---------------------------------------------


 Артур Кларк
 Зеленые пальцы

 Я очень сожалею, хотя теперь слишком поздно, что никогда не знал хорошо Владимира Сурова. Как я помню, он был человеком небольшого роста, который понимал по-английски, но не мог говорить достаточно хорошо, чтобы поддерживать разговор. Я подозреваю, что даже для своих коллег он являлся небольшой загадкой. Когда бы я ни приходил на борт Циолковского, он сидел в углу, работая над своими заметками или уставившись в микроскоп, человек, который цеплялся за свое уединение даже в тесном и маленьком мире космического корабля. Остальной экипаж, казалось, не считал его отчужденность недостатком; когда они разговаривали с ним, было ясно, что они относятся к нему с нежной терпимостью и уважением. Это не удивительно; работа, которую он проводил по выведению растений и деревьев, способных процветать далеко за полярным кругом, сделала его самым известным ботаником в России.
 Тот факт, что русская экспедиция взяла на Луну ботаника, явился причиной большого изумления, хотя никто не видел ничего необычного в том, что Британский и Американский корабли имели на борту биологов. За год до первой лунной посадки было собрано много фактов, позволяющих думать, что некоторые формы растительности могут существовать на Луне, несмотря на отсутствие воздуха и недостаток влаги. Президент Академии наук СССР был одним из ведущих сторонников этой теории и, будучи слишком стар, чтобы совершить путешествие самому, сделал самое лучшее, послав Сурова.
 Полное отсутствие такой растительности, живой или ископаемой на тысячах или около того квадратных миль, исследованных нашими различными партиями, было первым большим разочарованием, которое Луна приберегла для нас. Даже те скептики, которые были совершенно уверены, что никакие формы жизни не могут существовать на Луне, были бы очень рады, если бы удалось доказать обратное – как это было пять лет спустя, когда Ричардс и Шеннон сделали свое удивительное открытие в кратере Эратосфена. Но это открытие было еще в будущем; во время первой экспедиции казалось, что Суров прилетел на Луну напрасно.
 Он вовсе не выглядел подавленным, а был занят, как и остальная команда, изучением образцов почвы и наблюдением за маленькими гидропонными фермами, чьи герметизированные, прозрачные ящики формировали сверкающую сеть вокруг Циолковского. Ни мы, ни американцы не занимались вещами такого рода, рассчитав, что лучше привезти пищу с Земли, чем выращивать ее на месте – по крайней мере до тех пор, пока не придет время установить постоянную базу. Мы были правы с точки зрения экономики, но ошибались с моральной точки зрения.
 Крохотные, наполненные воздухом зеленые домики, в которых Суров выращивал свои растения и карликовые фруктовые деревья, были оазисом, на котором часто отдыхали наши глаза, когда уставали от окружающих нас огромных безлюдных пространств.
 Одним из многих недостатков должности командира было то, что у меня редко выпадал случай произвести какие-нибудь активные исследования; я был слишком занят подготовкой отчетов для Земли, проверкой запасов, организацией программ и расписаний дежурств, совещаниями с моими коллегами с Американского и Русского кораблей и пытался – не всегда удачно предугадать, какая ошибка может быть следующей. В результате, иногда я не выходил с базы по два или три дня кряду, и постоянной шуткой было, что мой космический скафандр проест моль.
 Возможно поэтому я могу вспомнить все мои прогулки так ярко; я хорошо запомнил мою единственную встречу с Суровым. Это было около полудня, когда солнце стояло высоко над южными горами, а новая Земля казалась едва видимой серебряной ниткой в нескольких градусах от него. Гендерсон, наш геофизик, хотел снять магнитные характеристики в нескольких контрольных точках в паре миль к востоку от базы. Все были заняты, а я к этому моменту закончил свою работу, так что мы вместе поднялись на ноги.
 Путешествие не было достаточно длинным, чтобы брать скутер, в особенности потому, что заряд батарей был уже низким. Во всяком случае, я всегда получаю удовольствие от прогулки по открытой Луне. Это был не просто пейзаж, к которому, хоть он и внушал страх, можно было привыкнуть спустя какое-то время. Нет – я никогда не уставал от медленного, без усилий движения, когда каждый шаг превращался в прыжок, поднимающий меня над грунтом, давая ощущение свободы, которая людям до космических полетов могла только присниться.
 Мы закончили работу и были на полпути к дому, когда я заметил фигуру, движущуюся через равнину в миле от нас, недалеко от русской базы. Я опустил на глаза полевой бинокль внутри шлема и стал высматривать другого исследователя. Даже на близком расстоянии вы, конечно, не можете идентифицировать человека в космическом скафандре, но, поскольку скафандры всегда отличаются окраской и номерами, в этом практически нет надобности.
 «Кто это?» спросил Гендерсон по коротковолновому радиоканалу, которым мы оба были связаны.
 «Голубой скафандр номер 3 – это должен быть Суров. Но я не понимаю.
 Он один.»
 Одно из самых фундаментальных правил лунных исследований состоит в том, что никто не ходит один по поверхности Луны. Может случиться очень много несчастий, которые тривиальны, если вы с компаньоном – но фатальны, если вы предоставлены сами себе. Что вы будете делать, например, если ваш скафандр стал давать медленную утечку на спине, где вы не можете наложить ремонтный пластырь? Это может звучать смешно, но такое случалось.
 «Может быть, с его приятелем случилось несчастье и он идет оказать ему помощь,» предположил Гендерсон. «Может быть нам лучше вызвать его.»
 Я покачал головой. Суров определенно не спешил. Он выходил по собственным делам и теперь медленно возвращался на Циолковский. Мне не было дела до того, что командор Краснин позволяет своим людям выходить наружу в одиночку, хотя это казалось прискорбной практикой. А если Суров нарушал устав, мне также не было интереса докладывать ему об этом.
 В продолжение следующих двух месяцев мои люди часто замечали Сурова, совершающего свои одинокие прогулки, но он всегда избегал их, если они подходили слишком близко. Я задал несколько сдержанных вопросов и обнаружил, что командир Краснин допускает, из-за недостатка людей, ослабление некоторых правил безопасности. Я не мог узнать, чем занимается Суров, но не предполагал, что его командир был в таком же неведенье.
 Когда я получил аварийный вызов от Краснина, мне захотелось сказать «Я же вам говорил». У всех нас люди попадали в неприятности и мы высылали им помощь, но это было впервые, чтобы кто-нибудь потерялся и не отвечал, когда с корабля посылали сигнал вызова. Была проведена спешная радиоконференция, на которой выработали последовательность действий, и посланы наружу добровольные поисковые партии с каждого из трех кораблей.
 Мы снова были с Гендерсоном и здравый смысл подсказал нам пойти тем маршрутом, которым шел Суров, когда мы его видели. Это было в том месте, которое мы считали «нашей» территорией, на некотором удалении от корабля Сурова, и когда мы пробирались у подножия невысокого холма, мне впервые показалось, что русские делают что-то, что они хотели скрыть от своих коллег. Что это могло быть, я не мог вообразить.
 Его нашел Гендерсон и позвал помощь по радио. Но было слишком поздно: Суров лежал вниз лицом, его опавший скафандр был смят. Он стоял на коленях, когда что-то ударило в пластиковый шар шлема; было видно, что он упал вперед и умер мгновенно.
 Когда командир Краснин подошел к нам, мы все еще рассматривали невероятный объект, который исследовал Суров, перед тем как умер. Это был кожистый, зеленоватый овал высотой около трех футов, укоренившийся на скале широко протянутыми усиками. Да – укоренившийся; потому что это было растение. В нескольких ярдах дальше было два других, гораздо меньше и, по-видимому, мертвые, так как они почернели и увяли.
 Моей первой реакцией было: «Ведь это означает, что на Луне есть жизнь!» Я думал о том, как много чудес становятся правдой, пока мне в уши не ворвался голос Краснина.
 «Бедный Владимир!» сказал он. «Мы знали, что он был гений, но мы смеялись над ним, когда он рассказывал нам о своих мечтах. Поэтому он держал свою самую значительную работу в секрете. Он покорил Арктику своей гибридной пшеницей, но это было только начало. Он принес жизнь на Луну – но также и смерть.»
 Когда я стоял здесь в первый момент удивительного открытия, это казалось чудом. Сегодня во всем мире знают историю о «Кактусе Сурова,» как это было с неизбежностью неточно названо, и главное удивление прошло.
 Его заметки рассказали всю историю, они описывали годы экспериментов, приведших его в финале к растению, чья кожистая оболочка была способна вынести вакуум и чьи длинные, выделяющие кислоту корни давали ему возможность расти на скалах, где даже лишайникам было бы трудно выжить. А мы были свидетелями реализации второй стадии Суровской мечты, потому что кактус, который навсегда был назван его именем, уже разрушал обширные площади лунных скал и таким образом готовил путь для более специализированных растений, которые теперь кормят каждое человеческое существо на Луне.
 Краснин наклонился над телом коллеги и поднял его без труда в низкой гравитации. Он потрогал разбитые фрагменты пластикового шлема и в недоумении покачал головой.
 «Что могло с ним случиться?» сказал он. «Все выглядит так, будто это сделало растение, но это нелепо.»
 Зеленая загадка стояла здесь, на небольшой бесплодной равнине, мучая нас своим обещающим и таинственным видом. Затем Гендерсон проговорил медленно, как бы раздумывая вслух:
 «Я, кажется, знаю ответ; я вспомнил кое-что из школьной ботаники.
 Если Суров выводил это растение для лунных условий, как он должен был организовать его размножение? Семена должны рассыпаться по очень большой территории в надежде найти подходящее место. Здесь нет птиц или зверей, которые могли бы разносить их, как на Земле. Я могу придумать только одно решение – и некоторые из наших земных растений используют его.»
 Он замолчал, прерванный моим криком. Что-то ударилось с резким звуком о металлический ремень моего скафандра. Это не причинило вреда, но произошло так внезапно и неожиданно, что повергло меня в крайнее изумление.
 Семя, размером и видом напоминающее сливовую косточку, лежало у моих ног. В нескольких ярдах от него мы нашли другое, разбившее шлем Сурова, когда он наклонился. Он должен был знать, что растение созрело, но в своем стремлении к исследованию забыл, что это может означать. Я видел кактус, выстреливающий семена на четверть мили в низкой лунной гравитации. Суров был убит бессмысленным образом своим собственным творением.