Аннотация: Для частного сыщика Шелла Скотта не существует безвыходных ситуаций. Есть лишь необходимость максимально использовать изворотливость, смекалку и стальные мускулы, чтобы найти могущественного главаря преступного мира. --------------------------------------------- Ричард С. Пратер Отчаянное преследование Глава 1 Дверь с грохотом распахнулась. — Ба... — начала она, но, увидев меня, в ужасе умолкла. Я уставился на полуобнаженную девушку. — Ой! — взвизгнула она. — Да вы же не бабушка! — Верно, я Шелл Скотт, но и вы тоже не бабушка. Девушка захлопнула дверь перед моим носом. «Ага, — подумал я, — похоже, это то, что мне нужно». Кровь во мне закипела, ибо я только сейчас сообразил, что видел такую красотку, которая смотрелась бы прелестно даже в лохмотьях. Но ее обрамлял лишь дверной проем, поэтому она казалась следующим этапом эволюции. Я позвонил еще раз. Зарумянившаяся красотка уже успела надеть тонкое голубое платье и весьма пристально оглядела меня, вероятно желая сравнять счет. Ее большие глаза скользнули по моим коротким волосам, торчащим, как недавно подстриженная трава, задержались на светлых, похожих на бумеранги бровях и слегка кривом носе. Встретив взгляд моих серых глаз, девушка несколько смутилась, что не слишком удивило меня. На все это ушло немало времени. Однако я не имел ничего против, поскольку голубое платье было очень тонким. У нас с ней были примерно одни габариты, но, имея рост шесть футов два дюйма и вес двести пять фунтов, я мог утверждать, что она — крупная девочка. Ее рыжеватые волосы гармонировали с большими зелеными глазами, напоминающими сигнал светофора. Девушка поморгала: — Извините. Я и в самом деле решила, что это бабушка. — Все в порядке, поверьте... — Понимаете, она звонит, а сама исчезает. Это игра. Она и сейчас прячется где-то поблизости. — Прячется? — Я огляделся. — Да, вон она, там в кустах. Дом номер 844 стоял на Элм-стрит, приятной, усаженной деревьями улице в восточном Лос-Анджелесе. По обе стороны дорожки рос густой кустарник, за которым и впрямь пряталась бабушка. Меня это ничуть не удивило. Сегодня после полудня я уже общался с человеком, утверждавшим, будто у него стеклянная голова, а потом еще с одним парнем, предсказавшим, что конец света наступит через шесть минут. По истечении этих шести минут он посмотрел на меня и завопил: — Видите? Что я вам говорил? Такова уж моя работа. Офис «Шелдон Скотт, расследования» располагается в центре Лос-Анджелеса. Я, частный детектив, веду законное и весьма важное расследование для комиссии Калифорнийского сената. В последние два месяца комиссия изучила лоббистскую деятельность и связанные с этим вопросы в штате Калифорния и недавно завершила слушания в Сан-Франциско. Слушания предполагалось возобновить в городском административном центре, и меня наняли неделю назад. Работа комиссии конечно же широко освещалась в местной прессе. Слушания в Сан-Франциско временами довольно шумно выявляли свидетельства коррупции, взяточничества должностных лиц и отчасти шантажа, но ничего чрезвычайного. Ходили слухи, что людей, способных оказать наибольшее давление на законодателей, почти не потревожили или не тронули вовсе. Одна из лос-анджелесских газет муссировала версию могущественного «Тайного Босса», дергающего за веревочку сенаторов и других важных лиц. Серия статей называлась: «Кто он, мистер Босс?» Комиссия получила множество сообщений от жителей Лос-Анджелеса — полезных, оскорбительных, а то и вовсе дурацких. В Лос-Анджелесе такое неизбежно. Даже безумные письма и телефонные звонки следовало проверить, ибо могло статься, что человек со стеклянной головой располагает полезной информацией. Часть моей работы и заключалась в том, чтобы профильтровать эти сведения. Сегодня после полудня я получил самые дикие. И одним днем дело не ограничится. В дом номер 844 по Элм-стрит меня привело письмо, адресованное «Лоббистской комиссии» и подписанное «Зельда Бивеа». [1]  «Я все знаю о мистере Боссе», — утверждала Зельда. Я поместил его в папку с другими, такими же «безнадежными» сообщениями, однако счел, что нельзя пренебрегать даже самым ничтожным шансом. Но сейчас у меня опустились руки, ибо автор сидел там, в кустах. Девушка, приблизившись ко мне, окинула взглядом кустарник: — Бабушка, я тебя вижу. Выходи. Кусты раздвинулись, и из них вылезла маленькая миловидная старая леди с розовым личиком, жидкими седыми волосами, в очках без оправы и в черном платье. Ее рост едва ли превышал пять футов, а вес — девяносто фунтов, даже вместе с листьями, запутавшимися в ее волосах. — Здравствуйте. — Я был сама любезность. — Ха! — Старушка уставилась на меня. — Вы что, один из них? — Положим, сейчас я — один из Нас. А вот кто из нас Зельда Бивеа? — Что?! — изумилась красотка, одернув свое голубое платье. — Я Зельма, — сообщила она, — а бабушка — Зельда. Но ее фамилия Моррис. Я вынул письмо из кармана пальто. — Это мое, — тут же заявила бабушка Зельда. Я показал ей подпись «Зельда Бивеа». — Я просто написала свое имя — Зельда. А последнее слово — не фамилия. Это значит «Берегись!», «Осторожно!» или «К бою!». Я взглянул на девушку. Она улыбалась. В самом деле, очень забавно. — О каком письме вы говорите? — полюбопытствовала Зельма. Я передал ей конверт и объяснил, зачем пришел. — Комиссия, расследующая лоббирование и тому подобное? — Да. — Прочитав об этом, мы с бабушкой заинтересовались, почему вы изучаете лобби. Ведь есть театральные лобби, гостиничные и прочие. — Нет, мадам, — улыбнулся я. — Вы не совсем правы. Девушка засмеялась и сообщила, что теперь и она, и бабушка знают об этом все. В обычное время я бы попытался держаться потверже и побыстрее перейти к делу, но этому воспрепятствовали большие зеленые глаза Зельмы, ее рыжие волосы и тонкое голубое платье. Она наконец перестала заливаться румянцем. Я спросил Зельду о ее письме и о том, кто такой мистер Босс. Она вынула листик из волос и уставилась на пальму. Я повторил вопрос. Старушка тут же скрылась в кустах и на сей раз стала почти незаметна. — Бабушка! — крикнула Зельма. — Немедленно вылезай оттуда. — Не вылезу. — Мадам, — вмешался я, — это же ваше письмо. Теперь, если вы... — Я просто хотела немного пошутить с вами. Я улыбнулся: — Пошутить? — Конечно, ведь я устаю от кроссвордов. Понятия не имею, кто такой мистер Босс, просто читала об этом в газетах. — Вот оно что. Я лелеял надежду, что никто не пройдет сейчас по улице и не заметит, как я беседую с кустами. В этом городе полно людей, которые уцепятся за это. — Я написала много писем обо всем на свете, и не только вам. Вы же не сумасшедший, верно? — Не... Нет, не сумасшедший. Но только не пишите больше писем, ладно? — Не буду. А можно мне взять мое письмо? — Боюсь, что нет. Оно должно храниться в архивах комиссии. — Ну и бог с ним. Зельма стояла в дверях в своем свободном голубом платье. — Что ж, полагаю, больше мне нечего здесь делать, — заметил я. — Вы могли бы снова позвонить в дверь. — Вот именно. До свидания. Направившись к своему «кадиллаку», припаркованному у края тротуара, я оглянулся. Снова позвонить в дверь? О чем это она говорила? Заперев дверь, Зельма ушла, и, возможно, слишком далеко. Что ж... Я сел в машину и поехал к центру. Зельма, конечно, хороша, но Пола куда красивее, да и с бабушкой ее я никогда не встречался. Пола выполняла кое-какую секретарскую работу для комиссии, и я познакомился с ней, когда сам только начинал продвигаться в этой организации. Сейчас, когда я вернулся в административный центр, Пола сидела в большом конференц-зале с тремя сенаторами и писала под диктовку Бизли. Взглянув на меня, она широко улыбнулась и тут же снова занялась стенографией. Все четверо сидели за большим столом красного дерева, но, похоже, собирались расходиться — ведь уже давно стемнело. Закончив диктовать, Бизли посмотрел на меня: — Скотт! Нашел что-нибудь? — Да. Один сообщил мне, что мы настраиваемся на его волну, другой предрек конец света и заставил меня ждать этого события вместе с ним. А еще я обнаружил старую леди, живущую в кустах. — Скотт, сколько раз объяснять тебе, что дело обстоит очень серьезно? — возмутился Бизли. Он делал мне выговор. Черт с ним! — И человека со стеклянной головой, — добавил я. — В общем, не слишком полезного. Пожалуй, даже легкомысленного. Судя по выражению лица Бизли, я собирался выхватить оружие. Мне почему-то казалось, что у него в кобурах два кольта. Должность Бизли называлась так: председатель сенатской комиссии по изысканию фактов лоббистской деятельности. Этот худощавый крепкий человек напоминал мне шерифа на Диком Западе, который немного расслабился, очистив город от бродяг и бандитов. Разумеется, он стрелял только им в спину. Бизли считался весьма компетентным, и меня отчасти восхищала его установка: «Давайте закончим эту работу и начнем следующую». Но Бизли был начисто лишен чувства юмора. А вот Пола обладала превосходным чувством юмора. И многим другим тоже. Взглянув на меня, она пробормотала: — Заставь вора ловить вора. Я подмигнул ей и угрожающе выпучил глаза. Пола сделала вид, будто вот-вот упадет в обморок. Бизли, казалось, сейчас же выхватит оба кольта. — Ближе к делу, — бросил я. — Сворачивайте работу — и по домам. Губы Бизли зашевелились, но он не издал ни звука. — Ты никогда еще не высказывал лучшей идеи, Шелл, — заметил Вайз. — Увы, это моя единственная идея, — признался я. — Но завтра наступит новый день. И может случиться что-нибудь еще. Себастьян Вайз. Это неправдоподобное имя принадлежало реальному человеку. Из трех сенаторов только он выглядел, говорил и действовал как актер, исполняющий главную роль в пьесе. Респектабельный, с волнистыми седыми волосами, выступающей челюстью и тренированным голосом, Вайз был из тех, кого парни в задней комнате обычно выдвигают в губернаторы. Через две минуты после нашего знакомства он начал обращаться ко мне по имени. Бизли звал меня Скоттом или мистером Скоттом. Если бы у него была дочь и мне предстояло бы жениться на ней, что, впрочем, совершенно невероятно, поскольку в свои тридцать я все еще холостяк и едва ли изменю своим привычкам, так вот, Бизли и тогда продолжал бы называть меня «мистер Скотт». Сенатор Картер вообще ни разу никак ко мне не обращался. Ему как-то не приходилось это делать. Эндрю Картер. Энди. Имена таких, как он, следует писать с маленькой буквы. Если подобные люди молчат и сохраняют невозмутимость, они превращаются в невидимое. Взять, к примеру, Себастьяна Вайза. Он крупный и экспансивный. Лестер Бизли — худощавый и крепкий. Энди же Картер — маленький, мягкий и вроде бы постоянно смущенный. Внешне этот выдающийся человек напоминал недопроявленную фотографию, однако интеллектом превосходил председателя, Вайза и меня, вместе взятых. Вот почему он занимает пост сенатора. Я вовсе не о характере, а его уме и поразительном голосе, совершенно не соответствующем его комплекции. Представьте себе дворняжку, лающую как сенбернар. Диапазон этого голоса простирался от рева океанских волн до шороха крыльев колибри. На радио он был бы королем, на телевидении — крестьянином. Я знал, что Картер несет ответственность за несколько самых важных законопроектов, представленных сенату. Коллеги-сенаторы высоко ценили его. Картер женат на бывшей манекенщице, и у них шестеро детей. Кто бы мог подумать! Трое сенаторов вдруг заговорили одновременно о свидетеле, которого они хотели вызвать в суд повесткой, и других подробностях предстоящих слушаний. Пола же между тем подошла ко мне: — Привет, девятый мяч! — Что такое девятый мяч, моя радость? — Тот, что хуже восьмого. Ах да! Я знаю, ты мяч из восьмой секции. — Любовь моя! — Хочешь отвезти меня домой? — Я мечтал бы свести тебя с ума. — Я говорю о своей машине. — В машине... Как угодно. — Брось, я серьезно. — Я тоже... Почему бы не отвезти тебя домой. Мы могли бы станцевать непристойный танец. — Ох, Шелл, когда ты угомонишься? Какой еще непристойный танец? — Для начала мы возьмем бутылочку виски... — Нет, не возьмем. — Затем поедем ко мне и поставим на граммофон несколько пластиночек с очаровательными непристойными танцами... — Хватит! — Хватит? Но мы даже не начали танцевать! — И слава богу. Так ты отвезешь меня домой? — Конечно, если Джесси Джеймс не возражает. — Он разрешил мне уйти. Пола взглянула на меня, ее влажные губы чуть приоткрылись. Мы познакомились неделю назад, и у нас было уже два свидания. Поле двадцать четыре. Одинокая, веселая, она жила одна, и ей это нравилось. Оба раза составляя план действий, я предполагал (и это, кстати, доказывает, что я детектив, а не психолог), что мы поедем в мою квартиру в Голливуде, послушаем радио или совершим что-нибудь творческое, например приготовим спагетти. Однако дело кончалось тем, что я отвозил ее домой и, даже не приглашенный взглянуть на ее квартиру, ложился спать голодным. Тем не менее, я считал Полу очаровательной. — А какая у тебя квартира? — поинтересовался я. — Вся в красных и зеленых тонах, и повсюду разбросаны яркие вещи. Это хороший фон для брюнетки. Высокая, длинноногая, томная, с густыми черными ресницами, высокими скулами и очень темными мерцающими глазами, Пола говорила весьма энергично, совсем не так, как можно было предположить, впервые услышав ее мягкий низкий голос. В речи и движениях этой девушки чувствовалась раскованность, а все вокруг нее выглядело мягким и темным. — Пойдем отсюда, — сказала Пола. Внезапно зазвонил один из двух телефонных аппаратов у дальней стены, Пола неторопливо направилась туда, подняла трубку, послушала и прикрыла ладонью микрофон: — Некто Хэзел просит тебя позвонить какому-то Джорджу Стоуну в клуб «Мелоди». Хочешь поговорить с ней? — Да. Хэзел, девушка, работавшая на коммутаторе в Хэмилтон-Билдинг, где я устроил свой офис, сидела там допоздна. Все трое мужчин за длинным столом прекратили разговор и следили за мной, пока я шел к телефону. Хэзел сказала мне, что в мой офис позвонил человек, назвавшийся Джорджем Стоуном. Он заявил, что должен поговорить со мной о чем-то очень важном, и оставил для меня номер телефона в клубе «Мелоди». — Видимо, — продолжала Хэзел, — он принял меня за вашу секретаршу и, решив, что вы все еще в офисе, настаивал на немедленном разговоре. Я не сообщила ему, где вы. — Джордж Стоун? Никогда не слышал о нем. Он объяснил, в чем дело? — Нет. Сказал, что это важно, и все. Поблагодарив Хэзел, я позвонил в клуб «Мелоди» и услышал грубый голос: — Да? — Это Шелл Скотт. — Как раз вовремя. Я Стоун. Джордж Стоун. Вам знакомо мое имя? — А я должен его знать? — Узнаете, приятель, скоро узнаете. Скотт, это вы ведете расследование для комиссии по лоббированию, верно? — Не только я. На комиссию работали три местных детектива. Один из них — веселый молодой парень Джо Рул, временами сотрудничающий со мной. Стоун откашлялся. Его голос звучал несколько невнятно, словно он хватил лишнего. — А в чем дело? — осведомился я. — Я тот, кто может сообщить все, что нужно. Весь механизм. От А до Я. — Такие пустые слова мне случалось слышать и прежде. — Не такие. Я вкалывал семь лет на самого большого проходимца в Калифорнии и готов отправить его на виселицу, если сам останусь на свободе. Понимаете? Я все прекрасно понимал. Должно быть, это очередной сумасшедший, желающий поведать мне обычную историю о человеке, который мечтал выбраться со дна, кого-то скрутив и избежав правосудия. — Неприкосновенность? — уточнил я. — Именно. Стопроцентная. — Подобный вариант маловероятен... И это не в моей компетенции. — Но вы способны помочь. И только с вами я соглашусь разговаривать. Придете в клуб «Мелоди»? — Да, но как вас найти? — Я сам вас найду. Кстати, Скотт. Новости удивят вас. О них затрубят все газеты — отсюда и до Нью-Йорка. Не мешкайте. Приходите сразу. И никому не сообщайте об этом. Ладно? — Договорились. — Побыстрее. Кое-кому здесь я не нравлюсь и вряд ли сумею добиться их благосклонности. Я положил трубку, не поверив его последним словам. Голос Стоуна не внушал расположения. — Что там случилось, мистер Скотт? — осведомился председатель Бизли. — Еще один парень, знающий ответы на все наши вопросы. Если это не вранье, то он, похоже, давно созрел для тюремной камеры. А получив стоящую информацию, мы сумеем помочь ему? — Вы же знаете, — отозвался Бизли, — если он преступник, мы не сможем позволить ему избежать правосудия. — Сенатор помолчал. — Конечно, в наших силах оказать ему кое-какое содействие. Но это зависит от того, чем он располагает и в какой мере замешан во всем. Что он сообщил по телефону? — Ничего особенного. Я собираюсь встретиться с ним сейчас. Если он не валяет дурака, то, возможно, это тот самый человек, которого мы ищем. Сенатор Картер открыл рот впервые с тех пор, как я сегодня вечером вошел в конференц-зал: — Вероятно, нам следует подождать здесь мистера Скотта и узнать, что ему удалось выяснить. Его голос при этом звучал так, словно Картер пел «Старый Черный Джо». Бизли пожал плечами, а Себастьян Вайз поднялся: — Позвоните мне домой, если окажется что-нибудь важное. Я очень устал. Вайз удалился. Я собирался последовать за ним, но Пола задержала меня у двери: — Я подожду тебя... Если ты поторопишься. Я пообещал ей обернуться мигом. Ее улыбка гарантировала мне по крайней мере час. * * * Клуб «Мелоди» — маленькое заведение с приглушенным освещением и высокими ценами — располагался на Олимпик. Оставив «кадиллак» на стоянке, я вошел в клуб. На внутренней стороне двери висела афиша, извещавшая, что выступления оркестра Пола Даттона отложены до следующего месяца, а гвоздь шоу-программы на третьем этаже — Сатана и Атлас. На цветной фотографии я увидел что-то красное и белое. Вроде бы парень в костюме дьявола и почти голая девушка. Бархатный занавес перед тремя ступеньками, ведущими в главный зал, был уже задернут. Я различил позвякивание серебряных приборов по тарелкам и тихие голоса. Перед занавесом стоял официант, скрестив руки на груди. Здесь, в «Мелоди», события разворачивались очень быстро. Перед тем как заговорить с официантом, маячившим передо мной, я огляделся. Справа от меня находился гардероб, сзади — мужской туалет, а рядом с ним женский. По крайней мере, я так предположил. На одной двери надпись отсутствовала, а на другой изобразили красного дьявола. По-моему, подобные помещения в ночных клубах оформляют авторы современных картин, которые можно повесить хоть вверх ногами, хотя было бы лучше повесить самих художников. Я подошел к метрдотелю, взиравшему на меня с полнейшим безразличием. — У вас заказан столик? — Нет. Меня здесь ждет один джентльмен. Его губы изогнулись. Это было мне знакомо. — Джордж Стоун, — добавил я. — Вы его знаете? Метрдотель чуть приподнял брови: — Мистера Стоуна? Конечно. — Конечно? — удивился я. Он помолчал, выжидая, не дам ли я ему на чай, затем повернулся, откинул бархатный занавес и повел меня между столиками туда, где сидел здоровенный черноволосый мужчина, попивая хайбол из высокого стакана. Мужчина поднял на меня глаза: — Привет, Скотт. Садитесь. Он подозвал официанта в белой куртке, заказал себе шотландское виски с содовой и спросил, что я буду пить. Сам он уже изрядно набрался. Я заказал бурбон и воду. В ожидании спиртного мы со Стоуном разглядывали друг друга. Высокий, крепкий и мускулистый, Стоун был бледным, как поганка. Зубы у него выдавались вперед, а черные волосы торчали отовсюду. На вид ему было от сорока до пятидесяти. — Вы не пожалели времени, чтобы заглянуть сюда, — заметил он. — Ближе к делу. Если хотите что-то рассказать, валяйте, но ничего лишнего. — Ладно. Я немного взвинчен, а дело очень серьезное. Через минуту вы поймете, о чем я. — По телефону вы убеждали меня, будто знаете некую тайну. Похоже, здесь можно расколоться. — Здесь безопасно, — подтвердил Стоун. — Тут никто меня не достанет. И никто нас не подслушает. — Он помолчал. — Вообще-то я решил позвонить вам уже после того, как пришел сюда, только сегодня вечером. Я чувствую, проблема нарастает, и мне пора освободиться от всего этого. — Вам пора рассказать, ради чего вы меня сюда притащили. Закурив сигарету, Стоун посмотрел на огонек зажигалки, глубоко затянулся и выпустил облачко дыма. — Вас интересует лоббирование. Давление на законодателей. Шантаж. Взятки. Выплаты. Я могу сообщить вам все это к середине следующей недели. Вы меня не знаете, верно? Ну, чем я занимаюсь и так далее? — Нет. — Электроникой и радио. Я умею записывать телефонные разговоры, подключаться к проводам, слушать беседы где угодно, когда угодно, по проводам или без них. Кстати, мы встретились здесь потому, что никто посторонний нас не услышит. Я могу засунуть подслушивающее устройство в любое место, кроме монетного двора. Таков характер моей работы в последние семь лет. Меня охватило любопытство. Все, с кем я общался сегодня днем, пробудили во мне недоверие, однако Стоун явно что-то знал и, судя по всему, говорил чистую правду. Он понизил голос, поэтому за соседними столиками его, несомненно, не слышали. К тому же его слова заглушала музыка. Стоун настороженно оглядывался. Казалось, он нервничал. — Что же дальше, Стоун? И почему вы так внезапно решили поговорить со мной? — По-моему, я уже все объяснил. Проблема в том, что из-за моей работы мне пришлось нарушить кое-какие законы. Если я расскажу все, это тоже выплывет наружу. — Стоун помолчал, затянулся сигаретой и загасил ее. — Но, обсуждая это с вами, я пойму, где остановиться. Только мы двое, ваше слово и мое, так? Хотя вы об этом пока не догадываетесь, но можете оказать мне услугу. — Сначала вы окажете мне услугу. По вашим словам, вы семь лет подслушивали телефонные разговоры. Для кого вы выполняли эту работу? — Ах да, я собирался рассказать вам. Так вот, Скотт, это и есть мистер Босс. — Стоун ухмыльнулся так, словно все мышцы лица расслабились. — Мистер Босс. Точь-в-точь как написано в газете. — Кто? — Подождите немножко. Я ничего не скажу, пока не получу пропуск на волю. — У меня нет такой власти, Стоун. Я просто работаю для комиссии, и вы это знаете. — Да. До сих пор оркестр играл непрерывно, и несколько пар танцевали. Но музыка стихла, и слова Стоуна прозвучали в относительной тишине. Стоун занял хороший столик, слева от танцплощадки, и я заметил, что он смотрит мимо меня. Я проследил за его взглядом и был как громом сражен, увидев гибкую пепельную блондинку с ледяными голубыми глазами. Должно быть, от ее фигуры свихнулось куда больше людей, чем от дюжины хиромантов. Охваченный возбуждением, я на секунду подумал, что собственная кожа — единственный наряд юной особы. Нечто подобное уже предстало передо мной сегодня днем в дверном проеме. Затем я осознал, что эта блондинка — всего-навсего женская часть шоу, хотя могла бы стать для меня и целым шоу. То, что я принял за кожу цвета слоновой кости, оказалось мерцающим одеянием. Оно окутывало блондинку, начинаясь от самой шеи, закрывало руки, соскальзывало по груди, стекало по стройной талии и округлым бедрам и, разделившись надвое, плотно, как панталоны, обхватывало ее ляжки и икры и даже покрывало ступни, поскольку красотка была босая. Блондинка, раскинув руки, придерживала темные занавеси, драпирующие арку, через которую артисты выходили на площадку и покидали ее. Так как арка была всего в паре ярдов от нашего столика, я, заметив, что красотка повернула голову и подмигнула, принял это на свой счет. Однако мечта растаяла: она смотрела мимо меня. Я бросил взгляд на Джорджа Стоуна. Он ухмылялся и кивал блондинке. Впрочем, моя голова тут же, словно помимо моей воли, вновь повернулась к красотке. Я попытался сфокусировать на ней взгляд, но он жадно скользил по фигуре, каждый сантиметр которой заслуживал самого пристального внимания. Если бы подобная глазная гимнастика улучшала зрение, мужчина к зрелым годам обретал бы зоркость орла. Едва смолкли фанфары, голос, донесшийся из микрофона, представил Сатану и Атлас в первом шоу сегодняшнего вечера. Женщина, Атлас, выпорхнула вперед, закинув руки за спину. Освещение в клубе медленно погасло. Луч прожектора упал сверху на Атлас: она остановилась, замерла, приподнявшись на носки, сцепила сзади руки, втянула живот. Ее грудь высоко и соблазнительно вздымалась, поблескивая в белом свете. Трудно было вообразить, что каждый дюйм ее тела покрыт одеждой, ибо ткань без единой морщинки облегала каждый изгиб и каждую выпуклость. Я не сомневался, что на красотке нет ничего, кроме тончайшего атласа. Внезапно мертвую тишину прорезали мощные звуки оркестра, а наверху вспыхнул второй луч прожектора и осветил фигуру высокого, одетого в красное дьявола. Он вскинул руки над головой, но опустил кисти, так что пальцы указывали в пол. С плеч дьявола спускался плащ с черной подкладкой. Губы его раздвинула то ли ухмылка, то ли оскал, выражавший удовлетворение. На несколько секунд красная и белая фигуры замерли, затем один протяжный звук сменился другим, и Атлас медленно повернулась. Прожектора, вырвавшие из тьмы две контрастные фигуры, сделали эту сцену невероятно эффектной. Атлас посмотрела на Сатану и протянула к нему руки — но, не коснувшись его, отдернула их, словно превозмогая желание броситься вперед. Устремившись к Сатане, она внезапно остановилась, затем снова неуверенно направилась к нему. Глядя на выразительные движения ее тела, я почти поверил, что Атлас неудержимо тянет к Сатане, но она сопротивляется его власти. Лучи прожекторов слились воедино, когда два тела соприкоснулись, белое прижалось к красному. Руки Сатаны упали, ладони обхватили тонкую талию Атлас. Она рванулась назад, но ее белые ноги, взлетев, обхватили бедра дьявола. Однако руки Атлас взметнулись кверху, девушка перегнулась в талии, словно желая вырваться из плена, и запрокинула голову. Ее длинные серебристые волосы коснулись пола. Ни в одном ночном клубе я никогда еще не видел ничего столь чувственного и возбуждающего. Чтобы полностью покорить публику, оставалось лишь повторить номер на бис. Слева от меня вспыхнул огонек. Это Стоун повернул колесико зажигалки и закурил еще одну сигарету. Услышав постукивание, я повернулся к нему. Он барабанил пальцами по столу. Сейчас мне хотелось сделать то же самое. Я перевел взгляд на сцену, но краем глаза заметил, что рука Стоуна лежит на столе ладонью вверх. Далее я зафиксировал нечто столь невероятное, что мой рассудок отказывался принять это. Я уставился на руку Стоуна, мысленно все еще оставаясь на сцене с Атлас и наслаждаясь движениями ее стройного и гибкого тела. Но часть моего сознания уже переключилась на Стоуна. Он уже несколько раз пользовался при мне зажигалкой такого типа, что загораются, когда повернуто маленькое колесико, и продолжают гореть до тех пор, пока не опустишь крышечку. Сейчас все еще горящая зажигалка лежала на ладони Стоуна. Она опаляла ее. Я видел, что кожа на его скрюченных пальцах почернела, а трещина на одном из них была уже длиной в дюйм. В ней пузырилась влага. Оркестр заиграл тише, музыка позади меня ширилась и пульсировала. Кто-то закашлялся. Я услышал приглушенные шаги у сцены рядом. А зажигалка все горела, сжигая неподвижную руку передо мной. Я ощутил запах горелого мяса. Наконец меня осенило. Эта догадка казалась безумной, но единственно верной. Стоун был мертв. Глава 2 Едва ли я смотрел на руку Стоуна дольше нескольких секунд, но мне показалось, что прошло несколько часов. Затем, когда до меня дошло, я вышиб зажигалку из его руки. Мигнув, она упала на пол. Опрокинувшийся стакан покатился по столу, виски разлилось. Позади Стоуна освещения не было. Мерцали лишь отблески прожекторов, но все же я увидел, как Стоун пришел в движение. Он словно обмяк, хотя пока сидел прямо. Потом его голова упала набок, вслед за тем тело начало медленно сползать со стула. Внезапно оно накренилось, и Стоун с грохотом рухнул на пол. Женщина за соседним столиком закричала, и вопли ее становились все пронзительнее. Она не видела, что упавший мертв, не могла знать этого. Но что-то заставило ее закричать. Может, то, как Стоун рухнул. Или она почувствовала запах горелого мяса. Ее голос, высокий, захлебывающийся, перекрывал музыку. В нем звучал удушающий страх. Оркестр вдруг умолк, свет зажегся, посетители вскочили из-за столиков. Я до сих пор не понимал, что произошло со Стоуном, но теперь, отчетливо разглядев его, не сомневался: он мертв. Через секунду после того, как вспыхнули лампы, я уже стоял перед Стоуном на коленях и пытался нащупать его пульс, хотя прекрасно сознавал, что ничего не найду. Сердце не билось. — Боже мой! — закричал кто-то возле меня. — Боже мой, это же Джордж! Атлас стояла рядом, почти касаясь меня, и смотрела на Стоуна. Я удивился, заметив, что в ней не больше пяти футов и трех дюймов. Я увидел вблизи длинные накладные ресницы, оранжево-красную помаду на ее губах и жирно нарисованные карандашом изогнутые брови. Казалось, потрясенная Атлас вот-вот потеряет сознание или завопит, но сейчас я почти не думал о ней. Увидев за столиком поблизости четверых мужчин, я обратился к самому крепкому из них: — Постарайтесь удержать всех подальше от тела. Мужчина кивнул и шагнул вперед, даже не взглянув на меня. У входа я поймал метрдотеля. Он знал, что в зале кто-то упал, но и только. Я велел ему закрыть двери и никого не выпускать, а сам пошел в телефонную будку и позвонил в полицию. Когда я вышел из будки, потрясенный метрдотель слонялся поблизости. Я спросил, поставил ли он охрану у дверей. Он кивнул: — Те два человека уже ушли. А мистер Стоун действительно мертв? — Да. Какие два человека? — Не знаю... То есть я говорил с одним из них, с тем, что пониже, когда он спросил меня, где столик мистера Стоуна. И я видел, как они оба вышли перед самым началом этой заварухи. У него был сердечный приступ? — Возможно. А что тот человек? Он спросил, где Стоун? — Да. — И вы сказали ему? — Конечно. Он дал мне пять долларов. — Как он выглядел? — Невысокий, лет тридцати — тридцати пяти, и зубы сильно выдаются вперед. Возле угла рта родинка. Я хорошо его запомнил из-за пяти долларов. — Когда он спросил вас о Стоуне? И что сделал потом? — Это было перед самым шоу, за несколько секунд до того, как погас свет. Он только заглянул в зал, а потом пошел в мужской туалет. — Метрдотель помолчал. — Зачем вам все это? Я показал ему свои документы: — Я частный детектив. До появления полиции закон здесь представляю я. Судя по всему, мои слова не убедили метрдотеля. Впрочем, он едва ли знал что-то еще. Он больше не видел коротышку, не разглядел и его спутника, а просто заметил, что оба вышли во время шоу, и очень удивился. По наблюдениям метрдотеля, посетители, особенно мужчины, редко уходят во время шоу. Меня все это удивило не меньше. Прежде чем покинуть его, я осведомился, где находится кабинет управляющего. Метрдотель указал мне на ту дверь, что я принял за женский туалет, и удалился весьма взволнованный. Открыв указанную им дверь, я очутился именно в женском туалете. К счастью, женщин здесь не было. Я вышел и увидел табличку «Управляющий» на двери наискосок от меня, но кабинет был пуст. Я вернулся в зал. Крупный мужчина все еще стоял возле тела. Атлас я не заметил. Миновав задрапированную арку, я попал в узкий коридор, а затем в небольшой зал с закрытыми дверьми и постучал в дверь с серебряной звездочкой. — Кто там? — отозвался женский голос. — Шелл Скотт. Я хотел бы поговорить с вами, если можно. Атлас открыла дверь; в руке она держала салфетку, которой стирала грим. Она еще не успела переодеться. Узнав, кто я и почему нахожусь здесь, девушка пригласила меня в гримерную, закрыла дверь и прислонилась к туалетному столику. — Мой медиум сказала мне, что сегодня вечером должно случиться что-то ужасное. Говоря это, она смотрела прямо на меня. Я не считаю себя красавцем, но ужаса не внушаю, поэтому тотчас решил, что Атлас имеет в виду не меня. Кажется, случившееся не слишком удручило ее. Девушка присела на туалетный столик, опершись на него руками, отставленными назад, а ее чувственное тело мягко изогнулось. Возможно, она случайно приняла эту позу, но даже если так, я мог бы назвать ее отрепетированно непринужденной. Со своего места я видел это ошеломляющее чудо не только спереди, но и отчасти и сзади — в зеркале туалетного столика. Признаюсь, что это превосходило всякие ожидания. Даже в зеркале я оценил этот невероятный вид сзади, вернее, невероятный зад. Костюм явно создали для выступления в интимном ночном клубе, рассчитывая, что на него будут смотреть с расстояния в несколько ярдов и при специальном приглушенном освещении. Я же пялился на него при ярком свете, стоя почти вплотную к девушке. — На него и в самом деле снизошло вдохновение? — спросила Атлас. — Снизошло что? — Вдохновение. Смерть. Он умер? — А-а. Да, он умер. Я сразу же понял, что мозги у Атлас развиты куда хуже, чем тело. — Он и казался мертвецом, но я думал, что у него такая внешность. — Похоже, вы хорошо знали мистера Стоуна? — С чего вы взяли? — Сначала вы подмигнули ему, а потом, по-моему, испытали настоящий шок, увидев его на полу. — Я была бы не меньше потрясена, увидев на полу любого другого. Например, вас. А что в этом странного? — Ничего, но... — Кроме того, я только-только разогрелась во время выступления. И вдруг совершенно внезапно крики, свет в зале. «Только разогрелась? — подумал я. — Если время позволит, в этом же месяце я посмотрю оставшуюся часть выступления». Задав еще несколько вопросов, я узнал, что ее настоящее имя Вирджиния Уоринг, но она предпочитает, чтобы ее звали Атлас. — Это звучит так нежно и порочно, не так ли? — Да. — Я улыбнулся. — А вы... Да, конечно, это очень красиво. — Но это не означает, что я нежная и порочная. Я нежная, да, но вовсе не порочная. — Девушка засмеялась. — А разве не у всех нас есть потаенные желания? — Я полагаю, мы... Атлас сняла оранжевую помаду, краску с бровей, почти полностью удалила остатки макияжа, повернулась к зеркалу и чуть подалась вперед, протирая щеки. В этой позе Атлас была менее призывной, но все же такой чувственной, что меня неудержимо тянуло к ней. Я едва расслышал сирены. Методу тем они приближались. Значит, полиция скоро будет здесь. — Атлас, вы знали Джорджа Стоуна? Девушка, слегка повернувшись, спокойно взглянула на меня: — Должно быть, вы хороший детектив. — С чего вы взяли? — Очень настойчивый. — Атлас снова посмотрела на себя в зеркало: — Да. Мы были друзьями. Хорошими друзьями. — Ее глаза встретились с моими в зеркале. — А сейчас мне нужно переодеться. Девушка сунула руку под мышку, и я лишь сейчас заметил хорошо замаскированную «молнию». Так вот как она снимает и надевает свой костюм. Атлас распустила «молнию» до самой лодыжки, и я увидел чуть смуглое розовое тело. Когда она бросила на меня быстрый взгляд, мне пришлось удалиться. Несколько полицейских в форме и двое офицеров в штатском приблизились к телу Стоуна почти одновременно со мной. В одном из штатских я узнал Роулинса, детектива из центрального отдела по расследованию убийств. — Привет, лейтенант, — сказал я. — Вы очень оперативны. Роулинс быстро обернулся: — Шелл... Что ты здесь делаешь? — Я сидел за его столиком, когда он упал. — Мой взгляд задержался на трупе. Затем я выложил ему все, что знал. — У тебя есть какие-нибудь соображения о причинах случившегося? — спросил Роулинс. — Он просто упал. Я не прикасался к нему, только проверил его пульс. Прибывшие полицейские опросили посетителей, появились криминалисты, засверкали фотовспышки. Эксперты занимались своим делом. Роулинс, опустившись на колени возле тела, поманил меня: — Оставь мысль о сердечном приступе. Его сердце, конечно, остановилось, но только потому, что отключился мозг. Роулинс указал на голову Стоуна. Я склонился над трупом, не прикасаясь к нему, и заметил на дюйм выше правого виска маленькую черную дырку, едва заметную под густыми темными волосами. Кровь почти не текла. К моменту прибытия заместителя коронера, который сразу осмотрел тело, мы уже убедились, что Стоуна застрелили. Пуля застряла в его черепе. Судя по входному отверстию, убийца использовал оружие не более чем 32-го калибра, а возможно, выпустил пулю из пистолета 22-го калибра. — Ты вообще ничего не слышал? — спросил Роулинс. — Ничего. Но если стреляли даже из маленького пистолета, кто-то здесь должен был услышать выстрел. Я опустился на тот стул, где раньше сидел Стоун, и, собравшись с мыслями, принял ту же позу, что и он за несколько секунд до смерти. Ткнув указательным пальцем чуть выше виска, я спросил Роулинса: — Откуда это можно было сделать? — Посмотри. Мой взгляд устремился направо, миновал стул, на котором во время шоу сидел я, скользнул по бархатному занавесу, отделяющему зал от вестибюля, и уткнулся в красного дьявола, изображенного на двери мужского туалета. — Ого! — воскликнул я. — Метрдотель сказал мне, что какой-то коротышка искал Стоуна, а затем отправился в мужской туалет, вероятно пустой во время шоу. Стоун закурил, огонек зажигалки осветил его лицо в кромешной тьме. Это превосходная мишень. Бум! Однако полиция не нашла никого, кто слышал бы это «бум!» или любой другой необычный звук. — Начнем с того, что 22-й калибр почти не производит шума, — заметил Роулинс. — А что, если это был пистолет с глушителем? Планируя совершить убийство в клубе, конечно же пользуются пистолетом с глушителем. Это звучало вполне разумно. Я знал, что выстрел из пистолета 22-го калибра с глушителем невозможно расслышать с расстояния в десять футов. Такое оружие использовали еще во время Второй мировой войны. Даже самодельный глушитель, рассчитанный на один-два выстрела, эффективно приглушал пальбу из пистолета 22-го калибра. Но как бы там ни было, дело уже сделано. * * * Я позвонил в административный центр, попросил к телефону Полу, сообщил ей о том, что произошло, и она пообещала передать все Бизли и Картеру, которые по-прежнему сидели в конференц-зале. Она также заявила, что поедет домой одна, поскольку мне придется задержаться. Я позвонил Вайзу домой и информировал его об убийстве. — Застрелили? Прямо в клубе? — всполошился он. — Да. Полагаю, работал специалист. — Неужели он не успел рассказать вам ничего, что может нам помочь? — Ни слова. Только предлагал раскрыть тайны мистера Босса и вылить на него немало грязи в обмен на неприкосновенность. — Неприкосновенность, — задумчиво пробормотал Вайз. — Вот он ее и получил. — Да. Нечто в этом роде. Полиция еще здесь. — Ладно, делайте, что следует. Увидимся утром, Шелл. Пожелав ему спокойной ночи, я повесил трубку. Поздно ночью я приехал домой в отель «Спартан» на Норт-Россмор в Голливуде. Этот вечер так взбудоражил меня, что мне никак не удавалось спокойно обдумать случившееся. Только поднимаясь по лестнице на второй этаж, я вдруг ясно понял, что произошло. Когда я сидел на стуле Стоуна в клубе «Мелоди», размышляя, откуда прилетела смертоносная пуля, мой взгляд наткнулся на красного дьявола на двери мужского туалета. Но ведь прямо перед моими глазами был стул, на котором расположился я сам как раз в тот момент, когда Стоуну выстрелили в голову. Эта мысль впервые посетила меня. Я полагал, что Стоун убит превосходным стрелком, заранее избравшим мишень. А что, если стрелок не так уж хорош? Может, он целился в меня? Глава 3 На следующее утро я забежал к себе в офис, поздоровался с Хэзел, сидевшей на коммутаторе в холле, выяснил, что ничего важного не случилось, и поехал в административный центр. Мой кабинет в центре слишком мал, поэтому я сразу отправился в большой конференц-зал, где был вчера; там, в весьма элегантной обстановке, множество отполированных фраз отразилось от полированных стен с панелями красного дерева. Там вершились серьезные дела, а члены комиссии по лоббированию почти постоянно держали на огне кофейник. Бизли и Вайз уже попивали кофе, но Картер еще не появлялся. Вайз вскинул свою красивую голову, увидев меня: — Шелл? Мы уже начали беспокоиться. — Да, — подтвердил Бизли. — Вы можете что-нибудь добавить к тому, о чем сообщили нам прошлой ночью? — Мало, — признался я. — Но я готов подробно рассказать вам, как все произошло. Вайз пригласил свои волнистые седые волосы: — Налейте себе кофе. Трудно говорить об убийстве, не смочив горло парой глотков. Кроме того, кофе очень хорош сегодня утром. Я сам его готовил. С Вайзом можно разговаривать как с самым обычным человеческим существом. Но брови Бизли двинулись к переносице. Мы вели себя слишком фривольно. Поэтому я поспешил налить себе кофе. Едва я расположился за длинным столом красного дерева, как вошла Пола. За нею, однако, следовал Джо Рул. А он очень красивый парень. Глядя на них, я убеждал себя, что они, должно быть, встретились перед дверью конференц-зала. Вошедшие налили себе кофе и присоединились к нам. Я минут двадцать излагал все подробности случившегося накануне вечером. — Похоже, он в самом деле мог бы помочь нам, — задумчиво проговорил Бизли, выслушав меня. — Скорее всего, он назвал бы нам мистера Босса. Прозвище «мистер Босс» мы начали использовать шутки ради, хотя многое явно указывало на то, что взятками, шантажом, законным и незаконным давлением лоббистов, «представителей деловых кругов», чьи действия нас заинтересовали, действительно управляет мистер Босс. Он один обладает исключительной властью, оказывает влияние на все сферы жизни, покупает и продает людей. Мы располагали доказательствами того, что этот человек существует, но ничего не знали о нем. Нам не было известно ни его имя, ни внешний вид, ни с кем он связан. Вот так же мы наслышаны о существовании огромного рынка наркотиков, имеем представление о нескольких мелких торговцах, но не можем подобраться к человеку на самой вершине. А между тем именно мистер Босс больше всего интересовал комиссию. Нас не слишком заботили законное лоббирование или лоббисты — только те, кто нарушал закон, и особенно тот, кто вдохновлял их. — К сожалению, — заметил Бизли, — он не успел назвать имена. Весьма печально, что этот человек не дал вам никаких ниточек, прежде чем его убили. Так, значит, он работал на кого-то, верно? Подслушивал телефонные разговоры? — Да. Все виды электронной слежки, как я понял. В течение семи лет. Похоже, он собрал немало компромата на множество людей и сообщил это своему боссу. Все явно указывает на цепь шантажа. Но... Никаких имен... Ничего. Вид у него был очень напуганный, словно он чувствовал, что кто-то преследует его. — А как насчет его девушки? — поинтересовался Вайз. — Этой Атлас? — Она не из тех людей, которые что-то делают бескорыстно. Атлас сказала, что дружила со Стоуном. Это не внушает больших надежд, но главное — выяснить, что она называет дружбой. Попытаюсь встретиться с ней сегодня. Услышав, что кто-то вошел, я обернулся. К нам приближался сенатор Эндрю Картер. Я взглянул на часы. Ровно девять утра. Картер был так бледен, будто потерял много крови. Он сел и приветственно кивнул. Председатель вкратце сообщил ему обо всем, и сенатор Картер задействовал свой исключительный интеллект. — Уверен, ты согласишься, что это дело приоритетно по отношению к другим ведущимся расследованиям? — обратился он к Бизли, сформулировав утверждение как вопрос. Бизли кивнул и посмотрел на меня. — Кажется, вы с мистером Рулом хорошо сработались, мистер Скотт. Возможно, вам лучше объединить усилия, занявшись этим делом, но не пренебрегая, разумеется, прочей работой. — Хитроумно сказано. Иными словами, «немедленно поднимитесь на верхушку ратуши, но не слишком высоко». — Конечно, — согласился я, бросив взгляд на Рула. Джо усмехнулся и кивнул. Мы действительно хорошо работали вместе. Джо Рул — молодой парень, ему всего двадцать шесть, но по виду не скажешь, дорос ли он до участия в выборах. Однако Рул проявлял ловкость и отлично справлялся со всем. Он среднего роста, худощавый, но сильный. Его волосы так черны, что кажутся ненатуральными. Вокруг светло-голубых глаз Рула расходятся лучики морщинок — он часто смеется. Джо очень волнует женщин. Зная об этом, я решил ненароком спросить у него, где он встретил Полу сегодня утром. Через несколько минут мы с Джо покинули конференц-зал и отправились в мой кабинет. Обсудив дело, мы пришли к соглашению о том, что Джо сегодня поработает с полицией и попытается найти человека, соответствующего описанию коротышки, который интересовался Стоуном вчера вечером и расспрашивал о нем. Этот коротышка с выступающими зубами и черной родинкой возле уголка рта наверняка участвовал в убийстве. Мне же предстояло навести справки о Стоуне. — Ладно, все лучше, чем проверять эти письма, — сказал Рул. Я дал ему три письма, поступивших в комиссию. Если эти письма могли дать хоть каплю полезной информации, то те, что получил Джо, не внушали ни малейших надежд. — Странно, — заметил он, — как этим людям удается выжить. Они, наверное, умеют виртуозно избегать ловушек. Рул помолчал. — Если дело терпит, я постарался бы за пару часов покончить с Бриттоном. Мне нужно только посидеть какое-то время в офисе Рекордера. Джо имел в виду Сэма Бриттона, одного из тех, кого мы проверяли как возможных свидетелей для вызова на комиссию. По нашим сведениям, Бриттон потратил несколько тысяч долларов в Сакраменто, пытаясь воздействовать на законопроект, который затрагивал интересы принадлежащей ему компании. И мы знали почти всех, кто получил от него деньги. — Большой человек, — заметил я. — Мы однажды уже сталкивались с ним, придется проверить тщательнее. — После паузы я спросил: — А что сказала Пола сегодня утром? — Что ты хочешь на завтрак? — серьезно поинтересовался Джо, не ответив на мой вопрос. Однако, увидев мое лицо, от души расхохотался. — На самом деле, чудак, я встретил ее в шести футах от дверей конференц-зала, и она сказала мне: «Привет, Джо». — Так-то лучше. — Я вздохнул с облегчением. — А что ты ел на завтрак? Джо ухмыльнулся, махнул рукой и ушел. Мне пришлось заняться кое-какими накопившимися бумагами. Джо позвонил из управления полиции до того, как я ушел из административного центра, и сообщил, что пока не обнаружено ничего стоящего. Из мозга Стоуна извлекли пулю 22-го калибра, но это все. Сразу после ленча я приехал в отель «Брандвел», где, как я знал, и жил на верхнем этаже Джордж Стоун. Со мной было разрешение на обыск, поэтому полицейский у двери позволил мне войти, когда я предъявил документы. Казалось, кто-то находится внутри, перемещаясь по комнатам, но полицейский ничего не сказал об этом, и я вошел. В квартире явно кто-то был. Направившись через гостиную в одну из спален, я увидел ее. Она стояла спиной ко мне и, нагнувшись, вытаскивала из нижнего ящика украшенные рюшами и кружевами женские вещички, но я тотчас узнал Вирджинию Уоринг — Атлас. Девушка выпрямилась и обернулась: — Здравствуйте, мистер Скотт. Что вы здесь делаете? — Шелл. Я собирался задать вам тот же вопрос. — А-а. — Атлас пожала плечами. — Просто собираю свои вещи. Девушка указала на кровать. Рядом с лежавшим на ней маленьким чемоданом пенился прозрачный пеньюар, валялись красно-белая полосатая пижама, прелестный бюстгальтер и маленький косметический набор. Скрывшись в ванной, Атлас вернулась с зубной щеткой, сунула ее, как и все прочее, в маленький чемодан и без усилий закрыла его. — Вот и все. — Она посмотрела на меня. Атлас выглядела прекрасно. Не лучше, чем вчера вечером в том восхитительном шоу, поскольку выглядеть лучше просто невозможно. Однако она казалась совершенно другой: ловкой, полной жизни, необыкновенно привлекательной. Сегодня девушка надела вязаный коричневый с белым свитер с отложным воротником и бежевую юбку без пояса, что подчеркивало прекрасную линию бедер. Свои длинные, почти прямые волосы девушка собрала в «конский хвост». Сегодня я назвал бы Атлас холеной, хотя, вероятно, такой она бывала всегда. — Атлас, не позволите ли задать вам несколько вопросов? Девушка вздохнула: — Я знаю о чем. Она подошла ближе и взглянула мне в лицо. В туфлях на высоких каблуках девушка казалась немного выше, чем вчера, но не слишком высокой. — Давайте обсудим, — предложила Атлас. — Вам лет двадцать восемь... тридцать? — Тридцать. — Совсем взрослый, однако. — Да уж. — Так вот. У меня есть собственная квартира в «Джентри». Но порой... Когда Джордж уезжал из города... я оставалась здесь... Теперь, поскольку он... не будет больше снимать эту квартиру, мне незачем приходить сюда. Поэтому я собираю свои вещи. Мне пришлось потратить вчера вечером час или даже больше на разговоры с полицией, и я только что вернулась из управления, где все утро беседовала с двоими симпатичными полицейскими. Наконец мне удалось убедить их, что я не убивала Джорджа. Мне некуда было спрятать револьвер, помните? — Да, помню. Каждый квадратный дюйм. Хотя у вас нет ни одного квадратного дюйма, не так ли? Ха-ха... Ладно. Если бы у него случился сердечный приступ, то в этом были бы виноваты уж точно вы. Атлас улыбнулась и слегка подняла глаза: — Я сказала им, что ничего не знаю о бизнесе Джорджа, поскольку в нем не участвовала. Он был просто... просто Джорджем. — Девушка нахмурилась. — Ваш второй вопрос относился к этому? Я ответила на него? — Нет. И все это только слова. Вы не похожи на леди, готовую броситься под колеса грузовика. — Что? — Иными словами, вы не убиты горем. — А! Вот вы о чем! Да, я не выкрикиваю душераздирающих фраз вроде «Я не смогу жить без него!». — Уже ближе к делу, — улыбнулся я. — Я не любила его. Мне нравилось развлекаться с Джорджем. Он тратил на меня деньги. А теперь умер. Но мы все когда-нибудь умрем, не так ли? Я еще ни разу не слышала, чтобы кто-то собирался жить вечно. Серьезно, мистер Скотт... — Шелл... — Шелл, не ложиться же мне в гроб вместе с ним? Джорджу не поможет, если я буду реветь несколько часов подряд. Я кивнул. — Значит, все правильно, — заявила она. — Да. Но скажите, разве Джордж никогда не говорил ни о чем, кроме ваших больших голубых глаз и прочего? — Он очень мало говорил о прочем и еще меньше — о чем-либо постороннем. Ах да, Джордж рассказывал, что работает с электронами, трубками и еще какими-то мудреными штуками и выполняет задание для одного из самых важных людей в Калифорнии. — Как звали того человека, на кого работал Джордж? — Полицейские тоже спрашивали меня о нем. Я не знаю. Я никогда не спрашивала, а сам Джордж не слишком охотно делился информацией. Это на самом деле все. — И у вас нет совсем никаких подозрений? — Понятия не имею, кто захотел убить его. Думаю, Джорджа это удивило бы не больше, чем меня. Вот и все, что я знаю. Атлас перестала ходить по квартире. Я размышлял об услышанном, сам не зная, что ищу. Возможно, полиция раскопает что-нибудь важное раньше меня. Но я все же что-то ищу и ничего не нахожу. Вот разве что Атлас. Может, разгадка в ней? Через несколько минут девушка подхватила свой маленький чемодан и взглянула на меня. — Я хочу рассказать еще кое-что о Джордже. — Да? — Он был моим приятелем. Не единственным, но главным. Теперь он умер. И я почти одна на белом свете. — Должно быть, отчаянное положение. — Некому понести мой чемодан или сделать еще что-нибудь. У девушек бывают трудности. Я протянул руку, Атлас улыбнулась, шагнула вперед и протянула мне чемодан. Дай бог, если он весил два фунта. — Вы лапочка, — сказала она. — Тут всего несколько кварталов. * * * Атлас вошла в свою квартиру на третьем этаже в «Джентри» и, когда я последовал за ней, закрыла и заперла дверь. Она улыбнулась мне через плечо: — Я всегда так делаю. Это дает ощущение безопасности. Мы находились в гостиной шикарной квартиры. Роскошная обстановка, пушистый ковер на полу, большие подушки на диване и креслах. Мне здесь нравилось и было приятно общество Атлас, но я вовремя понял, что сюда меня привело только определенное дело. Мне пришлось расследовать убийство Стоуна, а ни одной ниточки, кроме Атлас, подружки покойного, у меня не было. Но чего же лучшего можно желать? — Атлас, зачем вы привели меня сюда? — спросил я. — Только честно. Девушка, направившаяся к дивану, обернулась и посмотрела на меня. — Зачем? Просто хотела, чтобы кто-нибудь отнес мой чемодан. — Атлас улыбнулась. — Да. Очень смешно. Вашего приятеля только что убили, я расследую его убийство и вот оказался здесь, с вами. — А-а. Вы подозреваете меня в низких планах? — Возможно. Атлас покачала головой: — Можете уйти, если угодно. — Неужели? — Послушайте, мистер. Я делаю только то, что хочу. Боюсь, вы плохого мнения о себе, если считаете, что труп может быть вашим соперником. — Ее приятный голос стал вдруг строже и выше. — Ладно, я имел в виду... — Послушайте. Правда, это не ваше дело, но мы с Джорджем расстались несколько месяцев назад. Я же сказала, что пошла туда сегодня забрать свои вещи и даже не предполагала встретить вас там. Но тем не менее, мы могли бы провести вместе час-другой. — Не понимаю, почему... — Я видела вас с Джорджем вчера вечером, и вы заинтересовали меня. Мне понравилась ваша внешность. Да и как можно было пропустить вас? Вы похожи на Рока Хадсона после того, как он попал в железнодорожную катастрофу и поседел. — Атлас помолчала. — А уж когда вы пришли в мою гримерную, я поняла: вы парень что надо. Просто смотрела на вас и думала: а как насчет этого? Разве с вами никогда такого не случалось? — Случалось. Например, вчера вечером. Я... — Подождите, я еще не закончила. — Девушка засмеялась. — Вы так торопите события, словно опаздываете на самолет. Так о чем я говорила? — О самолете. — Знаю... Я сказала себе вчера вечером: «Этот парень живой». Может, это и было бессердечно, поскольку Джордж лежал там на полу мертвый, но вы понимаете, что я имела в виду? — Да, мадемуазель, я... — А еще мне понравилось, как вы смотрели на меня. Не пялились, а смотрели. С восхищением. И вроде бы не притворялись. Вы очень приободрили меня. Все парни глазеют или хотят поглазеть. Но девяносто процентов из них бросают взгляды украдкой, думая, что я не замечаю этого. Я столько раз видела их в зеркале... Они напоминают умирающий Секс или угрюмого грабителя, но если обернуться к ним, притворяются, будто рассматривают какой-то предмет. Я потеряла вас? — Нет, полагаю, только что нашли. — Ну вот, все дело в этом. А еще вы большой, как мир. И вид у вас такой, словно вы посылаете всех к черту. Мне показалось, что мы поладим. Обычно я никому ничего не объясняю: я слишком независима. Пусть думают все, что угодно. Но внезапно случается нечто — можно упасть и умереть. Или выпить мартини. — Давайте выпьем мартини. Все произошло в один миг. Мне не особо хотелось выпить, но Атлас вдруг бросилась к маленькому бару в углу, загрузила кубики льда в миксер и налила туда же вермут, прежде чем я успел сказать: — Мне следовало выяснить... — Джордж. Знаю. Вы считаете, что вам нельзя оставаться со мной и пить мартини, а нужно оставить меня и отправиться на поиски улик. — Вот-вот. Я заподозрил, что эта девица гораздо умнее, чем показывает. — Я поспособствую вам и расскажу все о Джордже, пока мы пьем мартини. Возможно, таким образом вы раздобудете много улик. «Вот черт!» — подумал я. Кажется, уже в следующую секунду мы сидели на диване, потягивали наш второй мартини и она спрашивала: — Значит, вам понравилось шоу вчера вечером? — Понравилось? Атлас, оно было великолепно! Сенсационно! Я жалел лишь о том, что не увидел его целиком. — Да, оно действительно удачно. — Удачно?! Удачно? Атлас, да если бы вы просто прошлись разок по сцене в этом костюме... — А, так вам понравился костюм под человеческую кожу... Я его так называю. — Девушка обрадовалась, глаза ее засветились. — Я знаю, что сделаю. У меня получится даже с вами. — Даже? Почему? Как? — Вы же подозреваете меня кое в чем. В том, что у меня есть секреты. — Секреты? Атлас широко улыбнулась: — Да. Я надену один из этих костюмов под человеческую кожу. — Прекрасно. Никаких секретов в этом костюме. Это превосходная идея. — Я выдержал паузу. — Но что вы имеете в виду, говоря «получится даже»? — Я знаю, как вам нравится этот костюм. Мне придется ненадолго выйти. У меня назначена встреча. Я научу вас подозревать меня в разных вещах. Все еще не понимая, к чему она клонит, я не стал спорить. Каждый, кто решился бы спорить с Атлас, которая собиралась надеть свой костюм под человеческую кожу, вероятно, мертвее Джорджа, лежащего в морге. Девушка отправилась в соседнюю комнату, бросив на ходу: — Смешайте нам мартини. Я вернусь через минуту. Вообще-то я пью бурбон с водой. В мартини, впрочем, тоже кое-что есть. Этот напиток готовят из равных частей космических лучей, нитроглицерина и жидкого топлива. Жидкое топливо воспламеняется в желудке, а все остальное попадает в кровь. Я даже не усомнился в том, нужно ли смешивать третий мартини. Какие уж тут сомнения. Однако, когда я приготовил напиток, Атлас не вернулась. Не позволяя себе размышлять о том, чем она занимается, я начал расхаживать по большой гостиной. Возле одной из стен стоял маленький книжный шкаф. Я увидел книги о звездах, планетах и тому подобном со странными названиями. Я заметил также несколько экземпляров астрологического ежемесячника и тонкую книжку «Куда уходят мертвые?». Я начал листать ее, но тут же обернулся на мягкий звук шагов. Атлас вернулась, и я совершенно утратил интерес к книжке, тем более что пока не собирался умирать. Во всяком случае, не сейчас. Атлас выглядела точно так же, как во вчерашнем шоу. Однако то, что мы были одни в ее квартире, безмерно возбуждало меня. Тело мое пылало, сердце билось быстрее, чем накануне. Девушка стояла в дверном проеме в другом конце комнаты. За ней был полумрак. Легкие блики мерцали на атласной поверхности костюма, так тесно облегавшего тело Атлас, что казалось, оно покрыто лишь слоем пудры. — Разве так не лучше, Шелл? — спросила девушка. Я кивнул, не сводя с нее глаз. Она подошла к проигрывателю, стоявшему возле дивана, включила его и опустила иглу на пластинку. Зазвучала музыка, нежная, чувственная. Мелодия была чем-то мне знакома. Атлас изогнулась на диване и взяла свой мартини. — Иди сюда, присоединяйся ко мне. Я расположился рядом с ней, и, когда поставил свой стакан на низкий столик, Атлас сделала то же самое. Затем, повернувшись одним гибким движением, откинулась на мои колени и обвила руками мою шею. Я притянул девушку к себе и увидел между полуоткрытыми губами кончик ее языка. Потом ее губы встретились с моими, пылающими и жаждущими. Моя ладонь плавно скользила по атласной ткани. Она не противилась моим ласкам, даже поощряла их. Тело Атлас извивалось, пока мои пальцы блуждали по ее ноге, округлому бедру, двигались через упругий живот к пышной груди. Она накрыла ладонью мою руку и прижала ее к своей груди. Ногти девушки впивались в тыльную сторону моей ладони. Вдруг Атлас откинула голову и взглянула мне в лицо: — Отдохни минутку, Шелл. — Отдохнуть? — Который час? Я изумленно уставился на нее, но все же взглянул на часы: — Начало третьего. Девушка соскочила с дивана, предупредив: — Сейчас вернусь. Атлас выбежала в соседнюю комнату и вернулась с большим уродливым будильником. В этот миг мне показался бы уродливым любой предмет, напоминающий о времени. Атлас завела будильник, переставив стрелки: — Ну вот. Теперь мне не нужно беспокоиться. Я рассмеялся. — Фи! — фыркнула девушка. — Это мартини, мальчик. Фи! Я понял, о чем она. Жидкий огонь отпылал, алкоголь улетучился. Я покачал головой. На долю секунды Атлас исчезла из фокуса, но тут же вернулась. — Шелл, — напомнила она, — помнится, ты хотел увидеть окончание шоу. — Еще бы! Конечно хочу. — Тогда у меня есть идея. И у меня их несколько. — Почему бы нам не исполнить его? — Нам? — А что такого? Ты можешь быть Сатаной. — Ты хочешь сказать — дьяволом? — Разве это не забавно? — Ну... Я человек смелый. Давай сыграем. — Я на мгновение задумался. — Но шоу может закончиться иначе. Я могу разрушить его. Я... Атлас уже стояла возле проигрывателя, притопывая ножкой. — Зах, зу, зах! — произнесла она, и голос ее чуть вибрировал. Я и сам слегка вибрировал. Снова зазвучала музыка, и теперь я понял, что слышал ее в клубе вчера вечером. Атлас обернулась ко мне: — Отойди. Подними руки над головой, ты знаешь как. Нам придется вообразить лучи прожекторов, но, полагаю, все получится. Готов? — Черт, я готов для... — Иду! Я сделал несколько шагов назад и поднял руки высоко, как тот парень вчера вечером. Атлас повернулась, взглянула на меня, вытянула руки вперед и нерешительно двинулась ко мне. Моя улыбка походила на оскал, ибо я мало-помалу входил в роль. Эта идея пришлась мне по душе. Атлас изгибалась чуть сильнее, чем в клубе «Мелоди», и оттуда, где я стоял, казалась восхитительной. Она почти вплотную приблизилась ко мне. Тело словно сдерживало ее порыв, но при этом становилось все ближе. Атлас сделала еще шаг вперед, коснулась меня и тотчас откинулась назад, покачивая плечами. Я опустил руки, обхватил ее тонкую талию, и спина ее мягко легла на мои ладони. Она посмотрела мне в глаза, ее губы увлажнились и раскрылись, но зубы Атлас плотно стиснула. Ее возбуждение и напряжение будоражили мою кровь, как мартини. Атлас подняла ноги, затянутые в белое, обвила меня ими так же, как вчера красного Сатану, и изогнулась, откинув торс. Девушка ни на мгновение не оставалась спокойной, ее тело извивалось, дергалось и дрожало, соприкасаясь с моим. Мои руки соскользнули с ее талии вниз, по трепещущим бедрам. Это было бессознательным движением, не продиктованным низменными мотивами. Просто я начал слабеть. Мне стало ясно, что так не может продолжаться, ведь глупо даже предположить подобное. Для нас настало время попробовать что-нибудь еще. — Атлас, — начал я, — Атлас... Не лучше ли нам... Атлас! Едва я произнес эти слова, раздался пронзительный, настойчивый звон будильника. Атлас внезапно перестала двигаться. Я чувствовал себя как человек, только что переживший землетрясение. — Черт возьми! Ты не можешь остановиться сейчас! Я же знаю, что это не конец шоу! — воскликнул я. Будильник назойливо звенел, потом остановился, зажужжал, снова зазвенел и встал окончательно. — О боже! — выдохнула Атлас. — Мне нужно идти. — Идти? — Да. — То есть... уйти? Уйти отсюда? — Да. — Ты шутишь? — Нет. — О, Атлас! Я... ты... мы... Девушка раскинулась на ковре: — Тебе придется уйти, Шелл. — Но... — Честное слово. Мне нужно переодеться и уехать. — Но... Атлас приподнялась на локтях и откинула голову, так что ее длинные светлые волосы волной упали на пол. — Закончим шоу в другой раз, — пообещала девушка. — Оно будет еще лучше. — Вряд ли, — фыркнул я. Атлас встала, взяла меня за руку и подвела к двери: — До свидания, Шелл. Нам скоро снова придется встретиться. Из ярко освещенного холла я спустился на лифте в вестибюль, а оттуда вышел на улицу. Хотя «Брандвел» и «Джентри» разделяли лишь два квартала, я приехал сюда на машине, которая ждала меня у обочины. Проехав полквартала, я остановился, чтобы наблюдать за входом в «Джентри», и угрюмым немигающим взглядом уставился на дом. До меня только сейчас дошло, что Атлас ничего не рассказала мне о Джордже! Через несколько минут девушка вышла из «Джентри» и поймала такси. Я поехал следом. Почти в три часа Атлас, выйдя из такси, направилась к жилому дому на Уилшир. Быстро припарковав машину, я успел заметить, как за ней закрылись двери лифта. Мне оставалось лишь наблюдать за стрелкой, остановившейся на цифре 5. Когда лифт спустился, я поднялся на пятый этаж, но, не увидев Атлас, решил подождать. Через полчаса, когда девушка вышла из квартиры 520, я уже совсем протрезвел и украдкой поднялся на один марш. Атлас спустилась вниз, а я пошел в квартиру 520. На двери висела маленькая табличка в аккуратной медной рамке: «Мадам Астра — медиум-консультант». Позвонив, я вспомнил о книгах в квартире Атлас и о словах, оброненных ею вчера вечером и изрядно озадачивших меня. Она сказала, будто медиум сообщила ей о предстоящем ужасном событии. Дверь открылась, и дама средних лет с недоумением взглянула на меня. На ней было черное платье, а поверх него черный плащ. — Что вам угодно? Голос ее был ниже, чем у многих мужчин. — Мадам Астра? — Да. — Можно мне поговорить с вами? Она впустила меня в странную маленькую комнату. Одну стену покрывали непонятные таблицы со знаками зодиака — тельцами, овнами и прочим. На других стенах висело что-то, напоминающее планеты, солнце, звезды и кошмарные видения. — Вам повезло, — заметила мадам Астра. — У меня не будет посетителей до четырех часов. По чьей вы рекомендации? — Мисс Уоринг. Астра, похоже, удивилась, но я не стал вдаваться в подробности. Мы сели друг напротив друга за маленький столик. — Что бы вы хотели? — спросила она. — Я хотел бы связаться с духовной сущностью Джорджа Стоуна и не постою за ценой, лишь бы это произошло. — Духовная сущность — не слишком знакомый мне термин. Этот джентльмен все еще с нами или уже скончался? Конечно, — добавила Астра, — я убеждена, что смогу установить надежную связь. Именно это я и хотел узнать о мадам Астре. В Лос-Анджелесе, да и в других городах, больше липовых медиумов и колдунов, чем можно вообразить, но хорошо, если удастся найти хоть одного настоящего. Такие, возможно, тоже ни на что не способны, но они хотя бы ничего не обещают, даже если клиент готов раскошелиться. Мне показалось, что мадам Астра неравнодушна к деньгам. Кроме того, она почти не отреагировала на имя Джорджа Стоуна. — Он скончался, — сообщил я. — Ему выстрелили в голову вчера вечером. — Застрелили? — переспросила Астра, но тут же замолчала и нахмурилась. — Как вас зовут? И что вы хотите? — Я Шелл Скотт, частный детектив, и хочу знать все, что возможно, о Джордже Стоуне и Вирджинии Уоринг. — Иди к черту, парень. Отлично, мы поняли друг друга. Значит, с мадам Астрой можно общаться, лишь убедив ее в том, что вас не одурачить. Я выяснил это, предложив двадцать долларов и сговорившись на пятидесяти. Астра не знала никакого Джорджа Стоуна — по крайней мере, утверждала, что не знает. Но уже около года она еженедельно делала для мисс Уоринг прогнозы, толковала ее сны, составляла гороскопы. — Это дает мне стабильно двадцать пять долларов в неделю, — заметила мадам Астра, — что не так уж плохо. И она верит всему, что я говорю. Даже если бы я сказала, что солнце встанет на западе, завтра вечером мисс Уоринг подумает, будто наступило утро. — Она приходит ради этого? — Совершенно верно. Мы проводим сеансы раз в неделю, и мисс Уоринг живет этим. Ей нравится общаться с духами... Я всегда использую голос индийца, «хозяина», обитателя Индии. — Да? — Она полагает, что эктоплазм — это кровь призраков. Она говорит «эктоплазма». — Мадам Астра хихикнула. — Это моя девушка, — сказал я. — Ладно, если она захочет потолковать с Джорджем Стоуном, дайте мне знать. — Хорошо, мистер Скотт. За ту же цену, конечно. — Договорились. Кстати, вчера вечером, сразу после убийства Джорджа Стоуна, мисс Уоринг упомянула, что вы предрекли в скором времени что-то ужасное. Как вы узнали? Мадам Астра улыбнулась: — Я не смотрела в свой хрустальный шар, если вы об этом. И не стреляла в Стоуна. Нет, просто каждый раз я говорю мисс Уоринг, будто скоро случится что-то ужасное, прекрасное или печальное. Поэтому, что бы ни произошло, она может истолковать событие как ужасное... прекрасное или печальное — в любой момент дня или ночи. Ясно? — Да, мадам, но вы отчаянная обманщица. — Вы не знаете обо мне и половины. После этого мадам Астра показала мне свою комнату для сеансов и другую, более важную, где находились ультрафиолетовые лампы, флуоресцентные краски, порошки, а также эктоплазм из сетчатой ткани. По моим предположениям, мадам Астра была столь любезна со мной только потому, что я знал много трюков, применяемых ее коллегами, но, когда я уже собирался уходить, она сама мне кое-что объяснила: — Мистер Скотт, частный детектив может оказаться весьма полезным для меня. Я имею в виду сбор информации о клиентах. — Чтобы ошеломить их потом своей осведомленностью? Астра кивнула. Я отклонил ее предложение о совместной работе и ушел. Сев в «кадиллак», я направился к административному центру. Казалось, я не слишком преуспел за сегодняшний день. Но никогда ничего нельзя знать заранее. * * * В следующие несколько дней я очень много работал, но не нашел ничего, что привело бы меня к убийце Стоуна. Джо Рул и полиция тоже ничего не достигли. Мне пришлось форсировать работу для комиссии. Атлас я больше не видел, но с нетерпением ожидал следующего танца; те несколько па, которым она научила меня, вели родословную не то от вальса, не то от фокстрота. Зато я часто встречался с Полой, и день ото дня она все более восхищала меня. Произошло и несколько необычных событий. Я получил странное письмо, которое поместил в папку «Сумасшедшие», потратив на него несколько минут. Во-первых, на нем стоял штамп «Срочная доставка» и надпись: «Вручить лично мистеру Скотту». Во-вторых, автор утверждал, что знает, кто убил Джорджа Стоуна. Дело Стоуна заполняло газетные страницы, поэтому не было ничего удивительного в столь необоснованном заявлении; мне казалось, что письмо явно не принесет удачи. Я никогда не слышал имени его автора — Гордона Тодхантера. Однако Себастьяну Вайзу оно было знакомо. Письмо мне вручили при нем, и, прочитав его, Вайз покачал головой. — Вы и в самом деле получаете удивительные письма, Шелл, — заметил он своим глубоким баритоном. — Это еще не худший вариант, верно? — Верно. Но от него тянется странная ниточка. — Возможно. Что ж, сообщите мне, чем это кончится. Вайз бросил письмо на стол и направился к выходу, однако в дверях остановился: — Тод... Какая, вы сказали, там подпись? Я взглянул на конверт. — Тодхантер. Гордон Тодхантер. Вайз нахмурился, но его лицо тут же прояснилось. — Пойдемте. Я покажу вам кое-что. Я последовал за ним в одну из маленьких комнат, отведенных для шкафов и папок. Сенатор подошел к зеленому шкафу и открыл верхний ящик. — Сообщения, полученные в административном центре по поводу слушаний, — пояснил Вайз. — Все они поступили сюда несколько недель назад, еще до того, как вы начали работать на нас. Ничего особо интересного, но, возможно, вам стоит просмотреть их, прежде чем начнутся слушания. Вайз быстро перебрал папки, вытащил из одной листок бумаги, просмотрел его и с улыбкой передал мне: — Я почувствовал, что эта фамилия мне знакома. Тодхантер. Весьма необычная фамилия. — Вайз засмеялся. — Да, именно необычная. Короткое письмо было написано синими чернилами. Большие круглые буквы напоминали мальчишеские каракули. * * * «Я все знаю о методах лоббирования, которые вы расследуете. У меня есть возможность выяснить то, что недоступно обычному человеку. Мне известно, где средоточие зла. Но я должен хранить молчание, мои уста запечатаны. Поэтому честно предупреждаю вас — покиньте этот город. Не проводите расследование. Разыскивая зло, найдете только зло. Всего хорошего». И подпись: «Гордон Тодхантер». * * * — Да, — согласился я. — Это именно то, что надо. Я перечитал полученное мною письмо, и на сей раз оно показалось мне еще более странным: * * * "Я знаю, кто убил Джорджа Стоуна, но не могу сейчас назвать его имя. Оно не станет известно, пока я жив. Но убийцы Стоуна постараются расправиться и со мной. Если меня прикончат, вы, члены комиссии, сами сумеете найти убийц Стоуна и тех, кто убил меня. Если меня убьют, ваша жизнь подвергнется опасности. Покажите это письмо всем членам комиссии. В нем ваша защита. Гордон Тодхантер". * * * — Не так плохо, как первое, — заметил я. Вайз улыбнулся: — Вероятно, он исправляется. — Да уж, будем надеяться. Третье письмо от Гордона Тодхантера пришло через несколько дней, и надежды на его исправление иссякли. На письме снова стоял штамп «Срочная доставка» и надпись: «Вручить лично Лестеру Бизли». Письмо прибыло, когда Бизли, Вайз, Картер и я сидели после ленча в конференц-зале. Пола говорила с кем-то по телефону. Я не понял, что опять пришло одно из этих идиотских писем, пока не заметил, как Бизли и Вайз говорят о чем-то. Затем Вайз подал мне письмо. — Вас это осчастливит, Шелл. Может, следующее получу я. До меня не дошло, о чем он говорит, но мне не пришлось ждать. Послание, в котором было лишь несколько слов, начиналось с восклицания: * * * "Убийцы! Я предупреждал вас, что поиски зла приведут только к злу. Так было всегда. Теперь я скажу вам, кто убил Джорджа Стоуна, — вы! Вы убили его. Реальная вина лежит на человеке. Вы можете найти зло, изучая самих себя. Загляните внутрь в поисках источника зла. Познайте себя. Покажите это письмо всем, кто ищет правду! Гордон Тодхантер". * * * Вайз усмехнулся и покачал головой: — Значит, у него рецидив. Бизли нахмурился. Я решил, что несправедлив к нему. Может, Бизли жмут ботинки. Или болят зубы. Или с каждым днем у него становится все больше перхоти. Или что-то еще. Неспроста же у Бизли такой несчастный вид. Он наморщил лоб: — Не представляет ли этот человек опасность? — Во всяком случае, не тогда, когда пишет письма, — отозвался я. — В чем проблема? — спокойно осведомился сенатор Картер. Я хотел бы, чтобы он говорил побольше. Слушать такой голос приятнее, чем флейты и фаготы, даже если вы без ума от флейт и фаготов. Бизли рассказал о полученном письме, и Картер пожелал взглянуть на него. Я передал ему письмо. Сенатор прочитал его и молча вернул мне. Я спросил Бизли, могу ли забрать письмо. — Да, конечно. Полагаю, это дело комиссии. — Однако оно адресовано вам. — Но я не знаю этого человека. — Понимаю, сэр. Я сам получил такое письмо и тоже не знаю автора. Более того, не хочу знать. Он пытается воздействовать на меня. И все же полагаю, что следует держать все письма Тодхантера вместе. Бизли кивнул. Я взял чашку кофе и пошел в свой кабинет. * * * Часом позже Джо Рул вернулся в центр. Когда он вошел в мой кабинет, я протянул ему три письма. Джо прочел их и взглянул на меня: — Видимо, ты хочешь, чтобы я проследил за этим человеком? — Да. — Ладно, но ты пожалеешь, если он поразит меня ударом молнии. — Вполне возможно. — Что пожалеешь? — Нет, что он поразит тебя ударом молнии. — Послушай, я расскажу тебе, что ел на завтрак. — Джо... — Признаться, я вовсе не ел. Поэтому хочу объединить сейчас завтрак с ленчем. Не возражаешь? — Дай мне знать, если что-нибудь найдешь об этом парне. — Я ткнул пальцем в письма: — Он заинтересовал меня. — Я могу сейчас сообщить тебе все о нем. Ему восемьдесят лет, он женщина. Питается только глазами пауков и... — Иди к черту. Рул ухмыльнулся и исчез. * * * На следующее утро я вел «кадиллак» по Фривей, направляясь в офис из моей квартиры в Голливуде. До поворота оставалось около мили, поэтому я выискивал возможность перестроиться в правый ряд. Иногда это нереально, однако на сей раз мне удалось сделать это без особых хлопот... Тут все и случилось. Огромный грузовик с высоко расположенной кабиной взревел слева от меня и промчался вперед, превышая мою скорость на двадцать или тридцать миль в час. Прицеп был загружен трубами диаметром примерно в фут, и несколько штук свешивались с него. К одной из них был привязан маленький красный флажок. Водитель затормозил прямо передо мной так резко, что я нажал на тормоза, опасаясь, как бы прицеп не задел меня. Одна из этих труб была так близко ко мне, что я разглядел на ней желобок. Внезапно мне показалось, что грузовик остановился, а прицеп при этом почти коснулся моего ветрового стекла. На самом же деле водитель просто затормозил, и через секунду я понял, что трубы несутся на меня. Моя нога уже стояла на тормозной колодке, и я давил на нее что есть сил, вжимаясь вместе с тем в спинку сиденья, ибо одна из свисавших труб почти упиралась мне в лицо. Шины «кадиллака» завизжали от резкого торможения, я вывернул руль вправо почти до упора и за секунду до удара осознал, что не успею избежать столкновения. Глава 5 Та труба, должно быть, выступала над краем прицепа не меньше чем на десять футов. Моя машина словно нанизалась на нее. Труба прошла через капот «кадиллака» к ветровому стеклу, как ствол пушки. Я отшатнулся вправо и упал на пол. И тут же мы столкнулись. Когда труба вдребезги разнесла ветровое стекло, «кадиллак» врезался в заднюю часть прицепа. Еще более мощный удар бросил меня вперед. Мое лицо проехалось по коврику на полу. Адское размалывающее столкновение подкинуло меня в воздух на целый фут, потом я снова рухнул на пол. Грохот продолжался лишь несколько секунд, но в моих ушах стоял рев. Оглушенный, я терял сознание и погружался во тьму. Теплая липкая кровь стекала из моего носа на губы. Опираясь на руки, я приподнялся и навалился на сиденье. Голова моя постепенно прояснялась. Я вынул носовой платок и прижал к носу и ко рту, только сейчас сообразив, что ничего не сломал и не слишком сильно ударился. Меня трясло, голова болела, но, похоже, я легко отделался. Однако, усевшись, я увидел тяжелую трубу, которая тянулась от ветрового стекла до спинки сиденья. Она превратила руль в металлический крендель. Если бы я бросился на пол на полсекунды позже, мои мозги размазались бы по всей машине. Послышались звуки сирен. Все, кто проезжал по Фривей, оборачивались и, открыв рты, глазели на грузовик и мой «кадиллак». Я выбрался через правую дверцу, обошел машину и увидел, что ко мне направляется здоровенный парень. В ту же секунду позади «кадиллака» остановилась, завывая сиреной, полицейская машина. Парень был бледен как полотно. — Боже мой! — громко воскликнул он. — Что случилось? Парень взглянул на разбитое ветровое стекло, затем — на меня. Я снова вытер кровь с губ. — Это были вы? — ужаснулся парень. — Это вы сидели в машине? Боже мой! Похоже, он был напуган больше, чем я. Несмотря на потрясение, я чувствовал себя нормально. В следующие несколько минут полицейские получили от нас исчерпывающую информацию. Водитель грузовика предъявил удостоверение личности. Его звали Роберт Гейтс, и жил он на Гарден-стрит, 1429 в Лос-Анджелесе. Я представился тем офицерам, которые не знали меня в лицо, но слышали мое имя. Гейтс был застрахован, и мы обменялись необходимыми сведениями. Парень извинялся как одержимый, объясняя, что кто-то ехал впереди него (не говоря, впрочем, кто именно) и внезапно затормозил. Ему тоже пришлось нажать на тормоза, и он не успел подумать о том, что происходит сзади. Я изложил офицерам свою версию. Едва я договорился, чтобы мой «кадиллак» оттащили в гараж, Гейтс снова извинился и пожал мне руку. При этом я заметил, что на его левой руке нет нескольких пальцев. — Я отдал бы все на свете, лишь бы этого не случилось, — горячо заверил меня Гейтс. — Слава богу, что вы не сильно пострадали. — Не беспокойтесь, — ответил я. — От несчастных случаев никто не застрахован. * * * Из-за аварии я добрался до своего офиса лишь около одиннадцати. На полу здесь лежал темно-синий ковер. Два кожаных кресла, несколько книжных шкафов и письменный стол красного дерева составляли всю мебель. В одном из шкафов разместились «Британская энциклопедия», «Кто есть кто» и несколько романов Генри Миллера. Наверху стоял десятигаллоновый аквариум с гуппи — рыбками, разноцветными, как палитра художника. Окно позади моего стола выходило на Бродвей, сегодня не слишком многолюдный. Тучи затянули все небо, предвещая дождь; было промозгло и холодно. Разбираясь с накопившейся почтой и отбрасывая рекламные брошюры, я заметил кого-то у двери моего офиса и по силуэту на стекле понял, что это женщина. Я видел немало силуэтов на этом матовом стекле, но впервые пожалел, что оно непрозрачное. При виде женщины у меня слегка приоткрылся рот. Ручка повернулась, и незнакомка вошла. Мой рот открылся еще шире, и я уставился на нее. О, я видел много женщин разных форм и размеров, одетых, обнаженных и в крошечных бикини. Мне было известно о женщинах почти все. Но эта сразила меня наповал, оглушила. Я упивался ее видом, как человек, умирающий от жажды, упивается кока-колой. Я ласкал ее взглядом и пытался запомнить каждую черточку. Она спокойно закрыла за собой дверь, сделала шаг вперед и остановилась. Даже описав эту девушку подробнейшим образом, я не сумел бы передать, какова она. Эта сногсшибательная девушка могла вызвать лишь изумленное «ах!» на всех языках, бессознательно вырвавшееся сквозь приоткрывшиеся губы. Ее светлые волосы неописуемо блестели, а карие бархатные глаза словно пронзали меня насквозь. Она была молодой, свежей, чуть застенчивой, но вместе с тем вполне оформившейся, сексуальной и горячей, как солнце. Она сочетала в себе лучшие качества света и тьмы — прекрасной и яркой Атлас и смуглой Полы, в которой горел затаенный огонь. Ее бронзовая загорелая кожа сохранила мягкость и гладкость. Тело девушки являло собой воплотившуюся мечту. Добавьте к этому большие глаза и пухлые, дразнящие губы. Ее рост не превышал пяти футов и шести дюймов, а на вид я дал бы ей не более двадцати двух лет. Впрочем, я бессилен описать эту девушку, ибо она состояла не только из плоти, крови и костей. В ней таилось что-то незримое, но явственно ощущаемое. От нее исходило какое-то электричество, напряжение, возбуждение или зло, и оно бесшумно обволакивало вас. — Мистер Скотт? — спросила она. Именно такой голос я и ожидал услышать: нежный, но властный. — Да, я Шелл Скотт. Девушка улыбнулась: — Я так рада, что вы все еще живы. Точно так она и сказала. А я, ошеломленный ее видом и голосом, никак не мог осознать услышанного. Я поднялся и подвинул к ней кожаное кресло, предназначенное для полных клиентов, курящих отвратительные сигары. Овладев собой, я наконец понял, что, несомненно, выгляжу живым, хотя очаровательная гостья и потрясла мое воображение. Я указал на кресло: — Садитесь. И объясните мне, в чем дело. Она расположилась в кресле: — Я и в самом деле боялась, что вы умрете. А мне позарез нужна помощь. — Надеюсь, вам дали правильный адрес, мисс... мисс? Я посмотрел, нет ли обручального кольца, но не видел ее левой руки. — Речь идет о моем отце, — сообщила она. — Он... — Девушка помолчала, а затем быстро продолжила: — Его поместили в клинику для душевнобольных, а он совершенно нормальный, такой же, как вы. Меня слегка покоробили ее слова, но я спросил: — Понимаю. Когда же это случилось? — Должно быть, совсем недавно. — Должно быть? Разве вы не знаете? Девушка покачала головой: — Я около года провела за границей, только что вернулась домой и нашла это письмо в почтовом ящике... Вот оно... Порывшись в сумочке, она протянула мне конверт. Короткое и странное письмо было адресовано Барбаре. Писавший сообщал, что с ним все в порядке, он счастлив, находится в «Равенсвуде», о нем хорошо заботятся и его ничто не беспокоит. Он просил Барбару не приезжать. Внизу стояло: «С любовью. Папа». Я посмотрел на девушку: — Боюсь, что мне не ясно... — Я так огорчена... Разве я не сказала вам? Под клапаном. Под клапаном конверта. Конверт не вскрывали ножом, поэтому клапан оставался приклеенным. Я поднял его и увидел корявую, почти неразборчивую надпись. Первые два слова были обращением: «Шелл Скотт». Через минуту я прочитал все остальное: «Помогите мне, я в своем уме. Ваша жизнь в опасности, они убьют нас обоих... Десять тысяч долларов для вас, приезжайте сюда, но будьте осторожны... письмо подлинное...» Письмо именно так и заканчивалось. Я поднял глаза на девушку: — Почему это адресовано мне? — Не знаю. Я не понимаю, что происходит, мистер Скотт. Я просто обезумела. Папа в «Равенсвуде» и, кажется, даже не хочет увидеться со мной... Это похоже на заговор, что-то ужасно несправедливое. — Постойте, нужно успокоиться и попытаться понять, в чем дело. Все это довольно странно. — Я улыбнулся ей. — Но уже много месяцев никто не пытался убить меня. По крайней мере, я... Я умолк, обдумывая происшествие на Фривей. Меня вдруг разобрало любопытство. Но через минуту я покачал головой, сочтя все это игрой воображения. Зазвонил телефон. Когда я потянулся к нему, мой взгляд упал на конверт, лежавший на столе. Что-то в круглом, с завитушками почерке насторожило меня. Я смотрел на конверт, поднося к уху трубку. Письмо было адресовано на Ферн-роуд, 954 в Лос-Анджелесе. Но главное — фамилия адресата! Я взглянул на очаровательное взволнованное личико: — Ваша фамилия Тодхантер? — Да. Барбара Тодхантер. — Она обворожительно улыбнулась. — Можете называть меня Тодди, как и мои друзья. Сейчас я думал только о трех безумных письмах Гордона Тодхантера. — Мисс Тод... Тодди, как имя вашего отца? — Гордон Тодхантер. Я все еще держал трубку возле уха, и кто-то на другом конце провода уже давно повторял «алло». Наконец я очнулся: — Алло! Шелл Скотт слушает. Это был мой страховой агент. Я позвонил ему сегодня утром, сразу после аварии. — Что за ерунда с твоей аварией? — О чем ты? — Этот Роберт Гейтс, парень, который, по твоим словам, врезался в тебя... или ты врезался в него. Я не могу найти человека с таким именем... Ни в телефонном справочнике, ни в городской адресной книге. — Он должен там быть. Молодой парень, примерно двадцати четырех — двадцати пяти... — Я проверил адрес на Гарден-стрит, который он тебе дал. Адрес ложный. Там пустырь. Я предложил агенту забыть о заявлении, поняв, что ему никогда не удастся оплатить страховку, и повесил трубку. — Тодди, — начал я, — теперь я весь внимание. Полагаю, кто-то и в самом деле пытался убить меня сегодня утром. Я замолчал, внезапно осененный невероятной идеей. Если происшедшее не несчастный случай, а покушение, значит, кто-то, имеющий время, деньги и воображение, старается избавиться от меня. Комбинация представлялась мне чертовски опасной. Как способ убийства план был сложен и труден для исполнения, что и объясняло его неудачный исход. Но если бы сегодня утром меня прикончили, никто в мире даже не заподозрил бы убийства. О чем речь, когда я сам врезался в прицеп грузовика? Это, кстати, самый распространенный вид аварий на Фривей. Еще одна мысль на мгновение озадачила меня. А если бы я погиб? Водителя грузовика, конечно, задержали бы, хотя бы на некоторое время. Проверили бы его имя и адрес. Тогда все обернулось бы для него весьма скверно. Мне пришло в голову, что водитель приготовил два комплекта документов (возможно, один из них остался в грузовике): один с настоящим именем и адресом, на случай моей смерти, второй — с ложными данными, для неудачной попытки. — Сегодня утром? — изумилась Тодди. — Да. Мы могли бы не встретиться, — улыбнулся я. — И поверьте, для меня это было бы почти так же печально, как смерть. Девушка откинула голову и тихо засмеялась. Мне показалось, что какой-то реостат, расположенный внутри, изменяет по желанию выражение ее карих глаз. Во всяком случае, сейчас они устремились на меня, словно лучи прожекторов. — Спасибо за комплимент, — сказала Тодди. — Пожалуйста. Потом она помрачнела, выключив реостат. — Как же насчет моего отца? — Да, я... Я не знал, говорить ей о прежних идиотских письмах или нет. У ее отца явно не все дома. Однако под клапаном последнего письма он сообщил, что кто-то пытается убить меня. Еще как пытается! Если Тодхантер знает, кто в этом замешан, необходимо встретиться с ним, даже при условии, что обо всем прочем он говорит глупости. — Попытаюсь выяснить, — пообещал я. — О, я так рада! Я надеялась, что вы согласитесь. Все это так странно. Мы поговорили еще несколько минут. Тодди не видела отца около года, ибо только вчера вернулась домой, где и получила письмо. С тех пор она пыталась понять, что происходит. Тодди никогда не замечала у отца никаких странностей и отклонений. Нормальный, психически здоровый, он, конечно, не был фанатиком, и у него не было никаких навязчивых идей. Сегодня утром Тодди выяснила, где найти упомянутого под клапаном конверта Шелла Скотта, и поехала в центр встретиться со мной. — Так что вообще-то я знаю немногим больше, чем вы, мистер Скотт. — Шелл. — Шелл. Вы поможете мне, не так ли? — Сделаю все, что в моих силах. Тодди снова потянулась за сумочкой. — У меня тут несколько фотографий папы, мистер... Шелл. Может, они вам понадобятся. Возьмите. Она протянула мне два моментальных снимка. На одном я увидел высокого темноволосого, довольно крепкого мужчину лет сорока пяти, худощавого, с резким, угловатым лицом. На второй уместились только голова и плечи. Я положил снимки в конверт, а конверт сунул в карман. Тодди, подарив меня тысячедолларовой улыбкой, вручила мне стодолларовый гонорар. Я пообещал заняться этим делом в часы, остающиеся после работы для комиссии. Перед уходом Тодди сообщила, что у нее заказан номер в «Билтморе», где она и останется. Девушка просила меня прийти туда, если появятся новости, и обещала не запираться на замок. Глава 6 Проводив Тодди, я сел за стол и несколько минут думал о ней. Затем начал звонить повсюду, пока не нашел Джо Рула. — Как продвигается проверка писем Тодхантера, Джо? — Разве не помнишь, о чем я тебе говорил? — Что именно? — Мы оба были очень заняты в тот день. Я сказал тебе, что, по всей вероятности, восьмидесятилетняя леди, питающаяся глазами пауков, больше не будет писать писем, поскольку ее упрятали в сумасшедший дом. Ты признал это разумным и заявил, что я проделал большую работу. Я застонал! — Откуда, черт побери, мне было знать... Ладно, не важно. Объясни попроще, что ты обнаружил. — Парня упрятали в психушку. — Через день или два после того, как ты дал мне письма, я проверил его. Когда-то он был адвокатом, но ушел в отставку совсем молодым. Выяснив, что его собираются поместить в клинику для душевнобольных, я отправился в суд, когда там проводилось слушание о психической полноценности под председательством судьи Свита. — Значит, ты видел этого человека? — Да. Высокий парень с гривой каштановых седеющих волос. Выглядел бы прекрасно, если бы не был чокнутым. — Как он вел себя во время заседания? — Черт возьми! Конечно, как сумасшедший, и притом совершенно безнадежный. — Послушай, Джо. Это очень важно. Есть ли хоть один шанс, что парень психически нормален? — Ни намека на то, что он нормален и притворяется психом. Абсолютно безнадежен: выпученные глаза, стремление спрятаться, периодически заговаривался. Медицинский диагноз — шизофрения, но на любом языке вердикт гласил бы, что он невменяем. Я задумался, сопоставляя слова Джо с запиской под клапаном конверта и рассказом дочери Тодхантера. — Ты раскопал что-нибудь еще, Джо? — Не слишком много. Кое-какие мелочи. Хочешь узнать? — Да. — Минутку. Рул, молодой и энергичный, работал тщательно и эффективно. Если есть хоть какая-нибудь информация об этом парне, Джо сообщит ее мне. — Больше ничего, кроме маленькой биографии, Шелл, — продолжал Рул. — Вот она. Гордон Реймонд Тодхантер. Как я уже сказал тебе, он был адвокатом. Сейчас ему сорок семь. Был женат на некоей Маргарет Брюс, разведен. Дочь Барбара, двадцать два года. Ее здесь сейчас нет, видимо, куда-то уехала. Тодхантер имел немало денег, но я не изучал его налоговую декларацию. — Ты удивил меня, Джо. Спасибо. Никто не рассказал бы мне больше. Мы попрощались. Мне показалось, что сейчас самое время отправиться в «Равенсвуд», но моя машина стояла в гараже, поэтому я вызвал такси. Поджидая его, я достал свой кольт 38-го калибра из наплечной кобуры с пружиной и взглянул на оружие. Обычно я оставляю пустой камеру под бойком. Но сейчас достал дополнительный патрон из коробки в письменном столе, загнал шестой заряд в револьвер и почувствовал себя несколько лучше. * * * Водитель такси ехал в «Равенсвуд» впервые и был очень доволен. Это сулило ему хорошую оплату и пассажира в два конца по двадцать миль каждый. Водитель без умолку болтал, пока мы добирались по Эвкалиптам до поворота к «Равенсвуду». Эвкалипты — одна из самых тяжелых для проезда улиц, если не считать Фривей, а свернули мы на простую узкую грязную дорогу, ведущую только в «Равенсвуд», и не заметили поблизости ни одной машины. Проехав по этой заброшенной дороге четыре или пять миль, мы миновали рощу эвкалиптовых деревьев и увидели больницу. Дорога, делая петлю вокруг здания, заканчивалась. Казалось, больница находится на необитаемом острове. В четырех-пяти милях от нас шумела и бурлила жизнь, но здесь возникало ощущение, что цивилизация в тысяче миль отсюда. «Равенсвуд» выглядел вполне мирным. Но смерть тоже довольно мирная с виду. День выдался мрачноватым, воздух был душный, тяжелый и неподвижный, листья на деревьях поникли, небо — серое и низкое. Именно в такие дни человек чувствует беспокойство, подавленность, тоску. Увидев людей, которые двигались вокруг большого двухэтажного здания, белого, как кости, обработанные хлорной известью, я почему-то вспомнил о маленьких живых существах, копошащихся возле мертвого тела. Перед больницей зеленела трава, какая-то нездоровая на вид. Местами она пожелтела и пожухла, и эти признаки увядания напоминали оспины на лице больного. Шофер остановил машину перед входом в больницу: — Хотите, чтобы я подождал, приятель? — Было бы неплохо. Я вышел из такси и поднялся по четырем цементным ступенькам на маленькую площадку перед широкими двойными дверьми. Двери были закрыты, но не заперты, поэтому я вошел внутрь и увидел навощенный до блеска пол. В нескольких ярдах от меня, справа по коридору, располагалась стойка. Сидевший за ней молодой человек что-то писал. Когда я приблизился, он взглянул на меня: — Да, сэр? — Я хотел бы повидать мистера Тодхантера. Гордона Тодхантера. Молодой человек внимательно осмотрел меня: — Как вас зовут? — Шелл Скотт. — Гм... Одну минуту. Он выбрался из-за стойки, прошел по коридору, исчез в одной из комнат и вскоре вернулся, но уже не один. С ним пришел мужчина лет пятидесяти, седой, с маленькими пронзительными глазками. Он был на три-четыре дюйма выше меня и гораздо полнее. Голос у него оказался глубоким, низким и успокаивающим. — Мистер Скотт? — Да. — Вы хотели бы видеть мистера Тодхантера? — Верно. Он улыбнулся мягко, как человек, который нюхает розу и ощущает полную гармонию с миром. Казалось, ничто не выведет его из равновесия. Вот если только пырнуть ножом... — Я доктор Бичем, директор, — представился он. — Пожалуйста, пройдемте со мной в мой кабинет, сэр. Его голос обволакивал меня, будто сироп. В кабинете Бичем сел за стол, а я опустился в кожаное кресло. Доктор поинтересовался, почему у меня возникло желание повидать мистера Тодхантера. — Вам следует понимать, что сюда нельзя заходить просто так и встречаться с нашими пациентами. — Вы хотите сказать, что я не могу его видеть? — Не сегодня. — Почему? — Он очень болен. Страдает шизофренией. Мистер Тодхантер замкнут и необщителен. Сегодня мы готовим его к лечению электрошоком. — Что это значит, доктор? — Мы подводим к мозгу очень слабый электрический ток. Это вызывает судороги вроде эпилептических. — Бичем говорил очень медленно. — Благодаря этой кажущейся жестокости... иногда... помутившийся рассудок проясняется. Мы надеемся, что после электрошока мистер Тодхантер станет более восприимчив к лечению. В настоящий момент этого не наблюдается. — Я хотел бы увидеть его. — Это невозможно. — А когда будет возможно? — Не раньше чем через несколько недель. То есть... — Минуточку, — перебил я, — боюсь, несколько недель для меня слишком долго. Сегодня или, на худой конец, завтра. Возможно, я не сообщил вам, что это официальный визит. Я работаю на комиссию по изысканию фактов лоббирования при сенате штата Калифорния и должен выяснить, способен ли мистер Тодхантер обсудить со мной кое-какие дела. Бичем покачал головой: — Мистер Тодхантер не в состоянии... — Каким бы ни было его состояние, мне необходимо поговорить с ним. — Весьма сожалею. — Доктор, я во что бы то ни стало добьюсь своего. Бичем пристально посмотрел на меня: — Вы действительно добьетесь своего? — Да. Он пожал плечами. — Что ж, тогда завтра, мистер Скотт. Завтра утром, в десять. Вас это устроит? — Вполне. — Возможно, — добавил доктор, — сегодняшняя терапия поможет мистеру Тодхантеру. Искренне надеюсь на это. Не знаю почему, но Бичем показался мне фальшивее самого изворотливого политика, ведущего предвыборную кампанию. Дверь открылась, и вошла сестра в белом халате: — Доктор Бичем, что с мистером Ховардом? Доктор Меллор хотел сделать ему инсулиновый шок. Но доктора сегодня нет. — Пригласите доктора Ганта. Он свободен сегодня после обеда. Сестра вышла, и Бичем повернулся ко мне: — Как видите, я очень занят, мистер Скотт. — Только один вопрос. — Да. Бичем рассматривал бумаги, лежавшие перед ним на столе, поэтому не сразу взглянул на меня. При его медлительности, он пробежал бы дистанцию в сто ярдов лет за восемь. — Кто оплачивает счета Тодхантера? — Счета? — переспросил Бичем. — Вряд ли это вас касается. — Еще как касается, поверьте мне. — С чего вы взяли, будто кто-то оплачивает его счета? — Это не государственная больница, а частная. Значит, кто-то платит. — Я не могу разглашать эту информацию. — Что ж, я вернусь через час. Полагаю, тогда вы мне расскажете. Бичем разглядывал меня так, словно мысленно обнюхивал розу. — Вы вспыльчивый человек, — заметил он. — Ладно... Доктор Парка, Лос-Анджелес. — Он оплачивает счета? — Да. — Встретимся завтра в десять, доктор. Благодарю за информацию. Бичем скорбно улыбнулся: — Рад помочь вам. Я вышел. Таксист отвез меня в город. Там я отыскал в телефонной книге адрес доктора Парки, а затем посетил его кабинет. Проведенные у него десять минут мало чем помогли мне. Доктор Парка сообщил, что лечит Тодхантера более года. Тот для него не только пациент, но и друг вот уже много лет. Но Парка не видел Тодхантера два или три месяца перед тем, как того поместили в лечебницу. Внезапно осознав, что давно не встречался с другом, доктор навестил Тодхантера и нашел его в ужасном состоянии. — Грязный, голодный, в доме беспорядок. — Парка умолк и скорчил гримасу. — Я, конечно, сразу принял меры, чтобы поместить его в «Равенсвуд». — А что его дочь, Тодди? Ее поставили в известность? Доктор пожал плечами: — Барбара? Признаться, я даже не знаю, где она. Слышал только, что она путешествует по Европе. Понимаете, все случилось так быстро. Ради Тода пришлось поспешить. — Понятно. Я только что из «Равенсвуда». Не самое веселое место на земле, как вы полагаете? — Вы правы, оно несколько подавляет меня... своим внешним видом. — Парка помолчал. — Но в «Равенсвуде» исключительно квалифицированный персонал. Что-нибудь еще, мистер Скотт? — Нет. Благодарю вас, доктор. — Не за что. Уже темнело, когда я расплатился с таксистом возле отеля «Билтмор». Заработанная им сумма неплохо снизила мой подоходный налог. Я позвонил Тодди из вестибюля. — Что с папой? Вам удалось его увидеть? — спросила она. — Нет. Но я договорился о встрече завтра утром. Я беседовал с директором и врачом вашего отца. Тодди попросила меня подняться. Ей не пришлось повторять свою просьбу. Девушка открыла дверь, и я оказался в одном из больших номеров «Билтмора» с высоким потолком. Обычная блузка и юбка смотрелись на ней как роскошный наряд. Девушка указала на стул: — Что вы узнали, Шелл? С ним все в порядке? Они не причинили ему вреда? — Тодди, это запутанное дело. Я сообщил ей о своей поездке в «Равенсвуд» и добавил: — Я увижу вашего отца утром. Вы понимаете, о чем я, не так ли? Она прикусила губу и покачала головой: — Думаете, он сумасшедший? — Пока не знаю... — Уверяю вас, он совершенно нормален. С ним все в порядке. Перечитайте его записку. Папе, должно быть, пришлось писать ее в страшной спешке, но разве она не разумна? — По-моему, вполне разумна. — Я сделал паузу. — Директор сказал, что они готовят мистера Тодхантера к лечению электрошоком и... — Электрошоком? Тодди вскочила. Заметив, что девушка очень взволнована, я взял ее руки в свои и попытался успокоить. Наконец она с возмущением проговорила: — Разве вы не понимаете? Он совершенно нормальный. Неужели вы не представляете, как ужасно для здорового человека находиться в клинике для душевнобольных? В сумасшедшем доме? — Тодди запнулась. — А что сделает электрошок с нормальным человеком? Не только ее слова, но и настойчивый тон поразил меня. — Тодди, — начал я, — успокойтесь немного. Есть еще одна проблема. Я говорил с доктором Паркой. По его словам, он уже давно лечил вашего отца и, когда обнаружил... — Кто? — Парка. Доктор Парка, врач вашего отца. — О чем вы? Да я никогда не слышала о докторе Парке! Я быстро взглянул на нее: — Странно. Вы же уезжали, путешествовали почти год. Разве ваш отец не мог посещать Парку в этот период? Девушка нахмурилась: — Не знаю. Это не... похоже на правду. И я сказала вам и снова повторяю: он нормален. С ним все в порядке! Тодди была раздражена. Я понимал ее и обещал навестить завтра же, как только узнаю что-нибудь новое. Она пошла проводить меня. У двери девушка подняла на меня глаза: — Простите, если... устроила вам сцену, Шелл, но это потому, что очень беспокоюсь. Судя по всему, Тодди готова была расплакаться. Мы стояли рядом, глядя друг на друга. Она сделала то, что казалось естественным в этой ситуации: шагнула ко мне, опустила голову и прижалась к моей груди. Я обнял ее и нежно привлек к себе. Вот и все. Ни о чем другом я и не помышлял. Но потом Тодди подняла голову и посмотрела мне в лицо: — Я так боюсь за папу. Вы поможете ему, правда, Шелл? Поможете мне? Я кивнул. Девушка продолжала смотреть на меня, ее губы приоткрылись и задрожали. Ее груди прижались к моей груди, а руки обхватили меня. — О, Шелл! — нежно произнесла она и повторила: — О, Шелл! Мраморная статуя и та поцеловала бы ее, а я не статуя. Я крепко обнял Тодди, ощущая упругость ее бедер, и нашел дрожащие губы девушки. Мне показалось, что в этот момент они перестали дрожать и прильнули к моим губам. Руки Тодди обвили мою шею, и ее восхитительное тело приникло ко мне. Ее поцелуй растаял на моих губах, словно жидкий бархат, теплый, сладостный, неповторимый. Ни одна женщина не одаривала меня таким поцелуем. Внезапно Тодди вырвалась и отпрянула, тяжело дыша. Ее огромные темные глаза расширились. — Что ж, — проговорила она, — это ничего не значит. Вам лучше уйти, Шелл, — мягко добавила она. Я предпочел бы остаться, но Тодди ясно дала понять, что не хочет этого. Я удалился, но всю дорогу до дому чувствовал вкус ее губ, тепло и нежность ее тела. Когда такси приблизилось к отелю «Спартан», я заставил себя думать о Гордоне Тодхантере и записке под клапаном конверта. Черт возьми, если этот человек не сумасшедший, нельзя позволить никому проделывать с ним такое! И я не допустил бы этого, даже если бы не располагал информацией о людях, пытающихся убить меня. Впрочем, для этого были и другие причины. Такси остановилось поблизости от «Спартана», наискосок через улицу, в темном месте. Я заплатил водителю и видел, как он отъехал. Мой мозг, вероятно, фиксировал мелочи, не замеченные мной, чтобы вовремя подать сигнал тревоги. Проследив, как такси свернуло за угол, я повернулся и сделал шаг к дверям «Спартана». Вдруг меня словно обдало холодом. Я испытал не реальную тревогу, а лишь неясное предчувствие. Это продолжалось полсекунды, не больше. Между первым и вторым шагом я почувствовал холод, затем в моем мозгу вспыхнули образы и звуки, которые усилились, когда я на самом деле увидел и услышал их. То были едва различимые гудение мотора приближающегося автомобиля и темный силуэт машины вдали. Машина, окутанная темнотой, двинулась вперед, не включая фар; я ощутил что-то еще, некую неосознанную реальность, возбудившую во мне желание действовать, испуг, напряжение. Я знал: что-то происходит справа от меня. Фасад «Спартана» смотрел на неосвещенные площадки загородного клуба «Уилшир». Территория не слишком светлая, но и не совсем темная. Я не заметил ничего, что заставило бы меня насторожиться, но внезапно понял: мне нужно двигаться, и побыстрее. Я перешел улицу, направляясь к «Спартану», и, едва сделал второй шаг и моя нога коснулась тротуара, уперся ею посильнее и качнулся в сторону, бросив весь вес влево. Раздался нарастающий звук. Справа вспыхнул свет. Я ударился об асфальт с такой силой, что перехватило дыхание, и, перекатившись в сторону, сунул руку под пиджак в поисках револьвера. Снова послышался грохот, и что-то ударилось о мой пиджак, обожгло мне запястье и предплечье. Звук и вспышка возникли справа от меня, от угла «Спартана». Я больше удивился местонахождению, чем самому факту их существования. До последней доли секунды я ожидал грохота или неприятностей от медленно двигавшегося автомобиля. Обхватив рукоятку револьвера, я вытащил его и встал на одно колено. В тусклом свете был различим человек, бегущий к машине из укрытия возле здания, где он, вероятно, поджидал меня. Машина приближалась с жутким воем. Я вскинул револьвер и выстрелил в бегущего, но промахнулся. Он выскочил на улицу, огибая меня, и направился к машине. Фары автомобиля вспыхнули в тот момент, когда я снова нацелил на него револьвер, и ослепили меня. Однако при этом они выхватили из тьмы фигуру моего врага, в руке которого был большой пистолет. Свет ударил ему в лицо. Возможно, поэтому я и промахнулся, ибо узнал его. Это был тот, кто едва не прикончил меня на Фривей, — парень без двух пальцев на левой руке, назвавшийся Робертом Гейтсом. Глава 7 Я выстрелил дважды, когда автомобиль притормозил и его дверца распахнулась. Однако мой враг прыгнул внутрь, не замешкавшись ни на секунду. Машина чуть дернулась, когда водитель повернул руль, выровнял ее и направил на меня подобно двухтонному тарану. Мне, почти ослепленному фарами, автомобиль казался четырехэтажным домом, летящим на меня. Повинуясь инстинкту самосохранения, я вскочил, рванулся в сторону и бросился вдоль по улице. Но тут же велел себе собраться. Чего я испугался? У меня за спиной всего лишь автомобильные покрышки. Я расставил ноги, обернулся и поднял револьвер. Машина находилась ярдах в десяти от меня и быстро приближалась. Казалось, она вот-вот расплющит мое тело, но я заставил себя выстоять неподвижно еще секунду, тянувшуюся невероятно долго. Когда водитель надавил на акселератор, рев мотора перешел в визг, который едва выдержали мои барабанные перепонки. Я вытянул правую руку перед собой, словно собираясь коснуться капота автомобиля, и дважды нажал на спусковой крючок. На ветровом стекле в трех-четырех дюймах друг от друга образовались отверстия — именно там, где сидел водитель, пытавшийся покончить со мной. Машина приблизилась ко мне настолько, что мы стали почти единым целым. Лучи фар били мне в глаза, как нечто материальное. Но, сделав второй выстрел, я оторвался от асфальта и бросился вправо. Мне бы это не удалось, если бы автомобиль вдруг не накренился и не дернулся. Я услышал лязг и скрежет — это он ударился обо что-то, невидимое мне. Боль пронзила мое правое плечо, когда я снова ударился об асфальт. Правая нога горела огнем, брюки порвались, и я проехался голой ногой по асфальту. Я встал, опираясь на левую руку, и тут же вскинул правую, все еще сжимавшую револьвер. Машина скользила вдоль обочины. Выровнявшись и притормозив, она снова набирала скорость. Я прицелился и выстрелил, но боек щелкнул по пустой камере. Я судорожно нажимал на спусковой крючок, чувствуя, как лязгают мои зубы, и лишь через несколько секунд понял, что исторгаю проклятия вслед исчезающему автомобилю. — Что случилось? Что?.. Я могу помочь? — Убирайтесь к чертовой матери! — рявкнул я. Дрожащей рукой я сжимал рукоятку револьвера. Незнакомец отступил и направился в другую сторону. — Постойте! — крикнул я. Извинившись за резкость, я заверил его, что все в порядке. Когда он удалился, я тряхнул головой, пытаясь избавиться от красной пелены боли и ярости, застилавшей мои глаза. Потом выпрямился, почувствовав при этом боль в правой ноге. Казалось, ее облили горящим бензином от бедра до лодыжки. И тут послышались сирены. За пятнадцать минут я рассказал свою историю три или четыре раза, и один из полицейских передал информацию по радио. Прежде чем все закончилось, прибыли три машины с рациями и появились зеваки. Посреди всей этой суеты я вдруг вспомнил о Гордоне Тодхантере. И в ту же секунду понял, что он так же нормален, как и я, а может, и более. Так или иначе, теперь мне было точно известно: не прочти я его предупреждения под клапаном конверта сегодня утром, лежать бы мне сейчас посреди Норт-Россмор, прошитому пулями. Ведь именно он заставил меня задуматься о том, что кто-то хочет разделаться со мной. Поэтому не так уж важно, нормален Тодхантер или спятил. Я слишком многим ему обязан. Возможно, должен ему больше, чем смогу заплатить. Один из сержантов работал в отделе по расследованию убийств. Его звали Киннинз. — Вы ничего не упустили? — спросил он. — Нет, сержант. Это все. — Вы узнали этого человека? — Да. Он просто сменил грузовик с трубами на пистолет, оставаясь все тем же потенциальным убийцей, молодым, крепким, стопроцентно подлым сукиным сыном. «Дайте мне только время пристрелить этого подонка», — подумал я. — Извините, сержант, — сказал я, — но мне нечего больше сообщить вам о модели автомобиля. Признаться, было некогда изучать ее внимательно. Киннинз ухмыльнулся и оглядел меня. Я являл собой ужасающее зрелище: нога торчит из разодранной брючины, пиджак порван, в нем два отверстия от пуль, глубокая царапина на руке. Мне обработали ушибы и порезы, так что всерьез меня беспокоила только жгучая боль в руке и ноге. В душе тоже пылал костер. Сержант повернул голову, прислушался и направился к своей машине, стоявшей неподалеку. Спокойный женский голос повторил его позывные. Киннинз наклонился, взял микрофон и, проговорив несколько секунд, поманил меня рукой: — Садитесь, Скотт. Наша машина обнаружила новый синий «форд» в нескольких милях отсюда. Брошенный. — Это тот «форд», в который я стрелял? — Да, Скотт. Новый «форд» и мертвый парень лет тридцати пяти с дыркой в горле. Такую большую дыру с неровными краями, по-моему, едва ли могла проделать пуля 38-го калибра. Однако она прошла через ветровое стекло и лишь потом угодила в шею водителю, зацепив сонную артерию. Так или иначе, все вокруг было залито кровью: ветровое стекло, руль, приборная доска и, конечно, грудь мертвеца. В луче фонарика я увидел маленького человека с торчащими зубами и черной родинкой в уголке рта, совершенно мне незнакомого. Я подозвал сержанта Киннинза: — Помните убийство Джорджа Стоуна? — Стоун? Да, меня информировали. — Помните метрдотеля, описавшего коротышку, который спрашивал, где Стоун, как раз перед убийством? — Конечно, но что, собственно... — Киннинз бросил взгляд на труп. — Понимаю, о чем вы. Киннинз позвонил в полицию. Они обнаружили бы эту ниточку через час-другой, а может, и раньше. Но нет ничего удивительного в том, что я опередил их. У меня было больше оснований сопоставлять факты. Эксперт-дактилоскопист посыпал порошком отделение для перчаток и открыл его. Внутри лежали два револьвера и немного патронов. После того как эксперт проверил оружие, его осмотрел Киннинз и показал мне. Один из пистолетов был стандартным тяжелым армейским автоматическим оружием 45-го калибра. А вот второй оказался куда интереснее. Я увидел пистолет 22-го калибра с наружной резьбой на дуле для глушителя, которого на нем не было. — Мы направим его в криминалистическую лабораторию, — сообщил сержант. — Но могу сказать вам, не дожидаясь результатов баллистической экспертизы: перед нами тот пистолет, из которого убили Стоуна. Часом позже я отправился вместе с Киннинзом и другими полицейскими в морг, куда привезли и метрдотеля из клуба «Мелоди». Ему показали труп. — Да. Это тот, кто спрашивал о Стоуне. — Метрдотель, покачав головой, добавил: — Сейчас парень выглядит иначе, но это точно он. Метрдотель заметил меня: — А, здравствуйте, мистер Скотт. Пробормотав это, он упал в обморок. Я задержался на полчаса в отделе по расследованию убийств и продиктовал им отчет. Потом Киннинз отвез меня в «Спартан». На этот раз в меня никто не стрелял. Я поднялся к себе и лег в постель. Но заснул далеко не сразу, пытаясь собрать в одно целое части головоломки. Веселый выдался вечер. И весьма странный. Несколько человек отправились убить Шелла Скотта. Один из них тот, кто почти наверняка прикончил Джорджа Стоуна. Другой, вероятно, тоже замешан в этом и уже пытался убить меня крайне сложным и совершенно бездарным способом. Задремывая, я подумал, что это, конечно, соединяет отдельные фрагменты. Я оказался в эпицентре какой-то истории. В моем мозгу мелькали мысли и образы, требующие осмысления. Комиссия по расследованию. Прекрасные женщины. Сумасшедшие письма и предупреждение на конверте. «Равенсвуд». Наконец все они слились, съежились в точку и начали вращаться. Тогда я заснул. * * * Утром я с трудом выбрался из постели, морщась от боли и ожогов, принял душ и съел завтрак. Если бы не приступы боли, я чувствовал бы себя неплохо. Сегодня я надеялся увидеть Тодхантера, и у меня возникло иррациональное ощущение, что при этом очень многое разъяснится. Я позвонил в гараж, но мой «кадиллак» еще не подготовили. Новое ветровое стекло поставили, но предстояло починить руль и капот. Мне обещали отдать машину сегодня днем. Значит, снова придется брать такси. Другой водитель повез меня по другому маршруту — по улице, параллельной Эвкалиптам. Потом мы оказались на перегороженной дороге с парочкой знаков объезда и стрелок, указывающих вправо. Водитель выругался, объясняя, что он давно здесь ездит, но это новые знаки. Я едва расслышал его слова, занятый собственными мыслями. Револьвер 38-го калибра, вычищенный и заряженный, приятно тяжелый, разместился возле моей левой подмышки. Я не предполагал, что вскоре придется воспользоваться им после вчерашней заварушки, но снова уложил в барабан шесть патронов. Мои нервы и мускулы чуть дрожали от напряжения. Я размышлял о Тодхантере, хотя почти не представлял себе этого человека. Вместе с тем мне было ясно: если он что-нибудь знает о людях, жаждущих моей крови, и о причинах этого, важнее всего для меня поговорить с ним. Я позвонил Тодди перед тем, как уехать в «Равенсвуд». Ее голос, низкий и чуть невнятный после сна, возбудил во мне резкое и внезапное желание, удивившее меня. — Шелл, дорогой... Ой, извините. Я не то хотела сказать! Она пробормотала что-то еще, чего я не разобрал, но я попросил ее не извиняться. Тодди объяснила, что я разбудил ее и она еще в постели... Воображение мое разыгралось. Этот поразительный, ошеломивший меня разговор завершился, когда я сообщил, что еду в «Равенсвуд» и сразу по возвращении навещу ее. Тодди тут же сказала: — Действуйте, Шелл. И возвращайтесь. — Я услышал подавленный зевок. — Обычно я сплю допоздна, но... постараюсь вылезти из постели и одеться. — Вы... Не стоит беспокоиться, особенно для меня. Тодди засмеялась: — Он, да ладно. Увидимся, когда вернетесь. Но потом ее тон стал грустным. Совсем проснувшись, девушка попросила меня выяснить, что происходит в «Равенсвуде», но быть поосторожнее. В ее голосе прозвучала тревога. Тодди, похоже, наконец все вспомнила. После этого разговора я был на подъеме до самого «Равенсвуда», поэтому не обратил внимания на объезд и прочее. Но при виде тоскливого белого здания на поляне с пожухлой травой мой энтузиазм поубавился. Таксист остался ждать меня. За стойкой сидел тот же человек. Он ушел по коридору и привел директора Бичема. — А, доброе утро, мистер Скотт, как раз вовремя. — Как мистер Тодхантер? — Так же. Конечно, для успешного действия электрошока обычно нужно две-три недели и несколько сеансов. А мы провели лишь один. Он довольно долго излагал мне эту скудную информацию. Казалось, Бичем взвешивает каждое слово, прежде чем произнести его. — Может, навестим его? — Что ж, идемте. Бичем прошел по навощенному полу коридора, до того места, где он разветвлялся, и повернул налево. Справа от нас были закрытые двери с номерами от сотого до сто десятого. Бичем остановился перед сто девятым. — Видите ли, — мягко начал он, — надеюсь, вас не слишком встревожат перемены в нем. Я насторожился: — О чем вы? Разве за несколько недель он изменился? Директор внимательно взглянул на меня: — Конечно. В известном смысле. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Глаза... осанка... поза... Его слова, голос, лязг ключа в замке насторожили меня еще больше. Мне стало неуютно; я ощутил легкий озноб, как в прохладный влажный день, когда солнце внезапно прячется за облако. Бичем открыл дверь, вошел, впустил меня и закрыл за мной дверь. Высокий человек с густыми каштановыми волосами, тронутыми сединой, сидел на краю маленькой кровати. Он даже не взглянул на нас — я увидел его в профиль. Поразительное лицо! Черты резкие, угловатые, сильные. Он напоминал незавершенную скульптуру в камне, со следами резца. Тодхантер сидел, поэтому я не мог определить его рост, но он показался мне очень высоким, крупным, но изможденным. Кисти рук, лежавшие на коленях одна поверх другой, тоже были большими и сильными. Я не заметил в нем признаков слабости, во всяком случае, внешних. Фотографии, показанные мне Тодди, вполне передавали его облик. Да, передо мной сидел Тодхантер. — Мистер Тодхантер... Гордон, — тихо проговорил директор. — Гордон? Мужчина не двигался, даже не повернул голову в нашу сторону. Мысли вихрем кружились в моем мозгу. На кровати сидел тот, кто нацарапал мне записку на конверте, небрежно написанную, но вовсе не безумную. Ничего такого, чего не мог бы написать в спешке разумный человек. А может, Тодхантер притворяется, поскольку уже много дней его удерживают здесь против воли, и делает вид, что болен, ожидая, когда придет нужное время... Бичем повторил: — Гордон. Гордон Тодхантер. Это мистер Скотт. Он хочет поговорить с вами. Мужчина медленно повернул голову: — Не... не... не... Его губы зашевелились, потом плотно сжались. Он нахмурился, между бровями пролегли глубокие складки, лоб избороздили морщины. Тодхантер опустил голову, но глаза его продолжали смотреть на меня пристально и с подозрением. Вдруг он захихикал. Его взгляд устремился куда-то, потом вернулся ко мне. Обычно веки чуть прикрывают радужную оболочку. В глазах же Тодхантера не было и намека на норму. Их выражение свидетельствовало о том, что он постоянно подавляет эмоции. Казалось, мышцы его лица вздулись от напряжения. Веки же были ненатурально подняты, так что между ними и темно-коричневой радужной оболочкой виднелась белая полоска глазного яблока. Я услышал слова директора: — Бесполезно, мистер Скотт. Теперь вы удовлетворены? Я усмотрел нечто странное в его словах и тоне, хотя, возможно, напрасно заподозрил тайный умысел. Выйдя вслед за ним, я наблюдал, как он запирает дверь. Мои мысли все еще оставались в маленькой комнате, поэтому я спросил: — Что вы с ним сделали? Бичем, уже направившийся по коридору, обернулся и странно взглянул на меня. — Не понимаю, — отозвался он. — Полагаю, вам следовало бы спросить, что сделал с ним Бог. — Пожав плечами, он пошел дальше, на ходу объясняя: — Безумие, мистер Скотт, такая же болезнь, как полиомиелит или любая серьезная инфекция. Но, увы, мы почти никогда не знаем, что произошло в мозгу этих людей, какие импульсы управляют их нервами. — Бичем снова пожал плечами. — Некоторым мы помогаем. Надеюсь, сумеем помочь и этому. Кто знает? У дверей в свой кабинет директор осведомился: — Вы хотели узнать что-то еще? — Нет. Благодарю вас, доктор Бичем. — Не за что. До свидания, мистер Скотт. Таксист отвез меня в центр, к кафе «Горгона». Я вышел, позвонил в Административный центр и сообщил сенатору Лестеру Бизли обо всем, что сделал. Бизли согласился, что Тодхантер, смерть Стоуна и поиски двоих мужчин, пытавшихся убить меня вчера вечером, — самые важные дела. Ими следует заниматься не только вследствие моей очевидной заинтересованности, но и потому, что этого мнения придерживается комиссия. Я просил у Бизли, где Джо Рул, и сенатор дал мне несколько адресов, которые тот собирался посетить. Сенатор позволил мне забрать Рула на несколько часов после полудня. Минут через десять я отыскал Джо, и он пообещал скоро появиться в «Горгоне». Мне удалось управиться с сытным ленчем к тому моменту, когда появился Рул. Пока я излагал Джо последние новости, он потягивал пиво. — Итак, — закончил я, — этот Тодхантер — крупный парень с седеющими волосами и лицом, изборожденным морщинами. — Да, он похож на викинга. Когда я видел его на слушании, Тодхантер выглядел весьма скверно. Джо сделал большой глоток пива. Он выглядел так молодо, что можно было усомниться, а имеет ли Рул право пить спиртное. — Есть ли хоть один шанс, что тот, кого ты видел, не Тодхантер? — спросил я. Джо покачал головой: — Ни малейшего. Не знаю, почему ты спрашиваешь, но с этим все чисто. Мы обсудили ситуацию. Рул выдал мне дюжину доказательств того, что человек в больнице именно Гордон Тодхантер, и убедил меня. Однако оставался один пункт, по моему мнению нуждавшийся в проверке. — Ладно, Джо. Я не видел Гордона Тодхантера до сегодняшнего утра, но у меня есть несколько его фотографий. Вот. — Я достал из бумажника снимки и показал Джо. — Этот парень? Он внимательно рассмотрел фотографии и кивнул: — Очень похож. Наверняка сказать трудно, слишком маленькие снимки, но, судя по всему, это он. — Согласен. Ты видел этого человека на слушании о психической полноценности. Взглянув на того, кто находится в «Равенсвуде», ты мог бы точно сказать, тот же это парень или нет? — Да. — Рул допил пиво. — Это не слишком трудно... Но почему он так беспокоит тебя, Шелл? — Мне очень важно узнать, Тодхантер тот парень или нет. Это важно не только для меня. Я кое-что вспомнил. Ты встречался с его дочерью? Джо покачал головой: — Я же говорил тебе, что ее нет в стране. — Не было, но она вернулась. — Мне нужно встретиться с ней? Я взглянул на его красивое лицо, блестящие, волнистые волосы, улыбку, открывающую крепкие белые зубы. — Нет. Она ужасная девица. — Правда? — Шучу. Но тебе не стоит встречаться с ней. Ты слишком молод для такого потрясения. Пусть твоя нервная система окрепнет и станет выносливой, как моя. Рул ухмыльнулся: — Ладно, а что с «Равенсвудом»? — Там, в палате 109, сидит безумец. Если это Тодхантер, делу конец. Если же это не Тодхантер, а кто-то, чертовски похожий на него, тогда все меняется. Так или иначе, тебе нужно взглянуть на него, чтобы прояснить ситуацию. — Итак, он сумасшедший. Я знаю, что парень в суде был Тодхантер. Что же ты хочешь доказать? — Не знаю, Джо, но что-то там нечисто. Я не могу вмешиваться, пока мы не откопаем хоть что-то. — Я достал сигареты, закурил и продолжал: — Вот как тебе следует действовать. Там упоминали о некоем Ховарде из 103-й палаты. Может, сделаешь вид, будто навещаешь Ховарда, и получишь шанс открыть отмычкой 109-ю и заглянуть туда? Эти палаты рядом, в одном крыле. Таково мое предложение. У тебя есть другие идеи? — Нет, но я проверю все записи перед тем, как ехать в больницу. Отправлюсь туда после полудня и раскопаю все, что возможно, об этом парне. Мне еще нужно кое-что сделать до этого. У тебя все? Ховард — это фамилия? — Да. — Ладно, я постараюсь разнюхать о Тодхантере побольше... Или найти в архивах кого-нибудь еще. Значит, ты хочешь убедиться, что человек в 109-й палате именно тот, кого я видел на слушаниях? — Совершенно верно. Но послушай. Вполне возможно, Тодхантер знает, почему те парни вчера вечером пытались прикончить меня... даже если он не в себе. Одно убийство уже произошло, можно ждать и других. Так что не сверни себе шею. — Не беспокойся. — Я сделал бы это сам, но они уже видели меня. Вряд ли мне удалось бы добраться до нужной комнаты. — Все в порядке. Позвонить тебе, когда вернусь? — Да. Я буду у себя дома или... Я задумался на минуту, затем достал бумагу и карандаш, но написал не название отеля «Билтмор», а только номер телефона и номер апартаментов Тодди. Я вручил листок Рулу: — Или вот по этому номеру. Джо посмотрел на записку: — Очень забавный номер. Я промолчал, считая, что и так сказал уже слишком много о красавице Тодди. Сообщи я ему, что это ее отель и номер, вполне вероятно, что в скором времени дверь мне откроет не она, а Рул. Лучше ему не знать о ней. Джо сунул листок в карман рубашки: — Ладно... Я поехал. До встречи. Я отправился в «Билтмор», сделав по дороге маленький крюк, прошел через большой вестибюль и поднялся по лестнице. В конце концов, Тодди сама сегодня утром по телефону предложила мне подняться. Я деликатно постучал в дверь и подождал. Потом постучал решительнее. Наконец нежный голос Тодди спросил: — Кто там? — Шелл. — О, Шелл... Минуточку. Девушка, распахнув дверь, разглядывала меня. Я тоже уставился на нее. Судя по всему, Тодди лежала, ибо именно в таком одеянии и лежат очаровательные женщины. Что-то прозрачное, кружевное, хотя и не слишком откровенное. Гормоны ударили мне в голову. Еще несколько взглядов — и они просто взорвались бы. — Проходите, Шелл. Я вошел, и она закрыла дверь. — Я совсем не спала сегодня ночью, — сообщила Тодди. — По крайней мере, мне так кажется. Беспокоилась, думала... Я только что проснулась. Простите, я, кажется, всегда полусонная, когда мы разговариваем. — Ничего не имею против. — Что это?.. Шелл... Вы очень милы, но зачем это? Тодди смотрела на пакет в моих руках. Задержавшись внизу, я прихватил несколько роз, бутылку шампанского и даже два бокала. — Это, — спокойно ответил я, — попытка подсластить мои горькие новости. — Ой! — Лицо девушки омрачилось. — С ним ведь все в порядке, да? — Обождите минутку. Я видел его... Полагаю, его. И он был... Он не слишком хорошо себя чувствует. — О чем вы? — Об этом самом. Человек, которого я видел, нуждается в помощи и лечении. Он душевнобольной. Возможно, когда-нибудь поправится, но сейчас он болен. На это, как и при воспалении легких, нужно время. Тодди покачала головой и рухнула на стул. — Вот, возьмите. — Я протянул девушке цветы, шампанское и бумажный пакет, желая хоть чем-нибудь отвлечь ее. Она поднялась, взяла цветы, вино и вышла из комнаты. Через минуту Тодди вернулась и поставила розы в вазу. Бутылку шампанского она все еще держала в руках. Я описал ей больного в «Равенсвуде». — Это папа. Только у него такой облик. Даже по вашему описанию я знаю, что это он. — Мне очень жаль, Тодди. — Но я не понимаю... — Вид у нее был озадаченный и недоумевающий. — Как это могло произойти так быстро? — За год многое может случиться. — Что? Девушка посмотрела на меня так, будто впервые услышала мой голос и пыталась понять, мне ли он принадлежит. — Это я, Шелл Скотт. Я принес вам шампанское и розы... — Шелл, это очень мило с вашей стороны. Простите, но я в шоке. Может, и следовало ожидать чего-то подобного, но... Вот... — Тодди протянула мне бутылку. — Откройте ее. Я выпью с вами глоток. — Хорошо, Тодди, вы, возможно, не примете всерьез мои слова, но знайте: я продолжаю работать над делом... мой коллега Джо Рул занимается им сейчас. Если он позвонит, значит, у него есть новости для меня. Возможно, ситуация не так уж плоха. — То есть? — Не стоит вдаваться в подробности. Я просто считаю, что такое не исключено. — Все так странно, — повторила девушка. — Разве может человек так сильно заболеть меньше чем за год? И что же значит эта его записка, адресованная вам, Шелл? — Вот в этом вы правы. Я тоже хочу узнать о ней, прежде чем закончу дело. — Я начал открывать бутылку. Тодди держала бокал. Я понимал, что шампанское для нее не новость, поэтому старался сделать все так, как ловкие парни в телесериалах. Я улыбнулся, дернул, пробка выскочила с громким «у-уп», едва не угодив в правый глаз Тодди, и врезалась в стену. Я наполнил бокалы прозрачным пенящимся вином. — Прелестный звук, верно? — заметила Тодди. Но ее глаза и, полагаю, мысли находились сейчас очень далеко отсюда. — Верно, Тодди. Ладно, подождем новостей получше. Девушка опустилась на черный диван у стены и положила ногу на ногу. — Садитесь, Шелл, — предложила она. — Расслабьтесь немного. Я сел в кресло рядом с ней, но не расслабился. Меня раздирали противоречивые желания. Тодди выглядела восхитительно в своем интимном одеянии, и я получал удовольствие, глядя на нее. Но лучше бы она надела что-нибудь другое, например старые джинсы, поскольку меня не ждет ничего, кроме беседы и, может быть, нескольких взглядов, сколько бы я ни просидел здесь. Вчерашний поцелуй Тодди заставил меня вибрировать, и это продолжалось до сих пор. Приятное ощущение, конечно, но я не возражал бы добавить к нему новые и более сильные. Впрочем, не сегодня. Не в тот момент, когда я, защитник девушки, разочаровал ее плохими новостями. Вероятно, сейчас Тодди чувствует себя ужасно одинокой и покинутой, и только это может заставить ее подарить мне поцелуй или ласку. Я иногда веду себя как похотливый старый кот, но все же не украду медные монеты с глаз покойника и не изнасилую сегодня Тодди. В другой день — пожалуй, да. Но не сегодня. Вот я и начал жалеть о том, что девушка полуодета. Мне хотелось беседовать с Тодди несколько часов, если она согласится. Сидеть и потягивать шампанское, просто находиться в ее обществе, по крайней мере до звонка Джо Рула. Но похоже, лучше уж дождаться его звонка у себя в квартире. Мы выпили еще по бокалу шампанского и, хотя я полагал, что этого явно мало, все же почувствовал тепло внутри. И это тепло превращалось в жар. Тодди очень напоминала охлажденное шампанское. Ее лицо было спокойным и невозмутимым. Казалось, она источает прохладу. Тодди взглянула на меня так, что я изумился, но она не отвела своих карих глаз. Наконец я встал: — Мне пора, Тодди. — Правда? — Да. Я слишком надолго забросил свою работу для комиссии. Хотел посидеть с вами минуту, убедиться, что у вас все в порядке. Мой язык отяжелел. Я чувствовал напряжение во всем теле. Тодди смотрела на меня с тем же странным выражением: — Забавно. — Что именно? — Вы совсем не такой, как я думала. — Я и не знал, что вы думали обо мне. — Перед тем как впервые прийти поговорить с вами, Шелл Скотт. Детектив. Маленький толстый человечек, курит сигары, занимается делами о разводах. Понимаете? Я улыбнулся: — Такого человека не существует. — Уж конечно, это не вы... — Ладно, я позвоню вам. — Идите сюда. — Девушка похлопала по сиденью дивана. — Нельзя же просто вскочить и умчаться, как норовистая лошадь. — Можно. — Не будьте глупцом. Сядьте сюда. Всего на минуточку. Я опустился на диван возле нее. Даже слишком близко. До меня доносилось благоухание девушки, тонкий аромат ее волос и кожи. — Идите, если нужно, но мне хотелось бы, чтобы вы остались, Шелл. Я даже не поблагодарила вас за розы. И за шампанское. И за то, что вы так любезны. — Тодди, я буду внимательнее слушать вас, если вы что-нибудь наденете. Может, парочку купальных халатов или... — Посмотрите на меня. Разве вы не поцелуете меня перед уходом? — Тодди, только перед самым уходом. Сейчас слишком рано, чтобы... Я не закончил, потому что ее лицо приблизилось к моему. Я молча потянулся к девушке, обнял ее, легонько притянул к себе, глядя, как голова Тодди склоняется набок, губы раздвигаются, а нежные веки тихо опускаются на карие глаза и закрывают их. Ее ресницы чуть подрагивали, а рот приоткрылся, коснувшись моего. Вначале я вспомнил вчерашний поцелуй, но этот был более теплым и пылким. Мы сидели рядом на диване, и я вдыхал аромат ее духов. Тодди потерлась щекой о мою щеку, я коснулся губами ее шеи, плеча. Мои руки скользнули к вороту голубого одеяния девушки, развязали маленький бант. Тодди приподнялась, шевельнула плечами, и под голубым одеянием обнажилось белое тело. Девушка подставила под мои ладони свою спину, и я приник губами к ее теплому телу. Ее руки мягко надавили на мой затылок, и наши губы снова слились в поцелуе. Пальцы Тодди перебирали мои волосы, пока я гладил ее. Моя ладонь двигалась по нежным изгибам спины, приласкала округлое бедро, перешла на тонкую талию, затем добралась до груди. Тодди скользнула ко мне, ее щека снова коснулась моей, а губы прижались к моим. Губы девушки были влажными, язык — неугомонным и настойчивым. Она судорожно вцепилась в мою руку и обхватила ее пальцами. Мое ухо ощущало жаркое дыхание Тодди, ее грудь касалась моей шеи. — Шелл! О, Шелл, дорогой! Это безумие. Дорогой, дорогой... Тодди сказала что-то еще, но только эти слова застряли в моем мозгу. «Это безумие». Она говорила чуть слышно, но я понимал все. Ее слова обжигали меня. Особенно «безумие». Оно заставило меня вспомнить о Гордоне Тодхантере. И о себе самом. Ведь всего несколько минут назад я собирался уходить! Я чуть отстранил Тодди и взглянул на нее. Глаза девушки открылись, и она не мигая уставилась на меня. Моя рука все еще касалась груди Тодди, а ее пальцы сжимали мое предплечье. — Тодди, — начал я. — Вероятно, этого не следовало делать. Я попросил вас одеться. И сказал вам, что мне нужно идти. Девушка облизнула губы и выпрямилась: — Идти? Она говорила так тихо и невнятно, что я не понял, вопрос это или утверждение. Вопрос, призыв, нежная мольба? — Мне пора идти, Тодди, — повторил я. — Лучше уж уйти сейчас. Если я не... Девушка села, на мгновение закрыла глаза, затем накинула голубое одеяние на плечи, скомкав его на груди. — Да, — спокойно ответила она. — Полагаю, вы правы. После этого воцарилось неловкое молчание. Мне стало не по себе. Я не знал, о чем думает Тодди, не понимал, что на уме у меня самого. Девушка не проронила ни слова, даже не взглянула на меня. Наконец я встал: — Милая... Тодди бросила на меня быстрый взгляд и отвернулась. — Я позвоню тебе. Как только узнаю хоть что-нибудь. Позвоню, что бы ни узнал. Девушка кивнула. Направившись к двери, я обернулся. Перед диваном стоял кофейный столик, на нем — открытая бутылка шампанского, рядом — ваза с розами. На диване совершенно неподвижно сидела Тодди. Последнее, что я видел и запомнил, — это глаза Тодди с припухшими веками, устремленные на меня, и правая рука, придерживающая полы голубого одеяния. Глава 8 Постояв за дверью, я спустился в большой вестибюль «Билтмора». "Приятель, — сказал я себе, — твое место в «Равенсвуде». Я подумал о многом, но все казалось очень глупым. Потом вышел на залитую солнцем улицу и добрался на такси до гаража, где чинили мою машину. Механик сообщил мне, что почти все закончил, поэтому я подождал двадцать минут и уже на своей машине поехал домой. «Кадиллак» был как новенький. Поднявшись к себе, я стал ждать звонка Рула. Время шло, и я нервничал все больше и больше. В тишине и уединении своей квартиры я размышлял о том, что делает и о чем думает сейчас Тодди. Призывает проклятия на мою голову или отправилась в загул с меньшим идиотом, чем я. Она неотступно стояла перед моим мысленным взором. Одного быстрого взгляда на Тодди было достаточно, чтобы воспламенить мужчину. Придя от нее, я принял холодный душ, но он не помог. Впрочем, с какой стати было на это рассчитывать? Я босиком вышел в кухню, снова вернулся в гостиную, опустился на шоколадно-коричневый диван, откинулся назад и зарылся ногами в густой длинный ворс ковра. Мой взгляд упал на жутко раскрашенный портрет обнаженной Амелии над искусственным камином. Я приготовил себе бурбон с водой и позвонил в Административный центр, полагая, что Пола вот-вот закончит работу. Она ответила скучным голосом, но оживилась, узнав меня. «Пола и в самом деле восхитительное создание, — думал я. — Может, она и не вполне владеет собой, когда возбуждается, но разве пылкость умаляет достоинства женщины? Пожалуй, стоит заехать за ней». — Пола, дорогая, ты никогда еще не была у меня дома. — Верно. — А теперь послушай. У меня есть бифштексы. Превосходные, сочные, полные витаминов и минеральных веществ. — Полные витаминов? — И минеральных веществ. Приходи, и мы зажарим их в моей уютной кухне. Я не воспользуюсь газовой горелкой — у нас будет мясо, зажаренное почти на углях... — Мне нужно работать. — Что?! — Мне нужно работать. Я задержусь допоздна, это из-за комиссии. Слушания начнутся через три дня, ты же знаешь. — О да. — Я с удовольствием пришла бы, Шелл. — Ты бы... — Да. Правда. Я мучила тебя, не так ли? — Каким образом? — Не соглашалась посмотреть на твое радио или на что-то еще. Даже не впускала тебя в мою квартиру. Это было жестоко. — Конечно. Для такой доброй, милой, привлекательной, восхитительной женщины это было жестоко. — Шелл, ты говоришь чудесно. Я хочу быть с тобой полюбезней. Но не сегодня вечером. Извини, но ты же слышал их разговоры о долге. — Да, и я знаю, во что они это превращают. — Пока. Я едва не обернул телефонный шнур вокруг собственной шеи и не повесился, но решил не считать это неудачей, поскольку она все же хотела бы прийти. Тут я вспомнил Атлас. Плохо, что она работает в «Мелоди». Но почему бы не поговорить с ней? Я позвонил в ее квартиру в «Джентри». — Алло! — Привет. Это Шелл Скотт. — А, Шелл, привет. Где ты был? — Держался от тебя на почтительном расстоянии. — Зачем? — Ха! — Но ты даже не пришел в клуб. — Атлас, моя дорогая танцующая девочка! Если, по-твоему, мне приятно занять удобный столик в «Мелоди» и наблюдать, как ты извиваешься в танце, запрыгиваешь на дьявола, кричишь и стонешь от удовольствия, пока я сижу за удобным столиком, значит, у тебя в голове еще большая путаница, чем в алфавите кулинарной книги. — Боже праведный! Это похоже на речь. Надеюсь, ты не очень сердишься из-за того, что я выставила тебя из моей квартиры в тот день? — Ну, я... — У меня в самом деле была назначена встреча. Кроме того... — Атлас помолчала, потом вкрадчиво продолжила: — Разве ты не знаешь, что ожидание гораздо ценнее, чем его осуществление? И к тому же продолжается дольше. — Да уж, — фыркнул я. — Это имеет прямое отношение к тебе, дорогая. — О, Шелл! Ведь все так говорят. — Что? — Воздержание размягчает сердце. Я застонал: — А мне сейчас приходится сходить с ума из-за тебя! Отстранив трубку от уха, я посмотрел на нее, покачивая головой, и вернул ее на место как раз вовремя, чтобы услышать голос Атлас: — Кстати, я не кричу, а журчу. Но какая девушка не делает этого? — Атлас, остановись. Лучше сменим тему, или нам скоро придется заговорить иначе. — Что? — Это ужасно. Я даже не помню, о чем мы говорили. — Ах ты, глупышка! Мы говорили о... Ладно, это не важно. — Атлас, послушай меня внимательно. Тишина. — Атлас, ты еще здесь? — Да, ты велел мне послушать тебя. — Я позвонил потому, что подумал... Если бы ты не работала, или клуб «Мелоди» сгорел дотла, или что-нибудь еще... Ты, может, согласилась бы прийти ко мне? Черт возьми, мы бы потанцевали или занялись чем-то еще. — С удовольствием. Дай мне двадцать минут. — Что?! — Что с тобой? — Разве ты сегодня не работаешь? — Нет. Эд сломал ногу. — Эд? — Да. Мой партнер, дьявол. — Сломал ногу? — Да. Мы репетировали, а потом он пошел в туалет... Я выронил трубку. Черт побери, что происходит? Неужели я спятил? Или я наконец; услышал те голоса, о которых все говорят? Что бы ни сказала Атлас, я помнил бы ее слова до гробовой доски. Я пытался понять, что она имела в виду, задавая по-разному один и тот же вопрос, но... Да, больше всего мое занятие напоминало ловлю пескарей с использованием китов в качестве наживки. У меня ничего не вышло. И я был в таком состоянии, что потратил несколько минут, задавая ей эти идиотские вопросы, пока меня вдруг не осенило: Атлас согласилась прийти! Едва осознав это, я спросил, не послать ли за ней такси, так как мне надо дождаться телефонного звонка. Атлас опять согласилась. Я попросил ее поспешить, нажал на рычаг, вызвал такси и снова начал ждать. Динь-дон. Зазвенел звонок, и я широко распахнул дверь. Атлас была великолепна, неотразима и восхитительна в ярко-красном платье с глубоким декольте. Серебристо-голубой мех норки небрежно окутывал ее плечи. Свои светлые волосы она собрала на макушке. Широко улыбаясь, девушка вошла и оглядела гостиную: — О, у тебя очень мило, Шелл. А что это? Какая ужасная картина! Атлас смотрела на «Амелию». Здесь еще не побывало ни одной женщины, которая не отпустила бы нескольких пренебрежительных замечаний по поводу «Амелии». — О, она не так как уж плоха, — возразил я. — Давай твои вещи. Атлас сбросила с плеч норку и протянула мне, потом заметила, что я чего-то жду: — Ах ты, глупыш... Я отнес мех в спальню и повесил в шкаф. Когда я вернулся, Атлас стояла возле телефона, а снятая телефонная трубка лежала на столе. — Ты кому-то звонишь? — Нет. Я просто сняла трубку. — Зачем? — Чтобы телефон не звонил. Выбирай между мной и звонящим телефоном. Я не хочу, чтобы от меня отвлекались. — Она улыбнулась. Я положил трубку на рычаг и взглянул на часы: — Но я жду звонка. Вообще-то ему пора позвонить. Значит, это скоро произойдет. — Но я всегда снимаю телефонную трубку. — Очень жаль, дорогая, но мне нужен телефон. А старая добрая телефонная компания может и отключить его, если мы снимем трубку с рычага. Кроме того, зачем же будить дежурного на коммутаторе? Я приготовил мартини согласно исчерпывающим инструкциям, полученным от знакомого бармена, и с гордостью поставил бокалы на низкий кофейный столик. Атлас взяла свой бокал и сделала большой глоток. — О боже! — Ха-ха. — Я лучезарно улыбнулся. — Да это отвратительно! — воскликнула девушка. — О чем ты, черт побери? Я приготовил это в точности... — Ты налил много джина и вермута? — Конечно, но... — Ты ведь не стал бы их пить, правда? — Ну, едва ли они такие... — Я вылью это, хорошо? — Ладно. Выливай. Что еще? Атлас выскочила на кухню и вернулась с двумя мартини. — Ты сделала их по своему рецепту? — осведомился я. Ее напиток был куда приятнее, мне пришлось признать это. Атлас смотрела на меня с радостной улыбкой. — Хорошо, правда? — Да, дорогая. Заметив приемник, девушка включила его и теперь поводила бедрами, соблазнительно притопывая ножкой и весело покачиваясь под музыку. — Хорошо, ой хорошо! — радостно приговаривала она. — Зах, зу, зах. Давай потанцуем. Я приблизился к ней. — Зах, зу, зах, — повторил я. — Конечно. Атлас покрутила ручку настройки, нашла музыку поживее, прильнула ко мне, и мы начали танцевать. — Достаточно живо для тебя? — поинтересовалась она. — Дорогая, ты достаточно живая для любого. — Я имею в виду музыку. — А-а. Конечно. Ладно, теперь я буду дьяволом, согласна? Атлас засмеялась: — Нет-нет. — Да-да. — Нет-нет-нет... Я ведь без своего костюма. — Но мы можем вообразить, что он на тебе. Девушка заморгала ледяными голубыми глазами и улыбнулась. Музыка закончилась, и мы направились к дивану, но по пути Атлас снова заглянула на кухню и вернулась с новыми бокалами мартини. Мы сели на диван и посмотрели на выпивку. — На этот раз я положила в них по две оливки. Мы слишком много пьем. — Возможно. Это показалось мне разумным. Атлас, похоже, привыкла проявлять благоразумие. Она склонилась над моим бокалом и заглянула в него. — В чем дело? — спросил я. — Взгляни на эти глаза. — На что?! — На оливки. Они же похожи на глаза. Она отодвинулась. Темно-зеленые оливки, нафаршированные перцем, лежали в моем бокале перчинками вверх и в самом деле напоминали жуткие глаза. — Похожи на глаза, — повторила девушка. — Лиловые марсианские глаза. — Пожалуй. — Глаза лилового марсианина, налитые кровью, как у пьяницы. — А как же иначе? Ведь он сидит в мартини. — Конечно. Бедный лиловый марсианин. Наверное, он утонул. Ты оставишь их там? — Нет, почему ты так решила? Я пошел на кухню и вылил мартини и марсианина. Атлас последовала за мной. — Следовало бы сообщить Герберту Уэллсу, — сказала девушка. — Нас завоевывают. Они проникают к нам в бутылки с джином. Атлас попыталась изобразить звук трубы, сопровождающий выпуски кинохроники: — Та-та-та-та-а-та-та-а-а. Молния! Вы никогда такого не видели. Марсиане! Приземлились в Алабаме, Калифорнии, Джорджии... Марсиане в Джорджии... Эй! Марсиане в Джорджии! Атлас начала маршировать по комнате, напевая. Она вбивала ритм в мои барабанные перепонки. Девушка промаршировала через спальню в ванную, а я следовал за ней, ударяя в воображаемый барабан и повторяя: — Бум, бум! Внезапно Атлас обернулась и посмотрела на меня широко открытыми глазами: — Шелл! Шелл! — Что? Что? — Можно мне воспользоваться твоей ванной? — Что... Для чего? — Глупый. Для чего люди пользуются ванной? — Большинство здесь моются. Вообще-то я никогда об этом не думал. — Вот именно это я и хочу сделать. То есть промокнуть насквозь. Я люблю мокнуть в ваннах. И, Шелл... — Да? — У меня есть только душ. — Бедное дитя! — Только душ, а я люблю ванну. Я просто люблю мокнуть в ванне. Разве есть что-нибудь более веселое, чем мокнуть в ванне? — Я мог бы сразу назвать тысяч семь более веселых занятий. — Шелл... Все в порядке? Так ты позволишь мне воспользоваться твоей ванной? Стоит ли отвечать на глупые вопросы? Я даже открыл ей горячую и холодную воду. Атлас попросила меня выйти, но пообещала вскоре присоединиться ко мне. Обстоятельства вынудили меня заняться изготовлением марсиан. Я поставил бокалы на кофейный столик перед диваном, положив в них на этот раз по три оливки, чтобы до смерти напугать Атлас, и стал ждать. Из ванной время от времени доносился плеск воды. Внезапно меня осенило: прелестная, стройная, сексуальная, восхитительная Атлас, совершенно обнаженная, сидит в моей ванне. Ничего подобного не случалось со мной прежде. Клянусь! Какого же черта мне торчать в гостиной? Я подошел к двери ванной и, осторожно постучав, услышал плеск и тихий смех. — Кто там? — Э-э... Друг. — Что ты хочешь? — Я... У меня кое-что есть для тебя. — Подсунь под дверь. — Детка, это не телеграмма. — Оно не пролезет под дверь? — Ни в коем случае. — То есть ты сам хочешь принести мне это? — Совершенно точно. Но ты сейчас разогрелась. А как... — Дверь не заперта. Атлас сказала правду. Я открыл дверь и вошел. В конце концов, это же моя ванная комната. — И что же у тебя есть для меня? — поинтересовалась Атлас. Я раскинул руки в стороны: — Я! Девушка лежала в ванне на спине, вода покрывала ее кожу, вернее, часть кожи. Вода была чистой и прозрачной. Танцуя с Атлас, одетой в облегающий фигуру тонкий костюм, в ее квартире, я полагал, что видел все ее прелести, но ошибся. Забывшись, я сунул свою дурацкую ногу в ванну — в ботинке, носке и брючине. Девушка и бровью не повела. — Знаешь что? — промурлыкала она. — Что? — Теплая вода немного отрезвила меня. — Неужели? Что ж, не стоит приставать к тебе. — Подожди минуту. — Атлас села в ванне и быстро отодвинулась к стенке, буквально вжавшись в нее. — Вот теперь есть место. — Она улыбнулась мне, очень довольная собой. Но ее взгляд тут же выразил удивление. — Шелл, надеюсь, ты не залезешь сюда одетым? Динь-дон. Я едва услышал этот звук. Похоже, звонили в дверь. Я покачал головой, подумав, что этого не может быть. Если не обращать внимания, звук исчезнет сам по себе. Динь-дон. — Кто-то звонит в дверь, — проговорила Атлас. Динь-дон. Динь-дон. — Ох, заставь их перестать, — попросила девушка. — Мне это мешает. Ты же знаешь, как я отношусь к телефонам. А тут... Динь-дон. Динь-дон. Динь-дон. — Быстрее, Шелл, заставь их уйти. — Ладно. — И возвращайся поскорее. Избавься от них и поскорее возвращайся. А я пока добавлю горячей воды. Вовсе не чувствуя себя счастливым, я резко повернул дверную ручку и распахнул дверь. — Что за... О господи! О, Пола! Ты... дорогая, это ты... Ты все-таки пришла. Но я занят. Пола, занят, занят... Направившись в гостиную, она повернулась ко мне и широко улыбнулась. Ее темные глаза загадочно блестели. — Я освободилась, Шелл. Сенатор Вайз, тоже засидевшийся допоздна, разрешил мне уйти. Разве это не чудесно? — Чудесно. Мой голос звучал глухо и безжизненно, в нем не осталось следа от былого огня. Я не знал, что сказать Поле. Она зашла в спальню, вернулась оттуда без жакета, села на диван, увидела мартини и подняла на меня вопрошающий взор. Ее глаза все еще блестели, но уже иначе. Я упоминал, хотя и не слишком заострял на этом внимание, что Пола вспыльчива. Возможно, поэтому мне и не хотелось подробно говорить о ее характере. Да, да, у нежной и милой Полы был нрав портового грузчика. Признаться, я избегаю даже думать об этом, не то что упоминать. Голосом раздраженного портового грузчика Пола спросила: — Что это? — и указала на два бокала с мартини. — Это? Бокалы. А это мартини. — Я помолчал, словно расчувствовавшись, затем с воодушевлением сообщил: — Один из них — твой. Я сказал правду, ибо сразу же решил предложить ей один бокал. Прежний свет вернулся в ее глаза; на губах расцвела улыбка. Пола медленно потягивала мартини. Медленно... Я мысленно застонал, ибо надеялся избавиться от нее быстро, изобразив головокружение или что-то в этом роде... Господь свидетель, у меня и в самом деле кружилась голова, но сейчас я понял, что лучше уж ей выпить мартини. Я несомненно промахнулся. И тут я вспомнил. Моя нога! Только одну ногу я, к счастью, опускал в ванну... С меня текла вода, и я считал это удачей, что свидетельствует о моем неисчерпаемом оптимизме. Вода стекала на золотисто-желтый ковер. Темные отпечатки моей мокрой правой ступни вели от двери ванной — казалось, какой-то монстр выбрался из сточной трубы и пересек комнату, что, кстати, не слишком противоречило истине. Пола посмотрела туда же, куда и я. — А это еще что? — Пола, — начал я, — думаю, тебе все же придется уйти. — Что значит «уйти»? — Просто... Все же... — Но, Шелл! Полагаю, ты шутишь? Какие уж тут шутки. Я чувствовал себя так, словно ложился в собственный гроб. Наконец она спросила: — Что ты сделал со своей ногой? И со своей брючиной? Она вся мокрая. — Да? Действительно! — Слегка замешкавшись, я объяснил: — Наступил на что-то. Извини, Пола, мне надо на минутку отлучиться. Я направился к ванной, с ужасом сознавая, что ее дверь видна из гостиной. Как же войти туда? Если Пола проследит за мной взглядом... При этой мысли я содрогнулся. Услышав мой осторожный стук. Атлас пронзительно закричала. — Хей, хай, хо! — заорал я, запев «Дворцы Монтесумы», а потом тихо сказал Атлас: — Ш-ш-ш! Не шуми. Даже не вздумай плескаться. — Шелл! Шелл, что ты там делаешь? — раздался голос Полы. Я пытался утихомирить Атлас, объяснить ситуацию, заставить ее замолчать, но она приглашала меня войти. Как же мне это сделать? Я даже не мог продолжить разговор. Я никогда не влипал в подобные неприятности. Пола снова позвала меня, и мне пришлось вернуться в гостиную. — Все уладил? — спросила она. — Не совсем. — У тебя очень мило. Мне нравится твоя квартира. Здесь есть все, что нужно. — Что значит «все»? Пола внимательно посмотрела на меня: — Ты ведешь себя странно, Шелл. Я думала, ты обрадуешься мне, обнимешь меня, поцелуешь. Выкинешь что-то незаурядное. После недолгих сомнений я решился: — Уйдем отсюда. — Уйдем? — Да. — Не понимаю. Ты же умолял меня прийти сюда. И вот я здесь. — Пожалуйста, уйдем. — Позволь мне хотя бы допить мой мартини. Девушка встала и направилась в спальню. Спроси она у меня, где ванная, я выбросил бы ее из окна, ибо уже потерял самообладание. Пола вернулась с переброшенным через руку жакетом: — Шелл? — Да? — Где ванная? — Иди к черту! — Что? — Нет... Извини, я думал сейчас о другом. Ты... Зачем тебе нужна ванная? — О, Шелл! — Ванные комнаты устарели. Вышли из моды. Я... — Поток убеждений иссяк. Нет, она не войдет в ванную. Страх сжал мне сердце, когда я представил себе, как Пола войдет в эту дверь. Стон вырвался из моей груди. Динь-дон. Я упал в кресло и закрыл лицо ладонями, чувствуя себя совершенно разбитым, беспомощным, измученным. Динь-дон. Стиснув зубы, я сделал глубокий вдох, поднялся, направился к двери и, понимая, что мне уже нечего терять, распахнул ее. Казалось, нервы мои рвутся, как слишком сильно натянутые струны. Вернувшись в комнату, я снова застонал. В дверях стояла Тодди. Сделав шаг вперед, она странно посмотрела на меня. «Уж не сон ли это? — подумал я. — Сейчас, должно быть, три или четыре часа дня. Так вот когда ко мне являются ночные кошмары. Наверное, солнце вот-вот поднимется над горизонтом и заглянет в мою спальню. Его лучи упадут на мою тупую голову, осветят широкую улыбку на моем лице, потому что скоро в реальности будет происходить то же, что и во сне. Боже, это не так уж и плохо. Ведь во сне есть даже холодный мартини. Интересно, как я из этого выберусь?» — Не пригласишь ли меня войти? — спросила Тодди. — Я пыталась... И тут она увидела Полу. Это был не сон, а сама жизнь. Настоящая суровая жизнь, очень похожая на смерть. Атмосфера сгущалась. Внезапно послышался ужасный булькающий звук. Уж не я ли, застонав, исторг его? Но нет. То был звук воды, вытекающей из ванны. Мы все узнали его и уставились на дверь ванной. Затем обе девушки уставились на пол, на дорожку мокрых темных пятен на ковре, ведущих от двери ванной комнаты к... моей правой ноге. Взглянув на мое побелевшее лицо, девушки одновременно перевели глаза на дверь ванной. Дверь открылась, и оттуда выплыло облачко пара, а вслед за ним появилась улыбающаяся Атлас, закутанная в полотенце. — Шелл! — позвала она. — Шелл! Увидев перед собой живую картину, девушка остановилась, ахнула и выронила полотенце. Немая сцена впечатляла. Как по команде три головы повернулись ко мне, три пары холодных глаз впились в меня. Наверное, это была одна из самых мучительных пауз в моей жизни. И поверьте, все это время мой рассудок оставался девственно-чистым. Ни одна мысль не потревожила его. Полная пустота. Наконец мой бессмертный оптимизм вдохновил меня на совершенно потрясающую мысль. — Подождите, девочки. Я вам все объясню. Глава 9 События, последовавшие за этим, происходили так быстро, что мне едва удастся их вспомнить. Однако кое-что врезалось в мою память. Тем более, что к этому моменту я почти протрезвел. — Шелл, ты же обещал! — Атлас бросилась в ванную. Едва она захлопнула дверь, бокал с мартини, пролетев мимо моего носа, разбился о стену. Пола взвыла, как раненое животное, и скрылась в спальне. — Я пыталась позвонить тебе, — сообщила Тодди, — но было занято. Правда, мне и в голову не пришло, что ты тоже занят. Я взглянул на телефон. Трубка лежала рядом с ним. — Атлас! — заорал я. — Между нами все кончено! Мой взгляд упал на ковер с мокрыми следами, на полотенце, валявшееся на полу, на осколки бокала — на все то, что казалось руинами не только моей квартиры, но и моей жизни. Да, несколько мгновений назад я имел слишком много. Происходящее теперь напоминало крах двадцать девятого. Люди тогда выпрыгивали из окон, потеряв все деньги. Но я все еще стоял на ногах и не падал духом, убеждая себя, что мне есть чем гордиться. Однако на самом деле мне было совсем плохо. Я взглянул на Тодди — и что-то, не имеющее никакого отношения к мартини и женщинам, прошило мой мозг. В те пять секунд, пока мы смотрели друг на друга, мои ощущения полностью изменились. Все, кроме остатков алкогольного дурмана, бесследно исчезло. Случилось что-то плохое. — Что?.. Как ты попала сюда, Тодди? — Я пыталась сообщить тебе по телефону, что мне позвонили и отель. Ты должен связаться с полицией. Я похолодел — то ли от ее тона, то ли от ее вида. А может, Тодди передала мне какую-то мысль. Так или иначе, я ощутил покалывание в затылке и легкий озноб. — С полицией? — переспросил я. — Почему? — Что-то насчет человека по имени Джо Рул. Поэтому они и позвонили мне. Они нашли мой номер телефона на листке бумаги в его кармане. Я подумала... Я вспомнила, что ты упоминал о нем сегодня днем. — Верно. — И я решила, что тебе надо сообщить... — Что с Джо? — Он мертв. Не знаю, как долго я молча смотрел на нее, пытаясь осознать реальность смерти Джо Рула. Я не мог поверить в это. После того, что здесь произошло, это сообщение привело меня в состояние шока. Я ожидал звонка Джо, напряженно надеялся услышать его. Мне представлялась ослепительная улыбка Джо, который приглаживал рукой свои волнистые черные волосы. И многое другое. Я покачал головой. Все, что было ему поручено, — это поехать в «Равенсвуд» и идентифицировать Тодхантера... отца Тодди. Подняв глаза, я увидел, что она собирается уходить. — Тодди... Насчет Джо. Джо Рула. Они сказали что-нибудь еще? Кто звонил? — Лейтенант Роулинс, кажется. Он сказал, что этого человека застрелили. Девушка вышла. Я провожал ее взглядом, пока она не исчезла из виду. После этого я позвонил в отдел по расследованию убийств. Полиция пыталась связаться со мной, но мой номер был занят. Мне сказали, что Роулинс все еще на месте происшествия. Тело пока не увезли. Звонок поступил полчаса назад или около того. Мне объяснили, что тело Джо нашли за дорогой между городом и «Равенсвудом», поблизости от больницы. Я пошел в спальню за пиджаком и револьвером. Пола тут же удалилась оттуда и что-то сказала, но я не ответил. Надев кобуру и пиджак, я проверил, полностью ли заряжен револьвер, бросил в карман несколько запасных обойм, сунул оружие в пружинный зажим и вышел. * * * Я приехал в тот момент, когда тело Джо укладывали в фургон для перевозки трупов. Криминалисты уже сделали снимки и провели всю необходимую работу. Но я успел взглянуть на его белое лицо и пулевое отверстие в затылке. К несчастью, это действительно был Джо. Перед тем как застрелить, его избили. Нижняя губа Джо была рассечена. На лице запеклась кровь. Грязь заполнила одну глазницу. Я не испытывал гнева, который охватит меня впоследствии. Сейчас, глядя на Джо, я ощущал только жалость. Машина уехала и увезла его тело. Лейтенант Роулинс, в светло-сером костюме и с сигаретой в зубах, стоял рядом со мной. Он протянул мне пачку и, когда я закурил, спросил: — У тебя что-нибудь есть для нас, Шелл? Мне еще не представился случай поговорить с ним. Я успел только спросить его о Джо. Теперь я ответил: — Да. Я послал его в «Равенсвуд» идентифицировать некоего Тодхантера. Я рассказал Роулинсу о своем разговоре с Рулом сегодня днем и о том, что Джо должен был сделать. — В котором часу он собирался туда? — Вероятно, днем, но хотел предварительно кое-что проверить. — Думаешь, его убили потому, что произошли какие-то накладки? — Уверен в этом. Роулинс поджал губы: — Может быть. Полагаю, будет непросто что-либо доказать... Если ты вообще знаешь, о чем говоришь. Он спросил, на чем основана моя уверенность, и я полностью проинформировал его о Тодхантере: о письмах, о Тодди, о записке под клапаном конверта и о моих поездках в «Равенсвуд». Лейтенант взглянул на меня: — Шелл, ты чокнулся на этом парне. Сбился с пути. Я покачал головой. — Послушай, приятель, — начал Роулинс, — мы давно знаем друг друга. Сейчас ты наделал немало глупостей. По твоим же словам, Тодхантер — конченый человек. Тебе ведь даже не известно, поехал ли Рул в «Равенсвуд». — Поехал. Уж это можно проверить. — Проверим. Может, Джо потому и не позвонил тебе, что его застрелили еще до того, как он отправился в больницу... Вы, частные детективы, сталкиваетесь со всякими ненормальными, сам знаешь. — Верно, но... — Его могли убить по множеству причин. И, Шелл, если ты немного пораскинешь мозгами, то поймешь, что, скорее всего, кто-то пытается помешать комиссии расследовать лоббирование. — Возможно. — Ведь вы с Джо проверяли не только эти идиотские письма? — Конечно. Дело в том, что Рул получил кое-какую информацию, а это могло не понравиться некоторым парням в нашем городе. Я тоже им не по душе. Например, мы получили документальные подтверждения того, что Сэм Бриттон потратил в этом году в Сакраменто двенадцать тысяч долларов, оказывая давление на закон. Имена, даты, суммы — все. — Бриттон — настоящий мерзавец, но прикидывается респектабельным, Шелл. Ты знаешь. Вот здесь и следует искать мотив. — Не исключено, что ты прав, но мне до сих пор не верится. Роулинс сверлил меня взглядом. — Шелл, здесь замешана женщина, не так ли? — Женщина? С чего ты взял, черт тебя побери? Лейтенант засмеялся: — Значит, здесь точно замешана женщина. Неудивительно, что ты так растерян. Роулинс не поверил в мою версию, и мне пришлось признать, что она слаба и неубедительна. Тем не менее, я был твердо убежден: Рула убили только из-за того, что он поехал в «Равенсвуд» взглянуть на Тодхантера. Даже отбросив другие причины, нужно признать: уж слишком большое совпадение, что Рула застрелили именно в тот день, когда я поручил ему отправиться в клинику. Наконец до меня дошло, что именно я послал Джо в «Равенсвуд», где он и получил пулю в голову. Не позвони я ему сегодня, он занимался бы собственными делами и, вероятно, был бы сейчас жив. В нескольких ярдах от нас началась какая-то возня. Двое полицейских в форме говорили с человеком в комбинезоне и выцветшей серой рубашке. Роулинс подошел к ним, потом подозвал меня. Выяснилось, что именно этот человек и вызвал полицию. Мы стояли на неосвещенном отрезке Уэлли-роуд, примерно в четырех милях от Лос-Анджелеса. В противоположной стороне, милях в трех отсюда, находился поворот на «Равенсвуд», грязная дорога, по которой я проехал уже дважды. По ней же, как я полагал, один раз проехал Джо Рул. Тело Рула было найдено в лесу, в двадцати ярдах от дороги. Его просто бросили там. Человек в комбинезоне сообщил, что у него поблизости есть маленькое ранчо. Кстати, ранчо в Калифорнии называют даже клочок земли размером в пол-акра, с домиком. Он назвался Томом Хиллом. — Значит, я ехал домой, — рассказывал он полицейским, — увидел, что у обочины припаркована машина с открытой дверцей. Это показалось мне странным, но я подумал, что, может, какие-то мальчишки... — Хилл замолчал, потом щелкнул языком и пояснил: — Вы знаете, что я имею в виду, парни. — Да, сэр, — отозвался Роулинс. — Что же там было такое, раз вы решили позвонить нам? — Я увидел человека, бегущего к машине. Вон оттуда, из-за леса... — Хилл показал на заросли, где нашли тело Джо Рула. — Он мчался сломя голову. Еще не совсем стемнело, и я не включал фары. Но, заметив припаркованную машину, я их включил. Вот тогда-то и увидел бегущего. Я и не знал, что он там, но, когда зажглись мои фары, он вдруг появился откуда ни возьмись и мчался со всех ног. — Вы хорошо его рассмотрели? — спросил Роулинс. — Неплохо, но не настолько, чтобы узнать. Едва ли. Он был не так уж близко от меня... К тому же закрыл рукой лицо. Вот тут-то я что-то и заподозрил, понимаете? Роулинс кивнул: — Как он выглядел? — Среднего роста, в костюме. В темном, по-моему. Довольно крепкий. Вот, пожалуй, и все. — Вы видели его лицо? — Плохо. Только мгновение перед тем, как он закрыл его. Так или иначе, приехав домой, я пораскинул мозгами и решил позвонить в полицию. Потом я отправился посмотреть, что случилось. — Мужчина, помолчав, добавил: — Боже мой, спрятали там труп. Кто бы предположил такое? Я не слишком внимательно слушал их разговор, пока Роулинс не спросил свидетеля: — Вы можете сообщить что-то такое, что помогло бы нам опознать этого человека? — Да, конечно, совсем забыл. — Хилл улыбнулся. — Когда мои фары осветили его, он начал действовать инстинктивно, ибо не хотел, чтобы я видел его лицо. — И?.. — Так вот, он вскинул руку. И закрывал ею лицо, пока я проезжал мимо. Похоже, у этого парня не хватает двух пальцев. Через пять минут с беседовал с Роулинсом. — Его рассказ подкрепляет мою версию. — Вовсе нет. — Но ведь очевидно, что это тот самый парень, который пытался разделаться со мной на Фривей и стрелял в меня вчера вечером. — Согласен. — И он наверняка наемный убийца. — С этим тоже согласен. Но все же, по-моему, происшедшее — это результат вашего расследования лоббистской деятельности. Может, кого-то шантажировали, что-то скрывали. Кто знает? Бьюсь об заклад: если ты тщательно проверишь информацию, собранную тобой и Рулом вместе и порознь, то наткнешься на факты, объясняющие, почему один и тот же человек хотел убить и тебя, и Джо. Если, конечно, тебе удастся что-либо найти. На том мы и закончили. Пока я говорил с Роулинсом, по рации в машине получили сообщение, что группа полицейских допросила директора «Равенсвуда» и других; служащие заявили, что, кроме обычных посетителей, никто не приезжал в больницу сегодня днем. Конечно же, там не появлялся никто похожий на Джо Рула или назвавшийся таким именем. Никому не удалось доказать обратное. После того как Роулинс и другие полицейские уехали с места происшествия, я сел в «кадиллак», размышляя о Джо Руле и его убийстве. Припомнив все дела, которые мы вместе с Джо расследовали для комиссии, и те, над которыми работали врозь, я ничего не придумал. А перед моим мысленным взором неотступно маячил молодой, здоровый сукин сын без двух пальцев на левой руке. И внезапно, пока я думал об этом парне, у меня возникла идея. Вначале она не показалась мне многообещающей, но чем дольше я размышлял о ней, тем больше убеждался, что она сулит мне возможность найти хоть что-нибудь. Я завел мотор и направился к дому 1429 по Гарден-стрит — по адресу, полученному мною после аварии на Фривей от парня, пытавшегося убить меня и убившего Джо Рула. Как сообщил мой страховой агент, там находился свободный земельный участок, однако, по моим сведениям, он был одним из двух свободных участков не слишком плотно застроенной Гарден-стрит. Я смотрел на номер домов по обе стороны от свободных участков. С одной стороны располагался белый дом под номером 1427, с другой — дом номер 1433. По липовому адресу, который дал водитель грузовика, числился бы дом на свободном участке, если бы его построили. А тот, кто назвал точный номер свободного участка, похоже, знаком со здешними краями очень хорошо. Возможно, он часто бывает на Гарден-стрит... или просто живет там. Я припарковал «кадиллак», вышел и начал изучать Гарден-стрит. Через три часа, признав, что моя догадка неверна, я позвонил в управление полиции и поговорил с лейтенантом Роулинсом. Они ничем не могли мне помочь. Свидетель все еще листал альбомы с фотографиями полицейского архива, но пока безуспешно. На это я и не возлагал надежд. Поскольку у меня больше не было ни одной стоящей версии, я продолжал поиски. Уже далеко за полночь я вошел в «Бар Лейна», находившийся в шести кварталах от свободных участков и стоявший на отшибе, в двух кварталах от последнего дома на Гарден-стрит. Я уже стучал в двери множества домов, посетил еще один бар и автозаправочную станцию, но пока встречал лишь пустые взгляды. Поэтому я не рассчитывал и здесь найти что-нибудь обнадеживающее. Два-три человека сидели у стойки бара, несколько парочек разместились в кабинках вдоль стены. Бармен опирался на стойку в дальнем конце, положив руку на ту ее часть, что была подвешена на петлях и позволяла ему входить и выходить. Я направился к нему. Он спросил, что мне нужно. — Кое-какая информация. Я пытаюсь найти человека ростом примерно пять футов и десять дюймов, довольного крепкого, темноволосого. На левой руке нет двух пальцев. Уже много раз я произнес это совершенно автоматически. — Да? Похож на Доу, — заметил бармен. — Доу? То есть это описание кого-то вам напоминает? Кого? Как его зовут? Бармен ухмыльнулся: — Успокойтесь. Я никогда не слышал, чтобы его называли иначе. Только Доу. Он не слишком разговорчив. — У вас есть его адрес? — Нет. — Бармен покачал головой. Я уже проклинал все на свете, когда бармен добавил: — Но я знаю, где он живет. Бармен объяснил, что Доу однажды ушел из бара как раз под закрытие и отъехал от стоянки перед тем, как он сам включил двигатель. Оказалось, что они направляются в одну сторону. Бармен видел, как Доу повернул на боковую дорожку к маленькому домику. — Примерно в миле отсюда, на Гарден-стрит, — пояснил бармен. — Может, в полутора. Там только один дом. Вы его не пропустите. Он описал мне человека, который много раз приходил в бар за пивом. Описание в точности соответствовало внешности водителя грузовика на Фривей-стрит. Странно, но гнев, который мог бы охватить меня, когда я увидел мертвого Джо Рула, только теперь вскипел во мне. Здесь, за стойкой бара, почти найдя этого парня, я наконец поверил в то, что доберусь до него, и испытал ярость. Я чувствовал, что он в моих руках. Мне вспомнилась авария, выстрелы из темноты, все хорошее, что я знал про Джо Рула, и его труп, грязный, с запекшейся на темных волосах кровью. Бешенство разрасталось во мне от предвкушения мести с такой силой, что меня словно приподнимало над землей. — Эй, мистер! — Бармен с интересом разглядывал меня. — Что? Он чуть улыбнулся: — Вы ведь не собираетесь убить его? Не знаю, шутил он или спрашивал всерьез. Я достал бумажник, вынул из него двадцатидолларовую купюру и с благодарностью протянул бармену. Он снова взглянул мне в лицо и покачал головой: — Спасибо... едва ли мне стоит брать ее. Но все равно спасибо. — Дело хозяйское. — Я убрал деньги в бумажник. — Вы говорили, что Доу часто приходит сюда, верно? А здесь бывает кто-нибудь из его друзей? — У него нет друзей. Он не похож на человека, имеющего друзей. Возможно, у него есть знакомые. А те, с кем он болтает здесь... Вроде Пэта... — Бармен указал на табурет у стойки, совсем рядом со мной. — Забавно. — О чем вы? — Старый Пэт сидел там. Но, должно быть, очень торопился. — Бармен покосился на меня: — Даже не заплатил за свое пиво. Глава 10 Я подъехал к дому Доу, маленькому одноэтажному белому строению, которое я легко нашел по указаниям бармена. На расстоянии нескольких сот ярдов по обе стороны от него не было ни одного дома. Проехав мимо, я потушил фары, развернулся и отправился обратно. Несомненно, Пэт очень хорошо знаком с Доу, поэтому наверняка отправился предупредить его, что какой-то парень расспрашивал о нем в «Баре Лейна». Хотя Пэт, не уплатив за свою выпивку, ушел всего за несколько секунд до меня, мне не подобраться к Доу открыто. А уж если Пэт опишет меня, Доу сразу сообразит, о ком речь. Моя внешность запоминается, и это плохо. Впрочем, это не имело значения, пока я держался на расстоянии от Доу. Я остановил машину в паре кварталов от дома, прихватил из багажника большой фонарик и связку отмычек, сунул ключи в карман пиджака, взял фонарик в левую руку, вытащил револьвер и зажал его в правой руке. Дом стоял примерно в пятидесяти футах от дороги, окруженный ровной площадкой. Я не видел никакого укрытия, кроме нескольких деревьев и кустов. Свет в доме не горел. Хорошо, если Доу не догадывается, что я понял, почему сбежал Пэт. Лучше бы он думал, что я не подозреваю о том, что он ждет меня. Поэтому я сошел с дороги, едва различив контуры его дома. Ночь выдалась темная, тускло светила неполная луна. Я обогнул дом, приблизившись к нему сзади и слева. С этой стороны Доу не мог ожидать моего появления. Согнувшись, я бросился к задней двери, ступая очень тихо и выставив перед собой револьвер. Мой палец лежал на спусковом крючке. Я добрался до задней двери, никем не замеченный. Решетка оказалась запертой на задвижку, но за ней наверняка находилась крепкая деревянная дверь, закрытая на замок. Сунув фонарик за пояс, я достал из кармана связку отмычек, полученных когда-то от раскаявшегося вора, который утверждал, что ими можно открыть все, кроме банковского сейфа. Среди них было несколько прямых и изогнутых железок; их можно было просунуть через решетку и приподнять ими задвижку. Вскоре задвижка отскочила, слегка щелкнув по дверной раме. Меня охватила дрожь, сердце отчаянно забилось. Гнев ослеплял меня, поэтому я воспринимал все острее и казался себе сильнее, выше, хитрее и осмотрительнее, чем на самом деле. Наружная дверь открылась с тихим, протяжным скрипом. Я на ощупь выбрал отмычку и вставил в замок. Ключ не повернулся. Я перебрал еще несколько отмычек. Четвертая подошла. Я усмехнулся, возбужденный от напряжения. По моей спине бегали мурашки. Сунув отмычки в карман, я снова взял в левую руку фонарик, толкнул заднюю дверь, постоял и прислушался, стараясь выровнять дыхание. До меня не доносилось ни одного звука. Лишь кровь громко пульсировала в моих висках. Я открыл дверь пошире... и что-то опрокинулось с ужасающим треском. Вслед за этим раздалось приглушенное проклятие из передней части дома, грязное односложное ругательство, произнесенное явно испугавшимся мужчиной. Я выждал только секунду. Голова моя внезапно прояснилась, и я подумал без тени страха, что Доу наверняка там, он ждет меня и знает, где я. Если сейчас же убежать, мне, вероятно, удастся уйти от опасности, но Доу тогда получит неплохой шанс скрыться. Мне хотелось убить этого подлеца, но я понимал, что должен заполучить его живым и заставить говорить. Преимущества были сейчас на моей стороне. Ведь именно я иду по его следу, имея веские причины расправиться с ним. Он сидит и ждет, а в такой ситуации страх растет с каждой минутой, сжимает горло, вызывает нервную рожь. Постояв секунду, я еще шире распахнул дверь, продолжая сжимать револьвер и зацепив его рукояткой край двери. Что-то свалилось и с грохотом упало на пол. В то же мгновение я прыгнул внутрь и захлопнул дверь, создав дополнительный шум. Я оказался в комнате, в четырех или пяти футах от двери, и опустился на колено. Ничего не произошло. Выстрелы не прозвучали. Доу уже понял, что я здесь. Между тем тишина казалась неестественной и бессмысленной. В слабом свете, проникавшем снаружи, мне удалось разглядеть маленькую кухню. Открытая дверь в двух-трех ярдах от меня вела, вероятно, в гостиную. Вероятно, Доу ждал в темноте у окна гостиной, наблюдая за дорогой. Я бесшумно скользнул к стене. Теперь дверь была в ярде слева от меня. — Доу! Ни звука. — Доу... или Гейтс, сукин сын! Как там тебя зовут! Слышишь меня? Тишина. — Я знаю, что ты здесь. Может, заключишь со мной сделку? Слышишь меня, Доу? Снова молчание. Наконец он отозвался: — Да, слышу. — Я готов заключить с тобой сделку, Доу. Скажи, почему ты пытался убить меня. И о Джо Руле, парне, которого ты застрелил сегодня вечером... Все, что положено. — Неужели? — Тогда я не убью тебя. — Ты много болтаешь, Скотт. — Я нашел тебя, добрался до тебя, ублюдок. Убивать его было нельзя. Он должен остаться живым и рассказать мне все, дрожа от страха и запинаясь на каждом слове. Сейчас я ждал, чтобы он снова заговорил. — Тебя прикончат точно так же, как и его, Скотт. Вот оно! Вот почему я снова хотел услышать его голос. Он боялся. Страх звучал в каждом слове. Поразительно, но сам я не чувствовал отвратительной тошноты, сопровождающей страх. Пока нет. Я знаю, что испытаю страх позже, когда все будет кончено, если сам останусь жив и смогу чувствовать хоть что-нибудь. Меня охватит слабость и пустота, я взмокну от пота. Потому что мои силы скоро иссякнут. Такая реакция неизбежна. Но сейчас, чувствуя себя сильным, смелым, решительным, я знал, что страх испытывал он. — Доу! — крикнул я. — Это тебе не вести двенадцатитонный грузовик, верно? Я делал паузу после каждого слова, напрягая слух и стараясь уловить хоть звук. Но он не шевелился. — И не то что поджидать парня, сидя в засаде с револьвером в руке. А тебе нравится ждать? К этому времени я почти добрался до двери и осторожно выпрямился. Тут я наконец услышал, что он шевелится. — Если попытаешься выйти через ту дверь, получишь пулю в спину, — предупредил я. — Куда ты хочешь получить ее, Доу? — Я сделал паузу и продолжил: — Лучше всего для тебя бросить сюда револьвер и выйти с поднятыми руками. Доу ответил мне бранью. Конечно, он был напуган, но не собирался предпринимать какой-нибудь отчаянный шаг, например расстаться со своим револьвером. Я не сомневался, что у Доу есть оружие, хотя и не видел его. Как же подобраться к нему поближе, взять Доу и при этом не схлопотать пулю? Возможно, мне придется застрелить его. Если удастся. Я объяснил ему, что доберусь до него. Раза два-три повторил ему это и добавил, что не просто угрожаю. Потом посоветовал Доу приготовиться: он успеет выстрелить в меня, но только раз. Я хотел испугать его еще больше, подвести к черте безумия. Мне необходимо войти туда, но при этом не стать мишенью. Поэтому я продолжал спокойно говорить с ним, зная, что, если он и не вполне поверит моим словам, они все же окажут на Доу какое-то воздействие, застрянут в его мозгу. Я сообщил ему, что пришел сюда после того, как увидел Джо Рула с пулей в голове. Сказал, что, даже если Доу всадит в меня заряд свинца, я возьму его, потому что тоже буду стрелять. Я говорил и говорил. В голосе моем появились мелодраматические нотки — специально для Доу. Он несколько раз выругался в ответ, хотя в основном молчал. Наконец я решил, что Доу созрел. — Так, ублюдок, а теперь готовься. Я отсчитал пять секунд, которые, наверное, показались ему вечностью, и включил фонарик. Едва луч света прорезал тьму, я вскинул руку и направил свет через открытую дверь туда, где, как я знал, находился Доу. Просунув руку с револьвером в открытую дверь, я дважды выстрелил, даже не останавливаясь, чтобы прицелиться. В передней комнате тоже громыхнул пистолет, затем еще раз. Я узнал звук автоматического сорок пятого и, едва он прокашлял во второй раз, шагнул в дверной проем. Мой фонарик все еще светил, луч почти доставал дальнюю стену. Сорок пятый выстрелил еще раз, пламя вырвалось из дула револьвера. Я увидел Доу за мягким креслом. Он даже не смотрел на дверь. Нацелив на него свой тридцать восьмой, я нажал на спусковой крючок. Доу дернулся. Тридцать восьмой не обладает большой разрушительной силой, но, должно быть, пуля попала в кость, потому что Доу тяжело накренился набок и упал на спину. Свет фонаря скользнул по нему и погас. Я прыгнул в комнату и замер в темноте. Доу, несомненно, был ранен, но сильно ли? Падая, он все еще сжимал в руке револьвер. Наконец раздались его тихие стоны, а потом еще один звук: Доу, видимо, пытался подняться. — Я ранен... — прозвучал его сдавленный голос, и он снова застонал. От этого стона кровь застыла в моих жилах. Такие звуки издают умирающие. — О боже, я ранен... Я провел рукой по стене и нашел выключатель. Судя по голосу, Доу был тяжело ранен и напуган. Но возможно, и притворялся. Я прицелился туда, откуда доносился его голос, щелкнул выключателем и едва не выстрелил. Но, увидев своего врага, я успокоился. Пистолет он выронил и теперь стоял на четвереньках, свесив голову. Справа на фланелевой рубашке расплывалось красное пятно. Кровь капала на пол. Я подскочил к нему, когда его руки подогнулись, он ударился головой об пол и вытянулся. Парень едва шевелился, царапая пальцами пол. Я перевернул его на спину. — Доу! Отвечай! Кто тебя нанял? Почему ты убил Рула... и пытался убить меня? Доу закашлялся, но глаза не открыл. — А что насчет Тодхантера, того парня в «Равенсвуде»? Что... Доу! Глаза его были закрыты, лицо побелело. Я похлопал Доу по щекам. — Эй, сукин сын! Не вздумай подохнуть! Его губы зашевелились, глаза с трудом открылись. Когда он заговорил, я решил, что он хочет облегчить душу, и я велел ему начать с последнего происшествия — смерти Джо Рула. Доу называл его «мальчик», но я понимал, что он говорил о Джо. Несмотря на длинные паузы, ему удалось выдавить несколько слов. — Кто-то видел его... мальчика... когда он разговаривал с тем парнем, Тодхантером... в его комнате. Они схватили мальчика... сообщили мне. Доу говорил еще несколько секунд, и я различал все слова, но мною полностью завладели его первые фразы. Значит, Рула убили из-за поездки в «Равенсвуд», из-за того, что он поговорил с Тодхантером. Я изложил Роулинсу правильную версию. Но каковы же причины этого? А Доу между тем продолжал: — Я был... Меня просто наняли разобраться с ним. Точно так же, как и с тобой. И с Тодхантером. — Что с Тодхантером? О чем ты? Тебе велели убрать его? Доу снова закашлялся, и на его губах выступила кровавая пена. — Сегодня вечером... — Он едва шевелил языком. — Я должен был... Но не выйдет... Мальчик... — Должен был что, Доу? Скажи мне! Теперь я испугался, что он не успеет договорить, ибо Доу явно умирал. Тем, кто видел умирающих, нетрудно определить это. Доу был одной ногой в могиле. — В два часа, — бормотал он. — Планировалось на два часа. К этому времени мне предстояло уже закончить. Слишком поздно. — Что, Доу? Что должно было случиться в два часа? Я взглянул на свои наручные часы: стрелки приближались к двум. Оставалось лишь пять минут. — Тихо тогда... В больнице. Никто не помешает... они собираются... Доу замолчал. Его голова свесилась набок, губы шевелились, но я не слышал ни звука. Я снова похлопал его по щекам. — Что, Доу? Скажи! — Покончить с ним... Они... Теперь он молчал дольше. Я почти не различил слов Доу и приблизил ухо к его губам, пока он произносил последние слова: — Собираются повесить его. — Почему, Доу? — настаивал я. — Кто хочет его смерти? Кто стоит за всем этим? Кто нанял тебя? Доу не двигался. Его губы перестали шевелиться. — Черт побери, Доу! Кто тебя нанял? Кто? Я опять похлопал его по щекам, потряс. Бесполезно. Я сидел возле его тела, желая узнать уйму разных вещей, задать вопросы, на которые он уже никогда не ответит. Но мне повезло, что я узнал хотя бы это. Я снова взглянул на часы. Без четырех два. По словам Доу, около двух кто-то собирается повесить Тодхантера. Прямо там, в больнице. Видимо, потом это представят как самоубийство, хотя Доу не упомянул об этом. Может, ему просто не хватило времени. Но он успел назвать Тодхантера. Не сказал «парень, которого считают Тодхантером» или «самозванец». Нет, именно «Тодхантер». Зачем же кому-то убивать сумасшедшего? Я выскочил в переднюю дверь и бросился к машине. Отсюда до «Равенсвуда» минут десять. Заведя мотор и развернув машину, я подумал, не позвонить ли в полицию, но времени на это не было, как не хватило бы его и в ту секунду, когда Доу сказал про Тодхантера. Слишком долго пришлось бы объяснять и растолковывать все нужным мне людям. Я вдавил акселератор до самого пола, напряженно размышляя о поездке в «Равенсвуд» и о том, как спасти Тодхантера. Спасти не просто человека, но того, кто потом что-то расскажет. Нужно сделать это и ради Тодди. Скорее всего, я найду Тодхантера уже мертвым, но если и так, необходимо задержать его убийц и не позволить им покончить со мной. Но по силам ли мне одному такая задача? Что-то мелькнуло у меня в голове, но тут же исчезло. Я подстегивал свой мозг, побуждая его продуцировать мысли. Вероятно, есть шанс, что Тодхантер еще жив; значит, необходимо действовать. Я жал на акселератор, понимая, что нет никакого смысла являться в «Равенсвуд» одному. Скорее всего, я спровоцирую еще одно убийство. На сей раз прикончат меня. Я оставил позади Гарден и вылетел на Эвкалипты, вывернув руль вправо и с трудом удержав машину на повороте. Для столь позднего часа движение на шоссе было оживленным. Почувствовав легкую дрожь и слабость, я решил, что это реакция после напряжения последних тридцати минут. Несмотря на подавленность и усталость, когда я начал лавировать между машинами на Эвкалиптах, меня осенила идея. Не слишком грандиозная, но все же. Я вспомнил, что, когда проверял территорию вокруг свободного участка на Гарден-стрит, он не показался мне очень большим. Может, мне удастся обмануть «Равенсвуд»? Я свернул влево, пытаясь сообразить, где... Затем вспомнил маршрут, по которому меня вез один из таксистов. Поворот оказался совсем рядом, и через полминуты я уже выехал на объездную дорогу, замеченную мною недавно. Я остановился, вышел, снял знак объезда, сунул его в багажник, прыгнул в машину и тронул с места так, что завизжали покрышки. На Эвкалиптах я резко затормозил, выскочил из машины и воткнул знак посреди шоссе так, что стрелка указывала вправо. После этого вцепился в руль, повернул направо и ударил ногой по акселератору. Часы показывали ровно два. Маленький фонарик лежал в отделении для перчаток, и я взял его. Затем, прижав коленом руль, перезарядил револьвер. Этого явно недостаточно, но больше мне ничего не удастся сделать. Депрессия и усталость, охватившие меня несколько минут назад, отступили. Ненадолго, однако. Все мои мысли сосредоточились на том, что в эти мгновения происходит в «Равенсвуде». Петля, простыня или провод вокруг шеи несчастного, последние попытки вздохнуть, пена изо рта и конвульсии. Задолго до того, как приблизиться к больнице, я выключил фары и сбавил скорость. Решив, что нахожусь примерно в ста ярдах от того места, где дорога раздваивалась, делая петлю вокруг дома и возвращаясь назад, я осторожно затормозил и развернул машину в обратном направлении, но оставил ее на той же стороне дороги. Мой большой «кадиллак» должен был блокировать движение из больницы, позволяя выехать на ее территорию тем, кто попытается это сделать. На это я очень надеялся. Заперев дверцу, я помчался по грунтовой дороге, едва не проскочив поворот налево, но вовремя заметив его и сменив направление. Вскоре передо мной возникли темные очертания «Равенсвуда». Отсюда не было видно, горит ли в здании свет. Я пересек газон. В боку у меня начало покалывать. Миновав передние двери, я обогнул больницу и добрался до середины стены. Казалось, вокруг никого. Я помнил, что палата Тодхантера расположена в коридоре, перпендикулярном главному. В конце этого коридора была массивная деревянная дверь. Туда-то я и направлялся. Связка отмычек по-прежнему лежала в кармане моего пиджака. Я вытащил их, едва добравшись до двери, быстро осветил фонариком замок и начал подбирать отмычки. Вторая бесшумно повернулась в замке. Я легко толкнул дверь и проскользнул внутрь. В коридоре была кромешная тьма, не горела ни одна лампа. Я вообще нигде не видел света. Вокруг царила мертвая тишина, потом до меня донесся тонкий крик, похожий на плач. Мои нервы напряглись. Я быстро двинулся к двери палаты Тодхантера, но тут снова услышал плач. Он доносился из дальнего конца холла и то и дело повторялся. В другой стороне я услышал еще более тихий звук — так плачут от горя или от боли. Я вставил отмычку в замок, должно быть, так же, как раньше Джо Рул. Через несколько секунд я оказался в палате 109, закрыл за собой дверь и включил фонарик. Луч света упал на ноги человека. Он висел передо мной, на несколько дюймов не доставая до пола. Я поднял фонарь, и он осветил скрученную из простыни петлю, которая охватывала шею человека. Его голова неуклюже свесилась набок. Передо мной было характерное лицо Гордона Тодхантера. Я подхватил его и поднял повыше. Удерживая тело одной рукой и распуская петлю другой, я освободил тело и опустил его на пол. Фонарик выпал у меня из рук, но все еще горел. Схватив его, я быстро осветил комнату. Окна в ней не было, поэтому я метнулся к стене и включил свет. Стащив с кровати одеяло, я закрыл им щель, чтобы свет не просочился в коридор, и опустился на колени перед Тодхантером. Он был еще теплым, но сердце не билось. Не сомневаясь, что он мертв, я все же положил его лицом вниз и начал делать ему искусственное дыхание. Время перестало существовать для меня. Я знал, что все произошло совсем недавно, и продолжал давить на его спину. Но Тодхантер не двигался. Силы уже покидали меня, когда я заметил, что он дышит. Его руки задвигались, он пошевелился. Через секунду затрепетали веки, и он попытался сесть. Я протянул руку, но Тодхантер вскрикнул и ударил меня кулаком в лицо. Мне удалось увернуться, и я схватил его за руки. Тодхантер проявлял необычайную силу. А ведь я только что привел его в чувство, в сущности, вернул с того света. Он кричал и бился в моих руках, стараясь ударить меня, и я подумал, что спас сумасшедшего. Внезапно Тодхантер стих и посмотрел на меня: — Будь я проклят... Вы Шелл Скотт! Глава 11 Тодхантера избили, и очень сильно, однако он ничуть не походил на сумасшедшего. Я не заметил в нем ни малейших признаков безумия. Его проницательные, умные, внимательные глаза смотрели на меня без тени той подозрительности, которую я видел прежде. Я не сомневался в том, что передо мной тот же человек. Это его угловатое, почти геометрическое лицо. Тодхантер напоминал старого моряка, ковбоя или индейского воина, но сейчас казался более красивым, мужественным и значительным, чем в прошлый раз. А ведь прошло всего шестнадцать часов. И я уверен, что тогда видел сумасшедшего. Тодхантер не отрывал от меня глаз. Наконец у меня вырвалось: — Да. Я Шелл. Но кто же вы? — Гордон Тодхантер. — Он потер шею и повертел головой. — Но как вы сюда попали? Не понимаю. — Он говорил тихо, почти шепотом. — Мне удалось проникнуть сюда. Вы висели в петле, когда я открыл дверь. Так что я появился вовремя. Тодхантер снова потер шею. — Висел? Несколько человек вошли сюда и избили меня... Я перебил его: — Минуту назад вы довольно громко кричали. Если кто-нибудь услышал вас... Теперь Тодхантер прервал меня: — Эта палата почти звуконепроницаема. Вероятно, поэтому ее используют для буйных и шумных больных. Когда дверь закрыта, отсюда едва ли доносятся звуки. Меня потрясла невероятная перемена в Тодхантере. — А как вы узнали меня? — Я хорошо запомнил ваше лицо. Много раз видел его в газетах... К тому же вы ведете расследование для комиссии, проверяющей деятельность лоббистов. Вот я и написал ваше имя под клапаном конверта... вы, должно быть, получили его. — Тодхантер внезапно замолчал, затем постучал по своей голове. На его губах заиграла легкая улыбка. — Понимаю. Вас удивляет, почему я не сумасшедший? — Его голос постепенно набирал силу. — Признаться, да. Вы помните, что видели меня прежде или говорили со мной? Тодхантер прищурился и кивнул: — Очень смутно. Это было вчера? — Да. — Я был охвачен безумием. Думал, что вы собираетесь причинить мне вред. — Помолчав, Тодхантер продолжил: — Позвольте мне объяснить вам все. Я, Гордон Тодхантер, не сумасшедший и нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Те, кто поместил меня сюда, в эту... эту больницу, проделывали нечто невероятное. Дважды они насильно делали мне какой-то укол: вчера и несколько дней назад, прежде чем поместили меня сюда. Потом, здесь же, я снова стал самим собой. — Видимо, это произошло, когда вас принудительно запихали в клинику. — Я помолчал. — Вы хотите сказать, что они одурманили вас перед слушанием о психической полноценности? — Больше того, мистер Скотт. Они действительно превратили меня в психа. Через несколько минут, может, через полчаса после укола я почувствовал себя странно. Несколько неуверенно... Сознание мое расстроилось. Это трудно объяснить. А затем, не знаю когда, полагаю, через час или два, я и в самом деле спятил. — Тодхантер покачал головой. — Все казались мне плоскими, как листы бумаги. — Он взглянул на меня и чуть удивленно продолжал: — Я помню, о чем думал тогда. Если бы они повернулись боком, то исчезли бы. Ничего более ужасного со мной никогда не случалось. Слушая его, я на мгновение забыл, где нахожусь. Мне очень хотелось услышать конец его истории, но нам, черт побери, пора было убираться отсюда. Поэтому я предложил: — Нам надо уносить ноги. Как вы себя чувствуете? — Со мной все в порядке. Тодхантер, опираясь на руки, поднялся, однако тут же покачнулся, и мне пришлось подхватить его. — Давайте подождем пару минут. Нам придется пробежать ярдов сто пятьдесят. Но пара минут — это предельный срок. Тодхантер кивнул: — Мистер Скотт, я уже прихожу в себя и не сомневаюсь, что обязан вам жизнью. Как вам удалось появиться здесь так вовремя, чтобы... — Он слабо улыбнулся. — Парень по имени Доу рассказал мне кое-что перед смертью... Он умер от пулевого ранения. Это длинная история. Доу убил моего друга. Вы говорили с кем-нибудь вчера после полудня? — Да. — Тодхантер нахмурился. — Я чувствовал себя немного лучше, чем во время встречи с вами, мистер Скотт. То есть более нормальным. Этот парень... молодой, черноволосый и очень симпатичный... внезапно вошел в палату. Я пытался рассказать ему, кто я и как оказался здесь, но тут появился директор. Он замешан во всем. — Я так и думал. — Директор направил на нас револьвер, и мы ничего не успели сделать. Он увел молодого человека с собой и запер дверь. Я не знаю, что с тем парнем. — Они убили его. — Боже праведный! — воскликнул потрясенный Тодхантер. — Я знал, что они убийцы, но... — Он выпрямился: — Мистер Скотт, они могут прийти сюда, чтобы «обнаружить» мое тело, как по-вашему? — Да. Вы уже готовы к пробежке? — Вполне. — Хорошо. Я... Внезапно до меня донесся странный звук, тихий, напоминающий приглушенные губные гармошки или далекое стадо слонов. — Вы что-нибудь слышите? — спросил я Тодхантера. Прислушавшись, он кивнул: — Да. Удивительно. Кажется, ничего подобного здесь раньше не было. Однако это дьявольский шум, раз он доносится даже сюда. — Итак, — начал я, — давайте... Тут я отступил на несколько шагов. Раздался такой грохот, будто взорвался сам ад. В этот момент открылась дверь, и я увидел парня. Его лицо выразило изумление, когда взгляд его упал на меня. Парень, несомненно, нервничал, не понимая, что вызвало грохот снаружи. К тому же он предполагал найти здесь лишь труп им же самим повешенного человека. Мало того, что «труп» оказался живым и полным сил. На парня бросился еще один здоровяк, а я именно прыгнул на него. Этого с лихвой хватило для шока. Я никогда не видел парня раньше, но точно знал, что он не из числа моих друзей. Он, конечно, подумал о том же, ибо его удивление быстро исчезло. Парень, сжав кулаки, кинулся ко мне. Я увернулся, и его кулак просвистел возле моего уха. Зато мой кулак со страшной силой двинул его в живот. Парень скорчился и захрипел так громко, что заглушил даже жуткий шум снаружи. Он не отключился полностью, но уже не был опасен для нас. Я почти забыл о нем, поскольку увидел на пороге того бледнолицего молодого человека, который сидел за стойкой в главном коридоре. Едва я двинулся к нему, он умчался, как испуганный заяц. Обернувшись, я увидел Тодхантера рядом с парнем, которого я ударил в живот. Тот только-только начал выпрямляться. Глаза Тодхантера блеснули, как лезвие бритвы. Тонкая усмешка прорезала его угловатое лицо. Он отвел правую руку за спину примерно на ярд, потом его кулак вылетел из-за спины, опустился и тотчас взлетел, словно кусок свинца на конце веревки. Тодхантер угодил парню прямо в лицо. Тот отлетел назад, и голова его ударилась об пол прежде, чем рухнул сам парень. Теперь он напоминал тряпичную куклу. Тодхантер застыл в угрожающей позе. Его сверкающие глаза устремились к открытой двери, затем остановились на мне. Тонкая усмешка так и осталась на его губах. Казалось, происходящее доставляет ему удовольствие. Тодхантер был так разъярен, что я опасался, как бы он не бросился на меня. Должно быть, он доставил своим тюремщикам немало хлопот, прежде чем они запрятали его сюда. Я указал на дверь, и Тодхантер кивнул. Я выбежал и наконец попытался понять, откуда доносится шум. Черт побери, у меня не оставалось сомнений, что это гудят сигналы автомобилей. Водители изо всех сил жали на клаксоны своих машин. Впервые я вспомнил о знаке объезда, установленном мной на Эвкалиптах. Тогда я действовал импульсивно, в спешке, хватаясь за все, что сулило мне преимущество. Я не подумал о том, как много автомобилей проезжает по Эвкалиптам за пятнадцать минут. Шлагбаумы закрывали только в два часа. Рев клаксонов рвал мои барабанные перепонки. Я был уверен, что он сопровождается отчаянной бранью водителей — возможно, пьяных, а может, желавших поскорее выпить. Я бросился к той же двери, через которую вошел сюда. Тодхантер следовал за мной. Но тут мы увидели директора Бичема с большим пистолетом. У него был изумленный вид человека, который собирался уничтожить завоевателей, нагрянувших из подземного царства, и обнаружил всего лишь «форды», «бьюики» и «шевроле». Бичем был так озадачен, что я, возможно, посочувствовал бы ему, если бы он не поднял револьвер и не прицелился в меня. Директор явно намеревался продырявить мою шкуру в нескольких местах. Глава 12 Тодхантер остановился за моей спиной. Увидев его, Бичем замер от изумления. Даже сейчас директор проявлял обычную медлительность. Если бы этот человек подал голос, он изливался бы на нас, как медовый сироп. — Остановите... их... или... я... я... буду... стрелять. Бичем был в шоке, но я не сомневался, что он выстрелит в нас, как только придет в себя. Мой револьвер оставался в кобуре под мышкой, и я не мог достать его, ибо тем временем Бичем выстрелил бы в Тодхантера или продырявил голову мне. Директор не закрыл за собой дверь, и я видел за его спиной кромешный ад. Все вокруг было залито светом автомобильных фар. Мне удалось насчитать около пятидесяти машин, направлявшихся на север, юг, запад, восток. Все это походило на огромную свалку. Двое парней, выбравшись из машин, кляли друг друга на чем свет стоит. Я заметил все это за каких-то полсекунды. В следующий миг, увидев, что пистолет Бичема качнулся в мою сторону, я заорал во всю мощь своих легких. Услышав мой крик, владельцы машин заинтересуются, что здесь происходит... И если в коридоре обнаружится пара трупов, Бичему несдобровать. Мой голос не пробился сквозь шум, но оглушил директора. Я снова почти пожалел беднягу Бичема. Ему очень хотелось застрелить нас, однако он понимал, зачем я ору. Да, директор сообразил, что ему не удастся убить нас и убрать отсюда наши тела, поскольку больница окружена седанами, «шевроле» и грузовиками. Лицо его выражало ненависть и разочарование. Я заорал ему с расстояния в десять футов: — Бичем, мы уходим! Директор перевел взгляд с меня на Тодхантера, и в это мгновение я выхватил свой револьвер. Когда Бичем увидел, что оружие направлено на него, его рука медленно опустилась. Пистолет, стиснутый пальцами директора, теперь смотрел в пол. Тодхантер бросился к двери, и я решил, что он собирается выбежать. Но мой спутник остановился и нанес сокрушительный удар Бичему, должно быть сломав ему челюсть. Тот рухнул навзничь в полном ауте. Тодхантер перепрыгнул через него и выскочил за дверь. Я бросился за ним. Гудки автомобилей стали еще оглушительнее. Размещенные в обычных, а не в звуконепроницаемых палатах пациенты внесли свой вклад в этот адский шум. Я выбежал на улицу, повернул налево и увидел, что Тодхантер, несмотря на страстное желание покинуть «Равенсвуд», остановился и смотрит по сторонам. Еще бы: здесь никогда еще не было такого столпотворения. В поле моего зрения находилось бессчетное количество машин, но я видел далеко не все, ибо еще больше автомобилей скопилось по другую сторону больничного здания. Я боялся даже подумать о том, сколько их выстроилось на узкой дороге, ведущей сюда от Эвкалиптов. Первые машины, заметившие знак объезда, вероятно, успели объехать клинику и, миновав мой «кадиллак», вернуться на Эвкалипты. Но такая удача ждала не всех. Вскоре наверняка случилось неизбежное: медленно двигающийся транспорт достиг больницы, где поравнялся со встречными машинами, обогнул здание, вернулся и устремился дальше. Здесь скапливалось все больше машин, непрерывно сворачивавших с Эвкалиптов. Подбежав к Тодхантеру, я похлопал его по плечу и бросился в проход между машинами; наконец я добрался до того места петли, где она переходила в дорогу. Здесь автомобили сгрудились так тесно, что мне пришлось пробираться медленнее, порог залезая на бамперы. Только перехватив несколько испуганных взглядов, я сообразил, что все еще держу в руке револьвер, и убрал его. Несколько раз я оглядывался: Тодхантер не отставал от меня. Один раз он покачал головой и широко улыбнулся, указав на свое ухо, а затем на меня. Вероятно, он спрашивал на языке жестов, не имею ли я отношения к беспрецедентному столпотворению в этом глухом месте. Я кивнул. Тодхантер откинул голову и расхохотался так, что его смех прорвался даже сквозь автомобильные гудки. Когда мы добрались до моего «кадиллака», я испугался, что нам придется бросить его и идти пешком. Машины все еще ехали навстречу со стороны Эвкалиптов, но в пятидесяти футах от моего автомобиля свалка была куда меньше. Хорошо, что я развернул «кадиллак» к городу и оставил на некотором расстоянии от развилки дорог. Благодаря этому нам, возможно, удастся выбраться отсюда. Впрочем, через несколько минут машины скопятся и на грунтовой дороге, и тогда мы наверняка застрянем. Однако, поскольку машина была повернута к городу, настоящая свалка начиналась за нашей спиной. Пока мы ехали по грунтовой дороге, шум позади нас стихал, и я впервые за последнее время вздохнул спокойно. Добравшись до Эвкалиптов, я выскочил из машины, схватил знак объезда, все еще стоявший на дороге, бросил его на заднее сиденье и помчался прочь, не дожидаясь, пока кто-нибудь пристрелит меня. — Значит, — проговорил Тодхантер, — в этом и заключалась ваша идея. — И да и нет. Я подумал, что знак немного поможет мне, но не ожидал подобного столпотворения. — Я предполагал, что вы имеете какое-то отношение к этому. Ваше появление, совпавшее с этим беспрецедентным происшествием, показалось мне неслучайным. Вы, вероятно, очень тщательно все спланировали. — Я вообще ничего не планировал. Признаться, если бы я хорошенько подумал, то едва ли решился бы на такое. — Слава богу, что решились, мистер Скотт, — сдержанно проговорил Тодхантер. — Не сомневаюсь, нас обоих уже не было бы в живых, если бы не такое количество свидетелей. — Думаю, да. Я помолчал, размышляя о другом, затем продолжил: — Мистер Тодхантер, я даже не успел сообразить, что мне делать после того, как увижу вас в «Равенсвуде»... живым или мертвым. И может быть, поговорю с вами. Поэтому давайте обсудим, куда вам лучше поехать. — Вероятно, в отель. Зарегистрируюсь под вымышленным именем. Я не хочу, чтобы меня снова упекли в психиатрическую лечебницу или повесили. — Он помолчал. — Кстати, меня зовут Гордон. Странно, что вы называете меня Тодхантер... хотя только что спасли мне жизнь. Я, несомненно, сделал правильный выбор, написав вам ту записку на конверте, адресованном дочери. Кстати, как она? — Тодди? С ней все в порядке. Мы скоро увидим ее. — Прекрасно, прекрасно. — Тодхантер улыбнулся. — Тодди... Вы ее так называете? — Да. Разве это не ее имя? — Прозвище. Я всегда называл ее Барбара. — Гордон вздохнул. — Я даже не был уверен, что она заметит мою приписку и поймет ее. Но это казалось мне единственным шансом. Я свернул с Эвкалиптов и поехал к центру Лос-Анджелеса. — Как вам удалось отправить это? — Я сказал доктору Бичему, что он поступит разумно, позволив мне отослать письмо. Я обещал дать ему прочесть его, соглашался написать под диктовку и предлагал убедиться, что я не посылаю никаких зашифрованных сообщений. Я утверждал, что в противном случае Барбара немедленно нагрянет в клинику. Наконец я убедил его, что моя единственная забота — успокоить дочь. — По ее словам, она путешествовала и, вернувшись, нашла в ящике письмо. Тодхантер кивнул: — Бичем, конечно, этого не знал. Я надеялся, что она дома, поскольку мне не было известно, когда Барбара приедет. Как бы то ни было, я убедил Бичема, что лучше всего для него разрешить мне послать дочери безобидное письмо с просьбой не навещать меня. Я написал его на глазах у директора. — Гордон улыбнулся. — Я еще способен выдвигать веские аргументы. Я ведь адвокат, вы же знаете... То есть был им. Адвокат корпорации. И неплохой. Сейчас в отставке. — Да. Тодхантер внезапно оживился: — А знаете ли вы, что заработали десять тысяч долларов? — Совсем забыл об этом, — признался я, — хотя вы упомянули о деньгах в вашей записке под клапаном... — Да, — перебил Гордон. — Я написал вам, но не был уверен, что почерк разборчивый. Так вот, вы, несомненно, заработали их. — У меня еще есть уйма вопросов, мистер Тод... Гордон. — Я скажу вам все, что знаю. Но некоторые из ваших вопросов наверняка озадачат и меня. Мы подъезжали к деловой части Лос-Анджелеса и решили продолжить разговор в маленьком отеле «Престон» на Двенадцатой улице. Тодхантер назвался мистером Элбертом Джекобсом. Когда мы поднялись в его номер, я сказал: — Ну что ж, Гордон, может, начнете с самого начала? — Вероятно, так будет лучше. — Он помолчал. — Видите ли, я до сих пор не могу прийти в себя. Час назад я висел в петле, в сущности, был мертв. А сейчас... — Он покачал головой. — Я еще не готов играть в гандбол, но жив, разговариваю... — Меня весьма интересует имеющаяся у вас информация. Кстати, откуда вы узнали, что кто-то собирается убить меня? Тодхантер откинулся на спинку кресла и обхватил руками колено. — Я случайно влез во все это, хотя до сих пор не знаю, во что именно. Это случилось в ночь убийства Стоуна. В клубе «Мелоди». — Джорджа Стоуна? — Да. Я услышал, как двое мужчин говорили об этом... Заметьте, это произошло до того, как об убийстве написали в газетах. На следующее утро все газеты были полны сообщений, но тогда мне показалось неслучайным, что я уже слышал об этом. Я находился в Аскот-Билдинг на Уилшир, беседовал там с моим сборщиком налогов, затем ушел из его кабинета и спустился в вестибюль, в мужской туалет. Бывали ли вы когда-нибудь в этом здании? Туалет там состоит из двух комнат, а во второй, в углу, есть маленькая ниша с умывальником. Если вы не знаете о нем, то и не заметите его, и комната покажется вам пустой. Я не очень понятно объясняю... — Вполне понятно. — Так вот, я находился в этой нише. Вошли двое мужчин, огляделись и, очевидно, решили, что они там одни. Вне всяких сомнений, им показалось, что это совершенно безопасное место для разговора. Кстати, мистер Скотт... — Шелл. — Хорошо, Шелл. Я... Я уже упоминал о своем желании, но сейчас очень хотел бы встретиться с дочерью. По крайней мере, сообщите ей, что у меня все в порядке. — Конечно. Простите меня, я не подумал об этом. Я позвонил в «Билтмор» и через несколько секунд услышал восхитительный сонный голос Тодди на другом конце провода. — Тодди, это Шелл. — Что тебе надо? — Ты ведь больше не сердишься, верно? Едва ли ты злопамятна. — Если ты звонишь только поэтому... Я испугался, что Тодди повесит трубку, и быстро сказал: — Нет. Ты хотела бы поговорить со своим отцом? — Что за шутки, Шелл? — Никаких шуток. Я подозвал Тодхантера. Он, улыбаясь, взял трубку: — Барбара? — Гордон молча послушал и засмеялся. — Да, дорогая, — ответил он. — Мистер Скотт... Да, Шелл. Он окружил «Равенсвуд» целым парком автомобилей и затем каким-то образом вошел... Что? Да, знаю, это прозвучит дико... Но они повесили меня. То есть я уже висел в петле, почти мертвый... Нет, со мной все в порядке. Конечно правда... Да... Да... Все верно. — Сообщив ей адрес отеля и номер комнаты, Тодхантер обратился ко мне: — Барбара сейчас приедет. Она опасается, не повлияло ли на мой рассудок столь долгое пребывание в «Равенсвуде», и почему-то боится моего общения с вами. Ах да, Барбара просила передать, что прощает вас. За все. В его тоне сквозило удивление, но я сделал вид, что не заметил этого. Не рассказывать же ему, за что его дочь рассердилась на меня. — Так что с теми двоими мужчинами? — спросил я. — Да-да. Не помню точно их слова, особенно после событий последних дней, но один из них сказал, что о Стоуне позаботились. Второй... кажется, главный... спросил, действительно ли Стоун мертв. Первый кивнул... Стоя там, я видел их отражения в зеркале. — Вот как. — Затем второй, главный, пробормотал что-то одобрительное, но при этом попросил первого позаботиться и о Шелле Скотте... и проявить большую осмотрительность. По его словам, смерть Скотта должна выглядеть как несчастный случай, или поднимется вонь. Да, так он и сказал. Вот, собственно, и все. — Значит, вы хорошо рассмотрели этих мужчин? — Одного из них, того, что пониже. На крупного я взглянул всего раз, но узнал бы его, увидев снова. И я запомнил его голос. Но в тот момент низенький повернулся, увидел меня в зеркале, выругался и бросился ко мне. Я... Ну, я поддерживаю себя в довольно хорошей форме и очень сильно ударил его. Я вполне отчетливо представил себе, о чем говорил Тодхантер, поскольку уже дважды видел, как он наносит удары, которые при определенном стечении обстоятельств могли бы снискать ему известность. — Высокий сразу же выбежал, — продолжал Тодхантер, — а низенький не потерял сознания и вытащил револьвер. Я не сделал попытки объясниться с ним. Все произошло очень быстро: я кинулся к лифту и покинул здание. Вот и все, что случилось. — Гордон помолчал. — На следующий день я, конечно, увидел газеты. Там много писали о связи Стоуна с тем, что вы сейчас расследуете... Я следил за слушаниями в Сан-Франциско. Поэтому я немедленно написал вам, сообщив, что знаю, кто убил Стоуна, и прочее. Я слегка запутался. — Да. Это меня весьма встревожило. На следующий день... то есть в тот день, когда сообщения об убийстве Стоуна появились в газетах? — Верно. Я догадывался, что один из двоих мужчин узнал меня. Я человек довольно известный, особенно в среде адвокатов. Так или иначе, вскоре после того, как я отправил письмо... точнее, в тот же самый вечер... низенький явился ко мне домой, наставил на меня револьвер и заставил пойти с ним. Я мало что помню об этом, потому что был не в себе, возможно под воздействием лекарств... или обезумел... а потом очутился в больнице. — Это все, что вы знаете о людях, которые упекли вас в «Равенсвуд»? — Да. — Значит, именно низенький явился к вам домой после того, как вы подслушали его разговор с напарником? — Это был тот, кого я ударил в туалете... у него не хватало двух пальцев. Мне следовало ожидать чего-то подобного, но все же я был несколько ошарашен. Однако теперь кое-что начало проясняться. — У него не хватало двух пальцев на левой руке? Тодхантер кивнул и продолжал кивать, пока я описывал Доу, убитого мной сегодня ночью. Но все это время, с тех пор, как я впервые увидел Тодхантера, точнее, когда вынул его из петли, меня крайне беспокоила мысль об идиотских письмах в комиссию. Мне не терпелось спросить о них и разрешить свои сомнения. — Гордон, — не выдержал я, — есть еще один важный вопрос. Сейчас, поговорив с вами, я вижу, что вы в своем уме и совершенно нормальны. То есть... Уверен, вы не сделали бы ничего, не имея на то разумных оснований. Так почему же, черт побери, вы написали эти идиотские письма? Тодхантер нахмурился: — Письма? О чем это вы? — Те три идиотских письма, типа «Я вас всех уничтожу» и так далее. За такие дела не мешает упрятать в психиатрическую лечебницу. — Не знаю, о чем вы говорите. Я написал только одно письмо. Я уставился на него, открыв рот от изумления. А затем словно залп ракет взорвался в моей голове. Озарение! Я внезапно подумал, будто знаю ответы на все вопросы. Но потом, все еще слегка ошарашенный, немного успокоился, почти пришел в себя и понял, что нужно получить побольше информации. Возможно, тогда мне удастся найти ответ на вопрос, кто и почему убил Стоуна, кто охотится за мной. Кроме того, у меня было еще несколько дел, вполне готовых как для передачи полиции, так и для представления комиссии. Тодхантер смотрел на Меня широко открытыми глазами. — Три письма? Да о чем вы? Я объяснил ему. Помолчав, Гордон выругался: — Какое злодейское, дьявольское... — Вдруг он улыбнулся. — Но ведь это неплохо, верно? — Да. Пока мне не ясно как, но уже совершенно очевидно, что именно произошло. — И конечно же это, несомненно, доказывало бы, что я сумасшедший. — Верно. Вам не мешало бы взглянуть на эти письма. Жаль, что я не помню всего дословно, но поверьте, казалось, что это писал одержимый. Да, Тодхантер написал в комиссию то, что я условно назвал вторым письмом. В нем говорилось, что автор знает, кто убил Джорджа Стоуна, и прочее... то, о чем он только что рассказал мне. Первое и третье наверняка были фальшивками. Единственное же письмо Тодхантера не вызывало сомнений в нормальности этого человека, если рассматривать его само по себе. Только прочитанное вместе с фальшивками, нарочито проникнутыми безумием, письмо выглядело под стать им. Теперь, уяснив многое, я все же не мог докопаться до причины. — Вы сказали, что этот парень без двух пальцев... Доу, я знаю его под таким именем... напал на вас именно в ту ночь, когда вы отослали письмо. — Да. — Значит, до того, как письмо доставили. — Конечно. — Тогда... — Меня охватило замешательство. — Вы сказали этому парню, что написали письмо в комиссию или лично мне? Тодхантер изумленно уставился на меня: — Зачем? — Это очень важно. Гордон смутился: — Честно говоря, я ни в чем не уверен. Но не думаю, что мог это сделать. Однако случившееся оказало дурное воздействие на мою память. Может, я и сказал ему... если хотел потянуть время. Те, кто старались превратить здорового человека в безумца, запихнуть его в клинику для душевнобольных... Да, они были способны на многое. — Согласен. А вы не знаете, кто, кроме Доу, замешан в этом деле? — Понятия не имею. Я закурил. — Как вам удалось написать записку для меня на конверте? — Я уже написал вам, как члену комиссии, Шелл, и был уверен, что вы проявите интерес к той ситуации, в которой я оказался. Тем более, что я располагал информацией об убийстве Стоуна. Я не сомневался, что вы захотите ее получить. — Я заинтересовался бы в любом случае. Гордон покачал головой: — Поскольку я не знал о других письмах... и о том, что вы считаете меня сумасшедшим... я полагал, что логика событий вынудит вас помочь мне. Кроме того, у вас репутация человека, доводящего дело до конца, хотя ваши методы не всегда обычны. — Разговор о необычных методах, вроде шприца в руке, — это далеко не все, что мне приходилось слышать. — Я предпочел бы никогда не слышать об этом. Надеюсь, это не окажет побочного действия, — Гордон улыбнулся, — как это случилось с доктором Джекилом. Французский телефон стоял на столике возле дивана. Я поднял телефонную трубку. — Может, мне удастся выяснить. Терпеть не могу, когда такие мысли посещают меня. Я позвонил в отель «Спартан». Через две двери от моей квартиры на втором этаже живет доктор Пол Энсон, повеса правда, но вполне компетентный врач, осведомленный о современных веяниях. Узнав меня, Энсон спросил: — Ну, какой залог? — Что? — Ты разве не в тюрьме? — Черт возьми, нет! А почему я должен быть в тюрьме? — Полицейские звонили сюда, даже мне, пытаясь найти тебя. — В чем дело? — Что-то связанное с изменением направления дорожного движения... — Ах это! — Что ты хочешь сказать? Я знаю, что местная полиция, дорожный патруль, психиатры и половина населения Лос-Анджелеса и Кукамонги охотятся за тобой. Господи помилуй, что ты там натворил? — Я украл знак «Объезд». — Сержант Симмонс сказал мне, что минимум пятьдесят человек позвонили и сообщили номер твоей машины, возмущенные блокированием дороги и беготней вокруг больницы с револьвером. Видимо, кое-кто узнал тебя, и... — Я расскажу обо всем подробно, но попозже, Пол, а сейчас звоню по другой причине. Возможна ли инъекция, после которой человек будет казаться сумасшедшим как самому себе, так и окружающим? — Ты уверен, что с тобой все в порядке? — Я серьезно, Пол. — Хорошо. Некоторые препараты из класса индолов вызывают симптомы, напоминающие шизофрению. — Шизофрения? Подходит. — Да. Есть несколько соединений, включая мескалин... Даже Хаксли однажды пробовал его и неплохо на этом заработал, помнишь? — Нет. — Эх, ты, невежда! Несколько врачей-психиатров приняли дозы этих препаратов, дабы в течение нескольких часов чувствовать то же, что и шизофреники. Им хотелось лучше понять пациентов. Ясно? — Да. Послушай, я знаю человека, действительно подвергшегося действию одного из таких лекарств. Возможны ли нежелательные последствия? Например, рецидив? — Насколько я знаю, все проходит через несколько часов, как только заканчивается действие лекарства. — Отлично. Спасибо, Пол. — Шелл, главное в том, что это многообещающее открытие. Если маленькие дозы препаратов могут ненадолго вызывать психическое расстройство, значит, они вызывают дисбаланс в здоровом организме и, вероятно, провоцируют душевное заболевание. Понимаешь? Это позволяет предполагать, что единственная разница между так называемыми психически полноценными и душевнобольными людьми заключается в химическом различии между ними. Как раз в прошлом году... Мне пришлось прервать его, хотя Энсона трудно остановить. Я начал было пересказывать Тодхантеру все, что узнал от Пола, но тут мы услышали шаги в коридоре, а затем быстрый, легкий стук в дверь. В коридоре стояла Тодди, невообразимо восхитительная. — Привет! — выдохнул я. Девушка даже не взглянула на меня. Я не осудил ее, но, признаться, мне стало не по себе. Тодди, посмотрев мимо меня, бросилась к отцу и обняла его. Наконец наступил и мой черед. — Шелл, дорогой, как мне отблагодарить тебя? Я-то знал как. — Прости нас, — добавила Тодди, — ведь я почти целый год не видела папу. — Конечно. Кстати, мне пора кое-что сделать, поэтому я должен оставить вас. — Вам и в самом деле нужно уйти? — спросил Тодхантер. — Надеюсь, это не из-за слов Барбары... — Нет, у меня дела. Но ради всего святого, не выходите отсюда. — Ладно. Тодди приблизилась ко мне, взяла меня за руки и повернулась спиной к Тодхантеру. Теперь, когда я закрыл ее от отца, девушка посмотрела на меня и послала мне воздушный поцелуй, полузакрыв карие глаза. — Ты замечательный парень, Шелл, и я уже забыла, что сердилась на тебя. Бросив взгляд на Тодхантера, я подумал: возможно, он считает свою дочь взрослой, но все же его едва ли порадуют мои виды на нее. Поскольку лицо его выражало крайнее любопытство, я решил держаться на расстоянии от Тодди, по крайней мере, когда мы втроем. Я высвободился из ее рук и, направляясь к двери, пообещал: — Я вернусь очень быстро. Никуда не уходите. Оба кивнули, и я ушел. Уже возле своего «кадиллака» я услышал звук мотора и, оглянувшись, увидел новый «паккард». Фары машины не горели, внутри никого не было, но мотор работал, и этот звук насторожил меня. Вначале я не понимал, в чем дело, но затем вспомнил, что почти такой же звук предупредил меня об опасности той ночью, когда Доу отправили покончить со мной. Вздрогнув при этой мысли, я тут же догадался, что это машина Тодди. Конечно, она очень спешила встретиться с нами. Вернее, увидеть отца. Впрочем, девушка вела себя вполне дружелюбно и со мной, особенно в последние несколько минут. Сев в свою машину, я направился к Административному центру. Мне было несколько неуютно в «кадиллаке», номер которого знали уже все стражи порядка в семи западных штатах, но я очень спешил. Сосредоточившись, я подытожил все услышанное от Тодхантера и попытался понять, что это значит. «Он случайно подслушал разговор Доу и... назовем его пока Смитом, — подумал я. — Те говорили об убийстве Стоуна и о том, чтобы прикончить меня, изобразив это как несчастный случай. Затем Гордон написал письмо, утверждая, что может опознать убийцу Стоуна. Я показал письмо сенатору Вайзу, тот прочел его и, взглянув на подпись, отправился в архив. Оттуда он извлек предыдущее письмо, предположительно тоже написанное Гордоном Тодхантером». Теперь я знал, что как это, так и третье письмо, направленное Бизли, фальшивки. Их сфабриковали, чтобы подлинное письмо Тодхантера было принято за бред сумасшедшего. В таком случае никто не прислушался бы ни к одному его слову. Это означало, что его слова весьма опасны для кого-то. Я сообразил наконец, что первое письмо не могло попасть в архив комиссии за две недели до того, как было написано подлинное. Внезапно в моем мозгу что-то вспыхнуло, но так же мгновенно исчезло. Я попытался воспроизвести в памяти письмо Тодхантера. Кажется, он советовал изучить самих себя, чтобы найти виновных. Это оставалось для меня загадкой, и я удивился, почему до сих пор не спросил об этом Тодхантера. Не желая строить гипотезы, я снова попытался вспомнить, какие выводы сделал, прочитав это письмо. И тут же все понял. В туалете беседовал с Доу, скорее всего, сенатор Себастьян Вайз. Ведь именно Вайз, прочитав письмо, полученное мною от Тодхантера, отправился в архив и извлек оттуда его первое послание. Он сказал мне, что письмо попало в архив за пару недель до этого. Это было ложью. Справившись с шоком и еще раз проанализировав ситуацию, я понял все. Хотя Тодхантер не помнит точно, но, видимо, он все же сообщил Доу, Вайзу или другому члену его шайки, что послал мне письмо. Вайз за ночь изготовил фальшивку, еще более безумную, чем настоящее письмо, и положил в архив, чтобы предъявить мне, как только я получу послание Тодхантера. Когда пришло письмо, и я читал его, Вайз уже находился в моем кабинете. Наверняка он ждал там доставки письма, чтобы оказаться рядом со мной, случайно «вспомнить» странное имя Тодхантера и извлечь фальшивку из архива. Представив себе, как Тодхантер слушает в туалете разговор Доу и Себастьяна Вайза, а не каких-то случайных людей, я отчетливо понял план операции. Если бы хоть один человек увидел письмо Тодхантера, он догадался бы, что его убили не случайно, и это послужило бы доказательством его обвинений. Вайз не мог так рисковать. Тодхантер заметил его в туалете. Не важно при этом, знал ли он, кто такой Вайз. Представ перед комиссией, Тодхантер опознал бы его как второго соучастника, замешанного в убийстве Стоуна. Поскольку Вайз не мог убить Тодхантера, ему пришлось дискредитировать его так, чтобы ни одно слово этого человека не принималось всерьез. Только сейчас я оценил хитроумие и дальновидность Вайза. Не ограничившись двумя фальшивками, которые можно было воспринять лишь как фантазии душевнобольного, Вайз решил превратить Тодхантера в сумасшедшего. А после этого для Гордона оставался только один путь — в «Равенсвуд», где он легко мог покончить с собой. Я остановил машину у Административного центра и поднялся по ступенькам, зная, что ночной сторож позволит мне войти даже сейчас, около четырех часов утра. У меня были ключи от моего кабинета и от архива, потому что временами я работал допоздна. Мне удалось разобраться почти во всем случившемся, но кое-что я до сих пор не мог объяснить. Поэтому хотел снова взглянуть на все три письма Тодхантера. За двадцать минут я перерыл все папки, но не нашел ни одного из трех писем. Еще бы! Зачем Вайзу оставлять их в архиве? Если бы Тодхантера вынули из петли на несколько минут позже, а меня прикончили бы выстрелом из револьвера или подстроив автокатастрофу, у Вайза не осталось бы никаких проблем. Но сейчас они только начнутся... если мне удастся найти его. Однако Вайза дома не было. Я позвонил Лестеру Бизли, Эндрю Картеру и Поле, но так и не выяснил, где он. Наконец я позвонил в отель «Престон», в номер мистера Элберта Джекобса, собираясь описать Вайза Тодхантеру и спросить, не тот ли это человек, который разговаривал с Доу в туалете. Телефон Тодхантера не отвечал. Подумав, что перепутал имя, вымышленное Гордоном, я попросил клерка соединить меня с номером 212. Молчание! И тут, вспомнив темный пустой «паккард» с включенным мотором, я бросился к машине. Через пять минут я взлетел по ступенькам «Престона» и, добежав до 212-го номера, распахнул дверь. Ни Тодди, ни Тодхантера не было. Застыв посреди комнаты, я пытался найти хоть одну зацепку. Никаких признаков борьбы в номере: ни перевернутых стульев, ни крови — ничего. Просто пустая комната. Я попытался овладеть собой и справиться с липким страхом, охватившим меня, но не смог преодолеть его. Теперь угроза нависала не только над Тодхантером, но и над Тодди — нежной, милой, очаровательной, чудесной Тодди. И мысль о ней вселяла в меня холодный ужас. Казалось, он поразил каждую мою клеточку, покрыл коркой льда мое сердце, кожу и мозг. Наконец я вышел из номера и медленно спустился по лестнице. Глава 13 А что, если Тодди с отцом просто отправились погулять? Нет, это лишено всякого смысла, поскольку они обещали дождаться в отеле моего возвращения. Я боялся, что Вайз или его люди добрались до них, но не мог вообразить, как им это удалось. Никто не ехал за мной из «Равенсвуда», никто не знал, что Элберт Джекобс в отеле «Престон» — это Тодхантер. Но наконец до меня дошло. Все оказалось просто. Я свалял дурака. Мои мысли все это время были поглощены Тодхантером. Однако тот, кто хотел убить его или найти после бегства из «Равенсвуда», наверняка не спускал глаз с его дочери, если знал, где она. Стало быть, они знали. Скорее всего, ее обнаружил тот, кто следил за мной и вошел вместе со мной в отель. Возможно, девушка была в «Билтморе» и за ней проследили сегодня ночью... после того, как я позвонил и попросил ее приехать сюда. Я снова вспомнил ту машину с включенным мотором. Я выругался, но у меня не оставалось времени на раскаяние. Необходимо найти их, прежде чем станет слишком поздно. Преодолев панику, охватившую меня при мысли о Тодди, я понял, что ничего не сделаю, если начну сожалеть о случившемся. Я уже пытался найти Вайза, но безуспешно. Его не было дома, и ни Пола, ни члены комиссии не знали, где он. На обратном пути я подошел к стойке портье. Тот сонно сообщил, что не заметил, входил ли кто-нибудь в отель и выходил ли из него. Портье ничего не знал, но я заметил, что отделение для ключа от 212-го номера пусто. Значит, Тодхантер и Тодди не сдали ключ, отправившись прогуляться. Я должен найти Себастьяна Вайза. Если это мне удастся, то я найду и Гордона с дочерью! Но как и где искать сенатора? Я несколько минут сидел в «кадиллаке», погруженный в размышления. Страх и паника снова завладели мною, и мне опять пришлось бороться с ними. Мысль, что Тодхантер и Тодди в руках Вайза, пугала меня, но я почти не сомневался: сенатор не убьет их, пока не заставит рассказать все о причинах моего появления в «Равенсвуде». А Тодхантер наверняка продержится какое-то время. Возможно, Вайз вообще не убьет Тодди; во всяком случае, сделает это не сразу. Значит, небольшой запас времени у меня есть, и следует правильно использовать его. Подавив тревогу о Тодхантере и Тодди, я сосредоточился на том, что мне предстояло сделать. Мои мысли прояснились, и я напряг память, спрашивая себя, что помогло бы мне найти Себастьяна Вайза. Я вспомнил ту ночь, когда Джордж Стоун позвонил мне в Административный центр. Пола ответила на звонок и громко сообщила, что мне звонит Джордж Стоун. Вайз услышал это. А ведь именно он, вероятно, и был тем самым мистером Боссом, на которого работал Стоун. Зная Стоуна, Вайз понял, что означает его звонок мне. Стоун, видимо, полагал, что я нахожусь в моем офисе. Он говорил с Хэзел в Хэмилтон-Билдинг, и она пообещала, что я перезвоню ему. Иначе Стоун вел бы себя куда осмотрительнее. Я вспомнил, что Вайз почти сразу же после звонка Стоуна покинул Административный центр, до того как я уехал в клуб «Мелоди». Наверняка он позвонил убийце Стоуна и дал ему указания. Но все это не наводило меня на мысль о том, где искать Вайза. Припомнив все, что когда-либо слышал от сенатора, я не обнаружил никаких зацепок. Вообще-то человек, оказавшийся в такой ситуации, как Вайз, должен иметь тайное укрытие, где можно расслабиться и встретиться с друзьями, не вхожими в сенат. Если бы я знал хоть кого-то из этих людей! Только Стоун мог бы рассказать мне все. Ладно, его подружка Атлас все еще в добром здравии. Едва ли Стоун, расслабляясь с этой девушкой, не поделился с ней хоть какими-нибудь секретами. Я был почти уверен, что поделился. Странно, но Атлас все больше занимала мои мысли. Неужели она ничего не знала о работе Стоуна на мистера Босса? Даже если он умел хранить тайны, Атлас и ее мартини наверняка развязывали ему язык. И я снова вспомнил, что в тот день, пригласив меня к себе в квартиру, девушка ничего не сообщила мне о Джордже Стоуне. Всякий раз, когда я упоминал его имя, — в первую ночь в «Мелоди» и позднее, — Атлас быстро меняла тему. Я начал осознавать, что очаровательная Атлас сейчас не только моя единственная ниточка, но, возможно, и лучшая из всех: о такой можно только мечтать. Я поразмыслил еще немного. Атлас увивалась вокруг Стоуна. Вполне вероятно, девушка располагала той же информацией, что и Стоун, но утаила это от меня, уклоняясь от моих вопросов, а иногда и обманывая меня. Атлас будет лгать и впредь. Ничего лучшего, чем эта гипотеза, не приходило мне в голову. Значит, я должен не только задать ей правильные вопросы, но еще и убедиться, что она отвечает чистую правду. Это казалось неосуществимым. Я не способен вывернуть ей руку или избить, как, вероятно, поступил бы с мужчиной. Но даже если бы и пошел на это, откуда мне знать, что девушка не лжет? И вдруг проблема показалась мне разрешимой. Если Атлас что-то знает, возможно, я найду способ добиться от нее правды. Я позвонил мадам Астре и добрался до ее квартиры всего через двадцать минут после того, как покинул пустую комнату в отеле «Престон». Едва я подумал об этом, меня снова охватил ужас. Но, отогнав воспоминания, я нажал на кнопку звонка. У меня есть цель, значит, надо сосредоточиться на ней. Мадам Астра взглянула на меня затуманенными сном глазами, кивнула и отступила. Я вошел. — Вы говорили с Атлас... с мисс Уоринг? — спросил я. — Да, следуя вашим указаниям, я сообщила ей, что во сне меня посетил некто и ей следует знать об этом. — Мадам зевнула. — Очень жаль, что вы не позволили мне устроить сеанс... — Я же объяснил вам, что у нас нет времени. Этого вполне достаточно. — Конечно достаточно, насколько я знаю эту девушку. Так или иначе, я поведала ей, что видела большого некрасивого светловолосого человека... Помните, это ваши слова. — Да. Но вы не назвали меня? — Нет. Я сказала, что этот человек лежит совершенно неподвижно. Ему выстрелили в лоб. Я нарисовала картину вашей смерти. — Прекрасно. Как насчет того, что виновата в этом она? — Разумеется, я сказала, что она отчасти несет ответственность за убийство этого человека, и ее грехи обрушатся на нее. Хотя ее планы осуществились, теперь придется расплачиваться за это. Думаю, все получилось очень неплохо. — Превосходно, мадам Астра. Как раз то, чего я хотел... Кстати, как вас зовут? — Миссис О'Махони. — Тысяча благодарностей, миссис О'Махони. Вы уже подготовили второй заказ? — Да. По телефону говорилось что-то о ста долларах. Плюс залог за товар. — Ах да! — Я улыбнулся и протянул ей сто девяносто долларов. — У меня не хватило десятки, но я оставил себе всего доллар, а банк закрыт. Я буду вам должен, ладно? — Все в порядке. Это всего лишь залог. Идемте. Мадам отвела меня в комнату для сеансов, затем в смежную с ней и включила верхний свет. На стенах висело около двадцати странно раскрашенных масок, вуаль, кисея и цветная ткань. На полу и на нескольких столах лежали предметы неизвестного мне предназначения и стояло множество ламп. Астра небрежно махнула рукой: — Всего понемножку, мистер Скотт. Это даст вам кое-какое представление. Мадам выключила верхнее освещение и нажала на кнопку. Комнату залил ультрафиолетовый свет, о чем она предупредила меня заранее. Я почти ослеп. Начнем с того, что я не верю ни в какие призраки. К тому же меня подготовила мадам Астра. Однако никогда в жизни я не видел такой вереницы ужасных, вызывающих тошноту нереальных созданий. Они появились внезапно. Среди них были почти человеческие лица, но они сверхъестественным образом светились, двигались, разбухали и гасли. Многие лица походили на маски, бледные, потусторонние. Вещи напоминали онемевший, застывший ужас. Я видел тела, подобные призракам, конечности без тел, безголовые тела и головы без туловищ. Все это напоминало Хэллоуин в аду... Затем мадам Астра включила обычный свет. — У нас в самом деле есть довольно хорошие эффекты. — Она улыбнулась. Я вжался в стену, ибо только что пытался таким образом избавиться от этого кошмарного наваждения. — Неплохие, — подтвердил я. — Совсем неплохие. Дав мне время прийти в себя, мадам Астра объяснила, что с помощью флуоресцентных порошков и красок, невидимых или имеющих нормальную окраску при обычном свете, но ярко светящихся или мерцающих в ультрафиолетовом освещении, можно получать исключительно интересные, специфические и даже бросающие в дрожь эффекты. Согласившись с ней, я испытал чувство вины перед Атлас. Мне очень не нравилась мысль, что Атлас знает не меньше Стоуна, а сейчас, возможно, сотрудничает с Себастьяном Вайзом, но я надеялся, что это так. Если она не виновна, сотворить с ней такое — все равно что обрить Самсона наголо. Впрочем, я тут же напомнил себе о своей цели. — Вам, вероятно, придется помочь мне, — заметил я. — О, я и собираюсь это сделать. Какие цвета вы хотите? Я выбрал их, пока они светились под ультрафиолетовой лампой, поскольку не было другого способа удостовериться в производимом ими эффекте. Мадам Астра подготовила грим. Мое лицо в основном окрасилось в синий цвет, но с мазками зеленого и добавлением отвратительно желтого. Мадам использовала флуоресцентный театральный грим, масляные краски, а также кое-какие порошки и краску для афиш. Последним штрихом было круглое черное несветящееся пятно посередине моего лба, почти в центре, с ярко-красной «кровью», стекающей между мерцающими серебром бровями. Мадам управилась довольно быстро. Запачкав разнообразными порошками мою одежду. Астра подвела меня к зеркалу. Я еще не видел себя в ультрафиолетовом свете, поэтому она посоветовала мне приготовиться. Хорошо, что я послушался ее. Мадам включила свет, и мое лицо, казалось, вспыхнуло. Оно светилось, качалось, флуоресцировало, вот только не щелкало и не скрежетало. В ультрафиолетовом освещении это ужасное лицо принадлежало по-прежнему Шеллу Скотту, но разложившемуся, пришедшему из иного мира. Что ж, именно этого я и хотел. При обычном освещении я выглядел ужасно, но все же не настолько. — Возьмите лучше вот эту лампу, — сказала мадам Астра. — Она самая большая из всех переносных. Но вы достигнете максимального эффекта, держась в шести — восьми футах от нее. Меня тревожили сомнения. — А шок не убьет ее? Астра, подумав, ответила: — Вряд ли. Она видела много вернувшихся призраков. Правда, никто из них не был ей близок. И не один не напоминал вас, это уж точно. — Я хорошо выгляжу, а? — Лучше всех, кого мне когда-либо случалось видеть, а я занимаюсь своим бизнесом двадцать два года. С удовольствием выслушав похвалу, я забрал переносную лампу и ушел. Оставалось не так уж много времени. Меньше чем через полчаса начнет светать. Нужно покончить с этим делом, пока темно. Мадам велела Атлас отдохнуть до утра и посоветовала принять пару таблеток снотворного. Однако неизвестно, последовала ли девушка совету мадам. Главное, чтобы она не видела, как я тайком пробираюсь к ней и устанавливаю лампу. Возбужденный приготовлениями к своему шоу, я совершенно забыл, что мне в этом гриме придется пройти несколько кварталов между домом мадам Астры и «Джентри», а затем миновать стойку портье в «Джентри». Что ж, придется быстро двинуться вперед, надеясь на удачу. Я добрался до «Джентри» без происшествий, остановил машину, огляделся, никого не заметил и поспешил к боковой двери, согнувшись и обеими руками придерживая переносную лампу. Меня ожидал бы сущий ад, если бы в таком виде я попался полиции и начал объяснять причины. Но похоже, удача не отвернулась от меня и внутри пансиона. За стойкой дремал одинокий портье, свесив голову на грудь. Лифт был открыт. Я вошел в него и нажал кнопку. Когда лифт тронулся, я вздохнул поспокойнее. В кабине было темновато, и я решил испытать здесь переносную лампу, чтобы убедиться в ее работоспособности. Обратив большую лампу к своей голове, я несколько раз включил и выключил ее. Сам ультрафиолетовый свет невидим для человеческого глаза, но порошок на моем пиджаке засветился — все в порядке. Как только открылась дверь лифта, я сделал шаг вперед и остановился, внезапно увидев женщину средних лет, ожидавшую лифта. Она улыбнулась мне ничего не значащей улыбкой, как случайному встречному. На меня что-то нашло. Таково единственное объяснение того, что я сделал. Не стану прикидываться, будто хотел проверить свою готовность, а лампа произвела слишком мощный эффект. Не стану лгать, что у меня соскользнул палец. Нет, просто какая-то грязная тварь что-то нашептала мне на ухо. Так или иначе, я сделал это. Я повыше приподнял переносную лампу, чтобы она получше осветила меня, нажал на выключатель, улыбнулся, пошевелил бровями и проговорил сквозь сжатые зубы: — О-о-о-о! Я сразу осознал весь ужас содеянного, но было слишком поздно. Леди, безразлично улыбнувшаяся мне, все еще улыбалась, но теперь так, словно на нее накинулся сам Дракула. Я выключил лампу, но ее выпученные пустые газа уже устремились в никуда. Меня охватило глубокое раскаяние, и я не успел подумать о том, сколько разнообразных оттенков ужаса выразило ее лицо, прежде чем она рухнула на пол. Я пощупал пульс на ее шее. Сердце билось нормально, поэтому мне пришлось оставить ее. Что делать? Я должен был спешить. Моя следующая жертва может заорать до того, как упадет в обморок, и начнет стучать в двери, призывая на помощь. Крики же соберут людей, и вскоре весь коридор будет усеян телами. Поэтому я поспешил к квартире Атлас, открыл дверь отмычкой и вошел в ее темную гостиную. Я почти не пользовался фонариком, потому что сразу нашел спальню. В этой комнате девушка переодевалась в тот самый день, когда принесла будильник. Угрызения совести уже не мучили меня. Виновна Атлас или нет, но я вспомнил звон ее будильника. Включив фонарик возле постели, я увидел, что Атлас спит, наполовину укрытая простыней. Тогда я включил лампу в гостиной. Света, падавшего через дверь спальни, было достаточно, чтобы отчетливо видеть девушку. Свет за моей спиной скорее поможет, чем помешает мне. Атлас лежала на боку, лицом к стене. За несколько секунд я установил ультрафиолетовую лампу на полу возле постели девушки, зажег ее и отступил. Да, я здорово светился. Фосфоресцирующее излучение струилось с моих скул и век. Ровным, ничего не выражающим, глухим голосом я начал: — Атлас... О Атлас... Девушка повернулась на спину. — Атлас... Я пришел. Она почмокала губами и медленно открыла глаза. Взглянув на меня, Атлас зажмурилась, чтобы избавиться от ужасного видения, и покачала головой. Еще бы, в ее спальне не могло появиться ничего подобного! Закрыв глаза, она начала поворачиваться на бок, но внезапно замерла и вытянулась под простыней. Теперь голова ее металась по подушке, а девушка с отчаянием повторяла: — Нет-нет-нет-нет! — Атлас! — Мой голос звучал вкрадчиво и мягко. — Это я. Я вернулся. Я, Шелл Скотт. Голова ее по-прежнему металась по подушке, а как только я попадал в поле зрения Атлас, она восклицала: — Нет-нет-нет! И вдруг Атлас уставилась на меня, завопила во всю силу и подпрыгнула футов на девять. Глава 14 Приземлившись, девушка схватила простыню и вытянула ее перед собой. Казалось, она вот-вот закричит. Чтобы предотвратить это, я положил ладонь на ее руку и произнес замогильным голосом: — Молчание! Атлас снова замерла. В тусклом свете я видел ее широко открытые глаза, рот был закрыт, губы плотно сжаты, зубы стиснуты, а уголки рта опущены. — Атлас! — Я говорил очень тихо и растягивал слова. — Я не причиню тебе вреда, если скажешь мне правду. — О да, да, скажу, — чуть слышно ответила она. — В противном случае, — продолжал я, — тебе придется... пойти... со... мной! Это доконало ее. — Нет! — закричала девушка. — Я не пойду! Не пойду. Ты не... — Тогда говори. Расскажи мне все. Но только правду. Исповедуйся в своих грехах. Я убедил ее, но неправильно поставил вопрос. Атлас стала почти такого же цвета, как я, и начала рассказывать мне обо всех своих дурных поступках. Одни из них были грехами, другие нет, но мне было нужно не это. — Нет. Нет, не то, Атлас, не то. Она притихла. — Мистер Босс, — уточнил я. — Расскажи о мистере Боссе. Она не сочла мой вопрос неуместным, но переспросила: — Какой мистер? — Главный. Босс. — Кто? Мне стало не по себе, но я отказывался поверить в то, что Атлас ничего не знает. Только не это! У нее наверняка есть полезная для меня информация. Я сделал еще одну попытку: — Расскажи мне о Джордже Стоуне. — О Джордже? — Да. Да. На кого он работал? На кого... кто был его боссом? — Не знаю. — Тебе придется пойти со мной... — Нет. Нет, ты... Мне пришлось снова оборвать ее. Тревожась все больше и больше, я задавал ей один и тот же вопрос на разные лады, потом предложил: — Подумай, Атлас. Успокойся. Подумай. Джордж ведь часто виделся со своим боссом, с человеком, на которого работал. Разве он никогда не навещал его вместе с тобой? К этому моменту она чуть осмелела, села и свесила с кровати ногу. — Да, я вспомнила. Дважды. Ее слова подействовали на меня как четыре хороших глотка бурбона. Мы добрались до нужного места. — Это был большой дом на Ферн-роуд, — продолжала девушка, — с двумя вооруженными охранниками... Что случилось? Вдруг лицо ее выразило испуг и удивление. Она уставилась на меня, а я не сразу сообразил, в чем дело. — Ты... исчезал, — проговорила девушка. — Часть тебя пропадала. Тут до меня дошло. Я не заметил, как Атлас, свесив ногу с кровати, несколько раз качнула ею. Нога, оказавшись между мною и ультрафиолетовой лампой, перекрыла луч света. Я не знал, что во мне изменилось при этом, но кое о чем догадывался. Вероятно, часть моего лица уже не внушала ей такого ужаса, даже если казалась тронутой тлением. Я понимал, что должен заставить Атлас продолжать, особенно сейчас. — Ничего не случилось. Сиди спокойно. Это все время происходит. Не двигайся. — Все время происходит? Разве тебе не больно? — Здесь нет боли... Оставим это... Ты говорила... — Ах да. Я ездила с Джорджем, но он оставил меня ждать в машине, сказав про вооруженных охранников. Я и сама их видела у больших железных ворот перед подъездной аллеей. — Вооруженных? — задохнулся я. — Да. Вооруженных. Джордж сказал, это из-за того, что там живет большой босс. Тот, на кого он работает. Теперь я помню. — Как его звали? — Не знаю. — Себастьян Вайз? — Не знаю. Джордж не сказал мне, кто он. Вот, ты снова это сделал. — Не шевелись! Я сурово взглянул на нее. Легко догадаться, как именно, учитывая мое состояние. Атлас застыла, но тут я с ужасом заметил, что светает. Большое окно выходило на восток, и первые лучи восходящего светила, казалось, вот-вот поднимутся из-за горизонта и тогда шоу кончится. — Атлас, — заторопился я, — расскажи мне все, что знаешь о делах Стоуна, о его работе, о людях, с которыми он был связан, — обо всем. — Он мало рассказывал об этом. Но после нескольких порций виски с содовой кое-что все же говорил. Или после мартини. Он подслушивал телефонные разговоры и делал что-то еще. У него было много магнитофонных записей телефонных разговоров и обычных бесед. Он отдавал все тому, на кого работал. Однажды Джордж сказал, что многие записи помогали протащить некоторые законы. Это было лоббирование или что-то в этом роде. Я подумала, что это здорово. То же самое я узнал от Стоуна в клубе «Мелоди». Девушка упомянула несколько незначительных подробностей, но вдруг замолчала, подалась вперед, уставилась на меня и быстро встала. Ее ноги оказались между мной и ультрафиолетовой лампой. Вдобавок случилось самое плохое: взошло солнце. Теперь я стоял перед Атлас во всем своем натуральном ужасе. Без ультрафиолетового излучения. Падавшие на меня солнечные лучи превратили мое лицо в маску. Атлас вытаращила глаза: — Как ты это сделал? — Она раскусила меня. — О чем ты? — Часть тебя исчезла, затем появилась. Потом ты весь растаял, а теперь опять здесь. Я растерялся. Затем она все поняла. Едва ее сомнения рассеялись. Атлас закричала: — Это обман! Ты не мертв! О, какая низость! — Ну-ну, Атлас. — Меня передернуло от разочарования. — Я мертв. Но... решил вернуться. — Что?! — Оттуда, где был. С того света. Я... хотел увидеть тебя. — Шелл, как мило. То есть ты можешь вернуться? Действительно можешь? — Да, конечно. Все могут. Однако там так хорошо, что никто не хочет. По взгляду Атлас я видел, что она мне не верит. Девушка не могла принять подобную мысль. — Ты... — начала она. — Ты! На самом деле не мертв! — Но, Атлас... — Я тебе не Атлас, отвратительный болван! Я понял, что пора сматываться. Сейчас же. Нашу беседу можно считать законченной. Но Атлас налетела на меня. Она била наотмашь, давала мне пощечины и при этом вопила: — Ах, мертвый, да? Ладно, я убью тебя еще раз, и мы посмотрим, вернешься ли ты. Отвратительный... Я выбежал, оставив ультрафиолетовую лампу и решив послать кого-нибудь за ней позже. Только пересекая вестибюль, я начал приходить в себя, но услышал пронзительный вопль. Он донесся от стойки портье, и я заметил, что клерк тычет в меня пальцем, прыгает и вопит. Должно быть, ему показалось, что столь отвратительное существо могло выбраться только из канализации, где носятся во мраке мириады призраков. Возможно, портье насмотрелся тех ужасных картинок, на которых привидения набрасываются на женщин. Клерк издавал нечленораздельные звуки, напоминавшие воздушную тревогу. Вопль преследовал меня, пока я не покинул пансион. * * * Холодный воздух и тусклый солнечный свет привели меня в чувство, и я внезапно задумался о том, почему бегу. Должно быть, всему виной омерзение клерка. Остановившись, я заставил себя вернуться к минутам, проведенным в квартире Атлас. Вначале мне показалось, что время потрачено зря и все мои планы провалились. Но я тут же понял, что получилось именно так, как я планировал. Эта мысль прокралась в мой возбужденный мозг и начала сверлить его. И вдруг моя голова прояснилась, извилины заработали с необычайной энергией. Атлас сказала мне! И еще как сказала! Я любил ее, и мадам Астру, и мой ужасный грим. Я опрометью бросился в пансион, полез в карман, не нашел мелочи, извлек из бумажника последний доллар и подбежал к стойке. Портье отскочил на два ярда назад, обхватив себя руками, как застенчивая девушка, внезапно обнаружившая, что забыла надеть бюстгальтер, и закричал: — Нет, не делайте этого! Я замер: — Чего именно? — Не трогайте меня! Не смейте! — Успокойтесь. Разменяете мне доллар? Я хочу позвонить. Пришлось пригрозить ему, но все же я получил мелочь, и портье указал мне на телефонную будку, откуда я снова позвонил в мой пансион доктору Полу Энсону. Я разбудил его, но, выслушав меня. Пол мгновенно собрался с мыслями. Слишком хорошо зная меня, он понимал, что сейчас не следует ни попусту болтать, ни задавать лишние вопросы. — Забудь о хлоралгидрате, — сказал Пол. — Ты можешь убить их этим. Он ненадежен. Я сообщил ему в общих чертах, что хочу попасть в некое место, охраняемое двумя дюжими телохранителями, и спросил, нельзя ли подсунуть им наркотик в спиртном или любое лекарство, способное вывести их из строя. Конечно, я не собирался убивать их, но также не хотел бы, чтобы они прикончили меня. Энсон молчал, явно размышляя, затем спросил: — Кстати, а как ты заставишь их принять лекарство? Ты же не можешь сделать им укол. — Я пока не думал об этом. Пол. Возможно, в пище или в спиртном. — Прикинешься представителем Красного Креста или кем-то в этом роде? — Нет, но я могу принести им кофе. Утром все хотят кофе. Но сначала мне нужно знать, что в него положить. — Так, у меня есть идея, — объявил Энсон. — И я готов сам все устроить. План Пола полностью отвечал моим желаниям, поэтому я попросил его заняться делом немедленно, добавив, что сейчас же еду в «Спартан». Направляясь к своему «кадиллаку», я внезапно взглянул в другую сторону. Черный, снабженный рацией автомобиль затормозил перед моей машиной, и парень в светлом костюме заглядывал в «кадиллак». Я метнулся за угол. Они окружали меня. Вся эта суета действовала мне на нервы. Черт побери, я ношусь, как злой дух, со вчерашнего дня. Завернув за угол, я пошел очень быстро, но уже не бежал. Как только полицейский передаст по радио свою информацию, целая орда патрульных машин хлынет сюда. Если я не уберусь подальше, то попаду в тюрьму. А сейчас для этого самое неподходящее время. Теперь, когда я знал, куда иду, лицо Тодди вновь и вновь всплывало перед моими глазами. Очаровательное лицо, возбуждающий голос, невероятное тело. Сирена прервала мои размышления. Так мне долго не протянуть... И тут я увидел путь к спасению: такси у обочины, в нескольких ярдах впереди. Водитель вышел, открыл дверцу и помог выйти пожилой женщине. Подхватив пару чемоданов, он последовал за ней к отелю. Возможно, женщина только что приехала на поезде, но случай подвернулся исключительный. Видимо, я слишком поторопился. Мне следовало подождать, пока водитель войдет в отель. Едва я сунулся в машину, шофер, должно быть оглянувшись, завопил: — Эй! Что за... Парень бросил чемоданы и помчался ко мне, но внезапно остановился, тряхнул головой, протер глаза и снова уставился на меня. Не успел он прийти в себя, как я уже сидел в такси. Шофер оставил мотор включенным, поэтому я развернулся на сто восемьдесят градусов и умчался прочь. Конечно, номер и описание этого такси вскоре будут известны полиции. Они поговорят с водителем. Но я располагал небольшим запасом времени. Мне сразу пришло в голову, что шофер расскажет полицейским и в какой восторг их приведет. Обычно офицер, проводящий опрос, спрашивает свидетеля: — Заметили вы что-нибудь в этом человеке, что поможет нам опознать его? Какие-нибудь родинки или шрамы? Что-нибудь необычное? Как правило, свидетель пожимает плечами: — Нет. Обычный парень. На сей раз дело будет обстоять иначе. Ответ шофера станет исполнением мечты полицейского. Я подъехал к «Спартану» чертовски быстро. Пол стоял перед пансионом с большим термосом и несколькими бумажными стаканчиками. Его взгляд напомнил мне о моем гриме, поэтому я крикнул, чтобы он бросил лекарство в такси, а сам взлетел по лестнице в мою квартиру. Там я быстро смыл грим, надел другую спортивную куртку и бросился к такси. Пол указал на термос, поставленный на переднее сиденье: — Все уже загружено. А это самые большие стаканчики, которые мне удалось выпросить. — Отлично, Пол. — Я похлопал ладонью по термосу. — Содержимое ведь не убьет их? — Нет, но, выпив это, они через несколько минут пожалеют, что не умерли. Лекарство действует как удар молнии. — Энсон мрачно оглядел такси, старую машину с мощным двигателем, ручным дросселем и без всяких дополнительных приспособлений. — Что с твоим «кадиллаком»? Ты его покрасил? Ни грамма серьезности, в этом весь Пол. — Я обменял его на эту машину, плененный условиями сделки. А если честно, то украл ее. — Я передал Полу бумагу, на которой по пути сюда нацарапал адрес: — Через двадцать минут позвони в полицию, Пол. Дай им этот адрес. Пусть следуют туда за мной. Думаю, я позабочусь о телохранителях, но потом мне может понадобиться кое-какая помощь. Отъезжая, я видел в зеркале заднего вида, что Энсон покачивает головой и похлопывает себя по ляжке. Увы, я слишком поздно понял, что это значит. Глава 15 Я приехал на Ферн-роуд, 954. Массивный двухэтажный коричневый дом был едва виден сквозь рощу. Верзила охранник уставился на меня. Стоя у железных ворот, он загораживал подъездную аллею. И сам верзила был опасным противником, а за его спиной еще маячил напарник. Я подумал, не подождать ли полицию. Конечно, полиция вскоре будет здесь, но мои план требовал предельной точности. Мне нужно пройти мимо охранников и попасть в дом, если удастся, до появления полиции. Если полицейские доберутся до меня, план рухнет, ибо я окажусь за толстыми стенами темницы. Или они привяжут меня к бамперам патрульных машин. А может, пристрелят. Я вышел из такси и направился к воротам: — Ты собираешься весь день стоять и пялиться на меня, приятель? — М-м... — Открой ворота, парень. Впусти меня. — Гм... Вот что мне больше всего нравится в сильных парнях. Их выбирают только за мускулы. — Вот что, парень, я привез кофе. — Кофе? — Да. Тот самый бразильский кофе, который делают из зерен. Ты выпиваешь его, и тебя переполняет энергия. — Бразильский? Пожалуй, мне стоило попробовать другой подход. Но тут охранник проговорил: — Должно быть, очень вкусный. — Ладно, открывай. Я привез целый галлон. Если не хочешь кофе, зачем позвал меня? Охранник выпрямился, приоткрыл рот и наконец удивленно переспросил: — Я тебя позвал? — Если не помнишь, ничем не могу помочь. Я помолчал, обдумывая, как поступил бы таксист, и решил, что ни один из них не сделал бы этого, надо отдать им должное. Затем я добавил: — Кто-то позвонил мне. — А, — проговорил охранник, — должно быть, босс. — Верно, — подтвердил я. — Так и есть. Телохранитель открыл ворота. Я въехал и остановился возле цементных ступеней, ведущих к невероятно массивной передней двери. Верзила снова запер ворота, подошел ко мне и заглянул в окошко: — Этот кофе для меня? Итак, первый шаг мне удался. Большая удача для начала. — Я же сказал, кофе для двоих. Очевидно, моя информация о количестве охранников оказалась верной, ибо телохранитель не разозлился. Я очень не хотел бы этого, потому что тогда мне пришлось бы убирать его. Я вручил ему термос и четыре больших стаканчика. — Очень мило со стороны босса, — заметил он. — Да. Я буду делать это каждый день, начиная с сегодняшнего дня. Я поддерживал беседу, понимая, что она не займет много времени. Однако придется поторчать здесь, пока хотя бы часть кофе не будет выпита. Этот верзила не казался настороженным. Я едва ли внушал ему подозрения и поэтому был совершенно уверен, что вскоре продолжу свой путь. Появился второй охранник, тоже куда крупнее меня: не меньше четверти тонны весом. Возможно, кроме них, здесь есть еще охрана. Тот, что отвечал за ворота, налил себе кофе, потом передал термос и стаканчики напарнику. Он объяснил, что босс послал за кофе, и теперь его будут привозить им каждый день. Второй посмотрел на меня: — Верно, парень? — Да, можете не сомневаться. То есть я именно так и понял. Кофе каждое утро. Второй улыбнулся и сообщил, что им и в самом деле не мешает взбодриться. Я надеялся, что лекарство поможет охранникам. — Спасибо. — Верзила направился к дому. — Как тебя зовут? — спросил я у второго кинг-конга. — Меня? Бим. Просто Бим. Тебе лучше уехать, приятель. — Бим... Бим... Разве мы не встречались прежде? «Фолсон»? «Кью»? «Канн»? — Нет, мы раньше не встречались, но тебе лучше убраться сюда. — А мой термос? — Заберешь его утром. Охранник понемножку прихлебывал свой кофе. Ему должно хватить нескольких глотков. Однако мне приходилось сматываться. Я сел в такси, улыбнулся Биму, пообещал встретиться с ним завтра утром и тронул машину с места. Подъездная дорожка имела форму овала, чтобы автомобили въезжали в те же ворота, через которые выезжали. Направляясь к воротам, я вытягивал дроссель. Наконец, уже опасаясь, что окажусь за воротами раньше, чем нужно, я услышал, как захлебнулся и заурчал мотор. Вокруг запахло бензином. Бим стоял у открытых ворот. Когда мое такси остановилось, охранник уставился на меня, словно бык на матадора. Я вставил дроссель на место, вылез из машины, поднял капот, повернулся и посмотрел на большой дом, почти уверенный, что Тодди и Тодхантер там. Ни в одном из множества окон фасада я не заметил движения, чего, впрочем, и не ожидал. Я не слышал также никаких звуков, кроме работающего мотора такси. Однако скоро шума тут будет предостаточно. С тех пор как я передал Полу Энсону этот адрес и попросил сообщить его полиции, прошло более двадцати минут. Вскоре послышатся сирены. И вот тут я вспомнил, как Пол хлопал себя по ляжке и покачивал своей пустой головой. Наверняка Энсон принял мои слова за шутку. Я посмотрел на Бима и с тоской осознал, что полиция не появится. Я остался наедине с двумя гориллами, а может, и не только с ними. Мне пришлось сделать вид, будто я занялся мотором. Бим расхаживал вокруг, продолжая глазеть на меня. Казалось, он начинает злиться. Его огромная ладонь медленно стиснула и расплющила бумажный стаканчик. Но этот стаканчик был пуст. Это означало, что большой Бим полон до краев. А чем именно полон? Ведь смесь, приготовленная для меня Полом Энсоном, просто сверхмощный наркотик. Хотя ни об одном наркотике не скажешь «просто». Это был кофе, да, но кофе, смешанный с сильным ингредиентом, нейтрализующим эффективность кофеина. Из всех великанов, когда-либо виденных мной, Бим был самым высоким, крупным и широкоплечим. Значит, он невероятно силен и вынослив. Поэтому, когда лекарство подействует на него (если вообще подействует), я или выиграю настоящую битву, или отдам концы во время схватки. Главная идея операции состояла для меня в том, чтобы продержаться до тех пор, пока на охранников не подействует лекарство. Я видел в этом единственный способ пробраться в дом, сделать то, что следовало, и выбраться оттуда живым вместе с Тодхантером и Тодди. Но возможно, Бим принял аспирин. — Что ты там делаешь, парень? — Мотор заглох. Это с ним иногда случается. Я взмок от напряжения. Так больше не может продолжаться. Моя нервная система не выдержит. Вчера вечером я вдоволь пообщался с тремя девушками, потом встретился с Доу, посетил «Равенсвуд», заглянул к Атлас. А неприятности не иссякают, что скоро и неизбежно приведет меня к нервным и психическим срывам. Я буду видеть голоса, слышать цвета и чувствовать запах ударов по голове. Но тут, наконец-то, где-то за домом послышался хриплый крик. Второй охранник обогнул здание и побежал к нам. Ему это не вполне удалось. Я с облегчением выдохнул. Застряв на полпути от нас, парень начал бегать по узкой дуге, по очень узкой дуге. — Бим! — завопил он. — Посмотри, Бим... Это... думаю... он положил чевой-то в кофий! — Что с Коуни? — озадаченно спросил Бим. — Хороший вопрос, — ответил я. — Отличный вопрос. Он и в самом деле ведет себя странно, не так ли? Бим кивнул, его челюсть отвисла, как ковш парового экскаватора. Я между тем наблюдал за Коуни, который, повертевшись на месте не больше двух секунд, совершил действительно храбрый поступок. Он замер, уставившись на нас, хотя все в нем, должно быть, кричало: «Иди! Иди!» Потом Коуни начал дергать руками, словно пытаясь освободиться от них. И вдруг поднял правую руку, похлопал себя по груди, а затем посмотрел на свою ладонь. Коуни едва шевелился, каждое его движение напоминало замедленную съемку, но в его руке появилось нечто еще более неприятное, чем его лицо. Я увидел большой автоматический пистолет 45-го калибра. Намерения охранника не вызывали сомнений. Коуни хотел застрелить меня. Судя по выражению его лица, меняющемуся с пугающей быстротой, Коуни намеревался выстрелить так, чтобы не уложить меня на месте, а заставить мучительно и медленно агонизировать. Убежден: если бы у него было время, он спланировал бы что-нибудь поистине дьявольское — или защекотал бы меня до смерти, или бросил бы на съедение термитам. Но именно времени ему и не хватило. Вероятно, у Коуни оставалось всего лишь несколько секунд, но он все еще предпринимал отчаянные попытки молчаливо и безуспешно бороться с собой. Я даже не потянулся за своим револьвером, ибо наблюдал нечто значительно превосходящее мои ожидания. Такого я никогда не видел прежде и наверняка не увижу впредь: неодолимая сила столкнулась с непреодолимым объектом. Коуни удалось вынуть револьвер. Однако никто не носит автоматический пистолет 45-го калибра со взведенным курком. Поэтому охраннику пришлось взвести курок. Коуни ухватился за рукоятку и замер на мгновение, но все же взвел курок и приготовился выстрелить. И он сделал это, но попал не в меня. Коуни выпустил одну пулю из своего пистолета, но оружие было направлено вверх и в сторону, так что пуля лишь срезала маленькую веточку перечного дерева. После этого охранник оставил свои попытки. Человек не в силах вынести так много. Коуни, издав еще один хриплый крик, пробежал мимо нас в ворота и припустил по улице. Коуни, конечно, не знал, куда бежит, и не думал об этом. Он просто бежал. Бим вырос справа от меня. — Ты это сделал! — заявил верзила. — Да. Это сделал я. В руках у Бима не было оружия, но он наступал на меня, сжимая и разжимая свои огромные лапы. Я хотел побыстрее оказаться в доме, особенно после криков и выстрелов, но сначала мне предстояло разобраться с Бимом, а потом заняться всем остальным. Я расставил ноги пошире и подпустил его поближе. Я вполне уверен в себе. Пока мне противостоит один человек, меня не беспокоит его сила. В основном моя уверенность базируется на том, что сотни часов были потрачены мною на обретение и поддержание формы, на совершенствование нескольких бросков и захватов из дзюдо, а также защиты без оружия. После часа такой тренировки едва держишься на ногах. Кроме того, я бывший морской пехотинец. Я правильно оценил Бима. Когда охранник потянулся к моему горлу, я понял, что он станет легкой добычей. Все, что мне придется сделать, — это схватить Бима за запястье и выше локтя и ударить своим бедром по его бедру, а затем резко наклониться вперед. Сила инерции и моя уложат Бима на землю, как гигантскую кеглю. Я все рассчитал точно. Бим прятал свое мясистое лицо, выставив вперед руки. Я сразу обхватил его правую руку, повернулся, ударил Бима правым бедром, наклонился вперед и заставил его взлететь... Нет, это я оторвался от земли, слегка оттолкнувшись ногами, пролетел несколько метров и приземлился, сильно ударившись. Я лежал, чувствуя себя ужасно. Хорошо, что я не выпил ни глотка кофе. Я ослабел после того, как оказался в воздухе. И вот, кружа возле меня, то входя в фокус, то выходя из него, возникло нечто похожее на помесь Гаргантюа и лося. Это существо действительно напоминало гибрид. В последний момент просветления я понял, что это Бим. Да, вот такие дела. Охранник оказался круче, чем я думал. Но по крайней мере, у меня была уверенность. Я проникся сейчас чертовской уверенностью в том, что он собирается убить меня. Бим, стиснув мне горло, поднимал мою голову и вдавливал ее землю. Не думайте, что мне это понравилось. Я почти слышал, как дребезжат и пощелкивают мои мозги, издавая звук шарика, падающего в углубление колеса рулетки. Я лежал на спине и, когда Бим придавил мою голову, оказался в крайне невыгодном положении, но все же умудрился выставить перед собой правую руку. Всего через секунду я поймал его. Переносица человека тоньше листа бумаги. Удар по ней загоняет кости прямо в мозг. Во мне вспыхнуло желание убить его! Я врезал ему по носу. Бим хрюкнул и шарахнул меня по голове. «Умри! — подумал я. — Умри!» Мои мысли путались. С тем же успехом я мог бы врезаться головой в землю. Но когда отчаяние уже охватило меня, во мне вдруг пробудилась надежда. С Бимом тоже что-то произошло, и он выпустил мою голову, словно выронив ее. Тут я начал кричать. Бим по-прежнему нависал надо мной, но теперь он прижал руки к бокам, широко растопырив пальцы. Он вскинул голову, будто увидев что-то в небе, потом сжал кулаки и уставился на меня. Но Бим не видел меня и секунд пять стоял, застыв как статуя. Потом его лицо исказили ужас и недоумение. Рот Бима открылся, и охранник издал странный плачущий звук, почти басом, но с несколькими высокими, визгливыми нотами. Так взвыла бы помесь кабана с сиреной. Бим подскочил, сделал пируэт с ловкостью слона, поворачивающегося на двух ногах, и исчез из виду. Я поднялся и покачнулся. Все вокруг вращалось. Мои мысли путались. Я остался один; я победил. Шагнув вперед, я упал ничком. Однако упорство заставило меня доползти до ступеней перед входом и встать. Я подошел к большой двери, но она оказалась запертой. Через несколько секунд моя голова прояснилась. Безумие покинуло меня. Глубоко дыша, я начал размышлять о том, что происходит в доме. Казалось, после первых криков прошел целый час, но я знал, что это случилось примерно минуту назад, а выстрел прозвучал не больше чем через тридцать секунд после этого. Теперь у меня исчезла необходимость соблюдать тишину. Я вынул свой тридцать восьмой, посмотрел, как он покоится на моей ладони, затем дважды выстрелил в замок. С третьего захода дверь открылась, и я увидел большой холл. Винтовая лестница справа от меня вела на второй этаж. Вокруг никого не было. Я взбежал наверх, прыгая через три ступеньки. Направо и налево от лестницы тянулся коридор. Двери нескольких комнат оказались закрыты. Пока я не видел в доме ни одного человека, но знал, что Тодхантер и Тодди где-то здесь. Поэтому подбежал к первой двери и распахнул ее. Комната была пуста. Я открыл следующую дверь. У окна в другом конце комнаты спиной ко мне стоял Гордон Тодхантер. Он обернулся и удивленно посмотрел на меня. В его руке был пистолет 45-го калибра. Гордон улыбнулся: — О, это вы... — и поднял руку с оружием. Я дважды выстрелил в него. Глава 16 Тодхантер согнулся, прижав руки к груди. Его колени подкосились, и он сел на пол, опираясь рукой о ковер. Тодхантер не выпустил пистолет, хотя уже не мог вскинуть его. Я бросился к нему и вырвал у него оружие. Он подался назад и прислонился к стене. Похоже, Тодхантер пока не испытывал сильной боли, если вообще хоть что-то чувствовал. Шок на некоторое время избавил его от мучений. Я видел, что он тяжело ранен, — и по его лицу, и по двум пулевым отверстиям. Кровь уже заливала на груди его белую пижаму. Тодхантер медленно покачал головой и посмотрел мне в лицо. Я сидел возле него на корточках. Он даже попытался улыбнуться. Я удивился, что этот человек так расположил меня к себе за столь короткое время. — Мне очень жаль, Гордон, — проговорил я. — Слышишь, ублюдок? — Это... выравнивает счет. — Он имел в виду, что я спас ему жизнь, вытащив из «Равенсвуда». Тодхантер продолжал: — Дело очень запутанное, даже для меня. Но где я ошибся? — В основном в письме к Тодди. Оно убедило меня занять вашу сторону. Благодаря ему я двинулся в верном направлении. Хотя, конечно, не только это помогало мне выйти на вас. Я полагал, что Себастьян Вайз и есть главный, что именно он — Босс. Гордон кивнул: — Да, я посадил Вайза в сенат. Готовил его в губернаторы. Я, возможно, и добился бы для Вайза губернаторского поста, но у него возникли идеи. Слишком масштабные для такого, как он. Если бы Вайз согласился пойти со мной... Но он попытался убить меня, желая занять мое место, получить мою власть. — Гордон пристально взглянул на меня. — В подвале дома у меня хранятся магнитофонные записи, кинопленки, фотографии, документы, заставляющие двадцать семь важных персон ходить по струнке. Двадцать семь, включая пять законодателей в Сакраменто. Но вдвое больше тех, кто выполняет все мои указания только потому, что я помог им подняться наверх за последние двадцать лет. И вот один из них — Вайз — решил попытаться захватить власть. — Я заподозрил, что он, вероятно, старался избавиться от вас. Иначе вы не написали бы мне то письмо. Когда это случилось? — В ту самую ночь, когда Вайз велел убить Стоуна. Вы, наверное, поняли, что Стоун был моим человеком. Он семь лет работал на меня. — Тодхантер помолчал. — До него это место занимал другой человек в течение двенадцати лет. Он понимал, чего я хочу, с полуслова. — Гордон помолчал, и глаза его выразили удивление. — Письмо к Барбаре? Как оно могло... — На нем был этот адрес, — пояснил я. — Конечно, его следовало отправить по этому адресу, чтобы она получила его. А совсем недавно я узнал от девушки по имени Атлас, что она приезжала с Джорджем Стоуном в большой дом на Ферн-роуд... такой большой, что у ворот стоят два вооруженных охранника. Она ждала Стоуна в машине. Он сказал ей, что здесь живет большой босс. Когда я вспомнил, что вы живете в той части Ферн-роуд, где дома с каменными оградами и железными воротами, все встало на свои места. Я не слышал шагов, но дверь, соединяющая эту комнату с соседней, открылась. Обернувшись, я увидел на пороге Тодди, растрепанную, в красном китайском халате. Вероятно, она спала, но шум разбудил ее. Взгляд девушки упал на отца, скорчившегося на полу, потом на меня. Она закричала и бросилась к нему (а может, ко мне), но моя пуля из сорок пятого вонзилась в пол возле ее ног. Тодди замерла в полном недоумении. — Вернись, детка. Просто сохраняй дистанцию. — Шелл, ты... — Заткнись. Где-то в доме есть телефон. Пойди и позвони доктору. Затем вызови полицию. Но больше никому не звони. Побыстрее, детка. — Сделай то, что он говорит, Джен, — подтвердил Тодхантер. — Этот человек не шутит. Девушка вышла. — Джен? — спросил я. — Полагаю, это ее настоящее имя? — Дженет. Дженет Уэллес. Я решил, что лучше послать письмо моей «дочери». Моя настоящая дочь Барбара все еще путешествует по Европе. Кроме того, я нуждался в вашей помощи. А Джен достаточно умна, и я надеялся, что она поймет, чего я хочу. Так или иначе, она хорошо справилась с заданием. — Вы и не представляете, насколько хорошо, — начал я, но прикусил язык, смекнув, что Тодхантер умирает. Вместо этого я сказал: — Забавно. Я всегда буду думать о ней как о Тодди. Гордон добавил кое-что еще. Из его слов и из того, что я уже понял раньше, сложилась полная и ясная картина. Какое-то время я считал, что Тодхантер случайно оказался замешан в планы Вайза, который и преследовал его по этой причине. Но теперь выяснилось, что в центр паутины угодил сам Шелл Скотт. Как уже сообщил Тодхантер, Вайз вынашивал честолюбивые планы. Он решил убить своего босса и со временем занять его место. Возможно, Джордж Стоун что-то узнал о предстоящей борьбе за власть и вздумал поделиться со мной информацией. Игра началась! Теперь я понял, почему Джордж обратился ко мне, а не к кому-то другому из комиссии, почему считал, что сможет получить полную неприкосновенность. Предоставленной им информации (о том, что Тодхантер — мистер Босс, а Себастьян Вайз, как и многие другие, подчиняется его воле) хватило бы для того, чтобы комиссия избавила его от судебного преследования и, уж во всяком случае, гарантировала ему жизнь. Большая часть моих прежних умозаключений по поводу Вайза подтвердилась. Я ошибся лишь постольку, поскольку не учел, что Вайзу противостоял Тодхантер. Вайз приказал убить Стоуна, подслушав часть моего телефонного разговора с ним, ибо встревожился, как бы тот не поделился со мной информацией. Позднее, в тот же вечер, я позвонил Вайзу домой и несколько успокоил его, сообщив, что ничего не узнал. Таким образом, это была битва между двумя большими людьми — Вайзом и Тодхантером, — где каждый делал ход лишь для того, чтобы парировать ход соперника. Я оказался в точке пересечения их интересов. Узнав об обстоятельствах убийства Стоуна, Тодхантер понял, что произошло и почему. По словам Тодхантера, в ту же ночь один из телохранителей предпринял неудачную попытку убить его. Однако после смерти Стоуна он был начеку и ко всему подготовился. — Его звали Сэм Биниз, — сообщил Гордон. — Под моим нажимом он признался, что Вайз велел ему убрать меня. Выяснив это, я прострелил ему голову. У меня не было сомнений, что Вайз продолжит свои попытки, раз уж сделал первый ход, и надо остановить его. А я не хотел убивать Вайза без крайней необходимости. Он — ценный человек, ибо имеет большое влияние на законодателей. — Тодхантер замолчал. Кровь заливала его. — Вот тогда-то я и написал вам письмо, желая, чтобы его прочел Вайз. Письмо должно было убедить его в том, что он не может убить меня, не уничтожив себя, ибо в случае моей смерти вы действовали бы на основании информации, содержащейся в этом письме. Пока я был жив, вряд ли вы стали бы проверять кого-либо из сенаторов. — В общем, все верно, — признал я. — И у вас почти получилось. — Да. Я немного рисковал, подписываясь своим именем, но без этого письмо не имело бы смысла. Мне пришлось подписать его, чтобы спасти свою жизнь. Вот что предполагалось сделать... и было сделано. Позабавленный этой мыслью, Тодхантер усмехнулся: — Хуже всего то, что ни один из нас не мог разоблачить другого. Тогда или Вайз потащил бы меня на дно, или я его. Это были очень неустойчивые отношения — либо убийство, либо сотрудничество. Итак, письмо очень много значило. Я сам его отослал. Вы, возможно, помните, что письмо пришло специальной доставкой, с курьером, ибо я хотел, чтобы оно попало к вам. Мне было необходимо убедиться, что Вайз не перехватит и не уничтожит его. — Тодхантер вздохнул. — Люди Вайза следили за мной. Их было много, на двух машинах, и они забрали меня. Скорее всего, собираясь убить. Однако я сказал им о письме, способном уничтожить Вайза, и посоветовал отвезти меня к нему. Они так и поступили. Я сообщил Вайзу о письме, и это на некоторое время остановило его. Но Вайз не позволил мне уйти и признался, что не может убить меня... пока не может. На этом этапе он считал достаточным уничтожить Шелла Скотта. Вайзу было безразлично, каким образом разделаться со мной, лишь бы покончить. Между тем Вайз оказался умнее, чем я думал, и меня заперли в «Равенсвуде». Я знал, что произошло дальше. Первое состряпанное им письмо Вайз приготовил для меня и положил в архив. Вторая фальшивка была отослана через день или два. Затем, по его распоряжению, Тодхантеру начали делать уколы наркотиков. В этом деле меня более всего смущали два обстоятельства. Во-первых, Себастьян Вайз, доверенное лицо Тодхантера, создал хитроумный план и представил своего босса сумасшедшим. Во-вторых, Тодхантер после того, как я освободил его из «Равенсвуда», лгал, лгал и лгал. О подслушанном им разговоре мужчин в туалете, о причине, побудившей его написать мне, о своей дочери — в сущности, обо всем, кроме собственной фамилии. — Вы в самом деле одурачили меня этой выдумкой о подслушанном вами разговоре между Доу и неизвестным в туалете. Я поверил вам. — Я опытный лжец. Кроме того, за несколько дней в «Равенсвуде» я на всякий случай сочинил историю, хотя и не был уверен, что у меня появится шанс рассказать ее. Но вы сообщили мне нечто полезное. — Я? — Еще в «Равенсвуде» вы сказали, что приехали в клинику из-за того, что поведал вам перед смертью некий Доу. Он был членом моей организации и выполнял различные задания как для Вайза, так и для меня. Поэтому, зная его, мне не составляло труда описать Доу. Поскольку вы застрелили Доу, это было совершенно безопасно, а я понимал, что такая деталь сделает мою историю более убедительной. Кивнув, я спросил: — Почему вы написали именно мне записку под клапаном конверта, отосланного Тодди? Вы знали много и упомянули, что кто-то хочет убить меня... Однако... откуда вам было известно, что я еще жив? — Я не был уверен в этом, но решил рискнуть. Вайз, конечно, признался мне, что вас придется убить. Но, обдумывая ситуацию в «Равенсвуде», я понял: вы лучше всех, с кем я могу связаться, если вообще получу возможность связаться хоть с кем-нибудь. Его голос становился все слабее. Тодхантер, наверное, сознавал, что умирает, но, ни словом, ни знаком не показав этого, продолжал: — Я пришел к выводу, что, скорее всего, именно вы обнаружите записку под клапаном и захотите помочь мне. Авторитет сенатской комиссии укрепил меня в этом мнении. Вы уже прочли одно мое послание, и я полагал, что заинтересовались им. Учтите, тогда я не знал, что Вайз состряпал фальшивки от моего имени. У вас репутация человека, доводящего дело до конца. Кроме того, я во всех сомневался, даже в телохранителях... Джен удержала тех, кто сейчас здесь. Стоун собирался предать меня, но его убили. Сэма Биниза подкупил Вайз. — Гордон закашлялся. — Словом, я считал, что вы оправдаете мои надежды. Если бы мой план сработал, Джен передала бы вам конверт. Это тоже принесло бы мне пользу, ибо вы, как известно, неравнодушны к девушкам. — Убежден, вы сделали правильный выбор. Помолчав, Тодхантер спросил: — Вы... Вы испытывали уверенность, направившись сюда? — Не вполне. — Однако выстрелили, едва оказавшись во дворе. — Вы собирались разрядить в меня пистолет, не так ли? — Если бы вы замешкались хоть на полсекунды, я убил бы вас. Вы были бы не первым на моем счету. Раз или два за эти годы мне приходилось... позаботиться о людях, чтобы сохранить свой статус. Кстати, я превосходно стреляю и всадил бы вам пулю точно между глаз. После долгого молчания Тодхантер признался: — Шелл, вы уже, конечно, поняли, что в «Равенсвуде» я вынашивал план убить вас, после того как вы каким-то образом поможете мне... выбраться оттуда. Я хотел использовать вас, а затем убрать при первой же возможности... и сделал бы это. Вскоре, не более чем через несколько дней, вы догадались бы, что я лгал, и поняли бы почему. Едва ли мне удалось бы откупиться от вас. Вы бы разоблачили меня. — Да. Я уже заинтересовался кое-чем в том письме, что вы направили мне в комиссию. Я понял: вы намекаете, будто кто-то из членов комиссии угрожает вам смертью. Я не придавал этому значения, пока считал вас сумасшедшим. Однако, догадавшись, что вы нормальны, я непременно спросил бы вас, кого вы имели в виду. Я заподозрил, что речь идет о Вайзе, но удивлялся, почему вы не упомянули об этом раньше, в отеле «Престон». — Да, оставались и другие вопросы. Я должен был убить вас, но мне просто не повезло. — Тодхантер засмеялся. — В основном потому, что у меня не было оружия. А вы такой умный... и крепкий. Возможно, мне удалось бы ударить вас и сбить с ног. Но... если бы я прикоснулся к вам хоть пальцем, вы догадались бы обо всем. Я почти решился там, в отеле. — Где? — В «Престоне», когда вы прощались с Джен, стоя спиной ко мне. Это она подстроила. Я подумал, что справлюсь с вами, сильно ударив вас один раз, когда вы не смотрите на меня. Я приблизился к вам, но вы оглянулись... а затем сразу же ушли. Поэтому мы с Джен уехали оттуда и вернулись домой. — Его рука скользнула по окровавленной поле пижамы. — Но как вы попали сюда? Как... — Это длинная история, Гордон. Тодхантер понял, что у него не осталось времени выслушать длинную историю. Он посмотрел на меня и с усилием вновь заговорил: — Мне хотелось бы думать, что вы были вполне уверены... абсолютно... когда выстрелили в меня. — Да, Гордон, был. Если бы сюда вас доставил Вайз, вы не держали бы в руке револьвер. Вкупе со всем прочим картина не оставляла сомнений. На вас пижама. Вы оборачиваетесь и, увидев меня, целитесь из револьвера. Я просто опередил вас. — Да. Еще немного, и верх одержал бы я. И я слегка сожалел бы об этом... как будете сожалеть... и вы... Казалось, ничто не изменилось. Тодхантер, как и прежде, не шевелился, он перестал говорить, закончив фразу. Однако я понял, что он мертв. Я поднялся и посмотрел на него. В нем все еще оставалось что-то величественное, хотя он скорчился у стены и кровь заливала его грудь. Это выглядело трагично. Да это и была самая настоящая трагедия. Я все еще смотрел на него, когда вошла Тодди. — Он мертв? — Да. — Боже... Вот уж не думала, что он когда-нибудь умрет. — Значит, ты ошиблась во второй раз. Девушка взглянула на меня. Да, она по-прежнему казалась особенной. Взгляд темно-карих глаз обволакивал меня. Красный халат облегал ее крутые бедра. То, что она одета, не успокаивало меня. А еще Тодди обладала чем-то, чего я не смог бы описать, ибо это неосязаемо. Но я чувствовал, что она источает какое-то радостное возбуждение. — Шелл, — тихо проговорила девушка, — со мной ничего не случится, правда? Ты поможешь мне? Я позвонила в полицию, но... Честно, я ничего плохого не делала. — Тодди. — Я положил ладони ей на плечи. — Или Джен. Помнишь, в номере в отеле «Престон»? — Я говорил так же тихо, как она. — Да. Ее глаза чуть прищурились. — Как раз перед моим уходом, когда ты взяла меня за руки и повернула спиной к Гордону. Когда ты улыбнулась мне, посмотрела своими карими глазами и подарила воздушный поцелуй. — Что... — Дорогая, когда ты оставила Гордона и подошла ко мне, он сидел в противоположном конце комнаты. Но, обернувшись через несколько секунд, я увидел, что Тодхантер стоит рядом со мной. — Мой голос звучал мягко и ласково. — Но это не означает... — Это означает, что вы собирались убить меня, оба, если бы вам удалось. Это Гордон хотел, чтобы я повернулся к нему спиной, ибо боялся меня. Он не сомневался, что я уничтожу его, если догадаюсь о его планах. И это именно ты заставила меня повернуться спиной к Тодхантеру, улыбалась, заглядывала мне в глаза и посылала воздушные поцелуи. Чтобы облегчить ему задачу. — Это безумие! — Вы оставили бы меня там, на полу, и никто никогда не догадался бы, как я попал туда. Ее плечи поникли. — Он сказал тебе, да? — Кое-что, дорогая. Остальное я вспомнил. Тогда в ней снова проснулась самка. Нежные губы чуть изогнулись. — Что ж, ты, конечно, сглупил в тот день в «Билтморе». Я усмехнулся: — Ты права. Я буду вечно упрекать себя за это. Так или иначе, детка, мне было очень приятно познакомиться с тобой. И тут мы услышали сирены. Казалось, это не лучшая нота для завершения беседы, но так уж получилось. Девушка правильно оценила ситуацию. Если среди присяжных окажется хоть один мужчина, никто ни в чем не обвинит ее. Когда вошли полицейские, Джен стояла на коленях возле тела Тодхантера и смотрела на него. Ее лицо было спокойным и неподвижным. Иногда трудно сказать, о чем думает женщина. Она даже не подняла глаз, пока полицейский не коснулся ее. Я не видел, что Джен плачет, и заметил это только тогда, когда она взглянула на меня, выходя из комнаты в сопровождении полицейского. * * * Прошло три дня, прежде чем мне удалось сбавить обороты, начать успокаиваться и приходить в себя. Себастьян Вайз был уже в тюрьме, а газетные заголовки кричали о нем, о Тодхантере, обо мне и о многом другом. В тюрьме оказались и доктор Парка, причастный к помещению Тодхантера в психиатрическую лечебницу, и еще полдюжины грязных гангстеров. Директор Бичем и его молодой помощник сбежали в ночь большого тарарама в «Равенсвуде» и все еще были на свободе. Меня выпустили под залог. По-моему, половину своей жизни я нахожусь под залогом. Что произойдет, если мой поступок не оценят по достоинству? Меня охватило предчувствие, что вот-вот прозвучит: «Девять тысяч долларов или четыре тысячи пятьсот дней!» Но я преодолел этот мост, когда пришлось ступить на него. Я рассказал полиции всю мою историю раз двадцать, включая сообщение Тодхантера о предназначенных для шантажа документах, пленках и фотографиях, хранящихся в подвале его дома. Что именно нашла полиция, не знаю, но документов было много, и весьма важных. Я умыл руки и больше не участвовал в этом деле. Теперь пусть им занимается полиция. Сейчас мне следовало закрыть лавочку. Жизнь моя уже вернулась в обычную колею, и я весь день провел в моем офисе в центре. Часы показывали начало шестого, и я немного устал. Мне хотелось побыть с ними. Понимаете, о ком я? В течение трех дней я не говорил почти ни с кем, кроме полиции. Не испытав такого, никто не поймет, как это утомительно. Я закурил, схватил телефон, широко улыбнулся и, полный неиссякаемого доверия, набрал номер в «Джентри». Ее голос звучал как у сирен, завлекавших Одиссея: — Алло-о-о-о-о! — Атлас, радость моя. О, ты прелесть, я хочу кое-что предложить тебе... — Кто это? — Шелл Скотт. В мое ухо ударил дикий скрежет и лязг! Уху это не пошло на пользу, но еще больше пострадали мои чувства. У меня ведь тоже есть чувства, как и у любого другого. Но я обрадовался уже тому, что Атлас не бросила трубку. — Шелл, ты еще здесь? — Да, а что?.. — Я хотела повесить трубку, но решила, что лучше сказать тебе. Не беспокой меня. Я ненавижу телефонные звонки, помнишь? — Но, Атлас, прошло столько дней. Ты всегда будешь желанной гостьей в моем доме, так почему бы нам не забыть прошлые обиды? — Может, ты не понимаешь, как впечатляюще выглядел... с дыркой в голове. Помнишь? На сей раз девушка положила трубку. «Да, грустно, — подумал я. — Дырка в голове». Пола, как только я сообщил ей, что замки сняты и все прощено, завопила: — Ха! Ничего не прощено. Особенно ванная. Меня никогда так не унижали. И прочее, и прочее, пока она не нажала на рычаг. И конечно, никаких звонков Тодди. Никогда. Я немного подумал и кое о ком вспомнил. О бабушке, прячущейся в кустах, и прелестной девушке. Воспоминания вспыхивали одно за другим, порождая соответствующие импульсы. Я с напряжением вспомнил имя бабушки — Зельда, а потом внучки — Зельма. Я насиловал память, пока не всплыла фамилия бабушки — Моррис, после чего схватил телефонную книгу, нашел номер и позвонил. Мне почти повезло. Зельма сама взяла трубку и сообщила, что помнит меня. Я заверил, что помню ее. Однако она сомневалась, что сможет пойти куда-нибудь сегодня вечером. Бабушка исчезла, и Зельма без всякого успеха обшарила окрестные кусты. — Боюсь, на этот раз случилось что-то серьезное. Ее нет уже несколько часов. — Это долго? — Да. Если она не появится, мне, наверное, придется позвать вас на помощь. — Вы разговариваете с Совершенно Доступным Шеллом Скоттом. — Ой, хорошо. Я сообщу вам о бабушке. Позвоните мне еще раз... или заходите как-нибудь. — Звучит заманчиво. — Просто позвоните в дверь. — Зельма засмеялась. — Я рада, что вы позвонили. Мы что-нибудь придумаем. — Да, — подтвердил я. — Бьюсь об заклад, что придумаем. После чего Зельма попрощалась, тихо усмехнувшись. Возможно, это означало, что она довольна и счастлива, или ничего не означало. Я молча посмотрел на телефон и встал с кресла. Что за черт! Но ведь хоть что-то должно случиться! Раньше всегда случалось. Я закурил, бросил щепотку лососевой муки в аквариум с гуппи и вышел. К семи я легко пообедал, принял душ и растянулся на кушетке, бездумно глядя на «Амелию». Когда-нибудь она, вероятно, пошевелится. Возможно, даже спустится и сядет ко мне на колени. Я помрачнел. Насупился. Плохо. Я прикончил остатки бурбона с водой, и мне показалось, будто тихие звуки доносятся от двери. Динь-дон. Я вскочил. Кто бы это мог быть?.. Может, Атлас? Уж не передумала ли она? Что делать? Сорваться с места или начать наполнять ванну? А что, если меня посетил незнакомец — маленький человечек в очках и с уже взведенным и нацеленным револьвером? Пола? Зельма? Труди? Глория? Ивонн? Мейбл? Дженет? Миссис О'Махони? «Ах, что-нибудь всегда происходит, — подумал я. — Всегда происходит». Я снова был в полной форме, когда подошел к двери и распахнул ее.