---------------------------------------------


 Парнов Еремей
 Опыт антипредисловия

 Еремей Парнов 
 ОПЫТ АНТИПРЕДИСЛОВИЯ 
 В наш век, когда физики открыли антипротоны, антинейтроны и даже антинейтрино, в моду стали входить антироманы, антиповести и антирадиопьесы. Чтобы не отстать от времени, я решил написать антипредисловие к этому сборнику зарубежной юмористической фантастики. Как я понимаю жанр антнпреднсловия? Очень просто. Так просто, что Роб Грийе, например, может назвать такую простоту примитивной. Но зато она логична не в пример современной драме абсурда. Суть этой простоты тоже очень проста. Если предисловия обычно хвалили предпосылаемые книги и лишь изредка упоминали об отдельных недостатках, антипредисловия должны, естественно, свои книги изничтожать. Главное - это твердо соблюдать ко многому обязывающую приставку "анти". В нашем, например, случае антипредисловие должно быть скучным и без намека на фантастику. Кроме того, необходимо отдать должное и чисто физической симметрии. Речь идет об инверсии декартовых координат. А если говорить популярно, антипредисловие следует начинать с оценки не первого по порядку произведения, а последнего. 
 Вот коротко основные принципы нового литературного жанра - антипредисловия. Остается только на конкретном примере претворить их в жизнь. 
 Какая там у нас последняя вещь в сборнике? Что-что? Не может быть... 31 нюня? В этом есть нечто весьма сомнительное, не правда ли? Не стоит даже заглядывать в календарь. И так все ясно. Такого дня просто не может быть. Повесть Джона Бойнтона Пристли начинает вводить в заблуждение еще с заглавия! Это уж слишком. Неужели вы станете читать такую повесть? 31 июня - это ведь все равно что пятая сторона света, двадцать пятый час суток и много хуже, чем прошлогодний снег. Так неужели вы совершенно сознательно, как говорят, в здравом уме и твердой памяти поддадитесь явной мистификации? Я поддался ей лишь потому, что мне нужно было написать предисловие (антипредисловие). Причина вполне уважительная. А вот почему вы собираетесь последовать за человеком, декларативно утверждающим существование 31 июня, это мне совершенно непонятно. 
 Ведь стоит только хотя бы на мгновение допустить, что 31 июня возможно, и наш жестко детерминированный мир затрещит, как пустой орех, говоря словами популярной песни из кинофильма "Последний дюйм". Тогда станут возможными самые невероятные, а главное, совершенно нелепые и никому не нужные вещи. Ну, например, тогда можно будет войти в конторский шкаф и провалиться в давнопрошедшее время, не успев даже чихнуть от пыли и застарелого запаха клея. Это же нелепо, правда? И кому это нужно? Я еще понимаю Марка Твена. Он отправил своего Янки во времена короля Артура, предварительно трахнув его по голове чем-то тяжелым. Это вполне логично. Так не то что в Камелоте очутишься, но и на тот свет очень даже легко попадешь. Хотя его, конечно, нет, того света. "Янки при дворе короля Артура" - произведение явно реалистическое. Даже знаменитый колдун Мерлин выведен там как безграмотный шарлатан, который нахватался отрывочных сведений из брошюры "Демонстрация химических опытов учащимся". Я уж не говорю о фее Моргане, этой садистке, ничем не уступающей нашей действительно существовавшей Салтычихе. А что мы видим после нуль-транспортировки посредством шкафа или стены питейного заведения "Вороной конь"? Марлаграма и Мальгрима мы видим, даже язык - и тот заплетается. Это уж настоящие волшебники. Один все время оборачивается жирной крысой и противно хихикает: "Хи-хи-хи". Смешно ему, видите ли. Они производят всевозможные звуковые и световые эффекты (автор, конечно, не объясняет физико-химического механизма), после которых остается запах серы. Улавливаете намек? То-то и оно! Более того, они могут превращать людей в кого угодно. В рыжебородых рыцарей-многоборцев, животных и драконов. Мы-то знаем, что драконы из народных сказок имеют реальные предпосылки в лице представителей вымершей фауны юрского, мезозойского и прочих каменноугольных периодов. Именно их гумифицированные и сильно минерализованные остатки дали пищу крылатой народной фантазии. Вот с этих позиций я и подошел к рассмотрению главы "Драконография" за номером 13. Странное совпадение, между прочим. И, думается, не случайное. Если учесть 31 июня. Но вернемся к нашим баранам, то бишь к драконам. 
 Я цитирую главного оружейника: "Если дракон мечехвостый или копьехвостый, тогда можно. Но если вам попадется рогохвостый или рыбохвостый... И опять же... взять хоть клинохвостого или свирепого исполинского винтохвостого дракона..." 
 Оставляя в стороне реминесценции с Безенчуком из "Двенадцати стульев", рассуждающим о гробах, в объяснениях мастера-оружейника можно уловить зачатки научной классификации. Но стоит нам сравнить ее с классификацией Карла Линнея, прибегнуть к помощи Кювье, и все рассыпается в прах... Не было никогда и нет на земле подобной фауны. А Пристли пишет о драконах так, что их буквально видишь и осязаешь. Вот вам и 31 июня. 
 Стоит только раз пожертвовать здравым смыслом (я говорил об этом с самого начала), как все станет возможным. Телега продолжает катиться под откос, даже если у нее отваливаются колеса. Каждый из нас помнит нелепую, хотя и вполне безобидную детскую абракадабру: эне бене рес, квинтер минтер жес. Ну скажите но чести, когда-нибудь что-нибудь после нее происходило? А Марлаграм с ее помощью разбивает чугунные цепи весом 400 фунтов! Говорите сказка? Не рассказывайте мне сказок! Я не против того, чтобы разбивали цепи. Просто автор должен был придумать более правдоподобное заклинание. Халдейское, что ли. Или позаимствовать оное у Гауфа и Андерсена. А то эне, бене... В это не веришь. Это расходится с личным опытом. И расходится не менее радикально, чем число 31 июня. Пристли не довольствуется "чудесами", совершаемыми Марлаграмом и Мальгримом. Исподволь и постепенно он реабилитирует старика Мерлина, разоблачаемого Марком Твеном. Читателю прививается мысль, что Мерлин был на самом деле еще более изощренным чародеем, чем Марлаграм. Столь последовательное и одновременно противоречивое поведение автора нуждается в строгом анализе. С последовательностью все более или менее ясно. Она проистекает из последовательного развития тезиса о существовании 31 июня и вольно или невольно приводит автора к конфликту с Марком Твеном. А вот противоречие, или непоследовательность, порождается последствиями применения последовательности. Автор не хочет конфликта с Марком Твеном, но не может избежать его, поскольку последовательно раскручивает свое 31 июня. И он прав. Все-таки Марк Твен - классик и первооткрыватель (для людей XX века) доброй старой Англии времен короля Артура. Поэтому, опровергнув тезис Марка Твена о профессиональной непригодности Мерлина, Пристли спешит загладить свою вину. Он до мелочей подтверждает версию Марка Твена о географии, быте и нравах легендарных королевств. Вслед за Твеном он делает намек, что королева Джиневра изменяет Артуру с сэром Ланселотом. Пристли повторяет те же дворцовые сплетни. Увы, люди всегда остаются людьми. 
 Марк Твен убедительно показал последствия взаимотрансгрессии различных по уровню культур. В частности, эти последствия могут выливаться и во внешне смешные формы. Сэр Гадахад, к примеру, играя на понижение, разорил остальных рыцарей-акциедержателей. Пристли, тяготясь своей виной перед Марком Твеном за Мерлина, спешит, так сказать, оправдаться в мелочах. На трибунах ристалища организуются кассы взаимных пари, волшебники вкупе с предприимчивыми бизнесменами из нашего века создают акционерное общество по обслуживанию туристов-толстосумов. 
 Все это скорее грустно, чем смешно. 
 Есть в повести "31 июня" и любовная интрига. Как же без оной? Художник Сэм (не дядя Сэм, а англичанин - представитель современной полубогемы) влюбляется в прелестную, улыбающуюся принцессу Мелисенту. Она тоже, разумеется, без памяти влюбляется в Сэма. Между влюбленными - пропасть глубиной в несколько столетий, дорога длиной, так сказать, далеко не в один год. Для Сэма закопченный от смога Лондон - это объективная реальность, а королевство Бергамора, Марралора, Парлота, Лансингтона, Нижних Мхов и Трех Мостов - воображение, легкая дымка, сон. Для прелестной Мелисенты соответственно наоборот. Оба мира находятся в такой же взаимосвязи, как мир и антимир. Их разделяет неумолимый закон причинности, вытекающей из постоянства скорости света. Но любовь, как всегда, одерживает верх. На этот раз даже над фундаментальными законами природы, что совершенно недопустимо в фантастике, которая должна быть строго научной. Как же удается автору и тут провести читателя? А все за счет описания прелестной, улыбающейся, яркой такой и излучающей свет принцессы Мелисенты. 
 Ну прямо видишь ее, как живую, в милом допотопном наряде, изумленно разглядывающую капроновые чулки - паутинку без шва. Вся она умыта солнцем и блестит, точно отлакированная. Лакомый кусочек, как говорит старик Марлаграм. И в то же время - голубой сон, нереальная блистающая эфемерида. Конечно, это пленяет, но разве прав Пристли, устами своего героя утверждающий, что всякий мужчина мечтает об улыбающейся принцессе? Вовсе не всякий! Бездельник фантазер и к тому же неженатый, конечно, может помечтать... Стоит она себе, красавица, и излучает сияние... Смешно мечтать о принцессах! В наше время они отказываются от номинальных тронов, чтобы выйти замуж за летчика или фотографа. 
 В общем фабула повести довольно незатейливая, а интрижки и вовсе затасканные. Я совершенно не понимаю, почему отдельные сцены вызывают радостный смех, точно так же непостижима для меня тонкая игра юмора и удивительная атмосфера нежной поэтической мечтательности, которая пробуждает в нас лучшие воспоминания детства. Мне кажется, это лишь усугубляет вину автора, увлекшего читателя в мир, где осуществляются мечты. Так недолго и поверить, что 31 июня действительно существует. 
 На этом, пожалуй, можно было бы закончить разбор повести, если бы не один персонаж, который не дает мне покоя. Это шкипер Планкет - ужасно прожженный тип и тертый калач. Он побывал во всех портах и тавернах, попадал в невероятные передряги и пускался в немыслимые авантюры. Всех он называет "старик", со всеми он на "ты" и в любой момент готов прозакладывать голову за медяк. Знаем мы таких! Барон Мюнхгаузен или, положим, капитан Врунгель тоже ребята не промах. Но их создатели ясно дают нам понять, где правда и где ложь. А вот Пристли даже намеком не дезавуировал Планкета. Понимай, как хочешь. В итоге вы начинаете верить любым небылицам, которые рассказывает этот "шкипер". А ведь он типичное порождение 31 июня. Только в такой день и могут существовать подобные псевдоромантические типы, знакомые к тому же со всеми азартными играми и горячительными напитками всех времен и народов. К сожалению, такие "энциклопедисты" порока в рваных зюйдвестках рождают не столько негодование, сколько желание испробовать какое-нибудь экзотическое пойло. Тем паче что старый греховодник Марлаграм тоже мастер уговаривать. Не могу удержаться и приведу небольшой отрывок. При этом обращаю внимание читателя на сноску по поводу коктейля "Кровавая Мери". До этой сноски наша цитата, правда, не дойдет. Но при чтении текста могут быть недоуменные вопросы. Вот почему хочется сразу же дать разъяснения по поводу "Кровавой Мери". Этот коктейль не является, как утверждает сноска, смесью водки с томатным соком. Это смесь чистого спирта с томатным соком. И к тому же не смесь, так как спирт осторожно наливают на предварительно посоленный и поперченный томатный сок. В физикохимии такое называют расслоением фаз. Но вернемся к цитированию отрывка о драконовой крови, которая якобы напоминает "Кровавую Мери", только покрепче ее. Действие происходит все в том же пресловутом "Вороном коне". Буфетчица Куини только что нультранспортировалась в королевство Бергамора и прочая. Марлаграм лениво, без всякой цели совращает случайного посетителя, полного мужчину: 
 "Что-то у меня с глазами неладно, - сказал толстяк. Послушайте, а куда девалась Куини? 
 - Это ты о буфетчице? Хи-хи-хи! Завтра утром у нее будет по горло дел на перадорском турнире, хоть сама она, конечно, об этом еще и не подозревает, А твои глаза... да разве ими что-нибудь увидишь? 
 - То есть как это? 
 - Да ты уж сколько лет как мертвец, - сказал Марлаграм. Выпьешь чего-нибудь? 
 - Легкого с горьким, - уныло ответил толстяк. 
 - Ты себя губишь, хи-хи-хи! Нет, пинта драконовой крови вот что пойдет тебе впрок. Держи!" 
 Видите, как совращает? Но минуту терпения, и вы поймете, зачем он это делает. Вот что говорит он дальше: 
 "...А теперь выпей и оживи. А то куда ни плюнь - одни мертвяки: тыкаются повсюду, высматривают, нет ли где свободной могилы. 
 - Ну что ж, я выпью. 
 - Давно пора. А как хлебнешь драконовой крови, скажешь, какое сегодня число. 
 Толстяк отхлебнул большой глоток темно-красной жидкости. Глаза у него полезли на лоб, но он сразу же так и расплылся в блаженной улыбке. 
 - А ведь вы правы, ей-богу. И Куини тоже, и тот малый, художник, что был тут нынче утром. Сегодня и впрямь тридцать первое июня". 
 Теперь понимаете, в чем дело? Комментарии, я считаю, излишни. Я уверен, что мне удалось вам раскрыть глаза, и вы не станете читать эту повесть. 
 Лучше (я пародирую Планкета) хлопнем по банке драконовой крови - тьфу, я хотел сказать, "Кровавой Мери" - и отправимся в путешествие по рассказам сборника. Многие из них, конечно, слишком нелепы и фантастичны, чтобы пленить внимание серьезного читателя, но по крайней мере нигде не говорится о 81 июня или о 30 февраля, а различные чудеса хоть как-то объяснены с научных позиций. 
 Но, прежде чем мы начнем путешествие, мне хочется рассказать один старый анекдот. 
 Какой то джентльмен зашел в кинозал, где показывали новый детектив. Девушка с фонариком провела его на свободное место и остановилась в ожидании чаевых. Но джентльмен сделал вид, что не замечает ее. Тогда она наклонилась над ним и, указав рукой на экран, шепнула: 
 "Убийца вот тот дворник". 
 Изощренная месть, не правда ли? Так вот, чтобы не испортить впечатления тем, я верю, немногим читателям, которые вопреки моему совету все же прочтут эту книгу, мы совершим лишь беглую экскурсию в очень шумный и неустроенный мир фантастического юмора. Не затрагивая краеугольных камней - сюжетов. Кому же интересен детектив, когда заранее знаешь убийцу? 
 Впрочем, мне думается, убийства в книгах и на экранах доживают свой век. Они становятся ненужными. Современная наука отказывается от непроизводительных и дорогостоящих методов. Взять хотя бы рассказ итальянского писателя Примо Леви "Мимете". Что делает его герой Джилиберто, когда ему чертовски надоедают обе, кстати совершенно одинаковые супруги? Перед полетом страхует одну из них на крупную сумму и подсовывает в багаж пластиковую мину? Угощает обеих шоколадками с начинкой из цианистого калия (химическая формула KCN)? Душит? Стреляет? Нет. Ничего из того, что может прийти в голову нормальному человеку, он не делает. Зачем? Ведь у него есть трехмерный дубликатор и он... Но не будем разглашать секретов. 
 Зато Рассел Мэлони (рассказ "Несокрушимая логика"), как говорится, патронов не жалеет. У него - даже быстрее, чем в шекспировском "Гамлете", - вопрос решается в пользу "не быть". Конечно, вы вряд ли будете читать этот рассказ и остальные тоже, так что оставим на совести автора шесть шимпанзе, непрерывно отстукивающих на ремингтонах шедевры общечеловеческой культуры, и голубоватый дым, после которого остается кисловатый металлический привкус бездымного пороха. 
 Машины - они как-то лучше, понятнее, чем живые приматы. Недаром ведь Примо Леви обошелся без перепалки. А все потому, что его герой Джилиберто имел машину, этот самый редубликатор. Но, конечно, машина машине рознь. В одной интеллигентной семье из двух человек тоже была машина, (рассказ "Челестина" Альберто Моравиа). Лучше бы ее не было, этой Челестины. Так как легкомысленная и сумасбродная девчонка... В общем, если кто и надеется, что в век роботов исчезнут проблемы отцов и детей, тот глубоко ошибается. 
 С ростом материальной культуры и увеличением всевозможной информации проблемы только усложняются и запутываются. Югославский писатель Илия Поповски в своем "Репортаже из далекого будущего" это ясно показал. Репортаж - это вам не рассказ, никакой беллетристики, никакого художественного вымысла. Голые факты. Но ведь и чистая правда не всегда бывает приятной. Я рад за вас, читатель, что вы не узнаете, какая получилась междупланетная белиберда на приеме (с очень хорошим обедом), который прошел в теплой и дружественной обстановке единения ближних и дальних планет солнечной системы. 
 Народная поговорка гласит: "Чем дальше в лес, тем больше дров". Это совершенно справедливо. Чем дальше от Солнца, тем больше можно наломать дров, 
 Кажется, что может быть проще, чем проблема планетной номенклатуры? У нас в солнечной системе даже самый жалкий астероид носит звучное имя античного бога или по меньшей мере знаменитой в свое время нимфы. Но, оказывается, что резервных имен нам хватит от силы на две-три звезды (считая в среднем по десять планет на солнцеединицу). А звезд-то ведь пропасть! Еще Швейк не мог ответить на вопрос психиатра: " "Сколько на небе звезд?" Но ведь с тех пор разрешающие способности телескопов неизмеримо возросли. Мы можем фотографировать даже объекты двадцатой звездной величины. Так что б названиями дело плохо. Если верить Уоллесу, автору рассказа "Из двух зол", то планетам будут давать даже такие имена, как, простите, "Врежу-в-Харю". Во! 
 Нет нужды говорить о социальных трудностях, возникающих на такой несчастной планете. Туристы ее, естественно, избегают, порядочные женщины тоже. Зато всяческие дебоширы и разгильдяи слетаются как мухи на мед. О том же, чтобы изменить название, и думать нечего. Бюрократ из какого-нибудь там управления по вселенскому картированию даст сто очков вперед нынешнему канцеляристу из госдепартамента. Это, перефразируя слова бессмертного Безенчука, отборный бюрократ, любительский, ставший в течение веков абсолютно не мутагенным. 
 Врочем, беды заброшенной Врежу-в-Харю ничто по сравнению с некой безумной планетой Планетат (Фредерика Брауна). Там уже против человека восстает сама природа. Земля, видите ли, испугала ходоков с Врежу-в-Харю ночными шайками очаровательных налетчиц, которые охотятся за иностранцами в матримониальных целях. Так это же одно удовольствие попасть в полон к таким амазонкам! На Планетате все обстоит значительно хуже. Это несчастное небесное тело вращается вокруг двойной звезды - солнца и антисолнца. Поэтому в определенных точках орбиты на планету обрушиваются нелинейные оптические эффекты, связанные с замедлением скорости света. Еще Александр Беляев показал, какая это неприятная штука - замедление света. Но Браун внес существенное уточнение, доказав, что это явление почти непереносимо. Действительно, вы бросаете взгляд на часы под потолком - и видите могильный венок. Сослуживцы на ваших глазах превращаются в ярко-синие скелеты или, положим, в ярко-желтых обезьян. И все это в тот момент, когда рушатся стены, срываются крыши и почва трясется крупной дрожью от проносящихся... в литосфере птичьих стай. Но я не случайно выделил слово почти. Есть нечто, перед чем любые неурядицы сущая ерунда. Недаром ведь Мелисента и Сэм соединились все же за Свадебным столом. Впрочем, я уже, кажется, начинаю выбалтывать стратегические секреты фабулы. 
 Да и как их не выболтать? Ведь до чего все здорово наловчились писать. Все закручено в тугой узел. Никаких параллельных или, положим, тупиковых ветвей. Один неверный намек - и развязка как на ладони. Вот хотя бы рассказ Алена Норса "Эликсир Коффина". Что я могу сказать о нем, не раскрывая, как в том анекдоте, инкогнито дворника? Ну, подумаешь, три медика изобрели сыворотку от насморка! Стоит ли из-за этого писать рассказ? Даже если сыворотка навек избавила человечество от простуды! Но, если рассказ написан, да еще переведен с английского на русский и включен в сборник, значит, есть в нем еще что-то, кроме текущих носов и слезящихся глаз? Есть-то оно есть... Да как об этом сказать, чтобы... Одним словом, нелегкая это задача - сказать о произведении нечто, не сказав, в сущности, ничего. И тем не менее ее приходится каждый раз решать заново. Роберт Шекли вот высадил на необитаемую планету двух зверски голодных космонавтов ("Где не ступала нога человека"). Они съели, аккуратно разрезав пополам, последнюю редиску и отправились на поиски чего-нибудь съедобного. Любой писатель-реалист ясно и конкретно описал бы такой вполне возможный в недалеком будущем случай. Завязка вроде бы строго детерминирует развязку: а) космонавты нашли еду и, поковыряв во рту зубочисткой, возобновили прерванный полет; б) космонавты не нашли еды и умерли в страшных мучениях. Третьего как будто не дано. Но не таковы писатели-фантасты. Они всегда найдут третье, а если захотят, то и четвертое, и пятое. Раскрыть секрет Шекли можно, лишь прочитав его рассказ, но вот этого-то автор антипредисловия вам и не рекомендует. 
 Но у Шекли, несмотря на стремительные повороты сюжета, все более или менее определенно. Если что действительно было, он так и пишет, что оно, дескать, было, а уж чего не было, того, извините, и не могло быть. Зато другие писатели любят подпустить туману. Тут уж вы не можете точно сказать, где действительные события, а где наваждение или, еще раз простите, просто пьяный бред. И воистину, если рассказ "Домовой мостильщика Гоуски" Карела Михала начинается с того, что герой напился во вторник и пьяный идет под дождем домой, и кончается тем, что Гоуска пьяный идет под дождем домой, то, положа руку на сердце, можете вы поручиться за показания такого человека? Я не могу. Этот самый мостильщик Гоуска и в завязке и в развязке видит, как блестит в дождевых струях проклятое, в крапинку яйцо. Это же дает нам право полагать, что все события, описанные чешским писателем, происходили лишь в затуманенной голове Гоуски, который, кстати, обычно напивался не по вторникам, а по субботам. Может, и не брал он в руки того проклятого яйца и не высиживал черного цыпленка с зелеными (опять намек на Люцифера) глазами! Как хочешь, так и понимай. 
 Примерно такая же обидная дилемма ставится перед читателем в рассказе Роберта Артура "Упрямый дядюшка Отис". Старый хрыч Отис, видите ли, мог вдруг заупрямиться и отказаться признать существование чего угодно. Вроде бы здравомыслящим людям на это и наплевать, но отрицание Отиса приводило к очень тяжелым последствиям. Поэтому, когда несносный дядюшка вдруг засомневался насчет звезд, родственникам пришлось принять спешные меры. Что проистекало из дядюшкиного отрицания и какие санкции употребили родственники, остается, конечно, на совести автора. Не в этом дело. В конце концов, на фантастику надо делать скидку. Главная обязанность писателя это ясно сказать, было такое или нет. Роберт Артур не хочет говорить ясно. Герой, oт лица которого ведется рассказ об Отисе, племянничек старикашки, кончив повествование, обводит всех глазами в ожидании, что кто-нибудь поднесет ему рюмочку (?!). Опять проклятая неизвестность... 
 Роберт Лафферти ("Неделя ужасов") обратился к волшебной сказке XX века. Странное действие оказывает на нас сказка. Это как 31 июня. И знаешь, что быть того не может, и все же идешь на блестящую приманку, как зимний окунь на мормышку. Сказка пробуждает спящего в каждом человеке ребенка. Но разве это дело - будить детей? Вот почему я и вынужден заявить, что, хотя такие сказки могут вызвать веселый смех и очаровать своей поэтичностью, читать их не следует, потому что все связанное с так называемым волшебством - чистой воды обман. То же можно заметить и о сказках про роботов, хотя они не волшебные, а кибернетические. В наше время, когда сложные приборы (телевизор, пылесос, холодильник и стиральная машина) способны свести человека с ума своими электрокапризами, нам не хватает только механических сказочных персонажей! Будь моя воля, я бы всех их разобрал на запчасти. 
 Роботы - ужасные типы! Но кибернэросы ("Блеск и нищета кибернэросов" Эрвина Дертяна) еще почище. Они забыли свою роль покорных слуг человека. Кибернэросы служат лишь божественному Эросу. Нет чтобы помочь по хозяйству. Увы, кибернэросы занимались только любовью. И еще как (об этом тоже не стоит читать)! Те же невинные мистификации, которые с их помощью проделывали люди, и, в частности, сам президент Новой Бургундии, конечно, крайне наивны. Любой волшебник класса Мальгрима и даже просто писатель-фантаст могут закрутить куда похлеще. Поэтому нечего удивляться, что, например, такой маг экстра-класса, как Станислав Лем, сам взял у себя интервью ("Автоинтервью"). 
 Но мы, кажется, добрались до последнего (по расположению в сборнике первого) рассказа. Это "Остряк" Айзека Азимова. На мой взгляд, не ахти какой остряк этот гроссмейстер Меерхоф. Сидит и все время рассказывает мощнейшему электронному мозгу, по имени Мултпвак, ветхозаветные анекдоты. Каин, как известно, прикончил Авеля за меньший грех, но Мултивак терпеливо слушал. И, если бы сотрудник гроссмейстера не застал его за столь странной беседой и не настучал бы об этом в ФБР, никакого рассказа не получилось бы. Но он застал и, естественно, настучал. Именно это событие и привело в действие сложнейший сюжетный механизм, который обусловил оригинальную развязку. Суть ее сводится к тому, что - по крайней мере в нашем тысячелетии - анекдоты еще будут. 
 На этом можно было бы поставить точку, если бы не одно обстоятельство. 
 Заканчивая антипредисловие, я вынужден с сожалением констатировать, что указанные мною жанровые принципы не выдержаны. Подвела физическая симметрия. Не удалось полностью учесть инверсию декартовых координат. Ведь "анти", по крайней мере в физике, предполагает полное зеркальное отражение. Но типография наотрез отказалась набрать зеркальный текст антипредисловия. Так что читателю самому придется поднести книгу к зеркалу и начать читать предисловие с конца. Но беда еще в другом. Я не могу ответить на вопрос, должен ли автор антипредисловия предварительно читать предпосылаемую книгу, если автор предисловия ее обычно читает. Я-то читал и боюсь, что все этим испортил. Не знаю, осталось ли у меня право по-прежнему решительно призывать вас захлопнуть сборник сразу же по прочтении антипредисловия? 
 Если таковое право из-за чисто математической неувязки бесповоротно утрачено, мне остается сказать только: 
 - Читатель и друг! Есть такой прием доказательства как приведение к абсурду, который широко распространен в геометрии и логике. Я использовал его здесь, доказав, что не читать эту книгу - абсурдно. Так прочти же ее, посмейся от души и прости автору антипредисловия все, в чем он виноват или не виноват перед тобой. 
 Еремей Парнов