---------------------------------------------


 Андерсон Пол
 На страже времен

 ПОЛ АНДЕРСОН 
 НА СТРАЖЕ ВРЕМЕН 
 ПАТРУЛЬ ВРЕМЕНИ 
 1 
 Требуются мужчины: возраст - 21-40, желательно холост., с военным или, техн. образ., в хорошем физич. состоянии, на высокооплачиваемую работу с заграничн. командировками. 
 Обращаться: Компания технологических исследований 305 Е., 45, с 9 до 10 и с 14 до 18 ч. 
 - Работа, как вы понимаете, несколько необычная, - сказал Гордон. - И строго секретная. Надеюсь, вы умеете хранить тайны? 
 - Как правило, - сказал Мэне Эверард. - Впрочем, смотря в чем они заключаются. 
 Гордон улыбнулся. Это была странная улыбка. Эверард и представления не имел, что можно улыбаться, не разжимая губ. 
 Гордон свободно говорил по-английски с обычным американским акцентом, носил общепринятый деловой костюм, но было в нем что-то иностранное, и не только смуглый цвет лица с гладкими, без намека на бородку щеками и узкие монгольские глаза, совершенно не вязавшиеся с его арийским носом. Трудно было понять, откуда он родом. 
 - Мы вовсе не шпионы, если именно эта мысль пришла вам в голову, сказал он. 
 Эверард усмехнулся. 
 - Простите, только, ради бога, не подумайте, что я поддался всеобщей шпиономании. К тому же у меня никогда не было доступа к секретным данным. Но в вашем объявлении говорится о заграничных командировках, а при теперешней ситуации... Словом, я не хотел бы лишиться своего заграничного паспорта. 
 Эверард был высок ростом, широкоплеч, темноволос и коротко пострижен, но на лице его уже проступали следы пережитого. 
 Он положил на стол свои документы: свидетельство об увольнении из армии, справки о работе в различных фирмах в качестве инженера-механика. Гордон вроде и не посмотрел на эти бумаги. 
 Кабинет выглядел совсем обычно: стол, несколько стульев, бюро и дверь, ведущая, по-видимому, в другую комнату. Из окна открывался вид на забитую автомобилями нью-йоркскую улицу. 
 - Вы независимы, - сказал человек, сидящий за столом. - Мне это нравится. Многие из тех, кто к нам приходят, чуть ли не ползут на брюхе и готовы благодарить даже за пинок в зад. Конечно, с вашими данными вы еще не потеряли надежду и можете получить работу и в другом месте. Кажется, это теперь называется "в порядке временного трудоустройства". 
 - Меня интересует работа у вас, - сказал Эверард. - Я много раз бывал за границей, как вы можете видеть по документам, и хотел бы еще поездить, хотя, честно говоря, все еще не понимаю, чем вы занимаетесь. 
 - Мы занимаемся многими вещами. Позвольте, позвольте... вы воевали во Франции и в Германии. 
 Эверард вздрогнул: в документах упоминались все его ордена и медали, но он мог бы поклясться, что Гордон не успел прочитать ни строчки. 
 - Гм... Будьте любезны, положите руки на выступы подлокотников вашего кресла. Благодарю. Скажите, как вы реагируете на физическую опасность? 
 Эверард весь напрягся. 
 - Послушайте... 
 Глаза Гордона были прикованы к какому-то прибору на столе: это была простая пластмассовая коробка с индикаторной стрелкой и двумя циферблатами. 
 - Неважно. Можете не отвечать. Скажите, каковы ваши взгляды на интернационализм ? 
 - Послушайте, я... 
 - Коммунизм? Фашизм? Как относитесь к женщинам? Чем еще интересуетесь?.. Это все. Можете не отвечать. 
 - Какого черта? Что все это значит? - взорвался Эверард. 
 - Небольшой психологический тест. Забудьте об этом. Меня не интересуют ваши взгляды, разве что с точки зрения основных эмоциональных рефлексов. 
 Гордон откинулся на спинку кресла и сомкнул кончики пальцев. 
 - Пока все идет очень хорошо. Теперь я объясню вам, в чем дело. Мы занимаемся, как я уже говорил, очень секретной работой. Мы... Гм... Собираемся устроить небольшой сюрприз нашим конкурентам. - Он усмехнулся. - Если хотите, можете прямо отсюда отправиться в ФБР. Нас уже проверяли и выдали нам, так сказать, полное отпущение грехов. Там вам сообщат, что мы действительно ведем финансовые операции и занимаемся технологическими исследованиями во всех странах мира. Но существует еще один аспект нашей работы, и для нее нам нужны люди. Я заплачу вам Сто долларов, если вы пройдете вон в ту комнату и разрешите себя обследовать. Это займет три часа вашего времени. Если вы нам не подойдете, тем дело и кончится. Если подойдете, мы подпишем с вами контракт, расскажем о работе и начнем вас обучать. Ну как, годится? 
 Эверард заколебался. Ему не нравилась эта поспешность. Обычный кабинет и несколько странный человек... За всем этим что-то скрывалось... 
 - Я подпишу с вами контракт только после того, как узнаю, в чем заключается работа, - сказал он. 
 - Как угодно. - Гордон пожал плечами. - Тесты покажут, подходи Те ли вы нам. У нас очень совершенная аппаратура. 
 По крайней мере, это оказалось правдой. Эверард более или менее развирался в методах современной психологии: энцефалография, ассоциативные тесты. Но он никогда в жизни не видел ни одного из тех упрятанных в кожухи приборов, которые жуясжали и мигали вокруг. Вопросы, "вторые ему задавал ассистент - неопределенного возраста человек "; белым, ничего не выражающим лицом и абсолютно лысый, - казались ему беспредметными. И что это за металлический колпак, который ему надели На голову? Куда вели от него многочисленные провода? 
 Он украдкой бросал взгляды на шкалы различных приборов, но таких букв и цифр он раньше никогда не видел. Не английские, не французские, не русские, не греческие, не китайские - такие буквы и цифры вообще не могли существовать в году 1954-м от Рождества Христова. Возможно, уже тогда Эверард начал подозревать истину. 
 Он с удивлением отметил, что в ходе этих тестов стал узнавать себя все лучше: Мэнсон Эммерт Эверард, 30 лет, лейтенант в отставке, служил в инженерном корпусе вооруженных сил США; работал проектировщиком и производственником в Америке, Швеции, Аравии; все еще холостяк, но все больше завидующий своим женатым друзьям, не имеет своей девушки, никаких других связей, немного библиофил, великолепно играет в покер, любит лошадей, оружие и парусный спорт; в отпуске увлекается рыбалкой и туризмом. Все это он, конечно, о себе знал, но только как отдельные факты. Сейчас же у него возникло особое чувство: он вдруг ощутил себя как единый организм, будто каждая отдельная его черточка стала частью чего-то целого. 
 Он вышел из комнаты очень усталым и насквозь мокрым от пота. Гордон предложил ему сигарету и торопливо пробежал глазами закодированные листки, которые протянул ассистент. Время от времени он бормотал вслух: "Зета-20 кортикальная... здесь недифференцированная оценка... психическая реакция на антитоксин... ослабление центральной координации...". 
 Он перешел в разговоре с ассистентом на незнакомый язык с такой интонацией и чередованием гласных и согласных, которое Эверард, хоть он и знал разнообразнейший английский слэнг и диалекты, никогда в жизни не слышал. 
 Прежде чем он оторвался от бумаг, прошло еще полчаса. Эверарда охватило беспокойство, его так и подмывало встать и уйти, но любопытство одержало верх. Наконец Гордон обнажил свои невероятно белые зубы в широкой улыбке: 
 - Ах! Наконец-то! Знаете ли вы, что мне пришлось отклонить уже двадцать четыре кандидатуры? Но вы подойдете. Вы определенно подойдете. 
 - Подойду - для чего? 
 Эверард подался вперед, чувствуя, как учащается его пульс. 
 - Для Патруля. Вы будете вроде как полицейским. 
 - И что же? Где именно? 
 - Везде. И во все времена. Приготовьтесь, сейчас вы услышите нечто невероятное. Наша компания, хоть и вполне легальная, всего лишь своего рода ширма и средство для добывания необходимых фондов. Наше настоящее дело - патрулирование времени. 
 2 
 Академия находилась на американском Западе в теплом олигоценовом периоде, когда среди лесов и травянистых полян жалкие предки человека в трепете скрывались, заслышав поступь гигантских млекопитающих Академия была основана тысячи лет назад, должна была просуществовать еще полмиллиона лет - срок вполне достаточный для того, чтобы обучить и выпустить столько патрульных, сколько потребуется Патрулю времени, - и затем быть тщательно уничтожена, чтобы от нее не осталось и следа. Позже настанет ледниковый период и появятся люди, и в году 19352 (7841 год Мореннианской Победы) эти люди откроют способ путешествий во времени и вернутся в олигоценовый период, чтобы основать в нем Академию. 
 Это был комплекс больших низких зданий с округлыми линиями, окрашенных в мягкие цвета и расположенных на травянистых полянах между гигантскими древними деревьями на фоне холмов и лугов, опускавшихся к большой коричневой реке. По ночам иногда слышался рев тираннозавров и далекий рык саблезубого тигра. 
 Эверард вышел из машины времени - большой, неопределенной формы металлической коробки. В горле у него пересохло. Он чувствовал себя так же, как и в первый день в армии - двенадцать лет назад или, если угодно, от пятнадцати до двадцати миллионов лет в будущем: одиноким и беспомощным; как и тогда, им владела одна только мысль - найти какой-нибудь достаточно благовидный предлог, чтобы удрать домой. Его немного утешило, что из других машин времени вышло около пятидесяти молодых мужчин и женщин. Новоприбывшие сбились в кучу, видимо, чувствуя себя очень неуютно. Вначале они не разговаривали и только глазели друг на друга. Эверард заметил на ком-то воротничок и котелок времени президента Гувера; моды и прически доходили до 1954 года и, по-видимому, представляли более поздний период. Откуда, например, эта девушка в переливчатых, облегающих брюках, с зеленой помадой на губах и фантастически взбитыми желтыми волосами? Нет, из какого времени? 
 Рядом с ним очутился мужчина лет двадцати пяти; судя по его худощавому лицу и потертым твидовым брюкам - англичанин. Казалось, под изысканными манерами он скрывает какое-то глубокое горе. 
 - Привет, - сказал Эверард. - Давайте хоть покамест познакомимся. 
 Он назвал себя. 
 - Чарлз Уиткомб, Лондон, 1947, - смущенно ответил тот. - Только что демобилизовался из Королевского Воздушного флота - и решил податься сюда. Теперь не знаю, может и зря. 
 - Вполне понятно, - ответил Эверард, думая о предложенной ему зарплате. Пятнадцать тысяч в год для начала! Интересно, как бни исчисляют время. Очевидно, исходя из фактического срока жизни каждого. 
 К ним подошел приятного вида молодой человек в ладно сидящей форме, поверх которой был накинут темно-синий плащ, переливающийся так, будто он усыпан звездами. У него было открытое улыбающееся лицо, говорил он без какого-либо выраженного акцента. 
 - Здорово, ребята! - сказал он приветливо. - Добро пожаловать в Академию. Полагаю, все тут говорят по-английски? 
 Эверард заметил какого-то мужчину в потрепанной немецкой военной форме, одного индийца и еще несколько человек из разных стран. 
 - Тогда будем говорить по-английски, пока не выучите темпоральный. - Он встал поудобнее, упершись руками в бока. - Меня зовут Дард Келм. Я родился-... одну минутку... да, в 9573 году от Рождества Христова, но я специализировался как раз на вашем периоде. Кстати, этот период охватывает годы с 1850 по 1975, и каждый из вас родился где-то в промежутке между этими датами. Можете, когда вздумается, поплакаться мне в жилетку, если что не так. Я здесь специально для этого. В нашей Академии учат не совсем так, как вы, может быть, думаете. Мы не обучаем много людей сразу и не требуем школьной или военной дисциплины. Каждый из вас пройдет как индивидуальное, так и общее обучение. Мы не наказываем за неуспеваемость, так как уже предварительное обследование исключило всякую ее возможность и предопределило почти полную гарантию успеха в вашей будущей работе. Каждый из вас обладает высоким умственным потенциалом, исходя из критериев своей эпохи. Однако различие в ваших способностях требует индивидуального обучения, для того чтобы добиться максимума от каждого. Никаких формальностей у нас здесь нет, за исключением, разумеется, правил обычной вежливости. Помимо занятий у вас, естественно, будет и время для отдыха. Мы.не собираемся требовать от вас более того, на что вы способны. Мне остается только добавить, что рыбалка и охота здесь хороши даже в двух шагах от здания Академии, а .если отъехать на пару сот миль, так это сплошная фантастика. Если нет вопросов, следуйте за мной, и я размещу вас по комнатам. 
 Дард Келм показал им технические приспособления в каждой из стандартных комнат для отдыха и занятий. Такие технические новинки, очевидно, должны были войти в повседневный обиход примерно в 2000 году: 
 непритязательная мебель, послушно принимающая формы того, кто на нее садится, кондиционеры, экраны, способные воспроизводить любую кино- или фонозапись из большой коллекции. А в общем ничего необычайного. Каждый учащийся имел свою комнату в здании, где располагались спальни. Общая столовая помещалась в другом месте, но обед можно было заказать и "на дом", для какой-нибудь вечеринки. Эверард почувствовал, что напряжение постепенно отпускает его. 
 Для новоприбывших был устроен банкет. Блюда подавались более или менее знакомые, но бесшумные машины, подающие их на стол, были совершенно необычны. На столах появилось вино, пиво, сигареты, табак. 
 Может быть, в пищу было что-то подмешано, потому что Эверард, как и все другие, почувствовал приятное возбуждение. Он кончил тем, что принялся барабанить буги-вуги на рояле, в то время как группа молодых людей так же тщетно сотрясала воздух, пытаясь спеть какую-то песню. 
 Только Чарлз Уиткомб сидел в стороне. Дард Келм, смакующий в уголке вино, был достаточно тактичен и не пытался втянуть его в общее веселье. 
 Эверард решил, что ему здесь понравится. Но в чем заключается и как будет организована его работа, каковы ее цели, все еще оставалось для него неясным. 
 - Путешествие во времени было открыто, когда Хоритская ересь почти распалась, - говорил Келм в лекционном зале. - Подробности вы узнаете позже, а сейчас я просто скажу, что это был бурный век, когда гигантские концерны сражались не на жизнь, а на смерть за коммерческое и генетическое господство, а различные правительства были просто пешками в галактической игре. Эффект времени был побочным продуктом в поисках средств космического гиперперехода, который, как понимают некоторые из вас, требует для своего описания тончайшего математи чес кого аппарата... так же, впрочем, как и путешествие в прошлое. Я сейчас не буду вдаваться в теорию - кое-что об этом вы узнаете впоследствии на занятиях физикой, - а просто скажу, что речь идет о математических зависимостях, выраженных бесконечными величинами в континууме четырехмерного пространства - 4N, где N - общее число частиц во Вселенной. Естественно, группа, обнаружившая этот эффект, так называемая группа Девяти, четко представляла себе последствия своего открытия. Не только коммерческие - в таких отраслях, как торговля, добыча полезных ископаемых и тому подобное, - но и военные: то есть возможность нанесения противнику смертельного удара. Ведь время изменчиво, прошлое можно изменить. 
 - Вопрос! 
 Это была девушка из 1972 года, Элизабет Грей, в своей эпохе - подающий надежды физик. 
 - Да? - вежливо сказал Келм. 
 - Мне кажется, вы описываете логически невозможную ситуацию. 
 Я, конечно, допускаю путешествие во времени как таковое, раз уж мы находимся здесь, но ни одно событие не могло и произойти, и не произойти. 
 Это - внутреннее противоречие. 
 - Только не тогда, когда в основе лежит логика Алеф-суб-Алеф, - сказал Келм. - А происходит вот что: допустим, я отправился назад в прошлое и предотвратил встречу вашего отца с вашей матерью. Вы бы никогда не родились. Этот небольшой эпизод из истории Вселенной выглядел бы совершенно иначе. Оказалось бы, что он с самого начала был иным, несмотря на то, что у меня в памяти сохранилось бы и первоначальное, исходное положение вещей. 
 - Ну хорошо, а как насчет вас самого? - не сдавалась Элизабет. - Вы бы перестали существовать? 
 - Нет, потому что я бы принадлежал к моменту истории, предшествовавшему моему вмешательству. Давайте применим это к вам. Если бы вы вернулись, скажем, в 1946 год и предотвратили брак ваших родителей в 1947 году, вы все же существовали бы в этом году; вы не перестали бы существовать только потому, что оказали влияние на события того времени. То же самое произошло бы, если бы вы пробыли в 1946 году хоть одну микросекунду до того, как убить человека, который, останься он в живых, стал бы вашим отцом. 
 - Но тогда бы я существовала, не будучи... не будучи рождена, - за- " 
 протестовала она. - У меня была бы своя жизнь и воспоминания... и... 
 всякое такое... хотя меня и вовсе не было бы на свете. 
 Келм пожал плечами. 
 - Что с того? Вы настаиваете на том, что закон случайности или, точнее говоря, закон сохранения энергии касается только непрерывных функций. В действительности же вполне возможна и прерывность. 
 Он рассмеялся и склонился над кафедрой. 
 - Конечно, существуют и вещи невозможные, - сказал он. - Вы, например, не можете стать собственной матерью: этого не допускают законы генетики. Бели бы вы вернулись в прошлое и вышли замуж за своего бывшего отца, дети были бы другими, ни один из них не был бы вами, поскольку у каждого из них оказалась бы только половина ваших хромосом.
 Он откашлялся. 
 - Давайте не отклоняться от темы. Все подробности вы узнаете за время обучения, я же даю вам только основы. Итак, продолжим: группа Девяти разрешила проблему путешествий в прошлое и таким образом добилась возможности либо пресекать действия своих врагов в зародыше, либо вообще помешать их появлению на свет. И вот тогда появились данеллиане. 
 Впервые он оставил свою свободную, чуть ироничную манеру говорить. 
 Перед ними стоял человек, оказавшийся перед непознаваемым. Негромко он продолжал: 
 - Данеллиане - часть будущего, нашего будущего, которое наступит примерно через миллион лет после моей эпохи. Люди там достигли такого развития... что нет слов, чтобьгэто окисать. Вы, вероятно, никогда не встретите ни одного данеллианина. Если же встретите, это будет для вас... 
 большим потрясением. Они не злы и не добры - они стоят настолько же за пределами того, что знаем или чувствуем мы с вами, насколько мы отстоим от тех насекомоядных, которые были нашими предками. Со всем этим лучше не встречаться лицом к лицу. Данеллиане действовали просто в порядке самосохранения. Когда они появились, путешествия во времени уже стали обычным делом. Для глупых, жадных и безумных открылись неисчислимые возможности возвращаться в прошлые времена и перекраивать историю. Данеллиане не хотели запрещать путешествия во времени - это была часть того комплекса явлений, который породил их самих, - но им пришлось регулировать эти путешествия. Группе Девяти не дали возможности осуществить свои планы. И для наблюдения за порядком на трассах времени был создан Патруль. 
 Вы будете работать, в основном, в собственных эпохах, если, конечно, не достигнете высокого статуса агента с правом свободных действий. Вы будете жить как обычно, иметь семью и друзей. Тайная сторона вашей жизни обеспечит вас деньгами, защитой, если она понадобится, возможностью ездить в отпуск в очень интересные места и, главное, работой, которая будет приносить вам огромное удовлетворение. Но вы должны быть готовы в любой момент явиться по первому зову. Иногда вам придется помогать путешественникам во времени, попавшим в трудное положение; в другой раз противодействовать конкистадорам, пытающимся захватить власть или получить экономические преимущества и влияние в военных делах; бывает, что Патруль поставлен перед свершившимся фактом какого-нибудь злодеяния в прошлом и вынужден принять необходимые меры в более поздние эпохи, чтобы вернуть историю на ее нормальный путь развития. Желаю вам всем удачи! 
 Первая часть обучения включала физическую и психологическую подготовку. Эверард раньше даже не мог себе представить, как обкрадывала его жизнь и телесно, и духовно: он был только наполовину тем, кем мог быть. Сначала ему приходилось нелегко, но затем он почувствовал огромную радость от того, что мускулы полностью подчиняются ему, что дисциплина чувств сделала его эмоции намного глубже, а мысль стала точнее, острее и все умственные реакции - осознаннее. 
 В процессе обучения ему внушили, что он не должен ничего говорить о Патруле непосвященным, даже намекать на его существование. Для него подобные разговоры стали абсолютно невозможными, такими же невозможными, как и прыжок на Луну. Он также хорошо изучил все аспекты психологии людей двадцатого века. 
 Темпоральный - искусственный язык, на котором могли говорить патрульные всех эпох, не боясь быть понятыми кем-либо из непосвященных, был чудом логического совершенства и выразительности. 
 Раньше Эверард считал, что неплохо разбирается в военном деле, но ему пришлось научиться пользоваться боевыми приемами и оружием, которое существовало на протяжении пятидесяти тысяч лет: от меча бронзового века до циклобласта, способного уничтожить целый континент. Вернувшись в свою собственную эпоху, он должен был пользоваться только общепринятым оружием, но не исключалась возможность, что его пошлют с поручением в какое-нибудь другое время, а использование неизвестного в тот период оружия допускалось очень редко. , Они изучали разнообразнейшие науки, историю, искусство, философию, различные диалекты и манеры поведения. Впрочем, курс манер охватывал только период с 1850 по 1975 год; если бы потребовалось отправиться в другие времена, то специальное обучение проводилось бы с помощью гипноизлучателя. Именно посредством этих машин все обучение было закончено в три месяца. 
 Он изучил организацию Патруля. "Впереди" лежала тайна данеллианской цивилизации, но с ней почти не было прямого контакта. Сам Патруль напоминал полувоенную организацию, в которой имелись звания, но не существовало каких-либо особых формальностей. 
 Вся история была разбита на периоды в соответствии с географическими ареалами, причем для каждого имелось своё центральное управление, находившееся в каком-нибудь из больших городов в период, охватывающий одно из двадцатилетий века. Эти управления занимались для маскировки какой-либо легальной деятельностью вроде торговли. Кроме того, имелись более мелкие местные отделения. 
 В период жизни Эверарда существовало три ареала - Запад, с центром в Лондоне, Россия, с управлением в Москве, и Азия - штаб-квартира в Пекине. Все они размещались в самом спокойном двадцатилетии - с 1890 по 1910 год, - когда маскировка была проще, чем в последующие годы, где приходилось иметь более мелкие отделения. Рядовые агенты жили каждый в свое время и часто выполняли обычную работу. Связь между различными годами и эпохами осуществлялась с помощью небольших хронокапсул, автоматически настраивающихся на нужную дату. 
 Организация в целом была настолько велика, что ему трудно было представить ее себе полностью. Он просто знал, что на его долю выпала удивительная и прекрасная судьба, и старался больше ни о чем не думать... пока. 
 Наставники его были дружелюбны, готовы в любой момент прийти на помощь. Старый ветеран, учивший Эверарда управлять космическими кораблями, сражался в Марсианской войне 3890 года. 
 - Вы, ребята, хорошо соображаете, - сказал он как-то. - Это просто ад учить людей из эпохи до промышленной революции. Мы уже махнули на них рукой и учим только начаткам знаний. Был здесь как-то один римлянин времен Цезаря - вполне толковый парень, только он никак не мог взять в ум, что машину нельзя седлать, как лошадь. А у этих ребят из Вавилона просто не укладывалось в голове, как это можно путешествовать во времени. Пришлось травить им легенду про битвы богов. 
 - А что вы травите нам? - спросил Уиткомб. 
 Космонавт пристально посмотрел на него. 
 - Вам говорим правду, - сказал он наконец. - Всю правду, какую вы в состоянии осмыслить. 
 - Как вы попали на эту работу? 
 - О... Меня сбили около Юпитера. Немного от меня осталось. Собрали по кусочкам. Вся моя команда погибла, и меня тоже считали мертвым, так что возвращаться домой не имело смысла. Мало радости - подчиняться диктаторам. Поэтому я здесь. Хорошие друзья, интересная работа и возможность ездить в отпуск в любые века и эпохи. 
 Космонавт усмехнулся. 
 - Подождите, вот попадете в упадочный век Третьего Матриархата, узнаете, что такое настоящее раздолье. 
 Эверард промолчал. Он был слишком захвачен зрелищем огромного шара Земли, плывущего среди звезд. 
 Он подружился с несколькими студентами. У них было много общего: 
 все прошли такой же строгий отбор, как и он сам, это были мыслящие люди. Завязалось несколько романов. Никаких запретов на вступление в брак не было, и счастливая пара обычно сама выбирала ту эпоху, в которой хотела жить. Сам он любил иногда провести время с девушками, но не позволял себе увлечься слишком сильно. 
 Как ни странно, самая тесная дружба у него возникла с молчаливым и угрюмым Уиткомбом. В англичанине было что-то притягательное: 
 славный человек, умный и образованный, но какой-то потерянный... 
 Однажды они поехали кататься верхом на лошадях, чьи отдаленные предки спасались бегством от своих гигантских потомков. Эверард захватил с собой ружье в надежде подстрелить кабана, следы которого недавно видел. Оба были одеты в светло-серую шелковистую форму Академии, в ней было прохладно даже под палящим желтым солнцем. 
 - Странно, что нам разрешена охота, - заметил американец. - Допустим, я подстрелю саблезубого тигра в Азии, которому на роду было написано съесть одного из наших насекомоядных предков. Разве это не изменит будущего? 
 - Нет, - сказал Уиткомб, уже успевший более глубоко изучить теорию путешествий во времени. - Видишь ли, это все равно что представить континуум в виде клубка из тугих резиновых лент. Этот клубок нелегко растянуть: он стремится возвращаться к "первозданному" состоянию. 
 Одно какое-нибудь насекомоядное не имеет никакого значения, важен общий генетический код, ведущий от всего этого вида к человеку. Точно так же, если я убил овцу где-то в средние века, я тем самым отнюдь не уничтожил все ее потомство, всех овец, которые должны. появиться, скажем, к 1940 году. Все эти овцы останутся, и каждый их ген, несмотря на различие предков, не изменится, потому что в ходе столь долгого времени все овцы в целом (или люди в целом) являются прямыми потомками всех более ранних овец (и людей). Происходит самая обычная компенсация: гдето в прошлом в генетической линии какой-нибудь другой предок восполняет те гены, которые, по твоему мнению, ты уничтожил. Таким же образом... ну, скажем, я возвращаюсь в прошлое и предотвращаю убийство президента Линкольна Бутом. Если только я не приму особых мер предосторожности, может случиться, что выстрелит кто-нибудь другой, но обвинят все равно Бута. Такая упругость или пластичность времени и объясняет, почему нам разрешено совершать в нем путешествия. Если ты хочешь изменить порядок вещей, нужно правильно взяться за дело и здорово потрудиться. 
 Он скривил рот. 
 - Воспитательная работа! Нам повторяют снова и снова, что если мы вмешаемся в историю, нас накажут. Я не могу вернуться назад и убить этого негодяя Гитлера еще в колыбели. Я должен сидеть и смотреть, как он набирает силу, начинает войну и убивает мою девушку. 
 Некоторое время Эверард ехал молча. Раздавались лишь скрип кожаных седел да шуршание высокой травы. 
 - Извини, - заговорил он наконец. - Может быть, ты хочешь рассказать мне об этом? 
 - Да. Хочу. Но рассказывать, по существу, нечего. Она служила в женских вспомогательных частях. Звали ее Мэри Нельсон. Мы собирались пожениться после войны. Семнадцатое ноября сорок четвертого в Лондоне, я никогда не забуду этой даты. Она пошла к соседям в Стритхем (была в отпуске у матери). В дом соседей угодил снаряд "фау", не осталось даже развалин, а ее собственный дом уцелел. 
 Уиткомб был бледен, как смерть. Он смотрел вперед невидящими глазами. 
 - Будет очень трудно... не вернуться хотя бы на несколько лет назад и увидеть ее живой. Только увидеть... Но нет! Я не имею права. 
 Эверард с неловкой лаской положил руку ему на плечо, и они молча поехали дальше. 
 Занятия продолжались, каждый совершенствовался по своей программе, но закончили обучение они все вместе: за короткой церемонией выпуска последовал роскошный банкет, все растрогались, стали договариваться о будущих встречах и сборах. Затем каждый вернулся в тот же самый год и в тот же самый час, из которого пришел. 
 Эверард выслушал поздравления Гордона, получил список других агентов своего времени (некоторые из них, как оказалось, работали в военной разведке) и вернулся домой. Позднее ему, возможно, предоставят какую-нибудь важную работу, но сейчас - для официального статуса у налоговых властей - он был назначен просто консультантом Компании технологических исследований. В его обязанности входило ежедневно просматривать какой-нибудь десяток документов, относящихся к путешествиям во времени, чему он был обучен, а в остальном сидеть и ждать вызова. 
 Случилось так, что он сам нашел себе первую самостоятельную работу. 
 3 
 Было странно читать заголовки газет и знать наперед, что произойдет дальше. Снималось напряжение, но появлялась грусть, потому что время было трагичным. Он начинал понимать желание Уиткомба вернуться назад и изменить историю, но прекрасно осознавал, что возможности одного человека слишком ограниченны. Он не мог изменить прошлое к лучшему - разве что каким-то чудом; скорее же всего такая попытка привела бы к полному хаосу. Вернуться и убить Гитлера или японских генералов, развязавших войну... а вдруг вместо них придут еще более изощренные в злодействе? Может быть, атомную энергию так никогда и не откроют, и тогда не наступит блистательный век Венорианского Ренессанса. Ни черта мы не знаем... 
 Он выглянул из окна. Огни вспыхивали и гасли во взбудораженном небе, по улицам сновали автомобили, и куда-то торопилась безликая толпа; он не мог видеть отсюда башен Манхэттена, но знал, что они дерзко вздымаются к облакам. И все это - всего лишь водоворот в той великой реке времени, которая текла из только что покинутого им мирного доисторического прошлого к невообразимому данеллианскому будущему. 
 Сколько миллиардов и триллионов человеческих существ жило, смеялось, плакало, трудилось, надеялось и умирало в ее водах. 
 Что ж... Он вздохнул, раскурил трубку и отвернулся от окна. Долгое безделье не успокоило его: и ум, и тело жаждали действия. Но сейчас было уже поздно, и... Он подошел к книжной полке, взял первую попавшуюся книгу и попытался читать. Это был сборник рассказов времен королевы Виктории и Эдуарда VII. 
 Одна из сносок поразила его. Трагедия в Аддлтоне и необыкновенная находка в древнем английском кургане. Ничего больше. Гм... Путешествие во времени? Он улыбнулся. 
 И все же... I "Нет, - подумал он. - Этого не может быть". 
 Однако проверить не помешает. Говорилось, что случай этот произошел в Англии в 1894 году. Можно просмотреть подшивку лондонского "Таймса". Все равно делать нечего. 
 Возможно, только от скуки он решил взяться за эту нудную работу. 
 Истомившийся от безделия мозг искал любую лазейку, чтобы начать настоящее дело. 
 В публичную библиотеку Эверард пришел к открытию. 
 Сообщение он нашел сразу в газете за 25 июня 1894 года и в последующих выпусках. Аддлтон - небольшая деревня в Кенте, известная поместьем эпохи короля Якова, принадлежащим лорду Уиндему, и курганом, относящимся к неизвестной эпохе. Лорд Уиндем, археолог-любитель, начал раскопки кургана вместе с Джеймсом Ротеритом, своим кузеном, экспертом Британского музея. Захоронение оказалось довольно бедным. 
 Находившиеся там предметы уже сгнили или рассыпались от ржавчины; в могиле лежали человеческие и лошадиные кости. Там же обнаружили небольшой сундучок в удивительно хорошем состоянии, в котором лежали слитки неизвестного металла, похожего на свинец или сплав серебра. Лорд Уиндем заболел какой-то смертельной болезнью с признаками отравления неизвестным ядом; Ротерит, который едва заглянул в сундучок, совершенно не пострадал, и следствие пришло к выводу, что он подсыпал лорду какой-то неизвестный восточный яд. Когда 25 июня лорд Уиндем скончался, Скотланд Ярд арестовал Ротерита, предьявив ему обвинение в убийстве. 
 Родственники Ротерита наняли знаменитого частного детектива, который, путем сложных умозаключений, подтвержденных опытами на животных, нашел неопровержимые доказательства того, что подозреваемый невиновен и что кончина наступила от "смертельной эманации" из сундучка. Последний вместе с содержимым выбросили в Ла-Манш. 
 Детектив принимает заслуженные поздравления. Наплыв. Хэппи энд. 
 Эверард молча сидел в тихой, уставленной книгами комнате. В сообщении явно не хватало данных, но оно наталкивало на весьма определенные выводы. 
 Тогда почему же Викторианское отделение Патруля не провело расследование? А может быть, провело? Вполне возможно. Результаты своих изысканий они, естественно, в газетах не печатали. 
 И все же лучше послать запрос. 
 Вернувшись домой, он взял одну из выданных ему маленьких хронокапсул, вложил туда свое донесение и настроил прибор на Лондонское отделение, на 25 июня 1894-го. Когда он нажал на последнюю кнопку, капсула исчезла, оставив за собой чуть ощутимое дуновение. 
 Она возвратилась через несколько минут. Эверард открыл ее и вынул аккуратно отпечатанный лист - да, конечно, машинка в то время была уже изобретена. Он пробежал его глазами с той быстротой, которой научился еще в стенах Академии. 
 "Дорогой сэр! 
 Подтверждаю получение Вашего письма от 3 сентября 1954 г. и прошу Вашего просвещенного внимания. 
 В настоящий момент мы только приступили к упомянутому Вами делу, так как отделение занято предотвращением убийства Ее Величества, а также Балканским вопросом. Хотя нам представляется возможным, закончив текущие дела, заняться Вашим, желательно избежать парадокса времени, т. е. одновременного нахождения в двух местах, что может иметь место в настоящем случае. Будем весьма обязаны, если Вы лично и квалифицированный английский агент окажете нам содействие. При отсутствии иных сведений будем ожидать вас по адресу 14-В, Олд Осборн Роуд, 
 26 июня 1894 г. в 24.00 
 Остаюсь, дорогой сэр, 
 вашим преданным и покорным слугой 
 Дж. Мэйнуоттеринг". 
 Далее следовала записка с пространственно-временными координатами, звучащими весьма неуместно рядом с цветистым слогом самого письма. 
 Эверард позвонил Гордону, получил его "добро", заказал скуттер на складе компании. Затем он отправил записку Чарлзу Уиткомбу в 1947 год, получил ответ, состоящий из одного слова "Конечно", и отправился за скуттером. Это была небольшая машина времени, напоминавшая мотоцикл, но без колес и руля. Позади двух седел располагался двигатель с антигравитатором. Эверард настроил программатор на эпоху Уиткомба, нажал кнопку и оказался в помещении другого склада. 
 Лондон, 1947. Секунду он сидел не двигаясь, вспоминая, что делал в это время Эверард, который был на семь лет моложе. Учился в колледже в Штатах. Появился Уиткомб. Он прошел мимо охранников и протянул Эверарду руку. 
 - Рад видеть тебя, старина, - сказал он. 
 На осунувшемся лице Уиткомба появилась та полная странного обаяния улыбка, которую Эверард так хорошо помнил. 
 - Итак, в викторианскую эпоху? 
 - Точно. Садись. 
 Эверард снова настроил программатор. На этот раз им предстояло появиться в кабинете. Очень маленьком кабинете. Он возник перед ними в мгновение ока. Дубовая мебель, толстый ковер, горящий газовый камин - все это сразу весьма впечатляло. Вокруг горели и газовые рожки. 
 Конечно,к тому времени было уже изобретено электричество, но Дэлхаус и Роберте были солидной импортной фирмой со своими традициями. Приветствовал их сам Мэйнуоттеринг, крупный, весьма помпезного вида человек с пушистыми бакенбардами и моноклем. Но в нем чувствовалась и сила. Говорил он с таким аффектированным оксфордским, произношением, что Эверард с трудом понимал его. 
 - Добрый вечер, джентльмены. Надеюсь, путешествие было приятным? О да, простите... вы еще новички в нашем деле, а? Сначала всегда как-то озадачивает. Помню, как я был шокирован, когда впервые попал в двадцать первый век. Все совсем неанглийское. Хотя это естественно - res naturae, так сказать, другая грань вечно изумляющей нас Вселенной, а? Извините, я недостаточно гостеприимен, но мы сейчас страшно заняты. 
 Один фанатик, немец из 1917-го, узнал секрет передвижения во времени от какого-то неосторожного антрополога, украл машину и явился в Лондон, чтобы убить Ее Величество. Мы с ног сбились, разыскивая его. 
 - И найдете? - спросил Уиткомб. 
 - Да, конечно. Но дело чертовски трудное, джентльмены, тем более что мы должны хранить строжайшую тайну. Я бы не отказался от услуг частного сыщика, но единственный, кто нам подходит, чересчур умен. 
 У него есть свой принцип: если отрешиться от невозможного - то, что останется, как бы невероятно оно ни было, и есть истина. Путешествие во времени тоже может показаться ему не слишком невероятным. 
 - Могу побиться об заклад, что это тот самый сыщик, который работал по делу лорда Уиндема в Аддлтоне или будет работать завтра, - сказал Эверард. - Впрочем, это неважно - мы знаем, что он докажет невиновность Ротерита. Важно другое: существует большая вероятность каких-то махинаций с этим сундучком в древнеанглийские времена. 
 - Ты хочешь сказать, саксонские, - поправил Уиткомб, который самолично сверял даты. - Многие путают англов и саксов. 
 - Почти так же, как путают саксов и ютов, - неожиданно сказал Мэйнуоттеринг. - Насколько я помню, в Кент вторглись именно юты... Да. 
 Гм. Одежда здесь, джентльмены. И деньги. Бумаги для вас тоже приготовлены. Я иногда думаю, что вы, разъездные агенты, даже не представляете себе, сколько подготовительной работы приходится проделывать в наших отделениях даже для самой мелкой операции. О! Простите. У вас есть план кампании? 
 - Да. 
 Эверард начал снимать с себя костюм двадцатого века. 
 - Полагаю, что есть. Мы оба достаточно знаем о викторианской эпохе, чтоб не запутаться. Хотя я должен оставаться американцем... Ведь вы приготовили мне американские документы. 
 Мэйнуоттеринг сказал похоронным тоном: 
 - Если, как вы говорите, этот инцидент с курганом появился даже в известном сборнике рассказов, то могу представить себе, сколько придет к нам запросов. Ваш был первым, пришло еще два: из 1923-го и 1960-го. 
 Боже, почему мне не разрешают иметь секретаря-робота? 
 Эверард с трудом напялил на себя непривычный костюм. Он был ему, конечно, впору, так как размеры одежды всех агентов хранились в любом отделении, но он раньше никогда не подозревал, до чего удобен его прежний костюм. Черт бы побрал этот жилет! 
 - Послушайте, - сказал он, - во всем этом не должно быть ничего опасного. Строго говоря, если уж мы очутились здесь, значит, ничего опасного и не было. 
 - На данный момент, - ответил Мэйнуоттеринг. - Но допустим, вы возвращаетесь во времена ютов и находите мародера. Возможно, он убьет вас до того, как вам удастся убить его; возможно, он найдет способ уничтожить и тех, кого мы пошлем за вами. Тогда, естественно, ему удастся произвести промышленную революцию или чего он там еще добивается. История изменится. Вы, попав туда до поворотного момента, все еще существуете... даже если и мертвы... нас же здесь никогда не было. Этой беседы никогда не было. Как говорил Гораций... 
 - Неважно! - засмеялся Уиткомб. - Сначала посмотрим, что там у них в кургане в этом году, затем вернемся сюда и на месте решим, что делать дальше. 
 Наклонившись, он стал перекладывать свои вещи из современной дорожной сумки в цветастое чудовище, именовавшееся во времена Гладстона саквояжем: пару пистолетов, физические и химические приборы, еще неизвестные в это время, крошечный передатчик, с помощью которого можно было связаться с отделением в случае опасности. 
 Мэйнуоттеринг сверился со справочником. 
 - Вы можете уехать завтра утром с вокзала Черинг Кросс на 8.23, сказал он. - Отсюда до вокзала полчаса ходьбы. 
 - Отлично. 
 Эверард и Уиткомб вновь сели в скуттер и исчезли. Мэйнуоттеринг вздохнул, зевнул, оставил своему клерку указания и пошел домой. Когда в 7.45 минут утра скуттер вновь появился в конторе, клерк был уже на месте. 
 4 
 Впервые Эверард действительно почувствовал реальность путешествий во времени. Он понимал их умом, восхищался ими, но ощущал их как своего рода экзотику. Сейчас же, трясясь по Лондону, которого он не знал, в двухколесном кэбе (не в стилизованном под старину экипаже для туристов, а в самой настоящей пыльной и расхлябанной коляске, которой Пользовались для поездок), вдыхая утренний воздух, в котором чувствовалось больше дыма, чем в городе двадцатого века, но не было бензиновых паров; видя толпы проходящих людей: джентльменов в котелках и цилиндрах, чернорабочих, женщин в длинных платьях - не актеров, а живых, настоящих людей, болтающих, смеющихся, грустных и усталых, спешащих по своим делам, - он по-настоящему осознал, где он находится. 
 Его мать еще не появилась на свет, его бабушка и дедушка были еще молодой парой, собиравшейся пожениться; Гровер Кливленд был президентом Соединенных Штатов, Виктория - королевой Англии, Киплинг сочинял свои произведения, а последнему восстанию индейцев в Америке еще предстояло произойти... Эверард испытал настоящее потрясение. 
 Уиткомб воспринимал происходящее более спокойно, но и он, не отрывая глаз, смотрел на Англию в дни ее славы. 
 - Я начинаю понимать, - прошептал он. - Историки никак не могли прийти к согласию, была ли это эпоха претенциозных светских условностей и чуть прикрытой жестокости или расцвет западной цивилизации накануне ее упадка. Глядя на этих людей, я понимаю: это было и то и другое, потому что нельзя просто измерить это время одной общей меркой; оно складывалось из миллионов жизней разных людей. 
 - Конечно, - ответил Эверард. - То, что ты говоришь, справедливо для любого века. 
 Поезд был почти обычным и мало отличался от таких же английских поездов в году 1947 от Рождества Христова, что дало Уиткомбу повод съязвить насчет английского консерватизма и пристрастия к традициям. 
 Через несколько часов состав подкатил к небольшой деревенской станции, окруженной ухоженными цветниками. Здесь путешественники наняли экипаж до поместья Уиндема. 
 Вежливый полицейский задал им несколько вопросов. Они представились как археологи: Эверард - из Америки и Уиткомб - из Австралии, которые спешили к лорду Уиндему и были потрясены известием о его трагической смерти. Мэйнуоттеринг, который, казалось, имел своих людей повсюду, снабдил их рекомендательными письмами от известного специалиста, работающего в Британском музее. Инспектор из Скотланд Ярда согласился допустить их к кургану. "Преступление раскрыто, джентльмены, улик вы больше не найдете, даже если мой коллега и не согласен, ха, ха!" Частный сыщик кисло улыбнулся и, прищурив глаза, оглядел новоприбывших; он был высок, худ, в лице его виделось что-то ястребиное. Он всюду ходил в сопровождении какого-то хромого усатого мужчины, видимо, секретаря. 
 Длинный и высокий курган зарос травой; там, где было раскопано место захоронения, зияло отверстие. 
 Когда-то внутренность кургана была обшита грубо обтесанными бревнами, но они давно сгнили; остатки того, что было некогда деревом, валялись в земле. 
 - В газетах говорилось о каком-то металлическом сундучке, - сказал Эверард. - Не могли бы мы взглянуть и на него? 
 Инспектор согласно кивнул головой и провел их в здание, где на столе лежали главные находки археологов. Кроме небольшого железного сундучка здесь находилось всего лишь несколько кусков ржавого металла и сломанных костей. 
 - Гм-м, - пробурчал Уиткомб. 
 Он задумчиво смотрел на гладкую поверхность сундучка. Она слегка отливала голубоватым цветом - это был нержавеющий сплав, которому еще предстояло быть открытым. г - Очень странно. Совсем непохоже на примитивные изделия древних. 
 Можно подумать, что его сделали на станке, верно? 
 Эверард осторожно подошел и встал рядом. Он слишком хорошо представлял себе, что находится внутри, и думал о необходимых предосторожностях, естественных для жителя так называемого атомного века. Вынув из саквояжа счетчик, он поднес его к сундучку. Стрелка отклонилась - не очень сильно, но все же... 
 - Интересная это у вас штука, - сказал инспектор. - Могу я спросить, что это такое? 
 - Экспериментальный электроскоп, - соврал Эверард. 
 Он осторожно приоткрыл крышку и поднес счетчик вплотную. Боже милосердный! Радиоактивности было достаточно, чтобы убить человека в один день! Он едва взглянул на тускло-серые слитки металла и сразу же захлопнул сундучок. 
 - Будьте с этим осторожны, - сказал он дрожащим голосом. Слава всевышнему: кто бы ни подбросил в курган этот чертов сундучок, появился он из того века, когда уже знали, как защититься от радиации. 
 Частный сыщик бесшумно подошел и стал за их спиной. Его худое лицо загорелось азартом охотника, увидевшего добычу. 
 - Итак, вы опознали содержимое, сэр? - спросил он спокойно. 
 - Да. По-моему, опознал. 
 Эверард вспомнил, что Беккерель откроет радиоактивность не раньше, чем через два года, даже рентгеновские лучи будут открыты не ранее, чем через год. Ему следовало быть осторожным. 
 - Дело в том, что... индейцы рассказывали мне, будто находили руду, похожую на эту, и она была ядовитой... 
 - Чрезвычайно интересно. 
 Детектив принялся набивать большую трубку. 
 - Наподобие ртутных паров, да? 
 - Значит, это Ротерит подложил сундучок в могилу? - прошептал инспектор из Скотланд Ярда. 
 - Что за нелепость, - отрезал сыщик. - Я располагаю тремя группами неопровержимых доказательств полной невиновности Ротерита. 
 Я только не мог понять, в чем причина смерти лорда Уиндема. Но джентльмен говорит, что в этом кургане находился смертельный яд. Наверно, чтобы отпугнуть гробокопателей? Странно, однако, как это к саксам попал американский минерал? Возможно, в этих теориях о ранних путешествиях финикийцев через Атлантику есть доля истины. Я в свое время немного занимался исследованиями, чтобы подтвердить евою гипотезу о наличии халдейских элементов в уэльском языке. Эта находка, похоже, подтверждает мою гипотезу. 
 Эверард испытывал чувство вины перед археологией. Ну да ладно: 
 в любом случае сундучок этот бросят в Ла-Манш и навсегда о нем забудут. 
 Они с Уиткомбом ретировались, как только позволили приличия. По пути в Лондон, уже в купе вагона, где они были только вдвоем, англичанин вынул из кармана кусочек сгнившего дерева. 
 - Сунул в карман там, на кургане, - сказал он. - Это поможет нам разобраться в датах. Дай мне, пожалуйста, радиоуглеродный счетчик. 
 Он сунул кусок дерева в отверстие прибора, нажал нужные кнопки и прочитал готовый ответ. 
 - Год одна тысяча четыреста тридцатый плюс-минус десять лет. 
 Курган был насыпан примерно... гм... в 464 году, когда юты только-только начали осваиваться в Кенте. 
 - Если до сих пор в этих слитках такая чертовская сила радиоактивности, - прошептал Эверард, - хотел бы я знать, какова она была первоначально! Трудно себе представить, чтобы такая высокая радиоактивность сочеталась с таким долгим периодом полураспада, но в будущем уже умеют так использовать атом, как в мое время и не снилось. 
 Доложив о результатах своей поездки Мэйнуоттерингу, они целых два дня пробродили по окрестностям, пока он связывался с различными временными периодами и приводил в действие сложный механизм Патруля. 
 Эверарду очень нравился Лондон викторианской эпохи, несмотря на его угрюмость и нищету. У Уиткомба в глазах застыло мечтательное выражение. 
 - Я бы хотел жить в эту эпоху, - сказал он. 
 - Да ну? При таком-то уровне медицины и с такими зубными врачами? 
 - Зато без всяких бомб, - ответил Уиткомб. 
 Когда они вернулись в контору, у Мэйнуоттеринга все было готово. Попыхивая сигарой, расхаживая взад и вперед и заложив за спиной пухлые руки под полы сюртука, он с удовольствием сыпал полученными сведениями. 
 Происхождение металла установлено с довольно большой точностью. 
 Изотопное топливо Примерно из тридцатого века. Проверка показала, что торговец из империи Инг отправился в год 2987, чтобы обменять свое сырье на синтроп, секрет которого был утерян в период Междуцарствия. 
 Естественно, он принял меры предосторожности, представлялся всем как купец из системы Сатурна, но тем не менее таинственно исчез. Так же как и его машина времени. Вероятно, кто-то из 2987 года выяснил, кто он такой, и уничтожил его, чтобы завладеть скуттером. Патруль был оповещен, но следов машины обнаружить не удалось. В конце концов скуттер был найден в Англии пятого века двумя патрульными по имени - ха, ха! - Эверард и Уиткомб! 
 - Но если мы уже все сделали, к чему беспокоиться? - ухмыльнулся американец. 
 Мэйнуоттеринг был явно шокирован. 
 - Но, дорогой мой, вы же еще не справились с этим делом. С точки зрения периода нашего с вами биологического существования, работу еще предстоит выполнить. И пожалуйста, не будьте так уверены в успехе только потому, что в истории он уже значится. Время гибко и изменчиво; каждый человек наделен свободной волей. Если у вас ничего не выйдет, история изменится,4 ваш успех нигде не будет отмечен, словно я и не говорил вам всего того, что вы только что слышали. Именно так бывало, если термин "бывало" верен, в тех немногих случаях, когда Патруль не добивался успеха. Над этими казусами продолжается работа, и если успех все же будет достигнут, история изменится и окажется, что этот успех существовал "всегда", с самого начала. 
 - Ну хорошо, хорошо, я просто пошутил, - сказал Эверард. 
 Оказалось, что даже в Патруле мало осведомлены о том темном периоде, когда римляне оставили Англию (римско-бриттская цивилизация распадалась, и на ее место приходили англы). Эта эпоха никогда не казалась особенно важной. Отделение в Лондоне 1000 года прислало те сведения, которыми располагало, а также одежду, которую носили в те времена. 
 Эверард и Уиткомб воспользовались гипноизлучателем и уже через час вполне достаточно знали обычаи того времени и могли свободно изъясняться на латыни и нескольких саксонских и ютских диалектах. 
 Одежда была неудобной: штаны, рубашки, куртки из грубой шерсти и кожаные плащи с бесчисленным множеством ремешков и завязок. 
 Длинные парики из льняных нитей скрыли современные прически; на чисто выбритые лица могли не обратить внимания даже в пятом веке. 
 У Уиткомба на поясе висел топор, у Эверарда - меч, изготовленные для них из особо твердой стали, но они больше полагались на звуковые станнеры, спрятанные под куртками. Латы присланы не были, но в скуттере, в седельной сумке, оказалось два мотоциклетных шлема, которые не должны были привлекать особого внимания в век самодельных вещей и орудий и к тому же были много удобнее и прочнее, чем настоящие шлемы той эпохи. Они захватили с собой также кое-какую еду и несколько кувшинов великолепного викторианского пива. 
 - Чудесно. 
 Мэйнуоттерииг вынул из кармана часы и взглянул на циферблат. 
 - Я жду вас обратно, скажем... в четыре часа? Я вызову несколько вооруженных патрульных на случай, если вы вернетесь с пленником, а потом зайдем ко мне и выпьем по чашке чаю. 
 Он пожал им руки. 
 - Доброй охоты! 
 Эверард вскочил в скуттер, включил прибор, настроил программатор на год 464, курган в Аддлтоне, полночь, и нажал кнопку "Пуск". 
 5 
 Была полная луна. Под ней лежала земля, большая и пустынная, на горизонте темнел силуэт леса. Где-то завыл волк. Курган уже был насыпан, они прибыли слишком поздно. 
 Включив антигравитационную установку, они пролетели низко над густым тенистым лесом. Примерно в миле от кургана находилась деревня - большое строение из обтесанных бревен - и вокруг него постройки поменьше, обнесенные оградой. Высвеченная полной луной деревня безмолвно лежала перед ними. 
 - Возделанные поля, - заметил Уиткомб. Голос его звучал приглушенно в окружающей тишине. - Юты и саксы были в основном йоменами, они пришли сюда в поисках новых земель. Представь себе только: совсем недавно отсюда прогнали бриттов. 
 - Надо разузнать насчет этого захоронения, - сказал Эверард. - Может, нам следует вернуться еще немного назад, к моменту, когда курган засыпали. Хотя нет, все-таки безопаснее расспросить сейчас; если по поводу этого кургана и ходили всякие слухи и легенды, они уже улеглись. Скажем, завтра утром. 
 Уиткомб кивнул, Эверард опустил скуттер в заросли и настроил программатор на пять часов вперед. Ослепительное солнце вставало на северо-востоке, птицы вовсю щебетали, густая трава была мокрой от росы. 
 Сойдя со скуттера, они отправили его с космической скоростью на десять миль от земли, где он и должен был находиться до получения радиоимпульса от крошечного передатчика, который был вмонтирован в их шлемы. 
 Они открыто подошли к деревне, отгоняя топором и мечом, повернутыми плашмя, довольно диких на вид рычащих и лающих собак. Войдя во двор за ограду, они обнаружили, что он незамощен и густо покрыт грязью и навозом. Несколько голых растрепанных ребятишек глазели на них из плетеных, обмазанных глиной хижин. Девушка, доившая низкорослую корову, вскрикнула; коренастый мужчина с низким лбом, возившийся со свиньями, схватился за копье. Сморщив нос, Эверард подумал о том, что неплохо было бы привести сюда кое-кого из современных ему чересчур горячих апологетов теории "благородных нордических предков". 
 В дверях большого строения появился седобородый человек с топором в руке. Как и все люди его эпохи, он был на несколько дюймов ниже среднего человека двадцатого века. Перед тем как поздороваться, он внимательно оглядел их. 
 Эверард вежливо улыбнулся. 
 - Я зовусь Уффа Хундингссон, а это, - мой брат, он зовется Кнуби, сказал он. - Мы купцы из Ютландии, приехали сюда торговать в Кентербери. (Он произнес это название Кантуарабириг, как было принято в том веке.) Мы шли с того места, где пристал наш корабль, и заблудились, проплутали всю ночь по лесу и вот подошли к твоему дому. 
 - Я зовусь Ульфнот, сын Альфреда, - сказал йомен. - Входите и разделите с нами трапезу. 
 Большая темноватая комната была полна дыма и до отказа набита людьми: детьми Ульфнота, их женами, мужьями и детьми, арендаторами У льфнота, женами, детьми и внуками арендаторов. Завтрак состоял из полусырой свинины, которую запивали из рогов слабым кисловатым пивом. 
 Вести разговор было нетрудно: как все люди, живущие вдалеке от других поселений, они были рады посплетничать. Труднее было придумать правдоподобный рассказ о том, что происходит в Ютландии. Раз или два Ульфнот, который отнюдь не был дураком, ловил их на какой-нибудь ошибке, но Эверард твердо отвечал: 
 - Это ложные слухи. Иной раз происходит ужасная путаница, пока вести идут из-за моря. 
 Впрочем, разговоры о погоде и урожае мало отличались от тех, которые велись на Среднем Западе в двадцатом веке. 
 Только позже Эверарду удалось спросить о кургане. Ульфнот нахмурился, а его тучная беззубая жена торопливо повернулась к деревянному идолу и сделала рукой какой-то охранительный знак. 
 - Негоже говорить об этом, - пробормотал ют. - Я бы желал, чтобы волшебник не был похоронен на моей земле. Но он был другом моего отца, умершего в прошлом году, а отец и слышать не хотел о том, чтобы курган насыпали не здесь. 
 - Волшебник? - Уиткомб навострил уши. - Что это за история? 
 - Ну что ж, - сказал Ульфнот. - Могу вам рассказать. Шесть лет назад в Кентербери пришел незнакомец по имени Стейн. Он, наверно, был из далеких стран, потому что не говорил ни на языке бриттов, ни на языке англов. Но король Хенгист милостиво принял его, а потом Стейн научился нашему языку. Он поднес королю странные, но хорошие подарки. Этот человек умел давать хитроумные советы, и король все больше полагался на него во всех делах. Никто не смел перечить Стейну, потому что у него была палка, которая метала молнии. Он разрушал своими молниями скалы, а в битве с бриттами сжигал заживо людей. Многие думали, что он бог Вотан, но этого не может быть, раз он умер. 
 - Вот как. - Эверард почувствовал, как в нем растет нетерпение. - А чем он занимался, пока жил? 
 - О... я же говорил, он давал королю мудрые советы. Это он предложил, чтобы мы перестали убивать бриттов и звать сюда в Кент наших родичей из страны ютов. Он говорил, что лучше жить в мире с местными жителями. Он считал, что наша сила и знания бриттов, перенятые от римлян, помогут нам построить могущественное королевство. Может, он и был прав, хотя я-то сам не вижу смысла во всех этих книгах и баснях, не говоря уже об их непонятном боге с крестом. Как бы то ни было, он был убит три года назад какими-то людьми и похоронен как подобает - с жертвенными животными и теми пожитками, что не забрали его враги. Дважды в год мы приносим жертвы на его могиле, и, должен сказать, его дух не тревожит нас. Но все-таки мне как-то не по себе... 
 - Три года, - прошептал Уиткомб. - Понятно... 
 Им удалось уйти только через час, и Ульфнот настоял, чтобы мальчик проводил их до реки. Эверард, которому вовсе не хотелось идти пешком в такую даль, усмехнулся и на полдороге вызвал по радио скуттер. Когда они с Уиткомбом забрались на сиденья, он сказал насмерть перепуганному мальчишке: 
 - Знай, что у вас гостили великие боги, Вотан и Тор, которые охранят твой род на годы и годы от всяких бед. 
 Затем он нажал кнопку и отправил скуттер сразу на три года назад. 
 - Сейчас самое трудное, - сказал он, глядя из кустарника на ночную деревню. 
 Курган еще не был насыпан, волшебник Стейн был еще жив. 
 - Мальчишку нетрудно было обмануть нашим волшебством, но сейчас нам предстоит добраться до человека, который живет в большом городе и который к тому же - правая рука самого короля! Притом у него есть блистер. 
 - По-видимому, нам это удалось... или удастся, - сказал Уиткомб. 
 - Не обязательно. Если у нас ничего не получится, Ульфнот расскажет нам через три года совсем другую историю, возможно, что Стейн сейчас находится у него - тогда он сможет убить нас дважды! И Англия пяТого века, которую Стейн втащит в эпоху неоклассической культуры, пойдет совсем не тем путем, который превратил ее в страну, известную тебе в 1894 году... Интересно, чего же добивается Стейн? 
 Он поднял скуттер в воздух и направил его в сторону Кентербери. Ночной ветерок овевал его лицо. Вскоре появились очертания города, где они опустились на землю в какой-то рощице. Луна освещала полуразрушенные римские стены древнего Дуровернума с черными пятнами там, где юты пытались заделывать дыры глиной и досками. Никто не мог войти в город после захода солнца. 
 Скуттер вновь перенес их к полудню следующего дня, и вновь они отослали его в небо. Завтрак, который они съели - два часа назад и через три года в будущем)- вызывал у Эверарда легкую тошноту. Они шли по разбитой римской дороге в направлении города. Движение по дороге было довольно оживленным: большинство проезжающих составляли крестьяне, которые везли на базар свои продукты в скрипучих повозках, запряженных быками. У ворот их остановили два стражника довольно злодейского вида и спросили, зачем они идут в город. На сей раз они представились посланниками купца, который поручил им побывать у городских ремесленников. Стражники глядели весьма недружелюбно. Уиткомб сунул им несколько римских монет; скрещенные копья разошлись, и они вошли в город. 
 Город шумел и бурлил вокруг них, но больше всего на Эверарда снова подействовал какой-то особый запах. Среди торопливо снующих ютов он заметил несколько романо-бриттов, презрительно подбиравших свои ветхие туники, чтобы не коснуться этих дикарей. Все это было бы смешно, если бы не вызывало жалости. 
 Необычайно грязная гостиница располагалась в покрытых мхом стенах дома, когда-то принадлежавшего богатому римлянину. Эверард и Уиткомб обнаружили, что их деньги в большой цене здесь, где торговля представляла собой главным образом натуральный обмен. Угостив посетителей вином, они очень быстро узнали все, что им было нужно. "Дворец короля Хенгиста находится в центре города... не дворец, а дом, старый дом, который бесстыдно разукрасили по указке этого чужеземца Стейна... 
 я не хочу сказать, что наш добрый и храбрый король в руках... не пойми меня неправильно, незнакомец... да, только в прошлый месяц... что? да, Стейн! Он живет в доме рядом с королем. Странный человек, некоторые говорят, что он - бог... в девушках он разбирается... да, говорят, это он затеял все эти мирные переговоры с бриттами. Столько развелось в городе этих гадов, а честный человек даже не может пустить им кровь без того, чтобы... 
 конечно, Стейн очень мудр, я против него ничего и не имею, понятно, он еще умеет метать молнии..." 
 - Итак, что нам делать? - спросил Уиткомб, когда они очутились в своей комнате. - Просто пойти и арестовать его? 
 - Нет. Сомневаюсь, что это возможно, - что-то обдумывая, ответил Эверард. - У меня есть план, но все зависит от того, чего этот человек в действительности добивается. Пойдем, попробуем получить аудиенцию. 
 Поднявшись с соломенного матраца, служившего постелью, Эверард стал чесаться. 
 - Черт! Этот век нуждается не в грамоте, а в хорошем дусте. 
 Дом Стейна был тщательно реставрирован: его белый с портиками фасад выглядел почти болезненно чистым среди окружающей его грязи. На ступенях прохлаждались два стражника, вскочившие по стойке "смирно" 
 при их приближении. Эверард сунул им деньги и сказал, что у него есть новости, которые наверняка заинтересуют великого волшебника. 
 - Скажите ему "Человек из завтра". Это - пароль. Понял? 
 - Но эти олова не имеют смысла, - сказал стражник. 
 - Пароль я не должен иметь смысл! - высокомерно произнес Эверард. 
 Ют ушел, скорбно покачав головой. Все эти новомодные словечки! 
 - Разумно ли это? - спросил Уиткомб. - Знаешь, сейчас он будет настороже. 
 - Я знаю еще, что такая важная персона не станет тратить время на каждого встречного. Это срочное дело! Пока он не совершил еще ничего необратимого, даже не успел стать легендой. Но если Хенгист действительно вступит в союз с бриттами... 
 Стражник вернулся, проворчал что-то и повел их вверх по ступенькам, через перистиль. Дальше находился атриум, большое помещение, в котором выделанные медвежьи шкуры совершенно не вязались с полированным мрамором и выцветшими фресками. У грубого деревянного ложа сидел человек. Когда они вошли, он поднял руку, и Эверард увидел направленное на них узкое дуло бластера тридцатого века. 
 - Отведите руки в стороны и не двигайтесь, - мягко сказал человек. - В противном случае мне придется убить вас громом и молнией. 
 Уиткомб судорожно перевел дыхание, но Эверард вроде как ожидал этих слов. Тем не менее и ему стало не по себе. 
 Волшебник Стейн был человеком небольшого роста, в вышитой тунике из тонкой ткани. У него было гибкое тело, большая голова, а лицо, почти скрытое под шапкой черных волос, чем-то привлекало, несмотря на свое уродство. Губы его кривились в напряженной улыбке. 
 - Обыщи их, Эдгар, - приказал он. - Вынь то, что у них может быть спрятано под одеждой. 
 Ют был неуклюж, но станнеры он нашел и бросил их на пол. 
 - Можешь идти, - сказал Стейн. 
 - Но ты не в опасности, господин? - спросил воин. 
 Стейн улыбнулся еще шире. 
 - С этим в моей руке? Нет, ты можешь идти. 
 Эдгар вышел. 
 "По крайней мере, у нас есть топор и меч, - подумал Эверард. - Впрочем, от них мало толку при этой штуке, что нацелена прямо на нас". 
 - Так вы пришли из завтра? - прошептал Стейн. 
 Внезапно на лбу его выступил пот. 
 - Это интересно. Вы говорите на позднеанглийском языке? 
 Уиткомб открыл было рот, но Эверард, зная, что они рискуют жизнью, быЬтро вывел его из игры. 
 - О каком языке вы говорите? 
 - Вот этом. 
 Стейн перешел на английский язык со странным выговором, но все же понятным жителям двадцатого века. 
 - Знать хочу, кто вы, откуда, из какого времени, что вам надо. Говорите правду, или я сожгу вас. 
 Эверард покачал головой. 
 - Нет, - ответил он на ютском, - я вас не понимаю. 
 Уиткомб бросил на него быстрый взгляд, но ничего не сказал, решив не мешать американцу. 
 Нервы Эверарда были напряжены до предела - с мужеством отчаяния он понимал, что малейшая ошибка грозит им смертью. 
 - В наше время говорят так... 
 И он перешел на мексиканско-испанский диалект, коверкая его как ножно сильнее. 
 - Вот как... латинский язык! - Глаза Стейна блеснули. Бластер в его эуке задрожал. - Из какого же вы времени? 
 - Двадцатый век от Рождества Христова, и наша страна зовется ЛаЙонесс. Она лежит за западным океаном... 
 - Америка! - Это прозвучалог как всхлип. - Ее когда-нибудь называли Америкой? 
 - Нет. Не понимаю, о чем вы говорите. 
 Стейн весь задрожал, но быстро взял себя в руки. 
 - Знаете латынь? 
 Эверард кивнул. 
 Стейн нервно рассмеялся. 
 - Тогда давайте говорить по-латыни. Если бы вы только знали, как я устал от здешнего свинского языка... 
 По-латыни он тоже говорил с некоторыми ошибками, - видимо, он выучил ее уже в этом веке, - но достаточно свободно. Он помахал бластером. 
 - Простите мое негостеприимство. Но мне следует быть осторожным! 
 - Естественно, - сказал Эверард. - Да... мое имя Менциус, а моего друга зовут Ювенал. Как вы уже догадались, мы из будущего, историки, способ передвижения во времени у нас только что открыт. 
 - На самом деле я - Розер Штейн из 2987 года. Вы... обо мне слышали? 
 - А как же! - сказал Эверард. - Мы предприняли это путешествие в поисках загадочного Стейна, который, как полагают, определил поворотный пункт истории. Мы подозревали, что он путешественник во времени perigrinator temporis. Теперь мы знаем наверняка. 
 - Три года. 
 Штейн взволнованно заходил по комнате, размахивая бластером. Но он был еще слишком далеко для внезапного прыжка. 
 - Я здесь уже три года. Если бы вы только знали, как часто я лежал бессонными ночами и думал, удастся мне это или нет... Скажите мне, ваш мир пришел к единству? 
 - Земля и планеты, - сказал Эверард. - Уже очень давно. 
 Внутренне он задрожал. Его жизнь зависела от того, правильно ли он угадает, чего добивается Штейн. 
 - И вы свободный народ? 
 - Конечно. То есть у нас есть император, но все законы издает Сенат, и он избирается народом. 
 Похожее на маску гнома лицо Штейна выразило почти священный восторг. Черты его исказились. 
 - Все, как я мечтал, - прошептал Штейн. - Благодарю вас. 
 - Значит, вы отправились в прошлое, чтобы... творить историю? 
 - Нет, - сказал Штейн. - Чтобы изменить ее. 
 Слова полились из него потоком, как будто он мечтал выговориться, но много лет не смел это сделать. 
 - Я тоже был историком. Совершенно случайно я повстречался с человеком, который всем представлялся как купец с лун$ Сатурна, но я там жил когда-то и сразу же понял, что он лжет. Потом я докопался до истины. 
 Это был путешественник во времени - из очень далекого будущего. 
 Вы должны понять, что век, в котором я жил, был ужасен, и как психоисторик я понимал, что война, нищета и тирания, которые были нашим проклятьем, происходили не от зла, внутренне присущего всем людям, а от того, что весь мир был построен не так. Высокая техника развивалась в разделенном мире, войны становились все более ужасными и разрушительными. Были, конечно, и периоды спокойствия, даже относительно долгие, но зло пустило слишком глубокие корни, столкновения стали неотъемлемой частью нашей цивилизации. Вся моя семья погибла во время венерианского налета, мне нечего было терять. Я захватил машину времени после того, как... устранил ее владельца. Самая большая ошибка, думал я, была сделана в глубоком прошлом, в средние века. Рим объединил в мире великую державу, а когда есть мир, то есть и справедливость. Но Рим истощил себя, империя распадалась. Варвары были жизнеспособны, они многого могли бы добиться, но слишком легко поддавались коррупции. 
 Другое дело - Англия. Она была изолирована от загнивавшего римского общества. Её наводнили германцы, грязные полузвери, обладавшие силой и желанием учиться. В моей истории они просто уничтожили цивилизацию бриттов, а затем, будучи умственно беспомощными, сами были поглощены новым и беспощадным врагом, цивилизацией, которая называется западной. Я хотел, чтобы история шла иным путем. Это было нелегко. Не представляете, как это трудно - выжить в незнакомом для тебя веке, пока ты не научился приспосабливаться, даже если у тебя и есть современное оружие и хорошие дары для короля. Но сейчас я добился уважения Хенгиста и доверия бриттов. Я могу объединить эти два народа в борьбе против пиктов. Опираясь на силу саксов и римскую культуру, Англия станет единым королевством, достаточно могущественным, чтобы противостоять любому вторжению. Христианство, конечно, неизбежно, но я прослежу, чтобы это было христианство, которое делает людей образованней и лучше, а не сковывает их догмами. В итоге Англия сможет постепенно овладевать государствами, расположенными на континенте, и вот мир станет единым. Я останусь здесь, пока не создам союз против пиктов, затем исчезну, но пообещаю вернуться позже. Если я буду появляться, скажем, каждые пятьдесят лет в течение нескольких веков, я стану легендой, богом, который не даст им свернуть с намеченного пути. 
 - Я много читал о Святом Стэниусе, - медленно проговорил Эверард. 
 - Я добился своего! - вскричал Штейн. - Я дал миру - мир! 
 По его щекам текли слезы. 
 Эверард придвинулся ближе. Штейн направил бластер ему в живот, все еще не вполне доверяя. Эверард чуть обошел его кругом, и Штейн тоже повернулся, чтобы держать его под прицелом. Но он был настолько опьянен кажущимися доказательствами своей победы, что совсем забыл об Уиткомбе. Через плечо Эверард бросил на англичанина выразительный взгляд. 
 Уиткомб замахнулся топором. Эверард бросился на пол. Штейн вскрикнул, и из дула бластера вырвалась молния. Топор рассек Штейну плечо. Уиткомб прыгнул и схватил его за руку, держащую бластер. Штейн застонал, пытаясь повернуть бластер. Эверард вскочил с пола и бросился на помощь Уиткомбу. Наступило минутное замешательство. 
 Затем бластер выпустил еще одну молнию, и Штейн мертвым грузом повис у них на руках. Кровь, хлещущая из огромной раны у него на груди, залила их одежду. 
 Вбежали двое стражников. Эверард подхватил с пола свой станнер, оглушающий противника до бесчувственного состояния. Копье задело его руку. Он дважды выстрелил, и стражники упали на пол. Они должны были прийти в себя, не раньше, чем через несколько часов. 
 Пригнувшись, Эверард прислушался. Откуда-то в доме раздался женский крик, послышалась какая-то возня, но в комнату никто не вошел. 
 - Кажется, все в порядке, - сказал он, задыхаясь. 
 - Да. 
 Уиткомб взглянул на труп, лежащий между ними. Он казался маленьким и жалким. 
 - Я не хотел его смерти, - сказал Эверард. - Но время... не знает жалости. Наверно, так было записано. 
 - Лучше такая смерть, чем суд Патруля и высылка на отдаленную планету, - сказал Уиткомб. 
 - Юридически, по крайней мере, он был вором и убийцей, - сказал Эверард. - Но его мечта была великой мечтой. 
 - А мы уничтожили ее. 
 - Ее могла уничтожить история. И, наверно, должна была уничтожить. Один человек недостаточно могуч или мудр, чтобы быть в ответе за будущее планеты. Мне кажется, что большинство человеческих несчастий и бед происходит как раз из-за таких вот фанатиков с добрыми намерениями. 
 - Значит, наше дело - просто сидеть сложа руки и принимать все, что случится? Подумай о всех своих друзьях в 1947-м. Они бы просто никогда не родились на свет. 
 Уиткомб снял с себя плащ и попытался оттереть кровь с одежды. 
 - Пойдем, - сказал Эверард. 
 Они пошли через здание к заднему портику. Испуганная наложница проводила их взглядом. Чтобы попасть в,следующую дверь, Эверарду пришлось выжечь замок бластером. В комнате стояла Инговая модель машины времени, несколько коробок с оружием и амуницией и книги. Эверард погрузил в машину все, кроме сундучка с радиоактивным металлом. Его надо было оставить, чтобы в будущем узнать о его существовании, вернуться за ним и помешать человеку, который хотел быть богом. 
 - Не хочешь отправиться в этой машине? - спросил он у Уиткомба. - Я тем временем заберу наш скуттер и встречу тебя в конторе, в 1894-м. 
 Уиткомб ответил ему долгим взглядом. Лицо у него было печальное, но постепенно на нем появилось выражение решимости. 
 - Ладно, старина, - сказал англичанин. 
 Он улыбнулся - почти грустно - и пожал Эверарду руку. 
 - Пока. Желаю удачи. 
 Эверард смотрел ему вслед, пока он входил в серый стальной цилиндр. 
 Странное у них вышло прощание, если учесть, что через каких-нибудь несколько часов они будут вместе пить чай в 1894 году. 
 Беспокойство грызло его и тогда, когда он уже покинул здание и смешался с толпой. Странный парень этот Чарли. Что ж... 
 Никто не помешал ему выйти из города и направиться в рощу. Он вызвал скуттер и, несмотря на то, что следовало торопиться, чтобы случайный прохожий не полюбопытствовал, что за птица приземлилась в этих кустах, открыл кувшин с элем. Ему сейчас было просто необходимо выпить. Затем он в последний раз взглянул на Старую Англию и настроил программатор на год 1894. 
 Мэйнуоттеринг и его охрана были на месте. Сначала они встревожились, увидев только одного человека, всего забрызганного кровью, но Эверард быстро рассеял их опасения на этот счет. 
 Пока он помылся, побрился и продиктовал рапорт секретарю, прошло довольно много времени. Уиткомб давно уже должен был приехать в кэбе, но о нем не было ни слуху ни духу. Мэйнуоттеринг вызвал по радио склад и нахмурился. 
 - Его еще нет, - сказал он. - Что-нибудь могло случиться? 
 - Вряд ли. Эти машины времени безотказны. 
 Эверард закусил губу. 
 - Не знаю, в чем дело. Может быть, он меня не понял и отправился к себе в 1947-й? 
 После запросов выяснилось, что Уиткомб не доложил о своем прибытии и у себя. 
 Эверард и Мэйнуоттеринг пошли выпить по чашке чая. Когда они вернулись, от Уиткомба все еще не было никаких известий. 
 - Я думаю, надо оповестить разъездной патруль, - сказал Мэйнуоттеринг. - А что? Они быстро его разыщут. 
 - Нет. Погодите. 
 Эверард на минуту задумался. Он начал понимать, что произошло. 
 И мысль эта была ужасна. 
 - У вас есть какие-либо предположения? 
 - Да. Кое-какие есть. 
 Эверард принялся поспешно стаскивать с себя викторианскую одежду. 
 Руки его дрожали. 
 - Дайте мне мои вещи 20-го века, пожалуйста. Я, может быть, найду его сам. 
 - Патруль требует от вас предварительного доклада о ваших предположениях и намерениях, - напомнил Мэйнуоттеринг. 
 - К черту Патруль! - ответил Эверард. 
 6 
 Лондон, 1944-й. Ранняя зимняя ночь и пронзительный холодный ветер, продувающий темные улицы. Где-то слышится взрыв, вспыхивает огонь, красные языки пламени, точно флаги, полощутся над крышами. 
 Эверард остановил свой скуттер прямо на панели - при обстрелах фау-снарядами все равно никто не выходил из дому - и медленно пошел по сумеречной улице. Семнадцатое ноября - тренированная память услужливо подсказала ему нужную дату. День смерти Мэри Нельсон. 
 Он вошел в будку телефона-автомата на углу и стал листать телефонный справочник. Нельсонов было много, но Мэри Нельсон в районе Стритхема была только одна. Это, конечно, мать. Он догадался, что дочь зовут так же. Не знал он и времени, когда упал снаряд, но это-то как раз было нетрудно выяснить. 
 Когда он выходил из будки, рядом раздался взрыв. Он свалился на тротуар ничком, и осколки стекла просвистели мимо. Семнадцатое ноября 1944 года. Мэне Эверард - тогда он был моложе, - лейтенант инженерного корпуса США, в это время находился где-то за Ла-Маншем неподалеку от немецких пушек. Он не мог сейчас точно припомнить, где именно, да и зачем? Это не имело значения. 
 Он знал, что в эту бомбежку с ним лично ничего не случится. 
 Новая вспышка высветила пространство за его спиной, пока он бежал к своему скуттеру. Он прыгнул на сиденье и поднялся в воздух. С высоты он не увидел города - только мрак и пятна огня. Вальпургиева ночь! Ад на земле! 
 Он хорошо помнил Стритхем - скучные ряды кирпичных домов, населенных клерками, зеленщиками и механиками, именно они поднялись на борьбу с силой, перед которой склонилась вся Европа. В 1943-м здесь жила одна девушка... Потом она вышла замуж за другого. 
 Он летел низко, пытаясь найти нужный дом. Неподалеку поднялся столб огня. Скуттер затрясся, Эверард чуть не вылетел из седла. Потом он увидел, как развалилось и запылало какое-то здание. Всего в трех кварта г лах от дома Нельсонов. 
 Он опоздал! 
 Нет! 
 Он взглянул на часы - десять тридцать - и перепрыгнул на два часа назад. Ночь уже наступила, но разбомбленный дом прочно стоял на своем месте. На секунду ему захотелось предупредить всех, живущих в нем. Но нет. Люди гибли сейчас во всем мире. Он не Штейн, чтобы взваливать на свои плечи историю. 
 Эверард усмехнулся, остановил скуттер и вошел в ворота. Он ведь и не из этих проклятых данеллиан. Эверард постучал, и дверь открылась. 
 Женщина средних лет глядела на него из полумрака, и он вдруг понял, что ее удивил его штатский костюм. Она не привыкла видеть американцев в штатском. 
 - Простите, - сказал он, - вы ведь знаете мисс Мэри Нельсон? 
 - Конечно. - Женщина заколебалась. - Она живет поблизости. Она скоро придет. Вы ее друг? " 
 Эверард кивнул головой. 
 - Она просила меня передать вам, миссис... э... 
 - Эндерби. 
 - О да, конечно, миссис Эндерби. Простите мою забывчивость. Мисс Нельсон просила передать вам, что никак не сможет прийти. Но очень просит вас и всю вашу семью быть у нее ровно в десять тридцать. 
 - Всю семью, сэр? Но дети... 
 - И детей обязательно тоже; Всех. Она для вас приготовила какой-то сюрприз и хочет его преподнести всем вместе именно у себя. Так что обязательно приходите. 
 - Что ж, хорошо, сэр... если она просит. 
 - Она приглашает вас всех, в 10.30 без опоздания. Увидимся там, миссис Эндерби. 
 Эверард откланялся и вышел на улицу. 
 Он сделал все, что мог. Теперь надо было спешить к дому Нельсонов. 
 Он проехал три квартала, оставил свой скуттер в темной аллее и пошел к дому. На нем лежала теперь вина, такая же, как на Штейне. Он раздумывал, какой может оказаться отдаленная планета. 
 Рядом с домом Нельсонов не оказалось машины времени, а Инговая модель была слишком велика, чтобы ее можно было спрятать. Значит, Чарли еще не прибыл. Придется потянуть время. 
 Постучавшись в дверь, он продолжал размышлять, к чему может привести то, что он спас семью Эндерби. Дети вырастут, у них появятся свои дети; обычные англичане среднего класса, но где-нибудь в веках может родиться или, напротив, не родиться очень значительный человек. Время, конечно, не столь уж негибко. Кроме некоторых ислючительных случаев ближайшие предки не имеют решающего значения, важен генетический код целого рода. Но ведь данный случай вполне может оказаться исключительным. 
 Дверь ему открыла молодая женщина, хорошенькая, небольшого роста, военная форма была ей очень к лицу. 
 - Мисс Нельсон? 
 - Да? 
 - Меня зовут Эверард. Я - друг Чарли Уиткомба. Разрешите войти? 
 У меня для вас довольно неожиданные новости. 
 - Я только что собиралась уходить, - сказала она извиняющимся тоном. 
 - Нет, вы никуда не пойдете. 
 Он совершил ошибку. Девушка вспыхнула от негодования. 
 - Простите. Разрешите же мне все объяснить. 
 Она провела его в гостиную с довольно убогой разношерстной мебелью и занавешенными окнами. 
 - Присаживайтесь, мистер Эверард. Только, пожалуйста, говорите тише. Мои все спят. Им рано вставать. 
 Эверард уселся поудобнее. Мэри устроилась на самом краешке дивана, глядя на него большими глазами. Он почему-то подумал, что Ульфнот и Эдгар могли быть ее предками. Да. Возможно. И Штейн тоже... 
 - Вы в летных частях? - спросила она. - Там и познакомились с Чарли? 
 - Нет. Я из разведки, поэтому и одет в штатское. Скажите, когда вы его в последний раз видели? 
 - О, давно. Сейчас он во Франции. Надеюсь, что война скоро кончится. Так глупо с их стороны продолжать воевать, когда совершенно ясно, что им конец, правда? 
 Она с любопытством посмотрела на него. 
 - Но что у вас за новости? 
 - Минуточку. 
 Эверард пытался отвлечь ее разговорами о военных событиях, о положении на континенте. Странно было разговаривать с призраком. Он не мог заставить себя сказать ей правду, мешала дисциплина, вошедшая в плоть и кровь. Он хотел все рассказать, но язык,казалось, прилипал к гортани и не повиновался ему. 
 - ...и вы себе представить не можете, как тяжело иногда достать пузырек самых обычных чернил... 
 - Пожалуйста, - нетерпеливо перебила она. - Скажите мне сразу, в чем дело?Я договорилась пойти сегодня к знакомым. 
 Его спас стук в дверь. 
 - Извините, - прошептала она и прошла к двери мимо занавешенных окон. Эверард вышел вслед за ней. 
 Она отшатнулась и вскрикнула: 
 - Чарли! 
 Уиткомб прижал ее к себе, не замечая своей ютской одежды, забрызганной кровью. Эверард вышел в холл. Англичанин с ужасом уставился на него. 
 - Ты... 
 Он потянулся за станнером, но Эверард уже успел выхватить свой. 
 - Не будь дураком, - сказал американец. - Я твой друг. Я хочу тебе помочь. Что за безумие ты хочешь совершить? 
 - Я... я не дам... не дам ей пойти... не дам пойти... 
 - И ты думаешь, они не сумеют обнаружить тебя? 
 Эверард перешел на темпоральный, единственно возможный язык в присутствии перепуганной Мэри. 
 - Когда я ушел от Мэйнуоттеринга, он уже что-то начал подозревать. 
 Если мы сейчас не найдем верного решения, весь Патруль будет поднят на ноги. Чтобы исправить ошибку, они, возможно, просто убьют ее. Тебя сошлют на отдаленную планету. 
 - Я... 
 Уиткомб проглотил комок в горле. На лице его застыл ужас. 
 - Ты... ты хочешь, чтобы она ушла и ее убили? 
 - Нет. Но сделать это надо по-умному. 
 - Мы исчезнем... в какую-нибудь эпоху... если надо, даже к динозаврам. 
 Мэри высвободилась из его объятий. Она готова была закричать. 
 - Молчите! - прикрикнул Эверард. - Ваша жизнь в опасности, и мы пытаемся вас спасти. Если не верите мне, поверьте хоть Чарли. 
 Он снова заговорил с Уиткомбом на темпоральном. 
 - Слушай, друг, нет такой эпохи или эры, где бы ты мог спрятаться со своей возлюбленной. Мэри Нельсон умерла сегодня ночью. Ее не было в 1947 году. Это тоже исторический факт. Я сам кое во что впутался: 
 семья, которую она собиралась навестить, уйдет из дома, когда там упадет бомба. Если ты попытаешься скрыться с ней, вас все равно найдут. Чистая случайность, что здесь еще нет патрульных. 
 Уиткомб попытался взять себя в руки. 
 - А если я заберу ее с собой в 1948-й? Откуда ты знаешь, что она вдруг внезапно не появилась в 19j48-M? Может быть, это тоже факт истории? 
 - Да пойми ты, это невозможно. Попробуй. Скажи ей, что ты собираешься перенести ее в будущее на четыре года вперед. 
 Уиткомб застонал. 
 - Безнадежно... Я обречен... 
 - Да. Ты вообще не имел права даже появляться здесь в таком виде. 
 Теперь тебе придется лгать, иначе она ничего не поймет. Между прочим, как ты собираешься объяснить ее появление вместе с тобой? Если она останется военнослужащей Мэри Нельсон - она дезертир. Если примет другое имя, - где ее свидетельство о рождении, школьный аттестат, продовольственные карточки - все те документы, которые правительства двадцатого века так свято чтут? Безнадежное дело, дружище. 
 - Что же делать? 
 - Ждать патрульных и ничего более. Не уходи, я сейчас вернусь. 
 Эверард был холоден и точен, ему некогда было ни бояться, ни даже удивляться собственному поведению. 
 Вернувшись на улицу, он поставил программатор скуттера на пять лет вперед, двенадцать часов дня, площадь Пиккадилли Сэркус. Он включил главное устройство, посмотрел, как машина исчезает в воздухе, и вернулся обратно в дом. Мэри плакала в объятиях Уиткомба. Бедные дети, заблудившиеся в лесу! 
 - Порядок! 
 Эверард отвел их обратно в гостиную, сел и вытащил свой станнер. 
 - Теперь еще немного подождем. 
 Ждать пришлось недолго. Скуттер с двумя людьми в серой форме Патруля возник, как по волшебству. В руках патрульных было оружие. 
 Эверард направил на них слабый луч станнера, рассчитанный на то, чтобы только оглушить их. 
 - Помоги мне связать их, Чарли, - сказал Эверард. 
 Когда патрульные пришли в себя, Эверард стоял над ними, холодно улыбаясь. 
 - В чем нас обвиняют, ребята? - спросил он на темпоральном. 
 - Думаю, вам это известно, спокойно сказал один из пленников. Разыскать вас нам поручило Главное управление. Проверив всю следующую неделю, мы выяснили, что вы эвакуировали семью, которая должна была погибнуть при бомбежке. Из анкеты Уиткомба нетрудно было установить, что вы придете к нему на помощь и попытаетесь спасти женщину, которая должна была умереть сегодня ночью. Советую вам развязать нас, если вы не хотите еще больше повредить себе. 
 - Я же не изменил историю, - сказал Эверард. - Данеллиане остались там, где и были, верно? 
 - Да, конечно, но... 
 - С чего вы взяли, что семья Эндерби должна была погибнуть при бомбежке? 
 - Их дом разрушен, и они сказали, что ушли заранее только потому... 
 - Ага, но суть в том, что они ушли. Это факт истории. Значит, это вы хотите изменить прошлое. 
 - Но эта женщина... 
 - А вы уверены, что не было какой-нибудь Мэри Нельсон, которая приехала в Лондон в 1850 году и умерла от старости в 1900-м? 
 Патрульный ухмыльнулся. 
 - Вы настырный парень, а? Но номер не пройдет. Вы не сможете переспорить весь Патруль. 
 - Неужто нет? Я могу оставить вас связанными здесь, на полу, и вас найдет семья Эндерби. Я запрограммировал свой скуттер так, что он появится в публичном месте и во время, известное только мне одному. Как вы думаете, что после этого произойдет с историей? 
 - Патруль примет необходимые меры... как это сделали вы в пятом веке. 
 - Возможно! Но думаю, что облегчу им задачу, если смогу изложить свою просьбу. Я хочу говорить с данеллианином. 
 - Что?! 
 - То, что я сказал, - ответил Эверард. - Если потребуется, я возьму хоть ваш скуттер и отправлюсь на миллион лет вперед. Я просто расскажу им, насколько проще будет пойти нам навстречу. 
 - В этом не будет необходимости! 
 Эверард резко обернулся. У него перехватило дыхание, станнер выпал из его рук, глаза слепило мерцающее сияние. В горле у него сразу пересохло, он попятился назад. 
 - Ваша просьба уже рассмотрена, - произнес беззвучный голос. - Все было известно и обдумано за много веков до вашего рождения. Но вы все же были необходимым звеном в цепи времени. И если бы сегодня ваш замысел не удался, вам не было бы пощады... Некие Чарлз и Мэри Уиткомб жили в викторианской Англии - это исторический факт. Но в истории также значится, что какая-то Мэри Нельсон погибла в доме своих знакомых во время бомбежки в 1944 году, а Чарлз Уиткомб оставался холостяком до конца жизни и был убит в одной из операций Патруля. Эта неувязка была нами замечена, а так как даже малейший парадокс в ходе истории опасен, один из этих двух фактов должен был исчезнуть с ее страниц. Сейчас вы сами определили, какой именно. 
 В подсознании Эверард знал, что веревки с патрульных внезапно упали. В своем мятущемся мозгу он уловил мысль, что его скуттер исчез... исчезает... исчезнет в момент своего появления на Пиккадилли Сэркус. Он знал, что факты истории теперь выглядят так: Мэри Нельсон пропала без вести, по всей видимости, убита бомбой около дома семьи Эндерби, которая, в свою очередь, находилась в ее квартире, когда упала эта бомба. 
 Чарлз Уиткомб, пропавший без вести в 1947 году, по всей видимости, утонул в море. Эверард знал, что Мэри сказали правду, внушили ей, что она должна ее забыть, и переместили вместе с Чарли в 1850 год. Он также знал, что они будут жить, как и другие англичане среднего класса, но так до конца и не приспособятся к викторианской эпохе, что Чарли будет с болью душевной вспоминать о своей службе в Патруле, но любовь к жене и детям возьмет верх, и он поймет, что не так уж велика была жертва. 
 Он узнал все это, а затем данеллианин исчез. Сознание Эверарда постепенно прояснялось, и он снова посмотрел на двух патрульных. Какой будет его собственная судьба, он не знал. 
 - Пошли, - сказал первый патрульный. - Надо выбраться отсюда, пока люди не проснулись. Мы подбросим вас в ваш год. 1954-й? Верно? 
 - И что же дальше? - спросил Эверард. 
 Патрульный пожал плечами. Он держался и говорил небрежно, но за всем этим чувствовалось, что потрясение от встречи с данеллианином еще не прошло. 
 - Явитесь к начальнику своего отделения. Как показывают факты, вы совершенно не пригодны для регулярной работы. 
 - Значит... меня просто увольняют? 
 - Только без драм. Вы что думаете, это первый случай за миллионы лет работы Патруля? Существует обычный порядок. Вам, безусловно, нужно будет еще подучиться. Люди такого типа, как вы, больше подходят для статуса агента с правом свободных действий: сегодня - здесь, завтра - там, любой век и любое место, где вы можете понадобиться. Мне кажется, что эта работа как раз для вас. 
 Эверард забрался на скуттер, чувствуя слабость во всем теле. Когда он сошел с него, на земле прошло уже десять лет.