной. По боку потекла кровь.
 Разбойник сгреб Кари за ворот платья, видимо собираясь его сорвать, но вместо этого выпрямился, поднимая женщину на ноги. Потом начал толкать ее перед собой.
 — Хан, помоги мне! — снова закричала Кари. — Помоги нам!
 Но Хан не мог сдвинуться с места из-за меча. Он беспомощно смотрел, как его сына и жену выводят из лавки на улицу. А потом острие меча резко убрали. Хан стремительно повернулся, но цардит оттолкнул его. Он яростно глянул в обветренное долгими переходами лицо врага, сжал кулаки и бросился вперед, зовя близких.
 Грабитель засмеялся — и рукоять меча ударила Хана Джессона в висок.
 От Брода Чаек до Харога, столицы Атрески, нужно ехать целый день. Джеред приказал своей команде подробно изучить книги Атрески, прежде чем утвердить величину налога за полугодие. Ему следовало бы остаться с ними, поскольку Атреска числилась членом Эсторийского Конкорда меньше шести лет и являлась весьма непростой провинцией.
 Система учета налогов была малоэффективной, а на северных окраинах и вдоль границ с Госландом и Цардом наблюдалось заметное сопротивление властям. Атресские сборщики то и дело устраивали волокиту и саботаж, и в результате Джереду пришлось отрядить больше пятисот своих сборщиков, которые устанавливали и отлаживали непростую систему налогообложения в атмосфере тлеющей гражданской войны.
 Набеги и вторжения из Царда еще больше осложняли работу сборщиков, и поэтому казначей понимал, зачем его везут в Брод Чаек. Однако он видел все это и раньше, так что не рассчитывал узнать или услышать нечто новое.
 Джеред пустился в путь с шестью своими людьми и пятьюдесятью солдатами Атрески. Кавалерийский отряд был хорошо вооружен и облачен в доспехи, так что наверняка в такую погоду страдал от жары. На концах поднятых копий трепетали вымпелы. Луки за спиной, мечи в ножнах. Солнечные зайчики танцевали на отполированных наголенниках и наручах, шлемах и кирасах. За солдатами ехали повозки, на которых везли вещи первой необходимости, походную кузницу и палатки для тех, кто лишился крова. Демонстрация силы и поддержки, а также неизменности намерений. Томал Юран, маршал-защитник Атрески, был местным жителем и гордым человеком. Джеред не ожидал от него ничего иного.
 Юран и Джеред ехали во главе отряда по главному тракту из Харога к Царду. Путь, проложенный для армий Конкорда, проходил неподалеку от Брода Чаек. По обе стороны дороги лежала иссохшая, поросшая кустарником земля. Впереди местность чуть повышалась, а на затянутом жарким маревом горизонте слева от дороги виднелась темная полоса дыма. Они приближались к городку.
 — Это очень мирное место, — внезапно сказал Юран, нарушая долгое молчание.
 Его грубоватый и низкий голос был чуть приглушен шлемом, слишком туго затянутым под подбородком и затруднявшим движение челюстей.
 Джеред посмотрел на него. Маршал ехал, гордо выпрямившись в седле и устремив карие глаза вперед, из-под шлема с плюмажем обильно тек пот. Казначей уважал Юрана за преданность своему народу, однако его нежелание понимать, какое влияние гражданские волнения в Атреске оказывают на весь Конкорд, сильно раздражало. Именно эта замкнутость, это стремление остаться отделенным от империи и вызывали у Джереда сомнения по поводу того, стоило ли назначать Томала Юрана на столь высокую должность. Его опасения не были приняты в расчет сенатом Эстории, хотя он полагал, что Адвокат тоже колебалась по поводу Юрана. Что ж, досадно.
 — В этом я не сомневаюсь, — спокойно отозвался казначей. — Но я по-прежнему сомневаюсь в том, разумно ли везти меня туда, маршал Юран. Мой визит к вам рассчитан всего на три дня, и за это время я готов обсудить все ваши проблемы. Два дня мы растратим на дорогу. И сегодня вы почти со мной не разговаривали. Надо ли мне понимать, что этот злополучный город — ваша единственная проблема?
 Юран повернулся к нему, прищурив глаза.
 — Я боюсь, что ваше раздутое представление о собственной значимости, как всегда, не даст вам услышать, какие проблемы стоят перед Атреской.
 Джеред промолчал, сохраняя бесстрастное выражение лица, чтобы Юран мог дать выход раздражению.
 — Я везу вас в Брод Чаек потому, что верю — зрелище того, в какие беды ввергает нас Конкорд, разбудит ваш разум. Слова вы сможете игнорировать. То, что увидите, — нет.
 — Я видел результаты набегов и грабежей чаще, чем мне хотелось бы, Томал. Я участвовал в стольких боях — вы не прожили столько лет на этой земле. Вы, как и я, должны научиться воспринимать такие события как весьма прискорбные шаги на трудном пути к миру и стабильности.
 Юран коротко и зло засмеялся.
 — Я уважал бы вас, если б вы хоть в чем-то были личностью, а не функционером. Позвольте вашему сердцу почувствовать то, что чувствуем мы. Позвольте вашим губам отвечать честно, а не повторять избитые истины, нацарапанные перьями чиновников и политиканов Адвокатуры. Эти люди никогда не видели разрушений. Они никогда не видели войны. Они не могут понять наших трудностей. У вас есть возможность помочь. Мне больно видеть, что за все годы, пока я вас знаю, вы ни разу ею не воспользовались.
 — Я говорю то, что думаю. — Джеред по-прежнему сохранял спокойствие. — И я делаю дело, в которое верю. Я представитель Эсторийского Конкорда и его Адвоката. Мою работу никто не уважает, но с этим приходится жить. — Он пожал плечами. — Я сборщик налогов и потому никому не нравлюсь. Однако моя работа выполняется на благо всех. Даже жителей Брода Чаек. Даже в такой момент.
 — И вы спрашиваете, почему я не захотел разговаривать с вами сегодня? Возможно, вы сами дали ответ.
 — В этом случае, маршал, я буду уважать ваше желание молчать.
 Брод Чаек лежал на плоском дне и пологих склонах долины, по которой с севера на юг текла река Чайка. Она брала начало в озерном крае на юге Госланда и впадала в Тирронское море. Брод, вокруг которого вырос город, располагался у южной окраины поселения и обеспечивал основной торговый путь через Чайку на восток и запад. Когда Атреска вошла в Эсторийский Конкорд и началась подготовка к кампании в Царде, через реку ниже по течению перекинули каменный мост, который обеспечивал прямой доступ на вражескую территорию.
 В последние годы Брод Чаек тоже процветал, армии Конкорда регулярно закупали здесь оптом припасы и продавали добычу из Царда. Торговцы Брода Чаек имели хорошие связи с рынками Харога и могли предложить конкурентоспособные цены на товары, которые потом продавали в столице с немалой прибылью. Наверняка добрая слава и привела к тому, что город стал целью набега цардитов.
 Прошло два дня после нападения, и вот, откликнувшись на письмо, доставленное гонцом на загнанной лошади прямо во двор замка Юрана, атресцы и люди Джереда, стоя на холме, смотрели вниз, на разрушенный город. Броду Чаек был нанесен сокрушительный урон. На склонах долины и везде, куда ни кинь взгляд, сожгли и вытоптали посевы. Виллы превратили в дымящиеся руины, и дым до сих пор поднимался в ясное голубое небо. В самом городе путь грабителей отмечали сгоревшие здания, темные пятна на мостовой и разбросанное испорченное имущество: одежда, посуда, мебель. Разбойники сосредоточили усилия на главных улицах и окрестных полях, поэтому некоторые дома и переулки все же уцелели. Воздух провонял золой и сыростью.
 В городе царила тишина. Джеред видел, как люди перемещаются по поселению, стараясь расчистить все, что можно. Все трупы уже убрали и, надо полагать, сожгли. У Дома Масок появилось множество новых флагов, свидетельствующих о смерти, которая так недавно и жестоко прошлась по городу. Джеред мысленно пообещал себе помолиться перед отъездом и взрыхлить землю на лужайке у Дома.
 Казначей въехал в город, остро ощущая, как он выглядит. В отличие от сверкающих доспехов атресской кавалерии он и его люди ехали в одежде, подходящей для долгого пути. Легкая кольчуга поверх кожаной рубашки, штаны, обшитые кожей, и плащ, предназначенный для того, чтобы уберечь от прохлады в ясные ночи. На поясе у Джереда висели ножны с эсторийским гладиусом, а в седельной сумке казначей вез свою печать и верительные грамоты.
 Все это не слишком явно говорило о том, кто он, но на спине его плаща и на ленте, перекинутой через плечо, красовался вышитый знак сборщиков. Такой же знак был и на круглых щитах его людей: руки, охватывающие герб Эсторийского Конкорда и семьи Дел Аглиос. Хватило бы и одного герба, чтобы вызвать в Атреске недоверие. А то, что знак был охвачен руками, в подобных местах превращало недоверие во враждебность.
 Работы по расчистке развалин прекращались, как только шум, производимый отрядом, отвлекал людей от мрачного занятия. Начала собираться толпа. Юран провел отряд на городской форум, где спешился и приказал своим солдатам сделать то же. Джеред и его подчиненные последовали их примеру. Сборщики вели себя настороженно: они окружили казначея, чтобы в случае необходимости иметь возможность его защитить. Джеред смотрел, как жители сходятся на форум. В их движениях не наблюдалось агрессивности. Им хотелось услышать новости. Они нуждались в помощи, и маршал Юран приехал, чтобы ее предложить. Однако на грязных, измученных лицах не было приветливых улыбок или признаков благодарности. На них явно отражались только горе, растерянность и потрясение.
 Вперед вышла пожилая женщина. Она вытерла испачканные пеплом ладони о платье, которое когда-то было темно-зеленым, но теперь его покрывали черные пятна и полосы. Ее седые волосы сзади стягивал красно-белый шарф. В морщины на лице забилась сажа, глаза покраснели. Женщина взяла протянутую Юраном руку и сцепила пальцы в традиционном атресском приветствии.
 — Маршал-защитник Юран, добро пожаловать.
 Джереда она одарила взглядом, полным отвращения.
 — Я опоздал на два дня. Я отдаю почести вашим мертвым, претор Горсал, и позже помолюсь в Доме Масок с вашим чтецом. А сейчас скажите, чем я могу вам помочь.
 Плечи Горсал ссутулились.
 — С чего начать? У нас сгорели дома, посевы, мастерские и лавки. Наших людей захватили в плен, наш скот угнали. У нас не было возможности защититься от цардитов. Нас смяли. Мужчины и женщины вынуждены были бежать из своих домов. Храбрейшие наши жители убиты. Маршал, некоторые из них сгорели дотла, и их циклы завершились. Они больше не появятся на Божьей земле. Такая жестокость! Ведь это не убийцы. Это невинные люди, которые якобы находились под защитой Конкорда.
 По толпе прокатился ропот. По оценке Джереда, на форуме собралось больше ста человек. Он сделал пальцами едва заметный знак, призывая своих людей расслабиться. Атмосфера была горькой и гневной. И, похоже, Юран поощрял эту демонстрацию.
 — Мне понятны твои чувства, Лина, — сказал Юран. — Меня тоже уверяли, что наши границы хорошо защищены. Все силы, которые я могу выделить для защиты граждан, находятся в приграничных фортах. Я делаю все, что могу, чтобы обеспечить безопасность жителей Атрески. Но вы должны понять, насколько тяжел груз финансовых проблем. Почти все наши действующие легионы, вся регулярная армия, покинули нашу территорию. Ты знаешь, сколько атресцев сейчас участвует в кампании в Царде. Мы обсуждали это на совете всего десять дней назад.
 — И что я должна сказать людям? Что каждое утро, вставая, мы должны надеяться, что грабители не вернутся, потому что, если это произойдет, мы не в силах будем их остановить? Что Конкорд не желает нас защищать? Что наши собственные правители в Хароге сидят без дела и не могут дать нам средств, чтобы мы защитили себя?!
 Голос претора становился все пронзительнее и сорвался на крик. Женщина пребывала в явном отчаянии. Толпа позади нее шевелилась и недовольно роптала. Джеред слышал отдельные оскорбительные выкрики. Он кашлянул. Юран на секунду повернулся к нему.
 — Вы уверены, что добиваетесь именно того, чего хотите? — негромко спросил Джеред, скрестив руки на груди.
 — Я слушаю моих людей! — ответил Юран. — Имейте уважение.
 Джеред придвинулся ближе к Юрану и понизил голос так, чтобы никто из толпы не услышал:
 — Я не хотел бы проявлять неуважение, но раздувать гнев бессмысленно. Лучше вместе с претором осмотрите нанесенный ущерб. Оцените то, что необходимо сделать, а потом выслушайте правителей города в базилике. В соответствии с протоколом. Скоро наступит ночь, и я не намерен отчитываться перед толпой.
 — Это ваши разорительные налоги сделали нас беззащитными перед нападением, — прошипела Лина Горсал. — Вы непосредственно отвечаете за то, что здесь погибли люди.
 — Такие утверждения необходимо доказывать. К счастью, со мной приехали специалисты, которые просмотрят ваши книги и укажут на ошибки и недостатки вашей экономики. У вас больше возможностей получать прибыль, чем вы думаете. Но прежде всего я приехал с намерением лично осмотреть ваш город и оценить нанесенный ущерб и то, как это скажется на налогообложении, которое будет определено вам на следующее полугодие. Если у вас есть желание обвинить меня и Конкорд в целом в чем-то неподобающем, сделайте это внутри базилики. Мы находимся в состоянии войны, и все должны делать свой вклад в то, чтобы она была успешной. А теперь я предлагаю поручить нашим людям нечто более конструктивное, чем выслушивание недовольства.
 Джеред замолчал. Он знал, что они не станут бросать ему вызов. Не так уж много можно позволить себе во взаимоотношениях со сборщиками — а в особенности с их главой. Несмотря на весь их гнев и горе, его присутствие произвело впечатление горожан. Немногим удавалось увидеть Пола Джереда во плоти, а уж тем более поговорить с ним лично. Он возглавлял сборщиков уже семнадцать лет и в свои сорок семь все еще был молод для этого поста. Джеред знал все слухи, которые ходили о нем, и тот, который он чаще всего обыгрывал, — слух о его громадном росте. Конечно, это преувеличение. Уж что-что, а выше дома он не был. Хотя порой жалел, что это не так.
 Казначей повернулся к своим подчиненным: четверым мужчинам и двум женщинам. Пятеро в самом младшем чине сборщиков, один недавно получил звание пробера. Все не слишком привычны к поездкам в далекие поселения и, соответственно, нервничают.
 — Я пройдусь по городу один, — сказал он. — Вы начинайте просмотр отчетов и книг. Несомненно, вы услышите рассказы о несчастьях и трудностях. Придерживайтесь фактов. Сохраняйте бдительность и ищите в записях преувеличения. Отмечайте все, что сочтете подозрительным. Я хочу получить честную оценку уровня налога, который здесь собирался. Действительно ли он не оставил им средств, чтобы нанять защитников? Я вернусь с прикидочной оценкой стоимости восстановления Брода Чаек, новых посадок и закупки скота. Мы по меньшей мере могли бы оставить им приятные известия относительно налогов на ближайшее полугодие. Вопросы есть?
 Его служащие покачали головами.
 — Отлично. Пробер Арин, ты знаешь, где находится моя печать и верительные грамоты. Обязательно предъявляйте их, когда будете запрашивать сведения. Не берите с собой оружия. Выполняйте.
 — Да, господин.
 Казначей оглядел их. Достойные ученики, все до одного. Арин имел хорошие шансы занять высокий пост, если выдержит суровую жизнь сборщика. Повернувшись, Джеред посмотрел на город. Ему надо обойти две главные улицы, обе ведут к форуму. Посетить какую-нибудь виллу со стороны долины и Дом Масок. Работы на два часа, не больше. А потом — долгая ночь, в течение которой придется выслушивать жалобы людей, не имеющих представления о том, как устроен Конкорд.
 Джеред пошел через форум, жестом раздвигая толпу и рассчитывая, что Юран и Горсал пойдут за ним. Всегда полезно заставить местных вождей прибавить шагу. Добрые жители Брода Чаек могут сколько угодно их уважать, но горожанам следует понимать, чей голос тут действительно важен. Атреска — гордая и сильная нация, но прежде всего она провинция Эсторийского Конкорда.
 Он двинулся по середине когда-то аккуратной улицы, вымощенной булыжником. Мостовая и сточная канава были завалены мусором, отверстия стоков забились, пятна высохшей крови облепили мухи. Справа и слева черные дыры оконных проемов обрамляли потемневшие от копоти стены. Черепица потрескалась и осыпалась от пламени, которое жадно терзало здание за зданием.
 Запахи были едкими и горькими, как настроение жителей. Казначей неспешно шагал по улице, и металлические подковы сапог звякали о камни мостовой. Джеред представлял себе тот ужас, который пронесся по Броду Чаек. Эти люди не были воинами. Крайне неприятное происшествие. Но не первое, потревожившее Атреску с начала цардитской кампании, и определенно не последнее.
 — Мы почти в ста милях от границы, — сказала претор Горсал, словно читая его мысли. — Мы всего в одном дне пути от Харога. Однако они напали на нас среди бела дня. Цардиты были нашими друзьями. Ваша война превратила их во врагов. Моих людей убили те, с кем они прежде торговали и выпивали. Вы знаете, почему они это делают, так ведь? И вы знаете, почему они обещали вернуться.
 — Потому что они в отчаянном положении. Это достаточно распространенная тактика для тех, кто проигрывает войну. Атреска тоже ею пользовалась. Вы — относительно новые члены Конкорда. Шрамы тех войн, в результате которых Эстория вас аннексировала, еще свежи в памяти многих людей. И они полагают, что такими действиями могли бы подорвать вашу веру в Конкорд.
 — И они в чем-то правы, — коротко бросила Горсал, поднимая глаза на Джереда. И встретила твердый, непреклонный взгляд. — Вы почувствовали настроение людей. Что нам думать? Что делать? Ваши ястребы увидят, что налоги, которыми нас обложили, не оставили нам средств, чтобы содержать наемников. Мы полагались на добровольцев и ржавое оружие. Результаты — вот они, перед вами.
 Джеред немного помолчал.
 — Полагаю, вы признаете, что никогда прежде не знали такого благополучия. Что Конкорд дал вам экономическую стабильность и больше возможности для развития, если вы этого пожелаете. И я полагаю, что вам следует верить — Конкорд принесет вам мир и безопасность.
 — Когда? Сейчас я не вижу никакого благополучия! И какой прок от него тем, кто сгорел дотла? — Лина Горсал указала на превращенную в руины улицу. — Сколько раз нам придется бежать из наших домов, не имея возможности защититься?
 Джеред остановился и повернулся к ней.
 — Я вырос в приграничной провинции. Я жил в деревне, которая страдала от набегов. И, как и вас, никто не спрашивал меня или моих родных, хотим ли мы стать членами Конкорда. Мы потерпели поражение в войне так же, как это произошло с вами и всеми провинциями Атрески. Как и мне, вам придется жить в реальном мире и знать, что ваше будущее при Конкорде обеспечено так, как никогда не было бы при вашей беспорядочной торговле и договорах с Цардом. Конкорд даст вам все. А пока я сожалею о ваших нынешних потерях и о тех, которые еще могут выпасть на вашу долю. Устройство приграничных фортов — не единственный способ обеспечить безопасность. Оценивайте, действительно ли ваш правитель обеспечивает вам всю защиту, какая только возможна. Это его обязанность.
 Юран поперхнулся — или, по крайней мере, так это прозвучало. Джеред твердо посмотрел на него.
 — Вы что-то хотели сказать, маршал?
 — Казначей Джеред, я нахожу подтекст ваших слов оскорбительным. — Лицо Юрана казалось багровым в солнечном свете, уже блекнущем с наступлением вечера. — Мои люди знают, что я делаю все, что могу. Я оплакиваю каждого, кто погибает ради Конкорда, в то время как тех, кто мог бы их защитить, забирают для участия в кампании в Царде. Ваша попытка посеять подозрения — это низость.
 Джеред мрачно улыбнулся.
 — Я просто хочу добиться, чтобы каждый получал то, что ему положено. Казначейство — легкая мишень для нападок. Я просто спросил, все ли стороны дела приняты во внимание.
 Они пошли дальше. Опытным взглядом Джеред оценивал ущерб и стоимость восстановления, мысленно подсчитывая и запоминая. Возможно, этот визит все-таки окажется не совсем бесполезным. Город пострадал сильно, очень сильно для поселения, расположенного так далеко от границы. Пережить такое за столь короткий срок!
 Юран вышагивал позади казначея, и от него исходили волны возмущения. Претор Горсал шла по левую руку, в некотором отдалении. Она сжимала губы, явно чтобы не сказать что-то лишнее.
 В нескольких ярдах впереди из разбитой двери на улицу выбрел мужчина. Он был небрит и отвратительно грязен. Его волосы слиплись, а на лице отражалось такое отчаяние, что сердце Джереда дрогнуло. Несчастный заметил их, обвел взглядом. Его глаза остановились на Джереде, и лицо изменилось и потемнело. Он схватил обломок разбитого кувшина и бросился на сборщика.
 Лина Горсал окаменела, на ее губах замер крик. Джеред качнулся навстречу замахнувшейся руке и остановил удар резко поднятым левым локтем. Осколок отлетел в сторону и разбился о стену дома. Джеред схватил мужчину за руки выше локтя и удержал на расстоянии. В лицо казначею вместе со скорбными причитаниями брызгами летела слюна.
 — Она пропала из-за тебя, ублюдок! Их обоих увели. Мы просто хотели жить мирно, а из-за тебя у меня отняли все. Все, что я любил, пропало! — Мужчина обмяк, и жилы на его шее расслабились. — Обратно! Я просто хочу их вернуть. Где они? Они увели мою жену и сына. Ты должен мне помочь! Должен!
 Джеред обхватил его рукой за шею и привлек к себе. Теперь несчастный неудержимо рыдал, его тело отяжелело от горя. Ощущая каждое содрогание, Джеред крепче обнял его.
 — Цард падет, — пообещал он, его дыхание ерошило волосы мужчины. — Конкорд призовет его к ответу, и все, что было отнято, вернут. Бог защитит твоих любимых. Верь моим словам. Верь Адвокату. Верь Конкорду. Как твое имя?
 — Джессон, — глухо сказал мужчина, уткнувшись Джереду в грудь, — Хан Джессон.
 — Крепись, Хан Джессон. Я Пол Джеред. Я казначей сборщиков и говорю от лица Конкорда. Мы вернем тебе жену и сына.
 Он передал Джессона в руки претора Горсал. Лина взирала на казначея с удивлением, граничащим с недоверием.
 — Этого человека не следует оставлять одного, — велел Джеред. — Послушайте меня. Единственный способ остановить набеги — это покорить Цард. На это уходят ваши налоги, для этого ведут набор рекрутов среди ваших жителей. Настанет мир, и Атреска расцветет, а ее народ будет принят в сердце Конкорда. Мы все ведем это сражение. И мы победим. А теперь пойдем в Дом Масок. Я должен помолиться за продление циклов тех, кто погиб.




 ГЛАВА 6


  844-й Божественный цикл, 40-й день от рождения соластро, 11-й год истинного Восхождения 
 — Успокойтесь же, ну! — воскликнула Шела Хаси, хлопая в ладоши.
 Трое ребят снова покатились со смеху, и даже губы Гориана чуть раздвинулись в улыбке. Такой редкой и такой необходимой. Ему всего десять, и он лишком серьезен! Казалось, что мальчик привыкает — хотя и чересчур рано — к тому, кто он. Разум отца Восхождения раздирала тревога, хотя он и не позволял, чтобы дети это заметили. Скоро. Это должно случиться скоро! Сегодня. Боже Всеведущий!
 Все четверо вместе с Шелой и Кессианом взобрались наверх по длинному склону, ведущему к плато над гаванью. Здесь цвели сады. Стоял отличный, лучший в этом году день. В синем, без единого облачка небе сияло солнце, ветер с залива смягчал жару.
 Со своего великолепного наблюдательного пункта они глядели, как солнечные блики танцуют на воде залива между рыбацкими баркасами и отражаются от ярко окрашенных бортов торговых кораблей, вставших на якорь недалеко от берега. На склонах позади Вестфаллена лениво паслись или грелись на солнце овцы и коровы. На террасах волнами качались колосья, ленивые и почти созревшие. Урожай будет прекрасным, как и предсказывала Эстер в холода первых дней от рождения генастро.
 Кессиан привалился спиной к апельсиновому дереву, под которым сидел, наслаждаясь тенью. Листья шуршали по созревающим плодам. Они все ненадолго спрятались от солнца: даже загорелое тело может получить ожог в такой день, как сегодня. Ардол Кессиан посмотрел на юных Восходящих, которых, мягко уговаривая, успокаивала Шела. Все четверо в легких светлых туниках с красными полосами Восхождения, на ногах — открытые сандалии, головы покрыты соломенными шляпами с широкими полями.
 Гориан спрятал улыбку, и его красивое юное лицо хмурилось все сильнее. Светло-голубые глаза мальчика под копной курчавых белокурых волос сверлили взглядом сверстников, руки были скрещены на груди. Миррон, сидевшая рядом, заметила перемену в его настроении и напустила на себя притворную серьезность. Кессиан улыбнулся.
 — Ты видишь? — тихо спросил он у Шелы.
 — Вижу, — ответила она. — Славно, правда?
 — Очень, — согласился Кессиан. — Полно, вы двое! Ардуций, Оссакер. Будет вам. Вам еще многому надо научиться, а я человек старый.
 Двое мальчишек попытались успокоиться, но их первые слова снова перешли в хихиканье.
 — Гориан. Наш отец… — передразнил Оссакер, пытаясь говорить басом.
 Оба посмотрели на Гориана и снова зашлись смехом.
 — Им не стоит надо мной смеяться, — заявил Гориан.
 — Они не смеются над тобой, — успокаивающе проговорила Шела. — Это просто глупая шутка про отцов, так ведь?
 — Они смеются над моим именем, — сказал Гориан, и в его голосе внезапно прорезался лед. — Они смеются над нашей историей.
 Кессиан пристально посмотрел на Гориана, пытаясь понять, не шутит ли он.
 — Что ж, возможно, это так, хотя они этого не понимают, — мягко произнес Кессиан. Он бросил пристальный взгляд на расшалившихся мальчишек, мгновенно умеривший их веселье. — И возможно, им следовало бы внимательнее относиться к твоим чувствам. Но они ничего плохого не имели в виду, так ведь?
 Но Гориан игнорировал вопрос.
 — Гориан умер как герой и сделал для нас все возможное. Ардуций и Оссакер были простыми воинами. И оба умерли во сне. Ничего героического. Посмеемся над ними?
 — Совсем не обязательно геройски погибать, чтобы стать героем, — возразил Кессиан. — Твои поступки в течение всей жизни определяют то, какая о тебе останется память.
 — Два старика, — продолжал Гориан, — мочились в постель как новорожденные. Умерли беспомощными, как младенцы. Вот это достойно смеха.
 И он захохотал, хватаясь за живот, как это только что делали Ардуций и Оссакер, затем резко смолк. Не потому, что понял, что зашел слишком далеко, а чтобы оценить их реакцию. Кессиан почувствовал, как его охватывает холодный гнев. Рука сжала лежащий рядом посох.
 Сочувствие Миррон сменилось недоумением, а оба мальчишки посмотрели на Кессиана, ожидая восстановления справедливости. Другие на их месте набросились бы на Гориана с кулаками. Но не эти двое. Оба слишком миролюбивы. Оссакер к тому же хилый и болезненный, а Ардуций — худенький и тонкокостный. И оба прискорбно слабы по сравнению с сильным телосложением того, кто бросил им вызов.
 Кессиан повернулся к Гориану. Мальчик ответил ему вызывающим взглядом. Чересчур вызывающим.
 — Никто не смеет оскорблять память героев Восхождения! — Ардол Кессиан говорил так, чтобы его голос, всегда отличавшийся звучностью, разнесся по саду.
 Четверка сидевших перед ним детей поежилась.
 — Но… — начал Гориан.
 — Их неудачная шутка была произнесена с теплотой и любовью. А твои выпады рассчитаны на то, чтобы ранить и умалить память наших лучших защитников. Научись чувствовать разницу, прежде чем снова заговоришь.
 — Я…
 — Ты считаешь меня таким слабым стариком, что со мной можно пререкаться? — Глаза Кессиана сверкнули. Он ощутил, как у него дрожат руки и ноги. Его голос гремел. Отзвуки, наверное, услышат даже внизу, в заливе Генастро. — Ты считаешь себя настолько ученым, что бросаешь мне вызов? Тебе всего десять, и ты всего лишь росток. Мне сто сорок. Я отец Ступеней. Единственный член первой пряди, который еще жив. — Ардол Кессиан понизил голос. — И могу тебя заверить: я полностью управляю своим мочевым пузырем.
 Миррон прижала ладошку к губам. Гориан глотал слезы, отчаянно пытаясь не потерять лица.
 — А теперь, — сказал Кессиан, снова превращаясь в доброго наставника, — давайте внесем ясность. Все ваши имена славятся в истории Восхождения. Без тех, в честь кого вы названы, вас здесь бы не было. Вместо этого наши предки превратились бы в золу, которую орден Всеведущего развеял по ветру, чтобы лишить нас новых циклов под оком Божьим.
 Ты прав, Гориан, твой предок был отцом всех Восходящих. Тем самым человеком, который познал закономерности и занес все, что видел, слышал и понял, на пергамент, чтобы те, кто придет после него, могли продолжить его дело. Он сознательно подверг себя огромной опасности. Он успешно выступил против ордена, считая Восхождение законной эволюцией людей.
 Но он был не одинок. Миррон прокладывала ложный след для тех, кто пытался захватить Гориана. Она любила и поддерживала Гориана. Она была его сильной половинкой, тем краеугольным камнем, на который опиралась его жизнь. Миррон чертила схемы и диаграммы, которыми мы пользуемся сегодня. Она пошла на огромный риск, спрятав от любопытствующих все, что им удалось узнать, когда Гориан был вынужден обратиться в бегство. В конце концов его настигли и убили. И если Гориан — отец Восхождения, то Миррон была нашей матерью.
 Кессиан увидел, насколько завладел вниманием ребят, и на его губах невольно появилась улыбка. Все четверо сидели, поджав ноги и подавшись вперед. Они снова были просто детьми. Но еще мгновение — и они станут чем-то иным. Он понимал, с каким трудом они каждый день обретают равновесие. И легче им не станет.
 — Но из всех наших преданий и записей, передаваемых из поколения в поколение, также ясно, что ничего бы этого не было, если б не постоянные усилия Ардуция и Оссакера. Это они создали организацию преданных людей, мужчин и женщин, которые сообщали обо всех действиях ордена. Это они поспешили на помощь юным членам пряди, оказавшимся в опасности. Это они стояли рядом с Горианом в битве при Карао, это они помогли ему бежать из темницы Кирандона в день, когда его собирались казнить. И это было сделано задолго до того, как он нашел те главные знания, которыми мы сейчас владеем.
 Да, Ардуций и Оссакер умерли стариками. Но они умерли, окруженные заботами тех, кто их любил, зная, что их жизни не прошли впустую. Они потрачены, чтобы стало возможным все то, что произошло после. И в самое недавнее время появились вы, четверо. Хотя, как вы знаете, после вас на свет появились и другие, и пять матерей из прядей сейчас беременны. У нас есть серьезные надежды.
 Они, все четверо, — герои. И вы сидите здесь благодаря их общим усилиям. Не забывайте об этом. И я не желаю слышать новые колкости и шутки, какими бы невинными вы их ни считали. — Его улыбка стала шире. — Вы меня поняли?
 — Да, отец Кессиан, — хором отозвались дети.
 — Хорошо. А теперь — за работу.
 По их лицам Ардол Кессиан увидел, что они готовы, и кивнул, выражая одобрение. Эти четверо, как все члены прядей, воспринимали свои способности без лишних вопросов. Проблема заключалась в том, чтобы объяснить: не все имеют такие таланты и потому они невероятно ценны. В будущих поколениях все должны иметь какие-то способности по праву рождения. Несомненно, именно так назначил Бог людям на Его земле. А до той поры…
 — Сегодня я хочу, чтобы вы постарались и подумали о том, что находится за пределами данного вам от природы. — Сад огласился стонами. Он поднял обе руки. — Знаю, знаю! Мы уже сто раз это пробовали, как вы любите мне напоминать, но я ощутил, что в прошлый раз мы были близки к результату. Да, я знаю, что испытываю ваше терпение, но помните: для нас это тоже ново. — Кессиан вскинул руки. — Кто знает, возможно, еще через несколько поколений такое обучение станет простым и естественным для тех, кто вырастет. Для таких, как вы, вероятно.
 Миррон подняла руку.
 — Да, моя малышка?
 — Мы не понимаем. А вы нам не объясняете. Почему мы должны искать другие таланты?
 — Это часть обучения для всех. Миррон, ты — Огнеходец, таланта подобной силы еще никогда не видели в Восхождении. Точно так же твои братья проявляют свои таланты лучше, чем кто бы то ни было. Нам нужен новый великий Слушающий Ветер. — Он подмигнул Ардуцию. — Молодой. Нынешний уже очень устал. Но учения Гориана говорят, что истинные Восходящие способны на большее. И что когда они этого достигнут, то смогут управлять своими талантами и миром вокруг них. Это будет началом.
 Кессиан был не уверен в том, что дети его понимают, но, похоже, это все равно их успокоило.
 — Итак, Миррон, почему бы тебе не начать? Можешь не двигаться. Мы пришли в апельсиновую рощу не случайно. Эти деревья полны жизни, как и трава вокруг. Ты можешь это почуять, правда? Но можешь ли ты по-настоящему это ощутить? Положи ладони на землю. Углубись в то, что ты ощущаешь под кончиками пальцев. Расскажи мне все. Но будь честной. Гадание никуда нас не приведет.
 — А почему здесь нет Эстер? — спросил Оссакер. — Она могла бы сказать нам, что мы должны искать.
 — Именно по этой причине, юный воин. Если у тебя нет подсказки, тебя не могут к чему-то подтолкнуть. Все, что ты ощутишь, будет исходить из твоего сердца. Миррон, продолжай, пожалуйста.
 Миррон быстро взглянула на Гориана, но сразу же опустила голову, почувствовав, как краснеет под его пристальным взглядом. Она положила ладони на траву. Травяное тепло приятно покалывало кончики пальцев. Отец Кессиан тихо говорил с ней, подбадривал. Как ее учили, девочка очистила разум от посторонних мыслей и постаралась сосредоточиться на пространстве непосредственно вокруг нее.
 С огнем было легко. Всегда легко. Миррон ощущала природную близость с ним и, закрывая глаза, видела картины пламени, обволакивающего ее, ласкающего, защищающего. Она могла увидеть путь сквозь пламя, могла ощутить, где именно огонь наносит самый серьезный ущерб, так же как могла увидеть более холодные участки в очаге или в только что выкованной стали. Кузнец в ней души не чаял.
 Значит, точно так же должно происходить и с землей под ее ногами и пальцами. Миррон успокоилась, стала дышать медленнее и глубже. Она расправила пальцы на траве, сосредотачиваясь на них, стараясь почувствовать землю и отдельные травинки, прикасающиеся к коже.
 — А теперь, — сказал Кессиан, — устремись вниз, к энергии, которая лежит под поверхностью земли. К тому, что связывает все и дает жизнь каждому растению, что качается под ветром и растет под заботливой дланью солнца. Что ты чувствуешь, Миррон, дитя мое? Скажи нам.
 Миррон попыталась. Ей хотелось ощутить, как червяк ползет сквозь почву. Хотелось почувствовать едва заметное движение корешков, которые ищут новую опору, утолщаются и растут. Ей хотелось обнаружить крошечные капли воды, питающие землю жизнью, и знать, что земля здорова.
 Миррон открылась, как открылась бы огню, чтобы дать энергии течь через нее. Она излила себя в землю, на которой лежали ее пальцы. Ничего. Ни шепотка, ни искорки. Девочка нахмурила брови.
 — Я ничего не чувствую. Только траву. Ничего не получается. Я не знаю, что я должна почувствовать.
 Все бесполезно. Она выглядит глупо! Как можно ожидать, что она почувствует происходящее там, внизу? Она Огнеходец, а не Хранительница Земли. Миррон открыла глаза.
 — Может, мы не те, кем вы нас считаете, — вмешался Ардуций, которому всегда удавалось выразить ее мысли словами.
 — Ты просто все делаешь неправильно, — пренебрежительно заявил Гориан.
 — Тогда попробуй сам! — огрызнулась Миррон, ощутив, что его слова царапнули по сердцу.
 — Терпение, терпение, — проговорил Кессиан успокаивающим тоном. — Ардуций, пожалуйста, не позволяй трудностям себя запугать. Помните, все вы уже сейчас лучшие в своей области, и это в столь ранние годы! Вы — особенные. Но чтобы научиться большему, понадобится время. К сожалению, Гориан — первый Гориан — не упоминал, сколько времени нужно для того, чтобы истинное Восхождение проявило себя. — Его взгляд остановился на Гориане. — Неправильного способа нет, потому что мы не знаем правильного. Но если ты его нам покажешь, мы будем очень и очень рады. Пожалуйста.
 Гориан одарил товарищей улыбкой, в которой ощущалось презрение, и приступил к делу. Но и у него ничего не вышло. Как не вышло и у Ардуция, и Оссакера. И хотя отец Кессиан уговаривал и ободрял их, снова повторяя, что они добьются успеха, в этот день ничего не получилось. Так что когда солнце начало опускаться за скалы, а дневная жара — спадать, подавленная Миррон первой ушла с плато.


* * *

 Этим же вечером Кессиан ужинал с Дженной, Эстер, Виллемом Гесте и Андреасом Коллом. Трапеза выдалась невеселой, чему еще больше способствовала непрекращающаяся ссора детей во внутреннем саду, под окнами столовой.
 Кессиан посмотрел через открытые окна за колоннаду и почувствовал, как настоящее сомнение закрадывается ему в душу — впервые после их рождения. На скамье у фонтана сидела Шела, присматривая за подопечными. Дети начали хвастливый спор по поводу того, чей талант полезнее. Спор вполне невинный, и велся он уже в тысячный раз. Некоторые их доводы и заявления даже немного повысили Кессиану настроение, настолько они были нелепыми.
 — Они хотя бы демонстрируют фантазию, намного превосходящую то, что свойственно десятилетним детям, не принадлежащим к прядям, — заметила Дженна.
 — Мне особенно понравилось заблаговременное предупреждение относительно цунами в противовес избавлению Вестфаллена от коровьего мора, — согласился Виллем Гесте.
 — Да уж, настоящие катастрофы, — сказал Кессиан. — Под стать ураганам, которых у нас тоже никогда не бывает. Тем не менее, Ардуций уверен, что сможет заметить их приближение. В общем, все мы можем спать спокойно.
 Смех, которым было встречено это заявление, звучал не очень весело и теперь быстро растаял в ночной прохладе. Пламя свечей трепетало на ветру, доносящем громкие голоса спорщиков. Кессиан знал, о чем думают его собеседники. Неизбежные мысли.
 — Совсем никакого прогресса? — спросил Андреас.
 — По внешнему виду я бы сказал, что нет, но мы не знаем, что на самом деле зарождается в их разуме и теле, — ответил Кессиан. — Кто-нибудь из вас видит признаки продвижения?
 — Мы все сошлись на одном, — вздохнула Эстер. — Мы видим их врожденные таланты, но в плане способности манипулировать стихиями — ничего. — Она пожала плечами. — Как иначе можно узнать что-то, если не с помощью демонстрации?
 Кессиан понурился.
 — Я так много и так тщательно с ними занимаюсь! Но ответьте мне кто-нибудь: как, во имя Бога Всемилостивейшего, мы можем обучать тому, чего сами не знаем?
 Наступило молчание. Глубокое. Задумчивое. Его нарушил резкий и звучный крик Гориана. Кессиан вскипел.
 — Бога ради, Шела, уйми этих болтливых детей! Дайте нам хоть немного покоя! — заорал он, мгновенно пожалев и о своих словах, и о том, что сорвался и закричал.
 Обвал. Мгновение тишины, а потом резкие слова Шелы. От детей протестов не последовало. Кессиан заставил себя успокоиться, прежде чем продолжить.
 — Прошу прощения, — выдохнул он. — Стар стал, терпение истощается.
 Он предпочел не услышать слов утешения.
 — Вопрос в том, как долго нам продолжать попытки? — Голос Виллема звучал устало.
 Кессиан понимал, что тот сейчас чувствует.
 — У нас нет иного выхода, кроме как продолжать попытки, пока Всеведущий не призовет нас обратно в землю, — сказал Кессиан. — Нигде не написано об ограничении по времени, после которого Восхождение становится недостижимым. У нас нет прецедента. Что еще нам остается делать? Эстер потерла подбородок.
 — Тогда мы должны спросить себя: не надо ли винить в неудаче наши методы преподавания?
 Виллем рассмеялся и развел руками.
 — А как мы можем это узнать? — Он наполнил кубок вином и протянул кувшин направо. Эстер с благодарностью приняла его. — Я бы скорее задал вопрос: не пропустили ли мы чего-то в трудах Гориана? Или даже не сделал ли он ошибки в своих выводах.
 — Мы должны поставить под сомнение все, что ранее считали известным, — подхватил Ардол Кессиан. — И мы должны менять методы преподавания. Однако мне следует произнести вслух то, о чем мы все думаем. Может быть, мы просто напрасно теряем время? Честь обязывает нас не сдаваться, но, может быть, это глупость? Есть ли у Восхождения будущее?
 На этот раз молчание означало крушение иллюзий. Грубое вторжение реальности. Кессиан протянул руку за кубком, но она дрожала так, что он поспешно ее убрал. Баранина на тарелке казалась несвежей, соус — тошнотворным, листья овощей — вялыми и горькими. Кессиан посмотрел в морщинистое лицо Дженны. Она попыталась улыбнуться, но ее губы задрожали. Дженна положила руку на его локоть и ласково сжала.
 — Они еще маленькие. — Она пыталась найти слова утешения. — Их умы не сформировались. Они просто дети, Ардол. Дай им время.
 — Все имеющиеся у нас факты говорят, что к этому моменту они уже должны были проявлять подлинные разносторонние способности, — проговорил Кессиан. Его усталый ум стремительно перескакивал с одной мысли на другую, и ни одна из них не была плодотворной. — Мы пытаемся подвести их к этому уже три года, с тех самых пор, как их основной талант сформировался. — Он улыбнулся. — Помните, какую радость мы тогда испытывали? Их восприятие своих талантов было настолько полным, настолько естественным, что мы без тени сомнения поверили в то, что они — первые истинные Восходящие. Чудесное время…
 — И вот почему ты прав, и нам нельзя сдаваться, — вступил в разговор Виллем. — Никогда! Ардол, твоя энергия поддерживала нас многие десятилетия и в последние десять лет пылала столь ярко, что этому могут позавидовать и люди на сорок лет тебя моложе. Я рад, что ты сегодня произнес вслух свои сомнения и опасения. Среди нас не найдется ни одного, кто не испытывал бы того же, что испытываешь ты. Но на этом все и должно закончиться, мой старый друг. Мы не можем допустить, чтобы эти сомнения отражались на том, что мы делаем. Мы слишком долго трудились, чтобы сейчас сдаться. Я говорю за всех нас, Ардол. Мы тебя поддерживаем. Мы приведем этих детей к их предназначению. И я знаю, о чем ты думаешь. Да, мы сделаем это прежде, чем ты вернешься в землю.
 Кессиан почувствовал, как глаза его наполняются слезами. Он кивнул в знак признательности, не в силах высказать благодарность. Эти люди, его Ступени, были сильнее, чем он мог себе представить. Ардол Кессиан ощутил, как их дух укрепляет его.
 Пронзительный крик ребенка прервал размышления и вернул к действительности. Кессиан повернулся к окну. Он еще мог разглядеть детей на внутреннем дворе, освещенном свечами, которые плавали в кольцах по краям чаш с фонтанами.
 — Отпусти его! — кричала Миррон тонким дрожащим голоском.
 Ардуций вскрикнул от резкой боли.
 — Пожалуйста! — попросил он.
 — Ты же сломаешь ему руку, ты ведь понимаешь это! — Это Миррон.
 — Гориан, отпусти его немедленно! — приказала Шела.
 — Заставь его попросить прощения, — потребовал от нее Гориан. — Заставь.
 — Не буду, — выдавил Ардуций сквозь сжатые губы, хотя в его голосе звучала боль. — Мне не за что просить прощения.
 — Я буду давить сильнее, пока не попросишь! — В голосе Гориана была жестокая решимость.
 — Оставь его сейчас же! — тихо и гневно велела Шела.
 Кессиан с трудом поднялся на ноги. Виллем вложил ему в руку палку. Андреас уже выходил во двор.
 — Ты ее сломаешь, сломаешь! — завопила Миррон. — Прекрати, Гориан, прекрати!
 Ардуций взвыл от боли, но Гориан продолжал его держать.
 И тут вспыхнул свет! Язык пламени сорвался со свеч фонтана позади Шелы, и все до единой погасли. Гориан с криком отлетел назад, зажимая запястье. Ардуций бросился к Шеле, прижимая к груди правую руку — несомненно, сломанную. Оссакер указывал на Миррон и лепетал что-то невнятное. Миррон, дрожа всем телом, упала на газон.
 Кессиан перешагнул через порог и поспешно вышел в сад. Эстер бросилась к Миррон, Виллем и Андреас — к Гориану.
 — Что случилось? — вопросил Кессиан. — Что здесь случилось?!
 Он наклонился и положил руку Оссакеру на плечо.
 — Оссакер, — сказал он, — что случилось? Ты видел?
 Мальчик поднял к нему лицо, застывшее от потрясения. Глаза его в полумраке казались огромными и быстро моргали. Губы тряслись.
 — Боже правый! — прошептал Кессиан. — Дженна, иди сюда, займись Оссакером. Теплые одеяла, горячее питье. Быстро. Постарайся, чтобы он заговорил.
 Ардол Кессиан повернулся. Гориан сидел на коленях у Андреаса, тяжело дыша и глядя на Миррон, рыдавшую в объятиях Эстер. Виллем осматривал руку Гориана.
 — Она обожжена! — объявил он голосом, в котором смешались изумление и недоумение.
 — Это она сделала, — сказал Гориан, шмыгая носом. — Это Миррон сделала. Она меня обожгла.
 Он был сильно напуган, и, когда Миррон повернула голову, чтобы посмотреть на него, он попытался вжаться в тело Андреаса.
 — Ты его не отпускал, — прорыдала Миррон. — Я просто хотела, чтобы ты перестал. Прости, Гориан.
 — Ты меня обожгла, — повторил Гориан. — Как это могло получиться?
 Кессиан поймал взгляд Виллема и с трудом удержался от улыбки. Происшествие в высшей степени неприятное, но то, что оно собой явило, невозможно было недооценить. Решения. Решения!
 — Шела, возьми Оссакера. Дженна, доставь Ардуция к врачу. Ему нужно вправить руку и наложить шины. Постарайся поговорить с ним, выясни, что он видел или чувствовал. Андреас, давай перевяжем Гориану рану. У меня в шкафчике около умывальника есть мазь от ожогов. И еще — дети этой ночью спят отдельно друг от друга!
 Кессиан опустился на колени рядом с Миррон и Эстер, слыша, как протестующе скрипят его старые кости. Кому-то придется помочь ему встать.
 — Ну, Миррон, ты знаешь, что случилось? Постарайся рассказать мне, что ты сделала.
 Миррон повернула к нему заплаканное лицо. Оно было очень бледным, очень испуганным. Кессиан пригладил ей волосы, и она теснее прижалась к Эстер.
 — Ничего страшного, малышка. Никто на тебя не сердится.
 — Гориан сердится, — прошептала она срывающимся голоском.
 Кессиан улыбнулся.
 — Да, наверное. Но он тебя простит. А теперь ты можешь сказать мне, что случилось?
 Девочка всхлипнула и провела ладошкой по носу и рту.
 — Он никак не хотел отпустить Ардуция. Он знал, что делает ему больно, но все равно не останавливался. А я только хотела, чтобы он перестал.
 — Я знаю, Миррон. Ты всегда должна защищать братьев. Ты можешь рассказать мне, что происходило у тебя в голове?
 Девочка ненадолго замолчала, пытаясь разобраться в своих мыслях. Кессиан ощутил, как его сердце наполняется надеждой.
 — Огонь со мной заговорил, — сказала она наконец. — Я почувствовала, как он меня согревает.
 Кессиан посмотрел на фонтан с его дымящимися погасшими свечами. До него было не меньше десяти шагов.
 — И что потом?
 — Это было нехорошо. — Миррон нахмурилась.
 — Что именно?
 — Я знала, что огонь сделает Гориану больно. Он ведь пока не Огнеходец. Но свечи были слишком далеко, а Ардуций кричал. Гориан ломал ему руку.
 Миррон снова разрыдалась, и Эстер прижала ее к себе.
 — Ш-ш, — зашептала она. — Ш-ш. Все в порядке.
 — Тебе надо было его остановить, правда? — подсказал Кессиан. Миррон сумела кивнуть. — И ты подумала, что если он почувствует огонь, то отпустит его? — Еще один кивок. — Ну а что же ты могла сделать, а?
 Кессиан улыбнулся ей, а девочка посмотрела на него, как будто он сказал глупость. Ее лицо было совершенно ясным, в глазах появилась уверенность.
 — Я собрала все огни свечей и бросила в него, — объявила Миррон.
 Кессиан выпрямил спину. Началось!




 ГЛАВА 7


  844-й Божественный цикл, 41-й день от рождения соластро, 11-й год истинного Восхождения 
 Миррон пробудилась от сна, полного кошмаров, ощущая горечь где-то глубоко под ложечкой. За ставнями слышались крики чаев. Яркие, жгучие лучи пробивались сквозь щели между планками. Вестфаллен был полон жизни и, как всегда, великолепен.
 Еще вчера она вскочила бы с постели, задержавшись только для того, чтобы подпоясать тунику, и выбежала навстречу прекрасному дню. Но то было вчера. Сегодня голова пульсировала болью, желудок тошнотворно сжимался, а в мыслях снова и снова прокручивались события прошедшего вечера.
 Миррон казалось, будто у нее что-то отняли, и она стала другой. Она ощущала себя изменившейся, и это сбивало с толку. Девочка попыталась вернуть себе прежнее, веселое и беззаботное настроение, но ничего не получалось. Вместо этого она видела, как из свеч в фонтане зарождается копье пламени и обжигает запястье Гориана. Она видела огненный вихрь и нанесенный им ущерб в мельчайших деталях. Миррон по-прежнему ощущала вонь паленых волосков и кожи и с ужасом понимала, какой вред нанесло пламя. У Гориана навсегда останется шрам. Он никогда не простит ее, и она никогда себя не простит!
 По щекам девочки вновь потекли слезы. Они все обманывали ее. Отец Кессиан, Виллем, Эстер. Даже мать. Они говорили ей, что Восхождение — это нечто чудесное, это будущее всех людей, и оно поможет ей стать ближе к Богу. Но все оказалось не так. Миррон понимала, что вчерашний поступок имеет отношение к ее предназначению, но в нем не было ничего прекрасного или мирного. Только вред и боль.
 В первый раз кому-то удалось использовать свой дар так, как это сделала она, — и в результате ранен другой человек. И не просто человек. Гориан. Миррон меньше всего на свете желала, чтобы ему причинили боль, — и это сделала она сама. И в тот момент она так хотела. Девочку пугало то, что она сделала. Что случится в следующий раз?
 Следующего раза не должно быть. Миррон уткнулась в подушку и заплакала. В дверь тихо постучали.
 — Уходи!
 Было слышно, как ручка двери повернулась и створка открылась. В комнату ворвался свежий воздух. Миррон оглянулась.
 — Я же сказала — ухо… — Это оказался отец Кессиан. — Я думала, это моя мать.
 — И так ты говоришь со своей матерью, дитя мое? Она тебя любит и желает тебе только самого хорошего. Ты ведь это понимаешь, правда?
 Миррон замотала головой.
 — Почему она мне лгала? Почему вы все лгали?
 Кессиан нахмурился и вошел в комнату. Придвинув к кровати стул, он уселся на него. В полумраке лицо Ардола Кессиана выглядело очень старым, кожа вся в складках и морщинах. Но глаза были полны тепла, и его улыбка, как всегда, растопила лед в сердце девочки.
 — Почему ты решила, что мы лгали? — спросил он и прижал ладонь к груди. — Мне было бы больно думать, что я так поступил.
 — Вы говорили мне, что я буду хорошим человеком, потому что я истинная Восходящая. Но я обожгла Гориана и заставила его навсегда возненавидеть меня. Я больше не хочу быть Восходящей!
 Кессиан наклонился к ней и большим пальцем стер слезинки со щек.
 — Ах, дитя мое, я понимаю, что ты сейчас очень расстроена. Никто из нас не хочет причинить боль тем, кого мы любим, но иногда наша досада заставляет нас это сделать, словом или делом. Ты должна помнить, что действовала с самыми лучшими намерениями, по велению сердца. Ты хотела, чтобы Гориан перестал обижать Ардуция. И при этом ты совершила нечто такое, о чем теперь жалеешь. Сделанного не воротишь, но не стоит ненавидеть себя из-за того, что произошло.
 — Этого больше не случится, я обещаю. Я больше никогда не прикоснусь к огню!
 — А вот это опечалило бы меня сильнее всего. Миррон, ты — драгоценная дочь Восхождения. И благодаря твоему вчерашнему поступку случилось нечто поистине важное и чудесное. — Кессиан со вздохом выпрямился.
 — Я его обожгла! — крикнула Миррон.
 Перед ее мысленным взором снова встало красное, покрытое волдырями запястье Гориана.
 — И он поправится. Он сильный. Но ты не можешь отказаться от того, кто ты есть теперь. Тебе трудно, понимаю. Ты такая юная. Но ты должна помочь нам понять, как ты это сделала, чтобы мы, в свою очередь, смогли помочь тебе контролировать твой дар. И помогли твоим братьям высвободить их таланты. Разве ты не понимаешь?
 — Нельзя иметь такие способности, — возразила девочка, сбитая с толку его тоном и смыслом слов. Ее сердце отчаянно колотилось. Не может же отец Кессиан на самом деле хотеть, чтобы она заново попробовала сделать  это? После того, что произошло вчера! — Это опасно.
 — Да, опасно, — согласился Кессиан, — если не уметь этим управлять. И когда мы все поймем, что происходит, вы с братьями сможете использовать ваши новые способности для блага и пользы. Чтобы делать то, что нужно людям. И тогда ты будешь гордиться тем, что ты такая. Так и будет, я обещаю.
 Миррон затрясла головой.
 — Я не могу, отец Кессиан. Мне страшно! — Ее глаза снова наполнились слезами.
 — Знаю, малышка. И если честно, нам всем немного страшно. Ты нас сильно напугала. — Кессиан улыбнулся. — Знаешь что, я привел кое-кого, кто хочет тебя видеть. Может быть, он сможет тебе помочь. Входи, Гориан.
 И он вошел. Высокий и красивый, хотя вид у него был усталый. В чистой и свежевыглаженной ярко-синей тунике, с улыбкой на лице, белокурые волосы отливают рыжеватым блеском. Миррон хотела бы иметь такие волосы. Кудри — это так красиво! Ее взгляд упал на руку Гориана — и она содрогнулась. Повязка шла от середины ладони до самого локтя. Миррон поняла, что тешила себя надеждой, будто ожог не такой страшный, как она помнила в своих кошмарах. Но он был именно таким.
 — Привет, Миррон, как ты себя чувствуешь?
 Она расплакалась. Гориан посмотрел на Кессиана, который поманил его ближе. Мальчик подошел к кровати и положил ладонь на руку девочки. Миррон почувствовала прикосновение повязки к коже и решилась взглянуть на него.
 — Мне так жаль, Гориан, — с трудом проговорила она сквозь рыдания.
 Кессиан нашел носовой платок и передал Гориану, который вручил его Миррон.
 — Спасибо.
 — Я знаю, что тебе жаль, — сказал Гориан. — Я знаю, что ты не хотела мне вредить. Я знаю, ты просто хотела помочь Ардуцию. Я попросил у него прощения. — Он опустил глаза. — У него сломана рука.
 — Тебе не надо было так поступать, — укорила его Миррон, вытирая слезы.
 Гориан вскинул голову.
 — И тебе… Мы оба были не правы вчера вечером. Ардуций сказал, что он меня прощает. А я прощаю тебя.
 Облегчение захлестнуло Миррон, словно на нее пролился водопад чистой воды. Она почувствовала себя обновленной, хотя только что ощущала нечистой.
 — Я молилась, чтобы ты так сказал.
 — И мне хотелось бы уметь делать то, что сделала ты… Нет, я не это хотел сказать… Я хотел сказать — уметь пользоваться нашим даром. Может, это поможет нам найти новые таланты. Я могу помочь тебе все понять. Мы все постараемся. Пожалуйста, Миррон, пойдем играть. Отец Кессиан сказал, что сегодня мы можем не учиться.
 Миррон улыбнулась сквозь слезы, и на сей раз она плакала от радости. Он действительно ее простил. Девочка глубоко вздохнула — и свежий воздух заставил ее ожить.
 — Ладно, хорошо. Дай мне одеться. И еще я хочу есть!
 Гориан встал, и она заметила в его глазах новое выражение.
 Оно было странным — холодным и одновременно счастливым. Может быть, он испытывал облегчение?
 — Здорово. Буду ждать тебя во дворе. Может, пойдем поплавать?
 — Если Йен пойдет с нами.
 — Я пойду спрошу у нее.
 Гориан выбежал из спальни, и Миррон услышала, как его шаги эхом разносятся по мраморным полам виллы. Кессиан поднялся на ноги и наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб.
 — Спасибо тебе, Миррон. Знаешь, ты очень взрослая для такой юной особы.
 Она захихикала и поежилась.
 — И помни, мы всегда будем рядом, чтобы помочь и поддержать тебя. Ты и твои братья — настоящие сокровища. Мы не допустим, чтобы с вами что-то случилось.
 Миррон радостно улыбнулась ему. Возможно, этот день все-таки будет хорошим.


* * *

 В течение следующих нескольких дней, пока Вестфаллен трудился и торговал под безоблачным небом соластро, Кессиан и Ступени стали понемногу понимать, как работает разум истинного Восходящего. Наутро после происшествия во внутреннем дворе Кессиан отправил послание маршалу-защитнику Васселису, и их правитель уже ехал из Кирандона, чтобы своими глазами увидеть прогресс. Он вез с собой жену и сына, решив немного отдохнуть в Вестфаллене.
 Такое решение вызывало некоторое опасение, поскольку Кессиан не был уверен, что Миррон сумеет правильно описать происшедшее или тем более повторить свои действия. Однако в ту первую ночь, внимательно проштудировав записи, Кессиан обратил внимание на слова Гориана: «Невозможно отвергнуть проснувшуюся способность — ни тому, кто ею воспользовался, ни свидетелям. Она станет такой же естественной, как процесс дыхания. Нужно только время, чтобы она нашла выражение».
 Как оказалось, времени понадобилось совсем немного. После одного дня отдыха, во время которого они стали свидетелями некой перемены в отношениях Гориана к братьям и сестре, Кессиан повел их к главной кузнице, находившейся чуть севернее форума. Они отчасти рисковали быть замеченными, поскольку множество торговцев приехало в эти дни на главный праздник соластро, но могли с успехом скрыться в толпе, так что проблему не сочли серьезной. Только Оссакер остался дома. Шок, вызванный увиденным, оказался глубже, чем у остальных, и слабый организм снова подвел его. У мальчика развился жар, внушающий серьезные опасения.
 Брин Марр, кузнец Вестфаллена, крупный, сильный человек средних лет с привычно хмурым видом, в ранние годы сам был Огнеходцем. Теперь он имел детей в седьмой и восьмой прядях и собирался снова стать отцом в одиннадцатой.
 Его корни уходили глубоко в Восхождение. Кузнец был доверенным и преданным служителем, однако очень горько переживал, что его семя давало лишь мимолетные способности. Он вместе с Виллемом обучал Миррон, когда ее дар начал расцветать. В десять лет она уже во всем превзошла Марра. Кессиан терялся в догадках, как он воспримет ее сейчас.
 Брин уже ждал их. Он расчистил вокруг обложенного камнем горна как можно больше свободного пространства. Весь инструмент аккуратно сложил в ящики, а заготовки железа и стали собрал на огороженном дворе. Несмотря на отсутствие стен, в кузнице царила чрезвычайная жара, и одуряюще пахло древесным углем и торфом. Кессиан вынужден был признаться, что ему понадобится стул, Виллем и Дженна тоже захотели сесть.
 — Давайте поскорее закончим с этим, — раздраженно пробурчал Брин, вытирая грязные руки о не менее замызганную тряпицу. — А то тут скоро толпа соберется.
 Кессиан подался вперед на стуле, положив ладони на ручку палки, которую подставил себе под подбородок.
 — Миррон, ты готова попробовать?
 Миррон стояла рядом с Горианом и Ардуцием. У обоих мальчиков были забинтованы руки. Она казалась испуганной, румянец на ее щеках поблек. Хотя девочка и согласилась попытаться выяснить, как она выполнила манипуляцию с пламенем свечей, ее это пугало. Обычно жизнерадостная натура Миррон целиком погрузилась в тревогу и во все усиливающееся напряжение. Кессиан понимал: она чувствует, будто больше не властна над своими поступками, и ему понадобился целый день, чтобы убедить ее прийти в кузницу. Он пытался внушить Миррон, что все ее действия — лишь естественное развитие событий. И был совсем не убежден, что она ему поверила.
 Девочка посмотрела на него и кивнула в ответ слабо и испуганно.
 — Тогда шагай вперед и подойди ближе к огню. В конце концов, ты ведь знаешь, что он не сделает тебе ничего плохого.
 Это замечание вызвало у девочки бледную мимолетную улыбку.
 Миррон подошла к горну. Уголь светился оранжевым огнем. Изредка куски угля лизал язык пламени, и дым поднимался вверх к ясному небу. Брин протянул ей огромную руку, и девочка сжала ее.
 — Ну, моя хорошенькая ученица, что ты пришла мне показать? — спросил кузнец негромким, но все равно ворчливым голосом.
 Миррон оглянулась на Кессиана.
 — Что мне надо сделать, отец?
 — Постарайся выманить пламя с углей. Подержи его в руках, если сможешь. Направь его, если у тебя хватит сил. Но не делай ничего, что заставит тебя почувствовать, будто ты теряешь над ним власть.
 — Я все время такое чувствую, — вздохнула она.
 — Ты знаешь, что я имею в виду.
 Брин скептически приподнял брови. Такое же выражение было на лицах тех Ступеней, кто не присутствовал на внутреннем дворе в тот судьбоносный вечер.
 — Я попробую, — прошептала Миррон.
 — Умница. Не торопись.
 Когда Миррон повернулась к горну, Кессиан почувствовал, что сердце у него бьется быстрее. Она встала на табурет, чтобы смотреть на пламя сверху. Брин находился рядом, чуть сзади, оберегая ее, хотя в этом не было нужды. Девочка стояла боком к Кессиану, одетая в легкое платье без рукавов, со стянутыми назад волосами. Она протянула руки к огню. В тот момент, когда они погрузились в угли, Кессиан перестал видеть их из-за края горна.
 Лицо Миррон успокоилось и расслабилось, она готовилась. Дженна сжала руку Кессиана, лежащую на палке. Эстер стояла позади, положив ладони ему на плечи. Кессиан не обращал внимания на пот, выступивший на его лице и теле, молясь, чтобы Миррон смогла повторить свои действия.
 — Я одно целое с огнем, — произнесла она. — Я понимаю его силу. Уголь хорошего качества, Брин, но слева, ближе к центру горна, ты насыпал торф чересчур толстым слоем. Там прохладное место. Дай-ка я… — Девочка повела руками. Кессиан услышал, как скрежещут угли. — Вот так. Годится для стали.
 — Спасибо, — сказал Брин и чуть смущенно улыбнулся.
 — Жар распределен равномерно, — продолжала Миррон.
 Она отняла руки, и маска спокойствия соскользнула с ее лица. Миррон думала о том, что должна попытаться сделать теперь. Она пожевала верхнюю губу и глубоко вздохнула. Кессиан увидел, как по ее телу пробежала волна дрожи. Брин положил руку ей на спину, чтобы поддержать.
 Миррон закрыла глаза, но почти сразу же широко их распахнула. Огонь загорелся жарче, ярко освещая крышу кузницы. Все неосознанно отступили назад, а Кессиан откинулся на стуле. Он пристально наблюдал за лицом Миррон. Он увидел, как по нему стремительно пробежал испуг, который сменился странной безмятежностью. Ее глаза расширились, тело расслабилось.
 Миррон медленно отняла руки от углей, держа ладони повернутыми вниз. Температура в горне возросла. Языки пламени потянулись за ее руками, обвивая их, как будто лаская, и заливая теплым оранжевым светом. Кессиан снова подался вперед, затаив дыхание. Жар в теле уже не имел никакого отношения к кузнице — только лишь к радостному изумлению, захватившему его. Быстрый взгляд в сторону показал отцу Восхождения, что на лицах Ступеней отражаются самые разные чувства, а Гориан и Ардуций переполнены чистым восторгом.
 Пламя лизало предплечья Миррон, возможно следуя вдоль нервов или сосудов. Казалось, она полностью владеет происходящим. Она повернула ладони одну к другой. Пламя заполнило расстояние между ними, которое составляло около двух шагов. Оно стало толще и приняло форму трубки, которую подпитывал огонь в горне. Миррон осторожно повела руками, заставив трубку растянуться, а потом загнуться вверх. Юная Восходящая облизала губы.
 — Ты можешь сказать нам, что ты чувствуешь и что видишь? — тихо спросил Кессиан.
 Миррон покачнулась на табурете. Пламя начало затухать и опало. Девочка откинулась назад, на руки Брину.
 — Ох, дитя мое, прости! Я нарушил твою сосредоточенность.
 Миррон повернула к нему лицо — немного отстраненное, но глубоко удовлетворенное.
 — Я попыталась говорить, но пламя не пожелало остаться, — проговорила она. — Это было прекрасно.
 — Безусловно, — согласился Кессиан.
 — Нет, — возразила она, — внутри.
 — О чем ты говоришь?
 — У меня в теле и в голове. Я видела дорожки в воздухе и внутри земли.
 У Кессиана пересохло в горле. Это была прямая цитата из работ Гориана. Его теория о том, что увидит Восходящий. Руки Эстер стиснули его плечи.
 — Ты уверена? — прошептал Кессиан, и его голос почти потонул в реве горна.
 Миррон кивнула.
 — Со мной все нормально? — спросила она дрожащим голосом.
 Кессиан засмеялся.
 — Ах, милая, с тобой все очень хорошо, а не просто нормально!
 Брин поставил Миррон на пол и мягко, но решительно подтолкнул ее к Кессиану. Кузнец сложил ладони на уровне груди, составляя чашу — в традиционном всеохватывающем знаке ордена Всеведущего. Отец Восхождения нахмурился.
 — Брин, это несколько…
 И замолчал, увидев лицо кузнеца. Он видел то же выражение на лице Оссакера всего два дня назад. Смертельный испуг.




 ГЛАВА 8


  844-й Божественный цикл, 42-й день от рождения соластро, 11-й год истинного Восхождения 
 Хан Джессон жил во тьме. Холод одиночества захлестывал его при каждом пробуждении и терзал всякий раз, когда он пытался сомкнуть глаза. Воспоминания о том жутком дне, пережитом год назад в Броде Чаек, не желали его покидать. Ужас в глазах жены, ее немое потрясение и беспомощные крики. Плач сына. Кровь на улице, трупы людей, которых он знал в течение тридцати лет. Удушающий запах гари. Воспоминания преследовали Джессона везде, куда бы он ни шел, читались в каждом встреченном лице, таились в темных шрамах зданий, которые так никогда и не закрасят.
 Первые дни пронеслись словно в тумане. Отчаяние настолько поглотило его — Джессон едва замечал, что живет. Из того периода в памяти остались всего две вещи. Слово «пропали», стучащее в его затуманенной голове, и высокий мужчина. Сборщик.
 Человек, который пообещал, что вернет его семью. И хотя Джеред писал ему в каждый период сбора податей, никаких известий не появилось. В письмах не было никакой определенной надежды, за которую можно уцепиться. Они напоминали отчеты о войне. Они были отделены от его боли.
 Каждый день Хан уходил к востоку от деревни, к началу долины, и сидел там. В обжигающий жар соластро, резкий холод дуса и цветение генастро он совершал свое короткое паломничество. И пока он сидел там, мир двигался мимо него.
 Посевы взошли и дали урожай, который собрали и сложили в хранилища. В городок пригнали новый скот. По долине разносились звуки молотков и пил, смешиваясь с криками мужчин и оживленной болтовней детей. Приезжали и уезжали торговцы. По улицам громыхали повозки легионов, закупая припасы по дороге на цардитский фронт и продавая военную добычу на обратном пути. Сборщики тоже возвращались. На этот раз не высокий мужчина, а другие. Они оценивали прогресс в делах и на основе увиденного требовали увеличения налогов. И гражданская война подходила к ним все ближе и ближе.
 Но о семье Джессона не было никаких вестей. Не сообщалось и о том, что кампания идет успешно и вскоре правящая династия Царда падет и начнутся выплаты репараций. «Когда-нибудь» Хана Джессона не устраивало. Бессмысленное слово. И с каждым днем его надежда утекала по капле.
 Наступил поздний вечер. День выдался обжигающе жарким, без малейшего дуновения ветерка. Большую часть времени Хан провел в тени скалы и дерева, наблюдая за холмами на востоке, маревом над дорогой, ведущей на юг, и редким движением по реке. Ближе к полудню он видел, как вдалеке проехали какие-то всадники, численность которых определить было невозможно. Почти наверняка — конница Конкорда, хотя теперь при виде вооруженных отрядов его каждый раз бросало в дрожь, а воспоминания просыпались снова, острые и болезненные.
 Когда солнце зашло, Хан отправился обратно по утоптанной тропе. В первые дни он зажигал костры, которые служили бы вехами для тех, кто возвращается, и сидел возле них ночи напролет. Однако следовало жить и заниматься своим ремеслом, чтобы его семье было к чему вернуться. И поэтому он зажег фонари у дверей отремонтированной мастерской и зашел внутрь. Огни будут гореть до рассвета, на всякий случай.
 Хан бродил по мастерской, зажигая свечи и лампы. Он весь день держал ставни закрытыми, так что в помещении сохранялась относительная прохлада, хотя жар соластро проникал сквозь выбеленные стены. Дом был небольшим: почти все пространство внизу занимала мастерская, и один пролет ступеней вел наверх, где находились жилые помещения и плоская крыша с террасой. Но Хан воспринимал дом как пустую пещеру, где каждое движение будило печальное эхо, отражавшееся от покрытых пятнами стен.
 Он потер ладонями лицо, и это движение напомнило ему о необходимости побриться. Еще одно дело, как и еда, которое теперь казалось ненужным. Почти каждый день Джессону приходилось напоминать себе, что нужно действовать, стараться вести более или менее нормальную жизнь, чтобы быть готовым к их возвращению домой. Однако даже купание и стирка одежды стали ему почти не по силам, так что он с трудом следовал собственным напоминаниям.
 С заднего двора от печи для обжига глины, которую Хан топил каждый вечер, шел жар. У ее основания валялись многочисленные осколки посуды и черепки ваз. Он отодвинул задвижку на дверце и открыл ее, чувствуя, как горячий воздух омывает лицо и руки.
 Хан взял со стойки две пары щипцов и потянул на себя тяжелый каменный поднос, зацепив за железные ручки. Потом он поставил его на землю остывать. Бросив беглый взгляд на разнообразные тарелки и кружки на подносе, заказанные горожанами, Джессон вздохнул. Часть посуды растрескалась, он опять невнимательно смешал глину, да и толщина изделий, отправленных на обжиг, оказалась разной. К тому же в глине виднелись пузырьки. Все теперь получалось не так, как нужно.
 Хан действовал машинально, по одному и тому же распорядку, который завел, чтобы занять время до раннего утра. Он знал, что должен смертельно устать, чтобы голоса не помешали ему заснуть. Вынуть вчерашнюю работу. Снова разжечь печь. Сесть за круг и выполнить новые заказы. Расписать обожженные изделия — те, которые остались целы.
 Последнее занятие часто заставляло его плакать. Художницей была Кари, а Джессон — просто гончар. Без нее вазы, тарелки, кувшины и кружки, которыми он обычно торговал, получались примитивными и неуклюжими. Он больше не мог гордиться своими изделиями и смутно сознавал, что получаемые им заказы скорее объясняются желанием жителей Брода Чаек позаботиться о соседях, чем надеждой выгодно продать посуду в Хароге.
 Но, Бог свидетель, ничего другого он сделать не мог. Хан надеялся, что они это понимают. В ту ночь он уснул за красками и глазурью, поскольку ничего не ел весь день, выпил чересчур много вина, и жара в конце концов дала о себе знать.
 Хан Джессон проснулся и испуганно вздрогнул, не понимая, что его разбудило. Ночь была теплой и влажной. Хан посмотрел на звезды и решил, что до рассвета осталась пара часов. Он чувствовал головную боль и жажду, но не настолько сильные, чтобы заставить проснуться. Он заснул крепким сном измученного человека, упав прямо на стол. Кисточка для росписи все еще торчала у него в руке, и ее кончик багровел в ярком свете ламп, расставленных по углам.
 Хан Джессон сел и распрямил спину. К северу небо светилось. А потом раздались вопли, и он понял, почему проснулся и откуда взялся огонь. Он уже слышал такие крики и помнил их так ясно, как будто это было вчера.
 Темный ужас скрутил его живот и грудь, заставив задохнуться. Хан замер на стуле, слушая, как топот ног и копыт приближается вместе с полными паники криками. Не может быть, чтобы это повторилось! Они уже один раз забрали в Броде Чаек все.
 — Только не это, — прошептал он. — Смилуйся, Боже, только не это. Умоляю!
 Хан заставил себя подняться. Его тело тряслось, разум отказывался повиноваться. Дыхание участилось, вязкая слюна заполнила горло. Он попробовал успокоиться, тяжело опираясь на спинку стула, и сморгнул слезы, подступившие к глазам. В голове не было ни единой мысли.
 С улицы до него донесся цокот копыт и резкие крики цардитов. Вопли и плач жителей Брода Чаек стали громче: все больше людей выходило из домов. Свечение на севере усилилось, и в краткой паузе между криками Хан услышал треск пламени и хриплый крик одобрения.
 Хан отвернулся от стола. На улице за дверью вдруг наступила тишина, и он неуверенно направился к окну. В этом набеге таилось нечто совсем иное. Прежде, при свете дня, цардиты атаковали беспорядочно. Они оставили без внимания целые районы города, тогда как на других улицах некоторые дома были уничтожены, некоторые вовсе не тронуты, а некоторые слегка повреждены, как его собственный.
 Он остановился и прижал ухо к ставням, плохо понимая, что именно слышит. Шум возник снова, но он отдалялся к северу, оставив вокруг него нечто такое, чего он не мог понять. Хан постарался как можно тише приоткрыть ставню, чтобы выглянуть наружу. Он посмотрел сначала налево — и у него перехватило дыхание. Поменяв положение, он посмотрел направо и в сторону юга. То же самое. Он попятился назад.
 Цардиты. Они приближались с обеих сторон и ехали посередине улицы в сопровождении пеших мечников, которые взламывали каждую дверь. Джессон отпрянул от окна, в глазах у него помутилось. Фонари привлекут его врагов. Дверь распахнется так же, как в прошлый раз, и его уволокут прочь, как сделали это с женой и ребенком. Он не может допустить этого. Ему нужно быть здесь, когда они вернутся!
 Эта мысль разогнала туман, который наполнял голову. У него не было времени что-то взять с собой. Он одет — и этого достаточно. Хан пробежал через мастерскую, проскочил на двор, мимо печи и деревянных полок, закрепленных на дальней стене. Раньше на них стояли изделия, ожидающие росписи. Теперь они пустовали — но была надежда, что они спасут ему жизнь.
 Хан начал карабкаться по полкам, чувствуя, как доски проламываются под его весом, и слыша их протестующий треск. Звук показался ужасно громким. Добравшись до верхней полки, он подпрыгнул, вытянув руки, чтобы ухватиться за край балкона у него над головой. Дом претора Горсал. Она не будет в обиде, если он воспользуется возможностью спастись.
 Позади него ломали дверь дома. Крики разносились по мастерской, а шум с улицы стал намного громче. Это придало ему сил, и Хан начал подтягиваться и упираться ногами, забираясь на балкон к Горсал. Он перекатился один раз, перевел дух и бросился к лестнице под балконом. Мимолетный взгляд, брошенный назад, убедил Хана, что его не заметили.
 Дом Горсал оказался темным и пустым. Сандалии Хана прошелестели по камням. Рукой он вел по стене, чтобы сохранять равновесие. Внизу из небольшой прихожей лился слабый свет. Хан понимал, что это нехорошо, но испытал облегчение, убедившись в том, что цардиты уже успели здесь побывать и забрать всех, кого обнаружили внутри.
 Дверь была взломана, а собранная Горсал коллекция амфор и ваз разорена и рассыпана осколками по полу: их сбивали из подставок в нишах, где они так гордо красовались. Среди обломков он увидел и одно свое изделие — черепки хрустели под ногами, пока Хан пробирался к двери.
 Сердце колотилось так сильно, что могли бы услышать цардиты: оно выскакивало из груди. Руки и ноги снова начали дрожать. Хан остановился. Конечно же, ему надо прятаться здесь. Дом уже проверили, так что не следует рисковать и выбегать на улицу. Он будет в безопасности. Новая надежда затопила его тело.
 Хан попятился на шаг. До него доносился глухой шум, показывавший, куда уводят жителей — на север, к пожару и Дому Масок. Он повернулся, решив спрятаться наверху — может быть, под кроватью. На короткой лестнице стояли два цардита, буравя его жесткими взглядами! Хан закрыл глаза и бессильно осел на пол.
 Они не стали его убивать. Вместо этого они вытолкнули Хана на улицу и повели в северную часть города вместе с другими горожанами, чуть было не ускользнувшими из сети. Горел дом чтеца, примыкавший к Дому Масок. Двухэтажное здание полностью охватило пламя. Камень раскалился докрасна, а последние деревянные части на глазах распадались от жаркого огня. Черепичная крыша давно провалилась внутрь.
 Перед горящим домом стоял чтец, молча глядевший на разрушения. Чтеца охранял цардит, прижимавший его руки к туловищу, хотя тот и не делал попытки вырваться. А на молитвенной лужайке перед Домом Масок находилось все население Брода Чаек.
 Джессона затолкали в толпу. Он ощутил, как нарастает охватившая их тревога. Кругом испуганные глаза, судорожно сжатые руки и дрожащие губы, казавшиеся мертвенно-бледными в отсветах пожара. Люди цеплялись друг за друга, чтобы не упасть, и заглядывали в лица рядом стоящих, ища поддержки. Его окружал тихий плач. Хан обильно потел: пожар и ночь были невыносимо жаркими. Говорить он не смог бы, даже если б нашел нужные слова. Что бы с ними ни случилось, только бы все быстрее закончилось.
 Цардитские всадники с факелами обступили их с трех сторон так, чтобы люди в толпе могли видеть пожар и то, что происходит перед ними. Чтеца передвинули: теперь он стоял перед столом с подношениями, чью поверхность еще недавно украшали дары в виде фруктов, рыбы и мяса, собранные в преддверии праздника вершины соластро. Теперь его поверхность очистили, и отполированная столешница из белого с черными прожилками мрамора отражала пламя пожара, яркое и завораживающее.
 Трое цардитов прошли вперед и встали перед столом — высокие, бритоголовые и бородатые. Их кожаные жилеты украшали стальные заклепки, на правом боку у каждого висела длинная кривая сабля. Они бесстрастно взирали на жителей Брода Чаек.
 — Вас предупреждали, — произнес мужчина, стоявший в центре. Говорил он с акцентом. — Вам велели отвергнуть Конкорд и его ложного Бога. Вам велели передать наши слова вашему маршалу. Либо вы с ним не говорили, либо он вас не послушал, и теперь вы пожинаете плоды того выбора, который сделали.
 Толпа пришла в движение.
 — Конкорд — это язва нашего мира, а его народы — наши враги. Его вера слаба. Он начал несправедливую войну против Царда, и мы не сдадимся на милость его легионам. Смотрите, где мы сейчас стоим. Эстория не может вас защитить. Ее Бог не может вас защитить.
 Он повернулся и плюнул на стол.
 — Расскажите своему маршалу Юрану то, что увидите и услышите в Броде Чаек сегодня. Заставьте его понять, что вы не останетесь в Конкорде, что вы хотите вернуть свою независимость. Здесь мы — сила. Мы — ваши соседи, и мы были вашими друзьями. Спросите себя, совершали ли мы набеги и убийства, пока не пришел Конкорд? Но вы предали нас и своих Богов для того, чтобы к ним присоединиться.
 — И где сейчас ваши защитники? — Цардит покачал головой. — Они сидят в своих роскошных дворцах и считают деньги, которые у вас забрали, — и они слепы к вашим бедам. То, что не видят глаза, не обременяет совесть. Они обещают вам все и не дают ничего. Почему же вы не сопротивляетесь им, как это делает большая часть ваших соотечественников? Это избавило бы вас от сегодняшней участи.
 — Прошу вас! — Голос Лины Горсал вознесся над страхом, царившим в толпе. — Я вас знаю. Мы делили хлеб и вино, сентор Ренсаарк. Вы не злой человек. Не делайте этого. Вы не должны!
 — Слишком поздно, Лина, — ответил Ренсаарк. — Я вас предупреждал. Я умолял вас. Но вы остались глухи к моим словам. И теперь я делаю то, что должен.
 — Конкорд о вас позаботится! — выкрикнул чтец ясным и твердым голосом. — Бог защитит вас всех. Его…
 Цардит ударил его кулаком в живот, так что тот сложился пополам. Чтеца заставили опуститься на колени, пригнув голову так, чтобы лицо уткнулось к земле.
 — Вы не сможете заставить меня замолчать! — Голос чтеца был сдавленным от боли и пыли. — Молитесь со мной. Под небесами и над землей, на волнах и горной вершине, мы купаемся в радости Твоего творения…
 Несколько приглушенных голосов присоединились к молитве. Ренсаарк прошагал к стоящему на коленях чтецу и ударил ногой в лицо. Кровь брызнула фонтаном, и молитва прервалась. По знаку сентора чтеца вздернули на ноги. Цардит зажал его окровавленный рот рукой, затянутой в перчатку.
 — Пусть твой Бог тебя спасет. Если сможет.
 Еще один знак рукой. Четыре воина с факелами вбежали в Дом Масок. Хан замер. Пламя начало распространяться стремительно, пируя на занавесях, гобеленах и деревянных полках, на которых лежали маски недавно умерших. Разбойники отступили. Огонь взвился вверх, к стропилам. Клубы дыма вырвались из верхней части дверного проема. Хан увидел, как чтец шевелит губами, беззвучно молясь о прекращении осквернения.
 Третий жест. Чтеца потащили к рукотворному аду. Он не пытался вырываться, и его слова вновь звучно разнеслись над молитвенной лужайкой.
 — Прости тех, кто разрушает, потому что они слепы к Твоему свету и милосердию. Спаси тех, кто стоит перед Тобою. Хотя я ухожу к демонам ветра и мой пепел лишит меня тепла Твоего возвращающего объятия, я ухожу, зная, что Твоя сила охранит тех, кто живет.
 Его втолкнули внутрь и закрыли за ним дверь. Под ручку просунули копье, которое уперли в дверную раму. В толпе кричали и стенали. Лина Горсал возглавила рывок вперед, но всадники напирали со всех сторон, жестко оттесняя жителей обратно.
 В здании без окон пламя ревело негромко и глухо. Хан услышал, как чтец выкрикивает слова молитвы сквозь кашель, раздирающий ему грудь. Он не сделал попытки вырваться. Дверь не сотрясалась, в стены не стучали.
 Хан присоединился к тем жителям, которые молились за чтеца, похищенного у Бога, лишенного возможности когда-нибудь вернуться на землю. С залитыми слезами лицами они шептали молитвы до тех пор, пока возгласы чтеца не превратились в хриплые крики, вырванные болью из его рта. Они оказались милосердно недолгими.
 В толпе воцарилась тишина, нарушаемая только треском пламени и стуком копыт переминающихся с ноги на ногу коней.
 — Это была непростительная жестокость, сентор, — проговорила Горсал, когда цардит снова повернулся к ним лицом. — Этот человек не был вашим врагом. И мы вам не враги.
 Ее осипший голос дрожал от гнева и горечи. Джессон кивнул, соглашаясь с ней. В нем тоже кипел бессильный гнев.
 — Все, кто добровольно живет под знаменем Эсторийского Конкорда, — наши враги! — заявил Ренсаарк. — Все ваши жизни ничего не стоят. К счастью, мы более милосердны, чем ваши правители, которые сейчас прокладывают кровавый путь через наши города. Города, населенные моими согражданами, которые хотят только мирно и свободно жить в королевстве Цард.
 Ренсаарк повернулся и сложил пальцы кольцом. Дюжина цардитов ворвалась в толпу жителей, держа перед собой обнаженные сабли. Люди подались назад. Разбойники прошли сквозь толпу, как нож сквозь масло, распихав горожан в неровные шеренги и приказав не двигаться.
 — Ваш чтец узнал цену поклонения ложному богу. А сейчас вы узнаете цену покорности Эстории. Цену, которую вы заплатите за то, что не прислушались к моим словам, Лина.
 Все произошло мгновенно! Они двигались спереди и сзади — цардиты шли вдоль шеренг и считали. На каждый десятый счет они касались лба одного из жителей и его или ее выволакивали из толпы и ставили в кольцо воинов с саблями. Женщина рядом с Ханом оказалась десятой, и ее, вопящую, оттащили от мужа, который умолял, чтобы его взяли вместо нее. Он получил удар рукоятью сабли по затылку и упал на землю.
 Джессон не почувствовал облегчения. Его голова раскалывалась от криков тех, кого разлучали с любимыми. Воздух наполнился мольбами о пощаде и движениями цардитов, наводящих в толпе жестокий порядок. Двадцать девять жителей вытолкнули и спрятали за стеной из конских крупов, кожи и стали. Их судьба была в руках Божьих.
 — И хотя мы ненавидим Конкорд, это не значит, что мы не способны ничему у него научиться, — куражась, сказал Ренсаарк.
 Он рассмеялся, и этот леденящий звук ударил Джессона в самое сердце.
 Понимание пришло быстро. Каждый десятый. Джессону хотелось закрыть глаза, но он обнаружил, что не может этого сделать. Одну из окруженных женщин подняли над землей шестеро цардитов. Она кричала и извивалась в их руках, и ее ужас разделяли и те, кто остался в окружении, и те, кто мог только смотреть.
 Они уложили женщину на стол лицом вниз: сильные руки прижали ее конечности, бедра и спину. Голова и шея оказались за краем стола. Ренсаарк занес меч, быстро примерился и замахнулся. Он снес голову женщины одним ударом, ее крики смолкли, потоком хлынула кровь. Голова покатилась и замерла на траве, глаза, открытые в момент смерти, в изумлении воззрились на толпу.
 Кони двинулись вперед, тесня жителей. Двадцать восемь захваченных людей вопили и вырывались, но цардитов было слишком много, больше сотни — вооруженных и сильных.
 Джессон опустил голову и уставился на свои сандалии. Его тело дрожало и сотрясалось от каждого крика. Ожидающие смерти издавали жуткие вопли. Они призывали Бога, звали близких, молили о пощаде, проклинали цардитов и Конкорд, выкрикивали слова любви. Он сжимал кулаки, слыша свист стали, тошнотворный звук удара и глухой стук головы, падающей на сухую траву.
 Хан считал каждого. Он молился, чтобы они нашли умиротворение в объятиях Бога и вернулись к жизни, где были бы избавлены от страха и одарены покоем и светом. Отсчет шел мучительно медленно. Хан обнаружил, что раскачивается на ногах вперед и назад, хватая воздух короткими глотками. На ногах его удерживали только слова, которые он обращал к Богу, пока тело сотрясалось от судорог.
 К тому моменту, как все было кончено, он почти лишился способности думать и едва воспринял слова цардита.
 — Вы получили два предупреждения, — объявил Ренсаарк. — Третьего не будет.
 И его люди почти беззвучно растворились в ночи, за клубами дыма, оставив живым жителям Брода Чаек трупы, оскверняющие место их молитв, и мрачный долг собрать и почтить память убитых.
 Хан Джессон рухнул на колени и понял, что надежда покинула его.




 ГЛАВА 9


  844-й Божественный цикл, 43-й день от рождения соластро, 11-й год истинного Восхождения 
 После демонстрации новых возможностей Миррон в кузнице Кессиан распорядился, чтобы за Брином Марром установили тайное наблюдение. Он решил зайти к нему и попытаться образумить. После того как Восходящие и Ступени ушли, Брин запер кузницу и больше там не появлялся. Вместо этого он проводил время в одиноком пьяном размышлении либо у себя в доме, либо, что было более тревожным, в одном из питейных заведений, выходивших на форум. Пока он не сказал ничего неуместного, однако неизбежно проговорится. В городе же находилось слишком много заезжих торговцев.
 С Кессианом к кузнецу отправилась женщина, которой суждено было в ближайшие годы играть важнейшую роль в том, чтобы обеспечить Восходящим возможность свободного развития. Элса Геран, чтица ордена Всеведущего, единственная представительница ордена в Вестфаллене. Ступени были бесконечно рады этому назначению, состоявшемуся благодаря влиянию ее предшественника.
 Кессиан зашел за Элсой Геран в ее скромный одноэтажный домик рядом с Домом Масок на западном краю бухты. Сегодня он остро чувствовал жару. Великолепный соластро был в полном разгаре, и ветер совсем стих. Без морского бриза, который приносил прохладу, наступила очень жаркая и душная погода. В городе дела шли вяло: люди сидели в тени, обсуждая торговые сделки, или работали под открытым небом, обнажив спины. На склонах за городом скот искал укрытия под деревьями, а фермеры медленно передвигались в жарком мареве.
 Элса подставила плечо, чтобы он мог опереться, а посох принял на себя остальной вес. Кессиана. Отец Восхождения надел самую просторную тунику и щеголял в громадной соломенной шляпе, которая затеняла голову и шею, — и все равно моментально покрылся потом.
 — Этим утром я чувствую себя старым, — пожаловался он, пока они с чтицей шли через форум, отвечая на приветствия прохожих.
 — Это потому, что так оно и есть, Ардол, — отозвалась Элса, улыбнувшись ему. — Так Бог дает тебе понять, что твое время почти кончилось.
 В сорок семь лет Элса была красавицей. Как многие, посвятившие себя службе ордену, она избрала безбрачие, считая, что и без того является матерью всех жителей Вестфаллена. Черные волосы, украшенные несколькими косичками с бусинами, струились по ее спине, атлетическое телосложение вызывало зависть даже у женщин вдвое моложе, а лицо, улыбающееся и приветливое, природа наделила безупречными чертами.
 А еще она отличалась резкостью суждений и непочтительностью к догмам, что в ее весьма сложном положении было благословением Божьим.
 — Ох, смотри, отыщутся такие, кто потребует тебя сжечь за констатацию неприятных истин, — со смехом проговорил Кессиан.
 — Меня могли бы сжечь за многие вещи, если бы стало известно, что тут творится, Ардол. То, что я сообщила тебе, что ты близок к смерти, — это наименьшая из моих трудностей, поверь мне.
 Ее лицо стало серьезным. Кессиан похлопал Элсу по руке.
 — Не при твоей жизни, да? — спросил он.
 Элса пожала плечами.
 — Труднее всего принять, что это реальность. Я видела Миррон, а теперь и Ардуция, и я все равно не уверена, что до конца верю.
 — Подозреваю, что именно в этом заключается суть проблемы Брина.
 — Несомненно. С этим трудно смириться тем, у кого нет стабильного дара. Или, как в моем случае, вообще не было.
 Элса замолчала, пытаясь разобраться в своих мыслях.
 Кессиан заметил на ближайшем лотке отличную тундаррскую ткань. Темно-зеленую, с вплетенными красными и золотыми нитями. Дженну порадовал бы ярд-другой такой материи.
 — Как насчет специальной скидки для бедного старика? — вопросил Кессиан, указывая на ткань.
 — Ты используешь этот подход уже лет десять, Ардол, — покачал головой продавец, высокий худой мужчина, тоже немолодой.
 — И эти слова с каждым разом становятся все ближе к истине.
 — Как и опасность, что мои поставщики задумаются о том, почему отправленная так далеко ткань продается так дешево. Для тебя, как и для всех, она стоит один денарий за ярд. Скидка при покупке десяти.
 Кессиан надулся и поймал на себе слегка встревоженный взгляд Элсы.
 — Я об этом подумаю. Может, вернусь попозже, когда ты будешь более склонен к щедрости.
 — Неужели твоя почтенная супруга простит тебя, если узнает, что я распродал все раньше, чем ты решился ее порадовать?
 — А неужели я прощу тебя, если она узнает, что я хотя бы приценивался? — Кессиан подмигнул продавцу. Потом повернулся и снова положил ладонь на плечо Элсе. Они медленно пошли дальше. — Прости, Элса. Ты что-то собиралась сказать?
 — Я верю в истинный путь ордена. Вот почему я здесь. И я пока могу держать инквизиторов канцлера подальше от Вестфаллена. Но, как и наша вера в жизненный цикл, истинный путь Восхождения — это то же самое, вера. Или было верой. Доказательств не было — настоящих доказательств. И вот я их получила. Это все равно как оказаться перед лицом Бога. Это меня пугает. И я уверена, что это испугало и Брина.
 — Только не надо, чтобы твои слова услышали Восходящие. По крайней мере один из них уже набрался заблуждений относительно своего будущего величия.
 Кессиан шутил только наполовину.
 — Да, за этим надо следить, — согласилась Элса, не улыбнувшись. — Послушай, Ардол, мы сидим на пороховой бочке — самой хорошо охраняемой тайне во всем Конкорде, возможно даже, на всей земле Господа нашего. Орден по-прежнему считает, что все это закончилось, когда они убили Гориана. Тебе лучше, чем кому-либо, известно, как тяжело было сделать так, чтобы тайное осталось тайным. То, что я видела… Милостивый Боже Всеведущий, ведь и другие женщины, с тем же потенциалом, сейчас беременны. Это не может вечно оставаться тайной.
 — Знаю, — отозвался Кессиан. — Поэтому сейчас здесь находится маршал Васселис.
 — Я хочу сказать вот что. Эти люди — то, чем, по нашим предположениям, мы все должны стать спустя сколько-то поколений. — Элса помолчала, а потом обернулась к нему, когда они сворачивали на тихую улицу, ведущую к дому кузнеца. — Ты можешь себе представить, как это повлияет на орден? Да и на Конкорд, если уж на то пошло? Твоих Восходящих не будут приветствовать, вывешивая флаги. Их не примут с распростертыми объятиями. Милый Ардол, эти люди, которых вы сотворили, — их битва только начинается. Тебе не удастся держать их здесь. То, что они собой представляют — на самом деле или в воображении, — обязательно станет известно. Я к этому готовлюсь. И я посоветовала бы Ступеням сделать то же самое.
 — Мы это делаем, Элса. Вот почему сейчас я иду поговорить с Брином, — сказал Кессиан, хоть чувствовал, что его слова звучат с прискорбной неубедительностью. — Подсознательно мы понимаем, что были наивны. Все. Включая и тебя. Мы только теперь начинаем осознавать возможные результаты того, что сделали. Все усилия сосредоточились на создании — и очень мало на просвещении. Конкорд велик, а орден влиятелен и болезненно подозрителен. Все будет очень нелегко.
 — Ардол Кессиан, твой дар к преуменьшению опасности с годами не тускнеет.
 Кузница стояла остывшей, в доме было тихо, ставни закрыты. Недовольные заказчики прикрепили записки к дверям дома, и изделий во дворе заметно поубавилось. Неясно, воровство ли это или люди забирали законное имущество.
 Кессиан резко постучал палкой в тяжелую дверь, не рассчитывая на отклик, и не получил его. Кузница располагалась на перекрестке тихих и узких улочек, характерных для этой части Вестфаллена. Ряды домов, по большей части с мастерскими или магазинами под жилой частью, теснились вдоль кривых мощеных улиц. В это жаркое утро работа шла в основном в помещениях, однако в маленьком городке всегда легко привлечь внимание.
 Кессиан посмотрел на Элсу, та пожала плечами.
 — Какой выбор у нас есть? Весь город знает, что он участвовал в программе Восхождения. Мы не могли не прийти. И не забывай, зачем мы здесь, Ардол. Надо помешать ему совершить ошибку, пока идет праздник, иначе новость стихийным образом попадет в Конкорд.
 Кессиан кивнул.
 — Ты ведь понимаешь, что скоро нам придется рассказать всему городу правду? Люди уже должны были заподозрить, что прорыв произошел.
 — Да, но мы все время говорили, что сделаем это. Всему свой час.
 Элса стала стучать в дверь кулаком, а Кессиан снова пустил в ход палку.
 — Брин! — крикнул Кессиан. — Открой дверь! Мы пришли тебе помочь. Это Ардол и Элса. Выйди к нам!
 Он огляделся. В дверях соседних зданий уже появлялись люди. Кессиан отмахнулся от них и снова ударил в дверь.
 — Брин, выходи! Мы не хотим звать стражу и взламывать дверь, чтобы убедиться, что ты еще жив.
 — А ты уверен, что он там? — спросила Элса.
 — Если только он прошлой ночью не вырыл туннель.
 — Или свою собственную могилу.
 — Это не смешно!
 — А я и не собиралась тебя смешить.
 Кессиан снова ударил в дверь посохом.
 — Брин! Последний шанс!
 Он подождал и наконец покачал головой:
 — Не знаю…
 Звук отодвигаемого засова прервал его. Дверь чуть приоткрылась.
 — Неужели человек не может немного побыть один, если ему хочется? — проворчал Брин.
 Они услышали его удаляющиеся шаги. Кессиан отворил дверь в полумрак. Видимо, ставни были закрыты давно. Затхлый воздух заполнял дом прокисшим запахом. Он пожал плечами и прошел по короткому коридору, который вел в гостиную и столовую Брина. Пустые винные кувшины, кубки и плошки валялись на полу, на низких столиках и диванах.
 За столовой, через короткий коридор направо, находилась кухня. Слева лестница вела наверх, в спальню. Кузница и двор располагались за кухней, но так далеко им идти не пришлось. Брин сидел за кухонным столом, спиной к остывшей плите, и смотрел в пространство. На окружавшей обстановке лежала трехдневная грязь. Да и на нем самом тоже. Неумытый, небритый, со слипшимися на голове волосами, он являл собой неприглядное зрелище. Глаза покраснели от алкоголя и бессонницы, а руки трясли кубок, который кузнец держал перед собой. Вокруг стола полукругом стояли или лежали новые кувшины. Брин всегда любил вино. Похоже, что он вылакал большую часть своего погреба.
 — Не возражаешь, если я сяду? — спросил Кессиан, придвигая стул.
 Брин слабо пошевелил рукой в знак согласия. Кессиан тяжело опустился на сиденье и, пыхтя, стал пристраивать палку у края стола. Элса встала рядом, положив руку ему на плечо. От Брина в радиусе нескольких футов несло потом, рвотой и перегаром.
 — Мы просто хотели поговорить с тобой, — сказала Элса. — Убедиться, что с тобой все в порядке.
 — Ну, теперь вы меня видели и можете уходить, — буркнул Брин. — Не беспокойтесь, я не выдам вашу драгоценную тайну.
 Кузнец не смотрел на них, он уставился на кубок, который перекатывал в отвратительно грязных пальцах.
 — Это и твоя тайна тоже, Брин. Она общая. Для всех в Вестфаллене, — поправил его Кессиан.
 — Послушай, мы понимаем, что ты испугался… — начала Элса.
 — Испугался? — Теперь Брин взглянул на них, покрасневшие глаза на сильно загорелом и обветренном лице распахнулись. — Нет, я не испугался. Я испытываю такое раскаяние и отчаяние, что для испуга нет места. Нет смысла бояться теперь, когда мы создали это вопиющее зло.
 Кессиан почувствовал, как печаль обрушивается на него, подобно снежной лавине. Он покачал головой, всем сердцем обращаясь к своему измученному другу.
 — Брин, что ты говоришь! Неужели это есть зло: принести в мир новую жизнь, которая связана со всеми Божьими творениями теснее, чем все, кто был до нее?
 — Это не может быть правильным, — ответил Брин хриплым шепотом. — Что мы наделали?!
 — Мы принесли в мир новое знание, — сказал Кессиан. — Мы подняли людей на следующий уровень. Ближе к Богу. Чтобы лучше выполнить волю Всеведущего. Это естественное движение.
 Брин фыркнул.
 —  Естественное! Эта девочка держала в руках огонь! Он ее слушался.
 — Найдутся такие, кто стал бы утверждать, что все таланты прядей, прирожденные и иные, неестественны. В конце концов, ты же был в юности Огнеходцем. Разве ты неестественный?
 — Бог дарует такие таланты, — ледяным тоном заявил Брин. — И Бог же их отнимает. Это естественный порядок вещей. А это? Мы проводили селекцию. Это неестественный путь. Он против Бога.
 — Ты запутался, Брин, — резко возразил Кессиан. — Все наши дары, преходящие или иные, появились путем селекции. Включая твой.
 Элса сжала Кессиану плечо и выпрямилась.
 — Я стою перед тобой, чтица ордена Всеведущего. Я провожу жизнь в служении Богу. То, чего мы здесь достигли, удивительно. Это чудо. Бог привел нас сюда, чтобы мы развивали его мир во время циклов нашей жизни. Вот это мы и сделали. Мы развили. Пошли вперед.
 Брин издал короткий лающий смех и обратил нарастающий гнев на нее.
 — А скажи мне, почтенная чтица: что, твои собратья и вышестоящие члены ордена считают так же? Так же думает канцлер? Или ты полагаешь, что я настолько глуп, чтобы проглотить твои слова как священное писание? Когда Гориана поймали, орден объявил его еретиком. И если б они заподозрили, что здесь продолжают его работу, сюда явились бы армии. Ты не представляешь здесь ни орден, ни Конкорд, Элса Геран. Ты — марионетка Ступеней.
 Кессиан почувствовал, как Элса напряглась. Она сделала медленный размеренный вдох и выдох, а потом присела на край стола.
 — Я понимаю твою точку зрения, Брин, и понимаю твои страхи. Но ты не прав, считая меня марионеткой. Я верю в истинный путь ордена. Сегодняшний орден силен и вездесущ, но здесь, в Вестфаллене и в некоторых районах Конкорда, мы сохранили веру, на которой был основан орден. В то, что люди будут приближаться к Богу. Что взойдут и станут едины с Ним.
 Кессиан видел, что Брин ее не слушает. Его разум не принимал рациональных доводов.
 — Именно сейчас нам нужны твои силы, мой друг, — мягко сказал Кессиан. — Ты работал столь усердно и вложил так много сил. И сейчас мы должны держаться вместе. Приближаются времена испытания, опасные времена. Ты нам нужен.
 — Орден сметет вас. Я слишком долго был вашим сообщником. Я могу только предаться милости Всезнающего. — Брин понурил голову.
 Кессиан взглянул на Элсу. Та покачала головой. Они оба встали, чтобы уйти.
 — Отдохни, Брин, — предложил Кессиан. — Мы кого-нибудь к тебе пришлем. Чтобы приготовить еды, которая подошла бы к твоему прекрасному вину. Может быть, немного прибраться.
 Брин не поднял головы.
 — Я уже и так достаточно замаран. Я не стану говорить ни с кем, кого ты пришлешь, отец Кессиан.
 У двери их ждал Андреас Колл. Он печально улыбнулся.
 — Ничего хорошего?
 — Совсем ничего, — ответил Кессиан. — Пусть за ним наблюдают. Днем и ночью. Он не должен говорить о том, что видел, ни с кем, кроме Элсы и Ступеней. Для этого нужны надежные люди, Андреас. Поговори с его друзьями. Позаботься, чтобы его не подпускали к чужакам.
 — А ты не преувеличиваешь? — спросила Элса. — Он не опасен. Он просто сбит с толку и напуган.
 Кессиан нахмурился.
 — Ты сама себе противоречишь. Ему нужно, чтобы Бог его помиловал. Как ты думаешь, кого он будет об этом просить? Не тебя, Элса. Одно небрежное слово — и все, к чему мы стремились, будет потеряно. Я не допущу, чтобы он подверг нас риску. В любом случае, это нужно сделать. Надо, чтобы он молчал.
 Кессиан со спокойной уверенностью осознал, что каждое его слово было сказано всерьез. Никакой слабости. Они не могут ее себе позволить. Только не сейчас.
 — Когда заканчивается праздник соластро? — спросил он.
 — Через пять дней.
 — Это решающий период. Когда праздник закончится и посторонние уедут, мы обратимся к горожанам. Мы должны понять масштаб того, с чем столкнемся в наших родных местах. Только после этого можно будет решать, что делать в отношении внешнего мира.
 Кессиан провел ладонью по лицу. Брин потряс его до глубины души. Он очень остро ощутил его страх. И это человек, который до самого недавнего времени был предан их делу!
 — Элса, мне нужно, чтобы ты изучила священные писания. Найди там все, что может поддержать нас. Подумай, что ты станешь говорить, чтобы успокоить людей.
 — Нам надо будет показать им, что могут сделать наши Восходящие, не так ли? — спросила чтица.
 — Другого пути я не вижу. Реакция Брина уже породила разговоры. Мы долго держали Восходящих вдали от людей. Нам надо довериться хотя бы своим согражданам. Если мы не сможем этого сделать, мы пропали.
 — Тогда, возможно, Брин для нас — подарок, — заметил Андреас.
 Кессиан улыбнулся Хранителю Земли из четвертой пряди. Сильный человек.
 — Твой оптимизм — урок нам всем.
 — Однако он прав, — подхватила Элса. — Мы уже готовы жалеть себя, а всего-то и случилось, что один человек сильно испугался. Давайте не забывать о том чуде, которое показали нам Миррон и Ардуций. Все, о чем мы молились, осуществилось.
 Кессиан кивнул.
 — Но разве вы не ощутили, как ушли чистота и невинность? — Он повернулся в сторону причалов. — Мне надо пойти на озеро и повидаться с маршалом. Необходимо ускорить создание планов нашей защиты.




 ГЛАВА 10


  844-й Божественный цикл, 43-й день от рождения соластро, 11-й год истинного Восхождения 
 Ивовое озеро находилось в двух милях к северо-востоку от Вестфаллена и снабжало город пресной водой, которая по трубам текла вниз по склону к городским фонтанам и в дома богатых горожан. Длина озера составляла более трех миль, оно имело несколько пляжей с мелкой галькой, и с трех сторон его окружали деревья, которые дали ему название и дарили тень у кромки воды. Озеро питали подземные ручьи и реки, текущие с севера и запада, а лишняя вода уходила к водопаду Генастро по реке Гаррет, которую в периоды засухи перекрывали дамбой.
 Жители Вестфаллена любили проводить время на озере, здесь удили рыбу и обучали хождению на веслах и под парусами. Именно туда на целый день отправились Восходящие, чтобы попытаться развить достигнутый Миррон прогресс, — в места, которые могли соперничать по красоте с фруктовыми садами на плато. Маршал Васселис с женой и сыном сопровождал их, чтобы узнать как можно больше, пока отец Кессиан будет разговаривать с Брином Марром.
 Гориан наблюдал, как Миррон, а потом и Ардуций сделали первую попытку установить подлинную связь с землей — и оба начали добиваться успеха. Прошло всего два дня, а они уже стали совсем другими людьми. Миррон по-прежнему боялась, потому что не до конца понимала, что именно она делает. Ардуций тоже еще не все понял, но его склад ума был более аналитическим. А Гориана завораживало то, что теперь у них обоих в распоряжении оказались новые способности.
 Накануне во время своего прорыва Ардуций призвал со спокойного неба легкий ветерок. Сегодня он заставил небольшой столб воды подняться над поверхностью озера. Миррон теперь могла дышать под водой, а еще вызывала червей на поверхность почвы, просто прикладывая ладони к земле. Это были маленькие победы, но им казалось, будто у них в голове открылись какие-то двери.
 Гориан знал, что ненамного отстает от них. Хорошо хоть, что он опережает хилого Оссакера. Жалкое создание! Ардуций обладал сильным умом, несмотря на хрупкость костей. Оссакер же был слаб и умом и телом и по-прежнему лежал в постели, дрожал и стонал.
 За всю жизнь Гориан не болел ни одного дня. Пусть сейчас он отстает, но он ощущает, как приближается его прорыв. Сегодня идеальный момент. Маршал Васселис приехал к ним и, онемев, восхищенно наблюдал за мелкими фокусами, которые устраивали двое Восходящих. А его сын, Кован, весь день не отходил от Миррон и осыпал ее восторженными поздравлениями. Будет только правильно, если демонстрация Гориана поразит всех сильнее, чем эти двое, вместе взятые. Это покажет, кому суждено быть лучшим.
 В разгар этого замечательного дня, спокойного и жаркого, озеро было таким гладким, что отражения в нем почти не искажались. А вода — такой прозрачной, что рыбки, стремительно несущиеся за Миррон и Йен Шалк, походили на ленты сверкающего серебра. Изумительное зрелище, и Гориану хотелось в нем участвовать.
 Он сидел один в тени ивы, пристально наблюдая за Миррон и Йен. Обе уже устали плавать и разговаривали с Виллемом, Дженной и Эстер, которые записывали все, что они говорили. Шела и его мать готовили салаты на столах, стоявших у озера. Маршал Васселис и его жена вели любезные беседы, а Кован плавал у причала, стараясь произвести впечатление на Миррон.
 Гориан поднялся на ноги, внезапно почувствовав голод. Он немного прошел вдоль берега, потом захрустел галькой, направляясь к столам. Из-за большого сарая для лодок до него донеслись звуки подъезжающей коляски. Отца Кессиана вез к озеру кто-то из его слуг. Теперь все были в сборе. Отлично.
 Карета остановилась, и слуга помог отцу Кессиану вылезти. Он медленно пошел к столам, тяжело опираясь на палку. Маршал Васселис вскочил со скамейки, приветствуя и обнимая его. Миррон и Ардуций бросили наставников, чтобы сделать то же самое. Гориан не спешил: ему достаточно было слышать, как басовитый смех отца разносится над поверхностью воды.
 — Поосторожнее со стариком! — отбивался от ребят Кессиан. — По одному, по очереди!
 Миррон и Ардуций громко тараторили, рассказывая о своих достижениях. Гориан предоставил им такую возможность, остановившись у причала. Он увидел, что Кован прекратил плавать и нырять, как только на него перестали обращать внимание. Он цеплялся за одну из опор причала, и вид у него был грустный. Гориан улыбнулся.
 — Тебе никогда не стать одним из нас, да? Как бы ты ни старался. И это делает тебя незначительным. Она это знает. Ты зря тратишь время.
 — Думай, что говоришь, — ответил Кован. — Когда мой отец умрет, я стану маршалом-защитником Карадука. Я буду тем, кто вами правит. И тобой тоже.
 Гориан воззрился на него: ему хотелось рассмеяться над такой глупостью.
 — Никто не будет мною править!
 — Гориан? — окликнул его голос Кессиана.
 Он побежал к отцу, который усаживался за трапезу рядом с маршалом Васселисом.
 — Да, отец?
 — Иди и сядь. Расскажи мне, что ты делал этим утром.
 — Я ждал тебя, — ответил он, вдруг осознав, что это абсолютно верно.
 — О? И зачем?
 — Мне надо кое-что тебе показать. Всем вам. Но мне хотелось дождаться тебя, чтобы ты тоже увидел.
 Кессиан нахмурился и взглянул на Дженну, та пожала плечами.
 — Ясно. Я слышал, что ты вел себя тихо и работал один, в стороне. Ты что-то нашел?
 — Нет.
 — Тогда что ты можешь мне показать?
 Гориан ощутил резкий укол гнева — он сомневался! Васселис заметил, как мальчик вздрогнул, и положил руку на плечо Кессиана.
 — Полно, Ардол, просто дай пареньку показать тебе то, что ему хочется. Как знать, он может удивить и обрадовать тебя.
 Кессиан улыбнулся, но его сомнения не рассеялись.
 — Давай, Гориан.
 Гориан отошел на пару шагов, чтобы его видели. Вокруг него, на краю пляжа, трава имела здоровый темно-зеленый цвет: ее питала вода, и грело солнце. Он огляделся, проверяя, все ли на него смотрят. Отец Кессиан, Ступени, Восходящие и маршал Васселис. Потом Гориан опустился на колени.
 Почти спрятав ладони в траву, он почувствовал то, о чем ему уже сказали глаза. Растительность была сильной и полной жизни, условия идеально подходили для роста. Под травой Гориан почувствовал корни деревьев, ищущие плодородную землю и озерную влагу. Копошение клещей, насекомых, пауков и червяков передавалось через его пальцы и находило место в строе его мыслей. Мальчик уже стал невероятно умелым Хозяином Стад и участвовал в спасении многих животных на фермах Вестфаллена. Однако до нынешнего дня это был его единственный талант.
 Однако сегодня мир Хранителя Земли тоже принадлежал ему. Странно. Гориан ни разу не усомнился в том, что это произойдет именно сейчас. С той самой минуты, когда он пришел сюда утром, со смехом и шутками. Он не сомневался, когда играл и плавал с остальными. Он ощутил подъем настроения, близость — к Миррон в особенности, но и к Ардуцию тоже. Это показалось ему непривычным, но мальчик понял, что ему нравится. И он мог использовать это чувство, чтобы добиться превосходства. И то, что Гориан чувствовал сегодня, искупало годы бесконечных уроков и трудов.
 Все голоса вокруг него смолкли. Возможно, они заметили по его лицу, что он может по-настоящему чувствовать землю. Но Гориан еще не закончил. Он сосредоточился на траве. Глядя на растения, среди которых он стоял, опустившись на колени, Гориан погрузился в строение самих стеблей. Он применил знания, которые дал ему уход за стадами. Эти методы помогали видеть больше, чем невооруженным взглядом, ощущать потоки энергии, соединявшие клетки между собой и способствовавшие росту и жизни живого организма.
 Если у коровы или лошади была травма или болезнь, то они проявлялись как разрыв в этих потоках, так что источник проблемы казался неясным пятном. Если бы он обладал цветом, то был бы серым, слабо колеблющимся и бесформенным. Таким он представлялся мысленному взору Гориана.
 Однако здесь повреждений не оказалось. Мальчик двинулся вдоль потоков, которые мощно текли сквозь почву. Он мог ощутить, где они разветвлялись, чтобы питать каждую отдельную нить. Это походило на карту, начертанную с мельчайшими подробностями, — и все это приходило к нему через прикосновение и расшифровывалось его разумом.
 Поистине чудесно! Гориан ощутил прилив радости от новых возможностей. И величия. И он стал искать способ изменить то, что ощущает. Площадка, доступная ему, была невелика — чуть больше той, на которую падала его тень. За ее пределами потоки и ощущения начинали блекнуть.
 Мальчик попытался вспомнить то, что говорила Миррон. Что надо расслабить мышцы и направить окружающую тебя свободную энергию в те потоки, какие тебе нужны. Она сказала, что ты как будто превращаешь свое сознание в сеть, а потом просто вытягиваешь палец — и потоки наполняются энергией и жизнью.
 Но все это ужасно расплывчато. Миррон не умела выразить свои чувства и ощущения словами. И она говорила про управление огнем и водой. Его задача сейчас состояла в том, чтобы изменить живую материю. Погрузившись сознанием в строение травы, Гориан начал понимать, что ему нужно сделать. В сердцевине стебля, в основании, где корень утолщался, чтобы вырваться на поверхность, шла пульсация. У каждой нити она оказалась разной. Где-то яркой и доминирующей, где-то слабой и угасающей, и потоки энергии подходили ко всем растениям без исключения. Он погрузился глубже, пытаясь сконцентрировать восприятие на этой пульсации.
 Гориан замер. Его сердце почему-то вдруг отчаянно забилось. Почему это казалось таким естественным… таким понятным? Эти чувства, эти удивительные ощущения так долго оставались скрытыми. Они все время находились на краю сознания, но никогда не приближались настолько, чтобы ими можно было насладиться. До этого мгновения. Его охватило радостное возбуждение. Оно могло бы нарушить его сосредоточенность. Но вместо этого Гориан направил его в пульсацию стеблей. Он превратил возбуждение в быстрый и решительный приток энергии к жизненной силе сотен травинок, которые его окружали. Это должен быть правильный путь к желаемому результату.
 И в тот момент, когда он это сделал, каждая пульсация вспыхнула в его внутреннем зрении. Некоторые быстро начали меркнуть, как огни угасающих свечей, и погасли. Другие забурлили здоровьем, ростом и энергией. Гориан мгновенно почувствовал, как его концентрация начинает таять. Как будто он стоял и держал в руках два конца веревки, каждый из которых с силой тянул его в противоположную сторону. А он отчаянно цеплялся за оба, не зная, что может случиться, если отпустить один из них. Однако чем больше стараний он прилагал, тем труднее становилось сохранять сосредоточенность.
 Все оборвалось внезапно. Гориан больше не мог направлять потоки силы во вспыхивающие и угасающие пульсации. Он отступил внутрь себя, сознавая, что растратил все силы. В его сознании оба конца веревки были отпущены. Гориан почувствовал, что валится на бок, но, несмотря на внезапную усталость, в нем пылала искра торжества.


* * *

 Кессиан молча, потрясенно наблюдал за прорывом Гориана. Все они были поражены. Он стыдился, что принял поведение мальчика за надменность и похвальбу, как это бывало прежде. К счастью, Васселис вовремя все понял.
 Отец Восхождения осознавал, что должен восторгаться не столько демонстрацией, сколько пониманием процессов, которые за этим стояли, но он ничего не мог с собой поделать. Ничто в трудах первого Гориана не подготовило Ступени к тем картинам, какие они наблюдали в последние несколько дней. Конечно, он мог только строить теории, поскольку сам никогда ничего подобного не видел. Однако даже в момент полного изумления Кессиан нашел время подивиться прозрению Гориана-первого.
 Но вернемся к мальчику, названному в его честь. Его определенно ждет столь же легендарный статус. Но в этот момент мальчика скрывала густая стена стеблей травы, поднявшихся над землей на три фута. Кессиан видел, как они выросли — в десять раз быстрее, чем он успел досчитать до тридцати. За это время по лицу Гориана начали пробегать морщинки. Не слишком глубокие, они могли быть вызваны его мимикой, но Кессиан так не думал. Прежде чем мальчика скрыла трава, у него от уголков глаз пробежали морщины.
 А теперь Гориан лежал неподвижно, и его мать, Меера Наравни, бежала к сыну. Остальные от нее не отставали. Миррон и Ардуций первыми прыгнули на Гориана и обняли его — Миррон яростно, а Ардуций осторожно. Оба были вне себя от радости. А остальные гладили ладонями роскошную длинную траву, переполненные восхищением и гордостью.
 Все шло так, как планировали Ступени. Кессиан снова ощутил внутреннее тепло, никак не связанное с жаркой погодой. Он зашагал к ним величественной походкой человека, достигшего мудрости и просветления. Кессиан не желал прятать искренней радости, которая затопила его больное, старое, усталое тело.
 Как и остальные, он погладил рукой только что выросшую траву. А потом посмотрел на нее и сдвинул брови, задумавшись. Среди полных жизни зеленых зарослей виднелись коричневые ломкие травинки, словно бы давно умершие и высохшие. Возможно, позднее Гориан сможет это объяснить. Однако тут крылось нечто странное.
 Меера взяла Гориана на руки, опустившись на колени рядом с измученным Восходящим. Она отогнала в сторону его друзей, гладила мальчика по голове и что-то шептала. Гориан прижимался к ней, нуждаясь в ее тепле.
 — О, смотрите! — воскликнула Меера. — Ардол, посмотри сюда.
 Кессиан подошел к ней. Меера указала на висок Гориана. Секунду старик не мог понять, что ее обеспокоило, но потом сообразил. Его волосы. Среди пышной ребячьей шевелюры появилась седина.


* * *

 В ответ на вопрос Васселиса Кессиан только пожал плечами. Мужчины ужинали вдвоем в небольшой комнате на вилле. В главной столовой Нетта и Кован Васселисы принимали остальных Ступеней.
 Поистине день был богат контрастами. От отчаяния, вызванного состоянием Брина, к радости от прорыва Гориана. Теперь же на них навалился тяжкий груз реальности.
 — Несомненно, у Восхождения есть множество последствий, которые нам только предстоит увидеть. Мы будем наблюдать за юным Горианом, хоть я и уверен, что он очень быстро восстановится.
 Мальчика пришлось поддерживать по дороге к повозке: ноги у него совсем ослабели. Помимо седых волос все заметили крошечные морщинки у глаз, появление которых наблюдал Кессиан. Они остались даже тогда, когда Гориан перестал широко улыбаться. Многое следовало записать. Дженна и Меера занялись этим еще до трапезы.
 Кессиан вздохнул и выпрямился из полулежачего положения на диване. На стоявшем между ним и Васселисом невысоком столе еще оставались еда и питье. Хлеб, баранина и жареные овощи. Пряные соусы в красиво вылепленных и изящно расписанных кувшинчиках из гончарных мастерских Атрески по-прежнему испускали легкий аромат. Полупустой кувшин с подогретым вином, также приправленным пряностями, стоял у правой руки Васселиса. Кессиан подвинул пустой кубок к маршалу и стал разглядывать пищу, приходя к выводу, что съел достаточно.
 Васселис наполнил сначала подставленный кубок, а потом и собственный. Он улыбался, но Кессиан прочел на его лице озабоченность мужчины, чья молодость уже позади.
 — И ты рад, что дожил до этого? — спросил маршал.
 — Дурацкий вопрос, — отозвался Кессиан. — Помнится, я ни разу не спросил, был ли ты счастлив увидеть рождение своего сына?
 — Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, Ардол. Ты сейчас уже пришел в себя после бурных восторгов. И остальные Ступени тоже.
 — Я не могу не думать о будущем.
 — И реакция кузнеца тебя встревожила.
 — Она глубоко меня потрясла, — признался Кессиан, находя утешение в том, что Васселис так хорошо его понимает. — Именно поэтому мы сейчас сидим здесь, а не с остальными. Забавно, друг мой. Хотя мы всегда знали, что столкнемся с этой проблемой и не сможем вечно их прятать — да и не хотели прятать, — я не думал, что все начнется прямо сейчас. Они еще такие юные!
 Кессиан вздохнул и покачал головой. Под ложечкой неприятно сосало.
 Васселис поставил кубок и тоже выпрямился. Перегнувшись через стол, он дотронулся до рук Кессиана, которые мелко дрожали.
 — Ардол, прежде всего нельзя впадать в панику. И допустить, чтобы предстоящие задачи выросли до таких масштабов, что ты счел бы их невыполнимыми. Вот почему я здесь. — Он улыбнулся ироничной улыбкой, которая так нравилась Кессиану. — Эй, я ведь правлю этой территорией. Я хорошо умею делать такие вещи.
 Кессиан почувствовал, как судорога, перехватившая его горло, начинает отступать. Он размял виски и лоб большим и указательным пальцами.
 — Прости, — сказал он. — Глупый старик.
 — Ничуть, — мягко откликнулся Васселис. — Бог свидетель: ты единственный из Ступеней по-настоящему понимаешь масштаб того, что нам предстоит. Нельзя недооценивать те проблемы, которые ждут нас впереди. Мы не должны пренебрегать ничем, даже самым малым, и мы должны быть едиными в наших усилиях. Брин просто помог нам яснее осознать это.
 Кессиан кивнул. Он испытывал явное облегчение. Благодарение Богу, приславшему в этот мир Арвана Васселиса! Благодарение Богу, за четыре последних поколения рода Васселисов, если уж на то пошло. То, что династию маршалов-защитников посвятили в тайну происходившего, оказалось мудрым ходом.
 Эта семья имела древние корни в Карадуке и славилась непредубежденным отношением к религии. Ступени приняли решение поговорить с ними в тот момент, когда орден заинтересовался подозрительными слухами относительно Вестфаллена. Правившая в тот момент маршал оказалась сторонницей течения Восхождения внутри ордена Всеведущего, и был заключен союз.
 Вскоре в Вестфаллене обосновался чтец, избранный ею, а Ступени начали получать сведения относительно военных, священников или торговцев, которые могли представлять опасность, так что эксперименты по Восхождению продолжались в городе без удушающей завесы конспирации.
 Спустя три поколения каждый житель Вестфаллена знал, чего именно они пытаются добиться, и играл свою роль в обеспечении необходимой секретности. По сею пору карадукские корабли патрулировали в море рядом с бухтой, солдаты дежурили на сторожевых постах на всех дорогах, ведущих из города, а Васселис и Ступени использовали гонцов Адвокатуры, чтобы поддерживать необходимый обмен информацией.
 Никого, кто мог бы представлять потенциальную опасность, отсюда не выпускали. Более того, маршалам-защитникам из семейства Васселисов приходилось принимать нелегкие решения. Невинные люди погибали только лишь из-за того, что увидели или услышали нечто такое, что не предназначалось для их глаз или ушей. Это хоть и было крайне неприятно Кессиану, однако же не мешало спать по ночам. Его вера в то, что они служат великому благу, оставалась непоколебимой.
 Отец Восхождения посмотрел на своего благодетеля — человека, который предоставлял ему деньги, защиту и, что самое главное, дарил неизменной дружбой.
 — Итак, — сказал Кессиан, — с чего мы начнем?
 — Давай к делу, — откликнулся Васселис, поправляя парадную тогу, темно-синюю, с золотой и кремовой отделкой. — Время, которое ты выбрал для разговора с жителями Вестфаллена, представляется мне удачным. Торговцев, уезжающих по окончании праздника, должна окружать обычная обстановка. Что нам необходимо сделать — это закрыть город после твоего объявления, в каком бы виде ты это ни сделал. Это я организую. Вы ничего не заметите, не беспокойся. Пугать людей нет смысла. Это будут учения для моих солдат. Я придумаю какой-нибудь убедительный предлог.
 — Интересно узнать какой?
 — Как насчет карантина для ограничения вспышки коровьего гриппа? Это позволит нам не выпускать никого из горожан, если у некоторых возникнет… неожиданное желание уехать. И конечно, мы прекратим все въезды в город по морю и суше.
 — Слишком просто, правда? — Кессиан рассмеялся.
 — Как я уже сказал, это я хорошо умею делать. — Лицо Васселиса стало жестким. — К несчастью, это легкая часть дела. Я не могу держать моих солдат на учениях неопределенно долго, а вы не можете жить, не торгуя. К чему мы должны стремиться — и как можно быстрее — к тому, чтобы обеспечить надежность ваших границ, не вызвав никаких подозрений. Я займусь планами и согласую их с тобой при первой же возможности. Только после этого можно будет обдумывать, как представить Восходящих кому-то из посторонних людей. Трудно оценить, какой окажется реакция людей непосвященных, но, как ты, конечно же, согласишься, наивно рассчитывать на всеобщее признание. Подозреваю, что преобладать будут страх и подозрительность.
 — Ах, если бы только люди поняли, что это может означать для всех нас! — взволнованно воскликнул Кессиан.
 — Мы не имеем права на это рассчитывать, — отрезал Васселис. — И ты это знаешь не хуже меня. Нам надо постараться, чтобы информация как можно дольше не стала всеобщим достоянием. Но ясно одно. Сведения обязательно просочатся. По мере того как эти Восходящие будут взрослеть и будут рождаться новые, люди начнут замечать необычные происшествия и обсуждать увиденное. Прежде чем это произойдет, нам нужно получить поддержку влиятельных людей. Мне надо подумать, когда стоит открыть истину Адвокату и сборщикам. Они стали бы особо полезными союзниками. Союзниками могут стать также другие династии маршалов-защитников и те представители ордена, про которых мы знаем, что их вера совпадает с нашей.
 Васселис замолчал и сделал глоток вина. Кессиан увидел, как в складках его губ и в глазах появляется тревога.
 — В чем дело, Арван? — мягко спросил он.
 Маршал улыбнулся:
 — Я знаю этот город уже сорок лет. С тех пор, как маленьким мальчиком играл у Ивового озера и плавал в море у водопада Генастро. Я люблю каждую его улочку, каждый дом в городе и каждую пригородную виллу. Я люблю запах рыбачьих сетей на пристанях у гавани и тот звук, с которым борта кораблей стукаются о глубоководные доки, когда начинается прилив или отлив. Ты и Дженна входите в число моих ближайших и самых дорогих друзей, несмотря на то что ты на девяносто лет меня старше. Я надоедал отцу просьбами переехать сюда — и я нисколько не изменился. Бог свидетель, не будь я маршалом-защитником, я жил бы здесь постоянно, такова моя любовь к Вестфаллену и его жителям. Это самый прекрасный и дружелюбный уголок во всем Конкорде, а тебе ли не знать, что я повидал немалую часть нашей дорогой империи.
 — Но сейчас я услышу большое «но», так ведь? — догадался Кессиан, чувствуя, как гордость за родной город поднялась в его душе в ответ на слова Васселиса, который так ясно объяснил, почему множество людей, приезжающих в Вестфаллен, влюбляются в него и почему те, кто здесь родился, не хотят уезжать.
 — Меня пугает то, что все это может быть разрушено, — признался Васселис. — Ты должен это знать, Ардол, и тебе тоже следует бояться. Ты, Ступени и весь Вестфаллен в течение многих поколений были удалены от настоящего лица ордена Всеведущего. А я нет. Служители ордена обладают немалой властью, и их решительность соответствует их рвению. Канцлер — женщина, ослепленная верой, не способная увидеть ничего за пределами святости ордена, который она возглавляет.
 Я знаю, что ты немало слышал о них от Элсы Геран, но она не рассказывает тебе всего. Если хоть один человек канцлера прослышит о том, что мы здесь успели сделать, на нас обрушатся армии ордена. В общем-то, они ведь не заинтересованы, чтобы кто-то становился ближе к Богу, не пользуясь их любезной помощью, так? И их суд добьется, чтобы Вестфаллен сгорел до последней щепки, а пепел его жителей развеялся по ветру и их терзали лапы демонов.
 Если мы не окружим себя союзниками, Адвокатура тоже поддержит канцлера, не осознавая, какое преступление совершает против людей всего мира.
 Кессиан уставился на Васселиса: он не мог отвести глаз от лица маршала, чья речь неожиданно изливалась потоком красноречия. Он почти ощущал запах горящих стропил своей виллы, видел, как мечутся горожане, которым негде спрятаться от пламени, вырывающегося из их пылающих домов. Он почувствовал волну безнадежного отчаяния оттого, что они сотворили с множеством невинных людей. И отец Восхождения вдруг понял, куда вели Брина его раздумья!
 — Скажи мне, что мы должны делать, — проговорил Кессиан, заставляя голос звучать твердо и спокойно.
 Васселис кивнул.
 — Ты — сильный человек, Ардол. И хорошая новость — это то, что наши планы составлены правильно. Но с этого дня ни на секунду не забывай, что твоим друзьям, в том числе и Элсе, угрожает опасность. Положись на защиту, которую я буду вам обеспечивать. Будь бдительным в тот момент, когда твои горожане осознают важность случившегося. Снова и снова заучивай планы бегства. Помни это и передай тем, кто будет направлять Ступени после твоего возвращения в землю. Восхождение и его Ступени — это единственное и главное звено, соединяющее нас с будущим. Если случится худшее, не оглядывайтесь, не испытывайте вины за тех, кто останется у вас за спиной и падет, чтобы помешать врагам, жаждущим вашей смерти. Мы все избрали свой путь и будем жить, или умрем в соответствии с этим. Ты никогда, ни на мгновение не должен колебаться, жертвуя любым из нас, если это будет означать, что вы спасетесь.
 — Молю Бога, чтобы до этого никогда не дошло.
 — Ежедневно и еженощно, — согласился Васселис. — Однако будь готов на случай, если дойдет.


* * *

 На следующее утро начались приготовления. И Кессиан оказался прав: Гориан полностью оправился и нисколько не пострадал от своих усилий. Седина исчезла, как и морщины на его лице. Глядя на Гориана, трудно было поверить, что накануне он казался таким постаревшим. Более того: Кессиан усомнился бы в своей памяти, если б рядом не было других свидетелей. Способность мальчика восстанавливаться оказалась еще одним чудом, происшедшим в это удивительное время.
 Время, которое омрачило печальное напоминание о том, что необходимо с великой осторожностью отнестись к публичному объявлению о Восхождении. Тем же утром Брина Марра нашли повесившимся в кузнице, над горном.




 ГЛАВА 11


  846-й Божественный цикл, 45-й день от вершины соластро, 13-й год истинного Восхождения 
 Йен Шалк, опустившись на глубину, искала косяки белорыбицы для промысловой флотилии, чьи лодки покачивались рядом на волнах. Она привела Восходящих в закрытую бухточку, где они любили играть на воде и под водой, а потом покинула их, таща за собой на леске поплавок с флажком, который указывал яликам ее местонахождение.
 Миррон смотрела, как Йен плывет сквозь спокойную прозрачную воду, прижав руки к бокам и двигаясь только за счет сильных ног. За последние два года все они переняли у Йен приемы подводного плавания. От первой секунды, когда втягиваешь воду в легкие и испытываешь нестерпимый страх и желание захлебнуться, до изучения способов дыхания, воздействия давления на организм и медленного подъема, который помогает его нейтрализовать. А потом они познали чистую радость погружения в воду, поиска рыбы и знакомства с чудесами и опасностями морского дна.
 Миррон отвернулась и быстро взглянула наверх, на солнце, яркими бликами игравшее на поверхности воды примерно в сорока футах над ее головой, и поплыла к остальным. Мальчики уже приближались к любимому месту, в котором они часто резвились — в водопаде Генастро, на плато, где его воды обрушивались в море. Там так здорово играть в подводные прятки! Девочка сильнее заработала ногами, чтобы догнать остальных. Внезапно она почувствовала острый приступ одиночества. Эти трое мальчишек, которых она считала своими братьями, ее единственные друзья.
 Йен старалась, как могла, но она была слишком взрослой, так что это воспринималось как фальшь и неловкость. А родители школьных подруг Миррон все реже и реже приглашали ее в дом или отпускали к ней своих дочерей. Миррон плохо понимала, в чем дело. Она знала, что отличается от других, потому что ее дар действовал. Однако у ее подруг в раннем возрасте тоже был тот или иной дар. Возможно, они ей завидовали, хотя никак этого не показывали.
 Когда девочка догнала остальных, они уже начали игру. Гориан завис в воде, почти скрывшись среди пузырьков, которые вихрем кружились рядом с падавшими с высоты струями. Они мягко щекотали кожу, а рев водопада звучал в ушах, как далекий гром. Увидев Миррон, Гориан поманил ее к себе. Она ощутила дрожь восторга и послушно поплыла к нему, сознавая, что на несколько мгновений они остались наедине.
 Гориан был прекрасен. Как всегда, мрачен, но полон жизни! Волосы колыхались вокруг его головы, глаза сияли, мышцы на руках, груди и ногах гордо бугрились. Девочка подплыла к нему совсем близко и остановилась. Пузырьки воздуха мелькали перед их лицами. Внезапно она почувствовала острое желание поцеловать Гориана и испугалась, потому что в глазах у него прочитала то же самое. Но здесь царило такое спокойствие… Ей не хотелось, чтобы это мгновение закончилось, и девочка постаралась справиться с желанием дотронуться до него, опасаясь, что все испортит. Гориан открыл рот, втянул пузырьки и выпустил их в нее. Миррон рассмеялась — и звук собственного смеха показался ей чужим.
 «Кто водит?» — спросила она знаками: повернув ладони вверх, а потом положив руку на лоб, прикрывая глаза.
 «Оссакер», — ответил Гориан, показав четыре пальца. Ее он обозначал двумя, Ардуция — тремя пальцами. Себя, конечно же, одним. Сразу стало понятно, почему Гориан прячется в струях воды и потоках воздушных пузырьков, хотя такую тактику не назовешь честной. У Оссакера стремительно ухудшалось зрение. Два года назад, после шока, вызванного прорывом Миррон, Оссакер заболел, и это положило начало процессу. Все усилия врачей не помогали ни улучшить зрение, ни остановить наступление слепоты. Он полностью потеряет зрение еще до середины дуса. Но пока мальчик наслаждался тем, что у него осталось, с яростной сосредоточенностью погружаясь в игры и учебу.
 «Где Ардуций?» — Она использовала знаки «искать» и «три».
 Гориан пожал плечами, а потом указал наверх.
 «Оссакер?»
 Гориан ухмыльнулся и несколько раз указал вниз, обозначив большое расстояние. Он протянул руку к девочке и провел пальцами по ее волосам, прядь которых выбилась из-под повязки и плыла в теплой пузырящейся воде. У нее не было желания отстраняться. Внизу живота возник горячий комок. Миррон задрожала. Стайка крошечных серебристо-серых рыбок проплыла мимо них, на секунду окружив со всех сторон, а потом скользнув дальше через залив. Гориан подался вперед, сближая их лица. Девочка представила, что ощущает на своем лице его дыхание. Ее взгляд сосредоточился на губах Гориана.
 Глухой звон разнесся по воде. Один удар, два, три. Эстер или Шел а вызывали их на берег. Миррон отшатнулась от Гориана, а тот нахмурился и поманил ее к себе. Она покачала головой и указала вверх и вдаль, в сторону берега, подняв брови в знаке «сейчас». Гориан кивнул. Мгновение закончилось. Он протянул руку. Девочка приняла ее, и они вдвоем поплыли в сторону Вестфаллена. Оссакер и Ардуций присоединились к ним, поднявшись из глубины.


* * *

 — А когда нам можно будет начать развивать дар Воднорожденных? — спросил Гориан. — Йен говорит, что мы уже не хуже ее. Нам надо бы попытаться стать лучше.
 — Мечтаешь управлять рыбами, да? — спросила Миррон, выныривая из складок полотенца, чтобы полюбоваться, как блестит на солнце кожа Гориана.
 — Скорее уж дельфинами и акулами.
 — Всему свое время, — сказала Эстер. — Не думаю, что нам уже удалось разработать методику. По-моему, тебе лучше попробовать этот номер на овцах.
 Оссакер засмеялся.
 — Только представьте себе! Гориан управляет умом овцы и ведет ее в атаку.
 Шутка рассмешила всех. Всех, кроме Гориана.
 — Ты не увидишь, потому что ослепнешь, — пробурчал он.
 — Гориан, ты немедленно извинишься! — велела Шела.
 — Так он же ослепнет.
 — И не надо, чтобы ему напоминал об этом твой гадкий язык, так? Извиняйся.
 Гориан мгновение упрямо смотрел на Шелу, но потом промямлил:
 — Извини.
 Миррон попыталась понять, как Оссакер это воспринимает. Тот смотрел вниз и возил ногой по песку. А потом поднял голову.
 — А мне все равно не будут нужны глаза, — ответил он. — Со временем за меня будут видеть животные.
 Эстер нахмурилась, пристально глядя Оссакеру в глаза. Спустя несколько мгновений ее лицо просветлело, и она хлопнула в ладоши.
 — Так. Если вы все отдохнули и почти обсохли, одевайтесь, потому что пришло время еды — и сюрприза.
 Миррон и мальчики встали и двинулись за Эстер и Шелой в сторону от берега, к склонам, которые вели к фруктовому саду. По дороге они миновали дом маршала-защитника. Миррон посмотрела на закрытые ставнями окна и с любопытством подумала, когда же вернется его семья. Когда приезжал погостить Кован, становилось весело. Он всегда присоединялся к ним, если мог, и, похоже, не опасался их, как некоторые из горожан. И Кован почти не отходил от нее — конечно, если они не играли как Воднорожденные, — и ей это очень нравилось. Жаль, что они с Горианом плохо ладили.
 Вилла маршала соседствовала с красивым садом, который тянулся на пятьдесят ярдов в обе стороны. Ее высокие стены были побелены, а крыша выложена красной черепицей. По углам здания и посередине каждой стены стояли скульптурные изображения предыдущих маршалов, в позах героических или, напротив, задумчивых. Ребята следом за Эстер прошли внутрь через деревянную боковую дверь, ведущую прямо в сад.
 Миррон обожала эти сады с мраморными дорожками, разрезавшими газоны, плодовыми деревьями, дарившими яблоки, апельсины и лимоны, и декоративными прудами и фонтанами, в которых лениво плавали великолепные золотистые карпы. В самом центре сада пряталась открытая со всех сторон беседка с высоким мраморным полом. Ее купол поддерживали четыре колонны. Внутри по периметру располагалось кольцо скамеек, и на одной из них сидел отец Кессиан. Миррон радостно вскрикнула и бросилась вперед, увлекая за собой возбужденно галдящих мальчиков.
 В последнее время их все чаще и чаще обучала Эстер. Отец Кессиан был очень стар и почти все время маялся простудой, болями в суставах или чем-то еще. Но когда он все-таки приходил дать им урок, сердце ее наполнялось теплом — и не только оттого, что он расскажет им что-то важное. Миррон любила его. Они все любили отца. Они молчали, когда он говорил, и согревались душой, когда он улыбался. Каждое сказанное им слово западало в сердца Восходящих и открывало то, чего они прежде не понимали. И они становились лучше и совершеннее.
 — Привет, мои юные Восходящие, — проговорил Ардол Кессиан мягким, ласковым голосом. — Надеюсь, что вода была теплой, а рыбы — дружелюбными.
 — Все чудесно! — воскликнула Миррон, чмокая его в щеку и обнимая за шею.
 К ней присоединились мальчики.
 — Спокойнее, спокойнее. — Кессиан со смехом пытался не свалиться со скамьи под напором их веса. — Отпустите старика, чтобы он мог дышать!
 Ребята разомкнули объятия.
 — Гориан хочет управлять акулами, — заявил Ардуций.
 — Да неужели? — Кессиан поднял брови. — Ты у нас честолюбив, да? Ну что ж, в этом нет ничего дурного. А теперь садитесь. Шела принесет вам еду, а я сегодня днем буду с вами заниматься.
 Миррон захлопала в ладоши и уселась рядышком с отцом. Она заглянула в его мудрые глаза, полускрытые складками дряблой старческой кожи. Настанет день, когда отца не будет рядом, чтобы учить их и поддерживать. Он приближался к концу своего цикла и скоро попадет в объятия Бога. Миррон не хотела, чтобы этот день когда-нибудь наступил.
 — Ты чувствуешь себя лучше? — спросила она.
 Кессиан улыбнулся.
 — Да, дитя мое, и спасибо, что спросила. Грудь у меня очистилась, и Дженна говорит, что я перестал храпеть.
 — Я рада.
 — Ну вот и ладно. Все устроились? Тогда давайте узнаем что-то новое, — предложил Кессиан.
 Миррон почувствовала, что у нее быстрее забилось сердце. Она обменялась улыбкой с Горианом. Нет ничего лучше новых умений! Это означало, что, по мнению Ступеней, они совершенствуются.
 — Итак, пока я буду вам объяснять, и мы будем проводить опыт, который я хочу поставить, не забывайте, что было основой вашего обучения с момента прорыва. Прошло уже почти два года… Время летит так быстро, правда? Что вы можете сказать про ядра стихийных энергий? Ардуций.
 — Это самые концентрированные источники жизненной энергии, которую мы можем использовать.
 — Та-а-ак, — протянул отец Кессиан. — Но что еще, помимо простого использования, вы можете с ними делать? Что-то чудесное…
 — С их помощью мы можем создавать новую энергию, — сказал Оссакер.
 — Да, вы можете ее усиливать. Но я знаю, что вы все считаете это трудным, даже когда источник надежный и сильный. Мы все знаем об эффекте временного старения, которое вы переживаете, когда используете свои способности. А еще мы заметили, что вам под силу некое ограниченное количество работы, пока вы не устанете и не поседеете, верно? Что, Гориан?
 — Но у нас получается лучше, чем даже год назад, — возразил мальчик. — Мы уже можем сделать намного больше.
 — О да, конечно! — с энтузиазмом кивнул Кессиан. — И я очень рад, что вы так хорошо развиваетесь. Несомненно, так будет и впредь. Но я хочу, чтобы вы помнили: всегда найдется предел вашим способностям и вам надо следить за тем, на что способны ваше тело и разум. В особенности если вы вызываете рост живых созданий. Согласны? Отлично. Я напомнил об этом потому, что мне хотелось бы внушить вам — есть другие способы использовать ту энергию, которую вы все так хорошо научились находить и направлять по своему желанию.
 Отец Кессиан взял лист бумаги со скамьи:
 — Гориан написал, что…
 — Первый Гориан? — спросил Ардуций.
 Кессиан посмотрел на него, чуть сдвинув брови.
 — Ну, несомненно.
 Трое мальчишек зашлись смехом, бессильно привалившись друг к другу. Они пытались что-то сказать, но давились словами.
 — Ладно, ладно. — Кессиан широко улыбнулся.
 Миррон покачала головой, радуясь, что немного лучше владеет собой. Она посмотрела на отца и повела плечом.
 — Мальчишки, — констатировала она, подражая интонациям матери.
 — Да уж. — Кессиан тихо рассмеялся. — Ладно, мальчики. Думаю, вам пора объяснить мне, почему мои слова показались вам столь смешными.
 Ребята переглянулись, чуть было заново не потеряв контроль над собой, но постарались сдержаться. Объяснение взял на себя Гориан.
 — Извини, отец, но вы всегда так говорите. Ты и все Ступени.
 — Что именно? — переспросил Кессиан.
 — Вы всегда говорите «ну, несомненно», отец. Постоянно.
 — Да неужели? — удивился Кессиан. — Ну, чтобы мы перестали это делать, надо не задавать нам глупых вопросов, так? Да? — Он с улыбкой взъерошил волосы Гориана. — А теперь, если мне будет позволено продолжить…
 — Ну, несомненно, — выдавил Оссакер, прежде чем взвыть от хохота, заразив смехом остальных.
 Даже Миррон не смогла сдержаться. Отец Кессиан дождался, пока все успокоятся, воспользовавшись моментом, чтобы откинуться на спинку скамьи и дать возможность Шеле поставить перед ними еду. После этого он снова призвал учеников к порядку.
 — Гориан — первый Гориан — написал вот что: «Мы принимаем существование энергий во всех вещах, живых и немых, и то, что формы и плотности энергий соответствуют определенным задачам. Например, специфический рисунок энергетических линий типичен для апельсинового дерева и отличается от того, который присутствует в домашнем животном. Это вытекает как из древних писаний, говорящих о венах и крови Бога, идущих сквозь Его землю, так и из наблюдений, моих собственных и тех Восходящих, кто имеет зрение, чтобы видеть.
 Мы также полагаем и верим, что, когда будет рожден первый истинный Восходящий, он или она сможет после прорыва определять и направлять эти энергии на выполнение задач, которые отличаются от их первоначального назначения, хотя эти задачи, скорее всего, будут родственны первоначальному назначению».
 Кессиан замолчал и улыбнулся.
 — Временами Гориан был довольно многоречив. Он хотел сказать вот что: огонь для огненных дел, земля — для корней и ветвей. И я вижу, что ты собираешься сказать, юный Гориан, так что воздержись. Эта шутка быстро надоест.
 Гориан сказал также следующее, что важно, а также, не в пример предыдущим словам, кратко: «Однако нет причин, по которым энергия, сформированная Богом для одной цели, не могла бы быть перестроена Восходящим для совершенно иной цели. В конце концов, энергия одинакова в своей глубинной сущности и управляет всем циклом жизни, которая есть слава Божья и то, чем связаны мы все».
 Кессиан отложил в сторону пергамент и обвел взглядом Восходящих. Миррон почувствовала, как в ней нарастает радостное возбуждение. Если она не ошибается, и сегодня они попробуют сделать именно то, о чем она подумала, — это будет огромный шаг вперед. Хотя и очень трудный.
 — Итак, я не собираюсь никого принуждать, но позвольте мне сначала сказать вот что. Вы все освоили — и освоили быстро — основные правила изменения жизненных энергий для получения нужного вам результата. Это означает, что вы понимаете, как действуют линии жизни, и как вы можете наращивать их с помощью своего тела, чтобы усилить результат. Вы все способны сделать то, о чем я собираюсь вас просить.
 Я хочу, чтобы сегодня днем вы подумали вот о чем. Например… Миррон, ты — несравненный Огнеходец. Мы видели, как ты создаешь из тлеющей щепы мощное пламя, способное раскалить горн. Твоя задача — использовать жизненную энергию любого дерева из этого сада, и использовать для того, чтобы создать огонь. Ты помнишь рисунок энергии, присутствующей в пламени? Ты можешь изменить энергию лимонного дерева и создать пламя там, где его не было? И если ты способна это сделать, то хватит ли у тебя сил, чтобы раздуть это пламя и усилить то, что ты создала?
 Отец Кессиан положил руку ей на колено. Заметив беспокойство, которое, видимо, скользнуло по лицу девочки, пока услышанное укладывалось в сознании, он одарил ее теплой улыбкой. Этот шаг будет намного более серьезным, чем она предполагала. Миррон взглянула на Гориана. Даже он выглядел немного встревоженным, тогда как двое остальных, казалось, погрузились в размышления.
 — Не тревожься, Миррон Вестфаллен. Это трудная задача, и, возможно, вы не сможете решить ее сразу. Поэтому мы привели вас сюда, в мирный сад маршала Васселиса. И здесь собрались все Ступени, чтобы вам помочь. Я буду переходить от одного к другому, а двое Ступеней постоянно будут наблюдать за каждым из вас. Не страшитесь временного поражения — и радуйтесь любому маленькому успеху. Ты попробуешь сделать это ради меня?
 Миррон чуть было не расплакалась. Ей удалось сдержать слезы, и она кивнула, не находя нужных слов.
 — Хорошо, — сказал отец Кессиан. — Тогда поешь и иди, куда тебе надо. Виллем и Меера придут к тебе.
 Миррон заметила, что у нее дрожат руки. Это было вызвано смесью возбуждения и страха перед неизвестностью. В сад неслышно вошли Ступени Восхождения и остановились у калитки. Миррон посмотрела на тарелку с холодным мясом и сладким пряным хлебом и постаралась сосредоточиться на еде, вполуха слушая, как отец Кессиан обрисовывает задачи ее братьям. Она поглощала пищу машинально, а не потому, что испытывала хоть какое-то желание поесть.
 Миррон отодвинула тарелку и встала, отряхнув крошки с синей туники. Ей хотелось отойти подальше от всех. В самом дальнем углу от калитки на залитом солнцем участке росло одинокое апельсиновое дерево. Оно идеально подойдет.
 — Постой! — сказал Ардуций. — Пока мы не разошлись. — Он поманил всех к себе. — Соедините руки.
 Он делал так и раньше, когда им предстояло что-то сложное. Это очень успокаивало.
 — Помните, кто мы, — произнес Ардуций. — Мы здесь, чтобы быть рядом друг с другом, и мы поддержим друг друга. Никто из нас не одинок.
 Они разошлись, и Миррон поспешила к выбранному месту. Солнце согревало тело, стены сада защищали от легкого ветерка. Она села на траву вне тени, которую отбрасывали ветви дерева. Легкие шаги, раздавшиеся у нее за спиной, принадлежали Виллему Гесте и Меере Наравни, двум Огнеходцам Восхождения. Девочка оглянулась и через плечо послала им улыбку. Меера пригладила ей волосы, а Виллем осторожно присел перед ней на корточки, чуть поморщившись от боли в суставах. Возможно, Оссакер сможет определить, чем она вызвана.
 — Помни: мы здесь, чтобы наблюдать за тобой, направлять тебя и поддерживать. Отец Кессиан будет медленно обходить всех. Тебе просто нужно не торопиться, — сказал Виллем. — Ты хорошо себя чувствуешь?
 — Отлично. Только немного нервничаю.
 — Конечно же, милая, — улыбнулась Меера. — Но это нормально. Тревожиться не о чем.
 — А с чего мне начать? — спросила Миррон, внезапно поняв, что не представляет себе, что ей надо делать.
 — Ну, — отозвался Виллем, — ты могла бы для начала внимательно рассмотреть рисунок этого дерева. И помни, в этом мы не в состоянии тебе помочь. Что сделаем мы, так это зажжем небольшой огонь, чтобы ты могла сравнить рисунки. А потом, если у тебя не будет затруднений, сотвори одно из другого и увеличь силу за счет самой себя. Мы сможем увидеть рисунок огня, когда он начнет формироваться.
 — Я постараюсь сделать все как можно лучше, — кивнула Миррон.
 — Ты молодец, — сказала Меера. — Ну же, Виллем, оставь ее на минутку в покое.
 Миррон прижала ладони к земле и потянулась к ней разумом, не закрывая глаз. Немедленно перед ней возникли линии энергии. В первые дни даже это требовало огромных усилий, но теперь она могла делать так сколь угодно долго. Девочка сосредоточилась на корнях дерева, которые пульсировали яркой жизнью, пронизывая землю прямо у нее под ногами. Дерево было молодым и здоровым, ярко-зеленые и желтые потоки бежали вверх по стволу, расходясь по веткам, и блекли до серого цвета в листьях, которые уже начинали бледнеть перед близким началом дуса.
 Миррон нахмурилась. Рисунок дерева имел… ну… форму дерева. Неужели отец Кессиан хотел, чтобы она увидела именно это? Она прервала размышления и осмотрелась. Словно догадавшись о ее недоумении, отец направлялся к ней, тяжело опираясь на палки и осторожно делая каждый шаг. Шела шла рядом, готовая подхватить, если он споткнется.
 — Ты выглядишь смущенной, малышка, — сказал Кессиан, чуть задохнувшись.
 — Я не знаю, что высматриваю. Потоки энергии имеют ту же самую форму, что и дерево. А чем еще они могут быть?
 — Ничем, — согласился Кессиан, — если им не помочь. Но я понимаю твое недоумение. Я хочу, чтобы ты задумалась о различиях между рисунком жизни этого дерева и рисунком огня — разрушительной, мощной, но недолго живущей силы. Плотность энергий в центре структуры — это главный признак этих различий. В дереве центр распределен между корнями. У огня очень плотная фиолетовая сердцевина. Посмотри на огонь, который разжигает для тебя Виллем.
 Виллем принес маленькую чугунную жаровню, которую держал за ручки без всяких прокладок. Они ему не нужны. В сто двадцать два года он по-прежнему не ощущал жара огня. Виллем поставил жаровню на камень, подставленный Меерой. В ней ярко горели угли и дерево. Миррон сняла свой браслет с талисманами и погрузила ладошку в огонь, ощущая, как его чудесный жар поднимается по руке. Она сосредоточилась на энергии, заключенной в нем, и ахнула.
 — Я вижу! — воскликнула девочка, удивляясь, почему ей раньше не пришло это в голову.
 — Опиши мне все, — попросил отец Кессиан.
 — Она связана, хоть и кажется хаотичной. Все потоки энергии начинаются в одном месте. Там, где угли и дерево горят жарче, сердцевина огня темно-красная, почти как кровь. Потоки делают горячими другие угли, через которые они проходят, а потом передают жар наружу.
 Миррон повернулась к отцу.
 — Так что это замкнутый круг. Даже в огне, и даже если энергия всегда в конце концов рассеивается в воздухе.
 — Так что, если подумать, то огонь растет, поглощая свое топливо, а в конце концов умирает и становится холодным и безжизненным. Этот процесс не слишком отличается от развития дерева, которое растет медленно, поглощая жизненную энергию своих корней. Корни, ветви, листья и в конце концов все дерево целиком умирают и становятся холодными и безжизненными. Цикл огня, не получающего нового топлива, которое дает ему энергию, короче цикла дерева. Это поможет тебе перевести энергию растения в энергию огня?
 Миррон на мгновение задумалась.
 — Наверное, мне надо… Ты ведешь к тому, что надо сжать энергию, которую я возьму у дерева?
 — Да, но не забудь, что тебе нужен объект, на который ты перенесешь эту энергию. Циклу огня нужно топливо, так ведь?
 Миррон прикусила язык, чуть было не сказав: «Ну, несомненно». Она спрятала улыбку.
 — Я даже не могу менять форму энергий, не имея источника, так ведь?
 Отец Кессиан поднял брови.
 — Ты уверена? Если Гориан прав, ты, возможно, сумеешь поддерживать рисунок энергии внутри себя, а потом переносить его на избранное топливо, такое, на котором рисунок способен выжить. Ты понимаешь?
 Миррон почесала в затылке и глубоко задумалась. Она решила, что это должно не так уж сильно отличаться от изменения огненной энергии от одной работы до другой. Однако в круге энергии никогда не было разрыва. Отец Кессиан сказал, что она могла бы удержать огонь в своем теле, без присутствия топлива, которое питало бы огонь…
 — Не уверена.
 — Ну попытайся ради меня. И не огорчайся, если ничего не получится. У нас времени — сколько захочешь.
 Миррон казалось, что в присутствии отца Кессиана она способна добиться чего угодно. Девочка улыбнулась, потянувшись к нему взглядом, увидела воодушевление на чудесном старом морщинистом лице и решила сделать все, что сможет. Она снова приложила ладони к земле и восстановила в мыслях энергетический рисунок дерева. В почве его окружали потоки, относившиеся к другим корням, червяки и насекомые разбегались во все стороны, и каждого она могла опознать, если внимательно присмотреться.
 Девочка открылась апельсиновому дереву, ощутив, как его линия жизни соединяется с ее собственной. Она почувствовала его изящество, неспешность роста и мягкую пульсацию жизни, которая так контрастировала со стремительностью ее тела.
 Миррон выждала, позволяя линиям успокоиться после осторожного разрыва в их течении, а потом задумалась, как перекачать силу дерева таким образом, чтобы создать огонь. Она забеспокоилась. Ярость огня была прямой противоположностью мирной жизни дерева, и казалось неправильным использовать последнюю для создания первой. Но ведь это всего лишь опыт.
 Решение оказалось достаточно простым. Если бы Миррон хотела усилить рост дерева, ей достаточно было бы сфокусировать свою яркую быструю энергию и послать ее в корень его линий жизни, заставляя островки возможного роста подниматься из основания корней. Ее жизненная сила начала бы усиливать процесс. Утомительно, но действенно. А если бы она хотела переключить энергию дерева на то, чтобы дать рост сходной стихийной жизни, например цветку, она использовала бы себя как передатчик и усилитель, но работа по сути оставалась бы той же самой.
 Значит, разжигание огня будет похоже на переключение энергии, но без цели приложения, пока энергетическая карта огня не будет начертана в ее сознании и удержана в теле. Для Миррон стало очевидным, что ей придется сжать мягкие линии жизни дерева в более жесткую и быструю модель огня, превратив собственное тело во временное жилище силы. Ведь это не повредит ей, и огонь нельзя создавать прямо в воздухе, иначе его умчат демоны ветра и жизненная энергия навсегда будет потеряна для Бога.
 Миррон вытянула левую руку, увидев, как поверх розовой гладкой ладошки возникают яркие линии жизни, а правая ее рука продолжала поддерживать контакт с циклом апельсинового дерева. Энергия его корней, ветвей и листьев казалась бесконечной по сравнению с ее собственной. Девочка вытянула несколько прядей энергии, наблюдая за тем, как густо-зеленые и коричневые нити уходят в тело, и древняя сила растения, как всегда, заставила ее изумленно вздрогнуть.
 Сосредоточившись сильнее, чем когда-либо прежде, ощущая пристальное внимание отца Кессиана, Миррон с помощью собственных потоков оплела энергию дерева, сильно сжимая ее, чувствуя, как она начинает ускоряться. Мысленно девочка видела, как энергетическая карта дерева врастает в ее ладонь. Красные, темные и пульсирующие, и желтые сверкающие искры вырывались к небу из кончиков пальцев, но возвращались обратно в ее тело, оставляя цепь замкнутой.
 Теперь можно было подумать о том, куда следует направить огонь. Виллем уже позаботился об этом. Миррон увидела, как он выкладывает на каменной плите треугольник из сухих веток, четкий серо-черный рисунок. Она протянула руку к топливу, намереваясь прикоснуться к дереву, чтобы передав ему энергию.
 Однако древесные линии жизни, текущие сквозь тело, оказались намного более сильными, чем могла предположить девочка. Не имея мгновенной цели для передачи энергии, она с трудом регулировала их мощность после того, как осторожно разомкнула цикл. Дерево пульсировало слишком сильно, и карта огня, которую она строила, искала опору. Ее рука оказалась недостаточно близко от сухого дерева, а вблизи имелось другое топливо!
 Миррон закричала и стремительно вскочила, отшатываясь назад. Ее одежда и волосы пылали, дым и искры окутывали ее со всех сторон. Девочка видела, как пламя поднимается выше ее глаз, вонь забила ноздри. Она смутно слышала крики вокруг себя. Огонь был жарким. Жарче, чем в горне. И чистым в самом центре, а загрязнялся и дымил только там, где находил топливо в виде ее одежды и волос.
 Потрясение быстро прошло, и Миррон вдохнула в себя силу. Это оказалось ошибкой. Дым заставил ее раскашляться. Тем не менее девочка почувствовала себя полной энергии и чистой. А потом ей на голову вылили воду, и она ощутила мимолетное чувство потери. Миррон мгновение стояла, опустив голову и не стесняясь собственной наготы. Ступени и Восходящие столпились вокруг нее на небольшом удалении.
 Миррон подняла голову и почесала череп. Волосы на голове исчезли. Она улыбнулась, чуть было не рассмеявшись. Возможно, ей следовало огорчиться, но девочка чувствовала, как ее переполняют жизненные силы! Миррон понимала, что произошло. Она понимала, что ей следовало замкнуть энергию дерева, прежде чем попытаться перенаправить созданную карту огня в выбранное место. Как это надо сделать, девочка не знала. Она создала маленькую и чистую карту огня, но отток энергии от дерева получился непропорционально большим. И так много энергии потрачено зря из-за того, что она не смогла удержать ее в себе! Должен существовать более удачный путь.
 Миррон вздохнула и успокаивающе кивнула всем, видя, как тревога покидает их лица, сменяясь жадной жаждой познания.
 — Значит, — сказала она чуть охрипшим от дыма голосом, — это можно сделать.
 — Ну, несомненно, — откликнулся отец Кессиан.
 И по саду, окруженному высокими стенами, разнесся смех.




 ГЛАВА 12


  847-й Божественный цикл, 10-й день от рождения дуса, 14-й год истинного Восхождения 
 Эсторр. Столица Эсторийского Конкорда. Бело-алый город, полный великолепия и роскоши, сверкающий под лучами восходящего солнца. Он возвышался на горизонте в течение последних нескольких часов пути по Тирронскому морю, к Эстории. Картина, веселившая сердце и наполнявшая душу гордостью.
 Пол Джеред стоял на носу «Стрелы Арка», завернувшись в плащ и надвинув на голову капюшон, чтобы защититься от холода. Грот над его головой наполнял сильный ветер. В центре паруса гордо красовался герб сборщиков.
 Массивные укрепления гавани — стены из камня и бетона — на полмили пронзали море. Их двойные стены имели форму крабьей клешни, на конце каждой возвышалась крепость. Ее плоскую крышу украшали парапеты с бойницами, а метательные баллисты смотрели в море и на гавань с трех уровней укрепления, грозя сокрушительным обстрелом неприятелю и предостерегая тех, кто попытался бы вырваться из порта с контрабандой или беглецами на борту. Стены гавани служили глубоководными причалами для крупных торговых и военных кораблей, а рыбацкие баркасы покачивались на мелководье и у берега на гладкой, почти как в озере, воде.
 От гавани огромный, окруженный стенами город простирался на север и запад вдоль берега и поднимался по склонам невысокой горы, чью вершину выровняли уже много веков тому назад, чтобы построить первый из дворцов Конкорда. Джеред часто говорил, что каждому жителю надо предоставить возможность увидеть город с моря. Подобного зрелища в Конкорде нигде больше не было, а он мог судить об этом, как никто другой.
 Перед ним, почти как на карте, раскинулся Эсторр. Джеред видел широкие главные проспекты, вдоль которых были посажены деревья и вывешены флаги, они тянулись по склонам к дворцу, словно спицы огромного колеса. Жилые дома и деловые здания между ними переплетали лабиринты узких улочек и переулков. Бетон и камень украшали ослепительной белизны штукатурка и калейдоскопы цветных узоров, служившие в качестве рекламы и опознавательных знаков.
 По мере того как город возносился к вершинам, богатство и простор улиц возрастали. Городской пейзаж расцвечивали многочисленные парки. За ухоженными садами и оградами из высоких подстриженных вечнозеленых деревьев высились виллы. На юге к небу поднимались пять этажей главной арены, а широкую дорогу для торжественных шествий, которая вела от нее к дворцовому комплексу, по всей длине украшали знамена. Рядом с ареной раскинулись сады Адвокатуры, прекрасные и благоговейные. Мраморные изображения Адвокатов, с нынешних времен и вплоть до самых ранних дней Конкорда, стояли вдоль дорожек парка на величавых колоннах с канелюрами или вокруг каменных скамей и фонтанов.
 С корабля Джереду был виден центральный форум, окруженный со всех четырех сторон колоннадами, — самая большая площадь Эсторра. Слева от него находился амфитеатр, с юга — молельня, а в середине — море прилавков и людей, роившихся вокруг них. Здесь, как нигде, била ключом городская жизнь.
 И если форум — это сердце города, то три акведука были его артериями. Поразительные сооружения в виде двойных арок, возвышаясь над склонами позади города, несли воду к фонтанам и трубам, городским прудам и озерцам. Но взгляд казначея неизбежно притягивал сам дворцовый комплекс, взиравший сверху на все, что ему принадлежало. Джеред уже представлял картины, которые откроются его взгляду, когда через считанные часы он войдет во дворец.
 Миновав парадные ворота, посетитель испытывал благоговейное потрясение явившимся ему величием. За стенами, в центре огромного двора, располагался Фонтан Победы: четыре всадника на торжествующе вздыбленных на все стороны света конях держали знамя Конкорда. На юге и востоке комплекса располагались административные здания сената и штаб-квартиры армии и сборщиков. Они представляли собой один сплошной фасад с колоннами, а их внушительные двери вели в сводчатые залы и бесчисленные помещения, где Конкорд обустраивали, облагали налогами, защищали и расширяли.
 На западе располагалась базилика. Колонны с изящной резьбой, высотой более ста футов, стояли в восемь рядов, по двенадцать штук в каждом, поддерживая каменную крышу, украшенную барельефами великих битв раннего Конкорда, времен его распространения по землям Гестерна, Аварна, Карадука и Истхейла. В этом здании Адвокат и приближенный к ней круг пропреторов, преторов, эдилей и судей принимали законы, вершили правосудие и выслушивали просьбы.
 Сам дворец находился на севере. Сорок ступеней, каждая шириной двести футов, вели к поражающему воображение входу, украшенному колоннами. С балкона для церемоний свисал флаг, затеняя огромные, украшенные позолоченными накладками и укрепленные стальными полосами двери. Они вели в парадный вестибюль. Тот, в свою очередь, выходил в огромный атриум, в центре которого фонтан извергал потоки воды на золотых рыбок и лилии.
 По всем четырем сторонам атриума тоже шли колонны, и из него можно было попасть в тронную залу, пиршественные залы, личные помещения и сады. На каждой стене висели гобелены и картины, в каждой нише возвышались величественные статуи, и груз триумфов и исторических свершений давил даже на самого сильного человека, смиряя его и лишая силы.
 Джеред сделал глубокий вдох, ощущая, как холодный воздух обжигает легкие и наполняет тело жизненной силой. Дворец тоже должен быть местом, которое могут увидеть все граждане. Это здание так красноречиво свидетельствовало о величии и мощи Конкорда! Оно служило напоминанием обо всем, что Конкорд принес в мир. Дворец был абсолютным, сияющим центром Конкорда — однако кое-кто из тех, кто ходил по этим коридорам, превратился в его гнилую, увядшую сердцевину.
 Вот из-за чего Джеред был вынужден отвлечься от исполнения обязанностей в Гестерне, оставив на месте большую часть своих сборщиков и захватив только почетную охрану. Слишком много проблем, слишком много слухов и слишком много набегов выпало на долю этой мирной страны, к несчастью имевшей общую границу с Атреской. Как правило, Джереда смущало, если он испытывал сочувствие к правителю той области, где приходилось повышать налоги. Однако маршалом-защитником Гестерна была женщина, к которой он питал глубочайшее уважение. После встречи с Катрин Мардов казначей принял решение отправиться домой с доходами казны и заверенными счетами.
 Когда бледное солнце достигло зенита, «Стрела Арка» безмятежно скользнула между крепостями гавани. Теперь три ряда ее весел спустили на воду, а парус свернули. Сигнал четырех труб на главных башнях возвестил о прибытии флагмана сборщиков. Звук расколол дневную тишину, разнесся над водой и прокатился по холмам, на которых стоял Эсторр. На секунду вся работа на пристани замерла: все повернулись, чтобы посмотреть, как гребцы умело подводят корабль к постоянному месту у причала. От зданий портового гарнизона послышались свистки, и встречать корабль выехал отряд всадников, развернув над бронированной повозкой знамя Адвоката.
 Капитан «Стрелы» громко отдал серию приказов, направляя корабль к месту стоянки. Матросы стремительно бросились к носу и корме, готовя концы. Еще двенадцать человек встали вдоль борта с шестами, чтобы не дать кораблю удариться о стенку во время причаливания. Корабль подошел к причалу, весла по левому борту подняли, а весла правого борта медленно развернули корабль. Со слабым скрежетом «Стрела» коснулась причальной стенки. Широкие сходни шлепнулись на камни пристани.
 — Казначей Джеред, добро пожаловать в Эсторр, — объявил капитан.
 Джеред повернулся и, кивнув в знак благодарности, зашагал к капитану, стоявшему у трапа.
 — Благодарю. Плавание прошло отлично. Скажите, сколько вы пробудете в порту?
 — Десять дней, мой господин. Нам нужно провести мелкий ремонт, погрузить припасы и дать отдых команде. А потом мы отправимся на север, в Нератарн.
 — Ах, да. Вы пойдете забирать пробера Деризана и его отряд. Непростое у них было задание. Юго-запад Атрески — трудный район.
 — Ваша правда, мой господин. Нам велели не приставать к берегу, пока их миссия не будет закончена.
 — Так и поступайте, — кивнул Джеред. — Возможно, обратно я отправлюсь с вами. Я дам вам знать. Пусть мои вещи отправят в мои покои на холме.
 Джеред протопал по сходням в сопровождении почетного эскорта из восьми солдат. Приблизившись к конному отряду и повозке, которые остановились в ожидании сундуков с налогами, он улыбнулся при виде изумления на лице капитана. Командир спешился и приветствовал казначея.
 — Мы вас не ждали, казначей Джеред.
 — Тогда вы должны радоваться, что приказали своим кавалеристам начистить наголенники, капитан Арков, — с улыбкой сказал Джеред.
 Он кивнул отряду, и по рядам пронесся тихий смешок. Но сказанное было правдой. Не только наголенники, но и кирасы, ножны, шлемы с плюмажами и уздечки — все блестело и выглядело как новенькое. Джеред был приятно удивлен.
 — Кавалерия Адвоката должна быть безупречной, мой господин.
 — Вы делаете ей честь.
 — Куда вы направляетесь? Наши кони в вашем распоряжении.
 — Прямо на холм, на аудиенцию к Адвокату, — ответил Джеред. — Благодарю вас за предложение, но ваша обязанность — это сундуки с налогами. Сегодня свежо, хорошо дышится. Мы пройдем вдоль причала к гарнизону. Думаю, там лошадей будет в достатке.
 — Конечно, мой господин. Я распоряжусь, чтобы их приготовили для вас в нужном количестве. — Капитан кивнул одному из всадников, который стремительно развернулся и ускакал галопом. — В последнее время этот маршрут пользуется популярностью.
 — В самом деле?
 Джеред расправил края плаща поверх кирасы. Ветер задувал под него, холодя ноги.
 — Два дня назад сам сопровождал туда маршала-защитника Атрески, мой господин. И насколько я понимаю, делегации из Госланда и Дорноса находятся там уже семь дней. Мне также следует сообщить вам, что над Главным зданием поднято знамя канцлера.
 — Неужели нигде больше не осталось еретиков, которых она могла бы жечь? — проворчал Джеред так, что это мог услышать только Арков.
 — Похоже, возникли проблемы в каких-то отдаленных районах, — сообщил Арков. Он так высоко поднял брови, что они скрылись под краем шлема. — Она просит о дополнительных отрядах, как я понимаю.
 — В этом она не слишком оригинальна, — проговорил Джеред, раздраженный тем, что у него есть соперники, претендующие на внимание Адвоката. — Я благодарен вам за информацию. — Он кивнул. — Рад был вас увидеть, капитан Арков. Право, вам следовало бы еще раз обдумать мое предложение.
 — Может быть, когда мои дети немного подрастут, мой господин. — Капитан снова отдал честь казначею.
 — Ваша семья сама не понимает, насколько ей повезло. — Джеред повернулся к своему эскорту. — Идем. В колонну по два, за мной, равнение на центр. Шагом марш!
 От казарм гвардии Джеред проехал верхом через город к дворцу на холме. Оказавшись на месте, он провел свой спешившийся эскорт в казармы сборщиков, где велел им отдыхать, а сам прошел через Врата Победы. Врата были построены в память первого Адвоката Конкорда, Дженнин Авессел, — огромное, внушительное сооружение, самые высокие его бастионы вздымались в небо на триста футов.
 Однако, пройдя под величественной аркой и устремив взгляд на красоты, находившиеся во внутреннем дворе, легко было не заметить барельефы, целиком покрывавшие сооружение из мрамора и песчаника, которые скульптор посвятил сражениям Авессел и доставке военной добычи в Эсторр. В холодные пасмурные дни позолота не сверкала. Да и стражники — скульптурные изображения четырех героических воинов по сто пятьдесят футов в высоту — отступали в тень, внушая не столь глубокое почтение. Но Джеред всегда приостанавливался, чтобы провести ладонями по многовековой давности камням и напомнить себе о наследии, которое он поклялся оберегать и приумножать.
 Казначей вышел из-под освещенной фонарями арки, ответил на приветствие дворцовой стражи и прошествовал по вымощенному мрамором двору с мозаичными изображениями выигранных сражений и триумфов, которые давно отошли в область легенд и преданий. Джеред не поддался соблазну привести себя в порядок в личных покоях и направился прямо в базилику. Между ее колонн виднелись многоцветие тог и блеск начищенных доспехов. Перед главным входом висело знамя Адвоката, отмечая день для официального приема прошений, дебатов и заявлений.
 Ветер донес до него шум голосов. По мере приближения один голос перекрыл все остальные — Фелис Коройен, канцлер ордена Всеведущего. Номинально она была вторым по влиятельности человеком Конкорда и женщиной, которую Джеред должен защищать даже ценой собственной жизни, однако на самом деле он предпочел бы не дышать с ней одним воздухом. Тем не менее, казначей получал удовольствие от словесных перепалок, которые неизменно сопровождали любую публичную встречу канцлера с Адвокатом. Сегодня, похоже, стычка выдалась жаркой.
 Джеред поднялся по дюжине отполированных мраморных ступеней, шагая через одну, и быстро прошел через вестибюль, мимо знамен, закрепленных на каждой колонне, и гвардейцев, которые при виде его вытягивались в струнку и поднимали копья. Стук подкованных сталью сапог отражался от высокого свода, разносясь по всей базилике. Он отметил, что голоса стали затихать.
 Казначей повернул налево, в зал для аудиенций. Зал был заполнен всеми великими, добрыми и порочными людьми из окружения Адвоката. Сама Адвокат сидела на троне, установленном на возвышении, на две ступеньки выше своих подданных. Широкое сиденье трона, рассчитанное на намного более крупное тело, украшала деревянная резьба с позолотой, подушки обтягивала темно-зеленая ткань. Этот цвет считался цветом Конкорда.
 Адвокат облачилась в просторное парадное одеяние из лучшей тундаррской шерсти, ослепительно белое, с зеленой и золотой каймой, от правого плеча к левому бедру шла лента, которая символизировала занимаемый ею пост. Ее короткие темные с проседью волосы были перевиты золотыми нитями и украшены диадемой. До прихода казначея Эрин слегка сутулилась на троне, упираясь локтем в один из бархатных подлокотников и поставив подбородок на кулак, но теперь села прямо, и ее губы осветила улыбка.
 Все взгляды устремились на Джереда. Он шагал мимо скамей, занятых придворными и просителями, направляясь к пространству перед троном и двум дугам из пяти стульев с высокими спинками, которые располагались около него. Поравнявшись с канцлером, которая стояла около своего стула, казначей остановился и встретился с ее негодующим взглядом. Все разговоры окончательно смолкли.
 Джеред поклонился, и последние отзвуки его шагов затихли среди деревянных балок перекрытия.
 — Приношу извинения, мой Адвокат, за приход без уведомления. — Он полуобернулся к канцлеру. — Прошу вас, не прерывайтесь ради меня.
 Адвокат сдавленно фыркнула, пряча смех за быстро поднятой ко рту ладонью. Канцлер немного помолчала.
 — Тогда сядьте, казначей Джеред, — сказала она. — Я взяла слово, а ваше появление отнюдь не является незаметным.
 — Тем не менее, это приятный сюрприз, — проговорила Адвокат, и ее мелодичный властный голос резко контрастировал с неуклюжим юго-восточным говором канцлера.
 Джеред еще раз поклонился и занял свое место слева от прохода. Протянув руку, он обменялся крепким рукопожатием с маршалом-защитником Карадука Васселисом, которого не ожидал здесь увидеть. Потом отрывисто кивнул маршалу-защитнику Атрески Юрану, встреча с ним не слишком обрадовала казначея. Этот человек постоянно жаловался на гражданскую войну, оказывающую давление на все идущие в Цард легионы, однако для прекращения оной маршал почти ничего не предпринимал.
 Но на этот раз присутствие Юрана могло оказаться кстати. По крайней мере, он смотрел на кампанию в Царде под иным углом, чем придворные лизоблюды Эрин, и если бы его удалось убедить на какое-то время забыть о своих мелких неприятностях, он мог бы сказать нечто полезное относительно проблем, с которыми столкнулись Госланд и Гестерн.
 Канцлер Коройен возобновила речь. Она взяла пергаментный свиток у одного из своих советников. Джеред вытянул шею и увидел, что этот человек — глас Земли. Поистине внушительная делегация.
 — Действительно, на всех семи наших новых территориях у нас не хватает сил, чтобы нести свет ордена. Местные религии процветают, тогда как моих чтецов, пастырей и гласов в лучшем случае игнорируют или изгоняют из Домов Масок. Некоторым повезло еще меньше. Я вручу вам для архивов Конкорда список тех, кто принял смерть за свои убеждения.
 Коройен щелкнула пальцами, и ей вручили другой свиток.
 — Еще несколько деталей.
 Адвокат мельком взглянула на Джереда, и тот поднял глаза к небу.
 — Языческая религия Госланда, поклоняющаяся изображениям животных, снова возникла на всей его территории. Всем известная приверженность Атрески к разнообразным еретическим верованиям Царда не идет на убыль. На северо-востоке Гестерна горные идолы, статуи и барельефы, почитаемые карку, привлекают к себе тысячи приверженцев и паломников.
 И прежде чем все присутствующие возразят, что наше соседство с Цардом неизбежно должно сеять недовольство и заставлять заблудших людей искать утешения в прежних верованиях, позвольте мне сказать вам — я это понимаю. А еще я понимаю, что это придает вес моему прошению. И если бы эти территории составляли мою единственную проблему, я бы здесь не стояла. Напротив, я сама направила бы моих миссионеров и немногочисленные легионы к границам с Цардом.
 Однако оказывается, что подъем возмутительных и беспочвенных верований усиливается и вблизи от центра Конкорда. — Канцлер устремила многозначительный взгляд на Васселиса, который тот встретил не дрогнув. — Среди ваших ближайших союзников моих чтецов игнорируют или чинят им препятствия в исполнении данных Богом обязанностей. И в центре Конкорда, в Аварне, Нератарне, Фаскаре… в странах, пропитанных веками славы Конкорда, все еще имеется значительное количество граждан, которые открыто попирают учения ордена.
 Похоже, что только в Эстории Бога по-настоящему почитают и уважают. Несомненно, именно потому здесь мы избавлены от Божьей кары и граждане ведут долгую, мирную и полезную жизнь, прежде чем с торжеством вернуться в лоно Господне.
 Коройен помолчала, позволив словам раствориться в напоенном светом воздухе базилики.
 — Мой Адвокат, население Конкорда растет со скоростью, которую никто из нас не мог предвидеть даже пятнадцать лет тому назад. Присоединение Госланда и Атрески истощило ресурсы ордена настолько, что мы потеряли возможность осуществлять должное руководство. И это было еще до того, как начались приграничные проблемы и восстания, которые также имеют свои неблагоприятные последствия.
 Конкорду необходимо, чтобы его доминирующей силой служила религия, иначе все успехи наших легионов в конечном счете окажутся бесполезными, чего не хочет никто из нас. Вы — высший глас ордена и знаете, что это правда. Мне необходимо получить дополнительное финансирование, потому что мне нужно больше людей, которые несли бы народам Слово и поднимали оружие против тех, кто восстает против Бога и всего того, что мы лелеем в наших сердцах.
 — Я предоставляю в ваше распоряжение мои записи и расчеты, чтобы вы могли их проанализировать. — Канцлер слегка поклонилась и сделала шаг назад.
 Волна перешептываний пронеслась по скамьям для публики. Адвокат обдумывала ответ. Джеред нахмурился: услышанное встревожило его, несмотря на то что канцлер имела склонность к преувеличениям. Неприятное эхо ее речи звучало у него в голове.
 — Ты надолго в Эсторр? — Это спросил Васселис. Джеред повернулся. Васселис смотрел на него и дружески улыбался.
 — На десять дней, не больше. Я не рассчитывал тебя здесь увидеть.
 — А я — тебя. В последние годы ты здесь редкий гость.
 — На востоке очень много работы.
 — Работа казначея всегда проходит вдали и в одиночестве. — Улыбка Васселиса стала шире.
 — Кажется, тебе об этом сказал я, верно? — Джеред тихо засмеялся.
 — Совершенно верно, — кивнул Васселис. — И я был бы рад возможности услышать новые перлы мудрости за обедом, прежде чем мы оба уедем.
 — Я ни за что не упущу такую возможность.
 — Канцлер Коройен. — Адвокат подалась вперед на троне, потирая рукой подбородок. Все разговоры мгновенно прекратились. Джеред откинулся на спинку стула, приготовившись слушать. — Я отвечу кратко, потому что, конечно же, самым внимательным образом изучу ваши документы. Но я нахожу вынесение решения в вашу пользу весьма затруднительным, несмотря на то что вы пишете. Причины тому таковы. Как высший глас ордена, я, конечно же, хочу, чтобы слово Господа Всеведущего распространилось до самых дальних уголков Конкорда. Мы поклоняемся одному истинному Богу, и все остальные религии с их ложными идолами и ложными богами дают ложные обещания. Но, как я уже устала объяснять, путь к просвещению тех, кто следует неправедным, верованиям, — это путь воспитания и поучения, а не силы и принуждения. Поистине, если вам приходится принуждать население следовать Всеведущему — это значит, что вы проиграли спор в области теологии, не так ли?
 Она подняла руку, прерывая попытку канцлера запротестовать.
 — Я не подвергаю сомнению желания членов ордена поучать и обращать в истинную веру любого язычника, с которым они встретились. Однако сопротивление вполне естественно. Нельзя надеяться на то, что века веры удастся смести с помощью нескольких древних слов, подкрепленных мечом и стрелами. На это нужно время, а на новых территориях раны еще очень свежи. Но люди обратятся. Этот процесс пойдет быстрее после того, как Цард окажется под властью Конкорда. Но даже и тогда некоторые так и не придут к нашей вере, и мы должны их уважать. Канцлер Коройен, мы  обязаны их уважать. Они просто неверующие, и их ждет всего лишь один короткий цикл на Божьей земле, тогда как мы возродимся, чтобы получить новые дары.
 Пытайтесь понять их, а не подавлять, иначе вы своими руками создадите тех, кто будет вас ненавидеть. Я считаю практически невозможной мысль, что я выделю деньги из казны на то, чтобы вы могли увеличивать свои и без того немалые армии. Несомненно, их достаточно, чтобы блюсти Слово Божье среди тех, кто его принял, и оберегать миссионеров, которые трудятся за нашими границами.
 Если — и я подчеркиваю,  если — я бы согласилась на дополнительное финансирование, то оно предназначалось бы только для набора новых чтецов, пастырей и гласов. На строительство новых Домов Масок. Вот в чем должна заключаться ваша истинная сила. Возможно, следует пересмотреть распределение уже имеющегося финансирования. Или, возможно, вы попросите независимой аудиторской проверки, чтобы выяснить, что конкретно — если это происходит — тратится от вашего имени впустую.
 Тут Эрин сделала знак Джереду, и казначей сборщиков не смог скрыть улыбки. Лицо канцлера было каменным, а Адвокат держалась подчеркнуто нейтрально.
 — Я убеждена, что Слово Божье должно исходить из уст верующих, а не располагаться на острие меча его защитников. Я прочту ваше прошение, и мое окончательное решение будет вам передано завтра к вечеру.
 Канцлер покачала головой, поклонилась и развернулась, чтобы выйти из базилики в сопровождении своих приближенных. Адвокат наблюдала, как та шествует прочь, прикусив верхнюю губу. На ее лице отразилось беспокойство.
 — А теперь к другим вопросам, — помолчав, сказала Эрин. — Список прошений длиннее косы моей дочери, а вечер уже близок.




 ГЛАВА 13


  847-й Божественный цикл, 10-й день от рождения дуса, 14-й год истинного Восхождения 
 Эрин Дел Аглиос, Адвокат, высший глас и мать четырех детей, взяла Пола Джереда под руку, как только за ними закрылись двери дворца. В свои шестьдесят семь она грациозно приближалась к старости и твердой рукой управляла Конкордом, который намеревалась умиротворить, прежде чем передать бразды правления старшему сыну Роберто.
 Эрин заставила высокого воина идти медленно, желая получить удовольствие от неспешной прогулки в его обществе по своим садам и дворикам, мимо колонн и статуй. Охрану, советников и нынешнего консорта она отпустила.
 — Если мы пойдем еще медленнее, то и вовсе остановимся, — проворчал Джеред.
 — А ты бы хотел двигаться походным маршем, чтобы уходить меня до безвременной кончины, — парировала Эрин. — Успокойся. Наслаждайся моим домом. Смотри.
 Она остановила его и повела свободной рукой. Хотя сейчас похолодало, и сад потерял богатые краски позднего дня заката генастро, но даже в простом одеянии дуса, в свете сотен фонарей, изгоняющих тьму, он являл собой потрясающую картину. Фонари примостились на руках статуй, сияли сквозь стеклянные пластины, установленные у основания фонтанов, усеивали цветочные клумбы и плавно покачивались на шестах, достигавших высоты человеческого роста.
 Это придавало окруженному колоннами пространству ощущение сказочности и превращало его в убежище, где можно было укрыться от шума и суеты государственных дел. День, проведенный в базилике, выматывал Эрин до предела, несмотря на всю ее любовь к дискуссиям и ту пользу, которую приносила возможность выслушать как простых граждан, так и высокопоставленных лиц.
 Сегодняшний приезд Джереда стал настоящим подарком: она могла насладиться обществом и разговором умного человека и из первых рук узнать новости с дальних территорий, не искаженные местными пристрастиями. Порой Эрин казалось, что она живет в коконе. Джеред был глотком свежего воздуха.
 — Это одно из моих самых любимых мест во всем Конкорде, мой Адвокат, — признался Джеред.
 — Ты только послушай себя, Пол! — фыркнула Эрин. — Ну просто солдат, вымуштрованный начальником! Мы же здесь одни!
 Джеред улыбнулся.
 — Авторитет и уважение — это основы нашего правления, Эрин. Извини. Порой мне бывает трудно перестроиться, даже когда я среди друзей.
 — А я тебе друг?
 Джеред нахмурился и посмотрел на нее с высоты своего роста. Он был действительно высоким и очень внушительным мужчиной. Не столько красивым, сколько производящим впечатление. Но, будучи на целых шестнадцать дюймов выше, он буквально нависал над этой маленькой женщиной.
 — Никогда в этом не сомневайся, — искренне сказал Джеред. — Ты среди тех немногих, кого я могу так называть. Так мало людей, у которых Конкорд запечатлен в сердце, — даже среди тех, кого ты любишь.
 Эрин почувствовала легкий укол и шумно выпустила воздух сквозь сжатые зубы.
 — Это упрек?
 — Ты знаешь, как я отношусь к тем, кто ежедневно окружает тебя: это то немногое, в чем я согласен с канцлером. Они не видят того, что видим мы, — только богатство, которое дает твое положение. Будь я одним из них, я бы тоже не захотел мутить воду.
 Эрин дернула его за руку.
 — Ты бы не побоялся. Я по-прежнему говорю, что тебе надо было согласиться стать моим консортом. Стать отцом моего ребенка.
 — Я слишком высоко ценю свое мужское достоинство.
 Оба громко рассмеялись.
 — Ты считаешь, что позже это сказалось бы на твоей карьере? — спросила она весело.
 — Мужчина в прекрасной форме, которого ты сейчас видишь, превратился бы в ленивого толстого шута, облачающегося в яркие одежды и не имеющего возможности выбраться из какого-нибудь захолустного дворца в Фаскаре. Ты сама это прекрасно знаешь. Хорошо, что никто из твоих детей никогда не увидит своих отцов.
 — Я могла бы сделать тебя своим мужем. Я всегда предпочитала мужчин моложе себя.
 Эрин понимала, что не следовало бы с таким удовольствием флиртовать с Джередом, но ничего не могла с собой поделать. Как это чудесно: сбросить оковы высокого положения и на секунду стать просто женщиной!
 — Ты знаешь, почему никогда не сможешь этого сделать, — отозвался казначей, который не уловил ее настроения.
 — Мечты никому не вредят.
 — А ты бы этого хотела?
 — Я выказала бы слабость, если бы ответила «да»? — парировала она.
 Пропасть одиночества грозила разверзнуться.
 — Жажда любви и тепла никогда не бывает слабостью. Человеку свойственно хотеть, чтобы кто-то делил с ним жизнь.
 — Но мы оба выбрали пути, которые не дают нам осуществить такое желание.
 — По крайней мере до тех пор, пока мы не отойдем от дел. А пока мы можем только защищать это право для всех остальных граждан Конкорда.
 Эрин снова потянула его за руку.
 — Такие вещи и таким голосом следует произносить в молельне. Пойдем. Здесь, конечно, красиво, но холодно, а ты пришел не для того, чтобы обмениваться со мной любезностями и объяснять, как полезно избежать кастрации. Выпей со мной вина.
 Они пошли через колоннады. На ходу Эрин поглядывала вверх, на красивые ионические завитки, освещенные фонарями. Она часто гадала, кто обрабатывал эти гигантские куски камня с помощью резцов и молотков. Эрин высоко ценила мастерство и фантазию создателей великолепных колонн. А ведь они так часто воспринимались людьми как нечто само собой разумеющееся, считались простыми элементами конструкции, которые поддерживают крышу у них над головами.
 Недолгий путь привел их в теплую уединенную столовую, богато обставленную, увешанную гобеленами и застеленную коврами поверх мозаичных полов, под которыми струился горячий воздух. Эрин указала Джереду на длинный кожаный диванчик с бронзовыми накладками, выложенный зелеными и золотыми перьевыми подушками. Она заняла ложе, установленное под прямым углом к Джереду, чтобы их головы были близко друг от друга. Когда служанка налила первую порцию теплого пряного вина, Эрин знаком приказала ей удалиться. Дверь закрылась.
 Адвокат взмахом руки указала на стол.
 — Разное мясо и хлеб, и особенно удачный соус из меда и трав. Мой старший привез этот рецепт после кампании, десять лет назад. Он тогда был еще таким юным мальчишкой, мой Роберто.
 — А теперь он очень способный генерал. Из Царда до меня доходили прекрасные отзывы о нем.
 — Трудная кампания.
 — Это ожидалось с самого начала, — напомнил Джеред. — Большая и гордая страна. Очень воинственная, очень независимая.
 — И в будущем они станут прекрасным приобретением Конкорда. Там фантастические богатства. Огромные природные запасы и трудолюбивое население. Только подумай, присоединение Царда откроет нам весь восток, по морю и по суше. Какие перспективы!
 — Ты уже решила, кто станет твоими консулами в этих областях? — поинтересовался Джеред. — Это будет трудно, как никогда.
 — При этом цардиты должны почувствовать наше уважение к ним. Я подумала, что члены семьи будут подходящими кандидатами.
 — Как всегда, мудро, если тебе удастся обуздать зависть своих старших генералов. И ордена.
 Эрин слегка ощетинилась.
 — Это моя работа, Пол. А ты расскажи мне про свою. Что тебя особенно беспокоит?
 Джеред неспешно отпил вина и поднял брови, наслаждаясь вкусом.
 — Ты не будешь возражать, если я сначала задам один вопрос?
 — Конечно, не буду. — Эрин откинулась на спинку дивана, обхватив ладонями теплый кубок и вдыхая аромат пряного вина.
 — Что говорится в докладах, которые ты получаешь о кампании против Царда?
 Эрин вздохнула и постаралась быстро вспомнить цифры.
 — У меня в Царде двадцать легионов и шестнадцать ал, которые ведут бои на трех отдельных фронтах. Почти сто двадцать тысяч мужчин и женщин, которые сражаются за Конкорд за две тысячи миль от него. На холодное время года боевые действия прекратились. Насколько я понимаю, в этом году дус в Царде очень холодный, и я получаю сообщения о том, что нужно рассмотреть вопрос об увеличении отрядов и улучшении их снабжения. Я редко стремлюсь вникать в подробности, да и удаленность делает это затруднительным. Во время боев доклады становятся менее внятными. — Эрин вдруг нахмурилась, ощутив волну тревоги. — А почему ты спросил?
 — А что сообщают те, кто находится за передним краем? Те, кто занимается снабжением и приграничными укреплениями?
 Джеред добивался от нее сведений — и Эрин не понравилось, как звучали его вопросы.
 — Есть что-то, о чем мне не докладывают? Я не люблю, когда меня держат в неведении!
 Адвокат увидела, что Джеред внимательно смотрит на нее, оценивая настроение. Он знал ее опасную вспыльчивость. И надо было отдать ему должное: казначей не испытывал страха. Да ему и не следовало бояться. Ей хотелось иметь сотню таких Джередов. Тысячу. Да обнимет ее Бог, как она по нему соскучилась!
 — Мой Адвокат. Эрин. Я многое вижу и многое слышу. На самом деле люди очень хотят, чтобы я узнал все, что могло бы снизить для них бремя налогов. Но в последнее время я испытываю беспокойство. Не все, что я вижу и слышу, можно игнорировать, как блеяние жадин, которые не хотят, чтобы их богатство использовалось во благо Конкорда.
 — Я тоже слышу такие вещи, Пол. Я слышу их уже сорок два года, с тех пор как стала Адвокатом. Почему теперь они внушают тебе тревогу? Мы богаче и успешнее, чем когда бы то ни было. Конкорд остается триумфатором.
 — Кому это надо идти в молельню? — улыбаясь, передразнил Джеред.
 Эрин почувствовала, как у нее холодеет лицо. Она выпила вина, ощущая легкую дрожь в руках.
 — Я верю в то, чего мы добились.
 — Именно потому ты Адвокат, а я люблю тебя и служу тебе. Полно, Эрин, если бы я не разделял твоей решимости и веры, я не мог бы выполнять ту работу, которую ты мне поручила.
 — Я не сомневаюсь в тебе.
 Джеред поднял руку.
 — Знаю, знаю. И знаю, что ты слышишь мольбы и рассказы о несчастьях каждый день, когда входишь в базилику. Я понимаю, что тебя от всего этого уже тошнит. Но если позволишь… по-моему, ты никогда не слышала доклада, который мог бы связать между собой кажущиеся независимыми происшествия.
 — Ты хочешь сказать — твоего… — Джеред молча наклонил голову. — Ты знаешь, что я тебя выслушаю, Пол. Но, прошу, давай сначала поедим и поговорим о чем-то менее серьезном. Я проголодалась, а соус стынет. Обидно будет, если он испортится.
 — Это верно. И, Эрин, то, что я собираюсь сказать, конечно, содержит некоторые домыслы, но это честные домыслы. И, что самое важное, мы не стоим перед кризисом. Пока. При условии, что в ближайшее время примем меры.
 Получилось так, что они ели почти молча. Джеред признал соус превосходным. И только к концу трапезы, когда слугам снова было приказано удалиться, казначей немного разговорился. Он задумчиво вертел в руках все тот же кубок с вином, и тут по его губам пробежала мимолетная улыбка.
 — О да, и у меня есть новая кандидатура на самую нелепую попытку избежать налога. Забавная, даю тебе слово.
 — Ты ведь знаешь, что мне нужны новые истории для банкетов, — отозвалась Эрин, жестом приглашая его продолжить и снова откидываясь на спинку дивана.
 — Как ты знаешь, я только что вернулся с налогами из Госланда и ехал через Атреску и Гестерн. Одна из моих сборщиков с подозрением отнеслась к низким сборам в крестьянском поселке на юго-восточной границе с Цардом. Ее зовут Менас. Очень способная женщина. Думаю, скоро она окажется в Атреске или еще в каком-нибудь проблемном местечке. Я отправил ее с отрядом из шести человек в поселок — он был всего в двух днях езды, — чтобы приобрести полезный опыт. И случилось вот что.
 Джеред сел прямо и поставил ноги на пол, а кубок на стол, чтобы для большей выразительности можно было жестикулировать обеими руками.
 — Это поселение называется Рутирин. Небольшое, примерно две сотни жителей. Все они крестьяне, в основном разводят коз и коров. Отряд приезжает туда: снег глубиной шесть дюймов, по долине дует ледяной ветер. Им показывают якобы разоренные хозяйства — немного разбитых горшков и пустые поля. Рассказывают, что они стали жертвой цардитского отряда, который увел их скот. Но чувствуется — тут что-то не то. Сборщики видят нескольких небрежно перевязанных жителей, но никто не выглядит серьезно пострадавшим. И вид у всех тоже спокойный. Однако налицо факт, что скотина исчезла, а от соседних поселений мы знаем, что неожиданного оживления торговли не было. Итак…
 — Они его спрятали, конечно. В лесу или в соседней долине, да?
 Эрин увлеклась рассказом. Джеред никогда не приукрашивал свои истории, и тем не менее картина всегда получалась очень живой. Эрин так и видела жителей, неловко переминающихся с ноги на ногу и глядящих в землю во время опроса.
 — Почти так, — ответил Джеред, поднимая палец. — Но гораздо глупее. Просто поверить трудно. — Он помолчал и покачал головой, словно напоминая себе, что вся рассказываемая история правдива. — Отряд поехал на предполагаемое место, где могли укрыть скот. Они нашли пещеры, долины и лес, но никаких признаков стада — а они должны быть. На снегу должна остаться масса следов от копыт, а там ничего не оказалось.
 — И конечно, именно это выдало их с головой.
 — Безусловно. Они утверждали, будто это доказывает, что скот угнан, но когда сборщики потребовали показать следы угнанного стада, все начало рассыпаться. Жители сделали слабую попытку скрыть свои дела, но любой, кто хоть день обучался у следопыта, разгадает такую уловку. — Казначей улыбнулся. — Хочешь знать, что они сделали?
 — И немедленно.
 — Они забили весь скот, к такой-то матери, за исключением производителей, конечно. Разделали туши и закопали в снег, чтобы они не испортились, желая продать их после нашего отъезда, без налогов.
 Эрин выплюнула вино обратно в кубок, чтобы можно было посмеяться, выкашливая капли, попавшие в горло.
 — Ох, Пол, нет! И почему они решили, что это стоит сделать?
 — Не знаю, — ответил Джеред, у которого от смеха тряслись плечи. — Мы проделали кое-какие подсчеты, и у нас получилось, что поскольку туши продавались бы по сниженной цене из-за того, что гарантий свежести нет, то им удалось бы выгадать приблизительно двадцать пять денариев, не больше.
 — И что вы сделали?
 Джеред перестал смеяться.
 — Если бы это было протестом, я отнесся бы к происшедшему с большим сочувствием, как — объясню чуть позже. Но в отношении этих преступников я сделал именно то, что должен был. Мы — гаранты справедливости, и я не допущу, чтобы кто-то обкрадывал Конкорд или пытался обмануть сборщиков. Наша репутация нами заслужена. Так что зачинщиков казнили, а все боеспособные мужчины и женщины теперь служат в четвертой але, Копье Госланда, в Царде. Всех остальных отправили в столицу для переселения, а саму деревню разрушили.
 Эрин постаралась успокоиться. Несомненно, это заслуженное наказание, но все равно услышать такое, находясь в сердце Конкорда, было тяжело.
 — Нам следовало бы поместить все эти случаи в книгу и позаботиться о том, чтобы ее прочел каждый гражданин, — сказала она. — Но для этих людей все бесполезно. Как ты считаешь: это по глупости?
 — Я приказал, чтобы приговор вывесили на всех досках объявлений в каждой базилике Госланда. По глупости? Нет, не думаю. По-моему, они решили, что у границы они находятся вне досягаемости сборщиков. Теперь все в Госланде знают, что это не так. Но мне интересно, почему они так думали. Вот о чем нам надо поговорить, прежде чем ты отправишься спать.
 — Я достаточно тебя отвлекала, да?
 — Да, мой Адвокат.
 Эрин вздохнула и долила вина себе в кубок. Джеред отказался от вина и вместо этого наполнил кубок водой. У Эрин возникло тоскливое чувство, что в этот день она выслушала достаточно проблем — и что представленная Джередом окажется самой экстренной.
 — Итак, почему я должна встревожиться?
 — Потому что многое из того, что я видел и слышал в течение соластро и этого дуса, говорит мне: Конкорд с трудом поддерживает единство в своих отдаленных районах.
 Эрин отшатнулась, словно получив пощечину. Она ощутила, как у нее пылает лицо, а в животе разгорается знакомая ярость.
 — Ты это серьезно, да?
 — Иначе я сюда не приехал бы. На окраинах масса сложных вопросов, которыми мне следовало бы заниматься.
 — Я этого не понимаю. Кампании идут успешно.
 — Достаточно успешно, но ты не получаешь полной информации с границ. Проблемы растут, и если канцлер права, то они начинают проникать вглубь Конкорда. Твои доклады во время активной кампании не должны были быть такими уж нерегулярными. В конце концов, у нас есть посыльная служба Адвокатуры, а дороги и морские пути в Цард оживленные и хорошо проложены, даже по Атреске.
 — Пол, ты на грани того, чтобы говорить со мной свысока. Я все же вижу больше, чем эти четыре стены. — Эрин откашлялась и вздохнула. — Просто скажи мне. Перестань говорить обиняками.
 Взгляд Джереда похолодел, и Эрин на миг осознала, почему его так боятся. И врагу не пожелаешь увидеть такое выражение лица.
 — Четыре года назад, в самом начале войны с Цардом, как ты помнишь, я прислал из Атрески вместе с налогами доклад, в котором упоминалось о цардитских налетах вглубь атресской территории. Я сам был свидетелем того, что они после себя оставили. В тот момент я пришел к выводу, что это цена экспансии, и что они прекратятся, когда кампания против Царда развернется. Этого не случилось.
 Налеты на Атреску продолжаются и, по отчетам моих отрядов, которые там работают — и это подтверждают рассказы, — становятся все более жестокими и проникают все дальше. Результатом становится то, что уязвимые поселения оказываются покинутыми и все больше людей ищет убежища в крупных городах. Это вызывает неизбежное снижение сбора налогов и торговли. И, что гораздо серьезнее, по мере разрушения приграничных поселений линии снабжения легионов, находящихся в Царде, подвергаются все большей нагрузке. Я не сомневаюсь, что маршал Юран прибыл сюда для того, чтобы рассказать тебе именно это и попросить уменьшить налоги и снизить количество граждан, забираемых на войну в Цард, чтобы он мог защищать собственные земли.
 Эрин хотела ответить, но быстрый жест Джереда остановил ее. Ее гнев усиливался. Чинить препятствия завоеванию Царда недопустимо!
 — Нам обоим известно, что Юран склонен к сильным преувеличениям, и что многие из его людей все еще не смирились с присоединением к Конкорду. Но я слышу такие же сообщения из Госланда и, что более важно, из Гестерна. Ты знаешь, что я сам возражал против нынешней кампании, когда это предложение впервые обсуждалось в Главной палате. Поэтому нам так трудно. У нас нет поддержки на местах, у нас недостаточно своих представителей, и у нас нет ополчений, а все это имело бы смысл обеспечить. И от проблем Гестерна нельзя отмахнуться.
 Эрин это очень не понравилось. Гестерн! Он контролировал торговлю с Карком, и без его металлов и руд Конкорд понес бы катастрофический ущерб. Джеред продолжил.
 — Перед тем как вернуться сюда, я несколько дней провел с маршалом Мардов. Ей пришлось собрать новый гестернский легион, чтобы защищать северные границы. Цардитские грабители проходят по границе Атрески и Карка, чтобы напасть на них. Это поразительно, но я знаю, что сомневаться в словах Катрин Мардов нельзя.
 — В это трудно поверить. — Эрин покачала головой. — И существует реальная угроза Гестерну?
 — Давай не будем слишком забегать вперед. Налеты пока бывают редкими, их успешно отражают, но сам факт, что они вообще происходят, — повод для реальной озабоченности.
 — Ты явно преуменьшаешь, Пол. Это очень серьезно.
 — Только если мы оставим их без внимания.
 — Это не все?
 — Да, но тут я вступаю в область предположений, так что прошу меня извинить. В нашей организации кампании против Царда что-то упущено, раз у них остается возможность устраивать налеты, которые я считаю организованными. Тут просматривается закономерность. Все началось с Госланда и Атрески и явно направлено на то, чтобы вызывать возмущение среди населения, относительно недавно включенного в Конкорд. Не забудь, обе эти страны всего пятнадцать лет назад были торговыми партнерами, если не союзниками, Царда.
 Однако нарушается не только торговля. Цардиты выбирают объектами нападения те поселения, которые приняли Всеведение. Когда они нападают, то первый налет обычно ограничивается похищением жителей, угоном скота и небольшим ущербом. Во время второго нападения разрушают Дом Масок и устраивают показательные казни жителей, часто казня каждого десятого, то есть имитируя наказания Конкорда. Во время третьего — поселение разрушают, если оно к этому моменту не покинуто либо не укреплено.
 Подумай, какое впечатление это производит на простых атресцев или госландцев. Оставшиеся в живых жители доносят рассказы о налетах до крупных городов. Там появляются страх и тревога. Люди перестают верить, что Конкорд способен или желает их защищать. Они возвращаются к прежним верованиям, поскольку видят, что орден не может их спасти. Так что канцлер права, хотя она, как всегда, не видит картины происходящего в целом.
 Люди теряют веру в маршалов-защитников, которые, в свою очередь, пытаются поддержать авторитет, отказываясь отправлять граждан в Цард и используя их для собственной обороны. Территории начинают разобщаться. Думаю, мне нет смысла продолжать. Мы очень далеко вытянулись на восток и север. Дорнос все еще не очень надежный партнер Конкорда, а его маршал имеет тесные связи с Атреской. Кампания в Омари идет отчаянно медленно. Если кто-то вроде Юрана начнет действовать самостоятельно, нам будет трудно с ним справиться или заменить.
 — И вот теперь цардиты демонстративно нападают на Гестерн. Они сильны, мобильны и полны решимости. — Джеред замолчал.
 Эрин провела пальцами по волосам, вытащив из них часть вплетенных золотых нитей. Слова Джереда глубоко проникли в ее сердце, заставили участиться пульс и на мгновение смешали мысли.
 — Ты говоришь об открытом восстании, — прошептала она, сама того не желая. — А не просто о гражданском неповиновении.
 — В конечном итоге — да. Но этого вполне возможно избежать, Эрин. Потому я убедительно прошу тебя прислушаться к Юрану, когда он явится к тебе на аудиенцию. Услышь то, что кроется за его нытьем. По-моему, он ощущает громадное давление со стороны граждан Атрески и чувствует себя в ловушке из-за того уровня налогов, который мы были вынуждены установить. Он не знает, куда обратиться, и он слабый человек, не способный заставить своих граждан повиноваться. Скоро и Госланд будет стучаться в твои двери, прося о помощи.
 Я сожалею, но мы не может отмахнуться от происходящего, сочтя его временным явлением. В ближайшем будущем линии снабжения легионов могут оказаться под угрозой. В последние два года сборщики постоянно сталкиваются с уменьшением сбора налогов по уважительным причинам — и все они созданы Цардом. Казна сообщает о дефиците. Юран не захочет, чтобы я присутствовал при его разговоре с тобой. Боюсь, что мы с ним расходимся во взглядах. Но я буду рядом, чтобы помочь тебе с ответом, если понадобится.
 Эрин кивнула, стараясь собраться. Она почувствовала, как тело ее успокаивается, а мысли становятся четкими. Решения существуют. Она находит их вот уже сорок лет.
 — Конкорд — сильное сообщество, — проговорила Адвокат. — Совершенно исключено, чтобы мы не смогли пресечь это в корне. Мы найдем способ справиться — будут ли то новые легионы, новые чтецы, новые маршалы или повторное назначение преторов и консулов из Эсторра.
 — В этом я совершенно уверен.
 — Я буду слушать и буду советоваться. Когда ты уезжаешь?
 — Дней через десять.
 — Превосходно. — Эрин снова наполнила кубок, и на этот раз Джеред тоже согласился на новую порцию вина. — Ты увезешь с собой послания и планы для посыльной службы Адвокатуры. Некоторые ты вручишь лично.
 — Я сделаю все, что ты велишь мне.
 — Спасибо, Пол.
 Джеред встал, чтобы уйти.
 — Не принимай решений до завтрашнего дня. Я не пытаюсь напугать тебя, но ситуация опаснее, чем считает большинство во дворце.
 — Знаю. — Эрин улыбнулась, но явно не успокоилась. — Вернее, теперь знаю.
 — Кстати, что привело сюда Арвана Васселиса? — спросил казначей, уже направляясь к двери столовой.
 Эрин пожала плечами.
 — Не знаю. Он хочет поговорить со мной по поводу какого-то вопроса или приказа, но, по-моему, его визит в основном дружеский. И он выводит из равновесия Фелис, что, как всегда, забавляет.
 — Доброй ночи, мой Адвокат, — сказал Джеред, наклоняя голову.
 — Доброй ночи, Пол.
 Эрин расцеловала его в обе щеки и закрыла за ним дверь. Его шаги затихали, как отголоски приятного сновидения, оставляя ее бодрствовать в одиночестве.




 ГЛАВА 14


  847-й Божественный цикл, 14-й день от рождения дуса, 14-й год истинного Восхождения 
 После столь встревожившего ее разговора с Джередом прошло четыре дня, и Эрин незамедлительно начала действовать. Она запросила у казначейства доклад по отклонениям и снижениям налоговых сборов в граничащих с Цардом областях, а также цифры об объеме торговли с Сирраном и Карком. Она приказала просмотреть отчеты по расходам сырья и металла и составить доклад об их дефиците в случае, если Карк перестанет быть торговым партнером Конкорда. Лес можно будет получать не из Сиррана, а из других стран, однако более низкого качества.
 Адвокат отправила посланцев во все страны Конкорда с поручениями, подтвержденными ее личной печатью, запрашивая разнообразную информацию. Иногда запрос заключался в том, чтобы просто предсказать объем собранных налогов по сравнению с установленными сборами и объяснить причины недостач. Некоторые земли должны были представить дополнительную информацию о гражданах, которые могли бы служить в кавалерии и пехоте, интендантской или транспортной службе. У легионов в Царде и у маршалов-защитников Госланда и Гестерна Эрин потребовала полную информацию о вторжениях, надежности границ, состоянии армий и настроении граждан. Она сообщила, что рассмотрит все просьбы об усилении линий защиты, но напомнила, что казна не бездонна и что землевладельцы не в состоянии бесконечно поставлять лошадей и людей, пригодных для боевых действий.
 Пока у Эрин оставалось достаточно времени. Дус только начался, и на северо-востоке стояла суровая, холодная погода. Кампании прекратились до той поры, когда солнце генастро нагреет землю. Цардиты отступили в крепости для восстановления сил и пополнения запасов. Но дус продлится девяносто дней, а потом кампании возобновятся. Адвокат не могла позволить проволочек и допустить, чтобы на ее требования о предоставлении информации не были даны немедленные ответы. Это она особо подчеркивала.
 Сейчас перед ней сидел маршал-защитник Атрески Томал Юран. Ему был оказан теплый прием, и какое-то время они говорили о пустяках. Однако, несмотря на все усилия Эрин, Юран ни на секунду не расслабился. Она не винила его. Маршал все время думал о том, сколь серьезны его проблемы, и создавалось впечатление, что не все жалобы были выдумкой или хотя бы преувеличением.
 Эрин поступила так же, как Джеред: сильно разбавила вино, чтобы сохранить ясную голову. Для встречи она выбрала не слишком роскошную обстановку — личную комнату для приемов в административных помещениях базилики — и надела официальную тогу. Они сидели напротив друг друга рядом с большим открытым камином — тяжелый каменный пол базилики не подходил для устройства под ним каналов для обогрева. Адвокат куталась в шерстяную шаль, чтобы уберечься от холода, угнездившегося под высокими сводами. Юран надел тогу с желтыми и зелеными полосами, цветами Атрески и Эстории, а на плечи набросил меха.
 — Эту торговлю я бы очень хотела поощрять, — сказала Эрин. — Ваши керамические изделия — лучшие в Конкорде, что прекрасно продемонстрировал подарок, сделанный вами в этот визит. Я уверена, что я могла бы способствовать лучшему распространению товара на северо-запад и юго-запад. Тундарра и Бакир просто не догадываются, чего лишены их обеденные столы.
 — А мы регулярно теряем наших гончаров и художников во время цардитских налетов, — напрямую заявил Юран.
 Эрин ощутила напряжение, повисшее в воздухе. Юран дожидался удобного случая, чтобы начать. И получил такую возможность.
 — Я знаю о твоих тревогах, Томал.
 — И тем не менее, мой Адвокат, вы намереваетесь наладить торговлю со странами, которым трудно заплатить нам столько, сколько мы вынуждены запрашивать, потому что и мы, и они обложены большими налогами по требованию вашей казны. И для чего? Цардиты свободно перемещаются через мои границы, мои граждане требуют защиты, а у меня для этого практически нет средств. Я вынужден спросить, чего добились легионы в Царде, если такое количество налетчиков явно не задействовано на фронтах сражений с Конкордом и может не обращать внимания на регулярную армию.
 — Ты должен помнить соглашение, которое мы с вами заключили, когда Атреска вошла в состав Конкорда.
 — То было время, которое я никогда не забуду, мой Адвокат, — ответил Юран. Он говорил с таким сильным акцентом, что порой его слова было трудно разобрать. — Как не забуду и моей явно необоснованной веры в надежность и святость Конкорда.
 Эрин решила проигнорировать оскорбление.
 — Тогда ты помнишь, — сказала она, — что налоги пересматриваются два раза в год и что Атреска сама отвечает за оборону своей территории.
 — У нас нет денег, чтобы подготовить, а тем более вооружить и содержать силы самообороны.
 — Полно, полно! — снисходительно проговорила Эрин, позволив себе улыбнуться. — Право же, ты и твои граждане вполне могли бы организовать гражданское ополчение, чтобы защищать собственное имущество.
 Юран изумленно раскрыл рот. Такая реакция стала для Эрин неожиданностью.
 — Я не маршал-защитник Фаскара или Карадука! Судебных приставов и надежных граждан с оружием совершенно недостаточно! Я имею дело с обученными конными лучниками Царда, степной кавалерией и опытными пехотинцами. С пожаром нужно бороться встречным огнем, а у меня нет на это денежных средств. Вы обязаны снизить бремя, лежащее на Атреске, как в отношении денег, так и людей. Временно, пока проблемы обучения и размещения не будут решены.
 — Позволь напомнить тебе, маршал-защитник Юран, что нет ничего такого, что я  обязана сделать. Я, как всегда, выслушаю твое прошение, но я должна убедиться, что ты уже сделал все возможное, чтобы решить свои проблемы, прежде чем обратиться ко мне. В этом ведь и заключается цена местной автономии.
 — Я не заслуживаю снисходительного обращения, мой Адвокат! — Лицо Юрана побагровело. — Я заслуживаю того, чтобы ко мне относились серьезно, сочувственно и объективно. В течение всего времени, пока я был маршалом-защитником, я пытался справиться с гражданскими волнениями и восстаниями. И я подвергался постоянным набегам со стороны Царда, которые стали прямым результатом необдуманного стремления Конкорда к завоеванию слишком сильного королевства. Приграничные крепости явно не справляются с ролью первой линии обороны, и во многом потому, что большая часть их не имеет гарнизона, а само строительство — пустая насмешка. Алы, приданные легионам в Царде, полны жителями Атрески, что лишает меня людей, которые могли бы сеять и собирать урожаи, обжигать и расписывать керамику, столь высоко ценимую вами. Я и так с трудом выплачиваю суммы, установленные вашей казной. Если я привлеку дополнительных людей, чтобы создать силы самообороны, они не будут производить товары, тем самым еще больше сокращая мои финансовые возможности, и пострадает ваша же казна. И тогда, конечно же, казначей Джеред будет стучать в мои двери, требуя от меня объяснений.
 Скажите мне, мой Адвокат, где мне взять людей и денег, чтобы сделать то, чего требуют мои граждане? Я прошу вас снизить бремя, наложенное на мою страну, и желательно дать мне дополнительные войска. Бакир, Нератарн, ваша собственная страна, Эстория, — они не подвергаются налетам и грабежам, которые терзают Атреску, Госланд, а теперь и Гестерн. Дайте каждому приграничному государству возможность себя оборонять. Признайте, что вы недооценили силу цардитов. Конкорд должен действовать слаженно, чтобы, как и прежде, покрыть себя заслуженной славой. Сейчас, в тяжелый для Атрески час, не отворачивайтесь и не делайте вид, будто все в порядке. — Юран сделал паузу, чтобы перевести дух. — Даже ваш человек, Джеред, знает, что я говорю правду, как знает и ваша канцлер.
 Эрин ответила не сразу. Она придержала язык и мысленно повторила слова Юрана. Кратко. Гораздо короче, чем его обычные многословные мольбы. Адвокат чувствовала себя усталой, придавленной бременем ответственности и впервые немного обеспокоенной стабильностью Конкорда. С ее положения на вершине холма с трудом верилось, что в стране существует недовольство. Именно этим и был обеспокоен Джеред. Слова же, которые нашептывали ей на ухо советники, резко контрастировали с тем, что Адвокат слышала сейчас.
 Но Эрин надо было знать наверняка. Приезжие из далеких областей вполне естественно могут испытывать зависть при виде дворцовой роскоши. Что не в состоянии понять такие люди, как Юран, — ей хотелось бы, чтобы и они по праву имели такие же богатства. Однако это необходимо заслужить. Успехам неизбежно предшествуют пот и кровь.
 — Маршал Юран, — начала Эрин, втайне взволнованная реакцией, которую, скорее всего, спровоцирует, — я сожалею, что тебе кажется, будто ваше налоговое бремя слишком велико. Но, к счастью, как раз сейчас здесь гостит мой казначей. Я попрошу его провести полную проверку счетов Атрески за последние пять лет и оценку налога, который сборщики планируют получить, когда генастро согреет землю. Возможно, они обнаружат ошибку в вашу пользу. Возможно — нет.
 — Мой Адвокат, это не…
 Эрин подняла руку, ощущая прилив раздражения.
 — Сейчас ты слушаешь меня, — сказала она. — Не забывайся. Ты попросил меня снизить сборы. Я проверю, есть ли для этого основания. И я поддерживаю твою идею нанять солдат из стран Конкорда. Наша структура позволяет это сделать, хоть я и не понимаю, почему ты обратился сначала ко мне.
 Юран осторожно качал головой, словно не был уверен, правильно ли он все расслышал.
 — Потому что у меня нет денег, чтобы платить солдатам Конкорда, так же как и на то, чтобы обучать собственных.
 Он говорил медленно, словно обращаясь к кому-то, кто плохо усваивает сказанное.
 — Тогда ты должен ввести режим экономии, чтобы высвободить средства. Гестерн создал легион для обороны именно таким образом.
 Юран ударил обеими ладонями о стол и встал. Один стакан зашатался, упал и раскололся на мраморной крышке.
 — Будь ты проклята! Ты связала мне руки за спиной и приказываешь взбираться на гору! Ты что, не слышишь меня, женщина? У меня нет денег, нет защиты, и твои легионы оставили меня открытым. Я пытаюсь сохранить единство Конкорда под напором Царда, и на каждом шагу ты чинишь мне препоны. Можно подумать, ты хочешь, чтобы я потерпел неудачу, а Атреска была захвачена!
 Тут он, казалось, вспомнил, где находится и к кому обращается. Судорожно вздохнув, Юран сделал знак Всеведения и, закрыв глаза, с пылающим лицом рухнул в кресло.
 Позади Эрин дверь в комнату стремительно распахнулась, и два стражника уже добежали до середины комнаты. Не оборачиваясь, она сделала им знак уйти и дождалась, чтобы дверь за ними закрылась. Адвокат смотрела на Юрана, чье смущение не позволяло ему поднять взгляд. Она ощутила короткий укол вины за то, что спровоцировала эту вспышку, и решила не прибегать к официальному выговору, хотя и была разочарована его несдержанностью. Отчаяние маршала оказалось намного более сильным, чем она ожидала. Видимо, именно в этом ей и хотелось убедиться.
 Эрин заговорила негромко и медленно и увидела, как при первых же ее словах маршал поднял голову.
 — Я сделаю все, что смогу. И поверь мне, я горюю о каждом гражданине, умирающем на клинке цардита. Но в течение этого дуса вы должны научиться сами себе помогать. Действуй совместно с легионами, находящимися в Царде. Поставь людей на стены приграничных фортов, пусть даже необученных. Поощряй горожан создавать свою оборону, если у тебя больше никого нет. Меры пресечения действуют даже против налетчиков из Царда.
 И прежде чем ты уйдешь — а ты уйдешь, не сказав больше ни слова, — позволь мне напомнить тебе три вещи. Во-первых, Конкорд существует потому, что все входящие в него государства прилагают усилия, чтобы помочь общему делу. Всем пришлось пройти через то, что ты испытываешь сейчас. И все добились успеха, потому что верили и были готовы действовать, когда сталкивались с врагами, бывшими когда-то торговыми партнерами или даже друзьями.
 Во-вторых, трудности в настоящем часто бывают ценой, которую надо уплатить за благоденствие в будущем. Я вижу, что у тебя на пальцах и на шее достаточно ценностей, чтобы финансировать немалую часть обученной обороны, которой ты так жаждешь. Возможно, тебе стоит подумать о личных жертвах, а не о том, чтобы требовать их от своих граждан.
 И в-третьих, я не женщина. Я — маршал-защитник Эстории, высший глас ордена Всеведущего и Адвокат Эсторийского Конкорда. Тебе следовало бы подумать, кого ты проклинаешь. — Эрин выдержала паузу и добавила: — Ветер сегодня холодный. Не забудь плотно закрыть за собой дверь, когда будешь уходить.


* * *

 Казначей Пол Джеред шагал по великолепной, украшенной колоннами дороге, которая вела от дворцового комплекса. Несмотря на теплые гетры, шерстяную поддевку под кожаной кирасой и подбитый мехом плащ, в который он плотно закутался, Джеред в полной мере ощущал глубокий холод ночи дуса.
 Казначей часто и с удовольствием ходил этим путем. Холод бодрил его. Фонари, прикрепленные к колоннам и деревьям, создавали озерца света на булыжнике, который звенел под стальными носками сапог и подкованными каблуками. Таверна Алькарина, где его ждал Васселис, была определенно лучшей в Эсторре — и это при немалой конкуренции. Великолепное мясо, самая свежая рыба из Тирронского моря и чудесные соусы, при одной мысли о которых начинает выделяться слюна.
 Однако в этот тихий вечер, когда звезды густо осыпали небосклон, а на улицах почти не было прохожих, Джеред ощущал неприятное беспокойство. Беспокойство из-за аудиенции, на которую его вызвала Адвокат. Разговор оказался на редкость односторонним. Эрин многословно высказала ряд пожеланий. Она начала с новой перепроверки налогов Атрески, потом попросила оценить количество войск в Царде и на неспокойных границах, а закончила требованием, чтобы он обратился к канцлеру за подробным изложением взгляда ордена на настроения граждан и религиозное образование по всему Конкорду.
 Но не только это — хотя по крайней мере одно из поручений было весьма неприятным — так испортило Джереду настроение. Дело заключалось в необыкновенной рассеянности Эрин в течение всей встречи — и не потому, что ее мысли улетали к новому любовнику. Это просто очередной красавчик, которому суждена кастрация и ссылка во дворец Адвоката в Фаскаре, если его семя даст плод чреву Адвоката.
 Эрин глубоко взволновало нечто, услышанное при встрече с Васселисом. По правде говоря, Джеред ни разу не видел, чтобы она так плохо сосредотачивалась на насущных вопросах. Вопросах, которые были крайне важны для Конкорда. Острота ума и решимость добиваться процветания Конкорда, которое Эрин ставила выше всех личных целей, — вот некоторые из многих качеств, которые уважал в ней Джеред.
 Адвокат не пожелала говорить о том, что сказал ей Васселис, но вызванная этим тревога окрашивала каждое ее слово, каждое движение. Эрин только один раз встретилась взглядом с казначеем и сказала:
 — Ты ему друг, так ведь? Ты уважаешь и любишь его как брата?
 И это прозвучало почти как обвинение. А когда он ответил, что действительно ужинает с Васселисом этим вечером, у нее на глазах выступили слезы.
 — Он доверяет так всецело — и ему могут понадобиться те, кому он доверяет. Ты в их числе. Я тоже. И почему я не уверена, что он не ошибся, доверяя?
 Адвокат больше ничего не стала говорить, так что Джеред остался в смятении и недоумении. После того как он распрощался с Эрин, ее загадочные слова заставили его поспешить к себе в комнаты, а оттуда в таверну. И сейчас его рука в перчатке уже сжимала ручку дверей. Казначей открыл дверь — и его захлестнула волна тепла, света, шума и запахов чудесно приготовленной еды.
 В таверне было многолюдно. Тесно занятые столы, освещенные свечами, располагались среди тонких колонн из черного мрамора, поддерживавших низкий деревянный потолок. На верхнем этаже находился еще один, такой же людный, зал. Джеред привык к тому, какое впечатление производило появление его внушительной фигуры и всем известного лица в подобном заведении. Уже на пороге казначей был замечен одним из посетителей, и все разговоры смолкли со скоростью распространения степного пожара, а лица стали поворачиваться к нему или, наоборот, отворачиваться в сторону. Люди нервничали по причинам, над которыми Джереду не хотелось задумываться.
 Движение привлекло внимание хозяина таверны, который поспешил к казначею с радостной улыбкой на лице, приветственно протягивая изящные руки. Он сжал левую ладонь Джереда неожиданно сильными пальцами.
 — Казначей Джеред, вы так давно не снисходили к нашему скромному застолью! Добро пожаловать! Добро пожаловать!
 Джеред заставил себя улыбнуться. Разговоры в таверне возобновились.
 — А я скучал по благословенному Богом вкусу ваших блюд, мастер Алькарин.
 — Есть новые творения, которых вы еще не пробовали, — сообщил Алькарин, отпуская его руку и пробираясь между столами. — Я принесу вам кое-что из них. Маршал Васселис сидит в той стороне.
 Радостно посмеиваясь, он вел Джереда через таверну. Джеред остро ощущал, как возвышается над всеми. Как автоматически пододвигаются стулья, чтобы он мог пройти, как кивают в знак уважения и приветствия головы, как следуют за ним взгляды. В таверне было два приватных кабинета, в один из них Джеред с радостью удалился.
 За дверью находилась богато украшенная комната. Обшитые деревом стены были покрашены в темно-красный цвет. Два зелено-золотых кресла с откидными спинками стояли под прямым углом друг к другу, рядом с ними — уставленный едой и винами стол. В камине, облицованном резным мрамором, ревело пламя. Васселис в кремовой с желтым тоге стоял у огня и, сцепив руки за спиной, смотрел через единственное окно на замерзшую улицу.
 Алькарин удалился, а Джеред пригнул голову и вошел. В комнате ощущалась тревожная и нервная атмосфера, так что он не сумел улыбнуться, когда Васселис обернулся. Вместо этого казначей нахмурил брови, испытывая неуверенность. Васселис казался не просто взволнованным — скорее испуганным. Взгляд встревоженный, уголки рта неуверенно приподняты. Маршал был не намного старше Джереда, но в этот вечер казался усталым и измученным. Что же произошло во время его встречи с Адвокатом?
 — Если ты не возражаешь, я уже сделал заказ для нас обоих, и Алькарин сказал, что хочет предложить нам на пробу какие-то угощения.
 Васселис приглашающе указал на одно из кресел, а сам занял второе. Он сел прямо, беспокойство не позволило ему откинуться на спинку и расслабиться. Джеред чувствовал себя неуютно и почти не испытывал голода, хотя блюда на столе выглядели аппетитно. Он налил себе кубок вина, сел так же, как Васселис, и сделал большой глоток.
 — Я уверен, что ты, как всегда, сделал мудрый выбор.
 — Я не уверен, что всегда бываю мудрым, — почти шепотом отозвался Васселис.
 — Ладно, — решительно проговорил Джеред, запуская обе руки в волосы, — я не собираюсь играть с тобой в кошки-мышки, как сегодня с Адвокатом. Что произошло? И если ты откажешься мне рассказать, то я уйду прямо сейчас и унесу эту еду с собой.
 Васселис пристально посмотрел на него. Джеред видел, как тот взвешивает в уме, следует ли доверить старому другу то, что он хотел сказать. Неужели дело зашло так далеко, чтобы такой вопрос вообще возник? Маршал-защитник пригубил вино. Рука у него дрожала.
 — Пол, я либо принял самое смелое за всю свою жизнь решение, либо совершил самую крупную ошибку. И от этого зависят жизни почти всех, кто мне дорог.
 Повисла пауза.
 — Это серьезное заявление, — проговорил Джеред, преодолевая глубокое, как бездна, молчание. — Не хочешь его пояснить?
 — Странно, — после недолгого размышления сказал Васселис. — Я ехал из Карадука в полной уверенности, что поступаю правильно, абсолютно правильно. Но при этом я знал, что, возможно, навсегда останусь в Эсторре. Из-за этого мне трудно было сказать Нетте и Ковану «до свидания». Но я был полон отваги и гордости от сознания важности своей миссии. Я отрепетировал речи и ответы на любые вопросы. И я был счастлив потому, что думал об интересах моих граждан, и да примет меня Бог в свои объятия — я был готов, как готов и сейчас, пойти ради них на костер.
 Но в тот день, когда я поднялся на перевал Горн и увидел, как на холме развеваются флаги, я почувствовал, как отвага покидает меня. И сейчас я сижу перед тобой, словно ребенок, которому приходится признаваться в постыдном поступке.
 Джеред выдохнул: его переполняло желание понять, в чем источник тревоги Васселиса. Однако, как всегда, он понимал чувства этого человека.
 — Легко быть мужественным за пять миль от битвы, — сказал он. — Гораздо труднее броситься на нацеленные в тебя пики, когда ты видишь лихорадочный блеск в глазах врага. Однако же сам факт твоего присутствия здесь неоспоримо свидетельствует о твоем мужестве.
 — Ты говоришь так, не зная, что я должен тебе сказать.
 — Я стоял на поле боя перед врагами, которых уважал за храбрость, — ответил Джеред. — А теперь хватит уверток. Вспомни — я твой друг. Скажи мне то, что должен сказать.
 Васселис кивнул и потер ладонью подбородок. Джеред видел, как он с трудом подбирает слова, чтобы начать. В конце концов он еще раз кивнул и прихлопнул ладонями по коленям. Его голос стал настолько тихим, что Джереду пришлось податься вперед, чтобы расслышать. В нос ему ударил запах пищи.
 — Пол, то, что я тебе расскажу, относится к самой сути того, кто мы и кем хотим быть. Это идет вразрез с учениями, которые большинство людей считают незыблемыми, но показывает, что мы способны стать чем-то намного большим, чем сейчас. Нам нужно только открыть глаза, принять эволюцию как неизбежное и не бояться.
 Четырнадцать лет назад в одном рыбацком городке Карадука родились четверо детей. Это особенные, необыкновенные дети. Они — будущее человечества и Конкорда. И одновременно они доказательство того, что те, кого в течение нескольких веков преследовал орден, были правы. Мы не просто возделыватели и хранители Божьей земли. Бог дал нам способность приблизиться к нему. Исцелять землю и всех ее тварей, очищать воду и способствовать росту всего живого. Приносить дождь туда, где царит засуха, и прогонять тучи, чтобы солнце могло согревать посевы. И для всего этого использовать силы своего тела и разума. Мы можем соединиться с миром, который создал Бог, чтобы лучше познать Его творение.
 С тех пор рождались и другие дети, но мы пока не знаем их возможностей. Эти четверо обладают и теми способностями, которые я описал, и многими другими. Видеть их — счастье, понимать их — восторг и радость. Но они также и опасны. Я не столь наивен. Я понимаю, что они воплощают собой в глазах ордена, и знаю, какова будет реакция тех, кто боится перемен и всего непонятного и непознанного.
 Васселис помолчал и продолжил.
 — Вот почему мне пришлось прийти к Адвокату и к тебе. Я доверяю вам. А Конкорд должен довериться мне и защитить этих детей от тех, кто захочет их убить. Ты должен поверить мне, Пол: они — величайший триумф Конкорда. Неоценимое сокровище!
 Джеред откинулся в кресле, прикрыв ладонями нос и рот. Все мысли о еде исчезли в приступе дурноты, подступившей к горлу. Слова Васселиса проникли в разум, и их значение заставило сердце казначея содрогнуться. Какое-то время он был не в состоянии ответить и смог только подумать, что теперь ему слишком хорошо понятна причина рассеянности Адвоката.
 Казначей заставил себя посмотреть на друга и увидел обеспокоенное, серьезное лицо и честные карие глаза, которые всматривались в его собственные, ища поддержки. Джеред подавил желание высмеять утверждения Васселиса. Не было ни малейших сомнений: маршал полностью убежден в том, что говорит. Но как можно отреагировать на такое богохульство? Казначей три раза открывал рот, чтобы заговорить, но только на четвертый нашел слова, которые произнес не только для Васселиса, но и для себя.
 — Даже высказывать такие мысли — это преступление против основ нашей веры, — проговорил он, подражая шепоту Васселиса. — Но чтобы они оказались правдой… и чтобы ты был в этом замешан… это заходит слишком далеко.
 — Но только если в качестве улик против меня ты выдвинешь опровергнутые мысли, предположения и догмы. А у меня есть живое доказательство моей правоты.
 Джеред понял, что вряд ли может переварить услышанное.
 — Как твой друг, я должен спросить: понимаешь ли ты все последствия того, что говоришь? Как представитель Эсторийского Конкорда и приверженец учений ордена Всеведущего, я должен спросить, готов ли ты подписаться под своими заявлениями?
 Васселис тихо засмеялся.
 — Ты поступишь так, как сочтешь нужным. И да, я знаю, что говорю, и готов подписаться под этим. Я видел, а ты — нет. Я верю, что ты поступишь должным образом. Ты меня знаешь. Ты знаешь, что я не еретик и не предатель.
 Джеред вскинул руки и с трудом удержался, чтобы не повысить голос.
 — Должным образом? Это как? Сохраню верность другу или веру, которой я следовал с детства и в правильности которой незыблемо убежден? Бог мне свидетель, Васселис, то, что ты мне сказал, идет вопреки разуму и Богу. Это распространение зла на земле. Это превознесение человека выше Бога. И после этого ты не еретик?
 — И ты сидишь здесь и удивляешься, почему ты меня еще не убил, правда, Пол? — Васселис вдруг совершенно успокоился.
 Джеред замер. Васселис был прав. И гладиус останется в ножнах у него на боку.
 — Потому что ты — это ты, будь ты проклят, — проворчал он. — Потому что ты тот, кем я тебя считаю… кого я  знаю .
 Васселис кивнул в знак признательности.
 — Я понимаю, что тебе трудно. Бог, согревающий эту землю, свидетель: мне самому это трудно дается, а ведь я всю жизнь знал о такой возможности. Карадук пропитан учением о Восхождении и был центром протестов и демонстраций против правления ордена, когда веру в Восхождение объявили ересью.
 — Я учил историю, — проворчал Джеред. — Но это было в древности. Это не имеет отношения к происходящему сейчас.
 — Конечно, имеет! — возразил Васселис резче, чем следовало. — Это оставило след в сердце каждого, кто рожден в Карадуке. Мы уважаем и почитаем орден, но не всех его представителей и не все их методы. Мы верим в святость Бога и праведность Адвоката. Но, несмотря на древность, вера не умирает просто потому, что ее заставили прятаться.
 — Я не подозревал, что ты затаил подобные убеждения, — тряхнул головой Джеред.
 — Ах, Пол, мне так часто хотелось быть с тобой откровенным! С тобой и с Адвокатом. С людьми, которые должны были бы нас поддерживать. Но все это время достаточно было одной ошибки и…
 — Орден, — напомнил Джеред, и Васселис, кивнув, развел руками. — Тогда почему сейчас?
 — Потому что до нынешнего времени даже эти четверо проявляли в основном только потенциальные возможности. Теперь произошел прорыв, и они стали настоящими Восходящими. Они способны управлять стихиями. Рано или поздно слухи о них разойдутся, и когда это произойдет, мне нужно, чтобы на моей стороне против ордена оказалось как можно больше сил.
 Джеред вздохнул. Васселис прежде казался таким рассудительным.
 — И ты отправился к Эрин, живому воплощению Бога на земле, чтобы заручиться такой силой? Полно, Арван! Что ты от нас хочешь? Что, по-твоему, я или Эрин должны с этим делать?
 — Просто изучите все подробности без предубеждения. Поверьте мне, что это благо, а не зло.
 — Это противоречит всем учениям, которые я знаю! — огрызнулся Джеред, невольно повышая, голос.
 Васселис вытянул руки в жесте успокоения.
 — Я понимаю. Понимаю. Просто подумай до утра, обсуди все с Адвокатом. Что бы вы ни решили, я, конечно же, это приму и отдам себя в ваши руки, если вы этого потребуете. Но не принимай поспешного решения, основываясь на страхах, которые распространяет доктрина ордена.
 — Ты хочешь сказать: не говори канцлеру о том, что ты мне рассказал.
 — Это само собой разумеется, Пол, разве не так? Один намек — и мы погибли, еще ничего не начав.
 — Мы? — Джеред воздел к небу палец. — Я не с тобой, маршал Васселис.
 Казначей тихо зарычал от досады и бессилия. Он находился в полной растерянности. Его вера отчаянно требовала, чтобы он немедленно отрекся от Васселиса, но как воин он понимал, что маршал заслуживает большего уважения, чем то судилище, которое, несомненно, устроят ему судьи канцлера.
 — Приезжай в Карадук! — настаивал Васселис — Тебе все равно давно пора у нас побывать. Посмотри на все сам, прежде чем решать, встал я на сторону будущего или ереси.
 — Не могу, Арван, — ответил Джеред. — Возможно, в последние дни от твоего внимания ускользнуло то, что у нас серьезные проблемы на границах с Цардом и Адвокат требует, чтобы я находился там до конца дуса. А пока ты, надо полагать, рассчитываешь, что я сохраню эту новость в тайне?
 — Это даст тебе время подумать. — Васселис развел руками.
 Джеред покачал головой, чувствуя растущий гнев.
 — Ты поставил меня в ужасное положение. Просто не сообщая о тебе ордену, я совершаю поступок, из-за которого меня сожгут вместе с тобой. — Он помолчал, видя, что Васселис прекрасно осознает, что он сделал. — Однако я понимаю, ты полагал, будто у тебя нет выбора, и я с уважением отношусь к тому, что ты считал должным сделать. Любого другого человека я арестовал бы на месте, как того требует мой долг… Проклятье, но это совершенно не нужно ни мне, ни Адвокату, ни Конкорду! Внутренние раздоры среди ближайших союзников были бы слишком опасными, и мы не можем дать повод канцлеру для осуществления ее планов репрессий. Повод, который ты, дурень, дашь ей в случае, если она узнает, что ты наделал.
 Казначей снова вздохнул.
 — Вот что я сделаю. Я поговорю с Адвокатом, прежде чем плыть в Гестерн. Мы с ней разработаем план действий и уведомим тебя о нем, так что я предлагаю тебе не уезжать из Эсторра, пока тебя снова не вызовут во дворец. Это все, что я могу сделать, и если тем временем ты будешь не спать ночами — отлично. Считай это частью той цены, которую ты заставил нас заплатить. Ради тебя.
 Васселис глубоко вздохнул и расслабился, откидываясь в кресле.
 — О большем я и не мог бы просить тебя, Пол. Прими мою благодарность.
 — Тебе повезло, что это ты, — проворчал Джеред, чувствуя, как на его лице появляется слабая улыбка. Он подался вперед и на мгновение стиснул плечо Васселиса. — Тем временем позаботься о том, чтобы твои люди были в безопасности. Тебе надо быть готовым ко всему.
 Казначей хлопнул в ладоши, испытывая острую потребность переменить тему и успокоить отчаянно бьющееся сердце.
 — А теперь давай попробуем поесть. Можешь рассказать мне, как дела у твоего сына. Мастера академии расхваливали его успехи в фехтовании. А он еще такой юный! Наверное, ты им очень гордишься.
 На миг ему показалось, что Васселис готов разрыдаться.




 ГЛАВА 15


  847-й Божественный цикл, 34-й день от вершины дуса, 14-й год истинного Восхождения 
 — Пригнись!
 Снежок попал Ардуцию прямо в лицо. Он вскрикнул от внезапного ледяного прикосновения к лицу, и без того замерзшему сверх меры. Опомнившись, мальчик завертелся на месте и картинно рухнул на землю, ощущая, как вокруг него взметнулся свежевыпавший мягкий снег.
 — Есть! — торжествующе закричала Миррон. — Я же говорила, что мы победим! Я говорила, что у тебя получится.
 Ардуций приподнялся на локтях. Вокруг него высились снежные баррикады, которые они с Горианом построили в обнесенном стеной саду позади виллы Восходящих. Миррон хохотала, обняв Оссакера за шею. Его лицо тоже озаряла редкая улыбка. Оссакер сказал, что кое-что придумал, но вышло просто замечательно. Ардуций заразился их настроением и тоже начал смеяться.
 Мальчик обожал дус. Особенно он любил снегопады. Снежные хлопья напоминали ему рассыпанные по земле перья, и Ардуций мог бегать, падать и играть как все, почти не опасаясь синяков или переломов хрупких костей. Как круглый год делал Гориан. В дус он мог состязаться с остальными.
 — Почему ты не пригнулся? — Голос Гориана был недовольным и ворчливым.
 Ардуций обернулся, и его охватил знакомый смутный страх. Он перестал смеяться. Гориан смотрел на него сверху вниз, все еще держа снежок рукой в перчатке: он собирался бросить его в кого-нибудь. Теперь в этом не было смысла, они проиграли поединок. Но Гориан ненавидел проигрывать. Даже к сражению в снежки он относился с той же серьезностью, что и к занятиям Восхождения.
 Порой Ардуций не знал, как ему относиться к Гориану: с презрением или с восхищением? Как правило, он искренне желал, чтобы парень, на которого ему хотелось походить, научился хоть изредка просто получать удовольствие, а не относиться ко всему так, будто это борьба за спасение мира. Но Гориан частенько держался особняком. Казалось, только Миррон способна к нему приблизиться. И совершенно ясно почему. Он всегда ей нравился, и Миррон хотела быть с ним. Гориан не оставался к ней равнодушным, хотя Ардуцию казалось, что Гориану просто льстит ее внимание.
 — Я не думал, что он сможет подобраться ко мне, не то что попасть. А ты?
 — Я велел тебе пригнуться, — Гориан пожал плечами. — Я видел, что снежок летит, а ты даже не смотрел в ту сторону.
 Ардуций встал и стряхнул снег с плаща. Миррон и Оссакер уже шли к ним.
 — Да ладно, — сказал он. — Это же была просто игра.
 — Мы проиграли. Хотя не должны были.
 — И что, по-твоему, придумал Оссакер? — спросил Ардуций, стараясь сменить тему.
 Гориан глядел сердито, но стоило упомянуть о втором мальчике, как выражение его лица изменилось.
 — Интересно, — пробормотал он.
 Забыв о поражении, Гориан сосредоточил внимание на Оссакере, чья рука мягко лежала на локте Миррон, пока они медленно шествовали по белому пушистому ковру. Над ними нависало хмурое темно-серое небо, ветер крепчал. Скоро должен был начаться новый снегопад. Снег будет идти всю ночь, а к утру тучи разойдутся. Наверное, к лучшему, что игра закончилась именно сейчас. Гориан неслышно подкрался к Оссакеру с левой стороны.
 — Гориан, — прошептал Ардуций, — не надо.
 — Эй, Оссакер! — громко сказал Гориан над самым ухом паренька.
 Оссакер вздрогнул и остановился, поворачивая голову на звук и хмуря брови. Его глаза, как всегда, безрезультатно всматривались в окружающее. Он мог видеть разницу между светом и темнотой и говорил, что иногда там появляются туманные силуэты — все, этим его зрительные возможности ограничивались. Инфекция, отнявшая у Оссакера зрение, надолго лишила его радости жизни. Горечь несчастья понемногу стала слабеть, но полностью не исчезнет никогда.
 — Зачем ты так? — возмутилась Миррон.
 — Пускай, — сказал Оссакер баском, у него рано ломался голос. — Жаль, что я не попал в тебя, Гориан.
 — Я для тебя слишком умен, — заявил Гориан. Он улыбнулся Миррон, довольный ее яростной реакцией. — Не обращайся с ним как с младенцем. Ты просто сделаешь его еще слабее, чем сейчас.
 — Я не слабый, — возразил Оссакер. — Просто слепой.
 — И сколько пройдет времени, пока ты не подхватишь еще что-то? И что у тебя откажет тогда? Уши? Рот?
 — Прекрати, перестань! — выкрикнула Миррон. — Оставь его в покое.
 — Я сам могу о себе позаботиться, — резко сказал Оссакер. Он отпустил руку Миррон и повернулся лицом к Гориану.
 Гориан со смехом заплясал вокруг него.
 — Тебе меня никогда не поймать, слепой!
 Он остановился слева от Оссакера и медленно вытянул руку, собираясь его толкнуть. Оссакер сдвинул брови, потом неспешно поднял руку и схватил Гориана за запястье.
 — Я слепой, но это не значит, что я не могу видеть, — негромко проговорил он.
 Озорство на лице Гориана мгновенно сменилось любопытством.
 — Как ты это сделал?
 — А зачем тебе знать? — Оссакер отпустил его руку. — Ведь ты же не слепой.
 — Просто скажи мне! — Тон Гориана тут же стал угрожающим.
 — Теперь я не такой слабый, да? — Оссакер бросал Гориану вызов, и Ардуций почувствовал, как у него быстрее забилось сердце. — Значит, ты все-таки знаешь не все? И тебе это не нравится.
 — Не дразни его! — предостерегла Миррон.
 — Ты ведь знаешь, что бывает, когда ты это делаешь, — подхватил Гориан. — Пожалей себя. Оссакер, Оссикер! [1] — Он засмеялся своей неудачной шутке. — Скажи мне.
 — Нет, — заявил Оссакер. Он выпрямился и вызывающе устремил взгляд в никуда, развернувшись лицом к Гориану. — Не скажу.
 — О, так мы теперь большие, да?
 Гориан шагнул вперед и толкнул Оссакера в грудь. Тот попятился, едва удержавшись на ногах за счет суматошных взмахов руками.
 — Оставь его, — вмешался Ардуций.
 — А что ты можешь сделать? Ударь меня — и сломаешь себе руку. Ты еще слабее, чем он. — Гориан снова переключил внимание на Оссакера. — Некому тебя спасать, слепенький, — и ты даже не будешь знать, откуда я появлюсь в следующий раз. Скажи мне, что ты выучил.
 — Нет, — ответил Оссакер, хотя у него в голосе появилась дрожь.
 — Прекрати это, Гориан, — повторила Миррон, дергаясь в его сторону.
 — Попробуй меня заставить. — Он снова шагнул вперед и слабо шлепнул Оссакера по щеке. — В следующий раз будет сильнее.
 Оссакер отшатнулся назад и споткнулся. Гориан стремительно рванулся вперед и схватил его за плечо, удержав на ногах.
 — Только я тут могу тебя спасти, Оссакер. — Хватка Гориана была крепкой, пальцы больно впивались Оссакеру в плечо. Гориан оглянулся на Ардуция и Миррон. Ардуций чувствовал, как у него колотится сердце, а к горлу подступает тошнота. Он был бессилен что-либо сделать. — Я лучше вас. Я лучше вас троих вместе взятых.
 Гориан застыл, и почти мгновенно воздух вокруг них сделался ледяным. Ардуций увидел, как кожа на его голом предплечье бледнеет, а на перчатке образуется иней. Оссакер вскрикнул и попытался попятиться. Он дергал плечом, скованным ледяной хваткой Гориана, но не мог вырваться. Ардуций метнулся в их сторону, понимая, что должен что-то сделать, и одновременно опасаясь получить травму. Миррон застыла неподвижно, ее губы беззвучно шевелились.
 — Скажи мне! — прохрипел Гориан полным угрозы голосом. Ардуцию необходимо было что-то сделать! Сжав зубы, чтобы приготовиться к неизбежной боли, он побежал на Гориана. Его слух заполнили отчаянные крики Оссакера, а в глазах стояло лицо Гориана, на котором отражалось что-то вроде радости от причиняемой им боли.
 — Оставь его в покое! — закричал Ардуций.
 Гориан обернулся, и на его лице появилось изумление при виде того, кто к нему приближался. У него почти не осталось времени, чтобы отреагировать. И когда Ардуций столкнулся с ним, стараясь отгородиться от более массивного паренька руками, прикрывавшими грудную клетку, он услышал голос Миррон, а потом — как отец Кессиан выкрикивает имя Гориана.


* * *

 Кессиан уронил голову на руки. Об этом тоже пойдут слухи, как и о каждом крохотном происшествии. И у жителей Вестфаллена появится еще одна причина, чтобы не подпускать сыновей и дочерей к Восходящим. Таким образом, они лишатся их взаимоотношений, столь необходимых всей четверке, чтобы стать полноценными членами общества. Сейчас изоляция влияла на них в мелочах, но в конце концов она царапнет своими когтями по всем сторонам их жизни.
 Такое поведение горожан являлось совсем не тем, чего хотел бы добиться Кессиан, и наносило серьезный удар по включению Восходящих в окружающий мир. Если их не смогут принять жители города, которые понимают их лучше других, тогда надежды почти не останется.
 Для всех это стало неразрешимым парадоксом. Чтобы прекратить выходки, подобные той, что позволил себе Гориан, необходимо было больше общаться с нормальными молодыми людьми. Общение помогло бы ему и другим Восходящим лучше понять огромную ответственность, которая на них лежит. И тем не менее Кессиан не мог ни в чем обвинить родителей Вестфаллена. Им было страшно, и их детям тоже.
 Прошло два года с тех пор, как жители Вестфаллена участвовали в радостном празднестве, и теперь настроения в городе были прямо противоположными. И хотя Ступени по-прежнему пользовались уважением, и жители продолжали участвовать в Восхождении, добровольно вызываясь быть отцами и матерями, тревога по поводу результатов нарастала.
 Кессиан покачал головой. Способности детей были именно такими, как предсказывалось. К сожалению, реальность оказалось намного сложнее теории. Он почувствовал ладонь на своем плече. Дженна только-только поправилась после болезни, которая едва не отняла у нее жизнь. Она все еще была слаба, но если бы Оссакер не определил очаги инфекции, она вообще не выжила бы. Еще один триумф Восходящих.
 Кессиан отнял руки от лица и улыбнулся ей.
 — Ты собираешься сказать мне, чтобы я перестал видеть все в таком мрачном свете, так ведь?
 — Я все еще здесь благодаря им, так ведь? — парировала она.
 Ступени собрались в центральной приемной виллы. Позади кресла Кессиана шумел теплый воздух в трубах гипокоста. Это его чуть-чуть успокаивало. Простые обыденные звуки. В последнее время было так мало простого и понятного! Каждый день давался Кессиану с трудом. И не просто потому, что наступило время дуса. Ноги у него ныли, одышка стала невыносимо жестокой. И он едва мог писать из-за дрожи в руках. Он стар, он умирает. Ему следовало бы испытывать радость при мысли о скором возвращении в объятия Бога, но радости не было. Отец Кессиан не мог оставить Ступени и Вестфаллен, не решив все назревшие проблемы.
 — Ардол?
 Дженна. Кессиан вздрогнул.
 — А? О, извини. Увы, старческие мысли такие рассеянные.
 — Нам не обязательно делать это сегодня, — вмешалась Эстер Наравни. — День был длинный.
 — Нет смысла ложиться в постель, чтобы лежать там без сна, — отозвалась Меера, сидевшая рядом с сестрой. Она была снова беременна и казалась более усталой и напряженной, чем сам Кессиан. Восходящие питали серьезные надежды на то, что она, Йен Шалк и Гвитен Терол вынашивают двенадцатую прядь. Однако под вопросом оставалось то, будет ли Вестфаллен рад новорожденным. — Он мой сын. Мне нужна ваша помощь, чтобы понять, что с ним делать.
 — Безусловно, — откликнулся Кессиан, отметив, что все присутствующие тоже кивнули. — И как он сейчас?
 — Так же, как все, — сухо отозвался Виллем Гесте.
 — Конечно. Давайте по одному. Меера?
 — Ах, Ардол, я просто ничего не понимаю! — Меера чуть не плакала. Эстер положила ладонь на ее руку. — Я провела с ним несколько часов — все то время, когда я не извинялась перед бедной матерью Оссакера. Он глух.
 — Что ты хочешь сказать? — спросил Андреас Колл.
 — Он считает, что не сделал ничего плохого, — прошептала Меера.
 В комнате воцарилось молчание. Слышались только шум воздуха в гипокосте и хриплое дыхание Кессиана. Они ждали, чтобы Меера продолжила объяснение. Кессиан видел, как она собирается с мыслями под их сочувствующими взглядами.
 — Он считает, что имел право немедленно узнать то, что понял Оссакер, а когда Оссакер отказался ему объяснить, он должен был заставить его заговорить. Он не признает вины и не проявляет раскаяния. И он считает, что винить надо Оссакера.
 — А как же Ардуций? Ведь по его действиям Гориан должен был понять, что поступает нехорошо? — спросила Дженна, выражая растущее потрясение.
 Меера покачала головой.
 — Он этого совершенно не ощущает. Он сказал, что в жизни сильные добиваются успеха потому, что берут то, что им нужно, и тогда, когда им нужно. Слабые способны отважно сражаться, но всегда терпят поражение. Ардуций травмировал себя сам.
 — Он все это сказал? — ахнул Виллем.
 — Почти слово в слово.
 — Ему еще нет четырнадцати, — прошипел Виллем. — Как он может говорить такое?
 — Он всегда был вспыльчивым.
 — Это не вспыльчивость, — возразила Эстер. — Это холодный расчет. Виллем прав. Он слишком юн, чтобы быть таким. Не правда ли?
 Всякий раз, когда Ступени испытывали неуверенность, они единодушно обращались к Кессиану. И этот раз не стал исключением. Что они будут делать, когда он вернется в землю? Он слушал их реплики, мрачнея все сильнее. Им хотелось, чтобы он нашел объяснение поведению Гориана, представив его поступок не в столь скверном свете. Но Кессиан не собирался сглаживать то, чему нет оправдания.
 — Не стоит заблуждаться. Время для происшествия едва ли могло быть более неподходящим. Арван Васселис сейчас рассказывает Адвокату, что у нас происходит. Несомненно, он расписывает ей триумфы и победы, которые мы можем принести всему Конкорду, если программе будет позволено процветать сейчас, когда она добилась первых Восхождений. И сегодня мы продемонстрировали всем, кто только хотел увидеть, что способности Восходящих можно использовать для того, чтобы наносить вред и творить зло.
 Наши дела наверняка будут внимательно изучать представители Адвокатуры. И как только станет известно, что здесь происходит, начнется давление со стороны ордена. И если в городе будут шептаться о том, что мы вывели опасных и склонных к насилию уродов, тогда кто-то из жителей Вестфаллена неизбежно попросит орден разобраться с этим. Давайте не забывать, что с точки зрения ордена мы — еретики и нас сожгут сразу после вынесения приговора. И хотя сейчас город остается на нашей стороне, людей беспокоят все четверо Восходящих. И я их не виню. Нужно совсем немного, чтобы некоторые горожане отвернулись от нас. Века доверия ничего не значат, когда люди чувствуют угрозу со стороны тех, кому они до этого доверяли.
 — Мы всегда знали, что мир за пределами наших границ представляет для нас опасность. Теперь нам надо понять, что для нас могут стать опасными и те, кто к нам ближе всего, если мы не изменим поведение Гориана. — Отец Кессиан замолчал и обвел взглядом Ступени.
 Ни на одном из обращенных к нему лиц не наблюдалось и тени удивления, вызванного его словами. Он кивнул и заставил себя улыбнуться.
 — Мы — первопроходцы, — проговорил Кессиан мягко и ободряюще. — И перед нами стоят проблемы, которых не будут знать те, кто пойдет за нами. Наш долг — найти решения и сделать так, чтобы вера в Восхождение оставалась крепкой и неколебимой. Я знаю, что это нелегко. Боже Всеобъемлющий, я сегодня пережил тяжелый момент, как и все вы. Я сомневаюсь, чтобы кому-то из нас удалось сегодня спокойно заснуть. Так что давайте сделаем все, что в наших силах. Мы — люди практичные, изобретательные и решительные. Итак. Самое главное. Дженна, как дела у Оссакера и Ардуция?
 Объявляющая Боль вздохнула и провела руками по волосам.
 — Сейчас с ними сидит Шела. Мы перевели их в одну комнату, чтобы они были вместе. Оссакер молчит. Он отказывается говорить. Мы промыли и перевязали ему руку. К счастью, ожоги оказались не очень глубокими. Если бы Ардуций не вмешался, Гориан мог бы лишить Оссакера руки. Ему повезло с защитником, однако сам защитник находится в плохом состоянии. У него сломаны оба запястья. Одно плечо снова вывихнуто, а левый локоть раздулся, как больной мочевой пузырь. Я наложила шины на переломы и вправила плечо. На локоть каждый час кладем лед. Но меня тревожит его подвижность в будущем. У него такие хрупкие кости!
 — Но их раны заживут, — вступила в разговор Эстер. — И это значит, что мы сможем заняться их эмоциональными и психическими ранами. Их гораздо труднее оценить и вылечить.
 — Ты сказала как раз то, о чем я подумал, — отозвался Кессиан. — Утром я поговорю с Горианом. Нам надо до конца разобраться с тем, что он думает. Я льщу себе мыслью, что он по-прежнему благоговеет передо мной и даже временами меня побаивается, что неплохо, как вы наверняка согласитесь. Он уже проявлял дурные наклонности. Помните, когда он рос? Каким серьезным он всегда был и как легко выходил из себя? И помните: когда у Миррон произошел прорыв, он тоже прибег к насилию. Разница в том, что на этот раз его способности были намеренно использованы для того, чтобы причинить вред. Что мы запретили делать раз и навсегда. Я до него достучусь. Обязан. А пока, Гвитен, поговори с дочерью. Я уверен, ты знаешь, какой будет ее реакция.
 Гвитен пожала плечами.
 — Она сделает то, что делает всегда, когда Гориан совершает проступок. Она начинает с того, что выражает свое негодование, а заканчивает тем, что оправдывает его поступки. Мы все знаем, отчего это. — По комнате пронесся сухой смешок. — Не думаю, чтобы что-то изменилось.
 — Да уж, — согласился Виллем. — Но все же мы можем этим воспользоваться. Гориан будет к ней прислушиваться, так ведь? В конце концов, это чувство не одностороннее.
 — Не стоит обольщаться, — возразила Меера. — Мне неприятно об этом говорить, но он хитрит. Он очень мил с ней, когда ему это нужно. Не удивляйтесь, если он будет воплощенным очарованием в течение пары дней, пока не решит, что с него снята опала. Мы это уже проходили.
 — А остальные двое? — спросил Кессиан.
 — Дайте им отдохнуть ночь, посмотрим, какими они проснутся, — предложила Дженна. — У Оссакера не видно признаков болезни из-за происшедшего, что надо признать благословением. Судя по тому, что рассказал Ардуций, Оссакер гордо противостоял Гориану, это что-то новое. Ардуций… Ну, Ардуций — это Ардуций. — Все снова тихо засмеялись. — Втайне он будет злиться на Гориана до конца дуса, наверное, но он — прирожденный дипломат. Он быстро всех снова объединит. По-моему, большая часть его гнева вызвана позицией Гориана, а не собственной физической болью.
 Кессиана ободрило услышанное. Ступени объединялись и шли вперед.
 — Хорошо, — подытожил он. — И последнее. Эстер, я знаю, что всегда обращаюсь к тебе. Но если предположить, что происшедшее хотя бы в общих чертах, а не в подробностях просочится в город через слуг, нам придется подготовить ответ. Вам с Элсой Геран нужно действовать сообща. Нужно, чтобы орден выступил на нашей стороне, пусть даже через чтицу, которая верит в то же, что и мы, и должна не меньше нас опасаться канцлера.
 — Конечно, Ардол, — отозвалась Эстер.
 — Только после того, как мы успокоим всех Восходящих, мы поговорим с Оссакером о том, что он узнал. У меня есть ощущение, что это станет настоящим прорывом, но нужна более подходящая атмосфера. Так ведь?
 Все кивнули. Кессиан с трудом поднялся, опираясь на две палки.
 — Тогда давайте отправимся в постели. Да осенит вас Бог покоем и благословением, пока не пробудит светом зари.


* * *

 Глубокую тишину ночи нарушали лишь едва слышные звуки, издаваемые спящими — Шелой Хаси и Ардуцием. Оссакер прислушивался к узорам, которые они создавали своим дыханием, а его веки смаргивали призрачные формы, плывущие сквозь слепоту. Глубокое и ровное дыхание Шелы соответствовало неподвижности тела, Ардуций же шмыгал носом и вздыхал. Оссакер улыбнулся в темноте: благодарность другу снова переполнила грудь.
 — Ты не спишь, Ардуций, — тихо сказал он.
 — Да, — ответил тот. — Не могу заснуть. Больно. Как твоя рука?
 — Ничего. — Оссакер рассеянно почесал повязку. От охлаждающего бальзама, которым Дженна намазала рану, пульсирующая боль не унялась. — Шела заснула, да?
 — Да, до утра. Пока Дженна не придет снова ставить лед. Ух, какая это гадость!
 — А это помогает? — спросил Оссакер, представив себе, как содрогнулся Ардуций.
 — Только притупляет боль. Она все равно остается. И пальцы у меня все время покалывает.
 — Ты мне доверяешь?
 Ардуций несколько мгновений молчал.
 — Я? Ну конечно. Что за странный вопрос ты задал посреди ночи!
 — Я могу тебе помочь, — предложил Оссакер. Сердце отчаянно колотилось у него в груди. — Если ты мне позволишь.
 — Помочь мне в чем?
 — Мне кажется, я могу тебя исцелить. — Оссакер подвинулся и приподнялся на здоровом локте, чтобы смотреть в ту сторону, где лежал Ардуций. — Если ты разрешишь мне попробовать.
 Опять воцарилось молчание. Оссакер чувствовал, как Ардуций все взвешивает. Он поправился после множественных переломов хрупких костей только потому, что Дженна Кессиан хорошо находила точное место перелома, а хирурги Вестфаллена под ее руководством умело фиксировали конечность или палец. А вот теперь Восходящий, прорыв которого произошел меньше двух лет назад, предлагает ему нечто неопробованное и совершенно новое. И оба они на личном, неприятном и болезненном опыте узнали, какой риск связан с проверкой новых способностей.
 — Ты именно об этом не захотел говорить Гориану?
 — Да, это причина, по которой ты здесь лежишь.
 — Мне будет больно? Тебе будет больно?
 — Не думаю, — ответил Оссакер. — Нет, если я все правильно сделаю.
 В ответ на это Ардуций даже сумел засмеяться, и небольшая неловкость исчезла.
 — Ну, несомненно.
 Оссакер тоже улыбнулся. Он переместился ближе к другу, подвинувшись на кровати. Их разделяло расстояние примерно в пару футов. Шела была у двери: она спала в кресле, положив ноги на мягкий стульчик.
 — Ну?
 — Ты уверен, что сможешь?
 — Я дам тебе знать, — пообещал Оссакер.
 — Очень смешно, — пробурчал Ардуций. — Просто убери боль, этого хватит. И говори мне, что будешь делать.
 Оссакера захлестнула волна гордости. Ему доверяют. Чудесное чувство!
 — Я тебя не подведу.
 Оссакер закрыл глаза и сконцентрировался. Он дышал медленно и осторожно. Затем он вытянул руки и, растопырив пальцы, начал медленно шевелить ими, словно играл на невидимой кифаре. Насторожившись, мальчик прислушивался к скрипу потолочных балок и кроватей, на которых они лежали.
 Свет и разноцветные пятна медленно заполнили голову Оссакера, согревая все тело и напоминая о том времени, когда для того, чтобы видеть, ему достаточно было открыть глаза. Но это ощущение потрясало гораздо сильнее, чем воспоминания, — оно стало окном в мир, которое никто и никогда не сможет у него отнять.
 За завесой незрячих глаз перед Оссакером возникла спальня. Он мог бы пожелать увидеть ее настолько же четко, как и с помощью зрения, но Оссакер воспринимал свой дар как личное благословение Богом его, Оссакера, вторым шансом, и от него самого зависело, как наилучшим образом им воспользоваться. Другие Восходящие и Ступени считали, что в течение этого дуса Оссакер стал непривычно тихим и замкнутым, и он предоставил им возможность думать как угодно. Взрослые оставили его в покое, когда поняли, что мальчик здоров и просто грустит.
 Однако то, что он открыл, уже начало менять его жизнь: Оссакер перестал зависеть от других и снова становился самостоятельным. Это вышло почти случайно, хотя, как понял Оссакер, причиной послужило то, что обстоятельства вынудили его развивать остальные чувства. Мальчик выучился прислушиваться к самым слабым звукам, чтобы составлять мысленную картину того, что его окружало. Он привычно вытягивал руки, но не просто чтобы пощупать, что было впереди и сбоку, а чтобы получать информацию о потоках воздуха, которые текли мимо его тела. Кончики его пальцев приобрели необыкновенную чувствительность, позволяя оценивать расстояния и сложные очертания твердых предметов, находящихся поблизости.
 Обоняние Оссакера стало не менее острым и различало малейшие оттенки запахов. Мальчик использовал его, чтобы определять направление. Он мог почуять виллу, находясь высоко на склоне, он мог пройти от виллы к форуму. И он мог самостоятельно ходить по саду над водопадом Генастро. Теперь никто уже не боялся, что Оссакер сорвется со скал. Он одержал маленькие победы в сражении с собственной немощью. Тем не менее, во время немногочисленных встреч с другими слепыми он убедился, что его чувства обострились намного сильнее, чем у остальных.
 Это заставило Оссакера задуматься. Единственным плюсом его слепоты — плюсом, отдававшим горечью, — являлось то, что она давала ему возможность думать, освобождая от всех отвлекающих моментов мира света. Но на этот раз награда оказалась большой. Их обучение было направлено главным образом на то, чтобы обуздать силы Бога и природы для достижения своих Целей, будь то выращивание растений, раннее плодоношение деревьев или определение очагов инфекции у домашних животных. Восходящим по-прежнему надо было многому научиться и особенно — эффективно использовать свои усилия. Однократное применение силы выматывало их и награждало морщинами, иногда на многие дни. Но все они успели понять, что, хотя определенные виды энергии тесно связаны с той способностью, которой они пользовались, и значительно повышают их возможности, можно использовать и энергию, почерпнутую из других источников. При этом силы Восходящего тратятся быстрее.
 Отец Кессиан сравнил это с перенесением воды с места на место при помощи губки вместо мехов. Это возможно, но утомляло гораздо сильнее, потому что одинаковое количество воды требовало намного большего количества ходок — и много терялось по дороге.
 И вот Оссакер стал заниматься тем, чтобы — как ему нравилось об этом думать — затыкать дырки в губке. Он связал свои усилия с пониманием того, что в его обострившихся чувствах есть нечто большее, нежели старания и удача. Поскольку он — Восходящий. Со всех сторон его окружала энергия. Она поступала сквозь кончики пальцев, через ноздри, через уши и язык — и шла прямо в разум. И там мальчик ее использовал.
 Оссакер с самого начала обладал талантом Объявляющего Боль и мог найти инфекцию, жар, растяжение или перелом в теле человека или, с меньшей точностью, животного. Но исцеление — вот на что он не был способен, и к чему не удалось даже приблизиться никому из них. Гориан — первый Гориан — писал об объединении энергий для исцеления, но это оказалось невозможным, потому что все болезни представлялись серыми тенями, скрывавшими потоки энергии, и прорваться сквозь них было невозможно. До нынешнего времени.
 Оссакеру неожиданно пришло в голову, что раз повсюду есть энергия, которую можно использовать для излечения, пусть и неэффективно, то совсем необязательно пробиваться сквозь серые тени. Их можно обойти. Не будучи вполне уверенным, чтобы решиться проверить свою теорию на животном или хотя бы обсудить ее с отцом Кессианом или Дженной, мальчик прежде всего применил ее к тем потокам энергии, которые ему удавалось уловить оставшимися чувствами. И он обнаружил, что способен нарисовать мысленную карту энергий в непосредственной близости от себя.
 Твердые объекты, такие как стены, шкафы, колонны и кровати, выглядели густо-серыми силуэтами на ярком полотне. Люди представлялись движущимися пятнами красного, зеленого и желтого, с темно-синими прожилками, а когда у них было что-то не в порядке — с серыми или черными тенями. Их силуэты оказались размытыми, но достаточно четкими для того, чтобы различать разных людей. Именно так он смог попасть снежком в Ардуция. На открытой местности фон различать было трудно, особенно после снегопада, и поэтому люди выделялись, словно огни в ночи.
 Однако это утомляло, поскольку энергию оказалось невозможно использовать напрямую. Оссакеру приходилось тратить много сил на то, чтобы удерживать карту в голове. Он пока не мог делать это долго, но надеялся, что короткого периода хватит, чтобы помочь Ардуцию.
 Оссакер встал с кровати, видя свои вытянутые вперед руки: его пальцы были густо-красными с бледно-желтой каймой, ноги выглядели так же, но не столь яркими, а цвет тела частично приглушала ночная сорочка. Коврик под ногами казался бледной тенью на прохладно-голубом камне, а прямо перед ним из-под одеяла выглядывали голова и руки Ардуция.
 Оссакер сел на край кровати.
 — Ты готов? — прошептал он.
 — Как ты это сделал? Я за тобой наблюдал. Ты двигался так, словно можешь видеть.
 — Я могу. — Оссакер чувствовал, как растет радостное волнение. — Вроде как. Я вам всем потом объясню. Мне надо только попробовать еще одну вещь.
 — И я стану твоим подопытным материалом, так?
 — Ну, несомненно.
 Оба мальчика тихо засмеялись. Их радовала возможность сделать что-то втайне, и они не хотели разбудить Шелу.
 — И что я должен делать? — спросил Ардуций.
 — Ничего. Просто лежи. Больно быть не должно, но если будет, скажи мне, и я сразу же перестану.
 — Все будет нормально.
 Оссакер позволил карте энергий погаснуть: ему хватало уверенности в том, что он управляет своими чувствами. Он положил обе ладони на левую руку Ардуция.
 — Холодно! — прошипел Ардуций.
 — Извини.
 Оссакер погрузился в себя, заставив энергию собственного тела течь через разум, уходить в руки, а из них — в Ардуция. Силуэт друга моментально возник у него в голове, и мальчик позаимствовал у него немного энергии, чтобы пополнить собственную. Оссакер проследил за яркой пульсацией, которая соответствовала артериям и венам, двигаясь по их течению через тело Ардуция. Очертания костей оказались тускло-зелеными, сердце сияло красным, у легких — чуть более светлый, красноватый оттенок, а желудок был спокойно-желтым.
 Вокруг сильных потоков энергии в теле Ардуция танцевали ее свободные частички. Мысленно они представлялись Оссакеру слабыми полосками или мерцающими тусклыми огоньками. Он был уверен, что сможет направить их, чтобы соединить два участка разорванной энергии по обеим сторонам переломов на запястьях Ардуция. Мальчик передвинул руки к травмированному левому запястью, прикасаясь к коже только самыми кончиками пальцев.
 — Не шевелись, — сказал он, почувствовав, что друг слабо дернулся. — Извини, если тебе щекотно.
 — Стало тепло, — пояснил Ардуций.
 — Хорошо.
 Запястье Ардуция оказалось в ужасном состоянии. Оссакер едва не отдернул пальцы от повязки и шины. Он привык ощущать синяки, которые представлялись пятном тускло-серого цвета, или поврежденные потоки, но здесь — нечто гораздо более серьезное. Разум показал ему глубокую, непроницаемую серую пелену, пронизанную мертвой чернотой там, где переломы оказались множественными и жизненной энергии не было. На этот раз шины не помогли бы.
 — В чем дело? — спросил Ардуций.
 — Переломы очень плохие.
 — А то я не понял! — сухо парировал Ардуций.
 — Я не об этом. Я имел в виду — они идут так глубоко! Тебе зафиксировали кости, но сквозь них ничего не течет, чтобы они выздоравливали. Нет линий жизни.
 — Значит…
 — Не страшно, — поспешно сказал Оссакер, почувствовав, как напрягся Ардуций. — Я могу их вернуть.
 Оссакер понял, что не сможет брать у Ардуция энергию, чтобы связать прервавшиеся в запястьях потоки. Так всегда получалось с серьезно травмированными или больными людьми и животными. Они были исходно слабы по вполне очевидной причине. И хотя потоки энергии в воздухе и те, что приходили по гипокосту и прилетали с легким сквозняком из-под двери, давали ему сырье, Оссакер пока не заткнул достаточно дыр в губке, а Ардуций нуждался в серьезной помощи. Это окажется намного более утомительным делом, чем он думал сначала.
 Мальчик очень осторожно взял Ардуция за запястье, перемещая пальцы по повязке. Он ощутил глубину и площадь повреждений, увидел темные линии, отмечающие трещины, ущемления или разрывы в нервах и жилах. Убедившись в том, что масштаб задачи оценен правильно, Оссакер положил обе ладони на повязку, сблизив большие пальцы и растопырив остальные.
 В руках и пальцах Ардуция потоки энергии были спутанными, ненаправленными, что, наверное, и определяло боль и покалывание, которые тот ощущал. Оссакер совершенно неожиданно почувствовал, что его захлестывает волна радости. Все было именно так, как говорили отец Кессиан и Дженна. Именно так, как это описывалось в работах Гориана и священных писаниях. Цикл жизни непрерывен. Здоровье и жизнь даются потоками энергии, которые замыкаются в круги, большие и малые. А их разрывы забирают здоровье и жизнь. Теперь мальчик уже совершенно точно знал, что его идея верна. И что Бог послал их на эту землю, чтобы помогать и исцелять. Чтобы быть источником чудес и творить Божьи дела. Орден ошибался.
 — Я соединю разорванные линии жизни у тебя в запястьях. Старайся не двигаться.
 — С помощью чего?
 — Всего, что смогу взять в этой комнате. Но главным образом — себя.
 — Оссакер, это…
 — Не спорь. Бог вернет мне силы.
 Оссакер попытался собрать слабую энергию ветерка и теплых камней под ногами, открыв разум так, как его учили — как он открыл бы рот, чтобы принять пищу. Однако прибавилось очень мало. Мальчик почувствовал, что энергия помогает ему сосредоточиться, но этого недостаточно, чтобы помочь Ардуцию. То, на что он рассчитывал, сделать не удавалось, а для экспериментов времени не было. Оставалось только молиться, что в нем самом окажется достаточно энергии для того, чтобы сделать необходимое.
 Оссакер сосредоточил все силы на работе. Он влил энергию своего тела в руку Ардуция, почувствовав, как мальчик напрягся под его пальцами, и услышал изумленный вздох. Мысленно Оссакер видел, как линии жизни из пальцев переплетаются с линиями по обе стороны перелома. Ардуций ахнул, когда круг замкнулся, почувствовав, как жизнь течет вокруг его руки и вливается в больное место.
 Это оказалось самым легким. Оссакер мог бы прерваться на этом, избавляя Ардуция от боли столько времени, сколько сможет бодрствовать и не терять концентрации, но это его не исцелит. Теперь надо провести линии жизни через поврежденное запястье, создав связь, которая показала бы, что исцеление произошло.
 Оссакер ясно видел нарушения, вызванные переломом. Там, где кости сопоставили неправильно, где обломки по-прежнему оставались в теле, поток крови прерывался.
 — Начинаем, Ардуций. Постарайся оставаться спокойным. Надо, чтобы энергия прошла тебе в запястье. Надеюсь, тебе не больно.
 — Действуй.
 Оссакер кивнул и сделал очень глубокий вдох. Он начал с того места, где линии жизни у Ардуция были самыми сильными, — с предплечья. У него в голове появилась картина распределения энергии, Оссакер видел те точки, в которых линии уходили с запястья Ардуция, чтобы соединиться с его собственными линиями. Он сосредоточился и надавил, начав проталкивать линии назад, туда, где им полагалось быть. Мальчик продвигался медленно, используя искусственно замкнутую цепь для того, чтобы проходить через место травмы. Он возвращал обломки кости на место, снова открывал сосуды, затаскивал нервные окончания в места их правильного расположения. Процесс был ужасно медленным и чересчур деликатным.
 Ему приходилось сражаться с каждым волоконцем энергии на каждом крошечном шагу. Оссакер словно направлял множество угрей через лабиринт, который перемещался и менялся вокруг, и каждый угорь готов был в любой момент улизнуть, если внимание целителя на секунду отвлекалось.
 Оссакер чувствовал, что на лбу у него выступили капли пота, а потом пот начал стекать вниз. Подмышки и спина тоже намокли. Все его тело разогревалось по мере того, как он отдавал все больше собственных сил. Оссакер оставил попытки направлять беспорядочную энергию, находившуюся в помещении. Это было бы слишком большим шагом вперед для юного разума, которому сейчас требовалась максимальная сосредоточенность.
 И в то же время мальчику приходилось бороться с радостным возбуждением. Оно было вызвано тем, что под его пальцами, ставшими ярко-красными и желтыми от переполнявшей их энергии, серое и черное начало светлеть и исчезать.
 — Как ты себя чувствуешь? — с трудом спросил он, хватая ртом воздух.
 — Жжет, — ответил Ардуций спокойно. — Но это не больно.
 — Хорошо. Наверное.
 Центр перелома еще сильнее замедлил его продвижение. Там оказалось так много трещин и смещений! Ардуций говорил, что рука болит. Но боль должна быть просто невыносимой! Оссакер подавил поднявшееся в нем чувство вины. Он направил еще больше энергии в руку. И там, где у него по щекам струился пот, он ощущал сухость, которая приходит вместе со старением.
 Нужно еще больше энергии, напомнил себе Оссакер, ведь ему надо залечить оба запястья! Локоть, который не сломан, а просто распух, подождет.


* * *

 Когда рассвет, яркий и белый, прокрался сквозь закрытые жалюзи, Шела Хаси проснулась усталой и разбитой. Она потерла шею рукой и, моргая, осмотрела комнату. Зевок застрял у нее в горле.
 Ардуций, сняв шины с запястий, сидел на кровати Оссакера, держа его за руку. Голова Оссакера едва виднелась из-под одеяла. Лицо у него было потрескавшимся и морщинистым, голову покрывали седые волосы. Он еле шевелился, зато Ардуций улыбался во весь рот. Болезненная бледность почти сошла с его лица, глаза сияли здоровьем.
 — Смотри, что он сделал! — торжествующе сказал Ардуций. — Смотри, что он сделал!
 Шела уставилась на них, не зная, следует ли ей радоваться или вопить от страха.




 ГЛАВА 16


  847-й Божественный цикл, 35-й день от вершины дуса, 14-й год истинного Восхождения 
 Когда Кессиан тем же утром открыл дверь спальни Гориана, слепящее солнце дуса отражалось от режущей глаз белизны снега и врывалось в комнату сквозь распахнутые ставни.
 Гориан сидел за рабочим столом и читал текст Восхождения о масштабах возможностей Хранителя Земли, их развитии и применении. Кессиан сам написал его больше четырех десятилетий тому назад. И то, что Гориан был так поглощен чтением, доставило старику маленькую радость в этот неприятный день.
 Тунику Гориана, как и его собственную, украшали красные полосы Восхождения. Он был бос и лениво постукивал пальцами ног по теплым камням под ногами. Мальчик не обернулся к Кессиану, пока тот, медленно и осторожно, не опустился на его кровать.
 — Откуда ты так давно знал, что мы вообще появимся? — взволнованным голосом спросил Гориан.
 Выглядел мальчик ужасно: глаза покраснели и распухли из-за того, что он постоянно вытирал слезы, а темные тени под ними говорили о беспокойной ночи. Кессиана ободрило, что в тишине и темноте Гориан, видимо, обрел чувства вина и раскаяния. Однако его тревожило, что накануне вечером мальчик счел возможным продемонстрировать матери полное отсутствие оных.
 — Потому что тот, в честь кого ты назван, видел закономерности и не оставлял без внимания ни единого факта. И на основе многочисленных наблюдений мы со временем смогли определить, где возможности сильнее всего, а логика — безупречна. Именно так совершаются открытия, и происходит прогресс в науке.
 — Так это наука? Или благословение Бога? — нахмурился Гориан.
 — И то и другое неразрывно связаны. Бог показывает нам, куда ставить ноги, он открывает нам глаза. Мы считаем, что врачи развивают свою науку путем изучения человеческого тела. Но они ничего не достигли бы, если б их не вела рука Бога. Так же произошло и с нами. Нам показывают путь, а от нас зависит, сможем ли мы узреть его.
 Гориан мгновение молчал, а потом судорожно сглотнул.
 — Как Оссакер и Ардуций?
 — А вот это должно было стать твоим первым вопросом, не так ли?
 Ответа не последовало. Нижняя губа Гориана дрожала, глаза наполнились слезами.
 — С ними обоими все в порядке, к счастью для тебя, — проговорил Кессиан после короткой паузы. — Оссакер продемонстрировал удивительное новое понимание.
 — Какое? — Глаза Гориана ярко и жадно вспыхнули.
 — А, вот если бы ты подождал и подбодрил его, то конечно же узнал бы. Гориан, почему ты сделал это?
 Тяжкое разочарование отца обрушилось на Гориана, подобно ударам, каждое следующее слово било больнее предыдущих. Слезы потекли по щекам мальчика. Кессиан не пошевелился, чтобы его утешить, хотя именно этого жаждал.
 — Почему он мне не сказал?
 — Мы говорим не об Оссакере, мы говорим о тебе! — резко бросил Кессиан. — Он имел полное право так поступить. У тебя права не было. А судя по тем словам, которые ты сказал, матери вчера вечером, ты этого не понимаешь.
 — Понимаю! — заскулил тот. — Я не хотел ему повредить!
 — Гориан, посмотри на меня! — приказал Кессиан. Гориан послушался. Никто никогда не перечил отцу Кессиану. — Не отводи глаз. Ты схватил Оссакера за запястье и обжег холодом, используя свой дар Восходящего. У него до могилы останутся шрамы. Я вижу сейчас твое раскаяние, но сразу после случившегося его не было, так ведь? И ты даже не задумался, прежде чем это сделать, так?
 — Я не хотел делать ему плохо! Я не хотел, чтобы Ардуций пострадал!
 Ссутулившись за столом и прикрыв одной рукой глаза, Гориан являл собой жалкое зрелище. По щекам его струились слезы. Кессиан с трудом удержался, чтобы не привлечь мальчика к себе. Он казался раздавленным.
 Кессиан заговорил чуть мягче.
 — Но как мы можем этому поверить? Ты сделал то, что сделал. А когда твоя мать заговорила с тобой, ты сказал, что сильные берут то, что им нужно, и случившееся с теми двумя — это их вина, а не твоя. Гориан! Помоги нам понять, в чем дело. Помочь тебе. Нельзя так терять власть над собой. Ни в коем случае нельзя, обладая такими способностями.
 Гориан не знал, что сказать, — это было ясно. Кессиан не удивился. Он какое-то время подождал. Гориан немного успокоился, но явно не собирался ничего говорить.
 — Гориан, посмотри на меня. — Кессиан дождался, пока паренек выполнил приказ. — Давай двигаться постепенно. Почему ты сказал эти слова матери?
 Молчание.
 — Наверное, потому что я злился. Я хотел быть правым. Я считал, что я прав.
 — Неужели? Но, похоже, сейчас ты считаешь немного по-другому.
 Гориан кивнул.
 — Но я все равно не понимаю. Меера очень подробно описала нам, как далек ты был от сожалений. Ты помнишь свои ощущения, когда вел себя таким образом?
 Гориан покачал головой.
 — Ладно. Тогда откуда бессонная ночь и все эти слезы раскаяния сегодня утром? Ты знаешь, что изменило твои мысли? У тебя было время подумать. Постарайся ответить мне.
 Лицо Гориана снова жалко сморщилось.
 — Потому что я знал, что ты утром придешь говорить со мной. И я знал, что ты будешь сердиться. А я ненавижу навлекать на себя твой гнев.
 Кессиан посмотрел прямо в глаза Гориану.
 — Не знаю, считать себя польщенным или оскорбленным, — сказал он, сознавая, что мальчик не поймет этих слов. — Проблема заключается в том, что, если ты сказал правду, значит, ты не раскаиваешься в содеянном, а только расстраиваешься из-за того, какой будет моя реакция. Ты искренне сожалеешь о том, что сделал?
 — Я знаю, что это было нехорошо, — кивнул Гориан.
 — Ты знаешь это сейчас или знал тогда?
 — Знаю сейчас.
 — Ну что ж, это хотя бы честно, — вздохнул отец Кессиан, хотя надеялся услышать другой ответ. — Скажи мне вот что. Ты задумался и понял, что поступил нехорошо, только из-за того, что я сюда приду?
 Гориан нахмурился, а потом кивнул:
 — Наверное.
 — А что будет, когда меня не станет и некому будет заставить тебя думать?
 — Ты всегда будешь, отец Кессиан! — отчаянно выкрикнул Гориан. — Ты нам нужен. Ты мне нужен.
 Кессиан справился с желанием закрыть лицо ладонями и заставил себя слабо улыбнуться.
 — Ах, Гориан, мы с тобой оба знаем, насколько я стар. Я не смогу быть здесь вечно. Настанет день — и, возможно, скоро, — когда Бог раскроет объятия, приветствуя мое возвращение к Нему. К кому тогда ты обратишься, хотел бы я знать?
 «Кого ты будешь уважать настолько, чтобы тебя можно было держать в узде?..»
 Кессиан покачал головой и встал.
 — Ты от меня уходишь?
 — На время.
 — А что будет дальше?
 Кессиан посмотрел на Гориана: испуганный мальчуган, ожидающий наказания. Это так не вязалось с заносчивостью, проявленной накануне. Он вздохнул.
 — Мне по-прежнему кажется, что ты до конца не понял, что сделал, — повторил отец Кессиан. — Прежде чем ты выйдешь из этой комнаты, должно произойти многое — но это должно произойти быстро. Я поговорю с другими Восходящими, и они помогут мне решить, будешь ли ты тем временем обучаться вместе с остальными или отдельно от них. И только им решать, захотят ли они хоть когда-то снова играть с тобой. А пока мы с ними будем разговаривать, я хочу, чтобы ты подумал вот над чем: дела Восхождения предназначены только для помощи и мира. И никоим образом не для того, чтобы причинять боль, творить зло или навязывать власть. Восхождение — это инструмент Бога, чье милосердие и доброта не знают границ. Своим поступком ты показал, что все хорошее может быть использовано во зло. Врачебным скальпелем можно перерезать горло, а мотыгу использовать для того, чтобы сбить с ног невинного человека. И наши дела можно направить на то, чтобы сеять смерть и разрушения. Этого больше нельзя допустить. Никогда.
 Спроси себя, Гориан: хочешь ли ты, чтобы тебя любили и почитали как творца чудес и как человека, который несет жизнь и добро? Или ты хочешь, чтобы тебя ненавидели и боялись и чтобы ты жил, постоянно зная, что есть люди, которые больше всего на свете хотят твоей смерти. И что в любой момент на тебя могут быть направлены стрела или клинок. И ты не будешь знать, откуда придет удар. — Кессиан кивнул, увидев реакцию Гориана. — Надеюсь, тебя это пугает. Это должно пугать. В тебе есть огромный потенциал силы, так же как в твоих братьях и сестре. И если ты веришь в меня так, как говоришь, ты окажешь мне большую услугу и поклянешься, что будешь использовать свои возможности только для тех целей, за которые отдал жизнь твой тезка. Для тех целей, для которых и я готов отдать свою жизнь.
 Мы еще раз поговорим с тобой, прежде чем ты выйдешь из этой комнаты. Если ты голоден, я могу попросить, чтобы Шела принесла тебе завтрак.
 Гориан кивнул, и Кессиан ему улыбнулся.
 — Хорошо. Подумай хорошенько, Гориан. Мы все любим тебя и хотим, чтобы ты всегда оставался в наших объятиях. Но ты должен научиться сдерживаться, иначе ты рискуешь стать очень одиноким молодым человеком. Не подведи меня.
 — Не подведу, отец. Мне очень жаль.
 Кессиан закрыл за собой дверь. Его уже ждали Дженна, Меера и Шела.
 — Как много противоречий в этом юноше. Меня очень заботит состояние его ума, очень, — прошептал отец Восхождения. — Мы пристально должны наблюдать за ним, даже во время игр. В его голове происходит сражение, и я не представляю себе, какая сторона победит. Шела, ему можно дать позавтракать. — Он наклонился и поцеловал Дженну в щеку. — Это неожиданная радость — видеть тебя, милая.
 — А еще одна ждет тебя в столовой. Арван Васселис вернулся из Эсторра. Он тебя ждет.
 Кессиан почувствовал, как исчезает тревога, которую он хранил в душе, сам того не замечая.
 — А вот это добрая весть. Васселис — живой, а не казненный за ересь — это определенно шаг в нужном направлении.
 — Не сомневаюсь, что он с тобой согласен, — тихо рассмеялась Дженна. — Идем, я оставлю тебя с ним, а потом схожу проверю, хорошо ли Нетта и Кован устроены на вилле.
 — Думаю, ты отыщешь Кована там, где будет Миррон. Он будет счастлив, что рядом не окажется Гориана.
 — Тише ты, Ардол Кессиан!
 Кессиан широко улыбнулся ей.
 — Я еще помню, каково это, влюбиться в таком возрасте. Радость и боль одновременно, как две стороны одной монеты, при этом приходится бороться с целой кучей неуклюжих мыслей и чувств. Я ему не завидую.
 — Нет, завидуешь.
 — Ты права.


* * *

 В столовой в одном из двух мраморных каминов на дровах и торфе резвился огонь, от которого в комнату струились волны тепла, помогая перегруженным трубам гипокоста. Маршал Васселис привез с собой сильный ветер, который всю дорогу дул ему в спину, а теперь начал менять направление, так что вскоре должен был ворваться в бухту со стороны моря.
 Васселис снял перчатки и грел руки над огнем. Он еще не успел скинуть подбитый мехом плащ и, стоя у камина, устремил взгляд на портрет Гориана, висевший над изящной резной полкой. Маршал обернулся на звук открывшейся двери. В комнату вошел Ардол Кессиан, он двигался медленно, тяжело опираясь на две палки. Васселису докладывали, что тазобедренные суставы причиняют старику постоянную боль и что артрит распространился по всему телу. Дженна приветственно помахала рукой маршалу из-за порога и закрыла за мужем дверь.
 Кессиан выглядел очень нездоровым. Васселис отсутствовал долго, а отец Ступеней стремительно приближался к смерти. Однако он успел увидеть рождение того, ради чего трудился всю жизнь, и Васселис полагал, что для старика будет благом не узнать многое из надвигающихся событий.
 — Я постарел, правда? — сказал Кессиан, осторожно опускаясь в одно из кресел, поставленных перед камином.
 Васселис кивнул и, подойдя к старому другу, опустился на колени и накрыл ладонью его холодные руки.
 — Снова прочли мои мысли, Ардол?
 — Нет, только выражение лица, — улыбнулся Кессиан.
 — Я никогда не умел скрывать от вас то, что думаю. — Васселис поднялся на ноги и повернулся к стоящему рядом столику. — Сюда принесли чай. Не хотите чаю? Думаю, для вина рановато.
 — Благодарю вас, Арван. И добро пожаловать.
 Васселис подал ему чай — крепкий настой трав, согревающий и сладкий.
 — Была пара дней, в течение которых я серьезно сомневался, что услышу, как вы это говорите. Это был тяжелый момент, и боюсь, что это только начало.
 — Чего и следовало ожидать. Но само ваше присутствие здесь говорит о том, что Адвокат хотя бы готова нас выслушать. Расскажите же мне, что она говорила.
 Васселис коротко передал суть своих разговоров с Адвокатом и Полом Джередом и закончил тем, как его вызвали во дворец, чтобы выслушать их решение.
 — Я отправился туда, не зная, сяду ли я вечером на корабль или проведу остаток дней в камере под моими личными помещениями в базилике, — признался он, живо вспомнив пережитую тревогу и мрачные лица Эрин и Пола, которые смотрели на него поверх стола для официальных переговоров. Только время покажет, потерял ли он в них друзей, приобретя только временных союзников.
 — Зачем вы говорили с Джередом? — прервал его рассказ Кессиан.
 — Он представляет высший эшелон безопасности в Конкорде, — объяснил Васселис. — А еще он мой давний друг, которому я могу доверить наши жизни. И именно это нам придется сделать. Наступило время трудных решений и тяжелых испытаний.
 Единственная причина, по которой Адвокат не осудила меня публично и не передала в руки канцлера, — это наша незапятнанная многолетняя верность Конкорду. История свидетельствует, что представители рода Васселисов всегда следили, чтобы эта верность блюлась. Ну и еще, пожалуй, то, что ко мне лично всегда относились с симпатией и доверием. Не сочтите это самонадеянностью, я просто излагаю факты.
 — Самонадеянность вам не свойственна, Арван.
 Васселис кивнул, выражая благодарность.
 — Мне надо было переговорить с ними, потому что всем нам теперь грозит очень серьезная опасность. Меня мало беспокоит мое личное положение, но мне очень дороги репутация моей семьи и тесная связь между Карадуком и Эсторией. Я верю в то, что вы здесь делаете, но сейчас вы и ваши горожане должны сыграть свои роли.
 Вестфаллен скоро станет объектом пристального внимания Конкорда — не меньшего, чем восточный фронт в Царде или заключение договора с Сирраном. Нас будут внимательнейшим образом изучать высшие представители Конкорда. Нам придется уповать на то, что они будут разделять мнение Адвоката и казначея. И надеяться, что ордену сюда не позволят сунуться — как мне и обещали. И жители Вестфаллена должны быть едины в своих убеждениях.
 Нельзя допустить, чтобы Восхождение изолировали. Ни в коем случае. В свою очередь, я должен признаться, что доклады моей приграничной службы не внушают оптимизма. Слухи ходят, хотя пока и не вырвались наружу. До того времени, когда сюда доберутся люди Адвоката, тайна должна быть сохранена, потому что только их одобрение может обеспечить нам безопасность.
 — Когда они здесь будут? — спросил Кессиан, нервно стискивая руки.
 — Этого я вам сказать не могу. По крайней мере пока. Они постараются нас не оповещать заранее, поскольку хотят, чтобы ни мы, ни орден не узнали о том, что они делают. Итак, скажите мне, Кессиан, что я не совершил самой серьезной ошибки за всю свою жизнь.
 Кессиан сделал маленький глоток чая. Руки у него тряслись, и не только от старости.
 — У нас возникает все больше проблем с некоторыми группами жителей. И не важно, что многие из них были отцами или матерями детей из прядей Восхождения. Не важно, что большинство из них обладали мимолетными или длительными проявлениями пассивных способностей. Наши Восходящие — новые, сильные и пугающие. Втайне никто не хочет перемен, а люди слишком хорошо понимают, что мы несем им перемены, которые повлияют на каждого. Против нас никто не выступает, но на форуме меня приветствуют не так тепло, как прежде.
 Васселис кивнул. Он не выказал удивления. Отвага простых людей в лучшем случае недолговечна. Однако это лишняя проблема.
 — Тогда я поговорю с ними. Завтра в полдень, у молельни.
 — Я отдам распоряжения.
 — Пора дать понять этому сонному городку, что происходит за пределами его полей и рыболовных угодий. Пора им узнать, что Адвокатура будет рассматривать непосредственно вопрос их существования. А теперь — есть ли еще что-то, что мне следует знать?
 Тщательно подбирая слова, Ардол Кессиан рассказал ему о Гориане, и с каждым ударом сердца в груди его все более воцарялся холод.
 — Вы можете держать Гориана в узде?
 — Пока могу. В конце концов, он еще ребенок. Но я опасаюсь того, что он будет чувствовать, думать и делать, когда станет старше и сильнее, а я вернусь в объятия Бога.
 — Тогда его поведение нужно изменить сейчас, — заявил Васселис. Его лицо посуровело, а в голосе прорезалась интонация маршала, отдающего приказ. — Вы не должны допустить, чтобы он оставался неуправляемым эгоистом. Это слишком опасно для нас, наших близких и жителей Карадука. Восходящих четверо. Гориан — только один из них, и, несмотря на все потенциальные способности, которыми он, несомненно, обладает, он всего лишь мальчишка и будет всего лишь человеком. Четверо, Ардол, могут очень легко превратиться в троих.




 ГЛАВА 17


  847-й Божественный цикл, 36-й день от вершины дуса, 14-й год истинного Восхождения 
 Они встретились с Горианом в зимнем саду незадолго перед тем, как идти к молельне, где перед горожанами собирался выступить маршал Васселис. Кован хотел остаться с ними, чтобы защищать Миррон, но та заверила его, что она в безопасности, и он с неохотой ушел к отцу.
 — Он что, так и не думает от тебя отстать? — спросил Ардуций, сгибая и разгибая локоть, который, несмотря на все усилия Дженны Кессиан и врачей Вестфаллена, еще плохо двигался.
 Оссакер не смог им заняться. У него едва хватило сил, чтобы встать с постели после того, как он столько потрудился над запястьями Ардуция.
 — Оставь его в покое, Арду, — дернула плечом Миррон. — Он просто хочет помочь.
 — По-моему, дело не только в этом, — заметил Оссакер.
 Восходящие сидели втроем на скамье перед фонтаном, отключенным до той поры, пока генастро не прогреет трубы. К счастью, ждать оставалось уже недолго. Перед ними на подставке стояла жаровня с углями, и они радовались возможности согреть над ней вытянутые руки. Все трое плотно закутались в плащи, а ноги от щиколоток до бедер упрятали в гетры. Но все равно было холодно, хотя Миррон нравилось, что дыхание собирается у рта облачком пара. К тому же холод бодрил ее. Если она сосредотачивалась, то могла проследить его знаки, глубокие и темные.
 — О! И откуда тебе знать? — осведомилась девочка, уже зная ответ, но желая получить подтверждение.
 — В слепоте мало хорошего, но одно есть: я слышу гораздо лучше, чем ты. А Кован всегда разговаривает с тобой мягче и серьезнее, чем со всеми остальными, особенно сама-знаешь-с-кем. По-моему, идет соперничество за твою благосклонность, дорогая Миррон.
 Миррон посмотрела на Оссакера, который повернулся к ней, несомненно видя ее с помощью линий жизни.
 — Не понимаю, о чем ты.
 — Значит, ты единственная, кто не понимает, — заявил Ардуций, как обычно становясь на сторону Оссакера. — Ты им обоим нравишься, каждому по-своему. Интересно, кого ты выберешь?
 Миррон почувствовала, что краснеет. По ее телу пробежала дрожь приятного возбуждения.
 — Ни того ни другого, — ответила она, хотя перед ее мысленным взором возникло лицо Гориана. — У меня есть вещи поинтереснее мальчишек. — Миррон лукаво улыбнулась. — И кстати, Арду, в последнее время ты, кажется, слишком часто нечаянно сталкиваешься с Ливви?
 Ардуций покраснел не менее густо, чем она, и потер подбородок, на котором начали появляться мягкие волосики.
 — Хотелось бы почаще, но ее родители не очень-то поощряют нашу дружбу.
 — Она не может быть матерью Восхождения, — сказал Оссакер. — Ты зря тратишь время.
 После его резких слов в саду наступила тишина. Ардуций быстро повернулся к нему.
 — Что ты хочешь этим сказать?
 — Тебе следовало бы лучше слушать. — Оссакер постучал себя по уху. — Ты ведь знаешь, что мы здесь не случайно. Каждый ребенок, который сейчас рождается в Восхождении, появляется по плану, чтобы быть как мы. У родителей Ливви нет способностей. И у нее тоже. Тебе не позволят в нее влюбиться.
 — Я не… О чем ты говоришь? Она просто мне нравится, вот и все.
 — Это и будет все. Перечисли родителей десятой пряди и скажи мне, что я ошибся. А вот Гориан или Кован… — Он сложил руки под плащом и откинулся назад с озорной улыбкой. — У обоих есть силы, которые нужны Восхождению.
 — Прекрати, Оссакер! — воскликнула Миррон, которой вдруг стало неловко.
 Им только тринадцать лет. И тем не менее она томилась по прикосновению кожи Гориана. По запаху его волос и необычайной силе взгляда.
 Дверь справа от них, в переходе под колоннами, открылась, и оттуда вышел Гориан в простом черном плаще с откинутым капюшоном. Роскошные светлые волосы, спадавшие на плечи, освещали его лицо. Однако лицо это было истерзанным и печальным. Миррон хотелось подбежать к нему, обнять и сказать, что все в порядке, что они все его простили. Но она не могла так поступить. Травмы, которые он нанес братьям, слишком свежи.
 Миррон почувствовала, как в воздухе разлилось напряжение, словно резкий утренний мороз в середине дуса. Ардуций выпрямился, чтобы смотреть на Гориана с максимальной высоты, а лицо Оссакера сделалось презрительно-равнодушным. Миррон не желала, чтобы их отношения стали такими. Она так любила их всех! Ей хотелось, чтобы ничего этого не было… но оно уже случилось.
 Пока Гориан шел к ним, его взгляд перебегал с одного лица на другое. Он остановился у жаровни, не пытаясь сесть рядом с ними. Позади в дверях показались Эстер и Меера вместе с отцом Кессианом. В саду стало еще тише. Никто не знал, что сказать. Миррон сосредоточила внимание на Гориане, который теперь смотрел в землю. Начинать надо было ему.
 — С-спасибо вам всем, что согласились со мной встретиться, — проговорил он, с трудом проталкивая слова между губ. Гориан оглянулся на дверь. — Я понимаю, что ничто не может изменить того, что я сделал, но я искренне сожалею об этом… Я обещаю, что такого больше не произойдет.
 — До каких пор? — огрызнулся Оссакер, гладя пальцами бинты, закрывавшие его ожог. — Ты всегда так говоришь — и потом опять берешься за старое.
 Миррон увидела, что глаза Гориана сверкнули, но он только кивнул, соглашаясь.
 — Я могу измениться, — сказал он. — Я изменюсь.
 Их слова облачками пара висели в неподвижном воздухе. Миррон не знала, что сказать. Похоже, не знал и Ардуций, хотя она чувствовала, как работает его ум, пытаясь найти решение.
 — Мне так жаль, что я сделал тебе больно, Оссакер. И я не хотел, чтобы ты получил переломы, защищая его, Ардуций.
 — Я бы сделал то же, чтобы защитить тебя, Гориан, — негромко проговорил Ардуций, и у Миррон защипало глаза от слез.
 — А я рассказал бы тебе то, что ты хотел узнать, — усмехнулся Оссакер. — Тебе просто надо было подождать, пока я буду готов. А ты не захотел.
 — Теперь я это понял. Мне нужно, чтобы вы меня простили.
 Снова наступило молчание. Оказалось, что никто не готов произнести эти слова. Гориан посмотрел на Миррон, и она отвела глаза, переведя взгляд на Оссакера, линии жизни которого ярко пылали от гнева.
 — У нас нет причин тебе верить, — заявил Оссакер.
 Гориан шумно задышал, словно собирался заплакать.
 — Я знаю, знаю. Но вы должны дать мне еще один шанс. Мы должны быть вместе.
 — Ты так не считал, когда обжег меня, — напомнил Оссакер.
 Некоторое время Гориан молчал. Его глаза влажно блестели, и он дрожал — не только из-за утреннего холода.
 — Спасибо тебе за то, что смог вылечить Ардуция. — Он вновь попытался наладить контакт.
 — У меня не было выбора. У него так неудачно сломались запястья, что он мог остаться без рук.
 Миррон увидела, что Гориан воспринял эти слова как пощечину. От потрясения его лицо побледнело еще сильнее — стало почти мертвенным. Девочка еще раз сдержала свой порыв. Утешить его она сможет позже.
 — Я… Я бы не сделал…
 — Но сделал, — парировал Оссакер. — И посмотри, что получилось. И что бы с нами стало? Четверка Восходящих. Один слепой, один без рук, один не владеет собой — и одна не знает, кто она такая. Весьма печальное зрелище при той любви, которой окружил нас отец Кессиан.
 — Хватит, — оборвал его Ардуций и поднялся со скамьи, внезапно показавшись сильным и решительным. — Мы не сможем жить, если вечно будем задевать друг друга. Мы родились, чтобы быть вместе, и это должно быть так. — Он шагнул вперед и сгреб Гориана за плащ. — Я знаю, что ты жалеешь о том, что сделал, и что изменил бы все, если б мог. И мы сейчас тебя простим, хотя пока и не будем тебе доверять. Но нам необходимо верить друг в друга, как раньше, иначе мы пропали. Я не справлюсь со всем этим без вас.
 Ардуций жестом велел Миррон и Оссакеру встать. Движение было таким быстрым, что Оссакер не успел его рассмотреть, и Миррон тронула его за руку и помогла подняться.
 — С этого мгновения все, что мы делаем, мы делаем вместе. Всегда. И мы никогда ничего не станем скрывать друг от друга, даже самые мелкие мелочи. Поклянитесь в этом вместе со мной.
 Они послушались и обняли друг друга. Миррон крепко стиснула плечо Гориана, и он ответил тем же. Слева в нее вцепился Ардуций, больно сжимая пальцы и требуя ее согласия. Но напротив нее рука Оссакера неуверенно лежала на плече Гориана, а его лицо оставалось мрачным. Оссакер сумеет простить лишь со временем и, возможно, не скоро.


* * *

 Хотя едва миновала середина дня, под холодным серым небом светились фонари, окружавшие форум. Со своего места на ступенях молельни маршал Арван Васселис смотрел на собравшихся там жителей любимого города. Восходящие сидели справа от него и казались маленькими и напуганными. Ступени и чтица Элса Геран гордо стояли по левую руку от маршала. На время собрания границы закрыли, хотя приезжих и не ждали: холод заставлял сидеть дома всех, кроме самых выносливых путешественников.
 В Вестфаллене сейчас находилась парочка гостей, но на форум их не допустили по той причине, что маршал-защитник желает говорить с жителями Вестфаллена по личному и не подлежащему огласке делу. Что ж, вполне правдоподобно.
 Горожанам была известна тема обращения. Никто из них не знал подробностей, и Васселису предстояло приложить все силы, чтобы убедить их сплотиться вокруг него и Восхождения в ожидании того, что неизбежно начнется. Он посмотрел вверх, на тяжелые облака, и понадеялся, что снегопад на какое-то время задержится. Кессиан сказал, что снег начнет идти только к вечеру. Ардуций решил, что это произойдет немного раньше. Над головой маршала, как светлое пятно на сером, едва различалось солнце. Время настало.
 Васселис встал, снял отороченные мехом перчатки, откинул капюшон плаща и вышел на возвышение. Холод обжигал ему лицо и руки, но, чтобы выглядеть искренним, он не мог их прятать. Ропот толпы, плотно сбившейся ради тепла, замер до шепота, а потом и вовсе затих. Ветер свистел в колоннах, окружавших форум, принося с собой шум волн, пытающихся дотянуться до баркасов на берегу.
 Молельню хорошо осветили, а по сторонам возвышения поставили жаровни с углями. Они не слишком согревали Васселиса, который стоял под крышей сводчатой, без стен молельни, между двумя резными колоннами.
 — Друзья мои, спасибо вам за то, что пришли выслушать меня в момент, когда решается судьба Вестфаллена, Карадука да и всего Эсторийского Конкорда. Я сожалею только, что вы не принесли с собой теплой погоды. Не знаю, как там у вас внизу, а здесь, наверху, убийственно холодно.
 Он дождался, чтобы волна смеха схлынула. На лицах, обращенных к нему, читались обожание и дружеская приязнь. Васселис знал, что они его любят. Ему вдруг стало мучительно стыдно за то, что он сейчас скажет. Это будет похоже на лишение невинности — грубое вторжение в их жизнь остального мира.
 — Знаете, с каждым моим приездом сюда я все сильнее влюбляюсь в этот прекрасный город. Моя семья хотела бы здесь поселиться, и я сам больше всего на свете люблю ходить среди вас, проникаясь вашей жизнерадостностью, силой и добротой. В Конкорде действительно нет второго такого места — и я низко кланяюсь вам за то, что вы здесь создали.
 На этот раз приветственные возгласы были громче, а аплодисменты не смолкали довольно долго.
 — Но вас отличает от остальных не только то, что вы построили, но и то, что вы взлелеяли здесь в течение десятков и сотен лет. Великое дело, в которое многие из вас внесли важный вклад. Великое дело, благословенное Богом. Дело, благодаря которому большинство из вас обладало способностями, такими, какие в будущем будут у многих, а не только у избранных. Как чудесно, что вы стали частью этого дела! И через тысячу лет ваши имена и имя Вестфаллена будут звучать в истории и преданиях. Вас никогда не забудут.
 Теперь они целиком принадлежали ему. И молчали.
 — Вы спросите почему? Потому что именно сейчас наконец осуществилась та возможность, о которой писал Гориан. И эти четверо граждан справа от меня воплощают собой то, ради чего трудились все мы и наши отцы и деды. Вы все наверняка читали о трудностях, с которыми сталкивались наши предки. Необходимость скрывать тайну Восхождения от ордена, постоянные разочарования, изменения тела и разума у тех, кто рождался с большими надеждами. Пряди Восхождения пришлось пронести сквозь болезни, войны и завесу подозрений. Трудности были столь велики, что часто казалось — легче сдаться и оставить все это в легендах и преданиях.
 Но вера, проявленная тогда, была слишком сильной — и при поддержке этого прекрасного города Ступени продолжали путь к успеху, которого мы сейчас достигли. И теперь наступило время, когда надо сплотиться и стать сильнее, чем когда бы то ни было.
 Голос маршала зазвучал резче. Сделав паузу, чтобы набрать воздуха, он обвел взглядом жителей Вестфаллена. Напоминание об истории подействовало, и теперь сотни лиц светились гордостью за то, чего им удалось достичь. Однако к этому чувству примешивалось беспокойство. Слишком многие из присутствующих отлично понимали, что за похвалами и признаниями последует призыв к стойкости и разговор о будущих проблемах.
 — Ибо с нашим успехом грядут перемены. А с переменами приходит страх перед неизвестностью и страх перед реальными событиями, с которыми мы столкнулись. Я слышал, как вы относитесь к нашим юным Восходящим, и я понимаю вас, на самом деле понимаю. Конечно, вы должны делать то, что считаете правильным для себя и своих детей. Но вам не следует впадать в крайности и забывать, что вы глубоко и неразрывно связаны со всем происходящим здесь.
 Поэтому я весьма разочарован, что многие из вас сильно встревожены и поэтому отгородились от наших Восходящих, тем самым изолируя их и даже сторонясь. Пусть их способности необычны, но сами они в душе — обычные дети. И им нужна ваша помощь, чтобы оставаться обычными. Они — ваши друзья, как и Ступени Восхождения. Не отворачивайтесь от них в то время, когда они больше всего в вас нуждаются. Вы все знаете, что мой сын очень с ними дружен. Он их не боится, он их любит.
 Васселис поднял руки, заметив, что многие горожане виновато переминаются с ноги на ногу.
 — Но довольно об этом. Я здесь не для того, чтобы учить вас, как вам следует растить ваших детей, хотя мне и хотелось бы, чтобы вы сегодня разобрались в том, что чувствуете. То, о чем я пришел вам сообщить, будет иметь далеко идущие последствия для всех.
 Мы достигли развилки дороги. Юные Восходящие совершили прорыв и очень быстро осваиваются со своими способностями. И многих из вас, конечно же, удивил собственный страх, когда вы поняли, к чему это ведет. У всех нас бывают периоды тревоги. Но что вам необходимо сейчас понять — пришло время перемен и ваша жизнь уже никогда не будет прежней. Природа Восхождения такова, что в какой-то момент она заявит о себе миру. Это время наступило.
 Изумление пронеслось по толпе, словно ветер по пшеничному полю. Васселис поднял руку, призывая к тишине.
 — Жители Вестфаллена. Друзья мои. Мы с вами не знали, произойдет ли это при нашей жизни, и мы должны радоваться нашему успеху, хоть он и сопровождается опасностями. Я недавно вернулся из Эсторра, где лично встречался с Адвокатом. Я рассказал ей о том, чего мы достигли здесь, и умолял ее принять это.
 Форум замер, все разговоры смолкли. Васселис постарался улыбнуться как можно увереннее, хотя у него отчаянно билось сердце. Только сейчас он осознал, насколько велик был риск, которому он подверг всех, кто стоит перед ним. Маршал унял в голосе дрожь.
 — То, что я сегодня стою перед вами, показывает, что она приняла нас. Однако не безусловно. Чтобы умерить ваши страхи, я могу также подтвердить, что ордену ничего не известно и пока я смогу не допустить его сюда, как делал это в течение двадцати лет. Но Адвокатура пришлет в город своих представителей для расследования, и вам надо будет отвечать на все их вопросы с полной откровенностью. Взгляд Адвоката обращен на Вестфаллен — и нам важно сейчас не ошибиться. Ничего не следует скрывать, и никто из нас не должен дурно отзываться о Восхождении, которым мы все так глубоко пропитаны.
 Васселис выждал, пока его слушатели немного освоились с тем, что должно на них обрушиться.
 — Вестфаллен и его жители уже несколько сотен лет являются гаванью мира и спокойствия для всех, кто имел счастье здесь жить или приезжать сюда. Но, по крайней мере сейчас, этот покой будет нарушен. Я знаю, что очень многие из вас вернутся домой и будут с грустью размышлять о том, что жизнь, которую вы так любите, исчезнет. И возможно, так оно и есть. Но мерило поистине великих, по-настоящему отважных — это способность расти и развиваться при трудностях и переменах. Способность делать жизнь лучше в сравнении с той, что осталась позади.
 — И когда я сегодня смотрю вокруг, я вижу величие и отвагу в каждом из вас. Я горд тем, что считаю вас моим народом. Я горд тем, что могу называть вас моими друзьями. — Эти слова вновь вызвали крики одобрения. — Будьте со мной. Будьте с Восхождением. Вместе мы станем легендой!




 ГЛАВА 18


  848-й Божественный цикл, 30-й день от рождения генастро, 15-й год истинного Восхождения 
 Генастро поздно пришел на земли Царда. И после холодного, сурового дуса, когда легионеры, стоящие лагерями на захваченных территориях, гибли в основном от переохлаждения, наступил наконец новый долгожданный сезон роста.
 Два легиона и две алы, которыми командовал Роберто Дел Аглиос, оказались удачливее многих. Составляя половину северо-восточного фронта, они получили разрешение зимовать на границе Сиррана, огромного королевства лесов и гор, которое раскинулось вдоль северной части Царда.
 В течение ста пятидесяти дней, когда погодные условия потребовали прекращения боевых действий, перед Роберто стояла еще одна задача кроме поддержания боеспособности армии. Матери было отчаянно необходимо заключить официальный союз с Сирраном. Уже сейчас дипломаты Конкорда углубились далеко в незнакомые лесные земли. Роберто сыграл свою роль в переговорах, поддерживая в лагере жесткую дисциплину, добывая пропитание только на отведенном ему участке леса и стараясь жечь как можно меньше древесины.
 В результате продуктов хватало, и настроение в армии было спокойным. Количество дезертиров невелико, боевой дух вполне удовлетворителен. Хотя, конечно, никого не радовала необходимость провести время дуса вдали от дома. По мнению самого Роберто, Цард с нашествием снега и льда становился самой унылой страной из всех, какие ему доводилось видеть.
 Во время спокойных дней, как всегда, появились проблемы с дисциплиной. Скука — опасный демон, и в армии, состоящей из шестнадцати тысяч мужчин и женщин, она распространялась, словно болезнь. Учения и состязания между манипулами и легионами оказались самыми действенными мерами, а вдобавок к ним Дел Аглиос постоянно менял отряды фуражиров, чтобы все могли насладиться охотой. Однако солдаты ссорились из-за сирранских шлюх, обслуживающих войска, из-за доли еды и питья, из-за карточных игр… в холодные ночи все могло вызвать драки и неповиновение.
 И хотя Роберто имел репутацию понимающего, «душевного» генерала, он не потерпел отсутствия дисциплины. Он казнил за серьезные нарушения трех мужчин и двух женщин — эти смерти легли на его душу тяжелым грузом. Однако в действующей армии такого масштаба приходилось наказывать одних в назидание другим или же рисковать нарваться на мятеж. В прошлые годы для поддержания дисциплины было достаточно верности своему командиру. Однако война с Цардом тянулась уже пять лет, и терпение тех, кто оставил семьи, переложив на их плечи бремя хозяйственных забот, начинало истощаться.
 Последний дус оказался трудным и для администрации Конкорда. Роберто посетила делегация высокопоставленных сборщиков, которые оценивали силы и боевой дух армии и обсуждали планы кампании на генастро. Сам Пол Джеред навестил огромный лагерь легионеров, находившийся в глубине Царда, в двухстах милях от восточной границы Атрески. Именно там Цардиты проявили наибольшую агрессивность во время последней кампании, и продвижение шло мучительно медленно. Легионы южного фронта, стоявшие на границе с Карком, также понесли потери, но больше от набегов степняков, которые грабили обозы и устраивали засады колоннам на марше.
 Роберто считал, что ему и другим генералам не нужны подкрепления. Скорее им необходима уверенность, что восточный фронт останется непоколебимым, чтобы северные и южные армии могли достаточно далеко углубиться на территорию Царда и закончить охват.
 Его цель заключалась в том, чтобы обезопасить границу Сиррана, пройдя далеко на восток, и встать прямо над заливом Харрин, который лежал почти в тысяче миль южнее. Амбициозный, но осуществимый план, способный стать тем кирпичиком в кампании года, который переломает хребет Царду и оттеснит остатки его сил назад, в центральные области, в крепости и цитадели. После этого можно рассчитывать, что Цард сдастся, и все они смогут отправиться по домам.
 Именно об этом Дел Аглиос говорил своим солдатам и кавалеристам с момента отъезда сборщиков. Они увезли с собой его предложения о необходимости удвоить охрану обозов и разместить гарнизоны во всех двухстах приграничных фортах, которые служили защитой от вторжения Царда в Атреску и Госланд. Роберто встревожил тот факт, что каждый третий форт был всего лишь пустой скорлупкой. Несомненно, известия от сограждан о том, что налеты не прекращаются, а искры гражданской войны продолжают вяло тлеть, могли подкосить боевой дух солдат, особенно находящихся под его командованием атресских ал.
 Обмен сообщениями между фронтами ускорился с того момента, как начал таять снег. Большие военные силы — двадцать легионов Конкорда и шестнадцать ал, общим числом почти в сто двадцать тысяч человек — одновременно начали учения, восстанавливая боевую форму. Роберто обожал это время года. Энергия и уверенность переполняли пехоту и кавалерию. Все люди верили, что этот год станет последним годом боевых действий. Каждый мечтал о возвращении к той жизни, которую Конкорд обещал им в уплату за службу в легионах.
 Что касается Роберто, то он сменит доспехи и гладиус на тогу и жезл высокопоставленного политика. Он не мог определить, насколько ему этого хочется, но такова судьба старшего сына Адвоката. Мать желает, чтобы Роберто вернулся домой. Возможно, именно поэтому ему не хотелось отказываться от жизни солдата. Пусть ему тридцать восемь, но мать будет обращаться с ним так, словно ему десять лет, обучая хитросплетениям политической жизни. У нее благие намерения, но при этом Эрин Дел Аглиос будет так высокомерно-снисходительна!
 Роберто покачал головой и вздохнул. Он пригладил коротко остриженные черные волосы и встал из-за рабочего стола, прихватив бумагу, доставленную ему посыльным Конкорда. Прежде чем выйти, Дел Аглиос бросил взгляд в зеркало в правом углу его палатки командующего, расположенной в центре лагеря. Один из ценных советов, который дала ему мать, заключался в том, чтобы он постоянно следил за своей внешностью. Командирам легионов необходимо предъявить эталон дисциплины, а она начиналась с внешнего вида командующего армией.
 Из зеркала на него взглянул гладко выбритый, крупный мужчина. Глубоко посаженные синие глаза сверкали, кожа на лице покраснела от ветра и метелей. Белая туника до колен с зелеными полосами Адвокатуры прихвачена на талии кожаным ремнем с гербом Дел Аглиосов: вздыбившийся белый конь, под передними копытами которого скрещены копья. Темно-зеленые гетры доходили до тяжелых сапог с укрепленными сталью носками.
 Дел Аглиос удовлетворенно кивнул. Полевая форма вполне подходила для дневных дел. Он снял с подставки, на которой висела его отлично вычищенная и отглаженная парадная форма, подбитый мехом плащ с капюшоном и накинул на плечи, сколов фибулой Дел Аглиосов.
 Потом еще раз пригладил волосы, развернулся на каблуках и вышел из палатки, приостановившись, чтобы вдохнуть свежий прохладный воздух раннего утра генастро. Перед ним открывалась картина, которой он никогда не уставал любоваться.
 Слева — ошеломляющей красоты лес Сиррана. Вечнозеленый, пронизанный свежими побегами, пробивающимися сквозь его полог, он волнами уходил вдаль, поднимаясь все выше и выше, к склонам, все еще покрытым толстым слоем снега. Разведчики Конкорда прошли две тысячи миль вдоль южного края леса и так и не добрались до его конца. Возможно, в ширину он был такого же размера, как и с севера на юг. В сердце леса возвышалась остроконечная вершина гор Нассос, которая, по предварительным оценкам, имела высоту более тридцати тысяч футов. В ясный день заснеженная верхушка этой потрясающей горы виднелась на сотни миль, доминируя над линией деревьев.
 По слухам, у ее подножия находилась столица Сиррана, расположенная на берегах кристально-голубого озера, но так далеко проехать никому не удавалось. Сирранцы свято блюли свои тайны, хранимые до тех пор, пока стоят их леса. В Конкорде никому не приходило в голову затеять войну, чтобы покорить эту страну. Густой лес поглотил бы легионы — и больше их никто никогда не увидел бы.
 Со своей стороны сирранцы никогда не проявляли желания расширить границы. Они рождались, жили и умирали в лесу и редко удалялись от дома больше чем на несколько миль. Никто из них никогда не приезжал в Конкорд. Роберто находил это очень и очень любопытным. Жители Сиррана относились к другим странам спокойно, торговали с ними, но дальше дипломатии дело не шло. Что до их культуры, то она, как и экономическая, и политическая системы, оставалась загадкой. Если он сможет выбирать, то его первым делом в качестве политика Конкорда станет посольство в Сирран.
 Роберто переместил взгляд направо, устремив его к намеченной цели следующей кампании. Ландшафт прекрасный, но генералу он внушал тревогу. За плоскогорьем, на котором был разбит лагерь, местность сразу понижалась, уходя вдаль холмистой равниной, где в предыдущий сезон разыгралось последнее сражение кампании. Победа, одержанная там, согревала их сердца в течение дуса.
 За равниной пейзаж Царда снова приобретал характерные черты. Крутые склоны, глубокие лощины и русла рек, извивающихся между предательскими скалистыми обрывами, вырезанными рукой Бога. Утесы и каменные столбы усеивали местность, словно часовые, преграждавшие путь захватчикам.
 Местность, сложная для переходов, не говоря уже о боях. Роберто понимал, что ему придется приложить немало усилий для того, чтобы занять удачные позиции при новом столкновении с яростно сражающимися армиями Царда, которые нельзя не признать достойным противником.
 Глядя на пейзажи Царда с их доминирующим зеленым цветом, с прожилками лилового и голубого, которые давали ранние цветы вереска, Дел Аглиос испытал укол сожаления, что эти потрясающе красивые места скоро окрасятся алым, цветом крови тысяч мужчин и женщин. Они будут усеяны трупами, слишком многочисленными, чтобы их похоронить, и завалены обрывками кожи и обломками стали, на которые налетят местные мародеры, сразу прибиравшие все к рукам после ухода армий. И это потому, что король Царда не желает признать разумность объединения с Конкордом и правление Адвокатуры. Сколько еще жизней придется потерять, прежде чем они признают поражение?
 Роберто ответил на приветствие стражи у палатки и пошел в лагерь. Он представлял собой увеличенную и немного более благоустроенную версию походного лагеря. Мощеные дороги внутри высокой бревенчатой ограды с четырьмя воротами разбивали лагерь на отдельные сектора.
 Его инженеры хорошо поработали. Главной задачей являлся отвод воды и стоков, и палатки разбивали на деревянных помостах, на несколько дюймов поднимавшихся над землей. Только загоны располагались на оттаивающей земле, и раскисшая грязь под копытами коней свидетельствовала о мудрости главного строителя.
 Кавалерию — элитные части легионов — расквартировали рядом с его палаткой, вместе с командирами. Легионеры и инженерные части окружали генерала в порядке возраста и опыта: триарии ближе всего, гастаты — на внешней стороне около укреплений, а между ними — принципии. Все как учили. В легионах Конкорда всегда было так. Другого пути нет. Дисциплина, порядок, победа.
 Генерал миновал штандарты легионов и ал, полощущиеся на свежем ветру. Покрытые боевой славой знамена частей-ветеранов. Регулярные эсторийские Восьмой и Девятый легионы, легионеры которых назывались Пикирующими Ястребами и Железными Кулаками. И Двадцать первая и Двадцать пятая атресские алы, где были в основном кавалеристы, именовавшиеся Божьими Стрелами и Клинками Харога.
 Дел Аглиос поднырнул под свободно висящий клапан палатки, и его встретили скрип отодвигаемых стульев, команды «смирно!» и приветственный стук левых кулаков о правое плечо.
 — Вольно! — ответил он. — Садитесь, садитесь.
 Роберто направился к прямоугольному столу, к которому были приколоты карты окружающей местности, составленные квартирьерами, и подробные изображения уже пройденных дорог. Он помахал бумагой, доставленной посыльным.
 — Дус официально закончился. — Это заявление было встречено радостным криком, хотя все, кто собрался здесь, уже знали это. — Мы сворачиваем лагерь при первой же возможности. Я принял решение, что это произойдет через семь дней. Вы знаете, что нужно делать вам и вашим центурионам, чтобы привести воинов в боевую готовность. Вот дополнительные приказы. Стрелы и Клинки, я хочу, чтобы ваши конные разведчики с сегодняшнего дня начали выезжать на местность. Надо, чтобы они побывали в поселениях, набрали припасов и составили карты лучших дорог. Мы все осознаем возможность засады. Старайтесь получить от местного населения как можно больше информации. Платите им щедро, у моей матери очень большие сундуки. — Это вызвало смешки. — Я хочу, чтобы на марше разведка постоянно опережала нас на четыре дня. Я не желаю столкнуться с противником неожиданно. Надеюсь, это ясно.
 Дел Аглиос дождался кивка командующих конными отрядами.
 — Отлично. Ястребы, ваша разведка будет идти вдоль границы Сиррана. Я не хочу, чтобы мне зашли во фланг. Дистанция и обмен сообщениями такие же, как у ал. Кулаки, ваша разведка проследит за нашим тылом и поддержит связь с восточным фронтом. Снабжение будет затруднено, но я не потерплю перерывов из-за небрежности с вашей стороны. Договорились? Превосходно. Мастер Рован Неристус. Мы выступаем. Напоминаю, что мы провели дус у лучшего в мире источника древесины. Надеюсь, что наши контракты по поставкам в порядке. Если нет, у тебя осталось семь дней. Не подходи ко мне на марше с докладом о том, что какое-то орудие или повозку надо бросить из-за отсутствия материалов для ремонта — или перейдешь сражаться в ряды гастатов.
 Худощавый узкогрудый инженер хмуро взглянул на него:
 — Уверен, что гастаты будут рады заполучить меня, Роберто.
 — Будем надеяться, что нам не придется это проверять. Опять-таки, ты имеешь разрешение платить. У квартирьеров есть мои счета. Помните все: мы не воюем с Сирраном, и наша цель состоит в том, чтобы этого никогда не случилось. Вы не смеете позволять себе никаких вольностей. Ну разве только с их шлюхами.
 Еще один смешок. Дел Аглиос вскинул руку.
 — Могу сообщить всем две новости. Одну хорошую, вторую — не очень. Хотя мы подкреплений не получим, на восточном фронте появятся четыре новых легиона. Их наберут в Аварне, Нератарне, Моразии и Бакире, которые до этого времени мало участвовали в кампании. Набор уже идет, но мы не можем рассчитывать, что они начнут участвовать в боевых действиях раньше вершины соластро, это в лучшем случае. Что, мои друзья из Атрески, означает: ваша страна не будет и дальше отрывать людей от полей и мастерских.
 Но прежде чем вы начнете радоваться, я вынужден сказать, что, хотя посыльная служба и линии снабжения из Госланда и Атрески будут укрепляться и это завершится к концу генастро, приграничные форты гарнизонов не получат. Мне не дали объяснений, но я подозреваю, что дело как в деньгах, так и в отсутствии людей.
 Раздался один-единственный возглас протеста, и Роберто кивнул.
 — Знаю, Горан, знаю. Но это реальность. Мы должны использовать ее как стимул для того, чтобы одержать решительные победы в начале кампании, вынуждая грабителей за нашей спиной вернуться к армиям и участвовать в боевых действиях.
 Не сомневайтесь, в этом году мы выиграем кампанию. Нам всем хочется снова увидеть свои дома. Поддерживайте дисциплину, поддерживайте боевой дух. Я без колебаний сниму с командования того, кто проявит неспособность работать в полевых условиях. За последние пять лет никто из вас меня не подводил. Позаботьтесь, чтобы так было и дальше. Все свободны.


* * *

 Томал Юран, маршал-защитник Атрески, сидел в тронном зале королевского замка в Хароге, который теперь, после присоединения к Эсторийскому Конкорду, стал именоваться базиликой. Бывший король Атрески давно умер, предпочтя пойти на казнь, но не преклонить колени перед Адвокатом. Юран считал себя его законным, хотя и удачливым преемником и поначалу почитал за честь называться первым маршалом-защитником новой области. Теперь он уже не был в этом так уверен.
 Генастро почти не согрел его сердце и кости, и мрачный гнев не покидал маршала со времени сокрушившей его надежды аудиенции у Адвоката. Лютые холода, которые пронеслись по Конкорду и охватили Цард, соответствовали его настроению, а ожидание ответа на свои требования и проверки финансовых дел области казались Юрану нескончаемыми.
 Но наконец все было завершено, и документы попадут ему в руки, как только маршал закончит встречу с претором Брода Чаек Горсал. Она ожидала его ответа на свое новое прошение. В тронном зале теперь заметно было влияние Эсторра. Здесь воздвигли белые колонны, чтобы установить бюсты великих правителей Атрески, и они выглядели совершенно неуместными в этом увешанном гобеленами помещении с каменным сводчатым потолком.
 Прежний трон разрушили как символ свергнутого правителя и заменили на широкое, низкое и очень неудобное сиденье. На формах стражников наряду с гербом Атрески — зубчатой башней, перечеркнутой мечами, — появилась темно-зеленая отделка Конкорда. В настоящий момент вся эта мишура стоила не много. С наступлением генастро должны вновь начаться набеги цардитов.
 Томал Юран посмотрел на Лину Горсал, которую пригласил сесть, хоть это и противоречило этикету. Она дрожала от холода, лихорадки и страха за своих людей, которых он, правитель Атрески, не в состоянии защитить от набегов.
 — Я рад был бы пообещать больше. Но я и так слишком много людей отрываю от работы и разрушаю экономику, чтобы вести войну, которой мы не хотели, и защищать границы, которые мы не должны были защищать. Я не могу обещать вам безопасности нигде, кроме как за стенами столицы.
 — Мы не бросим Брод Чаек, — прохрипела Горсал и закашлялась так сильно, что переломилась пополам. — Так что мы сгорим, когда они вернутся, и наша смерть будет на твоей совести. Закончатся циклы множества Божьих чад. Ты сможешь жить с этим?
 Юран проглотил грубость, не поморщившись. Он невысоко ставил религию Конкорда и согласился стать маршалом-защитником только после того, как стало ясно, что верования Атрески, которые имели больше общего с цардитскими, чем с эсторийскими, будут сохранены. Стычки между гражданским населением, с коим он постоянно имел дело, заставили его задуматься, не было ли и это ошибкой. Неудивительно, что маршал каждый вечер возвращался к своему алтарю, моля, чтобы повелители неба и звезд указали ему путь.
 — А чего ты от меня хочешь? В таком же положении находятся пятьдесят поселений. Я не могу защитить их все — или одно в ущерб остальным. Мы должны надеяться на окончание боевых действий в Царде. Молись об этом в своем Доме Масок.
 Тут же Юран мысленно выругал себя за забывчивость. Презрение скользнуло по бледному, больному лицу Горсал.
 — У меня есть надежды, — сказал он. — Реальные надежды. Хотя я сам больше ничего сделать не могу, у меня есть предчувствие, что Адвокат согласится направить в приграничные форты людей из легионов Конкорда.
 — Еще одно пустое обещание погрязшего в роскоши и разврате Эсторра, — фыркнула Горсал. — Такое же пустое, как те, что давал Джеред.
 — Тогда приезжайте сюда, в Харог, пока не закончатся неприятности. Вы сможете восстановить город, когда наши солдаты вернутся на родину.
 Юран чувствовал, что его раздирают противоречия. Эстория по-прежнему внушала ему уважение, хотя оно с каждым днем слабело. Ее служащие и политики наводняли его коридоры. Что ему оставалось, как не идти с ними в ногу? И в то же время маршал-защитник остро ощущал пустоту собственных слов. Это были отговорки, не больше. Горсал покачала головой.
 — Мы сильны на своих окраинах. Мы гордимся своим укладом. И мы просим только, чтобы Конкорд отвечал нам такой же преданностью, какую мы проявили по отношению к нему. Защити нас. Защити своих граждан. Или настанет день, когда мы тоже прислушаемся к мятежникам и будем потеряны для Конкорда. — Она встала. — И мы будем не одни. Принеси нам надежду, маршал. Большего мы никогда и не просили.
 Провожая ее взглядом, Юран вздохнул. Он ударил рукой по подлокотнику трона и наклонился вперед, проведя ушибленной рукой по лбу. Стоявшие рядом с ним советники молчали. Маршал подозревал, что все они — шпионы Эсторра. Ведь он сам не назначал ни одного из них. Ну что ж, они хотя бы смогут доложить, что он по-прежнему верен Конкорду.
 По тронному залу разнеслись звуки шагов. К нему направлялись трое — двое мужчин сопровождали женщину. Сборщики. Маршал жестом пригласил их подойти, вглядываясь в лица. Они оставались непроницаемыми.
 — Итак, — спросил Юран, — что с моими книгами? И какое решение приняла Адвокат в ответ на мои просьбы?
 Женщина, сборщик-пробер, старший счетчик и воин, подала ему лист пергамента, скрепленного печатью Дел Аглиос.
 — Это слово Адвоката, — объявила она. — А тем временем наш отчет о ваших финансах изучают наши собственные аудиторы. Там оказалось мало такого, что можно истолковать как нерадивость.
 Он протянул руку, чтобы взять пергамент.
 — Я говорил вам, что вы зря тратите время, пробер Менас. Я даю все, что могу. И следовательно, я могу полагать, что от меня не потребуют завербовать еще солдат или собирать дополнительные налоги.
 — Безусловно нет, — ответила Менас. Ее тон был нейтральным, лицо со шрамами от давнего нападения оставалось суровым. — Хотя вы не удивитесь, если услышите, что страна, которая не дает налогов, не может претендовать на защиту, обеспечиваемую за счет чужих налогов, особенно когда кампании в Царде так обременяют казну.
 Юран поник.
 — Что? Но разве не в этом состоит цель Конкорда? Централизованный сбор налогов для блага всех. Нератарн не подвергается нападениям. Его люди могут защищать моих, когда мы в этом нуждаемся. Разве мы — не одна семья?
 — Да, маршал Юран, это так. Но Адвокатура приняла решение потратить оставшуюся часть военного бюджета на создание новых легионов, которые обеспечат победу в Царде. Именно туда и отправятся нератарнцы в числе прочих.
 — Тогда я вернулся к тому, с чего начал, — горько сказал он. — Мои люди будут умирать по прихоти цардитских налетчиков.
 — Оборона вашей страны не моя забота.
 Юран ничего не ответил. Он опасался ареста за то, что может произнести, если потеряет контроль над собой. Он откашлялся и развернул пергамент. Послание оказалось кратким. По сути, это было приглашение, из тех, какие невозможно отклонить. Когда маршал читал его, ему казалось, что он глядит на себя со стороны и видит недоверчивое изумление на своем лице и пульсирующий от головной боли висок. Выпустив лист из рук, он устремил на Менас взгляд, от которого она содрогнулась.
 — Это что, какая-то шутка?!




 ГЛАВА 19


  848-й Божественный цикл, 1-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения 
 Дворец кипел жизнью намного более активной, чем обычно позволяла Адвокат. В коридорах толпились штатские служащие и местные ремесленники, выполняющие поручения организаторов. Шум и суета, царившие в широких коридорах и общественных приемных, только усиливали гнев Джереда.
 Он намеревался вымыться, поскольку только что сошел с корабля, прибывшего из Госланда, но знамена на улицах, лихорадочное возбуждение в городе и кипучая работа на холме вызвали у него тошнотворные чувства. А когда казначей выяснил, что является причиной этому, то швырнул гладиус на стол, скинул на пол грязный плащ и зашагал по дворцу в поисках Адвоката.
 Украшения венчали каждую колонну и оскорбляли статуи генералов, когда-то принесших победы Конкорду. Хуже того, они оскорбляли каждого легионера и кавалериста, который сейчас находился на территории Царда и сражался с врагом. Сапоги казначея тяжело протопали по мраморному полу большого вестибюля, превратившегося во временный центр проекта. Головы поворачивались в его сторону — головы людей, настолько опьяневших от собственной значимости, что они смотрели на него почти со снисхождением.
 Коротко кивнув дворцовой страже, Джеред прошел по центральному саду, направился налево по переходу с колоннами и поднялся по лестнице на личные уровни, где Адвокат и самые близкие к ней люди вели жизнь, скрытую от любопытных взглядов.
 Выражение лица казначея не меньше, чем его положение, способствовало тому, что никто не усомнился в его праве стремительно взлететь по мраморной лестнице, балюстраду которой украшали бюсты прежних Адвокатов, а мозаика на стенах вокруг изображала решающую битву в ущелье Картак. Потрясающую победу, после которой Аварн наконец признал поражение и Конкорд получил полную власть над южной частью континента и открыл своим легионам дорогу на северо-запад. В той битве участвовали несколько предков Джереда. Один из них, заслуженный генерал, погиб за Конкорд в этом ущелье.
 Мозаика представляла собой великолепное зрелище, но Джереду сейчас было не до нее. Он буквально прыгал через ступеньки и чуть не сшиб двух мужчин, направлявшихся вниз. Тоги из тонкой ткани ярких цветов и аляповатые головные уборы. Казначей едва успел притормозить, узнав их. Богатые землевладельцы, разжиревшие на чужом труде, не знающие жизни за пределами своего роскошного ленивого мирка.
 — Надеюсь, ради вашего же блага, что вы не причастны к этому идиотизму, — процедил Джеред.
 Они снисходительно улыбнулись ему, словно маленькому шалуну.
 — О великолепный казначей Джеред! — проговорил один неразборчивым, видимо из-за выпитого вина, голосом. — Укоротите свой норов. Мы спасаем Конкорд от краха, напоминая себе о нашей славе.
 — Вы и вам подобные добьетесь нашего падения — и ничего не заметите, даже когда будете гореть в огне!
 Казначей прошел мимо них, сильно задев плечом говорившего и толкнув его на приятеля.
 — Берегись, Джеред, как бы твоя звезда не закатилась! Пусть у тебя влиятельные друзья, но их не много.
 Джеред остановился и обернулся. Он оказался на ступеньку выше этих бездельников и воспользовался своим ростом, чтобы гневно нависнуть над ними, с удовольствием глядя, как бледнеют их жирные щеки.
 — Давайте угрожайте, — проговорил он спокойно и негромко. — Я давно не использовал свое право проверять финансы частных лиц. Возможно, мне надо найти время и снова заняться этим приятным делом.
 Казначей покачал головой при виде того, как они поспешно спускаются по лестнице — несомненно, чтобы настрочить Адвокату письма с жалобами на его варварское обхождение. Там, где кончалась лестница, площадка в виде галереи составляла три стороны квадрата. От каждой уходили двери и коридоры. На каждом углу стояли стражники, их доспехи ярко блестели в свете множества фонарей. Копья отставлены в сторону, взгляд устремлен прямо перед собой.
 — Хоть кто-то тут еще способен выполнять свои обязанности, — проворчал Джеред себе под нос.
 — Где Адвокат? — спросил он у ближайшего стражника.
 В вопросе не было необходимости. Из открытой двери в центральной части первого коридора на мягкой волне струнной музыки плыл смех. Казначей узнал голос Эрин. Стражник кивнул в ту сторону.
 — Она принимает организаторов, господин Джеред.
 — Тогда мое лицо будет приятным контрастом, — отозвался казначей.
 — Я не получал приказа не пускать других посетителей, мой господин, — согласился стражник.
 — Тебе повезло.
 Пока Джеред шел по короткому коридору, он пригладил волосы и потер ладонью лицо. Стражники вытянулись в струнку, стремительно салютуя копьями. На мгновение казначей задержался в дверях. Эрин полулежала на горе подушек в центре комнаты. Мужчины и женщины — восемь человек, судя по быстрому подсчету, — распределились вокруг нее. Некоторые стояли, а другие, на его взгляд, находились слишком близко от ее ног. Лизоблюды.
 Один — молодой человек, едва вышедший из подросткового возраста, — разлегся перед Эрин. Ее пальцы обводили контуры его мускулистого торса, тогда как другой рукой она подносила к губам кубок с вином. Вдоль стен стояли слуги, приближаясь, чтобы подать фрукты или долить вино. Музыканты сидели справа от дверей и играли нежные мелодии на кифарах и лютнях.
 Джеред покачал головой. В последнее время во дворце он часто повторял этот жест. Ему захотелось сплюнуть на пол прямо под ноги. Вместо этого казначей медленно двинулся вперед, заполняя пространство своей внушительной фигурой и заставляя умолкнуть квохтанье разговоров, — что постепенно и произошло. Он остановился в нескольких шагах от беспорядочно расставленных табуреточек и пуфиков. Те, кто стоял, инстинктивно попятились. Джеред был неуместен. Его дорожная одежда не гармонировала с их пышными нарядами, грязь и пыль реального мира оскорбляли их тонкий вкус.
 Адвокат повернула голову и улыбнулась. Подняв кубок, она пролила немного вина на грудь своему консорту. Окунув в лужицу кончики пальцев, Эрин по очереди обсосала каждый.
 — Мой господин Джеред, прибыл из дальних стран. Какие вести с наших обширных территорий?
 Эрин была пьяна, а ее слова больше подходили для произнесения со сцены, чем для приветствия старшего воина. Джеред проигнорировал вопрос.
 — Игры? — спросил он, выплевывая это слово, как протухшее мясо. — Кто из этих кретинов уговорил тебя на такое? Одно из этих раздувшихся чучел, которые мне встретились на лестнице?
 Лицо Эрин выразило наигранное огорчение.
 — Ты хочешь сказать, что тебе не нравится эта идея?
 — Не нравится? Мой Адвокат, эта глупость по своему замыслу и исполнению еще более неуместна, чем строительство новой арены во время правления вашего деда. И мы все читали о том, какие долгие последствия имело его решение.
 Ропот протеста пронесся по группе организаторов. Он бросил на них один-единственный презрительный взгляд. Все они были немолоды, слабы разумом и кичились близостью к Адвокату. Эрин уловила их настроение, и ее лицо стало трезветь. Она хотела что-то сказать, но Джеред ее опередил.
 — Празднество закончено, — объявил он публике. — Вам пора идти и злоупотребить чьим-то другим гостеприимством.
 Это их задело, как он и предвидел. Самозваные сливки общества Эсторра и по этой причине всего Конкорда возмутились и апеллировали к Адвокату. Винный туман у нее в голове, похоже, рассеялся, и она взирала на Джереда со смущением, к коему примешивалось раздражение. Казначей спокойно встретил ее взгляд.
 — Если вы не хотите, чтобы этот разговор стал известен большему числу людей, чем следует, то очистите комнату, мой Адвокат, — продолжил он, перекрывая нарастающий шум.
 — Не помню, чтобы я обещала вам аудиенцию, казначей Джеред.
 — А я не помню, чтобы мой Адвокат становилась жертвой такого слепого безрассудства. Прошу вас, — мягко произнес он. — Сейчас.
 Эрин смерила его взглядом. Он увидел едва заметный кивок.
 — Я снова призову вас всех утром, — пообещала она. — Прошу прощения за неуместное вторжение моего казначея.
 Среди организаторов раздалось облегченное хихиканье. Джеред с трудом сдержал ярость, продолжая смотреть в глаза Эрин. Консорт неохотно выскользнул из игривых объятий Адвоката и встал. Проходя мимо Джереда, он бросил на него недовольный взгляд.
 — Адвокат принимает решения исключительно на благо Конкорда. Мы вправе праздновать наши триумфы, — проговорил он ломким голосом, который оказался неожиданно высоким для его телосложения. — Тебе следовало бы поду…
 Джеред схватил консорта за подбородок, с силой закрыв ему рот, и поволок к дверям, приговаривая:
 — Никогда не стану выслушивать советы недочеловека, который к тому же лишится яиц, если, к нашему изумлению, окажется способным заделать ребенка. Не уверен, что она не сделала ошибки, когда выбрала тебя. Твой голос звучит так, как будто их уже отрезали. Вон! — Казначей вытолкнул консорта за дверь, так что тот отлетел к противоположной стене коридора. — Вон!
 Джеред повернулся и захлопнул дверь, успев уловить плохо скрытую ухмылку на лице стражника. Консорт напоследок одарил его убийственным взглядом. Пусть попробует! Джеред прошагал обратно к Адвокату, ожидая ядовитой отповеди и видя веселую улыбку. Он давно знал этот прием и постарался не растерять запал.
 — Ах, Пол, тебе не следовало бы так обращаться с моим новым возлюбленным. У него такой тонкий ум.
 — Никакого ума я не заметил, — проворчал Джеред. — И буду обращаться с недоумками, которыми ты себя окружила, именно так, как они того заслуживают.
 — Ты наживешь новых врагов, — заметила Эрин, поднося кубок к губам. На ее лице снова играла улыбка. Джеред пожал плечами. — Знаю, знаю. Внести их в список, да? Ну, ты немного успокоился или мне звать стражу?
 — Я для тебя не так опасен, как ты сама с этим нелепым решением. Праздничные игры? Что на тебя нашло? Или это сборище пустоголовых жирдяев что-то подсыпало тебе в вино?
 — Пол, я бы…
 — Бог Всеобъемлющий свидетель, с чего нам праздновать?
 — Сядь, Пол. — Эрин глубоко вздохнула.
 — Нет, я лучше постою.
 — Ты будешь делать то, что тебе прикажет твой Адвокат, казначей Джеред.
 Джеред закашлялся.
 — Разве нам с тобой еще нужны эти демонстрации?
 — Ты можешь всерьез об этом спрашивать после столь драматичного явления?
 Джеред замолчал и заставил себя сделать пару медленных вдохов. Вот почему он никогда не станет жить с какой-нибудь женщиной. Что-то в их поведении заставляло его взрываться — причем невероятно быстро. Он махнул рукой и сел.
 — Вина?
 — Нет, спасибо. Эрин, я пришел не для того, чтобы с тобой спорить или чтобы ты напоминала мне, кто из нас главнее. Я просто хочу узнать, что, во имя Бога Всемилостивейшего, заставило тебя решить, будто праздничные игры будут чем-то полезны для твоей репутации или репутации Конкорда.
 — В разгар дуса, пока тебя не было, мы…
 — Мы?
 — Мы. — Эрин махнула рукой в сторону опустевших подушек. — Дело было не столько в холодной погоде, сколько в холоде, охватившем сердца людей. Настроение упало. Мы воюем с Цардом уже пять лет — и до сих пор не нанесли решающего удара. Было решено, что десятидневные игры в начале соластро поднимут упавшее настроение и напомнят нашим гражданам о славе и блеске Эсторийского Конкорда.
 Джеред нахмурился. Похоже, что она верит в это — или убедила себя, что верит.
 — Пол, битву за Конкорд сначала придется вести на наших улицах. К чему все, если наши собственные граждане не будут нас любить и уважать? Им нужно что-то, что бы их развеселило, и они это получат. Эти игры будут триумфом.
 Джеред кивнул, безуспешно пытаясь найти слова, которые могли бы передать его чувства. Он почесал переносицу и потер уголок глаза грязным пальцем.
 — Я не согласен. Во время крупной кампании суровость должна распространяться на всех, чтобы они чувствовали, что разделяют общие усилия и трудности. И как все это оплатит казна? Игры ужасно дороги. Твои организаторы не могут рассчитывать на то, что смогут собрать средства на мероприятия такого масштаба, какой, как я полагаю, ты задумала.
 Эрин рассмеялась — очень весело, словно он задал элементарный вопрос.
 — Ах, Пол, казна богата! У нас есть средства.
 — Нет, черт подери, у нас их нет! — прогремел казначей, окончательно выйдя из себя.
 Джеред ударил кулаком по блюду, подбросив остатки фруктов в воздух, и вскочил на ноги.
 — Я и мои сборщики провели дус, таскаясь из одной промерзшей провинции в другую, чтобы выжать капли налогов, на которые можно набрать новые легионы. И нам мало удалось получить. Ничего нельзя взять с Атрески и Госланда, ничего с Тундарры, Истхейла или Гестерна. Просить у Васселиса ты не станешь, хотя он, наверное, нашел бы деньги. Денег просто нет. Мы с тобой оба это знаем.
 — Тогда найди их для меня, Пол! — закричала в ответ Эрин. — Ты мой казначей. Это твоя обязанность.
 Джеред ненадолго замолчал.
 — Ты ведь не ждешь, чтобы я на это ответил, правда? Ты знаешь, что я хочу сказать.
 — Ты ослеплен войной, Пол. У казны есть бюджет на все аспекты жизни Конкорда. Другие могут выделить деньги на это.
 — При всем моем уважении, мой Адвокат, ты не понимаешь, в чем дело. — Он увидел, как Эрин ощетинилась, но все равно продолжил: — Если ты можешь выделить деньги на игры, ты могла бы выделить их на войну в Царде или оборону Атрески. Это совершенно ясно каждому генералу, включая и твоего собственного сына. И я поражен, что ты сама этого не видишь. Признайся. Ты потворствуешь прихотям дюжины скучающих богачей, которым понадобилась новая игрушка. И в это время твои легионы сражаются и умирают ради тебя. Каждая монета, которую ты потратишь на эти игры, могла бы пойти на то, чтобы им помочь. На эти деньги можно было бы защитить границы Атрески и Госланда.
 — Я уверена, что маршал Юран убедится в пользе этих игр, когда он сюда приедет.
 — Ты его пригласила! — ахнул Джеред.
 — Вызваны все маршалы-защитники.
 — Боже правый, это же все равно как показать приговоренным к казни кузницу, где собираются отковать меч, который их обезглавит! Ты пытаешься вызвать бунт?
 — Он не станет бунтовать.
 — Да неужели? Ты давно не смотрела ему в глаза. Гражданская война в Атреске не дает ему покоя. Он знает, как плохо защищена граница с Цардом. Достаточно одной неудачи — и их армии без помех пойдут на Харог.
 — Пол, я…
 — А когда они в него войдут, кто помешает им двинуться на Эсторр?
 — Господин Джеред, изволь замолчать! — взревела Эрин. — Мне плевать на то, кто ты такой, я не позволю обращаться ко мне в таком тоне в моем собственном дворце!
 — Джеред собрался что-то ответить, но выражение глаз Адвоката заставило его замолчать. Он ограничился тем, что скрестил руки на груди и отрывисто кивнул.
 — Ах, большое тебе спасибо за согласие! — сморщилась Эрин. — А теперь изволь меня послушать. Я не допущу таких несдержанных речей у меня во дворце или на улицах моей столицы. Ты ведешь себя так, будто Конкорду что-то угрожает. Это неправда. Ты говоришь так, словно мы на грани банкротства. И это неправда. У меня в Царде шестнадцать легионов и четырнадцать ал, и я направляю туда подкрепления, что тебе прекрасно известно. Конкорд еще ни разу не собирал такой большой армии — и любой здравомыслящий человек понимает, что мы одержим победу.
 А если даже произойдет невозможное и Цард станет угрожать нашим границам, количество граждан и обученных легионов во всем Конкорде просто подавляющее. Цард это знает. Они вынуждены продолжать защищаться, пока не будут побеждены, но нас им не сломать.
 Ты говоришь об общей суровости. Джеред, полно! Всегда было так, что приграничные государства сталкиваются с новыми врагами, тогда как те, кто живет в центре, чьи размеры постоянно растут, наслаждаются жизнью, за которую в ходе истории сражались их отцы и матери. Так принято. Мы — система заслуженных привилегий. Мы зарабатываем свое право на роскошь. Когда Цард присоединится к Конкорду, Атреска тоже пожнет плоды победы. Игры, которые мы готовим, — это чествование того, что мы уже построили, и того, что предстоит построить. Они состоятся, и ты не станешь их саботировать.
 — Но я не стану принимать в них хоть какое-то участие, — отрезал Джеред. — И на них не буду присутствовать ни я сам, ни хоть кто-то из сборщиков. Я выслушал тебя и надеюсь, что ты права. Искренне надеюсь. Однако это моим людям приходится ездить по дальним областям, и я не допущу, чтобы их обвиняли в том, что они растрачивают сборы, которым можно найти лучшее применение. Их работа и без того достаточно опасна.
 Они прекрасно знали друг друга, Эрин Дел Аглиос и Пол Джеред. И казначей понимал, что большего она с его стороны не потерпит. Какое-то время оба молча сверлили друг друга взглядами. Джеред сознавал, что Эрин нужна его поддержка, чтобы игры получили необходимый кредит доверия. Адвокат понимала, что ей понадобится найти уважительную причину для его отсутствия. К счастью, таких было множество.
 — Пол, я уважаю тебя и все, что ты говоришь, но ты по-прежнему не потерял способности удивлять и разочаровывать меня.
 — Именно для этого ты меня и держишь, — проворчал казначей.
 — Возможно, ты прав. Но порой твой вариант видения событий настолько же искажен, как и, по-твоему разумению, мой. — Она отпила глоток вина, и Джеред увидел, что Эрин приняла решение. — Как видишь, я занята, и, откровенно говоря, мне ни к чему, чтобы ты оставался здесь, распространяя дурное настроение. Однако я не хочу, чтобы ты уезжал далеко.
 Мы слишком долго тянули с разбирательством относительно Арвана Васселиса и Вестфаллена. Это не давало мне покоя весь дус. Какую позицию займет орден? Какая роль будет отведена мне как высшему гласу? Мне нужны ответы, Пол, и, честно говоря, я не могу доверить это никому, кроме тебя. Хотя меня пугает то, что ты там обнаружишь. — Адвокат позволила себе перейти на шепот. — Меня преследует кошмар, что я подписываю приказ о казни Васселиса.
 — Я разделяю это беспокойство, — отозвался Джеред.
 — Не сомневаюсь. Так что отправляйся в Карадук. Узнай, что там происходит. И смотри не возвращайся до окончания игр. И скажи Арвану, что он может не приезжать. Думаю, у него будут другие заботы, когда ты приедешь.
 Джеред улыбнулся, довольный принятым решением.
 — Возвращаясь к теме, как канцлер приняла известие об играх?
 — Она в восторге, как ты мог бы предположить. Игры всегда были ареной, на которой орден занимался просвещением, так ведь? И предвкушая присутствие такого количества маршалов, в чьих областях продолжают процветать еретические верования, она буквально слюнки пускает.
 — В воображении возникает не слишком приятная картина, — проворчал Джеред. — Мне пора идти.
 Он поприветствовал Адвоката, ударив левой рукой по правому плечу, и повернулся к двери.
 — Пол. — Джеред остановился и обернулся. Эрин поднялась на ноги. — Ты мой самый доверенный друг. Но даже ты не стоишь выше закона. Действуй осмотрительно и следи за своими словами. Игры уже одобрены сенатом. Их дискредитация — преступление.
 Он вздохнул.
 — Все, что я делаю, и все, что я говорю, делается из любви к тебе и Конкорду. Тебе следовало бы спросить себя, чем определяются  твои решения. — Казначей взялся за ручку двери. — Твои приближенные — твой единственный недостаток. Не позволь им себя ослепить. Ты слишком нужна Конкорду.
 Джеред ушел, оставив ее и не зная, воспримет ли Эрин Дел Аглиос его слова как оскорбление или как комплимент.




 ГЛАВА 20


  848-й Божественный цикл, 8-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения 
 Разведчики Клинков Харога заметили отряды цардитов семью днями раньше, и Роберто сразу же увеличил скорость марша, намереваясь сблизиться с ними на расстояние однодневного перехода. Они легко углубились в земли Царда, двигаясь по проложенным тропам и дорогам там, где это было возможно, и по прямой — там, где пригодных дорог не было. Местность пересекали глубокие балки и овраги, так что Дел Аглиос отправил дополнительные отряды разведки, чтобы избежать засад. В стороне от главных колонн произошли три стычки, в которых победа осталась за Эсторией, однако вероятность крупного сражения возрастала.
 Окрестные поселения уже обнаружили и вооруженные отряды разослали для сбора припасов с приказом не прибегать к силе, если не будет явного противодействия. Роберто не сомневался в том, что кое-кто из фуражиров придумает такое противодействие, чтобы получить возможность помахать клинками. Так было всегда — и, возможно, нелишне изредка демонстрировать решимость Конкорда.
 После трех дней быстрого марша облако пыли, отмечавшее передвижение армии Царда, стало ясно видно с верхушки каждого холма. Разведка докладывала, что вражеская армия замедляет ход — видимо, в поисках выгодной позиции, которую можно занять. Тем временем гонцы с юга и востока сообщали, что обе эсторийские армии тоже сближаются со значительными силами цардитов. И это происходило в самом начале сезона!
 Роберто отправил ответные сообщения, выражая озабоченность высоким уровнем организации и осведомленности врага и, что важнее, размерами армий, выдвинутых против них. Ему противостояли силы, которые он оценил в две трети собственных, и это повторялось на всех фронтах. Он рекомендовал проявить осмотрительность при выборе места сражения, бдительность по отношению к провокациям и соблазну втянуться в мелкие оборонительные схватки, предпочитаемые противником.
 Спустя два дня его армия вступила на неудобную скалистую местность, где повозкам стало трудно двигаться. Разведчики сообщили, что цардиты остановились и разбили лагерь. Роберто решил не торопиться. Он отдал приказ снизить скорость передвижения вдвое и перевел четыре манипулы назад, чтобы те помогли повозкам преодолеть предательские места.
 Это был напряженный момент. Цардиты прошли перед ними, и путь теперь усеивали тотемы и идолы. Ученые, сопровождавшие Роберто, истолковали большинство из них как насланные богами Царда проклятия на вражеские ноги, которые должны вызывать переломы костей, потертости и болезни. Но некоторые тотемы были призывами отступить и содержали в себе угрозы смерти в том случае, если армия поднимется на следующий холм, пересечет следующую реку или пройдет через следующую долину.
 Суеверные атресские алы дрогнули, поскольку их верования имели тесную связь с цардитскими. Их тревога передавалась остальным легионам, и Роберто немедленно принял меры. В одиночку он проехал в голову колонны и поднялся до середины ущелья, по обе стороны которого теснились отвесные скалы, а под ногами тек мелкий приток реки. Там он повернулся и обратился к верховым лучникам Клинков и всем остальным, кто мог его слышать.
 — Кто мы — закаленные ветераны или необученные рекруты, боящиеся брошенных идолов врага, который отступает перед нами? Разве мы не едины перед Богом, который обнимает всех нас, находящихся под небом и над камнями? Или же мы просто толпа суеверных людей, которая воспринимает каждый знак, словно это священное писание? Никто не умрет в конце этого ущелья. Никто не умрет из-за каких-то безделушек, что попадаются на нашем пути. Я вам это докажу.
 Он спешился и подошел к тотему, из-за которого всадники прервали движение. Это оказалась невысокая каменная башенка, построенная вокруг деревянного кола. На кол насадили один изогнутый рог горного барана, и все сооружение залили кровью животного. Такой тотем был уже вторым на их пути, но более крупным — более серьезное предостережение. Оно говорило, что горный зверь набросится на тех, кто поднимется на вершину, что камни низвергнутся на них и прольется кровь.
 Роберто пнул тотем ногой, обрушив осколки камня и кол. Рог ударился о скалу позади и покатился вниз по склону.
 — Это сооружение так же слабо, как и вложенная в него угроза! — крикнул он. — Клинки! За мной! Вперед!
 Дел Аглиос довел воинов до конца ущелья, раскинув руки, чтобы продемонстрировать пустоту, которую там обнаружил, и торжествующе улыбаясь тысячам, что шли за ним. Он услышал восторженные крики, которые издавали даже те, кому виден был только его силуэт. Роберто наклонил голову и повернулся, чтобы осмотреть открывшийся перед ним вид.
 Схватка близилась. На севере сирранский лес уходил вверх по склонам невысокой горной гряды. На юге устье ущелья, где он сейчас стоял, переходило в длинный ровный хребет, возвышавшийся на сотни или даже на тысячу футов над поросшей деревьями речной долиной внизу. На другой стороне долины, примерно в шести милях, на нижней части склона, которым начиналась гряда гор с заснеженными вершинами, расположился лагерь цардитов. Гряду перерезали перевалы, а на юге, куда едва достигал взгляд, она понижалась, сменяясь более пологими холмами. На севере гряда шла сплошной стеной до границы с Сирраном и дальше.
 Позади него останавливалась армия. Роберто стоял на месте, целый и невредимый, принимая не слишком сложное решение. Лагерь цардитов располагался удачно. Они знали, что их враг не пойдет через Сирран, поэтому северный подступ был закрыт. Лагерь защищал все три легко различимых перевала и был обращен к армии, двигавшейся к южным холмам.
 Облака закрыли стоящее еще достаточно высоко солнце. Идти дальше сегодня смысла не имело. Роберто прошел обратно к кавалеристам и принял от помощника поводья своего коня. Сев в седло, он обратился к мастеру конников Клинков.
 — Вниз по склону и резко направо. Три мили к югу — и разбивайте лагерь. Пусть знаменосцы и инженеры идут вперед с вами, чтобы разметить границы. Промедление будет означать пустые желудки.
 — Есть!
 — Действуй, — приказал Дел Аглиос и ударил пятками в бока коня, переводя его на рысь и направляя туда, где приток реки вырывался из-под земли. — Клинки! Мастер мечников! — прокричал он. — Ты где, Даваров?
 — Здесь! — донесся ответ из плотной массы мужчин и женщин, толпящихся в сужающемся ущелье.
 — На время постройки лагеря разверни легкую пехоту между нами и врагом. Я придам тебе кавалерию. Вас не потревожат, но никогда не мешает продемонстрировать решимость. — На губах Роберто возникла улыбка. — И тебе не помешает лишнее учение, а?
 — Могу я напомнить моему генералу, что на прошлых играх пехота Клинков быстрее всех выполнила эту задачу? — скупо улыбнулся мастер мечников. Рядовые вокруг него разразились радостными криками. — И если нам не помешает учение, то что говорить о пехоте Стрел, Кулаков и Ястребов?
 Крики стали еще громче, и к ним примешался смех.
 — Надо сказать, что вы все расслабились за время дуса, когда упражняли только бедра и языки, — откликнулся Роберто и хлопнул в ладоши. — А теперь шагай. Кавалерия ушла вперед.
 Он проехал обратно к перевалу и отвел коня чуть в сторону, наблюдая за прохождением армии, ободряя каждого солдата, попадавшего ему на глаза, уверяя, что каждый шаг приближает их к славе.
 Голова Дел Аглиоса гудела от возбуждения. Сражение близилось!


* * *

 Устройство лагеря удалось завершить к наступлению сумерек, и теперь темнеющее небо прочертили языки костров. Запахи готовящейся еды доносились отовсюду. Инженеры нашли чуть приподнятое плато почти напротив лагеря цардитов. У его основания тек ручей, а почва была достаточно твердой, чтобы разбить шатры и укрепить секции ограды.
 Пока основная часть легионеров и кавалеристов занимались снаряжением и лошадьми, плотники и кузнецы работали под руководством инженеров, устраняя поломки в повозках, возникшие в результате последнего нелегкого перехода. Хирургам также нашлось занятие — укусы насекомых, мозоли, растяжения, вывихи и даже редкие переломы. Лагерь наполнился громкими разговорами, песнями и суетой.
 Цардиты, расположившиеся на противоположной стороне долины, решили не атаковать — как и предполагал Роберто. Он давно вернул Клинков в лагерь, и теперь только немногочисленные всадники объезжали открытое пространство за оградой, готовые дать сигнал тревоги в случае налета или полномасштабной атаки. Дел Аглиос был уверен, что они не подвергнутся ни тому, ни другому.
 Этим вечером он ужинал в своей палатке со всеми старшими командирами. Разведчики должны были вернуться к воротам лагеря только ближе к рассвету, а Роберто желал немного расслабиться и сделать некие предположения, до того как они доставят ему конкретные сведения.
 Он поднял серебряный кубок, украшенный гербом Дел Аглиосов, с выгравированной на нем семейной молитвой. Эти слова Роберто выучил в детстве одним из первых:
 Если вокруг темно, всегда есть огонь для нас,
 Если грядет потоп, всегда есть земля для нас,
 Если падет гора, всегда есть приют для нас,
 Если ударит враг, всегда есть щит для нас,
 Если обнимет Бог, страха нет для нас.
 — Дамы и господа, приветствую вас в вашем новом доме. По крайней мере на ближайшие несколько дней.
 Они выпили, и армейский глас ордена Эллас Леннарт начал молитву:
 — Пусть руки Бога всегда объемлют армию, которая творит дела Его во имя Его. И да пребудет каждый из нас цел и невредим в Его объятиях!
 — И да будет так, пока заря освещает небо! — отозвались все.
 — Спасибо, Эллас, — сказал Роберто. — Ешьте, ешьте.
 Низкий стол, вокруг которого они расположились, был уставлен копченым мясом, выпечкой и пряными соусами, горячими и холодными. Сосуды с вином и водой располагались в трех местах. Тарелки наполняли в молчании: все ждали, чтобы генерал начал обсуждение. Он с оживлением заговорил.
 — У нас несколько возможностей. Вы их знаете, и я их знаю. Так что скажите мне, о чем думают командиры цардитов этим вечером.
 — Мы — захватчики, — отозвалась Элиз Кастенас, мастер конников Восьмого легиона. Ее домом был Карадук, сердце северных равнин, где все рождаются всадниками. Профессиональный воин, невысокая и крепкая, она с гордостью носила шрамы на удлиненном, с резко очерченными чертами лице. — Им хотелось бы до бесконечности держать нас на расстоянии. Но они — во многих отношениях странные противники, и в последние пять лет нам неизменно удавалось их провоцировать. Думаю, движение в их направлении окажется слишком сильным соблазном.
 — Согласен, — поддержал ее Горан Шакаров, мастер мечников Стрел Харога, массивный широкогрудый уроженец Атрески с крупными чертами лица и черными волосами, спускавшимися почти до пояса. — Они гордый народ, и наше присутствие здесь, на их земле, в качестве захватчиков — оскорбление для них. Я всю жизнь провел рядом с ними. Цардиты не станут ждать, чтобы нам наскучило бездействие, и мы сами растаяли, как снег под солнцем соластро. Они захотят изгнать нас из своей страны. — Он улыбнулся, демонстрируя сломанные зубы. — Я знаю, что они чувствуют.
 Прислушиваясь к его словам, мастер конников десятой тундаррской алы Томас Энгаард качал головой. Высокий, светловолосый, с внушительным телосложением, он был великолепным конным лучником — лучшего Роберто никогда не встречал.
 — Не понимаю, как ты можешь говорить так. Твои слова могли быть верны года три назад, но за последние четыре-пять сезонов мы видим, как цардиты постоянно отдают нам территории. Для этого есть две вероятные причины, и обе должны нас встревожить. Первая — они учатся у нас, и нам будет все труднее спровоцировать их на сражение на наших условиях. И вторая — они намеренно нас заманивают. Что меня беспокоит, так это то, что, если наши сведения верны, восточный фронт снова крепко застрял. А это значит, что позади нас — значительные силы цардитов. И мы должны учитывать то, что генерал Гестерис их не свяжет.
 — Не думаю, чтобы нам стоило опасаться, что нас отрежут, Томас, — отозвался Роберто. — Я понял, что ты хочешь сказать, но наш противник — перед нами. Гестериса не смять, давайте реально смотреть на вещи. Если нам удастся победить тех, кто противостоит нам, мы сможем зайти в тыл и нанести решающий удар.
 — Я хочу сказать только, что мы отходим все дальше вглубь страны, и погоня за врагом изолирует нас еще больше.
 — Вот почему мне хотелось бы узнать мысли их командующего, — задумчиво протянул Роберто. — Они разбили лагерь и позволили нам догнать их. Что бы там ни было, я не думаю, чтобы они стали отступать дальше. Они хотят дать нам бой сейчас. Вопрос в том, встретят ли они нас в долине, а если нет, то где они встанут и нельзя ли нам навязать им действия? Не следует ли нам, например, свернуть лагерь и начать обманное движение на юг?
 — Не сразу, — голосом, хриплым от громких криков и сильных холодов, вмешался в разговор Даваров, командир пехоты Клинков. — У нас здесь хорошая позиция. Превосходный обзор по всем направлениям и отсутствие опасности удара в тыл. Давайте спустимся и проверим, не выйдут ли они к нам на ровный участок.
 — Вот как? — Бену Рекеросу, уроженцу Эстории, было далеко за пятьдесят, в конце этой кампании он собирался уйти на покой, освободив должность мастера мечников в Десятом легионе. Он говорил мало, но взвешенно, и Роберто глубоко уважал его как за ум, так и за талант командира и физическую силу. — Думаю, на их месте я бы остался на склоне под лагерем и проверил, не попробуем ли мы взломать их фаланги или подойти на расстояние выстрела лучников.
 — Я не согласна с тем, что они нас заманивают, и не думаю, что у них хватит терпения двигаться вместе с нами, пытаясь получить тактическое преимущество, — возразила Элиз. — Они никогда не демонстрировали подобной силы воли. Им нужна победа в самом начале сезона — и они остановились здесь потому, что смогли развернуть свои силы, чтобы дать нам бой. Он может начаться не завтра, но я готова поставить свое дневное содержание на то, что мы будем биться с ними на этом поле, и больше нигде.
 — Послушайте меня, — сказал Томас. — Даже если они останутся здесь, они могут задерживать нас так долго, насколько у них хватит терпения. И возможно, им только это и нужно.
 — Так что ты признаешь, что ошибся? — улыбнулся Роберто.
 — Нет, генерал. Я говорю, что, хотя и готов признать, что у них нет желания заманивать нас вглубь своей территории, они все равно могут планировать отрезать нас от подкреплений. Мы уже продвинулись гораздо дальше, чем восточный фронт. Я повторяю еще раз: они у нас учатся. Они не станут просто катиться на нас вниз по склону.
 Роберто покончил с вином и наполнил кубок водой, чтобы запить сухой хлеб и жесткое мясо.
 — У нас есть контракт на охоту в Сирране? — поинтересовался он.
 — Квартирьер говорит, что есть.
 — Тогда мне хотелось бы, чтобы он подстрелил нам что-нибудь свеженькое. Это животное явно пережило свои лучшие времена. — Командиры откликнулись на его слова веселым смехом. — Ну что ж, спасибо вам за ваши соображения. Если наша разведка не принесет мне каких-то непредвиденных известий, я предлагаю считать, что лагерь останется на месте хотя бы завтра. Нам надо пройтись боевым порядком, чтобы я проверил, насколько близко мы сможем подобраться, прежде чем я отдам приказ о трехколонном строе. На этом этапе я не стану провоцировать атаку. Томас, я не вполне с тобой согласен. Я не думаю, чтобы они собирались нас задержать. И, Элиз, я не думаю, что они бросятся на нас, как только мы подойдем чуть ближе.
 — Так что нас ждет приятный и легкий день, — Роберто прожевал кусок хлеба, раздробив зубами твердое зернышко. — Кстати, сейчас самое время упомянуть о проблемах. Мне не хотелось бы узнать о них на рассвете.
 Никто из них не успел ответить. Стук вытянутых в приветствии копий предварил появление воина, нырнувшего в палатку, снимая на ходу шлем.
 — Да, центурион? — сказал Роберто.
 — Гонец Конкорда от генерала Гестериса с восточного фронта, мой господин, — отрапортовал центурион, носящий знаки отличия Десятого легиона. — Уверяет, что дело срочное.
 Он держал в руке сумку.
 — Не сомневаюсь. Неси сюда.
 Центурион поспешно пересек палатку, передал сумку и ушел, четко отдав честь.
 — Один из твоих, Рекерос, — проговорил Роберто, кивая вслед удаляющейся фигуре центуриона и ломая печать Конкорда на сумке.
 — Да, генерал, и отличный боец, хоть и немного нервничает в присутствии старших по званию. Он далеко пойдет, если переживет уровень гастата.
 Роберто извлек из сумки пачку бумаг. Они были перевязаны бечевкой, а сверху прилагались опись содержимого и его краткое изложение, написанное быстрым почерком генерала Гестериса. Роберто просмотрел верхний лист и почувствовал, как по его телу растекается тепло.
 — Гонца отправили от бродов Цинтарита. Как это далеко, по-вашему?
 Даваров почесал в затылке.
 — Гонец мог бы добраться туда за шесть дней, если часть пути проплыть по реке, ехать всю ночь и получать свежих лошадей в течение всего пути. Я бы сказал, что это не меньше четырехсот миль.
 — Значит, они доставили послание максимально быстро, — почувствовав невольное уважение, заметил Роберто, когда сверился с датой, проставленной на письме. — Похоже, мы отстаем и жиреем, когда другие накачивают мышцы с мечом в руке. Генерал Гестерис вступил в бой с цардитами семь дней назад. Будем надеяться, что он уже одержал победу.
 — А это что-то меняет? — осведомился Томас.
 — Только в моей душе, — ответил Роберто. — Ненавижу вступать в бой позже других. От этого у меня появляется желание оторвать голову первому попавшемуся цардиту. Хорошо, что их тут так много, правда?




 ГЛАВА 21


  848-й Божественный цикл, 9-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения 
 Звуки рога, зазвучавшие на рассвете, почти потонули в барабанной дроби дождя, молотившего по крышам палаток. В середине ночи грозовой фронт перевалил через хребет, оставшийся за их спинами, и, хотя ветер быстро стих, тучи не рассеялись, так что лагерь поливало четыре часа подряд.
 По лагерю разнеслись крики, поднимавшие солдат с постелей. Дождь заставлял разноголосо гудеть тысячи шлемов, щитов и нагрудников. Роберто уже встал, и оруженосец закреплял на нем доспехи. Они блестели в свете лампы, и генерал одобрительно кивнул. Под начищенным металлом, закрывавшим голову, грудь, предплечья и голени, его отлично выглаженное одеяние, как и положено, зеленого цвета, было украшено вышитой молитвой о победе, которую впервые произнесли во время битвы на перевале Риза двести лет тому назад. Та битва оказалась решающей: после нее Тундарра сдалась Конкорду, а семейство Дел Аглиосов возвысилось.
 Роберто поднял руки, пока на пояс навешивали гладиус в ножнах со спиральными узорами. Его плащ, черный с зелеными полосами и гербом Конкорда, был закреплен на правом плече.
 — Спасибо, Гаррелит.
 Молодой гастат наклонил голову и ударил левым кулаком по правому плечу.
 — Мы будем сегодня сражаться, генерал? — спросил он. Роберто улыбнулся.
 — Сколько раз ты уже задавал мне этот вопрос? И что я тебе всегда отвечаю? — Он хлопнул Гаррелита по плечу и указал на лук, который стоял на подставке, обернутый кожей.
 — Что если бы вы намеревались биться об заклад, то сказали бы, что боя не будет — мы будем только стоять и кричать.
 — Ну, вот видишь! — Роберто взял лук и шагнул к выходу из палатки. — Иди в свою манипулу, Гаррелит, и постарайся не дать себя убить. Мне нужно, чтобы кто-то по утрам застегивал на мне кирасу.
 — Вы и это всегда говорите, генерал.
 — Иди, — рассмеялся Роберто.
 Шум армии, начинающей построение, вблизи был просто оглушительным. Он волной обрушился на Дел Аглиоса, показавшись особенно резким из-за дождя и мрачных черных туч. Роберто прибавил свой голос к общему гвалту.
 — Пятнадцатый кавалерийский, почему до сих пор не в седлах? — заорал он. — Где маршевый порядок? Ястребы и Кулаки, вы сегодня копаетесь! И почему мои доспехи — единственные, с которых стекает дождь? У нас что, вчера вечером закончилась полировка? Ну-ка, шевелитесь! Лучники, уберите луки. Конкорд, мы выступаем! Разворачивайтесь строем! Надо, чтобы эти цардиты обмочились от одного нашего приближения!
 Широкие проходы в лагере были устроены с расчетом на построения. Размещение каждой палатки обеспечивало сбор манипул в нужной для перехода последовательности. Теперь проходы стремительно заполнялись. Воздух щетинился копьями и пиками. Шумные удары капель о металлические шлемы стали намного громче. В загонах кавалеристы вскакивали в седла. Лошади, почуявшие возбуждение перед боем и напряженность, царившую в воздухе, били копытами и храпели. Роберто подвели его коня, и он закрепил лук за седлом, а потом уселся верхом, получив возможность наблюдать за своей армией с высоты.
 Шум голосов уже затихал, давая возможность центурионам и мастерам криками сбить подчиненных в тесный строй. Дел Аглиос удовлетворенно кивнул. Они славно поработали в течение дуса. Более шестнадцати тысяч пехотинцев и две тысячи кавалеристов бесконечно упражнялись в передвижении и развертывании. Легионы соревновались друг с другом, кавалерийские отряды устраивали скачки и игры с обходами флангов.
 Роберто на рысях направился к горке, специально насыпанной для него у главных ворот. Сигнальщик уже стоял там, дожидаясь его. Развернув коня, Дел Аглиос увидел армию, стоящую в полной готовности. Достойное построение, если принять во внимание проливной дождь.
 — Ладно, займемся ими. Сигналь воротам.
 — Есть!
 Флаги с зелеными и красными квадратами взлетели вертикально вверх, опустились на тридцать градусов, задержались и упали вниз. У всех четырех ворот уже дожидались сигнала. Прозвучали приказы. Укрепленные на петлях створки растащили в стороны. Тяжелые мостки перебросили через ров — и армия пришла в движение. В этом сезоне цардитам предстояло увидеть армию Конкорда в полном боевом порядке.
 Роберто любил эти мгновения. Страх и возбуждение на лицах гастатов, показная усталость и умудренность опытом — на лицах триариев. Поразительное ощущение энергии армии, готовой к бою. И звук. От него по коже неизменно бежали мурашки. Ритмичный топот марширующих воинов, рокот тысяч копыт, ударяющих в твердую землю. Звуки, которые свидетельствовали о неудержимой силе.
 Три колонны пехоты вышли из ворот в центре, справа и слева, тогда как кавалеристы воспользовались воротами в задней части лагеря, поворачивая направо или налево, в зависимости от того, какой из флангов им был назначен. Сверху это выглядело бы так, словно четыре огромные темные змеи выползают из брюха чешуйчатого зверя. Роберто надеялся, что с той стороны долины это зрелище выглядит не менее пугающим.
 Роберто подбадривал криками, желал удачи и призывал Божье благословение на принципиев, которые проходили мимо него через главные ворота в центре, и ощущал, как тело содрогается от ритма марша. Он выехал следом вместе со своими экстраординариями — охраной, составленной из кавалеристов Атрески и Эстории. Слева и справа, стоя у палаток и повозок, их провожали взглядами гражданские — маркитанты и шлюхи, прикидывавшие, какая работа предстоит им в конце дня.
 За стенами лагеря колонны построились. Гастаты слева, принципии в центре, триарии справа. Еще правее инженеры вывезли цепь повозок, запряженных мулами: на каждой была установлена метательная баллиста. Эсторийская кавалерия рысила справа и чуть впереди, охраняя пехоту от неожиданных действий противника, хотя бы и маловероятных. Дождь и туман уменьшали видимость, но казалось, что враг просто стоит и наблюдает — насколько можно было судить по темному пятну перед их лагерем.
 Легионы пошли сквозь дождь и грязь вниз, к берегу реки, которая пересекала центральную часть долины. Спуск оказался легким — пологий склон порос сочной травой и редким кустарником. Разведчики Роберто отыскали брод, там из воды торчали камни.
 Перейдя реку, они двинулись дальше. До врага оставалось две мили. Роберто ехал во главе армии, оценивая расстояние и определяя момент, когда надо будет отдать приказ к развертыванию. Впереди цардиты поспешно строились и перемещались вниз по склону, чтобы оказаться на расстоянии от лагеря, но не потерять преимущества, которое давала им возвышенность. Сбор проходил не так дисциплинированно, как требовал от своих Роберто, но вполне успешно.
 Дел Аглиос приказал повозкам развернуться на расстоянии чуть меньше полумили от врага. Расстояние превышало полет стрелы, и у него оставалась возможность двинуться вперед при прямой провокации. По последним оценкам, дальнобойность его лучников была чуть меньше, чем у цардитских стрелков, хотя под таким дождем стрелкам действовать сложно. В любом случае баллисты вступят в бой прежде лучников, посылая копья, усиленные стальными болтами, на расстояние почти в триста ярдов.
 Роберто проехал направо, мимо кавалеристов, которые разбились на лучников, мечников и катафрактов — тяжеловооруженных конников в доспехах. У него за спиной манипулы выходили на позиции, центурионы четко держали строй. Повозки с грохотом выехали на места, орудия пока оставались под чехлами, так как нежелательно подставлять блоки и веревки дождю раньше, чем это потребуется для битвы.
 Дел Аглиос ждал в конце строя. На развертывание ушел почти час, каждая манипула была отделена от соседних в классическом шахматном порядке. Тщательное построение проходило под защитой кавалерии, которая сосредоточила все внимание на врагах. Когда оно завершилось, Роберто проехал вдоль строя. Мимо лучников и легкой пехоты, готовых вступить в схватку. Мимо фаланги и тяжелой пехоты, чьи щиты впереди и в центре были установлены на землю, а концы сарисс длиной в двадцать футов почти терялись за пеленой дождя. Пехота атресских ал составляла левый и правый фланги, эсторийские регулярные части занимали центр.
 — Мы — армия Конкорда! — Дел Аглиос знал, что речь услышат не многие, но ее содержание быстро передадут всем. — Мы — авангард. Перед нами девственная территория. И, насколько я знаю, вы после себя нигде не оставляли девственниц!
 Хриплые крики и волна смеха прокатились по строю, следуя за его словами, передаваемыми по армии — манипула за манипулой. Роберто выехал в центр строя и остановился, глядя назад, поверх голов легионеров.
 — Нам дали приказ. Этот год — год, когда мы нанесем решающие удары, которые поставят Цард на колени перед Богом и Адвокатом. И есть награда весомее той добычи, которую мы уже захватили. На этот раз победа будет означать, что мы все сможем вернуться домой!
 Второй взрыв криков, более громких. Копья и пики стучали по обратной стороне щитов.
 — Но победу надо заработать. Уважайте своего противника и сражайтесь упорно. Защищайте своих товарищей. Дисциплина. Порядок. Победа.
 Они были готовы. И теперь оставалось только ждать.
 И они ждали. Весь этот дождливый день, в течение которого все презрительные выкрики, ложные маневры и небольшое продвижение вперед не смогли выманить ни единого человека и ни единой стрелы со стороны цардитов, стоявших перед ними на склоне. Роберто продержал легионы в поле до раннего вечера, а когда тучи начали наконец расходиться, они ушли обратно в лагерь, двигаясь на заходящее багровое солнце.
 Так прошли четыре дня. Армия Царда наблюдала демонстрируемые Конкордом силу, обученность и решимость и довольствовалась тем, что отпускала насмешки, кричала и даже пела, оставаясь в безопасности на склоне, куда, как они поняли, Роберто вести свои легионы не собирался. Дальнобойность вражеских луков и без того представляла опасность, и он не хотел усугублять ее, ведя атаку вверх по склону. Дел Аглиос уже подумывал о том, чтобы вывести баллисты перед пехотой. Такую тактику он не любил. Повозки мешали наступлению, к тому же значительно увеличивался шанс их повреждения или разрушения. Но в конце концов это могло оказаться единственным способом спровоцировать противника.
 Роберто даже попытался начать ложное движение на юг — но тут же стало ясно, что противник им не воспрепятствует. Разведчик, вернувшийся этой ночью, разъяснил причину происходящего. Цардиты накапливали дополнительные силы семьюдесятью милями дальше. В результате такого перехода Дел Аглиос просто получил бы врага как впереди, так и в тылу. Такой вариант он разыгрывать не собирался.
 Вечером, на четвертый день противостояния Роберто прошелся по лагерю, останавливаясь у костров маркитантов, подхватывая песни и рассказы и возглавив молитвенный обряд на лужайке ордена. Пусть во время кампании у них нет Дома Масок, но это не означало, что они должны отказаться от своих традиций. Дерн лужайки перевозился в трех повозках и выкладывался на землю перед палаткой гласа, как только разбивали полевой лагерь. За эти последние дни, солнечные и дождливые попеременно, трава хорошо подросла, так что конь пощипал ее. Это было добрым знаком.
 Позже Дел Аглиос в одиночестве ужинал в своей палатке, обложившись рапортами центурионов, квартирьеров, хирургов и ветеринаров. Армия находилась в отличном состоянии, и он составлял послание на восточный фронт Гестерису, спрашивая о новостях и сообщая о первом контакте с противником. Кружка сладкого чая испускала ароматный пар у его левой руки, а чашка с заячьим бульоном стояла справа, прямо на рабочем столе.
 — Можно, генерал?
 Он поднял голову. У входа стоял мастер-инженер. Рован Неристус, застенчивый лысоватый мужчина со слабым телосложением, совершенно не подходившим для жизни в действующей армии. Роберто не мог сказать толком, как инженеру удается выживать, но каждый следующий день был благом для армии. Неристус обладал блестящим умом и острым языком. В армии его любили. Роберто часто говорил, что хотя он сам — генерал, но последним человеком, который погибнет в его армии, будет Неристус. Он пригласил инженера войти.
 — Чем могу быть полезен, Рован?
 По традиции в каждом легионе и але должен существовать свой собственный отряд инженеров, но Роберто решил создать отдельное формирование. Оно включало в себя двести человек. Хотя каждый его член номинально прикреплялся к какой-то из манипул легиона, эти люди были слишком важны, чтобы рисковать ими в бою. Роберто всегда говорил, что если фермеры и гончары должны сражаться, то для лучших плотников, кузнецов, ученых и каменщиков найдутся дела поважнее. Если, конечно, им не грозит удар мечом в брюхо. Тогда они должны вступить в бой.
 Неристус сдернул шапку с головы и прошел в палатку. Его руки, лицо и одежда перепачкались в смазке. Ему было далеко за пятьдесят, так что он приближался к пожилому возрасту. Роберто задумался: инженера хоть когда-нибудь волновала его внешность? Маловероятно.
 — Спасибо, что привел себя в порядок перед визитом к своему командующему. Я рад, что ты так уважительно ко мне относишься.
 — От этого мало толку, Роберто, — ответил Неристус. У него всегда были проблемы с субординацией. И уж с глазу на глаз — определенно. — Я еще не закончил работу.
 — Итак?..
 — Ну, насколько я понял, мы просидим здесь до дуса, пытаясь выманить этих цардитов со склона, если не выведем вперед баллисты.
 — А, так ты теперь еще и тактик? Твои способности растут.
 Неристус указал пальцем на свои глаза.
 — Они у меня еще в порядке, — заявил он. — И я знаю, что у нас нет такого количества людей, чтобы тратить жизни на атаку вверх по склону. Тем более если помнить, что ждет нас дальше.
 — Верно, — согласился Роберто.
 Что-то за этим стояло. Что-то хорошее, иначе Неристус не явился бы к нему. Он ощутил прилив радостного возбуждения.
 — Так что нам нужно в ближайшее время убедить противника спуститься со склона в долину — иначе мы рискуем, что к ним подойдет подкрепление.
 Зануда, этот Неристус. Неплохое свойство, хотя порой оно заставляло его произносить вслух нечто ясное как божий день. Роберто решил его не прерывать. Иначе мастер доберется до сути не раньше утра.
 — Мои плотники работали с разными сортами древесины, которую нам продают сирранцы. У некоторых видов бука очень интересные свойства. Он обладает большой прочностью и одновременно гибкостью. Это значит, что мы можем… — Неристус замолчал. — У тебя найдется время выйти и посмотреть?
 Роберто пожал плечами.
 — А дело того стоит? — спросил он, решив немного подразнить собеседника.
 Неристус непонимающе воззрился на него.
 — Я никогда не трачу даром чужое время.
 Мастерские инженеров развернули у задних ворот — как можно дальше от Роберто, чтобы не мешать ему шумом. Они были залиты ярким светом и почти невыносимо раскалены горнами. Удары молота по металлу разносились под ночным небом, смешиваясь со звуками пилы, фрезы и напильников.
 — Ты не даешь своим подчиненным спать? — спросил Роберто, пока они шли к открытому входу в палатку.
 — Телу нужно меньше сна, чем мы думаем. И потом, мы любим свою работу, — ответил Неристус. — Нам сюда.
 Он провел генерала в правый угол, где на земле стояли две баллисты. Окружавшие их работники поспешно выпрямились для приветствия. Роберто ответил коротким кивком.
 — Продолжайте. — Он повернулся к Неристусу. — Так, на что я смотрю?
 Неристус прищелкнул пальцами.
 — Закрутите эти две, — приказал он своей команде. — Смотрите, генерал.
 Роберто смотрел. Двое мужчин стали закручивать вороты в задней части обоих орудий. Окованный железом деревянный стержень-рычаг, больше всего похожий на гигантский лук, начал сгибаться, по мере того как канат скручивался и напрягался. Дерево и канат трещали, ползун тащил тетиву лука назад по ложу метательного снаряда. Одна тетива со щелчком встала на спусковой рычаг. Спустя какое-то время то же сделала вторая. Заряжающие отошли. Роберто нахмурился. Он на всякий случай всмотрелся еще раз, но разница, несомненно, была.
 — Ты отвел спусковой рычаг этой баллисты дальше, чем у первой. Почему?
 Глаза Неристуса заблестели.
 — Сирранский бук великолепен! — ответил он, похлопав ладонью по второй баллисте. — Посмотри, какая у него прочность на изгиб! Она на пятнадцать процентов выше!
 — И насколько дальше она выстрелит? — Роберто улыбнулся.
 — На шестьдесят ярдов, не меньше. Я изготовил новые рычаги для всех, генерал, — объявил он. — И с твоего позволения я могу установить их к завтрашнему утреннему маршу.
 — А точность стрельбы?
 — Сможем поэкспериментировать на цардитах, если хочешь, — сказал Неристус.
 Это резко меняло будущую картину боя. Дел Аглиос радостно кивнул.
 — Рован, ты гений, а твои инженеры — гордость Конкорда! Сделай это, — приказал он, — Завтра нас ждет великий день.


* * *

 Еще до начала сухого, но пасмурного рассвета распорядок изменений тактики был передан по команде. Армия выходила так же, как и в первые четыре дня, но на этот раз существовала настоящая уверенность, что кровь прольется. Неристус этим утром шел со своими повозками, и это зрелище придало Роберто еще больше уверенности. Баллисты освободили от пологов, и свежее масло блестело на новых буковых рычагах.
 Легионы построились, как раньше, но на этот раз паузы не последовало. Наступление началось, как только развернули боевой порядок. Оно было медленным и четким. Роберто приложил увеличительную трубу к глазу, проверяя, есть ли перемены в реакции цардитов, но заметного передвижения не наблюдалось. Их пехота стояла одной сплошной цепью с центральной фалангой. Позади наготове располагались лучники, кавалерия прикрывала фланги.
 Кавалерия Дел Аглиоса стояла чуть позади. Шестьдесят лишних ярдов означали, что баллисты смогут начать стрельбу по цардитам поверх голов его пехоты раньше, чем гастаты окажутся в пределах досягаемости стрел противника. Это обнаружит слабость в позиции врага. Хотя цардиты имели тактическое преимущество, находясь выше по склону, у них почти не оставалось места для маневра при отступлении — они сразу же окажутся в собственном лагере. У них не будет другого пути, если им захочется уйти из-под обстрела баллист.
 Неристус прекрасно умел оценивать расстояния, так что армию Роберто остановил по его сигналу. Они подошли к противнику ближе, чем раньше. Гастаты оказались в двухстах пятидесяти ярдах от врагов, которые по-прежнему вызывающе стояли в полный рост за щитами. В строю цардитов не было движения, хотя, возможно, ощущалось беспокойное шевеление, вызванное новым маневром. Однако они знали, что по-прежнему находятся вне досягаемости.
 — Стой! — выкрикнул Роберто. Его приказ передали флажками и повторили по всей армии мастера и центурионы. — Приготовиться к обороне! Стена щитов перед наступающим противником, копья вперед и вверх! — Он развернулся в седле к правому флангу с эсторийской кавалерией. — Инженеры! Взводить и заряжать. Первый залп по моему сигналу, затем — по команде мастера!
 Сорок воротов баллист со скрипом и стонами начали вращаться, на каждом стояло по двое мужчин. Болты установили в пазы — зазубренные стальные пирамидки на ясеневых древках, тяжелые и смертоносные. Прозвучал сигнал готовности. Роберто поднял руку, флажки повторили его движение. На равнину упала тишина. Цардиты на склоне ждали. Ниже готовился к бою Конкорд.
 — Не подведи меня, Неристус, — прошептал Роберто. Он рубанул рукой воздух, и флажки опустились. Почти сразу же тетивы баллист рванулись вперед, и глухой стук нарушил тишину. Снаряды просвистели над головами пехотинцев. Роберто удалось проследить начало их полета, но потом, опускаясь, они растворились на фоне гор и зелени.
 Пехотинцы и кавалеристы Конкорда затаили дыхание. Роберто представил себе, как Гаррелит, стоя среди гастатов, глядит поверх щита на болты, несущиеся на противника. Юнец рвался в бой. Сегодня его желание осуществится.
 Цардиты пришли в движение — бурный всплеск на глади моря. Крики тревоги разнеслись по строю, а потом ударили болты. Роберто посмотрел на линии врага через увеличительную трубу. От мест попадания разбегались люди. Некоторые болты не долетели до цардитов добрых десять ярдов, взрыв землю или отскочив и растеряв энергию. Но лучшие выстрелы попали прямо в первый ряд. Цардитов сразило наповал. Один, пригвожденный болтом, извивался и дергался, и изо рта у него лилась кровь. Легионы Конкорда торжествующе завопили.
 Позади Роберто снова вращались вороты.
 — Увеличить наклон! — заревел он. — Пять градусов!
 Приказ передали инженерам. Рычаги передвинулись на зубчатых колесах, и острия новых болтов отклонились вверх.
 Баллисты выстрелили снова. Опять короткая тишина, а потом смертоносный свист. На этот раз все болты ударили по первым трем рядам. Цардиты сдвинули и подняли щиты, но против тяжелых болтов они были бесполезны. Дерево и кожа крошились, кольчуги и броня рассекались. Роберто показалось, что каждый болт нашел свою жертву. Через трубу он увидел, как смертоносный снаряд прошил насквозь одного человека и ударил в следующего, отбросив двух убитых назад, на их товарищей. Легионеры Конкорда презрительно орали и хохотали, призывая врага идти вперед и сражаться.
 Вороты баллист закрутили в третий раз. В лагере цардитов началось движение. Единственным вопросом было, в какую сторону они пойдут. Щиты снова подняли для защиты. Цардиты тесно сбились за ними, стараясь поставить впереди как можно больше слоев. Это оказалось ошибкой. Баллисты Неристуса выстрелили снова, загудев тетивами, и множество цардитов погибли, отброшенные тяжелыми гарпуноподобными снарядами. Даже скользящие удары вырывали конечности из суставов.
 Цардиты ринулись в атаку сразу после выстрела. Пехота и кавалерия понеслись вниз по склону. Перемена в звуках и настроении была поразительной. Десятки тысяч людей мчались вперед, желая заполучить головы врагов. Топот ног и стук копыт сотрясали землю. На новичков гастатов в передних манипулах это могло произвести впечатление.
 В ответ позади своих манипул забегали центурионы, глядя на Роберто и сигнальные флаги. Дел Аглиос быстро переместился туда, где его штандарт будет виден лучше всего, ощущая, как в теле нарастает возбуждение, а сердце бьется быстрее. Он извлек гладиус из ножен.
 Вороты заскрипели снова. У Роберто оставалось немного времени на то, чтобы оценить атаку противника. Она проходила дружно и дисциплинированно, со скоростью, рассчитанной на то, чтобы смешать ряды врагов и оттеснить их назад. Цардиты захотят навязать им отступление, зная, что баллисты неповоротливы и могут застрять позади.
 Отряды цардитов были построены шире, чем манипулы Роберто, но в целом линия наступления оказалась более узкой, так что шансы на охват флангов противника кавалерией у них невелики. А вот сам Роберто мог предпринять такую попытку. Но не сейчас. Флаги и вестовые замелькали вдоль строя, длина которого составляла примерно полмили. Слишком велика, чтобы управлять ею непосредственно. Сигнальщики и посыльные смогут передавать его указания, а мастера и центурионы будут принимать решения на местах. Дел Аглиосу придется полагаться на то, что эти решения окажутся правильными. Сейчас от него ждали сигнала, как следует начинать бой.
 Цардитская кавалерия двигалась стремительно и хорошо умела стрелять с седла на скаку. Ряды пехоты начали наступление, прикрываясь традиционными щитами и обнажив чуть изогнутые сабли среднего размера. Неплохое оружие для открытой стычки, но не очень годится для боя в тесном строю. Роберто принял простое решение.
 — Сигнальте тактический план номер один. Пехота держится плотно, кавалерия разбивает строй и изматывает. Начать действия при разделении в тридцать ярдов. Не дайте им остановиться и обстрелять нас.
 Флаги пришли в движение, передавая заранее оговоренные сигналы. Вестовые, расставленные позади гастатов, повторили приказ. Сквозь шум наступающей армии Роберто слышал, как выкрикивают команды центурионы и мастера. В центре строя эсторийцев восемь манипул, вооруженных сариссами, составили фалангу. Они продвинулись вперед на несколько ярдов, чтобы передние ряды могли встать на колени и выставить длинные копья горизонтально. Противника встречал лес копий — нужно преодолеть три ряда таких, чтобы дотянуться саблями до первых гастатов. Их прикрыли щитами, так что они были трудноуязвимы для стрел или метательных дротиков.
 На другом конце линии фронта готовились к атаке манипулы пехоты. Передние ряды выставили щиты вперед, а стоящие сзади подняли их вверх над головами, создав плотный панцирь. Справа и слева эсторийская конница разбилась на атакующие и резервные отряды, ожидая приказа начать движение. А в рядах принципиев и триариев подняли дальнобойные луки. Сотни спокойных, опытных солдат Конкорда воткнули стрелы в землю у ног.
 Баллисты сделали еще один выстрел. Болты косили передние ряды цардитской армии, отбрасывая их на задние, вызывая смятение и временную приостановку наступления. Солдаты перешли на шаг, держа тесный строй. На ходу они стучали саблями и копьями о щиты, выкрикивая оскорбления и издавая боевой клич, желая шумом компенсировать свою относительную малочисленность. Им необходимо было быстро сломать легионы Конкорда.
 — Лучники! Приготовиться к залпу! — выкрикнул Роберто.
 Новые флаги, новые вестовые. Луки согнулись. За мгновение до приказа Роберто выстрелили цардитские лучники. Тысячи стрел дугой прошли над передними рядами наступающих и застучали по щитам манипул гастатов: колючий дождь, достаточно частый, чтобы отыскать любую случайную щель в стене щитов. Роберто увидел, как появились бреши, щиты падали на тела тех, кто их держал.
 — Проклятье! Стрел очень много, — пробормотал Дел Аглиос.
 Ему хотелось дать сигнал к наступлению, хотя он знал, что делать этого пока не следует.
 — Стоять на месте!
 Крик разнесся по строю. Стена составилась заново, бреши по возможности закрыли.
 Легионы Конкорда ответили. Туча стрел взвилась вверх, прошелестела по воздуху и обрушилась на первые ряды цардитов, стуча по щитам, пробивая шлемы и впиваясь в руки и ноги. Люди стали падать. Послышались крики, но оскорбления и песни не прекратились. Движение ускорилось, и Роберто увидел, что щиты врагов сдвинуты и подняты вверх, повторяя прием его легионов. Новые стрелы. Выстрелы с обеих сторон шли на счет десять, так что от них потемнело небо. Стрелы летели все дальше и дальше в ряды Конкорда. Пока армии сближались, его воины падали на землю — хотя у врага потерь было больше.
 — Сохранять дисциплину, — негромко приказал Дел Аглиос — Не двигаться, не показывать страха.


* * *

 — Щиты! — рявкнул центурион.
 Гаррелит поднял щит под углом над головой и напряг тело. Сквозь узенькую щелку в стене щитов он увидел, как летят стрелы. Ужасающий, убийственный дождь сверкал перед глазами, проносясь прямо над головой или стуча по щитам и доспехам. Стрелы падали, словно град на жестяную крышу, — грохочущий шум смертоносных когтей. Они проскальзывали по щитам или отскакивали от них, находили щели и пробивали слабые точки.
 Деваться было некуда. Убежать нельзя. Все легионеры стояли твердо. Гаррелиту эти минуты сражений казались самыми тяжелыми. Единственные мгновения, когда он чувствовал себя по-настоящему беспомощным. Сердце отчаянно колотилось, и он молился Всеведущему, чтобы ему не выпало умереть от зазубренной стрелы. Он обещал генералу, что вернется и поможет ему снять доспехи, после того как будет одержана победа.
 Лучники Конкорда сделали ответный выстрел. Гаррелит увидел, как стрелы падают на врагов и злосчастные цардиты гибнут, не успев нанести удар. Гастаты радостно закричали. На них обрушился следующий залп. Новые молитвы, новые тихие призывы удачи. Дождь металла пролился. Стрелы колотили по его щиту, шум и вибрация были мерзкими. Одна стрела пробила щит насквозь, ее наконечник расщепил дерево прямо под его рукой. В третьем ряду перед Гаррелитом один солдат получил стрелу в глаз. Он упал замертво. Еще одна жизнь унесена прочь. Ничего нельзя было сделать — только переместиться на ряд вперед и помочь отодвинуть назад тело.
 Гаррелит глубоко вздохнул и перешел вперед, отчаянно мечтая услышать приказ наступать и звон скрещивающихся клинков.


* * *

 Еще три залпа — и цардиты сблизились с ними на расстояние в тридцать ярдов. Сигнальные флаги свернули и закрепили на древках. Гастаты Роберто двинулись вперед. Направляемые стоящими позади центурионами, они поднимали щиты высоко перед собой или над головами и шли вперед — фланги быстрее, чем центр. Их вызывающие крики разрывали воздух, понося меткость вражеских стрелков, оскорбляя мастеров клинка и предрекая неизбежную победу Конкорда.
 Цардиты отвечали. Продолжали лететь стрелы. Справа и слева маневры конницы повторяли движение его собственной кавалерии. Однако противник подобрался чуть ближе, чем следовало. Роберто пристально наблюдал за ним, и у него возникла идея, как этим воспользоваться. Он успел повернуться, чтобы увидеть новый залп баллист. Болты ударили в центр построения лучников, сбивая с ног людей, взметая в воздух фонтаны земли и крови. Дел Аглиос поманил ближайшего вестового.
 — Пусть баллисты целятся в кавалерию. Только один залп!
 — Есть, генерал!
 Женщина помчалась вдоль построения. Роберто секунду смотрел ей вслед. Он надеялся, что его кавалерия поймет намек. Послание все равно не успело бы дойти до левого фланга. А вот у себя за спиной он мог быстро передавать приказы — и сделал это.
 Его всегда возбуждал вид армий, идущих в бой. Дел Аглиос потратил много времени на обучение командующих той работе, которую они выполняли ради самих себя, своих близких и всего Конкорда. Он ожидал, что все воины пойдут в сражение, полные сил и веры, и что они выложатся до конца, даже если это будет стоить им жизни.
 Почти не останавливаясь, чувствуя за собой дыхание товарищей, легионы Конкорда и армия Царда мерным шагом сближались. Дротики пехоты уже преодолевали сокращавшееся расстояние, попадая в первые ряды врага. Клинки обнажили, щиты подняли, солдаты приняли боевую стойку. В центре должны были столкнуться фаланга с фалангой — жестокая схватка на выносливость. На флангах выпады и рубящие удары эсторийских гладиусов парировались более длинными цардитскими клинками.
 Первый звон оружия положил начало резкому и дружному взрыву воплей, исторгнутых из множества глоток. Для всех начинался бой. Сейчас будет решаться вопрос жизни и смерти.
 Роберто наблюдал за происходящим и ждал, когда баллисты будут повернуты и заряжены. Стрелы все еще летели, но армии уже сблизились настолько, что целиться стало трудно. А поскольку кавалерия все еще находилась вне досягаемости, слишком много стрел бесполезно падало между передней линией и резервом.
 На переднем крае, казалось, никто пока не добился успеха. Возможно, Конкорд чуть продвинулся на флангах, но пока схватки не были ни жестокими, ни затяжными, никому не хотелось совершить ошибку, которая создаст реальный прорыв. Вскоре противники начали расходиться, сражающиеся отталкивали друг друга и рубили пустой воздух или выставляли щиты далеко вперед. На земле лежало несколько тел. Каждая сторона осыпала противника оскорблениями и приглашала сразиться, а из задних рядов снова полетели дротики Конкорда.
 Роберто нахмурился. В стычке не ощущалось напора, словно обе стороны просто вели учебный бой, готовясь к какому-то сражению в будущем. Тетивы баллист снова щелкнули. Разминка закончилась. Инженеры его не подвели. Болты вломились в конницу противника на обоих флангах, протыкая коней, пригвождая всадников к седлам или снося их на товарищей. Моментально поднялась паника. Кони шарахнулись от мест ударов, всадники пытались с ними справиться. Справа целый отряд не смог удержать коней, которые понесли их на цардитский лагерь. Всадники ничего не могли сделать, некоторые даже предпочли спрыгнуть наземь и покатиться. Результат оказался даже лучше, что Роберто мог надеяться.
 Дел Аглиос приказал дать сигнал к атаке конницы, но мог бы и не беспокоиться. Его катафракты рванулись вперед, конные лучники поддержали их атаку, всех, в свою очередь, защищали легкие отряды, вооруженные мечами. В целом две трети его верховых понеслись на врага, а остальные охраняли фланги пехоты. Та отреагировала не менее быстро и снова начала ближний бой.
 Огромная волна шума катилась по равнине. Рык солдат Конкорда, почувствовавших близость победы в этом неожиданном повороте событий. Оглушительный топот копыт по влажной земле. Храп и ржание коней. И резкие удары металла по щитам и доспехам.
 Роберто смотрел, как атакуют первые катафракты. Всадники в тяжелой броне, выходцы из благородных семей, были вооружены длинными пиками и обучены разбивать отряды вражеской кавалерии, нанося удар, поворачивая и отступая. Они налетели на конников Царда, разрывая построение, увеличили смятение, вызванное ударом баллист, и посеяли новую панику. Десятки всадников врага мгновенно оказались на земле.
 Следом за ними подоспели лучники, сделавшие три залпа по разорванному строю, а потом отступившие следом за катафрактами, чтобы перестроиться для следующей атаки. При этом они уступили место легкой кавалерии.
 Уже при второй атаке Роберто увидел, что противник начинает ломаться. Пора развивать успех! Под обстрелом баллист пехота цардитов, к тому же опасающаяся за незащищенные фланги, была очень уязвимой.


* * *

 Грохот царил неописуемый. Никакой приказ не услышали бы — и потому приказов после начала атаки не отдавали. Гаррелит стоял теперь во втором ряду и кричал на товарищей впереди. Из-за плотно сомкнутых щитов и тесно стоящих воинов жара усиливалась, и тошнотворная вонь разливалась от крови, дерьма и желчи. В ближнем бою цардиты были пугающей силой. Кривые сабли наносили удары, разбрызгивая кровь воинов Конкорда. Овальные щиты пробивались с трудом.
 Гаррелит посмотрел на тех, кто стоял слева и справа от него. На их лицах отражалось то же напряжение, какое испытывал и он. Гастатов мутило от ожидания, им отчаянно хотелось драться и не менее отчаянно хотелось остаться в живых. Гаррелит крепче стиснул рукоять меча и в сотый раз стукнул щитом. Впереди шел яростный бой. Нескончаемое кровопролитие. В голове у него крутился стишок: «Не для потехи надень доспехи — ударь сердито по всем цардитам».
 Клинки звенели и сталкивались. Искры разлетались, воины хрипели, вопили и ругались. Они сражались за лучшую позицию, за убийственный замах, за боевой дух. Оружие било в щиты. Громовые удары разносились по тесному строю. Громче и громче. Гастат впереди него заорал. Шлем слетел с его головы и отскочил от наплечника Гаррелита. Солдат повернулся, показав Гаррелиту перерубленное горло, и упал мертвым.
 Гаррелит встретился взглядом с цардитом и рванулся в прорыв, лишая его возможности ударить по незащищенным бокам легионеров справа и слева. Враг ударил саблей сверху вниз. Гаррелит отвел клинок в сторону, а потом нанес ответный удар гладиусом, почувствовав, как по кольчуге скользнуло острие. Противники приготовились продолжить поединок.
 В голове у Гаррелита прояснилось. Этот человек ему не ровня. Он недостоин жить. Гаррелит ощутил близость окружающих его гастатов. Он не может их подвести. Он резко двинул вперед щит — и почувствовал, как по нему ударил вражеский клинок. Гаррелит пробил из-под щита гладиусом и натолкнулся на защиту цардита.
 Вражеский клинок нанес новый удар, скользнул по левому плечу и вызвал боль в руке, держащей щит. Гаррелит охнул. Цардит почуял шанс — это промелькнуло в его глазах. Его щит выдвинулся вперед. Гаррелит рискнул. Он отшатнулся назад и влево. Противник нанес удар, ожидая ответного, и не встретил его. Его сабля рубанула по щиту Гаррелита, но удар оказался несбалансированным. Гаррелит увидел слабину, колющий удар — и меч проходит сквозь доспехи, погружаясь в живот!
 Глаза цардита округлились от потрясения и боли. Он закашлялся. Кровь забила у него изо рта, плеснув Гаррелиту на лицо, на щит и шлем. Цардит стал падать. Гаррелит отпихнул его ногой назад и издал крик облегчения. Он услышал вокруг дружный рев и увидел, как строй цардитов дрожит и ломается. Что-то случилось. Где-то на поле боя нанесли мощный удар.
 Рядом с ним отвлекшегося легионера Конкорда рубанули по ногам, и он рухнул. Новая брешь, новая угроза. Гаррелит не мог дожидаться, пока оживет онемевшая от удара рука. Он тряхнул головой, чтобы убрать с глаз кровь и пот, глубоко вздохнул и снова перешел в атаку, молясь, чтобы поскорее пришла победа.


* * *

 — Принципии, вперед! — приказал Роберто. Флаги передали сигнал к наступлению. Вторая линия легионеров Конкорда побежала вперед, увеличив напор, заставлявший врага отступать шаг за шагом. Снова начался обмен залпами стрел, но перевес был за ним. Роберто это ощущал. Всеведущий да пребудет с ними, он это видел! Слева сделали решающий прорыв. Он увидел, как сотни конников стремительно отступают вверх по склону. И одновременно на самом левом фланге быстро наступали манипулы Божьих Стрел.
 Пехота почувствовала необходимость нового усиления атаки. Оскорбления стали громче, удары клинков и щитов — сильнее. Уверенность в близкой победе придавала воинам Конкорда новые силы. Справа от Роберто приготовились к массированной атаке катафракты. Уже ослабленная конница цардитов разлетелась клочьями. И пока легкая кавалерия преследовала последних врагов на фланге, катафракты врезались в оставшихся без прикрытия лучников и пехотинцев. Разбегающихся врагов топтали копытами, били щитами и пиками…


* * *

 Гаррелит понял, что в бой вступили принципии. Гастаты подались назад, чтобы пропустить их, но он остался на месте. С его меча уже стекала кровь трех врагов, и он чувствовал себя могучим и несокрушимым. Принципии мощно ударили по цардитам, заставив поредевший строй попятиться назад. Гаррелит двинулся вместе с ними, проталкивая вперед щит и нанося удары.
 Он услышал ржание коней и почувствовал, как дрожит земля от ударов копыт. Зажатый со всех сторон, Гаррелит не мог определить, чьи это кони и насколько они близко. Однако появление принципиев определенно означало, что перелом в ходе боя произошел. Наверняка это мастер Кастенас вламывается в центр вражеской армии.
 С Гаррелита ручьем тек пот. У него ныли руки и огнем пылали ноги. Прямо перед ним линия цардитов сжалась, словно Бог стиснул их своей могучей рукой. Среди них началась паника. За спиной у Гаррелита орали гастаты, спешащие присоединиться к атаке. Гаррелит посмотрел поверх щита. Цардиты больше не смотрели вперед. Он вонзил меч прямо в бок вражеского солдата и вырвал его обратно, двигаясь дальше, пока противник падал. Они ломаются. Цардиты ломаются! В плотных рядах стали появляться просветы: вражеские воины начали поворачиваться и убегать.
 Вокруг него раздался новый оглушающий рев, и гастаты рванулись вперед следом за сплошным фронтом принципиев. Справа от него пехота шла в обход флангов, завершая охват противника, перемещаясь относительно фаланги, которая якорем держала на себе сражение. Гаррелит замахал мечом над головой и присоединился к атаке. Всюду царила мешанина ног и тел. Он спотыкался и скользил по трупам цардитов, используя щит как опору.
 Его наполняла радость победы. Перед ним поскользнулся и упал цардит. Гаррелит обрушил край щита на его незащищенную спину, а меч — на шлем врага. Кровь оросила взрыхленную землю. Невероятно. Битва могла длиться целый день! Гаррелит так быстро оказался на переднем крае, что только сейчас осознал: в душе он не рассчитывал, что переживет это сражение! Он расхохотался, охваченный возбуждением, которое разделяли все гастаты вокруг него, и побежал дальше, к лагерю цардитов.
 Гаррелит не увидел клинка, который рассек ему ляжку и вонзился в пах. Он не смотрел на мертвых, только вперед, на бегущих и сломленных цардитов. Он сделал еще шаг, прежде чем боль догнала его и бросила на колени. Он свалился на щит, зажав туловищем руку. И всем телом содрогнулся от боли. Гаррелит с трудом перевернулся на спину. Гастаты пронеслись мимо.
 Он увидел того человека, который нанес ему удар, — это был цардит, с головой, перемазанной кровью. Враг выронил саблю и упал на спину, лишившись сил.
 — Ублюдок, — прошептал Гаррелит. — Да пошлет тебя Бог к демонам ветра.
 Он вновь содрогнулся и оттолкнул свой щит. Схватился за ляжку и пах, почувствовав горячую влагу. Клинок с такой легкостью рассек его плоть — и как раз там, где у него не было доспехов. Кровь лилась так быстро! Гаррелит зажал рану, пытаясь остановить кровотечение, но кровь струилась меж его пальцев.
 Он позвал на помощь, но вокруг стоял такой шум! Топот ног и стук копыт… Гаррелит протянул руку, с которой капала кровь.
 — Пожалуйста! — пролепетал он.
 Кто-то шел к нему. Кто-то поймал его взгляд и понял, в каком он положении. В глазах плыло. В ушах раздавался оглушительный рев. Теперь он лежал на боку, снова пытаясь зажать рану. Как много крови!
 Гаррелит усомнился, сможет ли он смыть ее, когда придет время помочь генералу снять доспехи.


* * *

 Роберто не мог просто стоять и наблюдать за боем. Он радостно закричал и повернулся к экстраординариям, которые с восторгом наблюдали за происходящим.
 — Какая победа! — воскликнул он. — Просто невероятная победа! Да вознаградит Бог Рована Неристуса! Да возлюбит Бог Конкорд!
 Дел Аглиос воздел руку с мечом над головой.
 — Эстория! Погоним этих ублюдков! — Роберто ударил пятками в бока коня, и экстраординарии последовали его примеру. — Я хочу получить голову их командира, чтобы уже к вечеру отправить королю Царда!
 Громко улюлюкая, он поскакал вслед за своей победоносной армией.




 ГЛАВА 22


  848-й Божественный цикл, 40-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения 
 Дорога в Вестфаллен отличалась не только идеальным покрытием, великолепными постоялыми дворами и отличной охраной — она также позволяла путнику любоваться мирными и прекрасными видами. Они оказалась идеальным противоядием отвратительному настроению Джереда, в котором тот пребывал с момента ссоры с Адвокатом.
 Решение Джереда уехать из Эсторра на время подготовки и проведения того действа, которое, к его ярости, было поименовано «Торжества Конкорда», было воспринято как оскорбление всеми титулованными гражданами столицы. Однако они понятия не имели ни об истинных причинах его отсутствия, ни о том, как это могло отразиться на их вере.
 Путь до порта Pay лент — главного порта Карадука на Тирронском море — оказался ужасным. Джеред свалился с болезнью желудка, которая лишила его сил, аппетита и способности переносить качку. Ему еще никогда в жизни не было так тошно, и возможность сойти со «Стрелы Арка» оказалась настоящим благословением.
 Казначей был настолько слаб, что отправился в Кирандон в экипаже и почти всю дорогу прижимал к носу надушенный травами платок. Неизменно гостеприимный Васселис настоял, чтобы Джеред остановился на его великолепной трехэтажной вилле с потрясающими садами и роскошными купальнями.
 Джеред быстро шел на поправку благодаря дополнительным усилиям умелых докторов Васселиса и травяным и овощным отварам, которые они готовили. Однако настроение не улучшалось. Он заметил, что с подозрением относится к Васселису, и почти не разговаривал с ним во время недолгого пребывания на вилле. Только сейчас, когда солнце прогрело тело казначея, пока они ехали верхом на отличных лошадях, он начал успокаиваться.
 Дорога в Вестфаллен в основном шла вдоль реки Вест. Она оказалась вымощена и устроена не хуже любой дороги в центре Конкорда. Немало товаров проходило через Вестфаллен по торговому пути от Истхейла в Кирандон, и им редко удавалось остаться на дороге в одиночестве больше чем на пару часов.
 Растительность вдоль берегов широкой, медленно текущей и неглубокой реки поражала буйством красок. Дорога вилась вдоль южного берега реки, оставляя нетронутой дикую природу на северном.
 Главным элементом ландшафта были болота. Местами их ширина достигала сотни миль, так что они доходили до самых склонов Дуканских гор. Рай для естествоиспытателя, но совершенно непригодны для чего-нибудь другого. Ровная, однообразная, безрадостная местность. Джеред наслаждался ее дикостью, пугающими криками хищных птиц и печальными воплями животных, которые заходили в болота слишком далеко и теряли всякую надежду выбраться живыми. Бог царил здесь неколебимо — и даже самая мирная страна не была безопасной.
 На взгляд Джереда, основные красоты лежали на юге. Равнины с вереском и высокой травой, продуваемые преобладающими восточными ветрами, сменялись пологими лесистыми холмами, усыпанными небольшими поселениями, отдельными фермами и виллами ушедших на покой богачей Адвокатуры.
 Он хорошо знал эти места. Тут легко было целиком погрузиться в охоту и рыбалку или просто в прогулки по лужайкам и берегам покрытых солнечной рябью озер. Джеред и сам планировал начать строить здесь виллу лет через десять, чтобы завершить строительство к тому моменту, как он перестанет быть сборщиком. Ему полагалось бы войти в политическую структуру Адвокатуры, но эта перспектива внушала отвращение. Казначей не любил ни толпы, ни придворных угодников. Отставка и тишина казались неизмеримо более привлекательными. Если, конечно, рассчитывать на то, что к моменту его отставки Конкорд еще сохранится.
 — Ты уже присмотрел себе землю? — спросил Васселис, угадав его мысли.
 Джеред указал на полосу долины, которая, как он знал, заканчивалась широким участком с превосходной рыбалкой.
 — На северном склоне над озером Фристос. Хорошие пастбища для моих коней и лучшие виды во всем Карадуке.
 — И можно добывать мрамор и везти вверх по реке из Гленхейла. Чудесное место, хотя я не соглашусь с тобой насчет видов. Наверное, они все-таки на втором месте.
 — Если, конечно, там все не разграбят и не сожгут к тому моменту, как я дам отдых своим старым костям, — проговорил Джеред, удивив самого себя серьезностью тона.
 Васселис искоса посмотрел на него, хмурясь под широкополой шляпой.
 — Ты чересчур драматизируешь.
 — Да неужели? — резко бросил Джеред. С того вечера в Эсторре его уважение к Васселису очень сильно уменьшилось, и пережитое разочарование по-прежнему причиняло боль. — И на чем ты основываешь это предположение?
 — Я все-таки регулярно езжу в Эсторр, Пол.
 — Но ты не видишь того, что видят сборщики.
 — Так просвети меня.
 Будь он проклят, этот человек: он все понимал!
 — На нас идет сильное давление. Победа в Царде отнюдь не гарантирована, несмотря на присутствие нескольких отличных генералов и испытанных в боях легионов. Продвижение фронта на границе Омари и Дорноса полностью остановилось. К этому надо добавить необходимость нашего военного присутствия в Тирронском море, в Горнеонском заливе и в Великом Северном океане — и станет ясно, что силы наши слишком напряжены. Набеги на Атреску и Госланд серьезно подрывают верноподданнические чувства и настроения. Гестерн также подвергается все большему давлению. И в довершение всего Юран никак не может справиться со своими внутренними неурядицами. Когда-нибудь нам сильно набьют морду — если не сделают чего-нибудь похуже. И что тогда? Одно можно сказать определенно: игры — это не решение.
 — В этом мы с тобой едины. Цард силен и стоек, а у нас почти нет нормальной защиты, — добавил Джеред, для которого явилось облегчением высказать то, что не пожелали слушать в Эсторре.
 — Защиты от чего?
 — От серьезного поражения.
 — Это смелое и пугающее высказывание, если учесть, что исходит оно от тебя, — заявил Васселис с суровым видом.
 — Ты не был в Атреске или в Царде.
 Наступила пауза.
 — Так это действительно серьезно?
 — Ты видишь, что я улыбаюсь, маршал?
 — Нет, — откликнулся Васселис — Не вижу.
 Джеред не рассчитывал на такой поворот. Настроение испортилось как раз в тот момент, когда он сам начал успокаиваться. Казначей некоторое время молчал.
 — Как скоро мы его увидим?
 — Что?
 — Вестфаллен, конечно.
 — Извини. Я задумался. — Васселис почесал голову под шляпой. — Теперь уже совсем скоро. Поднимемся на следующий холм, и он будет лежать внизу, воплощение красоты и безмятежности, каким, безусловно, и является.
 Джеред увидел, что глаза у Васселиса заблестели, и почувствовал, как его лицо согрела улыбка.
 — Есть ли что-нибудь, что ты любишь больше этого якобы несравненного города?
 — Не считая жены и сына? На самом деле нет. — Маршал-защитник негромко засмеялся, позволив себе расслабиться. — Ты ведь там ни разу не был, правильно? Всегда посылал подчиненных, несмотря на все мои советы.
 — Возможно, меня всегда тревожило то, что прячется под поверхностью, — отозвался Джеред, пытаясь понять, всерьез ли он это сказал.
 — Можешь не тревожиться, — заверил Васселис.
 — В этом еще надо убедиться. — Джеред протер запорошенные пылью глаза. В долине, по которой они поднимались, небо отличалось поразительной синевой, а в воздухе царили жара и безветрие. — Сколько я не был в Кирандоне?
 — Пару лет или что-то около того, — ответил Васселис.
 — Могу поклясться, что за это время твой сын стал вдвое выше.
 Казначей посмотрел на Кована, который ехал и беседовал с его группой расследования. Нетта предпочла закрытый экипаж, защищавший от жаркого солнца. Кован ехал с ними не просто ради отдыха. Он был полезным свидетелем — и, как понимал казначей, возможным участником заговора. И его мать тоже.
 — Обещай, что найдешь время устроить с ним учебный поединок, — попросил Васселис. — И не надо его недооценивать. Сейчас он входит в десятку лучших в Кирандоне, а ведь ему всего семнадцать.
 — Буду рад. Мне не мешает попрактиковаться.
 — На каком ты сейчас месте?
 — Ну, после этих игр я буду нигде, но сейчас я третий, — проворчал Джеред. — В последнее время у меня нет возможности участвовать в поединках. Слишком много дел вне Эсторра.
 —  Третий? Наверное, вам все-таки лучше не биться. Я не хочу, чтобы ты ему что-нибудь повредил.
 — Обещаю быть нежным и ласковым.
 — Это нечто новенькое.
 Они замолчали. Кони преодолевали последний участок подъема. Джеред почувствовал, как появляется ветерок, и ощутил в воздухе запах моря. Васселис натянул поводья и остановился.
 — Ну, вот мы и приехали, — объявил он. — И попробуй сказать, будто я преувеличивал.
 Маршал не преувеличивал. Вестфаллен был прекрасен. Начиная с рыбацких баркасов в заливе и кончая потрясающим водопадом. От золотистого песчаного пляжа и до белоснежных домов, построенных вокруг форума и фонтанов. От полей, где колыхалась пшеница, и буйно росли овощи, до водяной мельницы, чье тихо шлепающее колесо задавало медленный ритм жизни. Он был прекрасен, как на картине. Казалось невозможным поверить, что ересь, о которой рассказал Васселис, действительно растекается по этим мощеным улочкам и пропитывает каждый камень.
 Его отряд подтянулся на холм, и Джеред посмотрел направо. Ему придали всего двоих людей, но самых лучших. Капитан Арков входил в личную охрану Адвоката, и его едва удалось оторвать от семьи и всех обязанностей. Он будет смотреть на все скептическим взором, не замутненным религиозными идеями. И еще мастер-инженер Адвоката, беспокойный стареющий гений Орин Д'Алинниус. Джереду необходим взгляд ученого и инженера, а лучшего в Конкорде не было. Если не считать Рована Неристуса, которого Роберто держал при себе в Царде.
 Позади него остановилась повозка. Двадцать телохранителей Васселиса и собственный отряд левимов Джереда, элита сборщиков, ждали приказа продолжить путь.
 — Я думал будет что-то более мрачное, — проговорил Д'Алинниус, чьи маленькие глазки почти спрятались под нахмуренными бровями. — Ты обрисовал это место как какую-то твердыню зла. Я скорей бы остался здесь на покой, чем рекомендовал стереть этот город с лица земли.
 Джеред покачал головой и проговорил скорее для Васселиса, чем для самого себя:
 — Думаю, ты вспомнишь, что на самом деле я говорил так: ересь может предстать снаружи белой и невинной, тогда как внутри будет биться черное и непреклонное сердце.
 — Очень поэтично, — пробормотал Васселис.
 — Я не хочу, чтобы люди меняли свои взгляды просто потому, что все выглядит так мило. — Джеред в упор посмотрел на Д'Алинниуса. — Это ясно?
 — Науку внешний вид не обманывает, — пожал плечами инженер.
 — Капитан Арков, вам есть что добавить?
 Джеред заметил, что капитан хмуро смотрит на лежащий внизу Вестфаллен.
 — Я пытаюсь понять, откуда взялось это облако, — сказал он, указывая на дальнюю часть города, где над полем пшеницы на совершенно ясном небе росло серое пятно.
 — Столб дыма, по-моему, — предположил Джеред.
 — Нет, — возразил Д'Алинниус. — У него нет свойств ни того ни другого. — Он откашлялся. — Скорее всего, это мираж, созданный жарой и близостью моря. Ничего еретического в этом нет, как я подозреваю, казначей Джеред. Пока. — Он помолчал. — Постойте. Ведь это…
 Васселис смеялся.
 — Да! Поразительно, правда? И может считаться чудом после двадцати дней сплошного солнца, вы согласны со мной?
 Джеред почувствовал, как у него колотится сердце, и он пробормотал молитву, призывая Бога сохранить их в своих объятиях. Это была одиночная туча, она не двигалась по небу, и она проливалась дождем.


* * *

 — Получилось, получилось! — воскликнул Кессиан из своего кресла.
 Миррон расслышала его слова, и они придали ей уверенности. Она чуть сильнее прижала пальцы к затылку Ардуция. Мальчик стоял на коленях на земле позади виллы, где орошение провести не удалось, и посевам грозила опасность из-за долгого отсутствия дождя. Одну руку он опустил в ведро с водой, вторую повернул ладонью к небу.
 За последний сезон их способности раскрылись, словно рассеялся туман, позволив впервые увидеть новую землю. Они научились ставить преграды, когда использовали окружавшие их энергии жизни, усиливая их и меняя их форму, и получали результаты, которые были одновременно чудесными и пугающими.
 Миррон побаивалась того, на что она способна. Ей казалось, что страшно им всем, за исключением, возможно, Гориана, хотя и он казался изменившимся. Он стал тише и усерднее и не так быстро выходил из себя. Она прогнала мысли о нем. Из-за них пульс у нее ускорялся, а глубоко в животе возникал жар.
 «Сосредоточься!» — приказала она себе голосом отца Кессиана.
 Девочка чувствовала, как Ардуций проводит природную энергию воды сквозь их тела. Он как Слушающий Ветер направлял работу, тогда как она обеспечивала усиление. Они уже проделали такое в спокойной атмосфере виллы, но теперь в этом нуждались фермеры Вестфаллена. Возможность оправдать себя в глазах жителей радовала Миррон.
 Ардуций напрягся и с трудом произнес:
 — Спокойней, Миррон. У нас получается, видишь?
 Миррон подняла голову. Ее тело переполнял поток энергии воды, ровный и непрерывный. Она походила на энергию земли, только прохладнее. Миррон позволила ей наполнить себя и расти внутри ее, а потом передала через свои пальцы Ардуцию. Она видела линии, которые стремительно текли с его расставленных пальцев высоко в небо. Прохладная энергия била в горячий воздух и сразу становилась видимой, как быстро растущее облако. Ардуций использовал приток новой энергии, чтобы удержать облако, не дать ему превратиться в тонкий туман и сгореть.
 Миррон поражало умение Ардуция. Хотя облако оказалось небольшим, главное то, что он, как любой великий Слушающий Ветер, способен читать энергии неба и к тому же направлять их по своему желанию. Девочка задумалась над тем, нельзя ли приспособить его идеи к экспериментам с огнем.
 Облако над ними набухало и кипело. Оно потемнело и бросило тень на них, на виллу и поля вокруг нее. Облако находилось в сотнях футов над ними, гораздо ниже, чем положено облакам, и было размером с половину холма.
 — Какая красота, Арду! Продолжай строить.
 — Если ты и дальше мне поможешь.
 Они оба стали уставать. От расхода энергии у Миррон дрожали колени, и она чувствовала, как Ардуций под ее руками покачнулся.
 — Осторожнее! — донесся голос Кессиана. — Не перенапрягайтесь. Вы уже сделали очень много.
 — Пора отпускать, Миррон, — сказал Ардуций. — Ведро пустое. Готова?
 — Да.
 Миррон увидела, как он сдвинул ладони, а затем развел скрюченные пальцы, словно разрывая паутину. Она ощутила каплю дождя у себя на лбу, еще одну и еще — а потом из тучи полился дождь, питая землю. Миррон обняла Ардуция, и они со смехом заплясали под ливнем, несмотря на усталость.
 Обернувшись, она увидела, как отец Кессиан с радостью смотрит в небо, смаргивая капли дождя. Стоявшие поблизости фермер, его жена и двое работников протянули руки, глядя, как струи воды бьют им в ладони, и не веря ни своим глазам, ни чувствам. Однако они невольно улыбались.
 — Ладно, вы двое, немного поспокойней, — проговорил Кессиан, поднимаясь из кресла с помощью своих палок. — Вам надо пойти отдохнуть. Вы наверняка устали.
 Миррон радостно улыбнулась ему и подбежала, чтобы крепко обнять.
 — Смотри, что мы можем сделать! — чуть задыхаясь, сказал Ардуций.
 — Вы определенно сделали старика очень счастливым, — отозвался Кессиан.
 — А на следующий год я смогу закрыть все небо водой из одного ведра, вот увидишь!
 Кессиан рассмеялся. Миррон наблюдала, как он смотрит на облако, которое уже стремительно таяло, хотя дождь еще продолжал идти, сильный и обильный, заливая поля и отскакивая от поникших стеблей пшеницы.
 — Не знаю, что и сказать, — проговорил фермер, подходя к ним. — Похоже, вы спасли мой урожай. Это… ну… я просто не знаю.
 Он махнул рукой в сторону полей, а потом провел пальцами по намокшим волосам.
 — Я рад, что мы смогли тебе помочь, Фарий, — улыбнулся Ардуций.
 Фермер кивнул и взъерошил Ардуцию волосы.
 — Я тоже рад, что у вас получилось. Мы все многое узнали за этот сезон, верно?
 — Совершенно верно, — согласился Кессиан. — И я надеюсь, что теперь ты сможешь наладить орошение. Думаю, просто где-то лопнула труба. Гм-м…
 Миррон была хорошо знакома с этим звуком. Он означал, что отцу пришла в голову идея.
 — Интересно, не сможет ли юный Оссакер найти место поломки, — проговорил Кессиан.
 — Так, как он делает это с костями? — подхватила Миррон, моментально оценив его мысль. — Он может почувствовать, как вода вытекает из разлома, правильно? Потому что там появится темнота, из-за того что энергия воды будет впитываться в землю вокруг этого места.
 — Умница! — похвалил Кессиан. — Мы потом поговорим с ним. Если ты не возражаешь, Фарий.
 — Ваша помощь более чем кстати, — ответил тот. — Мне только хотелось бы, чтобы вы позволили мне заплатить или сделать что-нибудь в ответ.
 — Когда в Вестфаллен приедет расследование, отзывайся о нас хорошо. Большего я не прошу. Помни, что нас не надо бояться, и что Бог не оставил Вестфаллен. Он дал нам свои дары и чудеса.
 Фарий кивнул.
 — Вы знаете, что я был среди тех, кто думал иначе. Мне жаль, что я в вас сомневался.
 — Тебе нет нужды извиняться. — Кессиан положил руку ему на плечо. — Нас всех напугало то, что мы видели, и мы все заглядывали себе в душу, проверяя, не идем ли мы против Бога. Верь нам. Верь Элсе Геран. Мы желаем только самого лучшего для Вестфаллена, Бога и Конкорда.
 Миррон вздохнула. Она продолжала держаться за отца Кессиана и была этому рада. Вера в собственные слова текла в нем и очень ее успокаивала. Он позаботится о том, чтобы Восхождение принесло только благо. Он может все.
 — Смотрите! — воскликнул Ардуций.
 Все повернулись туда, куда он указывал. На вершине холма у края города, где шла дорога из Кирандона, появились всадники. В этот миг они уже медленным шагом спускались в город. Позади них ехал экипаж и еще не меньше тридцати или сорока верховых. Они все знали, что дознаватели едут, но при виде пришельцев по лицам Восходящих пробежала дрожь.
 — Похоже, у меня уже очень скоро появится возможность расплатиться с вами, — проговорил Фарий.
 — Действительно, похоже, — согласился Кессиан. — Ну, дети, пора идти домой и готовиться.
 — Бог защитит вас, — сказал Фарий. — Удачи вам.
 — Спасибо, — откликнулся Кессиан.
 Миррон улыбнулась Фарию.
 — Спасибо, что разрешили нам помочь.
 — Ради Восхождения я готов на все, — ответил Фарий. И по его глазам Миррон поняла, что он говорит искренне.




 ГЛАВА 23


  848-й Божественный цикл, 40-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения 
 Гориан еще никогда не чувствовал себя таким исключительным и важным. Возможно, такое чувство испытывает актер, только это было гораздо лучше, потому что актеры просто развлекают. То, что делает он, может повлиять на судьбы их всех. Кроме него выбрали и Оссакера, но он настолько напугался, что едва мог что-то сделать. Хорошо, что для Оссакера нашли легкие задания, иначе он провалился бы, и они все выглядели бы глупо. Гориан был твердо намерен показать этим приезжим нечто намного внушительнее.
 Отец Кессиан попросил его действовать медленно и по ходу дела все объяснять, но Гориан не был уверен, что его смогут расслышать. Шум в сарае стоял ужасный. Корова невероятно страдала: теленок внутри ее шел неправильно. Она умирала, и то же случится с ее детенышем, если Гориан быстро не предпримет что-нибудь. Операция спасла бы только новорожденного. Он способен спасти обоих.
 Рядом с ним находилась Гвитен Терол. Она передала ему все мастерство, необходимое для Хозяина Стад, она и сейчас способна ему помочь. Однако к девяти годам Гориан уже знал больше, чем когда-либо будет знать она. В тот момент, когда они вошли в сарай, у коровы подломились ноги, теперь, когда боль стала очень сильной, они не выдержали ее веса.
 Корова повернула голову к Гориану, узнав его ауру, и взглядом молила помочь ей. Его успокаивающее прикосновение позволило скотнику охватить тело животного веревками, которые он забросил на балку, чтобы в нужный момент корову можно было поставить на ноги. Голову коровы повернули в сторону, и двое мужчин держали ее, чтобы она не нанесла себе травму. Тело ее содрогалось от попыток остаться в живых, ребра вздымались. К тому же корова вся взмокла от пота.
 Гориан встал по одну сторону от коровы, а Гвитен по другую. Оба положили руки ей на бока.
 — Ты чувствуешь теленка? — спросила Гвитен. Гориан кивнул. Он позволил беспорядочно пульсирующей энергии коровы войти в него и отсек боль, оставив два биения. Одно, слабое и очень учащенное, принадлежало теленку.
 — Он еще жив, но очень плох, — сказал Гориан. — Сейчас я дал линиям жизни коровы течь через меня. Это значит, что я могу чувствовать гораздо больше, чем Гвитен, которая способна только различить общее физическое состояние. Я могу рассказать вам о каждой отдельной мышце, нерве или сосуде.
 — Как это может быть? — спросил один из мужчин, голос которого едва слышался из-за шума, устроенного коровой.
 Гориан мельком взглянул на него. Он казался очень старым и не переставал хмуриться с того мгновения, когда сошел «с лошади. Видимо, это был инженер или ученый.
 — Потому что я связан с природой всего живого. И если я сосредоточусь, то могу почувствовать и изменить все, что захочу. Не думаю, чтобы вы это поняли, потому что вам никогда не узнать того, что мне помогают увидеть мои чувства.
 — Гориан, сосредоточься на деле, — предложил маршал Васселис, чей гордый и чванливый сынок стоял рядом с ним, положив руку на меч, которым, скорее всего, и пользоваться толком не умел. — Мы все согласны, что эта корова скоро умрет вместе со своим теленком. Мы здесь для того, чтобы увидеть результат твоего вмешательства.
 — Да, маршал, — отозвался Гориан. — Мне нужно определить точное положение теленка. Мы знаем, что он идет задом, но, возможно, его удастся повернуть и спасти обоих.
 Он наклонился ближе к корове. От животного разило потом, навозом и страхом. Его тело дергалось в тесном стойле, и Гориан немного встревожился. Если корова лягнет или повернется, собрав остатки сил, она может его раздавить. Однако похоже было, что она способна только на громкое мычание, говорящее о ее боли и бессильной ярости. Гориан вдохнул резкие запахи и попытался отгородиться от вони.
 — Уже скоро, — прошептал он им обоим.
 Жизненная энергия коровы была неравномерной, и мальчик ощущал ее болезнь и угасающие силы. Гориан последовал вдоль линий жизни туда, где они прерывались. Он резко втянул воздух. В этот момент корова так же резко содрогнулась, и ее вырвало желчью и кровью.
 — В чем дело? — спросила Гвитен. — Я ощущаю напряжение во многих мышцах. Наверное, какие-то из них порвались.
 — Да, — подтвердил Гориан. — Но все еще хуже. Они все сократились вокруг утробы. Теленок идет не совсем задом. Он перекрыл боком родовые пути, а мать не способна расслабиться и дать ему передвинуться. — Он заговорил громче. — Я могу найти все отдельные линии энергии, которые относятся к мышцам утробы, и почувствовать, как они взаимодействуют друг с другом. Мне нужно использовать себя так, чтобы протолкнуть собственную энергию коровы по этим линиям, чтобы мышцы расслаблялись и сокращались в нужном порядке.
 — Ты будешь использовать свой разум? — спросил высокий суровый мужчина.
 Сборщик Джеред, который всех пугал пристальным взглядом.
 — Не совсем, — ответил Гориан. — Мой разум понимает то, что видят мои чувства, и создает у меня в голове картину всего, что происходит. Я использую все мое тело, чтобы изменить или усилить энергию, которую беру извне.
 — Пока достаточно, парень, — сказал Джеред. — Действуй. Делай то, что нужно. От шума и вони у меня голова идет кругом.
 На самом деле все оказалось очень просто. Гвитен следила за коровой, чтобы убедиться, что он не причиняет ей новой боли, а Гориан тем временем соображал, как использовать тело самого животного, чтобы передвинуть ее теленка. Тут имелся некий ритм, и как только Гориан его задал, корова сама выполнила большую часть работы. Теленок тоже отреагировал: дернувшись, он повернул нос вниз, ища выход.
 Гориан почувствовал, как расслабилась мать, когда боль унялась, а момент родов приблизился. Он передал энергию оставшимся линиям, и теленок вошел в родовые пути. Корова отреагировала на это так, как положено природой, и попыталась встать.
 — Гвитен, беги!
 Гориан выскочил из стойла. Корова повернулась и ударила по тому месту, где он только что стоял. Сильные руки потянули за веревку и поставили животное на ноги. Она замычала протяжно и страдальчески. Гориан даже через воздух ощущал напряжение ее тела и видел, как дергаются бока.
 Теленок родился стремительно. Он вывалился из оболочки, выталкивая вместе с собой кровь и слизь, и растянулся на сене. Гориан бросился вперед и взял скользкого новорожденного на руки, очищая ему нос, рот и глаза. Владелец коровы освободил новорожденного от пуповины, и теленок попытался встать на ноги. А мать уже тянулась, чтобы вылизать его и подтолкнуть к вымени.
 — Все в порядке, малыш, — сказал Гориан, гладя его склизкое, дрожащее тельце. — Я держал твою жизнь в руках, правда? Как хорошо, что мне захотелось, чтобы ты жил, да?
 Он выпрямился и вытер руки о тунику. Она была покрыта слизью и кровью. Гориан улыбнулся Кессиану и маршалу. Все смотрели на него как-то хмуро.
 — Я все сделал, — сказал он на тот случай, если им не удалось увидеть его триумф. — Без меня они оба погибли бы.
 — Что ты имел в виду, когда сказал: «Хорошо, что мне захотелось, чтобы ты жил»? — спросил Джеред.
 — Именно это и имел, — ответил Гориан, раздосадованный тем, что его работу восприняли так равнодушно.
 — И значит ли это, что ты мог бы убить его с такой же легкостью с помощью твоих… — он помахал рукой, подбирая подходящее слово, — способностей?
 Гориан нахмурился.
 — Я просто хотел сказать, что раз я хотел, чтобы он жил, он живет. Я был рядом, я мог помочь, я дал ему жизнь. Больше никто не смог бы этого сделать. Что с вами такое, неужели вы не можете это понять?
 — Ничего страшного, Гориан, — успокоил его отец Кессиан. — Ему надо задавать свои вопросы. Не расстраивайся.
 — Я дал ему жизнь, — повторил мальчик, уставившись на Джереда и обнаружив, что не боится. — И я сделал бы то же самое для вас, если б вы меня попросили. Вы тогда тоже были бы так подозрительны? — Он поискал взглядом мать. Меера стояла рядом и кивала ему, показывая, что он хорошо справился. — Мне нужно отдохнуть. Я устал.
 Все расступились, чтобы пропустить его. Гориан слышал, как они разговаривают за его спиной, но не о нем. Приезжие уже забыли о том, что он сделал. Никто из них не смог бы сделать такого. Так почему они не восторгаются?
 — Куда теперь, господин Джеред? — спросил у сборщика маршал Васселис.
 — К твоей чтице, наверное. Ей придется ответить на очень непростые вопросы теологического характера. А потом… э… Кессиан, кажется? Кессиан, я захочу поговорить с тобой. Не уходи далеко.
 Их слова стали неразборчивыми.
 — Что они будут делать? — спросил Гориан у матери.
 — Не знаю, милый, — ответила она, тесно прижимая его к себе. — Но ты показал им, как много хорошего ты можешь совершить. Это сделал и Оссакер, и остальные, но ты спас две жизни. Они не могли тебя похвалить — им положено подозревать. Это их работа. Постарайся не тревожиться. Лучше отдохни немного. Я уверена, что они еще захотят с тобой поговорить.
 — Почему они не могут принять нас, как это делают все здесь?
 — Ах, дорогой, это трудный вопрос. — Меера вздохнула. — Мир велик и недоверчив, и людям свойственно бояться тех вещей, которых они не понимают. Какое-то время так было и с большинством жителей в Вестфаллене. Орден смотрит на вещи не совсем так, как Элса Геран. Придет день, когда ты все поймешь.
 — Тогда почему они не здесь и не задают вопросы?
 Лицо Мееры омрачилось.
 — Потому что им неинтересно задавать вопросы — они только судят. Радуйся, что расследование ведет Адвокатура, а не орден.
 И хотя Гориан настойчиво ее расспрашивал, мать больше ничего не сказала.


* * *

 Элса Геран не знала, бояться ей или испытывать облегчение, быть спокойной или быть дерзкой. Беседа с Джередом, Д'Алинниусом и Арковом проходила без свидетелей в Доме Масок. Если кто-то здесь виновен в ереси, тогда определенно она является первым кандидатом. Чтица миловидна и даже красива, но она та, кто последовательно извращал учения ордена во имя собственных целей и целей Вестфаллена. Таковым явно было предположение Джереда, когда он пришел говорить с ней. Сможет ли Элса Геран переубедить его?
 — Я знаю, что вы обо мне плохого мнения, казначей Джеред. И я прошу только, чтобы вы задали вопросы и выслушали мои ответы беспристрастно. Все, что я делаю, я делаю с убеждением, что такова воля Бога.
 — Позволь мне заверить тебя, что у меня нет о тебе абсолютно никакого мнения. То, что ты носишь одеяния чтицы и гордо восседаешь в Доме Масок, — оскорбление Всеведущего. И мне тошно думать, что у тебя должны иметься сообщники внутри ордена, которые помогали тебе поддерживать этот обман. Интересно, как далеко это все проникло в Эсторр?
 — Вы хотите, чтобы я ответила на этот вопрос? — спросила Элса, стараясь не выдавать тревоги, которую вызвала его горячность.
 — Это было бы вполне подходящее начало и, возможно, самый легкий из вопросов, на которые тебе сегодня предстоит ответить. Начинай. Я слушаю.
 — Каким бы ни было мое отношение к ордену как организации, а также к издержкам его структур, я никоим образом не стану втягивать орден в те невероятные вещи, которые мы здесь делаем. — Она удивила Джереда, улыбнувшись. — В конце концов, почему это ему должна достаться слава?
 — Ты не ответила на мой вопрос.
 Элса решительно встретилась с ним взглядом. Вечерний свет врывался в открытые двустворчатые двери и отражался от полированной витой резьбы, украшавшей каждый дюйм дерева, и от масок, которые покрывали стены Дома, невысокий сводчатый потолок и многоярусные полки. Прохладный морской ветер играл сложенными в стопки томами Хроник Памяти, открывая первые страницы тех, что лежали сверху, и демонстрируя яркие цвета, причудливые узоры и изображения мертвых, выполненные с детальной, исполненной чувства прорисовкой.
 — Чтецы Вестфаллена всегда верили в истину, которую представляла изгнанная прядь ордена, поскольку мы не боялись того, что в ней воплощено. И мы не считаем, что это подрывает наш авторитет, — совсем наоборот. Но это значит, что чтец избирается из небольшого числа членов ордена, многим из которых никогда не доверялись ключи от Дома Масок или лужайка для проповедей.
 — Мы поддерживаем осторожный контакт и строим то, что необходимо построить, потому что это — истинное Слово Бога, как мы его понимаем. — Элса вскинула руки. — Но я знаю, что большинство с нами не согласно, и потому мы не стремимся навязать наши взгляды тем, кто не желает их принимать. И поскольку мы не хотим вмешательства со стороны широкой части ордена, Вестфаллен остается отделенным. Если имеешь союзников, легко отговорить других ездить сюда. В конце концов, я легко могу доложить о делах в таком спокойном и богобоязненном уголке, совершив поездку в Кирандон. И, как вы знаете, у нас есть один очень влиятельный союзник.
 Джеред ладонями прикрыл нос и рот. Бессознательное движение — и он медленно убрал руки. Заносчивость этой женщины была просто умопомрачительной. Он ожидал, что она станет прятаться за священными писаниями, цитировать малоизвестные отрывки, которые оправдывали бы ее еретические взгляды. Но женщина оказалась нахальной и слишком уверенной в тех, кто, как она считает, сможет ее защитить, потому что здесь не присутствует орден, который осуществил бы правосудие. Пусть Джеред не слишком прислушивается к фанатичным высказываниям канцлера, стремящейся захватить власть, но тут было нечто не менее гадкое. Невинных людей вводят в заблуждение, сталкивают с пути веры в истинного Бога.
 Он взглянул на Аркова и Д'Алинниуса. Последний проявлял полное равнодушие, но Арков смотрел на Геран с явным уважением и легкой улыбкой. Джеред подавил вспышку гнева. В конце концов, он выбрал их в помощники именно поэтому. Васселис заслуживает как минимум всесторонней оценки.
 — То, что ты сказала, — признание вины по законам ордена, — проговорил Джеред. — Ты глумишься над местом, где мы сидим, и над рангом, который указан перед твоим именем. Тебе повезло, что ты будешь отвечать передо мной.
 — Несомненно, — согласилась Элса. — Но ведь вы именно поэтому приехали сюда без представителей ордена, не так ли? Вы должны представлять разум и беспристрастность, верно?
 — Нет, — отрезал Джеред. — Я нахожусь здесь по просьбе Адвоката, которая последовала за признаниями маршала-защитника Васселиса. Мне поручено определить, являются ли ваши… эксперименты… преступлением против Конкорда или Всеведущего. Я не беспристрастен — и тебе не следует забывать об этом. Итак. Вопросы и прямые ответы. Орден отверг и запретил раскольническую веру много сотен лет назад. Приверженцам любой веры запрещено следовать ей, потому что она извращает учения Бога. Какое право ты имела ее здесь проповедовать?
 — Я проповедую священные писания. «Раскольническая вера», если вам так нравится ее называть, не проповедуется. Она повсюду, во всей нашей жизни. Мне нет нужды говорить о том, что все здесь давно знают.
 — Вы хотите сказать, что в Вестфаллене никто не отвергает вашей веры? — спросил Арков.
 Элса улыбнулась и покачала головой.
 — По-моему, никто из вас не имеет даже отдаленного представления, что вы приехали расследовать. «Раскольническая вера», которую, кстати говоря, мы называем Восхождением, многие века составляет часть жизни Вестфаллена. С тех самых пор, как оно было отвергнуто орденом. Для нас это естественный порядок жизни, каким он должен быть для всех, кто следует нашей вере.
 Джеред презрительно фыркнул.
 — Ты очень рискуешь, чтица Геран. Я подробнейшим образом изучал писания. Я истинный верующий, строгий последователь ордена Всеведущего. Вы тут играете с верой, как и с природой. Как может быть естественным, что дождь вызывается там, куда Бог принес ясное небо? Или насилие над телом коровы для того, чтобы принести в мир жизнь, которой Бог явно определил не начаться? В каком месте священных писаний об этом говорится?
 Элса положила руки на книги, лежавшие перед ней.
 — Многое из того, что мы сейчас знаем, не было известно тогда, когда составлялись писания. И если нечто не получило официальной санкции ордена, оно не становится запретным. Если следовать вашему аргументу, то нам не следовало бы применять изготовленные человеком приспособления для лечения больных, не так ли?
 Именно к этому Джеред и стремился. Схлестнуться с ней в споре об основах веры, которую она якобы исповедует. Именно здесь он ее опрокинет и продемонстрирует ее неискушенность.
 — На твоем месте я бы сказал то же самое. Но ты прекрасно понимаешь, что это не так. Наши успехи в науке и медицине позволяют нам дать больным и раненым средство для выздоровления, на тот случай, если их воля достаточно сильна, а тело желает этого. Это и называется волей Божьей, разве не так?
 Геран кивнула.
 — Естественный цикл остается нерушимым. Медицина должна противостоять только тому, что атакует тело, или растение, или животное вопреки воле человека или Бога. Это совсем другое дело. А как же ты можешь верить в Восхождение и якобы оставаться верной ордену, который с такой легкостью отвергаешь?!
 Джеред ударил кулаком по столу, который их разделял. Книги в кожаных переплетах подбросило вверх, а Элса отшатнулась.
 — Я не отвергаю никого и ничего, а тем более орден, — ответила Геран после паузы, во время которой она приходила в себя. — Орден — это вера, которую я знаю и люблю всю жизнь, и это никогда не изменится. Это и есть моя жизнь. Свидетельства Божьего благословения переполняют мои чувства с каждым вздохом, который я делаю. Но глаза ордена не видят эволюции человека, и орден опасается за себя — в том случае, если его власть над верующими Конкорда станет слабее.
 Джеред расхохотался. Он слышал достаточно.
 — Ты считаешь, что орден слеп? Ты заблуждаешься, женщина! Это тебе надо увидеть то, что стоит перед тобой! Твое Восхождение использует тебя, чтобы оправдать свое существование под дланью Бога, тогда как все, чему тебя учили, должно было бы вопить, что это дети воплощают собой мерзость, хоть они и невинны как беспомощные соучастники преступления.
 — Я вижу восхождение человека на уровень, где ему легче будет выполнять волю Бога и приносить в мир спокойствие и благоденствие.
 — Но они делают себя равными Богу! — завопил Джеред. — Они присваивают божественные способности и держат в руках огонь и воду. Они угрожают самому сердцу нашей веры, хоть ты и пытаешься спрятать их внутри ее.
 — Ничего подобного они не делают, — заявила Геран, не без труда сохраняя спокойствие. — Бог всеведущ. А они — всего лишь четыре человека, которые выполняют Его волю везде, где ее видят. Они не будут равны Богу — не больше меня. Мы все Его слуги. Прошу вас, поймите, казначей Джеред. Это прогресс. Это чудесно, и нам следует принять это, а не ненавидеть. Я — чтица ордена. Если бы мне казалось, что это хоть как-то оскорбляет веру, которую я люблю, неужели я терпела бы это на землях, находящихся под моей опекой?
 — Еретики постоянно стремятся повредить истинной вере, прикрываясь благочестием, — заявил Джеред.
 Заговорил Д'Алинниус, и в его надтреснутом голосе прозвучали благоразумие и сомнение.
 — Вол, мул, конь и свинья разводятся с помощью селекции, когда мы стремимся улучшить их породу и способность выполнять то, что им предназначено. Это вопрос, который решают исключительно их владельцы. Кому будут принадлежать ваши выведенные люди?
 — Никому… — Геран помолчала, чувствуя раздражение. — Прошу прощения, но вы не видите главного. Наши Восходящие доказывают, что мужчина или женщина могут быть ближе к природе и, следовательно, к Богу. Это то, к чему стремятся все последователи Всеведущего. А заводчик, который выращивает прекрасных кавалерийских лошадей, просто показывает, что наблюдение и отбор лучше помогают создать подходящее для его целей животное, чем надежда на природу и удачу. В этом мы ничем не отличаемся, и воля Бога состоит в том, чтобы мы стремились к такому усовершенствованию. Но во всех этих случаях мы считаем, что результат получился бы и естественным путем — со временем.
 — Прошу прощения. — Арков откашлялся. — Надо ли понимать так, что, по-вашему, дети с такими способностями появились бы и без вашего вмешательства?
 — Со временем — да, — подтвердила Геран. — Восхождение верит в то, что настанет день, когда все рождающиеся будут проявлять такие способности — в большей или меньшей степени. Это очень важно, потому что означает: такова воля Бога, и мы не пойдем против нее.
 — Но никакого исходного материала пока не видно, — сказал Д'Алинниус.
 — Не понимаю.
 — Пока они — первые и единственные, — объяснил он. — Они появились вроде бы из ниоткуда, за счет отбора родителей на основании факторов, которых мы пока не поняли. Подобных им, которые бы появлялись случайно, не было. Из какой группы вы их брали?
 — Ну, из Вестфаллена, конечно, — нахмурилась Геран.
 — Ясно, — протянул Арков. — Значит, в Вестфаллене есть те, кто естественно проявляет какие-то из этих способностей?
 — Ну, несомненно. — Геран не смогла сдержать улыбку. — Почти каждый человек в течение какого-то периода своей жизни.
 Джеред выпрямился, как от удара.
 — Что ты сказала?!




 ГЛАВА 24


  848-й Божественный цикл, 40-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения 
 Роберто Дел Аглиоса разбудил вопль за стенами палатки, и он сразу же ощутил растерянность. Несмотря на ночное время, ему было жарко, и постель намокла от пота. Он не мог вспомнить, как ложился в кровать. Роберто прислушивался к звукам лагеря, пытаясь вспомнить, что случилось. Звуки были странными. Тишина казалась мертвенной, а крик эхом отразился от скал. Он попытался сесть, но почувствовал ужасную слабость. Каждый мускул болел. От малейшего движения захлестывала тошнота. На лбу у него лежала тряпица. Роберто стащил ее — и услышал, как она шлепнулась в таз с водой, стоящий у кровати. О да. Теперь он начал вспоминать.
 — Гаррелит! — позвал Дел Аглиос слабым, хриплым голосом.
 И так сильно раскашлялся, что его чуть не вырвало.
 Раздались шаги, клапан палатки тяжело хлопнул. Сил, чтобы повернуть голову, не было, так что он дождался, пока над ним появилось лицо.
 — Ты не Гаррелит, — сказал Дел Аглиос, узнав своего главного хирурга Дахнишева, высокого долговязого чудотворца из Госланда.
 — Хорошо хоть у тебя глаза действуют, — проворчал Дахнишев. — Гаррелит погиб в сражении. Разве ты не помнишь? Он умер. Как полагалось бы и тебе. — Он по очереди приложил ладонь ко лбу, щеке, шее и груди Роберто. — У тебя прошел жар! Ты везучий. Богу по-прежнему нужно твое присутствие на этой земле, — улыбнулся он.
 — Жар, — повторил Роберто, пытаясь сложить вместе обрывки воспоминаний. В голове у него ритмично пульсировала боль. — Мы в безопасности?
 — Успокойся, генерал, — приказал Дахнишев. — Двигайся вперед постепенно.
 — Гаррелит мертв? — спросил Роберто. — Хороший человек.
 Друг.
 — Да, — подтвердил Дахнишев. — А теперь попробуй сказать мне, что ты чувствуешь.
 — Какой-то туман.
 — Я уже догадался. Боли?
 — Всюду. Хуже всего голова. И живот такой, словно на нем лежит мой конь.
 — По крайней мере, у тебя есть ощущения. Это хороший знак. И бред у тебя прекратился.
 — Я долго валялся? — спросил Роберто.
 — Восемь дней.
 — Да обнимет меня Бог!
 Он испытывал ужасную слабость, сердце отчаянно колотилось где-то в районе горла. Роберто попытался сесть, но Дахнишев без труда ему воспрепятствовал.
 — Не советую. — Он покачал головой. — У тебя нет сил. Завтра сможешь сесть, а послезавтра — встать. Может быть.
 — У меня есть обязанности. Цардиты…
 — Их рядом с нами нет. Прошу тебя, генерал… Роберто, выслушай меня.
 Роберто кивнул. Прилив панического страха слегка ослаб, и он сосредоточил взгляд на Дахнишеве. Пронзительные голубые глаза хирурга под полуопущенными веками выражали отеческую заботу. Роберто почувствовал себя усталым и с трудом сохранил сосредоточенность.
 — Извини. Извини меня.
 — Извиняться тебе не надо, генерал. — Дахнишев присел на кровать рядом с ним. — У нас в лагере была вспышка тифа. Сейчас она уже идет на убыль. Мы очистили лагерь от блох и крыс, окружили ограду очень глубоким рвом и начали осматривать всех на предмет укусов. Мы справились с эпидемией, но наши силы серьезно подорваны. Я принесу тебе данные, когда ты немного окрепнешь, но сейчас тебе важно усвоить, что нам ничего не угрожает. Мы отправили сообщения генералу Атаркису, и его легионы сейчас защищают нас за пределами зоны карантина. Роберто снова откинулся на полушку.
 — Гонцы в Эсторр посланы?
 — Да. Мы запросили подкрепления. Завтра я пришлю Элиз Кастенас, чтобы она ввела тебя в курс дела и выслушала твои приказы. А сейчас тебе нужно немного подкрепиться и хорошенько выспаться. И я сообщу легионам, что ты выживешь. Это очень ободрит их всех.
 — Хорошее лекарство, — слабо проговорил Роберто.
 — Самое хорошее, — подтвердил Дахнишев. — Мы за тебя молились, Роберто. Ты — сердце нашей армии.
 — Ты меня смущаешь.
 — Намеренно. Потому что тебе нужно встать и пройтись по лагерю как можно скорее. И если ты будешь меня слушаться, то именно это ты и сделаешь. Ты все понял, генерал?
 — Никогда не перечь своему доктору, — устало кивнул Роберто.
 — Разумный совет. Еда, а потом сон. Можешь пописать в судно. — Дахнишев встал. — Я загляну к тебе попозже.
 — Спасибо, дружище.
 — Слава Богу, что он тебя пощадил.
 Радостные крики в лагере провожали Роберто обратно, в мирный сон.


* * *

 Дел Аглиос не мог сказать, сколько же он проспал, но пробудился с ясностью мыслей, принесшей не только радость. Он вырвался из темницы горячечного бреда — и это очень хорошо. Но вернувшиеся воспоминания и мысли были неприятными. Все началось через несколько дней после поражения, которое они нанесли плохо организованным силам цардитов. Они возвратили своих мертвых в землю и в объятия Бога, хирурги помогли раненым — и в течение двух дней легионеры праздновали победу.
 Отряды кавалерии Ястребов и легкая пехота Клинков трепали остатки цардитской армии, рассеивая и захватывая врагов. Пленных тысячами отправляли в лагеря на границе с Госландом. Спустя пятнадцать дней армия должна была остановиться для перегруппировки на дальней стороне горного хребта, куда они загнали побежденного противника.
 С поля боя собрали пригодные к использованию оружие и доспехи, лагерь цардитов тоже вычистили. По традициям ведения войны мертвых врагов сложили рядами, предоставив соотечественникам похоронить их в соответствии со странными верованиями и законами Царда.
 Рано утром, через пять дней после победы армия Конкорда в прекрасном настроении свернула лагерь и направилась на юго-восток, в обход гор, следуя за легионами под командованием генерала Атаркиса. Разведка и гонцы сообщали о наличии на их пути городов и поселений. Каждый обыскивали и закупали припасы для перехода.
 Также сообщалось, что в десяти днях пути формируется новая армия. Ее удачно расположили на горном перевале, и она перекрывала единственную на ближайшие триста миль дорогу на Хуран, по которой могла бы пройти армия. Роберто и Атаркис собирались объединить силы, чтобы разгромить это последнее препятствие, после чего можно было бы заняться обустройством захваченной территории. Осаду столицы собирались начать следующей весной, при условии, что Гестерис в центре и старый госландец Джорганеш на юге достигнут поставленных перед ними целей.
 Первые больные начали появляться на третий день перехода. Конечно, они передвигались по наполовину заболоченной долине, где было множество грызунов и тучи комаров, однако лагерь все время обустраивался очень тщательно: к концу каждого дня рыли рвы, ставили ограду, разбивали палатки. Однако тиф все равно стал распространяться. Как сказал Дахнишев, виной были блохи на спинах у крыс и мышей. Одна блоха могла заразить всех, кого укусит, а так как на каждого легионера приходилось по десятку крыс, то от носителей заразы они пострадали еще до того, как начался тиф.
 Роберто всегда считал болезни одной из проблем военной кампании. Дифтерия и дизентерия свирепствовали довольно часто, и с ними удавалось справляться с помощью закрытых повозок, на которых больных перевозили, обеспечивая должный карантин. Однако на этот раз масштаб эпидемии, охватившей его армию, оказался полной неожиданностью. И через десять дней после начала похода и уже совсем рядом с южными отрогами горного хребта Дел Аглиос вынужден был остановиться.
 Спустя пять дней в лагере едва хватало здоровых солдат, чтобы выполнять необходимые ежедневные работы. Атресским кавалерии и пехоте дали приказ не приближаться и срочно связаться с Атаркисом. Легионы Дел Аглиоса стали легкой добычей.
 Роберто сел на кровати и ухватился за ее края. Вокруг него все плыло. Он снова дрожал, хотя на этот раз не от озноба. Он слишком хорошо помнил собственное все возрастающее отчаяние и тревогу солдат, когда тиф стал уносить жизни с пугающей быстротой.
 К двадцатому дню вынужденной стоянки легионы, попеременно поджариваемые солнцем и заливаемые дождями, потеряли от болезни больше людей, чем от клинков и стрел цардитов. Паника и ощущение неотвратимости судьбы распространились по армии, грозя сломить ее. Целые манипулы лежали, болея и умирая, тогда как других болезнь не затронула. Восемь человек из палатки могли умереть, в то время как двое оставались сильными и здоровыми, благодаря Бога за удачу и пытаясь справиться с чувством вины.
 Роберто пришлось прибегнуть к все более суровым мерам, чтобы не дать армии рассыпаться. Вместе с Дахнишевым он привел в исполнение план по уничтожению крыс, мышей и блох, что для армии в шестнадцать тысяч солдат было делом нелегким. Он приказал, чтобы коней разместили подальше от легионеров и чтобы ими занимались только дежурные конюхи-офицеры и их подручные. Солдаты переносили блох, а Роберто не мог рисковать, позволяя кавалеристам соприкасаться с ними, пока бушует эпидемия.
 Когда были замечены первые дезертиры — в основном из атресских легионов, — Дел Аглиос удвоил охрану ворот и ограждений и усилил наружные пикеты. За пределами главного лагеря поставили тюрьму, рядом с сопровождающими армию штатскими, которые тоже сильно страдали от болезни. Когда он в последний раз был в сознании, там содержались семьдесят мужчин и женщин, решивших, что бегство — это единственный способ спастись. Как только Роберто поднимется на ноги, он сообщит им неприятную новость.
 И наконец в разгар заката генастро Дел Аглиос тоже заболел. Воспоминания о начале болезни сохранились отвратительные. Лихорадка охватила его стремительно, принеся слабость и испарину, так что он едва мог ходить. Еще страшнее была головная боль. Непрекращающаяся, пульсирующая, словно удары молота по камням, она била по черепу. Роберто слышал, как мужчины и женщины молили о помощи и забытьи, и считал их слабовольными. Как ему хотелось попросить у них прощения потом, когда он испытал те же страдания! Ему казалось, что голова у него вот-вот расколется, а мозг разорвется.
 К тому времени, как на его теле начала появляться сыпь, шершавая и красная, покрывшая всю кожу, за исключением лица, ладоней и подошв, Роберто начал впадать в забытье. Он еще помнил, как мучился от страшного зуда и Дахнишев связал ему руки, чтобы не дать растерзать плоть, но это уже было каким-то смутным воспоминанием.
 И наконец, перед тем как погрузиться в благословенное беспамятство, дыхание Роберто настолько участилось, что его видение мира, и без того двоящееся из-за головной боли, стало туманным и тусклым. Последнее, что он мог вспомнить, — это медленное биение сердца: оно стучало так редко, что лишало остатков сил.
 Все мысли и тревоги исчезли, когда Дел Аглиос погрузился в горячечный бред, который поработил его разум и сделал пленником слабеющего, больного тела. Из этого периода он не помнил ничего. Восемь дней были для него потеряны.
 Роберто тряхнул головой, и дрожь унялась. Внезапно он почувствовал облегчение, и улыбка промелькнула у него на губах. Судя по тому, что сказал Дахнишев, худшее осталось позади. Сейчас начнется период восстановления, и, возможно, через несколько дней они смогут уйти с этого жуткого места. Его улыбка растаяла. Ведь генерал пока не знал, сколько человек осталось в живых, чтобы последовать за ним.
 Роберто криком потребовал внимания, и в палатку вошел легионер, державший копье. На нем был полный доспех, начищенный до идеального состояния.
 — Приведи ко мне Элиз Кастенас. И пусть пришлют еды. — Он помолчал и немного подумал. — Но прежде помоги мне встать и одеться.
 — Да, мой генерал.
 Легионер пристроил копье у шеста палатки. Это был молодой эсторийский гастат среднего телосложения, с большими карими глазами и темно-русыми волосами.
 — Как тебя зовут, солдат?
 — Эридес, господин.
 — Гордишься своими доспехами и оружием?
 — Да, мой господин. Только они и помогают мне выжить.
 — Молодец. Это заметно. Считай, что стал членом моей личной охраны и оруженосцем вместо бедняги Гаррелита.
 Молодой человек улыбнулся, и под его загаром проступил румянец.
 — Спасибо, господин Дел Аглиос. Для меня это настоящая честь.
 — И спасибо тебе, что остался верен долгу во время болезни. Мне нужно, чтобы рядом были люди вроде тебя. А теперь помоги мне встать и пройти к туалетному столику.
 Если Эридеса и смутило то, какая помощь понадобилась генералу, он этого не показал. Роберто чувствовал себя невероятно слабым, ноги еле держали, так что он тяжело опирался на солдата. Эридес оказался ловким и сообразительным. Неожиданно быстро Роберто, облаченный в легкую тогу с гербом Дел Аглиосов, уже сидел за столом с картами. Элиз Кастенас и пища появились одновременно. Еда смотрелась аппетитно и пахла дьявольски приятно. Элиз выглядела измученной, озабоченной и постаревшей на десять лет.
 — Садись, садись, пока не упала, — сказал ей Дел Аглиос. — И поешь, бога ради. Ты выглядишь хуже меня.
 Лицо Элиз просияло.
 — Как приятно слышать твой голос, генерал, — произнесла она, опускаясь в кресло рядом с ним. — Тебе стоит внимательнее присмотреться к себе самому. Пусть я немного устала, но от тебя остались только кожа да кости. И не мешало бы побриться.
 Роберто потер подбородок, изумляясь длине отросшей щетины.
 — А что, за мной никто не следил, пока я болел? — спросил он не без раздражения.
 — С тобой не было Гаррелита.
 — Да. Да, конечно. — Роберто вспомнил умелые руки и жизнерадостность молодого гастата. — Что ж, он хотя бы был избавлен от мора. Геройски погиб в бою.
 Элиз кивнула, опустила голову и судорожно сглотнула.
 — Все было очень плохо, да? — спросил Роберто. — Мне жаль, что я не мог быть рядом и помочь. Но мне нужно услышать от тебя, что у меня осталось. Командующий состав. Они все выжили?
 — Нет, — ответила Элиз, и на глазах у нее выступили слезы. У Роберто оборвалось сердце. — Бен Рекерос и Томас Энгаард оба ушли в объятия Бога. А в алах — Шакаров и Даваров оба еще больны. Хирург Дахнишев считает, что оба выживут только при большом везении. Остальные в порядке. Меня болезнь не тронула, а Эллас Леннарт переболел, пока ты был в жару. По-моему, его смерть оказалась бы ужасным ударом. Легионам необходимо было знать, что Бог хотя бы пощадил свой собственный глас. Другие командующие и мастера по-прежнему на ногах.
 Роберто вздохнул. Простые воины селились в палатках намного теснее и сильнее подвергались блошиным укусам, так что там последствия окажутся очень тяжелыми. Бедняга Рекерос! Ему так мало оставалось до отставки. Бог слишком рано от него отвернулся.
 — Итак, цифры. В самом общем виде.
 — Десятый легион пострадал больше всех. — Элиз глубоко вздохнула. — Потеряно почти три тысячи пехотинцев.
 — Три тысячи?
 У Роберто перехватило дыхание. Он ощутил физическую боль и откинулся на спинку кресла, не в силах осознать масштабы катастрофы.
 — А в кавалерии умерли сто сорок человек. — Элиз вытерла глаза. — В Восьмом мы пока потеряли тысячу пехотинцев, кавалерия в основном уцелела. Двадцать умерли, и еще тридцать пока больны. В алах дела обстоят гораздо лучше. В кавалерии и легкой пехоте, отправленных изматывать противника, потерь не было. Стрелы потеряли три сотни пехотинцев и сорок кавалеристов. Клинки — пятьсот пехотинцев и сто кавалеристов. Цифры еще растут, но незначительно.
 — Да хранит Бог тех, кто выстоял! — прошептал Роберто. — Я не подозревал, что все так плохо.
 — Почти семеро из десяти находившихся в лагере болели. Дахнишев говорит, что нам повезло.
 — Повезло? — Роберто коротко и горько рассмеялся. — Не хотелось бы мне тогда столкнуться с невезением! — Он несколько мгновений сосредоточенно думал. — А каковы настроения?
 — Боевой дух упал. Сто тринадцать оказались в тюрьме. Разница в смертности между легионами и алами привела к ссорам и стычкам. Атресцы воздвигли свои алтари и говорят, что именно они спасли жизнь их согражданам и что они помогут Шакарову и Даварову. И даже кое-кто из наших говорит, что Бог покинул нас в этой стране зла. Десятый стал легионом проклятых. Так много смертей! Но в целом армию удержала вера в то, что ты выживешь. Когда ты появишься среди них — и молю Бога, чтобы это случилось скоро, — настроение поднимется.
 Роберто затошнило. Еда, стоящая перед ним, отдавала тухлятиной. Он отпил глоток воды и заставил себя прожевать кусок хлеба, смазанный медовым соусом.
 — Мы сделаем все, что необходимо сделать, — собравшись, проговорил он. — Завтра я буду достаточно здоров, чтобы выйти из палатки, обещаю. А пока приготовь бумаги по роспуску Десятого легиона и сожжению их штандарта. Все надо сделать правильно. Тех, кто относится к этому легиону, надо освободить от присяги и пригласить вступить в Восьмой, иначе проклятие останется. Меня печалит его гибель. У Десятого была такая славная история! Алы останутся прежними.
 Отправь гонцов в Эсторр и к другим командующим армиями с сообщением о моем решении и о наших последних данных по численному составу. Когда мы соединимся с Атаркисом, я приму на себя командование всеми силами, пока не прибудут наши подкрепления. Если мне что-то еще придет в голову, я тебя снова вызову.
 Элиз, катастрофа уже произошла. И только благодаря твоим усилиям и усилиям всего командования она не стала роковой. Я вынесу тебе благодарность во всех бумагах. — Дел Аглиос ласково дотронулся до ее руки. — Но помимо прочего я хочу поблагодарить тебя сам, лично. Я твой должник.
 — Мы делали это потому, что верили в тебя. Ни у кого не было других мыслей, — улыбнулась Элиз.
 — А теперь ешь, ешь. А когда мы составим приказы, то ты поспишь до завтрашнего утра. Это тоже приказ. — Роберто посмотрел ей в глаза и прочел в них явное облегчение. — А сейчас давай поговорим о чем-то более приятном. Я чувствую в этом немалую потребность.
 — Завтра начнутся игры.
 — Игры? — Роберто разразился смехом. — Игры! Боже Всеблагой! Мы мрем от тифа, а они устраивают празднества в нашу честь! За время своего правления моя мать совершила немало глупостей, но эта определенно не имеет себе равных. — Он помолчал. — Однако это навело меня на мысль… Нечто, что поднимет боевой дух и вызовет возбуждение после топтания на месте и потери формы.
 — Ты это серьезно?
 — Совершенно серьезно, Элиз.


* * *

 Роберто смутило и растрогало то, как его встретили, когда следующим утром он прошел по лагерю. Искренняя симпатия, облегчение и радость были настолько велики, что ему приходилось сдерживаться, чтобы скрыть слезы на глазах. Побрившись и надев парадную форму ради предстоящего неприятного дела, Дел Аглиос с десятью личными охранниками обошел каждую улицу лагеря. Он постарался поговорить как можно с большим числом воинов, ответил на сотни приветствий и поблагодарил всех встреченных за их сплоченность во время морового поветрия.
 Вполне естественно, что лагерь находился в немалом беспорядке, однако заметно было, что работа по приведению его в рабочее состояние идет. После уничтожения крыс и блох с лошадей сняли карантин, так что кавалеристы могли снова встретиться со своими любимцами. И это стало не единственным событием, повысившим настроение. В лагере впервые после начала инфекции зазвучал смех. Ближе к полудню запылали кухонные костры, однако благодаря ветерку воздух не стал слишком жарким.
 Когда Роберто вышел из палатки, он жадно глотал свежий воздух. И сейчас он снова сделал несколько глубоких вдохов, вспоминая запахи лагеря, как приятные, так и мерзкие. По сравнению с душным воздухом палатки, пропахшим лекарственными травами, все казалось ароматом новой жизни.
 Но хотя легионы радостно встречали его появление, каждый шаг приносил Дел Аглиосу боль. В лагере не было суеты и толчеи. Шум, к которому он привык, стал приглушенным, несмотря на то что настроение улучшилось. И не ощущалось энергии, которая всегда ассоциировалась у него с армией. Слишком много людей погибло. Слишком много прекрасных мужчин и женщин покоилось сейчас в объятиях Бога, вместо того чтобы начищать доспехи и точить мечи в ожидании близких сражений. Как уязвимы перед лицом столь ничтожного врага даже самые сильные! Насколько слабо Бог держит их на земле, если один толчок может вызвать падение многих!
 Палатки Десятого легиона, оставшиеся без прежних жильцов, теперь перешли к хирургам в качестве больничных палат. Роберто направился к ним, чтобы посмотреть, в какой степени болезнь до сих пор угрожает армии. Навстречу ему из одной палатки вышел Дахнишев, вытирая руки куском ткани. При виде Роберто на его мрачном лице появилась улыбка.
 Хирург подошел к генералу и сжал его плечо.
 — Мое сердце радуется, видя, что ты ходишь!
 — А мое — что я хожу, — откликнулся Роберто. — Ужасно выглядишь. Когда ты в последний раз спал?
 — Не требуй, чтобы я тебе врал, Роберто, — ухмыльнулся Дахнишев. — Но не сомневайся, что я о себе позабочусь.
 — Как скажешь. Сколько еще больных?
 — С каждым днем все меньше. У меня двести все еще в жару, и еще пятьдесят выздоравливают. Мы приближаемся к финишной черте, но можно ожидать, что смерти еще будут. Хотя нам может повезти и погибших окажется меньше.
 — Совершай свои чудеса, друг мой, они нам нужнее, чем когда бы то ни было. — Роберто покачал головой. — Здесь так тихо!
 — Четверть твоих солдат умерли, — тихо сказал Дахнишев. — Но те, кто выжил, как никогда сильны волей.
 — Большинство — да, но есть и другие. — Роберто кивнул в сторону тюрьмы. — Скажи, для твоих больных я буду помощью или помехой?
 — А ты как считаешь? Идем со мной.
 Дахнишев провел его мимо всех коек, на которых лежали больные. Некоторые были без сознания и не замечали его. Но Дел Аглиос видел, что тех, кто находился на пути к выздоровлению, его визит ободрил, и он останавливался возле каждого, пытаясь оказать хоть какую-то поддержку. В отдельной палатке лежали Шакаров и Даваров. Оба в горячке и без сознания. Их кровати стояли близко друг к другу, потому что, по мнению Дахнишева, старые друзья должны были давать друг другу силы. Роберто прошел по узкому проходу между ними и опустился на колени, чтобы положить ладони на оба пылающих жаром лба.
 — Боже милосердный, благословляющий эту землю и все, что на ней растет и живет, оставь этих людей мне ради тех дел, которые они должны творить во имя Твое. Пусть они снова ощутят на своих лицах лучи солнца и познают Твою милость. Прошу Тебя как Твой покорный слуга.
 Дел Аглиос на мгновение закрыл глаза, а потом переместил руки на плечи больных и сильно сжал.
 — Шевелитесь, вы двое! Валяетесь в постели, когда еще не все цардиты разбиты! Не знаю, слышите ли вы меня, но вы оба мне нужны. Не поодиночке. Оба! И если уж вам необходимо умереть, не делайте этого здесь. Сделайте это в бою и отправьтесь к Богу на волне воинской славы. Вернитесь ко мне. Давайте пить вино и смеяться как прежде. Это приказ!
 Он поднялся на ноги. Шакаров пошевелился, но не очнулся. Роберто гадал, проникнут ли его слова сквозь забытье, чтобы вернуть их. Дел Аглиос повернулся к Дахнишеву.
 — Пора сделать то, что необходимо сделать, — вздохнул он. — А потом я смогу молиться над Хрониками Памяти.
 Тюрьма представляла собой простое сооружение из заостренных деревянных кольев высотой пятнадцать футов, с одной дверью, которую охраняли днем и ночью. Ступени вели на помост, с которого просматривалась площадка из грязи и нечистот, где ели, спали и передвигались сто тринадцать дезертиров. У них не было никакого укрытия, помимо тюремных стен. Раз в день им давали хлеб и воду. Они выглядели так, как должно, — сломленными и раскаявшимися.
 Роберто поднялся по ступенькам, и сразу же все лица, полные напряженного ожидания, повернулись к нему. Он посмотрел на них с презрением. Жители Атрески, Эстории, Тундарры, Карадука. Он покачал головой.
 — Что на вас нашло? — спросил генерал. — Почему вы решили, что у вас больше шансов выжить вне легионов? Каким же я был глупцом, командуя теми, кто способен на такие мысли! — Он снова обвел их взглядом, узнавая некоторых. Все — пехотинцы, гастаты. Не освоившиеся с жестокой правдой военной кампании. — Я не допущу паники и не стану терпеть неповиновение. Это моя армия, и тут действуют мои правила.
 Когда вы пытались убежать от болезни, тысячи ваших товарищей, нуждавшихся в помощи, болели и умирали. Вы повернулись спиной к ним, как повернулись спиной и ко мне. То, что вы сделали, непростительно. Вы могли бы подумать, что я верну вам ваши мечи, так много воинов мы потеряли от тифа.
 Но если вы хоть немного меня знаете, то должны понимать, что я скорее встречу цардитские орды с одним сильным солдатом, чем с десятью тысячами трусов. Вы не заслужили объятий Бога, как не заслуживаете права дышать Его воздухом и ходить по Его земле. Моя армия будет сильнее без вас.
 Роберто сделал паузу. На него больше никто не смотрел. Они понимали, что должно случиться.
 — Вас всех казнят на закате этого дня, а ваши тела сожгут и развеют, отдав демонам ветра. И если вы считаете, что это суровое наказание, тогда в свои последние часы подумайте вот о чем. В этой армии были те, кому Бог даровал более краткий жизненный путь, но они выказали больше мужества, чем вы. Есть и те, кто умрет позже вас, но эти воины уйдут в объятия Бога слишком рано.
 Не молитесь за себя — это будет пустой тратой бесценного дыхания. Молитесь за тех, кого вы бросили в момент, когда они больше всего нуждались в помощи. Молитесь за тех, кто доверял вам, и кто теперь чувствует себя преданным. Вы умрете, но ваш позор останется жить в ваших семьях. Подумайте об этом. Умрите, думая об этом.
 Дел Аглиос резко развернулся, быстро спустился по лестнице и пошел прочь.




 ГЛАВА 25


  848-й Божественный цикл, 42-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения 
 — Это основа всего, — произнес Кессиан. — Этому нельзя научить любого ребенка. Это нечто, с чем они рождаются. И мы можем надеяться только на то, что научим их мудро пользоваться даром, которым они им обладают.
 Джеред сидел на вилле старца среди остатков великолепного обеда. На нем присутствовали все, кто называл себя Ступенями Восхождения. Они представляли все этапы жизни человека, от юности до близкой смерти. Впервые ему дали почувствовать истинный масштаб предприятия. Васселис едва затронул суть дела теми сведениями, которые сообщил в Эсторре.
 Джеред приехал, готовый ненавидеть этих людей. Но они приняли его. Видимо, Васселис объяснил, что так нужно, и теперь казначей боролся с собой, чтобы не проникнуться к ним симпатией.
 Дверь открылась, и самая юная из них вернулась с грузом книг, за которыми ее отправили в библиотеку. Некоторые книги явно были очень старинными — вероятно, ровесниками Конкорда или даже старше.
 — О, Йен, превосходно! — воскликнул Кессиан, пылкий, страстный старик, чье слабеющее тело с трудом вмещало весь его энтузиазм. Человек, способный безошибочно предсказывать погоду на двадцать дней вперед. — Положи их здесь, рядом со мной.
 — Так вы можете назвать точное количество жителей города, у которых есть или были какие-то способности? — спросил Джеред, не желающий отклоняться от темы разговора, пока ему не начнут показывать книги.
 — По крайней мере восемь из каждых десяти рождающихся, я думаю, — ответила Меера Наравни, мать строптивого подростка Гориана.
 Меера продемонстрировала полную невосприимчивость к огню в первые минуты его прихода, и Джереда ошеломили как сами способности, так и спокойное отношение к ним.
 — Восемьдесят процентов? — Казначей на мгновение лишился дара речи. — Как такое возможно? Как мы могли раньше об этом не слышать?
 — Всему свое время, — произнес Виллем Гесте, тоже Огнеходец, как и Меера. Еще один старец, обладавший изысканной манерой речи. — Поймите, это, по крайней мере, не случайность. Мастер-кавалерист и его жена, у которых родился ребенок, были бы разочарованы тем, что у него нет способностей к верховой езде, не так ли? То же и здесь. Плотность проявления способностей у новорожденных растет с каждым поколением. Это естественный отбор.
 Снова эта формулировка, начинавшая звучать ужасно убедительно!
 — Но мы не трубим о даре, который получили, — добавила Дженна Кессиан, очаровательная жена пылкого старца, способная определить источник боли в теле человека с помощью одного только прикосновения. — Вы прекрасно понимаете, что орден не посмотрит на все это так, как смотрим мы. Никто из нас не проявляет свои способности в присутствии посторонних. Какими бы ни были соблазн и возможная выгода. Новые поколения переняли нашу осторожность и поняли, во что обходится неуместная откровенность — им самим и тем, кого они любят. А те посторонние, которые видели то, что не следовало, ну… — Она взглянула на Васселиса. — Мы не можем допустить, чтобы неосторожные рты нашептывали сплетни в чужие уши.
 Джеред приподнял бровь и встретился взглядом с Васселисом. Даже у рая есть железная граница. Он едва заметно кивнул. Джеред понимал необходимость охраны не менее, чем причины, по которым пришло время поднять завесу.
 — Но почему именно здесь? — спросил казначей, и на миг ему показалось, что он не произнес этих слов вслух.
 — Потому что именно здесь жил Гориан! — ответил Ардол Кессиан, и глаза его загорелись воодушевлением. Он похлопал рукой по книгам, лежавшим рядом с ним. — Это все записано здесь, и я оставлю книги вам, чтобы вы прочли их во время вашего пребывания здесь. И пусть оно продлится столько, сколько вам нужно, чтобы задать все вопросы. Всегда существовали люди со способностями Восхождения, в основном временными. Гориан записал все их истории и свел вместе. Этих людей сторонились окружающие, им нужен был новый дом. Они испытывали отчужденность со стороны родных и друзей и нуждались в объяснении. Или в утешении, поскольку их пугала странность того, что они чувствовали.
 — Гориан? — переспросил Джеред. — Но не…
 — Нет-нет. Наш юный Гориан назван в честь человека, который положил начало всему примерно пятьсот лет назад, — объяснил Кессиан. — И все, что ему удавалось узнать, он записывал. Орден убил его, когда поймал, но уничтожить его творения не удалось, хотя они и считали, что сделали это. Вы ведь никогда не слышали о нем, верно?
 Джеред покачал головой.
 — Ничего удивительного. Для них это опасная информация, которая демонстрирует лживость утверждений, будто Восхождение — это извращение или колдовство. Это не так. Оно так же естественно, как приливы и отливы или листва на деревьях.
 Джеред покачал головой.
 — Осторожнее выбирай слова, отец Кессиан, — посоветовал он. — Следовало ли ордену принимать такой закон или нет, но он есть в уложениях. Я дал клятву блюсти законы ордена и Конкорда.
 — Тогда какой смысл в этом расследовании, если вы не определите, является ли Восхождение ересью или его нужно принять? — спросил Виллем. — Ведь вам же нужно, чтобы мы честно выражали свои чувства и мнения. Несправедливые законы следует отменить.
 — Как я объяснил вашей чтице, я оказался в незавидной ситуации. Я не беспристрастен. Совершено преступление, в этом нет сомнений. Вопрос состоит в том, что с вами делать и что вы узнали. Я здесь для того, чтобы выяснить ваши цели и желания. Но это не значит, что у вас нет союзников. Орин Д'Алинниус заворожен вашими методами, а капитан Арков обнаружил в каждом из вас целомудренные помыслы. А вот меня, напротив, тревожит, что вы создали Восходящих под знаменем ордена. Это и есть ваше преступление, и оно серьезно. Если вас передадут ордену, то вы понесете суровое наказание.
 Молчание. Но отец Кессиан был не из пугливых. А его энтузиазм просто заражал. Джеред невольно испытывал к нему теплые чувства.
 — Тогда прочтите то, что написал Гориан. Поговорите с горожанами и с любым из нас. Корень всего, что мы делали, лежит в природе и потому является волей Бога. Неестественным надо считать меры подавления, предпринятые орденом. Это решение приняли люди, которые блюли собственные интересы, целомудренные или иные. Я могу спросить вас, где в священных писаниях подавление природы считается необходимым или приемлемым.
 — Орден руководит так, как считает нужным, и по праву, данному Адвокатом, — улыбнулся Джеред. — Раскол основной религии Конкорда стал бы катастрофой.
 — Мы этого не хотим, — негромко проговорила Дженна. — Мы этого никогда не хотели. Нас постоянно печалит мысль, что орден сжег бы всех нас за наши дела.
 — Как чудесно было бы, если бы каждый мог чувствовать то, что чувствуют наши Восходящие! — воскликнул Кессиан, давая выход пылкому нраву. — Подумайте, господин Джеред, какая это радость — чувствовать, как растут ваши посевы. Понимать своего коня так хорошо, чтобы не причинить ему никакого вреда. Открывать глаза навстречу новому дню и всем телом ощущать энергию земли! Быть единым с природой и стихиями. Приблизиться к Богу.
 Джеред откинулся в кресле, внимая словам Кессиана. Он оценил величие сказанного, но вслед за ним в душу просочился трепет.
 — Но что будет, отец Кессиан, если силы всех станут настолько велики, что смогут управлять морем, погодой и всем, что растет? Этот дар может привести к злу, если они пожелают таким образом его использовать. Как далеко способны зайти ваши Восходящие?


* * *

 Джеред встретился один на один с Восходящими только на пятый день расследования. Это был в высшей степени необычный период. Вестфаллен оказался совершенно непохожим на все города, где ему приходилось бывать, несмотря на то что располагался в центре его любимой страны. Джереду казалось, будто он попал в прозрачный пузырь, бережно отделенный от остального мира. Однако события внутри этого пузыря могли иметь не меньшую важность, чем те, что разворачивались в Царде.
 Горожане и Ступени Восхождения Вестфаллена были открыты, радушны и после первой пары дней не испытывали страха. Джеред лично убедился в том, как осмотрительно они ведут себя в присутствии торговцев и приезжих и как спокойно обладатели начальных способностей принимают то, что имеют. Он разговаривал со многими из них, в том числе и с теми, чьи способности со временем угасли.
 Невозможно было усомниться, что они верят в чистоту своих намерений. Однако он не мог избавиться от опасения, что наивность, вызванная их изолированностью, закрывает им глаза на суть действий. Будучи профессиональным воином и политиком, Джеред понимал, что на каждое доброе намерение найдется враг, который исказит и вывернет его наизнанку. Восходящие представляли собой опасность, сомнений не было.
 Казначей пытался найти решение конфликта в беседах с Арковом и Д'Алинниусом и подробно отражал все увиденное в записях. Было ли Восхождение естественным ходом вещей или преступным намерением, замаскированным под естественный ход? И, что более актуально, как Адвокатуре следует поступить с ними… и, если уж на то пошло, со всем Вестфалленом?
 Однако, находясь там, где оказался казначей, трудно было думать о чем-то, кроме признания и милосердия. Окруженный стеной сад маршала Васселиса переживал свой лучший период. Цветы всех оттенков украшали стены и клумбы. Плющ карабкался на статуи великих людей Карадука, чтобы украсить их, и волнами ниспадал с крыши мраморной беседки, в которой они сейчас сидели, укрывшись от безжалостных лучей солнца. Фонтаны радостно журчали, карпы в прудах всплывали на поверхность, охотясь за мухами, а потом снова прятались в тени белоцветных лилий.
 В нише на скамье слева от казначея сидели Восходящие, одетые в красивые светлые туники с красной отделкой Восхождения. В них ощущалась чудесная смесь волнения и подростковой самоуверенности и капелька подлинной зрелости.
 С огромным интересом Джеред наблюдал за тем, как они вошли в калитку в дальней стороне сада и направились к нему. Слепой, Оссакер, держался за Ардуция, паренька с добрым лицом. По другую его руку шла девочка, Миррон. Хорошенькая. Казалось, Оссакеру не нужна их помощь — настолько уверенным был его шаг. И чуть в стороне от них шел Гориан. Пока они приближались, он внимательно рассматривал Джереда пристальным, не вполне понятным взглядом.
 — Можно многое узнать о людях еще до того, как первый раз пообщаешься с ними, — сказал Джеред, когда все уселись. Их служанка, Шела Хаси, перед уходом раздала всем весьма своевременное прохладное питье. — То, как они держатся, как идут, в какой последовательности они на тебя смотрят, кто встречается с тобой взглядом без страха, а кто — с интересом или трепетом.
 Они молчали, как он предположил, ожидая приглашения говорить.
 — Вы знаете, почему я здесь, не так ли? Вам должны были рассказать обо мне и моих коллегах и о том, насколько серьезно наше расследование.
 Восходящие кивнули, кто-то пробормотал слова подтверждения. Джеред улыбнулся.
 — Вам не нужно меня бояться. Сегодня я не ваш судья, а только наблюдатель. Так что, пожалуйста, считайте себя вправе в любой момент ко мне обратиться.
 — Вы на самом деле жестокий человек? — неожиданно спросил Гориан.
 Джеред изумился.
 — Я… — Он замолчал и рассмеялся. — А считалось, что это я буду вас расспрашивать! Давайте скажем так. Моя работа состоит в том, чтобы собирать налоги и платежи с людей, которые порой не согласны с тем, сколько я хочу получить, или не спешат расставаться с тем, что должны. И такие люди убеждаются, что, да, я действительно жестокий человек. А еще они убеждаются в том, что я почти ничего не упускаю из вида. Об этом следует помнить, пока мы разговариваем, да? — Он стер улыбку с лица. — А почему ты меня об этом спросил?
 — Потому что мы много про вас слышали. Вы командуете сборщиками, поэтому никто вас не любит.
 — Мытарей никто не любит, — согласился Джеред.
 — Но вы кажетесь не таким уж плохим, — заявил Гориан.
 — Это потому, что вы не дали мне повода. Постарайтесь, чтобы так было и впредь. — Джеред сложил руки, соединив кончики пальцев. — Скажи мне, почему остальные трое любят тебя гораздо меньше, чем друг друга?
 Все четверо на какое-то время опустили глаза и стали разглядывать землю под ногами. Отлично. Надо, чтобы они почувствовали, кто тут главный.
 — Мне казалось, что вы должны держаться вместе. В конце концов, вас пока только четверо, хоть, как я понял, родились уже и другие кандидаты и ожидаются новые.
 Гориан теперь смотрел прямо на него, но отвечать не собирался. Джеред ощутил разочарование.
 — Поймите, я стою перед проблемой. Ваши Ступени, ваша чтица и, по сути, все, с кем я разговаривал, спешили рассказать мне о важных и добрых делах, которые вы уже можете творить, и о том, что вы способны сделать в будущем. Похоже, вам предстоит стать нашими спасителями и первыми представителями нового человечества, которое станет использовать свои способности для общего блага. Однако меня тревожит то, что думаете вы сами. В конце концов, у каждого есть своя голова на плечах, и в какой-то момент угрозой может стать ваше излишнее любопытство или что-то еще. Вы должны были задумываться о вашем будущем. Вы все едины? По тому, как вы шли, я подозреваю, что это не так.
 На этот раз их молчание вызвало у Джереда раздражение. Он не привык иметь дело с детьми, и это становилось очевидным. Казначей кашлянул.
 — Хотите, чтобы я выбрал кого-то, кто сделает первый шаг, несмотря на жару, побуждающую к лени? Миррон?
 — Я так и знала, что вы выберете меня. Просто потому, что я девочка.
 — А может, я счел тебя самой умной! — парировал казначей. — Просто скажи что-то в ответ. Представь, юная госпожа. Когда ты думаешь о будущем, что ты видишь?
 — Я вижу себя здесь, в Вестфаллене. Я присоединюсь к Ступеням Восхождения, как и все, потому что Восхождению надо развиваться, чтобы помочь новым Восходящим учиться быстрее, чем мы. Наверное, со временем я стану матерью Восхождения, так же как мои братья — отцами. И я воспользуюсь своими способностями, чтобы помогать людям. Зачем мне хотеть чего-то еще?
 — Ты не считаешь, что благодаря своим способностям могла бы требовать всего, чего захочешь?
 — Я не понимаю. — Девочка нахмурилась.
 Джеред приподнял брови. Она действительно не задумывалась над этим! Но, наверное, потому, что ей всего четырнадцать. Хотя ей следовало бы задуматься. В ее возрасте Джеред уже знал, что его умение обращаться с мечом поможет ему высоко подняться в Адвокатуре.
 — Вы видите себя отдельно от остального Конкорда? — задал он внезапно пришедший в голову вопрос.
 — Мы — граждане Конкорда, — ответил Ардуций. Джеред отметил, как Миррон и Гориан посмотрели на него, а Оссакер стиснул его руку. — Конкорд найдет нам дело, если мы будем ему нужны. Или мы выберем его сами. Так или иначе, правильным решением было бы позволить нам воспитывать следующее поколение Восходящих.
 — По вашему образу и подобию?
 — А есть другие? — спросил Гориан.
 — Мы отделены от Конкорда настолько же, как любой фермер или рыбак Вестфаллена. Мы будем служить, если нас призовут, мы можем вызваться добровольцами, если войны еще не прекратятся. Когда придет время, Бог укажет нам правильный путь, — закончил Ардуций.
 — Ты действительно думаешь, что вас попросят надеть доспехи и шагать вместе с гастатами? — Джереда позабавила такая картина.
 — Нет, — вступил в разговор Оссакер. — Мы можем быть врачами и ветеринарами. В этом будет состоять наше умение на поле боя.
 — Да неужели? И ничего больше? Гориан, а ты что думаешь?
 Гориан пожал плечами.
 — Оссакер прав. В основном. Но возможно, мы могли бы делать и что-то еще. Мы ведь можем вызвать или прекратить дождь. И мы можем заставить дуть ветер. Может, нашим генералам понадобилось бы это, а не наши способности залечивать травмы.
 — Я согласен, — кивнул Джеред. — И ты считаешь, что вас следует использовать именно так? А, Гориан?
 — Нет, конечно же, — ответил Гориан. — Мы особенные. Мы должны быть хозяевами своего будущего. Делать то, что хотим.
 Вот так. Остальные покосились на него и постарались отстраниться. Гориан уже начал понимать, куда могут привести его способности. А Джеред почти увидел, какие силы захотят заполучить его в погоне за властью. Остальные все еще находились под влиянием того ограниченного взгляда на вещи, который внушили им Ступени. Взгляда, который Джеред уважал. Но в Гориане на мгновение проявились те проблемы, которые неизбежно возникнут, когда эти юные умы начнут развиваться. А Ступени явно не замечали опасности.
 — Таким образом, вы ответили на мой первый вопрос: почему вы так шли на встречу со мной, не правда ли? Вы трое с ним не согласны. Но разве он не смотрит на вещи более реалистично?
 Ардуций покачал головой.
 — Мы должны использовать наши способности только для того, чтобы творить Божьи дела. Они в исцелении, созидании и росте, а не в том, чтобы сделать поле скользким под ногами солдат.
 — Ох, Ардуций, ты не понимаешь! — возразил Гориан. — Мы могли бы вызвать дождь, когда наша армия пойдет в наступление, потому что тогда вражеские стрелы не смогут попасть точно в цель. И мы могли бы направить молнии в доспехи противника, чтобы спасти жизнь нашим людям. Мне казалось, вам всем нравится Кован. Но я, по крайней мере, слушаю, что он говорит!
 — Ты такой умный, Гориан! — сказал Ардуций. — Не знаю, почему бы тебе просто не уйти, раз ты и так уже все знаешь.
 — Зачем ты так говоришь? Я слушаю и учусь. Не завидуй мне потому, что не делаешь того, что делаю я.
 — Я рад не делать того, что делаешь ты, — огрызнулся Ардуций. — Кому захочется иметь такие мысли?
 — Прекратите! — воскликнула Миррон. — Мне за вас стыдно!
 Она взглянула на Джереда, щеки ее пылали, на глазах стояли слезы. А Оссакер снова понурил голову.
 — Я не хочу работать на войне, — прошептал он.
 У Джереда защемило сердце, и он подавил желание в знак утешения положить мальчику ладонь на плечо. Это сделал Ардуций.
 — Будет так, как угодно Богу, Осей, — сказал он.
 Джеред наблюдал за ними. Троица сплотила ряды, а Гориан держался в стороне, не сомневаясь в своей правоте. Очень и очень любопытный квартет. Джеред не мог точно определить, что именно ему удалось узнать. Во многом они были просто подростками, как любые другие, бегающие по улицам Конкорда. В чем-то они понимали тяжелый груз своих способностей. А один из них уже начал осознавать возможность получить власть и влияние.
 Джеред обсудил с ними много разных вопросов, прежде чем день сменился великолепным огненным закатом. Когда казначей встал, чтобы уйти, он понял, что проведет ночь без сна, пытаясь разобраться, как относиться к этим детям. Он поблагодарил их за терпение и уделенное ему время и направился к калитке.
 — Казначей Джеред!
 Он обернулся. Ардуций поднялся на ноги, остальные собрались вокруг него.
 — Да, Ардуций?
 — В нас нет зла. Мы не просили о способностях, но мы с ними родились. И мы можем только стараться воспользоваться ими как можно лучше и жить так, как того желал бы Бог. Не зовите сюда орден. Нас сожгут, а мы этого не заслуживаем.
 Джеред отрывисто кивнул и повернулся на каблуках. Он долго ходил по берегу, прежде чем вернуться в свои комнаты на вилле Васселиса.


* * *

 Васселис проводил Джереда до конца подъема на холмы, откуда десятью днями раньше они смотрели вниз, на безмятежный Вестфаллен. Со своей стороны, маршал радовался тому, что это спокойствие не нарушено — пусть и ненадолго. Был уже пятидесятый день заката генастро, хотя палящая жара дня больше напоминала разгар соластро.
 Васселис ехал без своих телохранителей. Здесь было безопасно, а левимы Джереда скорее представляли собой почетный эскорт, профессиональный и безупречный. В их присутствии маршал чувствовал себя совершенно спокойно, несмотря на напряженные отношения, возникшие сейчас между двумя давними друзьями. Что касается двух других дознавателей, то Д'Алинниус и Арков оказались гостями, уважительно отнесшимися к хозяевам, и нашли друзей среди тех, чью деятельность расследовали. Васселис проникся уважением к обоим за их объективность и щепетильность.
 — Ты хочешь узнать, что я скажу Эрин Дел Аглиос, так ведь? — спросил Джеред, когда подошло время прощания.
 Васселис собирался на какое-то время задержаться в Вестфаллене.
 — Конечно. Должен узнать.
 — Этот вопрос будет на устах всех жителей Вестфаллена, не так ли?
 — Не играй со мной, Пол.
 Джеред остановил коня и жестом велел остальным ехать вперед. Васселис остался рядом, безуспешно пытаясь прочесть выражение его лица.
 — Я с самого начала планировал поразмыслить над тем, что увидел и услышал, а потом, по дороге в Эсторр, пересмотреть записи. Высказать свои взгляды моим помощникам и обсудить с ними все факты. И я по-прежнему намерен это сделать. Но я понимаю также, что оставить тебя, не высказав своего мнения, было бы равносильно проявлению жестокости ко всему этому… — тут он жестом указал на Вестфаллен, — твоему необыкновенному городу. Кстати, теперь я понимаю, почему ты его так любишь.
 — Спасибо тебе за заботу, — сказал Васселис. — Тебе вправду следовало бы отстроить здесь виллу.
 — Ты должен понимать, почему теперь я счел бы это неуместным.
 — Тем хуже для тебя, — заявил Васселис.
 Джеред затянутым в перчатку пальцем ткнул в грудь маршала.
 — Арван, я выскажу тебе все, что сочту нужным, а ты можешь истолковать это для своих людей, как пожелаешь. Я не отправлюсь домой, чтобы объявить ордену о том, что узнал. Если я смогу добиться того, что хочу, канцлер будет оставаться в неведении как можно дольше. Но я не вижу варианта, при котором Адвокатура оставила бы этих людей под твоим контролем. Они — оружие. Притом опасное, если попадут под влияние не тех людей.
 Васселис вздрогнул.
 — Они же всего лишь дети, которые только узнают границы своих возможностей!
 — А ты задавал себе вопрос, насколько широки эти границы? Гориан уже видит свой разрушительный потенциал — и я готов держать пари, что он проводил эксперименты в этом направлении, так ведь? — Выражение, промелькнувшее на лице Васселиса, подтвердило его догадку. — Так я и думал. Их нужно контролировать, а Ступени не соображают, как это делать.
 — Ты имеешь в виду военный контроль, — проговорил Васселис. — Пол, не делай этого! Они — ранимые дети. Им нужна защита, которую дает им Вестфаллен. Не отнимай у них этого!
 — А как, по-твоему, какой выбор ты мне оставил? — вопросил Джеред, гневно сверкнув глазами. — Я не могу вернуться к Адвокату и доложить, что все чисто. Сам подумай! Они не только оружие, они — буря, которая встряхнет весь Конкорд, до основания. Люди будут их бояться. Бог свидетель: я сам испугался, когда увидел, что они способны делать. А ведь уже сейчас есть пятилетние дети и младенцы, которые могут оказаться следующими в цепочке. Как мы можем не взять это под контроль? Когда ты обратился ко мне, ты должен был предвидеть, что произойдет.
 — Понимаю. Все понимаю. Но надежды-то все равно питаешь, так ведь? — вздохнул Васселис.
 — Послушай, Арван: это лучшее из того, на что ты мог рассчитывать. Особенно учитывая мои первые впечатления. Можешь мне поверить. Я намерен получить развернутые консультации относительно теологической стороны вопроса. Я по-прежнему не убежден в том, что это не ересь. Но задуматься меня заставило прежде всего вот что. Хотя ты и твои Ступени можете быть преступниками перед Богом, ваши Восходящие — не преступники. И поскольку ты их покровитель, по крайней мере пока, я обязан поддерживать тебя. И я уверен, что Адвокатура со мной согласится, а это значит, что орден до тебя не допустят.
 — Спасибо тебе, Пол, — сказал Васселис. — Спасибо тебе.
 — Не считай это полной поддержкой, потому что это отнюдь не так. Когда-нибудь в будущем тебе еще предстоит держать ответ. А пока не заходи слишком далеко и позаботься о том, чтобы твои Восходящие не покидали Вестфаллен. Жизнь для всех вас изменилась.




 ГЛАВА 26


  848-й Божественный цикл, 58-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения 
 Брод у Цинтарита стал причиной немалого раздражения генерала Гестериса. Генастро близился к концу. Тепло сменилось удушливой жарой, а цардитов все не удавалось ни потеснить, ни заманить в ловушку. Прошло почти тридцать дней с момента первых стычек, а он так и не смог спровоцировать противника на полномасштабное сражение.
 Цинтарит оказался широкой болотистой равниной, где во множестве мест на поверхность выходил скальный грунт, иногда в виде плоских плит выше уровня травы и дерна, а иногда в виде столбов, похожих на пальцы, возносящихся вверх, к небу на сотни футов. Мрачная равнина продувалась ветрами даже в жару, которой не удавалось высушить влагу, пропитавшую землю. Уровень подземных вод был очень высоким, что сильно усложняло пешие переходы, верховую езду и передвижение повозок.
 Середину равнины длинными медленными изгибами прорезала река Тарит. Ее питали подземные потоки, которые поднимались от подножия Галорианов — громадного горного хребта, занимавшего северо-восточную часть Царда. А во время влажных сезонов подкреплял и величественный водопад Галор. Русло реки никогда не сужалось хотя бы до четверти мили в ширину. Тарит окаймляли крутые скалистые берега, вдоль которых почти на всем протяжении не могли проехать повозки, а потом она уходила к величественному ущелью Королей в семидесяти милях к югу.
 Цардиты разрушили два моста, переброшенные через реку на севере и на юге, но они ничего не могли поделать с тремя бродами в центре равнины. Это были предательски скользкие перешейки из гладкого, покрытого водорослями камня на глубине два-три фута ниже поверхности воды. Ширина каждого позволяла пересечь реку только одной колонне. Однако делать это приходилось с величайшей осторожностью, поскольку противник при желании мог спокойно выцеливать беззащитные мишени.
 Тактическое значение равнины нельзя было недооценивать. Отдать ее цардитам означало оставить им свободный доступ к границам Атрески и Госланда. А победа Конкорда открыла бы доступ в центральные территории Царда и в конечном счете обеспечила победу и значительно приблизила падение столицы Царда Хурана.
 И потому, пока Дел Аглиос и Атаркис на севере, а Джорганеш на юге выводили свои менее крупные армии на позиции, откуда можно нанести удары по флангам цардитов, Гестерис удерживал и продвигал центр с помощью самой крупной армии, которую когда-либо отправлял в бой Конкорд. Более восьмидесяти тысяч воинов противостояли вражеской армии численностью примерно в шестьдесят тысяч.
 Гестерис славился как умелый командир, но его задача была связана с наибольшими трудностями и риском. Будучи от природы человеком осторожным, он прекрасно сознавал, какая решающая роль отводится его армии. Провинции Конкорда лишились немалого числа мужчин и женщин, чтобы создать ту армию, которую он каждый день видел на рассвете. Опытные отборные части, однако командовать ими было сложно даже при помощи созданной им системы.
 Громадные проблемы возникали со снабжением и повседневным функционированием армии, и во многом это было связано с необходимостью стоять лагерем в пяти милях от берега реки Тарит. Каждый день много времени отнимали переход и построение. Как правило, Гестерис поднимал армию за три часа до рассвета, а порой и раньше, пытаясь достичь эффекта неожиданности. Однако цардитские пикеты и разведывательные отряды на обеих сторонах реки были многочисленными, и они легко мобилизовали защитные соединения, блокируя любое направление возможного удара.
 И потому все шестьдесят дней шли только кавалерийские атаки, быстрые налеты и уничтожение пикетов, которые почти мгновенно восстанавливались. Каждое утро обе стороны выходили, чтобы встать друг напротив друга на противоположных берегах реки, растянувшись более чем на пять миль и охватив все броды. А в конце каждого дня, когда солнце опускалось за плато Тарит, они уходили обратно.
 Обе стороны знали, что не могут позволить себе необдуманных действий, которые могут привести к поражению. Что касается цардитов, выжидание было им на руку. Они понимали: даже если на них нападут идущие к ним во фланги армии Конкорда, их численность, вместе с подкреплениями из других частей страны, окажется достаточно большой, чтобы не беспокоиться. А еще они понимали, что без Гестериса Хуран никогда не падет. Такая патовая ситуация провоцировала падение боевого духа в армии Конкорда, солдатам которой больше всего хотелось снова увидеть дом и семью.
 Гестерис проснулся рано, как всегда во время кампании. Побудка в лагере прогоняла спокойные сны. Крики центурионов и мастеров смешивались с ржанием коней и грохотом, с которым десятки тысяч воинов вытаскивали себя из постелей.
 Несколько мгновений он лежал в темноте и прислушивался, а потом вошли его оруженосцы с фонарями и завтраком. Он ел и одновременно одевался. При свете фитилей Гестерис оглядел свое отражение в зеркале — блеск начищенных доспехов, отглаженная туника из темно-зеленой ткани и серебристо-серого цвета плащ с вышитым гербом Эстории и каймой из плетеного шнура.
 Он пригладил седеющие волосы, цветом перекликающиеся с плащом, и провел рукой по морщинам на лице, напоминавшим, что юность отшумела почти три десятка лет тому назад. Сейчас генералу уже минуло пятьдесят. И наконец он надел шлем с зеленым плюмажем, привычно ощутив под подбородком тугой ремень.
 Для преодоления реки силы Гестериса разбились на три отряда. В последнее время он разделил и лагери, чтобы переход шел более организованно, и сам остался в центральном — номинально со Вторым легионом, Медвежьими Когтями Эсторра. Однако все три отряда двигались согласованно, и он соответствующим образом разместил легкую пехоту и кавалерию, концентрируя их на флангах так, чтобы быстро переводить на новое место и постоянно обозначать намерение усилить давление на левый или правый брод. Таким образом генерал пытался осуществить решающий прорыв и начать желанное сражение.
 Гестерис прошел по отрядам пехоты и кавалерии, пожелав всем удачи, и помолился вместе с гласом ордена на лужайке возле палатки. Он вышагивал, гордо выпрямившись во весь рост, и уверенность в том, что в ближайшее время им удастся развязать сражение и одержать победу, распространялась вокруг него, подобно волнам. В душе Гестерис не сомневался, что так и будет. Его тревожило лишь то, когда это наконец случится, и не придется ли отправлять гонцов в другие армии с просьбой стать лагерем и ждать его. Это стало бы для генерала позором.
 Гестерис осмотрел одну из манипул Тридцатой алы — Огненных Драконов из Госланда — и катафрактов из своего легиона. Потом сел на коня, приказал горнам дать сигнал и вывел триариев из главных ворот. Они сноровисто, без лишней показухи прошли по седьмой дороге, той, которая на сегодняшний день была меньше других разбита постоянными маршами к реке, хотя и на ней грязь местами доходила до щиколоток.
 Надежный грунт среди болотистой местности разведали и разметили флажками. Инженеры проложили временные дороги, вымощенные камнем и твердой древесиной на всех выходах из лагерей и вдоль каждого маршрута почти на милю вперед. Пути отхода оставались чистыми и нетронутыми, их сохраняли на случай самого дурного поворота событий: если они вынуждены будут отступить и оборонять тщательно укрепленные лагеря.
 Все было в порядке, все на местах. Не хватало только сражения — и у Гестериса кончались и время, и идеи. Он сознавал, что не столь изобретателен, как некоторые молодые генералы. Ему чудились тихие разговоры за спиной. Но он найдет подходящий момент! В прошлом так всегда и было. И возвращение в Эсторр снова станет триумфальным.
 К середине утра армия развернулась мощным трехколонным строем, закрывшим центральный брод. После шумного перехода воцарилась тишина. Тридцать тысяч пехотинцев и кавалеристов стояли почти беззвучно, если не считать редкого ржания лошадей, трепета ткани на ветру, глухих шлепков штандартов о древко или звона металла о металл.
 Перед ними на другой стороне реки стояли многочисленные цардиты. Как всегда, они выставили вперед дальнобойные луки и арбалеты и подтянули маломощные катапульты почти к самому броду. Армии почти перестали обмениваться криками и оскорблениями. Ту же самую картину дублировали части слева и справа. Между армиями в готовности застыли сигнальщики и конные вестовые.
 Гестерис взглянул на небо, а потом направил коня в медленный ежедневный объезд своих рядов. Ни облачка, солнца палило вовсю, издеваясь над его неспособностью действовать. Генерала сопровождала мастер конников Дина Келл, решительная и упрямая женщина. Гестерис ощущал, как с каждым днем растет ее безмолвное недовольство. Ее советы все больше склонялись к неоправданному риску ради сомнительной выгоды. Тем не менее, Гестерис с уважением относился к умениям и опыту Келл. Он не хотел бы, чтобы его кавалерией командовал кто-то другой.
 Единственное, о чем он жалел, — это о том, что с самого начала не поставил артиллерийские башни на берегу реки. Это могло бы позволить катапультам и баллистам достать неприятеля. Теперь же ставить их слишком поздно. К тому моменту, как их соорудят наверху, он уже вынужден будет с боями прорываться через броды.
 Взгляд генерала уловил что-то на фоне южного неба, в направлении ущелья Королей. Похоже на пятно на небе или на темный потек на синем холсте. Он нахмурился. В той стороне ничего не было. Путь на юг и восток вдоль восточной стороны хребта для армий был непроходим, несмотря на сухой грунт. Сотни миль глубоких трещин, острых скал и расщелин, поросших редким вереском, — местность, пригодная только для передвижения горных коз.
 — Мастер Келл, скажи мне, что ты видишь вон там. — Гестерис вытянул руку.
 Келл прищурила темные карие глаза под шлемом с плюмажем.
 — Пыль в воздухе, — сказала она с сильным тундаррским выговором. — Видимо, от Турсанских озер идет подкрепление. — Она пожала плечами. — Эти отряды не могут быть крупными. Джорганеш их сковал, так ведь?
 — Так нам говорят, — отозвался Гестерис. — У нас там есть разведчики?
 — Сейчас нет. После разрушения моста там не осталось переправы. Но я могу отправить конных.
 — Отправь.
 Генерал еще раз посмотрел на облако пыли. Очень трудно определить, насколько оно далеко и насколько большое. Гестерис не мог точно сказать, почему он не разделял уверенности Келл в том, что подкрепления невелики. Под мерцающим знойным маревом точная оценка невозможна.
 Он остановил коня, повернулся и достал из седельной сумки карту. Развернув ее, Гестерис сопоставил изображение с тем, что видел вдали. Стены ущелья вздымались высоко в небо, на востоке понижаясь и переходя в каменистую местность, которая вместе с Турсанскими озерами закрывала его южный фланг. Русло реки на протяжении пятидесяти миль извивалось, а потом на двадцать миль становилось прямым, как стрела, перед тем как обрушиться в ущелье.
 Гестерис сощурился, пытаясь привязать к местности пылевую завесу, по которой уже можно было приблизительно определить местонахождение подкреплений. Ошибку могла давать сила ветра у входа в ущелье. Ветер в том месте, где стоял он сам, дул почти точно на север, и это означало, что пыль, скорее всего, предшествует тем, кто ее поднимает. Но тогда определить их примерное расположение было еще проще.
 Генерал крепко сжал поводья, пытаясь не выдать внезапный страх. А еще ему хотелось достать увеличительную трубу, но тем самым он привлек бы нежелательное внимание к проблеме.
 — Немедленно отправь туда разведку! — прошипел он Келл. — И прикажи им соблюдать осторожность. Цардиты на этом берегу Тарита.


* * *

 Набеги не прекращались, а Конкорд по-прежнему ничего не предпринимал для его обороны — только наращивал явно увязшие в Царде армии. Юран поставил отряды в тех приграничных фортах, на которые ему хватило людей, и переводил войска из одного в другой, заставляя налетчиков гадать, где именно можно безопасно проникнуть в Атреску. Однако это помогало только отсрочить неизбежное.
 А теперь он держал в руке послание, которое ожидал получить от Адвоката, и с презрением читал его. Отказ присутствовать на играх встретили яростью и угрозами. Его право управлять страной висело на волоске, и Эрин Дел Аглиос искала окончательный повод для замены Томала Юрана.
 — Но почему это должно меня волновать в то время, когда мои люди гибнут, а мои города пылают?
 — Мой господин? — изумленно откликнулась его помощница.
 — Извини, Меган, — ответил маршал Юран. — Просто думаю вслух.
 Она сидела у него за спиной и читала сегодняшние прошения. Маршал заранее знал, что в них содержится, и встал, чтобы выйти на балкон замка и с чувством растущей безнадежности взглянуть на состояние столицы, Харога. Все началось с того, что население приграничных городов стало собираться за стенами города. Многие приносили с собой рассказы о зверствах цардитов. И не меньшее число вело речь об ультиматумах — таких, какой он услышал от претора Брода Чаек Горсал. Многие убеждали его отвернуться от Конкорда и провозгласить независимость.
 Для них выбор был простым. То, чего требуют цардиты, или смерть. Для маршала-защитника все представлялось намного более сложным. Войска Конкорда находились на всех его землях — либо перемещались к фронтам, либо возвращались оттуда, занимаясь переформированием и переподготовкой. Восстания, распространяющиеся по Атреске, поглощали большую часть его времени. Все старшие советники Томала Юрана были эсторийцами, верными Адвокату. А он сам все еще цеплялся за надежду, что Конкорд скоро одержит победу в Царде и обещания, данные Адвокатом, начнут исполняться.
 Однако Юран понимал отчаяние своих граждан и видел в их глазах обвинения, во многом справедливые. Они ранили его, задевали за живое. Он сулил им прелести Конкорда, и пока слишком многим это принесло только страх и смерть.
 Маршал-защитник искренне считал, что делает все возможное. Он отправлял отряды на границу с Цардом, и им удалось одержать несколько крупных побед. Похоже, однако, что налетчики проникли в страну гораздо дальше, чем предполагалось, и ему не хватало людей, чтобы закрыть все направления, по которым они могли нанести удары. Способность цардитов наносить удары практически везде, где им было угодно, сеяла панику по всей Атреске. Не оставалось сомнений, что они действуют в сговоре с мятежниками. И когда население Харога достигло критической величины и маршалу пришлось селить беженцев вне стен, начались бунты.
 Жители города объединились с переселенцами и тысячами шли к замку, требуя от Юрана действий. Они хотели, чтобы число солдат на территории страны увеличилось, и в Эсторр направили ультиматум, ставящий их дальнейшую верность в зависимость от того, сумеет ли Конкорд защитить страну согласно конституции.
 Юран принял лидеров народного движения и постарался объяснить им все как можно лучше. Он призвал их остаться верными и молиться своим богам, чтобы те помогли пережить сложное время. Он говорил, что, хотя сейчас все выглядит мрачным, победа в Царде близка и что этот сезон военных действий — последний.
 Юран сумел на какое-то время их успокоить, но когда начались нехватки продуктов из-за того, что слишком много полей и ферм опустели, терпение иссякло. Демонстрации превратились в грабежи, и ему пришлось отправить стражу Харога на подавление беспорядков. В городе ввели военное положение. Комендантский час с сумерек до рассвета помогал свести проблемы к минимуму, но каждый день маршал-защитник видел пожары в новых местах и слышал отдаленные крики толпы.
 Медленно, но неуклонно власть и порядок в Хароге расползались по швам, и даже ордену Всеведущего не удавалось удерживать верующих от насильственных действий.
 — Что я могу сделать? — вопросил Юран. — Меня угрожают сместить с поста маршала-защитника. Но мой пост требует, чтобы я выполнял свои обязанности, а не лебезил перед Адвокатом на играх, которые являются неприкрытой издевкой над каждым голодным ребенком моей страны и служат насмешкой над каждой каплей крови, пролитой невинными людьми на полях у границ с Цардом.
 — Вы должны заботиться о своем народе, — тихо проговорила Меган, не знавшая, ждут ли от нее ответа. — А это именно то, что вы делаете сейчас.
 — Это мало утешает, когда люди, которых я поклялся защищать, подымают руку друг на друга. Тюрьмы полны подстрекателей. Многие из них — сторонники Царда, и они украли надежду у города, как прежде украли ее у ферм. Но они не понимают, что стоит за возвращением независимости. Если мы провозгласим независимость, Атреска превратится в поле сражения, а я скорее умру, чем допущу это.
 — Разрешите мне говорить прямо, маршал? — спросила Меган.
 — Конечно. Любое решение лучше того хаоса, который я вижу отсюда, — вздохнул он.
 Над северной частью города повисла туча дыма — там происходили очередные беспорядки. Сейчас на улицах было тихо, дневная жара лишала воли даже самых рьяных бунтовщиков. Но и это не в его пользу. Свидетели запомнят, как отряды маршала Юрана с оружием в руках подавляли мятеж в столице. Так больше продолжаться не могло.
 — Пора пойти на больший риск, чтобы защитить Атреску. Сделайте то, что сделала бы Эстория. Мобилизуйте всех беженцев. Вооружите их, обучите и отправьте защищать свою страну. Дайте им цель. Тем самым вы устраните повод для бунта. Изымите деньги из собранных налогов, чтобы оплатить это. Казначей с пониманием отнесется к этой необходимости.
 — Да неужели? С казначеем Джередом крайне трудно вести переговоры.
 — А какая вам разница, маршал Юран? — Меган покраснела. — Прошу прощения, но если вас снимут, то обязанность собирать налоги будет лежать уже не на ваших плечах. А если цардитам удастся осуществить их намерения, результат будет тот же. Но если вам удастся исполнить задуманное, народ решительно поддержит вас, так что Конкорд не сможет заменить вас и при этом сохранить свой престиж. Вы будете героем. И ваши переговоры относительно сборов будут вестись с позиции силы.
 Юран уставился на нее с изумлением. Ему показалось, будто из-за туч выглянуло солнце и согрело ему лицо. Непонятно было, решит ли это проблему с цардитами и мятежниками. Но это определенно уменьшит беспорядки в городе и давление на его жителей. И возможно, не только в городе. Может восстановиться нормальная жизнь. И, что самое главное, он выиграет время. Драгоценное время.
 — Приведи ко мне начальника городской стражи и генерала оборонного легиона. Клянусь богами славного прошлого Атрески, девочка, этот план стоит попытаться осуществить. Почему я не подумал об этом раньше?
 — Иногда мы не видим того, что находится рядом с нами, — отозвалась Меган, изо всех сил стараясь не показать, насколько она обрадована.
 — Спасибо, что нашла мужество высказать свои мысли. Возможно, мы еще выберемся из этой каши, и, если это произойдет, я позабочусь о том, чтобы тебя вознаградили. А теперь иди. Нам надо очень много сделать, если мы хотим спасти Атреску от всеобщей гражданской войны.


* * *

 На этот раз дозорные заметили их приближение, но было ясно, что цардиты и не стремились нагрянуть неожиданно. Это был третий налет. В Броде Чаек все знали, что это означает, и приготовились. Собрание в базилике выдалось долгим и безрадостным, но в конце концов желание жить и работать в том месте, где они родились и выросли, перевесило все другие соображения.
 Претор Лина Горсал вышла к тому месту, где цардиты должны были войти в город, и застыла в ожидании. Она смотрела, как они проезжают через пригородные фермы и замедляют скорость, переходя на рысь, а потом и на шаг. Цардиты их заметили, и, что важнее, они так же увидели алтарь Юни, атресской богини плодородия. Шло время жары и урожая, и Юни предстала во всем великолепии, купаясь в радости своих творений на земле.
 Горсал стояла под синим небом и обжигающим солнцем, и над ее головой неподвижно висел флаг переговоров. Рядом с ней находились ее управляющие и судьи, все в одежде соластро и без оружия, хоть они и перекрыли дорогу.
 Цардиты приближались, чувствуя себя настолько уверенно, что даже не обнажили сабли. Вымпелы трепетали на концах примерно пятидесяти копий отряда, численность которого приближалась к ста пятидесяти. Из-за жары они надели только легкие доспехи для верховой езды. Луки с незакрепленными тетивами были заброшены за спину. Лошади выглядели здоровыми, хотя и несколько утомленными ездой.
 Предводитель цардитов спешился, когда они приблизились на двадцать ярдов. Его сопровождали шесть телохранителей. Горсал обрадовалась, что это снова он, хоть он и вышагивал так, словно являлся господином всех окрестных мест.
 — Претор Горсал, — сказал цардит, чуть наклоняя голову.
 — Сентор Ренсаарк, — отозвалась Лина Горсал, вспомнив его чин, равный чину центуриона.
 — Вы все еще здесь, — проговорил он на эсторийском с сильным акцентом. — Это вызывает уважение. И по этому я заключаю, что ваши мольбы, обращенные к вашему маршалу, имели успех. Если, конечно, вы не желаете смерти.
 — Ни то, ни другое. — Горсал указала на флаг переговоров. Ренсаарк нахмурил брови и напрягся. — Выслушайте меня, если хоть немного меня уважаете.
 Ренсаарк пожал плечами, предлагая ей продолжать.
 — Наши мольбы и требования, обращенные к маршалу-защитнику Юрану, отвергнуты. Ваше заявление, которое мы ему передали, вызвало только смех. Но мы — город, который не желает умирать за тех, кто отказывается защищать нас в наших домах и предлагает нам только сомнительное убежище в палаточном городе рядом с Харогом.
 Мы хотим мирно жить здесь, в Броде Чаек. Мы хотим торговать с нашими соседями, будь они из Конкорда, Атрески, Карка или Царда. Нам нужна простая жизнь — и у нас простые желания. И потому мы пришли к решению.
 Она повернулась и протянула руку к поселку, подавая знак. На каждой крыше Брода Чаек были установлены флагштоки, и у каждого стоял один из жителей. По ее сигналу флаги развернули. Поле, разделенное по диагонали на золотую и белую половины с золотым солнцем на белой части и белым — на золотой.
 Это были флаги прежней монархии Атрески.
 Лина Горсал обернулась к Ренсаарку.
 — Мы больше не считаем себя союзниками Конкорда. В этом небольшом поселении мы стали независимыми, возрождая старую Атреску. Вы видели, что алтари, которые орден хотел разрушить, снова гордо стоят на наших полях. А теперь вы видели наши флаги. Мы здесь все едины, так что теперь решать вам, сентор Царда. Убивайте нас или торгуйте с нами. Возвращайтесь к тому, что было, или оставайтесь навсегда нашими врагами. Что скажете?
 Ренсаарк посмотрел на флаги, а потом — снова на Горсал. Отрывистые слова какого-то приказа заставили ее вздрогнуть. Его люди спешились и повели коней в поводу. Лицо Ренсаарка расплылось в широкой улыбке, продемонстрировавшей сломанные гнилые зубы.
 — Страхи для вас позади, и дружба с королевством Цард возвращается снова. С вашего шага начинается гибель Конкорда. Этот день — исторический. Это день победы без крови.
 Он протянул к ней руки ладонями вверх. Проглотив отвращение к прошлым делам этого человека, Лина Горсал положила ладони сверху. Договор заключен. Судьба решена.




 ГЛАВА 27


  848-й Божественный цикл, 1-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Они вышли за четыре часа до рассвета, их песни и молитвы разорвали тишину ночи. Генерал Гестерис ехал во главе своей армии, двигаясь на юг, чтобы встретить новую угрозу. Он первым громко запел гимн Эстории, который подхватили сначала его экстраординарии, после чего он стремительно пронесся по колоннам пехоты и кавалерии.
 Звуки гимна всегда вызывали у Гестериса дрожь. Тридцать тысяч голосов возносили хвалу своей стране и Конкорду.



    Эстория, Эстория, Жемчужина мира! 
    Великая битва, великий поход — 
    Велик и славен Конкорд. 
    Все вместе мы едины, 
    Мы в бою непобедимы. 
    Голову враг склоняет, 
    И вновь Конкорд расцветает. 
    В нашем сердце всегда 
    Бог, Адвокат и семья. 
    И весть о нашей победе 
    Подхватит Эстория вся. 



 На востоке и на севере на другом берегу реки в лагерях цардитов горели костры. Ответное пение донеслось до них, создав немыслимую какофонию, разлившуюся по всей равнине. Гестерис почувствовал подъем духа. Первые схватки состоятся на словах и в песнях. И он отдавал должное их важности.
 Гестерис удивился и обрадовался тому, что цардиты навязали ему бой. Видимо, силы Конкорда на флангах двигаются хорошо. Но какой бы ни была причина, ему надо отреагировать на несколько неожиданный демарш противника.
 По восточному берегу реки Тарит подходила еще одна армия. Цардиты выставили разведчиков по южным топям, но не у начала ущелья, поскольку мосты разрушили. Гестерис не мог определить, было ли их разрушение умелой уловкой, однако такой ход внушал ему уважение. Больше всего его смущало то, что сам он не проявил достаточно ума и фантазии, чтобы проделать такое самому.
 Цардиты установили понтонный мост в шестидесяти милях к югу, наводя его медленно и только в те моменты, когда армии стояли друг напротив друга на берегах реки. Они вывели новые отряды из центра, не встретившись с Джорганешем и Дел Аглиосом, и расположили их в неосвещенном лагере на сухом участке, где на склонах ущелья начинался лес.
 Имея в запасе два дня для перестройки войск после подтверждения угрозы, Гестерис встретился с командованием всех трех армий. Сейчас, на третье утро, он был готов. Воины Конкорда наконец получат свою битву. Он разделил силы на четыре части — и самая мощная находилась по его правую руку и под его командованием. Гестерис рисковал. Необходимо быстро сломать цардитскую армию на их берегу Тарита и надеяться, что при этом его ослабленные силы устоят у брода.
 Справа на его армию надвигались значительные силы. Шли пятнадцать тысяч пехотинцев, которых поддерживали четыре тысячи лучников и, что самое опасное, шесть тысяч внушающей ужас степной кавалерии. Гестерис взял всех катафрактов трех армий, подкрепил их легкой пехотой и двумя третями конных лучников, разместившихся на флангах. В центр он поставил две фаланги, намереваясь пробить фланги, используя мечников-гастатов в качестве движущей силы. Принципии и триарии будут использованы как ударные отряды для подкрепления фронта.
 Гестерису не хотелось вести бой с линией фронта, выгнутой под прямым углом, и потому он на милю отвел армию от сил, оставшихся у брода. Если врагу удастся прорваться, у него должно остаться время на то, чтобы укрепить тыл и расчистить путь отступления к лагерям.
 Приближаясь к намеченным позициям и ощущая, как утреннее солнце начинает раскаляться за тонким слоем облаков, генерал смог рассмотреть силы Царда. Они подходили боевым построением, являя собой внушительную картину. Колонна шириной около тысячи ярдов быстро продвигалась по равнине, обтекая острые пальцы скал. Шум шагов звучал в такт их песням.
 Кавалерия ехала по обоим флангам, и ее строй выглядел внушительно даже на расстоянии, превышавшем милю. Гестерис тщательно подбирал слова, чтобы поставить задачу мастеру Келл, которой предстояло командовать всей кавалерией на этом фронте. Перед ней были не только что набранные рекруты. Степную кавалерию формировали на севере и востоке, территориях, граничащих с Сирраном и каменистыми землями северной части Карка. Прекрасно обученная и оплаченная богатыми землевладельцами, она всегда представляла собой достойного противника Конкорду. Наступит день, когда степняки станут союзниками, которыми он будет горд командовать.
 Гестерис наблюдал, как его конные лучники и легкая пехота впереди отбивают атаку цардитов. Произошли уже четыре стычки, что показывало намерение обеих сторон вести серьезный бой. Пока Конкорду удавалось одерживать победы. Его конные лучники на быстрых и свежих конях действовали умело.
 Он дал сигнал повернуть направо, и армия в идеальном порядке начала разворачиваться. Через час формирования завершились, и стычки в основном пошли на флангах. Цардиты продолжали сближение, увеличив скорость, а на дальнем берегу реки вот-вот должна была начаться атака.
 Гестерис видел флажки, передающие приказы, и слышал топот ног и лошадиных копыт, перестраивающегося по приказам командующих войска. Он проехал перед линией своих воинов, выкрикивая оскорбления приближающемуся неприятелю. Сейчас было не время для красивых речей. Сейчас необходимо показаться солдатам и придать отваги тем, кто еще ни разу не побывал в бою.
 — Солдаты! — выкрикнул он. — Вы — Конкорд! Сражайтесь упорно и побеждайте! Ни шагу назад!
 Генерал повторял эти слова вдоль всей линии фронта, принимая приветственные крики пехотинцев и салюты кавалеристов. Они были готовы. Он обогнул правый фланг армии и галопом поскакал на место, откуда собирался вести наблюдение. Место, надо сказать, не слишком удачное, поскольку ландшафт был плоский, но тут хотя бы под ногами камень, а не болото. Большинству его отрядов повезло меньше. Утешает лишь то, что противник будет страдать точно так же.
 Вестовые, помощники и сигнальщики ожидали распоряжений. Его штандарт развевался на ветру.
 — Мне надо, чтобы вы передавали информацию с максимальной скоростью. Быстрее, чем когда бы то ни было. Мне нужны новости с бродов — точные и исчерпывающие. Не подведите меня. — Он кивнул, принимая их подтверждения готовности. — Отлично.
 По равнине пронесся оглушительный грохот. Цардиты перед ним и у брода ударили оружием в щиты, издали боевой клич и пошли в атаку. Противостояния на малом расстоянии не будет. Ни обмена оскорблениями, ни длительного обстрела из луков и арбалетов. И тактических наступлений тоже.
 Гестерис ощутил волну сладостной дрожи.
 — Фалангам стоять. Лучникам готовиться! — закричал он, и сигнальщики передали его приказ отрядам. — Кавалерия действует по ситуации.
 Цардиты шагали быстро. Кавалерия шла на флангах медленной рысью, но кони рвались в галоп. Слева от него мастер Келл выставила катафрактов перед отрядом конных лучников, приказав им нацелиться на правый край противника и ждать приказа атаковать.
 Позади мечей и копий гастатов стояли лучники, закрепив тетивы, изготовив луки и запасаясь стрелами, воткнутыми в землю у ног. Цардиты приближались и уже находились в пределах досягаемости стрел, их намерение заключалось в том, чтобы ударить по армии Конкорда быстро и мощно. Гестерис посмотрел назад и налево. Та же ситуация складывалась у ближайшего брода и, как он предполагал, у тех двух, которых он не видел.
 Громко зазвучали приказы. Стрелы летели тучами, впиваясь в ряды цардитов. Гестерис видел, как люди спотыкаются и падают, как с голов слетают шлемы, как руки и ноги дергаются под ударами. Они не замедлили наступления. Стрелы и болты цардитских арбалетов отвечали из-за передней линии, ударяясь о щиты гастатов. Но организовать массированный и прицельный обстрел не удавалось из-за движения.
 Цардиты подошли на расстояние пятидесяти ярдов, когда их кавалерия ринулась в атаку. Гестерис видел примерно половину атакующих. Внушительное зрелище. Три тысячи конных всадников с топотом понеслись вперед. Пот струился по крупам коней, грязь хлюпала и разлеталась из-под копыт. Они стремительно вынеслись из-за флангов своей пехоты, не опасаясь полетевших на них стрел.
 Командиры мечников и конников отреагировали быстро. Катафракты Келл выставили пики и двинулись вперед, сверкая доспехами под лучами солнца. На флангах манипулы, вооруженные гладиусами, сомкнули щиты в боевом порядке и стали ждать, чтобы волна разбилась о них. А в центре две фаланги пригнулись и ощетинились смертоносными копьями.
 Стрелы летели над их головами рой за роем. Грохот стал оглушительным. Бойцы Конкорда ревели, подкрепляя свою решимость, яростно выкрикивали оскорбления в лицо врагам, которые удерживали ровный строй даже на последних ярдах. У себя за спиной Гестерис услышал звуки начавшей обстрел артиллерии.
 Кавалерия и пехота сшиблись, и по равнине прокатился гром. Кони вставали на дыбы, шарахались или рвались вперед. Всадники рубили и кололи. С боков в схватку галопом врывались новые. В центре его катафрактам удалось клином разрезать строй, дав возможность конным лучникам стрелять поверх их голов.
 Всадники и кони гибли десятками. Звучали ужасающие вопли, и конское ржание заглушало людские голоса. В воздухе стоял кровавый туман, крутясь вихрями в лихорадочной горячке битвы. Келл вводила в сражение новые отряды, давая другим возможность отступить, перестроиться, развернуться — и снова войти в бой. Жестокость схватки потрясла даже такого закаленного генерала, как Гестерис, и он понимал, что так продлится недолго.
 Относительное спокойствие в рядах пехоты ошеломляло. Первое столкновение вызвало небольшое отступление сил Конкорда, за которым моментально последовало выравнивание рядов. В центре в лязге и скрежете металла сцепились фаланги, и это противостояние могло длиться в течение всего дня. Однако победа или поражение — решать не им. На флангах пехоты — Гестерис мог обозреть оба, когда поднимался на стременах, — кипело особенно яростное сражение. Короткие копья и стрелы все еще продолжали летать над головами, повергая на землю солдат с обеих сторон. На линии боя солдаты Конкорда стояли тесным строем против более свободного построения цардитских воинов. Солдаты Гестериса использовали высокие прямоугольные щиты как тараны, стремительно выдвигая их вперед и приоткрываясь, чтобы нанести укол или удар, и снова заслоняясь ими, при этом почти не оставляя противникам времени для ответа. Доспехи цардитов оказались легче, чем у его пехотинцев. Кожа с металлическими накладками позволяла им двигаться быстрее, чем кольчуга, нагрудник и шлем Конкорда. Щиты из дерева и шкур успешно блокировали прямые выпады, а слегка изогнутые сабли были длиннее и лучше приспособлены для рубящих ударов.
 Гестерис продолжал наблюдать за боем.
 — Заставьте их стоять, — приказал он. — Утомите их. Измотайте.
 В ответ на его слова взметнулись сигнальные флажки. Всадники поскакали позади строя, разнося приказы. Генерал снова опустился в седло и пристально поглядел в сторону бродов. Лучники вели навесной обстрел самих переправ. Снаряды катапульт взлетали высоко в воздух и рушились вниз, в реку. Струи воды взметались высоко в воздух. Грохотали баллисты. А внизу, на передней линии, ровным строем стояли его солдаты, ощетинясь копьями и мечами и составив оборонительную стену из щитов.
 Гестерис пропустил это зрелище, мощь и оглушительный грохот через себя. Он ощутил странную безмятежность, всегда наступавшую после начала схватки. Обе стороны держали строй, ни про одну нельзя было сказать, что она побеждает. Сражение вступило в стабильную фазу. Именно в такой момент талантливый генерал может предпринять действия для того, чтобы одержать победу. Ему смутно показалось, будто он слышит лай собак.
 Глядя вперед, Гестерис увидел, что отряды кавалерии стали расходиться после первой стычки. Именно там все и произойдет. Степная кавалерия определяет боевой дух цардитов, в этом он не сомневался. И открыть один фланг смертельно опасно. Генерал дал шенкеля коню и в сопровождении экстраординариев поехал искать мастера Келл.


* * *

 Великолепие игр произвело впечатление даже на Эрин Дел Аглиос. Будучи Адвокатом и дочерью Адвоката, она видела их достаточно часто. Официальное открытие десятидневных игр ознаменовалось теплым солнечным днем над Эсторром. Солнце заливало главную арену, отбрасывая тени колонн, арок и флагов на овальную бетонную дорожку и посыпанное песком центральное поле.
 Эрин ехала на колеснице во главе дворцовой процессии через Врата Победы. Она проследовала по торжественной аллее и мимо садов Адвокатов, где скульптурные изображения ее предшественников украсили цветами. Вдоль всего пути выстроились толпы. Над их головами разрисованные транспаранты повествовали об истории возникновения Конкорда, а имена героев ярко выделялись на фоне обрамлений из классического орнамента. Адвокат принимала аплодисменты и приветственные крики толпы, потом увидела, что порядок обеспечивают воины Первого легиона, и приветливо замахала им в ответ.
 Она проехала мимо садов, там уже четвертый день шли соревнования, в которых определялись финалисты для выступления на арене. Вокруг временных площадок устроили трибуны, и толпы людей стекались посмотреть, как лучшие граждане Конкорда демонстрируют мастерство владения мечом, пикой, луком и метательным копьем. Хотя очень многие умелые воины отсутствовали, находясь в действующей армии или, как в случае с Джередом, выполняя индивидуальные поручения.
 В других местах проводились отборочные соревнования бегунов на скоростные забеги и выносливость, всадники проводили заезды с барьерами или демонстрировали навыки выездки. По овальной дороге в северной части садов неслись колесницы, а команды со всех уголков Конкорда штурмовали сложные маршруты, которые будут воспроизведены на арене ближе к концу игр.
 Все шло как должно. Ученые Адвокатуры обещали непревзойденные зрелища, как традиционные, так и новые. В последний день арену должны были освободить и построить там уменьшенную модель Тирронского моря вокруг острова Кестер. Ничто из того, что Эрин доводилось видеть, не могло сравниться с реконструкцией осады острова Кестер, которая проходила в шестьсот тридцать третьем цикле, перед самым падением Гестерна.
 Настоящие чудеса инженерного искусства, совершенные для того, чтобы создать миниатюрные модели кораблей, замка и артиллерии, не переставали ее изумлять, хотя за свою жизнь Адвокат видала подобное зрелище уже полдюжины раз.
 Эрин поднялась по ступенькам в главную ложу на первом ярусе стадиона и ступила на темно-зеленый ковер, уложенный вокруг стоящего в центре роскошного трона. Канцлер Фелис Коройен уже сидела на отведенном ей месте, как и гласы Ветра, Моря и Земли. Справа расположились приближенный круг организаторов и двое ее детей: семнадцатилетний сын Адранис и четырнадцатилетняя дочь Тулин. Тулин выглядела недовольной и, конечно же, предпочла бы оказаться где угодно, только не здесь. А вот Адранис смотрел на происходящее с неприкрытым изумлением.
 Эрин прошла вперед, и шестьдесят тысяч зрителей взревели и начали скандировать ее имя. Она впитывала все происходящее, окончательно уверившись, что ее решение провести игры оказалось абсолютно правильным. Как можно было сомневаться в том, что желание вспомнить о прошлой славе по-прежнему ярко горит в душах ее подданных? Как можно было называть это напрасной тратой времени и денег, когда игры принесли всем столько бурных эмоций и энергии?
 Скандирование продолжалось. Кулаки вздымались вверх, шарфы развевались, их ослепительное праздничное разноцветье заполонило стадион. Жар охватил ее, и Эрин закрыла глаза, ощущая прилив сил. Этим окупались все неприятности, связанные с организацией. Она открыла глаза и подняла руки. Зрители затихли, и Адвокат заговорила громко, так что ее голос разнесся по всему стадиону, эхом отражаясь от умело расставленных специальных архитектурных элементов.
 — Граждане Эсторийского Конкорда, добро пожаловать на торжество вашего мира. Торжество, которому мы посвятим эти величайшие игры из всех, что когда-либо происходили!
 Приветственные крики разнеслись по стадиону. Чудесный, ошеломляющий шум.
 — Все, что нас окружает, создано трудом наших рук и полито потом и кровью наших легионов, которые и сейчас заняты тем, чтобы увеличить славу Конкорда. В ближайшие десять дней вы увидите чудеса из дюжины стран. Вы увидите лучших атлетов, всадников и воинов, которые будут состязаться за почетные Позолоченные Листья Конкорда. Вы увидите сильнейшие команды, собранные, чтобы бороться за приз чемпионов — Золотые Копья Окетара. И вы увидите, как перед вами разыграют величайшие победы, одержанные Конкордом. Смотрите, граждане, и знайте, что ваши труды, ваши жертвы и ваша воля — это то, что делает Конкорд великим. И что благодаря вам наше величие возрастает. Пусть же начнутся игры!
 Прозвучали фанфары, которые едва могли состязаться с возобновившимися приветственными криками и скандированием. Эрин отступила обратно к своему месту, помахала рукой, поворачиваясь во все стороны, и села. Первые атлеты вышли на арену, шум немного утих, и она почувствовала прикосновение к локтю. Адвокат повернулась налево и улыбнулась канцлеру Коройен.
 — Вдохновляющая речь, Эрин, — сказала она. — И толпа жаждет развлечений. Трудности военного времени подорвали дух наших граждан, так что даже ордену не удавалось поддерживать всех. Эти игры — мастерский ход, и мы будем проповедовать слово Всеведущего перед возродившимися людьми. Я благодарю тебя от лица нас всех.
 — О, спасибо тебе, Фелис, — отозвалась Эрин. — Меня радует твое одобрение.
 — А как еще я могла отреагировать? Я чувствую, что люди словно обрели новую жизнь. А торжество Конкорда — это торжество Бога.
 — Будем надеяться, что игры никого не разочаруют.
 — И тем более удивительно, что казначей Джеред не сидит подле тебя, обеспечивая тебе ту же поддержку, что и я.
 Эрин постаралась сохранить нейтральное выражение лица.
 — Работу сборщиков нельзя прерывать даже ради таких игр. Игры прославляют Конкорд, но мы по-прежнему находимся в состоянии войны. Необходимо собирать налоги.
 — Слово Бога тоже необходимо распространять по всему Конкорду, и в первую очередь — на наших новых территориях. Тем не менее, мы постарались привезти на игры делегацию высших служителей. Гражданам необходимо нас видеть. Им нужно видеть и сборщиков.
 — Ты в этом уверена? — спросила Эрин, раздражаясь. — Большинство людей будут только рады отсутствию левимов. Эти формирования не пользуются любовью в Конкорде.
 — И у ордена есть противники…
 — … которых с каждым днем все меньше.
 — … но чтобы нас воспринимали как силу добра, каковой мы, безусловно, являемся, нужно, чтобы мы выглядели великодушными. И способными получать удовольствие от жизни, как и простые граждане. В конце концов, если мы не будем понимать людей, как мы сможем ими руководить?
 — Сборщики не стремятся стать духовными наставниками, — отрезала Эрин. — Думаю, нам стоит радоваться, что мы здесь, и не тревожиться о тех, кого здесь нет.
 Коройен снисходительно улыбнулась. Парадное одеяние — тога цвета темной охры, поверх которой повязан кушак с золотой каймой, сшитый из темно-зеленой ткани, — придавало ей гордый и величественный вид, чем она и упивалась. Золотой обруч в виде переплетенных корней, которые соединялись на лбу веткой с листьями, довершал облик канцлера.
 — Просто я слышала, что он уехал из Эсторра в дурном настроении.
 Эрин пристально посмотрела на нее.
 — Возможно, он досадовал, что его обязанности помешают ему добиваться Позолоченных Листьев в фехтовании.
 — Возможно, и так. Хотя я слышала, что это результат того разговора с тобой, когда он высказался против игр. И что это удаление, а не необходимость, связанная с его обязанностями. — Эрин ничего не ответила, но Коройен настойчиво продолжила: — И к тому же он, как мне кажется, уехал в сопровождении таких странных спутников… Арков из дворцовой стражи и твой главный ученый Д'Алинниус. Последний, безусловно, принес бы тебе больше пользы, останься он здесь, ты не считаешь?
 — Господин Джеред попросил, чтобы его сопровождали именно эти люди, и я согласилась.
 — И тем не менее… Странная делегация для сбора налога. В Карадуке есть проблемы? Насколько я поняла, он направлялся именно туда.
 — Ты много чего понимаешь, Фелис. И далеко не все должно тебя касаться. Твои гласы из Карадука сообщали о каких-нибудь проблемах?
 — Нет.
 — Тогда это и есть ответ на твой вопрос.
 — Но Карадук меня всегда занимал. Информацию из некоторых его отдаленных уголков бывает очень трудно получить. Можно подумать, кому-то нужно, чтобы я не слышала о том, что там происходит.
 — И что может происходить в таком спокойном месте, как Карадук? — Эрин рассмеялась, но почувствовала, что это вышло неубедительно.
 — Действительно, что?
 Взгляды двух женщин скрестились в безмолвном поединке. Внизу под рев толпы начался четвертьфинал гонок на колесницах. Эрин повернулась, чтобы наблюдать за состязанием, прекрасно сознавая, что Коройен не отвела взгляда.




 ГЛАВА 28


  848-й Божественный цикл, 1-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Мастер Келл следила, как конные лучники Девятой алы, Диких Копий Атрески, выдвигаются в брешь, которую создал второй отряд катафрактов, приданный Второму легиону. Ее собственным легионом были Медвежьи Когти Эсторра. Они поливали стрелами кавалерию цардитов, которая временно смешалась, пытаясь организовать отход и перестроение.
 — Приказ Первому тяжелому! — заорала она сигнальщику. — Расширить брешь!
 Флаги взметнулись и опустились, три одновременно. Наблюдатели кавалерии передали распоряжение ее первому отряду катафрактов, взятому от Тридцать четвертой алы. Громы Тундарры собрались и атаковали, быстро двигаясь в центре пехоты, защищавшей их фланги. В то же время лучники Диких Копий развернулись и галопом ускакали. Когти держались за ними, чтобы не втянуться слишком далеко в брюхо степной кавалерии.
 Врагу не давали передышки. Первый отряд катафрактов вломился в наполовину разбитый строй, оттесняя его еще дальше. А следом за ними снова вернулись лучники, чтобы сбивать с седел потерявших ориентацию всадников и калечить коней. Атака шла как по учебнику, и цардиты начинали слабеть.
 Позади пехоты Гестерис направил манипулы принципиев к левому флангу строя, заставляя цардитов отступать. И пока правый, как было приказано, держался и связывал противника, левый неудержимо продвигался вперед. Келл чувствовала себя живой и энергичной, хотя солнце уже миновало зенит и продолжало палить, выпивая силы тех, чей дух начинал слабеть.
 Она понимала, что легионы Конкорда под тяжелыми доспехами больше страдали от жары, но свидетельства их превосходства помогут воинам выстоять в течение всего дня. Гестерис старался сменять гастатов по мере возможности, и его тактика начала приносить плоды. Фаланги держались без труда. С обеих сторон было очень мало раненых. Однако тревога постепенно разъедала ряды цардитов. Известия о медленном продвижении прокатывались по их рядам. Если фланг сомнется под давлением, Конкорд окажется у них в тылу.
 — Пора этим заняться. — Келл повернула лошадь и направила ее в сторону командира манипул левого фланга. — Продолжайте их оттеснять. Я сейчас вернусь, — приказала она своему заместителю.
 Она двинулась через отряды временно отдыхающей кавалерии, поздравляя их с успехом и требуя новых усилий, чтобы обеспечить победу. Броды позади пока удавалось надежно удерживать, хотя потери обеих сторон были большими из-за того, что бой сосредоточился на коротком участке фронта.
 — Нунан! — заорала Келл, перекрывая шум.
 Мастер мечников Медвежьих Когтей стоял перед триариями, отправляя в бой манипулы принципиев в соответствии с приказами, переданными от Гестериса. Шлем с зеленым плюмажем выделял его из окружающих. Доспех, еще утром начищенный до блеска, покрывали грязь и кровь.
 — Нунан!
 Он не услышал мастера конников, пока она не оказалась практически над ним. Треугольное, с выступающими скулами лицо Нунана тоже было забрызгано грязью.
 — Ты заехала далеко от дома!
 В такой близости от боя им приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. Всего в ста ярдах от них снова столкнулись оба строя. Звон оружия и стук щитов громом разносились вокруг — от этого шума удается отрешиться, лишь когда сам вступаешь в бой.
 — Мы можем одержать победу здесь и сейчас. — Келл наклонилась в седле, когда Нунан подошел ближе, и чуть понизила голос. — Мы можем сломать степняков на левом фланге и оказаться за ними. Но мне нужна твоя помощь, и мне нужно, чтобы ты поддержал меня перед Гестерисом.
 — Ты думаешь, он сам этого не увидит?
 — Ты же его слышал! Он настаивает на тактике мягкого давления и выматывания. Он осторожен, а сегодня слишком жаркий день для твоей пехоты. Все может пойти наоборот. Я хочу позаботиться, чтобы этого не случилось. Ты готов?
 — Ну, мне не хочется париться в доспехах дольше, чем это необходимо. — Нунан соскреб с лица часть грязи.
 — Тогда садись позади меня. — Келл улыбнулась.
 Нунан взгромоздился на ее лошадь.
 — Поддерживай темп, — приказал он заместителю. — Не отступай ни на шаг. Скоро будет новый приказ.
 Келл понеслась через ряды солдат, окриками требуя, чтобы они убрались с дороги. Позади фронта царил не меньший хаос. Вестовые и лекари с носилками мелькали там и тут. Легкая пехота, переброшенная от брода, перемещалась на правый фланг. Часть кавалерии Келл направлялась в противоположную сторону: усталых коней вели шагом, их шкуры окрашивали потеки крови. Повсюду под ногами — кровь и грязь.
 Гестерис увидел ее приближение и расчистил дорогу. При виде Нунана он поднял брови.
 — Надеюсь, что бой идет исключительно хорошо, раз вы оба оставили войска, чтобы поговорить со мной.
 Нунан спешился, верхом он чувствовал себя неловко.
 — Мы выполнили ваш приказ, генерал, — отрапортовала Келл. — Они отступают. Но мы можем добиться большего. Разрешите Нунану отправить еще принципиев и даже триариев на левый фланг, где я расчищаю пространство. Им нас не удержать, у них не хватит дисциплины.
 — Если только они не перестроятся и не повторят наш маневр, — возразил Гестерис. — По-моему, ты делаешь ошибку, недооценивая степную кавалерию. Они не сломаются и не побегут.
 — Я отдаю им должное, генерал. Их просто окажется слишком мало, если они будут вынуждены защищать свою пехоту. А сломается именно пехота. — Келл закусила губу. Гестерис молчал. Она продолжила: — Кого они смогут выставить из резерва? Посмотрите на строй. Там в основном лучники и легкая пехота. У них не хватит мощи пробить строй принципиев с гладиусами. А степняки не смогут переместиться налево — иначе мы проломим их справа.
 Келл наблюдала за тем, как Гестерис с большой сосредоточенностью рассматривает поле сражения. Каждая мышца ее тела напряглась от беспомощности и досады. Он привстал в седле и медленно обернулся, чтобы посмотреть на броды, где бой на данный момент, похоже, практически прекратился.
 — Нунан, что ты скажешь?
 — Им трудно из-за наших тесных рядов и опыта солдат, генерал, — ответил Нунан. — Я согласен с мастером Келл. Мы можем сломать их здесь и сейчас.
 — А если они разместили резервы за поворотом реки и позади холма, где мы их не видим?
 — Мы всегда можем перестроиться, чтобы на это отреагировать, — отозвалась Келл. Она резко втянула носом воздух. — Генерал, сейчас самое время. День был долгим, и если мы сейчас ничего не предпримем, мы рискуем, что не добьемся прорыва и будем вынуждены сражаться завтра, не имея никакой уверенности в том, что добьемся такого же преимущества.
 Гестерис посмотрел на нее из-под шлема, хмуря седые брови.
 — Я не стала бы рисковать армией, — сказала Келл, пытаясь подвигнуть его на решение.
 — Безусловно нет.
 Он снова замолчал. Над ними катился шум сражения. Тучи стрел свистели в воздухе. Центурионы выкрикивали приказы. Солдаты двигались, наступая, обороняясь, отступая и нападая. Кавалерия шла в атаку, разворачивалась, перестраивалась и атаковала снова. Келл не понимала осторожности генерала. Исход битвы склонялся в их пользу. Один маленький толчок…
 Но Гестерис, несомненно, учитывал каждого воина и его позицию. Чего у него нельзя было отнять, так это осторожности и взвешенности решений. Ни одна жизнь не тратилась напрасно. Даже жизнь одного человека из восьмидесяти тысяч. За это Гестериса обожали солдаты — и рекруты, и регулярные солдаты легионов, — но меньше ценили подчиненные ему командиры.
 — Они уже укрепляют левый фланг, — проговорил наконец генерал. — И ты заставляешь их чувствовать неуверенность. Казалось бы, атака на правом принесет больше результатов.
 — Там они более опытные, — возразила Келл. — Они вошли в ритм боя. Мне нужен только один отряд катафрактов и один — лучников. Верьте мне!
 Удивление отразилось на лице Гестериса, брови исчезли под краем шлема.
 — Верить? Конечно, я тебе верю, мастер Келл. Вопрос не в этом. — Он снова замолчал: ему в голову пришла какая-то мысль. Мимо них прошагала манипула гастатов: их отвели назад, чтобы дать передохнуть и перевязать раны. — Продолжай давить. Возможно, нам не понадобится делать здесь перестроение. На ближайшем броде все успокоилось, и множество всадников стоят без дела. Попробуем сделать по-твоему. Жди подкрепления и действуй по ситуации.
 Келл улыбнулась и кивнула, но ее слова потонули в тревожных криках, пронесшихся по рядам Конкорда. Она стремительно обернулась. Воздух наполнился воем и свистом.
 — Какого…
 Небо было черно от камней.
 В полном недоумении Келл смотрела, как летучие снаряды падают посреди легионов Конкорда. Тяжелые ядра баллист обрушились на задние ряды гастатов. Каждое весом по три таланта. Удары поражали солдат, поднимали фонтаны грязи и разбрасывали воинов во все стороны. Она увидела, что пехота пришла в движение, словно волны прокатились по тесным рядам манипул, и почувствовала мгновенно возникшую вокруг нее неуверенность.
 Келл их отлично понимала. Такие камни были слишком велики, а орудия для них — слишком тяжелыми, чтобы перетаскивать их по раскисшей земле. Именно поэтому тяжелые катапульты Конкорда оставили для обороны лагеря, повозки и мулы не справлялись с задачей. Цардитам как-то удалось решить эту проблему, и эффект получился внушительным. У них же для ответа имелись только баллисты, снарядов к которым почти не осталось.
 — Обратно в строй! — закричал Гестерис. — Я пришлю тебе резервы. Надо разбить эти катапульты на куски!
 Он находился в состоянии некоторого шока. На линии фронта центурионы требовали двигаться вперед. Легионы перестроились и ревом подбодрили своих товарищей. Стрелы полетели гуще.
 — Как, во имя Бога, им удалось это сделать? — вопросил Гестерис.
 — Это не важно, — отозвалась Келл, хотя ей не менее остро хотелось это понять. Она помогла Нунану взобраться на лошадь. — Присылайте резерв, генерал. Я сделаю остальное.
 Дина Келл отсалютовала генералу, развернула лошадь и поскакала обратно вдоль построения, слыша, как триарии криками подбадривают тех, кто стоит впереди. Приближаясь к левому флангу, она увидела, что в небо по крутой дуге снова взлетели камни. Верхняя точка их траектории находилась очень высоко, что заблаговременно предупреждало о падении снарядов. Однако легионам некуда было деваться. Они подняли щиты, но это бесполезная защита от камней, которые врезаются в беспомощные тела, вбивая одних в землю и словно кегли отбрасывая других. В такой близости звуки ударов вызывали тошноту: басовитый хлопок, сопровождающийся треском разламывающихся щитов, доспехов и костей.
 Нунан соскользнул с лошади и бросился в центр растущей сумятицы, криками призывая возобновить порядок и поднять штандарты. Он старался, чтобы его увидели и услышали. Келл сделала то же самое, проскакав вдоль переднего края обороняющейся кавалерии, где всадники старались успокоить нервничающих коней. Пока артиллерия вела обстрел пехотинцев, но шума и воплей было предостаточно.
 — Держитесь! — крикнула Келл. — Сохраняйте строй, продвигайтесь вперед! Помните, что победа по-прежнему за нами!
 Баллисты сделали ответный выстрел. Болты ворвались в строй резерва цардитов, позади переднего края. Конкорд возобновил бой. На линии сражения капитаны кавалерии усилили давление, отреагировав на происходящее с характерным для них мужеством. Келл видела, что первый отряд катафрактов ведет бой глубоко в рядах противника, поддерживаемый слева отрядом мечников, а с тыла — лучниками.
 Цардиты воспрянули духом и защищали свою пехоту достаточно эффективно, хотя и без уверенности. Далеко налево, ближе в реке, резервы цардитов связали силы Конкорда, возглавляемые вторым отрядом катафрактов. Там ближнего боя не было: противостоящие стороны пытались занять выгодную позицию.
 Дина Келл задержала дыхание, сосредотачиваясь. Ей нужно было определить точку прорыва, чтобы добраться до артиллерии. Сигнальщик ждал рядом с ней.
 — Дай сигнал, чтобы резервные лучники и мечники начали атаку по левому краю. Я ее возглавлю.
 — Есть, мастер Келл.
 Келл снова дала шенкеля лошади, и ее кобыла рванулась вперед. Она понеслась по раскисшей земле. Видно было, как резервы отреагировали на приказ и вышли с места за пределами обстрела, направляясь в ее сторону. Келл подняла руку и махнула вперед, вдоль течения реки.
 Ее захлестнуло возбуждение. Восемьдесят кавалеристов подскакали к ней, топот копыт гулко отдавался в голове. Грязь разлетелась вокруг них, забрызгав ей лицо и доспехи. Келл стерла ее с глаз и послала лошадь вперед, ведя оба отряда в бой. Капитан второго отряда катафрактов заметил ее приближение. Она увидела, как он разворачивает сорок тяжелых всадников, которые выставляют пики и двигаются в атаку, зная, что она их поддержит.
 Келл обнажила меч и вскинула его над головой. Тонкий клинок блеснул на солнце. Пот тек с лица, сердце колотилось в груди. Слева от нее снова громыхнули цардитские катапульты. На этот раз мастер конников смогла их увидеть — и выругалась. Катапульты стояли на бесколесных повозках, их громадные рычаги ударяли о стопоры, отправляя смертоносные снаряды высоко и далеко, на триста ярдов и больше.
 Это были не полевые орудия, а скорее осадная артиллерия. Их протащили по болотистой равнине на огромных санях, а потом закрепили на скальном грунте. Еще один умный шаг, который создал для Конкорда серьезную проблему. Камни падали на легионы. Солдаты гибли, размозженные, покалеченные, отброшенные в сторону. Легионы не будут стоять вечно, не видя контратаки. Келл должна обеспечить ее.
 — Когти, за Конкорд!
 Она вытянула вперед клинок, пришпорила лошадь, переводя в полный галоп, и вломилась в степную кавалерию, всем телом содрогнувшись от силы удара. Катафракты клином врезались в отряд противника и начинали разворачиваться для перестроения. Кругом царила мешанина из конской плоти и стали. Келл замахнулась налево, и ее меч впился в руку всадника-цардита. Он перешел в защиту и блокировал следующий удар, но чья-то пика вонзилась ему в плечо и сбила с седла. Келл углубилась в сечу. Кавалерия следовала за ней. Катафракты отходили, освобождая ей обзор. Стрелы прорезали воздух, упав впереди нее. Цардиты ответили на залп, и на отряд Келл ринулась степная кавалерия.
 Келл повернула лошадь и ударила мечом. Клинок нанес ее противнику скользящий удар по кожаному шлему с металлическими накладками. Воин покачнулся в седле. Келл ткнула острием, попав ему в подмышку, лезвие клинка глубоко вспороло шею его коня. Кровь брызнула в воздух. Один из ее кавалеристов выпал из седла с копьем в груди. Впереди стена степной кавалерии была плотной и протяженной. Обе стороны замедлили движение.
 — Разворот! — заорала она, не желая терять напор. — Лучники, не пускайте их вперед!
 Дина Келл резко повернула лошадь, отводя ее назад и снова выкрикивая приказ. Лучники стремительно выскочили вперед, быстро и точно стреляя с седел, переводя коней на рысь пятками и коленями. Она одобрительно кивнула, промчалась через их отряд под дождем цардитских стрел, развернулась, собрала своих и снова бросилась в атаку.


* * *

 Пока Эрин следила за захватывающим финалом гонок колесниц, ей приходилось сдерживать себя, чтобы не вскочить и не закричать, подбадривая команду Эсторра. В конце концов, Адвокату положено одинаково относиться ко всему Конкорду. Но теперь она вместе с шестьюдесятью тысячами зрителей поднялась с места, чтобы стоя аплодировать каждому великолепному перестроению кавалерии и пехоты Первого легиона, Эсторийским Легендам.
 Безошибочное построение в фалангу, черепаху, клин. Стена щитов стремительно встает на место, когда дождь стрел проливается с платформ, установленных вокруг арены. Ей сказали, что наконечники у стрел металлические, но сейчас точно не определишь. Но это не имело особого значения. Когда стрелы отскакивали или ломались о выставленные против них, сверкающие барьеры зелено-золотых цветов Конкорда, это было невероятно волнующее зрелище.
 Пехоту, которая идеальным строем приближалась к ложе Адвоката, окружала кавалерия. После атаки и прорыва катафракты проткнули движущиеся мишени, заставив кровь Эрин пульсировать в жилах. Конные лучники разбивали глиняные тарелки, стреляя с несущихся галопом коней. Конные мечники схватились в игровом бою с воинами в цардитских одеяниях, налетев на них, заставив их рассеяться и победив.
 Они перескакивали с одного коня на другого, вставали в седлах, пока их лошади неслись по арене. Делали сальто на скаку, прыгали в седла, балансировали, вытянувшись под прямым углом к траектории движения, и свешивались с коней, чтобы подхватить с земли мельчайшие сверкающие монетки, в то время как их лица находились всего в нескольких дюймах от мелькающих копыт.
 Голоса церемониймейстеров давно потонули в приветственных воплях зрителей, когда наконец легион остановился перед Адвокатом. Пыль над стадионом осела, явив зрителям штандарт, на котором изображались вздыбившийся белый конь и перекрещенные копья дома Дел Аглиосов. Она поклонилась генералу легиона, и Легенды удалились со стадиона под возобновившиеся крики толпы. Эрин повернулась к канцлеру.
 — Разве мы можем сомневаться в превосходстве наших армий? — воскликнула она. — Ни одна страна не способна устоять перед таким умением.
 — Хотелось бы мне, чтобы каждый солдат и всадник были так же хорошо обучены, — отозвалась Коройен.
 — Годы кампаний под командованием моих генералов и центурионов — это достаточно хорошее обучение, — отмахнулась от нее Эрин. — Чем еще нас угостят, хотела бы я знать?
 — Финалы лучников-охотников, — объявил Адранис, заглянув в программку.
 Его лицо раскраснелось от волнения, а сам он напрягся и подался к краю балкона, словно готов был перепрыгнуть через него и присоединиться к играм.
 — Ах, чудесно! — проговорила Тулин, возводя глаза к небу. Она откинулась в кресле, перекинув ноги через один из подлокотников. — Взрослые мужчины ползают по песку и стреляют в чучела зверей.
 — Спасибо, что пошли со мной, — улыбнулась ей Эрин. — Роберто гордился бы вами обоими.
 — Думаю, Роберто сейчас веселее, — откликнулась Тулин. — По крайней мере, то, что он видит, не выдумка и не подделка.
 — Ты позволишь мне вступить в кавалерию, правда, матушка? — спросил Адранис.
 Эрин тихо рассмеялась.
 — Ну конечно! Такому прекрасному всаднику, как тебе, — и не позволить? Наверное, я отдам тебя мастеру Келл. Она сделает тебя лучшим.
 Адранис просиял.


* * *

 Слова Гестериса громко отдавались в голове Келл. Степная кавалерия оказалась сильным противником. Великолепные всадники быстро разворачивались и метко били копьями и стреляли из луков с седел. Если что-то их и подводило, то рубка, но сначала к ним надо было подобраться поближе, чтобы достать клинком.
 Отряды Келл быстро расправились с регулярной конницей цардитов, и ей уже казалось, что прорыв удался. Однако присланный Гестерисом резерв столкнулся с большой группой степной конницы, примерно в три сотни сабель. Все это время камни, каждый в вес человека, продолжали падать. Пока до катапульт добраться не удавалось, и Келл знала: Гестерис тревожится, что его пехота гибнет, не подняв мечей на врага.
 Идя на рысях по направлению к врагу, Дина Келл бросила взгляд направо и налево, оценивая распределение своих сил. Она составила один отряд катафрактов из трех, и он протянулся настолько, насколько могла видеть мастер конников. Удар по степнякам нанесут тремя линиями. Позади них пойдут мечники, а над их головами полетят стрелы. Однако такое построение ей навязали противники.
 Противостоящие ей степняки разбились на отряды примерно по двадцать человек и перемещались относительно друг друга. Их коней покрывала яркая желтая ткань с красной каймой, под которой находились легкие доспехи. Всадники были одеты в серовато-коричневые кожаные одежды, желтые вымпелы трепетали на концах их копий. Рукояти сабель и концы луков также украшали желтые ленты. Все рассчитано на то, чтобы притягивать взгляд и заставить отвлекаться. И это было не все. Келл ощущала что-то в воздухе. Тревогу, вызванную их репутацией? Но степняки — не единственные всадники, внушающие страх на этом поле боя.
 — Катафракты, вспомните, кто вы! — выкрикнула она. — Мы — воины Конкорда. Мы — Эстория! Мы — Когти, Громы и Драконы! Мы не знаем поражений!
 Кавалерия пошла рысью, приблизившись к противнику на двести ярдов. Пикинеры на флангах переместились, встав по пологой дуге. Степная кавалерия не обратила на них внимания. Келл встревожила новая тактика. Они передвигались небольшими отрядами то медленной, то быстрой рысью, словно играли друг с другом, пока их противники приближались. Мастер конников попыталась угадать, как они поведут себя во время атаки.
 Келл подъехала к капитану катафрактов. Он повернул к ней лицо, на котором шлем закрывал почти все, кроме глаз. Рука в латной перчатке крепко сжимала поводья.
 — Атакуй с пятидесяти ярдов. Иди прямо. Не позволяй изменить твое направление. Мы будем позади и займемся теми, кто тебя пропустит.
 — Да, мастер, — ответил он резковатым госландским говором, который немного приглушало забрало.
 — Да хранит тебя Бог.
 — И тебя. За Конкорд и за тебя!
 — За Конкорд и за меня!
 Приказ капитана передали по строю, и он возвратился для подтверждения. Расстояние до противника сократилось. С обеих сторон полетели стрелы. Когда разрыв составил семьдесят ярдов и часть стрел начала попадать в цель, скорость немного возросла. Шестьдесят. Пятьдесят.
 — Конкорд! Рви их части!
 Кони перешли в галоп, катафракты рванулись вперед, наставив на врага пики, удерживаемые обеими руками. Всадники чуть подались вперед, чтобы компенсировать ожидаемое столкновение. Какую картину они собой являли! Келл подозвала своих мечников и лучников и поскакала следом.
 Сквозь разлетающиеся комья грязи она увидела, что степняки наконец отреагировали. Каждый второй отряд повернулся и бросился вперед, оставив в строю прорехи. Остальные рассыпались, поворачивая к флангам и разделяясь на тройки и четверки. Келл тряхнула головой, не понимая, что происходит.
 Катафракты сшиблись со степной кавалерией. На последнем шаге кони разошлись влево и вправо, пики выбили цардитов из седел, цардитские клинки полоснули по коням и всадникам. Но больше половины всадников Конкорда прошли через строй, не встретив сопротивления. А на флангах степняки уже начали разворачиваться.
 — Боже Всеобъемлющий! — выдохнула Келл. — Лучники! Фланги! Бейте этих ублюдков!
 Враги скакали следом за своими менее поворотливыми жертвами. Ей следовало это предвидеть, следовало предвидеть! Луки согнулись, стрелы полетели. Тяжелые кавалеристы начали падать — слишком много и слишком быстро. Келл понеслась в бой, пробившись сквозь ложный фронт и схватку. Перед ней степняк получил стрелу в горло и упал с коня. Она искала взглядом противника. Стрелы свистели мимо ее головы. По обе стороны падали всадники.
 Она посмотрела налево. Там царил хаос. Степняки раздробили наступающий строй Конкорда на мелкие группы, и все равно на флангах их оказалось больше. Дина Келл увидела, как они соединились и перешли в нападение, как сверкают сабли и летят в воздух стрелы. Позади нее снова ударила катапульта. Келл услышала свирепый лай собак. Сотен собак! Взглянув направо, она увидела, как тучи псов бегут сквозь ряды цардитской армии, словно подгоняемые камнями катапульт.
 Топот копыт, громкий. Келл резко обернулась. Цардитская булава уже опускалась на нее. Она стремительно выбросила вперед меч, но клинок был отбит в сторону, и оружие противника ударило ей в кирасу. Металл прогнулся, и ее обожгла острая боль. Келл выбросило из седла. Потеряв поводья, она отлетела назад и вниз. Последнее, что она увидела, — хвост ее собственной лошади, а потом вздымающаяся земля ударила по ней, лишив сознания.


* * *

 Он оказался простолюдином, но луком владел с исключительным мастерством. Гончар по профессии, а охотой занимался ради отдыха. Он попадал в центр каждой мишени, как только та появлялась из-за укрытия, приводимая в движение проложенной по арене проволокой. Даже Тулин подперла голову рукой, чтобы смотреть на происходящее.
 Как требовали правила, его привели в ложу Адвокатуры, чтобы вручить приз: Позолоченные Листья Конкорда с вычеканенными на них луком и стрелой. Эрин шлепнула Тулин по ноге и жестом велела сесть, как следует, когда победитель, запыленный и радостный, появился из-за занавеса. Он принял приз с глубоким поклоном.
 — Поистине внушительное представление, — сказала Эрин.
 — Спасибо вам, мой Адвокат! — восторженно выпалил мужчина. — Никогда не думал, что буду стоять перед вами. Так много людей стреляют лучше меня.
 — И большинство из них в Царде, — пробормотала Тулин.
 Эрин бросила на нее предостерегающий взгляд. Позже ее ожидает выволочка.
 — Не обращай внимания на мою невежественную дочь. — Она улыбнулась. — Хотя генерал Гестерис был бы рад помощи такого умелого стрелка, как ты.
 — Ему не нужна помощь, чтобы принести победу Конкорду. — Мужчина густо покраснел. — Хотя если меня призовут, я буду горд служить вам.
 Эрин поцеловала его в лоб. Раздались приветственные крики.
 — Ты — наша гордость, гражданин. Наслаждайся успехом.


* * *

 Нунан стоял с гастатами, поддерживая в них мужество, хотя в их рядах нарастал страх, а уверенность стремительно таяла. Рядом с ним юнец не старше восемнадцати лет трясся всем телом в ожидании начала боя. Весь день ему пришлось стоять и смотреть, пока его товарищи упорно сражались, получали раны, погибали или уходили на отдых. Скоро должна была наступить его очередь встать на переднюю линию, и страх стянул его лицо словно маской. Гастат съежился за щитом.
 А теперь начали падать камни, земля содрогалась, и люди позади него превращались в кровавые ошметки. Запах рвоты и мочи примешивался к привычным запахам пота, кожи и крови. Нунан видел, что мальчишка едва удерживается, чтобы не побежать.
 — Ты меня знаешь, воин? — спросил он.
 Мастер мечников позаимствовал у триариев щит и поставил его перед собой, защищаясь от стрел, беспорядочно летевших со стороны неприятеля.
 — Да, мастер Нунан.
 — Тогда встань рядом со мной, и мы будем сражаться бок о бок. Мужайся. Кавалерия разобьет катапульты, и мы победим.
 — Да, господин.
 Грохот стоял оглушительный. Нунан успел забыть, как это бывает, и теперь, ожидая, тоже ощущал боль в напряженных до предела мышцах. Тремя шеренгами дальше, щиты стремительно ударяли вперед, освобождая пространство, чтобы воины повернулись и нанесли удар гладиусом. Цардиты с более длинными клинками и овальными щитами блокировали и парировали выпады. Потери все еще оставались относительно небольшими, но кровь струилась под ногами, смешиваясь с грязью. Звуки внезапной смерти леденили сердце, как это бывало всегда.
 — Стена!
 Приказ пронесся по строю. Щиты взметнулись вверх, закрывая небо. Камни просвистели над головами. Нунан задержал дыхание. Рядом с ним сквозь стиснутые зубы молился юнец. Камни упали. Правее, совсем рядом с ним возникли просвет и опустошение. Нунан покачнулся. Мужчины и женщины вопили. Грязь фонтаном поднялась вверх и разлетелась в стороны. Нунан рефлекторно отдернул голову, почувствовав влажные шлепки, упавшие на его шлем.
 Он оглянулся на юнца, который уронил меч и уставился на свои руки. Их покрывала кровь. На лице у мальчишки — ни кровинки, и глаза как у человека, который вот-вот готов сломаться.
 — Покинь сражение! — приказал Нунан. — Я тебе разрешаю.
 Но парнишка продолжал стоять, пока манипула колебалась вокруг него, а ужасающие крики раздавленных и раненых воинов накладывались на удары стали о щиты.
 — Вперед! — заорал Нунан. — Сила и порядок!
 Его громкий приказ подхватили центурионы, но с поля доносились другие крики. Мастер мечников уловил в них панику и впервые за всю свою карьеру почувствовал, как армия дрогнула. Фаланга рассыпалась.
 — Гастаты, стойте и обороняйтесь! — Он повернулся и побежал отдать приказ, молясь, чтобы Келл удалось прорваться. — Три манипулы принципиев вперед, триарии — в фалангу! Не отступать ни на шаг, не поворачивать!
 Но он видел солдат позади строя, которые отделялись и отступали назад. Теперь цардиты направили против них все силы. Воздух потемнел от стрел, оскорбления противников начали походить на правду. Нунан побежал в центр вместе с обнажившими гладиусы принципиями. Он приказал центурионам возвращать в бой смешавшихся солдат, заставлять легионы держаться. Нунан выдвинул вперед триариев, нуждаясь в их опыте и отваге. Страх пронесется по армии и сломит волю и надежду быстрее, чем любая чума.
 — Мы все равно победим! — твердил он. — Сражайтесь за Конкорд. Сражайтесь за меня! Сражайтесь!
 Однако фаланга попала в трудное положение. Множество камней летело в центр, на передние ряды наседали цардиты, которые пробивались мимо леса длинных копий с помощью сабель и щитов. Триарии бежали на помощь сминающемуся центру, когда справа активно атаковала кавалерия, стараясь ослабить давление на пехоту.
 Нунан поискал взглядом командира фаланги, но того нигде не было видно. Он поймал за ворот перепуганную молодую женщину.
 — Где Кейт?
 — Убит, — ответила она, дрожа. — Попало прямо в него. От него ничего не осталось. Мы проигрываем бой, мастер Нунан.
 — Нет! — рявкнул Нунан. — Иди обратно. Стой вместе с товарищами. Мы победим!
 Он оттолкнул ее от себя, к задним рядам фаланги. Острия длинных копий качались, а не смотрели прямо вверх, как положено. Паника. Опять камни! Опять волна страха. Нунан молился об удаче. Не сбылось. Сорок снарядов снова ударили по легиону, оставляя борозды в грязи и убивая и калеча людей на своем пути. Еще три попали по фаланге. И цардиты немедленно усилили давление, а лучники осыпали стрелами середину и задние ряды. Нунан услышал, как они стучат по щитам.
 — Стоять! — взревел он. — Стоять!
 Неуверенность грозила затопить легионы. Катапульты продолжали стрелять, а цардиты яростно сражались, почувствовав близость победы. Нунан был не готов смириться со своим первым поражением. Он будет сражаться, пока у него останется сила в руках и ногах и пока хватит дыхания, чтобы кричать! Мастер мечников двинулся вперед, в гущу тесного, провонявшего строя. Его присутствие вернуло людей с края отчаяния, помогло снова поверить в себя. Нунан поднял гладиус и возглавил атаку.
 Опять прилетели камни, упав позади него и осыпав по крайней мере четыре манипулы. Однако ожидаемого всплеска вибраций и воплей не последовало. Вместо этого в рядах воцарилась странная тишина. Нунан почувствовал, как что-то жидкое плеснуло ему в спину. Он на мгновение оглянулся. Кровь повсюду. Некоторые солдаты были покрыты ею с ног до головы. Забрызгало всех. Это не камни. Это мешки с кровью!
 — Спаси нас Боже! — выдохнул Нунан. Он стремительно обернулся. — Стоять, стоять! Собаки! Идут собаки!
 И в следующее мгновение все их услышали. Рычание, лай и вой. Цардиты перед армией Конкорда расступились и пропустили собак. Десятки, сотни, тысячи собак! Оголодавших и обезумевших от запаха свежей крови животных. Крови, которая покрывала легионы.
 Собаки мощной охотничьей породы захлестнули первые ряды, павшие под натиском клыков и когтей, перед которыми оказались бесполезны гладиусы и щиты. Собаки протискивались в пространства, слишком маленькие для воина, жаждущие крови и плоти, чтобы утолить голод.
 Нунан взмахнул мечом, распоров одной из собак спину. Пес взвизгнул и обернулся, чтобы укусить, на волосок не достав его кисть. Он бил еще и еще. Теперь собаки окружали его со всех сторон, роем проносились мимо, проникали глубоко внутрь построения Конкорда. Цардиты криками гнали их вперед.
 — Сражайся, Конкорд, сражайся!
 Его крик подхватили центурионы и триарии.
 Во всех манипулах удары стали наноситься сверху вниз. Солдаты рубили и вспарывали собачьи тела, наполняя воздух визгом, воплями и криками. Но вместо каждой убитой собаки подбегали еще две, кусая и вгрызаясь в тела людей.
 Легионеры падали, когда челюсти смыкались у них на шеях, на лицах или крепко захватывали ногу, руку или бок. Мешки с кровью продолжали падать, как мерзкий дождь, но теперь они были перемешаны с камнями, как холодными, так и пылающими, увеличивая хаос. Нунан развернулся, чтобы ударить собаку, и еще одна сбила его с ног. Уже в падении он успел притянуть к себе меч. Собака оскалилась и подалась вперед, чтобы схватить его за спину, где на доспех попала кровь. Нунан нанес ей в бок глубокую рану, и она отскочила. Он поднялся на колени. Зверь снова бросился на него, и он проткнул ему грудь.
 Поднявшись на ноги, Нунан огляделся, ища островки порядка. Их почти не осталось. Кровь пропитала влажную почву. Повсюду ряды гастатов смешались, и это распространилось на принципиев, выстроенных позади них. Собаки везде вызвали неразбериху. Стрелы цардитов снова полетели тучами, а их пехота двинулась вперед, сокращая расстояние между армиями.
 Нунан закричал, призывая своих людей, направляя их вперед, и сам побежал туда же. Его окружили триарии. Это были опытные солдаты, понявшие опасность и стремительно прореживающие стаи собак, которых все еще оставалось очень много. Животные рассеяли гастатов, многие из которых обратились в бегство.
 — Стоять! — взревел мастер мечников. — Стой со мной, Конкорд!
 Стрела пробила ему плечо, прилетев сверху по крутой дуге. Удар был неожиданным и мучительно болезненным. Он почувствовал, как острие прорезало сочленение между кирасой и наплечником. Нунан пошатнулся и схватился за плечо, выронив из ослабевшей руки гладиус. Внезапно навалившаяся тяжесть доспехов бросила его на колени, а бежавшие следом солдаты окончательно сбили с ног.
 Нунан крепко зажмурился от острой боли. Он почувствовал, как его подхватывают, пытаются оттащить в сторону. Когда он снова открыл глаза, то увидел только кровь, льющуюся из раны. Он содрогнулся. На него смотрели лица — встревоженные, испуганные, неуверенные.
 — Бейтесь, — с трудом выговорил он. — За меня.
 Мастер мечников не мог определить, в какую сторону они направились, когда мир вокруг него стал меркнуть.


* * *

 Гестерис увидел, как все начало рассыпаться, и сигнальными флажками передал приказ, чтобы триарии заняли передние позиции. В кризисный момент необходимо использовать их опыт и выдержку. Однако цардитская артиллерия оказалась пугающе эффективной, а на левом фланге кавалерия Келл была рассредоточена и маленькими группами сражалась со степными кавалеристами, идеально приспособленными именно для такого боя.
 Через увеличительную трубу генерал видел, как его лучших катафрактов разделывают степняки. Он видел, как камни пробивают огромные бреши в строю его пехоты, в то время как слишком мало врагов гибло от их мечей и стрел. Видел, как фаланга распадается впереди и в центре. Как падают мешками тела и собаки облепляют солдат словно муравьи. И еще он увидел, как упал Нунан.
 На секунду образовалась брешь. Битва кипела по всему фронту, от стрел потемнело небо. Но возможности Гестериса иссякали. Еще сорок камней рухнули с неба, сминая все на своем пути, и наконец гастаты сломались и побежали. Они бежали мимо умирающих товарищей, мимо сражающихся триариев и принципиев, и собаки преследовали их, кусая за пятки. Бегство началось в центре фаланги и приобретало размах, словно волна, приближающаяся к берегу. Цардиты заметили это и ринулись вперед.
 — Проклятье, нет! — воскликнул Гестерис — Я не проиграю! — Он обнажил меч. — Экстраординарии, со мной! Поднять штандарт!
 Он перевел коня в галоп и помчался на врага. Кавалерия Конкорда выдвинулась справа, чтобы поддержать его. Гестерис пронесся вдоль переднего края цардитов, не обращая внимания на стрелы и сабли. Его клинок разил направо и налево. Он отрубил руку одному воину, отмахнулся назад, ударив в плечо второму, и сбил шлем с третьего.
 Гестерис заставил их отступить — с пятьюдесятью экстраординариями и сотней кавалеристов. Генерал остановился там, где строй уже полностью рассыпался, и резко развернулся, собираясь скакать обратно.
 — Бейтесь! — крикнул он всем, кто мог его слышать. — Обратите их в бегство!
 Гестерис начал вторую атаку, направив коня прямо на цардита, который попятился назад. Конь встал на дыбы, и его копыта ударили солдата по лицу. Позади него шли триарии, увлекая за собой потерявших уверенность гастатов и принципиев. И на один упоительный момент противник смутился.
 Но все больше и больше пехотинцев Царда обегали вокруг генерала, не желая снижать скорость атаки. Пробитая им брешь составила всего сорок ярдов в передовой линии, которая была в десять раз длиннее. И повсюду штандарты Конкорда колебались. Его солдат косили, словно траву, и атаку остановить не удавалось. Краем глаза справа Гестерис заметил степную кавалерию. Конница врезалась в незащищенные манипулы, которые еще пытались сохранить строй. У них не осталось шансов!
 Гестерис снова развернулся и поскакал прочь от разваливающегося фронта. Впереди него, в легионе, уже исчезли последние следы порядка. Гастаты хлынули мимо более опытных частей. Неспособные удержать прилив, те тоже побежали. Цардиты смешались с солдатами Конкорда, не давая им остановиться и срубая их на бегу. Кое-где кавалерия пыталась защищать своих легионеров, но степняки тучами приближались с обоих флангов.
 — Генерал! — крикнул кто-то. — Генерал!
 Он огляделся. Его окружали экстраординарии.
 — Надо добраться до первого брода. Развернуть резерв. Надо остановить наступление цардитов.
 Гестерис снова перевел испуганного коня в галоп. Он не обращал внимания на своих и чужих, вопреки всему надеясь добраться до брода, пока армия еще держится. Но по равнине уже бежали десятки тысяч мужчин и женщин. Грохот и гвалт стояли неописуемые. Земля тряслась от топота ног. Воздух наполняли вопли, стоны и крики торжества.
 Войска у бродов беспомощно наблюдали за этим. С противоположного берега цардиты начали наступление всеми силами, с новой яростью завязав бой с Конкордом. И Гестерис уже видел, как манипулы резерва начинают поворачиваться и бегут к лагерю.
 — Нет, нет! — бормотал он. — Вы должны стоять!
 Они не желали стоять. Гестерис не успел добраться до первого брода, когда степная кавалерия врезалась в незащищенный фланг резерва и тех немногочисленных кавалеристов, которые не участвовали в обороне берега. Он увидел, как армия пришла в движение, словно поле пшеницы под ветром. Сотни голов повернулись, потеряв сосредоточенность. Цардитам осталось надавить чуть сильнее. И они выполнили это идеально.
 Гестерис позволил коню замедлить бег. Надежды не оставалось. Армия у первого брода расползлась, словно плохо сотканная ткань. Целые легионы поворачивались и убегали на запад. Стремительно, словно степной пожар, паника распространилась на второй брод, а затем и на третий. Начиналась она с гастатов. Они убегали с переднего края, открывая цардитам возможность атаковать незащищенных легионеров и срывая все попытки организованного отступления.
 Гестерис увидел, как движутся сигнальные флажки. Командиры отчаянно пытались установить хоть какой-то порядок и ничего не могли поделать. А спустя несколько мгновений им самим пришлось бежать от цардитов, которые ринулись вперед и грозили смести всех.
 — Генерал! — выкрикнул один из экстраординариев, ехавший рядом с ним. — Надо повернуть прямо сейчас. Мы проиграли. Мы сможем остановить их у лагерей, если попадем туда раньше.
 Гестерис кивнул и пришпорил коня. К глазам подступали слезы. Как же это могло произойти? Где были его разведчики? Почему они не предупредили?
 Грохот, гвалт, умопомрачительный шум. Он свистел у него в ушах, словно ветер среди скал. Отряды Конкорда слепо бежали к лагерям. Воины Царда били по их незащищенным спинам клинками и стрелами. Кавалерия пыталась замедлить их натиск, но ее смяли.
 Хорошо хоть катапульты замолчали.
 Гестерис ощутил полное бессилие. До лагерей было больше пяти миль, а степная кавалерия стремительно приближалась. Он пришпорил коня и присоединился к беспорядочному бегству. И единственные победные песни, которые ловил его слух, звучали на незнакомом языке.




 ГЛАВА 29


  848-й Божественный цикл, 1-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Когда Дина Келл пришла в сознание, бой переместился за ее спину. Она приподнялась на локтях. При падении с головы слетел шлем, который валялся в грязи в нескольких шагах от нее. Келл поняла, что совершенно потеряла ориентировку. Сквозь смятую траву она видела неподвижно лежащих лошадей и искореженные людские тела воинов Конкорда и Царда, усеивавшие землю. Сзади раздавался отдаленный рев, а ее окружала странная, принесенная ветерком тишина. Единственное, что шевелилось в этом безмолвии, — гривы мертвых коней и плюмажи шлемов. Где-то далеко лаяли собаки.
 Келл не имела представления, как долго пролежала на поле боя под копытами кавалерийских коней, стрелами, клинками и падающими телами. Наверное, она должна была считать, что ей повезло, но всепоглощающее чувство отчаяния, охватившее мастера конников, заслонило даже физическую боль и превратило в злую насмешку само понятие удачи.
 С трудом сохраняя равновесие, Келл села на корточки. Перед глазами все поплыло. Она ощутила острую боль в грудной клетке и заметила, что правая рука у нее бессильно висит. Быстрый взгляд подтвердил, что удар палицы согнул кирасу, наверняка вызвав трещины и переломы ребер. Она предположила, что ударилась рукой, когда упала на землю. Это не имело особого значения.
 Келл с трудом собралась с мыслями и осмотрелась. В жарком мареве слева двигались фигуры, а далеко впереди виднелась какая-то темная масса. Армии. Однако они больше не вели бой. Не слышно было звуков, которые обычно ассоциировались с идущим сражением, — множества ударов стали о сталь, топота коней, свиста тяжелых снарядов. Ей не хотелось верить своим глазам и ушам, однако не оставалось сомнений в том, что именно случилось. Ссутулив плечи, она опустила голову.
 Из-за движений боль в груди и руке усилилась. Келл постаралась дышать неглубоко. Необходимо двигаться. Она оказалась слишком близко к позициям цардитов и очень далеко от своей армии. Позади по-прежнему текла река, ей не было никакого дела до трагедии, которая разыгралась на ее берегах, и до крови, которая смешается с ее водами, просочившись сквозь почву. Келл с трудом встала на ноги. Она была здесь одна — и это ее радовало. Дина постаралась не думать о том, какой тут царил хаос, когда восемьдесят тысяч солдат бежали по грязи, стремясь добраться до относительно безопасных лагерей. От этого места до них шесть миль или больше. Если организованного отступления не получилось, бойня была ужасная, а количество пленных — чудовищное.
 Будь прокляты цардиты, их камни и их собаки!
 Дина Келл направилась туда, где проходил фронт сражения, пробираясь между трупами и слишком хорошо сознавая свою уязвимость. Она оказалась в одиночестве в тылу врага. Каждый шаг отдавался в ребрах мучительной болью, и, хотя она старалась спешить, идти было трудно. Ноги скользили по грязи и крови, проваливались в глубокие отпечатки копыт. Дина часто спотыкалась и каждый раз охала, словно от удара. Зрение все никак не приходило в норму, и она видела везде призрачные фигуры людей и странные темные очертания, которые оказывались выступами скал или вообще плодом ее воображения.
 Кровь и трупы. Повсюду. Келл в очередной раз споткнулась и упала на колени. Перед ней на земле лежал расходный материал военной кампании. Некоторые тела все еще слабо шевелились. В поле ее зрения их были сотни, разбросанные, словно семена из руки сеятеля. Трепетали лоскуты рваной материи. В грязи блестело оружие. И все было покрыто темными пятнами и воняло. Келл вдруг стало очень страшно.
 Она заставила себя осмотреться. Среди мертвых двигались какие-то фигуры — несомненно, цардиты. Они сосредоточенно пробирались между телами, лежащими на поле, помогали товарищам и ускоряли кончину врагов. Вскоре заметят и ее, а Келл не хотела умирать. Не здесь и не так.
 Она отползла влево, надеясь на то, что рельеф местности и груды тел скроют ее передвижение, и начала осторожно пробираться к берегу реки. Келл не смела оглядываться. Под ней была скользкая земля. Клонящееся к закату солнце поджаривало ее внутри доспеха. Пот смешивался с кровью и покрывал тело. Каждое движение становилось пыткой. Она прикинула, что до берега и укрытия оставалось не больше пятидесяти ярдов. Ей понадобился почти час отчаянно медленных движений, чтобы добраться туда, и каждое мгновение ее преследовал страх, что на плечо ляжет чья-то рука.
 Келл ползла по лужам крови, по телам своих товарищей, по трупам коней, павших под секирами степняков. К тому моменту, когда она дотащилась до края берега и с трудом съехала вниз по склону, чтобы лечь в прохладную воду реки, слезы утрат и отчаяния залили ей лицо.
 Она перекатилась на спину и дала воде омыть тело, продолжая плакать. Одной рукой Келл цеплялась за камни на берегу и смотрела в небо. Солнце скрылось за прибрежным обрывом, вдоль реки дул прохладный ветер. Тело быстро замерзло, и она выползла на отмель под береговым выступом.
 Обрыв нависал над рекой. Здесь Келл пока была в безопасности. Она находилась где-то на уровне того места, где днем шел бой. Первый брод располагался примерно в миле, за поворотом реки. А до Эсторра — две тысячи миль по прямой, и только птица может долететь туда.
 Картины минувшего дня вставали перед ней, хоть Келл и пыталась их прогнать. Какими же они были самоуверенными! Как твердо знали, что их ждет победа! И как успешно их перехитрили. Сколько солдат, которые утром пели гимн Конкорда, сейчас лежало под безупречным покрывалом Божьего неба? Друзья, любимые, великие воины. Сколько их погибло! Усталая безнадежность нахлынула на нее, и Дина закрыла глаза. Хорошо хоть слезы иссякли.
 Разбудила ее песня. Глаза распахнулись навстречу усыпанному звездами небу. На мгновение ее охватило недоумение, а потом Келл вспомнила, в каком опасном положении оказалась. Это были не эсторийские песни торжества, и пели их не на зеленой поляне у казарм Медвежьих Когтей в Эсторре. Сон ускользнул из ее памяти.
 Ночь оказалась теплой и влажной, несмотря на чистое небо. Не пытаясь двигаться, Келл дождалась, чтобы ее глаза привыкли к темноте. А потом ей пришлось напрячь все силы, чтобы не закричать. Пока она спала, грудь и руки одеревенели так, что Дина не могла поднять кисть, чтобы расстегнуть смятую кирасу. Когда волна боли схлынула, она снова пошевелилась, на этот раз медленнее.
 Отчаяние, которое она испытывала перед тем, как погрузиться в забытье, прошло, сменившись жаждой узнать истинное положение вещей. Келл понимала, что поражение было полным, но понимала и то, что тысячи солдат Конкорда рассеялись и бегут с поля боя перед армией Царда, пытаясь найти дорогу домой. Некоторые постараются соединиться и организоваться, насколько это возможно. Другие убегут, спрячутся и исчезнут навсегда, став жертвами собственного страха. Ей необходимо добраться до них, помочь им, постараться собрать сведения относительно масштаба катастрофы.
 Келл поползла вдоль берега реки, стараясь двигаться как можно тише. Она искала место, где можно легче взобраться наверх. Каждое движение мучительно бередило травмы, так что даже небольшой подъем стал для нее испытанием. Посмотрев на болотистую равнину в той стороне, где находился лагерь, она снова чуть было не оказалась во власти слез, беспросветного отчаяния и горя.
 Цардитские победные песни разносились по открытому пространству. Их смех звучал как издевка. Их костры покрывали землю — призрачный ковер пламени, высвечивающего пляшущие силуэты. Но самый сильный пожар пылал в расположении когда-то гордых лагерей Конкорда. Здесь был дом восьмидесяти тысяч воинов. И теперь Келл могла только гадать, для скольких из них он стал погребальным костром.
 Дина Келл смотрела на все это, пока ее взгляд не застило пляшущее пламя. Враги были со всех сторон. Они расположились на равнине во всех направлениях, заполнив землю между нею и лагерем и перекрыв движение в сторону бродов. У нее мало шансов на то, чтобы улизнуть от них, попытавшись сейчас пересечь равнину. Особенно если учесть ее раны.
 Но когда они двинутся вперед, Келл хотя бы сможет точно знать их расположение и направление движения. А если ей удастся найти коня, она к тому же сможет передвигаться быстрее, чем армия на марше. Она может позволить себе выждать, но так или иначе необходимо добраться до Эсторра. До Атрески или даже до Госланда. Это ее долг перед всеми гражданами Конкорда от лица разбитой армии.
 Кто-то должен предупредить их о надвигающейся беде.


* * *

 Кован Васселис отыскал Миррон, в одиночестве гуляющую по саду. День выдался спокойный, крики чаек слабым эхом доносились от скалистых берегов бухты. Солнце светило ярко, но ветерок с моря не давал жаре стать невыносимой. Миррон была одета в простую голубую тунику, столь непринужденно подчеркивавшую ее красоту, что Кован почувствовал себя чересчур нарядным в парадной тоге с зелеными и синими полосами, которую надевал по настоянию отца во время визитов в Вестфаллен. На кожаном ремне, стягивавшем талию юноши, висел гладиус в отделанных золотом ножнах.
 Миррон сидела, прислонившись к дереву, и смотрела вверх, на его больные ветки, крепко прижав ладони к траве. Кован заметил, что вокруг ее пальцев, словно в ответ на прикосновение, выросли зеленые стебли.
 — Я не знал, что это происходит так, — сказал он, радуясь поводу начать разговор.
 Юноша почувствовал, что во рту у него пересохло, а желудок свело нервным спазмом. Глупо, конечно. Миррон на три года его моложе, но всегда действовала на него именно так. Лишь недавно Кован полностью разобрался в том, что это означает, и был твердо намерен завоевать ее, несмотря на конкуренцию. Девочка вздрогнула и резко обернулась к нему, но как только узнала, на ее лице появилась теплая улыбка.
 — Извини, я не хотел тебя пугать, — проговорил Кован, не решаясь подойти.
 — Ничего страшного, — ответила Миррон мягким, мелодичным голосом, — я была очень далеко, потерялась в дереве. Я пыталась понять, почему оно умирает. Что ты сказал?
 — Трава. Я и не знал, что она просто вот так растет вокруг тебя. — Кован указал на ее руки.
 Миррон посмотрела на землю и кивнула.
 — Мы становимся ближе ко всему, что растет. Мне нравится, что растения так на меня реагируют. Словно я распространяю здоровье всюду, куда прихожу.
 Она говорила без всякой заносчивости, голосом, полным изумления и радости. Кован улыбнулся и подошел чуть ближе.
 — Поразительно, на что ты способна. Теперь это все происходит само собой?
 — Нет, — покачала головой Миррон. — Любое дело требует сосредоточенности и сил, как раньше. Но отец Кессиан говорит, что наша скрытая энергия делает многое — например, заставляет траву расти, если мы на какое-то время положим на нее руки. Эта же энергия помогает нам возобновлять силы и убирает морщины.
 — Ты не возражаешь, если я сяду рядом с тобой?
 — Конечно нет! — Она похлопала по земле. — Тут много свободной травы.
 Оказавшись так близко от нее, Кован едва мог справиться с переполнявшими его чувствами. Он слышал ее дыхание, видел изгиб губ, ощущал свежий запах тела и одежды. Он отчаянно хотел коснуться ее — и безумно боялся. Ведь Миррон могла отшатнуться, а он не был уверен, что сможет это пережить. Кован стиснул руками колени.
 — И что же случилось с этим деревом? — спросил он.
 — Пока не знаю.
 — А! — Он помолчал. — А почему ты положила руки на землю?
 — Потому что я начинаю с корней. Смотрю, не больны ли они.
 — Ясно.
 Внезапно Кована охватила паника. Все мысли куда-то улетучились, так что он не мог придумать, что сказать. Кован почувствовал, как молчание растягивается и становится все более тягостным с каждым прошедшим мгновением, но смог только снова кивнуть и повторить «ясно». Когда Миррон заговорила, юноша почувствовал такое облегчение, что оно, должно быть, отразилось на его лице.
 — Когда ты пришел, я как раз собиралась перейти к стволу. Думаю, он мог загнить изнутри, хоть и не понимаю, с чего бы. — Миррон замолчала и повернулась к нему с улыбкой, от которой у него зашлось сердце. — Вот предлог, чтобы здесь оказаться. А у тебя какой?
 — Я… — Кован замолчал. Щеки у него пылали. — Я просто… Ну, я просто хотел проверить, все ли у тебя в порядке. Ты ведь гуляешь одна.
 — А почему у меня что-то может быть не в порядке?
 — Причин особо нет. Но, понимаешь, после этого расследования…
 Он замолчал, сознавая, что говорит не слишком убедительно.
 — Кован, да это же было сто лет назад! Ну уж никак не меньше двадцати дней. Но спасибо тебе. Всегда приятно знать, что у меня есть защитник.
 — Всегда, — эхом повторил он.
 Лицо девочки стало серьезным.
 — Можно у тебя кое-что спросить?
 — Конечно.
 Тысячи возможных вопросов роились у него в голове. Однако ее слова не совпали ни с одним из них.
 — Мы тут разговаривали и…
 — Мы? — быстро переспросил Кован.
 — Мы с Горианом.
 — А! — У него упало сердце.
 — Твой отец ничего не говорил насчет того, что будет с нами дальше? — Миррон посмотрела на Кована, на мгновение став такой хрупкой и испуганной. — Мы не хотим отсюда уезжать. Нам придется?
 — Боже Всеобъемлющий! Надеюсь, что нет, — откликнулся Кован. При мысли о том, что она может оказаться в Эсторре, так далеко от него, в груди возникла боль. — Но ты ведь знаешь, что казначей Джеред сказал моему отцу, так?
 Миррон кивнула и опустила глаза.
 — Отец Кессиан сказал нам. Но мы подумали… твой отец сможет убедить его, что в этом нет необходимости. Что если они хотят за нами наблюдать, то это можно сделать и здесь.
 — Все не так просто. — Кован повторял слова своего отца. — В Конкорде все бывает не просто. И ты ведь помнишь, дело не только в том, что за вами нужно наблюдать, — вас нужно защищать. Орден вас возненавидит.
 — Но почему? Мы ничего плохого не сделали. И никогда не сделаем.
 Кован пожал плечами.
 — Они посмотрят на это иначе. — Он попытался улыбнуться, но улыбка не получилась. Набравшись мужества, юноша накрыл ладонью ее руки, и его сердце запело, когда Миррон не попыталась их убрать. — Ты ведь никогда не видела людей ордена, если не считать Элсы Геран, так ведь?
 Девочка покачала головой.
 — Большинство членов ордена не такие, как она. Они не понимают, что вы родились такими по воле Бога. И они стремятся уничтожить все, чего не понимают. — Кован сжал ее руки. Он сознавал, что, возможно, пугает Миррон, но был счастлив. Он сможет произнести те слова, которые хотел сказать, когда шел сюда. Слова, которые должны завоевать ее сердце. — Но я не допущу, чтобы кто-то причинил тебе зло. Я всегда буду рядом, чтобы тебя защищать. Всегда.
 Миррон широко улыбнулась ему и перевернула руки, чтобы сжать его ладонь. Юноша почувствовал прилив восторга.
 — Спасибо тебе, Кован. — Она встала, и он тоже. — А теперь мне все-таки нужно разобраться с этим деревом, иначе отец Кессиан будет мной недоволен.
 — Как он? — спросил Кован. — Я хочу сказать — на самом деле?
 — Он старый. — Миррон судорожно сглотнула. — И он все время болеет. И хотя он старается это скрыть, по-моему, ему трудно дышать. Но он не позволяет Оссакеру осмотреть себя. Скоро его не будет рядом, чтобы нас направлять. Не знаю, как мы с этим справимся.
 — Мне очень жаль. Это будет утрата для всех, но более всего для тебя.
 — Мне надо заняться делом. — Она кивнула и повернулась лицом к дереву.
 Миррон приложила ладони к потрескавшейся коре, и Кован увидел, что она сильно вздрогнула. Ахнув, она крепко обхватила ствол. Глаза девочки закрылись, и она прислонилась лбом к дереву. С губ слетел тихий, болезненный стон.
 — Миррон, как ты?
 Девочка не отозвалась. Она содрогалась, и по подбородку у нее протянулась ниточка слюны. Зубы скрежетали. Кован рванулся и замер, уставившись на ее руки. Кончики пальцев Миррон изменили цвет на серо-коричневый, как у коры. Медленно цвет начал распространяться по ее пальцам, заставляя кожу бугриться. Вены на кистях рук набухли и начали пульсировать: зеленый цвет смешивался с тошнотворно-серым и коричневым.
 Миррон вскрикнула — это был вопль мучительной боли. Она пыталась что-то сказать, но у нее не получалось говорить внятно. Кован не знал, что делать. Он не мог оторвать взгляд от ее рук, которые уже стали трескаться и крошиться, словно став продолжением коры. Он хотел оттащить девочку прочь, но не был уверен, не причинит ли этим больше вреда, чем пользы. А еще ему хотелось закричать дереву, что оно убивает ту, которая пытается его излечить!
 — Миррон, отойди, — попросил юноша. — Отойди!
 Кован подошел ближе и, протянув руку, прикоснулся к ее плечу. Миррон дернулась, ее ладони оторвались от ствола, и она упала ему на руки. Кован с облегчением подхватил ее, и они вместе опустились на землю. Миррон тяжело дышала, и он чувствовал, как пальцы девочки вцепились в его спину. Ее сердце било в его грудь, пульс ускорился от страха.
 — Все хорошо, — прошептал Кован, гладя ее влажные от пота волосы. — Все хорошо. Я с тобой.
 Он снова посмотрел на дерево. Там, где руки Миррон обхватывали ствол, кора исчезла, и он видел следы ее ладоней и пальцев, словно она окунула их в краску и отпечатала на нем. А там, где стояли ноги, трава стала длинной, но часть ее увяла и пожухла.
 — Что случилось? — спросил Кован. — Что случилось?
 Миррон отстранилась от него. Она дрожала всем телом. Потом посмотрела на свои руки так, словно они предали ее. Следов коры не осталось, хотя кожа стала морщинистой и сухой. Постаревшей.
 — Миррон?
 Девочка устремила на него испуганный взгляд, и по щекам ее потекли слезы.
 — Позови отца Кессиана. Позови Ступеней. Скорее, пожалуйста!
 Кован уложил ее на траву в тени другого, здорового дерева и побежал в Вестфаллен, крича во весь голос.




 ГЛАВА 30


  848-й Божественный цикл, 2-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Уже наступила ночь, а Кована продолжала бить дрожь. Он попытался заснуть днем, но пережитое потрясение все еще владело им, так что во сне Кован все время видел, как Миррон превращается в кору дерева. Иногда менялись только ее руки, но иногда у нее на теле начинали расти листья, а лицо превращалось в больную, искореженную древесину.
 Единственное, что он мог, — это рассказывать о происшедшем, но и это оказалось бесполезным. Мать утешала Кована, потом отец проводил его на виллу, где отец Кессиан и Ступени долго с ним беседовали, пытаясь понять, что же случилось. Поначалу они не поверили, решив, что это какая-то юношеская фантазия. Но потом Миррон сумела заговорить, и паника охватила всех.
 Большая часть беседы прошла для Кована словно в тумане, но он видел, как они листают книги и пускаются в жаркие споры и дискуссии. Ступени снова и снова расспрашивали его, чтобы убедиться, что он не упустил какой-то детали. Ему даже пришлось сидеть и смотреть, как какой-то художник изображает то, что он рассказал.
 Наконец Ступени отпустили его, хотя, похоже, это не помогло им принять решение. Миррон была не в состоянии дать объяснения. Похоже, она все еще находилась в шоке. Кован отказался уходить с виллы, пока отец Кессиан не скажет, что с ней все в порядке. Старик вышел в библиотеку, где юноша пытался занять себя чтением, только с наступлением ночи. Кован вскочил, как только дверь начала открываться.
 Кессиан двигался, шаркая ногами и тяжело опираясь на две палки. Вид у него был измученный, болезненно-бледный из-за легочной инфекции, с которой старик никак не мог справиться, руки, сжимавшие палки, дрожали. Позади него шла Дженна Кессиан. Она явно тревожилась за мужа, а не за Кована.
 — Очень хорошо, что ты подождал, — проговорил Кессиан тихим голосом, в котором ощущалось бульканье мокроты. — Не нужно вставать.
 — Я не мог уйти, — ответил Кован. — Как она? С ней все в порядке?
 — С ней все хорошо, насколько мы можем судить. Ни Оссакер, ни Дженна не обнаружили у нее ничего плохого.
 — Она еще что-то сказала о том, что почувствовала, о том, что случилось?
 — Что-то говорила, — признал Кессиан. — Она растерянна. Но одно можно сказать точно: твое прикосновение прервало то, что происходило. А вот правильно ли ты поступил, мы не знаем, поскольку не знаем, действительно ли Миррон угрожала опасность.
 — Но ей было больно. Я слышал, как она кричала. — Кован содрогнулся. — Я всегда буду это слышать.
 — Я знаю, Кован. — Кессиан улыбнулся. — И мы почитаем за счастье, что сегодня тебе пришло в голову найти ее. Однако все Восходящие усвоили одно: боль в их работе не всегда признак опасности. Иногда в результате шока тело реагирует и приспосабливается к чему-то новому. Что именно, возможно, сегодня и произошло. Время покажет, когда Миррон сможет нам все объяснить.
 — Значит, я навредил ей, когда дотронулся до нее и прервал то, что происходило?
 — Я очень в этом сомневаюсь, — ответил отец Кессиан. — А теперь иди домой и постарайся заснуть. И помни вот что. Ты действовал из благородных побуждений, потому что понял, что Миррон больно. И она тебе благодарна. Мы все тебе благодарны. И ты оказался рядом, чтобы позвать на помощь. И, что самое главное, это означает, что Миррон была не одна, когда прошла через новое испытание, а этому нет цены.
 Кован улыбнулся, успокаиваясь, и внезапно понял, как сильно он устал. Он почувствовал себя маленьким и слабым, а не высоким, сильным семнадцатилетним мужчиной.
 — Спасибо, отец Кессиан.
 — Приходи завтра навестить Миррон, — сказала Дженна. — Я уверена, что ей захочется тебя видеть.
 Кован пожелал им доброй ночи, вышел из библиотеки и пошел через колоннаду сада. Сегодня его красиво осветили — и цветы, и фонтаны. Маленькие фонарики на уровне земли подсвечивали дорожки.
 — Теперь бежишь домой, да? — спросил голос из темноты.
 Кован остановился и повернулся на звук. Он увидел за фонарями фигуру, не представлявшую собой часть сада.
 — Уже поздно, Гориан. Мне пора в постель. И маленьким мальчикам тоже давно пора спать.
 Гориан вышел на свет, встав перед ним на дорожке.
 — Не мог оставить ее в покое, да? — вызывающе бросил он, неспешно шагая навстречу Ковану. Его сандалии шуршали по камням.
 — Что? — Кован уставился на него.
 Гориан был одного с ним роста, и через пару лет превзойдет его силой. Через пару лет.
 — Ты решил, что она отправилась в сад, чтобы ты смог побыть с ней наедине? — Гориан остановился в шаге от него. — Ей нужны были покой и тишина, чтобы осознать себя и свою работу. Нам всем они нужны. Мы это понимаем и уважаем. А почему ты — нет? Ты только помешал.
 — Она прошла через такое, чего не испытывал никто из вас, — возразил Кован. — Отец Кессиан сказал: удачно, что я оказался рядом.
 — Удачно? — презрительно переспросил Гориан. — Когда ты в Вестфаллене, удача у нас бывает тогда, когда ты не жужжишь рядом, как туча навозных мух. И чем ты реально мог ей помочь? Ты не Ступень Восхождения. Почему бы тебе просто не оставить ее в покое? Она поднялась в сад на холме, чтобы спрятаться от тебя, неужели ты не понимаешь?
 Кован, не мигая, смотрел на противника. Он чувствовал, что Гориана это смущает. Это была тактика дуэлянта.
 — Миррон могла попросить меня уйти. Она этого не сделала. Возможно, ей не хотелось встречаться с тобой.
 Слова укололи Гориана, и ответить ему было нечем.
 — Ей не нужно твое вмешательство. Никому из нас оно не нужно!
 — Тогда кто, по-твоему, будет охранять Восхождение, когда моего отца не станет? — презрительно осведомился Кован. — От меня будет зависеть ваше будущее.
 — А вот и нет! — Гориан рассмеялся. — Великий Боже, ты даже не подозреваешь, да? А ведь тебе полагается быть старше и умнее. Пойми, когда казначей Джеред сделает свой доклад, нас вызовут в Эсторр, чтобы встретиться с Адвокатом. И когда мы будем жить во дворце, продолжая обучение под защитой самой Адвокатуры, где будешь ты? Наверное, будешь лежать мертвым где-то на полях Царда, потому что тебе придется идти воевать, чтобы доказать, что ты достоин быть маршалом-защитником.
 Кован не нашел что возразить, и Гориан торжествующе добавил:
 — Забудь о ней. Тебе никогда ее не получить. Она для других. — Его улыбка была полна злорадства. — То есть для меня, если я пожелаю.
 — Этот выбор сделает она сама, — спокойно произнес Кован. — А твоя заносчивость тебя погубит. Ее не привлекут твои трюки, потому что она сама может их делать. Я могу предложить ей намного больше.
 Гориан покачал головой.
 — Я уже говорил тебе: это будет не так. Знаешь что, Васселис? Наступит время, когда я смогу убить тебя одним прикосновением или прихотью стихий, находящихся в моей власти. Тогда твой красивый меч тебе не поможет, так ведь?
 — Ты мне угрожаешь, Гориан?
 — А что, похоже? — Теперь пришел черед Гориана презрительно усмехаться. — В конце концов, твое влияние кончается на границах Карадука, тогда как мое распространится в самое сердце Конкорда. — Он помолчал, и его голос стал мягче. — Отступи, пока с тобой ничего плохого не случилось. В этом городе есть люди, которые мне дороги. Стань хорошим маршалом-защитником, каким тебе суждено быть, и заботься о них. Тогда, возможно, мы сможем стать друзьями.
 Кован искренне изумился. Он внимательно поглядел на Гориана, пытаясь уловить новые признаки насмешки, но их не было.
 — Только жизнь не настолько проста, так ведь? И тебе предстоит убедиться, что Васселис всегда сам творит свою судьбу. Никто не определяет ее за него.
 — Тогда, возможно, мы не будем друзьями.
 — Я это переживу.
 Кован пожал плечами и двинулся к выходу.


* * *

 Миррон проснулась в изменившемся мире. Она не сразу смогла понять, что именно стало другим. Она знала, что чувствовала себя совсем не так, когда засыпала накануне вечером. Ее страх сменился относительным спокойствием, и она мирно спала, пока ее не разбудило солнце, ворвавшееся в комнату через открытые ставни.
 Девочка лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, который отражал солнечные блики с поверхности пруда под окном спальни. Она слышала шум фонтанов и ощущала быстро нарастающую дневную жару. Миррон чувствовала трепет ветра в перьях птиц, которые парили в небе над зреющими посевами или сидели у причала.
 Вестфаллен был оживлен и полон суеты, торговля на рынке шла удачно. Жизненные силы пульсировали в городе, изредка перемежаясь в ее мысленной картине серым пятном, обозначавшим болезнь разума или мрачное настроение. Прямо под ее окном бурно рос сад, его корни углублялись в землю, расширялись и произрастали. А вот величественный старый бук в дальнем углу умирал. Болезнь затаилась в его стволе, распространяясь из сердцевины наружу, так что единственным видимым признаком служили несколько свернувшихся листьев. Он был точно таким же, как дерево вчера, во фруктовом саду…
 Миррон резко тряхнула головой. Ее сердце отчаянно забилось. Стало жарко, и страх вернулся. Девочка попыталась сосредоточиться на танцующих бликах на потолке, но не смогла закрыть разум от внешнего мира. Каждый раз, когда ее внимание хоть немного ослабевало, Миррон осознавала или ощущала — она не могла точно определить, как именно, — жизнь за окном. Она знала силу и направление ветра, знала состояние прилива в бухте…
 — Успокойся, успокойся, — сказала она себе. — Это пройдет.
 Девочка сосредоточилась на своем дыхании и пульсе, используя приемы успокоения, которым Эстер научила ее в те давние дни до прорыва, когда мир все еще был закрыт для них. Но в результате ее тело заговорило с ней гораздо громче, чем когда-либо прежде. Миррон ощущала кровь в каждой вене и артерии, перистальтику кишечника и потоки воздуха в легких. А еще было потрескивание, которое она то ли слышала, то ли нет. Оно напоминало рост корней внутри земли.
 Это не проходило. Миррон удалось успокоить сердцебиение, но расслабленность только усилила ощущения, которые наперебой требовали внимания. Ей не удавалось от них закрыться. Девочка ощутила прикосновение страха. Она вцепилась пальцами в простыню и сжала кулаки. Дерево страдало, кустарник рядом с ним был здоров и тянулся вверх, к солнцу, и вниз, к воде. Кипение жизни на рынке, неподалеку от виллы, грозило окончательно захлестнуть ее!
 — Мама! — хрипло закричала Миррон. — Мама!
 Второй раз это получилось больше похоже на плач, хотя она и не хотела…
 Девочка не знала, слышит ли ее кто-нибудь, но ей не хотелось вставать с постели и выяснять. Не было уверенности, что ноги удержат ее, несмотря на полную убежденность — физически с ней все в порядке!
 — Мама…
 Послышался стук сандалий о мраморный пол, который становился громче. Миррон сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, чувствуя, как воздух дает энергию ее телу. И она ощутила — если правильно поняла — дрожь у себя в легких. Дверь открылась, и на пороге появилась Гвитен Терол. Ее лицо переполняла тревога.
 — Что случилось, милая? Ты здорова? — Мать вошла в спальню и прошла по деревянному полу на коврик у кровати. Сев на край постели, она положила ладонь на лоб Миррон. — У тебя жар, юная госпожа. И ты немного раскраснелась. — Она нахмурилась. — Ты заболеваешь?
 Миррон покачала головой.
 — Я не могу это закрыть, мама. Оно у меня в голове и никак не уходит.
 — О чем ты? — Гвитен нахмурилась сильнее. Миррон не знала, как ей объяснить. Тревожное состояние матери ощущалось в жаре ее тела, в учащении пульса и фокусировке линий энергии, проходившей в ней. Девочка секунду понаблюдала линии: разум автоматически отмечал их и понимал. Она могла отключить их в одно мгновение.
 — Мир говорит со мной! — сказала она, с трудом подбирая слова. — Он здесь повсюду, и я не могу заставить его замолчать!
 Гвитен встала.
 — Потерпи, Миррон, давай я позову отца Кессиана. Он должен об этом услышать.
 — Не оставляй меня! — со слезами на глазах попросила Миррон.
 — Ш-ш. Я ненадолго. Он рядом.
 Миррон проводила мать взглядом. А когда дверь закрылась, мир вновь потребовал ее внимания. Она не могла запретить разуму исследовать корни каждого ощущения. На самом деле девочка ничего не слышала, впечатления выражались для нее в звуках, бушующих внутри ее.
 С каждым мгновением шум становился громче. Насекомые пролетали стремительно, отдаваясь свистом в голове Миррон. Их энергия уходила быстро, истощаясь с каждым мгновением жизни, — настолько коротким был срок, отпущенный им на земле. А на другом конце шкалы оказались медлительные ощущения растений и деревьев, глубоко вросших корнями в землю.
 — Оставьте меня в покое! — жалобно взмолилась Миррон. — Пожалуйста!
 Но все стало только хуже. Начался низкий гул, который шел словно из-под нее, это двигалась сама земля. Потрескивание и щелчки вокруг нее, рост и гибель листьев, цветов и корней. Шорох и шебуршание больших и маленьких животных — в почве под ней, в воздухе над ней и в саду за стенами. И все нарастающее и усиливающееся гудение жителей Вестфаллена.
 К тому времени, как отец Кессиан медленно и мучительно доковылял до ее комнаты, разум Миррон настолько переполнился, что она едва смогла сосредоточиться на нем. Голос отца Восхождения немного успокоил девочку, и она обнаружила, что может остановиться на его лице — его морщинах и складках, его заботе и любви. Она разрыдалась.
 — Ах, дитя мое, не плачь, — сказал Кессиан.
 — Пожалуйста, сделай, чтобы это прекратилось! — взмолилась Миррон.
 Ему помогли сесть рядом с ней, и Кессиан, как недавно ее мать, положил ладонь ей на лоб. Он ощутил исходящий от Миррон жар.
 — Попытайся рассказать мне о своих ощущениях, — попросил Кессиан. — Это похоже на то, что ты чувствовала вчера с деревом и корой?
 Миррон кивнула, ощутив слабое облегчение. Как всегда, отец умел заставить ее остановиться, подумать и увидеть.
 — Когда я дотронулась до дерева, оно заговорило со мной так громко! А теперь со мной разговаривает все!
 — И что ты сделала с деревом? Постарайся вспомнить это.
 — Не знаю… Я поняла, почему оно болеет, и постаралась помочь. Но дело было не только в этом. Я почувствовала, будто я — его часть. — Она замолчала. — Я соединилась с ним, ненадолго стала с ним одним целым. Пока Кован не разорвал контакт.
 — А после этого ты все равно чувствовала, как оно с тобой говорит?
 — Так громко, что было больно.
 — А ты могла его не слушать?
 — Не помню. Все прошло, когда меня унесли из сада.
 — Ну, это понятно, — сказал Кессиан. — Ты оказалась слишком далеко, чтобы его ощущать.
 — А почему я теперь ощущаю людей на рыночной площади?
 Глаза Кессиана расширились.
 — Ты уверена?
 Миррон кивнула, и шум снова стал громче. Намного громче.
 — Мне не надо видеть потоки энергии, чтобы знать, где они. И мне не нужно видеть потоки, чтобы знать, что бук в саду умирает. Разрежьте ствол, если не верите.
 — О, мы тебе верим, Миррон. Любые твои ощущения не будут для нас настолько невероятными, чтобы мы в них не поверили. А ты можешь сосредоточиться на мне? Что ты видишь?
 — Не хочу, — ответила она, но обнаружила, что разум все равно тянется к нему.
 — Потому что не хочешь почувствовать тело, которое умирает?
 Миррон кивнула, и ей открылось состояние отца. Она увидела серые и темные пятна в его линиях жизни и бедность притока энергии. Девочка попыталась отстраниться. Очень скоро она сможет догадаться, сколько ему осталось — а она не хочет этого знать! Однако ей не удалось скрыть нахлынувшие чувства. Это было ощущение стремительно утекавшей жизни, и звуки, отражавшие его, оказались мучительными и горестными — звуки борьбы, в которой нельзя победить.
 — Я не хочу это чувствовать! — закричала Миррон и снова начала плакать. — Помоги мне это прекратить!
 — Дитя мое, ты соединилась с миром, окружающим тебя, на новом уровне, — мягко проговорил Кессиан. — Ты можешь ощутить все, начиная от элементов, которые составляют нас, и кончая теми, которые составляют эту землю, будь они людьми, животными или цветами.
 — Почему? — простонала она. — Мне это не нужно. Это слишком громко.
 — Ты научишься этим управлять, как научилась управлять видением линий энергии. Это часть твоего развития, хотя об этом ничего не было написано. Постарайся принять это, постарайся понять.
 — Я не могу! — крикнула Миррон.
 Ощущения захлестывали ее, словно волны прилива. Они становились все громче, и каждое требовало внимания. Гул земли неприятно резонировал в ушах, вой ветра в бухте пульсировал в голове. Энергия рынка превратилась в рев, и Миррон не могла уже выделить отдельные элементы, говорившие с ней, когда она проснулась. Девочка содрогнулась от напора этих звуков и зажмурила глаза. Больно! Так больно, что ее сейчас разорвет на части!
 — Помоги мне! — проскулила она, глядя на мать, стоявшую за спиной Кессиана. — Помоги!
 — Постарайся сохранять спокойствие, — попросил Кессиан.
 Тело Миррон скрутило судорогой.
 — Помогите! — завопила она. И прилив унес ее.




 ГЛАВА 31


  848-й Божественный цикл, 3-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Цардитская армия построилась и ушла от бродов Цинтарита через два дня после победы. Это был громадный поток людей, коней, домашнего скота и повозок, который разделился на три колонны, чтобы уменьшить заторы на дорогах и облегчить снабжение.
 Мастер Келл по мере возможности следила за ними. Цардиты обошли поле боя, собирая с трупов оружие, доспехи и сувениры. Своих мертвых они положили рядами и выполнили над ними какой-то погребальный обряд, после чего сожгли на кострах. Мертвых солдат Конкорда предоставили жаре, грызунам и воронам-падальщицам. Вонь усиливалась, и воздух гудел от туч насекомых.
 Она наблюдала, как колонны пленных увели через броды. Тысячи людей ожидало рабство, казни или выкуп. Даже издали Келл могла видеть, как бредут, понуривши головы, побежденные. Однако она не могла думать о них. По крайней мере пока.
 Келл сосредоточилась на собственном выживании. Воды у нее было вдоволь, но голод начинал ощущаться остро. Проблемой являлась и ушибленная грудь — ей будет больно ехать верхом или сражаться. Ее грудную клетку покрывала масса лиловых и черных синяков, а над поврежденными — скорее всего, сломанными — ребрами в области сердца появился отек. А вот ее правая рука оказалась не сломанной. Порванная мышца должна восстановиться сама по себе, что было настоящим благословением.
 Рассвет второго дня давно миновал, когда последние отряды регулярной армии ушли от Цинтарита, отправившись в путь, пока воздух был относительно прохладным. Келл подождала до середины утра, чтобы не ошибиться. В густом мареве по-прежнему передвигались люди. Это были не солдаты, а первые мародеры, ищущие поживу. Они беспокойства не вызывали.
 Ее время наступило. Скоро поле наполнится людьми из деревень, расположенных в округе. Несмотря на то, что место боя уже обошли солдаты, там всегда можно найти монеты, если разогнать крыс и без стыда и совести обыскать карманы разлагающихся трупов. Если ты не боишься, что невидящие глаза вдруг устремятся на тебя, пытаясь заглянуть в душу. А сломанные конечности могут вдруг сдвинуться, на мгновение имитируя жизнь. Келл хотелось уйти отсюда, пока она не впала в безумие.
 Она встала и потянулась под лучами солнца, впервые за это время, показавшееся ей вечностью. Тело затекло, а желудок скрутило от голода. Зачерпнув речной воды, Келл смыла грязь, которую налепила на доспехи, чтобы скрыть их блеск. Она усердно терла герб Конкорда, пока он снова не засиял. Под прикрытием шума уходящей армии женщина немного постучала по кирасе, сделав ее более плоской и уменьшив давление на ребра.
 Келл влезла на берег и пошла по равнине. Тела обчистили почти полностью, но она внимательно высматривала то, что могло оказаться для нее полезным. Она часто нагибалась над разлагающимися трупами и куталась в плащ, несмотря на жару, пытаясь казаться просто мародером.
 Она не нашла ничего, что пополнило бы ее скудное снаряжение. Шлем и меч Келл потеряла на поле боя, так что у нее оставались только парные кинжалы. Это был подарок Гестериса, награда за храбрость, проявленную в начале кампании. Разукрашенные рукояти и покрытые надписями клинки делали их скорее парадным оружием, хотя она следила, чтобы кинжалы оставались остро наточенными.
 Проходя по грязи, смешанной с кровью, мастер конников легко представляла себе трагическую картину разгрома. Многие солдаты имели раны на спине — их убили во время бегства. Больше всего трупов лежало там, где проходил передний край, а дальше они были разбросаны по широкой дуге. Она видела места, где люди бежали к бродам, стараясь найти защиту среди другой армии, — и только приносили панику и туда. Келл прошла вдоль редеющей линии трупов к сгоревшим дотла лагерям. Большинство бежало туда, пытаясь найти укрытие или место, где можно будет противостоять врагам. Однако цардиты их просто смели.
 Ей хотелось идти быстрее, но Келл понимала, что это привлечет излишнее внимание. И потому она заставила себя двигаться неспешно, молясь о тех, мимо кого проходила. Количество жертв потрясло ее. За время службы в кавалерии легиона ей случалось переживать поражения, особенно в первый год, пока шли бои в Госланде, и она не вступила в Медвежьи Когти. Но ничего подобного Дина Келл еще не видела. Тогда отступление было сознательным выбором. Здесь же просто шло избиение всех, кто не сумел избежать цардитских клинков и стрел.
 Уже наступила середина дня, когда она добралась до превращенных в руины лагерей Конкорда. Келл не могла отвести от них взгляд с того момента, когда они стали вырисовываться сквозь марево. Дым курился над пожарами, которым предстояло тлеть еще несколько дней. Часть ограды центрального лагеря уцелела, нависая над землей почерневшими стенами. Однако внутри ничто не сохранилось. Келл прошла по хрустящим под ногами углям на месте главных ворот и остановилась. От палаток не осталось ни кусочка ткани. Все, что не унесли с собой цардиты, сгорело. По открытому пространству были разбросаны кости и черепа тех, кому никогда не ощутить объятия Бога, — и она гадала, кто они.
 Справа до нее донеслось ржание коня. Оно раздавалось из-за оставшихся столбов. Келл медленно двинулась в ту сторону, прижалась спиной к дереву и осторожно высунула голову, чтобы посмотреть, в чем дело. Это было первой ее удачей с тех пор, как она очнулась на поле боя. Цардитский всадник — гонец, судя по легкой одежде, — мочился на ограду. Его отчасти скрывал круп коня, который стоял, словно равнодушный часовой, повернув голову в ее сторону.
 Келл взяла кинжал в левую руку. Неудобно и неловко, но придется довольствоваться этим, пока не заживет ее правая рука. Она зашагала по грязи, молясь, чтобы шаги оставались тихими, и пряча оружие и доспехи под плащом. Келл почти успела, но мужчина опорожнил мочевой пузырь, повернулся и увидел ее, когда их разделяли еще шесть шагов.
 Он что-то сказал и нетерпеливо махнул рукой в сторону мародеров. Он не испугался, видя на ее лице грязь равнины, а в позе — робость бедняка. Келл улыбнулась ему и продолжила осторожно двигаться в его сторону, придерживая края плаща больной правой рукой. Мужчина нахмурился и снова что-то сказал, на этот раз резко, указывая пальцем куда-то поверх ее головы и кладя руку на рукоять сабли.
 Келл понимала, что ей придется плохо, но это был шанс. Она прыгнула на него, позволив плащу распахнуться. Его глаза округлились при виде доспехов. Кинжал ударил снизу вверх, и он не успел уклониться. Клинок вонзился ему под ребра, и Келл с силой рванула рукоять вертикально вверх, захватив правой рукой шею цардита и наклоняя его навстречу удару. Они оба ахнули. Она — от боли в ребрах, а он от мучительной боли, с которой клинок рассекал его тело.
 Цардит попытался ее оттолкнуть, но сил не хватило. Острие кинжала проткнуло ему сердце. Мужчина дернулся и обмяк. Келл опустила его на землю. Кровь потекла у нее по руке и залила правую ногу. Она наклонилась, стирая кровь краями его одежды, а потом отстегнула меч и проверила содержимое карманов. Там нашлись кремень, огниво и несколько монет.
 Дина Келл выпрямилась, плюнула на его труп и пошатнулась от волны внезапного головокружения.
 — Ты только первый.
 Она опоясалась его клинком, выбросив свои ножны. Чуть изогнутая сабля, типичная для цардитов. Келл обнажила клинок левой рукой и сделала пару мягких выпадов, проверяя вес и балансировку. Клинок был недурен, однако не мог сравниться с ее кавалерийским мечом. Сейчас его носит какой-нибудь подонок цардит. Келл пожелала ему погибнуть, напоровшись на этот меч.
 Потом она осмотрелась. Ее никто не видел. Рядом никого. От запаха крови конь попятился, насколько ему позволила привязь. Дина Келл медленно подошла к нему и подняла руку, чтобы погладить гладкую черную морду.
 — Ш-ш. Все в порядке. Все в порядке. Теперь у тебя хозяин получше.
 Конь откликнулся на мягкий голос и ткнулся носом в ее плечо. Келл отвязала поводья и перекинула их назад, гладя ладонью его круп и негромко приговаривая. Конь тихо заржал и тряхнул головой. Она расстегнула седельную сумку и чуть не заплакала от облегчения. Походная пища. Хлеб и вяленое мясо. И мехи, полные воды. Келл понимала, что не следует задерживаться здесь, но сейчас ей было все равно. Когда она наконец двинулась прочь от Цинтарита, на языке у нее еще сохранялся сладкий вкус пищи.
 Конь был отдохнувшим и сильным, выращенным в степях. К тому же он оказался послушным и уверенно и спокойно передвигался по местности. Ехать на нем — одно удовольствие. Келл быстро скакала на запад, переходя на шаг только тогда, когда боль в груди становилась нестерпимой. Она выехала через полдня после отхода последнего пехотного отряда Царда, но рассчитывала добраться до их лагеря еще до наступления ночи.
 Солнце перестало палить и в море красного сияния заходило позади всадницы, когда она въехала на холм в паре миль от построенных Конкордом дорог, по которым сейчас шла армия цардитов. Отчаянность ее положения стала очевидной. Не случайно легионы Конкорда строили надежные дороги там, где они открыли три своих фронта.
 Огромная туча пыли закрывала небо впереди и ниже холма: армия цардитов остановилась на отдых. Сотни костров мерцали на земле, покрытой темным шевелящимся ковром людей. По ее оценке, задний конец лагеря находился примерно в пяти милях от нее, но Келл могла оценить его размеры: слева, справа и впереди границы лагеря просто исчезали из поля зрения.
 Невозможно объехать отряды так, чтобы попасть в Атреску раньше их. Они промчатся сквозь линии снабжения Конкорда и по его дорогам к границе, зная, что предупредить об их приближении смогут только те, кому удалось убежать вперед. На юге любой беглец рисковал завязнуть в болотах, которые граничили с Турсанскими озерами, опять же, по слухам, там жили людоеды. А на севере Зубы Хура тянулись на север и восток, где сливались с Галорианами. Там невозможно пройти войскам, единственным перевалом был предательски обледеневший Гибельный.
 Келл придется выбрать именно этот перевал. У нее не оставалось иного выбора, кроме как попытаться пробраться в Госланд, а оттуда отправиться на юг. Она сжала бока коня и повернула на север, остановившись только тогда, когда темнота накрыла землю и усталость охватила и человека, и животное.
 Пять дней Келл ехала шагом или рысью, стараясь растянуть свои припасы. Ей не хотелось заезжать в поселения, вместо этого она сторонилась немногочисленных троп и дорог, предпочитая необжитую местность. Путь оказался относительно легким, и с каждым днем ее рука обретала силу, а ушибы на ребрах желтели и бледнели. Она ощущала резкую боль при каждом вдохе. Несомненно, сломанное ребро давило на легкое. Спустя такой большой срок после травмы сращивать перелом уже не имело смысла.
 На шестой день Келл ехала неспешной рысью по пологим холмам, которые прилегали к равнине Тарит. Очередной солнечный день обжигал так, что она часто останавливалась, чтобы напоить коня и по возможности укрыться в тени. Двигаясь по неглубокой выемке вдоль пересохшего русла, Келл уловила какое-то движение всего за секунду до того, как стрела вонзилась в землю прямо перед ней. Конь попятился, и она натянула повод, останавливая его.
 — Ни шагу дальше, иначе он станет последним!
 Келл громко рассмеялась. Говор был эсторийским.
 — Это я! — крикнула она. — Мастер Келл.
 Тут она поняла, что капюшон плаща накинут на голову, защищая ее от палящих лучей солнца. Келл отбросила капюшон назад.
 — Да обнимет меня Бог! Мы решили, что ты погибла в бою или попала в рабство! — раздался ответ. — Подъезжай. Мы тебя встретим.
 Келл не ожидала, что настолько обрадуется, услышав дружелюбный голос, хоть и не узнала его обладателя. Всадники ехали вниз по склону слева от нее. Она увидела знаки их легиона, и ее улыбка стала еще шире.
 — Когти! — воскликнула мастер конников, не сдержав радости. — У меня на душе полегчало! Бог наконец явил нам свою милость. Сколько нас?
 Пара всадников, конных лучников, подъехали к ней. Лица у них были мрачные, так что ее радость погасла.
 — Очень мало, — сказал один. — Следуй за нами, мастер Келл. Мастер Нунан расскажет тебе, что случилось.
 — Павел Нунан тоже жив?
 — Едва жив, — сказал второй, — Едем.
 После поражения прошло десять дней, и воля этих уцелевших солдат подверглась такому испытанию, что они не видели смысла разговаривать или хотя бы должным образом отреагировать на ее звание и присутствие. Можно было подумать, что она им незнакома и они ей не доверяют.
 Будь положение иным, она назвала бы место, выбранное для лагеря, прекрасным. На небольшом травянистом плато, с трех сторон укрытом холмами, раскинулась роща. Ручей, вдоль которого она ехала, с журчанием вытекал из-под земли прямо в центре лагеря.
 Однако здесь ее встретили только горе, отчаяние и страдания. Невозможно было точно оценить число пехотинцев и кавалеристов Конкорда, которые здесь собрались. Две сотни, возможно, немного больше. Большинство лежали. Многие не шевелились. Некоторые передвигались, и Келл разглядела среди них одного полевого хирурга, что ее очень обрадовало. Она насчитала двадцать человек, которые стояли или ездили, охраняя лагерь, включая и ту пару, что ее перехватили. Хотя на плато дул ветер, воздух провонял рвотой и экскрементами.
 Келл спешилась и передала повод молодой женщине, которая едва сумела улыбнуться при виде ее. Но она даже не попыталась приветствовать Келл как положено.
 — Где Нунан?
 — 410
 — У ключа, под буком, — ответил один из лучников Когтей. — Прошу прощения, но нам нужно патрулировать. Цардиты все еще обыскивают эти холмы, так что надо сохранять бдительность.
 — Конечно. Вы свободны. И спасибо вам.
 Келл кивнула в ответ на их салюты и быстро пошла по наспех устроенному лагерю. Большинство из тех, мимо кого она проходила, не казались ранеными — просто отдыхали. Келл нахмурилась. Тут не ощущалось структуры, не было никаких намеков на организованность. Она надеялась, что Нунан сможет объяснить, в чем дело. Мастер мечников сидел, привалившись спиной к дереву, с толстой повязкой на одном плече. Его кираса лежала рядом, и он потел от жары. По бледному, болезненному лицу струйками стекал пот.
 — Павел Нунан, мне следовало бы догадаться, что ты не дашь себя изловить и сможешь найти местечко для отдыха с красивым видом! — выпалила Дина Келл, улыбаясь и опускаясь перед ним на корточки. — Только тут немного грязно.
 Он поднял голову и ухмыльнулся в ответ.
 — Команде уборщиков не сообщили о твоем прибытии, Дина. Я распоряжусь их выпороть, как только смогу поднять руку над головой, чтобы отдавать приказы.
 — Насколько плохо дело?
 — У меня или у них?
 — Давай начнем с тебя.
 Нунан почесал нос.
 — Поймал стрелу, когда армия развалилась, и меня вынесли с поля. Думаю, оказался одним из немногих счастливчиков. Собаки там были повсюду. Очень много укусов, много заражений. Стрелу из плеча вынули, и рана достаточно чистая, но рассекли меня сильно. Не уверен, что на следующих играх смогу показать хороший результат в фехтовании.
 — Главное, чтобы ты дожил до них, — ответила Келл.
 — Главное, чтобы все мы это сделали.
 — Теперь остальное. — Она указала на лагерь.
 — Не знаю наверняка, но, насколько я понимаю, большинство из тех, кто здесь оказался, пробежали мимо лагеря, когда стало ясно, что его окружат раньше, чем мы туда доберемся. На бродах царила неразбериха, но некоторые продержались достаточно долго, чтобы мы смогли пробраться мимо них и побежать прямо на север. Не спрашивай, почему за нами не гнались, на это я ответить не могу. Но когда мы от них оторвались и спрятались, то на следующий день смогли немного навести порядок. Здесь ты видишь только тех, кому раны не дают передвигаться, и тех, кто отказался их бросить. И еще есть я — их командир, где-то посредине.
 — Так скольким удалось уйти?
 — Мы собрали почти две тысячи к тому моменту, когда цардиты начали отходить. Несомненно, многие тысячи доберутся прямо до Атрески или Госланда, но я не мог рисковать и положиться на это. Я отправил как можно больше кавалеристов и легких пехотинцев, чтобы они доставили известия в Харог и Госкапиту через Гибельный перевал. И если перевал будет к ним милостив, они должны добраться туда раньше цардитов.
 Нунан закашлялся, и по его лицу пробежала гримаса боли. Он со стоном прижал руку к плечу.
 — Ты уверен, что с тобой все в порядке? — участливо спросила Келл.
 — Как никогда, — проворчал он.
 — Что известно о Гестерисе?
 — Ничего. Когда мы видели его в последний раз, он пустил своих экстраординариев позади нас, чтобы дать нам возможность уйти. Он пытался заставить армии у бродов стоять, но не смог. Будем молиться, что он не задержался там слишком долго и успел спастись. Как ты понимаешь, мы видели пожары в лагерях в ту ночь. Был ли он там? Вот в чем вопрос.
 — Бог защищает великих, а он — один из них, — сказала Келл, на мгновение изумившись, насколько мало ее волнует судьба генерала. Она моментально поняла, чем это объясняется. Этот человек был словно заговорен. Бог улыбался ему каждый день. Конечно, за исключением одного. — А Дел Аглиосу и Джорганешу гонцов отправили?
 — Если так можно выразиться. Джорганеш не получит известий довольно долго. Я поручил кавалерийскому взводу прятаться и наблюдать за цардитами. Они отправятся на юг, как только путь освободится. Возможно, уже и отправились. Что до Дел Аглиоса, то несколько человек посланы к водопаду Халор; считается, что там есть перевал. Я им не доверяю, Келл. У них одно желание — спрятаться. В чем-то я с ними согласен. Но кому-то необходимо доставить известия на север.
 Келл покачала головой.
 — Случалось мне слышать беспомощные и явные отговорки, друг мой, но более характерного примера еще не попадалось.
 — Но ты ведь это сделаешь, да? — Нунан нахмурился. — Ты ведь тоже ранена?
 — Не настолько, чтобы это помешало мне ехать верхом, — ответила Келл. — Но я покажусь хирургу, прежде чем уехать.
 — Спасибо тебе. — Нунан снова начал улыбаться.
 — А что собираетесь делать вы?
 Нунан пожал плечами и, моментально пожалев об этом, скривился.
 — Подлатать раны и продолжать искать выживших. Беспокоить их здесь или отправиться обратно, чтобы участвовать в обороне.
 — Хм. Тебе нужно хорошенько подумать, куда ты направишься. Вас сейчас сколько, две сотни?
 — Около того.
 — Вы окажетесь легкой добычей для любого более или менее крупного отряда. Следи, чтобы постоянно высылались вперед разведчики — даже при таком небольшом числе людей. И если дела пойдут плохо, постарайся найти нас. Дел Аглиос и Атаркис оба отправятся на юг, когда узнают о случившемся. Вам лучше стать частью более крупной силы, так?
 — Буду иметь это в виду. — Его лицо стало серьезным. — Келл, еще одна вещь. Не знаю, насколько этому можно верить, но мои разведчики докладывают только о том, что видят. Колонны пленных, идущие на восток, полны тундаррцев, эсторийцев, карадукцев и фаскарцев… кого угодно. Но нет никого из Атрески.
 — Совпадение?
 Нунан поднял брови.
 — И сообщают, что кавалерия и пехота Атрески идут на запад с цардитами.
 — Отдельные лагеря для пленных?
 — Они не обязательно пленные.
 — Ты серьезно предполагаешь массовое дезертирство?
 — Не знаю, что я предполагаю, — вздохнул Нунан. — Но с Дел Аглиосом две алы из Атрески. Я просто считаю, что ему следует знать о том, что мы видели, вот и все.
 Внезапная мысль пришла в голову Келл, и, извинившись, она поспешно вернулась к своему коню. Что тот цардит делал в сгоревшем лагере? Она внимательно пересмотрела седельные сумки. Там нашлось послание. Ничего удивительного в том, что оно было у гонца. Она прошла по лагерю, ища жителя Атрески или Госланда, и обнаружила нескольких, прежде чем ей попался тот, кто умел разбирать цардитские каракули.
 Мужчина с повязкой на глазу, которого он лишился, запинаясь прочел послание. С каждой фразой он сжимал его в руках все крепче, и стук сердца Келл почти заглушал его слова.
 — Не может быть! — пробормотала она. — Не может быть!
 — Тут так говорится, мастер Келл. Мне очень жаль.
 — Но переметнется ли он, хотела бы я знать?
 — Кто, сударыня?
 — Юран. Боже правый, если он это сделает, то еще до наступления дуса война может переместиться на порог Эстории! А там слишком мало сил, чтобы обороняться. — Келл встала и посмотрела на уроженца Атрески. — Молись, чтобы наши известия дошли туда раньше цардитов. Молись, чтобы мне быстро удалось добраться до Дел Аглиоса. И молись, чтобы то, что содержится в этом послании, не осуществилось. Иначе ты, мой друг, скоро станешь моим врагом, и вся наша жизнь окажется пустой тратой времени.




 ГЛАВА 32


  848-й Божественный цикл, 11-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Орин Д'Алинниус радовался возвращению домой. Не будучи хорошим мореплавателем, он стойко, но без удовольствия перенес плавание «Стрелы Арка» до Эсторра и с наслаждением, хоть и нетвердо, шагнул на причал.
 Полный и заверенный подписями доклад, который они подробнейшим образом обсудили сначала в Кирандоне, а потом на борту корабля, находился у Джереда. Джеред отпустил его и Аркова, а сам с левимами поехал по темным улицам. Он направлялся на холм, чтобы там подать Адвокату их общий и, как считал Д'Алинниус, просвещенный вердикт.
 Арков предложил ему коня, чтобы добраться до дома, но Д'Алинниус отказался. Ночь была ясная и теплая и благодаря ветру с берега не слишком влажная. Его вилла находилась недалеко от гавани, так что он неспешно пошел домой по оживленным улицам. Вещи должны были доставить на следующее утро.
 Поскольку игры закончились совсем недавно, знамена и праздничные лозунги по-прежнему украшали улицы, и кругом явственно ощущалась радостная атмосфера. Д'Алинниус чувствовал ее в воздухе, слышал в шуме, доносившемся из таверн и баров. Он приподнял брови, с новым уважением оценив решение Адвоката.
 Д'Алинниуса хорошо знали в городе и особенно в его родном квартале. Его неспешное продвижение прерывали люди, справлявшиеся о его здоровье и о том, где он находился в последние дни. Понравились ли ему игры… Правда же, соластро в этом году просто редкостное… Не хочет ли он задержаться, чтобы что-нибудь выпить… Ученый вежливо отвечал, но отказывался от всех приглашений, ссылаясь на усталость в конце долгого дня. Уже за калиткой своей виллы Д'Алинниус остановился, чтобы посмотреть на ухоженный кустарник, и медленно вздохнул, впитывая разлитый в воздухе покой.
 Прислугу предупредили о его приезде, так что в доме горели огни. Там будет еда на плите и теплая вода, чтобы помыться. А если повезет, то найдется и компания на вечер. Ему это не помешало бы. Воздержанность не шла Д'Алинниусу на пользу.
 Внутри виллы царила прохлада. Мрамор сиял в свете ламп, из холла за портиком доносился шум фонтанов. Тихо пройдя через холл, ученый заметил какое-то движение в окруженном колоннадой саду в центре его скромного, но уютного жилища. Он поздоровался со слугой, который посмотрел на него с выражением некоторой озабоченности, после чего попросил пройти в большую приемную. Похоже, его ждали гости.
 Чувствуя раздражение, Д'Алинниус прошел в комнату по коврам, устилавшим каменный пол. Окна были распахнуты навстречу ночи. На жестких стульях напротив его собственного ложа сидели три человека. Перед ними на столе стояли нетронутые еда и вино. Ученый ощутил холодок, пробежавший по коже, и резкую дрожь страха.
 — Добрый вечер, Орин. Надеюсь, ваша поездка прошла спокойно.
 — Канцлер Коройен, — отозвался Д'Алинниус. — Какой приятный сюрприз. — Он нашел в себе мужество, чтобы едко добавить: — Надо полагать, вы пришли благословить мое благополучное возвращение и пожелать здоровья. Право, вам не следовало себя утруждать.
 Коройен не улыбнулась. Она поправила на себе тогу, а двое ее сопровождающих, одетые как гласы ордена, но больше похожие на наемных головорезов, уставились на него с нескрываемой угрозой.
 — Сядь. Мне не хочется задирать голову, чтобы смотреть на тебя.
 Д'Алинниус подумал об отступлении, но отреагировал послушно: кивнул и сел. Оказавшись лицом к лицу с канцлером, он почувствовал еще большее беспокойство. Ученый стиснул руки, стараясь скрыть дрожь. В ее глазах было холодное презрение с примесью лихорадочного жара. Опасная смесь, которая лично у него ассоциировалась с отречениями и тирадами против преступной ереси.
 Д'Алинниус всегда держался от нее в стороне. Его беспокоило насильственное распространение доктрины Всеведущего, которого канцлер придерживалась вопреки официальному разрешению иных верований или атеистических воззрений, какие имел он сам.
 — Давай внесем полную ясность, — сказала канцлер. — Мне не нравишься ты и то вмешательство в Божьи замыслы на земле, которые тебе разрешены во имя науки и техники. Я не уважаю призвание, которое в качестве одной из своих исходных посылок открыто подвергает сомнению мою веру. И ты должен знать, у меня очень много дел, как и должно быть при моем положении.
 — Думаю, что Адвокат…
 — Адвоката здесь нет. А я здесь. — Канцлер замолчала и секунду пристально смотрела на него. — У тебя испуганный вид, Орин. Меня это немного беспокоит. В конце концов, я всего лишь назначенный Адвокатом представитель Бога на этой земле. Уверена, тебе нечего меня бояться.
 У Д'Алинниуса перехватило горло. Он потянулся за кувшином с водой и обнаружил, что плотно сжимает губы, прилагая немало усилий, чтобы его рука оставалась твердой.
 — Я не ожидал вас увидеть, вот и все, — проговорил ученый сухими губами. — Не знаю, почему вы здесь.
 — И это тебя пугает, не так ли, Орин? Что человек моего ранга сидит у тебя дома и ждет тебя? Мне вполне понятно, что меня испугались слуги, но мастер-инженер Адвоката? Что ты должен был натворить, чтобы так тревожиться?
 Д'Алинниус сделал глоток воды. Он покрылся потом. В голове все смешалось, и ученый отчаянно пытался успокоиться.
 Но чем больше он сосредотачивался, тем больше он осознавал причины появления канцлера в его доме. А он дал клятву Адвокату, что будет хранить тайну!
 — Я ничего не сделал, — сказал Д'Алинниус. — Я выполнял свои обязанности в соответствии с приказами Адвоката, которая является моей повелительницей. Она, а не вы. — Последнее было произнесено шепотом.
 Канцлер слегка наклонилась к нему.
 — Не пытайся спрятаться за тогой Адвоката. Законы, разрешающие исповедовать другие религии, существуют по политическим соображениям и только на диких приграничных территориях. Они неприменимы здесь, как неприменимы и в Карадуке. И я буду искоренять и уничтожать ересь, направленную против Всеведущего всюду, где буду ее находить. Это моя главная цель.
 — Эти законы действуют во всем Конкорде, канцлер Коройен. Вы, как и я, не можете выбирать, где и когда они будут соблюдаться.
 — Гм. — Улыбка канцлера стала ледяной. — Думаю, ты убедишься, что тут ты ошибся, Орин. Как ошибаешься, если думаешь, будто сейчас можешь не исполнять мои требования. Я должна напомнить тебе, что ты сейчас здесь один. Я полна подозрений и желаю получить ответы.
 — Мне нечего вам сказать. — Д'Алинниус сделал глубокий вдох.
 — Еще одна ошибка, — заявила Коройен. — Мне не хотелось бы прибегать к принуждению или, сохрани меня Бог, к насилию, но ты сам осложняешь дело.
 — Вы не можете заставить меня говорить. Тогда я нарушу клятву, которую принес моему Адвокату.
 Угрожающие нотки в голосе Коройен заставили его содрогнуться.
 — Ты считаешь себя в безопасности благодаря твоему положению — но ты ошибаешься. Адвокат готова закрывать глаза на твои склонности, но это не делает их менее отвратительными.
 Сердце Д'Алинниуса ушло в пятки.
 — Как вы могли… — произнес он, прежде чем успел стиснуть зубы.
 — Ах, Орин, до чего ты наивен! Я — канцлер ордена Всеведущего. Только Адвокат стоит к Богу ближе, чем я. Никто мне ни в чем не отказывает. По крайней мере сколько-нибудь долго. Когда я спрашиваю, люди отвечают. Всегда.
 Канцлер выпрямила спину и сделала движение левой рукой. Двое ее спутников поднялись на ноги, обошли вокруг стола и встали позади Д'Алинниуса.
 — Насилие над несовершеннолетними — это преступление против Бога и Конкорда, — заявила она. — Но я поступлю так же, как Адвокат, если ты расскажешь то, что мне нужно узнать. Я блюду святость Всеведущего. Следовательно, я должна знать все о том, где высказывается и практикуется ересь. Я знаю, что ты ездил в Карадук с Полом Джередом. Я знаю, что вы проводили расследование. И то, что в нем не участвовал орден, вызывает у меня глубокую озабоченность. Рассказывай. Что вы обнаружили под знаменем Васселиса?
 — Рассказывать вам — не мое дело, — ответил Д'Алинниус, с трудом сглатывая вставший в горле ком. — И вы не можете запугать меня угрозами. Я нахожусь под защитой. Обращайтесь к Адвокату.
 — Но я спрашиваю тебя.
 — Я вам не скажу.
 Ученый почувствовал, как руки — сильные руки — сжались у него на плечах. Он ощутил запах пота и насилия. Канцлер смотрела на него с наигранной тревогой.
 — Пожалуйста, не заставляй меня причинять тебе боль, Орин.
 Д'Алинниус тряхнул головой, собирая остатки тающего мужества.
 — Я вам не скажу, — повторил он.
 — Нет, Орин, скажешь.


* * *

 Эрин сама удивилась, как приятно ей вновь видеть Пола Джереда. Казначей явился во дворец, требуя аудиенции. Он не переоделся и лишь немного умылся с дороги. От него воняло морем. Она избавилась от консорта, который доставлял ей немалое удовольствие, отослав его, и поймала себя на том, что улыбается, глядя, каким взглядом Джеред провожает молодого красавчика, ускоряющего шаг под грозным рыком казначея.
 — Ох, Пол, ты просто невозможен! Пугаешь моего консорта и едва даешь мне время прикрыть наготу, прежде чем ты ворвешься.
 Эрин откинулась на постели в пристойной позе, наблюдая, как Джеред переходит к дивану и садится, чтобы налить себе разбавленного водой вина и придвинуть блюдо с фруктами.
 — Тебе надо завести расторопных слуг. Я велел той девице бежать бегом. Ясно, что она поленилась.
 — Не поленилась. Она дышала, как загнанная коза, пока говорила со мной. Неужели то, что ты обнаружил в Вестфаллене, настолько важно? Или ты пришел, чтобы мстить за свое наказание?
 — Нисколько. Я благодарю тебя за поездку, которая оказалась удивительно интересной, хотя и беспокойной. И ты прекрасно знаешь, насколько это важно. Иди и сядь рядом со мной, Эрин. Мне неловко смотреть на тебя, когда ты лежишь в постели.
 Эрин рассмеялась, плотнее завернулась в тогу и перетянула ее на талии кожаным шнурком.
 — Я по тебе скучала. Нам с тобой не следует ссориться.
 — Не похоже, чтобы твое отчаяние было очень глубоким, — отозвался Джеред. — Игры имели успех, как мне сказали.
 — Да, имели. Могу заметить, что ты безупречно рассчитал время своего возвращения, — резко бросила Эрин. — Но даже ты не мог не ощутить настроения в городе.
 — Я не сомневаюсь, что горожане счастливы. Но наверняка этого нельзя сказать о наших друзьях в Атреске и Госланде.
 — Мои последние сообщения говорят, что армии на севере и на юге одержали значительные победы, а восток твердо противостоит силам врага. Победа близка.
 — Молюсь, чтобы ты была права. Когда должны прийти следующие известия?
 Эрин пожала плечами, этот разговор ей наскучил.
 — Дней через семь или десять. — Она жестом предложила Джереду налить ей вина. — Итак, это колдовство и ересь или Васселис впадает в безумие?
 Джеред положил на колени кожаную сумку, которую принес с собой, и извлек переплетенный документ. Эрин приняла его и открыла на первой странице.
 — Здесь два варианта. Этот — более короткий. В нем краткое изложение, рекомендации и подробный рассказ о том, что мы видели и поняли. В более длинном варианте содержатся генеалогии и соображения относительно врожденных способностей и их развития. Там также есть сделанные под присягой заявления мужчин и женщин Вестфаллена плюс всех, кто связан с этим из дома Васселиса. Я оставлю их в сумке, чтобы ты смогла ознакомиться.
 — Ясно.
 Эрин начала читать. Она просмотрела краткий доклад и перешла к изложению увиденного, обнаружив, что ее все больше увлекает его содержание, которое читалось как роман. Она слышала, что Джеред о чем-то говорит ей. Слова «опека», «оружие», «наблюдение» и «контроль» долетали до нее словно в тумане. Эрин трудно было поверить, что текст, который она держит в руках, подписан сидящим перед ней мужчиной как соответствующий истине. Она почувствовала, что в глазах у нее темнеет, а по коже пробегают мурашки. Кровь запульсировала в венах, а ладони стали липкими от пота.
 Адвокат не отрываясь прочла доклад целиком, пытаясь найти выход и выискивая обман и подвохи, которые продемонстрировали бы, что все это хитрая уловка. Рекомендации Джереда состояли в тщательном изучении вопроса и подготовке общественного сознания, а позднее — в уведомлении ордена и всего населения. Там говорилось о вероятном возникновении паники среди населения, но это уравновешивалось возможностями прогресса и развития цивилизации. И все это должно будет происходить под покровительством Адвокатуры. Однако он упустил один основной момент.
 — Это отвратительно, — заявила Эрин, когда почувствовала, что сможет говорить решительно. — Я попросила тебя поехать туда без предубеждений, но с именем Бога на устах. Это оскорбление Всеведущего. О чем вы думали?
 — Именно это я почувствовал, когда впервые увидел Восходящих и поговорил с чтицей Вестфаллена. Но тебе надо отрешиться от священных писаний и взглянуть на суть происходящего. Эти эксперименты шли на грани приемлемого, но в них нет ничего, что не было бы повторено природой и, следовательно, Богом. Разве это ересь? Этот вопрос не давал мне покоя.
 — Как ты можешь даже спрашивать об этом, Пол? — Эрин покачала головой, чувствуя, как ее наполняет чувство глубокого разочарования. — Наверное, мне не следовало посылать туда тебя. Васселис явно оказал на тебя влияние.
 — Не говори так, пока не прочтешь всего, что написано в обоих докладах. Меня это тревожит, да. Но это факты… А для жителей Вестфаллена — это обычная повседневность. Восходящие для них — всего лишь следующий шаг в развитии и жизни. Пламя зажжено.
 — Тогда его надо потушить, — отрезала Эрин. — Пол, я — высший глас ордена Всеведущего. Я — Его представитель на земле. Я позволила провести расследование без участия ордена из уважения к тебе и к Васселису и зная, что Фелис Коройен неспособна найти взвешенное решение. Но то, что я здесь прочла… Не знаю, как ты пришел к этим выводам. Оружие? Они будут неуправляемыми. Не вижу, как можно оставить их в живых. Совершенно не вижу.
 — Ты же не натравишь на них канцлера! Только не сейчас! — Джеред напряженно застыл и нахмурился.
 Эрин покачала головой.
 — Как это ни подавай, то, о чем я здесь читаю, — преступление, и больше ничего. И преступление, которое совершалось в течение весьма долгого времени. — Она вздохнула. — Я не могу допустить таких откровенных нарушений законов Конкорда. Этих людей надо привлечь к суду и признать невиновными или виноватыми. И это должен сделать орден и его судьи.
 — Я только прошу, чтобы ты обдумала все более серьезно, прежде чем принимать такое решение. Прочти то, что мы написали. Подумай. Познакомься с ними.
 — Я с ними познакомлюсь. Здесь. В Эсторре. Когда они будут в цепях. Я ясно выразилась?
 — Ты ведь говоришь об Арване Васселисе, Эрин. Подумай, что это значит.
 — Я знаю, — прошептала она.
 Эрин смотрела, как Джеред обдумывает дальнейшие действия. Она понимала, что он мучается. Бог свидетель, но и она ощутила жуткий груз, павший ей на плечи при этих словах. Она прочтет все этой ночью. В конце концов, глупо надеяться, что после всего этого она может уснуть. Но Адвокат не могла даже представить себе, что к утру ее мнение изменится. А это означает, что Арван Васселис предстанет перед ней — и, скорее всего, услышит, как она приговаривает его к смерти через сожжение.
 — Я получу приказ от тебя завтра утром, — проговорил Джеред, вставая. Его голос звучал бесстрастно. — И если ты пожелаешь, чтобы я отправил в тюрьму всех, кто к этому причастен, я сделаю это для тебя, мой Адвокат.
 — Нет, Пол. Извини, но нет. Поедет Арков. Это работа для дворцовой гвардии, а не для тебя.
 — А мне придется просто ходить кругами, пока он не вернется с моим другом, согнувшимся под тяжестью цепей? — Джеред покачал головой. — Тридцать дней по меньшей мере. Я с ума сойду.
 — У тебя будут другие дела, которые займут твой ум, мой казначей. Маршал-защитник Юран отказался присутствовать на играх. Ты нужен мне там, потому что его придется снять, а левимы под твоим командованием смогут обеспечить бескровную передачу власти.
 — И кто будет править вместо него?
 — Консул Сафинн, конечно. Если бы я прислушалась к своему разуму, он сидел бы на троне с момента присоединения Атрески.
 — Тебя не интересуют причины, по которым Юран не приехал? Возможно, он решил, что его отсутствие стало бы ударом по настроению общества в тот момент, когда цардитские орды нарушают его границы, а страна охвачена беспорядками.
 — В его послании с отказом не было ничего, кроме презрения к играм и времени их проведения. — Эрин пожала плечами. — Это последнее оскорбление.
 — Как пожелает мой Адвокат. — Джеред склонил голову.
 — Приказ для тебя будет готов на рассвете. Приведи с собой Аркова. — Эрин Дел Аглиос смотрела, как он кивает и поворачивается, чтобы уйти. — Да, Пол! — Казначей остановился, но не обернулся. — Спасибо тебе.
 — Не надо. Сейчас не время для благодарностей.
 Адвокат наклонила голову — и прошло очень много времени, прежде чем она смогла поднять взгляд.




 ГЛАВА 33


  848-й Божественный цикл, 14-й день от рождения соластро, 15й год истинного Восхождения 
 Ночь принесла странные известия. Казначею Джереду сообщили на рассвете, и он явился незамедлительно. Д'Алинниус был без сознания с того момента, когда его обнаружили, и осмотр виллы показал, что он единственный выживший. Все его слуги были мертвы. Их не пытали и не избивали, как его. Их казнили. Им сломали шеи, а тела сложили так, чтобы их нашли и погребли по всем правилам.
 Джеред посмотрел на Д'Алинниуса и едва не пожалел, что тот тоже не умер. Его травмы приводили в ужас, и Джеред мог только уважать то мужество, которое проявил ученый, пытаясь не открыть секретов, которые желали заполучить напавшие на него. Хирурги не давали никаких гарантий, что он выживет, но Джереду было отчаянно необходимо получить подтверждение, кто именно сотворил такое. Джеред прекрасно знал это, но против ордена нельзя было предпринять никаких действий, не имея показаний, данных при свидетелях. И потому рядом с ним сидел Арков.
 Д'Алинниуса почти невозможно было узнать. Ему целенаправленно разбили лицо, раздробили челюсть и выбили или сломали все зубы. Вокруг рта и глаз остались жуткие отеки, одно ухо было отсечено, а волосы на голове частично вырваны, а частично сожжены. Руки переломали. Трех пальцев он лишился, а на остальных были сорваны ногти. То же самое проделали с его ногами и ступнями.
 На теле бедняги не было живого места от синяков, а его половые органы, видимо, прижигали раскаленным металлом. Части тела, не спрятанные под повязками, покрывал слой мазей. Ярость Джереда грозила выйти из-под контроля. Ничто не извиняло подобной жестокости — и если он прав и это сделал орден… они совершили преступление против Бога, за которое им придется ответить.
 Глаза Д'Алинниуса двигались под почерневшими веками, и время от времени с губ срывался тихий стон. Джеред потер рукой подбородок и посмотрел на женщину-хирурга, дежурившую у постели.
 — Вы уверены, что не помните, что он говорил?
 — Да, мой господин. Я была слишком далеко, когда он начал что-то бормотать, а потом мне не удалось добиться, чтобы он повторил свои слова.
 — Вы уверены, что он был в сознании? — осведомился Арков.
 Хирург кивнула.
 — Он смотрел на меня. Глаза были полны боли и страха. Кто способен сделать такое с человеком. С  этим человеком?
 — Мы это выясним, — пообещал Джеред. — Думайте лучше о том, как сохранить ему жизнь.
 — Теперь жизнь Орина зависит от него самого в той же мере, как и от меня, — ответила врач. — Ему наложили шины, боль облегчили и придали телу удобное положение, насколько это вообще возможно при таких ранах. Он потерял много крови, пролежав в своей вилле бог знает сколько, но если он захочет, он сможет выжить. Хотя что станет с его разумом — это другой вопрос.
 Джеред тяжело дышал сквозь прижатые к губам пальцы, уперев локти в край кровати. Он чувствовал, что полностью ответствен за случившееся. Именно он уговорил Д'Алинниуса присоединиться к ним. Это он убедил ученого, что тот будет в безопасности, и что Адвокат его защитит. Вот чего стоят заверения казначея!
 Джеред предполагал, что Д'Алинниус сломался и что его мучители готовятся к отправке в Вестфаллен. Он приказал приготовить небольшой флот, чтобы перевезти двести левимов на юг с утренним приливом, а его осведомители наводнили город в поисках информации. Никакого особого оживления деятельности ордена на пристани или в официальном здании Канцлерского суда не было, но Джереду не удалось обнаружить самого канцлера, и это его тревожило. Коройен бывает трудно найти, но сейчас не время для совпадений. Казначею это очень не нравилось.
 — Ну же, Орин, поговори с нами, — мягко произнес Джеред. — Дай нам инструмент, чтобы поймать тех, кто это сотворил.
 Д'Алинниус закашлялся. Прохладной влажной тряпицей Джеред стер с его губ слюну. Помещение, в котором положили ученого, находилось при дворце. Сводчатые потолки поддерживали безупречно белые ионические колонны с канелюрами. Мягкий свет струился сквозь огромные пластины рифленого стекла, выходившие на фонтаны и сады. Внутри стояла только кровать с раненым, а все другие плоские поверхности были покрыты свежесрезанными цветами и зелеными листьями, их аромат приносил радость и утешение.
 — Все, Орин. Все позади. Ты в безопасности. На этот раз по-настоящему в безопасности. Тебя здесь никто не тронет. Ничто не сможет тебе навредить.
 — Он приходит в себя, — подсказала хирург.
 Ученый пошевелился. Руки и ноги слабо дернулись, стон наполнился болью. Джеред хотел бы сделать нечто большее, чем просто вытереть ему лоб — практически единственное место на теле Д'Алинниуса, где не было синяков или ожогов.
 — Не двигайся, друг мой, — проговорил Джеред. — Дай телу отдых. Говори, если можешь.
 Веки Д'Алинниуса дернулись и чуть приоткрылись. Его лицо сморщилось от яркого света, а в уголках глаз собрались слезы. Джеред улыбнулся.
 — Мне очень жаль, что с тобой случилось такое.
 Д'Алинниус почти улыбнулся, но разбитые и растрескавшиеся губы не слушались.
 — Цена… славы… — с трудом выговорил он.
 Джеред изумился, что ученому хватило воли попытаться шутить.
 — Тебе нужно набираться сил, Орин, — сказал Джеред, на мгновение положив руку ему на плечо. — А сейчас просто скажи мне, кто это сделал.
 — Они все знают, — прохрипел Орин. — Я пытался…
 — Это очевидно, — откликнулся Арков. — Твое мужество просто потрясает.
 — Кто? — поторопил его Джеред.
 — Канцлер, — ответил Орин невнятно и со стонами. Рот Джереда распахнулся от изумления, и он поспешно огляделся. Эти слова могли услышать только он сам, Арков и хирург.
 — Лично? — переспросил он, не желая в это поверить. Орин с видимым напряжением кивнул. — Почему она тебя не убила?
 — Ей казалось, что убила… — Орин провел языком по губам. — Я полагаю…
 — Так легко было подумать, — вмешалась хирург. — Когда его сюда доставили, дыхание было таким слабым, что я приняла его за мертвого. Пришлось воспользоваться зеркальцем, чтобы проверить, стоит ли ему помогать.
 — Рад, что у вас оно оказалось под рукой. — Орин сильно раскашлялся и содрогнулся от мучительной боли.
 — А теперь молчи, — попросил Джеред. — Спи, Орин. И спасибо тебе.
 — Спаси Восходящих. Они же просто дети! — Глаза Д'Алинниуса впились в него с неожиданной силой.
 — Я намерен это сделать, — ответил Джеред.
 Д'Алинниус кивнул, явно успокоенный, и закрыл глаза. Джеред секунду наблюдал за ним, убеждаясь, что он не умер. А потом встал, охваченный яростью.
 — Арков, похоже, что ваше поручение в Карадуке оказалось намного более срочным. А ты, — тут казначей схватил хирурга за руку и крепко стиснул ее, — ты ничего не скажешь о том, что слышала. Ничего!
 Женщина ответила ему прямым взглядом.
 — Хирург никогда и ни с кем не обсуждает своих пациентов.
 — Позаботься, чтобы это было именно так. — Джеред отпустил ее. — Это слишком важно, поверь мне.
 — Вы можете мне доверять.
 — Позаботься, чтобы это осталось так.
 Джеред прошагал к двери и распахнул ее. Он быстро миновал сады и попал в основную часть дворца, войдя туда через административные помещения. Казначей прошествовал мимо стоящих рядами конторок с кипами бумаг и свитков. Люди поднимали головы и провожали его взглядами. Джеред смотрел прямо перед собой и крепко прижимал к боку гладиус. Он прошел через кабинеты и попал в главный вестибюль, откуда коридоры шли в садовые колоннады, парадные приемные и зал Адвокатуры. Казначей не замедлил шага до личных покоев Адвоката. Час был ранним, и если она не страдает от бессонницы, то должна еще спать.
 В сопровождении Аркова он взбежал по широкой лестнице и рявкнул, отгоняя стражников, дежуривших наверху. У дверей Эрин путь ему преградили два личных телохранителя, скрестив копья перед его лицом.
 — Адвокат еще спит, мой господин, — сказал один.
 — Тогда ей пора проснуться. Конкорд страдает без нее.
 — Мы не можем разрешить вам войти, казначей Джеред, — подтвердил второй.
 Джеред выпрямился во весь рост и обжег их взглядом.
 — Ваше усердие делает вам честь. Но я приказываю вам отойти. Я буду говорить с Адвокатом.
 — Нам нельзя… — нервно пробормотал первый.
 — Дурни! — прошипел Джеред. — Я не собираюсь причинять ей вред. А вот ваше промедление его точно причинит. Проклятье! — Он расстегнул перевязь меча, бросил ее на пол и щелчком пальцев приказал Аркову сделать то же. — Следите за мной, если вы должны, но я  немедленно ее увижу.
 Последовала короткая заминка. Стражники бросили взгляд на богато украшенные ножны, лежащие на полу, затем на казначея. Их копья раздвинулись.
 Джеред распахнул двустворчатые двери и вошел в сильно надушенный и скрытый занавесями полумрак. Узкая полоска света падала поперек постели, на которой он сумел различить два тела. Гулкий топот его сапог по мраморному возвышению разбудил пару. Эрин вскрикнула от неожиданности.
 — Не тревожься, мой Адвокат. Это Джеред и Арков.
 Больше ни слова не говоря, Джеред подошел к кровати. Тонкие простыни и покрывала темно-зеленого цвета были смяты.
 — Проклятье, о чем ты думаешь, когда вот так врываешься сюда?!
 — О том, чтобы спасти твой Конкорд, — ответил Джеред. — От тех, кто готов подорвать твой авторитет, чтобы потворствовать своей ущербной морали.
 — О чем ты говоришь?
 Глаза Джереда привыкли к полумраку. Эрин в рубахе без рукавов сидела, откинувшись на гору подушек. Ее волосы были собраны в сетку. Консорт отполз на дальнюю сторону постели и попытался стать незаметным. Джеред ткнул пальцем в его сторону.
 — Мне действительно надо говорить тебе, что надо сделать? — прорычал он.
 Консорт — его гибкое тело было мускулистым и тренированным — выскочил из кровати, словно испуганный кот, и бегом бросился к двери, подхватив по пути подушку, чтобы прикрыться.
 — Однажды ты зайдешь слишком далеко, — мрачно проговорила Эрин. — Даже ты не стоишь выше законов Конкорда.
 — А канцлер?
 — Никто, кроме меня, — ответила Эрин, немного успокаиваясь.
 — Тогда ты должна ее арестовать. Это она пытала Д'Алинниуса. Лично.
 Эрин замерла.
 — Значит, он не умер?
 — Что? Нет. Хоть я и не понимаю почему. Но он ее назвал. Я не могу отдавать приказ о ее аресте. Ты можешь.
 Эрин передвинулась на край кровати и встала. Взяв накидку со стула, завернулась в нее. Кинув гневный взгляд на Аркова, она перешла к одной из кушеток. Сев, налила себе из кувшина немного воды.
 — Уже поздно, — сказала она.
 — Что ты хочешь сказать? Она уже в тюрьме? — Джеред нахмурился.
 — Нет, но она уже покинула Эсторр.
 — Что? Когда? — Джеред похолодел.
 — Два дня назад, поздно вечером.
 — Я не понимаю. Мы говорили с тобой о том, кто мог совершить такое преступление по отношению к Орину, и тем не менее ты не сказала мне, что она уезжает, не говоря уже о том, чтобы самой ее остановить.
 Эрин развела руками.
 — Мне представляется, что Бог позаботится о справедливости.
 Джеред открыл было рот, но тут же снова его закрыл и вместо этого повернулся к Аркову.
 — Капитан, вы не будете так добры подождать меня в моем кабинете?
 — Мой господин. — Арков отдал ему честь, ударив левым кулаком в грудь. После этого он поклонился Эрин. — Мой Адвокат.
 Когда Арков вышел, Джеред обрушил гнев на Адвоката.
 — Справедливость? Ты совсем лишилась разума?
 — Я не допущу, чтобы ко мне обращались…
 — Проклятье! Ты меня выслушаешь, Эрин. Разве то, о чем мы с тобой говорили, ничего для тебя не значит? Канцлер отправится в Вестфаллен, и «справедливость», которую она там устроит, оставит город сожженным дотла вместе со всеми его жителями, как виновными, так и невинными. Что случилось с твоим желанием судить их в Эсторре? Законы Конкорда, которые тебе якобы так дороги, требуют именно этого. Ты не можешь позволить канцлеру бесчинствовать!
 — Не могу? — Адвокат подняла брови. — Нет ничего такого, что я «не могу», казначей Джеред. И почему бы мне не решить, что это явное дело о ереси должна судить канцлер ордена Всеведущего?
 — Потому что ты знаешь, какой кровавый приговор она вынесет. Потому что ты знаешь, что она нарушит законы Конкорда и прикроется Богом. — Джеред закрыл лицо ладонями. — Эрин, что ты наделала?
 — Я сделала то, что следовало бы сделать с самого начала. Если б я не была ослеплена своей симпатией к тебе и Васселису.
 — Ты делаешь очень серьезную ошибку, — сказал казначей и замолчал. Ему в голову пришла еще одна очень неприятная мысль. — Ты знала, что она лично пытала Орина?
 Эрин встала и прошествовала к нему.
 — То, что произошло с Орином, очень прискорбно, и меня печалит, что канцлер при этом присутствовала. Я молюсь о том, чтобы он поправился, и если ты хоть на секунду позволишь себе предположить, что я потворствую подобному, я сниму тебя с должности, можешь не сомневаться. Ты идешь по очень тонкой грани. Не испытывай мое терпение сильнее, Пол. Мне надо править всем Конкордом, и мое решение заключается в том, что вопрос о ереси должен решаться теми, кто имеет достаточный опыт и знания, чтобы выносить приговоры от имени Бога. А этот человек, если ты плохо соображаешь, — канцлер. Но если ты считаешь, что тебе необходимо присутствовать при этом, чтобы обеспечить правосудие, если ты считаешь, что Васселис сам не справится, тогда ты имеешь мое дозволение вернуться в Вестфаллен. Посмотри, сможешь ли ты поймать канцлера.
 Джеред уставился на нее. Он не мог понять, что случилось. Эта женщина лучше, чем кто бы то ни было, знала, на какие крайности способна канцлер. Год назад ее осудили бы, остановили бы. Сейчас ей развязали руки — и Джереду не удалось заставить Адвоката изменить свое решение. Их отношения очень сильно переменились.
 — Нет, Арков прекрасно справится, — сказал он. — А я послужу Конкорду тем, что поеду в Атреску.
 Эрин кивнула.
 — И вновь я буду счастлива, что тебя здесь нет.
 — Да. И когда я вернусь, мы сядем и обсудим, смогу ли я и дальше работать на Адвокатуру. Потому что в последнее время мои взгляды на то, как мы можем быть полезны нашим гражданам, в корне отличаются от твоих.
 Адвокат пожала плечами.
 — Твоя поездка даст тебе время это обдумать. Ступай.
 Джеред поклонился, но задержался у двери.
 — Есть ли что-то еще, что мне следует знать? Какие-то проблемы, которые ты от меня скрываешь?
 — Я управляю громадным Конкордом. Проблемы есть всегда. Но нет той, что была бы моему сердцу ближе, чем та, что стоит передо мной сейчас. Иди.
 Джеред вышел из дворца на теплое утреннее солнце. Он забрал Аркова из своего кабинета, и оба взяли коней и поехали в порт, чтобы наблюдать за подготовкой флота. Себе казначей оставил два корабля — те, что были сейчас в его распоряжении. Коням будет тесновато, но в пределах допустимого. В результате многим всадникам придется ночевать на палубе. Флот Аркова состоял из трех кораблей, и по дороге в порт Payлент его люди хотя бы смогут нормально поспать.
 Пройдет почти целый день, прежде чем они отплывут, и Джеред не собирался тратить это время впустую.
 — Капитан Арков, я знаю, что у вас хорошие связи в посыльной службе, — сказал он.
 — Да, — настороженно ответил Арков.
 — Пока вы будете отправлять известие семье о своем отъезде, мне хотелось бы, чтобы вы задали там кое-какие вопросы. Кто именно прибыл и откуда они привезли сообщения. Если сможете, поговорите с самими посыльными. Где-то возникли проблемы, и нам необходимо о них узнать. Конкорд стоит перед чем-то более серьезным, чем кризис, который вот-вот разразится в Вестфаллене, и я хочу знать, что нас ждет.
 — Мой господин, но ведь Адвокат в первую очередь сказала бы об этом именно вам.
 — Вы любите Конкорд? — спросил Джеред.
 — Я готов умереть за него!
 — Тогда доверьтесь мне так, как я доверяю вам, и выполните мою просьбу. Адвокат сама не своя, и мы должны помочь ей вопреки ее желанию. Бывают моменты, когда такие граждане, как мы с вами, должны действовать на грани закона, чтобы спасти тех, кто нами правит, и края, которые нам дороги. И мое чутье говорит мне, что сейчас наступил как раз такой момент.




 ГЛАВА 34


  848-й Божественный цикл, 20-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Фелис Коройен, канцлер ордена Всеведущего, подчиняющаяся на этой благословенной Богом земле только Адвокату, стояла на носу «Вечной истины». Даже в самом запахе ветра она ощущала злобную ересь.
 Галера плавно заходила на веслах в гавань порта Pay лент, свернув парус, чтобы не бороться с порывами берегового ветра. Семидневное плавание служителей Господа, потребовавшее от них силы и мужества, прошло по морю, остававшемуся благословенно спокойным, чтобы быстрее доставить их к месту исполнения работы. От порта Раулент до Вестфаллена четыре дня пути верхом или в карете. Затем начнется очищение, и те, кого еще можно спасти для Бога, будут спасены. А те, кто недостоин спасения, будут вечно плясать с демонами ветра.
 На мачте гордо развевался флаг ордена. Его стилизованную букву «О» составляли сомкнутые руки, внутри которых находились распределенные по четырем полям солнце, дерево, конь и обнимающиеся влюбленные. Его цвет — золотой на зеленом — говорил о том, что на борту находится канцлер. Это скоро увидят те, чьи увеличительные трубы направлены на суда, проходящие мимо башни гавани и направляющиеся на причал к глубоководной пристани. Визит канцлера должен почитаться за честь. Если бы только его причина была поводом для радости.
 Горны протрубили разрешение войти в гавань. Флаги обозначили причалы для кораблей канцлера. Суматошное движение свидетельствовало о поспешных приготовлениях к тому, чтобы она могла сойти на берег. Пока корабль подходил к причальной стенке, Коройен всматривалась в быстро увеличивающуюся толпу, ища своих представителей. Она отправила двух голубей, находясь в дне пути от берега. Будет неприятно, если они не нашли тех, кому были предназначены.
 — Ваша светлость.
 Коройен повернулась к Хорсту Веннегуру, первому мечу Всеведущего, командующему всеми ее силами. Он согласился лично обеспечить безопасность суда, который состоится в Вестфаллене. В его распоряжении находилась сотня Доспехов Бога — Третьего легиона Всеведущего. Это были опытные охранники, прекрасно соответствующие непростой задаче. Все всадники умело владели луками, мечами и копьями. Все — преданные воины Бога, поклявшиеся обеспечивать право и истину на Его земле.
 — Я не слышала, как ты подошел, Первый.
 Веннегур наклонил голову. Немолодой узколицый мужчина с редкими седыми волосами, прилизанными и блестевшими от масла, благоговейно взирал на нее карими глазами. Эти глаза вместе с мягким голосом помогли немалому количеству преступников раскаяться и выдать себя.
 — Тишина — это оружие, которое не стоит недооценивать, — отозвался он с улыбкой. — Но я готов носить подкованные сталью сапоги, если вы этого пожелаете.
 — Не знаю, что мне было бы страшнее, будь я твоей жертвой: знать, что ты приближаешься, или обернуться и обнаружить тебя рядом, — сказала канцлер. — Ты меня искал?
 — Просто чтобы указать вам, кто нас встречает, — объяснил Веннегур.
 Коройен рассмеялась.
 — Значит, я проиграла в споре о возможностях твоих птиц. Отлично. — Она снова посмотрела в сторону причалов. — И где они?
 — Спускаются от главного Дома Масок.
 Веннегур указал ей на дом, который стоял в стороне от кипящего жизнью порта, на холме, возвышавшемся над южной бухтой, где расположился рыбачий флот. Канцлер увидела флаги и вымпелы ордена, развевающиеся в рядах небольшой группы всадников с тремя каретами. Именно то, что она просила. Коройен наблюдала за их передвижением, пока «Вечная истина» медленно подходила к причалу. Первый меч стоял подле нее, не снимая руки с рукояти оружия. Еще несколько воинов Доспехов охраняли их с натянутыми луками. Невозможно представить, что в Карадуке будет совершено покушение на ее жизнь, но небрежность всегда непростительна.
 Охрана прикрывала ее с боков, пока канцлер спускалась по трапу. Она шла, прижав локти к себе и вытянув ладони в приветствии. Коройен направо и налево улыбалась горожанам, кивая в ответ на молитвы работников, благословляющих ее присутствие. В тридцати шагах дальше во главе колонны их ждала главный глас порта Payлент. Она спешилась и держала коня под уздцы, а усиливающийся ветер закручивал полы одеяния вокруг ее ног. Толпа стояла на почтительном расстоянии, и Коройен услышала, как люди подхватывают молитвенные распевы. Чудесные голоса в провинции, славящейся глубокой набожностью. Однако обладающей гнилой сердцевиной.
 — Благословенная канцлер, это несравненная честь! — произнесла глас, опускаясь на одно колено.
 Одну руку она прижала ко лбу, вторую опустила на землю, согнув пальцы когтями, символизируя корни в почве. Первый глас растолстела на щедротах, дарованных Богом. Ее круглое лицо было напряжено и покрыто потом.
 — Полно, встань, глас Лотерис. Я так давно не приезжала в эту южную жемчужину. Это я должна говорить о чести и радости.
 Фелис Коройен вещала в расчете на публику и чувствовала, как от них идут волны благодарной радости. Она взяла липкую и горячую руку Лотерис и поцеловала ее влажный лоб, даруя благословение.
 — Я рада, что птицы Веннегура к тебе прилетели, — негромко проговорила она. — Это намного упростит нашу неприятную задачу.
 — Все приготовлено, — доложила Лотерис.
 — Мы поговорим в моем экипаже, — отозвалась Коройен. Она быстро прикинула, какая часть дня уже прошла. Полдень миновал совсем недавно, и жара стояла сильная, несмотря на ветер. Канцлер обратилась к толпе: — Передайте мое слово. В сумерках я проведу богослужение у Дома Масок. Приходите все, чтобы услышать меня и восславить Бога.
 Толпа оживленно загомонила. Коройен жестом пригласила Лотерис сесть в экипаж первой. Как только дверца за ними закрылась, карета развернулась. Сопровождающие криками потребовали очистить дорогу. Веннегур сам позаботится о себе и остальной делегации из гласов и воинов. Этот надежнейший человек никогда ее не подводил.
 — Я приготовила для вас комнаты на моей вилле, — сказала Лотерис. — Ваши люди могут разбить лагерь или устроиться на постой в порту. Как вы пожелаете?
 — Нет. Как только служба закончится, я сяду с вами и депутацией за церемониальный обед, после чего мы отправимся в Вестфаллен. И прежде чем ты задашь мне неизбежные вопросы, ответь: как насчет моих пожеланий?
 — Я расположила воинов на дорогах в Вестфаллен, Кирандон и еще двух мелких путях. Те, кого мы заподозрим в перевозке вестей, будут задержаны.
 — Почтовые голуби?
 — Делается все возможное. Я разместила наблюдателей на чердаках и соколиных охотников вдоль дорог. По меньшей мере мы увидим, посланы ли птицы, но мы оказываем давление, чтобы сообщения были задержаны хотя бы на день.
 — Хорошо. У тебя есть известия об Арване Васселисе?
 — По нашим сведениям, он в Кирандоне, хотя его жена и сын могут еще оставаться в Вестфаллене. Это любимое место отдыха всей семьи. Но точных сведений у меня нет.
 — Интересно, — проговорила Коройен, оценивая благоприятные возможности. — И там мы его оставим, по крайней мере пока. Этой ситуацией надо заниматься в нужной последовательности. Лучше, чтобы поначалу он отсутствовал. Хорошо.
 — И тем не менее проблемы есть, — продолжала Лотерис. — Дорогу на Вестфаллен бдительно охраняют. По слухам, это постоянные учения на случай эпидемии скота, но, на мой взгляд, они идут слишком давно, чтобы этот предлог оставался убедительным.
 — За моей спиной — сотня Доспехов Бога, глас Лотерис. Дорожные посты для нас не преграда.
 — Канцлер, я должна спросить. Все это так неожиданно, хоть я и выполнила все просьбы, которые содержались в ваших посланиях. Что произошло в Вестфаллене? И почему в этом участвует маршал Васселис?
 Коройен кивнула.
 — Как зовут чтеца в Вестфаллене?
 — Элса Геран, мой канцлер.
 — И ты ее когда-нибудь видела или слышала, чтобы она произнесла хоть слово?
 — Нет, — ответила Лотерис, хмуря брови.
 — И, несомненно, когда ты говоришь с первым гласом Кирандона, ты понимаешь, что у него те же проблемы — он тоже ничего о ней не знает.
 Лотерис кивнула.
 — Это так, насколько я помню, но…
 — Тогда призови к себе Бога и выслушай то, что я тебе расскажу. Это урок, который показывает, почему никогда нельзя терять бдительность. В этой прекраснейшей стране вершится зло, и оно так близко, что, кажется, к нему можно прикоснуться.
 К тому моменту, когда они достигли Дома Масок, расплывшееся лицо Лотерис было багровым и злым.


* * *

 Это произошло с каждым из них по очереди, и для Ступеней Восхождения наступили долгие и мрачные дни. Это так не вязалось с радостным солнцем, заливавшим Божью землю. Посевы созревали, на деревьях наливались плоды, молодые животные крепли и росли. Даже косяки рыб, казалось, становились все более многочисленными и стремились попасть в сети, как только их закидывали.
 Во всех отношениях этот сезон соластро был благословенным. Вестфаллен нежился на солнце, овеваемый морским бризом. Погода наладилась надолго, в этом Ардол Кессиан не сомневался. Торговля была оживленной и доходной, зерно уже продали за хорошую цену задолго до обильного урожая. Народные гуляния и горячие молитвы у Дома Масок расцвечивались улыбками и смехом.
 Однако вдали от посторонних глаз и настороженных ушей приезжих — торговцев и просто чужаков — за Восходящих молились. Весь город знал о постигшем их несчастье, и за закрытыми дверями горожане единодушно молили Бога о милости к ним. Доброжелатели постоянно текли к дверям виллы. Там охотно принимали подарки и добрые слова. Никого никогда не прогоняли. Порой поддержка была единственным, что помогало Ступеням не сдаваться.
 Эстер не видела этого, она целиком сосредоточилась на Восходящих и почти совсем не спала и не ела. Когда женщина все-таки ложилась отдохнуть, ее мысли были полны ими, и она часто вскрикивала во сне так же громко и испуганно, как они сами, потерявшиеся в той битве, что шла внутри их тел.
 Начиная с третьего дня от рождения соластро такое состояние быстро захватило всех четверых. Эстер никак не могла прогнать от себя воспоминания. Трое мальчиков сидели у постели Миррон, глядя, как она извивается, стонет и плачет. Они приложили к ней ладони, пытались успокаивать, но в словах не чувствовалось уверенности, и Эстер ясно прочла на их лицах страх и ожидание. В процессе развития Восходящих все, что происходило с одним, происходило потом и с остальными.
 Как печально. Дерзкое юношеское возбуждение и дикие фантазии о том, что скоро они смогут принимать форму дерева, коня или всего, к чему они прикоснутся, рассеялись как дым. Радостное волнение уничтожила страшная неизбежность того, что им предстоит.
 Неудивительно, что первым стал Оссакер. Он всегда был очень чутким, и понимание состояния Миррон указало его разуму тот же путь, каким ушла она. Вдобавок при слабом здоровье мальчика приходилось опасаться за его жизнь. Ардуций и Гориан старались поддерживать друг друга в тот день, когда остались вдвоем, пока Ардуций внезапно не упал среди садовой колоннады.
 К тому моменту, когда Гориан впал в беспамятство, мальчик уже не боялся, а злился. Он был уверен, что это путь к расширению возможностей и понимания, и чувствовал себя беспомощным, поскольку не мог его контролировать. Кессиан долго разговаривал с ним, однако тот лишь мрачно замкнулся. Гориан был мнительным и начал опасаться, что его способности вот-вот оставят его.
 Когда через три дня после Ардуция его стали охватывать болезненно-острые ощущения, Гориан улыбнулся и заплакал от облегчения.
 — Но что тебе принесет облегчение сейчас, племянник мой? — прошептала Эстер, убирая влажные волосы с его горячечного лба.
 Все Восходящие находились в одной комнате, в дальних помещениях виллы. Здесь издаваемые ими время от времени вопли не могли потревожить жителей Вестфаллена или пробудить подозрения у посторонних. На шестнадцатый день их пребывания в таком состоянии — в борьбе с собой и за пределами помощи человека или Бога — изменений в состоянии подростков не наблюдалось.
 В более спокойные периоды, когда их мышцы не были напряжены, а лица — искажены пугающими гримасами, ребят заботами окружающих приводили в порядок и немного поддерживали. Заставляли глотать воду и жидкую пищу, в основном овощи и размоченный хлеб, массируя им горло. Двигали конечности, чтобы уменьшить судороги и предотвратить атрофию. Дженна Кессиан и хирурги установили жесткий режим, и все, кто помогал ухаживать за детьми, изучили его досконально.
 — Эстер?
 Эстер оглянулась на окликнувшую ее Шелу Хаси. Бедняжка Шела сидела на стуле рядом с кроватью Ардуция. Она не жалела сил больше, чем остальные, и чуть ли не считала себя виновной в состоянии Восходящих. Слова утешения не уменьшали чувство ее вины.
 — Извини, просто говорила с Горианом. Не знаю, может, им полезно, чтобы с ними разговаривали.
 — Стоит попробовать все, — ответила Шела.
 Был конец дня — спокойный период для Восходящих. Их покормили, им поупражняли руки и ноги, переодели в свежее белье. Однако даже когда они не стонали и не бормотали какую-то невнятицу, их забытье было беспокойным — подростки метались на постели и тревожили всех, кто за ними ухаживал. Дженна Кессиан и Андреас Колл ушли, чтобы попробовать отдохнуть. Меера Наравни и Йен Шалк скоро заступят на дежурство.
 Мееру и Гвитен Терол трудно было увести от детей. Матери Ардуция и Оссакера тоже очень расстраивались, но они — всего лишь простые жительницы Вестфаллена, имевшие долговременные способности и доверившие своих детей Ступеням Восхождения. Личности отцов навсегда останутся тайной для детей. Им небезопасно знать об этом.
 Эстер снова посмотрела на Гориана. Он повернул голову, губы его шевелились, а на подушку стекала нитка слюны. Она не могла даже предположить, где сейчас Гориан, действительно ли он испытывает боль или же просто бредит, потеряв способность управлять разумом и телом. Или мальчик захвачен неконтролируемыми ощущениями, потоком, несущимся сквозь него?
 Дверь в комнату, напоенную ароматами трав и цветов, открылась, впуская Кессиана. Он с трудом передвигался. Лицо его осунулось и побледнело, глаза провалились, а лоб постоянно хмурился. Восходящие убивали его не меньше, чем бесконечно долгие годы жизни. С ним пришел Виллем, еще один старик, выглядевший старше своих лет, однако в нем оставались силы, на которые Кессиан полагался, чтобы передвигаться, пока Дженна спит.
 Сердце Эстер больно сжалось, и она бросилась к нему.
 — Ах, Ардол, тебе надо отдохнуть! Обопрись на меня. Виллем, пододвинь кресло! Ты выглядишь просто изможденным.
 — Отдохнуть? — Глаза Ардола влажно блестели, на лице читалось отчаяние. — Как я могу отдыхать? Кто из нас может?
 Он перенес руку с плеча Виллема на плечо Эстер и позволил провести его по комнате. На ярко расписанных стенах были изображены животные, цветы и рыбы, от которых до сих пор пахло свежей краской. Палка Кессиана стучала по полу. Эстер попыталась подвести его к креслу, но старик заупрямился.
 — Дай мне посмотреть на них. Хочу проверить, нет ли какого-то знака.
 Эстер провела его вдоль ряда кроватей. Она почувствовала, как обмякло тело Кессиана, и услышала тихий вздох. И, как во все дни, когда Кессиан навещал Восходящих, по его щекам заструились слезы. Каждый день это было самым тяжелым моментом для тех, кто его сопровождал.
 Кессиан стоял у края пропасти. Он опасался, не потеряет ли все то, чему он посвятил свою жизнь. Эти четверо представляли собой его последний шанс увидеть истинного Восходящего! Те, кто родился после них, не выказывали никаких признаков прорыва. Наконец старик позволил Эстер подвести его к креслу, в которое опустился со вздохом безмерной усталости.
 — Надо верить, что это часть их роста. Надо верить, что это закончится истинным прорывом и что все виденное нами до этой поры — это только прелюдия, — проговорила Эстер, опускаясь перед ним на колени и кладя ладони на старческие руки.
 Кессиан умоляюще посмотрел на нее.
 — Когда это закончится? — спросил он обессиленным голосом. — Как можно верить, что это правильно, хорошо и верно? Как может Бог подвергать их такому? Как мы можем быть рядом и ничего не делать?
 — Мы ничего не делаем, потому что другого нам и не остается. Мы вступили в область неизведанного и должны сохранять веру. Бог не оставит нас, а мы, Ступени, не оставим тебя. Мы все впали в отчаяние, но мы не должны позволить ему поглотить нас.
 Кессиан накрыл ее руки своими.
 — Эстер, ты такая сильная! Я хотя бы знаю, что оставляю Ступени в самых хороших руках. — Его взгляд снова переместился в сторону постелей. — Мне так хочется еще раз увидеть, как они улыбаются!
 — Ты увидишь не только это. Твое возвращение в землю не настолько близко, и ты прекрасно это знаешь.
 В дверь постучали, негромко и вежливо. Шела встала и открыла дверь. Там стояли Кован и Нетта Васселисы. Сын и мать. Он — высок и хорош собой, подобно отцу, а она грациозна и все еще прекрасна. Оба неизменно поддерживали всех в эти ужасные дни. Дни, когда сам маршал задержался в Кирандоне по срочным делам Конкорда перед отъездом в Гленхейл. Они остановились на пороге с охапками цветов из сада.
 — Сейчас удобно их навестить? — спросила Нетта.
 — По-моему, жена и сын нашего любимого маршала не нуждаются в том, чтобы об этом спрашивать. — Эстер встала на ноги и расправила платье.
 — Ты преувеличиваешь нашу важность, Эстер, — улыбнулась Нетта. — И ты понимаешь, что я имела в виду.
 — Заходите, — пригласила Эстер. — Вы знаете, что вам всегда рады.
 Нетта прошла к ближайшей кровати и остановилась рядом с Шелой, которая снова вернулась к Ардуцию. Кован, не обращая внимания на мальчиков, прошел через всю комнату туда, где сейчас очень тихо лежала Миррон. Он вытащил из вазы вчерашние цветы и неловко запихнул вместо них свежие. Сев на деревянный стул в изголовье ее постели, Кован положил ненужные цветы на пол.
 — Никаких перемен? — спросил он, взяв девочку за руку.
 — Боюсь, что нет, Кован. — Эстер покачала головой. — Но я уверена, что где-то в глубине души она рада, что ты с ней.
 Кован покраснел и улыбнулся. Нетта прошла к Эстер.
 — Может быть, вы разрешите мне тоже дежурить здесь, — негромко попросила она. — Вы все выглядите такими усталыми.
 — Нет, никак нельзя, — сказал Кессиан, не вставая с кресла. — Этим должны заниматься Ступени, хоть я и не знаю, где бы мы были без вашей поддержки.
 — Я понимаю, — отозвалась Нетта. — Но если вы передумаете…
 — Вы первая об этом узнаете, — пообещала Эстер. — Но мы каждый день молимся о том, чтобы этот кошмар закончился.
 — Мы приходим в Дом Масок каждый рассвет и закат, чтобы сделать то же.
 — И там ваше присутствие ценнее всего, — кивнул Кессиан. — То, что вы здесь и публично выражаете свою поддержку, удерживает наших людей с нами.
 — Мне очень жаль, что я навлек на вас это. — Голос Кована разнесся по погрузившейся в тишину комнате.
 — Не вини себя, — сказал Кессиан. — Мы уже все это обсуждали, Кован. Твоей вины тут нет.
 — Я обо всем еще раз подумал, — возразил Кован. — Если бы я не вмешался тогда в саду, то, может быть, она узнала бы немного больше и лучше с этим справилась. У меня такое чувство, что я вызвал начало перемен.
 — Перемен? — переспросил Кессиан. — Ты так это рассматриваешь?
 — А что еще это может быть? — Юноша пожал плечами. — Не будь это так, нам всем надо было бы опасаться за их жизни, так ведь? И не ждать, когда они придут в себя.
 Кессиан негромко засмеялся. Этот звук наполнил Эстер теплом и надеждой.
 — Твой ясный взгляд — это благословение, юноша. Но не волнуйся, ты ничего не вызвал. Это, несомненно, совпадение, которое как-то связано с их возрастом и той ступенью развития, которой они достигли. В конце концов, если б причина была в тебе, как ты вообразил, то почему остальные трое тоже изменились?
 — Мы знаем так мало, — призналась Эстер. — Гориан описал многое, но он не увидел такого ни в ком из своих объектов и в себе тоже. Это не имеет аналогий в нашей жизни.
 — Не знаю. Совпадение, случайность или судьба. Различия очень невелики. — Кован посмотрел на них с сомнением.
 Эстер повернулась к Нетте и прошептала:
 — Он настоящий мыслитель, верно?
 — У него острый ум, хотя пока он и разменивается на мелочи, — отозвалась Нетта, излучая гордость.
 — Он станет прекрасным маршалом, когда будет призван, — заявил Кессиан.
 Они ненадолго замолчали, глядя, как Кован что-то негромко говорит Миррон, промокая ей лоб тряпицей, смоченной в душистой воде.
 — Знаете, он ходит по саду и ждет, когда можно будет снова сюда прийти, — сказала Нетта спустя какое-то время.
 — Он знает, что никогда не сможет быть отцом ее детей? — тихо, почти шепотом спросил Кессиан.
 — Мы говорили с ним, но ему ведь семнадцать, Ардол. Какое ему дело до требований Восхождения? Он считает, что сможет изменить все, что захочет. Но он поймет, когда станет старше.
 — Бедный паренек, — проговорила Эстер. — Запретная любовь.
 — Не тревожьтесь о нем, — сказала Нетта. — Он видит это иначе. А когда его увлечение пройдет, у нее останется близкий друг, который будет понимать Восхождение лучше, чем кто бы то ни было вне Вестфаллена. В будущем это может оказаться бесценным.
 Эстер наблюдала за Кованом. Его лицо было полно юношеской страсти к Миррон. Она не могла согласиться с Неттой — по крайней мере с тем, как та смотрела на будущее. Ей казалась, что эта любовь не сможет легко угаснуть. Прошло какое-то время, прежде чем она поняла, что видит! Кован негромко говорил с Миррон, приблизив к ней лицо и обхватив ее руку обеими ладонями. Свободная рука Миррон сонно приподнялась с постели, и ее пальцы погладили его лицо. Юноша тихо засмеялся.
 — Что ты тут делаешь? — спросила девочка ясным и ровным голосом.
 — Привет, красавица, — выговорил он.
 Эстер и Шела уже бежали к постели Миррон. Нетта задержалась, чтобы помочь Кессиану встать. Он хрипло крикнул, чтобы кто-нибудь пошел за Гвитен. У Миррон был недоумевающий вид. Она продолжала глядеть на Кована, чья улыбка могла осветить самую темную ночь. Потом девочка перевела взгляд на Эстер. Ее лоб прорезали морщины.
 Эстер присмотрелась к ней.
 — Твои глаза! — невольно воскликнула она. — Как красиво!
 И это было так. Казалось, они сияют, и они менялись, отражая все цвета радуги. Выглядело совершенно необычайно.
 — Что происходит? — спросила Миррон.
 Она огляделась и явно встревожилась, заметив, что находится не у себя в комнате и что справа от нее лежат все три мальчика.
 — Помнишь, что случилось, когда ты в последний раз проснулась? — спросил Кессиан, останавливаясь в изножье кровати.
 — Я… Почему мы все оказались здесь? Что с нами случилось?
 — Сейчас… Ответь отцу, — попросила Эстер.
 — Я не могла прекратить  это, —  сказала Миррон. — Оно не уходило и затопило меня. Ты ведь там был, ты должен был видеть.
 — Мы видели, — подтвердил Кессиан. — А ты помнишь, что с тобой происходило с тех пор?
 — Я просто спала. И сейчас я чувствую себя хорошо. — Миррон тихо засмеялась.
 — Все не так просто. — Тон Кессиана заставил ее прерваться. — Ты потеряла сознание третьего. Сегодня двадцатое.
 У нее открылся рот. Помолчав секунду, девочка потрясение выговорила:
 — Семнадцать дней?!
 Кессиан кивнул.
 — И твои братья продолжают страдать. Ты страдала, Миррон? Что ты помнишь?
 Миррон снова посмотрела на остальных Восходящих и покачала головой.
 — Я просто научилась это прекращать. Нет, я не то сказала. Оно не прекращается. Я хочу сказать, что научилась этим управлять, как огнем и дождем, как я уже умела. Но мне казалось, что прошло очень немного времени. Семнадцать дней? А что у меня с глазами?
 — Мы сейчас принесем тебе зеркало, — пообещал Кессиан. — Ответь мне, что ты сейчас чувствуешь?
 Миррон замолчала и задумалась. Теплое желтое сияние промелькнуло по ее радужке, сменившись мягким пульсирующим голубым светом.
 — Я чувствую все, как тепло, вот здесь. — Она прикоснулась к своему животу. — И здесь. — Теперь она дотронулась до головы. А потом отняла руку у Кована и подняла обе кисти вверх, шевеля пальцами. Девочка посмотрела прямо на Кессиана. — И я могу держать все здесь. Все целиком.




 ГЛАВА 35


  848-й Божественный цикл, 20-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Первый отряд поспешно собранного Юраном ополчения уже вышел из Харога, получив задание защищать свои земли. Доспехи и оружие они получили из оружейных складов города. Деньги для них взяли из сундуков с налогами. Маршал был в восторге от моментально последовавших результатов. Он понимал, что рискует, но уменьшение напряженности в городе являлось для него достаточным оправданием.
 Томал Юран вернул своим людям возможность защитить страну, несмотря на то что так много народа ушло служить под знаменами Конкорда в Царде. И хотя у ополченцев были не самые новые доспехи и не самые острые клинки, у них возникла новая вера в их маршала. И поскольку Юран отправлял с каждым отрядом хорошо обученных стражников, ополченцам казалось, что у них есть возможность чего-то добиться.
 Бунты и демонстрации быстро прекратились, и в Хароге восстановилось спокойствие. Наступило время испытаний. Маршал ждал от ополчения известий о том, насколько глубоко в страну проникли отряды цардитов и в каком количестве. Необходимо было, чтобы создание отрядов подвигло людей на возвращение домой и сбор урожая, пока дус снова не сковал землю морозом. Нужно, чтобы они прекратили гражданское неповиновение.
 Юран сидел за столом вместе с Меган. Он вскрыл бутыль с дорогим вином и приказал поварам приготовить традиционные деликатесы Атрески и Царда. Окна огромной сводчатой столовой были распахнуты в ночь, и Юран наслаждался ветерком, который не приносил звуков драк и насилия.
 Как он ни пытался привыкнуть есть полулежа во время визитов эсторийцев, ему так и не удалось это сделать, так что маршал сидел напротив Меган за нормальным столом с обычными стульями с прямой спинкой. Канделябры разгоняли темноту, слуги стояли вдоль затянутых гобеленами стен, ожидая его знака. Так было принято в Атреске. Проклятье, так принято практически везде, не считая Эстории и постоянно подражающего ей Карадука, так ведь?
 — Маршал?
 — Извини, Меган. Я задумался.
 — Вы качали головой. Что-то не так?
 — Нет. Конечно же нет, — ответил Юран. — Как что-то может быть не так?
 Меган была не просто сообразительна, изобретательна и умна. Она не просто спасла его столицу — а возможно, и всю страну — от последствий продолжающейся гражданской войны. Она еще очень, очень хороша собой. Возможно, дело было в туманившем ему глаза вине, но советница, казалось, искренне наслаждалась его обществом. Меган не нервничала и не трепетала. Она не встревожилась, когда Юран пригласил ее присоединиться к трапезе. Скорее казалось, что она ожидала этого — и ожидала с удовольствием. Возможно даже, это с самого начала входило в ее планы.
 Если так, Юран был бы счастлив. Он поднял свой кубок и сделал еще глоток.
 — Как тебе понравилось козье сердце, политое горючим вином и подожженное? — спросил он.
 — Интересный вкус, — ответила Меган. — Но я к такому не привыкла, мой господин.
 — Полно, — сказал он. — Это неофициальный ужин. Меня зовут Томал.
 — Спасибо. — Меган зарумянилась и кивнула.
 — Это самое малое, что я могу сделать для спасительницы моего народа.
 — О, по-моему, вы преувеличиваете, — отозвалась она, — Наверное, пока только столицы.
 Юран расхохотался, и Меган подхватила его смех. Он погрозил ей пальцем.
 — Вот что я всегда в тебе видел! Ты честная и не боишься.
 — Я — гордая жительницы Атрески, мой господин… Томал. Я готова сделать все, чтобы обеспечить безопасность нашей страны.
 — Тогда, наверное, мне надо направить тебя замолвить за меня словечко в Адвокатуре. Возможно, эта Дел Аглиос прислушалась бы к тебе скорее, чем ко мне. — Еще не договорив, он вдруг понял, что совершенно серьезен.
 — Если вы этого пожелаете.
 — Только мне не хотелось бы расставаться с тобой слишком надолго, — добавил Юран почти шепотом.
 Меган понурилась, и он почувствовал укол совести.
 — Прости. Я позволил себе слишком много.
 Но девушка покачала головой и снова посмотрела на него. По ее лицу катились слезы.
 — Нет, — возразила она. — Просто очень редко случается услышать наяву те слова, которые ты слышишь во сне.
 Юран ощутил волну облегчения и чистого, незамутненного счастья. Он откинулся на спинку стула, не зная, что делать дальше. Маршал смотрел на нее, понимая, что они оба улыбаются как идиоты. Громкий стук в дверь столовой оказался крайне неуместным.
 — Господь наш на небесах, неужели мне нельзя хоть немного отдохнуть! — крикнул он, ударив кулаком по столу. — Извини, Меган.
 Маршал отодвинулся от стола и встал, резким жестом приказав слуге открыть дверь. Старший офицер чуть не упал, споткнувшись о порог комнаты, настолько он спешил.
 — Надеюсь, это что-то по-настоящему важное, — прорычал Юран.
 — Это так, маршал.
 Он сделал паузу, глядя на Меган.
 — Говори. Меган тоже надо это услышать.
 Офицер кивнул. Юран нахмурился. Мужчина был покрыт потом, а руки у него дрожали, словно он только что поднимал тяжести.
 — По городу прошел слух, — проговорил офицер. — Скоро он донесется к вам через окна. Прибыли легионеры с войны. Они в жутком состоянии.
 — Мы видели их и раньше. Дезертиры, сбежавшие после какой-то неудачи. — Юран пожал плечами. — Что за слух?
 — На самом деле это не слух. Я разговаривал с одним солдатом. — Офицер судорожно всхлипнул. — Весь восточный фронт рассыпался. Силы Конкорда разгромлены. Цардиты идут на Атреску.
 — Что? — Юран отказывался воспринимать услышанное.
 — Если верить этим людям, то цардитов не менее пятидесяти тысяч.
 Юран откинулся на спинку стула и воздел руки.
 — Я не… А что я говорил?! Что я говорил с самого начала этой кампании? Слишком много надежд на фронты и ничего в резерве. — Он покачал головой, стремительно осознавая чудовищность происшедшего. — О Боже морей, мы беззащитны! — Маршал посмотрел на вестника беды. — Сколько до их появления?
 — Пока уцелевшие и добравшиеся сюда все были верхом. Часть Диких Копий, Девятой алы Атрески. Они заметно опередили армию на марше, но, скорее всего, первые отряды цардитской кавалерии отстают от них не больше чем на пять дней, а возможно, всего на три. Главные силы армии можно ожидать через десять дней, не больше.
 — Они идут нашими трактами, — прошептал Юран.
 — Это ускоряет движение противника. — Офицер склонил голову. — Маршал-защитник, ваши приказы.
 — Приказы… приказы.
 Юран почувствовал, что его грудь сдавил чудовищный груз. В глазах у него померкло. Он ощутил влажный жар пота, покрывшего все тело. Мысли его разбегались, и маршал не видел впереди ничего, кроме гибели.
 — Маршал?
 Юран с силой тряхнул головой, стараясь прояснить мысли, и поднял руку. Он чувствовал, что она трясется, но не обращал на это внимания. Маршал посмотрел в сторону стола, на Меган.
 — Мне не суждено насладиться мирной жизнью, так ведь? — горько произнес он.
 — Мы последуем за вами, что бы нас ни ожидало, — отозвалась Меган. — Только скажите, что мы должны сделать.
 Ее лицо, полное веры и любви, вернуло ему решимость. Юран сел прямее.
 — Собери всех командиров. Я хочу знать, какими силами смогу распоряжаться, обеспечивая оборону. Возможно, нам удастся остановить их у границы. Я напишу воззвание, которое надо будет распространить по городу, оно объяснит жителям, что нам предстоит. И зажгите маяки. Атреска снова вступает в войну, и необходимо как можно больше людей укрыть за стенами городов. — Он взглянул в глаза офицеру, чувствуя, как прежнее отчаяние сменяется яростью. — И я хочу, чтобы эсторийский консул предстал передо мной немедленно. Иди.
 Посланец выбежал из комнаты. Юран слушал, как его шаги разносятся по каменному коридору. Через окна маршал почувствовал, как в столице просыпается страх. А когда загорятся маяки, то же произойдет по всей Атреске. Семьи тех, кто воюет в Царде, будут бросаться к каждому выжившему, который войдет в ворота, требуя сведений о своих близких. С крошечной надеждой на то, что им удастся избежать катастрофы, рассказ о которой промчится по стране, словно пожар, раздуваемый ветрами вторжения.
 Меган встала и, обойдя стол, подошла к нему. Он тоже встал, и они обнялись, крепко сжав руки. Спустя какое-то время Юран отстранился.
 — Как печально, что наше первое объятие — прощальное.
 — Мой господин? — недоуменно нахмурилась Меган.
 — Хотя бы ты останешься в безопасности, по крайней мере пока. Ты готова к высокому назначению, и ты отправишься в Эсторр с моим посланием и требованием мощных подкреплений. Если нам не удастся остановить их на наших границах и даже спасти столицу, мы не отдадим страну без боя. Пора Конкорду помогать своим народам.
 Маршал провел пальцем по щеке Меган. Она поймала его руку и сильно сжала.
 — Ты сможешь отплыть на корабле по Тилу до Бискара прямо на рассвете. При хорошей погоде ты сумеешь добраться до Эсторра за тринадцать дней. Я дам тебе письмо и печать, чтобы ты получила корабль и команду.
 — Мне следует остаться рядом с вами, маршал, — сказала девушка.
 — Ты лучше послужишь мне и Атреске в Эсторре, Меган. — Он наклонился и поцеловал ее в губы. — Сейчас скорейший путь оказаться вместе — работать порознь.
 Меган кивнула.
 — Я сделаю все, что в моих силах.
 — Я знаю.
 Они снова обнялись, и затем Юран проводил ее взглядом. Маршал был не в состоянии отделаться от ощущения, что Конкорд украл у него еще что-то, что он любит.


* * *

 На этот раз сентор Ренсаарк пересек границу Царда и Атрески, зная, что следом за ним движется армия. Его многолетняя работа оказалась не напрасной. В брезжащем рассвете нового дня он наблюдал, как над горами поднимается Око Корла, и знал, что держит в руках окончательную победу своего короля. Сентор ехал во главе пяти сотен степных кавалеристов, более половины которых только что вернулись после славной победы у Цинтарита. Чуть ниже по склону, где он приостановился, был ясно виден один из двухсот приграничных фортов, выстроенных на границе Атрески. Над ним в жарком воздухе лениво повис флаг Конкорда.
 Ренсаарк поднял копье над головой — и всадники перешли на рысь, преодолевая последнюю милю, остававшуюся до форта. Мерный топот копыт и облако пыли предупреждали об их приближении. Их заметили. Флаг Конкорда опустился, а на его месте подняли флаг старого королевства Атреска. Сентор Ренсаарк улыбнулся. Все как раньше.
 Они остановились практически под стенами форта. Ренсаарк спешился и пошел к окованным железом дверям. Одна створка открылась. Седовласый мужчина в смятом и тусклом нагруднике поверх кремовой шерстяной туники вышел ему навстречу. У него во рту дымилась трубка.
 — Я вижу, ты не потратил свой заработок на новое снаряжение, центурион Данлер, — ухмыльнулся Ренсаарк.
 Мужчина с лицом, покрытым шрамами, цинично пожал плечами.
 — Не годится, чтобы проверяющий решил, что мы имеем больше, чем те жалкие крохи, которые записаны за нами официально. И я вижу, что ты привел отряд больше обычного. Полагаю, это увеличит мое вознаграждение.
 Сентор расхохотался.
 — Ты не меняешься, центурион. Нет, это говорит не об этом. — Он щелкнул пальцами, и один из его спутников спешился и принес небольшой деревянный ящик. — Но вот золото, которое мы тебе должны. Это последнее.
 — Вот как? — Данлер поднял брови.
 — Ты был верным слугой обеим нашим странам, — торжественно сказал Ренсаарк. — Но ты видел, как остатки армии Конкорда пробежали здесь, ища спасения?
 — Дезертиры проходят здесь регулярно, — отозвался центурион. — Кто я такой, чтобы их останавливать, а? В последнее время их, может, и было больше обычного, но настоящий бой тяжело ударяет по трусу, так ведь?
 — Тогда позволь сообщить тебе, что мы разбили Конкорд у Цинтарита. Что его силы разгромлены и рассеяны отсюда до Сиррана на севере и Карка на юге. Что мы одержали величайшую победу в истории нашего королевства, и что Цард идет на Эсторр, чтобы разрушить его стены. И что ты обеспечил свое будущее, позаботившись о нашей победе. Помощь таких, как ты, и линии снабжения, которые мы уже создали глубоко в Атреске, ускорят разгром Конкорда. То же будет в Гестерне и Госланде.
 — Ты надо мной смеешься? — В глазах Данлера, взявшего ящик, мелькнул страх.
 Ренсаарк покачал головой.
 — Мы когда-то были друзьями и будем ими снова. Ты знаешь, чего мы хотим от Атрески, и я пришел попросить тебя еще об одном одолжении. Поговори с фортами, которые расположены рядом с твоим. Передай весть вдоль границы. Цардитская армия войдет на вашу территорию, и они должны встретить нас как друзей. Позаботься о том, чтобы нас не задерживали.
 Данлер сжал губы, но кивнул.
 — Тебе нечего бояться, мой друг. И тебе есть за что быть благодарным. Армия будет здесь через два дня. Позаботься о том, чтобы поднять правильный флаг.
 Вдруг Ренсаарк заметил какое-то движение на горизонте. Он увидел, что столбы дыма поднимаются в небо со слишком равными интервалами, чтобы это могло быть совпадением.
 — Что это? — спросил он.
 — Сигнальные огни, — ответил Данлер. — Атреска полагает, что началось вторжение. Если я зажгу такой огонь у себя на крыше, тогда граница тоже будет так считать.
 — Верь мне, а не вашим огням. — Ренсаарк улыбнулся. — Вас захватывать не будут. Только не Цард. Вас захватили десять лет назад. Наша задача — вас освободить.
 — Не выставь меня дураком, Ренсаарк.
 — Время рассеет твои тревоги, — заверил его сентор. — А теперь мне пора. У меня есть дело к твоему маршалу. Пришла пора, чтобы он тоже кое-что понял.


* * *

 Юран прижал вечно ухмыляющегося надменного консула к стене в тронном зале. Его люди оттеснили телохранителей Конкорда. Пока страх в городе стремительно нарастал, а сигнальные огни разносили известие по всей стране, Юрана заставляли ждать. К тому моменту, когда консул соизволил явиться, перед глазами Юрана уже стояла багровая пелена.
 — Легионы перестроятся раньше, чем подойдет противник. Цардиты не дойдут до Харога.
 Юран надавил чуть сильнее, и консул закашлялся. Низенький мужчина с коротко остриженными черными волосами и толстым животиком, слишком любивший удовольствия, еще не осознал, что происходит.
 — Твоей драгоценной армии больше нет! — крикнул маршал, брызгая в лицо консула слюной. Он встряхивал эсторийца при каждой фразе. — Они потеряли командование, они испуганы, и они разбиты. Вы оставили меня и мой народ без защиты из-за своей надменности и глухоты к моим словам. Куда нам теперь идти?
 — Мне понятны твои тревоги. — Консул попытался поднять руки в нелепом жесте успокоения.
 — Ты понятия не имеешь о моих тревогах! Ты выходишь из своей виллы только для того, чтобы нажраться за мой счет. Ты ничего не видишь и ничего не знаешь. К моим границам идет пятьдесят тысяч цардитов! А у меня три легиона. Три! Ни один из них не закален в боях, и все находятся слишком далеко.
 — Конечно же, вам предоставят защиту, — забормотал консул. — Я немедленно вернусь в Эсторр с моими советниками и сообщу Адвокату о…
 Юран громко расхохотался прямо ему в лицо.
 — О нет, мой хорек! Ничего этого ты не сделаешь! Если мне суждено умереть от рук короля Царда, то ты будешь стоять рядом со мной!
 Впервые консул выказал реальный страх.
 — Я…
 — Ты надеялся сбежать. Даже по меркам консулов Конкорда, ты законченный трус! Я уже послал в Эсторр делегацию. Большая часть отряда сборщиков отправилась с моими людьми, чтобы их слова имели вес. Они хотя бы не лишены отваги и уважения к Адвокатуре. А у тебя, я уверен, нет ни того ни другого. Ты не уйдешь из города. Больше того, ты выйдешь из своей виллы только по моему приказу!
 Консул невнятно запротестовал. Юран еще раз притиснул его к стене.
 — У моих границ война. И ты, мой бесхребетный ментор, встретишь ее вместе со мной.




 ГЛАВА 36


  848-й Божественный цикл, 25-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Уже наступил рассвет, и канцлер Коройен злилась. Ее возок тащился позади первого меча Веннегура и всадников Доспехов Бога, наткнувшихся на сторожевой пост, спрятанный от глаз путников. Высунувшись из окна, она увидела бегущих людей. Один вскочил на коня и галопом понесся к городу: этот маневр был явно отработан заранее.
 Веннегур поднял три пальца, и трое всадников пришпорили коней, начав преследование. Остальные рассредоточились по дуге, чтобы перекрыть новые попытки бегства. Перед ними стояли восемь мужчин, одетых в цвета маршала Васселиса, — его личный отряд, а не легион Конкорда. Они благоразумно не обнажили оружие и не изготовили луки.
 Когда грохочущая позади карета остановилась, Веннегур спешился. Он открыл дверцу, и они вдвоем пошли к солдатам. Все они выглядели опытными воинами. Ни один не выказывал особого страха, что свидетельствовало об их преданности Васселису и вере в орден, чей герб они увидели. Но это не меняло дела.
 — Вы обвиняетесь в ереси и укрывательстве зла в городе Вестфаллен, — объявила канцлер, глядя, как на их лицах появляется тень беспокойства. — Кроме того, вы обвиняетесь в том, что помешали ордену выполнять его обязанности и в сговоре по укрывательству и защите еретической чтицы. Я, Фелис Коройен, канцлер ордена Всеведущего, выдвигаю эти обвинения. Что вы ответите?
 Фелис говорила намеренно нейтрально и буднично, несмотря на ярость, которая терзала ее. Уже в третий раз она вынуждена была выдвигать обвинения против тех, кто просто выполнял приказы Васселиса. И в третий раз ее слова вызвали явно ощутимый страх.
 Семеро из восьми упали на одно колено, опустив руки ладонями на землю. Их капитан сорвал с себя шлем с плюмажем и прижал его к груди. Человек еще молодой, он держался как профессионал, но, как и его солдаты, воззрился на Коройен в немом потрясении.
 — Говорите! — приказал Веннегур. — Канцлер задала вам вопрос.
 — Мы невиновны! — проговорил капитан, который никак не мог справиться с волнением при виде таких персон. — Мы несем охрану, как приказано. В Вестфаллене была вспышка коровьего гриппа, так что город на карантине. При всем моем уважении, канцлер, я должен просить вас повернуть обратно.
 Фелис ощутила, как ее лицо мрачнеет.
 — И о том же нас попросили первые два сторожевых поста, которые нам встретились. И знаете, почему мы все же здесь? Потому что Божьи дела нельзя остановить ложью. Коровий грипп… — Она покачала головой. — По-твоему, я похожа на идиотку?
 — Нет, мой канцлер.
 — Нет, — повторила Фелис. — Тогда зачем ты подсовываешь мне ложь? Эта вспышка гриппа, которая, по твоим утверждениям, охватила несчастных в Вестфаллене, длится дольше, чем допускают наука и здравый смысл. Она либо успела бы унести жизнь всех животных в городе, либо давно прекратилась бы. Если ты не в состоянии сказать ничего другого, я могу только заключить, что ты виновен.
 — Прошу вас, мой канцлер! Мы простые солдаты. Мы выполняем приказы и проявляем верность, которую требует наш маршал-защитник.
 — Даже если для этого вы поворачиваетесь спиной к своему Богу? — Фелис дала волю гневу. — Даже если это означает, что на ваших глазах рождается и процветает зло? Разве ваш Бог и я не требуем и не заслуживаем уважения?
 — Конечно, мой канцлер.
 — Тогда прояви его! — отрезала она. — Скажи мне правду!
 — Я не подвергаю сомнению приказы моего маршала. Поверьте, канцлер, мы ни в чем не виновны!
 — Лжец! — мягко проговорил Веннегур. — Мы знаем, какие вопросы вы задаете тем, кто едет в Вестфаллен. И мы знаем, что вы спрашиваете у тех, кто уезжает. Это карантин для распространения зла. Вы виновны в ереси не меньше вашего маршала и ваших Восходящих.
 Он выплюнул это слово изо рта, словно гнилую пищу. Фелис увидела, как капитан напрягся и чуть ниже опустил голову.
 — Ах, как жаль! — проговорила она. — Виновны. Позади нее натянулась сотня луков. Стражников охватила паника. Крики о помощи, мольбы о милости, заверения в верности… Канцлер покачала головой.
 — Ваш Бог просит только, чтобы вы выполняли Его просьбы и сохраняли Его землю свободной от тех, кто хотел бы ее извратить. Вы этого не делали. Вы не приводите достойных оправданий. Вы знали о присутствии зла, а потому я признаю вас виновными в тех преступлениях, в которых вас обвинили. Вы приговорены к смерти — и вы никогда не узнаете объятий Бога.
 — У вас нет права привести в исполнение такой приговор! — Капитан наконец обрел мужество.
 — Ты убедишься, что заблуждаешься в этом — как и во многом другом, — произнес Веннегур.
 Один из стражников сломался и бросился бежать. Рука Веннегура поднялась и упала. С флангов дуги всадников прозвенела многократно натянутая тетива. Стрелы, на секунду затмив взгляд канцлера, ударили в стражников. Все воины погибли мгновенно. Фелис покачала головой.
 — Сожгите их. Приговор приведен в исполнение. — Она опустилась на одно колено. — Давайте помолимся.


* * *

 Ардуций вместе с друзьями шел по Вестфаллену. Они направлялись к морю. Оссакер положил ладонь на его правую руку, хотя мог бы и обойтись; теперь он легко видел с помощью линий жизни, но для этого по-прежнему требовалось небольшое усилие ума. Миррон чуть опережала их, болтая с Кованом, который гордо шагал, положив руку на рукоять меча. Гориан шел чуть левее, как обычно двигаясь прогулочной походкой. Он жевал травинку, и каждый раз, когда он смотрел на Миррон и Кована, на его губах появлялась легкая улыбка.
 В разгар благословенного Богом дня жизнь на земле лилась сквозь Восходящих радостным потоком. Ардуций ощущал ее, как гул во всем теле. Он вспомнил боль, сопровождавшую соединение со всем окружающим, и облегчение, отразившееся на лицах Ступеней, когда он пришел в себя. А ведь они думали, что их прежние игры со стихиями были прорывом! Но нет, это было только начало. Все, чему они научились, только вело их к способности воспринимать настоящую энергию, настоящие линии жизни.
 И то, что Восходящие чувствовали сейчас, оказалось на порядок выше, чем раньше. Неудивительно, что их тела и умы с таким трудом научились принимать и контролировать это. Неудивительно, что они до сих пор с трудом справлялись со своими ощущениями, и поэтому им приходилось с такой тщательностью готовиться к деяниям. Даже сейчас Восходящие все еще не смели до конца исследовать новые способности. Они их пугали, и отец Кессиан хотел, чтобы ребята двигались вперед осторожно. Так они и делали.
 Сегодня Восходящие прервали занятия и решили пойти искупаться и поплавать под парусом. Кован собирался выступить судьей в плавании по поверхности воды и засекать время, которое они проведут под водой, ныряя за разноцветными камешками. Ардуций обожал такие игры. Они сближали Восходящих и, как он надеялся, могли уменьшить разлад между Кованом и Горианом. Но возможно, эта надежда была тщетной. Особенно когда предмет их раздора находился здесь, с ними. Ему хотелось, чтобы Миррон отнеслась к этому серьезнее, но она словно наслаждалась ситуацией.
 Когда они добрались до берега, рыбацкий флот уже вышел в море. Только горстка лодок стояла на берегу. Слуги из дома Кована готовили к плаванию его одномачтовую яхту; как всегда в последнее время, тут присутствовали несколько солдат маршала. Тем не менее Кован пребывал в отличном настроении. Его отец неожиданно приехал накануне, закончив какие-то дела на озере Фристос и в Гленхейле. По правде говоря, это обрадовало весь город. После расследования установилась тревожная атмосфера, а присутствие маршала помогло людям почувствовать себя спокойнее.
 Гориан встал на колени у кромки берега и опустил руку в воду. По воде побежала рябь. Подошел Ардуций и тоже встал на колени.
 — Он здесь?
 Гориан повернулся к нему. На губах его играла улыбка, в глазах плескалась безмятежная синева.
 — Да, — ответил он. — Он подплывает.
 Дельфин всплыл на поверхность примерно в тридцати ярдах от берега и выплыл на мелководье, изредка поднимая голову из воды, чтобы издавать щелкающие звуки.
 — Он счастлив, — сказал Гориан. — Я ощущаю в нем волну, словно новую жизнь. Может, там большая стая?
 — Ну, если это так, то Йен наверняка это знает.
 — Наверняка. Настанет время, когда людям больше не понадобятся рыбачьи суда. Мы сможем приводить рыбу прямо к берегу.
 — Не думаю, Гориан. — Ардуций рассмеялся.
 — Поверь мне, — серьезно сказал Гориан.
 Чуть в стороне слуги уже спустили яхту на воду и удерживали ее на глубине в пару футов. Кован стоял за рулем.
 — Давайте! — позвал он. — Забирайтесь на борт! Состязание не ждет!
 Мирную тишину полдня внезапно разорвали звуки колокола. Дельфин резко нырнул и исчез. Охранники маршала на берегу вскочили на ноги и повернулись в сторону холма, на котором стояла дозорная башня, смотревшая на дорогу в Кирандон. Кован выбрался из яхты, а Восходящие встали рядом.
 — Что происходит? — спросил Оссакер, хватая Ардуция за локоть.
 — Это тревога, — сказал Кован. — Нефис, бери отряд с виллы. Приведите моего отца, он на озере. Я отведу Восходящих на виллу Ступеней.
 — Да, господин, — ответил Нефис.
 Он и два его товарища побежали вдоль берега. Двое остальных подошли и встали по обе стороны от Кована.
 — Идемте, — велел Кован. — Вам нужно укрыться.
 — Тогда почему бы нам просто не выйти в море? — спросил Гориан.
 — Нет, — возразил Кован. — Вы знаете, какое решение было принято. Там нельзя будет оставаться вечно. Идемте со мной.
 — Ты не можешь мне приказывать! — заявил Гориан.
 Ардуций почувствовал, как пальцы Оссакера сжали его локоть. Он оглянулся и увидел напряжение на лице Миррон. Она смотрела на склон, откуда продолжал звонить колокол, к нему бежали солдаты. Он повернулся к Гориану.
 — Сейчас не время. Они напуганы. Мы сделаем то, что хочет отец Кессиан, иначе Ступени не будут знать, где нас найти.
 Гориан секунду гневно смотрел на него, но потом кивнул. Кован немного расслабился.
 — Пойдем, — сказал он.
 — Они приближаются! — воскликнула Миррон, указывая на склон.
 Ардуций посмотрел наверх. С вершины мчались всадники. Множество всадников.
 — Кто они?
 — Не имеет значения, — заявил Кован. В его голосе появились командирские нотки. — Идем. Быстрее.
 Восходящие и Кован побежали по дороге, которая уходила влево от форума. По ней можно быстрее всего добраться до виллы и, как они надеялись, до безопасного укрытия. Впереди началась сумятица. Люди пересекали им дорогу — они бежали, шли, кричали. Большинство спешили домой, но многие просто пытались разминуться с всадниками, которые направлялись вглубь Вестфаллена, к берегу.
 Ардуций следил, чтобы все держались рядом. На лице Миррон отражался тот страх, который испытывал он сам. Оссакер начал пользоваться линиями в воздухе, чтобы выбирать дорогу, и отпустил руку Ардуция. Мрачное лицо Гориана пылало гневом, глаза все время обращались в сторону пришельцев — кем бы они ни были. Ардуций молился о том, чтобы это оказались войска Адвокатуры. Если это орден, то их ждут серьезные неприятности.
 От жары и бега Ардуций начал сильно потеть. Он чувствовал, как пот намочил спину туники, собрался под мышками, течет по лицу. Он бежал чуть впереди остальных, а сзади держались солдаты Васселиса. Люди освобождали им дорогу, кричали, чтобы они спрятались, убежали и скрылись.
 Они свернули налево, от форума, и понеслись по крутой мощеной улице, где дома стояли тесными рядами. Темп задавал Кован, Восходящие следовали за ним. Ардуций слышал, как сапоги солдат стучат по камню. Его страх рос. Они оставили позади улицу, чтобы направиться через поля к вилле. Темная полоса возникла на горизонте и стала быстро распространяться справа от них.
 — Ох, нет! — выдохнул Кован. — Быстрее. Быстрее.
 Еще всадники! Они свернули с дороги и проехали полями, отрезав отступление к озеру и реке, на Гленхейл. У Ардуция отчаянно колотилось сердце. Он ощущал волны растерянности, охватившей город. Сквозь землю ясно слышался топот копыт. Сумятица ощущений стала неприятной — словно кипящий котел нарушенных линий жизни. Грудь сдавило.
 Восходящие уже поднялись выше уровня города и приближались к вилле. Всадники успели проникнуть в центр Вестфаллена, и часть их направлялась к Дому Масок. Другие окружили виллу Васселисов и собирались полностью отсечь город от полей. В воздухе ощущалась паника, и Ардуций услышал, как Миррон часто задышала.
 — Спокойней, Миррон, — сказал он. — Все будет в порядке.
 — Они приехали за нами, — воскликнула девочка. — Они приехали нас забрать!
 — Они тебя не заберут, — бросил Кован через плечо. — Бегите. Я о вас позабочусь.
 Они оказались в открытом поле и бежали со всех ног. До виллы оставалось всего несколько сот ярдов, и в саду и вокруг стен видны были солдаты Васселиса. На его глазах трое выбежали из ворот и повернули направо. По дороге к ним подскакали пять всадников. Им крикнули, приказывая остановиться, но они оставили приказ без внимания.
 Мечи обнажили, и на солнце блеснула сталь. Ардуций задохнулся. Всадники мчались не останавливаясь. Солдаты встали в боевые стойки. Все смешалось, когда они столкнулись. Он увидел, как клинок опускается вниз, на лицо одного из солдат. Его сбило с ног и отбросило на землю. Немного прокатившись следом за конями, он остался лежать неподвижно. Кровь! Песчаная земля покрылась кровью.
 Миррон закричала и резко остановилась, зажав рот ладонями. Ардуция затошнило. Из-за стены виллы выехали новые всадники. Казалось, они были повсюду, и на каждом коне одно и то же тавро: кольцо рук с переплетенными пальцами.
 Кован остановился и выбросил руки в стороны, чтобы не дать Восходящим пробежать мимо него. Два солдата подошли к нему и обнажили мечи. Впереди те, кто уцелел при атаке всадников, бросились к своему товарищу. Кони резко развернулись и снова понеслись на них. Всадники натянули тетиву луков. Солдаты попятились, поднимая руки.
 Ардуций увидел, как другие всадники скачут по дороге в их сторону. Кто-то спешился и вбежал в ворота виллы. Из города доносились громкие испуганные крики. Кони ржали и храпели. Копыта били по брусчатке.
 — Стойте рядом, — выдохнул Ардуций, притягивая к себе Восходящих. — Не поднимайте голову. Не дайте им увидеть, кто вы.
 — Это орден! — прошипел Гориан. — Они приехали, чтобы нас убить!
 — Этого ты не знаешь, — возразил Ардуций.
 — Мы можем им помешать!
 Ардуций гневно посмотрел на него.
 — Мы не будем использовать наши способности для насилия! Наш единственный шанс — доказать, что мы — сила добра. Так требует отец Кессиан.
 Стук копыт стал очень громким. Ардуций бросил взгляд исподлобья. К ним скакали четыре всадника. У двоих были луки, у двоих — мечи. Рядом с ним всем телом дрожала Миррон. Это было им не по силам — жестокость, кровь на земле, наставленное на них оружие.
 Оссакер снова вцепился в его руку.
 — Я не могу сосредоточиться, — сказал он тихо и испуганно. Потом закашлялся. — Я не могу собраться!
 — Ничего, — отозвался Ардуций. — Обопрись на меня. Гориан, позаботься о Миррон.
 Гориан обхватил ее сильной рукой, и девочка вцепилась в него. Ардуций не мог сказать, кто из них испуган сильнее. А потом один из всадников заговорил — и подтвердил все их наихудшие опасения.
 — Граждане Вестфаллена, вы должны собраться на форум. Здесь есть зло. Ересь против Бога. Ваши Восходящие будут разоблачены и предстанут перед судом. Все, кто был замешан в этом преступлении, предстанут перед судом. Уберите мечи. Ступайте на форум.




 ГЛАВА 37


  848-й Божественный цикл, 25-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 По крайней мере, утешало то, что представители ордена не знали, кто из них Восходящие. Однако им не понадобится много времени, чтобы сузить круг подозреваемых. Пока они удовлетворились тем, что просто сгоняли всех, кого им удалось найти, на форум. Жара угнетала, но страх давил сильнее. Недоумевающие горожане стояли неподвижно и молча или вертели головами, глядя на всадников, которые перекрыли все выходы с форума.
 На помосте молельни, под тентом от солнца, находились шесть человек. Четверо — просто солдаты, воины Доспехов Бога. Главными же фигурами были Хорст Веннегур, командир всадников, и канцлер Фелис Коройен. Она оказалась горделивой, высокой и стройной женщиной и смотрела на жителей сверху вниз с усмешкой на лице. Канцлер ненавидела их, а ведь она ничего о них не знала!
 Восходящие вместе с Кованом стояли в центре толпы. Солдат куда-то увели. Ковану удалось спрятать гладиус под складками легкого плаща. Оружие придавало ему хоть какую-то уверенность. Гориан с Ардуцием спорили, шипя друг на друга. Гориан хотел действовать. Вызвать грозу или штормовой ветер. Броситься к помосту и захватить канцлера. Ардуций велел ему держаться спокойно, но становилось все более очевидным, что Гориана не удастся усмирить надолго.
 — Ты даже не знаешь, способен ли сделать то, что предлагаешь.
 — Не глупи, Арду, — огрызнулся Гориан. — Ты ощущаешь это не хуже меня. Мы все чувствуем. Энергия ветра будоражит твое тело так же, как мое. Еще сильнее, раз ты Слушающий Ветер. Ты знаешь силу, которая лежит под камнями этого форума. Мы можем ее усмирить.
 — И какой в этом будет прок? Ты не сможешь напугать всех настолько, чтобы они убежали. Их слишком много. А потом ты покроешься морщинами, потеряешь энергию и не сможешь бежать. Ты покажешь им, кто ты, — и останешься бессильным. Подожди.
 — Чего мне ждать? Чтобы они вычислили нас, просто посмотрев нам в лицо? — В глазах Гориана кружились лилово-коричневые вихри. Он ощущал энергию у себя под ногами и позволял ей напитать себя. — Мы не можем оставаться здесь и ничего не предпринимать. С тем же успехом мы могли бы сами перерезать себе горло. Неужели ты не видишь, что они уже все про нас знают? Они знали, где находится наша вилла, они знали, где находится вилла маршала, они знали, где находится Дом Масок. Кто-то все им рассказал.
 — Послушай Арду. — Кован повернулся к Гориану. — Успокойся и подожди. Мы не беспомощны. Моего отца и Ступеней пока нет здесь. Это значит, что их не удалось найти.
 — И что с того? Ты считаешь, что отец Кессиан и Виллем их напугают? Они старики! А у твоего отца мало людей. Все будет зависеть от нас.
 — Но не сейчас, — попросил Ардуций. — Пожалуйста, Гориан, не выдавай всех нас!
 Гориан посмотрел на Миррон, и та кивнула, соглашаясь.
 — Пожалуйста, — сказала она, протягивая к нему руку. — Послушайся их.
 Но Гориан был прав в оценке того, что известно ордену. Ужас сжал Миррон сердце. Воины ордена начали перемещаться по толпе. Страх нарастал. Они шли со всех сторон. Их была всего горстка, но они осматривали всех, не пропуская никого. И как горожане ни старались отводить глаза, Миррон ощущала на себе их взгляды. В них не было осуждения или обвинения, а только сочувствие. Девочка предпочла, чтобы они не смотрели — это привлечет к ним внимание.
 — Опустите глаза, — прошептал Ардуций. — Смотрите в землю. Что бы ни случилось, не поднимайте глаз!
 Всякий раз, когда Миррон оглядывалась, она видела, как солдаты хватают людей и толкают их к помосту. Слышались гневные слова, кое-где возникали короткие драки, раздался даже крик боли. Люди начали толкаться, и она снова увидела, как на солнце блеснул металл. Девочка содрогнулась. Это напомнило ей о том человеке, убийство которого она видела у виллы. Такая жестокость у них дома! Миррон никогда не думала, что ей придется это увидеть.
 Солдаты приближались к ним.
 — Не сопротивляйтесь, — предупредил Ардуций. — Делайте то, что они скажут. Гориан, это относится к тебе!
 — Ладно! — прошипел Гориан.
 Его голос по-прежнему был полон гнева. Миррон ощутила руку на своем плече.
 — Иди вперед, — приказал воин. — Сейчас же. Вставай с остальными.
 Она кивнула, не отрывая взгляда от сандалий. Солдат приложил ладонь к ее спине и подтолкнул. Девочка вскрикнула.
 — Не смей ее трогать! — вмешался Гориан.
 — Не огрызайся, парень! — рявкнул солдат. — Иди с ней. И вы. Все пятеро. Бегите, или я дам вам пинка в зад.
 Восходящие и Кован пошли сквозь толпу, которая раздалась, чтобы пропустить их. Какой-то пес побежал перед ними, и Ардуций споткнулся о него. К ним прикасались другие руки. Но эти прикосновения были дружескими и ободряющими, как и слова, которые их сопровождали. Миррон тихо благодарила горожан. Перед толпой вдоль возвышения стояла цепочка солдат.
 Слева от него воины ордена отделяли от остальных небольшую, но все увеличивавшуюся группу. Им велели присоединиться к остальным. Миррон быстро огляделась. В свои семнадцать Кован, наверное, самый старший среди них. Некоторым было всего по десять. И многие в отличие от взрослых бросали на Восходящих обвиняющие взгляды. Кован заметил это и прошел по группе, насчитывавшей к этому моменту уже человек тридцать или сорок, шепотом говоря, чего он от них хочет. Достаточно одного неосторожного слова, и Восходящих разоблачат.
 — Мне очень жаль, — прошептала Миррон какой-то девочке, стоявшей рядом с ней. Она почувствовала, как о ее ногу потерлась кошка. — С вами все будет в порядке. Не тревожься.
 На помосте вперед вышла канцлер. Окружавшие форум солдаты криком потребовали тишины.
 — Некоторые из вас, возможно, гадают, почему я здесь и почему вас собрали передо мной, — сказала она, не отводя взгляда от юнцов, собранных по правую руку от нее. Миррон ощутила ее отвращение. — Но я сомневаюсь в том, чтобы их число было большим. Я готова к тому, что среди вас находятся некоторые невинные приезжие, — и позвольте мне заверить вас, что вам бояться нечего. Бог с вами, хотя Он наверняка отвернулся от места, где вы сейчас находитесь.
 А всем, кто избрал это место своим домом, я скажу вот что. У вас здесь прекрасная бухта. Можно сказать, что это рай, который Бог благословил плодородной землей и обильным морем. Это дар Божий. И тем не менее вы позволили злу сгноить все это. И зло пропитало каждый уголок каждой виллы. Вы позволили сотворить детей, которых готовы были поставить выше Господа. Людей, которые, как вы решили, смогут управлять стихиями и землей, небесами и морями, животными и деревьями… И другими людьми, захотят они того или нет. Природа во всех ее красотах и ужасах дана нам, чтобы наслаждаться ею, уважать ее и хранить ее. Нам не дано ей диктовать, менять или управлять ею. Это ересь!
 Канцлер помолчала, скользнув взглядом по толпе. Воцарилась полная тишина. Никто не смел даже переступить с ноги на ногу. Только цикады в полях и птицы в небе продолжали петь и перекликаться.
 — И я найду всех, кто виновен, и представлю на суд перед Богом. И что это будет означать? Возможно, те, кто высказывал свои страхи перед творимыми здесь преступлениями, преувеличивали. Возможно, я ищу только горстку преступников и четырех несчастных, чьи тела содержат силы, которые они не могут понять и контролировать.
 Миррон прижалась к надежному телу Гориана. Его руки легли ей на талию, притянули к себе. Она старалась не расплакаться, но ей было так трудно справиться со страхом! Канцлер, несомненно, смотрела прямо на нее, обращалась к ее сердцу, чтобы заставить признаться. Девочка сжала губы, пытаясь унять дрожь.
 Вокруг группы юнцов начали собираться собаки и кошки. Они сосредоточили свое внимание на Гориане. Скоро кто-нибудь из ордена это заметит. Миррон попыталась собраться и прогнать их. Это следовало бы сделать Гориану, но его плохо сдерживаемая ярость была направлена прямо на канцлера.
 — Не заблуждайтесь: я найду тех, кто совершил эти преступления. Кто разрешил создать этих Восходящих и кто сейчас их защищает. И позвольте мне напомнить вам, что если вы будете их укрывать или хотя бы откажетесь указать на них, когда от вас этого потребуют, то станете виновными не меньше, чем они.
 Я предоставляю вам время подумать. Бог со снисхождением и милостью смотрит на тех, кто кается и возвращается к истинной вере, на тех, кто отрекается от порока, с которым соприкоснулся. Я продемонстрирую вам, почему упорство в заблуждениях станет очень серьезной ошибкой.
 Канцлер сделала знак Веннегуру.
 — Приведите их! — рявкнул он.
 По толпе пробежало волнение. Слева и справа от возвышения началось движение. Справа на помост вывели Ступеней. Всех, за исключением милой Йен Шалк, которая по-прежнему находилась с флотом. Отец Кессиан вел их — очень старый и слабый с виду.
 — Ох, нет! — Миррон почувствовала, как по щекам у нее бегут слезы. — Как они могут так с ним обращаться?
 Отец Восхождения старался держаться гордо, но с трудом ковылял, опираясь на две палки, и ему пришлось помочь добраться до назначенного места. Рядом с ним находились Дженна, Виллем, Андреас, Эстер, Меера и Гвитен. Незаметно было, чтобы им причинили какой-то вред, но их лица несли на себе печать потрясения. Их всех заставили встать у помоста.
 — Я не позволю, чтобы они ему навредили, — пробормотал Гориан.
 — И я, — отозвался Кован. — Только не он. Они не смеют его трогать!
 — Они не хотели бы, чтобы мы себя выдали, — напомнил Ардуций. — Помните об этом. Мы не должны приносить себя в жертву.
 — Я не стану стоять и смотреть, — заявил Гориан. — А если я себя выдам — то так тому и быть.
 Миррон услышала вскрик, раздавшийся перед ней, и посмотрела в сторону, куда указывали пальцы многих — на левую часть помоста. Кого-то волокли туда два воина ордена. Имя выкликнули вслух, и его подхватила толпа, которую объединило общее возмущение. Миррон присмотрелась и поняла, что это правда.
 Сквозь маску застывшей на лице крови под спутанными волосами, в сбившейся, разорванной и окровавленной одежде она все-таки узнала Элсу Геран. Элсу, которая всегда улыбалась, любила их и проповедовала истинное слово Божье. Послышались гневные крики, взметнулись кулаки. Вокруг людей на форуме натянули тетиву луков. Солдаты ордена вломились в толпу, раздавая пинки и удары, чтобы успокоить возмущение.
 — И отчего вы пришли в ярость? — крикнула канцлер. — Эта женщина принесла обеты благочестия и преданности единственному Богу. И однако она не только отвернулась от ереси в ваших рядах, она приняла в ней активное участие. Вам следовало бы благодарить меня за то, что я разоблачила ее преступление и наказываю ее. Вы должны сохранять веру в вашего чтеца. Как вы можете верить той, кто повернулась спиной к Богу?
 На форуме снова восстановилась тишина. Миррон, как и остальные, с тошнотворной уверенностью поняла, что никакой справедливости не будет. Не будет свидетельских показаний и слушаний. Именем Бога и с одобрения канцлера — той, кому прежде всего поручено оберегать всех, кто ходит по Его земле, — произойдет убийство. И на помосте перед испуганными плененными зрителями разыгрывается первая сцена отвратительного спектакля.
 — Я хочу знать, ты о чем-нибудь спросила ее? — Голос Кессиана дрожал, но был полон страсти. — Ты хотела узнать правду или твоим головорезам просто нужно оправдание, чтобы избить неповинную женщину? Почему самые невежественные среди нас хотят вершить над нами суд? Почему ты, которой следовало бы искать новые дары Бога, так боишься их, что готова убивать Его людей, чтобы их спрятать?
 Сердце Миррон запело при звуках его голоса, и на секунду она ощутила, как уходит смертный страх Вестфаллена. Однако все то время, пока он говорил, Коройен лениво шла к нему. Теперь она встала перед Кессианом. Отец Восхождения не дрогнул.
 — Как красноречивы слова зла, — проговорила канцлер. — Как обольстительны твои речи, Ардол Кессиан, отец ереси. Неизменно те, кто стремится уничтожить Бога, прячут свои желания под одеждами праведности.
 — Уничтожить? — На лице Кессиана отразился ужас — Вы не станете нас слушать, канцлер? Вы не захотите увидеть, что здесь сделано — и что все, кто в этом участвовал, в полной мере верят в святость Бога?
 — Мне ничего не надо видеть. Я не смею на это смотреть.
 — Вы не смеете на это смотреть потому, что боитесь увидеть правду.
 Миррон ахнула. Эти слова произнесла Элса. Ее голос хрипел от боли, но она высоко подняла голову. Солдаты продолжали удерживать ее за руки. Коройен резко развернулась и зашагала обратно по возвышению, наставив на Элсу обвиняющий палец.
 — Видите! — крикнула она толпе. — Видите, какое развращение умов приносит это зло? Когда-то чистый разум смущен. — Она схватила Элсу за подбородок. — Мне почти жаль тебя, девочка. Потому что это ты ничего не видишь. Мне нет нужды смотреть на твою истину.  Я есть истина. 
 — Значит, вы слепы, — ответила Элса. — Потому что только слепой не смог бы увидеть веру и любовь, которые питают к Богу в этом городе.
 Коройен отступила на шаг. Ее лицо застыло в гримасе презрения.
 — Это оскорбление стало последней каплей! — заявила она. — Ты уже призналась в преступлениях, караемых смертью, после которой твой прах развеют демоны ветра. И теперь ты смеешь сомневаться в моей вере?
 — Я только прошу вас увидеть.
 — Это не мое зрение испортилось.
 — Не позволяйте ей себя обмануть! — неожиданно выкрикнула Элса толпе — всем, кто мог ее слышать. — Не дайте ей убедить вас в том, что вы безбожники. Не позволяйте ей отвратить вас от…
 Стремительно — так, что глаз едва успел уловить движение — канцлер схватила Элсу за волосы и оттянула ее голову назад. Ее одеяние взметнулось, и Миррон успела уловить серебряный отблеск, метнувшийся слева направо. А когда канцлер отступила назад, из горла Элсы била кровь, а одежды и руки Коройен были красными.
 — Принеси мне воды, чтобы смыть эту дрянь, — сказала Фелис Коройен. — Приговор вынесен.
 Тишина превратилась в бурю гнева. Все выкрикивали оскорбления. Слово «убийца» эхом отдавалось от колонн форума. Толпа снова вскипела, и солдаты ордена стали теснить ее, обнажив мечи и натянув луки. Кован и Ардуций удерживали Гориана, Оссакер цеплялся за Миррон, а та смотрела на возвышение молельни, где Ступеней отталкивали назад солдаты. Они махали руками и кричали, пытаясь пробиться к Элсе, чья жизнь уходила на глазах у всех. Солдаты отпустили ее, и она умерла.
 Дженна ухватилась за отца Кессиана, который сипел, пытаясь говорить. Он прижимал левую руку к груди, словно испытывая боль. Его голос перекрыл утихающий шум, но он едва выговаривал слова, так трудно ему было дышать.
 — Это не суд и не правосудие, — сказал Ардол Кессиан, хватая воздух ртом после каждого слова. — Это убийство, порожденное невежеством и страхом. Несмотря на все обвинения, которые ты против нас выдвинула, единственный человек здесь погиб от твоей руки.
 Он замолчал и бессильно обмяк. Его поддерживали Дженна и теперь еще Виллем, который подхватил его с другой стороны. Они что-то шептали ему.
 Болезненный ужас молнией пронзил Миррон, и все Восходящие рядом с ней напряглись. Коройен снова повернулась к Кессиану и шагала по помосту, словно актриса, играющая героическую роль.
 — Я прекращу распространение зла, даже если для этого надо будет сжечь всех в этом городе! — провозгласила она.
 — У тебя нет такой власти, — заявил Кессиан. Его лицо покраснело, черты исказила боль. — Где печать Адвокатуры?
 — Я действую от лица Бога.
 — Ты действуешь в своих интересах. Я не признаю тебя моим канцлером.
 Коройен отвесила ему пощечину. Ардол Кессиан дернулся назад, а потом упал ничком. Дженна пронзительно закричала. На этот раз никто не пытался остановить Гориана. Они все побежали с ним, зная, что надо делать.
 Дорогу им преградили два солдата. Воздух был жарким и сухим, линии энергии казались Миррон синевато-багровыми. Она впитала энергию, чувствуя, как та стремительно течет по ее жилам и накапливается, фокусируемая разумом. Девочка направила ее сквозь руки, сведя ладони вместе, чтобы замкнуть круг на себе. Перед ней Кован и Гориан растолкали детей, криком заставив их замолчать. В смятении и ярости Миррон развела ладони, так что пламя рванулось на волю. Оно ударило в шлемы и кирасы солдат, притянутое металлом, и сбило обоих с ног.
 Восходящие мгновенно пробежали мимо них и помчались к молельне. Ветер ворвался на форум, поднимая тучу песка и пыли. Ардуций шел, расставив руки в стороны, управляя порывами ветра, которые слепили лучников, стоявших впереди. Стрелы выпустили, но они бессильно упали, сбитые ветром.
 Те, кто находился на возвышении, с трудом удерживались на ногах. Гориан и Кован добрались до боковой лестницы. Кован схватился с воином ордена, легко отбил его выпад и ударил рукоятью меча в лицо противника, заставив его упасть. Гориан пробежал мимо, не обращая внимания на Веннегура и стремясь добраться до отца Кессиана и канцлера.
 Миррон бежала за ним, и Оссакер тоже. Когда Кован приставил меч к шее канцлера, Ардуций прекратил ветер. Наступила тишина, в которой стал слышен топот приближающихся коней. Толпа ахнула, когда песок и пыль опустились, и наступила неопределенность. Миррон не представляла себе, что делать дальше. Она гадала, знает ли это хоть кто-то из них. Все Восходящие окружили Кессиана. Солдаты попятились. Она не знала, вызвано ли это страхом или смятением.
 На них со всех сторон были направлены луки. Она обвела взглядом молельню. Коройен игнорировала приставленное к ней острие и взирала на них в полном ошеломлении. Веннегур уже положил руку на рукоять меча.
 — Не надо, — посоветовал ему Кован. Он стоял позади канцлера, держа ее за плечо. — Убери руку и прикажи своим людям отойти. Я не хочу ей навредить — но я это сделаю. Если полетит хоть одна стрела…
 — Успокойся, юноша, — сказал Веннегур. Его голос прозвучал слабо, взгляд вернулся к Восходящим, как и у канцлера. Он взмахнул руками вниз, и луки опустили. — Никому не нужно причинять вред.
 — Твои слова запоздали, — сквозь зубы проговорил Гориан, который сидел, положив голову Кессиана себе на колени. Отец дышал, но слабо. Оссакер прижал руки к его груди, изо всех сил пытаясь помочь. — Ты уже навредил. Больше, чем можешь себе представить.
 — Так вот вы наконец, — произнесла канцлер. Лицо ее побелело, и голос тоже дрожал. — Те, кто хочет свергнуть Бога и владеть нами. Эта демонстрация только подтвердила вашу вину. Это мерзость. Страшная, ужасающая мерзость. И я растопчу ее. Здесь и сейчас.
 Топот стал громче, и Веннегур подобрался.
 — Что ты будешь делать теперь? — спросил он, обращаясь к Ковану. — Нас сотня. И ты слышишь, что приближаются другие. У тебя всего один меч и те, кто может создать ураган вопреки всякому разуму и вере. Ты не можешь победить. Положи его, парень. Пусть будет сделано то, что необходимо сделать.
 — Вы все умрете, прежде чем я позволю вам повредить еще кому-то из нас! — объявил Гориан.
 — И продемонстрируешь свою порочность всем присутствующим, — напомнила канцлер.
 — Я защищаю своих, — отрезал он. — Вы даже не представляете себе, что я могу сделать.
 Кессиан поднял руку и сжал пальцы Гориана. Его глаза открылись, и Миррон почувствовала облегчение. Однако оно было мимолетным. Слезы выступили на глазах Оссакера и потекли по щекам.
 — Не делай этого, Гориан, — прошептал Кессиан. — Ради меня, не делай этого. Не давай им повода, который они хотят получить. Помощь близка.
 — Ради тебя, отец, — откликнулся Гориан, кивая. Его голос начал срываться. — Но только ради тебя.
 — Молодец, — прошептал старик. — Молодец. Помни свое предназначение.
 Его рука бессильно упала, глаза закрылись. И все Восходящие почувствовали серость, сменяющуюся чернотой. Гаснущие линии. Конец благословенной жизни.
 — Нет! — выкрикнула Миррон. — НЕТ!!!
 Она уткнулась головой в грудь Дженны и зарыдала. Весь ее мир расползался на части. Девочка слышала крики вокруг. Голос Кована — сильный и ровный. Гориан неистовствовал и обвинял. Ардуций пытался всех примирить, но замолк, подавившись рыданиями. А потом снова пришел ветер. Гром расколол небо, потемневшее от туч. Раздался топот бегущих ног. Звон скрестившихся мечей — и один голос, властно требующий порядка.




 ГЛАВА 38


  848-й Божественный цикл, 25-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Васселис понимал, что должен сдерживать себя и своих солдат. Стремительно скача от озера, где он спрятал Нетту, маршал привел с собой всего десять человек. Приближаясь к городу, Васселис увидел на форуме толпу и понял, что в Вестфаллен явился орден. Насильственное собрание для отречения являлось его излюбленным методом. Как именно им удалось узнать про Восходящих, предстояло выяснить позже.
 Мчась галопом к форуму и молельне, он разделил отряд, чтобы захватить обе лестницы. У каждой стояло по три солдата. Маршал направился к правой. Стрелы сбили двоих, и он спрыгнул с коня, чтобы схватиться с третьим, обнажив кавалерийский клинок.
 — Брось оружие! — приказал Васселис.
 С помоста над ним раздались резкие слова. А потом их сменил горестный вопль. Воин ордена решительно преграждал ему путь. Васселис ударил, их клинки встретились. Он отвел меч противника вправо и нанес удар левым кулаком, почувствовав, как перчатка со стальными накладками крушит скулу. Мужчина рухнул на спину. Васселис вонзил меч ему в живот, перепрыгнул через скорчившееся тело и взбежал по ступеням.
 Маршал шагнул на помост. Его сын —  его сын!  — приставил меч к горлу канцлера. Хорст Веннегур стоял рядом, напряженно выпрямившись. На другой стороне молельни Ступени и Восходящие сгрудились в одном месте. Там кричали и плакали, а на лице Гориана он увидел бешеную ярость. На небе собиралась грозовая туча. Жители Вестфаллена на форуме радостными криками приветствовали его появление.
 — Я требую порядка! — взревел маршал. — Я требую порядка!
 Небо начало расчищаться, ветер стих. Теперь Васселис слышал только горестный плач. Он направился к канцлеру, роняя капли крови с кончика меча. Его люди оттеснили от молельни солдат ордена, разоружили их и защищали теперь Ступени и Восходящих.
 — Сними перевязь с мечом, Хорст. Я не хочу обагрять мой клинок и твоей кровью, — сказал Васселис. — И прикажи своим людям уйти. Вы все уезжаете.
 Веннегур наклонил голову и взялся за перевязь. Васселис встал перед канцлером и увидел за ее гордой миной страх. Не страх за свою жизнь, а страх перед тем, что она только что видела.
 — Все в порядке, Кован. Ты можешь успокоиться. Не могу передать, как я тобой горжусь.
 — Ты вовлек в это и своего сына, — сказала Коройен. — Неужели твой эгоизм не знает границ?
 Васселис смотрел, как его сын убирает меч и отходит, чтобы встать рядом с Восходящими. Он сегодня стал мужчиной. В каком-то смысле это было прорывом — не менее важным, чем у тех, кого он сегодня оберегал. Перед лицом такой агрессии и жестокости! В другое время Васселис бы обрадовался. Но только не сегодня.
 — Кован, сейчас они под твоей защитой. Уведи их. Ты знаешь, что надо делать.
 — Они убили отца Кессиана! — выкрикнул Гориан.
 — И на этом все закончится, — ответил Васселис, хотя сердце его разбилось. — Уходите. Пока есть возможность. Теперь вам опасно тут оставаться.
 — Им далеко не уйти! — прокаркала Коройен. — Мы знаем их лица. Их глаза — свидетельство их вины. И ты сгоришь с ними, маршал. Твое время почти закончилось.
 — На твоем месте я не сказал бы больше ни слова, Фелис. Ты принесла достаточно горя за один день.
 Маршал-защитник посмотрел налево и увидел Элсу, которая лежала в луже собственной крови. Ее волосы шевелил ветер. А справа лежал неподвижный, мертвый Кессиан.
 — Я здесь для того…
 — Молчать! — Васселис вложил все бешенство в одно слово. — Если у тебя нет печати Адвоката, то ты не имеешь права вершить здесь суд. Это моя страна, и это мои люди. И я без колебаний зарублю каждого, кто им угрожает.
 Приветственные крики у него за спиной были громкими и долгими. Маршал кивнул, но не стал оборачиваться. Вместо этого он приблизился к Коройен.
 — Фелис, ты можешь настаивать на своем, если хочешь, и я подвергну тебя унижению в присутствии этих невинных и законопослушных горожан. Или ты можешь уехать немедленно, и позднее мы оба предстанем перед Адвокатом, чтобы объяснить свои действия. Что ты выбираешь? В любом случае Восходящие уйдут отсюда невредимыми.
 Коройен посмотрела на Восходящих, которых силой оторвали от тела Ардола Кессиана. Она холодно улыбнулась.
 — Вы — еретики, и вы сгорите, — пообещала она. — Интересно, сколько человек у тебя здесь?
 — Будь ты проклята, Фелис. Будь проклят твой прах и предан ветру! — Васселис повернулся. — Давай, Кован! Беги!


* * *

 Ардуций едва мог видеть из-за слез, туманивших ему глаза. Его поставил на ноги один из солдат Васселиса, а потом его, остальных Восходящих и Ступеней потащили с помоста. Стрелы полетели с краев форума, ударяясь о камни и со свистом проносясь над головой. Только Дженна осталась с отцом Кессианом, чье тело лежало на каменном возвышении под жаркими лучами солнца. Крики Миррон, когда ее отрывали от тела и стремительно уводили, навсегда останутся в его душе. Ардуций не представлял себе, что стало с маршалом Васселисом.
 Воздух переполнился криками и злобой. Он и остальные оказались в центре скопления стремительно бегущих ног и машущих рук. Люди Васселиса бежали впереди и сзади. Эстер, Меера и Гвитен спасались вместе с ними, а Виллем и Андреас, слишком старые, чтобы выдержать такой темп, постарались найти какое-то укрытие. Но пока не они были мишенью.
 Воины ордена разорвали кольцо вокруг форума и пытались пробиться сквозь толпу, которая повсюду преграждала им путь. Кован увлек Восходящих по одному из проходов, а потом по узкой улице, ведущей вдоль форума к берегу моря. Он бежал стремительно, в сопровождении воинов отца. Гориан почти не отставал от него.
 Оссакеру приходилось трудно: он не мог сосредоточиться на линиях, которые помогали бы ему бежать. Мальчика поддерживал один из солдат, рука в латной перчатке сгребала сзади его тунику и каждый раз дергала вверх, не давая упасть на землю. То же самое происходило с Миррон. Она несколько раз споткнулась, и один из солдат забросил ее себе на плечо. Девочка посмотрела назад, на Ардуция, ее потрясенное лицо заливали слезы.
 — Я здесь, Миррон, — с трудом выговорил он. — Я здесь.
 Но ему показалось, что девочка не услышала.
 Их преследовали. Орден устроил за ними погоню. Стрела ударила в стену дома слева от них.
 — Быстрее! — крикнул один из солдат. — Не оглядывайтесь!
 Трое мужчин выбежали на улицу впереди них. Снова полетели стрелы. Одна попала кому-то из солдат в лицо. Он покачнулся и налетел на стену слева. Кован и второй солдат стремительно атаковали солдат ордена. Оба держали гладиусы двумя руками. Ардуций едва мог воспринимать то, что происходило прямо перед ним.
 Кован не колебался. Его клинок метнулся вниз и наискосок, и лучник упал с огромной дырой в легком кавалерийском доспехе. Солдат Васселиса отбил клинок врага и ударил его в шею. Кровь фонтаном взвилась к благословенному Богом небу и обрызгала бегущему Ардуцию лицо. Ему пришлось перепрыгнуть через тело, которое еще продолжало шевелиться, расставаясь с жизнью. Третий противник выпустил еще одну стрелу, она прошла мимо цели. Кован рубанул его по рукам. Мужчина взвыл и упал. Его мучительный вопль пронзил Ардуция. Он ощутил всплеск энергии, с помощью которой тело солдата пыталось компенсировать ранение. Улица окрасилась кровью.
 Ардуций тяжело дышал. На бегу он утирал лицо. Сзади снова прилетели стрелы, но прошли над головами: лучники пытались стрелять не останавливаясь. Но замедлить бег или передохнуть было нельзя. Рев толпы на форуме долетал и сюда, лишь немного приглушенный каменными стенами. В ушах грохотал топот сапог по брусчатке. Все требовало его внимания, а Ардуций едва справлялся с тем, чтобы передвигать ноги!
 Улица закончилась, и они оказались на открытом пространстве, которое вело к гавани, берегу и открытому морю. Рядом с ними бежали яростно лаявшие собаки, справа — какие-то люди. Воины ордена, люди Васселиса и простые горожане. Направление, которое выбрали Восходящие, стало понятно с самого начала — это был их единственный шанс спастись бегством.
 Стрелы продолжали лететь, а вот солдаты Васселиса, прикрывавшие их сзади, остановились. Криками подгоняя Восходящих вперед, они повернулись и бросились навстречу лучникам ордена. Ардуций мог смотреть только прямо перед собой. Готовая к отплытию яхта Кована покачивалась на воде. Пять лучников Васселиса дугой расположились вокруг нее, сгибая луки и выпуская стрелы.
 Ардуций пытался не смотреть назад, но не сумел с собой справиться. Сколько воинов ордена преследовало их! Они миновали последние дома с дальней стороны форума и мчались по грубой порыжевшей траве, которая отделяла город от берега. За ними бежали разъяренные горожане.
 Кован вывел их на бетон причала, направляясь к яхте. Но они не успеют туда первыми.
 — В воду! — крикнул Ардуций. — Восходящие, за мной! Кован, ты должен будешь подобрать нас подальше от берега.
 Он увидел, как Кован кивнул и сделал знак своим людям следовать за ним. Миррон поставили на землю, Оссакера отпустили. Солдаты повернулись и побежали за Кованом. Ступени окружили Восходящих.
 — У нас мало времени, — выдохнула Эстер.
 Лицо ее сморщилось от горя и напряжения, которого потребовал бег.
 — Вам надо ехать с нами, — выпалил Гориан.
 — Мы не можем, — ответила Меера, обхватывая сына руками. — Вам надо скрыться. С нами все будет в порядке, маршал нас защитит.
 — Я не хочу уезжать! — заплакал Оссакер. — Пожалуйста, не заставляйте меня!
 — Это не навсегда, — утешила его Эстер. — Вы очень скоро вернетесь.
 — Я не поеду, — заявила Миррон. — Я вас не брошу. Никого из вас.
 Стрела отскочила от земли — слишком близко от них. Звон скрещивающихся мечей разносился над водой. Ступени встали вокруг Восходящих. Гвитен крепко обняла Миррон.
 — Это слишком опасно, — сказала она. — Ну же, юная дама, мы беседовали об этом. Мы знали, что это может случиться.
 Ардуций чувствовал тот же страх, что отражался на их лицах. Но сейчас им нельзя оставаться здесь. Это совершенно очевидно.
 Эстер оглянулась и хлопнула в ладоши.
 — Ну же, идите. Ардуций, присматривай за ними. Гориан, держи себя в руках. Миррон, помни, к чему лежит твое сердце. Оссакер, все можно излечить. А теперь идите. Мы заслоним вас.
 Ардуций кивнул, сбросил сандалии и повел Восходящих в воды бухты, быстро скрываясь из виду.


* * *

 Кован не оборачивался. Его яхта казалась невообразимо далекой, а враги приближались. Он бежал вдоль причальной стенки в сопровождении трех солдат. Лучники, охранявшие яхту, продолжали стрелять, но их стрелы падали слишком близко: они опасались попасть в невинных граждан.
 — Мечи и щиты! — выкрикнул Кован.
 Его люди впереди услышали. Они бросили на землю луки, подняли из песка прямоугольные щиты и обнажили гладиусы. Солдаты встали у кормы яхты, а слуги Васселисов зашли в воду к носу, придерживая яхту у берега и готовясь ее оттолкнуть.
 По крайней мере шесть воинов ордена сильно опередили главную группу врагов и союзников. Орденцы должны были успеть к яхте раньше Кована. Позади них еще двое приостановились, чтобы выпустить стрелы. Одного ударом в затылок свалил крепкий вестфалленский фермер. Второго поглотила толпа, в которой раздались пугающе радостные крики.
 Кован почувствовал, как под ногами у него захрустел песок.
 — Когда я отплыву, постарайтесь как можно быстрее прекратить бой. Крови уже слишком много.
 — Да, господин.
 Орденцы добрались до яхты. На локте у каждого был круглый щит, в руке — кавалерийский меч. Защитники напряглись, укрывшись за щитами, чтобы принять первые удары. Мечи обрушились на щиты. Через мгновение щиты резко рванулись вперед и раздвинулись, заставляя противников отступить и освобождая пространство для колющего удара. Клинки гладиусов сделали выпад, но ни один не нашел плоти.
 — Оттесняйте их! — крикнул Кован.
 Но с дальней стороны бухты от Дома Масок подбегали новые воины, которых никто не задерживал.
 — Слева, слева! — крикнул один из солдат, бежавших с Кованом.
 Но солдаты у яхты его не услышали, поглощенные боем. Оставалось только молиться, чтобы стрелы прошли мимо цели. Кован был всего в двадцати ярдах от яхты и сам представлял мишень. Он увидел, как враги остановились, прицелились и выстрелили. Полдюжины стрел стремительно пронеслись по ясному синему небу. Кован услыхал, что бормочет: «Мимо, мимо!»
 Одна стрела нашла цель, попав солдату в шею. Он свалился на землю, столкнувшись с соседом. Трое орденцев мгновенно прорвались между ними и оказались среди слуг вокруг яхты. Те попятились от воинов, поднимая руки в знак того, что сдаются. Их зарубили прямо в полосе прилива, кровь окрасила воду.
 — Нет! — закричал Кован и тихо добавил: — Они же были безоружны! Безоружны!
 Он резко остановился: потрясение на миг завладело им целиком. Но солдаты его отца не дрогнули. Они бросились в атаку, и Кован проводил их взглядом, желая смерти врагам. Воздаяния. Отмщения. Его тошнило.
 Один из его людей с ревом перепрыгнул через форштевень яхты и, держа меч обеими руками, рубанул застигнутого врасплох врага. Клинок вонзился глубоко в бедро противника, и тот боком упал в воду, подняв тучу брызг. Второй солдат ордена отвел удар круглым щитом, но потерял равновесие, поскользнувшись на влажном песке. Следующий удар прошел под его щитом, вонзившись снизу вверх под ребра. Третий солдат повернулся и побежал.
 У кормы яхты защитники без труда удерживали противников. Кован насмотрелся достаточно, он вдруг почувствовал, что с трудом сдерживает слезы. По чистой синей воде расплывались темные пятна, лицами вниз плавали трупы. Он подбежал сбоку к одному из воинов ордена и сбил его с ног.
 — Хватит! — Кован встал между сражающимися. — Довольно!
 Слова давались ему с трудом, он задыхался. Один из воинов ордена поднял конец меча. Люди Кована моментально встали по обе стороны от него.
 — Уберите мечи, — приказал Кован. — Они ушли, а мне вы не помешаете увести эту яхту.
 — Ты сгоришь, еретик, — заявил один из воинов. — И твой отец тебе не поможет, потому что он будет на соседнем костре.
 — Проявляй почтение к господину Васселису! — огрызнулся кто-то из солдат.
 Кован покачал головой. Вырвавшаяся из города толпа стала распадаться. Отряды людей его отца бежали, чтобы вступить в бой с более крупными группами воинов ордена. Гнев горожан начал стихать, и представители городских властей призывали их остановиться и уводили обратно. А со стороны форума прозвучали горны. Две раздельные ноты.
 — Задержите их, пока я буду отчаливать, — велел Кован. Яхта дрейфовала и повернулась боком к берегу, покачиваясь на слабых волнах. Он вошел в воду, развернул нос к морю и содрогнулся, когда по его ноге скользнула рука мертвеца. Стараясь не смотреть на кровь, расплывшуюся в воде, Кован прошел к корме и забрался на борт. Схватив полотнище главного паруса, он расправил его и закрепил на мачте. Вторая его рука лежала на румпеле. Яхта отошла от берега. Кован Васселис посмотрел на Вестфаллен, гадая, увидит ли когда-нибудь еще город и родителей. Стараясь не терять присутствия духа, он вышел в бухту, высматривая Восходящих.


* * *

 Васселис и трое его людей держали канцлера и Веннегура под стражей, пока не прозвучали горны, отозвавшие оба отряда. Маршал-защитник слушал, как панический шум постепенно стихает, сменяясь бессильным гневом и горем. Форум больше походил на поле боя, чем на торговую площадь в день соластро. Васселис до сих пор с трудом верил собственным глазам.
 Он насчитал на земле двадцать тел. Почти всеми кто-то занимался. Два принадлежали воинам ордена, убитым в кратком безумии, охватившем площадь, когда Восходящие обратились в бегство. Но остальные были обычными горожанами, оказавшимися в неудачном месте в неудачное время, когда на толпу обрушились стрелы и удары клинков.
 — Мне надо посмотреть, нельзя ли им помочь.
 Этот голос обжег сердце маршала. Невыразительный, потерянный и ужасно одинокий. Дженна Кессиан. Васселис поглядел на нее. Она стояла, поддерживаемая одним из его солдат. Женщина вытирала руки о бока туники и смотрела на него, словно умоляя о помощи, которую никто не мог ей оказать.
 — Ими займутся хирурги, Дженна. Пожалуйста, позволь нам помочь тебе. И Ардолу.
 Она кивнула, было видно, как из нее уходят силы. Дженна покачнулась, и солдат притянул ее к себе, удерживая на ногах.
 — Доставьте ее и отца Кессиана в Дом Масок. Найдите чтеца-мирянина и организуйте службу.
 — Да, маршал.
 Канцлер презрительно фыркнула. Васселис резко повернулся к ней.
 — Ты что-то хотела сказать, канцлер?
 — Он осквернит Дом своим присутствием. Как и вы все.
 На мгновение Васселису захотелось убить ее на месте. Она увидела, как дернулась к оружию его рука.
 — Нет, — сказал маршал не столько ей, сколько себе. — Иначе я стану обычным убийцей, как ты. — Он кивком указал на Кессиана. — Все во имя Бога? Ты убила его, так же верно, как если б вонзила ему нож в сердце. Я любил этого человека. Они с Дженной — мои самые давние друзья. Я могу назвать имя каждого человека, лежащего на земле форума. Это были мирные, верующие люди. — Его голос сорвался на крик. — Что ты наделала?
 Коройен воззрилась на него, как на идиота.
 — Я разоблачала ересь и вершила правосудие, — заявила она.
 — Ты недостойна даже употреблять слово «правосудие». — Васселис тряхнул головой, пытаясь овладеть кипевшими в нем чувствами. Кессиан с одной стороны, Элса Геран с другой. Оба мертвы. — Хочешь, чтобы я провел тебя по форуму? Показать тебе тундаррского торговца тканями, который лежит там мертвый?
 — Иногда и невиновные умирают ради общего блага.
 — Да проклянет тебя твой Бог, канцлер Коройен, кто бы он ни был. Здесь все невиновны.
 — Нет, маршал, отнюдь нет. И я выясняла правду путем исповедей и молитв, пока ты не вмешался. Вся эта кровь — на твоих руках. Ты должен был находиться в Кирандоне, завершая последние дела своего правления.
 — Да, ты не ожидала меня здесь увидеть, верно? Тебе пора бы знать, что я слежу за тем, чтобы твои шпионы не знали всех моих планов. Знаешь, что мне противнее всего? То, что ты считаешь, будто тебе все это сойдет с рук. У тебя нет мандата от Адвоката. Твои действия незаконны, и все твои утверждения насчет святости ордена на этот раз тебя не спасут. Я бы сам арестовал тебя, но тебе будет интересно услышать, что капитан Арков направляется сюда с двумя сотнями левимов и дворцовых гвардейцев, так что я смогу передать тебя и твоих головорезов ему, верно? Он должен появиться здесь уже сегодня.
 Коройен рассмеялась.
 — Как плохо ты разбираешься в действиях Адвокатуры, маршал Васселис! Он приезжает не для того, чтобы защитить тебя от меня. Он будет здесь для того, чтобы тебя арестовать. Я просто приехала сюда раньше его. Я одержу верх.
 И по глазам канцлера Васселис увидел, что впервые за все время их разговора она говорит правду.




 ГЛАВА 39


  848-й Божественный цикл, 25-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Оссакер и Миррон никак не могли перестать плакать. Жаркие лучи солнца быстро высушили их после того, как они влезли на яхту Кована, но они дрожали всем телом. Ардуций обнимал Оссакера, Гориан обнимал Миррон, и они смотрели то друг на друга, то на исчезающий вдали Вестфаллен. Слова благодарности и утешения, произнесенные после благополучного появления Восходящих из воды, прозвучали, и потом воцарилось молчание. Теперь тишину нарушали только рыдания, плеск волн о корпус яхты и гул ветра в туго натянутом парусе.
 Кован не вмешивался. Ему казалось, что он так же бледен и испуган, как и все. Груз неожиданно упавшей на него ответственности оказался весьма ощутимым, и он смотрел на Восходящих в некотором замешательстве. Однако рука юноши по-прежнему уверенно лежала на румпеле, направляя яхту в центр бухты, к проливу, который соединял ее с океаном. Где-то там их ждала галера. Она постоянно дежурила в море именно на этот случай, а также для защиты залива Генастро. На галере не знают о приближении Восходящих.
 Восходящие прятались у водопада Генастро, пока не ощутили, что яхта Кована движется по поверхности бухты. Гориан к тому же подозвал к ним дельфина, и тот по-прежнему плыл рядом, следя за ними одним глазом и тревожно посвистывая.
 Впереди на сотни футов вздымались в воздух скалы, окружавшие пролив, темные и величественные. Морские птицы кружили высоко в небе, а ветер, сдерживаемый крутыми берегами, усиливался и быстро нес их дальше. Позади в гавань спешили рыбацкий флот и Йен Шалк. Они не знали о том, что случилось с городом, пока не встретили одинокую яхту. Рыбаки оставили Восходящим еду, воду и лишнюю одежду и, полные гнева, поспешно отправились дальше. Йен Шалк рассталась с ними очень неохотно. Ее наивные надежды на лучшее, как и их собственные, стремительно таяли. В одном ялике лежал кусок роскошного цветного коралла, который Йен нашла для отца Кессиана. И теперь он пригодится лишь для того, чтобы украсить его могилу.
 Оссакер пошевелился под его рукой, и Ардуций перевел взгляд на друга. Залитое слезами лицо искажали непонимание и мука. У Ардуция защемило сердце. Смерть отца пробила в его теле ужасную брешь, но для Оссакера это должно быть еще больнее. Его ладони прикасались к отцу, когда тот ушел.
 — Почему я не смог его спасти? Я пытался пропустить через него мою энергию, но она в него не текла!
 — Никто не смог бы ничего сделать, — сказал Ардуций.
 — У него вокруг сердца все было серое! — прорыдал Оссакер. — И я чувствовал, как он уходит. Я пытался его остановить и не смог. Я не смог!
 Ардуций крепко обнял Оссакера. Он чувствовал себя беспомощным. Больше всего ему хотелось выплакаться, но он должен был оставаться сильным.
 — Ты не виноват, Оссакер, — сказал Гориан.
 Ардуций содрогнулся. Это были первые слова, произнесенные Горианом, и таким холодным и бесстрастным голосом! Миррон тоже это почувствовала и повернула голову.
 — Теперь мы знаем, кто наши настоящие враги, — продолжил Гориан. — Это все, кто поклоняется Всеведущему.
 — Полно, Гориан, это неправда, — возразил Ардуций.
 — Да неужели? Я не говорю об Элсе, Ступенях или маршале. Но мы уже не живем в Вестфаллене. А миру за его пределами мы не нравимся. — Гориан обвел их взглядом, но не увидел той реакции, на которую рассчитывал. Он повысил голос. — Вы что, тупые? Канцлер лично приехала проследить, чтобы нас сожгли. Она взяла с собой сто воинов. Какие еще доказательства вам нужны? Нам повезло, что мы остались живы, и мы сможем выжить и дальше, если будем считать, что все, кого мы встречаем, — наши враги. Наверное, в безбожном Царде мы нашли бы больше друзей.
 Ардуций уставился на дно лодки.
 — Вы их видели, — уже спокойнее сказал Гориан. — Воинов и канцлера на форуме. Их напугало то, что мы сделали. Ветер, волна жара. Новости распространяются быстро. Маршал повторяет это всякий раз, когда приезжает поговорить с нами. Скоро все будут знать про нас. Все будут знать про наши глаза. И они тоже будут нас бояться, потому что орден скажет им, что мы — зло, а они поверят ордену. А вы ведь знаете, что люди делают с теми вещами, которых боятся, правильно?
 После общего молчания, подала голос Миррон.
 — Они их уничтожают, — прошептала она.
 — Я с вами, — вмешался Кован. — Никто не обидит вас, если я смогу этому помешать.
 — Тебе их не остановить, — беззлобно возразил Гориан. — Никто не сможет их остановить.
 — Я отвезу вас в безопасное место, — пообещал Кован. — Клянусь.
 — А что потом? — Гориан возмущенно вскинул руки. — Что произойдет, когда орден разыщет нас в Гестерне, или Сирране, или еще где-то? Там, где, по-твоему, мы должны находиться? Каков тогда будет план твоего отца? Чтобы мы на всю жизнь стали беглецами, не имея дома и постоянно опасаясь, что нас поймают и сожгут?
 — Сначала надо спрятать вас в безопасном месте, потом заняться тем, чтобы убедить людей, что вы — не зло, — ответил Кован.
 — Как? — Вопрос Миррон превратился в крик. — Как?! Им отравят разум, и они все будут желать нашей смерти.
 — Мы потеряли все, что у нас было, — сказал Оссакер. Его голос ледышкой скользнул по сердцу Восходящих, несмотря на дневную жару. — Мы никогда не сможем вернуться домой, мы никогда больше не увидим наших друзей и родных.
 Ардуций почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Он был связан со всем, что его окружало: с морем, ветром, энергией, растворенной в воздухе, со всеми живыми существами. Но он чувствовал себя отрезанным от мира и безнадежно одиноким.
 — Все будет не так, — возразил Кован. — Ступени уцелеют. Есть уже следующее поколение с потенциалом Восхождения. А мой отец имеет власть и влияние. Он будет говорить с людьми. Он заставит их понять.
 Гориан фыркнул.
 — Ты ничего не понимаешь. — Он гневно махнул рукой в сторону Вестфаллена. — Может быть, все это сейчас уже горит. Может, твой отец мертв. Может, мы единственные Восходящие, которым суждено появиться на свете.
 — Нужно надеяться. Нужно верить в тех, кого мы оставили позади.
 — Нет, — возразил Гориан, и его голос обрел ледяную твердость. — Нам надо считать, что мы — последние, кто остался. Это единственный безопасный путь. А ты, Кован, сын Арвана Васселиса, становишься защитником четырех самых важных людей в мире. Мы уникальны. Позаботься о том, чтобы с нами ничего не случилось, ладно?
 Ардуций посмотрел на Кована. Тот сжал пальцы на румпеле и устремил взгляд на пролив. Он качал головой и беззвучно двигал губами, стараясь разобраться с путаницей в мыслях.
 — Все станет не так страшно, когда мы окажемся на корабле, — сказал Кован и снова превратился в семнадцатилетнего сына Васселиса, а не в воина, который их спас. — Они будут знать, что делать. Мой отец наверняка отдал им приказы, так что все будет в порядке. — Он перевел взгляд на Миррон. — Вы увидите. Все будет в порядке.
 Миррон уткнулась лицом Гориану в грудь и расплакалась. Ардуций сосредоточил взгляд на горизонте и подумал, как бы ему хотелось не родиться Восходящим.


* * *

 Маршал Томал Юран стоял на стенах Харога. Ворота еще оставались открытыми, и унылый поток беженцев не иссякал. За стенами их направляли в парки и на склады, где были устроены временные лагеря и кухни. Других вели к всевозможным судам для перевозки вниз по реке Тил, которая текла на юго-запад, туда, где находился Бискар — главный порт Атрески на Тирронском море.
 За отпущенные ему пять дней Юран сделал все, что было в его силах. Меган уехала с посланием к Адвокату. Сигнальные огни зажгли по всей Атреске, оповещая население о вторжении. Почтовых птиц отправили на север, в Госланд, и на юг, в Гестерн и Эсторр. Конные гонцы и вестники на судах развезли те же сообщения.
 Его военные командиры подтвердили, что большая часть оборонительных сил страны рассредоточена вдоль границы с Цардом, а резервы стоят лагерем на центральных равнинах. По облаку пыли в жарком небе соластро стало ясно, что первый эшелон обороны не остановил врага. А последние данные разведки сообщали, что пять сотен степной кавалерии приближаются к городу — видимо, чтобы потребовать его сдачи.
 Маршал-защитник стянул сюда всех легионеров, каких ему удалось найти, чтобы оборонять столицу и озерный край на юго-востоке, прилегающий к реке Тил. Это единственный путь к отступлению, единственная линия снабжения, которую возможно было отстоять, и он намеревался заставить врага дорого заплатить за их сдачу. Взять штурмом Харог не просто, в чем десять лет назад убедились стратеги Конкорда. Так будет и на этот раз. В распоряжении Юрана семь тысяч легионеров в двух неполных легионах. При определенной отваге, удаче и умениях они смогут продержаться до подхода подкреплений из дальних районов Атрески, а также из Нератарна и Эстории, Фаскара и Аварна.
 Однако маршал был вовсе не уверен, что действительно готов противостоять армии, численность которой, по его сведениям, превышала тридцать тысяч. Госланду придется иметь дело с армией примерно такого же размера, которая, судя по всему, пройдет мимо сил Дел Аглиоса. Гестерн — при условии, что Джорганеш устоял, — останется немного времени, чтобы собрать достаточно сил для защиты.
 В городе царила паника. Продукты выдавали в ограниченном количестве, места, где можно переночевать, ценились на вес золота. И хотя некоторые беженцы сумели захватить с собой немалую часть имущества, те, кто подходил к городу сейчас, явно не имели при себе ничего, кроме того, что на них надето. Как он сможет обо всех позаботиться? Повсюду восстанавливались или устраивались старые алтари — жители Атрески искали помощи у старых богов и духов. Куда бы ни падал взгляд, обычаи и правила Конкорда отвергали.
 — Смотри, что дала нам ваша политика! — сказал маршал эсторийскому консулу Сафинну, который стоял рядом с ним.
 Консул вырядился в официальную тогу с зелеными полосами Конкорда и ради добропорядочных жителей Харога старался держаться гордо. Но под внешним лоском Юран ощущал его страх. Как и все высокопоставленные чиновники Конкорда и горстка сборщиков, задержавшихся в городе, консул боялся. Юран не позволил никому из них покинуть город, пока конфликт так или иначе не разрешится.
 — Тебе нечего мне сказать, да? — Маршал тихо засмеялся и покачал головой. Ему было жарко в начищенных доспехах и шлеме с плюмажем, но теперь он повсюду появлялся в них. И будет появляться, пока битва не закончится. — И ты не можешь отрицать того, что видит каждый житель моего города, и чего боится каждый беженец, спешащий попасть за ворота. Забудь о горстке всадников, которые уже близко. Под той громадной тучей пыли на горизонте двигаются десятки тысяч цардитских пехотинцев и кавалеристов. Ты только задумайся, Сафинн: твои правители в Эсторре еще даже не знают о том, что в их страну вторглись! И не будут знать, пока до них не долетят мои почтовые птицы. Они будут сидеть, пить вино и радоваться своей удаче, пока мы с тобой будем умирать на этих стенах. Неуютно, правда? И где теперь твоя уверенность в вашей мощи?
 — Легионы Гестериса соберутся и перегруппируются. Они были рассеяны, а не уничтожены, и цардиты весьма наивны, если решили, что им удалось сломить Конкорд с помощью одной единственной победы. Удерживай свои стены, маршал, — и помощь придет отовсюду.
 Юран воззрился на консула, чей взгляд был прикован к приближающейся туче пыли, и покачал головой.
 — Как эта туча закрывает солнце, так ты закрываешь глаза на действительность! Неужели ты не слышал слова легионеров, которые ковыляли через наши ворота, окровавленные и побитые? Да, они, конечно, были рассеяны. И в большом количестве взяты в плен. Сколько осталось таких, кому хватило воли и ума, чтобы переформировать силы и вновь вступить в бой с противником, который нанес им решительное поражение? Ты ни разу не выдерживал гнета боя и уж точно не изведал разрушительной горечи разгрома. Я все это знал. И мне понадобились годы на то, чтобы восстановить мужество и стоять так, как я стою сейчас. Ты глупец, Сафинн. Ты родился глупцом и глупцом умрешь. Смотри и учись.
 Когда солнце достигло зенита и жара стала почти невыносимой, Юран перешел в тень, которую отбрасывала надвратная башня. Мужчины, женщины, дети и раненые солдаты продолжали вливаться в ворота. Его городское ополчение и Первая ала Харога, Каменные Воины, направляли их при подходе.
 Уже совсем близко, всего в часе пути, двигалась кавалерия Царда. На флангах их сопровождала его собственная кавалерия: как и ожидал Юран, отряд ехал под флагом переговоров. Маршал отдал приказ направлять беженцев к восточным воротам и почувствовал надежный басовитый гул, когда у него под ногами закрылись громадные железные створки и с грохотом встала на место решетка.
 Он дал сигнал поднять собственный флаг для переговоров на флагштоке надвратной башни и вышел на балкон, над которым растянули навес, чтобы не так пекло. Как это было нелепо! Балкон украшала затейливая резьба, изображавшая празднование победы после присоединения Атрески к Конкорду. Он был задуман как трибуна для приветствия важных персон и союзников, прибывающих из других частей империи. А сейчас на нем стоял маршал-защитник, ожидая приближения авангарда армии захватчиков, которые позаботятся о том, чтобы обрушить это сооружение на землю.
 Лучники выстроились над воротами и цепью растянулись по стенам. С башен, установленных на стенах с интервалами в триста футов, смотрели баллисты, онагры и скорпионы — двухплечевые устройства для метания копий, уже наведенные и готовые к выстрелу. Никто не начнет стрельбы без личного приказа маршала. Юран знал цардитов. Скорее всего, те устроят какую-нибудь демонстрацию своего превосходства. Но он не поддастся на провокацию, и его артиллеристы и лучники прекрасно знают, во что им обойдется самовольный выстрел.
 — Ты ни разу не видел врага вблизи, так ведь, Сафинн? — Юран ощутил вкус к оскорблениям, которого раньше за собой не знал. — Я чую твой страх. Как дерьмо, воняющее под солнцем. Некуда бежать, да? Остается только встретить врага и победить его или молить Бога о даровании быстрой смерти. Ты задумывался, что сделают цардиты с посланцами своего смертельного врага? Мне надо показать тебе шрам у меня на спине. Рану нанес тот самый гладиус, который я сейчас ношу на поясе. Дюймом ниже — и я бы здесь не стоял. — Он выдохнул прямо в лицо консулу. — Ее нанес эсториец, который собирался вырезать мне почки.
 — Что ты пытаешься мне объяснить? — спросил Сафинн, у которого уже тряслись поджилки.
 — Что твои дни уюта и роскоши давным-давно миновали. Что тебе придется стать тем человеком, за которого тебя принимала твой Адвокат. Я здесь маршал-защитник, но ты — старший представитель Адвокатуры. У тебя хватит духа встретить врага так, как это сделал я десять лет назад? И готов ли ты заплатить максимальную цену, как я когда-то?
 — Я сделаю то, чего ждет мой Адвокат.
 — Очень скоро мы это увидим, правда?
 Степная кавалерия Царда подъехала к городу в строгом порядке и встала красивым строем, который Юран оценил по достоинству. Он уже давно не видел степной кавалерии. Их умения явно не стали хуже. В результате шестеро всадников в центре оказались там, откуда можно было перекрикиваться с теми, кто стоял на балконе. Остальные выстроились дальше широкой дугой. Каждый второй держал луки. Другие вздымали вверх острия пик с закрепленными на древках вымпелами.
 В центре строя Юран увидел сентора, который возглавлял кавалерию. По обе руки от него стояла пара лучников. Шестой всадник нес переговорный флаг: белая и желтая половины, разделенные диагональной полосой. Сентор не стал спешиваться. Он осмотрел балкон и стены справа и слева. На его лице Юран заметил легкую улыбку.
 В городе воцарилось молчание. Голоса стихали по мере того, как распространялось известие о том, что цардиты уже у стен. За воротами, там, где большинство горожан не могли увидеть происходящего, ждет Враг. Сейчас будет решена их судьба. Очень немногие верили в то, что войны удастся избежать. Стояла испуганная, отягощенная безнадежностью тишина.
 — Я полагаю, что обращаюсь к маршалу-защитнику Юрану, правителю королевства Атреска, — сказал сентор на цардитском просторечии.
 — Это так, — ответил Юран, решив говорить на том же языке. Достаточным поводом для этого стала тревога Сафинна. — Я желал бы знать твое имя, сентор.
 — Ренсаарк. Старший офицер короля Царда, его величества короля Хурана. И мое присутствие здесь свидетельствует о том, что мой король будет править долго.
 — Это покажет будущее, — отозвался Юран. — Одной победой война не заканчивается.
 — Твой флаг переговоров, — проговорил Ренсаарк, указывая на ткань, вывешенную перед балконом. — Это флаг Атрески, так ведь? Знак вашего прошлого.
 — Конкорд не верит в переговоры, — сказал Юран.
 — Да, — согласился Ренсаарк. — А этот человек по твою правую руку? Это человек Конкорда?
 — Консул Сафинн из Эстории.
 — Я не веду переговоры с Конкордом, — заявил Ренсаарк. Он произнес пару слов, которые Юран не смог расслышать, и сделал едва заметный знак пальцами. Один из его телохранителей наложил стрелу и выпустил ее настолько быстро, что Юран даже не успел понять, что происходит. Стрела ударила Сафинну в горло и прошла глубоко в рот. Консул схватился за древко, из открывшегося рта хлынула кровь. Он не мог говорить: наконечник стрелы пробил язык. Умоляюще посмотрев на Юрана, он рухнул на колени.
 — Максимальная плата, — жестко сказал Юран. — Пусть твой Бог примет тебя в объятия.
 Сафинн завалился на бок, бессмысленно хватаясь руками за горло, давясь кровью, деревом и металлом. Юран поднял обе руки, запрещая своим людям ответные выстрелы.
 — Тогда говори с Атреской, — предложил он. — Что ты можешь сказать такого, что я захотел бы услышать?
 — Только давай не будем перекрикиваться. Встреться со мной у твоих ворот. Давай поговорим как цивилизованные люди. — Ренсаарк наклонил голову.
 — Ты уверен, что мы цивилизованные?
 — Выслушай меня и убедись.




 ГЛАВА 40


  848-й Божественный цикл, 25-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Они сидели вдвоем за простым столом в надвратной башне. Оба без оружия. Им принесли еды и воды. Цардиты стояли подле своих коней у ворот, которые были открыты в соответствии с правилами переговоров, но заполнены тяжелой пехотой Атрески. Ренсаарк не захотел взять с собой телохранителей.
 — Если я не выйду из этих ворот до ночи, армия Царда снесет стены, чтобы получить мой труп. И где тогда ты окажешься? — спросил он.
 Юран не стал ничего отвечать, и Ренсаарк радовался этому молчанию.
 — Знаешь, сколько времени я постоянно слышу ржание коня? Либо подо мной, либо в загоне, куда я ставлю его на ночь. И я уже много дней не ощущал холода крепкого каменного здания, такого, как это.
 — Этот город трудно взять штурмом, — осторожно сказал Юран, несколько сбитый с толку его словами.
 — Однако один раз взяли, — отозвался Ренсаарк.
 — Легионы Конкорда — опасный противник.
 — Может, раньше так и было. — Ренсаарк улыбнулся. — Но Цард еще опаснее. Мы предостерегали Конкорд, как предостерегали все эти годы и вас. Не воюйте с нами. Мы слишком сильны.
 — Сентор, мне не хотелось бы думать, что ты играешь со мной на почве неуместной веры в неизбежность вашей победы. Ты пришел сюда, чтобы вести со мной переговоры. Выдвигай свои требования.
 — Маршал, мне понятны сомнения, которые тебя раздирают, — заявил Ренсаарк.
 — Да неужели? — Юран поднял брови. — Не думал, что мои мысли так легко прочесть.
 — Десять лет назад мы встретились бы как друзья, как торговые партнеры. Цард вам не угрожал.
 — Конечно не угрожал! — резко отозвался Юран. — Мы были нужны вам как щит против Конкорда. Но до тех пор, пока Конкорд на нас не напал, наша история изобиловала приграничными конфликтами. Эстории не пришлось слишком тратиться на строительство приграничных фортов на нашей границе с Цардом, так ведь?
 — Ты преувеличиваешь.
 — У тебя короткая память. Но я не думаю, что ты пришел сюда вести споры о нашей истории.
 Ренсаарк пожал плечами.
 — В каком-то отношении я пришел именно для этого. То, что я не явился сюда с требованием, чтобы ты немедленно сдался, имеет прямое отношение к нашей истории. Наши отношения не всегда шли гладко, но мы никогда не воевали. И не воевали бы и сейчас, если бы Конкорд не напал на нас, вместо того чтобы протянуть дружескую руку. Руку, которую мы прижали бы к сердцу. И что нам оставалось делать, как не воевать против всего Конкорда? Неужели ты думаешь, что нам не было больно разорять ваши земли, чтобы добиться своего?
 — Не считай меня дураком! — огрызнулся Юран. — Я видел результаты вашей боли. Украденные люди. Сгоревшие деревни. Обезглавленные трупы. Сожженные чтецы и гласы. Ты обращался с моими людьми с такой жестокостью, какую никогда не проявлял Конкорд.
 Лицо Ренсаарка стало жестким.
 — Потому что ты игнорировал наших послов и наши мольбы о переговорах.
 — А какой у меня был выбор? Мы с вами воюем. Атреска — часть Конкорда. Консул запретил мне с вами разговаривать.
 — Ну так его сейчас здесь нет! — прорычал Ренсаарк. — И я говорю с тобой как с атресцем. Конкорд необходимо остановить. Неумеренное расширение его территорий угрожает нам всем. Если Цард не устоит, куда они обратят свои взоры потом? На Сирран? На Карк?
 — Ты видишь только военную сторону, — ответил Юран, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. — Да, мне не нравится, что Атреска оказалась на линии фронта, но если Цард будет побежден, я стану ближе к сердцу Конкорда. А это сердце бьется в мире, богатстве и безопасности для граждан. Никто в Фаскаре, Карадуке или Бакире не беспокоится, что грабители придут сжигать их посевы. Хоть я и сражался против Конкорда десять лет назад, но наше вхождение в него принесло моей стране зачатки стабильности, которой мы не знали прежде. Стабильности, которую затем стал подрывать Цард.
 — Потому что Эстория пожелала превратить ваши границы в новое поле битвы, — парировал Ренсаарк. — Вопреки желаниям многих твоих людей и против воли Царда. И где сейчас эта начальная стабильность? Она погибла в самом зародыше. И где сейчас эта безопасность, когда ваши армии, ведущие кампанию, разгромлены? Как ты думаешь, где произойдет следующее сражение?
 Юран опустил взгляд. Ренсаарк был прав. На самом деле время мирной жизни оказалось таким кратким!
 — Твоим людям действительно пошло на пользу присоединение к Конкорду? Их веру — нашу веру — подавляют. Их так сильно облагают налогами, что они едва могут прокормиться, а юношей и девушек забирают в легионы. И все ради чего? Чтобы потешить Адвоката, эту самовлюбленную дамочку, которой захотелось править самой крупной империей, какую только знал мир. Это ее личные амбиции.
 Юран покачал головой.
 — Нет. Ты никогда с ней не встречался. А я встречался. И, несмотря на все ее недостатки и слепоту, она искренне желает обеспечить мир и спокойствие своим гражданам. Она понимает, что для достижения этой цели необходима война.
 — Как понимает и то, что необходимо подчинить покоренные территории, — подхватил Ренсаарк. — Маршал, я знаю твои желания. И я знаю, что они совпадают с волей твоего народа. Я разговаривал с ними. По всей твоей стране есть поселения, которые подняли флаг независимости. Мы не желаем тебе зла. Мы просто хотим вернуть тебе то, чего ты жаждешь. Свободу править твоим собственным народом.
 Юран посмотрел в суровое лицо Ренсаарка. Сентор затронул самую суть его устремлений и прекрасно это понимал.
 — Больше тридцати тысяч воинов идут на Харог, — добавил Ренсаарк. — У нас нет желания проливать кровь жителей Атрески. Помоги нам. Помоги Царду восстановить естественное равновесие в мире. Помоги нам сломить Конкорд.
 — Это очень трудно. — Юран вздохнул и потер ладонями лицо. — Мне нужно время, чтобы подумать.
 — Тебе не нужно думать ни о чем, кроме того, как защитить твой народ, как уберечь людей от разрушительной войны, которая не должна идти на их земле. Но она будет здесь идти, если ты сейчас мне откажешь. Мои генералы не желают ждать и спорить.
 — Ты должен дать мне время, — повторил Юран.
 Его сердце отчаянно колотилось. Казалось, будто череп разрывается пополам. Головная боль становилась сильнее. Ему было бы понятно, если бы враг хотел разграбить его столицу. Но это…
 Маршал-защитник внимательно посмотрел на Ренсаарка, пытаясь понять, были ли его слова подслащенной ложью или честным предложением.
 — У тебя есть один день, — сказал Ренсаарк. — И за это время я продемонстрирую тебе, почему ты можешь нам доверять. Это не вторжение, это освобождение. Я это тебе докажу.
 Юран смотрел, как сентор в сопровождении своего отряда уезжает, а потом в полном молчании вернулся в замок, пытаясь понять, находится ли он в городе, который ему нужно оборонять, или в тюрьме, где он ожидает смертной казни.
 Остаток дня маршал пытался просчитать варианты. Как он может отвернуться от Конкорда сейчас, после десятилетней борьбы за все его блага? Как он может отвернуться от них, когда битва плечом к плечу сделала бы его героем Эстории? Но как он может отказаться от предложения Ренсаарка, зная, что противостояние Царду оросит поля потоками крови его людей? Очень может быть, что сентор лжет. Война может стоять на пороге Атрески вне зависимости от того, какое решение он примет. Возможно, он просто сменит диктат одной империи на власть другой. На Юрана с двух сторон давили люди, давшие почти одинаковые обещания относительно далекого будущего Атрески, так что ему некуда было деваться. Маршал оказался в полном одиночестве. Он проклял свое решение отправить Меган в Эсторр. Сейчас она могла бы помочь ему собраться с мыслями. Возможно, что сейчас Меган плывет прямо в сети нового врага.
 За стенами в сгущающихся сумерках город хранил спокойствие. Юран снова открыл все ворота для беженцев и увел большую часть солдат со стен. Когда кавалерия цардитов отъехала, общего призыва к оружию не последовало. Это дало людям какую-то надежду, но под ней таилась неуверенность. Это была пауза. Потому что завтра враг снова появится. Он все равно приближается.
 Юран больше ничего не мог сделать. Ему придется ждать, что Ренсаарк исполнит свое обещание, если он намеревается это сделать. Но даже маршал не был готов к тому масштабу, который принял жест доброй воли со стороны Царда.
 Его разбудили с первыми лучами рассвета, и маршал-защитник в карете поспешил на стены, слыша, как жители Харога приветственно кричат и скандируют его имя. Никто не желал подсказать ему, каким оказался результат разговора с Ренсаарком. Все считали, что Юран это знает, а он слишком давно занимался политикой, чтобы разубеждать их. Возможно, шум и оживление не имели никакого отношения к цардитам. Возможно, это приближались легионы Конкорда, которые смогут защитить город.
 Когда маршал-защитник вышел на балкон, то увидел море пехотинцев и кавалеристов Атрески. С ними был Ренсаарк. И новые отряды продолжали прибывать. При виде Юрана воины разразились восторженными криками. Развевались знамена легионов, в воздух вздымались кулаки. Волна эмоций захватила маршала так, что он с трудом удержал слезу, готовую скатиться по щеке. Он сбежал с балкона, приказал открыть ворота и вышел к своим людям.
 — Мы не желаем вам зла, — сказал сентор. — Вот мое доказательство. Присоединяйтесь к нам. Отвоюйте свою независимость.
 — Сколько их? — спросил Юран.
 — Пехота и всадники Девятой алы, Дикие Копья, и Восьмая ала, Акульи Зубы. Больше шести тысяч мужчин и женщин. Мы сожалеем о каждом, кому пришлось погибнуть у Цинтарита. Но эти возвращены вам целыми и при полном вооружении.
 Юран вздрогнул, услышав такое заявление. Заметив это, Ренсаарк кивнул.
 — Вам нас не победить, — сказал он. — Это скажет тебе любой из ваших храбрецов. Я ничем не рискую, отдавая их на твое попечение. Пусть кровь жителей Атрески больше не льется ради Конкорда, который неспособен их защитить. Отправь своих людей обратно в дома и селения. Пусть они мирно работают на полях и в мастерских. Провозгласи свою независимость сегодня. Сделай это, маршал. Потому что мы не повернем обратно. Война движется на Конкорд. Пусть она не станет твоей войной.
 Юран проснулся, осознав неизбежное, задолго до того, как поднялся с постели. В конечном итоге настоящего выбора у него не было. Юран посмотрел поверх плеча Ренсаарка на своих граждан. Они стояли у ворот. Они были готовы вернуться в свои дома, к своим семьям. С оружием и доспехами.
 — Если я это сделаю, мне нужны будут самые твердые заверения твоего короля. На меня начнется охота как за пределами моих границ, так и внутри их. Люди Конкорда будут преследовать меня и всех, кто встанет рядом со мной. И я приглашаю вас без всякой уверенности в том, что вы когда-то захотите уйти.
 — Твои тревоги понятны, и их нельзя не уважать, — ответил Ренсаарк, кланяясь и улыбаясь. — И потому ты и я сядем за стол переговоров в твоем замке, и, пока мы не договоримся, армия Царда не сделает больше ни шагу по твоей территории. Это будет первой ступенькой на пути освобождения твоего народа. Открой свои храмы. Ощути запах свободы. Мы — твои друзья. Твои союзники. Вместе мы сможем разрушить Конкорд.
 — Вместе?
 — О да, — подтвердил Ренсаарк. — Цардиты и атресцы плечом к плечу двинутся на Эсторр. Независимость — это твой дар. И тебе суждено нести его другим.


* * *

 Река Тил была широкой и полноводной, а в месте впадения в Тирронское море подвержена воздействию приливов. Пол Джеред и левимы задержались в Бискаре, где стояла большая часть флота Атрески, только для того, чтобы взять на борт минимальное снаряжение и припасы, после чего вошли в дельту реки. В нижнем течении они успешно воспользовались приливами и силой гребцов, быстро поднимаясь по реке к глубоководным причалам Харога.
 Под флагом и вышитым парусом сборщиков они делали при ветре до восьми узлов в час, имея возможность периодически сушить весла и идти только на парусах. «Стрела Арка» и ее близнец «Копье Арка» были кораблями, известными всем. Джеред привык к внимательным взглядам людей в многочисленных прибрежных поселках, мимо которых они проплывали, и на оживленной реке. Но через два дня после их отплытия из Бискара количество судов резко увеличилось. Помимо этого, на берегах реки стали видны пункты сбора легионов Атрески, а вдали время от времени показывались кавалеристы, патрулировавшие равнины и озерные края. На горизонте появились пятна дыма от сигнальных огней.
 Джеред наблюдал за этим и начинал приходить к неизбежному выводу. Ему уже доводилось видеть подобное. Он пережил это в собственной стране, когда был мальчишкой. В Атреску произошло вторжение, или, по крайней мере, ее жители сами так считают. Все признаки были налицо, и становились понятными оскорбления, которые бросали в их адрес. В конце концов казначей приказал взводу левимов взять гребную лодку и перехватить перегруженный плот, направлявшийся на юго-запад. Он проследил за коротким разговором на борту и выслушал доклад своих наблюдателей. В то, что рассказывали торговцы, верилось с трудом. Но известия хотя бы уже переданы в Конкорд, так что Джеред имел право продолжить путь.
 А теперь он увидел почти пустые причалы, хотя порт был полон людей и оружия, готовых к отправке, и обратился к своим командирам.
 — Действительно ли Атреску ожидает вторжение — вопрос пока открыт. Слухи о разгроме часто бывают преувеличением. Но какой бы ни была истинная картина, город находится в тревожном состоянии, а нас и в хорошие времена не слишком-то любят.
 — Может, вам стоит переодеться, мой казначей. — Предложение пробера Арина вызвало всеобщий смех.
 Джеред кивнул, повернув к ним лицо, отлично известное всему Конкорду.
 — И наверное, мне следовало бы ходить на коленях, чтобы лучше вводить их в заблуждение. — Он поднял руки, призывая к тишине. — Но идея хорошая. Не надевайте плащей и не демонстрируйте без нужды служебные бляхи. Мы должны сделать все возможное, чтобы не вызвать взрыв гнева в городе.
 Казначей помолчал, и его лицо стало жестким.
 — Вам всем уже приходилось бывать со мной в Хароге и в других местах Атрески, именно поэтому вы сейчас со мной. Мы здесь для того, чтобы снять с должности Юрана и передать временную власть консулу Сафинну. Не исключено, что сейчас это окажется невозможным, а поэтому об этом не следует говорить ни слова. Вот что надо сделать. Арин, возьми девяносто человек, и распределитесь по городу. По базилике, больницам, казармам гарнизона и легионов. Постарайтесь узнать как можно больше, предпочтительно от беженцев с фронта, если таковых удастся отыскать. Представьтесь командующим местными силами. Они вряд ли поддадутся панике и скорее смогут дать взвешенную картину. Я возьму десять человек и пойду в замок, чтобы встретиться с пробером Менас, ее людьми и нашим вскоре уже отставным маршалом. Господа, мы отправимся пешком. От причалов добираться в любое место не так далеко, а я не хочу, чтобы несколько коней привлекли к нам лишнее внимание. — Джеред обвел сборщиков взглядом, проверяя, понят ли его приказ. — Связь будем держать через корабль или с помощью весточек, которые будут передаваться отрядом сборщиков в замке. Следите за портом. Если мы спустим флаг сборщиков, это будет означать, что нужно срочно уезжать. В любом случае вы должны вернуться на борт к ночи. — Он помолчал. — Все может быть не так плохо, как мы слышали, но нет сомнения, что нечто серьезно напугало Харог и Юрана. Будьте внимательны. Ничего не упускайте. Не доверяйте никому, кроме ваших левимов и доспехов Конкорда. И подготовьте людей.
 Едва корабли встали к причалам и трапы со стуком упали на камни, сборщики бегом углубились в город. Джеред вывел их сам, кивая солдатам, стоящим вдоль пристани. Он выслушал немало замечаний в свой адрес, но практически ничего, что заслуживало бы ответа или хотя бы реакции. Он привык к такому.
 — Приехал собрать налог, казначей?
 — А ты не думал, что цардиты могли добраться до денег первыми, казначей?
 — Или же мы потратили их на себя впервые за десять лет?
 — На твоем месте я уплыл бы отсюда немедленно, господин Джеред. — Тон, которым это было произнесено, заставил его задержаться. Казначей посмотрел в глаза бывалого солдата. Этот далеко не молодой человек сидел на какой-то бочке. — Здесь ничего нельзя сделать.
 — Сделать что-то можно всегда, — ответил Джеред.
 — В твоем случае — уехать и предостеречь всех, кого сможешь, господин, — сказал центурион в плохо начищенном доспехе. — Ничто уже не сможет спасти Атреску для Конкорда.
 — Встань, когда обращаешься к старшему. — Джеред покачал головой. — Ты подаешь плохой пример подчиненным.
 Центурион развел руками. Джеред нахмурился. Все остальные солдаты, мимо которых они проходили, были местными жителями. Этот человек нет. Он сильно обгорел на солнце, и акцент у него другой. Его соотечественник, тундаррец. Джеред махнул рукой, приказывая проберу Арину двигаться дальше.
 — Я был там, мой господин. У Цинтарита. Я спасся, потому что в тот день охранял лагерь. Извините, но сейчас не стоит чистить доспехи.
 — Что там произошло? Что стало с Гестерисом?
 Центурион огляделся, заметив, что окружающие слишком внимательно прислушиваются к его разговору с Джередом. Он поманил сборщика ближе.
 — Это была катастрофа, которая потрясет Конкорд, господин Джеред, но у вас нет времени это выслушивать. Не сейчас. Маршал делает что-то не то. Он разговаривал с цардитами.
 — Они уже здесь? — изумился Джеред.
 — Часть. Степная кавалерия.
 — И о чем шел разговор?
 Центурион поднял выгоревшие на солнце брови. Его пересеченный шрамами лоб уродливо сморщился.
 — О старой дружбе? — предположил он. Джеред выпрямился.
 — Имя и легион, — потребовал он.
 — Отин, мой господин, — ответил солдат, наконец вставая на ноги. — Громы Тундарры.
 — Я освобождаю тебя от твоих обязанностей. — Джеред подозвал одного из левимов. — Отведи центуриона на корабль. Я желаю выслушать его рассказ во время обратного плавания, когда бы оно ни состоялось.
 Отин отдал честь. Взгляд мужчины стал диковатым. Он уже слишком многое перенес. Это разъедало его разум.
 — Тысячи солдат из Атрески вернулись в город этим утром, мой господин, — прежде чем уйти, сказал Отин. — Они вооружены и целы — и это пленные из Цинтарита. Они пришли раньше основных сил Царда. Как вы думаете, почему это произошло? — Его брови еще раз выразительно приподнялись.
 Джеред повернулся к девяти левимам, остававшимся при нем.
 — Похоже, у нас появилось срочное дело.
 Харог был типичным для Атрески городом-крепостью, и сегодня Джереда это очень радовало. Он смог быстро провести своих людей по широким главным улицам, очищенным для передвижения отрядов к причалам и обратно. И казначей все время видел замок, стоявший на холме и возвышавшийся над центром города.
 Проходя по западному краю форума, он мельком увидел жизнь нынешнего Харога. Город переполняли люди, которым некуда было больше идти. Напуганные, растерянные, оторванные от родного дома… Они спали под открытым небом и ждали первых ударов артиллерии. Джеред мрачно подумал, что, возможно, им не придется их услышать.
 Сборщики целеустремленно прошли в ворота замка. Они не стали ждать, чтобы горн возвестил об их присутствии. В замке царил хаос. Двор гудел от топота коней и криков солдат. Нагруженные повозки грохотали по брусчатке. Гонцы бежали во все стороны. Слева, за оцеплением из легионеров, ждали простые граждане, желавшие высказать свои претензии. Джереду показалось, что сегодня их никто не станет слушать.
 Входя под своды внутренних ворот, од бросил беглый взгляд на увенчанный башнями и зубцами замок. Он навсегда останется уродливым строением. Какие-то попытки перенять эсторийскую архитектуру все же предприняли. Местами простой камень закрыли резным мрамором, кое-где воздвигли мраморные колонны, на которых висели знамена всех наций Конкорда. Колоннаде предназначалось стать торжественной аллеей, но знамена оказались ветхими, а мрамор — грязным. В остальном Юран цеплялся за многочисленные традиции старой Атрески. Возможно, это должно было сильнее тревожить Адвоката.
 За воротами их встретил неубранный внутренний двор. Центральный фонтан начали сооружать с опозданием на десять лет. Как и гипокост, который, как решил Джеред, вообще вряд ли установят. Двор представлял собой просторную круглую площадку, вымощенную брусчаткой, сквозь которую в большом количестве пробивались сорняки. Толстые стены замка образовывали внушительный серый фасад, украшенный множеством окон с узорчатыми стеклами и ставнями. Джеред указал вперед.
 — Сталос, ты идешь со мной, чтобы встретиться с Юраном. Остальные, займитесь помещениями сборщиков. Мы заберем те сундуки, которые там есть. Скажи Менас и ее людям, что они уезжают с нами. Ждите меня там.
 — Да, мой господин.
 Положив руку на эфес кавалерийского клинка, Джеред быстро обогнул фонтан, направляясь к широкой мраморной лестнице, ведущей в роскошные покои маршала. Там стояла странная тишина. Не было заметно бурной деятельности, такой, как во дворе, которая свидетельствовала бы о приготовлениях правителя к войне.
 — В его интересах сейчас оказаться на месте, — пробормотал Джеред.
 — Казначей?
 — Ничего, наблюдатель. Просто смотри в оба и не спускай руку с меча. Я чую тут что-то странное.
 Джеред хорошо знал дорогу. Он кивнул двум стражникам на ступенях и спиной ощутил на себе их взгляды, пока входил в гулкий, увешанный флагами зал. Внутри колоннады тянулись мозаичные дорожки, выложенные на естественном каменном основании. Казначей повернул налево, поднялся по широкой лестнице и оказался на устланной ковром площадке.
 Широкий коридор, освещенный лампами, дугой загибался налево. У двустворчатых дверей в столовую Юрана стояли стражники. Когда они увидели, кто к ним приближается, на их лицах отразились удивление и тревога. Их копья крест накрест закрыли резные деревянные двери.
 — Скажите маршалу, что я здесь, — приказал Джеред. — Я буду говорить с ним немедленно.
 — У него совет, господин казначей.
 — Это видно, — отозвался Джеред. — Прервите его.
 — Его нельзя беспокоить, сударь. — Стражник неловко помялся.
 Изнутри донесся взрыв хохота.
 — Я не стану просить дважды, а ваши копья нас не остановят. Пусть один из вас скажет ему, что я здесь, или же я сам о себе объявлю.
 Стражникам не удалось смутить его взглядами, и они убрали копья. Джеред кивнул.
 — Мне очень жаль, — сказал один из них.
 — Что?!
 Стражник пожал плечами и открыл дверь. Джеред шагнул в столовую.
 — Маршал Юран, — проговорил он, идя от двери. — Мне хочется услышать, какая шутка вас насмешила. Я…
 Комната была полна цардитов.




 ГЛАВА 41


  848-й Божественный цикл, 26-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхожденья 
 Десять цардитов. Юран. Шесть его советников. Все головы повернулись в его сторону. Цардиты, конечно, его не узнали. Но на этом везение Джереда закончилось. Юран выругался и встал. Его кресло со скрипом отъехало назад и закачалось, чуть было не упав. Этого хватило, чтобы бдительные цардиты сделали то же. Руки потянулись к мечам. Один из них сказал что-то, видимо, задал вопрос.
 — Я очень разочарован, — заявил Джеред. — Мне даже в голову не приходило, что ты можешь стать предателем.
 Юран уставился на него, и по лицу маршала пробежала тень сожаления.
 — Стража! Взять его!
 — Не думаю. — Джеред повернулся спиной к столовой и всем, рванувшимся в его сторону. Стражники преградили ему выход. — Пора выбирать.
 Миг колебания. Джеред выбросил вперед руку, ударив одного по голове. Голова стражника громко стукнулась о косяк, и он рухнул. Второй охнул и завалился вперед. Сталос извлек из него свой кинжал. Игнорировать сборщиков всегда было ошибкой.
 — Беги! — приказал Джеред.
 Они оба помчались по загибающемуся коридору. Топот эхом отдавался от стен. Позади них крики становились все громче. Они сбежали по ступенькам, промчались по залу и проскочили мимо ошеломленных стражников. Джеред слева обогнул фонтан.
 — Левимы! — заорал он. — Нас предали! Уходим! Один из его людей стоял у двери помещения сборщиков. Он повернулся и прокричал что-то внутрь. Джеред остановился, узнав его.
 — Ты у нас самый быстрый. Лети прямо в порт. Не оглядывайся. Я хочу, чтобы флаги опустили, весла приготовили, паруса подняли. Мы уплываем. Беги!
 — Да, мой господин!
 Зазвонил колокол. Частый звон, сигнал тревоги. Из покоев маршала на круглый двор выбегали солдаты. Позади него тоже раздались шаги. Левимы. Четверо несли два сундука.
 — У нас нет времени. Бегите! — приказал Джеред. — Бросайте сундуки. Казне придется обойтись без них. Освободите руки, чтобы сражаться!
 Он пригнулся: от стены справа отскочила стрела. Левимы открыли ответный огонь. Двое упали.
 — Рад тебя видеть, Менас, — усмехнулся Джеред.
 — А я вас, господин казначей, — откликнулась женщина, накладывая на тетиву новую стрелу и спуская ее.
 — А теперь я хочу видеть только твою спину впереди меня. К базилике! Нам нужно захватить остальных.
 Во двор уже высыпало около двадцати атресцев. Крики доносились со всех сторон. Звон подхватили другие колокола на главном дворе. Сборщики стремительно побежали через ворота. Джеред бежал последним, подгоняя остальных.
 Сумятица на большом дворе дала им временное преимущество. Сигнал тревоги звучал, но никто не знал, кого надо искать. А сборщиков не сочли объектом преследования. Люди стояли и смотрели им вслед, так что они успели пробежать почти все открытое пространство, пока приказ о закрытии ворот не дошел до стражников.
 Теперь на них обращали слишком большое внимание. Джеред оглянулся и увидел, что погоня растет. Люди прыгали в седла. Он прибавил шаг и помчался впереди левимов. Менас догнала его справа. У ворот замка мужчины навалились на колеса, и створки начали закрываться. Противовесы гремели на цепях, дерево скрипело и стонало.
 — Выиграйте время! — приказал Джеред.
 Менас и кто-то еще отошли в сторону от бегущих, чтобы открыть стрельбу. Джеред не стал медлить. Обнажив меч, он набросился на горстку стражников у ворот.
 — Левимы! За Эсторию!
 Остальные подхватили его клич. Стрелы летели над головой. Одна вонзилась глубоко в горло лучника, стоявшего у ворот. Другая попала в затылок привратника, заставив свалиться прямо на колесо. Джеред выставил меч перед собой и взмахнул им только на последнем шаге перед схваткой. Он описал им дугу вниз и направо, а потом, воспользовавшись инерцией, продолжил замах влево и вверх. Мощный удар выбил копье из руки стражника. Тому хватило быстроты, чтобы потянуться за мечом — но не обнажить его. Джеред рубанул его по туловищу. Клинок вонзился в бок солдата и сбил его с ног.
 Левимы уже были справа и слева от него, а путь им преграждали четыре оставшихся стражника. Джеред слышал топот бегущих ног и скачущих галопом коней. Воздух наполняли крики и вопли, которые почти заглушали тревожный бой колоколов, доносившийся словно издалека. Казначей ощутил тень над собой и резко отшатнулся. Перед ним на землю упало тело, из глазницы торчала стрела.
 Падение привело атресцев в замешательство, так что левимы стремительно оттеснили их. Джеред кулаком левой руки с силой ударил в скулу одного из стражников, а потом сшиб его с ног ударом рукояти меча в нос. Кровь брызнула прямо перед глазами. Еще одно тело упало перед ним, солдат испустил последний вздох.
 — Путь свободен! — крикнул он, и они выбежали из ворот в город.
 На просторном парадном плацу перед замком стояли и растерянно озирались люди. Набат звучал по всему городу, и под чистым небом разносился шум нарастающей паники. К ним бежали солдаты, примерно человек двадцать.
 — Держитесь вместе! — крикнул Джеред. — Атаковать только по моей команде.
 Он нашел взглядом командира подразделения. — Центурион, беда в замке! — крикнул казначей, когда они приблизились. — Цардитские лазутчики.
 — Что? — Этот человек явно узнал Джереда, но не поверил услышанному.
 — Мы идем за помощью к нам на корабль. Юран пока в безопасности. Иди!
 — Есть, господин!
 Джеред посмотрел через плечо, проверяя, что он станет делать. Ворота за ними закрылись, и он слышал, как центурион закричал, чтобы их снова открыли. Из замка заорали в ответ, требуя остановить сборщиков. Центурион резко остановился и повернулся. Их разделяло тридцать ярдов. Этого должно было хватить.
 — Базилика! — приказал Джеред.
 Он возглавил бег левимов по широкой пустой улице, которая вела обратно к причалам. Менас бежала рядом с ним.
 — Они уже за воротами. Скачут быстро. Легко нас догонят.
 Джеред кивнул. Они миновали два боковых переулка. В обоих толпились растерянные и испуганные горожане. У третьего казначей повернул левимов направо. Держа меч высоко над головой, он кричал и проталкивался сквозь толпу, которая раздавалась перед ним. В толпе горожан казначей потерял звуки погони. Люди помешают всадникам, но они догадаются, куда направляются беглецы. Пешие солдаты продолжат преследование.
 Джеред свернул налево. Переулок круто спускался вниз и вел к молельне. Вдоль него располагались лавки и мастерские, по большей части закрытые и заколоченные досками. Везде под навесами сидели люди. Похоже, что некоторые избрали это место, чтобы жить тут во время ожидаемой осады. Джеред не стал тратить время на то, чтобы оценить, как отреагируют эти люди, узнав, что их маршал-защитник предал Конкорд. Он с удовольствием вручил бы им веревку, чтобы они повесили на ней Юрана.
 Триумфальная арка, воздвигнутая в тот год, когда Атреску приняли в Конкорд, служила северным входом на форум. На ее барельефах были изображены люди, которых Джеред знал.
 Люди, отдавшие свою жизнь для того, чтобы привести Атреску под славное правление Эстории. Дальше начинались два марша каменных ступеней. Казначей бежал через три ступеньки, расталкивая людей во все стороны и теряя остатки выдержки.
 Базилика занимала почти половину восточной стороны форума. Джеред видел, что она кишит беженцами, которые искали укрытие от солнца, с неизменным рвением палящего с небес. Базилика была открытой, как все подобные ей строения в Эсторре. Левимы взлетели по ступеням.
 — Левимы! — взревел Джеред. — К казначею!
 Он увидел, как его люди отделяются от групп беженцев, чиновников и измученных боями легионеров. Пожалуй, это местечко более гостеприимное, чем замок. Здесь можно было бы добыть массу полезных сведений — если бы им дали время. Джеред с радостью увидел спешащего к нему пробера Арина. Погоня приближалась. Солдаты спускались по лестнице, а всадники заезжали на форум с юга.
 — Объяснять некогда. Надо уносить ноги. Отправь гонцов по городу. Они не должны никому представляться как сборщики, иначе погибнут. Если корабли уйдут, им известно место встречи на озере. Мы будем ждать, сколько сможем. — Плечи казначея поникли. — Арин, мы в городе предателей!
 Арину отчаянно хотелось задать вопросы, но он удержался. Пробер повернулся к сборщикам в базилике, их число увеличивалось, и выкрикнул несколько имен.
 — Остальные сюда! — приказал Джеред.
 Шум вне здания нарастал. Люди бежали с центра форума. Слышались вопли и яростные крики. Колокола стихли. В самом здании страх смешивался с запахами пота и болезни.
 — Считайте каждого атресского солдата врагом. В городе цардиты. Сталос, веди двадцать человек к кораблям. Займите оборону. Остальные, давайте дадим им уйти, а потом защитим их спины. Все, кто сообразил захватить луки, стреляйте по всадникам. Нас атакуют с севера и юга.
 Джеред прикинул, что с ним сейчас семьдесят сборщиков. Пары гонцов направились по трем разным направлениям, и каждая пара отвлекла на себя внимание врагов. Арин взял левимов, чтобы прикрыться от солдат, подходивших через триумфальную арку. Джеред возглавил остальных и прошел к краю базилики, где они выстроились сразу за первым рядом колонн.
 Атмосфера стремительно менялась. Горожане разбегались от всадников. Быстрый подсчет показал, что верховых двенадцать. Они привели к базилике примерно вдвое большее число пехотинцев.
 — Не забывайте смотреть назад, — велел Джеред, не отрывая взгляда от противника. — Сколько луков?
 — Шесть, мой господин, — ответила Менас.
 — Превосходно. Оставайтесь в укрытии. Целиться уже можно. По моему сигналу. Сначала в верховых. После первого залпа мы атакуем. Они не ожидают, что нас так много. Двадцатка, шаг назад, в бой не вступать, продолжайте бежать. Есть вопросы? Отлично. Да сохранит нас Бог для более важных дел.
 Солдаты Атрески были слишком уверены в себе — они скакали рысью, забросив щиты за спины. Джеред поднял руку, выжидая. Некоторые солдаты, следовавшие за всадниками, имели на вооружении луки, но большинство, в ярко начищенных доспехах и темно-красных с зеленым плащах, несли копья. Казначей сообразил, что это замковая стража, которая использовалась в основном для церемоний. Он позволил им сократить расстояние до двадцати ярдов, а потом опустил руку.
 Стрелы рванулись вперед. Джеред побежал вниз по лестнице, ведя за собой тридцать левимов. Спустя мгновение стрелы достигли цели, разя людей и лошадей. Один конь встал на дыбы, сбросив всадника. Всадники начали останавливаться, двое попытались развернуться. Порядок смешался. Когда Джеред был от них в пяти ярдах, прилетели новые стрелы. Еще двое всадников упали с седел. Одному коню стрела вонзилась глубоко в грудь. А потом левимы нахлынули на них.
 Джеред ударил ближайшего из противников по руке с клинком. Всадник покачнулся в седле и упал. Джеред не стал задерживаться. Он пробивался мимо панически шарахающихся коней. Кто-то направил в него копье. Казначей легко его остановил, отвел в сторону и ответно пробил по металлическому нагруднику. Противник захрипел и задохнулся: покореженная броня стиснула ему ребра. Клинок Джереда плашмя ударил по его коню, и тот рванулся прочь.
 Еще два шага — и Джеред миновал ненадежный строй кавалерии. Он посмотрел направо и налево. Левимы не отставали.
 — За Конкорд!
 Его крик подхватило множество глоток. Джеред побежал навстречу пешим солдатам. Он увидел, наставленные копья, натянутые луки и обнаженные мечи. На врагов посыпались стрелы. Два лучника погибли. Копейщики постарались встать теснее. Это была жалкая попытка организовать оборону в стиле фаланги. Казначей поднырнул под единственный ряд копий, взмахнув клинком над головой, выпрямился, перерубил деревянное древко, развернулся на месте и вонзил меч в шею перепуганного стражника. Мужчина с воплем упал на бок, сбив с ног соседа. Джеред перепрыгнул через обоих.
 Следующий его противник был вооружен гладиусом и овальным щитом. Джеред встал в открытую стойку и поманил солдата к себе.
 — Они тебя научили сражаться против левимов, парень?
 Хорошо обученный легионер не привык вести бой в отсутствие тесного строя. Он прятал тело за щитом, а меч крепко прижимал к правому боку. Полупригнувшись, он пошел вперед. Джеред ждал. Солдат выбросил щит вперед, но Джеред не стал дожидаться завершения маневра. Он шагнул влево, направляя рубящий удар вверх и вправо. Удар был остановлен, но легионер потерял равновесие.
 — Не блестяще, — сказал Джеред, вонзая острие меча ему под мышку и в легкое.
 Левимы яростно сражались. Они прорвали строй атресцев. Последние солдаты повернулись и бросились бежать к замку. Джеред не стал их преследовать. Оглянувшись, он увидел, что Арин задержал тех солдат, которых ему удалось обмануть у ворот замка. Теперь против них повернула луки Менас, так что солдаты начали падать. Горожан на самом форуме не осталось.
 Они стояли тесным кольцом по его краям, молча взирая на происходящее. Им предстоит весьма скоро узнать, в чем дело, и Конкорд не проявит к ним милосердия.
 Джеред вывел левимов с форума, и они продолжили бег к пристани. Впереди маячила далеко ушедшая двадцатка: они пробивались по улице, куда оттеснили обитателей форума. На улице тоже лежали тела солдат и горожан, которые имели глупость встать у них на пути. Джеред не испытывал к ним жалости. Атреска изменила.
 Следом за двадцаткой двигаться было легко. Джеред поднялся на холм и увидел перед собой причалы. До них паника еще не докатилась, но это скоро произойдет. У пристани спокойно стояли корабли, на мачтах безмятежно реяли флаги.
 — Направо и налево! — приказал Джеред. — Говорите, что видите!
 — На западе в порту, — моментально отозвался один из левимов.
 Джеред посмотрел и выругался. Всадники, и много. Хуже всего — это, несомненно, цардиты, степная кавалерия. Они перехватят двадцатку прежде, чем та доберется до кораблей. Быстрый взгляд назад показал, что Менас и Арин все еще ведут бой на форуме. Казначей побежал быстрее, увлекая за собой свою тридцатку.
 Колокола замолчали, и в городе воцарилось смятение. Никто не пытался преградить им путь, но глаза всех горожан устремились на них. Жители видели, что сборщики убивали солдат Атрески, и не понимали почему. Ненависть и враждебность по отношению к сборщикам нарастали. Джереду хотелось хорошенько встряхнуть каждого и сказать, что сделал их маршал, но у него имелись более насущные проблемы. Он пылал возмущением. Город был настроен против них, потому что большинство не подозревало, что врагу позволено свободно разгуливать по их улицам. К тому времени, когда они узнают правду, будет уже поздно. Джеред опасался за судьбу этой прекрасной страны и ее мирного населения.
 На подходе к глубоководным причалам двадцатка увидела врага и остановилась, чтобы развернуть оборонительный строй. Одновременно на мачтах пришли в движение флаги. И перед тем как потерять корабли из виду за стоящими впереди зданиями, Джеред увидел, что по трапам бежит команда.
 Любопытство пересилило страх, и горожане хлынули в порт, опережая их: людей манила атмосфера грядущего кровавого столкновения. Джереда пихали, ему приходилось пробираться сквозь растущую толпу. Он находился всего в сорока ярдах от Сталоса и двадцатки, но степняки доберутся до них первыми. Казначей слышал стук копыт по камням причала, но не мог разглядеть всадников.
 — С дороги! — заорал он, вскидывая меч высоко над головой.
 Левимы пробивались сквозь толпу, которая вдруг уподобилась отливу и начала отступать в их сторону, уплотняясь, словно туман на рассвете. Джеред ощутил растущее раздражение. Рукоятью меча он заехал по голове мужчине, стоящему прямо перед ним. Тот как раз оборачивался, чтобы позвать на помощь.
 — Я прямо за тобой, — рыкнул Джеред. — Если нужна помощь, уйди с моей дороги.
 — Цардиты! — крикнул мужчина. — Цардиты!
 — Знаю, — прохрипел Джеред, грубо отталкивая его в сторону.
 До столпившихся на улице людей дошло, что за ними оказался отряд левимов, а перед ними — цардиты. Невероятно, но все новые люди подбегали сзади, так что смятение вызвало столпотворение и панику. Левимы пытались не задевать горожан клинками, но при этом им становилось все труднее двигаться вместе.
 А потом на фоне криков и шума Джеред расслышал звон скрещивающихся клинков. Единственное, что он смог сделать, — это повернуться левым плечом к толпе, которая сбилась и побежала, с воплями пытаясь убраться подальше от того, ради чего она сюда стремилась.
 — Стоять, левимы! — крикнул он, пытаясь перекрыть шум. Казначей сжал зубы, выдерживая многочисленные удары локтей, ступней и коленей. Его заставили на шаг отступить, но он продолжал держать меч над головами, понимая, что опустить его означало бы причинить вред невинному человеку.
 Толпа растаяла, и Джеред снова увидел двадцатку. Он рванулся вперед, призывая за собой левимов и проталкиваясь между немногочисленными храбрецами, которые не разбежались при виде металла и крови. Степняки — а их было не меньше тридцати — врезались в его отряд и теперь поворачивались, чтобы отойти и перестроиться. По меньшей мере пятеро левимов упали, но позади них выстраивались члены команды, приготовившие луки.
 — Унесите раненых! Восстановить строй!
 Он помчался к причалу. Степняки разворачивали коней. Они приостановились, оценивая численность отряда, получившего подкрепление. Джеред знал, что они будут делать.
 — Лучники! Держите их на расстоянии. Пусть они заплатят за каждую выпущенную ими стрелу!
 С изготовленными для стрельбы луками степняки галопом проскакали мимо них на расстоянии не более двадцати ярдов. Команда разом выпустила стрелы, вонзившиеся в нескольких цардитов. Двоим пришлось повернуть, одного сбили с коня, но остальные не задержались. Управляя конями с помощью ног, кавалеристы пронеслись мимо, повернулись в седлах и выстрелили. Джеред почувствовал, как стрелы просвистели совсем близко, и услышал у себя за спиной крики раненых.
 А степняки уже замедляли скачку, чтобы снова повернуть. Команда сделала еще один залп, но они были не такими меткими стрелками, как их враги. Слишком мало стрел попало в цель, чтобы степняки хотя бы задумались. Этой схватки Конкорд выиграть не мог. Джеред повернулся.
 — Бегите к кораблям! Немедленно! Команде отходить. Еще один выстрел.
 Левимы помогли своим раненым подняться и поспешно повели к триремам, до которых оставалось еще шестьдесят ярдов по пристани, откуда убежали моряки. Джеред вырвал щит у атресского легионера, застывшего с открытым ртом.
 — Сражайся! — заорал он ему в лицо. — У тебя же есть лук, идиот! Пусти его в дело!
 Казначей снова повернулся к цардитам, продевая руку в петли щита. Те стремительно приближались, скача прямо по пристани, по пять человек в ряд.
 Позади них вниз по склону бежали Менас, Арин и их левимы. Стрелы вонзились в спины степняков, несколько ослабив их атаку. Но те, кто скакал впереди, не остановились, не зная о новой опасности. В левимов полетели стрелы. Они были не готовы к этому. Кто ж мог знать?!
 Джеред спрятался за щитом и шагнул на край пристани, остановившись в паре пядей от края и рискуя упасть в воду. В его щит ударила стрела. Он услышал совсем рядом топот копыт и ударил клинком, почувствовав, как тот вонзается в плоть. Конь пронзительно заржал, всадника выбросило из седла. Джеред выпустил меч, чтобы он не увлек его за собой. Конь рухнул с причала в море. Джеред пригнулся, подняв щит над головой. Кони с топотом промчались мимо него, и он присел от удара сабли, пришедшегося по щиту. Легионеру позади него не повезло. Он натянул лук и получил удар саблей в шею. Атресский солдат упал на камни, из тела хлынула кровь.
 Джеред выглянул из-за щита направо. Левимы, которые оказались впереди атакующих степняков, сражалась в гуще всадников. Слева Арин и Менас добрались до пристани и напали на цардитов. А позади них виднелись еще всадники и пешие солдаты. Цардиты и атресцы. Время стремительно истекало.
 Джеред выпрямился, прячась за отставшим конем, вынужденным замедлить бег из-за того, что впереди оказалось слишком много других лошадей. Вскинув руки, он стащил всадника с седла. Мужчина упал навзничь, и последнее, что он увидел, — щит Джереда, мощно ударивший ему в лицо.
 Оставшиеся степняки начали выходить из боя. Казначей услышал команды, выкрикиваемые на незнакомом языке, и увидел дружно выполненный разворот. Пятки наездников ударили в крупы лошадей. Всадники поскакали по причалу. Менас и ее команда выстрелили в гущу отряда, сбив на землю еще троих, а потом разбежались в стороны. Он заметил, как Арин уклонился от блеснувшего клинка и перепрыгнул на палубу торгового судна. И, перекатившись, тут же вскочил. Джеред взмахом руки приказал левимам бежать на корабль.
 — Всем на борт! Они перестраиваются!
 Оставалось только удирать без оглядки. Команда отошла к трапу и навела луки поверх голов отступающих. Надо было пробежать тридцать ярдов. Джеред бросил щит и наклонился, чтобы поднять раненую женщину. У нее была стрела в плече и глубокая резаная рана в боку.
 — Ну же, вставай и беги! — сказал он.
 Женщина ахнула от боли. Левим подхватил ее с другой стороны, и они втроем почти бегом двинулись дальше. По дороге они обходили тела товарищей, и Джеред запоминал каждого, чтобы отомстить за них Юрану и цардитам. В глазах у него потемнело от бешенства, и он обжег взглядом атресских солдат, стоящих на пристани. Никто из них не пришел им на помощь, за исключением того одного, — а теперь они видели, как их соотечественники скачут вместе с цардитами. У казначея не нашлось слов, чтобы высказать, что он думает об их трусости и нерешительности.
 Сквозь камень пристани он ощутил топот копыт. Поверх головы полетели стрелы, выпущенные его командой.
 — На борт! — заорал Джеред. — Ставьте этот проклятый парус!
 Паруса ставили. Капитаны обоих кораблей сделали все возможные приготовления. Джеред видел, что весла подняты для того, чтобы оттолкнуться от стенки, у канатов на носу и корме стояли люди. На палубе изготовились лучники, их прикрывали воины со щитами. Посыпались стрелы. Одна вонзилась в левую руку Джереда, которой он поддерживал раненую женщину. Боль невероятная! Его пальцы грозили разжаться, но он заставил себя крепче ухватить раненую.
 Казначей оглянулся. Цардиты останавливались на расстоянии полета стрелы. Мимо них пробегали атресские пехотинцы с мечами. Он еще немного ускорил шаг, волоча женщину за собой. Оказалось, что ее спину пронзила стрела.
 Джеред проложил дорогу через узкий строй своих лучников и прогрохотал по трапу. Кто-то из матросов попытался принять у него женщину.
 — Нет, нет! Оставьте ее.
 Он пробежал на корму и опустился на колени позади планшира. Левимы стремительно взбегали по обоим трапам. Почти все уже были на борту. Казначей увидел, как Менас выпустила последнюю стрелу, и приказал отдать швартовы. Весла уперлись в причальную стенку. «Стрела Арка» начала отходить. Парус развернулся, ветер сразу же наполнил его и потащил корабль к центру бухты. Менас бросила лук и прыгнула на борт как раз в тот момент, когда трап полетел в воду. Арин успел подбежать и схватить ее руки, цепляющиеся за фальшборт. Ему помог еще кто-то, и Менас втянули на корабль. Стрелы свистели над палубой, втыкаясь в настил и мачту. Арина отбросило назад: стрела торчала у него в верхней части плеча.
 Джеред посмотрел на женщину у себя на руках. Еще жива, но дыхание у нее было неровным, а лицо покрылось потом.
 — Держись, — сказал он. — Помощь идет.
 Казначей повернулся вместе с ней и сел спиной к планширу. Втянув в себя воздух, пахнущий морем, он обвел взглядом корабль. Стрелы продолжали лететь, и он дал знак левимам не высовываться, пока они не окажутся вне досягаемости.
 — Держись в центре! — приказал Джеред рулевому, пригнувшемуся у румпеля. — Нам ни к чему испытать на себе еще и их артиллерию!
 — Да, господин казначей.
 — Плывем домой. Нам надо спасать Конкорд.
 Однако необходимо связаться не только с Эсторией. Увиденное здесь было катастрофой, которая грозила смести Конкорд. Адвокат нуждается в оружии, о существовании которого не знают враги и которым они не могут овладеть. И Джеред знал, где его найти.
 Гладя женщину по голове, казначей молил Бога, чтобы Арков вовремя добрался до Вестфаллена.




 ГЛАВА 42


  848-й Божественный цикл, 26-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Наступил новый день, прекрасный и свежий. Солнце быстро согрело воздух и землю. Легкий ветерок шуршал зрелыми колосьями, готовыми к жатве, скользил по поверхности воды. Чуть покачивались стоящие у причала суда, тихие волны ласкали берег. Вестфаллен был так же красив, как всегда во время соластро.
 Приезжему могло бы показаться, что все население исчезло — такой была пустота, эхом отдававшаяся на каждом углу городка и у каждой закрытой мастерской. Форум опустел. Рыбацкий флот стоял на приколе у берега. Фермеры покинули поля. Один-единственный голос разносился по городу. Он звучал в Доме Масок, и все жители Вестфаллена собрались на лужайке перед ним, чтобы слушать чтицу-мирянку.
 Вместе с горожанами здесь стояли и Арван Васселис с Неттой, объединенные общим горем. Это было первое из многих поминовений, которым предстояло прозвучать сегодня, и оно разрывало сердца, как никакое другое. Поминовение человека, вернувшегося в землю, считалось моментом, когда положено отдать должное только что завершившейся жизни и приветствовать новое рождение, которое воспоследует по воле Бога. Потеря, понесенная близкими и родственниками покойного, сглаживалась от сознания того, что, покинув их, он воссоединится с прежде умершими и с Богом. Горечь потери смешивалась с радостью умиротворения. Но в этот день никто не испытывал подлинной радости. Холод охватил сердца жителей Вестфаллена.
 Ардола Кессиана предали земле, обернув темно-зеленой шерстяной материей, и положили в могилу в лесу позади Дома. На этой скромной церемонии присутствовали только Дженна, Ступени и Васселис, и происходила она в сумерках накануне.
 Теперь его маска, как и маска Элсы Геран и еще семнадцати человек, погибших во время кошмара на форуме, была выставлена перед Домом вместе с соответствующими флагами. Васселис не мог оторвать от нее глаз. Тонкий глиняный отпечаток, снятый с лица Кессиана в день смерти, его близкие украсили посланиями и символическими узорами. Эта маска будет висеть в Доме в течение одного года, считая с этого дня, а потом ее возвратят родственникам для семейного алтаря.
 Васселису казалось, что под надписями и яркими красками, покрывающими маску, просвечивает улыбающееся лицо, и на краткий миг он улыбнулся тоже. Вокруг него слышались плач и бормотание, сопровождавшие слова поминовения и приветствия, которые произносила мирская чтица. Каждая фраза только усиливала чувство несправедливости и невероятной потери, понесенной всеми. Маршал тесно прижал к себе Нетту, слушая чтицу — жену рыбака, на чьи плечи легла эта обязанность после убийства Элсы Геран.
 — … Всех нас Бог призывает вернуться в Его объятия и воссоединиться с Его любовью, прежде чем наши циклы на Его земле продолжатся. И мы, оставшиеся, должны вспоминать все то, что Ардол Кессиан дал нам и Богу во время своей чудесной жизни среди нас. Бог призывает, как Ему угодно и когда Ему угодно. — Чтица оторвалась от священных писаний, закрыла книгу и покачала головой. — Хотя невозможно себе представить, чтобы Он призвал милого Ардола именно так — как и любого из тех, чьи поминовения я с глубоким горем совершаю сегодня.
 Слеза выскользнула из уголка ее левого глаза и покатилась по щеке. Она снова открыла писания.
 — Пусть маска Ардола Кессиана висит в Доме и присматривает за нами в течение одного цикла. Пусть он следит за нами и поддерживает нас. И пусть те, кто ищет его совета, приходят сюда, ничего не опасаясь, и просят его о поддержке. Пусть его только что закончившаяся жизнь согревает наши сердца в грядущие сезоны. Да будет так.
 — Как будет всегда, — откликнулась толпа.
 — А теперь я приглашаю всех, кто желает, положить дары в дорожный сундук Ардола, чтобы у него была свежая еда и одежда на пути к объятиям Бога.
 Чтица опустилась на колени и открыла небольшой деревянный ящичек с резными изображениями корней и солнца. Он будет наполнен дарами горожан и зарыт у ног Кессиана. Васселис первым подошел к сундучку и, опускаясь рядом с ним на колени, сжал руку чтицы.
 — Спасибо тебе, Элена. Твои слова — это слова истинного Бога. — Он положил в сундучок охотничий нож. — Это тебе, Ардол, мой милый старый друг, чтобы тебе было чем охотиться на твоем пути. Да улыбнется тебе Бог. — Васселис почувствовал, как у него сжимается сердце. — А я, оставшись здесь после тебя, посвящу жизнь тому, чтобы добиться справедливого воздаяния за преступления, совершенные во имя Бога женщиной, которая прикидывается Его слугой.
 Маршал встал и протянул руку Нетте. Они возглавили процессию от Дома Масок. От места, куда им в ближайшие дни придется много раз возвращаться, чтобы поминать тех, кто не должен был уйти столь рано.
 — Теперь мне нужно идти к Аркову, — сказал Васселис, снова ощутив на душе страшный груз ответственности. — Поговорить с ним. Убедить.
 — Не давай ему тебя увезти! — с отчаянием попросила Нетта. — Тебе надо быть здесь. Тебе надо добиться того, чтобы наш сын мог вернуться.
 Васселис содрогнулся. Кован! Он брошен в неизвестность. Он слишком молод, чтобы принять ответственность, которая на него легла. Он сильный юноша, но это… Васселис мог только молиться о том, чтобы те, кто специально оставлен им на такой случай, и те, с кем Кован и Восходящие встретятся случайно, помогли ему. Помогли им всем. Теперь маршал мог только пытаться уберечь их дом для того, чтобы они могли вернуться. Если такой день когда-нибудь наступит.
 Он проводил Нетту до виллы и передал заботам обоих людей, а потом сел на коня. Маршал направился вверх по склону холма в сторону Карадука: там, на почтительном расстоянии от Вестфаллена, разбил лагерь Арков. С ним было сто шестьдесят левимов. Сорок дворцовых гвардейцев сопроводили Коройен, Веннегура и оставшихся в живых воинов Доспехов Бога прочь из Вестфаллена.
 Канцлер уехала с большой неохотой, чуть ли не обвинив Аркова в сговоре с Васселисом и сочувствии вестфалленской ереси. Арков сохранил безукоризненное спокойствие и в соответствии со своей должностью капитана дворцовой гвардии Адвоката официально зарегистрировал ее обвинения против конкретных лиц, но также занес на бумагу и контробвинения Васселиса. Он обещал, что будут назначены слушания. И они произойдут в Эсторре, а не в Вестфаллене.
 Наконец Арков разрешил Васселису оставаться на свободе на время поминания Ардола Кессиана, а Васселис, со своей стороны, не собирался злоупотреблять этим доверием. Арков — порядочный человек, того же типа, что и Пол Джеред. Ему предстоит далеко пойти в Адвокатуре.
 Арков выехал встретить маршала, и они вдвоем поехали шагом вниз по склону в направлении озера Фристос.
 — Как ты понимаешь, она вернется, — сказал Васселис, когда обмен вежливыми фразами закончился.
 — Ее вернут в Эсторр, и мой заместитель зачитает перед Адвокатом те обвинения, которые ты выдвинул. Не думаю, чтобы она куда бы то ни было отправилась.
 — Ты наивен, капитан. Мы оба знаем, что Адвокат не станет ее задерживать, а значит, у нее окажутся развязаны руки. А ее глаза устремлены только в одну сторону.
 — Я не могу арестовать канцлера ордена, — отозвался Арков. — И я должен уважать ее слово. Я могу только передать ее во власть Адвоката. Все остальное не в моих силах.
 — Ты ее не видел, — возразил Васселис, — А я видел. Я видел фанатизм в ее взгляде, который побуждал ее действовать. Она перерезала горло чтице Вестфаллена на глазах всего города. Тут сотни людей, которые готовы это засвидетельствовать. Обладай ты такой властью, как у нее, что бы ты стал делать?
 Арков какое-то время молча смотрел на него, пока они ехали по выжженной солнцем траве.
 — Маршал, вам известно, как мы трое, приезжавшие сюда, относимся к вам. И вы знаете, что произошло с Д'Алинниусом и почему канцлер вообще здесь оказалась. Но в конечном итоге мы все отвечаем перед Адвокатом, а она приказала вас арестовать.
 — Ты не должен меня увозить. С тем же успехом мы можем сами сжечь Вестфаллен!
 Арков поднял руку, и Васселис попытался успокоиться. Он разжал пальцы, судорожно стиснувшие поводья коня.
 — Послушайте, — проговорил капитан. — После отъезда канцлера я могу говорить откровенно. Я здесь не только по поручению Адвоката, но и по поручению казначея Джереда. Он приписывает страх, владеющий Адвокатом, воздействию канцлера, которая напичкала Дел Аглиос ложью относительно опасности Восходящих для ее правления. Джеред опасается, что, уничтожив Восходящих и вас, канцлер убьет нечто потенциально спасительное для Конкорда.
 — Не преувеличение ли это? — откликнулся Васселис. — Дела наших Восходящих основаны на мире, а не на войне.
 — Я знаю, что он вам говорил об их способности к разрушению. А еще он полагает, что Адвокату, а через нее — канцлеру нельзя позволить уничтожить это оружие. Он будет очень недоволен тем, что мне не удалось взять под свой надзор Восходящих.
 — Джеред действует наперекор ей? — Васселис остановился.
 — Он опасается за Конкорд. Вы знаете его тревогу по поводу исхода войны. Он думает только о благе Конкорда, и хотя казначей любит Адвоката, но служит он Конкорду и всем народам, которые в него входят.
 — А ты, капитан Арков? Кому предан ты?
 — Я предан истине и справедливости и желаю единства Конкорда. — Арков откашлялся. — В данном случае я солидарен с казначеем.
 Чувство облегчения захлестнуло Васселиса.
 — Ты не пожалеешь об этом, друг мой.
 — Я мучительно обдумывал это, маршал. Я состою в дворцовой гвардии. У меня маленькие дети — и я нарушаю приказ моего Адвоката и становлюсь врагом канцлера, как и вы. Не случайно со мной сейчас остались левимы, а не мои собственные всадники. Я не хочу втягивать в это и их тоже.
 — И что будет теперь?
 — Теперь вы у меня под стражей. Это не изменилось. Но мне не дали определенного срока, к которому я должен доставить вас в Эсторр. — Он кивком указал на Вестфаллен. — Как это ни трагично, но я подозреваю, что этому месту суждено стать полем битвы за веру Конкорда — и мы должны подготовиться. Я не могу позволить вам покинуть Вестфаллен, но ваши заместители и я сам будем активно пользоваться посыльной службой. Созывайте сюда ваших людей, маршал Васселис. Собирайте ваших солдат, инженеров и ученых. Потому что как только канцлер поймет, что я не намереваюсь доставить вас на суд, она вернется, с благословения Адвоката или без него. И мы должны подготовиться, иначе нас всех сожгут.


* * *

 — Зачем мы плывем туда? Я не хочу. Не хочу. Я хочу домой! Миррон была в полном отчаянии. Помимо всего прочего у нее началась морская болезнь. Девочка стояла в стороне от остальных у левого фальшборта и смотрела назад, в сторону Вест-фал лена. У нее за спиной гребцы триремы сушили весла, но ветер и так гнал корабль на хорошей скорости. Восходящие нашли корабль «Гордость Кирандона» накануне вечером, уже в сумерках. Первоначальное облегчение от того, что они оказались на борту, длилось недолго, а осознание своего положения, пришедшее на следующий день, стало еще более болезненным.
 Ардуций изо всех сил старался поддерживать ребят, но он чувствовал то же, что и Миррон, хоть и не выражал протеста настолько активно. Оссакеру было плохо: шок снова лишил его сил. Он лежал в каюте, и за ним ухаживал хирург корабля, пока капитан, женщина по имени Патония, пыталась объяснить Восходящим, какой приказ ей дан. Патония была невысокой, но сильной женщиной с мускулистыми плечами, коротко остриженными волосами и лицом, красным и загрубевшим от долгих лет, проведенных в море.
 — Сирран — это замкнутая, закрытая страна, — терпеливо говорила она. — А маршал активно участвовал в переговорах, устанавливая с ними необходимые дипломатические связи и торговые отношения. Сирранцы знают его и доверяют ему настолько, насколько вообще кому-то доверяют. Там вам обеспечат такую защиту, какой вы больше нигде не найдете.
 — Но это так далеко! — возразил Гориан.
 — И это одна из причин, почему там так безопасно, — ответила Патония. — Вы сойдете с корабля в Бискаре и поедете по тракту Конкорда через Атреску и Госланд. На борту находится несколько опытных людей маршала, и они поедут с вами.
 — Но я не хочу ехать туда! — всхлипнула Миррон.
 — Придется, — отрезала Патония. — Бог да обнимет тебя, дитя, тебе следовало бы радоваться тому, что у тебя есть такие сильные друзья. Ты не представляешь, как тебе повезло.
 Гориан открыл было рот, но Кован его опередил.
 — Гориан, не надо! — попросил он. — Капитан, этим Восходящим случившееся не кажется везением. Их выгнали из дома, они видели, как умер их любимый отец. Они видели столько крови, сколько никому не пожелаешь. Они вовсе лишены опыта. Пожалуйста, дайте им время освоиться.
 Ардуций поймал себя на том, что смотрит на Кована с уважением. Миррон явно разделяла его чувства, а вот Гориан только нахмурился.
 — Так что не говори, что нам повезло, — проворчал он недовольно, устремляя на капитана запавшие от бессонницы глаза.
 — Лишены опыта, вот как? — Патония покачала головой. — Не знаю, кто вы и что вы якобы способны делать, но позвольте мне сказать вот что. До Бискара больше двадцати дней пути, если ветра не будет. Если он будет дуть со стороны моря постоянно со скоростью шесть узлов, то мы могли бы добраться туда за двенадцать. Потом до Сиррана еще двадцать пять дней верхом, на лодке и пешком. Самое малое. И двигаться надо будет без остановки, потому что ваши враги могут преследовать вас. Враги, которые хотят вашей смерти, иначе вы не оказались бы на борту моего корабля.
 — У вас впереди трудное время, и никакие слезы о том, что вы потеряли, не помогут. Вы находитесь под моей опекой, как приказал маршал Васселис. И я доставлю вас в Бискар целыми и невредимыми. Это означает, что вы не должны мешать мне и моей команде, иначе будете добираться до Атрески вплавь. Я понятно говорю? Это открытое море, и тут командую я. — Она повернулась и кивнула Ковану. — Если захочешь, сможешь пожаловаться на меня отцу, когда в следующий раз с ним увидишься. А сейчас у меня есть более важные дела.
 Капитан двинулась на корму, к румпелю. По дороге она посмотрела вверх, на парус.
 — Почему ты позволил ей так с нами разговаривать? — спросил Гориан.
 — Потому что она командует этим кораблем. Мой отец считает ее одним из лучших своих капитанов, и мне этого достаточно. И она не такая уж плохая. По-моему, она просто не слишком жалует всякого, кто не моряк.
 Миррон снова вырвало через борт. Волосы забивались ей в рот, рвота вместе со слюной нитями свисала с губ. Кован подошел к ней, но она отстранилась.
 — Оссакер справится с этим, когда сможет, — сочувственно сказал Ардуций.
 — Ты хотел сказать «если», — возразил Гориан.
 — А ты оставь его в покое. — Ардуций гневно посмотрел на Гориана: его уже утомили постоянные резкие замечания. Других слов Гориан не произносил. — Ты знаешь, как сильно это по нему ударило.
 — А по мне не сильно? — У Гориана на глазах снова выступили слезы. — Я ведь тоже видел, как отец умирает. Мы все видели. И теперь его нет, и мы одни и вдали от всех, и к тому же едем в какую-то чужую страну, и не знаем, сможем ли хоть когда-то вернуться домой. Наверное, никогда не сможем. Что мы можем сделать, Арду? Что нам вообще делать?
 Под гневом Гориана скрывался такой же страх, как и у всех. В его глазах была мольба, к которой примешивалась угрюмость, слишком хорошо знакомая Ардуцию. Ему никогда не удавалось до конца проникнуть в душу Гориана. В нем всегда таилось что-то еще.
 — Мы можем продолжать учиться, узнавать и совершенствоваться, — ответил Ардуций. — Ты видел, что мы сделали на форуме, а ведь мы даже не задумывались. Мы должны быть способны на что-то большее. — Он пожал плечами. — Может, мы способны немного повысить скорость этого корабля, а?
 — А какой в этом смысл?
 — Такой, что мы не можем останавливаться. Иначе окажется, что отец погиб напрасно. Ты ведь этого не хочешь, правда?
 — Ни за что. — Гориан помотал головой.
 — Отлично. И я тоже. Так что давай постараемся сделать все, что можем. Постараемся, чтобы все, что мы делаем, ему понравилось бы. И будем делать все в память о нем. Что скажешь?
 Гориан кивнул.
 — Я скажу, что никогда его не забуду. Как никогда не забуду тех, кто его убил. И когда-нибудь я до нее доберусь. Я заставлю ее пожалеть, и Бог не сможет спасти ее от моего огня.
 Ардуций поник.
 — Не трать времени на ненависть к ней. Тебе никогда к ней не приблизиться.
 — Нет, я это сделаю, — пообещал Гориан.
 — И что ты докажешь этим? Что ты убийца, как и она?
 — Нет. Я докажу, что ей следовало к нам прислушаться, вместо того чтобы пытаться нас убить. Что ее время миновало и наступило время Восходящих. Что мы — новая сила этого мира и что ее Бог больше не хозяин этой земли. Мы ее хозяева.
 Ардуций потрясенно открыл рот, но сказать ничего не смог. Кован перестал точить меч и воззрился на Гориана. Даже Миррон на секунду забыла о тошноте.
 — Это Бог дал тебе твои способности, — в конце концов проговорил Ардуций. — Мы творим дела Бога.
 — Думай что хочешь, — ответил Гориан. — Можешь бежать и прятаться всю жизнь, если тебе так хочется, но я этого не допущу. А единственный способ им помешать — это показать, что все зависит от нас.




 ГЛАВА 43


  848-й Божественный цикл, 30-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Женщина билась и яростно рвалась. Троим мужчинам пришлось держать ее, пока Дахнишев проводил осмотр. Ее потрескавшееся лицо покрывала грязь; солнце обожгло его так сильно, что шрамы останутся навсегда. Руки под порванными боевыми перчатками были изодраны, а когда с нее сняли наскоро выправленную кирасу, чтобы облегчить дыхание, то нашли жуткие синяки в том месте, где как минимум одно сломанное ребро давило на легкое.
 Разведчики, наткнувшиеся на эту женщину, сочли ее мертвой. Конь, который был почти так же плох, толкал носом ее тело. Однако она накинулась на них с силой сумасшедшей. Они едва не убили ее, но успели разглядеть герб Эстории на доспехах. Тогда они перекинули женщину через спину ее коня и привезли в лагерь для лечения.
 — Ты ничего не можешь дать ей, чтобы она успокоилась? — спросил Роберто.
 Шум, который она производила, пугал. Глаза женщины распахивались и неизменно устремлялись на него, с ее губ срывался поток несвязного бормотания. Речь была совершенно неразборчивой, но лихорадочная настойчивость глубоко тревожила Дел Аглиоса.
 Дахнишев указал на кружку, стоявшую рядом с ним.
 — У меня здесь отвар из белой мандрагоры, и он усыпил бы ее, если б только мне удалось влить в рот хоть немного. — Он выпрямился. — Она в плохом состоянии.
 — Это я вижу, — отозвался Роберто.
 — Она ужасно обезвожена. По-моему, она много дней недоедала, но ее главная проблема — это пребывание на солнце. — Хирург посмотрел на генерала. — Я удивлюсь, если у нее не спеклись мозги. Вы только послушайте!
 — Нам необходимо узнать, что с ней произошло. Она откуда-то бежала.
 — Или дезертировала.
 Роберто покачал головой.
 — Она имеет высокий чин в эсторийской кавалерии. — Он немного помолчал. — Кто-то должен ее знать, так ведь? — Дел Аглиос поманил к себе одного из стражников. — Вызови сюда мастера Кастенас.
 Роберто перевел взгляд на женщину: ее глаза снова открылись. Дахнишев вновь попытался влить ей в рот жидкость, но женщина закашлялась и сплюнула, пытаясь заговорить. Руки несчастной сжались, и она нахмурилась, умоляя понять ее.
 — Ш-ш, — сказал Дел Аглиос, кладя ладонь ей на лоб. — Ш-ш. Дай нашему хирургу помочь тебе. Ты среди друзей. Отдохни. Поговорим завтра. Времени у нас много.
 Она замотала головой, чуть не выбив кружку из рук Дахнишева.
 — Что бы она ни хотела сказать, она не хочет ждать, — покачал головой врач. — Думаю, вам лучше уйти. Она явно вас узнала, возможно, по изображению на какой-нибудь монете.
 — Ладно. Только не дай ей умереть. — Роберто улыбнулся.
 Он поднырнул под клапан палатки хирурга и вышел в сумерки. Ему никак не удавалось прогнать мрачные мысли. Дел Аглиос надеялся, что ошибается и женщина пострадала при налете цардитов на транспортную колонну, но это объяснение казалось неубедительным. Вокруг палатки слонялись несколько солдат.
 — Вам что, делать больше нечего? — спросил генерал, разглядев цвета Пятнадцатой алы. — У мастера Шакарова нет для вас заданий по лагерю?
 Они потупились. Все, кроме одного.
 — Нам хотелось узнать, нет ли новостей, генерал, — сказал он.
 — Я прекрасно знаю, что вам хотелось узнать.
 — Просто мы слышали, что она с Цинтарита, и что там произошла битва, и что цардиты сейчас идут на север, на нас.
 — Да неужели? — Роберто с трудом сдержал смех. — Удивительно, как много вам удалось услышать. Может, она впала в забытье специально для меня, а? Новостей нет. Мы не знаем, кто она и откуда. Но позвольте мне вас заверить: когда я что-то узнаю, вы услышите об этом последними. А теперь уходите и найдите вашего центуриона. Передайте ему от меня, что вам не терпится выгрести навоз из-под лошадей. Ступайте.
 Он покачал головой и отвернулся. К палатке подходила Кастенас.
 — Ты меня звал?
 — Да, Элиз. Зайди туда и скажи мне, узнала ли ты нашу гостью.
 — Есть, мой господин.
 Роберто обвел взглядом лагерь. Он был почти обустроен, шло приготовление вечерней трапезы. Генералу не нравились сплетни и слухи, которые до него доходили. Ему не удавалось с ними справиться, а чтобы предотвратить страшные предположения, нужны были самые точные сведения.
 С тех пор как он соединился с легионами Атаркиса, структура армии изменилась. Дел Аглиос принял командование всеми силами, а Атаркис стал его заместителем. Это вызвало некоторое недовольство людей Атаркиса, но он обещал им относительную независимость в бою. У армии может быть только один командующий.
 Армии продолжали продвигаться в сердце Царда, идя на юг и удаляясь от границы с Сирраном. Места здесь были зелеными и плодородными, так что они хорошо питались и перемещались быстро. Они больше не сталкивались с армиями Царда, и появилась надежда, что им удастся дойти до места, намеченного в плане кампании, не вступая в новые бои. Однако налеты степной кавалерии участились, и линии снабжения, как и дозоры, находились под постоянным давлением. Дел Аглиос потерял слишком много разведчиков, чтобы чувствовать себя спокойно, и партизанская тактика цардитов его тревожила. Ежедневно он нес потери. В отличие от цардитов.
 Налеты заставили генерала принять неприятные решения. Он отправил вооруженные отряды фуражиров вперед вдоль их маршрута с приказом не оставлять ничего для противника. Они уведомляли местное население впереди и позади по маршруту, предупреждали о мерах, которые будут применяться против тех, кто помогает вражеской кавалерии, и уже примерно наказали три поселения. Необходимость таких действий тревожила генерала, но бездействие намного хуже сказалось бы на боевом духе армий.
 Если они будут двигаться с той же скоростью, то достигнут намеченного рубежа к середине периода завершения соластро и у него появится радостная возможность к зиме вернуть домой легионеров, которые прослужили дольше других. Конечно, в том случае, если тракты будут построены, а оборона окажется прочной. К тому же многое зависело от согласия матери на присылку подкреплений, о чем Роберто попросил после эпидемии тифа.
 Дел Аглиос содрогнулся, как всегда, когда вспоминал то ужасное время. Но если подумать, насколько хуже все могло обернуться! Шакаров и Даваров выжили. Бог сохранил двух его самых способных полевых командиров из Атрески для новых подвигов. Его друзей.
 — Генерал!
 Его размышления прервала Элиз Кастенас. Он обернулся.
 — Ну что?
 — Я ее хорошо знаю, и ты тоже должен знать. Бредящая, обожженная и растрепанная — это все равно Дина Келл, мастер конников Второго эсторийского легиона Медвежьи Когти.
 — Медвежьи Когти?
 Кастенас кивнула.
 — Я проходила обучение вместе с ней. Служила с вами обоими в Дорносе.
 Роберто огляделся, убеждаясь, что их никто не услышал, и увел Элиз обратно в палатку.
 — Когти были у Цинтарита. Это легион Гестериса. — Роберт провел пальцами по волосам. — Если она здесь…
 — То это не случайность.
 — Да обнимет нас Бог!
 Он посмотрел на Дину. Женщина спала под воздействием белой мандрагоры, и Дахнишев занимался ее ранами.
 — Я знаю, что ты собираешься сказать, — проворчал хирург. — Сделаю, что смогу. Мы ее отпоим, постараемся охладить и вытащим ребро из легкого. После этого все будет зависеть от нее.
 — Она мне нужна, Дахнишев.
 — Знаю. — Он обернулся и нахмурился. — Что я только что сказал, Роберто?
 — Так подтверди свою репутацию.
 Дахнишев рассмеялся.
 — Она все равно испортится.
 — Только не сегодня, ладно? Разбуди меня, когда она придет в себя. Мы не двинемся с места, пока она не расскажет, что с ней случилось. Пора нам всем молиться о том, чтобы у нас еще сохранился восточный фронт.
 После ужина с командующими Роберто сидел в своей палатке. Теперь им было известно столько же, сколько и ему, и они получили задание выработать стратегию на случай катастрофы. Шакаров и Даваров уходили подавленными, и Роберто обещал им, что они услышат новости первыми. До той поры следовало избежать распространения слухов, хотя разговоры обязательно пойдут, как только объявят, что на следующий день перехода не будет.
 Дахнишев послал за ним в прохладные часы перед рассветом. Роберто нашел его у входа в палатку, разогнав собравшихся там легионеров.
 — Она говорит внятно, но в своем ли она уме — судить вам. Она согласна разговаривать только с вами.
 Роберто кивнул и подошел к койке, на которой лежала Келл. Она попыталась приподняться на локтях, но у нее не хватило сил. Повязки скрывали почти всю ее голову и шею, а небольшие открытые участки покрывала мазь. Грудь была туго перетянута, и кровь просачивалась сквозь повязку в том месте, где Дахнишеву пришлось сделать разрез, чтобы выправить сломанное ребро.
 — Я — генерал Роберто Дел Аглиос. Ты хотела со мной говорить. Не торопись. У нас достаточно времени.
 — Нет! Времени нет, — прохрипела она. Голос ее дрожал. — Нас разгромили. Цардиты идут на Атреску, Госланд и Гестерн. Конкорд в отчаянной беде.
 Роберто тяжело сел. От этого известия в его голове загудело.
 — Гестерис? Что случилось?
 Келл качнула головой.
 — Погибли. Все погибли. — Она замолчала и сипло перевела дыхание. — Мы рассеяны, бежим. Нет командования. Но все еще хуже.
 Отрывистый кашель заставил женщину содрогнуться всем телом.
 — Хватит, — сказал Роберто. — Отдохни.
 — Нет. Я выдержу. Генерал, вы должны знать. Цардиты собираются отпустить всех атресцев. Они хотят отделить страну от Конкорда.
 — Ты уверена?
 — Все об этом говорит. Все, что я видела и слышала по дороге сюда. У вас здесь два легиона из Атрески. Они — враги, я в этом уверена.
 Роберто поник на стуле, пытаясь переварить то, что услышал. Нет, это не могло быть правдой!
 — Соберись с силами, потому что я хочу услышать все немедленно.


* * *

 Эрин Дел Аглиос стояла на балконе в личных покоях и впервые за время правления чувствовала себя растерянной. Сейчас рядом с ней не оказалось никого, кто был ей нужен. Джеред двигался навстречу смертельной опасности. Канцлер, наверное, все еще занималась выполнением своих обязанностей в Карадуке. И Гестерис. Ну что ж, самый старший из ее генералов, вполне возможно, уже мертв.
 Она видела, как посланница Юрана идет по внутреннему саду, направляясь в официальную резиденцию Атрески во дворце. Она оказалась умной девицей, и Эрин сразу же почувствовала к ней расположение, пусть даже принесенное ею известие говорило о полной катастрофе. Не исключено, что Юран, сам того не ведая, отправил к ней свою преемницу. Как только девушка скрылась, Эрин вернулась к бумагам, которые держала в руках. Их написал ее сын, и этому она должна радоваться. По крайней мере, он по-прежнему жив. Но надолго ли?
 Дорога к победе была такой гладкой — и вот теперь у нее на глазах все начинает расползаться. Эрин не думала, что преувеличивает. Конкорд внезапно стал большим и неповоротливым. Цард намерен начать вторжение. Армия сына выкошена эпидемией, а ее самая крупная армия исчезла. Просто исчезла.
 Сейчас ей необходимо организовать оборону на протяжении многих тысяч квадратных миль суши и моря. Адвокат понятия не имела, как это сделать. Этим должны были заниматься ее военные, но война с Цардом отняла слишком многих, а доверия к тем, кто остался за письменными столами в штаб-квартире вооруженных сил в Эсторре, нет. У них нет ни опыта, ни ума, чтобы выполнить необходимую работу. Но иного выхода, кроме как довериться им, тоже нет. И при этом она, вероятно, передаст судьбу Конкорда в руки некомпетентных людей.
 Адвокат оперлась на перила и глубоко вздохнула, не собираясь давать воли слезам. Ей следовало прислушаться к ним. Много лет назад Гестерис и Джеред в один голос заявили ей, что люди, командующие ее вооруженными силами, недостойны этим заниматься, потому что не являются профессиональными военными. Джеред хотел, чтобы она поручила командование Роберто. Гестерис добивался этой должности для себя. А что до флотов Конкорда, их следовало передать Васселису. Человеку, который, возможно, тоже уже мертв.
 — Что я наделала! — прошептала Эрин Дел Аглиос.
 Все было так легко. Победа следовала за победой, казна полнилась, множились легионы и флоты. Адвоката устраивало, что ее лучшие люди продолжали участвовать в кампаниях, обеспечивая дальнейшие славные победы в боях. Казалось, что наступил подходящий момент, чтобы вознаградить своих ближайших сторонников в политике и аппарате управления, предоставив им номинальные посты. Эрин раздавала им места, которые должны были навсегда обеспечить их положение. Они были способными администраторами и надежными финансистами.
 Но они понятия не имели, как организовать оборону Конкорда. И Адвокат не могла отстранить их от дел, не нанеся непоправимого урона собственной репутации. Не говоря уже о том, что в Эсторре не было никого, кто мог бы занять их места. Самое печальное то, что Эрин предостерегали, а она пренебрегла советами, предпочтя окружить себя людьми, которые соглашались с каждым ее решением. Преступная самонадеянность, ни в чем не уступающая той, что подвигла ее на вторжение в Цард. Джеред пытался ей об этом сказать. А она отказалась слушать.
 — Ах, Пол! Что мне делать, если ты не вернешься домой?
 — Мой Адвокат?
 Эрин Дел Аглиос резко обернулась. Позади стоял консорт, облаченный только в кусок ткани, обернутый вокруг бедер. Его стройное мускулистое тело было умащено маслом и сияло при свете фонарей, а щеки нарумянены тонким слоем растертой глины. Консорт источал свежий запах недавнего купания, а на красивом лице играла спокойная улыбка, которая вызвала у нее невыразимое раздражение.
 — Что тебе нужно?
 — Мне показалось, что вы что-то говорили, моя госпожа.
 — И что?
 Он помялся, немного нервничая.
 — Вы говорили со мной?
 — Разве тебя зовут Пол? — резко спросила Эрин. Он покачал головой. — Тогда я к тебе не обращалась, так ведь?
 Консорт замолчал, пытаясь понять настроение Адвоката. Несмотря на свои физические достоинства, он был туповат, а этим вечером ей требовались ум и проницательность.
 — Вы встревожены. Может, я смогу вам помочь?
 Эрин оттолкнулась от балконных перил и неспешно двинулась к нему, радуясь возможности дать выход гневу. Приятно было, что он пятится, отступая шаг за шагом.
 — Помочь мне? Ты скрывал от меня военный опыт? Ты можешь назвать мне местоположение всех легионов, находящихся в распоряжении Конкорда, и посоветовать, куда их лучше перевести, чтобы противостоять надвигающейся на нас угрозе? Ты способен определить зоны, где следует патрулировать флотам, чтобы перехватить силы вторжения? Или ты по счастливой случайности такой тонкий стратег, что каждый твой приказ будет исполнен беспрекословно и обеспечит защиту наших границ? Ты сможешь спланировать наши контратаки, заставив врага перейти к обороне и уйти с территорий, которым он угрожает уже сегодня?
 Консорт неуверенно вскинул руки, пытаясь ее успокоить, и, наткнувшись на низкий столик, рухнул на его мраморную крышку.
 — Нет, мой Адвокат.
 — Нет. — Эрин покачала головой. Консорт поднялся на ноги. На его пятке выступила капелька крови. — Мне нужно окружить себя людьми, которые способны спасти Конкорд!
 — Я мог бы тебя успокоить! — проговорил он тонким визгливым голосом, похожим на подвывание обиженного пса.
 — Проклятье, Пол Джеред был прав! Может быть, тебе уже удалили яйца, раз ты не смог меня оплодотворить? Что ты здесь делаешь, если не можешь принести еще одного ребенка для моей семьи?
 — Когда-нибудь…
 — Когда-нибудь — это недостаточно скоро и никогда меня не устраивало. Мне надоело твое тело, как надоел твой ноющий тон. Ты не дал мне ничего, кроме небольшого удовольствия в постели, и в моей утробе нет ничего, кроме бессильного семени.
 Хотя твой ум настолько скуден, что это, наверное, к лучшему. Ребенок от тебя был бы для меня бесполезен.
 С лица консорта сбежала вся краска. Позади него открылись двери, и в спальню ворвались стражники, услышавшие ее крик. Эрин заметила, как дрожат его протянутые руки.
 — Прошу, мой Адвокат, не прогоняй меня!
 — Тебе нечего мне дать! — прорычала она.
 Консорт вздрогнул.
 — Но я тебя люблю!
 — Любишь? Ха! Какая мне польза от этого чувства, когда я смотрю на тебя? Убирайся и радуйся тому, что тебя не волокут в цепях ко мне в темницу! Вон!
 Эрин указала на дверь.
 — Дворец в Фаскаре, мой Адвокат?
 — Он — для отцов моих детей, а не для бесплодных идиотов. ВОН!
 Консорт выбежал из комнаты. Стражники поспешно вышли следом за ним. Эрин вытерла губы рукой. Ее кровать казалась огромной и пустой.
 — Нет. Это не помогло.
 На столике стояло вино, рядом с графином блюдо со сладостями. Она села на кушетку и наполнила кубок до краев. Этой ночью Эрин Дел Аглиос больше не могла думать о событиях за дверями своих покоев. Завтра она призовет тех советников, которые находятся рядом, — когда Божье солнце снова согреет землю и небо. А сейчас она выпьет за тех, кого ей так хотелось бы видеть рядом и чья помощь была ей так нужна. Эрин надеялась, что у нее хватит вина, чтобы воздать должное всем.




 ГЛАВА 44


  848-й Божественный цикл, 31-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Когда восход осветил небо на востоке, Роберто обвел взглядом свой лагерь, гадая, скольким из тех, кто спит в пределах ограды, можно будет доверять после того, как они узнают все, что известно ему. И что он мог бы сделать, чтобы предвосхитить те проблемы, которые обязательно перед ним встанут. В палатке находились те, кого генерал пожелал включить в ближайший круг, чтобы успокоить свою совесть. Дел Аглиос пересказал им доклад мастера Келл и после того, как изложил основные моменты, оставил их читать и переваривать полный отчет. Сейчас он услышал, что они начали переговариваться, и вернулся в палатку. Генерал Атаркис и Элиз Кастенас. Хирург Дахнишев, чьей родине, Госланду, сейчас явно грозила опасность. Рован Неристус, его талантливый инженер. Горан Шакаров и мастер Даваров — уроженцы Атрески, чья верность не подлежала сомнению. Все сидели на табуретках, составив круг у низкого стола с кружками, в которых исходил паром травяной настой.
 — Вы ей верите? — спросил Шакаров. Грубые черты его лица искажала мрачная гримаса.
 — Нет оснований не верить, — сказал Дахнишев. — Она в сознании, хоть и очень слаба. Ее болезнь — не душевная. И, по моему мнению, ее доклад слишком богат подробностями, чтобы быть выдумкой.
 — Я согласен, — поддержал его Роберто.
 — Тогда Конкорд практически потерян. Армия Гестериса представляла собой две трети наших боевых сил, — угрюмо констатировал Даваров. — Нормальной обороны нет. В Атреске — определенно. Им не задержать такую армию, какая на них движется.
 — Ты видишь гибель там, где ее нет, — возразил Роберто. — Но даже если то, что ты сказал, — правда, нам все равно надо принять верные решения для Конкорда, который мы защищаем.
 — Но Келл считает, что в Атреске боев не будет, потому что легионы и Юран изменят, — вновь вмешался хирург. — Значение, которое это будет иметь для Госланда, Нератарна и Гестерна, огромно и ужасно.
 — Что вы на это скажете? — Роберто адресовал вопрос двум воинам из Атрески. — Если Келл сказала правду, то цардиты отделили атресских пленных от остальных наций и повели их к собственным границам. Какие еще выводы мы можем сделать?
 — По-моему, ты считаешь, что Атреска и ее граждане обладают слабой волей и вероломностью, если подумал, что этот поступок приведет к нашей измене! — Акцент Даварова усилился от гнева.
 — Прошу вас! — успокоил его Дахнишев. — Никто не ставит под сомнение верность, силу или отвагу народов Атрески. Для этого достаточно одного взгляда на нашу армию. Но как насчет ее маршала? Человека, славящегося своей преданностью роскоши Конкорда и нежеланием платить за нее в казну.
 Роберто обладал быстрой реакцией. Он едва успел. Шакаров бросился на Дахнишева, сжимая кулаки. Он налетел на Роберто, который успел вскочить. Даваров ухватил Шакарова за пояс, а Атаркис — за плечи.
 — Ты, госландский хорек! — выкрикнул Шакаров. — У него есть храбрость и верность! То, чего твоему маршалу, трусливому задолизу, даже не понять!
 — Сядь, Горан, — приказал Роберто, глядя ему в глаза.
 Шакаров ткнул пальцем поверх плеча Роберто.
 — Он оскорбляет моего маршала!
 — Сядь! — Роберто с силой отпихнул его назад. — И сиди. Роберто продолжал стоять, пока не увидел, что плечи Шакарова ссутулились. Даваров, который и сам разозлился, но гораздо лучше владел собой, продолжал держать руку у него на плече, призывая успокоиться. Шакаров попытался стряхнуть руку, но Даваров в ответ крепче сжал пальцы.
 — Я сожалею, если нанес обиду. — Дахнишева не смутила попытка нападения. — Но мне кажется, что сейчас время для прямого разговора.
 — Безусловно, — согласился Роберто. — Но твоей прямоте порой не хватает такта.
 По палатке прокатился смешок, Шакаров к нему не присоединился.
 — В данном случае это достаточно четко показало, какие проблемы стоят перед нами как перед группой командования. — Дел Аглиос подался вперед, подчеркивая важность последних слов. — Мы движемся навстречу очень непростой ситуации. Можно только молиться о том, чтобы Атреска приняла подарок в виде возвращенных легионов и повернула их на защиту страны. Но в худшем случае нам предстоит войти в страну, чтобы атаковать цардитов, и обнаружить, что кое-кто из солдат, носящих форму Конкорда, тоже противостоит нам. Мне не нужно объяснять вам, какое напряжение это вызовет в наших собственных легионах.
 — Мы будем сражаться за тебя и за Конкорд, — сказал Даваров.
 Сидящий рядом с ним Шакаров кивнул.
 — От вас двоих я иного и не жду. Но я подозреваю, что не все, кем вы командуете, разделят ваши чувства. В вашей пехоте есть рекруты.
 — И что нам делать? — спросила Элиз.
 — У нас нет иного выбора, кроме как разделить армию, Роберто, — предложил впервые заговоривший Атаркис. — Отдай мне мои силы, и я уведу мои легионы обратно в Госланд. Если армия Царда, направляющаяся на север, так велика, как мы опасаемся, их оборона окажется недостаточно прочной. А ты мог бы отправиться на юг, в сторону Атрески.
 — Я согласен. — Роберто кивнул. — Нам грозит немалая и близкая опасность. Наш ближайший путь на юг от Галорианов — это следом за цардитами, через броды Цинтарита. Это рискованно, но даст нам больше возможностей для развертывания наших сил.
 — Но движение будет медленным, пока мы не доберемся до дорог, проложенных инженерами Гестериса.
 — А мы будем двигаться к Атреске с севера, через Госланд, — продолжил Атаркис — Мы сможем нарастить силы во время движения. Связь будет лучше, и мы сможем послать сообщения о наших намерениях в Эсторр, не опасаясь, что их перехватят цардиты или — вы оба, прошу меня извинить — мятежники Атрески.
 Шакаров хмыкнул, выражая презрительное отношение к подобной возможности.
 — Мы тоже отправим послания, но не будем прямо следовать им. — Роберто достал из сундука карту кампании. Они убрали со стола кружки, и генерал развернул ее на столешнице. Дел Аглиос ткнул пальцем в карту. — Ладно, мы сейчас здесь. Харог находится в двадцати пяти днях быстрого марша, если идти через Цинтарит. Это самый быстрый путь, хотя мы останемся одни, поскольку генерал Атаркис будет пытаться связать силы Царда, двигающиеся на север.
 Он чуть отодвинулся от стола и кивнул Даварову, который хотел высказаться.
 — Я не знаю, что ты намерен делать, Роберто, но мне как атресцу Конкорда представляется, что наш долг — это помешать вторжению как можно быстрее. Мы не сможем догнать направляющуюся на север армию раньше, чем генерал Атаркис начнет бои. И мне кажется, что нам не следует пытаться это сделать. — Он провел пальцем по карте. — Так что нам надо надеяться на то, что размещенные в Атреске легионы смогут сдержать направляющиеся на запад силы, тогда как мы нападем на них сзади, прихватывая тех людей Гестериса, которые попадутся нам по пути.
 — Думаю, что поспешная встреча с тридцатью тысячами цардитов в любом случае неразумна, — вмешалась Элиз. — Я согласна с тем, что нам надо разъединить силы, чтобы защищать обе страны, но нам надо постараться не вступать с цардитами в бой раньше, чем это станет необходимо. Если имеющиеся в Атреске легионы не смогут их остановить, то я сомневаюсь в том, что разумно будет напасть на них сзади. У нас не хватит сил, если нам не удастся напасть внезапно.
 — Совершенно верно, — согласился Роберто. — Тогда скажите мне еще одну вещь, кто-нибудь, не важно кто. Мы все согласились, что если факты и даты Келл соответствуют истине, то цардиты уже несколько дней как находятся у Харога. Если атресцы были застигнуты врасплох, Харог мог даже пасть, и тогда дорога на Бискар открыта. Вы все знаете численность моей армии. Должны ли мы думать о нашем долге перед страной, которая, вполне вероятно, уже потеряна, или о долге перед всем Конкордом? И в данном случае можно ли считать, что этот долг совпадает?
 — Что ты предлагаешь, Роберто? — спросил Дахнишев.
 — Чтобы мы направились на юг, в Гестерн, куда направляются и цардиты. Но там мы хотя бы знаем, что Джорганеш отступит через Атреску, чтобы присоединиться к обороне границ Гестерна. И, конечно, есть еще Карк.
 — Мы не можем бросить мою страну! — тихо проговорил Шакаров.
 — Но как нам лучше ей служить, Горан? — спросил Роберто. — Нас будет пятнадцать тысяч против армии, как минимум вдвое большей по численности. Армии, которая только что вкусила победу и, возможно, — такая вероятность есть — получила в качестве подкрепления тех, кого мы только вчера считали союзниками. В Нератарне их остановит зима, если не легионы Конкорда.
 — Так что, мы минуем бои в Атреске? — спросил Даваров. — Не может быть, Роберто!
 — Такой вариант возможен. Признаюсь вам, что больше всего меня тревожит. Хотя можно достаточно быстро организовать оборону, которая остановила бы продвижение Царда по Атреске и, если уж на то пошло, по Госланду, но нельзя сказать то же про Гестерн. И будь я командующим цардитов, я очень хотел бы захватить Гестерн и аннексировать остров Кестер. Тогда Эстория оказалась бы у меня в клещах. И я перекрыл бы все дороги в Карк, откуда поступают сырье и металлы.
 В палатке стало тихо. Дел Аглиос наблюдал за тем, как командиры рассматривают расстеленную перед ними карту.
 — Большая страна, правда? — проговорил он. — И мы отвечаем за нее всю.
 Шакаров и Даваров уронили головы на руки.
 — Горан, ты дал понять, что вы будете сражаться за меня и за Конкорд. Но это будет не в вашей родной стране. Пока нет, хотя обещаю вам, что мы примем участие в освобождении Атрески, если она падет. Я понимаю, как вам это будет тяжело, но таково мое решение. По пути на юг мы постараемся помешать планам цардитов, но мы не станем бездумно лезть вперед, чтобы не оказаться в ловушке между передовыми отрядами противника и его подкреплениями. И я не хочу рисковать армией, слепо заходя в страну, где наверняка идет открытая война. Вы меня поддержите?
 Даваров и Шакаров переглянулись.
 — Безоговорочно, как всегда, — ответил Даваров.
 — Спасибо, — поблагодарил Роберто. — Мы выступаем завтра, через три часа после рассвета. Поговорите с вашими подчиненными. Объясните им, что происходит. Все изменилось. Мы больше не движемся к победе. Мы идем спасать Конкорд. Все станет восприниматься по-другому. И еще одно. Шакаров, Дахнишев. Я не потерплю ссор между моими командирами. Еще одно нарушение — и, несмотря на всю мою дружбу, вы будете смещены с ваших постов. Можете идти. Неристус, задержись, ладно? Мне надо поговорить с тобой насчет транспорта для более тяжелых артиллерийских орудий. Никто не посмеет сотворить со мной такое, что цардиты устроили с Гестерисом.


* * *

 Ветер дул вверх по течению, так что паруса на кораблях сборщиков при приближении к укреплениям Бискара обернули вокруг мачт. Внизу барабан отбивал мучительно быстрый ритм: сегодня гребцам предстояло тяжким трудом заработать свои деньги. «Стрела Арка» и «Копье Арка» шли один за другим против слабого прилива, делая более семи узлов.
 Впереди до дельты Тила и морских укреплений Бискара оставалось меньше трех миль, но их закрывала коса. Джеред разглядел птиц, летящих в небе так высоко, так, что их нельзя было сбить стрелой. Он мог только гадать, какие вести они несли: сборщикам приходилось ожидать всего, начиная с блокады и кончая стремительным преследованием, обстрелом и попытками поджога.
 Чем ближе они подплывали, тем меньше становился риск блокады. По правде говоря, Джеред, стоящий на носу с прислоненным к фальшборту щитом, ожидал увидеть преграду в устье Тила. Ее отсутствие было добрым знаком. Военный флот Атрески, большая часть которого стояла в Бискаре, либо ушел в море, либо не имел на борту команды, способной выполнить приказ. Тем не менее сборщики встали на палубах, готовясь отразить атаку. На нижнюю палубу, перекрывавшую половину корпуса, подняли небольшие баллисты, изготовив их для стрельбы.
 Джеред осматривал оба берега Тила, который резко расширялся ближе к дельте. Заливные равнины уходили на север и юг, а часть суши резко поднималась в виде скал, на которых стоял замок Бискара, возвышавшийся впереди на фоне неба. Порт уютно устроился у крутого склона, а лавки и дома Бискара лепились по скале вдоль извивающейся змеей дороги.
 На выдолбленных в скале площадках над рекой лицом к дельте и к морю стояли оборонительные сооружения порта. К ним вели туннели, вырытые в камне, и там располагалась тяжелая артиллерия, способная метать снаряды весом в два таланта, которые дробили кили и отправляли корабли на дно одним попаданием. Естественная скальная защита делала катапульты почти неуязвимыми для ударов с моря. Джеред опасался тяжелых орудий, потому что из-за отмелей и поворота реки каждый корабль попадал в пределы их досягаемости.
 Корабли Джереда начали вынужденный поворот направо всего в миле от них. Казначей наблюдал, как на стенах появляются люди и встают рядом со стягом Атресской республики, вывешенным на башне замка. Сигнальщики. Держа в каждой руке по флагу, они посылали сообщения. Зазвенели колокола, и их удары начали эхом отдаваться от скал и глухо разноситься по реке. Не имея выбора, корабли сборщиков продолжали двигаться вперед.
 Джеред пробежал вдоль всего корабля, ощущая его плавное скольжение по спокойной воде.
 — Не высовывайтесь, пока не начнете стрелять, — велел он, проходя мимо лучников. — Следите за скалами. Криками объявляйте атаку. Левимам приготовиться! Держитесь!
 Казначей добрался до кормы, где рядом с рулевым стоял капитан. У фальшборта молодой моряк бросал лот, громко объявляя глубину.
 — Постарайтесь идти максимально близко к правому берегу, капитан. Давайте не подставляться под выстрелы как можно дольше.
 — Правее не пройду, казначей, — возразил капитан. — Если взять еще правее, то мы сядем на песок. Или еще чего похуже.
 — А нельзя выжать еще что-то из гребцов?
 Капитан оскалил зубы: на его худом лице это должно было изображать улыбку.
 — Если я это сделаю, у нас не останется сил на бегство после того, как мы выйдем из гавани. Казначей, при всем моем уважении к вам, я знаю, что делаю.
 — Постарайся, чтоб мы тут уцелели.
 Ответ капитана потонул в волне шума на скалах над ними.
 — Щиты!
 Джеред увидел, как небо прорезали камни. Огромные темные силуэты, стремительно двигаясь, прочертили безоблачное небо. Они падали, падали… Громадные фонтаны воды и облака мелких брызг поднялись над рекой. Джеред не смог сосчитать все. Больше дюжины, определенно. Большинство дугой упали впереди примерно в тридцати ярдах по правому борту. Другие упали слева. Джереда облило водой, а сам корабль закачался на волнах.
 Капитан тут же приказал увеличить скорость и немного изменил направление, повернув прямо к месту падения первых камней с правого борта. Джеред нахмурился.
 — Наводчики. Они немного изменят прицел, — объяснил капитан. — Они не ожидают нашего маневра. Поверьте мне.
 Джеред кивнул. Он прошел вдоль корабля вперед и встал у мачты. На скалистом мысу, возвышавшемся над каменистым берегом в крайней точке поворота, он увидел бегущих солдат. Позади них лошадь тащила повозку с баллистой.
 — Впереди слева! — Казначей указал на новую опасность. — Мишени приближаются.
 Они скоро окажутся на пределе дальнобойности. Корабль продолжал плыть вперед, второй шел сзади, отставая на пятьдесят ярдов. Джеред смотрел, как баллисту готовят к выстрелу. Он увидел, как ее повернули, как зарядили болт. Выстрел! Ему не удалось проследить траекторию: полет был слишком быстрым. Болт ударил в планшир в передней части корабля. Дерево растрескалось под ударом наконечника. Левим, укрывавшийся за планширом, получил удар в середину туловища. Его пригвоздило к палубе, и он судорожно задергался. Джеред закрыл глаза.
 — Стрелы!
 Левимы выполнили приказ. Туча стрел взвилась в воздух. Казначей потерял их из виду, когда они пересекли линию скалы. Два человека около баллисты упали. Его собственные легкие баллисты тоже сделали выстрел, но их болты не долетели до цели и упали у берега.
 — Стрелять произвольно!
 Сверху снова началось движение. Камни катапульт разорвали небо. Он стал следить за их полетом, услышав, как снова щелкнули тетивы, отправляя в полет стрелы. И еще раз. Камни падали. У казначея замерло сердце. Они стремительно увеличивались. Слишком стремительно! Капитан просчитался. Джеред невольно шагнул назад и увидел, что некоторые из левимов сделали то же. Но в последний момент камни пролетели мимо, подняв фонтаны воды всего в десяти ярдах от кончиков весел. Он повернулся спиной к брызгам и увидел, что остальные камни падают по другому борту и немного сзади. На корме торжествующе улыбался капитан.
 «Стрела Арка» резко легла на левый борт, обходя мыс, благодаря чему лучникам хорошо стала видна команда баллисты. Те выпустили еще один болт, который пролетел над палубой и, не принеся урона, упал в солоноватую воду дельты. Выпущенные в ответ стрелы заставили замолчать бросивших им вызов артиллеристов. Выправив румпель, капитан направил корабль за пределы гавани, в Тирронское море.
 Джеред увидел мачты трех кораблей, которые двигались позади мола им наперерез, развернув паруса и подняв на мачтах прежние флаги Атрески. Что бы ни говорил в своих докладах Юран, его военный флот, кажется, очень радовался отделению от Конкорда. Теперь Джеред сомневался, была ли Атреска когда-нибудь по-настоящему верна.
 Впереди и позади снова заговорила артиллерия. Камни с кажущейся небрежностью прокатились по солнечному диску и стали падать вокруг беспомощных кораблей. Во второй раз небольшое изменение курса и скорости обмануло врагов, и камни пролетели мимо цели. Однако интенсивность обстрела говорила о том, что рано или поздно удача изменит сборщикам. Единственный способ остановить обстрел — сблизиться с гаванью и вражескими кораблями. Очевидно, капитан пришел к тому же выводу. Джеред видел, как он рассматривает вымпел на верхушке мачты, определяя, можно ли развернуть парус. Однако ветер для них по-прежнему оставался встречным. Вместо этого весла начали работать чуть быстрее, а ритмичный речитатив гребцов зазвучал громче.
 — Премия гребцам, если они выдержат темп в течение часа! — крикнул Джеред.
 — Я установлю часы, — откликнулся капитан, и казначей не усомнился, что это будет сделано.
 Из-за мола вышли вражеские корабли. Триремы, они меньше, но быстрее кораблей сборщиков. На носу у каждой стояли тараны. Капитан плыл прямо им навстречу. Орудия Бискара сделали новый выстрел. Джеред повернул голову, следя за гипнотизирующим приближением снарядов. Взлетая вверх, камни являли собой завораживающее зрелище. Они широко разошлись и начали падать. Он слышал свист, с которым они падали. Это были голоса демонов ветра, призывающих людскую смерть.
 Удар! Вода снова плеснула на палубу. Один камень упал в опасной близости от весел левого борта. Два получили удар и раскололись. Гребцов внизу сбросило со скамей. Джеред услышал их громкий вопль. Корабль сбавил ход: ритм сбился. Его качало на волнах, поднятых камнями.
 Сзади над водой пронесся треск. Джеред стремительно обернулся, ухватившись рукой за мачту, чтобы не упасть. В «Копье Арка» попал камень. Удар пришелся на середину мачты, переломив ее пополам. На его глазах длинный кусок дерева заваливался на левый борт, рассыпая щепки. Корабль резко качнулся. Люди вылетали за борт или шлепались на палубу. Некоторые оказались под падающей мачтой, реями и парусом.
 Мачта с грохотом упала, разбивая фальшборт, ломая доски и давя моряков и левимов. Джеред услышал победный вопль на скалах Бискара, который смешался с криками, командами и мучительными стонами его людей. Он посмотрел на капитана, но тот только покачал головой и, вместо того чтобы идти им на помощь, приказал своей команде грести быстрее.
 Оторвав взгляд от «Копья», Джеред посмотрел вперед.
 — Лучники! — рявкнул он. — Целиться вперед! Давайте подпортим им жизнь!
 Враг приближался на парусах и веслах. Держа дистанцию около семидесяти ярдов, они шли в ряд. «Стрела» двигалась прямо на них, не сворачивая и не давая разгадать свой маневр. Они быстро сближались. Джеред слышал барабаны атресцев, задававшие ритм. Он видел лучников, собравшихся на палубах.
 На расстоянии менее ста ярдов его капитан изменил курс. Румпель повернулся налево, развернув руль и направив корабль в просвет между двумя вражескими кораблями. Одновременно с этим гребцы по правому борту подняли весла, ускоряя поворот. Тем не менее большой корабль менял курс медленно. Джеред увидел, как реагирует противник. Обе триремы перед ними начали сближаться.
 — Вниз и работать! — рявкнул капитан.
 Весла правого борта опустились и начали грести. Румпель вернулся на место. Скорость возросла.
 — Лучники, готовьтесь! — выкрикнула Менас. — Стреляем первыми.
 Джеред вдруг мучительно ощутил собственную уязвимость. Его щит по-прежнему стоял у фальшборта на носу. Он побежал вдоль корабля вопреки всем естественным побуждениям, видя, как враги сокращают расстояние. Полетели стрелы. Его левимы сделали плотный залп с обоих бортов и пригнулись, как только им ответили. Джеред упал ничком на палубу. Стрелы свистели и проносились над ним, ударяясь в металл и дерево. Он не услышал ни единого вскрика. Отлично.
 Когда казначей встал, его сердце замерло во второй раз. Между кораблями почти не осталось промежутка, чтобы разминуться. До них оставалось всего тридцать ярдов. С каждым гребком тараны сходились все ближе, но теперь Джеред хотя бы понял, какой рискованный маневр затеял капитан. Он схватил свой щит и пригнулся на носу, выглядывая из-за борта, командуя ближайшими лучниками и одновременно жалея, что сам так и не научился более или менее прилично владеть этим оружием. Всю юность он слишком увлекался мечом.
 Воздух наполнили стрелы и крики левимов. Металлические наконечники стучали о доски, словно град. Казначей почти ощущал запах олифы и краски с кораблей Атрески, и, хотя на палубе гибли его левимы, он все же смог улыбнуться.
 — Суши весла! — разнеслась по палубе громовая команда капитана.
 — Лечь! Всем лечь! — приказал Джеред.
 Они вошли в невообразимо маленький промежуток между триремами. Команда втянула весла на борт, предоставив кораблю плыть по инерции. На атресских кораблях отдали такой же приказ, но их команды оказались не столь дисциплинированными и быстрыми. Джеред услышал треск дерева и ощутил его у себя под ногами. Вражеские лучники прекратили стрельбу, пытаясь удержаться на ногах.
 «Стрела» прошла между триремами и вырвалась на открытую воду. Джеред посмотрел на корму корабля. Капитан стоял, гордо выпрямившись, а рулевой пригнулся рядом, крепко держа румпель. Расстояние до кораблей противника составило не больше трех ярдов с каждой стороны. Джеред увидел, как капитан повернулся к врагам и сделал неприличный жест. Он еще что-то сказал, но его слова потерялись в панических криках с вражеских кораблей.
 Там резко повернули румпели. Корабли начали расходиться, однако в двадцати ярдах позади «Стрелы» они столкнулись друг с другом, соприкоснувшись бортами и разбив последние оставшиеся весла. Доски скрежетали о доски. Два корабля разошлись и продолжили движение. Сквозь образовавшийся проход сможет проплыть «Копье». Поврежденное, но сохранившее плавучесть судно шло на веслах, уверенно догоняя лидера. Третий вражеский корабль начал разворачиваться, но он уже не сможет их догнать. И Джеред сомневался, что у атресцев оставалось желание это сделать.
 А на корме капитан хлопнул рулевого по плечу и громко расхохотался.




 ГЛАВА 45


  848-й Божественный цикл, 32-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 — Скажи это! — повторил Ардуций. — Произнеси это вместе с нами.
 Гориан театрально вздохнул и кивнул в знак того, что готов продекламировать необходимые слова вместе с ними. Шел шестой день их плавания на север и второй с того дня, когда очнулся Оссакер, встревоженный, но, судя по всему, здоровый. Он справился с морской болезнью Миррон и указал Патонии слабый стык в корпусе корабля. Капитан поначалу несклонна была поверить, но, убедившись в его правоте, выказала растерянность и подозрительность. Она не распространялась о случившемся, но тем не менее слух разлетелся по всему кораблю.
 Восходящие сидели внизу, в тесной каюте, отведенной Ардуцию и его братьям. Кована разместили с первым помощником. Оказалось, что они друзья по школе в Кирандоне, хотя моряк был на несколько лет старше. Миррон отвели каюту маршала.
 Взгляды, которые на нее бросали матросы, не укрылись ни от кого, и Ардуций впервые осознал, что девочка, которую он привык считать своей сестрой, уже почти стала женщиной. И притом очень хорошенькой. Он больше не мог отрицать причин, по которым Гориан и Кован добивались ее внимания. Ему это не слишком понравилось, и с тех пор мальчик старался держаться к ней поближе.
 Ардуций решительно добивался, чтобы они придерживались тех правил, которые им указал отец Кессиан, хотя каждый урок и каждое дело приносили им новую боль. После долгого обсуждения с Кованом они также пришли к решению практиковаться в каютах, а не на палубе. Все это было совсем не весело, и настроение у всех сохранялось отвратительное. Боже Вездесущий, они ведь даже не могли поплавать, хотя вокруг них целый океан и там играют дельфины, которых Гориан мог призвать когда угодно, даже без контакта с водой. Он не желал рассказывать им, как он это делает.
 — Готовы? — спросил Ардуций. Они кивнули.
 — Боже наш, благословляющий эту землю и всех, кто ходит по ней, всех тварей, что бегают по ней, и всех рыб, что плавают в водах! Согрей наши сердца, пока мы учимся творить Твои дела. Твоею милостью мы получили благословение. Твоею мудростью мы стали Восходящими, рожденными служить Тебе и давать облегчение всем, к кому мы прикасаемся. Пусть Твоя рука ведет наш разум и наше тело, пока мы с каждым днем растем, чтобы лучше служить Тебе. Ты — Всеведущий. Мы — Твои слуги.
 Восходящие опустили головы, чтобы на мгновение погрузиться в безмолвное созерцание. Каждый обратился к своим внутренним чувствам и проверил свои силы. Их жизненные линии ярко горели в душном воздухе каюты. Энергия мира вливалась в них при каждом вдохе, каждом движении ресниц, каждом прикосновении рук. Ардуций посмотрел на Гориана. Он знал, что тот не хотел молиться. Ардуцию казалось, что он перестал верить. По крайней мере в то, где находится его место.
 — По очереди говорите мне, что вы видите. Миррон?
 — Я вижу, как энергия солнца согревает воздух над нашими головами, и я чувствую, что в камбузе разожгли огонь для готовки. У них плохое топливо, которое неровно горит. Я могла бы им помочь, если бы ты разрешил.
 — Может, позже. Оссакер?
 — Серое окружает карты энергии, по крайней мере у половины команды. Это инфекция, которая может усилиться, а может — нет. Ее было бы легко уничтожить, но хирург даже не подозревает о ее существовании. Никто из них не чувствует себя больным.
 — Болезнь опасная?
 — Нет, — ответил Оссакер. — Это что-то вроде простуды.
 — Тогда мы можем позволить ей развиваться естественным путем. Гориан?
 — Я вижу все. Ты хочешь, чтобы я для этого бессмысленного упражнения назвал что-то определенное? Ардуций, мы могли бы сделать это плавание более легким. И одновременно могли бы показать им, на что мы способны. Какая у нас есть сила.
 — Ты хочешь, чтобы они нас боялись?
 — Нет, — ответил Гориан, хмурясь. — Я хочу, чтобы они видели, кто мы на самом деле. Мы здесь как пленники!
 — Ты слышал, что сказал Кован. Это маленький корабль, и матросы суеверны, как суеверны все моряки. То, что это команда маршала, значения не имеет. В море мы одни, и нам грозит опасность.
 — Я их не боюсь!
 — Уважай их, а не бойся, — посоветовал Ардуций.
 — Ты начинаешь походить на милого паиньку Кована, — ухмыльнулся Гориан. — Может, тебе и спать рядом с ним, раз тебе больше не хочется быть Восходящим?
 — Не глупи.
 Они все повернулись к двери за миг до того, как в нее постучал Кован. Восходящие знали, что это он, потому что энергия его линий жизни изменила энергию, окружавшую их. Это понимание пришло к ним медленно. Поначалу Ардуций решил, что у них просто быстрая реакция. Но однажды, когда глаза у него были закрыты, он ощутил перемену в энергии, мысленно увидев меняющиеся цвета. И тогда Ардуций осознал, что в их распоряжении находится еще одно умение.
 — Входи! — сказал Оссакер.
 Кован вошел.
 — Пойдемте со мной на палубу, прежде чем начать. Это надо видеть.
 — Что именно? — спросил Ардуций.
 — Остров Кестер.
 Они прошли за ним по кораблю, поднялись по короткому трапу на чуть приподнятую носовую палубу, где стояла единственная корабельная баллиста. Ее холодный мертвый металл вызывал беспокойство. Но на этот раз они забыли о ней, потому что по правому борту и чуть впереди лежал остров Кестер, как их учили, главный морской защитник Конкорда. При виде его у Ардуция перехватило дыхание.
 В течение ночи они приближались к острову, и Кован попросил пройти вблизи от берега, чтобы Восходящие могли его разглядеть получше. Патония улыбнулась — что было для нее редкостью — и согласилась. Они находились всего в полумиле от западного края острова. Красота и сила, созданные в едином порыве человека и природы, — так описывал его маршал. Тогда Ардуций его не понял, но теперь понимал.
 Остров Кестер был нагромождением древних скал, уходящих высоко вверх и растянувшихся на сотни миль. На его южной оконечности находилась вертикальная каменная стена высотой более двух тысяч футов. Она часто терялась в облаках во время дуса, когда волны разбивались о ее подножие, безуспешно пытаясь на нее взобраться. По преданиям, Бог послал удар молнии, который расколол сушу, демонстрируя Его мощь, и так возник этот обрыв. Отец Кессиан сказал, что, возможно, это сделал подводный вулкан или землетрясение. Ардуций не знал, чему верить.
 Это не имело значения. Они уже проплыли мимо обрыва и его зубов в виде скал, которые не давали кораблям приблизиться. Западные скалы были почти такими же внушительными. Весь массив острова Кестер уходил склонами на юг и север, где заканчивался рядом высоких скалистых зубцов, называемых Пиками Окетара, по имени атресского бога морей. Создаваемые ими во время приливов и отливов водовороты делали опасным приближение к северному берегу и заставили инженеров Конкорда построить гавани дальше по берегам.
 Ардуций смотрел на скалу, внимательно вглядываясь в потрескавшиеся изрытые поверхности, где гнездились тысячи морских птиц. У ее основания рокотали волны. Вода разбивалась у подножия первого из бесчисленных укреплений острова. Они высились почти на всех уровнях, куда только ни достигал взгляд, словно были вырезаны прямо в скалах. Они словно каплями стекали по склонам, как листва плакучей ивы, чуть светлее по цвету, чем скала, за которую они цеплялись. Ардуций увидел, как в сумерках светятся огни, как блестят металлические обручи на катапультах и баллистах, как сверкают установленные на треногах увеличительные трубы. Все подходы были защищены. На изрытых впадинами скалах насчитывалось, должно быть, несколько сотен оружейных площадок.
 Мальчик считал, что за ними находится лабиринт проходов, соединяющих арсеналы, мастерские и казармы для тысяч людей, все они вели в верхнюю часть острова, где в центре, среди трав и деревьев, находилось громадное искусственное плато. А на плато высился великолепный дворец, город и крепость окетанов, военно-морского флота Конкорда.
 Даже при взгляде снизу под углом и издалека строения внушали трепет. Сторожевые башни стояли вокруг плато, занимавшего всю верхнюю часть острова. Все башни соединялись стенами, над которыми торчали рычаги артиллерийских орудий, обернутые парусиной. За ними он смог различить верхние этажи дворца, увешанные флагами Конкорда и окетанов. На самом последнем флаг с изображением силуэта корабля, бороздящего волны под солнцем, висел лишь немного ниже штандарта Конкорда.
 Камни были ослепительно белыми, черепица на крышах — огненно-красной. И башни, стоящие у каждого угла плато, господствовали над морем. Они чуть расширялись в центре, имитируя классическую архитектуру Гестерна.
 Ардуций пообещал себе, что когда-нибудь там побывает. Пройдет по длинным дорогам, изгибами поднимающимся к плато, или проедет по цепочке подъемников, таких мощных, что на них можно было поднимать строительные блоки. Он войдет в ворота города и увидит громадные поля, дающие острову необходимое пропитание. Увидит насосные станции, которые подают в систему ирригации и фонтаны города воду из рек, протекающих глубоко в чреве острова, и дождевую воду, собранную специальными дождеуловителями. Блистательный город. Место, которое не смогут захватить враги, даже если падет весь Конкорд.
 Мальчик почувствовал, как кто-то схватил его за локоть. Кован!
 — Смотри, Арду, смотри!
 Корабль обогнул скалу и бетонную стену, образующую южный край одной из четырех огромных гаваней острова Кестер. Там на якоре, прямо у причалов или едва видимые сквозь огромные ворота, ведущие в обширные пещеры, стояли корабли. Корабли были всюду. Триремы, галеры, артиллерийские платформы и остроносые каперы окениев. Ардуций улыбнулся впервые после того, как увидел, как падает отец Кессиан. Он не рассчитывал, что когда-нибудь увидит даже один капер, не говоря уже о дюжине или больше.
 Корабли эскадры окениев, элиты флота. Они наводили ужас на всех моряков. Ярко раскрашенные, с мощными таранами, эти каперы низко сидели на воде. У них было единственное предназначение: стремительно и мощно сталкивать окениев с врагами. Тогда острые тараны пробивали обшивки кораблей на уровне воды, и лучшие воины Конкорда брали их на абордаж. Окении были вооружены мечами, составными луками и смоляными фитилями. Их репутация не имела себе равных.
 — Ты их раньше видел? — спросил Ардуций. — Окениев?
 Кован кивнул.
 — Всего один раз. Отец привез меня сюда, чтобы я посмотрел на их учения. Я никогда не видел, чтобы что-то двигалось по воде так стремительно. А когда они наносят удар в цель, то разрезают ремни, которые удерживают их на местах при столкновении, и карабкаются по веслам так быстро, что глаз не успевает следить. А видеть их бой — даже учебный… это вообще описать нельзя.
 Ардуций не мог определить, насколько Кован преувеличивает. А вот Миррон в этом не сомневалась.
 — Словно обезьяны с мечами, — сказала она пренебрежительно. — А рисунки на бортах уродливые. Такие же уродливые, как сами корабли.
 — Суда, — в один голос поправили ее Кован и Ардуций.
 — А какая разница? — спросила Миррон без всякого интереса.
 Ардуций покачал головой, останавливая Кована, который взялся объяснять.
 — Ты зря тратишь время.
 Они обвели взглядом палубу. Наверху было несколько членов команды. Такелажники и юнга, работавший лотом. Патония стояла на корме рядом с рулевым. Команда продолжала пристально наблюдать за Восходящими с того момента, как Оссакер указал на слабое место в корпусе корабля. Это тревожило Ардуция. Он чувствовал враждебность моряков через их линии жизни. Недоброжелательность ощущалась, словно холодный ветер на теле. Ему хотелось отключить большую часть внешних впечатлений, но тогда Ардуций не мог бы наслаждаться чудесами и красотами всех Божьих творений в море и на суше.
 — На что ты уставился?
 — Гориан, не надо! — предупредила Миррон.
 Ардуций нашел объект враждебности Гориана. Один из такелажников. Жилистый мужчина, чьи длинные сальные волосы стянуты в хвост. Он был по пояс голый и демонстрировал плотные рельефные мускулы. Он не ответил, но продолжал смотреть на них. Вся деятельность на палубе моментально прекратилась. Патония оперлась на фальшборт, наблюдая за происходящим. На ее лице появилась ухмылка. Ардуций почувствовал, как атмосфера вокруг них стала прохладной.
 — Мы что, выглядим как-то странно? — не отступал Гориан.
 Мужчина покачал головой и направился к ним. Кован сделал шаг, чтобы встать перед Миррон.
 — Оставь, Гориан, — сказал Ардуций. — Это не имеет значения.
 — Имеет, — возразил тот. — Я не люблю, когда на меня глазеют.
 — Я смотрю не на тебя, мальчик, — сказал такелажник, который был уже в нескольких шагах от них. Его товарищи собрались у мачты, наблюдая. — А вот твоя хорошенькая сестричка заслуживает, чтобы на нее посмотрели поближе.
 — По-моему, мы уже достаточно близко, — заявил Кован, вытягивая руку. — Она еще девочка. Ты ее испугаешь.
 — Защитник! — проговорил такелажник и неприятно осклабился. — И к тому же высокопоставленный. Не беспокойся, маленький маршал, мы просто немного развлечемся.
 Оссакер подошел к Ардуцию и встревоженно вцепился ему в плечо. Ардуций похлопал его по руке, радуясь тому, что этим займется Кован. Он обладал спокойствием отца.
 — Ты — да, а она — нет, — сказал Кован. — Возвращайся к работе.
 — Ну же, малышка! Иди и осмотри корабль с настоящим мужчиной. Я покажу тебе такое, чего ты еще не видела.
 Миррон отступила назад и ближе к Гориану. Он встал перед ней, рядом с Кованом.
 — Не заставляй меня причинить тебе вред, — проговорил мальчик холодным тоном.
 — Гориан! — предостерег Ардуций.
 Он бросил взгляд на Патонию, прося вмешаться, но та только пожала плечами, продолжая наблюдать за ними. Капитан не понимала.
 Такелажник расхохотался.
 — Чем это? Твоими мальчишескими кулачками и твоими смешными глазами? Неужели ты думаешь, что мы верим тем историям, которые слышали? Не оскорбляй меня, мальчик, или я сброшу тебя за борт!
 — Кончай веселиться! — Кован перевел взгляд на Гориана. — Давайте не будем конфликтовать. Дело того не стоит.
 Такелажник ухмыльнулся Миррон.
 — Молоденькая и крепенькая. Я как раз люблю таких бабенок. Пошли. Просто пройдемся.
 — Нет!
 — Ты слышал, что она сказала, — объявил Гориан. — А теперь отвернись, а то вообще больше никогда ничего не увидишь.
 — Ну все. Я тебя предупреждал!
 Такелажник шагнул вперед с решительным лицом. Но он ошибся в Гориане. Тот оказался быстрым и сильным для своих четырнадцати лет. Ардуций почувствовал, как в жарком ветре изменились линии энергии. Оссакер напрягся, а Миррон хотела было сказать «нет!», но опоздала. Гориан поднырнул под руки такелажника, выпрямился и ударил ладонью по его глазам. Последовала короткая вспышка, и такелажник отшатнулся назад, с криком прижимая ладони к лицу.
 — Нет, — выкрикнул Гориан, — это я тебя предупреждал!
 — Он меня ослепил, он меня ослепил! — взвыл такелажник, падая на колени.
 Его товарищи сбились в кучу и побежали вперед, выкрикивая угрозы. Кован обнажил гладиус.
 — Всем стоять на местах! — гаркнула Патония.
 Внизу, на скамьях гребцов, раздались крики, ритм нарушился. Весла со стуком столкнулись, и задававшему ритм барабанщику не сразу удалось восстановить порядок.
 — Никто не сделает больше ни шага! — продолжала Патония. Она прошла по палубе, ненадолго задержавшись рядом с матросами. — Ты отведешь Антуса вниз, к хирургу. Остальным вернуться к работе. Немедленно. Я с этим разберусь.
 Ардуций видел, что Гориан стоит гордо и вызывающе. Позади него Миррон с раскрытым ртом смотрела на рыдающего такелажника Антуса, которому помогли подняться на ноги, чтобы увести вниз.
 — Я мог бы ему помочь, — прошептал Оссакер.
 — По-моему, сейчас не время, — отозвался Ардуций.
 — Убери свой меч, юный Васселис, — сказала Патония, выходя на нос. Она встала прямо перед Горианом. — На корабле наказывать может только один человек, и этот человек — я, а не какой-то глупый мальчишка!
 — Я сказал ему, чтобы он прекратил, а он не послушал. Он это заслужил, — заявил Гориан.
 Лицо Патонии помрачнело.
 — Он немного пошутил. Если бы он дотронулся до тебя или до Миррон, я бы его остановила и наказала, как сочла нужным. То, о чем подумал ты, на моем корабле никогда не имело места — и не будет иметь. Ответь мне: он навсегда ослеп из-за этого демонства, которое так рьяно защищает мой господин маршал?
 Гориан пожал плечами.
 — Он не знает, — тихо ответил Оссакер. — Он никогда не знает.
 Он тер запястье, на котором были следы от обморожения.
 — За мной стоит команда, которая потребует расплаты за то, что ты сотворил, — спокойно пояснила Патония. — Наши правила в море очень просты. Мера за меру. Если он ослепнет, то ослепнешь и ты.
 Миррон ахнула, но Гориан только покачал головой. Ответил Кован.
 — Извините, капитан, но я не могу позволить вам сделать это!
 — Прошу прощения?
 — Мой отец поручил Восходящих моим заботам, и им не будет причинено зло.
 — Твоим заботам? Но ты не держишь их под контролем, — возразила она. — Тем не менее этот поступок не может остаться безнаказанным. Я уверена, что твой отец с этим согласился бы. Пока я выношу такое решение. Все вы не выходите на палубу. Ты, Гориан, вообще должен будешь почитать за счастье, если когда-нибудь увидишь солнце. Миррон, это ради твоего же блага. Из тебя начала течь кровь плодовитости?
 Миррон кивнула, краснея.
 — Это знак Бога. И взрослые мужчины чуют ее на тебе, словно это свежевыжатый сок спелого плода. Старайся не высовываться. А теперь вы все убирайтесь с моих глаз, пока я не отдам иного приказа. Чем бы вы ни обладали, у вас не будет никакой защиты, если моя команда захочет мстить.
 Направляясь мимо Патонии к трапу, ведущему вниз, Ардуций приостановился и прищурился на линии, исходившие с юго-востока, из-за острова Кестер. Он нахмурился.
 — Что-то не так? — осведомилась капитан.
 — Вам стоило бы подвести корабль ближе к берегу. Первый шторм заката соластро будет здесь через семь дней.
 Патония медленно повернулась, глядя в голубое, без единого облачка небо.
 — Не думаю, Ардуций. Это Тирронское море, и мы далеко от перелома сезона.
 Ардуций пожал плечами.
 — Через семь дней, — повторил он.
 Оскорбившись, капитан гневно посмотрела на него.
 — Нелепая мысль. Ступай вниз.




 ГЛАВА 46


  848-й Божественный цикл, 39-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Ардуция вышвырнуло из койки так, что он ударился о противоположную стену. Он быстро оглядел себя. Ему повезло. Переломов не оказалось, хотя синяки останутся. Позже Оссакер им займется. Конечно, если они не потонут. В каюте царил мрак, свеча давно упала и потухла. Ардуций тряхнул головой и открыл свой разум энергии, которая кипела вокруг него. На него словно обрушился водопад холодной воды, сметающий все на своем пути.
 Мальчик видел энергетические карты Гориана и Оссакера с поразительной четкостью. Оба сидели на койках, цепляясь за их края и пробуя силу, которая грохотала вокруг них. За стенами крошечной каюты, вне корабля, бесновался шторм, принесшийся с юго-востока именно тогда, когда предсказывал Ардуций, и быстро их нагнал. Ураган представлялся ему пылающим желтовато-белым светом, он свивался в кольца, кружился и выплевывал нити и лоскуты энергии, обладавшие громадной мощью, но почти мгновенно распадавшиеся.
 Ардуций ощущал его приближение как все нараставший груз у себя на плечах. Другие Восходящие тоже его почувствовали, хотя не так остро и не так рано. Он понятия не имел, собралась ли Патония приблизиться к берегу, но происходящее ему не нравилось. Расширив границы сознания, мальчик все равно не мог ощутить поблизости ровных импульсов суши, хотя, возможно, это объяснялось тем, что шторм затмевал все остальное.
 — Поразительно! — прошептал Гориан.
 — Меня тошнит, — сказал Оссакер.
 — Какая неожиданность! — воскликнул Гориан.
 После недолгого всплеска стыда, который он испытал в тот день, когда ослепил такелажника, Гориан быстро стал прежним. Ардуций вспомнил, как заплакал, когда услышал, как Гориан в молитве просит отца Кессиана простить его.
 — Заткнитесь оба! Я пытаюсь сосредоточиться.
 — А в чем дело?
 — Он становится сильнее. Разве ты не видишь, как энергия срывается с неба? — Ардуций это чувствовал. Это было похоже на воду, которая уходит в отверстие ванны. Воронка свивалась в сердце урагана. — Ох, нет!
 — Куда ты? — спросил Оссакер.
 Ардуций оперся о стену, когда очередная волна качнула их с борта на борт. Мешанина из вещей поехала по полу, и чья-то голова громко стукнулась о дерево. Гориан хмыкнул.
 — Приближается сильный ветер. Очень сильный. Я хочу предупредить Патонию. Надо плыть навстречу шторму.
 — Тебе нельзя выходить! — напомнил ему Оссакер.
 — Я предпочту быть выпоротым, а не потонувшим. Оставайтесь здесь.
 Дверь с треском открылась. На пороге стояли Патония с матросом, который держал фонарь. Они были мокрыми с ног до головы. Капитан сгребла Ардуция за ворот ночной сорочки.
 — Идем со мной.
 — Осторожнее! — запротестовал тот.
 Она подтянула его к себе, лицом к лицу.
 — Заткнись, ведьменок! Пора доказать мне, что от тебя в этом мире есть какая-то польза.
 Патония быстро протащила его по резко кренящемуся с борта на борт кораблю, мимо гребцов, которые пытались заставить корабль двигаться. Здесь царила какофония криков, скрипа и хриплого дыхания, к которым примешивались страх и удары волн о дерево. Вода хлестала по палубе и хлюпала на настиле под ногами. Никто не пытался ее вычерпывать. Ардуций ощутил груз усилий гребцов как нечто плотное, как стену упрямой решимости, составленную из волевой энергии напряженных тел моряков.
 Он проковылял вверх по кормовому трапу, когда корабль как раз ринулся в утробу волны. Чьи-то руки выдернули Ардуция из люка прямо в шторм. На открытой палубе мир представлял собой вздымающийся мрак. Море под ними качалось и собирало силы, чтобы броситься на крошечный кораблик, который был одинок в этой тьме. Ардуций увидел пену на волнах, а тучи над ними шли так низко, что, казалось, до них можно дотронуться.
 Он ухватился за поручень, шире расставил босые ноги на промокшей скользкой палубе и посмотрел вперед. Там никого не было. Спущенный свернутый парус шлепал по мачте. Трое мужчин прилагали все силы, чтобы удержать румпель прямо. Корабль обгонял шторм, в то время как дождь хлестал почти горизонтально. Полоса молнии разорвала ночь, открыв Ардуцию пугающую картину океана — он был покрыт белыми гривами и вздымался высоко над ним.
 Освобожденная молнией энергия ударила как тяжелая пощечина. Ардуций повернулся к Патонии. Их головы почти соприкасались.
 — Чего вы от меня ждете? — выкрикнул он. Ветер рвал его слова в клочья.
 — Ты почувствовал это! — проорала она в ответ. — Теперь скажи, куда ураган движется. Когда он нас минует. — Капитан помолчала. — Скажи, куда мне вести корабль.
 Ардуций знал ответ.
 — Надо повернуться и идти навстречу шторму.
 — Я не могу повернуться. Если волна ударит нам в борт, мы опрокинемся. Надо плыть вперед.
 Ардуций покачал головой. Он не знал, откуда у него это знание, но видел мысленные картины.
 — Волны нас потопят, если мы не будем идти им навстречу.
 Капитан пристально посмотрела на него.
 — Значит, мы погибнем. Посмотри, какое волнение! Мы не сможем развернуться.
 Ардуций ощутил мощь вверху и внизу. Сталкивались поразительные силы природы. А его разум был оазисом спокойствия, где они могли отдохнуть.
 — Подожди. Приведи сюда остальных, — сказал он. Патония нахмурилась. — Пожалуйста, вы должны мне поверить.
 Корабль рухнул с гребня волны и ударился о ее основание. Весь корпус содрогнулся. По палубе полетело дерево, остатки расколовшейся лопасти весла.
 — Что вам терять?
 Капитан скрипнула зубами и кивнула.
 Восходящие не испытывали страха, они встали на коленях на корме, образовав круг. Испуганные матросы сгрудились вокруг них, не давая скользить по палубе, когда корабль вздымался и резко проваливался вниз. Патония стояла у руля и наблюдала за ними. Ардуций видел, как ее губы произносят молитвы, а ладони на груди складываются в символ Всеведущего.
 Восходящие положили руки друг другу на плечи, чтобы оставаться рядом, и сдвинули головы, слушая Ардуция.
 — Почувствуйте шторм. Не обращайте внимания на силы воды, которая им питается. Примите его в себя. Пропустите его сквозь ваши тела и верните в небо. Скажите мне, что можете это сделать.
 Они по очереди кивнули, и Ардуций мысленно увидел, что круг замкнут. Объединив свои тела с помощью окружавших их линий жизни, Восходящие стали единым целым с ураганом.
 — Гориан, ты хотел знать, как будет ощущаться призыв бури? Запомни эту ночь.
 Они по-прежнему могли только мечтать о том, чтобы создать такую мощь из слабых энергий ветра и солнца в безоблачный день. Но, познав масштабы шторма, Ардуций и Восходящие поняли, что когда-нибудь станут на это способны. Внутри себя они не ощущали его неуправляемым.
 — Мысленно пригладьте карту энергии, — сказал Ардуций. — Оттолкните ее совсем чуть-чуть.
 Результат последовал мгновенно. Восходящие изменили природу энергетического кольца, которое их окружало. Скрученные, распухающие спирали и пики расправлялись в объединенном сознании и проходили сквозь их тела, словно они свивали шерсть в нить.
 Ветер над их головами стих. Дождь перестал хлестать по телам. Ардуций смутно услышал потрясенные крики вокруг и неуверенные шаги.
 — Хорошо, — произнес он. — Теперь оттолкните сильнее. Используйте дикую энергию, чтобы создать затишье, и не разрывайте круга. Осторожнее. Нам надо все сделать правильно с первой попытки.
 В этот момент Ардуций понял, как далеко они ушли за годы, которые отделяли их от первого прорыва, и те немногие дни, миновавшие со времени прорыва полного. Их разум и тело стали намного сильнее. У них резко увеличилась способность принимать энергию и манипулировать ею в намного большем масштабе, чем прежде.
 Действуя вместе, Восходящие расширили пузырь сглаженной энергии. Они распространили его до бортов корабля, а потом и на пространство вокруг него. В их сознании пузырь выглядел как плоский нейтральный круг с изрезанными краями. Со всех сторон его окружали столкновения белого и черного, представлявшие собой ураган, бушевавший снаружи.
 Океан под ними успокоился. Но не до конца. Ритмы волн, находящихся за пределами контроля Восходящих, уходили далеко в глубину. Ураган ослаб до резкого ветра, и дождь стал падать отвесно. Ардуций улыбнулся. Их разум оставался твердым, но трата сил была огромной: энергия текла из них, питая пузырь и не давая шторму коснуться корабля, и ее затраты соразмерялись с мощью шторма.
 — Поворачивайте корабль, капитан, — велел Ардуций. — Мы не сможем поддерживать это слишком долго.
 Тишина, упавшая на «Гордость Кирандона», сменилась приказами, ритмичным стуком барабана, работой и песней. Корабль развернулся навстречу урагану и двинулся вперед под радостные крики матросов. Страх придет позже — с возвращением штормового ветра.


* * *

 — Они говорят, что это совпадение. Говорят, что Бог проявил к ним милосердие и послал глаз урагана, поэтому мы сумели развернуться, — сказала Патония.
 Восходящие и Кован сидели в каюте Миррон. Морщины уже успели исчезнуть с их лиц и рук. Прошло три дня с момента появления урагана, и они вернулись на прежний курс. Ардуций заверил капитана, что в ближайшие десять дней штормов не будет, но все равно она вела корабль достаточно близко к берегам Гестерна, чтобы в случае необходимости найти быстрое укрытие.
 — Пусть, если так им спокойнее, — откликнулся Кован.
 — Нет, дело совсем не в этом, — покачал головой Оссакер. — Мы их спасли. Это мы сделали возможным поворот корабля.
 Он смотрел прямо на Патонию, и его незрячие глаза нервировали капитана.
 — В следующий раз мы дадим кораблю потонуть, — заявил Гориан. — И пусть Бог спасает их, если сможет.
 — И тогда вы потонете вместе с ними, — огрызнулась Патония. — Где твоя голова, парень?
 — А ваша где? — парировал он. — Мы не можем утонуть.
 Патония воззрилась на него и покачала головой.
 — Не хочу с тобой говорить. Ты просто вздорный ребенок.
 — Все это не имеет значения, — вмешался Ардуций. — Что думаете вы, капитан?
 — Я знаю, что я видела. Как знают те, кто стоял вокруг вас и у румпеля. Я знаю, что ты предсказал шторм, и знаю, что в корпусе был изъян. — Она снова потрясла головой. — И все равно, в глубине души я не могу поверить, что это действительно делаете вы. А команда верить не хочет — и не верит. Я вижу в этом руку Бога, во всем этом. И я скорее готова поверить в совпадение, чем в колдовство.
 — Это не колдовство. Это внутри нас, это часть нас, — объяснила Миррон. — Бог действует через нас. Мы делаем то, что делаем, только благодаря Его милости и Его дару. Поймите, мы просто хотим, чтобы нас принимали. Мы хотим быть свободными, чтобы делать добро.
 — Не уверена, что твои слова справедливы в отношении всех вас, — ответила Патония, на секунду скосив глаза на Гориана. — Не знаю. У меня в команде взрослые мужчины и женщины, и они боятся четверых детей. Они испытывают и недоверие, и ненависть. Что, по-вашему, я должна делать?
 — Позвольте нам доказать вам и вашей команде, что это не совпадение, — попросил Ардуций. — Мы так же можем манипулировать энергиями жизни. Мы сожалеем о том, что сделал Гориан. Но мы можем помочь вашему матросу.
 — Я могу сделать так, чтобы он снова видел, — сказал Оссакер. — Я в этом уверен.
 — Ты сам не можешь видеть, — беззлобно возразила Патония. — Как ты можешь вылечить другого?
 — Разрешите ему показать вам это, — предложила Миррон.
 — Антус не позволил бы никому из вас подойти к нему и на милю, будь у него выбор. Все такелажники хотели бы, чтобы вас выбросили за борт. И даже если вы не можете утонуть, то определенно можете умереть с голода, так что не надо на меня давить.
 — Пожалуйста! — попросил Оссакер. — Вы должны разрешить мне попробовать. Мои глазные нервы погибли, и я никогда не буду видеть. Но у него нервы всего лишь обожжены так, что по ним не может течь энергия жизни. Я могу залечить ожоги внутри и убрать шрамы. И тогда он снова сможет видеть.
 — Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Откуда тебе знать, что у него с глазами?
 — Я угадываю, и это у меня хорошо получается. Пожалуйста, капитан!
 Патония обратилась к Ардуцию.
 — Если он причинит Антусу новую боль, то я ничего не смогу сделать, чтобы спасти кого-то из вас, ты это понимаешь?
 — Конечно.
 — Тогда я поговорю с ним. — По ее губам пробежала едва заметная улыбка. — Ему терять нечего, так?
 В тот же день Ардуций сопровождал Оссакера в лазарет. Оссакер мог бы пойти туда и один, используя линии жизни в воздухе, но капитан сочла это неразумным. Территория, отданная хирургу, представляла собой стол и сундуки, прикрепленные к полу. Все это занавеской отделялось от гамаков, в которых отдыхали матросы, чья вахта закончилась. Воняло высохшей кровью и сладкими лекарственными настоями. Ардуций не смог сосчитать гамаки, которые были в три уровня подвешены к балкам. На полу также лежали матрасы, свертки и узлы с личными вещами. А он еще считал, что их временное жилье тесное и плохо обставлено! У этих людей вообще ничего не было.
 Поход внутрь корабля опечалил Ардуция, хотя Гориан на его месте раздулся бы от гордости. Матросы, которых они встречали по дороге, шарахались в стороны. Они осеняли себя знамениями и бормотали слова оберегающих молитв. Ардуций заметил на их шеях талисманы и амулеты, которых прежде не было. И он слышал, как они плевали на палубу за их спинами и растирали плевки ногами. Это разбило бы сердце отцу Кессиану.
 За занавеску их провел сам хирург — женщина с непропорционально коротким телом, длинными руками и ногами и сильными кистями рук с удлиненными пальцами. Наверное, для хирурга это было плюсом. Ардуций не мог понять, какого она роста, потому что в этом тесном помещении она горбилась. Кожа у нее была очень светлой, и ему показалось, что он различил пушок на лице и на тыльной стороне рук. Заметив, что беззастенчиво пялится на нее, Ардуций покраснел. Женщина рассмеялась — жесткие звуки зарождались глубоко в ее горле. А потом она заговорила, и ее голос напомнил скрежет камнепада.
 — Ты никогда не видел кого-нибудь, похожего на меня, юнец? — спросила она.
 — Извините, — отозвался он. — Я не хотел…
 — Я — Торрес из Карка.
 Ардуций изумился.
 — Это они, да? — спросил Антус. От страха голос у него стал слишком высоким.
 — Да, — ответила Торрес, избавив Ардуция от необходимости говорить. — Но я полагаю, что тревожиться не о чем.
 Она знаком пригласила Восходящих пройти дальше. Антус сидел на табуретке у стола. На глазах у него лежала повязка, а руками он вцепился в сиденье с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
 — Кто здесь? — Антус беспомощно крутил головой.
 — Меня зовут Оссакер. Я тоже слепой.
 — Не приближайся ко мне! Слепой ты или нет, но глаза у тебя все время меняют цвет. Это неправильно. У меня тоже будут такие, если ты меня вылечишь?
 — Нет, — ответил Оссакер. — Такие глаза только у нас.
 — Торрес?
 — Да, Антус, говори.
 — Я ведь и сам поправлюсь, правда? Со временем?
 — Не думаю. Ты даже не отличаешь свет от темноты. Я тебе помочь не могу. — Антус молчал. — Дай этим юнцам попробовать. Разве тебе хочется провести остаток жизни во тьме? И на берегу?
 Антус покачал головой.
 — Только не сделай мне хуже.
 Оссакер счел это разрешением. Ардуций наблюдал за ним. Его чуткие пальцы вытянулись вперед. Торрес завороженно смотрела, облизывая губы в предвкушении чуда.
 — Я прижму пальцы к повязке над твоими глазами, — сказал Оссакер. — Ты почувствуешь тепло. Может, покалывание. Если будет больно, скажи мне.
 — Это нехорошо. — Антус тяжело задышал.
 — Нехорошо то, что с тобой сделал Гориан. А это вернет все к тому, как оно должно быть.
 Пальцы Оссакера прикоснулись к повязке, и Антус вздрогнул всем телом.
 — Все в порядке. Постарайся успокоиться.
 — Успокоиться? Ну уж нет!
 — Я все сделаю быстро. Чувствуете тепло?
 — Нет, только зуд. В голове. Заставь его утихнуть.
 — Утихнет. Еще немного.
 Торрес прошептала Ардуцию на ухо:
 — Что происходит, юнец?
 — Оссакер определит места, где линии энергии блокированы, и он устранит преграду, проведя сквозь нее немного своей собственной энергии. Это уберет шрамы в глазах и позволит собственным линиям Антуса замкнуть круг, так что он снова будет видеть.
 — Он не будет ничего резать?
 — Он даже не сдвинет повязки.
 — Сделано, — объявил Оссакер.
 — Ничего ты не сделал! — презрительно сказал Антус.
 — Не открывай глаза! — приказала Торрес, быстро подходя к нему и кладя ладонь на повязку. — Выключи фонарь, юнец. — Она начала развязывать бинты. Они были обернуты в пару слоев, потом открылись мягкие подушечки, пропитанные бальзамом. Хирург сняла подушечки. Антус ахнул. Его руки поднялись, глаза под веками начали двигаться. — Не открывай. Дай я тебя вытру. — Она стерла небольшое количество выделений, которые склеили ему веки. — Так. А теперь закрой их ладонью. И медленно открой.
 — Я вижу свет! — пробормотал Антус, но в его голосе не было радости.
 — Интересно, — пробормотала Торрес — Поразительно.
 — Вас это не пугает? — спросил Ардуций.
 Торрес рассмеялась.
 — А с чего мне пугаться? Я — карку. Я родилась среди чудес.
 Ардуций снова посмотрел на Антуса. Его глаза были открыты, но он щурился от света даже в полутьме кубрика. Он ощупывал пальцами лицо около глаз.
 — Боль вокруг глазниц пройдет, — сказал Оссакер. — Вы должны видеть не хуже, чем раньше.
 Антус содрогнулся от позыва к рвоте. Ардуций увидел, что такелажника трясет.
 — Убирайтесь! — закричал он. — Никто не может делать такое! Ни один мужчина. Ни одна женщина. Я проклят! Меня коснулись. Это дьявольское зрение!
 Торрес подбежала, чтобы не позволить ему выцарапать себе глаза. Ее сильные руки стиснули Антуса, и женщина зашептала успокаивающие слова. Оссакер попятился. Ардуций подхватил его.
 — Я помог ему, — проговорил Оссакер дрожащим голосом. — Я помог ему видеть.
 — Вам лучше уйти, юнцы, — велела Торрес, крепко держа извивающегося Антуса. — Он передумает. И может, вам тоже стоит передумать. Люди будут сторониться того, чем вы обладаете. Это слишком иное, а люди легко пугаются. Старайтесь по возможности скрывать, кто вы. Эстория не готова принять вас. И возможно, никогда не будет готова. — Она печально улыбнулась. — Мне жаль вас. Я знаю, чем вам хотелось бы стать.
 Ардуций провел Оссакера мимо подозрительно глядящих в их сторону матросов. Они вышли на палубу, обходя места гребцов. Вслед им неслись вопли Антуса. Он выкрикивал угрозы в адрес Оссакера, вернувшего ему зрение, и утверждал, что проклят. Сам Оссакер готов был расплакаться, так что Ардуций поспешно отвел его в каюту Миррон и позвал туда Кована и Гориана. Не успел он рассказать им, что произошло, как начались крики.
 — Почему они кричат теперь? Теперь, когда мы его вылечили? А не тогда, когда Гориан его искалечил? — спросила Миррон.
 — До этого они могли себя обманывать, — объяснил Кован. — Даже то, что сделал Гориан, могло быть случайностью: он выколол ему глаза или сделал что-то подобное. А теперь… теперь все поставлены перед фактом. Он не мог видеть, а теперь может.
 Снаружи донесся громкий стук. Кован обнажил меч и отпихнул Восходящих себе за спину. Гориан встал рядом с ним.
 — Я не стану колебаться, — сказал он.
 Кован взглянул на него.
 — А я не стану тебя просить.
 — Чем больше добра мы делаем, тем сильнее они нас ненавидят, — прошептал Оссакер.
 Он сидел на койке. Ардуций расположился рядом с ним. Миррон встала позади, не зная, куда себя девать.
 — Вам следует чаще меня слушать, так ведь? — сказал Гориан. — Прекратите скулить. Не будьте слабаками.
 — Ты не слышал ненависти в его голосе, — вновь шепотом произнес Оссакер. — Он считает меня злом.
 — Значит, нам придется защищаться от этих неверующих, — заявил Гориан. — Мы можем это сделать. У нас есть сила, какая им и не снилась.
 — Нельзя так думать, Гориан, — возразил Ардуций. Он закрыл глаза, услышав слова Гориана, но цеплялся за надежду, что они были произнесены из-за страха, и только. — Просто из-за того, что они не понимают, еще нельзя…
 В дверь с силой ударили. Миррон пронзительно закричала. Гориан отскочил назад. Громкий голос женщины перекрыл шум. Патония. Они не могли понять, что происходит. Не слышно было, что именно она говорит, но ответы звучали жестко и гневно. Похоже, что она берет верх. А потом — еще один голос. Издалека, возможно, с верхней палубы. И все замолчали. Восходящие услышали топот бегущих ног и шаги по ступеням трапа.
 Все были слишком напуганы, чтобы что-то говорить. Каждый настороженно пытался уловить, что происходит. Восходящие напрягали сознание, пытаясь ощутить какие-то подсказки в линиях, которые проходили в воздухе.
 — Приближаются еще жизни, — сказал Гориан.
 — Над морем или под ним? У меня не получается определить.
 — Над морем. Наверное, еще корабли.
 — Что нам делать? — спросил Оссакер.
 — Ждать, — ответил Кован. — Патония не собирается нас выдавать, а команда не пойдет на бунт. Против нее — нет. Меня тревожит вопрос, кто к нам приближается. Мне не нравится эта тишина.
 — А кто, по-твоему, это может быть?
 На палубе началась бешеная деятельность. Судя по звукам, спускали парус. И вскоре они услышали шум, который ни с чем нельзя было спутать: рокот поднимаемых весел.
 — Ну, кто бы это ни был, он хочет прийти и поздороваться, — проговорил Оссакер, стараясь, чтобы это получилось бодро. — Как вы думаете, у нас там найдутся друзья?
 Даже Гориан рассмеялся.
 — Только если дельфины научились ходить под парусом.
 Смех вышел слишком громким, так что Кован шикнул на Восходящих. Они слышали незнакомые голоса, доносившиеся издали. Потом глухой удар — спущенные сходни. Снова топот ног. Решительный, мерный. Множества ног. Ардуций почувствовал, как у него по позвоночнику растекается холод, и с ужасом осознал свою полную беспомощность. Ну, не совсем полную…
 — Приготовься, — сказал Кован Гориану. — И вы все. Мне очень жаль, если это звучит плохо… Но это может оказаться орден.
 — Они нас предали, да? — спросил Ардуций.
 — Люди моего отца! — Кован сжал губы.
 Шаги приближались. Тяжелые сапоги стучали по доскам. Ручка повернулась, и дверь открылась. Мужчина пригнулся под притолокой. Он был высоким. Очень высоким.
 — Так-так-так, — проговорил он. — Новое оружие Конкорда. Ну до чего же удачное совпадение! У меня для вас есть дело.
 Ардуций не знал, плакать им или смеяться. Перед ними стоял казначей Джеред.




 ГЛАВА 47


  848-й Божественный цикл, 1-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Эрин Дел Аглиос сидела во главе длинного овального стола в дворцовом зале совещаний и пристально смотрела в огромное арочное окно. Линия горизонта на холмах над городом пылала яркими сигнальными огнями. Когда пятнадцать дней назад она отдала приказ, чтобы их зажгли, это был самый худший момент в ее жизни. Огни будут гореть до тех пор, пока угроза Конкорду не минует.
 Или пока Конкорд не прекратит существование.
 Последний раз сигнальные огни зажигали триста лет назад, когда Эстории угрожала смертельная опасность. То, что следующий пришелся на период ее правления, — позор, который никогда не удастся полностью смыть, и это тяжким грузом лежало на душе Эрин Дел Аглиос.
 По всему Конкорду, от Дорноса на севере до крошечного Истхейла на юге и Бакира и Тундарры на западе, вид огней вызовет страх, смятение и даже панику. Их появление оповещает о вторжении, а это означает, что граждане Конкорда призваны к оружию.
 Во всех уголках страны регулярные легионы уйдут с мест мирной дислокации и направятся в точки сбора. Они пока не будут знать, с чем именно им предстоит столкнуться. Птиц и гонцов посыльной службы с приказами о перемещениях и рассредоточении отправили в тот же день, когда в Эсторре загорелся первый сигнальный огонь. Некоторые, видимо, еще не добрались до мест. На этом этапе Эрин могла только молиться о том, чтобы решения оказались правильными и чтобы приказы были исполнены маршалами, консулами, преторами, эдилами и генералами, на которых ей теперь приходилось полагаться.
 Адвокат пошутила, что при виде сигнальных огней большинству командующих придется выкапывать приказы на случай чрезвычайной ситуации с самого дна своих сундуков и сдувать с них вековую пыль. В тот момент никто не засмеялся, и сейчас ее слова казались слишком легковесными. На самом деле не было никакой уверенности, что эти огни вообще будут гореть. Но если и будут, где гарантия, что приказы, существующие на случай чрезвычайных обстоятельств, будут прочитаны, поняты и исполнены, опередив те, которые отправила она сама.
 Перед Адвокатом сидели те дипломаты и старшие служащие военного департамента, которые в этот момент оказались в Эсторре, и недавно прибывшие консулы Истхейла, Карадука и Аварна. Всего девятнадцать человек, невольно ставшие членами военного совета. И никто из присутствующих не имел квалификации, необходимой для решения предстоящих задач. Немногие из них вообще сталкивались с конфликтами на своих границах.
 — Итак, можем ли мы их остановить? — спросила Эрин присутствующих, как только формальное приветствие завершилось. — И давайте отбросим церемонии. Просто говорите. Сегодня мы здесь все равны.
 — При всем моем уважении к вам, мой Адвокат, я не уверен в том, что это первый вопрос, который нам следует задать, — сказал пропретор Сизон, глава департамента торговли, старик, прекрасно знавший устройство Конкорда. — Я бы предпочел обсудить в лучшем случае, можем ли мы перевести легионы на предназначенные им позиции обороны, до того как их захватят враги. Я знаю, что повторяю надоевшие всем фразы, но мы слепы и глухи относительно реального положения дел на границах Атрески, Госланда, Дорноса и Гестерна. Когда мы читаем сообщения, все они уже имеют десятидневную давность.
 Эрин развела руками.
 — Однако таково наше положение. Мы не в состоянии отправлять послания со скоростью мысли и можем только реагировать на те сведения, которые мы успеваем получать. Да, консул Хатон?
 Главный представитель Эстории в Нератарне прибыл совсем недавно, и она была очень рада его присутствию.
 — Нератарн находится в состоянии повышенной готовности уже много лет, с тех пор как в Атреске начались гражданские конфликты. У нас на границах немалые силы, которые получат подкрепление в виде регулярных легионов. Мы уверены в том, что сможем остановить Цард.
 — Но Атреска будет оставлена на разграбление! — вмешалась Меган, которую Эрин пригласила присутствовать на совете в качестве самого осведомленного посланца Атрески. — Вы исходите из того, что нашим легионам не удастся остановить наступление, и из-за этого отказываетесь передать дополнительные силы в распоряжение моего маршала. Я не понимаю, почему вы сделали такое заключение. Я приехала сюда просить о помощи. Вы оставляете мой народ без защиты перед лицом безжалостного врага. Я не могу этого понять!
 — Возможно, именно поэтому вы и не получили столь высокого поста раньше, юная дама, — улыбнулся Хатон.
 — Не относитесь ко мне свысока! — возмутилась Меган.
 — Я прошу прощения, — сказал Хатон, и Эрин изумленно выгнула брови. — Но ваши легионы в течение последних десяти лет не смогли справиться даже с вашими внутренними мятежами. Легионы Конкорда, проходившие через вашу страну, подвергались нападениям тех самых людей, которых они стремились защитить, нанеся поражение цардитам. Располагать линию обороны в Атреске сейчас бессмысленно. Враги уже зашли глубоко на вашу территорию. Нам необходимо занять такую позицию, где у нас будет тактическое преимущество, — и она не в Атреске. Она на границе с Нератарном, где наша оборона по-настоящему крепка.
 Эрин наблюдала за тем, как смысл слов Хатона постепенно доходит до присутствующих. Меган взирала на него, явно не в состоянии понять, что Атреска, по всей вероятности, уже потеряна. Однако этим дело далеко не ограничивалось.
 — Не правда ли, мы должны радоваться, что в эти последние годы в Атреске было неспокойно, — проговорил Сизон. — Как жаль, что в Госланде не было похожего неповиновения.
 — Полагаю, тебе следует пояснить эти слова, — сказала Эрин в наступившей тишине.
 — Я все вам растолкую, — ответил Сизон. — И отсылаю вас к моему первому замечанию по поводу того, что наши земли будут захвачены еще до того, как мы выведем войска на позиции. Гражданская война в Атреске привела к тому, что северные границы Гестерна хорошо обороняются. Она привела также к тому, что южные границы Госланда укреплены и охраняются. Обе эти пограничные группировки резко замедлят продвижение цардитов. И позвольте мне напомнить вам, что если наша целостность по границе Гестерна будет нарушена, то мы рискуем потерять доступ к металлам и рудам Карка, которые так нужны нашим армиям. Если их придется перевозить по морю с юго-восточного побережья Карка, это станет гибельным для наших военных действий.
 Но если цардиты находятся в сговоре с Омари или если Омари решит, что сейчас пришло время отомстить нам за вторжения на их территории, тогда наибольшая угроза для нас будет находиться на севере, а не на востоке. Линии коммуникаций огромны, а единственные закаленные в боях легионы — это те, которые нам придется увести с границы Омари, чтобы отразить цардитскую угрозу. Только тундаррский флот не дает флоту Омари совершить высадку в любом месте нашего северного и восточного побережья.
 На вашем месте я немедленно отправил бы в Омари посольство и несколько полных сундуков с деньгами.
 Эрин всмотрелась в лицо пропретора Сизона, выискивая признаки того, что тот преувеличивает. Но он явно говорил серьезно.
 — Посланник Тарин, что вообще на это скажешь? — осведомилась она у дорносского дипломата.
 — Я склонен согласиться с моим высокоученым другом, — ответил Тарин. Его звучный голос заставлял всех внимательно слушать. Он был таким же глубоким, как и морщины, которые пролегли между огромных кустистых седых бровей Тарина, мрачно сдвинутых вместе. — Ваши приказы, насколько я их понял, переведут два резервных легиона с наших границ, направив их на южную и восточную границы Госланда. Это вдобавок к тем трем легионам, которые уже были отведены для подкрепления в Царде. Эти легионы, конечно, все еще находятся в Омари и организуют свой выход из кампании. Это оставляет нам всего четыре выдвинутых вперед легиона, не слишком плотную поддержку флота Тундарры и наши собственные ограниченные силы обороны. Если Омари решит идти на нас, нам не удастся долго их сдерживать.
 — Ты считаешь, что мы слишком много взяли у кампании в Омари? — спросила Эрин. — У тебя была возможность возражать в тот момент, когда составлялся приказ.
 — Мне кажется, что на нашей шахматной доске неудачный набор фигур, — продолжил Тарин. — И нет сомнения в том, что для нас большую опасность представляют цардиты, про которых нам известно, что они уже в Атреске и, по слухам, будут атаковать Госланд и наверняка Гестерн. Если вы хотите узнать у меня, можно ли умиротворить Омари, то я в этом сомневаюсь. Будут ли они считать себя достаточно сильными для того, чтобы войти на территорию Конкорда… — Он вздохнул. — Это не исключено. Это отнюдь не исключено.
 — Тогда поговори с Сизоном после совещания. Возьмите все, что вам понадобится, и организуйте дипломатическую миссию в Омари. Боюсь, что их присоединение придется отложить.
 — Конечно, мой Адвокат, — откликнулся Тарин.
 — Спасибо. А теперь я попрошу прощения у тех, кто уже об этом знает, но для тех, кто только что приехал и еще не знает, чего мы просим от их стран, маршал Ниран обрисует наше положение. Прошу, маршал.
 Ниран встал, держа в руках пачку бумаг. Предприниматель, ставший политиком, выглядел неуверенным и боязливым. Для него эта должность стала чисто формальной и обеспечивала ему контакты и большое состояние. И теперь он расплачивался за покровительство и дружбу семьи Дел Аглиос. Эрин сомневалась, что за последние дни ему удалось хоть раз выспаться.
 — Я прошу вас посмотреть на карту, которая лежит перед вами, — проговорил он высоким голосом, резавшим слух.
 Делегаты склонились над картой. Лампы, подвешенные под потолком, освещали тщательно выполненную и очень подробную рельефную карту Конкорда.
 — Смотрите внимательно, — посоветовала Эрин. — У меня нет желания переделывать эту карту.
 Ниран шмыгнул носом.
 — Мы определили три возможные позиции для обороны, основываясь на наших расчетах вероятной скорости продвижения цардитов и способности Конкорда сопротивляться продвижению врага. Они находятся на границе Нератарна с Атреской, на границе Гестерна с Атреской и в Госланде по линии от Госкапиты на юго-запад вдоль хребта Алейн.
 — Как легко отдавать страну, находясь в безопасности, в сердце Конкорда! — вздохнула Меган.
 — Ни одно из этих решений не далось нам легко, уверяю вас, моя госпожа, — сказал Ниран. — И при этом мы отдаем немалые территории Госланда. Проблема Атрески не только в постоянных волнениях. У нас просто нет резервов, чтобы организовать успешную контратаку. И дело к тому же в неудачном ландшафте. Хотя ваши равнины прекрасны и дают великолепные урожаи, их крайне трудно защищать от крупной армии. Нератарн имеет огромные преимущества в виде линии приграничных фортов, которые не демонтировали после присоединения Атрески из-за ваших постоянных беспорядков. К тому же он имеет неплохие природные условия для обороны, как и Госланд. Я сожалею — как и все мы — о том, что в результате этого ваша страна пострадает. Но моей главной заботой должно стать благополучие всего Конкорда в целом.
 — Там люди, которых я люблю! Они окружены. Брошены. — Меган повернулась к Эрин. — Мой маршал так долго умолял вас уменьшить налоги и создать внутреннюю систему обороны. А вы постоянно ему отказывали. Мы все будем за это платить. И Атреска — только первая.
 — Меган, прошу тебя, ты даешь волю чувствам, — поморщилась Эрин.
 — И вас это удивляет?! — Меган уже кричала. Ее лицо покраснело, но голос был звонким и уверенным. Она ткнула рукой в карту. — Вы небрежно вычеркнули мой дом, чтобы уберечь себя. Оставили мой народ на милость тех, кто не знает милости! Конкорд поклялся нас защищать! Мне больно, что мы настолько незначительны в ваших глазах!
 Эрин встала.
 — Я напомню о двух вещах, после чего ты уйдешь, чтобы успокоиться. Первое. Ваши нескончаемые гражданские беспорядки были и остаются делом маршала-защитника. — Она подчеркнула эти последние слова, понимая, что это звучит высокомерно. — Я не допущу, чтобы меня обвиняли в том, что множество твоих сограждан решили выступать против Конкорда, хотя с самого начала было ясно, что они под нашим правлением будут процветать. Они пожинают плоды этого сопротивления — и трагедия лишь в том, что при этом страдают и невинные жители Атрески. Второе. Любой здравомыслящий человек скажет тебе, что прежде чем отбросить назад наступающего противника, необходимо сначала его остановить. Для этого нужно выбрать наилучшее место для сражения. Мы это сделали — и когда цардиты будут остановлены, их оттеснят назад и Атреска будет освобождена от их ига.
 Эрин глубоко вздохнула и немного помолчала.
 — Меган, ты находишься здесь потому, что, по моим впечатлениям, ты обладаешь острым умом, не испорченным национальными предрассудками. Пожалуйста, не заставляй меня изменить мнение. Можешь идти. — Эрин взмахнула рукой и отвернулась. — Маршал, прошу, продолжай.
 Адвокат села, но почувствовала, что не может сосредоточиться. Ниран будет перечислять названия всех легионов, которые должны отправиться на каждый из трех фронтов. Объявлять численность пехоты, кавалерии и артиллерии. Объяснять, как тундаррский флот будет продолжать наблюдение за Омари. И он обрисует меры, с помощью которых военно-морские силы Конкорда организуют блокаду Тирронского моря, чтобы не выпустить флот Царда, стоящий на якоре в заливе Харин.
 Но проблема заключается в том, что все его цифры основаны на полной комплектации легионов и на том, что все резервисты явятся по призыву. Факты могут оказаться совсем иными, и среди присутствующих не было ни одного военного специалиста, который смог бы изменить планы в том случае, если цифры окажутся уменьшившимися на десять процентов, на двадцать или даже на треть.
 Ей нужны новые сведения. Но еще больше ей нужен Пол Джеред.


* * *

 — Я надеялся, что Арков успеет попасть туда вовремя, — сказал Джеред. — Мне очень жаль. Искренне жаль.
 Он выслушал рвущие душу рассказы всех пятерых. Эмоциональные версии Восходящих и гораздо более взвешенный и детальный отчет Кована Васселиса. Они разожгли его ярость и подтвердили наихудшие опасения.
 — Мы не знаем, что там происходило после нашего бегства, — закончил Кован. — Мой отец был в численном меньшинстве.
 — Но город его поддерживал. — Джеред кивнул. — С ним все будет в порядке. И Арков успеет. Он хороший человек и знает, что надо делать. Но то, что вы сделали там и на борту «Гордости Кирандона», меняет путь, который я собирался избрать. К тому же нам нужно избегать зоны военных действий.
 Джеред посмотрел на Восходящих. Они сидели на краю койки в его личной каюте, сам казначей занимал кресло напротив них, Кован пристроился на письменном столе. У всех был усталый, встревоженный и потрепанный вид. Он распорядился, чтобы их накормили и переодели в лучшие вещи, которые удалось собрать у команды. Но это не сделало лица Восходящих менее несчастными. Последние часы на борту корабля Васселиса дались им нелегко. Корабли Джереда по-прежнему лежали в дрейфе рядом с кораблем из Карадука.
 — А что вы собирались сделать? — спросила Миррон. — И что, по-вашему, будем делать мы? Если Арков там, то почему нам нельзя просто вернуться домой? Это ведь теперь не опасно, так?
 Дети! На одном дыхании — тысячи вопросов. И нет таких ответов, которые бы они целиком поняли.
 — Во-первых, поверьте: все, что я сочту нужным делать, я делаю ради блага всего Конкорда. Не ради вас и не ради себя. Если в результате этого будет хорошо и нам — прекрасно. Далее, примите к сведению, что нам не обязательно нравиться друг другу, чтобы оставаться вместе и дальше. Вы отправитесь со мной и будете делать то, что я вам скажу.
 — Вы ведь не ожидали встретить нас здесь, так? — спросил Гориан.
 — Что, сам догадался? Не может быть! — резко ответил Джеред. Он протяжно выдохнул. — Послушайте. Мир за пределами вашего недавно лопнувшего кокона находится в весьма плачевном состоянии.
 — Ну, все не может быть так плохо, — возразил Гориан. — Иначе мы услышали бы.
 — Хочешь надеть мою форму? — огрызнулся Джеред. — Нет? Тогда молчи и слушай меня. И не говори ничего, пока я тебя не спрошу, я понятно выражаюсь? — Он увидел, что они все отстранились от него, но казначей еще не закончил. — Вы заметили, что у одного из моих кораблей нет мачты? Это потому, что в него попал камень весом в два таланта, выпущенный атресской катапультой. Они нам изменили. Гражданская война превратилась в открытый мятеж. Там остались люди, которые, скорее всего, погибнут. Шестьдесят тысяч цардитов в эту минуту движутся на земли Конкорда. Я сам видел их авангард, и если вы пожелаете пройти в соседнее помещение, то увидите раны, которые нанесли нам их стрелы и мечи, когда мы от них уходили. Не смейте говорить мне, что все не так плохо, потому что все именно так. Все отвратительно. И становится хуже с каждым проклятым часом.
 Джеред провел пальцами по волосам, стянутым назад. Восходящие молча смотрели на него, пытаясь понять.
 — Ох, это все без толку! Менас!
 Дверь маленькой каюты открылась почти тут же.
 — Да, господин.
 — Отправься на ялике на «Копье» и передай им закрытые послания. Они — только для глаз Адвоката. Она должна услышать о предательстве Атрески. — Джеред щелкнул пальцами и повернулся к предводителю Восходящих, самому внимательному. Как его зовут… — Ардуций. Ты можешь предсказывать погоду. Мой корабль направится на веслах в Эсторр по открытому морю.
 — Погода будет хорошей в течение четырех дней. Потом с юга придет еще один шторм.
 — Отлично, они успеют. — Казначей снова повернулся к Менас и взял с письменного стола несколько кусков пергамента, перо и чернильницу. Передав ей чернильницу, он окунул туда перо. — Возьми на борт Арина и тех раненых, которые не поместятся на «Гордости». Скажи Арину, чтобы он увиделся с Адвокатом. Отдай ему мою печать и вели передать эти послания. Опять же, только ей одной. — Джеред писал, продолжая говорить. — Он должен сказать ей, что Восходящие у меня и что я буду оберегать их. В том числе от врагов внутри самого Конкорда. И что она ни в коем случае не должна допустить новых нападений на Вестфаллен. Что мы собираемся присоединиться к Роберто. И она должна не сомневаться: все, что я делаю, делается ради Адвокатуры и Конкорда.
 Он вручил женщине бумаги.
 — Это ясно, пробер?
 — Да, господин. А Патония?
 — «Гордость Кирандона» плывет на остров Кестер, чтобы известить их, что военному флоту Атрески доверять не следует. После этого они должны передать в Вестфаллен, что Восходящие находятся в безопасности. Я лично поговорю с ней, но тебе надо отправить Арина немедленно. Времени мало.
 Менас отсалютовала и вышла из каюты. Джеред снова повернулся к Восходящим и Ковану. На их лицах больше не было подозрительности и тревоги. Миррон даже улыбалась.
 — Рад, что вы слушали, — скупо улыбнулся он. — Урок усвоен. А теперь мне надо объяснить, почему вам следует прятать себя и эти ваши глаза от представителей ордена. Почему мне нужно, чтобы вы усердно практиковались — как можно усерднее каждый день, пока вы со мной. И почему совершенно не важно, считаем ли я и моя команда, что вы сила добра или ересь против Бога.
 Оссакер поднял руку. Его незрячие глаза впивались в лицо Джереда.
 — Да, молодой человек?
 — Люди когда-нибудь нас примут? Даже когда мы им помогаем, они ненавидят нас.
 — Что ж, — сказал казначей, чувствуя, что к нему наконец возвращается хорошее настроение. — Выиграйте для них войну — и у них не будет выбора, так?




 ГЛАВА 48


  848-й Божественный цикл, 5-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 К ночи ветер, дувший с моря, начал усиливаться, над Эсторром собирались тучи. Надвигался шторм, и люди суетились на душных влажных улицах, стараясь закончить дела прежде, чем начнется дождь. Бог, как всегда, позаботился о людях. Озера и реки разольются и заполнят акведуки, с мощеных улиц смоет грязь, которую вода утащит в сливы, в канализацию и обратно в землю. Когда тучи в конце концов разойдутся, Эсторр будет сверкать.
 Эрин Дел Аглиос снова сидела в комнате для личных аудиенций и гадала, не действуют ли те, кому она больше всего доверяет, против нее. Она попыталась принять расслабленную позу. Трон в этом помещении такой же неудобный, как и в базилике, откуда велось управление надвигающейся войной. Адвокат вернулась оттуда, чтобы поговорить с глазу на глаз с пробером Арином. Сейчас он находился перед ней, и она приказала сборщику сесть, поскольку его плечо закрывала толстая повязка, а лицо побледнело от боли. Арин, получивший стрелу в плечо, только что добрался до Эсторра. В гавани поврежденный корабль сборщиков уже переводили в сухой док для ремонта.
 Адвокат читала бумаги, которые ей передал Арин, со все нарастающим чувством неизбежной покорности судьбе. Когда все рассыпается, это происходит без остановки. Хорошо хоть ее решение не пытаться остановить цардитов в Атреске оказалось верным. Но это слабое утешение. А что до личных решений Джереда… Но всему свое время.
 — Ты уверен в измене Юрана? — спросила Эрин Дел Аглиос.
 — Он принимал цардитов у себя в замке, мой Адвокат, — ответил Арин. — Я видел это своими глазами. И во время нашего отступления нас атаковали силы Царда и Атрески.
 По его лицу было видно, что он очень хорошо все помнит.
 — Измена полная?
 — Это установить невозможно. Разумно предположить, что значительные силы, бывшие при Цинтарите, находятся в Атреске. Мы не знаем, куда они направляются и кому верны. И несомненно, будут люди, особенно среди военных, которые не откликнутся на призыв Юрана. Но его люди ему весьма преданы. Даже те, кто противостоял ему во время гражданской войны, не хотят, чтобы его отстранили от власти: они хотят, чтобы Юран был правителем независимой Атрески.
 — Ну и мерзость! — воскликнула Эрин. — Мне надо сообщить об этом на границу Нератарна. — Она внимательно посмотрела на Арина, прежде чем задать еще один необходимый вопрос. — Я полагаю, что для тебя честность превыше верности твоему командиру. Ответь мне: казначей по-прежнему со мной?
 — Его верность вам и Конкорду есть и всегда будет непоколебимой, — заверил Арин. — То, что он делает, он делает потому, что уверен: это в ваших интересах. Хотя и понимает, что вы можете с ним не согласиться или его не понять. И если бы я не был ранен, я бы по-прежнему находился с ним.
 — Итак, если я тебе не верю, то должна тебя арестовать. — Эрин поудобнее расположилась на троне.
 — Это так, мой Адвокат.
 — Но думаю, что я, наоборот, использую твои таланты в ведении войны, которая нас ожидает. Как только ты поправишься, явись в базилику и найди маршала Нирана. Ему будет необходима твоя помощь. В этом городе у нас большая нехватка людей с военным опытом.
 — Как скажете, мой Адвокат. Для меня это честь.
 Они обменялись быстрыми улыбками, а потом дверь в покои распахнулась — и ворвалась канцлер Коройен.
 — Свободен, пробер Арин. И спасибо тебе.
 Арин отдал ей честь и, двигаясь очень напряженно, вышел из комнаты. Коройен обожгла его спину гневным взглядом, а потом зашагала к трону. Эрин отложила одну пачку бумаг и взяла другую. Эту ей недавно принес дворцовый гвардеец, который сопровождал канцлера в Эсторр через Кирандон. Арков не приехал обратно, как ему было приказано, предпочтя остаться в том портовом городишке. Похоже, влияние Джереда повсюду.
 — Я и не думала, что из Карадука надо добираться так долго, канцлер.
 — У меня были неотложные дела в Кирандоне на обратном пути от обители зла, Вестфаллена. Я видела это зло, — ответила Фелис Коройен высокомерно-снисходительным тоном.
 — И появление по всей стране сигнальных огней, которые призывали тебя изо всех сил спешить сюда, нисколько не ускорили твоего возвращения?
 — Я считала, что Конкорду будет полезнее, чтобы я оставалась в Кирандоне, пока мое дело не будет закончено.
 Эрин села прямо и помахала пачкой пергамента перед канцлером.
 — И что, во имя милосердия Божьего, я должна делать вот с этим? Против тебя и твоих людей выдвинуты обвинения. Убийство. Зверства. Лишение свободы.
 — Преувеличения, написанные рукой зла. Эти обвинения выдвинуты Васселисом, который погряз в преступлениях глубже, чем ты способна себе представить.
 — Ты отрицаешь, что избивала Элсу Геран, чтицу Вестфаллена? — Эрин зачитывала строки из пергаментов. — Что ты своими руками перерезала ей горло на глазах целого города?
 — Она была виновна в ереси. Она была казнена, как того допускает закон.
 Эрин хлопнула рукой по подлокотнику трона и вскочила на ноги.
 — Проклятье на твою голову, Фелис, закон не допускает варварства! Даже по отношению к еретикам. Где документы судебных слушаний? Где признание? И где обычный порядок приведения приговора в исполнение? Ты — мой канцлер. Что ты, по-твоему, делала?
 — Я выполняла твое поручение, мой Адвокат.
 — Что?! — Эрин изумленно воззрилась на нее.
 — Ты попросила меня очистить Вестфаллен от ереси.
 — Я попросила тебя разобраться! — выкрикнула Эрин. — А это очень и очень большая разница!
 — Ты сказала мне, что там поселилось зло. Ты сказала мне, что так не может продолжаться.
 — Да, и я велела тебе определить его масштаб и привлечь к суду тех, кто его сотворил.
 — И потому я…
 — К моему суду, Фелис! — Эрин хлопнула ладонью по своей груди. Ее душил гнев. — К моему суду. Справедливому суду Конкорда, на который мы полагаемся, чтобы не потерять единства. А не к скорому осуждению по законам ордена.
 — При всем моем уважении, Эрин, тебя там не было. Вонь от этой ереси стояла повсюду. Весь город затронут ею.
 — Знаю. Я прочла отчет. И как это оправдывает совершенное тобой убийство?
 — Я своими глазами видела, как эти… эти Восходящие призывали с неба жар и превратили легкий ветерок в штормовой. А Васселис и его сын угрожали мне, чтобы дать им скрыться. Это зло необходимо полностью уничтожить. Ему нет места под Божьим небом. Мои обвинения подтверждены документами. Вестфаллен надо сровнять с землей вместе со всеми, кто в нем живет.
 — Я просила тебя только все выяснить. Я уважаю твое мнение и твою позицию. Или так было прежде. — Эрин замолчала и снова помахала пергаментами. — Это подробный отчет. Насколько я понимаю, эти Восходящие не проявляли себя до тех пор, пока не была убита чтица и не сбит с ног старик. Тобой, твоими руками. И Васселис до этого момента не вмешивался. А в начавшемся после этого разгроме, который санкционировала ты, было убито семнадцать невооруженных граждан. И один из них торговец тканями из Тундарры. Совершенно очевидно, что он был невиновен.
 — Мне угрожали, — сказала Фелис.
 — Так часто случается с людьми, которые нападают на других и убивают… как ты теперь смогла убедиться.
 — Мне угрожал еретик и преступник, я требую привлечения его к суду! — продолжила канцлер. — Иначе я сделаю это сама.
 Эрин покачала головой. Ее переполняла досада.
 — Неужели ты не понимаешь, что ты там натворила? Неужели ты действительно настолько невежественна, настолько ослеплена своим фанатизмом? Я — Адвокат. Я — воплощение Бога на этой земле, а ты пятнаешь мое доброе имя. Того, что я сейчас держу в руке, достаточно, чтобы посадить тебя в тюрьму и судить за убийство. За преступление, караемое сжиганием тела, пепел, которого развеют, отдав демонам ветра. Тебя! Канцлера ордена Всеведущего.
 Тень страха, мелькнувшая на лице Коройен, мгновенно сменилась презрением.
 — Ты не можешь верить слову еретика и союзника зла.
 — Но ты практически признала свою вину! — взъярилась Эрин, на мгновение потерявшая власть над собой. — Это официально предъявленные обвинения, и я должна на них откликнуться. Как и на те, которые ты выдвинула против Васселиса и граждан Вестфаллена. Таков закон, и я буду его блюсти.
 Наконец канцлер достаточно успокоилась, чтобы почувствовать угрозу в словах Адвоката.
 — Эрин, ты не можешь посадить меня в тюрьму. Не можешь. Не теперь, когда Васселис остается на свободе!
 Эрин покачала головой.
 — Хотя бы в этом мы придерживаемся одного мнения. Да, не могу. Но не по тем причинам, которые ты назвала. Ты останешься на свободе потому, что Конкорду грозит опасность и глава ордена должна быть на виду. Если ты будешь арестована, то невозможно предсказать, как это подействует на настроение всех граждан. Но не рассматривай это как освобождение — это только отсрочка. Настанет день расплаты.
 — А Васселис?
 — И для него тоже. А пока он останется на свободе. Возможно, он и еретик в понимании ордена, но я не смогу обойтись без легионов, которые он направит на оборону Конкорда. — Эрин увидела, как в глазах канцлера снова загорается гнев. — Канцлер, ты сосредоточишься на содействии усилиям по спасению Конкорда. Ни ты, ни кто-либо из членов ордена или его вооруженных отрядов и на сто миль не приблизится к Вестфаллену, если того не потребую я. И не вздумай в этом идти поперек моей воли, иначе, видит Бог, у меня появится новый канцлер, несмотря на все войны. Фелис! Я говорю это серьезно.
 Канцлер кивнула.
 — Но ты уже опоздала, мой Адвокат. Известие распространяется по Кирандону и Карадуку, а потом оно попадет в Эсторр и пронесется по всему Конкорду. Правоверные жители нашей огромной страны не допустят продолжения этого зла. Мне не нужно возвращаться туда, чтобы знать: они будут уничтожены.
 — Тогда ты веришь в желание наших граждан исполнять волю ордена гораздо сильнее, чем я. Приближается армия Царда. Их поддерживают мятежные легионы Атрески под командованием Юрана. Думаю, это будет более неотложным делом, как тебе кажется? — Эрин села, внезапно ощутив ужасную усталость. — Действуй заодно со мной, а не против меня, Фелис. Конкорд не может допустить, чтобы ты вызывала раздоры.
 — Восходящие по-прежнему где-то там, — пробормотала Коройен. — Мы не можем допустить, чтобы они оставались на свободе.
 — Они тоже вне твоей власти, и так будет и дальше. К ним нельзя прикоснуться, пока я не отдам иного приказа.
 — Ты знаешь, где они?
 Глаза Фелис округлились.
 — Я не просто так являюсь Адвокатом. — Эрин улыбнулась.
 Фелис оглянулась на дверь.
 — Вот почему здесь был Арин. Они с Джередом, так? — Она с отвращением выплюнула имя казначея.
 — С кем они и куда отправятся — это уже не твое дело.
 — Прикажи, чтобы их доставили сюда. Пусть их судят. Признают виновными. Они должны быть сожжены.
 — Нет, — негромко ответила Эрин.
 — Ты не можешь сказать «нет»! — запротестовала Фелис, повышая голос. — Они — оскорбление лично тебе, как и Богу, которого ты представляешь на земле. Их надо предать смерти.
 — Нет, — повторила Эрин Дел Аглиос — Они будут служить Конкорду.
 — Это не в твоей компетенции как Адвоката! — Фелис ткнула в ее сторону пальцем. — Те, кто идет против Бога, не могут действовать во благо Его людям! Я этого от тебя и ожидала. Ты готова взять титул «император» и править единолично!
 — Довольно! — Эрин хлопнула в ладоши. — Я достаточно выслушивала твои вопли и твои идиотские проповеди. Мы находимся в состоянии войны. И я готова на все, чтобы защитить моих людей от внешних врагов и от оказавшихся среди нас предателей. На все.
 — Даже если это означает, что ты взращиваешь на этой земле зло, которое восстает на Бога?
 — Даже на это. — Эрин посмотрела канцлеру прямо в глаза.
 — Тогда ты достойна вечного позора!
 — Когда Конкорд будет спасен, мы вернемся к этой дискуссии. А пока я буду следить за тобой, канцлер Коройен. А теперь убирайся, пока я не изменила решение оставить тебя на свободе.


* * *

 Месть! Наступили такие дни, когда это неуемное и опасное чувство стало единственной возможностью облегчить воспоминания о прошлом. Жизнь и страсть к отмщению вернулись в глаза мастера Дины Келл благодаря заботам хирурга Дахнишева. Кузнецы выправили и великолепно начистили ее кирасу, ей выдали новое оружие и жеребца конкордской породы.
 Теперь она стала временным командиром сотни кавалеристов Восьмого эсторийского легиона, Пикирующих Ястребов. Роберто проехался с ними под командой Келл и сразу высоко оценил ее умения как всадника и командира. Келл кратко проинформировала подчиненных о своих сигналах и приказах, явно полагаясь на то, что они поймут ее с первого раза. Ястребы откликнулись с пониманием.
 Разбившись на две части, кавалерия рысью вышла на невысокий холм позади врага и стройно двинулась на оба фланга обоза, направлявшегося к бродам Цинтарита. Повозки оказались именно там, где обещала разведка. Цардитские разведчики лежали убитыми позади, так что никто не подозревал о надвигающейся опасности.
 Наконец звуки приближающейся конницы встревожили противника. Немногочисленные всадники развернулись лицом к ним, солдаты, шедшие рядом с повозками, начали составлять оборонительный строй, а сами повозки попытались ускользнуть. Бесполезно!
 Келл подняла копье, на котором развевался вымпел, и указала им вперед. Взревев, кавалеристы Конкорда пришпорили коней, переводя их в галоп, и пошли в атаку. Роберто ощутил волну трепета. Он возглавлял второй отряд, который стремительно несся на врага слева. Перед ним цардитские лучники на бегу сделали залп, но стрелы прошли выше и с большим разбросом. В линии обороны не ощущалось единства, и когда лучники повернулись, чтобы отойти назад, большинство мечников побежали с ними.
 Роберто одной рукой удерживал повод, в другой сжимал дротик. Приблизившись к цепочке из пятнадцати фургонов, он вскинул руку и метнул его. Дротик попал в одного из тех немногих, кто еще противостоял им, сбив солдата с ног. Правее также пролетели копья, выбивая возниц с козел или впиваясь в спины убегающих цардитов.
 Кавалеристы приблизились к отряду Роберто. Всадники развернулись в седлах, чтобы выстрелить из луков. А когда они сдвинулись в сторону, за ними оказались пешие воины, отстававшие всего на несколько шагов. Роберто обнажил меч, свесился с седла и ударил по голове первого противника, который смог только поднять руки, чтобы закрыться. Еще два шага — и меч Роберто снова взвился вверх и нанес скользящий удар по шлему другого солдата, отброшенного на стенку фургона.
 Слева от Роберто его кавалерия рассредоточилась, расстреливая и рубя убегавших. На другом конце обоза всадники Келл нашпиговали повозки стрелами и копьями, в то время как часть их отряда огибала обоз по широкой дуге, чтобы уничтожить всех беглецов.
 Роберто промчался мимо первого фургона, указал окровавленным мечом направо и начал разворачиваться. Позади себя он слышал крики и вопли цардитов, шелест и стук стрел, щелчки спускаемой тетивы. Он снова перевел коня в галоп, направляясь к первому фургону. Там еще оставались и возчик, и охранник.
 Дел Аглиос пронесся мимо них, резко развернулся и помчался вровень. Это напомнило ему первые дни кампании, проведенные под командованием генерала Гестериса. Он рубанул мечом, заставив возницу откачнуться. Мимо него пронеслась стрела, вонзившаяся в грудь стражника, который упал под колеса. Фургон раскачивался и тарахтел. Роберто поставил ногу на приступку, перебросил вторую через голову коня. Инерцией его забросило на передок фургона. Он ухватился за деревянную распорку правой рукой и ударил возницу кулаком, попав прямо по лицу. Из носа мужчины хлынула кровь, и он завалился на спину, скорчившись от сильной боли. Роберто последовал за ним и прикончил одним ударом меча под подбородок.
 Он схватил вожжи и замедлил движение фургона, повернув его направо так, что остальные вынуждены были сбросить скорость или остановиться. Дел Аглиос увидел, что только горстка цардитов все еще продолжает бой. Справа кавалерия налетела на беспомощных возниц и охранников. Пленных не будет. Свидетелей тоже.
 — Победа! — выкрикнула Келл.
 Торжествующий крик, подхваченный Ястребами, раскатился по раскинувшейся впереди равнине.
 Роберто остановил коней, запряженных в повозку, и, спрыгнув на землю, привязал вожжи. Потом прошелся вдоль ряда стоящих фургонов и повозок, поздравляя людей. Атака прошла как по учебнику. Келл он застал за разглядыванием захваченной артиллерии. Другие кавалеристы обыскивали фургоны, проверяя содержимое.
 — Безупречно, мастер Келл, — кивнул Роберто.
 — Гм-м, — отозвалась она, поднимая голову от баллисты, которую заинтересованно разглядывала. — Кавалерия Ястребов — превосходный отряд. Иного я от Элиз Кастенас и не ожидала.
 — Что-то не так? — спросил Дел Аглиос.
 — Вот это. — Келл похлопывала по рычагу баллисты. — Ее отремонтировали, но клеймо изготовителя осталось. — Она повернулась к Роберто. — Это одна из наших, захваченная у Цинтарита.
 — Правда? — Роберто взглядом проследил, откуда направлялся обоз. — Довольно обременительное мероприятие. Ты уверена, что речь идет о ремонте, а не о модификации?
 — Я не инженер.
 — К счастью, инженер у меня есть, и очень хороший, — улыбнулся Роберто. — Интересно, что там в фургонах.
 Добыча оказалась ценной. Очень ценной. Восемь тяжелых баллист, Неристус сможет определить, усилены ли они. И в двух закрытых фургонах еще четыре штуки, которые наверняка очень заинтересуют инженера Конкорда. Более легкие орудия, каждое из которых крепилось на одной оси и паре колес, как колесница. Такую конструкцию в Конкорде не освоили. А еще пять фургонов были нагружены оружием, отремонтированными доспехами пехоты Конкорда и камнями для катапульт восьми различных калибров. Неудивительно, что они двигались так медленно!
 — О чем это тебе говорит? — спросил Роберто.
 — Что мы недооценивали их с самого начала этой проклятой кампании, генерал, — ответила Келл.
 — Политические заявления потом, мастер Келл. Что еще?
 — Что они чересчур уверены в себе. Этот обоз очень плохо охранялся. Вероятно, ситуация в Атреске намного хуже наших самых страшных кошмаров.
 — Верно. Надо действовать. — Генерал повернулся и выкрикнул: — Ястребы! Я хочу, чтобы повозки были доставлены к бродам. Сегодня мы встанем лагерем там. Отправьте гонца к армии. Пусть они идут на нашу позицию. И трех разведчиков немедленно ко мне, чтобы выехать вперед и в Атреску. За Конкорд! Действуйте!




 ГЛАВА 49


  848-й Божественный цикл, 6-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Утро выдалось хмурым и облачным, даря долгожданный отдых от недавней обжигающей жары. Первый предвестник того, что время года меняется и приближается дус. И Роберто молился, чтобы наступающий сезон выдался исключительно суровым и холодным. Скорее всего, только это смогло бы остановить наступление цардитов.
 Они свернули лагерь за три часа до рассвета и забрали с собой всю древесину, до последнего кусочка. Следом за ними не шли другие силы Конкорда, а Роберто не собирался оставлять что-то, чем могли бы воспользоваться цардиты. Вооруженные отряды фуражиров прошлись восточнее и западнее их расположения, забирая все, что удавалось найти. Правила военных действий изменились. Продвигаясь внутрь территории, они платили за все товары, старались не проходить через населенные пункты и начали налаживать отношения с местными жителями. Отходя, они разрушали строения, сжигали посевы и убивали всех, кто пытался оказывать сопротивление. Это было неприятной необходимостью.
 — Беженцы нам не нужны, — сказал Дел Аглиос своим командирам. — Они портят настроение и путаются под ногами. Можете спросить Томала Юрана.
 Налет на обоз, который так удачно прошел накануне, поднял дух армии. Разведка ушла вперед, пытаясь получить сведения о положении в Атреске, и должна была вернуться через несколько дней. Однако он не собирался задерживаться у реки Тарит в ожидании сообщений.
 Роберто ехал впереди колонны, так же как всегда, пока они двигались на юг. Его окружали экстраординарии, значительные отряды кавалерии охраняли фланги, а разведка уходила во все стороны, выискивая цардитов.
 Роберто вел армию прямо через поле боя, изрытое и искореженное, — по нему трудно было продвигаться. Повозки ехали очень медленно. Повсюду следы разгрома напоминали о том, что здесь произошло. Обрывки ткани, прилипшие к камню или траве. Осколки металла, поблескивающие на солнце. Все еще изредка попадались трупы, раздетые мародерами и изъеденные падальщиками, — они лежали, опозоренные перед Богом.
 Дел Аглиос запретил своим людям прикасаться к ним. Эпидемия все еще оставалась свежа в памяти. Но ему нужно было, чтобы они видели цену поражения. Он хотел, чтобы воины прониклись желанием спасти Конкорд. Хотел, чтобы они никогда не забывали о том, что представляют цивилизацию. Цардиты же воплощали собой варварство, которое необходимо уничтожить.
 Ехавший рядом с ним Неристус зевнул. Свет в его мастерской горел всю ночь.
 — Извини, что не дал тебе спать, — сказал Роберто.
 — А ничего, что ты заставил меня ехать с тобой? — спросил Неристус с улыбкой на губах. — Я ведь мог спать у себя в фургоне.
 — Мне нужно кое-что выяснить. Например, что тебе удалось узнать при изучении новых орудий.
 — Ну, я могу начать с тех, которые начали свою жизнь как оружие Конкорда, — сказал Неристус. Он шмыгнул носом и утер его грязным пальцем. — Они не слишком изменились, но скобы говорят о наличии умелых кузнецов. Они прочные, но весьма легкие. А для орудия, которое метает камни в три таланта, это дает разницу в две или три мили в час, когда их везут на позиции. Это немало.
 — Несомненно, — кивнул Дел Аглиос.
 — Но это усовершенствование нашей собственной конструкции, — продолжил Неристус. — А это значит, что у них в распоряжении орудия были давно. Годами. Если они не натолкнулись на такое усовершенствование случайно, значит, они изучали наши орудия задолго до начала кампании.
 — Атреска и Госланд продолжали продавать им наше оружие после присоединения?
 — Похоже на то.
 — Наверное, мне не следует этому удивляться. Но теперь нам за это приходится платить, так ведь? И им тоже.
 — Это зависит от того, сочувствовали ли торговцы цардитам.
 — Давай придерживаться твоего доклада.
 — Хорошо, генерал. На чем я остановился? Ах, да. И наконец, деревянные части заменены на то же сирранское дерево, которым мы теперь пользуемся в наших баллистах. И это совсем не удивительно.
 — Да, конечно. А одноосные орудия?
 — Поразительно! — воскликнул Неристус, и Роберто невольно засмеялся при виде столь явного восхищения собратьями-инженерами. — Проблема состояла не столько в том, чтобы установить эти орудия на одну ось, а в том, что отдача от выстрела отбрасывала орудие и сгибала или ломала ось уже после нескольких залпов. Помнишь?
 — Поверю тебе на слово, — отозвался Роберто.
 Неристус нетерпеливо махнул рукой.
 — Ну, как бы то ни было, они разработали металлические рессоры — и опять же сделали их удивительно легкими. Это имитация деревянных устройств, которые мы создали и установили на каждой армейской повозке. Великолепная работа! Это позволяет быстро размещать орудия, быстро их перевозить. И при необходимости их легко могут тащить четверо мужчин. И на повозках есть хитроумная система противовесов и фиксирующих штырей. Очень красиво.
 Роберто присвистнул.
 — А ты можешь это скопировать?
 — Конечно. Не мгновенно, но мы этим уже занялись.
 — Отлично. Даю тебе половину срока, на который ты рассчитывал, — сказал Роберто.
 — Надо бы доставить такое орудие инженерам Конкорда, в Эсторр, — посоветовал Неристус. — Передай одно на корабль в Киррийской гавани.
 — Ты читаешь мои мысли, дорогой Рован, — проговорил Роберто. — А теперь возвращайся в свой фургон, пока ты не заснул и не упал с лошади.
 — Спасибо за заботу, генерал.
 — Если она убежит, то мы потеряем хорошее животное.


* * *

 Они шли на веслах на север, в миле от берега Гестерна. Море было спокойным, ветер почти не дул. Джеред отправил птиц маршалу-защитнику Катрин Мардов в столицу Гестерна Скиону. Город лежал в трехстах милях южнее места, где он собирался высадиться на берег. При удачном стечении обстоятельств маршал или кто-то из ее представителей смогут встретиться с ними, когда они пришвартуются в портовом городе Киррий, расположенном в конце узкого залива с тем же названием. Киррий находился всего в паре дней пути от границы с Атреской, и его близость к Карку позволяла им без проблем пробраться на север, в Сирран и к Роберто. По странному капризу судьбы земли Царда сейчас стали безопаснее Конкорда, но времена меняются.
 Джеред стоял на корме «Стрелы Арка» и смотрел, как Миррон и Гориан резвятся в воде с дельфинами, которые приплывали всякий раз, когда Гориан залезал в море. Первые два раза Джеред считал это совпадением, но теперь у него уже не оставалось сомнений, что паренек способен призывать их так же, как он сам мог призвать своего коня. Поразительно! Кован Васселис тоже смотрел на них, сжимая руками фальшборт. На его лице отражались досада и беспомощность. Джеред не пытался ему помочь. Юноше, который гоняется за чем-то недосягаемым, помочь нельзя. Ему надо разобраться во всем самостоятельно.
 В течение последних дней, пока Восходящие упражнялись в своем искусстве, Джеред старался сохранять уверенный и спокойный вид — ради левимов и команды корабля. Всем им пришлось стать свидетелями зрелищ, доселе никогда ими не виданных, и он гордился тем, как они на это отреагировали. А Восходящие откликнулись доверием на доверие.
 Единственной причиной, по которой Ардуций и Оссакер сейчас стояли рядом с ним, а не плескались в воде с Миррон и Горианом, было то, что первый переутомился, вызывая утром ветер, который ускорил их плавание и позволил гребцам отдохнуть. А Оссакер залечивал множество мелких недугов, приобретенных матросами во время длительных плаваний. Волдыри, воспалившиеся порезы, порой — переломы. Ничего серьезного. Но в результате оба устали и выглядели осунувшимися.
 — Объясните мне еще раз, почему вы становитесь такими, — приказал Джеред. — Я имею в виду, вроде бы стареете.
 — Потому что все, что мы делаем, основано на жизненных циклах энергий, которыми мы управляем, — ответил Ардуций. — Подумайте сами: если мы заставляем дерево расти, то мы также делаем его старше, заставляя его жизненный цикл ускориться. То же самое происходит, если я превращаю легкий ветерок в сильный ветер или создаю облако из небольшого количества влаги в воздухе. Это значит, что я насильно перевожу потенциальную энергию в реальность и тороплю ее. Поскольку все это направляется через наши тела, мы неизбежно тратим собственную жизненную энергию, которая служит катализатором. Чем больше мы ее растрачиваем, тем старее становятся наши тела. Хотя для нас это оказывается временным эффектом.
 — А почему для вас это временно? — Джеред нахмурился.
 Оссакер пожал плечами:
 — Потому что наши запасы восстанавливаются за счет несвязанной энергии, которая есть во всем, что живет.
 — Несомненно, — проворчал Джеред.
 — Вы не поняли? — спросил Ардуций, озорно блеснув глазами.
 — Не дразни меня, парень, — нахмурился Джеред, хотя его выговор звучал не слишком весомо. — Я понимаю гораздо больше, чем ты думаешь. Хотя, наверное, в данном случае здесь надо было быть Д'Алинниусу. Он получил бы от ваших объяснений гораздо больше удовольствия, чем я.
 Ардуций кивнул, и его лицо стало серьезным.
 — Он поправится?
 — Не знаю, — вздохнул Джеред. — Он был очень болен, когда я его видел, но у него сильная воля.
 — Как жаль! — сказал Оссакер. — Он мне понравился.
 — Он всем нравится.
 — Не всем, — возразил Кован, оторвав взгляд от Миррон и Гориана. — Ордену придется ответить за многое. И он ответит.
 — Нет. — Джеред поднял палец. — Не орден. Только определенные люди, одетые в его одежды и прячущиеся за его слова. Да, канцлера призовут к ответу, не сомневайся. Знаешь, юный Кован, если ты рассчитываешь пойти по стопам твоего уважаемого отца и получить в Конкорде высокую должность, тебе надо научиться подбирать слова с большей осмотрительностью.
 — Наверное. — Кован пожал плечами. Он снова повернулся к морю.
 — По-моему, у него на уме совсем другие вещи, — проговорил Оссакер со смехом.
 — Заткнись, Осей! — рявкнул Кован, у которого по шее разлилась краска.
 Джеред улыбнулся, глядя Ковану в спину, но в то же время почувствовал беспокойство. Он посмотрел на слепого подростка.
 — Откуда ты можешь это знать, Оссакер?
 — Это длится уже много лет. И потом, я могу видеть его очертания в линиях, если захочу. И всякий раз, как он смотрит на Миррон, его карта у меня в голове начинает ярко пульсировать. Вот откуда.
 — Да неужели? А что тебе говорит моя карта?
 Оссакер ненадолго повернулся к нему.
 — Вы будете жить долго, потому что не тратите энергию зря. Но вы не знаете, как к нам относиться. Мы заставляем вас нервничать, а нервничать вы не привыкли. Я вижу это потому, что по вашей карте проходит рябь всякий раз, когда вы оказываетесь рядом с нами, а обычно она очень неподвижная и спокойная. И вам не слишком нравятся дети, так ведь?
 — Что?
 — Это не имеет никакого отношения к карте энергии. Просто мне так кажется, — сказал Оссакер.
 — Ну, спасибо тебе за то, что растолковал мне мои мысли.
 — Но ведь это правда, так?
 Джеред изменил позу и откашлялся.
 — Я просто не привык общаться с детьми, вот и все.
 Проклятье, но мальчишка прав. И то, что его беспокойство заметно и что Оссакер его видит, только ухудшало дело. Джеред стал искать повод изменить тему разговора. Вдали, на Хребте Гестерна, высоко в небо поднимались столбы дыма. Ночью в темноте видны были огни — бесшумные набаты, к которым он все еще не мог привыкнуть.
 — Видите дым? — спросил казначей, указывая в сторону суши.
 Кован и Ардуций проследили за направлением, в котором он указал. Оссакер оскалил зубы в ухмылке:
 — А вы как думаете? — спросил он.
 — Извини, Оссакер. — Джеред на миг прикрыл глаза, мысленно обругав себя за глупость.
 — Не важно. А что это? — улыбнулся мальчик.
 Хороший паренек.
 — Насколько видит глаз, на севере и на юге вдоль гор зажгли сигнальные огни, — сказал Джеред. — Они должны призвать граждан к порядку, потому что в Конкорд началось вторжение. Я был очень рад увидеть их здесь. Гестерн — место удаленное.
 — И что будет происходить, казначей Джеред? — спросил Ардуций.
 — В Гестерне или в Конкорде?
 — Везде.
 — Ну, насчет всего Конкорда я не знаю. В Гестерне это означает, что регулярные легионы должны выйти на места сбора. А когда до них дойдут приказы из Эсторра, они двинутся в поход. Вся угроза исходит от границы с Атреской, так что Киррийская гавань может оказаться очень оживленной. По крайней мере, я на это надеюсь. Всем жителям надо будет внести вклад в подготовку к войне. Торговцы постараются закупить в Карке как можно больше металла и сырья. Кузнецы, оружейники, бронники… всем придется делать то, что требуется Конкорду. Люди будут наблюдать за берегами. Существует система экстренных сигналов, в которую входят маяки и сигнальные башни. И все мужчины, женщины и дети, способные на это, должны будут по требованию взяться за оружие.
 Ардуций содрогнулся и устремил на него встревоженный взгляд. Джеред продолжил:
 — Война — это ужасная вещь, жестокая и пугающая. Находитесь ли вы на переднем крае и сражаетесь или остались дома и гадаете, не явится ли война к вам на порог. Вот почему нам надо подготовиться. Вот почему всем еще в школе объясняют, что такое сигнальные башни. Иногда случается невероятное. Как сейчас.
 — А сработает ли это? — спросил Кован. — Мой отец часто говорил: поскольку люди не верят в возможность нашего падения, никто не обратит внимания на тревогу. Или даже не поймут, для чего служат эти сигналы.
 — Он сказал то же самое и мне, — ответил Джеред с улыбкой. — Но учти, он сказал также, что не уверен, найдутся ли на сторожевых башнях сухой трут и огниво. Но по всему Гестерну горят огни, и это дает мне надежду и ободряет. Нам всем нужно будет сыграть свою роль в войне. Сделать все возможное, чтобы защитить места, в которых мы живем, и людей, которых мы любим.
 — По-моему, вы нас поучаете, — сказал Ардуций.
 — Есть вещи, которые стоит слышать как можно чаще, молодой человек.
 Еще через два дня они прошли на веслах последние отрезки глубинного фарватера в Киррийской гавани и вошли в порт. Там кипела работа. Через увеличительную трубу Джеред мог разглядеть солдат, заполнивших пристани. В порту стояли корабли гестернского военного флота, а также те, на которых развевался флаг Эстории. Это не удивляло — несомненно, они доставили приказы маршалу-защитнику Мардов. И подтверждало, что необходимо будет соблюдать крайнюю осторожность, когда Восходящие сойдут с корабля.
 Казначей понятия не имел, когда именно канцлер Коройен доберется в Эсторр из Вестфаллена и что именно она скажет Адвокату. Хорошо, если у них будет возможность отправить письма с кораблями и птицами. Одно он знал определенно: его собственные послания не могли попасть туда так рано, чтобы их учли в приказах. Это означало, что любое судно Конкорда, любой солдат, чтец ордена или кавалерист могут оказаться шпионами. Хорошо хотя бы, что, добравшись до Эсторра, Коройен не будет знать, что Восходящие находятся у казначея. Ей будет известно только, что они ускользнули из ее лап. К сожалению, Гестерн — весьма вероятное место, куда они могли бы направиться.
 Причал сборщиков был пуст. Желая, чтобы все выглядело как можно более обыденным, Джеред приказал пришвартоваться именно там, а потом быстро спустился вниз, чтобы поговорить со своими подопечными.
 — У нас есть кое-какие преимущества, — сказал он. — Никто здесь не может знать, как вы выглядите, если только сама канцлер не решила рискнуть и отправиться сюда. Но я готов держать пари на свою репутацию, что она этого не сделала. Вы на корабле сборщиков, в обществе казначея. И можете мне поверить: моего присутствия достаточно, чтобы заставить людей отводить взгляды. Но ваши глаза всегда будут вас выдавать. Они выделяют вас из толпы, а вам уже известно, каково быть необычными. Так что когда мы сойдем на берег, будет ли у нас сопровождение маршала или нет, держите головы опущенными. Вас будут окружать мои люди, но ни в коем случае не поддавайтесь соблазну поднять голову, пока я не скажу, что это можно сделать, не боясь опасности. Мы не можем рисковать тем, что вас кто-то увидит. Новости распространяются слишком быстро, а у меня недостаточно мечей, чтобы вас защитить.
 По приказам капитана, раздающимся с палубы, было ясно, что корабль подходит к причалу. Восходящие слышали шум и суматоху в порту, плеск воды о весла, которые гребли в обратном направлении, чтобы замедлить и повернуть трирему. Джереда окликнули по имени.
 — Так. Ждите здесь, пока я вас не позову.
 Казначей шумно взбежал по трапу и окунулся в туманное утро. У причала стояла пара карет и колесница. На всех развевались флаги Гестерна: ярко-красный фон, на котором по обе стороны от увенчанной снегом горной вершины стояли львы на задних лапах. Этот флаг был наследием прошлого, когда страна находилась под правлением Карка. Он удовлетворенно кивнул. Катрин Мардов ждала их, ее длинные темно-русые волосы трепал ветер.
 — А я и не знала, что ко мне едет аудиторская проверка! — громко выкрикнула она.
 — Думаю, что на этот раз я смогу ее отложить, маршал, — откликнулся Джеред. Сходни со стуком встали на место. Он повернулся к кому-то из проберов. — Приведи Восходящих. Проследи, чтобы они держали головы опущенными.
 Казначей быстро сбежал на причал: бетонная поверхность после моря казалась странно неподвижной. Он приветствовал маршала салютом, на который она ответила так же. Мардов — одна из самых влиятельных сторонниц Конкорда. Гестерн под эгидой империи невероятно расцвел, и ее семейство целиком приняло его устройство. Катрин Мардов, которую уважали и в собственной стране, и во всем Конкорде, была высокой стройной женщиной средних лет. Правитель, а не солдат, она обладала острым умом. И этим умом Катрин всегда в полной мере пользовалась. Сейчас она внимательно смотрела на казначея мягкими карими глазами.
 — Твое послание было довольно таинственным, Пол. И тебе несвойственно привозить грузы. Тем более — ценные грузы. Обычно ты их увозишь.
 Джеред улыбнулся, хотя и почувствовал, что шутка была вымученной.
 — Война почти все меняет, правда?
 — Ну так выгружай свою поклажу. Что это такое? Я взяла дополнительный транспорт на тот случай, если она окажется объемной.
 — Это люди, Катрин. Пятеро. — Джеред поднял руку, предупреждая дальнейшие вопросы. — Доверься мне и отвези нас к себе. Там я все тебе расскажу.




 ГЛАВА 50


  848-й Божественный цикл, 8-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Павел Нунан, мастер мечников Второго легиона, Медвежьих Когтей Эсторра, встретил армию Роберто через два дня после того, как они перешли Цинтарит по бродам и повернули на юг, чтобы миновать Турсанские озера на пути в Гестерн. Он подъехал к их лагерю верхом ближе к вечеру, сидя позади одного из кавалеристов мастера Келл. Его сопровождала разведка Роберто.
 Келл заключила его в долгие объятия и лично отвела в палатку к Дел Аглиосу, где как раз планировался следующий этап операции. Роберто встал, чтобы принять приветствие Нунана, а потом приглашающим жестом указал на пустой табурет у стола, за которым собралось его командование.
 — Садись, садись. И возьми поесть.
 — Спасибо, генерал, — поблагодарил остролицый госландец.
 Роберто всмотрелся в него. Последствия ранения в плечо все еще ощущались в том, как держался мастер мечников, а его одежда представляла собой мозаику из заплат. Однако кираса и шлем были начищены и находились в отличном состоянии. А в ножнах у пояса наверняка прятался наточенный гладиус.
 — Она вас нашла! Я так и знал, что у нее получится. — Нунан с любовью посмотрел на Келл.
 — И вот мы здесь, — откликнулся Роберто. — Сколько вас?
 — Мы все еще находим тех, кто выжил у Цинтарита, — ответил Нунан. — И беглецов из цардитских тюрем, и тех, кто заблудился в Галорианах или на пути к Турсанским озерам. Мы связываемся с ними через наших фуражиров и разведчиков. Нам никогда не узнать, сколько солдат потерялись и никогда не найдутся. Но сейчас у нас три тысячи четыреста семьдесят три человека — на тот день, когда я выехал из лагеря. Многие не в состоянии вести бой. Некоторые уже никогда не смогут сражаться. Но мы кое-чего добились. Мы нарушаем снабжение Атрески, хотя испытываем все большее давление со стороны степной кавалерии, которая патрулирует район от равнины Тарит на юге и до бродов. Они наверняка узнают, что вы здесь и идете на юг, и это их встревожит. Но я не думаю, что вы встретите серьезное сопротивление, пока будете идти к Гестерну, — самое раннее, когда пересечете границу Атрески на юге.
 — Я не понимаю, — вмешался Даваров. — Если они знают, что на линии снабжения нападают, то почему они так плохо их охраняют? Тот обоз, который мы захватили, ни за что не устоял бы перед налетом, независимо от того, предупредили бы их или нет.
 Нунан развел руками.
 — И в своей чрезмерной уверенности они похожи на нас, какими мы были до недавнего времени. Я могу только догадываться, но то, что они перевели такие крупные соединения на север, юг и запад, говорит, что они уверены в победе, несмотря на проблемы со снабжением. И что Атреска все равно их снабжает. — Он обвел взглядом собравшихся в палатке, задержавшись на двух уроженцах Атрески, Шакарове и Даварове. — Вы не знаете, да?
 — Не знаем чего? — Роберто ощутил волну холода.
 — Тот обоз, на который вы напали. Я удивлен, что он вообще пересекал Цинтарит. Мы не видели обозов уже двадцать дней. Мы решили, что подкрепления направляют на север или юг, особенно из-за нашего присутствия здесь. А главное, потому, что им нет нужды снабжать свои армии в Атреске.
 — О чем ты говоришь? — спросил Шакаров.
 — Атреска изменила, — ответил Нунан. — Они сражаются рядом с цардитами, а не против них.
 Даваров и Шакаров мгновенно вскочили на ноги. Келл и Нунан последовали их примеру. Келл заслонила собой мастера мечников.
 — Ты лжешь! — бросил Шакаров.
 Нунан смотрел на него не дрогнув.
 — Ударь меня за ложь, если ты в этом уверен. Но я провел здесь пятьдесят дней, когда цардиты были повсюду, на каждой тропе и реке, собирал людей и помогал им выжить. Я здесь потому, что считаю необходимым получить как можно больше информации и по возможности нарушать снабжение. И я собственными глазами видел, что на всех приграничных фортах развеваются флаги старой Атрески. Я видел, как на их стенах цардиты стоят рядом со своими союзниками из Атрески. — Он оттолкнул Келл в сторону. — Ударь меня, если считаешь лжецом!
 Роберто не смотрел на них. Значение того, что он только что услышал, обрушилось на него, словно камни горной лавины. Он потер лоб левой рукой.
 — Сядьте, сядьте! Все вы. — Дел Аглиос подождал, пока все снова не заняли свои места. — Хорошо. Мне понятны ваши чувства, но у нас уже был этот разговор, так? — Он многозначительно посмотрел на командиров-атресцев. — Прошу вас, давайте подумаем об этом спокойно. Половина солдат вокруг этой палатки родом из Атрески. И то, что сказал Нунан, касается их всех.
 — Насколько далеко вглубь страны заходили твои разведчики? — прорычал Шакаров.
 — До самого Харога, — ответил Нунан. — Флаги вывешены и на башнях Юрана.
 Шакаров и Даваров понурились. Оба были крупными, сильными мужчинами, но в свете лампы их глаза влажно заблестели.
 — Но там ведь должно быть сопротивление! — тихо проговорил Даваров.
 — Да, — подтвердил Нунан. — По всей стране, насколько мы видели. В этом мраке есть и хорошие вести, друзья мои. Уроженцам Атрески легко пересечь границу, а со мной множество бойцов из Диких Копий, которые сохранили верность Конкорду. Мы установили контакт с легионами, ведущими арьергардные бои на всем пути до границы с Нератарном. По всей стране сторонники Конкорда наносят удары по цардитам, но их численность огромна, и с ними легионы Юрана. Силы Конкорда не могут рассчитывать на то, чтобы остановить наступление, а гражданская война сыграла на руку нашим врагам. На каждого жителя, который готов нанести им удар, приходится три, готовых кормить и лечить их.
 — Оно организовано, это сопротивление? — спросил Роберто.
 — Почти нет. Но если слухи верны, то там находится генерал Гестерис — где-то на юго-западе. Мы намерены найти его. Будем воевать с цардитами у Нератарна. Переформируем Медвежьи Когти,
 Даваров повернулся к Роберто.
 — Генерал. Роберто. Прошу вас, мы должны присоединиться к этим боям! У нас еще осталось одиннадцать тысяч. Мы можем их сломать!
 — Подожди, — приказал Роберто, поднимая руку. — Нунан, что тебе известно о силах, которые идут на юг, в Гестерн?
 Лицо Нунана помрачнело.
 — Они перевели на тот фронт не меньше семи тысяч. Ясно, что они не рассчитывают встретить сопротивление, пока не достигнут Нератарна, а войска, направляющиеся на север, в Госланд, как я подозреваю, будут только силами сдерживания.
 — Тогда Атаркис расквасит им носы, — подытожил Роберто. — Хорошо. Не думаю, что они приняли во внимание нас. По крайней мере в достаточной степени.
 — Не говори так, Роберто, — сказал Даваров. — Это делает Гестерн решающим фронтом для Конкорда.
 — Нунан? Что ты скажешь о Гестерне?
 — У меня очень мало сведений, генерал, — ответил мастер мечников. — Но вы ведь не случайно туда двигаетесь, правильно? Туда сейчас направляются не меньше двадцати пяти тысяч цардитов. А у Джорганеша уже были стычки со степной кавалерией и пехотой Царда. Если он отступит, то давление на границу Гестерна усилится. А если он останется на месте, он будет рисковать тем, что его отрежут.
 — И каким бы ни было его решение, оно наверняка уже принято, — вмешалась Элиз Кастенас. — Если считать, что он получил наши послания или связался с гестернцами.
 — Я считаю, что главное вот в чем, — проговорил Роберто. — Какое бы направление мы ни выбрали, мы будем преследовать цардитов. Но очевидно, что для Конкорда опаснее потерять Гестерн, чем Атреску, просто за счет тяжести обороны, которая осуществляется на более обширной территории. Мы продолжим двигаться, как планировалось. А ты, Нунан, все еще полон решимости направиться в Атреску?
 — Безусловно, — заявил Нунан. — Генерал Гестерис — мой командующий. Мой долг — попытаться его отыскать.
 — И мой, — добавила Келл. — Я — Коготь.
 — Я уважаю ваше решение, — заявил Роберто. — Гестерису повезло. Нам не помешали бы такие бойцы, как вы. Но прежде чем вы с Келл отправитесь обратно к своим отрядам, скажите мне, как вам удалось предотвратить дезертирство ваших легионеров-атресцев. Думаю, Даварову и Шакарову крайне интересно это услышать.
 — Все очень просто, — ответил Нунан. — Я и мастер мечников Диких Копий поговорили с каждым отдельно относительно их верности Конкорду или независимой Атреске. Те, кто высказался за Конкорд, сняли опознавательные знаки Атрески. А тех, кто подал голос за Атреску, в моей армии больше нет.
 — Ты позволил им вернуться домой? — спросил Шакаров, хмурясь.
 — О нет, — возразил Нунан, с опасением глядя на обоих атресцев. — У нас и без того слишком много врагов. Я не стану добровольно увеличивать их число.
 — Война начинает жалить, — прошептал Даваров. — Конкорд  должен победить!


* * *

 — Поднимите головы, Восходящие, — сказал Джеред. — Здесь вы среди друзей.
 Они взглянули на Ардуция, и тот кивнул, хоть и чувствовал беспокойство. Восходящие подняли головы и посмотрели на маршала Мардов и небольшую, роскошно обставленную гостиную, в которой находились. У казначея защемило сердце при мысли о том, что у них может никогда не быть других друзей, кроме них самих.
 Маршал-защитник увидела их глаза, прикрыла ладонью рот, чтобы приглушить вскрик, и отшатнулась. Потом она повела рукой вдоль груди, делая охранительный знак Всеведущего, и уставилась на Восходящих. Затем ее взгляд медленно переместился на Джереда.
 — Что они такое? — спросила Катрин Мардов.
 — Спроси у них сама, — ответил Джеред. — Полно, они просто дети.
 Маршал снова повернулась к ним и окинула неприязненным и недоверчивым взглядом. Оссакер, сидевший рядом с Ардуцием, снова опустил вниз невидящие глаза. Миррон взяла пример с Гориана, смотревшего на маршала с гордостью, к которой примешивался гнев. Он пытался подобрать нужные слова.
 — Мы — будущее, — заявил Гориан. — И господин Джеред говорит, что мы выиграем войну для Конкорда. Вот что мы такое.
 Ардуций почувствовал, что на губах у него появляется улыбка. В кои-то веки горячий Восходящий не стал вести себя воинственно.
 — Как именно? — спросила маршал.
 И они ей рассказали — главным образом Ардуций, но к концу объяснения в нем участвовал каждый. Мардов к этому времени тоже села, захваченная их рассказом. И если Ардуций не ошибался, то Джеред гордился ими.
 — Пожалуйста, — сказал Оссакер в заключение, — из всего, что вы слышали, вы должны в первую очередь поверить тому, что мы не против Бога, мы с Богом. И мы служим Ему и Конкорду.
 — Манипулирование стихиями? — Мардов покачала головой. — Неужели это может быть правдой?
 — Подумай, какие возможности за этим стоят! — подсказал Джеред. — Хочешь, чтобы тебе продемонстрировали что-нибудь?
 — Не уверена, что хочу. Вы ведь можете меня понять? Может, потом, — ответила маршал. — Вы должны согласиться, что все это довольно трудно принять. Меня не удивляет, что канцлер отреагировала на это именно так. Это…
 Мардов задохнулась, не находя нужных слов.
 Ардуций внимательно смотрел на нее, пытаясь догадаться, что она на самом деле о них думает. Дружба с Джередом заставила маршала выслушать их. Но ее взгляд по-прежнему сохранял выражение, которое в последнее время стало им слишком хорошо знакомо. Беспокойство. Тревога. И неприязненная настороженность, которая быстро вела к страху и ненависти. Забавно. Ардуцию так отчаянно хотелось почувствовать под ногами твердую землю, ощутить вокруг себя надежные стены, снова спать в удобной кровати. Он пробыл здесь всего несколько часов — и ему уже хотелось покинуть этот город.
 — Но я тебе помогу, Пол, — сказала маршал. — Не знаю, что ты собираешься с этим делать, но я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы тебе доверять.
 — Большего я и не прошу, — отозвался Джеред.
 — И мы все просим только этого, — добавил Ардуций. — Только чтобы нам дали шанс. Не судили заранее.
 — Хорошо, — заключила маршал. — Так. Куда вы направитесь? Несмотря на то что я сказала, я не считаю, что вы сможете вести свои битвы здесь. Мы в отчаянном положении, но не в таком отчаянном, чтобы мои люди приняли нечто настолько новое, настолько…
 Она беспомощно взмахнула рукой.
 — Необычное, — подсказал Гориан.
 — Э… да. — Маршал смущенно улыбнулась.
 — А почему вы в отчаянном положении? — осведомился Джеред. — Мне казалось, что ваши границы хорошо защищены. И поскольку на востоке находится Карк…
 — Цардиты продвигаются на юг очень быстро. В Атреске реального сопротивления нет, как ты прекрасно знаешь. Их число и вооружение указывают, что цардиты намерены пройти сквозь нас, а не удерживать. Это опять-таки не неожиданность. Мне нужен Джорганеш. У меня нет от него известий. У него четыре легиона, и им, по моим сведениям, противостояли небольшие силы, хотя степняки, как всегда, настоящая проблема. Если бы на моих фортах находился он, я была бы относительно спокойна. Без него я не дотяну до дуса. У цардитов много кораблей в заливе Харин. Я не могу перевести мои легионы и корабли с востока, опасаясь вторжения с моря. Из центра подкрепления не придут. Ты знаешь, в чем проблема, Джеред. Чрезмерная рассредоточенность. Цинтарит и Атреска были ключевыми пунктами. Обоих нет. Что бы ты ни рассчитывал сделать, это нужно сделать быстро.
 Ардуций посмотрел на Джереда. Эта новость явно стала для него неожиданной. Он говорил им о том, с каким давлением будет иметь дело Гестерн, но что-то пошло не так, как он рассчитывал.
 — Я полагал, что к этому моменту Джорганеш уже будет здесь, — негромко сказал казначей.
 — А его нет, — ответила Мардов. — Моим разведчикам не удается его отыскать, и мои контакты среди карку тоже ничего не дают. Я молюсь, чтобы он оказался в Атреске — возможно, ведя бои с противником, о котором мне неизвестно. В гавани мы не отправляем подкрепления, мы ведем эвакуацию. Город превращается в казармы. — Она с сомнением посмотрела на Восходящих. — Их всего четверо, какими бы сильными ты их ни считал. Если Джорганеш уничтожен, то более тридцати пяти тысяч цардитов идут сюда, и мне не удастся оказать им сопротивление. Даже если бы у меня была стена по всей северной границе. Пол, куда ты с ними отправишься?
 Джеред глубоко вздохнул.
 — Мне нужно найти Роберто Дел Аглиоса. Мне нужно, чтобы он принял Восходящих. Только так можно будет использовать их способности, не обратив против них орден или армию. Мне нужно направиться к сирранской границе и последнему его известному местоположению. Я рассчитывал пройти вдоль границы с Карком и обогнуть озерный край.
 — Боже Всеобъемлющий! — промолвила Мардов. Она обвела взглядом Восходящих, и Джеред знаком попросил ее продолжить. — Ты с ума сошел? До Сиррана добираться целую вечность, и это если считать, что Роберто по-прежнему там! Если он получил известие о Цинтарите, то он либо направляется назад через Госланд, либо сам идет к бродам.
 — И это было бы настоящим благословением.
 — На которое ты рассчитываешь, как я подозреваю. — Джеред поднял брови и наклонил голову. — Я понимаю, о чем ты думаешь, Пол, но это нереально. Тебе сейчас нельзя ехать по Атреске. Моих лучших разведчиков отлавливают. Цардитская конница повсюду. И даже если ее где-то нет, то там есть атресские предатели.
 — Тогда что ты предлагаешь, Катрин?
 — Если ты хочешь попасть в Цард, у тебя есть только одна возможность, но ты не сумеешь взять с собой всех людей, которых привез на корабле. Ты, эти четверо и самое большее еще пара человек, чтобы вас не сочли налетчиками и не убили на первой же миле пути. — Маршал пожала плечами. — Вам придется ехать через Карк.


* * *

 Форум Брода Чаек наводнили цардитские солдаты. Похоже, что эля и вина на всех не хватит — и опять начнутся неприятности. Как каждый вечер после так называемого «освобождения» Атрески. Цардиты заваливались спать там, где им вздумалось, превратили базилику в центр управления и жилье для офицеров, брали все и ни за что не платили. И это должно было считаться лучше, чем правление Конкорда.
 Хан Джессон слышал те же оправдания, которые уже десять лет повторял Юран. Насчет того, что мир и изобилие идут за войной и лишениями. Он стоял на ступенях форума с претором Горсал, чьи слова звучали примирительно, но улыбка выдавала волнение.
 — Надо дать им время.
 — На что? — спросил Джессон. — На то, чтобы уничтожить остальную часть города, которая уцелела при набегах? Оглянись вокруг! Это не освобождение. Это оккупация. — Знакомый спазм сжал ему желудок. — И где моя семья?
 — Со временем, — ответила Горсал. — Со временем.
 Джессон пристально посмотрел на нее.
 — Мне этого недостаточно.
 Он спустился по ступеням и оказался на площадке форума. Она провоняла потом и спиртным. Жители превратились в прислугу. Никто уже даже не притворялся, что за что-то будут платить. А когда продукты закончатся, их бросят. Джессон согласился на измену только потому, что ему обещали вернуть жену и сына. С тех пор прошло почти шестьдесят дней. Но из жителей, похищенных шесть долгих лет тому назад, никого не вернули домой.
 Командир цардитов пил со своими людьми в угловой таверне. Это был заносчивый мужчина, слишком уверенный в своей власти и не замечавший настроений, которые возникли в городе. Джессон протолкался между солдатами, пытаясь не растерять решимости. Они не обращали на него внимания. В конце концов, он никакой опасности не представлял. Командир цардитов, сентор по имени Харешин, посмотрел на него мутными глазами. До сумерек оставалось еще несколько часов, а этот человек уже был пьян! Джессон боялся наступления темноты.
 — Ты пришел, чтобы что-то мне предложить? — спросил сентор, пытаясь выпрямиться. Цардиты едва владели диалектом Атрески, так что жителям пришлось перейти на спотыкающийся язык приграничья, которым все они давно уже не пользовались. — Произнести слова благодарности или помолиться нашим богам?
 Все повернулись к ним.
 — Нет, — ответил Джессон, — я пришел попросить, чтобы вы доказали мне, что вы действительно мой союзник.
 — Доказал? — Сентор улыбнулся и поднял стакан. — То, что мы здесь, — это достаточное доказательство. То, что Конкорд изгнан отсюда и скоро исчезнет с лица земли, — это такое доказательство, что большего никому и не надо. Уходи. Или лучше принеси мне еще выпивки. Эта согрелась.
 Он плеснул вино на стол, а потом демонстративно вылил остальное.
 — Ваши налетчики отняли у меня жену и сына, — заявил Джессон, которого отчаяние в конце концов заставило быть смелым. — Докажите, что вы лучше Конкорда. Найдите их для меня.
 Харешин расхохотался ему в лицо.
 — Вернуть. Когда их забрали?
 — Шесть лет назад. Их увел сентор Ренсаарк.
 — Шесть лет? — Харешин посмотрел на своих солдат, и хохот стал громче. — Неужели Конкорд захватил не только твою страну, но и твой разум? Они для тебя потеряны. Проданы. — Его улыбка стала презрительной ухмылкой. — Твой сын — раб, если еще не умер. А твоя жена… Вообрази. Она стонет под мужчиной, которому теперь поклоняется и которому охотно отдает свое тело. Под мужчиной, чье семя зреет у нее в утробе. Под мужчиной, который не позволит другим увести ее. Этот мужчина — цардит.
 Джессон смотрел прямо на него. Ярость кипела в нем, но он удержал ее внутри.
 — Она счастлива. Теперь. — Харешин откинулся на стуле. — Тебе этого достаточно?
 — Нет, — негромко отозвался Джессон. — Совсем не достаточно.




 ГЛАВА 51


  848-й Божественный цикл, 8-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Джорганеш пришпорил испуганного коня и поскакал назад вдоль длинной колонны своих войск, криками призывая к порядку.
 — Щиты вверх! Оборонять склоны! Я хочу видеть копья, я хочу видеть стену стали и дерева! Покажите им герб Конкорда!
 Огненный дождь усилился. С высоты заросших деревьями склонов, обступивших теснину, сыпались горящие стрелы и камни. Челюсти капкана захлопывались за беспомощной армией Конкорда, оказавшейся внизу. Жаркий воздух наполняли крики мужчин и женщин и ржание коней. Дым заволакивал узкую дорогу на дне теснины и плыл вверх, скрывая деревья, за которыми так хорошо спрятались цардиты.
 Камни катапульт со свистом летели вниз. Обмазанные горящим дегтем снаряды падали повсюду, раскалываясь на склонах и ударяя по его легионам. Они крушили щиты и кости, пробивали бреши в оборонительном строе и уничтожали повозки.
 — Стоять! — крикнул генерал. — Стоять!
 По обеим сторонам колонны его кавалерия мчалась вверх по склонам, к деревьям, атакуя невидимого противника. Дождь стрел, выпущенных из тысяч луков, стучал по щитам и находил малейший зазор в защите. Джорганеш ощущал страх своей армии. Они долго не продержатся.
 Горящая стрела впилась в шею его лошади. Животное с воплем встало на дыбы. Джорганеша отбросило назад, он больно ударился задом об обожженную солнцем землю и откатился в сторону. Чьи-то руки схватили его за плечи и перевязь и оттащили прочь от бьющейся лошади. Она рванулась вверх по склону, потом повернула и помчалась обратно к голове колонны.
 Джорганеша подняли на ноги и втянули под защитную стену, где стояли испуганные, но полные решимости пехотинцы — триарии. Чье-то залитое кровью лицо вплотную приблизилось к нему. Мастер мечников, Торд Парнфорст, из Семнадцатой алы, Громы Бакира, заорал, перекрикивая оглушительный рев.
 — Нам надо выбираться отсюда, генерал! — Пылающий камень пробил защиту справа от них, совсем рядом. Мужчины пригнулись. Огонь плеснул на триариев. Оторванная рука ударила Джорганешу в шлем, обрызгав лицо кровью, и упала у ног. По рядам пехоты пробежала волна тревоги. — Нас рвут на части!
 — Теснина тянется на десять миль! — прокричал в ответ Джорганеш, выплевывая кровь изо рта. — Нас убьют, если мы попытаемся бежать. Надо дать кавалерии время, чтобы подавить артиллерию.
 — Будем атаковать вверх по склону! — Парнфорст махнул рукой в сторону лесистых склонов теснины. Стрелы грохотали по стене из щитов. Снова рев справа. — Отдельными манипулами.
 — Я…
 — Вы нас здесь не удержите. Гастаты скоро сломаются.
 Джорганеш посмотрел на него, понимая, что мастер мечников прав. Любекская теснина с самого начала представляла собой рискованный маршрут, но он вынужден был пойти на это, несмотря на все убедительные возражения. Когда из Гестерна им сообщили об армии, которая быстро шла через Атреску, Джорганеш оторвался от противника и ускоренным маршем повел солдат обратно вдоль границы с Карком.
 Время работало против них, и на открытой местности ему едва удавалось сдерживать степную кавалерию. Любекская теснина давала возможность отдохнуть от вражеских налетов и на четыре дня сократить дорогу в Гестерн. Никто из его разведчиков не увидел приближающейся опасности. И теперь Джорганеш застрял в узком пространстве, где его армия растянулась больше чем на три мили.
 Бежать означало пожертвовать артиллерией и ранеными. Стоять угрожало гибелью от сабель врага. Нескоординированная атака была таким же смертным приговором.
 — Генерал! Пожалуйста!
 Джорганеш кивнул.
 — Строй отряды! Отправь вестовых вдоль колонны. Манипулы направо и налево через одну. Сохранять стену впереди и с тыла. Все начинаем движение по моему сигналу.
 — Мы им покажем! — Парнфорст ухмыльнулся.
 Он повернулся и закричал, вызывая добровольцев на роль вестовых.
 Джорганеш нагнулся и взял поврежденный щит у погибшего солдата. Он прошептал краткую молитву о продолжении циклов, освобождая руку. Вокруг с воем пролетали камни баллист и свистели стрелы. Он дожидался ненавистного удара, пытаясь сосчитать снаряды. Двадцать, тридцать… Определить было трудно.
 Генерал протолкался мимо окружавших его солдат — сгрудившихся потных сгустков страха. Он криком призвал к решительности и сплоченности, обещая отмщение и победу. Высоко подняв щит справа над собой, Джорганеш побежал назад вдоль строя, приказывая центурионам построить манипулы. Он намеревался добраться до головы колонны, взять новую лошадь и лично возглавить наступление.
 — Мне нужен конь, — бросил Джорганеш одному из экстраординариев.
 Не заботясь о собственной безопасности, генерал взбежал невысоко по склону теснины. Необходимо увидеть, что происходит дальше вдоль строя. Необходимо убедиться, что армия держится. Он увидел, как его кавалеристы скачут группами, поднимаясь все выше. Через сорок — пятьдесят ярдов выше склоны становились крутыми и каменистыми, а деревья росли под углом. Не видно и не слышно было, находят ли кавалеристы противника, — шум внизу стоял оглушительный.
 Выбрав место, где он был хотя бы частично защищен, Джорганеш повернулся и посмотрел на катастрофу, происходившую внизу. Его взгляду открывалась миля теснины, далее сворачивающей направо и скрывающейся из глаз. Дно долины являло собой море щитов, блестевших на солнце, чьи лучи едва пробивались сквозь тучи дыма. Черные и серые кольца уходили вверх от мест последних попаданий, и Джорганеш видел мириады стрел, прочертивших небо. За ними следовали камни катапульт, которые крушили его армию или врезались в скалы по сторонам теснины.
 Армия была бугрящейся, движущейся змеей. Джорганеш видел, как по ней передается его приказ, манипулы перестраивались для наступления. Он кивнул: увиденное производило впечатление. Под обстрелом дисциплина все равно сохранялась. До него докатились звуки армии, стремящейся сохранить порядок, и генерал понял, что солдаты его не подведут. Но внизу столько трупов! Так много черной смерти размазалось по долине! Сколько тысяч уже потеряли его легионы?
 Генерал собрался возвращаться, но что-то привлекло его взгляд выше по склону, за кавалерией. Он заметил движение у самой земли. Трава и кусты шевелились: в них передвигалось что-то гладкое.
 — Что это? — прошептал Джорганеш.
 Появился какой-то новый звук. Его уже почти удавалось различить. И к тому моменту, когда кони кавалерии начали вставать на дыбы и шарахаться, он уже бежал обратно к своей армии.
 — Встать! — заорал Джорганеш. — Встать! Щиты в землю! Клинки низко. Пригнуться, пригнуться!
 Не было надежды, что его услышат и приказ успеет пройти по длинной колонне, растянувшейся больше чем на милю. Генерал мог только надеяться, что его центурионы успеют увидеть то, что увидел он, до того как станет слишком поздно.
 Несясь вниз по склону, кавалерия легиона пыталась справиться с испуганными лошадьми, вокруг которых кишели собаки, кусавшие их за ноги. Среди непрекращающегося дождя стрел и камней первые псы вырвались из зарослей и налетели на неподготовленную пехоту. Они кусались, лаяли и процарапывали себе путь глубоко в ряды армии. Это были некрупные и злобные охотничьи собаки, ловкие и кровожадные.
 Звуки ударов разнеслись по всей долине. В армии воцарился хаос. Джорганеш ударил щитом в морду рычащего животного и вспорол ему брюхо гладиусом. Следующее налетело на него и сбило с ног. Генерал рубанул наискось, попав по спине. Пес взвизгнул и повернулся. Вторым ударом генерал снес ему шею.
 Джорганеш снова встал на ноги. Всюду царила паника. Солдаты горели и — о боже! — вели бой со зверями. Кое-где мчались кавалеристы, пытаясь наносить удары, отгоняя собак.
 — Держите строй! — крикнул он.
 Но в этом гвалте приказов никто не слышал.
 Генерал осмотрелся в поисках Парнфорста, но мастера нигде не было видно. Насколько хватало глаз, строй везде разбился. Вокруг валялись собаки, проткнутые копьями. Там, где прокатилась волна животных, у солдат оставались рваные раны на руках и лицах. Бой продолжался. Все новые псы сбегали вниз по склону и бросались на армию Конкорда, ища добычу.
 Джорганеш повернулся лицом к склону, встав вместе с гастатами сорок второго эсторийского, Золотыми Львами.
 — Я с вами, Львы! Они разобьются о нас!
 Но крики вокруг только усиливались, и генерал услышал в них ужас. Цардиты пошли в наступление. Лес копий плыл по склонам прямо на них — тяжелых копий для ближнего боя, способных пробить щиты и доспехи. Враги хлынули вниз, издавая вопли угрозы и торжества. Насколько он мог видеть в обе стороны, отовсюду из-за деревьев бежали цардиты, гоня перед собой последних собак.
 Их были тысячи. Тысячи! Такого количества солдат на юге просто не могло быть! В королевстве нет таких армий!
 — Стоять! Стоять! — выкрикнул Джорганеш, снова выставив перед собой щит.
 Он был в первом ряду среди самых неопытных воинов, вселяя в них боевой дух, чтобы они не дрогнули.
 Перегруппировавшаяся кавалерия Конкорда мчалась вдоль подножия склона слева от него. Тела цардитов падали и дергались, сраженные стрелами, выпущенными на скаку всадниками или теми немногими пехотинцами, которые сообразили пустить в ход луки. Штандарты легионов по-прежнему гордо развевались над колонной, призывая к себе рассеянные ряды солдат.
 Цардиты накатились на них — волна стали и мускулов. Повторение цардитских атак начала войны, только на этот раз мощная беспорядочная атака не разобьется о лес пик и копий. Ее не встретит несгибаемое тройное построение. Колонна Джорганеша была шириной всего в десять человек, и ее атаковали с обеих сторон.
 Джорганеш принял первый удар на щит, чувствуя, как треснувшее дерево и металл слегка подаются. Его гладиус стремительно ударил из-за щита, вонзившись глубоко в тело цардита. Враг отшатнулся, и его место заняли трое других. Чьи-то руки вырывали у него щит, клинки с шумом резали воздух над головой. Он взмахнул мечом на уровне глаз и услышал вопль боли. Справа под тяжестью врагов рухнул наземь гастат. Джорганеш ударил вбок, кому-то угодив в спину, потом вверх, разрезав чье-то лицо.
 Слева строй рассеялся и сломался. Среди них оказались цардиты. Лучников убили на месте, не дав им возможности сделать очередной выстрел. Джорганеш попятился. Цардиты последовали за ним. Смуглые вытянутые лица воинов-степняков обратились к генералу. Лица кареглазых и черноволосых мужчин хранили невозмутимое спокойствие, выражая холодную решимость сломить Конкорд. Клинок ударил справа. Джорганешу удалось отчасти сместить удар, но его доспех прогнулся и сдавил генерала. Он резко выдвинул щит вперед, ударив в лицо одного из противников. Нос цардита сломался, носовая кость вошла в мозг и убила его.
 Рев слышался отовсюду. Генерала окружал ураган. Он с трудом мог различить в этой мгле солдат Конкорда, продолжающих бой. Он слышал, как они кричат, сражаются и гибнут. Цардиты продолжали спускаться по склонам теснины. Глаза генерала заливала кровь, ноздри забивала вонь врагов. Джорганеш рубил налево, направо и вперед, беспрестанно двигая щитом и выискивая людей, которые могли бы встать рядом.
 Мимо проскакали всадники. Цардиты упали как подкошенные, целой полосой.
 — Держать позицию! — прокричал он в мимолетное затишье.
 Но гастаты не были готовы к такому. Они рванулись в пространство, которое расчистила им кавалерия, полагая, что за спинами всадников безопаснее. Они разбили строй, погнавшись за цардитами, и их начали убивать, одного за другим.
 Джорганеш зычно заорал, требуя порядка. Напор был чудовищным. В прорыв ринулись цардиты. Однако из-за его спины все еще летели стрелы, поражая врагов. Джорганеш сшибся клинком с цардитом, заставив его отступить. Противник споткнулся о корень и упал. Генерал нанес удар, попав ему прямо в шею.
 Еще один клинок двигался в его сторону. Он пригнулся и поднял щит, отклоняя удар. За его спиной тоже кипел бой. Джорганеш посмотрел через плечо. Уже недолго. Генерал яростно взревел. Его гладиус поднялся над головой и вонзился глубоко в шею врага. Джорганеш извлек клинок, сделал шаг назад и двинул щит влево, сбив с ног еще одного цардита. Он с силой наступил на врага, двинувшись на третьего противника. Чей-то клинок ударил по его щиту, отбросив назад.
 Джорганеш скользнул взглядом по своему строю. Они проиграли. Цардиты заполнили дно теснины. Он увидел, как зашатался и упал штандарт, услышал торжествующий крик цардитов. Гастаты беспорядочно бежали. Принципии образовали тесный круг и отчаянно сражались. Триарии встали строем в пять человек, но на них наваливалась жуткая масса цардитов. Кавалерия скакала вдоль флангов, пытаясь оттеснить врага, но с каждым проходом ее численность уменьшалась.
 Джорганеш призвал гастатов сплотиться вокруг него. Его знаменосец по-прежнему стоял рядом с ним, но больше никого не было. Солдаты пытались к нему пробиться. Он закрывался щитом и, не отводя клинок далеко, отбивал направленные на него удары. Цардиты его заметили. Их сенторы требовали крови военачальника. Под ногами генерала земля стала скользкой и ненадежной из-за трупов его солдат. То же самое должно происходить вдоль всех трех миль колонны Конкорда. Им необходимо перестроиться. Необходимо держаться!
 — К триариям! — крикнул Джорганеш всем, кто мог его услышать.
 Вокруг него сражались примерно двадцать гастатов. Этим солдатам будут оказаны почести — если они выживут. Они остались в строю, когда их товарищи обратились в бегство. Генерал ударил щитом в спину цардита, который только что уложил пехотинца. Он вонзил меч ему в загривок и пробежал по его упавшему телу к своему строю. Слева и справа гастаты рубили, кололи и били щитами. Однако цардиты были повсюду. Они с силой налетали на небольшой отряд под штандартом, отчаянно пытаясь уничтожить его и генерала.
 Джорганеш молился о силе и стойкости. Клинок, непонятно откуда взявшийся, разрубил верх его щита и впился ему в руку. Он захрипел от боли и слабо ударил сломанным щитом, ощутив, как тот соприкоснулся с плотью. Цардит ворвался в просвет между генералом и каким-то триарием. Прямо перед глазами Джорганеша теснился лес клинков и тел.
 Генерал услышал, как впереди кто-то выкрикивает его имя. Парнфорст. Живой. Значит, надежда еще оставалась. Джорганеш ринулся вперед. Его клинок впился в поясницу очередного цардита. Он выставил перед собой остаток щита и побежал, призывая гастатов не отставать. Вдруг слева от него какой-то юноша получил удар в живот и, падая, врезался в генерала. А справа его телохранителю перебили ноги.
 — Генерал Джорганеш!
 Лицо Парнфорста было близко, так близко! Джорганеш почувствовал необычайную боль в бедре, и его правая нога подломилась. Он упал на колени, в падении нанося очередной рубящий удар. Цардит не успел выставить перед собой клинок. Что-то ударило генерала по макушке и бросило вперед. Он упал на щит и попытался перекатиться на спину.
 — Джорганеш!
 Крики стали тише. Над ним было небо, вокруг — тела, тела и тела. Джорганеш увидел, как штандарт Золотых Львов сломался и упал. Он слышал торжествующие крики врагов. И видел только спины своих немногочисленных солдат, ведущих круговую оборону. Генерал хотел им крикнуть, чтобы они бежали. Доставили известие в Гестерн. Он хотел приподняться, но что-то пришпилило его к месту. Джорганеш ощутил головокружение и отчаянно пытался не дать своему сознанию погаснуть.
 — Джорганеш…
 Возможно, никто не звал его. Или, возможно, это Парнфорста уводили прочь — таким далеким был зов. Джорганеш закашлялся и почувствовал соленый привкус во рту. Кто-то стоял над ним. Цардит. Один из бесчисленного множества. Он помолился за жизнь Адвоката и попросил Бога о милосердии.
 Боль. Недолгая боль.




 ГЛАВА 52


  848-й Божественный цикл, 11-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Прошло уже тридцать дней, а чувство потери не притупилось. Свет жизни погас на двадцать пятый день от рождения соластро и не возвратился. Конечно, люди продолжали жить. Но все изменилось — и внутренне, и внешне. Благословенные стали проклятыми.
 Эстер Наравни открыла ставни навстречу новому дню неуверенности и тревоги. Так пусто кругом. Нет смеха и радости. Нет всего, что когда-то составляло суть Вестфаллена. Теперь он стал просто провинциальным городком, полным серых и хмурых лиц. Винят ли они Восхождение? Возможно. Однако открыто этого никто не показывал.
 Эстер отвернулась от окна и вышла из своей комнаты в гулкую пустоту виллы. Ей все еще казалось, будто в самых дальних уголках слышится эхо голосов юных Восходящих. Она ждала, что голос Ардола Кессиана разнесется в библиотеке или столовой. Или поднимется вверх над шумом фонтанов. Но на самом деле Эстер слышала только шлепки собственных сандалий по камню. Странно, что все Ступени больше не могли определять местонахождение друг друга. Раньше это казалось таким естественным, но смерть Кессиана разорвала узы, которые связывали их всех, и они потерялись в общем пространстве.
 Ничто больше не радовало сердце Эстер. Даже голоса пяти малышей, которые вполне могут оказаться следующей прядью истинного Восхождения. Им было уже почти семь лет, и они хорошо развивались. Их обучением занимался Андреас, и потому они не ощущали потерю Кессиана так остро, как те, которых сейчас нет с ней. А нынешние младенцы уже не узнают улыбки Ардола, не ощутят его надежной силы. Такая трагедия! Возможно, когда они подрастут, о Кессиане уже смогут говорить с теплой любовью, а не с горечью утраты в сердце.
 Эстер собралась с силами и направилась в Вестфаллен, чтобы совершить ежедневное паломничество к Дому Масок. Этот ритуал давал ей силы пережить очередной день, ощущая на плечах тяжелый груз, который теперь лег на нее как на Мать Восхождения. Путь был недлинный, но он всегда возрождал ее печаль и заставлял вспомнить о нерешенных вопросах.
 Звуки пил и молотков и крики людей разносились по окраинам города. Куда ни глянь, везде под бдительным присмотром Васселиса и Аркова шло строительство. Строилось все исключительно уродливо, хотя сейчас эстетика мало занимала Эстер. Происходящие события заставляли ее сомневаться в том, во что она верила всю жизнь.
 Теперь за чертой города пять сторожевых башен надзирали за всеми подступами к Вестфаллену по суше. Они торчали над землей, словно грозящие пальцы, их сконструировали прочно, функционально и безобразно. В каждом в случае необходимости можно установить баллисту и разместить двадцать лучников, так сказал Арков. Если бы только на этом все закончилось! Но видимо, угроза была столь сильна, что Васселис приказал окружить Вестфаллен барьером из дерева и камня.
 Строительство укрепленной стены шло полным ходом. Ее строили от северного берега залива, с того места, где тропа по скалам поднималась к фруктовому саду. Высотой в двадцать футов, из толстых и тяжелых деревянных досок, специально обработанных для огнестойкости, стена связывала между собой каменные башни, на которых установят баллисты или катапульты. Они сами создавали себе тюрьму, и каждый день при виде ее Эстер трясла головой, не чувствуя себя способной примириться. Неужели на свете столько ненависти, что они оказались в такой беде?
 Ступени Восхождения не имели права навлекать все это на Вестфаллен. Не имели права подвергать этих чудесных людей ежедневному страху и неуверенности. Эстер подавила в себе гнев и зашагала вверх по склону к Дому Масок, где, как всегда, встретила Дженну Кессиан.
 Эстер коснулась коленями травы рядом с ней. Дженна повернулась и уткнула лицо в грудь Эстер, с плачем цепляясь за нее. Она стала такой старой и дряхлой! Гибель Ардола убивала Дженну вернее злокачественной опухоли. Осталось уже недолго.
 Спустя какое-то время Дженна успокоилась и отодвинулась. Эстер почти не ощутила ее тяжести, настолько бедняжка похудела.
 — Он так долго был со мной! Намного дольше, чем я могла мечтать, Бог благословил его, — проговорила Дженна тихим ломким голосом. — И все равно мне кажется, что его украли у меня до срока. — Она подняла на Эстер полные отчаяния глаза. — Мне так хотелось бы радоваться его возвращению в землю и спать спокойно, зная, что он в объятиях Бога. Она лишила меня этого. Она забрала у меня покой.
 — Ох, Дженна! — отозвалась Эстер, не находя ответа.
 — Я не хочу ненавидеть. Но больше у меня в сердце ничего не осталось.
 Эстер ощутила себя опустошенной и раздавленной. Какой смысл пытаться отвратить Дженну от чувства, которое каждый день пробуждалось в ней самой? Новый гнев загорелся в сердце Эстер. Чтобы эта чудесная женщина уходила из жизни с ненавистью в сердце!
 — Не испытывай ненависти, когда ты ляжешь рядом с Ардолом, — прошептала Эстер,
 — Я надеюсь, что он сможет избавить меня от этого. — Дженна улыбнулась.
 — Он сможет, — отозвалась Эстер. — Он дает нам всем силы, чтобы идти дальше. Вот почему я здесь.
 — Он будет счастлив, что теперь Ступени в твоих руках, — сказала Дженна. — Он всегда гордился тем, какая ты сильная.
 Эстер вздохнула. Она совсем не чувствовала себя сильной.
 — Где они, Дженна? В безопасности ли они? И живы ли вообще?
 Дженна похлопала ее по колену.
 — Направляются в Сирран, где будут недосягаемы для ордена. Это наше единственное благословение.
 Но Эстер не разделяла уверенности Дженны. Высоко в Дуканских горах ясное небо омрачало пятно дыма и огня, которое служило сигналом, оповещающим о вторжении. Васселис получил известие, что огни зажглись из-за разгрома армии Конкорда в Царде и вторжения в Атреску. Горе Дженны ослепило ее. Восходящие направляются в зону военных действий. Эстер молилась, чтобы с ними рядом оказался кто-то надежный, как обещал маршал-защитник.
 Она какое-то время слушала негромкие слова Дженны, присоединила к ним свои молитвы и обращения и встала, чтобы дотронуться до маски Кессиана. Для того, что хотели сказать и поднести Ардолу люди, не хватило места, так что их новая чтица-мирянка разрешила использовать как внутреннюю сторону маски, так и специально размеченный лист книги. Такое обильное выражение чувств шло вразрез со священными писаниями, но, как сказала чтица, она не единственное лицо в ордене, создающее правила для собственного удобства. При этом она даже не пыталась скрыть горечь, прозвучавшую в ее голосе.
 Эстер сжала плечи Дженны и пошла обратно в город. На форуме в эти дни было тихо. После трагедии, вызванной визитом канцлера, торговцы в город не приезжали. Васселис заверил жителей, что в результате никто в убытке не останется, и многие мастерские, трудившиеся в расчете на торговлю с другими провинциями, закрылись, а ремесленники приняли участие в оборонительных работах. Пусть город был лишен радости, но его переполняла решимость выжить.
 Эстер направилась к центру строительства. Накануне днем из Гленхейла пришла баржа с камнем из каменоломен, и строители усердно трудились, сооружая очередную башню защитной стены. Она искала Васселиса и обнаружила его вместе с Арковом под одним из ближайших навесов. Оба рассматривали чертежи, но рядом на столе лежала и карта, что встревожило Эстер, хотя она не сразу поняла почему.
 Васселис вышел из-за стола, чтобы расцеловать ее в щеки и лоб и проводить внутрь. Он держался с прежней властностью и энергично отдавал приказы и распоряжения. Но Эстер могла заглянуть в сердце Арвана Васселиса глубже, чем те, кто был под его началом. Маршалу не давало покоя воспоминание о Коване, убегающем навстречу неизвестной судьбе. И хотя он скрывал тревогу за оживленной деятельностью, так же как это делала и Нетта, она разъедала ему душу. Кован, как сказал сам Васселис в один из первых дней после случившегося, почти полностью сформировался как личность, но все-таки еще слишком молод.
 — Пришли проверить своих работников, мать Наравни? — спросил он, используя титул, который она все еще воспринимала со смущением.
 — Просто пытаюсь занять чем-то время, как обычно, — отозвалась Эстер. — Думаете, успеете закончить до кусачих морозов дуса?
 Васселис пожал плечами.
 — Хотел бы ответить, что да. Но погода становится довольно непредсказуемой. — Женщина опустила голову, стараясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы. — Знаю, Эстер. Нигде в Конкорде не было возможности так точно предсказывать погоду. Мы так долго считали это само собой разумеющимся, что теперь чувствуем себя беспомощными: смотрим в небо и гадаем, когда на нем появятся темные тучи со снегом.
 — Ардол знал бы, — сказала Эстер, стараясь, чтобы это прозвучало бодро. — Он любил это время года. Штормы, прилетавшие в залив с юга. Холодные фронты, приходившие через Тирронское море из Гестерна. Он говорил, что может только угадывать, когда все это сталкивается при повороте времени года, но он никогда не ошибался, правда?
 — Правда. И пока не вернется Ардуций, нам придется потерпеть. — Глаза Васселиса заблестели.
 — Теперь я не люблю открывать по утрам ставни, — продолжала Эстер. — Раньше в дни сола для меня не было сюрпризов вроде облаков или холода. Как вы думаете, он когда-нибудь вернется?
 — Знаете, я на самом деле считаю, что вернется. Что все они вернутся.
 Эстер внимательно посмотрела на него. Маршал отказывался думать о каком-то другом исходе. Вера ярко горела в нем. Ей хотелось бы обладать такой убежденностью.
 — Я рада, что с ними ваш сын. Они ему доверяют. Они его любят.
 — Все, кроме Гориана, — со смехом уточнил Васселис.
 — Они просто мальчишки. Они поладят. Там у них не будет выбора. — Эстер посмотрела на карту. На ней был изображен почти весь Карадук, Эстория и часть Тирронского моря. — Собираетесь расширить свою империю, да?
 — Некоторые государственные дела откладывать нельзя, — сказал Васселис — Арков помогает мне решить, куда перевести легионы обороны.
 — Мне казалось, это написано в приказах из Эсторра, — нахмурилась Эстер.
 — Там мне только предписывалось отправить три легиона в Нератарн. С теми немногими силами, которые у меня остались, мне приходится думать о цардитской угрозе с востока, непосредственной угрозе моим землям в случае падения Гестерна.
 — Но ведь остров Кестер… — Она сильнее нахмурила лоб.
 Васселис огляделся. Под навесом, кроме них, никого не было.
 — Эстер, ситуация не улучшается. Список верных мне отрядов становится все короче. У меня начали появляться враги среди моих собственных людей.
 — О чем вы говорите?
 — Это возводится не только для того, чтобы помешать канцлеру, — проговорил Арков, указывая на укрепления. — Возвращаясь в Эсторр кружным путем, она посеяла раздоры между верующими. Сообщения, которые ко мне приходят, говорят, что количество желающих вступить в легионы ордена увеличилось, как никогда ранее. Для большинства жителей Карадука война представляется чем-то далеким, и вместо этого они напуганы угрозой, которая, как им кажется, зреет здесь, в Вестфаллене.
 — Я разделил мой собственный народ. — Васселис почесал в затылке.
 — Нет, не вы, — возразила Эстер. — Это сделала канцлер.
 — Результат тот же. И теперь неизвестно, кто первым проверит прочность этих стен: Доспехи Бога или пекари и фермеры из Кирандона.
 — Вы уверены, что на нас нападут?
 — Сейчас это единственное, за что я готов ручаться головой. Но на этот раз я хотя бы смогу гарантировать вам защиту.
 Когда Эстер шла обратно к вилле, ее взгляд упал на три триремы, стоящие на якоре на глубокой воде, и она попыталась угадать, как скоро ей придется назвать одну из них своим домом.


* * *

 — Избалованные кретины, — проворчал Джеред, тяжело поднявшись по короткому трапу на палубу и закрыв люк, чтобы не слышать нытья и ссор, которые шли внизу. — Если им нужен высокий потолок, могут спать здесь.
 — Мой казначей?
 Джеред повернулся к капитану маленького прогулочного корабля, который ему предоставила маршал Мардов. Симпатичный молодой человек, но его опыт ограничивался плаванием по рекам. А еще он испытывал трепет перед высоким сборщиком. Судно имело двадцать четыре весла и одну мачту с ярко раскрашенным парусом. Нос и корма были приподняты в соответствии с гестернской традицией. Впереди находилась накрытая матерчатым навесом отдельная палуба для приема гостей, огражденная деревянными перилами с причудливой резьбой. Всю роскошную обстановку оттуда убрали.
 Горные пейзажи, которыми разрисовали борта судна, очень понравились Восходящим, но сам кораблик был рассчитан на однодневные плавания, так что внизу помещений почти не оказалось — если не считать коек для команды. И всего две каюты. Одну отдали Миррон и проберу Менас, а всем мальчикам пришлось ютиться в другой. Джеред спал на палубе под навесом. Чему он только радовался. Прохладный ветер, прилетавший с гор Карка, приятно овевал лицо после захода солнца, трепетание паруса над головой наводило на приятные мысли. До приграничного города Ческас — всего три дня пути, но на второе утро Джеред уже содрогался при мысли о том, что им с Менас предстоит. Капитану явно приказали не задавать вопросов относительно юных подопечных, и хотя бы этому Джеред искренне радовался.
 — Ничего. Просто трудности поездки с ребятней, — ответил он. — Вы не могли бы увеличить высоту кают и набить подушки перьями?
 — У вас нет своих детей, мой господин? — рассмеялся капитан.
 — И внизу четыре веских довода в пользу этого решения. Они вспыльчивы, забывчивы и имеют свойство говорить что не надо и когда не следует.
 — Мы все когда-то были юными.
 — Нет, вот таким я, будь я проклят, никогда не был, — проворчал Джеред, чувствуя, что настроение у него немного улучшается. — Мой отец выдрал бы меня до крови, если бы я позволил себе огрызаться так, как это делают они. — Он прошел вперед и встал рядом с молодым капитаном. — Насколько я понимаю, у вас дети есть?
 — Трое, — ответил тот.
 — Ты храбрый человек. Я бы предпочел выйти против орды цардитов в одной набедренной повязке, чем выносить такой бедлам каждый день.
 — Я не случайно стал моряком. Здесь так тихо, правда?
 — Не только храбрый, но и мудрый, — отозвался Джеред. Он снова покачал головой. — Им там очень не нравится, но почти все время они проводят там. Я этого не понимаю. Смотри, чего они себя лишают! Кстати, у меня появилась идея.
 Он прошагал к люку и открыл его. Внизу по-прежнему продолжали ссориться.
 — Ладно. Вы все. Больше ни слова. Выходите сюда немедленно. Пришло время, когда я говорю, а вы слушаете. Время небольшого урока географии. — Джеред на мгновение замолчал. — И не надо бормотать себе под нос, Гориан. Пусть ты не можешь потонуть, но все равно отсюда до следующего горячего обеда плыть придется долго. Поднимайтесь сюда.
 Капитан взглянул ему в лицо и решил, что улыбаться не следует. Джеред прошел под навес и дождался, чтобы все пятеро притащились туда, где он стоял.
 — Если вам хочется, чтобы это стало пыткой, а не просто неизбежно тяжелым путешествием, я пойду вам навстречу, — проговорил казначей, не глядя на них. — Я понимаю, что вы растеряны, обижены и переживаете горе. Я знаю, что Миррон на воде тошнит, но я знаю и то, что Оссакер может это излечить. Я знаю, что Гориан и Кован не ладят, но такова жизнь. Я знаю, что ваша сила растет и что никто, кроме вас самих, не поможет вам ее понять — и только в этом я вам по-настоящему сочувствую. Вот что я узнал о вас за это время. Теперь ваша очередь кое-что понять. Но в отличие от вас я буду краток и упомяну о каждом факте всего один раз.
 Джеред повернулся к ним и указал вперед, на великолепные вершины Карка, увенчанные снежными шапками, которые пересекали горизонт слева направо и с каждым прошедшим часом громоздились все выше.
 — Через два дня мы придем в Ческас. Это приграничный город, и люди в нем привыкли к суровой жизни. Он расположен на вершине того, что вы вполне могли бы назвать горой, но эти люди, как и их соседи-карку, назовут холмиком. Атмосфера там разреженная, так что вы будете быстро уставать. Однако мы задержимся там только для того, чтобы купить мулов и припасы на дорогу через границу.
 Мы поедем высокогорными перевалами, потому что по равнинам путешествовать слишком опасно. Не потому что карку вас убьют, а потому что там, где они не пробили проход, его просто нет. В горах смерть таится на каждом неосторожном шагу. Там, наверху, у дуса будут челюсти из ветра — такого холодного, что он сможет откусить пальцы ваших рук и заморозить дыхание в легких. Снег и лед такие толстые и слепящие, что могут лишить вас зрения. И мы поднимемся так высоко, что каждый вдох будет даваться с трудом.
 Сами карку — это скрытные и сильные люди. Как и сирранцы. Они не терпят вторжения крупных отрядов и сначала стреляют, а потом задают вопрос, что вас к ним привело. У них есть обряды и верования, к которым они привязаны сильнее любого чтеца ордена. У них есть священные места, на которые не разрешается даже взглянуть никому из посторонних, не говоря уже о том, чтобы ступить туда ногой. Это страна, где неуместного слова или жеста достаточно, чтобы принести вам боль и смерть. Тем не менее они — люди чести, и они — наши союзники. Уважение к ним — это главное.
 Джеред замолчал, бросив сердитый взгляд на Гориана, и потом продолжил:
 — Мы пробудем в Карке как минимум десять дней, если только мои контакты не дадут мне новой информации. Оттуда мы повернем на север, пройдем через восточную часть Атрески и попадем в Цард. По прямой этот путь намного больше тысячи миль, отделяющей нас от Сиррана, но нам нельзя двигаться по прямой. Мы будем идти по стране, раздираемой войной, так что наше продвижение может оказаться медленным. Может оказаться так, что путь приведет нас к Турсанским озерам, где до сих пор живут людоеды и где болото может засосать вас за несколько мгновений. Возможно, мы будем двигаться через степные земли, где всадники быстры, умелы и смертельно опасны. Но мы не остановимся. Мы не повернем назад.
 Если нам повезет — очень повезет, — то Роберто Дел Аглиос и его армия сейчас двигаются на юг, и тогда вы будете избавлены от основных трудностей путешествия. Но тогда вам придется сыграть вашу роль в спасении Конкорда. Если вы этого не сделаете, то можете лишиться всего, что вы любите, и горе, которое вы испытываете сейчас, покажется теплым деньком генастро по сравнению с тем, что вы почувствуете тогда.
 Мы с вами не можем позволить себе потерпеть неудачу. Вы способны останавливать армии. Вы можете внушить столь глубокий страх, что враг повернется и побежит. Именно этого я от вас жду, и я останусь глухим к вашему нытью насчет покоя и мира. Цардиты приближаются, а наши союзники обращаются против нас.
 Казначей по очереди оглядел каждого, отмечая бледность лиц и страх во взглядах.
 — Я понимаю, что вам всем страшно. Вы не можете не бояться. Ваша жизнь в Вестфаллене была уютной и спокойной, но она закончилась. Теперь мы оказались в моем мире, а в нем идет война. А война лишает вас всего. Даже остатков надежды и любви, за которые вы цепляетесь. Она отбирает их и топчет ногами. И если мы проиграем, то не останется ничего. Ничего!




 ГЛАВА 53


  848-й Божественный цикл, 12-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Роберто Дел Аглиос подхватил ножны с кавалерийским мечом и выскочил из палатки в душную безветренную ночь. На нем была легкая туника и сандалии, в которых он заснул. Благодарение Богу за небольшие милости.
 У главных ворот пылали палатки гастатов. Дел Аглиос слышал звон оружия. В полутьме плясали пестрые тени. Со всего лагеря к месту пожара бежали солдаты. Он закричал, приказывая им вернуться к своим палаткам. Потом криком подозвал к себе экстраординариев. И понятия не имел, услышали ли его солдаты и послушались ли.
 Рыча на легионеров, не успевавших вовремя дать ему дорогу, Роберто пробежал по утрамбованной земле, перескочил через угли кухонных костров и подставки со щитами и мечами. Ближе к месту боя толпа людей препятствовала движению, и генерал проталкивался и протискивался сквозь пехотинцев, кавалеристов и инженеров. И его терпение с каждым шагом истощалось.
 Конфликт был крупным. На дороге между Восьмым эсторийским легионом и Пятнадцатой атресской алой на фоне пылающих палаток на мечах, копьях, кинжалах и кулаках бились солдаты. Стычка являла собой настоящий хаос. Сотни уже дрались или лежали, и к столкновению постоянно присоединялись все новые бойцы.
 Несколько секунд Роберто наблюдал за происходящим, пока его экстраординарии собирались вокруг него, а наиболее сообразительные воины армии стали пятиться назад, заметив приближение командующего. Несколько дерущихся разошлись под гневным взглядом генерала, но слишком многие были захвачены горячкой боя. На земле лежали раненые, и он заметил по меньшей мере одно мертвое тело. Довольно!
 — Встаньте между ними! — приказал Дел Аглиос экстраординариям. — Оттесните их назад, по сторонам дороги. Следуйте за мной!
 Роберто ринулся в схватку, протиснувшись между двумя солдатами, сжимавшими кулаки. Он отбросил их в стороны, приказывая отойти. Чуть дальше, рассыпая искры, сшибались на мечах.
 — Назад! — крикнул он. — Разойдись! Немедленно сложить оружие!
 Его экстраординарии — тридцать человек — двинулись, обтекая его, так, чтобы их тела и клинки оказались между группами дерущихся. Роберто толкнул плечом какого-то легионера, так что тот упал. Быстро вскочив, он угрожающе поднял меч. Роберто отшвырнул ножны и приставил клинок к груди мужчины.
 — Даже и не думай! Назад, солдат.
 Он оглянулся на звон нескольких мечей. Кровь хлынула из раны какого-то солдата. Друзья бросились на помощь раненому, гневные голоса стали громче. Удар был нанесен гигантом из Атрески. Он развернулся, выискивая нового противника. На его пути оказался Роберто. Гладиус атресца взлетел вверх и опустился. Роберто легко парировал удар, шагнул вперед и ударил рукоятью меча прямо по лицу мужчины, заставив его упасть. Ослепленный яростью, он попытался подняться, но острие меча порезало ему шею, и атресец выпустил оружие из рук.
 — Это было бы очень большой ошибкой, — прорычал подбежавший Даваров.
 — Я требую немедленно прекратить! — заорал Роберто. — Я требую, чтобы в моем лагере был порядок!
 И постепенно он своего добился. Старшие солдаты присоединились к экстраординариям, разводя дерущихся. Правда, оскорбления по-прежнему летели с обеих сторон, и пожар в палатках продолжался, несмотря на попытки его потушить.
 — Я требую тишины! — повторил Роберто.
 Он осмотрелся. На земле виднелось множество темных пятен крови. На земле лежали раненые и убитые мужчины и женщины. Генерал насчитал тридцать человек — и будут еще раны у тех, кто скрылся за лицами, смотревшими на него. Гневными лицами. Дел Аглиос прошелся вдоль рядов гастатов. Никто не хотел встречаться с ним взглядом. Он передал свой меч Эридесу, возникшему у него за плечом.
 — Я рад, что ты не участвовал в этой дури, — прошептал он молодому человеку, а потом возвысил голос. — Хирургам и санитарам унести раненых! Я поговорю с ними позже. Что до остальных…
 — Они назвали нас предателями! — раздался чей-то голос со стороны атресцев.
 Он вызвал новые угрожающие жесты и оскорбления.
 — Молчать! — Роберто прошагал к заговорившему. — Когда мне захочется узнать причину этого напрасного кровопролития, я задам вопрос. — Он отвернулся. — А следующий, кто заговорит прежде, чем я прикажу, будет бит. А другой после него — казнен. Я ясно сказал?
 Молчание.
 — Если цардиты сейчас наблюдают за нами, то наверняка празднуют победу, если не праздновали до сих пор. В конце концов, им не понадобилось поднимать на нас клинки — мы все равно проливаем кровь и умираем. Видимо, вы в своей мудрости решили, что именно так нам следует ответить на угрозу нашим домам и семьям? Возможно, мне надо уйти из этой армии и предоставить гастатам решать, куда нам идти и когда сражаться.
 Дел Аглиос позволил себе перейти на крик.
 — Как вы посмели проливать кровь своих товарищей?! Мужчин и женщин, с которыми вы сражались бок о бок все эти годы? Как вы посмели ронять честь армии?! Моей армии! Вам что, хочется, чтобы я требовал от вас оставлять мечи у ворот при входе в лагерь? Мы дети — или мы лучшие люди Конкорда? Ну, что ответите?
 В ответ раздался одобрительный рев.
 — Да. Мы лучшие! — подхватил Роберто. — И то, что сделали вы, немногие, уронило общий дух. И вы меня разочаровали.
 Он снова прошел вдоль рядов, видя, как виновато опускаются головы и как раскаяние наполняет лица тех, кто осмеливается на него смотреть. За его спиной хирурги подбирали раненых и убитых.
 — Я знаю некоторых из вас по именам. Я слышал, как вы гордились тем, что служите в моей армии. И где сейчас эта гордость? Вы такие нежные, что не смогли снести насмешек? Ваш разум действительно настолько хрупок? Если кто-то так считает, то он знает, где ворота лагеря. Я не желаю, чтобы вы служили в моей армии. Я не допущу, чтобы вы сражались под знаменем моей матери. Вы его позорите. Вы его оскорбляете. Вы его пачкаете. Вы думаете, мне есть дело до ваших личных симпатий? Вы шагаете под знаменем Конкорда все как один. Я не допущу раздоров! И я не допущу, чтобы те, кем я командую, поднимали мечи друг на друга. Мы построим арену для тех, кому хочется драться из-за мелочных обид. И это будет единственное место для сведения счетов.
 С этого момента и далее любой, кто нарушит это правило, будет казнен. Никакого суда. Никаких апелляций. Мы на войне, и у меня нет времени для тех, на кого нельзя положиться. — Дел Аглиос в последний раз покачал головой. — Идиоты. Все вы. Жалкие, напыщенные кретины. Можете рассчитывать на долгие годы службы в рядах гастатов, потому что ни принципии, ни триарии не захотят принять вас в свои ряды. Убирайтесь с глаз моих.
 Роберто развернулся и зашагал назад к себе в палатку, приказав командному составу следовать за ним. Шакаров и Даваров оказались рядом с ним почти мгновенно, и оба стали шептать ему на ухо. Дел Аглиос не слушал их, пока не добрался до своей палатки, где уже ждали все восемь человек, которых он хотел видеть.
 — Сядьте, Горан, Даваров. Садитесь, садитесь.
 — Генерал, ты не можешь допустить, чтобы эти оскорбления…
 — Горан, я не стану повторять. Ночь и без того выдалась долгая, не продлевай ее сверх меры.
 Даваров положил руку на плечо Шакарову, и оба уселись. Элиз, Дахнишев и Неристус тоже были в палатке. Сюда же явились мастера конников атресских сил и мастер мечников Восьмого эсторийского.
 — На всех, кто тут сидит, есть доля вины! — заявил Роберто Дел Аглиос.
 — Генерал, была…
 — Я не желаю слушать, Горан. Не желаю. Не ной. У нас с тобой и у всех есть общая проблема. Когда Нунан подтвердил известие о восстании Атрески, мы знали, что появятся трения. Мы знали, что алы будут раздирать противоречия и что боевой дух упадет. Мы знали, что эсторийский легион будет чувствовать себя в меньшинстве и под угрозой. Мы сидели в этой палатке и обсуждали эти проблемы — и то, как мы не дадим им перерасти в конфликт. Но это не помогло, так ведь? Насмешки и оскорбления не могли не прозвучать. Мальчишки и девчонки так ведут себя в школе — и их от этого не отучить. Но у нас здесь армия, а не площадка для игр, так что кулак под дых сменился копьем в живот. Дахнишев, сколько погибших?
 — Семнадцать, — ответил хирург. — И еще восемь больше не смогут воевать. Еще несколько не смогут участвовать в кампании этого года. Не знаю, сколько еще слишком напуганы, чтобы обратиться к нам с чем-то менее серьезным.
 Роберто пожал плечами и покачал головой.
 — Мы разбрасываемся жизнями еще до того, как нам придется за них сражаться. Я ожидал напряженности, я ожидал кулачных драк. Но я не ожидал, что драться будут на мечах. Это следует задавить на корню. И я буду беспощадно казнить нарушителей, можете не сомневаться. Мы в очень сложном положении. У нас нет возможности отклониться на восток, потому что озерная система Турсана и примыкающие к ней болота проглотят нас целиком. Мы знаем, что граница Атрески нарушена, и нам надо как можно дольше не приближаться к ней, чтобы избежать проблем. А мой авангард убивает столько цардитских разведчиков за день, сколько вам и не снилось.
 — Ты считаешь, что стычку организовали — или просто спор зашел слишком далеко? — спросил Неристус.
 — Даваров, есть соображения? Горан? Или еще кто-то, кому есть что сказать. — Роберто пригласил высказываться командиров.
 — Доспехов не было, — сказал Даваров. — Люди просто хватали, что могли. Это было непредумышленно.
 — Согласен, — добавил Шакаров. — Все началось из-за очередной насмешки, брошенной эсторийцем.
 Роберто удержался от необдуманного высказывания.
 — Или из-за первого удара атресского клинка, — спокойно заметил он. — Ты при этом не присутствовал, Горан. Возможно, если бы ты там оказался, конфликта удалось бы избежать. Искать виновных в данном случае бессмысленно. Все взявшиеся за оружие виновны, но я не стану начинать охоту на ведьм. Мы не может позволить себе тратить на это время и вызывать новую напряженность. Но пока я хочу, чтобы вы направляли капитанов кавалерии и центурионов дежурить у палаток пехоты. — Дел Аглиос поднял руки, останавливая протесты. — До тех пор, пока повседневная жизнь не наладится.
 — Нам нужен бой, чтобы все забыли об этом, — предложил Даваров.
 — Ничто нас так не объединяет, как вид цардитов, — поддержал его Шакаров.
 — На самом деле? — спросил Роберто, нащупав корни своих опасений. — А может, он напомнит тем, кто все еще мечтает о независимой Атреске, что сейчас они могут сделать шаг к ней, повернувшись против нас?
 — А как нам это узнать? — спросил Дахнишев. — Здесь больше семи тысяч уроженцев Атрески.
 — Да. И я не хотел бы, чтобы четверть из них перешла на сторону цардитов при очередном столкновении. Вот что не дает покоя эсторийскому солдату, Горан. Могут ли они доверять манипуле, рядом с которой стоят?
 Шакаров смотрел в пол.
 — Ты хочешь сказать, что четверть наших людей — предатели? — негромко спросил он.
 — Мне действительно надо отвечать на этот вопрос, Горан?
 Шакаров поднял голову.
 — Тогда сколько их может оказаться, по-твоему?
 — Не знаю! — огрызнулся Роберто. — Этими мужчинами и женщинами командуете вы с Даваровым. Это вы мне скажите. Солдаты, которых я видел здесь сегодня, — не мятежники, сражающиеся с верными эсторийцами. Это люди, чьи страсти и страхи победили их разум, к несчастью для всех нас. Но мы не можем не считаться с тем, что в их числе наверняка были недовольные легионеры, и что именно они могли нанести первый удар. Скажите мне, если я ошибаюсь.
 Молчание стало весьма красноречивым ответом.
 — И что теперь? — спросил Даваров.
 — Мы идем на юг. Но мы идем туда, пытаясь найти ответы на два вопроса. Есть ли у нас армия, которая будет сражаться единодушно, плечом к плечу? А если нет, то как нам вернуть ее к этому состоянию? Потому что если на эти вопросы не найдется ответа до тех пор, пока мы не столкнемся со значительными силами Царда, мы все можем погибнуть. Вопросы есть?
 В палатке воцарилось молчание.
 — Что ж, приятных всем снов.


* * *

 Но выспаться никому не довелось. Крики и оскорбления звучали всю оставшуюся ночь. Роберто отказался от попыток заснуть за четыре часа до рассвета и приказал поднимать лагерь и готовиться к маршу. За столь короткое время так много изменилось! Победоносная армия, сплотившаяся во время эпидемии, докатилась до такого состояния.
 — Нужны годы на то, чтобы создать боевой дух армии, и всего день, чтобы его разрушить, — с горечью проговорила Элиз Кастенас.
 Она ехала вместе с Роберто, который решил возглавить колонну. Эсторийские разведчики двигались впереди после того, как шесть всадников-атресцев не вернулись. Отряд фуражиров из Пятнадцатой алы, Божьих Стрел, тоже не прибыл вовремя. Дурное настроение Роберто усилилось.
 — Это доказывает, что мы потерпели поражение в самый решающий момент, — сказал он. — Не могу поверить, что приходится размещать манипулы триариев между ссорящимися гастатами Восьмого легиона и Двадцать первой алы. Где я допустил ошибку?
 — Ты не допускал ошибок, Роберто, — возразила Элиз. — Предательство Атрески никоим образом нельзя приписать тебе.
 — Но я должен был предвидеть, какие проблемы оно вызовет. Принять более решительные меры.
 — Наша армия построена на независимости командного состава. Это работало в течение пяти лет, и мы не испытали ничего, даже близкого к поражению. Но слом правления Конкорда в Атреске вскрыл старую вражду. — Она посмотрела прямо ему в глаза. — Не сомневайся в себе. Здесь никто в тебе не сомневается.
 Роберто кивнул. Он понимал, что Кастенас права, но не мог избавиться от ощущения, что сейчас Бог его испытывает. Путь к званию генерала для Роберто Дел Аглиоса был гладким. Его армия функционировала почти без проблем. Дел Аглиос знал, что в немалой части это его заслуга, и победы одерживались благодаря ему. Но сейчас перед ним стояла проблема, оказавшаяся намного серьезнее всех противников, с которыми он встречался.
 — Я не сомневаюсь в себе, — ответил Роберто. — Но я серьезно разочарован тем, что крупнейшая проблема, с которой я столкнулся, не вооружена мечом. Вместо этого она подкралась ко мне сзади, надев форму Конкорда. — Он вздохнул. — Я могу не дать им убивать друг друга, но не в моих силах прекратить их разговоры. Это как зараза, Элиз. Недовольство стало ощутимым. Скажи, ты обдумала тот вопрос, который я задал вчера ночью?
 — Я больше ни о чем другом не думала.
 — И сейчас как все, по-твоему, выглядит?
 Элиз обернулась, чтобы убедиться в том, что их никто не слышит. Она указала вдаль, на видневшийся впереди подъем. С обеих сторон поднимались крутые склоны холмов, которые тянулись на восток до Турсанского озерного края, а на запад — до равнин Атрески.
 — Если мы встретим противника по ту сторону этой гряды, то нас ждет серьезная неприятность. Цардитская армия равной численности вполне способна нас разбить. Мы все говорили с нашими осведомителями, и нет сомнений в том, что доверие между легионом и алами исчезло. На уровне гастатов — несомненно, и это распространяется выше по цепочке старшинства. В кавалерии дела обстоят не так плохо. Но мы перестали быть эффективной армией. Не думаю, чтобы атресские гастаты повернули против нас, но умирать за Конкорд сегодня они не станут.
 Роберто снял шлем с зеленым плюмажем и запустил руку в волосы.
 — Тогда мы вообще не армия, а колонна граждан. И как, по-твоему, мы могли бы вновь завоевать их доверие?
 Он уже знал ответ, но хотел услышать его еще от кого-то.
 — Мы не можем это сделать, — прошептала Элиз. — Мы идем мимо их страны, а родные этих людей находятся там, защищая свою жизнь и свое будущее. Они не могут понять, почему вы не приказали им противостоять вторжению. Они не могут видеть ситуацию в целом. Пусть мы сражаемся за Конкорд, но они всегда сражались за то, чтобы не пустить цардитов в Атреску. В этом и состоит слабость системы ал.
 — И ты не считаешь, что проблема смягчится, когда мы подойдем к Гестерну?
 — Она обострится, — отозвалась Элиз. И через силу улыбнулась. — Почему ты задаешь мне эти вопросы? Ты и так это знаешь. Мы пойдем через юг Атрески. У нас уже сейчас достаточно дезертиров. Роберто…
 — Знаю! Знаю.
 Мучительный груз разочарования рос. Дел Аглиос повернулся в седле и посмотрел на движущуюся колонну, в слабых лучах рассвета растянувшуюся на мили по равнинной местности. Небо было застлано пеленой пыли, и любому становилось понятно, что тут движется армия.
 — Скольких мы сохраним, по-твоему?
 — Очень многие любят тебя как своего генерала. Даваров и Шакаров — прекрасные командиры. В конце концов, на весах будет их желание сражаться под твоим командованием против желания защитить своих близких. А для некоторых — желание увидеть Атреску освобожденной от Конкорда.
 — Так что, это проверка на популярность?
 — Я рада, что ты шутишь.
 — С трудом, — откликнулся Роберто. — Юрану придется ответить за многое.
 — И он ответит.
 Роберто выпрямился в седле: решение было принято.
 — Собери командующий состав. Когда начнут разбивать лагерь, я хочу, чтобы все были рядом со мной. Надо, чтобы это прошло правильно, иначе сегодня у нас снова будет кровопролитие.
 — Что ты предлагаешь?
 Роберто посмотрел ей в глаза и почувствовал, что мрачный гнев вот-вот овладеет им.
 — Каждому уроженцу Атрески будет предоставлен выбор. Остаться верным клятве, которую он принес, присоединившись к легионам, или трусливо бежать в свои дома. И те, кто выберет последнее, будут лишены оружия и выставлены из лагеря. Мы пройдем за ними до границы Атрески и там их оставим. И я надеюсь, что все до одного мужчины и женщины, которые дезертируют, умрут еще до наступления дуса. — Он посмотрел на уходящую вперед дорогу. — Мне надо выиграть войну, и я не потерплю, чтобы преступники носили форму моей семьи.




 ГЛАВА 54


  848-й Божественный цикл, 18-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Павел Нунан и Дина Келл командовали сборным легионом, который получил название Месть Гестериса. Легионом без артиллерии, с разномастным оружием и отремонтированными доспехами, сопровождаемым лишь двумя сотнями кавалеристов. Но в душах солдат горел огонь — ярость, которую двое командующих охотно поддерживали и разжигали.
 Нунан шагал с пехотой, составленной из атресских Диких Копий и Акульих Зубов, Громов Тундарры, Госландского Копья и Огнедышащих Драконов, а также Медвежьих Когтей, Ураганов Эсторра и Эсторийской Молнии. Они составляли основную массу тех, кто собрался на равнине Тарит. Их насчитывалось чуть меньше трех тысяч. Позади разведчиков двигались посыльные и вестовые. С теми, кто не мог сражаться, на старом месте стоянки остались добровольцы. Для сантиментов места не было. Раненые не рассчитывали, что их спасут, а уходившие не обещали вернуться.
 Генерал Гестерис подошел к бродам Цинтарита с восемнадцатью легионами. Все они были представлены в этом крошечном отряде, составлявшем менее пяти процентов от мощной и когда-то победоносной армии. Они не представляли себе, чего именно смогут добиться, но после встречи с Роберто Дел Аглиосом пришло время двигаться вперед.
 Честно говоря, Нунан дожидался, что к ним вернется Келл, по крайней мере очень надеялся. Он был рад иметь рядом с собой сообразительного человека с талантом военачальника. Они шли уже десять дней, двигаясь налегке и быстро, проходя по тридцать миль в день — в основном по пустынным имперским дорогам Конкорда. Система разведки работала прекрасно, и они без помех оказались в двух днях пути от границы.
 В этом месте Нунан повернул на север, так что день спустя Месть Гестериса вошла в Атреску по старой дороге. Приграничные форты, мимо которых они проходили, стояли пустыми, и по всему выходило, что бросили их давно. Было приятно оказаться на земле, которую они считали принадлежащей Конкорду, и Нунан объявил отдых.
 Погода стояла еще теплая, что не могло не радовать, но все равно Нунану, как и всем его солдатам, очень хотелось горячего мяса и питья. Пока они ели только вяленое и копченое мясо и пили напитки из толченых трав, изобретенные во время долгой жизни на равнине Тарит, где им приходилось скрываться. Привалы без костров, которые отряд вынужденно устраивал, чтобы оставаться незамеченным в пути, уже начали надоедать.
 В лагере было тихо, и Нунан с Келл уселись на поваленном дереве в лесу. Этот лес они сочли идеальным укрытием на ночь. Коней разместили неподалеку, и командующие слышали, как те негромко ржали, засыпая.
 — Нам придется пересечь реку у Брода Чаек, иначе мы слишком отклонимся на север. Цардиты и атресские мятежники будут пробиваться к южной береговой границе Нератарна. Это единственное реальное место для переправы таких сил, и там Конкорд соберет армию, чтобы их остановить. — В свете яркой луны их глаза приспособились к сумраку, и Келл палочкой чертила карту на песчаной почве.
 — Как ты думаешь: если Гестерис еще жив, он направится туда? — спросил Нунан.
 — Другого места я придумать не могу. Он к этому времени должен будет прекрасно знать ситуацию в Атреске, и я не думаю, чтобы он попытался вести партизанскую войну. Это не в его манере. Он и те, кто окажется с ним, доберутся туда, где можно завязать сражение на подготовленном участке и остановить врага. И это должен быть Нератарн. Мы все читали донесения о том, насколько трудно было попасть в Атреску с того направления. Давай будем надеяться, что это окажется правдой и в обратном направлении, а?
 — Тогда, возможно, они пойдут морем — так, как это сделали мы, — улыбнулся Нунан.
 — К счастью, военный флот Атрески недостаточно велик, а у Царда в Тирронском море вообще нет кораблей. И потом, окетаны уже должны быть на позициях.
 — Там может сложиться интересный расклад, — заметил Нунан.
 — Очень.
 Их разговор прервали короткая суматоха и какие-то гневные слова, произнесенные шепотом. Зашаркали ноги, и к ним вытолкнули мужчину в легком плаще, тунике и сандалиях. Вокруг люди приподнимали головы с походных одеял, чтобы посмотреть на вновь прибывшего. Два разведчика встали у него за спиной с мечами в руках.
 — Как вы смеете так со мной обращаться! — огрызнулся мужчина. Глаза у него лихорадочно сверкали, взгляд был полубезумным. — Это моя страна. Вы не имеете права.
 Нунан прижал палец к губам.
 — Подожди, — сказал он и, обращаясь к разведчикам, спросил: — Что это значит?
 — Мы нашли его идущим по тропе. Судя по всему, он направлялся к границе. Он сказал, что собирается найти в Царде жену и сына.
 — Один? — спросила Келл. — Там опасно находиться невооруженному человеку. И, извини меня, твоя обувь не рассчитана на дус.
 Четверо солдат Конкорда тихо засмеялись. Мужчина, стоящий перед Нунаном, отряхнул пыль с одежды.
 — Не смейтесь надо мной. Я не заслужил насмешек. Ни от вас. Ни от Конкорда.
 Нунан посмотрел на него с просыпающимся интересом.
 — Откуда ты? Судя по одежде, откуда-то близко.
 — Последнего, кто смеялся надо мной, я убил. Он был цардитом, но, может быть, вы тоже мои враги. Мне начинает казаться, что все мои враги.
 — Он заговаривается.
 — Мне пришлось уйти. Никто не хочет мне помочь, так что я помогаю себе сам. — Мужчина вытянул перед собой руки. — Я говорю правду. Отпустите меня.
 Нунан посмотрел на его руки. Они были грязными. И в ссадинах.
 — Я должен поверить, что это кровь? Я повторяю вопрос: откуда ты? Мы не причиним тебе зла.
 — Из Брода Чаек.
 Келл подняла брови, а Нунан улыбнулся.
 — Дайте этому человеку питья и еды, — приказал он одному из разведчиков. — Садись. Я — Павел Нунан, мастер мечников. А это — Дина Келл, мастер конников.
 Мужчина растерялся, не зная, как ему реагировать. Он огляделся, ища, куда сесть, и обнаружил, что кто-то из легионеров подкатил ему бревно. Он нервно улыбнулся.
 — Садись, — пригласила Келл. — Дай своим ногам отдохнуть. Может, мы подберем тебе что-то более подходящее для той дороги, что тебя ждет.
 — Вы мне поможете?
 — Мы поможем любому, кто убивает цардитов. Это делает нас союзниками, так ведь? — сказала Келл.
 — Но сначала — обмен сведениями, — добавил Нунан. — Расскажи мне про Брод Чаек и особенно про переход через реку. И потом, возможно, мы сможем дать тебе совет или отговорить тебя от твоих намерений. Как тебя зовут?
 — Я Хан Джессон, и я должен найти свою семью. Ничто меня не остановит.
 — Я могу это понять, — откликнулся мастер мечников. — Скажи мне. Убитый тобой цардит. Кто он был?
 — Он был сентором гарнизона, занявшего мой поселок. Он оскорбил память моей жены. Я нашел его пьяным на улице — и теперь его собственный нож торчит из его кишок.
 Нунан увидел, что руки Джессона дрожат.
 — Ты никогда раньше не убивал людей?
 Джессон мотнул головой.
 — Я никогда даже никого не ударил, а теперь я — убийца.
 — Если тебя это беспокоит, я позабочусь, чтобы тебя судили, — ухмыльнулся один из разведчиков, подавая тарелку с холодным мясом.
 — Эй! — одернул его Нунан. — Довольно.
 — Спасибо, — сказал Джессон.
 — Сколько их там? — спросил Нунан.
 — Пара сотен самое большее, — ответил Джессон. Он повеселел, увидев выражение лица Нунана. — Вы не собираетесь обходить город стороной, да?
 Нунан покачал головой.
 — А где находится следующий цардитский гарнизон?
 — Не трогайте жителей. Они впустили цардитов, но у них не было выбора. Они не понимают.
 — Где находится ближайший отряд цардитов?
 — Они есть во многих городах, но большая часть их движется к Нератарну или занимает Харог. На Центральной равнине есть отряды сопротивления, но их обошли стороной. Так я слышал. — Джессон поерзал и повторил. — Не обижайте моих сограждан.
 — Мы сделаем, что сможем. — Нунан пожал плечами. — Но если там есть сочувствующие, мы не можем оставить их благоденствовать. Посмотри, что с вами стало. В твоем городке кишат цардиты.
 Взгляд Джессона потемнел.
 — Никто из нас не был сочувствующим, пока Конкорд не отклонил наши мольбы о помощи. Вы сами навлекли это на себя. А мы стали жертвами.
 Нунан поднял руки.
 — Успокойся, Хан Джессон. Сейчас не место высказывать свои обиды, какими бы справедливыми ты их ни считал. Не все тебя поймут.
 Джессон чуть отодвинулся.
 — Они не сочувствующие, — тихо сказал он. — У них не было выбора.
 — Большинство из тех, кто сейчас спит в этом лесу, были простыми гражданами, как ты и добрые люди из Брода Чаек. Они научились сражаться. — Нунан встал, нависнув над Джессоном. — Выбор есть всегда.
 Он отошел подальше и стал искать место для отдыха, предоставив Келл убеждать Джессона в том, какую глупость он намерен совершить. Завтра! Завтра Месть Гестериса впервые вкусит крови.


* * *

 Ардуций понурил голову, сгорбил плечи и предоставил мулу самому выбирать дорогу. Ветер завывал в долине, бросая им в лицо ледяной дождь пополам со снегом. Он налетал порывами, которые грозили вырвать людей с седел, и пробирался под меха, отбирая тепло у тела. Снег под копытами мула был не меньше фута толщиной и лежал поверх льда, на котором животное часто поскальзывалось, так что у Ардуция скручивало желудок от страха.
 Как мальчик ни старался, ему не удавалось смотреть только вперед или на голову мула. И каждый раз, когда он смотрел влево, на обрыв, то начинал испытывать тошноту и голова у него кружилась. Этим утром Джеред сказал, что они движутся на высоту двенадцать тысяч футов. Казалось, это были двенадцать тысяч миль. К такому Восходящие оказались не готовы.
 Восемь дней назад они выехали из отвратительного приграничного поселка Ческас. Ардуций не сомневался, что только внушительный вид Джереда уберег их от нападения. Восходящие провели там одну ночь, пока сборщики покупали животных, меха, припасы и все то, что они сочли нужным, — и эта ночь была долгой и бессонной.
 Власть в этих местах формально принадлежала Конкорду, но тут не было легионеров, Дома Масок или базилики. Только пара сотен деревянных и каменных жилищ, которые лепились на голом склоне. Единственное занятие жителей, насколько мог понять Ардуций, — следить за добытчиками, отправляющимися в Карк с запада, и задешево покупать товары у карку, чтобы с огромной прибылью перепродавать их в Гестерн.
 Когда Ардуций сказал об этом Джереду, тот только пожал плечами и повторил слова насчет реалий жизни за пределами Вестфаллена. Но он также заметил, что Джеред что-то обсуждает с пробером Менас, и позже Гориан сказал, что, когда закончится война, сюда явятся сборщики.
 В Ческасе никто не улыбался. Люди только смотрели и прикидывали, что можно заработать на приезжих, живых или мертвых. Ардуций радовался, что они быстро уехали оттуда. Теперь он уже не был так в этом уверен. Теперь он сделал бы что угодно, лишь бы увидеть новое лицо и узнать, что за поворотом есть какая-то цивилизация.
 Под ним тошнотворно покачивался мул, шагавший по узкой тропе, которая неумолимо карабкалась все выше и выше, поднимаясь в горы Карка. Ардуций не мог поверить, что кто-то может там жить, а тем более процветать в этом запустении. Целый народ! Мальчик решил еще раз осмотреться, пытаясь убедить себя в том, что на самом деле ему не так страшно, как кажется.
 Снег на мгновение почти прекратился, и сквозь узкие щелочки в шарфах мир казался белым и пугающим. Ардуций мог провести правой рукой по обледеневшей скале, которая возносилась так высоко, что скрывалась из глаз. Впереди горные вершины убегали вдаль, становясь все выше и выше, царя над землей и грозно глядя вниз, словно запрещая путникам идти дальше. А бросая взгляд влево, он видел, как земля обрывается и скалится далеко внизу зубами острых камней.
 Ардуций ехал следом за Джередом. На его мула, как и на всех остальных, надели шоры, и животное стоически двигалось вперед вслед за казначеем. За ним ехал Оссакер, а потом — Миррон, Гориан и Кован. Пробер Менас замыкала цепочку. Все они были засыпаны снегом. Льдинки собирались на меховой отделке тяжелых плотных плащей и на наружной стороне толстых кожаных перчаток на меху.
 Если верить словам Джереда, это одна из главных дорог вдоль границы с Карком. Другие, заходившие дальше, вглубь страны, были полегче, но и намного длиннее, и карку бдительно их охраняли. Они жили там в большом количестве, как говорили знающие люди. В красивых домах из камня, стоящих вокруг высокогорных озер, где воздух был свежим и прохладным, а трава — зеленой и сочной. Это походило на идиллию. И казалось невероятным.
 Ардуций вздохнул. Единственная растительность, которую он мог видеть, — немногочисленные узловатые деревья, упрямо цепляющиеся за склоны, и чахлые кусты вереска, прибитые ветром и льдом. То, что им удавалось расти здесь, казалось чудом, но они росли. Ардуций ощущал жизненную энергию, которая медленно, но упорно пульсировала в корнях и шла к листьям. Они казались оазисом света среди мертвых, холодных скал. И кроме них единственными источниками живой энергии вокруг их отряда были стремительные огоньки жизни птиц и грызунов.
 Ехавший впереди Джеред каждый день задавал предельно высокий темп. Ардуций видел, что казначей становится все более серьезным и озабоченным по мере их медленного продвижения. Он почти не разговаривал во время остановок, смотрел в свои карты и вглядывался в гряду гор, которые окружали их со всех сторон. Они казались Ардуцию абсолютно одинаковыми. Величественным, но утомительным в своем однообразии полотном. Как легко заехать сюда — а еще легче остаться здесь навсегда.
 Каждое утро путешественники вставали до восхода солнца, съедали горячий завтрак и трогались в путь, как только солнце выглядывало из-за вершины на востоке. Они ехали без перерыва на еду, останавливаясь только для того, чтобы дать мулам отдых или, если удавалось, слезть и идти рядом с ними до тех пор, пока солнце не начинало садиться. Здесь дни были короткими, а ночи длинными. Поднявшись выше, куда, похоже, и направлялся Джеред, они увидят больше света.
 Путники ехали вверх по крутым расщелинам, через обширные долины и живописные распадки, по безжизненным плато, где ветер прибивал к земле покорную растительность. Они двигались по тропе, которая вилась, поднимаясь все выше, уже два дня кряду. Прошлой ночью Восходящие спали в крошечном гроте, давным-давно вырубленном кем-то прямо в сплошном камне.
 Сегодня им повезло больше. Примерно за час до заката они наткнулись на естественную щель в скале. Она была почти полностью защищена от непогоды. Деревья с плотной корой росли на отвесных стенах, вереск уходил корнями в замерзшую землю, все камни обросли мхом. Южную сторону покрывали снег и лед. Северная сторона представляла собой буйство красок, которые не походили на то, что они видели все последние дни. Джеред не стал раздумывать о том, продолжать ли им путь, — и скоро их кожаный навес был прикреплен костылями к стенам, а с подветренной стороны ревел огонь.
 Восходящие и Кован с радостью слезли с мулов, привязали их у деревьев в дальней части расщелины и собрались у огня. Джеред поставил котелок на разожженный Миррон костер, и теперь в нем уже булькала густая похлебка с овощами и бараниной.
 Снег снова усилился, пролетая мимо входа в расщелину облаками крупных хлопьев. Джеред смотрел на него из-под постоянно нахмуренных бровей. Ардуций заметил, что Гориан и Миррон тоже хмурятся — причина этому всегда была одна и та же.
 — Подумать только, — сказал Оссакер, — тридцать с лишним дней назад мы плавали под водопадом Генастро, а отец Кессиан помогал нам понять, как обуздать энергию ветра.
 Гориан печально улыбнулся, кивая головой. Глаза Миррон наполнились слезами, как и у Оссакера, а Ардуций почувствовал, как горечь утраты сосет у него под ложечкой.
 — Прошло так мало времени, а кажется, что вечность, — проговорила Миррон.
 — А в Вестфаллене все еще жарко, — подхватил Гориан, растирая руки над потрескивающим пламенем.
 Он, как и все, пытался согреться, пользуясь окружающими их энергиями. Но на такой высоте пришлось бы использовать мулов или редкие растения, но мулы из-за этого начинали чесаться, а скудная растительность отнимала у Восходящих слишком много сил. Гориан был ужасно разочарован тем, что не смог утереть нос Джереду, который мерз, как и все. Но конечно, они с Менас никогда не жаловались.
 — Привыкайте, — сказал Джеред, не оборачиваясь. — Мечты о том, чтобы оказаться дома, вас туда не вернут. А победа в войне вернет.
 — Вы все время это повторяете, — проворчал Гориан.
 — Потому что вы отказываетесь принять то, что очевидно.
 — У нас есть только ваши слова, что нам необходимо это делать. Люди Васселиса все продумали, и при этом нам не пришлось бы умирать от холода.
 Джеред обернулся и желчно посмотрел на Гориана.
 — Нет, при этом вам пришлось бы наткнуться на атресских мятежников или на армию Царда. И если ты считаешь, что это лучший путь, можешь взять своего мула и ехать обратно. — Он помешал суп. — Твои возражения однообразны и скучны. Мне наплевать, доверяете вы мне или нет. Мне наплевать, ненавидите вы меня или нет. Но вы выполните свой долг перед Конкордом так, как я вам скажу.
 — А почему это, как  вы скажете? — вопросил Гориан. — Что делает вас таким особенным, чтобы вы могли нам приказывать?
 Ардуций заметил, что Джеред стиснул рукой ложку, хотя на его лице не дрогнул ни один мускул.
 — Потому что я имею право приказывать всем, кому сочту нужным. И я приказываю вам.
 — И вы считаете, что мы действительно сможем что-то изменить? — спросил Ардуций. — Как мы можем выиграть войну, которую не смогли выиграть легионы?
 Джеред посмотрел на него, потом на остальных, и морщины на его лбу на миг разгладились.
 — По правде говоря, я не знаю. Я знаю только, что мы должны сделать попытку. Мы должны попробовать. Всеведущий примет нас в свои объятия, если мы это сделаем. А если нет — мы ничего не заслуживаем и ничего не получим. Какую роль и когда сыграете вы, я пока не могу предвидеть. Но я точно знаю вот что. То, что имеете вы, вызывает страх. А страх — это самое сильное оружие, каким может владеть армия. Мы можем потерять Конкорд, если нам не удастся в ближайшее время остановить волну наступления Царда. Нам надо попробовать все, что можно. Нам надо отобрать у них уверенность и превратить ее в страх.
 — Я не стану никому вредить, — заявил Оссакер. — Я рожден не для этого.
 — Возможно, тебе и не понадобится, — заметила Менас, возвращаясь к огню. Она ходила проведать мулов.
 — Как нам избежать этого, если надо победить цардитов? — спросила Миррон. — Как вы вообще можете предлагать нам такое?
 — Потому что вы — часть Конкорда и должны сражаться, чтобы его спасти! — крикнул Джеред. — Боже Всеобъемлющий, девочка, неужели я до сих пор не смог вам это объяснить? Если вы хотите хоть когда-то вернуться к мирной жизни, которую знали в Вестфаллене, вам надо действовать немедленно.
 Кован встал.
 — Казначей Джеред, прошу вас. С нас достаточно. Мы устали, замерзли и проголодались.
 Джеред кивнул, и на лице его промелькнула улыбка.
 — Ладно, юный Васселис. Давай поговорим о чем-то другом, если это сделает вас счастливее. Но подумайте вот о чем. Существует много способов выиграть войну, и только один заключается в том, чтобы сбить врага с ног и убить. Подумайте о своих способностях. Подумайте о том, что они могут сделать… — Он резко замолчал. — В чем дело, Оссакер?
 Ардуций обернулся. Оссакер и Гориан не слушали казначея, пробуя следы энергии. Ардуций не смог ощутить ничего необычного. Его голову и тело переполняли силы стихий, и он знал, что их давление не уменьшится в течение многих дней, пока они остаются здесь, на высоте.
 — Тут что-то… — начал Оссакер, сжимая руку Ардуцию.
 Мулы начали лягаться и рваться с привязи, уловив какой-то запах, принесенный ветром, который выл, как тысяча волков, у входа в расщелину. Джеред, Кован и Менас моментально вскочили на ноги и вытащили мечи из ножен, подхватив с земли щиты.
 — Встаньте за нами, — приказал Джеред. — Держитесь позади костра.
 Ардуций поманил Восходящих к себе. Он оглянулся, и ему почудились силуэты, двигающиеся по отвесной скале, но это, должно быть, игра света и теней.
 С обеих сторон тропы появились твари, низко пригнувшиеся к земле и готовые к прыжку. Четыре зверя, и поначалу Ардуций принял их за псов. Но они оказались больше похожими на львов, а массивностью могли сравниться с медведями. Совершенно белые, от кончика морды до длинного хвоста, задранного вверх, словно жало скорпиона, они обладали мощными лапами и челюстями, плотно набитыми желтыми зубами, чтобы рвать и дробить кости врага. Облик неведомых созданий довершали большие глаза под тяжелыми бровями и длинные крючковатые когти, цеплявшиеся за лед.
 — Гортоки, — выдохнул Джеред. — Закрывайтесь щитами. Они действуют сообща и парами, так что, если нападут, закрывайтесь. Вторые двое будут атаковать следом. Эти челюсти крушат доспехи. Не медлите.
 Ардуций уловил страх в голосе Джереда и понял, что они в опасности. Он снова услышал у себя за спиной какой-то шум и посмотрел наверх, но на стенах никого не оказалось. Видимо, этот звук издавали ветки, трущиеся о скалу. Он повернулся обратно и увидел, что Гориан идет вперед.
 — Гориан, стой! — В голосе Миррон была паника. Джеред посмотрел налево:
 — Гориан, вернись! Сейчас не то время!
 — Время всегда то, — заявил Гориан.
 Теперь гортоки сосредоточили внимание на нем, а он уже стоял впереди мечей, слишком далеко, чтобы его можно было защитить. Ардуций услышал басовитое рычание и скрежет когтей по камням и льду.
 — Что он делает? — спросила Миррон, уцепившись за рукав Ардуция.
 — Смотри, — ответил Оссакер.
 С отчаянно бьющимся сердцем Ардуций сосредоточился на том, что происходило впереди, молясь, чтобы Гориан не проявил роковой самоуверенности. Джеред и остальные уже ничего не могли сделать. Гориан встал на колени, вытянув руки в сторону гортоков. Если они решат атаковать, он будет убит.
 Гориан что-то говорил, но Ардуций не мог расслышать. Хозяин Стад стоял перед ближайшим гортоком. Зверь смотрел прямо на него, тогда как остальные подходили ближе, становясь по обе стороны. Замыкающий цепь зверь дернулся и сделал ложный выпад. Гориан не дрогнул. Он протянул руку, и первое животное шагнуло к нему, распрямляясь из боевой стойки.
 — Как красиво! — вздохнул Оссакер.
 — Я ничего не вижу сквозь линии погоды! — пожаловался Ардуций, которому удалось уловить только яркие карты жизненной энергии гортоков среди снега и ветра.
 — Он устанавливает с ними связь. Передает им свое спокойствие. Свою волю.
 Горток положил морду на руку Гориана, а потом лизнул ему ладонь. Гориан передвинул руку и потрепал складки шкуры и густого меха прямо на горле зверя. Тот ткнулся ему в плечо. Он протянул вторую руку — и другой горток двинулся к нему, и третий. Их хвосты расслабились и опустились, волочась по земле. Первый уже сидел, превратившись под влиянием Гориана в милое домашнее животное. Мальчик теперь распределял свое внимание между тремя гортоками, успокаивая их и снимая агрессию.
 Ардуций заметил, что все остальные наблюдают за происходящим с восхищением и изумлением. Все, кроме Джереда. Тот пристально наблюдал за последним гортоком, который не изменил боевой стойки. Он был абсолютно неподвижен, если не считать легкой дрожи в боках. Как бы Гориан ни манипулировал тремя остальными, на четвертого это не распространилось.
 Наступила короткая пауза, растянувшаяся на целую вечность. И за это время путь судьбы был проложен. Миррон закричала в ту секунду, когда горток прыгнул. Гориан не заметил этого: его окутывало тепло трех остальных животных.
 Гортанный рев гортока рассек сумерки. Тело стремительно метнулось в воздухе. Но все равно его движение оказалось недостаточно быстрым. Джеред рванулся к нему, выставив вперед щит, ударил в бок и отбросил к краю расщелины и тропе. Зверь повернулся и ударил по щиту, зацепив его когтями и пытаясь укусить поверх края.
 Два тела по инерции покатились вперед, попав на лед. Джеред извернулся и ударил мечом по гладкой поверхности, безуспешно пытаясь замедлить скольжение.
 — О нет! — вскрикнул Ардуций.
 Кован и Менас пришли в движение одновременно с Джередом и теперь спешили за ним. Менас ухватила край плаща казначея и вдавила каблуки в лед, выбивая из него осколки. Кован рванулся к голове гортока. Он бросил щит и держал меч обеими руками. Джеред и зверь вылетели из расщелины на тропу. Горток снова стиснул зубы, кроша щит челюстями и продолжая крепко удерживать его когтями. Его хвост метался у него над головой, ища опору.
 Они замедляли движение, но недостаточно быстро. Менас хрипела от напряжения. Джеред попытался сбросить гортока, и животное, ощутив опасность, взвыло, моля о помощи. В тот момент, когда зверь пролетал мимо входа, меч Кована обрушился сверху ему на шею, почти отрубив голову. Хватка гортока ослабела, и он рухнул в пропасть. Неожиданное изменение нагрузки застигло Менас врасплох, женщина тяжело шлепнулась на спину. Меч Джереда снова вонзился в лед, и задыхающийся казначей остановился, свесив ноги в никуда.
 Остальные три гортока яростно залаяли.
 — Прекратить! — приказал Гориан, и они замолкли.
 Джеред поднялся на ноги, помог встать Менас и благодарно кивнул Ковану. Он вложил меч в ножны, хлопнув юного Васселиса по плечу. Однако, бросив взгляд в направлении костра, Джеред моментально напрягся и снова положил руку на эфес меча. Ардуций стремительно обернулся и увидел шесть фигур, появившихся в задней части расщелины и движущихся к огню.
 — Карку, — сказал казначей.
 Пришельцы внимательно оглядели Восходящих, а потом прошли мимо них к Гориану и гортокам. Джереда они игнорировали полностью, и он знаком приказал Ковану и Менас, чтобы те опустили мечи.
 Карку были одеты в мех и кожу. Как хирург с «Гордости Кирандона», они имели короткое туловище, но длинные руки и ноги. Их босые ступни покрывали густые волосы, а пальцы ног, как и пальцы рук, оказались необычно длинными и заканчивались кривыми толстыми ногтями. Лица карку тоже заросли темными волосами, а головы были либо покрыты сильно вьющейся шевелюрой, либо скрыты под меховыми шапочками.
 Карку окружили Гориана, и один из них опустился рядом с ним на колени и вытянул руку, чтобы прикоснуться к нему. Остальные смотрели на животных. Ардуций только сейчас заметил, что на каждом гортоке широкий кожаный ошейник.
 — Они ручные!
 — Охотничьи животные, — добавила Миррон, в голосе которой больше не слышался страх. — Не думаю, чтобы их можно было назвать ручными.
 — Нам можно подойти к Гориану? — спросил Оссакер.
 — Лучше не надо, — ответил Джеред, возвращаясь к костру. — Посмотрим, что будет происходить. Карку не причинят ему зла.
 — Откуда они взялись?
 — Спустились по стенам, надо полагать, — сказал Джеред. — Они удивительно хорошо умеют карабкаться.
 Ардуций посмотрел на гладкие отвесные стены, окутанные тенями. Значит, он действительно их видел. Ему до сих пор трудно было в это поверить.
 — Что они делают? — спросила Миррон.
 — Не имею ни малейшего представления.
 — Они что-то в нас почувствовали, — сказал Оссакер.
 — Меня это не удивляет, — отозвался Кован. — А как Гориан это сделал?
 Оссакер не успел ответить. Карку рядом с Горианом заговорил. Его эсторийский был неуверенным, но понятным. Этот язык торговли добрался даже до столь отдаленных уголков земли.
 — Ты из Харан-горов. Парак-аль.
 — Что? — спросил Гориан. — Что это значит?
 — Не могу… сказать… — Карку покачал головой.
 — Казначей Джеред? — окликнул Гориан.
 — В примерном переводе «Харан-гор» означает «Блюститель гор», нечто вроде опекуна или смотрителя, что-то в этом роде. Кстати, как и твое имя. «Гориан» на языке карку означает «Человек горы».
 — Гориан… — повторил карку. — Ты?
 — Да.
 — Ты благословен. Другой Гориан жил здесь, когда горы были моложе.
 — Первый Гориан прятался здесь, когда его изгнали из Карадука, — откликнулся Гориан. — Меня назвали в его честь.
 Карку кивнул и поднялся на ноги. Он протянул руку, которую Гориан принял.
 — А что значит «Парак-аль»? — спросила Миррон.
 Джеред приподнял брови.
 — Хозяин стад.
 — Откуда они могли это узнать? — удивился Ардуций.
 — Мы мало что знаем про карку, — ответил Джеред. — Возможно, первый Гориан наткнулся на что-то такое, о чем не оставил даже записей.
 Трое карку взяли своих гортоков на поводки и повели прочь. Животные рвались остаться с Горианом, но твердые окрики хозяев заставили их повернуть. Остальные карку вернулись к огню.
 — Харан-горы. — Они кивнули Восходящим. — Добро пожаловать в Карк. Казначей Джеред, твое имя известно. Тебе разрешено пройти с твоими друзьями.
 — Спасибо, — отозвался Джеред с поклоном. Он говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Я сожалею о гибели вашего зверя. Он напал — и я должен был защищаться.
 — Это прощено. Он был стар, и его разум был темным и медленным. Гориан не сумел в него проникнуть. — Карку помолчал. Определить его возраст было невозможно, но Ардуцию показалось, что он очень стар. — Что заставило вас идти через Карк? Сейчас плохое время года, чтобы путешествовать по высотным перевалам.
 — Мне нужно попасть к человеку, который сражается за Конкорд в Царде, но наш путь через Атреску перекрыли враги. Времени мало. У меня не было выбора, кроме как ехать этим путем.
 Карку кивнул.
 — Отдыхайте. Дождитесь нас. Мы можем предоставить помощь и сказать то, что вам нужно знать.
 Ардуций наблюдал за карку. Они подошли к стенам и начали подниматься вверх, почти не задерживаясь. Карку двигались быстро: пальцы их рук и ног находили крошечные трещины, позволяя им цепляться и двигаться. Очень скоро они скрылись из виду в темноте, за снегом, который тем временем снова начал обильно падать.
 Менас разлила похлебку по плошкам и вручила каждому вместе с куском хлеба. На дне гуща немного прилипла и отдавала горелым, но Ардуцию еда показалась восхитительной.
 — Скажи мне вот что, Гориан, — поинтересовался Джеред. — Скольких животных ты способен контролировать вот так?
 — Не знаю. Если бы это были коровы или овцы, то, наверное, целое стадо. Эти гортоки умнее, ими труднее было управлять. А что?
 — Так, одна мысль. Доедайте, и давайте поспим. На один вечер волнений предостаточно.
 — Казначей!
 — Да, Гориан?
 — Спасибо вам.




 ГЛАВА 55


  848-й Божественный цикл, 19-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Нунан и Келл разбудили Месть Гестериса за пять часов до рассвета и подтянули войска к Броду Чаек скрытно, частями — по половине манипулы пехоты и небольшие отряды лучников и всадников. Кавалеристы заняли позиции так, чтобы их не услышала охрана, а пехотинцы разошлись, окружив весь городок на расстоянии полумили.
 Оккупанты Брода Чаек были ленивы и чересчур самонадеянны, а легионеры Конкорда — дисциплинированны и умелы. Имея подробные и верные указания Хана Джессона относительно местности вокруг города, они быстро завершили маневр и подготовились к атаке. Близился рассвет, когда Нунан решил дать сигнал к атаке.
 Время тишины прошло. Душа у него пылала. Набеги и мелкие стычки не приносили удовлетворения. И хотя сейчас у них будет мало времени, но они сумеют нанести удар во имя Конкорда. Они отвоюют обратно часть его территории. Это станет заявлением о намерениях.
 — Мы захватим этот город, как в прежние дни! — крикнул Нунан тем пехотинцам, которые находились в пределах слышимости. — Дом за домом, улица за улицей, до самого форума. Не упустите ни одного цардита. Окружим и убьем их!
 На поле ниже по склону замычала корова. До него донеслось блеяние овец. Последнее мгновение вокруг царил мир. Мастер мечников резко опустил руку. Зазвучали горны, их подхватили в дальних построениях — и переливы сигнала разнеслись по равнине.
 — Ну, теперь они проснулись, — ухмыльнулся Нунан. — Месть! Бей и круши!
 Легионеры стремительно преодолели короткое расстояние до окраины, распевая во все горло песни Конкорда. Нунан возглавлял силы, двигавшиеся с востока. Келл находилась на противоположной стороне города. Топот ног и копыт разогнал утреннюю тишину. Нунан впервые увидел Брод Чаек, мирно дремавший в пологой речной долине, и увидел людей, бегающих между домами и виллами. Он надеялся, что цардиты в замешательстве.
 Пехота Конкорда хлынула на улицы Брода Чаек. Полу манипулы разбились на группы по пять человек и начали проверять дом за домом, тогда как другие разошлись по улицам. Лучники направились на крыши вокруг форума, кавалеристы несли дозор в окрестностях города, чтобы перехватить пеших или конных гонцов.
 Две сотни Нунана стремительно перешли брод и оказались на главной улице города. Они бежали тесным строем, подняв щиты перед собой и над головами, защищаясь от немногочисленных стрел, летевших в них. В точном соответствии с приказом, его легионеры отделялись от задних рядов строя, чтобы захватить каждый дом. Он услышал треск дерева — это разбивали двери.
 Впереди форум кишел людьми. Прилавки были выставлены для дневной торговли, но базилику наполняли цардиты, а не купцы. Солдаты бессмысленно метались из стороны в сторону, а тем временем Месть Гестериса смыкала цепь окружения. Нунан почуял близость сражения и приказал пехоте перейти в атаку. Многие цардиты поселились в базилике и теперь выбегали на площадку форума. Большинство были полуодеты и, видимо, не опомнились после вчерашней попойки. Тем лучше.
 Отряд Нунана вступил на форум. Сейчас у него за спиной осталась сотня, ритмичный топот ног вселял уверенность. Они замедлили продвижение и перестроились более широким фронтом, по двадцать пять человек в каждой. Горстка лучников защищала их с флангов и с крыш ближайших зданий. Цардиты стояли беспорядочно. Кто-то выкрикивал приказы, и из базилики спешили новые воины. Нунан решил, что ему противостоит примерно пятьдесят человек.
 — Шире строй! — крикнул он.
 Боевой строй рассредоточился, освобождая пространство, чтобы наносить удары.
 Цардиты пятились, не желая вступать в схватку. Кое-кто сзади уже ударился в бегство, направляясь к северному и восточному выходам с форума. Лучники Конкорда открыли стрельбу поверх головы Нунана. Враги дружно отхлынули, а потом повернулись и обратились в бегство. Прямо навстречу новым отрядом Мести. Ловушка захлопнулась.
 — В бой!
 Нунан бросился на оставшихся цардитов, которые составили небольшое, но решительно обороняющееся кольцо. Он прятал голову за щитом — только глаза виднелись над его краем. Мастер мечников бросился на врагов и почувствовал, как они дрогнули. Он ударил гладиусом, ощутив, как клинок вошел глубоко в плоть, и ему на руку плеснула теплая волна крови. Нунан шагнул назад и снова ударил. На этот раз он направил клинок правее, но его меч отклонили. Последовал ответный удар, и Нунан, сдвинув щит, принял его прямо на центр, а потом сделал небольшой шаг назад.
 К его ногам упало тело. Один из воинов Конкорда, с разбитым черепом. Нунан резко двинул щит вперед и вверх, ударив противника под подбородок, потом шагнул вперед, снова ударил щитом и нанес укол острием меча правее, чтобы отогнать других. Его люди сомкнулись вокруг него. Шум усилился: с дальней стороны форума подошли новые солдаты. Слева от него фонтаном ударила кровь. Гладиус рассек шею одному из цардитов.
 Нунан принял удар на центр щита. Он ответил, чуть повернув его и с силой выбросив гладиус вперед. Цардит не успел застегнуть доспех, так что меч пронзил ему сердце. Число врагов стремительно уменьшалось, но они не прекращали боя. Нунан снова шагнул вперед, прижимая локти к бокам и низко нагнув голову. Его гладиус рванулся из-за щита, но отскочил от кольчужной рубашки. Тогда он нанес удар щитом.
 Свершалось неизбежное. Цардитам не удалось найти ни одной бреши, которой можно было воспользоваться. Только стена щитов, украшенных гербом Конкорда, напоминавшим, с кем они имеют дело. Кто наносит им поражение! Последний противник упал под градом ударов, и по форуму разнесся крик торжества.
 — Ведем зачистку! — рявкнул Нунан. — Все осмотреть! Десять человек идет со мной в базилику. И два лучника.
 Он не собирался останавливаться и купаться в лучах славы. В другой части форума горожан собрали в группы и взяли под охрану. Лучники кольцом встали вокруг открытой площадки. Дело почти сделано.
 — Будьте внимательны! — велел Нунан. — Цардитам доверять нельзя.
 Его десятка прикрылась щитами и пошла цепочкой к базилике. За колоннами тьму рассеивали огни фонарей и факелов, зажженных в глубине. Они прошли по широкой мраморной лестнице. Нунан услышал внутри шум.
 — Не останавливаться! — приказал он. — Лучники, не отставайте. Фланги, смотрите в оба. Сохраняйте бдительность.
 Их шаги гулко прозвучали под высокими сводами. Внутри ряды скамей оказались пустыми. У них за спиной шум города стих до слабых отголосков. У входа в базилику направо и налево располагались двери, которые вели в помещения администрации. Большой флаг Атрески висел на дальней стене. Цардитские флаги и вымпелы стояли в подставках вокруг стульев и стола магистрата.
 — Воины Царда! Все кончилось! — Голос Нунана громко разнесся по залу с колоннами. — Конкорд вернул себе эту территорию. Покажитесь. Вам не победить.
 Базилика была пуста. Нунан жестом направил шесть человек к левой двери, а остальных повел к правой. Двери открывались внутрь. Он кивнул одному из легионеров. Женщина отодвинула засов и толкнула створку, быстро шагнув за щит. Оттуда вылетели три стрелы. Ни одна не нашла цели.
 — Выхода нет! Сложите оружие и сдавайтесь!
 — Выход всегда есть, — ответил голос из-за двери, с сильным акцентом и без страха.
 — Посмотри в окна или боковые двери. Люди Конкорда всюду. Брод Чаек наш.
 — Жалкие потуги, — проговорил голос. — Ваше сопротивление сломлено. Мы идем на Нератарн. Что нам один городишко? Это мы сейчас повсюду.
 Шаги. Нунан осторожно выглянул из-за щита. Фигуры двигались из густой тени коридора. Он поднял руку, останавливая своего лучника. Цардитов было пятеро. Трое несли натянутые луки с наложенными на тетиву стрелами. Они шли позади двух цардитов, приставивших мечи к шеям женщин, которых вели перед собой. Сзади к Нунану подбежали остальные шестеро, которые, видимо, никого не обнаружили.
 — Так вот оно, истинное лицо храброго воина Царда! — хмыкнул Нунан. — Отпустите их.
 — И вы убьете нас точно так же, как тех, кто сражался на форуме.
 — Я не убиваю тех, кто сдается. Мы — граждане Конкорда.
 Цардиты подошли к двери. Нунан увидел, что обе женщины немолоды. Судя по их одежде, они занимали в этом городе высокие посты. Обе не сопротивлялись. Та, что шла слева, претор города, держалась гордо.
 — Как твое имя? — спросил он.
 — Горсал, — ответила она.
 — И ты возглавляешь город, который без боя сдался цардитам? — Нунан посмотрел на удерживавшего ее мужчину. — Отпусти их. Я больше просить не стану.
 — Они погибнут прежде, чем ты меня убьешь.
 — Что поделаешь. — Нунан пожал плечами. — Я не питаю к ним уважения за то, что они сделали.
 Неуверенность промелькнула в глазах цардита. Нунан тихо сказал своим лучникам:
 — Цельтесь точнее!
 Они выстрелили. Цардит, державший в плену Горсал, не успел исполнить угрозу. Стрела попала ему в глаз, и, падая, он утащил женщину на пол. Второй женщине повезло меньше. Стрела пробила ей шею, и она упала, хватая себя за горло и задыхаясь, и оставила врага без прикрытия.
 — Взять их! — приказал Нунан. — Убейте их.
 Цардиты выпустили стрелы одновременно с мольбой о пощаде. Но Нунан молча смотрел, как его пехотинцы оттесняют их обратно в коридор. Звон мечей был недолгим, а звук клинка, вонзающегося в плоть сквозь доспехи, приносил удовлетворение.
 Он передал меч одному из лучников и опустился на колени рядом с Горсал.
 — Ты цела?
 — Да, — ответила она и посмотрела направо, где ее спутнице оказывал помощь один из солдат Нунана. — Она выживет?
 Легионер покачал головой.
 — Я сожалею, — проговорил Нунан. — У меня не было выбора.
 — Конечно. Те, кто лишен уважения, не заслуживают иного. — Лицо Горсал застыло.
 Нунан встал и протянул Горсал руку.
 — Это говорилось для цардитов. Мы знаем, что тут произошло.
 Горсал неохотно приняла его помощь и встала с пола.
 — Откуда?
 — Один из ваших горожан прошлой ночью прошел через наш лагерь. Хан Джессон.
 — Хан? Они его искали. Он убил сентора.
 — Так он нам и сказал. Теперь они ему не угрожают, но ему не удастся найти своих близких. Цард его погубит.
 — Бедняга. Ему так будет легче, — покачала головой Горсал.
 Нунан кивнул и направился обратно на форум. Там собирался его легион. Кавалеристы стояли на флангах, а пленных цардитов окружили в центре. Он поднял к небу гладиус.
 — Победа!
 Ответный крик звучал долго, но выражал скорее облегчение, чем торжество. Нунан поднял руки, требуя тишины, и ощутил легкий испуг. Так вот что чувствует генерал! Он еще никогда не держал речь перед таким количеством людей. Тут были легионеры, кавалеристы, враги и обычные горожане.
 — Жители Брода Чаек! Вы вкусили плоды союза с Цардом. Вы узнали, что такое их дипломатия. Поджоги, угон в рабство, убийства и казни. Если кто-то считает, что им лучше жилось под контролем цардитов, граница в той стороне.
 Нунан указал пальцем себе за спину. Стоявшие перед ним легионеры засмеялись и приветственно закричали.
 — Эта земля принадлежит Конкорду. Возвращайтесь в свои дома, снимайте флаги, которые они заставили вас развернуть, и вооружайтесь против общего врага. — Он указал на цардитов. Около сорока человек стояли перед ним, полуодетые и сломленные. — Вот они стоят. Ваши так называемые освободители. Мужчины, которые используют женщин в качестве щитов, чтобы спасти собственные жалкие жизни. Мужчины, которые предпочитают спрятаться за юбки собственной матери, а не отважно выйти навстречу противнику. В вашем городе цардиты убивали каждого десятого. Так же будет и с ними. А остальных мы отпустим на милость горожан. И пока мы будем идти, чтобы громить вражеские армии, я помолюсь о том, чтобы у вас, жители Брода Чаек, не нашлось милости для врагов. Месть, готовьтесь к выходу!


* * *

 Роберто выехал из главных ворот лагеря в сопровождении тридцати экстраординариев. На людей, которые собрались перед воротами, окруженные кавалерией Элиз Кастенас, градом сыпались оскорбления. Оскорбления и угрозы, которые Роберто не имел желания унимать. Каждый человек, пожелавший уйти из его армии, оставлял очередную царапину в его сердце. Но среди семи сотен — семи сотен! — тех, кто захотел вернуться, чтобы сражаться в Атреске, никто не уязвил его так сильно, как Горан Шакаров.
 Бывший мастер мечников Пятнадцатой алы, Божьих Стрел, стоял вместе с остальными. Его лишили меча и доспехов, лишили всех прав воина Конкорда. Роберто до сих пор не мог в это поверить. При приближении генерала атресцы встали и построились. Шакаров возглавлял отряд. Презрительные крики позади Роберто стали смолкать: все затихли, чтобы услышать слова генерала.
 — В вашем поступке нет чести, — сказал Дел Аглиос. — В ваших глупых действиях нет смысла. Никто из вас не задумался о будущем — и ни у кого из вас будущего нет. Когда Конкорд отвоюет Атреску, ваша роль не будет признана. Вы считаете, что идете защищать свои дома и семьи? Это не так. Вы идете раздувать огонь мятежа, хотите вы этого или нет.
 То, что я не назвал вас дезертирами, — это мой вам подарок, сделанный только потому, что вы все хорошо служили мне в боях. Но ваше решение показывает такое отсутствие веры в Конкорд, которое я не могу ни простить, ни забыть.
 Тем из вас, кто радуется, что сможет вернуться в страну, которую считает независимой Атреской, я могу пожелать только гибели от рук тех, кто сохранил верность Конкорду. Тем, кто будет в одиночестве защищать свои дома, когда их захлестнет поток цардитов, которые откатятся назад перед наступающими силами Конкорда, я скажу вот что. Из преданий и легенд древних королевств и империй пришло немало поговорок, верных и по сей день. Особенно уместна вот какая: «Мать труса слез не льет».
 А кто возвращается домой прежде, чем закончилась битва? Только трусы. Надеюсь, ваши близкие отвернутся от вас так же, как сегодня от вас отворачиваюсь я. Если вы погибнете, я ни на минуту не лишусь сна. Стыд будет давить на вас тяжким грузом, от которого вам никогда не избавиться.
 Дел Аглиос посмотрел на Шакарова.
 — Ты ничего для меня не значишь, сейчас и в будущем. Я тебя не знаю.
 Высокий воин встретился с ним взглядом, и в его глазах не было раскаяния.
 — Настанет день, когда мы снова как друзья пожмем друг другу руки, генерал, — сказал он. — Мы вас уважаем. Но бывают моменты, когда верность нашей стране важнее верности командирам, которых мы любим. Не расставайтесь с нами с ненавистью.
 Отчаяние грозило овладеть Роберто. Больше всего ему хотелось умолять Шакарова остаться. Сделать так, чтобы сила и ненависть этих людей всецело принадлежали Конкорду. Но у себя за спиной генерал ощущал новое доверие. Новую веру. И он был готов на все, чтобы ее взлелеять.
 Гордо вскинув голову, Дел Аглиос повернул коня и уехал обратно в лагерь под приветственные крики армии. Он не остановился, пока не оказался у своей палатки, где спешился, стремительно вошел внутрь и швырнул шлем в дальний угол. Эридес наклонился и поднял его, чтобы положить на подставку.
 — Ступай, — бросил Роберто. — Найди мне Даварова и Кастенас.
 Они следовали за ним от ворот и, услышав свои имена, вошли в палатку сразу после того, как оттуда выскочил Эридес. Роберто тяжело опустился на койку и закрыл лицо руками. Он боролся со слезами. Со слезами и яростью. Он не мог позволить себе ни того ни другого.
 — Ты сделал то, что необходимо было сделать, — проговорила Элиз.
 — Избавь меня от своего проклятого понимания! — огрызнулся Роберто. — Это провал. Поражение! И мое, как командира, и всего Конкорда в целом! — Он замолчал и через некоторое время поднял голову. — Извини, Элиз. Я сорвался.
 Она кивнула, принимая его извинения. Даварову тоже тяжело далось решение Шакарова.
 — Они предали нас, как предал Юран, — сказал он. — Нам следовало их всех убить.
 — В том-то и проблема. Они уверены, что возвращаются, чтобы спасти свою страну от цардитов и мятежников. Неужели ты действительно считаешь Шакарова предателем?
 Роберто поднялся с койки и подошел к столу, где были приготовлены вино и кубки. Он наполнил три и протянул два своим командирам.
 — С каждым поворотом событий проклятие, висящее над этой армией, усиливается, — сквозь зубы процедил генерал. — Но я никогда не думал, что мои собственные солдаты в таком количестве отвернутся от меня. Повторения я не допущу. Сколько нас осталось?
 — В последние дни было много дезертиров, — ответила Элиз. — Но сегодня под твоим командованием по-прежнему больше одиннадцати тысяч.
 — Я пришел в Цард почти с двадцатью.
 — Но оставшиеся пойдут за вами куда угодно, — проговорил Даваров. — Вы почувствовали их настроение.
 — Это было единственным благословением в последние дни, — отозвался Роберто. — Надо изменить наши действия. Я не могу допустить, чтобы атресцы и эсторийцы строились как отдельные легионы. Сейчас так нельзя. Даваров, я поручаю тебе всю пехоту. Элиз, у тебя вся кавалерия. Тщательно подбирайте себе командиров. Мы будем проводить совместные учения во время движения к Гестерну. Забудьте о тех, кто ушел. Мы потратили слишком много времени. Надо проходить каждый день по тридцать миль на всем пути к Гестерну, иначе к нашему прибытию Конкорд уже не спасти. А добравшись до цели, мы обрушимся на цардитов с такой мощью, что они не выдержат. Мы — кулак Бога, и его удары обрушат горы.


* * *

 Рассвет уже разгорался, так что карку должны были скоро вернуться. Снегопад не уменьшился, а ветер с воем врывался в расщелину и кружил вокруг нее. Они все проснулись и ждали. Этим утром Миррон чувствовала себя подавленной. Она сидела в стороне от остальных, и ее пальцы играли с огнем костра. Девочка позволяла языкам пламени лизать руки и согревать ее. В хаотичной энергии было что-то успокаивающее. А еще эта энергия завораживала так, что ей приходилось следить, чтобы огонь не захватил одежду.
 — Держи. Согрейся и изнутри.
 Миррон подняла голову. Менас протягивала ей дымящуюся оловянную кружку. Миррон в этом не нуждалась, но Менас не виновата в том, что ничего не понимает. Она вытащила руку из огня и приняла питье.
 — Спасибо, — сказала девочка. — Хотите сесть?
 — С удовольствием, — улыбнулась Менас.
 Миррон чуть подвинулась на бревне. Она отпила глоток отвара. В нем были сладкие травы, и в морозную погоду вкус оказался очень приятным.
 — Как вас зовут на самом деле? — спросила Миррон.
 — Ты уже знаешь.
 — Нет, я имею в виду имя. То, которым казначей вас никогда не называет.
 Менас рассмеялась.
 — Называет иногда. Когда думает, что никто не слышит. Меня зовут Эрит.
 — Приятно познакомиться, Эрит Менас.
 — А ты Миррон… как дальше?
 — Ну, это как посмотреть. Моя мать — Гвитен Терол, но по Восхождению я — Вестфаллен. Нас всех зовут одинаково.
 — А что тебе больше нравится? — Менас улыбнулась.
 — Вестфаллен, — призналась она. — Это напоминает мне о доме.
 Миррон отвернулась, на случай, если не сможет сдержать слезы. Менас молчала, но продолжала глядеть на нее, и девочка почувствовала, как на ее плечо легла рука.
 — Он кажется таким далеким, правда? — сочувственно проговорила сборщица.
 — Каждый раз, когда я открываю глаза, я не могу поверить тому, что вижу, — вздохнула Миррон. — На мгновение. Пробуждение — лучшее время дня. Единственное, когда я могу обмануть себя и думать, что я по-прежнему дома.
 Менас поняла, что девочка вот-вот сорвется, и прижала ее к груди.
 — Извините, — прошептала Миррон. — Извините.
 — За что? — спросила Менас. — Я просто удивляюсь, что ты так долго держалась. Дай себе волю.
 — Это неправильно! — Складки плаща Менас приглушали ее голос. Запах шерсти бил в нос. — Я не должна быть здесь. Моя жизнь должна идти совсем не так.
 — Ш-ш. Я знаю. Это очень тяжело, но даже вы не имеете власти над своей судьбой. Никто из нас не имеет.
 — Вы имеете, — возразила Миррон, — Вы решили присоединиться к сборщикам. Вы сами выбрали свой путь.
 Девочка отстранилась и вытерла глаза. Менас заправила ей за ухо выбившуюся прядь волос.
 — И ты считаешь, что путь, который я выбрала, вел на замерзший перевал в Карке?
 — Нет. — Миррон засмеялась. — Я понимаю, что вы имели в виду.
 — А вот это? — Менас прикоснулась к шрамам на лице. — Их я тоже не выбирала.
 — А откуда они у вас?
 Менас улыбнулась, но улыбка не затронула взгляда.
 — Не всем хочется платить налоги. Послушай, Миррон…
 — У вас там все в порядке? — Это спросил Гориан.
 — Да, спасибо, — откликнулась Менас. — Тебе этого не понять. Это девичьи разговоры.
 Она подмигнула Миррон, и та снова засмеялась.
 — Им так легко! Для них это интересное приключение.
 — Думаю, это немного труднее, — сказала Менас. — Вот почему им хочется, чтобы ты считала именно так, но в ночной тишине страхи тоже настигают их. Не давай им обмануть себя. Ты-то хотя бы можешь проявлять свои чувства.
 — Это не очень-то помогает.
 — Поверь, помогает, — ответила Менас. — Послушай, Миррон, женщине в диких местах трудно. Даже женщине-легионеру. Большинство мужчин в своей самонадеянности будут считать тебя слабой. Так что приходится разгадывать, что за этим кроется, и доказывать, на что ты способна. Ты можешь сделать это благодаря твоим способностям. Я делаю это с помощью лука, меча и герба, который я ношу. Но это дается долгим трудом.
 — Это несправедливо. Ведь Адвокат — женщина!
 — Да, несправедливо. И да, она женщина. И ей, чтобы добиться уважения, пришлось приложить гораздо больше усилий, чем любому Адвокату-мужчине, можешь мне поверить. И некоторые мужчины никогда не согласятся с тем, что нам следует давать посты, связанные с властью и ответственностью, поскольку, по их словам, мы не справляемся с трудностями. Они успешно забывают, что бессчетное количество мужчин ломаются при сложных обстоятельствах, и указывают на тех немногих женщин, которые повели себя так же. Как канцлер. Едва ли она образец для подражания.
 Миррон вздрогнула от воспоминаний.
 — Извини. Мне не стоило это говорить.
 — Ничего, Эрит. Я понимаю, что вы хотите сказать. Не тревожьтесь. Я постараюсь больше походить на Адвоката. Или на вас.
 — Ну, я не так уж хороша… — Менас слегка покраснела.
 — А по-моему, так. Я рада, что вы здесь.
 — Ну, это благодаря мужчине, так что, наверное, исключения существуют. Казначей понимает больше, чем мы все думаем.
 — Он действительно так хорош, как рассказывает Кован?
 — Надеюсь, — ответила Менас. — И, несмотря на то что временами он бывает груб и жесток, он поставил свою репутацию и жизнь на то, что вы способны сделать. Он верит в вас, и его вера очень многого стоит!
 Миррон посмотрела на Джереда, который разговаривал с Кованом и обсуждал какие-то выпады мечом.
 — Интересно, он когда-нибудь в этом признается? — проговорила она.
 — О чем ты? — спросила Менас.
 — Ни о чем. Совсем ни о чем.




 ГЛАВА 56


  848-й Божественный цикл, 20-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Через горы шли тропы. Джеред всегда подозревал, что это так, но карку скрывали их от посторонних глаз. Сейчас его это не особенно волновало. Джеред просто радовался тому, что может укрыться от крепчающего холода и услышать, как успокаиваются Восходящие.
 Они ехали или вели мулов в поводу, при свете фонарей углубляясь в недра гор. Казначей понимал, что они двигаются быстро. Даже птица не пролетела бы к границе с Цардом более прямым путем. Три их проводника-карку, как и весь этот народ, были для него загадкой. Металлы и минералы, которые они находили и добывали с таким умением, составляли основу их торговли и дипломатического влияния, и тем не менее под землей карку явно чувствовали себя неуютно.
 — Никогда не поверю, что этот народ страдает клаустрофобией, — прошептала Менас.
 Ее голос гулко разнесся по туннелю, которым они ехали. Достаточно широкий, чтобы могла двигаться пара мулов рядом, он, наверное, годился бы и для проезда небольшой повозки. Голова Джереда, когда он ехал верхом, почти упиралась в свод туннеля, не доходя до него дюймов пять, но, с другой стороны, среди карку казначей выглядел великаном. Туннель пробили в скале немного неровно, но поверхность сгладилась множеством ног людей и животных, прошедших здесь за века его существования. По большей части стены туннеля не имели украшений, но время от времени путникам попадались рисунки или символы, вырезанные в камне и изображавшие солнце, гору, дерево и реку.
 Ехавший впереди них карку обернулся. Джеред попытался вспомнить, как его зовут. Харбан Квист, вот как. Первое имя — личное, второе — традиционное племенное.
 — Ты считаешь всех нас рудокопами и пещерными крысами, желающими жить внутри живой горы, — проговорил он раздраженно. Менас напряглась. — А что, все люди в твоем Конкорде — солдаты?
 — Нет. Но я не это имела в виду. Я просто…
 — Ни один человек, ни один карку, не захотел бы жить внутри горы. Это необходимость. Величие повелителей гор, неба, воздуха и вольных зверей — все это наверху. Вот в чем наша радость и к чему лежат наши сердца. Не говори, пока не поймешь. Ты увидишь.
 — Извини. Я не хотела сказать ничего обидного.
 — Каждая метка на этих стенах — напоминание о том, где надо ходить каждому карку.
 Харбан снова повернулся вперед и что-то негромко сказал своим спутникам, которые шли по обе стороны от него.
 — А он ворчун, правда? — сказала Миррон у них за спиной.
 — Это только о вас люди судят предвзято, да? — съязвил Джеред. — Вам это нравится?
 — Но они люди гор, — возразил Гориан. — Все они рудокопы.
 — Харбан с тобой не согласится, — прошипел Джеред. — А я предпочту поверить на слово карку, а не юному щенку, которого всю жизнь баловали в Вестфаллене. Смотри и учись. Так ведь вам всегда советовал отец Кессиан, верно?
 Ответом стало полное боли молчание, и Джеред закусил губу.
 — Вам не стоит говорить о нем, — негромко сказал Ардуций.
 — Я не хотел оскорбить его память, Ардуций.
 Впереди становилось светлее, и Джеред обрадовался, что это отвлечет их внимание. Они немалую часть дня путешествовали внутри горы, и толща над головой давила на его сознание и на Восходящих тоже. Это привело к множеству перепалок и долгим напряженным паузам. Карку пошли быстрее, выпрямившись и подняв головы. Мулы, опытные путешественники, навострили уши, понюхали воздух и одобрительно завопили.
 Джеред обнаружил, что тоже повеселел. Затхлый холод туннеля проникал сквозь меховую одежду и пробирал до самых костей. Солнце на открытом пространстве не согреет, но его прикосновение к лицу будет необычайно приятно. Харбан бросил на них взгляд через плечо.
 — Это земля, запретная для посторонних. Помните, что вам оказана честь.
 Джеред вышел на яркий предвечерний свет и прикрыл глаза ладонью. Под ним, ниже по пологому заснеженному склону, находилось вполне внятное объяснение тому, почему Харбан предпочитает жить вне горы. Это заставило его усомниться, насколько удачно он выбрал место для своей виллы, которую строил в Карадуке.
 В окружении гор лежала плодородная, чуть холмистая и поросшая травой равнина. Джеред оценил ее ширину примерно в две мили, а длину — как вдвое большую. Река протекала ровно по ее середине, каскадом вытекая из устья пещеры справа вверху и исчезая в пасти горы слева. Каждая скала в пределах видимости была покрыта яркими живописными фресками, поднимавшимися на высоту двадцати футов или больше. Множество троп шли вверх по склонам и исчезали в снегах или внутри гор.
 На востоке и западе громадные, покрытые льдом склоны начинались в сотнях футов над их головами и уходили в небо, разделяя горы. Джеред ощутил острое изумление. Это определенно не природные образования, а дело рук карку! Их расположение было слишком симметричным, чтобы существовало иное объяснение. Без них долина уже находилась бы глубоко в тени. Однако ледяная поверхность, лежащая под углом, улавливала лучи солнца и заливала светом весь великолепный ландшафт.
 На равнине карку построили небольшой город. Круглые каменные здания в один и два этажа стояли на обширных участках по обоим берегам реки, где росли овощи или паслись овцы, козы и длинношерстные коровы. Крыши домов венчали купола, сделанные из дерева. В центре каждой была дымовая труба, из которой вверх тянулся тонкий дымок.
 На северном краю города более крупные здания располагались вокруг открытого пространства. Вымощенное камнем, оно тоже имело форму круга. В центре его находился колодец, и Джеред разглядел в поселении еще несколько таких же.
 — Ох, как красиво! — выдохнула Миррон.
 Джеред кивнул. Действительно красиво.
 — Неудивительно, что они хотят сохранить его в тайне, — сказала Менас.
 — У нас много лиц, — заявил Харбан. — Посторонние видят только одно. Добро пожаловать в Иллин-Квист.
 Он повел всех вниз по склону, по широкой лестнице, которая тянулась от входа в туннель. Внизу, в городе, люди останавливались и изумленно смотрели на незнакомцев, шедших к ним. Дети прекратили игры и спрятались за юбками матерей. Взрослые стали собираться в группы, причем многие были вооружены короткими клинками, боевыми посохами, копьями и одноручным оружием, похожим на миниатюрный арбалет.
 Двое спутников Харбана побежали вперед, разговаривая с людьми, успокаивая их и объясняя, кто к ним явился. Опасение сменилось благоговением. Джеред услыхал, как по толпе пронесся шепот. Минуя собравшихся жителей, он улыбнулся им.
 — Спасибо вам, — проговорил он на неуверенном карку. — Спасибо, что разрешили нам войти в ваш дом.
 Джеред не был убежден, что они его поняли. Откровенно говоря, большинство игнорировали его и открыто рассматривали Восходящих, которые ехали следом. Казначей оглянулся.
 — Старайтесь улыбаться, — посоветовал он. — Боже Всеобъемлющий, у вас вид такой, словно вы идете на собственную казнь.
 — Что происходит? — спросил Оссакер.
 — Они на нас уставились, Осей, — ответил Ардуций.
 Оссакер устремил на карку слепой взор, а потом улыбнулся.
 — Мы им нравимся, — сказал он. — Они нам рады.
 — Ты можешь это почувствовать? — спросил Джеред.
 — Их мысли приносят тепло и покой картам их энергий. Они не боятся.
 — Наверное, это приятное ощущение, — заметил Кован.
 — Чудесное ощущение! — отозвалась Миррон, одарив его широкой улыбкой.
 Парнишка густо покраснел.
 Джеред посмотрел на Гориана. У того было суровое, даже недовольное лицо.
 — Тревожишься, что кто-то примет тебя таким, какой ты есть? — спросил казначей.
 Гориан перевел взгляд на него.
 — Что они знают? Я не люблю, когда люди знают что-то, чего не знаю я!
 — Тогда ты должен не любить очень многих, — отозвался Джеред, чувствуя привычное раздражение. — Как вариант, ты мог бы решить обращаться с ними уважительно и задать вопросы, после того как мы остановимся. Я убедился, что это один из способов прожить долго.
 — Они не должны знать про нас так много, — возразил Гориан.
 — Ты понятия не имеешь о том, что именно они знают, — сказал Ардуций. — Возможно, столько же, сколько мы знали про казначея до того, как с ним встретились. Слухи и отзывы.
 — А почему это так тебя расстроило, Гориан? — удивился Оссакер. — Это первые незнакомцы, которые не питают к нам ненависти.
 Кован что-то проворчал, и Гориан стремительно повернулся к нему в седле.
 — Что ты сказал, маленький маршал?
 — Я сказал, что это из-за того, что ты параноик, — ответил тот. — Только на самом деле все еще хуже, правда? Ты хочешь, чтобы люди тебя ненавидели и боялись. Тогда ты чувствуешь себя сильным. Отец Кессиан был бы разочарован, если б знал.
 — Если ты еще хоть раз упомянешь его имя, я сожгу тебя, Васселис. Он был  нашим отцом. Он не имел никакого отношения к тебе, и это не твое дело!
 — Но он это знал, — прошептал Оссакер так тихо, что Джеред едва расслышал. Но он повторил еще раз, уже громче: — Он знал. Вот почему он взял с тебя то слово на помосте, когда умирал.
 — Ну все, хватит! — заявил Гориан.
 — Гориан! — предостерег его Ардуций.
 Джеред уловил его интонацию и мгновенно спрыгнул с седла, шагнув к Гориану, который уже поднял руку. Он схватил паренька за запястье.
 — Я спас тебя не для того, чтобы ты демонстрировал свою ребяческую обидчивость, парень, — сказал казначей. — Ты опустишь руку и будешь вести себя примерно, иначе плохо придется вовсе не Ковану или Оссакеру. — Гориан собрался что-то возразить, но Джеред сильнее сжал пальцы, заставив мальчишку скривиться от боли. — Я понятно сказал?
 Он резко отбросил руку Гориана ему на колени и не стал дожидаться ответа. Вернувшись к своему мулу, он не сел в седло, предпочтя вести животное в поводу.
 — Не спускай с него глаз, — прошептал казначей Менас, которая ехала рядом с ним. — Мы не можем на него положиться, а Ардуций не способен его контролировать.
 Жители Иллин-Квиста наблюдали за этой сценкой без видимой реакции. Харбан посмотрел на Джереда с некоторым недоумением, но продолжил движение, приведя их к центру мощеного круга и колодцу, где предложил всем спешиться. Потом подозвал нескольких карку, чтобы те занялись мулами. Харбан указал на самое внушительное здание города, строение с высоким куполом над стенами в два этажа и с множеством окон. Его украшала мозаика, изображавшая горы и синее небо, главные двери были распахнуты, открывая взгляду жаркий огонь, горевший в центре помещения.
 Внимание Джереда привлекли здания по обе стороны от главного. Оба оказались низкими — не выше его роста, — и их ступени вели вниз, в полумрак. Из труб шел пар, а не дым. Он спросил про них у Харбана.
 — Это бани, — ответил тот. — Насколько я понимаю, такие вещи есть и у вас в Конкорде. Но на нас сошло благословение. Мы расположены над природным горячим источником, так что вода греет и успокаивает после дня в горах. Или под ними. — Он пристально посмотрел на Менас, а потом указал на здания по очереди. — Это для отдыха и облегчения болезней. Это для празднования жизни и почитания наших повелителей. Вам нельзя входить в них.
 Джеред позаботился о том, чтобы Восходящие услышали эти слова, а потом провел их в зал под куполом. Когда Кован проходил мимо него, он схватил юношу за рукав.
 — Я понимаю, что это трудно, но старайся его не раздражать, — попросил казначей. — Он нам нужен. Он — сила. Ты это знаешь, и он это знает.
 — Я постараюсь.
 Внутри помещения перекрестье балок, поддерживающих крышу, терялось в тенях. Вдоль стен единственного зала были установлены фонари, а дым от огня уходил вверх через трубу, отверстие которой располагалось всего в паре футов над самыми высокими языками пламени. В зале стояли многочисленные скамьи, расположенные кругами лицом к огню. Его огораживала невысокая стена из камней.
 Четыре карку сидели рядом на внутреннем круге скамей, и вновь пришедших пригласили присоединиться к ним. Джеред сел слева от них, а Восходящие, Менас и Кован устроились рядом. Харбан встал за спиной у Джереда, чтобы служить переводчиком.
 — Кто они? — шепотом спросил казначей.
 — Мы — Гор-Камас, — ответил один из них — старый, с почти лишенными растительности лицом и головой. Он кутал тело в меха, несмотря на то что в зале было тепло. — Хранители гор Иллин-Квиста. — Старик немного подумал. — Наверное, нас можно назвать квесторами или судьями. Я — Изенга Квист. Добро пожаловать. Добро пожаловать все.
 — Для нас честь получить приглашение в ваш город, — сказал Джеред. — Это дружеский жест, неожиданный, но очень радостный. Горные перевалы холодные и очень трудные.
 Он попытался говорить на карку, но Изенга отмахнулся.
 — Лучше не надо, — посоветовал он, и Джеред увидел на лицах карку улыбки. — Твои интонации придают некоторым твоим словам… э-э… другое значение. Но спасибо тебе.
 Изенга и другие Гор-Камас пристально посмотрели на четырех Восходящих, изучая их лица. Джеред почувствовал, как те начали ерзать, и адресовал им строгий взгляд. Ардуций шепотом пересказывал Оссакеру, что происходит вокруг.
 — Ваш великий Конкорд отвернулся от своего будущего, как и предсказывал Гориан, — проговорил наконец Изенга.
 Гориан поднял голову.
 — Вы его знали? Я имею в виду Гориана.
 Изенга рассмеялся: теплый дружелюбный смех разнесся по залу.
 — Нет, юный. Неужели я кажусь таким старым? Боюсь, что истории о нашем бессмертии — это очередная ложь, как и множество других.
 — О! — разочарованно отозвался Гориан.
 — Но он был первым чужаком, которому мы открыли наши сердца. Его слова походили на отголоски нашего забытого прошлого, а мы помним его по стихам, изустным преданиям и рисункам. Гориан сказал, что однажды придут другие, изгнанные из своих домов теми, кому следовало бы открыть им объятия.
 — А он… — начала Миррон и смутилась, когда Гор-Камас повернулись лицом к ней. — Он нашел в Карке других, таких как мы?
 Харбан негромко перевел ее вопрос, и все четверо кивнули.
 — О да, — ответил Изенга. — Именно поэтому он задержался здесь надолго. Мы всегда зависели от прихотей стихий. Наши животные и посевы существуют на грани жизни. Природе потребовалось, чтобы среди нас появились те, кто понимал эти вещи более глубоко, так же как Повелитель Гор предписал, что некоторые из нас смогут находить медь, железо и золото. Но они не совсем такие, как вы, хотя Гориан сказал, что некоторые с вашими знаниями придут сюда, рискуя своей жизнью. Никто не способен укротить гортока, как вы, по собственной прихоти.
 — Я в замешательстве, — сказал Джеред. Он повернулся к Ардуцию. — Мне казалось, что Ступени говорили, будто все, что знал Гориан, записано и хранится в Вестфаллене. Это огромный пробел.
 Ардуций не знал ответа.
 — Мы взяли с него клятву, что он не раскроет наших тайн, — объяснил Изенга, и в его глазах загорелся радостный огонь. — Духи наших предков, защищающие нас от зла, будут сегодня ликовать, ибо их вера в него оказалась оправданной. И ту же веру мы возлагаем на вас. Ничто из того, что вы увидите и услышите здесь, не должно быть рассказано вне гор.
 — А почему это надо скрывать от Восхождения? — спросил Оссакер.
 — Потому что очень велик риск того, что посторонние узнают слишком много. Нам не нужны помехи и не нужны вопросы. Если известие распространится — как это случилось с вами, — придут люди. А нас не так много, чтобы вечно отражать поток захватчиков.
 — Только безумец попытался бы напасть на Карк, — заявил Кован.
 Изенга кивнул.
 — Да, но это их не остановит, юный. Как не останавливает тех чужаков, которые решили, что имеют право разрабатывать наши горы сами. Они могут не достичь успеха, но навсегда изменят наши жизни. А принимать такое решение не имеет права никто, кроме наших повелителей и наших канас-у.
 Джеред откашлялся.
 — Харбан сказал, что есть вещи, которые нам надо узнать. Время позднее, а Восходящие… все мы устали.
 Изенга кивнул.
 — Конечно. Мы следили за вами с того момента, как вы вошли в Карк, гадая, путешествуете ли вы только лишь для того, чтобы уйти от войны. Но это не так, верно?
 — Да, — ответил Джеред. — Мы…
 Изенга предостерегающе поднял руку.
 — Эту войну необходимо прекратить. Юран глуп, но ваш Адвокат не менее глупа. И теперь нашим друзьям в Гестерне угрожает армия, которая слишком велика, чтобы они смогли ее победить. Мы не можем участвовать в этом конфликте. Цард всегда был мирным соседом, как и Конкорд, но теперь мы видим угрозу нашим границам. Цардиты попытались использовать наши дороги, чтобы скрыться от разведчиков Конкорда. Армии Конкорда подходят к нашим границам так близко, насколько осмеливаются. Мы боимся будущих сражений, Пол Джеред. Если цардиты захватят Гестерн, мы окажемся в изоляции, а они будут уверены в своих силах.
 — Мы идем, чтобы их остановить. Чтобы заставить цардитов повернуть.
 — Мы поняли это.
 — Вы упомянули об армии, которая движется близко от ваших границ. Надо полагать, это северная армия. Это Джорганеш? Вы, конечно же, должны его знать.
 — Он давний друг карку, — отозвался Изенга. Его голова опустилась, и он стал смотреть себе на ноги.
 Джеред похолодел.
 — Что случилось, Изенга? Что случилось с Джорганешем?
 — Сейчас мы поедим, — ответил тот. — Потом вам надо отдохнуть. Ты услышал то, что должен был услышать. Завтра мы отведем тебя туда, где ты увидишь то, что должен увидеть.
 — Но… — начала Менас.
 Изенга покачал головой и сделал знак открыть двери. Последние лучи солнца исчезли за горами, заливая вершины ослепительным светом, но оставив город в темноте.
 — С последними лучами дня уходит время говорить о ссорах и боли. Вы увидите то, что должны увидеть. Это красноречивее любых слов, которые я мог бы произнести на вашем языке. Поешьте и поспите.
 Но снедаемый тревогой Джеред не мог спать. И тучи, которые неслись по темному небу, вновь извергали на землю очередной снегопад.




 ГЛАВА 57


  848-й Божественный цикл, 21-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Скворчащие на сковороде куски ягнятины, яйца из гнезд горных птиц и мясистые корнеплоды положили такое основательное начало новому дню, что Миррон показалось, будто она больше никогда не проголодается. Рядом с ней Гориан рыгнул так громко, что звук эхом отразился от горного склона. Девочка ткнула его локтем, но он только захохотал.
 — Это просто моя еда говорит за меня «спасибо»!
 Миррон улыбнулась ему. Они сидели вокруг небольшого костра, зажженного перед домом, где проспали всю ночь под огромным ворохом шкур. Славный Кован храпел так громко, что его прогнали в другую комнату, где огонь потух и стало очень холодно. Теперь он сидел, заглатывая завтрак, и гневно смотрел на Гориана. Ардуций и Оссакер расположились на скамье напротив девочки. В долине дул холодный ветер, но они были от него укрыты, а над восточным склоном поднималось солнце, заливавшее город светом.
 К югу от того места, где они находились, Миррон увидела Джереда и Менас, которые разговаривали с Харбаном и Изенгой. Джеред был явно раздосадован, и ей показалось, что казначею не удается получить ответов на свои вопросы.
 — Интересно, что они хотят нам показать, — сказала она.
 — Ничего хорошего, — ответил Кован.
 Он отставил пустую тарелку и начал точить меч оселком. Вокруг них собралась небольшая толпа детей, которых выставили из домов поиграть.
 — Откуда ты знаешь? — спросил Гориан.
 — Потому что Джеред встревожен, а насколько я успел понять, это всегда дурной знак.
 — Он знает не больше, чем ты, Васселис, — возразил Гориан.
 — Он солдат, Гориан, — объяснил Кован с подчеркнутым терпением. — И сборщик. Он чувствует, когда люди пытаются скрыть что-то.
 — От нас тут ничего не зависит, вот что мне не нравится, — негромко сказал Гориан. — Нас просто засунули сюда, чтобы мы не путались под ногами, пока он решает, что делать с нами. Неужели вас это не огорчает? Неужели никто из вас не чувствует себя беспомощным?
 Миррон изумилась. Она инстинктивно обняла его за пояс, пытаясь понять, что привело к столь неожиданной откровенности.
 — Мы все чувствуем одно и то же, Гориан. Вот почему нам надо держаться вместе.
 — Слова из уст Ардуция, — заметил Оссакер.
 — Мы должны ему доверять, — сказал Ардуций. — Мы нужны ему живыми.
 — Мы для него пешки, — бросил Гориан. — Мы ведь ему не нравимся. Он просто хочет нас использовать. Главное, чтобы вы это понимали.
 Послышался смех и быстрый детский шепот.
 — Привет! — сказала Миррон, улыбаясь группе из восьми ребятишек.
 Закутанные в меха, они выглядели невероятно мило. Их глазки сверкали из-под меховых шапок, лица и стопы были покрыты пушистыми волосками. Поймав ее взгляд, они попятились.
 — Не бойтесь! Смотрите.
 Миррон опустила ладонь на траву и смела с ее поверхности тонкий слой льда и снега. Под верхним слоем почвы в твердой и холодной земле пряталась луковица раннего цветка. Ей показалось, что это крокус или что-то вроде. Комочек потенциальной жизни, ожидающий искры тепла.
 Девочка передала ее, направив короткий импульс своей энергии в луковицу и побудив ее к росту. Она ощутила, как корни цветка скребут землю внизу, а бутон пробивается к поверхности. Миррон отдала еще немного своей энергии — самую кроху, и увидела, как стебель с бутоном вырвался из травы и вырос на несколько дюймов. Дети смотрели в немом изумлении. Миррон закончила дело, заставив бутон расцвести. У цветка оказался чудесный нежно-фиолетовый оттенок. Она сорвала его и вручила ближайшей маленькой девочке.
 — Вот, видишь. Это тебе.
 Девочка восторженно взвизгнула и убежала, сжимая цветок в руке. Ее друзья бросились за ней. Миррон рассмеялась и хлопнула в ладоши. У нее на сердце потеплело.
 — Они не имеют представления о том, что происходит за их границами, верно? — спросила она, чуть погрустнев. — Они в коконе, как были мы в Вестфаллене. Не знаю, правильно ли это.
 — Они достаточно скоро все узнают, — ответил ей Кован. — Они еще маленькие.
 К ним по тропе шагала Менас. Убедившись, что ее заметили, она громко позвала их. Восходящие поблагодарили повариху за завтрак и оставили ее с горкой грязных тарелок и вилок.
 — Пора трогаться, — сообщила Менас, когда они к ней подошли. — Идем.
 Она провела их вниз к берегу реки. Ее течение было медленным, пока она не достигала входа в гору, где сужалась и стремительно уносилась в темноту.
 — В какую сторону мы едем? — спросил Оссакер.
 — В ту.
 Менас указывала в темноту горы. Оттуда слышался шум воды — громкий, как у водопада. У берега стояли две лодки, а рядом вели о чем-то разговор Джеред и Изенга.
 — Ты шутишь, наверное? — спросил Кован.
 — Видимо, все не так страшно, как кажется, — отозвалась Менас, хотя сама выглядела не очень уверенно.
 — А как же мулы? — спросила Миррон.
 — С ними здесь ничего не случится. Идемте, — поторопила Менас. — Чем раньше мы отправимся…
 Миррон посмотрела на лодки. Все их пожитки уже уложили на нос и прикрыли кожей. На каждой лодке было по две пары весел и по три шеста с удобными захватами на одном конце и плоским расширением внизу. Она спросила, для чего это нужно.
 — Чтобы отталкиваться от стен, когда они сомкнутся вокруг нас, — объяснил Харбан. Он улыбался, получая удовольствие от их тревоги. — Вам в Конкорде не случалось совершать таких плаваний. Внутри река раздваивается. Правый рукав крутой и быстрый и уходит в сердце горы, куда вам плыть нельзя. Мы поплывем налево. Это более легкий путь. Почти легкий.
 Миррон содрогнулась и обернулась к Гориану, ища поддержки. Он выглядел таким же бледным, как наверняка и она.
 — А почему нам нельзя плыть другим путем? — спросил Гориан.
 — Потому что он идет в Интен-Гор, сердце горы. Это святые места карку. Их не видел ни один чужак. И никогда не увидит.
 — А как оно выглядит?
 Ардуций смотрел вглубь горы. Миррон поняла, что его фантазия уже вырвалась на волю.
 — Оно прекрасно, — ответил Харбан. Его голос звучал тихо и благоговейно. — Огромная пещера и озеро, которое мы называем Вечной Водой. В его центре находится остров, где наши предки построили Святилище Сердца. Они для нас так же важны, как воздух, которым мы дышим. Они управляют нашей жизнью и связывают нас с горами, воздухом и всеми созданиями, что ходят путями живых и туннелями мертвых. Каждый карку должен проделать этот путь, чтобы стать взрослым и быть принятым в свое племя.
 — Мне бы очень хотелось это увидеть, — сказал Гориан.
 — Это невозможно, — ответил Харбан, хоть и улыбнулся. — Но вы увидите достаточно, путешествуя по окраинам горы.
 Образ Интен-Гора рассыпался, и Миррон вспомнила, что ей страшно. Видимо, это отразилось у нее на лице.
 — Все будет хорошо, юная. Немного опасности не помешает, — проговорил Харбан, негромко смеясь.
 — Нет, не очень, — ответила Миррон. — А это обязательно, господин Джеред?
 Джеред подошел к ним, он не сердился, хотя в его взгляде читалась грусть.
 — У вас все хорошо? — спросила девочка.
 — Все в порядке, спасибо. Послушайте, нам надо попасть в одно место очень быстро, и этот путь — единственный. Поверьте мне, я выбрал бы другой путь, будь у нас такая возможность. Харбан утверждает, что это безопасно.
 — Ну конечно, у них головы крепче наших, — проворчал Оссакер. — Наверное, они все время стучат ими о камни.
 — Ты не шутишь, верно? — Джеред пристально посмотрел на него.
 — У них черепа толще, — подтвердил Оссакер. — Это заметно по потокам энергии вокруг них.
 — Ясно.
 Миррон наблюдала еще за одним поспешным и тихим разговором на языке карку. При этом Джеред гневно жестикулировал, указывая себе на голову, на воду и на скалы. Наконец он вскинул руки и снова повернулся к Восходящим.
 — Все хорошо, — сказал он. — Если любой из нас, включая его самого, стукнется головой, то он уверяет меня, что смерть будет мгновенной. Надеюсь, это вас немного успокоило. — Джеред покачал головой. — Меня это не устраивает.
 — А другого пути нет? — спросил Ардуций.
 — Если мы готовы потратить тридцать дней и, возможно, умереть от холода, то да.
 Миррон это прискучило. Мальчишки и Джеред выглядели такими серьезными и суровыми. Руки уперты в бока, лица мрачно нахмурены. Она быстро подошла к Менас.
 — Может, нам стоит продемонстрировать им немного отваги? — предложила девочка. — И сесть первыми?
 — При таком образе мыслей ты станешь повелительницей мужчин, — улыбнулась Менас.
 — О чем вы?
 Менас открыла рот, чтобы ответить ей, но замолчала и вместо этого коснулась кончика носа Миррон вытянутым пальцем.
 — Думаю, ты уже знаешь, — сказала она. — Ладно, идем. Они прошли к передней лодке и залезли в нее.
 — Нам ведь просто надо пригибать головы, верно? — спросила Миррон в ответ на изумленные взгляды мужчин. — Вы что, испугались?


* * *

 В течение трех дней они двигались под величайшими вершинами Карка, и, несмотря на окружавшие их чудеса, общее настроение изменилось. Ардуций, по правде говоря, не очень хотел знать, чем это объясняется. Джеред стал еще более замкнутым — если такое возможно, — а их проводники-карку казались мрачными и осунувшимися, словно плохо спали по ночам.
 Ардуций вспомнил вопли, которые вырвались у Миррон, когда начался спуск и она ощутила, что скалы с шорохом пролетают мимо, почти над головой, едва не касаясь рук, вцепившихся в борта лодки. Фонари, установленные на носу и корме, освещали их путь режущим глаза светом и отбрасывали яркие тени. Но кое-где огни выхватывали из темноты красивые люминесцентные лишайники, излучающие мягкое зеленое свечение.
 Более того, когда река выровнялась и стремительный поток замедлился, они увидели вещи, которые не могли бы вообразить даже в своих грезах. Ряды сталактитов — настолько прекрасных, что Восходящие прервали путь просто для того, чтобы посидеть под ними и посмотреть вверх, пока у них не заболели шеи. Они видели заводи, освещенные лишайниками, отбрасывавшими мягкие зеленые и голубые блики на стены глубоких пещер. Подземные пляжи, окаймленные природными колоннами и пещерами, перед которыми мерк даже берег Вестфаллена. Джеред старался торопить их, но они все, даже Оссакер, не испугались холодной воды и накупались вволю. Это было великолепно.
 После ужасов спуска Ардуцию было даже жаль покидать подземный мир чудес, как его назвала Миррон. Ему хотелось увидеть хотя бы еще один приток, уходящий в темноту, чтобы поспорить о том, в какую тайную страну он ведет.
 Ранним утром четвертого дня река замедлила течение, а туннель резко расширился. Вдали показалась огромная пещера, и карку быстрее заработали веслами, стремясь ощутить свежесть воздуха и солнечный свет на лицах.
 Их выход наверх оказался поразительным. Яркое солнце ослепило Восходящих, а теплые лучи воспринимались как наслаждение — даже в этот ранний час, сразу после восхода. Ардуций вдохнул воздух, который потерял привкус влажного камня и впитал ароматы трав и деревьев. Энергия властно потребовала его внимания и едва не затопила разум, пока он не заставил себя немного успокоиться. Внутри гор — все удивительно и прекрасно, но здесь… Здесь, снаружи, мир был поистине живым.
 Река текла среди бесконечных гор, перемежаемых лугами, на которых располагались поселения. Лодки плыли по ущельям, где почти весь день царил полумрак — настолько высокими и крутыми были их склоны. И они видели бесконечные гряды увенчанных снежными шапками вершин, уходящих вдаль во все стороны, насколько видел глаз, — безжизненных, опасных и невероятно прекрасных одновременно.
 Карку высадили их на пустынном причале. Река заворачивала и текла прочь, на запад, в сторону Гестерна — так им сказал Джеред. К северу заросший деревьями склон уходил еще к одной горной цепи. Эти горы отмечали северную границу страны. Восходящим помогли сойти на берег.
 — Почему здесь никто не живет? — спросила Миррон. — Здесь так красиво!
 — Это место покинули повелители, — ответил Изенга.
 Джеред посмотрел на небо, землю и воду вокруг них. Близился полдень, и солнце ярко светило у них над головами.
 — По другую сторону этого хребта, — проговорил он, указывая на север, — Любекская теснина, так?
 — Да, Пол Джеред, — подтвердил Изенга, и в его глазах снова появилась беспросветная печаль. — Тебе надо пойти со мной. Восходящие останутся здесь.
 — Почему? — жалобно запротестовал Гориан. — Что там такого страшного, чего нам нельзя видеть? Мы не такие юные и нежные, знаете ли. Ну, я по крайней мере.
 Джеред посмотрел мимо остальных на Гориана, и Ардуций испугался за него.
 — В кои-то веки я вынужден с тобой согласиться. Ваши глаза скажут вам больше правды о войне, чем смогли бы любые мои слова. — Он повернулся к Изенге. — Они пойдут с нами. Они все.
 Во время перехода по туннелю сквозь гору никто больше ничего не объяснил. Ни нытье Миррон, ни высокомерные требования Гориана сказать, что им предстоит увидеть, ничего не изменили. В какой-то момент Оссакер, державшийся за руку Ардуция, прошептал, что у него такое чувство, будто его ведут на похороны. И Ардуцию не понравилось, каким взглядом Джеред одарил Осей.
 Тропа, по которой они двигались, шла вверх по пологому склону в течение нескольких часов. Они остановились пообедать на перекрестке, где расходились три дороги, и там Джеред наконец соизволил с ними заговорить.
 — Впереди, в часе ходьбы, лежит Любекская теснина. Это чудесная, окруженная деревьями местность, которая является границей между Карком и Цардом. И самый короткий путь из степей Царда через Атреску в Гестерн. И потому естественный и единственно возможный путь, по которому должна пойти армия, получившая приказ вернуться, чтобы защищать Конкорд. Этой дорогой пошел генерал Джорганеш.
 Джеред закусил губу и немного наклонил голову. Его брови хмуро сдвинулись, и он откашлялся.
 — Он вошел в теснину с четырьмя легионами. И он оттуда не вышел.
 Час спустя они стояли у начала тропы, собираясь выйти из скрытого прохода. За его пределами все еще стояла дневная жара, и Ардуций услышал тихий гул. Ветер дул около входа в туннель, и запах у него был кислым, как у давно прогоревшего огня, отравляющего воздух пеплом.
 — Никто из его армии не вышел. Мне жаль, что вам придется это увидеть. Мне жаль, что такое вообще кому-то приходится видеть.
 Ардуций плохо понимал, в чем дело. Рядом с ним Миррон нервно растирала руки, а Гориан теребил старый шрам от ожога.
 — Сколько их было? — прошептал Оссакер.
 — Больше шестнадцати тысяч.
 Джеред стиснул зубы и вышел из туннеля следом за Изенгой и Харбаном.
 Ардуций последовал за ним и увидел картину опустошения. Поначалу ему показалось, что там зима, потому что деревья стояли без листвы, а землю покрывало что-то грязно-белое. Но потом он присмотрелся и оперся о валун, чтобы удержаться на ногах. На деревьях не было листьев, потому что они превратились в почерневшие обожженные стволы. А землю покрывал не снег. Кости!
 Они толстым слоем лежали на дне долины и на склонах, пока те не терялись в расположенных выше деревьях, до которых не дошел огонь. Ардуций мог рассмотреть целые скелеты людей, собак и коней всего в нескольких шагах от себя. Кое-где дикие звери пытались ими полакомиться — разбивая, так что на обожженной земле валялись конечности, черепа и осколки костей.
 Мальчик сделал несколько шагов вниз по склону и посмотрел направо и налево. Теснина уходила в обе стороны так далеко, насколько видел глаз. И единственные разрывы в ковре из костей были там, где торчали колеса или обломки повозок.
 Ардуций судорожно сглотнул. У его ног лежал округлый камень, испачканный какой-то гадостью. Взглянув в третий раз, он понял, что масса палок, которые он принял за упавшие ветки горевших деревьев, это стрелы. От сломанной упряжи, обломков клинков, искореженных рукоятей, изорванных щитов и разбитых копий отражались резкие лучи солнца. Оружие было таким же бесполезным и мертвым, как и те, кому оно принадлежало.
 — Сколько потерь! — Глаза Ардуция заволокло слезами. Он прислушался к своим чувствам. Его окружали серость и чернота места, лишенного жизненной энергии, холодного и гнилостного. Но здесь присутствовали линии жизни. Бессчетные тысячи сразу под мертвой поверхностью. Крошечные сгустки энергии среди останков убитых. Миррон тоже это увидела и сдавленным голосом пролепетала:
 — Они двигаются. Кости двигаются!
 Ардуций отключил восприятие энергии и уставился на толстый ковер скелетов и костей. Они шевелились. Движение было едва заметным, но оно присутствовало, словно мертвых подталкивали снизу.
 — Не приближайтесь, — предупредил Джеред. — Гортоки обглодали кости сверху, но крысы продолжают работу снизу.
 — Тут так темно! — пожаловался Оссакер. Он привалился спиной к дереву, и его невидящий взгляд скользил по местности, лицо морщилось, а кончики пальцев пробовали воздух. — Как будто Всеведущий повернулся к этому месту спиной.
 — Но здесь все равно есть сила, — проговорил Гориан.
 — Что?
 Ардуций изумленно обернулся и воззрился на него. Гориан присел на корточки у края моря мертвых.
 — Что-то, чего я не могу описать, но что-то тут есть, правда? Разве ты этого не чувствуешь?
 — Это просто крысы.
 — Нет, — тихо возразил Гориан. — У мертвецов есть своя энергия.
 — О чем ты говоришь? — удивился Ардуций. — Тут все серое. Здесь темно и холодно. Твои чувства тебя обманывают.
 Гориан выпрямился.
 — Наверное, ты прав. — Он вытер руки о тунику. — Наверное, это просто от потрясения.
 — Два легиона, две алы, — проговорил Кован. — Что они должны были чувствовать?
 — Госландцы, гестернцы, эсторийцы, карадукцы.
 Ардуций вздрогнул. Джеред это заметил.
 — Да, мои Восходящие, — проговорил он. — Люди из вашей страны. Безжалостно убиты при исполнении своего долга. Как крысы в ловушке. Без жалости, без пленных. А им просто хотелось вернуться к родным. Точно так же, как вам.
 Слова казначея повисли в воздухе. Они звенели в ушах, так же, как тучи мух, жужжавших над останками гниющих трупов.
 — Генерал Джорганеш был вашим другом? — спросила Миррон.
 Джеред кивнул.
 — Больше двадцати лет. Великий генерал. Но даже великие могут попасть в засаду. Он такого не заслужил. Такого никто не заслуживает.
 — А почему они не сдались в плен?
 — Нельзя сдаться в плен дождю горящих камней, тысяче собак и врагу, который жаждет тебя уничтожить, — ответил Харбан.
 Ардуция затошнило. Он попытался представить себе этот ужас и кошмар. Шум и панику. Мальчик снова посмотрел на валяющиеся тела и черепа с пустыми глазницами. На волосы, которые еще держались на головах и шевелились на ветру. Масса людей, сломанных и вырванных из жизни. Потерянных и покинутых Богом. Бесконечный исход мертвецов.
 — Нам пора идти, — сказал Джеред. — Цардиты, которые это сделали, направляются в Гестерн.
 — Они собираются в центре южной Атрески, — добавил Харбан. — Дожидаются цардитов, идущих от Цинтарита.
 Джеред нахмурился.
 — Собираются? Я не вижу в этом смысла. Почему армия, которая это сделала, не атакует восточную границу Гестерна, а вторая армия не идет в другое место? Чего они ждут? Они должны бы знать, что Гестерну не остановить их на двух фронтах. Им это не по силам теперь, после гибели Джорганеша.
 — Мы считаем, что они нападут на западном побережье, — сказал Изенга. — Но у нас нет подтверждений. Наши разведчики и наблюдатели не заходили в Атреску так далеко.
 — Но какая-то сеть разведчиков у вас есть, — предположила Менас.
 — Наши горы высоки, а увеличительные трубы сильные. — Харбан пожал плечами. — И нам надо знать, что переходит наши границы.
 Джеред покачал головой.
 — Не вижу смысла, — повторил он и, повернувшись к Изенге, добавил: — Я должен сам увидеть.
 — По пути тебе представится эта возможность, — кивнул Изенга.
 Карку забросили на плечи дорожные мешки и тронулись в путь. Ардуций с содроганием повернулся спиной к теснине, но тошнота все не проходила.
 — И как ты теперь себя чувствуешь, юный солдатик? — спросил Гориан у Кована. — Могу поспорить, что тебе уже не хочется вступать в легион!
 У Ардуция оборвалось сердце, но Кован не стал огрызаться. Вместо этого он посмотрел на Гориана с выражением, которое граничило с жалостью.
 — Именно таких мыслей я ожидал бы от труса, — ответил Кован. — Моя решимость сражаться за Конкорд и защищать тех, кого я люблю, только увеличилась.
 — Хорошо сказано, юный Васселис, — одобрил Джеред.
 Они поднялись по склону долины и снова углубились в недра горы.


* * *

 Джеред задал приличную скорость. Он понимал, что находится слишком далеко от тех мест, где может принести пользу.
 Что-то он упустил, и это не давало ему покоя. Казначей не мог сказать, откуда у него такая уверенность, но полагал, что взгляд на южные равнины Атрески принесет ему озарение. Или новый страх. Война обгоняла его, и Джеред надеялся, что не совершил катастрофической ошибки, поверив в Восходящих. Да обнимет его Бог, но еще в начале этого года он полагался бы только на то, что пехота и конница способны отогнать цардитские войска и покарать Юрана. Им владело какое-то безумие.
 И в то же время в Восходящих что-то было. В их растущей готовности следовать за ним и молчаливой уверенности в своих, еще, по сути, не испытанных возможностях. Это давало Джереду надежду. Они могли вызывать дождь и огонь и заставлять деревья расти. Необыкновенно, чудесно! Но, несмотря на все надежды, казначей постоянно испытывал тревогу. Потому что одно дело — заставить распуститься цветок, и совсем другое — преградить путь целой армии.
 Харбан и Изенга опять повели их выше. На тропах внутри горы воздух стал холодным, а сами туннели — прямыми и ухабистыми. Им пришлось подняться по каменным лестницам и пересечь две глубокие пропасти внутри гор по узким мостам из камня и дерева.
 Это были отдаленные края владений карку, и жестокий холод там, где закончилась тропа, послужил пугающим напоминанием о приближении дуса. Путь занял три дня. В эти дни Восходящие наконец перестали жаловаться на переходы и стертые ноги. Кован Васселис замкнулся в себе после того, как полностью осознал ужас увиденного и судьбу легионов, вступить в которые он готовился. Он большую часть времени шел отдельно от Восходящих. Кован почти ни с кем не разговаривал, даже с Миррон, не говоря уже об остальных.
 Джеред на какое-то время оставил его в покое. Но когда путешественникам снова пришлось плотно завернуться в меха перед тем, как туннель вывел их к ледяному серому отверстию, он решил поинтересоваться настроением юноши.
 — Восходящие могут убедить себя в том, что армия Джорганеша даже не настоящая. От них это слишком далеко, так что они способны игнорировать страдания отдельных людей. Но ты… для тебя это не так, верно?
 Кован ответил не сразу. Ему было семнадцать лет — достаточно юный, чтобы никогда не слышать о разгроме армий Конкорда, не говоря уж о том, чтобы увидеть это своими глазами.
 — Это меня ужасно злит. Они не понимают — и уже снова улыбаются. Все, что случилось… Кессиан и канцлер. Как они могут вообще это игнорировать? Это реальность, а им нет до этого дела!
 — Это трудный урок, Кован, — отозвался Джеред. — Им есть до этого дело, но они чувствуют потребность спрятаться, отстраниться. Вспомни, их вырвали из привычной жизни, а многие из них гораздо младше тебя. Они все еще дети, несмотря на все, чему научились. Ты — мужчина. И воин. Не позволяй себе расстраиваться из-за их реакции. Скажи мне, что ты чувствуешь.
 Кован оглянулся. Восходящие болтали между собой. Джеред научился не слышать исходившего от них постоянного шума, который разносился по туннелю, словно шорох и царапание крыс.
 — Мне страшно, и я этого стыжусь, — признался он. — Гориан был прав. Мне действительно стало страшно вступать в легион.
 Джеред остановился и махнул рукой, пропуская Менас и Восходящих вперед. Взяв Кована за плечи, он заставил юношу встретиться с ним взглядом.
 — Бояться не стыдно. Не сомневаюсь, что твой отец говорил тебе об этом. Страх делает нас бдительными, помогает выжить. И тебе следует бояться вступления в легион и службы. Это трудно и опасно. Мужчины и женщины гибнут в боях. Смерть на поле боя красива в песне, но отвратительна, когда ты стоишь рядом с ней. Истинная отвага приходит тогда, когда ты признал свой страх, понял его и принял. Ты боишься смерти. Мы все боимся смерти. Но мы гораздо больше боимся того, что наша неудача может принести нашим родным и Конкорду. То, что ты признаешь свой страх, демонстрирует твою отвагу. Только глупцы отрицают страх. И глупцы всегда гибнут первыми. Ты молод и смел, Кован Васселис. И я горжусь и радуюсь тому, что ты со мной.
 Лицо Кована осветилось улыбкой гордости и облегчения. Он кивнул и медленно выдохнул, так что воздух перед его лицом наполнился паром.
 — Спасибо вам. Спасибо.
 — Спроси у Роберто Дел Аглиоса, что происходит с ним даже сейчас после каждого сражения.
 — А что?
 — Просто спроси у него.
 Снаружи ледяной воздух раннего утра обжег Джереду легкие. Солнце светило ярче, а снегопад, под который они попали, поднимаясь наверх, почти прекратился. К полудню наступит великолепный день позднего соластро. Туннель закончился узким карнизом, над ним в камне были выбиты ступени, ведущие к вершине, до которой еще оставалось несколько сотен шагов.
 Перед ними в десяти тысячах футов внизу расстилались широкие равнины Атрески. Немалая часть их была скрыта тонким слоем облаков, но Харбан заверил, что солнце рассеет помеху. Они с Изенгой уже поднимались наверх, как будто бы обладали безграничной энергией, ноги карку уверенно ступали по обледеневшей поверхности.
 В этом месте путников укрывал выступ скалы. Однако вершина была доступна ветрам, и они выли там, готовые сбить с ног и сбросить вниз. Несмотря на то что они давно находились в этих местах, воздух казался очень разреженным, и на лице Оссакера проступила мертвенная бледность.
 — Тебе не стоит идти дальше, — сказал ему Джеред.
 — Я и не собирался, — ответил Оссакер. — Мне просто хотелось вдохнуть горного воздуха.
 — Ну, ты это сделал. А теперь возвращайся. И все остальные тоже.
 Оссакер покачал головой.
 — Мы все останемся здесь. И потом, я хочу вам помочь.
 — Вот как? — Брови Джереда поползли вверх.
 — Я собираюсь кое-что попробовать.
 — Здесь, наверху? А это необходимо?
 — Вы хотите, чтобы мы пробовали новые вещи. Вы так сказали на корабле. — Лицо Оссакера стало упрямым.
 — Ну да. Но то был ураган, препятствие и огонь. Думаю, здесь для этого не место.
 — Это не опасно. И поможет усилить наше зрение. Мы сможем подобраться ближе к тому месту, куда вы хотите заглянуть.
 — Это получится?
 — Получится, — заявил Ардуций.
 Казначей пожал плечами.
 — Отлично. Отлично. Только не теряйте осторожности, не упадите. И не переутомитесь. Мы здесь долго не задержимся. Менас, останься с ними. Кован, идем со мной. Я хочу узнать твое мнение.
 Он увидел, как Кован улыбнулся, а Гориан нахмурился, и мысленно вздохнул. Джеред ткнул пальцем в непослушного Восходящего.
 — Не вздумай убегать.
 Подъем на вершину оказался утомительным и занял больше часа. Карку выбивали ступени в толстом льду и помогали преодолеть самые трудные участки, но все равно подъем был мучительно медленным. Ветер бил в лицо гораздо сильнее, чем ожидал Джеред, и ему пришлось опустить голову и пригнуться к земле. Позади него упрямо и решительно шагал Кован.
 Сама вершина представляла собой небольшое покатое плато, на котором карку построили круглое каменное укрытие. Джеред и Кован с радостью влезли в него, ловя ртом воздух и протягивая руки к костерку, который Изенга разжег из припасенных веток. Пламя плохо горело в разреженном воздухе, но ощущать тепло было необычайно приятно.
 — Наша самая высокая вершина вдвое больше, — проговорил Изенга. — Вы не добрались бы живыми до пика.
 — Не обижайся, но я даже пробовать не стану, — отозвался Джеред. Он испытывал головокружение и слабость. Усталость и высота давали о себе знать. — Это укрытие — хорошая мысль.
 — Без него наблюдатели замерзли бы.
 Джеред вспомнил, зачем они сюда карабкались.
 — Ладно, давайте с этим покончим. Покажите мне, куда следует смотреть, и дайте вашу лучшую увеличительную трубу.
 Обзор открывался поразительный, на сотни миль. Даже без увеличителя — двух кусков стекла особой формы в деревянном корпусе — ощущение масштаба потрясало. Казалось, они видят весь мир. Однако чувство восхищения быстро рассеялось. Зеленые плодородные равнины Атрески были покрыты темными пятнами цардитских отрядов, растянувшихся на запад и юг. Пыль висела в воздухе, пути передвижения ясно различались и уходили вдаль, на север.
 Джереду не удавалось увидеть приграничные оборонительные сооружения Гестерна. И о том, чтобы разглядеть Тирронское море, можно было только мечтать. Однако он ясно увидел, что карку правы. Цардиты двигались на запад, а не прямо на юг. И на марше находилось не меньше трех армий. Такую массу Гестерн остановить не сможет. Джеред отодвинулся назад, передал увеличитель Ковану и стал наблюдать за тем, как юноша рассматривает далекого врага.
 — Зачем они это делают? — спросил Джеред. — Они игнорируют большую дорогу на Скиону. Для армии, идущей с востока, направление атаки неправильное. Зачем идти прямо на глазах у врага, показывая ему свой маршрут, чтобы он смог подтянуть подкрепления? Чего они хотят добиться?
 — Не знаю. — Не поворачиваясь, Кован продолжил наблюдение. — Может, они рассчитывают получить подкрепление с моря.
 — Верно! — Джеред почувствовал, как кровь отхлынула от его лица, а сердце застучало. — Они не хотят аннексировать Гестерн. Только его побережье.
 — А зачем им это нужно? — Кован сел рядом с ним.
 — Потому что к Гестерну они всегда смогут вернуться. Им нужен Эсторр, а самый быстрый путь до него — переплыть Тирронское море.
 — Да, но они не смогут этого сделать, так ведь? Окетаны будут на месте, а мятежный флот Атрески им не противник.
 — Сам по себе — нет. — Джеред посмотрел на Изенгу. — Ваши северо-восточные границы выходят на залив Харрин. Какие новости оттуда?
 — Флот Царда отплыл на юг, — ответил он. — Скоро он будет в Тирронском море.
 — А окетаны вынуждены перебросить силы на север. Им может не хватить кораблей, чтобы выдержать удар.
 — Но есть и хорошие новости, — сказал Харбан. — Недавно наши разведчики были в Царде. Роберто Дел Аглиос идет на юг. Мы можем провести вас так, чтобы вы с ним встретились.
 Джеред улыбнулся.
 — Старина Роберто! Я знал, что ты меня не подведешь!


* * *

 Внезапное поспешное возвращение Джереда прервало бурный спор.
 — Заткнитесь и вставайте. Мы выходим.
 — Но у нас может получиться! — запротестовал Оссакер.
 — Не сейчас. — Джеред нахмурился. — А что вы намеревались сделать? И не переставайте собираться, пока будете мне рассказывать.
 — Гориан может управлять разумом животных, — начал Ардуций. — Мы все можем в какой-то степени, но не на таком расстоянии, как он. А Оссакер может считывать энергию с его органов чувств и превращать ее в образы.
 — Вы говорите, что он может видеть глазами животного? — Джеред приостановился.
 — Или нюхать его носом, или слышать его ушами, — отозвался Оссакер. — Мы собирались проверить это на птице. Гориан заставит ее лететь, а я увижу то, что она видит.
 — Вы можете это сделать?! — ошеломленно спросил Джеред.
 — Теоретически это возможно, — ответила Миррон.
 Это открывало поразительные возможности. Джеред взмахом руки остановил их сборы.
 — Сядьте на места. Теоретически. Вы этого ни разу не делали?
 — Нет, — ответил Гориан.
 — А о чем вы спорили?
 — Какую птицу выбрать и как ее назвать, — признался Ардуций, который выглядел слегка пристыженным.
 — В течение трех часов? — Казначей взглянул на Менас, и та утвердительно кивнула. — Боже, дай мне силы!
 — Ну, дело было не только за этим, — поспешила добавить Миррон. — Еще мы не знали, где ее отыскать.
 Джеред на мгновение прикрыл глаза. Уверенности в успехе нет, но на такое стоило потратить пару часов.
 — Ясно. Планы меняются. Мы остановимся здесь, чтобы поесть. И пока мы едим, вы найдете мне птицу. Орлы хорошо видят. И вы направите ее к северу отсюда и найдете армию Конкорда, идущую на юг. Думаете, у вас получится?




 ГЛАВА 58


  848-й Божественный цикл, 32-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Изенга и Харбан собирались расстаться с ними в самой дальней точке северной границы Карка и Атрески. Спуск прошел быстро и легко, и единственное, о чем жалел Джеред, — у них не было лошадей, чтобы ускорить путь.
 Гориану и Оссакеру не удалось отыскать Роберто, хотя эксперимент не оказался вовсе безрезультатным: они смогли получить контроль над летящей птицей. Карку сообщили, что армия прошла вдоль русла реки Чайка на юг, а потом далеко на восток вглубь Атрески. Дел Аглиос двигался так, чтобы река отделяла его отряды от атресских мятежников и цардитов-захватчиков, перемещавшихся с севера и запада. Не получив подтверждения, Джереду пришлось положиться на сообщения карку.
 — Они — поразительный дар, — сказал на прощание Изенга. — Береги их.
 Джеред посмотрел на Восходящих, которые, как всегда, стояли вместе и, что было необычно для них, молчали. Возможно, до них наконец дошли слова Джереда о том, что их ждет. Кован и Менас сравнивали свои клинки с точки зрения балансировки и удобства рукояти.
 — Я начинаю это понимать.
 — Но следи за Горианом. Мне не нравится, как он думает.
 Джеред кивнул. Изенга сложил ладони обеих рук в форме горной вершины и склонил голову, прикоснувшись к ним лбом.
 — Хорошей тебе дороги, друг Карка. И пусть повелители камня и неба благословят твой путь.
 Джеред прижал кулак правой руки к сердцу.
 — Моя рука и сердце твои, Изенга. Мы не смогли бы сюда добраться без тебя. Харбан, для меня честь познакомиться с тобой.
 — Удачного путешествия, Пол Джеред, — отозвался Харбан. — Останови эту войну прежде, чем она расколет горы.
 Джеред склонил голову:
 — Сделаю все, что в моих силах, пока бьется мое сердце.
 Карку рысцой потрусили в горы и исчезли из виду.
 — Люди чести и слова, — сказал Джеред Восходящим. — Они доверились вам. Не подведите их. Не подведите меня.
 Джеред оценил позиции, на которых они находились. Изенга оставил их рядом с заросшим бамбуком берегом реки Чайка, в месте, где та скрывалась под землей и, как заверили его, питала Вечную Воду. Он невольно улыбнулся. По словам карку, почти любой водный поток питал Вечную Воду. Казначей не знал, верят ли они в это сами, но легенда получалась красивая.
 За спиной у путников высились горы, а впереди лежали холмистые равнины южной Атрески. Трудно было представить себе более резкую перемену ландшафта. На западе виднелись леса и поселения, на склонах холмов — последние краски сезона соластро. Зелень и золото посевов, ожидающих сбора урожая, синий и красный цвет поздно цветущих кустарников. Места по-прежнему прекрасные, даже не верилось, что десятки тысяч солдат идут этой дорогой.
 Им предстояло пройти вдоль берега реки и при определенной удаче встретить разведчиков Роберто, а потом и его самого. Армия Дел Аглиоса должна передвигаться быстро, не сталкиваясь с сопротивлением. Он, вероятно, гадает, почему его не атакуют. Цардитам это не нужно. Роберто, двигавшийся к ближайшей границе с Гестерном, шел в неверном направлении.
 Но хотя цардиты не собираются нападать на армию Дел Аглиоса, пока это не станет необходимым, они наверняка захватят небольшой отряд, стремящийся присоединиться к этой армии.
 — Нам надо соблюдать осторожность, — сказал Джеред. — Мы будем двигаться медленно и по возможности скрытно. Менас, мне нужно, чтобы ты разведала местность к востоку от нас. Если на этой стороне реки есть цардиты, нам нужно спрятаться. Нам повезло с укромной речной долиной, но на нас могут напасть внезапно, а нам не отбиться от вооруженного отряда. Остальным напоминаю: я уже не раз говорил, что требую тишины, но теперь это важно. Не повышайте голоса. Особенно ночью. Сейчас темно, однако, полагаю, мы обойдемся без костров. В Карке вы были в безопасности. Здесь нет. Понятно? — Восходящие кивнули. — Хорошо. Кован, тебя уже учили ходить в разведку?
 — Я охотился на оленя и кабана с отцом, — ответил он. — Выслеживал зверя, но в разведку не ходил.
 — Этого достаточно. Мне нужно, чтобы ты шел позади нас. На небольшом удалении. Цардитские разведчики вполне могут оказаться верховыми. И еще высматривай следы на восток и юг. Не ввязывайся в бой, если их увидишь. Догоняй меня.
 — Я вас не подведу.
 — Я в этом не сомневаюсь. — Взгляд Джереда снова обратился к Восходящим. — Пошли. Мы будем придерживаться берега реки. Бамбук должен скрыть нас от посторонних глаз с того берега, а деревья на склоне прикроют нас с востока. Доверяйте Менас и Ковану. Слушайте мои слова и без рассуждений выполняйте мои приказы. Менас, Кован. Идите. Возвращайтесь с докладом каждые три часа.
 — Мой казначей! — откликнулась Менас.
 Она приложила руку к сердцу и быстро ушла вперед, в лес. Кован кивнул и отошел назад. Джеред повел Восходящих по пологому склону почти к краю воды. Бамбук, густо росший вдоль берега, радовал, но слишком успокаиваться не следовало. На открытой местности было жарко, и только деревья, росшие по ходу их движения, защищали от солнца.
 Они шли быстро по сухой и ровной земле. Речная влага питала сочную траву, которая приятно пружинила под ногами. Путники свернули меха и обвязали их вокруг пояса, заплечные сумки были набиты дорожными припасами карку — вяленым мясом и хлебом.
 Джеред заметил, что расслабился, несмотря на обстоятельства, в которых они оказались. Прошел почти час, прежде чем он сообразил, что вокруг много птиц. Они не собирались стаями, но, если сбросить со счетов его разыгравшуюся фантазию, множество птиц либо сидели на бамбуке и деревьях и наблюдали за их продвижением, либо парили прямо над ними, тогда как тропа впереди оставалась пустой.
 Джеред ничего не сказал, пока они не остановились в тени, когда солнце стало припекать жарче и настало время перекусить. Всеведущий подарил им приятные воспоминания о соластро, которые можно будет унести с собой в долгий и холодный дус. Трава вокруг Восходящих росла. Не слишком быстро, но заметно, словно кайма вокруг их ног.
 — Это вы собираете птиц, да? — спросил казначей.
 — Мы не нарочно, — ответил Ардуций. — Просто так получается. На самом деле это в основном Гориан. Он — Хозяин Стад.
 — А это? Это тоже просто получается?
 — Джеред указал на траву.
 — Да, — подтвердила Миррон. — С момента полного прорыва. — На ее лице появилась сияющая улыбка. — Это так чудесно! Все растет там, где мы проходим, — если есть источник энергии.
 Тем не менее Джеред не мог оправдать такие чудеса канонами учений Всеведущего. Его это беспокоило, хотя казначей, когда возникла необходимость, сам использовал способности Восходящих. Джереду не хотелось чувствовать себя лицемером, но именно им он и оказался. Человек, поклявшийся блюсти веру Конкорда, оберегал тех, кто сильнее всего угрожал ей. Однако эти дети — не зло. Они искренние и невинные. К внутреннему смятению Джереда прибавилось еще и чувство раскаяния. Если кто-то и погубит их невинность — то опять же именно он.
 Казначей улыбнулся Миррон:
 — Вы ощущаете жизнь, когда она растет?
 — Мы не можем от нее отгородиться, — ответил Оссакер. — Жизнь есть повсюду. Мы можем только разбирать карты жизненных линий и энергий и приглушать их, чтобы они нас не захватили.
 — Не буду притворяться, будто понимаю, — хмыкнул Джеред. — Но скажите мне вот что. Насколько легко вам видеть эти… линии жизни, да? Например, линии жизни коня или всадника. На каком расстоянии вы можете их почувствовать?
 — Вы хотите, чтобы мы несли дозор ночью, — догадался Гориан.
 — У меня была такая мысль. Итак?
 — Если сосредоточиться, то думаю, что мы сможем легко заметить, что через лес движется что-то настолько большое. Несмотря на массы энергии в таких местах, — ответил Гориан и посмотрел на других, ища подтверждения.
 — Думаешь? — Ардуций пожал плечами. — Раньше мы этого не делали.
 — Ну что ж, — подытожил Джеред. — Раньше вы не управляли орлом, но это было поразительно. Как насчет того, чтобы снова произвести на меня впечатление?
 — Мы делаем это не для того, чтобы производить на вас впечатление, — отозвался Оссакер. — Мы делаем это, чтобы учиться.
 — Как вам больше нравится, — ответил Джеред. — Ну, доедайте. Пора идти.


* * *

 В конце соластро ночь наступала быстро. Гориан сидел, прислонившись к дереву, пока остальные спали у него за спиной под мехами, которые так хорошо послужили им в Карке. Они остановились лагерем на берегу реки. Ночь была прохладной, что тоже говорило о приближении дуса, но Джеред не изменил своего решения и не разрешил разжечь огонь. Конечно, все Восходящие могли использовать окружающую их энергию, чтобы согреваться, но при этом зря тратилось много сил, да и во сне не помогало.
 Менас вернулась в лагерь в сумерках, доложив, что цардитские разведчики патрулируют местность в нескольких милях от них. Численность верховых отрядов составляла от восьми до десяти человек. Это было пугающим известием, поэтому весь вечер они разговаривали только шепотом. Из-за этого Джеред тоже не спал, неся вместе с ним охрану в самые темные часы ночи.
 Гориан открыл свое сознание окружающей энергии. Линии были тусклыми, мир спал. Он проследил дремлющие карты жизни деревьев вокруг них — мягко пульсирующие зеленые и коричневые тона — и реку за зарослями бамбука. Воду пронизывала жизнь рыб, которые повторяли движение ее течения и казались великолепным, мерцающим калейдоскопом.
 Ночные твари принюхивались и крались по поверхности земли. Гориану едва удавалось различить маленькие неуклюжие силуэты барсуков, стремительные цвета и энергии мышей и крыс и гладкие контуры лисиц. Однако следить за ними подолгу было трудно. Все они могли его чувствовать, но Гориан сосредоточился на том, чтобы мысленно проецировать темноту, пробуждая их инстинктивные страхи и заставляя держаться в отдалении. У этих существ такие маленькие умишки, и они так легко подчинялись его воле! Интересно, получится ли у него заставить свернуть с дороги коня. Или десять коней. При наличии всадников это стало бы настоящей битвой воли и силы.
 Остальные еще не до конца это поняли. У животного воля и ум неразрывно связаны с картой энергий и жизненными линиями. Восходящий прерывал линии жизни, чтобы управлять животным, как он сделал это с орлом и гортоками. Чем острее ум, тем труднее им управлять и тем больше энергии Гориану приходится тратить на выполнение дела. Это утомительно. И останется утомительным, пока он не найдет способ использовать энергию природы так, чтобы она ему помогала.
 К нему шел Джеред. Сборщик двигался очень тихо, но Гориан видел карту его энергии: яркую, полную жизни и очень-очень высокую. Ее внешние отростки уходили в воздух вокруг него, связывая его с землей и стихиями узами, которых он сам никогда не сможет ощутить. Вот чем Восходящие отличались от всех остальных граждан Конкорда. Забавно, однако. Животные знали, что у них есть эти узы, и использовали их. Они могли отслеживать энергию земли, тепловых потоков в небе или в воде. Но люди были слепы. Большинство людей.
 — Вокруг нет ничего плохого, — тихо сказал Гориан, не оборачиваясь.
 Джеред прошел дальше и встал за его правым плечом.
 — Ты был дезориентирован, когда впервые получил это полное чувственное восприятие? Как ты определял направление, если ты при этом двигался?
 Гориан подавил свои чувства и поднял голову к Джереду — крупному и внушительному, если смотреть со стороны, но все равно просто обыкновенному человеку, ничего не понимающему в его способностях.
 — Энергия становится сильнее и ярче, когда к ней приближаешься, — ответил он. — Тут проблемы нет.
 — Ну конечно, — откликнулся Джеред. — Ты можешь еще посидеть?
 Гориан кивнул.
 — Я подежурю за Миррон. Она устала.
 — Хорошо. Если ты уверен.
 — И вообще, если появятся цардиты, я хочу попробовать одну вещь.
 Джеред присел на корточки, так что их лица оказались на одном уровне.
 — Ты ничего не будешь пробовать. Ты сообщишь мне, и мы разберемся, с чем столкнулись. Я твой командир. Я отдаю приказы и составляю правила.
 — Вы мной не управляете, — возразил Гориан. — Мной никто не управляет.
 — Почему ты постоянно бросаешь мне вызов, мальчик? — Лицо Джереда стало холодным, линии энергии поблекли. Его голос походил на шипение, глаза не мигали. — Я не стану повторяться. Ты будешь делать то, что я скажу, — и мы все останемся живы. Не перечь мне!
 Гориан почувствовал, что сердце у него колотится, а тело дрожит. Лицо Джереда было так близко, что он мог различить каждый шрам и морщину даже в темноте. Он не смог найти слова, чтобы ему ответить. Лес позади него превратился в хаос: Гориану не удавалось сосредоточиться, чтобы разделить карты, окружающие их.
 — Мне нужно осваивать мои способности, — с трудом выговорил он.
 — Не этой ночью. Не тогда, когда нам угрожает опасность. Ты должен использовать только те дела, в которых совершенно уверен. — Голос Джереда чуть смягчился. — Я вижу, что тебе страшно. Ты смог бы сейчас справиться с новым делом, если бы понадобилось? С любым делом?
 — Точно не знаю.
 — Не сможешь. Страх творит странные вещи даже с такими, как ты. Вот почему ты должен подчиняться моим приказам. Когда придет время, я покажу тебе, что надо делать.
 Джеред выпрямился, и Гориан ощутил привычный гнев. Его восприятие стало четким, вспышки и пятна цвета успокоились и превратились в более привычные линии и формы. Деревья, грызуны, птицы. Люди.
 Гориан схватил Джереда за руку и притянул вниз.
 — Кто-то идет, — прошептал он.
 Джеред кивнул.
 — Ясно, — отозвался он негромким ровным голосом, умерившим тревогу Гориана. — Скажи мне сколько, как далеко и в каком направлении.
 — Я могу различить шестерых. Нет, семерых. Они идут пешком. Не совсем в нашу сторону. Они наверху склона, примерно в тридцати ярдах от нас.
 — Хорошо. А теперь скажи мне: они идут вниз по склону или вдоль него? Не торопись. Сохраняй спокойствие, ты ведь знаешь, что они тебя увидеть не могут.
 Гориан обнаружил, что голос Джереда невероятно успокаивает.
 — Они спускаются вниз, к реке, но пройдут слева от нас, если не поменяют направление. Они идут друг за другом.
 — Хорошо.
 — Что мы будем делать?
 — Ничего, — ответил Джеред. — Просто сиди как можно тише. Они не ведут разведку — скорее всего, спускаются, чтобы набрать воды.
 — Нам надо разбудить остальных.
 — Пока не надо! — Джеред напрягся. — Хоть раз в жизни, доверься мне.
 — Но мы же не можем просто сидеть здесь!
 — Можем, Гориан. И будем. — Джеред положил руку ему на плечо. — Если они будут приближаться, скажи мне. Когда они окажутся за пределами твоего обзора, скажи мне.
 Гориан наблюдал, как цардиты — если это именно они — осторожно спускаются вниз по склону. У них не было огня, вспышка энергии не растекалась в темноте. Они не издавали никаких звуков, которые Гориан смог бы различить на фоне плеска реки. Он с трудом сосредоточился, и только присутствие Джереда придавало ему мужество и позволяло отличать фигуры людей от остальной жизненной энергии леса. Казалось, Гориан мог бы легко различать врагов: они бодрствовали, их линии жизни ярко горели. Но ему было трудно. Он чувствовал, что раздавлен страхом. Это мерзкое чувство необходимо быстро победить!
 Фигуры продолжали двигаться. Гориан решил, что они идут по звериной тропе. Они не отклонялись в стороны. С растущим облегчением он наблюдал, как они приближаются к берегу реки и скрываются из виду. Как и предсказывал Джеред.
 — Они ушли, — сказал Гориан на стремительном выдохе.
 — Ты все это время не дышал? — улыбнулся Джеред.
 — Наверное, — ответил Гориан, у которого голова кружилась от облегчения. Он с трудом подавил смешок. — Что теперь?
 — Ты продолжай следить за тем местом, куда они ушли, а я разбужу остальных.
 — Какой смысл? Они же ушли! — Джеред покачал головой, и Гориан почувствовал прилив досады. — Мне не нравится, когда на меня смотрят свысока!
 — Тогда не задавай глупых вопросов. Тебе еще многому нужно научиться, молодой человек. — Джеред указал в ту сторону, куда ушли фигуры. — Это направление, откуда мы пришли. Если они следопыты, то могут увидеть наши следы. Так что всем нужно приготовиться, вот и все.
 — О! — отозвался Гориан, стушевавшись. — Понимаю.
 — Ты хочешь подвергнуть сомнению еще что-то? Возможно, как я орудую мечом?
 Гориан надулся и потряс головой. Хорошо, что остальные спят. Настанет день, и он покажет Джереду! Покажет ему, у кого власть. Но он может подождать. Джеред отправился будить остальных, так что Гориан стал делать то, что ему велели. Он использовал гнев, чтобы сосредоточиться, не оставляя места страху, который снова начал подниматься в нем при известии, что враги могут вернуться.
 Гориан различал негромкий голос Джереда на фоне плеска реки. Людей резко пробудили от глубокого сна, и их напугало неприятное известие. Менас быстро встала рядом с Горианом, держа в руках натянутый лук с наложенной стрелой и положив рядом с собой меч.
 — Есть что-то? — спросила она.
 — Нет.
 Хотя стояла глубокая ночь, было светло. Небо усыпали звезды, и Божьи глаза ярко горели — как всегда при смене сола на дус. Когда Гориан подавлял энергии вблизи и внутри себя, он мог ясно видеть на расстоянии более десяти ярдов. Дальше тени становились слишком густыми.
 Мальчик не слишком доверял Джереду. Если эти люди просто спустились вниз, чтобы набрать воды, зачем им вообще смотреть на землю? Это казалось совершенно бессмысленным. Пройдет немного времени — и они все снова заснут, и Джереду будет стыдно из-за того, что он так напугал Миррон. И бедненького слабенького Оссакера. Не следовало этого делать. Они не такие сильные, как Гориан. Он покачал головой.
 — Что-то есть… — тихо проговорила Менас.
 Она подняла лук. Гориан застыл. Он позволил энергиям хлынуть сквозь него, перебирая их, как это следовало бы делать уже давно, выискивая все, что двигалось. Мгновение мальчик ничего не мог ощутить, кроме слабых сонных энергий деревьев и трав, не согреваемых солнцем. Приближающихся людей не было.
 — Ты глядишь слишком высоко, — прошептала Менас, тихо прищелкнув языком.
 Гориан посмотрел на землю. На какой-то миг страх заставил линии энергии ярко вспыхнуть, затопив ему сознание. Фигуры приближались и находились уже примерно в двадцати ярдах. Двое низко пригнулись и двигались прямо вдоль берега реки. Остальные ползли, как ящерицы, став почти невидимыми, их яркая энергия пряталась за высокой травой.
 — Говори со мной, — приказала Менас. — Тихо.
 Гориан почувствовал позади себя еще одного человека. Джеред.
 — Они растянулись, — сказал мальчик. — Они все приближаются сюда. Ползут.
 — Хорошо: значит, луки у них не готовы, — заметил Джеред. — Менас, бери на себя правый фланг. Я не хочу, чтобы кто-то подошел к нам сзади.
 Скоро они уже смогут увидеть друг друга. Гориану захотелось вскочить и побежать, но Джеред словно почувствовал это. Он положил руку Гориану на плечо.
 — Возвращайся к своим друзьям, — велел казначей. — По моему приказу нужно сделать барьер у реки в пяти ярдах от вас. Они знают. Будьте готовы.
 Гориан пополз назад, с содроганием повернувшись спиной к врагам и опасаясь, что его незащищенное тело вспорет клинок. Он увидел Кована, притаившегося за деревом поблизости. Юноша держал меч наготове, на другую руку был надет круглый щит. Их взгляды встретились. Кован кивнул.
 В лагере Восходящие собрались у своих пожитков. Миррон выглядела испуганной так же сильно, как сам Гориан. Оссакер закрыл глаза, а Ардуций стоял на коленях между ними. Он поманил Гориана.
 — Объединяй с нами разум. Сфокусируйся на нас.


* * *

 Джеред встал правее Менас и проверил готовность Кована. Им необходимо действовать быстро и точно. Семеро против троих и нескольких невооруженных детей. Короткое описание Гориана подарило им преимущество. Он смог различить неясные очертания фигур у земли: они двигались очень медленно и почти бесшумно. Умелые разведчики, и он предупредил Менас и Кована. Еще несколько ярдов — и их увидят. Казначей обернулся и кивнул Ковану. Тот в свою очередь кивнул Ардуцию, который находился всего в нескольких ярдах позади.
 В воздухе что-то изменилось. Джеред ощутил это. Словно под ногами потекло тепло. Он содрогнулся. Это казалось неестественным. Неправильным. Впереди и у берега реки задрожала растительность. Застонал бамбук.
 — Не подведите меня, — прошептал казначей.
 Он поднялся и выбежал из лагеря. Послышался звон тетивы Менас. Впереди закричали люди. Джеред увидел, как фигуры вскочили на ноги, услышал звук обнажаемого оружия. Справа от него из земли вырвались корни. Трава стала густой и оплела стволы деревьев. Ветки резко рванулись вниз, обрастая молодыми листьями. Невысокий кустарник стал густеть и цепляться. На протяжении по крайней мере десяти ярдов от берега реки протянулась баррикада. Казначей услышал крики страха, боли и изумления.
 Прямо перед ним из теней появились цардиты. Они были в легких доспехах для быстроты передвижения, с лицами, покрытыми темной краской. Джеред налетел сразу на двух. Он ударил одного в лицо левым кулаком, отбросив назад. Второй успел отреагировать, вскидывая клинок. Джеред принял его на свой меч и отвел в сторону. Он взмахнул гладиусом, резанув по лицу противника, а потом повернул вниз, вспоров кожаный доспех и живот.
 Он увидел, как Кован пробежал мимо него, услышал звон металла и резко обернулся навстречу второму противнику. Тот даже не пытался защищаться. Он уставился за спину Джереда, на разрастающийся, непроходимый барьер из растительности. Джеред двинулся на него. Цардит отступил.
 — Сражайся! — приказал Джеред.
 Цардит мотнул головой. Джеред бросился на него. Тот попятился, споткнулся о корень и рухнул на спину. Джеред рванулся вперед и вонзил гладиус в грудь врага. Кровь фонтаном ударила изо рта, забрызгав Джереду лицо. Он выпрямился, чтобы вытереть кровь, и был отброшен назад от убитого. Правая рука Джереда ударилась о ветку — и клинок вырвался из пальцев.
 Враг навис над ним. Джеред быстро перекатился. Сабля с силой вонзилась в землю позади него. Он лягнул ногой, заставив цардита отступить, и стремительно вскочил. Краем уха казначей услышал звон тетивы, за которым последовал крик боли. Цардит начал его обходить. Ближе к реке продолжали звенеть клинки. Джеред высился над более низким противником, следя за его движениями.
 Цардит сделал выпад вперед, и Джеред отклонился назад, стукнувшись о ствол дерева. Глаза его противника расширились, и он нанес колющий удар. Джеред уклонился. Клинок вонзился в ствол прямо над его макушкой. Джеред ударил цардита головой в живот, так что у того перехватило дыхание. Он сжал руки на поясе врага, и они покатились по земле. Джеред оказался внизу, но быстрее работал кулаками. Одной рукой он резко оттолкнул цардита, а другой нанес ему удар по подбородку. Челюсти цардита лязгнули. Зубы с треском раскрошились. Он бессильно упал на бок. Джеред перекатился, вытащил кинжал и вонзил ему в шею, удерживая голову на земле, пока жизнь уходила из тела.
 Казначей прислушался. Бой закончился, но у реки кто-то разговаривал.
 — Менас!
 — Здесь, казначей! — отозвалась она, рысцой подбегая к нему. Женщина все еще держала в руке лук. — Двое там.
 — Хорошо. Я убил троих. — Джеред вытер кинжал об одежду мертвеца и выпрямился. — Кован?
 — Я здесь.
 Менас пошла следом за ним. Кован стоял около одного трупа и прижимал острие меча к шее последнего цардитского разведчика. У Кована был порез на плече, но он улыбался. И Джереду стала понятна причина: руки и грудь цардита оплетала живая преграда Восходящих. Широко открытыми глазами, в которых явно читался страх, пленный таращился в пустоту.
 — Можешь убрать меч, юный Васселис, — сказал Джеред. — Вернись к Восходящим, проверь, в порядке ли они. И пусть Оссакер займется порезом.
 — Да, господин.
 — Ну-ну, — проговорил Джеред, разглядывая жертву. — Крыса в ловушке. Ты говоришь по-эсторийски? — Стало понятно, что цардит его не понимает. — Карку?
 — Да. Пожалуйста. Отрежь растения.
 — Я это сделаю. — Джеред опустился на корточки. — Я дам тебе убежать. Передай своим командирам такое известие. У Конкорда есть новое оружие. Мы можем вас видеть, когда темно. Мы можем приказывать всем Божьим созданиям и всем деревьям. Мы можем навести на вас ураганы. Мы можем вызвать с небес молнию. Мы можем раскалывать землю и горы. Бойтесь нас.
 Джеред и Менас перерезали толстые, крепкие корни, стягивавшие цардита, и подняли его на ноги. Менас отняла у него оружие.
 — Не оборачивайся. Мы увидим, — сказал Джеред. — Беги. И цардит побежал. Джеред ухмыльнулся.
 — Преувеличиваете? — спросила Менас.
 — Не уверен. Как бы то ни было, они почти наверняка проигнорируют его слова. Но семена будут посеяны. — Джеред пожал плечами. — Никогда нельзя знать заранее. — Он указал туда, где они вели бой. — Поищи мой гладиус, хорошо? Он где-то рядом с последним убитым.
 — Конечно.
 Джеред вернулся обратно в лагерь. Восходящие и Кован застыли в странной неподвижности.
 — В чем…
 Казначей услышал звук, который ни с чем не спутаешь — звук натягиваемых луков, — и поднял руки над головой.




 ГЛАВА 59


  848-й Божественный цикл, 35-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 — Я удивлен тем, что она смогла так долго продержаться, — проговорил Виллем Гесте.
 Слезы Эстер размывали слова, которые она написала на маске Дженны. Ей хотелось сказать о теплом сиянии и бесконечной любви. Но она не могла подобрать слова, чтобы выразить это.
 — Не стирай, — посоветовал Виллем. — Пусть они впитаются. Эта память красноречивее любых слов.
 Эстер сжала Виллему плечо и отодвинулась от стола.
 — Мне придется вернуться. Сейчас я не могу ничего сделать.
 Она вышла из здания, подставив лицо вечернему солнцу. Бедняжка Дженна! Сердце ее было разбито смертью Ардола Кессиана, но заботы о выживании Ступеней не давали ей опустить руки. В последние дни Дженна почти не ела и не спала. Из ее глаз не исчезала боль, и Эстер ежедневно терзалась, слыша плач в соседней спальне. Но Дженна Кессиан никогда публично не проявляла горе: чувство собственного достоинства было характерной частью ее натуры. Она продолжала работать и продолжала верить.
 Но зов Ардола оказался сильнее того, что оставалось здесь, под Божьим небом. И сегодня на рассвете Эстер не услышала шелеста шагов по мрамору за дверью ее комнаты и поняла, что Дженна умерла. Еще одна Ступень уничтожена до срока! Еще одно прощание, испорченное чувством бессильного гнева и несправедливости.
 Новое уныние воцарилось в Вестфаллене. Оно, словно плащом, окутало город. В воздухе воняло гарью и разносился стук молотов по наковальням. Вестфаллен стал не столько портом, сколько большой кузницей. Слева от самого берега тянулись заграждения и частоколы, огибая невысокие склоны у края города и снова уходя к берегу. Также здесь установили орудия. Баллисты и катапульты стояли на платформах или просто на площадках за стеной, готовые защищать город от ордена. Или от цардитов — кто бы ни пришел первым. Сигнальные огни по-прежнему тревожно пылали в ночном небе, а их дым застил дневной свет.
 Эстер вздохнула и провела руками по щекам, а потом вытерла их о платье. Вестфаллен стал крепостью. Ей противно было то, во что они так быстро превратились. Они стали пленниками своего желания защитить город. Арван Васселис по праву маршала-защитника сделал то, что считал необходимым. Но его заверения, что эта оборона — всего лишь временная мера, звучали недостаточно убедительно. Эстер молилась, чтобы эти слова оказались правдой. Она не сможет жить в таком положении и не станет требовать этого от горожан. Это неестественно.
 Начался прилив. Волны все дальше и дальше надвигались на берег, разбивались о молы гавани, на которых стояли катапульты. Их уродливые силуэты служили чудовищным напоминанием о том, что стало с Вестфалленом. Все было неправильно!
 Эстер перевела дух и справилась с желанием убежать обратно в Дом Масок. Там она не найдет ответов. Теперь Ступени возглавляет она. Номинальный глава — она, а не Ардол. Но каким зыбким и ненадежным стало их положение. Все Ступени терзались неуверенностью относительно своего призвания. Они сомневались, следует ли им идти дальше. Дженна открыто критиковала это самокопание. Но теперь ее нет, а Эстер не уверена, что ей и дальше удастся вести их к цели.
 Какое-то движение у скалы на западном краю бухты привлекло ее внимание. Темно-синий парус медленно приближался к городу. В пролив осторожно вошла трирема, ее весла мерно поднимались и опускались. Стук барабана слабо разносился по заливу. Здесь не должны были появляться корабли. Васселис обещал, что они не увидят здесь его военных кораблей, если не будет опасности вторжения с моря. Или если… У Эстер перехватило дыхание. Она побежала к причалам. К тому времени, как она добралась туда, у пристани уже толпились жители Вестфаллена, левимы и дворцовые гвардейцы. Все старались разглядеть название на носу корабля и тех, кто ходил по палубе.
 Эстер стояла рядом с Меерой и Йен Шалк. Они не позволили Йен броситься в море и поплыть навстречу кораблю. Шум голосов усиливался с каждым ударом весел. Парус уже свернули, и корабль начал разворот, чтобы подойти к глубоководному причалу. Нос поворачивался мучительно медленно, открывая название судна. Эстер разглядела его не первой, но известие гулом разнеслось по толпе.
 «Гордость Кирандона»! Корабль, дежуривший в море в тот день, когда Восходящие покинули Вестфаллен. Эстер прижала к себе Мееру и Йен, молясь о том, чтобы известия были хорошими.


* * *

 Шум и возгласы наполнили центральный зал виллы Восходящих. Известие о том, что Восходящие живы и здоровы, вызвало волну радости и облегчения. Но теперь слезы успели высохнуть, а радость тонула в приливе тревоги.
 — Прошу вас, — сказала Эстер, вставая и поднимая руки. — Капитан пытается ответить на один вопрос. Пожалуйста, не задавайте еще десять. По одному. Боже Всеобъемлющий, вы же хуже детей!
 Ступени смущенно замолчали. Маршал Васселис, сидевший рядом с Эстер, проглотил смешок.
 — Капитан Патония, продолжай.
 Женщина кивнула. Она была лишена чувства юмора и испытывала явный дискомфорт в этом обществе. Патония не приняла предложения сесть, и теперь ее плотная фигура нависала над мраморным столиком. Пальцы капитана машинально поглаживали бронзовую статуэтку, которая изображала Эрин Дел Аглиос в торжественной позе.
 — Я сообщаю о фактах, а не оправдываю свои решения, — напряженно заявила Патония. — Казначей Джеред имел право мне приказывать. Я не могла ему отказать. Вам легко сидеть тут и напоминать мне о том, какой у меня был приказ. И меня возмущает предположение, что я как-то предала моего маршала. Не вы оказались посреди Тирронского моря с судами сборщиков у обоих бортов. К тому же вы не хотите принять во внимание тот факт, что теперь они находятся под защитой одного из наших лучших мечников и его особого отряда. Если вы не верите мне, то всегда можете задать вопросы моему маршалу.
 — Арван? — спросила Меера после короткой паузы.
 — Мне непонятна ваша тревога, совершенно непонятна, — сказал Васселис — Пол Джеред не только лучший мечник, как сказала Патония, он также один из немногих людей, не считая тех, кто сидит в этой комнате, которые по-настоящему понимают Восходящих. И он человек благородный и безукоризненно порядочный. Путь наших детей опасен. И я не могу представить себе, кто лучше мог бы обеспечить их защиту.
 — Да, — отозвался Виллем, — но он не намерен отвезти их в Сирран. Так, капитан?
 — О чем ты говоришь? — Эстер хмуро посмотрела на него.
 — Так, капитан? — повторил Виллем.
 Патония покачала головой.
 — Он везет их, чтобы присоединиться к Роберто Дел Аглиосу. Он хочет, чтобы они помогли выиграть войну.
 — Он не имел права это делать! Они еще дети! — Голос Андреаса звучал громче других, выделяясь среди возмущенных криков Ступеней. И на этот раз он адресовался не к Патонии, а к Васселису. — Он же ваш друг! Как он мог сделать такое?
 — Хватит! — заявил Васселис.
 Он встал, возвышаясь над всеми и требуя внимания. На его лице отразился гнев. Это уже был не просто Арван Васселис, а маршал-защитник Васселис, их правитель.
 — Вы бросаете обвинения, не зная фактов. В тот момент, когда Конкорду угрожает опасность, казначей Джеред обладает значительной властью. Это дает ему право призвать любого, по своему выбору, чтобы содействовать защите государства любым способом, какой он сочтет нужным. Не имеет значения, вышли ли они только что из материнской утробы или испускают последний вздох. Он не превысил данных ему прав.
 — Но его моральные и этические…
 — Андреас, мне не хотелось бы призывать тебя к порядку, — перебил его Васселис. — Успокойся. Послушай, я понимаю, что всем вам трудно это слышать. Но не забывайте: мой сын тоже с ними. Какие бы опасности их ни подстерегали, они ждут и его тоже. — Он печально кивнул. — Да, это уже забыто, верно?
 — Мне очень жаль, Арван, — проговорил Андреас.
 — Ничего, — отозвался Васселис. — А теперь скажите, капитан. Здесь что-то не так. Сигнальные огни указывают, что Конкорду угрожает опасность. Мои гонцы сообщают, что наш восточный фронт смят. Но в тех местах немало оборонительных сил. Почему он решил, что должен везти их к Дел Аглиосу?
 — Ваш следующий гонец подтвердит, что угроза смертельная, — ответила Патония. — Атреска восстала. Маршал Юран переметнулся к цардитам. Безопасных мест нет.
 Повисло молчание, и Эстер слышала только взволнованное дыхание и гул горожан, собравшихся у виллы в ожидании известий.
 — Господин Джеред считает, что Конкорд может пасть, если не будут нанесены решительные удары. И он полагает, что решающим фактором станут Восходящие. Я знаю, что вы считаете их мирной силой, но мне довелось увидеть их возможности в качестве оружия, и ему тоже.
 — Но это просто четверо юных подростков! — возразила Эстер. — Как они могут остановить целые армии?
 — Еще предстоит проверить, смогут ли они, — мрачно сказал Васселис. — Прошу прощения, но, похоже, никто из вас не осознал серьезности нашего положения. Когда Атреска восстала, она отдала врагу побережье на севере Тирронского моря. Если армии Царда также вторгнутся в Гестерн, тогда Карадуку будет угрожать прямая опасность. Капитан, надо полагать, с вами связывались с острова Кестер?
 — Да, маршал. С вашего позволения, сегодня мы отдохнем и пополним запасы, а завтра утром с отливом уйдем. На нашей мачте будет флаг окетанов.
 Эстер покачала головой.
 — Наши дети! Наши бедные, бедные дети! Как могло все это случиться с ними? Что мы наделали?
 Она почувствовала, как ей на плечо легла рука Васселиса.
 — Как ни горько об этом думать, но вы дали Конкорду способ победить цардитов и спасти Карадук от вторжения. Они в самых лучших руках. — Он обратился ко всем присутствующим. — Мы все боимся подобных времен. И сейчас нам необходимо позаботиться о том, чтобы мы не дрогнули и не оступились и чтобы наши враги не добились успеха.
 Васселис сел, и Эстер увидела, как напряжено лицо маршала-защитника. Он прижал ладонь ко рту.
 — Мой сын там, — прошептал Арван Васселис. — Боже, спаси и сохрани его!
 В дверь громко постучали. В комнату шагнул капитан Арков.
 — Маршал, — сказал он, — вы нужны нам у ворот. Ожидаются неприятности.


* * *

 Пробера Арина мутило. Его раненое плечо ужасно болело, а по базилике гулял ледяной ветер. Он стоял рядом с маршалом Нираном, но на самом деле их разделяла пропасть. Оба смотрели, как поднимается по ступеням Адвокат, откликнувшаяся на их призыв. На карте военных действий на столике перед ними лежали доклады о сборах и перемещениях войск, прижатые резными каменными пресс-папье. Почтовые птицы и гонцы прибывали в Эсторр со всего Конкорда весь предыдущий день — и то, что начиналось как серьезная неприятность, превращалось в катастрофу.
 — Все сообщения прибыли, насколько я понимаю, — сказала Адвокат.
 — Да, мой Адвокат, — подтвердил Ниран. — И я уже ответил, требуя новых сил. Не знаю, что еще мы можем сделать.
 Арин шумно откашлялся и почувствовал, что лицо у него покраснело от досады. Он выразительно посмотрел на карту и беспорядочные пометки на ней, изображавшие легионы.
 — Ты во всех отношениях последователь Джереда, пробер Арин, — улыбнулась Адвокат. — Что тебя так беспокоит?
 — Конкорд слишком самоуверен, мой Адвокат, — заявил он, собрав все свое мужество. — И из-за этого погибнут новые люди. Мы стоим и разглагольствуем о том, что потребуем новые подкрепления, но мы их не получим. Но даже если бы они и прибыли, они опоздают.
 Арин ткнул пальцем в доклады о призыве.
 — Возьмите любой, и он скажет вам все, что необходимо узнать. Бакиру удалось выставить треть ожидаемого числа, а западные округа ссылаются на налеты противника в качестве причины не посылать больше войска. Призыв в Моразии просто жалкий. Тундарра утверждает, что ее границам угрожает Омари. То же происходит и с Дорносом. Нам необходимы их силы на границе с Атреской. Нам не хватает двадцать тысяч пехотинцев и кавалеристов. Они понимают, что Цард не станет нападать на них, потому что король Хуран хочет разгромить Эсторр и дальше не пойдет. Так что когда дошло до дела, когда война начала протягивать к ним руку, все эти страны, радовавшиеся богатству Конкорда, практически отворачиваются от него. Единственное, что они посылают нам в больших количествах, — это продовольствие.
 Адвокат посмотрела на него долгим пристальным взглядом. Арин почувствовал, что начинает тушеваться под ее давлением. В конце концов она махнула рукой в сторону дворца.
 — На холме находятся представители из всех этих стран, — негромко сказала Эрин Дел Аглиос. — И что ты предлагаешь мне сделать с ними?
 — При всем моем почтении, мой Адвокат, это не имеет значения. Все они — верные Конкорду люди, но совершенно ясно, что их влияние не распространяется на дворцы и виллы их родных стран. Слишком малые силы приходят. Мы получили все, на что могли рассчитывать, от Нератарна, Аварна, Карадука, Истхейла и Эстории. Но последние сообщения говорят, что по меньшей мере сорок тысяч мятежников и цардитов двигаются на запад через Атреску. А мы наберем в лучшем случае двадцать пять тысяч. Этого не хватит.
 — Маршал Ниран, твое мнение?
 Адвокат перевела взгляд на Нирана. Он вздрогнул, как испуганный кролик. Арин закусил губу, чтобы не расхохотаться.
 — Мы сможем удержать их достаточно долго, чтобы подошли другие. — Ниран махнул рукой в сторону карты. — Это ведь цардиты! А мы — Конкорд. Но если вы беспокоитесь, давайте снимем защиту с восточного берега Тирронского моря и отправим ее в Нератарн.
 — Самоубийство, — пробормотал Арин. — Идиот. Они уже слишком далеко.
 — Пробер Арин, думай, что говоришь! — огрызнулся Ниран.
 Арин почувствовал, что теряет остатки уважения.
 — Будь ты проклят, не стану! Ты меня не слушаешь! Ты не принял мои запасные планы. Ты положился на то, что каждая территория пришлет восемьдесят процентов от максимального количества. Фронт в Нератарне слишком широк, чтобы защищать его от такой армии. Я пятнадцать дней назад попросил тебя перевести береговые резервы на север. А теперь уже слишком поздно.
 — Не поздно, если их перевезет флот! — прошипел Ниран.
 — И оставит остров Кестер без помощи в том случае, если появится флот Царда? Почему ты не пожелал меня выслушать?
 — Хватит! — Адвокат хлопнула ладонью по столу. Ее голос разнесся по базилике. На них стали оборачиваться. — Что ты хочешь мне сказать? Что мы не можем защищать Конкорд? Это неприемлемо!
 — Можем, — ответил Ниран. — Переведите легионы с побережья Эсторра и Карадука, используя окетанов.
 — И тогда мы своими руками введем цардитов в гавани Эсторра! — Арин повернулся к Адвокату. — Можно мне говорить свободно?
 — А ты хочешь сказать, что пока этого не делал? — Адвокат больше не пыталась шутить. — Почему бы и нет? Я стою и гадаю, останется ли мне чем править к окончанию дуса, а слышу пока перебранку двух мальчишек. Говори. А когда ты выскажешься, я послушаю маршала. И его тоже никто не станет перебивать.
 Арин поклонился и набрал полную грудь воздуха.
 — Маршал игнорирует первое правило ведения войны: нельзя планировать атаку или оборону, опираясь на  возможное количество сил, надо оперировать только тем, что уже имеешь. Следовательно, на настоящий момент мы не можем рассчитывать, что удержим границу Нератарна. Мы могли бы с немалым трудом вовремя усилить ее, лишив берег оборонительных сил пехоты. Но решение о перевозке и снабжении пятнадцати тысяч пехотинцев во время столь долгого плавания по морю нельзя принимать так легкомысленно. Если не сделать этого должным образом, по прибытии они будут не в состоянии сражаться.
 Второе правило, о котором забыл маршал, — оборону надо планировать, исходя от  возможных сил противника, а не от уже известной их численности. Мой Адвокат, Гестерис потерпел поражение у Цинтарита почти восемьдесят дней тому назад. Глупо считать, что цардитский флот не выдвинулся для того, чтобы напасть на восточный берег Гестерна или, что вероятнее, прямо на их Тирронское побережье. Не заблуждайтесь. Король Хуран захочет водрузить свой флаг на холме, раз уж он сумел заставить нас отступать. И он будет действовать на обоих фронтах.
 Атресский флот достаточно велик, и мы можем ожидать, что немалая его часть перейдет на сторону врага. Говорят, что военный флот Царда просто огромен. Окетаны уже разбросаны по всему Тирронскому морю. Если мы снимем сотню кораблей с мест их дислокации, это станет для цардитов приглашением плавать в наших водах практически без помех. Пятнадцать дней назад мы могли переместить отряды по дорогам, предоставив окетанам охранять берега. В крайнем случае мы могли забрать пару тысяч всадников. Этот чиновник меня не послушал — а теперь уже слишком поздно.
 Адвокат подняла руку, заставляя Нирана молчать, пока она обдумывает услышанное. Арин следил, как она рассматривает карту. Взгляд Эрин переместился на Цард.
 — Назови мне возможные варианты действия. Я не отдам Конкорд. У нас есть армии в Царде. Как насчет их?
 — Мы знаем, что Атаркис обещал оборонять фронт в Госланде. Он выстоит, но, как мне кажется, прорыва не сделает. У нас нет известий о Джорганеше. Мы можем предположить, что он направляется в Гестерн, но не можем на это рассчитывать. А ваш сын движется на юг. Численность цардитов, надвигающихся на границу Гестерна, слишком велика, чтобы маршал Мардов смогла надолго их задержать, и тогда западное побережье Гестерна будет открыто врагу.
 Генерал Дел Аглиос — ваш самый талантливый командир, но даже он пострадал от эпидемии. Он и Атаркис ушли из Атрески, потому что понадеялись на то, что мы сможем остановить продвижение врага. Ваш сын будет двигаться так, чтобы защитить Эсторр от вторжения, и я не сомневаюсь, что он добьется успеха.
 — Но при этом он будет слишком далеко от Нератарна, чтобы нам помочь, — констатировала Адвокат.
 — Да, моя госпожа.
 — Было принято катастрофически неверное решение?
 — Да, — подтвердил Арин. — Но мы все же можем выгадать немного времени и надеяться на чудо.
 — Это все, на что мы можем надеяться?
 — Если ваш сын одержит победу раньше, чем мы могли бы мечтать, и будет двигаться быстрее, чем мы способны подумать, он может добраться до Нератарна через Атреску вовремя. — Арин пожал плечами. — Или мы можем молиться о том, что казначей Джеред окажется прав и что Восходящие — это то оружие, которое выиграет войну.
 — Таким образом, ты адресуешь меня к первому правилу войны, если я буду цепляться за эти надежды, — отозвалась Адвокат.
 — Это именно так. — Арин ощутил перемену в ее настроении.
 — А скажи мне, пробер Арин, как ты можешь выгадать для меня какое-то время, чтобы свершилось то чудо, о котором мы с этого момента начнем молиться?
 — Освободите меня от моих обязанностей здесь. Во дворце Соластро собираются левимы. Я знаю, что им следовало бы выехать на охрану Эсторра, но сейчас пользы от этого не будет. Позвольте мне вести их в Нератарн. Больше трех тысяч всадников. Мы опоздаем к началу битвы, но успеем до ее конца.
 Адвокат ненадолго задумалась.
 — Но где я найду другого Арина, который давал бы мне советы относительно тактики?
 — В Эсторре находится пробер Деризен, — ответил Арин. — Она наиболее способна к этому делу. Я могу проинструктировать ее, перед тем как уехать.
 — Хорошо. Тогда иди, Арин, и унеси с собой мое благословение, мои добрые пожелания и надежду Конкорда.
 — И еще одно, если можно, — сказал Арин. Адвокат кивнула. — Я тоже собираюсь нарушить первое правило. Господин Джеред все сделает. Рассчитывайте на него в тот момент, когда он будет всего нужнее. Он обладает сверхъестественной способностью оказываться рядом с вами.
 — Молю Всеведущего, чтобы ты оказался прав, — улыбнулась Адвокат.
 Арин ударил правым кулаком в грудь и зашагал к выходу. А когда он услышал, с какими словами Адвокат обращается к Нирану, его лицо озарилось улыбкой.
 — У меня появилась новая вакансия, — сообщила Эрин Дел Аглиос — Маршал Конкорда.
 — Я…
 — Твоя ослиная самонадеянность, Ниран, чуть не стоила мне Конкорда. Иди домой и моли Бога о том, чтобы в следующий раз к тебе в дверь постучалась я, а не король Хуран. Убирайся с глаз моих,




 ГЛАВА 60


  848-й Божественный цикл, 35-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Роберто разомкнул объятия, но все еще не мог опомниться. Нелепость случившегося заставила его смеяться, и он не сразу смог заговорить.
 — Меньше всего я мог ожидать, что мои разведчики приведут тебя!
 — Я рад, что нахожусь здесь. Тетиву натягивали несколько весьма нетерпеливых личностей.
 — Они просто злились, что ты первым успел к тем, кого они преследовали, — улыбнулся Роберто. — Но какое безумие закинуло тебя в эту глушь? Вообще-то можешь не отвечать, потому что мне известно больше, чем ты думаешь. Я просто не мог этому поверить.
 — Так что на самом деле ты меня ожидал, — констатировал Джеред.
 Он давно не брился, но выглядел по-прежнему внушительно. Тишина, наступившая в лагере, когда он прошел по нему, направляясь в палатку Роберто, весьма убедительно это доказывала.
 — Теоретически.
 — Я приятно удивлен тем, что до тебя добрались гонцы. Откуда ты получил послание?
 — Три. — Роберто поднял вверх три пальца. — Два с юга через Гестерн и одно с запада через Атреску. Они добирались медленно, так что новости давние, но, думаю, картина достаточно точная.
 — О Гестерне у меня намного более свежие новости.
 — Отлично. — Роберто указал на наклонный стол, к которому были прикреплены карты. — Позже мы займемся тем, что прибыло с тобой. Но сначала давай я расскажу, что мы имеем сейчас.
 Он склонился к карте, изображавшей Атреску, Госланд, восточную часть Царда, Гестерн и Тирронское море до его западных берегов.
 — Война еще не докатилась до границы Нератарна, но скоро там будет. У нас нет сил, которые способны надолго задержать врага. Гестерн, насколько я понимаю, подвергнется атаке примерно в то же время. Госланд хотя бы выглядит относительно надежно. Цардиты очень хорошо организованы. Я надеюсь только, что мы имеем представление обо всех их силах.
 — Есть какие-то известия о сопротивлении в Атреске? — спросил Джеред.
 — Сопротивление разрозненное и слабое. Масштаб предательства Юрана огромен — и ясно, что большинство народа страны любят его настолько, чтобы по-прежнему доверять. Верные нам легионы либо уничтожены, либо бегут на север и запад, где от них будет больше пользы. Некоторые проснулись и обнаружили, что им к горлу приставили клинки те, кого они считали друзьями. — Роберто покачал головой. — В Атреске хаос. Наступит день, когда ее жители поймут, в какую глупость втянул их Юран. Цардиты сыплют лживыми уверениями насчет освобождения Атрески. Но они не уйдут, если Конкорд не вынудит их это сделать. Только самые наивные могут верить в иное.
 — А что останется, если цардиты прорвут нашу оборону в Нератарне?
 — Практически ничего. Прибрежные силы. Первый легион. Слишком мало. — Роберто провел ладонью по лицу и снова почувствовал прилив отчаяния. — Пол, боюсь, что я совершил ошибку, которая будет нам стоить Конкорда.
 — Что? Нет. Нет! То, что ты направился на юг, стало лучшим решением за всю твою жизнь. Поверь мне.
 — Как это может быть? Джорганеш уже должен быть в Гестерне. Цардиты не смогут пройти, им не хватит сил. Мне следовало с боями прорваться через Атреску и прийти на помощь Нератарну. Проклятье! Из-за этого я потерял семь сотен солдат из моих атресских ал! Я едва ли не назвал их трусами и предателями. Но трус я сам. Убежал от сражения!
 — Не смей так говорить! — рявкнул Джеред, громадной рукой ухватив Роберто за подбородок. — Никогда! Ты не ценишь себя. И все обстоит не так. Ты знаешь, почему решил идти на юг. И я благодарю Всеведущего за то, что ты это сделал!
 Он замолчал, ослабил хватку, уронил руку. Потом пробормотал извинения и закусил губу.
 — Что случилось, Пол?
 — Джорганеш не в Гестерне, — тихо ответил Джеред. — И он никогда до него не дойдет.
 — Что ты хочешь сказать?!
 — Он попал в засаду в Любекской теснине. Его армию уничтожили. Никто не помешает южной армии цардитов дойти до Гестерна.
 В голове Роберто метались беспорядочные мысли. Он уставился на карту. Мысленно он уже видел, как цардиты распространяются по его любимому Конкорду, словно приливная волна. Неудержимо. Неизбежно. И те, кого он знал и кому доверял, тонут в этом приливе. Гестерис, а теперь и Джорганеш.
 — Ты уверен?
 — Я сам это видел. — Джеред откашлялся. — И еще кое-что. Ты двигаешься без помех, верно?
 Роберто кивнул.
 — Это удача. Непонятно, но хорошо. Но разведка за нами наблюдает. Они знают, что мы идем. Но нам не удается достаточно быстро сократить расстояние до армии цардитов.
 — Это потому, что они находятся не впереди тебя. Твоим разведчикам не найти их следов. И они не атакуют тебя, потому что ты движешься в неверном направлении. Они планируют атаковать и захватить побережье Гестерна, продвинуться как можно дальше на юг, а потом плыть на Эсторр. Я в этом уверен.
 Роберто снова сосредоточился на карте.
 — Дус их опередит. Мятежный флот Атрески недостаточно велик, чтобы перевезти силы вторжения, окетаны их уничтожат. Они не смогут построить много судов в Гестерне, даже если предположить, что у них хватит для этого умения и ресурсов. А во время дуса пересекать море слишком рискованно.
 — А им это и не понадобится, — возразил Джеред. — Их армада уже вышла из залива Харин. Сотни парусов, как говорят карку. Вполне достаточно для вторжения.
 — Тогда я уже опоздал! — Отчаяние комом застряло в горле у Роберто.
 — Нет. Не опоздал, если сейчас же изменишь направление движения и погонишься за ними по кратчайшей дороге. Цардиты собирают силы, но еще не начали нападение.
 — А что я смогу изменить? Если Джорганеш погиб, то моим одиннадцати тысячам будет противостоять армия по крайней мере в три раза больше! Даже с учетом гестернской обороны соотношение плохое.
 — Доверься мне. Я только что доставил к тебе самое мощное оружие этой войны. Такое, которое способно остановить одним ударом целые армии, и при этом тебе не придется зарядить ни единой баллисты.
 — Восходящие? — проговорил Роберто, качая головой. — Я слышал о них самые противоречивые отзывы. Ни на один я не могу положиться. Как и на обвинения относительно твоей неверности моей матери и Всеведущему. А еще я получил известие от матери, в котором она просит меня найти тебя. Все это выглядит как дурацкая пьеска. Может, ты расскажешь мне свою версию событий? Не мешало бы отвлечь меня от мрачных мыслей новыми небылицами.


* * *

 Миррон сидела с Менас в стороне от остальных, в палатке, которую для них освободили. Казалось, их разглядывала вся армия! Девочка чувствовала себя совершенно подавленной, тогда как остальных, казалось, это возбуждало. Так много шума! Так много людей в бесконечных рядах палаток! Ее уши гудели от ударов молотков по металлу и звона клинка о клинок там, где сходились в поединке солдаты. И еще шум разговоров. И столпотворение, и топот сотни стоящих в загонах лошадей.
 Пока они с опущенными головами шли через лагерь, девочку сопровождали восхищенный свист и бесчисленные приглашения познакомиться поближе. Некоторые она даже не поняла. Менас, защищая, обняла ее за плечи и продемонстрировала окружающим свой плащ сборщика. Это заставило кое-кого замолчать. Кован сначала находился рядом с ней, но потом убежал, надеясь найти кого-то из своих друзей среди эсторийских гастатов.
 Остались Оссакер и Ардуций, практиковавшиеся в захвате энергии из неподвижного воздуха вместе с Горианом. Оссакер решил, что, если им удастся сделать этот процесс эффективным, они получат источник энергии гораздо более мощный, чем огонь, земля, вода или дерево. Он говорил это уже много раз. Только Ардуций ему верил — и то только потому, что был Слушающим Ветер и надеялся вызывать ураганы из ничего. Миррон не хотелось им помогать. Она устала, и у нее болел живот. Похоже, что только Менас чутко отнеслась к ее настроению.
 — Чувствуешь себя немного одинокой? — спросила сборщик.
 — Не знаю почему. Вокруг так много людей!
 Менас убрала прядь волос с ее лба.
 — Ах, Миррон, тебя действительно отгораживали от реального мира, да?
 — Мне всего четырнадцать, Эрит, — резко ответила Миррон. — И потом, меня от него не отгораживали. Вестфаллен — это реальный мир. Был.
 — Но здесь все так на него не похоже, правда? В этом лагере больше десяти тысяч человек. Ты ведь еще никогда не бывала среди такого скопища народа, верно? Никогда не была даже в порту Payлент, не говоря уже о Кирандоне или Эсторре.
 Миррон подошла к входу в палатку. Их не арестовали, но по обеим сторонам от выхода стояли стражники. Она выглянула и обвела взглядом палаточный город, дальние края которого начали сливаться с сумраком, по мере того как солнце клонилось к западу. Теперь закат наступал все раньше и раньше: дус был уже не за горами. Шум в лагере не стихал. Скрежет, крики, ржание, топот ног, пение… Кован сказал, что лагерь не успокоится до глубокой ночи, но и тогда некоторые не захотят ложиться спать.
 — Почему мне так одиноко? И почему я чувствую какую-то… не знаю…
 — Угрозу?
 — Да. — Девочка вернулась к Менас и села, чуть передернув плечами. — Это ведь наша армия, верно? Я должна чувствовать себя в безопасности.
 — Это не имеет никакого отношения к врагам и друзьям. Это просто неподходящее место для таких юных созданий, как ты и твои братья. Для тебя в особенности. Здесь находятся закаленные в боях мужчины и женщины, которые прежде были фермерами и гончарами, как и те, что живут в твоем родном городе. Большинство помнят прежнюю жизнь только как сон. Им все еще хочется вернуться к прошлому, но в тяжелые времена об этом думать опасно. Так что они сделали эту армию своим единственным миром. Ты меня понимаешь?
 — Вроде бы.
 — А ты к этому миру не принадлежишь. Ты ощущаешь агрессивность, но даже не пытайся ее понять. Им отчаянно нужны обыденность и дисциплина, а наше появление вместе с казначеем — это словно камень, брошенный в пруд. Они будут полны подозрений, пока не поймут, почему вы здесь. Даже если казначею удастся убедить генерала Дел Аглиоса в вашей ценности, многие солдаты никогда вас не примут. Помнишь, что ты рассказывала мне про реакцию матросов на корабле? То же самое будет и здесь, только их десять тысяч, а не две сотни.
 Миррон поникла. Она посмотрела на мальчиков, сосредоточившихся на своем деле, и ощутила полную безнадежность.
 — Люди не должны нас ненавидеть! — взмолилась она. — Почему они не могут понять, что мы здесь для того, чтобы помочь им победить и вернуться домой, к их дурацкой жизни?! Ведь Джеред хочет, чтобы мы сделали именно это. Почему он не может заставить их понять?!
 — Мне очень жаль, Миррон. Но это тоже реальная жизнь. Ты выросла с тем, что ты имеешь. Но почти никто не знает о твоих способностях. Армия верит в силу своего оружия и артиллерию. И больше ни во что.
 — Тогда почему мне хуже, чем остальным?
 — Ох, Миррон, неужели ты никогда не смотрела на себя со стороны? — вздохнула Менас.
 — То есть?
 — А как ты думаешь, почему Кован и Гориан сражаются за твое внимание?
 — Ну, я не настолько тупая. — Миррон почувствовала, что краснеет. — Я знаю, что мальчишки будут за мной гоняться.
 — Это неплохое начало, — улыбнулась Менас. — Но тебе необходимо понять, что ты — красивая молодая женщина, а не девочка. И ты здесь, среди армии, где много мужчин и мало женщин. У тебя уже была кровь плодовитости, верно? И скоро она придет снова, так? Через день-другой. Капитан Патония говорила с тобой об этом? Мужчины будут тебя желать. А женщины армии не станут вставать у них на пути. Как по-твоему, почему за армией всегда едет так много женщин?
 — О! — Миррон в страхе прижалась к Менас. — Но вы не позволите им меня тронуть, правда?
 — Я здесь для того, чтобы защищать тебя, Миррон. — Лицо Менас окаменело. — Никто не причинит тебе вреда, пока я буду рядом с тобой. Даю слово.
 Миррон улыбнулась. К чувству облегчения примешивалось восхищение.
 — Я рада, что вы с нами.
 — Я тоже.
 Менас обняла ее за плечи и прижала к себе.
 — Может, я смогу стать сборщиком, — сказала Миррон. — Буду первым Восходящим, надевшим плащ, и стану ездить с вами постоянно.
 — Может быть, — отозвалась Менас — Может быть.


* * *

 Роберто поставил на стол кубок с вином, разбавленным водой, и встал. Он прошел к выходу из палатки и еще раз убедился в том, что стража стоит в отдалении, как он им приказал, составив цепочку вне пределов слышимости. Повернувшись, Дел Аглиос встретился с твердым, уверенным взглядом Джереда, но он отнюдь не разделял убежденности казначея.
 — Вершины Карка высушили тебе мозги, — пробормотал генерал. — Неужели ты не видишь, что это не последняя отчаянная попытка, а полное безумие? Как ты можешь рассчитывать, что я в это поверю?
 — Я прошу, чтобы ты доверял мне, — сказал Джеред.
 — На каких основаниях? — Роберто с трудом сдержался, чтобы не повысить голос. Он указал на выход. — Мне еле удается сохранить дух и волю этой армии. Со времени моей первой и единственной победы в этом году я перенес чуму, дезертирство, форсированный марш, мятеж — и все до одной вести, которые ко мне приходили, были дурными. А теперь ты рассчитываешь, что я выйду туда и скажу моей армии, что четыре ребенка выиграют за нас войну? Если я это сделаю, я потеряю всех. Они рассмеются мне в лицо, и я не смогу их винить. Будет мятеж, и эта собранная из лоскутов армия расползется.
 — Тем не менее это правда.
 — Но у тебя нет доказательств! — выкрикнул Роберто, не сумев взять себя в руки. — Проклятье, Пол, это звучит как чистая выдумка. Сказки для малышей. И это ересь против Всеведущего. Я не стану с этим мириться.
 — И ты считаешь, что я не обдумал это со всех сторон? — Джеред поднялся и прошагал через палатку, встав прямо перед ним. Сборщик был на добрый фут выше генерала, а его взгляд мог расплавить камень. Роберто не дрогнул. — Неужели ты полагаешь, что я проделал столь долгий путь с ними из-за пустой прихоти? Левимы собрались у дворца Соластро — и мне следовало быть с ними. Они поедут в бой без своего командира! Я поставил на Восходящих все, потому что я уверен, что, каков бы ни был их статус как еретиков, они могут спасти Конкорд.
 Роберто кивнул и помахал листком бумаги, который сжимал в руке.
 — А моя мать доверяет тебе настолько, что поверила тебе. Пока. Но ее здесь нет. Она не знает, каков дух моей армии.
 — И все же…
 — Пол, ты ничем не можешь подкрепить свое утверждение относительно их способности выиграть войну. Ну и что из того, что они могут заставить ветер наполнить паруса? Что из того, что они вынудили кусты расти и устроили небольшое заграждение? При условии, что я соглашусь в это поверить — а я не соглашусь. Однако ты расширяешь их возможности до того, что они способны обрушить горы, вызвать ураганы и молнии и разорвать землю под ногами наших врагов. Это чепуха, и я не понимаю, как ты мог с ними связаться.
 — Прошу тебя, Роберто. Позови их. Посмотри на их глаза. Позволь им показать тебе, на что они способны.
 — Нет! — Роберто заставил себя отвернуться от Джереда. Кажется, это печальное повторение истории с Гораном: человек, которого он, как ему казалось, знал и которым восхищался, становился чужим и малознакомым. — Неужели ты не услышал ни слова из того, что я сказал? Если они способны сделать то, о чем ты говоришь, то какой эффект, по-твоему, эта демонстрация произведет на мою армию? Мне наплевать, на чьей они стороне. Во имя Всеобъемлющего Бога, казначей, как ты можешь ждать от меня такого?
 — Потому что ты знаешь, что можешь мне доверять. Ты знаешь, что я делаю что-то только тогда, когда уверен — это пойдет на пользу Конкорду и моим друзьям. Таким людям, как ты, Роберто. И твоя мать.
 Роберто покачал головой.
 — Извини, Пол, но нет. Нет! Я изменю направление движения армии, потому что верю твоим сведениям о противнике. А еще я верю, что могу выиграть для Конкорда эту войну без помощи колдовства каких-то Восходящих. Я нападу на цардитов, и вместе с Гестерном мы их сомнем. А потом мы повернем и отвоюем Атреску.
 — И это говорит человек, который сегодня, чуть раньше, считал войну практически проигранной! — проговорил Джеред, и Роберто услышал в голосе друга презрение, больно ранившее его. — Ты обрел уверенность в каком-то источнике, к которому и мне хотелось бы припасть!
 — По-моему, ты сказал достаточно, — заявил Роберто. — Поскольку ты по-прежнему мой друг, я предоставлю тебе защиту. И твоим Восходящим тоже. Но они не станут ничего делать, иначе я казню их как изменников и еретиков, ты меня понял? Я — генерал этой армии, и я не допущу, чтобы мой авторитет кто-то подрывал. Даже ты.
 Джеред кивнул.
 — Я уважаю твои слова, я уважаю тебя как лучшего генерала Конкорда. Я здесь не для того, чтобы подрывать твой авторитет. Я здесь, чтобы помогать. — Он направился к выходу из палатки, но задержался и повернул обратно. — И возможно, ты способен выиграть войну именно так, как ты сказал. Но мне кажется, тебе следовало бы сложить те дни, которые уйдут у тебя на то, чтобы своими одиннадцатью тысячами разбить тридцать тысяч цардитов у Гестерна, а потом пройти к границам Нератарна. И оценить их. У тебя нет времени, Роберто, цардиты там прорвутся. Ты это понимаешь — и я это понимаю. Какой смысл одерживать победу в Гестерне, если на севере Конкорд будет потерян? Я могу дать тебе это время. Подумай об этом, генерал. Разреши помочь тебе.
 Когда Джеред ушел, Роберто рухнул на стул перед картами. Он схватил кубок и допил вино. Потом потребовал еще. Десять дней до границы с Гестерном. Еще десять — на север к Бискару, гоня цардитов в случае победы. И по крайней мере шесть до границы Нератарна по враждебной территории. И это в начале рождения дуса.
 Он оказался в центре пустоты, и в какую бы сторону он ни повернул, это откроет цардитам путь в другом направлении. Роберто Дел Аглиос уронил голову на руки и даже не заметил, что Эридес принес ему вина. Конкорд рассыпался.




 ГЛАВА 61


  848-й Божественный цикл, 39-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 — Какая-то безумная процессия торговцев и ремесленников Карадука! — пробормотал маршал-защитник Васселис.
 Он стоял рядом с Арковом и Эстер у левой башни ворот Вестфаллена. Прошло два дня с тех пор, как Арков сообщил об их приближении, и вот неорганизованная, но довольно большая толпа подошла к городу.
 Маршал передал увеличительную трубу Эстер. Ему самому прибор больше не понадобится: это зрелище навсегда врежется в его память. Решительные, злые, испуганные лица его подданных. Некоторые из них несли вымпелы и знамена. Другие, по иронии судьбы, — флаг Карадука. И этот же флаг развевался на башнях Вестфаллена.
 Простые ремесленники и фермеры. Мужчины, женщины и дети. Его люди. Сорванные с мест и приведенные сюда речами чтецов и гласов, которые шли вместе с ними. А немногочисленные солдаты Доспехов Бога, ехавшие рядом, не давали им остановиться. Васселис даже узнал кое-кого. Похоже, люди собрались со всего юга. Из Кирандона, порта Раулент и из всех городков, которые попадались по дороге. И все охвачены слепым невежеством. Их было несколько сотен. Маршал-защитник очень сомневался, представляет ли хоть кто-то из них, чего они хотят добиться.
 — Таково могущество канцлера, — проговорила Эстер с дрожью в голосе. — Страх и ненависть. Их так легко создать — и так трудно уничтожить.
 — Мы выполним свой долг, — заявил Арков, поворачиваясь к ним.
 — Но вы ведь не станете с ними воевать? — спросила Эстер.
 — У меня приказ от Адвоката, — ответил Арков. — Я капитан дворцовой гвардии. Мы выполним свой долг.
 — Поговорите с ними, Арван! — попросила Эстер. — Заставьте их понять.
 Васселис не мог смотреть в глаза Эстер. В этой ситуации все выглядело бессмысленным. Конкорд боролся за выживание на другом берегу Тирронского моря, однако здесь его граждане сражались за вещи, которые не понимали и не могли понять. Но в то же время это надвигающееся противостояние может оказаться самым важным за всю историю Конкорда. Это сражение за прогресс и развитие.
 — Я скажу, что смогу, — ответил Васселис. — Но вы не наивный ребенок, матушка Наравни. А они — не Ступени Восхождения. Тайны Вестфаллена всегда сохранялись некой ценой. Его выживание может стоить еще дороже.
 Эстер смотрела на его профиль, пока маршал не повернулся лицом к ней. Он увидел, что в ее душе идет борьба.
 — Вы станете стрелять в своих людей?
 — Если меня вынудят, я не стану колебаться, — подтвердил Васселис и увидел, как Эстер содрогнулась. — Мне жаль. Никто из нас этого не хочет.
 — Возможно, до этого и не дойдет, — сказал Арков. — Они плохо вооружены, и у них нет артиллерии. Только глупец попытается нас атаковать.
 — Возможно, пока — нет. — Васселис глубоко вздохнул. — Но они могут оказаться только авангардом.
 Он посмотрел направо и налево. На стенах стояли левимы. Луки прислонены к бревнам, гладиусы в ножнах. Вида сотни плащей сборщиков может оказаться достаточно, чтобы толпа держалась на расстоянии полета стрелы. Но в противном случае его люди уже приготовили баллисты и катапульты. Еще сотня карадукских гвардейцев размещена в городе. Васселис не стал вызывать их к воротам. Те, что подошли к ним сегодня, не смогут ворваться в город.
 Когда передний край толпы оказался примерно в ста ярдах от стены, она начала замедлять движение, скапливаясь за пределами досягаемости луков. Васселис снова взялся за увеличительную трубу. Решимость по большей части сменилась неуверенностью. Созерцание нового лица Вестфаллена и его защитников лишило процессию немалой части запала. Васселис покачал головой.
 — И что вы станете делать теперь? — прошептал он.
 Ответ маршал получил быстро. Десять человек отделились от переднего края толпы, растянувшейся на открытой площадке перед воротами. Послышалось несколько выкриков, которые едва перекрыли шум ветра, трепавшего флаги. Четыре всадника Доспехов Бога сопровождали шестерку чтецов и гласов. Они двигались под флагом Всеведущего. Васселис почувствовал разочарование, узнав среди них Лотерис, глас из порта Payлент. Он отметил, что первый глас Карадука здесь не присутствует. Оставалось надеяться, что тот проявляет большую мудрость. На расстоянии десяти ярдов от ворот Лотерис заговорила:
 — Маршал-защитник Арван Васселис…
 — Ну, сейчас начнутся обвинения и требования, — пробормотал Васселис.
 — … ты обвиняешься в ереси против Всеведущего, в укрытии и защите названных еретиками, в извращении священных писаний и убийстве солдат Доспехов Бога. Мы, присутствующие здесь, представляем лишь малую часть тех, кого опечалила правда и кто вынужден против своего желания требовать правосудия. Мы служили тебе и Карадуку верно и неустанно. Но теперь ты должен держать ответ перед нами.
 Лотерис указала на тех, кто стоял позади нее.
 — Это твои люди. Они требуют, чтобы ты им ответил. Они требуют, чтобы ты вышел на суд перед ними. Это допускается законом, и ты не можешь отказаться.
 — Твое знание законов Конкорда похвально, — ответил Васселис так, чтобы его могли услышать только те десять, что стояли у ворот. — И я с нетерпением буду ждать возможности предстать пред моими людьми и доказать свою правоту. Но не таким образом. Это толпа, и ни один правитель не уступает толпе. Более того, эту толпу создали с помощью полуправды, домыслов и показаний дискредитированного канцлера, которую саму в Эсторре ожидает суд за убийство.
 Васселис подождал реакции Лотерис. Ее лоб покрылся потом, надутые щеки покраснели.
 — Она упустила эту маленькую деталь, так ведь? Я удивлен. Обычно ее ум так остро подмечает все преступления против Конкорда и Всеведущего! — Васселис покачал головой. — Но вы упустили и еще кое-что. Мне тоже известны законы Конкорда. И естественно, я выйду из этих ворот, как вы того требуете.
 Он положил руку на локоть Эстер, которая испуганно ахнула.
 — Но сначала я хочу прочесть ордер, подписанный Адвокатом. Она единственный человек, который может узаконить ваше требование о моем аресте. Чистая формальность, конечно же. У кого из вас он хранится?
 Васселис ощутил ледяное презрение, скапливающееся у него под сердцем. Он сделал паузу, затягивая молчание.
 — Чего ты рассчитывала добиться этой жалкой демонстрацией, Лотерис? Ты решила, что мое раскаяние будет настолько сильным, что я радостно отдамся в твои руки, чтобы умолять о пощаде и признаваться в проступках? Я вижу, что канцлер весьма умело распространяла слухи и ложь. Так хорошо, что они лишили разума спокойных, рассудительных людей.
 Маршал-защитник поднял голову и наполнил воздухом легкие, чтобы его услышали все граждане.
 — Расходитесь по домам, люди! Вы стали жертвами обмана! Здесь нет ереси. Здесь нет преступников, которых надо судить. И те, кто стоит у ворот, не имеют власти, чтобы действовать. Возвращайтесь к своим домам. Объединяйтесь ради настоящего дела, ради войны с цардитами. Приближается дус. У ваших домашних очагов тепло. Земля, на которой вы сейчас стоите, скоро замерзнет у вас под ногами!
 Некоторые из них услышали его. Васселис увидел, как по толпе пронеслась волна возгласов. Он снова сосредоточил внимание на Лотерис.
 — Ты невежественна и заблуждаешься. Я не считаю, что нарушил хотя бы один закон или священное писание, дарованное нам Всеведущим. С чего мне отдаваться в ваши руки? Посмотри вокруг. Я нахожусь здесь для того, чтобы защищать этот город и его ни в чем не повинных жителей от крайних мер, приказ о которых отдала канцлер. У меня есть артиллерия, у меня есть левимы, у меня есть карадукская гвардия. Все они собраны здесь в соответствии с приказами. И все они — опытные профессионалы. У меня есть все необходимое для того, чтобы спокойно пережить дус. И я воспользуюсь им в полной мере. Уходи. Жителям порта Раулент нужно присутствие их гласа в свете растущей угрозы со стороны Царда. Не позволяй канцлеру отвратить тебя от выполнения обязанностей, порученных тебе Богом.
 Лотерис сплюнула на землю и растерла слюну каблуком.
 — У здешнего воздуха горький вкус, маршал, — заявила она. — Я попыталась тебя урезонить. Мы не хотим нового кровопролития из-за этой ереси. Мы хотим только правосудия. Но если ты хочешь борьбы — ты ее получишь. — Я вижу твою оборону, она действительно сильна. Но Доспехи Бога сильнее. И они приближаются. Твое время коротко, а боль тех, кто последует за тобой, будет долгой и мучительной. — Лотерис повернулась и направилась обратно к толпе, которая замолчала, наблюдая за ее приближением.
 — Сколько времени нам осталось? — спросила Эстер.
 — Они блефуют, — ответил Арков.
 — Нет, — возразил Васселис. — Я знаю канцлера. Она не стерпит унижения, не попытавшись получить компенсацию. Но скольких она отправит? А что до оставшегося нам времени, то я ничего не могу сказать. Мы можем только готовиться отразить любой удар, который решила нанести нам Фелис Коройен. Будь она проклята: Доспехам надо находиться в Нератарне и защищать побережье! Почему Адвокат об этом не знает?


* * *

 Погода быстро портилась. Холодало, и первый дождь нового сезона пролился над ними днем раньше. Несмотря на то что они продвигались на юг, наблюдался явный поворот от соластро к дусу. Роберто не позволял замедлить движение. Местность была ровной, земля — плотной и удобной для ходьбы, что помогало армии проходить в день по тридцать миль.
 Джеред, Менас и Кован получили коней и держались рядом с повозкой, в которой ехали Восходящие. Роберто запретил им появляться вне палатки или фургона, и Джереду приходилось выносить то, что они вели себя как прежде. Восходящие опять жаловались на условия быта, на необходимость рано просыпаться, на то, что они каждый день продвигаются так далеко, на армейскую пищу, на его настроение. На все.
 После той первой встречи Роберто отказывался разговаривать с Джередом на какие-либо темы, кроме тактики и сведений разведки. А еще он поделился со своими командирами тайной Восходящих. И, несмотря на решимость командующего сохранить информацию в тесном кругу посвященных, по армии распространялись слухи, подозрительно близкие к реальности.
 Это привело к тому, что Джеред и днем и ночью почти не оставлял Восходящих в одиночестве, очень уж велик был интерес к ним со стороны простых солдат. Он даже предложил, чтобы они двигались с обозом, а не с инженерами в конце колонны. Роберто поставил под вопрос разумность такого решения, сказав, что в этом случае они могут попасть под удар врага. Однако Дел Аглиос догадывался, что это беспокоило казначея в гораздо меньшей степени.
 После очередного разговора с Роберто Джереда переполняла бессильная досада. Он понимал, что стал раздражительным и что сейчас ему больше, чем когда-либо раньше, необходимо, чтобы Восходящие были с ним заодно. После очередной ссоры он привязал коня к фургону и забрался внутрь, чтобы их утихомирить.
 — У тебя кто-то стянул сухарь, Оссакер? — осведомился он. — Или это что-то гораздо более серьезное, например чья очередь сидеть на подушке, а не на соломе?
 Все четверо, сидевшие в затемненном душном фургоне, шумно запротестовали. Казначей пристально смотрел на них, пока они не поняли, что он не собирается отвечать.
 — Вы все на самом деле очень глупы, — заявил он наконец и поднял руку. — Нет, вы уже высказались. Проблема в том, что вы решили сделать это одновременно. А теперь моя очередь.
 Джеред дождался, чтобы они приготовились его слушать.
 — Почему вы постоянно меня разочаровываете? Вы хотите, чтобы я относился к вам как ко взрослым, но стоит мне решить, что вы заслужили уважение, вы опять демонстрируете, насколько вы на самом деле незрелы. Вам известно, в каком положении мы находимся. Генерал Дел Аглиос защищает нас только потому, что не хочет, чтобы армия узнала, кто вы. И потому, что в глубине души он очень хороший человек. В противном случае вас сейчас просто бросили бы в этих пустынных местах. Я не хочу давать ему повод передумать. Для вас это означает, что вы без жалоб выполняете армейские правила. Для меня это означает, что я пытаюсь изменить его отношение к вам. Но чтобы я мог это сделать, вы должны поддерживать меня, а это бесконечное нытье мне не помогает.
 Вы думаете, генерал не слышит нас, находясь в голове колонны, потому что до нее две мили? Вы заблуждаетесь. У него повсюду уши. В фургоне позади нас едет Рован Неристус. Он главный инженер и один из ближайших друзей генерала. Они общаются каждый вечер. Он человек, которому поручено совершенствовать артиллерию и транспорт. Для этого нужно много думать. Но что, по-вашему, он говорит сейчас своему генералу? Он говорит ему, что не может думать, потому что вы, четыре маленьких нытика, его отвлекаете.
 Джеред со вздохом развел руками.
 — Помогайте мне. Так дальше продолжаться не может. Да, Ардуций, говори.
 — Мы не хотим жаловаться. Но здесь хуже, чем на корабле маршала Васселиса. Мы никогда не видим солнца. Это похоже на тюрьму. Нам скучно, а вокруг нас люди, которым мы могли бы помочь. Прошлой ночью они потратили несколько часов на рытье колодцев, потому что цардиты перекрыли реку плотиной. Любой из нас мог сказать им, где копать и как глубоко. Вместо этого мы все страдали от жажды. И так много волдырей, порезов и больных ног! Оссакер мог бы оказать помощь. И вместо этого им приходится терпеть боль.
 — Я вас услышал, — сказал Джеред.
 — Нет, не услышали, — возразила Миррон. — Вы просто так говорите. Если бы нам разрешили показать, на что мы способны, армия приняла бы нас.
 — Я с удовольствием согласился бы с тобой, Миррон, но, боюсь, что все как раз наоборот. Вы знаете, что Роберто пришлось чуть ли не силой заткнуть рот своему орденскому гласу, чтобы тот не выдал вас и не вызвал к вам ненависть солдат? Пару слов, произнесенных гласом, и понеслось! Если вы будете залечивать раны и находить воду, это вызовет подозрение и страх, а не благодарность и дружеские объятия.
 — И сколько мы будем вот так сидеть? — спросил Ардуций.
 — Когда мы доберемся до Гестерна, то сможем оставить армию, — хмуро ответил Джеред. — Возможно, мы поплывем в Нератарн и поработаем там. Не знаю. Я так же раздосадован, как вы.
 — Это еще пять дней! — жалобно сказал Оссакер.
 — Для меня тоже.
 — Да, но вы можете ехать на открытом воздухе. А нам приходится терпеть пердеж Гориана, а он воняет хуже лошади.
 — Это не я, а Арду, — заявил Гориан.
 — Странно, что это идет с твоей стороны фургона.
 — А вот и нет. Откуда тебе знать?
 — Потому что я могу заметить следы в воздухе, вот откуда.
 — Нет, не можешь. Никто не может.
 — Если ты что-то не можешь сделать, это еще не значит, что не может никто. Я могу.
 — Ты не можешь сделать ничего такого, чего не могу я.
 — Ты по-прежнему не можешь лечить людей. Только бесполезных зверей.
 — Например, того, что тащит этот фургон. Если он упадет мертвым, на тебя придется надеть хомут.
 — А если умрет кучер, то кто станет им управлять?
 — Может, ты сам сможешь силой своего разума, раз ты такой проклятый умник.
 — Вообще-то я мог бы. Наверное, это ты не можешь.
 — А, вроде того, что я не могу управлять орлом, да? Не смеши меня!
 — Вол больше орла.
 — Дело в силе воли, а не в размере животного, Оссакер. Я тебе это все время твержу, потому что ты такой тупой.
 — Боже Всеобъемлющий, да заткнетесь ли вы? — взревел Джеред.
 Тишина распространилась за пределы фургона, но ее нарушили одобрительное восклицание и тихие аплодисменты. Занавеска сзади отодвинулась, и появилась голова Менас.
 — Все в порядке? — спросила она.
 — Только ты еще не начинай! — взвился Джеред. — Да. Все отлично! Мы просто обсуждаем проблемы взросления.
 Менас исчезла, а Джеред снова повернулся к Восходящим, смотревшим на него с тревожным ожиданием. Тут ему пришла в голову мысль, которую он не смог не высказать, рискуя вновь нарушить спокойствие.
 — Оссакер, если тебя так беспокоит запах, исходящий из чьей-то задницы, то почему бы тебе просто не выделить линии энергии, которые вызывают появление веществ, создающих противный запах, и не превратить их в нечто более приятное? — Джеред пожал плечами. — Ты ведь можешь это сделать, верно?
 — Почему бы и нет, — ответил Оссакер. — Хотя обидно тратить энергию на что-то столь тривиальное.
 — Ты сам это сказал, — прорычал Джеред. — Так может, если бы вы тратили больше времени на поиски решения проблем, а не на ругань по поводу них, мы все могли быть немного счастливее, верно?
 В ответ он получил неохотные кивки и негромкие слова согласия. Джеред удовлетворенно хмыкнул и сел, вытянув ноги на всю длину фургона.
 — Послушайте, — сказал он, — наступит такое время, когда вам придется показать людям весь диапазон своих возможностей. Может быть, я ошибся. Может быть, это не остановит войну. Возможно, это будет нечто другое. Но это время обязательно наступит. И вы должны быть к этому готовы. Мы с вами обсудили немало сценариев развития событий в случае военных действий. Я по-прежнему считаю, что это наиболее вероятный путь привлечения к вам всеобщего внимания. И пока мы едем с этой армией, такая вероятность увеличивается, поскольку они идут, чтобы как можно скорее вступить в бой. Я прошу вас об одном. Направить все свои силы на то, чтобы мгновенно оказаться готовыми к действию, потому что предупреждения может не быть. Не растрачивайте силы на то, чтобы дразнить друг друга и раздражать добрых людей, которые вынуждены ехать рядом с вами. И, что самое важное, если Роберто Дел Аглиос снизойдет до того, чтобы прийти вас повидать — что когда-нибудь произойдет, — будьте готовы вести себя вежливо, почтительно и уважительно. Он — сын Адвоката. Чрезвычайно важно иметь его на своей стороне. Как вы думаете? Стоп, Гориан, ты молчи, — вздохнул Джеред. — Что ты думаешь, я и так знаю. Все не просто. Показная демонстрация твоих способностей — это не решение. Поверь мне.
 Если у Восходящих и появились какие-то вопросы, то задать их они не успели. По колонне, передаваемый криками и сигналами горнов, разнесся приказ. Они услышали топот тысячи ног и копыт. Мимо проскакал большой отряд кавалерии. За ним последовали повозки. Их собственный фургон остановился. Но сейчас только середина утра!
 — Почему мы остановились? — спросила Миррон.
 — Не знаю. Сейчас выясню. — Джеред встал, настороженно пригнувшись. — Помните, что я вам только что сказал, и действуйте соответственно. Это важно.
 Казначей вылез из фургона. Ему не нужно было выяснять, почему они остановились. Он и так это знал.


* * *

 Роберто тревожил, но не удивлял масштаб разведывательной деятельности цардитов. В одном Джеред оказался прав: пока они шли на юг, цардиты не обращали на них внимания. А теперь обратили — и скорость, с которой они отреагировали, просто пугала.
 Дел Аглиос ехал впереди армии Конкорда по опустевшим полям, большую часть которых разорили его враги. Обзор был хорошим, на многие мили во все стороны, и колонна солдат двигалась с отличной скоростью. Четыре дня быстрых переходов позволили им выиграть какое-то время, но на пятый день ландшафт начал меняться.
 Они вступили на местность, где уничтожили слишком много леса, что привело к подъему уровня подземных вод. Громадные пространства заболоченных пустошей простирались от реки до реки и высыхали только на более высоких южных плато, которыми по праву славилась Атреска. Плоские возвышенности, заросшие лесом, были лучшими охотничьими угодьями Конкорда, и перед войной здесь процветал этот способ развлечения, превращая местных землевладельцев в богачей.
 Армия Роберто переместилась на плоскогорье, как только смогла, оставив болота на севере, но при этом ограничив возможности выбора направления ради того, чтобы ускорить продвижение. Теперь разведчики докладывали о перемещениях прежде невидимого отряда. Как ему удавалось оставаться скрытым, можно было только гадать. Видимо, он стоял в резерве за болотами, на западе. Теперь это не важно. Противник быстро приближался, грозя закрыть для Роберто самую удобную дорогу к западному побережью Гестерна.
 Решение остановиться и перестроить армию в походный боевой порядок Дел Аглиос принял не сомневаясь. Он вызвал к себе Даварова и Кастенас.
 — Сколько их? — спросил Роберто разведчиков, раскрасневшихся от быстрой скачки.
 — Тысяч семь, генерал. Легкая пехота и кавалерия, очень мало артиллерии. Двигаются быстрее, чем мы.
 Роберто, Даваров и Кастенас немного отъехали в сторону, чтобы поговорить с разведчиками. Ниже под ними раскинулись прекрасные и плохо защищенные ландшафты Атрески. На юго-западе плато тянулось на расстояние двухдневного перехода, а потом начинался склон, спускавшийся до уровня моря. Этот путь был длиннее, потому что уводил их в сторону от тракта, проложенного Конкордом до Киррийской гавани.
 Роберто остановился на западном краю плато и посмотрел вниз, вдоль пологого склона, заканчивавшегося небольшой равниной, где протекала узкая и неглубокая река.
 — Какая там, внизу, почва? — спросил Даваров.
 — Лучше, чем болото, — ответила разведчик. Она обернулась к склону, вверх по которому недавно прискакала. — Она влажная примерно на полмили по обеим сторонам, но течение у реки быстрое, так что почва пропитывается не сильно. Вы легко могли бы на ней сражаться и передвигать орудия.
 — Хорошо, — кивнул Роберто. — Что еще мне нужно знать?
 — Двумя милями дальше по равнине находится место, где два плато поднимаются по обеим сторонам долины, вдоль которой идут цардиты. Наверху, на плато, цардитов нет, и, как вы видите, они оба имеют крутые склоны, так что атаковать на них невозможно, как сверху, так и снизу. На левом плато есть озеро, а на правом — только лес. На севере, откуда приходит река, земля превращается в глубокое болото, а на юге покрыта камнями до самого русла реки. Никто не нападет на нас с тех направлений.
 Роберто кивнул.
 — Элиз, чего хочет командир противника?
 — Он хочет нас задержать. Цардиты знают, что перекрыли кратчайший путь. Думаю, они попробуют вести бой на ходу, потому что это нас приостановит. Они знают, что нас больше и что у нас много орудий, так что не захотят устроить сражение на склонах.
 — И они смогут заставить нас повернуть, если мы продолжим идти на юго-запад?
 — Не исключено, — сказал Даваров. — Но если они ввяжутся в бой здесь, в долине, то выход из сражения займет у них день. Не думаю, чтобы они последовали за нами, потому что здесь, на склонах, мы сможем разнести их в клочья. Проблема в том, что они понимают: мы предпочтем сразиться с ними сейчас, чтобы помешать присоединиться к их армии в Гестерне.
 — Так что выбор в основном сделан, — подытожил Роберто. — Они будут здесь когда? Через четыре часа? — Разведчик кивнула. — Значит, мы можем построиться заранее и занять наиболее выгодные позиции в долине и на другом берегу реки.
 — А если выяснится, что нам придется преследовать их вверх по склону?
 — Тогда мы так и сделаем, — ответил Роберто. — Мы можем расположить конницу выше, чтобы пресечь угрозу сверху. И если земля останется сухой, мы сможем им противостоять.
 — У нас нет на это времени, — произнес новый голос сзади. Роберто повернулся в седле.
 — Я не помню, чтобы приглашал тебя на совет, казначей Джеред. — Он посмотрел на разведчиков. — Свободны.
 — Ты должен довериться мне. Пусть они приближаются. Но сделай ложное движение. Будь готов продолжить путь на юго-запад. Позволь мне справиться с этими цардитами.
 — Конечно, нет проблем! — Роберто расхохотался. — Я с радостью передам жизни всех воинов моей армии в руки твоих детишек. Такое решение наверняка вызовет глубочайшее уважение ко мне как командиру.
 Джеред остался бесстрастным.
 — Когда я советовал тебе принять неверное решение? — Роберто не ответил. — Подумай об этом, генерал. И быстро.
 Казначей повернулся и ускакал прочь.
 — А как по-твоему, в этой истории насчет Восходящих есть что-то? — спросил Даваров. — Мы ведь говорим о Джереде, а не о каком-нибудь придурке с северных болот Госланда.
 — Знаю, — откликнулся Роберто. — Вот почему все это так странно. Но как я могу ему верить? Если он ошибается, то Гестерну и мне будут противостоять сорок тысяч, а не тридцать. А если он прав, то не знаю, сколько солдат останется завтра к утру в моем лагере. Я не могу себе позволить принять его слова на веру. — Он нахмурился и посмотрел на Кастенас и Даварова. — Я прав?
 Кастенас кивнула.
 — Не существует такого мощного оружия, которое могло бы разбить целые армии. Если бы оно существовало, то Адвокат приказала бы нам их использовать, а не просто найти и взять под опеку.
 — Я согласен, — поддержал ее Даваров. — И, честно говоря, вся эта история настолько невероятна, что даже госландский полудурок не смог бы такое сочинить. Это просто бред, Роберто, и если ты поверишь тому, что он говорит, то потеряешь армию.
 Роберто почувствовал некоторое облегчение. Что-то настолько убедительное было в облике Джереда, что отказать ему стоило невероятных усилий. Именно это и делало Пола Джереда таким хорошим казначеем.
 — Хорошо, — кивнул Дел Аглиос. — Отдавайте приказ. Мы разворачиваемся. Сегодня ночью лагерь будет располагаться на этом плато. Действуйте.


* * *

 Воздух уже становился прохладным, но в фургоне по-прежнему стояла удушающая жара. Ардуций изо всех сил старался удержать Оссакера и Гориана от очередного спора. Миррон ему не помогала. Сегодня она, что крайне досадно, все время принимала сторону Гориана. Но, опять же, чего он ожидал? Сейчас в фургоне не было Кована, поэтому она могла подлизываться к Гориану без всякого стыда. Когда в дальней части фургона появился Джеред, ему непривычно обрадовались.
 — Вы умеете ездить верхом? — спросил казначей.
 — Вроде бы да, — ответил Ардуций. — Лошади нас слушаются, так что мы с них не падаем, но мы не кавалерия.
 — Хорошо. А Оссакер?
 — Он едет позади меня.
 — Превосходно. Тогда четырех лошадей хватит.
 — Хватит на что? — спросил Гориан.
 — Пора вам показать, на что вы способны, мои юные Восходящие, — объявил Джеред. — И потому, если вы лгали мне насчет масштаба ваших способностей, молитесь, чтобы в ближайшее время я умер.
 Ардуций увидел, как на лице Гориана расцветает широкая улыбка.
 — А что нам надо сделать? — спросил он.
 — Тут один участок ландшафта Атрески нуждается в изменении.




 ГЛАВА 62


  848-й Божественный цикл, 40-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Во время перестроения армии Восходящих на долгое время оставили без внимания. Их фургон остановился рядом с верхней точкой плато, так что они могли видеть все, что описал им Джеред. Внизу, на равнине, армия Конкорда с пением продвигалась вперед. Они уже достигли дальнего берега реки.
 Цардиты шли к ним вдоль долины, покрытые тучей пыли, которая клубами вздымалась между двумя склонами плоскогорий. Джереду, смотревшему в увеличительную трубу, показалось, что они приближаются строем. Кавалерия ехала на флангах широкого фронта пехоты. Противник двигался быстро. Джеред пожевал губу. Если они приблизятся к легионам на расстояние в половину мили, то окажутся слишком близко к Роберто и за пределами того, что Гориан весьма пугающе назвал сырьем для дела.
 — Вопросы есть?
 Джеред взглянул на четверку Восходящих, и острое чувство вины пронзило его. Они выглядели такими юными! В этой огромной армии опытных пехотинцев и кавалеристов они казались мелкими песчинками. Уязвимыми и одинокими. Да обнимет их Бог, на них даже не было доспехов! Только туники, меха и сапоги. Ни оружия на поясе, ни луков за спинами. Ничего.
 Что я делаю? Казначей едва не расхохотался, настолько нелепым выглядело происходящее. По крайней мере, стоя здесь, он в полной мере понял реакцию Роберто. Шум и вид наступающей армии Конкорда заставили Джереда опомниться. Грозное пение катилось по низине, усиленное ритмичным стуком тысяч одновременно двигающихся ног. Какими бы ни были проблемы Роберто, как бы ни уменьшилась численность его армии, он добился дисциплины, которой позавидовали бы все генералы Конкорда. Это давало ему преимущество над всеми, с кем он вступал в сражение. Однако сейчас этого недостаточно. У Роберто могло уйти несколько дней на преследование цардитов. Конкорд просто не мог позволить себе такой роскоши.
 — Ну?
 Восходящие смотрели вниз, на армию, с открытыми ртами. Громадное скопище людей двигалось по земле, словно густая тень от тучи.
 — Как я понимаю, вы все счастливы оттого, что вам предстоит сделать?
 Наконец подростки посмотрели на него. Оссакер положил пальцы на руку Ардуция и выглядел задумчивым и решительным. Сам Ардуций был печален. Напуганная и взволнованная Миррон жалась к Гориану, который стоял, выпрямившись во весь рост, гордый и уверенный в себе.
 — Мы готовы, — сказал Ардуций.
 — Я не буду никого убивать! — заявил Оссакер.
 — До этого дело не дойдет, — ответил Джеред. — Вам достаточно перегородить им дорогу, испугать и обратить в бегство. Действуйте.
 Он кивнул Менас, и они вдвоем двинулись обратно к фургону, где их дожидались кучер и верховой охранник.
 — Извини, — сказал Джеред охраннику.
 — За что? — удивился тот.
 Джеред вынул гладиус и приставил к шее охранника.
 — Мне нужен твой конь и твой щит. Немедленно.
 Менас занималась кучером, который уже поднял руки вверх.
 Она взяла прямоугольный щит, лежавший рядом с ним на козлах.
 — Назад! — приказала она.
 — Генерал казнит вас за это! — крикнул охранник.
 — Сомневаюсь. Но даже если это будет так, я умру, зная, что выполнил свой долг перед Конкордом. Ну же, спешивайся. Я тебе не враг.
 — Мои друзья не приставляют мне к горлу мечи. — Охранник слез с коня.
 — Но они и не допустят, чтобы твои товарищи бесполезно гибли, — парировал Джеред. — Мне жаль, что ты не понимаешь. Смотри и учись. Но не вылезай из фургона, пока мы не уедем.
 Охранник неохотно отошел от лошади, и Джеред взял ее под уздцы, овальный щит стражника был закреплен позади седла. Спокойная кобылка, а не кавалерийский конь. Тем лучше. Не сопротивляясь, она на рысях пошла к Восходящим.
 — Садитесь верхом. Кован, возьми Миррон. Гориан, ты садишься за мной. Менас, мне нужно, чтобы у тебя руки оставались свободными на случай стрельбы. Ардуций, эта лошадь — для тебя и Оссакера. А теперь быстро.
 Позади Джеред услышал крик. Охранники обоза, работники передвижной кузницы и инженеры двигались в их сторону. Он выругался и повернулся, чтобы помочь Ардуцию, а потом и Оссакеру сесть верхом.
 — Будьте наготове.
 Гориан держал поводья его коня. Казначей быстро прыгнул в седло и почувствовал, как Гориан устроился позади него.
 — Поехали!
 Джеред ударил пятками, и его конь поскакал вперед и вниз по склону. Спуск оказался пологим, так что он перевел животное на быструю рысь. Потом обернулся. Остальные ехали за ним. Менас слегка задержалась на случай преследования, но пеших охранников легко было обогнать.
 — Ты к этому готов? — спросил он у Гориана.
 — Я для этого родился, — ответил Восходящий.
 — Молодец. — Джеред обернулся и крикнул назад: — Цепью за мной! Не отклоняйтесь!
 Они перешли на галоп, направляясь к правому переднему краю построения. Армия уже развернулась и встала. Впереди гастаты, за ними принципии. Триарии составили третий элемент тройного строя классического боевого порядка. Джеред полагался на их дисциплину и порядок. Он не мог позволить себе объезжать кавалерию. Слишком велик риск, что их остановят.
 Суматоха на левом фланге колонны, завершающей построение, прекрасно скрыла их приближение. Джеред увидел Роберто в самом центре, позади триариев: он разговаривал с инженером Неристусом. Казначей миновал медленно двигавшиеся орудия, зная, что бдительные взоры их заметят и что за этим последуют крики.
 Он пригнул голову и, погнав коня быстрее, промчался мимо Роберто, мимо выстроившихся лучников, вдоль двух шеренг триариев. Топот конских копыт наполнял его слух, но Джеред ощутил волну возмущения, стремительно распространявшуюся по армии. К тому моменту, когда он миновал триариев и замедлил скачку, чтобы повернуть направо, а потом налево и проехать между двумя манипулами принципиев, на них уже со всех сторон оборачивались.
 Казначей позволил себе бросить короткий взгляд назад. Восходящие и Менас от него не отстали. Гневные лица триариев и принципиев служили фоном для скачущих, и он увидел, как начали двигаться фланги. Пришли в движение лучники.
 Джеред помчался дальше. Гастаты, получившие приказ, начали поворачивать. Он проскочил мимо принципиев и резко натянул поводья. Конь круто повернул. Гориан крепко обхватил его за пояс, удерживаясь на повороте. Впереди них смыкались манипулы, перебрасывая назад тяжелые сариссы.
 — Дорогу! — взревел казначей. — Дорогу!
 Им стало ясно, что он не остановится. Ему же приходилось надеяться на то, что конь не заупрямится перед стеной гастатов. Надеяться, что откроется коридор, который он увидит. Джеред повернул направо. Там оказалось пустое пространство, и он поскакал в проход. Впереди гастаты отпрыгивали направо и налево, убираясь с его пути. Казначей почувствовал удары кулаков по ногам, его осыпали градом ругательств.
 Они вырвались из рядов армии. Гориан торжествующе закричал. На открытом пространстве конь Джереда увеличил скорость и галопом понесся к узкой горловине долины.
 — Они все с нами! У них получилось!
 Слова Гориана у его уха принесли приятное облегчение. Казначей кивнул.
 — Скажи мне, как близко вам надо подобраться. И не медли с этим. — Вокруг него упали первые стрелы. — Прекрати это, Роберто! Оставь меня в покое!
 Казначей посмотрел на фланги армии. Отряды кавалерии скакали параллельно, но не шли на сближение. Пока. Он вознес молитву о том, чтобы ни одна стрела не попала в цель, и продолжал мчаться, отчаянно стремясь уйти из-под обстрела. Джеред слышал, как вслед им несется презрительный гогот армии. Впереди бежали цардиты, стремясь закончить построение быстрее армии Конкорда. До них уже оставалось чуть больше мили. Риск будет очень большим.
 — Гориан?
 — Еще дальше. Мы должны оказаться почти под стенами плато.
 Джеред глубоко вздохнул. Они так быстро приближались к врагу. Он уже видел, как выезжают вперед цардитские конники. Они двигались осторожно, наблюдая за наступлением кавалерии Конкорда. И за это следовало поблагодарить Роберто, хотя его намерения были иными.
 — Останавливайтесь! — скомандовал Гориан.
 Джеред натянул поводья. Гориан спрыгнул на землю и отбежал немного назад, чтобы помочь остальным. Казначей соскользнул с седла и похлопал коня по крупу, отпуская его. Стрелы давно перестали лететь, но насмешки со стороны солдат не прекращались. К оскорблениям примешивался хохот. Они опередили строй Конкорда примерно на полмили. Слишком далеко, чтобы надеяться на какую-то защиту, если она им понадобится. Отряды кавалерии следили за ними, но не приближались.
 — Действуйте! — приказал Джеред. — Быстрее.
 Цардиты увидели перед собой всего лишь горстку врагов. Они не представляли угрозы, а были всего лишь легкой мишенью. Их всадники вернулись в строй. Вперед выдвигались лучники. Они приблизятся на расстояние выстрела быстрее, чем дело будет завершено.
 — Кован, Менас. Щиты вперед. Встаньте за них. Восходящие, постарайтесь спрятаться за щитами. Начинайте работать. У нас мало времени.
 Здесь их уязвимость ощущалась очень остро. Миррон дрожала. Ардуций кусал губы, а Оссакер явно ощущал приближение армии. Его лицо исказилось от страха. Гориан казался спокойным. Несомненно, внутренне он тоже содрогается, однако здесь, на лугу между противоборствующими армиями, Восходящим придется добиться успеха.


* * *

 Роберто покачал головой и дал лучникам сигнал не тратить стрелы напрасно. Ему не хотелось ранить Восходящих и Джереда — только задержать. Он приказал кавалерии остановиться и не позволил легкой пехоте взять их в плен прежде, чем цардиты подойдут на расстояние полета стрелы.
 — Пусть цардиты захватят их. Какое мне дело, если они умрут?
 — Но с ними Джеред! — сказал Неристус.
 — Да? — Роберто посмотрел на Неристуса с седла. — Я его не узнаю. Человек, находящийся там, — это не тот, кого я знаю и люблю.
 Он посмотрел поверх голов своих солдат. Одиннадцать тысяч стояли и смотрели, как несколько глупцов играют своими жизнями.
 — Прости, Пол. Теперь я не смогу тебе помочь.


* * *

 Ардуций ощутил тошноту. Он понимал, что это страх и что он должен постараться забыть о нем ради Миррон и Оссакера. Они могли чувствовать состояние друг друга через линии жизни и следы энергии. Ардуций потянулся к ним и понял, что они оба сейчас не в состоянии как следует сосредоточиться. Только Гориан казался спокойным.
 — Просто сконцентрируйтесь, — велел Гориан. — Вам надо забыть о том, где мы находимся.
 — Но как я могу это сделать? — возразил Оссакер. — Приближаются тысячи цардитов, и если мы ошибемся, то можем убить кого-то из них!
 — И чем дольше мы будем ждать, тем больше шансов, — ответил Гориан.
 — Нам всем страшно, — проговорил Ардуций. — Мы знаем, что впервые оказались в такой ситуации. Но мы знаем и то, что способны это сделать. Гориан прав: мы должны постараться отбросить все, кроме наших целей.
 — Это так трудно! — По энергетической карте Миррон было заметно, что ее бьет дрожь. — Нам нельзя ошибиться. Они нас убьют.
 — Казначей этого не допустит. Он уведет нас раньше, чем опасность станет реальной.
 — Сосредоточьтесь! — снова велел Гориан. — Прощупайте землю, найдите места, где следы сильнее всего. И почувствуйте, где нас окружает жизнь. Река позади, в воздухе есть ветер, вокруг есть растительность. Проверьте энергетические карты людей и животных. Их цепи сейчас закрыты для этого дела.
 — Ну все, Оссакер, — проговорил Ардуций. — Дыши медленно. Разреши разуму открыть твое тело. Вот так. Хорошо.
 Дело пошло на лад. Восходящие успокоились. Вспышки, вызванные страхом, уменьшились после того, как они глубоко сосредоточились, чтобы забыть о реальном приближении врагов. Громкий топот копыт и рев многих тысяч глоток начали стихать в их ушах.
 — Никто из нас не был прирожденным Хранителем Земли, — сказал Ардуций, и его слова танцевали в воздухе там, где все могли увидеть их и усвоить. — Так что мы соединимся друг с другом и воспользуемся той энергией, которая нас окружает. Каждый из нас — опора и пример для других. Мы будем черпать энергию всюду, где можно. Мы воспользуемся своими телами, чтобы усилить стихии, которые нас окружают. И мы направим их на цели по самым сильным следам энергии под землей. Все согласны?
 Один за другим они подтвердили. Голос Оссакера перестал дрожать, как только красота энергий открылась перед ним, и он окунулся в структуру задуманного ими творения. Миррон продолжала бояться, но успокаивающая сила Гориана охватила ее и помогла сосредоточиться. А Ардуций впервые поверил в то, что они действительно способны исполнить пожелания казначея. Его захлестнуло возбуждение.
 Ардуций открыл свое тело и почувствовал силу, которая текла через него. Он мысленно заставил свои линии жизни ярко вспыхнуть. Остальные были рядом. Он чувствовал, как вибрирует его тело. Установившаяся между ними связь позволила Восходящим прокачивать энергию через себя, закручивая ее ткань по спирали внутри замкнутой цепи их тел. Ардуций медленно выдохнул. Мысленно он начал искать подземные пути, которые вели к плато слева и справа от них. Этими путями оказались струйки воды, стекавшие из озера в реку. Или те места, где корни бесчисленных травинок, цветов, кустов и деревьев, усеивающих окрестности, находили себе опору.
 — Держитесь крепче, — посоветовал Ардуций, понимая, что они еще никогда не решались вобрать в себя и усилить такое количество энергии. — Помните, насколько далеки наши цели. Мы не можем допустить, чтобы по дороге энергия рассеялась.
 — Как чудесно! — восхитилась Миррон. — Смотрите, сколько мы можем вместить! Смотрите, как это легко!
 — Я же вам говорил! — воскликнул Гориан. — Я всегда вам говорил! А теперь пора показать им, что Восходящие принесли в их мир. Ардуций?
 — У нас есть понимание, — произнес он так, как учил их отец Кессиан, чтобы закрепить сосредоточенность. — В нас есть энергия, и у нас есть картина нашего дела. С Божьей помощью, действуем.
 Восходящие разомкнули цепь и направили усиленную энергию по линиям, ощущая, как она наполняет жизнью землю и все, что в ней находится. Они мощно подталкивали ее, выискивая края плато и цели приложения энергии: корни деревьев, цепляющихся за склоны и дотягивающихся до скального основания.


* * *

 Роберто, который сидел в седле и ждал, что цардиты докатятся до Джереда и его подопечных, не столько увидел, сколько почувствовал что-то. Едва заметную волну, прокатившуюся по земле под армией, словно ветер по полю пшеницы. Воздух замер. Он был заряжен энергией, как в последние мгновения перед началом грозы. Дел Аглиос нахмурился.


* * *

 Джеред едва справился с желанием повернуться и броситься бежать. Он стиснул руки на плечах Кована и Менас и ниже пригнулся за щитами. Враг был на расстоянии трех сотен ярдов и быстро приближался. Когда расстояние сократится вдвое, они начнут стрелять.
 Но луки пугали его меньше всего. Джеред слышал слова Восходящих и ощущал, как от них, словно волна, распространялась энергия. Их кони помчались обратно к армии Конкорда, почувствовав нечто такое, чего они не могли понять. И теперь под ногами Восходящих трава стала густой и высокой, а за пределами их круга жизнь покинула растения, которые начали вянуть, чернеть и гнить прямо у него на глазах. И смерть распространялась все дальше. Постепенно ее полоса все росла: жизненная энергия уходила к плато. Джеред судорожно сглотнул, напуганный тем, что творилось по его приказу.
 — Смотрите! — выдохнул Кован. — Там!
 Джеред посмотрел поверх края щитов. Множество линий роста разбегались от Восходящих по направлению к обоим плато. Трава, цветы, корни и стебли вырывались из земли, росли и увядали. Линии энергии на мгновение пробуждали их к жизни и отнимали все силы, чтобы двигаться дальше. И они были такими быстрыми и прямыми! Джеред представил себе мощный поток, протекающий сквозь землю под ними: он свивался спиралью, рос, набирал скорость и плотность. И пробирался к скрытой, глубокой силе деревьев.
 Цардиты продолжали двигаться вперед. Они еще не успели заметить того, что неслось им навстречу. Лучники перешли на бег. Первые уже остановились, воткнули стрелы в землю и согнули луки. Другие продолжали бежать.
 — Вниз! — приказал Джеред. Он услышал шорохи и стук. Все стрелы не долетели до цели. — Ну же, ребятки, быстрее! Не подведите меня!
 Восходящие не могли его услышать. Они погрузились в свой мир из следов энергий, линий жизни и манипулирования Божьей землей. Вокруг них результаты этого манипулирования становились все более явными и извращенными. Мертвый круг стал расти быстрее, почва высыхала и трескалась. Однако его диаметр по-прежнему не превышал десяти ярдов.
 Полетели новые стрелы. На фоне шума шагающей армии Джеред уже мог различить крики приближавшихся к ним цардитских лучников. Он сильнее пригнулся. Стрела пролетела у него над головой и вонзилась в землю позади. Еще две ударились о щит. Кован поморщился от удара. Менас чуть подвинулась.
 — Все будет в порядке, парень. Верь своим друзьям.
 Джеред снова посмотрел на Восходящих, шепча призыв поспешить. Время почти вышло. Лучники уже определили расстояние. Очень скоро они определят и направление, и тогда пары щитов не хватит.
 — Еще! — прошептал Гориан.
 Его голос странно изменился, словно исходил из уст немолодого мужчины.
 Миррон застонала, а Ардуций сказал что-то, чего Джеред не расслышал. Он видел, что руки у них трясутся от усилий. Восходящие погрузили пальцы в землю. Казначей присмотрелся. Трава, земля и корни росли поверх их рук. Их кожа выглядела так, словно на нее нанесли татуировки зеленой и коричневой красками. Они слились с тем, что было вокруг. Джеред содрогнулся, ощутив прилив тошноты.
 Раздался громкий треск, который разнесся по всей долине. Голоса цардитских лучников замолкли. Джеред заставил себя повернуть голову и посмотреть поверх щитов. Он увидел, что по склону плато слева от них скатываются какие-то обломки. В сотне ярдов ветки одного из деревьев вдруг резко дернулись.
 И все. Джеред уставился на крошечное облако пыли, поднимавшееся к небу. Должно же произойти что-то еще! Цардитские лучники не обратили внимания на полосы мертвых растений у своих ног и наложили новые стрелы.
 — Еще, — сказал Гориан. — Толкайте. Дверь открыта. Круг мертвой травы побежал прочь так стремительно, что Джеред не мог за ним уследить. Он услышал низкий рокот. Земля мягко колыхнулась.
 — Пора! — сказал Ардуций.
 Энергия снова потекла прочь. На крутых склонах двух плато вдруг расцвела мощная жизнь. Деревья рванулись к небу. Бутоны набухли на молодых побегах, тонкие и толстые ветки покрыли листья. И корни, торжествующие корни глубоко и неукротимо вонзились в землю, выискивая новые опоры и пищу.
 По обеим сторонам долины, где шли цардиты, появились яркие цвета растений генастро. Рост распространялся все дальше и дальше, далеко за пределы видимости Джереда, и на его лице появилась слабая улыбка. Множество корней быстрее удара молнии проникали во все углубления и трещинки, в каждую слабую точку скальной породы.
 Серия новых громких ударов разнеслась по равнине. Земля загудела. Джереду показалось, что он видит, как задрожало все южное плато. Появились новые трещины, более глубокие и отчетливые. Осколки камней отлетали от склонов плато и усеивали землю между ними. Цардитская армия испуганно замерла. Все взоры были устремлены на невероятные вещи, творившиеся вокруг.
 А деревья все росли. Высокие и сильные. Их стволы становились толще, их ветки возносились к самому небу. На этот раз Джеред был уверен, что увидел содрогание земли. Он невольно попятился.
 — Боже Всеобъемлющий! — выдохнул казначей. — Какая сила!
 Сплетения корней обвивали поверхности камней и раздвигали их. Почва начала съезжать со склонов. Все больше корней выбивалось на поверхность плато, подбрасывая камни в воздух. Мучительный скрежет прорезал воздух — словно огромные металлические листы рвались и скручивались. Край северного плато прогнулся и упал внутрь. Тысячи тонн породы с раздробленного склона заскользили вниз, на равнину. Деревья, почва и камень неудержимо и неуправляемо понеслись вниз, пролетев милю, две мили… Намного большее расстояние, чем планировали или могли контролировать Восходящие. Густая пыль поднялась в воздух.
 Мгновение спустя южное плато треснуло и раскололось. Линия прошла по его восточному краю, сквозь нее вырвались корни, раздвигая его все сильнее и сильнее, пока оно не развалилось. Примерно восемьдесят ярдов породы откололось и стало падать. А позади них ложе озера тоже треснуло, и вода хлынула наружу, освободившись от каменных оков.
 Стена голубого, зеленого и серого рванулась на равнину. Джеред видел, как каменные плиты взмывали в воздух на сотни футов, стремительно освобождаясь от векового давления. Грязь, деревья и камни хлынули вниз волной, которая захлестнула равнину и стоящую на ней армию цардитов. Им некуда было деться.
 А вдоль долины побежала вода. Казначей увидел, как кони встают на дыбы, как люди бросаются наутек от несущегося на них колоссального потока воды, направленного Восходящими.
 Они не знали, что именно сделали. Масса из камней и твердого дерева обрушилась на беспомощных цардитов. И как бы быстро те ни бежали, вода летела за ними, ловя их и заключая в смертельные объятия. Или же склоны плато рушились, чтобы зажать их в огромные каменные клещи. Круша, давя, ломая.
 Звуки разрывающейся земли били по ушам. Вопли цардитов потонули в реве воды. Топот копыт стих под градом камней.
 — Стойте! — крикнул Джеред в ухо Гориану. — Стойте! Дело сделано.
 Вода волной ударила в противоположный склон долины и отхлынула. Обратный ход докатился до них. Река уже успокаивалась, перекатывала обломки скал на несколько ярдов, а потом роняла и расходилась рябью. Влажное прикосновение к рукам и ногам заставило Восходящих прийти в себя.
 Они бессильно упали на землю: лица, испещренные морщинами, безжизненные волосы, иссушенные пальцы. Восходящие лежали, жадно хватая воздух ртами, беспомощные и измученные. Миррон первой попыталась встать, но Менас быстро вскочила и заставила ее снова лечь.
 — Не смотри, милая. Тебе лучше не смотреть.
 Джеред поднялся и повернулся спиной к хаосу. К бесчисленным трупам, изломанным водой, камнями и стволами, к крикам раненых и убегающих — немногим цардитам, которые каким-то чудом остались живы, — и к счастливцам, находившимся в самом конце колонны и поэтому уцелевшим. К разгромленным семи тысячам.
 Казначей посмотрел на легионы Конкорда, на знамена и штандарты, которые по-прежнему вздымались высоко и гордо. На лица пехотинцев и всадников. На центурионов, хирургов и инженеров.
 И его оглушила тишина.




 ГЛАВА 63


  848-й Божественный цикл, 40-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 В конце концов Роберто приказал армии вернуться на плато и разбить лагерь. Он ждал, что солдаты смешают ряды и побегут в долину. Что они налетят на Джереда и его колдунов и разорвут их на части за те зверства, которые они сотворили под Божьим небом. Но легионеры не двинулись с места. Ведь если Восходящие способны были сотворить такое с горными склонами, то что они могут сделать с человеком?
 Дел Аглиос неподвижно сидел в седле и слушал молитвы и мольбы о спасении. Наиболее рассудительные воины пытались найти разумное объяснение случившемуся. Естественное явление. Наказание, которое Всеведущий наслал на злобных цардитов. Молитвы о спасении кое-где даже сменились благодарственными. Но в глубине души они все поняли. Все видели темноту, которая ровным кругом отходила от стоящих на коленях детей. Они не знали, что это было, но это предваряло сход селей на равнину и уничтожение врага.
 Роберто проехал вдоль переднего и заднего рядов пехоты. Дисциплина оказалась превосходной, чему он порадовался. Но на каждом лице Дел Аглиос видел смятение и страх. Это ощущалось в осанке солдат, когда они стояли в строгих рядах манипул. И центурионы, которые сохранили их построение, чувствовали себя не лучше. Тысячи глаз с немым вопросом и мольбой устремлялись на него из-под украшенных плюмажами шлемов, и Роберто кивал им, выражая благодарность.
 Он приказал сотне всадников под личным командованием Элиз Кастенас задержаться, чтобы обеспечить отход. Она перевела свой отряд к краю долины. Земля была усеяна трупами, камнями, раскрошившимися стволами и ветками деревьев. Казалось, будто Бог схватил горсть земли и бросил вниз, не думая о том, кого Он убьет.
 Наконец Роберто достаточно успокоился, чтобы в одиночку проехать те полмили, которые отделяли его передние ряды от места, где остались Джеред, пробер Менас, одурманенный ересью Кован Васселис и Восходящие. Кован отыскал двух вздрагивающих лошадей и одной рукой удерживал поводья.
 Когда Роберто подошел, двое Восходящих казались очень расстроенными. Он не обнаружил в себе сочувствия к ним. Впервые оказавшись рядом, Дел Аглиос нашел их близость отвратительной. Он спешился в нескольких шагах от них, отпуская коня, чтобы тот нашел какую-нибудь траву, которую можно пощипать, и коротко кивнул юному Васселису.
 — Тебе следовало быть умнее. Почему ты позволил втянуть себя в это?
 Джеред, склонившийся над подростками, которым он вместе с Менас помогал прийти в себя, выпрямился и направился к Роберто, жестом приказав Ковану молчать.
 Один из Восходящих, крепкий с виду паренек, мускулистый, но с покрытым старческими морщинами лицом, встретился с ним взглядом. Роберто содрогнулся. Глаза, в которые он заглянул, были неестественными. Разные цвета волнами бежали по поверхности глазного яблока: оранжевый сменялся темно-серым.
 — Смотрите, что мы сделали! — сказал он севшим, хриплым голосом. — Мы помогли вам. Одержали для вас победу.
 — Неужели? — откликнулся Роберто. Он посмотрел на Джереда. — Что ты тут наделал?
 — Именно то, что сказал Гориан, — ответил Джеред. В его тоне и лице сквозила радость удовлетворения. — С помощью деревьев мы сломали склоны. Мы сэкономили тебе несколько дней. И ты не потерял ни одного человека.
 — Правда? — Роберто с трудом держал себя в руках. — Все солдаты моей армии травмированы, казначей. Каждый будет переживать увиденное сегодня в кошмарах. Возможно, некоторые из них никогда не смогут поднять меч недрогнувшей рукой. Я построил почти одиннадцать тысяч воинов — а ты устроил им балаган с уродцами!
 — Ты отказался меня слушать, Роберто, — напомнил Джеред. — Я говорил тебе, что мы можем это сделать. Я должен был тебе это доказать. У тебя была возможность оставить солдат твоих легионов там, где они ничего не увидели бы.
 — Ты не дал мне выбора! — рявкнул Роберто. — Нам нужен был этот бой. Нам нужно было ощутить плоть врагов под нашими клинками, чтобы обрести веру. Нас с начала заката генастро преследовали эпидемия, дезертирство и предательство. А ты лишил нас даже этого. Эта… — Роберто обвел рукой картину разрушений, — эта демонстрация не пошла мне на пользу. Она сделана в личных интересах, она противоречит моему приказу, и она оставила мне армию, не уверенную в том, что следующая гора, под которой они пойдут, не обрушится на их головы.
 — Мы на твоей стороне! — Голос Джереда стал повышаться. — Восходящие никогда не причинят зла ни одному солдату Конкорда!
 — И ты считаешь, что я могу поехать и сказать им об этом так, что они мне поверят? Я знаю, что видел, и это пугает меня до самой глубины души. Ты непредсказуем, Джеред. Ты опасен.
 — Проклятье, не смей мне хамить, генерал Дел Аглиос! — Джеред сверкнул глазами. — Все, что я делаю, делается ради Конкорда и твоей матери. И я не намерен допустить, чтобы ты ставил это под вопрос!
 — Тогда уезжайте, казначей Джеред. Я не стану вам мешать. Но я не намерен оставить вас при моей армии или даже при обозе. Вы действительно не понимаете, что вы наделали?
 — Сегодня я уничтожил или рассеял армию из семи тысяч человек, генерал. А что сделали вы?
 Роберто поднял палец в латной перчатке и приставил его к груди Джереда.
 — Будьте очень осторожны, казначей. Вы можете пользоваться немалым вниманием в Эсторре и в провинциях, которые вы запугиваете, чтобы получить ваши налоги. Но здесь командую я.
 — Настанет день, Роберто, когда ты осознаешь свою ошибку. И в этот день я буду горд обнять тебя как моего друга. Я только надеюсь, что, когда настанет этот день, у нас по-прежнему будет Конкорд, которому мы служим.
 Роберто опустил руку.
 — Я такого дня не предвижу, — негромко сказал он.
 — Не надо нас ненавидеть! — Это заговорил один из Восходящих.
 — Что? — Роберто гневно посмотрел на паренька, без сил лежащего на земле.
 — Говори громче, Ардуций, — посоветовал Джеред.
 — Не надо нас ненавидеть, генерал Дел Аглиос. Мы хотим только вернуться к нашим семьям и тем, кого мы любим. Точно так же, как вы и ваша армия. Мы не зло. Никто не должен нас бояться.
 Роберто покачал головой.
 — Вы чудовищны. Никто не должен разрушать горы. Никто. Он повернулся и уехал, ни разу не оглянувшись.


* * *

 — Даже люди с сердцем льва подвержены страхам.
 — А?
 Джеред, смотревший вслед удаляющемуся Роберто, обернулся. К нему подошел Кован.
 — Так часто говорил отец Кессиан. В душе он понимал, что Восхождение будут принимать с трудом. Он всегда улыбался при этом, но он знал.
 Джеред провел пальцами по волосам. Они были влажными и покрыты пылью.
 — Он знал много такого, что нам сейчас пригодилось бы.
 — И что мы будем делать теперь? — спросил Кован.
 Джеред почувствовал, что на него устремлены все взгляды.
 Как он был уверен в том, что Роберто преодолеет страх и догматы веры ради того, чтобы выиграть войну! Эта демонстрация должна была его окончательно убедить. Джеред меньше всего рассчитывал, что они останутся одни здесь, у плоскогорий Атрески. Далеко от безопасных мест и далеко от новых битв. И даже без необходимого количества лошадей.
 Казначей скрыл разочарование и постарался избавиться от гнетущего чувства полного провала. Он присел на корточки рядом с Восходящими, между Ардуцием и Горианом. Миррон лежала в объятиях Менас, и ее залитое слезами лицо больно ранило его сердце. Оссакер не мог отвести слепых глаз от разгромленной равнины, его губы беззвучно шевелились. Этими двумя предстоит заняться чуть позже.
 Джеред положил руки на плечи Гориану и Ардуцию — как ему хотелось надеяться, по-отцовски ободряюще.
 — Чего мы не станем делать, так это сдаваться, — сказал он. — Пускай генерал Дел Аглиос испугался ваших способностей. Пускай он и его армия вас ненавидят. Но мы знаем, что поступаем правильно и что у нас нет выбора, если мы хотим спасти наши дома, наших близких и Конкорд. Я горжусь вами. Всеми. Я поручил вам очень трудное дело, и вы меня не подвели. Более того, вы одержали большую победу, и настанет день, когда она станет частью славных преданий Конкорда. Очень легко отчаяться при виде ненависти тех, кому мы пытаемся помочь, но мы не должны этого делать. Я в вас верю. Карку в вас верят, а это нельзя недооценивать. И очень скоро Конкорд тоже вас примет и будет в вас верить. Вы — будущее этого мира.
 Джеред почувствовал, что Ардуций и Гориан откликнулись на его слова. Они сели прямее, несмотря на усталость, и сумели посмотреть на него с верой, которую ему так хотелось им внушить. Но Миррон вообще не отреагировала, а постаревшее лицо Оссакера горько сморщилось.
 — Вы заставили нас убивать! — прошептал он срывающимся голосом. Ардуций обнял его, и слепой мальчик снова зарыдал. — Мы здесь не для того, чтобы убивать! Погибли тысячи. Я не чувствую там ничего, кроме серости и темноты. Вы превратили нас в убийц!
 — Ш-ш, Осей, — прошептал Ардуций. — Никто в этом не виноват. Мы не могли предвидеть, что корни найдут в скалах так много слабых мест. Мы не могли знать, что это зайдет так далеко. Ты не должен себя винить.
 — Но тысячи людей все равно умерли. И это сделали мы.
 — Да, — отозвался Джеред. — Это сделали вы. Но вы выполняли мои указания. И поскольку я ваш командир, то кровь на моих руках, а не на ваших. Это моя ответственность.
 Казначей понимал, что для Оссакера эти слова, возможно, ничего не значат. Он был таким юным! Слишком юным, чтобы находиться рядом с тем, что он сделал.
 — Послушайте, — сказал Джеред. — Нам надо отсюда уходить. Скоро сядет солнце и станет холодно. Нам нужны огонь и горячая еда. Так что давайте поднимемся на плато, которое вы раскололи, потому что в одном мы можем быть уверены: на нем цардитов не будет. Ладно?
 — Но куда мы пойдем дальше? — спросил Оссакер, смахивая слезы с глаз.
 — Прямо сейчас — на юг, в Гестерн. Поскольку что бы там ни думал Роберто Дел Аглиос, мы можем помешать цардитскому флоту добраться до Эстории и Карадука. И если он по-прежнему вас не примет, то мы отправимся в тот уголок Конкорда, где вас понимают. Тот уголок, где вас знают и где могут защитить тех, кого вы любите. Мы отправимся в Вестфаллен.


* * *

 — Но вы же не можете их отпустить, генерал! — заявил Эллас Леннарт, первый глас армии. — Они — еретики. Они против священного писания. Они возомнили себя выше Бога. Ради вашей армии вы должны их арестовать.
 — И что сделать, Эллас? — резко спросил Роберто.
 Час был поздний, он устал и еще не пришел в себя после увиденного. Дел Аглиос вытерпел многочисленные визиты старших солдат, которые по очереди являлись к нему в палатку, требуя чего угодно — начиная с немедленного сожжения Восходящих до использования их в качестве самого мощного оружия Конкорда. Его удивило только то, что глас явился так поздно.
 — Выполнить ваш долг командира легионов Конкорда и человека, преданного Богу Всеведущему.
 — Не надо говорить мне о долге, Эллас. Здесь никто не осознает свой долг так остро, как я. — Роберто отвернулся от входа в палатку и единственного костра, который горел на разбитом южном плато. — И если я доставлю их сюда, что потом? Я разбужу страх среди моих солдат, потому что среди нас окажутся те дети, которые ответственны за уничтожение целой армии Царда. Если бы я добивался мятежа, то это было бы самым простым способом его вызвать.
 — А потом вы должны позаботиться, чтобы их судили и казнили.
 — Ты так уверен в их виновности? — поинтересовался Роберто. — Тогда зачем утруждать себя судом, а?
 — Действительно, зачем?
 Роберто поднял брови. Обычно Эллас — такой мягкий и доброжелательный, но сейчас в его глазах горел огонь фанатизма.
 — Затем, Эллас, что Адвокат запретила нам причинять им вред. По какой-то причине Пол Джеред сумел убедить ее в том, что они полезны — по крайней мере пока. И я не стану нарушать ее приказ. Но непричинение им вреда не требует, чтобы я баюкал их на своей груди, и определенно не требует, чтобы я привел это зло в центр моей армии.
 — Но если вы почитаете их злом, то, конечно же…
 — Хватит, хватит! — оборвал его Роберто. — Решение уже принято, Эллас. А сейчас я устал, а через несколько часов мы уже выступаем. Дай человеку возможность отдохнуть, прошу тебя.
 Эллас возмущенно выпрямился.
 — Вы мне такой возможности не даете. Я не смогу спать, пока эти твари насмехаются над моим Богом. Над нашим Богом.
 — Ну, мне придется как-то это вытерпеть, ладно?
 Роберто махнул рукой, требуя, чтобы глас ушел. Он подошел к койке и тяжело опустился на нее. Пусть этот день и принадлежал Конкорду, но сам он чувствовал, что у него украли победу. А его армия была так встревожена и напугана, словно победу одержали цардиты.
 — Будь ты проклят, Пол! Что ты наделал?
 Дел Аглиос лег и вытянул усталые ноги. Он заставил себя разобраться с сумятицей мыслей, которая царила в его голове после невероятных событий этого дня. Тут были и положительные стороны. Теперь они избавлены от многих дней погони и стычек и не понесли потерь в живой силе. На их пути нет препятствий, семь тысяч цардитов выведены из игры, и они смогут вступить в бой за Гестерн в самое ближайшее время.
 Утром он отправит гонцов, которые попытаются прорваться к границе Нератарна. Сейчас у его защитников не осталось надежды. А не имея надежды, они не смогут остановить армии Царда и мятежной Атрески. Роберто даст им эту надежду. Они должны узнать, что если продержатся до середины рождения дуса, то получат помощь. Он, Роберто Дел Аглиос, придет и приведет свои легионы.
 Утром.
 Он проснулся полностью одетым и лежащим поверх одеяла и не сразу сообразил, что происходит. В лагере было тихо, холодный ветер шевелил ткань палатки. Роберто потер ладонями голые предплечья и сел, собираясь разуться и укрыться одеялом, хотя и не был уверен, что его разбудил именно холод. Он заморгал, глядя в темноту.
 — Принято называться, прежде чем входишь в палатку генерала, — сказал Дел Аглиос. — И мне всегда хотелось знать, кто именно пришел меня убить.
 — Я пришел не для того, чтобы тебя убить.
 Тень, которую заметил Роберто, приблизилась и оказалась грязным атресским мечником. С кинжалом в руке.
 — Горан?
 — Извини, что я тебя потревожил, Роберто, — пробормотал Шакаров.
 Глаза Дел Аглиоса постепенно привыкали к темноте. На Шакарове та же одежда, в которой он ушел из лагеря, хотя теперь у него снова оружие и доспехи Конкорда.
 — В Атреске масса погибших легионеров, — объяснил он, заметив взгляд Роберто. — Поэтому я здесь.
 — Как ты сюда попал? — Потрясение Роберто сменилось гневом.
 — Не все оставшиеся с тобой согласны. Вы не настолько наивны, чтобы этого не понимать. А мне нужно было к тебе попасть.
 — Даваров?
 — Нет, — ухмыльнулся Шакаров. — Он бы убил меня, если бы знал, что я здесь.
 — И не только он. Где Эридес? Где моя охрана?
 — Их временно отвлекли. Не надо никого обвинять. Я не представляю опасности.
 — Вот как? — Роберто пристально посмотрел на Шакарова, а потом вздохнул. — Ну что ж, теперь ты здесь. Ради бога, убери этот кинжал и сядь. Сядь. — Он указал на стул рядом со столом для карт. — Пришел умолять, чтобы тебя взяли обратно?
 — Нет, генерал. — Шакаров сел и положил кинжал себе на колени. — Для того чтобы увести вас с пути, который ведет к катастрофе.
 — Чудесно! — проговорил Роберто, чувствуя невероятное раздражение. — Еще один человек, которого я не желаю видеть, является без предупреждения и учит меня, как командовать моей армией. Убирайся, Горан. Возвращайся к своим дезертирам.
 — Дезертиры бегут и прячутся, — ощетинился Шакаров. — Мы сражались с цардитами в  своей стране. Исполняли  свой долг перед Конкордом.
 — Вам следовало остаться здесь и исполнять  свой долг там, где это нужнее. Мне нечего тебе сказать.
 — Роберто, ты должен меня выслушать! Битва за Конкорд произойдет не на границе с Гестерном. Она идет сейчас по всей Атреске до самой границы с Нератарном. Я ходил по нашим землям в течение двадцати дней. Я видел, что там происходит.
 — Но ты не видел, что происходит в Гестерне и на Тирронском море, — возразил Роберто. — Говори, что хотел сказать. Лагерь проснется уже через пару часов, и тебе лучше уйти к этому времени.
 — У Гестерна оборону несут четыре легиона, которые окопались по всей их границе. И к ним на помощь идет Джорганеш. Вы нужны Атреске. Ей важно, чтобы мы сражались бок о бок.
 Роберто встал с койки и навис над Шакаровым.
 — Позволь мне объяснить тебе, как обстоят дела на самом деле. Четырем легионам Гестерна, если их все удалось мобилизовать, противостоят больше тридцати тысяч цардитов, которые обрушатся на самый западный край границы с Атреской. Джорганеш не придет им на помощь, потому что он и вся его армия уничтожены. А флот Царда направляется в Тирронское море, чтобы перевезти их армию прямо к Эсторру. Если я их не остановлю, они захватят нашу столицу раньше, чем на земле Нератарна успеет пролиться хотя бы одна капля крови.
 — Они уже захватили мою столицу! — закричал Шакаров, вскакивая со стула. — И я видел ваше новое оружие! Вы могли бы разбить свою армию на две части и победить на обоих фронтах!
 — Это не мое оружие, — процедил Роберто. — То, что ты видел, — воплощенное зло. И понизь голос, иначе тебя услышат те охранники, которых вы не отвлекли.
 — И пусть они меня слышат! Цардиты заполонили мою страну с благословения этого предателя, Юрана! — Шакаров, всегда отличавшийся вспыльчивостью, уже не сдерживал ярости. — И так же они захлестнут Нератарн! У Гестерна есть окетаны, и они потопят врага. У нас нет ничего!
 — Я не допущу, чтобы на меня кричал человек, у которого не хватило храбрости остаться со мной.
 — Вы должны помочь нам, генерал. Вы должны повернуть. Атреска…
 — Атреска уже потеряна! — отрезал Роберто. — Возвращайся к своим боям. И не мешай мне позаботиться о том, чтобы Гестерн к ней не присоединился.
 — Нет, Роберто, нет!
 Шакаров левой рукой схватил Роберто за плечо. Роберто сбросил его руку и оттолкнул атресца от себя. Ответный выпад Шакарова был чисто инстинктивным. Он ударил правой рукой. Кинжал вошел в грудь Роберто по самую рукоять.
 Дел Аглиос охнул и отшатнулся, почувствовав во рту вкус крови. Он уставился на Шакарова, который отлетел к столу: рот у того был открыт, глаза потрясенно расширились.
 — Роберто, я не хотел…
 Но генерал уже не слышал. Нахмурившись, он опустил взгляд на кинжал, застрявший между двух его нижних ребер. Кровь текла по тунике и наполняла рот. Он начал формулировать вопрос, но со зрением у него что-то происходило. Ноги Роберто подогнулись, и он рухнул на колени, ухватившись рукой за край койки.
 — Боже милостивый! — пробормотал Горан.
 Роберто услышал топот ног и крики. Острая боль обожгла тело, сменяясь прохладным онемением. Он закрыл глаза, радуясь его приходу.


* * *

 Дахнишев отошел от койки и вытер окровавленные руки о фартук. Они вынесли труп Шакарова из палатки и постарались свести к минимуму утечку информации, но весь лагерь уже проснулся, и слухи начали распространяться.
 Хирург положил Роберто на бок, чтобы тот не захлебнулся собственной кровью, и как можно тщательнее зашил и перевязал рану у него на груди. Дыхание генерала было поверхностным и болезненным. Восьмидюймовый кинжал Шакарова лежал на столе для карт. Извлекая его, Дахнишев отчаивался все сильнее. Он провел тыльной стороной руки по лбу и повернулся к Даварову, Кастенас и Неристусу.
 — Ну что? — спросила Кастенас. У нее по щекам текли слезы, как и у него самого. — Он жив, да? Ты его спас?
 Дахнишев кивнул, почувствовав себя обманщиком.
 — Но он умирает.
 Даваров охнул. Кастенас прижала ладонь к губам. Неристус уронил голову на грудь.
 — Не может быть! — воскликнул Даваров. — Ты же волшебник! А он — Роберто. Он пережил чуму. Он не может умереть!
 — Он умирает от кровотечения. Кинжал разорвал ему легкое и рассек столько вен, что я даже определить не могу. Очень сильное внутреннее кровотечение! Я не могу его остановить.
 — Сколько? — спросила Кастенас.
 — Какая разница? — Голос Даварова звучал гневно. — Даже если десять дней, мы не двинемся, пока он не уйдет. Я не допущу неуважения к нему.
 — Я не об этом. Речь не о переходе, — помотала головой Кастенас. — Как ты мог так обо мне подумать? Так что, Дахнишев?
 — Ну, это определенно не десять дней, — признал хирург. — Меньше десяти часов, я бы сказал. Бог свидетель, я не знаю. Он может умереть уже на рассвете.
 — Ты знаешь, что нам надо делать, — проговорил Неристус — Мы не можем медлить с назначением.
 — Я не стану заменять его, пока он еще дышит! — прошипел Даваров.
 — Возможно, это не понадобится, — сказала Кастенас.
 — Не глупи! — укорил ее Даваров.
 Но Кастенас уже натягивала перчатки. Она наставила палец на Дахнишева.
 — Не дай ему умереть до моего возвращения!
 — Куда ты собралась? — изумился Дахнишев.
 — Просто не дай ему умереть.
 Кастенас выбежала из палатки. Дахнишев перевел взгляд на Роберто и опустился на колени у его головы.
 — Ты ее слышал, — сказал он. — Не пытайся от меня ускользнуть, дружище.




 ГЛАВА 64


  848-й Божественный цикл, 41-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 Восходящие спали. Это было глубокое оцепенение измученного тела. Джеред видел такой сон бессчетное количество раз. У них уже намечались признаки восстановления. Лицо Ардуция постепенно приходило в норму, хотя руки еще оставались сухими и сморщенными. Он выглядел лучше всех. Оссакер совсем не изменился с того момента, когда закрыл глаза. И спал он беспокойно.
 Джеред привалился спиной к стволу дерева, чтобы всю ночь присматривать за ними. Кован попытался последовать его примеру, но события дня оказались ему не по силам, и он заснул, лежа на ножнах. Огонь еще горел, давая желанное тепло ясной и холодной ночью. До дуса оставалось сколько?.. Пять дней. Казалось, что он наступает рано.
 Казначей поднял руку и погладил Оссакера по голове.
 — Что, размякли к старости?
 — Пробер Менас, тебе полагается нести дозор.
 — А я так и делаю, господин казначей. И вижу, как маска моего командира начинает таять.
 Менас вышла к свету костра и согрела руки. Ее кираса сияла, меховой плащ красиво лежал на плечах. Джеред негромко засмеялся.
 — Они сегодня справились! — проговорил он. — И я ими горжусь. Я не допущу, чтобы с ними что-то случилось.
 — И не просто потому, что они — ценное оружие?
 — Каких слов ты от меня добиваешься? Что я к ним привязался? Ну да, я к ним привязался. Они сделали это чертовски трудным, но они неплохие. При всем этом нытье.
 — Какое щедрое признание! — рассмеялась Менас.
 — Менас… Эрит. — Он откашлялся. — Спасибо.
 — За что?
 — За все, чем ты пожертвовала, чтобы отправиться со мной. И за то, что стала другом для Миррон. Я не уверен, что она выдержала бы без тебя.
 Лицо Менас под шлемом с плюмажем покраснело.
 — Вы — казначей. Я — сборщик. Я отправилась бы куда угодно по вашему приказу, господин Джеред.
 — Пол. Думаю, что Пол здесь будет уместнее, — проворчал Джеред.
 — Вы уверены? А как насчет их? — Она указала на спящих подростков. — Мы договорились соблюдать дисциплину.
 — Помню, — ответил Джеред. — И это было правильно. Но теперь мы перешли на другой уровень отношений. Они сделали то, что навсегда останется с ними. Они будут испытывать вину и раскаяние. Им нужно нечто большее, чем окрики сержанта. Они тоже могут называть меня Полом.
 — Ты уверен, что создан для роли отца, Пол? — спросила Менас, лицо которой осветилось новой улыбкой.
 — Совершенно уверен, что нет, — признался Джеред. — Так что тебе придется мне помогать. Возможно, мне следует начать с роли малознакомого дяди и постепенно повышать свой статус. Ладно, о чем ты хотела мне доложить?
 — О том коне, которого ты, конечно, услышал. Опасности нет.
 — Точно?
 — Точно.
 Они подождали. Одинокий всадник на рысях въехал в лагерь и спрыгнул с седла. Шлем был сброшен, и приехавшая ударила кулаком по груди.
 — Мастер Кастенас! — сказал Джеред, вставая. — Полагаю, ты привезла нам искренние извинения генерала за то, что нас тут бросили.
 Глаза Кастенас наполнились слезами, которые заструились у нее по лицу раньше, чем она успела с собой справиться.
 — Прошу вас! — всхлипнула она. — Вы должны помочь. Роберто. Его ударили кинжалом. Он умирает.
 Джеред принял решение мгновенно. Он разбудил лагерь и, обведя взглядом усталые глаза и раздраженные лица, остановился на том единственном, кто мог им помочь.
 — Оссакер! Едем, парень. Ты был рожден именно для этого, как ты мне всегда говорил.
 — Вы нас обманули, — отозвался мальчик, еще не забыв своих кошмаров. — Вы заставили нас убивать.
 — И я беру на себя ответственность, и вся вина лежит на мне. Но сейчас есть возможность сделать то, что ты любишь. Спаси моего друга. Спаси сына Адвоката.
 — Я так устал! — пожаловался Оссакер. — Я не могу этого сделать. Пока не могу. Еще сутки.
 — Он не проживет еще сутки, — воскликнула Кастенас. — Ты должен ему помочь!
 Оссакер покачал головой, но Ардуций стиснул ему руку.
 — Ты можешь, Осей! Я тоже поеду. Ты можешь использовать меня, чтобы замкнуть цепь и проводить энергию. Тебе надо будет только ее направлять. Я стану твоим источником.
 Оссакер приложил ладонь к груди Ардуция. Потом нахмурился и закусил губу.
 — В тебе так мало! — возразил он. — Я не могу отнять еще. Я могу сильно тебе повредить.
 Джеред начал что-то говорить, но Ардуций его опередил.
 — Нам надо рискнуть. Я единственный, кого ты можешь использовать. Пожалуйста, Осей! Ты же лучший Объявляющий Боль на свете! Покажи им, на что еще мы способны.
 Оссакер кивнул и с трудом поднялся на ноги. Джеред улыбнулся.
 — Спасибо тебе, Оссакер. Я этого не забуду. И Конкорд тоже не забудет.
 — Ладно, ладно, — проворчал Оссакер. — Я ведь согласился, так?
 — Так. Хорошо. Оссакер, ты поедешь за мной. Ардуций за Кованом. Менас, охраняй лагерь. Если вам придется уйти, направляйтесь на юго-запад. Я вас найду.
 — Да, господин.
 — А как же я? — спросил Гориан. — Нам всем надо ехать.
 — Гориан, пересчитай коней. Это должно получиться быстро. У меня нет времени спорить.
 — Тебе нужен отдых, — вмешалась Миррон. — Нам обоим он нужен.
 — Нам всем он нужен, — возразил Гориан. — А как же Оссакер?
 — Пожалуйста! — резко и отчаянно вскрикнул Джеред. — Не сейчас. Человек умирает.
 В лагере воцарилась тишина. Восходящие воззрились на него. А потом Гориан кивнул и снова сел, потянув за собой Миррон.
 — Спаси его, Оссакер, — сказал он. — Но не рискуйте собой, вы оба.
 — Спасибо, — кивнул Джеред.
 Менас выехала из лагеря, провожая их, пока они не перешли на галоп.
 — Хорошо сработал, дядя Пол, — ухмыльнулась она.


* * *

 Миррон проснулась рано. Солнце поднималось над горами Карка, заливая плато прекрасным золотистым светом. Он падал на лагерь сквозь листву деревьев и играл тенями на спящем Гориане. Мальчик выглядел намного лучше. Почти все морщины с его лица исчезли. Едва заметная сеточка еще оставалась у глаз, но это не помешало сердцу Миррон замереть при виде его красоты.
 Гориан выглядел таким спокойным, когда лежал вот так у тлеющих углей костра. Она позволила карте его энергии затопить сознание, любуясь спокойными зелеными и мягкими красными линиями, оплетающими тело. Слабая пульсация от земли и легкое сияние в воздухе над ним указывали, что Гориан пьет стихийные силы, питая свой организм. Миррон представила, как они наполняют его гладкие мышцы и придают блеск чудесным волосам.
 Она отвела взгляд, ощущая в теле жар, который был невероятно приятным и немного пугающим. Там, в лагере армии, Оссакер и Ардуций, возможно, все еще работают, борясь за жизнь генерала. Человека, которого казначей отчаянно хотел спасти, несмотря на его явную ненависть к ним. Миррон плохо понимала это и сомневалась, что спасение генерала сможет что-то изменить. Ведь такелажник ненавидел их еще сильнее, когда ему вернули зрение.
 Менас объяснила ей, что происходит. Джеред и генерал были друзьями, так что, возможно, все сводится именно к этому. Эрит должна быть где-то тут, может быть, совсем близко. Она или наблюдает за ними, или высматривает возможную опасность. Миррон встала и прошла чуть дальше, пытаясь ее отыскать. Они разбили лагерь уже в темноте, а при свете дня стало видно, как здесь красиво.
 Они провели ночь на ровной площадке в роще. Груды камней выше ее покрывали мох и вереск, а чуть правее слышалось журчание воды. Миррон направилась в ту сторону, чувствуя жажду и желая смыть с себя пыль.
 Ее окружала жизнь. Миррон открыла свои чувства и ощутила в воздухе присутствие птиц, которые сопровождали ее. Подняв голову, она увидела, как они садятся на деревья, трепеща крылышками и щебеча песни. Девочка улыбнулась. Они пели для нее! На ходу она обняла себя за плечи, ощущая мощный отклик деревьев вокруг, словно крепкие объятия. Впереди по камням бежал ручей. Миррон увидела рябь в воздухе над водой — россыпь энергии, которая опускалась вниз или уносилась прочь ветерком. Оссакер говорил, что они могут собирать эти крупинки.
 Добравшись до небольшого ручья, шириной не более трех шагов, Миррон пошла вдоль него. Он тихонько журчал, выбегая из-под деревьев, и стекал с края плато, на равнину, где… Ее мир потемнел от воспоминаний вчерашнего дня. Крики эхом зазвучали в памяти. Грохот камней и воды, сокрушающих людей и коней, несущих мучительную смерть… Это сделала она.
 Красота ручья, травы и цветов, по-прежнему сохранившихся на краю плато, была отравлена. Миррон на мгновение почудилось, что вода в ручье красная. Опустившись на колени у берега, она увидела в воде свое зыбкое отражение в обрамлении деревьев и синего неба с облаками. Вид у нее оказался неопрятный. Длинные темные волосы сбились и колтунами стояли на макушке. Лицо покрывала пыль.
 Вода оказалась холодной. Глубокие цвета медленно текущих линий энергии говорили о низкой температуре. Миррон глубоко вздохнула и окунула лицо в тихое течение, ощущая, как приятный холод наполняет тело. Она черпала ладонями воду и лила ее на макушку и плечи, потом вынула голову из воды и откинула назад, так что волосы хлопнули по тунике.
 Миррон села на песок у ручья, и сердце ее дрогнуло.
 — Ты меня напугал.
 — Извини, — ответил Гориан, — Я не хотел.
 Он подошел и сел рядом с ней, опустив руку в ручей. Холодная вода заставила его вздрогнуть.
 — Она чудесная! — воскликнула Миррон. — Тебе стоило бы взять с меня пример.
 Гориан протянул руки и пригладил волосы у нее на голове. Она напряглась и выгнулась под его пальцами, глубоко вздохнув. Он приложил руку к ее щеке, смахнув струйку воды. Миррон улыбнулась.
 — Менас отправила меня за тобой, — сказал мальчик.
 — А! — отозвалась она, почувствовав легкое разочарование. — Ну и ты меня нашел.
 — Да, нашел, — согласился он.
 Его тело рядом с ней излучало тепло, и девочка чуть придвинулась к нему, согреваясь и ощущая приятную слабость. Гориан обхватил рукой ее плечи, и Миррон положила голову ему на грудь.
 — Ты не грустишь, думая о людях, которых мы убили? — спросила она. — Я не могу про них забыть.
 — Мы просто хотели помешать им напасть на наших солдат, — ответил Гориан. — Я знаю, что все зашло дальше, чем мы думали, но мы не виноваты, что так получилось.
 — Как ты можешь это говорить? Мы заставили корни ослабить камни. Мы заставили озеро прорваться. Мне так тошно вспоминать, как они кричали!
 — Они — захватчики! Им не надо было сюда являться. Они вынудили нас действовать и получили по заслугам.
 — Но у них не было возможности отступить! Их не предупредили.
 Гориан чуть подался вперед, ласково прижал ладонь к ее щеке и повернул лицом к себе.
 — Они — враги. Они убили бы Эстер, Андреаса и Йен и всех в Вестфаллене, если бы могли. Они убили бы Оссакера, Арду, меня и тебя. Не горюй о них. Они это заслужили.
 Миррон опустила глаза, но Гориан взял ее за подбородок, и они начали целоваться. Жар поднялся вверх по ее животу и охватил все тело. Девочка ощутила его теплые губы, язык проник в ее рот. Она откликнулась, положив ладонь ему на затылок и притянув ближе, прижалась к его губам. Сердце колотилось в груди как сумасшедшее. Пальцы Гориана скользили вверх и вниз по спине девочки, заставляя тело трепетать и наполняя его чудесным током.
 Мальчик навалился на нее, и Миррон позволила уложить себя на мягкую траву. Его лицо было совсем рядом, глаза закрыты. Губы Гориана ласкали ее так нежно, что ей хотелось, чтобы это длилось вечно. Миррон прикоснулась языком к его языку, и они стали еще ближе. Гориан передвинулся так, что его ноги упирались в землю по обе стороны от нее. Его рука вынырнула у нее из-за спины и заскользила по боку, цепляясь за платье и с каждым разом поднимая его все выше.
 Миррон потерла его руку, почувствовала, как вздуваются мышцы, и перевела ладонь ему на плечо, такое широкое и сильное. Девочка ощутила у себя на лице его дыхание. Гориан отстранился, и их взгляды встретились. Его улыбка была такой широкой и теплой, что ей захотелось заплакать.
 — Я мечтал об этом так давно! — прошептал Гориан, отводя волосы с лица Миррон и целуя ее в лоб.
 — А вот и нет! — со смехом возразила она.
 — А вот и да, — ответил он. — Ты так прекрасна, и это так правильно. Это должно быть именно так.
 Рука мальчика погладила ее живот и легла на грудь.
 — Прекрати! — испугалась Миррон, пытаясь отпрянуть, но ей не удалось это сделать под его весом.
 Гориан убрал руку и снова наклонился, чтобы ее поцеловать. Она встретилась с его губами, и их языки переплелись. Энергия накрыла их потоком, объединяя, и Миррон расслабилась. Его рука снова легла ей на грудь, щупая, сминая платье. Ощущение было чудесным и ужасным. Миррон пошевелилась и отвернулась.
 — Гориан, нет!
 — Почему?
 — Потому что я не хочу так.
 — Нет, хочешь, — возразил он.
 Гориан навалился на нее всем телом, и она ощутила что-то твердое. Миррон ахнула. Его рука опустилась на ее ногу и крепко потерла бедро, задирая платье все выше и выше.
 — Гориан, перестань!
 Мальчик поднял голову, и Миррон содрогнулась, увидев на его лице ярость. Ее затошнило от внезапного прилива страха. Гориан встал на колени, и она обмякла от облегчения.
 — Я не хочу этого, — прошептала девочка. — Это слишком. Я не готова.
 Миррон подняла руку, чтобы погладить его по щеке, но Гориан схватил ее за запястье и заставил отвести руку назад, за голову. Поймав вторую руку, он сделал то же самое.
 — Да, — проговорил Гориан. Его лицо горело энергией, которая почти ослепляла и оглушала ее. — Но я готов. Разве ты этого не чувствуешь, Миррон?
 — Гориан, о чем ты? Успокойся. Отпусти меня.
 — Это повсюду вокруг нас. Все и вся это чувствуют. А вчера все, чему мы учились, осуществилось. Мы не можем медлить с созданием следующего поколения. Я могу умереть уже завтра. Сейчас подходящее время.
 Миррон попыталась сбросить его, но Гориан лег на нее всем телом, и сопротивляться стало невозможно.
 — Отпусти меня, — повторила девочка, повышая голос. — Ты с ума сошел? Пожалуйста! Не надо!
 Гориан сузил глаза. Миррон почувствовала щекотку на запястьях. Он накрыл ей рот ладонью,
 — Ш-ш! Не кричи. Ты знаешь, что это правильно.
 Девочка ощутила, как по ее лицу потекли слезы. Из земли вырывались корни деревьев, оплетая запястья. Она дергала и тянула, но они оказались такими прочными! А у нее не получалось сосредоточиться, чтобы их разорвать. Все ее тело содрогалось, и Миррон давилась рыданиями.
 Вторая рука Гориана захватила ворот ее платья — и он одним рывком разорвал его до самого подола. Миррон обдало холодным воздухом.
 — Пожалуйста! — проговорила девочка ему в ладонь. — Я люблю тебя, Гориан! Пожалуйста!
 Но по его глазам она поняла, что Гориан потерян. Свободная рука мальчика что-то делала у его пояса. Он снова навалился на нее. Миррон почувствовала, как он шарит у нее между ног, раздвигает их своими. А потом была острая, пронзительная боль. Девочка почувствовала влагу у себя между ног — и он оказался в ней. Рука Гориана давила на рот, заглушая стоны и крики. Каждое его движение отдавалось в ней болью. Миррон все тянула и тянула за корни, но не могла от них освободиться.
 Гориан хрипел и дергался на ней. Его невидящий взгляд впился в ее глаза. Не осталось ничего, что она знала и любила в нем… И этот взгляд был страшнее всего, что она когда-либо видела. Миррон застыла, не в силах отвернуться, безмолвно умоляя его прекратить. Гориан содрогнулся всем телом, напрягся, хватая ртом воздух. Его лицо покраснело от усилий. Он вытащил себя из нее. Ужасная боль! Гориан откатился в сторону, и Миррон обрела голос.
 Ее крики распугали всех птиц.
 — Заткнись! — воскликнул Гориан. — Заткнись. И все равно уже слишком поздно.
 — Отойди от меня! — взвыла девочка, дергая корни, пропитавшиеся ее кровью. Боль у нее между ног все усиливалась, и она не могла унять ее. — Убери это с меня!
 Гориан встал над ней, приглаживая тунику.
 — Только когда ты прекратишь выть.
 — Гориан! Отойди. Немедленно.
 Голос Менас прозвучал долгожданным благословением, и Миррон снова расплакалась. Сборщик шла к ним, держа в руке гладиус. Гориан повернулся к ней.
 — Почему это? — спросил он.
 — Выполняй. — Ее голос был холодным и угрожающим. — Не вынуждай меня заставлять тебя.
 — Ты не можешь заставить меня что-то делать.
 Мальчик медленно двинулся к ней. Его спина была обращена к Миррон, и она ощущала волны энергии, расходившиеся от него, дававшие ему силу.
 — Будь осторожна, Эрит, — всхлипнула она.
 — Да, будь осторожна, Эрит! — насмешливо повторил Гориан.
 Менас посмотрела на Миррон, и ее лицо исказилось от горя. Она беззвучно послала Миррон слова утешения, а потом снова повернулась к Гориану с потемневшим от ярости лицом.
 — Ты, жалкий насильник! Хочешь попробовать со мной? Нет?
 Гориан попятился от нее, но она последовала за ним, выставив перед собой меч.
 — Я тебя не хочу! — презрительно заявил он. — Ты не Восходящая. Просто солдат. Слабая.
 — Не дразни меня, мальчик. Немедленно убери корни с ее рук.
 — А иначе что? — Гориан расхохотался ей в лицо. — Что ты сделаешь? Зарежешь меня мечом? Меня? Я — Восходящий! Ты не можешь причинить мне вреда!
 Менас присела на корточки и выбросила ногу вперед, сбив Гориана на землю. Он упал на спину, и она встала коленями ему на грудь, приставив меч к горлу раньше, чем тот успел пошевелиться.
 — Мне не нужно тебя резать, чтобы сделать тебе больно, — сказала она.
 — А мне — тебя. — Рука Гориана стиснула ей подбородок, и Менас напряглась. — Ты действительно не понимаешь, да?
 Менас ахнула, и меч выпал из ее руки в густую траву. Она схватила его за запястье. Миррон почувствовала резкий прилив тошноты. Их карты энергии соединились, сливаясь и обволакивая друг друга. Но карта Эрит пылала слишком ярко, когда по ней стремительно проталкивали ее жизнь. Карта Гориана пульсировала медленно и мощно.
 — Гориан! — закричала Миррон. — Нет!


* * *

 Это было любопытное чувство. Чрезвычайно интересное. Менас слабела так быстро и так легко. Он гнал ее энергию по венам и артериям, через все мышцы, клетки и кости, словно проталкивал жизнь в корни травы или дерева. Гориан наблюдал, как они вспыхивают насильственной жизнью, тогда как он уставал от затраченных усилий. Гориан не понимал, почему не может использовать ее энергию на то, чтобы восстанавливать себя, но из этого ничего не получалось. Эта цепь не желала размыкаться.
 Но он мог прогнать через нее всю жизнь за считанные мгновения, как мог это сделать с любым растением. Она прекратила попытки высвободиться, ее руки опустились. Гориан посмотрел на ее лицо. Волосы Менас стали длинными, жидкими и седыми. Ее лицо покрылось морщинами и коричневыми пятнами, глаза помутнели.
 Гориан смутно слышал, как Миррон опять начала кричать, но ее было легко игнорировать. Рот у Менас открылся, и она захрипела, моля о пощаде. Зубы у нее сгнили. Плоть ушла с подбородка, щеки запали, глаза глубоко провалились. В последний раз морщинистая рука с длинными ногтями царапнула по его руке. Голова Менас завалилась набок, линии жизни померкли и потемнели.
 Гориан оттолкнул ее, и тело женщины упало поверх клинка. Он поднес дрожащую руку к глазам и увидел, что она покрыта глубокими морщинами. Такой же была рука у отца Кессиана. Гориан чувствовал себя таким измученным, что едва мог стоять. Он ощутил себя таким старым! Хуже, чем бывало когда-либо прежде. Он повернул голову и увидел, что Миррон смотрит на него. Как только их взгляды встретились, девочка снова начала звать на помощь.
 — Не надо! — сказал Гориан, пытаясь ее перекричать, но его голос был усталым и хриплым.
 Он подполз к ней на четвереньках. Миррон замолчала. Между ног у нее виднелись кровавые пятна, глаза покраснели от слез. Горе нахлынуло на Гориана, грозя лишить последних сил. Она обижена. Ей больно. И она его ненавидела.
 — Что я наделал? — прошептал он.
 Гориан подполз ближе и прикоснулся к ее лицу. Миррон содрогнулась и устремила на него взгляд, полный такой ненависти, что у него на глазах навернулись слезы.
 — Пожалуйста, Миррон! — попросил он. — Мне жаль. Жаль.
 — Жаль? — Девочка плюнула ему в лицо, и слюна потекла по его щеке. — Убийца. Убийца!
 Снизу доносились голоса, они становились все громче, приближаясь. Миррон выкрикивала это слово снова и снова. Гориан ощутил глубокий ужас и чуть было не задохнулся. Менас мертва. Миррон больно. Ему надо бежать. Ему надо спрятаться. Он измучен и испуган. Гориан огляделся. За ручьем тоже росли деревья. Если он сделает последнее усилие, то сможет скрыться. Пока проблемы не минуют и они его не простят. Гориану показалось, что он видит отца Кессиана, который манит его туда, показывая путь к спасению.
 Он перебрался через ручей и, спотыкаясь, быстро заковылял прочь. Крики Миррон звенели у него в ушах.




 ГЛАВА 65


  848-й Божественный цикл, 41-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения 
 На замерзшую землю ложился снег. Хлопья кружились в воздухе, и день переходил в вечерний сумрак. Что ж, погода соответствовала настроению. В Вестфаллене царила тишина, не нарушаемая даже разговорами на форуме. Ветер уныло выл у стены, скрежетал в бойницах и рукоятях катапульт, хлопал висевшим на флагштоке флагом Карадука.
 Арван Васселис посмотрел на поля перед городом и распрямился. Доспехи Бога приближались. Полный легион с пятью тысячами пехоты и кавалерии. Волы тащили повозки с катапультами и баллистами. На сотнях древков развевались штандарты и вымпелы Всеведущего.
 И возглавлял их Хорст Веннегур, первый меч Всеведущего. Он явился, чтобы закончить дело, начатое им еще тогда, когда генастро согревал землю, а Ардол Кессиан был жив. Карадукские гвардейцы и левимы наблюдали за подходом войска. Лица под шлемами спокойны и бесстрастны, руки крепко сжимают оружие.
 Васселис наблюдал, как легион останавливается и начинает воздвигать укрепленный палаточный лагерь. Как и Лотерис, Веннегур вышел вперед с немногочисленной охраной, чтобы говорить с защитниками города. Но в отличие от нее он обладал силой, способной за несколько часов разрушить Вестфаллен. И первый меч Всеведущего это отлично знал.
 — Время позднее, мои воины устали, а у меня нет желания вести с тобой беседу, Васселис, — без предисловий заявил Веннегур. — Ситуация очень простая. Завтра на рассвете ты сдашься мне со всеми оставшимися в живых Ступенями Восхождения. У меня нет претензий к левимам и гвардии. Они имеют право беспрепятственно уехать. Если ты не сдашься, я разрушу этот симпатичный городок, который ты испортил уродливыми и ненадежными укреплениями. И я убью всех мужчин, женщин и детей, живущих в нем. Я уничтожу всех овец, коров, собак и кошек.
 Он повернул коня и уехал.
 — Он сможет это сделать? — спросила Эстер, стоявшая рядом с Васселисом. — Мы можем защититься от такой большой армии?
 — Нет, — ответил ей Арков. — Эти силы легко нас сметут. Такого мы не ожидали. Мы можем только держаться и молиться о чуде.
 Васселис пристально рассматривал лагерь Доспехов Бога.
 — В чем, по-твоему, состоит героизм, Арков? — спросил он. Его наполняли противоречивые и неуютные чувства. Маршал отвернулся от врагов и посмотрел на Вестфаллен. Жемчужина Карадука была обречена на жалкое подобие жизни. Горожане ходили, безнадежно сгорбившись, словно приговоренные к смерти. Они все еще не могли смириться, как разительно изменилась их жизнь. Васселис покачал головой. Если он поддастся чувствам, то гнев и возмущение раздавят его.
 — В том, чтобы никогда не изменять своим убеждениям. В том, чтобы умереть за то, во что ты веришь и что считаешь необходимым сделать. В том, чтобы не согнуться перед злом.
 — Может быть, это романтическое представление об идеале, капитан Арков? — горько усмехнулся Васселис — Это не совсем так, знаешь ли.
 Он посмотрел на Эстер и увидел в ее глазах тот же страх, что охватил весь город. И все будет только хуже. Большинство пока даже не видели тех сил, которые выставлены против них.
 — В чем дело, Арван? — спросила она.
 — Боюсь, что я довел вас до беды, — горько отозвался он.
 — Полно, Арван, это на вас не похоже. Мы в таком положении потому, что у нас не было выбора. Если вы собираетесь взять на себя ответственность за то, что случится, то я очень рассержусь. Вы не виноваты. Виноваты орден и канцлер.
 Мысли Васселиса прояснились. Он повернулся к капитану.
 — Позвольте мне сказать вам, что есть героизм, а что нет. Героизм не в том, чтобы устраивать резню из-за того, что вы слишком упрямы и не желаете свернуть со своего пути. Не в том, чтобы позволить вашим подданным умирать из-за того, что вы почему-то решили, будто они и то место, где они живут, — это одно и то же. Героизм состоит в том, чтобы найти правильный способ спасти всех, кого вы любите, и не изменить своим убеждениям. И для этого не обязательно хорошо владеть мечом. Для этого надо понять, что камни, на которых вы стоите, не главное для вас самих и тех, кого вы любите. И что вы способны защитить их, не пролив ни капли крови.
 — Нет, Арван, нет! — Эстер энергично покачала головой. — Вы не поедете туда, чтобы вас убил этот подонок. Я вам этого не позволю. Вестфаллен вам этого не позволит. Пусть мы все напуганы, но мы будем стоять с вами до конца.
 — Я это знаю, — ответил Васселис. — Но, проливая кровь мирных людей, я не покрою себя славой. Я не верю в героические поражения, а именно этим все определенно и закончится. Речь идет о сохранении дела и идей. Если мы добьемся этого, мы все будем героями. И кто говорил о том, чтобы ехать туда? Вы неправильно меня поняли, матушка Наравни. У меня нет желания умереть завтра.
 Маршал-защитник посмотрел на залив, в котором качались на якорях его корабли.


* * *

 Хорст Веннегур стоял на пристани и смотрел на пустой притихший залив. Он мечтал стоять здесь так, чтобы горящие здания Вестфаллена и его еретики согревали ему спину. И чтобы кровь Арвана Васселиса сохла у него на руках.
 — Господин первый меч?
 Веннегур повернулся к центуриону:
 — Ну и?
 — Никого, мой господин. Обе виллы абсолютно пусты. И мы обыскали весь город.
 Веннегур кивнул и снова перевел взгляд на письмо, которое оставил ему Васселис. Там говорилось, что они уплыли к сердцу Конкорда. Туда, где орден не сможет оказать воздействие на тех, кого преследует.
 — Как же ты ошибся, Васселис! — сквозь зубы выплюнул Веннегур. — Даже Адвокат не сможет защитить тебя от суда Всеведущего.
 — А теперь вам пора отсюда уходить. У меня здесь еще много дел.
 Первый меч обернулся.
 — Если бы не приказ Адвоката, ты был бы сообщником и пособником бегства этих еретиков, капитан Арков, — сквозь зубы процедил Веннегур. — Знай, что ты на заметке и за тобой будут следить.
 — Как вам угодно, — ответил Арков.
 — Этим дело не закончится, — пообещал Веннегур. — Оно никогда не закончится. Когда они вернутся, вернемся и мы. И ни ты, ни Адвокат не сможете их спасти.


* * *

 Роберто открыл глаза. Перед ним сидел Дахнишев.
 — Как ты себя чувствуешь? — шепотом спросил хирург, словно не осмеливаясь говорить громко.
 — Я чувствую…
 Роберто прижал ладонь к груди и резко сел. Боли не было. И под рубашкой он не мог нащупать рану.
 — Шакаров мне приснился?
 — Это был не сон, — отозвался другой голос.
 — Что он здесь делает? — спросил Роберто, не желая обращаться к Джереду.
 — Я не стану ходить вокруг да около, — заявил Дахнишев. — Посмотри на меня, Роберто.
 — Что происходит? — Роберто ощущал растерянность и недоумение — два чувства, которые он больше всего ненавидел.
 — Шакаров был здесь. Он пытался тебя убить. И у него это почти получилось.
 — Это не входило в его намерения, — покачал головой Роберто. — Он пришел поговорить. Все пошло не так.
 — Да уж. — Дахнишев накрыл ладонью руку Роберто. — По всем законам медицины, ты должен был умереть. Он ударил тебя в основание легкого. Рассек вены и артерии. Если бы ты не захлебнулся собственной кровью, то умер бы от кровотечения.
 Роберто напрягся и отодвинулся от Дахнишева, ощущая леденящий страх.
 — Что вы со мной сделали?
 — Большего чуда я в жизни не видел, — медленно сказал Дахнишев. — Этот мальчик заживил тебя, просто наложив на тебя руки и пользуясь своим разумом. Он вернул тебя к жизни, сшив тебя изнутри, Роберто. Даже шрама не осталось!
 В палатке были еще люди. Даваров, Неристус, Эридес, Леннарт. Роберто заглянул под рубашку и дотронулся до того места, где в него вошел клинок. Там оказался крошечный болезненный участок, но ни единой отметины.
 — Это правда? — спросил он.
 — Ты умирал, — ответил Даваров. — Мы не могли этого допустить.
 — Если мне пришло время вернуться в объятия Бога, то у вас не было права вмешиваться! — воскликнул Роберто. — Это неестественно.
 — Это естественно, — негромко возразил Джеред. — Это так же естественно, как утренний восход солнца.
 — Как ты можешь стоять здесь и говорить такое? Ты! Казначей!
 — Потому что я открыл глаза. Как и хирург Дахнишев. Ты решил, что Восходящие оскорбляют Бога, и я могу это понять. Одно время я сам думал точно так же. Но они не оскорбляют Бога — они  дар Бога. И ты благословен, потому что возможность твоего спасения оказалась рядом.
 Роберто нахмурился и обвел взглядом собравшихся в палатке старших командиров. Было очевидно, что все они согласны с Джередом.
 — А как может быть иначе? — спросил Дахнишев. — Тебе рано было возвращаться к Богу, потому что именно Он послал тебе этих Восходящих. Как спасителей. Ты можешь себе представить, как бы твоя смерть отразилась на армии? И можешь ли ты представить, как на всех подействует то, что ты остался жив и готов хоть сейчас вступить в бой?
 — Они сочтут меня непобедимым, — медленно проговорил Роберто.
 Он не смог прогнать возбуждение, охватившее его.
 — Ты пережил чуму и удар кинжалом в сердце, — подтвердил его мысли Джеред. — Ты — избранник Бога, Его возлюбленный сын. Подумай о том, как это отразится на власти Адвоката, когда весть распространится. Это именно то, что говорят священные писания: ее власть — воплощение Бога на земле.
 — И Бог передал этих Восходящих, этот Дар, на твое попечение, — подхватил Даваров. — Не Гестерису, о котором ничего не известно. Не Джорганешу, который погиб. А тебе. Тебе, который продолжает командовать армией и имеет наибольшие шансы победить цардитов. Отдай их на суд после возвращения в Эсторр, если это будет необходимо, но, Бог свидетель, Роберто, сначала ты должен воспользоваться ими, чтобы выиграть войну!
 — И ты считаешь, что я смогу убедить в этом армию?
 — Об этом говорят уже сейчас. Слухи о том, как ты выжил, распространились. Покажись всем и считай, что дело сделано, — ответил Даваров.
 — Но они — странные создания, орудие, не упомянутое в священных писаниях. Орден осудил их как еретиков, — вмешался глас ордена.
 — При всем уважении к вам, Эллас Леннарт, сейчас идет война, — заявил Неристус — Кого это волнует?
 Роберто посмотрел на Джереда, и, несмотря на дурные предчувствия, на его губах заиграла улыбка.
 — Действительно, кого?


* * *

 Они примчались на крики Миррон. Кастенас спрыгнула с седла и подбежала к ней, закрыв своим плащом. Кован разрубил корни, удерживавшие ее руки, и девочка села, уткнувшись ему в грудь и не переставая рыдать.
 Кован окликал Гориана, требовал, чтобы тот явился и принял смерть, но ответом было только молчание. Он не сразу увидел Менас, неподвижно лежавшую на земле. Кастенас дотронулась до нее, перевернула на спину — и отпрянула. После еще одного взгляда Элиз вырвало, и ей пришлось опуститься на колени, чтобы успокоиться.
 Кован потребовал, чтобы сюда вызвали Джереда. Кастенас галопом умчалась, а Кован продолжал обнимать Миррон, пока не прибыл казначей. С ним были еще люди. Кавалеристы из армии. Джеред осмотрел Менас, посадил Миррон на лошадь и отправил в лагерь. А потом он прошелся вдоль ручья и между деревьями, крича, чтобы Гориан показался.
 Джеред был настолько уверен, что Гориан рядом, что даже спрятался неподалеку и задержался до тех пор, пока ночь не коснулась неба. Он даже пообещал проявить милосердие и оказать Гориану помощь в том, что он наделал, — это случилось тогда, когда гнев казначея немного остыл.
 На мгновение Гориан думал сделать так, как велел Джеред. Все то время, пока кавалеристы безуспешно его искали, он продолжал прятаться там, куда они были не в состоянии заглянуть. И хотя Гориану очень хотелось показаться Джереду, получить прощение и вернуться к Восходящим, более здравая часть разума подсказывала ему, что все будет иначе. Что на этот раз никакие обещания не спасут его. Гориан понимал, что наделал. Несмотря на то что чувство вины грозило раздавить его, они не поймут его раскаяния. Наказание будет слишком суровым.
 К тому моменту, когда Джеред уехал и топот копыт его коня превратился в эхо, а потом и вовсе стих, Гориан уже знал, что ему делать. Он разорвал связь с толстым буком, с которым соединился, и упал на землю с нижних веток, не сразу обретя способность двигаться.
 У подростка все же нашлось время, чтобы испытать удовольствие от своего дела. Гориан спрятался совсем рядом с местом преступления. В какой-то момент Джеред даже стоял под ним, требуя, чтобы Гориан объявился. Отец Кессиан всегда говорил, что они найдут решения в моменты, когда это будет нужнее всего, — и снова оказался прав.
 Гориану пришло в голову, что можно просто развить тот феномен, когда их кожа приобретала внешний вид той энергии, с которой они работают, и распространить эффект на все тело. Так и вышло. Он спрятал одежду у корней дерева, прикрыв ее листьями, а потом подтянулся на его ветки. Гориан разомкнул цепь на карте жизненной энергии дерева и устроился внутри ее, позволив энергии дерева течь поверх его собственной. Это спрятало его гораздо лучше, чем могли бы сделать тени. И на это ушло совсем мало сил, Гориан даже немного восстановился. Однако предыдущее дело серьезно его утомило, и было трудно так долго сохранять неподвижность. А еще сильнее его мучила боль в мочевом пузыре и паху.
 Юноша начал откапывать свою одежду. Он замерз, а воздух стремительно охлаждался. Слеза скатилась по его щеке, и вскоре Гориан уже горько плакал. Он лишился всего. Своих братьев, Миррон — бедняжка Миррон! — и всего, что у него было. Ничего не осталось. Гориан оказался в одиночестве на плато, в захваченной врагами стране, лишенный всякого имущества и не знающий, куда идти.
 Гориан затянул ремнем тунику, натянул сапоги и потер руки. Днем дерево согревало его, но меховой плащ остался в лагере. Юноша сомневался, что его вещи до сих пор там, но ведь от проверки он ничего не потеряет. Гориан мысленно отследил, что творится впереди. Никто не прятался среди деревьев, никто не ждал его на месте лагеря. Его мешок и меха остались там, где он их бросил, но все остальное исчезло.
 Гориан наклонился, чтобы взять свои вещи, но вместо этого выпрямился и повернулся. На полуосвещенную поляну вышел Кован, наложив стрелу на натянутую тетиву.
 — Пол сказал, что ты сделаешь эту ошибку, но даже я не думал, что ты настолько глуп. Он сказал, что ты вернешься в лагерь, и я остался бы тут на всю ночь, лишь бы выиграть пари. А теперь ты к тому же должен мне двадцать денариев.
 — К чему еще?
 — Заткнись, Гориан. Заткнись и сядь.
 — А иначе что? — ухмыльнулся он.
 Кован переместился так, чтобы оказаться всего в двух ярдах от него. Он держал лук очень твердо, а в его взгляде была такая решимость, что Гориан встревожился.
 — Менас погибла из-за того, что не захотела тебя ударить. Насчет меня не заблуждайся: у меня такой проблемы не будет. По правде говоря, ты сейчас не лежишь со стрелой в горле только потому, что остальные умолили Джереда сохранить тебе жизнь.
 — Правда? — Гориан ощутил прилив любви и надежды. Значит, его все-таки простят!
 — А я прислушиваюсь к желаниям моих друзей. И я слушаю, что мне говорит мой командир. И выполняю это. Мне противно, но я выполняю.
 — Так ты здесь, чтобы забрать меня назад?
 —  Назад?  — Кован изумленно уставился на него. — Ты явно сошел с ума, как сказала Миррон. И я, как всегда, предполагал. Назад! Не смеши меня. Ты жив — и это уже больше, чем ты заслуживаешь. У тебя есть мешок и плащ, и это тоже больше, чем ты заслуживаешь. Ты убийца и насильник. Они не хотят твоей смерти, но они больше не хотят тебя видеть или слышать о тебе. Дел Аглиос приказал своим солдатам убить тебя, как только они тебя увидят. Пол Джеред пустит по твоему следу левимов. В Карадуке и Конкорде не найдется места, где бы тебя приняли. Ты — никто. Изгнанник. Отщепенец. Ты умрешь здесь.
 Гориан изучающе посмотрел на Кована, прикидывая, сможет ли добраться до него так же, как добрался до Менас, и решил, что не сможет. У него не хватит сил. И потом, он знал, что Васселис лжет. Они не будут долго его ненавидеть.
 — Закончил? — поинтересовался он.
 — Зачем ты это сделал? — спросил Кован. — Что на тебя нашло?
 — Ты никогда толком не понимал, правда, солдатик? Восхождение важнее, чем я или Миррон по отдельности. Оно должно расти, чтобы осуществить свое предназначение. Оно станет главной силой этого мира, и на мне лежит ответственность, чтобы это произошло. Я должен позаботиться о том, чтобы семена были посеяны в самой плодородной почве. — Он развел руками. — Мне жаль, что я обидел Миррон, но когда-нибудь она поймет. Умом она очень юная. Я старше и мудрее.
 — Нет, Гориан, ты сумасшедший. Твой дар не ставит тебя выше чести, порядочности и закона.
 — Ну надо же, Васселис! Ты произносишь слова, смысл которых давно умер. — Гориан рассмеялся.
 — Может быть, — ответил Кован, снова приближаясь и продолжая целиться ему в горло. — Но только моя честь сейчас сохраняет тебе жизнь. И позволь мне сказать тебе одно. Если ты еще раз приблизишься к Миррон… если ты хотя бы попытаешься причинить ей боль, угрожать или даже вообще говорить с ней, я тебя убью.
 — У тебя кишка тонка! — заявил Гориан.
 Кован резко вскинул лук. Острие стрелы разодрало Гориану щеку и нос, едва не задев левый глаз. Гориан отшатнулся, хватаясь за лицо. Боль была ужасающей. И у него пошла кровь! Он сжал кулаки.
 — Ах-ах! — Кован снова зарядил лук и прицелился в него. — Не испытывай меня.
 — Я тебя убью, Васселис! — пообещал Гориан, уже представляя себе, как лицо этого мерзавца стареет, распадаясь под его руками. — Когда-нибудь!
 — Неужели? — Кован опустил лук и подошел еще ближе. — Попробуй сейчас, Гориан. Попробуй сейчас.
 Гориан отпрянул. Кован поманил его к себе.
 — Теперь ты не такой большой, да? Не такой умный, малыш Восходящий.
 Правым кулаком Кован ударил в лицо Гориана, разбив ему губу. Гориан вскрикнул и попятился. Он поднял руки, неожиданно ощутив страх. Во рту у него появилась кровь. Кован снова надвинулся на него, и его правый кулак ударил Гориана в висок. В ухе громко загудело. У Гориана подкосились ноги, и он упал на четвереньки. Нога Кована ударила ему в живот, перевернув на спину.
 Гориан захрипел от боли.
 — Перестань! Перестань!
 Кован навис над ним. У Гориана ныло все тело. Около уха пульсировала острая боль. Он почувствовал, что на глаза навернулись слезы.
 — Так говорила Миррон, верно? Но ты ее не стал слушать, да? — Кован снова ударил его ногой, на этот раз под ребра. Гориан взвыл. — Вот что при этом чувствуешь.
 Кован навалился на него и начал бить по лицу обеими руками. У Гориана не было сил сопротивляться. Кулаки Кована попадали по глазам, носу, рту и щекам. Каждый удар приносил новую боль, пока он не впал в ступор. Гориан уже громко плакал, не в силах с собой справиться. В конце концов Кован сжалился и встал.
 — Больно, правда? — сказал он, разминая покрасневшие кисти рук. — А сейчас я вернусь в лагерь. У меня есть конь, и меня ждет горячая еда и теплая удобная койка в просторной палатке. А у тебя какие планы, Гориан? Наверное, тебе надо заняться своим лицом. Оно в жутком виде. Опухнет и будет болеть. Но это хотя бы пройдет. А то, что ты сделал с Миррон, останется навсегда.
 Гориан ничего не ответил, только с ненавистью смотрел на него.
 — И все остальное тоже, Гориан. Они никогда не примут тебя обратно. Теперь это твоя жизнь. Привыкай к ней.
 Кован повернулся и пошел прочь.
 — Ладно, — сказал Гориан самому себе. — Ладно.


* * *

 Лагерь сворачивали, готовясь к переходу. До рассвета оставалось три часа. Шум стоял оглушительный. Кони храпели, молотки стучали, секции ограды с грохотом укладывали на плоские повозки. Скоро передовой отряд кавалерии и легкой пехоты уже сможет двинуться вперед. Первые манипулы выйдут не позже чем через час.
 Джеред и Роберто стояли с Дахнишевым в операционной палатке хирурга. Никто из них не сомкнул глаз. Врач сначала осмотрел Ардуция и Оссакера по приказу Роберто, а потом Миррон — по приказу Джереда. И наконец его ждала мрачная обязанность исследовать тело Менас. Хирург накрыл труп тканью, испятнанной кровью. Джеред прикусил губу, когда под покрывалом исчезла голова Менас.
 — Ну, есть какие-то выводы? — спросил Роберто.
 — Второй раз за этот день могу сказать — я никогда не видел ничего подобного, — вздохнул Дахнишев. — Сколько ей было лет, вы сказали?
 — Тридцать четыре года, — ответил Джеред. — Она была молода, здорова и полна сил.
 — Поразительно. — Дахнишев нахмурился. — Если бы мне нужно было сделать заключение, я сказал бы, что ей было лет сто или больше. Она умерла от старости. Я осмотрел ее органы, я видел ее кожу, глаза и волосы. Никаких повреждений — если не считать старческих изменений. Это невозможно.
 — Это  не должно быть возможно, — негромко согласился Роберто, и Джеред почувствовал на себе взгляд генерала. — Хочешь объяснить мне, как это могло произойти?
 — Ардуций объяснил бы тебе лучше, но, по сути, их талант заключается в способности использовать небольшое количество энергии, взятой из своего тела или из ближайших источников, и применять ее, усиливая и направляя, чтобы заставить все живое расти.
 — Расти? — переспросил Роберто, указывая на труп.
 — О! — воскликнул Дахнишев, моментально все поняв. — А когда что-то растет, оно в результате стареет.
 — Совершенно верно, — подтвердил Джеред.
 — Боже Всеобъемлющий! — выдохнул Роберто.
 — Но это должно было утомить его, отнять у него все силы, — добавил Джеред.
 — Ну, спасибо Всеведущему за то, что этот мерзавец может убить только одного человека. И то время от времени, — проговорил Роберто.
 — Послушай, я понимаю, что это очень трудно принять…
 — У вас дар преуменьшения, господин казначей.
 — Какое бы дело они ни предпринимали, оно их утомляет. Чем больше усилий — тем сильнее эффект.
 — Да, — согласился Дахнишев. — Я видел признаки старения в других твоих Восходящих. Они стареют пропорционально своему делу, так ведь?
 — Да. Гориан оказался в очень плохом состоянии. Кован это подтвердил.
 — Но не в таком плохом, как его жертва, Пол, — напомнил Роберто. — Нельзя было дать ему уйти. Это плохое решение. — Он покачал головой. — Стоило мне начать видеть новые возможности и даже смириться с ними — и ты предъявляешь мне убийцу! Преступника, которому не нужны оружие, яд или навыки воина. Только прикосновения и разум.
 — И постель рядом с жертвой, чтобы потом он мог отдохнуть, — напомнил Джеред. — Роберто, ты реагируешь чересчур бурно.
 — Он — убийца! — отрезал Дел Аглиос.
 Джеред вздохнул и невольно покосился на Менас.
 — Я это знаю. Послушай, мне это тоже не нравится. Но остальные не хотят, чтобы он умер от наших рук.
 — Ты — казначей. Ты не подчиняешься трем несовершеннолетним, что бы они собой ни представляли. И я тоже. Если мои люди его найдут, они его убьют.
 — Просто согласись со мной. Где-то в глубине души Восходящим хочется думать, что он сможет искупить свою вину. И это дает ему такую возможность.
 — Наступает дус, а ему еще даже нет пятнадцати, — сказал Дахнишев. — И ты считаешь, что у него есть какие-то реальные шансы выжить?
 — После того, что он сделал, смерть от холода или голода — меньшее, что он заслуживает. Его надо было бы сжечь. — Джеред заставил себя больше не думать о Гориане. — Расскажи мне о Миррон.
 — Не могу ничего добавить к тому, что ты знаешь, — ответил Дахнишев. — Я могу подтвердить изнасилование. Она лишилась девственности, у нее синяки и кровотечение, и на ляжке у нее засохла сперма. Но беспокоиться надо о ее голове. И не только из-за изнасилования. У нее на глазах совершилось убийство.
 Джеред кивнул.
 — Я с этим справлюсь. Вернее, попытаюсь.
 — Они должны быть готовы к отъезду через два часа, — объявил Роберто.
 — Мы будем готовы. — Джеред повернулся, чтобы уйти.
 — И еще, Пол.
 — Да?
 — За них отвечаешь ты. И они на испытательном сроке. Я за ними наблюдаю. Я не допущу нарушения дисциплины в моей армии.
 Джеред прошел через сворачивающийся лагерь к фургону, в который перебирались Восходящие, когда их палатку складывали. Он кивнул нескольким экстраординариям Роберто, окружавшим фургон, и заглянул внутрь. Два мальчика и Кован спали, но Миррон сидела, опершись на свернутое одеяло. При свете фонаря он увидел у нее на щеках следы слез.
 — Это не обязательно делать тихо, — сказал он.
 Миррон повернула к нему голову.
 — Я не хочу, чтобы они меня слышали, казначей. Им нужно выспаться.
 — Пол. Я уже сказал: зови меня Пол.
 Миррон стремительно метнулась через фургон и обхватила руками его шею. Уткнувшись головой в плечо казначея, она зарыдала. Он неловко прижал ее к себе, одной рукой придерживая голову, другой поглаживая спину.
 — Все хорошо. Тебя больше никто не сможет обидеть.
 — Зачем ему было ее убивать? Она защищала нас всех!
 — Знаю, Миррон, знаю. Она была отличным сборщиком, и нам будет ее не хватать. Мне очень жаль, что тебе пришлось это увидеть.
 Миррон шмыгнула носом и вытерла глаза.
 — Куда он пойдет?
 — Гориан? Не знаю, — ответил Джеред.
 — С ним все будет в порядке?
 — Я… — Джеред растерянно замолчал.
 — С ним все будет в порядке, правда? Он найдет себе какое-то безопасное место?
 Джеред заглянул ей в глаза и увидел в них мольбу. Желание найти утешение. Этого он ей не мог дать.
 — Не знаю, Миррон. Думай о себе, а не о нем.
 — Вам ее не изменить, — сказал Оссакер из глубины фургона. — Так было всегда.
 — О чем ты говоришь?
 — То, что сделал Гориан, ничего не изменит, — ответил Оссакер. — В конечном итоге — нет.
 — Я не…
 — Она его любит. Всегда любила.




 ГЛАВА 66


  848-й Божественный цикл, 1-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения 
 Дни стали прохладнее, переходы следовали один за другим, долгие, без дневных привалов. Армия Конкорда целеустремленно двигалась на юго-запад. Победа, одержанная Восходящими, с каждым днем приобретала все большее значение. Разведка и отряды кавалерии опережали армию на два дня, уничтожая информаторов противника, чтобы их перемещения оставались скрытыми от глаз цардитов.
 Серьезных сил против них до сих пор не выдвигали. Конница сражалась лишь с небольшими отрядами степной кавалерии и уничтожала их. Роберто отправлял закованных в доспехи фуражиров во все поселения, чтобы изгонять врагов и захватывать продовольствие везде, где его удастся найти, хотя после цардитов мало что осталось. Легионы двигались вблизи от границы с Гестерном в поисках подходящего места, чтобы пересечь ее и преследовать противника.
 Вскоре армия пересекла тракт на Харог. Разведчики сообщили, что вдоль границы боевых действий не ведется. На фортах развевались флаги Гестерна. Оборона была цела и не понесла урона. Каждый шаг, каждый новый фрагмент информации подтверждали первоначальное предположение Джереда. А если цардиты направили свою атаку на побережье, то они явно решили сделать это всеми своими силами.
 С мрачным удовлетворением Роберто и Джеред убеждались, что задача тех семи тысяч состояла в том, чтобы задержать их на значительное время. Их подход оставался неожиданностью, о нем пока не знали. Дел Аглиос надеялся, что некоторым цардитам удалось выжить в той бойне и что они принесли известия командующим южных армий. Армия вторжения, испуганно оглядывающаяся назад, — это просто идеальный вариант.
 За два дня до выхода к дороге, соединяющей Киррийскую гавань и Бискар, самое вероятное направление атаки, Роберто увидел первые признаки боевых действий. Он вел армию вниз по Геролодской долине. Горы Карка оставались у него за спиной, склоны южных плоскогорий Атрески располагались справа, а слева медленно катила воды широкая и глубокая река Герол.
 Холодный дождь шел уже три дня в полном соответствии с прогнозом Ардуция, и настроение у Роберто было отличное. Осадки прибили пыль к земле, укрыв движение армии вдоль границы. Половина его кавалерии разбилась на рейдерские отряды по тридцать человек и рассыпалась по южной равнине, оберегая их от внезапных нападений с той стороны. Разведчики вернулись с тракта, принеся новые сведения.
 Вечером Дел Аглиос расстелил карты на обеденном столе, расставленном у него в палатке, и пригласил часть своих командиров, а также Джереда и Ардуция выпить, поесть и составить планы. Оссакер помогал Дахнишеву в лазарете. Миррон находилась у кузнецов. Такую политику включения Восходящих в жизнь армии рекомендовал Джеред, и, похоже, она работала. Отношение к ним постепенно улучшалось, несмотря на немалое беспокойство среди солдат. И Восходящие в общем были симпатичными подростками, хоть и улыбались очень редко.
 — Они не самые хорошие, но основные элементы местности указаны, — сказал Роберто, кивая на карты.
 Он посмотрел на Ардуция: просто взволнованный ребенок, ужасно робеющий в этой обстановке. Мальчик явно с трудом держал себя в руках. Трудно поверить, что он обладает такой мощью.
 — Цардиты вошли в Гестерн к югу от того места, где мы находимся. Они не получают сколько-нибудь значительного снабжения из Атрески — и нам уже удалось захватить часть того, что им отправляли. Судя по данным разведки, они направляются на юг за Киррийскую гавань. Видимо, они идут прямо к Портбриалю. Их будут атаковать всю дорогу, но, если мы правильно оценили их силы — примерно двенадцать тысяч, — то остановить не смогут.
 — Значит, призыв не дал ожидаемых результатов, — констатировал Даваров.
 — Да, дела плохи. И армия у цардитов больше, чем думали сначала. Но хорошо то, что граница в районе тракта на Киррий еще держится. Она неплохо укреплена, и маршал Мардов явно сыграла здесь свою роль. На западе там горы и надежная оборона до самого порта.
 — У нас есть связь с защитниками? — спросил Джеред.
 — Нет, — ответил Роберто. — Я не стал рисковать разведчиками. Там бьются не меньше тридцати тысяч цардитов, и если они не знают о нашем приближении, то я не хочу предупреждать их, отдавая им разведчика.
 — А разве возможно подойти незаметно? — усомнился Неристус. — Наша колонна на марше — это почти три мили болтающих между собой пехотинцев, храпящих лошадей и дребезжащих повозок. В такое трудно поверить.
 — Нет более слепого человека, чем тот, кто не ожидает что-то увидеть.
 — Жемчужина мудрости Атрески, Даваров? — поинтересовался Роберто.
 — У нас таких много. — Даваров улыбнулся. — Но вообще-то я согласен с Рованом. Я не могу поверить, что хотя бы один цардитский разведчик не улизнул из наших сетей.
 — Не знаю, не знаю, — отозвалась Элиз Кастенас. — Не стоит сбрасывать это со счетов. Мы не видели серьезной подготовительной деятельности. Обозы, на которые мы нападали, слабо защищены и поспешно собраны. Это демонстрирует плохое понимание тактики и отсутствие планирования.
 — Ну… — начал было Ардуций и смутился, прикрыв рот ладонью. — Извините.
 — Не стоит извиняться, юноша. Ты здесь для того, чтобы разговаривать наравне со всеми. — Роберто приглашающим жестом указал на карту. — Что ты хотел сказать?
 Ардуций густо покраснел и посмотрел на Джереда. Тот кивнул, приглашая высказаться.
 — Просто дело в том, что они не рассчитывали здесь оказаться, правда? Когда война начиналась в Царде.
 Роберто откинулся на спинку стула, прижав пальцы к губам, чтобы скрыть улыбку.
 — Сколько мы все вместе служим в легионах? — спросил он. Наступило короткое молчание.
 — Все вместе — лет этак девяносто, — ответил Неристус.
 — И большинство из них — твои, Рован, — добавил Даваров.
 По палатке разнесся смех.
 Роберто шикнул на них.
 — Спасибо тебе, юноша: ты открыл нам глаза. Еще сто дней тому назад королевство Цард сражалось за свое существование. Они отступали на севере и на юге и опасались, что им вот-вот вспорют брюхо. Они вели партизанскую войну в Атреске, не слишком веря в успех.
 А теперь они угрожают сердцу Конкорда. Конечно, они не готовы к этому. Конечно, они плохо организованы! Большинство их командиров никогда не проводили вторжений. Боже Всевидящий! Нам понадобилось четыре года, чтобы подготовиться к кампании в Царде, и за этим столом сидят некоторые из тех, кто считал (и, как оказалось, правильно), что этот срок недостаточно велик.
 После разгрома в Цинтарите цардиты воспользовались представившимся им шансом, и пока все складывалось так, как им хотелось. Атреска сдалась, Юран изменил, Джорганеша удалось вывести из игры. Их флот начал движение. Теперь наша очередь. Мы можем преследовать тех, кто уже вторгся в Гестерн, или обрушиться на тех, кто атакует границу у Киррийского тракта. — Он повернул руки ладонями вверх. — Что мы выберем?
 — Выбора у нас нет, — сказал Джеред. — Нам необходимо защитить один из главных портов на западе, в Гестерне. Мысль о том, что цардиты будут свободно двигаться по Гестерну, отвратительна, но это дело временное. Если мы нанесем поражение тем, кто пытается захватить Киррийскую гавань, то освободим силы Мардов, так что она сможет заняться другими цардитами. А вы сможете повернуть и погнать остатки разбитых цардитов на север и выйти к границе Нератарна, чтобы оказать поддержку тем, кто ее защищает.
 — Мои легионы уже предвкушают ускоренные марши, — с иронией откликнулся Роберто.
 — Но он прав, так ведь? — спросил Даваров. — Если только в Киррие не окажется целая эскадра кораблей, чтобы можно было всех нас переправить морем. А это вряд ли.
 — Времени остается мало, — добавил Дел Аглиос. — Как долго сможет держаться Нератарн?
 — Им необходимо продержаться достаточно долго, чтобы дождаться тебя, — сказал Джеред. — Так что тебе нужно дать им надежду. В Киррие не найдется столько кораблей, чтобы доставить в Нератарн одиннадцать тысяч легионеров, но ты мог бы реквизировать один и отправить гонца.
 Роберто обвел взглядом собравшихся за столом. Несогласных не оказалось.
 — Решено, — сказал он. — И остается вопрос: сможем ли мы подойти к ним незаметно?
 — Ранний снегопад послезавтра не помешал бы, — заметила Кастенас.
 — Я начну молиться, — подхватил Даваров.
 — Незачем, — отозвался Джеред.
 — Я совсем забыл, что вы отвернулись от Бога, господин казначей! — сказал Роберто, не справившись с собой.
 Джеред на это не отреагировал.
 — Ардуций, вы могли бы вызвать небольшой буран?
 Все взгляды устремились на юного Восходящего. Тот пожал плечами.
 — Конечно. Я могу привести тучи из Карка.
 За столом воцарилась недоверчивая тишина. Это утверждение — такое спокойное и такое невероятное — повисло в воздухе.
 — Это действительно можно сделать? — На лице Даварова отразилась тревога.
 — Реальность кусается, правда? — отозвался Джеред. — Если Ардуций говорит, что может это сделать, значит — он может.
 — Как это произойдет, Ардуций? — спросил Роберто.
 — Сейчас на наш путь влияют два погодных фронта, — ответил юноша и на глазах у Роберто стал приобретать уверенность в себе. — Ветра над Карком очень сильные и гонят тучи в нашу сторону. Они продолжали бы проливаться дождем, потому что над равнинами все еще слишком тепло. Но над морем, вдали от берега, воздух намного холоднее. С Осей и Миррон я мог бы поддерживать облачность, но привести к суше холодный воздух. И когда я разорву тучу, пойдет снег.
 Командиры воззрились на него. Роберто хорошо знал, что все они чувствуют.
 — И мы на самом деле можем на это рассчитывать? — спросила Элиз. — Я просто не могу поверить.
 — Можете полностью на это полагаться, — заявил Джеред. — Вы видели, что они сделали с плато. Ардуций говорит, что это гораздо проще.
 — И ты можешь локализовать буран, верно? — спросил Роберто. Он с трудом подавил желание рассмеяться нелепости собственного вопроса.
 — Я только так и могу сделать. Мне надо будет видеть цель, что может стать проблемой. Насколько широким должен быть охват?
 — Мы легко сможем обеспечить тебе обзор, — сказала Кастенас. — Вражеская армия растянулась фронтом шириной в четыреста ярдов, а в глубину имеет примерно милю, если считать резерв. Тебе не обязательно накрыть их всех, достаточно восточного края, если на большее вас не хватит.
 — Нет проблем. — Паренек пожал плечами. — Для вас это будет похоже на то, словно вы смотрите на снегопад за окном.
 — И скажи мне еще вот что, Ардуций. Насколько сильным будет ветер, который ты приведешь с моря?
 — Такой, какой вы захотите. Если нужно, мы можем на время сделать буран или шторм.
 — Очень нужно! — откликнулся Роберто. Изумление перед возможностями Восходящих стало сменяться радостным возбуждением. — Если вы сделаете все как надо, они не только нас не увидят — они не услышат нашего приближения!


* * *

 Просентор Крейсан ночью придвинул катапульты и оставил отряды цардитов в поле, где они разбили лагерь и пели песни. Костры горели ярко, празднество было долгим и шумным. Восемь дней на границе шли бои. Защитники отражали атаку за атакой. Он успел проникнуться уважением к своим противникам, но их поражение близилось. Сейчас Крейсан имел тройное превосходство в численности, и если ему удастся разрушить стены, то Гестерн и дорога на Киррий окажутся в его власти.
 Сражение было яростным. Просентор несколько дней пытался сломать их фланги, но его степную кавалерию встречал мощный обстрел лучников с позиций на другом берегу реки, или же задерживали лесные массивы, в которых легионы Конкорда разбивали их атаки. Все его обманные маневры останавливал резерв, численность которого Крейсан определил примерно в четыре тысячи. Наступило время надавить на центр.
 Саму границу отмечал широкий мост, на котором высилось внушительное сооружение из камня и бетона. На плоской крыше стояли тридцать тяжелых катапульт, расположенных тремя рядами. С башен врага выцеливали баллисты. Пока Крейсан держался от них в стороне. Сегодня все изменится.
 Рассвет выдался пасмурный и мрачный. Дождь, который шел уже три дня, не прекратился. Сегодня он стал гораздо холоднее из-за ветра, подувшего ночью со стороны Тирронского моря. Просентору хотелось, чтобы уже на рассвете противники увидели, что выставлено против них. Пусть они устрашатся еще до того, как он начнет атаку. И когда первая катапульта Конкорда произвела выстрел по его переднему краю, Крейсан бросил вперед все, что у него было. Четыре тысячи всадников при поддержке легкой пехоты пересекли реку по бродам и вступили в бой с лучниками и пехотой в лесу.
 Воины Царда хлынули к укреплениям, блокам из пик и стенам из щитов. Враги видели, что именно он планирует сделать, и их катапульты целились на участок между пехотой и артиллерией, пытаясь не позволить цардитам приблизиться. Крейсан все равно приказал двигаться вперед. Семьдесят катапульт — большинство было захвачено у армии Конкорда и переоборудовано — тащили пары волов и толкали сзади команды из двенадцати человек.
 Бой на переднем крае шел яростный. Хорошо обученные легионы Конкорда отчаянно сражались за каждый дюйм пространства. Кровь цардитов заливала землю, трупы оттаскивали назад сотнями. Передний край противника щетинился лесом копий. Проклятая дисциплина легионов, впитавшаяся в их плоть и кровь, оставалась несокрушимой. Просентор был уверен, что его воинам противостоят триарии, поставленные в один строй с гастатами.
 Крейсан пробежал позади своих отрядов перед резервными частями, которые орали и подбадривали бойцов. Он был командиром старой школы и не признавал обычаев легионов, где конные командиры прятались от клинков и стрел за спинами своих воинов.
 — Тесните их назад! Мне нужно пространство сзади!
 Сенторы услышали. Новые силы ввели в бой из резерва. Шум усилился. Звон оружия и рев воинов, сходящихся в бою, вновь ударили ему в уши.
 Какое-то время просентор наблюдал за боем, убеждаясь, что защитники стоят крепко. С широких копий фаланги капала кровь цардитов, и все равно они мерцали в слабых лучах солнца. Рычаги катапульт громыхали. Камни взмывали высоко в воздух. Крейсан проследил за их полетом: они взрывали землю меньше чем в двадцати ярдах перед его орудиями и далеко позади стоящих в резерве отрядов.
 Его артиллерия по-прежнему находилась за пределами своего радиуса действия. Чтобы ввести ее в бой, Крейсану надо попасть внутрь дуги обстрела врага и переместить орудия за то время, пока катапульты перезаряжаются. Просентор побежал прочь от фронта сражения, его телохранители держались рядом. Он успел добраться до цели прежде, чем следующая порция камней пробороздила землю и взметнула грязь в воздух в сорока ярдах позади, так что брызги ударили ему в спину.
 — Быстрее! — Крейсан замахал руками, требуя, чтобы орудия выдвигались вперед. — Толкайте сильнее! Чем меньше времени вы проведете в смертельной зоне, тем меньше вас погибнет! Шевелитесь!
 Он пробежал между ними, выкрикивая слова ободрения, требуя усилий и скорости. На самом деле просентор понимал, что они и так прилагают все силы, но движение казалось мучительно медленным. Противники на укреплениях видели, что они приближаются. Рычаги тридцати катапульт изготовились, но на этот раз они выжидали.
 У Крейсана не было выбора. Он смотрел, как его команды двигаются вперед. В тот момент, когда они миновали первый камень, наполовину зарывшийся в землю, катапульты выстрелили снова. Камни в два и три таланта весом, летя по дуге, лениво вращались. В воздухе стоял свист. Камни упали. Большинство с недолетом, но два нашли цель.
 Первый приземлился между парой волов, до кости разодрав бока обоим и расколов ярмо и раму. Животные погибли мгновенно. Второй камень попал прямо в переднюю часть мишени, разбив рычаг и пробив дно повозки и заднюю ось. Вся конструкция от удара подскочила и рассыпалась. Людей разбросало в стороны, словно кукол. Острые обломки дерева разлетелись в разные стороны, с треском разрезая воздух и плоть.
 — Шевелитесь, шевелитесь! Еще двадцать ярдов! Крейсан шел с ними. Надо, чтобы им хватило отваги. Победа будет одержана сегодня, и в руках этих людей ключи от нее. Он видел, как рычаги катапульт Конкорда медленно отводятся назад. Работа на крыше форта шла упорядоченно и размеренно. Тщательно скругленные камни летели прямо, правильно и далеко. А преимущество в виде высоты давало им дополнительную дальность.
 Рычаги катапульт снова громыхнули. Воздух наполнился воем и свистом. Позади катапульт команды инстинктивно присели и взмолились об удаче. Камни приближались. Удары сотрясли землю, взметнув комья почвы высоко в воздух. Вопли наполнили его слух, смешавшись с хрустом дерева, ломаемого снарядами.
 Просентор Крейсан не стал оборачиваться. Он смотрел в небо, следя за падающими камнями. Ветер вокруг него набирал силу, обдувая справа и слева, с каждым мгновением его сила приближалась к урагану. В то же время температура стала понижаться, хотя солнце должно было греть сильнее. Но не это заставило его почувствовать страх. По небу быстро неслись тучи. Темные и полные снега.
 Крейсану вспомнились слова трусов, которых он казнил за дезертирство. Они говорили о магах Конкорда, которые способны рушить горы и дробить скалы. Поворачивать потоки воды и заставлять корни деревьев вырываться из земли. Просентор не стал слушать эти россказни, сочтя их отговорками людей, отчаянно надеющихся избежать удара сабли. Когда дезертирам выпускали кровь, он смеялся им в лицо.
 Возможно, ему не следовало этого делать. Облака вздымались и скапливались вокруг армии Царда, и небо с неестественной скоростью темнело. И эти облака двигались против ветра! Лицо просентора Крейсана обожгли первые хлопья снега, которые принес ураган, смердящий злом.




 ГЛАВА 67


  848-й Божественный цикл, 3-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения 
 — Несколько дней назад у вас отняли возможность отомстить цардитам. И я знаю, что очень многие из вас испугались того, что мы тогда увидели.
 Роберто медленно ехал вдоль первой шеренги армии, растянувшейся на триста ярдов в обе стороны и на четыреста ярдов в глубину. Всего в ста ярдах перед ними по воле Восходящих с небес сходила пелена снега. Они слышали вой ветра, гнавшего снежный буран. Это было неестественным и странным, и армия приближалась к нему с опаской.
 — Я это знаю, потому что испугался так же, как и вы. Но сегодня настала ваша очередь сражаться.
 Громкий рев легионеров захлестнул Роберто, нарастая по мере того, как его слова передавались по армии. Он мысленно взмолился, чтобы Ардуций не ошибся относительно шума ветра за снежной завесой. Дел Аглиос вскинул руку.
 — Сейчас большинство из вас уже видели этих детей. Они отличаются от нас, но в них нет зла. Они — дар Бога. И то, что я сейчас сижу перед вами, свидетельствует об этом.
 Новая волна криков. Роберто воздел кулак вверх.
 — По моему сигналу прозвучат горны, и вы пойдете в атаку. Все уже получили приказы. Занавес упадет, и снег, и ветер прекратятся. Не останавливайтесь. Не берите пленных. Сегодня мы сражаемся, чтобы спасти Конкорд. Удар, который мы нанесем сегодня, остановит сердце у наших врагов. Вы — моя армия, моя гордость. Покажите им, кто вы!
 Роберто обнажил меч и высоко поднял его. Кончик клинка поймал луч солнца. Он опустил его, и небо дрогнуло от звука боевых горнов.


* * *

 Бой продолжал кипеть, но внимание обеих армий отвлекалось. Снегопад стал таким густым, что людям едва удавалось разглядеть перед собой противника, и количество случайных жертв, попавших под удары своих орудий, увеличивалось. Камни катапульт по-прежнему свистели в воздухе, но теперь артиллерия просентора Крейсана отвечала на огонь. И тоже поражала цели.
 Просентор пробежал через повозки с катапультами к переднему краю. Перед ним из бурана вынырнули фигуры солдат. Над головой со свистом пронеслась очередная порция камней. Невидимая глазом смерть подкрадывалась к людям. Он услышал впереди звуки ударов по укреплениям.
 С порывом ветра, пронесшегося вдоль линии фронта, к нему долетели недружные крики. Крейсан нашел задние ряды своих бойцов и одного из сенторов, который пытался разглядеть впереди хоть что-нибудь кроме неясных очертаний.
 — Надо продолжать давление на центр! — прокричал Крейсан. — Передай на фланги, чтобы держались!
 — Да, просентор!
 Управлять боем стало невозможно, и он не мог отвести силы назад. При отходе вражеские катапульты нанесли бы ему слишком большой урон. Необходимо добиться победы. Когда Крейсан продвинулся вглубь отряда, снег под ногами уже покраснел от крови.
 Запах сражающихся и умирающих людей ударил ему в нос. Жар валил от тысяч воинов, стоящих тесными рядами. Крики торжества, ярости и муки смешивались с невероятным грохотом разнообразного оружия. Крейсану надо было увидеть форт. Необходимо знать, что он поврежден.
 Просентор проталкивался через ряды. Перед ним и выше кипящей размытой границы переднего края из снегопада поднимался темный силуэт. Слишком далеко, чтобы можно было различить что-то конкретное.
 — Будь проклята эта вьюга! — Крейсан посмотрел вверх. Порывистый ветер разбрасывал тяжелые снежные хлопья.
 Катапульты Конкорда с грохотом вернулись в исходное положение. Опять с неба упадет смерть. Новый звук донесся слева. Вой, почти затерявшийся в шуме, наполнившем мир. Болт баллисты пронесся по его отряду, пронзив насквозь двоих и распоров руку третьему. Солдаты отшатнулись от болта. Крейсан бросился к раненому.
 — Носилки сюда! Зовите помощь! — взревел он.
 Пальцы раненого сжались на его руке. Просентор посмотрел на солдата. Болт оторвал ему левую ногу у самого бедра. Кровь хлестала в снег.
 — Не надо носилок, командир, — прошептал солдат.
 — Успокойся, — ответил Крейсан. — Умри героем королевства.
 Его катапульты произвели ответный выстрел. Камни с визгом промчались совсем близко, словно скорбя о новых потерях. Просентор услышал, как они ударили по форту, и выпрямился, пытаясь хоть что-то увидеть. Эхом вернулся раскатистый звук. Он снова двинулся вперед. Не было сомнений: на фоне форта падали какие-то крупные обломки. Строение начало разрушаться.
 — Есть! Наша берет!
 Раздались радостные крики, и Крейсан почувствовал, как его людей наполняют новые силы. Он побежал к переднему краю, чтобы командовать победным рывком. Небо снова взвыло. Просентор нахмурился: для ответного выстрела Гестерна еще слишком рано. Камни и болты ударили по его резерву и задним рядам наступающей пехоты, пробив на поле полосы слева направо. Урон оказался большим и пугающим. Солдаты Гестерна зашевелились и, сгрудившись, подались вперед. В передних рядах возникла новая тревога.
 — Продолжайте бой! Они ваши!
 Просентор посмотрел налево. Вьюга скрывала все. Выстрелы должны были прийти с той стороны. Он моргнул. Зрение играло с ним дурные шутки! В тумане появились какие-то фигуры. Тысячи фигур. А снегопад стал ослабевать.
 — Ох, нет! — выдохнул Крейсан. Повернувшись, он закричал, приказывая обороняться.


* * *

 Роберто возглавил атаку экстраординариев, бросившись вперед сквозь пелену снега после первого залпа артиллерии. Он обнаружил, что попал в другой мир. Снег толстым слоем покрывал землю, собравшись в сугробы. Сильный ветер, выбивающий с седла, завыл в его ушах. Видимость оказалась почти нулевой.
 Конь напрягся, остановился и попятился, попытавшись встать на дыбы. Позади Роберто шла армия. Наверняка он выглядел нелепо на коне, который топтался и храпел, но Дел Аглиос думал не об этом.
 — Ну же, Ардуций! Ты же слышал горны!
 Конь шагнул вперед. Снегопад стремительно заканчивался, поле боя впереди посветлело. Ветер мгновенно стих. Солнце пробилось сквозь рассыпающийся слой облаков.
 — Отличная работа, парень!
 Его армия увидела противника, издала боевой клич Конкорда и бросилась вперед. Роберто промчался вдоль передних рядов легкой пехоты.
 — Дротики! — выкрикнул он.
 Сотни коротких копий пролетели у него над головой, ударив по армии цардитов, которые беспорядочно и изумленно разворачивались к противнику, стремительно приближавшемуся к их флангам. Роберто поскакал дальше налево. Первые пехотинцы пробежали мимо него, закрываясь овальными щитами. Второй ряд приготовил короткие копья к броску. Центурион выкрикнул приказ, и дротики засвистели в воздухе.
 На этот раз самые сообразительные цардиты успели выставить щиты, но копья все равно собрали щедрый урожай среди тех, кто не закрылся. Сделав еще несколько шагов, легкая пехота вступила в бой. Одновременно с этим половина кавалерии Элиз пронеслась на юг через реку, чтобы нейтрализовать степных всадников, которые собирались в отряд для ответного удара.
 Роберто наблюдал, как разворачивается сражение. Его армия вышла на участок, покрытый снегом. Построение было четким и невероятно красивым. Ширина фронта составляла двадцать манипул, они двигались линией в двести щитов. По обеим сторонам ехала кавалерия, защищавшая фланги. Из всех глоток рвался гимн Конкорда. Позади гастатов бежали лучники. Принципии и триарии шли следом, а великолепный Рован Неристус и его люди метали перед легионами камни.
 Роберто наблюдал, как ложится следующий залп. Цардиты падали под ударами. Людей, изломанных и искореженных, подбрасывало в воздух и вколачивало в землю. Две вражеские катапульты разлетелись вдребезги, разбрасывая вокруг куски дерева. Посреди этого хаоса командиры цардитов пытались навести порядок под атакой с двух фронтов. Их армия была большой — гораздо больше, чем армия Роберто и оборонительные силы Гестерна, вместе взятые, но преимущество оказалось на стороне Конкорда.
 Легкие пехотинцы вышли из боя и побежали назад через ряды гастатов. Вражеские лучники повернулись, чтобы стрелять им вслед.
 — Стена! — приказал Роберто.
 Команда волной пробежала по манипулам. Щиты вскинулись над головами построения — легионеры четко исполнили приказ центурионов. Затем гастаты нанесли удар, прорвавшись сквозь неровный фланг цардитов. В их центре маячила знакомая фигура.
 — Даваров! — воскликнул Роберто. — Ах ты ублюдок атресский, ты что творишь?


* * *

 Джеред помог Восходящим подняться на ноги и отмахнулся от помощи, предложенной охраной. Во время дела десять всадников с лошадьми держались на почтительном расстоянии. У Ардуция был очень усталый вид. Его черные волосы потускнели и слиплись, кожа на руках сморщилась и увяла. Когда он улыбнулся, уголки глаз окружила сетка глубоких морщин. Миррон и Оссакер, которые усиливали энергию, направляемую Ардуцием, затратили меньше сил. Оба смогли стоять без поддержки, тогда как их брат тяжело опирался на казначея.
 Они расположились на скале, возвышавшейся над полем боя, не более чем в ста ярдах от левого края армии Конкорда. Разведчики очистили это место накануне ночью, и Джеред привел Восходящих наверх под покровом темноты. Они смогли работать аккуратно и эффективно и в течение предрассветных часов создали необходимые условия для дела. Подготовка дала прекрасный результат.
 Джеред больше не мог прятать улыбку. Он обнял всех троих под грохот боя, доносившегося до них снизу.
 — Отличная работа, отличная! — Он взъерошил Оссакеру волосы. — И вы никого не убили.
 — Да, но в результате погибнут люди. — Оссакер чуть отстранился.
 — Оссакер, не надо! — попросил Ардуций. — Люди в любом случае погибли бы. Мы только предоставили нашим людям, нашим соотечественникам, наилучшие возможности. Если цардиты не убежали, это их вина, а не наша.
 Джеред отметил, что Оссакера эти слова не убедили. Он повернулся к Миррон.
 — С тобой все в порядке?
 Она посмотрела на него и пожала плечами. Потом, после паузы, кивнула.
 — Не похоже, — сказал казначей. — Ну-ка давайте отправимся в тыл. Полагаю, у Дахнишева найдется для тебя дело, юный Оссакер.
 — Работа Восходящего никогда не заканчивается, — вздохнул Оссакер.
 Джеред провел их к ожидавшим кавалеристам и лошадям и посмотрел на кипящую внизу битву. Легионы Конкорда захватили огромную территорию в первые же мгновения атаки. Он видел, что вдоль реки и ближе к форту цардитов теснили всеми возможными способами. Кастенас вела бой на другой стороне реки, на краю леса. Джеред нашел глазами Роберто, скачущего туда и обратно вдоль рядов гастатов.
 Ближе к месту, где стоял казначей, гастаты и принципии, словно волна, захлестнули вражеские катапульты. Тела артиллеристов лежали на снегу в лужах крови. Резервные отряды цардитов позади бывшего переднего края быстро перестраивались, чтобы противостоять угрозе. Неристус и гестернские защитники обстреливали основные силы врага тяжелыми камнями, наносившими страшный урон.
 А далеко позади, у лагеря цардитов, те немногие солдаты, которых оставили для охраны, в испуге и растерянности смотрели на происходящее. Однако несмотря на преимущество, полученное Конкордом за счет внезапности, армия Царда была намного больше. Десятки тысяч солдат уже вели бой или готовились в него вступить. Конкорд являл собой движущуюся стену щитов и стали. Цардиты отчаянно пытались навести порядок в своих рядах. Исход будет зависеть от того, смогут ли враги восстановить строй и быстро ввести в дело свежие силы. Победа еще не завоевана.


* * *

 Даваров бежал с первыми рядами гастатов и чувствовал, какую уверенность им придает его присутствие. Со щитом, алевшим среди темно-зеленых цветов Конкорда, и шлемом с плюмажем, поднимавшимся выше простых наверший легионеров, он был мишенью для всех цардитов. Именно так он любил сражаться.
 Не останавливаясь, Даваров с гастатами влетел в неподготовившиеся к обороне ряды врагов. Солдаты, которые еще совсем недавно не могли сквозь снегопад разглядеть противника всего в ста ярдах от себя, теперь обнаружили, что оказались в окружении. Даваров приказал поднять щиты и приготовился к столкновению, пригнувшись и наклонившись вперед.
 Он почувствовал, как цардит перед ним отступает, и услышал новый всплеск шума. Даваров сделал еще шаг, выбросил щит вперед и влево и нанес колющий выпад гладиусом. Клинок пробил кожаный доспех и вонзился глубоко в тело. Даваров радостно зарычал, когда кровь выплеснулась на рукоять и перчатку. Цардит обмяк и упал вперед. Даваров щитом отклонил его тело налево.
 — Это моя страна, — проворчал он, а потом возвысил голос до пронзительного крика, который разнесся по всей манипуле. — Это моя страна!
 Даваров поддался захлестнувшей его ярости и бросился на цардитов, отбил чей-то щит своим и перерубил мечом шею врага. Ногой оттолкнув умирающего, мастер мечников остановил удар, направленный в его незащищенный бок. Поднырнув под клинок, он вскинул щит вверх, отбросив державшую меч руку. После этого Даваров нанес гладиусом мощный удар, который едва ли мог принять враг, и с удовлетворением ощутил, как лезвие вспарывает пластинчатый доспех.
 Ему уже давно не удавалось оказаться в гуще схватки. Роберто ему яйца оторвет, но сейчас его это не волновало. Даваров крикнул гастату, который пробивался за ним слева и немного позади сквозь жуткую мешанину шума, людей, стали и крови:
 — За Атреску! За Конкорд!
 Крик подхватили, и он увидел, как по строю далеко, насколько мог видеть глаз, пронеслась волна. Даваров посмотрел на цардита, вставшего перед ним. Солдат был напуган. Даваров нанес удары — умбоном щита в живот и рукой поверх его края. Кулак и рукоять гладиуса расплющили солдату нос. Кромка щита резко ударила под подбородок и сбил с ног.
 У него за спиной молодые гастаты сдвигали ряды, чтобы углубиться в строй цардитов.
 — Держитесь вместе! — крикнул мастер мечников. — Не больше шага зараз! Дисциплина!
 Для одного из них этот окрик запоздал. Гастат шагнул в разрыв, которого на самом деле не существовало. Цардитские клинки ударили по нему с обеих сторон. Он принял один на щит, но второй сумел обвести его клинок и прорубил ему щеку. Череп раскололся — и гастат рухнул. Даваров выругался.
 — Дисциплина, порядок, победа! — заорал он. — За мной, гастаты!
 Мастер мечников выставил щит прямо перед собой и шагнул назад, видя, что справа от него строй снова восстановился. Цардиты обрадовались краткой передышке и повторили их движение.
 — Еще раз!
 Даваров возглавил рывок на шаг вперед, мощно ударив щитом в щит врага. Туча стрел промелькнула над ними, обрушившись на оборонительный строй цардитов, который уже начал собираться за колеблющимся передним краем. В воздухе завоняло дегтярным дымом. С крыши форта полетели пылающие камни, они обрушились на вражеский центр, плотно сбившийся под двойным давлением Конкорда. Даваров почувствовал, как под ним содрогнулась земля, услышал, как гнется и не выдерживает металл. Копья пламени взметнулись к небу, от покрытой снегом земли поднялся пар.
 Мастер мечников посмотрел поверх щита на следующего противника. Воин был ошарашен, испуган и почти лишен поддержки. Позади него строй редел, а резерв выбивали камни катапульт. Неристус сделал очередной залп. Смерть со свистом взрывала землю.
 — Беги! Убирайся вон из моей страны! — закричал Даваров.
 — Нет!
 — Будь по-твоему.
 Великан из Атрески ухмыльнулся. Он ринулся в атаку, нанеся удар из-за щита и заставив противника отчаянно защищаться. Цардит сделал выпад, но он вышел слишком низким, и Даваров без труда парировал его. Противник потерял равновесие и выставил щит. Но Даваров не стал бить в него. Он нанес колющий удар поверх края и погрузил острие гладиуса в рот цардита.
 — Теперь спой мне, ублюдок!
 Строй Конкорда неумолимо двигался вперед. Даваров услышал топот бегущих ног. Над ними пролетели дротики, сотни дротиков. Цардиты снова отступили и снова остановились. Даваров атаковал дальше, ведя за собой манипулу. Он ощущал дыхание битвы.
 В горячке боя, среди вони и грохота юные гастаты бились под стать ветеранам. В атаке чувствовался ритм, который пел о близкой победе. Прямоугольные щиты выдвигались вперед, поворачивались, позволяя нанести удар, и снова смыкались стеной. Гладиусы резко выставляли вперед, чтобы колоть, или наносили рубящие удары сверху. Сабли цардитов продолжали опускаться, выискивая любой просвет в обороне Конкорда. Цена невнимательности была высочайшей.
 — Держитесь плотно! — приказал Даваров. Щит содрогнулся от двух ударов, его гладиус отвели в сторону. — Они атакуют!
 Даваров снова поставил щит прямо и выбрал следующую жертву.


* * *

 Элиз уже обратила цардитов в бегство. Она переправилась через реку с тысячей всадников и налетела на степную кавалерию и поддерживавших ее лучников почти внезапно. Когда она достигла кромки леса, там кипел бой, и на расстоянии менее двадцати ярдов до врага Элиз дала сигнал рассыпаться.
 Кавалерия разделилась на группы по шесть, чтобы сохранить хоть какую-то связь между собой среди редких деревьев. Шестерки вломились в отряд, выкашивая всадников и пехоту, словно пшеницу. После первого прохода они развернулись и галопом поскакали обратно на открытую местность, освобождая место для второй волны. Гестернские защитники отреагировали великолепно: бросив луки, они обнажили клинки, смыкая клещи.
 Рассредоточившиеся во время боя степняки не имели возможности построиться и превратиться в ту боевую единицу, которую они составляли на открытых местах. Они отошли направо и налево, спеша прорваться к реке, и обнаружили лучников Элиз с одной стороны, а пехоту Конкорда — с другой.
 Элиз догнала еще одного цардита, свесилась с седла и рубанула его по спине, так что он скатился на землю. Выехав из леса, она увидела, как солдаты Даварова теснят главные силы Царда. Перед полуразрушенным фортом оборона Гестерна перешла в решительную атаку. Оставалось совсем немного, чтобы враг обратился в беспорядочное бегство. Кастенас отдала приказ играть построение и на рысях вернулась к реке. Позади нее кавалерия выехала из леса и пришпорила коней, догоняя, а тем временем гестернцы навалились на оставшихся цардитов, гоня их или рассеивая.
 Кастенас выжидала и наблюдала за битвой. Переломная точка возникла в месте соединения двух линий боя. Гестернцы стояли поперек тракта и перед фортом, тогда как ее армия выдвинулась двадцатью ярдами севернее. И хотя кавалерия не позволяла цардитам осуществить обход фланга, он стал для них местом сбора. Они не сдались, а прорыв любого фронта Конкорда мог стать катастрофическим, поскольку численное преимущество по-прежнему оставалось за противником.
 — Тесным строем! — приказала Кастенас — Двигайтесь к центру! Играйте атаку не останавливаясь. Мне нужно, чтобы эти всадники убрались с дороги!
 Она рубанула мечом воздух, сжала каблуками бока коня и рванулась вперед. Кавалерия с грохотом преодолела неглубокую реку у моста, выскочила на твердую почву и понеслась на врага. Впереди части кавалерии Конкорда, прикрывавшей фланги, услышали горны, отвернули от цардитов и скрылась среди своих построений. Почуяв прорыв, враг хлынул к прорехе и увидел, что навстречу ему мчатся тысяча всадников. Начавшееся наступление Царда замедлилось и остановилось. В их рядах стали появляться бреши.
 Элиз улыбнулась и вступила в бой. Ее резко опустившийся клинок отрубил врагу руку с саблей. Конь встал на дыбы, ища свободное место, тяжело ударил упавшего передними копытами и снова двинулся вперед. Скорость резко снизилась, но почти никто из цардитов не смотрел в ее сторону. Кастенас послала коня вперед, снова ударив клинком сверху вниз. Предоставив своей кавалерии защищать ее левый бок, она рубила снова и снова. Справа промчались другие всадники, с налету далеко врезаясь в ряды противника. Элиз услышала рев пехоты. Еще совсем немного! Сабля цардита нацелилась на нее. Удар остановил один из ее воинов. Кастенас кивнула ему в знак благодарности и всадила клинок в грудь противника.
 Справа густо полетели стрелы, выбивая коней и всадников. В ответ лучники Конкорда произвели кучный залп, и атакующий отряд дружно развернулся, пытаясь клином расколоть цардитские отряды. Однако противники успели перегруппироваться и были готовы. Элиз дала сигнал повернуть и унеслась на безопасное место. Лучники прикрыли их отход.
 — Еще разок! — выкрикнула Кастенас. — Покажем им! Она выполнила резкий разворот направо, дала возможность отряду выстроиться вокруг нее и снова ринулась на врага.


* * *

 — Что там происходит?
 Миррон остановила лошадь, чтобы взглянуть на дальний край поля битвы, где располагалась артиллерия цардитов. Она увидела костры вокруг катапульт. Армии пока не удалось далеко прорваться, и, на ее взгляд, движения почти не было, если не считать того, что дальше по течению реки появлялись все новые и новые враги. Джеред подъехал к ней. Они спустились на половину склона и оказались прямо над Неристусом и его артиллерией.
 — Они поворачивают катапульты, — сказал казначей. — Они хотят использовать горящие камни, чтобы попытаться сломать наши ряды.
 Миррон повернула голову и прочла на его лице тревогу.
 — А наши солдаты могут им помешать?
 — Пока нет. — Джеред показал направо. — Там мы заставили их отступать, но они держатся достаточно твердо. У нас не получилось быстро прорваться, так что у них осталось много катапульт.
 Миррон снова повернулась в сторону сражения. Неописуемый грохот и отвратительная жестокость. На ее глазах горящие камни вылетели из форта над мостом. Она проследила за их полетом и увидела, как люди, спасаясь, разбегаются во все стороны. Камни упали. Девочка содрогнулась. А когда дым и мелкие осколки исчезли, там, где упали камни, стали видны темные пятна крови и множество тел. Один мужчина бежал прочь. Он горел. Другие шли, ползли и ковыляли. Это было отвратительно.
 — Я могу помочь армии, — заявила она.
 — Ты сделала достаточно. — Джеред покачал головой. — Тебе нужно отдохнуть.
 — Но щитом камень не остановить. Это нечестно.
 Восходящие и охрана спускались по склону. Джеред жестом велел им ехать дальше.
 — Вот поэтому люди боятся катапульт. Мы их быстро захватим.
 Миррон покачала головой и слезла с лошади.
 — Для некоторых это будет недостаточно быстро.
 — Миррон!
 Она посмотрела на него.
 — Разрешите мне что-нибудь сделать. Разрешите попробовать.
 — Ладно. Я буду присматривать за тобой. Только береги себя. — Казначей тоже спешился.
 Миррон почувствовала себя спокойной и защищенной. Она опустилась на траву у края откоса и посмотрела за строй цардитов, на катапульты и костры. Расстояние было на пределе допустимого, так что ей придется использовать все силы. Девочка открыла свое тело земле под ногами и почувствовала, как трава начала подниматься вокруг ее щиколоток и колен.
 Цардитские костры выделялись на фоне энергий, которые видела Миррон. Они говорили с ней, и даже на таком удалении она ощутила хаос, который ей предстоит упорядочить. Бледные тени около костров — это катапульты. Их команды виделись вспышками жизни, сосредоточенными и полными энергии, Миррон прощупала землю и небо в поисках дороги, которая приведет ее к кострам.
 Она зачерпнула энергию из травы у себя под ногами и из подземного ручья, который нашел Ардуций и которым он воспользовался, чтобы создать вьюгу. Одиночество и неуверенность внезапно охватили ее. Прямо здесь, рядом с полем боя, в шуме и грохоте Миррон захлестнул страх. Ей не удавалось оттолкнуть его без помощи Ардуция и Оссакера. Без помощи Го…
 Миррон тряхнула головой и резко втянула в себя воздух.
 — Миррон! — окликнул казначей.
 — Все нормально, — сказала девочка, стараясь унять крупную дрожь. — Я могу это сделать. Я могу это сделать.
 — Миррон?
 — Ничего.
  Я могу это сделать. Миррон прогнала от себя мысли о Гориане и уняла колотящееся сердце. Потом девочка представила себе отца Кессиана и вспомнила то давнее время в саду виллы, когда она первой совершила прорыв. Ей нужно просто взять пламя и поместить его туда, куда она хочет. А вокруг нее находится энергия, с помощью которой можно будет усилить то, что задумано.


* * *

 Оссакер крепко сжал талию Кована. Кован полуобернулся в седле. Они приближались к резерву и охране лагеря, их окружали кавалеристы. Кован видел на их лицах недоверие и страх, пока Восходящие работали, и сейчас по дороге обратно отчуждение между ними и их защитниками возникло не случайно.
 — В чем дело, Осей?
 — Миррон нет с нами.
 Кован напрягся и почувствовал, как его сердце на миг перестало биться. Он повернулся и отклонился вправо, а потом влево, чтобы посмотреть Осей за спину.
 — И казначея тоже.
 — Нам надо вернуться! — воскликнул Оссакер.
 Рядом с ними Ардуций поднял голову, которая до этого безвольно лежала на спине сидящего впереди кавалериста. Он казался ужасно усталым и старым. Ему с трудом удавалось держаться в седле.
 — Нет, — ответил он сухим, надтреснутым голосом. — Мне надо отдохнуть, а ты постарайся помочь Дахнишеву.
 — Но, Арду, ты же говорил, что нам надо никогда не расставаться! Мы всегда должны быть рядом друг с другом. Особенно здесь.
 Седые брови Ардуция хмуро сошлись.
 — Гориан все это изменил, так ведь? Может, нам пора научиться жить друг без друга.
 — О чем ты говоришь? — В голосе Осей появилась заметная дрожь. — Когда война закончится, мы вернемся домой. Все трое.
 — Ты так думаешь? — спросил Ардуций. — Ты действительно так думаешь?
 — Что с тобой?
 — Теперь все про нас знают. Мы никогда не сможем жить так, как жили раньше.
 Кован услышал, как Оссакер судорожно вздохнул.
 — Он просто устал, Осей, — прошептал он. — Послушай, возвращайся с ним. А я вернусь назад и проверю, все ли в порядке с Миррон.
 — Спасибо, Кован. — Оссакер слез с его седла.
 — Я для этого здесь, — ответил тот и повернул обратно.


* * *

 Стоя рядом с Миррон, Джеред почувствовал уже знакомое, но по-прежнему захватывающее дух изменение в атмосфере. Юная Восходящая погрузилась в свое дело. На поле пехота Роберто все еще двигалась вперед, но к цардитам постоянно подбегали новые воины, поддерживая их.
 Джеред увидел, что кавалерия Кастенас снова атакует, меча перед собой дротики и стрелы.
 Гестернская оборона выдерживала новый напор. Казначей почувствовал, как цардиты начинают останавливать давление армии Конкорда. Скоро следом за пылающими камнями катапульт к ним придет уверенность, если только Миррон не прекратит стрельбу орудий. Он не терял уверенности в том, что Роберто одержит победу. Вопрос в том, какой ценой.
 Джеред повернулся на шум справа от него. Впереди началось какое-то движение. Он вынул гладиус из ножен и поставил перед собой щит. Цардиты! Надо бы оттащить Миррон в сторону, но на это времени не оставалось — да и его конь отошел подальше, как только она начала. Может быть, ей хватит времени, чтобы сделать все необходимое, прежде чем их обоих убьют. Казначей не надеялся, что ему в одиночку удастся выстоять против шестерых.




 ГЛАВА 68


  848-й Божественный цикл, 3-й день от рождения дуса, 15~й год истинного Восхождения 
 — Даваров, мне нужен прорыв к их артиллерии! — крикнул Роберто.
 Атресский мастер мечников, окровавленный и ухмыляющийся, только что явился с переднего края и обнаружил, что генерал его ждет. Он изо всех сил пытался выглядеть смущенным, но не мог скрыть переполнявшую его радость.
 — Они наши, Роберто. Я это чувствую, — осклабился Даваров.
 — Очень может быть. Мы позже поговорим, почему ты решил оценить это со столь близкого расстояния. — Роберто помолчал. Камни катапульт с ревом пронеслись в вышине, оставляя за собой след из дыма и искр. Он проследил, как они падают за передним краем, в опасной близости от его орудий. — Но они начали пристреливаться, и мне не хочется понести лишние потери.
 Даваров кивнул.
 — Что я должен сделать?
 — Возьми триариев из северного резерва. Четыре манипулы Клинков Харога. Подкрепи их принципиями из Ястребов. Тебе нужно прорвать их фланг. Кавалерия тебя прикроет. Доберись до орудий и сразу уходи.
 Даваров улыбнулся и повернулся, чтобы идти.
 — И еще, Даваров, — добавил Роберто. — Если тебе так необходимо идти с ними, постарайся хотя бы не погибнуть, ладно?
 — Сегодня не мое время умирать, — ухмыльнулся мастер мечников.
 Он побежал обратно вдоль заднего ряда строя. Гастаты стояли плотно и уверенно. Краденые катапульты Неристуса сделали ответный выстрел, и их горящие камни тоже оставили в воздухе дымный след. Даваров надеялся, что каждый накроет дюжину цардитов. Приближаясь к северному флангу, он услышал, насколько яростен бой. Кавалерия обеих сторон атаковала по флангам, не давая противнику беспокоить пехоту. Обе стороны добивались прорыва. Но только у одной была настоящая уверенность.
 Даваров подозвал своего любимого центуриона-атресца.
 — Манипулы ко мне! Возьми себе в поддержку манипулы принципиев как резерв и оборону флангов. Шевелись, шевелись!
 Мастер мечников двинулся вдоль строя, пытаясь найти командира фланговой кавалерии, тоже уроженца Атрески, номинально входившего в Клинки Харога. Он всматривался в неровные фланги армий, где две конницы обменивались ударами, выискивая слабые места и любое преимущество, которым можно было бы воспользоваться.
 — Капитан Картоганев!
 — Мастер Даваров. — Картоганев высокомерно посмотрел на него из-под выступа шлема, прикрывавшего лицо. — В чем дело? Я занят.
 — И сейчас будешь еще больше занят, — прорычал Даваров. — Мы идем за орудиями. Мне надо, чтобы ты не пропустил степняков к моей пехоте.
 — Отлично. Я просто мечтал о новой работенке, — ответил Картоганев.
 — Шутки шутишь?
 — Нисколько. У меня мало людей, мастер Даваров.
 — Тогда давай их сломаем. Если мы сможем продвинуть наши орудия, мы это сделаем. — Даваров пожал плечами и улыбнулся. Сзади него с грохотом выстраивались манипулы. — Это приказ генерала. Сделаешь, а?
 Картоганев посмотрел поверх его головы и глухо заворчал.
 — Предоставь это мне. Делай, что нужно, но быстро, или мы потеряем фланг.
 — Мне нужно немного свободного места, и все. — Даваров отвесил поклон.
 Картоганев отвернулся и начал выкрикивать приказы.


* * *

 Миррон чувствовала, как внутри ее пробуждается сила. Она ощущала тепло смоляных огней и энергии земли, которые наполняли ее. Она создала в уме карту огня — громадную и усиленную. Теперь ей нужно передать эту карту дереву и канатам цардитских орудий. Перебросить огонь на новое топливо. Это гораздо легче сделать, если оно находится прямо перед ней, но на этот раз Миррон должна направить энергию по природным линиям воздуха. На это уйдет много сил. Девочка глубоко вздохнула — и толкнула энергию от себя. Жар окатил лицо.
 Миррон сосредоточилась сильнее, понимая, что начинает тлеть, и протянула левую руку к смоляным огням. Их хаотические линии затанцевали по ее воле. Такая красота! Девочка осторожно разомкнула первые линии огня и, удерживая разрыв своим телом, толкнула сильнее. Сотворенная карта огня полетела по воздуху: дымный след появился прямо в чистом небе. Ей нужен всего один контакт, а потом это будет похоже на то, как падает ряд костяшек домино.
 Где-то рядом с Миррон слышался голос Джереда, но он обращался не к ней.


* * *

 — Сюда! — крикнул Джеред бегущим к нему цардитам. — У вас есть шанс осчастливить всех, кто уклоняется от уплаты налогов!
 Он чуть сместился влево, стараясь, чтобы они как можно дольше не обнаружили Миррон. Казначей не мог понять, как им удалось их заметить, но, наверное, эти солдаты кружили здесь уже несколько часов, уходя от кавалерии. Не исключено, что они шли сменить дозорных и захотели проверить, не удалось ли их товарищам скрыться. Джеред ошибся, не предусмотрев такую возможность.
 — Мне нужна помощь! — крикнул он не оборачиваясь, в надежде, что кто-нибудь услышит.
 Бесполезно. Шум идущего внизу сражения слишком силен! Цардиты разошлись, окружая его. У двоих были натянуты луки, четверо держали изогнутые сабли и овальные щиты.
 — Вот дерьмо!
 Лучники выстрелили. Джеред пригнулся. Обе стрелы прошли слишком высоко, пролетели над обрывом и упали где-то внизу. Он выпрямился. Цардиты остановились. Лучники снова натянули тетиву. На этот раз одна из стрел впилась ему в щит, а вторая зарылась в землю. Казначей посмотрел назад. Миррон погрузилась в свое дело. У Джереда не было выбора, и он бросился прямо на них.
 Прикрывая голову и туловище щитом, казначей с яростным ревом преодолел разделявшие их тридцать ярдов. Лучники натягивали тетиву и стреляли, натягивали и стреляли. Одна стрела рассекла ему плюмаж. Вторая отскочила от щита. Третья впилась в землю у его ног. Джеред бросился на того, кто стоял в центре. Надо, чтобы они все сосредоточились на нем, тогда у Миррон появится шанс закончить дело и убежать.
 Цардиты стояли, ожидая, что он остановится, чтобы вступить в бой. Джеред не собирался этого делать, он налетел прямо на двоих в середине, сбив обоих с ног. Едва удержав равновесие, казначей извернулся, перекатился на спину и быстро выскочил, пока остальные поворачивались к нему. Он успел раньше. У его ног лежал ошеломленный цардит. Джеред ударил его в шею каблуком и бросился на тех четверых, которые остались на ногах. Его щит с силой столкнулся со щитом одного из врагов, а гладиус ударил в другого. Джеред увернулся от неловкого удара, почувствовав, как клинок вскользь прошел по эфесу, сколов эмаль.
 Он отступил на шаг. Лучники уже вооружились саблями. Позади него оставшийся в живых цардит поднимался на ноги. Джеред снова резко выдвинул вперед щит. Тот, кому он предназначал этот удар, уклонился и рубанул клинком. Его острие процарапало по гербу Конкорда. Полетели искры. Джеред снова попятился, на этот раз отступив влево так, чтобы видеть своего пятого противника. Теперь они все повернулись к Миррон спиной. Он бросил взгляд назад. Прямо за ним начинался обрыв. Цардиты встали полукругом.
 — Который из вас настолько хорош, чтобы меня достать, а? — Джеред поднял гладиус — Ну?
 Солдаты бросились на него.


* * *

 Просентор Крейсан почувствовал, как колесо судьбы поворачивается в его пользу. Пусть еще одна армия Конкорда смогла подойти к ним незаметно. Пусть злобная вьюга ослепила его солдат. Но у него так много воинов! И теперь он давил на края обороны Конкорда. Новый фронт начал стабилизироваться, хоть и продолжал отступать. И его катапульты находили цели.
 Снаряды, которые посылали катапульты с форта, падали вокруг просентора, уничтожая людей и разбрызгивая огонь на остатки снега. Он повернулся к своим артиллеристам — орудий было не меньше сорока.
 — Быстрее! Отвечайте им! Мне надо, чтобы эти ублюдки убрались назад в тыл.
 Крейсан пошел вдоль линии катапульт. Теперь они все были повернуты на восток и постепенно сдвигались, пытаясь достать орудия Конкорда. Смоляные огни жарко пылали, и инженеры лихорадочно работали, чтобы успеть смазать дегтем и поджечь камни за то время, пока рычаги катапульт оттягивают назад.
 Жар пришел ниоткуда, словно горячий ветер степи в разгар соластро. Просентор нахмурился. Может быть, огни оказались жарче, чем он думал, — хотя он стоял довольно далеко от них. Крейсан видел, как все происходило, и все равно не мог в это поверить. Инженеры попятились от огня, который вдруг стал нестерпимо жарким. Пламя вырвалось из железной бочки — оранжевые струи взметнулись в воздух, свиваясь и ударяя по одежде и щитам. Он увидел, как несколько человек задымились. Он увидел, как опаляются волосы и чернеют щиты.
 — Да пощадит нас Корл! — прошептал Крейсан.
 Широкий язык пламени вырвался из бочки и охватил катапульту. Команда обратилась в бегство. Жар стал невыносимым, заставив замереть на месте. Просентор мог только ошеломленно взирать на происходящее. Огонь пожирал канаты, охватывал рычаг и колеса, испепелял раму и ослаблял крепления. Через несколько секунд от катапульты останется только зола! Крейсан попятился. Один за другим смоляные огни расцветали и захватывали катапульты в разрушительные объятия.
 — Оттащите их! — Просентор бросился вперед. — Оттащите их в сторону!
 Но солдаты не обращали внимания на его приказы. Большинство удирало с такой скоростью, так что их спины уже скрывались за удушающим дымом десятков пожаров.


* * *

 Кован соскочил с коня и пробежал мимо согнутой фигурки Миррон. Казначей Джеред успел принять мощные удары на щит, и его ноги подогнулись. Он сделал выпад, но промахнулся. На него снова посыпались сабельные удары. Четыре человека окружали Джереда, на земле лежали два трупа. Джеред отвел один удар, принял два на щит, но четвертый прошел в волоске от его левой ноги.
 Казначей снова резко выпрямился, заставив врагов отступить. Но они сильнее, и исход у этого боя мог быть только один. Цардиты немного разошлись, так что на этот раз у казначея не оставалось надежды закрыться сразу от всех. Кован не успеет! Юноша закричал, но они его не услышали. Ему оставалось всего десять ярдов, но с тем же успехом это могли быть десять миль.
 У Кована была всего одна возможность их отвлечь. Он метнул гладиус и стал молиться. Клинок вращался в полете. Стоявший впереди цардит вскинул саблю для смертельного удара, и гладиус Кована впился ему в спину, заставив упасть ничком. Остальные на миг замерли. Этого хватило. Джеред ударил щитом по открывшемуся противнику и вонзил гладиус в горло второму.
 Остались двое, один со сбившимся дыханием. Кован схватил изогнутый клинок с первого трупа, пытаясь оценить непривычный вес и балансировку. Он взял саблю обеими руками и рубанул по ногам одного из врагов. Солдат с криком завалился на спину. Джеред несколько раз подряд ударил щитом последнего, свалив на землю, где его и прикончил, размозжив голову. Кован вонзил цардитский клинок в живот своего противника, оставив саблю дрожать в ране.
 Он выпрямился и провел непослушной рукой по лицу. Джеред стоял перед ним, с улыбкой вручая Ковану его собственный гладиус.
 — Ты как раз вовремя, юный Васселис. Спасибо. — Он хлопнул Кована по плечу. — Как удачно, что ты влюблен в Миррон, правда?
 — Я не… — Кован почувствовал, что краснеет.
 — Никто не возвращается, чтобы спасти жизнь мытаря, парень.
 Джеред рассмеялся и повел его к Миррон. Девочка лежала на боку и тяжело дышала. Кован опустился рядом с ней на колени и погладил потускневшие волосы.
 — Все хорошо, Миррон. Я здесь.
 Она вцепилась в его руки.
 — Я это сделала! Я остановила огненные камни!
 — Ты сделала намного больше, — откликнулся Джеред.
 Кован вслед за Джередом посмотрел вниз, на поле боя. Вражеские катапульты пылали. Все до одной. Черный дым заволакивал небо, и цардиты разбегались во все стороны. Вдалеке раздавался торжествующий рев солдат Конкорда, которым передавали известие. Легионы рванулись вперед. Прямо под ними на отряды цардитов налетела кавалерия, пробивая брешь. Туда хлынули войска Конкорда, возглавляемые мужчиной с красным щитом.
 — Это же…
 — Даваров, — подтвердил Джеред. — Пошли. Кован, подними ее. Нам пора уезжать.


* * *

 Роберто отдал приказ артиллерии выдвигаться вперед, а сам поскакал вдоль строя, сообщая об уничтожении орудий цардитов. Они это сделали! Восходящие! Он не знал, каким образом, и сейчас его это мало интересовало. Наступил решающий момент, и Даваров, сообразив, что его мишеней больше не существует, наверняка использует свои манипулы иначе.
 — Передайте по строю, — скомандовал Роберто, проезжая вдоль рядов легионеров. — Принципии, вперед. Ломайте их!
 Он направил коня на север. Достаточно добиться там серьезного прорыва, и цардиты проиграли. Дел Аглиос увидел, как катафракты Картоганева останавливают атаку степной кавалерии. Конные лучники скакали следом за ними, наполняя воздух стрелами. Отряд мечников присоединился к бою, заставляя противника повернуть для перестроения.
 Он оглянулся.
 — Ну же, Рован, пускай в дело рычаги!
 Надо, чтобы камни падали, не встречая ответного огня. С форта по-прежнему летели снаряды, оставляя следы дыма и пламени, но их слишком мало, чтобы сломить дух цардитов. Роберто добрался до правого фланга. Принципии вошли в бой. Даваров ввел свои манипулы в брешь, пробитую кавалерией. Цардиты начали разворачиваться, чтобы их отсечь.
 — Лучники, стреляйте за передние ряды. Давайте!
 Приказ передали. Стрелы взлетели высоко вверх и ушли за пределы его видимости. Правый край шевельнулся и снова двинулся вперед. Всего на ярд, но это было значительным продвижением.
 — Они поворачивают! — прокричал Дел Аглиос центурионам и всем, кто мог его слышать. — Они поворачивают!
 Камни Рована Неристуса прорезали серое небо. Роберто проследил за их полетом. Он увидел, как они упали в центре цардитского резерва, который перестраивался, готовясь обороняться. В том месте, где цардиты считали, что они в безопасности.
 — Уже нет, — ухмыльнулся Роберто. — Уже нет. Легионы Конкорда по команде центурионов сомкнули щиты. Флажки опустились, горны дали новый сигнал. Они стремительно пошли на слабеющего врага. Дисциплина. Порядок. Победа.
 Дел Аглиос мог поклясться, что услышал, как где-то там, впереди, Даваров выкрикивал именно эти слова. Роберто улыбнулся. Может быть — может быть, им все-таки удастся спасти Конкорд.


* * *

 Адмирал Гай Кортоний, главнокомандующий окетанов, вдохнул холодный морской ветер, который прилетел на плоскогорье острова Кестер с северо-запада, неся с собой первый лед дуса. По всем признакам, погода переменилась. Начиная со снега с дождем, который шел уже пятый день с небольшими перерывами, и кончая туманом, который цеплялся за скалы, скрывая море всего в двух сотнях ярдов от берега.
 Обычно Кортоний любил это время года. Родившись на берегах Тирронского моря в крошечной рыбацкой деревушке к северу от порта Payлент, он был гордым карадукским моряком. Он с раннего детства наблюдал за тем, как надвигаются туманы. И это зрелище его неизменно очаровывало.
 На острове и на море с приходом дуса наступал покой. Окетаны называли это затишьем. Большая часть флота стояла в огромных гротах, которые находились под плато, а команды отдыхали в городе, проводя время с семьями и вознося благодарность морским богам, что вызывало у канцлера Коройен постоянные приступы благочестивой ярости.
 В этот дус все складывалось иначе. Время для вторжения — если это действительно вторжение — не могло быть более неподходящим. Рутинные обязанности военного флота всегда весьма сложны и утомительны. Но они предусматривают поочередный отдых в течение дуса. Кортоний сделал все, что в его силах. Почти вся эскадра окениев находилась на острове, как и больше половины его собственных боевых кораблей.
 Однако суда разведки и триремы, способные быстро атаковать, по-прежнему оставались в море. Они патрулировали северную часть Тирронского моря из-за угрозы со стороны изменнического флота Атрески. Они должны были держать под контролем все западное и восточное побережье и в особенности Эсторр — и при этом готовить блокаду к югу от острова. И учитывать тревожную обстановку, сложившуюся в Горнеонском заливе и на побережье Тундарры.
 Слишком многим кораблям пришлось непривычно долго пробыть в море. Однако если сообщения из Гестерна верны, то цардиты отплыли из залива Харин. Отважное решение при штормах, которые налетали на южную оконечность Гестерна со сменой времени года. Кортоний справится с цардитами. Никто всерьез не верил сообщениям относительно размеров этого флота.
 Кортоний покинул балкон и допил остатки сладкого травяного чая. Завтрак хорошо улегся в его желудке, и настало время для променада, который требует совершать для очищения артерий этот проклятый хирург. Адмирал зашнуровал сапоги, надетые на босу ногу, и набросил на плечи меховой плащ. Потом разгладил перед тоги с синими и золотыми нашивками окетанов и надел на голову шлем с плюмажем. По крайней мере, шлем защитит его седые волосы от холодного дождя — те немногие, что у него еще остались.
 Адмирал вышел из своих покоев в сводчатую галерею с колоннами, огибавшую большой зал, пол которого находился тремя этажами ниже. В конце коридора он открыл двери на западную стену, и его легкие наполнил морозный воздух. Дождь со снегом усилился, туман сгустился сильнее обычного. Тишину нарушал разнообразный шум. Слишком много дозорных и наблюдательных постов, и слишком много суеты среди команд артиллеристов, которые усеивали скалы.
 Война. Боже милосердный, раньше он так ее любил! А теперь она стала раздражающим фактором в его размеренной жизни немолодого мужчины.
 Адмирал вышел наружу. Внизу направо находились внутренние дворики и сады южной части Дворца окетанов, украшенные бюстами, колоннами, фонтанами и флагами. А слева раскинулось Тирронское море и скрытый туманом берег Гестерна. Он посмотрел вниз, за скалы и уступы. На самой границе его обзора виднелись всплески волн, разбивающихся об основание острова, но в целом везде доминировал туман, который становился гуще из-за осадков, не прекращавшихся этим безветренным днем.
 Сегодня Кортоний выполнит то, что хирург велел делать ежедневно: пройдет до самой дозорной башни на дальнем конце укрепления. По дороге он отвечал на приветствия, кивал старшим гражданским служащим и изредка останавливался, чтобы переброситься несколькими фразами с теми, кто вышел проветриться. Некоторым людям нравился климат острова, и командующий только уважал их за это. Жизнь на Кестере требовала любви к нему и благоговения перед морем и стихиями.
 Поднявшись до половины лестницы, адмирал уже пожалел о решении пройтись. Ему стало жарко, лицо покраснело. Он регулярно останавливался на длинной спиральной лестнице из трехсот ступеней и вышел на площадку в таком состоянии, что едва сумел ответить на изумленные приветствия дозорных. Одна из них придвинула ему стул, и командующий с облегчением на него опустился.
 — Спасибо, — сказал он. — Смелый жест — и очень своевременный.
 — Здоровье не признает чинов, адмирал. Мы все время от времени болеем.
 Кортоний хрипло захохотал. Его сердцебиение только-только начало приходить в норму.
 — Ты прирожденный дипломат, юная госпожа. Я просто слишком толстый.
 Трое дозорных вдруг решили, что их увеличительные трубы требуют особого внимания. Со стула Кортоний не мог смотреть за край стены. Дозорная башня была довольно узкой. Места хватало только для восьми человек. На стороне, обращенной к суше, стояли маленькая чугунная печка под навесом и пара стульев. Колокол и флагшток отмечали центр площадки.
 Адмирал встал и перешел на морскую сторону.
 — Неблагодарное дело дежурить в такую погоду, как сегодня.
 Женщина-легионер открыла рот, чтобы ответить, но тут с южной стороны острова донесся звон колокола. Его тревожный голос подхватили остальные, звуки приближались. Что бы ни заметили с дальних башен, оно двигалось в их направлении.
 У Кортония снова отчаянно заколотилось сердце. Он перешел к запасному увеличителю, установленному на штативе на уровне глаз, и прильнул к нему. Сливаясь с морем, туман закрывал все.
 — Поднимают флаги, — сказал один из дозорных.
 Кортоний развернул увеличительную трубу к ближайшей башне на южной стороне. Там развевался красный флаг, а дозорные указывали на юг. Он увидел, как по дороге в скалах к дворцу скачет посыльный. Адмирал снова перевел трубу на море. В тумане появились силуэты, и с каждым мгновением его сердце колотилось сильнее.
 Вода кишела мачтами, корпусами и веслами. Они выныривали из тумана и невозмутимо приближались. Биремы, триремы, боевые суда и, наконец, громадные галеры с артиллерией. По слухам, на таких не меньше двух тысяч гребцов — в десять раз больше, чем на атакующих триремах. Медлительные громадные суда. Корабли для осады.
 — Где блокада? Что случилось с блокадой?
 Ее обошли или потопили, не оставив и следа. Главная часть южной обороны уже исчезла! Звон колокола оглушал Кортония. На башне разворачивали красный флаг.
 — Да спасет нас Окетар! — пробормотал адмирал. — Как им удалось незаметно к нам подобраться?
 — Адмирал?
 Кортоний тряхнул головой, собираясь с мыслями.
 — Порядок выхода по первой схеме! Приказываю, всем кораблям взять команды и выйти на воду. Откройте морские ворота. Выводите туда окениев. Дайте сигнал северному флоту. Сообщения в Гестерн и Эсторр. Быстрее, быстрее.
 Двое дозорных убежали, один остался, Чтобы звонить в колокол. Кортоний уставился на цардитский флот, приближающийся к ним. Корабли то прятались, то выныривали из клубящегося тумана. Он не мог оторвать взгляда от осадных галер. Две уже медленно плыли по проливу. Они же не смогут захватить остров! Или смогут?
 Может, и смогут. Они уже оказались в опасной близости от морских ворот. И если им удастся перекрыть гавани прежде, чем его корабли в достаточном количестве выйдут в море, сражение закончится, еще не начавшись.
 Кортоний крикнул вниз, чтобы дозорные бежали быстрее.




 ГЛАВА 69


  848-й Божественный цикл, 3-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения 
 В конце сражения Даварову и частям Атрески пришлось устроить бойню. Это было отвратительно, но необходимо. Ни Роберто, ни гестернцам не нужны тысячи пленных цардитов. И он не готов гнать по Атреске больше солдат противника, чем это необходимо.
 Дел Аглиос удержал на поле боя большую часть своей кавалерии и пехоты, несмотря на то что уже начало смеркаться. Они гнали разгромленную армию Царда на восток, надеясь, что те воспользуются единственным вариантом, который им оставил Роберто, и вернутся к себе в страну. Несколько десятков выживших солдат, которые напугают Цард рассказами о колдовстве и демонах, принесут немалую пользу и к тому же не будут больше участвовать в войне.
 Остальная часть армии праздновала победу, очищая поле боя или помогая служителям ордена вернуть в землю умерших легионеров. Мертвых цардитов на этот раз сожгут. Роберто не позволил собирать трупы так глубоко в землях Конкорда, а риск эпидемии был слишком велик.
 Джеред поехал с ним в гестернский лагерь, находившийся в паре миль от приграничного форта, оставив Восходящих с армией. Роберто тихо засмеялся, чувствуя, как из него выходит усталость. Джеред повернулся к нему. Порез, который он получил, защищая Миррон, алел на его щеке при свете фонарей экстраординариев.
 — В чем дело? — спросил казначей.
 — Задумался о том, как изменилось настроение армии, — ответил Роберто. — Пять дней назад любой из них убил бы Оссакера за то, что он до них дотронулся. А перед нашим отъездом я слышал, как кто-то жалуется, что они не получают правильного лечения, поскольку паренек устал и спит. А Миррон вместо похотливых взглядов встречает отеческую поддержку. Среди солдат практически не осталось тех, кто позволил бы причинить ей вред. Все надолго запомнят, как она расправилась с катапультами цардитов.
 — А как насчет Элласа и остальных служителей ордена?
 — Этот путь будет длиннее, — вздохнул Роберто. — Но даже он не может отрицать того, что многие из его паствы были спасены сегодня благодаря вмешательству Восходящих. Но он все равно их боится.
 — А как настроен ты, генерал?
 — Если говорить честно, Пол, я все еще не могу с этим примириться. И когда у солдат появится время, чтобы подумать, им тоже будет нелегко. — Роберто с трудом подбирал нужные слова. — Я вижу в них стремление к добру. Сейчас. Но их сила будет только возрастать. А когда они станут взрослыми, кто тогда будет их контролировать? Возьми Гориана. Я опасаюсь того, что он способен натворить. Возможно, они все пойдут по его стопам и решат, что ими никто не должен командовать. Им только четырнадцать, а они уже могут крушить горы и управлять штормами. Извини, я говорю невнятно, но ты понимаешь, что я пытаюсь сказать.
 — Я это понимаю лучше, чем кто бы то ни было. У нас нет мерила для них, для того, что они такое и как могут развиваться. И противоречие священным писаниям и вере во Всеведущего видят все. Мы можем только направлять их и молиться о том, что они всегда будут использовать свои способности на благо всем нам. И помни, какими бы они ни были сильными, они все равно из плоти и крови. Не путай их возможности с бессмертием или всемогуществом.
 — Возможно, это успокаивает, — отозвался Роберто. — Но мне все равно непонятно твое решение отпустить Гориана. Ты сам сказал, что его следовало бы сжечь. Но его даже не наказали. Похоже на то, что его простили.
 — В этом ты ошибаешься, — возразил Джеред. — Эти четверо связаны узами, которые прочнее, чем просто любовь. Они практически не расставались друг с другом с самого рождения. Пойди поговори с Ардуцием. Он объяснит тебе, что они сделали на самом деле.
 Роберто был не уверен, что это что-то изменит. Тот паренек мог выжить — и тогда он по-прежнему опасен. Остаток пути до гестернской границы они проехали в молчании. Дорогу переполняли раненые и беженцы. Ругань и горестный плач слышались повсюду, несмотря на победу и песни, которые разносились под ночным небом. Измученные и напуганные солдаты и местные жители смотрели, как проезжают их спасители. Вмешательство Роберто стало настоящим чудом, и понимание того, что им удалось избежать неминуемого поражения, только начинало овладевать гестернцами.
 Штаб армии обороны находился в деревушке, которая потонула в море палаток, загонов для коней и деревянных времянок. Их встретили охранники и проводили к крошечной базилике, стоявшей на таком же маленьком форуме. Внутри продуваемого ветрами строения горели открытый огонь, фонари и жаровни. И там же их ждал приятный сюрприз.
 — Маршал Мардов! — воскликнул Роберто. Он обнял женщину и поцеловал в лоб, но улыбка замерла у него на губах. — Ты появилась здесь не для того, чтобы присоединиться к празднованию по случаю победы, так?
 Мардов покачала головой и посмотрела на Джереда.
 — Ну-ну, Пол. Похоже, ты все-таки оказался прав.
 — Со мной это бывает, — ответил Джеред. — Что случилось, Катрин?
 Мардов выглядела такой же усталой, как и все они. Она подвела их к столу, к которому была прикреплена карта Гестерна и части Тирронского моря, с нанесенными стрелками и значками. Роберто не понравилась их концентрация по западному берегу и рядом с островом Кестер.
 — Здесь мы одержали ошеломляющую победу, — сказала Мардов. — Но она только отодвигает неизбежное.
 У Роберто было такое чувство, будто он получил пощечину.
 — Ты не права, Катрин! Эта победа дала нам настоящую надежду — впервые с начала заката соластро. Мы вывели из игры тридцать тысяч. И ты может почувствовать, какой дух появился у армии.
 — И у нас есть Восходящие, — добавил Джеред. — Не сбрасывай их со счетов. Теперь это уже доказано.
 — Если это и так, то мало что меняет. Ни они, ни ты, Роберто, не можете оказаться одновременно в двух местах. — Маршал указала на карту. — Восемь дней назад цардиты преодолели приграничную оборону на востоке. Мы не могли перевести туда подкрепления отсюда и не могли высвободить силы обороны, чтобы их преследовать. Нам удалось проследить за их продвижением, они идут быстро, пользуясь трактами. Остановить их некому, Роберто. Их десять тысяч или больше — тех самых, кто уничтожил Джорганеша, так я думаю.
 — Они направляются к берегу? — спросил Джеред.
 — К Портбриалю, — уточнила Мардов. — Они будут там через десять дней, не больше.
 Роберто посмотрел на Джереда. Тот пожал плечами.
 — Тогда тебе необходимо поспешить за ними. Надо надеяться, что защитные сооружения Портбриаля и Скионы их задержат, — сказал Роберто. Он вдруг замолчал, ощутив холодную дрожь. И снова посмотрел на отметки в Тирронском море. — А где цардитский флот?
 — Мы получили сообщение от сигнальщиков с кораблей, которые несут дозор от самого острова Кестер. Цардиты уже там. — Мардов сказала это шепотом, оглядываясь и проверяя, что ее не слышат те, кому не следует. — Пятьсот парусов.
 — Пятьсот… — У Роберто закружилась голова.
 — Окетаны не смогут их остановить. Вывешен перечеркнутый флаг: они в осаде. К тому времени, когда цардитская армия доберется до побережья, флот будет уже дожидаться, чтобы везти их в Эсторр. Мы опоздали.
 — Нам нельзя так думать! — заявил Джеред. — Роберто, я предупреждал тебя, что это может случиться. Я надеюсь, мы сумеем им противостоять.
 Роберто взглянул на него. В голове у него роились беспорядочные мысли, в глазах стояла картина пылающего Эсторра.
 — Даже если бы не было блокады, у Кортония под островом не больше трехсот парусов. — Джеред уставился на карту. — Нам надо переправить людей через море, добраться до Эсторра раньше их, если мы не сможем остановить их в Гестерне.
 — Каким образом? — спросила Катрин. — У нас недостаточно судов, чтобы хоть что-то изменить.
 — А тебе надо поворачивать на север, Роберто, — сказал Джеред. — Нератарн нуждается в помощи.
 — Зачем? Чтобы потом отвоевать у цардитов руины Эсторра? — огрызнулся Роберто, охваченный предательским отчаянием. — Чтобы отыскать труп моей матери и предать его земле?
 — Да, если это единственное, что мы сможем сделать, — ответил Джеред. Казначей посмотрел на Дел Аглиоса недрогнувшим взглядом. — Мы можем сделать только то, что дозволяет нам Всеведущий. Конкорд может выжить без Эсторра. Он может выжить…
 — … без ныне правящего Адвоката, — договорил за него Роберто.
 Джеред позволил себе чуть понурить голову.
 — Да, — тихо подтвердил он. — Если дойдет до этого.
 Вокруг стола повисло мучительное молчание. Роберто всматривался в карту, пытаясь найти решения. Его трясло.
 — Она знает, что происходит?
 — Сигнал должен был дойти да Эсторра так же, как он дошел до нас. И мы отправим сообщения о цардитской армии, идущей к побережью.
 — Это ничего не даст, — проговорил Роберто. — Она все равно не уедет. — Он улыбнулся, но на глаза у него навернулись слезы. — Она упрямая, моя мать. Я раньше считал, что это одна из ее сильных сторон.
 — Это и сейчас так, — отозвался Джеред.
 Роберто поднял руку, предваряя следующую фразу казначея.
 — Никогда не думал, что скажу эти слова, Пол. Никогда не думал, что смогу возложить все свои надежды на трех четырнадцатилетних подростков и одного мытаря — пусть даже старшего мытаря. На один парус против сотен. — Он стиснул плечи Джереда. — Спаси Эсторр. Спаси мою мать.


* * *

 Затишье раскололось отчаянными и яростными звуками предстоящего боя. Множество ударов разносилось по пещерам и гротам острова Кестер. Гребцы, матросы и морские пехотинцы толпами выбегали из подземных казарм и по туннелям двигались к причалам.
 Карл Ильев, триарх седьмого отряда окениев и командующий всей эскадрой, с досадой саданул кулаком по планширу остроносого капера и снова вышел на мол. Морские ворота были закрыты от нападения. Выйти сейчас в гавань равнялось самоубийству даже для элиты флота окетанов.
 Сквозь решетки он видел гибель тех немногих судов Конкорда, которым удалось выйти в море прежде, чем Цард вынудил их закрыть морские ворота. Будь проклят этот туман! Будь проклят Окетар и его капризы! И будь прокляты они все за свою самонадеянность!
 Ильев стиснул прутья ворот и стал молиться за циклы тех, кто вот-вот погибнет. Восемь парусов против вдесятеро большей силы, подошедшей к стенам внешней гавани. Он содрогнулся при мысли о том, сколько еще кораблей скрыто в тумане.
 Одной биреме даже не удалось выбраться на открытую воду. В нее попал камень, который был нацелен на оборонительные сооружения гавани, но не долетел до них. Разбитый шпангоут и трупы, плавающие на поверхности, — это единственное, что от нее осталось.
 Бессильная злость Ильева перемежалась с чувством невероятной гордости. О, как отчаянно сопротивлялись эти немногие! Ни одной попытки бегства. Он видел схватки, которые шли на трех галерах врага. Бирема Конкорда с грохотом ударила острым тараном в корму цардитской триремы под оглушительные крики беспомощных зрителей. Вражеские весла ломались, бойцы с носа перепрыгивали на получивший пробоину корабль. Но все новые и новые противники вступали в бой. И кое-где военный флот уже терпел поражение.
 На открытой воде три капера из эскадры окениев стремительно шли по океану. Ильев молился. Этого было мало. Вставшие дугой корабли произвели выстрел. Массивные двухкорпусные осадные галеры, остановившись на безопасном расстоянии от берега, метали камни в три таланта. Триремы и биремы пускали болты и камни меньшего размера.
 Максимально облегченные для наибольшей скорости низкие и открытые каперы не имели защиты. Первое судно получило удар камнем по носовой части. Из-за этого корма взметнулась вверх, сбрасывая людей в воду. Разбитый корпус шлепнулся следом, килем вверх, и начал быстро тонуть. Другие каперы попали под удары сразу нескольких снарядов, крушивших весла, людей и корабли.
 Осадные галеры тут же подошли ближе. Следующий залп камней сотряс ворота и укрепления вокруг них. Удары гулко разносились по огромной пристани. Ильев услышал ответные выстрелы и крики раненых и гибнущих людей. Заскрежетал металл. Осыпая камни, в воду перед воротами рухнула тяжелая катапульта. Ледяная вода хлестнула сквозь решетку, обдав его с ног до головы.
 Триарх развернулся на месте и воплем излил бессильную злобу на матросов. В гроте оказались заперты больше сорока судов. Триремы, атакующие галеры, каперы. Такая картина во всех четырех гротах.
 — Мы как крысы! — Ильев всмотрелся в лица, обращенные к нему, с надеждой на чудо. — Десятый, двенадцатый и двадцатый отряды погибли. «Заря Бриала» тонет. Другие корабли повреждены. Наши воины гибнут. Неужели мы допустим, чтобы эти сухопутные крысы учили нас нашему делу? Допустим?
 — Нет! — Ответный крик прогремел по гроту, разносясь над неподвижной водой.
 — Неужели мы допустим, чтобы погибшие окетаны остались неотомщенными?
 — Нет!
 — Капитаны флота, триархи окениев, ко мне! И кто-нибудь, вызовите ко мне адмирала Кортония. Мы уходим.


* * *

 Кортоний вернулся по дворец и приказал, чтобы помощники доставляли ему донесения в западный зал. Зал, предназначенный для того, чтобы любоваться отсюда славой окетанов во время празднеств соластро, являл собой роскошное напоминание обо всем, что теперь оказалось под смертельной угрозой.
 Его стены украшали картины великих сражений. Статуи и скульптурные группы на постаментах изображали знаменитых генералов, корабли, создавшие репутацию окетанов, и бога всех моряков. Кортоний поклонился Окетару. Мощный торс с рыбьей чешуей и классически стилизованная шевелюра из струящихся волос, огромные глаза и корона в виде морской звезды возвышались над адмиралом. Как им сейчас нужно благословение Окетара!
 Выйдя на площадку для обзора, Кортоний увидел невероятное зрелище. Он тяжело облокотился на резные перила, пальцы крепко вцепились в узор из переплетенных водорослей и угрей. Сквозь туман, отчасти выжженный бесчисленными пылающими камнями, которые метали его оборонительные орудия, он увидел чудовищный по численности западный фланг цардитского флота. Рычаги катапульт громыхали. Камни раскалывались об отвесные стены острова Кестер. Адмирал ощутил далекий гул ударов. Обломки камней отлетали от утесов и падали на берег.
 Прямо под ним, примерно пятьюстами футами ниже, одна из катапульт получила прямое попадание. Дерево и металл раскалывались и гнулись. Крепления лопались. Вся башня вывернулась наружу, на мгновение зависла, а потом сорвалась с последних опор и полетела вниз, к одной из заблокированных гаваней.
 Артиллерия окетанов вела ответный огонь уже без риска попасть по своим, потому что его последние суда пылали и тонули посреди вражеского флота. Горящие камни закладывали в чаши катапульт. Снаряды взлетали с шестидесяти платформ, установленных на разной высоте по всему западному обрыву. Адмирал смотрел, как они прочерчивают небо полосами дыма и падают почти за пределами видимости, в туман, еще стелившийся по поверхности океана. Траектории пересекались, пламя вспыхивало или гасло. Он напряг зрение, чтобы лучше рассмотреть результаты обстрела.
 Фонтаны воды рванулись к небу, а потом опали. Слишком много выстрелов прошло мимо мишеней. Накрыть цель оказалось очень нелегко. Цардиты маневрировали и двигались по вытянутому овалу, быстро минуя берег и уходя за пределы досягаемости. Они не сближались друг с другом и явно хорошо оценивали углы полета и разброс снарядов при обстреле.
 Тем не менее они несли урон. Три камня рухнули на палубу одной из массивных осадных галер. Кортоний увидел, как огонь прополз от носа до кормы, как передняя мачта содрогнулась и обрушилась. Она упала на палубу, ломая фальшборт и орудия. Четвертый камень угодил в корабль прямо посередине, пробив дыру размером в тело человека и ударив по плотно сидящим гребцам. Корабль начал крениться, и по воздуху, пропитанному запахом горящего дегтя, раскатились крики торжества.
 Этого было недостаточно. Цардиты понимали, что смогут вести обстрел, пока у них хватит снарядов. У них нет необходимости захватывать остров, надо только сделать его беспомощным на некоторое время, чтобы корабли, продолжившие движение на север, оказались вне досягаемости окетанов. Примерно за сутки цардиты добьются своего.
 Камни цардитов опять ударили по острову. Кортоний отвернулся. Бок пронизывала боль, доходившая до груди. Очень жаль, что хирург не может прописать ему нечто столь же простое, как пешая прогулка, чтобы устранить причину боли. Прямо к нему по центральной колоннаде с мозаичным полом бежал вестовой. Он запыхался — несомненно, его прислали с пристаней.
 — Адмирал, — выдохнул он, кланяясь.
 — В чем дело?
 — Командующий Ильев просит об аудиенции в северо-западном гроте, как только вы пожелаете. Он велел передать вам, что у него появилась идея, которую вы должны одобрить. Он хочет, чтобы вы обратились к морякам.
 Кортоний улыбнулся. Отличный моряк, этот Ильев. И человек, чьи идеи всегда стоят того, чтобы их выслушать. Под резкие звуки взводимых и стреляющих катапульт адмирал прошел к платформе подъемника, который доставит его на причал.




 ГЛАВА 70


  848-й Божественный цикл, 4-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения 
 — Хотелось бы мне знать, что стало с Горианом, — проговорила Миррон. Ардуций стиснул руку Оссакера, чтобы помешать ему сказать в ответ какую-нибудь глупость. Они сидели в палатке генерала, куда явились по вызову. — А вам не хочется?
 Ардуций кивнул. Как он ни пытался, ему не удавалось изгнать Гориана из своих мыслей и сердца. Его чувство вины росло. Оно особенно обострялось, когда они оставались одни.
 — А что мы вообще здесь делаем? — спросил Оссакер.
 — Ждем приказа, — отозвался Кован от стола с картами.
 — А он не мог просто дать его казначею?
 — Может, ему хочется, чтобы мы услышали приказ прямо из его уст, Осей, — сказал Кован. — Он — командующий. Он может делать, что считает нужным.
 Оссакер пожал плечами.
 — Мы тратим время зря. Нам следовало вернуться в Киррийскую гавань, если дело настолько сложное и отчаянное.
 — Сделать все неправильно — хуже, чем не сделать вообще, — заявил Кован.
 — По-моему, ты слишком много времени провел с Полом Джередом, — улыбнулся Ардуций. — Ты начинаешь говорить точь-в-точь как он.
 Кован молча вернулся к разглядыванию карты, позволив себе один быстрый взгляд на Миррон. Ардуций счел, что понимает, в чем дело. Он и сам чувствовал то же самое — примерно.
 — Кто-нибудь из вас собирается мне ответить? — с досадой спросила Миррон. — Он наш брат. Он…
 — Да, я тебе отвечу, — сказал Кован. Он повернулся и подошел к ней. — Мне интересно, что с ним случилось. И когда я об этом думаю, то надеюсь, что он медленно умирает. Что порезы, которые я оставил на нем, воспалились и убивают его. Что вонь от его медленно гниющего тела станет его последним воспоминанием. Что цардиты нашли его и творят с ним то, что он сотворил с тобой. Он — насильник и убийца. Он ничей не брат.
 Звук пощечины разнесся по палатке. Ардуций сморщился, а Кован приложил ладонь к горящей щеке.
 — А ты все равно не можешь выбросить его из головы. После всего, что он с тобой сделал. Что с тобой? — Глаза Кована увлажнились. — Его нет. А я здесь.
 Клапан палатки отодвинулся, и вошел Джеред вместе с генералом Дел Аглиосом.
 — У нас здесь все в порядке? — поинтересовался Джеред.
 — Спросите у нее, — ответил Кован.
 Джеред вздохнул.
 — Потом. Когда мы будем в пути. — Он посмотрел на генерала, который вышел на середину палатки.
 — Так. Соберитесь там, где мне будет вас видно. — Дел Аглиос прищелкнул пальцами. Быстро, быстро!
 Ардуций встал прямо перед ним, а остальные — по обе стороны. Генерал обвел их взглядом. На близком расстоянии он оказался внушительной фигурой. Его форма была в идеальном состоянии, доспехи сияли даже после многих дней марша и боев. Шлем с зеленым плюмажем гордо сидел на голове, плащ украшали цвета его семьи. Ардуций словно впервые увидел Дел Аглиоса, ощутив его власть и авторитет. Восходящие оказались рядом с величием и славой. Два самых влиятельных человека Конкорда разговаривали с ними как с равными.
 — Вы были бы уже мертвы, если бы не вера этого человека, — заявил Дел Аглиос, указывая на Джереда. — Помните об этом. И не забывайте во всем слушаться его. Звучит очень знакомо, правда? Потому что такая тактика работает. Дисциплина, порядок, победа! Я не знаю, кто вы на самом деле и чем вы владеете. Может быть, вы — дар Божий, а может, и нет. Я знаю только, что это беспокоит меня, мою армию и всех нормальных людей, которые ходят по земле. Но в эту минуту я знаю еще и то, что всем нам надо спасать Конкорд и что мы должны использовать все оружие, которое у нас есть. У нас нет времени позволить себе размышлять и обсуждать вопросы морали. Пока нет. На нас давят с двух сторон, а у нас на суше и на море нет сил, чтобы успешно защищаться. Мы — моя армия и вы — должны сломать ситуацию. Вам лучше понять это сейчас, потому что все, что вы уже сделали, будет напрасным, если сейчас мы остановимся. Я выступаю, чтобы оказать поддержку защитникам Нератарна. Я поведу мою армию по снегам дуса, чтобы удержать нашу северную границу. Вам я поручаю сохранить нашу столицу и нашего Адвоката. Более важного дела не существует. У вас нет права на провал, и вы его не допустите. Сообщите нам о своей победе флагами с золотым солнцем, вывешенными на сигнальных башнях. Дайте нам надежду, чтобы сражаться дальше. И когда я одержу победу, я отзовусь.
 Генерал кивнул, и на его лице появилась невольная улыбка.
 — Вопросы есть?
 Кован выпрямился и ударил себя правым кулаком в грудь. Ардуций толкнул Оссакера локтем в ребра: слепой мальчик прочитал салют Кована в следах энергии и чуть было не расхохотался. Кован заставил себя не обратить на это внимания.
 — Генерал Дел Аглиос, надеюсь, вы меня извините, но казначей Джеред посоветовал меня спросить вас, что вы делаете после сражения.
 — Да неужели? — Дел Аглиос засмеялся и обернулся к Джереду. — Несомненно, он читал тебе лекцию о том, как распознать страх и справиться с ним. Да… Ты, конечно, услышал ее не первым. Что ж, я тебе скажу. Жизни тысяч людей зависят от точности и разумности моих приказов и моей тактики. Такое может испугать даже самого храброго человека. И когда я возвращаюсь в палатку и думаю о том, что могло пойти не так, страхи побеждают и меня выворачивает наизнанку, пока желудок не опустеет.
 Лицо генерала вновь стало серьезным.
 — А теперь позвольте мне спросить одного из вас. Ардуций, скажи мне, почему вы отпустили Гориана, вместо того чтобы его сжечь. Я считаю это прощением.
 — Прощением? — покачал головой Ардуций. — Нет. Мы наказали его самым страшным образом, каким только могли. Мы оставили его одного.


* * *

 Во всех четырех причальных гротах царила тишина, нарушаемая только плеском воды. Огней не было, если не считать крошечных ламп, которые освещали переходы. Карл Ильев хотел, чтобы окетаны как можно лучше замаскировались, слившись с чернотой ночи. Он ходил между своими людьми, проверяя готовность. Все они вымазали лица и руки краской на угольной основе. То же самое сделали с палубами, мачтами, веслами и корпусами на всех судах. Краска быстро смоется, но к тому моменту это уже будет не важно. Установленные на палубах баллисты накрыли черной парусиной, взвели и зарядили. Механизмы морских ворот тщательно смазали.
 Флот цардитов стоял за пределами досягаемости выстрелов катапульт. Огни пылали в сотне точек по широкой дуге вокруг пристаней. Обстрел первого дня нанес немалый урон обеим сторонам, но к вечеру цардиты вынуждены были отойти. На острове Кестер — неиссякаемый источник снарядов, и, несмотря на немалые повреждения, орудия в состоянии уничтожить флот врага в том случае, если он подойдет слишком близко.
 Вместо этого цардиты решили тянуть время, прекрасно зная, что значительно превосходят по численности те корабли Конкорда, которые оказались запертыми в четырех гротах. Сигналы от находящихся на удалении кораблей и с площадок для наблюдения на вершинах острова, которые удавалось получать всякий раз, когда туман немного рассеивался, ясно говорили о намерениях противника. По крайней мере четверть их флота, который, как теперь стало известно, насчитывал свыше семи сотен парусов, продолжила плавание на север. Окетаны следовали за ними, но, находясь в численном меньшинстве, в бой не вступали. Другие корабли поплывут на юг, чтобы их перехватить, но суровая правда заключалась в том, что у Конкорда в море недостаточно кораблей, для отражения удара Царда. По крайней мере, пока.
 — Судьба всех окетанов, которые сейчас находятся в Тирронском море, — в наших руках. И нам надо отомстить за каждого окетана, убитого вчера цардитами. Нам надо защитить остров и эсторрскую гавань.
 Взгляды всех моряков устремились на Ильева. Его тело обтягивали легкие кожаные, тоже зачерненные доспехи, оставлявшие свободными длинные сильные руки и ноги, чтобы без помех грести, карабкаться и сражаться. Обритую голову покрывал синий берет окениев, но даже их эмблема этой ночью была спрятана. Экипировку довершал гладиус на поясе, ножны и рукоять которого обтянули темной тканью.
 — Все знают свои роли. Не зевайте. Ночное море не прощает ошибок, а враги многочисленны. Окении, будьте готовы. Нам предстоит поработать таранами. Те, кто почувствует соблазн повернуть назад и помочь кому-то, — не поддавайтесь. Флот обязан прорваться к месту сбора. — Триарх взглянул на песочные часы, стоявшие на каменном столе мастера пристани, у морских ворот. Последние песчинки вот-вот должны были упасть вниз. — За Окетара, за наших погибших, за Конкорд!
 Песочные часы опустели. Ильев кивнул окетанам.
 — Ворота! — скомандовал он и побежал к своему каперу. Его сандалии бесшумно скользили по камням.
 Капер сидел на воде низко, противовесом его тяжелому тарану служила морская пехота окениев у него на корме. Они были балластом и уравновешивающим грузом. Команда из шести человек, которые могли пробежать по проходу между тридцатью гребцами, движущей силой атакующего корабля. Воины устанавливали угол тарана и положение судна во время плавания, используя свой вес, для того чтобы максимально удачно приспособиться к качке под корпусом. Одна ошибка — и острый таран пройдет слишком высоко или опустится под воду, затопив палубу. Но на каперы набирали только самых лучших.
 Ильев встал за руль и окинул взглядом корабль. Седьмой отряд окениев. Все они готовы умереть по его слову.
 — Выходим в пролив, — приказал он.
 Седьмой скользнул от причала, присоединившись к каперу второго отряда и образуя переднюю пару. В этом гроте было восемь каперов, которые выстроились, пока открывались морские ворота. Их неспешное движение завораживало. Укрепленные стальные решетки создавали крошечные водовороты на поверхности воды, пока рабочие крутили их хорошо промасленные механизмы, освободив зубчатые колеса маховиков.
 Ильев привычно посвятил свое тело морю, а сердце — Окетару. Морские пехотинцы вокруг него отклонились на кормовой фальшборт, держа таран поднятым. Чуть звякнув, ворота замерли в открытом положении. Говорить больше не требовалось. Ильев вытянул палец в перчатке в сторону моря, и окении двинулись вперед.
 Стены внешней гавани скрывали каперы от случайных взглядов. Ильев распорядился двигаться медленно, пока они минуют разбитые суда и орудия, которые все еще плавали на поверхности. Из глубин на них будут устремлены глаза нашедших вечный покой окетанов. Для триремы тут никакой опасности не было, но нос капера может уйти под воду, если за что-то зацепится.
 Ильев посмотрел назад на берег и тихо зарычал. Оборонные сооружения острова были повреждены сильнее, чем он думал. Разбитые орудия валялись на камнях у основания скал. Металлические крепления блестели в слабом свете звезд, а обломки дерева и растрепавшиеся канаты — результаты обстрела — прибивало к берегу волной.
 Командующий обернулся назад. Все восемь каперов уже вышли из ворот, первые из атакующих бирем показались в створе. Остальные суда, сгрудившиеся в темноте грота, строились, чтобы выйти и сражаться. Теперь цардиты узнают ярость окетанов!
 — Вперед! — скомандовал триарх.
 До первого корабля цардитов оставалось не более четырехсот ярдов. Выгнутый строй уходил за пределы видимости на север и на юг, и палубные огни терялись из-за дальности, темноты и тумана. Окении повернулись на северо-запад, концентрируясь сразу за стеной гавани: линия таранов, нацеленных на уязвимые деревянные корпуса. В наружную гавань вышла первая бирема. Рука Ильева поднялась и опустилась. Весла окениев бесшумно скользнули в воду.
 Ускорение было плавным и быстрым. Тридцать весел работали слаженно. Гребок, подъем, возврат, погружение, гребок. Ильев почувствовал, как его кожу ласкает ветер. Он прищурил глаза и сосредоточился на цели. Это была пара трирем, скрепленных вместе, чтобы нести тяжелые катапульты.
 Воины на капере начали передвигаться вперед, по мере того как нос поднимался: так с волной соприкасалась максимальная площадь корпуса, а весла входили в воду под идеальным углом. Цардиты на судах допустили серьезную ошибку. Выставленные ими дозорные ничего не смогут увидеть за пределами круга света от своих фонарей и факелов. Если их слух так же притуплён, как и зрение, они не узнают о приближении окениев, пока первые тараны не окажутся в пяти гребках от их корпусов.
 Море под ними немного волновалось. Его гребцы гребли на счет сорок. С попутным ветром они смогут на какое-то время развить скорость больше двадцати узлов. Сейчас ему больше не нужно. Справа к носу цели греб девятый отряд. Им осталось двести ярдов.
 — Тихо! Чтоб ни одной стрелы на палубу! Ни один воин не должен пасть, прежде чем прольется цардитская кровь. Быстрее! Сорок пять.
 Весла с усилием разрезали воду. Дерево скрипело, в безмолвии ночи эти звуки отдавались в ушах триарха громкими взрывами. Ему казалось, что дозорные должны вот-вот их услышать. Пройдет еще несколько мгновений, и начнут звонить колокола. Ильев уже ясно видел цардитскую трирему. Фонари висели в шести местах вдоль ее корпуса, освещая воду в пятнадцати ярдах от борта. У каждого фонаря стояли дозорные, остальная охрана располагалась по всей длине палубы. Судно было дико размалевано — как и все корабли Царда. Посвящения богам, зверям и морским стихиям, начертанные яркими красными, зелеными и синими красками, покрывали весь корпус корабля. Таран на носу нес украшение в виде головы барана. Скоро цардиты ничего не увидят, кроме океанского дна.
 — Открепить лестницы! — приказал триарх. — Приготовить абордажные крючья!
 Воины опустились на колени к легко отпирающимся креплениям, удерживавшим лестницы в проходе. Другие взялись за крючья, которыми зацепят капер за борта противника.
 — Шестьдесят, и сближаемся, — скомандовал Ильев. — Приготовьтесь к удару. Держать ровно.
 Резкое столкновение при ударе бывало чудовищно сильным, но умение выдержать его составляло половину успеха в сражении. Ученые Конкорда долгие годы трудились над тем, чтобы создать подвеску, которая распределяла силу удара по корпусу судна, не давая ему расколоться.
 Капер стремительно разрезал барашки волн. Гребцы не сбивались с ритма и не замедляли темпа. Скорость наполняла силой мышцы Ильева и заставляла трепетать душу. Он сражался у берегов Тундарры, Дорноса и Бакира, и ему не прискучили битвы. Он был рожден для этого. Рожден для моря и меча.
 Первый цардитский крик раздался далеко слева, а к тому времени, когда тревога начала распространяться по-настоящему, седьмой отряд ворвался в круг света своей цели. Триарх увидел, как дозорные бегут к фальшборту. Крики — и колокол возвестил об атаке. Десять ярдов. Ильев пригнулся и ухватился за кормовой фальшборт.
 — Весла! — выкрикнул он.
 Гребцы подняли весла из воды и мгновенно втянули на борт. Они развернулись лицом вперед и ухватились за кожаные петли, которые не дадут им упасть при столкновении.
 — Держаться и работать. Есть!
 Острый таран капера вонзился в корпус триремы чуть выше ватерлинии, пробив в досках неровное щербатое отверстие размером с голову мужчины. Судно содрогнулось от удара. Дерево протестующе заскрипело. Цардитский корабль боком повело по воде.
 Ильев изо всех сил цеплялся за борт, сдавленно рыча. Он чувствовал, как мышцы напрягаются в готовности. И как только капер замер на воде, весь отряд вскочил. Лестницы со стуком упали на борт вражеского корабля. Воины стремительно полезли вверх. За ними последовали гребцы. Трирема содрогнулась еще раз, что означало нанесенный в нос удар девятого капера. Ильев гаркнул на своих людей, поторапливая. На палубе уже завязался бой. По каперу открыли стрельбу из луков с соседнего корабля противника, оказавшегося поблизости.
 — Скорее, шевелитесь! — крикнул Ильев, карабкаясь вверх последним, как требовал устав.
 Он стремительно взлетел наверх, оставив позади команду на крючьях — моряков, взявшихся за луки, чтобы вести ответную стрельбу. Окении рассредоточились по палубе. На их счету уже были убитые цардиты. По кораблю распространялось смятение. Сонные матросы просыпались среди хаоса. Нужно, чтобы они не вступили в бой.
 — Очистить люки! Используйте их огни. Я хочу, чтобы этот корабль ушел на дно!
 Девятый отряд поднимался на нос. Он увидел, как перерубили канат якоря. Триарх двинулся к кормовому люку, бросив взгляд на второе судно, скрепленное с этим. Там наводили порядок. Необходимо действовать быстрее. На кормовой палубе его воин гладиусом пронзил грудь рулевого, а потом принялся ломать румпель.
 Ильев добрался до люка.
 — Семеро на палубу — держать оборону против второго судна. Двадцать со мной. Остальные обратно на капер. Нам придется быстро отходить.
 Ночное небо осветилось пламенем. Ильев метнул взгляд налево. Огонь поднимался по мачте цардитской триремы. Он оскалил зубы. Теперь уже весь флот Царда знает, что на них напали. Переполох начинается. Триарх повел свою двадцатку вниз, в полный смятения полумрак гребной палубы. Кое-где еще горели фонари. Позади слышался шум бегущих ног.
 Ильев прыгнул вниз с предпоследней ступеньки и пригнулся. Меч пронесся над его головой и вонзился в лестницу. Он развернулся на пятке и ударил снизу вверх мечом. Гладиус нашел плоть. Триарх рванул клинок вниз, поворачивая его в паху противника, на палубу хлынула кровь. Второй клинок метнулся над головой Ильева, прикончив его противника ударом в шею. Его бойцы спрыгивали на палубу вокруг него и двигались вперед.
 Ильев выпрямился.
 — Команда разрушения, за дело! Обеспечьте мне отход. Действуем.
 Он нырнул за трап и двинулся к отгороженной пологом части судна, где спали матросы. Стрелы вырвались из щели в занавеси, и одна из них ударила в грудь его воина. Ильев выругался и побежал быстрее. Два бойца не отставали от него. Он выхватил из-за пояса нож, рванул в сторону грубую шерстяную ткань и метнул орудие в открывшееся пространство, услышав предупреждающий крик.
 — Быстрее, быстрее!
 Окении обрушили на врага град ножей, просвистевших мимо него и не давших противникам поднять головы, и рванулись вперед сразу после броска. Справа и слева лежали матрасы. Цардиты еще только просыпались, ошалевшие от сна и вина. Ильев двинулся прямо по центру, давая своим людям возможность рассредоточиваться вправо и влево. Трюм был тесным и низким. Он бежал, пригибаясь, выставив перед собой гладиус и второй нож.
 Цардиты бросились на них. Ильев блокировал удар и саданул противника в лицо рукоятью меча. Дальше! Трюм наполнился звоном сшибающихся клинков и криками людей. Из полумрака впереди вылетели новые стрелы, и одна попала цардиту в затылок. Ильев выбросил вперед руку с ножом и ощутил, как клинок полоснул по плечу врага. Слева от него двигались окении. Позади команда разрушения уже принялась за дело. Запах дыма коснулся ноздрей триарха.
 — Пробиваемся назад! — приказал Ильев.
 Он развернулся, ударив пяткой в голову раненого противника. Тот отшатнулся. Ильев уперся ногами и сделал выпад. Гладиус вошел цардиту под ребра, и тот рухнул навзничь. Команда вражеского судна запаниковала. Пламя отбрасывало яркие блики на их лица, погружая окениев в еще более густые тени. Ильев присел на корточки и подсек ногой следующего противника. Тот завалился на бок.
 Температура стала повышаться. Цардиты в трюме испуганно вопили. Тесное помещение наполнялось дымом. Шеренга окениев рванулась вперед, заставив цардитских гребцов рефлекторно отступить. Ильев понятия не имел, сколько их тут внизу. Не меньше тридцати или сорока. Они кричали и лезли вперед, страшась огня, который быстро распространялся.
 — Назад и вверх! — приказал он.
 Окении быстро отошли. Ильев, пятясь, прошел мимо последнего из группы разрушения, который поливал горючим маслом центральную часть палубы, подпитывая огонь и прикрывая их отход. Из душного и липкого дыма прилетали стрелы. Ильев потерял еще одного бойца.
 — Уходим наверх!
 Цардиты сломались. Ильев взбежал вверх по трапу. Чьи-то руки втащили его на палубу. Окении кольцом окружали люк, держа в руках гладиусы и фляги с маслом. Последнего из его людей подняли наверх с глубоким порезом на щиколотке. Люк захлопнулся. Два окения наклонились, чтобы приколотить его гвоздями.
 Ильев обвел взглядом корабль. Мачта пылала, паруса лизал густой черный дым и ярко-оранжевый огонь. Моряки с обоих каперов вели стрельбу по соседнему кораблю, не давая его команде сойти с соединявшей две триремы платформы, на которой стояли три катапульты. На носу из переднего люка вырывались дым и огонь. И по всей палубе окении одерживали победу. Трупов цардитов было намного больше, чем его погибших, — пять к одному. Снизу раздавались отчаянные крики, сквозь настил просачивался дым.
 — Назад на капер!
 Триарх побежал к лестницам, призывая своих воинов. Один за другим они спускались вниз по перекладинам и занимали места за веслами или на балансировке. Тем временем те, кто остался на крючьях, успели расширить дыру от тарана, так что она стала ниже ватерлинии. Стрелы летели теперь не только со второго судна связки, но и с другого, стоявшего с левого борта и приближавшегося к ним. Ильев пригнулся. Не хватало троих.
 Он видел, как цардиты на платформе лихорадочно пытаются отсоединить болты, скрепляющие ее с поврежденным кораблем, у которого уже появился заметный крен. Атака получилась как по учебнику. Из-за изменения угла наклона болты будет трудно удалить, так как они врежутся в мягкую древесину. Единственный способ — вырубить их целиком.
 Последний моряк добежал до лестницы. Он скользнул по ней и наклонил назад, уложив ее на место между гребцами.
 — Готовность к отходу! — выкрикнул Ильев.
 — Готовы!
 — Уходим.
 Ильев сделал шаг назад и прыгнул на лестницу, вместе с ней опустившись в проход.
 — Убрать крючья. Гребцы, табаним! Корабль заваливается на нас.
 Трирема действительно падала на них. Морская вода лилась сквозь течи в носу и корме и быстро скапливалась на дне корпуса. Противовеса в виде второго корабля было недостаточно, и крен с каждым мгновением увеличивался. Ильев крепко держал руль. Гребцы налегли на весла, выводя таран из триремы. Бойцы стояли на носу, опуская его для облегчения отхода.
 — Чистая вода!
 Ильев навалился на руль. Бойцы бросились на корму, чтобы поднять таран. Стрелы сыпались в воду вокруг них. Капер скользнул вдоль борта корабля и следом за девятым отрядом понесся в открытое море. Триарх оглянулся назад, на трирему. Пламя и дым извергались из каждого отверстия для весел. Палубу целиком накрыл огонь, и его языки взметнулись высоко в ночное небо, разгоняя туман. Корабль стремительно заваливался на правый борт. Катапульты соскользнули с платформы на горящую палубу, разбили фальшборт и рухнули в воду.
 — Счет сорок при первой же возможности! — приказал Ильев. — Отходим от этого ублюдка. Вторая цель в четырех сотнях ярдов на север. Отличная работа, окении. Окетар улыбается нам.
 Когда они обогнули нос, стало видно, что врагам не удалось открепить платформу от второго корабля. Он увидел, как цардиты рубят топорами и даже мечами, отчаянно пытаясь высвободиться. Атакованная трирема начала тонуть. Пар рванулся в небо. Платформа наконец отделилась и прорезала борт второго корабля, создав громадную дыру, открывшую гребную палубу и доски киля. Оказавшиеся в безвыходном положении матросы стали прыгать в пенящуюся воду.
 — Два зараз! — объявил Ильев, и его люди торжествующе закричали.
 Но цардиты позади них заметили, что тяжелые корабли Конкорда на веслах выходят из гавани. Громадные осадные галеры двинулись вперед. Их младшие сестры уже начали стрельбу. Ильев увидел, как в одну из бирем окетанов попали три камня подряд. Корпус и мачта оказались разбиты, один из камней прошел по гребной палубе.
 Триарх мысленно предал тела погибших Окетару и повернулся к надвигающемуся по носу противнику. Им предстояло еще много дел.




 ГЛАВА 71


  848-й Божественный цикл, 11~й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения 
 Эрин Дел Аглиос смотрела с балкона вдаль — за Эсторр и его гавань, в туман, который скрывал от нее море. Всеведущий каждый год приносил туманы дуса. Однако в этом году их приход был полон зловещих предчувствий. Она перевела взгляд на флаги, вывешенные на обоих фортах гавани. Как ей хотелось бы опустить их, но Эрин понимала, что это невозможно. Остров Кестер не справился с задачей. Цардиты почти без помех плывут вдоль ее берегов.
 Адвокат сомневалась, что они высадятся на берег раньше, чем их цель окажется в пределах видимости. Возможно, враги даже еще более самоуверенны и ударят по обороне гавани и вступят в бой с легионами в сердце Конкорда. На практике она узнает об этом, только когда заговорят орудия.
 Эрин пожевала нижнюю губу. Она вывела на позиции все, что могла. Тирронское море к северу от Эсторра все еще принадлежало ей. По сообщениям, флот мятежной Атрески был рассеян или потоплен. Все имеющиеся у нее легионеры или уже стояли на границе Нератарна, или приближались к ней. Побережье Карадука и Эстории наводнили ее солдаты, которые будут перемещаться вместе с флотом Царда.
 Но Адвокат по-прежнему оставалась слепа. Связь работала медленно, даже та, которую осуществляли птицы и корабли. Флаги сигнальных башен не предусматривали передачу новых сведений, только факты побед или поражений. А за морем лежала земля, более всего беспокоящая ее. Гестерн. Эрин не знала, удалось ли Катрин Мардов удержать цардитов у себя на границе и пришел ли Роберто ей на помощь. Боже Всеобъемлющий, она даже не была уверена в том, что он еще жив! И смог ли Джеред разыскать его и остались ли Восходящие по-прежнему под опекой казначея.
 — Ах, Роберто! — прошептала Эрин. — Что ты будешь делать?
 Именно в такие минуты, несмотря на всю уверенность в любимом сыне, Адвокат чувствовала, как трудно ей сохранять настоящую веру. Когда все, на кого она столь бездумно полагалась в мирные дни, превращались в слабых смертных, а мрачные сны и видения преследовали ее днем и ночью.
 — Ожидание ослабляет волю сильнее всего, правда? Эрин отвернулась от перил балкона и посмотрела назад, через парадную галерею, украшенную картинами, гобеленами и статуями со всего Конкорда, чтобы увидеть, кто с ней заговорил. Она заставила себя улыбнуться.
 — Канцлер Коройен! — сказала Эрин Дел Аглиос. — Ты пришла, чтобы позаботиться о моем смятенном разуме?
 — А разве это не самая лучшая помощь, какую я могу оказать Конкорду? — спросила канцлер, грациозно двигаясь к Адвокату.
 На ней была парадная тога с полосами зеленого цвета и богатой вышивкой, соответствующей ее должности, — узором из листьев. Сандалии канцлера шуршали по камню, глаза сверкали, подобно драгоценным камням ее тиары. Несмотря на ветер, врывавшийся на открытую галерею, она не надела столы или плаща, чтобы прикрыть обнаженные руки. Внушительная картина, как всегда. Эрин напомнила себе о необходимости сохранять бдительность.
 — В городе непривычно тихо, — проговорила Адвокат, снова поворачиваясь к балкону.
 Солнце дуса пробивалось сквозь серые облака, утренний холод начинал отступать. В городе царила неуютная атмосфера, беспокойство, охватившее все его районы, усиливалось. Непоколебимая уверенность в силе легионов серьезно пошатнулась. На смену благодушию и чрезмерной гордости пришла тревога.
 — Но вас ведь это не удивляет? — спросила канцлер, становясь рядом с ней.
 — Нет, конечно. Даже я готова признать, что время от времени испытываю опасения, Фелис.
 — Это вполне естественно. Всеведущий разгневан. Его лицо отвратилось от нас, а туманы скрывают от нас наших врагов.
 — Ох, Фелис! — фыркнула Эрин. — Я уважала бы тебя намного сильнее, если б ты не была такой высокопарной.
 Лицо канцлера стало таким же холодным, как утренний воздух.
 — Не напускай на себя этот вид! Прислушайся к своим словам. Ты создаешь страхи там, где их не должно быть.
 — Но, мой Адвокат, вы ведь согласитесь, что, если бы Всеведущий был на нашей стороне в битве с Цардом, Он обязательно запретил бы туману упасть. Он помогает им приблизиться к нам. Ускоряет нашу гибель.
 — Нет, я не соглашусь. — Эрин покачала головой. — Туманы дуса — это ежегодное погодное явление, которое наши ученые уже очень давно объяснили. Время для войны неподходящее, и цардиты поспешили воспользоваться своими преимуществами. Но все изменится. Окетаны вырвутся. Нератарн продержится до прихода Роберто. Мы победим.
 — Бог наказывает вас за то, что вы укрываете мерзости Восходящих, — заявила канцлер. — Конкорд будет спасен, только если вы их отвергнете.
 Эрин почувствовала, как в душе нарастает гнев, который переплетался с бессильной досадой и грозил одержать над ней верх.
 — Вместо того чтобы проповедовать веру и спокойствие, ты подогреваешь эти страхи и внушаешь беспокойство жителями Эсторра, распространяя его по всей стране. Почему ты действуешь столь неуместно?
 — Потому что вера — не то, чем можно пользоваться, когда это удобно. Либо мы верим, либо нет. Возможно, вам следует задать себе вопрос, на чьей стороне находитесь вы, мой Адвокат. Хотя такой вопрос обычно не адресуют живому воплощению Бога на земле, не так ли?
 — Ты идешь по самому краю, Фелис. Опусти взгляд, пока не упала. — Эрин указала на лежащий внизу во всем его великолепии город. — Я на стороне спасения жизней как можно большего количества моих подданных. Если я смогу помешать цардитам разрушить то, что мы строили столько веков, я это сделаю. И если Восходящие сыграют в этом какую-то роль, я буду рада ими воспользоваться.
 — И, спасая тела своих подданных, вы потеряете их сердца. — Канцлер отступила на шаг. — Я слышу, что они говорят, потому что хожу среди них.
 — Ты раздуваешь их страхи в своих целях. И поверь мне, это не пойдет тебе на пользу, когда война закончится и придет время подводить итоги. Не дави на меня, Фелис. Религия тоже развивается. Думаю, тебе пора вернуться в Главный дом и обдумать свое будущее. Кстати, спасибо, что облегчила мое беспокойство.
 Взгляд канцлера излучал ненависть. Она хотела повернуться, чтобы уйти, но звук горнов в гавани остановил ее. Канцлер снова встала на балконе рядом с Эрин. Они ожидали звуков, которые предупредят о нападении, но их не последовало. Вместо этого горны просигналили отбой тревоги, и на спокойной воде за молами гавани неспешно появились три корабля. Два двинулись дальше, тогда как у третьего явно были проблемы, он шел на веслах. Корабль лишился мачты, она переломилась пополам, повредив палубу и планшир.
 Даже с такого расстояния Эрин смогла разглядеть большой темно-синий флаг, который трепетал на мачте первого корабля, показывая, кто находится у него на борту. Стоявшая рядом с ней Коройен замерла. Эрин увидела, как лицо канцлера превращается в маску злобного презрения.
 — Твой обвинитель приплыл в гости, — заметила Эрин. — Удивлена, что его видишь, правда?
 — Перемещения Арвана Васселиса меня больше не касаются, — отрезала канцлер. — Вы сказали это совершенно ясно.
 — Мне тоже так казалось, — согласилась Эрин. — Но напомни мне. Легион Доспехов Бога под командованием Хорста Веннегура. Их долг заключался в том, чтобы защищать побережье к северу от Карала, я не ошибаюсь?
 Канцлер настороженно склонила голову.
 — Надо полагать, он потерял карту или перепутал север с югом.
 — Мой Адвокат?
 — Мне только что сообщили, что он двигался на юг, проходя в день больше двадцати пяти миль, и направлялся в глубь Карадука. К Вестфаллену, возможно.
 — Эрин, я могу заверить вас, что…
 — И он должен был добраться туда… сейчас прикинем… Дней двенадцать или даже четырнадцать назад, я бы сказала. Как раз столько времени нужно, чтобы проплыть от Вестфаллена до Эсторра, если ты вынужден бежать.
 — Мой Адвокат, если вы обвиняете меня в…
 — Ах, молчи! Твои протесты так скучны! Возможно, ты слышишь, о чем говорят жители Эсторра, канцлер Коройен. И я уверена, что они подтвердят все, чего ты пожелаешь. Но я вижу и слышу все. И я никогда не забываю неповиновения или предательства. Я пойду встречать маршала-защитника Васселиса и всех тех, кого он взял с собой в столицу. И если я увижу на пристани хотя бы одного из твоих чтецов или легионеров, если я услышу хоть одно замечание насчет его веры, я тебя арестую. — Она махнула Фелис рукой. — Желаю приятно провести день.


* * *

 — Левые табань, правые — на счет сорок!
 Ильев потянул румпель на себя, и капер резко повернул налево. Цардитская трирема вынырнула из дыма, который валил от пылающей биремы Конкорда, направляясь прямо на них. Вражеские стрелы покрывали воду рябью и стучали в планшир.
 — Правые табань, левые — на счет тридцать!
 Их слаженностью можно было гордиться. Враг решил, что с его судном покончено. Однако им до этого очень и очень далеко. Триарх резко отклонил румпель от себя, поворачивая направо и уходя от триремы под острым углом. Его команда устала, они перешли все мыслимые пределы. И все равно четко исполняли приказы.
 Начинался рассвет, вызывая слабое свечение тумана, который клубился над морем и поднимался высоко к небу. Повсюду видны были пожары и дым. Горящие обломки усеивали поверхность океана. Его морская пехота стояла на корме, удерживая поврежденный, погнувшийся таран над водой. Во время трех абордажей Ильев потерял семерых гребцов и двух воинов. Потери пока не стали критическими, но для последней атаки ему понадобится еще один капер.
 Было очень трудно оценить успешность прорыва. Капер Ильева оказался в нескольких милях от пристани, следуя за флотилией из двадцати бирем и трирем, пытающейся уйти от осажденного острова и прорваться к эсторрской гавани. До цели под обычными парусами и на веслах можно дойти за десять дней. По мнению Ильева, это на три дня больше, чем необходимо. Окетанам надо найти где-то новые силы. Что до его отряда, то они готовы перейти на любое попутное судно.
 Яростное сражение шло всю ночь. Первые стычки были легкими за счет эффекта неожиданности. Цардиты никогда раньше не видели суда окениев, но теперь они знали о них все. Тридцать каперов прошли до северной оконечности острова, нанося сокрушительные удары, пока цардиты — некоторые из них — не извлекли из этого уроков. Камни катапульт стали находить суда, вцепившиеся в цель. На лестницы выливали бочки с горящим маслом. И у каждого вражеского матроса под рукой появились луки со стрелами и меч, которыми они сражались, когда абордажная команда выбиралась на палубу.
 Однако основной урон был нанесен в первый час боя. Теперь оставалось только защитить уходящую флотилию и проплыть по Тирронскому морю — а там будь что будет. Ильев шел вместе с западным отрядом кораблей, направлявшимся прямо к Эсторру. Другие плыли с восточным отрядом, гребущим к Гестерну, где, по слухам, ждала цардитская армия, которую должны были взять корабли.
 Позади его капера завершала разворот вражеская трирема. На ней была свежая команда: корабль пришел с северной оконечности осадной дуги. Он быстро и уверенно двигался по небольшим волнам. Ильев тихо выругался. Трирема легко догонит флотилию. Он не может этого допустить. Командам нужен отдых и чистая вода.
 Триарх посмотрел на своих гребцов, работающих на счет двадцать, чтобы держаться за задней триремой Конкорда. Туман стал немного редеть, так что он мог видеть почти все двадцать судов. Восточнее виднелись другие каперы окениев, видимо тоже идущие за кораблями окетанов. А на западе из тумана в его сторону направлялось судно, которое он так надеялся увидеть. Капер девятого отряда, который он уже готов был считать потонувшим.
 — Седьмой, слушай мою команду! Мы идем еще один раз. С нами будет девятый. Вытащите нас?
 — Не сомневайся, триарх, — ответил старший гребец.
 Ильев кивнул.
 — Спасибо, Гуннарсон. На счет тридцать. Давайте немного прибавим скорость.
 Он повернул румпель, начав длинный плавный поворот, который должен сблизить их с девятым отрядом так, чтобы можно было договориться о намерениях. Ильев хотел нанести триреме достаточно повреждений и заставить врага снизить скорость — и только.
 — На абордаж не идем, пехота. Уберите оружие, все решат балансировка и скорость. Не давайте тарану опускаться в воду!
 — Будет сделано!
 С цардитской триремы их заметили. На палубе появились лучники. Команды баллист приготовились стрелять. Ильев заметил на корме и на носу группы людей, готовых к ожидаемому тарану. Дело будет интересным. Триарх видел, как осунулись лица его гребцов, как напрягаются натруженные мышцы и из множества мелких порезов по рукам и ногам моряков течет кровь.
 — Легко на тридцать, — скомандовал Ильев. — Поворачиваем.
 Два капера разминулись перед неприятельским судном, идя на пятнадцати узлах. Команда Ильева пошла вдоль левого борта чуть дальше полета стрелы. Баллисты выстрелили. Он наблюдал, как болты летят по пологой дуге. Расстояние оценили правильно, направление — не слишком. Снаряды упали в море далеко позади них. Они пошли за триремой на расстоянии пятидесяти ярдов. Девятый отряд должен был повернуть раньше и раствориться в тумане, выполняя маневр, который выведет его к носу противника.
 Ильев отклонил румпель, поворачивая капер. Цардиты увеличили темп гребли. Он слышал глухой рокот их барабанов. Подходя к цели с кормы, Ильев впервые заметил изъяны в конструкции цардитского корабля.
 Выносная скамья для верхнего ряда гребцов чуть широковата. Крутизна дуги от кормы до ватерлинии великовата. Триарх отклонил румпель от себя, чуть изменяя направление движения.
 — Слушать меня, — сказал он. — Приготовьтесь табанить, как только мы ударим. На счет сорок. Быстрый рывок, седьмой, и скоро все закончится.
 Капер набрал скорость. Два бойца пошли по проходу, чтобы перенести тяжесть на нос корабля. Ильев увидел, как девятый идет наперерез противнику и круто поворачивает к носу с левого борта. Ильев был недосягаем для камней и болтов. Цардиты толпились на узкой корме, выцеливая командира. Они начали разворот налево. Барабанная дробь участилась.
 — С этим вы опоздали, — ухмыльнулся Ильев. Он еще раз подправил их направление. — Приготовиться к удару. Мы идем.
 Триарх улыбнулся своим гребцам. Они сидели спиной к кораблю-цели. Ни один не попытался повернуться. Дисциплина, порядок, победа. Полетели стрелы. Ильев стиснул зубы. Два воина открыли ответную стрельбу. Стрела ударила одного из его гребцов спину, и он поник. Другой воин бросился на его место, подняв весло и оттащив тело назад. Однако он сделал это не так быстро, чтобы предотвратить столкновение весел по правому борту. Ильев повернул румпель, компенсируя внезапное замедление и поворот. На следующем гребке капер уже нанес удар.
 — Держись!
 Бойцы побежали обратно по проходу. Инерцией капер швырнуло на румпель цардитского корабля. Массивный, крепкий шест не был рассчитан на то, чтобы выдержать давление под таким углом. Ильев услышал, как он затрещал, ломаясь под его корпусом. Капер шлепнулся в воду, и его таран разворотил обшивку кормы.
 — Назад! — крикнул Ильев.
 Трирема содрогнулась и чуть повернулась на правый борт. Девятый нанес удар. Капер Ильева отошел назад.
 — Чистая вода!
 Опять прилетели стрелы. Они ударили в весла и руки гребцов. Ильев развернул судно.
 — На счет сорок при первой же возможности. Все, седьмой. Дело сделано!
 Капер быстро отошел от триремы. Ильев видел, как мечутся цардиты, пытающиеся оценить урон. У них наверняка есть другой румпель, но на его установку уйдет целый день.
 С юга шли новые корабли противника. Там, где туман рассеивался, горизонт заполняли паруса. Среди них виднелись и паруса Конкорда, что говорило о масштабе прорыва. Для них теперь все зависело от собственного умения, и им приказано было замедлять продвижение и топить вражеский флот. Для Ильева и седьмого отряда окениев дело долгой ночи завершилось.
 Ильев вывел капер за пределы досягаемости вражеских снарядов, а потом вернулся к флотилии. С ними шла «Гордость Кирандона». Он направился к флагману Карадука, мечтая о том, как растянется отдыхать на его палубе, пока матросы будут поднимать капер и закреплять его за кормой.
 — Счет двадцать пять, — велел триарх. — Садись, пехота. Давайте отдохнем и отдадим должное нашим погибшим.


* * *

 Томал Юран, бывший маршал-защитник Атрески, теперь стал фактически ее королем. Единственная мысль, которая еще могла вызвать на его лице нечто похожее на улыбку. Он отказывался сесть на трон: это походило на обман части населения, еще хранившей ему верность. Похоже, почти все его сторонники жили в Хароге. Столица — единственное место, где не было боев, если не считать той стычки со сборщиками. Она произошла всего тридцать пять дней назад, но уже казалась древней историей.
 Все эти дни Юран пытался примириться с решением, которое принял, а тем временем Атреска, как он и опасался, превратилась в поле битвы. Сразу после возвращения независимости такая возможность казалась маловероятной. В Хароге царила радость, быстро распространявшаяся на окрестные районы. Люди скандировали имя Юрана и умоляли его править в качестве короля новой нации. Флаги старой Атрески гордо развевались повсюду. Даже огни на сигнальных башнях потушили.
 Когда все обещанное сентором Ренсаарком, который теперь уже стал просентором, осуществилось, пять дней шли празднества. А потом армия Царда, укрепленная легионами своего нового союзника у Атрески, двинулась на запад. Единение было настолько полным, что командующие армий цардитов смогли увести на юг, к Гестерну, намного больше людей, чем они рассчитывали. Тогда Юран ожидал, что Конкорд рухнет, а новая сила будет расти — и он окажется в самом ее центре.
 То время превратилось теперь в такое же смутное воспоминание, как и последняя встреча с Полом Джередом. Казначей по-прежнему не давал ему покоя. Он продолжал действовать, и известия о его делах — а вернее, о делах тех, кого он опекал, — вызывали тревогу, если, конечно, считать их достоверными. Но Томал Юран был человеком суеверным. А еще он умел читать правду по глазам людей — и не мог отмахнуться от историй, которые ему рассказывали.
 Атреска пылала. На западе, юге и севере в десятках мест к небу восходили столбы дыма. И было ли это делом рук цардитов, которые грабили население или мстили за предполагаемые проступки, или же действовало сопротивление, значительно замедлявшее темп наступления, роли не играло. Результат все равно один: когда война закончится, от его страны практически ничего не останется. И теперь Юран мог только надеяться на победу цардитов, но отнюдь не мог на нее рассчитывать. Уверенность превращалась всего лишь в вероятность. Практически единственным утешением оставалось то, что он отослал из Атрески Меган. Хотя бы она уцелеет, кто бы ни победил в этой войне. Единственный сторонник Конкорда, которого цардиты не посмеют тронуть.
 — Ты слишком много беспокоишься, — заявил Ренсаарк, все еще сидевший за обеденным столом.
 — Вот как?
 Юран отвернулся от окна галереи и краем глаза уловил свое отражение в зеркале. Он постарел. Седые волосы, запавшие потухшие глаза и обвисшая кожа не покажутся привлекательными Меган, если им доведется снова увидеть друг друга.
 — В любой войне бывают неудачи, — добавил Ренсаарк.
 — Моя страна стала пеплом. Все мои соседи, кроме одного, теперь мои враги. Нет уверенности в том, что наши объединенные силы прорвут оборону Нератарна. Боже Всеобъемлющий, посмотри, как долго нам пришлось пробиваться через нашу собственную территорию!
 — Вот потому мы и заключили союз. — Ренсаарк расправил складки великолепной туники из тундаррской ткани. Поверх нее он носил куртку из дорогих мехов Карка, а на ногах — сандалии с золотой нитью. Богатства Конкорда, потерянные для простых граждан Атрески, стали доступны старшим командирам Царда. — Мы знали, что сопротивление будет. Потребовалось больше времени, чем хотелось бы, но мы его преодолели.
 Юран вернулся к столу и взял кубок с вином. За стенами было холодно, и пламя в каминах тщетно пыталось обогреть каменный зал. Последние два дня падал первый настоящий снег дуса, так что полевые условия только ухудшатся.
 — Эти места плохо подходят для того, чтобы воевать на льду и в мороз, — сказал Юран. — На равнины с плато дуют сильные ветра, снега так много, что может занести даже этот замок, а температура падает так низко, что кровь стынет в жилах. Твои и мои люди стоят под Нератарном в палатках. У врага хорошие укрепления. За их спиной ресурсы Конкорда. Нам едва хватает продуктов, чтобы прокормиться. Мы слишком много времени потратили на сборы. Если они продержатся десять дней, то смогут нас победить.
 — Сражение не продлится десять дней, — возразил Ренсаарк. — У них численное меньшинство, соотношение — самое малое один к трем. Они едва ли выстоят против нас и один день.
 — У них еще есть мужество и надежда, — покачал головой Юран. — И они узнают хотя бы часть того, что произошло на юге. Они скоро узнают, что этот ублюдок Дел Аглиос идет к ним на помощь. Идет через мою страну, и ничто не мешает ему, кроме погоды.
 — Ему придется хоронить трупы своих сограждан, — осклабился Ренсаарк. — И у него не останется выбора, кроме как гнаться за нами до самого Эсторра. До города, который уже будет нашим. Они проиграли, и они это знают.
 — И это новое оружие. Эти дети, которые могут крушить горы? Ты ведь не отрицаешь, что они — угроза.
 — Не отрицаю, конечно. Но если они не умеют летать, они не смогут помочь Конкорду у Нератарна. Успокойся, Томал. Прими ванну, что ли. Скоро угроза Конкорда исчезнет навсегда, и мы сможем заключить мир с независимыми государствами. Как это было раньше. И ты будешь в центре внимания. Король Юран, которого поддерживает мощь короля Хурана, никогда больше не будет опасаться вторжения.
 Юран простился с Ренсаарком и вернулся в личные покои во дворце. Как всегда, слова цардита звучали очень убедительно. Но в них был изъян — если бы он только знал, где именно его искать. И Юрана грызло постоянное подозрение, что Ренсаарк держит его за дурачка и использует для того, чтобы расширить земли Царда.
 Юран приказал приготовить ему ванну, а потом опустился в любимое кожаное кресло, чтобы насладиться жаром открытого огня в камине. Вскоре он услышал, что пришел слуга, и отправился в комнату для купаний, готовясь лечь в воду. При виде мальчишки с кухни, который толкал тяжелый кувшин на колесах, чтобы долить в ванну горячей воды, Юран нахмурился. Прежде всего, он был старше, чем обычно, и очень худой и оборванный. Как будто кто-то морил его голодом, а потом извалял в грязи, прежде чем отправить прислуживать своему будущему королю.
 — Ты слишком взрослый для этого дела, а? — проворчал Юран. — И к тому же в отвратительном виде. У меня что, закончились мальчишки на кухне?
 — Нет, мой господин, — ответил паренек. Он повернулся, опустив голову. — Мне очень жаль, если я вас оскорбил. Я этого не хотел.
 Юран махнул рукой. У него были заботы поважнее.
 — Просто приготовь мне ванну. Сегодня лучше с розмариновым маслом.
 — Мне нужно с вами поговорить! — неожиданно выпалил мальчишка.
 — Если ты просишь еды, то у меня ее нет. — Юран вздохнул. — Если ты хочешь вступить в легион, обратись к старшему в базилике. А сейчас делай свое дело и уходи, пока я не позвал стражу и тебя не выставили.
 — Нет, — заявил мальчишка, и Юран так удивился, что позволил ему продолжить. — Потому что мне нужно укрытие, а вам нужна защита от Конкорда, все равно, победят его цардиты или нет. Вы один и растерянны. Я тоже. И сейчас в этот мир приходит сила, которую нельзя остановить одними только мечами.
 — И надо полагать, ты это можешь сделать, так? — Рука Юрана легла на рукоять гладиуса. — Ладно, мы с тобой поболтали, но твое время вышло, кем бы ты ни был.
 — Вы хотите знать, кто я?
 Парнишка поднял голову, и потрясенный Юран попятился. Под грязными светлыми волосами мальчишеское лицо осветила улыбка, и волна теплого зеленого цвета прошла по его глазам, тут же ставшим нейтрально-серыми. Взгляд Юрана переместился на столб воды, который мальчишка поддерживал на одной вытянутой ладони, без какого бы то ни было сосуда. Маршал неопределенно взмахнул рукой, но нужные слова не находились.
 — Не бойтесь, — сказал паренек. — Пусть они сражаются. Пусть пройдет дус. Выжидайте и спрячьте меня. И наступит день, когда этим миром будем править мы с вами. Не сегодня. Не в этом году. Может, даже не через десять лет. Но когда-нибудь. Вам надо только довериться мне.
 Юрану показалось, что он задыхается. В голове гудело, руки и ноги мелко дрожали. Он нащупал рукой стену и тяжело прислонился к ней. Цардиты, в чьих глазах плескался ужас, говорили правду. И перед ним стоял один из колдунов. Мальчик, который мог обрушить гору.
 — Кто ты? — с трудом выговорил он.
 Паренек снова улыбнулся.
 — Я тот, кто видит истину. Я — Гориан Вестфаллен, и я ваш покорный слуга, маршал Юран.




 ГЛАВА 72


  848-й Божественный цикл, 16-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения 
 Под повязкой на глазу снова зудело. Этот шрам невероятно бесил Гестериса, особенно когда температура понижалась. Выделения — он отказывался считать их слезами — замерзали и давили на края раны. Генерал провел рукой вдоль нее, до правой щеки и челюсти.
 Хирург сказал, что ему повезло. Цардитский клинок, испачканный грязью Цинтарита, нанес лишь скользящий удар. Не будь этого, он бы погиб, а не стоял здесь в числе тех немногих, кто пережил ту бойню. Однако, глядя поверх оборонительных сооружений на море врагов, собравшихся перед ними, Гестерис раздумывал, не лучше ли ему было умереть тогда. Возглавлять армию во время поражения тяжело. Повторная неудача — прямой повод для самоубийства. А поражение неминуемо.
 Весть из Гестерна ободрила его старших командиров и сильно повысила боевой дух собранных для обороны легионов, но надо взглянуть в глаза правде — Дел Аглиос в четырех днях пути от них, а это на два дня больше, чем нужно. А ведь им почти удалось! Легионы передвигались по Атреске, нападая на цардитов и силы мятежников. Они выгадали защитникам Нератарна время, чтобы те смогли усилить укрепления и собрать силы. Стянуть и отремонтировать все орудия, которые удалось найти, вооружить всех граждан, способных держать оружие, и поднять дисциплину в легионах на новую невиданную высоту. Они даже построили отличный тракт, ведущий с севера на юг позади постоянных оборонительных сооружений, чтобы ускорить передвижение. Все было на своих местах — за исключением необходимой численности армии.
 Граница Нератарна с Атреской — от южной оконечности озера Айр до крутых склонов хребта Гау — имела в длину всего пятнадцать миль. Участок, где ее пересекал тракт, хорошо укрепили, южнее местность почти всюду была непроходимой для армии. Какой-то крупный геологический катаклизм древности сбросил с Гау целые поля камней, которые легли так, чтобы стать ловушкой для колес, копыт или ног. Дозорные посты и форты располагались по всей границе, и в каждом Гестерис оставил отряды, хотя вероятность крупного вторжения здесь была весьма невелика.
 Однако отрезок гостеприимной земли длиной около двух миль необходимо оборонять. Гестерис перекрыл тракт окованными железом воротами, расположил вокруг платформы с артиллерией и галереи, с которых можно сбрасывать кипящее масло и камни. Он приготовил позиции для лучников и безопасные места для отрядов кавалерии и пехоты. На расстоянии мили от тракта по обе стороны существовали еще два форта, и благодаря гражданской войне, которая не прекращалась в Атреске в последние десять лет, они остались целыми и в хорошем состоянии. Однако все это не выдержит давления противника. По крайней мере долго.
 Гестерис посмотрел на юг вдоль линии обороны. Он гордился тем, что ему удалось создать за столь краткий срок. Многое было сделано еще до того, как он появился здесь и принял командование. Открытую местность между двумя фортами и воротами на тракте перекрыли стеной из камня и дерева и затем все сооружение забетонировали, сделав в нем бойницы для лучников и платформы для орудий. Но упорного обстрела эта стена не выдержит.
 Сразу за стеной установили все остальные катапульты, имевшиеся в распоряжении Гестериса, — сто орудий, сгруппированных по десять. А позади них выстроятся ряды артиллерии и кавалерии, которые сейчас располагались в лагере, загонах и брезентовых укрытиях в нескольких сотнях ярдов далее.
 И всего этого будет недостаточно. У него в распоряжении находится двадцать пять тысяч регулярной пехоты и кавалерии легионов. Три тысячи левимов обойдут озеро Айр с севера и предпримут атаки на фланг. И еще есть две или три тысячи фермеров и гончаров из Нератарна. Отважных, но обреченных.
 С избранного им наблюдательного пункта на верху ворот тракта Гестерис взглянул на восток. Трудно было поверить своим глазам. Тогда у Цинтарита его неприятно удивила большая численность войск Царда. Здесь его поражал уровень предательства. Несмотря на обрывочные сообщения, доходившие из Атрески, Гестерис цеплялся за веру в то, что алы Конкорда останутся верны клятве. Сегодняшнее утро стало последним доказательством того, что Юран и его ублюдки полностью подчинили себе граждан Атрески.
 По всей огромной армии, выстроившейся напротив Гестериса, виднелись плотные группы людей с доспехами и вооружением Конкорда. В увеличительную трубу он разглядел и немалое количество орудий, изготовленных в Конкорде, отчего генералу стало совсем тошно. Но главной язвой, разъедавшей ему кишки, были лица мужчин и женщин, которых он узнавал. Верные ему люди будут умирать от ударов оружия, созданного в Конкорде! Мрачная ярость Гестериса вспыхнула с новой силой.
 Генерал снял с глаза повязку, открывая морозному воздуху доступ к ране. Холод обжигал незажившую плоть, которую смазывали бальзамами от заражения и раздражения. Он глубоко вздохнул, наслаждаясь прохладой, распространившейся по его щеке и сжатым челюстям.
 — Генерал Гестерис!
 Он обернулся, опуская повязку на место. Перед ним стоял гонец, закутанный в меха и, судя по вспотевшему лицу и запаху, только что спешившийся.
 — Да? — отозвался Гестерис.
 Он поправил ремешок нового шлема с зеленым плюмажем и расправил отделанный мехом плащ затянутыми в перчатки руками. Доспехи были его собственными: их выправили и начистили до блеска. Генералу хотелось, чтобы все видели сохранившиеся на металле шрамы и знали, что они символизируют возрождение надежды, которую сам он не разделял.
 — Пробер Арин докладывает, что противник закончил построение. Он извещает, что атака вот-вот начнется.
 Гестерис заставил себя улыбнуться.
 — Он усердный воин, но он ведь не полагал, что это известие застанет меня врасплох?
 Посланец опустил глаза. Гестерис замечал, что в последнее время так происходило часто. Он и прежде никогда не вызывал завистливых взглядов. А теперь на него смотрели либо с нездоровым любопытством, либо с сочувствием. На то и другое ему было наплевать.
 — Что еще? Он сообщает новые оценки их численности?
 — Его оценка сейчас составляет пятьдесят тысяч, генерал.
 — Соответствует моим предположениям, — кивнул Гестерис — Сможешь до него добраться?
 — Так точно.
 — Пусть действует самостоятельно, но не начинает атаки, пока враг не сосредоточится на наших стенах. Поезжай быстрее.
 Посланец ударил себя в грудь правым кулаком и убежал назад, за ворота. Гестерис проводил его взглядом. А потом снова повернулся к врагам. Они выстроились так же, как сделал бы он сам. Лучники и артиллерия впереди, пехота поблизости, чтобы закрыть любой прорыв. А конницы не видно. Несомненно, она патрулирует фланги и линии снабжения.
 Солдаты и катапульты были повсюду, куда достигал его взгляд, с юга и до края озера на севере. Через увеличительную трубу генерал рассмотрел пять разных отрядов пехоты. Несомненно, существовал и мобильный резерв. Гестерис еще раз подумал о том, чтобы отправить всадников и попытаться вывести из строя часть артиллерии, и снова отказался от этой мысли. Лучники выбьют любой отряд, какой он сможет послать. Положение было самым гадким. Их смерть стояла всего в полумиле — и они могли только следить за тем, как она приближается.
 Услышав звук, разнесшийся в неподвижном морозном воздухе, Гестерис нахмурился. Они пели. Такого он прежде не слыхал. Это были не бравурные гимны скорой победы, которые будоражили кровь и придавали силы, а что-то более мелодичное. Басовитый рокот десятков тысяч голосов катился по открытому полю. У Гестериса волосы встали дыбом. Звук тек через него, словно неспешная мощь океана.
 Песня печали и утраты. Генерал не мог разобрать ни единого слова, но понимал их чувства так ясно, словно у него перед глазами был написанный текст. И тогда он осознал, почему они поют и почему все мужчины и женщины, обороняющие границу, слушают, не пытаясь в ответ начать собственную песню.
 — Они считают, что проиграют, — проговорил один из дозорных у ворот, качая головой в такт прекрасной похоронной песне.
 — Нет, — отозвался Гестерис. — Они знают, что победят, но понимают, какой ценой. Как и мы, очень многие из них не вернутся домой.


* * *

 Роберто не имел ни малейшего желания задерживаться для оказания помощи местным жителям, хотя ощущал давление со стороны своих друзей-атресцев: они хотели, чтобы он это сделал. Их страна была разорена. Масштабы разрушений оказались для всех неожиданностью. Пока они шли на юг, к Гестерну, их путь лежал по местам, в которых не побывали цардиты. Но по дороге в Нератарн вдоль тракта им встречались одни только руины.
 Сожженные города и деревни, урожай и скот, видимо, забирали насильно; трупы мужчин, женщин и детей по обочинам дорог и в тех местах, куда заезжали его разведчики и фуражиры. Некоторые умерли от ран, нанесенных клинками одной из воюющих сторон. Другие замерзли. Самые маленькие явно погибли от голода: армия, отчаянно стремящаяся наполнить свои желудки, не оставила им ничего. На тракте то и дело встречались толпы беженцев, направляющихся в Бискар. Все они были несчастными и ни в чем не повинными людьми. И Роберто понимал, что не может помочь никому из них, поскольку армия хоть и пополнила свои запасы в Гестерне, но больше ничего не получит до окончания сражения. Между уроженцами Атрески и Эстории начались новые трения.
 Роберто шел пешком в голове колонны, ведя коня в поводу, чтобы продемонстрировать солидарность с пехотой, которую заставлял передвигаться убийственными темпами. Дел Аглиос понимал, что по тракту необходимо делать тридцать пять миль в день. Этого едва удавалось добиться, поскольку землю уже начали покрывать снег и лед. Он мог бы дать обещание после сражения демобилизовать солдат и отправить их по домам, но слишком у многих домов уже не останется. Настроения среди атресцев были очень мрачные.
 — Просто жест доброй воли! — попросил Даваров. — Дай им почувствовать, что тебе не все равно.
 — Если они до сих пор этого не поняли, то не поймут никогда, — ответил Роберто. — И я не считаю, что, взяв на руки голодного ребенка, я решу наши проблемы. Я не могу допустить отклонения от цели — и я определенно не могу позволить тратить наши запасы. И, Даваров, мне уже пришлось объявить предупреждение относительно раздачи еды и одеял людям, которые ночами попрошайничают у нашего лагеря. Я хочу, чтобы ты заставил своих людей прислушаться. Мне надоело ставить столько дозорных в караул. Сейчас решается судьба многих народов.
 — Не читай мне лекции насчет всеобщего блага, Роберто, — огрызнулся Даваров. Великан из Атрески отвернулся. Роберто знал, с каким трудом тот сдерживает досаду. — Это ведь те люди, которых мы якобы спасаем.
 — И ты считаешь, что вид сирот не ранит мне сердце? Ты думаешь, я не жажду помочь этим людям? Изволь меня хоть немного уважать! Но если мы остановимся, чтобы помочь кому-то одному, мы будем морально обязаны помогать всем. Мы не имеем права выбирать. Мы можем решать только, продолжаем ли мы двигаться тем же темпом и выполнять приказ Адвоката. Мы и так оголодаем, замерзнем и вымотаемся до предела, когда доберемся до Нератарна, даже если не будем делиться тем, что помогает нам выжить. И когда мы все-таки туда доберемся, я молю Бога, чтобы мы успели вступить в сражение. И более того — чтобы мы были в таком состоянии, что смогли бы сражаться. Ничто не должно нам помешать.
 — Ты приговариваешь людей к смерти.
 — Да, это так, — кивнул Роберто. — И когда ты станешь генералом, то будешь жить с этими дерьмовыми решениями так же, как и я.
 Даваров отвернулся, но Роберто окликнул его.
 — Да, генерал, — угрюмо отозвался Даваров.
 — Да, — согласился Роберто, — я генерал. И раз уж мы перешли на официальный тон, позволь мне напомнить, что я не разрешал тебе уйти. И еще, я не спрашивал у тебя совета. Мне понятна твоя озабоченность, но нравится тебе или нет, мы должны думать об общем благе. Ты мне нужен, Даваров. Больше, чем когда бы то ни было. Не отворачивайся от меня сейчас. Скажи своим людям, что надо делать, и напомни им, что если кто-то пожелает нарушить мои правила, то они присоединятся к беженцам, а их рацион разделят между теми, кто в состоянии выполнять мои приказы. Надеюсь, я ясно выразился?
 Двое мужчин пристально смотрели друг на друга. Даваров не желал уступать, Дел Аглиос не позволял давить на жалость.
 — Можешь идти, — сказал генерал.


* * *

 В открытом море о тумане можно было только мечтать. Со свинцово-серого неба валил снег, а ветер, гнавший тучи, предвещал трудное плавание. Волны уже достигали шести футов и грозили увеличиться.
 Ильев навестил своих раненых, а потом вышел на палубу к тем, кому из-за тесноты в трюме пришлось спать на палубе под открытым небом. Патония устроила навес из парусины, но ночи стояли холодные, а чугунные печки пришлось погасить, когда началась сильная качка. Однако отряды окениев состояли из закаленных моряков, и он не услышал от своих людей ни слова жалобы.
 — Хорошо хоть, что цардиты тоже пойдут медленнее, — сказала Патония, подходя к правому борту, откуда Ильев смотрел на флот окетанов.
 — Будем надеяться, что шторм ударил по ним два дня назад, иначе нам их не догнать.
 — Надежды мало, Карл. Без парусов мы едва делаем семь узлов.
 Ильев повернулся спиной к фальшборту и посмотрел на красное лицо капитана. Как и он, она оставила руки открытыми — несмотря на холод, надевала только простую шерстяную тунику и сандалии. Патония недавно подстригла волосы, а руки покрывали неглубокие порезы — напоминания о прорыве с острова.
 — Мы гонимся как минимум за сотней парусов, — сказал он. — Это свежие команды, плывут из залива Харрин, не получив повреждений в сражении. Удивляюсь, что тебе хочется их догнать.
 — Ну, наверное, мы могли бы повернуть и попытаться перехитрить те две сотни парусов, которые гонятся за нами. Что ты предпочитаешь?
 Ильев засмеялся.
 — Как же они удивятся, если мы вдруг появимся на горизонте. Но не думаю, что Адвокат поблагодарит нас за это.
 — Наверное, нет. — Патония посмотрела мимо Ильева на флот. — Есть известия от отставших судов?
 — У нас неплохая численность. Семь каперов окениев, девяносто трирем, сорок атакующих галер. Я был бы очень рад, если бы нас догнали еще суда. Я был бы счастлив услышать песни над океаном, но мы не можем на это рассчитывать.
 — Нас недостаточно, так ведь? Если вспомнить, сколько их идет с востока, — проговорила Патония. — Мы не сумеем помешать им добраться до гавани Эсторра раньше нас. Все ждут, что ты что-нибудь придумаешь, ты знаешь?
 — Я не адмирал, — тихо проговорил Ильев. — Я просто боец морского отряда, которому дали красивый титул.
 — Ни один из флагманов не прорвался, — отозвалась Патония. — Ты самый высокий чин окетанов, способный ходить по палубе.
 — Знаю. И ты еще удивляешься, что я так паршиво себя чувствую.
 — Я слышала разговоры матросов и других капитанов. Ты тот, на кого все надеются. Ведь это ты составил план прорыва.
 — И мы потеряли почти половину кораблей.
 — Мы получили шанс, — возразила Патония. — И это все, что мог пожелать любой из нас.
 — Ты это называешь шансом? Мы отстаем по меньшей мере на день. До Эсторра всего пять дней, если погода не испортится. Ты можешь провести подсчеты не хуже меня. Ты меня знаешь, Патония, я умею отыгрывать слабые шансы. Но тут… — Он пожал плечами. — Мы их не догоним.
 — Но если погода по-настоящему испортится… При плохой погоде мы ходим лучше, чем они. Намного лучше.
 — Будем молиться Окетару, но… — Ильев улыбнулся и развел руками. — Нельзя рассчитывать на чудо. И нам прекрасно известно, какая погода обычно бывает посреди Тирронского моря. В чем дело?
 — Ни в чем. — На лице Патонии внезапно отразилось смущение. — Так, ирония судьбы, вот и все.
 — Не хочешь рассказать подробнее?
 — Как-нибудь в другой раз.
 — Любое время в ближайшие пять дней меня устроит, — улыбнулся Ильев. — А потом я, наверное, буду занят.
 Триарх прислушался к барабанам. Сердцебиение корабля. Он ощутил гребок весел. Нос зарылся в волну. Вода обрызгала палубу. Ильев устремил взгляд на горизонт, гадая, видит ли он там пятна вражеских парусов или это морось туманит ему глаза. Так далеко…
 — Сердце Окетара, Патония, неужели этот корабль не может идти быстрее?!


* * *

 Оссакер сидел в привычной для себя темноте и ждал, когда пройдут смятение и растерянность. Он первый раз за целую вечность получил место и возможность поразмышлять — так, как он любил. За время, прошедшее с того дня, как они отплыли из Киррийской гавани, мальчик почти ни с кем не разговаривал.
 Кован и Ардуций сильно воодушевились перспективой попасть в Эсторр и позабыли, что, в сущности, происходит. Перед их глазами стояли только воображаемые дворцы, акведуки и величественные колоннады. Оссакер подозревал, что они могут опоздать и всего этого не увидеть.
 Он сидел и пытался понять, почему чувствует себя отделенным от них, — точно так же, как Миррон. Оссакер слышал, как она плачет у себя в каюте каждую ночь, когда остается одна. Когда меркнет солнечный день и воспоминания о Гориане беспрепятственно возвращаются в ее мысли. Оссакер так и не мог решить, ненавидит Миррон Гориана или тоскует по нему.
 Когда он открывал свой разум и смотрел карту ее тела, она казалась спутанной и неясной. Совсем не такой, как у Джереда: его карта была полна решимости и горела ярко, как фонарь в ночи. Оссакер предполагал, что видит эмоции Миррон, но какими бы они ни были, они отнимали у нее силы.
 И в этот момент его мысли вдруг прояснились. Сила приходит от понимания и веры в себя. Она не имеет никакого отношения к потребностям других. Только когда ты обладаешь внутренним спокойствием, ты можешь быть по-настоящему полезен так, как того требует Бог.
 Оссакер встал с койки и велел разуму вести его. Слабая энергия, растворенная в воздухе, показала ему дорогу к ровному четырехугольнику, заключенному в еще более темную раму — двери каюты. За ней открытый люк в конце кормового трапа ярко сиял смешением жизни и силы. Густая клубящаяся туча, которую он почувствовал, заключала в себя огромные возможности: Арду наверняка наслаждается ее присутствием. Он тот, кто мог превратить ее в нечто разрушительное. Но ему не следовало этого хотеть! В том-то и заключалась проблема.
 Мальчик поднялся по трапу и ощутил на лице холодный ветер, бодрящий и пронизанный жизненной энергией. Его чувства прочитали ветер и трансформировали информацию. В лениво перемещающихся следах, которые оставляло для Оссакера все, что двигалось, начиная с птиц и кончая кораблем на воде, он отыскал карты своих друзей. Кован, Ардуций и Джеред стояли слева от него — по левому борту, ближе к носу корабля. Капитан все время напоминал им, что это место называется баком. Ардуций направился к Оссакеру, как только почувствовал его приближение. Его аура была яркой и безмятежной. Порой Оссакер ему так завидовал! Несмотря на хрупкие кости, он такой спокойный и уверенный.
 — Осей, почему ты не позвал? Я пришел бы тебе помочь.
 — Я вполне могу справиться сам, — ответил Оссакер, моментально раздражаясь из-за того, что его сочли беспомощным. — И потом, как я должен был это сделать? Написать тебе письмо?
 — Знаю. Но ты ведь устаешь, когда все время следишь за линиями.
 — Настанет день, как ты любишь повторять, Арду, когда тебя не будет рядом. И потом, я всегда мог сам о себе позаботиться.
 — Хорошо, — ответил тот. Его голова горела спокойными коричневыми цветами, которые означали, что он уходит от спора. — Просто… ну, ты понимаешь.
 — Да, понимаю. И мне тоже жаль.
 — Я не говорил, что…
 — Мне нужно поговорить с казначеем, — прервал его Оссакер.
 — Я весь обратился в слух, Оссакер, — сказал Джеред, помогая ему крепче взяться за фальшборт. — Что тебе нужно?
 Оссакер посмотрел вниз и увидел темные полосы весел на синевато-белом фоне жизни океана. Он почувствовал беспокойство. Сердце у него стало колотиться быстрее, заготовленные слова куда-то испарились.
 — Я не могу. — Мальчик крепче вцепился в поручень. — Это неправильно. Я не стану. Я больше так не могу. И не буду.
 Джеред опустился перед ним на колени, и Оссакер прочел тревогу в линиях, которые составляли его лицо.
 — Успокойся, молодой человек. Не спеши. Скажи мне, что случилось.
 Оссакер кивнул.
 — Мы должны быть верны себе. Мы можем делать только то дело, ради которого мы родились. Я не смогу делать то, чего вы от нас ожидаете. Я не буду. Всеведущий дал мне жизнь для того, чтобы я помогал людям, лечил их. А не убивал.
 Джеред выпрямился.
 — Мы уже об этом говорили. То, что случилось на плато, было ошибкой, несчастным случаем. Никто не хотел, чтобы это зашло так далеко. И то, что я прошу тебя сделать теперь, не убивает.
 — Миррон тоже убила своим огнем. И вьюга, и снегопад… То же будет с морем и небом, которые вы теперь хотите от нас, они помогут одним людям убивать других. Я больше не стану этого делать. Не могу.
 Оссакер видел, что Джеред борется с гневом. Его силуэт напрягся, а цвета мгновенно вспыхнули густо-лиловым, который быстро перешел в коричневый с синеватым оттенком.
 — Оссакер, я надеюсь, что ты сказал не то, что мне показалось. Все, что ты любишь, находится в опасности. Вы, трое Восходящих, получили уникальную возможность спасти Конкорд и в то же время доказать свое право на существование тем сомневающимся, кто хотел бы заклеймить вас как еретиков. Какие еще оправдания нужны для тех действий, которые я прошу вас предпринять?
 Оссакер почувствовал, что густо покраснел. Он боялся расплакаться.
 — Люди нас возненавидят, если мы будем показывать, как легко можем убивать или вызывать ураганы и другие разрушительные стихии. Кто станет доверять нам по-настоящему? Я не могу жить с мыслью, что так много людей колеблется, не зная, должны мы жить или умереть.
 — А ты сможешь жить, зная, что из-за твоего отказа действовать были убиты Ступени, твои родители и люди в Вестфаллене?
 — Это нечестно, — заявил Кован. Его поддержка стала неожиданной, но очень приятной. — Вы не можете возлагать на него ответственность за это. Цардитское вторжение было вызвано перенапряжением наших сил и поражением при Цинтарите. Вините Адвоката, если уж вам надо кого-то винить.
 Джеред глухо зарычал.
 — Боже Всеобъемлющий, ты достойный сын своего отца! Мы не говорим о вине. Вторжение произошло. И теперь мы должны использовать все оружие, какое только имеем. Извини, Оссакер, но это включает и тебя.
 Оссакер покачал головой.
 — Я не стану, — тихо сказал он, стараясь сдержать страх. — Отец Кессиан всегда говорил нам, чтобы мы использовали свои способности только ради мира. На время мы все об этом забыли. Ну а теперь я вспомнил. Я снова проснулся. И никто в Вестфаллене не проклянет меня, если умрет из-за того, что я поступил так, как всегда хотел отец.
 Джеред резко поднялся и отвернулся. Оссакер видел, как расцвели линии жизни, пульсировавшие у него в груди, когда он крепко сжал фальшборт.
 — Мы в отчаянной беде! — прошипел он, обращаясь уже не к Оссакеру. — Нам надо действовать сообща. Ардуций, ты должен ему об этом сказать. Заставь его понять.
 — Он будет делать то, что считает нужным, — покачал головой Ардуций, и у Оссакера потеплело на сердце. — И я поддержу его решение. Если так случится, я буду работать один, этого должно хватить.
 — Очень благородно с твоей стороны, — огрызнулся Джеред. — Очень решительно и весьма впечатляет. Не сомневаюсь, что отец Кессиан гордится вами там, где он находится. Но если вы не хотите к нему присоединиться, советую вам передумать. У вас три дня на то, чтобы опомниться.




 ГЛАВА 73


  848-й Божественный цикл, 17-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения 
 Гестерис бежал по шаткой галерее. Камни из цардитских катапульт непрерывно летели к поврежденной стене. Накануне они едва их касались. Это было просто пристрелкой для вражеских катапульт и тренировкой для лучников. Но на рассвете серого, холодного и снежного дня пение прозвучало в последний раз, и цардиты принялись за дело всерьез.
 — Стоять на местах! Ни шагу назад! Отступать некуда.
 Гестерис посмотрел, как падают камни. Цардиты сосредоточили обстрел на участке стены длиной четыре сотни ярдов и надвратной башне. Камни весом и один и два таланта разбивались об укрепления, построенные легионерами, а над их головами пролетали горящие снаряды. Направление и дальность полета были не слишком точными, но на земле, за спиной у Гестериса, они наносили немалый урон.
 — Я хочу, чтобы они видели нас на стенах! Пусть знают, что шаг вперед означает стрелу в глаз! Держитесь! Я с вами!
 Легионеры стояли под мощными ударами. На платформах артиллеристы крутили вороты, отводя рукояти катапульт. Гестерис по-прежнему вел огонь только из тех орудий, которые видел противник. Те, что стояли на земле, находились за пределами дальности стрельбы, и он хотел оставить хоть что-то в запасе, чтобы сбить атаку, когда она начнется.
 Цардиты выстроились позади катапульт, дожидаясь первых разрушений. И в течение часа укрепления выдерживали все, что обрушили на них враги. Но теперь методичный обстрел тяжелыми камнями начал сказываться. Хотя южная сторона обороны оставалась относительно спокойной, северный участок обстреливался все более яростно. Новые орудия передвигали для того, чтобы бить по найденным слабым участкам, и Гестерис приготовил свой резерв к неизбежному.
 Справа и слева от него продолжали стрелять оставшиеся у него катапульты и тяжелые баллисты. Он потерял треть из них, но тридцать все еще посылали снаряды. Камни падали на землю перед противником или пропахивали борозды между орудиями. Болты отскакивали от земли. Всего один камень попал в цель. Он ударил прямо по катапульте, разбив ее на части и разбросав команду. Солдаты радостно закричали.
 — Уточните углы! — взревел генерал. — Крутите быстрее! Вы просто кидаете им камни, которые они вам вернут. Работать, Конкорд, работать!
 Он снова посмотрел на врага. Цардиты начали перестраиваться. Каждую вторую катапульту выдвигали вперед. Тем временем те, что остались на месте, готовились к очередному выстрелу. Гестерис щелкнул пальцами, и вестовой подал ему увеличительную трубу. Он приложил инструмент к глазу. Позади катапульт пехотинцы проверяли оружие. На земле у их ног лежали лестницы, крюки и веревки. Оставшиеся на месте катапульты приподнимали так, чтобы получить более высокую траекторию, а передвигающиеся поворачивались, чтобы сосредоточиться на одном участке.
 — Похоже, они торопятся, — сказал Гестерис вестовому. — Дай знать по линии. Они сосредотачиваются на слабых местах. Другие будут стрелять за стену. Пехота двинется на нас, как только появится брешь. Пусть все лучники приготовятся. Дай сигнал готовности резервной артиллерии.
 — Да, генерал.
 Он обвел взглядом тех, кто находился рядом с ним.
 — Они собираются штурмовать ворота форта. Я буду стоять там. Не отступайте! Не давайте дрогнуть тем, кто справа и слева! Стойте! Мы — Конкорд!
 Гестерис поднялся на плоскую крышу форта как раз тогда, когда враг сделал первый выстрел. Воздух наполнился свистом, и ряды его солдат замерли. Множество снарядов неслось на них, вращаясь в воздухе. На крыше не было башенок, только высокая стена с бойницами для лучников и восемь катапульт, взведенных, чтобы стрелять по приближающейся артиллерии. Глядя на юг, Гестерис видел внушительную прямую линию своей обороны до того места, где она понижалась, уходя из виду.
 Как все воины легионов Нератарна, он молился о том, чтобы выжить. Первые камни, летевшие по низкой траектории, ударили в ворота на тракте. От множества попаданий камни у него под ногами содрогнулись. Гестерис услышал, как окованные железом бревна дребезжат на петлях и цепях. Дерево громко затрещало.
 Спустя несколько мгновений упали камни, запущенные по более высокой траектории. Он услышал вой тех, что перелетели через стену. Камень весом более таланта ударил в то место галереи, где недавно стоял Гестерис. Грубо сколоченный настил треснул, дерево рассыпалось. Снаряд пронесся по людям и катапульте, увлекая за собой сломанные кости и механизмы, и они упали на пустое пространство за стенами. Звук удара, похожий на взрыв, разнесся далеко над их головами. Мужчины и женщины отчаянно закричали. На галерее образовался пятифутовый пролом.
 Другие камни упали посреди катапульт, сосредоточенных внизу. Две были разбиты, и команды санитаров и хирургов выкрикивали приказы и пытались спасти солдат, которым оторвало руки или ноги и чья жизнь утекала в грязную замерзшую землю. Спустя несколько мгновений камни меньшего размера ударили в стену форта. Из нее брызнули бритвенно-острые осколки.
 Выкрикнув предупреждение, Гестерис упал. Он услышал, как часть осколков прожужжала над головой, а потом — глухие удары камня о камень и дерево. Генерал вскочил на ноги и повернулся к командам катапульт. Прямо перед ним солдат недоуменно смотрел на свою грудь, руки у него были в крови, а каменное лезвие торчало из кирасы. Он что-то беззвучно проговорил и рухнул навзничь.
 — Носилки на крышу!
 Тревога кругом нарастала. Гестерис повернулся к тем, кто остался.
 — Ответный выстрел! Полное покрытие. Забить досками галерею. Инженерам на воротах приготовиться!
 Катапульты и баллисты Конкорда снова послали снаряды на врага. Гестерис с радостью услышал хруст камня, дробящего дерево. Его команды лихорадочно крутили вороты. Рычаги и тетивы снова были отведены назад. Цардиты выстрелили первыми. Гестерис видел, как приближаются снаряды. Камни ударили по сплошной прочной стене над воротами. Другие опять попали в дерево. Ворота прогнулись. Древесина треснула: один из снарядов пробил створку насквозь. Другие снаряды ударили по стене южнее. Шум больно резал по ушам, под ногами постоянно ощущалась вибрация.
 — Стоять! — Его приказ вновь и вновь дублировали флаги. — Стоять!
 Гестерис бросился к передней стене форта. Снаряды катапульт падали по обе стороны от него, но он не обращал на них внимания. Он наклонился вперед, насколько это было возможно. Осколки камня усеивали дорогу и лежали по обе стороны от нее. Ворота на огромных петлях перекосились. Толстые доски были разломаны и расщеплены, с них свисали изогнутые и искореженные железные пластины.
 Цардиты выпустили третий залп. Гестерис отшатнулся от края стены. Позади него команды снова взводили рычаги катапульт. Он смотрел, как приближаются снаряды, завораживающие и смертоносные.
 — Держись!
 Все камни попали в ворота. От сильного удара Гестерис упал на землю. Один из камней сбил наводку катапульт. Гестерис услышал, как камни падают на тракт за воротами, потом тяжелые удары железных деталей о камни. Со стороны цардитского строя донесся мощный рев.
 Гестерис с трудом поднялся на ноги. В это же время новые снаряды цардитов вломились в ряды защитников в трехстах ярдах от него. Легионеров косило под их ударами. Он увидел, как часть стены прогнулась внутрь, осела и рухнула, взметнув облако пыли и обломков. Перед воротами уже рассеивалось такое же облако. Сквозь него генерал увидел бегущих цардитов.
 Они двигались по всему фронту, выскакивая вперед и огибая катапульты, которые уже готовились к следующему залпу. Волна шума прокатилась по стенам, и тяжелый топот, становившийся все громче, ощущался даже через сандалии.
 — Резерв, готовсь! Лучники, на стены! Конкорд, к бою! Дисциплина. Порядок. Победа.
 Гестерис вернулся на открытую галерею на стене справа от форта. Позади него на катапульты клали горящие камни. Лучники хлынули на стены. Его орудия снова произвели выстрел. Повернувшись лицом к врагу, генерал стал молиться, чтобы у него хватило сил продержаться еще один день.


* * *

 За спиной Арина три тысячи всадников скакали вдоль берега озера Айр. Ожидаемый обстрел начался, и он выставил разведчиков на холме впереди, откуда видно было поле боя. Он знал, что Гестерис станет отправлять к нему вестовых, но не мог позволить себе дожидаться их, ничего не предпринимая. Если враг нанесет решающий удар, он должен быть наготове.
 Левимы уже встретили и уничтожили два отряда степной кавалерии Царда, но оставшиеся в живых смогут сообщить о его расположении. Новые отряды врага приближались с востока. Для Арина все решало время. Ему необходимо добраться до пехоты цардитов, нанести по ней удар и уйти раньше, чем его настигнут.
 Все левимы слышали ритмичный боевой клич цардитов, предвещавший общую атаку. Вверх по склону галопом скакали три левима с поднятыми копьями, на которых развевались вымпелы. Арин отдал приказ остановиться и развернул коня.
 — Левимы! Мы идем в бой за Конкорд и казначея! Мы идем, чтобы остановить наступление цардитов. Сражайтесь яростно, сражайтесь быстро. Сражайтесь за свой плащ и за товарищей рядом с вами. Левимы! В бой!
 Они атакуют так, как их учили. Молча. Ни единого крика, чтобы разгорячить кровь, никакого предупреждения врагу. Левимы на рысях выехали на вершину холма и помчались к тучам стрел, закрывшим поле перед ними. Они были разделены на отряды по пять сотен. Они знали приказы, сигналы и места сбора.
 С каждым шагом шум нарастал. Справа от них наступали цардиты. Арин провел левимов последние несколько ярдов вверх по склону и начал спуск, стараясь не допустить, чтобы его потрясло это зрелище. Он впервые участвовал в настоящем сражении, да и левимы наверняка в первый раз видели, что на Конкорд надвигается такое количество врагов.
 Сейчас они оказались в четверти мили от первых пехотинцев. Тех охраняли всадники, но их количество было смехотворно малым по сравнению с численностью левимов. Но дальше, на востоке, скакали степняки. Арин прибавил скорость и повел отряд в сторону ворот форта. Камни били по содрогающимся укреплениям. Ворота перекосились, но еще держались. И по всему южному направлению шли вперед цардиты. Десятки тысяч воинов, спаянных одной целью.
 Артиллерия Конкорда произвела залп. Горящие камни взметнулись в воздух из-за стен, круша беспомощную пехоту и пробивая дымящиеся борозды. Атака чуть сбилась. Прямо перед ним противник заметил наличие новой угрозы. В их сторону стали разворачиваться катапульты. Мечники и копейщики переходили назад, чтобы встретить их. Арин высоко поднял копье. Впереди оставалось меньше ста ярдов пустого пространства.
 — Левимы! В атаку!
 Он укрепил копье в горизонтальном положении, ударил каблуками в бока коня и рванулся вперед. Потом отпустил повод, позволяя лошади скакать свободно. Противник быстро приближался. Арин метнул копье. Острие глубоко вошло в грудь цардита. Пробер вытащил из ножен меч, направил коня чуть левее и вместе с левимами врезался в ряды врага.
 Только теперь воины казначея издали крик ярости. Левимы ударили по пехоте цардитов, которая не успела закончить разворот и приготовиться. Они скакали стеной. Арин в сопровождении десятков воинов вломился глубоко в строй, рубя мечом вниз и наискосок. Он чувствовал, как клинок впивается в плоть, отскакивает от шлемов и кирас, сшибается со сталью сабель.
 Цардиты перед ними разбежались, но пока часть отступала, он увидел, как формируется линия обороны. Вдоль строя длиной в сто ярдов выставляли пики и копья для защиты катапульт, к которым они стремились прорваться.
 Рядом с Арином один из левимов получил стрелу в горло и рухнул с коня. Воздух потемнел от стрел, мелькавших в воздухе, без разбора разя и пехотинцев, и всадников. Арин парировал сабельный удар и пнул противника ногой, тот упал. Его лошадь встала на дыбы и передними копытами ударила цардита, расколов ему череп.
 Артиллерия сделала первый залп. Камни и болты пронеслись у него над головой. Арин бросил взгляд назад и увидел людей и лошадей, буквально вбитых в землю, по которой они только что мчались. Несколько коней, храпя, вскинулись на дыбы. Всадников выбросило из седел, и они оказались на земле, под копытами. Некоторые левимы приостановились, пытаясь успокоить беснующихся лошадей.
 Арин с всадниками прошли сквозь первые ряды. Потери левимов были значительными, но они продолжили мчаться вперед. Арин старался поскорее добраться до строя копейщиков. Лучники левимов выстрелили, и трое прямо перед ним упали. Однако копейщики не дрогнули. Он приближался. Тридцать ярдов. Двадцать. Ясно, что они не сломаются. Как и копейщики Конкорда, первый ряд встал на колени, а следующий остался стоять за выставленными вперед металлическими остриями. В десяти ярдах Арин развернул лошадь влево, не дав ей возможности резко остановиться, сбросив его на пики врага. Он поскакал вдоль строя, выискивая его конец и способ добраться до катапульт.
 На горизонте впереди Арин увидел собирающихся в отряд всадников. Степная кавалерия. Ближние отряды левимов уже заметили их и начали поворачивать для перестроения. У ворот два отряда начали бой — и у них еще оставалось немного времени. Арин выругался и ударил мечом по наконечнику копья, которое стремительно отклонилось. Ему не удастся их сломать! В этот раз — нет.
 — Перестраиваемся! — закричал пробер, поднимая меч над головой. — К месту сбора! Скачите, левимы!
 Арин отвернул коня от ликующих врагов. Конные лучники делали залп за залпом, прикрывая их отход. Его коню приходилось перескакивать через множество мертвых и умирающих, друзей и врагов. Слишком много плащей покрывало землю. Кони мчались без седоков или истошно ржали, лежа в замерзшей грязи. Моля Всеведущего оградить его от стрелы в спину, Арин понесся обратно к холму, где их ожидала краткая передышка.


* * *

 Гестерис увидел, как левимы заканчивают атаку на катапульты, не повредив ни единой. Он пробормотал слова невольной похвалы копейщикам Царда. Ни одному коню не удалось пробить строй — и левимы были бы глупцами, если бы не отвернули в сторону. Словно в знак презрения, вражеские катапульты снова ударили по стенам. Людей срезало, словно колосья, и бросало на землю. Новые бревна не выдержали, еще кусок стены раскололся и обрушился. Уже три бреши.
 Его катапульты отпустили рычаги. Семьдесят пылающих камней взлетели над головой Гестериса и рухнули на наступающих. Количество жертв было ужасным. Пламя расплескивалось далеко, камни подпрыгивали и катились, наматывая плоть и круша кости. Но залп почти не снизил скорости атаки. Враги уже в пятидесяти ярдах от стен!
 Гестерис смотрел, как его лучники осыпают цардитов стрелами. Промахнуться труднее, чем попасть в кого-то, хотя кое-где цардиты достаточно успешно создавали стену из щитов. Приближающаяся армия их просто сметет. Генерал видел страх в глазах своих солдат, и он знал, где ему нужно быть.
 Два больших отряда левимов Арина вломились в правый фланг и в тыл цардитов, идущих к воротам. Гестерис схватил щит, обнажил гладиус и побежал вниз по ступеням.
 — Продолжай стрелять! — крикнул он центуриону на стене. — Пусть катапульты работают! Я иду закрывать южную брешь.
 За время, которое выиграли для них левимы, инженеры попытались укрепить ворота. У основания створок навалили камни по всей высоте, куда удавалось дотянуться, и набивали новые доски. Все, что угодно, лишь бы помешать наступлению.
 — Держитесь? — спросил Гестерис у главного инженера.
 Тот указал на манипулы гастатов, выстроенные за воротами, и отряды лучников, ожидающие на флангах.
 — У нас есть поддержка, генерал. Мы выстоим.
 — Хорошо. Осталось еще три часа светлого времени. Они не станут продолжать бой в темноте.
 Гестерис подозвал к себе знаменосца и экстраординариев и побежал под галереей. Снаряды вражеской артиллерии пролетали у него над головой или разбивались о стену рядом. По задней стороне стен постоянно стекали ручейки осколков и мелких камней. Позади них борозды, прорытые снарядами весом в два таланта, и окровавленный снег свидетельствовали о множестве жизней, прерванных до срока. Но, несмотря на постоянный обстрел, исполненные решимости легионы стояли. Генерал бежал рядом с манипулами принципиев, направляющихся на защиту брешей в стене. Верховые посыльные передавали командирам последние сведения.
 Тысячи легионеров ждали, когда их введут в бой. Они не видели, что происходит за стенами, и могли опираться только на собственное воображение, питаемое оглушительным шумом и видом смертей вокруг. Скоро они увидят все. Генерал заметил чтецов и гласов ордена, перемещающихся между солдатами с молитвами и словами успокоения. Сейчас это было как никогда важно.
 Гестерис оценил серьезность бреши, еще не добежав до нее. Дыра с неровными краями на уровне земли занимала свободное пространство длиной в двадцать шагов. Место за ней расчищали, чтобы поставить заслон с пиками. Дюжины лучников стояли наготове, защищенные пехотинцами-гастатами. К бреши уже подходили принципии.
 — Ждите! — приказал центурион, командовавший обороной. — Ждите!
 Сквозь брешь Гестерис уже видел приближающихся цардитов. Волна ненависти и ярости неслась, чтобы разбить волю Конкорда.
 — Пора!
 Лучники выстрелили. Цардиты хлынули в брешь, атакуя копейщиков. Их накалывали на пики, кололи клинками — и оттеснили назад. Снова стрелы. Солдаты Конкорда падали. На их место вставали новые. Принципии ободряюще кричали. Цардиты снова рванулись вперед. На этот раз их оказалось больше, и они устремились также направо и налево. Сразу за Гестерисом вражеские снаряды пробили дыру в укреплении. Стена обрушилась на длине десять ярдов. Он стремительно развернулся, увидев, что цардиты почти ворвались в новую брешь.
 — Конкорд! — взревел генерал. — За Эсторию и за меня!
 Он бросился на врага. Манипулы резерва рванулись за ним.
 Копья и стрелы на мгновение заслонили свет. Цардиты ворвались за стену. Гестерис первым добежал до них, ударив щитом в корпус одного, проткнув мечом живот другому.
 Легионеры Конкорда окружили генерала. Два центуриона приказали составить заслон из копейщиков. Он выстроился и двинулся вперед. На флангах цардиты начали продвигаться. Гестерис бился справа. Он принял стрелу на щит, остановил удар сабли гладиусом и двинулся вперед.
 Снова и снова он рубил и колол мечом, как в давние дни, когда был одним из гастатов. Страх покинул его. Его солдаты сражались с ним под его штандартом. Гестерис почувствовал, как его гладиус перерубил ребра. Генерал довольно хмыкнул, и в голове у него зазвучал гимн Конкорда.
 Он поддержал его голосом, и легионы запели вместе с ним.


* * *

 — Бой идет активнее на севере, у надвратной башни. Они наверняка прорвались там.
 Нунан отнял увеличительную трубу от глаза. В хаосе и грязи трудно разобрать, что там происходит, но было понятно: поблизости от них оборона держится достаточно уверенно.
 — Тогда мы пойдем туда, — сказала Дина Келл, пожимая плечами. — Все равно это лучший шанс прорваться на другую сторону. Ворота остальных фортов заделаны камнями и бетоном.
 Они добрались до хребта Гау, гор к югу от поля боя, быстро перемещаясь за наступающими врагами. Можно поспорить о том, заметили ли их, но в настоящий момент армия, идущая в мощную атаку, не обращала на них внимания.
 Цардиты выделили для нападения больше половины сил, оставив остальные далеко позади катапульт. Через увеличитель Нунан видел, как левимы пошли в атаку и отступили.
 Между рядами цардитов были промежутки в несколько сотен ярдов. Катапульты выглядели соблазнительно уязвимыми.
 — А мы можем заодно захватить и часть артиллерии?
 — Можем, — ответила Келл. — И можем какое-то время атаковать фланги.
 — Только постарайся при этом не погибнуть, — попросил Нунан. — Мы так близко к цели.
 — Давай, действуем.
 Они вернулись к своим людям и отдали приказы. Впереди риск и смерть. Но каким бы ни был результат, ясно одно. Месть идет!




 ГЛАВА 74


  848-й Божественный цикл, 17-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения 
 — Жмите! Не останавливайтесь!
 Центурион вел своих копейщиков с соблюдением классической дисциплины. Они медленно оттесняли противника назад. Гестерис кинулся на цардитов, продолжавших наступать через брешь. У него обильно кровоточила рана на правой руке, однако он не ощущал боли. Генерал нанес клинком колющий удар, почувствовав, что попал по доспехам. Он выставил щит вперед, защищая корпус. Теперь из щита торчали уже три стрелы, и Гестерис с удовольствием тыкал оперением в лица своих противников. Он ударил выпуклой частью щита в живот цардита. Мужчина пошатнулся. Гестерис уложил его, рубанув по плечу. На его место никто не встал.
 За копейщиками скапливались лучники. Они поливали цардитов убийственным дождем стрел. Напор заслона нарастал. Копейщики закрыли брешь.
 — Стену! — скомандовал центурион.
 Щиты сформировали барьер. Дождь цардитских стрел не иссякал, но теперь они реже находили плоть. В переднем ряду к легким копьям присоединились сариссы. Образовалась небольшая фаланга. Гестерис кивнул, выражая одобрение. То же самое произошло позади него, у первой бреши. Цардитские катапульты на время замолчали, поскольку жертвами снарядов могли стать их собственные солдаты. Со стены его лучники наносили немалый урон отрядам, собравшимся у бреши. Врагу предстояло принять решение. Гестерис ожидал отступления.
 — Генерал! — Он обернулся. Вестовой сбегал с галереи по деревянным ступеням. — Наверху! Вам надо это увидеть, мой господин.
 Гестерис кивнул и пошел за ним наверх между двумя участками разбитой галереи. За ним последовал хирург, размахивающий повязкой. Когда генерал поднялся на половину высоты, с поля донеслись звуки цардитских горнов. Он нахмурился. Горны играли не отступление. Быстрые монотонные звуки были предупреждением об атаке. Гестерис посмотрел на поле.
 — Кто это, во имя Всеведущего?


* * *

 Они успели преодолеть половину пути, когда цардиты и мятежники Атрески наконец заметили их. Нунан хладнокровно вел своих солдат на поле боя, зная, что потрепанный вид и отсутствие штандарта делают их похожими на мятежные формирования, сражающиеся на стороне Царда. Постороннему глазу могло показаться, что они идут поддержать атаку на ворота форта или двойную брешь к югу от них.
 Но удача не могла длиться вечно, и одного вопроса цардитского сентора оказалось достаточно, чтобы с них сорвали маску. Удар его тела о землю стал сигналом для горнов, предупреждающих о нападении, и Нунан приказал перейти на бег. Он не мог поклясться, что получил идеальный строй, но позаботился о том, чтобы его легион не распался на части.
 Келл повела две сотни кавалерии в сторону, к артиллерии и резервам. Ее лучники расстреливали беспомощные команды, а мечники рубили канаты и ломали крепления и вороты. Даже если им не удастся полностью уничтожить большую часть орудий, ремонт будет длительным и сложным.
 Нунан бежал во главе Мести, поворачивая к ближайшей бреши в стене. Цардиты навалились на нее, стремясь обеспечить себе решающий плацдарм. Они встречали упорное сопротивление и не обратили внимания на тех, кто приближается к ним сзади.
 Этого нельзя было сказать об остальных силах противника. Они прекратили атаку на укрепления и выдвинули ближний резерв. Потеряв дисциплину, войска спешили остановить новую силу Конкорда. Когда расстояние между противниками значительно сократилось, Келл повернула прочь от вражеской артиллерии и поскакала к легиону, чтобы прикрыть пехоту с флангов.
 Она пронеслась вдоль колонны, которая бежала, разделившись на манипулы. Ее кавалерия разбилась на две части, чтобы обеспечить хоть какую-то защиту обоим флангам. Когда до задних рядов врагов, атаковавших брешь, оставалось двести ярдов, начали падать стрелы. Нунан также услышал приветственные крики, которые неслись к ним со стен.
 — Со мной, Месть! Пусть им будет отчего кричать!
 Мимо него промчалась кавалерия. Нунан услышал звон клинков и ржание коней, потом ощутил топот копыт и — за шумом голосов — рокот приближающихся цардитов. Они почти успели… Он надеялся, что наскоро сформированный строй не подведет.
 Нунан замедлил бег, присоединяясь к первому ряду манипулы гастатов. Выставив щит перед собой, он старался продвигаться как можно быстрее. Цардиты поворачивались от бреши. Их продолжали осыпать стрелы Конкорда. Справа появились новые враги.
 — Контакт! — крикнул он.
 Нунан ударил мечом первого цардита и увидел, что пробил в его шлеме громадную дыру и тот свалился без сознания. Он резко передвинул щит налево, пронзив еще одного врага и оттолкнув назад. Гастаты первой шеренги следовали за ним, а вдоль всей колонны стал возникать оборонительный строй. Оглядываться мастер мечников боялся. Ему было необходимо сосредоточиться на том, что происходит впереди. Жизненно важно, чтобы он и его гастаты прорвались сквозь строй врага. Они клином разрезали цардитов, которые отвлеклись от бреши в стене и стали чаще попадать под стрелы Конкорда.
 Когда легиону удалось немного расширить прорыв, копейщики встали лицом к врагам, по два ряда слева и справа и теперь передвигались боком, по-крабьи. Щиты они держали перед собой и над головами. Внутри манипул изготовились резервные мечники, а лучники вели стрельбу сквозь щели между щитами, пытаясь не подпустить цардитов ближе. Сильнее всех рисковала Келл, которая отошла, чтобы оборонять задние ряды. Повинуясь желанию увидеть ее целой и невредимой, Нунан сподвиг усталое тело на новые усилия. Игнорируя боль в ногах и тяжелое дыхание после бега, он заставил себя сделать еще один шаг — и поскользнулся на цардитской крови. Но сразу резко пригнулся, чтобы восстановить равновесие, и угадал. Клинок задел только верхушку его щита. Нунан снова распрямился и стремительно выбросил щит вверх, ударив краем в подбородок противника. Голова цардита резко дернулась назад, и мастер мечников вонзил гладиус в его открытую шею.
 — Вперед! Мы — Месть!
 Люди вокруг него гибли. Цардиты, собираясь с силами, давили на фланги. Легион был всего в нескольких ярдах от бреши. Пехота Конкорда за стенами рассыпала строй фаланги и набросилась на оставшихся цардитов с мечами и кинжалами.
 Нунан ощутил на руке горячую кровь. Он метнул взгляд налево. Его гастат получил удар поперек лица и уже падал. Нунан дождался, чтобы тот упал, и, нацелившись цардиту в макушку, раскроил ему череп. Вырвав меч, Нунан закрылся щитом и снова выбросил вперед правую руку, свалив очередного противника. Он тяжело наступил ему на грудь, двигаясь дальше и чувствуя, как под ногой ломаются ребра.
 Стрелы летели с двух сторон: цардиты стреляли, пригнувшись под стеной. Нунана пронзила обжигающая боль в икре. Еще двое в его шеренге упали.
 — Щиты на фланги! Держитесь! Мы почти на месте! Нунан шагнул, и его нога подломилась. В тот же момент кто-то схватил его за руку с мечом и удержал на ногах. Другие потащили его вперед, через брешь. Он оттолкнул спасавших и повернулся.
 — Вход! — взревел он. — Вход!
 Крик передали вдоль колонны. Мастер мечников видел, как растянулись его солдаты. Нунан двинулся обратно, но его остановили собственные гастаты. Месть хлынула через брешь в относительную безопасность. Кавалерия в последний раз проехала вдоль флангов, оттесняя назад вражескую пехоту. Стрелы и копья градом сыпались с разбитых галерей.
 Легионеры шли и шли, а цардиты продолжали атаковать. Мастер мечников увидел, как левый фланг разорвался и масса цардитов вломилась в центр колонны. Бой моментально стал отчаянным. Никто не мог повернуть обратно, опасаясь перекрыть вход для тех, кто рвался к безопасности. В конце концов его легионеры бросились в лобовую атаку. В самом хвосте колонны один из центурионов организовал подобие оборонительного строя.
 — Ну же! — пробормотал Нунан. — Не умирайте сейчас.
 Количество жертв росло. Кровь запятнала землю у бреши.
 Солдаты, павшие у входа в укрытие, мертвыми глазами смотрели на стену. Цардиты падали, пронзенные множеством стрел. Легионеры гибли на бегу или умирали, защищая товарищей. Но они продолжали вливаться в брешь, либо погибая, не добежав, либо оказываясь за стенами. Цардиты угрожали ворваться следом за ними…
 Горны! Сигнал отступления! Враги неохотно потянулись от бреши.
 Нунан осел на землю, не обращая внимания на боль в икре. Пусть они убили сотни цардитов — но и потеряли сотни. Тем не менее Месть торжествующе начала победную песню, а защитники форта провожали отступавшего к лагерю противника презрительными криками. Мастер мечников почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо. Келл!
 — Как ты считаешь, это было не напрасно? — спросил он.
 — Пошли. — Дина помогла ему встать и повела от бреши. — Они отступили только для того, чтобы снова начать обстрел. Тебе ни к чему здесь оставаться. И нужно заняться твоей ногой.
 У нее была длинная глубокая рана на щеке и шее.
 — Ты и сама не слишком хорошо выглядишь.
 — Ну, спасибо тебе, Павел. Больше ты в моей палатке не ночуешь.
 Келл и Нунан направились к одной из палаток хирургов. Там было множество раненых и умирающих. Пол покрывала кровь, и повсюду лежали тела с закрытыми глазами и прижатой к груди рукой. Почести героям перед тем, как служители ордена восславят их подвиги перед Всеведущим.
 — Ну и дела! — воскликнул Нунан.
 Широкоплечий мужчина, склонившийся над операционным столом, выпрямился, услышав его голос. У Нунана дрогнуло сердце. Это мог быть только он! Мужчина повернулся, и улыбка осветила его лицо, сморщив повязку, закрывающую глаз, и изогнув длинный уродливый шрам через всю щеку. У него на руке была только что зашитая рана.
 — Генерал! — выдохнула Келл. Нунан смог только кивнуть.
 — Ко мне, сюда! — позвал Гестерис.
 Отбросив все чины и правила, они обхватили друг друга руками. Солдаты вокруг них смеялись и одобрительно кричали.
 — Мы считали вас погибшим, — сказал Нунан. — Только слухи и наша вера не давали вам умереть.
 — Я что, похож на слух? — проворчал Гестерис. — Кажется, вы сегодня принесли нам победу. Спасибо вам. И мне нравится название вашего нового легиона. — Генерал тряхнул головой. — Я не надеялся снова увидеть вас обоих. Всеведущий сегодня нам улыбается, но это только передышка. Обстрел скоро начнется снова, и стоит подумать о том, как не дать им пройти. Роберто на подходе, и нам надо продержаться.
 — Насколько он далеко? — спросил Нунан. Эта новость еще больше повысила ему настроение. — Когда мы в последний раз его видели, он направлялся на юг, в Гестерн.
 — И он одержал там победу, но с тех пор еще многое произошло. Сейчас Эсторру грозит опасность с моря и суши. Там у цардитов подавляющее преимущество. Однако вам обоим надо отдохнуть и подлатать раны. Поговорим позже. Завтрашний день будет гораздо тяжелее.


* * *

 — Вы чувствуете себя беспомощной и поэтому пришли поговорить со своей пленницей, единственным человеком, который еще более беспомощен, чем вы. Не так ли?
 Эрин поразили столь горькие слова. Меган содержали в роскошно обставленных комнатах. У нее была собственная ванна, трое слуг и личный повар. У нее были книги, великолепный вид из окон — и даже консорт, если бы она соблаговолила на него посмотреть.
 — Ты не пленница, — сказала Адвокат, проходя в центральную комнату и устраиваясь на диване.
 В распахнутых навстречу холодному вечеру окнах виднелся северный маяк Эсторра, ярко горевший под легким снегопадом. Внутри, в комнате, было тепло. Огонь разожгли в трех каминах, окруженных декоративными колоннами, украшенными зимними цветами. Желтые тона помещения успокаивали. Эрин стало почти завидно. Служанка налила ей немного вина и ушла, повинуясь взмаху руки.
 — Но ты должна понимать, что ты посол предателя, и по политическим соображениям невозможно разрешить тебе свободно передвигаться по столице.
 — Я не представляю никакой опасности, — возразила Меган. — Сравните меня с сотней цардитских парусов или десятью тысячами цардитской кавалерии.
 Она отвернулась от огня, прошла к дивану напротив и присела на его край. На девушке была тога, похожая на одеяние Эрин, из кремовой шерсти с полосами зеленого цвета, волосы собраны в узел, скрепленный золотым ободком. Меган выглядела великолепно, и Эрин внезапно задалась вопросом, почему сама она всегда выбирала в спутники мужчин. Возможно, когда у нее закончится детородный возраст, она изменит этой привычке.
 — Я это знаю, — согласилась Эрин. — Но мне надо иногда успокаивать страхи моих советников, верно? И потом, все мои пленники отдали бы жизнь, чтобы оказаться в таких условиях, в каких содержишься ты.
 — Тогда зачем вы здесь, если не радоваться моим ошибкам?
 — Тебе предстоит многому научиться, Меган. — Эрин покачала головой. — Тебе не было известно о предательстве Юрана, и потому ты ни в чем не виновата. Более того, ты талантливый государственный деятель, хоть и позволяешь себе необдуманные высказывания. Я пришла, чтобы предложить тебе поразмыслить кое о чем. Когда мы одержим победу и прогоним цардитов, мы сосредоточим свои силы на возвращении Атрески. Твоей гордой стране необходим сильный и разумный правитель. Тебе следует задуматься о своем характере и о своем будущем.
 Она увидела, что Меган напряглась. Вся краска сбежала с ее нарумяненного лица.
 — Но я же не могу…
 — Почему? Кем был Юран, пока не получил это назначение? Просто высокопоставленным воином и чиновником короля.
 — Но я его люблю! Я не могу его сменить.
 — Это нелегко, я понимаю. И я тоже любила моего отца. Но преемственность чрезвычайно важна, и ты, безусловно, могла бы ее обеспечить.
 — Я была просто его помощницей.
 — В настоящий момент ты посланница.
 — А что станет с ним, когда его поставят перед Конкордом?
 Эрин печально улыбнулась. Девушка и сама знала ответ. Предатели никогда не в чести.
 — Это станет первой проверкой твоей силы. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной, Меган, но для этого ты должна себя проявить. Говорят, что самые первые решения правителя всегда труднее и мучительнее других. Я с этим согласна, и для тебя исключения не будет. Когда его осудят, его преемник подпишет приказ о казни, как того требует закон.
 Эрин встала.
 — Возможно, ты удивлена тем, что я пришла к тебе с подобным разговором теперь, когда Конкорду угрожает опасность. Это потому, что я признаю только нашу победу. И к тому времени, когда эта победа будет одержана, все должно быть подготовлено заранее. Я узнаю твой ответ завтра утром. Сладких снов, Меган.


* * *

 Просентор Ренсаарк, ставший теперь командующим силами восточной Атрески, хмуро посмотрел на трон, где восседал Юран. Справа от него стоял Гориан.
 — Я не понимаю, — сказал он. — Победа еще не одержана. Мы согласились с тем, что не сможем остановить Дел Аглиоса, и потому договорились отправить легионы, чтобы усилить армию на границе Нератарна. На этом этапе нельзя менять решение! Мы так близки к цели.
 — Просентор, твое повышение давно тобой заслужено, и мое уважение к твоим замыслам не подлежит сомнению. Но я должен смотреть в будущее. В конце концов, я все еще правитель Атрески. Я не могу дать согласие на отвод последних легионов из Харога. А что, если Дел Аглиос решит идти сюда, а не к Нератарну? С тактической точки зрения было бы разумно захватить центр власти. Так что я отзываю их обратно. Они еще не дошли до места сражения, и потому их отсутствия не заметят.
 Ренсаарк покачал головой.
 — Это плохое военное решение. Нам известна численность войск Конкорда. И мы знаем, куда Дел Аглиос ведет свою армию.
 — Называй это как угодно. — Юран махнул рукой. — Но это мое окончательное решение. Успокойся. Наша победа обеспечена, как и твое место в истории королевства Цард.
 — Что с тобой случилось? Ты даже разговаривать стал иначе! Этот мальчишка отравил тебе разум. Его появление и твой помутившийся рассудок — это не просто совпадение.
 — Не смеши меня. Разве он не снабдил нас информацией? Разве он не был полезен нам обоим?
 Ренсаарк нахмурился и указал на Гориана пальцем.
 — Я за тобой слежу. Помни об этом.
 Гориан только улыбнулся, его глаза затопил густо-оранжевый свет, сменившийся серым.
 — Как вам угодно.
 Ренсаарк гневно прошагал к выходу из комнаты. Юран повернулся к пареньку, и вся его напускная бравада исчезла. Его снова затрясло.
 — Все в порядке, — сказал мальчишка. — Вы поступили правильно. Вы ведь мне доверяете, правда?
 Слова застряли у Юрана в горле. Он испытывал отнюдь не доверие, а ужас. Гориан снял руку с его затылка, и холод начал отступать.
 — Не бойтесь, — улыбнулся он. — У меня нет желания убить вас. Мы нужны друг другу. Вот увидите.
 Юран попробовал заглянуть в будущее, но увидел там только тьму.




 ГЛАВА 75


  848-й Божественный цикл, 18-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения 
 Даже после неожиданного появления Нунана и Келл к вечеру прошедшего дня оборону держали на две с лишним тысячи солдат меньше, чем то количество, с которым Гестерис начинал сражение. Жертв на стенах оказалось много, и, хотя цардиты пробили всего три бреши, их атака лишила его многих лучников и мечников.
 Гестерис не сомневался, что цардиты понесли еще большие потери, но это была изматывающая война, в которой он не мог выйти победителем при текущем соотношении сил. Перед рассветом, после долгой и почти бессонной ночи он прошел к воротам. Сделать пришлось очень много.
 В поле цардиты перемещали артиллерию. Немалое количество их орудий на сегодняшний день было выведено из строя, но для остальных они находили новые позиции. Гестериса страшно раздражало, что он не знал, какие именно. Он отправил несколько разведчиков, но те не вернулись. Люди, которых он не имел права терять.
 Инженеры и мастеровые трудились без отдыха. Они, насколько возможно, залатали бреши и ворота. Смельчаков опускали за стену, где они заново цементировали камни и заменяли расколотые брусья. Всю ночь защитники отбивали атаки кавалерии, так что атмосфера была напряженной и тревожной. И хотя инженеры работали не за страх, а за совесть, все прекрасно понимали, что этим цардитов надолго не задержать. По сути, стены слабые. Гестерис не рассчитывал, что они устоят.
 Уже начало светать. Подлечившиеся Нунан и Келл стояли рядом, перед ними разворачивались позиции противника.
 — Вчерашний день был рассчитан на то, чтобы нас деморализовать, — сказал Гестерис. — И легионы уже утомлены и испуганы. Я начинаю сомневаться, пытались ли цардиты накануне прорваться по-настоящему.
 — Скорее всего, да, — откликнулась Келл, — и вы подтолкнули их к серьезному сражению. Показали, чего стоите. Примите это как комплимент. К тому же они должны знать, что Роберто подходит.
 — Безусловно, что-то заставило их поменять тактику, — согласился Нунан.
 — То есть я должен принять вот это как комплимент, да? — Гестерис указал в сторону поля, которое постепенно открывалось перед их взорами.
 Генерал уже отдал приказы, исходя из перестроения цардитов, так что за их спинами шла бурная деятельность. Они могут успеть, если им повезет. Песня цардитов снова разносилась по равнине. Хорошо бы она звучала подольше.
 Все орудия противника были собраны на четырех площадках, и все они находились напротив северного участка оборонительных сооружений. По оценке Гестериса, каждая группа состояла из тридцати катапульт. Баллисты исчезли — несомненно, их разобрали на части, чтобы отремонтировать поврежденные катапульты. По краям каждой группы стояли повозки, груженые камнями.
 Позади этих четырех групп выстроилась большая часть армии врага. Какие-то силы были оставлены дальше на юге только для того, чтобы не дать Гестерису снять людей со стен. Генерал надеялся, что Арин видит происходящее. Но он и его левимы в лучшем случае смогли бы остановить одну из атак. У противника в каждой группе от восьми до десяти тысяч человек. Конкорд может выставить не более половины от этого числа, если не обнажать все остальные участки стены и не возвращать в строй раненых. И в любом случае, у них нет резерва.
 — О чем они поют? — спросила Келл. — Это звучит так печально.
 — Это воинская погребальная песнь. Вчера я попросил одного из верных атресцев перевести ее. Там говорится только о мечте вернуться домой и гибели в бою. И ничего о славе и доблести.



    Наступает рассвет, и ты ищешь мой вздох — 
    Раскрываю объятья, и в руке мой клинок. 
    До тепла твоего остается лишь шаг, 
    Но бежит моя кровь, и нет силы в руках. 
    Ты любовью стремишься меня удержать, 
    Слезы льются на землю, где я буду лежать. 



 — А потом они возьмут сабли и попытаются раскроить нам черепа.
 Гестерис поднял брови и повернулся к собирающимся внизу отрядам. Песня оплакивала его, пока он обращался к солдатам.
 — Слушайте меня! Услышьте меня. И их тоже слушайте. Они знают, что они далеко от тех, кого любят, — и они ожидают смерти. Они уверены в своей судьбе. Они ненавидят войну. Они ненавидят нас за то, что оказались на поле сражения. Я хочу, чтобы вы тоже об этом помнили. Никто из нас не должен был стоять здесь. Каждый враг, с которым вы скрестите клинок, ваш личный враг. Он заслужил, чтобы ваш меч вошел ему в сердце. Когда этот день закончится, они будут петь похоронную песню, унося с поля своих мертвецов. Но мы — Конкорд. Мы будем петь о победе, мы будем петь о доблести, и мы будем петь о силе. Еще один день. Всего один раз вам надо принести жертву так, как вы поклялись. И мы будем свободны. — Гестерис вскинул руку с вытянутым пальцем. — Всего один день. Стой со мной, Конкорд! Живи со мной! Вы мои?
 Рев голосов и стук оружия о щиты сотряс форт у него под ногами. Песнь цардитов смолкла. Тишина опустилась на поле боя. Ее нарушали только скрип и дребезжание колес и осей. Гестерис повернулся к Келл и Нунану.
 — Они идут.


* * *

 Джеред шел вдоль левого борта на нос, где в одиночестве стояла Миррон, плотно завернувшись в меховой плащ. День был холодным и ветреным. Оба паруса поставили, а весла убрали, дав команде долгожданную возможность отдохнуть после выматывающей скорости, которую он от них требовал. Рваные тучи над головой стремительно летели по небу.
 С каждым проходящим днем казначей все сильнее беспокоился о том, что ожидает их в конце пути. Не о цардитах. О том, что будет за ними и за пристанью. На вершине холма. Даже если им удастся победить врагов Конкорда, Восходящие все равно окажутся в самом сердце власти канцлера. Кто знает, что нашептали Адвокату в его отсутствие?
 Ардуций и Оссакер сидели внизу, а Кован стоял на корме рядом со шкипером. Он притворялся, будто хочет немного научиться мореплаванию, но на самом деле смотрел на Миррон и пытался придумать, как к ней подойти. Джеред понимал, что нужно девочке. Менас погибла, а воспоминания о Гориане грозили раздавить ее.
 — Надеюсь, ты не намереваешься прыгнуть в воду, — сказал он, встав рядом с ней и обнимая за плечи.
 Миррон почти рассмеялась, но по лицу ее вместе с морскими брызгами текли слезы.
 — Даже если бы я это сделала, я не утонула бы.
 — До чего ужасна жизнь, когда трудно себя убить.
 На этот раз она все-таки засмеялась, но со смехом пришли и рыдания, и Миррон уткнулась лицом в его плащ. Джеред обнимал ее, пока она плакала.
 — Мы все время были вместе, а теперь почти даже не разговариваем, — сказала девочка спустя какое-то время, отрывая лицо от его груди, но не пытаясь высвободиться из рук.
 — Это часть процесса взросления, — ответил Джеред, понимая, что слова не утешают. — В конце концов вы все будете вести самостоятельную жизнь.
 — Этого бы не случилось, если бы мы оставались в Вестфаллене, — возразила она.
 — Знаю. Но ты должна надеяться.
 — Вы говорили, что война раздавит наши надежды.
 — Эта моя речь запомнилась, да? — Джеред улыбнулся. — Ну, это правда. Но из пепла мы создаем новую надежду. Задумайся. Когда вы уезжали из Вестфаллена, то даже не думали, что когда-нибудь туда вернетесь. На равнинах Атрески армия ненавидела вас. И посмотри, что происходит сейчас. Роберто надеется, что вы сможете спасти Эсторр. А вы можете надеяться, что снова увидите Вестфаллен.
 Девочка кивнула.
 — Когда вы об этом говорите, это звучит так просто, но я не могу не думать, что нас ждет, — и мне так страшно!
 Джеред присел на корточки и сжал плечи Миррон. В своей печали она выглядела такой беззащитной! Ему хотелось обнять ее и держать так, пока вся боль не уйдет, и пообещать, что все будет хорошо. Но он никогда не умел убедительно лгать.
 — Послушай, я понимаю, что не могу исправить то, что с тобой случилось, и даже не могу прогнать чувство одиночества, которое ты испытываешь. Но я могу обещать, что не позволю, чтобы кто-то снова причинил тебе боль. Вы заслужили мое вечное восхищение, все вы, кто находится на этом корабле, и я буду оберегать вас до самой моей смерти. Верь в меня. И верь в себя.
 — Так трудно продолжать верить!
 — Объясни мне, почему ты так считаешь.
 — Оссакера тревожит то, что он сделал. А теперь его тревожит и то, как сильно он вас рассердил. А я не знаю, смогу ли сделать то, что надо, зная, во что это превратило Гориана.
 Джеред глубоко вздохнул.
 — Знаешь, что Эрит сказала бы тебе про Гориана? Что он всегда был таким. Не дело, которое вы совершили на плато, превратило его во что-то иное. Это всегда было внутри его. Он всегда считал себя сильнее и выше всех. Я заметил это при первой же встрече с вами. Вы ничего не смогли бы сделать, чтобы заставить его поступать по-другому. Только отцу Кессиану удавалось его контролировать, а когда он умер, преград не осталось.
 — Наверное.
 — Подумай вот о чем, Миррон. Ты мне нужна. Ты нужна Ардуцию для того, что должно произойти. Боже Всеобъемлющий, ты нужна всему Конкорду! Нужно, чтобы ты поверила в себя.
 — И побыстрее, да? — улыбнулась она, подражая тону казначея. — Мы можем встретить врагов уже завтра.
 — Я ожидаю, что мы увидим их уже сегодня. А что до Оссакера, то я не сержусь на него. Я уважаю то, что он сказал, и уважаю его чувства. Это относится ко всем вам. Он должен идти своим путем, как это делают все сильные мужчины. И женщины.
 — Странно, правда? Гориан всегда считал его самым слабым. Но это не правда. Он просто чувствует все сильнее. По-моему, он самый сильный из нас.
 — Может быть, ты права. Передай ему, что я не обижен и не сержусь. Скажи ему, что я горжусь им. Нет, лучше я сам ему это скажу. — Джеред выпрямился. — Обещаешь, что не станешь прыгать, пока меня не будет?
 Миррон улыбнулась и вытерла щеки руками в перчатках.
 — Обещаю.
 Джеред поцеловал ее в лоб и отправился искать Оссакера. Он не был уверен, что чего-то добился. Казначей посмотрел в сторону горизонта. Очень скоро они увидят множество парусов, направляющихся в гавани Эсторра. Вот тогда он это и поймет.


* * *

 — Боже, спаси и сохрани нас! — выдохнул Гестерис. — Уходите!
 Лучники уже разбегались от передней части стены. Тридцать камней стремительно летели прямо на них. После часа неудач цардиты наконец пристрелялись. Гестерис бросился к воротам форта, которому уже нанесли серьезный ущерб. Однако его катапульты продолжали стрелять. Удар за спиной сбил генерала с ног. Он ухватился за стенки деревянной галереи, чтобы не полететь вниз. Гул рушащихся камней болью отдавался в ушах.
 Галерея под ним зашаталась и начала падать, остановившись под углом тридцать градусов к земле.
 Генерал перевалился через ее край и спрыгнул на землю, хрипло охнув от толчка. Повернувшись, он посмотрел на оседающую тучу пыли. Двадцать ярдов стены исчезли. Просто исчезли. Платформы с катапультами были уничтожены, а сцементированные брусья и доски расколоты и отброшены ярдов на пятьдесят в разные стороны.
 Запоздавшие снаряды противника пролетели прямо в новую брешь и вломились в резерв и катапульты, стоявшие за ней. Генерал увидел изломанные тела пехотинцев и лучников, лежащие среди обломков. Возникли хаос и беспорядок, а цардитская армия наступала. Гестерис слышал, как они скандируют на ходу.
 — Сариссы в брешь! — заорал он. — Центурионы фаланг, сюда! Лучники — назад на стены. Стойте со мной!
 У него за спиной зазвучали панические крики. Генерал развернулся и успел увидеть, как множество снарядов падает на крышу форта. Трупы, расщепленные доски и куски тесаного камня разлетались по всем направлениям. Вся задняя часть форта прогнулась под шквалом камней. Ударили новые снаряды, и она смялась и рухнула. Шум был похож на горный обвал. Оставшись без опоры, новые куски форта полетели вслед за первыми, утянув за собой часть стены и галереи.
 Солдаты разбегались от рушащихся камней. Пыль, грязь и дым взметнулись в воздух. Обломки попали в резервную катапульту, смоляной огонь и навес, отбросив их в сторону. Вся крыша обвалилась вместе с катапультами и теми смельчаками, которые стояли на ней до конца. Но ворота продолжали держаться. Укрепления превратились в потрескавшуюся и ослабленную стену, но для цардитов они оставались преградой. А для Гестериса бесценным было каждое мгновение.
 Порядок уже начали восстанавливать. Команды с носилками сновали между ранеными и умирающими, а фаланга строилась прямо рядом с огромной трещиной в стене, всего в двух сотнях ярдов от разбитого форта. Лучники скапливались у бреши, камни для уцелевших катапульт клали в огонь.
 — Действовать по усмотрению! — выкрикнул Гестерис, бегом направляясь к бреши. — Сожжем этих ублюдков, пока они к нам не подобрались.
 Инженер-артиллерист кивнул. Тридцать рычагов ударили по рамам, камни полетели на врага. Через брешь Гестерис увидел, как они падают. Цардиты инстинктивно поднимали щиты, но камни крушили и их, и людей. Горящие метательные снаряды расшвыривали солдат и врезались далеко в строй. Земля была достаточно хорошо утрамбованной, и они отскакивали от нее, продолжая катиться и убивать. Он услышал, как инженер приказал снова вращать вороты.
 Враги продолжали наступать. Лучники начали стрельбу сквозь брешь. Резервы подошли справа. Прилетели ответные стрелы, впиваясь в щиты и плоть воинов Конкорда. Фаланги получили приказ двигаться вперед, на флангах встали мечники. Лучники отошли назад, чтобы занять новые позиции. Первый цардит вбежал в брешь и умер на остриях сарисс, выставленных тремя рядами.
 Опять раздались крики. Гестерис увидел, как его люди слетают с галереи в ста ярдах южнее. Грубо сработанные зубцы стены развалились. От прямого попадания камня в двух мужчин их подхватило и сбросило вниз, размазав по катапульте. Рама орудия раскололась и рассыпалась, разбрызгивая кровь.
 У ворот собиралась Месть. Осколки камней оттаскивали как можно дальше. Гестерис увидел, что Келл уже сидит в седле, а Нунан с ней разговаривает. Брешь рядом с воротами пока продержится, но цардиты сейчас начнут передвигать орудия, чтобы ударить по другой части стены. Нунан и Келл это тоже понимали.
 — Вы уверены? — спросил Гестерис, добравшись до них.
 Горящие снаряды снова перелетели через стену и упали среди пехоты цардитов. В ответ произвели выстрелы орудия противника. Теперь они целились в ворота. Они уже выдержали три или четыре попадания, дрожа и сотрясаясь. Стены форта шатались.
 — Сейчас или никогда, генерал, — ответила Келл. — Время самое подходящее. Они выдвинули пехоту перед орудиями. Если мы туда не доберемся, то потеряем ворота.
 — Не останавливайте катапульты. Мы будем за пределами огня, — добавил Нунан.
 — Это самоубийство, — покачал головой Гестерис.
 — Но оставаться здесь не лучше. Мы должны дать вам шанс продержаться.
 — Да хранит вас Всеведущий.
 — Да уж, не помешало бы, — отозвалась Келл.
 Гестерис кивнул. Они дождались, пока упали следующие снаряды. На мгновение Всеведущий взглянул в ту сторону. Всего два камня попали в ворота, а остальные либо не долетели, либо ударили в основание стены.
 — Открыть ворота! — приказал генерал и сжал руки обоим. — За Конкорд и за меня.
 Келл пришпорила коня и повела Месть умирать.


* * *

 На этот раз они не остановятся. Повернуть — означало бы объявить о поражении, а такой мысли Арин не допускал. Тысяча левимов отправились на север, чтобы постараться отвлечь как можно больше степной кавалерии. Он повел оставшихся у него воинов на поле боя с северо-востока. Накануне Арин потерял пять сотен. Сегодня они будут сражаться до последнего плаща.
 Цардиты уже добились немалых успехов. Один кусок стены превратился в обломки, а чуть дальше к югу еще в двух местах виднелись трещины и обрушения. Нельзя допустить образования еще одной бреши.
 Цардитские горны предупредили о приближении левимов. Головы и копья повернулись в их сторону. Заслоны были составлены очень быстро. Всего двести ярдов отделяло их от задних рядов колонны, готовящейся атаковать ворота. Арин поднял меч и резко опустил его. Левимы разделились на три отряда по пять сотен в каждом.
 Центральный понесся прямо на скопление врагов, надеясь связать большую часть копейщиков. Левый фланг повернулся, чтобы проехать позади них и ворваться в промежуток, освобожденный отрядами, уже начавшими атаку на стены. Арин командовал правым флангом. Они на полном галопе проскакали под углом к флангу противника. Его лучники повернулись в седлах, посылая стрелу за стрелой в гущу армии, заставляя солдат поднимать щиты. Цардитские лучники начали ответную стрельбу. Арин пригнулся к луке седла.
 Впереди него рычаги вражеских катапульт поднялись вверх. Камни полетели в цель. Он проследил за их траекторией и увидел, как они ударяют в ворота и основание стен. Некоторые не долетели до цели и бесполезно упали на землю. Пробер моргнул. Ворота начали открываться. На лице Арина появилась улыбка.
 — Как это мы подгадали!
 Из проема галопом вынеслись всадники, за ними последовала пехота, четкий строй манипул. Они сразу же повернули направо, двигаясь в поле и ко второй группе катапульт. Цардиты отреагировали моментально. Пехота стала отходить. Около тысячи солдат побежали налево цепочками, в которых явно не хватало дисциплины.
 — Левимы! — закричал Арин, снова поднимая меч вверх. Они промчались перед передним краем цардитской армии — краем, который начал перестроение, чтобы защитить артиллерию.
 — Поворот!
 Пробер сделал клинком круговое движение и снова опустил его вниз. Держа поводья в левой руке, он направил коня за передний край армии и поскакал к рядам катапульт. Слева от него левимы неслись вдоль передних рядов пехоты, вламываясь в них. Крики десятков тысяч голосов разорвали воздух.
 Арин пригнул голову. Левимы справа и слева от него сделали то же. Команды орудий начали поворачиваться. Некоторые взялись за луки, другие — за мечи, а кое-кто продолжал вращать вороты. Стрелы проносились рядом с головой Арина. Он доскакал до артиллеристов, рубанул первого мечом и одновременно развернул коня влево. Клинок перерубил руку мужчины, сломал ему лук и задел лицо.
 Арин продолжил движение налево. Пробер налетел конем на одного цардита, отбил выпад сабли и ударил врага острием в грудь. Левимы с грохотом скакали рядом, галопом проносясь между орудиями. Он осадил коня и развернул его, сбив врага с ног. Стремительно перерубил обвязку, удерживающую чашу катапульты, и повредил тяжелую канатную спираль в основании рычага.
 Не останавливаясь, Арин двинулся дальше, видя, как легион Конкорда отходит от ворот, чтобы атаковать врага у бреши и обезвредить другие орудия цардитов. Однако враги наваливались на них огромными силами. Тысячи, собравшиеся у бреши, быстро сомнут их на открытом пространстве.
 Арин оглянулся. Цардиты прорвались сквозь оборону левимов и двигались на подмогу своим артиллеристам. На севере и востоке левимы вели отчаянные схватки, но путь к ним уже отрезали. Пробер направил коня к следующей цели. Нельзя вернуться назад — значит, надо двигаться вперед. Повсюду цардиты хлынули на поле, поняв, что враги оказались среди них.
 Необходимо вырваться на открытое пространство перед стенами и захватить с собой как можно больше плащей. У них оставалось мало времени.


* * *

 Роберто видел признаки сражения у границы Нератарна, и, что главное, это могла видеть вся его армия. Дни переходов были длинными и мучительными. Маркитанты давно повернули обратно в Гестерн. Трофеев здесь не ожидалось — только грязь, холод и смерть.
 У Дел Аглиоса не было времени беспокоиться о том, что все мужчины, женщины и, наверное, даже кони ненавидели его. Он сбил ноги так же сильно, как и остальные. Все тело ныло от бесконечных часов на марше. Колени распухли, доспехи да вили тяжелым грузом, руки ужасно мерзли. К этому времени сапоги у всех расползались, а лоскуты, которыми многим приходилось оборачивать ступни, не защищали от холода, обжигавшего конечности.
 Несмотря на уговоры Дахнишева, Дел Аглиос отказывался ехать верхом. В седле весь день сидели только те, кто совсем не мог идти. Кавалерии также было приказано идти пешком вместе с пехотой. Генерал объявил, что главное на сегодняшний момент — солидарность. Они несли потери из-за поломки фургонов, сломанных костей и дезертирства. Повозки бросали там, где те останавливались, а относительно дезертиров беспокоиться было некогда. Что касалось переломов костей, то солдат оставляли тоже — если не находилось товарища, который вызывался поддерживать получившего травму.
 Роберто сознавал, что держится на волоске. Он получил от своих легионеров столько, сколько сам считал невозможным. Они были усталые, голодные и злые. Но они сохраняли шансы добраться до места сражения на день раньше. И этот день мог оказаться решающим. Разведка доносила, что граница еще держится. Дел Аглиос молился, чтобы она продержалась еще и этот день. Ветер время от времени доносил до них далекие звуки.
 Генерал ходил вдоль колонны, требуя от легионеров верности и разжигая их ярость. Некоторые огрызались. Большинство слишком устали, чтобы реагировать. У некоторых еще хватало сил смеяться и шутить. Роберто хотелось расцеловать Даварова. Какими бы ни были его личные чувства, этот человек оставался оплотом преданности и силы. И там, где шел он, боевой дух поднимался. Дел Аглиос даже слышал пение.
 Падал сильный снег, и ветер дул им в лицо. Сегодня переход был самым трудным, а он не мог допустить, чтобы армия замедлила темп.
 — Вы злитесь? — спрашивал генерал, шагая вдоль колонны и прилагая все силы к тому, чтобы не хромать и не допустить, чтобы на его лице отражалась боль. — Отлично! Храните гнев в сердцах, и пусть он пылает там. Вы меня ненавидите? Отлично! Запомните эту ненависть, и, когда все будет позади, вы сможете ее излить. Но это будет завтра. Завтра мы встретимся с цардитами, и весь наш гнев и ненависть падут на них. К ночи мы уже почуем вонь их страха, потому что они знают о нашем приближении. И Конкорд, который мы спасем, будет вечно петь о нас. Этой ночью ваш сон будет благословенным, потому что завтра на рассвете вы ощутите у себя на руках кровь ваших врагов. И они узнают, каков вкус поражения. Идите вперед! Потому что, когда завтрашний день закончится, мы все сможем помечтать о доме.




 ГЛАВА 76


  848-й Божественный цикл, 18-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения 
 Многие кавалеристы вооружились топорами. Дина Келл вела их в атаку по открытому полю, куда устремились цардиты, чтобы преградить им дорогу. В правой руке она держала непривычное оружие и пятками сжимала бока коня, подгоняя его. Впереди команды артиллеристов перестали вращать вороты и выстраивались, чтобы отразить нападение.
 Нунана и пехоту Келл оставила далеко позади. Их задача была примерно такой же, что и накануне, — удержать цардитов и оставить за собой безопасный коридор. Дальше к югу без помех завывали катапульты. Камни молотили в стены. Каждый залп наносил новый урон. Келл опасалась, что еще одна брешь сломит и без того уже напряженную оборону.
 Дальше в направлении Бискара и побережья можно было разглядеть тучу пыли, возвещавшую о подходе Роберто Дел Аглиоса. Однако они не имели представления, насколько близко он подошел. Не знали этого и цардиты. Они все поставили на то, чтобы одержать победу сегодня, и не повернули никого навстречу новой армии. Дел Аглиос мог находиться на расстоянии тридцати миль или семидесяти — определить невозможно.
 Перед тем как вломиться в ряды артиллеристов прямо перед собой, Келл посмотрела на север и восток. Цардиты цепочками отделялись от колонн, собравшихся атаковать ворота. Тысячи цардитов. У Келл на миг остановилось сердце. Необходимо действовать стремительно, иначе их просто затопят! Среди цардитов она заметила левимов, атакующих катапульты. Гордые и умелые всадники были в безнадежном меньшинстве — но продвигались в ее сторону.
 Келл направила коня прямо на хлипкий заслон, поставленный орудийными командами. Ее кавалерия понеслась следом. Они рассредоточились среди тридцати тяжелых орудий. Келл соскользнула с коня и ударила топором по канатной спирали первой катапульты. Поднимая оружие для второго удара, она резко обернулась, ощутив какое-то движение у себя за спиной. Клинок цардита уже опускался. Келл отвела удар в сторону и вниз, а потом ударила бойца обухом по лицу. Он отшатнулся. Она метнулась к нему, перехватив топорище, замахнулась от пояса и погрузила лезвие ему в живот.
 Упершись ногой в тело, Келл извлекла топор и осмотрелась. Ее кавалеристы двигались по обе стороны от нее, расчищая проход, нанося удары по врагам прямо с седла. Справа летели стрелы. Келл услышала удар тела о землю. Снова повернувшись к катапульте, она перерубила раму, канаты и металлические крепления. Одна есть!
 Келл подняла голову. Враги были близко. Рядом она видела только своих всадников и трупы цардитских артиллеристов. Она подбежала к целой катапульте и принялась за нее. Рядом с головой в раму впилась стрела. Келл отпрянула назад. Прямо на нее шел вражеский лучник. Поблизости никого! Он наложил на тетиву следующую стрелу. Сделать можно было только одно. Келл с криком кинулась на него.
 Цардит натянул лук. Брошенный кем-то нож попал ему в шею, боком бросив на землю. Келл испустила глубокий вздох облегчения. Рядом с ней простучали копыта.
 — Садись сзади! Пора уходить!
 Она подняла голову на конного левима, которого сопровождали еще двое, и кивнула в знак благодарности.
 — А где мой конь?
 — Некогда. Садись!
 Келл схватила его за руку и взлетела в седло. Левим пришпорил лошадь и послал ее вперед, чтобы присоединиться к плащам сборщиков, которые перестраивались перед орудиями. Больше половины катапульт разрушили, орудийная команда была выбита полностью, но цардиты подходили к ним спереди и слева. Она увидела, как множество коней, оставшихся без седоков, мчатся галопом, не разбирая дороги, а оставшиеся воины ее кавалерии стремительно несутся на приближающиеся отряды, пытаясь выиграть еще немного времени.
 На глазах мастера конников один из капитанов дал сигнал отступать, и они повернули назад, чтобы пробиваться обратно. Цардитские лучники успели изготовиться, и, как только кавалерия Конкорда отделилась от них, они открыли стрельбу. Стрелы наполнили воздух и ударили по ее людям. Кони и всадники полетели на землю. Келл закрыла глаза.
 — Нам надо прикрыть твою пехоту! У них трудности.
 Нунан. Келл посмотрела за плечо всаднику в сторону стен.
 Камни продолжила падать у надвратного форта и южнее. Пехота Мести ввязалась в беспорядочный ближний бой. Цардиты окружили их с обеих сторон и сломали строй манипул в таком количестве мест, что она даже подсчитать это не могла.
 — Их раздирают на части, — пробормотала Келл.
 — Это ненадолго, — сказал сборщик. У него был знак пробера. — Левимы! Покажем этим ублюдкам, что такое атака кавалерии! — Он поднял меч высоко над головой. — Очистить брешь!
 Его клинок опустился, и атака началась. Пробер вел кавалерию чуть по дуге, чтобы выйти в тыл строя цардитов перед воротами. Они перешли на быстрый галоп и помчались на врага. Келл переложила топор в левую руку и закричала, давая выход возбуждению и страху. Правой рукой она вцепилась в пояс пробера и наклонилась налево, готовая нанести удар.
 Цардиты видели их приближение, но не успевали ничего предпринять. Они развернулись только частично — и три сотни всадников налетели на них. Келл рубила топором, наблюдая за тем, что происходит впереди. Тела отлетали в сторону под весом коня и всадника, людей сбивали мечами, пиками и копьями. Пробер вел коня все дальше и дальше к стене. Он сбавил скорость в толпе людей, но с обоих флангов двигались другие левимы.
 Цардиты по краям атакующего отряда разбегались. Келл ударила топором по голове одному, зажатому между двумя конями, разрубив на нем шлем. Пробер дал сигнал разворачиваться, подводя левимов сзади к тем, кто продолжал атаковать пехоту Мести.
 — Месть, ко мне! — закричала Келл.
 Некоторые ее услышали, и бой на земле стал жарче. Сверху лучники выцеливали противников. Цардиты начали отступать.
 — Другая сторона! Нам надо очистить другую сторону!
 — Идет! — согласился пробер. — Левимы!
 Он повернулся и двинулся прочь от стены. В суматохе немало всадников не расслышали его слов. Они поворачивали по одному или по двое, когда замечали передвижение командира. В итоге примерно семьдесят присоединились к проберу. Через поле волной хлынули цардиты. Над головой и к югу летели камни. Четыре ударили прямо в центр стены, пробив ее насквозь. Сооружение мгновение держалось, а потом обрушилось вперед. Келл выругалась.
 — Нам надо вернуться внутрь! — прокричала она в ухо проберу, сомневаясь, что он услышит ее в окружающем грохоте.
 — Ты читаешь мои мысли.
 На дальней стороне поля зазвучали горны. Цардиты у бреши вышли из боя и побежали. Келл показалось, что она услышала, как Нунан взревел, отдавая какой-то приказ, но уверенности у нее не было. Она осмотрелась и увидела мастера мечников. Похлопав пробера по плечу, она соскользнула с лошади. Он кивнул ей и поскакал дальше, ведя левимов между пехотой и противником.
 Пылающие камни вылетели из-за стены, поднимаясь по крутой дуге. Цардитов, увязших среди пехоты Конкорда, отгоняли или убивали. Келл пробилась к Нунану, который командовал отступлением через бреши. Его пехотинцы втягивались внутрь, выполняя приказ.
 — Пошли, — устало сказала Келл. — Нам пора.
 — Уже обед? — спросил он с улыбкой. — И дело того стоило?
 Келл обернулась на поле боя. Цардиты скорее медленно продвигались вперед, чем шли в атаку. Новые камни полетели в форт и ворота. Их стало значительно меньше — и все равно слишком много.
 — Не знаю, — ответила она. — Но в любом случае, мы хорошо потрудились перед финальной сценой.
 — Тогда нам надо лучше к ней подготовиться.
 Нунан еще раз прокричал приказ и вбежал в двадцатиярдовую брешь вместе с Келл. Следом за ними проскакали левимы.


* * *

 Стояла невыносимая тишина. После нескольких часов такого шума, что кровь едва не шла из ушей, молчание причиняло боль. В голове не проходил звон. Цардитские катапульты прекратили стрельбу и отодвинулись назад. Их армия остановилась вне досягаемости стрел и снарядов. Остатки левимов, сражавшихся восточнее, объехали их, не встретив сопротивления. И теперь группа из трех цардитов приближалась к ним под флагом для переговоров.
 — А почему они просто не атаковали нас? — спросила Келл.
 — Потому что они боятся, что мы сможем выстоять, — ответил пробер левимов, назвавшийся Арином. — Мы потеряли две трети левимов, но степной кавалерии почти не осталось, и пехота понесла ужасные потери. Этим утром мы их сильно потрепали.
 — Недостаточно сильно.
 Келл посмотрела с наблюдательного поста на стене на врагов, построившихся перед ними. Они вооружились лестницами, крюками и тараном для ворот. Когда приступ начнется, промедления не будет. Позади нее шли лихорадочные приготовления. Манипулы с сариссами выстраивались у брешей. Отряды лучников перешли под собственное командование для быстрого перемещения, и все оставшиеся манипулы гастатов перемешали с принципиями и триариями. На этом этапе нельзя было допустить, чтобы хотя бы один солдат повернулся и побежал.
 Даже с присоединением левимов они оставались в численном меньшинстве: перевес цардитов составлял по меньшей мере два, если не три к одному. Плохое соотношение.
 — Если бы они только знали, что достаточно легонько ударить по воротам, чтобы они упали! — сказал Гестерис, указывая на таран.
 Он приводил в порядок доспехи и одежду, пытаясь скрыть прорехи и пятна.
 — Надолго нам их не задержать. Опоры очень слабые.
 — Ну, хорошо хоть они этого не знают. Пошли, Келл, Нунан. И ты тоже, пробер. Возможно, вид плаща заставит их еще немного призадуматься.
 Гестерис первым спустился по лестнице и вышел через центральную брешь в стене. Легионеры сверху кричали и улюлюкали. Гестерис помахал им в ответ. Трое цардитов впереди остановились. Посередине, положив руку на эфес сабли, стоял командующий. Средних лет, чисто выбритый, в сверкающих доспехах. По обе стороны от него держались мужчины с гордой осанкой и одинаковыми знаками различия.
 — А, одноглазый генерал! — проговорил командующий на эсторийском, но с сильным акцентом.
 Гестерис наклонил голову.
 — Я человек занятой. Говори, с чем пришел.
 Цардит поднял брови, но его улыбка не погасла.
 — Битва проиграна. Твоя армия смело сражается и умирает тысячами. Как и моя. Но наша сила гораздо больше. Нет нужды продолжать кровопролитие. Результат уже ясен.
 — Правда? Как интересно. Возможно, мы могли бы обсудить это в течение нескольких часов.
 — Ты человек занятой.
 — Мы с тобой оба знаем реальное положение дел. — Гестерис скупо улыбнулся. — Разница только в том, что мне не приходится врать моим легионам. С наступлением темноты нам на помощь подойдет армия, и ты не уверен, что сможешь сломать нас до их прихода. И к тому же я не доверяю тебе. Я никогда тебе не сдамся. Это территория Конкорда, и таковой она останется.
 — Я победил тебя при Цинтарите. Я побью тебя и здесь, — сказал командующий.
 — Это мы еще посмотрим. Но скажу одно. — Гестерис позволил себе чуть расслабиться. — Та песня, которую поют твои люди. Она нас всех тронула. Мы уважаем вас за это.
 Командующий кивнул с печалью в глазах.
 — Мы поем ее и для наших врагов. Война вырывает сердце у каждого из нас. Вот что делает твое решение таким трагическим. Когда я вернусь к моей армии, а ты — к своей, погибнут еще тысячи.
 — Мы будем защищать нашу страну до последнего солдата. Твоя песня — это твой обычай, а это наш. Вам никогда не сломить Конкорд.
 Командующий цардитов развернулся и пошел прочь. Гестерис тоже. Келл, Нунан и пробер Арин присоединились к генералу.
 — Вы сказали, с наступлением темноты, генерал, — ухмыльнулся Нунан. — А мне казалось, вы не лжете своим людям.
 Гестерис рассмеялся и хлопнул его по плечу.
 — Все зависит от того, как ты понимаешь ложь. Я предпочитаю назвать это предположением.
 — Будем надеяться, что оно из разряда ваших лучших предположений.
 — Есть только один способ проверить, согласен?
 Они вошли в брешь. И сразу зазвучали горны цардитов.


* * *

 — Казначей!
 Джереда окликнули из середины корабля. Все утро погода улучшалась, и сквозь редеющий туман им удавалось разглядеть вдали берег Эстории. Ветер ослабел, так что весла снова ритмично погружались в небольшие волны. Парус еще оставался развернутым, но капитан зорко следил за тем, чтобы он не стал тормозить движение.
 Джеред поспешно двинулся на зов со своего места у руля. Дозорные рассредоточились по палубе, высматривая врага. По-видимому, его удалось заметить.
 — Восток-юго-восток, господин. Их очень много. Матрос передал Джереду увеличитель и показал, в какую сторону смотреть. Казначей нашел линию горизонта и, прильнув глазом, провел трубой слева направо. Да, корабли были там. Выдвигались из дымки и направлялись к сердцу Конкорда. Трудно оценить, сколько их. Он видел множество — так что, вероятно, величина флота измерялась трехзначной цифрой.
 — Твоя оценка. Скорость, направление, место высадки.
 — Они направляются прямо к Эсторру, господин Джеред. Они идут под парусами, наверное, у них еще есть ветер, который мы поймали утром. Мы сближаемся. Я не берусь предсказывать, кто доберется до гавани первым. Думаю, что мы подойдем почти одновременно.
 Джеред пожевал верхнюю губу.
 — А с юга и юго-востока ничего?
 — Пока нет, господин.
 — Проклятье! Где окетаны? — Он повернулся к корме. — Ардуций! Пусть кто-нибудь приведет ко мне Ардуция. И любого другого Восходящего, которому хочется подышать свежим воздухом. А остальные — высматривайте наш флот. Он должен быть где-то рядом!
 Казначей ждал, нетерпеливо постукивая кулаком по фальшборту, пока не появились Восходящие. Он очень обрадовался, увидев Оссакера. Их разговор в начале этого дня принес Джереду глубокое удовлетворение.
 — Мы уже можем их видеть? — спросил Ардуций, возбужденно блеснув глазами.
 — Можем, — ответил Джеред. — Ты сможешь рассмотреть их в увеличительную трубу. А скоро и без нее. Они идут наперерез нашему курсу, в гавань Эсторра. Посмотри.
 Ардуций так и сделал. Джеред почувствовал, как он напрягся, разыскав вражеские корабли с помощью подсказок дозорного. Потом мальчик передал увеличитель Ковану, который поднялся наверх следом за ними.
 — Их очень много!
 — Да, — подтвердил Джеред. — Надо их остановить. Необязательно потопить, но заставить повернуть обратно.
 — Я понимаю, но… — Ардуций искоса посмотрел на него.
 — Сейчас подходящий момент. Нам надо дать окетанам несколько часов, чтобы они добрались до берега — это если считать, что они вообще сюда плывут. Если они еще в блокаде, то мы все равно погибли.
 — Они далеко отсюда, — сказал Ардуций.
 — Да, и я хочу, чтобы так продолжалось и далее. Завтра к рассвету они будут практически рядом с нами, если мы ничего не предпримем.
 — Нет, вы не понимаете. Я не могу отправить ураган или шторм, или что вы там подумали, так далеко. Вспомните, что случилось на плоскогорье. Это был для нас предел дальности, а плато находились гораздо ближе, чем эти корабли. И даже тогда мы не смогли управлять тем, что происходит с энергией… И помните, какой был результат.
 — Безусловно. Извини, Оссакер, но вы обращаетесь к человеку, которого не волнует, что ваш шторм может выйти из-под вашего контроля. По правде говоря, это могло бы оказаться к лучшему. — Джеред ощутил нарастающее раздражение.
 — Это сложное явление, — негромко проговорил Оссакер. — Оно может обратиться против нас.
 — Ну, попробуйте мне объяснить, — вздохнул Джеред. — Я ведь не безнадежно тупой.
 — Энергия ветра и погоды не похожа на энергию деревьев и трав. Совсем не похожа. У растений, если мы перестаем питать и усиливать их, процесс просто прекращается. Но в случае бури, если ее уже создали, ее нужно тщательно контролировать, а потом дать ей рассосаться под нашим управлением. Если ее просто отпустить, она превратится в неуправляемое погодное явление. А это значит, что она может просто исчезнуть под действием противоположных природных энергий, а может напитаться ими и превратиться в нечто гораздо большее, чем мы создали изначально.
 — И в чем тут проблема? — поинтересовался Джеред.
 — Что она не будет под нашим контролем, — со вздохом сказал Оссакер, словно объяснял всем очевидные истины. — Так что она сможет повернуть и двинуться на нас. Такая погода бывает непредсказуемой и непростой.
 — Не надо говорить со мной свысока, молодой человек. И не принимай меня за дурака. Во-первых, Ардуций умеет предсказывать погоду. Вот почему мы так быстро пересекли море. А во-вторых, если он обнаружит, что шторм поворачивает, вы ведь можете просто обуздать энергию — я знаю, вы умеете, — и его рассеять. Разве это не так?
 Наступила выразительная тишина. Джеред немного подождал, чтобы кто-нибудь ему ответил.
 — Так в чем проблема на самом деле?
 Ардуций замялся, а Оссакер опустил взгляд на настил палубы — рефлекторное действие, сохранившееся с тех времен, когда он еще мог видеть.
 — Теперь нас всего трое, — пояснил Ардуций. — Мы не можем просить Осей проводить для меня энергию, потому что все знаем, что может случиться. А если я вложу много сил в создание шторма, который будет могучим и грозным и повредит им на большом расстоянии, то я не уверен, что потом сумею разогнать его, если он повернет к нам. Даже если Миррон будет мне помогать. Но я попробую, если вы хотите, чтобы я сделал это.
 Джеред протяжно выдохнул, начиная улыбаться. Его досада растаяла в приливе отеческой гордости.
 — Пожалуйста, — проговорил он, — не скрывайте от меня такого рода опасений. Вы ведь уже достаточно хорошо меня знаете. Я не стану винить никого из вас за то, что вы боитесь потерпеть неудачу. И я уважаю ваше понимание своих способностей и возможностей. Если мы ничего не можем сделать — так тому и быть. Нам просто надо найти другой способ сделать то, что необходимо. Давайте посмотрим, насколько близко они подойдут к нам за день, но если сегодня вы сможете осуществить какое-то дело, не откладывайте, или завтра вы будете не в состоянии сделать ничего. Идите, занимайтесь чем хотите. Но сделайте для меня одну вещь: подумайте о том, когда вы сможете что-то сделать и как. Ладно?
 Джеред взъерошил Оссакеру волосы и проводил их взглядом. А потом повернулся к фальшборту и опустил голову на руки.
 — Нам надо было вывести их из игры, и сделать это сейчас! — пробормотал он.
 — Но ведь чем ближе окажутся враги, тем более точно мы сможем действовать, — попытался возразить Кован.
 — Нет, ты не понимаешь. — Джеред поднял голову и посмотрел на юного Васселиса. — Только при большой удаче первые корабли, которые мы увидим на юге, окажутся кораблями Конкорда. А если это будут не они, то нам придется смириться с тем, что окетаны не успеют прийти нам на помощь. Два флота с двух сторон? Каким бы хорошим Слушающим Ветер ни был Ардуций, он просто не сможет остановить всех врагов.




 ГЛАВА 77


  848-й Божественный цикл, 18-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения 
 Они все еще удерживали ворота. Легионеры использовали щиты, каменные плиты, кирасы — все, что можно было навалить на содрогающиеся створки и раму ворот, ибо на самом деле только это и осталось от форта. Гестерис заставил лучников подняться на шаткий каркас, чтобы отстреливать врагов, держащих таран. Он вывел солдат на растрескавшиеся стены рядом с фортом, чтобы они забрасывали нападающих камнями, копьями и горящими стрелами. Келл стояла наготове с отрядом кавалерии, составленным из всадников Мести и левимов Арина, чтобы вступить в бой в случае прорыва.
 Цардиты подкатили к воротам весьма простую конструкцию. Три бревна с заостренными стальными набалдашниками, усиленные металлическими прутьями и стянутые листами из металла, в двух местах крепились к передвижной раме. Их можно было отталкивать назад и довольно сильно раскачивать силами сравнительно небольшой команды.
 Цардиты атаковали широким фронтом, рассчитывая захлестнуть защитников, но те оказались стойкими. Не обращая внимания на стрелы и снаряды катапульт, враги хлынули вперед за прикрытием из щитов, атакуя укрепления с помощью лестниц и крюков, чтобы карабкаться на них, а также топоров и молотов, чтобы пробиваться насквозь.
 Гестерис ходил перед строем резерва, позади лучников. Его знаменосец шел рядом, горнист и сигнальщик — позади него. Он ощущал напряжение каждого солдата и держался уверенно. На галерею уже два часа волнами накатывали цардиты. Лестницы падали на стены. Тут же начинали стрельбу лучники, надеясь не подпустить ближе вооруженных луками защитников. Цепи солдат Конкорда непрерывно метали дротики и камни, а специальные команды перерубали опоры лестниц или отталкивали их назад длинными рогатинами.
 Врагу неизбежно удавалось где-то закрепиться, но каждый раз это оказывалось ненадолго. Узость галереи была на руку Гестерису, и, стоя под ней, лучники могли отстреливать тех, чьи силуэты появлялись на фоне неба. Количество погибших с каждой стороны быстро росло. Генерал наткнулся на Нунана, который только что вернулся, отбив мощную атаку оснащенных лестницами солдат. Мастер мечников был покрыт кровью, но полон сил, руководя обороной на одном из трех основных участков.
 — Как у нас дела?
 Гестерису приходилось кричать, чтобы его услышали среди громового шума — криков, звона оружия и беспрерывных ударов по основанию стен.
 — Галереи держатся, хоть и еле-еле. У нас не получается как следует обстреливать тех, кто роет подкоп. У нас кончилось масло. Мы теряем слишком многих из тех, кто стоит на краю, чтобы метать камни. Их отстреливают.
 — Что предлагаешь?
 Перепачканное лицо Нунана повернулось к нему. Глаза ярко сверкали в свете послеполуденного солнца.
 — Генерал, мы должны быть готовы к тому, что они прорвутся. Они атакуют стену в десятке мест, не меньше. Мы с трудом сдерживаем их, когда они пробивают бреши. Будем молиться, чтобы ворота еще немного продержались. Это огромный участок.
 Гестерис посмотрел в сторону главной бреши в стене. Там шли жаркие бои с самого первого мгновения этой фазы сражения. Фаланга держалась, но натиск противника снаружи уже давал о себе знать. Солдаты были измучены. Дюйм за дюймом их оттесняли назад.
 — Поставь там людей на флангах, чтобы они не смогли пройти в обход. И лучники пусть встанут под углом. Начинай сменять своих легионеров, Павел. И молись, чтобы Роберто бежал сюда бегом.
 До темноты оставалось примерно два часа. Гестерис гадал, остановят ли цардиты атаку. Почему-то он в этом сомневался.
 — И вам нужно знать еще одну вещь, генерал. У нас заканчиваются стрелы.
 Гестерис выругался.
 — Так скажи своим людям, чтобы они били без промаха! Мы не можем позволить цардитам ставить лестницы, где им вздумается. Иди!
 Генерал смотрел, как Нунан возвращается в бой. Прекрасный воин, отважный человек. Дружный крик с галереи привлек его внимание: лучники указывали на поле. На секунду у Гестериса радостно сжалось сердце при мысли о том, что это Дел Аглиос. Но причина была не в этом. В небе зажегся свет, словно от фонарей. Пылающие снаряды катапульт оставляли за собой яркий след.
 Не думая об угрозе для собственных бойцов, командующий цардитов начал обстрел снарядами малой точности, обмазанными дегтем. Гестерис завороженно следил за их приближением. Двадцать… тридцать… сорок снарядов в трех залпах. Видимо, в бой ввели все катапульты, которые у них остались.
 Снаряды первого залпа перелетели через стену и начали резко снижаться. Паника охватила отряды резерва. Солдаты бросились врассыпную, но они бежали недостаточно быстро. Камни упали среди них, разбрызгивая огонь. Жуткий оглушительный скрежет сотряс Гестериса. Одних легионеров отбросило на землю. Другие были изломаны, порваны и искорежены и пали мертвыми к ногам товарищей.
 Ударили снаряды второго залпа. Они попали в верхнюю часть стены, сшибая грубые зубцы и поровну круша солдат Конкорда и Царда. С гулким шумом часть стены пятью футами ниже верхнего края лопнула, унося с собой обломки лестницы и тех, кто по ней поднимался. Осколки упали на пустое пространство за стеной, всего в десяти ярдах от бреши. Он увидел, как стоявшие в фаланге солдаты стали нервно оглядываться. Гестерис кинулся к ним.
 — Смотрите вперед! — приказал он, стараясь не обращать внимания на вопли раненых за спиной. — Не отступайте. Не…
 Третий залп снарядов обрушился на оборонительные части. Большая часть камней упали среди цардитов, сражавшихся у бреши, или ударили в брусья по обе ее стороны. Но не все. Два камня, лениво вращаясь, падали с серого неба, и Гестерис мог только смотреть, как они ложатся в центр фаланги.
 Стена щитов, столь эффективно защищавшая от стрел и копий, лопнула, словно бумага, под грузом камней весом в два таланта. Жуткие картины Цинтарита всплыли в голове генерала, когда его солдаты разлетались в стороны, пылающие или безжалостно раздавленные. Передняя и центральная части фаланги отшатнулись назад. Острия сарисс поднялись вверх, и цардиты — те, которых не уничтожила собственная артиллерия, — хлынули в прорыв.
 — Заставь эти проклятые катапульты стрелять в два раза чаще! — заорал Гестерис инженеру, бросаясь навстречу врагам, врывавшимся за стены.
 Со стороны цардитов летели стрелы и копья, усиливая сумятицу в фаланге. Под напором врага люди пятились назад по искореженным, дымящимся трупам своих товарищей. На флангах прорыва пошли в контратаку легионеры Нунана. Цардиты прибывали все быстрее.
 — Ко мне! — выкрикнул Гестерис. Его голос потонул в шуме боя, но штандарт был маяком для сбора. — К генералу!
 Он бросился в бой, ударом сверху разрубив плечо цардитскому лучнику. Шагнув вперед, генерал вломил щитом в лицо еще одному и ударил гладиусом направо, почувствовав, как клинок скользнул по металлу. Экстраординарии и резерв легиона строились рядом с ним. Центурион, командовавший фалангой, взревел, требуя порядка и мужества. Острия сарисс снова начали выдвигаться вперед. Люди повернулись лицом к врагу.
 Но здесь, у стен, враги получили перевес. Лучники противника собрались за строем мечников и стали вести навесную стрельбу по тем, кто подходил, чтобы присоединиться к защитникам. Его лучники начали ответную стрельбу. Мечники Царда и Конкорда падали дюжинами. Гестерис ударил щитом в подбородок солдата, одетого в доспехи Конкорда, но со знаками мятежной Атрески. Плюнув в него, он отступил назад.
 — Мне нужен порядок! Мне нужен боевой строй! Дисциплина, Конкорд!
 Но дисциплина, по крайней мере на данный момент, была утеряна. Цардиты вели бой в глубине фаланги, пробивая дорогу сквозь легионеров, которым мешало их неуклюжее оружие. Необходимо вытеснить их оттуда!
 — Левимы, вперед!
 Гестерис удовлетворенно хмыкнул. Арин! Левимы появились с левой стороны прорыва. Строй человек в тридцать и не меньше восьми рядов. Пехотные щиты, взятые у погибших, были составлены в стену, и Гестерис увидел блеск отточенных клинков. Сборщики вломились во фланг прорвавшимся цардитам.
 Гестерис понял намерения Арина. Задние ряды держали щиты над головами, защищаясь от направленных на них стрел, а левый край строя развернулся направо, шаг за шагом закрывая брешь. Генерал подозвал к себе экстраординариев и снова пошел в атаку, с помощью щита пробивая дорогу через решительно настроенных цардитских пехотинцев. Он встал перед испуганным гастатом с сариссой и оттолкнул нападающего цардита назад.
 — Уходи отсюда! — крикнул Гестерис через плечо. — Назад в резерв и перестраивайтесь. Бегом!
 Цардиты снова ринулись вперед. Гестерис принял удар клинка верхним краем щита. Лезвие глубоко впилось в него. Гестерис дернул щит назад, потащив врага на себя. Гладиус генерала вонзился прямо в живот незадачливого солдата. Цардит захлебнулся кровью и упал, вырвав саблю. Гестерис двинулся дальше в окружении следовавшей за ним охраны.
 Они пробились к центру фаланги. Гестерис снова и снова резко выбрасывал щит вперед, отталкивая врагов. Справа к ним неуклонно продвигались левимы. Арин был в центре строя, командуя движением. Цардиты отступали: им не удавалось прорваться сквозь строй плащей. Гестерис выводил с поля боя все новые и новые части фаланги.
 Он поймал взгляд Арина. Пробер кивнул ему в ответ. Стрелы левимов летели из-за строя, выбивая новых врагов. Те начали отступать. Свист стрел напомнил Гестерису о необходимости вскинуть щит. На этот раз они закроют брешь, но цардиты пойдут в новую атаку. Генерала испугало безжалостное отношение их командиров к собственным солдатам, и он ждал новых выстрелов катапульт.
 Ждать пришлось недолго. Но на этот раз цардиты разбили ворота, и основная часть левимов оказалась слишком далеко, чтобы прийти на помощь.


* * *

 День близился к вечеру, и Роберто остановил армию для короткого привала. Холод проникал в тела, высыхающий пот студил кожу. Кто-то быстро разжег огонь, так что некоторые смогут даже попить горячего. Для большинства — это всего лишь короткая пауза, чтобы умерить мучительную боль в ляжках, икрах и пятках. Дел Аглиос получил известие, что Джеред приближается к Эсторру, и это его ободрило. Исход двух сражений будет ясен почти одновременно.
 Роберто прошелся по отрядам, как это делали и все его командиры, произнося слова ободрения и поддерживая падающие силы и боевой дух. Солдаты почти не разговаривали — и это тревожило генерала больше всего. Это свидетельствовало о невероятной усталости, настолько сильной, что люди могли лишь молча сидеть на земле. Дел Аглиос видел их потухшие и ввалившиеся глаза, и особенно испугался за тех, кто не решился сесть, опасаясь, что не сможет встать и пойти дальше. Генерал прекрасно понимал, как сейчас чувствуют себя его солдаты.
 Топот копыт лошади верхового, приближающегося с запада, заставил всех обернуться. Роберто казалось, что раньше вокруг было тихо, но сейчас наступила иная тишина. Она распространилась по колонне длиной в две мили, словно пламя по маслу. И на ее фоне Дел Аглиос расслышал далекий рев битвы, идущей на границе.
 Роберто шагнул в сторону от колонны и поманил гонца к себе. Женщина наполовину вывалилась из седла, и он заметил пот на боках лошади, дрожь ее ног и пену на упряжи. Он поддержал разведчицу, и та вцепилась в него, на миг забыв обо всем.
 — Извините. Извините меня, генерал.
 — Ничего. Говори. Что происходит?
 — Их не удалось отогнать от стен, — проговорила женщина, задыхаясь и периодически замолкая. — Я скакала быстро, как могла. Мы еще милях в пятнадцати. Не больше. В стенах полно дыр. Враги не остановятся с темнотой. Они знают, что мы на подходе.
 — Кто-нибудь повернул нам навстречу?
 — Практически нет.
 Роберто кивнул.
 — Покажись хирургам. Забирайся на повозку и отдыхай. Ты молодец.
 — Спасибо, генерал.
 Он отпустил ее, передав заботам каких-то легионеров.
 — Это значит, что нам придется сражаться, не отдохнув, верно, генерал?
 Роберто поджал губы и кивнул.
 — Боюсь, что так, центурион. Где Даваров, где мой мастер мечников?
 — Я здесь, генерал, — ответил Даваров, рысцой обегавший колонну.
 — Неужели у тебя бездонный запас сил? — Роберто невольно улыбнулся.
 Даваров остановился и обнял за плечи двух ближайших легионеров.
 — Точно. И я понесу этих людей в бой, если надо будет.
 Хриплые крики ободрения раздались вокруг, и Роберто отвел Даварова подальше, чтобы поговорить с ним без свидетелей.
 — Я хочу, чтобы по колонне сделали объявление. — Он вытер лоб рукой. — Это трудно. Необходимо двигаться быстрее. И нам придется вступить в бой, как только мы окажемся на месте. Оборона Нератарна вот-вот падет.
 — Быстрее? У этих солдат уже ничего не осталось! — Даваров уставился на него.
 — Придется найти второе дыхание. Пять миль в час в течение трех часов — а затем бой. Я поведу их. Когда мы подойдем ближе, кавалерия составит авангард. Придется сделать именно так, старина, иначе окажется, что все наши болячки и мозоли мы нажили зря. И все солдаты, погибшие во время переходов, отдали свои жизни напрасно. Я этого не допущу.
 — Ладно, — кивнул Даваров. — Я передам через триариев. Один последний марш.
 Роберто положил руку ему на плечо.
 — Один последний марш. И, Даваров, в начале этого похода я был несправедлив к тебе. Извини.
 — Нет, генерал, вы были правы. Иногда даже бывалым солдатам нужны глаза новичков, чтобы увидеть правильную дорогу.
 — Еще одна атресская поговорка? Очень мудро.
 — Будем надеяться, что легионы оценят мою мудрость.


* * *

 Цардиты ворвались в ворота на волне торжествующей песни. Под ногами были осколки камня, обломки ворот и разорванные и искореженные трупы множества воинов Конкорда. Келл успокоила коня и заставила себя отвести взгляд от вращающихся горящих камней, которые разбивали их защиту. Она дала сигнал к атаке. Горны за спиной призвали к ней левимов. Несколько пеших лучников послали стрелы в противника перед ней.
 На мгновение атака помогла. Цардиты не составили связного строя, и кавалерия смяла их. Казалось, что каждый удар находит цель. Келл стремительно опустила клинок, пробив заднюю часть шлема врага. Вытащив меч, она вонзила его в грудь второго. Еще раз высвободив оружие, Келл ударила рукоятью по голове третьего. Кавалеристы окружили ее, и цардиты отбежали назад.
 Но перед воротами масса врагов была невероятно плотной. Короткая атака замедлилась и захлебнулась, несмотря на поддержку левимов, легко прошедших вдоль флангов, чтобы оттеснить цардитов назад или зажать в тиски из конских тел и стали. Келл развернула коня, чтобы отойти. Всадники уловили ее намерения и попытались последовать за ней. Цардиты хлынули следом, а пехотинцев Конкорда оказалось слишком мало, чтобы их остановить.
 Келл обнаружила, что с обеих сторон от нее враги. Она наносила рубящие удары налево и направо, заставляя их держаться на расстоянии и пробиваясь обратно через ворота, чтобы перестроиться для новой атаки. Позади нее толпы цардитов захлестывали всадников. Враги рубили ноги людям и лошадям, валя их на землю. Келл закричала от бессильной ярости и отыскала глазами центуриона.
 — Выводи свою манипулу! Мне нужна пехота, иначе нас сметут. Иди, я вас поддержу!
 Центурион кивнул и приказал своим гастатам идти вперед. Вырывающиеся из сечи конники обтекали их с обеих сторон и поворачивали, чтобы пойти в новую атаку, или брались за луки. Келл тоже повернула коня. Она увидела одинокого всадника Мести среди моря врагов. Женщина отчаянно рубилась, крутясь на месте. Она держалась отважно, но конец был неминуем. Копье вонзилось ей в бок и выбило из седла. Цардиты сдвинулись плотнее и снова вошли в ворота.


* * *

 Арин отвел назад левимов и потребовал своих лошадей. Фаланга снова построилась, но ясно, что новые снаряды катапульт вскоре найдут свою цель. Кони сборщиков стояли в загоне позади резерва. Их не расседлывали, и они томились в нервном ожидании, обдаваемые волнами шума.
 — Быстро в седла! — приказал он двум сотням, которые пришли с ним. — Будем играть роль сдерживающего отряда. Там, где увидим прорыв, вламываемся и даем пехоте время перестроиться. Левимы, за Конкорд и за меня!
 Снаряды цардитов продолжали падать, и орудия Конкорда все еще вели ответный огонь. Потери за стенами были ужасающими, галерея разрушена в дюжине мест. Арин проехал на юг, дальше от ворот, находившихся под серьезной угрозой, но там собралось немало сил, которые держались твердо. Он увидел среди них Келл. Пока она в седле, они не сломаются.
 Гестерис сражался у главной бреши, постоянно рискуя жизнью. Нунан находился рядом с ним, командуя силами пехоты. Они медленно теряли контроль над галереей наверху. Количество лучников уменьшалось вместе с запасом стрел. И каждый мечник, поднимающийся наверх, знал, что вниз ему не спуститься.
 — Ждите здесь, — приказал Арин. Он подъехал к Гестерису. — Генерал!
 — Пробер, как у нас дела?
 — Плохо. Вам надо отдать галерею. Пусть они на нее поднимаются. Поставьте лучников и мечников внизу. Мы напрасно теряем там хороших бойцов.
 Гестерис посмотрел на стену. Наверху бой шел без остановки. Солдаты падали вперед, на врагов, или назад, на товарищей. Землю покрывали тела — слишком много, чтобы их подбирать.
 — Еще нет. Пока они там, цардиты не знают, что оттесняют нас назад. Мне надо выиграть еще немного времени.
 — Не оттягивайте с этим. Мы…
 Громовой удар множества снарядов чуть южнее сотряс землю у них под ногами. Из-за стен снова послышался торжествующий рев цардитов. Еще два участка стены обрушились. Цардиты ворвались внутрь, беспрепятственно побежали вдоль стен. Манипулы, стоявшие наготове под командованием триариев, завязали с ними яростный бой. У Гестериса уже осталось мало боеспособных центурионов.
 Арин кивнул Гестерису и резко развернул лошадь, стремительно поскакав к левимам, дожидавшимся его приказа.
 — В брешь! — крикнул он. — Разбейте их атаку, отделите тех, кто оказался внутри! — Арин указал на одного из всадников. — Ты! Найди остальных плащей. Мне нужно, чтобы они сели на коней и собрались здесь. Мы теряем стены. Быстрее.
 Было ясно, что положение безнадежное. Арин врезался во фланг цардитов. Враги отлетали от его лошади. Он наклонялся вперед и вбок, рубя их по лицам. Пробер пригибался, опасаясь стрел. Позади него прокладывали путь левимы. Кони топтали копытами трупы. Арин развернулся и стал возвращаться, двигаясь в сторону стены, откуда набегали новые враги. Сотни врагов. А тысячи все еще ждали за стенами.
 Новые удары. На земле за стеной в меркнущем вечернем свете вспыхнул огонь. Артиллерия Конкорда была уничтожена, команды погибли мгновенно. Третий кусок стены раскололся вовнутрь, разбрасывая обломки камня по воздуху и обрушивая их на немногочисленные отряды резерва, еще не введенные в бой. Пять брешей, считая ворота. В двух местах прорвавшиеся цардиты не встретили сопротивления и мчались к уцелевшим оставшимся орудиям.
 Арин ударил ногой в голову одного из цардитов. И тут же боль затопила его, заставив судорожно вздохнуть, — стрела пробила доспех в самом низу кирасы. Потекла кровь. Он сделал вдох, дрожа всем телом. Его меч опустился на плечо атресского легионера, бегущего с врагами. Пробер ударил в бока лошади, заставляя двигаться вперед. Увидев, что он ранен, левимы окружили его со всех сторон.
 Над обороной Конкорда прозвучал сигнал, которого Арин так боялся. Его подхватили голоса всех воинов легиона.
 — Отход! Отход! К ограде! Защищать лагерь!
 Левимы двинулись, чтобы увести Арина в том же направлении, но он остановил их, как только они вышли из-под непосредственной угрозы.
 — Нет-нет. На место сбора. Нам надо выйти отсюда и оказаться у них в тылу. Это наш единственный шанс помочь. Кони в лагере не нужны.
 — Вы ранены, надо отвести вас в безопасное место.
 — Безопасное место? Покажите мне его, и я всех туда отведу. Левимы, за казначея, за Конкорд и за меня! Давайте выбираться отсюда, но сначала выгадаем для легионов как можно больше времени. Едем!


* * *

 Гестерис увидел, как двигаются левимы, и смог только беззвучно поблагодарить их на бегу к лагерю. Снова и снова левимы налетали на атакующих цардитов, проходя их ряды насквозь. Это обеспечивало солдатам Гестериса драгоценные ярды отступления к последнему эшелону обороны Конкорда на севере.
 Позади триарии держали сплошную тройную линию по всему фронту вражеской атаки. Они отступали как можно быстрее, пользуясь отвагой Арина и жертвами левимов, число которых сокращалось каждый раз, как они вламывались в массы противника. Келл сражалась рядом с триариями. Немногочисленные остатки ее кавалерии — меньше тридцати всадников — ехали по флангам отступающего строя.
 В ряды легионеров затесались десятки, сотни цардитов и атресских мятежников. У Гестериса не было времени беспокоиться об этом. Он сосредоточился на последней линии обороны и уповал на то, что Роберто окажется ближе, чем это возможно. Но, похоже, в этот день Всеведущий от них отвернулся. Гестерис надеялся удерживать стены до сумерек и, если придется отступать, сделать это под покровом темноты. Теперь же получалось слишком похоже на Цинтарит. Единственное отличие в том, что он в состоянии оказать сопротивление в лагере.
 До лагеря надо было пробежать четыреста ярдов, мимо брошенных и разбитых катапульт. Флаг Конкорда гордо реял над открытыми воротами. Внутри находились четыре сотни пехотинцев и инженеров. Они стояли перед оградой и на платформах и на галерее за ней. Лагерь строился не для того, чтобы размещать армию, а для того, чтобы стать последним оплотом обороны.
 Гестерис приостановился и оглянулся. В меркнувшем свете дня мимо него проскакали левимы, в последний раз развернулись и понеслись прямо на строй цардитов. Гестерис тихо пожелал им удачи. Он дал знак горнистам, и линия арьергарда повернулась и побежала в ворота.
 Его люди заполнили лагерь. Сверху полетели снаряды катапульт. С воем понеслись болты баллист. И как только Гестерис и остатки легиона оказались под длинной тенью надвратной башни, лучники начали опустошительную стрельбу. Цардиты замедлили наступление: им пришлось поднять щиты.
 Гестерис понятия не имел, сколько у него людей. Он вбежал в лагерь, хлопнул по крупу коня Келл, промчавшегося мимо него, и приказал закрыть ворота, как только в них втянулись последние лучники. Что ж, за стенами скоро скопятся цардиты. Они подвезут катапульты, и только несколько сотен левимов смогут помешать их движению.
 Вот где все завершится. Здесь. Здесь, как и в гавани Эсторра, будет решаться судьба Конкорда. Первый из немногих солдат Гестериса упал с галереи, получив стрелу в лицо. Цардиты даже не сделали передышки.




 ГЛАВА 78


  848-й Божественный цикл, 18-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения 
 Арин, не обращая внимания на острую боль в боку, снова и снова рубил и колол. Бесчисленное количество раз он проделывал эти движения, и его рука болела так же, как болели ноги, задница… проклятье, да все его тело! Левимы пробивали дорогу сквозь скопления цардитов. Арин снова приготовился к удару. Он ловко отвел клинок в сторону, чтобы остановить удар копья, а потом, наклонившись вперед, рубанул по голове в шлеме.
 Левимы ехали по семеро в ряд по обеим сторонам от него. Пробер понимал, что они стараются заслонить его, но сражаться приходилось каждому. Масса цардитов обтекала их, готовая пропустить: они прекрасно понимали, что их истинная цель, их настоящая победа, лежит впереди. Однако прямо перед левимами оборона была прочной, враги знали, что их катапультам угрожает опасность.
 Осколки и обрушившиеся стены, к которым они ехали, представляли ужасающую картину. Цардиты, бегущие через зияющие бреши, походили на крыс, наводняющих поле с мертвечиной. Они обтекали тысячи брошенных трупов, беспомощных перед ликом Всеведущего. Враги и друзья лежали рядом, как это всегда бывает, когда жизнь обрывается в сражении.
 Солнце быстро садилось за спинами левимов, отбрасывая мрачные, холодные тени на поле битвы. Птицы уже кружили в воздухе, дожидаясь очереди полакомиться мертвой плотью. Ярость Арина отодвинула боль куда-то далеко. Он снова ударил каблуками в бока лошади, и она рванулась вперед. Вздыбленные передние копыта впечатались прямо в грудь цардита. Лошадь нашла опору для ног и поскакала дальше. Арин рубил и колол мечом по обе стороны, видя, как цардиты падают или убегают с его пути.
 У него за спиной была, наверное, десятая доля левимов, которые вступили в бой несколькими днями раньше. От силы три сотни, плюс еще какая-то часть, что отбилась во время сражения от основных сил. Впрочем, многие из этих отбившихся были уже мертвы.
 Мощным галопом левимы миновали разбитые ворота и вырвались в открытое поле. Арин видел огни вокруг катапульт, которые готовились выдвинуть вперед. Их окружали группы лучников и мечников. При виде их враги презрительно завопили, решив, что они бегут с поля боя. Арин не смог удержаться от соблазна продемонстрировать им, что они ошиблись.
 Он поднял меч и указал на ближайшую группу орудий. Левимы выстроились широким строем в две шеренги и поскакали вперед, рассыпаясь полумесяцем. Фланги скакали быстрее, надвигаясь на команды артиллеристов и их прикрытие. Арин довольно хохотнул. Этот маневр они долго отрабатывали. Очень приятно было увидеть его результаты на деле.
 Прямо перед ним лучники и мечники вставали рядом, пытаясь прикрыть орудия со всех сторон. Стрелы полетели в левимов, которые низко пригнулись в седлах. Мишени были невелики, строй разорванный. И его лучники с седел стреляли намного более метко, чем эти цардиты с земли.
 Арин крутанул клинком, и левимы стали сближаться. Он повернул коня налево и отвел меч в сторону и назад, отрубив одному из лучников руку. Триста всадников заполнили все пространство. Лучники выбивали лучников, мечники использовали преимущество в высоте, чтобы вбивать врагов в землю. Это было избиение. Не слишком поучительное, но приносящее глубокое удовлетворение.
 Арин вонзил меч в шею какого-то насмерть перепуганного паренька и ногой помог освободить от тела клинок. Он предоставил левимам выводить из строя орудия, а сам повернулся, выискивая следующий объект для нападения. Со стороны стен к ним никто не бежал, и орудия цардитов остались без защиты. Дальше к югу артиллерия уже скрывалась в полумраке. Ближе царила паника. Двое или трое лучников бросились бежать, чтобы позвать помощь.
 Он поглядел вокруг. Низкая облачность затрудняла обзор в сумерках, снова пошел снег. Но вдали на северо-востоке двигалась тень. Она была широкой, и какие-то мелкие огоньки вспыхивали в последних лучах заходящего солнца. Арин проехал несколько шагов в ту сторону, напрягая глаза. Тень приобрела смысл.
 — Ох, нет! — выдохнул пробер.
 Всадники. Сотни всадников возвращались на поле боя. Огоньки были бликами на кончиках боевых пик. Только один отряд использовал их в таких количествах, а он наивно счел, что степняков победили и рассеяли. Арин прикинул, успели ли их заметить. Если еще нет, то скоро заметят.
 — Левимы! Надо уходить! Степная кавалерия на северо-востоке. — Арин проехал вдоль своих воинов, пока они отрывались от уничтожения орудий. Один небольшой удар в пользу Конкорда. — Бросайте все!
 Арин гнал лошадь во весь опор. Левимы пронеслись по краю вражеского лагеря, не обращая внимания на немногочисленную охрану. Снова оказавшись на тракте, они поскакали на восток, надеясь затеряться в предгорьях Гау.
 Впереди раздались крики, и он понял, что Всеведущий еще с ними не закончил. Другие всадники направлялись в их сторону вдоль тракта. Больше тысячи! Арину захотелось заплакать. За каждым поворотом ждал неприятный сюрприз. Удача ни разу не улыбнулась им! Так было у стен — так стало и сейчас.
 Арин выехал в голову отряда, чтобы возглавить роковую для них атаку. Не было смысла поворачивать — они попали бы в зубы другим. Он приказал перейти на рысь. Они подождут, когда до противника останется всего сотня ярдов, а потом снова рванутся вперед.
 — Приготовьтесь, левимы! Они заплатят славную цену! Каждый выбитый из седла означает на одного врага меньше для Гестериса. Продадим наши жизни подороже!
 Пробер поднял клинок в воздух. Еще один раз он опустит его. Еще один раз пойдет в атаку. Арин оглянулся назад. Все лица, обращенные к нему, оставались спокойными. В них не было страха — только решимость и гордость. Все они по праву носили плащи. Он повернул обратно.
 — Левимы! — Но меч не опустился, давая сигнал к атаке. Вместо этого Арин вытянул его вперед. Чувство облегчения захлестнуло его, голова стала такой легкой, что он решил, будто теряет сознание. — Отбой, отбой!
 Пробер указал на штандарт, развевавшийся над головами всадников. Герб семьи Дел Аглиос!
 Левимы привстали в стременах и радостно закричали. Незаметно для них боль затопила Арина, и меч выпал у него из руки. Он прижал руку к ране. Его доспехи, седло и бок лошади были липкими от крови. И головокружение наверняка тоже от потери крови. Он пошатнулся в седле.
 Впереди всадники салютовали остриями копий. В центре мастер конников подняла руку, и громовой топот копыт стал стихать. Кавалерия перешла на рысь, а потом остановилась всего в нескольких шагах от них.
 — Я — пробер Арин, а это мои сборщики, — с трудом выговорил он. В голове у него шумело.
 — Элиз Кастенас, мастер конников, легионы Дел Аглиоса. — Женщина подъехала к ним. — Мы опоздали?
 — Еще нет, — ответил Арин, с трудом выпрямляясь. — К северу на поле боя сейчас тысяча степной кавалерии. Направляйтесь на запад по тракту. Оборонительных сооружений Нератарна больше нет. Генерал Гестерис осажден в лагере. У него не больше десяти тысяч. За стенами — тридцать тысяч цардитов.
 — Такая осада ненадолго.
 Арин кивнул, к горлу подступила тошнота.
 — Он хорош, Гестерис. С ним Келл и Нунан, но ночь ему не выстоять. Я знаю, что он чувствует.
 Арин понимал, что падает, но не ощутил удара. Он услышал шум, его со всех сторон окружили лица. Кто-то с силой зажимал рану, в которой остался наконечник стрелы. Нет смысла пытаться его извлечь. Он рассек что-то помимо мышц. Арин больше не чувствовал своего тела.
 — Положите его на носилки! — закричала Кастенас. — Несите его к Дахнишеву.
 — Нет! — Поймав женщину за руку, он заставил ее повернуться к нему. — Послушай меня!
 — Отдыхай, пробер. Ты сделал все, что мог.
 — Нет, — снова возразил Арин. Он тряхнул головой, отгоняя тьму, наплывавшую на него. — Сделайте то, чего я не смог. Возьмите левимов. Отвлеките их кавалерию. Уничтожьте катапульты. Выиграйте время.
 — Я справлюсь.
 — Сколько вас?
 — Примерно девять тысяч, включая тех, кого ты видишь. Будем надеяться, что этого хватит.
 — Этого хватит, — прошептал Арин, глядя в ее растворяющееся в тумане лицо. — Хватит.


* * *

 — Легионы, вы в ярости!
 Ответный рев прокатился по армии.
 — Вы готовы сражаться!
 Роберто, который наконец сел на коня, ехал рядом с Даваровым, изумляясь мощи и звучности голоса атресца. Арин погиб, но сообщенные им сведения привели к новым изменениям планов. Быстрый марш превратился в бег трусцой, колонна шла боевым строем.
 — Вспомните все трупы, которые мы видели на дороге. Смотрите на каждого верного Конкорду солдата, мимо которого мы пройдем на этой последней миле. Вот за что вы сражаетесь. За ваш народ! За Конкорд! За генерала!
 Рев усилился. Роберто услышал, как манипулы скандируют его имя. Оно прокатилось по армии, выкрикиваемое глотками восьми тысяч пятисот измученных солдат. Роберто встал в стременах. Его конь шел вровень с пехотой. Он поднял руки, призывая к тишине.
 — Пусть они нас услышат. Пусть знают, что мы подходим. Нам надо спасти товарищей из других легионов, приветствовать великих генералов. И нам нужно убить предателей и цардитов. Кричите! Кричите, пока ваши клинки не обагрятся кровью! Мы — Конкорд!
 Шум стал оглушительным. Роберто вскинул кулак, приветствуя всех. Он снова сел в седло и направился в голову колонны. Даваров не отставал от него.
 — Роберто, ты позволишь?
 — Да, Даваров. — Дел Аглиос очень устал, но что-то заставляло его держаться. Нанести последний удар!
 — Разреши мне начать песню. Чтобы заставить ублюдков и предателей, которые встали на сторону цардитов, заплакать о своих матерях и лишиться мужества.
 — У тебя припасено нечто подходящее? — Роберто посмотрел на него и увидел, что Даваров полон сил и гордости.
 — О да, генерал!


* * *

 Катапульты остались в поле, и как только их подвезут, битва будет практически закончена. Почти стемнело, а Роберто Дел Аглиос так и не появился. Когда он прибудет, от них останется только пепел. Степная кавалерия уже объявилась на поле, построившись и выжидая. Лагерь окружили со всех сторон. Бой шел на всех четырех стенах, и галереи были залиты кровью воинов Конкорда.
 Лучники работали без устали, выводя из строя тех, кто пытался поджечь ограду. Пожарные команды находились в готовности. На плацу легионеры составили панцирь из щитов, по которому стучали прилетающие залпами стрелы.
 Гестерис не испытывал страха. С каждым прошедшим мгновением возможность подхода помощи возрастала. И в этот финальный момент цардиты, казалось, растерялись и не знали, что предпринять. Генерал не понимал, почему они не отходят в сторону и не начинают расстреливать лагерь из орудий, ведь их должны были уже установить на позициях. Или почему не идут на приступ с лестницами, крюками и захватами, которые можно использовать в таком количестве, чтобы обороняющиеся просто не успевали их отталкивать. Возможно, они оказались не готовы. Они даже не попытались зацепить крючьями ограду лагеря и повалить ее.
 Генерал находился в надвратной башне вместе с Нунаном и Келл. Его катапульты и баллисты продолжали работать, заставляя цардитов освобождать пространство, которое они обстреливали. В настоящий момент у противника не было контрмер. Однако он увидел, как цардиты разводят смоляные огни и лучники начинают поджигать стрелы. Вот из полутьмы наконец выкатилась первая крупная катапульта.
 Но она не сделала ни единого выстрела. Ей не дали! Из темноты, окружавшей огни цардитов, внезапно вынеслась кавалерия и затопила задние ряды врага. У Гестериса перехватило дыхание. Противник под стенами забеспокоился. Напор атаки ослабел, и тысячи голов повернулись назад.
 Кавалерия под штандартом Дел Аглиоса выполнила идеальный маневр: быструю атаку и отход. Подъехав под тупым углом, конники сотнями выпускали стрелы, рубили головы, тела и канаты катапульт, а потом резко развернулись. Зазвучали горны цардитов, и степная кавалерия кинулась вдогонку. Гестерис не поверил бы своим глазам, если бы не торжествующие крики его солдат. Стук копыт затих вдали, но цардиты занервничали. Причина этому скоро стала ясна.
 Мощное пение быстро нарастало, эхом отражаясь от склонов Гау и разносясь над озером Аир. Это была не похоронная песнь цардитов, а гордый напев, который заставлял сердце биться сильнее, а кровь быстрее бежать по жилам. Этот гимн знали все, кто находился в лагере, и многие из тех, кто стоял под его стенами. Гестерис помнил каждое его слово.
 Когда генерал впервые услышал гимн на вступлении в должность маршала-защитника Юрана, у него на глаза навернулись слезы — после стольких лет нелегкой борьбы на земле Атрески. И сейчас Гестерис почувствовал, что способен заплакать. Он возвысил голос, присоединяясь к приближающейся армии, а внизу командование цардитов пыталось развернуть своих солдат навстречу новой угрозе.



    Над мощью Атрески встает восход, 
    И ею гордится Конкорд! 
    И солнце новый свет прольет 
    На эсторийский народ! 
    И если враг на нас нападет, мы будем вместе стоять, 
    Землю Атрески мы отстоим, поклявшись не отступать. 
    Атреска! Атреска! Благословенная Богом земля! 
    Атреска! Атреска! Благословенная Богом земля! 



 Впервые среди врагов возник страх. Бой почти прекратился. Все, кто находился в лагере, пели вместе с Гестерисом, и он ощутил трепет и воодушевление. Это было великолепно — и ждет ли их победа или поражение, никто из оставшихся в живых не забудет этих мгновений.
 Первым признаком появления армии Дел Аглиоса стали фонари, которые несли солдаты позади первой линии, внутри всех трех колонн, вошедших сквозь разрушенные стены и ворота. Они с пением возникали в освещенной кострами ночи — армия в триста ярдов по фронту, полная уверенности в себе. Заслон из копий по центру, гастаты справа и слева в идеальном строю. Принципии и триарии позади них, еще невидимые в темноте. А следом за ними — безошибочно узнаваемый грохот повозок, запряженных волами. Артиллерия.
 По сигналу, которого Гестерис не увидел, пение прекратилось. Его лагерь еще раз пропел последний куплет, а потом он тоже дал приказ замолчать. Тишина растеклась по полю, и только далекий топот коней и звон оружия нарушали его. Дел Аглиос остановил свою армию в ста пятидесяти ярдах от противника, подзадоривая их продолжать атаку.
 Гестерис ничего не говорил, дожидаясь, чтобы дисциплина и мощь новой армии произвели должное впечатление на цардитов, которые теперь оказались между двух огней. Его солдаты подходили с дальней стороны лагеря, чтобы укрепить защиту спереди и на флангах. Стрелы больше не летели. Удары клинков прекратились, как и попытки перебраться через ограждение по лестницам. Генерал улыбнулся и сплюнул себе под ноги.
 — Теперь вы не так в себе уверены, цардитские ублюдки? — прорычал он и посмотрел на Келл и Нунана. — Похоже, мы все-таки переживем эту ночь.
 Позади них, высоко в горах Гау, горел сигнальный огонь. Он стал фоном для Роберто Дел Аглиоса, измотанные легионы которого пошли в атаку.




 ГЛАВА 79


  848-й Божественный цикл, 19-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения 
 — Неристус, нацеливай катапульты на врага! Быстрее! Они подводят к воротам лагеря таран. Мне нужен проход — и немедленно! — Роберто выкрикивал приказы, несясь в галопе. Экстраординарии мчались в разные стороны, чтобы их передать. — Картоганев, веди свою кавалерию налево! Я хочу, чтобы стену очистили! Легионеры Гестериса не смогут нам помочь, если будут сидеть под щитами! Даваров поддержит тебя триариями. Как только вы окружите лагерь, валите ограду. Левимы! Нужно уничтожить все резервные катапульты цардитов! Будьте готовы к атакам кавалерии, я не знаю, куда Кастенас увела степняков.
 Роберто поскакал обратно между гастатами и принципиями, бросая вызов стрелам, которые прилетали из-за передних рядов цардитов. Легионеры должны знать, что он рядом. Поле сражения заливал яркий свет со стороны трех армий, но здесь, на переднем крае, было темно, жарко и мерзко воняло. Его легионы измучены. Слишком измучены, чтобы сражаться, но они вынуждены сражаться. Усталость и напряжение читались на всех лицах, обращенных к нему, ощущались в дрожи рук и ног. Необходима скорая победа, иначе цардиты могут их сломать.
 Во время первой атаки удалось достичь многого. Пехота оттеснила цардитов далеко назад. Но они остановились и смогли организовать оборону на обоих фронтах. Противник по-прежнему блокировал лагерь со всех сторон, но вмешательство Роберто заставило снять оттуда все резервы, так что строй цардитов слева был жидковатым. Если Даварову с Картоганевым удастся их оттеснить, в сражении произойдет поворот.
 Но до этого Дел Аглиос хотел услышать пение своих катапульт и баллист. Неристус слишком много времени тратит на то, чтобы найти углы для такого обстрела, который не повредил бы ограждение лагеря. Мешает темнота. Боже Всеобъемлющий, как же он ненавидит сражаться ночью! Его легионеры были измучены, и цардиты уже начинали атаку. Несколько удачно посланных снарядов могут изменить ситуацию. В распоряжении Гестериса и его защитников оставались катапульты, но если ворота взломают, они будут потеряны. У цардитов еще было несколько орудий, и они повернули их против армии Роберто. Стоявшие сзади резервные части несли большие потери.
 Дел Аглиос проскакал мимо пехотинцев назад, к инженерам.
 — Рован, ты нужен мне немедленно! Можешь задействовать хоть часть тяжелых орудий? У меня там разносят резервных гастатов! Дахнишев не справляется.
 Щуплый инженер инстинктивно сгорбился, когда дюжина цардитских камней упала с ночного неба далеко перед их позициями. Роберто поморщился от удара и последовавших за ним воплей. Пламя на миг осветило ночь.
 — Сомневаюсь. Мне надо выдвинуться дальше вперед, но тогда я не смогу посылать болты баллист над нашими головами. Левимам придется поработать.
 — Сколько тебе до готовности?
 — Мы почти закончили.
 — Слишком медленно!
 — Ну, мы хотя бы не будем убивать своих собственных солдат!
 — Да, Рован. — Роберто наклонился и посмотрел ему в глаза. — Мы позволим это сделать цардитам. Начинай стрелять!
 Он поехал к левому флангу. Даваров отвел четыре свои лучшие манипулы в сторону, как сделал и в Гестерне.
 — Отрабатываете свое жалованье, генерал? — крикнул он, перекрывая шум у себя за спиной.
 Глаза у Даварова были ясными, словно он только что встал после освежающего сна.
 — Можно сказать и так. Сейчас я составляю всю нашу кавалерию на правом фланге. Если Элиз ошибется, у нас будут крупные проблемы.
 — Тогда возьмите Картоганева. Мы справимся и без него.
 — Много слов и мало дел, — отозвался Роберто с улыбкой. — Просто займи ту сторону. Мне нужно, чтобы легионы Гестериса вышли оттуда. Тогда мы вырвем победу.
 — А этот наш инженер…
 Грохнули рычаги катапульт и тетивы баллист. Пламя взметнулось в небо. Роберто проследил, как снаряды исчезают в гуще врагов. Его гастаты снова двинулись вперед. Каждый шаг отдавался болью. С каждым ударом нарастала усталость.
 — Да, вот и он! И тебе тоже пора.
 — Приготовьте мне вина в победной чаше, — ухмыльнулся Даваров.
 — Помни главное. Мы победим, когда на сигнальной башне поднимется флаг. Поддерживай в своих людях веру.
 — Думаешь, Джеред успеет вовремя?
 — Ты сомневаешься? Он же мытарь. Они всегда являются тогда, когда их не хотят видеть.
 Раскатистый смех Даварова заставил окружающих обернуться. Прозвучали горны Картоганева, и его кавалерия поскакала к ограждению. Роберто вернулся к главному фронту. Выстрелы катапульт и баллист Неристуса нанесли значительный урон рядам цардитов и вызвали хаос в центре армии. Сразу после залпа гастаты смогли продвинуться еще дальше, но противнику снова удалось остановить их. Фаланги стояли твердо, и мечники-пехотинцы накатывались волнами и отступали.
 У ворот лагеря цардиты работали тараном. Скоро им удастся пробиться внутрь. Гестерис собрал всех лучников, чтобы обстреливать врагов у ворот, но в гулких ударах, разносившихся по полю, ощущалась неотвратимость. Нужно, чтобы Даваров быстро добился успеха. И нужно, чтобы сборщики, разъяренные гибелью своего командира, вывели наконец из строя эту проклятую артиллерию, которая била по его резерву. Ночь обещала быть долгой.


* * *

 — Поддержим их! — заорал Гестерис, выбегая из надвратной башни на левую галерею и держа щит над головой.
 Он увидел свет сотни с лишним факелов, стремительно передвигающихся к правому флангу армии, и сразу же понял замысел Дел Аглиоса. Остатки цардитской артиллерии оттащили налево, спасая от снарядов его немногочисленных орудий, как раз в тот момент, когда появился Роберто. С тех пор они простреливали поле боя по диагонали. Однако орудия цардитов были уязвимы для атаки, поскольку их не защищали ни ядро армии, ни те, кто осаждал лагерь. Роберто тоже это заметил.
 Дым клубами поднимался по стенам ограждения: цардиты разожгли внизу костры. Его люди метали в них все, что могли: ножи, копья, камни, стрелы. Практически все, что попадалось под руку. Выстроившиеся позади поджигателей цардитские лучники не прекращали стрельбу. Гестерис терял слишком много людей.
 На противоположной стороне лагеря Келл и Нунан помогали действиям пехоты и кавалерии Роберто, которые пытались отогнать цардитов от стен. Гестерис приказал инженерам стоять наготове и завалить ограду, если маневр удастся.
 — Переведите обстрел на катапульты и фланг цардитов. Не думайте про пожары. Выполняйте!
 Лучники пригнулись, чтобы наложить стрелы, и выпрямились, чтобы выпустить их. Всякий раз следовал ответный выстрел, и всякий раз кто-то получал ранения или погибал. Так не могло продолжаться долго.
 — Ну же, Роберто! Мне надо, чтобы ты сломал их впереди! — пробормотал генерал.
 Прилетевшие с ночного неба снаряды Конкорда вломились в центр цардитов. Гестерис заметил в их рядах тревогу. У них не было заслонов, а ответную стрельбу вела артиллерия в три раза меньшей численности. Если удастся заставить замолчать и ее…
 Гестерис смотрел, как всадники галопом несутся к орудиям. Они пересекли вражеский строй, двигаясь по четыре в ряд, и стали недосягаемы для пик противника. Стрелы и копья сыпались на них из темноты. Он видел, как воины вылетают из седел или заваливаются на бок и оказываются под копытами собственных коней. Тридцать человек упали прежде, чем они проскакали сто ярдов.
 Дальше противник перестраивался, стремясь прикрыть артиллерию. Лучники и мечники отходили от стен, чтобы остановить атаку. Лучники Гестериса моментально оценили момент. Они опустошили колчаны в спины врагов, заставляя пехоту ставить стену щитов, чтобы закрыться. На мгновение натиск на стены прекратился.
 — Ну же! — закричал Гестерис. — Пусть это будет не зря!
 Всадники несли огромные потери. Гестерис увидел, как взметнулся плащ, когда кто-то получил стрелу в шею. Левимы! Так часто название этих отрядов звучало как проклятие, а теперь его скандировали и приветствовали криками. Первые всадники проскакали мимо орудий. Они развернулись у жидкого строя копейщиков, оборонявших катапульты. В полумраке Гестерис увидел проблески пламени и завораживающее зрелище: в воздухе, вращаясь, летели факелы.
 Цардиты оказались к этому не готовы. Полосы огня побежали по земле и древесине. Шесть или семь орудий охватило пламя. Артиллеристы бросились к ним, пытаясь сбить огонь. Его лучники перевели стрельбу на них — те, у кого еще оставались стрелы.
 Каждое мгновение, пока длились пожары, было мгновением небольшого поворота в битве. Гестерис увидел, как рычаг одной из катапульт повернулся и упал набок: у него прогорел канат. На галерее его пехотинцы разразились радостными криками. Те немногие левимы, которым удалось уцелеть, ускакали на запад и скрылись из виду. Враг потерял в огне больше половины оставшихся у него орудий.
 Но цардиты еще не сдались. Таран нанес решающий удар, и ворота раскололись. Надвратная башня зашаталась. Враги хлынули в лагерь. Задняя стена ограждения жарко вспыхнула. Легионеры отбегали от нее, а снаружи шатающиеся секции тянули крючьями. Гестерису необходимо вывести своих людей наружу, чтобы отогнать цардитов, иначе ему придется выдерживать атаку с двух сторон. Он посмотрел в небо. До рассвета еще несколько часов. И генерал боялся, что он может оказаться для Конкорда последним.


* * *

 Восходящие встали еще до того, как рассвело, и столпились на носу «Стрелы Арка». Всю ночь на юге и юго-востоке появлялись огни, становившиеся все ярче. Когда солнце наконец пролило свои лучи на внутренние воды Эстории и западный берег Тирронского моря, Джеред увидел картину намного хуже той, которой опасался.
 По приблизительным оценкам, двести парусов нагоняли их с юго-востока. «Стрела Арка» опережала их на милю и должна была добраться до входа в гавань раньше их, но ненамного. На юге первые увиденные им паруса не принадлежали судам окетанов. Те шли чуть позади и не успевали догнать цардитов прежде, чем те войдут в Эсторр, до которого оставалось всего пять миль. Захватчики позаботятся о том, чтобы благословенный Господом город превратился в прах.
 Солнце высвечивало великолепные башни столицы и отражалось от ее акведуков. Джеред видел дворец, как всегда сверкавший в утренних лучах. Город словно поднимался навстречу солнцу и приветствовал его — белый, алый и прекрасный.
 — Хорошенько присмотритесь, дети, — сказал Джеред. — Это зрелище должен когда-нибудь увидеть каждый. А вы будете в числе последних. Вы меня слушаете?
 Было заметно, что они его не слушают. Ардуций и Миррон увлеклись каким-то разговором. Оссакер стоял рядом с ними, надувшись и закрыв глаза. Только Кован смотрел на город так, как следовало, — но он-то его видел и раньше.
 — Вы пожалеете об этом, когда все это превратится в дым и пепел, — продолжал Джеред. — Это лучшее зрелище Конкорда. И всего мира.
 — Какая ширина у гавани? — спросил Ардуций.
 — Я… Ну не знаю. — Джеред не понял, разозлил его этот вопрос или смутил.
 — Триста ярдов от форта до форта, — вмешался капитан, который стоял рядом, изучая обстановку с помощью увеличительной трубы.
 Восходящие вновь начали что-то обсуждать. Потом опять подал голос Ардуций:
 — Нам надо оказаться ближе.
 — Ближе? Я прохожу вдоль гавани, а потом удираю в горы, — сказал капитан. — А вы что планируете?
 — Нет, нам надо остановиться вне гавани, — сказала Миррон.
 — Почему? — спросил Джеред.
 — Потому что, — огрызнулся Ардуций. — Нам надо использовать море вне гавани, потому что там больше энергии. А если мы зайдем внутрь, волна будет недостаточно широкой.
 — Вы собрались перекрыть вход! — Джеред посмотрел в сторону гавани.
 — Но если я буду недостаточно близко, я не смогу управлять энергиями, даже если мне будет помогать Миррон.
 Джеред повернулся к капитану.
 — Командуй, чтобы спускали парус. Гребем с двойной скоростью. Еще не все потеряно!


* * *

 Ильев колотил кулаком по фальшборту — единственный способ излить бессильную досаду. Они постоянно приближались к противнику, но все еще отставали на две мили. Две мили, которые решали вопрос о вторжении или спасении. Флоты они увидели на востоке. Цардиты энергично гребли. Один корабль опережал остальные, но его постепенно нагоняли. Патония сказала, что этот корабль, скорее всего, принадлежит Конкорду, но Ильев был в этом не слишком уверен. Если это и так, то он мог только пожелать им удачи и милости Окетара. Другие корабли с восточной пристани острова Кестер шли со слишком большим отрывом. К тому времени, когда они доберутся до бухты, все уже закончится.
 Небо сегодня было жемчужно-белым. Тонкий слой облаков и яркое солнце, которому не хватало силы, чтобы сквозь него пробиться. В последние дни, как и сегодняшним утром, дули ветра. Сейчас они разогнали туман дуса, и Ильев с горечью подумал, что добрые граждане Эсторра хотя бы увидят приближение конца Конкорда.
 Флот не мог увеличить скорость. Не было ветра, который понес бы их достаточно быстро, чтобы им удалось застигнуть врага врасплох. Несмотря на все их молитвы Окетару, погода неизменно оставалась спокойной, что позволило цардитам уйти слишком далеко, и окении не могли надеяться догнать их.
 — Мы лишний день задержались в гаванях, — пробормотал Ильев. — Всего на день — и вот какова цена!
 — Не вини себя, Карл, — сказала Патония, облокачиваясь на фальшборт и поднося увеличительную трубу к глазу. — Если бы мы вышли на день раньше, то не смогли бы сделать это скрытно. Они увидели бы нас и потопили. И мы не добрались бы даже сюда.
 — Значит, нам нужна была лучшая система оповещения. Нас должны были предупредить с южных сторожевых башен на острове.
 — Зачем ты себя грызешь? Это что, своеобразный ритуал очищения, с помощью которого ты готовишь себя к неудаче? Ты знаешь, почему нас не оповестили. Цардиты не приближались к острову, пока не приготовились к нападению. Они воспользовались туманом, как это в течение многих поколений делали окетаны.
 Ильев увидел, как Патония вдруг напряглась и на мгновение оторвалась от увеличительной трубы. Она протерла стекло тряпочкой и вновь прильнула к ней глазом.
 — Карл, посмотри на гавань!
 Ильев прищурился. Рядом с гаванью разрасталась какая-то тень. Видимо, это была игра света на воде. Откровенно говоря, его это мало интересовало. А вот то, что происходило ближе… В его сердце вспыхнула новая надежда. Ильев и капитан переглянулись.
 — Гребцы, максимум ударов! — заорала Патония. — Готовьте капер! Сигнальте флоту готовность к бою. Цардиты поворачивают!


* * *

 Ардуций встал на колени на корме. Миррон пристроилась рядом, чтобы помочь ему направлять и усиливать потоки. Корабль повернул назад от гавани. Матросы забеспокоились. Им сказали, чего ожидать, и Восходящие видели, как они сжимают в руках амулеты или молятся своему морскому богу. Теперь все зависело от Ардуция, и все, кто не был занят работой, наблюдали за ним.
 В Эсторре при виде флота Царда зазвучали тревожный набат, колокола и горны. По воде до него доносился бой барабанов и крики матросов, напрягающих все силы. Цардиты доберутся до «Стрелы Арка» еще до того, как колба песочных часов опустеет на четверть.
 — Почувствуй мощь прилива, — сказал Ардуций. — Ощути волны под килем и дремлющую энергию. Открой свой разум навстречу их кругу. Возьми его себе.
 — Я его чувствую. Я его вижу, — откликнулась Миррон. Ардуций видел гигантскую гармоничную мощь воды, сеть линий, которые ее пронизывали: они были темно-красными, толщиной с его торс, и они толкали и тянули. Или так ему казалось. Карты энергий соединились, ярко полыхая великолепием жизни, хлынувшей в них и удержанной замыканием их линий. Медленно, очень медленно Ардуций двинул вперед свой разум, подпитывая его энергией, исходящей из правой руки. Вместе они смогут установить некое подобие контроля. Судорожно вздохнув, Ардуций разомкнул свой жизненный круг и соединил его с кругом океана.
 Какая невероятная мощь! Ее вовсе не понадобится увеличивать: все его силы уйдут на то, чтобы ее удержать. Вода потянулась к юноше и поднялась по борту корабля. Она скользнула по коленям Ардуция, вверх по туловищу и ушла за корму, завершая круг.
 — Тверже, Миррон. Ты чувствуешь: оно пытается тебя унести.
 — Да.
 Именно так это ощущалось. Словно они стали частью движения волн, зыбкой тверди, составляющей океан. Ардуций знал, что ему надо сделать. Когда волна подошла, он позволил ей течь, пока она почти не достигла сплошной черноты, которую представляли собой форты гавани. И там он остановил ее, не давая двигаться ни внутрь гавани, ни обратно. Восходящий позволил следующей волне накатиться на эту, неподвижную, и поднять всю массу воды выше.
 Каждый раз Ардуций ощущал, что тратит энергию, что его жизненная сила уходит на то, чтобы заставить океан не двигаться. Он поднимал волну все выше и выше. Корабль приближался к растущей стене воды, которая поднималась прямо из океана. Восходящий услышал, как капитан гаркнул какой-то приказ, и весла заработали, уводя их от основания стены.
 — Хватит, Ардуций, хватит, — сказала Миррон.
 — Держись, — попросил он. — Полу нужен страх. Мы можем это сделать.
 Волна за волной вливались в громоздящуюся к небу преграду. Ардуций видел, как она растет. Двадцать футов. Сорок. Шестьдесят. Ему нужна была гора. Живая, трепещущая гора, сверкающая в лучах утреннего солнца. Ее очертания дрожали. Ветер срывал пену с гребня и уносил, разбивая в мелкие брызги. Юноша слышал тихий низкий рев: это вода двигалась внутри самой себя и тихо бурлила.
 Восходящий почувствовал, что дрожит, и вынужден был прекратить строительство. Он залюбовался тем, что сделал. Стена вздымалась на сто футов в высоту и имела в основании футов шестьдесят. Она поднималась из океана, словно ладонь великана. Мерцающий гребень был ее пальцами, он рвался под действием ветра и вновь сливался в единое целое. Водная преграда стояла от форта до форта. Она была великолепна!
 — Попробуйте пройти через это! — пробормотал Ардуций. Но он не знал, как долго им с Миррон удастся сохранить барьер. Ардуций сомневался, что они выгадают достаточно времени, чтобы окетаны успели доплыть до места.


* * *

 Эстер охнула и оперлась на руку Арвана Васселиса, а остальные Ступени Восхождения, стоявшие около дворца Эсторра, изумленно смотрели вниз, на преграду, возникшую перед фортами гавани. На пристани собирались толпы. Очень быстро там оказалось множество представителей ордена, осуществлявших карательные функции этой организации.
 Несколько мгновений назад все они наблюдали за приближением крупного флота цардитов. А потом вода вдруг начала скапливаться и подниматься в воздух быстрее, чем может идти человек. В толпе началась паника. Люди убегали с пристаней или становились на колени, чтобы помолиться. Другие оцепенели и с ужасом взирали на стену, способную единым махом смыть всю пристань. Толпа гудела — злобно, угрожающе и испуганно.
 Эстер плакала, но не могла понять, от счастья, облегчения или от страха.
 — Они там! — с трудом проговорила она. — Боже милостивый, Арван, наши дети там!


* * *

 Бой складывался не в их пользу. Рассвет начал разгонять тени, и таким же неотвратимым, как восход, казалась победа цардитов. Левимы разбили столько орудий противника, сколько смогли. Элиз Кастенас уничтожила степную кавалерию. Но левимы оказались где-то позади цардитов, а кони Элиз были такими измученными, что не могли сделать больше ни шагу.
 Цардиты захватили надвратную башню, артиллерию, стоявшую за ней, и вывели из строя ее команды. Бои шли по всему лагерю. Заднюю стену обрушили на протяжении пятидесяти ярдов. Гестерис оказался в ловушке. Даварову и Картоганеву не удалось пробиться к ограждению лагеря. Даже орудия Неристуса работали с перебоями. Снарядов не хватало, и катапульты часто ломались: ночью температура резко понизилась, так что от нагрузок веревки стали лопаться, а дерево трескаться.
 Конкорд начинал отчаиваться. Роберто это почувствовал. Его легионеры полностью выложились, сказывался результат форсированного марша. Цардиты понимали, что остановить их равносильно победе, и именно так получится, если только он не сможет придумать, как их сломить. Больше всего ему нужно было, чтобы на вершине Гау поднялся белый с золотом стяг.
 Ключ к победе лежал на левом фланге. Дел Аглиос не мог отправить туда пехотинцев и без того из усталой и жидкой передней линии. Даваров способен сражаться целые сутки, но даже ему необходима какая-то поддержка. Роберто задумчиво пожевал губу, прикидывая расстояние до стен, которые ему так необходимо очистить. Это будет рискованно, но он обязан попытаться. Дел Аглиос ударил пятками в бока коня и поскакал к Неристусу и его артиллеристам. Все это время он не сводил глаз с сигнальной башни, молясь, чтобы там взвился стяг победы.
 — Давай, Пол! Не подведи меня!


* * *

 Капитан «Стрелы Арка» резко вывернул румпель и повел судно перпендикулярно волне. Джеред видел в его глазах ошеломленное недоверие и знал, что его собственный взгляд выражает то же чувство. Он едва смел взглянуть на стену, колеблющуюся у них над головами с рассыпающимся гребнем и отчаянно жаждущую обрушиться и затопить их всех.
 А ведь какое-то время все шло так хорошо! Все корабли цардитов в пределах видимости повернули и пустились в бегство, а презрительные крики, которыми их провожала команда, маскировали ее собственный страх. Джеред легко мог представить себе всеобщее смятение и изумление. Тысячи суеверных моряков увидели, как водяные ворота поднялись из моря и захлопнули вход в гавань Эсторра прямо перед их носом. Боже Всеобъемлющий, да ему и самому хотелось бежать!
 Дальше к югу появились окетаны, мгновенно завязавшие бой с судами, которые практически вышли прямо на них. Но множество вражеских кораблей не приняло участия в атаке, и самые смелые решили подойти ближе и посмотреть, что происходит. Сначала их было пять — тех, кто понял, что «Стрела Арка» является ключом ко всему. Потопить ее, означало бы избавиться от проблемы.
 Капитан умело маневрировал, так что без особого труда смог от них уйти, но теперь приближались еще двадцать кораблей, и еще несколько поворачивали, чтобы последовать их примеру. А у окетанов было слишком мало судов, чтобы прийти им на выручку.
 — Надо отойти дальше, — пробормотал капитан. — Иначе меня прижмут к этой проклятущей стене.
 — Нет. — Джеред посмотрел в сторону кормового люка. Оттуда высунулась голова Оссакера. — Отходить нельзя. Посмотрите на Ардуция. Ему уже трудно. Миррон дрожит, я вижу это по ее жизненной карте. Попробуйте представить себе, что он держит два каната, когда команды пытаются растащить их в стороны. Если вы отойдете, то натянете канат сильнее. И вскоре Ардуций не сможет его удержать. А если он это сделает, то волна просто опадет.
 — Ложись! — заорал капитан.
 Джеред инстинктивно пригнулся. Болт, выпущенный из баллисты, пробил фальшборт слева, перелетел через палубу и ушел через правый борт. Джеред вскочил на ноги. Цардитская трирема неслась прямо на их корму. Она вынырнула из-за прикрывавшего ее корабля, который прошел перпендикулярным курсом.
 — Счет тридцать! — приказал капитан.
 Он с силой налег на румпель. Трирема промахнулась и прошла у них за кормой. Стрелы засвистели над палубой. Джеред упал на Оссакера, чтобы прикрыть его.
 — И что ты предлагаешь нам сделать? — спросил он, откатываясь в сторону.
 Оссакер поднял на него глаза. Каждый раз, когда паренек это делал, Джереду становилось неуютно. Эти глаза не видели ничего — и видели все.
 — Сколько кораблей гонится за нами и сколько подходит с востока? И насколько они близко?
 Джеред высунулся из-за фальшборта. Цардитские корабли были повсюду, и все приближались к их судну. Он насчитал двадцать во внутреннем круге, еще десять чуть дальше к востоку и еще тридцать или сорок, которые плыли в их сторону. Он пересказал Оссакеру свои наблюдения.
 Оссакер кивнул и поднялся на ноги. Его глаза не отрывались от Джереда, и в них вдруг промелькнуло выражение такой глубокой печали и сожаления, что у казначея замерло сердце.
 — Нам надо использовать энергию стены, — сказал Восходящий. — Повернуть ее обратно.
 — Не понял, — нахмурился Джеред.
 — Надо обрушить ее вниз. Создать водоворот, который засосет их.
 Стена воды, массивная и смертоносная, нависала прямо над ними. Она обладала своим собственным звуком — сосущим, раскатистым шумом, свидетельствовавшим о жуткой мощи.
 — Он убьет и нас тоже. Утащит на дно.
 — А мы и так погибли. И так с нами погибнет больше врагов, а окетаны уцелеют, потому что они далеко. Ардуций должен использовать энергию, которую он накопил, пока цардиты до него не добрались.
 — Мне казалось, что ты хотел только помогать, а не вредить, — сказал Джеред.
 — Я не хочу, чтобы мой брат умирал, считая, что не справился.
 — А как же ты, Осей?
 — И я умру, зная, что он справился, — улыбнулся Оссакер.
 Джеред вынужден был отвести глаза. Он встретился взглядом с капитаном, и рослый мужчина кивнул в знак того, что слышал и согласен. Цардиты затягивали сети. Все возможные пути отхода были перекрыты. Джеред покачал головой. Он никогда не думал, что погибнет в океане.
 — Иди и поговори с братом. И не медлите. Я пойду следом.
 Оссакер повернулся. Джеред снова позвал:
 — Оссакер.
 — Да?
 — Я горжусь тобой, молодой человек. От всего сердца горжусь.


* * *

 Ильев приземлился на палубу и увернулся от резкого выпада сабли. Затем быстро распрямился, мечом пробив матросу подбородок и нёбо. Высвободив клинок, он рубанул влево и отвел чужой удар кинжалом. Выбросив вперед ногу, ударил противника в живот. Тот пошатнулся. Ильев подпрыгнул и припечатал его в грудь ступней, отбрасывая назад по палубе. Матрос попытался встать, но другой окений перерубил ему шею. Палуба была очищена.
 — Окений, поворачиваем корабль! Он плывет не в ту сторону!
 Сражение складывалось в их пользу. Корабли цардитов, убегавшие от водяной стены, получили таранящие удары от всех судов Конкорда. Команды окениев были среди них и нападали на вражеский флот сзади, нанося удары по кораблям, пытающимся повернуть обратно на восток. Ильев гордился окетанами. Они испытывали тот же страх, что и их противники, но справились с ним. И теперь удача была на их стороне.
 Его люди уже забрались внутрь, заставляя гребцов повиноваться. Двое подбежали к румпелю и начали поворот. Трирема медленно отвернула от водяной скалы, и Ильев снова поймал себя на том, что не может отвести от нее взгляд. Он прошептал благодарственную молитву Окетару, потому что она явно была Его творением. И в то же время эта стена внушала ужас. Ничто в природе не могло создать такого. Тут действовала какая-то иная сила. Он должен был верить, что это рука Бога. Только это удерживало триарха и его команду от того, чтобы обратиться в бегство.
 Корабль поворачивал недостаточно быстро. Весла почти не работали. Медленный поворот затруднялся еще сильнее за счет сопротивления капера. Таран вонзился в борт высоко над водой, потому что окетанам необходимо захватить триремы, а не потопить их. Ильев крикнул в люк, находящийся в центре корабля.
 — Я приказал захватить их, а не убить! Заставьте этих ублюдков работать веслами!
 Триарх принюхался к ветру и выпрямился, глядя на северо-запад. Что-то менялось. Он ощутил это в воздухе, почувствовал в запахе ветра. До этого не было неправильного запаха, а теперь он появился. Ильев провел всю жизнь у моря не для того, чтобы не доверять своему чутью.
 Верхний край стены шатался, теряя громадные потоки воды. Море под ними тянуло к стене быстрее, чем при любом приливе. Этого оказалось достаточно.
 — Окении! Уходим отсюда! Уходим с этого корабля! Быстрее!
 Бросив последний взгляд в сторону стены, Ильев побежал к корме и лестницам. Окетар вот-вот обрушит свой гнев на цардитов.




 ГЛАВА 80


  848-й Божественный цикл, 19-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения 
 Джеред и Кован стояли недалеко от Миррон и Ардуция. Оссакер говорил с Восходящими, и Миррон плакала. Он развел руки, словно открывая объятия, и остальные кивнули. Водяной барьер над ними начал разрушаться. Капитан сделал еще один дерзкий маневр и снова нашел немного открытой воды. Но большего он добиться не мог. Вражеские корабли смыкались вокруг, подходя со всех сторон. Два направлялись прямо на них, и «Стрела Арка» не могла уклониться от обоих.
 — Нам не выжить, да? — спросил Кован.
 Джеред кивнул.
 — Но мы умрем, зная, что помогли спасти Конкорд и тех, кого мы любим.
 — И погибли вместе с ними… — Лицо Кована было бледным и испуганным.
 — Что ж, это тоже утешает.
 — Мне надо было его убить, казначей. Гориана.
 — Не жалей об этом. Так захотели они. Гориан все равно лежит где-то мертвый.
 — Я не разделяю вашей уверенности. — Кован кивком указал на Восходящих. — Они бы знали, если б он погиб. Они бы что-то почувствовали. А теперь он будет единственным, кто останется.
 Джеред посмотрел вперед. Матросы с луками, копьями и щитами выстраивались вдоль бортов. Как их немного!
 — Твоим Восходящим надо бы поторопиться, — сказал капитан.
 — Мы должны дать им столько времени, сколько нужно, — ответил Джеред.
 — Понятно. Встань с левого борта.
 Джеред кивнул. Он поднял гладиус и надел щит на руку. Внизу на фоне плеска весел и рокота неустойчивой водяной стены звучал барабанный бой. Впереди приближались триремы цардитов, обе ударят в левый борт ближе к носу. Джеред приготовился к столкновению и бросил последний взгляд на Восходящих. Оссакер продолжал говорить. Одной рукой он гладил Миррон по голове, а вторую положил Ардуцию на плечо.
 — Прощайте, — прошептал Джеред. — И пусть Всеведущий примет вас в свои объятия.
 Шум стал громче. Все звуки словно усиливались: крики цардитов, ответные оскорбления матросов, удары весел и ритм барабана. И что-то еще — содрогание, которое он ощутил под ногами и одновременно в голове. Корабль чуть накренился.
 — Кован!
 — Да, казначей?
 — Твой отец будет тобой гордиться. Ты — герой Конкорда.
 — И вы.
 — Нет, парень. Мне платят за то, чтобы я был здесь. Ты делаешь это из-за любви.
 — Упор! — заревел капитан.
 Корабли Конкорда и Царда столкнулись, дерево треснуло и застонало. Защитники пошатнулись и выпрямились, посылая вперед стрелы и копья. На палубу упали первые тела. Крючья перелетели через промежуток между кораблями. Спустя несколько мгновений ударил второй корабль. Цардитские солдаты хлынули на «Стрелу Арка». Зазвенели клинки.
 — Стой твердо, — велел Джеред. — Не опускай щит. Вот они.
 Ардуций чувствовал, как от Оссакера к нему течет энергия. Его слова походили на солнечный свет, хлынувший сквозь тучи. То, чего хотел Осей, должно было бы испугать, но мысль о смерти смягчалась уверенностью в том, что Ардуций исполнит свое предназначение.
 Необузданная мощь океана текла сквозь него и вокруг него. Восходящий напрягал все мышцы, чтобы сохранить целостность стены. С каждым ударом сердца его контроль немного слабел. Казалось, будто вода обладает собственной волей, которая направлена против него. Ардуций не подозревал, насколько быстро он лишился сил. Когда Оссакер дотронулся до него, он уже был на волоске от того, чтобы разорвать свою связь с океаном.
 Теперь у Ардуция появилось новое направление и новый источник силы. Карта водяной стены была безмятежной, почти неподвижной. Темно-синие линии струились по ее поверхности. Используя Оссакера и Миррон как усилителей своих действий, Ардуций потянулся к стене. И когда энергия полилась в него, он сфокусировал ее, сжал и закрутил вокруг себя по крутой спирали.
 В голове образовалась новая карта энергии, и Восходящий наложил ее на массу океанской воды, вздымавшуюся над ним. Образ смерча, возникший в его сознании начал кружиться все быстрее и быстрее, а потом был вытолкнут в океан. В воде появилась воронка, которая втянет в себя все, что окажется в пределах ее досягаемости, и увлечет глубоко-глубоко в свою темную сердцевину.
 Линии энергии вспыхнули с новой силой, которую Ардуций черпал от Оссакера и Миррон. Они перестали быть синими, приобретя насыщенный оранжевый цвет, а в нем бились белые всполохи, необузданные и пугающие. Ардуций с трудом контролировал свое творение.
 — Перемещай ее! — подсказал Оссакер. — Перемещай, пока не упустил!
 — Не могу! — выдохнул Ардуций. — Мне надо закрепить ее, иначе она слишком быстро рассосется.
 — Сделай ее как можно более плотной. И потом отпускаем.


* * *

 Джеред парировал удар, направленный ему в живот, и ударил гладиусом по шлему цардита. Тот попятился, потеряв ориентацию. На палубе шли бои. Гребцы выбежали наверх, чтобы вступить в схватку. Все три корабля приближались к водяной стене, по всей длине которой прошла пугающая рябь.
 Кован рядом с Джередом сражался достойно. Его страх исчез, и он действовал так, как его учили. Он принимал и наносил удары, как опытный воин, а Джеред поддерживал его словами одобрения и мощной защитой с фланга, о которую разбивались враги.
 Цардит пришел в себя и снова бросился на Джереда, вскинув клинок. Казначей отвел его в сторону и прикончил противника, вонзив гладиус ему под ребра. Цардит рухнул на палубу. Еще двое шли ему на смену. Кован бился с третьим. За их спинами Восходящие, не двигаясь с места, продолжали работу.
 Джеред выставил перед собой щит. Первый противник бросился на него, второй чуть отстал. Их торсы были затянуты легкими кожаными доспехами, в руках — маленькие круглые щиты. Кожаные повязки, стягивающие лбы, защищали от пота глаза и лица, разукрашенные яркой краской, словно живые маски.
 Казначей позволил врагу сделать выпад клинком, приняв его на щит, и выбросил меч вперед. Гладиус скользнул по щиту цардита. Казначей убрал меч и закрылся. Противник шагнул ближе. Это была ошибка. Джеред с силой двинул щитом по его корпусу, а когда тот начал заваливаться назад, ударом сбоку пронзил его тело.
 Выпрямляясь, Джеред увидел, что второй цардит делает шаг вперед. Он держал копье. Согнув руку, он помедлил с броском. Ему в шею впилась стрела. Джеред оглянулся и кивнул, благодаря капитана, который оставил руль и снова натягивал тетиву лука.
 — Я там не…
 Капитан охнул и упал на колени: цардитская стрела торчала у него из шеи. Джеред стремительно повернулся. Еще одна трирема быстро приближалась к ним. Острие тарана блестело на солнце.
 — Кован, слева! Закрой левый бок!
 Восходящие встали. Не вовремя! Они не видели угрозы, направленной прямо на них. Джеред рванулся вперед, понимая, что не успеет их прикрыть. Они стояли между ним и левым фальшбортом. В двадцати ярдах от них цардиты натянули луки. Другие держали метательные копья.
 Кован расколол череп противнику и развернулся налево. Джеред увидел, как он напрягся. Оссакер и Ардуций двинулись к корме. Вода закручивалась вокруг них, прикрывая жидким щитом и пряча от чужих глаз. Ветер быстро крепчал. Корабль сильнее потащило к водяной стене, которая начала раскалываться, словно по ней рубанул какой-то громадный клинок. Миррон шла к Джереду.
 — Нет! — завопил Джеред в нарастающем шуме. — Миррон, ложись!
 Копье летело метко и стремительно. Джеред бросился к Миррон, понимая, что все напрасно. Чья-то тень промелькнула перед ним. Он услышал жуткий удар. Джеред схватил Миррон и бросил на палубу. Кован рухнул рядом с ними. Все трое уставились на копье, вонзившееся ему в грудь.
 Миррон пронзительно закричала. Кован поднял руку и дотронулся до ее ладони. Кровь лилась у него из раны и тонкой струйкой бежала изо рта.
 — Не плачь, Миррон. Это не больно. — Кован улыбнулся, его веки дрогнули и опустились.
 Джеред сморгнул слезу и увидел, как Ардуций и Оссакер прыгнули с корабля.


* * *

 Обжигающе холодная вода сомкнулась у них над головами. Ардуций поплыл, а Оссакер ухватился за его пояс. Масса воды тащила их вниз так стремительно, что ему почти не нужно было работать ногами. Усталым сознанием он цеплялся за основу энергетической карты, которую создал. Она била по Ардуцию, пытаясь его стряхнуть. Это было неестественное творение — более чудовищное, чем созданная им стена.
 Но Ардуций упорно не отпускал вновь созданную карту. Там, на поверхности, Джеред и Кован вступили в бой и умрут за то, чтобы выиграть время, за которое он сможет добиться успеха. А на берегу Ступени и маршал Васселис ждут вторжения.
 Ардуций не допустит, чтобы вторжение началось. Он их не подведет.
 И потому юноша погружался все глубже. Оссакер оставался с ним, помогая энергии течь через его тело и замыкая круг. Поверхность океана уже сейчас должна являть собой хаос. И чем глубже ему удастся опуститься, тем дальше распространится этот хаос. Единственное, о чем сожалел Ардуций, — он никогда не увидит то, что сотворил.


* * *

 Стена воды опала так неожиданно, что захватило дух. Воздух ринулся в опустевшее пространство, и в мгновение ока не осталось ни единого признака, ни малейшего движения, которые показали бы, что она тут была. Сражение тут же прекратилось, все взоры обратились к Эсторру, возникшему из-за завесы.
 Недолгую тишину нарушал только далекий бой барабанов на цардитских триремах. А потом океан хлынул навстречу себе самому.
 — Да благословит его Всеведущий! — выдохнул Джеред, вставая. — Он это сделал!
 За кормой «Стрелы Арка» небольшой водоворот превратился в спираль, которая начала ускоряться, превращаясь в гигантский водоворот и засасывая в себя море и все, что находилось на его поверхности. Внешний край громадной воронки ухватил корабль и потащил его назад и по кругу. Позади Джереда раздались крики, но он не обращал на них внимания, глядя в пасть чудовища, завороженный кружением, которое с каждым мгновением набирало скорость.
 Потом он опустил взгляд. Миррон склонилась над телом Кована и с плачем гладила его волосы. Джеред наклонился и взял ее на руки.
 — Оставь его теперь, девочка. Он покоится с миром. Погляди, что сделал твой брат. Давай посмотрим, как он победил цардитов.
 Джеред поставил ее на ноги, и Миррон крепко обняла его. На палубе вокруг них и на всех окружающих кораблях люди метались в панике, и только они вдвоем стояли неподвижно, встречая смерть. Водоворот уже поймал несколько кораблей и с урчанием затягивал их на глубину. Люди прыгали с бортов, отчаянно пытаясь спастись. Джеред глубоко вздохнул, наслаждаясь последними глотками воздуха. «Стрела Арка» кружила по краю разрушительной воронки, приближаясь к тому месту, где она обрывалась вниз.
 Шум воды нарастал. Гул и рев соединялись со свистом ветра. Это зрелище, эти звуки терзали сознание Джереда, нервы его напряженно гудели. Корабль ускорил движение. Они оказались ниже уровня моря, со всех сторон их окружал водоворот. Сквозь страх к Джереду пришло мгновение озарения, и он восхитился той потрясающей силой, которую создал Ардуций.
 — Не отпускайте меня! — попросила Миррон. — Что бы ни случилось.
 И тут «Стрела Арка» резко накренилась и нырнула прямо в центр вращающейся, разрушительной пасти океана.


* * *

 Ильев снял руку с румпеля и потрясенно смотрел на происходящее. Его команда тоже застыла неподвижно. Им удалось отгрести достаточно далеко и быстро, чтобы спастись, а цардитский корабль затянуло в водоворот, где он скрылся из виду.
 Окетар протягивал руку и забирал в свои объятия одно судно за другим. Сквозь шум ветра до него доносились вопли матросов и бешеная дробь барабанов. Однако многим не удалось вырваться — кормой вперед их затягивало за край воронки. Десятки, дюжины. Они исчезли за считанные мгновения. А немногие уцелевшие враги стремительно бежали прочь. Они гребли так усердно, словно ждали, что Окетар поднимет руку и одним ударом отправит их на дно океана.
 Водоворот быстро потерял силу, а ветер стих. Ильев понял, что все кончено, когда волны дошли до капера и начали мягко его покачивать. Триарх выпрямил румпель. Он смотрел на опустевший океан. Тишина и безмолвие. Челюсти Окетара захлопнулись.
 — Окении! — Голос Ильева был похож на хриплое карканье. — Окении. Мы благодарим Окетара за то, что он сегодня пощадил нас. Мы благодарим его за то, что он взял у нас наших врагов, но мы оплакиваем тех, кого мы лишились в этот день победы.
 А это была победа, тут сомневаться не приходилось. Однако она ощущалась как неправильная. Как будто у него украли возможность проявить себя и стать первым кораблем, который вошел бы в гавань, гордясь боевыми ранами и поднимая стяг победы. Сражение вокруг них прекратилось. Команды всех кораблей Царда и Конкорда стояли и молча глядели на воду. Гребцы на палубах перестали грести, потрясенные присутствием силы, которой невозможно противостоять.
 Вскоре матросы Ильева снова взялись за весла. Триарх притянул к себе румпель, и капер развернулся, направляясь к гавани. По судам Конкорда сигнальные флаги передавали приказы. Триремы и боевые галеры начали продвигаться к гавани, чтобы закрыть ее от цардитов. Но те цардиты, которые видели водоворот, потеряли желание сражаться, а те, кто плыл позади них, либо повернут по примеру отступающих товарищей, либо встретятся с подавляющими силами окетанов.
 В нескольких сотнях ярдов от них всплыла какая-то бочка и закачалась на спокойной глади моря. Триарх вскинул голову.
 — Помните: мы матросы и морские воины, и у нас осталась честь. Давайте искать живых! Окении, двадцать гребков, полегоньку.


* * *

 Джеред ощущал необычайное спокойствие. Он еще видел свет, играющий на поверхности воды, но он становился далеким и неярким. Водоворот успокоился, и его больше не тянуло на глубину. Казначею удалось отстегнуть плащ и снять кирасу, но потом запас воздуха кончился, а до поверхности оставалось еще очень далеко. Он смирился с тем, что утонет, и перестал двигать руками, позволяя морю забрать его в свои объятия. Глаза у него закрылись, а рот открылся.
 Смерть играла с ним. В его легких появилось ощущение тепла, на губах собрались пузырьки, и их прикосновение стало почти чувственным, любовным.
 Джеред распахнул глаза.
 Перед ним была Миррон. Ее губы прижимались к его губам, и она вдыхала в него жизнь поцелуем, который не кончался. Он поднял ладони к ее щекам. В такой близости ее лицо расплывалось, текущая мимо них вода пузырилась из-за останков кораблей, увлеченных на дно. Но он был свободен, и если это не стало его грезой смерти, то он был жив.
 Они поднимались. Медленно, но неуклонно. Джеред почувствовал легкость и решил, что сможет плыть. Он сделал было движение, но Миррон остановила его, покачав головой. И они в такт заработали ногами, медленно поднимаясь: ее губы на его губах, тела соединены в объятии!
 Джеред хотел, чтобы это длилось вечно. Подводный мир был волшебным, и он ощущал такую свободу, какой никогда еще не знал. Она дышала за него, и она его целовала. Казначей прогнал мысли, незванно пришедшие ему в голову. Это было чудом, чистым наслаждением, которое не следовало ничем пятнать.
 Они вынырнули на поверхность, и Джеред сделал глубокий глоток холодного свежего воздуха. Он поперхнулся и раскашлялся, тело свело судорогой. Миррон отпустила его и теперь плавала вокруг, оберегая. Казначей попытался ее поблагодарить, но начал снова выкашливать воду. А потом смог только лечь на спину, лишившись сил.
 — Я не смог за тебя держаться. Но ты за мной вернулась.
 — Я не могла допустить, чтобы ты там умер. Я не могла тебя оставить.
 Наверное, Джеред потерял сознание, потому что его следующим ощущением стало тепло. Он услышал скрип дерева и плеск весел. Казначей снова открыл глаза, пытаясь понять, не сон ли все случившееся под водой. Но это был не сон. Миррон гладила его по голове. Кажется, она плакала. Ее плечи прикрывала мужская туника.
 Казначей лежал на дне открытого судна. Спиной он ощутил жесткую решетку и приподнялся на локтях. Они оказались на капере окениев. Мужчина за румпелем смотрел прямо перед собой, хмуро сдвинув брови.
 Джеред позволил Миррон помочь ему сесть. Они оказались не единственными обломками кораблекрушения, подобранными в воде. Ардуций лежал на спине, и рядом с ним сидел Оссакер. Широкая улыбка расплылась на лице казначея. Оссакер прижимал ладони к ногам Арду. Его лицо покрыли морщины, и оно стало пепельно-серым от усталости. Но Ардуций был жив.
 — Ох, ну до чего же вас трудно убить! — ухмыльнулся Джеред. — Как он?
 — Будет жить, — ответил Оссакер. Он судорожно вздохнул. — Он совсем без сил, и что-то сломало ему ногу. Хорошо, что я его не выпустил. — Он повернулся и обхватил Джереда за шею. — Мы решили, что потеряли тебя, Пол.
 — Я тоже, Осей. Я тоже.
 Казначей долго обнимал Оссакера, но потом разжал руки и кивнул рулевому.
 — Спасибо, — сказал он.
 — Нельзя было допустить, чтобы вы умерли от холода, казначей Джеред, — отозвался рулевой.
 — У тебя передо мной преимущество. Ты меня знаешь.
 — Карл Ильев. Седьмой отряд окениев. Мы нашли вас всех в одном районе. Не могу понять, как это вы остались живы.
 У Джереда сжалось сердце, и вся его радость исчезла.
 — Но мы стольких потеряли! Бедняга Кован. То копье должен был принять я. Я стал слишком медлителен. Слишком стар.
 — Если бы он не умер тогда, то утонул бы. — Миррон прижала ладонь к щеке казначея. — Его некому было бы спасти.
 Джеред кивнул.
 — Но он спас тебя. Я всегда знал, что его отвага проявится.
 Миррон опустила голову. Она не стала сдерживать слезы.
 — Кто он был? — спросил Ильев.
 — Сын Арвана Васселиса, маршала-защитника Карадука. Юноша с прекрасным будущим. Был бы.
 Ильев кивнул.
 — Эта демонстрация — ваших рук дело?
 — В некотором смысле. — Джеред пожал плечами. — Но главный творец — Ардуций.
 — Наверное, мне следовало бы вас поблагодарить, но…
 — Не надо, — сказал Оссакер. — Мы понимаем.


* * *

 — Ну же, Неристус! Сделай свой лучший выстрел! Роберто быстро скакал к левому флангу, на котором Даваров продолжал яростно сражаться вместе со своими измученными пехотинцами. Все они держались из последних сил. Кавалерия развернула усталых коней, чтобы еще раз пойти в атаку, и это стало сигналом, которого ждал инженер. Десятки камней просвистели над их головами. Для этого выстрела инженеру надо было навести орудия с ювелирной точностью. Роберто услышал слова своего наставника так, словно это было только вчера: «Никогда не стреляй в своих солдат. Никогда не показывай, что тебе нет до них дела. Каким бы отчаянным ни было положение, никогда не поддавайся соблазну».
 Дел Аглиос увидел, как люди на галереях пригибаются.
 — Пощади их, Всеведущий! И помоги мне Бог, если ничего не получится.
 Камни упали, вломившись в задние ряды цардитов, атаковавших стену, и ударили по центру деревянного ограждения. Роберто вскинул кулак.
 — Еще, Рован! — крикнул он, хотя Неристус не мог его услышать.
 Впереди Даваров увидел, как падают камни. Триарии рванулись вперед в последней отчаянной атаке, захватив цардитов врасплох. Те пришли в смятение, и тут на них налетел Картоганев. Он прорвал строй слева, и следом за ним двинулась манипула пехоты. Роберто молился о том, чтобы прорыв удержали. В стене лагеря были немалые пробоины. На галерее никого не осталось. Позади него Неристус наверняка уточняет прицел. Он сделал новый залп. На этот раз все снаряды упали на головы цардитов.
 Картоганев продолжил атаку. Даваров и его триарии прошли дальше. Одна из манипул развернулась, чтобы не дать противнику подтянуть подкрепление справа. Еще три продолжили пробиваться к стене. Перед ними цардиты в беспорядке отступали. Конкорд их сломал! Снаряды катапульт уничтожали как оборонявшихся, так и атаковавших цардитов, и они не устояли.
 Роберто видел, как новые враги уже выбегают из-за ограды, чтобы закрыть прорыв. В ответ его гастаты — усталые, но великолепные гастаты — навалились сильнее. Он услышал звуки горнов из-за ограды. Не цардитские сигналы, а горны Конкорда. Остатки левимов с топотом вломились в задние ряды цардитов, противостоящих Даварову. Ход сражение снова начал меняться. Ограду окутывали дым и пламя, но за ней достаточно солдат, которые отдохнули и готовы к бою.
 Одна секция ограждения позади Даварова рухнула, с грохотом упав наружу. Легионы Гестериса рванулись за стены, расходясь в стороны, чтобы поддержать Картоганева и защитить фланг Даварова. У Роберто потеплело на сердце. Враги смешались, теряя уверенность.
 — Сильнее, Конкорд! — заорал он, мчась позади сражающихся. — У нас перевес!
 Горны! Горны зазвучали отовсюду. От инженеров, принципиев, триариев, и — Боже Всеобъемлющий! — от хирургов. Роберто знал, что это означает. Он повернулся в седле и устремил взгляд на Гау. Огромный бело-золотой стяг развевался на сигнальной мачте, отражая пламя костра и излучая свет.
 Эсторр в безопасности!
 Из всех глоток Конкорда вырвался радостный рев, и все подхватили песнь Даварова. Сила влилась в усталые мышцы. Мечи заработали быстрее и мощнее. Ошеломленные враги ничем не могли ответить. Неристус сыпал на их головы новые камни и болты. Цардиты отхлынули от ворот. В надвратной башне вновь завязался бой.
 — Мы это сделали! — выдохнул Роберто, слушая, как над ним волнами ходит песня. Слезы выступили у него на глазах. — Мы победили! Я не верю своим глазам! Мы победили.


* * *

 Джеред направил капер к причалу сборщиков. Пристань запрудили граждане Эсторра, которые собрались в гавани, чтобы встретить одержавший победу флот. Адвокат находилась в центре радостной суматохи, принимая приветственные крики горожанам. Она аплодировала каждому кораблю, о входе которого в гавань возвещали горны.
 Это означало, что Джеред сможет причалить на краю гавани незамеченным. Но нет, вдоль пристани к ним бежали люди. Люди, которые должны были знать, что терять достоинство не следует. Непонятно, как это получилось, но Ступени Восхождения были в Эсторре и встречали своих любимых детей. Детей, спасших Конкорд от уничтожения.
 Джеред держал Ардуция на руках. Паренек был почти без сознания. Его боль смягчал Оссакер, который прижимал ладонь к его телу и заливал обезболивающей энергией. Миррон стояла рядом — уставшая, но открыто радующаяся тем, кого заметила на причале.
 — Спасибо тебе, капитан, — сказал Джеред, — Ты оказал Конкорду намного большую услугу, нежели думаешь.
 Ильев молча кивнул. Взгляды всей команды провожали Восходящих, спускавшихся на причал. Джеред услышал молитвы.
 Ступени окружили их. Слезы, смех и бурная радость взорвались вокруг. Джеред отстранял их от Ардуция, отказываясь передать мальчика. Он был готов пешком нести его до дворца, если понадобится. Ардуций очень нуждается в отдыхе. Боже Всеобъемлющий, им всем надо отдохнуть!
 Радостное возбуждение слишком быстро стихло. Отсутствие двух мальчиков заставило смолкнуть смех и прекратить ликование. В суматохе, охватившей пристань, Джеред почувствовал, что его затягивает пропасть тишины. К ним направлялся Васселис, его окружала охрана. Ступени посторонились, открывая ему проход. Миррон говорила с Меерой, матерью Гориана. Та была настолько ошеломлена, что даже не могла плакать. Джеред не знал, что именно рассказывает ей Миррон.
 Но большинство вопросов адресовалось ему. Джеред отвечал на них, стараясь не сообщать худшего и высказываясь как можно сдержаннее. А вот Арвану Васселису не пришлось ничего объяснять. Васселис понял. Выражение лица Джереда объяснило ему все. Маршал судорожно сглотнул и посмотрел на трех Восходящих.
 — Значит, ты смог привезти обратно троих, — сказал он. — Отлично, Пол. Это больше, чем мы могли надеяться.
 — Арван, мне так жаль! Кован погиб героем Конкорда. Он принял на себя копье, которое предназначалось Миррон. Он спас ее.
 Васселис даже сумел улыбнуться.
 — Если уж он должен был умереть, то это самая подобающая причина. — Маршал сжал губы, чтобы справиться с дрожью, и не сразу смог продолжить. — Я рад, что ты был рядом. Я рад, что он не умер в одиночестве.
 Джеред обнял бы его, но у него на руках был Ардуций. Здесь, среди радостных криков и смеха, маршалу Васселису была нанесена смертельная рана. Казначей не скрывал слез, которые текли у него по щекам.
 — Идемте, — сказал Джеред. — Пора отвести детей в тепло.
 Они пошли от пристани, радуясь, что подплывающие окетаны отвлекали внимание горожан от их истинных спасителей.
 — Что это? — произнес голос, хрипящий от ненависти. — Зло вступает в сердце Конкорда?
 Джеред оторвал взгляд от бледного и больного лица Ардуция. Канцлер вышла из толпы в сопровождении телохранителей. Ступени остановились. Васселис напрягся и выпрямил спину.
 — Отойди, Фелис, — проговорил Джеред. — Сейчас не время и не место для твоего яда. Ты оставишь этих Восходящих в покое.
 — Их никогда не оставят в покое, — заявила канцлер. — Каждый их вздох оскорбляет Всеведущего. Но их только трое, как я вижу. По крайней мере, у нас на одну заботу меньше. Васселис, а почему твоего сына нет с ними? Я говорила тебе, что Бог потребует страшную плату. Его кровь — на твоих руках.
 Васселис потянулся за мечом. Телохранители канцлера шагнули вперед. Но никто из них не заметил Эстер. Она вложила в пощечину всю накопившуюся ярость, боль и обиду. Голова канцлера мотнулась назад и вправо, а на щеке запылало ярко-красное пятно. Из губы пошла кровь.
 — Глупая подлая женщина! — бросила Эстер. — Как ты посмела? Как ты посмела так говорить о наших детях? Если бы не они, у тебя в сердце уже был бы цардитский кинжал. И я бы радовалась, видя, как его в тебя вонзают! — Канцлер судорожно сжала кулак. — Что ты собираешься сделать? Ударишь меня, как ударила отца Кессиана? Подлая трусиха!
 — Хватит! — рявкнул Джеред. — Фелис, убирайся с моей дороги. Если мне придется положить этого ребенка, чтобы заставить тебя это сделать, я не ограничусь одной только пощечиной.
 — Пойдемте, — сказал Васселис безжизненным голосом. — Мы уже потратили слишком много слов. И никто из нас не знает, когда еще одно станет последним.


* * *

 Цардитские горны сыграли сигнал к отступлению через час после решающего прорыва. Командующий противника сумел предотвратить повальное бегство, но понял, что его положение весьма незавидно. Ничто так не способствует перелому в сражении, как новая вера. Обе стороны разошлись и стали обмениваться оскорбительными криками на расстоянии в пару сотен ярдов. Роберто вместе с генералом Гестерисом встретился с командующим войск Царда на ничейной территории. Им оставалось дать цардиту шанс увести войска.
 — Вы храбро сражались, — сказал цардит. — Когда-нибудь ты станешь хорошим правителем Конкорда.
 — У нас уже есть правитель.
 Командующий покачал головой.
 — Она сделала серьезную ошибку. Она вторглась в Цард. Мы не позволим нас захватить. Очень жаль, что стольким людям пришлось умереть, чтобы это доказать.
 — Великим государствам свойственно стремиться к расширению. Это привело к появлению и Конкорда, и вашего королевства. — Дел Аглиос сумел улыбнуться. — Но мне кажется, что мы достаточно долго не вступим на вашу территорию.
 — Мудрый выбор. А Атреска?
 — Атреску мы снова отвоюем. Атреска наша. Я посоветовал бы твоему королю не держать там свои войска. На них нападут. И я советую тебе сейчас уйти. Оставь свое оружие и мою землю. Я не хочу отдать приказ убивать вас.
 Командующий несколько мгновений смотрел на него.
 — А мятежники Атрески?
 — Пусть сидят за своими границами и в страхе ждут того дня, когда мы вернемся.
 Цардит удивил Роберто, расхохотавшись.
 — У тебя есть мужество и есть огонь. Нам надо было стать союзниками Конкорда и королевства. А не врагами. Может быть, однажды мы сядем за стол как друзья, генерал Дел Аглиос.
 — Не жди, что я скоро приеду в гости, — ухмыльнулся Роберто. — Итак, вы уходите?
 Командующий кивнул.
 — Погода холодная. Только глупец выходит за порог, когда начинаются снегопады.
 — Хотя бы в этом мы друг с другом согласны. — Роберто протянул руку, и цардит ее пожал. — К ночи вы должны уйти. Моя кавалерия пройдет за вами в Атреску. Не вздумайте поворачивать.
 Роберто кивнул и отвернулся. Они с Гестерисом направились к своим легионам.
 — Я слишком стар для всего этого, — проворчал Гестерис.
 — Чепуха, — возразил Роберто. — Вы только что спасли Конкорд, генерал. Моей матери нужны такие люди, как вы.
 — Надеюсь, где-нибудь за письменным столом.
 — Вам найдется работа там, где вы пожелаете.
 Даваров пробился вперед и встал прямо перед Роберто, не слишком успешно пытаясь выглядеть сердитым.
 — Ну?
 — Занимайтесь своими мозолями и приводите в порядок оружие. Война окончилась!
 Даваров сгреб Дел Аглиоса в медвежьи объятия, потерял равновесие — и они упали на землю. И даже приветственные крики армии не могли заглушить их хохот.


* * *

 Три дня радостных встреч омрачались потерей Кована и Гориана. У Миррон не хватило духа поведать Меере обо всем, что случилось, и они решили пока просто сказать, что он убежал и потерялся после очередной ссоры. Это было достаточно близко к правде.
 Три дни прошли для Миррон как во сне. Куда бы она ни шла, жители Вестфаллена ждали ее, чтобы приветствовать. Маршал поселил Восходящих в дворцовом комплексе. Миррон еще никогда не жила в такой роскоши. У нее была собственная ванная, служанка одного с ней возраста, с которой она просто болтала и не отдавала никаких приказов, и кровать настолько удобная, что Миррон проспала целый день, пока до нее вновь не донеслись звуки празднества.
 И вот теперь они встретились с Адвокатом. С  Адвокатом! Сама Эрин Дел Аглиос сидела на троне, который казался довольно неудобным. Миррон с Ардуцием и Оссакером устроились на стульях перед ней, а Ступени позади. Ардуций все еще выглядел усталым. Поначалу у Оссакера не хватило сил, чтобы помочь ему, так что на одну его ногу пришлось наложить шины. И никто не улыбался. Память о Коване, которого отняла у них война, была еще слишком свежа.
 Джеред стоял рядом. Даже сейчас, когда они были в полной безопасности, он не хотел отпускать их далеко от себя. Еще одного человека не хватало здесь. Как гордился бы отец Кессиан, если бы мог увидеть это! Признание всего, к чему он стремился всю свою долгую жизнь. Если, конечно, это было признанием.
 — Конкорд в огромном долгу перед вами, — сказала Адвокат. — И еще Конкорд должен попросить прощения. Я должна попросить прощения. Люди боятся того, чего не могут понять, и я тоже стала жертвой страха. Вас изгнали из дома и вас ненавидели те, кому вы пытались помочь. И все же вы здесь — спасители нашей великой империи. И этого я никогда не забуду. Однако те способности, которые вам даны, — это огромная ответственность, и она ложится на мои плечи, так же как и на ваши. Полагать, будто вас поймут и примут все, было бы наивно. У вас есть влиятельные враги, и потому вы будете находиться под моей защитой, при условии, что вы сохраните верность Конкорду. Но ничто не затмит те дела, которые совершили вы трое. Вы спасли бесчисленное множество жизней и проявили зрелость и мужество. Казначей Джеред был прав, когда верил в вас.
 Миррон и Джеред переглянулись, и девочка не смогла спрятать улыбку. Казначей подмигнул ей, хотя его лицо оставалось суровым и бесстрастным.
 — И я всегда буду поблизости, — добавил Джеред. — Я обязан вам жизнью. Вы всегда можете располагать моей рукой и моим сердцем. Вы все. — Он ударил кулаком в грудь.
 У Миррон переполнилось сердце.
 — Остается только решить, что с вами делать, — продолжила Адвокат. — Ведь такие способности, как у вас, нельзя отдать в плохие руки или допустить, чтобы ими злоупотребляли.
 Миррон замерла. Рядом с ней вспыхнули тревогой жизненные карты Ардуция и Оссакера.
 — Здесь у меня доклад, подписанный главными советниками Конкорда, включая казначея. В нем рекомендуется, чтобы на время расследования вас поселили здесь, в Эсторре. Против вас выдвинула обвинения канцлер. Ко мне поступает множество жалоб на явления и беды, источником которых якобы являетесь вы. И скоро орден начнет стучать в мои двери, требуя, чтобы я арестовала вас за то, что вы поставили себя на место Бога, изменив поведение Его океана. Для молодых Восходящих в Эсторре настанут опасные времена. И я, как представитель Бога на земле, обязана служить Всеведущему, не так ли?
 Миррон осознала, что кивает, соглашаясь.
 — Я не могу допустить, чтобы вы разгуливали по улицам Эсторра. Тем более что вас можно отправить в гораздо более подходящее и безопасное место.
 — В тюрьму? — выдавил из себя Оссакер.
 Смех Адвоката разнесся по комнате.
 — Ох, дитя мое, за какое чудовище ты меня принимаешь? Я сказала вам все это потому, что вы и те, кто стоит здесь рядом с вами, должны понять: вы несете не только радость, но и бремя. От этого бремени вы не можете отказаться, и потому о вас надо заботиться как можно лучше. Матушка Наравни, прошу.
 Восходящие повернулись к Эстер, а та встала и протянула к ним руки.
 — Собирайтесь, все собирайтесь. Пора возвращаться в Вестфаллен. Пора домой.
 Миррон радостно завизжала, обняла братьев и расплакалась.