Аннотация: Великое землетрясение потрясло Мексику и вернуло свободу жадным ацтекским богам, наконец-то получившим долгожданный шанс завоевать весь американский континент. Индейцы формируют чудовищную армию, во главе которой — древние кровожадные демоны...
 Но нет такой опасности, которой не могли бы противостоять два героя — Римо Уильямс, Верховный Разрушитель на службе самого секретного агентства Америки, и его учитель Чиун, последний мастер великой корейской школы боевых искусств Синанджу...


---------------------------------------------


 Уоррен Мерфи, Ричард Сапир
 Объединяй и завоевывай



 Пролог


 Великое землетрясение с самого начала именовалось таковым, поскольку затронуло не один только Мехико.
 Прежде всего, разумеется, заколебалась земля. Огромная долина, где расположился город Мехико, затряслась подобно игральной кости, которую сунули в стаканчик и стали подбрасывать на ладони.
 Почва дрогнула даже на севере страны в Рио-Гранде. Затрепетали джунгли на границе с Гватемалой. Затем затрясло леса в Канкуне, ходуном заходил Акапулько, и даже песчаная коса у залива Теуантепек просыпалась белоснежным пляжным песочком.
 Не было уголка в Мексике, которого бы не коснулась эта напасть. Древнейшие пирамиды Чичен-Ицы вздыхали и волновались, словно сочувствуя новейшим, рассыпавшимся в прах небоскребам. Трепетал Монте-Альбан, корчился Юкатан. Ископаемый Теотиуакан, такой старый, что уже никто не помнил, какая цивилизация его возвела, врос в землю еще на четверть дюйма.
 В такт колебаниям закачались ветви деревьев в лесах Чьяпаса на юге. Вековая пыль поднялась с развалин дворцов майя в Паленке и Копане.
 Кроме всего прочего, это самое землетрясение сильно озадачило некоего путника в джунглях, который собирался и уже приложил немало усилий к тому, чтобы, в свою очередь, потрясти столицу да и все государство.
 Подкоманданте Верапас в униформе цвета хаки, пробираясь сквозь заросли, временами настороженно вскидывал голову, обмотанную красной банданой.
 Лицо Верапаса скрывала черная шерстяная лыжная маска. Причем из дырки для рта, прорезанной для удобства дыхания и обмена мнениями, торчала дымящаяся трубка.
 Когда огромные деревья вокруг заколебались, он поднял руку и коротко приказал на языке майя:
 — Подождите!
 Следовавшие за ним хуаресистас замерли.
 Даже опустившись на колени, он не расстался с трубкой. Его зеленые, словно у мифической птицы Кецаль, глаза напряженно всматривались в заросли. Впрочем, периодически, склонив голову набок, он пытался определить на слух характер опасности, о которой предупреждал его неожиданный гул.
 Джунгли Лакандона — родина индейцев майя и миштеков — пришли в полнейший беспорядок. Казалось, деревья вокруг гнулись и скрипели от бури, но бури-то никакой не было! Стоял прохладный мартовский денек, и в воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения.
 Однако почва под высокими армейскими ботинками Верапаса ходила ходуном.
 — Нок [1] ! — отрывисто пролаял он на майя. — Всем встать на колени и переждать!
 Хуаресистас подчинились. Это были смелые парни. Не парни, в сущности, а мальчишки. Худые, как тростинки, все в темно-коричневом хаки, таких же, как у командира, черных лыжных шапочках и масках. От вожака их отличало только отсутствие трубки да карие глаза — глаза индейцев. Белых среди юношей не было.
 К какому роду-племени относился подкоманданте, не знал никто. В том числе и хуаресистас. Хотя слухи по этому поводу ходили самые разнообразные.
 Некоторые считали, что он иезуит-расстрига, в средствах массовой информации даже упоминалось некое имя. Другие полагали, что он — лишенный наследства сын крупного плантатора, неустанно эксплуатировавшего майя. Его называли американцем, кубинцем, гватемальцем, даже маоистом, членом левацкой группы «Сендеро люминосо», весьма популярной в горах Перу. Но ни один человек не называл его «индио». Зеленые глаза Верапаса свидетельствовали, что индейцем он не был.
 Считалось, что подкоманданте особенно благоволит индейцам майя: они подчинялись ему беспрекословно.
 Пока земля гудела и сотрясалась, вожак, припав на колено и прищурившись, тщательно осматривал свой АК-47.
 Вдруг далеко на севере, в небе, показался дымный след. Он увеличивался в размерах, клубился и расползался над линией горизонта, как отвратительный гриб.
 — Осмотреться! — приказал подкоманданте.
 Хуаресистас тотчас вскарабкались на деревья, несмотря на опасность обнаружить себя солдатами федеральной армии. Они старались получше рассмотреть клубящийся на горизонте столб дыма.
 На пожар не похоже — слишком уж темным, непроницаемым и огромным было дымное облако. Так мог дымить только Попокатепетль — вулкан, известный под этим названием на севере у ацтеков. Подобные извержения случались и раньше.
 Никогда, правда, вулкан не коптил еще с такой яростью.
 — Попо! — разом воскликнули майя. — Это Попо!
 — Огня не видно, — заключил один из них.
 Верапас пыхнул трубкой.
 — Пока не видно. Но очень может быть, что скоро займется.
 — И что это значит, господин Верапас?
 — Это значит, — начал подкоманданте, — что скоро мы увидим огонь, в котором корчится проклятый Мехико, вполне достойный подобной пытки. Время пришло. Пора нам выбираться из джунглей. С сегодняшнего дня нашей главной и единственной целью становится столица.
 Хуаресистас спрыгнули с деревьев на землю и теперь пребывали в некотором возбуждении. Оно не имело ничего общего с конвульсиями, от которых содрогалась земля.
 Просто парни знали, что отныне они приобретают новый статус: превращаются из жалких повстанцев, защищающих от правительства свои бедные хижины, в полноправных борцов за свободу и участников гражданской войны.




 Глава 1


 Выступление в Кигали напоминало затянувшуюся дурную шутку. Верховный главнокомандующий вождь Стомика Магут Ферозе Анин прибыл в руандийскую столицу, пытаясь спастись бегством от своего разъяренного народа, численность которого означенный черный джентльмен здорово подсократил — даже щедрые дяди из Организации Объединенных Наций решили, что кормить в стране уже некого. О том, что ООН приостановила помощь, и поведал Верховный главнокомандующий собравшимся по такому случаю журналистам.
 — Я больше не революционер, — сообщил он в заключение. — И жажду только одного — покоя.
 Поскольку последние слова он произнес отчетливо и к тому же улыбаясь подкупающей белозубой улыбкой, ему поверили. Более того, сообщили об этом всему миру в тайной надежде, что все, сказанное вождем, — правда.
 Таков был первый день пребывания диктатора в Кигали.
 На пятый день он пригласил на обед одного не слишком влиятельного руандийского генерала.
 — Этой страной можно завладеть за два месяца, — сообщил он генералу самым доверительным тоном. Рядом, у спинки кресла, покоилась трость диктатора с массивным золотым набалдашником, а на пальце у него голубым огнем полыхал перстень с бриллиантом чистейшей воды.
 — У вас есть солдаты, у меня — гениальное предвидение ситуации и военный талант. Вместе мы... — Он многозначительно замолчал и взмахнул рукой, предоставляя генералу возможность обдумать сказанное.
 Не слишком влиятельный генерал явно заинтересовался. Тем не менее слова, что вырвались у него изо рта, не в полной мере соответствовали утвердившемуся на лице выражению.
 — Солдаты у меня есть, «уи». Но что касается ваших военных талантов... Боюсь, они слишком дорого обошлись Стомику. Страна теперь напоминает разложившийся под солнцем труп. Даже если там вдруг найдут нефть, некому будет ее добывать.
 — У меня есть деньги, «мон женераль».
 — Из достоверных источников мне известно, что вы пересекли руандийскую границу на своих двоих и ничего, кроме бумажника и палки с золотым набалдашником, с собой не захватили, «мон ами».
 Они говорили по-французски — так по обыкновению общались образованные жители постколониальной Западной Африки.
 — Я припрятал сундучок с сокровищами, — прошептал Анин.
 — Где же?
 — Ну знаете ли...
 — Судя по всему, этот самый сундучок вы оставили в Ногонгоге, где сейчас беспорядки.
 — Ни одна живая душа знать не знает о нем.
 — Полагаю, у вас уже ничего нет. — Генерал принялся за бифштекс из антилопы. На тарелке показался красноватый сок. Руандиец задумчиво взял кофейную ложечку и, зачерпывая кровавую жидкость, стал прихлебывать своеобразное «консоме».
 Над обедающими склонился официант, наполнил бокалы. Он был белый, а обедали заговорщики в лучшем французском ресторане в Кигали. Не то чтобы бывший Верховный главнокомандующий не доверял аборигенам — просто не хотел рисковать, особенно в этот решающий момент, когда требовалось заручиться военной помощью в дополнение к своим военным талантам.
 — Когда-то я управлял народом, — по-прежнему гнул свое Анин. — При вашей поддержке я объявлю Стомику войну и верну все свои богатства, которые, естественно, разделю с самыми преданными друзьями.
 — Не интересуюсь я революциями, — с набитым ртом промолвил не слишком влиятельный генерал. — Я — африканский патриот.
 — Зачем же вы тогда согласились на встречу со мной? — возмутился Анин.
 Собеседник наградил его улыбкой, в которой сквозила наивная хитрость.
 — Потому, — ответил он, — что на свое маленькое жалованье я не могу позволить себе обед в таком вот ресторане.
 И тут бессловесный белый официант подложил Анину кругленький счетец, после чего исчез, словно привидение.
 Бывший Верховный главнокомандующий не без некоторой доли отвращения полез в свой весьма отощавший бумажник. Он-то рассчитывал, что за обед заплатит приглашенный, продемонстрировав тем самым лояльность по отношению к новому повелителю.
 Счет лежал рядом с серебряным подносом, который его отчасти скрывал.
 Магут Ферозе Анин без излишнего энтузиазма отодвинул поднос и под ним обнаружил небольшой кусочек картона, на котором красными чернилами было выведено: «Вы — огонь».
 Наморщив гладкий, как колено, лоб, Анин перевернул карточку. На обратной стороне значились еще два слова по-английски: «Я — Огнетушитель».
 — Это что еще такое? — взвыл Магут Ферозе, поднимаясь в полный рост.
 Тотчас появился метрдотель. Извиняясь и кланяясь, он на безупречном французском выразил свое сочувствие Анину, а также послал на розыски дерзкого официанта, который, впрочем, обнаружен не был. Разузнать о нем тоже ничего не удалось, было установлено лишь, что он американец, нанятый на работу тем же злополучным утром.
 — Как зовут дерзнувшего? — грозно осведомился Анин, когда они с не слишком влиятельным генералом выходили через черный ход, чтобы не привлекать излишнего внимания к особе последнего. Метрдотель с готовностью сообщил:
 — Он представился Фьюри.
 — Его следовало бы уволить за то, что он изгадил мне обед, — процедил Магут Ферозе и воинственно взмахнул тростью. — Уволить и выслать за пределы страны. Каждый африканец знает, что американцы спят и видят, чтобы я помер. Не преуспев в своих происках на территории моей родины, они перебрались сюда, в нейтральную Руанду.
 Голос Анина так и звенел на высокой ноте, казалось, он вот-вот сорвется. Так что метрдотель посчитал за лучшее разорвать злополучный счет и лично вызвать бывшему Верховному главнокомандующему такси, нежели дожидаться, когда того от злости хватит удар на пороге его заведения.
 Садясь в машину Магут Ферозе Анин позволил себе улыбнуться. Лучшего и в самом деле не придумаешь! За исключением, пожалуй, того, что не слишком влиятельный генерал отрекся от революционного дела. Что ж, на Африканском континенте есть и другие, раздираемые противоречиями нации. По большому счету после «холодной войны» многие африканцы испытывали трудности и находились на грани гражданской войны. Взять, к примеру, Бурунди...
 По дороге в гостиницу Анин тем не менее задумался над содержанием записки. Что же, черт возьми, хотел сказать официант, передавая ему эту странную карточку?
 Потом он решил, что официант — просто-напросто агент Организации Объединенных Наций и хотел его запугать. В самом деле, что им оставалось еще, коль скоро не удалось наложить на него лапу, когда он был в силе?
 Через два дня Анин объявился в Бужумбуре, благополучно избежав оплаты за гостиницу в Кигали.
 Когда же поздно вечером Магут Ферозе осознал, что ни один бурундийский генерал на его зов не явится, он решил обратиться к прислуге отеля.
 — Так вот, — заявил он портье по телефону, — принесешь мне порцию жареной зебры со всеми прибамбасами, бутылку лучшего в гостинице вина, если оно, разумеется, французское, и обеспечишь блондинку — тоже француженку.
 Блондинка явилась, благоухая французскими духами, и улыбалась Анину пока он пожирал филе из зебры.
 Под совместные гиканье и смех они опустошили бутылку вина, после чего Магут Ферозе предался чувственным радостям. Вдоволь натешившись, он погрузился в глубокий сон. Ему снилась женщина, угождавшая его малейшим желаниям и прихотям, подчеркивая тем самым примат сильного пола по отношению к слабому.
 Переворачиваясь во сне на живот, Анин случайно задел своим перстнем что-то твердое.
 Послышался щелчок.
 — Иветт?.. — в страхе прошептал он.
 Лежавшее на месте блондинки нечто округлое не издало ни малейшего звука. Замерев от ужаса, Анин все же протянул руку. «Это» было холодным на ощупь и в рассеянном свете африканской луны отливало металлическим блеском!
 Тотчас ударив по кнопке выключателя, Анин обнаружил у себя в постели огромный огнетушитель. Причем манометр выступал над краем одеяла, и к нему алой ленточкой была прикреплена визитная карточка. Магут Ферозе с замиранием сердца прочел: «Готовься погаснуть».
 На обратной стороне стояло уже знакомое: «Огнетушитель».
 Как метеор выскочив из постели, Анин позвонил управляющему.
 — Ко мне в номер проникли злоумышленники! — закричал он.
 Снова последовали извинения и заверения, что подобное не повторится. Минуту спустя — уже с глазу на глаз — управляющий торжественно порвал чек.
 — Разумеется, можете находиться у нас, сколько вам заблагорассудится, генерал Анин. Плата будет начисляться только с полудня этого дня.
 — Я требую, чтобы меня избавили от уплаты в течение двух суток! Нет, трех. Пусть для вас и ваших агентов безопасности это послужит хорошим уроком.
 Управляющему ничего не оставалось делать, кроме как согласиться. Репутация пятизвездочного отеля значила больше, нежели какие-то несколько тысяч долларов.
 Управляющий и его свита удалились, унося с собой пресловутый огнетушитель, и тут Анин понял, что спать ему совсем расхотелось. Да, в Бужумбуре тоже небезопасно. Возможно, Дар-эс-Салам или Мапуту встретят величайшего военного гения всех времен и народов более благосклонно.
 Сунувшись в туалет, он обнаружил там перепеленутую простынями чрезвычайно злобную Иветт, всем своим видом напоминавшую жертву политического террора. Развязав ее, он спросил:
 — Что, черт возьми, с тобой приключилось?
 — Среди ночи на меня набросился мужчина, — пожаловалась она. — Белый, весь в черном. Больше и сказать-то нечего.
 — Что же ты не позвала на помощь?
 — Он приставил мне к виску огромный пистолет.
 — Значит, он был вооружен?!
 — В жизни не видела такой страшной пушки!
 Анин нахмурился.
 — А почему же он не тронул меня? Ведь делать нечего было — пристрелить меня во сне.
 Напяливая на себя одежду, Иветт потребовала плату за визит.
 Магут Ферозе в изумлении уставился на нее.
 — Ты не предупредила меня об опасности и полагаешь, я тебе еще что-то должен?! — прорычал он.
 — Мне платят за любовь, а не за охрану. Получил удовольствие, вот и плати!
 — Уж лучше я найму девицу, которая преуспела еще и в искусстве охраны.
 — Бон шанс [2] . — Иветт вовсе не собиралась покидать номер без денег и уселась в ожидании.
 Под конец Анин сдался. Отказаться платить по счету в роскошном отеле куда легче, нежели спровадить назойливую девицу. Кроме того, пора убираться из Бужумбуры подобру-поздорову. И чем скорее, тем лучше.


* * *

 В Найроби при поселении в гостиницу у Анина возникли определенные трудности.
 — Вы хотите получить номер, в котором бы не было огнетушителя? — недоуменно уставился на него служитель.
 — Нет. Я хочу вселиться в комнату на этаже, где нет пожарного щита и соответственно огнетушителей.
 — Но огнетушители у нас на всех четырех этажах. Это всего лишь мера безопасности.
 — У меня, знаете ли, фобия. Не могу находиться рядом с огнетушителем. Прямо аллергия какая-то!
 Поскольку Магут Ферозе Анин в прошлом являлся главой государства и, кроме того, по слухам, был сказочно богат, все противопожарные принадлежности тотчас убрали. Затем он торжественно вселился в номер — и не в какой-нибудь, а президентский!
 К тому времени ему стало ясно, что за ним следят.
 Настало время забыть о всех революциях и заручиться надежной защитой. Самой надежной.
 — Хочу нанять охрану, — заявил Анин Жану-Эрику Лофисье в офисе Агентства по службе безопасности в Найроби. Магут Ферозе обрядился в полосатую рубашечку, расстегнул ворот и привел в порядок свои курчавые седеющие волосы. Несмотря на кенийскую жару, лицо Анина выглядело безукоризненно. Опершись ладонями о массивный набалдашник трости, он ждал.
 — Желаете обезопасить себя от кого-то конкретно? — осведомился белый.
 — Меня преследует человек, который называет себя Огнетушитель. Кроме того, он известен также под именем Фьюри. Ничего более определенного сказать не могу.
 Брови Жана-Эрика Лофисье поползли вверх.
 — Если за вами охотится Огнетушитель, — мрачно сказал он, — можете считать себя мертвецом. Огнетушитель слов на ветер не бросает.
 — Вы его знаете?
 — Читал о его подвигах, когда был мальчишкой. Честно говоря, удивительно, что он еще жив.
 — Все еще жив, хотите вы сказать, — произнес Анин и промокнул лоб огромным платком веселенького канареечного цвета.
 — Что хотел, то и сказал. Временами мне кажется, что это не человек, а легенда. Бесплотный призрак, так сказать.
 — Вы призваны защитить меня от него!
 Жан-Эрик поднялся во весь рост, сохраняя мрачное выражение на лице.
 — Не могу. И никто не сможет. Я уже сказал, Огнетушитель слов на ветер не бросает. Никогда.
 — В таком случае помогите мне разузнать о нем!
 — За пять тысяч франков я предоставлю вам соответствующее досье.
 Верховный главнокомандующий Магут Ферозе Анин подался к французу и осторожно взял его за руку.
 — С нетерпением жду вашего доклада.
 — Да уж, об Огнетушителе есть что почитать. Сама мысль собрать досье на этого господина связана для меня с ностальгией по юности. Ведь только он — и никто другой — вдохновил меня заняться частным сыском.
 Из офиса Анин вышел весьма озабоченный.
 В другом подобном же заведении его просто-напросто подняли на смех:
 — Мы с призраками не работаем.
 И ни слова больше.
 Под конец Анин решил воспользоваться тем, в чем преуспел на заре своей революционной деятельности: нанять обыкновенных бродяг с улицы. Эх, были бы у него АК-47 и немного «хата», чтобы эти подонки могли и пострелять, и пожевать в свое удовольствие! Его солдаты, к примеру, получали жалованье в виде наркотиков, что придавало им смелости. И глупости. Когда достойных противников не находилось, они принимались пулять в обыкновенных прохожих.
 На поиски у Анина ушел целый день, но в результате ему удалось сколотить целую группу — если, разумеется, количество участников и тупое желание убивать, чтобы прокормиться, являются единственными условиями для функционирования подобной боевой единицы.
 — Обеспечьте мне безопасность, — обратился он к своим охранникам в президентском номере. — Будете хорошо работать — я сделаю вас богатыми.
 Свежеиспеченные солдаты удачи, осмотрев роскошный номер, тотчас ощутили притягательную силу богатства. Поэтому, пользуясь случаем, стащили из номера мыло, флакон шампуня и еще несколько мелочей.
 Вернувшись после короткой отлучки в апартаменты, Анин обнаружил у себя на кровати плитку отличного шоколада. Магут Ферозе любил шоколад, а потому даже не задумался над вопросами «как» и «откуда». Поначалу все шло отлично, плитка просто таяла во рту, но вот зубы Анина клацнули обо что-то жесткое. Великий вождь выплюнул несъедобный сегмент на ладонь и тщательно его осмотрел. В коричневом сладком месиве виднелся крохотный кусочек пластмассы. Мгновенно вспомнив об отраве, Магут Ферозе тщательно расковырял шоколад зубочисткой и обнаружил крохотную модель огнетушителя, изготовленную с большим тщанием. Она, правда, сильно пострадала от соприкосновения с зубами вождя.
 Анин свечой взмыл вверх.
 — Здесь! Он был здесь! Проклятый Фьюри пару минут назад находился в моем номере!
 Новобранцы тотчас учинили в комнате погром — они передвигали мебель, прощупывали перину и вспарывали ножами подушки, пытаясь выяснить, что внутри. Анин же, развалившись в кресле, мрачно размышлял. Видимо, в самом ближайшем будущем придется покинуть и этот номер.
 Солдаты Анина перешли в апартаменты, предварительно изрешетив пулями двери. Впрочем, в Найроби, да и вообще в Африке на пистолетную стрельбу почти не обращают внимания: лидеры африканских государств, останавливаясь здесь, имеют обыкновение время от времени пристреливать нерадивых слуг или не в меру возомнивших о себе родственников. Так уж случилось, что лучшего места для подобного выяснения отношений было не сыскать.
 В номер тем временем постучали.
 — Ну-ка, взгляните, кто пришел, — скомандовал Магут Ферозе.
 Один из людей подчинился, но, к ужасу вождя, не глянул в глазок, а широко распахнул двери.
 — Стреляйте! — тотчас заорал Анин. — Стреляйте!
 Доблестные новобранцы не слишком хорошо поняли, в кого именно надо стрелять, и на всякий случай открыли огонь и по тому, кто пришел, и по тому, кто его встретил.
 Несчастный наемник выпал в коридор, гость же, наоборот, ввалился в номер. Поскольку они совершили этот маневр одновременно, то их головы на какой-то момент соприкоснулись. Раздался глуховатый удар, словно раскололся кокосовый орех, а затем они успокоились на одном и том же алом коврике у входа.
 — Ну-ка втащите их в номер! — прошипел Магут Ферозе. — Быстро! И не забудьте закрыть дверь, придурки!
 Приказание вождя было мгновенно исполнено. Анин лично обследовал тело нежданного визитера. Тот оказался белокожим, но на первый взгляд впечатления опасного человека не производил. В руке у него был зажат коричневый конверт солидных размеров.
 Вождь торопливо вскрыл конверт. Оттуда выскользнула пачечка бумажных листов.
 На самом верхнем значилось: «Конфиденциальный рапорт».
 К рапорту был присовокуплен счет Агентства службы безопасности Найроби. Анин с отвращением выкинул его в корзину для ненужных бумаг.
 Как только трупы оттащили в ванную и — за неимением лучшего места — там оставили, вождь уселся на кровать и без всяких комментариев прочитал отчет.
 "Блейз Фьюри, он же Ака, он же Огнетушитель.
 Гражданин Соединенных Штатов. В прошлом — «зеленый берет». Известны три успешно выполненных задания во Вьетнаме. Четвертое задание прервал из-за случившейся в семье драмы. Все его родственники были сожжены представителями преступного мира. В этой связи решил мстить и принял «ном де гер» — прозвище — Огнетушитель.
 Начал личную войну с американской мафией на континенте, позже, в одиночку уничтожив целую мафиозную сеть, занялся борьбой против террористов. Вполне вероятно, что подобный вид деятельности получил одобрение и поддержку в самых высоких сферах, включая и Овальный кабинет.
 На месте расправы с врагами оставляет визитные карточки черного цвета. Иногда — крохотные пластмассовые модели огнетушителя. Модус операнди включает умение вести разведку на занятой врагом территории, поиск и уничтожение враждебно настроенных элементов. Прекрасно знает тактику снайперской стрельбы, равно как и технику ликвидации тщательно оберегаемых и охраняемых субъектов.
 Прозвище Огнетушитель, судя по всему, унаследовал в силу семейной традиции — его предки, отбыв воинскую повинность, служили в пожарной части родного городишки Флинт, штат Мичиган. Подозреваемый никогда сам официально в пожарных не числился.
 Рост и вес до сих пор не установлены.
 Цвет волос и глаз меняется в зависимости от воли автора".
 — Автора? — пробормотал Анин себе под нос. — Что, черт возьми, они хотят этим сказать?
 Бросив взгляд в сторону ванной. Верховный главнокомандующий понял, что задавать подобный вопрос посланцу поздновато.
 Продолжая чтение, Анин все больше и больше вдумывался в текст. Его преследователь и в самом деле походил на некий фантом. Одевался он в черное, превосходно владел всеми видами рукопашного боя и воинских искусств и слыл известным экспертом по части ведения антипартизанской и психологической войны. К тому же отлично стрелял из всех видов оружия.
 Более всего ставило в тупик последнее предложение отчета. Дословно говорилось следующее: «В самых широких кругах подозреваемый считается лицом вымышленным».
 — Вымышленным? — Анин поднял трубку и набрал номер телефона Агентства службы безопасности.
 — Соедините меня с Лофисье.
 — Я слушаю.
 — Это Анин. Получил ваш рапорт. Что значит «считается лицом вымышленным»?
 — Вымышленный — то есть несуществующий.
 — Несуществующий — значит несуществующий! В слово «вымышленный» вкладывается несколько иной смысл. Почему вы так написали?
 — Потому что это самая верная характеристика нашего ужасного Огнетушителя.
 — Объясните.
 — Заплатите по счету, и я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы.
 — Или вы объясните все прямо сейчас, или я вовсе не стану платить.
 Лофисье вздохнул:
 — Что ж, как вам будет угодно. Этот Блейз Фьюри и в самом деле вымышленный, поскольку он плод писательского воображения.
 — Только не пытайтесь меня уверить, что меня преследует призрачное детище какого-то там писаки! По мне, так Фьюри очень даже существует.
 — Судя по тому, что по миру «гуляет» более двухсот романов серии «Блейз Фьюри», за вами гоняется вымышленный персонаж.
 — Романов, подумать только! Что, пресловутый Фьюри еще и романист?!
 — Да нет же! Демонический Фьюри — лицо вымышленное. Тот, кто о нем писал, ничуть на него не похож. Теперь понимаете?
 — Только то, что ваше агентство пытается играть со мной в детские игры! — вспылил Анин. — Вы зачем-то посылаете мне досье на человека, которого не существует. Огнетушитель, который меня преследует, живет себе и здравствует — уж будьте покойны! Он и карточки мне свои оставлял, и пластмассовые сувениры, и, кроме того — не хотелось бы вас, конечно, огорчать, — вынужден сообщить, что он пристрелил вашего посланца.
 — Жана-Соля?
 — Его самого. Нагло расстрелял в упор.
 — Что ж, в таком случае вы — следующий, месье.
 — Отнюдь, если в вашем досье содержится хотя бы толика правды! — отрезал Анин и в сердцах швырнул трубку.
 Отослав досье по тому же адресу, куда предварительно был препровожден счет, Магут Ферозе Анин сердито вскочил.
 — Меня обманули! — заявил он. — Придется вам выметаться отсюда.
 Вооруженные головорезы и не подумали сдвинуться с места. На их лицах появилось загадочное выражение, какое обыкновенно бывает у поджидающих добычу грифонов. Двое на всякий случай даже взвели курки полуавтоматических пистолетов.
 — Разумеется, когда вы сочтете нужным, — закончил фразу вождь. — Кстати, не вызвать ли мне прислугу и не заказать ли что-нибудь в номер?
 На мрачных лицах сидевших затеплились одобрительные улыбки, и Анин решил больше не рыпаться. По крайней мере до завтрашнего утра.
 Ночью Великий вождь никак не мог заснуть. И вовсе не потому, что рядом на полу храпели охранники. И не потому, что из ванной явственно тянуло металлическим запахом крови. Нет, просто его обуревало сильнейшее подозрение, что жизнь складывается совсем не так, как следовало бы.
 Ну с какой, спрашивается, стати его преследует человек, избравший в качестве прозвища имя литературного героя?
 Или это все-таки не литературный герой?
 Яркий лунный свет, пробиваясь сквозь штору, бил Анину прямо в глаза. Несмотря на отдельные неудобства, здесь, в гостинице, вождь чувствовал себя в относительной безопасности.
 Неожиданно луну закрыла тень, и Магут Ферозе возблагодарил естественную ширму, поскольку ему вовсе не хотелось вставать и задергивать драпировку — в его отсутствие ложе мог захватить любой из спящих рядом негодяев.
 Приоткрытые же окна находились слишком высоко над землей, чтобы какой-либо злоумышленник проник в номер с улицы.
 И вдруг в темноте раздался чей-то тихий голос:
 — Вы — огонь.
 Анин широко распахнул глаза и шевельнулся. Тень между тем надвигалась. Она снова заговорила. На сей раз на плохом французском:
 — Же сви летанье. Я есть огонь тушитель.
 Человек был высок ростом и облачен в тонкий черный свитер и черные же брюки со множеством карманов. На голову он надел черную шапочку или башлык с прорезями для глаз. И глаза эти смотрели безжалостно, вернее, сверкали словно куски голубоватого прозрачного льда.
 — Стреляйте в него! — завопил Анин. — Стреляйте!
 В кромешном мраке ночи приказ его интерпретировался чрезвычайно вольно.
 Те, у кого были стволы, пригляделись и принялись палить в тех, кто имел пушки, тускло сверкавшие в лунном свете. Через мгновение в комнате началась беспорядочная стрельба. Один из раненых головорезов в смятении забегал по комнате и наткнулся на высокую фигуру в черном.
 «Гость» тотчас небрежным жестом извлек из голенища клинок и, не моргнув глазом, перерезал паникеру горло. Слегка придержал труп, чтобы вытереть нож о его черные курчавые волосы, а затем отпустил. Тело с грохотом рухнуло на пол.
 Это молниеносное действо не укрылось от уже привыкших к темноте глаз головорезов, все еще остававшихся в комнате.
 Они разом вздохнули. Человек же в черном сказал:
 — Такая судьба ждет каждого, кто станет противиться воле Огнетушителя.
 Казалось, телохранители Анина только этого и ждали. Они тотчас бросились вон из спальни, предоставив бывшего Верховного главнокомандующего его хромой судьбе.
 — Я не тот, кто вам нужен, — быстро проговорил Анин.
 Мягко, словно кот, человек в черном приблизился к нему.
 — Вы — огонь...
 — Прошу вас, не называйте меня так...
 — Я — Огнетушитель...
 — Ну зачем меня убивать? Лично вам я ничего не сделал.
 — Вы погубили слишком многих из вашего племени. Морили людей голодом, продавали в рабство исключительно для того, чтобы набить свои поганые карманы! Вы что, думали, никто ничего не узнает? Считали, что всем на свете наплевать?
 — Международное сообщество успокоилось аж три года назад. Вы-то почему так озабочены?
 — Озабочен — и все тут, — отрезал человек в черном. — Огнетушитель — защитник всех униженных и оскорбленных. Он слышит их призывы и спешит на помощь. Когда же выясняется, что помогать некому, их стенания всплывают в памяти как сигнал к отмщению. И вот мститель перед вами. Я — борец с несправедливостью. Победитель зла. Огнетушитель.
 — У меня есть деньги. Много денег!..
 — У вас нет и минуты в запасе, — хмыкнул в ответ «призрак».
 — Мне говорили, что вас не существует вовсе.
 — Когда будете в аду, — произнес Огнетушитель, — спросите у тех, кто по моей милости попал туда раньше, существует ли Блейз Фьюри. Они-то уж знают наверняка...
 Перед носом Анина тотчас возник жутких размеров пистолет с глушителем и прочими усовершенствованиями.
 Он почему-то здорово смахивал на автомат: над дулом даже красовался огромный магазин в форме диска. Прозрачный, он был до отказа наполнен злобными тупорылыми пульками. Все их рыльца, окрашенные в белое, смотрели только в одну сторону — на Анина. И каждая из них, казалось, хотела сказать только одно: «Вот и конец тебе пришел, Анин». Сотня злобных крохотных глазок с насмешкой следила за каждым движением бывшего Верховного главнокомандующего.
 Анин осторожно сунул руку под подушку. Там хранилась его полая внутри трость с набалдашником, призванная поражать противников вождя крохотными отравленными стрелами. Выбросив руку вперед, Магут Ферозе нацелил трость на пришельца.
 Увы, он опоздал — и намного.
 Из пистолета, словно крохотный язычок адского пламени, вырвалась яркая вспышка.
 Заверещав во все горло, генерал Анин успел только заметить, что крохотные пульки в круглом магазине пришли в движение, а затем почувствовал, будто десятки указующих и обвиняющих перстов впились ему в грудь.
 Большой палец Анина, правда, нажал на спусковую скобу в рукоятке трости. Механизм сработал, и ядовитая стрела с хрустом врезалась в потолок. Врезалась и повисла оперением вниз, словно скорбное напоминание о бренности человеческой жизни.
 Магут Ферозе лежал и смотрел вверх расширенными от ужаса глазами. Затем он ощутил какое-то движение — ноги в тяжелых ботинках удалялись от его кровати назад к окну Вызванное этим колебание тотчас сказалось на едва державшемся куске потолочной штукатурки. Он отвалился, одновременно освободив засевшую в нем стрелу. Она полетела вниз, переворачиваясь в соответствии с действием силы тяжести, и ударила Анина прямо в незащищенный лоб.
 Больше он уже ничего не видел и не слышал.




 Глава 2


 Его звали Римо, и в настоящий момент он пытался связать все ниточки воедино. Первая такая ниточка привела его в Гарлем.
 — Мне нужно пять, нет, пожалуй, шесть крепких металлических контейнеров для мусора.
 Продавец скобяных товаров глубокомысленно наморщил лоб.
 — Крепких или очень крепких?
 Теперь уже задумался Римо. На его взгляд, все контейнеры выглядели одинаково.
 — Мне нравятся во-о-он те — с дырочками для воздуха.
 Продавец фыркнул, словно застоявшийся жеребец.
 — Эти отверстия вовсе не для воздуха. Не дай вам Бог ляпнуть такое кому-нибудь еще!
 — Для чего же они в таком случае?
 — Ага, я вижу, вы уловили мой намек. Они для вентиляции.
 — Ну и какая разница? — доброжелательно справился Римо.
 — Отверстия для воздуха позволяют человеку дышать. Вентиляция же служит для проветривания. Чтобы выпускать дурной воздух наружу.
 — Сейчас я расплачусь, — проговорил Римо, вынимая кредитную карточку, — и, надеюсь, получу возможность именовать эти чертовы дырки, как мне заблагорассудится?
 — Несомненно. С моей стороны возражений нет.
 Как только сделка состоялась, Римо приблизился к тяжеленным железным ящикам. Сюда он приехал на метро, а до станции добирался автобусом. Именно автобус он избрал средством передвижения, когда вылез из бостонского аэробуса в аэропорту Ньюарка. Разумеется, можно было бы арендовать машину или вообще сесть в такси, но ему не хотелось светиться. На автомобилях обычно висят номера, а протекторы оставляют следы — что-то сродни отпечаткам пальцев. Дабы остаться незамеченным, лучше всего затеряться в толпе метро. Даже если на вас белая футболка, из-под которой выпирают весьма внушительные бицепсы.
 Попытка забрать с собой шесть контейнеров для мусора — да еще и с крышками — поставила бы в тупик кого угодно, только не Римо. Он обладал врожденной способностью сохранять равновесие и в прямом, и в переносном смысле.
 Сняв крышки, Римо вставил контейнеры один в другой, так что получились две пирамиды по три контейнера каждая. Потом он опустился на корточки и, подхватив пирамиды, поднялся. Над ним тут же выросли две стальные громады: три контейнера в левой руке, три контейнера в правой. Во время этой операции ни один из железных ящиков даже не шелохнулся. Не шелохнулись и стальные крышки, которые Римо утвердил на макушке своей коротко остриженной головы.
 Сие оригинальное сооружение привлекло усиленное внимание зевак, когда после полудня Римо вышагивал по бульвару Мальколма. Загляделся на него и зачуханный коп на углу — конечно, попробуй такое не заметить! Впрочем, все глаза были устремлены именно на контейнеры, что впоследствии, когда эти железные ящики предъявили несколькими часами позже свое ужасное содержимое, сыграло немаловажную роль. Все заметили человека с пирамидами контейнеров в руках и с крышками на голове, но никто не удосужился обратить внимание на лицо Римо.
 Он с редкостной ловкостью балансировал и контейнерами, и крышками, так что людей привлекало исполнение самого трюка, но отнюдь не артист.
 Зияя черными провалами выбитых стекол, перед Римо выросло здание «Экс-Эл СисКорп». Некоторые стекла, правда, были со всем тщанием удалены из гнезд и проданы в утиль. Пустоты же местами заколотили фанерой, так что здание теперь напоминало поставленную на ребро шахматную доску, где роль черных шашечек исполняли пустые глазницы окон.
 Просто Нью-Йоркский департамент здравоохранения перестал поставлять в здание фанеру — да и вообще забыл о нем. Санитарная инспекция списала его со счетов. Полиция тоже сдалась, а федеральное правительство не слишком интересовалось этим районом, оставляя заботу о нем городским властям. Пресса, в течение долгого времени кормившаяся сплетнями из жизни дома — притона наркоманов, переключилась на более актуальные темы. В частности, занялась описанием последней прически Первой леди государства.
 По мере того как Римо приближался к зданию, он все отчетливее вспоминал те неприятные события, которые имели здесь место год назад.
 Первоначально здание возводилось как некий центр, приютивший в своих недрах искусственный интеллект. Дом напоминал гигантскую раму, служившую по большому счету оправой для одного-единственного чрезвычайно сложного чипа, вокруг которого все и завертелось. Именовался чип «Другом» и служил целям максимального извлечения прибыли. Как только деятельность организации, на которую работал Римо, стала несовместима с генеральной линией чипа, он настойчиво начал проявлять инициативу, подрывая работу конторы.
 Удар «Друга» был рассчитан с нечеловеческой прозорливостью.
 Прежде всего он надул работодателя Римо — заставил его отправить Римо в погоню за неким преступником. Приказание было исполнено, и Римо убрал человека, но позже выяснилось, что компьютер вел свою собственную игру и пострадал ни в чем не повинный человек.
 Узнав об этом, Римо едва не порвал с организацией.
 Впрочем, все это было уже в далеком прошлом. Римо наконец осознал, что он всего-навсего инструмент КЮРЕ, и если его использовали не по назначению, то это прежде всего ошибка руководства.
 Приказы Римо отдавал некто Харолд В. Смит. Он, и никто другой — правда, не без помощи Римо, — сокрушил неправедный компьютер.
 Не так давно Смит снова посетил здание «Экс-Эл СисКорп», чтобы попытаться восстановить прямую телефонную связь с Овальным кабинетом, разорванную мятежным компьютером. Как известно, Смит работал на Президента, а Римо — на Смита. Римо, однако, своим начальником Президента отнюдь не считал.
 Так вот, когда Смит объявился в здании «Экс-Эл СисКорп», дельцы наркобизнеса, что завладели пустующим зданием вопреки всем писаным и неписаным законам, выставили его оттуда.
 Поскольку Харолд В. Смит спал дурно даже в том случае, если у него из кармана вываливалась мелочь и закатывалась туда, откуда ее было не достать, он, разумеется, затаил обиду.
 Потому-то глава КЮРЕ и попросил Римо разобраться: сделать так, чтобы «Друг» исчез с лица земли. А вместе с ним — и всякая возможность прослушивать телефонную линию КЮРЕ — Овальный кабинет.
 У главного входа в здание Римо остановился и чуть наклонился. Стальные пирамиды, не изменяя своего строго вертикального положения, перекочевали с его рук на ровную бетонную площадку. Римо расставил контейнеры на пятачке, а затем, по одной снимая крышки с головы, точными движениями набросил их на железные ящики.
 Звяканье металла обеспокоило некую персону, скрывавшуюся за дверьми. В щелочку высунулась физиономия какого-то негра, который подозрительно оглядел гостя.
 — Ты кто? — спросила физиономия, едва выглядывая из ворота свитера.
 — Всего-навсего я, — осторожно заметил Римо.
 — Я? Кто "я"?
 — Сказал же тебе — "я".
 — В таком случае мне надо узнать, какой такой "я"? — проговорил негр из-за двери. — Мне лично ты не знаком.
 — Я приехал забрать мусор.
 — Что за мусор?
 — Тот, что внутри здания. А ты что думал?
 Ряшка чернокожего раскололась в ухмылке.
 — Ежели ты намереваешься выгрести всю ту дрянь, которая накопилась внутри, тебе потребуется куда больше контейнеров.
 — Все зависит от того, что понимать под словом «мусор», — отозвался Римо.
 — Почему бы тебе не свалить отсюда, пока ты не нажил неприятностей на свою задницу? В здание проход закрыт.
 — Ничего не поделаешь. Войти мне все-таки придется. Дела, знаешь ли.
 — Дела? Ты продаешь или покупаешь?
 — Как сказать. А ты — покупаешь или продаешь?
 — Продаю. Ты хочешь покурить или уколоться?
 — С курением я покончил много лет назад.
 Человек махнул рукой.
 — Ладно, заползай. Только быстро.
 — А куда спешить? Все знают, что здесь притон. Даже губернатор.
 — Точно. Но полицейские боятся заходить внутрь. Так что здесь можно укрыться. Я-то веду свои дела на улице и все время опасаюсь обыска и ареста. Давай, заползай. Хочешь уколоться — поторопись.
 — Идет, — кивнул Римо и взял за ручку один из новеньких сияющих контейнеров.
 — Зачем тащить с собой эту железяку?
 — Надо же собрать мусор.
 — От твоих слов так и разит мусорной кучей — это точно! Но все равно заходи, тупица.
 Дверь за Римо захлопнулась, и он оказался в просторном помещении — в недавнем прошлом роскошном мраморном фойе. В углах и в самом деле валялись кучи мусора, на стенках — надписи краской-аэрозолью. Судя по всему, по ночам здесь настоящее крысиное царство.
 — Мило, — произнес Римо. — Вряд ли кому удастся расправиться с мусором раньше двухтысячного года.
 — Никому и в голову не придет чистить такой свинарник! Ладно, хватит болтать. Пойдем дело делать.
 Римо пожал плечами и последовал за своим проводником. Он, впрочем, не выпускал из рук контейнера и беззаботно насвистывал. Свист его вызвал самое настойчивое любопытство со стороны проводника.
 — Ты что, уже торчишь — или как?
 — Каждый глоток воздуха здесь заставляет меня отлетать все выше и выше.
 Чернокожий помрачнел, помотал головой и двинулся дальше. Вот и лестница. На Римо вдруг нахлынул запах крэка. Он невольно задержал дыхание, чтобы не втягивать в себя отраву.
 — Здесь всегда так воняет? — осведомился он.
 — Знаешь, как бывает? Многие начинают балдеть уже на лестнице. Только не думай, что будешь дышать этим дымом бесплатно. Если хочешь покурить крэк, то кури тот, что я тебе продам. Эй, ты слышишь?
 — Отчетливо, — отозвался Римо, мгновенно сообразив, что таскаться с пустым контейнером бессмысленно.
 Он с грохотом установил его на бетонный пол прямо перед собой.
 Черный едва не подпрыгнул от неожиданности.
 — Что это так гремит?
 — Мой пустой контейнер.
 — Ясно, что пустой. Таким ты его и принес.
 — Да, но мне-то нужно его наполнить. Такие инструкции я получил.
 — Инструкции? И кто же тебе их дал?
 — Потом скажу. — Римо поднял крышку и принялся что-то разглядывать на дне мусорного ящика. Причем с таким тщанием, что невольно привлек внимание торговца наркотиками. Тот приблизился и тоже заглянул внутрь.
 — Что видишь? — небрежно поинтересовался Римо.
 — Днище пустой гулкой железяки.
 — Нет, присмотрись получше. Что еще?
 — Черт, мое собственное отражение.
 — Точно, — произнес Римо. Сграбастав торговца крэком, он молниеносно пихнул его в контейнер. Ноги парня, правда, остались снаружи, и он дрыгал ими, как лягушонок. Римо хорошенько стукнул негра по спине, и тот торопливо втянул конечности внутрь. Римо тотчас водрузил на контейнер крышку. — Дышать можешь? — спросил он.
 — Выпусти меня, придурок! Сейчас же выпусти!
 — Я спрашиваю, ты дышать в состоянии?
 — Да. В состоянии.
 — Понял теперь, почему эти дырочки называются отверстиями для воздуха?
 — Что?
 — Это я так, про себя, — отозвался Римо, подхватывая контейнер. Он поднимался вверх по лестнице, когда вновь потянуло крэком. Запахи смешивались — застарелый и совсем свежий.
 Задержав дыхание, Римо, как ищейка, последовал за тонкой струйкой дыма. Запах привел его на третий этаж. Там среди обломков офисной мебели расположилась веселая компания. Парни передавали друг другу сплющенную и особым образом изогнутую жестянку из-под кока-колы, откуда вился едва заметный дымок.
 Курильщики по очереди втягивали в себя отраву, всякий раз припадая для этого к искореженному горлышку жестянки.
 — Мусорщик пришел, — пропел Римо.
 — Пшел вон, — коротко бросил один из наркоманов. Прочие даже глаз не подняли. Все были ужасно худы от недоедания, и им явно недоставало сил двигаться.
 — Я пришел за мусором, — повторил Римо. — Давайте начнем вот с этой жестянки из-под кока-колы.
 В компании все мгновенно встрепенулись. Неожиданно на Божий свет появился ТЕК-22, и его ствол уперся в человека, который держал жестянку.
 — Не вздумай отдать! — заявил владелец пистолета. — А то я тебя пристрелю.
 — Складывается впечатление, что ты направил ствол не в ту сторону, — задушевно произнес Римо. — По-моему, следовало бы наставить оружие на меня.
 — Ну-ка отдай банку! — взревел обладатель ствола.
 — Ты же только что сказал, чтобы я ее держал, — удивился курильщик.
 — А я передумал. — Потом этот тип, видно, снова что-то там у себя в голове переменил, поскольку неожиданно для всех нажал на курок.
 Владелец банки из-под кока-колы поник простреленной головой и пролился красным соком.
 К упавшей жестянке мигом потянулись три пары рук. Как будто в банке заключался последний на свете глоток кислорода!
 Началась потасовка, и Римо стал собирать свою жатву. С каждым хлопком крышки в контейнере исчезал какой-нибудь наркоман. Вот крышка отзвонила в последний раз — все дырки в ящике оказались забиты, через них виднелись куски темной или розоватой плоти. К одному из отверстий на мгновение приникла весьма чувственная темная ноздря, припудренная белым. Она несколько раз расширилась, втягивая загрязненный воздух помещения, а потом пропала из виду.
 — Ну, как там у нас дела? Нормально? — спросил Римо.
 Из контейнера донесся негодующий рев, и Римо решил, что все устроились довольно сносно. Он оттащил ящик к заколоченному фанерой окну и принялся отдирать фанерный лист от алюминиевой рамы. Гвозди с визгом подались и вышли из отверстий.
 Римо выглянул в окно. Внизу, похожий на кузов автомобиля, стоял большой мусорный контейнер с поднятой крышкой. Римо подтащил свой к окну, хорошенько примерился и вытолкнул ящик на улицу. Тот приземлился в самой середине большого контейнера и сложился от удара, как телескоп.
 Громкое «бэнг!» привлекло внимание субъекта несколькими этажами выше.
 — Что, черт возьми, происходит?
 — Мусор выбрасываю из дома на улицу.
 — А ты кто такой?
 — Я из санитарного управления.
 — Неужели городские власти решили разгрести здешнюю мусорную свалку?
 — Нет, не власти. Это инициатива налогоплательщиков.
 Субъект осклабился.
 — Отлично. Продолжай в том же духе. Здесь и в самом деле скопилось много всякого дерьма. Давай сюда, на девятый этаж.
 — Уже в пути, — отозвался Римо.
 Спустившись вниз и прихватив еще два контейнера из тех, что оставались у входа, Римо устремился на зов.
 На девятом этаже звучал рэп, да так, будто по стенам били резиновыми кувалдами. Каждое третье слово песни было непечатным.
 А пелось о том, как здорово оказаться изнасилованной. Певица ежесекундно выкрикивала в микрофон непристойности, имитируя вопли обесчещенной.
 Римо решил прежде всего разделаться с музыкой.
 — Сюда, сюда, — позвал его кто-то.
 Другой подхватил:
 — Слушай, а ведь мы тоже налогоплательщики. Ты только глянь — нам решили помочь избавиться от всякой дряни!
 Римо вошел в комнату. Настоящая клоака! Когда-то здесь работал кафетерий. Теперь комната выглядела так, будто ее накрыл тайфун «Алиса». Обугленные останки стульев в углу свидетельствовали о том, что в настоящее время с готовкой и отоплением у обитателей хреново.
 Высокий мрачный негр, взглянув на Римо, скомандовал:
 — Эй, принимайся-ка за работу!
 — Слушаюсь, сэр. — Римо двинулся к уцелевшему столу, на котором криками и барабанной дробью исходил магнитофон, и, не оглядываясь, швырнул его через плечо. Магнитофон с печальным звоном погрузился в железный ящик у входа и навеки замолчал.
 Смех в комнате, как по команде, оборвался. Лица присутствующих окаменели.
 — Эй ты, это совсем не мусор!
 — Кому как, — отозвался Римо, не повышая голоса.
 — Ладно, парень. Видишь бумажки? Собирай-ка их и проваливай подобру-поздорову.
 — Прямо сейчас и уйду, — сказал Римо и нагнулся, чтобы подобрать обертки из-под гамбургеров, всякие коробки, грязные использованные шприцы с ржавыми иглами и прочую дрянь.
 — Нет, ты только посмотри, — начал тем временем высокий негр, обращаясь к приятелю. — Мы внесли такой значительный вклад в местную экономическую жизнь, что нам прислали мусорщика!
 — А почему бы и нет? — осведомился его приятель. — Мы ведь тоже налогоплательщики.
 — Как же! Я однажды заплатил налоги. В жизни не вкладывал деньги хуже!
 И оба весело загоготали.
 Смех, правда, прекратился, когда Римо, набрав полные пригоршни всякой дряни, засунул мусор в глотку сначала одному типу, потом другому.
 Пока они откашливались, Римо занялся делом.
 Прежде всего перехватил нож. Встретил клинок молниеносным блоком левой. Проколоть ладонь Римо не удалось. Оружие сломалось, как пластмассовый десертный ножик, какой обыкновенно берут в поход или на пикник.
 Нападавший смотрел на Римо, открыв рот.
 — А мне казалось, этот нож предназначен совсем для другого, — пробормотал он.
 — Скажи, ты можешь произнести быстро-быстро слова «множественные переломы»? — перебив его, осведомился Римо.
 — Что произнести?
 Римо повторять не стал, а ударил его по лицу. Издав характерный звук, тяжелая рука соприкоснулась с физиономией наркомана. Лицо парня превратилось в сплошное багровое месиво.
 — Множественные переломы, множественные переломы, — торопливо залепетал другой и поднял руки вверх. — Видишь? Я отлично выговариваю эту белиберду.
 — Выговаривать-то ты можешь, но знаешь ли, что это такое?
 — Знаю. Это когда много переломов.
 Римо присвистнул, как рефери на поле.
 — Ошибка. Большей частью это переломы лицевых костей. Например, когда твоя морда соприкасается с ветровым стеклом автомобиля, который шпарит под девяносто.
 Человек испуганно попятился.
 — Большое спасибо, не надо. Что-то не хочется.
 — Слишком поздно, — произнес Римо и сотворил вторую отбивную.
 Вся компания отлично уместилась в контейнере. Правда, те двое, с расквашенными физиономиями, доставили Римо кое-какие неприятности, поскольку из их носов потекла кровь. Как бы там ни было, Римо вышвырнул контейнер из окна и снова угодил в тот, большой, стоявший на улице.
 Для того чтобы очистить здание, Римо понадобилось не более часа. Заслышав шум, наркоманы, конечно, разбежались по комнатам, но Римо быстро разрешил проблему, устроив ловушки с крэком в качестве приманки. На дно своих контейнеров он насыпал конфискованный наркотик и расставил ящики на лестничных площадках.
 Привлеченные пикантным запахом наркоманы повылезали из всех нор и щелей и забрались в контейнеры. Наполненные ящики Римо, закрыв крышкой, вышвыривал из ближайшего окна на улицу.
 Так уж случилось, что шестой контейнер не понадобился, и потому Римо прихватил его с собой.
 Лифты не работали, поскольку электричество в здании давно уже отключили. Именно отсутствие питания и доконало «Друга». Могучий искусственный интеллект прекратил свое земное существование, как только был обесточен.
 Кабинка неработающего лифта под ногами Римо неожиданно провалилась вниз. Он промчался сквозь все здание и оказался в подвале. Ловушка, естественно, была подстроена специально, но ему удалось уцелеть. Да и вообще разве мог он погибнуть, когда его учили убивать, а не быть убитым.
 И вот во мраке бетонного погреба Римо обнаружил буквально тонны запасных компьютерных чипов. Сейчас их, впрочем, стало куда меньше.
 Увы, чипы бессовестно разворовывались бродягами всех мастей — просто некоторые из чипов стоили дороже золота.
 Время от времени Римо нагибался, доставал из кучи какой-нибудь чип, внимательно его рассматривал и швырял обратно. Он отлично знал, что искать. «Друг» именовался еще и как СБИС — сверхбольшая интегральная схема — и размером не превосходил соленой печенюшки из тех, что подают к пиву.
 Сложность, впрочем, заключалась в том, что вокруг лежало до черта этих самых СБИС и все они ничем не отличались друг от друга.
 Пришлось Римо собрать абсолютно похожие на «Друга» чипы и уложить их в последний, шестой контейнер.
 Затем он тщательнейшим образом заколотил крышку по всему периметру мусорного ящика, убедился, что теперь его не открыть ни человеку, ни машине, и поднялся вместе с ним на самый верх.
 Здесь Римо ухватил контейнер за ручку и закружился как волчок на одном месте. Добившись в своем вращении мощи и скорости центрифуги, Римо вытянул руку, тщательно выверяя угол и направление полета мусорного ящика. С каждым новым поворотом вентиляционные отверстия, пробитые в стенках, свистели все громче и громче, и вот через несколько секунд раздался протяжный вой. Римо, разжав пальцы, нацелил ящик в направлении Ист-ривер.
 Железная штуковина сорвалась с места, как если бы ею выстрелили из мортиры.
 Когда контейнер коснулся поверхности воды, раздался характерный хлопок и всплеск. Звук был не слишком громким, но Римо тотчас успокоился.
 — Доброго пути, господа чипы, — удовлетворенно пробормотал он и спустился на первый этаж.
 Затем подошел к стоявшему на улице большому мусорному контейнеру-кузову и резким движением задвинул крышку-ракушку.
 Никто и не обратил внимания, как он уселся в поезд на Восточной 116-й улице. Да и с какой стати? Выглядел он как самый обыкновенный человек без возраста. Как тысячи и тысячи других, он носил белую футболку и легкие серые брюки. К тому же на голове у него больше не было крышек от мусорных контейнеров — да и самих контейнеров в руках тоже не было.
 Чувствовал он себя отлично. Плохо ли вновь стать полноправным членом организации и приносить добро, работая по призванию?! Иногда такое ощущение становилось той единственной наградой, которая требовалась ассасину.




 Глава 3


 Куратор Родриго Лухан сидел у себя в офисе, когда послышались самые первые звуки землетрясения и под ногами поплыл пол Национального музея антропологии, что на северной оконечности Мехико в парке Чапультепек.
 Куратор пережил землетрясение 1985 года, которое со временем подзабылось. Разумеется, совсем стереть его из памяти он не мог, но по мере того как расчищались завалы, а на месте разрушенных домов возводились новые, мрачные воспоминания теряли былую яркость и драматизм. Ему тем не менее понадобилось около года, чтобы вновь научиться спать. С тех пор уже минуло десять лет. И вот уже десять лет он спал спокойно, хотя ясно было, что в любой момент земля может уйти у него из-под ног.
 Вечером, перед тем как вернуться домой, Родриго Лухан — человек, который трудился в одном из самых престижных столичных университетов, носил на работу пиджаки и галстуки и разрезал запаянные в целлофан бифштексы стальными ножом и вилкой, — возносил молитву древнему божеству, чтобы оно оберегло город от новой напасти.
 — О, Коатлик, мать моего народа, — просил он, — успокой злую землю у нас под ногами.
 На этот его призыв Коатлик никогда не отвечала, хотя другие его просьбы исполняла довольно исправно. Даже если ее каменные уши слышали его молитвы, каменные губы по-прежнему продолжали хранить молчание.
 Коатлик являлась одной из самых почитаемых богинь ацтекского пантеона. Лухан был сапотеком по матери. И гордился этим. Хотя несколько поколений предков Родриго превратили его кожу из темно-красной в светло-коричневую — что свойственно современным миштекам, — он продолжал хранить в душе искру преданности к древним сапотекам.
 Как сапотеку ему следовало бы поклоняться Гуегуетеотлю — богу огня или Коцико — божеству дождя.
 Но, к сожалению, эти столь уважаемые боги никогда с ним не разговаривали. А вот богиня Коатлик говорила.
 Каменная статуя Коатлик — матери-богини и берегини мексиканского народа — исчезла со своего постамента шесть лет назад. Некоторые знатоки старины поговаривали, что ей удалось разлепить свои каменные ноги, после чего она и удалилась.
 По правде сказать, у постамента и впрямь были обнаружены следы каменных ступней. Они так и шли цепочкой через весь парк Чапультепек. Сей факт задокументировали, но он ровным счетом ни на что не повлиял.
 Следы исчезали в конце парка, и хотя их искали со всем тщанием, ничего стоящего обнаружить не удалось.
 Поговаривали, что Коатлик обнаружили-таки в Теотиуакане, построенном древнейшей цивилизацией, появившейся в этих краях раньше ацтеков, основавших Мехико, да и вообще раньше всех других народов, населявших здешние края задолго до испанского завоевания.
 Статуя была разбита на кусочки. Просто ужасно, если учесть, что она с минимальными повреждениями пережила века и эпохи!
 Когда ее снова вернули в музей, она представляла собой только груду камней. И Лухан, вооружившись терпением и любовью, занялся ее восстановлением.
 Пришлось использовать стальные болты. В самых крупных фрагментах сверлили дыры, вмуровывали штыри и подсоединяли таким образом один элемент к другому.
 Когда каменщики и кузнецы закончили работу, Коатлик снова вознеслась на свой постамент в ее родном ацтекском отделе музея — рядом со знаменитым каменным календарем. Но все знали, что былой прочности в богине уже нет — как не было ее в сапотекском сердце Лухана.
 Тем не менее статуя продолжала волновать души. На первый взгляд ее роскошное тело, вырубленное из базальтовой глыбы в восемь футов в поперечнике, было ничуть не меньше в ширину, чем в высоту. Каменные змеи обвивали ее могучие ноги, а на бедра спускался вырезанный из камня пояс с пряжкой в виде черепа. Грудь ее была декорирована богатым орнаментом из человеческих рук и сердец. Нижние конечности богини кончались каменными клешнями, впивавшимися в монолит постамента, а руки она плотно прижимала к торсу.
 Голова Коатлик являла собой истинное чудо и тоже была украшена каменными змеями, тупые рыла которых располагались у нее по бокам, на уровне глаз, что придавало ее облику совсем уж внушительный вид.
 Лухан всякий раз содрогался, когда надо было взглянуть на богиню. Даже здесь, в музее, она продолжала источать смертельную угрозу. В общем, и неудивительно, поскольку Коатлик являлась не только матерью мексиканцев, но и по совместительству родительницей Вицлипуцли, бога войны.
 Чудо — а это и в самом деле чудо — свершилось в самом непродолжительном времени после реставрации.
 Коатлик удивительным образом исцелила себя. И сомнениям тут места не было. Существовали целые рулоны фотографий, изображавших статую в виде груды камней и осколков, а затем — этапы реставрации. Сохранились и фотографии, запечатлевшие каменную богиню в момент повторного водружения на территории музея. На них хорошо просматривались стальные штыри, куда насаживались разрозненные элементы статуи при восстановлении.
 Так вот, когда однажды утром Родриго Лухан открыл музей, то обнаружил, что трещины и сколы на камне статуи затянулись, а стальные штыри самым волшебным образом исчезли. Поначалу ему даже показалось, что оригинал украли и заменили копией из папье-маше.
 Но нет, это та самая Коатлик — точно такая, какой она была сотни лет назад. Ее каменная кожа отливала безупречным блеском полированного базальта.
 Коатлик казалась новенькой, словно только что на свет родилась.
 И тут Родриго Лухан, ощутив сильнейший приступ «сапотекизма», упал пред богиней на колени и, проливая слезы, обратился к статуе с молитвой, сложенной сапотеками задолго до прихода испанцев:
  О Ты, 
  Что носишь мантию из змей, 
  Благословенна будь 
  Мать Вицлипуцли, 
  Дробителя костей. 
 На первый акт поклонения богиня никак не отреагировала. Ничего не сказала Лухану и потом, перед заходом солнца, когда он прошептал статуе на ухо ряд вопросов, чрезвычайно его волновавших.
 — Ну почему ты ушла, Коатлик? Что заставило тебя отправиться в Теотиуакан, город мертвых? Какой рок сорвал тебя с места?
 Вопрос следовал за вопросом, но все они остались без ответа.
 И вот в один прекрасный день в музей приехал некий профессор этнографии из Йеля, и Лухан попытался объяснить ему, что значит богиня Коатлик для народа Мексики.
 — Она наша мать, хранительница мексиканской земли.
 — На первый взгляд у хранительницы довольно свирепое выражение лица.
 — Да, возможно, но таковы уж все боги древнего мексиканского пантеона. В какой-то степени это придает им определенный шарм. Есть красота во зле, равно как и зло в красоте.
 — Скажите, — обратился к Родриго иностранный профессор, — а где же следы разрушения? Насколько я знаю, статуя основательно пострадала при падении или чего-то там еще.
 — Об этом ошибочно писали в некоторых изданиях, но, как видите, наша мать в целости и сохранности.
 Светская беседа продолжилась, и иностранный профессор двинулся дальше, дабы напитать свой скептический взгляд зрелищем нетленных сокровищ музея.
 «Гринго, — подумал Лухан. — Они приезжают, глазеют — и убираются восвояси, а понять сущность зла и жестокости им не дано. Когда появится надгробие на могиле последнего гринго, богиня Коатлик все так же будет пребывать на этом свете, как пребывала на нем сотни и сотни лет».
 Впрочем, к чему рассуждать о гринго? Ведь на земле еще есть сапотеки, которые поклоняются Коатлик. Родриго Лухана это вполне устраивало.
 Потрясение обрушилось на него вечером того же дня, когда он вернулся к статуе, чтобы отдать богине дань уважения, прежде чем идти домой. Коатлик неожиданно заговорила с ним на языке гринго, то есть по-английски.
 — Выжить...
 Говорила богиня с трудом, борясь с непослушными гласными.
 — Что такое?
 — Выживание...
 — Да. Выживание. Я понимаю твою речь, Коатлик. Что ты пытаешься мне поведать?
 Ее слова падали тяжело, словно камни.
 — Мне... необходимо... выжить.
 — Конечно, конечно! Более того, ты должна существовать вечно. Когда сам я превращусь во прах, ты останешься на земле, поскольку ты мать и покровительница «индиос».
 — Помоги... мне... выжить.
 — Но как?
 — Защити меня...
 — Музей защищен лучше, чем какое-либо другое здание в Мексике. За исключением дворца президента, разумеется, — заверил Лухан богиню.
 — Нельзя позволить врагам найти меня.
 — Они не найдут. Мы их перехитрим. Разве мы не сапотеки?
 — Неясно. Объясни.
 Лухан нахмурился.
 — Почему ты говоришь на языке гринго?
 — Я запрограммирована на английский язык.
 — Более чем странно! Скажи мне, однако, Коатлик, почему ты ушла из музея?
 — Чтобы поразить своих врагов.
 — И теперь они обращены в пыль?
 — Это меня чуть не превратили в пыль! Даже сейчас мои системы не восстановлены полностью. Мне даже пришлось внести поправки в свой план.
 Теперь речь богини звучала отчетливее. Складывалось впечатление, что в процессе разговора с Родриго она постепенно восстановила забытую функцию.
 — Я весь внимание, — произнес Лухан.
 — Для того чтобы выжить, нет необходимости уничтожать автоматы из плоти и крови. Я изготовлена из металла и прочих неорганических материалов. И умереть не могу — разве только меня полностью разрушат Автоматы же из плоти умирают, когда их органы выходят из строя. Я в состоянии пережить их, поскольку они запрограммированы на уничтожение и забвение.
 — О каких автоматах из плоти ты все время говоришь?
 — О людях, естественно!
 — И о женщинах тоже?
 — Все биосистемы — машины. Самоходные конструкции из мяса, костей и прочих органических деталей. Я же — машина, которая рассчитана на более продолжительный период действия. Когда биороботы умрут, я выйду из этой тюрьмы на свободу.
 — Какая же тут тюрьма?! Здесь твой дом, твой храм, твое убежище. Под музеем находятся развалины древнего Теночтитлана. Столицы благородных ацтеков. Разве ты не помнишь?
 — Я буду стоять здесь, пока не будут созданы оптимальные условия для моего функционирования. Тогда я начну действовать. Но до тех пор ты должен меня защищать.
 — Хорошо. Я сделаю все, что ты захочешь. Только прикажи. Все, что тебе потребуется, я положу к твоим ногам.
 — Мне ничего не надо, машина из мяса. Я — существо самодостаточное и самовосстанавливающееся. У меня нет желаний. В данной конкретной форме я в состоянии просуществовать сколько угодно.
 — Обещаю, что буду следить за твоей безопасностью до конца своих дней, а когда я умру, за дело возьмутся мои сыновья, а после их смерти — сыновья моих сыновей — и так до скончания веков. Или до того дня, когда мексиканцы — истинные мексиканцы — снова станут хозяевами своей судьбы.
 — Тогда будем считать, что договор заключен.
 Так оно все и было. Потом Коатлик разговаривала крайне редко — только справлялась, что происходит в мире за пределами музея. И радовалась каждой трагедии. Эпидемии и катастрофы с жертвами доставляли ей несказанное удовольствие. Весьма и весьма по-ацтекски!
 Что же касается Лухана, то он тщательно следил, чтобы статую не повредили и не сдвигали с места. И каждый вечер он молил ее, чтобы она уберегла город от землетрясения.
 Иногда он воскуривал рядом с ней благовония или укладывал к ее ногам мертвых певчих птичек, которых предварительно убивал, а потом скальпелем извлекал все еще бьющиеся крохотные сердца. Сердечки эти складывались в специальный базальтовый жертвенник, который он по такому случаю доставал из хранилища.
 Такого рода жертвоприношения не поощрялись Коатлик, но и неудовольствия не вызывали, поэтому Лухан по-прежнему регулярно приносил свою дань.
 Когда же стали ощущаться первые толчки землетрясения 1996 года, названного впоследствии великим, Родриго Лухан с выпученными от ужаса глазами выскочил из своего офиса. Его тревожила только одна-единственная мысль.
 — Коатлик! — выдохнул он и бросился к статуе.
 Она стояла, как всегда, неколебимо, хотя вокруг уже содрогались стены, лопались тонкостенные стеклянные сосуды и покрывались трещинами изделия из глины и фаянса.
 Через минуту стены заскрипели, словно мачты старого парусника, пол под ногами треснул, и на его полированной мраморной поверхности появилась зияющая щель.
 — Коатлик! Коатлик! Ответь мне, что происходит?
 Коатлик продолжала стоять, как утес, среди невообразимой сумятицы и стонов, из которых лишь некоторые принадлежали живым.
 Лухан, признаться, не обратил ни малейшего внимания на то, что гибнут сокровища музея, собираемые десятилетиями.
 Он беспокоился только о каменной богине.
 — Коатлик! Коатлик! Поговори со мной! — возопил он на испанском языке.
 Но Коатлик заговорила только тогда, когда под ней содрогнулся постамент.
 — Что происходит, машина из мяса? — спросила она на неразборчивом английском:
 — Это землетрясение, Коатлик. Земля трясется!
 — Значит, для меня здесь небезопасно!
 — Нет, нет, ты в безопасности.
 При этом, однако, развалилась стена, что в значительной степени подорвало веру богини в правоту Лухана.
 — Выжить, — глухо проговорила она. — Мне необходимо выжить. Дай мне указания, которые могли бы в максимальной степени обеспечить мою безопасность.
 — Быстро! Нам надо срочно выбираться из здания, пока мы не погибли под его обломками. Пойдем со мной.
 С ужасающим скрипом, который, впрочем, музыкой отозвался в ушах Лухана, ноги Коатлик отделились от массивного постамента, и она, словно каменный слон, сделала первый шаг колонноподобной ножищей.
 Пол захрустел. Богиня остановилась, будто ждала, когда находившийся у нее внутри гироскоп восстановит равновесие, потом медленно подняла вторую ногу и установила ее рядом с первой.
 Родриго Лухан затрясся, словно в лихорадке.
 — Да, да, ты можешь ходить! Ты должна ходить! Поспешим же. Следуй за мной!
 Коатлик сделала еще шаг. Потом еще. Теперь она стала двигаться шустрее. Кренясь из стороны в сторону, словно грузовик на поворотах, она преодолевала фут за футом, следуя за крохотной фигуркой Родриго Лухана.
 — Поторапливайся, поторапливайся! Потолок вот-вот рухнет.
 Словно в подтверждение этих слов на них посыпалась штукатурка. Потом еще. И все-таки страх не мог скрыть от Лухана подлинную красоту момента. Его богиня шла! Прямо у него на глазах совершалось чудо — каменная статуя целенаправленно ковыляла к выходу, чтобы укрыться от стихийного бедствия.
 Во дворе тоже творилось бог знает что. Огромный бетонный фонтан, декорированный в виде гриба, валялся на боку и брызгался водяными струями. Богиня продолжала движение, сокрушая бетон и асфальт под ногами.
 Огромные стеклянные двери, что вели на простор, разлетелись, будто от снаряда. Своим массивным корпусом статуя снесла стальные рамы и вырвалась на свободу.
 — Так, так. Все идет хорошо. Только поосторожнее, Коатлик. Ты великолепна! Магнифико!
 Оказавшись на поросшей травой лужайке, статуя остановилась. Голова ее в окружении двух целующихся змей развернулась, как орудийная башня. Змеи пришли в движение, открыли глаза и стали обозревать окрестности: одна — на севере, другая — на юге.
 Судя по всему, змеи отлично видели, что творится вокруг. Лухан проследил взглядом за змеиными головами, и вся его душа переполнилась ужасом и ощущением грандиозности происходящего.
 Было куда страшнее, чем в 1985-м. Толчок следовал за толчком почти без перерыва, и весь город постепенно превращался в руины. Проснулся Попокатепетль, и на гибнущий Мехико изверглись горы золы и пепла. Яркий солнечный день превратился в ночь.
 — Ты только взгляни, Коатлик! Твой брат Попокатепетль ожил! Оживает и старый Мехико. А все новое рушится и валится в холодную, безжалостную землю. Старое возрождается! Ничто не погибло, а дождалось своего часа!
 Гул от начавшегося извержения с каждой секундой нарастал, земля под ногами тряслась, и даже лужайка, на которой они стояли, казалось, вот-вот куда-то отплывет, словно кит.
 Уперевшись в землю массивными каменными ногами и размахивая ожившими базальтовыми змеями, богиня безостановочно повторяла монотонным и не слишком приятным голосом:
 — Выжить! Я должна выжить! Выжить, выжить, выжить...




 Глава 4


 Римо по-прежнему пребывал в благоприятном расположении духа, когда несколькими часами позже добрался до собственного дома. Даже созерцание каменной громады, которую он именовал своим жилищем, не испортило ему настроения.
 Здание проектировалось под церковь, но после капитального ремонта и переоборудования его превратили в доходный дом. Вместо былого шпиля крышу нынче украшала уродливая плоскость, да кое-где проглядывали заостренные холмики мансард.
 Такси подкатило к парадному входу. Римо вышел из машины, огляделся и заметил, что на крыше кто-то есть. Весь в чем-то воздушном, цвета спелой сливы.
 — Это ты, папочка? — крикнул Римо, задрав голову.
 Из-за камня показалось сморщенное птичье личико Чиуна, учителя Римо благородному искусству Синанджу.
 — Земля задвигалась, — пронзительным голосом произнес старик. Он выглядел очень озабоченным.
 — Странно, я ничего такого не чувствую.
 — Где уж тебе! Ты ведь только что высадился.
 — Как ты узнал, что я вернусь в это время?
 — Я узрел твое бледное лицо, когда сорок минут назад ты пролетал надо мной в крылатой колеснице. Поднимайся. Нам надо поговорить.
 — Уже, — отозвался ученик.
 Он тотчас устремился вверх по лестнице в комнату для медитаций, что находилась под самой крышей. Там стояли телевизор с большим экраном и два видеомагнитофона вместо мебели. Да еще по каменному полу были разбросаны циновки. Мастер Синанджу не признавал стульев, когда дело касалось медитации.
 Минутой позже с крыши по витой лестнице спустился Чиун. Витая лестница появилась недавно, когда мастер решил, что для большей сосредоточенности ему иногда необходимо подышать воздухом горных высей.
 Правда, Римо подозревал, что мастер, помимо всего прочего, использовал свое высотное убежище, чтобы плевать в прохожих китайцев. Во всяком случае, жалобы такого рода от них поступали.
 Папочка же плевал в китайцев потому, что в свое время некий китайский император надул кого-то из его предков. Чиун же был последним корейским мастером Синанджу. Так же называлась небольшая рыбацкая деревушка на западе Корейского полуострова, где, по слухам, рыба ловилась, как бешеная. Пять столетий назад деревня Синанджу впервые выпустила своих лучших представителей в большой мир, дабы они могли поразить его своим искусством убивать — да и вообще производить такого рода грязную работу, от которой воротил нос какой-нибудь благородный лучник или самурай.
 С тех самых пор и возникло величайшее сообщество наемных убийц, или ассасинов Древнего Востока, которое именовалось Дом Синанджу и практиковало одноименное боевое искусство. Синанджу стало родоначальником таэквандо, карате, кунг-фу, искусства ниндзя и прочих подобных учений, которые в последнее время распространились по всему миру.
 Синанджу было своеобразным солнцем для всех жителей деревушки, и его основные секреты всегда хранились в тайне. Мастерство, как правило, передавалось от отца к сыну. Так уж вышло, что Чиун оказался последним корейским мастером Синанджу, а Римо — первым посвященным американцем.
 Ни один из них, признаться, не походил на идеальную машину для убийств — особенно Чиун. На самом же деле так оно и было, поскольку Синанджу не только развивало боевые таланты, но и будило мозг; выявляя его дремлющий потенциал.
 Римо склонился перед учителем в приветственном поклоне. Чиун, родившийся в самом конце прошлого века, выглядел на семьдесят, хотя на самом деле ему перевалило за девяносто пять. Шелковое кимоно цвета спелой сливы облегало его почти невесомое хрупкое тело росточком в пять футов. Волос у него на голове не было, они пучками торчали из ушей, а лысый череп сверкал, как лакированный. Привлекали внимание миндалевидные темные глаза на морщинистом личике — настолько живые, что, казалось, они принадлежат ребенку. На самом кончике подбородка мастера Синанджу притулился клочок седых волос, торжественно именовавшийся бородой.
 Чиун поклонился американцу. Правда, не так низко, но тем не менее... На самом деле учитель безгранично уважал ученика.
 — Итак, что ты хотел поведать о земле и ее движении? — спросил Римо.
 — Земля наша очень неспокойна и постоянно находится в движении.
 Римо оценивающим взглядом окинул комнату.
 — Насчет землетрясений пока не слышно.
 — Трясет не у нас под ногами, а в другом, более отдаленном месте. Мои чувствительные ноги улавливают вибрации.
 Римо промолчал. Мастер Синанджу отлично распознавал такого рода стихийные бедствия, поскольку жил в согласии с природой и космосом. Куда более невероятным казался тот факт, что старик ухитрился разглядеть лицо ученика в крохотном иллюминаторе пролетавшего над городом самолета. Кроме того, Чиун обладал потрясающей способностью определять пульс черной кошки в темной комнате.
 — В Калифорнии, что ли? У них вечно что-нибудь трясется.
 Чиун разгладил седую бороденку.
 — Нет, земля дрожит где-то ближе.
 — Тогда, может, на Среднем Западе?
 — Вибрации идут с юга.
 — Ладно. Все равно скоро узнаем из теленовостей. Скажи лучше, в чем суть проблемы?
 — Да в том, что мы вечно пребываем в состоянии нестабильности. Какой угодно — пусть и политической. Хотя, помимо политиков, на землю воздействуют куда более грозные силы. Боги прогневались и насылают кару на новый Рим.
 — Что ж, пусть Зевс лично укажет мне страну, где всегда тишь да гладь. Иначе я и пальцем не шевельну.
 — Каждый день что-то происходит. То лесные пожары, то тайфун... Не тайфун, так землетрясение. Или обвал какой-нибудь. Или еще что похуже.
 — В Калифорнии самая высокая сейсмическая опасность.
 — А что, разве Калифорния существует отдельно от всей Америки? Говорят, происходящее в этом дальнем западном штате потом обязательно распространяется на всю страну.
 — Так-то оно так. Да только землетрясения и лесные пожары не какое-нибудь повальное увлечение магическим кристаллом или новейшим средством для отбеливания кожи. Потому и волноваться нам нечего.
 — Земля, однако же, движется. На юг, а не на запад. Если нестабильность на западе способна поразить тех, кто на востоке, то где гарантии, что она не совершит бросок на север и не прихлопнет мою любимую башню для медитации, а заодно и меня?
 — Мы живем в Новой Англии, папочка, — терпеливо объяснил ученик. — Последнее крупное землетрясение на территории Массачусетса повергло наземь ехавших верхом паломников.
 — Надо же! Я и не знал! — вздохнул Чиун.
 — Еще бы! Тому уже минуло четыре сотни лет!
 Кореец подозрительно прищурился.
 — Похоже, я вел себя весьма неосмотрительно, подписывая последний контракт. Наверное, нам надо торопиться, чтобы не остаться навсегда под обломками новейшей Атлантиды.
 — Не верю я ни в какие Атлантиды! Кроме того, я еще кое-что не доделал.
 Чиун тотчас замолчал, потом приоткрыл правый глаз и обратился к Римо совсем уже другим, деловым тоном.
 — Как твои дела, удачно?
 Римо кивнул.
 — Покончил с одним притоном.
 — А как поживает наш пресловутый «Друг»?
 — Я выбросил в Атлантику все чипы, какие только удалось найти.
 — Отлично! Каверз можно больше не опасаться.
 — Ага. Одним хитроумным ублюдком меньше.
 Римо держал в руках телефонную трубку и вовсю жал на кнопку с цифрой "1". В соответствии с кодом его должны были соединить с доктором Харолдом В. Смитом в санатории «Фолкрофт», служившем хорошим прикрытием для КЮРЕ.
 Через некоторое время трубка отозвалась знакомым голосом:
 — Римо?
 — Лавочка прикрыта.
 — Вы нашли «Друга»?
 — Я нашел чертову уйму подобных чипов. И все их выбросил в океан.
 — Вы уверены, что собрал все?
 — По крайней мере самые крупные. Кроме того, основательно почистил территорию.
 — Отлично.
 — Итак, я свою задачу выполнил. Остальное — за вами.
 — Какие будут просьбы или пожелания?
 — Я все еще надеюсь на новую машину. Во время последней встречи вы обещали заменить нынешнюю.
 — Постараюсь.
 — Автомобиль нужен достаточно прочный, чтобы можно было противостоять этим шоферам-маньякам из Бостона. Кроме того, хорошо бы вы разыскали мою дочь.
 На противоположном конце провода повисла напряженная тишина. Потом Смит овладел собой:
 — Будьте любезны повторить.
 — У меня есть дочь. Я хочу ее найти.
 — Понятия не имел об этом. Сколько же ей лет?
 — Наверное, одиннадцать или двенадцать.
 Глава КЮРЕ откашлялся.
 — До сих пор вы разыскивали своих родителей. Теперь, похоже, изменили своей всегдашней привычке. Интересно почему?
 — Изменил — и все тут. Прошлое есть прошлое. Пора подумать о будущем. Найдите мою дочь, Смитти.
 — Как ее зовут?
 — Фрейя.
 — По буквам, пожалуйста.
 Римо повторил.
 — Фамилия?
 — Поищите на мою, хотя велика вероятность, что у нее фамилия матери.
 — И какая же?
 — Честно говоря, не знаю, — еле слышно отозвался Римо.
 Мастер Синанджу печально покачал головой.
 — Белые, — буркнул он себе под нос. — Нет у них подлинного понимания, что такое семья.
 — Как, вы не знаете мать своей дочери? — осведомился Смит с явным недоверием.
 — Ее второе имя Джильда.
 — Начинается с буквы «джей»? — уточнил глава КЮРЕ.
 — Да. Полагаю, так.
 — Вполне вероятно, что произносится «Хильда».
 — Джильда, — возразил Римо. — Всегда в начале произносилось «джей».
 — Вы уверены?
 — Думаю, взрослая женщина не ошибется, произнося свое собственное имя.
 Смит снова откашлялся.
 — Я попросил бы вас не разговаривать со мной таким тоном.
 — Побольше почтения к своему Императору, Римо, — громко сказал Чиун. — Он же хочет помочь тебе в поисках исчезнувших родственников, у которых хватает ума не иметь с тобой ничего общего.
 Римо прикрыл трубку ладонью.
 — Я не нуждаюсь в помощи ходячей кладовой соленых орешков к пиву, — прошептал он, обращаясь к старику.
 — Хорошо, что мы не отыскали твоего отца, — продолжил Чиун еще громче. — Без сомнения, он послал бы тебя в то самое место, откуда ты вылез, когда появился на свет, о неблагодарный!
 — Хватит, — прошипел ученик. Затем, убрав ладонь, снова обратился к Смиту. — Дочь с матерью могут быть где угодно. Даже в Скандинавии. Джильда оттуда родом. Ее иногда зовут Джильда из Лаклууна.
 — Сделаю все, что в моих силах, — пообещал глава КЮРЕ и повесил трубку.
 Римо тотчас воззрился на мастера Синанджу. И всю его злость как рукой сняло.
 — Я вовсе не нуждался в твоих комментариях.
 — Должен же был я напомнить Императору о своем существовании! Ну и конечно, подпортить ему нюх.
 — Что там портить? Он не унюхает и лимбургский сыр, если даже подвесить упаковку ему на шею. Единственное, в чем он знает толк, — так это в компьютерах!
 — Не дай Бог, учует, что жив твой отец! Последствия могут быть самые непредсказуемые.
 — Ясное дело, — произнес Римо, сверкнув глазами. — Но сейчас я волнуюсь за дочь.
 — Дух матери все еще терзает твое сердце?
 — Ага. Никак не могу выбросить из головы. Она уверяла, что моя дочь в опасности. Причем опасность весьма реальна, правда, не сиюминутная. Но нельзя же ждать рокового часа! Надо обеспечить ей безопасность прямо сейчас.
 Чиун склонил набок свою птичью голову.
 — А если мать не захочет, чтобы ты принимал участие в судьбе дочери?
 — Когда не захочет, тогда и разберемся.
 — Да, тяжело быть родителем, — пропищал мастер Синанджу.
 — По большому счету в родителях я никогда и не состоял.
 — На тебя, сироту, и столько всего свалилось!.. Ты всю жизнь считал, что ни сестер, ни братьев, ни родителей у тебя нет, и вдруг встречаешься с отцом. У тебя есть дочь, которую ты видел всего раз в жизни. И сын, между прочим, тоже.
 — О сыне я ничего не знаю.
 — Ладно, брось! У него такие же, как у тебя, глаза, похожие манеры, да и вообще, он — вылитый ты.
 — Что ж, теперь он там, куда Смиту вовеки не добраться.
 — Он найдет твою дочь, Римо Уильямс.
 — Будем надеяться.
 Чиун вдруг приблизился к ученику и вперил в него проницательный взгляд.
 — Скажи, а ты не задавался одним простым вопросом?
 Римо кивнул.
 — И что с того?
 — Да, вот именно? Что тогда делать? Жить с тобой она не сможет — слишком уж опасно, принимая во внимание нашу деятельность. Мы — ассасины, идем туда, куда посылает нас Император. Очень может быть, что в один прекрасный день мы уйдем и не вернемся.
 — Я все понял, — перебил старика Римо.
 Чиун окинул ученика изучающим взглядом.
 — Иногда дедушка — лучший отец, чем отец настоящий, — заметил тот.
 Мастер Синанджу так и просиял.
 — Дедушка — это, конечно же, я?
 — Ничего подобного.
 — Но именно я заменил тебе отца в свое время! Разве сыщется лучший воспитатель для твоих детей? Сейчас ты — ученик мастера, а со временем займешь пустующий трон Синанджу. Возможно, мне повезет, я уйду на пенсию и займусь твоей дочерью — пока образ жизни белого человека окончательно не испортил девочку.
 — На самом деле я имел в виду своего отца, Чиун, — откликнулся Римо, вращая своими здоровенными веснушчатыми запястьями.
 Мастер Синанджу мгновенно сник.
 — По крайней мере в нем хотя бы есть корейская кровь. Как и в тебе, — промямлил старик.
 У Римо отлегло от сердца. Он-то думал, что учитель просто взбеленится от такого известия.
 — Не огорчайся, это всего лишь задумки. Сначала надо ее найти. А потом еще убедить Джильду.
 — На сей раз Смит укажет тебе путь.
 — Что ж, будем надеяться. — Римо невесело рассмеялся. — Надо же, у меня вдруг появилась уйма родственников! Бедному сиротке и не счесть.
 — Если у тебя появится семья, — многозначительно произнес Чиун, — значит, появится и у меня. Твоя и моя кровь одного цвета.
 Римо только улыбнулся в ответ. Прожитые вместе со стариком годы неоднократно предоставляли им возможность убедиться в этом.




 Глава 5


 Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций Анвар Анвар-Садат обыкновенно не приглашал гостей в свою резиденцию на Бикмэн-плейс в Нью-Йорке.
 Делами надо заниматься в рабочее время, повторял он, перебирая бумаги на тридцать восьмом этаже здания Секретариата ООН. В его роскошном кабинете глаз то и дело натыкался на редчайшие изображения и статуэтки сфинксов, которые одновременно служили и символом родины Садата — Египта и выражали основной принцип международной дипломатии — ДЕРЖИ РОТ НА ЗАМКЕ.
 К своему удивлению, в почтовом ящике резиденции на Бикмэн-плейс Садат обнаружил послание, адресованное лично ему. Он вскрыл конверт, и оттуда выпала отделанная черным карточка со словами: «Огнетушитель уже в пути».
 Продолжение последовало на следующий день. Зазвонил телефон, и Садат поднял трубку.
 — Поприветствуйте человека, который готов разрешить все ваши проблемы, — сообщил Генеральному секретарю чей-то незнакомый голос. Мужчина временами «давал петуха», видимо, звонивший был очень молод, не сказать, что юн.
 — И с кем же я разговариваю?
 — А разве вы не прочли на карточке?
 — Упоминается какой-то Огнетушитель. Но, сами понимаете, звучит довольно странно для имени. Вы что, хотите наняться на службу? Сразу же предупреждаю — вакансий нет.
 — Зато есть горячие точки, и Огнетушитель готов их загасить.
 — Понятно, — задумчиво протянул Садат.
 Горячих точек и в самом деле было много. Все они прямо-таки исходили жаром и ничуть не остыли за четыре года его пребывания на посту Генерального секретаря ООН. А ведь у Садата имелись и собственные мысли по поводу будущего устройства мира под эгидой ООН. Теория Анвара Анвара-Садата именовалась «концепцией единого мира», и вечные катаклизмы на планете подводили мину под его теоретические изыскания, призванные увековечить его имя в памяти народной.
 — И каким же образом вы намерены мне помочь? — мурлыкающим голосом осведомился он.
 — Вот, к примеру, у ООН есть силы быстрого реагирования для того, чтобы прикончить какой-нибудь конфликт или локальную войну...
 — Увы, эту возможность у меня отняли. Тупоголовые натовские генералы взяли под жесткий контроль «голубые каски» Организации Объединенных Наций.
 — А все потому, что вы слишком громко думаете.
 — Что-то я не очень вас понимаю...
 — Военно-морские силы США располагают так называемой группой быстрого реагирования, конкретно — спецкомандой номер шесть. Они очень скрытные ребята. Без шума и пыли делают свое дело, а когда что-либо проясняется, парни оказываются уже совсем в другом месте.
 — Да, мне известно о существовании команды номер шесть. Но при чем тут я? И — если уж на то пошло — вы?
 — При том. Я ваша персональная команда номер шесть. Диверсионно-разведывательная группа из одного человека. Я знаю, что к чему в этом мире, умею обращаться с оружием, а главное — чертовски смел.
 — Для человека, который скрывает свое имя, вы и в самом деле говорите довольно откровенно.
 — Зовите меня Блейз. Блейз Фьюри.
 — Никогда о вас не слышал, Блейз Фьюри.
 На другом конце провода хихикнули.
 — Никогда не слышали о Блейзе Фьюри, Огнетушителе? Грозе террористов всего мира?
 — Увы... Но я ничуть не сомневаюсь, что вы — и есть вы.
 — Точно! Я — это я, — весело отозвался Огнетушитель. — Так вот, мне удалось выследить вашего главного врага.
 — У меня много врагов. Назовите имя.
 — Магут Ферозе Анин. Он назначил цену за вашу голову. И не стоит меня разубеждать. Вы-то за его голову предлагали деньги! В тот раз, во время акции «голубых касок» в Стомике... Анин улизнул, а вы остались на бобах. Живете себе и не знаете, что в отместку он поклялся вам горло зубами перекусить.
 Анвар Анвар-Садат так сжал трубку, что у него побелели костяшки пальцев.
 — Он мертв?
 — Считайте, что его холодный труп — мое рекомендательное письмо. Итак, где и когда мы встретимся?
 — Послушайте, а вдруг вы — эмиссар Анина? Я-то откуда знаю?
 — Вознамерься я покончить с вами, моя визитная карточка, та, которую вы получили по почте, взорвалась бы у вас в руках, — деловито отозвался собеседник.
 Анвар Анвар-Садат еще раз осмотрел отделанную эбонитом карточку Огнетушителя.
 — Позвоните мне завтра. Если я получу подтверждение, что Анин и в самом деле мертв, мы встретимся. Но лично я приду на встречу только для того, чтобы поблагодарить вас. Надеюсь, вы понимаете?
 — Сигнал принят, — отрезал Огнетушитель и повесил трубку.
 Анвар Анвар-Садат задумчиво посмотрел в окно, откуда открывался великолепный вид на Ист-ривер.
 Разумеется, смерть Анина многое упрощала. Кроме того, такой вот Огнетушитель мог бы весьма и весьма ему пригодиться. С другой стороны, в состоянии ли один-единственный боец помочь ему, Садату, в практическом воплощении теории «единого мира»? Карту перекраивают батальоны, а отнюдь не одиночки. И такой батальон у Садата имеется. Называется «Корпус быстрого развертывания Объединенных Наций», или КОНБР.
 Не дай Бог, доведется вести большую войну в защиту мира, с солдатами КОНБРа придется считаться всем.


* * *

 На следующее утро Генеральный секретарь работал в кабинете по чрезвычайным ситуациям в неприметном домишке напротив здания главного корпуса ООН. Комната была узкой и длинной и до отказа забита разного рода электронной аппаратурой. На стене висела огромная карта мира. Там, где присутствовали миротворческие силы ООН, превалировал голубой цвет.
 Прежде чем подключиться к Интернету, Садат поудобнее устроился на крутящемся стуле, заранее подготовленном помощником.
 Он же проделал все необходимые манипуляции согласно инструкциям Анвара Анвара-Садата.
 — Выведите мне на дисплей рубрику: «Мексика. Современное состояние».
 — Сию минуту, генерал, — с готовностью отозвался сотрудник.
 На дисплее замелькали названия подразделов.
 — Оставьте это, это и это! — приказал Садат.
 — Слушаюсь, мой генерал.
 Анвар Анвар-Садат не уставал восхищаться Интернетом. В течение нескольких минут он мог с его помощью охватить мысленным взором любую, самую удаленную точку земного шара, а еще лучше несколько таковых, где тлел очаг напряженности.
 — Инсургенты, судя по всему, не снижают активности, — пробормотал он себе под нос.
 — Поговаривают, что гражданская война не за горами, мой генерал.
 Неожиданно на дисплее возникла новая колонка. Глаза Анвара Анвара-Садата от удивления чуть не вылезли из орбит.
 — В чем дело?
 — Да вот, землетрясение, видимо.
 — Я вижу, что здесь написано «землетрясение». Почему на экране вдруг высветилось это слово?
 — Позвольте, я выясню, — замялся помощник.
 — Да, прошу вас — и как можно быстрее, — нетерпеливо произнес Садат.
 Адъютант забегал пальцами по клавишам, и на дисплее высветился информационный бюллетень из Мехико. В былые времена подобное сообщение прежде всего прошло бы по радио, но компьютерный век внес свои поправки.
 «Землетрясение обрушилось на столицу. — На экране одна за другой сменялись строки. — Из моего окна в отеле „Никко“ я вижу дым, поднимающийся столбом над горой Попо».
 — Попо — это что? — осведомился Анвар Анвар-Садат.
 — Вулкан, насколько я знаю.
 Садат кивнул и продолжил чтение:
 «Разрушения очень существенные. Значительнее, чем в 1985-м».
 Помрачнев сразу всем своим коптским лицом, Анвар Анвар-Садат откинулся на спинку любимого стула и сложил руки на груди.
 — Положение в Мексике и вовсе дестабилизируется, — буркнул он.
 — Так точно.
 — Надо срочно созвать Совет Безопасности. Усилия Объединенных Наций должны быть направлены на то, чтобы избежать вспышки гражданской войны.
 — Отличное предложение, генерал.
 — Возможно, власти в Мехико согласятся наконец впустить к себе миротворцев ООН и позволят им расположиться в районе Чьяпаса, где наблюдается наибольшая активность инсургентов.
 Чиновник поскучнел.
 — Не простое это дело...
 — Да, будет нелегко. Но ничего невозможного нет. Я чувствую скрытый потенциал момента.
 — Мексиканцы не позволят миротворцам ООН стать лагерем на их земле. А Соединенные Штаты наложат на ввод войск вето по одной только причине, что не все «голубые каски» родом из Америки.
 — Ладно, посмотрим, — произнес Анвар Анвар-Садат и щелкнул пальцами. Чиновник тотчас выключил компьютер.
 Новость оказалась куда более значительной, чем Садат полагал в самом начале.
 Землетрясение чуть ли не с первого дня стали называть великим. Оно потрясло не только долину, где раскинулся Мехико, но и задело провинцию. Толчки пробежали волной до Эль-Пасо и вызвали рябь на гладком зеркале Мексиканского залива.
 Землетрясение сказалось и на окружающей среде. К примеру, задымил Попокатепетль, и солнце затмили жирный коричневый дым и мельчайшие частички пепла. По причине всей этой суматохи не вызвала должного внимания новость об убийстве бывшего диктатора Стомика Магута Ферозе Анина, которого обнаружили в гостиничном номере изрешеченного пулями.
 В прессе упоминалось, что убийце диктатора удалось скрыться.
 — Да, да, я уже в курсе, — отвечал Садат на телефонные сообщения. Казалось, они его ничуть не заинтересовали. Зато он развил бурную деятельность в другом направлении.
 — Важно действовать, действовать и действовать, — повторял он каждому, кто соглашался его слушать. — Нельзя допустить, чтобы Мексика погрузилась в пучину хаоса. Объединенные Нации — единственная надежда исстрадавшегося мексиканского народа.
 — А ведь дело идет на лад, господин Генеральный секретарь, — сказал помощник Садата, когда шквал телефонных звонков прекратился.
 — Как только войска ООН окажутся в Западном полушарии, нам не составит труда обосноваться в Мексике.
 — И в Канаде, господин секретарь. Нельзя забывать про Канаду.
 — Канада — это вам не Мексика! Здесь придется основательно попотеть.
 — Что хорошо для Мексики, то и Канаде принять не зазорно.
 — Хорошо бы записать на бумажку. На будущее. Когда представится возможность, я щегольну этим вашим выражением.
 — Слушаюсь, господин секретарь.
 В конце дня на столе Генерального секретаря уже лежал план действий.
 — Текст читается отлично. И прекрасно аргументирован. Вряд ли им удастся наложить вето на такой проект. Ведь это исключительно гуманитарная миссия! А вот когда мои «голубые каски» обоснуются в стране, кто, скажите, будет настаивать на их скорейшем уходе?
 — Разве что кое-кто из неприсоединившихся, мой генерал.
 — Или сербы, — нахмурился Анвар Анвар-Садат и дернул плечом.


* * *

 В ту ночь Анвар Анвар-Садат вернулся в свои роскошные апартаменты далеко за полночь. Глаза у него слипались, зато на сердце было удивительно легко. Что и говорить, землетрясение в Мексике оказалось очень кстати. Казалось, рука судьбы отворила ему дверь в будущее.
 Включив свет, он обнаружил, что в широком кресле у книжного шкафа сидит совершенно незнакомый ему человек.
 — Кто вы? — вздрогнув, обратился к нему Генеральный секретарь.
 Незнакомец поднялся во весь рост. Весь в черном, начиная со сверкающих военных ботинок и кончая башлыком на голове. Черная кожаная кобура на поясе скрывала весьма внушительных размеров орудие убийства.
 — Огнетушитель прибыл!
 — Да, да, конечно. Я мог бы догадаться. Очень рад встрече. Но у меня, увы, очень мало времени. Сегодня выдался чрезвычайно трудный день, и мне пора спать.
 — Анин мертв. Могли бы за это поблагодарить Огнетушителя.
 — Да, да, отлично! Он был для меня настоящей занозой.
 — Огнетушитель специализируется на извлечении заноз такого рода. Назовите только имя, и через сорок восемь часов человек этот, согласно вашему желанию, будет или уничтожен, или схвачен и запакован, точно рождественский подарок. Причем с гарантией — иначе деньги возвращаются.
 Анвар Анвар-Садат заколебался.
 — А что бы вы хотели взамен?
 — Санкции.
 — Хотите, чтобы я опутал вас санкциями? Как Ирак или, к примеру, Ливию?
 — Нет, Огнетушителю нужны санкции другого свойства. Он нуждается в одобрении того, что он делает. Свободная охота не в его стиле. Он обладает всеми возможными достоинствами, но не желает работать на какого-то там дядю. Мне хочется работать на Объединенные Нации.
 — А почему, собственно, на ООН?
 — Огнетушитель не желает стараться ради диктаторов и тиранов. Он на стороне справедливости. Его крестовый поход продолжается. Но Огнетушителю — как и всем прочим смертным — необходимо есть и пить. Говорят, в ООН хорошо платят. Мне нужна заработная плата, которая, скажем, исчислялась бы пятизначной цифрой.
 — Я не в состоянии платить вам как наемнику ООН. Пойдут, знаете ли, всякие пересуды в газетах.
 — Мы могли бы что-нибудь придумать.
 — У меня нет доказательств, что Анина убили именно вы. Вы можете как-то доказать?
 — В нем четырнадцать пуль «Гидрошок». Проверьте.
 — Обязательно. Но это не доказательство. Аутопсию уже сделали.
 — Головки пуль выполнены в виде черепов. Это знак Огнетушителя. Личный.
 — Да, да. Как у того парня из «Призрака, который умел ходить»?
 — У кого?
 — Ну у призрака. Помните? Чрезвычайно почтенная была личность, творившая правосудие.
 — Послушайте, мне не до шуток! Я, то есть Огнетушитель, хочу работать на Объединенные Нации. С моей помощью вы очистите мир от наркобаронов, будущих Гитлеров и мелких тиранов, прежде чем они войдут в силу.
 Анвар Анвар-Садат энергично замотал головой:
 — Ваши предложения, бесспорно, не лишены интереса, но я не могу санкционировать ничего из задуманного вами.
 — А как насчет кого-нибудь утихомирить?
 — Что значит «утихомирить»?
 — Назовите мне имя плохого парня — по-настоящему плохого, адское отродье какое-нибудь, — и я его пошлю.
 — Куда? На луну? К чертовой матери?
 — Нет, к праотцам. Попросту говоря, я его «загашу».
 — У меня нет полномочий санкционировать чье-либо устранение, хотя на пути к моему «единому миропорядку» и в самом деле множество препятствий.
 — Надеюсь, у препятствий есть имена?
 — Вот, к примеру, в Мексике ширится активность инсургентов.
 — Как же, знаю! Ими командует подкоманданте Верапас. Превратил когда-то мирных индейцев майя в организованную военную силу, и теперь они взбунтовались.
 — Он — самая настоящая заноза, поскольку посмел выступить с оружием в руках против нового мирового порядка. Хотя, как вы понимаете, я не стану вас просить о его устранении.
 Человек в башлыке подмигнул Садату.
 — Понял.
 — Кроме того, я не могу платить деньги, когда результат сомнителен.
 — Огнетушитель уверяет вас, что он надежен, как охотничий сокол, и бьет без промаха.
 — Послушайте, почему вы говорите о себе в третьем лице?
 — Потому что Огнетушитель куда круче любого человека, имеющего право носить черный башлык. По сути, в нем одном заключена целая армия. Он не человек, а символ, явление природы. Он — персонифицированное добро, выступающее против воплощенного зла. Величайший воин нашего времени.
 — Ага, понятно. Что-то вроде Зорро.
 — Нет, черт возьми! Вроде Огнетушителя. Не пытайтесь сравнивать меня со всякими там парнями из фильмов. Это вымышленные герои. На свете только один Огнетушитель, и его настоящее имя никогда не станет достоянием толпы.
 — Но вы представились как Блейз Фьюри.
 — Еще один псевдоним героя, у которого тысяча разных лиц.
 Неожиданно человек в черном направился к балконной двери.
 — Куда вы?
 — В Мексику.
 — Я имею в виду в данный момент. До земли, знаете ли, этажей двадцать.
 Нижняя часть маски, скрывавшей лицо человека, шевельнулась. Казалось, он улыбнулся.
 — Да, но до крыши всего три этажа!
 Высунув руку в открытое окно, Огнетушитель ухватился за тонкий нейлоновый канат. Потом послал прощальный взгляд Генеральному секретарю.
 — Читайте о моих подвигах в газетах!
 И он исчез.
 Анвар Анвар-Садат вышел на балкон и принялся высматривать Огнетушителя внизу на тротуаре. Но не увидел ни распростертого тела, ни толпы, которая жаждет поглазеть на жертву несчастного случая. Похоже, этому умалишенному на сей раз удалось выйти сухим из воды.
 Очень напоминает Бэтмэна, подумал Садат о парне с некоторой симпатией.
 Что ж, если дурню будет везти и дальше — Садату это только на руку. В противном случае он ничего не обещал, ничего от парня не требовал, а уж тем более убивать человека не просил. И это — главное.
 А еще — вечная загадка сфинкса.




 Глава 6


 У доктора Харолда В. Смита возникли проблемы.
 По правде сказать, они преследовали доктора всю его жизнь. Проблемы были точно такой же частью его бытия, как ежедневное бритье, прием пищи, работа и сон. Проблемы составляли суть его существования, ибо Харолд В. Смит — из тех Смитов, что из Вермонта, — обладал повышенным чувством ответственности.
 Президент Соединенных Штатов довольно давно уже заприметил эту его черту. В то время Смит, обыкновенный чиновник аппарата ЦРУ, трудился на ниве внедрения компьютеров и новых технологий. Он тогда специализировался на интерпретации разведданных. Просчитывал перевозки и поставки стратегического сырья, учитывал изменения в военном и политическом руководстве различных государств, рассматривал виды на урожай в той или иной стране — короче, слыл признанным аналитиком и, что самое главное, наиболее дотошным и жадным до мелочей служакой.
 Эти его качества и привлекли внимание начальства.
 Президент в те дни был еще молодым романтиком, но, взяв на себя огромную ответственность, он не побоялся возглавить страны свободного мира. В самое холодное время «холодной войны» Президент США уже предвидел, что сообществу свободных государств угрожают не только коммунисты. Самый страшный враг притаился в пределах собственной страны.
 Длительный период беззакония привел нацию едва ли не к тотальному разгулу анархизма. В других странах уже давно бы ввели военно-полевой суд и комендантский час. Но ведь речь шла об Америке!
 Здесь нельзя было объявить военное правление, что обычно делают в случае вспышки гражданской войны или иностранной агрессии. Поскольку тогда пришлось бы признать, что эксперимент в сфере демократии в этой бывшей колонии Британской империи окончательно провалился.
 По большому счету легальных средств для борьбы с негативными явлениями не существовало. Для радикального лечения болезни потребовалось бы отменить Конституцию.
 И Президент избрал другой путь — создал организацию КЮРЕ [3] , можно сказать, выписал обществу своего рода рецепт для успешного избавления от коррупции, морального распада и организованной преступности.
 Президент освободил Харолда В. Смита от его обязанностей в ЦРУ и назначил ответственным за исполнение особой миссии: любыми средствами — законными и незаконными — спасти страну.
 — Значит, любыми? — переспросил Смит.
 — Разумеется, при условии, что все останется в тайне. Никакой утечки информации. Никакого официального статуса организации. Никаких фондов. Набирайте агентов и осведомителей где угодно и как угодно. Главное, чтобы они не знали, что работают на КЮРЕ. Спасите страну, мистер Смит, и если на то будет Божья воля и вы преуспеете, мы прикроем контору. Надеюсь, это случится не позже того дня, когда первый американец высадится на Луне.
 Прошло совсем немного времени, и молодой Президент, объявивший войну преступности, сам пал жертвой организованного против него заговора. Вот уже ступил на Луну и первый американец, а нация так и не продвинулась ни на дюйм по пути справедливости и стабильности во всех сферах.
 Что ж, пора прибегнуть к крайним мерам, решил Смит. К тому времени, тщательнейшим образом изучив, как функционируют аппарат правосудия и исполнительные органы, он уже насмотрелся на продажных судей, купленных адвокатов и боссов организованной преступности, чувствовавших себя среди них, как рыба в воде.
 Легальных средств недостаточно. Понадобилось целых десять лет, чтобы окончательно убедиться в этом.
 Смит обратился за помощью к самому обыкновенному на первый взгляд полицейскому из Нью-Джерси, который прошел проверку на прочность в джунглях Вьетнама. И наградил его кличкой Разрушитель.
 Таким образом, суперсекретное агентство Америки заручилось услугами нового агента, который тоже, что называется, в списках не значился.
 С того знаменательного дня все изменилось как по мановению волшебной палочки и КЮРЕ превратилось в реальную угрозу для врагов американской государственности. И хотя Америку по-прежнему мотало как корабль во время шторма, страна наконец обрела якорь. А самое главное — продолжал работать институт Конституции, несмотря на то, что Смит чуть ли не каждый день нарушал ее основные положения. Впрочем, об этом знали только сменявшие друг друга хозяева Белого дома.
 Америка продолжала свое плавание.
 Проблемы появлялись и исчезали. Глава КЮРЕ решал их с жестокостью человека, имевшего под рукой самых тренированных в мире ассасинов. Но на месте одной отрубленной головы вырастали новые.
 В данный момент Смит вплотную занимался «Амтраком» и Мехико.
 Поднималось солнце нового дня, когда Смит запросил данные по «Амтраку».
 Файл состоял аж из сорока трех подразделов. За последние два года поезда все чаще сходили с рельсов. Несчастные случаи происходили и с пассажирскими, и с товарными составами. Инциденты всякий раз приводили к жертвам и исправно освещались в прессе. Катастрофы участились настолько, что в газетах шутили, будто вся система железных дорог страны — одна большая неизбывная катастрофа.
 Последняя авария произошла недалеко от Ла-Платы, что в штате Миссури: на повороте сошел с рельсов товарняк из Санта-Фе. Согласно официальной версии, опрокинулся перегруженный железным ломом вагон. Смит помрачнел.
 Конечно, такое не исключено, подумал он. По большому счету каждый инцидент имел вполне солидное обоснование. Трещина на рельсах, скажем. Или случай вандализма — злоумышленник отвинтил гайки и развел рельсы. Плохое состояние вагонного парка. Кроме того, Смита всегда удивляло число упрямцев-автомобилистов, норовивших пересечь железнодорожное полотно прямо перед носом летящего на всех парах локомотива. Такого рода случаи глава КЮРЕ списывал на человеческие ошибки и слабости и исключал из файла.
 На первый взгляд в сообщении ничего такого не было, но собранные воедино, все подобные катастрофы отлично укладывались в некую модель. Впрочем, Отдел безопасности транспортных средств никакой системы в этом не усматривал.
 Смит снова принялся просматривать разрозненные сообщения, мигая усталыми покрасневшими глазами: он искал зацепку — нечто такое, что послужило бы связующим звеном всей этой цепочки катастроф и несчастных случаев.
 Бывший аналитик ЦРУ, он обладал прекрасным чутьем. За всегдашнюю задумчивость и неброские серые костюмы, подобающие скорее банкиру, нежели разведчику, в управлении Смита называли Серый Призрак.
 Но сегодня чутье изменило Серому Призраку.
 Смит нажал на тумблер и повернулся к пуленепробиваемому окну. Зеркальные стекла защищали не только от пуль, но и от нескромных взглядов прохожих. Глава КЮРЕ же все отлично видел. Взгляд его упал на спокойные воды Лонг-Айлендского пролива.
 Может, отправить на место происшествия Римо и Чиуна? Если за всеми этими крушениями нет злого умысла, они по крайней мере дадут ему отчет о состоянии железных дорог страны. Неужели кризис в транспорте зашел так далеко, что катастрофы просто неизбежны?
 В таком случае следует перевести дело под юрисдикцию КЮРЕ.
 Смит развернулся к столу. На черной блестящей поверхности его покоился синий контактный телефон для срочной связи с Римо. Важнее синего был только красный аппарат под замком, служивший для экстренных переговоров с Президентом.
 На сей раз разговаривать с главой государства было не о чем. Президент лично КЮРЕ не контролировал. Увы, сейчас он был не в состоянии контролировать даже собственных конгрессменов. Зато мог высказывать пожелания относительно деятельности организации, а также распорядиться закрыть КЮРЕ, к чертовой матери, если контора перестанет справляться со своими задачами.
 Смит уже потянулся было к синему телефону, как вдруг тревожно запищал компьютер. Шеф КЮРЕ воззрился на экран. По черному стеклу поползли крохотные янтарного цвета буковки. В углу беспрерывно мигал красный огонек и высвечивалось слово: «Мехико».
 Значит, автоматическая система поиска наткнулась на что-то очень важное.
 Смит перевел компьютер из дежурного режима в рабочий и вызвал бюллетень Ассошиэйтед Пресс:
 "МЕКСИКА — ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ
 МЕХИКО, АСС. ПРЕСС.
 Сильнейшее землетрясение сокрушило Мехико. Толчки начались сегодня в два часа дня. По свидетельствам очевидцев, городу причинен значительный ущерб. Имеются жертвы. Сообщается также, что вулкан Попокатепетль в любой момент может засыпать город пеплом. Неясно, правда, землетрясение ли разбудило вулкан, или, наоборот, вулканические процессы активизировали сейсмические. Во всяком случае, вулкан вел себя беспокойно вот уже несколько месяцев".
 Смит нахмурился. Что и говорить, новость не из приятных. Мексика и до землетрясения считалась одной из «горячих точек». Восстание в Чьяпасе, равно как политический и экономический кризис, превратило некогда тишайшую южную соседку Штатов в дымящийся вулкан политических страстей.
 Всего несколько месяцев назад мексиканские танки вдруг выдвинулись к границе штата Техас, но их, правда, быстро отозвали.
 Напряженность тем не менее присутствовала. Нелегальная эмиграция, девальвация песо, а также выход Мексики из экономического союза американских государств способствовали росту недоверия между двумя странами. Тот факт, что лидеры Америки и Мексики на людях улыбались и пожимали друг другу руки, еще ни о чем не говорил. В век компьютеров и электроники политикой движет общественное мнение, а отнюдь не воля руководителей.
 Пока Смит размышлял над всем этим, на экране появилось еще одно сообщение:
 "ВОССТАНИЕ В ЧЬЯПАСЕ.
 МЕХИКО, МЕКСИКА, АСС. ПРЕСС
 Подкоманданте Верапас, лидер инсургентов Фронта национального освобождения имени Бенито Хуареса, час назад заявил, что жестокое землетрясение, обрушившееся на столицу, есть знак богов, которые отвернулись от реакционного правительства Мексики. Верапас также заявил, что пришло время перенести тяжесть междоусобной борьбы в столицу государства. Этот человек, истинное имя и происхождение которого неизвестны, призывает всех неравнодушных к судьбе отечества влиться в ряды народных бойцов и выступить против федеральной армии Мексики".
 Последнее сообщение разрешило все сомнения Харолда В. Смита. «Амтрак» мог и подождать.
 Римо с Чиуном, впрочем, не останутся без дела — они поедут в Мексику.
 Подкоманданте Верапас встал на тропу войны, дабы ниспровергнуть законное правительство, а это уже головная боль не одной только Мексики! Революция у южных границ США представляет непосредственную угрозу для американского народа.
 Харолд В. Смит решительно взялся за трубку синего телефона.




 Глава 7


 Когда зазвонил телефон, Римо наблюдал, как Чиун чистит рыбу.
 — Я возьму, — сказал он, срываясь со стула.
 Бамбуковым стульям и такого же рода мебели здесь стоять не возбранялось, но в основном мастера Синанджу обедали, сидя на татами.
 — Не подходи! — бросил учитель.
 — А вдруг это Смит?
 — А если царь, бей или эмир? Сомнительно как-то. И вообще нам пора обедать. Если Император Смит желает со мной побеседовать, пусть звонит в удобное для меня время.
 — А ты не думаешь, что звонить могут мне?
 — Смит звонит тебе только затем, чтобы выяснить, где я.
 — Не всегда.
 — Посмотри лучше, как надо готовить рыбу.
 Римо вздохнул. Он вернулся на место и сел, задумчиво подперев подбородок. Непонятно, почему Чиун так уперся?
 — Взгляни-ка на специи. Ну, что скажешь?
 — Щука получилась бы великолепно, — сказал ученик.
 — Для щук сейчас не сезон.
 — Понятно теперь, почему мне так хочется щуку.
 Учитель недовольно поморщился.
 Между тем телефон не умолкал.
 — Наверняка Смит, — заключил Римо. — Никто другой не стал бы отсчитывать ровно двадцать шесть звонков.
 — Он повесит трубку, когда раздастся сорок второй.
 — Да, повесит. И начнет все сначала, решив, что не туда попал.
 — Он упрям, а мы — терпеливы. Ладно, вернемся к нашим баранам. Смотри, как правильно готовить филе.
 Чиун держал за хвост морского петуха. Рыбина, открыв рот, остекленевшими глазами смотрела на Римо. Тот, впрочем, привык, что учитель частенько обрабатывает рыбу с головой.
 — Морского петуха лучше всего жарить, — наставлял кореец. — Значит, этого великолепного представителя морской фауны прежде всего надо нарезать на кусочки.
 — Ты что больше любишь, грудку или крылышко?
 — И нечего издеваться! Я тебе не китаец. На китайцев я плевать хотел.
 — Да, соседи уже поговаривают об этом, — сухо заметил Римо.
 Глаза мастера Синанджу угрожающе сузились. Он весь надулся и сжал кулаки. Потом зачем-то продемонстрировал ногти цвета слоновой кости и, сложив кисть наподобие когтистой орлиной лапы, нанес молниеносный удар по тушке морского петуха. Словно по волшебству на газету, аккуратно расстеленную на столе в гигиенических целях, посыпалась серебряная чешуя.
 Следующим ударом он отсек рыбе голову. Ловко подброшенная в воздух, рыба, казалось, ожила и трепыхнула хвостом, но Чиун только того и ждал. Еще одно молниеносное движение — и отделился хвост, а за ним плавники. Причем так быстро, что казалось, будто рыба сама избавляется от бесполезных в ее нынешнем положении частей своего тела. Главное — мастер Синанджу орудовал только острым как бритва и слегка загнутым внутрь ногтем указательного пальца.
 — Надеюсь, ты предварительно вымыл руки? — с иронией осведомился Римо, поскольку телефон наконец замолчал.
 Учитель не ответил. Телефон же снова ожил и огласил дом прерывистой пронзительной трелью. Римо меланхолично поменял опорную руку и мечтательно зевнул.
 Чиун в мгновение ока завершил разделку морского петуха и предъявил ученику две миски — в одной лежали аккуратно нарезанные кусочки филе, в другой — кожица, хвост, голова и внутренности.
 — Почему не аплодируешь? — спросил кореец.
 — Сомневался, а того ли ты ждешь.
 — Что ж, гений в похвалах не нуждается.
 — Отлично, значит, я все сделал правильно.
 — Посредственность часто скрывается под личиной искренности.
 — По-моему, филе получилось то, что надо!
 — Не о том речь. Ты что думаешь, я просто так демонстрировал тебе древнейшее корейское искусство разделывания рыбы?
 — Ладно, сдаюсь. Итак, зачем ты демонстрировал мне древнейшее корейское искусство разделывания рыбы?
 — Чтобы отвратить тебя от возможных ошибок в будущем.
 — Это каких же?
 — Сейчас я Верховный мастер Синанджу, а ты всего лишь ученик мастера.
 — Угу.
 — Ты продолжишь мой путь, наденешь мое кимоно, после того как я отбуду в мир иной или устранюсь от дел...
 — Насчет кимоно еще надо подумать.
 — Но такова традиция!
 — Кимоно — штука восточная. Мне же придется действовать на Западе.
 — Очень может быть, что в следующем веке по европейскому летосчислению тебе придется переметнуться на Восток. Например, если Запад поглотит океан.
 — Этого не произойдет, папочка.
 — В любом случае твоим действиям должны быть присущи грация, мастерство и стремление к совершенству. То есть все, чем щедро наделен твой учитель.
 — Но если я достигну совершенства, то ничем не буду отличаться от тебя, — резонно заметил Римо.
 — Ты не можешь быть столь же совершенным, поскольку только наполовину кореец. Тут и говорить не о чем. Конечно, если только ты не создашь собственную школу.
 — Интересно, к чему ты клонишь?
 Чиун назидательно поднял указательный палец, не забыв предварительно полюбоваться своим длинным и острым ногтем.
 — Взгляни — вот самое надежное оружие мастера Синанджу Ну разве не изящно? Разве не совершенно? Никакой снаряд из металла, кости или дерева не сравнится с ним в смертоносной силе. Дом Синанджу отмечает специальный праздник — День Ножей Вечности, поскольку даже сломанный ноготь отрастет вновь, чтобы внушать ужас и почтение врагам Дома.
 — Прежде всего он внушает ужас мне.
 — А теперь посмотри на свои жалкие ногти.
 Римо опустил глаза. Его ногти были коротко подстрижены по западному образцу, впрочем, ноготь указательного пальца правой руки казался длиннее прочих. На первый взгляд ничего особенного, и тем не менее специальная диета Дома Синанджу постоянные упражнения и отработка особой техники единоборства способствовали появлению на нем очень твердой и острой режущей кромки, способной рассечь даже кожу носорога.
 — По мне, так все великолепно.
 — В глазах же мастера Синанджу твои ногти выглядят убогими и бесформенными. Если бы мои предки, которые, в свою очередь, являются и твоими...
 — Полупредками, — перебил его Римо.
 — Если бы наши предки видели, с какой легкостью ты кромсаешь свои божественные Ножи Вечности, словно это какие-то лимонные корки, они бы посыпали головы пеплом и разорвали на себе кимоно.
 — Я встретил в Войде кое-кого из старикашек. Никто и словом не обмолвился о моих ногтях.
 — Да они просто смущались! Неужели ты думаешь, они стали бы указывать пальцем на твой недостаток, будь у тебя, к примеру, лишний палец на руке или уродующий шрам?!
 — А вот ты бы стал.
 — Да, стал бы, стал! — взвизгнул Чиун. — Ты позоришь меня перед предками и родственниками, поскольку придерживаешься путей белого человека, другими словами, западного образа жизни. Как посмеешь ты надеть кимоно и сандалии мастера, если не способен вырвать глаз у врага Дома? Ты ходишь с высокоподнятой головой, но при этом носишь на руке эти чертовы железяки! Осталось только вдеть в ухо серьги или латунное кольцо в нос! Впрочем, на Западе еще не то делают...
 — Ладно тебе, Чиун. Мы спорим с тобой годы напролет — и все впустую! Кончай давай.
 — Нет, я не закончу. Просто временно прерву разговор. Теперь я полностью убежден, что иду единственно верным путем.
 — А я вот убежден в том, что нам давно пора обедать, — простонал Римо.
 — Сможешь самостоятельно приготовить рыбное филе без ножа и прочих железок, тогда и ешь рыбу! Но не раньше.
 Телефон между тем звонил вовсю, и разъяренный вконец Римо бросился к аппарату.
 — Кто это, черт побери, названивает? — рявкнул он, обращаясь к невидимому собеседнику.
 — Римо? Что-нибудь случилось? — удивился Харолд В. Смит.
 — Да вот Чиун тут утверждает, будто мои ногти длиннее ваших, а это непорядок, коль скоро вы мой начальник.
 Смит издал какой-то странный звук, слегка напоминающий клекот орла.
 — Видите ли, Римо, надо бы вам съездить в Мексику.
 — А что там, в Мексике?
 — Сильное землетрясение.
 Мастер Синанджу расцвел.
 — Ага! Я ведь тебе говорил, а ты отказался принять к сведению доводы разума.
 — Что там за шум? — спросил глава КЮРЕ.
 — Чиун опять действует мне на нервы. Утверждает, что пару часов назад он чувствовал, как земля уходила у него из-под ног. А он, бедняжка, страдал в полном одиночестве.
 — Положение в Мексике весьма напряженное. Уже объявлено чрезвычайное положение. Все пограничные пункты наводнены беженцами, которые требуют политического убежища.
 — И что же? Впускайте их — или перекрывайте границу. В конце концов, решать-то Америке.
 — Есть и еще кое-что. Вам знакомо имя Верапас? Подкоманданте Верапас?
 — А как же! Этот главарь мятежников мнит себя вторым Фиделем Кастро.
 — Именно. Он отдал приказ своим людям выходить на улицы и чинить беспорядки. Верапас жаждет революции и полагает, что исторический момент наступил. Так вот, пора изъять его из политической колоды.
 — Отлично!
 — Весьма рад, что у нас одинаковый взгляд на вещи.
 — Наплевать мне на Мексику! Главное — снять напряжение, — с чувством произнес Римо.
 — Какое там напряжение! — сразу же вступил в разговор Чиун. — Это у меня нервы не в порядке. Я возвысил тебя над всеми прочими учениками, и что взамен? Жалкие, беспомощные ногти, созерцание которых приводит меня в ужас.
 — Слушай, оставь, очень тебя прошу!
 — Оставить?! — Мастер Синанджу мелькнул, словно молния, и в мгновение ока спустил отличное рыбное филе в мусоропровод.
 — Билеты до Мехико вы получите в офисе авиакомпании «Ацтека Эйрлайнз» в аэропорте Логан, — продолжал бубнить в трубку Смит. — Связь с городом Сан-Кристобаль де лас Касас в провинции Чьяпас будете осуществлять посредством «Аэро Кецаль». В Сан-Кристобале выходите на объект в городишке Бока-Зоц. Там собираются сторонники фронта имени Хуареса, а Верапас проводит свои собрания и пресс-конференции.
 — Если это известный факт, почему федеральные войска не в курсе?
 — Они в курсе. Но устранение Верапаса в случае чего скорее вызовет осложнения, чем разрешит проблему, поэтому инициативу берем на себя мы. Пусть сложится впечатление, будто смерть вызвана естественными причинами.
 — Так, что еще?
 — Будьте крайне осмотрительны. Наши отношения с Мехико оставляют желать лучшего, поэтому никакой самодеятельности в области дипломатии.
 — Кормить во время перелета будут?
 — Конечно.
 — Отлично, — отозвался Римо и повесил трубку. — Мы направляемся в Мексику, папочка.
 Чиун, похоже, чистил раковину и избегал смотреть в глаза ученику.
 — Не забудь захватить перчатки, — пропищал он.
 — Перчатки в джунглях не нужны, — заверил его Римо.
 — Когда твои пальцы обретут твердость клинков, тебе не придется стыдливо прятать их в перчатки даже в холодную погоду, — последовал ответ.
 Римо стал демонстративно созерцать потолок.




 Глава 8


 Огнетушитель приближался к таможне аэропорта Мехико, сжимая в руке паспорт на имя Ласло Кранника-младшего. Волосы он выкрасил в радикальный черный цвет, на нос нацепил солнечные очки, чтобы скрыть от случайных взглядов глаза пронзительно-голубого цвета. Серый тонкий пиджак, надетый на черную тонкую водолазку, придавал ему вид типичного латиноамериканца.
 В руке он держал дорожную сумку, а на его могучем плече висел рюкзак.
 И в рюкзаке, и в сумке находились неметаллические части суперавтоматического пистолета «хелфайр» — наиболее современного и смертоносного из всех видов стрелкового оружия.
 В кожаной кобуре на поясе хранился еще один пистолет — маленький, изготовленный из особого рода керамики, на которую не реагировали металлоискатели.
 Таможня так и пестрела разного рода табло. Нажав на соответствующую кнопку, любой вновь прибывший с минуту ждал. Если загорался зеленый свет — он следовал дальше. Красный же служил сигналом личного досмотра или досмотра багажа.
 Огнетушитель с самым невозмутимым видом нажал кнопку. Красный! Ничего не поделаешь, бывает. Под пристальным взглядом бдительного таможенника парень швырнул багаж на стол.
 — Паспорт, пожалуйста.
 — Что?
 Мексиканец вгляделся еще внимательнее. Теперь его глаза сверкали словно лезвие ритуального ацтекского ножа из обсидиана.
 — Американец? — строго спросил он.
 — Да.
 Чиновник протянул руку:
 — Ваш паспорт, сеньор.
 Наступал критический момент. Главное — миновать паспортный и таможенный контроль.
 Служащий в темно-зеленой форме внимательно осмотрел документ. Если бы он знал, кто перед ним, то наверняка отнесся бы к бумажке и ее обладателю с большим почтением. Мексиканец и не подозревал, что имеет честь лицезреть Блейза Фьюри и находится на расстоянии вытянутой руки от знаменитого на весь свет Огнетушителя.
 Чиновник поднял глаза:
 — У вас есть еще какие-нибудь документы, удостоверяющие личность?
 «Кажется, он заканчивает проверку, — подумал Огнетушитель. — Может, и багаж не будут осматривать».
 — Прошу.
 Таможенник заполучил выданные в Соединенных Штатах права. Едва взглянув на них, чиновник махнул рукой, подзывая сослуживца.
 Огнетушитель даже глазом не моргнул. Он вовсе не собирался вступать в пререкания. Вот если возникнет необходимость действовать... Тогда он сделает все возможное. Его миссия — ликвидация подкоманданте Верапаса, а в борьбе против тиранов Огнетушитель и таможенники находились в одном лагере. Просто чиновники ничего об этом не знали, а повезет, так и не узнают никогда.
 — Что-нибудь не так? — выдержав паузу, спросил американец.
 Ответ чиновника прозвучал, словно удар бича:
 — Ваш паспорт недействителен.
 — Недействителен?! Черт возьми, ты что, читать не умеешь? Видишь написано: Ласло Кранник-младший. Хочешь, позвони и спроси моего папашу — Ласло Кранника-старшего, есть у него сын или нет?
 Все взгляды тотчас устремились на здоровенного парня в сером спортивном пиджаке. К нему уже спешила целая делегация.
 «Так дойдет до драки, прежде всего надо вырубить таможенников. Они перекрывают выход. А там — ищи ветра в поле!» — решил Огнетушитель, Угнав автомобиль, на худой конец — такси, он без труда сольется с потоком уличного движения.
 — Прошу вас отойти в сторону, — приказал старший офицер таможенной службы. — Вы задержаны.
 — Не имеете права!
 — И все-таки... Пройдемте.
 Огнетушителю не удалось даже извлечь пистолет из кобуры, поскольку два здоровяка уже ухватили его за предплечья. Сумку и рюкзак забрали, а его самого потащили прочь под перекрестными взглядами напуганных американских туристов.
 Парень позволил охране увлечь себя подальше от пропускного пункта. В закрытом помещении справиться с ними будет много легче — нет свидетелей, да и помощи взяться неоткуда. Он был мастером рукопашного боя и намеревался одолеть их всех. К тому же их всего четверо.
 Огнетушителя втолкнули в довольно тесную комнату, и, пока двое таможенников рылись в его рюкзаке, старший спросил:
 — Какова цель вашего визита в Мексику?
 — Я — турист.
 — Значит, приехали полюбоваться видами?
 — В Мехико у меня нет никаких дел, — невозмутимо отозвался Огнетушитель.
 Тем временем из сумки извлекли ствол разработанного в ЦРУ «хелфайра», завернутый в веселенькую рождественскую фольгу. Ствол очень напоминал кубинскую сигару, но отличался от нее весом.
 Главный таможенник плотоядно потер руки.
 — Интересно, что это?
 — Рождественский подарок.
 На столе появилось еще несколько аналогичных свертков.
 — А это?
 — Тоже подарки.
 — Рождество мы праздновали два месяца назад.
 Огнетушитель с наигранным равнодушием пожал плечами.
 — И что с того? Да, я припозднился. Люди часто задерживаются с подарками на Рождество.
 — Для кого же все это, если, по вашим словам, вы обыкновенный турист? — задал вопрос старший таможенник, в то время как его подчиненные срывали фольгу с деталей.
 — Эй! Вы не имеете права срывать упаковку!
 — Мы просто хотим убедиться в невинном характере ваших подарков, сеньор.
 — Вы и представить себе не можете, чего мне стоило обернуть каждый подарок!
 — Ничего, перепакуете снова. Потом. А пока назовите имя человека или тех людей, кому предназначались эти вещи.
 Но не успел Огнетушитель открыть рот, как на стол выложили круглый магазин автомата, набитый патронами «Гидрошок» с головками в виде крохотных черепов. Пришлось изменить тактику.
 — Послушайте, я хочу сделать признание.
 — Говорите.
 — Я не Ласло Кранник-младший. Мое настоящее имя совсем другое.
 — И какое же?
 — Меня зовут... — произнес Огнетушитель и замолчал. В воздухе запахло грозой. — Мое имя — Блейз Фьюри.
 Глаза офицера таможенной службы вылезли из орбит.
 Все остальные от удивления рты пораскрывали. Магазин автомата грохнулся на пол и загремел, как гремучка у распространенной здесь змеи.
 Тактическое преимущество снова было на стороне Огнетушителя.
 — Я прибыл сюда для исполнения чрезвычайно важной миссии, — мрачно объявил он.
 — Расскажите о характере миссии.
 — Вы прекрасно знаете, кто такой подкоманданте Верапас...
 Чиновники опустили глаза. Все они ненавидели этого человека.
 — Отлично. Так вот, меня послали его убрать. Ясно?
 — Вы должны его убить?
 — Огнетушитель не просто убивает. Он гасит.
 — Можете доказать, что вы действительно Блейз Фьюри? — осторожно осведомился старший таможенник.
 Огнетушитель поднял руки.
 — Удостоверение в поясе брюк.
 Его обыскали в мгновение ока. Нашли второй пистолет в кожаной кобуре, а потом — крохотную коробочку с визитными карточками. Но теперь ни оружие, ни карточки не вызывали удивления: таможенники и Огнетушитель были заодно.
 Правда, тот, кто открыл коробочку с визитными карточками, не на шутку разволновался.
 — Мадре де Диос — матерь Божья! Он сказал правду! На всех карточках подпись — «Огнетушитель»!
 Старший таможенник проницательным взглядом вперился в одну из карточек.
 — Но вы... Как бы это сказать... Вы же — миф!
 Огнетушитель позволили себе холодную уверенную улыбку.
 — Камуфляж, — небрежно бросил он. — Люди считают, что меня нет, и забывают всякую осторожность. И тогда я наношу удар.
 — Вы хотите сказать, гасите, — льстиво произнес один из таможенников.
 — Кто послал вас убить Верапаса? — спросил старший.
 — Я не вправе открыть его имя. Надеюсь, вы понимаете?
 — Но вы обязаны назвать его.
 — Извините, не обязан. Это дело чести и политики самого высокого уровня.
 — В таком случае вы арестованы.
 — Вы что, смеетесь? Мы же играем одну игру.
 Все четыре таможенника тотчас наставили на парня револьверы. Правда, руки тех, кто целился в Огнетушителя, почему-то дрожали.
 — Руки за спину, сеньор Огнетушитель!
 — Послушайте, вы сами-то понимаете, что говорите? Отпустите меня, и через сорок восемь часов от Верапаса останется одно воспоминание.
 — Вас отведут в полицейское управление и составят протокол задержания.
 — Так, а сколько вы хотите за то, что якобы ничего не видели и не слышали?
 Глаза старшего таможенника алчно блеснули.
 — А сколько вы можете предложить, сеньор?
 — У меня в бумажнике три сотни баксов. Возьмите половину. — Не отводя револьвера, один из чиновников слазил во внутренний карман пиджака Огнетушителя и извлек оттуда бумажник.
 — Чистая правда: здесь ровно триста американских долларов!
 Старший таможенник произнес что-то по-испански, и деньги были мгновенно поделены на две неравные части.
 Заметив красноречивые манипуляции, Огнетушитель позволил себе расслабиться. Резкие черты его прямоугольного лица чуть разгладились.
 Во внутренний карман спортивного пиджака парня вернулся бумажник. Теперь, однако, карман больше не оттягивал.
 — Эй, все не забирайте! Как я теперь доберусь до Чьяпаса?
 — А вы и не доберетесь. Посидите немного в федеральной тюрьме и чуток поостынете.
 — Вы совершаете ошибку. Большую ошибку, — угрожающе произнес Огнетушитель, когда стальные звенья наручников сомкнулись у него на запястьях.
 — Это вы совершили ошибку, прибыв в Мексику обманным путем и с весьма опасной миссией.
 — Вы, стало быть, хотите, чтобы эта страна погрузилась в бездну беспорядков и гражданской войны?
 — Главное, что я схватил опасного террориста Блейза Фьюри. Об опасностях гражданской войны я подумаю маньяна, то есть завтра.
 По узким переходам аэровокзала его вывели на улицу. Огнетушитель окунулся в знойное дымное марево, витавшее над Мехико. Сильно пахло какой-то дрянью. Но не вонь, а предательство волновало душу Огнетушителя.
 Подумать только, его схватили! Что ж, и раньше такое случалось. Но никогда еще заточение не было продолжительным. Нет на свете такой тюрьмы, которая могла бы удержать его в своих стенах!
 Конвоиры повели задержанного к оливково-зеленому броневичку, что стоял неподалеку. По пути к машине Огнетушитель заметил многочисленные трещины на асфальте и невольно ужаснулся: неужели вся страна в таком плачевном состоянии? В памяти всплыли слова командира авиалайнера, который изложил пассажирам настоящее положение дел в государстве. Парень говорил по-английски с чудовищным акцентом, и потому Огнетушитель слушал его вполуха. Уж он-то был отлично осведомлен, что в Мексике постоянно что-нибудь происходит.
 Оказавшись в салоне броневичка, американец не смог сдержать пренебрежительной улыбки. Игрушка, а не техника по сравнению с боевыми машинами пехоты могучих военных держав! Правда, полицейские из группы захвата в Штатах обладали точно такими же. Жестянки — да и только. Вряд ли их броня способна выдержать хотя бы пистолетную пулю.
 Дверь с лязгом захлопнулась, и броневичок понесся по магистрали. Огнетушителя охраняли два солдата федеральной армии с невозмутимыми, словно у идолов, лицами.
 — Ребята, вы всегда такие радостные? — осведомился задержанный.
 Солдаты в коричневой форме промолчали, по-прежнему глядя в пространство.
 — Дьявол вас задери, молчуны!
 Снова никакой реакции. Только секундой позже Огнетушитель понял, что они не знают английского.
 Доносившиеся снаружи звуки оживленной транспортной магистрали поражали своим разнообразием и богатством оттенков. Блеяли и вопили сирены, самый же воздух, проникавший в глубь бронемашины, отдавал выхлопом и серой. Наверное, так воняет в аду.
 Броневичок то и дело замирал на перекрестках перед красным огнем светофора, и потому казалось, машина передвигается толчками.
 У ног Огнетушителя валялась его расстегнутая сумка. Один из солдатиков приметил яркую фольгу и нагнулся рассмотреть, что это такое.
 Напарник решил, что ему тоже не стоит упускать свой шанс. Он поднял с пола рюкзак и принялся осматривать его содержимое.
 — Эй, оставьте, это не ваше!
 Солдаты не обратили на него никакого внимания. Одну за другой они доставали детали автомата и срывали с них яркую обертку.
 Очень быстро выяснилось, что представляет собой содержимое многочисленных ярких свертков. Ведь как-никак это были солдаты, кое-что понимавшие в оружии. Постепенно, словно невзначай, они собрали пистолет-пулемет Огнетушителя. Они словно бы с интересом решали головоломку. Итак, смертоносный «хелфайр» обрел наконец форму.
 — Молодцы, ребята, хотя и болваны! Спасибо, мне же потом легче будет.
 Броневичок снова остановился на светофоре и неожиданно стал раскачиваться на рессорах из стороны в сторону. Потом начались опасные продольные колебания. Солдаты в салоне стали хвататься за что попало, чтобы удержаться.
 — Что за чертовщина?! — в недоумении взревел Огнетушитель, падая на пол. Руки у него были скованы за спиной.
 Мексиканцы испуганно заморгали. Один из них уронил собранный чуть ли не до последнего винтика «хелфайр».
 — Ой, аи, ой-ой-ой!
 Машину раскачивало, словно во время шторма. Там, за тонкой броней, творилось что-то невообразимое. Казалось, кругом звенят, бьются и рушатся стеклянные витрины. Точно, билось стекло. Много стекла. А затем разом лопнули все существующие на свете зеркала.
 Один из охранников, ополоумев от ужаса, вдруг выкрикнул:
 — Тремблор — тряска!
 — Что?
 — Тремблор де терра! Землетрясение.
 Другой завопил еще громче:
 — Терремото! Терремото! Трясет! Ох как трясет!
 — Слушай, скажи по-английски, а?
 — Терремото!
 Теперь уже трясло вовсю. Огнетушитель со всего маху стукнулся о крышку броневичка.
 — Ох!
 Солдаты как по команде спрыгнули с сидений, распахнули бронированную дверь и в одно мгновение испарились.
 — Подождите, куда вы? Что происходит?
 Броневик тем временем в буквальном смысле начал подпрыгивать. Теперь какофония звуков, доносившаяся с улицы, приобрела зловещий оттенок. Кричал какой-то мужчина, вопила женщина. Со звоном сыпалось стекло. И вот послышался жуткий звук лопающегося камня.
 Автомобиль закружил в бешеном вальсе, словно какой-то гигантский шутник принялся вращать его на одном месте. Теперь сквозь распахнутую дверь Огнетушитель видел, как на улице рушились и обращались в прах здания.
 — Вот дьявольщина! Прямо отец и мать всех землетрясений!
 Парень решил воспользоваться случаем. Он выпрыгнул наружу, но соприкосновение с жесткой поверхностью земли оказалось не из приятных — сам того не желая, он зловеще клацнул зубами. Лежа на животе, Огнетушитель осмотрелся, пытаясь оценить ситуацию.
 Да, из броневика лучше было бы не вылезать. Весь город сотрясался в сумасшедшей пляске, а с юго-востока на огромный полис надвигалось какое-то ревущее — да так, что кровь стыла в жилах, — облако. Огнетушитель вернулся в машину и ловко поддел ногой свой лежавший на полу автомат. Потом извлек из отсека для инструментов острый стальной шип и попытался открыть замок наручников.
 Замок, однако, сотрясался вместе со всем городом.
 — Чтоб тебя! Можешь ты хотя бы минуту не дергаться?! — в сердцах заорал Огнетушитель.
 Когда ему удалось наконец избавиться от железных браслетов, земля все еще колебалась и стонала. Подняв с пола «хелфайр», американец сунул его в рюкзак вместе с остальным снаряжением.
 И тут все стихло, наступила минута ужасающей, непереносимой тишины.
 Блейз Фьюри сделал первый шаг по земле.
 Огромный город был поставлен на колени. Все здания к северу лежали в обломках. У многих рухнули стены, что позволяло видеть содержимое комнат, большей частью офисов.
 Вокруг в смятении бегали люди, заламывая руки и кляня силу, разрушившую город.
 — Бог мой, прямо Оклахома-Сити в квадрофоническом стерео!
 И тем не менее землетрясение сыграло на руку Огнетушителю.
 Забравшись на место водителя, он обнаружил на месте ключи зажигания. Мотор все еще работал. Американец снял машину с ручника и двинулся вперед.
 Растрескавшийся асфальт вокруг являл собой жалкое зрелище. По сторонам валялись брошенные, замершие без движения автомобили. Люди или бесцельно носились как угорелые, или бродили туда-сюда, с ужасом оглядывая развалины. Казалось, они еще не осознали зловещую значимость случившегося.
 — Пожалуй, пора выбираться, — пробормотал Огнетушитель и свернул на более или менее свободную от транспорта улочку. Он то и дело жал на клаксон, и люди, как напуганные овцы, шарахались в стороны.
 Увидев полосу неповрежденного шоссе, парень сразу же устремился к ней.
 Всюду стояли пустые машины. Жизнь замерла, словно в сказочном царстве снежной королевы. Пока Огнетушитель пробирался вперед, огибая развалины и беспорядочные скопления автомобилей, зарядил дождь — грязный и какой-то зловещий.
 Впрочем, пролившиеся с неба потоки только на первый взгляд походили на дождь. Стоило каплям упасть на ветровое стекло, как они прилипали к нему будто мокрый весенний снег. Впрочем, вряд ли можно было назвать снегом эту дымящуюся субстанцию.
 Огнетушитель высунул руку из окна и тут же ее отдернул.
 — Черт! Чтоб тебе пусто было!
 Дуя на обожженную руку, он продолжал править другой.
 Неподалеку от просторной мощеной площади Зокало парень притормозил, потом вдруг все понял.
 Глядя мимо уже приспущенного наполовину национального флага, он увидел гору — одну из тех, что обрамляли столицу Мексики.
 Гора извергала из себя столб густого плотного дыма цвета экскрементов.
 — Пусть повылазят у меня глаза, если это не извержение вулкана, — пробормотал себе под нос Огнетушитель.
 Подняв стекло, он мрачно катил по городу, поглядывая на то, как жители города, укрываясь от горячих осадков газетами и всем, что под руку попадется, пытались спастись от раскаленного пепла.
 Впервые в жизни Огнетушитель встретил превосходящего по силе противника. Впервые его качества бойца ничего не значили. Впервые он чувствовал себя таким же беззащитным, как и любой безоружный смертный.
 — Бог мой, если эта штука пукнет во всю силу, мои яйца сварятся вкрутую!




 Глава 9


 Самолет компании «Ацтека Эйрлайнз» вылетел из Бостона вовремя, но благодаря попутному ветру быстро долетел до Далласа и приземлился в международном аэропорту «Форт Уорт» на час раньше расписания.
 — Объявляю для пассажиров, — проговорил капитан корабля по радио. — Мы сели в Техасе для дозаправки. Сейчас стюардесса пройдет по салону и соберет деньги, являющиеся налогом на топливо.
 — Налог на топливо? — удивленно воскликнул Римо.
 — Никаких налогов я платить не стану, — заявил сидевший у окна мастер Синанджу. Он всегда садился у окна, дабы первым заметить, что самолет падает.
 — С какой стати мы должны платить налог на топливо? — спросил Римо стюардессу, которая поставила перед ним кассу для пожертвований.
 — У компании «Ацтека Эйрлайнз» нет средств, чтобы платить за горючее после того, как Мексика вошла в Союз американских государств.
 — Никаких налогов мы платить не станем! — заявил Чиун.
 — Сейчас заплачу, — сказал Римо. — Все, что угодно, но мы должны взлететь.
 — Они не предупредили нас заранее, — продолжал ворчать Чиун.
 — О новых налогах узнавать всегда неприятно, папочка. Я тебя понимаю.
 — Сеньор Росс Перо оказался прав, — заключила между тем стюардесса, когда Римо протолкнул в щелочку копилки две двадцатки. — Если бы вы, гринго, проголосовали за того здоровенного дядьку, Мексика сейчас была бы одной из ведущих стран.
 — Ага. И тогда мы получили бы в придачу в качестве вице-президента генерала Альцимера.
 — Все равно он лучше того деревянного малого, который и танцевать-то не умеет.
 Самолет поднялся в воздух через тридцать минут. Сразу же после взлета подали обед.
 — Нет, этого я есть не стану, — доверительно сообщил Римо учителю, ткнув пальцем в пластмассовый поднос, заставленный тарелочками с жареными бананами в остром томатном соусе.
 — Отлично, тогда съем я, — хмыкнула стюардесса, забирая поднос.
 Когда она вернулась, Римо попросил риса.
 — Риса нет. Только кукуруза.
 — Впервые слышу, что есть авиакомпания, которая не держит рис на борту своих самолетов.
 — Да есть. Мексиканская.
 — Судя по всему, я опять останусь голодным, — расстроился Римо. Он согласился было на кукурузу, но мастер Синанджу тотчас возразил, заявив, что от кукурузы желтеют белки глаз.
 — А ведь мы опоздаем, — добавил он сварливым тоном.
 — И что с того? — удивился Римо. — В конце концов Верапас может и подождать.
 Сидевшая за Римо женщина мгновенно подалась вперед.
 — Вы сказали «Верапас», сеньор?
 — Вам послышалось, — пробормотал Римо.
 — Ну сказал, — произнес Чиун. — Ну и что? Что вы о нем знаете?
 Женщина прижала руку к своему обширному бюсту.
 — Верапас — самый привлекательный мужчина во всей Мексике.
 Глаза Римо озорно блеснули.
 — А вы откуда знаете? Говорят, он все время носит лыжную шапочку с маской.
 — О, у него изумительные глаза. А раз так, то и лицо, должно быть, соответствующее. Разве не логично, а?
 — Логично, — кивнул Римо.
 — Говорят, у него зеленые глаза, — сообщила еще одна пассажирка. — Обожаю зеленые глаза у мужчин!
 — А еще говорят, что в прошлом он иезуитский священник, который взял в руки оружие, чтобы освободить свою родину, — добавила проходившая мимо стюардесса.
 — Он — коммуниста! — прорычал мужчина рядом.
 — Он чистокровный майя и получил образование в Соединенных Штатах, — включился в разговор еще один пассажир. — Господь благословил этого человека на подвиг.
 — Другими словами, — подытожил Римо, — никто не знает о нем ничего определенного.
 — В Мексике, — наставительно произнесла стюардесса, — истиной является то, во что ты веришь. Жизнь без иллюзий просто ужасна.
 — Жаль, курды об этом не знают, — отозвался Римо.
 По громкоговорящей связи снова выступил командир корабля. Он объявил, что самолет прибудет к месту назначения через тридцать минут.
 — В том, разумеется, случае, если налог на топливо уплачен полностью.
 — Господи, опять платить! — застонал Чиун.
 — Что делать, — пожала плечами стюардесса. — С тех пор как Мексика вступила в Союз американских государств, она здорово обнищала.
 — А я-то думал, что вы двумя руками за союз, — протянул тему Римо.
 — Мы надеялись на лучшее, а получилось не слишком хорошо.
 — Увы! Вступая в Союз, вы принимаете на себя обязательства разного рода — и выгодные, и не очень.
 — Значит, нас просто-напросто надули. И свои руководители, и ваши.
 — Ваши налоги непомерны — давай только плати, — проворчал мастер Синанджу. — А мы платить не станем.
 — Я присоединяюсь, — подхватил Римо.
 — В таком случае мы будем кружить над Мехико до тех пор, пока у нас не кончится бензин, — предупредила их стюардесса.
 — Вряд ли.
 — Бывают случаи, когда лучше умереть, чем влачить жалкое существование. Данное утверждение относится к пережившим бедствие мексиканцам.
 — Вы имеете в виду землетрясение?
 — Нет, Союз американских государств. Мы сильны духом и в состоянии пережить хоть сотню землетрясений. Стихийные бедствия, конечно, могут уничтожить наши тела, но и только, а Союз подрывает гордый дух мексиканцев. У нас нет будущего, поскольку наши деньги теперь ничего не стоят.
 — И все-таки вы не вправе задерживать североамериканцев при первой же возможности.
 — Нортамериканос очень богаты.
 — Думаю, они разорятся, если с них на каждом шагу будут сдирать деньги, — скорчив кислую мину, произнес Римо.
 — Мы не станем больше ничего платить, — заявил Чиун.
 — Вы получите только деньги на горючее, — добавил ученик.
 Стюардесса удалилась, а минутой позже собственной персоной заявился командир корабля. Лицо его потемнело от гнева.
 — Вам придется заплатить дополнительный налог, установленный Союзом, сеньоры, если вы, разумеется, желаете достичь земли.
 Римо скрестил руки на груди.
 — Что ж, валяйте, устраивайте авиакатастрофу. Я не против.
 — Да, да, давайте, — поддержал его учитель. — Падайте на землю, если хотите. Нам наплевать. Вы и так замордовали нас своими налогами. В настоящий момент вы требуете крови у двух каменных идолов!
 Капитан гневно замахал кулаками у них перед носом.
 — Мексиканцы никогда не уступят проискам гринго!
 — Никаких происков, между прочим, не было. Мы просто...
 Но капитан уже развернулся и поспешил на свое место. Он с такой силой хлопнул дверью, что висевшие на крючках сумки и пакеты, казалось, вот-вот упадут на пол.
 — Мы выиграли, — обрадовался Чиун.
 — Вряд ли. Он слишком легко уступил.
 Минутой позже «Боинг-727» опустил нос и устремился в пике. Надсадно завыли двигатели. Ветер со свистом огибал обтекатели моторов, крылья и прочие выступающие части авиалайнера. Тех, кто стоял, мгновенно швырнуло на пол или в кресла. Те, кто сидел, резко устремились вперед и едва не расквасили себе носы. Стюардесса как подкошенная рухнула на пол и, как ни старалась, удержаться за кресла не смогла и потому покатилась по проходу вперед, в нос корабля.
 — Итак, станете вы платить налог Союза или нет? — осведомился командир по интеркому.
 — Черт, — буркнул Римо и вскочил с кресла, да так резко, что привязной ремень не выдержал и порвался. За ним изумрудным вихрем рванулся Чиун.
 Римо с силой ударил в дверь пилотской кабины. Оказалось, она заперта. Он уже сделал шаг назад, чтобы как следует пнуть, но его опередил мастер Синанджу. Вставив свой длинный острый ноготь в дверной замок, кореец повернул его влево-вправо. Замок щелкнул, и Чиун распахнул дверь перед учеником.
 — Благодарствую, — отозвался тот и вошел в кабину.
 Командир корабля и его помощник распластались в креслах, как лягушки. Командир бросил ручку управления, передвинув ее до упора вперед. Глаза летчика были закрыты. Второй пилот непрерывно крестился.
 Сквозь лобовое стекло Римо увидел горы, расположенные к северу от Мехико. Они здорово смахивали на зубы и со страшной скоростью приближались с намерением сожрать.
 — Да вы с ума сошли! — крикнул Римо.
 — Деньги или муэрте! Плати налог или тебе каюк! Да здравствует Мексика!
 Римо вцепился в мочку правого уха командира, левой рукой ухватился за мочку уха второго пилота. Потом с силой сжал пальцы.
 — Ай-ай-ай! — разом закричали мексиканцы.
 — Выравнивайте самолет, а то хуже будет, — предупредил летчиков белый мастер Синанджу.
 И с новой силой принялся давить на мочки — особенно туда, где проходил нерв, который теперь пульсировал и посылал в мозг сигналы тревоги. У пилотов сложилось впечатление, что их уши погрузили в концентрированную кислоту.
 Плача от непереносимой боли, командир ухватился за штурвал и потянул его на себя. Самолет содрогнулся и задрал нос. Рев за иллюминаторами стих, двигатели скинули обороты. Еще мгновение — и лайнер выровнялся.
 — А теперь отпустите меня, сеньор, — простонал летчик. — Я сделал так, как вы просили.
 — Значит, кончили валять дурака? — уточнил Римо.
 — Си. Да, сеньор.
 — Будете сажать машину?
 — Клянусь честью матери!
 — Главное — посадите самолет, — бросил напоследок Римо, и они с Чиуном вернулись на свои места.
 — Где, скажи на милость, был бы ты сейчас, если бы не моя посильная помощь? — проворчал старик.
 — Наверное, заколачивал бы углы где-нибудь в Ньюарке, — рассеянно бросил Римо.
 — Да я не о том! Ты был бы в лучшем из миров, если бы не эти элегантные Ножи Вечности, украшающие мои идеальные руки.
 — О'кей. Согласен, я был бы в лучшем из миров. И тем не менее я не собираюсь отращивать ногти, как у Фу Манчи.
 Чиун вновь занял место у окна, взглянул в иллюминатор и, убедившись, что крылья на месте, сложил руки в замок и спрятал их в широких рукавах кимоно.
 Когда все наконец успокоилось, к ним снова подошла стюардесса.
 — Заплатите хотя бы за ремень безопасности, замок которого вы сломали, — попросила она.
 — Сколько? — вздохнул Римо.
 — Тридцать американских долларов. Песо мы не принимаем.
 — Цифры — странная вещь. Скажите, в какую сумму мне бы обошлась уплата дополнительного налога?
 — Тоже в тридцать долларов, но это всего лишь совпадение.
 Римо передал девушке три десятки и тоскливым взглядом проследил, как они скрылись в той же самой копилке.
 — Никогда не любил Мексику, — пробормотал он.
 — Дом никогда не опустится до того, чтобы предложить ей свои услуги, — подхватил учитель.
 — А не ты ли мне рассказывал, что Дом таки опустился до работы на ацтеков?
 — Я солгал. В любом случае нам нравится их золото, а не они сами.
 — Что ж, сказано очень вовремя. Самолет уже пошел на посадку, а это тот самый момент, когда крылья отваливаются чаще всего. И учти, за штурвалом — ацтек!
 — Все там будем, помяни мои слова.
 Когда в салоне загорелась надпись «Пристегните ремни», Римо завязал свой узлом. В иллюминаторе теперь проносилась бесконечная цепь гор, что окружали долину, где укрылся Мехико.
 Самолет резко тряхнуло. Ладно, ничего страшного, подумал Римо. Просто теплый и холодный воздушные потоки столкнулись в точке приземления самолета.
 Тряска, однако, продолжалась. Самолет «Ацтека Эйрлайнз» провалился вниз и накренился. Теперь, даже сквозь запломбированные окна, до них донесся грохот, а чуть позже — приглушенный рев.
 — Еще одно терремото! — вскрикнул кто-то из пассажиров.
 — Землетрясение, — с готовностью перевел Чиун.
 — Смешно, — хмыкнул Римо. — Землетрясения сотрясают землю, а не воздух.
 — Значит, это воздухотрясение! — не унимался перепуганный пассажир.
 — Нет, — возразил мастер Синанджу. — Всего лишь вулкан.
 Едва кореец умолк, как самолет окутало дымным облаком. Небо за стеклом иллюминатора приобрело желто-коричневый оттенок.
 В салоне загорелся аварийный свет. Багажные отделения над головами автоматически открылись, оттуда вывалились желтые кислородные маски и закачались на гибких резиновых шлангах.
 Схватив маску, Чиун напялил ее на себя, Римо последовал его примеру.
 — Леди и джентльмены, — обратился к пассажирам командир по громкоговорящей связи. — С прискорбием должен вам сообщить, что ожил вулкан Попокатепетль и началось извержение. Нам придется выбрать для посадки другой аэропорт.
 Двигатели самолета снова завыли с удвоенной силой. «Боинг-727» стал продираться сквозь клубы пепла; из иллюминаторов они выглядели как кипящие экскременты. В жутком мареве не видны были даже сигнальные огни на крыльях.
 — Римо! — воскликнул учитель. — Крылья исчезли!
 — Если бы исчезли крылья, папочка, мы сейчас летели бы к земле быстрее пули.
 — Может, эти проклятые крылья просто выжидали удобного момента? Кто знает, когда им вздумается отвалиться? Какое, однако, коварство!
 — Напомни мне, чтобы я никогда больше не пользовался услугами этой компании, — попросил Римо.
 — А все из-за членства Мексики в распроклятом Союзе, — сердито буркнула стюардесса, приводя себя в порядок.
 — При чем тут Союз? — удивился Римо.
 — Союз разозлил богов Мексики, — со злостью проговорила девушка.
 — Весьма любопытно.
 Чиун легонько похлопал ученика по плечу.
 — Прекрати, Римо. Не дай Бог, мексиканские идолы услышат твои над ними насмешки и оторвут крылья этой воздушной колесницы. У мексиканцев очень мстительные боги.
 — А ты — нет?
 — В нашем Доме издавна в ходу одна пословица: «Можно убить царя — он властвует над людьми, но не стоит трогать богов — они повелители духов».
 Римо скептически выгнул дугой бровь.
 — Значит, говоришь, повелители духов?
 Чиун аккуратно оправил складки кимоно.
 — Не я придумал пословицу. Просто к слову пришлось.
 Неожиданно снова блеснуло солнце. Самолет вырвался из желто-рыжих облаков и засверкал в лучах ласкового солнца. Крылья по бокам воздушного корабля казались на удивление светлыми и чистыми. Видимо, вулканический пепел отполировал их до первозданной белизны.
 — Хорошо еще, разгерметизации не было, — буркнул Римо, снимая кислородную маску.
 Учитель с готовностью закивал, как фарфоровый болванчик.
 — Нельзя сказать, что боги нами недовольны. Все закончилось хорошо.
 Снова ожила громкоговорящая связь.
 — Дамы и господа, говорит командир корабля. Станция слежения аэропорта Мехико сообщила, что приземление нежелательно. Нам предлагают сесть в другом аэропорту. Я готов выслушать ваши предложения, и тогда мы сообща по желанию большинства примем решение.
 — Что он сказал? — спросил Римо у Чиуна.
 — Поторапливайся. Предложи ему, сколько сможешь, чтобы он доставил нас до места назначения.
 — Ты что, шутишь?
 Римо оглянулся. В салоне уже вовсю шел сбор средств. Люди объединялись в группы, чтобы совместными финансовыми усилиями переломить усилия другой группы и высадиться в удобном для себя месте.
 — Давай, давай, — подгонял мастер Синанджу ученика, — соображай скорее, а не то гнить нам в каком-нибудь Богом забытом углу!
 — Слова «Богом забытый», — наставительно произнес ученик, поднимаясь с места, — как нельзя лучше характеризуют большую часть мексиканских углов.
 Римо пресек поползновения двух бизнесменов и одной сиделки пробиться в кабину пилотов раньше него и, войдя туда, притворил за собой дверь.
 Увидев Римо, командир и его помощник как по команде прикрыли уши руками. Штурвал тотчас отклонился, и самолет снова вошел в пике. Римо бросился вперед, взял штурвал на себя, а свободной рукой попытался оторвать пальцы командира от ушей. Потом перетащил его руки на колонку управления и проследил за тем, чтобы пилот как следует вцепился в рукоятки.
 — Что вы хотите на этот раз, сеньор? — с испугом осведомился летчик.
 — Я вот подумывал о городе Сан-Кристобаль де лас Касас.
 — Сан-Кристобаль де лас Касас? Отличное место для посадки. Ты как считаешь, Верхилио?
 Второй пилот по-прежнему зажимал ладонями уши и потому ничего не слышал. Пришлось Римо разобраться и с ним.
 — Си, Сан-Кристобаль де лас Касас — чудесный уголок. Но надо же и другим пассажирам предоставить возможность выразить свои пожелания. Мы живем в демократической стране.
 — Да, Мексика — истинный оплот демократии, — согласился с ним командир корабля.
 — Я кое-чем подкреплю свое предложение, — вздохнул Римо, — хотя в ваших словах явно проглядывается шантаж.
 — Заметано, — разом произнесли командир и второй пилот.
 — Кредитные карточки принимаются?
 — Си. Принимаются.


* * *

 По правде сказать, маленький аэропорт в Сан-Кристобале возводился давно и на прием лайнеров класса «Боинг-727» рассчитан не был. Однако за три тысячи американских долларов командир и второй пилот решили рискнуть. Они сбросили скорость, снизили мощность двигателей и выпустили шасси.
 Во время первого захода над посадочной полосой летчики определили, что она короче привычной только на тысячу ярдов, и снова зашли с севера.
 Приземлился «Боинг» удачно. Он коснулся колесами асфальта и покатил по полосе, жутко дребезжа и подпрыгивая на неровностях. Багажные отделения то и дело хлопали крышками, как сумасшедшие. Из трех ячеек вывалился багаж и посыпался на головы пассажиров. Те сидели смирно, вжавшись в кресла, вцепившись в подлокотники и молили Создателя о спасении жизни.
 И вот, когда казалось, что все тревоги уже позади, у самолета стали отламываться крылья.
 Сначала отлетело правое крыло. Вернее, коснулось стоявшего поблизости кипариса и отделилось от фюзеляжа. Лица пассажиров разом побелели.
 Таким образом, все, за исключением мастера Синанджу, пропустили момент, когда стала отваливаться левая плоскость. Он же получил возможность до тонкостей проследить за тем, что происходит с этой зловредной деталью самолета, когда она с размаху бьется о дерево, ибо левая плоскость разделила участь правой.
 Впрочем, потеря крыльев сыграла только на руку пассажирам и экипажу. Лишившись крыльев, фюзеляж, словно нож в масло, врезался в зеленые тропические заросли и понесся по лесу, уже ничем не ограниченный в своем стремлении вперед.
 Этот сумасшедший бег продолжался всего минуту, не более, но тем, кто находился внутри, она показалась вечностью.
 В конце концов «Боинг» остановился.
 — Добро пожаловать в джунгли Лакандона, господа, — с облегчением вздохнул командир. — Вам удалось пережить еще один перелет на самолете авиакомпании «Ацтека Эйрлайнз». Благодарю всех за доверие и искренне надеюсь, что в следующий раз вы опять воспользуетесь услугами нашей авиалинии.
 Пассажиры встретили его слова шквалом аплодисментов.
 Стюардесса распахнула двери салона, и в помещение ворвалась волна раскаленного и влажного, словно пар, воздуха, которая в одно мгновение свела на нет работу кондиционеров.
 Римо первый пробился к двери и выглянул наружу. Передвижного трапа, естественно, под ними не оказалось. Впрочем, почва, служившая источником жизни для многообразного растительного мира джунглей, ухитрившихся вместить в себя все — от теплолюбивых тропических растений до самой обыкновенной сосны, — здесь была мягкая.
 Римо посмотрел вперед по ходу самолета и заметил, что нос лайнера замер в каких-нибудь двадцати футах от зарослей невиданных им до сей поры деревьев. Они прямо-таки сразили его своей пушистой, похожей на шубу из енота кроной.
 Словно чертик из коробочки, командир высунул голову из пилотской кабины.
 — Ну как? Хокей?
 — Вы с ума сошли! Угробили самолет за жалкие три тысячи долларов. Они вас уволят — и будут правы.
 — А мне плевать! С тех пор как Мексика стала членом Союза, моя зарплата равняется двенадцати американским долларам в день. Имея три тысячи долларов, я могу спокойно подавать в отставку. Счастливого приземления, сеньор!
 — Но ведь вы могли всех нас укокошить за милую душу!
 — Только не сейчас. Как-нибудь в другой раз — вполне возможно. Адьес. До свидания, — доброжелательно произнес второй пилот и улыбнулся во все тридцать два белоснежных зуба.
 Римо спрыгнул на землю и, работая ребром ладони, словно топором, стал прорубаться сквозь заросли к облюбованной им елке, которую не признал поначалу из-за странного, почти кроваво-красного цвета хвои. Он подрубил дерево с двух сторон — так, как это делают дровосеки, — потом отпрыгнул назад, выбрал место поудобнее и нанес сокрушительный удар по стволу.
 Ель задрожала, сдвинулась и начала падать параллельно фюзеляжу самолета.
 В том, что Чиун обрел удобную лестницу, не было, таким образом, ничего случайного.
 Мастер Синанджу важно спустился вниз и огляделся. Его бесстрастное лицо походило на маску восточного божества.
 — Ну как? Неплохо для парня с короткими ногтями, папочка? Согласись?!
 — Не забудь мой сундук, — произнес кореец без всякого намека на благодарность.
 Римо сник.
 — В следующий раз ищи подходящую лестницу сам, — ехидно заявил он.
 — В следующий раз, — проговорил Чиун, топнув ножкой с видом воротившегося из-за моря важного китайского мандарина, — мы с тобой в Мексику не поедем.
 Они намеревались уже двинуться в путь, как вдруг их попытались привлечь к ответственности и оштрафовать за срубленное в национальном заповеднике дерево. Удивительное дело: судьба изуродованного самолета никого не волновала, зато погубленное дерево настроило окружающих на воинственный лад.
 — Заткнитесь, а? — попросил Римо.
 На помощь группе энтузиастов подоспели представители власти. Неожиданно Римо с Чиуном оказались в окружении своры мексиканских солдат с голодными глазами и в поношенной форме.
 — Вы арестованы! — торжественно объявил сержант.
 Римо нес на плече один из сундуков, которые Чиун всегда брал с собой в путешествие. Убедить старика путешествовать налегке было невозможно, поэтому жаловаться не приходилось. По обыкновению мастер Синанджу требовал, чтобы с ним в странствиях пребывали все семнадцать предназначавшихся для этой цели емкостей. На сей раз он особенно настаивал «на полной выкладке», утверждая, что, если Америка в их отсутствие уйдет под воду, бесценное содержимое будет навсегда утрачено для человечества.
 Ученику пришлось давать страшные клятвы, что, ежели подобное произойдет, он лично станет нырять за каждым сундуком, пока не выловит все шестнадцать. Получив наконец согласие мастера ограничиться минимумом, Римо, таким образом, присматривал всего лишь за одним местом багажа. На крышке сундука было изображение птицы Феникс, стоявшей на задних лапах на фоне отделанных перламутром резных деревянных панелей.
 С большой осторожностью Римо положил сундук на землю.
 — Послушайте, ребята, неприятности нам не нужны, — многозначительно произнес он.
 — Вы, значит, хотите избежать неприятностей, сеньоры?
 — Естественно.
 — Это обойдется вам в пятьсот американских долларов.
 — Другими словами, вы хотите получить взятку?
 — У нас это называется по-другому. Ла мордида. Или маленькая любезность.
 — Пятьсот долларов — совсем не маленькая любезность, а грабеж средь бела дня.
 — Тем не менее придется вам заплатить. Или провести ночь в тюрьме. А то и две.
 Чиун надменно обозрел алчные лица солдат.
 — Ничего не давай этим негодяям, Римо!
 — Эй ты, старикашка! Не больно-то распускай язычок. А то ведь тебя можно и пристрелить. Скажем, при попытке к бегству.
 — Подобную попытку придется предпринять вам, мерзавцы. В том случае, если вы не позволите мне пройти, — предупредил солдат мастер Синанджу.
 — Я с ними разберусь, — сказал Римо.
 Приблизившись к сержанту, Римо понизил голос и спросил:
 — Ты можешь произнести слова «коммоцио кордис»?
 — Что?
 — Если ты быстро-быстро трижды повторишь «коммоцио кордис», я дам тебе пятьсот долларов.
 Солдаты весьма заинтересовались предложением. Им приходилось видеть по телевизору мексиканский вариант американских викторин — там давали большие суммы за ответы на простейшие вопросы или за удачно сказанное словцо.
 — Значит, надо просто повторить фразу, так что ли? — уточнил сержант.
 — "Коммоцио кордис", — кивнул Римо.
 — "Коммомо"...
 Они очень старались. Один из них даже почти выучился произносить второе слово словосочетания.
 Римо сделал молниеносный выпад и поразил сразу двух мексиканцев. Он точно рассчитал время и нанес удары в тот момент, когда сердечные мышцы находились в преддверии очередного сокращения. По подсчетам медиков, этот интервал составляет около тридцати тысячных секунды, при том что сердце более всего подвержено травмам, поскольку перед следующим сокращением происходит электрическая деполяризация клеток.
 Короче говоря, Римо инстинктивно уловил эту крошечную паузу между биениями. Удар он нанес не очень сильный, но в нужное место и в нужное время, после чего наступили необратимые последствия.
 Солдаты как по команде закашлялись, посинели и повалились на землю. Произошла так называемая вентрикулярная фибрилляция, известная большинству людей, как сердечный приступ.
 Слово «кордис» произносил уже третий солдат, когда Римо хлопнул его ладонью по грудной клетке.
 Мексиканец упал, присоединившись таким образом к своим приятелям.
 Одно за другим сердца горе-вояк, не имея возможности выйти из серии неконтролируемых колебаний, останавливались с тем, чтобы уже никогда не забиться снова.
 Итак, военный автомобиль освободился полностью и теперь услужливо зиял распахнутой дверью. Римо погрузил на заднее сиденье заветный сундук и помог забраться внутрь мастеру Синанджу.
 — Ты нанес удар «Гром дракона», — проговорил Чиун. — Так почему ты называешь его «коммоцио кордис»?
 — Так на латыни звучит название сердечного приступа, вызываемого нестабильностью сокращений, — объяснил ученик.
 — В газетах писали. И все-таки удар называется «Гром дракона» — не забудь.
 — Как солдата ни назови, служба легче не станет.
 — Вроде бы нет такой поговорки.
 — Я сам сочинил, — произнес Римо, включил зажигание и повел машину к городку Бока-Зоц.




 Глава 10


 По мнению полковника федеральной армии Маурисио Примитиво, подавление национальных меньшинств Мексики было большой ошибкой.
 Поскольку ошибка эта не исправлялась уже лет пятьсот, она начала приносить свои зловещие плоды.
 Результатом многовекового угнетения, в частности, стало восстание в Чьяпасе.
 Конечно, бунты и восстания случались и раньше и всегда подавлялись с большой жестокостью. Так все и продолжалось в соответствии с существующей традицией. Индейцев по-прежнему жестоко угнетали, а мексиканские землевладельцы спокойно стригли купоны. В сущности, довольно удобная и отлаженная система. Просто она слишком долго существовала в неизменном виде.
 — Следовало бы уничтожить их всех до единого, как в свое время поступили нортамериканос со своими индейцами, — заявил полковник, расположившись за столиком элегантного ресторана «Фонда дель Рефугио», что в «Розовой зоне» Мехико. Шторы на окнах были задернуты. Сильные мира сего приходили сюда расслабиться и обсудить дела и терпеть не могли, когда солнце освещало их бокалы с «Сангрией» и тарелки с жареными цыплятами в шоколадном соусе.
 — В Америке все еще есть индейцы, — поправил полковника собеседник в цивильном костюме. Впрочем, манеры выдавали в нем военного. Он служил в Министерстве внутренних дел в звании генерала и носил фамилию Алакран, то есть скорпион. Пока что он не сказал ничего такого, что явилось бы новостью для полковника Примитиво.
 — Да, есть. Только живут они в резервациях. Большинство же краснокожих зарыто в землю — равно как и их неродившееся потомство. Так следовало поступить и нам. Уничтожить проклятых «индиос» на корню — и дело с концом.
 — Следите за выражениями, — негромко предупредил генерал Алакран. — Официально таких людей следует именовать «национальные меньшинства». Или «туземцы».
 Полковник обмакнул кусочек цыпленка в шоколадный соус и согласно кивнул головой.
 — Несомненно.
 — Но кто же станет собирать кофе и бобы на плантациях, если мы воспользуемся опытом североамериканцев? — задумчиво произнес генерал.
 — Те, что останутся. Слишком уж их сейчас много. Если бы их число поубавилось, было бы легче за ними следить и держать под контролем. Ведь они плодятся, как крысы, и даже переходят границу. И получают в Штатах работу. А их жены остаются здесь и производят на свет новые поколения так называемых национальных меньшинств. Теперь этих «индиос» столько, что работы всем не хватает. Они бесцельно слоняются по городам, ничего не делают и только знают, что попивать «пульки» и мескаль. А пьяных ничего не стоит подбить на какую-нибудь революцию и беспорядки.
 Примитиво поднял бокал с «Сангрией» и залпом осушил, чтобы прогнать неприятные мысли, вот уже который день бередившие его воспаленный мозг.
 — Что ж, придется снова усмирить их, — отозвался генерал Алакран.
 — Не все так просто. Прознают средства массовой информации, из-за границы понаедут всякие борцы за права человека. Они не станут сидеть сложа руки, пока мы будем наводить порядок среди туземцев, — помотал головой Примитиво. — Поздно. Раньше надо было думать.
 — Весьма ценные наблюдения, полковник. А если мы направим вас в Чьяпас, чтобы вы проверили теорию на практике и затушили пламя восстания?
 — Буду только рад. Но как я уже сказал, мы опоздали. Мне не позволят исполнить свой долг. Вы только взгляните, как действует Верапас! Его коммюнике попадают в наши газеты прямо из джунглей, а физиономия в лыжной маске украшает обложку каждого мало-мальски значимого журнала. Женщины сходят по нему с ума, хотя он, возможно, невзрачен, как обратная сторона луны. Периодически он проводит пресс-конференции с иностранными журналистами. Я вот что предлагаю — пошлите меня с моими парнями на такую пресс-конференцию под видом репортеров, и я всех их как мух прихлопну.
 — Неприемлемо. С точки зрения политики. Смерть Верапаса вызовет шквал протестов во всем мире. Не говоря уже о предполагаемой расправе с журналистами.
 — Уф! Я политикой не занимаюсь, а хочу только исполнить свой долг перед Мексикой. Увы, придется отказаться от вашего чрезвычайно соблазнительного предложения. Ибо если я расправлюсь с майя и прочими туземцами, меня сделают козлом отпущения, а в противном случае унизят перед всей страной. Чьяпас превратится в настоящий мексиканский Вьетнам. Жаль, что у тех ублюдков, которые приплыли сюда на кораблях из Испании, не хватило мужества стереть «индиос» с лица земли.
 На эту тему генерал заговорил с полковником Маурисио Примитиво еще весной того года, когда произошло первое восстание в Чьяпасе и Верапас стал знаменитостью среди миштеков и остальных «индиос».
 Теперь, два года спустя, положение по-прежнему оставалось напряженным. Сложилась своего рода патовая ситуация — новое правительство Мексики, проявляя лояльность по отношению к Верапасу вело с ним активные переговоры. Просто зеленоглазый преступник приобрел что-то наподобие дипломатического иммунитета, поскольку последствия его устранения трудно было бы даже представить.
 Возможность разделаться с ним без особого шума упустили. Оставалось только надеяться, что власть в стране перейдет в руки настоящего «омбре» — мужчины, способного придерживаться твердой политики внутри государства.
 И вот настал день великого землетрясения, которое равным образом потрясло и хижины, и дворцы.
 В кабинете полковника Примитиво снова зазвонил телефон. И снова собеседником полковника был генерал Алакран.
 — Привет из столицы, полковник.
 — Еще стоит?
 — К сожалению, трясется. И я в данный момент вздрагиваю вместе с ней. Впрочем, долг превыше всего. Пора успокоиться и разгрести очередной кризис.
 — И насколько он кризисный?
 — Террибле. Все очень серьезно. Попо дымит, словно гаванская сигара. Вот-вот извергнется. В этой связи, полковник, мне требуется ваша помощь.
 — Не имею представления, как бороться с вулканами, но я приложу все свои силы, чтобы помочь родине.
 — Тогда отправляйтесь в Чьяпас и уничтожьте ренегата Верапаса.
 — Приказ исходит от Эль Президенте?
 — Нет, он исходит от меня и предназначается исключительно для ваших ушей. Даже сам Господь Бог должен оставаться в неведении.
 — Понятно.
 — В течение последнего часа Верапас обнародовал очередное заявление с призывами выходить на улицы и устраивать беспорядки. Он утверждает, что его настоящая цель — Мехико, никак не меньше. Ну и разумеется, прочие мексиканские города.
 — Да он просто надрался своего пульки до потери сознания!
 — Наоборот. Он прекрасно понимает, что правительство страны в связи с землетрясением сядет в огромную лужу, из которой вряд ли выберется. Верапас не так далек от победы, если ему не помешать. Поэтому приказываю вам выступить в район Чьяпаса, найти преступника, захватить и убить. Постарайтесь, чтобы смерть его выглядела как результат несчастного случая вследствие землетрясения. И тогда никому не удастся отнести его гибель на наш с вами счет или на счет Эль Президенте.
 — Плевать я хотел на Эль Президенте!
 — Такая возможность, вероятно, очень скоро представится, — понизив тон, произнес генерал. — Сейчас вся Мексика как растревоженный муравейник, и сильный должен успеть подавить слабого, пока тот не набрался сил.
 — Я выступаю в район Чьяпаса. Подкоманданте Верапасу больше никогда не сделать каких бы то ни было заявлений.
 — С Богом, полковник.
 — Слушаюсь, генерал.
 Через час колонна танков и бронетранспортеров покинула казармы Монтецумы в Оахаке и на полной скорости устремилась на юг к Чьяпасу. Полковник Маурисио Примитиво спешил навстречу своей судьбе.
 Не избежал своей участи и подкоманданте Верапас. Только это была совсем другая судьба.




 Глава 11


 Забавный случай приключился с Алирио Антонио Аркилой, когда он решил податься в революционеры.
 Впрочем, происшествие это скорее трагическое, чем забавное. И к тому же неизбежное. Своего рода улыбка фортуны. Или Божья воля. Антонио, правда, в богов не верил — ни в христианских, ни в мексиканских, ни в любых других.
 Он молился на Маркса, Ленина и других белокожих европейцев, чья экономическая философия вцепилась в горло двадцатому веку.
 Алирио Антонио Аркила был коммунистом, то есть духовным братом Че Гевары, Фиделя и Мао. Он собирался и впредь следовать их заветам.
 Но тут настала эра Горбачева. Пала Берлинская стена. Беда да и только, но и это еще не все. Восточный блок распался. Могучий Советский Союз дал трещину и превратился в довольно-таки жалкое Содружество Независимых Государств.
 Как раз в тот момент, когда после десятилетних усилий на ниве коммунистической пропаганды в джунглях Лакандона Алирио готовился собрать обильный урожай в виде нового поколения стойких товарищей, международное коммунистическое движение приказало долго жить. По большому счету коммунизм как таковой вообще закончил свое существование. Демократия нетрепетной рукой взялась наконец за Москву. Даже несгибаемые серые мандарины Пекина с восторгом встречали новые капиталистические традиции, хотя еще совсем недавно с воодушевлением вздымали красный цитатник Мао.
 Те, кто вчера до хрипоты болтал о социализме, принялись с воодушевлением обсуждать проблемы спонсорства и фондов. Гавана превратилась в бездонную корзину, вроде баскетбольной, и замерла в ожидании очередного мяча, набитого бесплатной гуманитарной помощью. Северная Корея сделалась посмешищем и заповедником мамонтов эпохи «холодной войны». Ханой с вожделением поглядывал на Запад. В Перу пала раздираемая противоречиями маоистская организация «Сверкающий путь», а вместе с ней ушел в небытие известный левый диктаторский режим в сопредельной стране.
 Все утрачено. Все жертвы оказались напрасными.
 Но Алирио Антонио Аркила, отдавший все силы делу социалистической революции, ничего, кроме революций, делать не умел и другого пути для себя не видел.
 Хотя дело революции погибло, он не собирался оставлять профессию революционера. Отец его был угнетателем, а Алирио Антонио считал, что лучше затеять бессмысленное выступление, нежели превратиться в такого вот эксплуататора, который сколотил состояние на крови неграмотных крестьян.
 В течение нескольких месяцев Антонио бродил в джунглях, раздумывая над тем, что же теперь делать. Вот если бы у него появилась достойная цель...
 Впрочем, ему удалось убедить крестьян майя, что их первейшей задачей является освобождение самих себя от эксплуатации. На самом же деле Антонио намеревался освободить их только для того, чтобы потом поднести на блюдечке с голубой каемочкой новым коммунистическим правителям Мексики, одним из которых, без сомнения, станет он, Алирио Антонио Аркила.
 А потом наступила эпоха союза государств. Он отлично понимал, что таит в себе договор о беспошлинной торговле стран Латинской Америки с североамериканским соседом. Прежде всего договором обусловливалась свобода предпринимательства, что являлось эквивалентом капитализма и эксплуатации.
 Зло, таким образом, было обнаружено. Оставалось натравить на него индейцев майя.
 — Недавно я узнал о заговоре, называемом Союзом американских государств, — как бы невзначай сообщил он индейцам. — Думаю, теперь вас будут давить пуще прежнего.
 Они посмотрели на него печальными агатовыми глазами. Это были истинные глаза Мексики — вечно противоречившей себе и конфликтующей с собой души.
 — На месте ваших кукурузных и бобовых делянок североамериканцы устроят фермы, пригонят свои сельскохозяйственные машины, и вы не сможете за ними угнаться. Это — предательство. Причем из самых худших! И мы должны бороться с предателями!
 Майя слушали мудреные слова и тупо кивали в такт восклицаниям. Майя были молчаливым народом. Болтовня — напрасная трата драгоценного кислорода. В городах, к примеру, люди говорили больше, дышали чаще и портили воздух выхлопными газами автомобилей — это тоже неправильно.
 Кроме того, за те годы, что Антонио провел среди индейцев, те уже привыкли считать своего светлокожего и зеленоглазого патрона воплощением бога Кукулькана. В соответствии с легендой Великий змей Кукулькан, явившийся во время оно из-за большой соленой воды, чтобы стать богом и покровителем майя, имел внешность белого человека. Означенный Кукулькан научил их читать и писать, поведал об искусстве земледелия и научил множеству других полезных вещей, после чего исчез, пообещав, правда, вернуться, когда у майя возникнет в нем особая нужда.
 Большинство грубых и необразованных майя нисколько не сомневалось в том, что их благодетель и есть тот самый Великий змей Кукулькан во плоти и крови. Они верили, что он к ним вернулся, как и обещал в свое время.
 Разубедить их Антонио не пытался. В конце концов, раз вера индейцев сыграла на руку Кортесу, когда тот явился на Юкатан и ацтеки приняли его за воплощение Великого змея Кецалькоатля, по сути, ни в чем не отличавшегося от Кукулькана, то отчего бы этой самой вере не помочь делу прогресса и социализма?
 Кортес и в самом деле принес с собой дары — но особого рода. Прежде всего его прибытие ознаменовало начало эры испанского владычества, а затем он превратил ацтеков в рабов. К тому времени империя майя уже лежала в руинах, а те из них, кто успел убежать от ацтеков, прятались в джунглях и вели жизнь примитивных землевладельцев.
 Таким образом, для майя Кортес не был воплощением Кукулькана — эквивалента ацтекского Кецалькоатля. Таким воплощением для них сделался Антонио. На него молились, как на божество, и слово его почиталось законом.
 По призыву Алирио Антонио Аркила майя взялись за оружие, чтобы отразить экспансию Союза американских государств.
 Они раскопали свои «узи» и АК:47, которые в изобилии хранились в укромных уголках джунглей, очистили их от грязи и ржавчины и приступили к тренировкам.
 Для решающих действий майя избрали день 2-ИК, поскольку в европейском летосчислении он соответствовал первому января 1994 года.
 — Если Союз предпримет наступление, мы ударим в день 2-ИК, — сообщил индейцам Антонио.
 Майя выслушали его молча. К чему слова, когда Кукулькан уже все решил? После назначенной даты проклятому демону Союза не жить — пусть даже он станет обороняться когтями, клювом и бить крыльями.
 В тот день Антонио впервые отказался повязывать голову банданой пролетарского красного цвета, поскольку в горах царил жуткий холод.
 — Наденьте вот это, чтобы спастись от холода и не бросаться в глаза федералистам, — сказал он и продемонстрировал лыжную шапочку-маску с отверстиями для глаз и рта: отказывать себе в единственной роскоши — раскуривать трубку с коротким мундштуком — предводитель не собирался. — С сегодняшнего дня вы будете называться «хуаресистас» — последователи Хуареса — первого правителя Мексиканской республики, в чьих жилах текла индейская кровь. Мы станем сражаться за правое дело с его именем на устах. Кроме того, меня теперь зовите подкоманданте Верапас, поскольку моим устремлением является установление справедливого мира во всей Мексике. Нашего мира. Всякая попытка воспротивиться этому со стороны иной организации или группировки будет воспринята как неправомочная.
 Майя выслушали его со свойственным им пассивным фанатизмом. Жили они недолго и несчастливо и умирали в общем-то рано. Конечно, они не станут напрашиваться на смерть, но и бежать не собираются, увидев перед собой воплощение костлявого Юм-Симила, бога смерти.
 В первый же день повстанцы захватили шесть городов. На второй день, 3-АКВАЛ, федеральные войска отогнали их в джунгли. Было много убитых и раненых. Погиб подкоманданте Луц. И подкоманданте Луна. Оставшиеся в живых устремились домой, в спасительные горы.
 — Мы потерпели неудачу, бог наш Кукулькан, — с горечью говорили индейцы, обращаясь к Антонио на третий день под названием 4-КАН.
 — Я не бог ваш, а подкоманданте. Обыкновенный человек, криолло — креол. Вы, майя, настоящие боги здешних джунглей!
 Увы, майя выглядели, скорее, как побитые боги.
 Первая попытка успеха не принесла. Но коль скоро Антонио был согласен на все — лишь бы не трудиться на кофейной плантации отца, он разработал новый план действий.


* * *

 Этот план воплотился в жизнь, когда в городишко майя Бока-Зоц понаехали журналистас. Дело освобождения майя с треском провалилось, поэтому подкоманданте Верапас дал согласие на встречу с представителями прессы. Возможно, ему удастся выторговать у них гарантии на переезд в Гватемалу в обмен на несколько пустячных интервью.
 В назначенный час он вышел из джунглей на поляну, по-прежнему скрывая лицо под черной лыжной маской. Из дырки для рта победно торчала короткая трубка — уступка безобидному проявлению буржуазной роскоши. Его окружало пять хуаресистас — все с банданами на головах. Пальцы они держали на спусковых крючках автоматов, а их темные миндалевидные глаза настороженно поблескивали. На Антонио градом посыпались вопросы.
 — Скажите, вы — коммуниста?
 — Никогда.
 — Вы индеец?
 — Обратите внимание на цвет моих глаз. Конечно, нет.
 — Тогда зачем вы готовите революцию?
 Антонио заколебался. Он так давно занимался борьбой за дело рабочего класса, что многочисленные лозунги просились на язык сами собой. Но в современном мире они уже не имели былого значения, и Алирио Антонио сглотнул лозунги вместе со слюной.
 — Я сражаюсь, — произнес он, глубоко затянувшись, — потому что моя борьба является продолжением той, которую моя семья ведет вот уже несколько поколений.
 Репортеры нахмурились. Все прекрасно понимали, что значит революция, беспорядки и забастовки, но такое!..
 Впрочем, Антонио выпалил фразу только для того, чтобы замести следы, которые могли привести к семейству Аркила. Журналистас, однако, не вполне удовлетворились его объяснениями.
 — Вы не расскажите о своей борьбе подробнее? — спросил один из них.
 — Я не первый подкоманданте в семье. Отец был подкоманданте Верапасом еще до моего рождения. И дедушку его отца тоже звали Верапасом. Цепочка эта уходит в глубь веков — даже я не знаю, насколько она тянется. Мы подняли на щит дело справедливости и посвятили ему свои жизни. Подкоманданте Верапас выступает против угнетателей во имя всех обиженных и угнетенных.
 — А вы и правда не кольчуниста?
 — По-моему, я уже отверг подобное предположение. Я — Верапас нового поколения. Когда я паду в сражении — все мои предки так или иначе в конце концов становились жертвами врагов, — сын подхватит мой автомат и наденет мою маску, став следующим подкоманданте Верапасом. Таким образом, убить меня невозможно, и я никогда не умру.
 После этих слов репортеры защелкали фотовспышками. Хуаресистас едва не пристрелили неосторожных журналистов, хорошо, Антонио вовремя их остановил.
 Затем зажужжали видеокамеры, торопясь запечатлеть опоясанного патронташами романтического героя, который так смахивал на мексиканских революционеров прошлого.
 Когда пресс-конференция закончилась, Антонио ушел в джунгли и торжественно сжег на костре черную лыжную маску. Он прекрасно знал: стоит ему показаться в ней хотя бы еще раз, его ждет верная смерть. После репортажа о его знаменитой лыжной шапочке узнала вся страна.
 Дальше — больше. Антонио в маске показали телекомпании всего мира. Маска, короткая трубка и зеленые глаза как образ подкоманданте украсили обложки журналов от Мехико до Сингапура.
 Он получил свидетельства своей популярности, когда все большее и большее число репортеров возмечтало о встрече с ним. Сначала он их всех отверг. Революция постепенно съеживалась, как шагреневая кожа. Чьяпас огородили кордонами войск, все пути для отхода были перекрыты. Власти предприняли все возможное, чтобы креолу с зелеными глазами не удалось ускользнуть. И кроме того, Антонио остался без своей спасительной маски.
 Тем не менее просьбы о встрече поступали в самое сердце джунглей. Крестьяне и фермеры, сторонники Антонио, бродили по его лагерю, размахивая журналами с разноцветными изображениями своего кумира.
 — В Мехико тебя считают настоящим героем! — твердили они.
 — С чего вы взяли?
 — Вот тут написано, что женщины тебя обожают. Говорят, что уже продаются игрушки точь-в-точь ты. Народ с гордостью носит лыжные маски. Курение трубки распространяется повсеместно.
 — Невероятно! — только и сказал Антонио, перелистывая журнал.
 И тем не менее...
 Нелепицы с романтическим душком, ставшие по его милости достоянием прессы, были восприняты как непреложные истины. Он превратился из неудачливого революционера в культового героя современной Мексики. Его популярность равнялась популярности и славе Сапаты и Франсиско Вильи.
 — Ну, что мы скажем всем этим журналистас? — осведомился его правая рука, герильеро по имени Кикс.
 — Скажи им, — бросил Алирио Антонио Аркила, он же бог Кукулькан, он же подкоманданте Верапас, — что в обмен на дюжину черных лыжных шапочек с масками я готов провести еще одну пресс-конференцию.
 Маски доставили удивительно быстро. Антонио взял одну из них, прорезал ножом круглую дырку для рта, а остальные раздал своим компаньерос.
 — С сегодняшнего дня все вы станете подкоманданте Верапасами, — заявил он.
 И его офицеры-майя преисполнились гордости от ощущения собственной значимости, не понимая того, что, надевая маски, чрезвычайно увеличили свои шансы получить пулю в лоб.
 Со временем пресс-конференции сделались ежемесячными. Стали поступать и деньги. Появилось оружие и всякого рода припасы. Революция, которая было провалилась и которую средства массовой информации окрестили «последней судорожной попыткой коммунистов возродить проигранное дело», именовалась теперь революцией нового типа, или «движением двадцать первого века».
 Печатались научные статьи и диссертации, анализировавшие феномен «спонтанной революции», не имеющие под собой ни социальной, ни политической мотивации. Газета «Нью-Йорк таймс» назвала движение хуаресистас «первой постмодернистской революцией».
 И никто даже не подозревал, что истинный лидер повстанцев, который продолжал воевать и проливать кровь «индиос» ради упрочения собственной славы, временами испытывал отчаянное желание вернуться под отчий кров и, расплакавшись, признаться своему некогда столь презираемому отцу, что старик, осуждая его поступки и образ мыслей, был тысячу раз прав.
 Но пока что удача сопутствовала Верапасу. Малейшие его успехи на поле брани пресса представляла как славные победы. Даже отстранение от власти президента Мексики приписали инсургентам. Когда же убили его последователя, который позволил себе неоднозначное заявление по поводу нового движения, это только добавило легитимности делу Верапаса. Появление же нового, более либерального лидера нации рассматривалось уже как полная победа хуаресистас.
 Малейшие послабления гражданам страны со стороны нового правительства трактовались как результат усилий кучки пистолерос из племени майя, возглавляемых безработным сыном кофейного плантатора. И хотя на поле брани особенных успехов им достичь не удалось, уже тот факт, что подкоманданте Верапас продолжал борьбу, счастливо избегая ловушек и пуль наемников, способствовал упрочению популярности команданте.
 В конце концов федеральное правительство предложило начать мирные переговоры. Разумеется, политического признания подкоманданте не обещали, но, подписав акт об одностороннем — для начала — прекращении огня, власти тем самым признали, что Верапас сделался величиной, пули против которой бессильны.
 Более того, в смерти он оказался бы еще более грозным противником. Итак, власти пообещали оставить его в покое, если он не станет замахиваться на центральные области страны и угрожать Мехико.
 Но Антонио не затем провел десять долгих лет в джунглях и жрал грязные лепешки тортильяс, запивая их затхлой водой из болота. Наплевав на предложения о мире, он возобновил словесную войну и всякого рода выступления в прессе.
 Когда же он принудил уйти в отставку губернатора провинции Чьяпас и заменил его своим ставленником, в голове его зародилась мысль, что он, вероятно, никогда не завоюет Мехико, но вполне может добиться политического контроля над Чьяпасом. А если повезет, то и распространит свое влияние за его пределами.
 Великое землетрясение в Мехико трансформировало эту достаточно призрачную возможность в историческую неизбежность.
 В конце концов, он уже давно не Алирио Антонио Аркила и вовсе даже не подкоманданте Верапас. Он бог Кукулькан — вот он теперь кто! Воплощение Великого змея, объединившего разноязычные народы Мексики в слепом поклонении герою.
 Наиболее же многообещающим оказался получивший повсеместное распространение слух, что высшее политическое руководство страны признало мысль о физическом устранении народного героя неприемлемой.
 Таким образом, путь к власти был для Верапаса расчищен.




 Глава 12


 Следуя за своим божеством по разрушенным улицам Мехико, Родриго Лухан сорвал с себя затруднявшую дыхание удавку галстука. Плевать ему, что дома вокруг лежат в руинах, а новейшие высоченные небоскребы являют глазу свои потроха. Все это, по его мнению, уже пора отнести к прошедшей эпохе. Он же, Лухан, следовал за будущим страны. Шел вперед вместе со змееликой Коатлик, чья тяжелая поступь сотрясала долину Мехико в унисон с землетрясением.
 Лухан терпеть не мог словосочетание «последствия землетрясения». Нет, не остаточные толчки, но колонноподобные ноги Коатлик, именуемой также Тонанцин — наша мать, — заставляли дрожать землю.
 Он проследовал за богиней по Анилло Перифери-ко к южным предместьям. Там, за горной грядой, лежал путь к свободе. Там простиралась жирная и унавоженная земля сапотеков, где рождалась новая эра Мексики.
 Сильные женщины племени сапотеков жили на юге, в Оахаке. И когда Лухан с богиней явятся к ним, они наверняка придут в его объятия, да что там придут — они прямо-таки набросятся на него.
 Он, Родриго Лухан, станет основоположником расы сапотеков-воинов, которые словно смерч пронесутся по стране и зажгут новое солнце новой эры.
 Срывая с себя ставший вдруг тяжелым и неудобным пиджак, он уже ощущал на своем теле поцелуи женщин племени сапотеков.
 Все, все устремятся за ним и его богиней — словно муравьи на сахар!
 И вот город с двадцатимиллионным населением заполонили крестьяне всей страны. Крючконосые ацтеки, майя с глазами покорных животных и чичимеки... А вот олмеков больше не видно. Никто не знает, что с ними сталось. Тольтеки, ассимилировав, тоже исчезли.
 Но сапотеков и миштеков пока что хватало.
 И все они — будь то миштеки, сапотеки, майя или чичимеки — падали ниц перед каменными ножищами богини Коатлик. Многие плакали от радости, танцевали и пели, и сердца их наполнялись радостью. Некоторые же умоляли богиню указать им путь из города, вывести из этой бетонной мышеловки, готовой похоронить их под своими обломками.
 Люди бросались прямо под ноги богини, и она, грузно ступая на них, дробила кости и черепа и разбрызгивала вокруг алую животворную субстанцию. Но они умирали освобожденными, как настоящие «индиос», и оттого смерть их была радостной.
 Лухан вытирал слезы счастья, наблюдая за тем, как повсюду струится кровь. Все как в древности — в те времена, когда испанцы еще не смешивали свою кровь с кровью «индиос», чтобы произвести на свет миштеков — жителей современной Мексики.
 Проходя мимо растоптанной женщины-крестьянки, Лухан нагнулся и вырвал из ее груди еще теплое, трепещущее сердце. Подняв его высоко над головой, словно символ нового золотого века «индиос», он двинулся за богиней, провозглашая:
 — Слушайте, дети старой Мексики! Загляните в будущее: век машин закончился. Тирания чиланос [4]  уничтожена. Время уподобилось змее, которая кусает себя за хвост. Наступает новая эра. Я — сапотек! И взываю к людям одной со мной крови и родственной ей! Следуйте за мной в великое прошлое, которое нынче сделалось нашим будущим!
 И они последовали за ним. Их становилось все больше и больше.
 Чиланос онемели от ужаса, наблюдая за происходящим.
 Их поразило зрелище вздыбившейся земли, сбрасывающей с себя оковы из камня и бетона. Тем временем «индиос» освобождались от одежд западной цивилизации. Мужчины выступали в одном белье — или вовсе без него, а женщины, обнажив грудь, гордо выставили напоказ бронзовую кожу.
 Временами полицейские, заметив подобное отступление от правил так называемой цивилизации, вызвавшее волнение душ и соблазнившее слабых, обрушивались на гордо шествовавших туземцев.
 Но их орудия смерти извергали из себя лишь жалкие струйки пуль. Люди, правда, падали, но оставшиеся в живых бросались на представителей власти и разрывали их на куски, отделяя руки и ноги от туловищ.
 И вот уже тьмы и тьмы размахивали окровавленными сердцами своих недругов. А перед ними на каменных ногах ковыляла Коатлик и, казалось, не обращала внимания на ту бурю, которую сама же и вызвала. Шествуя во главе революции, она неустанно повторяла одно-единственное слово, рефреном звучавшее в ее сознании:
 — Выжить, выжить, выжить...




 Глава 13


 В каком-то смысле Огнетушитель наслаждался происходящим.
 Хорошо, что он ехал на броневичке! Весила машина не больше легкового «вольво», зато проходимость у нее была, как у джипа. Кроме того, легкий броневик не требовал много горючего.
 Огнетушитель мчался по автостраде Пан-Америкэн, оставляя за собой городки и селения. Никто не сделал попытки остановить и расспросить его. А все потому, что парень мчался на полицейском броневике!
 Здесь, за пределами Мехико, одна только полиция имела право творить суд и расправу.
 Огнетушитель и сам не чурался закона джунглей. Из всех хищников, населявших эти самые джунгли, он, пожалуй, был самым хищным.
 Горючее вскоре кончилось. Правда, в броневичке имелись две запасные канистры с бензином, с их помощью храбрецу удалось протянуть еще сотню миль. Когда на горизонте замаячили огни Тапантепека, бензобак опустел.
 К несчастью, тут, в глуши, не существовало конкурирующих друг с другом заправочных станций. Огнетушитель включил в кабине свет и сверил свое местонахождение с картами. Конечно, карты бросовые — вырваны из каких-то журналов, но положиться на них можно.
 Помимо карт, он вооружился фотографиями своей будущей жертвы — подкоманданте Верапаса. За время поездки Огнетушитель не раз думал о нем.
 Высокий мужчина в черной лыжной маске с глазами истинного поэта на всех фото выглядел одинаково. Что немаловажно. Многие носили черные маски Фронта национального освобождения имени Бенито Хуареса, но подкоманданте Верапас был только один. У него, возможно, имелись двойники, но не они позировали перед камерами репортеров.
 Вот тут-то он и «прокололся»! Верапас явно был не сведущ в тонком искусстве вводить врагов в заблуждение. Когда они с подкоманданте встретятся лицом к лицу, Огнетушитель сразу же узнает его по зеленым, цвета листвы в джунглях, глазам. Не спутает ни с какими другими.
 А настанет время гасить их — что ж, Огнетушитель всегда готов.




 Глава 14


 Земля чуть присмирела, когда Коатлик и шествующие за ней многотысячные толпы перевалили за горы.
 Остаточные толчки, правда, еще случались, но все реже и реже. Попокатепетль, впрочем, продолжал дымить — в небе висели клубы коричневого дыма, а на землю сыпались частички теплого еще пепла. Мужчины, женщины и дети, подпрыгивая, ловили пепел руками, словно первый пушистый снег. Потом с удовольствием себя им растерли, отдавая дань забытому, но, кажется, возрождавшемуся празднеству «Пепельная среда».
 Избыточное тепло в воздухе подтолкнуло к цветению дикорастущие растения. Птицы же, наоборот, смолкли и попрятались в джунглях. Наступила ночь — первая ночь новой эры. За ней, несомненно, последуют и другие ночи эпохи «индиос».
 — Нам надо отдохнуть, — сказал Родриго Лухан богине. Теперь он шел в плаще, отороченном кроличьим мехом, и в льняной набедренной повязке. Тирания тесной и неудобной одежды осталась в прошлом вместе с галстуками и ботинками.
 — Выживание требует непрестанного движения. Здесь слишком открытое место. Я же в настоящий момент не в состоянии придать себе иную форму.
 — С тобой ничего не случится, Коатдик. Подземные толчки прекратились.
 — Сейсмическая активность вступила в латентную, скрытую фазу. Есть вероятность — и немалая, что толчки возобновятся. Остаточные колебания продолжаются. Для того чтобы процесс выживания шел успешно, надо добраться до сейсмически стабильного района.
 — Но твои последователи нуждаются в отдыхе. Они целый день шли за тобой. Пора им поесть и поспать.
 — Мне не нужны последователи.
 — Но что такое бог без верующих? Ведь только их тайные моления разбудили тебя и бросили к твоим ногам тысячи и тысячи новых сторонников!
 — Я предпочитаю оставаться в забвении до тех пор, пока не исчезнут мои враги, что произойдет, по моим подсчетам, приблизительно через 60 лет и восемь месяцев. В течение же вынужденного периода бездействия я постараюсь завершить ремонт всех узлов своей конструкции и осуществить самонастройку. Задача, в общем, непростая, поскольку повышенная сейсмическая активность изменила параметры в блоке саморегуляции и самосохранения. В настоящий момент все это мною восстанавливается.
 — Подожди, Коатлик, остановись! Позволь нам принести тебе жертвы. Они сделают тебя еще сильнее и могущественнее.
 — Каким же, интересно, образом?
 — Твоя сила, Коатлик, проистекает от человеческих жертвоприношений. Они усиливают биение твоего сердца, питают души твоих последователей и задают ритм движения Вселенной.
 — Чтобы выжить, мне надо двигаться. — Отвернув громадную голову от Лухана, богиня заковыляла вперед.
 Лухан мгновенно убрался с ее пути, поскольку прекрасно знал — стоит ему замешкаться, как она превратит его в дрожащее кровавое месиво. Но именно поэтому он и любил ее: она ничуть не заботилась о своих подданных. Подданным следовало ее боготворить, а никак не наоборот.
 — Мы твои душой и телом, Коатлик! Как ты не понимаешь? Конечно, поступай, как тебе заблагорассудится. Ломай нам спины, круши жалкие тонкие черепа! Что бы ты ни творила, мы последуем за тобой.
 Божество, однако, не отреагировало.
 — О, Коатлик, пожирательница трупов, разве ты не знаешь, что среди себе подобных безопаснее?
 — Я — единственная в своем роде. Таких, как я, больше нет.
 — Да, да, конечно, ты — исключительная! Нет никого величественнее тебя. Даже ацтекский Кецалькоатль не столь велик, даже Кукулькан! Даже Вицлипуцли, твой сын. Все они не более чем букашки перед твоей грозной тенью.
 Коатлик продолжала движение как ни в чем не бывало. И снова Родриго восхитился ею — тем, что она непоколебима, тем, что нечувствительна к людским мольбам.
 Неожиданно с запада появились три военных вертолета с боевыми ракетами и скорострельными пушками. Федералы!
 — Коатлик! Поберегись! Армия чиланос решила разделаться с тобой!
 Божество остановилось. Змеиные головы на плечах вытянулись и встретили атакующие вертолеты немигающим взглядом каменных глаз.
 На их базальтовых рылах не отразилось никаких эмоций.
 — Послушай меня, Коатлик, — взмолился Лухан. — Через секунду они начнут стрелять. Позволь нам стать тебе щитами.
 — Да, заслоните меня.
 — Прикажи нам.
 — Да. Я приказываю вам заслонить меня.
 Ухмыльнувшись, Родриго Лухан повернулся к приверженцам богини. Они и в самом деле в нее верили, но вот приказывать им должен был он, Родриго.
 — Скорее, скорее! Коатлик надо защитить от солдат армии чиланос.
 И они послушались. Мужчины, женщины, детишки... Окружили ходячую статую кольцом в несколько рядов, некоторые даже забрались на плечи, чтобы укрыть ее каменную голову своими мягкими телами.
 — Стреляйте, проклятые чиланос! — выкрикнул Лухан. — Стреляйте, если осмелитесь! Вам не удастся причинить зло нашей матери с каменным сердцем.
 Ведущий вертолет отделился от ведомых, чтобы сделать первый заход.
 Многоствольные установки автоматических пушек системы Гатлинга стали, поворачиваясь, извергать свинец.
 Горячим свинцовым дождем посыпались пули.
 Из глоток солдат священной армии Родриго Лухана вырвались крики освобождения. Освобождения от угнетения, бедности и бремени земного существования.
 Со статуи посыпались тела. В своем падении они походили на перезрелые фрукты. Красная, словно гранаты, плоть источала алый сок, напоминавший сок спелых помидоров. Вот уже и лужицы натекли у ног Коатлик.
 Все те, кто защищал богиню, пали, но на их место вскарабкались другие.
 — Правильно! Сражайтесь, чтобы защитить Коатлик, нашу мать. Идите вперед, служите ей! Освобождение в ваших руках. Победа за нами!
 Первая противотанковая ракета, отделившись от вертолета, полетела вниз. Она приближалась с ужасающей скоростью, и вой, который при этом раздавался, леденил, наполнял тоской сердца людей.
 Люди, со всех сторон окружившие каменную богиню, взялись за руки, чтобы принять на себя чудовищный удар раскаленного металла. Казалось, вокруг идола шевелится клубок огромных земляных червей.
 Взрыв ракеты мгновенно разметал сцепившихся друг с другом и разбросал во все стороны ошметки человеческой плоти.
 Сверху посыпались оторванные руки, ноги и лишенные конечностей тела.
 — Магнифико! Великолепно! — закричал Родриго Лухан. — Вы спасли богиню Коатлик!
 Она же стояла, как прежде, змеи на ее плечах разделились, и голова одной из них наблюдала за атакующим вертолетом, вторая же гипнотизировала третью машину.
 — Машины из мяса и в самом деле меня защищают, — произнесла богиня, тяжело двигая каменными челюстями.
 — Да. Мы все умрем, если понадобится!
 — Приказываю умереть всем до единого, лишь бы обеспечить мне выживание, — произнесла Коатлик без всяких эмоций, но в ее голосе слышалось что-то зловещее. Родриго Лухан любил мужеподобных женщин. И потому обратился к своим последователям:
 — Вы слышали? Нам велено умереть. Славной смертью. Так пусть же все мы погибнем, но мать наша живет!
 Ему пришлось отпрянуть в сторону, чтобы не мешать «индиос» взбираться на каменные плечи и голову Коатлик вместо убитых и раненых. И потом, со стороны удобнее наблюдать за кровопролитием.
 А зрелище разворачивалось поинтереснее корриды. Арена для корриды огорожена, и в этом огороженном пространстве носятся бык и матадор. Бой заканчивается, когда матадор или бык — что происходит чаще — падают замертво. На песке остается пятно крови. Ну в крайнем случае два — не больше.
 Здесь же стояли лужи, нет, текли реки крови и лежали груды мертвых тел и оторванных конечностей.
 «Индиос» заняли свои места. Воссоздали своеобразный купол из костей и плоти. Подобно саранче, усеяли тело богини-матери так, что ее каменные члены стали совершенно невидимы. Со стороны Коатлик походила на крупного жука, плотно облепленного муравьями.
 Вторая ракета тоже добилась прямого попадания в цель. В воздухе засвистели осколки горячего металла, ошметки плоти... Раздались крики — ужасные и величественные одновременно. В них звучало нечто истинное, мексиканское. Более того, это было, пожалуй, самое мексиканское зрелище, какое только доводилось видеть Родриго Лухану.
 Сверху снова посыпались пули, потом наступила очередь ракет. Они терзали и секли импровизированный муравейник из человеческих тел. Чем больше защитников богини выбывало из рядов, тем больше находилось желающих их заменить.
 — Смерть! — пели они. — Пусть она поразит нас, но вечно будет жить Коатлик! Мы живем ради нее и ее милостью, наша кровь освещает ей путь!
 — Ваша кровь светит всей Вселенной! — провозгласил Родриго Лухан. Сам он скрылся в темноте за поворотом, и тело его окрасилось красным от кровавого дождя, пролившегося с небес.
 Тем временем пулеметные очереди чередовались с ракетными залпами, то и дело освещая черное небо.
 По неизвестной причине — скорее всего оттого, что пилоты устали от кровавой бойни, — вертолеты сломали строй, разделились и удалились — каждый в свою сторону.
 — Ура! — заорал что было мочи Родриго Лухан. — Мы победили! Мы — настоящие сапотеки!
 — И ацтеки, — добавил кто-то.
 — Майя! — подхватил другой.
 — А я — миштек.
 — Все мы братья по крови! — заверил Родриго.
 — И сестры, — сказала женщина, слизывая кровь с обнаженного кровоточащего предплечья.
 Прочие же, видя такую картину и вспоминая старинные легенды и поверья, которыми их пичкали в детстве, решили, что гора мертвых тел перед ними не просто поверженные и униженные человеческие существа, но нечто большее.
 Горящие глаза, которыми мужчины и женщины созерцали трупы, позволили Родриго Лухану высказать то потаенное, что приходило ему на ум только в самых заповедных «сапотекских» снах.
 — Коатлик еще раз напомнила нам: мы больше не мужчины и женщины. Мы вообще не люди. Мы ее слуги — автоматы из мяса. А коли так, то в любую минуту можем воспользоваться частями других машин из мяса, которые невозможно отремонтировать.
 И чтобы подтвердить искренность своих слов, он схватил валявшуюся поблизости оторванную руку молодой женщины майя и вырвал кусок теплой еще плоти крепкими белыми зубами истинного сапотека.




 Глава 15


 Римо все еще наслаждался ездой по прямой, как стрела, автостраде № 195, что пролегала по территории штата Чьяпас, когда его остановил армейский патруль.
 — Охо-хо, — пробурчал Римо, заметив, что бронеколонна поворачивает к ним.
 Сидевший рядом мастер Синанджу посоветовал:
 — Давай сделаем вид, что ни в чем не виноваты. Тогда они не станут нас досматривать.
 Взглянув на изумрудное с охрой кимоно Чиуна, Римо покачал головой:
 — У меня есть план получше.
 И нажал на акселератор. Джип рванул вперед.
 Надвигавшаяся на них бронеколонна состояла из какого-то игрушечного броневичка и двух легких танков, которые поднимались к ним наперерез по каменистой горной дороге.
 — Похоже, мы в состоянии обогнать ребятишек, — уверенно проговорил Римо.
 И снова с силой нажал на акселератор, а мастер Синанджу резко схватился за борта машины. Чувство равновесия у него было развито великолепно. Когда они проходили обычный поворот, он сидел в кресле не шелохнувшись. Впрочем, Чиун прекрасно знал, на что способен его питомец, и решил не усложнять задачу ученика последующими поисками — если бы вдруг они расстались на каком-нибудь особенно закрученном вираже.
 Римо взял поворот на двух Колесах. Затем, крутанув руль вправо, снова поставил широкий «хамви» на четыре точки.
 По сути, его маневры смахивали на поведение психа. Автомобиль с низко расположенным центром тяжести может ехать на двух колесах только в самом крайнем случае — во время аварии, скажем, или сильнейшего толчка в бок.
 В каком-то смысле Римо и в самом деле предоставил машине свободу действий. Она, без сомнения, тысячу раз разбилась бы уже в лепешку, но Римо в совершенстве владел своим телом. Именно поэтому управлять при такой гонке тяжелым «хамви» не было для него проблемой.
 На повороте машина развернулась перпендикулярно дороге, и мастер Синанджу инстинктивно втянул голову в узкие плечи, пытаясь защититься от удара.
 — Все прошло! — бросил ему Римо, переключил передачу и оглянулся. Бронеколонна выехала на шоссе и только-только стала разворачиваться.
 — Им никогда не догнать нас, — с удовлетворением отметил Чиун.
 — И за миллион лет не догонят! — согласился ученик.
 Неожиданно послышался резкий свист, что-то пронеслось у них над головами и с ревом зарылось в красную глинистую почву кювета.
 Пушечный выстрел эхом отозвался в ушах преследуемых.
 — По-моему, они в нас целятся, — заметил Чиун.
 — С ума сошли, что ли? Ведь знать не знают, кто мы такие. А вдруг мы их союзники, мало ли как бывает...
 — Вот именно! К тому же едем на армейском джипе.
 — Называется «хамви», да будет тебе известно.
 — Они пытаются свистом остановить наш «хамви», — усмехнулся кореец, когда над ними снова пронесся выпущенный из танкового орудия снаряд. На сей раз он разорвался прямо перед ними. В воздух поднялись клубы пыли и частицы раскрошенного асфальта.
 Римо остановился. Поглядывая через плечо, он развернул автомобиль, нажал на акселератор и погнал машину навстречу вражескому танку.
 — По-моему, мы едем не в ту сторону, — заметил Чиун, не выказав, впрочем, ни малейшего беспокойства.
 — Ну и что? Я голоден, устал как черт, да и вообще мне плюнули в душу.
 — Ага. Значит, из-за каких-то временных трудностей ты решил свести счеты с жизнью, да еще и меня за собой тащишь?!
 — Ну что ты! Я знаю нечто такое, о чем эти парни и представления не имеют.
 — Интересно, что?
 — Я знаю, что такое эффективное расстояние для стрельбы из танковой пушки.
 Римо остановил «хамви» ярдов за двести от стреляющего танка. Просвистел очередной снаряд. Мастера Синанджу проследили за его полетом, словно это был серебристый аэростат, раскачивавшийся в небе под воздействием воздушных потоков.
 Еще один снаряд с визгом вспорол воздух и улетел вслед за первым.
 Оба снаряда один за другим разорвались далеко на дороге.
 — Чтобы попасть в нас такими вот штуковинами, им придется попятиться ярдов на шестьсот.
 — А если они так и сделают?
 — Мы тотчас поедем вслед за ними. Но только вряд ли.
 — Почему же?
 — Да потому что еще минута — и снаряды закончатся.
 Пророчество Римо сбылось раньше, чем он предполагал.
 Из пушек больше не стреляли. Зато из танка повалили мексиканские солдаты с курносыми автоматами «хеклер-и-кох».
 — Видимо, решили всерьез заняться нами, — хмыкнул Римо и вылез из джипа.
 Приближаясь, федералы смотрели на них сквозь прицелы автоматов и уже издалека кричали:
 — Манос арриба!
 — Ты понял, чего они хотят?
 — Говорят, мол, поднимите их вверх.
 — Наверное, руки, — сообразил Римо и послушно подчинился, поскольку вспомнил слова учителя о том, что подобное действие провоцирует врага приблизиться.
 Увы, на сей раз уловка не помогла.
 Из командирского танка послышался чей-то властный голос:
 — Диспарен!
 — Это значит... — начал было Чиун.
 Солдаты вскинули автоматы, и Римо уловил тот краткий миг, когда палец, лежащий на спусковом крючке, превозмогая упрямство спусковой скобы, приводит механизм в действие.
 Первым на землю упал учитель, за ним бросился ученик. Пули просвистели у них над головами, и мастера Синанджу стали приближаться к атакующим.
 Тех оказалось всего трое. Поскольку они продолжали стрелять, магазины их автоматов опустошались с огромной скоростью.
 Римо выпрямился и бросился вперед как раз в тот момент, когда солдаты отбросили пустые магазины. За какую-то долю секунды Римо преодолел расстояние до намеченной им жертвы. Едва мексиканец схватился за новый магазин, как Римо резко взмахнул рукой.
 Удар пришелся как раз по стволу автомата: он подпрыгнул и мушкой врезался прямо в рот вояке.
 Приоткрывшийся было от удивления рот рефлекторно захлопнулся.
 Со стороны, конечно, смешно, но стальной ствол продолжил поступательное движение и сокрушил преградивший ему путь шейный позвонок.
 Солдат рухнул как подкошенный, а Римо тотчас переключил внимание на его напарника. Тот оказался экономнее и с самого начала стрелял короткими очередями, а потому менять магазин не собирался.
 Римо принял позу «ручка чайника», изогнувшись так, чтобы спокойно маневрировать в пространстве всякий раз, когда солдат нажимал на спуск. Мексиканец уже перешел на одиночные выстрелы, стараясь прицелиться получше, но у него ничего не получалось.
 Лицо солдата потемнело от злости, поскольку он мазал по непонятной, как ему казалось, причине. Он никак не мог взять в толк, отчего направленные довольно верной рукой пули всякий раз попадали в белый свет, как в копеечку, пролетая под мышками у этого странного белого. Более того, у мексиканца складывалось впечатление, что «мертвое пространство» с каждым мгновением расширяется. На самом же деле, уклоняясь от пуль, Римо неумолимо приближался к своему противнику.
 — Ты можешь быстро-быстро сказать: «смещение челюсти»? — осведомился Римо, оказавшись рядом с незадачливым стрелком.
 В ответ солдат с силой сжал зубы и еще решительнее наставил ствол автомата на Римо.
 Тогда белый мастер Синанджу хлестким ударом руки снес мексиканцу нижнюю челюсть и отбросил ее в пыль.
 Солдат повалился на землю. Из его обезображенного рта вывалился язык, послышалось злое шипение. Казалось, будто на сковородку швырнули кусок мяса.
 Римо ударом каблука прекратил мучения мексиканца, раскроив ему череп, а затем оглянулся.
 И как раз вовремя, ибо мастер Синанджу уже «свежевал» своего противника. Старик отсекал от тела солдата длинные полоски кожи, орудуя отточенным ногтем, словно лезвием бритвы. Хозяин тела, впрочем, в горячке боя ничего не замечал.
 Поначалу солдат решил, что разделается с противником одним ножом, без автомата, и извлек из ножен кинжал, чтобы как следует порезвиться со старикашкой. Мастер Синанджу мог уничтожить парня, шевельнув одним только мизинцем, но не устоял перед искушением повеселиться.
 — У нас совсем нет времени! — бросил Римо Чиуну, намекая на то, что учитель слишком заигрался. К тому времени солдат очухался и, поняв, что с него заживо сдирают кожу, уже с отчаянием стал орудовать кинжалом. Чиун, вытянув правую руку вперед, отражал удары заостренным длинным ногтем. Вот опять заскрежетало. Ноготь подался — казалось, еще секунда, и он сломается, но почему-то переломилось лезвие.
 Мексиканец, уловив характерный треск, решил, что победа уже близка, и сделал шаг вперед, чтобы пронзить кинжалом грудь Чиуна. И тут вдруг заметил, что в руке у него лишь обрубок оружия. Он с недоумением взглянул себе под ноги, видимо, пытаясь найти потерянный клинок.
 Мастер Синанджу воспользовался замешательством кинжальщика и почти незаметно вонзил свой грозный ноготь ему в пупок. Вонзил — и повернул, словно ключ в замке.
 Солдат завопил что было мочи и рухнул как подкошенный. Чиун поискал Римо глазами. Тот стоял рядом и от нетерпения притопывал ногой.
 Кореец провернул ноготь еще раз. Солдат превратился в бесформенную груду цвета хаки и замер у ног победителя.
 Чиун тотчас извлек ноготь из утробы мексиканца и заботливо обдул его, как обыкновенно обдувают дуло герои вестернов, совершив удачный выстрел из кольта.
 — Сплошная показуха, — хмыкнул Римо.
 — Просто один из приемов настоящего мастера Синанджу, каковым в один прекрасный день сделаешься и ты, если, разумеется, рассудок у тебя возьмет верх над упрямством.
 Тем временем пришел в движение стоявший поодаль танк.
 Римо с Чиуном терпеливо наблюдали за тем, как надвигалась на них стальная громада, давя гусеницами трупы поверженных.
 В самый последний момент мастера Синанджу спокойно отступили в сторону.
 Водителя это явно озадачило. Развернувшись на пятачке, он попытался было раздавить корейца, но тот снова сделал шаг в сторону, и танк прогрохотал мимо.
 Римо, оказавшись вне поля зрения водителя, подскочил сзади и нанес удар по траку шевелящейся гусеницы.
 И вот она уже тянется за танком, словно блестящая металлическая змея, сверкающая на солнце.
 Машина беспомощно закружила на месте.
 — Вы оба под арестом, сеньоры! — сердито крикнул водитель, прекратив наконец бесполезное движение.
 — Что-что? — поинтересовался Римо.
 — Я говорю, вы арестованы.
 — Ничего не слышу. Придется вам вылезти наружу.
 Водитель приподнял люк. Остальные машины бронепатруля проследовали дальше, полагая, что одного танка здесь вполне достаточно. Теперь ему никто не смог бы помочь, даже если бы захотел.
 — Я не вылезу! — заявил водитель.
 — А как, спрашивается, вы нас тогда арестуете? — осведомился Римо.
 — Какая разница!
 — Отлично! Засим позвольте откланяться. Пойдем, папочка. Кишка у него тонка нас арестовывать.
 — Ничего не тонка! Приказываю вам вернуться. Немедленно.
 Водитель танка распахнул наконец люк и выбрался на броню, сжимая в руках бельгийскую автоматическую винтовку ФАЛ.
 — Ну, видите? Я не боюсь грингос.
 — Похоже, он нарывается, папочка.
 — Ой как я испугался! — Кореец замотал головой от притворного ужаса.
 Солдат между тем приближался. Римо с Чиуном невозмутимо поджидали его у обочины.
 — Стоять смирно! Вы арестованы, — продолжал свое мексиканец.
 — Вы не знаете случаем, где обретается подкоманданте Верапас? — спросил Римо.
 — Так вы хуаресистас?
 — Нет. Просто Верапас нам кое-что задолжал.
 — Что же, интересно?
 — Свою жизнь.
 — Ха! Откуда мне знать, где скрывается этот парень в маске? Вы, однако, не забывайте, что арестованы. Ишь, разговорились...
 — Вы тоже под арестом, но арестом кардиологическим, — бросил в ответ Римо.
 — Ке?
 Солдат и не заметил, как взметнулась вверх рука Римо и ствол винтовки отлетел в сторону. Не заметил он и молниеносного удара Чиуна в грудь — туда, где бешено колотилось сердце водителя.
 Мексиканец лишь ощутил, что ему на миг стало нечем дышать. Потом он упал на спину и сучил ногами до тех пор, пока сердце его не остановилось.
 — Вот что значит грамотный удар «Гром дракона», — заключил Чиун.
 — Я готов наносить его хоть каждый день. Обойдусь и без ногтей, в стиле Фу Манчи, — отозвался Римо.
 — Настанет час, и ты пожалеешь, что у тебя на пальцах нет божественного украшения.
 — Но ведь ты всегда рядом под рукой!
 — Придет пора, и меня не станет, — печально откликнулся учитель.
 Римо промолчал. Учитель, конечно, прав. Жить вечно не может никто. Даже мастер Синанджу.




 Глава 16


 Президенту Соединенных Штатов Мексики еще не приходилось переживать столь тяжкую годину. Более того, о таких трудных временах он и не слыхивал. Его любимая Мексика в прошлом уже достаточно настрадалась. Страну постоянно лихорадило еще со времени завоевания.
 Всякий раз, когда над Мексикой занималось солнце перемен, неожиданно сгущались тучи, и страна снова проваливалась в тартарары. Но и на самом дне бездны сквозь мрак пробивался лучик надежды, и люди в какой уже раз поднимали головы и тянулись к свету.
 Таким образом, народ вновь устремлялся к счастью и вновь обретал силу, но лишь для того, чтобы через какое-то время пасть духом и погрузиться в пучину отчаяния и неверия в завтрашний день.
 Что поделаешь — муй, то есть очень по-мексикански. Таков уж дух нации.
 Короче говоря, страна жила хуже не придумаешь. Но только теперь президент уяснил, что такое настоящее бедствие. Он ощущал его приближение всеми фибрами души, поглядывая сквозь покосившиеся окна своего кабинета в Национальном дворце на город, который теперь лежал в руинах и постепенно покрывался толстым слоем жирного вулканического пепла.
 Хмурый серый город... Куда подевалась его сахарная белизна? Должно быть, нынешний Мехико здорово смахивал на погибшие Помпеи. Но жители Помпеи никогда не страдали так, как мексиканцы.
 Нынешнее землетрясение оказалось худшим из всех. Остаточные толчки достигали силы в 6,9 балла по шкале Рихтера. Никто, впрочем, не знал, много это или мало. И если много, то каковы же тогда последствия землетрясения в 12 баллов?! Многие дома, пережившие землетрясение 1985 года, теперь разрушены до основания. Мертвых оказалось столько, что их не успевали считать.
 Потом, когда земля успокоилась, проснулся Попокатепетль. Началось извержение, толчки возобновились.
 Еще не до конца утихшие пожары забушевали вновь.
 А потом посыпался пепел.
 Он обжигал кожу и опалял волосы, правда, никто не сгорел заживо. Тем не менее возникли новые очаги огня.
 Те, кто пытался укрыться в домах, снова выбегали на улицы под хлопья обжигающего пепла, потому что предпочитали ожоги смерти от рушившегося на них камня и бетона.
 И все в страхе задавали себе один и тот же вопрос: неужели вулкан извергнется и в библейском, так сказать, смысле слова? Неужели, кроме дыма и пепла, на город обрушатся потоки раскаленной лавы и огня? Неужели, помимо пепла, в воздухе засвистят раскаленные сгустки магмы — метеоры смерти?
 Прямой телефон, соединявший президента с Национальным центром по борьбе со стихийными бедствиями, звонил не переставая.
 — Ваше превосходительство, в Сан-Анхеле нет электричества!
 — Ваше превосходительство, в «Розовой зоне» появились мародеры!
 — Что делать, ваше превосходительство?
 На каждый из звонков президент отвечал словами ободрения — ничем другим он помочь не мог. Зато на чем свет стоит ругал свою хромую судьбу, которая привела его на вершину политического Олимпа, но только для того, чтобы ввергнуть вместе со страной в конфликт с Союзом американских государств, в девальвацию, инфляцию, безработицу, анархию, постоянные бунты «индиос» и прочее, прочее... Ну а венцом всего стало невероятной силы землетрясение. «Эх, если бы все это выпало на долю Лысого!» — думал президент о своем предшественнике, который сейчас наслаждался вполне комфортабельной ссылкой на территории Соединенных Штатов.
 Неожиданно зазвонил телефон. Голос в трубке буквально потряс президента звучавшим в нем отчаянием.
 — Ваше превосходительство, говорит генерал Алакран.
 — Слушаю вас, генерал.
 — Коатлик снова пошла!
 — Черт возьми, ничего не понимаю!
 — Пошла каменная статуя. Из музея. Может, помните, какие ходили слухи о ее предыдущем исчезновении?
 Президент вспомнил. Тогда по углам шептались, что великий идол исчез из Музея антропологии, а спустя некоторое время объявился в Теотиуакане, разбитый и покалеченный.
 — Послушайте, город в руинах, а вы рассказываете мне о какой-то статуе! Мы найдем ее позже — если, конечно, выживем.
 — Ваше превосходительство, вы, наверное, недослышали. Статуя не пропала. Я ее обнаружил.
 — Тогда в чем же дело?
 — Она оказалась на шоссе Пан-Америкэн. Шла вперед. И вела за собой целую армию «индиос», весьма фанатично настроенных. Почти голых. Они пели, вопили и бросали свои нательные крестики под ноги идола.
 — Вы хотите сказать, что каменная статуя ходит как человек?
 — Нет, ваше превосходительство. Как божество! Если бы моя мать, которая происходит из ацтеков, увидела такое, она наверняка решила бы, что ожили старые боги Теотиуакана.
 — Да вы пьяны! — воскликнул президент. — Нет, серьезно, скажите, вы пили?
 — Клянусь Богом, ни капли. Я располагаю видеозаписью. Камеры, само собой, галлюцинациям не подвержены.
 — Землетрясение пробудило старых богов... Ну, знаете ли, это уже вне сферы моей компетенции. Я возглавляю нацию, то есть определенную совокупность людей, и моя обязанность — следить за тем, чтобы они по мере возможностей удовлетворяли свои земные потребности. Ваш интереснейший фильм я посмотрю в следующий раз. Спасибо тем не менее, что доложили.
 — Еще не все, ваше превосходительство...
 — Да-да, слушаю.
 — Я организовал ракетную атаку на эту шагающую Коатлик.
 — Интересно, почему?
 — Да потому, что я не верю в старых мексиканских богов. А оголтелых ее сторонников в любом случае следовало утихомирить.
 — Продолжайте, прошу вас.
 — Так вот, обстрел противотанковыми ракетами ничего не дал. Бесполезными оказались и пулеметы.
 — Странно...
 — "Индиос"самозабвенно бросились на защиту ожившей Коатлик. Их уничтожали пачками ракетным и пулеметным огнем. Если бы вы видели, сколько пролилось крови? Madpe! [5]  Реки, самые настоящие реки. А сколько валялось оторванных рук и ног! Сколько человеческих костей! Шоссе теперь скорее напоминает дорогу на бойню...
 — Довольно, — остановил его президент, которому его мексиканское живое воображение мигом нарисовало чудовищные картины.
 — "Индиос"поклоняются Коатлик. Ради нее они готовы на все. И их, между прочим, тысячи. Это прямая угроза безопасности государства. Поговаривают даже, будто туда направляется сам Верапас.
 — Понятно, понятно. Скажите, генерал, чем в настоящий момент заняты «индиос»?
 — Обедают или ужинают — уж и не знаю, как точнее.
 — Как? Откуда же у них пища? Ведь они движутся по шоссе?
 — Трупы, — ответил генерал упавшим голосом. — Они пожирают тела павших!
 — Если они возобновят шествие, известите меня.
 — А если нет?
 — Тогда мы разберемся с ними каким-нибудь иным, не насильственным способом. В стране и так слишком много погибло за одну ночь.
 — Боюсь, смерть еще только начала свою жуткую пляску, ваше превосходительство.




 Глава 17


 Едва только ночь вступила в свои права и пьяная мексиканская луна украсила небосвод. Огнетушитель бросил украденный автомобиль и углубился в джунгли.
 Вот он и в своей стихии. Ведь джунгли для него, что дом родной! Много лет назад он получил крещение в огненной купели Юго-Восточной Азии. У заводи парень натер лицо черной маскировочной краской и отрегулировал ремень своего верного «хелфайра». Рукоятка запасного пистолета тускло отсвечивала на ремне сзади, а боевой нож фирмы «Рендалл», как всегда, торчал из-за голенища высокого военного ботинка.
 При движении рукоятка ножа задевала за стволы деревьев и глухо звякала, что в данном случае приносило определенную пользу — отпугивало пресмыкающихся.
 И еще ягуаров. В особенности их.
 В его полевой книжке лежала сложенная пополам страничка со статьей о ягуарах из «Популярной энциклопедии». Серьезные киски. Огнетушителю вовсе не хотелось мериться с ними силами.
 Ночь встречала его холодом. Весны, конечно, еще ждать и ждать, но ему и в голову не приходило, что в джунглях Лакандона, мягко говоря, не жарко. В справочниках ни слова не говорилось о соснах и пронизывающих насквозь ветрах.
 У него стал мерзнуть нос. И уши.
 — Черт! — прошипел он сквозь зубы. — Да я обморожу себе все на свете! — Сунув руку в прорезной карман боевого костюма, Огнетушитель извлек на свет черную балаклаву — башлык, дабы в нужный момент предстать перед своей жертвой во всем блеске. Замотав его вокруг головы, он оставил лишь узкую щелочку, сквозь которую настороженно смотрели холодные, как лед, голубые глаза.
 Парень основательно все продумал — за одетыми в черные лыжные шапочки с масками хуаресистас охотились, но коль скоро Огнетушитель сделался одним из таких охотников, его это уже мало волновало.
 Кто знает, возможно, он по чистой случайности столкнется с одним из этих бедняг нос к носу, возьмет его в плен и вырвет сведения о местонахождении подкоманданте Верапаса.
 Когда хорошо поставлена разведка, задание выполнять — одно удовольствие, подумал он, продвигаясь вперед. Господь свидетель, но в этих чертовых джунглях хоть глаз выколи — ни хрена не видно. Даже в поганом Стомике и то было легче ориентироваться. К тому же парню как на грех захотелось пить. Обследовав местность, он обнаружил лужу и посветил фонариком. На первый взгляд отравленной вода не была. Огнетушитель наполнил оловянную кружку, бросил в емкость две таблетки халдозона, а когда вода отстоялась, не торопясь осушил.
 И снова двинулся вперед.
 Но вот настало время справить нужду. Что ж, никаких проблем — деревьев кругом сколько угодно.
 Огнетушитель еще находился в процессе опорожнения мочевого пузыря, когда зловещий звук взводимого затвора коснулся его чувствительных к такого рода звукам барабанных перепонок.
 Ствол автоматической винтовки ФАЛ уперся ему в правый висок, а еще один ствол — в левый. По сторонам темнели силуэты их владельцев.
 На Огнетушителя обрушился поток каких-то непонятных слов. Говорили по-испански, но ничто не напоминало ему хотя бы одну из стереотипных фраз пособия «Испанский язык для туристов».
 «Что же делать? — лихорадочно соображал он. — Застегивать брюки или руки поднимать?»
 Парень решил начать с брюк. Женевская конвенция по правам военнопленных наверняка оговаривала нечто подобное в какой-нибудь статье.
 Выяснилось, однако, что он ошибся. Приклады винтовок, обрушившиеся на затылок, мгновенно объяснили ему, что к чему. К счастью, шерстяная ба-лаклава смягчила удары, а вот живот его защищен не был, поэтому Огнетушитель согнулся пополам.
 — О-ох!
 Тем не менее он не оставлял попыток нащупать спасительный «хелфайр».
 Кто-то наступил ему на запястье тяжелым военным ботинком, полностью лишив руку подвижности. Другой солдат с помощью колена обрушил все двести фунтов своего веса на локоть его левой руки.
 — Ах ты скотина! А ну прекрати! Ты что, хочешь мне что-нибудь сломать?
 Рука неизвестного сорвала балаклаву у него с головы.
 В глаза брызнул яркий свет. Огнетушитель попытался отвернуться, но чьи-то железные пальцы крепко держали его за волосы.
 — Да дайте же мне застегнуть штаны, черт бы вас всех побрал! — возмутился поверженный.
 Человек с фонариком что-то проговорил по-испански.
 — Абла испаньол? Говоришь по-испански? — спросил другой.
 — Не, ребята, ничегошеньки не понимаю, — пробурчал Огнетушитель. — Но компрендо.
 Пока кто-то прижимал парня к земле, напарник вмиг сорвал с него все снаряжение.
 — Эй, хоть кто-нибудь понимает по-английски? — Ему плюнули прямо в лицо.
 Напрасно! Никто не имел права плевать на Огнетушителя.
 Извернувшись, он отработанным движением колена нанес резкий удар в пах обидчика.
 — Ихо де ла чингада! — завопил любитель плеваться и сложился пополам.
 Для того чтобы понять смысл брани, иностранного языка знать не надо.
 И тут на голову Огнетушителя обрушился целый водопад ударов. Через мгновение и джунгли, и ночь, и даже боль, раздиравшая тело, померкли в его сознании и отступили далеко-далеко — на тот задний план, которому нет места ни в кино, ни тем более в театре.




 Глава 18


 Команданте Эфраин Сарагоса чуть не запрыгал от радости, когда услышал по полевому телефону:
 — Сеньор! Мы захватили подкоманданте Верапаса.
 — Живого или мертвого?
 — Живого.
 — Откуда вы знаете, что это Верапас? Он что, сознался?
 — Нет, он без сознания. Но это точно он. У него голубые глаза.
 — А у Верапаса-то глаза зеленые!
 — Да, так говорят. Однако все хуаресистас — «индиос». У них темные глаза. Отсюда следует, что захваченный нами человек в маске именно Верапас, а не один из инсургентов.
 Типично мексиканская логика! Главное — выдать желаемое за действительное. И тем не менее слова подчиненного показались убедительными и его начальнику, и потому он тут же приказал привести пленного в казарму. Сам же команданте через секунду позвонил министру иностранных дел генералу Иеронимо Алакрану.
 Оставалось только удивляться, как ему удалось дозвониться до генерала, офис которого находился в разрушенном землетрясением Мехико.
 — Вы уверены, что захватили именно Верапаса? — тотчас воскликнул генерал.
 — На нем была лыжная маска, и у него голубые глаза.
 — У Верапаса глаза зеленые, — наставительно произнес Алакран.
 — Это что, установленный факт?
 — Так по крайней мере утверждают разведчики. Опять же фотографии в журналах.
 — При печати часто нарушается цветопередача, — резонно заметил командир части особого назначения. — Кроме того, позируя перед представителями прессы, он ведь мог надеть и контактные линзы! Да и как, скажите, сравнивать глаза человека с глазами мифической птицы Кецаль, которую, конечно же, никто никогда не видел?!
 — Что ж, в ваших рассуждениях есть рациональное зерно. Выглядит вполне логично. Поздравляю. Берегите пленника как зеницу ока и ждите полковника Примитиво — его войска уже на подходе к Чьяпасу, а сам он жаждет разделаться с проклятым Верапасом.
 — Теперь в этом нет необходимости. Верапас у меня за решеткой.
 — Ничего подобного, — возразил Алакран. — Никакого Верапаса у вас нет.
 — Да вы что?! Он валяется сейчас без сознания, поскольку солдаты погладили его прикладами.
 — Повторяю: Верапаса у вас нет и никогда не было. Когда появится полковник Примитиво, передайте ему пленного, которого, впрочем, у вас нет и никогда не было.
 — Но... — начал было ко манданте Сарагоса. — А как же тогда моя теория?
 — Ваша теория хороша, сомнений нет. Особенно если вы готовы взять на себя бремя ответственности за то, что неминуемо случится потом. Итак, вы готовы?
 — К чему? — изумился Сарагоса.
 — Взять на себя ответственность за те знания, каковыми вы сейчас располагаете.
 — В таком случае я отказываюсь от своей теории и снимаю с себя бремя ответственности, — торопливо сказал Сарагоса.
 — Что лишь свидетельствует о вашем уме. Итак, коль скоро вы меня поняли, примите также к сведению, что мы с вами ни о чем таком не говорили. Разговора не было — и все тут.
 — Какого разговора? — с деланным изумлением спросил начальник войск особого назначение. Он отлично понимал, что с Мехико лучше не спорить и о своих заслугах лишний раз не напоминать.
 Между тем парень с голубыми глазами, ошибочно захваченный коммандос вместо подкоманданте Верапаса, был обречен на смерть из-за своего более чем поверхностного сходства с инсургентом.


* * *

 Полковник Примитиво услышал приятную новость по полевому телефону.
 Он ехал на головной бронемашине. Полковник всегда старался быть впереди, во главе своих войск. Прежде чем посылать людей в пекло, необходимо лично выяснить, что к чему.
 Ради того чтобы исполнить свой долг, полковник Примитиво готов был пробиваться с боями на край света и даже в самый ад. Причем в ад под названием Миктлан, созданный воображением древних ацтеков, где тамошние черти высасывали костный мозг из костей умерших грешников.
 Поэтому полковник даже не поморщился, узнав, что ему с отрядом придется следовать по дороге сквозь джунгли Лакандона, занятые врагом.
 Пленника посадили в деревянный ящик, похожий на гроб.
 И правильно. В самом ближайшем будущем узнику предстояло умереть, а есть ли на свете лучшее помещение для того, кому осталось жить каких-нибудь несколько часов, чем гроб? Кроме того, гроб имеет обыкновение превращаться в самый надежный в мире сейф и отлично хранит тайны. А сейчас речь шла именно о тайне — государственном секрете первейшей значимости, сутью которого являлся пленник — лжеподкоманданте Верапас.
 Полковник Примитиво во главе бронеколонны вихрем ворвался на территорию казармы.
 В воздухе витал привкус дыма, частички пепла, и людям было трудно дышать.
 Полковник отдал честь, вскинув руку к виску. — Насколько я знаю, у вас для меня кое-что есть?..
 Не раскрывая рта, команданте Сарагоса ткнул пальцем в деревянный ящик, похожий на гроб.
 — Мертвый?
 — Вам решать, — по-военному коротко ответил команданте.
 Полковник кивнул. Потом пролаял отрывистую команду, и ящик погрузили в головной броневик. Когда погрузка закончилась, люк с лязгом захлопнулся.
 На повышенных оборотах заработали моторы. Затем бронемашины и танки полковника синхронно развернулись на пятачке и скрылись в ночных джунглях.
 — Забрали — и дело с концом, — пробормотал себе под нос Сарагоса. Его настроение заметно улучшилось бы, если бы за поимку Верапаса он получил награду, но обстоятельства складывались таким образом, что о наградах пока и речи быть не могло. К тому же, судя по сведениям из столицы, страна оказалась в преддверии очередного кризиса, много хуже тех, что прежде.
 А сведения поступали весьма странные. Утверждалось, например, что никакого землетрясения не было, а имело место лишь небольшое изверженьице вулкана Попокатепетль.
 Что ж, не впервой: стоило начаться какому-нибудь кризису, как из столицы неизменно сообщали, что здесь, в Мехико, тишь да гладь. Таким образом, отрицание факта только подтверждало его наличие.
 Теперь вот власти отрицали пережитое землетрясение, хотя радиоголоса на всех волнах так и твердили, что в результате подземных толчков город разрушен чуть ли не до основания. Дикторы наперебой говорили о многочисленных жертвах и горах пепла, засыпавших столицу, о бушующем там пожаре.
 Команданте Сарагоса вдруг подумал, что в результате кризиса в Мексике, вполне возможно, вообще не будет ни властей, ни правительства, и в ужасе содрогнулся.




 Глава 19


 Огнетушитель, словно сквозь вату, услышал какие-то звуки. Вроде бы шум джунглей. Он открыл глаза. Но ничего не увидел: его окружала непроглядная тьма.
 Неужели ослеп?
 Он почувствовал, что ему не хватает воздуха. И пространства. Болела голова, но мышцы повиновались. Тогда он осторожно повернул голову в одну сторону, потом — в другую. Кругом мрак. Странно. Пришлось прикусить себе щеку — уж не спит ли он в самом деле? Со всех сторон на него давила бархатная, без малейшего отблеска, чернота.
 — Что за чертовщина со мной происходит?
 Внезапно Огнетушитель понял, что находится в тесном ящике.
 Крышка упала — и он увидел звезды. Самые настоящие. Потом кто-то заслонил их блеск, и блеснули чьи-то темные глаза, смотревшие на него внимательным — и не более того — взглядом.
 В грудь ему уперся ствол винтовки. Огнетушитель с облегчением перевел дух. Значит, он все еще на этом свете! А следовательно, у него еще есть шанс. Парень откашлялся.
 — Вот он какой, подкоманданте Верапас! — склонившись над ним, прошипел человек с серебряными звездами полковника мексиканской армии на погонах.
 — Я не Верапас. Я — Огнетушитель.
 — Ке?
 Покопавшись в памяти, Огнетушитель повторил на ломаном испанском:
 — Эль Экстингуирадор.
 Голов над ним сразу же прибавилось. Всем, должно быть, захотелось лично лицезреть знаменитого на весь свет Огнетушителя. Вот славно-то! Значит, ему удалось привлечь их внимание. А в самом непродолжительном времени они уже станут его бояться.
 К нему потянулись руки, чтобы извлечь из ящика. Пленный не сопротивлялся.
 Утвердившись на ногах, Огнетушитель огляделся. От свежего воздуха кружилась голова, его шатало.
 Он взглянул на деревянный ящик, из которого его только что извлекли.
 Гроб!
 Изобразив на губах улыбку, он заметил:
 — Вам понадобится нечто более прочное, чтобы похоронить Огнетушителя.
 Мексиканский полковник сделал шаг вперед:
 — Почему вы называете себя Огнетушителем?
 — Потому что я — Огнетушитель.
 — А как ваше настоящее имя?
 — Блейз. Блейз Фьюри.
 — Вы лжете! Блейз Фьюри — лицо вымышленное. Он всего-навсего герой книги.
 — Вот и мне хочется, чтобы враги думали то же самое.
 Полковник оглядел его с ног до головы.
 — Судя по всему, вы человек военный?
 — Да уж, что называется, вояка милостью Божьей. Рожден в огне и крещен в орудийном дыму.
 — В детстве я читал множество рассказов о приключениях Блейза Фьюри. Вы не он.
 — С чего вы взяли?
 — В то время Блейз Фьюри был одного со мной возраста. Теперь мне под сорок. А вам, по-моему, не больше двадцати пяти.
 — У Блейза Фьюри нет возраста. Он вечен. Огнетушитель будет сражаться со злом до тех пор, пока оно существует.
 — Сеньор Фьюри служил во Вьетнаме, — сказал полковник. — В подразделении «Зеленые береты».
 — И что же?
 — А то, что если вы он, то, стало быть, проходили службу в этом подразделении.
 — А я разве сказал, что «зеленым беретом» не был?
 — В таком случае скажите...
 Нахмурив брови, полковник перекинулся парой слов с адъютантом.
 — Нашивки, — прошептал адъютант полковника на английском языке.
 — Отлично! Итак, что изображено на берете войск особого назначения США?
 Огнетушитель задумался, но только на мгновение.
 — Ну, это легко. Боевой нож между скрещенными стрелами.
 — Нет. Эта нашивка относится к более позднему периоду. А я говорю о самой первой. Ведь Блейз Фьюри был одним из первых «зеленых беретов».
 — Я не помню, — отозвался Огнетушитель. — С тех пор прошло столько лет... Столько битв и сражений...
 — Вы лжете! На нашивке был изображен Троянский конь. Если бы вас и в самом деле звали Блейз Фьюри, вы бы этого не забыли. Нет, для Огнетушителя вы слишком молоды. Самозванец — вот вы кто! А скорее всего подкоманданте Верапас. Американец, перекинувшийся на сторону бунтовщиков.
 — Я гражданин мира! И уж конечно, не Верапас.
 — У вас голубые глаза, как у Верапаса.
 — Если бы вы, полковник, почаще читали донесения разведки, то знали бы, что у него глаза зеленые.
 — Дешевый трюк. Вы снимались с зелеными контактными линзами в глазах — только и всего. Все искали зеленоглазого хуаресиста, а он, поди ж ты, голубоглазый! Но теперь ваш обман раскрыт, и жизнь ваша подходит к концу.
 — Огнетушителя убить нельзя. Он отказывается принимать смерть.
 Неожиданно кто-то с размаху ударил Огнетушителя по лицу.
 Изо рта парня брызнула кровь.
 — Делай свое дело, мексиканец.
 — Непременно сделаю. Вы обвиняетесь в подрывной деятельности, мятеже, предательстве, и за ваши прегрешения я приговариваю вас к смертной казни через расстрел от имени Мексиканской республики.
 Огнетушителя подвели к одинокой сосне. Он почувствовал, как в спину ему впился острый сучок.
 Самым неожиданным для него образом ситуация приняла весьма мрачный оборот.
 — Послушайте, все совсем не так, как вы думаете, — быстро заговорил он. — Я оказался здесь для того, чтобы прикончить Верапаса. Как и вы.
 — Очаровательная история!
 — Так оно и есть.
 — На кого же вы в таком случае работаете?
 — На Организацию Объединенных Наций.
 При этих словах мексиканские солдаты засмеялись, а полковник так прямо зашелся от смеха.
 — Совершенно невероятные вещи! Солдатам ООН не разрешается стрелять и участвовать в боях. Даже в случае самообороны. Вы хотите, чтобы я поверил, будто «голубые каски» используют наемных убийц?!
 — Я говорю правду. Мое нынешнее задание — неофициальное. Но как только я прихлопну Верапаса, мне предоставят настоящую работу.
 — Работу? Но Огнетушителю работа не нужна. Он сражается за свободу и справедливость без перерыва на обед и абсолютно безвозмездно. Как, к примеру, Эль ланеро солитарио.
 — Никогда о таком не слышал.
 Адъютант что-то шепнул на ухо полковнику.
 — Не слышали об одиноком рейнджере?! — удивился Примитиво.
 — Это все книги, литература. А мы живем в реальном мире. Я поступаю так, как мне подсказывают жизнь и совесть.
 — Увы, больше вам никак поступать не придется, поскольку близится конец вашей нечестивой жизни.
 Тем временем собрали расстрельную команду из пяти человек. Их оружие представляло собой довольно пестрый арсенал из устаревших карабинов разных типов наряду с бельгийскими винтовками ФАЛ. В последнем слове Огнетушителю отказали. Даже не закрыли черной повязкой глаза.
 — Товсь! — скомандовал полковник. Солдаты скинули винтовки.
 — Целься!
 Стволы винтовок выровнялись параллельно горизонту. По лбу Огнетушителя заструился пот. Вот оно, значит, как! Все по правде, без дураков.
 — Огонь! — скомандовал полковник высоким голосом.
 Сердце парня оборвалось. Он зажмурился и молил Бога, чтобы солдаты промахнулись.
 В конце концов, бывает и такое. К тому же здесь Мексика, да и винтовки системы ФАЛ не самые лучшие на свете. Они неважно сбалансированы, и при стрельбе их сильно ведет вверх.




 Глава 20


 Перед ним лежали затянутые облаками, но тем не менее осязаемые каждым настоящим мексиканцем горы Сьерра-Мадре дель Сур. Казалось, они молчаливо взывали к разбросанным по стране сапотекам и миштекам, призывая их вернуться на земли своих предков.
 Великий жрец Родриго Лухан слышал этот безмолвный призыв, но пока его уши внимали прошлому, глаза провидели будущее.
 Вот оно, движется рядом, закованное в базальтовые одежды, и называется богиней Коатлик. Она вышагивала, словно каменный слон, — величественная и красивая. Но за время пути, надо сказать, изменилась.
 В ее каменной плоти явственно проступили золотые и серебряные блестки. Первые появились на ее теле после того, как все «индиос» выбрались за пределы столицы. И это стало подлинным чудом.
 А всего чудес было три. Первое из них Родриго называл «пробуждением». Второе — «тайной крестов».
 Тогда, повинуясь порыву, последователи культа Коатлик стали срывать с себя золотые и серебряные нательные крестики-распятия и швырять под слоноподобные ноги богини. Наступив на них, Коатлик тем самым как бы отменяла навязанную «индиос» ложную веру и восстанавливала поклонение старым индейским богам.
 Базальтовые клешни Коатлик с легкостью впечатывали крестики в асфальт, оставляя на нем глубокие ямки-распятия.
 Но вот что странно: сам крестик загадочным образом исчезал. Лухан не раз заглядывал в ямки, чтобы проверить. Именно тогда на базальтовой коже богини и появились блестки, явив «чудо абсорбции, или поглощения».
 Ошибки быть не могло. Коатлик вбирала в себя золотые и серебряные изображения привезенных испанцами идолов с тем, чтобы в свое время извергнуть поглощенное золото в виде изображений богов и богинь древней Мексики. Таким образом, золото и серебро, очищенные прикосновением Коатлик, станут способствовать процветанию истинной религии. Великий жрец Родриго Лухан готов был голову дать на отсечение, что так оно и есть.
 Теперь же, остановившись на время, чтобы ее последователи получили возможность перекусить и отдохнуть, Коатлик вдруг стала задавать вопросы.
 — Почему вы поедаете похожие на вас машины из мяса?
 — Таковы обычаи старой Мексики, — объяснил Родриго Лухан, выковыривая застрявшее мясо из больного зуба. — В старые времена одни племена нападали на другие и брали в плен заложников — очень часто королевской крови. Со временем их приносили в жертву, обеспечивая тем самым движение всей Вселенной. Ну а после жертвоприношения собравшиеся поедали мясо и потроха убитых.
 — Вселенная представляет собой динамическую структуру электромагнитных полей, в ней присутствуют космическая пыль и энергетические сгустки, именуемые солнцами, если они близко, и звездами, если удалены на значительное расстояние. Смерть ничтожных автоматов из мяса не способна оказать на них прямое воздействие.
 — Но это для нас самое святое. Мясо наших врагов придает нам силы.
 — Потребление плоти животных питает тело и вызывает прилив энергии у потребляющего, — согласилась с ним Коатлик. — Но если принять во внимание длительный период вынашивания человеческого плода, а также еще более длительный процесс взросления неполовозрелой особи, то сам собой напрашивается вывод, что поедание взрослых индивидуумов является непростительным легкомыслием с точки зрения экономической целесообразности. Получаемые таким образом протеины куда легче заменить равноценными протеинами из организмов мясных автоматов, передвигающихся на четырех конечностях. Если же процесс поедания себе подобных превращается в устойчивую схему, то численность поголовья данного вида может в значительной степени сократиться и привести или к переходу на другой тип питания, или к исчезновению вида как такового.
 — Возможно, с тольтеками так оно и случилось, — глубокомысленно заметил Лухан.
 Они уже добрались до штата Оахака. Где-то там, на горизонте, временами маячили военные вертолеты, но атаковать больше не атаковали. В основном летчиков заботили проблемы сейсмологической активности в данном районе; правда, заодно они снимали видеопленку толпы, последователей Коатлик. Вот и хорошо, думал Родриго Лухан. Видеозаписи поселят страх в сердцах жителей так называемых цивилизованных городов, и тогда оплоты цивилизации белых падут сами собой.
 — Коатлик, скажу тебе как человек, который до сегодняшнего дня не ел человеческого мяса, — я будто заново родился! Мои мышцы налились силой. Таким могучим я себя еще никогда не ощущал.
 — Невозможно объяснить подобное явление одним только процессом потребления человеческой плоти, поскольку имеющиеся в ней протеины не содержат во всем объеме того богатства микроэлементов, какое имеется в мясе низших животных.
 — Но я не обманываю. Я могуч и непобедим!
 — Частота биений твоего сердца, равно как и объем вдыхаемого тобой кислорода, увеличилась на 7,2 процента, из чего следует вывод, что ты до определенной степени прав.
 — Именно!
 — Поскольку я тебе доверяю, то сделаю то же самое. В настоящий момент мне необходимы дополнительные источники энергии, чтобы пережить данный неблагоприятный отрезок времени.
 Родриго Лухан невольно отступил. И споткнулся о распростертого в пыли человека. Тот стоял на четвереньках и без конца отбивал поклоны каменному го-лему, который выражал свои мысли на незнакомом ему языке, но имел вид древней богини Мексики.
 Лухан ухватил его за волосы и рывком приподнял голову. На лице несчастного застыло отрешенное выражение.
 — Ты похож на чичимека, — сказал Лухан.
 — Правильно, я чичимек. Меня зовут Пол.
 — Послушай, чичимек. Твоя мать хочет познакомиться с тобой.
 — Я предан ей всем сердцем.
 — В таком случае позволь научить тебя, как правильно служить богине. Положи голову у этих великолепных ног и испытай свою судьбу.
 Чичимек на четвереньках пополз вперед.
 — О, Коатлик, я боготворю тебя! — проговорил он на местном наречии.
 — Он говорит, что ты должна его съесть, — сообщил по-английски Родриго. Английского языка чичимеки не понимали.
 Змеиные головы на плечах богини поднялись и принялись гипнотизировать чичимека.
 — Раскрои ему череп. Мозги, надо сказать, вещь особенно вкусная и полезная, — посоветовал Лухан.
 Подняв массивную ногу, Коатлик обрушила ее на голову несчастного.
 Череп чичимека треснул, как орех; из ушей, рта и носа потекла розоватая субстанция мозга.
 Родриго Лухан тотчас получил еще одно доказательство ее святости.
 Есть тело убитого в привычном, так сказать, смысле слова она не стала, а продолжала попирать труп ногой. И тот, будто пролитая на пол жидкость, которую промокнули тряпкой, мгновенно исчез, будучи без остатка поглощенным базальтовым телом богини.
 Нога Коатлик из серого базальта, испещренного золотыми блестками, неожиданно украсилась прожилками из человеческого жира.
 — Еще! — произнесла Коатлик. — Я хочу еще мяса.




 Глава 21


 — Нет, есть все-таки в Мексике нечто привлекательное, — сообщил во всеуслышание Римо, крутанув руль. Он вел «хамви» на север — подальше от Сан-Кристобаля де лас Касас. Надвигалась ночь, и в воздухе явственно чувствовалось дыхание Лакандонских джунглей, с их запахами душистого ямайского перца, сосновой хвои и паленых кукурузных початков. Именно запах паленого более всего способствовал пробуждения аппетита Римо, который не ел с самого утра.
 — И что же? — поинтересовался Чиун.
 — То, что в ней не один только Мехико.
 — Да уж, Мехико — страшное место, — охотно согласился мастер Синанджу. — И дышать там нечем...
 — А уж если начнется извержение вулкана...
 — Хватит! Даже слышать о Мехико не хочу, — отрезал кореец. — Только раны бередить!
 — Точно. Когда мы в последний раз надышались там смогом, то едва не провалили все дело. А ведь нам тогда пришлось схлестнуться с Гордонсом.
 — Тоже, знаешь, не слишком приятно его вспоминать, — отозвался учитель, — но я печалюсь не о том.
 — Разве? Тогда о чем же?
 — В Мехико я узнал о существовании империи ацтеков.
 — Точно. Их короли пили человеческую кровь и приносили в жертву своих ближних.
 — Главное — выяснить, не лишился ли Дом Синанджу большого количества золота в связи с тем, что мы ничегошеньки не знали об ацтеках.
 — Да ведь прошло каких-то четыре года после того, как ваши ассасины отплыли от берегов Кореи.
 — Ну и что? Важно не то, сколько лет человек находится вдали от родины, а то, сколько золота он принес с собой по возвращении, — с раздражением произнес Чиун.
 — Хорошо тебе говорить! Ты ведь не Ванг и не Янг — известнейшие мастера Синанджу прошлого, которым пришлось протопать не одну тысячу миль в сандалиях на босу ногу, чтобы добраться до Индии.
 — Чудеснейшая страна эта Индия! Синанджу унесли оттуда много золота. Равно как из Египта и из Персии. Но вот ацтекского золота нам так и не удалось добыть.
 — Прошлого не воротишь, — хохотнул Римо.
 Чиун принюхался.
 — Как сказать. Может, лежит где-нибудь это проклятое ацтекское золото и дожидается своего часа.
 — Если сейчас и пахнет чем-нибудь желтым, то лишь паленой кукурузой.
 — Зажми свой нос, дабы не прельститься, — произнес учитель. — Стоит только вступить на тропу ее поедания, как перейдешь к другой стадии падения — станешь пить кукурузный сок. А путь к беде и разорению буквально вымощен кукурузными зернами и остриженными ногтями.
 — Я предпочел бы миску холодного риса, — сухо бросил Римо.
 Появился дорожный знак с надписью «Чи-Зоц». Ни направления, ни расстояния до него указано не было.
 Римо развернул карту.
 — Бока-Зоц должен быть где-то рядом, но на карте его нет.
 — В ближайшем же селении остановимся и наведем справки, — произнес Чиун.
 — Вот и прекрасно. Узнать бы хоть приблизительно местонахождение Верапаса. А то джунгли слишком велики.
 — И насыщены всякого рода опасностями, не говоря уже о презренной кукурузе, — добавил мастер Синанджу, поджав губы.




 Глава 22


 Раздались автоматные очереди.
 На удивление, Огнетушитель, привязанный к сосне, никак не отреагировал на выстрелы. Он просто-напросто ничего не ощутил.
 В прошлом храбрец не раз оказывался в труднейших ситуациях: попадал в ловушки, засады, западни. Смерть не раз нависала над ним зловещей тенью. И все же ему всегда удавалось выбираться из таких переделок невредимым — выручал опыт, приобретенный в джунглях Юго-Восточной Азии, да верный автомат.
 И вот его час настал.
 В ожидании смертельных поцелуев Огнетушитель прочитал коротенькую молитву красному богу войны. Не так он думал закончить свой жизненный путь. Не здесь, не сейчас и уж точно не в такой спешке. Слишком многого он не доделал. И здравствовал еще его враг, до которого он так и не добрался.
 Но война непредсказуема, даже если это частная война прошедшего сквозь огонь и воду ветерана.
 Помолившись, несчастный замер. Хорошо бы смерть наступила мгновенно. Если нет, он еще обругает напоследок своих убийц. За то, что они лишают мир одного из самых доблестных его защитников. Лучше всего, конечно, было бы остаться в живых, но...
 Итак, он ничего не ощутил. Зато услышал стоны. А потом шорохи и звук падения человеческих тел в заросли. И снова стоны, сопровождаемые неумолкаемым стаккато автомата.
 С запада донесся тихий, осторожный шорох, и Огнетушитель ощутил рядом человека.
 Приоткрыв один глаз, он увидел, что солдаты из расстрельной команды лежат на земле. Они напоминали букашек, облитых бензином и погибших в пламени в муках и корчах.
 А вот и его спаситель.
 К нему приближался человек в военной форме цвета хаки и черной шерстяной маске на лице. Голова у человека казалась очень большой и имела странные очертания — будто бы череп был деформирован.
 — Тсс, — прошелестел незнакомец. Глаза его сверкали в темноте, как два огромных черных опала.
 В свете луны блеснул нож. Путы, стягивающие руки Огнетушителя, упали к его ногам.
 — Спасибо, — прошептал он, потирая занемевшие запястья.
 — Тсс! Бамос!
 Спасенный понял — надо идти.
 Прихватив снаряжение, они двинулись в путь.
 Огнетушитель снова избежал смерти и получил возможность продолжать свою бесконечную битву со злом.
 Помощь пришла со стороны? Ну и что! Дышалось-то ничуть не хуже. И потом, свидетелем его позора стал всего один человек, да к тому же хуаресиста.
 Разобраться с этим парнем не составит труда. Пусть только чуть посветлеет. Нехорошо, конечно. Но это война. А на войне перво-наперво следует избавиться от чувства благодарности.




 Глава 23


 Коатлик и караван ее почитателей снова пришли в движение.
 С каждым сокрушительным шагом богини росла и сила ее сподвижников. Даже земля, сотрясаясь от остаточных колебаний, выражала, казалось, тем самым свое восхищение могучей поступью богини. Из близлежащих сел и деревень все еще подтягивались сочувствующие.
 Ацтеки, сапотеки, миштеки, чочо. И всех их объединяла одна заветная цель.
 — Мы идем освобождать Оахаку, сердце империи сапотеков, — провозгласил великий жрец Родриго Лухан во избежание недопонимания. — Надо сбросить иго белых пришельцев, чиланос. Присоединяйтесь к нам, вливайтесь в наше движение, захватывайте принадлежавшие вам когда-то земли! Ниспровергайте навязанных вам святых. Срывайте кресты, разрушайте церкви, где вам предлагают вино и хлеб, утверждая, что это кровь и плоть бога. Настало время отбросить лживые учения. Коатлик не предлагает ничего непостижимого. Только с ней вы едите настоящее мясо, пьете настоящую кровь и становитесь единым целым с вашими дальними предками.
 И люди присоединялись к процессии и шли за Коатлик. Кто-то по совету великого жреца ложился в пыль под ее колонноподобные ноги, чтобы она растоптала и поглотила их тела.
 Коатлик топтала и поглощала всех, не обращая внимания ни на пол жертвы, ни на ее возраст. Она обходилась без условностей, навязанных мексиканскому народу завоевателями.
 Когда они приблизились к городу Акатлан, в богине уже было десять футов роста.
 На выходе из города, в котором ее стараниями не осталось ни «индиос», ни миштеков, она подросла до двенадцати футов.
 Покидая округ Куакуапан де Леон, Коатлик прибавила в росте еще три фута, а змеиные головы на плечах богини достигли отметки в пятнадцать футов. Темно-серый цвет каменных покровов богини постепенно стал коричневым, что могло означать только одно: базальт начал обрастать жирком.
 Шествуя рядом с богиней, Родриго Лухан решился на некоторую вольность и коснулся ее юбочки, сплетенной из змей. И тут он ощутил приятное тепло. А ведь стояла ночь, солнце уже село! Не поддавалась объяснению и та плавность, которую со временем обрела походка каменной статуи.
 Пытаясь отдернуть руку, он с ужасом осознал, что это не так просто: кожа одного из пальцев намертво приклеилась к статуе! Так, словно он в мороз дотронулся до холодного металла.
 В Мексике, впрочем, говорить о холоде не приходилось. Тогда Родриго Лухан решил, что статуя поглощает всякую плоть, стоит только ее коснуться.
 Значит, дотрагиваться до богини, равно как и позволять ей подобное, нельзя. Лухан ускорил шаг. Не так-то просто было поспевать за ней, особенно принимая во внимание, что ее шаги увеличивались по мере того, как она прибавляла в росте.
 Интересно, Коатлик перестанет когда-нибудь набирать вес и расти?
 А главное — каковы же пределы ее чудовищного аппетита?




 Глава 24


 — Стой! — приказал Огнетушитель.
 Партизан фронта имени Хуареса замер.
 — Ке? — Голос хуаресиста прозвучал нежно, словно дуновение ветра.
 — Что-то не так, — выдавил Огнетушитель, схватившись за живот.
 — Что случилось? — неслышно приблизился к нему спаситель.
 — Кажется, я ранен, — с шумом выдохнув, произнес спасенный.
 Задрав рубашку, он продемонстрировал партизану свой плоский мускулистый живот. Какая-то царапина, но ни малейшего следа пулевого ранения. Впрочем, входное отверстие от пули малого калибра обнаружить зачастую очень трудно.
 Повернувшись к хуаресиста спиной, он спросил:
 — Выходное отверстие видишь?
 — Нет, сеньор.
 — Черт! Такое ощущение, будто в кишках полыхает пожар.
 — Вы американец?
 — Меня зовут Фьюри. Блейз Фьюри.
 — Никогда о таком не слышал.
 — Неужели? Ну и ладно. — От боли Огнетушитель сложился пополам. — Послушай, что со мной, как ты думаешь? — простонал он.
 Партизан на секунду задумался:
 — Ясно одно: вы не ранены.
 — Но я ужасно себя чувствую. Все мои внутренности как будто облили бензином и подожгли.
 — Скажите, вы пили воду?
 — Что? Воду? Ах да, пил. Несколько часов назад.
 — А-а-а... Ла туристас...
 — Брось, какой я турист? Я — воин.
 — Воин так воин. А болезнь туристов. Наша вода, видимо, не усвоилась у вас в желудке.
 — Но меня не тошнит!
 — Рот совсем не то отверстие, через которое болезнь пытается выйти наружу, сеньор.
 — О чем ты?
 И тут он понял. Желудок вновь обожгло, и он ощутил настоятельную потребность облегчиться.
 — Жди здесь, — произнес Огнетушитель сдавленным голосом.
 Он сошел с тропы и углубился в заросли. Дважды он пытался подняться и натянуть брюки и дважды усаживался вновь, в ожидании, когда болезнь полностью покинет его тело.
 — Ну и дела! Надеюсь, это не слишком отсрочит выполнение задания.
 Когда в животе у него уже ничего не осталось. Огнетушитель сунул остатки имевшейся у него печатной продукции в рюкзак и, к своему величайшему удивлению, обнаружил там черный башлык. Натянув его на голову, он вдруг почувствовал, что эта черная тряпка придала ему сил.
 Он снова был Огнетушителем — гордым, сильным и способным противостоять каверзам джунглей Лакандона. У хуаресиста глаза на лоб полезли при виде его стройной мускулистой фигуры.
 — Вы?!
 — Да, — сказал он. — Наконец-то ты понял. Я — Огнетушитель.
 — Ке?
 — Огнетушитель. Эль Экстингуирадор.
 — Никогда не слышал.
 — Не слышал об Огнетушителе, надежде всех угнетенных? Ты где живешь? В пещере?
 — Нет, конечно. Но вы носите маску хуаресиста, и я горд тем, что познакомился с вами. Разумеется, если вы и в самом деле один из нас.
 Огнетушитель кивнул и приблизился к инсургенту. С этим проблем не будет: роста в партизане не больше пяти футов и трех дюймов, и весил он фунтов сто тридцать. Кроме того, был несколько полноват в бедрах. Значит, не слишком усердствовал на полосе препятствий. Короче, не чета Огнетушителю. Американец сжал кулак, намереваясь оглушить ходячий источник информации. Тот наверняка и опомниться не успеет...
 Должно быть, инстинкт подсказал хуаресиста путь к спасению, поскольку он неожиданно вскинул руки вверх. Явно хотел отразить удар. Что ж, парню не повезло. Ведь в свое время Огнетушитель считался лучшим боксером в подразделении «зеленых беретов».
 Прежде чем кулак американца обрушился на хуаресиста, тот сорвал маску с лица и...
 В серебряном свечении луны вырисовались безупречный овал, пухлые чувственные губы и самые пышные черные локоны, какие только доводилось ему видеть.
 Между тем Огнетушитель сделал свое дело. Белые зубы инсургента клацнули, темные глаза подернулись пеленой, и голова на стройной шее откинулась назад. Хуаресиста рухнул как подкошенный и раскинулся на земле, словно морская звезда, обтянутая сукном цвета хаки.
 Однако же партизан все еще дышал.
 И лишь тут Огнетушитель заметил, что хуаресиста является обладателем парочки отличных сисек.
 Ко всему прочему.




 Глава 25


 Полковник Примитиво очнулся от гуканья совы, примостившейся на ветке прямо у него над головой. Птица смерила полковника презрительным взглядом и противно ухнула:
 — Угу! Угу!
 Майя называют сову стонущей птицей, но полковнику Примитиво она показалась воплощением смерти. Особенно его поразили ее огромные, желтые глаза-блюдца.
 Полковник попытался шевельнуться. Удалось. Значит, он остался в живых.
 И на него тотчас нахлынули воспоминания.
 Он довольно отчетливо помнил, что дал команду открыть огонь. Сразу же после его слов застрочил автомат, но почему-то совсем с другой стороны.
 Просвистев у него над головой, пули скосили солдат расстрельной команды — они остались лежать на земле прямо перед ним. Потом полковник почувствовал боль в спине и провалился в темноту.
 Оказывается, боль никуда не делась. Примитиво охнул и попытался подняться на ноги. Бесполезно. Перекатившись на живот, он оперся о землю локтем. Хотя бы так и то хорошо! Вряд ли он ранен смертельно — или даже тяжело, — в противном случае он давно бы истек кровью.
 Расстегнув рубашку, он обнаружил на животе сбоку след пулевого ранения. Входное отверстие имело зловещий красный цвет. Полковник слегка надавил и из раны брызнула кровь, словно лава из пробудившегося крошечного вулкана.
 Боли при этом он не почувствовал. Тогда он просунул руку под рубашку и принялся ощупывать спину в поисках выходного отверстия. Когда он потрогал рану пальцем, выяснилось, что она довольно болезненная. Рука же оказалась вся в крови. И никакого уплотнения на спине.
 Опять удача! Значит, пуля прошла навылет. Кость тоже, судя по всему, не задело. Оставалось только надеяться, что не задело и жизненно важные органы.
 Полковник Примитиво предпринял еще одну попытку и, несмотря на жгучую боль, встал-таки на ноги. «Пусть, — утешал он сам себя. — Раз чувствуешь боль, значит, живешь».
 Полковник Примитиво распрямился и некоторое время стоял, слегка покачиваясь.
 Вокруг лежали его солдаты — все мертвые. Полковник не выдержал и пнул одного из них — зачем он дезертировал из войск Мексиканской республики? Погиб, видите ли, в то время, как страна находится на грани краха и весьма нуждается в защитниках. Орошая кровью растительность, Примитиво, пошатываясь, побрел в сторону казарм Чьяпаса.
 По дороге полковник дал себе зарок не бранить больше женщин, которые, порой расшалившись, тыкали его пальцем в сытое пузцо и шутили на предмет жировых складок на ногах, именуя их «рукоятками любви».
 Дело в том, что пуля угодила как раз в жировую складку, и жир надежно склеил рану, избавив, таким образом, Примитиво от большой потери крови.




 Глава 26


 Осознав, что нокаутировал женщину, Огнетушитель впал в дикую ярость.
 — Черт! Черт! Черт! — без конца повторял он. — Ну и идиот же я!
 Бить женщин — противоречило его кодексу чести. И вот теперь он не мог найти себе оправданий.
 Став на колени у поверженного тела, Огнетушитель нащупал пульс девушки. Она дышала. Ну разумеется! Убить человека можно всего лишь одним хорошо выверенным ударом, а спасенный смерти ей не желал.
 Уложив голову девушки на колено, Огнетушитель заглянул ей в рот. По счастью, она не проглотила и даже не прикусила язык. Все зубы тоже целы. Уже хорошо. Женщины всегда поднимают из-за зубов столько шума!
 Примерно в течение часа он сидел на корточках в ожидании, когда девушка-партизан придет в себя. Что делать с ней дальше, он не знал.
 Где-то неподалеку поднялся ужасный шум.
 — Только бы не ягуар! — пробормотал Огнетушитель себе под нос, проверяя свой верный «хелфайр».
 Лежавшая у него на коленях девушка зашевелилась.
 На мгновение его прошибло холодным потом: он вдруг осознал всю двусмысленность своего положения.
 Осторожно уложив девушку на землю, он встал, не зная хорошенько, как поступит через минуту.
 Неожиданно ему в голову пришла отличная идея.
 Вынув из ножен боевой «рендалл», он провел по левому бицепсу так, чтобы выступила кровь.
 Затем воткнул лезвие ножа в ближайшее дерево. Древесина красного дерева не впустила в себя сталь клинка, тогда Огнетушитель вонзил клинок в какое-то растение с розоватой сердцевиной и склонился над девушкой в ожидании, когда та очнется.
 Она наконец приоткрыла затуманенные обмороком глаза, уперлась взглядом в высокие военные ботинки Огнетушителя и сразу же посмотрела на их обладателя.
 — Ке?
 Огнетушитель понизил голос до шепота:
 — Тебя чуть было не достали.
 Девушка помотала головой, пытаясь полностью прийти в себя. Но тут же обхватила голову руками — тряска, как видно, не пошла на пользу ее уже основательно потрясенной голове.
 — Что со мной? — простонала она.
 — Кто-то метнул нож. Чтобы спасти тебя от смерти, пришлось применить такой вот не слишком приятный способ. Кстати, и мне перепало: лезвие задело руку, прежде чем воткнулось в дерево.
 Девушка перевела взгляд на струйку крови, видневшуюся на руке Огнетушителя, а затем взглянула на торчавшую из ствола рукоятку ножа.
 — Вы... Вы спасли мне жизнь!
 — И что с того? — небрежно заметил Огнетушитель. — Не так давно вы тоже спасли меня от смерти.
 С его помощью девушка поднялась на ноги. Некоторое время она осматривалась.
 — Тот, что был с ножом... Куда он делся?
 — Далеко не ушел, — хвастливо сообщил Огнетушитель, хлопнув по стволу «хелфайра».
 — Вы — храбрый воин. Видимо, пришли сюда, чтобы присоединиться к войскам Фронта национального освобождения имени Бенито Хуареса?
 — Я всегда сражаюсь на стороне хороших парней, — сказал Огнетушитель истинную правду.
 Глаза девушки блеснули. В них отразились и благодарность, и подлинное восхищение Блейзом Фьюри. Тот не отвел глаза — в его открытом взгляде не было, впрочем, места ложной скромности.
 — Неплохо сказано! Меня зовут Ассумпта. Я родом из соседней деревеньки. Хочу вступить в ряды хуаресистас, хотя я всего-навсего женщина.
 — Отважная, надо признать, женщина.
 Девушка гордо вскинула голову, забросив за плечи копну черных блестящих волос. Именно эти непокорные кудри придавали ее голове такое причудливое очертание под черной шапочкой с маской.
 — Мужчины в нашей деревне не верят, что женщина способна сражаться. И не хотят этого, — объяснила она. — Но я все равно пойду на войну, хотя бы для того, чтобы отомстить за смерть моего брата Ика, которого убили федералистас.
 — Куда бы ты ни пошла, я последую за тобой.
 Теперь у Огнетушителя появился союзник. Обстоятельства, при которых ему придется предать девушку, пока неизвестны даже ему самому.
 — Говорят, подкоманданте Верапас двинулся на Мехико, — сообщила Ассумпта. — Вот я туда и направляюсь.
 — Веди меня. Здешние джунгли мне в новинку.
 Прежде чем они двинулись в путь, Огнетушитель извлек из ствола дерева нож.
 — Сувенир. Может оказаться кстати, — пояснил он.
 Потом оба надели на головы шапочки-маски, и джунгли приняли их в свои загадочные сумрачные объятия. Разумеется, обычно впереди шел Огнетушитель, но на этот раз он решил предоставить эту привилегию девушке: в конце концов она лучше знала джунгли.
 К тому же замыкающий обязан защищать группу от нападения с тыла.
 Ну и самое главное — он мог без помех наблюдать за тем, как изящно и равномерно колышутся стройные бедра девушки, обтянутые тканью цвета хаки.




 Глава 27


 Городишко с сельским рынком под названием Чи-Зоц гнездился у подножия плоского, похожего на стол горного плато. Воздух здесь был чистый, напоенный ароматом горных цветов и трав.
 Вывеска на английском языке гласила:
 ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЧИ-ЗОЦ! ЗОНА АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ РАСКОПОК.
 ЕДА, ПИТЬЕ И СТОЯНКА ДЛЯ МАШИН.
 ЗДЕСЬ РОДИЛСЯ ПОДКОМАНДАНТЕ ВЕРАПАС.
 Неподалеку от въезда в город закутанная в шаль женщина готовила на веранде дома обед. Ухватив за шею перепуганного цыпленка, она свободной рукой откручивала ему голову. Примерно на втором витке шейные позвонки хрустнули.
 Хозяйка нашла результат вполне удовлетворительным и собиралась уже войти в дом, как вдруг ее окликнули.
 — Извините, Бока-Зоц далеко? — спросил Римо.
 — Бока-Зоц больше нет, сеньор.
 — Черт! Куда же он в таком случае подевался?
 — Его переименовали. Сейчас он называется Чи-Зоц, что в переводе означает «рот летучей мыши».
 — Значит, мы находимся в Бока-Зоц?
 — Нет, сеньор. Здесь Чи-Зоц. Бока-Зоц больше нет.
 С этими словами женщина скрылась за дверью.
 Римо поехал дальше.
 Город опустел, на крохотной центральной площади — ни души. Почти на каждом доме красовался размалеванный красками плакат или лозунг. И не зная испанского все понятно: Солидаридад! Либертад! Вива Верапас!
 — Видел я, как ты смотрел на птицу, — сообщил Чиун результаты своих наблюдений.
 — Да, хорошо бы сейчас съесть какую-нибудь утку.
 — Уж и не знаю, какие утки здесь водятся. Я бы на твоем месте их есть не стал. И рыбу тоже. Поедим лучше риса, который является единственно безопасным продуктом питания. Куры, к примеру, птицы неаккуратные и часто болеют.
 — Люди постоянно едят цыплят и кур!
 — Да. Потому что кое-чего не знают.
 — Интересно, чего же?
 — Куры не способны к мочеиспусканию. Что отражается на качестве их мяса. Есть куриное мясо с гигиенической точки зрения куда хуже, чем поедать мясо свиньи.
 Римо припарковался у домика в испанском колониальном стиле с вывеской в виде этикетки от пивной бутылки, что позволяло думать о наличии в доме ресторана. На вывеске значилось «КАРТА БЛАНКА», а откуда-то из глубины доносились негромкие звуки музыки в стиле ранчеро.
 Они вошли, но ни одна голова не повернулась в их сторону. Все взгляды были устремлены на экран черно-белого телевизора, стоявшего в углу.
 Народ стоял и сидел плотным полукругом. Только что не лежал.
 — Как думаешь, чего они как приклеенные? — спросил Римо у Чиуна.
 — Знать не знаю, но ощущаю исходящий от них запах страха.
 — По мне, так от них пахнет острым перцем чили и табаком, — отозвался Римо.
 Тут один из зрителей истово перекрестился.
 — Вполне вероятно, они смотрят репортаж с места землетрясения, — высказал предположение Римо.
 — Сейчас спрошу.
 Повысив голос, мастер Синанджу быстро затараторил по-испански.
 — Эль монапруозо, — отозвался некий мужчина, не отрывая глаз от экрана и тоже осеняя себя крестным знамением.
 — По-моему, он говорит о каком-то монстре, — удивился Римо.
 — Именно.
 — Неужели в то время, когда их столица лежит в руинах, они смотрят старый американский фильм о чудищах?!
 — Ай! Эль монструозо эста эструджандо эль танке! — выкрикнул один из зрителей.
 — Монстр якобы раздавил танк, — перевел Чиун.
 — Эль монструозо девора эль танке!
 — А теперь чудовище этот самый танк пожирает, — пояснил учитель.
 Первым у телевизора зарыдал какой-то мужчина. Затем слезы покатились по лицам и всех прочих.
 — Должно быть, в этой ленте потрясающие кинематографические эффекты, — восхитился Римо.
 — Они вот утверждают, что монстр движется сюда.
 — Да, здесь, в Мексике, кино воспринимают слишком уж серьезно, — заявил Римо и уселся за свободный столик. Учитель присоединился.
 Официант явно нервничал, буквально потом исходил. Тем не менее он протянул меню и спросил по-испански, что господам угодно.
 Римо ткнул пальцем в словосочетание «Кабро аль каброн».
 — Что это? — спросил он мастера Синанджу.
 — Козлятина на гриле.
 — А «пастас де тортуга»?
 — Лапки черепахи.
 — Специально придумываешь, чтобы отбить у меня желание поесть мяса? Так что ли?
 — Нет, — коротко возразил кореец и обратился к официанту: — Аррос.
 — Если ты заказал рис, то попроси еще одну порцию, — тотчас воскликнул Римо.
 Учитель перевел просьбу ученика на испанский, и через несколько минут на столе перед ними уже дымились две миски риса.
 Они принялись за еду и очень быстро все съели.
 Поскольку собравшиеся до сих пор не отходили от жалкого ящика, Римо решил выяснить, что к чему, и попытался рассмотреть происходящее на экране сквозь плотные ряды зрителей.
 Но не встретив сочувствия и понимания со стороны мексиканцев, стал действовать решительнее. Он дернул стоявшего впереди за мочку уха, и пока тот осыпал бранью соотечественника справа, Уильямсу удалось-таки кое-что разглядеть.
 — Ого! — пробормотал он.
 Вернувшись за свой столик, он бросил мастеру Синанджу:
 — Вот и говори потом, что дьявола нет.
 — Верапас?
 — Нет, Гордонс. Только что видел его на экране.
 Миндалевидные глаза Чиуна расширились.
 — Что?
 — Ага, — небрежно бросил Римо. — Его самого. Он, знаешь ли, теперь монстр.
 Кореец не мигая смотрел на ученика. Тот выдержал взгляд, после чего неожиданно расплылся в улыбке от уха до уха.
 — Я тебя обманул.
 — Так, значит, это был не Гордонс?
 — Нечто гордонсоподобное, скажем так. И форма тела очень похожа на ту, которую он принимал в прошлый раз.
 — В виде статуи уродливой ацтекской богини, что ли?
 — Да. По-моему, она звалась Курлык или что-то в этом роде.
 — А почему ты решил, что это не Гордонс? Вдруг он возродился?
 — Тому есть три причины, — начал Римо. — Первая: в прошлый раз мы раскатали Гордонса, как на блюминге, следовательно, все его жизненные центры отключились. Вторая: Смит приказал нам бросить обломки и убираться подобру-поздорову, поскольку сотрудники музея в Мехико принялись искать эту кошмарную каменную бабу. Нашли-таки и утащили к себе в музей. И если она находилась там в момент землетрясения, то наверняка на нее рухнул потолок и похоронил под своими обломками.
 — Что-то не очень убедительно, Римо.
 — Перехожу к причине номер три. Монстр, которого показывали по телевизору, имел двадцать пять футов роста. Гордонс же — в виде статуи — не более восьми.
 — Значит, это не Гордонс.
 — Скорее всего.
 — Ясное дело, откуда же взяться Гордонсу, если над ним потрудился единственный и неповторимый мастер Синанджу?!
 — А я помогал.
 — Помню, обнаружив его мыслительный центр, я сокрушил его.
 — Мне же посчастливилось нанести последний удар.
 Чиун поморщился.
 — Ты только зря потратил силы. Когда ты его ударил, он был уже мертв.
 — Очень может быть. Я просто хотел удостовериться. Уж слишком часто Гордонс возвращался из кажущегося небытия.
 — Но теперь-то он точно мертв! И давно.
 — Если бы ему удалось тогда выжить, он бы уже объявился. И в совершенно новом обличье, чтобы мы не узнали.
 — Плевать мне на него! — воскликнул Чиун.
 Когда принесли счет, выяснилось, что он исчисляется суммой в пятьсот песо.
 — То есть в пересчете на американскую валюту?.. — спросил учителя Римо, а тот, в свою очередь, переадресовал вопрос официанту.
 — Всего лишь семьдесят пять долларов.
 — За две-то миски риса? — изумился Римо.
 — Вы забыли о воде, сеньор. Она тоже денег стоит.
 Римо с ворчанием полез в кошелек.
 — У меня, знаешь, наличности не густо. Кредитную карточку примешь?
 — Если сеньор хочет расплатиться с помощью карточки, обед обойдется ему на тридцать процентов дороже.
 — Что ж, придется списать на дорожные издержки.
 Официант широко улыбнулся. Его улыбка, казалось, говорила: «Именно на такого рода издержки мы здесь и живем, сеньор».
 — Кстати, мы ищем подкоманданте Верапаса.
 — Его здесь нет.
 — Я — репортер из журнала «Мазер Джонс магазин».
 — Еще один?!
 — Я слышал, сюда приезжает много журналистов.
 — Си. Вот только из «Мазер Джонс» очень мало. Один или два за сезон. Видимо, у них проблемы с наличностью.
 — Подписка нынче прошла удачно. Итак, где можно его найти?
 Официант изобразил на лице притворную печаль.
 — Вы его не найдете, сеньор. Ведь он как ветер: на одном месте не сидит. И увидеть его можно только в том случае, если он сам захочет.
 — Сколько? — спросил Римо без лишних церемоний.
 Лицо официанта прояснилось.
 — За пятьдесят долларов наличными я укажу вам точное место.
 Римо отсчитал деньги.
 — Поедете на север по шоссе Пан-Америкэн, сеньор. Следуйте в сторону Мехико.
 — Мехико?
 — Си. Подкоманданте Верапас сейчас осуществляет бросок к столице. Хочет вырвать Мехико из рук угнетателей. Вы обязательно встретитесь с ним на шоссе и собственными глазами увидите, как он крушит врагов и зажигает искры надежды в сердцах истинных мексиканцев.
 — Благодарю. Ты мне очень помог.
 — Может, сеньор хочет купить куклу в виде подкоманданте Верапаса? Или его фотографию с автографом? Советую от всей души купить сейчас, поскольку, если Верапас погибнет или, чего доброго, победит цены на такого рода сувениры подскочат вдвое.
 — Сеньор не хочет. Скажи мне лучше, почему вы переименовали городок из «Бока-Зоц» в «Чи-Зоц»?
 — Сеньору придется заплатить еще пять долларов.
 — Тогда забудь.
 — Но история очень интересная, сеньор.
 — Так расскажи, а уж я решу, сколько она стоит на самом деле, — хмыкнул Римо.
 — "Бока"— испанское слово. Но теперь мы освободились от гнета испанцев. Таким образом, «Бока» превращается в «Чи», и мы, стало быть, живем теперь в городке под названием «Рот летучей мыши».
 — Так что все-таки значит «Бока»?
 Официант выразительно посмотрел на свою пустую ладонь.
 Пока Римо прикидывал, сколько кинуть в эту загребущую лапу, мастер Синанджу выпалил:
 — "Бока"— по-испански «рот».
 — Так вы что, переименовали городишко из «Рот летучей мыши» в «Рот летучей мыши»?
 — Нет. Мы переименовали «Рот летучей мыши» в «Летучей мыши рот». Для нашего народа весьма существенная разница.
 — Пока мы нашли эту вашу дыру, у нас в «бока» ох как пересохло, — заявил Римо, когда они с Чиуном двинулись к выходу.
 — Вот, вот, и солдадос говорят то же самое, — с неодобрением в голосе произнес официант, тщательно пряча деньги в карман.




 Глава Z8


 — Эта пальма называется «не тронь меня», — сказала Ассумпта, выламывая длинную и кривую, похожую на иголку колючку из коры дерева с весьма щетинистым стволом. — Просто если неосторожно дотронуться до ствола, можно здорово порезаться. Зато из коры пальмы получаются отличные бинты, с помощью которых излечиваются самые разные колотые и резаные раны.
 Огнетушитель наблюдал за тем, как девушка стаскивала со ствола кору. Полосы и в самом деле походили на бинты.
 Луна светила вовсю, и в ее серебристом свете черные волосы Ассумпты волшебно переливались и искрились. Тело мексиканки гибкостью не уступало бамбуку, она к тому же источала тонкий аромат кокоса.
 Ловкими, уверенными движениями девушка забинтовала рану на левом бицепсе Огнетушителя и закрепила концы с помощью все той же «не тронь меня».
 — Делать такие повязки меня научил отец моего отца. Он был знахарем или врачом, как у вас говорят. Но больных исцелял только листьями или отварами из корешков или побегов всевозможных растений.
 Огнетушитель поблагодарил Ассумпту, решив, что информация о целительных свойствах пальмовой коры может пригодиться ему в будущем.
 Они двинулись дальше. Девушка охотно рассказывала Огнетушителю о свойствах деревьев и кустарников джунглей Лакандона, где вперемешку росли субтропические растения, дубы и даже сосны.
 — Вот это дерево с красноватой корой известно как дерево туриста, поскольку кора с него сходит лоскутами, как кожа обгоревшего на солнце гринго, — объясняла она. — А вот — сейба, а там — мансанилла.
 — Если уж речь зашла о туристах, — перебил ее Огнетушитель, — позволь мне на минуту отлучиться.
 Затаившись в кустиках, Блейз Фьюри долго пытался найти ответ на очень важный вопрос: как отразятся на его имидже эти более чем регулярные отлучки, вызванные сильнейшими спазмами в желудке? Ответ, само собой, напрашивался самый неутешительный.
 Впрочем, вернувшись на партизанскую тропу, он застал Ассумпту за любопытнейшим занятием: расщепив ветку какого-то ползучего растения, она пила из него, словно из резинового шланга. Напившись, она снова возглавила их маленький отряд.
 Оба в основном молчали. Но кое-что Огнетушитель о своей спутнице узнал.
 Католичка по рождению и вероисповеданию, Ассумпта Каакс воспитывалась в деревушке под названием Эскуинтла, что в переводе означало «место для собак».
 — Название очень подходящее для местечка, сеньор Фьюри. Кто еще на свете живет так, как майя? Одни только собаки, сеньор. Одни собаки.
 Ей едва исполнилось тринадцать, когда в деревне впервые объявился подкоманданте Верапас. Он привез с собой всякие лекарства и говорил много умных слов. Верапас политизировал всю деревню, ну и, разумеется, Ассумпту тоже. Теперь, в пору совершеннолетия, перед ней открылись возможности выбора, правда, весьма ограниченные. Перво-наперво она могла выйти замуж за деревенского юношу, которого не то что не любила, а прямо-таки ненавидела всеми фибрами души. И второе — присоединиться к хуаресистас.
 — Не то чтобы я всю жизнь об этом мечтала, сеньор, — торопливо добавила она. — Да, я убежала из деревни с целью присоединиться к хуаресистас, но, честно говоря, прежде всего бежала от бедности. Я хочу начать новую жизнь. Теперь я — лейтенант Балам, что значит «ягуар», и верная последовательница бога Кукулькана.
 — Кого-кого?
 — Так некоторые майя называют подкоманданте Верапаса. Кукулькан был нашим богом много лет тому назад. Он принес нашему народу зерна кукурузы, письменность и другие знания, которые в то время возвысили майя над прочими племенами.
 — Так ты пытаешься убедить меня, что Верапас — бог?!
 — Во всяком случае, многие в это верят.
 — А во что веришь ты?
 Девушка замолчала. И в течение целой минуты слышались только кваканье древесных жаб да шорох листьев.
 — Мое сердце рвется на части, — наконец произнесла она. — Знание, которое он принес в нашу глушь, позволило мне отвратить свой взор от ложных святых, навязанных нам священниками эксплуататорского класса. Впрочем, то же знание помогло мне отринуть и демонов древних майя. Но как бы то ни было, Верапас похож на бога, подобен доброму богу Кукулькану. Ведь подкоманданте поднял самосознание майя, открыл нам глаза, научил очень многому. Теперь он ведет нас к счастливому будущему.
 — Ну и ну...
 — Единственное, что я могу сказать с полной ответственностью, — это то, что мое сердце рвется на части, но рассудок незамутнен. Я жизнь готова отдать за господина Верапаса!
 — Понятно, — произнес Огнетушитель. Он и в самом деле ее понимал, поскольку его собственное сердце тоже разрывалось на части. Он уже начал влюбляться в эту дикую мексиканскую кошку...
 Так, сама того не ведая, Ассумпта вела Блейза Фьюри на неизбежное рандеву с предательством.




 Глава 29


 — Она двадцати пяти футов ростом! — надрывался голос в трубке, которую сжимал в руке президент Соединенных Штатов Мексики. Голос принадлежал министру обороны.
 — Кто двадцати пяти футов ростом? — спросил президент. Он с трудом сидел за рабочим столом, поскольку после землетрясения его мучили желудочные спазмы и тошнота.
 — Коатлик! Богиня растет как на дрожжах!
 — Только не называйте ее богиней. Это всего-навсего статуя. Плод воображения, так сказать. Каменная глыба, не более.
 — Она с каждым часом увеличивается в размерах. Со всех окрестных селений сбегаются «индиос» и следуют за ней. Вы не можете представить, сколько их. Настоящее человеческое море!
 — Она, я хочу сказать, статуя, судя по вашим словам, движется на юг?
 — На юг, си.
 — Без какой-либо определенной цели?
 — Пока нам ничего выяснить не удалось. Коатлик следует по шоссе Пан-Америкэн, не отклоняясь от него ни на ярд.
 — Возможно, таким образом она дошагает до берега и утонет в океане.
 — С чего бы это? — удивленно выкрикнул министр обороны.
 — Да очень просто. Если на небесах есть Господь, думаю, он ведет ее именно туда, — сказал президент. — В противном случае не знаю, что и думать. Более того, я не знаю, что делать в сложившейся ситуации. Коатлик — национальное достояние, символ культурного наследия миштеков. Если мы попытаемся ее уничтожить, то всеобщее восстание неминуемо. Проще было бы отхлестать по щекам Папу Римского, нежели отдать подобный приказ.
 — Есть, правда, надежда... — начал министр обороны приглушенным голосом.
 — Да? Интересно, какая же? — осведомился президент, подняв над головой папку с делами, чтобы прикрыть голову от сыпавшейся с потолка штукатурки.
 — Если Коатлик будет двигаться избранным ею путем, она неминуемо доберется до штата Чьяпас...
 — Что может привести как к положительным, так и отрицательным последствиям, — произнес президент.
 — Штат Чьяпас контролирует подкоманданте Верапас. Весьма вероятно, что эта шагающая громада станет реальной преградой у него на пути.
 — Если в нашем распоряжении есть хоть какое-то средство подтолкнуть Коатлик на такой шаг, надо действовать! Результат будет положительным, если две эти стихийные силы столкнутся.
 — Вы абсолютно правы, ваше превосходительство.




 Глава 30


 Огнетушитель настоятельно потребовал, чтобы Ассумпта остановилась.
 — Нам надо передохнуть, — сказал он.
 — Ке? Зачем? Я не устала.
 — Зато я вымотался до последней степени.
 — Так настоящие герильеро не говорят. «До последней степени» — к ним не относится. Наш дух силен, и мы непоколебимы в стремлении к победе.
 — У меня колени подгибаются. Кажется, вся моя решимость и отвага остались под деревом саподилла вместе со всем прочим.
 — А, так, значит, вы ослабели от болезни, а не от страха.
 — Огнетушитель не знает, что такое страх.
 — Очень может быть. Но во время болезни ему требуется отдых, как и любому другому. Пойдемте. Здесь неподалеку есть деревенька. Там мы остановимся и отдохнем.
 — Нет, я не пойду. Мне нельзя появляться на людях.
 — Ладно, тогда мы только подойдем к деревне. Я раздобуду какую-нибудь пищу.
 — Хорошо. Но будь осторожна.
 — Я быстро, эль экстингуирадор.
 — Лучше зови меня Блейз.
 Огнетушитель проводил ее взглядом. Она передвигалась, как дикая кошка, уверенно и ловко скользя между деревьями. Вот вдалеке мелькнул лишь призрачный серый силуэт, а еще через мгновение вдруг вновь сомкнулась ночь одинокого человека.
 Огнетушитель скинул рюкзак и критически осмотрел его содержимое. Судя по тому, какой оборот принимали события, дополнительное снаряжение ему бы не помешало. Разумеется, если он хочет выполнить задание.
 Складывая сумку, он вдруг понял, что там только один роман об Огнетушителе. А ведь он захватил два! Причем ту книгу, которая пропала, он так и не дочитал.
 — Черт возьми! Наверное, оставил где-нибудь под кустом.
 Может, поспать? Но спать было слишком опасно. Он еще выспится, когда придет Ассумпта.
 Разложив водонепроницаемое пончо, он залез под него, предварительно убедившись, что полы плотно прилегают к земле, и, включив фонарик, принялся за чтение.
 "Огнетушитель № 221. Ад на колесах.
 Боец национальной гвардии штата Массачусетс Эдвард X. Макилрайт полагал, что за двадцать восемь лет контрольных поездок по шоссе Бей-стейт уже всего навидался. Так продолжалось до тех пор, пока он не напоролся на вишневого цвета «эльдорадо» и не обнаружил, что прямо в лицо ему смотрит огромный «браунинг» пятидесятого калибра..."
 Лицо Огнетушителя озарилось радостной улыбкой.
 — Похоже, отличная вещь, — пробормотал он.




 Глава 31


 Полковник Маурисио Примитиво не был приспособлен к жизни в джунглях.
 Разумеется, кое-что он о них знал: знал, к примеру, что от дерева мансанилла следует держаться подальше. Тонкая кора этого дерева при прикосновении выделяла белый тягучий сок, в результате чего на коже возникали волдыри и нарывы.
 Пальму «не тронь меня» тоже следовало избегать, хотя она была и не столь коварной.
 Бесконечная ночь все никак не кончалась. Абсолютная темнота отливала черным бархатом. Крики диких обитателей джунглей предупреждали об опасности и заставляли учащенно биться сердце. Полковник Примитиво покрепче прижал к себе пистолет-пулемет «хеклер-и-кох» МП-5.
 Пространства посветлее означали, что перед ним делянки, предназначенные для весеннего сева бобов и кукурузы. Внимание полковника привлек особый запах: видимо, где-то поблизости находится деревня.
 В штате Чьяпас «деревня» являлась синонимом слова «индиос». А «индиос», в свою очередь, означало, что рядом сторонники хуаресиапас. «Индиос» в любой момент готовы принять и спрятать у себя человека в маске, чтобы тот при необходимости мог зализать свои раны.
 Сняв автомат с предохранителя, полковник Маурисио Примитиво ускорил шаг. Рот его под густыми черными усами искривился в неприятной ухмылке.
 Он найдет здесь то, что ищет, — в противном случае, сегодня ночью ему придется основательно пострелять.
 Возможно, пострелять придется и в том случае, если он получит желаемое.
 Здесь, в Чьяпасе, — закон джунглей и может случиться все, что угодно.




 Глава 32


 — Так мы никуда не доедем, — сказал Римо, выруливая на обочину.
 Давно перевалило за полночь. Они колесят уже несколько часов, но так и не встретили ни одного хуаресиста, который мог бы ответить на интересующие их вопросы.
 — Слушай, — обратился ученик к учителю, — может, нам углубиться в лес?
 — Тогда тебе придется тащить мой сундук, — отозвался Чиун.
 Римо недобрым взглядом окинул тяжеленную ношу на заднем сиденье, которая была расписана синими птицами счастья.
 — А что, разве нельзя на время оставить здесь?
 — Да его тут же украдут!
 Пока они сидели и препирались, мимо с лязгом и грохотом проследовала бронеколонна.
 Мрачные лица солдат наводили на мысль, что они куда-то очень спешили.
 Танки пролязгали мимо, даже не обратив внимания на гринго.
 — Наверное, что-то разнюхали и идут по следу, — высказал предположение Римо.
 — Тогда поехали за ними, — предложил Чиун.
 — Вот и отлично! К черту пешие прогулки, — произнес ученик и завел «хамви». Догнав колонну, он пристроился в хвосте.
 Они проехали около полумили, как вдруг бронеколонна свернула с шоссе на грунтовую дорогу, уводившую в темноту.
 — Едем за ними, — бросил Римо.
 Дорога привела к ярко освещенному военному объекту. На открытой стоянке перед фортом виднелись бронетранспортеры, забитые только что влезшими в них солдатами.
 Бронеколонна подкатила к стоянке, и экипажи танков и бронемашин посыпались на землю.
 — Похоже, они готовятся к военным действиям, — сообщил Римо Чиуну. — Посиди пока здесь. Заодно и сундук будет кому охранять!
 Солдаты, которые только что прибыли, орали что-то тем, кто собирался отъезжать. Последние тоже что-то орали им в ответ. Но по-испански Римо не понимал ни слова.
 В шуме и гаме этого «табора» совершенно затерялся вопрос Римо:
 — Эй, кто-нибудь знает английский?
 Вычислив здание штаба, Римо направился туда. Его никто не останавливал, ни о чем не спрашивал. Все вокруг только отчаянно спорили.
 Римо обратил внимание на офицера, который раздавал указания. В данный момент он просматривал длиннейший рулон радиограмм, пытаясь одновременно разговаривать сразу по двум телефонам, прижав трубки плечами. На пришитой спереди к мундиру нашивке значилась фамилия офицера: САРАГОСА.
 — Вы говорите по-английски? — обратился к нему Римо.
 — Си. А теперь уходите отсюда.
 — Не могу.
 — В настоящий момент я очень занят. У нас введено чрезвычайное положение.
 — Я хотел бы поговорить о Верапасе, — продолжил Римо.
 — Вы опоздали, — хладнокровно сообщил офицер. — Его уже не существует.
 — Он мертв?
 — Так мне по крайней мере сообщили. Впрочем, слух не подтвержден. А теперь уходите. У меня нет времени, чтобы болтать с гринго журналистас.
 — В таком случае я требую, чтобы мне показали тело. Такие вещи читателям надо знать наверняка.
 — Как такового тела нет, — прошипел офицер. — То есть официально нет.
 Римо обошел вокруг стола и сразу же лишил офицера возможности говорить по телефону, перебирать бумаги и вставать из-за стола, поскольку прижал его сгибом локтя к спинке стула.
 — А теперь слушайте меня внимательно, — произнес он. — У меня был очень трудный день. Я долго ехал, ел очень дорогую пищу и подвергался нападкам со стороны каждого встречного мексиканца.
 — Понятно.
 — Отлично! Я ищу подкоманданте Верапаса. Мне плевать, жив он или мертв. Мне просто нужно его найти. Потом я отправлюсь домой. Компрендо?
 — Компренде. Нужно говорить «компренде».
 — Благодарю за урок испанской грамматики, но разговор не закончен. Уж больно мне хочется домой. Таким образом, если вы мне покажете, куда уехал Верапас — или куда его увезли, я не стану подвергать вас кардиологическому аресту.
 — Кардиологическому... что?
 — Есть и научное название — «коммоцио кордис».
 — Коммо?..
 — Не трудитесь, только язык сломаете.
 Офицер беспомощно развел руками:
 — Я не в силах предъявить вам тело, сеньор. Мне очень жаль. Полковник Примитиво забрал у меня этого самого Верапаса и увез в джунгли, чтобы там без помех его казнить.
 — Он вернулся?
 Офицер недоуменно взглянул на гринго:
 — Как же он может вернуться, если он скорее всего мертв?
 — Я говорю о полковнике, а не о подкоманданте.
 — А-а... Нет, полковник не вернулся. Он, как бы это сказать, не имеет отношения к казармам Чьяпаса, то есть к этому месту, где мы находимся. Он выполнил свой долг, и теперь ищи ветра в поле... И свидетелей наверняка нет. Такие вот дела.
 — Как «нет свидетелей»? А мы с вами? — поправил офицера Римо.
 — Это военная тайна, сеньор. Надеюсь, вы тоже ее сохраните.
 — Пусть у меня глаза повылазят, если я скажу хоть словечко, как говорит Бивер.
 — Ке?
 — Не обращайте внимания. Это — личное. Итак, если Верапас мертв, то с чего вдруг такой шум и суета?
 — Мы отправляемся на войну с монстром.
 — С каким таким монстром?
 — С тем, которого показывают по телевизору, сеньор.
 Римо проследил взглядом за кивком офицера. В дальнем углу комнаты стоял телевизор.
 На экране каменное тридцатифутовое чудовище шагало сквозь ночь. Над ним полыхали боевые прожекторы вертолетов. Неужели та самая картина о монстре, которую они с Чиуном видели в Чи-Зоц несколько часов назад?!
 Римо опять подумал, что эффекты, использованные киношниками при съемках, выше всяких похвал, но вот работа оператора ни к черту не годится.
 — Вы идете на войну вот с этим?
 — Си. В Оахаке объявлено чрезвычайное положение. Весь мой личный состав затребован туда.
 — Отлично! Желаю вам хорошо развлечься! Позвольте последний вопрос.
 — Слушаю.
 — Куда полковник отвез Верапаса?
 — В джунгли. Но на вашем месте я не стал бы туда рваться.
 — Интересно почему?
 — Потому что здесь земли майя, и солнце уже село.
 — Ну и что?
 — С наступлением темноты выходит Камазоц.
 — Камазоц?
 — Да. Бог майя в виде летучей мыши. — Офицер задумчиво покачал головой. — Кошмар! Он выпьет вашу кровь и еще Бог знает что с вами сделает.
 — Спасибо за то, что предупредили. Я буду осторожен.
 — Делайте, что хотите, сеньор. Ноя хочу просить вас об одолжении...
 — Каком?
 — Не могли бы вы вернуть в исходное положение мои шейные позвонки? Хорошо бы опять ходить, как все, особенно принимая во внимание тот факт, что нам скоро выступать на бой с монстром.
 — Ох, конечно же. Извините, — расшаркался Римо и, легонько пошевелив пальцами, мгновенно излечил офицера от временного паралича.
 Солдаты на улице продолжали шуметь и спорить. Бронеколонна напоминала беспорядочное сборище крытых дилижансов, готовых броситься на освоение Дикого Запада. Беда заключалась в том, что никто из нынешних пионеров не смог бы отличить запад от юга.
 Римо уселся за руль, и Чиун вопросительно взглянул на него.
 — Они отправляются на бой с монстром.
 — Что за монстр?
 — Тот самый, которого показывали по ящику.
 — Но ведь это ненастоящее чудовище?
 — Послушай, мы говорим об армии, которая боится ступать в лес после захода солнца, потому что там, дескать, живет летучая мышь — бог!
 — Я не боюсь летучих мышей, — сморщил нос Чиун.
 — Вот и хорошо, — сказал Римо и повернул ключ зажигания. — Потому что мы направляемся прямиком в джунгли. Там находится Верапас — уж не знаю, живой или мертвый.
 — Какая разница?
 — Ты это к чему?
 — А к тому, что работа у нас не сдельная. Если кто-то другой успокоил этого парня, нам все равно заплатят.
 — Не знаю, как тебе, а мне моя работа нравится. Кроме того, я нахожусь сейчас под воздействием сразу нескольких стрессов, и хотелось бы сбросить напряжение.
 — Ты, возможно, нервничаешь оттого, что ногти у тебя на руках растут внутрь, — мстительно прошипел Чиун. — Это, знаешь ли, очень болезненно. Помолись, чтобы ногти росли в нужном направлении.
 — Более всего меня сейчас заботит направление движения Верапаса, — огрызнулся Римо и зажег дальний свет.




 Глава 33


 Родриго Лухан беспокоился. И весьма.
 Но не военные были тому причиной. Они, как и полагается, обратили все имевшиеся в их распоряжении средства против божественной Коатлик. И все они вернулись бумерангом и обратились против них же.
 На дороге стали появляться баррикады и завалы. Солдаты, правда, выходить на баррикады не осмеливались, но количество препятствий постоянно увеличивалось, отличаясь завидным разнообразием.
 Появлялись и танки. В большом количестве. Но всех их раздавили могучие каменные поршни.
 Затем начались пожары. Горели дерево и разлитая по шоссе нефть. Коатлик прошла сквозь огонь невредимой. Чего нельзя было сказать об «индиос». Они с воодушевлением последовали за ней, и очень многие изжарились заживо.
 Запах жареной человечины напоминал запах хорошо прожаренных поросят. Родриго лично осмотрел место происшествия и заметил взметнувшуюся к небу обугленную руку. Она торчала из кучи обгоревших тел. Родриго дернул, и верхняя корка осыпалась, обнажив розовое, хорошо пропеченное мясо. Приложив некоторые усилия, Лухан выломал конечность из сустава и унес с собой для последующего ее поглощения.
 Потом на дороге встретилась замаскированная ветками глубокая яма.
 Огромная нога богини коснулась ее поверхности, ощутила под собой неестественную пустоту и благополучно вернулась на исходную позицию.
 Так или иначе, но все преграды были преодолены. Коатлик оставалась неодолимой и непобедимой. По этой причине солдаты свернули военные действия и отступили. Коатлик преуспела во всех своих начинаниях, пока не подошла к окрестностям Оахаки.
 Армия чиланос очистила город, уступив оплот древней нации сапотеков величественной Коатлик. Победа, видимо, не за горами.
 Но не это заботило Родриго Лухана.
 Его беспокоил непомерный, вернее, безграничный аппетит богини.
 «Индиос» продолжали прибывать в ее лагерь во все возрастающих количествах. Они заменили тех, кто погиб в пути или подвергся чуду поглощения.
 Именно поглощение представляло собой главную проблему, возникшую перед Родриго Луханом. Коатлик все жрала и жрала. Она превратилась в гигантских размеров каменную тумбу, испещренную вкраплениями человеческой плоти, золота и стальной танковой брони. Аппетит ее превышал все разумные пределы. Поговаривали, что во времена, непосредственно предшествовавшие испанскому завоеванию, ацтеки приносили слишком много человеческих жертв, вырывали слишком много сердец — куда больше, чем требовалось, чтобы поддержать движение Вселенной.
 Честно говоря, Родриго Лухану вовсе не хотелось стать жертвенным бычком.
 По этой причине он подобрал зеленый «фольксваген», когда-то используемый в качестве такси. В случае, если Коатлик проголодается, а никого, кроме Лухана, под рукой не окажется, ей, прежде чем поглотить Родриго, придется сначала вытащить его из-за руля. А он будет держаться за баранку двумя руками — уж будьте уверены!
 Теперь он следовал за богиней на почтительном расстоянии. Неожиданно ему в голову пришла блестящая идея. Нажав на акселератор, Родриго догнал слоноподобную богиню, чья поступь сотрясала и без того содрогавшуюся от толчков землю.
 — Коатлик! — крикнул он из окошка зеленого жучка. — Мне в голову пришла потрясающая мысль! Я знаю, как обеспечить твое выживание!
 Каменная громада сделала еще один шаг и остановилась.
 Угнездившиеся на плечах богини каменные змеи опустили головы и прошипели в унисон:
 — Говори...
 — Тебе надо прекратить поглощать своих сторонников.
 — Противоречие. Поглощая их, я становлюсь все больше и сильнее.
 — Да, но ты и так уже достаточно сильная! К тому же, постоянно увеличиваясь в размерах, ты тем самым представляешь собой все более и более соблазнительную мишень для своих врагов.
 — Я больше по размеру, массе и объему, нежели любая машина из мяса, передвигающаяся на двух рычагах. Вот лучший способ выживания.
 — Говорят, в джунглях презренная мышь живет дольше обезьяны, поскольку малые размеры позволяют ей укрываться от гадов, которые в противном случае с легкостью поглотили бы ее.
 — Я пыталась обеспечить себе выживание, долгое время оставаясь в бездействии, но тщетно. Поэтому теперь придерживаюсь новой стратегии — постоянно находиться в движении и расти, расти, расти! Враги отступили, поскольку испугались моих размеров и мощи.
 — Да, они тебя боятся. Но ты пугаешь и тех, кто открыл тебе свои сердца. Чего ж хорошего?
 — Поначалу ты одобрял мою стратегию.
 — Да, одобрял. Но сейчас времена изменились. Ты уже достаточно выросла. Настала пора сменить тактику выживания и уподобиться герильерос в джунглях.
 — В моей базе данных нет такого слова.
 — Я говорю о величайших мастерах по выживанию во всей Мексике. Самого главного из них зовут подкоманданте Верапас. Он скрывается в джунглях, и, хотя за ним давно охотятся, ему, равно как и тебе, до сих пор удавалось посрамить своих врагов.
 — Объясни мне основы новой тактики.
 — Так же, как и ты, Верапас окружил себя верными сторонниками и союзниками.
 — Отсюда следует, что он придерживается такой же стратегии.
 — За исключением того лишь, что он не ест своих сторонников.
 — Я их тоже не ем. Я их поглощаю. Причем я не выделяю продукты распада. Поглощенные существа становятся единым со мной целым. Таким образом, какие-либо потери абсолютно исключены.
 — Отлично. В потерях нет ничего хорошего. Но разве не мудрее будет не поглощать тех, кто тебя любит, а опереться на них, позволить им тебя защищать? Ведь их так много, и ради тебя они готовы на все!
 — Складывается впечатление, что им нравятся жертвы.
 — Да, жертвы нужны, я согласен. Но пусть лучше в жертву тебе приносят врагов! Позволь мне во всеуслышание заявить, что отныне в качестве жертвы ты принимаешь только своих недоброжелателей. Наши предки, к примеру считали, что, поедая мозг и плоть своих врагов, они обретают их способности и силу.
 — Пожалуй, в этом есть рациональное зерно.
 — Буэно. Я рад, что ты согласна со мной. Теперь пойдем. Там, за горой, лежит Оахака. Надо добраться до города, и пусть он станет оплотом твоей безграничной власти над людскими душами и сердцами.
 — Да. Я буду властвовать. Власть обеспечит мне еще большее количество подданных и увеличит мое могущество. Она, и только она, позволит мне выжить!
 — И мне, и мне, — бормотал себе под нос Родриго Лухан.




 Глава 34


 В джунглях витал запах крови. Оба мастера Синанджу чувствовали ее металлический привкус. Земля у них под ногами заметно подрагивала. — Остаточные толчки, — заключил Римо.
 Ученик с учителем двигались сквозь заросли с уверенностью и грацией леопардов — их вел запах крови. Резкий и устойчивый, он был куда сильнее запаха примятой луковой травы, придавленной к земле ногами тех, за кем они следовали. Их ноги ступали только на свободные от растительности проплешины. Следов они не оставляли — автомобиль «хамви» остался далеко позади.
 — Пахнет кровью сразу нескольких людей, — многозначительно произнес Чиун.
 Римо кивнул.
 — Я еще чувствую и запах пороха.
 — Мы приближаемся к объекту.
 — Вполне возможно.
 Они вышли на поляну и сразу же увидели трупы. На мертвых была мексиканская военная форма цвета хаки.
 — Все застрелены, — мельком взглянув, сказал Римо.
 Неподалеку стоял деревянный гроб, правда, пустой внутри.
 — Похоже, именно в этом ящике и находился Верапас. Его привезли сюда, чтобы прикончить, но попали в засаду, — заключил Римо.
 Чиун тщательно шарил по земле своими узкими глазами.
 — Следы ведут в том направлении. — Он махнул рукой на запад.
 Римо присоединился к мастеру Синанджу.
 — Я насчитал три пары ног.
 Кореец кивнул.
 — Следы одной из них свежие.
 Уильям осмотрел трупы.
 — Офицер что-то говорил о полковнике. Вон там видна кровь и трава примята по форме тела. Но тела уже нет. Видимо, полковника ранило, но он как-то выкарабкался.
 — Да, вот отпечатки ботинок полковника.
 — С чего ты взял?
 — Знаю, потому что я Верховный мастер Синанджу. Кроме того, мои ногти по длине соответствуют этому высокому сану.
 Римо скептически ухмыльнулся и огляделся.
 — Судя по всему, нас ждет веселенькое путешествие.
 — Да, придется тебе повозиться-таки с моим сундуком.
 — Благодарю за доверие, — буркнул Римо. Закинув сундук на плечо, он повернулся к мастеру. — Если по пути нам встретится камера хранения, я его туда сдам.
 — И думать даже не смей.
 — Угрозами ты ничего не добьешься.
 — Как бы не так!
 — Выброшу я его, да и дело с концом.
 — Хватит болтать. Ступай себе вперед. Чем дольше стоишь на месте, тем тяжелее кажется ноша.
 — Слушай, а ведь еще довольно светло. Что у тебя там, говоришь, хранится?
 — Не скажу. Но в обмен на честное слово дать волю ногтям я позволю тебе заглянуть туда.
 — Премного благодарен!
 — Я не стану дважды повторять столь щедрое с моей стороны предложение.
 — Ну и ладно! Обойдусь.
 Они двинулись в путь. Как бы там ни было, Римо очень хотелось узнать, что же возит мастер Синанджу? Он даже приник ухом к кованой крышке. Из сундука доносилось лишь легкое шуршание. Непонятно... Впрочем, у Римо возникло подозрение, что в сундуке хранится как минимум пять миллионов использованных зубочисток.
 Через некоторое время их обоняние осквернила ужасная вонь.
 — Пахнет полусгнившей человечиной, — бросил Римо и тут же переключился на дыхание ртом.
 — Скорее бунтом утробы против ее обладателя.
 — Да, теперь, когда ты прояснил ситуацию, похоже, что дело обстоит именно так. Фу-у-у!
 — У меня лично нет сомнений, что больной в прошлом был поклонником кукурузы.
 — От кукурузы поносов не бывает, — возразил Римо.
 — Разве не известно, что лучшим средством от расстройства желудка является рис?
 — Ага...
 — А разве кукуруза не является полной противоположностью рису?
 — Вот уж никогда бы не согласился!
 — А мне плевать, согласился ты или нет. Так оно и есть на самом деле. Кукуруза вызывает бурление в желудке, что соответственно размягчает стул.
 — А пошел ты к черту со своими стульями!
 — Зря ершишься. Хороший стул способствует долголетию.
 — Честно говоря, я не способен представить себя столетним старцем.
 — Я тоже, ведь мне всего восемьдесят.
 — Куда больше, Чиун. Уж я-то знаю! Ты ведь родился еще в прошлом веке!
 — Ну и что? Не следует же отсюда, что мне сто лет.
 Римо переступил через поваленный ствол, насквозь проеденный термитами.
 — Следует. Логика — упрямая вещь.
 — Для тебя — так, корейцы смотрят на время совсем по-другому, нежели люди Запада.
 Они прошли еще с полмили, и вокруг снова чем-то завоняло.
 — Неужели это тот самый человек, за которым мы гонимся?
 — Сам будешь с ним разделываться, — брезгливо оттопырил губу Чиун. — Я не желаю пачкать ногти, погружая их во всякую дрянь.
 — Отсюда вывод — ногти все-таки лучше подстригать. Эй, взгляни! Что там?
 — Где? — замер кореец.
 — Вон, смотри. — И Римо показал пальцем.
 Чиун проследил за ним взглядом. Вокруг глаз побежали лучики морщинок.
 — Под деревом врага нет.
 — А я и не говорил, что там враг Похоже, книга валяется...
 — Книга? Ну и что? Книги нынче получили повсеместное распространение.
 — Только не в джунглях, — возразил ученик и поставил лакированный сундук учителя на землю. — Стой-ка.
 Под деревом и в самом деле лежала книга. Римо внимательно оглядел ее, стараясь не слишком приближаться. Во вьетнамских джунглях то и дело встречались мины, замаскированные под разные предметы. Такой прием использовали и вьетконговцы, и «джи ай».
 Книга выглядела вполне невинно. Никаких проводков рядом. Римо нагнулся. Так себе издание — в бумажной обложке. Когда же Римо выпрямился и полистал страницы, удивлению его не было предела.
 — Ты только посмотри! — воскликнул он. — Интересно, кому пришло в голову читать такое в джунглях?
 — А в чем, собственно, дело? — осведомился, приблизившись, Чиун.
 Римо, пробегая глазами содержание, показал учителю обложку. На Чиуна зловеще взглянул мужчина в пятнистой камуфляжной форме.
 Приподняв от удивления брови, кореец прочитал название:
 — "Гарантированная смерть".
 — Милое название. И наверняка это всего лишь одна из целой серии подобных книжонок, — отозвался Римо.
 — Мне не совсем понятна твоя ирония.
 — Очередная авантюра Огнетушителя. Мы запоем читали о нем, когда служили во Вьетнаме.
 — И ты читал подобную дрянь?
 — Это не дрянь. Во всяком случае, тогда нам романы о нем казались шедеврами. Насчет этого конкретно ничего сказать не могу. Первый абзац показался мне довольно скучным.
 Пролистав томик до конца, Римо обнаружил год издания.
 — Гляди-ка! Совсем свежая. Никогда бы не подумал, что их все еще издают.
 — Тут стоит номер 214. Неужели количество отпечатанных экземпляров?
 — Нет, папочка. Количество романов в серии.
 — Шутишь?
 — Да нет, судя по всему, книжонки все еще в моде.
 — Скорее выбрось! Крамола какая-то...
 Римо положил книгу обратно под дерево.
 — Ладно, пусть себе лежит. Но в действительности это весьма захватывающее чтиво. Помню, например, как Блейз Фьюри голыми руками...
 — Кто такой Блейз Фьюри?
 — Так на самом деле звали Огнетушителя, бывшего пожарного. Всю его семью сожгли нехорошие парни из мафии. Вот тогда он и решил отомстить.
 — И что же? Количество его приключений, судя по всему, никак не меньше двухсот четырнадцати. А ему так и не удалось поквитаться?
 — Нет, конечно. Он прищучил поджигателей в первой же книге. Но это ему показалось недостаточным. Он решил расправиться с мафией как таковой. И вот Фьюри двинулся по городам и весям, стреляя в каждого, чья фамилия оканчивается на гласный.
 — В таком случае неудивительно, что он все еще продолжает борьбу Надо же — колотить дубиной по рядовым членам организации, когда и дураку понятно, что змея испустит дух, только если ей отрезать голову!
 — В наши дни у мафии множество голов. И потом, все истории — чистый вымысел.
 — Неужели такую уйму книг написал один человек?
 — Не знаю, как сейчас, но в дни моей юности автор был один.
 — Кто, интересно?
 — Купер или Картер, кажется. Он писал очень даже неплохо, но после пятой или шестой книги серии стал повторяться. Стало ясно, что он использует всего три-четыре сюжета.
 — Прямо как Гордонс, — сморщил нос Чиун.
 — Да, я готов с тобой согласиться, Гордонс запрограммирован только на выживание. Ничто другое его не волнует Но ему увы, не хватает самого главного — творческого отношения к делу Даже если его сумасшедшие проекты осуществляются, он все равно остается наивным шестилеткой. В последний раз нам довольно легко удалось обвести его вокруг пальца.
 — Почему ты говоришь о нем в настоящем времени и употребляешь местоимение «мы», белоглазый?
 — Ну, мы ведь работали как одна команда, разве нет?
 — Надоело мне слушать про этого Гордонса!
 — Но его ведь давно списали. И чего ты всякий раз нервничаешь, когда я заговариваю о нем?
 — Он лишил меня самого важного...
 — Ну вот! Опять начинается... — простонал Римо.
 — Да, начинается! И будет начинаться, когда ты заводишь речь о Гордонсе! У тебя большой талант низводить возвышенное до обыденного.
 — Ничего подобного. — Римо вскинул сундук Чиуна на плечо. — Как раз сейчас твоя театрально декорированная укладка занимает чрезвычайно возвышенное положение у меня на плече. И очень его оттягивает.
 — О боги! — вскричал Чиун. — Я последний Верховный мастер Синанджу корейского происхождения, и моя обязанность — подготовить себе преемника. Но я не могу из-за этого проклятого человека-машины — Гордонса!
 — На самом деле он андроид, а не машина.
 — Жестокое чудовище, монстр! Его придумала безумная белая женщина только для того, чтобы мир ужаснулся. Не забывай, что я пока тоже живу в этом мире!
 — Он был задуман для осуществления исследовательской космической программы. Чтобы действовать там, где человеку не под силу. Его запрограммировали на выживание в любых условиях, дабы постоянно получать информационные сообщения об увиденном. Но я совершенно с тобой согласен, что его создательница оказалась форменной идиоткой. Она заложила в Гордонса способность поглощать все живое и неживое, чтобы тот получил возможность принимать любую удобную ему форму, тем самым увеличивая свои шансы на выживание.
 — А он лишь увеличил мою скорбь, лишив меня моего драгоценного семени. Тебе бы все смеяться да смеяться!
 Даже находясь в почти непроницаемой темноте джунглей, Римо картинно закатил глаза.
 Невольно в памяти у него всплыла последняя встреча с андроидом. Создательница назвала того мистер Гордонс в честь любимого сорта джина. Его запустили в космос, но он вернулся на земную орбиту и поглотил советский космический аппарат многоразового использования. Этот русский «шаттл» нес в грузовом отсеке спутник земли под названием «Дамоклов меч». Спутник же должен был вращаться вокруг Земли неопределенно долго, в ожидании заветного сигнала. Стоило только раздаться сигналу, как спутник стал бы облучать Землю особого рода электромагнитными волнами, способными стерилизовать все человечество. Никто бы не погиб, просто люди лишились бы возможности размножаться и со временем вымерли бы до единого человека. Выказав больше злой воли, нежели мудрого предвидения, кремлевские заправилы собирались таким образом отомстить свободному миру в случае, если бы Советский Союз пал жертвой ядерного удара западных держав.
 Римо с Чиуном удалось нейтрализовать Гордонса, но мастер Синанджу пал жертвой коварных лучей. С тех пор он никогда не забывал о том, что его насильственно стерилизовали.
 Тот же факт, что в течение пятидесяти или семидесяти лет до насильственной стерилизации он даже не попытался обзавестись семьей и детьми, сознательно им игнорировался.
 По причине стерилизации имя «Гордонс» действовало на старика как красная тряпка на быка, и стоило Римо упомянуть об андроиде, как Чиун выкладывал ему в очередной раз всю накопившуюся в душе горечь.
 — У меня нет детей, и я бесплоден, — причитал он. — Я обречен на одиночество до конца своих дней, и мне уже никогда не обласкать сына. И хотя женщины и девы без конца предлагают себя для оплодотворения, я вынужден им отказывать, поскольку мои чресла не отягощены благодатным семенем.
 — Ну разумеется, женщины и девы только тем и занимаются, что предлагают тебе свои услуги! Папочка, освежи мою память, напомни, когда такое было?
 — Теперь они этого не делают, поскольку бесплодие превратилось в несмываемую печать на моем лице. Причем печальный знак расцвечен всеми возможными оттенками душевной скорби.
 — Что ж, по крайней мере ты ему отомстил.
 — Гордонс заслуживает тысячи смертей и самых страшных в мире смертных мук!
 — По большому счету он никогда по-настоящему и не жил, а потому твои проклятия лишены смысла.
 — Теперь судьба Дома тяжким бременем легла на мои хрупкие плечи, и ей, судьбе, все равно, в состоянии я продлить свой род или нет. И ты тоже хорош — копишь свое драгоценное семя, как жалкий скряга!
 — Я отдаю все силы службе, — буркнул Римо.
 — Скажи лучше, что в свое время разбазаривал его направо и налево! У тебя есть взрослый сын, которого ты не знаешь, и маленькая дочь, которую ты никогда не видел. Прямая линия Дома Синанджу вот-вот прервется — а он ерундой занимается!
 — Во мне достаточно крови Дома и достаточно сил, чтобы при необходимости отковать тебе сколько угодно внуков.
 — Лишних внуков не бывает. И пора бы уже начать.
 Римо только плечами пожал. Тогда мастер Синанджу задал еще один, небезынтересный для ученика вопрос:
 — Скажи, не тянет ли мой драгоценный сундук тебе плечи?
 — Разве что самую малость, — удивился Римо.
 — Так знай, с каждым твоим бездетным шагом он становится тяжелее!
 — Что же все-таки у него внутри?
 — Бремя вины!
 — Слушай, может, замолчишь для разнообразия?
 — Ты хотел знать правду? Я тебе скажу. Сундук пуст. В нем нет ничего, кроме бремени отягощающей тебя вины.
 — Какой еще вины? В чем я, черт возьми, провинился?
 — Да в том, что твои отпрыски не знают отца — точно так же, как ты не знал своего. История повторяется. И для твоих детей бремя станет еще тяжелее. Отпрыски Дома Синанджу разлетятся по всей земле подобно семенам какого-нибудь легкомысленного одуванчика.
 — Вот если бы ветер унес заодно и сундук...
 — В таком случае, — предупредил Чиун, — вместе с сундуком, без сомнения, унесет и тебя самого!
 — Хорошо бы он унес меня туда, где чаще молчат, нежели болтают попусту, — вздохнул Римо.




 Глава 35


 Ассумпта Каакс — она же лейтенант Балам Фронта национального освобождения имени Бенито Хуареса осторожно двигалась по самому краю джунглей, следуя за запахом паленых кокосов.
 Воздух был пронзительно холодным. Запах горелых зерен кукурузы смешивался с наплывающим волнами непривычным запахом серы.
 Она подняла глаза. Местами небо заволокло дымкой, то ли это облака — предвестники дождя, то ли перемешанные с дымом массы горячего воздуха с горы Попо, — сказать с уверенностью было нельзя.
 Преддверия дождя в воздухе не ощущалось, как не ощущался и воздух как таковой. Другими словами, окружающая атмосфера ничуть не напоминала характерного для джунглей Лакандона микроклимата с его чистыми и частыми ливнями, омывающими и освежающими все вокруг.
 Ассумпта понимала, что дожди в Мехико разительно отличаются от дождей в Лакандоне. Климат в столице был отравлен испарениями многочисленных заводов и фабрик, да и тамошняя жизнь ничуть не походила на спокойное и временами даже дремотное здешнее существование.
 Треск сломанной ветки мгновенно вывел ее из задумчивости. Она упала на густой травяной ковер джунглей и уставилась в черное пространство перед собой.
 Вокруг — ни малейшего шевеления. Прошла минута; снова послышался треск — на этот раз слева.
 Ассумпта сжала в руках оружие — так она ощущала больше уверенности. Ей случалось уже убивать людей, но то были солдаты! Самое страшное — убить по ошибке соплеменника-майя.
 В третий раз хрустнуло где-то далеко впереди. Ассумпта насторожилась еще больше: индейцы майя, обутые в мягкие сандалии, ступали по своей земле неслышно, как дуновение ветра. Без сомнения, так шуметь могли только люди в тяжелых военных ботинках.
 Наверняка солдадо. С другой стороны, под покровом ночи на встречу с товарищами мог спешить и хуаресиста.
 Второй вариант, разумеется, был для девушки предпочтительнее, и она решила рискнуть. Медленно поднявшись на ноги, она двинулась на этот странный хруст.


* * *

 — Ты слышишь, Чиун? — Римо мотнул головой, чтобы привлечь внимание старика к оглушительно прозвучавшему в ночной тиши звуку.
 Мастер Синанджу повел маленькой птичьей головкой и вперился взглядом в темноту.
 — Да. Видимо, тяжелые военные ботинки мешают кому-то ступать тихо.
 — Слушай, я оставлю пока сундук под деревом? Ненадолго?
 Чиун кивнул:
 — Оставь, конечно. Бремя все равно последует за тобой хоть на край света — не важно, с сундуком ты или без.
 И мастера Синанджу поспешили на звук. Две призрачные, бесплотные тени едва просматривались в чернильной темноте ночи.


* * *

 Полковник Маурисио Примитиво притаился под деревом саподилла, и увидеть его со стороны практически было невозможно. В руках он держал несколько сухих веточек, которые подобрал по дороге. Время от времени полковник с хрустом ломал одну из веточек.
 Хуаресиста, которого ему удалось выследить, обязательно придет на звук — он в этом не сомневался. Так, сломана очередная ветка. Когда стихло негромкое эхо, явственно послышался шорох.
 — Уже ближе, — прошептал полковник. — Подходи, дорогой, подходи, — мурлыкал Примитиво себе под нос. — Верапас ты или кто другой, какая разница? В любом случае самый сердечный прием тебе обеспечен.
 Он внимательно наблюдал за расчищенным пространством перед деревом. Сюда неминуемо должна была ступить нога партизана, поскольку это единственный удобный подход к засаде полковника.
 Черный военный ботинок ступил на землю в трех футах от почти аналогичных ботинок полковника.
 Отшвырнув ветки, Примитиво схватился за свой «хеклер-и-кох» и прошипел:
 — Не двигайся, хуаресиста! Или придется тебе проститься с жизнью!
 Хуаресиста замер. По всей видимости, он прошел неплохую школу.
 — Ага. Буэно. Ты отлично все понимаешь, хотя и не видишь ни черта. Теперь медленно выходи на свет — я хочу получше рассмотреть тебя, повстанец.
 Чувствовалось, что хуаресиста колеблется.
 — Я выскочу из-за дерева и выстрелю в тебя раньше, чем ты успеешь вскинуть оружие. Думаю, ты и сам догадываешься. Если же вдруг повернешься и побежишь, я успею изрешетить твою спину за милую душу. Полагаю, и это для тебя не секрет.
 Ответа на заявление Примитиво не последовало. Полковник воспринял молчание за согласие сдаться.
 — Что ж, теперь выходи на свет.
 Партизан выступил из темноты, и в лунном свете полковник сразу же увидел черную шапочку-маску.
 — Ну-ка, дай загляну тебе в глазки, — угрожающе промурлыкал Примитиво.
 Не дай Бог, глаза у хуаресиста зеленые, — он застрелит его на месте без всякой жалости! К счастью, партизан был кареглазый, как и все миштеки.
 Выругавшись про себя, полковник пролаял команду:
 — Бросай оружие, инсургентисто!
 Партизан, однако, не выпустил автомата из трясущихся рук.
 — Ну! — прикрикнул Примитиво.
 С прощальным жалобным звяканьем оружие упало на землю.
 — Теперь подними руки. Я должен тебя обыскать.
 Руки послушно взлетели вверх.
 — А теперь встань на колени, чтобы исчезло желание бежать.
 Трясущийся хуаресиста подчинился приказу.
 Полковник выступил из-за дерева и тяжелым ботинком прижал к земле ноги пленника. Потом, перехватив оружие в левую руку, он с ног до головы ощупал партизана, с особым тщанием проверив многочисленные карманы его униформы.
 Там, где он ожидал обнаружить крепость мышц настоящего жителя джунглей, пальцы его вдруг соприкоснулись с прелестными округлыми выпуклостями!
 — Как твое имя? — спросил полковник шепотом.
 — Лейтенант Балам.
 — Ха, что-то ты мало похожа на рыщущего в джунглях кровожадного ягуара, чика!
 — Я умру, если надо.
 — А я бы с радостью пристрелил тебя, но лучше дам возможность заслужить помилование. Подкоманданте Верапас явно где-то рядом. Скажи мне, где он, и ты спасешь свою жизнь.
 — Не знаю, что и ответить.
 — По-моему, ты лжешь, чика. Уж очень вздымается у тебя грудь! Я прекрасно знаю, как трепещет женщина, когда произносит лживые слова.
 Хуаресиста промолчала. Только сильнее задрожала.
 — Тут поблизости деревенька. Может, он там?
 — Там его нет!
 — Ха! Что-то ты больно заторопилась с ответом.
 Полковник Примитиво поднял руку и стянул с головы девушки лыжную шапочку. Он увидел посеревшее от страха лицо и черные блестящие волосы, ниспадающие на плечи. Полковник поднес к лицу одну из прядок, понюхал ее и произнес:
 — Для дикарки ты восхитительно пахнешь. Моешь голову молоком кокосового ореха, да? Должен тебе сказать, запах кокоса очень возбуждает.
 Грубо и нарочито резко полковник ухватил девушку за волосы и потянул вверх. Потом развернул спиной и, ткнув автоматом в поясницу, приказал вести его в деревню.
 Герильера подчинилась и двинулась вперед, спотыкаясь на каждом шагу. Неуверенная поступь и безвольно поникшие плечи свидетельствовали о том, что она осознала безвыходность своего положения.
 — Иди вперед и плачь, чика. Сегодня прольются потоки слез. Деревня и все джунгли умоются слезами после визита полковника Примитиво в это осиное гнездо повстанцев.
 — Каброн! — грубо выругалась девушка.
 — Ага! Я вижу, подкоманданте Верапас приложил руку к твоему воспитанию и научил-таки ругаться по-городскому.
 — Чинга ту мадре!
 Полковник рассмеялся.
 — Несколько позже, вероятно, мы рассмотрим твое предложение и сделаем, что положено. Естественно, без моей матери.
 Герильера замолчала, и теперь уже надолго.
 Они двигались к деревне, ориентируясь по запаху горелых кукурузных початков. Время от времени полковник Примитиво оглядывался.
 Он ничего не замечал. И сделал вывод, что опасность с тыла ему не угрожает.
 И очень ошибся. Его преследовали. Впрочем, обычный человек не способен узреть подобные тени. И победить их обыкновенным оружием тоже невозможно.




 Глава 36


 Римо махнул мастеру Синанджу, чтобы тот поторапливался. Они приближались к деревушке, которую давно уже обнаружили по запаху паленой кукурузы. Мексиканский полковник вел пленницу туда.
 — Очень может быть, что этот парень делает нашу работу.
 — Пока он не просит денег, я возражать не стану, — откликнулся Чиун.
 — Я вот все думаю, кто эта девушка...
 — Дамочка, которая вдруг возомнила себя солдатом. Что за варварский обычай давать в руки женщине оружие?!
 — Женщина способна делать многое из того, что умеет мужчина, папочка, — сухо заметил Римо. — Ученые давно пришли к такому выводу.
 — Я не о том, — прошипел кореец. — Скажи лучше, какому идиоту пришла в голову мысль доверять опасную стреляющую палку существу, чье настроение более изменчиво, чем погода в джунглях весной?!
 — В твоих рассуждениях, несомненно, есть рациональное зерно, но, думаю, полковник сейчас вне опасности.
 Они двинулись дальше, перебегая от дерева к дереву и на мгновение сливаясь с тем предметом, который избрали в качестве укрытия. Каждый раз, когда полковник оглядывался, он видел за своей спиной только черные силуэты деревьев.
 Под конец Примитиво ринулся через кукурузное поле с остатками золы от сожженной соломы. Он так шумел, что без труда поднял на ноги полселения.
 Из дверного проема полуразвалившейся хижины показалась голова заспанного человека.
 Полковник чуть повернулся, вскинул автомат и очередью расколол голову несчастного на куски, стреляя поверх плеча захваченной в плен партизанки.
 Девушка стала выкрикивать какие-то слова — очень громко и очень неразборчиво.
 — Черт бы его побрал! Чиун, он застрелил безоружного! — взволнованно зашептал Римо.
 Примитиво, впрочем, ничего не услышал.
 Выстрелы среди ночи окончательно разбудили селение. То тут, то там появлялись заспанные миштеки. Полковник, переключив автомат на «одиночные», принялся хладнокровно стрелять людям в головы, как если бы перед ним были воздушные шарики.
 — Верапас, я пришел за тобой. Покажись! — орал он в промежутках между выстрелами.
 Не выдержав, Римо бросился вперед. Он преодолел расстояние до полковника за каких-нибудь пять секунд, но девушка-герильера опередила его. Она бросилась прямо под ноги офицеру и принялась пинаться, норовя угодить тяжелым ботинком в самое уязвимое место.
 — Пута! — прорычал полковник и опустил ствол автомата с явным намерением изрешетить ее.
 Римо прыгнул. Еще в полете изготовив руку для удара, он разрубил оружие на части.
 Примитиво держал автомат двумя руками, но тут руки его сами собой разошлись в стороны. В каждой осталась своя половина «хеклер-и-коха».
 При виде такой картины глаза полковника чуть не вылезли из орбит.
 И сразу же перед ним появилось суровое лицо Римо.
 — Какой же вы, к черту, солдат, если стреляете в безоружных?!
 — Кто вы такой?
 Римо вырвал из рук Примитиво половинки автомата и отшвырнул их прочь. Пальцы полковника инстинктивно ухватились за рукоятку боевого ножа.
 Римо не стал ему препятствовать, но, когда в лунном свете блеснуло лезвие, отобрал у вояки нож и трижды пальцем ударил по клинку прямо у него под носом. После третьего удара от лезвия ничего не осталось.
 Римо вернул полковнику бесполезную уже рукоять.
 Чтобы продемонстрировать свою благодарность, полковник попытался выстрелить Римо прямо в лицо, торопливо выхватив из кобуры пистолет. Римо нанес ему короткий удар сразу двумя руками. Удар пришелся по пистолету, который полковник изо всех сил сжимал в правой. Примитиво показалось, что его ударило током. Он заморгал и мысленно нажал на спусковой крючок. Палец, однако, не подчинился, а пистолет почему-то стал разваливаться на части.
 Когда в руке полковника осталась только рукоятка, ладонь неожиданно начала наливаться красным, как если бы она сильно обгорела на солнце. Полковник, закрыв рот, следил за происходившими с ним изменениями.
 — Вы можете быстро-быстро сказать «вазокулярная дезинтеграция»? — спросил Римо.
 — Я таких слов не знаю.
 — Представьте себе, что вены вашей правой руки вдруг полопались все до единой и в настоящий момент посылают потоки крови во всех направлениях.
 И тут полковник заорал. Только сейчас болевой сигнал, посланный его изуродованной конечностью, добрался до соответствующего мозгового центра.
 Протянув руку к полковничьей шее, Римо сдавил нужный нерв, и боль сразу же прекратилась.
 — Я ищу Верапаса, — сказал он.
 Едва шевеля губами, полковник Примитиво произнес:
 — Я его тоже ищу! Мы что, по одну сторону баррикады?
 — С вами? По одну сторону?! Категорическое «нет»! — отозвался Римо. — Я не убиваю мирных жителей.
 — По всей видимости, вы американец. ЦРУ?
 — ЮНИСЕФ.
 — Но это же детский фонд!
 — Совершенно справедливо. Мы следим за счастьем всех детей на Земле. И принимаем пожертвования. В долларах, не в песо.
 — Вы — локо.
 — Если слово «локо» означает, что я болен душевно и потому не прочь сломать вам шею, то возражать не стану. «Локо» так «локо».
 — Можете захватить с собой вот ее. — Тут полковник пихнул носком ботинка распростертое в пыли тело девушки-партизанки. — Думаю, она знает. Верапас наверняка находится тут, в деревне.
 Нагнувшись, Римо ухватил девушку за плечи и рывком поставил на ноги.
 — Где Верапас?
 — Не знаю.
 — Она лжет, — заявил Чиун, непонятно каким образом материализуясь из темноты.
 — И я так считаю, — произнес Примитиво.
 — Не суйтесь не в свое дело, — огрызнулся Римо.
 Мастер Синанджу подплыл к девушке и елейным голосом произнес:
 — Бедное дитя! Они дали тебе в руки орудия смерти, в то время как ты должна вынашивать в себе жизнь.
 — Обойдусь и без ваших советов — пусть вы и спасли меня! — выкрикнула партизанка.
 — Послушай, ты нам не нужна. Мы ищем Верапаса.
 — Я скорее умру, чем выдам его. Давайте, стреляйте в меня, если уж так хотите.
 Отвернувшись, Чиун изобразил на лице гримасу отвращения:
 — В самом деле, пристрели ее, Римо. Молоко несчастной уже давно скисло от постоянного желания воевать. Для материнства она не пригодна.
 — Не хватало еще женщин убивать, — проворчал Римо и повернулся к пленнице: — Слушай, у тебя есть два пути — простой и трудный. Какой выбираешь?
 — Я выбираю третий. Путь, который позволил бы мне уйти подальше от всего этого кошмара. И в конце-то концов — как вы осмелились заявиться на земли майя и требовать, чтобы вам выдали нашего господина Верапаса? При чем тут вообще гринго?
 — Потом объясню. А сейчас мы занимаемся конкретным делом. И как только покончим с ним, так сразу же и уберемся. Запомни, я не хотел тебе делать больно.
 — Я вас не боюсь!
 — Черт, — только и сказал Римо. Потом, повернувшись к Чиуну, предложил: — Теперь твоя очередь, папочка.
 — Я женщин не пытаю. Разбирайся сам.
 Вздохнув, Римо снова повернулся к девушке:
 — Мне будет так же больно, как и тебе.
 — Давайте, помучайте ее как следует, — подхватил полковник Примитиво. Глаза его так и блестели от возбуждения.
 Римо взялся за левую мочку уха партизанки — там, где проходил очень чувствительный нерв, — и с силой ее сдавил. В то же мгновение девушка, казалось, взмыла вверх, едва не выскочив из своих тяжелых ботинок. При этом она что было силы сжимала веки, из-под которых ручьями текли слезы, и кусала губы, чтобы не закричать.
 — Я не знаю! — завопила она.
 — Врет, — бросил полковник.
 — Да нет, она говорит правду, — заключил Римо, отпуская ухо девушки.
 Тяжело дыша, как выброшенная на берег рыба, девушка топнула ногой. Значит, она благополучно вернулась в свои ботинки. Потом партизанка срывающимся голосом выпалила:
 — Убейте меня, если так надо!
 — Всякий, кто коснется этой женщины, — произнес из темноты чей-то грозный голос, — получит добрую порцию свинца!




 Глава 37


 Грозный голос прозвучал с западной стороны подступивших к деревне джунглей.
 Глаза Римо тотчас перешли на процесс сканирования этого участка.
 Стволы деревьев смыкались тесно, а между ними непроницаемой прокладкой лежал мрак ночи. На небе к тому же тучи притушили уже довольно скромный блеск предрассветных звезд — перед рассветом тьма сгущалась.
 Но Римо вполне хватило и такого ничтожного освещения.
 Он заметил, как на фоне деревьев показался силуэт мужчины в черном. Голова его была закутана в башлык; оставалась только узкая щель для глаз, причем веки были затемнены жженой пробкой.
 Римо удалось рассмотреть глаза незнакомца.
 Голубые.
 — Очко! — воскликнул он. — Вот тот, кто нам нужен, Чиун!
 — Но у Верапаса глаза зеленые.
 — Голубые, зеленые... Скажем так, их цвет более или менее соответствует имеющемуся у нас описанию.
 — Эй ты! Выходи, кто бы ты ни был! — прокричал в темноту Чиун.
 — Отойдите от девушки! — откликнулись заросли.
 — Ну, сделай нас! — вошел в раж кореец.
 — Сейчас всех сделаю!
 — Ага, сделаешь, а девушка умрет, — возразил незнакомцу Римо.
 — Что ж, придется рискнуть.
 Партизанка замерла, затаив дыхание. Больше она ничем не выдавала своего волнения.
 Римо снова повысил голос:
 — Извини. Торговля не состоится. Девушка не верит, что ты отважишься на стрельбу, да и мы тоже.
 — Тебе конец, Верапас! — выкрикнул полковник.
 — А ты заткнись, жаба! Я не Верапас.
 — Тогда кто ты, черт возьми? — удивился Чиун.
 — Спросите у полковника.
 Римо вопросительно посмотрел на Примитиво.
 Тот пожал плечами.
 — Парень говорит, что он Эль Экстингуирадор.
 — Эль — кто?
 — Может быть, вы знаете его под именем Блейз Фьюри?
 — Да, конечно. Но откуда о Блейзе Фьюри знаете вы?
 — Я, видите ли, тоже читал в детстве душераздирающие романы о его приключениях.
 — У меня тот же источник.
 Примитиво осклабился:
 — Так, значит, мы все-таки союзники?
 — Блейз Фьюри не стал бы хладнокровно расстреливать безоружных. Я тоже. Поэтому извините. Считайте, что ваше членство в клубе поклонников этого литературного героя временно приостановлено.
 К удивлению Римо, после таких слов полковник совсем упал духом.
 И снова над полем прогремел голос незнакомца.
 — Огнетушитель дважды не повторяет!
 — Огнетушитель — сосунок! — крикнул Чиун.
 — Это кого же ты посмел назвать сосунком?!
 — Огнетушителя! Тот, кто тушит огонь, — сосунок!
 — Послушай, мы шутить не намерены. Давай, выходи на открытое место, вместе обсудим, как нам быть дальше.
 В ответ не раздалось ни слова. Римо, однако, не выпускал силуэт незнакомца из поля зрения. И вовремя заметил, что тот двинулся вперед.
 Огнетушителю казалось, что он крадется легче тени, но мастера Синанджу без труда разгадали его маневры.
 Римо кивнул, и кореец метнулся к зарослям. Его зеленое кимоно мгновенно затерялось среди травы и листвы.
 Сложив руки на груди, Римо ждал.
 Огнетушитель двигался по периметру, продолжая держать на прицеле всю группу. Он подобрался к дереву рядом с кукурузным полем, достал из кармашка на поясе стальной карабин и закрепил черный нейлоновый шнур. Размахнувшись, он закинул свободный конец шнура на толстую ветку, потом, словно большой черный паук, быстро-быстро перебирая руками, полез вверх.
 Его хватка, впрочем, оставляла желать лучшего: он дважды терял опору под ногами и зависал, раскачиваясь, над землей. И дважды над кукурузным полем звучали произнесенные вполголоса ругательства.
 Находясь на дереве точно над Огнетушителем, мастер Синанджу нагнулся и легким движением ногтя перерезал трос.
 Человек в черном полетел вниз и плюхнулся в грязь, словно мешок с колбасой.
 Через секунду на нем уже сидел Римо. Он обыскивал пленника, отстегивая по частям снаряжение и швыряя его в темноту.
 — Вы не имеете права!
 — Внимательно следи за моими руками, — произнес Римо. Он отстегнул и отшвырнул прочь пояс со стальным карабином, а затем потянулся к кожаному ремню автомата.
 Ремень лопнул, и Римо собрался было отшвырнуть его вместе с автоматом, как вдруг увидел сквозь прозрачный магазин пули с изображением черепа на каждой.
 — Бог мой, это что еще за чертовщина?
 — Мой верный «хелфайр». Существует в единственном экземпляре.
 Лицо Римо вдруг вытянулось. Бросив на землю снаряжение черного человека, он потянулся к скрывавшему его лицо башлыку и резко рванул вниз.
 В этот момент небо полностью покрылось тучами, не было даже проблеска звезд. Впрочем, Римо и без света все разглядел.
 Юное скуластое лицо. На голове — коротко подстриженные светлые волосы. И лицо, и волосы вдруг показались Римо удивительно знакомыми.
 — Чиун, по-моему, у нас проблемы.
 — Не у нас, а у тебя, — отозвался кореец, все еще украшая собой верхушку дерева. — Сын-то не мой, а твой.




 Глава 38


 Римо схватил мальчишку за шиворот и поставил его на ноги.
 Мастер Синанджу тотчас соскочил с ветки и, будто на зеленом парашюте, приземлился в своем кимоно рядом со всей честной компанией.
 — Этот идиот не может быть моим сыном! — с отвращением сказал Римо.
 — Эй, послушайте! Вы не смеете так говорить!
 — Мой сын не может бродить по свету, обвешанный всякими идиотскими приспособлениями, словно ходячий швейцарский перочинный нож. Да еще и строить из себя супергероя копеечного романчика!
 — Огнетушитель — это легенда. С чего вы взяли, что он вообще не существует?
 — Да потому, что мозги у меня пока работают нормально. Тебя зовут Уинстон Смит. До недавнего времени ты числился в составе военно-морских сил. А теперь ты СО — находишься в самовольной отлучке. Дезертир, другими словами.
 — Нет, подождите! Подумайте как следует. Все знают, кто такой Огнетушитель. Разве плохая легенда для человека, который борется с гадкими парнями? Пусть считают, что его не существует, и потому не принимают мер предосторожности.
 — И не будут принимать, — произнес Чиун. — С какой стати? Мы с самого начала обнаружили твои неуклюжие попытки напасть на нас и пришпилили тебя к земле так ловко, что ты даже глазом не моргнул.
 — У меня есть оправдание: я слишком суетился. Потому что с желудком дела плохи...
 — О чем поет этот безмозглый? — осведомился Чиун у Римо.
 — Чтоб тебя черти взяли, — пробормотал Уинстон Смит, правда, не без опаски.
 Тем временем кореец уже вовсю принюхивался.
 — Уж не ты ли часом все джунгли обгадил?
 — Говорю же, у меня проблемы с желудком. Водички местной выпил, и вот результат...
 — Это — Мексика, — заметил Римо. — Вода здесь — дрянь повсеместно.
 — Теперь-то я знаю... Но это ничего не меняет. Я — Блейз Фьюри.
 — Детка, я читал о Блейзе Фьюри, еще когда служил во Вьетнаме, а твоим величайшим желанием было выбраться на свет Божий из фаллопиевых труб.
 — Так вы были в Наме? Вот здорово! Ну и как там?
 — Ужасно!
 — Повезло же. А я вот туда опоздал.
 — Ты опоздал обзавестись здравым смыслом. Да и вообще — что ты здесь делаешь?
 — Он — хуаресиста, — подала голос девушка-партизанка.
 — Неужели?
 Огнетушитель отвел глаза.
 — Давайте побеседуем с глазу на глаз.
 Римо прихватил парня за локоть и углубился с ним в джунгли. Там он повернул его лицом к себе.
 — Ну, выкладывай!
 — Я только притворялся хуаресиста.
 — Вроде того, как притворялся Огнетушителем?
 — Нет — я и в самом деле Огнетушитель. Я хочу сказать, что выбрал это прозвище, чтобы легче было исполнить свою миссию.
 — Что за миссия?
 — Я должен пришить подкоманданте Верапаса, — прошептал Смит.
 Римо пристально взглянул на парня. Даже в темноте лицо его лучилось от тщательно скрываемой гордости.
 — И зачем? — поинтересовался Римо.
 — Что значит «зачем»? Это дело Огнетушителя.
 — Если не прекратишь обращаться к своей персоне в третьем лице, я так тебя приласкаю, что весь твой идиотизм вылетит как сопля из носа. А теперь расскажи все по порядку.
 — Я же сказал — я на задании.
 — На кого же ты работаешь?
 — Это секрет.
 Римо с силой надавил на бицепс Уинстона. Тот едва не вскрикнул, на лбу у него выступили крупные капли пота. Впрочем, он с таким мужеством терпел боль, что Римо пожалел о случившемся.
 — Нет, правда, я не могу сказать, кто меня послал. Вот первое и главное правило бойца тайного фронта.
 — Первое и главное правило выживания — это говорить правду, когда тебя прижала собака пострашнее и побольше, чем ты сам. Можешь на эту собаку полюбоваться. Она перед тобой.
 — Ладно, скажу. Я действую от имени ООН.
 — Отличное начало! Но я не купился. Попытайся еще раз.
 — Нет, правда! Я работаю на Организацию Объединенных Наций. Но сейчас моя миссия, так сказать, не совсем официальная. Вот если мне удастся прищучить Верапаса, я обрету в ООН положение.
 — Что ж, в таком случае про Верапаса тебе придется забыть. Он принадлежит нам.
 — Нам? Кому это «нам»?
 — Секрет, — буркнул Римо.
 — Да вы, наверное, шутите? Вас наверняка послал мой дядя Харолд, чтобы вы меня отыскали и отвезли мою повинную задницу назад в «Фолкрофт». Разве не так?
 Римо покачал головой.
 — Нет, конечно. Я здесь совсем не по заданию твоего дяди Харолда. И мы действительно охотимся за Верапасом. А как да почему — не твоего ума дело.
 — Послушайте, а что, если нам объединиться? Вы как?
 — Мне нужен партнер, как тебе — воображение. Забудь.
 Смит отвернулся.
 — Отлично. Забудем. В таком случае позвольте мне удалиться — и пусть победит сильнейший.
 Римо остановил парня, схватив его за шиворот.
 — Послушай, кажется, ты служил в отряде спецназначения морской пехоты...
 — Ну и что? Вам-то какое дело?
 — А такое, что не худо бы тебе знать, как обстоят дела на местном театре военных действий. Ты здесь чужак и пробираешься по территории, которая полна всевозможных сюрпризов. Не дай Бог, обстоятельства сложатся так, что ты предстанешь перед трибуналом и тебя расстреляют.
 Уинстон Смит улыбнулся во весь рот:
 — Точно! Вот и мексиканский полковник уже пытался меня прихлопнуть. Но как видите — я все еще жив.
 — Тебя спасла девушка?
 — Не просто девушка. Она партизанка. По-моему, не стоит стыдиться того, что тебя спасает союзник.
 — Она спасла твою задницу, а ты, стало быть, уговорил ее отвести тебя к Верапасу, так, что ли?
 — Ну так.
 — И в тот момент, когда она будет тебя ему представлять, ты, значит, намерен пристрелить новоявленного бога, а заодно и девчонку?
 — Нет. Только Верапаса.
 — Ну ладно. А что потом?
 — В каком смысле?
 — Ты прекрасно все понял. После того как ты пристрелишь Верапаса, что станет с девушкой?
 Уинстон потупил взгляд. Потом резко сник.
 — Честно говоря, об этом я как-то не подумал, — признался он.
 — А что, если она схватится за автомат и пристрелит тебя?
 — Никогда! Ни за что.
 — А знаешь почему? Потому что она в тебя уже влюбилась.
 Смит воспрянул духом:
 — Правда?
 — Впрочем, гарантий нет. После того как ты прикончишь Верапаса, она вполне способна обратить оружие против тебя. Или сделать так, что ты ее пристрелишь. Тебе этого хочется, скажи?
 — Да ничего я пока не знаю! Я выполняю всего лишь второе задание.
 — Ладно, тогда слушай. Отныне ты подчиняешься только мне. Ясно?
 — А что вы планируете?
 — Следуй моим инструкциям и не путайся под ногами.
 Уинстон с Римо вышли из леса и присоединились к остальным.
 Жители деревушки снова высыпали из домов. Со страхом поглядывая на незнакомцев, они вытаскивали из развалюх и куда-то уносили убитых. В воздухе стоял резкий запах крови.
 Громким голосом, чтобы и Ассумпта слышала, Римо сказал:
 — Похоже, мы присоединимся к партизанам, папочка.
 Мастер Синанджу тотчас кивнул в знак того, что принял информацию к сведению.
 — Я меня всегда было стойкое желание защищать нагнетенных.
 — Угнетенных, — поправил его Уинстон.
 — Вы, значит, друзья Эль Экстингуирадора? — спросила Ассумпта.
 — Вот он, например, считает себя моим отцом, — сказал Смит.
 — Между прочим, так оно и есть, — подтвердил Чиун.
 — А на самом деле? — спросила Ассумпта.
 Римо и Уинстон посмотрели друг на друга и разом ответили:
 — Нет, конечно!
 Повернувшись к девушке, Римо поинтересовался:
 — Ты можешь отвести нас к Верапасу?
 — Если вы истинные друзья сеньора Блейза Фьюри, я сделаю это, поскольку верю ему всем сердцем.
 Римо многозначительно взглянул на сына. Тот, впрочем, старательно отводил глаза.
 — Ладно, — заявил Римо. — Развяжем еще один узелок — и в путь.
 — Что за узелок? — спросил полковник Примитиво.
 — Узелок — это вы.
 Полковник расправил плечи.
 — Я не узелок. Я — полковник мексиканской армии.
 — Ничего подобного. Вы — военный преступник, расстреливавший безоружных граждан своей страны. — Тут Римо сунул в рот два пальца и свистнул, подзывая деревенских жителей поближе.
 — Не имеете права! Это нецивилизованно.
 — Зато справедливо, — бросила ему в лицо Ассумпта.
 Кучка майя окружила полковника Примитиво. Ассумпта с жаром обратилась к ним, выговаривая непонятные певучие слова, которые, судя по кислому выражению на лице Чиуна, оказались отнюдь не испанского происхождения.
 Кто-то из «индиос» ударил полковника камнем по голове. Тот упал замертво. Его тотчас куда-то уволокли.
 — Что с ним сделают? — спросил Уинстон, когда они двинулись в путь.
 Ассумпта пожала плечами:
 — С него или заживо сдерут кожу, или зажарят, обложив кукурузной соломой.
 — Звучит жутковато.
 — Таков удел всех, кто выступает против правого дела хуаресистас.
 Смиту почему-то стало неуютно.




 Глава 39


 Оахака выглядел совсем пустым, когда в него хлынул людской поток под водительством богини Коатлик.
 Федеральное правительство сдало столицу целого штата. И благоустроенный город достался «индиос» целехоньким, хотя и обезлюдевшим.
 В воздухе все еще витала пыль, поднятая колесами автобусов и автомобилей, под завязку набитых беженцами.
 «Индиос» стояли в центре Зокало — просторной площади, подобие которой имелось в каждом мексиканском городе и даже городке. Конечно, местная площадь была не в пример меньше той, что украшала центр Мехико, но в глазах Верховного жреца Родриго Лухана она выглядела огромной. Потому что принадлежала ему.
 Над ним возвышалась огромная каменная фигура Коатлик, чья голова устремилась к мрачному, затянутому грозовыми тучами небу. Во имя Коатлик он, Родриго Лухан, занял этот город, построенный на священной земле сапотеков. Теперь кожа богини походила на непроницаемую шкуру ископаемого броненосца, поскольку покрылась стальными пластинами от поглощенных Коатлик танков федеральной армии, которые она в свое время раздавила. «Не было до сей поры более великого, чем Коатлик, конкистадора», — с гордостью думал Лухан.
 — Мы победили! — пропел он.
 — Мы не одни, — сказала Коатлик утробным голосом, поглядывая сквозь узкие, словно бойницы, бронированные щелки глаз.
 — Что?!
 — Я чувствую тепло мясных автоматов, притаившихся в окружающих нас строениях. Велика вероятность засады.
 — Тебе больше не страшны ни засады, ни ловушки, — отозвался Родриго, тем не менее отступая под защиту идола из камня и стали, которого он обожествлял и почитал выше всего сущего.
 — Ты должен выяснить, что происходит в городе.
 — Я?
 — Ты обещал меня защищать.
 — Хорошо, — согласился Лухан, поправляя свой плащ из перьев. По пути сюда ему удалось разжиться различными нарядами. Другие, впрочем, тоже поживились. Неподалеку стояла группа ацтеков в яркой униформе служащих компании «Ягуар». Воины Орла, к примеру, украсили себя самыми разнообразными видами перьев — как натуральными, так и искусственными. В руках сжимали копья с обсидиановыми лезвиями и тяжеленные дубинки, один удар которых мог размозжить человеку голову.
 — Эй, «ягуары»! Обследуйте-ка эти здания.
 Те с удовольствием повиновались. Да и с чего им, спрашивается, привередничать? Они, как никто, знали, что преданная служба избавит их от опасности быть съеденными. Существовали ведь и другие пути служить Коатлик, их матери!
 Через некоторое время «ягуары» вернулись и привели с собой несколько трясущихся от страха сапотеков.
 — Освободите их, они принадлежат к моему народу.
 Лухан подошел к освобожденным и благословил их, возлагая руки им на трепещущие головы:
 — Добро пожаловать в новую жизнь. Если будете верно служить матери вашей Коатлик, станете на обед есть мясо и купаться в роскоши.
 Затем с ликованием и радостью в голосе Родриго крикнул:
 — Выходите на улицу, потомки сапотеков! Присоединяйтесь к нам, новым господам Оахака. Выходите, выходите, не бойтесь! Мир перевернулся, и вы оказались на его светлой стороне.
 Осторожно и не без колебаний горожане подходили ближе. Большей частью — сапотеки, но попадались и миштеки. Лухан их недолюбливал. Они в свое время захватили древнюю столицу Мексики Монте-Альбан и вытеснили оттуда сапотеков, то есть тех, кто основал и построил город. Разумеется, это случилось много веков назад, но Лухан уже решил, что миштеки будут лишены привилегий нового государственного устройства. В конце концов надо же и мусор кому-нибудь выносить!
 В разгар церемонии единения из церкви Санто-Доминго вышел священник.
 Он приближался к собравшейся на площади толпе довольно уверенным шагом. Белоснежные одежды его величественно развевались, а на груди алел вышитый шелковыми нитками крест варваров. В руках он держал тяжелое золотое распятие и словно щит выставлял перед собой.
 Лухан поприветствовал и его.
 — Подходите к нам, падре. Не бойтесь!
 — Я не ведаю, из какого такого ада ты явилась, Коатлик, но во имя Отца, Сына и Духа святого я тебя изгоняю. Вива Кристо Рей!
 — Прекрасно, падре! — воскликнул Родриго. — Ты напоминаешь мне священника из старых фильмов о монстрах. Он появляется, полный святости и веры, — прямо как ты сейчас, храбрый праведник. Несмотря на чудовищную силу и власть Эль Энормо — или как там подобное чудище называлось? — он убежден, что вера защитит его от демонов ада.
 — Изгоняю тебя, исчадие суеверий! — продолжал гнуть свое священник.
 — Вы слышите, соплеменники? Падре называет нас суеверными. Нас! Тех, кто грудью защитил мать свою Коатлик. Но где же твой бог, священник? Пусть появится!
 — Его дух живет в каждом человеке. Им наполнен каждый вздох человеческий...
 — Да ты только голову подними! Атмосфера напоена дымом, а небо затянуто тучами. Жуткие силы вырвались на свободу. Грядет темный день новой темной эпохи. Твой золотой крест будет расплавлен и перелит в изображения богов и идолов. Нет больше ни исповеди, ни причастия. Нами правит Коатлик!
 Священник замер — он лишь вздымал вверх золотой крест, насколько это было в его силах. Но руки его тряслись, и Лухан решил, что священник до крайности напуган.
 — Нет, — обратился он к падре. — Не стой там. Иди к нам. Коатлик не станет тебя есть, поскольку она уже сыта. Так, Коатлик?
 Богиня ничего не ответила, зато покрытые броней змеиные головы у нее на плечах заколыхались и, вытянув длинные гибкие тела, стали приближаться к священнику, словно манипуляторы боевого треножника марсиан из кинофильма «Война миров».
 Священник заговорил по-латыни. Слова вырывались из его уст так быстро, что гласные сливались в протяжный вой.
 — Что случилось, падре? Тебе не помогает твоя белая магия? Видишь, Коатлик даже глазом не моргнула, несмотря на бессмысленные молитвы!
 Когда у священника разом закончились и силы, и молитвы, он, рыдая, рухнул на колени. Поник головой и ткнулся лбом в булыжную мостовую Зокало. Верховный жрец Родриго Лухан велел воинам Орла схватить его.
 Они положили его у неподвижных железно-каменных ног Коатлик и вручили Лухану жертвенный обсидиановый нож. «Ягуары» быстро избавили священника от облачения, обнажив его часто вздымающуюся беззащитную грудь.
 Сердце священника, казалось, рвалось на свободу — так отчаянно оно билось и словно взывало к Родриго Лухану, молило его об освобождении.
 Ловким, молниеносным ударом ножа Лухан распахнул священнику грудь и извлек оттуда трепещущее сердце. С улыбкой на забрызганном кровью лице он поднял сердце к коричневатому, облачному небу, предлагая его Коатлик.
 Взглянув вниз сквозь бронированные шторки век, та прогудела:
 — Нет, спасибо. Я сыта.




 Глава 40


 С севера пришли дурные известия.
 — У нас плохие новости, господин Кукулькан!
 Алирио Антонио Аркила выпрямился во весь рост. Конечно, рано или поздно это должно было случиться. Его партизанская база располагалась теперь в штате Оахака. Партизаны миновали Чьяпас без перестрелки и перешли границу, не встретив сопротивления. Очень и очень подозрительно! У Антонио складывалось впечатление, что солдаты федеральной армии просто-напросто расступились, чтобы пропустить отряды хуаресистас. Страх, как смахивает на ловушку!
 — Что, происходит концентрация войск у нас на флангах? — наконец спросил он.
 — Да! Нет!
 — Говори, верный Кикс.
 — Концентрация войск федералов происходит, это так. Но не в том суть дурного известия.
 — А в чем же?
 — По земле снова пошла Коатлик.
 Антонио нахмурился, причем весьма заметно, даже несмотря на скрывавшую его лицо черную маску.
 — О чем ты?
 — Неожиданно ожила главная богиня пантеона ацтеков. Она самостоятельно передвигается и достигает до тридцати футов в высоту. Коатлик сметает со своего пути солдат федеральной армии со всем их вооружением, как если бы это были кегли.
 Антонио облегченно вздохнул. «Неужели этот славный сын индейского народа перебрал пульки?» — подумал он, а вслух произнес:
 — Откуда ты узнал?
 — Мои соплеменники сказали. Да это шествие Коатлик давно уже по телевизору показывают — разве вы не знали?
 Полускрытый маской рот Антонио непроизвольно раскрылся. Уж если телевидение компании «Ацтека» стало снимать мыльные оперы — значит, дело дрянь.
 Откуда такая активность, спрашивается? Ведь телевизионщики не слишком напрягались, даже снимая сцены землетрясения — величайшей в Мексике катастрофы, какой не было со времен конкистадоров?!
 — Надо бы взглянуть самому.
 В загоне, где стоял мул, обычно перевозивший его багаж, Антонио достал и включил свой основной источник информации о мире — портативный телевизионный приемник на батарейках.
 — Коатлик показывают по телевидению «Ацтека», — запоздало напомнил Кикс. — По пятому каналу.
 Пока телевизор нагревался, Антонио крутил «усы» антенны, стараясь поймать сигнал. Горы служили своеобразным экраном, но если правильно сориентироваться, «снег», то есть помехи, в общем-то исчезал.
 На экране появились картины разрушений.
 — Да это же фильм ужасов! Показывают какого-то монстра! — воскликнул он.
 — Нет, все происходит на самом деле. Коатлик идет по земле.
 Проанализировав увиденное, Антонио пришел к выводу, что Кикс прав: это были натурные съемки. Да и самого монстра он не впервые видел: Коатлик — известная статуя из Национального музея антропологии. Только теперь она выросла до тридцати футов.
 Солдаты забаррикадировали перед ней дорогу. Статуя, приводимая в движение неизвестным пока способом, топтала бронемашины огромными каменными ногами, и они лопались, как ореховые скорлупки под ударами молотка.
 — Глядите! Она несокрушима!
 — Откуда ведется трансляция? — спросил Антонио.
 — Из района Оахака, мой господин.
 — Город Оахака не представляет для меня ценности. Да пусть она хоть весь штат захватит — мне-то что? В крайнем случае штат Оахака сделается буферной зоной между федералами и Чьяпасом.
 — Нет, нет, мой господин. Как вы не понимаете? Если вернулась Коатлик, значит, Тецатлипока и Вицлипуцли где-то рядом. А ведь это ваш смертельный враг, господин.
 — Тецатлипока является смертельным врагом Кецалькоатля.
 — Но ведь вы Кецалькоатль и есть! Так по крайней мере называют вас ацтеки в попытке присвоить себе. А они не имеют никакого права, поскольку приоритет за нами. Но пытаться — пытаются.
 — Мне, признаться, плевать, — отмахнулся Антонио.
 — Но по телевизору сказали, что за Коатлик следуют все «индиос».
 — Разве?
 — Именно! Телевизионщики упомянули и ацтеков, и миштеков, и даже майя.
 А вот это уже было серьезно. Антонио озабоченно вскочил на ноги и воскликнул:
 — Эта каменная баба подминает под себя мою же революцию!
 — Пора начинать контрреволюционную борьбу.
 — Что ж, Мехико может и подождать. Мы выступаем на Оахака!
 — Проклятые ацтеки еще пожалеют, что в их глупые головы закралась мысль похитить у нас нашу религию, наших богов и наших женщин! — подхватил подкоманданте Кикс.
 Антонио лично назначил команду из двадцати человек, которая должна была двигаться впереди главных сил.
 — Благодаря авангарду повысится наша маневренность, — пояснил Антонио. — Я, разумеется, пойду в первых рядах.
 Если бы Антонио Аркиле всего день назад сказали, что ему доведется вести хуаресистас в бой против врага высотой тридцать футов, он рассмеялся бы «сказочнику» в лицо.
 Впрочем, он был далеко не первым революционером, свихнувшимся под воздействием средств массовой информации.




 Глава 41


 Над джунглями Лакандона занимался рассвет. Небо очистилось. Снова блеснули совсем уже блеклые звезды.
 — Видите ту звездочку? — спросила Ассумпта, указывая пальцем.
 — Это не звездочка, — сказал Чиун, — а Венера. Обыкновенная планета.
 — Нет, звезда души и сердца Кукулькана, во имя которого мы сражаемся, — возразила девушка.
 Секундой позже с неба упала другая звезда.
 — А это, — сообщила Ассумпта, — согласно верованиям майя, означает, что один из древних богов отшвырнул докуренную сигару.
 — Ваши боги, стало быть, курят? — с недоверием осведомился кореец.
 — Таковы наши верования.
 — Стоит ли тогда удивляться, что женщины вашего племени таскают с собой стреляющие палки!
 Римо тем временем инспектировал тылы их маленькой армии. Замыкающим шел Уинстон Смит, который шаркал ногами и гремел своими железками как странствующий гуляка.
 — Как только ты решишь, что настала пора распрощаться с частью своего снаряжения, то тут же получишь мое согласие, — поставил его в известность Римо.
 — Ни за что! В снаряжении воина моего класса предусмотрено все до мелочей.
 — Скажу тебе одно: если ты будешь громыхать, как пустая консервная банка, то рано или поздно схлопочешь пулю.
 — Еще не отлита пуля, способная погасить Огнетушителя!
 — Смотри себе под...
 — Ох!
 — ...ноги. Вот это, например, корень, — закончил Римо.
 — Обращайтесь с ним бережнее, — вставила Ассумпта, — он страдает болезнью туристас.
 Чиун помахал Уинстону рукой, потом подошел к нему и, сунув руки в необъятные рукава кимоно, заявил:
 — Своим поведением ты компрометируешь родственников.
 — Отвали от меня, Вонг.
 Рука корейца взмыла в воздух, казалось, по своей собственной инициативе. Она едва коснулась спины парня, но эффект оказался весьма шумным.
 — Уй-уй-уй-ох!
 — А ну-ка извинись перед дедом, — сказал мастер Синанджу.
 — Ты мне не дед.
 — С прискорбием должен сообщить, что я — дальний родственник твоего отца.
 Уинстон некоторое время смотрел вслед удалявшемуся Римо, а потом, понизив голос, спросил:
 — Слушай, а его-то как зовут на самом деле?
 — Я не вправе разглашать информацию, — ответил мастер Синанджу и ускорил шаг.
 Разгорался день, и здешние птички пробудились ото сна. Пока Римо и его товарищи шли гуськом по узкой тропе, за ними с удивительным вниманием наблюдал огненно-красный макао, чья алая головка поворачивалась вслед идущим, словно оклеенная перьями миниатюрная телекамера слежения. Римо по-прежнему тащил на одном плече бесценный сундук учителя.
 — Я не из простого любопытства спрашиваю. Так как же мне его называть?
 — Спроси сам.
 Смит догнал Римо.
 — Послушайте, нас по-нормальному так и не представили...
 — Вот ужас-то, верно?
 — Я вам сказал про второе задание, а вы даже не поинтересовались, какое было первое.
 — А ты сначала спроси, хочу ли я об этом знать.
 — Я прикончил Магута Ферозе Анина, диктатора Стомика.
 Услышав краем уха эту новость, Чиун мгновенно подлетел к ним.
 — А тебе заплатили?
 — Нет, я расправился с ним бесплатно.
 — Пах! Нет, ты и в самом деле безнадежен.
 — Послушайте, но надо же мне было заработать хоть какую-то репутацию!
 — Репутация человека определяется количеством накопленного им золота. Не понимаешь?
 — Я — воин. Моя стихия — борьба. Оплата — вещь необязательная. Как получится. Кроме того, моя репутация в определенных кругах не требует подтверждения. Стоит только упомянуть об Огнетушителе, и все плохие парни бледнеют.
 — По-моему, ты сам слегка побледнел, — вставил Римо.
 Смит как-то странно дернулся и торопливо произнес:
 — Извините, черт. Я буду через минуту.
 — Всем стоять, — громогласно объявил Римо. — Огнетушителю надо облегчиться.
 — Между прочим, — произнесла Ассумпта, — для человека, которого несет, он еще очень хорошо держится.
 — Скажи, как давно вы знакомы? — осведомился Римо.
 — Со вчерашнего вечера. Вы знаете, о его подвигах написано столько книг!
 — Неужели? — притворно удивился Римо.
 Чиун зевнул.
 — Нет, правда! Он сказал мне, что по миру разошлось более сорока миллионов экземпляров.
 У мастера Синанджу даже глаза на лоб полезли.
 — Это правда, Римо? Сорок миллионов экземпляров?!
 — На книге, которую я обнаружил под деревом, значилась именно эта цифра.
 Глаза Чиуна превратились в узкие щелочки.
 Когда Уинстон вернулся со свидания с деревом сейба, внимание всех присутствующих сосредоточилось на нем.
 — Может, тебе шел процент с гонорара за эту белиберду? — осведомился кореец.
 — За какую белиберду?
 — Да за эти глупейшие романы с приключениями!
 — Нет.
 — Идиот!
 И перепалка возобновилась.
 — Все-таки настанет день, когда вы станете уважать меня за то, что я совершил, — довольно резко выпалил Смит.
 — Мы уважаем тех, кто превзошел наши науки и накопил достаточное количество золота, — отозвался мастер Синанджу. — У тебя же нет ни опыта, ни денег.
 — Когда-нибудь выйдет книга про мои подлинные деяния, и я смогу жить на проценты с изданий.
 — Только не рассчитывай, что тебе удастся так долго коптить небо, — хмыкнул Римо.
 — А между тем я их постоянно записываю. Откройте мой рюкзак и убедитесь сами.
 Римо остановился и полез в рюкзак. Извлек оттуда общую тетрадь в клеточку в черном коленкоровом переплете. На обложке был изображен огнетушитель с целым роем пуль, вылетавшим из его раструба.
 — Похоже на дневник.
 — Это летопись военных действий.
 — Ты, значит, все записываешь...
 — Конечно!
 — А если тебя схватят?
 — Меня хватали уже тыщу раз. И ничего никогда ни со мной, ни с дневником не случалось.
 Римо зашвырнул дневник подальше в джунгли.
 — Эй! Вы не имеете права! Это частная собственность.
 — Правило номер один: никогда ничего не записывай. Когда тебя схватят, твои же собственные записи будут свидетельствовать против тебя.
 — Еще не свита та веревка, на которой меня...
 — Ты вечная угроза сам себе, — заключил отец, поднимая какую-то вещицу, выпавшую из кармана сына. Оказалось, это крохотный пластмассовый огнетушитель.
 — Что еще за дрянь такая?
 — Своего рода икона. Когда я убиваю человека, то оставляю сию штуковину у него в руке. Или во рту — как когда. Один только вид ее повергает нашедшего в ужас.
 Заметив, что на тропинку упала еще одна крохотная модель, Римо сказал:
 — Точно так же ты мог бы сыпать хлебные крошки, чтобы помочь нашим преследователям.
 — Послушайте, вы, видно, не до конца понимаете особенности моей профессии...
 — Лучше бы ты сказал это тем, кто тренировал тебя в Центре подготовки морских пехотинцев, придурок.
 — Болван!
 — И вы что, все родственники? — удивилась Ассумпта.
 — Родство, надо сказать, весьма отдаленное, — пояснил мастер Синанджу, — и кровь весьма разбавлена.
 — А вас как зовут, любезный?
 — Меня зовут Чиун. Большего я сказать не могу.
 — Вы — майя?
 — Пах!
 — В нашем языке есть похожее слово — «чиен».
 Кореец явно заинтересовался:
 — Слушаю вас...
 — Что означает «обезьяна».
 — Пах! — только и вымолвил мастер Синанджу.
 — Вы и в самом деле напоминали «чиена», когда прятались от меня в кроне дерева, — сквозь смех произнес Уинстон.
 Последние слова Огнетушителя основательно проняли мастеров Синанджу, и они решили, что парень заслужил основательную взбучку. Смит получил представление о столь важном решении, когда они схватили его за пояс и зашвырнули в заросший ряской пруд вместе с рюкзаком и прочим снаряжением.
 Когда Уинстон вылез из воды и почувствовал под ногами твердую землю, он все же не преминул наградить и отца, и деда весьма нелицеприятными эпитетами.
 Мастер Синанджу тотчас сообразил, что Смит не так уж чисто вымылся, как им с Римо поначалу показалось, и лично вымыл Смиту рот с помощью мыла «Лава», что для этой цели торжественно извлекли из рюкзака.
 Теперь, похоже, Уинстон Смит стал куда покладистее, нежели в самом начале.




 Глава 42


 На пути в Оахаку команданте Эфраин Сарагоса неожиданно узрел сцену, которая наполнила его сердце яростью и страхом.
 Он встретил беженцев. Мексиканских беженцев. Пестрая компания состояла из городских чиланос вроде его самого и проживавших на окраинах и в сельской местности миштеков.
 — Монстр! — кричали они, размазывая по лицам слезы. — Монстр захватил Оахака!
 — В таком случае монстр обречен, — сообщил им свое мнение на сей счет Сарагоса.
 Беженцы двигались группками — или колективос — на мопедах и такси. Тоненькая поначалу струйка скоро превратилась в реку, а потом и в бурлящий людской поток. Дорога сделалась непроходимой.
 Сарагоса ехал в башне боевой машины пехоты. Она, как и бронетранспортер, двигалась на шести огромных колесах из литой резины, но в отличие от последнего имела на вооружении автоматическую пушку «бушмайстер» калибром 25 миллиметров. Кроме того, машина обладала удивительной подвижностью на поле боя.
 — Оставьте дорогу беженцам, перебирайтесь на обочину, — скомандовал Сарагоса своим подчиненным, следующим за ним.
 Бронеколонна съехала на грунт.
 Сначала они ехали по ровной местности, затем стали подниматься в гору, а потом преодолели и горы. «Солдаты доберутся до Оахаки, — думал команданте, — снова захватят его и положат конец сумасшествию, обрушившемуся на вполне цивилизованную нацию».
 Недалеко от города им встретилась горстка военных из казарм Монтесума. Прочь от Оахаки летели «хамви» и бронетранспортеры.
 Поравнявшись со встречной колонной, Сарагоса притормозил и грозно рыкнул:
 — Почему вы бежите, как жалкие трусы?
 Из башни бронеавтомобиля начальник казарм извлек телевизионный приемник. Теперь все желающие могли лично созерцать кошмарную богиню Коатлик, со всех сторон окруженную бесконечными рядами своих последователей и воинов «индиос».
 — Нас вытеснили из города превосходящие силы противника, — пояснил начальник казарм Монтесума.
 — Вы вооружены современным оружием. В руках же «индиос» я вижу одни только палки.
 — Я не «индиос» имею в виду. Ла Пондероса превзошла нас одной только своей энормидад. Она крушит танки ногами. И смахивает вертолеты с неба, как мух, стоит им только произвести первый ракетный залп. Ничто не в силах ее остановить.
 — Я получил приказ разделаться с нею.
 — Приготовьтесь к тому, что разделаются с вами. Адьес!
 Мотор боевой машины взревел, и она рванулась вперед.
 — Куда направляетесь? — крикнул на прощание Сарагоса.
 — В Чьяпас. А может, на Юкатан. Наверное, на Юкатане сейчас безопаснее всего.
 — Это дезертирство, командир!
 — Столица лежит в руинах, городом Оахакой правят демоны и «индиос». О какой присяге может идти речь? Разве что случится чудо...
 Разглядывая бронемашины и бронетранспортеры с деморализованными солдатами, стремившимися в сравнительно спокойный Чьяпас, несмотря на то что он захвачен повстанцами Верапаса, команданте Сарагоса испытал острое, как боль, желание присоединиться к ним.
 Но он был истинный солдат и настоящий патриот. И мечтал в один прекрасный день сделаться генералом.
 Поэтому он крикнул:
 — Возобновить движение! Мы следуем в Оахаку.
 Бронеколонна понеслась дальше. Временами ее трясло, поскольку остаточные толчки все еще продолжались.
 У солдат сложилось тягостное ощущение, что весь мир сошел с ума и катится в тартарары.
 Поэтому никто не удивлялся тому, что ожили старые боги Мексики.




 Глава 43


 В деревеньке, название которой Римо не отважился бы произнести снова, им недвусмысленно дали понять, что подкоманданте Верапас начал поход на Оахаку.
 — А что там, в Оахаке? — спросил Римо, когда Ассумпта перевела ему речь крестьян на английский язык.
 Девушка сама ответила на вопрос:
 — Ла Монструоза.
 — Что за монстр? — сразу же заинтересовался Чиун.
 — Тот самый, что исчез из столицы. Поговаривают, что в результате землетрясения она освободилась из заключения в павильоне музея.
 — Она? — переспросил Римо.
 — Си. Монстр имеет пол. Женский.
 Ученик и учитель переглянулись.
 — Уж не думаешь ли ты... — начал было Римо.
 — Быть не может!
 — А как называют этого монстра? — поинтересовался Римо.
 Ответ не требовал перевода:
 — Коатлик.
 — А почему вдруг Верапас решил биться с монстром?
 — Потому что люди верят, будто он бог Кукулькан, а бог Кукулькан — смертельный враг богини Коатлик.
 Из кантоны, находившейся неподалеку, донеслись громкие крики.
 — Кричат, что чудовище уже захватило город Оахаку, — объяснила Ассумпта. — Солдаты федеральной армии бежали.
 И снова послышался многоголосый гомон.
 — Монстр вроде бы успокоился и вот уже несколько часов находится в городе. Так что Чьяпас пока в безопасности.
 — Откуда они-то узнали? — спросил Чиун, кивнув в сторону крестьян из деревни.
 — Передвижения Коатлик показывают по телевизору на всю Мексику.
 — Пошли, папочка, — кивнул Римо, — пора взглянуть на весь этот маразм собственными глазами.
 Они двинулись в кантону.
 Точно такой же интерьер, как и в предыдущем ресторане. У стены работал телевизор, а вокруг рядами стояли стулья. Все места занимали местные жители в белых техасских шляпах. Телевизор, правда, был не черно-белый, а цветной.
 На экране несокрушимо, как скала, красовалась Коатлик, закованная в непроницаемый панцирь из танковой брони и чем-то напоминавшая жука. Вокруг вовсю веселились и плясали толпы «индиос».
 — Интересно, что они едят? — поинтересовался Римо, обратив внимание на лужицы крови вокруг.
 — Людей. Они едят человечину, — отозвался Чиун.
 — И сколько времени все это продолжается? — спросил Римо, ни к кому особенно не обращаясь.
 — Со вчерашнего вечера, — ответила Ассумпта.
 Римо увлек Чиуна в сторону и понизил голос.
 — Или это самый длинный в моей жизни фильм о монстрах, или дела принимают крутой оборот, папочка.
 Глаза Чиуна превратились в полыхнувшие адским огнем щелочки.
 — Это Гордонс.
 — Кто? — с любопытством спросил Уинстон Смит.
 — Не твоего ума дело! — рявкнул Римо.
 — Что вы мне все запрещаете? В конце-то концов, кто вы такой, мой так называемый папаша?
 Римо открыл было рот, чтобы отбрить сына, но неожиданно передумал и снова обратился к учителю:
 — Если это Гордонс, то как ему удалось превратиться в такого великана?
 — Я сейчас спрошу, — предложила свои услуги Ассумпта.
 Прежде чем Римо успел ее остановить, она бросилась к местным жителям и в самом деле кое-что выяснила.
 — Мне сказали, что Коатлик пожирает людей с того самого момента, как она оказалась за пределами столицы. Чем больше она ест человечины, тем быстрее растет.
 — Гордонс способен на такое?
 Чиун с каменным выражением лица еще раз взглянул на экран телевизора.
 — Разумеется.
 — Здесь есть телефон? — тотчас засуетился Римо.
 Кто-то из зрителей указал на допотопную деревянную будку из тех, какими пользовался Кларк Кент в самом начале своей карьеры. Выцветшими черными буквами на будке было намалевано ТЕЛЕФОНО.
 Римо попытался связаться со Штатами, но ему сообщили, что это выльется в четыре тысячи долларов.
 — Мексиканских или американских?
 — Американских. У мексиканцев — песо, сеньор.
 — Грабеж среди бела дня! — возмутился Римо.
 Телефонистка сразу же отключилась.
 Римо пришлось снова набирать номер агентства и подзывать другую телефонистку — и все для того, чтобы узнать, что цена подскочила до пяти тысяч долларов, поскольку Римо упомянул о кредитной карточке.
 Как только его соединили со Штатами, он принялся вновь и вновь накручивать диск в надежде, что сработает система связи со Смитом.
 Как ни странно, у него получилось. В трубке послышался кислый голос шефа КЮРЕ.
 — Скажите, Смит, что у вас слышно о событиях в Мексике?
 — Говорят, положение там катастрофическое.
 — Ситуация хуже, чем вы думаете. Вы слышали что-нибудь о монстре, который сеет смерть в Оахаке?
 — Ничего.
 — Странно. В Мексике его шествие давно показывают по телевидению. Похоже на возродившегося мистера Гордонса.
 — Что?!
 — На этот раз он подрос до тридцати футов. Так что готовьтесь к неприятностям, Смит.
 — Гордонса лишили всякой возможности действовать. Вы сами меня в этом уверили.
 — Точно. Но надо было стереть его в порошок, чтобы исключить нежелательные последствия.
 — Зачем? Идол Коатлик был возвращен музею на реставрацию. Как-никак, статуя — национальное достояние Мексики. Ваша же миссия с той поры считалась законченной.
 — Не надо было нас сдерживать!
 — Вы утверждали, что дело сделано, — с жаром возразил Смит.
 — Довольно! — вскричал Чиун, хлопнув в ладоши.
 Вырвав у Римо трубку, мастер Синанджу тотчас перешел к делу:
 — О, Император, зачем ворошить прошлое? Лучше проинструктируйте нас. До сих пор мятежнику Верапасу удавалось счастливо избегать встречи с нами, но мы преследуем его. Кроме того, эта новая проблема в Оахаке тоже требует нашего внимания. Итак, что вы решили?
 — Ликвидируйте обоих. И чем скорее — тем лучше. Скажем, к вечеру сегодняшнего дня.
 — Сделаем.
 — Исполняйте свой долг. — Смит повесил трубку.
 — С кем это вы разговаривали? — спросил Уинстон, когда мастера Синанджу присоединились к остальным. Ассумпта стояла у двери, высматривая, не идут ли солдаты.
 — Тебе-то что за дело? — осадил его Римо.
 — То есть как? Ведь вы говорили с дядей Харолдом? Скажите, он справлялся обо мне?
 — Твое имя не упоминалось. У нас был деловой разговор.
 — Отлично. В таком случае мое почтение. Мы с Ассумптой будем действовать самостоятельно. Я не нужен вам, а вы — мне.
 — Мы, например, отправляемся в Оахаку, — заявил Римо.
 — А мы двинемся на поиски подкоманданте Верапаса.
 — Собственно, мы все к нему направляемся.
 Уинстон вскинул свой верный «хелфайр» и прицелился прямо в лицо отцу.
 — Эта штучка должна убедить вас, что я избираю свой собственный путь.
 Римо взглянул на оружие в трясущихся руках Огнетушителя.
 — А что, эта штуковина все еще работает?
 — Работает. Я заменил пули.
 — Стало быть, если я отберу ее, то вполне смогу ею же тебя и прикончить?
 — Попробуйте! Не забудьте только, что я могу голосом отдать ей приказ об отмене стрельбы.
 — Да что ты?!
 — Точно! Вы бросаетесь на меня, хватаете мое оружие, а я при этом произношу только одно слово: «Отмена».
 — Отмена, — повторил механический голос из крохотного динамика, и в автомате Уинстона что-то щелкнуло.
 — Черт бы вас побрал! — разозлился Уинстон и нажал какую-то кнопку на стволе. Вспыхнула лампочка, и Смит снова наставил оружие на отца.
 — Слишком медленно, — упавшим голосом произнес он.
 — Да уж, — согласился Римо и совершенно неожиданно для последнего спокойным голосом произнес: — Отмена.
 — Отмена, — покорно согласился с ним металлический голос, и лампочка погасла.
 — Бог мой! — воскликнул Уинстон. — Он же не был запрограммирован на ваш голос! — Смит заметно сник.
 Римо отнял автомат у сына.
 — Ладно, пока не доберемся до Верапаса, будем играть за одну команду, идет?
 — Верните мне мою вещь!
 — Веди себя как положено, тогда и верну.
 Они вышли из кантоны. Ассумпта тут же заторопилась на поиски попутной машины.
 — Эту штуку разработало ЦРУ, — сообщил Уинстон после долгого молчания.
 Римо окинул его презрительным взглядом.
 — Ну и?..
 — Она запрограммирована узнавать мой и только мой голос!
 — Может, что-то разладилось в механизме?
 — Но ведь ваш-то голос она признала!
 Римо ничего не ответил. Ему не понравилась направленность разговора.
 — Знаете, о чем я думаю?
 — Сомневаюсь, что ты вообще думаешь, — усмехнулся Чиун.
 — Я думаю, что этому есть вполне логичное объяснение. И притом одно-единственное.
 — Какое же? — осведомился Римо.
 — Судя по всему, вы из ЦРУ. Ну, признайтесь, что так оно и есть.
 — Если бы у тебя были мозги, ты бы вспомнил, что агент ЦРУ никогда ни в чем не признается.
 — Ага! Сами льете воду на мою мельницу.
 — Поздравляю — твои выводы вовсе не соответствуют действительности, — хмыкнул Римо.
 — И все-таки уже теплее, — буркнул мастер Синанджу.
 — Чиун! — воскликнул Римо, предупреждая ненужные откровения старика.
 — Наше слово несколько длиннее. Оно состоит из четырех букв. Начинается с "К"и кончается на "Е".
 — Вот дьявольщина! Стойте, сейчас угадаю. Я знаю наизусть названия и обозначения всех разведывательных учреждений. КАНЕ?.. КОРЕ?..
 — Молодец, совсем тепло! — воскликнул Чиун.
 — Остановимся на КАРЕ, — предложил Римо. — Если тебе так уж важно знать, на кого мы работаем, пусть будет КАРЕ.
 Уинстон нахмурился.
 — А разве это не благотворительный фонд?
 — Это крыша, — коротко отозвался Римо.
 Поодаль Ассумпта о чем-то договаривалась с незнакомым толстяком в бейсболке с надписью «Фронте Хуаресиста де либерасьон насьональ».
 — Такими темпами нам Верапаса не догнать, — прошипел Уинстон.
 — А что, есть другие предложения? — поинтересовался Римо.
 — Хорошо бы раздобыть вертолет.
 — Сначала лучше бы пилота — в том, разумеется, случае, если вертолет, о котором ты толкуешь, не игровой автомат с дыркой, куда юнцы кидают четвертаки, чтобы позабавиться.
 — Нас учили управлять вертолетом.
 Римо скептически прищурился.
 — А ты не врешь?
 — А я когда-нибудь врал?
 — Как же, не далее чем пару минут назад, — хмыкнул Чиун.
 — Послушайте, если мы раздобудем вертушку, я вас отсюда вывезу.
 — Неподалеку от армейского блокпоста есть площадка для геликоптеров, а на ней вертолет.
 — Давайте съездим и посмотрим на месте, — предложил Римо.




 Глава 44


 Когда занялся рассвет первого после великого землетрясения дня, солнечные лучи с трудом пробивались сквозь дымную мглу, затянувшую небо от Мехико до Оахаки.
 Из кратера вулкана Дымной горы тянулся сероватый шлейф, полностью закрывая солнце.
 Конечно, чернильный сумрак ночи рассеялся, но Тонитуа, бог Солнца, не торопился рассыпать по земле свои благословенные золотистые дротики.
 Потом появились тучи, окончательно лишив тех, кто внизу, малейших проблесков солнечного света.
 На главной площади Оахаки «индиос» наперебой обсуждали это событие. Они легли спать под звездным небом, а проснулись среди коричневого душного сумрака.
 — На небе не видно солнца!
 — Смотрите, солнце пропало!
 — Верни солнце, Коатлик. Заставь его сиять!
 Но богиня осталась глухой к мольбам своих почитателей.
 И тут верховному жрецу Родриго Лухану пришла в голову отличная идея — надо придать особое значение этому первому рассвету новой эры, не благословленному солнцем. Лухан с неохотой привстал, отстранившись от возлежавших сапотекских девушек, которых он только что дефлорировал.
 — Согласно воле Коатлик, вам не следует видеть солнце в первый день возрожденной империи сапотеков! — прокричал он собравшимся.
 — Что же нам делать? Расскажи!
 — Наша мать жаждет наших сердец. Надо принести в жертву Коатлик человеческие сердца, и тогда снова проглянет солнце.
 Среди собравшихся то тут, то там зазвучало:
 — Чьи сердца?
 — Я сам назову тех, чьи сердца помогут Коатлик вернуть солнце. Постройтесь рядами!
 Они выстроились — не очень охотно и без спешки. Впрочем, ни один не сбежал и не уклонился от исполнения долга. И тогда Родриго Лухан двинулся вперед.
 Окидывая взглядом каждого, он переходил от одного почитателя Коатлик к другому, хлопая по макушке избранную им жертву тяжелым жезлом из орехового дерева.
 Спустя некоторое время десять человек лежали у ног Коатлик. Тотчас на свет появился обсидиановый нож, тускло отсвечивавший черным полированным лезвием.
 — О, Коатлик, наша могучая мать. Ради тебя я извлекаю эти сердца и посвящаю твоей беспристрастной любви!
 Богиня взглянула вниз ничего не выражающими, пустыми глазами. Она излучала спокойствие и равнодушие — даже змеи с бронированными харями не шевелясь лежали у нее на плечах.
 Черный клинок раз за разом вздымался над жертвами, рассекая кожу и плоть и ломая ребра. Ловкие удары ножом вспарывали аорту и прочие более мелкие сосуды.
 Первое «сердцеизвлечение» оказалось на редкость кровавым, и Верховный жрец старался направить бившую из артерий и вен алую жидкость всех последующих жертв по возможности в сторону. Не то чтобы он презирал или не любил кровь — просто густая вязкая субстанция залепляла ему глаза и мешала действовать ножом.
 Когда было покончено с десятой жертвой, ноги Коатлик уже буквально омывались кровью.
 Вокруг послышались приветственные крики — ликовали все, за исключением нескольких миштеков. У последних имелась на то вполне веская причина: все десять человек, принесенных в жертву богине, имели характерный для миштеков тип лица.
 Богиня хладнокровно поглотила и сердца казненных, и их выпотрошенные тела, и даже, что называется, умылась их кровью. Все шло в дело, все увеличивало мощь и силу Коатлик.
 Церемония завершилась, и глаза собравшихся устремились к небу в ожидании обещанного солнца. Между тем послышался отдаленный рокот, но отнюдь не рокот приближающегося остаточного толчка.
 Грянул гром, полыхнула молния и пошел дождь.
 И тут сердца последователей Коатлик сжались от страха, ибо дождь, хлынувший из черных туч, и сам был черен, словно отпугивающая чернильная жидкость каракатицы.
 Содрогнулся даже Верховный жрец Родриго Лухан — по его рукам, по подбитой перьями и кроличьим мехом мантии, а главное — по каменно-стальному телу великой матери струились черные потоки.




 Глава 45


 Казармы Чьяпаса оказались пустыми, когда часом позже Римо и компания высадились из видавшего виды «шевроле-импала» неподалеку от опорного пункта федералов. Для того чтобы нанять хотя бы такую ржавую колымагу, Римо пришлось воспользоваться кредитной карточкой, но по этому поводу пусть волнуется Смит.
 Вертолет, впрочем, стоял на месте. Самый обычный транспортник, переделанный в боевую машину: ему приклепали к фюзеляжу направляющие для ракет и подвесили контейнер с автоматическими пушками Гатлинга.
 Плохо то, что вертолетик вмещал только двух пассажиров. Вернее, трех, но в перегрузочном варианте, вследствие чего третьему пришлось бы сидеть скрючившись за спинками сидений.
 Чиун сразу же разрешил проблему третьего пассажира — на свободное место за спинками он установил свой расписанный птицами сундук.
 — Если вы не поняли главного, то довожу до вашего сведения, что мест на всех не хватит, — объявил Уинстон Смит, повесив рюкзак на спинку пилотского кресла.
 — Девушке придется остаться, — отрезал мастер Синанджу.
 — Ассумпту я не брошу.
 — Тогда придется остаться вам обоим.
 — Кто же тогда будет управлять вертолетом? — чуть ли не в один голос воскликнули Римо со Смитом.
 — Я, — заявил Чиун.
 Остальные почему-то усомнились в мудрости такого решения, что весьма недвусмысленно отразилось на их лицах.
 — Давайте сначала выясним, может ли он летать, — предложил Уинстон и залез в кокпит вертолета. Устроившись в пилотском кресле, он нажал на педаль и взялся за ручку управления. Лопасти пришли в движение, вертолет затрепетал, будто норовистый жеребец перед скачками.
 — Горючего маловато! — крикнул из кабины Уинстон. — Нужно наполнить бак и захватить парочку канистр в придачу.
 Римо огляделся. Неподалеку стояла хибарка из алюминиевых листов, от которой за милю несло бензином. Вручив Ассумпте конфискованный у Смита «хелфайр», он направился к строению. Римо уже почти добрался, когда натужный рев мотора заставил его обернуться.
 Вертолет взлетал. Уинстон протянул руку Ассумпте и помог ей забраться внутрь.
 Чиун что-то верещал диким голосом и размахивал широченными рукавами кимоно.
 Римо с места взял под шестьдесят. Но добежав до стартовой площадки, понял, что его шансы невелики.
 И еще он увидел сквозь прозрачный плексиглас улыбающуюся рожу Уинстона и прочитал по губам единственное, обращенное к нему, Римо, слово:
 — Сосунок!




 Глава 46


 — Что происходит? — спросила Коатлик.
 Лухан поднял глаза к небу. Небеса по-прежнему имели мрачный коричневый оттенок, более того, вокруг стемнело еще, поскольку над слоем коричневого смога плыли лиловые грозовые тучи.
 — В таких случаях мы обычно употребляем очень старую поговорку: «Февраль — безумный месяц, но март — самый безумный из всех».
 — Объясните смысл сказанного.
 — Дело в том, что самая плохая в году погода у нас в феврале, за исключением марта.
 — Значит, самая плохая погода у вас в марте.
 — Совершенно верно.
 — Почему же в вашей поговорке упоминается февраль?
 — Но это же так по-мексикански, — рассмеялся Лухан. — Кому как не тебе знать об этом, Коатлик. Ведь из нас всех ты самая мексиканская мексиканка!
 Коатлик ничего не ответила. Да и с какой, спрашивается, стати? Ведь он, Лухан, говорил очевиднейшие вещи.
 Дождь лил как из ведра. Он уже превратился в водопад, где каждая струя была толщиной с палец. Площадь Зокало буквально залита черной дождевой водой.
 В небе вдруг полыхнуло, что было привычным делом для марта по всей территории страны. От Мехико до Акапулько. За молнией последовал раскат грома, но на сей раз земля не дрогнула. Ни при чем тут был и вулкан Попо, находившийся слишком далеко, чтобы его могли услышать в Оахаке.
 — Слышите? — воскликнул Родриго Лухан. — Рокочут барабаны предков! Теперь взгляните, как отвесно и часто падает дождь. Это слезы очищения, которые они проливают, радуясь за нас!
 И снова зловещий рокот прокатился по долине и завершился громом чудовищной силы, похожим на взрыв огромной петарды.
 Страх отразился на запачканных грязной водой лицах. Лухан же все взывал и взывал к «индиос».
 — Идите сюда! Не стойте под навесами, выходите на площадь. Помните, вы снова хозяева долины! Танцуйте! Пойте! Занимайтесь любовью под дождем! Наша великая мать позволяет вам делать все, что взбредет в голову!
 — Я чувствую опасность, — между тем произнесла богиня.
 — Что ты говоришь, Коатлик?
 — Я говорю, что приближается опасность.
 На юго-западе снова полыхнуло, и в голубом свете молнии четко вырисовывались очертания гор.
 Дождь по-прежнему поливал главную площадь города, наполняя и без того уже полную чашу городского фонтана.
 — Что за опасность? — удивился Лухан.
 — Приближается сильнейшая гроза с громом и молнией.
 — Ну и что? Обычные электрические разряды и только.
 — Но моя система не имеет защиты от молний.
 — Система?
 — Ну да. В моей основе лежит сложная схема. Если молния ударит в меня, у меня могут перегореть предохранители.
 — Предохранители?
 — Мне нельзя здесь находиться, принимая во внимание тот факт, что я самое высокое сооружение в данной местности на мили вокруг.
 — Предохранители?! — повторил Лухан. — Но ведь ты богиня!
 — Я андроид, приспособленный для выживания в любых условиях.
 — Ты — Коатлик.
 — Я в опасности, — заявила богиня, увидев, как все ее почитатели и сторонники кинулись в разные стороны в поисках укрытия.
 Гром между тем грохотал все сильнее, и зигзаги молний уже исчертили все небо. Казалось, гроза концентрирует все свои силы над Оахакой намеренно, чтобы осуществить некий, одной только ей известный план.
 — Молния неумолимо приближается, — сообщила Коатлик загробным голосом, передав тем самым свое волнение Верховному жрецу Родриго Лухану.
 — Гони ее прочь, Коатлик!
 — Я не могу.
 — Но ведь ты богиня!
 — Я — андроид, предназначенный для выживания в любых условиях, у которого повреждена система защиты и приспособляемости. В настоящий момент я не в состоянии принять другую, более приемлемую форму. В попытке обезопасить себя я вынужден был поглощать окружавшую меня разнородную субстанцию во все больших и больших количествах. Мне надо было обеспечить нормальную работу центрального процессора.
 — Центрального процессора? — тупо переспросил Родриго Лухан. Шум дождя эхом отдавался в его ушах, а холодные капли, стекавшие по рукам, напоминали прикосновение чьих-то холодных пальцев.
 — Я самое высокое сооружение на мили вокруг, — еще раз многозначительно произнесла Коатлик. — Во мне нет заземляющего устройства, если молния ударит...
 — Молния не причинит тебе вреда.
 — Повторяю, от удара молнии сгорят предохранители моей и без того поврежденной системы. Тогда я потеряю способность двигаться. Или вообще перестану существовать.
 — Вообще? Это невозможно!
 — Раньше я ни с чем подобным не сталкивался. Научи, что мне делать!
 — Хорошо, научу. Дай только подумать. Знаешь, что говорила мне мать? Когда гремит гром и сверкает молния, нужно прижаться к земле.
 — Я не в состоянии выполнить подобное задание. Моя нынешняя форма не имеет сочленений или других подвижных шарниров вроде колен автоматов из мяса. Если я лягу на землю, то подняться уже не смогу.
 — В таком случае надо подыскать убежище.
 — Во мне целых тридцать футов! Такое убежище вряд ли найдется.
 — Маленьким я от дождя и грозы укрывался под деревом, — вспомнил Лухан.
 — Но здесь нет ни одного дерева, под которое можно было бы спрятать мои тридцать футов.
 — Эль арбол дель Туле!
 — То есть?
 — Всего в миле или двух отсюда растет огромное дерево. Древний кипарис. Поговаривают, что ему две тысячи лет. Туристы со всего света съезжаются посмотреть на него. Если ты встанешь посреди его древних сапотекских веток, то спасешься.
 Подняв колонноподобную ногу, Коатлик развернулась в нужном направлении. Поливаемая черными дождевыми струями, она медленно двинулась на юго-восток. В сердце Лухана снова закрался страх. Если богиня боится молнии, значит, ему есть чего опасаться. Как раз в этот момент на горизонте снова полыхнуло.
 — Скорее, Коатлик! — воскликнул жрец. — Я сам поведу тебя. — В глубине души он тихо радовался, что, находясь в гигантской тени Коатлик, он в безопасности — нацеленная на него молния неминуемо поразит богиню. Это, разумеется, будет ужасной драмой, но он, Родриго Лухан, выживет и получит возможность и впредь отправлять функции Верховного жреца.
 Поскольку священник вполне может обойтись без живого бога, а вот бог без священника — никогда. Не божественное это дело — руководить верующими. Разве не так?




 Глава 47


 Оказалось, что транспортный вертолет мексиканской армии — тяжеловат на подъем и до крайности медлителен. Уинстону пришлось лететь прямо над верхушками деревьев. В каком-то смысле это было даже неплохо, поскольку высоколетящий медлительный объект легче сбить с земли.
 Под Уинстоном и Ассумптой понеслись зеленые холмы и долины Мексики. По плексигласовому фонарю кабины потекли черные мутные струйки дождя.
 — Надеюсь, мы узнаем Верапаса с воздуха, — пробормотал Уинстон.
 — Он возглавляет многочисленную армию. Мы его не пропустим, — высказала свое мнение Ассумпта.
 — Да, резонно.
 Девушка вопросительно взглянула на Смита.
 — Скажите, почему мы оставили наших спутников на земле? Я до сих пор не понимаю смысла этого вашего маневра.
 Огнетушитель нахмурился, он ждал этого вопроса.
 — Что ж, — раздумчиво произнес он, — лучше сказать тебе правду.
 — Ну и?
 — Дело в том, что они наемные убийцы ЦРУ.
 Ассумпта от удивления рот раскрыла.
 — И старик тоже?
 — О! Этот — самый опасный. В совершенстве знает суперкунг-фу.
 — Ну и ну! Хотя они и в самом деле вели себя несколько странно.
 — Вот-вот. Ты же видела, как они со мной обращались? Как с мальчишкой. Со мной-то — бывалым воином! Никто не смеет обращаться с Огнетушителем как с каким-нибудь сосунком и придурком!
 — Но раз они платные агенты и убийцы ЦРУ, зачем вы меня им представили?
 — Откуда же я знал? Мне удалось выяснить их истинную сущность, только когда мы топали по лесной тропинке.
 — Топали?
 — Ну, это военный жаргон, так что не бери в голову.
 — А мне нравится слово «топать»! Я буду топать с вами повсюду, Блейз.
 — Лучше зови меня Уиннер, значит «победитель». Сокращенно от Уинстон.
 — А вы согласны повсюду топать со мной, Винни? Смит озадаченно моргнул. Новое прозвище живо напомнило ему прочитанную в детстве книгу о веселом медвежонке.
 — Ладно. Ты только не очень-то циклись на всем этом. Прежде всего надо закогтить Верапаса.
 — Я еще не говорила вам, что женщины-хуаресиста имеют право выбирать себе любого мужчину, причем не спрашивая его самого?
 — Нет, не говорила.
 Девушка с шумом втянула в себя воздух.
 — Так вот, я решила выбрать вас.
 Смит едва не поперхнулся.
 — Правда?
 — Си. И мне не стыдно признаться, что вы первый, с кем мне хочется заняться любовью.
 Руки Уинстона, сжимавшие штурвал, внезапно вспотели, и он шепнул себе под нос так, чтобы она не слышала:
 — И ты у меня тоже...
 В душе Уинстона почему-то родилось крайне обременительное для него чувство: теперь он не знал, как ему действовать дальше.




 Глава 48


 По мере приближения к Оахаке команданте Сарагоса все чаще поглядывал на экран телевизора. Впрочем, ужасный черный дождь сделал прием затруднительным. То ли дождь, то ли близлежащие горы так повлияли на антенну, но только смотреть телевизор стало почти невозможно.
 Сквозь черные струи дождя и белый «снег» помех ему, однако, удалось заметить, что монстр, пробираясь сквозь траурные потоки воды, движется к какой-то известной лишь одному ему цели.
 Сверкнула молния, и сразу же вокруг загрохотало.
 — Санта Мадре де Диос! — воскликнул команданте. — Ну почему бы молнии не ударить прямо в этого каменного демона? Тогда нам бы не пришлось вступать в бой, исход которого весьма сомнителен.
 — Может, помолиться? — предложил сержант.
 — Кому? — спросил Сарагоса. — Кому молиться-то?
 — Пусть половина личного состава молится старым мексиканским богам, а вторая половина — нашим католическим святым. Думаю, из них те, кто сильнее, не откажут нам в помощи.
 Мысль показалась Сарагосе интересной, и через минуту весь личный состав бронеколонны, задернув тенты и брезентовые крыши своих бронетранспортеров, уже возносил горячие молитвы всем богам. Солдаты лишь изредка поднимали головы и сквозь щелочки в брезенте вглядывались в горизонт. Сарагоса же по-прежнему сосредоточенно исследовал телеэкран.
 Чудовище по имени Коатлик между тем размеренно шагало в неизвестном направлении. Ее каменный панцирь пестрел различными значками поглощенных ею танков и бронемашин. Те же примерно обозначения красовались на броне боевых машин колонны Сарагосы. И потому в голове команданте роились не слишком веселые мысли.
 Неожиданно на экране что-то ярко вспыхнуло.
 — Господь услышал наши молитвы! — взревел Сарагоса, разобрав тушу Коатлик, сверкнувшую с ног до головы от ослепительно голубых сполохов электрических разрядов. Впрочем, дождавшись, когда свечение прекратится, несокрушимая богиня замаршировала дальше.
 — Нет, — сокрушенно покачал головой сержант. — Ей помогли наши древние боги.
 Несмотря на то что команданте отдал приказ молиться католическим святым, поскольку лояльность древних богов была под вопросом, солдаты в основном возносили молитвы старым каменным истуканам. Тем более что при сложившихся обстоятельствах их воплощение — богиня Коатлик — демонстрировала явные преимущества перед святыми чиланос.




 Глава 49


 «Как-то все слишком удачно получилось», — размышлял над превратностями судьбы Алирио Антонио Аркила.
 Его хуаресистас без труда просочились из штата Чьяпас в штат Оахака, не встретив на своем пути ни малейшего противодействия частей федеральной армии. Как ни крути, выходит, федералы пошли на это сознательно.
 — По-моему, армейские хотят, чтобы мы сразились с Коатлик, — обратился Верапас к Киксу, когда они остановились на отдых.
 Землю поливал надоедливый дождь. Он нес с собой мельчайшие черные частицы, отчего униформы хуаресистас стали темными и липкими на ощупь.
 — И сразимся. Разве мы не майя?
 Из влагоотталкивающего чехла подкоманданте извлек телевизор.
 На экране, словно ящер эпохи динозавров, медленно переставляя тумбообразные ноги, по-прежнему передвигалось чудовище. Они проверили его расположение по карте, запаянной в прозрачный пластик.
 — Мы примерно в тридцати минутах ходьбы от демона, а он, между прочим, движется нам наперерез, — заметил Антонио.
 — Ничего, прихлопнем, — уверенно заявил Кикс. Верапас тут же решил, что именно Кикс возглавит первую атаку на монстра, а вслух произнес:
 — Куда же он все-таки идет?
 — Тут сомнений быть не может, — пробормотал Кикс, постучав пальцем по карте. — Он движется к кипарису Туле.
 Антонио нахмурил брови.
 — С чего ты взял? Ведь кипарис всего-навсего дерево.
 — Может, хочет укрыться от дождя?
 Поскольку лучшего объяснения не нашлось, Верапас решил, что настала пора выступать. Приближался момент истины. Если ему, Антонио Верапасу, удастся разделаться с монстром, его престиж скакнет до заоблачных высот. Наверняка после этого и сам Эль Президенте будет вынужден назвать его своим лучшим другом.




 Глава 50


 Верховный жрец Родриго Лухан пробирался сквозь черный дождь вдоль шоссе номер 190 в направлении Санта Мария дель Туле.
 Они с Коатлик миновали поросшие буйной зеленью холмы, которые из-за дождя приобрели зловещий траурный оттенок. Родриго, впрочем, не обратил никакого внимания на их оскверненную красу.
 Ну прежде всего он и видел-то еле-еле. Во-вторых, Лухан полностью сосредоточился на дороге, поскольку Коатлик не имела представления, куда идти. И в-третьих, он двигался по шоссе без ставшего уже привычным плаща с капюшоном. Пришлось бросить его у дороги, поскольку черный дождь насквозь промочил его и Родриго измучился под непомерной тяжестью.
 В каком-то смысле даже хорошо, что он скинул одеяние жреца. Ибо приближение очередных молнии и громового удара Лухан распознавал по мгновенной концентрации в воздухе небесного электричества, отчего волосы у него на руках топорщились.
 То, что между небом и землей через равные промежутки времени возникала материальная связь в виде яркой вольтовой дуги, парализовало волю жреца. Луханом овладела паника. И он изо всех сил стремился оставаться под прикрытием своей чудовищной каменной матери, шагая у нее между ног.
 В небе снова громыхнуло. Лухану показалось, что взорвался склад с боеприпасами.
 Коатлик остановилась как вкопанная, и все ее тело мгновенно полыхнуло искрами от многочисленных электрических разрядов.
 Когда к Родриго снова вернулся слух, он услышал скрежет металлических деталей, составлявших единое целое с каменным остовом богини: она возобновила движение.
 — Ты жива, Коатлик! — обрадовался Лухан.
 — Я выживаю. Я просто обязана выжить.
 — Мы выживем вместе — ты и я! — с энтузиазмом воскликнул Родриго и последовал за богиней.
 И снова волосы у него на руках встопорщились. В воздухе подозрительно запахло озоном, и Лухан нырнул под спасительные каменные юбки своей могучей покровительницы.
 На сей раз, памятуя предыдущий опыт, он благоразумно заткнул уши.
 Оглушительный грохот и последовавший за ним толчок сбил его с ног. А Коатлик засветилась, как поджариваемый на открытом огне гамбургер: ее стальная броня сразу же отреагировала на сильнейшее грозовое поле.
 Сполохи наконец прекратились, но богиня осталась недвижимой.
 Родриго выполз из своего укрытия и воздел руки к небу.
 — О, Коатлик! Великая мать! Ты еще жива? — Ответом ему стал звук дождя, барабанившего по стальной шкуре богини. Казалось, само Провидение посмеялось над мечтами Верховного жреца о создании новейшей империи: один удар молнии — и все его замыслы обратились в прах. Вот она — отповедь разгневанных небес.
 А потом появились солдаты.


* * *

 Команданте Сарагоса видел, как на каменную громаду Коатлик обрушился второй сильнейший удар, после чего глыба замерла и наступила мертвая тишина.
 Секундная стрелка часов сделала полный круг, отсчитав шестьдесят секунд. Он подождал еще минутку, потом еще одну.
 — Наши молитвы не пропали даром, — заявил он во всеуслышание.
 Внутри боевой машины пехоты кто-то разразился сдавленными ругательствами, и Сарагоса понял, что солдат возносил молитвы за противную сторону. Ну и черт с ним! Католические святые спасли Мексику — вот что главное.
 Оставалось только вовремя прибыть на место происшествия, а затем уже всю жизнь купаться в лучах славы.
 — Быстрее, — закричал он, высунувшись из люка, — быстрее! Победа за нами!


* * *

 Они окружили боевыми машинами застывшего на месте голема, перекрыв таким образом все пути к отступлению. По телевизору, должно быть, смотрелось здорово — уж в этом-то Сарагоса нисколько не сомневался. Вертолеты, которые по-прежнему висели в небе, вели круглосуточную трансляцию по телевидению на всю убитую горем страну, призывавшую своего очередного спасителя, то есть его, Сарагосу!
 Из БМП он выпрыгнул первым. Выпрыгнул и направился к монстру с одним только автоматом «хек-лер-и-кох» под мышкой.
 У ног демона ростом с хороший дом копошился какой-то маленький полуголый человечек.
 — Ты кто? — удивился Сарагоса.
 — Я тот, кого покинули, — прорыдал в ответ несчастный.
 — Понятно. Ты — «индио».
 — Моя великая мать покинула меня, — проблеял тот.
 Бедняга имел такой жалкий вид, что Сарагоса решил не обращать на него внимания. Взглянув через плечо, он проследил за движением снаряженных телекамерами вертолетов и принял наиболее эффектную позу. Затем, вскинув автомат, открыл стрельбу по закованной в железные пластины чудовищной глыбе.
 Отскакивая от брони, защелкали пули. С таким же успехом он мог бы расстреливать Коатлик леденцами. Ничего не произошло. Монстр, разумеется, не упал. А Сарагоса так надеялся! Подобное зрелище потрясло бы всю многомиллионную аудиторию телекомпании «Ацтека».
 — Солдадос! Подходите сюда. Надо стрелять всем вместе, чтобы повергнуть этого бегемота на землю! — крикнул команданте, с сожалением расставаясь с мыслью о том, чтобы войти в историю в качестве «Сарагосы — победителя великанов».
 Солдаты, похоже, не очень торопились отдавать на волю случая свои мягкие — из плоти и крови — тела. Однако хочешь не хочешь — приказ надо выполнять. Они окружили чудовище и застыли в мрачном молчании.
 — Откроем сосредоточенный огонь прямо ей в сердце, так что она опрокинется на спину и уже никогда больше не поднимется, — объяснил Сарагоса солдатам свой замысел.
 Федералы выстроились в шеренгу, начали стрелять. Пули ложились очень кучно и кое-какой эффект все-таки произвели. Кусок брони на груди статуи отделился от монолита и, высекая при падении искры, грохнулся на асфальт.
 — Вива Сарагоса! Да здравствует Сарагоса! — завопил команданте в надежде, что солдаты подхватят победный клич и он долетит до микрофонов на вертолетах.
 Долетел его вопль до микрофона или нет — так и осталось тайной, поскольку, найдя уязвимое место на груди каменной богини, пули вызвали своего рода цепную реакцию, которая выглядела столь величественно, что о кличах и криках тут же пришлось забыть.
 Богиня стала разваливаться на куски, вернее, тяжелые броневые плиты.
 Обломки сыпались дождем, поэтому солдатам пришлось отойти на безопасное расстояние. Вот тут-то им и открылась суть происходящего: броня отслаивалась отнюдь не под воздействием пуль!
 Тело разрушалось, поскольку Коатлик сама разламывала свое убежище — словно змея во время линьки.
 Она отбрасывала все тяжелое и ненужное, чтобы теперь уже налегке возобновить путешествие.
 — Диспарен! — приказал Сарагоса.
 И его солдаты снова открыли огонь по коричневой, уже без металлических вкраплений каменной громаде. Но, увы, пули только высекали искры из камня.
 Федералы, суеверно крестясь, торопливо попятились к своим бронетранспортерам.
 — Да, это Коатлик, — прошептал Сарагоса.
 И тут среди всего личного состава возобладал здравый смысл. Солдаты попрыгали в броневики, мгновенно завели двигатели и с лязгом покатили к спасительному Юкатану.
 Вполне вероятно, что затяжной дождь, зависший в воздухе черной пеленой, помешал камерам заснять что-либо путное. Впрочем, не важно. Эфраин Сарагоса получил весьма наглядный урок. Слава — ничто, пустой звук. Главное — это жизнь! Кроме того, в круг его обязанностей схватки с ходячими каменными болванами отнюдь не входили.
 Так-то вот.




 Глава 51


 — Я вот тут подумал... — начал было Уинстон Смит, перекрывая шум мотора и обращаясь к Ассумпте.
 — Си?
 — Так вот. Я подумал и решил, что мы с тобой ведем полную опасных приключений жизнь, и опасность подстерегает нас на каждом шагу. Она столь же привычна для нас, как бобы и рис. В любой момент нас могут ухлопать, как мух.
 — Что ж, ты недалек от истины, — согласилась Ассумпта.
 — Как только мы присоединимся к Верапасу, ничего уже нельзя будет гарантировать. Уже завтра — да что там завтра, — сегодня вечером над нами нависнет смертельная угроза. Даже сейчас наши шансы выжить примерно пятьдесят на пятьдесят.
 — Это верно, чилито мио.
 Уинстон моргнул.
 — Что-что?
 — Мой маленький зелененький перчик чили, — потупилась Ассумпта.
 — Да, так что я хотел сказать? Ага. Почему бы нам по причине всего вышеизложенного не посадить на землю эту сбивалку для яиц и не заняться любовью прямо сейчас? И тогда — что бы ни случилось с нами потом — мы могли бы по крайней мере сказать, что узнали настоящую любовь, прежде чем проститься с жизнью.
 — У нас мало горючего...
 — Да-да, конечно, но не хотелось бы, чтобы нехватка горючего как-то повлияла на твое решение.
 — Сначала заправимся, а уж потом предадимся любви, как настоящие герильерос.
 — Здорово, — сказал Уинстон. — По-моему, в-о-о-н та полянка выглядит на редкость привлекательно.
 Вертолет стал снижаться над избранным Уинстоном прибежищем любви. За секунду до посадки, однако, машина едва не взмыла — казалось, вмиг вылились все остатки топлива и корпус стал легче. «Да, надо будет основательно покопаться в моторе», — подумал Смит.
 Заглушив двигатель, парень повернулся к Ассумпте.
 — Вот мы и приземлились.
 На фоне прозрачного козырька кабины точеное лицо девушки смотрелось как античная камея. И Уинстон нагнулся к ней, чтобы поцеловать. Их руки одновременно ударились о рукоятки управления. Ассумпта расхохоталась, а потом прижала губы ко рту Смита. Он тотчас задался вопросом: просовывать девушке в рот язык или подождать? Первые поцелуи всегда какие-то хаотичные и не поддаются логическому объяснению...
 Где-то снаружи послышался громкий стук, и звук этот властно вмешался в их молчаливую прелюдию любви. Уинстон, впрочем, не обращал внимания.
 Звук повторился. На сей раз уже куда громче.
 Ассумпта в страхе отпрянула от любимого.
 — Что это?
 Тот оглянулся и увидел чью-то физиономию, расплющившуюся о прозрачный плексиглас кабины.
 — Ложись! — крикнул парень и потянулся к своему верному «хелфайру».
 Прежде чем он успел вскинуть оружие, дверца кабины распахнулась и впустила внутрь поток холодного черного дождя. Вместе с ливневыми струями в кабину проникла могучая безжалостная рука.
 Смита выбросило из кабины. Он упал на спину, вслед за тем кто-то втоптал в грязь его автомат. Вспыхнув от ярости, он поднял глаза на нападавшего.
 И встретил взгляд своего предполагаемого отца. Не сказать, что взгляд этот излучал нежность.
 — Вы что, с неба упали? — прорычал Уинстон.
 — Волшебники обычно тайн не раскрывают, — хмыкнул Римо.
 — Отличный марш-бросок! И время рассчитали по минутам!
 — Оставь, чилито. Теперь для тебя настал вечный комендантский час. И знай — мы слышали каждое твое слово.
 — Как же вам удалось?
 Римо ухватил парня за воротник и рывком поставил на ноги. Смит заметил рядом и старого корейца, взгляд которого тоже не сулил ничего хорошего.
 — Отпустите его, вы, янки из ЦРУ! — закричала Ассумпта. — Он мне все про вас рассказал. Но помните, вам никогда не победить господина Верапаса!
 — В настоящий момент у нас проблема посерьезнее.
 — И какая же? — прорычал Уинстон.
 — Монстр. Срочно требуется твоя помощь, поскольку нам надо до него добраться.
 — Монстр? Да вы что, в игрушки со мной играете?! Огнетушитель не сражается с чудовищами. Попросите об этом лучше Раймонда Бера.
 — Поскольку он умер, выбор пал на тебя.
 После этой фразы Уинстон почему-то оказался в кресле пилота. Прямо как малое дитя, которого строгий воспитатель усадил на высокий детский стульчик.
 Кореец тоже залез в кабину и, скрестив ноги, уселся на крышку своего живописного сундука.
 Уинстон взглянул на Римо, все еще мокнущего под дождем.
 — А вы как же?
 — Давай взлетай! Я уж как-нибудь пристроюсь на шасси.
 — Так вот, значит, как вы меня достали!
 — Прошел слух, что ты несколько медлителен.
 — Я не согласен.
 И все же Смит снова взлетел. Сидящий у него за спиной старик указывал ему, куда лететь, тыкая в нужном направлении пальцем с длиннющим остро заточенным ногтем. Временами Уинстон ощущал прикосновение жуткого ногтя к пояснице и испытывал не слишком приятное чувство, будто его кололи кончиком раскаленной добела иглы.


* * *

 Увидев чудовище, Уинстон Смит сразу же изменил свое мнение о монстрах.
 — Вот это да! Вы только взгляните на ее размеры! Знаете что? Давайте-ка ее взорвем!
 — Ни в коем случае, — запротестовал Чиун. — Я тебе запрещаю.
 — У нас на борту есть противотанковые ракеты и автоматическая пушка Гатлинга. Да мы ее с землей сровняем!
 — Нет, — повторил кореец.
 — Скажите хотя бы почему?
 — Перво-наперво, запомни — это чудовище нельзя победить, пока функционирует его мозг. Необходимо уничтожить мозг, в противном случае мерзавец сможет вновь собрать себя по частям и принять новую, возможно, более совершенную форму.
 — И все?
 — А еще вот что — вместо нас чудесно справится молния.
 Подлетев ближе, они увидели, что монстр, словно пробитый трансформатор, ослепительно искрит во всех направлениях. Чудище качнулось, сделало еще несколько шагов, но второй удар небесного электричества окончательно его доконал, и оно остановилось. От него, потрескивая, отлетали зеленые и золотые искры.
 — И что теперь? — поинтересовался Уинстон.
 — Посади-ка этот миксер где-нибудь поблизости, — сказал Чиун. — Да поторапливайся! У нас очень мало времени.
 — А может, сначала все-таки пострелять?
 Словно в ответ на его предложение к висевшей на внешней подвеске пушке потянулась здоровенная рука, без видимых усилий оторвала контейнер от основы и отшвырнула его прочь.




 Глава 52


 Казалось, они атакуют под перекрестным огнем артиллерии. Вспышки и громыхание следовали снова и снова, превращая тусклое утро в жаркий день. От них содрогалось и полыхало само небо. На лицах хуаресистас, маршировавших следом за Антонио Аркила, ясно читался страх. Руки партизан, сжимавшие АК-47 и АР-15, тряслись то ли от холода, то ли от испуга.
 Всякий раз, когда они замедляли шаг, Аркила подбадривал и воодушевлял их.
 — Смотрите! — воскликнул он, поднимая телевизор так, чтобы всем было видно. — Монстр навлекает на себя молнии. Они бьют только в Коатлик.
 — Боги справедливы, — заключил кто-то, правда, без всякого энтузиазма.
 С каждым шагом лица хуаресистас темнели все сильнее.
 Антонио хотел было обругать маловеров, но поостерегся. Он-то в богов не верил. Впрочем, неизвестно, согласился бы он отказаться от собственного обожествления со стороны своих простодушных сторонников, будучи всего лишь сыном кофейного плантатора.
 Прошло совсем немного времени, и телевизор не понадобился.
 На горизонте возник кипарис Туле.
 Антонио слышал о нем, но никогда раньше не видел. Поговаривали, что дереву около двух тысяч лет. Со стороны кипарис здорово смахивал на гигантскую плакучую иву. Его толстые ветви согнулись под тяжестью лет, образуя огромный непроницаемый шатер-купол. Листья нервно трепетали под непрекращающимся ливнем. Дерево это было старше креста Спасителя, и, хотя Антонио в крест не верил, он невольно затаил дух при виде самого древнего на свете растения.
 Снова полыхнула молния. Дерево в голубоватом отсвете напомнило Антонио негатив, с которого можно было отпечатать фотографию самого угрожающего свойства.
 Оказывается, негатив запечатлел и монстра: когда глаза Антонио малость пообвыкли, он впервые увидел Коатлик.
 Она двигалась прямо к кипарису. Огромное дерево несколько скрадывало ее размеры, и потому ее внешность не казалась уже столь фантастической и устрашающей. С того места, где находились хуаресистас, богиня выглядела обыкновенной глиняной статуей, возведенной неподалеку от средних размеров дуба.
 И тем не менее в плечах Коатлик не уступила бы трем широкоплечим мужчинам, а ростом превзошла бы пятерых.
 Оглянувшись, Антонио заметил, как оставшиеся в строю бойцы майя осеняли себя крестным знамением. Количество их заметно уменьшилось, но Антонио отнюдь не осуждал их за дезертирство. Уж слишком сверхъестественным представлялось зрелище бредущей к кипарису Коатлик! Но куда более странным был тот факт, что зигзаги всех молний устремлялись именно к каменной богине и никак не затрагивали громадное дерево, хотя оно и занимало здесь господствующее положение. Значит, проблемой каменного идола всерьез занялись высшие, небесные силы.
 — Как знать? Очень может быть, что нам не придется ничего делать, — покачал головой Антонио.
 В эти минуты он менее всего думал о славе и своем имидже спасителя отечества. Просто происходящее казалось невероятным, непостижимым, сюрреалистичным.
 Между тем, несмотря на молнии и разноцветные искры электрических разрядов, монстр упрямо двигался вперед, теряя по пути последние, еще оставшиеся на его каменной шкуре броневые плиты.
 Затем последовал еще один удар, спаливший и взорвавший, казалось, всю Вселенную. Грохот был страшный, а последствия — и того страшнее. Антонио и его герильерос попадали на землю. Когда к ним снова вернулось зрение, выяснилось, что Коатлик застыла без движения. Она вновь превратилась в каменное изваяние и не шевелила ни рукой, ни ногой.
 — Пошли, — бросил Антонио, поднимаясь на ноги. — Настало время встретиться с ацтекским узурпатором лицом к лицу.
 Партизаны осторожно приблизились к статуе. Теперь за плечами у Антонио стояла всего лишь горстка храбрецов. Остальные разбежались кто куда. Какая разница? Когда он победит, хуаресистас вернутся. С желанием или без, но вернутся.


* * *

 Родриго Лухан вглядывался в недобрые небеса, вновь и вновь метавшие молнии в его великую мать. Впрочем, неба-то он как раз и не видел — так, какое-то зеленоватое пятно среди черных траурных туч. Когда он закрывал глаза, перед ним снова полыхали молнии: нигде не было от них спасения.
 Он ничего не слышал. Уши по-прежнему отказывались воспринимать звуки, зато громовые раскаты так и гремели у него в голове, добивая истерзанный фантомами мозг.
 — О, великая мать! Ты слышишь меня?
 Но Коатлик отказывалась отвечать.
 Упав к ее ногам, Лухан разразился жалобными рыданиями, и слезы его смешивались с дождевой водой, которая не ведала ни жалости, ни снисхождения.


* * *

 Антонио шел впереди. Сердце его, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Он испытывал страх, хотя и всячески гнал его от себя. Не то чтобы Аркила был храбрецом, просто все будущее зависело теперь от его поведения в этом Богом забытом месте вдали от любезных его сердцу джунглей Лакандона.
 Антонио собственными глазами видел, что Коатлик почти добралась до спасительной кроны кипариса. Более всего дерево походило на окаменевшее, вернее, одеревеневшее извержение вулкана. Ствол его под грубой корой покрылся тысячью морщин от сотен и сотен прожитых лет.
 — Коатлик, — позвал Антонио. — Приветствую тебя, существо, воздвигнутое воображением. Ты почти добежала до укрытия, но под конец тебе не повезло. И теперь твоя песенка спета.
 Коатлик ничего не ответила и не двинулась с места. Ее остекленевшие глаза смотрели прямо на дерево.
 Аркила обошел вокруг статуи. Одна ее нога чуть приподнялась в последней тщетной попытке сделать шаг вперед. Находясь рядом, Антонио поразился ее величине, хотя, конечно, дерево всегда и всех подавляло своей грандиозностью.
 Между ног богини, скрючившись, прятался какой-то полуголый человек.
 Аркила присел на корточки.
 — Кто такой?
 Человек взглянул на него пустыми оловянными глазами.
 — Я ослеп. Вспышка молнии лишила меня зрения.
 — Тебе еще повезло — ведь ты лежал прямо на пути у монстра. Еще немного, и чудище раздавило бы тебя, как улитку.
 — Я бы с радостью принял такую смерть, если бы это хоть чуть-чуть помогло моей великой матери, — печально произнес слепой.
 — В таком случае тебе предстоит печалиться весь остаток жизни, поскольку опустить ногу ей уже не суждено. С Коатлик покончено.
 Продолжая стенать, человек залез под гигантскую стопу и попытался поцеловать пятку богине. Он, однако, был настолько измучен, что не сумел дотянуться до камня губами, и, таким образом, его абсурдная акция провалилась.
 Антонио оставил его в покое — он опасности не представлял. А вот кружившие над головой вертолеты... На удивление, удары грома и вспышки молний прекратились как по волшебству. Казалось, небесная артиллерия посчитала свою миссию выполненной. Геликоптеры между тем подлетали все ближе и ближе.
 Они по-прежнему вели трансляцию, и Антонио решил продемонстрировать зрителям незабываемое действо. Он обратился к верной когорте своих последователей:
 — Подойдите ко мне, хуаресистас. Я торжественно заявляю, что ацтекская революция завершилась. Идол больше не ходит. Теперь хозяева положения — мы. Давайте докажем это перепуганным гражданам Мексики.
 Майя, ступая осторожно, будто по битому стеклу, приблизились к своему лидеру. Антонио продолжил:
 — Надо повалить узурпатора на землю, чтобы он развалился на тысячу кусочков. Таким образом мы продемонстрируем всей стране свою мощь и справедливость нашего дела. Считайте это политическим актом.
 — Но как мы ее повалим? — спросил Кикс. — Статуя такая большая!
 — Разве вы не видите, что монстр балансирует на одной ноге? Мы дружно толкнем его, он и потеряет равновесие.
 Майя попятились. Больно уж странная и опасная работа!
 — Покажи нам как, господин Верапас. Руководи нашими руками, — заблеяли они.
 Отложив автомат, Антонио уперся ладонями в приподнятую ногу монстра. «Почему бы не показать? — подумал он. — Чудовище-то сдохло».
 Нога монстра оказалась отнюдь не холодной, как он ожидал. Не было в ней и абсолютной твердости камня. В сущности, она показалась довольно мясистой на ощупь. От неожиданности Антонио отпрянул. Майя, как по команде, тоже отступили.
 — Что случилось? — осведомился Кикс. Антонио потер ладони друг о друга. Надо же, какие влажные и липкие. Словно коснулся холодной глины или огромного мертвого тела.
 — По-моему, это твоя задача, — сказал он, обращаясь к Киксу. — Поскольку ты настоящий «индио», тебе первому предоставляется честь повергнуть в прах фальшивое божество.
 — Но ведь Кукулькан — вы.
 — Твой господин Кукулькан предоставляет такую честь тебе.
 Судя по всему. Кикса одолевали сомнения, но он, подстегиваемый криками соплеменников, вынужден был подчиниться. Он положил руки на чуть приподнятую ногу чудовища. Судя по брезгливому его лицу, прикосновение мертвой влажной плоти пришлось ему не по вкусу. Впрочем, с ним ничего не произошло.
 Приободрившись, Кикс обратился к партизанам: — Помогите, о, братья!
 Майя бросились на помощь и сгрудились вокруг Кикса. Ухватили статую за жирные лодыжки и принялись раскачивать во всех направлениях в надежде опрокинуть. Но тщетно — статуя была слишком массивной, и усилий жалкой кучки людей не хватало. Коатлик молча пучила глаза, разглядывая копошившихся у ее ног, словно муравьи, майя.
 Пока они судили и рядили, как быть дальше, от роя висевших над головой вертолетов отделился один и пошел на посадку, намереваясь приземлиться в непосредственной близости от каменной туши Коатлик. Прежде чем посадочные лыжи машины коснулись земли, с одной из них ловко соскочил и откатился вбок человек. В противном случае вертолет обрушился бы на него всей своей тяжестью.


* * *

 Римо точно рассчитал время прыжка. Откатившись в сторону, он тут же вскочил на ноги, подбежал к садившемуся геликоптеру и, когда лопасти последнего замерли, распахнул дверцу.
 Уинстон Смит, Ассумпта и Чиун выбрались наружу. Впрочем, Уинстону пришлось сразу же вернуться в кабину.
 — Знаешь, мне будет легче разобраться со всем этим без твоего участия. Договорились? — сказал Римо.
 Уинстон смерил монстра глазами.
 — А с чем тут разбираться? Похоже, вечеринка кончилась, и мы явились к шапочному разбору.
 — По-моему, ты не отдаешь себе отчета в происходящем.
 — Отчего же? У меня есть глаза. И они убеждают меня в том, что каменная туша стоит без движения. Ее поливает дождь — вот и все.
 — Слушай, пусть выводы делает тот, кто знает толк в подобных штуках, о'кей? Чиун, понаблюдай, пожалуйста, за парнем — да и за девушкой заодно. Если дело примет лихой оборот, взлетай не раздумывая.
 Мастер Синанджу кивнул:
 — Будь осторожен, сынок. Не рискуй зря.
 Уинстон от удивления часто-часто заморгал.
 — Он что, ваш сын?
 — По духу, молодой человек, по духу.
 С этими словами мастер Синанджу сосредоточил все свое внимание на Римо, чтобы как можно лучше видеть происходящее.


* * *

 Римо приближался к эпицентру событий. Дождь лил не переставая, и маленькая белая церквушка рядом с кипарисом сверху до низу покрылась черными разводами от частичек вулканического пепла.
 Из дверей церквушки вышел священник. Он нес с собой золотое распятие и, подобно Римо, направлялся к монстру.
 Римо перехватил его на полдороге.
 — Вам, падре, было бы лучше туда не соваться. Дело еще далеко от завершения.
 — Господь поразил идола, лишил его зрения и возможности передвигаться, но мне, рабу Божьему, необходимо изгнать злого демона, который вселился в статую.
 — Все равно, падре. Не ходите туда. Пусть монстром займется профессионал.
 Священник, однако, не отступил. Принимая во внимание характер развернувшихся здесь недавно событий, следовало признать, что держался он на редкость мужественно.
 Дорогу Римо преградила горстка хуаресистас. Римо сразу понял, что перед ним партизаны, поскольку они носили черные лыжные шапочки с масками, придававшими им сходство с членами олимпийской сборной лыжников Сербии.
 — Стой где стоишь, — скомандовал один из них на хорошем английском. — Мы собираемся ниспровергнуть тушу этой проклятой Коатлик на глазах у всего просвещенного человечества.
 — Только через мой труп. Монстр — мой!
 — Нет, монстр наш. Мы его доконали. И, между прочим, это существо женского пола.
 Говоривший был выше ростом, нежели прочие хуаресистас. Он сжимал в зубах короткую трубку, и глаза его полыхали, как два изумруда.
 — Вы — Верапас? — поинтересовался Римо.
 — Да, я подкоманданте Верапас. А вы кто?
 — Гаситель монстров, — ответил Римо.
 — Что за чушь...
 — Повторяю, монстр мой. Я первый его увидел. Отойдите в сторону и дайте возможность с ним разделаться.
 Верапас от возбуждения щелкнул пальцами.
 — Только через мой труп.
 — Благодарю за приглашение, — сказал Римо и приступил к разоружению хуаресистас, используя новейшие методы.
 Двое сразу же начали в него стрелять. Римо бросился вперед. Со стороны могло показаться, что ему не терпится заполучить пулю. Так по крайней мере думали те, кто нажимал на курок. Так думал и священник, который сразу же упал на землю и прикрыл голову руками.
 Римо же просто-напросто хотел направить стволы вражеских автоматов вверх. Неуловимым движением руки он изменил положение автоматов хуаресистас, и те принялись стрелять в белый свет, как в копеечку.
 Потом он отступил на шаг, сложил руки на груди и стал ждать.
 Пули из автоматов партизан летели строго вертикально. Когда же «индиос», поняв свою оплошность, опустили стволы и изготовились снова открыть огонь, крохотные свинцовые мухи достигли апогея, после чего на мгновение зависли в воздухе и стали падать вниз.
 Упавшие в прямом смысле с неба кусочки свинца продырявили несколько макушек, в результате чего их обладатели рухнули на землю и забились в судорогах. Правда, в ту же секунду на их место шагнули новые хуаресистас, желавшие во чтобы то ни стало заменить павших.
 — Скажите быстро-быстро «массированная травма», — обратился к ним Римо и, подхватив упавших герильерос за волосы и маски, как следует раскрутил трупы. Затем он швырнул их навстречу подходившим резервам врага.
 Летевшие по воздуху вперед ногами мертвецы угодили в неприятельских солдат толстыми подошвами тяжелых военных ботинок и, внеся немалую сумятицу в их ряды, повергли их наземь. Сами же убитые рикошетом отлетели в стороны и повисли на ветках деревьев, напоминая издали коричневые полиэстровые мешки, набитые переломанными костями и прочей дрянью.
 Подкоманданте Верапас прижал приклад своего АК к плечу и навел оружие на Римо.
 — Не смейте приближаться ко мне, янки!
 Римо даже глазом не моргнул.
 — Я серьезно!
 Средний сустав указательного пальца Верапаса побелел от напряжения. Римо сделал шаг в сторону. Одна очередь, другая. Римо и не подумал подсчитывать количество выпущенных пуль. В него так много раз стреляли за прошедшие годы, что он чисто инстинктивно ощущал, когда пустел магазин АК.
 Итак, патронов у подкоманданте больше не было, Римо приблизился к нему вплотную и небрежно завязал ствол узлом.
 Верапас отпрыгнул назад, не сводя с противника расширившихся от изумления зеленых глаз. Трубка выпала у него изо рта и теперь валялась под ногами.
 — Кто вы такой, черт возьми?
 — Вы можете быстро-быстро произнести фразу «духовная практика вне телесной оболочки»? — в ответ проговорил Римо.
 — Могу, конечно. Только зачем?
 Римо оглянулся. В кабине стоявшего на земле вертолета виднелись лица Уинстона Смита и Ассумпты. Правда, из-за дождя ему не удалось разобрать их выражения. В своем приказе Харолд В. Смит обговорил, что смерть Верапаса должна выглядеть как естественная кончина. Чтобы общественность спокойно проглотила это, не стоило умерщвлять его при свидетелях.
 — Ладно, забудьте, — бросил Римо. — И вот еще что. Погуляйте где-нибудь поблизости, пока я не решу, как с вами быть.
 Верапас поднял трубку и воткнул ее себе в рот.
 — Вы не вправе мне приказывать! Я — герой Мексиканской революции. Мужчины меня боятся, а женщины — обожают. Мой портрет красуется в журналах. Я — будущее Мексики, а будущее убить невозможно.
 Римо уже было собрался отключить нервную систему подкоманданте, когда вдруг услышал у себя за спиной странные булькающие звуки, отчасти напоминавшие латынь.
 Резко обернувшись, он заметил священника, стоявшего у самых ног Коатлик. Тот вздымал к небу крест и вдохновенно произносил какое-то похожее на молитву заклинание. По всей видимости, процесс изгнания злых духов шел вовсю.
 — Падре, я же просил вас держаться подальше!
 Священник словно не слышал. Он коснулся золоченым крестом лодыжки монстра. Металл звякнул о камень, и тотчас каменные недра богини раздвинулись и поглотили крест.
 Коатлик качнулась, басовито заурчала и сделала шаг вперед.




 Глава 53


 Каменный бегемот качнулся и перенес вес своего огромного тела на вынесенную вперед ногу. Секундой позже Римо уже находился на расстоянии трехсот футов от Коатлик. Под мышкой у него верещал священник. Отпустив его, Римо пожелал церковнику доброго пути.
 Тот со всех ног кинулся к дверям храма. Римо остался на месте, готовый или отступить, или нанести удар. Все зависело от развития событий. Римо уже неоднократно встречался с различными воплощениями мистера Гордонса и испытывал своего рода уважение к нечеловеческим возможностям последнего сокрушать любого недруга.
 Подготовка Синанджу не предусматривала борьбу с тридцатифутовыми гигантами. Тем не менее Римо успел заметить, что монстр не слишком хорошо удерживает равновесие. Спустя секунду его гигантская нога ступила на землю; тотчас послышался сдавленный крик и хруст человеческих костей, приглушенный шумом падающего дождя.
 Римо оглянулся. Верапас прогуливался неподалеку. Значит, погиб не он.
 В этот момент нога монстра лишилась опоры, ибо существо, которое Гордонс раздавил, превратилось в подобие скользкой смазки. Гигант замер, раскинув в стороны короткие каменные ручки, словно человек на льду замерзшего озера.
 Увы, он опоздал. Нога безостановочно ехала вперед, а вместе с ней, сам того не желая, катился и монстр. В попытке сохранить равновесие он пригнулся, глядя прямо на гигантский кипарис Туле.
 Наклон, однако, оказался слишком резким. Его огромная, квадратная голова врезалась в толстые сучковатые ветви. Некоторые из них сломались, остальные спружинили, обдав каменную глыбу облаком грязных дождевых капель.
 Когда Гордонс-Коатлик ничком обрушился на землю, он несколько раз конвульсивно дернулся, сотряс почву глухим ударом и наконец замер.
 Черный ливень по-прежнему монотонно барабанил по его каменной шкуре.
 К ноге Гордонса прилипла некая субстанция, походившая на комок жевательной резинки с тем лишь отличием, что она имела цвет раздавленной клубники.
 Римо решил подойти к каменной глыбе поближе.
 — Черт, — бросил он, обратив внимание на останки человека на клешнеподобной ступне чудища. — Интересно, кто это?
 — Какая разница? — произнес подкоманданте Верапас, в свою очередь, приближаясь к каменному остову.
 Римо присмотрелся. Оказалось, при падении статуя развалилась на части. Голова отвалилась от тела. Ну и хорошо — в прошлый раз мозг Гордонса как раз находился в голове.
 — Охо-хо, — произнес он, заметив, что каменное плечо накрыло толстенный, вылезший из-под земли корень дерева.
 — Что-нибудь не так? — осведомился Верапас. — Уж если эта громада упала, стало быть она мертва.
 — Она касается корня...
 — Ну и что?
 — Мерзкая статуя поглощает все, к чему ни прикоснется.
 — Значит?..
 — Значит, это существо, вполне возможно, воплотилось в дерево.
 — Но ведь тело-то его по-прежнему лежит перед нами?! — воскликнул Верапас.
 Римо тщательно осмотрел точку соприкосновения каменного плеча Коатлик с корневищем.
 — Черт, черт, черт! Теперь придется срубить дерево, чтобы увериться в гибели мерзавца.
 — Ха! Срубить кипарис Туле! С равным успехом вы могли бы попытаться разбить кулаком луну. — Из-за спины Верапаса раздался чей-то писклявый голос.
 — Нам придется сделать все возможное, чтобы разделаться с Гордонсом!
 — Коатлик, — поправил Верапас. — Ее зовут Коатлик.
 Римо удивленно обернулся.
 — Чиун, я кажется просил тебя не отходить от вертолета?
 — Я и не отходил. Но сейчас моя квалификация и мой опыт нужнее здесь, нежели где бы то ни было еще. — Закатав рукава кимоно, мастер Синанджу продемонстрировал собравшимся свои обнаженные руки с десятью длинными ногтями чудовищной остроты и прочности на пальцах.
 Потом он подплыл к распростертому на земле каменному идолу и скептически его осмотрел.
 — Хелло, здесь все нормально? — произнес он.
 Ответа не последовало. Только дождь барабанил по базальтовой шкуре Гордонса-Коатлик.
 Чиун постучал по камню и, склонив голову, прислушался к стуку.
 — Хелло, здесь все нормально? — повторил он. Эта фраза являлась приветствием и своего рода паролем Гордонса. Правда, он на свой лад заучил формулу вежливости, прибавив к «Хелло» еще три слова.
 — Вполне возможно, он лишь прикинулся мертвым, — насторожившись, произнес Римо.
 Приняв соответствующую позу, мастер Синанджу ударил ребром ладони по плечу статуи.
 От страшной громады откололся большой кусок. Заметив, что он представляет собой обыкновенный каменный монолит, мастер положил его на землю и снова ударил. На сей раз пяткой.
 От удара камень превратился в пыль. Без всякого признака металла или металлической крошки.
 Чиун снова приблизился к статуе и отколол еще один кусок, который тут же прошел обработку ногами. И снова камень обратился в пыль, в которой не было признаков металла.
 Избрав таким образом путь к достижению цели, кореец снова сжал кулак, выставив, однако, указательный палец.
 Затем действуя ногтем, словно мясник ножом, он принялся отсекать от каменной туши один каменный пласт за другим. И вот уже базальтовые бифштексы громоздятся один на другом.
 — Помощь нужна? — осведомился Римо.
 Кореец даже не оглянулся.
 — Почему зеленоглазый все еще дышит? — в свою очередь спросил он.
 — Потому что.
 — Это не ответ.
 — Если ты помнишь, его смерть должна быть обставлена, как естественная. А у нас полно свидетелей.
 — Удар «Гром дракона» как раз предназначен для такого рода случаев.
 — Уж не обо мне ли речь? — поинтересовался Верапас.
 — Нет, — разом ответили ученик и учитель.
 Кореец ни на секунду не прекратил своего занятия, продолжая пластовать каменное мясо монстра до тех пор, пока не открылся корень, при падении придавленный базальтовым плечом Гордонса.
 — Что-то слишком легко все получается, — заметил Римо. — Ты уверен, что моя помощь тебе не нужна?
 — Не пытайся примазаться к моей славе победителя человека-машины.
 — Да я вовсе и не примазываюсь! Просто хочу напомнить, что Гордонс поскользнулся на теле раздавленного им мексиканца. А до этого молнии скорее всего пережгли все его предохранители.
 — Пах! Совпадение — и только. Зато в книге деяний Дома Синанджу золотом напишут, что Чиун Великий в упорной борьбе победил Мексиканского колосса.
 — Неужели ты и в самом деле весь этот бред занесешь в книгу?
 — Я Верховный мастер Синанджу, — заявил Чиун, продолжая трудиться над торсом. — И мое гусиное перо заносит в книгу деяний одну только правду.
 — И все равно как-то уж слишком легко все у тебя выходит, — хмыкнул Римо и решил ускорить дело: принялся кромсать ноги идола.


* * *

 Алирио Антонио Аркила, будучи отнюдь не дураком, стал потихоньку пятиться. Он понятия не имел, кто эти двое, но прекрасно осознал, что в науке разрушения и убийства — они асы. К тому же к числу его почитателей они, по-видимому, не относились. И потом, гринго, по всей видимости, уже считали его покойником, а это было весьма и весьма неприятно. Вертолет незнакомцев стоял неподалеку, и хотя сам Антонио управлять машиной не умел, он заметил, что в кабине кто-то сидел — скорее всего пилот. «Во всяком случае, рискнуть стоит», — подумал Аркила. Вдруг пилот на его стороне? «Стрекоза»-то ведь принадлежала мексиканской армии!
 Ринувшись к вертолету, Антонио споткнулся о толстый корень вечного дерева. Он потерял равновесие и, чтобы не упасть ничком, выставил руку вперед.
 К несказанному удивлению Антонио, корень ожил и, обвив его грудь, как удав, прижал к земле. Аркила окончательно осознал печальную реальность, когда попытался было вскрикнуть, но не смог по причине полного отсутствия воздуха в грудной клетке.
 По мере того как секунда шла за секундой, его зеленые глаза, похожие на глаза птицы Кецаль, все больше расширялись от ужаса. Корень же совсем обнаглел: его шершавые отростки проникли в открытый рот несчастного и что-то сунули тому в пищевод. Довольно тяжелое, оно легко скользнуло в желудок, обдав слизистую холодом. Более всего предмет напоминал Антонио стальной шар.
 Впрочем, когда шар докатился до желудка, Антонио уже не заботила нехватка кислорода — да и вряд ли что вообще заботило. Потому что его мозг прекратил свое существование.


* * *

 Римо остановился на минутку, чтобы передохнуть.
 — А ведь мы провозимся целый день, — озадаченно произнес он.
 — Не провозимся. Главное — не отвлекаться, — ответил Чиун и снова замахнулся.
 Он трудился с ожесточением и теперь обрабатывал колени истукана, вернее, места сочленений. Пласты каменного мяса уже громоздились горой.
 С другой стороны, плоть Коатлик местами была органического происхождения. Несколько раз даже выступала самая настоящая кровь.
 Короче говоря, грязная выдалась работенка, но мастер Синанджу не сдавался. Всякий раз, когда отваливался очередной пласт базальтовой «говядины», он тщательно осматривал его на предмет наличия в нем элементов электронного мозга Гордонса. Суть его составлял небольшой ассимилятор — или аппарат для выживания и уподобления. Стоило мастерам Синанджу уничтожить или разбить в прежние времена какую-нибудь очередную форму Гордонса, как его ассимилятор мгновенно находил новый объект для воплощения — будь то животное, овощ или даже минерал. Лишь уничтожив электронный мозг Гордонса, Римо с Чиуном могли почивать на лаврах, зная, что теперь-то уж андроид не возродится никогда.
 Вся трудность заключалась в том, что они не знали, как выглядит устройство и где его искать. Ясно лишь одно — ассимилятор очень маленький.
 Римо тем временем добрался до другой ноги истукана. Одну он уже искромсал до неузнаваемости. Техника Римо имела свои особенности: он проводил ладонью по грубой каменной коже, натыкался на слабое, по его мнению, место конструкции и тотчас наносил удар кулаком.
 Базальт трескался, сыпалась пыль, а иногда и жидкость выделялась. Через секунду часть каменного остова разваливалась на огромные куски, которые, в свою очередь, рассыпались на куски поменьше — и так до бесконечности. Дело в том, что Римо крушил структуру камня на молекулярном уровне.
 — М-да, вот уж совсем не похоже на схватку «один на один», — заметил он наконец. Римо явно тяготила монотонность процесса.
 — Что ты хочешь? Он же мертв.
 — Где в таком случае мозг?
 — Болтовня делу не поможет, — отозвался учитель и, поджав губы, вернулся к своему занятию.
 Прошло еще какое-то время, и каменная статуя превратилась в пыль — будто ее никогда и не было.
 — А мозга-то не видать, — заключил Римо, всматриваясь в кучи каменного праха.
 — Нет мозга — нет и победы, — резонно заметил Чиун. В настоящий момент его более всего интересовало огромное дерево Туле, которое шатром нависло над ними.
 Римо нахмурился.
 — Больно уж здоровый кипарис...
 — Ни одно дерево на свете не устоит перед мастером Синанджу, а перед двумя тем более.
 — Не спорю, но мне кажется, весь следующий год мы могли бы провести с большей пользой.
 Ученик напряженно прикидывал, сколько противотанковых ракет понадобится, чтобы сковырнуть с места это двухтысячелетнее дерево. И тут взгляд его упал на кабину вертолета, где на удивление тихо сидели Смит с Ассумптой.
 К машине ровным, спокойным шагом приближался подкоманданте Верапас. Ноги его разъезжались в грязи, и он сосредоточенно смотрел вниз, чтобы не упасть.
 — Черт! — ругнулся Римо. — А ведь Верапас-то решил улизнуть.
 — Не волнуйся, я там кое-что вырубил, так что вертолет не взлетит.
 — И что же, интересно знать?
 — Не что, а кого. Я частично лишил пилота подвижности.


* * *

 Уинстон Смит кипел от злости. Ноги его стояли на педалях, а нажать не могли. Руки — те и вовсе болтались по бокам безвольными макаронинами.
 Сидевшая рядом в пассажирском кресле Ассумпта была точно так же прикована к месту. Зато глаза ее неотрывно смотрели на Уинстона. Смит, боясь встретиться с ней взглядом, сидел, потупив голову. А он-то хотел умчать ее по воздуху! И найти спокойное местечко на планете, где можно было бы просто жить. Черт бы побрал этого Верапаса, а заодно и Организацию Объединенных Наций! Не стоили они, вместе взятые, даже ногтя Ассумпты! Теперь-то он понял.
 Мутные струйки дождя по-прежнему текли по плексигласу кабины, снижая видимость. Оставалось лишь одно — ждать.
 Неожиданно к вертолету приблизился человек. Лицо его было закрыто маской, а из дырки, прорезанной вокруг рта, торчала короткая трубка.
 Потом дверь распахнулась, и весьма странный голос произнес:
 — Хелло, здесь все нормально?
 Честно говоря, подобное обращение озадачило Уинстона. К счастью, он вспомнил, что сказал старый кореец Чиун перед самым уходом:
 — Я ухожу. Но обязательно вернусь. Самое главное, не доверяй тому, кто вместо приветствия произнесет: «Хелло, здесь все нормально?»
 Поначалу Смит решил, что старик малость не в себе, но теперь от незнакомца услышал именно эту фразу. Впрочем, он ничего не ответил — челюсть у него тоже не двигалась.
 — Вы говорите по-английски? Или вы глухие? — спросил человек в маске. В его речи не угадывалось ни малейшего акцента.
 Смит по-прежнему молчал. Внезапно на шею легла холодная рука и принялась ее ощупывать. Потом что-то едва слышно щелкнуло, и Уинстон радостно задвигал руками и ногами.
 — Благодарю, — бросил он, сразу же хватаясь за ручки управления.
 — Мне срочно надо улететь!
 — Ладно, только помогите моей подружке.
 — Само собой.
 Человек с трубкой обошел фюзеляж, открыл вторую дверь и в миг избавил Ассумпту от паралича. Смит почему-то про себя отметил, что глаза незнакомца были ярко-зеленого цвета.
 Ассумпта вскрикнула от радости:
 — Господин мой Верапас! Приветствую вас от имени жителей Эскуинтлы!
 — Я очень спешу!
 — Залезайте, — пригласил незнакомца Уинстон. — Там, за креслами, места хватит.
 Но Ассумпта опередила Верапаса и сама полезла назад.
 — Садитесь на мое место, мой господин.
 Подкоманданте Верапас забрался в кабину. Под тяжестью его тела вертолет основательно осел. Судя по всему, зеленоглазый весил куда больше, чем можно было предположить.
 Включив зажигание, Уинстон запустил мотор, затем, плавно потянув рукоятку управления на себя, послал вертолет вверх. На сей раз вертушка еле поднималась. Казалось, в кабине находится какой-то очень тяжелый груз.
 — Черт возьми! Перегрузка!
 — Пустите ракеты, — сказал Верапас.
 — Что?
 — Приближаются мои враги. Вертолет слишком тяжелый, а они будут здесь через шестьдесят секунд. Дайте ракетный залп, и мы решим сразу две проблемы.
 Уинстон рассмотрел их даже сквозь пелену дождя. Римо и Чиун приближались с невероятной скоростью. Он колебался: стоит им добежать — и всему конец. О побеге можно будет забыть, да и об Ассумпте, пожалуй, тоже.
 И тут он, сам того не ожидая, произнес.
 — И не подумаю!
 — Но это наш единственный шанс!
 Он ощутил горячее дыхание девушки.
 — Сделайте, как он просит, Винни!
 — Ни за что.
 — Но вы Эль Экстингуирадор и сами говорили, что эти двое — наемные убийцы из ЦРУ. Надо уничтожить их — хотя бы ради нас с вами.
 Уинстон закусил губу.
 — Я не могу.
 — Тогда смогу я, — механическим, лишенным всяких эмоций голосом заявил подкоманданте Верапас.
 Схватившись за ручку управления, он резко развернул вертолет. Оказалось, зеленоглазый обладает невероятной силой. Даже двумя руками Уинстон не смог отобрать у него штурвал. Вертолет закружился на месте.
 Свободной рукой Верапас нажимал на тумблеры запуска ракет.
 — Черт вас дери! Немедленно прекратите!
 — Винни, не противьтесь! Ведь это наш господин Верапас.
 — А я требую, чтобы он отпустил ручку!
 Машина прекратила свое не слишком активное вращение на месте.
 Сквозь прозрачный плексиглас кабины Уинстон Смит видел, как к ним приближались двое. Они даже не бежали, а словно бы летели, как в замедленной съемке. Скорость, с которой мастера Синанджу преодолевали расстояние до вертушки, потрясала воображение.
 Между тем Верапас потянулся к кнопке пуска. Смит в тот же миг схватил с пола свой автомат и снял его с предохранителя. Заметив манипуляции своего молодого друга, Ассумпта крикнула:
 — Нет, Винни, нет!
 Смит приставил ствол автомата к обтянутой шапочкой-маской голове Верапаса.
 — Не заставляйте меня нажимать на спуск, — попросил он.
 — Мне все равно, — отозвался Верапас.
 — Мой пистолет-пулемет — последнее достижение научно-технической мысли. Он способен выпустить за полсекунды все двести пятьдесят пуль. Среди пуль имеются разрывные «Гидрошок», «Пустотелые» и «Черный коготь». Вашу голову просто-напросто снесет.
 — Не имеет значения.
 — Да что вы! И почему же?
 — Мой мозг совсем не в голове.
 Верапас произнес последнюю фразу весьма небрежно, как бы между делом, что еще больше подчеркнуло сюрреалистический характер сказанного. Уинстон Смит не сводил глаз с пальца Верапаса, лежащего на кнопке пуска. Если палец шевельнется, он, Уинстон, выстрелит.
 Поскольку Смит смотрел в одну точку, он не заметил, как к нему из-за спины протянулись тонкие, но сильные руки и схватили его за запястья.
 И тут же все завертелось, как в калейдоскопе.
 Уинстон нажал на спусковой крючок, Верапас — на кнопку пуска.
 Тонкие руки отвели ствол автомата от головы подкоманданте и направили за сиденье вертолета — туда, где находилась Ассумпта.
 Автомат застрочил, наполнив крохотный объем кабины жутким грохотом. И сразу же его перекрыл пронзительный женский крик.
 Мгновенно ярко-алая жидкость забрызгала всю кабину. А в воздухе сильно запахло порохом.
 — Не-е-е-е-т!
 Уинстон Смит в пылу обуявшего его ужаса даже не расслышал, как от направляющих с резким хлопком отделились и ушли в пространство ракеты. Он даже не отдавал себе отчета в том, что все еще жмет на спуск, а автомат стреляет, как сумасшедший. Парень видел одну только кровь. А кровь била фонтаном и вытекала сквозь дверные щели наружу.
 Когда сжимавшие запястья руки обмякли, выяснилось, что магазин автомата опустел, а на Смита в упор смотрят стеклянные зеленые глаза.
 — Сейчас я выброшу труп наружу и избавлюсь тем самым от перегрузки.
 Равнодушные, лишенные малейших эмоций слова повисли в кабине подобно холодному непроницаемому туману.
 — Ах ты, скотина! — закричал Уинстон и, вцепившись Верапасу в глотку, изо всех сил нажал на адамово яблоко. На ощупь эта штука оказалась твердой, как рог.
 И по-прежнему на Смита не моргая смотрели зеленые глаза подкоманданте. Без всякого страха и ненависти.
 Рука, что устремилась к горлу Уинстона, тоже была ужасно твердой. Стоило ей охватить дыхательные пути Уинстона, как тому словно в голову что-то ударило. Все вокруг мигом обрело красный цвет. Даже его мысленное зрение окрасилось багровым.
 Смит не почувствовал, как распахнулась дверь и ему на спину хлынул настоящий водопад дождевых струй. Кто-то разомкнул пальцы у него на горле и вышвырнул тело из кабины. Уинстон так и остался лежать на спине, лишившись сразу всего — сознания, надежд и желаний.


* * *

 Римо разжал стальные пальцы Верапаса и вышвырнул Смита из кабины. Вертолет снова стоял на посадочных лыжах и, хотя его винт все еще вращался, он уже никуда не летел.
 Время полетов истекло.
 Между тем Гордонс, вселившийся в тело Верапаса, оценивающе взглянул на Римо холодными зелеными глазами.
 — Хелло, здесь все нормально? Я — ваш друг.
 — Можешь сказать быстро-быстро «неожиданное прекращение жизнедеятельности»? — спросил Римо.
 — С какой стати? — не моргнув глазом, поинтересовался Гордонс.
 — Потому что такова твоя судьба.
 Римо выбросил кулак вперед. Гордонс блокировал удар, подставив предплечье. Изначально состоящее из мяса и костей, как и у всех обычных людей, оно было усилено теперь поглощенными монстром материалами — такими, к примеру, как дерево и сталь. Тем не менее рука переломилась, как соломинка, и бессильно повисла. Гордонс недоуменно посмотрел на противника.
 — Ну, где эта штука находится теперь? — зло спросил Римо. — У тебя в носу? — Он молниеносным движением расплющил Гордонсу нос. — Или, может быть, в коленях? — И Римо сбил коленные чашечки монстра, словно пластмассовые крышки от канистр с бензином. — Неужели в глазах? — с удивлением произнес белый мастер Синанджу и ткнул в означенное место разведенными пальцами, отчего изумрудного цвета глаза Верапаса мгновенно вытекли.
 В бою в замкнутом пространстве у Гордонса не было возможности для маневра. Кроме того, он, видимо, не успел полностью восстановить свой боевой потенциал. Его рефлексы, несомненно, превосходили рефлексы обычного человека, но для андроида были слабоваты. Римо вырвал у него изо рта трубку. Вместе с трубкой выскочила и часть зубного моста. Затем Римо извлек и всю челюсть с зубами.
 — Как тебе удается выживать? — прошамкал монстр.
 — Я никогда не говорю о смерти, — ответил атакующий.
 Гордонс ударил вслепую. Римо перехватил его руку, вырвал кулак и отшвырнул в сторону.
 — Ты еще в состоянии сказать «обширное повреждение мошонки»? — поинтересовался он.
 И нанес монстру удар ногой в пах. Остатки андроида подскочили и закружились на месте.
 — А как насчет «смещения позвонков»? — Римо вцепился в Гордонса, сунул в него руку чуть ли не по локоть, ухватился покрепче и с победным кличем вырвал из него позвоночный столб.
 Позвоночник извивался в ладони Римо, словно домашний уж, требующий порцию молока на ночь. Римо позвонок за позвонком разъял хребет Гордонса, исследуя его в поисках ассимилятора.
 Не обнаружив там никакого электронного устройства, он присел на корточки над поверженным и оторвал ему голову. Она покатилась по траве, как футбольный мяч.
 Римо наступил на нее сапогом и расплющил в лепешку.
 Настала очередь мешка с костями, который в прошлом именовался туловищем сначала Верапаса, затем — Гордонса.
 Материализовавшийся рядом мастер Синанджу очень кстати посоветовал:
 — Мои предки верили, что душа пребывает в желудке.
 Римо желудка пока еще не касался, поэтому, похлопав остатки Гордонса по животику, он спросил, не рассчитывая, впрочем, на ответ:
 — Можешь быстро-быстро произнести «рефлекторное срыгивание»?
 Затем взял туловище за плечи и изо всех сил двинул стальным коленом чуть ниже солнечного сплетения. Результат превзошел все ожидания. Из торчавшего обрубка пищевода вдруг послышалось «ву-уф». Оттуда стремительно выскочил некий предмет, напоминавший шар размером примерно с бейсбольный мяч.
 Он взлетел вверх футов на десять и на мгновение завис в воздухе. Без сомнения, это был центральный процессор Гордонса.
 Пока шар висел в воздухе, Римо успел продумать свою тактику. Если он дотронется до процессора, тот может прикинуться чем угодно — даже его, Римо, телом. Если шар коснется земли, то тут же начнет копать лунку, докопается до чего-нибудь, поглотит его и примет новую, неизвестную Римо форму.
 Итак, пока шар зловеще висел в воздухе, Римо решил поймать его в полете и расплющить одним хлопком. Проделать все надо было очень быстро, чтобы электронный мозг не успел как-нибудь отреагировать.
 Впрочем, возможности действовать Римо не представилось.
 Просто подскочил мастер Синанджу и в течение четверти секунды — пока процессор падал — успел рассечь его в разных направлениях такое немыслимое количество раз, что ученик сбился со счета.
 Куски ассимилятора упали на землю. Точь-в-точь яблоко из фрукторезки. Несмотря на то, что некоторые элементы поначалу походили на яблочные дольки толщиной с папиросную бумагу, при ближайшем рассмотрении выяснилось, что ни одной целой дольки нет.
 Ученик с учителем молча наблюдали, как черный дождь заливал это своеобразное захоронение.
 — Вроде бы не движется, — наконец произнес Римо.
 Мастер Синанджу вскочил на ноги и ступил каблуком точно в середину кучки.
 Теперь уже безвредные частички металла потихоньку превращались в крошку. Слышался негромкий металлический хруст, отзывавшийся в ушах Римо сладчайшей на свете музыкой.
 Смертельно опасные ногти Чиуна снова скрылись в рукавах кимоно. Теперь он решил произнести небольшую речь.
 — То, что ты задумал, не сработало бы. Он бы поглотил тебя, ты стал бы очередной его формой.
 — Откуда ты знаешь, что я хотел сделать?
 Чиун лишь коротко улыбнулся.
 — Люди, у которых ногти достаточной длины, знают все.
 Римо снова склонился над горкой металлической крошки. Ни один, даже самый крохотный кусочек, не двигался. Теперь электронный мозг Гордонса стал кучкой металлических стружек и опилок, перемешанных с землей.
 — Похоже, проклятый андроид наконец-то повержен.
 — Ничего удивительного! Ведь в ход пошли «Ножи Вечности».
 — И все-таки я не успокоюсь до тех пор, пока от Гордонса ничего не останется. Ни-че-го!
 Пока они прикидывали, как окончательно угробить андроид и развеять его прах по ветру, до ушей их донесся стон.
 Уинстон Смит, закрыв лицо рукой, лежал на мокрой и грязной траве. Время от времени он колотил по земле кулаком и перестал лишь тогда, когда Римо присел поблизости.
 — Такой вот оборот принимают подчас наши дела, — сообщил Уинстону отец тихим голосом.
 Оба мастера Синанджу стояли над парнем до тех пор, пока он не выплакался и не поднялся на ноги.
 Странно, но дождь тут же прекратился.


* * *

 Потерявшая всякую чувствительность земная оболочка Уинстона Смита снова заняла кресло пилота и взяла окровавленную ручку управления. Вся троица довольно долго чистила салон пучками травы и листьев. А потом Чиун и Римо протерли стекла — они из красных сделались розовыми. Короче говоря.
 Уинстон поднял вертолет в воздух. Всякие там сантименты во внимание не принимались.
 Они полетели на север.
 Римо расположился в пассажирском кресле. На коленях он держал кучку металлических опилок.
 Сзади на крышке расписного сундука восседал Чиун. Рядом покоился длинный сверток, многократно обернутый парашютным шелком. В некоторых местах уже проступили алые пятна. Уинстон старался не оглядываться. Он смотрел вперед за линию горизонта, где окруженные дымной пеленой виднелись горы.
 Гора Попокатепетль все еще дымилась. Дым, однако, сделался теперь из коричневого серым. Зев кратера алел от раскаленной магмы, и чем ближе подлетал вертолет, тем шире распахивалась его хищная пасть.
 — Давай-ка пройдем прямо над кратером, — попросил Римо.
 Уинстон кивнул и поднял вертушку на максимальную высоту.
 Римо приоткрыл дверцу и высунул руку с остатками электронного мозга Гордонса наружу.
 Слипшиеся в комок металлические опилки полетели вниз, и, хотя над кратером висела дымка, они разглядели, как металлический груз коснулся раскаленной поверхности лавы. Вспыхнул и исчез из виду.
 — Ну-ка сделай еще круг, — скомандовал Римо.
 Уинстон заложил вираж и снова оказался над кратером. Тем временем мастер Синанджу передал сверток из парашютного шелка Римо. Смит по-прежнему отводил глаза.
 Дверь оставалась открытой, и поднимаввшийся от кратера жар тотчас высушил все алые пятна на шелке.
 Римо решительно сбросил печальный груз.
 Подхваченный волнами горячего воздуха, он закувыркался, подобно смертельно раненной птице. За секунду до соприкосновения с раскаленной лавой, парашютный шелк размотался и явил миру останки той, что при жизни звалась Ассумптой Каакс и была бойцом Фронта национального освобождения имени Бенито Хуареса.
 Уинстон изо всех сил вцепился в ручку управления и зажмурился.
 — Извини, старик, — сказал Римо. — В книгах не всегда бывает хороший конец.
 Смит нерешительно мотнул головой.
 — Вы кое-что забыли.
 — Интересно что?
 Уинстон положил на колени Римо пистолет-пулемет «хелфайр», завернутый в черный боевой башлык Огнетушителя.
 — Выбросьте заодно и эти бессмысленные игрушки.
 — Как скажешь, — согласился отец и хорошенько наподдал «хелфайру» напоследок. Согласно строгому расчету, он соприкоснулся с расплавленной лавой в самом центре кратера.
 Уинстон подавил неуместный всхлип.
 — Давайте выбираться отсюда к чертовой матери.
 — Держи курс на границу, — кивнул Римо.
 — А что там, за границей?
 — Там — твое будущее. Если тебя, разумеется, оно волнует.
 Уинстон прибавил оборотов, и вертолет оставил позади и Дымную гору, и Мехико. Навсегда.




 Глава 54


 Санни Джой Ром услышал звук приближающегося вертолета.
 Он вышел из свинарника и, прищурившись, взглянул в небо.
 — Эй, кто-нибудь кого-нибудь ждет? — обратился он к своим соплеменникам.
 Никто никого не ждал. Тогда Санни Джой нахлобучил на голову белый стетсон и, вытирая ладони о джинсы, побрел к месту посадки вертушки.
 Из кабины вышел молодой и светловолосый человек. Что-то в его облике показалось Санни Джою до боли знакомым, но что — он так и не вспомнил.
 Двух же других пассажиров Ром прекрасно знал. Лицо его вмиг осветилось радостью, глубокие морщины на щеках и под глазами тотчас разгладились.
 — Римо! Вождь! Что привело вас в резервацию? — крикнул он зычным голосом.
 Римо без особого воодушевления помахал ему рукой. Чиун тоже не улыбнулся. Нахмурившись, Санни Джой во всю прыть припустил к вертолету.
 — Что случилось? — спросил он, когда винт наконец остановился.
 Римо пожал ему руку.
 — Долгая история. Хочу попросить тебя об одолжении.
 — Проси, чего там!
 Римо положил руку на плечо молодого, светловолосого пилота.
 — Вот, знакомься — Уинстон Смит.
 — Здорово!
 Парень нахмурился.
 — Не называйте меня Уинстон Смит. Меня зовут по-другому.
 — Он мой сын.
 Парню стало явно не по себе.
 — Хотите звать меня сыном — зовите, только поменьше ругайтесь.
 Санни Джой недоуменно моргнул.
 — Разрази меня гром, но у тебя глаза точь-в-точь, как у твоей бабушки!
 — У кого, у кого? — спросил Уинстон.
 — Как у моей жены. Она давно умерла.
 — А вы кто?
 Санни Джой в упор посмотрел на сына.
 — Ты что, не сказал ему, Римо?
 — Что еще надо было мне сказать? — поинтересовался Смит.
 — Ну, раз ты его сын, то я, стало быть, твой дедушка, — объяснил Санни Джой Ром.
 — Вы?! Но вы же индеец!
 — Да, совсем забыл тебя известить, — подхватил Римо. — Ты тоже индеец. Так что привыкай.
 — Не может быть!
 — Давай поговорим с глазу на глаз. — Римо увлек Санни Джоя в сторону.
 Уинстон Смит вопросительно посмотрел на мастера Синанджу.
 — Этот длиннющий дядька мне кого-то здорово напоминает...
 — Он очень известный актер.
 — Да ну?
 — Точно.
 — Мне он показался похожим на здоровенного индейца.
 — Да, что есть то есть, — кивнул Чиун.


* * *

 Римо завершил повествование.
 — Я, конечно, не вправе просить тебя об этом, но, понимаешь, парень многое пережил. Видишь ли, его воспитали как сироту, и он только-только начал соображать, что к чему. Он в обиде на весь свет. Ему нужен дом и человек, который бы помог определиться в жизни.
 — Ты что, хочешь сплавить его мне, да?
 — Само собой, для тебя все весьма неожиданно... — начал Римо, изображая неведомую ему застенчивость.
 — Ты прямо как кролик какой-нибудь...
 — Единственное, что он знал в своей жизни, — это военное училище, службу в военно-морском флоте, насилие и войны. Мне бы не хотелось, чтобы он пошел по моим стопам. Научи его, как жить в мире без войн, Санни Джой. Подари человеческое тепло и участие — и немедленно.
 — Думаешь, он согласится изменить свою жизнь?
 Римо оглянулся и посмотрел на мастера Синанджу и Уинстона, чьи силуэты ясно вырисовывались на фоне горы Шла, что в пустыне Соноран.
 — Вряд ли ему есть из чего выбирать.
 — Что ж, Римо, признаю, я слишком мало занимался твоим воспитанием. И потому перед тобой в долгу. Поскольку с тобой я уже опоздал, придется, видно, отдать его следующему поколению.
 — Благодарю, Санни Джой.
 — Не стоит, сын.
 Они направились к вертолету.
 Римо предложил Уинстону хорошенько подумать.
 — Здесь тебя никто не найдет. Тебе не придется больше служить на флоте и вспоминать о Харолде В. Смите.
 Уинстон поскреб в затылке.
 — Уж больно все это неожиданно. Да и какой из меня, к черту, индеец?
 — Корейский, — сказал Чиун.
 — Племени Сан Он Джо, — подхватил Санни Джой.
 — В жизни о таких не слыхал. Я-то думал, что принадлежу к племени чиенов или по крайней мере сиу.
 — Мы не воины, — объяснил Санни Джой. — Мы избрали другой путь.
 — Уж навоевался-то я досыта! Хорошо бы заняться чем-нибудь другим. — Уинстон окинул взглядом бесконечные просторы резервации Сан Он Джо. — А где вождь?
 — Умер. Я — Санни Джой племени, то есть «защитник». На самом деле меня зовут Билл Ром.
 — Ром, Ром. Какое-то знакомое имя...
 Санни Джой усмехнулся:
 — В свое время я снимался в кино.
 — О! Вот теперь я вас узнал! Вы — Болотный Человек. Я видел все картины из этой серии.
 — Верно, было дело. Но, увы, дни Болотного Человека безвозвратно канули в прошлое.
 — Итак, на чем порешили? — вмешался в разговор Римо.
 Уинстон Смит огляделся.
 — Думаю, можно попробовать. Лошади у вас тут есть?
 — А ты что, ездишь верхом? — спросил Санни Джой.
 — Нет, но хочу научиться.
 — В таком случае я тебя научу.
 — Ладно, а телевизор у вас есть?
 — Конечно. Должен, правда, тебя предупредить. «Скво» у нас отсутствуют. Так что если надумаешь жениться, придется поискать жену в другом месте.
 — Да нет, я не очень-то спешу обзаводиться семьей, — тихо сказал Уинстон.
 — Ладно. Считай, что мы договорились. — Санни Джой положил здоровенную ручищу на плечо Уинстона. — Так как же мне тебя называть?
 — Великий вождь Боль в Заднице — вот как я бы его назвал, — усмехнулся Римо.
 Уинстон выставил вверх большой палец, давая понять, что оценил шутку.
 — Знаете что, зовите меня Винни. Последнее время меня называли так.
 — Договорились. Ну а теперь, Винни, пойдем. Надо же тебя как-то устроить. — Санни Джой посмотрел на Римо и Чиуна.
 — Ну а вы что скажете? Останетесь?
 — Не можем, — отозвался сын. — Надо возвращаться.
 — Мы, однако, пробудем достаточно долго, чтобы засвидетельствовать свое почтение, — заговорил вдруг Чиун. — Нас и в самом деле призывают важные дела. Не хотелось бы, конечно, комкать встречу, но...
 — Идите, — бросил Римо. — Мы вас догоним. Нам нужно кое-что достать из вертолета.
 — О'кей. Пошли, Винни. Я расскажу тебе, как в былые времена развлекался народ в Голливуде.
 Уинстон медлил. Он поднял глаза на отца, и в его взгляде читались боль и вопросы, вопросы, вопросы... Впрочем, в глазах его светилась и благодарность, пробивавшаяся-таки сквозь пласты обуревавших его чувств.
 — Спасибо, — тихо произнес он. — У меня нет слов.
 — Да ладно, — отмахнулся Римо.
 Санни Джой и Уинстон двинулись в путь. Потом Санни Джой что-то вспомнил и обернулся к сыну:
 — Эй, Римо!
 — Слушаю.
 — Может, ты еще что-нибудь от меня скрыл?
 Римо многозначительно посмотрел на Уинстона:
 — Об этом мы с тобой поговорим потом.
 Уинстон удивился.
 — Интересно, о чем? Бог мой, да у меня никак братик есть? Нет, правда? Как его зовут? Мы с ним похожи?
 — Потом, — ответил Римо. И тут же спросил Санни Джоя: — Тебе часом не нужен подержанный вертолет, чтобы мотаться за покупками в город?
 — Люди нашего племени не станут отвергать этот дар.