Аннотация: В Северной Атлантике, похоже, объявился свой собственный Бермудский треугольник. Пропадает рыба, исчезают корабли, гибнут ни в чем не повинные моряки. То ли мстит осатаневшая природа, то ли вырвались на волю сверхъестественные силы... Но нет такой опасности, которой не могли бы противостоять два героя — Римо Уильямс, Верховный разрушитель на службе самого секретного агентства Америки, и его учитель Чиун, последний мастер великой корейской школы боевых искусств Синанджу...


---------------------------------------------


 Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир
 Белая вода



 Пролог


 С тех пор как человек впервые вышел из моря, чтобы дышать воздухом и ступать по тверди, он тут же снова запустил руку в этот холодный суп, чтобы добыть себе еду, — сперва голые руки, потом — примитивные дубинки, крючки, верши и сети.
 Со временем, когда многие виды рыб стали все сильнее искушать его своим холодным и очень нежным мясом, человек изобрел еще более совершенные способы их добычи. И чем больше он промышлял рыбой, тем дальше от безопасных берегов своей новой обители должен был он уходить, чтобы насытить свою вечно голодную утробу. Бревна стали плотами, на плотах появились паруса. Паруса открыли дорогу гигантским плавучим фабрикам, отлавливавшим, потрошившим и отправлявшим на потребу растущим миллиардам тысячи тонн рыбы.
 Вскоре ни один из съедобных обитателей глубин — от мелких креветок до гигантских китов, от благородных рыб до отвратительных пожирателей падали — не мог чувствовать себя в безопасности перед лицом вида, захватившего вершину пищевой цепи.
 Столетиями человек считал океан, где он хищничал, неисчерпаемым источником белка. И он уходил все дальше от безопасных берегов и родных портов на все более мощных кораблях. Даже когда могучие киты стали редкостью, он не обратил на это внимания и упрямо продолжал безжалостное истребление трески и тунца, омаров и скумбрии, пока их обилие не стало иссякать. Когда первые тревожные признаки превратились в мощный набат, человек лишь удвоил свои усилия. Потому что теперь сообщество человека было уже не маленькой, еле спасающейся от вымирания популяцией, а достигло шести миллиардов. Шести миллиардов ртов, жаждущих еды. Шести миллиардов животов вида, который овладел такой технологией, что мог поедать все прочие виды, с которыми жил на одной Земле.
 Человек, забравшийся на вершину пищевой цепи, неожиданно оказался заложником своего триумфа. Словно акула, пожирал он все больше и больше тех, кто раньше пожирал его. Чтобы есть, он должен был действовать, охотиться на меньшие виды, чтобы не исчезнуть в холодном супе, давшем ему жизнь.
 Но чем больше рыбы он ловил, тем меньше оставалось ему на следующий день.




 Глава 1


 Для Роберто Резендеса это был последний выход в море, последняя надежда на рыбацкую удачу и последний замет сети перед тем, как федеральное правительство выкупит у него «Санто Фадо» и отбуксирует из порта Инсмаут, штат Массачусетс. А он превратится в заурядного обывателя и вынужден будет повернуться спиной к источнику жизни, который кормил семь поколений Резендесов еще с тех пор, когда Инсмаут был китобойной столицей Нового Света.
 Утреннее небо было мрачным и отдаленно напоминало россыпь пустых устричных раковин на берегу, а унылая морская зыбь терялась в легкой дымке холодного зимнего воздуха. Прорезая короткую и крутую волну Атлантики, напряженно гудел судовой мотор, ритмично и громко чеканя свое привычное «та-покета, та-покета, та-покета».
 В лучшие времена семья Резендесов активно промышляла в районе Джорджес-банки в ста двадцати пяти милях от Кейп-Кода, где хорошо ловились треска, палтус и пикша. Конечно, лучшей из всех промысловых рыб всегда считалась треска, в особенности королевская треска — рыба, щедро вскормившая первых пилигримов. Это было давно, задолго до того, как первый из Резендесов покинул родную Португалию и отправился за океан в поисках новой жизни и занялся там тем, чем португальцы занимались веками, — ловлей рыбы с лодок.
 От своего деда Хорхе Роберто не раз слышал, что в те давние времена воды Джорджес-банки просто бурлили от обилия промысловой рыбы, а в 1895 году из глубин океана был извлечен Патриарх — огромная треска шесть футов длиной и весом более двухсот одиннадцати фунтов. С тех самых пор никому из рыбаков не удавалось поймать ничего подобного. В следующем столетии популяция трески заметно сократилась, а к концу века стала просто-напросто исчезать.
 Сейчас, когда это сумбурное столетие завершало отсчет времени, рыболовные сети траулеров поднимали с океанского дна лишь всякий ненужный мусор — морских звезд, моллюсков, скатов и пустые пивные банки. Что же до благородной трески, то она редко радовала глаз рыбаков своим белым брюхом. Ее стало так чертовски мало, что даже самые упрямые рыбаки поняли: ее запасы почти исчерпаны.
 Роберто Резендес, как, впрочем, и многие другие рыбаки, уже не мог рассчитывать на треску в районе Джорджес-банки. Да что там треска! Здесь даже желтоперый тунец стал большой редкостью, не говоря уже о пикше. Департамент торговли всячески убеждал рыбаков в том, что если они воздержатся от ловли рыбы в этом районе, то через некоторое время, лет через десять, к примеру, ее популяция может возродиться в прежних размерах, а некоторые виды — даже через пять, но это было слабым утешением. А что потомственным рыбакам все это время делать?
 Кто-то попытался перейти на добычу морских гребешков, но для этого нужны совершенно другие суда, с другой оснасткой, а переделывать старые для ловли этих съедобных моллюсков оказалось делом чрезвычайно хлопотным и дорогим. Другие же инсмаутские рыбаки бросились в погоню за омарами, но и это не принесло результата. Уж слишком трудное это дело. Ведь их до сих пор ловят примерно так же, как это делали сто лет назад, то есть с помощью специальных ловушек, которые нужно опустить на морское дно рано утром и поднять вечером. Да еще ловушки очищали браконьеры. Роберто Резендес не хотел иметь ничего общего с ловцами омаров, которых презирал еще его прадед. В его роду все мужчины с пренебрежением относились ко всему, что ползало по морскому дну, а не плавало в свободной воде.
 И поэтому он все дальше и дальше уходил в море, надеясь на рыбацкое счастье и выбрасывая за борт всякую несъедобную мелочь, которая все чаще попадалась в его сети. И поэтому вместо нежной трески или деликатесной камбалы он все чаще довольствовался мелкими представителями семейства тресковых, толстолобыми уродцами, морскими воробьями и скользкими морскими бабочками, которые больше похожи на лягушек, чем на рыб. Сейчас люди пожирали даже эту живность, которая раньше считалась несъедобной, причем платили за нее столько, сколько каких-нибудь два десятка лет назад стоила благородная треска или тунец.
 И все же это давало ему возможность хоть как-то прокормить семью. Пока «Санто Фадо» болтался вокруг закрытых вод Джорджес-банки, Роберто пристально вглядывался в экран эхолота, который превращал поиск рыбы в удовольствие.
 Его два старших сына стояли у штурвала, а он, зрелый мужчина сорока девяти лет, согбенный если не духом, то спиной, следил за зеленоватым полем уныло и монотонно попискивавшего эхолота.
 Они крейсировали не быстрее двенадцати узлов. Соленый туман, поднятый холодным зимним ветром, оседал ледяной коркой на радарной мачте, виселицах и релингах барабана сети. Время от времени Роберто скалывал эту корку багром. Если дать ей нарасти, траулер вроде «Санто Фадо» под грузом льда может перевернуться.
 Роберто отбивал лед с крепления барабана троса, когда тревожно забибикал эхолот. Отколов от барабана последний пласт, Роберто ринулся к экрану, не выпустив из рук багор.
 — Мадре! — выдохнул он, невольно употребив восклицание своих предков.
 — Что там? — поинтересовался Карлос, старший.
 — Иди и посмотри. Посмотри на то, за чем так долго охотились твои предки, но так ни разу и не видели.
 Карлос отошел к эхолоту, оставив у штурвала Мануэля. Он был хорошим парнем, этот Мануэль. Надежным. На палубе стоял с детства. Рыбак до мозга костей. Но Роберто знал, что у Мануэля другая судьба, и в тридцать лет ему придется менять профессию. Настолько безнадежно стало положение их рыбацкой семьи.
 Экран показывал густое скопление в форме блюдца длиной в милю. Оно состояло из плотно упакованных, синхронно движущихся отметок эхолота.
 Роберто показал пальцем на экран и шепнул:
 — Треска.
 — Так много?
 Роберто взволнованно кивнул и показал на другую точку:
 — Видишь вон те яркие точки в самом начале? Это самые матерые, разведчики. А все остальные держатся плотной массой внутри этого круга. Так они все время видят друг друга — на случай опасности.
 — Интересно. — В голосе парня отчетливо слышалось уважение. Потом он спросил: — Что будем делать?
 — Пойдем за ними. Может быть, этот косяк выведет нас к месту, где его можно будет взять, не нарушая закон.
 — А такое место есть?
 — Это наш последний выход в море. Есть места разрешенные, а есть — не очень. Будем надеяться, что удача улыбнется нам в нашей последней рыбной ловле.
 Они направили судно за идущим по дну косяком, ориентируясь только на эхолот. Время от времени стайки трески поднимались на поверхность метать икру. Ближе к полудню, когда зимнее солнце рассеяло дымку, стало видно, как треска выскакивала из воды по всей поверхности вокруг судна. Это было захватывающее зрелище.
 — Хотелось бы мне, чтобы Эстебан это видел, — сказал Роберто с сожалением.
 Эстебан был его младшим сыном. Этому школьнику вряд ли суждено быть рыбаком или владеть судном, кроме разве прогулочного. Он играл шорт-стопа в команде «Инсмаутские панцири» и часто говорил о профессиональной бейсбольной карьере, но это была мальчишеская мечта, не более того.
 Роберто снова сбивал лед, когда Мануэль, сменивший брата у эхолота, позвал:
 — Отец, там что-то странное.
 Вернувшись к прибору, Роберто увидел, что косяк трески разбегается. Он кивнул головой.
 — Они рыщут по дну в поисках пищи. Вероятно, мойвы. — С этими словами он повернулся к рулевой рубке: — Карлос, где мы сейчас находимся?
 Тот посмотрел на карту:
 — Подходим к Носу.
 Роберто поморщился; обветренное загорелое лицо цвета говядины дернулось. Носом называлась восточная часть промыслового района Грэнд-банки, которую Канада объявила своей. В строгом смысле слова Нос не входил в двухсотмильную зону Канады, но канадцы уже выгнали оттуда испанцев, а еще раньше французов, как будто эти воды принадлежали Канаде по закону И свободно гуляющую треску они объявили канадской. Будто у рыб может быть гражданство. Они существуют, чтобы их ловили. Вот и все.
 Подняв к глазам бинокль, Роберто оглядел небо в поисках самолетов или вертолетов канадской береговой охраны. Ничего такого не было и не намечалось.
 — Так держать! — скомандовал Роберто, связав свой жребий с косяком трески, как когда-то его предки.
 Траулер натужно пыхтел, рассекая обледеневшим носом трехметровые волны, словно упрямый бульдог, вцепившийся в кость.
 Конечно, косяк не шел прямо. Он вертелся то вправо, то влево. При каждом повороте Роберто тут же менял курс «Санто Фадо».
 Косяк неумолимо вел их к Носу.
 — Мне это не нравится, — сказал Карлос.
 — Малый ход, — отозвался Роберто, которому это тоже не нравилось.
 Они уже не были в разрешенных водах. Здесь могли оштрафовать просто по подозрению в попытке забросить сеть, если они пересекли невидимую черту двухсотмильной зоны Канады.
 И все же искушение было очень велико. Это их последний выход в море, и богатейший косяк под стареющим корпусом траулера был куда как соблазнителен.
 Траулер сбавил ход. Огромное блюдце косяка, обозначенное зелеными огоньками на экране, поплыло вперед, как гигантское живое существо. Показался его задний край.
 В этот момент Карлос вытаращил глаза и издал какой-то странный гортанный звук.
 — Что случилось? — поинтересовался Роберто.
 Вместо ответа Карлос ткнул пальцем в большое продолговатое пятно, плывущее прямо за косяком.
 Роберто смотрел, не веря своим глазам.
 — Никогда такого не видел, — выдохнул он.
 — Что там, отец? — спросил Мануэль из рулевой рубки.
 — Это не треска. Слишком длинная.
 — Как ты думаешь, сколько она в длину? — полюбопытствовал Мануэль.
 — Размером с человека, — ответил Роберто. — И весом с человека. — Голос его дрогнул. — Патриарх, — едва слышно прошептал он, затаив дыхание и не осмеливаясь поверить своим словам.
 — Что?
 Хриплый голос отца слегка дрожал от волнения.
 — Он плавает с треской. И сам — тоже треска, но он не разведчик. И он больше разведчика.
 — Бурый дельфин?
 — Нет, это треска Патриарх. Рыба, которую уже больше ста лет не видели. — Глубоко втянув в себя обжигающий холодный воздух Атлантики, Роберто Резендес решительно произнес слова, которые обрекли на гибель его сыновей и его самого и были последними словами многих рыбаков во вскоре наступившие времена.
 — Я должен поймать его. Должен! Поймать такое чудо — мечта моих праотцов! Мы привезем его живьем как доказательство, что треска возвращается к нашим берегам. Может быть, рыбацкое дело еще и не погибнет.
 Роберто бросился к штурвалу, приказав на ходу Карлосу следить за экраном эхолота.
 — Вы оба направляйте меня на нужный курс. Мы будем преследовать этот косяк до тех пор, пока он не остановится пастись, а потом накроем его сетью.
 — Где мы сейчас? — спросил Карлос.
 — Не важно. Это чудо! И это важнее, чем одна лодка, или одна семья, или даже то, что какая-то там страна объявила своим кусок холодной и серой воды.
 Следуя за косяком, они вошли глубоко в воды Носа. Здесь запрещалась ловля трески рыбакам Новой Шотландии и Ньюфаундленда, для которых это было средством к существованию, а на суда из других вод ограничений не было. Эдиктом канадского Департамента рыбного хозяйства более сорока тысяч человек были выброшены с работы. Сорок тысяч, которые глядели на сохнущие сети, пока другие брали то, что они не могли. Роберто знал их как людей честных и работящих. Он понимал их положение. По нему самому ударил запрет на ловлю возле Джорджес-банки. Тяжелая жизнь.
 Покуда они не забросят в воду сеть, наказанием может быть лишь небольшой штраф. А может быть, все и так обойдется. И если море будет чисто, то они успеют дважды забросить сеть. А если повезет, то удастся вытащить и Патриарха. Его он съест сам со своей семьей, как только чиновники убедятся своими недоверчивыми глазами.
 Глубоко в водах Носа треска подняла косяк мойвы. Рыбешка пряталась на дне. Почуяв приближение хищника, похожие на пескарей рыбки разлетелись в стороны облаком, треска налетела на них стрелами, и серо-зеленая вода вскипела.
 — Самый малый! — крикнул Роберто. — Бросить сеть!
 С угрюмой решимостью они занялись тралом. Трал с крупной оранжевой ячеей — так требовали новые правила, чтобы сеть не задерживала рыбью молодь, — полетел за корму. Двухсоткилограммовые дубовые распорные доски со стальной рамой привязали к массивным П-образным сооружениям, называемым виселицами, и тоже бросили в воду.
 — Полный вперед! — приказал Роберто.
 Траулер вздрогнул и увеличил ход.
 С огромных катушек сматывался трос, сеть вздулась колоколом и открылась, подобно огромной всепоглощающей паутине. Трал исчез из виду. Там, внизу, распорные доски разойдутся, открывая вход в сеть для ничего не подозревающей рыбы.
 Впереди на воде уже показалась кровь. И кусочки рыбы. Скоро море оживет в кипении и охоте. Закон моря. Крупная рыба ест мелкую, а человек ест и ту, и другую.
 Сеть, как ячеистая пасть, приближалась к косяку, когда откуда ни возьмись появилась огромная рыбоперерабатывающая плавбаза.
 Она была серая. На фоне серого моря и уныло-серого неба она казалась призраком, олицетворением серой зимы.
 Взвыла туманная сирена, заставившая Роберто вскинуть голову.
 — Мадре! — едва слышно прошептал он. Схватив бинокль, он прочел название судна. — «Арен сор».
 — Квебекцы! — растерянно пробормотал он. Они редко выходили в открытое море, предпочитая ползать в знакомых водах реки Святого Лаврентия. К тому же они не ладят с Оттавой. Может быть, еще все обойдется.
 Но почти сразу в УКВ-рации для связи с берегом затрещал повелительный голос с плавбазы.
 Они окликали по-французски. Только по-французски. Роберто понял лишь название своего траулера, исковерканное до неузнаваемости.
 Он нервно схватил микрофон:
 — "Арен сор", я не говорю по-французски. Кто-нибудь из вас знает английский?
 В ответ снова послышалась угрожающе непонятная французская речь, перемежающаяся громом радиопомех.
 — Я повторяю, «Арен сор», я не понимаю по-французски. Кто из вас говорит по-английски?
 Похоже, что таких на судне не было. Громадная махина плавбазы медленно надвигалась на «Санто Фадо».
 Спрыгнув на палубу, Роберто присоединился к сыновьям.
 — Обрубать тросы? — обеспокоенно спросил Мэнни.
 Роберто колебался. Это был последний замет. И все равно не хотелось терять дорогой трал. А главное — мерзко было расставаться с надеждой поймать Патриарха.
 — Подожди. Еще есть время.
 Он метнулся к эхолоту и глянул на отметки.
 Рыбы остервенело жрали. Экран кипел зеленоватыми пятнами. Смешались треска и мойва, но не было сомнений, кто здесь хищник, а кто жертва.
 Трал медленно сметал в хвостовой мешок и треску, и мойву. Как и должно было быть.
 Роберто поискал глазами Патриарха. Сначала он его не заметил, отчего возросла надежда, что рыба уже в сети.
 Вдруг он возник в поле зрения. Эту отметку нельзя было не узнать. Странно, но рыба-гигант плыла через кипящую массу рыб, направляясь к какой-то отдаленной цели. Она, что ли, не голодна?
 Гигант проплыл по прямой через весь косяк и исчез за пределами экрана.
 Роберто посмотрел в ту сторону, куда направилась эта рыба. Там была плавбаза. Странно. Треска никогда не плывет по прямой, разве что преследует добычу.
 Тяжело вздохнув, он осознал, что упустил возможность, которая бывает раз в жизни.
 — Отдать сеть! — заорал он, чувствуя, что слова застряли в горле.
 Оба сына бросились к стопорам лебедки и дернули их со злостью и с силой. Барабаны завертелись, тросы хлестнули и скрылись за кормой.
 Последняя бухта троса исчезла в холодной негостеприимной Атлантике, и Роберто Резендеса охватила глубокая печаль. Вот так закончился последний замет «Санто Фадо». Недостойно.


* * *

 Все последующие события разворачивались с ужасающей быстротой.
 С плавбазы спустили два серых баркаса. Они направились к «Санто Фадо». Еще можно было попытаться удрать, но Роберто решил, что это было бы неразумно. Не было доказательств, что он что-нибудь нарушил. Подозрения — конечно, но доказательств — никаких. Трал уже на дне.
 Когда баркасы подошли поближе, Роберто и его сыновья с удивлением уставились на сидевших в них людей. Их лица были неестественно белыми. И еще на этих лицах были странные вертикальные голубые линии, образовывавшие симметричный узор вокруг носа.
 Роберто припомнил, что рыбаков из Новой Шотландии называли «синеносыми», потому что краска с перчаток переходила на носы, которые часто приходилось вытирать на холоде. Но рыбаки на баркасах Новой Шотландии не красили лица белой краской и не называли свои суда французскими именами.
 Лишь когда баркасы подошли к их судну с обоих бортов, стало ясно, откуда эта белизна.
 Это был самый натуральный грим. И голубые полоски, образовывавшие завитки, — тоже. Сперва Роберто подумал, что этот орнамент означает рыбу. Это было естественно — рыба была смыслом всей то жизни. Но этот орнамент не был рыбой. Слишком разукрашено. Иногда таким орнаментом покрывают чехлы оружия. У этого орнамента Роберто не знал ни названия, ни значения. Только что-то знакомое в нем было.
 — Зачем они так себя разрисовали? — удивленно прошептал Карлос.
 — Для защиты от холода, — ответил Роберто, думая, что это может быть правдой. Какая может быть другая причина?
 Лодки ткнулись носами в корпус старого траулера и зачалились. Роберто приказал сыновьям помочь. Сам он стоял на качающейся палубе, дрожа в непромокаемых оранжевых штанах и резиновых сапогах, накинув на голову капюшон тускло-серой штормовки. Он все еще думал о Патриархе, которого чуть не поймал.
 — Кто из вас говорит по-английски? — обратился он к первому из белолицых, поднявшихся на палубу.
 Кажется, никто. Вместо ответа они извлекли пистолеты и направили на рыбаков.
 — Вы инспектора канадской рыбоохраны? — нервно спросил Роберто, зная, что иногда рыбоохрана действует под прикрытием.
 Ответа не последовало. Даже по-французски. Странно. И лица странные, с этими синими клоунскими ртами и жирно наведенными носами, от которых отходили на белые щеки стрельчатые крылья.
 — Это судно Соединенных Штатов, — сообщил Роберто, подумав, что вдруг из-за испанского имени на корме их приняли за испанцев. Даже сейчас, два года спустя после так называемой Палтусовой войны, отношения между Канадой и Испанией были весьма натянутыми.
 Не говоря ни слова, разукрашенные матросы стали подталкивать их к лодкам. Правда, при этом слышалось какое-то невнятное ворчание. Может быть, даже на французском, но Роберто не был в этом уверен. Слишком мало он знал этот язык.
 Молча кивнув сыновьям, он повел их к ожидающему баркасу.
 — Мы должны повиноваться этим людям, потому что мы в их территориальных водах, — просто сказал он.
 Вскоре их доставили к плавбазе. Один из матросов остался на «Санто Фадо». Если их траулер арестован, хлопот не оберешься. Такое уже случалось, когда шла свара из-за палтуса. Ловцы морских гребешков теряли суда из-за незаконного промысла. Им их так и не вернули.
 Когда они подходили к «Арен Сор», Роберто заметил что-то в воде. Оно было похоже на устремившуюся к цели акулу. Или дельфина. Но вода была слишком холодна для дельфина.
 И тут его поразила внезапная догадка: торпеда! Белый пенистый след стрелой мчался к огромному судну.
 Роберто попытался что-то сказать, показать пальцем, но в ответ получил хмурый взгляд и взмах стволом пистолета. Что-то было неестественное в полном молчании этих белолицых.
 Роберто стал отсчитывать долгие секунды до взрыва.
 Да, это могла быть только торпеда. И она быстро приближалась. Тускло поблескивал в серой воде металл. На вид она была длиной с человека. Или Патриарха, подумал он. Нет, это невозможно. У трески серебристая кожа. К тому же эта штука идет, как машина.
 Три секунды, продолжал отсчитывать про себя Роберто. Две. Одна...
 Белая стрела шлейфа воткнулась в борт судна чуть пониже ватерлинии.
 Взрыва не последовало. И удара тоже. Вообще ничего. Пенный след вошел в борт судна и исчез.
 Может быть, действительно бурый дельфин, играя, поднырнул под судно.
 Роберто вновь вернулся мыслями к собственному тяжелому положению. Когда баркас подошел к плавбазе, со шлюпбалок спустились тросы и баркас втянули в грузовой люк, который тут же захлопнулся.
 Их отвели в вонючий трюм, где вытряхивали рыбу из сетей, тут же разделывали и замораживали.
 Даже на взгляд потомственного рыбака Роберто Резендеса, зрелище было отвратительное. Огромный перерабатывающий завод. Вот почему нет трески. Такое судно за день сжирает целый косяк, выплевывая консервы для кошек и рыбные палочки.
 Такое судно принадлежит компании. Ни одной рыбацкой семье оно не по карману.
 — Вот поэтому, — шепнул он сыновьям, — у нас и нет будущего.
 Рыбу чистили — потрошили и разрубали пополам — на конвейерах в охлаждаемых отсеках. От вони рыбьих внутренностей в и без того спертом воздухе трюма могло стошнить.
 Проходя мимо иллюминатора, Роберто улучил момент и взглянул на шероховатую поверхность моря. Там, в холодной зеленовато-серой воде Атлантики, он увидел, как волны заливают ржавый нос «Санто Фадо». Именно так. Он застыл, но его толкнули вперед.
 Выглянув в следующий иллюминатор, Роберто не увидел и следа своего траулера. Только одинокий баркас уходил с того места, где Роберто оставил свое единственное средство существования.
 Возможно ли это? Они действительно потопили траулер? Не может быть! Роберто ничего не сказал, но все его тело охватило холодным потом, а живот скрутило уже не от невыносимой вони, а от страха за свою жизнь — и жизнь своих сыновей.
 Их привели в обитое сталью помещение, пол которого был устлан рыбьей чешуей и зловонными внутренностями. Роберто знал, что это такое. Из этой падали делают рыбную пасту «сусуми». Может быть, прямо здесь. Потом ее продают как еду для кошек.
 Дверь захлопнулась. Дурной признак. В таком помещении не допрашивают.
 — Я хотел бы объяснить... — начал Роберто.
 Его слова остались без внимания. Рабочие в ярко-оранжевых куртках и черных резиновых сапогах длинными вилами подбирали внутренности и сбрасывали в чан. Там вращались какие-то острые лопасти или что-то в этом роде. Они гудели, перемалывая костистую рыбу, чтобы кости стали мелкими, мягкими и удобоваримыми.
 — Мы не брали треску. Мы выслеживали Патриарха. Понимаете?
 Роберто повторил слово «треска» и освященным веками жестом показал ее длину. Разумеется, размаха его рук не хватило показать размер трески, за которой он следил на своем эхолоте.
 Белолицые громко засмеялись. Рыбацкая байка. Они решили, что он рассказывает рыбацкую байку. Это было ясно.
 Роберто стал лихорадочно вспоминать португальский в поисках общих слов, которые мог бы понять француз. В этих языках было много общих корней. Может, хоть так они смогут понять его. Можно еще договориться с этими людьми, пока еще ничего не случилось. Он вспомнил французское название трески и сам удивился, что помнит.
 — "Морю", — неуверенно пролепетал он, ковер кая произношение.
 Один из рабочих показал рукой на чан, где перемешивалась рыба.
 — "Пуассон ша", — ответил он. В голубой улыбке появилась красная щель — будто скумбрию взрезали.
 — А?
 — "Пуассон ша".
 Улыбка стала шире, красные десны и раскрытые губы гротескно выделились на фоне белого грима.
 — Рыба-кот! — воскликнул Роберто. — Да, рыба-кот. Понимаю.
 Но он ничего не понимал. При чем тут рыба-кот? В холодных водах Атлантики ее не ловят. Это пресноводная рыба. Что они называли «рыба-кот»?
 И тут его внезапно осенило. Это не рыба-кот. Рыба для кошек! Они делают пищу для кошек! Это они и хотели сказать.
 На обветренном лице Роберто Резендеса отразилось облегчение, и он глуповато улыбнулся.
 Именно в этот момент двое подошли и выпотрошили Карлоса. Это случилось с ошеломляющей быстротой.
 Двое белолицых. Они шагнули вперед, взмахнув длинными рыбацкими ножами, и один всадил лезвие в ничего не подозревающего Карлоса справа, а другой — слева. В живот. В самый низ. Ножи соприкоснулись с глухим лязгом глубоко в кишках старшего сына Роберто Резендеса, и Роберто вскрикнул вместе с Карлосом. Как стереозвук.
 Одновременно с ними вскрикнул Мануэль. Взметнувшееся лезвие ножа отделило ему нос. Он упал у ног своего владельца, абсолютно не изменив формы. Мануэль побежал. Точнее, попытался.
 Кто-то поддел его крюком, как рыбу. Шестом с крюком на конце, за спину. Как рыба, Мануэль рухнул на грязный пол и забился, когда гарпун пронзил его беспомощное тело. Острие издало невыносимый скрежещущий звук, скользя по живой кости.
 Старший Резендес, подняв пудовые кулаки, уже бросился на защиту сыновей, когда двое с рыбацкими ножами выдернули их и повернулись к нему.
 Лезвия были красны от крови Карлоса. Роберто смотрел, не веря своим глазам. Это кровь его сына на этих ножах. Его кровь. Кровь, которая веками текла в жилах рода Резендесов. А эти... эти сумасшедшие французы пролили ее с такой легкостью, будто рыбу потрошили.
 С перекошенным лицом Роберто рванулся схватить ножи. Они были остры, но его гнев острее. Он выкрикивал проклятия, которые опасался произносить вслух даже его дед. Он проклинал этих мясников, когда его твердые пальцы схватились за окровавленные клинки, а белолицые выдернули их, оставив на ладонях Роберто кровь — кровь его сыновей или его собственную. Не важно. У них была одна кровь, и он отдаст ее всю, чтобы отомстить за свою семью.
 Лезвия плясали и рубили воздух, рассыпая на каждом взмахе капельки крови. Несколько их попало на лицо Роберто. Ему в глаза. Их стало жечь. Он чувствовал вкус крови сквозь плотно сжатые зубы и осыпал своих врагов мерзкими португальскими ругательствами, которые они не понимали и не могли понять, потому что говорили только на дурацком французском.
 Лезвия с тупым звуком врубались в тело Роберто Резендеса, отсекая куски, как топоры от бревна, только из этого бревна хлестала кровь. Сыновья его лежали на полу в смертной муке, а он пытался ударами рук и ног достать белолицых палачей, а те подскакивали и отскакивали, отхватывая куски его плоти.
 Конец для него наступил тогда, когда один сделал отвлекающее движение, а второй скользнул в сторону и двумя умелыми взмахами ножа отсек бицепс.
 Он тут же отскочил назад, держа на острие окровавленного ножа кусок мяса, который только что был плотью Роберто, и метнул его назад через плечо. Мясо плюхнулось в чан, пустив облако клюквенного сока, и тут же было поглощено бурлящей массой.
 Теперь Роберто знал свою судьбу. Он станет едой для кошек. Его никогда не найдут, даже никто не узнает о его участи. О судьбе его сыновей. Ни Эсмеральда, ни Эстебан. Ни внуки, которые когда-нибудь родятся, чтобы носить имя Резендес.
 — Зачем вы это делаете? — вскрикнул Роберто.
 Ножи нашли его живот и глотку, и в последний момент Роберто Резендес понял, что чувствует рыба, исторгнутая из родной среды, когда какие-то странные твари потрошат ее для неизвестной цели.
 Эта последняя его мысль была особенно горькой. Он — человек. Он стоит на вершине пищевой цепи. Это абсурдно — быть убитым, чтобы накормить собой ленивых кошек где-то за тридевять земель. Пусть эти кошки сами охотятся на рыб и добывают себе пищу. Пусть едят рыбу, а не португальцев.
 В последний момент жизни ему вспороли живот. Он уже не мог сопротивляться. Послышался мерзкий звук рвущейся мышечной ткани, как будто буря рвет парус. Роберто смотрел, как полетели в чан с рыбными отходами серые скользкие петли, которые были его кишками.
 «Санта Мария, — взмолился он. — Взываю к тебе — пошли на землю мстителя. Потому что я ничем такого не заслужил. Я только ловил рыбу».
 В последнее мгновение он заплакал. И потом слился с рыбами, которые стали его судьбой — как были всю его жизнь.




 Глава 2


 Его звали Римо, и он не понимал своего задания.
 Это не было обычное задание.
 Обычно задание имело один из двух видов: либо поразить известную цель, либо проникнуть и идентифицировать неизвестную цель. Потом поразить.
 Но на этот раз ничего не было сказано относительно поражения цели.
 Это была странность номер один.
 Странностью номер два оказался трейлер.
 Не то чтобы это могло его остановить. В конце концов трейлер — это просто грузовик-переросток. А грузовики Римо уже водил. Этот трейлер был длиннее и имел куда больше колес, но все равно это был всего лишь грузовик.
 Инструкции были достаточно просты: взять трейлер в точке рандеву А, подогнать его к точке в и ждать.
 — Ждать чего? — спросил Римо у лимонно-кислого голоса в телефоне.
 — Сейчас вам не надо знать.
 — А потом надо будет?
 — Вы будете знать, что делать, когда придет время.
 — Это как? — спросил Римо Харолда В. Смита, своего босса.
 — Все улажено. Машину вам нагрузят, твое дело — отвезти груз.
 — Отвезти куда?
 — Позвоните мне с дороги.
 — С дороги куда? На север, на юг, на восток или на запад?
 — К востоку от Любека вам ехать некуда. Въедете прямо в залив Фанди.
 — Неплохой выход, — буркнул Римо.
 — Выполняйте инструкции. Ошибиться вы не можете.
 — Раз вы так говорите, — согласился Римо. — Что-нибудь еще, что я должен знать?
 — Да. Как выжимать сцепление с двойной перегазовкой.
 — Я спрошу у кого-нибудь, — ответил Римо и отправился на поиски мастера Синанджу.
 Чиуна дома не оказалось.
 — Должно быть, пошел прогуляться, — проворчал Римо и хотел было оставить записку, но в единственной во всем доме авторучке не оказалось чернил. А гусиное перо и чернила, которыми пользовался упрямый Чиун, были крепко заперты, поэтому Римо заскочил в магазин на углу и позвонил в собственный дом из автомата, наговорив сообщение на автоответчик. Это обошлось ему в десять центов, но он решил, что дело того стоит.
 Поездка в штат Мэн имела одну хорошую сторону. Часть дороги, пролегавшая по Ныо-Хэмпширу, которую он уже миновал, была очень короткой. Из всех Соединенных Штатов этот нравился ему меньше всего. Он слыхал и раньше о янки из Новой Англии, а одного из них, своего босса Харолда В. Смита, знал как облупленного. Римо думал, что Смит — редкий скупердяй, пока не попал в Нью-Хэмпшир и не понял, что Смит — типичный продукт этого края, равнодушный ко всему, кроме денег Он бы скорее проглотил пятицентовик, чем дал ему проскользнуть в канализационную решетку.
 Оказавшись в штате Мэн, Римо с удовлетворением расслабился. Может быть, потому, что в Мэне деревьев было больше, чем людей. Не то чтобы Римо не любил людей. Дело в том, что он должен был быть разборчив в знакомствах. Потому что он был официально утвержденным асассином и работал на сверхсекретное правительственное агентство. Это не значило, что у него есть прикрытие. Когда-то он был Римо Уильямс, полицейский из Ньюарка, пока не был вычеркнут из жизни. Сейчас же он был просто Римо, фамилию брал по выбору. По теперешним водительским правам он был Римо Бертон. Но это только на случай, если кому-то вздумается проверить его документы. Жил он просто, никакой работы не делал, кроме той, что приходилось делать на заданиях, и старался вести в этих узких рамках самую обычную жизнь.
 Много лет это было просто. У него не было общественной жизни, о которой стоило бы говорить. Но сейчас он снова стал встречаться с женщинами. По-настоящему встречаться. Как обычно делают обычные люди. Это его кое-чему научило.
 Во-первых, Римо пришлось вспомнить, что женщины всегда стремятся узнать как можно больше о том, с кем они встречаются. Иначе встречи прекращались.
 Особенно их интересовало, чем зарабатывает их избранник себе на жизнь.
 Обычно достаточно было достать фальшивое удостоверение, и тогда он был тем, кто там указан. На заданиях этого было достаточно. А что делать на втором свидании? На третьем? Он привык быть Римо Богартом, спецагентом ФБР. Или Римо Мак-Илрайтом, сотрудником полицейского управления штата Массачусетс.
 Еще бывали диетические расхождения. Однажды во время очередного свидания он сидел за ресторанным столиком с одной женщиной, которая спокойно наливала молоко в ледяной чай, объясняя, что молоко рассасывает канцерогенные танины, а потом призналась, что когда-то злоупотребляла некоторым веществом.
 — Каким именно? — настороженно спросил Римо.
 — Сахаром.
 Римо облегченно вздохнул, но облегчение длилось ровно сколько, сколько понадобилось ему, чтобы подумать: а что это за человек, считающий самый обычный сахар веществом, которым можно злоупотребить?
 Когда она стала добавлять в ледяной чай соль, Римо решил, что второго свидания не будет.
 Еще бывали женщины, притворявшиеся незамужними, а это была неправда. Со временем Римо стал просить Смита проверить наличие мужа по компьютерной сети. Два раза из трех у Смита на мониторе возникал законный супруг. А однажды, благодаря усердию Харолда В. Смита, выяснилось, что он встречается с женщиной, успевшей обзавестись аж двумя мужьями.
 И все это сильно огорчало Римо.
 — Куда подевались нормальные незамужние женщины? — как-то прокричал в трубку Римо.
 — Вышли замуж, — предположил Смит по телефону.
 — Избегают тебя, — предложил догадку Чиун из соседней комнаты.
 И все они, все без исключения рвались в постель в первый же вечер. Их не надо было побеждать, а Римо это любил. Вместо этого он сам оказывался объектом нападения. И так продолжалось уже много лет Женщины реагировали на него, как кошки на валерьянку. Раз понюхают и тут же падают на спину и мурлычут.
 При таком раскладе Римо все думалось, не бросить ли опять это дело.
 Но прежде ему нужно пригнать этот восемнадцатиколесный трейлер, который он подобрал в Лоренсе, штат Массачусетс, в Любек, штат Мэн, расположенный на самой восточной окраине США, если верить карте. Этот городок запрятался возле залива Фанди под Нью-Брансуиком.
 Римо все равно не понимал, зачем он должен крутить баранку этого чертового трейлера аж до самого Любека. Он так и не понял, как делать эту проклятую двойную перегазовку. Он вылезал на подножку и окликал водителей таких же грузовиков, которые попадались навстречу.
 Те ему терпеливо объясняли, но при каждой попытке он что-нибудь упускал и оказывалось, что он ползет на первой скорости.
 В конце концов Римо решил перескочить через шестнадцать или сколько там скоростей, и пусть коробка передач сама позаботится о себе. Ему надо пройти перегон.


* * *

 Чуть южнее Элсворта, когда Римо добрался до одиннадцатой скорости, везение кончилось. При очередном переключении коробка передач стала дребезжать, как кофемолка, которую загрузили орехами.
 — Ух ты, — пробормотал Римо. Восемнадцатиколесник соскользнул на нижние передачи, и Римо погнал его вперед изо всей силы, которой хватало.
 На третьей скорости он прополз еще две мили, а машины мелькали и свистели мимо. Потом он вывернул на обочину шоссе И-95.
 Оттуда он позвонил доктору Харолду В. Смиту, директору агентства КЮРЕ, на которое работал.
 — Плохие новости. У меня полетела коробка передач.
 Смит ответил:
 — Ты должен во что бы то ни стало добраться до зоны перевалки.
 — Будет перевалка? — спросил Римо.
 — "Инго Панго"будет в этом пункте через три часа.
 — Это что, судно?
 — Да.
 — Я встречаю судно?
 — Да, — повторил Смит.
 — "Инго Панго"— это что-то корейское, — предположил Римо. — Почему я должен встречать корейское судно?
 — Это связано с последним контрактом, который я заключил с мастером Синанджу, — пояснил Смит.
 — Серьезно? Обычно ты доставлял ежегодную золотую дань ему в деревню на подводной лодке. Зачем сюда идет корейское судно?
 — Это не так важно, как твое своевременное прибытие в пункт перевалки. Ты можешь как-нибудь добраться до Любека?
 — Постараюсь. А мне не понадобится новый транспорт?
 — Доберись до места. Новый трейлер я тебе организую.
 — О'кей, — сказал Римо. Вдруг ему стукнула в голову мысль, и он даже застонал. — Надеюсь, Чиун не тащит сюда кучу своих родственников, чтобы они у нас жили?
 Но Харолд В. Смит уже дал отбой.
 Оставив на обочине свой трейлер, Римо попытался остановить попутную машину. Его никто не подобрал, и поэтому он стал ждать, пока на хайвее не покажется другой большегрузный трейлер.
 Забравшись на крышу кабины своего грузовика, он притаился там в ожидании. Глаза его следили за приближением машины. Сам он рассчитывал — не численно, а инстинктом — скорость движения, силу ветра и время, когда трейлер окажется рядом с его машиной.
 Когда трейлер прогрохотал мимо, обдав его выхлопными газами дизельного топлива, Римо прыгнул и мягко приземлился на крышу фургона, распластав мгновенно руки и ноги, и превратился в человека-присоску.
 Встречный поток воздуха старался его сбросить, но тело Римо держалось на стальном листе, как приклеенное суперклеем.
 Прищурив глаза от сильного ветра, Римо спустился по задней стенке фургона под днище, где лежало на трубчатых стойках запасное колесо. Там можно было удобно вытянуться, если выпустить воздух из запаски. Это он сделал одним движением тонких длинных пальцев.
 Там он и залег, как лягушка на старой бочке в пруду, закрытый от ветра и постороннего взгляда. Оставалось только надеяться, что трейлер идет в нужную сторону.


* * *

 Наконец грузовик зарулил на стоянку, и водитель отправился перекусить. Римо соскользнул с насеста и позвонил Харолду В. Смиту из автомата.
 — Как там наши дела? — спросил он.
 — У вас есть еще час, — сразу же уточнил Смит.
 — Я сейчас в Мачиасе.
 — Берите такси. Скажите водителю, чтобы высадил вас в четверти мили от зоны перевалки. Дальше пойдете пешком. Найдете моторную лодку, причаленную к голубому бую.
 — Моторную лодку?
 — Пройдете на ней пятнадцать морских миль на восток.
 — С таким же успехом ты мог бы сказать «пятнадцать фарлонгов». Я не отличу морскую милю от километра.
 — Найдете в этой точке «Инго Панго». Скажете, чтобы они оставались на том же месте, пока вы не подгоните новый грузовик. Потом вернетесь на берег и найдете его.
 — О'кей, все понял. Ну и в чем же там все-таки дело?
 — В вашей пунктуальности, — ответил Харолд В. Смит. — Поторопитесь.
 — Черт бы его побрал, этого Смита! — проворчал Римо, вешая трубку.
 Он уже почти вышел на шоссе, когда его внимание привлек водитель грузовика. Это была высокая крепкая блондинка с приятным, хотя и слегка морщинистым лицом, довольно неряшливая, в драных джинсах и фланелевой рубашке. Но Римо решил, что у нее честное лицо. Сейчас ему нужен был такой человек.
 Не успел он открыть рот, как она опередила его.
 — Ты похож на человека, которому нужна попутная машина, — сказала она.
 — Да, мне нужно как можно быстрее добраться до Любека, — признался Римо.
 — Я везу туда груз мелкой рыбы на местный консервный завод. Буду рада компании.
 Римо забрался в кабину и завистливо смотрел, как эта женщина ловко управляется с двойной перегазовкой. Она вырулила огромный трейлер на шоссе и помчалась в сторону Любека, в чем он мог удостовериться, посмотрев на дорожные указатели.
 — Я Этель.
 — Римо.
 — Какие у тебя дела в Любеке?
 — Должен встретить судно.
 — Понятно, больше вопросов нет.
 Она замолчала. Это было густое и неловкое молчание.
 Римо решил, что пусть себе думает, что хочет, лишь бы ехала, куда надо.
 Солнце едва успело скрыться за горизонтом, но здесь сумерки были очень короткими, и тут же упала ночь.
 Через некоторое время Этель снова предприняла попытку завязать разговор.
 — Я родом из Нэшуа. Это в Нью-Хэмпшире. А ты?
 — Бостон.
 — Бостон, — фыркнула она. — Где ездят, как научились на аттракционе, где машины сталкиваются, а правила движения — так их вообще нет.
 — Не буду спорить, — согласился Римо.
 — Но там родной дом, правда? Это мне понятно. Сразу после этого рейса вернусь в четыре стены, полные скуки. Но там мой дом.
 Невысказанное приглашение висело в шумной кабине добрую милю.
 Обычно вкусы Римо не распространялись на водителей грузовиков, но тут был особый случай. Он решил попробовать.
 — А можно нанять твой грузовик отвезти кое-что в Бостон?
 Этель глянула испытующим взглядом.
 — Может быть. Если плата будет нормальная. А что за груз?
 — Не знаю.
 Она метнула на него косой взгляд, ноздри ее раздулись.
 — И ты хочешь, чтобы я этому поверила?
 — Узнаю, когда встречу судно, и не раньше.
 — Интересная у тебя небось работа.
 Римо пожал плечами.
 — Если тебя это не устраивает, я найду кого-нибудь другого.
 — Ну ладно, остынь. Меня твое предложение заинтересовало. — Она вдруг понизила голос. — Похоже, ты не женат, верно?
 — Верно, — процедил сквозь зубы Римо.
 — Хорошо, потому что мне не надо, чтобы мне отстрелили задницу из ревности. Если ты понял, к чему я.
 — Трудно не понять, — согласился с ней Римо.
 — Я сейчас нормально зарабатываю, перевозя рыбью мелочь. И не хочу все терять, ввязавшись в темные дела.
 — Кильку?
 — Да. Когда-то возила сардины, но этот промысел в упадке. Померла бы с голоду, да японцы платят за икру кильки. И платят хорошо. Я ее вожу на рыбозавод и хорошие деньги делаю. А так я этот мусор и кочергой бы не тронула. Я из тех девушек, что любят бифштексы с жареной картошкой. Из тех девушек, что можно знакомить с мамой.
 Она подмигнула. Римо ответил тем же. Этим она, кажется, осталась довольна, и в кабине стало спокойно, как Римо и любил. Женщина в бейсбольной кепке и потрепанной футболке была слишком на его вкус непосредственной.
 В Любек они въехали после заката. Город было толком не рассмотреть, видно было лишь, что это старый город-трудяга.
 Когда показалось море, Этель притормозила.
 — Я высажу тебя здесь, а сама поеду разгружаться, — объяснила она свои дальнейшие планы. — Как только освобожусь, буду ждать тебя на берегу. Договорились?
 — Договорились, — согласился Римо, выбираясь из кабины. Он не любил доверять незнакомым людям, но уж очень честное лицо было у этой женщины.


* * *

 Римо быстро отыскал моторную лодку привязанную к голубому бую. Это была длинная обтекаемая быстроходная лодка, похожая на белую сигару из слоновой кости. Именно такие лодки использовали для контрабанды наркотиков во Флориде.
 Морской берег возле Любека был скалистым, и поэтому лодку оставили на воде почти что в четверти мили от берега. Римо огляделся в поисках какой-нибудь посудины, чтобы добраться до лодки, но, не найдя ничего подходящего, просто побежал по заросшей водорослями гранитной набережной и так же легко продолжал бежать по воде, когда камень исчез из-под ног.
 Бежать было недалеко, и, когда он запрыгнул в лодку, верх его итальянских туфель остался сухим. Умение бегать по воде было одним из труднейших освоенных Римо искусств, но в его исполнении это казалось просто.
 Проветривая бензобак, чтобы тот не взорвался при включении зажигания, Римо нетерпеливо ждал.
 Положение луны в ночном небе подсказывало ему, что он опаздывал примерно на десять минут. Может быть, это не сыграет существенной роли.
 Лодка проветрилась, Римо запустил мотор, отвязал конец и отвел лодку от буя задним ходом. Отойдя на достаточное расстояние, он развернулся и дал полный газ.
 Он надеялся, что «Инго Панго» — достаточно крупное судно, чтобы заметить его при луне. В противном случае есть хороший шанс провалить задание окончательно...




 Глава 3


 Капитан Сэньо Ри знал свой груз и знал, куда его нужно доставить. Что он совершенно не понимал, так это то, зачем нужен был такой переход от Пусана в Южной Корее через Панамский канал в Северную Атлантику.
 Что-нибудь незаконное?
 Нет, он так не думал. В его трюмах не было ничего такого, что можно было бы назвать нелегальным. Такой груз все время возили от порта к порту.
 Разумеется, из своего порта он ушел пустой. Груз подобрался по дороге, что-то здесь, что-то там. Как обычно. Такого типа было судно «Инго Панго». Так оно работало.
 Обычно скоропортящиеся грузы выгружались в каком-нибудь торговом порту. В этот раз — нет. В этот раз предстояло перевалить груз на другой корабль. Без портовых сборов. Без досмотра. Без ничего.
 Это уж точно было незаконно. Но все было подготовлено. Все будет нормально.
 Поэтому «Инго Панго», с полным водоизмещением в четыреста тонн, пыхтел через воды Новой Шотландии.
 Сейчас в этих водах было неспокойно, так как канадцы ревниво оберегали акваторию своих рыбных промыслов. Но «Инго Панго» ничем не возмущал спокойствия канадских вод. С канадцами не должно быть проблем.
 Капитан Ри находился на мостике, рассеянно созерцая отблески лунного света в холодной воде. Вдруг впереди судна вода позеленела и засветилась.
 «Кит», — подумал капитан.
 Тут иногда всплывали серые киты — впечатляющее зрелище. Водовороты вокруг их мощных тел горели натуральным свечением фитопланктона.
 Но черное рыло, вынырнувшее из глубины, принадлежало не киту. Оно было металлическим. Сделанным руками человека.
 Голос впередсмотрящего перехватил не успевшую оформиться мысль:
 — Подводная лодка! Прямо по курсу подводная лодка!
 — Стоп машина! — крикнул капитан. — Остановить все двигатели!
 Сделав несколько оборотов, мощные дизели заглохли. В машинном отделении наступила тишина.
 Носовая часть субмарины поднялась высоко над поверхностью воды, а затем тяжело плюхнулась вниз, рассыпав брызги пены. Капитан Ри не помнил названия этого маневра, но знал, что именно так всплывает подводная лодка на большой скорости. Корпус субмарины покачивался на волнах, преградив путь судну но потом она медленно отошла от «Инго Панго», как будто давая судну возможность обойти ее стороной.
 — Запросите борт подводной лодки, — приказал капитан.
 Радист «Инго Панго» немедленно приступил к работе, неустанно посылая позывные на английском языке, который уже давно стал международным. Минут через пять он с недоумением повернулся к капитану:
 — Судно не отвечает на запрос.
 — Прожектор! Посмотрите, под каким флагом эта субмарина.
 Матросы на палубе кинулись к прожекторам, лучи метнулись по воде и сошлись на черном корпусе подводной лодки. Ниже ватерлинии виднелись странные белые буквы, но из-под воды их было не разобрать. А на ходовой рубке было изображение белого полотна с какими-то странными голубыми линиями, образующими замысловатый орнамент.
 — Не знаю такого флага, — удивленно пробормотал Ри.
 Они шли мимо субмарины. Скоро она осталась за кормой, не сделав никаких попыток преследовать судно или перехватить его.
 — Маневры, — решил капитан Ри. — Они на маневрах.
 Но прожектора «Инго Панго» и глаза всей команды не отрывались от молчащей черной субмарины.
 Когда они отошли от подводной лодки, капитан заметил, что субмарина начала погружаться. Погружение шло медленно и как-то странно. Стальная сигара, булькая, постепенно погрузилась, и последней исчезла ходовая рубка, как тусклый хищник, уходящий в свою водяную берлогу.
 — Маневры, — повторил капитан, ложась на прежний курс. Прожектора погасли, и матросы тут же накрыли их чехлами.
 И единственным предупреждением о грядущей беде стал лунный свет, смешавшийся с фосфоресцирующим следом.
 Что-то прорезало лунную гладь черной воды, заметно ее вспенив. И тут же оставленный винтами «Инго Панго» долгий и лениво рассасывающийся пенистый след словно взбесился.
 Первый объявил вахтенный:
 — Торпеда с кормы, приближается!
 — Лево руля до отказа! — крикнул Ри. Крикнул наудачу. Это могло спасти корабль. Могло и не спасти. Он же торговый моряк. Он никогда во время войны не плавал. Он даже не знал, что сейчас война!
 Судно дернулось, подчиняясь воле рулевого, и начало долгий поворот, завершить который ему так и не удалось.
 Торпеда с глухим стуком врезалась в корму «Инго Панго», и в ту же секунду раздался оглушительный взрыв. Судно дернулось вперед, содрогнулось всем корпусом, и, как по велению какого-то мерзкого волшебника, у него отвалилась корма. Она стала быстро погружаться в воду, омерзительно чавкая вырывающимся из пустот воздухом и с неимоверной жаждой поглощая горький тяжелый рассол океана.
 Обезумевшие от страха матросы лихорадочно полезли по трапу на палубу. Там их встретил Ри.
 — Повреждения? — потребовал он ответа охрипшим голосом.
 — Мы тонем! — простонал один из матросов.
 — Без паники! Мы не тонем.
 — Мы тонем! Кормы нет.
 Ри знал, что сейчас последний момент, когда можно поверить им, если он хочет спасти команду.
 Он приложил ладони ко рту и громко крикнул:
 — Покинуть судно! Всем покинуть судно!
 По всей длине «Инго Панго» разнесся тревожный звук сирен. Началась суматоха на всех палубах. Лодки вывесили за борт. Команда опустила их на талях, и они с плеском шлепнулись на воду.
 В это время Ри обшарил судно от носа до кормы, неустанно повторяя свой приказ. Он не потеряет тех, кого можно спасти. Не потеряет ни одного матроса, даже самого ленивого и не стоящего, чтобы его спасали.
 Перегнувшись через борт, капитан крикнул:
 — Отходите! Гребите изо всех сил! Тонущее судно может затянуть вас под воду!
 Матросы вспенили веслами воду. Он надеялся, что у них еще есть время.
 На воду плюхнулось еще несколько шлюпок — оставалась одна.
 Испытывая удовлетворение от того, что сделал все возможное, капитан Ри помог нескольким оставшимся вывесить на талях последнюю шлюпку. Матросы запрыгнули в нее и стащили его за собой.
 И тут к штирборту рванулась вторая торпеда, и след ее был как яростная пенистая стрела. Она пронеслась между двумя шлюпками, чуть не опрокинув их. Люди в ужасе вцепились в планширь.
 С внезапно пересохшим ртом капитан Ри увидел, что торпеда ударила в середину корабля. Под ватерлинию, в том месте, где он хотел спустить последнюю шлюпку.
 И он знал, что для него и оставшихся матросов все кончено.
 Корабль вздрогнул. Взлетел соленый столб воды. Она стекала по лицу, тут же замерзая, заливала рот и слепила глаза.
 Ри попытался ухватиться рукой за поручни, но они выскользнули. Палуба заходила ходуном и выбросила за борт своего храброго капитана, что было в своем роде милосердно.
 «Инго Панго» скользнул в мутные волны океана, как будто влекомый в бездну неумолимым врагом. С момента удара, когда торпеда уничтожила корму прошло десять минут и лишь две после удара в штирборт.
 Холодный водоворот сомкнувшейся над «Инго Панго» воды со страшной силой всосал в себя три шлюпки, увлекая их экипаж навстречу страшной смерти.
 Но не такой страшной, как ждала оставшиеся шлюпки.
 Они болтались в воде, не в силах поверить в катастрофу, когда вода вокруг них странно выпятилась, вспучилась колоколом и лопнула, как от подводного землетрясения.
 Посреди шлюпок взметнулось вверх стальное рыло, зависло на неимоверно долгую долю секунды и рухнуло, кроша в щепки оставшиеся шлюпки.
 Наверху поблескивающей ходовой рубки откинулся люк.
 У человека, который вышел оттуда и огляделся, лицо было белым, как флаг субмарины. И голубой знак на его лице был таким же, как на флаге.
 Он что-то выкрикнул. Без слов, просто оклик.
 С воды донесся ответ, крик перепуганных и ничего не соображающих людей.
 Прожектор описал дугу по черным волнам и выхватил из темноты болтающуюся над водой голову.
 Уцелевший с «Инго Панго» звал на помощь, пытаясь взмахнуть трясущейся рукой.
 Человек с голубым гербом на белой маске смерти поднял короткоствольный автомат и размолотил уцелевшего в клочья.
 Луч стал выискивать другие головы. А человек с автоматом методично и точно посылал пули. Кто-то нырял в воду при приближении луча. Обратно не вынырнул никто.
 Другие проклинали или молились в последние секунды, когда луч указывал путь милосердным пулям.
 Милосердным — потому что мгновенная смерть от пуль лучше, чем от удушения или переохлаждения.
 Потом черная субмарина скользнула под воду.
 И не осталось и следа от «Инго Панго», кроме гладких пятен крови на темной воде.




 Глава 4


 Римо вел громыхающую лодку строго на восток, вперившись черными глазами в гладь моря.
 Было чертовски холодно, но на обнаженных по локти руках Римо не было никаких признаков гусиной кожи. И ветра, рвущего его коротко подстриженные черные волосы, он тоже будто не замечал. А ветер прижимал к груди футболку и рвал штанины китайских брюк.
 В лунном свете лицо Римо было похоже на маску смерти. От старых пластических операций выступили под бледной кожей высокие, как у черепа, скулы. И глаза так глубоко ушли в орбиты, что глазницы казались пустыми. Много лет назад Римо был казнен на электрическом стуле по приговору суда штата Нью-Джерси, и его прошлое было стерто. И теперь будто прежний Римо Уильямс вышел из могилы отомстить за свою смерть. Но он не умирал. Стул был бутафорским, казнь — фальшивой.
 Римо поднял себе температуру тела, чтобы компенсировать холод. Простенькая штучка из репертуара Синанджу, корейского искусства единоборств, давшего начало всем боевым искусствам Востока. Техника Синанджу давала возможность контролировать собственное тело в его гармонии со Вселенной. Умением противостоять смертельному холоду и бегать по открытой воде он овладел давно и никогда не забудет.
 Где-то возле точки встречи Римо учуял в воде кровь. Римо знал смерть лучше, чем люди знают своих жен, и человечью кровь от обезьяньей отличал безошибочно. И куриную кровь от бычьей. Иногда даже мужскую кровь от женской, хотя эту разницу словами не объяснить.
 Эта кровь была человеческой и мужской. И ее было много.
 Он повернул лодку на металлический запах крови. В лунном свете на воде крови не было видно. Только нос сообщил ему, когда он оказался в самой середине. Римо сбавил скорость и пустил лодку по длинной дуге, выходя снова туда, где пахло кровью. Наклонившись через борт, он макнул пальцы в воду. И вынул их красными, как киноварь. Теперь он видел красное и на воде. Оно сливалось с чернотой ночного моря, но красного было много.
 Поднявшись на ноги, Римо огляделся. И его ноздрей достигли другие запахи. Снова человеческие. Запах холодного пота, страха. Именно страха, он не мог ошибиться. И еще — запах машинного масла. Дизельного топлива. Еще что-то, по запаху не определяемое, но как-то связанное с кораблями.
 Недавно здесь было большое судно с большой командой. Но судно такого размера должно быть видно издалека. Лунного света хватает.
 Пока Римо осматривал горизонт, позади него что-то булькнуло. Повернувшись, он не увидел ничего, кроме морских волн.
 Потом он почувствовал сильный запах машинного масла и дизельного топлива.
 Потом увидел. Радужная пленка. Что-то из глубины изрыгает дизельное топливо.
 Сорвав с себя майку, Римо стряхнул туфли и без колебаний прыгнул в холодную воду Атлантики.
 Его охватило ледяными тисками. Биологический сенсор в его носовой полости поднял температуру тела на пять градусов. Подобный природный рефлекс открыли у детей, которые проваливались под лед на пруду и выживали, потому что этот рефлекс на время включал резервы, защищающие мозг от кислородного голодания.
 Сейчас температура его тела находилась в опасной зоне, но холодная вода Северной Атлантики компенсирует эффект вызванной у самого себя лихорадки. Тоже техника Синанджу.
 Глаза Римо быстро адаптировались к резкому изменению освещенности. Слой воды толщиной тридцать футов отфильтровывал красную полосу спектра, а на глубине шестидесяти футов исчезла и оранжевая.
 На глубине ста футов, где господствовали серый и голубой, Римо стал различать какие-то смутные формы. Кожа стала скользкой от машинного масла. Это было противно, но слой масла защищал кожу от холода.
 Лежащий на боку «Инго Панго» он обнаружил на глубине пятисот футов. Темная громада с развороченной кормой и многочисленными повреждениями в средней части корпуса.
 Выпуская каждые тридцать секунд пузырь чистой двуокиси углерода, Римо обследовал затонувшее судно. Огромную дыру в борту он скорее почувствовал, чем увидел. Что-то сделало пробоину в толстых плитах корпуса. Зазубренные края дыры в человеческий рост торчали внутрь. У других пробоин края наружу. Нет, это не взрыв котла.
 В воде плавали тела, из некоторых еще сочились темные облака жидкости. Кровь. И их уже клевали рыбы.
 Уцелевших не было. Мимо проплыл чей-то палец, но Римо не обратил на него внимания.
 Он резко протянул руку и поймал одно из дрейфующих тел. Мертвое лицо блеснуло безжизненными раскосыми глазами. Кореец. Римо отпустил труп.
 Поддерживая равновесие с помощью легких стабилизирующих движений руками, он заметил странную вещь: вокруг затонувшего судна было полно рыб. Может быть, их привлекли тела. Но казалось, что все они появлялись изнутри, будто потерпевший крушение корабль давно был их домом.
 Одна из них проплывала совсем рядом, и Римо ее поймал. Она дралась за свободу, и Римо дал ей ее, но лишь определив сначала вид. Пятнистый лосось. Тихоокеанская рыба. Какого черта она делает в Атлантике? Как сюда попала?
 Подплыв поближе к судну, он обнаружил других тихоокеанских рыб. Собственно говоря, они здесь почти все были тихоокеанские. Для Римо, который очень хорошо разбирался в рыбах, это было так же странно, как увидеть пекинеса на верхушке огромного мексиканского кактуса.
 Вернувшись на поверхность, он проветрил легкие.
 Если не считать его лодки, море было пустынно.
 Взобравшись на борт лодки, Римо насухо вытер испачканные маслом руки и направил всю теплоту тела в верхние отделы. От его волос пошел пар. Вскоре они стали всего лишь влажными, а дальше высохнут сами.
 Затем Римо натянул на себя майку и запустил двигатель, направив тепло тела к ногам, где мокрые штаны прилипали к телу, как холодный и скользкий саван.
 Корма моторной лодки слегка погрузилась в воду, мгновенно набирая скорость, а когда ее нос нацелился в сторону берега, Римо дал полный газ.
 Что-то очень плохое случилось. А самое плохое в этом было то, что он понятия не имел, насколько это плохо.


* * *

 Доктору Харолду В. Смиту пришлось в этот вечер работать допоздна. Обязанности руководителя КЮРЕ — сверхсекретной правительственной организации, официально не существующей, требовали и такого. Прикрытием для КЮРЕ служил санаторий «Фолкрофт» — трехэтажное здание из красного кирпича, расположенное на мысу пролива Лонг-Айленд. Обязанности Смита в «Фолкрофте» требовали не меньше труда, чем обязанности более высокие. И он часто работал до глубокой ночи.
 Когда он подключился к Интернету, за окном уже было темно, причем темнота была настолько плотной, что напоминала сияющую антрацитовым блеском поверхность рабочего стола, словно покрытого толстым слоем обсидиана. Прямо перед ним на столе стоял монитор, подключенный к «Фолкрофт-4» — группе мощных компьютеров, скрытых в глубоких подвалах здания.
 Смит был худощавым и бесцветным — будто вылинял от скучной работы. Руководить агентством КЮРЕ — в этом не было ничего захватывающего. Он делал это из своего спартанского офиса, о чем не подозревали его служащие, считавшие его въедливой, занудливой и геморроидальной канцелярской крысой. Каким он и был. И упрямо этим гордился.
 Смит отслеживал на экране продвижение «Инго Панго». На судне, как на многих современных судах, стоял передатчик глобальной системы определения координат. Он посылал сигналы на спутник, который возвращал координаты передатчика на наземные станции. Смит вошел в сеть и сейчас видел на экране местонахождение судна.
 Слегка мигающая яркая точка замерла на расстоянии примерно пятнадцати морских миль от города Любек, штат Мэн, в заливе Фанди. Она застыла на воде именно там, где было нужно. Отлично.
 Если Римо справится, то вскоре произойдет рандеву, а Харолд В. Смит сможет вернуться домой, к своей постели и к своей все понимающей жене Мод.
 Время шло, а судно оставалось на прежнем месте. Наверно, разгрузка идет медленно. Или им помешала погода. Смит запросил сводку погоды из Национальной метеослужбы.
 В заливе Фанди шторма не было. Смит нахмурился, и его сероватое лицо стало похоже на лицо трупа, который напялил пенсне в тщетной попытке выглядеть живым. Он выглядел как банкир из Новой Англии в третьем поколении, балансирующий на самой грани ухода на пенсию. На самом деле Смит уже давно перешагнул пенсионный рубеж, но пока Америке нужно агентство КЮРЕ, отставка ему не светила. Разве что в случае смерти.
 Смит просматривал сводку новостей в верхнем углу экрана монитора, когда неожиданно зазвонил телефон, заставив его вздрогнуть. Он быстро схватил трубку.
 — Приветствую вас, о Император! — послышался высокий писклявый голос. — Что известно?
 — Ничего.
 — Час уже настал и миновал, — сказал голос Чиуна, Верховного мастера Синанджу.
 — У Римо затруднения. Но судно уже в точке встречи.
 — Еще бы. Там работают корейцы. Они не посмеют опаздывать. В отличие от моего приемного сына, который позволяет себе попадать в любые неприятности.
 — Полагаю, что сейчас разгрузка уже идет, — заверил Смит.
 — Мне надо было заняться этим самому. Но если я не могу доверить Римо простой торговый обмен, как я могу доверить будущее своего Дома его неуклюжим корявым рукам?
 — Я дам вам знать, как только он проявится, мастер Чиун, — твердо заявил Харолд В. Смит, прерывая разговор.
 Синий телефон тут же зазвонил. Смит даже подумал, что мастер Синанджу нажал кнопку повторения вызова.
 Но это был Римо. Его голос был холодным и жестким, что случалось с ним крайне редко.
 — Смит, плохие новости.
 — Вы не попали в точку рандеву?
 — Попал. И судно тоже.
 Смит крепко сжал трубку.
 — Так что же случилось?
 — Я отыскал его на дне океана. Оно затонуло вместе со всей командой, — мрачно доложил Римо.
 — А почему вы так уверены, что оно действительно затонуло?
 — В указанном месте я обнаружил на поверхности воды следы крови и машинного масла. Сложить два и два я умею, поэтому я спустился на дно и увидел там затонувшее судно. На корме — на том, что от нее осталось, — было написано «Инго Панго».
 — И вы уверены, что это именно «Инго Панго»?
 — Я умею читать. И могу за десять шагов отличить корейца от японца. Вокруг обломков плавали трупы корейцев. Похоже, что уцелевших нет.
 — Это судно только что прибыло к месту назначения. Что могло пустить корабль на дно так быстро?
 В голосе Смита слышалось глубокое беспокойство.
 — Я не специалист, но мне кажется, что это судно было потоплено торпедой. В штирборте дыра, в которую может въехать «бьюик». Рваные края пробоины загнуты внутрь.
 — Да, но кому понадобилось торпедировать торговое судно?
 — А кто о нем знал? — в свою очередь поинтересовался Римо.
 — Никто, кроме вас, Чиуна и меня.
 — И команды, — поправил его Римо.
 — Да, разумеется, и команды.
 — Длинные языки топят корабли. Кто-то проболтался.
 — Маловероятно, — уверенно сказал Смит. — Этот груз вряд ли мог привлечь пиратов.
 — А кто говорит о пиратах? А что там, собственно, находилось?
 — Груз, не подлежащий восстановлению, — ушел от ответа Смит — Нужно все начинать сначала. Не вешайте трубку. Мне нужно переговорить с мастером Чиуном.
 — Но вы же не знаете, где...
 Нажав на рычаг, Смит набрал массачусетский номер Чиуна.
 Мастер Синанджу ответил немедленно.
 — Какие новости? — пропищал он.
 — Произошел несчастный случай.
 — Если Римо меня подвел, я ему уши оторву! — завопил Чиун.
 — Это не его вина. Когда он добрался до места встречи, судно уже лежало на дне. По его словам, оно было потоплено торпедой.
 — Какой безумец мог торпедировать такое судно, как «Инго Панго»?
 — Это как раз то, что меня интересует. Кто знал о его задании?
 — Вы. Я. Но не Римо.
 — Это не случайное происшествие, — твердо заявил Смит.
 — И последствия этого пиратского акта тоже не будут случайными, — тоненьким голоском ответил Чиун. — Мне требуется удовлетворение.
 — Я снова организую доставку, мастер Чиун.
 — Это разумеется само собой. Удовлетворение, которого я требую, — это головы. Много голов, глядящих в вечность невидящим взглядом.
 — Да, дело того требует, я согласен с вами. Но при этом мы не должны привлекать к себе внимания.
 — Все детали я оставляю вам, о Император. Мне нужен только мой груз, да еще головы этих негодяев.
 Смит нажал на рычаг, приложил трубку к другому уху и набрал несколько строк на клавиатуре. В ту же секунду на линии прозвучал звонок, вслед за которым послышался недовольный голос Римо.
 — Как вы дозвонились ко мне? Ведь это же телефон-автомат.
 — Простая компьютерная программа.
 — Да, но этот телефон-автомат не принимает входящих звонков.
 — Моя программа умеет это отменять.
 — Если об этом узнает компания «Эй-Ти-энд-Ти», вас ждут тяжелые годы в Ливенуортской тюрьме, — проворчал Римо.
 — Мастер Чиун очень недоволен тем, как обернулось дело.
 — Еще бы. Надеюсь, вы сообщили ему, что я здесь ни при чем?
 — Конечно, — подтвердил Смит.
 — Хорошо. Итак, что же мы потеряли?
 — Теперь это уже не имеет значения. Я организую повторение поставки. А пока мне нужна точная информация о судьбе «Инго Панго».
 — Он затонул. Что вам еще нужно знать?
 — Кто потопил это судно и почему, — сухо отчеканил Смит.
 — Понятия не имею.
 — Берите лодку и отправляйся к месту катастрофы. Посмотрите, что еще можно там найти.
 — Океан большой.
 — И чем дольше вы будешь тянуть резину, тем дальше уйдет неприятельское судно.
 — О'кей, но при том непременном условии, что вы замолвите обо мне словечко перед Чиуном. Не хочу брать на себя ответственность за этот провал. К месту назначения я прибыл вовремя. Более или менее.
 — Разумеется, — согласился Смит, вешая трубку.
 Он повернулся к экрану. Светящийся зеленоватый огонек все еще продолжал упрямо мигать, указывая на местонахождение «Инго Панго». А навигационный спутник аккуратно передавал сигнал на землю. И так будет продолжаться до тех пор, пока не сядут батареи или пока морская вода не попадет в устройство и сигнал не смолкнет. А до того он будет, как призрак, взывать к миру живых из своей подводной могилы.




 Глава 5


 Анвар Анвар-Садат наслаждался своей бессонницей.
 Генеральному секретарю ООН приходилось последнее время проводить без сна больше ночей, чем ему полагалось бы. Грандиозный план поставить все суверенные нации под контроль ООН давал сбои. Это его очень огорчало. Да, он с самого начала ожидал сопротивления. Сопротивления любого рода. И именно поэтому так осторожничал на первых порах.
 Несколько месяцев назад огромная карта мира в его офисе была похожа на шахматную доску с голубыми клетками. Голубыми — цвет ООН. Голубое означало страны, наслаждающиеся надзором и оккупацией ООН. Это был золотой век для влияния ООН на все страны мира. Или голубой век.
 Так предпочитал мысленно называть его Анвар-Садат.
 Но сейчас голубой прилив отступал. ЗАСИОН — Защитные Силы Объединенных Наций — дискредитировали себя в бывшей Югославии. Теперь напряженное перемирие охраняли силы НАТО. Лояльные Генеральному секретарю «голубые береты» сменили так называемые Силы Осуществления Порядка — СИЛОПОР. Да, силы ООН оккупируют Гаити, но этот остров — всего лишь термин геополитики. Даже не фактор. Окрашенный голубым на картах ООН, он сливается с голубизной Карибского моря — тоже ничего не стоящего.
 Гаити — бесполезный пляж. От него не будет толку для дела создания глобальной супернации, которую провидел Анвар Анвар-Садат в Едином мире будущего.
 После катастрофы в бывшей Югославии — теперь это мозаика из враждующих между собой Боснии, Сербии и Хорватии — и пришла к нему бессонница.
 Таблетки не помогали. Ни «сомитекс», ни «нитол», ни «экседрин ПМ», ни даже эта новая штука «мелатонин». Ничего.
 И тогда Анвар Анвар-Садат приказал установить компьютер в своих апартаментах в знаменитом манхэттенском небоскребе, научился его включать и манипулировать его сложными командами, что раньше было обязанностью служащих в рабочие часы.
 Анвар-Садат слишком любил уединение, чтобы позволить своим служащим находиться на связи в часы своего отдыха, поэтому он научился работать с мышью и с простой программой «Боб» и освоил это достаточно профессионально.
 Через некоторое время он искренне радовался, что не пожалел усилий на овладение компьютером.
 Из-за Госпожи Кали.
 Генеральный секретарь ООН еще не имел счастья познакомиться с ней лично, но этот радостный для него день неуклонно приближался. Она это обещала.
 Обещала неоднократно. Они даже два раза договорились о встрече, но в первый раз ее отменила Госпожа Кали, а во второй раз помешали дела в ООН.
 От этих задержек Генеральный секретарь лишь распалялся страстным ожиданием золотого дня, когда встретит свою золотую богиню.
 Он знал, что она — богиня, потому что она сама ему это сказала.
 — Пожалуйста, опишите мне себя, — написал ей Анвар много дней назад.
 — У меня золотые волосы и глаза зеленые, как воды Нила. Моя походка — как ветер пустыни, шелестящий в пальмовых ветвях. Я — и ветер, и пальмы. Дыхание мое тепло, и бедра мои гибкие колышутся, как виноградная лоза.
 — Ваши слова весьма... соблазнительны, — отстучал на клавиатуре Анвар, ощутив странную теплоту, забытую со времен его юности в Каире.
 — Я богиня в обличье женщины, — ответила Госпожа Кали.
 И Анвар поверил ей. Кто будет лгать о подобных вещах?
 — Вы... сладострастны? — набрал он на клавиатуре.
 — Мои формы чрезвычайно приятны. Лицо мое восхитительно, а кожа мягкая, как шелк.
 По этим немногим словам Анвар сплел мысленный образ, который еще надо было уточнить по фотографии или видеозаписи. Предоставленный собственному воображению, он создал образ белокурой и зеленоглазой красавицы, заполнив пробелы чертами женщин из своих мечтаний.
 Хотя этот образ был создан в основном воображением, Анвар-Садат влюбился в него. Госпожа Кали была олицетворением его самых потаенных желаний, воплощением самых глубоких подсознательных вожделений.
 — Я боготворю вас, Госпожа Кали.
 — Я существую, чтобы меня боготворили.
 — Я единственный ваш поклонник? — отпечатал он фразу с замиранием сердца.
 — У тебя есть прекрасная возможность завоевать право на это, мой Анвар.
 Анвар обнаружил, что пишет на клавиатуре ответ:
 — Приказывайте.
 — Ты еще должен доказать, что достоин этого, мой Анвар.
 После этого Госпожа Кали исчезла на три дня. Три неописуемо долгих и мучительных дня, в течение которых его электронный адрес и вызовы для общения в реальном времени полностью игнорировались. Три бесконечные бессонные ночи, когда он ворочался и метался, воображая самое худшее. Она погибла. Она полюбила другого. У нее есть муж, и он обо всем узнал. Три ночи он не выключал компьютер, не в силах оторваться от голубого экрана с горящими белыми буквами.
 Когда на четвертый день на экран выскочило электронное письмо, Анвар прыгнул к компьютеру.
 Письмо было кратким, точным и вместе с тем многообещающим:
 — Ты соскучился по мне?
 Его ответ был еще короче:
 — Чертовски.
 — Нам нужно поболтать.
 Анвар радостно переключился на канал разговора, которым они пользовались, когда у обоих бывало окно в напряженном расписании.
 — Где ты была? — потребовал он ответа.
 — Далеко. Но я вернулась.
 — Я думал самое худшее.
 — Ничего и никогда не бойся. В моей жизни всегда найдется место для тебя, мой дорогой.
 Сердце Анвара судорожно сжалось. Она впервые употребила нежное обращение.
 — Моя царица... — ответил он и почувствовал, что его глаза увлажнились.
 — А как твоя жизнь, Анвар?
 — Трудно. Дела складываются не лучшим образом.
 И он выложил ей все свои горести, честолюбивые мечты и неудачи, рассказав о целях и планах больше, чем даже своим самым верным помощникам-коптам.
 Ее реплики были настолько умны, проницательны и целенаправленны, что это просто ошарашило его.
 — Чем же вы занимаетесь, что дает вам столько мудрости? — спросил Анвар.
 — Я — Женщина. Больше тебе знать не надо.
 — Я горю желанием знать о вас все.
 — Женщина — это тайна. Как только ты будешь знать все, я тут же перестану тебя привлекать.
 Анвар Анвар-Садат вынужден был удовлетвориться загадками. И удовлетворился — на время. Каждую ночь он рассказывал ей о прошедшем дне. И каждую ночь она давала ему советы по поводу дня предстоящего.
 Однажды ночью он пожаловался Госпоже Кали на отлив голубого цвета с карты мира.
 — Я просто не могу удержать под контролем ООН все нации мира. Они ведут себя, как испорченные дети. Если бы они только уступили мне часть власти! Я бы большинство мировых проблем мог бы решить. Но голубые страны становятся зелеными. В Боснии мои войска ЗАСИОН уступили этим СИ-ЛОПОР из НАТО. Если так и дальше будет продолжаться, то голубыми останутся только моря.
 На это Госпожа Кали сделала замечание, которое Анвар поначалу отверг как наивное.
 — А почему не искать власти над морями?
 И пока Генеральный секретарь подыскивал нейтральные слова, которые не были бы обидными, Госпожа Кали развивала свою мысль:
 — Мировой океан покрывает три четверти нашей планеты. Он источник пищи, жизни и самое древнее средство межконтинентальных путешествий. Он разделяет нации, но он же связывает их в торговле. Тот, кто владеет океаном, владеет сушей. Власть над сушей — это власть над миром.
 — Весьма проницательное наблюдение. Но океаны интернациональны. Ими не правит никакой политический орган.
 — На двести миль от суши океаны контролируются прибрежными странами. Люди вторгаются в воды, которые столетиями не знали господства человека.
 — Да, да, последние международные соглашения расширили эти зоны. Для защиты прав рыболовства. Они были подписаны двадцать лет назад. Как вы понимаете, еще до меня.
 — Мое видение мира говорит, что двухсотмильная зона недостаточна для потребностей большинства стран.
 — Вполне возможно, — признал Анвар, — но любое ее расширение вызовет катастрофические конфликты.
 — Именно поэтому двухсотмильные зоны следует ликвидировать, а контроль над всеми прибрежными и открытыми водами морей и океанов следует отдать тому, кому он принадлежит по праву — Организации Объединенных Наций.
 — Это весьма заманчивая идея. Мы уже обсуждаем этот вопрос и его возможные последствия. Кстати, под эгидой ООН совсем недавно был разработан новый международный договор, участники которого получат право останавливать и задерживать всех нарушителей признанных правил рыболовства. Но пройдет еще немало лет, прежде чем он будет подписан таким количеством государств, что начнет работать.
 — Неужели не ясно, что введение двухсотмильной зоны только усилило грабеж морей и океанов? — продолжала Госпожа Кали. — Сегодня не осталось практически ни одной неистощенной прибрежной зоны рыболовства. И это можно прекратить, только если ваши силы возьмут ситуацию под контроль.
 — Вы необычайно хорошо информированы. Можно спросить, где вы получили образование?
 — Я занимаюсь исследованием человеческой природы.
 — Вы самая блестящая женщина из всех, которых я встречал, — вывел на экране монитора Анвар Анвар-Садат, закончив этот шутливый комплимент улыбкой: :-)
 Он только хотел бы, чтобы можно было как-то изобразить сердце, потому что он был окончательно покорен этим удивительным созданием с проницательным умом дипломата и совершенным телом богини.
 После той памятной ночи Анвар Анвар-Садат изучил ситуацию и пришел к выводу, что это осуществимо.
 Он произнес речь с предупреждением о грядущем глобальном кризисе истощения ресурсов морей и океанов, если в этом деле не будет быстро наведен порядок. Речь была тщательно взвешена, чтобы не оскорбить мировые правительства. В ней не говорилось ничего о контроле над морями или правами рыболовства.
 Но эта речь упала, как камень в болото. Те газеты, которые опубликовали его выступление, поместили его на страницах, где печатаются некрологи. Анвар Анвар-Садат взбесился. И без того последние дни он чувствовал себя, как среди некрологов. Очень противное чувство. А сводки новостей передали его выступление одной фразой перед самой рекламой автомобилей.
 На следующий день об этой речи все забыли.
 Кроме Анвара Анвар-Садата.
 — К моим идеям никто не выразил ни малейшего интереса, о царственная, — сообщил он Госпоже Кали в эту ночь.
 — Ты не из тех, кто легко сдается. Все, что тебе нужно, — это инцидент, который привлечет внимание к твоему делу.
 Казалось, что эти слова произносит ее сладкий голос, хотя Анвар никогда его не слышал.
 — Я не занимаюсь созданием инцидентов, — посетовал он. — Только извлечением из них пользы. — При этом Анвар добавил в конце фразы грустную рожицу: :-(
 — Может быть, здесь я смогу что-нибудь сделать, — обнадежила его Госпожа Кали.
 — Что именно, радость моя?
 — Терпение, мой Анвар. И если какое-то время не будешь получать от меня вестей, знай, что я думаю о тебе каждую минуту и тружусь над воплощением в жизнь твоих смелых мечтаний.
 Когда она отключилась, Анвар совершил импульсивный поступок. Такого никогда с ним не бывало, но этот импульс исходил из самой глубины его существа.
 Он поцеловал холодное голубое стекло экрана.




 Глава 6


 Римо послал лодку через масляное пятно, расползшееся на одну восьмую мили над местом гибели «Инго Панго».
 У него был эхолот. Римо даже сообразил, как его включать, что для него было достижением. Он иногда не мог понять, какие кнопки нажимать на телевизоре.
 Проплывая над «Инго Панго», он увидел на экране большую неподвижную отметку. Это было первым доказательством того, что он правильно включил прибор. Потому что остальные отметки и звонки не имели смысла.
 Пройдя место катастрофы, Римо направил лодку на восток. Он решил, что ищет подводную лодку. Может быть, эхолот поможет ее найти. Или нет. От попытки вреда не будет, а может быть, повезет.
 Прошло около часа, и он стал с тревогой посматривать на уровень топлива. Римо не был опытным моряком, но лодка — вещь простая. Направь ее туда, куда хочешь, и пусть себе идет. Вот подход к берегу — это проблема. Римо предпочитал просто выбрасывать лодку на берег и выскакивать, пока корпус и винт жуют камни и песок. Когда-нибудь кто-нибудь построит лодку с тормозами.
 В конце концов не столько Римо нашел субмарину, сколько она нашла его.
 Послышались громкие частые звонки. Римо не успел глянуть на экран, как лодка вынесла его из зоны контакта. Последний из резко оборвавшихся звонков был очень уж громким, так что Римо развернул лодку на повторный заход.
 Точно у него на пути появилась блестящая палуба субмарины.
 Сперва показалась рубка, как кусок черноты с белым квадратом на боку. С корпуса ее шумными потоками стекала вода.
 Всплыла плоская длинная палуба.
 Римо заглушил двигатель, и его лодка продолжала двигаться к субмарине по инерции.
 Рубка нависала все ближе и ближе. Лодка Римо казалась по сравнению с ней игрушечной.
 В последний момент Римо вывернул руль, и борт его лодки ткнулся в корпус субмарины. Римо зацепил причальным концом стальную скобу, притянул свою лодку и выскочил на палубу.
 Подойдя к внушительной черной рубке, он сильно ударил в металл костяшками пальцев.
 Рубка зазвенела, как колокол. Это был очень приятный звук, и Римо ударил еще раз.
 — Инспектор подводных лодок. Есть кто-нибудь дома?
 Наверху рубки открылся люк. Римо посмотрел вверх. Позади него открылся еще один люк. Слышно было, как лязгнула крышка.
 Не выпуская из поля зрения рубку, Римо глянул через плечо. Из люка вылезали двое в белых матросских куртках с автоматами «узи» в руках. Лица у них были раскрашены белым, как у мимов. Пустота белых масок нарушалась лишь темной цветной татуировкой посредине.
 Римо мгновенно узнал этот символ — герб бойскаутов. Нет, тот золотистый, а этот голубой. И все же в этом узоре есть что-то знакомое.
 — Послушайте, вы, клоуны, у меня из-за вас куча хлопот, — небрежно произнес Римо.
 Те медленно приближались к нему, не произнося ни слова. Римо не мог оценить выражения их лиц, но нацеленные на него автоматы ребята держали профессионально.
 — Я сдаюсь! Не стреляйте! — заявил Римо, надеясь, что они подойдут к нему вплотную. Но они подходили осторожно — не дураки были.
 Римо поднял руки вверх, чтобы их успокоить. Это подействовало. Они стали подходить быстрее.
 На крыше рубки появился еще один человек и направил на Римо винтовку. Это осложняло ситуацию. Но не слишком.
 Когда оба матроса подошли к Римо с обеих сторон, он беспомощно улыбнулся. Они посмотрели вверх. Римо тоже поднял голову. У человека на башне было такое же белое лицо с голубыми полосками. Он махнул рукой, все еще держа Римо на прицеле.
 Двое на палубе приступили к работе. Один из них сунул оружие в кобуру, а второй отступил назад и с деловым видом взял Римо на мушку. Глаза у него были как две темные точки.
 Римо понял, что его сейчас будут щекотать в поисках оружия, и решил, что щекотки не любит.
 Когда первый матрос положил ему руки на бока, Римо нанес сильный удар локтями. Послышался хруст костей. Матрос испуганно и тонко взвыл.
 Описав полукруг, Римо бросил его на второго матроса, и они оба покатились вниз по крутому борту.
 Римо взлетел в воздух за долю секунды до того, как пуля пробила дырку в палубе там, где он только что был.
 Он выгнулся дугой и бесшумно вошел в воду. Его худощавое тело резало воду, как угорь. Работая ногами, он обогнул корпус субмарины и вынырнул с противоположной стороны.
 Если бы матросы орали друг на друга, Римо бы их услышал. Но они не орали. Даже тот, что только что выл, взял себя в руки.
 Вынырнув с другого борта, Римо протянул руки и схватил за лодыжки тех двоих, что старались удержаться на палубе. Те с воплем полетели в воду.
 — Ну все, шутки в сторону, — сказал Римо, удерживая их за затылки. — Исповедуемся отцу Римо.
 Один из них выбросил кулак, но Римо отклонил голову. Две последующие попытки были столь же безуспешны.
 — Хватит? — спросил Римо.
 Они промолчали. Их клоунский грим создавал ощущение респектабельной безликости.
 — Последний шанс сознаться добровольно, — предупредил Римо.
 Они продолжали насупленно молчать и лишь слегка подергивали плечами.
 Римо окунул их головы в воду. Матросы отчаянно заколотили руками по воде, а когда он их поднял на поверхность, они стали хватать воздух ртом, как перепутанная камбала.
 — Итак, кто вы такие, ребята?
 Поскольку ответа и на этот раз не последовало, Римо снова окунул их в воду. Теперь подольше.
 Когда он их вытащил, они залопотали на совершенно непонятном наречии.
 — Вы не выдержали экзамена на полезность, — подытожил Римо и стукнул их головами так, что они слиплись, как пластилиновые.
 Как сиамские близнецы, сросшиеся носами, матросы пошли на дно, даже не дергаясь. Для них все было кончено.
 Римо взобрался на палубу субмарины и нашел трап, ведущий к верху рубки. Стоявший там моряк водил по поверхности моря укрепленным на шарнире небольшим прожектором. И каждый раз не попадал на Римо. Но его вины здесь не было.
 Римо указал ему на его ошибку, вспрыгнув на рубку и хлопнув по плечу. Вздрогнув от неожиданности, тот повернулся.
 Это было не удивленное лицо, а маска кукольного театра. В середине его распускался голубой символ, как раскрывающийся бутон. Внизу белого лица чернела дыра, обрамленная голубыми губами и белыми зубами; резцы выдавались вперед. Римо ткнул пальцем в передние зубы, и они влетели моряку в глотку. Моряк схватился за горло, глаза его вылезли на лоб.
 — Это только пример того, что я с тобой сделаю, если не получу ответов на свои вопросы, — предупредил его Римо.
 Моряк согнулся в три погибели, судорожно кашляя.
 — Так-так, — проворчал Римо, а потом повернул матроса к себе лицом и оказал первую помощь при попадании инородных тел в горло — то есть ткнул кулаком в живот.
 С утробным звуком пострадавший изрыгнул застрявшие в глотке зубы и свалился на палубу, ловя ртом воздух.
 — Говоришь по-английски? — спросил Римо.
 Моряк забулькал и выблевал свою последнюю еду. Это было похоже на картошку, только с голубоватым оттенком.
 Римо наклонился, подхватил его за ремень и воротник и швырнул в люк. Тот загремел по винтовой лестнице, а когда затих где-то внизу, Римо стал спускаться вслед за ним.
 Субмарина большая. Еще будет кого допросить. А этот заблевал Римо туфли, что непростительно.
 Еще на винтовой лестнице в нос ударил стойкий запах машинного масла, кухни и человеческого пота. Причем преобладающим был запах пота, смешанный со страхом. Он забивал все.
 Это значило, что внизу засада.
 Римо проанализировал смешанный запах еще раз. И почуял струйку пороха — несгоревшего пороха. Вооруженная засада. Если начнется беспорядочная стрельба, позиция у Римо невыгодная. С другой стороны, только идиоты станут поднимать стрельбу внутри субмарины посреди открытого моря.
 Но у этих парней на лицах клоунские маски. Черт его знает, на что они способны.
 Римо решил выкурить их. Он стал бесшумно спускаться, а в какой-то момент нарочно споткнулся. Лестница зазвенела, как камертон.
 И они вынырнули из тени без единого звука, если не считать топота ботинок. Ни команд, ни боевых кличей.
 — Что ли, все эти парни немые? — вслух поинтересовался Римо.
 Под ногами летящих вверх по спирали людей дрожали ступеньки.
 Римо перебросил ноги через перила, повис на руках и прыгнул в пролет. Бегущие вверх моряки увидели, как он летит мимо них вниз. Передние затормозили, бросились обратно и столкнулись с набегавшими снизу.
 Пока они разобрались, Римо долетел до конца лестницы и нырнул в люк, закрыв его за собой на задрайку. Он был внутри, а они снаружи.
 Идя по узкому коридору, Римо наскочил на моряка с бело-голубым лицом.
 — Говоришь по-английски? — небрежно спросил Римо.
 Моряк был без оружия и попытался бежать. Римо схватил его за плечо и сильно сжал пальцами возле шеи.
 — Абла эспаньол? — продолжал он допрос.
 Матрос завизжал. Слов не было, только высокий, сумасшедший визг.
 — Парле ву франсе?
 В ответ только визг.
 — Шпрехен зи дойч?
 И по-немецки он тоже явно не говорил. Римо попробовал по-корейски.
 — Хангук мал хае?
 Закатившиеся глаза моряка побелели. Под цвет лица, что создавало очень интересный эффект. Его рот был широко открыт, и Римо решил воспользоваться случаем и посмотреть, есть ли у него язык. Был, и вполне розовый.
 Исчерпав весь свой запас иностранных языков, Римо положил конец страданиям жертвы ударом по темени. Моряк свалился на палубу, Римо переступил через него и пошел дальше.
 Там, откуда он пришел, запертые моряки колотили в задраенный люк. Колотили — и только. Ничего не говоря. Может быть, они полностью немые. Или то, чем кажутся — мимы.
 — Но какого черта делать мимам на подводной лодке? — тихо проворчал Римо, пожалев, что рядом нет Чиуна. Мастер Синанджу нашел бы ответ. С тем же успехом ответ мог оказаться и неверным, но хоть было бы о чем поспорить. Бесцельное болтание по субмарине совершенно не отвечало представлениям Римо о хорошо проведенном вечере.
 Проходя мимо запертых люков, Римо стучал в них кулаком, надеясь кого-нибудь выманить. Никто не клюнул. Впереди какой-то белолицый, завидев Римо, скользнул в люк и звякнул задрайкой.
 Значит, они его боятся, — отличная позиция для начала допроса. Нужен был только кто-то, кого можно допросить.
 Позади звякнула задрайка другого люка. Далеко позади. Тут же в двадцати ярдах от него распахнулся люк, и в коридор полетела граната.
 Римо резко рванул назад, понимая, что радиус действия этой гранаты не может быть большим.
 Но граната не взорвалась, а хлопнула, выпустив облако желтовато-белого газа. Облаку было некуда податься — только туда, где был Римо.
 Римо потянул носом воздух и понял, что опасности нет. Это был всего лишь слезоточивый газ. Не смертельный.
 Остановившись возле одного из люков, Римо попробовал открыть его. Колесо запора не поддавалось. Кто-то заблокировал его с той стороны. То же самое произошло и у следующего люка. Римо поднатужился и немного повернул колесо. Оно чуть поддалось, потом треснуло, оставив в руках Римо бесполезный обломок.
 В конце коридора люк тоже был задраен.
 А белое облако раздувалось в сторону Римо.
 Он крепко зажмурил веки, вызвав слезы. Для защиты глаз. Потом, закрыв рот, сделал долгий вдох. Немножко саднило, но, в общем, воздух годился. Римо стал медленно, понемногу выпускать чистую двуокись углерода.
 Пока через ноздри идет этот поток, газ внутрь не проникнет.
 При этом Римо оказался практически слепым и с довольно ограниченным запасом кислорода. Он только надеялся, что газ не действует через поры.
 Рассматривая люк, Римо заметил выступающие петли. Массивные. Ощупав верхнюю петлю, он сильно ударил ребром ладони туда, где его чувствительные пальцы определили самое слабое место металла. Петля отлетела. Римо ударил по второй петле. Она сломалась, кусочки металла звякнули о палубу. Римо с силой потянул за колесо на себя. Оно было блокировано, но при сорванных петлях это не имело значения. Римо выдернул люк вместе с погнутой задрайкой.
 Бросив его на палубу, Римо пошел дальше.
 Неподалеку был открыт еще один люк. Он выводил в коридор. Римо пошел по нему на ощупь, напрягая слух, чтобы не пропустить стука взволнованных сердец. Все его чувства была настороже.
 Потом он почувствовал, что можно открыть глаза. Выжав последний раз защитную слезу, Римо прикинул направление следующей своей атаки.
 Раньше он шел к центральному посту в середине корабля. Теперь он свернул обратно к корме.
 Римо чувствовал, что за ним наблюдают. Кое-где с потолка свисали видеокамеры. Проходя мимо них, Римо приветливо махал рукой.
 Ответных приветствий не было. И остановить его тоже никто не пытался.
 Но при его приближении поспешно задраивались люки. И оставались задраенными, когда он проходил.
 Просто из интереса Римо постучал в один из них.
 — Все чисто! — крикнул он в металлическую дверь. И повторил вновь, громко постучав.
 Раздался выстрел. На поверхности люка вспучилась небольшая точка и послышался звук двух рикошетов один за другим. Римо решил оставить этих придурков в покое. Такие нервные, что могут пустить лодку на дно со всеми людьми — и с Римо в том числе.
 Римо пошел дальше. Странно. Кажется, они его здорово боятся — как и следует. Но боятся как-то не так. Обычно Римо требовалось наворотить целую кучу трупов, чтобы добиться подобного эффекта.
 В конце концов Римо оказался под тем самым люком, из которого выскочили два моряка в самом начале.
 За ним захлопнулся люк. Другие люки тоже были задраены. Только палубный люк оставался открытым, как явно высказанное приглашение.
 Вдруг зажурчала вода, и подлодка стала покачиваться. Заполнялись балластные цистерны.
 В открытый люк хлынула обжигающе холодная соленая вода. Римо понял, что у него две возможности: закрыть люк и погрузиться вместе с субмариной или выйти наверх и спасаться вплавь. Он выбрал второе.
 Вихрем взлетев вверх, он пробежал несколько метров по уже залитой водой палубе, запрыгнул в свою моторку, отвязал конец и оттолкнулся от подлодки.
 Мотор не завелся. Римо давил на кнопку стартера снова и снова. Наконец лопасти взбили воду.
 — Ну и ну, — мрачно проворчал он. — Надо было на подлодке остаться.
 Мотор завелся, но воды уже сомкнулись над корпусом подлодки. Рубка погружалась в волны, как уходящее языческое божество из черной стали.
 Римо оставался на моторке, сколько было возможно, чувствуя, как ее затягивает под воду. На месте погружения стал формироваться водоворот.
 И в конце концов перед Римо встал выбор, поджидающий моряков в катастрофе: покинуть судно или тонуть вместе с ним.
 Моторку всосало под воду. Вместе с Римо. Он подождал, пока над головой сомкнулись воды Атлантики, а затем оттолкнулся изо всех сил. Не вверх — это было невозможно, а в сторону, выходя из водоворота.
 Будто щелкнула резиновая лента, ослабла тянущая вниз сила, и Римо выбросило на поверхность.
 Вдохнув воздух, он пошел по воде и только тут понял, что совершил самую крупную ошибку в своей жизни.
 — Надо было остаться на подводной лодке.
 На фоне непроглядной темноты ночи, под хорошо знакомыми звездами Новой Англии, безучастно глядевшими на него с высоты, в окружении равнодушных вод Атлантики, сковавших холодом все тело, его голос прозвучал на удивление слабо.




 Глава 7


 Холод Северной Атлантики стальными обручами стиснул грудь Римо. Воздух, поступавший в легкие через нос и горло, слегка обогревался, но все же доходил до легких слишком холодным, и они горели. Холодным, выжигающим жизнь пламенем.
 Тело быстро теряло тепло. Нервы начинали отказывать.
 И все же Римо как-то сумел ощутить легкую пульсацию ледяной воды океана, раздвигаемой тупой мордой акулы.
 Выдохнув из себя последние остатки воздуха, он нырнул под воду. Если эта тварь хочет полакомиться им, то ей придется побороться за свой ужин.
 Под водой в дело вступила способность Римо видеть во тьме. Он разглядел серовато-голубое тело акулы, скользившее вверх к нему. Римо камнем пошел ей навстречу.
 Выпуклые хищные глаза повернулись в его сторону. Смутно виднелась пасть, похожая на оскаленную пещеру, заполненную смертельными сталактитами и сталагмитами. Она зияла. Неровные зубы налезали друг на друга, но были острее бритвы. Эти зубы без усилия отхватывают руку или ногу и Римо это знал.
 Пасть надвигалась. Римо извернулся, создавая крутящий момент в позвоночнике. Теперь он не видел акулы, но мог откатиться с ее пути — если сделать это в последнюю секунду и если акула поможет.
 В последнюю секунду он ощутил нехватку кислорода и понял, что его маневр обречен на провал. Нервы натянулись, как ледяные ниточки, готовые сломаться от малейшего напряжения.
 Ощутив слабость своей жертвы, акула резко дернулась всем своим скользким телом и бросилась к Римо.
 В этот самый момент, когда страшные зубы рвались к его плоти, он заметил выпавший зуб и кое-что вспомнил.
 Зубы акул — как молочные зубы у людей. Они легко выпадают и потом вырастают снова.
 Сжав одну руку в кулак, другую выставив вперед, Римо лягушачьим движением ног послал свое тело вперед.
 Короткий прямой удар пришелся акуле в морду. Акула дернулась, извернулась, и в этот момент Римо ребром ладони выбил зубы из верхней челюсти. Пасть захлопнулась, оттуда струями хлынула смесь крови, треугольных зубов и пузырей воздуха. Поздно. Руки Римо уже там не было.
 Обратным движением он выбил почти все зубы нижней челюсти. Отдельные зубы остались торчать там и сям. Только в углу пасти на нижней челюсти они еще торчали густо.
 Молотя хвостом, акула пыталась восстановить ориентацию в пространстве.
 Римо поднырнул под ее брюхо, сжался в плотный комок и, на последних атомах оставшегося в легких кислорода, ударил ногами вверх.
 Акула резко дернулась и взмыла к поверхности, пораженная не столько силой удара, сколько его внезапностью.
 Римо всплыл вслед за ней и глубоко вдохнул в себя воздух, заряжая энергией митохондрии — участки клеток, работающие как энергетические батареи.
 Воздух был так же холоден, как вода. Их даже невозможно было отличить. Кожа переохладилась, посинела и потеряла чувствительность. В лунном свете Римо заметил, что лунки ногтей стали пурпурно-черными.
 Римо подплыл к акуле, схватил ее за плавник и влез на спину. Акула не сопротивлялась. Она была оглушена.
 Жесткая голубоватая кожа хищника царапала ему руки, но она же могла и согреть, как мокрый плащ. Обхватив тело акулы ногами, Римо прижался к ней всем телом. Спинной плавник упирался ему в пах.
 Постепенно в теле чуть-чуть восстановилось тепло. Его было мало, и столько тепла его не спасет. Но пока он дышит, шанс еще есть.
 Хоть Римо этого шанса не видел. И не мог представить, откуда такой шанс возьмется.
 Время шло. Акула стала шевелить мускулистым хвостом. Римо прижал ее сильнее, не давая двигаться. Если акула нырнет, она окажется в своей стихии. И с Римо будет покончено.
 В этой борьбе он собрал всю свою волю к жизни. Человек борется за жизнь, если она для него что-то значит. Жизнь Римо для него имела значение. Он не всегда был ею доволен. Часто — недоволен абсолютно. Но это была его жизнь, и он не собирался ее отдавать.
 Он вспомнил Чиуна, вспомнил, как изменилась и по-другому потекла его жизнь после обучения у последнего корейского мастера Синанджу. Вспомнил Дом Синанджу и жителей деревни, которые уже пять тысяч лет жили лишь потому, что мастер Синанджу пошел в мир зарабатывать ремеслом асассина и кормить своих односельчан, которые не могли прокормить себя сами, потому что земля этой страны была слишком каменистой для возделывания, а вода слишком холодной для рыбного промысла.
 Римо видел бесстрастные лица этих сельчан, не изменившиеся за века, видел их настороженные глаза и непривычные лица.
 Но если подумать, не так уж и тянуло оставаться в живых во имя этих людей.
 И тогда он вспомнил собственную жизнь. Женщин, которых когда-то знал, любил и в конце концов потерял. Вспомнил Джильду из Лаклууна, женщину-викинга, которая родила ему дочь, девочку с веселыми глазами по имени Фрейя. Чуть больше года назад Римо посетил дух его покойной матери и сказал, что над его дочерью сгущаются тучи. Опасность пока невелика, но с каждым днем растет.
 С тех пор Римо постоянно наседал на Смита, чтобы тот отыскал его дочь, но даже дальнобойные компьютеры Смита не могли помочь найти девочку-подростка с неизвестной фамилией.
 Изменив позицию, чтобы согреть левый бок, Римо вызвал образ маленькой Фрейи. Когда он в последний раз видел ее, ей было семь. Сейчас ей около тринадцати. Совсем юная леди. Закрыв глаза, он попытался представить, как она выглядит сейчас. Но воображение отказывало. Нет, ничего не получается. Он не мог представить себе лицо дочери, которую он видел лишь один раз в жизни, он мог только вспомнить, какой она была во время последней встречи.
 Сквозь плеск и бульканье воды ему послышался ее звонкий смех. И снова. На этот раз яснее.
 — Фрейя?
 — Папа! Где ты сейчас?
 Глаза Римо распахнулись.
 — Фрейя!
 — Папочка, не умирай. Живи ради меня. Живи ради меняяяяяяя!
 — Фрейя!
 Но голос уже исчез, перекрываемый монотонным шумом океанских волн.
 Собрав все силы, Римо принял решение: он будет жить ради Фрейи. Если не для чего другого, то для нее. Фрейя сейчас в опасности, и он ее отыщет. Неизвестно как, но отыщет.
 Акула стала дергаться сильнее. Римо сдавил ее коленями. Она взметнулась, из окровавленной пасти хлынула вода. Треугольная голова металась из стороны в сторону. Римо не отпускал. В глубине пасти поблескивали оставшиеся зубы.
 Если акуле удастся схватить его пастью, этих редких зубов хватит располосовать его, как бритвой.
 — Ты хочешь меня сожрать? — зарычал Римо.
 Акула снова дернулась, мелькнул один глаз. Он был плоским, черным и непроницаемым. Но Римо ощущал в нем холодный хищный ум, который видел в нем всего лишь еду.
 — Сожрать меня хочешь, крыса вонючая? — повторил Римо еще злее.
 Акула сильно шлепнула жестким хрящеватым хвостом.
 — Ну что ж, посмотрим. Может, я сам тебя сожру.
 Слегка подавшись вперед, Римо протянул руку и выхватил из ее пасти один из уцелевших зубов. Все произошло так быстро, что та не успела отреагировать.
 Римо ударил зубом в твердую кожу. Зуб вошел. У акул нет иммунитета от укуса акул. Они часто пожирают друг друга.
 Брызнула темно-красная, почти черная кровь.
 Римо прижался к ней губами и стал жадно пить.
 Кровь была соленой и горькой, но она поддерживала жизнь. Это рыбья кровь, и поэтому ее можно было пить не боясь. Бычья кровь могла бы отравить его измененный организм.
 Выпив столько, сколько мог, Римо вогнал зуб еще глубже и потянул к хвосту. Края раны разошлись, обнажив красновато-розовое мясо.
 Быстрыми движениями Римо делал разрез за разрезом, нарезая рыбу заживо.
 Акула отбивалась. Римо успокоил ее, стиснув так, что из жабр хлынула вода. И тут же отрезал себе здоровенный кусок рыбы.
 И начал есть ее сырой. Отхватывая куски и глотая, не жуя. Для застольных манер не было времени. Ему нужна была энергия, жизненная сила этого мяса — и прямо сейчас.
 Акула попыталась перевернуться на бок. Римо рванул ее спинной плавник в обратную сторону. Акула выправилась. Она все еще билась и дергалась, но уже ослабла от потери крови. Кровь растекалась красными потеками на темной воде.
 Римо ел дальше, отрывая полные горсти жесткого мяса. Вкус был омерзительный. Акулы едят морскую падаль, и вкус у них такой же. И хотя его пища по правилам Синанджу была ограничена рисом, рыбой и утятиной, акул он ел редко. С тех пор, как Чиун ему объяснил:
 — Тот, кто ест мясо акулы, ест и все то, что она съела.
 — Акулы иногда съедают людей, — понял Римо.
 — Тот, кто ест акулу, рискует оказаться косвенным каннибалом.
 Поэтому Римо избегал мяса акулы, но сейчас речь шла о жизни и смерти. Его жизни и смерти акулы. Таков закон моря — большие рыбы едят маленьких.
 Постепенно движения акулы стали заметно слабее. И она уже просто плавала на поверхности, еще живая, хотя уже умирающая.
 И тут появилось неизбежное: плавники других акул, привлеченных запахом крови.
 Они шли с севера, юга и запада. Сначала они резали воду кругами, разыскивая добычу. Когда они приблизятся, от неподвижной акулы полетят кровавые куски.
 И от Римо, если он это допустит.
 Римо этого допускать не собирался.
 С заправленным топливом желудком, восстановив температуру тела, он поднялся на руках и коленях. Осторожно балансируя, поскольку труп акулы мог в любой момент перевернуться, Римо встал на ноги.
 Приближающиеся плавники уже резали воду в нескольких ярдах от него и двигались с холодной целеустремленностью. Римо почти слышал у себя в голове тему акулы из «Челюстей».
 Выбрав плавник, плывущий отдельно от прочих, Римо повернулся к нему.
 Из воды показались первые челюсти, они дернулись вверх и вперед. Сейчас или никогда. Римо прыгнул.
 Приземлившись на спину отдельно плывущей акулы, он упал на колено, схватившись рукой за спинной плавник. Выкручивая его, он заставил акулу отвернуть от тела как раз перед тем, как начался пир обжор.
 — Вперед, собачка, вперед, — сказал сквозь зубы Римо, направляя акулу с помощью ее же плавника.
 Сперва акула не изъявляла никакой воли к сотрудничеству. Но она была всего лишь рыбой. Римо был человеком. Он стоял на вершине пищевой цепи. И не какой-то акуле с ним спорить.
 Сориентировав плавник по западному горизонту, Римо определил курс.
 Естественно, акула сопротивлялась. Но чтобы жить, она должна была плыть вперед. Акулы не спят. Они не знают отдыха. Чтобы дышать, они должны двигаться, иначе они погибают.
 А поскольку акуле приходилось плыть, оставалось только контролировать направление.
 Римо держал акулу на курсе. Иногда с помощью плавника, иногда шлепком по чувствительной морде. Когда она пыталась нырнуть, он щипал ее за спину, и акула забывала о желании нырнуть и пыталась цапнуть зубами что-то, что причиняло ей боль.
 Через некоторое время она слишком устала, чтобы сопротивляться. Но не чтобы плыть. Ей надо было продолжать плыть.
 И она плыла к суше, погрузив жабры в воду лишь настолько, чтобы они черпали кислород.
 Прошел час, два, а потом и три. За это время Римо переварил все съеденное, и организм требовал еще. Поддержание повышенной температуры тела в холоде Северной Атлантики требовало напряжения всего его умения Синанджу.
 Когда Римо ощутил в себе достаточно сил, он сломал акуле хребет одним рубящим ударом. Из пузыря рыбы с шумом вырвался воздух. Она поплыла вперед по инерции, а Римо, используя только ногти указательных пальцев, прорезал кожу рыбы на спине, вырезая свежий акулий бифштекс. Он съел два таких и потом встал.
 Береговой бриз нес запах суши. Римо понятия не имел, сколько до нее, но был готов бежать к ней, тем более что волны здесь были потише.
 Шагнув назад, он собрался, заполнил легкие воздухом и мелкими шагами, чтобы набрать максимальную скорость, пробежал по всей длине акулы и шагнул в воду.
 Он касался воды носками, скользил, снова касался и продолжал скользить.
 Искусство заключалось в том, чтобы не дать своему весу прорвать поверхностное натяжение воды. Холодная вода была плотнее и потому лучше теплой. Иначе бег по воде мог оказаться невозможным в его теперешнем состоянии.
 Но он хотел жить. И поэтому он бежал, шаг за шагом, вдыхая холодный животворный воздух и сражаясь с усталостью, которая грозила его поглотить.
 Он бежал потому, что, как акула, погиб бы, если бы остановился. Он не мог погибнуть и потому бежал. Бежал, бежал, бежал и бежал, оставляя незаметные всплески следов на серо-зеленой поверхности Атлантики.
 Запах земли он почуял раньше, чем увидел ее. Он понятия не имел, сколько прошло времени. Но его тянул вперед запах приготовленной еды, горелых окаменелостей и выхлопных газов.
 Сначала он увидел скалы. Холодные гранитные скалы Новой Англии, частично разрушенные неутомимыми волнами.
 Римо рванулся к ним, но где-то на последней миле силы его оставили. Он оступился, потерял опору и погрузился в ледяную непрощающую воду — когда уже видна была земля и спасение...




 Глава 8


 Она не знала, кто она на самом деле.
 Иногда ей казалось, что она узнает в зеркале свои глаза — зеленые, с легким изумрудным оттенком. Иногда — сапфировые. Иногда — тускло-серые. Они казались знакомыми, в отличие от волос, которые она перекрашивала так часто, что давно уже забыла их истинный цвет.
 Ей сообщили, что она Госпожа Кали, но это имя ей явно не подходило. Чем-то не подходило.
 Когда она лежала в одиночестве на огромной круглой кровати и смотрела в зеркальный потолок, она знала, что она не Госпожа Кали. Она становилась ею, когда натягивала тугую черную кожу облегающую гибкое тело. Она была Госпожой Кали, когда звенели на ней серебряные цепи. Она ощущала себя Госпожой Кали, когда выбирала подходящую плеть из своих запасов и надевала желтое шелковое маску домино.
 Выступая из своих апартаментов с этими аксессуарами власти и боли, она знала, что она — Госпожа Кали. Без всяких сомнений. Кем она еще может быть? Но стоило снять шелковое домино, как сомнения возвращались. Непрошеные, проникали они в сознание.
 «Кто я?» — думала она.
 — Кто я? — спросила она однажды.
 — Ты Госпожа Кали, — ответил ей мягкий, но далекий голос.
 — А до того?
 — До того ты была никем.
 — А кто я, когда перестаю быть Госпожой Кали? — продолжала настаивать она.
 — Сон, — донесся до нее рассеянный голос, прерываемый пластмассовыми щелчками клавиш. Клавиши не молчали никогда. Их стук был такой же частью ее жизни, как звон и звяканье цепей. Знакомый, как щелчок плети, наполнявший ее дрожью ощущения власти и сексуального восторга, когда плеть падала на оголенную бледную спину и заставляла сладострастно сжиматься ягодицы.
 — А кем я буду, когда не буду Госпожой Кали? — спросила она вслух.
 — Бесполезным для меня существом, о мать.
 Это было странно. Но она тут же забыла эту оговорку, услышав другие слова, от которых ее пробрал холод:
 — Не забывай об этом. Никогда.
 И щелканье клавишей продолжалось. Госпожа Кали — она снова была Госпожой Кали — опустила на место прозрачную зеленовато-голубую стеклянную панель.
 А по другую сторону панели карликовая фигура неустанно щелкала по клавишам компьютера. Она никогда не спала.
 А поскольку она никогда не спала, то этому долгому кошмару, казалось, не будет конца.




 Глава 9


 Холодная вода охватила Римо, коснулась его губ, залилась в нос, обожгла глаза. Его сознание затуманилось, мозг отказывался анализировать, что с ним случилось.
 Он задержал дыхание — и его босые ноги коснулись холодного и мягкого ила. А под ним был твердый, скользкий от водорослей гранит.
 Ему понадобилось несколько секунд, чтобы осознать случившееся. Вода не покрывала даже его головы.
 Тогда Римо рассмеялся. Это был смех облегчения. Чистой радости. Он стоял по горло в воде в виду берега.
 И Римо пошел, вздрогнув пару раз, когда естественные защитные рефлексы организма взяли вверх над тренировкой Синанджу, которая учила, что дрожь в теле отнимает драгоценную энергию и лишь неукрощенные рефлексы заставляют тело дрожать для поддержания температуры.
 Последние несколько ярдов пришлись на камни, и эти камни впивались в ноги. Римо не обращал внимания. Он выжил. Чиун будет гордиться им. Он перенес испытание, которое могло бы сломить некоторых из более великих мастеров Синанджу.
 Но не Римо. Он выжил. Он победил.
 Добравшись до берега, он перелез через прибрежную скалу и нашел клочок сухого холодного песка.
 Там он лег и спал до тех пор, пока его лица не коснулись первые лучи утреннего солнца, а над ухом не послышался чей-то голос.
 — Где ты болтался, черт возьми?
 Римо моргнул, поднял голову и увидел перед собой незнакомое лицо, хотя бейсбольная кепка с надписью «Ред Сокс» была знакомой.
 — Кто вы? — слабо пробормотал он.
 — Этель. Ты что, не помнишь меня? Я подбросила тебя сюда на своем грузовике. Мы еще сделку заключили.
 — Ах да, конечно.
 Ее лицо с резкими чертами нависло над ним, заполняя все поле зрения.
 — Что тебя задержало? — спросила она.
 — От акул отбивался.
 — А где твой груз?
 — С ним что-то случилось.
 — Я так и думала. — Она встала на ноги, окинула Римо критическим взглядом и спросила: — Знаешь что?
 — Что? — машинально переспросил он, хотя ему было все равно.
 — Вчера вечером ты показался мне вроде симпатичным.
 — Спасибо, — устало буркнул Римо.
 — Но сейчас ты похож на задушенную котом мышь, и я с тобой дела иметь не стала бы.
 — Прекрасно, — согласился с ней Римо и закрыл глаза.
 — Так что меня не будут мучить совесть за то, что я сделала.
 — И это прекрасно, — ответил он, отключившись от ее голоса.
 Этель повернулась к скалам и крикнула через плечо:
 — Он здесь!
 — Кто здесь? — невнятно пробормотал Римо.
 — Ты здесь, — ответила она.
 В тот же миг Римо окружила толпа полицейских штата Мэн, держащих руки на рукоятках револьверов. Вид у них был очень недовольный, как у людей, которые провели холодную долгую ночь в наружном наблюдении.
 — Вставайте, сэр, — заявил один из них официальным тоном. — Вы арестованы.
 — За что?
 — По подозрению в контрабанде.
 — Контрабанде чего?
 — Это вы должны нам сказать.
 Римо нехотя встал на ноги, слегка передернул плечами от озноба и слабо ухмыльнулся.
 — Единственная вещь, которую я привез с собой на этот берег, это мясо акулы.
 — Где эта контрабанда? — оживился второй полицейский.
 — В моем желудке.
 Эта шутка никого из них не позабавила.
 Поскольку этот способ передвижения был самый простой, а также означал тепло и, возможно, сухую одежду, Римо позволил доставить себя в местный полицейский участок. Ему было предложено принять душ и переодеться в тюремную робу. Именно в таком порядке он это и сделал.
 — Нам известно, что ты плохой парень, — сообщил ему полицейский в допросной, когда Римо немного просох и обогрелся.
 — Ошибаетесь. Я хороший парень.
 — Ты контрабандист Нам Этель сказала, а она зря не скажет.
 — Знаете, мне тогда показалось, что у нее такое честное лицо.
 — Так и есть. Иначе как бы она тебя расколола?
 — Разумно, — не стал спорить с ним Римо. — Мне полагается один телефонный звонок.
 — Сначала нам нужно ваше имя и адрес.
 — Разумеется. Римо Мако, — ответил Римо и назвал адрес в Трентоне, штат Нью-Джерси.
 — Это дом или квартира?
 — Дом, — сказал Римо. — Вне всяких сомнений.
 — Любое ваше признание в данный момент может быть зачтено в вашу пользу.
 — Благодарю. Мое признание: я хочу позвонить своему адвокату.
 В этот момент в двери показалась голова полицейского чиновника.
 — В этом уже нет необходимости. Он на проводе и требует разговора с вами.
 — Его фамилия Смит? — озабоченно спросил Римо, которому очень не хотелось оказаться в дураках и потерять свое законное право на телефонный звонок.
 — Ага. Наверное, вы чертовски часто вляпываетесь в такие истории, если он сразу знает, где вас искать.


* * *

 Римо препроводили в комнату, где он мог говорить без свидетелей.
 — Почему вы так долго возились, Смитти?
 — Псевдонима Римо Мако нет в моем списке согласованных конспиративных имен. Когда оно появилось на канале правоохранительных органов, моя система выдала мне чрезвычайно любопытный факт. Ты назвал им адрес центральной тюрьмы штата в Трентоне, где приводятся в исполнение смертные приговоры. Из этого я сделал вывод, что ты находишься в полицейском участке Любека по подозрению в контрабанде.
 — Неплохое умозаключение.
 — Что стряслось, Римо?
 Когда Римо закончил свой рассказ, доктор Харолд В. Смит угрюмо молчал какое-то время.
 — Либо вы вытащите меня отсюда без лишнего шума, — прервал его раздумья Римо, — либо я вытащу себя сам.
 — Нет, надо все сделать тихо.
 — Только не тяните резину, иначе я возьму дело в свои руки, — предупредил его Римо.
 Вскоре издалека донесся шум вертолетного двигателя. Римо понял, что скоро будет дома.
 Из своей камеры Римо видел, как вертолет приземлился на заднем дворе полицейского участка. Это был большой, выкрашенный в оранжево-белые цвета «Джейхок» — спасательный вертолет с гербом береговой охраны на хвосте — якорь и спасательный круг.
 Оттуда посыпались сотрудники береговой охраны в белых мундирах, придерживая фуражки, чтобы их не снесло потоком от винта.
 Не прошло и десяти минут, как Римо торжественно проводили до дверей.
 — Могли бы и сказать, что служите в береговой охране, — укоризненно проворчал офицер полиции, роясь в карманах в поисках ключей от наручников.
 Римо протянул тому все еще запертые наручники и сказал:
 — Я потерял свое удостоверение в океане. Вы бы поверили мне на слово?
 — Нет, — признал офицер.
 — В том-то и дело.
 Вертолет береговой охраны в считанные минуты доставил Римо на местную станцию, где его пересадили на самолет «Фалькон». Тот с воем взлетел и через пару часов высадил Римо в Бостоне, в международном аэропорту «Логан».
 Там он поймал такси и отправился домой, думая, что Чиун будет либо очень рад его видеть, либо неимоверно зол. Или то и другое вместе. Настроение мастера Синанджу никогда не предскажешь заранее.
 Но в любом случае Римо рвался увидеть его как можно быстрее. Давно уже он не был так близок к смерти, и здорово было ощущать себя живым и активным.
 Хорошо, если бы и мастер Синанджу испытывал подобные чувства. В конце концов задание — всего лишь задание, а Римо — наследник Дома. И все же интересно, насколько разозлится Чиун?




 Глава 10


 Она хотела секса. Да уж, тут не ошибешься. Он понял это по — выражению ее длинного лица, как только переступил порог, по прозрачному неглиже, отлично подошедшему бы грудастой блондинке. Но на ее тощем и бледном теле оно выглядело слишком патетически. Как паутина на трупе.
 Она хотела поцеловать его, но он опередил ее, сдержанно чмокнув в щеку, а потом, поняв, что этого мало, чтобы избежать ее табачного дыхания — еще и в бровь.
 Она шагнула назад, разведя крылья неглиже.
 — Боже мой, еще и лаванда. Как у старой карги. — Я думала, дорогой, что ты уже не придешь, — пролепетала она.
 Он с трудом подавил в себе желание влепить ей пощечину и сказать, что она должна повзрослеть в конце концов. Она же уже мать, черт побери. Пора бы уже смириться. Только бы не эти пафосные попытки раздуть искру, давным-давно погасшую.
 — У меня сегодня был трудный день, — осторожно начал он, скосив глаза на закрытую дверь своей берлоги.
 Перед ним появилось ее сияющее лицо.
 — Значит, тебе нужно долго и лениво... что делать?
 — Отмокать, — быстро перебил он.
 — Отмокать. Ладно, отмокай. А я к тебе присоединюсь.
 Выхода не было. О разводе не могло быть и речи. Без жены можно сразу ставить на всем крест. Бросить все надежды, планы и мысли о будущем.
 — Ладно, — ответил он, попытавшись изобразить на лице нечто вроде брачного энтузиазма, — пойдем в ванну вместе.
 Совместная ванна была не более сексуальной, чем купание с ирландским волкодавом. Со своим длинным лицом, тощими руками и полным отсутствием груди или бедер, она действительно была похожа на ирландского волкодава — неимоверно отвратительную псину.
 После купания она любовно вытерла его с ног до головы, а потом взяла за руку и повела в спальню, где горели ароматные свечи в хрустальных подсвечниках. Завораживает. Единственное, чего в антураже не хватало, — женщины, на костях которой было бы хоть немного мяса.
 Но он женился на ней не из-за тела, а из-за ума, хорошего воспитания и безупречного характера. Респектабельная жена — непременная принадлежность человека карьеры.
 И никогда не оставляла его мысль о том, что даже секс становится унылым и тягостным, когда повторяется день за днем в одной из двух тривиальных поз без каких бы то ни было вариаций.
 Поэтому сейчас предстояло проделать ту же серию движений. Предварительная любовная игра состояла из нескольких целомудренных поцелуев, механического поглаживания по спине, а потом он на нее залез. Ему хотелось придушить ее. Это хоть раз внесло бы возбуждающий элемент в эту скуку, и к тому же после этого никогда не пришлось бы ему снова пломбировать эту мерзкую дыру.
 Она собиралась постепенно поддаваться его проникающим толчкам, но тут он послал все к чертям и взял ее насильно. Это было безумие, но он уже дошел до ручки. Такая сейчас была напряженка на службе с этими последними опросами агентства «Ангус Рейд» и прочей ерундой.
 К его удивлению, ей понравилось. Она дико визжала, потом стала стонать, а он качал, будто загоняя осиновый кол в сердце вампира. Да, именно так. Осиновый кол в сердце той нежити, в которую превратился их брак.
 В момент оргазма она вцепилась зубами в его плечо и забилась в бесконтрольной судороге.
 Без всякой страсти, но он тоже дошел до оргазма. На этот раз.
 — Ты кончил! — прошептала она с каким-то блядским придыханием.
 — Еще бывают чудеса, — ответил он сухо.
 Она улыбнулась фарфоровой улыбкой в тусклом свете свечей.
 — Согласись, что это было замечательно.
 — Потрясающе, — равнодушно отозвался он.
 Когда он перекатился на спину, она прикрутила ночник и погасила свечи, мурлыча себе под нос какую-то бессмысленную песенку Барри Манилова, которого он не переваривал.
 Кончился по крайней мере этот кошмар.
 Лежа в ожидании сна, он чувствовал едкий запах. Ее запах. Но он напомнил ему кое-что другое. Самый сексуальный запах в мире.
 Запах вспоротой и выпотрошенной рыбы.
 И это не давало уснуть. Он молил о сне, но запах тунца в ноздрях был как ватный пахучий тампон.
 Он подождал, пока ее храп заполнил спальню, потом откинул одеяло и сунул ноги в тапочки.
 Прошлепав к себе в берлогу, он включил компьютер. На панелях стен висели картины с изображениями шхун. На лакированной сосновой табличке над монитором паяльником был выжжен девиз: «От моря до моря».
 Система провела его по всем неизбежным циклам входа и дала доступ к электронной почте.
 От той, что владела его мыслями, письма не было. Уже около месяца. Где же она?
 В этот момент глухо зазвонил мобильный телефон в его брифкейсе. Откинув крышку аппарата, он поднес его к лицу.
 — Слушаю!
 — Командор?
 — Говорите.
 — У нас еще одна ненужная встреча.
 — Подробнее, пожалуйста.
 — Американское судно в районе Носа. Мы проводили рутинную подводную операцию, когда нарушитель заметил Гончую на своем рыболовном эхолоте. Пришлось действовать.
 — Состояние судна?
 — Затонуло.
 — Экипаж?
 — Кошачий корм.
 — Свидетели?
 — Не осталось, как всегда.
 — Годится.
 — Есть, командор!
 — Продолжайте операцию со стадом. Обо всех отклонениях докладывать.
 — Есть, сэр!
 Закрыв крышку телефона, он положил его рядом с монитором. Глаза его вернулись к экрану.
 А там, как маяк, пылали строки шапки нового письма:
  Кому: Commodore@net.org. 
  От: Kali@yug.net. 
  Предмет: Позвони мне немедленно. 
 Но в том месте, где должен быть текст, зияла пустота.
 — Сука! — сказал он себе под нос.
 Он был предупрежден: никогда не звонить, никогда не приходить, если это ему не приказано. Человеку его положения никто не смеет отдавать приказы, и такое унижение усиливало его трепет.
 Он вызвал ее номер из памяти телефона и ждал ответа с трепещущим сердцем и неловким ощущением подъема в паху, испытывая чувство волнения и сладостного предвкушения.
 — Если вы правильно набрали номер, то знаете мое имя, — пропело ее холодное контральто. — Говорите.
 — Госпожа?
 — Командор?
 — Э-э, я получил ваше послание.
 — Надеюсь, все хорошо, — холодно сказала она.
 — Да, все нормально, насколько возможно в нынешней ситуации.
 — Испытания продолжаются?
 — Э-э, да, но сегодня вечером произошел еще один инцидент.
 — Ты должен рассказать мне об этом во всех подробностях.
 Это было не вежливое приглашение, а жесткий приказ.
 — Буду рад.
 — Лично.
 — Это было бы замечательно. Мне принести с собой что-нибудь?
 Ее голос сочился презрением.
 — Принеси свою покорность, червь!
 И она повесила трубку.
 Он сменил мятую пижаму на глаженый костюм и помчался по спящему городу к месту, известному ему под названием Храм.
 Храм был открыт. Он вошел в холл, миновал огромную двойную дверь, с обеих сторон которой танцевали варварские скульптуры женщин с обнаженной грудью, пухлыми губами, соблазнительными бедрами и множеством рук. В приемной он снял с себя всю одежду.
 Его мужская плоть уже вздымалась. Он тяжело сглотнул и подошел к зеркальной двери, прозрачной с одной стороны. Он видел свое отражение. С той стороны, он знал, смотрит на него она. Он чувствовал испепеляющий взгляд ее синих глаз.
 — Ты готов переступить порог моей обители? — услышал он сквозь стекло ее холодный голос.
 — Да, Госпожа.
 — В таком случае прими позу приближения.
 Он бухнулся на руки и колени, а потом пополз к двери, открывая ее головой.
 И вполз в комнату, похожий на удирающего краба.
 Он не отрывал глаз от натертого пола, зная, что наказание за иное поведение будет суровым, а еще слишком рано ждать, что на него обрушится телесное наслаждение.
 Когда голова его уперлась в ботинки с каблуками-кинжалами, он остановился, и один ботинок поднялся и медленно впечатал острие в его голую спину.
 — Рассказывай, — произнесла она без интонаций.
 — Что рассказывать, Госпожа?
 — Рассказывай, что случилось сегодня вечером, что так взволновало тебя.
 — Во время испытаний на нас напоролось еще одно американское судно. Из соображений безопасности пришлось от него избавиться. Корабля и команды больше нет.
 — Очень мудро.
 — Никто никогда не узнает.
 — Кроме тебя, меня и всех участников, — саркастически уточнила она. — Сколько это всего лиц?
 — Полагаю, человек тридцать, но все предупреждены.
 Он стал заикаться.
 — Тридцать человек, посвященных в тайну, которая может разрушить твою карьеру, если не жизнь. Если один процент этой группы расскажет каждый одному человеку, какая это будет утечка?
 — Значительная, — признал он.
 — Какая?
 — Катастрофическая.
 — Вот теперь лучше.
 Из ее голоса исчез резкий сарказм, но сам голос вряд ли стал мягче.
 — Это хорошо известная аксиома, командор. Сообщая тайну одному человеку ты должен считать, что сообщил ее троим. Потому что большинство людей чувствует потребность поделиться с тем, кому они доверяют, а те доверятся своим конфидентам, и через несколько шагов твоя тайна уже не тайна, а сплетня.
 — Смысл искажается при пересказе.
 — Думаю, что настало время переходить на другой уровень.
 — Возвышение?
 — Я читала результаты опросов по твоему рейтингу. Они падают. Это падаешь ты.
 — Я, как всегда, открыт вашим безжалостным советам. Госпожа.
 — Конечно. Как может быть иначе?
 Она вдавила ему в спину острый каблук, и в ту же секунду толстая плеть из кожи буйвола — он ее не видел, но слышал запах кожи — развернулась в ее невидимой руке и тяжело опустилась ему на голову, как блестящее морщинистое щупальце.
 — Я вижу, что тебя надо убеждать.
 На самом деле это было совсем не так, но у него были более срочные потребности. Плеть уже сворачивалась в напряженное, тугое кольцо неразряженной энергии.
 — Все, что повелите, Госпожа.
 — Я повелеваю — боль!
 И плеть полоснула его по спине, как обжигающий и жалящий поцелуй.
 Его лицо было прижато к черному полу. Затвердевшая плоть горела, подвернувшись на одну сторону под тяжестью извивающегося тела. Потом он увидит на ней ожоги от трения. Он любил эти ожоги. Они были как почетные медали.
 Она стегала его безжалостно, постоянно повторяя:
 — Ты возвысишься. Ты восстанешь, и ты будешь повиноваться.
 — Я буду повиноваться.
 — Повиноваться безоговорочно!
 — Я буду повиноваться безоговорочно.
 Опустившись перед ним на колени, она вздернула вверх его голову за потные волосы, вплотную приблизив к нему свое женственное лицо. Ее глаза горели, как бриллианты синего льда, а золотистые волосы разлетелись облаком, обрамляя совершенный овал лица, еще более совершенный от шелковой маски домино. Губы блестели кровавым сиянием. Они пульсировали ее влажным и доверительным дыханием в дюйме от его уха.
 — Я скажу тебе, что ты должен сделать...




 Глава 11


 Томаззо Теставерде умел выживать. С ранних дней, когда он лихо воровал рыбу с телег и корзин рыбаков в оживленных доках Кингспорта штата Массачусетс, и до дня, когда собрал команду на свой первый траулер, он выживал при самых невероятных обстоятельствах.
 О нем потом говорили, что он выживал до своего последнего дня.
 А этот последний день был таким же, как и любой другой. Все дни жизни Томаззо Теставерде были, в сущности, одинаковыми. Воровскими.
 По сути своей, хотя Томаззо так не думал, он был мелким воришкой.
 Еще когда он воровал рыбу в доках и жарил се среди развалившихся труб Старого Догтауна, где ведьмы жили еще в те времена, когда его дед Сирио не приехал из Сицилии, Томаззо считал, что просто пользуется теми маленькими возможностями, которые иногда подбрасывает ему жизнь. И не более того.
 И к тому же он был голоден. Его отец целыми педелями пропадал в море, гоняясь за треской в районе Грэнд-банки или за скумбрией в прибрежных водах Виргинии. А про его мать говорили, что у нее пятки тем короче, чем дольше не стоят у нее под кроватью ботинки мужа.
 Родись он рыбой, был бы придонной, что роется в иле в поисках пищи.
 Когда Томаззо подрос, стало невозможно прятаться в укромных местах или убегать от разъяренных рыбаков, у которых он таскал минтая и камбалу.
 Томаззо понял, что приобрел дурную репутацию. И плавать на траулерах и сейнерах своих сверстников, как делали его предки, ему не светит.
 Но предприимчивый мальчишка вырастает в предприимчивого взрослого. Работа настоящих мужчин не для него — пусть так. Томаззо ушел от тех, кто отказался брать его в команду своих судов, и нашел другой, более творческий способ выживать. В те дни ловушки на омаров ставили около самого берега. Их опускали утром, а вечером вытаскивали. Буи красили в разные цвета, чтобы не вытащить по ошибке не свою ловушку, но Томаззо считал, что всякая неосмотренная ловушка, которую он смог затащить к себе в лодку, — его.
 В конце концов он же не забирал себе ловушку, а ставил ее снова, беря только омаров. Это было честно. Таким образом Томаззо приобрел новую репутацию, устойчивее прежней. Потому что непутевого мальчишку могли иногда простить, но взрослый, выхватывающий кусок изо рта итальянских трудяг-рыбаков, получал клеймо на всю жизнь.
 Не имея накладных расходов и мало тратя на оплату труда, Томаззо со временем натаскал достаточно омаров, чтобы добыть себе более мореходное судно. И тут началась его истинная карьера.
 Рыболовство — работа тяжелая, а тяжелая работа — это не то, что любил Томаззо. Не то чтобы он не пробовал. Он пытался ловить тралом. Пытался работать с дрифтерными порядками и кошельковым неводом. Он перебивался кое-как, нанимал команду, которую часто приходилось увольнять, поскольку уволить человека дешевле, чем платить ему регулярно, а тем временем Томаззо изучил все фокусы, которые только знали траловые рыбаки.
 Много лет можно было выживать, кормясь в прибрежных водах Массачусетса.
 Пока рыба не начала пропадать.
 Томаззо отказывался верить ходившим слухам. В Объединенный клуб рыбаков, где обсуждались ли вопросы, его не пускали, так что информации доходила к нему из вторых рук и недостоверная.
 — Старые бабы, — часто ворчал он. — Океаны большие, а рыба плывет куда хочет. Она не дура. Она знает, что ее ищут, и уплывает подальше, вот и все. Мы за ней еще дальше плаваем.
 Но чем дальше уходили в море суда, тем труднее ловилась рыба. Если совсем недавно можно было отчалить от берега, забросить в воду сеть и вытащить ее с трепыхающейся треской, от обилия которой сети трещали, то сейчас в сетях все чаще оказывалась всякая мелюзга, бычок, иногда камбала или палтус, и только в хороший день — бочонок серебристой трески.
 Томаззо, которому приходилось продавать улов в Пойнт-Джудит в Род-Айленде, поскольку в рыбных портах Массачусетса его грузов не принимали, не мог покрыть расходов.
 Были и другие неудобства. Запретили сети с шестиугольной ячеей. Разрешались только небольшие сети с квадратной ячеей. Но сети дороги, и Томаззо не захотел выбрасывать свои. После третьего задержания с уловом угрожаемого вида придонных рыб в запрещенных сетях ему объявили, что он лишается лицензии на рыбный промысел.
 — А мне плевать, — сказал он. — Рыбы все равно здесь больше нет. Ее всю распугали. А я пойду на север и буду ловить омаров, которых там пруд пруди.
 И это было правдой. В заливе Мэн омаров хватало. К тому же в штате Мэн Томаззо никто не знал. Там можно было начать новую жизнь.
 В Бар-Харборе его приняли. После непродолжительной убыли омары возвращались. Уловы были потрясающими.
 — Треска тоже скоро вернется, — часто повторял Томаззо. — Подождите и увидите.
 В Мэне ловили еще и много другое. Скальных крабов. Угрей. Колючий морской еж — тоже заманчивая добыча. Но это была тяжелая работа, и икру ежей Томаззо не любил. Ловить то, что он не будет есть, он не хотел.
 — Буду держаться омаров. Их-то я знаю, — хвастался Томаззо Теставерде. — Вот погодите, я буду королем омаров. Я их знаю как облупленных, и они меня знают.
 Но Томаззо ждал неприятный сюрприз. Оказывается, в заливе Мэн тоже есть правила. Рыбацкий народ, как называли жителей штата Мэн и как они называли себя сами, опасался, что омары уйдут следом за треской. Томаззо считал, что это идиотизм. Треска свободно плавает, а омары ползают. И так далеко им не уползти.
 В первые месяцы Томаззо поймал несколько здоровенных красных экземпляров, парочку альбиносов и очень редкого голубого омара весом пятьдесят фунтов. Он даже шуму наделал в газетах, этот улов Томаззо Теставерде. Биологи из Вудсхольского океанографического института заявили, что этому омару, вероятно, не меньше ста лет и его не следует продавать в рестораны для еды.
 В Бар-Харбор срочно приехала одна известная актриса, специально чтобы просить Томаззо сохранить жизнь голубому омару. Томаззо согласился, если актриса переспит с ним. Она влепила ему пощечину. Томаззо, потирая покрасневшую щеку, швырнул омара в кипящий котел, сварил его и съел в гордом одиночестве. А скорлупу бросил у дверей гостиницы, где в таком же гордом одиночестве спала актриса.
 После этого случая люди стали избегать Томаззо Теставерде, и в особенности ловцы омаров. Но Томаззо плевать хотел на все эти бойкоты. Его интересовало только одно — ловля омаров в заливе Мэн. Омары живут для того, чтобы их ловили.
 Он пользовался любыми уловками — например, приманивание омаров в ловушку смоченной керосином ветошью, хотя на это косились защитники окружающей среды. По не известной никому причине омаров привлекает запах керосина в воде.
 Но больше всего Томаззо доставали правила и постановления. Их было много, и все неудобные.
 Омаров меньше определенного размера ловить запрещалось. Их Томаззо кидал в потайной ящик со льдом. И ел сам. Работа с омарами не притупила его вкуса к сладковатому мясу ракообразных. Приятно было думать, что он ест бесплатно то, за что богачи почище его выкладывают хорошие деньги, да и то в особых случаях.
 Другое правило предписывало выпускать обратно в море самок с икрой независимо от размера — обеспечить будущие поколения ловцов будущими поколениями омаров. У Томаззо сыновей не было, и он считал, что этот закон к нему не относится. Он для тех, кто думает о будущем. Томаззо думал только о настоящем. Только о выживании. Будущее само о себе позаботится.
 — Правила — они для всех, — сказал ему как-то один мужик в баре между пивом, разговорами о бейсболе и жалобами на погоду.
 — Разные правила для разных людей. Вот такое мое правило, — хвастливо ответил Томаззо.
 Это была ошибка, поскольку мужик оказался из Департамента рыболовства и охраны окружающей среды в Портленде, и потом он пошел за Томаззо в порт и записал там название его лодки. Томаззо назвал ее «Дженни первая» в честь своей кузины, которую он лишил девственности в нежном возрасте.
 Во время следующего выхода в море Томаззо как раз выскребал черную желеобразную икру из-под хвоста крупной самки. Улов становился законным. Дело техники.
 И появился катер береговой охраны. Томаззо быстро закончил работу и постарался принять невинный вид, когда катер чалился к его борту.
 — Чем могу быть полезен, люди?
 Инспектор береговой охраны ступил на палубу «Дженни первой» и очень серьезным голосом сказал:
 — Досмотр. По подозрению в нарушении правил вылова.
 — У меня на лодке все чисто, — решительно возразил Томаззо, стараясь сделать честное лицо.
 Они вынули омара, которого он только что швырнул в ящик. Ящик был полон до краев красно-коричневыми панцирями, еще там была парочка крабов.
 — У меня все омары больше разрешенной длины, — протестовал Томаззо. — Проверьте, если хотите. Мне прятать нечего.
 Двое инспекторов припали к ящику и стали проверять, используя специальный мерительный калибр. В их движениях чувствовался профессионализм.
 Томаззо смотрел спокойно. Пока они не найдут потайного ящика, к нему не придраться.
 Но когда они дошли до того самого омара и инспектор капнул из пипетки что-то вроде индиго омару под хвост (его помощники отвели хвост руками), Томаззо заволновался.
 — У этой самки недавно под хвостом была икра, — сказали ему.
 — Не вижу икры, — быстро ответил Томаззо.
 — Ее уже нет, но наши анализы показывают, что цемент, которым она крепится, недавний.
 — Цемент? Откуда у омара цемент? — Откинув назад голову, Томаззо расхохотался.
 Инспектора его смех не поддержали. Они надели на него наручники и отбуксировали его судно обратно в Бар-Харбор, где он был оштрафован и предупрежден.
 Это был горький опыт. Мало того, что ловцу омаров в Мэне нельзя нормально заработать, так еще и по душам нельзя поговорить с человеком за кружкой пива. Бары, оказывается, набиты шпионами.
 Какое-то время Томаззо перестал брать омаров с икрой, но слишком велико было искушение. Он где-то услышал, что хлорная известь уничтожает следы природного цемента, который вырабатывается омарами для удержания икры. Оказалось, что это действительно так. Следующий раз, когда его поймали, им пришлось его отпустить, хотя они и были недовольны. Потому что банки с хлорной известью нагло лежали на виду.
 В день, когда кончились дни Томаззо, «Дженни первая» вышла из гавани в залив с открытыми грузовыми трюмами и кучей банок хлорной извести.
 В зоне, куда редко заглядывала береговая охрана, потому что омаров здесь было поменьше и потому можно было работать без конкурентов и без помех, Томаззо поставил ловушки.
 День был холодный, пасмурный и ветреный, и не пропей Томаззо всю прошлую выручку, он бы нипочем в море не вышел. Он часто мечтал провести зиму во Флориде, где рыбаки промышляют настоящую рыбу — тунца там или рыбу-меч. Но на эту мечту не хватало денег. Пока не хватало.
 С помощью закрепленной на корме стрелы Томаззо опускал ловушки и вытаскивал их наверх, когда из низкого тумана показался большой серый корабль. Томаззо засек его сразу. Вот только что его не было, и вот он уже идет на лодку Томаззо, и туман клубами расходится с его пути.
 У Томаззо на палубе была дюжина омаров с икрой, и он спрыскивал их хлоркой, когда серый корабль оказался рядом, как безмолвный призрак.
 Таких кораблей он никогда не видел. Ловцы омаров не уходят в море так далеко, как глубоководные рыбаки, и поэтому вид огромной плавбазы был Томаззо Теставерде абсолютно незнаком.
 Судно не меняло курса, и Томаззо хлопнул по пневматическому гудку. Тот загудел и эхом отразился от носа надвигающегося корабля.
 В ответ взвыла туманная сирена.
 Томаззо удовлетворенно кивнул головой.
 — Они меня видят. Прекрасно. Пусть обходят. Я делом занят.
 Но корабль не менял курса. В клубах тумана он пер прямо на «Дженни первую», а туманная сирена не смолкала.
 Уронив на палубу банку с хлоркой, Томаззо нырнул в рубку, запустил двигатель и врубил задний ход, так как это показалось ему самым быстрым способом убраться с дороги.
 А огромный серый корабль надвигался.
 Ругаясь на чем свет стоит, Томаззо погрозил в его сторону обветренным, красным, как омар, кулаком.
 — Ах ты фунгула!
 У ограждения носовой палубы стояли люди, люди в белом и синем. Издали их лица выглядели как-то странно.
 Томаззо всмотрелся. Они были все одинаковы. Это не были лица рыбаков — те должны быть красными от ветра и солнца. А эти были белыми как полотно, с пятном какой-то синей татуировки посередине.
 На минуту небогатое воображение Томаззо превратило эти синие пятна в ряд голубых омаров. Он вспомнил голубого омара, которого съел, за что ему до сих пор приходилось терпеть оскорбления.
 Ему показалось, что одинаковые бесстрастные лица глядящих на него людей — это лица мстителей за тот памятный обед.
 Нет, такого не может быть. У этих пятен должен быть другой смысл.
 Огромное судно сделало плавный разворот, и его нос снова навис над «Дженни первой».
 — Они что, совсем спятили? — буркнул Томаззо, на этот раз послав лодку вперед.
 «Дженни первая» ушла от удара с хорошим запасом, но второй корабль явно был намерен ее поймать.
 На «Дженни первой» не было рации. Томаззо Теставерде считал, что ловцу омаров она не нужна. Сейчас он жалел, что не обзавелся рацией — можно было бы вызвать береговую охрану. Этот таинственный корабль играл с ним, как большая рыба с маленькой.
 Можно, конечно, уходить от столкновения с этим судном с каким-то непроизносимым названием, которого Томаззо не понял. Но как ни старайся, удрать от него не светит.
 И все же Томаззо решил попробовать. Повернув лодку к берегу, он дал полный ход.
 Нос «Дженни первой» задрался, корма осела в воду, оставляя холодный пенный след, но по этому следу устремился за ней непонятный корабль с моряками-призраками.
 Погоня была недолгой. Меньше трех морских миль. Огромный нос надвигался все ближе и ближе, и тень его упала на «Дженни первую», словно тень смерти.
 Томаззо проклинал и ругался, обливаясь то холодным, то горячим потом.
 — Что вам нужно? — крикнул он через плечо. — Что вам надо, сволочи?
 Безжалостный серый корабль стукнул «Дженни первую» в корму Лодку швырнуло вперед, массивная корма треснула.
 — Манжиа ла корната! — взвыл Томаззо.
 На палубу «Дженни первой» хлынула вода. Двигатель заглох. Это произошло в мгновение ока. Погрузившись в воду, лодка замедлила ход. Серый нос ударил еще раз, расколов ее пополам.
 Томаззо выпрыгнул за борт Ничего другого ему не оставалось.
 Каким-то чудом его не затянуло в пенную кашу обломков, оставшихся от «Дженни первой».
 Холод сжал его мышцы в узлы и обратил кости в лед. Мутными глазами он видел, как большой корабль проходит мимо, расталкивая бортами дрова, которые только что были его лодкой.
 Вскоре он почувствовал приятное тепло и понял, что замерзает. Он знал, как охватывает тепло замерзающего человека, будь то заснувший в сугробе ребенок или выброшенный в воды залива Мэн рыбак.
 Томаззо умел выживать. Но он знал, что сейчас ему не выжить.
 Тело стало свинцовым, он начал погружаться. И не почувствовал ни как его хватают за обледенелые волосы и дергающиеся руки, ни как его втаскивают в шлюпку.
 Он только осознал, что лежит в рыбном трюме какого-то судна. Было холодно. Он попытался сдвинуться, но не смог. Приподняв голову, он посмотрел вниз и увидел, что раздет догола, а тело у него синее. Оно непроизвольно дергалось и тряслось. Это было его тело. Он узнал его, но ощутить по-настоящему не мог.
 «Странно, — отметил он краем сознания. — Дрожу, а сам не чувствую».
 Вокруг него суетились люди. Он видел их лица. Белые. До блеска белые. Но татуировка от лба до подбородка и от уха до уха не была изображением омара. Это было что-то другое.
 Томаззо не узнал узора, но это было что-то знакомое.
 Один из них подошел к нему и стал наносить на его лицо что-то белое и блестящее.
 «Они пытаются спасти меня, — промелькнула у него мысль. — Это какая-то согревающая мазь. Я спасен. Я выживу».
 Потом подошел второй с живой рыбой в одной руке и разделочным ножом в другой. Он быстрым взмахом обезглавил рыбу и без лишних церемоний, пока первый спокойно наносил мазь на лицо Томаззо, сунул кровоточащий обрубок рыбы Томаззо в рот.
 Томаззо почувствовал вкус крови и рыбьих внутренностей.
 И понял, что это вкус смерти.
 Он не чувствовал, как его перевернули на живот и надругались над ним, засунув такую же рыбу в задний проход.
 Даже в смертный час не мог он представить себе, что ему предназначено судьбой стать искрой в пожаре той страшной схватки, которая потрясет весь мир. Тот самый мир, у которого он много брал и которому так мало отдавал.




 Глава 12


 Дорожное движение в Бостоне было почти нормальным — для Бостона. Было только две аварии, обе несерьезные. Правда, последняя имела такой вид, будто кто-то решил сделать разворот из левого ряда на боковой съезд. И теперь этот предприимчивый фургон лежал на крыше, как перевернутая черепаха, а колес у него не было.
 Когда такси, в котором он ехал, резко свернуло, Римо их увидел. Они катились в разные стороны, будто решили выехать покататься.
 — Для этой дороги — день как день, — проворчал себе под нос таксист.
 Римо так и не привык к зрелищу своего дома, открывающемуся за последним поворотом. Собственно говоря, это был даже не дом, а кондоминиум, но квартиры в нем никогда не выставлялись на продажу по многим серьезным причинам. Не последней из них было то, что здание это раньше было каменной церковью.
 Это была не совсем обычная церковь. Обычно у церкви наверху купол с крестом. А это было здание средневековой архитектуры, хотя выглядело вполне современным с его каменными стенами и двумя рядами чердачных окон.
 И все же этот дом построен для отправления культа, а не для жилья. Мастер Синанджу выбил его у Харолда В. Смита при подписании контракта несколько лет назад. Мнением Римо никто не интересовался. А ему тоже было все равно. После долгих лет жизни на чемоданах приятно было иметь постоянный адрес. В этом доме у него было целое крыло.
 Вот чего он не любил — это досужих замечаний таксистов.
 — Вы здесь живете? — удивленно спросил тот, когда Римо попросил его остановить машину. — В этом каменном мешке?
 — Этот дом принадлежит моей семье уже несколько веков, — заверил его Римо.
 — Эта церковь?
 — На самом деле это замок, перевезенный сюда по кирпичику из родового поместья в Верхнем Синанджу.
 — А где это?
 — Нью-Джерси.
 — Там есть замки?
 — Больше нет. Этот был последним, который вывезли оттуда, когда налоги штата на замки поднялись выше крыши.
 — Он, видимо, был построен еще до Революции.
 — И даже до «до Революции», — подтвердил Римо, сунув двадцатку сквозь щель в перегородке. Запас наличности он пополнил в банкомате аэропорта по кредитной карточке, которую носил в заднем кармане.
 Перед дверью он позвонил. Потом позвонил еще раз.
 К его удивлению, к стеклянным овалам двустворчатой двери шлепающей походкой подкатилась пухлая коротышка азиатской внешности с серо-седыми волосами. Одета она была в неописуемую стеганую кацавейку, которую нельзя было назвать ни в точности красной, ни определенно серой. Может быть, она была когда-то сиреневой.
 Она посмотрела на Римо, мигнула по-совиному и открыла дверь.
 — Кто вы такая? — спросил Римо.
 Старуха отвесила поклон. Когда она подняла лицо, Римо рассмотрел его и решил, что она из Южной Кореи, а не из Северной. Это утешало. А то он было испугался, что это одна из кузин Чиуна, которая приехала погостить лет на десять.
 — Мастер ждать вас, — сказала она на ломаном английском.
 — Он сейчас в колокольной башне?
 — Нет, рыбный погреб.
 — Какой рыбный погреб? — оторопело уставился на нее Римо.
 — Который быть в подвал, — ответила старуха.
 — Ах, этот рыбный погреб, — протянул Римо, который никогда не слышал ни о каком рыбном погребе и был абсолютно уверен, что в подвале до сегодняшнего дня ничего подобного не было. — Как вас зовут, кстати?
 — Я экономка. Имя не иметь значения.
 И она снова поклонилась.
 — Но у вас все-таки есть имя?
 — Да, — ответила старуха, еще раз поклонилась и засеменила вверх по лестнице.
 — Чиуну лучше бы запастись хорошим объяснением для всего этого, — проворчал Римо, ныряя в дверь подвала.
 Подвальное помещение имело форму буквы "Г", как и само здание. Сквозь окна-бойницы пятнами падал дневной свет. Он ложился на длинный ряд холодильников вроде тех, в которых большие семьи хранят говяжьи бока и ноги. Холодильники были новыми и дружно гудели, Тут же стояли рядами булькающие аквариумы. Рыбы в них не было.
 — Чиун, ты где? — выкрикнул Римо.
 — Здесь, — послышался писклявый голос.
 Римо хорошо знал этот писк. Он означал, что его обладатель недоволен. Чиун был расстроен.
 Римо обнаружил мастера Синанджу в дальнем углу подвала, где когда-то был угольный бункер. Здесь все переменилось. Деревянная обшивка бункера была сорвана, а стенки обложены кирпичом. Кроме того, в нем появилась дверь. Она была открыта.
 Римо заглянул внутрь.
 Мастер Синанджу стоял посреди этого мрачного холодного помещения, и лицо его было похоже на маску мумии. Светло-карие глаза глянули на Римо. Они блеснули и прищурились.
 Чиун был одет в простое серое кимоно из шелка-сырца. Без украшений. Полы кимоно касались верха черных корейских сандалий. Руки, спрятанные в широкие рукава, были скрещены на тугом и плоском животе.
 Похожий на кнопку нос сморщился, и Чиун сказал:
 — От тебя воняет санго.
 — Санго?
 — Акулой.
 — Ах да. Она пыталась меня съесть.
 Чиун вопросительно склонил голову набок по-птичьи, но выражения его лица в полумраке было не уловить.
 — И?..
 — Я съел ее раньше.
 Римо улыбнулся. Чиун — нет. Голова его откинулась назад, отбрасывая резкие тени на пергаментные черты лица. Он был лыс, как пасхальное яйцо, и только два пучка пуха торчали над каждым ухом. С подбородка свисала бородка, похожая на тощий хвост белой мыши.
 — Смитти уже рассказал тебе, что со мной случилось? — поинтересовался Римо.
 — Нет. Несомненно, чувство стыда сковало его благородный язык.
 — Я попал в точку встречи вовремя. Но судно кто-то потопил.
 — И ты это допустил?
 — Я ничего не мог поделать. Оно затонуло раньше, чем я прибыл.
 — Надо было добраться туда пораньше.
 — Да, но я не смог.
 — Но ты отомстил за это оскорбление?
 — Пытался. Судно потопила подводная лодка. Я отправился на ее поиски, но она первая нашла меня.
 — Ты уничтожил это пиратское судно во имя нашего Дома?
 — На самом деле оно вроде как удрало, — признал Римо.
 — И ты позволил какой-то подводной лодке уйти от тебя! — вспыхнул Чиун.
 — Я впервые видел субмарину, — обиженно сказал Римо. — Мне удалось пробраться на борт, но они выкурили меня наружу. Я сделал все возможное, Чиун. А потом я оказался в открытом океане без досточки и щепки. Чуть не утонул.
 Лицо Чиуна оставалось суровым.
 — Тебя учили не тонуть в воде.
 — Я сказал «чуть не утонул». Меня окружили акулы.
 — Ты сильнее акулы. Ты опаснее акулы. Ни одна акула не может победить того, кого я учил мудрости из солнечного источника Синанджу.
 — Благодарю за все похвалы, но я действительно был на грани гибели.
 — Мудрость, которую я расточал на тебя, привела тебя домой живым, — сказал Чиун, выходя и резко закрывая дверь, как бы ставя точку.
 — На самом деле, боюсь, я бы не выбрался, если бы не вспомнил Фрейю, — откровенно признался Римо.
 Чиун с нескрываемым интересом вздернул подбородок.
 — Я вспомнил, что у меня есть дочь и что я хочу увидеть ее снова. И тогда я нашел в себе волю к жизни.
 Чиун не проронил ни слова.
 — Сожалею, что сорвал задание, — тихо сказал Римо. Он механически крутил кистями рук.
 Чиун молчал, лицо его не шевельнулось, карие глаза были непроницаемы.
 — А что мы потеряли? — спросил Римо.
 — Честь. Но мы ее вернем. Ты лично этим займешься.
 И Чиун беззвучно мелькнул мимо Римо, как серое привидение.
 Открыв дверь, Римо просунул голову в выложенный кирпичом угол погреба. Там ничего не было, если не считать вывешенных рядами кедровых полок.
 Пожав плечами, Римо закрыл дверь и последовал за мастером Синанджу вверх по лестнице. Догнав его, он пристроился рядом.
 — Старая леди сказала, что ты в рыбном погребе. Но я никакой рыбы не вижу.
 — Это потому, что там ее нет.
 — Рад это слышать. Сегодня у меня есть настроение полакомиться утятиной.
 — Это хорошо, потому что сегодня на ужин утка. И каждый вечер в обозримом будущем — тоже.
 — Это больше, чем мне хотелось бы.
 Они дошли до верха лестницы.
 — Потому что нет рыбы, — сказал Чиун, не став развивать эту мысль.
 Они ели на кухне, устроившись на низких табуретах. Рис был белый и липкий, приготовленный именно так, как любил Римо, и подавался в бамбуковых чашках. В золотисто-оранжевом соусе лежала утка.
 Когда шаркающая по кухне бессловесная экономка передала Чиуну миску супа из рыбьих голов, Римо удивился.
 — Кажется, ты говорил, что рыбы нет? — спросил Римо.
 — Рыбы нет. Для тебя.
 — А для тебя есть?
 — Я не проваливал задания, — сухо ответил Чиун.
 — Обычно мы ели одно и то же.
 — Отныне и до тех пор, пока не будет отомщена честь Дома, твой рацион ограничен утятиной. Ты будешь есть жареную утку, пареную утку, вареную утку и холодные утиные объедки. В основном ты будешь есть холодную утятину. Более того, ты будешь есть ее с удовольствием.
 — Я с этим смирюсь, но мне это не нравится, — возразил Римо, прокалывая коричневую корочку утки серебряной палочкой. — А что это за экономка у нас появилась?
 — Это решение я принял сегодня.
 — Она из Южной Кореи, а не из Северной.
 Чиун с любопытством посмотрел на Римо.
 — Очень неплохо, Римо. Как ты узнал? По глазам? По форме головы?
 — Нет, по тому факту, что она не сожрала все в буфете.
 Чиун нахмурился.
 — Южане обычно становятся прекрасными слугами, хоть у них и низкий характер. Я бы не позволил себе сделать северянина слугой. Но поскольку она кореянка, хотя и не нашей крови, она вполне терпима.
 — Да, но могут возникнуть проблемы с безопасностью.
 — Ее английский весьма несовершенен.
 — Я заметил, — сухо ответил Римо.
 — А я устал готовить для тебя и убирать после тебя.
 — Я делаю свою часть работы.
 — Но только не сегодня. Сегодня ты потерял целое судно и его ценный груз.
 — Да, кстати, — спросил Римо, — что означает «Инго Панго»?
 — Ты понимаешь по-корейски.
 — Я не все слова знаю.
 — "Инго"ты знаешь.
 — Что-то знакомое.
 — "Кум"ты знаешь.
 — Конечно. Это означает золото.
 Чиун поднял палочку.
 — А вот это «инго».
 — Теперь я вспомнил. «Инго» — это серебро.
 Мастер Синанджу наколол палочкой кусок рыбы у себя в тарелке.
 — А вот это «панго».
 — Рыба?
 — Не «рыба». У рыб есть названия. У каждой рыбы есть свой вкус, свое строение и даже своя родословная. Речная рыба отличается от океанской. Тихоокеанская рыба лучше атлантической рыбы.
 — С каких это пор?
 — Этот суп приготовлен из голов тихоокеанской рыбы.
 Римо наклонился над тарелкой и пристально посмотрел на рыбью голову. Голова смотрела на него.
 — Не узнаю, — сознался он.
 — Это карп.
 — "Инго Панго"означает «серебристый карп»?
 — Да. Очень достойное имя для судна.
 — Возможно. Никогда не любил карпа.
 — Да, ты пожиратель акул.
 — Это была необходимость, — буркнул Римо.
 — Не в большей степени, чем ванна.
 Римо посмотрел на мастера Синанджу.
 — От тебя пахнет акулой, — напомнил ему Чиун.
 — Это лучше, чем если бы от акулы пахло мной, — сострил Римо и улыбнулся сам, не дождавшись улыбки от мастера Синанджу.
 Было так приятно чувствовать себя живым, что даже утка ему понравилась, хоть и была слишком жирная.




 Глава 13


 Хотя внешне доктор Харолд В. Смит чем-то напоминал гибрид стареющего банкира и гробовщика, бывали дни, когда он походил на мумию банкира. Сегодня был один из таких дней.
 Зима абсолютно не сказывалась на его внешнем виде. Он уже давно перешагнул свой пенсионный рубеж, а волосы его посерели. Именно посерели, а не побелели. Белый ореол мог бы оказаться Харолду В. Смиту к лицу. Скрасил бы непроглядную серость его личности.
 Серыми были его волосы, его глаза, столь же серой была манера поведения и даже кожа была серой — следствие порока сердца. В детстве он был голубоглазым, как любой новорожденный ребенок или котенок.
 Это вскоре прошло. Глаза естественным образом стали серыми. Лечение йодистым серебром сделало серой кожу. Как будто, иногда думала его мать.
 Какая-то серая туча украла голубой цвет ее милого Харолда.
 Никто не знает точно, какие силы определяют судьбу человека. Возможно, человек с таким бесцветным именем, как Харолд В. Смит, был обречен судьбой на такую же бесцветную профессию. Но его природная склонность к серому цвету и хамелеонская способность полностью вливаться в любые социальные условия, вероятно, определили течение его жизни. Ни один человек по имени Харолд В. Смит никогда не заводил шумный роман с кинозвездой, не преодолевал звуковой барьер, не исполнял музыку, которую кто-нибудь хотел бы слушать.
 Неизбежной судьбой Харолда В. Смита из вермонтских Смитов стал бы семейный издательский бизнес, и Смит развивал бы его медленно, осторожно, компетентно, но уж никак не искрометно, если бы не Пёрл-Харбор. Харолд В. Смит пошел добровольцем. Смиты не дожидаются призыва. Смиты во время войны служат своей стране.
 Серьезные достоинства Харолда В. Смита были рано замечены, и в конце войны он оказался в Европе, где работал в Бюро стратегических служб. После войны это открыло ему дорогу к службе во вновь созданном Центральном разведывательном управлении. Смит подходил ЦРУ идеально. В эпоху «холодной войны» управление стало гигантской бюрократической машиной. Там Смит изучил работу с компьютерами и заработал себе репутацию и кличку Серый Призрак.
 В конце концов Харолд В. Смит ушел бы из ЦРУ за выслугой лет, если бы не молодой Президент из одного с ним поколения, который видел, как любимая им страна входит в штопор неуправляемого хаоса. Президент создал одно простое понятие — КЮРЕ. Организация без сотрудников, не комиссия по мандату или санкции конгресса, но последняя сила для удержания государственного корабля от переворота, пока американский эксперимент не затонул на мелях диктатуры.
 Президент связался со сверхкомпетентным Харолдом В. Смитом и предложил ему взять на себя ответственность за спасение нации от катастрофы. Смит откликнулся на этот призыв так же, как двадцать лет назад откликнулся на Пёрл-Харбор. Он не уклонился от гражданского долга. Так он понимал это — как долг. Он не рвался к высокому посту.
 Все это было давно. Много президентов, много заданий и много зим тому назад. А Смит поседел за своим письменным столом в санатории «Фолкрофт», который был прикрытием для КЮРЕ. Отставки он не увидит За этим столом ему суждено умереть. Из КЮРЕ в отставку не уходят. И нет конца заданиям и кризисам.
 И вот сейчас, в зиму своей жизни, под свинцовым небом, чья серость подчеркивала серость самого Смита, он сидел за своим столом у компьютерного терминала, с которого Харолд В. Смит следил за страной, защищать которую он присягал.
 Он вызвал простую базу данных — «Флаги мира». Порой самые глубокие тайны можно разгадать с помощью самых простых средств.
 Римо описал ему субмарину с нарисованным на рубке белым флагом, обрамляющим голубой «флер-де-лис».
 Смит уже посмотрел в базе данных, что значит «флер-де-лис». Это по-французски означало «цветок лилии». Здесь он нашел некоторую путаницу. Поскольку на самом деле цветок, изображенный на «флер-де-лис», был цветком ириса, считалось, что изначально ирис называли лилией. Отсюда и путаница.
 Этот цветок стал гербом королевского дома Франции еще во времена Хлодвига. Но все дело заключалось в том, что королевский флаг Франции представлял собой золотой «флер-де-лис» на голубом фоне. Компьютерный поиск не дал ни одного национального флага с «флер-де-лисом» какого бы то ни было цвета. А современный флаг Франции был просто трехцветным. Без «флер-де-лиса».
 Смит не удивился. У него была фотографическая память, и он не помнил такого флага у современных стран.
 С рассеянным видом Смит снял с патрицианского носа пенсне и тщательно протер его бумажной салфеткой. За десятилетия напряженной работы с компьютером его глаза стали чувствительными к наличию даже мельчайших частиц пыли на линзах, и он их все время протирал.
 Водрузив пенсне на нос, Смит попробовал поискать пошире. Он стал искать любой флаг, на котором есть «флер-де-лис».
 Вскоре пришел ответ. На почерневшем экране компьютера проступили бесцветные очертания простого флага с основными элементами «флер-де-лис» в центре.
 Постепенно он начал набирать цвет. Смит подался вперед.
 Он различил эмблему бойскаутов. Римо об этом упоминал. Но флаг бойскаутов — золотой рисунок на темно-синем фоне. Это был не тот флаг, который описал Римо. Но это и не мог быть он. Бойскауты не плавают на подводных лодках и уж тем более не нападают без причины на торговые суда.
 Нажав нужную клавишу, Смит дал указание системе продолжать поиск. Минут через пять компьютер выдал ассортимент геральдических флагов, ни один из которых не совпадал с описанным Римо.
 Нахмурившись, Смит откинулся на спинку своего кожаного кресла. Тупик. Что бы это могло означать?
 Он приказал системе выдать все флаги с изображением любого количества «флер-де-лисов». Это был очень окольный путь, но он должен был узнать, кто стоит за потоплением «Инго Панго» и есть ли основания предполагать угрозу для КЮРК.
 Почти сразу на экране монитора высветился голубой флаг, разделенный белым крестом на четыре части. Каждая часть обрамляла белый «флер-де-лис» точно так, как описал Римо.
 Сжав губы, Смит рассматривал флаг.
 Конечно. Он жил когда-то в штате Вермонт, неподалеку от канадской границы, и должен был вспомнить этот флаг Квебек, провинция Канады.
 Каждая четверть в точности воспроизводила флаг, описанный Римо, только цвета были вывернуты.
 Смит потянулся к голубому контактному телефону и набрал номер Римо.
 — Кто звонить? — послышался в трубке странный голос.
 Смит застыл.
 — С кем я говорю?
 — Я спрашивать первая, невежливый.
 — Я... э-э-э... хотел бы поговорить с Римо.
 — Римо кушать. Звонить позже. А сейчас идти к чертям.
 И телефон отключился.
 — Что за?.. — буркнул Смит и снова набрал номер.
 — Пожалуйста, передайте Римо, что ему звонит доктор Смит.
 — Передам. После ужина.
 — Это крайне важно. Мне нужно поговорить с ним сию же минуту.
 — Важно, что он сейчас кушать, — последовал ответ. — Идти обратно к чертям.
 И линия снова оглохла.
 Из серой, бесцветной души Смита всколыхнулся редкий приступ ярости. Он подавил ее. Ничего не оставалось делать, как ждать ответного звонка Римо.
 Он раздался ровно через двадцать минут.
 — Смит, это Римо. Вы звонили мне?
 — Кто отвечал на мои звонки? — спросил Смит самым кислым своим голосом.
 — Экономка Чиуна.
 — Чиун нанял экономку?! — изумленно воскликнул Смит.
 — Не спрашивайте у меня зачем. Когда я вернулся домой, она уже охраняла его дверь. А почему вы не рассказали Чиуну, что случилось?
 — Он не подходил к телефону.
 — Ладно, на этот раз опасность вас миновала. Но он здорово вскипел.
 — Римо, тот флаг, который вы мне описали. Был на нем белый крест в центре?
 — Нет. Только этот цветок, больше ничего. Вы что-нибудь нашли?
 — Точно такого найти не удалось, но на флаге провинции Квебек изображен белый крест, а в каждом из четырех квадратов нарисован символ, очень похожий на тот, который ты описывал.
 — Похоже на правду. Они просто поменяли местами цвета. Но если они не говорят по-английски, чего ждать, что они будут знать свои цвета? Эй, Смитти! А у Квебека есть подводные лодки?
 — Нет, но у военно-морского флота Канады есть. Это очень старые дизельные субмарины времен второй мировой войны.
 — Кстати, эта тоже была очень старой, — отозвался Римо. — Но зачем канадцам топить «Инго Панго»?
 — Разумеется, им это ни к чему. Они наши союзники, а судно шло под флагом США и в наших водах, глубоко в двухсотмильной зоне.
 — Вот и хорошо, а то только я поел, как Чиун хочет, чтобы я гонялся за субмаринами.
 — Поиски этой субмарины будет вашим очередным заданием, — ответил Смит.
 — Именно это я и боялся услышать от вас. Послушай, это дело не терпит? Я провел ночь в воде, играя с акулами, и хоть еще одну ночь хотел бы не видеть воды.
 — Враждебная субмарина в территориальных водах США — это проблема национальной безопасности. Римо, а те моряки, с которым ты столкнулся, — они хоть что-нибудь говорили?
 — Нет. Будто там экипаж из Марселя Марсо и его «Веселых мимов». Кстати, он же француз?
 — Не могу придумать причины, по которой французская подводная лодка могла бы атаковать американское торговое судно, — заявил Смит, отметая идею в зародыше.
 — А может быть, это все-таки Квебек. У них есть причина ненавидеть нас?
 — Нет. Квебек сейчас цапается с англоязычной Канадой по поводу отделения, но это к США не имеет отношения.
 — Тогда остается одно — они специально преследовали «Серебристого карпа».
 — Кого?
 — Именно так переводится название «Инго Панго» с корейского. Знаете, мне осточертело произносить это дурацкое название, которое напоминает мне пинг-понг.
 — О характере груза на борту «Инго Панго» и его задаче не знал никто, кроме членов экипажа, — ответил Смит.
 — А что это было, кстати? — в который раз попытался выяснить Римо.
 — Рыба.
 — Рыба?! — взорвался Римо.
 Харолд В. Смит кашлянул, прочищая горло.
 — Да, во время подписания последнего контракта мастер Синанджу попросил, а я согласился, чтобы были обеспечены регулярные поставки тихоокеанской рыбы.
 — Рыбы?
 — Как вам, быть может, известно, мировое рыболовство переживает кризис. Прибрежные промыслы исчерпаны, что заставляет рыбаков все дальше и дальше уходить в открытое море. Качество уловов стремительно падает, цены взлетают вверх. Мастер Чиун был крайне неудовлетворен тем, что можно сейчас достать, и просил меня решить эту проблему.
 — То есть, если говорить прямо, в этот раз он вас с золота переключил на рыбу?
 — На самом деле фунт этой рыбы окажется дороже фунта золота, если учесть все затраты.
 — Как это? — спросил Римо.
 — "Инго Панго"был плавучим рыбозаводом. Такое судно выходит в море на лов и переработку рыбы. Этот корабль вышел из порта Пусан и пересек Тихий океан, вылавливая по пути разные виды рыб. Очень много разных видов.
 — Это чертова уйма рыбы, — заметил Римо.
 — Разумеется, — согласился Смит. — Мастер Чиун настоял, чтобы рыба была доставлена в живом виде, то есть чтобы она была как можно более свежей.
 — Теперь понятно, почему в нашем подвале появился рыбный погреб.
 Смит удивленно крякнул, выражая недоумение.
 — Чиун переделал угольный бункер под так называемый рыбный погреб, — пояснил Римо. — Никогда о таком не слышал. А вы?
 — Я тоже. Но я знаю, что корейцы любят солить и мариновать рыбу на зиму.
 — И понятно, почему я должен есть утку, а он уплетает суп из рыбьих голов. Нет, я не жалуюсь, но он угрожает лишить меня рыбы навсегда. А на утятине мне не прожить. Мне тоже нужна рыба.
 — Передайте мастеру Чиуну, что я связался с другим рыболовным концерном. Рыбная статья нашего контракта не будет оставлена в небрежении.
 — Неужели вы не чувствуешь себя дураком, когда говоришь «рыбная статья»?
 — Я перестал анализировать свои ощущения при ведении дел с Домом Синанджу еще с 1980 года, — ответил Смит без малейшего намека на юмор. — Отправляйтесь на станцию береговой охраны в Кейп-Код, Римо. Я хочу, чтобы эта субмарина была найдена.
 — Как скажете, Смитти. А что мне с ней делать, если я ее поймаю?
 — Допросить капитана и доложить мне.
 — После того как я убью его.
 — Доложите мне. Я дам вам инструкции, как с ним поступить.
 — Забудьте свои инструкции, — решительно заявил Римо. — Он хотел меня убить. И у меня свои инструкции. Если этот тип мне попадется, я скормлю его рыбам.
 С этими словами Римо положил трубку.


* * *

 Положив синюю трубку на рычаг аппарата, Харолд В. Смит стал быстро стучать по клавишам компьютера. Надо было организовать поддержку со стороны береговой охраны, если Римо она понадобится.
 Работая, Харолд В. Смит подумал, нет ли чего-нибудь общего между этим инцидентом и недавней серией исчезновения рыболовецких судов. Последнее время цифра пропавших судов резко взлетела. Он знал об этом, поскольку его никогда не дремлющая система всегда предлагала ему группы совпадений или связанных событий для анализа.
 Группу пропажи судов Смит отверг как совпадения, списав на повышенный риск дальнего рыболовства в эти тяжелые времена.
 Теперь он не был в этом так уверен.




 Глава 14


 Лейтенант береговой охраны Сэнди Хекман и слушать не хотела, когда к ней подбежал этот швабра-кадет. Она проверяла готовность сторожевого катера «Каюга» к выходу в море. Катер совсем недавно вернулся на станцию береговой охраны в Кейп-Коде с поисково-спасательного дежурства, и команда сбивала лед с паутины мачт электроники и надстроек, а тем временем баки тридцатиметрового корабля заправляли топливом.
 — Начальник хочет видеть вас у себя в офисе, — еще раз повторил кадет.
 — Передай ему, что море никого не ждет, — огрызнулась Сэнди.
 — Это очень важно.
 — Поисково-спасательные работы важнее.
 И лейтенант Хекман вернулась к проверке готовности. Это был ее звездный час. К сожалению, это означало, что там, в жестоком океане, терпит бедствие судно.
 На этот раз оно называлось «Санто Фадо» — траулер из Инсмаута, отсутствующий уже тридцать шесть часов.
 Сигналов бедствия не поступало. И это был плохой признак. Лодка не вернулась в порт и не была обнаружена или замечена.
 Поисковый самолет береговой охраны «Фалькон» чертил круги в небе Северной Атлантики в поисках судна. Но реактивные самолеты на воду не садятся, и потому весь плавсостав береговой охраны в Кейп-Коде и Ситлуэйте прибыл в район поиска. Здесь были и белые корпуса катеров, и черные тендеры, и спасательные шлюпки, и ярко-оранжевые вертолеты «Джейхок» и «Пеликан». В районе поиска оказались не только самолеты, но и катера береговой охраны, а также вертолеты и спасательные лодки.
 После суток непрерывных поисков не нашли ничего. Плохой прогноз для «Санто Фадо» и всей его команды.
 Снова прибежал запыхавшийся кадет и на этот раз объявил:
 — Начальник приказал вам прибыть к нему в кабинет.
 — Я же возвращаюсь на поиск! — вспыхнула Сэнди.
 — Вас заменят. Вы нужны здесь.
 — Черт бы побрал его волосатую задницу!
 — Не надо, чтобы он это слышал... сэр.
 — А мне плевать, кто это услышит, — отрезала Сэнди.
 Возле административного здания разогревался белый «Фалькон» с красной диагональной полосой береговой охраны на фюзеляже и стабилизаторе.
 Ординарец капитана, перекрикивая нарастающий шум мотора, проорал:
 — Вам придется лететь на наблюдение. Это приказ.
 — Что здесь происходит, черт возьми?
 — У нас тут две важные персоны. Капитан хочет показать береговую охрану лицом и выбрал самое симпатичное.
 — Правда? Ладно, покажем!
 Решительным шагом пройдя к «Фалькону», она через две ступеньки взлетела по трапу в салон.
 — С каких это пор я стала авиатором? — рявкнула она так, что это сделало бы честь туманной сирене.
 К ней протянулась чья-то рука и усадила ее в кресло. Не грубо, но очень твердо. Сэнди очень удивилась.
 Люк закрыли. «Фалькон», гудя двигателями, вырулил на полосу и тут же истошно взвыл, взмывая в воздух.
 Когда ее зад отошел от внезапного столкновения с креслом, Сэнди внимательно рассмотрела своих очень важных спутников.
 Один из них был худощавый, одетый как на летнюю охоту на уток. Второй был старым, как скалы, одетый как на игру в маджонг. С виду он был китайцем, но одет был в малахитовое японское кимоно с изображением моржей анфас на тощей груди. Из широких рукавов кимоно выдавались длинные ногти такого зловещего вида, какие Сэнди видела только в кино о китайской мафии.
 — Я Римо Пайк, — представился белокожий высокий парень. — А это Чиун.
 Он показал визитную карточку. Там было написано «Национальная Служба Морского Рыболовства».
 — И что из этого?
 — Мы ищем подводную лодку, которая здесь прячется.
 — Чью лодку?
 — Это и есть проблема данного момента.
 — А это не для военного флота работа? — резонно заметила Сэнди.
 — Мы не хотим поднимать шум.
 — Послушайте, все суда береговой охраны сейчас заняты в поисково-спасательной операции. А вы оттягиваете их себе.
 — Ничего страшного. Пока вы ищете потерпевших бедствие, мы попытаемся отыскать подлодку.
 Сэнди постаралась вложить в свой взгляд весь доступный ей скептицизм.
 — А чем подлодка заинтересовала НСМР?
 — Эта информация классифицирована как секретная, — сказал тот, которого звали Римо.
 — Ладно, — объявила Сэнди, прыжком пересев на сиденье у окна. — Вы делаете свою работу, а я — свою.
 — Нет проблем. Пилот получил нужный приказ.
 — Спорить могу, что у моего начальника снова начался приступ миксололус церебралис.
 — Это такая штука, от которой волосы снова отрастают?
 — Вы имеете в виду «Моноксидил». Миксололус — это болезнь, по-простому — вертячка. Бывает иногда у рыб. Они теряют ориентировку и начинают вертеться и прыгать. Странно, что вы этого не знаете.
 — Мы в НСМР новички, — вежливо заметил человек с азиатской наружностью.
 — Угу, — понимающе протянула Сэнди и спросила: — Ихтиологи?
 — Эта информация тоже засекречена, — быстро отреагировал Римо.
 — Ихтиолог — это эксперт по рыбам, — невинно объяснила Сэнди.
 — Мы разбираемся в субмаринах, — ответил Римо.
 — Я — эксперт по рыбам, — заявил Чиун.
 — А какова ваша специализация?
 — Я их ем.
 Сэнди вгляделась, пытаясь понять, шутит ли он. Морщинистое, как карта, лицо старика не выражало ни малейших признаков юмора. Она решила, что он из породы невозмутимых шутников, и вернулась к изучению поверхности океана под крылом. И лишь тихо, но с чувством произнесла себе под нос:
 — Черт бы побрал этих долбаных рыбаков!
 — Вы выражаетесь, как рыбная торговка, — сказал пожилой азиат.
 — Держите свое мнение при себе. У меня своя работа, а у вас своя. Как у нас: «Выйти ты обязан, а вернуться — как хочешь».
 — Это девиз службы береговой охраны? — спросил Римо.
 — Нет. Наш девиз — «Семпер Паратус». Всегда готов.
 — Будьте готовы сказать нам, если увидите подлодку.
 — Вы глухой, или как? Я вам сказала, сами выглядывайте свою вонючую подлодку, а я буду высматривать эту затраханную рыбачью посудину.
 — У вас очень грубый язык, — заметил Чиун. — Не могли бы вы пожалеть наши деликатные уши и придержать его?
 — Перебьетесь. Я половину времени гоняюсь за рыбаками, которые либо нарушают закон, либо вляпываются в штормовую погоду. Тралят и тралят морское дно, пока на нем жизни останется не больше, чем на луне. Пока не сожрут последнюю рыбку в море — не успокоятся.
 — Жадные свиньи, — отозвался Чиун.
 — Чертовски верно, — сказала Сэнди, приникая к иллюминатору и беря в руки бинокль и планшет.
 Римо занял позицию у противоположного иллюминатора, надеясь, что вынужденная посадка в воду не понадобится. Меньше всего ему хотелось еще одного вынужденного заплыва.




 Глава 15


 В пасмурном небе кружили чайки. Время от времени они камнем падали вниз, взбивали крыльями пену и снова взмывали ввысь, держа в острых клювах трепыхающихся сардин.
 А высоко над ними мастер Синанджу перечислял свои потери.
 — Мне обещали прислать пеструшку, — угрюмо проворчал он.
 — Пеструшку?
 — Арктическую пеструшку, — пояснил Чиун, сверяясь со свитком рисовой бумаги у себя на коленях. — Двадцать засолочных весов. Пеструшку лучше всего есть вяленой. — Указательный палец его правой руки, увенчанный точеным малахитовым рогоподобным ногтем, постучал по наклонным корейским иероглифам. — Обещали еще треску и сайду, сельдь европейскую и американскую, лосося и семгу из обоих океанов, морского окуня и морского леща, кефаль и форель, палтуса и камбалу. И еще рыбу-меч длиннее человеческого роста.
 — А акулятину? — спросил Римо.
 — Разумеется, нет!
 — Это хорошо. Не люблю акулятины и не хотел бы снова ее есть.
 — Ты пахнешь акулой.
 — Одна из причин, почему я ее не люблю.
 Они кружили над Атлантикой. Самолет береговой охраны спустился пониже. Пилот не обращал на них внимания, и лейтенант Сэнди Хекман — тоже, к большому удивлению Римо.
 — Знаешь, — поделился он с Чиуном, — ее, кажется, ко мне не тянет.
 — А почему ее должно к тебе тянуть? От тебя воняет акульей падалью.
 — Я мылся.
 — Запах санго исходит из твоих пор, и это неистребимо.
 Римо бросил полный любопытства взгляд на лейтенанта Сэнди Хекман и задумался. До сих пор она не проявила к нему ни унции интереса. Это было весьма необычно, в особенности сейчас. С тех пор как Римо попал в обучение к мастеру Синанджу, он стал производить на женщин неотразимое впечатление. За последние несколько лет дошло до того, что ему приходилось от них отбиваться. Иногда — буквально. Ему это так надоело, что он решил предупреждать события и сразу нагонять холоду.
 До сих пор успех был незначителен. Единственная женщина, которая не пыталась залезть на него без предисловий, оказалась лесбиянкой.
 Лейтенант Хекман начинала его интересовать.
 Римо подошел к ее посту возле иллюминатора.
 Сэнди Хекман смотрела вниз, прильнув к биноклю. Она медленно обводила глазами морщинистый серо-зеленый океан, ища рыбацкие суда.
 Внизу шлепал по воде темно-ржавый траулер. Самолет махнул трудяге крылом.
 Вдруг Сэнди щелкнула переключателем и схватила микрофон.
 — Рыболовное судно «Сицилиан Гоулд», говорит береговая охрана Соединенных Штатов. Ваше судно находится в закрытой зоне в нарушение Акта Магну-сона. Немедленно покиньте зону. В противном случае вы будете оштрафованы, а ваш улов конфискован.
 Схватив планшет, она записала название судна и вернулась к наблюдению.
 — Что такое Акт Магнусона? — поинтересовался Римо.
 — Закон конгресса, регулирующий промысловое рыболовство. Предложен в 1976 году для прекращения хищнического промысла в территориальных водах США иностранных рыболовных судов, прежде всего канадских. Но конгресс долго его обсуждал. Канадцы успели порядком подчистить наши рыбные запасы. В настоящее время этот акт определяет, где могут промышлять наши рыбаки, как долго могут вести промысел и какое количество рыбы могут выловить. Однако прибрежные воды уже почти исчерпаны.
 — Океан большой. Вряд ли все так плохо.
 — Это кризис. А до этих чертовых рыбаков просто не доходит. Сейчас я на спасательной операции, и если я ее провалю, мне служить на тендерах. Или того хуже, на Аляске в палтусовом патруле.
 — Палтусовый патруль?
 — Запасы палтуса тоже беднеют.
 — Не будете возражать, если я задам вам один личный вопрос? — спросил Римо.
 — Простите, но я не встречаюсь с гражданскими.
 — У меня вопрос другой.
 — Какой?
 — Вы лесбиянка?
 — Нет!
 — Отлично!
 — Мимо кассы. Свидания не будет.
 — Я не просил свидания.
 — Вот и хорошо, потому что вы бы его не получили. И вообще, не стояли бы вы у меня над душой. Я вам говорила, что у нас поисково-спасательная операция. Если нам попадется ваша таинственная подлодка — отлично. Если нет, то вы просто лишний груз. Так что брысь, если не трудно.
 Подавив ухмылку, Римо вернулся к мастеру Синанджу.
 — Она не хочет встречаться со мной. Правда, класс?
 Чиун равнодушно кивнул.
 — Это из-за акульего запаха.
 На скуластом лице Римо мелькнул неподдельный интерес.
 — Папочка, ты хочешь сказать, что мясо акулы — это репеллент от женщин?
 — Это же очевидно, тупица.
 Римо просветлел.
 — Кроме шуток?
 — Да.
 — И мне стоит только продолжать есть мясо акул, и женщины оставят меня в покое?
 — Если это то, что ты хочешь...
 — Я хочу сам назначать свидания, а не быть игрушкой.
 — Ты игрушка своих желаний, Римо.
 Чиун сидел возле иллюминатора и изучал поверхность открытого океана. Она был холодной, изломанной и столь же манящей, как открытый канализационный люк.
 — Если увидишь эту подлодку, чур капитан мой, — заметил Римо.
 — Ты можешь делать с ним что хочешь, после того как я сдеру мясо с его костей и заставлю его сожрать, — холодно ответил Чиун.
 — Ты так переживаешь из-за той своей рыбы?
 — Когда ты последний раз был у рыботорговцев?
 — В супермаркете? В последнее время всю еду покупал ты.
 — Они положили передо мной недостойную рыбу. Безвкусную, мерзкого вида рыбу, о которой я даже не слышал раньше. Можешь судить по названиям — рыба-монах и рыба-ведьма.
 — Слыхал я, что они входят в моду.
 — В газетах ее называют сорной рыбой. Я не ем сор. Я — Верховный мастер Синанджу. Ты можешь это есть, но я не стану.
 — Хорошая рыба исчезает.
 — Именно поэтому я заставил Императора Смита прочесать глубочайшие воды океана и выловить лучшую рыбу, чтобы я мог есть так, как ели мои предки. Роскошно.
 — Ты ешь лучше своих предков, папочка, и ты это знаешь.
 — Для сорной рыбы в моем животе места не будет Ты знаешь, что один рыботорговец пытался убедить меня есть морскую собаку? Я никогда о такой не слышал. Она была подозрительно похожа на акулу.
 — Морская собака и есть акула, — бросила через плечо Сэнди.
 — Подслушивать! — прошипел Чиун. — Как вам не стыдно?
 — А вы кричите потише. Что мне, уши затыкать? Но то, что вы сказали, — правда. С тех пор как закрыли Джорджес-банку, качество рыбы стало просто ужасным.
 — А что такое Джорджес-банка? — спросил Римо.
 — Мы только что над ней пролетели. Это было самое лучшее место для рыбного промысла на всем Восточном побережье. Может быть, его откроют через несколько лет, но сейчас для наших рыбаков это настоящая катастрофа. Тысячам людей пришлось бросить свое дело. Правительству пришлось выкупать у них суда и лицензии. Но канадцам пришлось куда хуже. Им запретили лов трески в районе Грэнд-банки.
 — А где это?
 — Там, куда мы летим. Самый богатый промысловый район трески на всей планете. Именно там два года назад была Палтусовая война.
 — Какая Палтусовая война? — удивленно спросил Чиун.
 — Пока вы не ответили, скажите, пожалуйста, какое отношение палтус имеет к войне? — вмешался в разговор Римо.
 Лейтенант Сэнди Хекман повернулась к ним лицом.
 — Из-за белокорого палтуса шла война между Канадой и Испанией.
 — Впервые слышу, — признался Римо.
 — Не столько война, сколько международный инцидент. Испанские траулеры брали молодь палтуса на оконечности Грэнд-банки — рыбаки называют ее Нос. Промысловый район выдается из двухсотмильной зоны Канады в международные воды. Формально испанцы не нарушали закона, но они брали рыбу, мигрирующую в двухсотмильную зону Канады или оттуда. Оттава это горячо восприняла и послала свои катера и подводные лодки рвать испанские сети. В открытом море шла серьезная потасовка, пока испанцы не плюнули и не убрались. С того времени там тихо, хотя канадцы все время вопят, что американские рыбаки берут треску с американской стороны Грэнд-банки, а канадцам нельзя. Они даже арестовали пару траулеров, но у них духу не хватило выдержать характер, и суда отпустили. Грозятся еще заняться флотилиями США, которые ловят лососей в Тихом океане, но пока только свой канадский воздух сотрясают.
 — Никто не может владеть ни морем, ни рыбой в нем, — фыркнул Чиун.
 — Если кризис рыболовства продлится, рыбы очень скоро не останется, и спорить будет не о чем.
 Римо взглянул на мастера Синанджу:
 — Ты что-нибудь об этом слышал?
 — Разумеется. Почему, ты думаешь, я решил припрятать побольше рыбы?
 — Я рад, что именно ты произнес слово «припрятать», а не я.
 — Стоп! — прервала их Сэнди.
 Она повернулась к пилоту:
 — Килкенни, вернись-ка назад. Мне нужно кое-что проверить.
 Самолет вошел в медленный поворот, сбросил скорость и пошел на бреющем полете над холодной, серой, негостеприимной водой.
 На одну секунду стал ясно виден и тут же скрылся позади темный предмет.
 — Похоже на тело! — воскликнула Сэнди.
 — Это и есть тело, — подтвердил Римо. — Плавает лицом вниз.
 Сэнди включила рацию.
 — Катер береговой охраны «Каюга», говорит борт номер один береговой охраны. Прошу оказать срочную помощь. Мы обнаружили плавающее тело в квадрате Дельта Пять.
 Самолет кружил над телом около двадцати минут, пока не подошел катер и не поднял его на борт.
 Они наблюдали за подъемом, Сэнди в бинокль, Римо и Чиун — невооруженным глазом.
 Водолазы вошли в воду и вытащили на палубу тело, как мешок мокрой глины.
 — Ну и ну, — буркнула Сэнди себе под нос. — Никогда не видела всплывшего утопленника, чтобы был бледен как смерть.
 — Я видел, — сказал Римо.
 Все посмотрели на него.
 — И если это у него на роже не «флер-де-лис», я съем первую же попавшуюся акулу.
 — Обжора, — презрительно фыркнул Чиун.


* * *

 Когда тело утопленника было доставлено на катере береговой охраны в Ситлуэйт, обнаружились три довольно странные вещи.
 Во-первых, он был абсолютно голым и таким синим, каким только может быть тело утопленника. Синева была от воды и холода.
 Лицо трупа было белым как мел, и на мертвых чертах выделялся ярко-голубой «флер-де-лис», нанесенный чем-то вроде клоунского грима. Нос и губы были полностью выкрашены голубым, а верхние и нижние линии узора доходили до волос и подбородка соответственно. Причем оба крыла на щеках были абсолютно симметричны.
 В зубах утопленника было зажато что-то темное и тонкое. Сэнди Хекман нашла какие-то щипцы и вытащила это наружу. Это оказался хвост небольшой серой рыбы без головы.
 — Чертовски странно, — сказала она.
 — Ничего странного для человека, изо всех сил пытающегося выжить, — со знанием дела заметил Римо.
 Сэнди глянула на него с сомнением.
 — Он болтался в воде. Естественно, он жрал все, что мог поймать, чтобы остаться в живых, — пояснил Римо.
 — Красивая теория. Но не проходит, если у него не стальные зубы. Голова рыбы отрезана ножом.
 — Разрежьте ему живот, и спорить могу, найдете там голову, — продолжал упорствовать Римо.
 — По крайней мере он не опустился до акул, — едко проронил Чиун.
 А когда тело перевернули на живот, чтобы посмотреть, нет ли на нем ран, обнаружилась третья странность. И определенно самая странная из всех.
 Из голубеющей щели заднего прохода мертвеца торчал серый рыбий хвост.
 — Видала я странные вещи, но такое — никогда, — оторопело призналась Сэнди.
 — Может быть, рыба пыталась съесть его и застряла, — сказал Римо тоном, из которого следовало, что он сам не вполне доверяет своей теории.
 — Это палтус, свою рыбу я знаю, — возразила Сэнди. — Палтус никогда не ест мясо, и я представить себе не могу, как он сам по себе может забраться человеку в прямую кишку.
 — А как это еще могло случиться?
 — Двумя способами. Либо этот парень был неравнодушен к рыбам, либо кто-то затолкал ее ему в задницу.
 — С какой целью? — спросил Римо.
 — Ваши догадки тут стоят моих.
 — Моя догадка — что эта рыба пыталась его съесть и застряла.
 Мастер Синанджу протянул свои тонкие пальцы и потащил рыбу за хвост. Послышался мерзкий чавкающий звук, и рыба вышла наружу. За ней облако газов со смешанным ароматом утробных газов и гниющих внутренностей.
 Все попятились назад, Чиун — все еще держа рыбу. Он поднял ее повыше, чтобы все ее видели.
 Это была небольшая, сгнившая, серая рыбка с выпученными глазами, совершенно не аппетитная.
 — Как бы она ни называлась, — прокомментировал Римо, — это не лучший приз.
 — Палтус, — сказал Чиун.
 — Белокорый палтус, — поправила его Сэнди.
 — Вам лучше знать, — не стал спорить Римо, зажимая нос.
 Теперь было видно, что горло рыбы было разрезано, будто под разинутым ртом открылась щелевидная улыбка. Чиун отбросил ее, и она шлепнулась на голое тело утопленника.
 — Кто-то разрезал ей горло, а потом засунул в задний проход, — медленно произнесла Сэнди. — Наверное, тот же, кто отрубил голову другой рыбе и засунул ему в рот. Очень неприятная история.
 — В особенности для рыбы, — заметил Римо.
 — Для всех. Это своего рода предупреждение. Вопрос в том, кому и от кого?
 Римо скептически ухмыльнулся.
 — Вот смотрите: палтус — символ победы канадцев над испанцами и рыбаками других стран. У этого парня вместо рук — мозолистые клешни. Он был рыбаком.
 — А тогда что за символ у него на лице? — спросил Римо.
 — Ума не приложу.
 — Это геральдический герб франкских королей, — задумчиво сказал Чиун и показал рукой на посиневший труп.
 — Еще раз? — переспросила Сэнди.
 — Француз. Он француз.
 — Французы в этих водах не ловят. Они все больше в заливе Святого Лаврентия.
 — И тем не менее этот человек несет на себе печать француза.
 — Может быть, в другом смысле. Может быть, это французы его пометили, — предложил Римо.
 Сэнди Хекман покачала головой — солнце блеснуло в шапке ее волос.
 — Вряд ли французы. Франко-канадцы — более чем вероятно. Хотя у Квебека нет глубоководного флота.
 — Может быть, надо спихнуть эту работу наверх, нашему боссу.
 — Только быстрее. Мне по-прежнему надо найти «Санто Фадо».


* * *

 В офисе санатория «Фолкрофт» Харолд В. Смит внимательно слушал и переваривал каждую крупицу информации. Когда рассказ Римо подошел к концу, он так насупился, что казалось, его сухая кожа вот-вот треснет.
 — Да, здесь что-то очень неладно, — сказал Смит своим кисловатым голосом.
 — Что вы хотите, чтобы мы сделали?
 — Я отправлю труп на идентификацию. Поиски субмарины следует продолжать. В Северной Атлантике творится что-то не то. И мы должны докопаться до самого дна.
 — Фигурально говоря, — сухо заметил Римо.
 — Сейчас я пытаюсь обнаружить ее с помощью спутника. Будьте постоянно готов выйти на связь.
 Положив трубку, Римо повернулся к Сэнди Хекман:
 — Нам нужно отправляться на поиски этой субмарины. Приказ сверху.
 — Ладно. Пошли, — быстро согласилась она, подхватив со стола свой шлем. — А попутно постараемся отыскать этот пропавший траулер.
 Когда они вышли из здания станции, их белый «Фалькон» уже улетел без них.
 — Накрылась моя спасательная операция, — буркнула Сэнди.
 Римо посмотрел удивленным взглядом:
 — Какая спасательная операция? Этот парень мертв.
 — Мы не знаем, тот ли. И даже если тот, все равно надо найти траулер.
 Тут она заметила стоящий на холостом ходу вертолет береговой охраны «Джейхок». И тут же бросилась к нему со всех ног.
 — Пилот, нас надо подбросить на «Каюгу»!
 — Она в море.
 — Вот и хорошо, лететь ближе, — сказала Сэнди, залезая в кабину. — Надеюсь, ты сумеешь сесть на палубу.
 — Не знаю, не пробовал.
 — Я тоже, — сказала она хмуро, а тем временем Римо и Чиун взбирались на борт вертолета, и все громче тарахтел главный винт.




 Глава 16


 Пилот «Джейхока» сработал отлично и посадил ярко-оранжевый спасательный вертолет точно на вертолетную площадку катера. «Каюга» остановилась его принять, но тут же пошла вперед, и взлетать пилоту пришлось уже на ходу, с качающейся палубы. После двух фальстартов он вылез из кабины, свесил голову через планширь и держал, пока его желудок полностью не опустел. После этого взлетел без сучка и задоринки.
 А на палубе мастер Синанджу продолжал перечислять своих утраты.
 — Йоно, — тихо проворчал он, и его карие глаза стали непроницаемы, как вода за бортом.
 — Что такое «йоно»? — спросил Римо не потому, что хотел знать, а просто от скуки.
 — Лосось.
 — Мне эта рыба никогда не нравилась.
 — Она лучше, чем скат.
 — Любая рыба лучше ската...
 — Мне обещали лосося всех сортов. Чавычу, чинука и еще розового и золотистого.
 — А мне все они на один вкус.
 Чиун зажмурился. В его голосе смешались боль и томление.
 — Оранжевую белугу. Мне оранжевую белугу должны были привезти!
 — Никогда не слышал о такой рыбе. Это что-то вроде красной селедки?
 — А я никогда не слышал о красной селедке. Надо включить ее в свой следующий список.
 Римо улыбнулся.
 — Не забудь, папочка.
 — Оранжевую белугу, желтоперого тунца, голубого тунца, желтую камбалу, красную севрюгу и черную стерлядь.
 — Не забудь пурпурную кефаль.
 — Да, пурпурную кефаль. И еще полосатого окуня, радужную форель, серебристого карпа и экзотическую рыбищу под названием махимахи, — продолжал Чиун, сглотнув набежавшую слюну.
 — Это что, морская свинья?
 — Нет, рыба-дельфин, — поправила его Сэнди Хекман, вылезая на верхнюю палубу. На синий полетный костюм она натянула ярко-оранжевый спас-жилет «Мустанг» с кучей карманов с сигнальными ракетами и другими аварийными припасами моряка. На бедре висел револьвер в кобуре.
 — Подходим к широте и долготе вашей подлодки-призрака.
 — Если она под водой, вы ее найдете?
 — Может быть. Но если дойдет до драки — у нас средства борьбы с подлодками нет.
 — Драку предоставьте нам, — сказал Римо.
 Сэнди скептически окинула его взглядом.
 — Что вы вдвоем собираетесь с ней сделать? Потопить ее мыльными пузырями?
 — Мы что-нибудь придумаем, не правда ли, папочка?
 — Я что-нибудь придумаю, — сурово ответил Чиун. — Ты сделаешь то, что придумаю я.
 — Только помни, что важнее — я или эта проклятая субмарина.
 Чиун вскинул тонкопалую руку с длинными ногтями, и глаза его зловеще сузились.
 — Потопить это подводное судно — очень важно. Если ты будешь буквально следовать моим инструкциям, есть возможность, что ты не утонешь вместе с ним.
 Минут через двадцать из рубки раздался голос рулевого:
 — Есть контакт!
 Бросившись в рубку, они увидели, что рулевой склонился над экраном.
 — Что вы тут видите? — спросил Римо у Сэнди Хекман.
 Она всмотрелась в экран. На зеленой сетке с контурами катера посередине, впереди по курсу была небольшая, но отлично различимая отметка.
 — Это не подлодка, — решила Сэнди. — Слишком маленькая.
 — Она металлическая. Может быть, это мини-субмарина для одного человека?
 Они молча наблюдали за ней в течение нескольких минут. Объект шел прямолинейным курсом.
 — Если это мини-субмарина, то она спущена с корабля-матки, — уверенно сказала Сэнди. — Пойдем за ней и посмотрим, куда она нас приведет.
 Катер береговой охраны шел курсом на восток, скользя по волнам, и только днище время от времени бухало, шлепаясь на большие валы.
 Внезапно объект сменил курс, и Сэнди тут же крикнула рулевому:
 — Право руля! Один градус!
 Рулевой привычным движением повернул штурвал, и катер накренился, поворачивая вслед за целью.
 — Это либо мини-субмарина, либо торпеда, — высказал догадку Римо.
 Сэнди покачала головой:
 — Торпеды не меняют курс. Насколько мне известно.
 — А эта штука только что повернула, — пробормотал Римо.
 Чиун отошел в сторону, явно скучая. Римо обнаружил, что отвлекся. Запах открытого моря вновь вернул его к событиям прошлой ночи. Его учили испытывать страх, когда страх был полезен как средство выживания. После кризиса он выбрасывал его, как использованную салфетку. Но воспоминания о прошедшей ночи все возвращались и не отпускали.
 Римо подошел к планширю и встал возле мастера Синанджу.
 — Я чуть было не утонул вот в этом самом месте, — сказал он.
 Чиун глядел на одинокого баклана, а тот разглядывал Чиуна.
 — Ты не утонул.
 — Давно я не был так близок к концу.
 — Очисть свой разум от всех подобных мыслей. Прошлое — это прошлое.
 — Я должен найти Фрейю.
 — Ты найдешь ее. Если она тебя не найдет.
 Вскоре после этого тревожно зазвенел эхолот, и Римо с Чиуном вернулись в рубку.
 — Что там теперь? — спросил Римо.
 — Наш объект только что вклинился в косяк рыбы, — пояснила Сэнди.
 — Какой именно?
 — Трудно сказать. Может быть, мерланга.
 — Мерланг не является рыбой высокого качества, — пренебрежительно бросил Чиун. — Его кости плохо перевариваются.
 — Рыбьи кости не едят, — рассеянно возразила Сэнди.
 — Если правильно приготовить рыбу, то можно есть даже кости, — объяснил ей Римо.
 — И головы, — добавил Чиун.
 — Точно мерланг, — подытожила Сэнди, не отрываясь от экрана. — Из всех видов рыбы, что еще остались, самый изобильный.
 — А может, это палтус, — неуверенно сказал Римо.
 — Странная вещь, — вдруг сказала Сэнди. — Объект меняет курс, а рыба идет за ним.
 — Такое впечатление, что они от него убегают, — заметил рулевой.
 — Нет, это он идет за ними. Они же от него не разбегаются.
 — Значит, это должна быть рыба, — высказался Римо.
 Сэнди недовольно поморщилась.
 — Нет, отметина, как от металла. В таких вещах мы разбираемся.
 — Но почему же в таком случае эта штука плывет вместе с рыбой?
 — Это и есть проблема данного момента. — Сэнди произнесла эти слова, пародируя интонацию Римо.
 Пока они напряженно вглядывались в экран гидролокатора, катер между тем продолжал следовать своим курсом.
 — Подходим к Носу, — предупредил рулевой.
 — Часть акватории Грэнд-банки, на которую Канада не претендует, — пояснила Сэнди. — Нас не очень-то жалуют в этих водах, но все-таки они международные, так что мы вне юрисдикции нашей страны.
 — Канадцы — наши союзники. Что они могут с нами сделать?
 — Накапать нашему начальству, чтобы нас вышвырнули из охраны. — Сэнди нахмурилась. — Что скажешь, рулевой?
 — Думаю, можем погоняться за ней еще пару миль.
 — А почему вы не пытаетесь ее поймать? — спросил Чиун.
 — Интересно было бы попробовать, но нечем. Если бросить перед ней сеть, на такой скорости она проскочит насквозь.
 — Римо может ее поймать, — предложил Чиун.
 Сэнди Хекман расхохоталась, а в мертвенно сером небе ей стал хрипло вторить буревестник. Примерно на одной ноте.
 — Чем — сачком для ловли бабочек? — проговорила она сквозь хохот.
 — У нас свои способы, — уверенным тоном возразил Римо.
 — Римо, — твердо сказал Чиун и показал рукой на воду — я повелеваю тебе поймать эту загадочную рыбу, которая не рыба.
 — Ладно, Чиун, брось мне мозги компостировать.
 — Римо, ты получил повеление. Повинуйся.
 Тот тяжело вздохнул и повернулся к Сэнди.
 — Обгоните эту штуку. Я посмотрю, что можно сделать.
 — У нас есть водолазное снаряжение, — предложила она.
 Римо покачал головой.
 — Мне оно не нужно.
 — Но вы же не можете спуститься под воду без дыхательного аппарата?
 — Только так всегда и делаю. — Тут он вспомнил прошедшую ночь и добавил: — Но от гидрокостюма не откажусь.
 Сэнди посмотрела на рулевого. Тот сказал:
 — Приказано оказывать содействие всеми способами.
 — Ладно, это ваши легкие, — пожала плечами Сэнди.
 «Каюга» сделала рывок, обогнала подводный объект и медленно и плавно остановилась.
 Сняв итальянские туфли, Римо натянул угольно-черный неопреновый гидрокостюм и глубоко заполнил легкие кислородом. От ластов и перчаток он пренебрежительно отказался.
 Он стоял на краю палубы и ждал, когда все посмотрят в другую сторону. Только Чиун наблюдал за ним. Улучив такой момент, Римо из положения стоя спиной прыгнул в воду. Практически без всплеска.
 Вода сомкнулась над ним, и холодные тиски страха охватили разум. Римо отогнал страх.
 Лицо закололо от холода, потом оно онемело. Римо отводил тепло к рукам и ногам, где оно было действительно нужно.
 Он медленно погружался, давая глазам адаптироваться к слабеющему освещению. Морская вода фильтровала красно-оранжевые цвета спектра, а синие и голубые вскоре превратились в различные оттенки серого.
 Прежде всего Римо стал искать субмарину. Не нашел ни одной. Впрочем, это его не удивило.
 А вот косяк мелкой рыбы он видел с возрастающей ясностью. Почти у самого дна они образовали эллипс, состоящий из четких рядов рыбы. Удивило его то, что вне косяка рыбы поблизости не было. Это было необычно.
 Косяк, сверкая рыбьими глазами, как тщательно подобранными серебряными монетками, шел прямо на него. Упорядоченные ряды мерланга производили впечатление. Такая дисциплина, будто это армия рыб.
 Римо заметил предмет, который следовал за косяком на той же скорости, соблюдая дистанцию.
 Анфас этот предмет напоминал большую, тусклую, тупую пулю. Это была не рыба. Что это было — пока не было ясно.
 Остановившись, Римо придал себе нулевую плавучесть, освободив воздух из легких, и стал ждать, когда эта штука приблизится к нему.
 Мерланг — если это действительно был мерланг — при виде Римо заметно взволновался. Но все же рыбки держали прежний курс, ритмично шевеля плавниками.
 Римо пропустил косяк над собой и по бокам — рыбки уловили его присутствие у себя на пути. Предмет шел за ними.
 Это была торпеда. Давление раздвигаемой воды коснулось онемелого лица Римо. Он слегка отклонился, торпеда прошла мимо, оставив хвост пузырьков, и Римо резким движением ноги ударил ее по хвосту.
 Торпеда затряслась и завертелась волчком, взбивая винтами воду. Вдруг ее ровный механический шум стих. Она замедлилась, встала хвостом вниз и пошла ко дну.
 Протянув руки, Римо обхватил ее за корпус и толкнул наверх, распугивая растерявшихся рыб.
 Торпеда была довольно тяжелой, но рывку вверх поддалась. Яростно колотя ногами, Римо плыл следом, ритмично ее подталкивая. Наконец он выбрался на поверхность.
 Одной рукой загребая воду, а другой держа торпеду за корпус, Римо крикнул:
 — Эй, на палубе! Сеть давайте!
 Через планширь свесилось изумленное лицо Сэнди Хекман.
 — Откуда ты взялся?
 — Вынырнул.
 — Мы даже не слышали. Думали, что ты на нижней палубе.
 — Сеть-то будет? У меня уже ноги посинели.
 Сеть бросили. Оранжевые шары поплавков закачались на воде, и Римо, обернув сеть вокруг торпеды, влез по стальному трапу, пока команда вытаскивала тяжелый предмет на палубу.
 Римо объяснил:
 — Это торпеда. Я вывел ее из строя.
 — Чем? — вслух поинтересовалась Сэнди, внимательно изучая эту диковинную вещь.
 — Случайно наступил.
 — Ты вывел ее из строя ударом ноги?
 Римо натужно улыбнулся — лицо все еще было онемевшим.
 — Это еще что. Видели бы вы, как я щелчком пальца оглушил акулу!
 Это не произвело видимого впечатления на Сэнди Хекман.
 Торпеду развернули на кормовой палубе и осматривали с осторожным уважением.
 — Я не вижу детонатора, — говорил рулевой.
 — И все-таки это торпеда, — возразила Сэнди. — Даже вопросов нет.
 — Рыбы плыли впереди этой штуки, будто это их мамаша, — поделился впечатлениями Римо.
 — И здесь нет ни фабричной марки, ни серийных номеров.
 — Может быть, их выжгли, — предположил Римо.
 Сэнди подняла глаза.
 — Выжгли?
 — Ага. Знаете, когда воры крадут пистолет или машину, они выжигают кислотой все серийные номера, чтобы вещь не проследили.
 — Неплохая мысль. И все же эта торпеда не похожа на боевое оружие. У нее нос тупой, как яйцо.
 — Может быть, дистанционный взрыватель. Такому для поражения цели соударение не нужно, — предположил рулевой.
 Сэнди поднялась и угрюмо поправила ремень с кобурой.
 — Ладно, мы ее поймали. Теперь пусть эксперты разбираются.
 — У кого-нибудь есть мобильный телефон? — неожиданно спросил Римо.
 — Конечно. А что?
 — Хочу связаться с боссом. Может быть, у него уже есть данные со спутника о местонахождении субмарины. Если эта торпеда была запущена с подлодки, то лодка должна быть поблизости.
 Кто-то протянул ему телефон, и Римо набрал номер Харолда В. Смита, уединившись на носу.
 Третий звонок телефона был прерван щелчком, а потом чей-то незнакомый голос произнес:
 — Мы потеряли контакт, командор.
 — Смитти? — удивленно спросил Римо.
 — Это не Император Смит, — прошипел нависший над ним Чиун.
 — Т-с-с! — прошептал Римо.
 В ту же секунду в трубке раздался второй голос, говоривший плавно и практически без акцента.
 — Повторите, пожалуйста.
 — От Гончей не поступают телеметрические сигналы.
 — Примите обычные меры предосторожности.
 — Вас понял, командор, — ответил первый голос, постепенно затихая. И сказал куда-то в сторону: — Передайте сигнал самоликвидации.
 — Само?.. — начал было Римо.
 Глаза его метнулись к металлическому предмету на корме. Сэнди Хекман стояла над ним, уперев белые кулаки в оранжевые бедра.
 Бросив телефон, Римо в два прыжка преодолел расстояние до торпеды, схватил Сэнди за широкий воротник и рванул назад так, что она завертелась, отлетая. Ее удивленный крик был заглушен лязгом металлического корпуса, который Римо пнул большим пальцем босой ноги.
 Торпеда взлетела с палубы, увлекая за собой сеть, и плюхнулась через борт.
 Раздался шумный всплеск, и не успели еще соленые брызги шлепнуться на палубу, как корма судорожно подпрыгнула.
 Гейзер соленой воды с ревом выплеснулся на добрых двенадцать футов и обрушился туда, где стоял Римо. Только Римо там уже не было. Он отскочил назад, на ходу увлекая за собой Сэнди Хекман.
 Когда корма перестала трястись и шататься, они уже были под защитой рулевой рубки.
 — Что случилось, черт возьми? — Рулевой старался перекричать грохот.
 — Мне надо осмотреть корму, — ответил ему Римо, бросился обратно к корме и заглянул вниз.
 Он искал следы масла или горючего. Но их не было, только кипела морская пена. Всплывали мертвые мерланги, оглушенные, с недоверчивыми глазами.
 Перешагнув через планширь, Римо схватился за нейлоновый трос и спустился по нему под ватерлинию, подальше от винтов.
 Снизу катер выглядел несколько потрепанным. У одного из винтов появилось биение. Но не было ни трещин, ни серьезных повреждений.
 На палубу Римо поднялся по трапу.
 Перед ним стояла Сэнди Хекман.
 — Как ты узнал, что эта штука взорвется?
 — Мобильный телефон перехватил чей-то разговор, и было сказано что-то насчет сигнала самоликвидации. Я решил, что это про нашу торпеду.
 Сэнди нахмурилась.
 — Мобильный телефон не мог перехватить корабельную рацию. Не та полоса частот.
 — Я слышал то, что слышал. Если хочешь, я могу вытащить торпеду обратно, и попробуем опять.
 — Нет, спасибо.
 К ним спешил мастер Синанджу с телефоном в руке.
 — С тобой желает говорить Смит.
 Римо взял трубку.
 — Смитти, это вы?
 — А кто же еще? — фыркнул Смит. — Вы же мне звонили.
 — Пытался. Но тут вышел своего рода радиоперехват.
 — Я его тоже слышал. Одна сторона обращалась к другой «командор».
 — Мы чуть было не пошли на дно, Смитти. Мы вытащили какую-то странную торпеду, и она взорвалась, как только этот самый командор дал сигнал самоликвидации. Я успел вовремя спихнуть ее в воду. Но здесь не так чтобы рассыпались в благодарностях, — сухо закончил Римо.
 Лейтенант Сэнди Хекман притворилась, что не слышит.
 — Послушайте, Смитти, вы не могли бы получить новые координаты этой подлодки?
 — Я получил ее координаты четыре минуты назад.
 Римо повторил координаты для Сэнди.
 — Можем там быть через десять минут, — сухо заявила она.
 — Вот и давайте.
 — Римо, — снова вмешался Харолд В. Смит, — если вы перехватили в открытом море разговор по сотовому телефону, то это либо с небольшого судна, либо с подлодки.
 — Ставлю на подлодку.
 — Субмарина из подводного положения говорить не может. Значит, ее можно увидеть на поверхности. Если вы поспешите, то поймаете ее в самом уязвимом положении.
 — Превосходно. У меня руки чешутся еще раз пощупать эту гадскую лодку.
 — Мне нужны сначала ответы, а трупы потом.
 — Получите и то, и другое, — пообещал Римо, щелкая крышкой телефона.
 — Сейчас, кажется, будет наш выход, — сказал он мастеру Синанджу.
 — Сначала трупы, потом ответы.
 — Смитти хочет наоборот, — заметил Римо.
 — Не сомневаюсь, что ты сумеешь объяснить Императору Смиту свою ошибку, не уронив при этом чести Дома, который ты опозорил своим глубинным провалом, — твердо отчеканил Чиун.
 — Ты слишком горячишься для человека, который потерял всего лишь один груз рыбы.
 — Моя душа истосковалась по хорошей рыбе.
 — Надеюсь, жестяная рыба тебя удовлетворит.
 Мастер Синанджу выглядел слегка озадаченным.
 — Никогда в жизни не пробовал жестяную рыбу. Это что-то похожее на железноголовую форель?




 Глава 17


 Найти субмарину оказалось проще всего остального. Катер береговой охраны США «Каюга» шел полным ходом к указанным Смитом координатам — и вдруг она появилась, вынырнув из волны, как мокрая черная сигара.
 — Вот она! — сказал Римо.
 Они стояли на носу возле шестнадцатидюймовой пушки, покрытой тонким слоем замерзших соленых брызг.
 Сэнди Хекман, натянувшая до ушей оранжевый воротник спасжилета «Мустанг», направила бинокль на субмарину и тихо сказала:
 — Никогда раньше не видела такого флага.
 Глаза Чиуна прищурились.
 — Это французское судно.
 — Это не французский флаг.
 — Это флаг Хлодвига и франкских королей, хотя цвета неправильные, — настаивал Чиун. — Должно быть золотое на голубом фоне.
 Сэнди крикнула через плечо:
 — Спаркс, попробуй связаться с ними по радио.
 В радиорубке зашевелился радист.
 — Почему всех радистов называют Спарксами? — поинтересовался Римо.
 — Проще, чем запоминать имена, — рассеянно ответила Сэнди.
 Подлодка ответила на вызов — но не так, как они рассчитывали.
 Люк ее внезапно открылся и на палубу выскочили моряки в белой форме без знаков различия. И лица у них тоже были белыми. Римо ясно видел «флер-де-лисы» на белом фоне грима — как плоские голубые крабы.
 А подводники быстро закрепили на люке рычаги, и оттуда вылезла корабельная пушка на турели.
 — Не нравится мне эта штука, — буркнула Сэнди себе под нос.
 Ствол пушки повернули в сторону «Каюги», и Сэнди крикнула:
 — Рулевой! Маневр ухода! Кажется, они эту пушку вытащили для дела.
 Снова приложив к глазам бинокль, она буркнула:
 — Что им от нас надо, черт возьми? Ведь мы в нейтральных водах!
 Тут ей пришлось ухватиться за носовой планширь, чтобы ее не сбросило в воду.
 Катер метался во все стороны, кроме обратного курса, чертя зигзаги по черной поверхности. Фонтаны брызг окатывали надстройки, тут же замерзая.
 Ударил глухой выстрел. Послышался свист вылетевшего из дымящегося ствола снаряда. Он пролетел над радарной мачтой, ударил под гребень подымающейся волны примерно в тридцати ярдах за квотердеком и тут же исчез, только булькнув.
 — Плохо стреляют, — прокомментировал Римо.
 — Это был предупредительный выстрел. — Сэнди крикнула через плечо, пересиливая нарастающий вой двигателя. — Спаркс, тебе удалось связаться с ними?
 — Они не отвечают на наши запросы.
 Трое моряков с лицами привидений работали у пушки, наводя ее ствол на катер.
 Пушка снова кашлянула. На палубу вылетела дымящаяся гильза и скатилась в воду с таким звуком, будто в бочку сунули раскаленную кочергу.
 Этот снаряд упал прямо перед носом катера, окатив Сэнди обжигающе-холодным рассолом. Римо и Чиун успели отступить туда, куда фонтан брызг не достал.
 Вымокшая и посиневшая Сэнди рявкнула, отплевываясь:
 — Ну ладно! Отвечаем на огонь.
 — У меня есть идея получше, — предложил Римо, снова сбрасывая туфли. — Давайте я с ними разберусь.
 — Как?
 — Вырублю эту пушку.
 — Чем?
 — Тактикой внезапности.
 И Римо, не поворачиваясь, прыгнул в воду.


* * *

 На этот раз Сэнди смотрела. Она видела, что Римо стоит на краю палубы все в том же черном неопреновом костюме, — и вдруг его не стало. На этот раз всплеск был слышен. Но далеко не сильный. Так входят в воду дельфины.
 Сэнди перегнулась через борт. Там, где Римо ушел под воду, расходились едва заметные круги, а его самого и след простыл.
 Сэнди повернулась к мастеру Синанджу.
 — Его же убьют.
 — Он достигнет успеха. Ибо он обучен лучшим из лучших.
 — Лучшим в чем?
 — Когда говорят «лучший», вопрос «в чем» неуместен. Лучший — это лучший.
 — И кто же это такой?
 — Это я, — ответил Чиун.
 Сэнди направила бинокль на подлодку. Ее экипаж наводил пушку с самым серьезным видом. Настолько серьезным, насколько могло иметь трио моряков с лицами клоунов.
 — Мы не можем дожидаться, пока они попадут, — сказала Сэнди и голосом, не уступающим судовому гудку, крикнула:
 — Орудийный расчет, к орудию!
 Орудийный расчет береговой охраны бросился к шестнадцатидюймовой пушке.


* * *

 Оказавшись под водой, Римо устремился к подлодке, работая ногами по-лягушачьи достаточно долго, чтобы набрать скорость. Остаток пути он проплыл по инерции. При этом не оставалось ни пенного следа, ни волнения на поверхности, которые могли бы его выдать.
 Подлодка была большой целью. Римо поднырнул под корпус, двигаясь на ощупь. Так он смог оказаться на другой стороне лодки, не замеченный и не заподозренный.
 Когда вынырнула его мокрая голова, орудийный расчет подлодки только что выпустил третий снаряд. Римо поднял обе руки и взялся за корпус. Тот был скользким на ощупь, но Римо поднялся на палубу одним плавным движением.
 Дав воде стечь с гидрокостюма, он поднял температуру тела для избавления от оставшейся влаги и пополз к занятому делом орудийному расчету.
 Их он убрал легко.
 Двое возились с поворотным механизмом, и Римо, схватив их за затылки, столкнул лбами раньше, чем они поняли, что вообще что-то происходит.
 Черепа раскололись с глухим влажным звуком, подводники выпали из рук Римо, и их обнажившиеся мозги колыхнулись, как два куска пудинга.
 Остался канонир. Он уже держал в руках шнурок спускового механизма и был готов снова его дернуть.
 Римо скользнул к нему и похлопал сзади по плечу.
 Канонир вздрогнул и обернулся.
 — Некрасиво стрелять по хорошим людям, — наставительно сказал Римо.
 У канонира отвисла челюсть, открыв красную с синими краями дыру рта на белом лице. Будто раскрылась обрамленная зубами пещера, из которой раздался нечленораздельный звук удивления.
 — Ты можешь произнести «миксололус церебралис»? — спросил Римо.
 — Бу-бу-бу...
 — Вряд ли, — сказал Римо, встряхнув его за голову так резко, что мозг канонира превратился в холодную серую яичницу-болтунью. Он шагнул назад, и глаза его вращались в разные стороны, а тело шаталось и хромало вдоль палубы, поскольку нефункционирующий мозг подавал телу нераспознаваемые нервные импульсы. Когда покойник шагнул за борт, Римо решил, что это ему по заслугам.
 Отступив от пушки, чтобы его было видно, Римо поднял руки, скрестил их над головой и дал отмашку.
 Катер шел прямо на лодку, и Римо стал махать ему, приглашая подходить.
 В следующую секунду он уже нырял. С носовой пушки взлетел дождь сосулек, и из внезапного облака порохового дыма выскочила дымящаяся гильза.
 С двух бортов, как стереоколонки, заговорили интоматические винтовки М-16.
 Римо прорезал воду, уходя от бури.
 В холодную воду океана ворвался визг пуль. Прозвучал глухой удар. Подлодка вздрогнула и качнулась, а когда Римо приподнял голову, то увидел, что катер мог засчитать себе прямое попадание. Корпус был пробит у ватерлинии по миделю. Прямое попадание пришлось в рубку, и от нее остались дымящиеся лоскутья рваной стали. Пулевые отверстия у ватерлинии засасывали воду и выпускали воздух, и море булькало и икало, как пьяница.
 Из палубного люка высунулась голова. Римо сунул в рот два пальца и свистнул, чтобы привлечь внимание подводника.
 Тот мигнул и недоуменно огляделся. Римо свистнул еще раз, и подводник подполз по палубе к борту, чтобы посмотреть.
 Римо толчком вылетел из воды, как встающий на хвост дельфин, и схватил подводника за куртку на груди. Когда сила тяжести повлекла Римо обратно в воду, моряк полетел вместе с ним.
 Под водой он пытался отбиваться яростными ударами рук и ног, но Римо не обращал внимания. От холода движения пленника быстро превратились в беспорядочные подергивания.
 Римо всплыл на поверхность и поплыл в сторону катера, таща подводника на буксире.
 Пленный что-то пробормотал, чего Римо не понял.
 — Парле ву франсе? — спросил он пленного.
 Если ответ и был по-французски, Римо его не понял. Для него это было бессмысленным лепетом.
 За его спиной снова глухо ухнуло.
 Оглянувшись, Римо увидел, что субмарина начала медленно оседать в воду.
 — Отлично, — сказал он. — Они там, где я и хотел их видеть.
 Палубу подлодки затопила толпа суетящихся моряков. Кто-то вытащил из люка складную алюминиевую спасательную лодку и спускал ее на воду, когда другой моряк шагнул вперед и без предупреждения застрелил его сзади из винтовки.
 Подводник вместе со своей лодкой скользнул под воду и скрылся с глаз. Только небольшое пятно крови на воде говорило, что он вообще существовал.
 Стрелок направил винтовку на Римо, и Римо нырнул под воду, увлекая за собой пленника.
 Тут же над ними вспороли воду винтовочные пули.
 Они попадали точно, но в воде начинали разлетаться, как сумасшедшие. Одна из них свернула к Римо. Он выпустил пленника и резким движением ладони построил стену отброшенной воды. Пуля ударила в стену. Победила стена. Пуля потеряла остатки убойной силы и пошла ко дну, как свинцовое грузило, на которое она теперь только и годилась.
 Работая ногами, Римо пошел вглубь и подхватил пленника, который тоже тонул.
 Ему в ногу попала шальная пуля. Он скрючился, схватившись за рану. Его сводило судорогой, от которой из раны толчками выходила кровь. Из искривленного болью рта вылетали пузыри.
 Вторая пуля поразила его в грудь.
 Римо вытащил его за волосы на поверхность.
 — Слушай, это твои ребята тебя подстрелили. Перестань артачиться. Чья эта подлодка?
 — Та иди ты к чертям, вонючий янк! — выдохнул моряк.
 Это усилие, казалось, высосало остаток его жизненных сил. Он дернулся, посинел, глаза закатились под лоб. Его последний вздох был холодным и мерзким, с запахом какой-то крепкой выпивки, которую Римо не мог определить.
 Римо выпустил тело, и оно медленно пошло ко дну.
 Доплыв до катера, Римо ухватился за брошенный ему конец и вылез на палубу.
 Отряхиваясь, он бросился на нос.
 — Что за шуточки? — потребовал он ответа у Сэнди Хекман.
 — Нам пришлось защищаться, — парировала она.
 — Я вырубил весь орудийный расчет до вашего первого выстрела!
 — Я вас не видела.
 Римо повернулся к мастеру Синанджу.
 — Чиун, почему ты, черт возьми, не остановил ее?
 — Потому.
 — И это все? Просто «потому»?
 — Именно так. Потому.
 И Чиун презрительно повернулся спиной.
 Подлодка тонула. Ушла под воду корма, нос вздыбился вверх, как будто хватая последний глоток воздуха. Казалось, лодка, словно живая, старается удержать голову над водой.
 Потом, в медленной агонии, передняя часть лодки ушла под волны.
 Но прежде они увидели на носу название: «Фьер Д'Этр де Гренуйе».
 — Что там написано? — спросил Римо.
 — Ты не же слепой, — фыркнул Чиун. — Просто близорукий.
 — Я вижу слова, но не могу узнать язык.
 — Французский.
 — Теперь понятно, почему я не могу это прочесть. Французский — это не язык. Это мяуканье со своей грамматикой. Что означает эта надпись?
 — "Фьер Д'Этр де Гренуйе".
 — Ну это я и сам вижу. Как это будет по-английски?
 — "Гордимся, что мы лягушатники".
 — И это название подводной лодки? «Гордимся, что мы лягушатники»?
 — Так называется это судно.
 Римо посмотрел на Сэнди:
 — Чья подлодка может носить такое имя?
 Сэнди с таким же недоумением пожала плечами:
 — Французская?
 Океан успокаивался. Только выскакивали на поверхность пузыри воздуха, некоторые размером с колесо грузовика. Уцелевших не было.
 — Почему они не пытаются выбраться? — спросила Сэнди, не обращаясь ни к кому конкретно.
 — Не хотят, — предположил Римо. — Предпочитают затонуть вместе с судном.
 — Но это же безумие. Мы же береговая охрана США. Мы взяли бы их живыми. Это ж каждому ясно.
 — Очевидно, они не хотят, чтобы их взяли живыми, — многозначительно сказал мастер Синанджу.
 Эта холодная мысль повисла над водой, пока они наблюдали за последними пузырьками воздуха, уныло прорывающимися на поверхность. Потом стало расплываться радужное пятно масла, обозначая место гибели «Фьер Д'Этр де Гренуйе».




 Глава 18


 Харолд В. Смит снял трубку на первом же звонке Римо. Доклад Римо был краток:
 — Подлодку видели. Потопили.
 — Какую получили информацию?
 — Мы почти уверены, что она была французской. Либо у кого-то весьма странное чувство юмора.
 — Что вы имеете в виду, Римо?
 — Когда лодка стала тонуть, мы успели прочитать название. «Фер Детре дес Греноуллес».
 — Это произносится не так, — оборвал его Чиун.
 — Тогда скажи сам.
 — "Фьер Д'Этр де Гренуйе".
 В голосе Смита было слышно недоверие:
 — Такого не может быть.
 — А что это значит?
 — "Гордимся, что мы лягушатники".
 — И Чиун то же самое говорит.
 — Такого названия не может быть ни у одного французского судна.
 — У этого было.
 — Пленные есть?
 — Был один, да весь вышел. Свои успели пустить его в расход.
 — Что вы из него вытянули? — резко спросил Смит.
 — "Та иди ты к чертям, вонючий янк". Конец цитаты.
 — Ни один француз не скажет «янк». Он скажет «англо».
 — Вам лучше знать, — не стал спорить Римо. — И его акцент тоже не был французским. Скорее ирландский или шотландский.
 — Так ирландский или шотландский? — мгновенно заинтересовался Смит.
 — Убейте, не знаю.
 — Это был картавый «бёр» или мягкий «броуг»?
 Римо наморщил лоб.
 — Я знаю, что такое «броуг», но что такое «бёр»?
 — Шотландцы говорят с акцентом «бёр», а ирландцы — «броуг». Вы слыхали когда-нибудь «броуг»?
 — Что-то вроде того.
 — Римо, вы должны быть уверены в этом. Это очень важно. Если вы слышали не «броуг», то значит, это был «бёр».
 — Напойте мне пару тактов.
 В горле Смита что-то заклокотало.
 — Нет, не такое.
 — Я не пытался изобразить акцент, — раздраженно заметил Смит. — Я просто прочистил горло.
 — Что бы вы ни пытались, вышло похоже, но все равно не то.
 — Ладно, забудьте, — сухо прервал его Смит.
 — И еще, Смитти, — продолжал Римо, — лодка пошла на дно со всей командой. Они могли спастись, но не захотели.
 — Только решительно настроенная команда может предпочесть плену смерть.
 — Да, это определенно были профессионалы.
 Смит умолк почти на целую минуту.
 — Возвращайтесь на берег, — наконец решил он.
 — Не можем. Мы все еще на поисково-спасательном дежурстве.
 — Я это улажу.
 — Как знаешь. Передать трубку госпоже лейтенанту?
 — Нет, — резко отозвался Смит. — Я сделаю это по своим каналам.
 Не прошло и пятнадцати минут, как пришел радиовызов с базы береговой охраны в Кейп-Коде.
 — Нам приказано вернуться в порт, — сообщил Спаркс.
 — При таком ветре странно, что ты их услышал сквозь всю эту статику, — заметила Сэнди, бросив взгляд на облака, громоздящиеся на небе, как стадо испуганных грязных овец.
 — Что еще за статика? — спросил Спаркс.
 — А вот смотри.
 Сэнди вошла в радиорубку и попыталась вызвать Кейп-Код. Но ее почти не слышали сквозь треск бумажного шарика, который она держала перед микрофоном.
 — Повторите! — кричала она. — У меня статические помехи!
 — Если это статические помехи, то я пингвин, — было сказано в ответ.
 — Не слышу вас!
 — Так перестань шелестеть, чем ты там шелестишь!
 — Служба береговой охраны в Кейп-Код, повторите сообщение. Кейп-Код, я не слышу вас. Куда вы пропали? Это борт спасательного катера «Каюга», ответьте, Кейп-Код!
 — Твоих пассажиров, Хекман, нужно немедленно доставить на берег! — гаркнул голос в динамике. — И если мне за это намажут задницу скипидаром, так тебе намажут вдвое!
 На пороге радиорубки появился Римо.
 — Да мы, в общем, не спешим.
 Сэнди отключила рацию.
 — Ты уж припомни это, когда придем на берег.
 — Ты классный моряк, Сэнди.
 — Я профессионал береговой охраны, который хочет знать, что здесь, черт возьми, происходит.
 — Ты знаешь столько же, сколько и мы, — ответил Римо.
 Ветер на палубе покусывал холодом. Катер пробивался сквозь серо-зеленые воды Атлантики, а Сэнди стояла на носу и рассматривала в бинокль горизонт.
 — На горизонте крупная пакость, — пробормотала она вполголоса.
 Римо посмотрел в ту сторону, куда был направлен бинокль Сэнди, но ничего интересного там не увидел. Чиун тоже. Все казалось им обычным и естественным.
 — Что вы там увидели? — спросил Римо.
 — Ничего особенного. Мысли вслух. Мы сейчас точно там, где в двадцать первом будет поле боя, если моря будут так же грабить, как сейчас.
 — Может быть.
 — Оглянись вокруг Можешь показать различие между территориальными водами Канады и США?
 — Не могу. Для меня они одинаковы.
 — А нейтральные воды? Можешь отличить их от территориальных?
 — Нет, — признал Римо.
 — Нет. Ни по цвету воды или неба. Ни по форме волн. Ни по гребням и впадинам, ни по вкусу морской соли. Здесь не поставишь изгородь и не будешь выращивать еду. И тем не менее перед тобой то, за что уже не раз воевали народы — за право ловить рыбу. НАФО покрыло этот район целой системой международных договоров, но это не помогает. Центр не выдержит.
 — Какой центр? — поинтересовался Чиун.
 — Это образное выражение. Договоры в системе НАФО ограничивают вылов. Но косяки рыб истощаются, и отказ от договоров — только вопрос времени. Людям нужно есть. А рыбаки выходят за рыбой. Это у них в крови.
 — Вы имеете в виду НАТО? — уточнил Римо.
 — Нет НАТО — это Организация Североатлантического договора, а я имела в виду НАФО — Организацию рыбопромыслов Северо-западной Атлантики.
 — Никогда не слышал о ней, — хмыкнул Римо.
 — Еще услышишь. Все услышат. Когда я приехала сюда из Кетчикана и поступила на службу в береговую охрану, я думала, что буду спасать людей и дышать свежим морским воздухом. А вместо этого пришлось сутками гоняться за торговцами наркотиками, за торговцами оружием и перестреливаться со всяким сбродом, который воображает, что лучше спалить судно до ватерлинии, чем позволить его захватить. В конце концов мне так все осточертело, что я написала рапорт с просьбой перевести меня на дежурство в Атлантику. И здесь чутье моряка мне подсказывает, что я — на переднем крае следующей глобальной войны и скоро этот соленый туман сменится пороховым дымом.
 — Не будет такого, — возразил Римо. — Люди не станут убивать из-за рыбы.
 Синди смерила его взглядом.
 — Ты там был только что. Много видел живого?
 — Нет.
 — Морское дно похоже на только что убранное поле, верно?
 — Да, но сейчас зима.
 — И где же, по-твоему, рыба? Загорает в теплых водах Флориды? Как бы не так! Сюда приходят рыбозаводы с сетями размером с футбольное поле и вычерпывают все. Рыбу, которая им не нужна, они выбрасывают мертвой. Называют ее попутным уловом. Так вот сейчас люди уже должны есть этот попутный улов, поскольку хорошей рыбы больше нет.
 — Океан большой и к тому же не единственный, — продолжал защищаться Римо.
 — Сегодня был форт Самтер. Завтра будет Пёрл-Харбор, — ответила Сэнди и повернулась к бескрайнему океану. — И такое сейчас во всем мире. Вылов тихоокеанского лосося упал почти до нуля. Промысловой рыбы в Мексиканском заливе почти нет. Русские траулеры перестреливаются с японскими и корейскими рыбаками в Охотском море. А шотландцы отстреливают русских в своих водах. Французские и английские военные корабли грызутся из-за прав рыболовства у островов Ла-Манша. Как норвежские и исландские в Арктике. Израиль и Палестина готовы перегрызть друг другу горло за средиземноморского групера. Пищевые цепи в море распадаются, и виноваты в этом мы.
 — Спекулянты рыбой! — злобно прошипел Чиун. — Я не позволю, чтобы меня лишили законной доли океанских богатств!
 — Вот еще один пример, — спокойно заметила Сэнди.
 Римо ничего не сказал. Он думал о том, как чуть было не включился в морскую пищевую цепь.


* * *

 Когда сгустились сумерки, сторожевой катер наткнулся на огромное серое судно.
 — Вот гляньте, — сказала Сэнди. — Перед вами — основная причина, почему истощаются рыбные запасы. Это плавбаза. Плавающая бойня для несчастных рыб.
 Римо втянул носом воздух.
 — Даже по запаху слышно.
 Сэнди навела бинокль на толстую корму серого судна.
 — Сейчас посмотрим, откуда она.
 Римо прочел надпись.
 — "Арен сор"?
 — Французское название, — сказала Сэнди.
 — Что оно означает?
 — Понятия не имею. Мой французский остался на уровне четвертого класса.
 Римо оглянулся на мастера Синанджу.
 — Папочка?
 Карие глаза Чиуна вперились в название на корме.
 — Ба! Это просто красная селедка.
 — И что это может значить? — спросил Римо.
 — Название этого судна. «Красная селедка».
 Сэнди состроила гримасу.
 — Странно. Никогда не слыхала о красной селедке.
 — Я тоже. Я не люблю селедку. Слишком много костей.
 — "Красная селедка"— это ложный след в детективной истории, — сказал Римо. — Что за корабль выбрал такое имя?
 — Корабль смерти, — фыркнула Сэнди, отводя бинокль.
 Они оставили «Арен сор» позади, и его поглотил серый фон моря и низкого свинцового неба.
 Примерно через час эхолот начал странно позванивать.
 — Что случилось с этой штукой? — вслух поинтересовался рулевой.
 Сэнди глянула на прибор и сказала:
 — Экран чист. Чего он звенит? — Она надела наушники гидрофона. — Здесь еще сильнее.
 Чиун наклонился к прибору. На его пергаментном лице появился интерес.
 — Шумелки! — вдруг сказала Сэнди и щелкнула пальцами.
 — Это что-то вроде статических помех в эхолоте? — спросил Римо.
 — Сейчас увидишь, — Сэнди возвысила голос. — Стоп машина! Кошку давайте!
 Через несколько минут в воду была спущена кошка, ее поводили из стороны в сторону, пока крюки не захватили что-то на дне, и вытащили их наверх.
 На поверхности показался сетчатый ком с водорослями, оранжевым поплавками и двумя деревянными панелями размером с двери.
 — Трал, — сказала Сэнди, осмотрев сеть. — Похоже, что его обрезали и в ужасной спешке. В мешке только несколько рыбешек.
 — А что звенело? — поинтересовался Римо.
 Сэнди показала пальцем на бляшку, вшитую в сеть.
 — Вот это видишь? Это ультразвуковые передатчики, которые называются «шумелки». Они прикрепляются к сетям, чтобы отпугивать дельфинов. Правила охраны среды требуют их ставить, чтобы дельфины не попадали в сеть вместе с треской.
 — Очень мудро, — заметил Чиун.
 — Думаете, эта сеть с пропавшего траулера? — спросил Римо.
 — Спорю на что угодно, — ответила Сэнди. — «Санто Фадо» был где-то здесь. — Она резко поднялась на ноги. — Может быть, и сейчас здесь.
 Они бороздили район до тех пор, пока эхолот не определил под водой крупный предмет. Тогда они спустили на тросе видеокамеру и нашли разбитый корабль.
 — Так оно и есть. «Санто Фадо». Никаких признаков штормового повреждения. Может быть, попало под большую волну.
 — А где же тогда команда? — спросил Римо.
 — Утонули, наверное. Или замерзли. Мерзкая смерть — торчать одному в воде без надежды на спасение. — Сэнди нахмурилась. — Но все равно они должны были дать сигнал бедствия.
 Приказав поднять видеокамеру, Сэнди Хекман дала приказ повернуть к базе береговой охраны в Кейп-Коде.
 — Итак, — сказал Римо, когда катер мчался обратно к берегу, — ужин по возвращении вас не интересует?
 — Нет.
 — А кино?
 — Не выйдет.
 — Я полагаю, секс тоже исключается?
 Сэнди посмотрела на него, как будто он был тараканом.
 — Я не стану заниматься с вами сексом, даже если вы выиграете меня в лотерею.
 Римо самодовольно ухмыльнулся:
 — Класс!
 Она смерила его взглядом, повернулась и резко пошла прочь. Когда она исчезла в люке, к стоящему у борта Римо подошел мастер Синанджу.
 — Просто не верю, что мог быть так груб, — проворчал Чиун. — Это непростительно.
 — Хотел убедиться, что виной всему мерзкий запах акулы, а не настроение дамы, — со счастливым видом заявил Римо.
 — Если ты желаешь женщину, которая не желает тебя, возьми ее. Не спрашивая. Вопрошение равносильно извинению. Это признак слабости. Слабость не привлекает женщин, хотя не важно, чего они хотят или не хотят. Если, конечно, ты не намерен жениться. Жены имеют значение. Другие женщины — нет.
 — Я это запомню. А пока я просто радуюсь, что по этой палубе за мной никто не гоняется.
 — Это скоро пройдет, — предупредил его Чиун.
 — В море хватит акул...
 — Ты будешь есть утку, — мрачно прервал его Чиун, — пока я не велю иного.




 Глава 19


 Харолд В. Смит стоял между рогами дилеммы.
 На самом деле он сидел в старом кожаном кресле спиной к проливу Лонг-Айленд. Его узкое патрицианское лицо было освещено янтарным отблеском компьютерного терминала.
 Смит ждал отчета судмедэксперта о вскрытии тела, поднятого из вод Атлантики катером «Каюга». И пока ждал, составил простенькую таблицу.
 История, начавшаяся с необъяснимого потопления корейского рыболовного судна «Инго Панго», очевидно, началась несколько раньше. Сейчас Смиту это было ясно. В этом году рыболовных судов исчезло больше, чем в любом из предыдущих двенадцати. Это уже было статистически значимо. Зима была холодная, но не особенно штормовая.
 Экран компьютера заполнил список пропавших судов:
 «Мария Д.»
 «Элиза А.»
 «Римрэкт вторая»
 «Дорин Г.»
 «Мисс Форчун»
 «Мэри Рита»
 «Дженни первая»
 «Санто Фадо»
 И все пропали бесследно. Все за последние шесть месяцев. Ни одного спасшегося. Все погибли. Первым найденным был белолицый труп, вскрываемый сейчас судмедэкспертом графства Барнстэйбл в Кейп-Коде. И вставленный в задний проход палтус — такой же важный признак, как и намалеванный на мертвом лице «флер-де-лис».
 В Канаде сепаратистская Парти Квебекуаз добивается нового референдума об отделении. За столько месяцев до этого события невозможно предсказать, отделится ли Квебек от Канады. Но возможность такая существует.
 Федеральное правительство в Оттаве сейчас старается ублажить сепаратистов. Единственный результат — англоязычная Канада настраивается против франкоязычной.
 Политическая ситуация движется к взрыву. Даже если на этот раз Квебек не отделится, будет еще референдум через год, через два или позже. И даже усилия нынешнего франкоязычного премьер-министра не могут предотвратить бурю навечно.
 Для Соединенных Штатов это имело бы серьезные последствия. Квебек — главный торговый партнер Новой Англии. Значительная часть потребляемой электроэнергии поступает с гидроэлектростанции Квебека. Помимо этого, самая стабильная нация, имеющая границу с США — самую длинную неохраняемую границу в мировой истории, — грозит распасться. Даже в самых стабильных странах современного мира вопрос о гражданской войне не может быть исключен.
 Перспектива в лучшем случае затруднительная. Непредсказуемая. И непредсказуемость как раз больше всего и тревожит. Сепаратисты зашевелились и в Британской Колумбии — самой западной провинции Канады. Воодушевленные отдаленностью от Оттавы, местные сепаратисты еще больше распалились из-за решения федерального правительства сильно ограничить вылов тихоокеанского лосося. Этот запрет лишал работы десятки тысяч людей — как кризис рыболовства в Атлантике подорвал экономику Новой Шотландии и Ньюфаундленда.
 Мысли Смита невольно вернулись к судьбе подводной лодки с загадочным названием «Фьер Д'Этр де Гренуйе». Казалось невероятным, чтобы военно-морское судно с французским или франкоязычным экипажем выбрало себе такое самоуничижительное название. И все-таки Смит ввел эту фразу в компьютер. Тут же обнаружился факт — назвать его разведданными было бы слишком, — что это название ресторанной песенки, популярной во Франции. Возможно, песенка перекочевала в Квебек. По крайней мере есть такая вероятность.
 Смит обратился к базе данных боевых кораблей «Джейнс» и запросил названия всех канадских подводных лодок.
 Список оказался коротким. С геополитической точки зрения военная мощь Канады была более чем скромной. У нее были только три субмарины:
 «Белая лошадь»/ «Шевальблан»
 «Желтый нож»/ «Куто жон»
 «Жак Картье»/ «Джон Картер»
 Смит тупо уставился на этот список. В нем числилось в два раза больше субмарин, чем дала база данных «Джейнс». Затем он обратил внимание на косую линию, отделяющую парные названия, и припомнил канадский федеральный закон, принятый для умиротворения франкоязычного населения. Закон требовал, чтобы все официальные надписи в Канаде были двуязычными. Подлодки, уже существовавшие в момент принятия закона, были переименованы так, чтобы английские и французские названия максимально друг другу соответствовали.
 — Абсурд, — недовольно проворчал Смит. Но другого объяснения не было.
 Но ни одна из лодок не называлась «Фьер Д'Этр де Гренуйе»/"Гордимся, что мы лягушатники".
 У самой Франции, как быстро проверил Смит, такого корабля тоже не было.
 Смит решил пощелкать мышью наугад. По всем связям. Большинство их все равно никуда не ведут.
 С помощью графического редактора он нарисовал на экране компьютера белый «флер-де-лис» на голубом фоне и послал его в систему глобального поиска Всемирной Паутины. Поиск должен был быть очень долгим. Смит не имел опыта поиска графических образов — он почти всегда работал со словами.
 Смит поразился, когда всего через три минуты программа поиска «Альтависта» выдала ему фотографию, сделанную на предыдущем референдуме по поводу отделения Квебека. На цветном фото агентства «АП» были изображены два сторонника отделения Квебека с раскрашенными лицами. Синий «флер-де-лис» покрывал рот, губы и обе щеки точно так, как описал Римо.
 — Вот так все просто? — пробормотал Смит.
 Он решил, что настало время доложить об этом деле в Овальный кабинет.


* * *

 Президент Соединенных Штатов ощущал приятное чувство облегчения. Впервые за очень долгое время он мог действительно, по-настоящему расслабиться. Выборы позади. Избирательная кампания закончена. Долгий заплыв из бурных белых вод в спокойное открытое море завершился.
 Сейчас у него одна задача — благополучно пережить оставшиеся четыре года. Теперь — перспектива вполне приемлемая. Лучше, чем можно было ожидать.
 Тут загудел зуммер. Он был связан с монитором детской кроватки в спальне Линкольна. Только следил он не за младенцем в кроватке, а за красным пожарным телефоном на столе рядом с той самой кроватью, где много президентств тому назад спал Авраам Линкольн.
 Выключив зуммер, Президент поднялся вверх на лифте, вошел в спальню и запер за собой дверь.
 — Да? — ответил он в красную трубку.
 Этот сухой кисловатый голос Президент узнал сразу же. Где пребывает этот доктор Смит, Президент не знал, знал только, что в момент кризиса на него можно рассчитывать.
 Но Смит звонит сам, а это — дело другое.
 — У нас новый кризис? — спросил Президент хрипловатым, приглушенным тоном.
 — Пока не знаю, — откровенно признался Харолд В. Смит.
 Президент облегченно вздохнул.
 — Значит, все в порядке?
 — Нет.
 — Объясните.
 Харолд В. Смит прокашлялся. Его голос был уважителен, но не подобострастен. Это был голос человека, чья позиция в правительстве неприступна. Как у обслуживающего персонала Белого дома. Президенты приходят и уходят. Истинная преемственность — в руках тех, кто знает, где лежат ключи и как менять пробки в Белом доме. Харолд В. Смит, тайно назначенный одним из предыдущих Президентов, не мог быть уволен или заменен. Можно было только распустить КЮРЕ указом Президента, но пока что ни у одного Президента не хватало духу на такой указ.
 Нынешний Президент не собирался быть первым.
 И все же не очень приятно, когда звонит доктор Смит, никогда не сообщавший хороших новостей, если не считать короткой фразы «Задание выполнено».
 — Господин Президент, — начал Смит, — по некоторым данным, в территориальных водах Новой Англии действует иностранная подводная лодка. Возможно, она вмешивается в коммерческое рыболовство.
 — Вы сказали «рыболовство»?
 — Да. Вы знаете о рыболовном кризисе.
 — Он превратился сейчас в глобальный, не так ли?
 — Для нас это прежде всего внутренняя проблема, — заявил Смит, а потом продолжил: — В связи с некоторым событием в Северной Атлантике я послал туда своих людей. Они встретили там эту подводную лодку и после короткой стычки, в которой катер береговой охраны ответил на огонь, потопили ее.
 — Кто именно? Ваши люди или береговая охрана?
 — Это была совместная операция, — правдиво сказал Смит.
 — Потопили иностранную подводную лодку? Боже мой! — воскликнул Президент, представив себе самое худшее. — Это была русская подводная лодка? С ядерными боеголовками?
 — В настоящий момент это неизвестно. Название лодки французское — «Фьер Д'Этр де Гренуйе».
 — Я забыл французский еще в колледже, — сухо заметил Президент.
 — Это означает «Гордимся, что мы лягушатники».
 — С чего бы это французам насмехаться над собой?
 — Может быть, это не французский военный корабль. Лодка шла под флагом, похожим на флаг канадской провинции Квебек, а на лицах команды был грим в виде «флер-де-лиса».
 — Похожим? Что значит «похожим»?
 — Это был не флаг Квебека, а лишь четверть его, и еще с инверсией цветов.
 — Но зачем же Квебеку нарываться на международный скандал?
 — Именно эта мысль и заставила меня побеспокоить вас. Если Квебек получит желанную независимость, им прежде всего понадобится дружеское расположение Соединенных Штатов. Хорошие отношения с Америкой станут для них главным приоритетом, за исключением официального признания со стороны Франции.
 — И все же они именно их и подрывают. Линия казалась пустой в течение времени, которого хватило бы на долгий вдох.
 — Это не то заключение, которое я хотел бы выносить поспешно, — сказал затем осторожный голос Смита. — Если только нет неизвестных мне фактов. Я вынужден заключить, что эта операция предназначена для создания затруднений Монреалю.
 — Я могу себе представить только один источник подобных намерений, — ответил Президент.
 — Оттава.
 — Полагаю, что я мог бы сделать звонок вежливости премьер-министру.
 — Я бы предпочел более осторожные действия, — предупредил Смит.
 — У меня нет времени быть осторожным. Я собираюсь прямо спросить его, что происходит.
 — Это будет не дипломатично.
 — Возможно, — твердым голосом сказал Президент, — но если я могу предотвратить рыбную войну, потряся Оттаву за грудки так, чтобы крахмал посыпался с манишки, то дело того стоит. Что может пойти не так?
 — Что угодно, — быстро сказал Смит, но, поскольку его роль советника не относилась к этому кругу вопросов, больше ничего не добавил.
 Президент поблагодарил его и положил трубку.
 Вернувшись в Овальный кабинет. Президент Соединенных Штатов попросил личного секретаря соединить его с Оттавой. По дипломатическим правилам подобный шаг должен был быть обставлен формальностями и требовал дипломатического такта. Но ведь это была соседняя, преданная и добродушная Канада. Он на них цыкнет, и они брызнут по щелям, как мыши от кота.


* * *

 Премьер-министр Канады был счастлив поговорить с Президентом Соединенных Штатов. Они обменялись приличествующими приветствиями и замечаниями о погоде, а потом в голосе Президента проявились стальные нотки.
 — Передо мной на столе лежит доклад о том, что канадская подводная лодка обстреляла судно береговой охраны США. Мы были вынуждены ее потопить. Выбора не было. Мы узнали о том, что лодка ваша, только когда она пошла на дно.
 — Наша подводная лодка? Как называлось это судно?
 — К сожалению, не могу произнести ее название по-французски, но на английском это звучит «Гордимся, что мы лягушатники».
 Волоконнооптическая линия замолчала намертво.
 — Господин Президент, вы сейчас не — как бы это сказать — не затягивались?
 — В Военно-морских силах Канады есть суда с французскими названиями? — спросил Президент.
 — Конечно, но...
 — Ваша лодка лежит на дне Атлантики, — продолжал Президент ледяным тоном. — Разумеется, мое правительство выразит официальное сожаление. Но пусть будет ясно понято, что подобные агрессивные маневры канадских военных кораблей будут считаться нетерпимыми.
 — Мы не совершали агрессивных действий! — взорвался премьер-министр.
 — Тогда, если это не ваша лодка, вам не о чем беспокоиться, — ответил Президент.
 — Лодка не наша, и нас это совершенно не касается. Жаль только погибших людей.
 — У нас это называется спорным заявлением.
 — А у нас это называется сущим вздором, — парировал премьер-министр с заметной резкостью.
 — Ну хорошо, какова бы ни была правда, мы с вами друг друга ясно поняли. Я прав?
 — Мы, — премьер-министр слегка запнулся, — даже слишком хорошо понимаем друг друга. Благодарю вас за звонок. Желаю вам всего хорошего, господин Президент.
 — И вам тоже, — ответил тот равнодушным тоном.
 Телефонный разговор прервался практически одновременно с обеих сторон. В Овальном кабинете Президент Соединенных Штатов слегка подался вперед в своем кожаном кресле и с облегчением выдохнул. Он знал, что поступил правильно. Теперь он никому не будет позволять наступать себе на ногу. Даже такому дружественному, снисходительному, в высшей степени надежному торговому партнеру, как Канада.




 Глава 20


 В Оттаве премьер-министр доминиона Канада положил трубку с выражением лица человека, которому вдруг впились в губы дружеским поцелуем взасос.
 Хлопнув по кнопке интеркома, он рявкнул:
 — Срочно свяжите меня с министром рыбного хозяйства!
 — Есть, сэр!
 Секундой позже загорелась кнопка телефона, и голос в интеркоме сказал:
 — Министр рыбного хозяйства Хьюгтон на линии три, господин премьер-министр.
 — Спасибо, — ответил премьер, нажимая сверяющуюся кнопку и поднося трубку к своей недовольной физиономии.
 За окном его кабинета уже лежал снег, а канал Ридо, к радости местных конькобежцев, вполне замерз. От фестиваля Уинтерлюд с его наплывом туристов остались лишь приятные воспоминания. Это с практической точки зрения облегчало то, что предстояло сделать. Можно щелкнуть по носу этих янки, благо свои доллары они уже потратили.
 — У меня только что был очень странный звонок от Президента Соединенных Штатов, — сказал премьер-министр со своим отчетливым франко-канадским акцентом.
 — Да?
 — Он звонил сообщить, что наша подводная лодка обстреляла катер береговой охраны США. Им пришлось ее потопить.
 — Наша подводная лодка?
 — Так он утверждает. Лично мне ничего не известно о пропавшей подводной лодке. А вам?
 — Мне тоже.
 — Он также сообщил, что в переводе на английский название судна звучит как «Гордимся, что мы лягушатники». Вам это о чем-нибудь говорит?
 — Разумеется, нет. В нашем флоте нет судна с подобным названием.
 — Он был очень краток и сух.
 — Похоже на то, — согласился министр рыбного хозяйства.
 — Мне, собственно, плевать на тон его голоса. Это напомнило мне случай с испанцами.
 — Филистимляне нечестивые!
 — Полагаю, мы должны дать ответ. Умеренный, но твердый. Вы можете что-нибудь предложить?
 — Суда под американским флагом до сих пор нелегально шляются в водах Грэнд-банки.
 — Думаю, мы могли бы организовать адекватную реакцию где-нибудь в Тихом океане. Там легче управлять событиями — в смысле выхода из инцидентов.
 — У нас есть проблемы с американскими судами на тихоокеанских лососевых промыслах.
 — У нас есть проблемы со всеми флагами и судами, включая наши собственные, — сухо ответил премьер-министр.
 — Я владею ситуацией.
 — Не сомневаюсь в этом, Хьюгтон. — Премьер-министр успокоился, и его пухлые губы обрели привычную форму. — Вы полагаете, что Квебек мог купить эту подлодку?
 — Вы могли бы знать об этом больше, чем я, господин премьер-министр.
 — Мог бы, но не знаю. Думаю, что мне придется навести справки. Я не намерен терпеть, чтобы французы к нам совали нос. Насколько я помню, ваш предшественник имел трудности с их рыболовным флотом.
 — На самом деле трудности были не у моего предшественника, а у его предшественника.
 — Да, конечно. — Голос премьер-министра стал заметно мягче. — Странно, не правда ли, что мы живем в такое время, когда портфель министра рыбного хозяйства означает распоряжение военным флотом?
 — Я соответствую своим задачам, — сухо отозвался министр Хьюгтон.
 — Срочно займитесь этим, Пил. Жду ваших докладов.
 — Благодарю вас, господин премьер-министр...


* * *

 В своем офисе на Парламентском холме министр рыбного хозяйства Канады Гилберт Хьюгтон положил трубку в твердое пластиковое гнездо аппарата и обеими руками вытер пот с изможденного лица...
 Разговор с премьер-министром был как удар под ложечку. «Фьер Д'Этр де Гренуйе» лежит на дне Северной Атлантики. Если это правда, то удар тяжел. Для операций в море остается только «Арен сор».
 Он подошел к широкому окну и посмотрел на реку Оттава и волнистые просторы Квебека, который вскоре может стать вражеской территорией, если эти проклятые сепаратисты все-таки добьются своего.
 Нет, не видать им своей чертовой независимости, пока Гилу Хьюгтону есть что сказать. В то время как эти ничтожные умиротворители отдают и уступают этой кучке гнусавых бунтовщиков все, кроме независимости, истинные канадцы, такие, как он, делают все возможное, чтобы не допустить раскола доминиона.
 Когда предыдущий министр рыбного хозяйства ушел в отставку и стал премьером провинции Ньюфаундленд, многие тогда говорили, что новый министр Гилберт Хьюгтон последует его примеру и завладеет кабинетом премьера в свой родной Новой Шотландии. Но не таков был его план. Гилберт Хьюгтон принял портфель для более важных целей.
 И тут же столкнулся с проблемой промысловых зон тихоокеанского лосося. Решительным ударом, который вынес его имя в заголовки газет, Гилберт Хьюгтон сделал то, что не посмел его предшественник: он круто срезал норму вылова в водах Британской Колумбии, Конечно, поднялся протестующий вой. Однако что было сказать ловцам лосося, когда в западных провинциях столько ловцов трески сидели без работы? Просто настало их время, вот и все.
 Реакция, однако, была серьезнее ожидаемой. Все эти чертовы глупцы в Ванкувере — Гонкувере, как его называют теперь, когда там кишат все эти азиаты, — тоже завели эти дурацкие разговоры об отделении, как нечего делать. И все громче и громче.
 Гилберт Хьюгтон понял, что перед ним встала проблема.
 Решение он нашел не где-нибудь, а в Интернете. Однажды он получил приглашение на пробное тридцатидневное бесплатное участие в киберфоруме. Приглашение прислала организация с заманчивым названием «Школа корректирующих действий Госпожи Кали».
 Как мог кто-нибудь узнать о его странных, но хорошо скрываемых вкусах, он не знал. Но услуга была анонимной. Не узнает никто, особенно его жена. Это был Божий подарок. Ведь с тех пор как он принял пост министра, пришлось отказаться от услуг госпожи Фурии.
 Госпожа Кали приняла его в свою кибершколу без колебаний. Вскоре он уже испытывал эрекцию прямо за письменным столом и брал в офис несколько запасных трусов на случай эякуляции. Что случалось часто.
 Вскоре он стал просить о личных встречах. Они ему были даны... в конце концов. Казалось, что ей приятно отвергать его, а ему было приятно быть отвергнутым. Еще острее стало удовольствие от выполнения его желания.
 Он открыл ей свое сердце и свои тайны.
 — Я хочу стать премьер-министром. Это цель моей жизни, — сказал он ей однажды, вылизывая ее выкрашенные в желтый цвет ногти на ноге, а она другой ногой играла с его мошонкой.
 — Сперва тебе нужно взять под контроль кризис на обоих побережьях, — заметила она.
 — Эти безработные рыбаки — это мой гроб.
 — Дай им работу.
 — Я не могу сейчас вновь открыть промыслы, — томно прошептал он, переходя к другой ноге. — Меня гнилыми помидорами закидают.
 — Они моряки. Дай им работу от своего имени. Разве ты не министр океанов, как и промыслов?
 — Да, но...
 — Министр океанов должен держать под контролем свои владения. Если бы был способ вернуть рыбу на Грэнд-банку, разве не двинуло бы это вперед твою карьеру?
 — Это так, — согласился министр.
 — Такое средство есть, — тихо сказала она, приподняв его подбородок рукоятью черного хлыста.
 Она говорила, а он слушал. Оказывается, есть такая технология. Дешево и тайно можно было собрать флот-призрак. А самое главное — уже был готовый козел отпущения, и тень подозрений не упала бы на министра промыслов и океанов, тайного поклонника Госпожи Кали — самого гениального и беспощадного тактика, которого он когда-либо знал.
 Но теперь, после всего нескольких месяцев работы, этот флот уменьшился ровно наполовину, и эта половина погибла со всей командой.
 Хьюгтон знал, что первым делом нужно сообщить Госпоже Кали об этом страшном поражении. И вряд ли она будет довольна.
 С извращенной страстью он ждал ее недовольства...


* * *

 Компьютерная система в его офисе была включена всегда. Он не пропустит ее приглашение, если оно придет.
 Вызвав электронную почту, Хьюгтон быстро отправил такое письмо:
  Кому: Mistress Kali@yug.net 
  От кого: Commodore@net.org 
  Предмет: Угрожающее развитие событий. 
  Только что мне звонил премьер-министр. 
  Американцы утверждают, что потопили канадскую подводную лодку «Лягушку». 
  Премьер поручил мне организовать жесткий ответ в Тихом океане. Кроме потери «Лягушки», еще все мои планы под угрозой. Как мы можем возложить вину на Монреаль за акцию в Тихом океане? В это просто никто не поверит. Даже янки в Вашингтоне. 
  С искренним обожанием ваш 
  Гил. 
 Пропустив текст через программу контроля орфографии, он отправил его по назначению. Госпожа Кали презирает орфографические ошибки и отказывает своим поклонникам в корректирующих наказаниях за такие мелкие проступки.
 Ответ пришел почти сразу. Почему-то министр Хьюгтон не удивился. Иногда у него складывалось впечатление, что у этой женщины множество глаз, которые видят все вокруг практически одновременно.
  Кому: Commodore@net.org 
  От кого: Kali@yug.net 
  Предмет: Делай все, как тебе велено. 
 Открыв письмо, министр увидел, что оно пусто.
 — Черт бы ее побрал! — выругался министр. Неужели обязательно отказать ему даже в минимальной вежливости?
 Он яростно набрал ответ:
  Кому: Kali@yug.net 
  От кого: Commodore@net.org 
  Предмет: Можем ли мы обсудить это лично? 
 И в тексте письма он точно посередине вставил набранное строчными буквами:  «очень прошу» .
 Целый час он в одиночестве ждал ответа. Затем снял трубку и привел в действие события, которые никак не укладывались в генеральный план.
 Во всяком случае, в его генеральный план...




 Глава 21


 Генеральный секретарь ООН Анвар Анвар-Садат вернулся домой после изнурительного дня, наполненного резолюциями, говорильней и бессмыслицей в Совете Безопасности, и нашел электронное письмо, от которого сердце его подпрыгнуло в откровенной радости. Если бы члены международного сообщества могли видеть его в эту минуту сидящим перед голубым экраном компьютерного терминала, они бы ни за что на свете не узнали профиль дипломата, которого за глаза называли «старик — каменная морда».
 Его смуглые черты сияли радостью. Пальцы прыгали по клавиатуре, которую он столько лет видеть не хотел. Его команды вводили за него функционеры — он был выше этого. Будучи сыном высокопоставленного каирского политика, Анвар родился, как говорит пословица, с серебряной ложкой во рту. До двенадцати лет, пока его не отправили в военное училище, его рука не прикасалась к этой ложке или к любой другой. Слуги кормили его с ложечки.
 Но не здесь. Не в его тайном мире тайной любви и желаний. Здесь он сам двигал по коврику мышью и сам вводил в компьютер команды.
 Сообщение было от Госпожи Кали, а в разделе «Предмет» значилось лишь одно слово — «Возможность».
 Анвар-Садат вывел на экран текст ее сообщения. От этих голубых строчек у него кольнуло в сердце, но это не было послание любви или страсти. Напротив, это было очень серьезное сообщение:
 Анвар, мне сообщили из высоких источников, что береговая охрана США потопила вчера в спорных водах канадскую подводную лодку.
 — Все воды спорные, — проворчал Анвар-Садат, и его лицо стало привычно каменным. Такое лицо было у Великого Сфинкса в Египте фараонов, когда он был еще целым, не выветрен столетиями и полон самодовольной тайны.
 Анвар-Садат пробежал глазами остаток письма.
 Этот инцидент энергично замалчивается обеими сторонами, чтобы не допустить обострения дипломатических отношений, но это, быть может, первая стычка большого конфликта. Может быть, тебе необходимо привлечь к этому факту внимание мирового сообщества, и тогда твои взгляды получат одобрение и уважение, которого они столь сильно заслуживают.
 Анвар-Садат одобрительно кивнул.
 — Я так и сделаю, — объявил он. Потом вспомнил, что это не телефон, он подвел курсор к пиктограмме ответа и набрал несколько слов, добавив: «Мой прелестный сфинкс».
 Письмо полетело по волоконной оптике к своему неизвестному месту назначения. Наблюдая за священнодействием компьютера, Анвар-Садат хотел быть лучом света и полететь за письмом в ждущие объятия своей будущей любви.
 Он тосковал по этим объятиям, по нежным касаниям пальцев Госпожи Кали. Он чувствовал эти пальцы на своих бровях, на губах и в таких местах, о которых не стоит думать, когда ее нет рядом. Но такие мысли приходят без приглашения. Он подошел к книжной полке и снял оттуда книгу древней эротики, «Камасутру».
 Впереди его ожидала долгая и бессонная ночь. Невозможно было предугадать, когда Госпожа Кали ответит, если ответит вообще. А ему, чтобы составить на завтра речь, нужна ясность разума.
 Определенные гормоны облегчают мыслительный процесс. Хотелось бы только, чтобы их выделение не требовало нескромных книжек и собственных манипуляций.
 Это было в высшей степени недостойно. Вот была бы у него личная рабыня со змеиным станом и газельими глазами, которая приложила бы необходимые мази к должным частям его анатомии, которые все сильнее и сильнее бились, как попавшая на крючок рыба.
 Весьма стимулирующий крючок, должен был он признать.




 Глава 22


 Смерть Томаззо Теставерде могла бы оказаться такой же никчемной, как и его беспутная жизнь, если бы не тот факт, что в его жилах текла сицилийская кровь.
 После вскрытия его синюшное тело подготовили для передачи родственникам.
 Беда была в том, что никто не хотел получать его труп.
 Ни его мать, которой он стал чужим.
 Ни его многочисленные трудолюбивые дядюшки.
 В конце концов отец его отца, Сирио Теставерде, согласился вступить во владение покойным Томаззо Теставерде.
 Он появился в морге округа Барнстэйбл и сказал просто:
 — Я приехал за своим внуком Томаззо.
 — Сюда, пожалуйста, — показал рукой скучающий служитель.
 По длинному стерильному коридору смерти они прошли в молчании. В спертом холодном воздухе стояла острая формалиновая вонь, но Сирио, который водил шхуны на Грэнд-банку еще в золотой век тресковых шхун, к вони было не привыкать. И хотя он уже лет двадцать не выходил в море, из-под его ногтей так и не вычистились рыбьи чешуйки и корка соли держалась на волосатых ноздрях. Он был настоящий мазутник — так называли рожденных на Сицилии рыбаков.
 Тело вытащили из холодильной ниши, простыню сняли.
 Сирио увидел голубой герб на неузнаваемом лице единственного сына своего единственного сына и издал какой-то странный звук:
 — Минга! Это не Томаззо.
 — Мы по зубам установили, что это он.
 — Что у него на лице?
 — Его нашли таким. Похоронная служба отмоет его перед похоронами.
 — Вот так его нашли? — переспросил Сирио, и старческие глаза его сузились.
 — Да.
 — Это значит, что кто-то с ним такое сделал?
 В голосе Сирио послышалось рычание.
 — А вы свяжитесь с береговой охраной. У них есть полный доклад.
 Сирио Теставерде так и сделал. Он узнал все неприятные подробности смерти своего внука, включая разрисованное лицо и рыбу, вставленную туда, где рыбе делать нечего. Хотя много лет уже как он отказался от своего внука, позорившего честное имя Теставерде, сейчас его старческая кровь побежала горячо и быстро.
 — Я отомщу за эту мерзость, — сказал Сирио тихим от негодования голосом.
 — На данный момент у нас нет подозреваемых по этому делу, — официально информировал его офицер береговой охраны. — Это мог сделать кто угодно.
 — Вот этот знак на его лице, он что-нибудь значит? — продолжал давить Сирио.
 — Он мог сам себя так разукрасить.
 — Зачем?
 — Может быть, он хоккейный болельщик. Они любят разрисовывать себе лица в поддержку любимой команды.
 — Хоккей? Томаззо — сицилиец! Мы не смотрим хоккей. Это не для нас.
 — Кажется, этот бело-голубой символ — эмблема какой-то франко-канадской команды или что-то в этом роде. Я тоже не смотрю хоккей.
 Сирио Теставерде забрал оскверненное тело внука, отвез его в похоронное бюро Кингспорта, а потом отправился в Объединенный клуб рыбаков и низким страстным голосом стал говорить всем, кто был согласен слушать.
 — Это проклятые канадцы сделали такое с единственным сыном моего сына. Род Теставерде прервется из-за этих подонков, — бушевал Сирио.
 — Канадцы? — переспросил кто-то недоверчиво.
 — Разве они не захватывают наши суда? — продолжал наступать Сирио.
 С этим согласились.
 — Разве они не соперничают с нами за рыбу? — добавил старик.
 С этим тоже никто не стал спорить.
 — Они торчат в наших водах, сколько я себя помню и плаваю, а когда они вычистили наши воды, они закрыли свои. Разве мы выгнали канадцев из своих вод? Нет, не выгнали! А тогда это нечестно. И мы должны что-то сделать!
 — Это их право — закрывать свои воды, — заметил чей-то рассудительный голос.
 — Море принадлежит только сильным. Тем, у кого хватает силы брать из него рыбу. Мы — сицилийцы. И мы — американцы. Мы сильные, а канадцы слабые. И мы будем брать их рыбу, если захотим.
 — А если они попытаются нас остановить?
 Освещенный солнцем кулак Сирио Теставерде взметнулся в дымном воздухе клуба.
 — Тогда мы возьмем их лодки и их жизни!
 В другой вечер от выкриков Сирио Теставерде просто отмахнулись бы — что возьмешь с человека, у которого от горя крыша поехала.
 Но в углу зала, высоко на стенной полке, стоял телевизор, мерцая экраном и что-то бормоча. Как раз передавали новости. Никто особо не обращал на них внимания, но вполуха их все-таки слушали.
 — Мы возьмем то, что нам принадлежит, потому что мы — мужчины! — говорил Сирио. — Слишком долго мы терпим низкие цены на наш улов — а все потому, что канадские конкуренты привозят на рыбный причал Бостона уже разделанную и замороженную рыбу. Сначала они опустошили наши воды, теперь вычерпывают свои. И посылают свою вонючую рыбу на наш рынок, свиньи!
 Что-то в телевизоре привлекло внимание сидевшего рядом с ним рыбака. Он прибавил звук.
 — ...В Нью-Йорке Генеральный секретарь ООН Анвар Анвар-Садат сделал заявление, вызвавшее в дипломатических кругах переполох, — вещал слащаво-мелодичный голос диктора. — По словам Генерального секретаря ООН, катер береговой охраны США ввязался в перестрелку с подводной лодкой — предположительно канадского, а точнее сказать, франко-канадского происхождения, — в спорных водах Грэнд-банки, и в результате лодка затонула со всей командой. Канадские официальные лица в Оттаве решительно это опровергают. Монреаль также отвергает что-либо подобное. Тем не менее Генеральный секретарь ООН настаивает на истинности своих сведений. Более того, он утверждает, что этот инцидент, как и имеющий место кризис рыболовства, свидетельствует, что прибрежным странам не может быть доверен надзор за их собственными территориальными водами. В связи с этим он предлагает создать специальную комиссию ООН для наблюдения и патрулирования акватории Мирового океана, что будет способствовать сохранению сильно истощенных рыбных запасов и поддержанию мира, так как это истощение становится в наши дни причиной стольких международных трений.
 — Видите! — воскликнул Сирио, показывая на телевизор, откуда только что прозвучали слова Генерального секретаря ООН. — Видите, этот хмырь правду говорит! Океаны не принадлежат никому. Так возьмем то, что принадлежит нам!
 В другие времена слова Сирио Теставерде напоролись бы на глухие уши. Это были трудяги-рыбаки, встававшие с рассветом и отсыпающиеся сутками по возвращении в порт.
 Но времена были трудные. Массачусетс уступил Мэну репутацию самого рыболовного штата Америки. Эти люди владели своими лодками, владели своим делом, но продукт их труда был вне их контроля. Они были фермеры моря, и их поля истощились.
 — Мы должны взять! — громыхал Сирио.
 Тут и остальные заговорили наперебой, перечисляя свои беды.
 Суровые призывы Сирио подхватили молодые, самые энергичные рыбаки.
 Время шло к ночи, голоса становились злее, весть расходилась, и дымный зал заполнялся потерявшими работу рыбаками.
 — А я говорю, — крикнул Сирио Теставерде, стукнув кулаком по столу, — что мы соберем флот и возьмем свое силой и мужеством!
 Изрезанный и обожженный окурками стол подпрыгнул. По всей комнате другие кулаки ударили в старое дерево, и зазвучали голоса — не унылые, как всегда, а громкие и возбужденные.
 В ту же ночь собралась армада. Она вышла за волнорез Кингспорта и взяла курс на север — к самым богатым в мире промыслам.
 Корабли плыли в историю.


* * *

 В Сент-Джонсе на острове Ньюфаундленд сержант канадской береговой охраны Кэйден Орловски получил по радио приказ и попросил его повторить.
 — Вы должны задерживать и арестовывать любое американское судно, действующее вблизи наших водных путей.
 — На наших водных путях? Я не ослышался, вы сказали вблизи?
 — Под любым предлогом надлежит осматривать и задерживать все суда США, обнаруженные вблизи наших водных путей.
 — Имеются в виду рыболовные суда?
 — Все и каждое судно под флагом США.
 В голосе командира появились раздраженные нотки.
 — Есть, сэр! — отчеканил сержант Орловски и повернулся к рулевому.
 — Держи курс на юг. Будем охотиться на американские суда.
 Рулевой резко повернулся от штурвала и недоверчиво посмотрел на командира.
 — Ты слышал приказ? — грозно спросил Орловски. И про себя добавил: — И я тоже.
 Рулевой завертел штурвал, выходя на новый курс.
 Вскоре новость разошлась по палубе катера «Роберт У. Сервис». Охотимся на американцев. Никто не мог сказать зачем, но все понимали, откуда пришел приказ.
 Он мог выйти только из офиса министра рыбного хозяйства, который всего лишь год назад закрыл для канадских рыбаков тихоокеанские промыслы лосося. Очевидно, то была первая фаза. А это — вторая.
 Орловски про себя назвал это по-другому.
 Провокация.
 Он только надеялся, что в этом районе не окажется американских рыболовных судов. В противном случае он окажется на острие международного инцидента.
 И он понимал, что это вряд ли будет способствовать его карьере.
 Политики делают что хотят. Часто — не взвешивая последствий.
 Такие, как Орловски, — удобные козлы отпущения для таких, как Гилберт Хьюгтон.
 — Черт бы побрал этого голубоносого кретина, — проворчал он. — Такой идиотизм можно придумать только в Оттаве.




 Глава 23


 Мастер Синанджу был непреклонен. Он повернулся спиной к своему ученику и уставился на огромные часы, сделанные в форме кота с бегающими вправо и влево глазами и большим хвостом, двигающимся, как метроном.
 — Нет.
 — Да ладно тебе, Чиун. Только один вечер, — умолял его Римо.
 — Я за большие деньги нанял женщину, которая готовит приемлемо. Я не стану ужинать в ресторане только потому, что ты истосковался по рыбе. Будешь есть утку.
 — А что будешь есть ты?
 — Пока не знаю. Мой рыбный погреб совсем пуст. Нужно сходить к торговцам рыбой и узнать, что у них есть свежего.
 — Но ты можешь заказать в ресторане что захочешь, — настаивал Римо.
 — Я не доверяю ресторанным поварам. Они подают рыбу, названия которой не отыщешь даже в кулинарном справочнике.
 — Назови хотя бы одну.
 — Скрод. Я никогда не слыхал о такой рыбе, пока не приехал в эту холодную провинцию.
 Римо нахмурил брови.
 — Мне кажется, что скрод — это вроде маленькой трески.
 — А я слышал, что это совершенно другая рыба.
 — Ну хорошо, ты можешь заказать что-нибудь, кроме скрода. А скрод пойдет мне.
 — Ты останешься дома и будешь есть утку, — упрямо повторил Чиун.
 — В таком случае я сам отправлюсь на рынок и куплю себе рыбу.
 — Тебе придется самому ее готовить. Я не позволю своей личной поварихе готовить для тебя.
 — Я умею готовить.
 — И будешь. А я сейчас должен уходить.
 — Я иду с тобой. Не хочу ошиваться в этом пустом доме и постоянно натыкаться на эту старую боевую буйволицу, которую ты называешь экономкой. Она даже не желает сообщить мне свое имя!
 — Я не могу тебе запретить, — бросил мастер Синанджу, выплывая за дверь и устремляясь вперед так быстро, что полы его кимоно широко дрожали и полоскались при каждом шаге сморщенных, похожих на стебли бамбука ног.
 Римо шел рядом быстрым, но свободным шагом. Он был одет в свою привычную футболку и китайские штаны, потому что при этом не надо было утром думать, что надеть, а когда одежда становилась грязной, он просто ее выбрасывал и натягивал новую. Холодный воздух подхватывал выходящий из его рта углекислый газ и превращал его в белые струйки.
 — Интересно, где может быть сейчас Фрейя? — попытался на ходу завязать разговор Римо.
 — А мне интересно, где моя рыба. Мне обещали целое рыбное богатство.
 — В море рыбы много.
 — Именно так говорил Ким Бамбуковая Шляпа, — сплюнул Чиун.
 — А кто этот Ким Бамбуковая Шляпа?
 — Седьмой мастер Синанджу.
 — Тот самый двоеженец?
 — Нет, тот был восьмым.
 Римо задумался.
 — Ким — это у которого была бамбуковая нога?
 — В нашем Доме не было ни единого мастера Синанджу с деревянной ногой, хотя Джи стал хромать под конец жизни.
 — Запомнить порядок всех бывших мастеров Синанджу так же трудно, как пытаться пересчитать фантомов, — недовольно проворчал Римо.
 Чиун удивленно вскинул бровь.
 — Фантомов?
 — Ну вот этот, Призрак-Который-Рождает-Фантомов. Персонаж из комикса, который передает свое имя и одежду от отца к сыну, как мы передаем свое боевое искусство. Про него сделали фильм примерно год назад.
 Чиун выразил на лице отвращение.
 — Стоило бы подать в суд на этих людей за кражу нашей интеллектуальной собственности.
 — Так расскажи про этого Кима Бамбуковая Шляпа. Я так понимаю, что имя его пошло от шляпы, которую он носил.
 Чиун покачал головой:
 — Нет, от того, что он с ней делал. Бамбуковые шляпы были у многих мастеров Синанджу.
 — Ладно...
 — Я тебе уже рассказывал, что первые мастера занялись искусством асассинов, так как земля была скалистой, а море слишком холодным для рыболовства.
 — Семьдесят миллиардов раз, — устало согласился Римо.
 — Ты еще был ребенком в Синанджу, когда я рассказал тебе это впервые. Правда намного сложнее.
 — Обычное свойство правды, — глубокомысленно заметил Римо.
 — Ты много раз плавал в заливе Западной Кореи.
 — Да, — подтвердил Римо, и перед его умственным взором мелькнула леденящая душу картина. Это был последний раз, когда он видел свою дочь. Он до сих помнил, как бежал по песчаному берегу залива, догоняя летящего пурпурного птеродактиля, уносящего в когтях его маленькую Фрейю. Правда, потом оказалось, что это иллюзия, созданная старым врагом. Фрейе тогда ничего не грозило. Теперь — другое дело.
 — В заливе очень мелко, — продолжал Чиун.
 — Да.
 — Очень мелко на много ри от берега.
 — Охотно верю.
 — В такой воде можно спокойно пройти несколько ри, ни разу не погрузившись с головой.
 — Именно поэтому субмарина останавливалась далеко от берега, а золото доставляли на плотах.
 — Не напоминай мне о золоте, когда обсуждается более драгоценный товар, — прервал его Чиун, и в голосе старика была горечь.
 — Что может быть драгоценнее золота?
 — Рыба. Потому что без нее мы не можем жить.
 — С золотом ты купишь любую рыбу, какую захочешь, — возразил Римо.
 — Не у голодного. Голодному плевать на золото, ему бы хоть одну рыбу. Потому что золото нельзя съесть, можно лишь копить. Или тратить, если необходимо.
 — Человек не может жить на одном только рисе и утках, — сказал Римо.
 — Изначально мастера жили только на рисе и рыбе, — продолжал Чиун.
 — Без уток?
 — Утка была неизвестна в те древние времена. Простые корейцы не едят утятину.
 Римо удивленно поднял брови:
 — Я не этого знал.
 — Теперь знаешь.
 Чиун шел дальше в напряженном молчании.
 Впереди появился какой-то сгорбленный вьетнамец. Увидев Чиуна, он спешно перешел на другую сторону улицы. Из этого Римо заключил, что мастер Синанджу снова стал терроризировать азиатское население города.
 — В те времена почва еще не была истощена. Кое-какую еду можно было выращивать. И рыбы было много в мелкой воде возле деревни. Зимой рыбы было намного меньше, чем летом, но все же ее вполне хватало для нашей небольшой деревушки.
 Холодный ветер принес с собой тяжелый запах близкого пляжа Уолластон во время отлива. Пахло мертвыми моллюсками и гниющими водорослями. Так вонял и берег Синанджу в те далекие времена.
 А Чиун вел рассказ дальше.
 — В те далекие времена, как и сейчас, сельчане любили блаженство праздности. Ловили рыбу лишь тогда, когда этого требовал желудок. Зимой они совсем ее не ловили — заходить в холодную воду не хотели, а рыба — она ведь умна — редко подходила близко к скалам, где мои предки бросали сети и переметы.
 — Сообразительная рыба, — пробормотал Римо, заметив попутно, что какая-то китаянка при их приближении нырнула в дом.
 — Все рыбы сообразительные.
 — Не случайно ее называют пищей для мозгов, — добавил Римо.
 — То же самое когда-то говорил Уанг Великий. Поедание рыбы улучшает мозг. Это одна из причин, почему мастера Синанджу используют мозг во всю мощь.
 — В рыбе еще много полиненасыщенных жирных кислот.
 — Я этой абракадабры белых не понимаю, — недовольно проворчал Чиун.
 — Это означает, что в ней мало холестерина.
 — Для некоторых холестерин очень полезен.
 — Не для нас.
 Чиун поднял палец к небу. Солнце блеснуло на яшмовом чехле ногтя.
 — Для нас хорошо, когда наши враги заливаются холестерином. Это дает нам преимущество.
 — Отличная точка зрения, — согласился Римо. Его постепенно отпускало напряжение.
 Они прошли мимо большого жилого дома, перед которым на асфальте было нацарапано крупными буквами «Убирайся домой, Гук!». Римо с одного взгляда узнал корявый почерк Чиуна — хотя и так было ясно, кто это написал. Буквы были вырезаны в асфальте, как острым ножом.
 — Ты все еще пытаешься выгнать местных азиатов? — поинтересовался Римо.
 — Если их так легко напугать, то им не место среди тех, кто лучше их.
 — Расскажи об этом комитету мэрии по расовой гармонии.
 — Как я говорил, — продолжал Чиун, — рыба, обитавшая в водах Синанджу — карп, тунец и сардина, — понимала, что для людей она всего лишь еда. Поэтому она не подходила к берегу, и рыбакам приходилось выходить за ней далеко в море. Летом это было всего лишь неприятно. Зимой можно было и погибнуть. Потому что невозможно стоять в ледяной воде и ждать, когда хитрая рыба ошибется и попадет в сеть.
 — Рыбы потому умны, что пожирают других рыб, верно?
 — Верно. Слушай дальше. Когда неизбывный голод односельчан стал досаждать Киму Бамбуковая Шляпа, он уже впал в детство. Потому что он уже много раз бывал в Японии и Северном Китае и служил императорам, правившим в этих царствах. Ким устал от долгих путешествий на заработки золота, уходившего в уплату за рис, который сельчане не умели растить, и рыбу, которую они не умели ловить.
 И вот Киму, которого еще не называли Бамбуковая Шляпа, пришло в голову, что может найтись лучший способ пропитания. В те дни он носил шляпу, похожую на большую бамбуковую чашу для риса, и привязывал ее к голове шелковой нитью, чтобы она не падала. Однажды в поисках еды он отправился к холодным водам залива с удочкой и крючком из рыбьей кости — потому что, Римо, лучше всего было ловить рыбу на ее же острую кость.
 — Я постараюсь это запомнить.
 Чиун вел дальше:
 — Киму пришлось уйти на целых три ри от берега, потому что рыба ушла в море в поисках теплой воды. Наконец он нашел место, где плавали карп и сардина в приличном количестве. Там он забросил свой крючок и стал ждать.
 Когда крючок схватила необычно крупная рыба, Ким подумал, что Король-дракон решил ему улыбнуться. Римо, знаешь о Короле-драконе, который обитает под водой?
 — Да. Это корейский Нептун.
 — Эти римляне все переврали, как всегда, — фыркнул Чиун. — Не успел этот карп как следует заглотнуть крючок, как Ким дернул удочку, чтобы вытащить рыбу из воды, сломать ей хребет и пустить себе на обед.
 — И тут леска порвалась, да?
 — Откуда ты это знаешь, Римо?
 — Шальная догадка.
 Чиун тронул рукой жиденькую бородку.
 — Леска порвалась. Карп шлепнулся в воду, собираясь удрать, а Киму предстояло пройти целых три ри к дому, три ри обратно на выбранное место с новой леской и еще три к дому, чтобы приготовить себе обед.
 — Это слишком много ри.
 — Это было слишком много ри для Кима, который стоял по колено в воде и решал задачу, как ему набить брюхо карпом, не натрудив ног. Он тогда был в одном белье, потому что кимоно еще не придумали. У него не было даже пояса. Не было сандалий. Была только шляпа, которую он снял и долго рассматривал.
 В тот момент мимо проплывал серебристый карп, не подозревавший, что две неподвижные ноги могут принадлежать кому-то, кто охотится за его холодным мясом. Одним взмахом Ким сунул свою бамбуковую шляпу в холодную воду и высоко поднял, и в ней уже трепыхался карп. Вода стекла сквозь плетение шляпы, рыба ловила ртом воздух, дергалась и, наконец, рассталась с жизнью, а Ким избежал необходимости пользоваться такой жестокой снастью, как крючок. Так он и принес эту рыбу домой в шляпе, где быстренько поджарил и съел.
 Неся в шляпе еду, Ким Бамбуковая Шляпа вернулся домой и хорошо поел в этот день.
 — Рад за него.
 — Молодец.
 — А на следующий день, Римо, он повторил этот опыт, и снова успешно. Каждый день односельчане замечали, что Ким Бамбуковая Шляпа уходит далеко в море без удочки и крючка, а возвращается оттуда с большой рыбой в бамбуковой шляпе. Будучи бездельниками и лентяями, какими они были в те дни, они пристали к Киму Бамбуковая Шляпа, чтобы он вернулся в холодную воду и принес им тоже рыбы.
 — Похоже, что генофонд Синанджу не слишком улучшился за последние пять тысяч лет.
 Чиун оставил замечание без ответа.
 — Сперва Киму, естественно, не хотелось. Но сельчане стали умасливать его медовыми словами и обещаниями. Но Ким был к ним глух. И только одна хитрая девка с румяными, как спелые яблоки, щеками добилась своего в конце концов.
 — Это не первый случай, когда человек отдает свою рыбу за пушистый закуток.
 — Никогда не слышал о пушистом закутке. Это океанская рыба или речная?
 — Это что-то вроде тунца, — ответил Римо с невозмутимым выражением лица.
 — Добавлю эту рыбку в список после красноперки. Ее сейчас тоже не знают.
 — Так и сделай, — подтвердил Римо. — И это вся история про Кима Бамбуковая Шляпа?
 — Нет, это всего лишь история о том, как к нему приклеилось это прозвище. А его собственная история на этом не закончилась. Всю ту зиму Ким регулярно выходил в холодное море и приносил оттуда рыбу, а краснощекая девка продолжала нашептывать ему слова, взывающие к его лени. Раз он проходит каждый день три ри и возвращается с рыбой, то нет больше смысла проходить сотни ри в Японию, Китай или Египет и заниматься своим настоящим делом. Потому что в те далекие дни первейшей обязанностью мастера Синанджу было кормить свою деревню, которая полностью зависела от его умения зарабатывать рыбу.
 — И Ким выбрал короткий путь?
 Чиун утвердительно кивнул.
 — Несчастливый путь, потому что время шло, он ослабел и обленился. Ким позволил себе опуститься до обычного рыбака.
 — Мне кажется, он поступил разумно.
 Чиун смерил его критическим взглядом.
 — Нет сомнений, что немного ленивой крови Кима течет и в твоих податливых жилах. Мы над этим поработаем.
 — Так что было дальше? — сменил тему Римо.
 — Шло время. Месяц летел за месяцем, и Ким обнаружил, что надо заходить в море все дальше и дальше, так как умная рыба увидела, что ее численность убывает, и стала уходить подальше от берега. Киму приходилось идти уже двенадцать ри. Потом двадцать. Потом тридцать. И наконец он достиг места, где ему было выше головы, и рыба в его бамбуковую шляпу уже не попадалась.
 Когда он три дня подряд вернулся без добычи, надев бамбуковую шляпу на голову, а не неся ее в руке, нагруженную карпами и сардинами, ленивцы подняли его на смех, и эта яблочнощекая девка тоже. И на сердце у него было тяжело. Потому что уже не было ни карпа, ни сардины, которых он мог бы поймать. Кого не съели — те уплыли. Жители деревни хорошо разъелись от щедрот Кима. Но вместо того, чтобы жить на собственном жире, как бывало в другие зимы, они стали свистеть ему вслед, издевались и плевали на Кима Пустая Голова.
 — Ты хочешь сказать, Кима Бамбуковая Шляпа?
 — Он был и тем, и другим. Потому что вскоре ему пришлось идти за сотни ри к заморским тронам и заняться своим настоящим ремеслом. Но к тому времени у него был толстый живот и дряблые мышцы.
 — Он умер?
 — Не сразу. Он выполнил работу для мелкого сиамского князька и привез домой достаточно золота на покупку в соседнем селении вяленой сардины, которой хватило деревне Синанджу на зиму. В ту зиму Ким начал всерьез обучать своего преемника. Когда следующий мастер Синанджу был на верном пути к мастерству, Ким сжег свою несчастливую шляпу — но со своей испорченной репутацией он уже ничего не мог поделать.
 На пути им попалось несколько рынков и магазинов, но Чиун их будто не заметил. В Квинси было много выходцев из Азии, но китайские и вьетнамские рыбные магазины Чиун тоже не замечал.
 — Ты очень спокойно это выслушал.
 Чиун явно хотел услышать ответ.
 — Ну ладно, избыточный отлов рыбы — это старая проблема. Но это же всего лишь Западно-Корейский залив. Планета большая, и в основном — вода. Это уйма рыбы.
 — Сколько сейчас на земле голодных миллиардов?
 — Семь.
 — Это уйма миллиардов.
 — Рыбы все равно больше.
 — Нет, если рыба живет недолго, а миллиарды — куда дольше.
 — Я тебя понял, — ответил Римо.
 Они свернули с Хэнкок-стрит в переулок. Через пару кварталов они дошли до рыбного рынка Скван-тум и вошли внутрь.
 Оставив без внимания аэрированные аквариумы с омарами, они подошли к стеклянным витринам, где лежали на льду разные виды рыб, разделанные на половинки и филе.
 — Что у вас сегодня хорошее? — осведомился Чиун у хозяина.
 — У нас есть свежая ильная рыба.
 Глаза Чиуна скользнули по трем тушкам, по виду напоминающим старую черную резину.
 — Мне не нравятся их глаза.
 — Мелкая треска тоже свежая.
 — Я уже пробовал ее. Слишком жесткая.
 — А акула у вас есть? — спросил Римо.
 — Конечно. Один акулий стейк?
 — Давайте два.
 Продавец стал взвешивать акулу, а Чиун посмотрел на Римо и сказал:
 — Ты всегда ешь крупную рыбу. Всегда у тебя акула, или меч-рыба, или тунец. Ты ешь рыбу так, словно это говядина.
 — Что делать, люблю поесть.
 — Карп куда лучше.
 — Да, но здесь карпа ты не найдешь. И ты это знаешь.
 — Скоро у нас будет карп в изобилии.
 — Долго придется ждать, — напомнил ему Римо.
 Чиун снова повернулся к прилавку. Морщины на его лице собрались в маску неизбывного горя.
 — Мне был обещан карп, а сейчас я вынужден выбирать между ильной рыбой и морскими воробьями.
 Римо улыбнулся:
 — Какая разница. Кто копается в иле, кто в пыли.
 Чиун злобно сверкнул на него глазами и вдруг просиял.
 — А нет ли у вас палтуса? — спросил он у хозяина.
 — Есть, конечно.
 — Я возьму фунт самого лучшего палтуса. Я слышал, что из-за этой рыбы были настоящие войны, а я ни разу ее не пробовал.
 — Он вроде камбалы.
 — Камбала — вполне приемлемая рыба. Она лучше, чем жирная скумбрия или костлявые бычки.
 Римо в это время смотрел на длинные ряды рыбного филе. Его взгляд упал на какую-то пучеглазую рыбу с синюшными губами. Он наклонился пониже и прочитал ее название, написанное едким зеленым фломастером.
 — Рыба-волк. Что это такое?
 — Хорошая рыба.
 — Только не с таким рылом, — буркнул Римо. Затем он посмотрел чуть дальше и увидел небольшую красноватую рыбку с очень испуганными глазами.
 — Скат?
 — Очень популярная рыба в южных штатах, — пояснил хозяин, протягивая Римо упакованные куски акулы, а потом начиная тщательно заворачивать палтуса для Чиуна.
 — А с каких это пор цена на акулу поднялась до десяти долларов за фунт? — спросил Римо, укладывая покупку в сумку.
 — С тех пор как рыбы стало мало.
 Римо неохотно заплатил и вместе с мастером Синанджу вышел на улицу.
 — Этой акулы мне хватит на несколько дней, — задумчиво сказал Римо.
 — Ты сам будешь ее готовить, — снова предупредил его Чиун.
 — Что угодно, лишь бы бабы не совались в мои территориальные воды.


* * *

 В замке Синанджу звенел телефон.
 — Эй! Кто-нибудь подойдите к телефону! — крикнул Римо, переступая порог.
 — Это тот самый человек, который уже звонил, — ответила откуда-то с верхнего этажа безымянная экономка Чиуна.
 Швырнув сверток на стол, Римо схватил трубку.
 Голос Харолда В. Смита был резким и жестким.
 — В Северной Атлантике складывается чрезвычайная ситуация.
 — Что стряслось? — спросил Римо.
 — Канадское судно береговой охраны задержало американский катер «Каюга».
 — Что они там натворили?
 — Не знаю. Но если мои опасения верны, то Соединенные Штаты сейчас находятся в состоянии войны.
 — Войны? С кем войны?
 — Это ты и должен выяснить. Немедленно вылетай в Сент-Джонс на Ньюфаундленде. «Каюга» сейчас идет под конвоем канадцев и, кажется, именно туда.
 — Будет сделано. Вот только заглотну кусок акулы.
 — Немедленно, — повторил Смит.
 — Ну ладно, я могу съесть ее и сырой по пути в аэропорт. Без акулы мне этот полет не пережить.




 Глава 24


 Лейтенант Сэнди Хекман никогда бы не поддалась на эту уловку, но капитан канадской береговой охраны был чертовски вежлив.
 А надо было понимать. Сэнди обозвала себя салагой, когда поняла, как ее облапошили, но было уже поздно. Она сидела в луже с головой и только пузыри пускала.
 Этих двух психов из Национального бюро рыболовства или откуда там еще она высадила на берег и тут же повернула в море, пока начальник не успел ее тормознуть.
 Она знала, что это будет ее последний патруль — не надо самой себе голову дурить. Они потопили иностранную подлодку в открытых водах. Пусть это была самооборона, но раз погибли люди, ее точно зашлют на Аляску. Или того хуже, спишут на берег к сухопутным крысам.
 Так или этак, но еще одну операцию она проведет.
 Она искала возле Нью-Брансвика следы «Дженни первой» из Бар-Харбора, штат Мэн, когда показалось канадское патрульное судно рыбоохраны, и на нем на палубе было тесно от людей в зеленых мундирах инспекторов канадского министерства рыбного хозяйства.
 Они окликнули ее самым вежливым образом:
 — У вас найдется минутка для беседы, лейтенант?
 — Это насчет подводной лодки?
 — Простите?
 Может быть, она купилась на непринужденную интонацию или отглаженный мундир. Как бы там ни было, Сэнди Хекман заглотнула крючок вместе с леской и грузилом.
 — Не важно. Рулевой, малый ход. Сейчас они к нам причалят.
 — Есть, лейтенант!
 Были у нее неприятные предчувствия, но их вежливость ее полностью обезоружила. Во времена службы на Тихом океане ей приходилось такими же непринужденными словами усыплять бдительность контрабандистов, чтобы они позволили взойти к себе на борт. Она умела быть одновременно и настойчивой, и обезоруживающей. Честно говоря, она предпочла бы прямые угрозы, а если надо — стрельбу по этим проклятым лодкам. Но контрабандисты, как правило, были вооружены лучше, чем средний катер береговой охраны, и пришлось научиться действовать хитростью.
 К тому же эти ребята — канадцы. Из всех морских держав последняя, с которой они хотели бы затеять свару, — это США.
 Канадское патрульное судно ткнулось в борт «Каюги», и между судами перебросили трап. На борт взошли три канадских рыбных инспектора, улыбаясь уже по-другому, и объявили, что «Каюга» арестована именем королевы.
 — Так все же из-за подводной лодки? — спросила Сэнди с напряжением в голосе.
 — Про это я ничего не знаю, — ответил капитан, — но это судно пойдет в Сент-Джонс.
 Он произнес это как «Сент-Джанс», и Сэнди пришлось подавить острое желание двинуть капитана по его вежливой заднице.
 — Мы находимся в международных водах, — резко заявила она, решив не сдаваться.
 Капитан изобразил, что пристально смотрит на серый и рябой океан.
 — О, я уверен, что вы ошибаетесь. На моей карте точно указано, что это территориальные воды Канады. Вы нарушили наши границы, а поэтому должны отправиться с нами в порт для тщательного досмотра.
 — По закону вы не имеете полномочий досматривать американское судно! — вспылила Сэнди.
 — Почему бы нам не оставить этот вопрос ведомствам, которым положено следить за исполнением законов? — спокойно отреагировал капитан.
 Сэнди Хекман опустила руку к кобуре с револьвером, но не успела коснуться застежки, как мимо ее левого бедра просвистела пуля.
 На палубе канадского судна дымился ствол М-16. За ним виднелось застывшее лицо, и на Сэнди глядели два глаза и черный зрачок дула.
 Сэнди опустила руку с кобуры, и рука, чуть дрожа, беспомощно повисла.
 — Ладно, веселитесь. Но знайте, что платить придется чертовски дорого.
 Ее голос скрежетал, как пустые ракушки, перемалываемые прибоем.
 — Будьте так любезны приказать своему экипажу перейти на наше судно. Я позабочусь о том, чтобы ваш катер прибыл в Сент-Джонс в целости и сохранности.
 — Ладно, — буркнула Сэнди, поворачиваясь к ждущим ее команды членам экипажа. — Меня не вышибут из береговой охраны за потерю корабля сильнее, чем за канадскую подводную лодку.
 Экипаж не разделял ее невозмутимости. У людей был встревоженный вид.
 Переход экипажа был осуществлен с профессиональной четкостью. Трап убрали.
 Канадское патрульное судно загромыхало на север к Ньюфаундленду, таща на буксире «Каюгу».
 Во всей этой истории было одно светлое пятно — канадцы принесли дрожащим от холода пленникам по бумажному стаканчику очень крепкого и очень горячего чая.
 Вообще чертовски вежливый был народ. Для пиратов.




 Глава 25


 На борту самолета «Эр Канада» Римо в который раз уже просил стюардессу принести воды.
 — Одну минутку, сэр.
 — Пожалуйста, подождите своей очереди, сэр.
 — Мы уже подходим к вашему ряду.
 А одна стюардесса вообще напрочь игнорировала его.
 — Разве не классно? — спросил Римо Чиуна.
 — Так ты никогда не получишь воды.
 — Какая разница? Теперь я могу летать спокойно.
 — Твое дыхание пахнет падалью.
 — Я только один раз откусил.
 Когда тележка стюардессы наконец приблизилась к ним, где-то над штатом Мэн, Римо показал завернутый в бумагу кусок акулы и спросил стюардессу, не согласится ли она сунуть это в микроволновую печь.
 — Поджаривать не надо, только разогреть. Акулье мясо я люблю сырым, — сказал он.
 — Сожалею, сэр, но инструкции нашей авиакомпании запрещают нам готовить еду, которая не входит в наш рацион.
 — Прошу вас, — настаивал Римо.
 Голос стюардессы стал жестким, как ее крахмальная наколка.
 — Мне очень жаль, но ничем не могу помочь. Вы будете есть курицу или рыбу?
 — А какая у вас рыба? — оживился Чиун.
 — Скрод.
 — Скрод — это треска или пикша? — вслух поинтересовался Римо. Та посмотрела на него, как на идиота.
 — Скрод — это скрод.
 — Я буду есть палтуса, — заявил Чиун.
 Стюардесса посмотрела на него, не поняв:
 — Палтуса?
 Из рукава своего кимоно мастер Синанджу достал аккуратный сверток филе палтуса.
 Стюардесса взяла его с улыбкой и сказала:
 — Буду счастлива вам помочь, сэр.
 — Почему это он может пользоваться особыми услугами, а я нет? — захотел знать Римо.
 — Скрод или курица? — переспросила стюардесса, игнорируя его вопрос.
 — Скрод, — ответил Римо, складывая худые руки с видом покорности судьбе.
 — Мне тоже скрод, поскольку он бесплатный, — предупредил Чиун. — Но проследите, чтобы не пересушить палтуса.
 — Разумеется, сэр, — сказала улыбающаяся стюардесса.
 Скрода подали с отварным картофелем и поджаренной кукурузой. Картофель по размеру был чуть больше винограда «Конкорд», а кукурузы было мало, и она была бледной. Римо и Чиун гарнира не тронули, а осторожно попробовали скрода, не зная, что это такое.
 — На вкус — треска, — заметил Римо.
 — А моя чем-то похожа на пикшу, — сказал Чиун.
 — Не может быть и то и другое.
 Они обменялись кусками рыбы, но лишь утвердились в своих противоречивых мнениях.
 Когда стюардесса опять оказалась рядом, Римо спросил:
 — Как получилось, что у меня рыба оказалась треской, а у него — пикшей?
 — Спросите рыбу, — порекомендовала стюардесса, не замедляя шага.
 Чиун довольно выдохнул. Римо ухмыльнулся.
 — Уж меньше приставать ко мне стюардессы не могут, — счастливым голосом сказал Римо.
 — Они в хорошей компании. Потому что как сможешь ты зачать наследника для нашего дома, если женщины не откроют свое жаждущее лоно твоему семени?
 — Я приберегаю свое семя для единственной женщины, — сказал Римо почти про себя.
 К концу первого часа полета зазвонил телефон на кресле.
 — Он же не может звонить! — воскликнула стюардесса, оторопело вытаращив глаза на телефон.
 Римо сунул в щель аппарата свою кредитную карточку и вынул трубку из гнезда на спинке кресла перед собой.
 — Что случилось, Смитти?
 — Римо, вот последняя информация. Катер «Каюга» отбуксирован на базу канадской береговой охраны в Сент-Джонс, Ньюфаундленд. Ваша задача — освободить судно и его экипаж.
 — Понял, — ответил Римо.
 Не успел он повесить трубку, как стюардессы столпились у его кресла — будто вернулся старый кошмар.
 — Он же не может звонить, — повторяла первая стюардесса.
 — Позвонил же, — пожал плечами Римо.
 — Эти телефоны не могут отвечать на звонки.
 — С них же можно только звонить! — прозвенел голосок другой стюардесса.
 — Этому есть вполне разумное объяснение, — сказал Римо.
 Они взглянули на него с открытыми в ожидании ртами.
 — Буду счастлив объяснить вам это за ужином после приземления.
 На лицах стюардесс отразилась гамма чувств — от презрения до отвращения. Не проронив ни слова, три стюардессы разошлись в три стороны и вернулись к своим обязанностям.
 — Здорово, не правда ли? — повернулся Римо к Чиуну.
 — Не для того, кто должен сидеть рядом с тобой и нюхать запах акулы у тебя изо рта.
 — Ну что ж, по крайней мере одну вещь мы узнали.
 — И что это?
 — Это была треска.
 — Нет, это пикша.
 — Треска. И даже с виду похожа.
 — Тебе по ошибке подложили не ту рыбу. А мне принесли настоящую пикшу.
 — Напомни мне спросить у Смитти. Он из Новой Англии, должен знать, что такое скрод.


* * *

 В аэропорту Римо заметил, что местные таможенники были служащими КККП — Королевской канадской конной полиции. Они были одеты в серые мундиры в отличие от традиционных красных. Поскольку все равно нужно было ждать своей очереди, Римо решил спросить, почему это.
 — Вы, янки, слишком много смотрите телевизор, — неприветливо ответил полицейский.
 — Я вообще не смотрю, — возразил Римо.
 — Красная — это наша парадная форма.
 — Мне она больше нравится, — сказал Римо, пытаясь проявить дружелюбие.
 — Красная форма — сугубо парадная.
 — Я вас понял и с первого раза.
 — И передайте это своим соотечественникам-янки. Мы уже устали отвечать на этот вопрос. Вот ваш паспорт.
 — Благодарю, — вежливо поклонился Римо. — И попробуйте Экс-Лэкс для решения всех ваших проблем.
 Полицейский выстрелил в Римо уничтожающим взглядом из-под стетсоновской широкополой шляпы, и Римо с Чиуном вышли и пошли брать напрокат машину.
 Клерк фирмы автомобильного проката был повежливее — примерно на три десятых градуса.
 — Вы должны вернуть машину в наш пункт и ни в какой другой. Если вы этого не сделаете, то ваш залог не будет возвращен. Кроме того, с вас могут взыскать штраф в порядке судебного преследования.
 — Эй, послушайте, я ведь просто арендую машину, и ничего больше, — запротестовал Римо.
 — Я знаком с американским телевидением. Вы все инфантильны, безответственны и склонны к насилию.
 — Где мне, кстати, «узи» зарегистрировать? — как бы между делом спросил Римо.
 Клерк мгновенно побледнел.
 — Шутка, — успокоил его Римо.
 — В насилии нет ничего смешного, — наставительно сказал клерк.
 — Это вы не видели, как я навожу на врагов миксололус церебралис, — возразил Римо.
 На набережной Сент-Джонса пахло рыбой, затхлостью и скукой. Ветхие лачуги были выкрашены в ярко-красные тона, смешанные с тоскливо-серыми. Возле стоящих у причала лодок слонялись рыбаки. Сети медленно сохли под холодным солнцем. И ни одного счастливого лица.
 Римо остановился возле дружелюбного с виду моряка и спросил:
 — Где здесь станция береговой охраны?
 — А?
 — Я спрашиваю, где находится станция береговой охраны?
 — Медленьше говорь, — промычал рыбак. — А то не разумею.
 — Как? — Теперь уже Римо ничего не понял.
 — Не разумею тебя, янк.
 — Взаимно, — ответил Римо. — Береговая охрана. Где?
 Мужик махнул рукой куда-то вдаль.
 — Та там.
 — Где?
 Рыбак наклонился к окну, и Римо в полной мере ощутил запах его дыхания. Запах был знаком, но Римо выбросил эту мысль из головы. Ему надо было добраться до цели.
 — Та там, — повторил рыбак. — Как ворона летает.
 — Вы хотите сказать: «Там? Как ворона летит?»
 — Ты уразумел.
 — Спасибо. Кстати, у вас какой акцент — «бёр» или «броуг»?
 — Шо?
 — Это «броуг», — сообщил Чиун.
 — Тебе лучше знать, — сказал Римо.
 — Если бы это был «бёр», мы были бы в Новой Шотландии. Это «броуг».
 — А разница?
 — Такая же, как и между Новой Ирландией и Новой Шотландией.
 — А-а.
 — Был ли для твоих ушей акцент этого человека таким же, как у того, что ушел в водяную могилу?
 — Трудно сказать. Звучит это так, будто у каждого из них язык узлом завязан.


* * *

 На станцию береговой охраны их не пустили.
 — Вход воспрещен, — сказал охранник и ткнул пальцем в соответствующую табличку.
 — Но здесь написано «Антре интерди», — заспорил Римо.
 Охранник показал на табличку напротив, на которой действительно было по-английски написано «Вход воспрещен».
 — Мы пришли насчет катера береговой охраны, который вы задержали.
 — Здесь нет никакого катера береговой охраны. Кроме канадских, естественно.
 — Естественно, — вежливо согласился с ним Римо.
 — Естественно, — не менее вежливо повторил Чиун.
 — Прошу прощения, — с обезоруживающей улыбкой сказал Римо. — Это наша ошибка.
 И они повернулись уходить.
 Но вместо этого, резко развернувшись, выдали охранникам по удару ребром ладони, от которых оба охранника упали на колени. Римо ударил снова, и два лица уткнулись в жесткую и холодную землю.
 Других препятствий для входа не было.
 — Теперь все, что нужно, — это отыскать Сэнди Хекман, — вполголоса сказал Римо.
 — Слушай, откуда доносится ругань, — предложил Чиун.
 — Неплохая мысль, — согласился Римо.
 Они пошли по дорожке и наткнулись на одинокого моряка береговой охраны. Да, служба безопасности здесь явно не напрягалась.
 — Простите, — обратился к нему Римо.
 — Прощаю, — ответил тот, проходя мимо.
 Римо протянул руку, схватил его сзади за шею и слегка сжал. Человек застыл на месте. Римо небрежным движением развернул его лицом к себе.
 — Я задал вам вежливый вопрос. Можно дать на него вежливый ответ?
 — Можно.
 — Где гауптвахта?
 Моряк показал куда-то единственным органом, который его слушался — левым ухом.
 — В том белом здании. Но сейчас нет посещений.
 — Для нас есть.
 — Ни для кого.
 — Если я покажу тебе направление, ты нас отведешь? — спросил Римо.
 — Нет.
 — Прекрасно, — сказал Римо и все-таки показал моряку направление. К своему удивлению, тот начал идти. Римо заставлял его двигаться не слишком мягкими нажатиями и щипками позвоночника.
 — Почему я иду к гауптвахте, хотя не хочу? — нервно спросил моряк.
 — Потому что я давлю на твои двигательные нервы, — объяснил ему Римо.
 — Должен признаться, это странное ощущение. Будто я кукла-марионетка.
 — Еще более странное ощущение будет, если не станешь нам помогать, — предупредил его Римо.
 — Я стараюсь вам не помогать. Почему мое тело меня не слушается?
 — Потому что я управляю твоей шеей, позвоночным столбом и твоим наглым поведением.
 Еще на подходе к зданию Римо услышал громкие и цветистые ругательства.
 — Если вы, вонючие сыны морских сук, не включите свои пропитые мозги и не отпустите нас немедленно, я собственноручно пущу ваши яйца на рыбную муку для свиней!
 — Похоже, Сэнди решила посолить канадцам ушки.
 — Не зря же она в соленом море плавает.
 Когда они подошли к двери, моряк сообщил очевидное:
 — Нас всех пристрелят.
 — Ты идешь впереди, так что тебя пристрелят первым. На твоем месте я бы постарался думать быстрее.
 Дверь кабинета охраняли двое часовых с винтовками М-16 на изготовку. Они наставили оружие, и прогремело обычное:
 — Стой, кто идет!
 Для Римо это прозвучало, как «Стой хто де!».
 Он надавил на шею своего пленника.
 — Младший офицер Дункан! — завопил тот.
 — По какому делу? — потребовал первый часовой, не отводя дула.
 — Меня захватили эти грубые янки каким-то хитрым приемом.
 — Спасибо, — сказал Римо, подняв его перед собой на весу и неся, как щит.
 Каким-то образом моряк оказался повернутым горизонтально, и два конца его болтающегося тела стукнули не ожидавших этого часовых под ложечку. Все трое подлетели в воздух и рухнули кучей рук, ног и винтовок.
 Римо переступил через них, по дороге подняв винтовки и зашвырнув на крышу, и вошел в здание.
 — Сэнди, подай голос! — крикнул он.
 — Это что за чертовщина? — ответила Сэнди Хекман откуда-то из глубины дома.
 Римо бросился на рев, который ни с чем нельзя было спутать.
 Многие из сотрудников береговой охраны пытались его остановить, но он останавливал их первый.
 Он останавливал их кулаками, ребром ладони и ударами ног, и, когда он их останавливал, они останавливались. Только немногие продолжали хрипеть.
 Сэнди Хекман вцепилась в решетку двери своей камеры, и вид у нее был злой до невозможности.
 — Вы-то что здесь делаете, сухопутные крысы?
 — Выручаем вас, — ответил Римо.
 — А разве не дипломаты должны сейчас этим заниматься?
 — Они слишком заняты соблюдением дипломатии.
 Римо напряг указательный палец и просунул его в замок.
 — А это что ты делаешь? — поинтересовалась Сэнди.
 — Подбираю ключ.
 — Голым пальцем?
 Римо пожал плечами.
 — А что? Он подходит.
 Через секунду замок издал скрежещущий звук, и дверь распахнулась настежь. Сэнди с недоверчивым видом шагнула наружу.
 — И все равно никаких свиданий, если это тебя привело, — предупредила она.
 — Договорились, — охотно согласился Римо.
 — А ты вообще хочешь со мной встречаться? — требовательно спросила Сэнди.
 — На самом деле нет.
 — А зачем ты тогда просишь?
 — Я не просил. Ты подняла этот вопрос.
 Сэнди оглядела Римо скептическим взглядом и решила сменить тему.
 — Эти канадцы совсем с ума сошли. Они перехватили мой катер в нейтральных водах!
 — Теперь мы его перехватим, — пообещал Римо.
 Он выпустил из камер остальных членов экипажа, и они сгрудились, перешептываясь, позади Римо и Чиуна.
 Во дворе не было даже признаков тревоги или переполоха.
 — Что-то слишком легко у нас все получилось, — проворчал Римо.
 — Это же Канада, где даже уличная драка — уже общенациональное событие, а долгими зимними вечерами с замиранием сердца слушают по телевизору страшные сказки — погоду во Флориде.
 — Тебе лучше знать, — ответил Римо и повел группу к воде.
 Вокруг «Каюги» была выставлена охрана. У часовых был беспечный вид — насколько может быть у вооруженного часового на посту.
 — Что будем с ними делать? — приглушенно шепнула Сэнди.
 — Поставим перед ними трудную задачу на пути к совершенству, — ответил Чиун.
 — Какую, например?
 Но Чиуна уже не было. И Римо тоже. Сэнди и ее команда тревожно переглядывались, ожидая под навесом пакгауза. Пахло нейлоновыми сетями и окрашенной медью корпусов.
 По бокам «Каюги» стояли канадские катера «Роберт У. Сервис» и «Гордон Лайтфут». Они покачивались на швартовах в мягко набегающих волнах, и их красные корпуса с белыми надстройками были точной копией «Каюги».
 Вдруг ни с того ни с сего эти катера стали тонуть. Сперва под каждым судном глухо забулькало. Потом они резко пошли ко дну, будто смертельно устав и оставив всякую мысль о плавучести.
 Этот двойной феномен заставил охранников заметаться по причалу, глядя в обе стороны одновременно. Поднялась тревога. Экипажи двух исчезнувших катеров отчаянно вопили.
 Когда в какой-то момент «Каюга» осталась без охраны. Чиун и Римо вернулись и отвели экипаж на корабль. Швартовы обрезали — никто на берегу не заметил. Они были слишком заняты собственным спектаклем.
 А Римо и Чиун прошли на нос, каждый уперся ногой в бетонную стену причала и оттолкнулся. «Каюга» отошла от причала в полном молчании. Этого тоже никто не заметил.
 Сэнди Хекман в рулевой рубке отдала приказ запустить двигатели. Они заревели, оживая и взбивая грязно-белую морскую пену, «Каюга» развернулась и пошла в открытое море.
 Погони пока не было.
 — И все равно это было слишком просто, — сказал Римо, глядя на берег с кормы катера.
 — Попробуй представить себе канадцев в качестве британцев, но с оторванными яйцами, и тебе все покажется еще проще, — посоветовала Сэнди. — Они просто не привыкли к насилию.
 — А как они захватили твой катер?
 — Тронь их рыбу, и они перережут тебе горло краем канадской долларовой купюры.
 Через некоторое время над ними появился вертолет «Оттер» Королевской канадской конной полиции. Из громкоговорителя чей-то суровый голос прокричал предупреждение.
 — Ты можешь разобрать, что он там лопочет? — спросила Сэнди у Римо.
 — Что-то вроде «Медленно перевернуть катер берг».
 — Вряд ли он это говорит.
 — Возможно, — согласился Римо с улыбкой. — Но послышалось именно это.
 — Мне тоже, — ответила она. — А если они не в состоянии объяснить свои требования, то мы не обязаны им подчиняться.
 Вертолет КККП продолжал кружиться и сердито гудеть, но не пытался перехватить судно.
 Под покровом тьмы «Каюга» вышла в нейтральные воды и взяла курс па юг.
 — Если доберемся до территориальных вод США, то все будет нормально, — сказала Сэнди.
 Но неподалеку от Новой Шотландии они увидели на воде огни. Много огней.
 — О-го, — сквозь зубы сказала Сэнди. — Похоже, нам на перехват идет целая флотилия.
 — Чья флотилия? — спросил Римо.
 — Чья еще она может быть? — огрызнулась она. Но сверхострые глаза Римо разглядели детали.
 — Я вижу флаг, но он не наш и не их.
 — А чей же он может быть?
 — Я не очень знаю флаги, — сказал Римо Чиуну. — Помоги мне, папочка.
 Мастер Синанджу приставил ко лбу ладонь.
 — Я вижу флаг Рима.
 — Рима? — сдвинула брови Сэнди.
 — Он имеет в виду Италию. Ты же Италию имеешь в виду?
 — И флаг Португалии, — добавил Чиун.
 — Что же это за флотилия? — спросил Римо.
 — Рыболовная флотилия. И кажется, наша, — ответила Сэнди.
 — Если они пришли тебя выручать, то опоздали на день.
 — Нам бы лучше увести их отсюда, пока этот кризис не стал шире и хуже, чем есть.
 — Канада угрожает нам по всему океану. Куда уж шире? — спросил Римо.
 Лейтенант Сэнди Хекман ничего на это не ответила.
 «Каюга» пошла прямо наперерез.
 Флотилия приближалась, и становилось ясно, какая она огромная.
 Сэнди Хекман знала морское дело. Она знала сейнеры Мэна, шхуны Чизпик-Бэя, траулеры, краболовы. Это была настоящая армада рыбацких судов, и они шли на север, держа дистанцию, как стадо китов на переходе.
 — Рулевой, так держать!
 — Есть, лейтенант!
 Радист передавал название катера и его курс. Ответ не заставил себя долго ждать.
 — Говорит капитан «Сицилийской мести» Сирио Теставерде, — прогрохотал хриплый голос. — Убирайтесь к чертям с нашего курса!
 — "Сицилийская месть", вы находитесь в территориальных водах Канады, — ответила Сэнди. — Американские суда не допускаются в этот район.
 — Нам плевать. Мы пришли сюда, чтобы отомстить за моего Томаззо и взять то, что наше по праву.
 — А что тут ваше по праву?
 — Рыба. Треска. И даже этот вонючий палтус.
 Сэнди и Римо переглянулись, а потом Римо взял у нее микрофон, чтобы задать еще один вопрос, как вдруг их катер оказался в самой гуще флотилии. Суда раздались вправо и влево, освобождая «Каюге» проход. Сэнди бросилась к ограждению штирборта и заорала:
 — Вы в своем уме? Вы что, не знаете, как тут сейчас горячо? За нами гонится по горячему следу канадская береговая охрана с намерением арестовать!
 — Вспомните «Дженни первую»! — крикнул кто-то.
 — Отомстим за Томаззо Теставерде!
 — Вернем себе Луисбург!
 — Что такое Луисбург? — спросил Римо.
 Сэнди прикусила нижнюю губу.
 — Черт меня побери, если я знаю.
 Флотилия проходила мимо ряд за рядом, раздвигаясь и давая им дорогу и снова смыкаясь у них за кормой. Наконец самая плотная часть флотилии прошла.
 Оглядываясь назад на десятки написанных на корме названий и портов приписки — кое-кто пришел с далекого юга, из самой Виргинии, — Римо сделал очень полезное замечание:
 — А знаешь, теперь ты могла бы сама погоняться за канадцами.
 — Много мне в этом толку было бы. Сперва я дала захватить свой корабль. Теперь влезу в эту кашу. Тогда точно мне собираться на Аляску.
 — Прежде чем начнешь паковать вещи, дай мне сотовый телефон. Мне нужно кое-что уточнить.
 — Может быть, ты можешь предупредить кого-нибудь?
 — Сначала я хочу выяснить, где находится Луисбург.
 — Вероятно, в Квебеке.
 — Вот этого-то я и боюсь, — пробормотал Римо, нажимая ту кнопку, что приводила в движение автоматику линий передачи, соединявшую его напрямую с санаторием «Фолкрофт».




 Глава 26


 Доктор Харолд В. Смит знал, что может стать хуже. Он только не знал, что до такой степени.
 В Тихом океане в самую середину американской рыболовной флотилии неожиданно вломилась канадская подводная лодка. Это было неспровоцированное нападение. Шесть судов пошли ко дну, их экипажи были подняты на борт лодки живыми и находились теперь в канадской тюрьме.
 Смит протянул было руку к красному телефону, но в этот момент раздался знакомый звонок.
 Он на минуту заколебался. Это звонил голубой контактный телефон, а не аппарат прямой связи с Белым домом.
 — Да, — ответил он, сняв трубку.
 — Смитти, мы на катере «Каюга».
 — Хорошо. Спасательная операция прошла успешно?
 — Мы в канадских водах, и нам пришлось пустить ко дну пару канадских катеров.
 — Это было неизбежно. Хорошая работа.
 — У нас тут одна проблема.
 — Какая?
 — Мы только что повстречали самое большое скопление судов со времен непобедимой Испанской армады.
 Голос Смита напрягся, как скрипичная струна.
 — Я слушаю.
 — Это наши суда.
 — Военно-морские или береговой охраны?
 — Не угадал. Рыболовные суда. И они прут на север с налитыми кровью глазами.
 — Что они намерены делать?
 — Если верить их словам, то взять то, что им принадлежит, а заодно вернуть себе Луисбург.
 — Луисбург?
 — Да. Слышали что-нибудь о нем?
 — Подождите минутку. — Смит ввел это название в компьютер, и тот почти мгновенно предоставил ему краткое описание и карты.
 Смит расширил зону поиска, и от того, что он прочел, у него во рту пересохло.
 — Римо, в Луисбурге до революции была битва между британскими колониями и тогдашней Новой Францией. Это была крепость на мысе Бретон-Айленд в доконфедеративной Канаде.
 — И что?
 — Частично это была битва за треску. Поскольку военного флота у колоний не было, английские политики подговорили рыбаков Новой Англии отправиться на север и выбить французов из крепости. А там они схватились с французскими рыбаками.
 — Похоже, что сейчас история собирается повториться.
 — Римо, это серьезно.
 — Вы мне это говорите? Эти рыбаки пошли бить морду канадцам, и никому их, кажется, не остановить.
 — Согласен. Но был еще один инцидент и на Тихом океане. Канадская субмарина влетела в гущу лососевой флотилии США. Неясно, кто там в чьи промыслы вторгся, но несколько судов потоплено, и канадцы взяли пленных.
 — Вы думаете то же, что и я? — спросил Римо.
 — Если вы считаете, что квебекцы вряд ли будут действовать в Тихом океане, то вы правы.
 — Тогда это не франко-канадцы.
 — Ни в коем случае.
 — Еще одна любопытная вещь, Смитти. Вроде бы этот самый «броуг» или «бёр» я слышал на Ньюфаундленде.
 — Вы уверены?
 — Нет. Но на меня хорошо дыхнул один набравшийся рыбак, и от него разило так же, как от того парня с субмарины.
 — Разило?
 — Перегаром.
 — Скрич, — мгновенно отозвался Смит.
 — Как вы сказали?
 — Скрич. Самодельная бормотуха, популярная в тех местах. Это связывает команду подлодки «Гордимся, что мы лягушатники» с Ньюфаундлендом или Новой Шотландией.
 — И куда это нас ведет?
 — Если не ошибаюсь, в Оттаву. — Смит стряхнул с себя уныние, и голос его зазвучал энергичнее. — Римо, будьте на связи. Я должен немедленно проинформировать Президента о таком повороте.
 — Не думаю, что он обрадуется, — предупредил Римо.


* * *

 Президент Соединенных Штатов точно не обрадовался.
 — Это война? — булькнул он, сглотнув слюну.
 — Что-то вроде того. И при таком повороте дел непонятно будет, кто агрессор.
 — Они.
 — Мы первые потопили их подлодку. Тихоокеанская акция — ответная мера.
 — А этот бардак в Северной Атлантике?
 — Канадцы прекрасно понимают, что военное превосходство на нашей стороне. Они пытаются блокировать ответ США, открывая второй фронт.
 — Второй фронт?
 — Господин Президент, это война на двух океанах.
 — Но я не хочу войны!
 — Она уже есть. И как далеко она зайдет, будет зависеть от ответа США.
 — Может быть, нам следует предупредить Луис-бург. Проявить добрую волю.
 — Это мысль.
 — Мне нужно что-нибудь, к чему придраться. Либо это, либо послать туда эскадру.
 — Военно-морская акция будет рассматриваться как провокация, если не эскалация конфликта.
 — Но я же не могу сражаться с целым канадским флотом силами береговой охраны!
 — На самом деле можете. Береговая охрана США представляет собой двенадцатый по силе военный флот в мире. У нас численное превосходство над канадской береговой охраной и береговой обороной, вместе взятыми. Хотя я не предлагаю затевать конфликт с канадской армией.
 — А что вы все же предлагаете, Смит?
 — Открыть третий фронт.
 — Где?
 — Дипломатический фронт.
 — Это, кажется, относительно безопасно, — медленно произнес Президент.
 — Есть старая пословица, господин Президент. Там насчет того, что война есть преследование дипломатических целей, не достижимых менее сильными средствами.
 Голос Президента просветлел.
 — Отличные слова. Я бы мог сделать их своим первым залпом.
 — Ради Бога, — ответил Харолд В. Смит и не побеспокоился даже попрощаться перед тем, как повесить трубку.


* * *

 Не успел он положить красную трубку на место, как контактный телефон зазвонил снова.
 — Что случилось, Римо? — схватил трубку Смит.
 — Очередная головная боль. Та армада, которая только что прошла, помнишь? Они с кем-то схлестнулись.
 — Где вы сейчас находитесь, Римо?
 — Убейте меня, если я знаю. Эй, Сэнди!
 — Для тебя я не Сэнди, а лейтенант! — загремел соленый голос Сэнди Хекман.
 — Отставь пока устав. Мой босс хочет знать наше местоположение.
 — Передай ему, что мы сейчас в тридцати морских милях к юго-востоку от Галифакса.
 — Вы все поняли, Смитти? — спросил Римо.
 — Уже настраиваюсь.
 — На что?
 — Если нам повезет, — пояснил Смит, — я получу картинку со спутника в реальном времени.
 Тонкие пальцы Смита забегали по клавишам, отвечавшим на нажатие вспышками лампочек. Компьютер молча работал. Через минуту он подключился к спутнику наблюдения Национального бюро космической разведки.
 Изображение было отчетливым. На поверхности океана два клиновидных строя кораблей шли друг на друга, оставляя десятки пенных следов, которые сливались в один гигантский след. С передовых кораблей поднимались клубы серого дыма. Поменьше — с тех, которые он определил как американские рыболовные суда. Побольше — от другой флотилии. В ней кораблей было меньше, но все они были выкрашены в одинаковый белый цвет.
 — Канадские патрульные катера, — выдохнул Смит.
 Один из катеров выбросил отчетливый клуб дыма, и с одной из рыболовных развалюх разлетелись осколки. Секундой позже ее надстройки охватило пламя.
 Смит плечом прижал к уху телефон.
 — Римо, канадские патрульные катера схватились с нашей рыбацкой флотилией!
 — Похоже, вы не в восторге.
 — Абсолютно, — буркнул Смит. — Если мы хотим избежать конфликта, не допустив нападения рыболовных судов США на Луисбург, мы не можем позволить канадцам нападать на корабли США.
 — Что мы можем сделать по этому поводу?
 — Римо, я собираюсь дать нашей береговой охране приказ на контратаку. Тем временем «Каюга» пойдет поддержать наши силы.
 — Силы? Мы же не воюем!
 — Уже воюем, — отозвался Смит. — И на карту поставлен престиж Соединенных Штатов.
 — Вам решать, — сказал Римо, — но я не хочу быть тем, кому придется сообщить это Сэнди.
 — Сообщить мне что? — раздался хриплый голос Сэнди. — И последний раз: для тебя не Сэнди, а лейтенант.
 — Я займусь этим, — успокоил его Смит. — Ждите моего звонка.
 Смит положил трубку. Его длинные тонкие пальцы завертели диск синего телефона, и всего после двух переключений он собрал телеконференцию командиров ближайшей базы береговой охраны в Галифаксе.
 Как только Смит изложил обстановку, они были только счастливы оказать содействие. Во-первых, потому, что Харолд В. Смит был по званию старше их обоих.
 А во вторых, как высказался один из них:
 — Эти чертовы кенаки совершенно обнаглели после своей занюханной Палтусовой войны и лезут во все дырки. Настало время показать им, кто в Северной Атлантике хозяин.




 Глава 27


 Лейтенант Сэнди Хекман одним глазом смотрела на северный горизонт, откуда доносилась несмолкающая канонада винтовок и автоматов, а одним ухом слушала Римо, фамилию которого напрочь забыла.
 — Наш босс сказал, что мы идем спасать эти корабли, — говорил Римо.
 — С удовольствием. Но я не работаю на Национальную службу морского рыболовства.
 — Мы тоже. На самом деле мы из морской разведки.
 Сэнди опустила бинокль и посмотрела на них, и на лице ее промелькнула целая гамма выражений — от смеха до полного изумления. Рот скривился в недоверчивой гримасе.
 — Вы же не думаете, что я поверю в эту чушь?
 — Это правда. Мы как раз занимались исследованием канадских...
 — Хитростей, — неожиданно прервал его Чиун.
 — Да, то есть изучением истинных причин исчезновения рыбы, — спешно добавил Римо.
 — А чего тут изучать? — возмутилась Сэнди. — Все знают, почему в этих водах исчезла рыба. Дело не в загрязнении среды, не в парниковом эффекте и прочей ерунде. Дело в рыбаках. Они выловили всю рыбу, которой кормились морские хищники. Теперь хищники вымирают. Осталась только камбала, зубатка да палтус.
 — Есть и другая причина, — начал Римо, — но это...
 — Знаю, классифицировано как секретная информация, — прервала его Сэнди и добавила, повернувшись к ним спиной: — Можете классифицировать мою задницу.
 — Очень хорошо, — пропищал Чиун. — Она толстая.
 Сэнди резко повернулась и испепелила его взглядом.
 — А по мне, хоть бы вы за борт смотались. И она снова направила бинокль на горизонт.
 — Мы начнем действовать, когда я получу приказ от своего командира. Не раньше.
 — Подождите, — сказал Римо.
 Ждать пришлось недолго. С мостика слетел Спаркс, размахивая желтой лентой.
 — Приказ! — крикнул он, запыхавшись.
 — Почему в письменной форме? — спросила Сэнди, выхватывая ленту.
 Тут она увидела почему. Это была радиограмма по морской связи:
 «Настоящим приказываю катеру „Каюга“ береговой охраны Соединенных Штатов направиться в прибрежные воды Галифакса на помощь американским рыболовным судам, подвергшимся нападению катеров канадской береговой охраны. Подкрепление уже в пути. Желаем удачи, и благослови вас Господь».
 Скомкав ленту, Сэнди набрала полные легкие воздуха и заорала что есть мочи:
 — Боевая готовность! Рулевой, разворот и полный вперед! Мы идем на боевую операцию!
 — Я же вам говорил, — заметил Римо.
 — Превосходно. А вам, сухопутникам, полагается находиться в каюте. На палубе будет слишком жарко для пассажиров.
 — Заставь нас, — предложил Чиун.
 По приказу Сэнди два матроса попытались сделать именно это. Мастер Синанджу предложил им попить воды, и «Каюге» пришлось вернуться и подобрать их. В результате второй попытки один матрос залез на радарную мачту, спасаясь от острых, как иглы, ногтей старого корейца. После этого экипаж «Каюги» старательно делал вид, что Римо и Чиуна просто нет на палубе. Так плавание шло спокойнее.
 А катер на полной скорости подошел к месту сражения, которое развернулось вовсю, и увидел канадский катер, подставивший незащищенный борт.
 Сэнди схватила микрофон УКВ-рации.
 — Внимание катерам канадской береговой охраны «Ангус Рейд», «Стэн» и «Гарнет Роджерс». К вам обращается командир «Каюги», катера береговой охраны Соединенных Штатов. Повторяю, катер береговой охраны Соединенных Штатов «Каюга» приказывает прекратить нападение. В случае невыполнения открою огонь.
 Ответ капитана канадского катера прозвучал отменно вежливо.
 — Говорит капитан Фазерхилл. Идите к ... матери, если вас не затруднит.
 — Он сам напросился! — рявкнула Сэнди. — Огонь!
 Моряки рассредоточились вдоль планширя с винтовками М-16, навели их на канадский катер и открыли огонь. Канадцы ответили.
 Свист пуль и грохот автоматов становились громче. В переплетении надстроек «Каюги» появились дыры. Чавкающие и визжащие удары пуль слились в шум свинцового ливня.
 Римо и Чиун стояли на качающемся носу и смотрели.
 Вокруг них свистели пули. Время от времени они отводили головы, пригибались или просто отступали в сторону, как мальчишки, уклоняющиеся от снежков. Для них летящий свинец и был не быстрее снежков.
 — Вы бы, герои, помогли! — перекрыл канонаду голос Сэнди.
 Римо покачал головой.
 — Мы с винтовками не работаем.
 — И мы не из вашего военного флота, — добавил Чиун.
 — Мы защищаем жизнь американских граждан! Вы же американцы!
 — Оскорбления вам не помогут, — строго ответил Чиун.
 Поскольку град пуль продолжался, он решил подбодрить моряков.
 — Сокрушите этих безбожных канадцев во имя вашего императора!
 — Может, нам все-таки стоит вмешаться? — спросил Римо, уклоняясь от стаи девятимиллиметровых пуль.
 Чиун с сомнением поморщился.
 — Безбожники потерпят поражение.
 — Откуда ты знаешь?
 — Их гораздо меньше, — фыркнул Чиун.
 — Зато у канадцев оружие мощнее.
 — Их противники — это люди, которые едят много рыбы. У них больше мозгов.
 — Неплохая мысль. Но, может, нам следует нырнуть и пустить на дно парочку катеров? Во имя Древней Доблести.
 — Можешь, если хочешь.
 — Не хочу.
 — Тогда не надо.
 Римо нахмурился.
 — Может быть, у меня есть мысль получше.
 Отыскав Сэнди, которая в минуту затишья что-то говорила своему экипажу, Римо сказал:
 — Давай поближе к одному из этих катеров. Мы сейчас возьмем его на абордаж.
 — Нам корму отстрелят к чертовой матери.
 У Сэнди в руках была винтовка с оптическим прицелом. Она направила ее на канадца, который поводил винтовкой из стороны в сторону, поджидая верный момент для выстрела. Высунув язык, Сэнди плавно нажала на спусковой крючок.
 Моряк взбросил винтовку вверх и схватился за бок. Винтовка сделала два полных оборота и тяжелым прикладом ударила его по голове. Моряк упал в воду и скрылся с глаз.
 — Неплохой выстрел, — небрежно заметил Римо.
 — Для поддержания формы я отстреливала головки чайкам и цыплятам мамочки Кэри, — объяснила Сэнди, передергивая затвор винтовки.
 — А почему не потопить их артиллерийским огнем?
 — Это не интересно.
 — Наверное, — ответил Римо, решив, что все же, может быть, придется лезть в воду в конце концов.
 Именно в этот момент с серого от порохового дыма неба спикировал первый реактивный «Фалькон» береговой охраны.
 — Они вооружены? — спросил Римо у Сэнди.
 Сэнди, целившаяся в канадского сержанта, подняла глаза и ответила:
 — Нет. Но кенаки этого не знают.
 Самолеты снизились и прошли на бреющем. Канадцы отреагировали немедленно. В сторону быстро летящих самолетов вытянулись шпалеры огня. Это был чисто рефлекторный поступок — когда пули вылетали из стволов, грохот самолетов уже стихал вдали.
 Но этого отвлечения хватило для перемены хода боя.
 Перенеся внимание на серое холодное небо в ожидании второго налета, канадцы оказались легкой мишенью для лоскутной армады.
 — Смерть рыбным спекулянтам! — воскликнул Чиун, гневно потрясая кулаком в воздухе.
 Американские рыбаки влезли на мачты и стали стрелять из вороньих гнезд. Более высокая огневая позиция оказалась выгоднее, и канадцы стали падать под беспощадным огнем. На смену из-под палубы выскакивали другие, подбирая упавшее оружие, но их тоже легко находили пули.
 — Мы побеждаем! — хрипло завопила Сэнди.
 — Ты хочешь сказать, они побеждают, — поправил ее Римо.
 — Мы. То есть они. Мы же все американцы, черт возьми!
 В конце концов капитанам канадских катеров пришлось выбросить белый флаг.
 Увидев это, Чиун выкрикнул:
 — Вперед! Смерть этим убийцам-рыботорговцам!
 — Но они же выбросили белый флаг, — возразил Римо.
 Чиун медленно и сурово покачал головой:
 — Нет. Это белый флаг смерти. Ибо тот, кто сдается, заслуживает смерти.
 А Сэнди уже орала в громкоговоритель:
 — Внимание! Всем, кто меня слышит! Говорит катер береговой охраны Соединенных Штатов «Каюга». Приказываю всем канадским кораблям немедленно сложить оружие и подготовить корабли к сдаче. Всем остальным — прекратить огонь и отойти назад. Это операция береговой охраны.
 Ответил суровый и низкий голос:
 — Говорит капитан «Сицилийской мести» Сирио Теставерде. Здесь я говорю, кому что делать. И я говорю, что эти чертовы кенаки — мои пленники.
 — А тогда вы все — пленники береговой охраны! — предупредила его Сэнди.
 Наступило молчание.
 — Вот что я тебе скажу. Этих бесхребетных можешь забрать. Мы пойдем на север мстить за Томаззо.
 — Кто такой Томаззо? — поинтересовался Римо.
 Сэнди пожала плечами.
 — Я запрещаю вам идти дальше в канадские территориальные воды! — заорала она так сильно, что стоявший рядом с ней Чиун закрыл ладонями свои нежные уши.
 — Матери своей запрещай. Мы идем на север.
 И рыболовная флотилия быстро рассеялась во всех направлениях. Они уходили от центра битвы, оставив там канадские катера и «Каюгу». Один из катеров попытался улизнуть вместе с рыбацкими судами, но три выстрела с трех сторон охладили его пыл к бегству.
 Сэнди осмотрелась вокруг.
 — Черт бы их побрал. Где же наше подкрепление?
 В этот момент «Фальконы» сделали еще один бесполезный заход.
 — Не похоже, конечно, но я думаю, что это оно и есть, — мрачно заметил Римо.


* * *

 «Каюга» кружила вокруг трех канадских катеров почти битый час, пока не появились два катера береговой охраны США — «Прескыо Айл» и «Мискатоник».
 Теперь, когда силы были равны, на канадские катера послали абордажные команды и на пленников надели наручники. На самом деле наручников было мало, и пришлось придумывать что-то из проволоки и канатов. Тех, кто остался незакованным, мастер Синанджу своими длинными ногтями поверг во временный паралич.
 Когда операция закончилась, «Каюга» гордо возглавила колонну кораблей, победителей и побежденных.
 Сэнди Хекман стояла на носу, держа руку на кобуре, волосы ее развевал ветер.
 — Вот это, — сказала она, — самое главное, из-за чего я пошла в море.
 — Стрелять по другим судам? — спросил Римо.
 — Нет, чтобы кровь разгонять пожарче.
 Вскоре они добрались до базы береговой охраны в Мачиасе. Начальник базы вышел их приветствовать. Он пожал руку лейтенанту Хекман, когда она спустилась по трапу.
 — Отличная работа, лейтенант!
 — Мы помогли, — лаконично заметил Римо.
 Командир посмотрел на Римо и Чиуна ничего не выражающими глазами.
 — Кто эти двое?
 — Они говорят, что они из морской разведки, — поспешно объяснила Сэнди.
 — Мы вытащили ее от канадцев, — сухо добавил Римо.
 — Вы вдвоем?
 — Раньше, — добавила Сэнди, — они говорили, что являются сотрудниками Национальной службы рыбного хозяйства, изучающими рыбный кризис.
 Начальник береговой охраны подошел к Римо, всем своим видом выражая скепсис.
 — А с чем, собственно, связан интерес военно-морского флота к рыболовному кризису?
 — Эта информация не подлежит огласке.
 — Они это часто повторяют, — сухо заметила Сэнди. Она стояла, уперев руки в широкие бедра, и взгляд ее был взглядом человека, уверенного в превосходстве своей позиции.
 — Ну-ка выкладывайте, — решительно потребовал начальник базы.
 — Не суйте нос дальше во избежание боли и лютой смерти, — тонким голосом ответил Чиун.
 Начальник с трудом подавил кривую ухмылку.
 — Лютой смерти? Это что еще?
 Мастер Синанджу медленно подплыл к офицеру. Тот возвышался над ним громадой. Чиун поднял голову, глядя начальнику в глаза. Начальник посмотрел на него сверху вниз.
 — Чиун, — предупредил Римо, — он на нашей стороне.
 Не отрывая взгляда от офицера, Чиун сказал:
 — Он просит урок мудрости.
 — Ладно. Но помни, если нужно расплющить ему тестикулы — ограничься одним. За оба он может подать в суд, а за одно — нет. Одно — это просто хулиганство. Два будут стоить ему будущего потомства. За это полагается судебное преследование.
 Мгновенно побледнев, офицер вдруг прикрыл руками пах и отпрыгнул назад, как вспугнутая лягушка.
 — Нам нужно поговорить со своим боссом. Секретно, — быстро сказал Римо, чувствуя, что напряжение нарастает.
 — О'кей, — ответил начальник, поспешно отступив в сторону.
 Римо отвел Чиуна в сторону, где не было людей, и позвонил Смиту с сотового телефона.
 Кисловатый голос Смита ответил сразу.
 — Римо, я в курсе дела.
 — Прекрасно. Что там у тебя?
 — Большая морская битва в водах Новой Шотландии, у Галифакса.
 — Кто побеждает?
 — Невозможно сказать. Все рыболовные суда с воздуха одинаковы.
 — Что?
 — Американские рыболовные суда столкнулись с рыбаками Новой Шотландии и Ньюфаундленда. Битва в самом разгаре.
 — Из-за чего?
 — За право ловить треску где им хочется.
 — Но ее же в этом районе почти нет.
 — Именно поэтому это так важно для обеих сторон, — серьезно отозвался Харолд В. Смит.
 — Мы тут захватили три канадских катера. Это уже война?
 — Если не война, то очень к ней близко. Президент пытается действовать по дипломатическим каналам, но канадское правительство глухо, как стена.
 — Если канадцы не хотят слушать его, то кого же они будут слушать?
 — Отличный вопрос, Римо, — сказал Смит безнадежным голосом.




 Глава 28


 Президент Соединенных Штатов распорядился соединить его с премьер-министром Канады.
 Тот не ответил на его звонок.
 Он попытался связаться с премьером Квебека.
 Премьер откликнулся на звонок, но настаивал, чтобы разговор шел по-французски. Поскольку запас слов у Президента ограничивался тремя словами, из которых два были ругательствами, он счел разговор чересчур коротким и бесполезным.
 Отчаявшись, Президент позвонил Генеральному секретарю ООН.
 — Господин президент, — мурлыкнул Анвар Анвар-Садат, — я очень огорчен трениями между вашей страной и Канадой.
 — Ваша помощь могла бы быть полезной.
 — Я считаю, что это последствия расширения двухсотмильной рыболовной зоны и усиленного вылова уменьшающихся рыбных запасов. Как лидер бывшего свободного мира я обязан просить вас пересмотреть вашу двухсотмильную границу.
 — Как вы себе это мыслите? — настороженно поинтересовался Президент.
 — Сократить двухсотмильную зону до прежних пределов. В одностороннем порядке. Если вы сделаете этот жест доброй воли, другие нации могут последовать вашему примеру. Тогда международные воды снова будут по-настоящему свободными.
 — И это значит, что каждый сможет там хищничать.
 — Вовсе нет. Я предвижу время, когда патрульные суда ООН, нейтральные и беспристрастные, будут бороздить синие моря, поддерживая и транспортное судоходство, и рыболовство. Это откроет новую эру международного сотрудничества и сделает ООН той истинно глобальной организацией, какой задумали ее мудрые основатели.
 — Я с вами не согласен, — жестко ответил Президент.
 Генеральный секретарь не сбился с рыси.
 — Возможно, вы пожелаете над этим подумать, — сказал он. — А тем временем я хотел бы обратить ваше внимание на пугающее отставание США от графика выплат в ООН. Речь идет о — а, вот этот файл — 1,3 миллиарда долларов. Когда можно ждать от вас чек на эту сумму, господин Президент?
 — Когда ООН ее заработает, — желчно отрезал Президент и положил трубку.
 Через час, когда он все еще стоял у окна, уставившись на лужайку перед Белым домом и думая, к кому еще обратиться, в кабинет влетел, размахивая листками сообщения, начальник его аппарата.
 — Господин Президент, министр рыбного хозяйства Канады произнес речь.
 — И что?
 — Помните последнего министра рыбного хозяйства? Того, кто развязал Палтусовую войну? Так вот, этот, кажется, намерен устроить нам лососевую войну.
 — Лососевую?
 Руководитель аппарата взял верхний лист бумаги.
 — Я цитирую: «Грабительская пиратская политика южных фарисеев показывает, что они встали на путь мальтузианского истребления рыбных запасов, а это — наша гибель».
 — Фарисеи?
 — Он имеет в виду нас, сэр.
 — Но почему фарисеи?
 — В прошлый раз испанцы у них были филистимлянами.
 — Читайте дальше.
 — "Я клянусь, что до тех пор, пока я нахожусь в кресле министра рыбного хозяйства, буду постоянно и всеми доступными мне средствами защищать бедных крошечных лососей, чтобы они могли уйти в открытое море и благополучно вырасти. Да смилуется Бог над любой страной или любым флотом, которые посмеют встать между снами и Тихим океаном".
 — Какими снами?
 — Понятия не имею. Звучит как «нами».
 — Опечатка, наверное.
 — Это еще не все, господин Президент. Министр рыбного хозяйства ввел транзитную пошлину на проход американских лососевых тральщиков от Сиэтла до мыса Саклинг на Аляске.
 — Они не могут этого сделать! Аляска — наша территория!
 — В том-то все и дело, господин Президент Штат Вашингтон — наш, и Аляска тоже, но между ними выдается в море кусок береговой линии, так называемая Ручка Сковородки. Она тоже наша, но не вся. Есть там нечто вроде буферной зоны под названием Британская Колумбия. А вдоль нее идет океанское течение под названием Спираль Аляски. По этому течению лососевые рыбы идут в свои родные реки, по большей части — реки Британской Колумбии.
 — Это течение в наших водах или канадских?
 — Спираль пролегает в пределах нашей двухсотмильной зоны, затем пересекает полоску Британской Колумбии и снова оказывается в наших водах.
 Президент сдвинул брови, пытаясь себе это представить.
 — У вас есть карта? Мне кажется, нужно взглянуть на карту.
 — Наверняка где-нибудь найдется.
 Карта нашлась в комнате для совещаний. Большая настенная карта. Президент и руководитель его аппарата чуть не стукнулись головами чуть ниже Аляски.
 — Теперь я понимаю, что вы имеете в виду, — горестно вздохнул Президент.
 — Чтобы добраться до Аляскинского залива, нашим рыбакам приходится идти вдоль побережья Британской Колумбии, пока не попадут в воды Аляски. С введением транзитной пошлины они либо будут перехватываться, либо будут вынуждены обходить двухсотмильную зону Канады. Это большой крюк, и он сильно ударит их по карману. И еще: Аляскинские промыслы — наш последний богатый промысловый район. Он сейчас нам нужен больше, чем когда бы то ни было.
 — Знаете, возможно, у Генерального секретаря ООН не такая уж плохая идея.
 — С каких это пор? — скептически заметил шеф президентского аппарата.
 — Извините.
 Президент направился в спальню Линкольна, где снял трубку красного телефона, соединяющего с Харолдом В. Смитом в его офисе, который, как считал Президент, находится через улицу в здании казначейства.
 — Смит, вы уже слышали речь канадского министра рыбного хозяйства?
 — Как раз сейчас я читаю сообщение телеграфного агентства, — ответил тот.
 — Ну и что вы думаете по этому поводу?
 — Это может быть попытка «баш на баш». Лишняя фишка в торговле за выкуп захваченных нами сегодня канадских патрульных катеров.
 — В вашем голосе я слышу не прозвучавшее «или».
 — Или очередная фаза плана, еще до конца не развернутого.
 — Вам не кажется, что все эти канадские министры рыбного хозяйства уж слишком часто и рьяно бросаются в бой?
 — Предпоследний министр сменял свой портфель на кресло премьера провинции Ньюфаундленд. Может быть, у этого аналогичные амбиции.
 — Может быть, он ответит на мой звонок?
 — Стоит попробовать, — отозвался Смит. — Премьер-министр выступил с заявлением, в котором указал, что полностью доверяет своему министру рыбного хозяйства.
 — Это звучит так, будто он отрубит этому парню хвост по самые уши, если дело обернется плохо для Канады.
 — Я мог бы послать своих людей, чтобы они нанесли ему неофициальный визит.
 — Постойте, я не хочу, чтобы его убивали!
 — Они могут оказать на него давление без ликвидации.
 — Хорошо бы кто-нибудь сделал это с Генеральным секретарем ООН. Перед тем как пальцем шевельнуть, он хочет получить с меня прошлые долги.
 — Я дам своим людям инструкцию лететь в Оттаву.
 И линия замолкла.
 Президент снял пиджак с вешалки и надел его. Из всех опасностей, нависших на международном горизонте, — распад России, постоянно растущая воинственность Китая, — эта была самой неожиданной.
 Хорошо хоть, никто не догадывается, что и он приложил к этому руку.




 Глава 29


 В своем офисе на тридцать восьмом этаже небоскреба ООН, выходившем окнами на Ист-Ривер, Генеральный секретарь ООН Анвар Анвар-Садат безотрывно сидел на телефоне.
 В мире происходили странные вещи. Его призыв сократить двухсотмильные зоны вызвал резонанс в некоторых столицах.
 Из Аргентины голос с жутким акцентом сообщил, что это первое за многие десятилетия здравое мнение по этому вопросу.
 Из Южной Кореи доносились рукоплескания. Заинтересовались японцы. Еще бы им не заинтересоваться! Их флотилии рыщут в семи морях и часто наталкиваются на сопротивление и санкции.
 Конечно, из других представительств посыпались мрачные угрозы. Россия всегда заявляла довольно сомнительные права на спорные воды, и сейчас Москва проявила раздражение. И Бирма, или как там ее сейчас называют, ведущая борьбу за свои права прибрежного рыболовства, тоже удовольствия не выразила.
 Особенно расстроилась представитель США в ООН, если можно было судить по ее телефонному визгу.
 В середине этого неослабного потока едких слов Анвар-Садат извинился, прекратил разговор и встал.
 Он понял, что настал поворотный момент, и это было странно. Единственное, что он сделал, так это произнес речь. Даже не самую лучшую, хотя и сказанную с убеждением. С силой. Очевидно, поэтому она так и отозвалась.
 Вскоре после первой волны телефонных звонков ему позвонил старший помощник и сообщил:
 — Какая-то мисс Кэлли хочет с вами говорить.
 Анвар резко вскинул голову:
 — В самом деле?
 — Да. Ее нет в списке, но голос у нее такой уверенный, и я сказал, что проверю, на месте ли вы.
 — Буду говорить! — с энтузиазмом откликнулся Генеральный секретарь.
 Усевшись в свое кресло, он два раза прокашлялся, поскольку у него уже горло устало от разговоров, и снял трубку.
 — С вами говорит Генеральный секретарь Анвар Анвар-Садат, — нежно промурлыкал он.
 — Спасибо, что ты соизволил поговорить со мной, мой Анвар, — прозвучал суховатый женский голос.
 Он только судорожно глотнул воздух.
 — Это вы?
 — Да, это я.
 — Я так долго ждал этой минуты.
 — И другой минуты, которая уже близка.
 — Вы в Нью-Йорке? — радостно спросил он.
 — Нет. Но ты приедешь ко мне.
 — Я с нетерпением ожидаю нашей первой встречи и должен сказать, что несказанно восхищаюсь вашим голосом.
 — А я твоим.
 — Он такой... как это сказать... вдохновляющий, — пролепетал Анвар.
 — Я принимаю это как комплимент джентльмена, но свое мнение высказывать воздержусь.
 Она была очаровательна. Голос ее — хрипловатое контральто — был сексуальным, но не развратным. Он не очень подходил к мысленному образу золотоволосой богини, но так было даже лучше. Очень... очень талантливый голос.
 — Я очень взволнован реакцией на мою речь, — сказал он.
 — Весь мир повернул к тебе свои уши, мой Анвар.
 — Хотя мой долг заставляет меня остаться здесь, я приеду в ваш город, где бы он ни был.
 — Оттава. Приезжай сегодня вечером.
 — Мы будем веселиться, мы будем танцевать, мы будем наслаждаться обществом друг друга, — лепетал Анвар.
 — И еще мы проведем совещание с канадским министром рыбного хозяйства, — вставила Госпожа Кали.
 Лицо Анвар-Садата дернулось, будто его ужалила пчела.
 — Это звучит не очень... романтично.
 — У нас с тобой будет своя романтика, поверь мне, — пообещала она. — Но твои слова затронули струны. Слова канадского министра затронули такие же струны в его народе. Я думаю, вам нужно встретиться.
 — Ради чего?
 — Построить вашу двойную стратегию.
 — У меня нет двойной стратегии.
 — Нет. У тебя единая стратегия. Моя стратегия.
 — А после этой встречи — чего мне стоит ждать?
 — Что было бы тебе приятно, мой Анвар?
 — Что-нибудь новое. Что-нибудь экстраординарное.
 — Я владею многими искусствами. И духовными, и чувственными. Я сотворю такое, что будет достойно нашей первой встречи.
 — Договорились.
 — Автомобиль будет ждать тебя в аэропорту Оттавы. Пожалуйста, поспеши. Земной шар захлестывают события. Мы должны овладеть ситуацией, если хотим извлечь из нее пользу.
 — До вечера, — мурлыкнул Анвар Анвар-Садат и поцеловал трубку, получив в награду такой же чмок с придыханием.
 Неохотно положив трубку, он вскочил и позвал:
 — Кристос! Закажи мне билет на самый ранний рейс до Оттавы.
 Кристос вошел в комнату, заметил неподобающий выступ в верхней части отлично сшитых брюк Анвар-Садата и отвернулся, густо покраснев.
 — Сию минуту, господин Генеральный секретарь! — ответил он и четко отсалютовал.


* * *

 Министр рыбного хозяйства Канады Гилберт Хьюгтон выступал с очередной речью там, где река Фрэйзер впадала в пролив Джорджия среди ветвистых сосен Британской Колумбии. Сверкающие на солнце небоскребы Ванкувера создавали впечатляющий задний план.
 Канадская радиовещательная корпорация была уже на месте. И иностранная пресса тоже, в том числе, конечно, и специальный корреспондент американской Эй-би-си. Их главный был канадцем. Хорошо иметь такого человека в Нью-Йорке, когда надо проталкивать канадскую точку зрения.
 Свежие ветры Тихого океана холодными пальцами шевелили кудрявые волосы Хьюгтона. Раскрыв рот, он полной грудью вдохнул чистейший в мире воздух.
 — Я приехал сюда, в нашу пятую провинцию, чтобы заявить резкий протест против пиратства и экологического разбоя!
 Он достал из пакета дохлую рыбу. Она свесилась с его поднятой ладони.
 — Это зеленый осетр. Храбрая, сильная и вкусная рыба. Здесь, в реке Фрэйзер, ее больше нет.
 Он поднял другую рыбу, на этот раз белую.
 — Если мы ничего не сделаем, ее брат, белый осетр, уйдет вслед за ней. Друзья мои, здесь, в Британской Колумбии, ожидается вымирание рыб, беспрецедентное в современной истории. Как вымерла севрюга, как истребляют китов, так исчезнут наши лососевые и осетровые рыбы. Этого нельзя допустить!
 Сейчас уже ни для кого не секрет, что главная причина этого вымирания — хищнический вылов. И в этом мы, канадцы, должны признать свою долю вины.
 В толпе засвистели. Свистели рыбаки, которым запрещали ловить рыбу в своих собственных водах. Для этих людей имя Гилберта Хьюгтона было как кость в горле.
 — Одни говорят, что это сплав леса разрушает обиталища рыб. Другие кричат, что теплые воды течения Эль-Ниньо не дают лососям вернуться в реки. Да, эти причины тоже действуют, но есть куда большее зло. Лососи возвращаются в реку Фрэйзер и в другие реки Британской Колумбии на нерест. И если они не могут вернуться, то и нереста не будет. Не секрет, что практически все лососи в этой части океана — из Британской Колумбии. И не секрет, что они не могут вернуться ни во Фрэйзер, ни в другие реки потому, что их перехватывают по пути!
 Он сделал паузу — и эти резкие слова повисли в воздухе.
 — Рыбаки США, промышляющие в международных водах рядом с Британской Колумбией, вылавливают их в рекордных количествах. Они присваивают себе следующее поколение лосося раньше, чем оно успеет родиться. Присваивают нашу еду, нашу жизнь и наше будущее!
 — Проклятые мерзавцы! — выкрикнул кто-то в толпе.
 Гилберт Хьюгтон повернулся на голос. Это был типичный рыбак из Британской Колумбии. Но его лицо было выкрашено белым, а посредине был вляпан ярко-красный, как свежая кровь, кленовый лист Канады.
 Хьюгтон подавил улыбку. Подсадная утка. Таких здесь было немало. Их рассыпали в толпе, чтобы телекамеры их не пропустили.
 — В Атлантике мой предшественник принял меры, чтобы остановить тресковый кризис. Он был хорошим человеком, но слишком поздно начал действовать. Я принял меры, чтобы остановить лососевый кризис. За это меня подвергли грубой и несправедливой критике.
 В толпе снова засвистели, но были и возгласы одобрения. От людей с выкрашенными лицами.
 — Какой же смысл оберегать нерестовые реки Британской Колумбии, если идущую в них рыбу вылавливают, разделывают и пожирают еще по пути? Эта рыба родилась в Британской Колумбии. Она возвращается в Британскую Колумбию. Это не тихоокеанская рыба, а канадская. И в качестве таковой она заслуживает — нет, она просто требует нашей защиты!
 Последние слова министра вызвали гул одобрения даже у тех рыбаков, которые сгрудились в центре толпы с плакатами «Объединенный профсоюз рыбаков и работников рыбной промышленности против вмешательства федеральных властей».
 — С этого дня я брошу все силы, всю мощь моего министерства на защиту наших лососей. Может быть, уже поздно спасать осетровых, но лососевых мы еще можем спасти и спасем. Мой обет всем канадцам — победа будет за нами! Мы победим ко дню Победы!
 Толпа зажглась. Она заорала. Выкрики и свист, вначале такие громкие, заглушили одобрительный рев толпы. И хотя они не стихли, операторы телевидения фиксировали только выкрики одобрения и поддержки в адрес Гилберта Хьюгтона, министра рыбного хозяйства, будущего премьер-министра Канады.
 — Победа ко дню Победы! Победа ко дню Победы!
 Сойдя с импровизированного помоста в громоносные аплодисменты своих соотечественников, Гилберт Хьюгтон был перехвачен своим помощником, зажавшим в руке мобильный телефон.
 — Это вас, сэр.
 — Не сейчас, — отмахнулся министр. — Я ошалел от популярности.
 — Она говорит, что на ее звонок вы ответите.
 — Она? Надеюсь, это не моя жена?
 — Нет, сэр. Определенно это не ваша супруга.
 Зажав одно ухо ладонью, Гил Хьюгтон вернулся к своей машине, закрыл дверь и ответил на звонок.
 — Я должна видеть тебя, — послышалось хриплое контральто, от которого у министра перехватило дыхание.
 — Это не так просто. Я сейчас в Британской Колумбии.
 — Знаю. Я все видела.
 — И вы одобряете?
 — Я требую твоего присутствия, ничтожный червь.
 — Да, Госпожа, — ответил Гил Хьюгтон с лицом, перекосившимся от страдания и удовольствия — двух чувств, доставлявших ему равное блаженство.
 Господи, как эта женщина умеет заставить его корчиться от радости и желания!
 — Я прямо к вам, Госпожа, — доложил он.
 Отключив связь, он заметил, что его рука находится в карманах брюк, как у испорченного мальчишки.




 Глава 50


 На этот раз стюардессы рейса «Эр Канада» в Оттаву были не просто индифферентными, а откровенно враждебными.
 — Вы должны пройти в хвост самолета, — заявила одна из них Римо и порвала его посадочный талон на место у окна.
 — Почему?
 — Потому что вы янки.
 — Я американец, — возразил Римо. — И горжусь этим.
 — Вы, янки, много о себе понимаете. Вырвались из Британской империи и с тех пор нас за людей не считаете.
 — А разве мы в двух мировых войнах не таскали для вашей империи каштаны из огня?
 — Это другое дело, — вмешалась вторая стюардесса. — Вы делаете вид, будто сами эти войны выиграли. А на самом деле вы влезли под конец и всю славу себе присвоили.
 — Вот это точно! — поддержала ее первая.
 — Янки приходят на готовенькое! — кричали ему вслед пассажиры, пока он шел в хвост по проходу. Кто-то ругал американское пиво и телевидение, коварные и низкопробные, развращающие добропорядочных канадцев.
 Римо точно не понял, что из них коварно, а что низкопробно, но ему это было все равно.
 Проходя мимо сидевшего над крылом мастера Синанджу, Римо сказал одними губами:
 — Меня ткнули в конец салона.
 — Янки-пудель, — шепнул в ответ Чиун.
 — А тебя не тронули.
 — Превратности войны.
 — А как насчет сокрушить мерзких рыбных спекулянтов из Канады?
 — Я собираюсь держать язык за зубами, пока эта хилая птица снова не сядет на землю, — вполголоса сказал Чиун, — и тебе советую делать то же самое.
 — Чудесно, — проворчал Римо и пошел на свое место.
 Когда самолет взмыл в воздух, Римо с головой погрузился в чтение журнала. Он назывался «Маклинз» и был дешевым чтивом, изданным какими-то старыми козлами в кожаных нарукавниках на твидовых пиджаках.
 Ни выпить, ни поесть Римо не предложили.
 Когда обслуживающая этот конец самолета стюардесса снова покатила вперед свою тележку, ничего ему не предложив, Римо сказал ей вслед.
 — Я где-то читал, что у «Эр Кэнада» самый худший сервис из всех компаний мира.
 — Это вполне возможно, — ответила стюардесса, не оглянувшись, — но только по отношению к фарисеям.
 — Фарисеям?
 — Так называет вашу породу министр рыбного хозяйства Хьюгтон.
 Римо подумал было ответить, но решил не ввязываться в спор с глупой кеначкой. Чтобы убить время, он сунул свою кредитную карточку в авиателефон на спинке сиденья перед ним и набрал номер Харолда В. Смита в «Фолкрофте».
 — Что там новенького? — спросил он, когда Смит снял трубку.
 — Полномасштабная война в Тихом океане.
 — Как закончилось сражение в Атлантике?
 — Вничью. Примерно сорок судов затонуло или сгорело до ватерлинии. Обе стороны отошли в нейтральные воды. Но это была только первая стычка. Напряжение растет.
 — А что делает канадская береговая охрана?
 — В данный момент — ничего. Я подозреваю, что она и дальше даст вести войну рыбакам.
 — Почему?
 — Наша береговая охрана может без труда разгромить их. Но в сражении между рыболовными судами исход может быть другим. Кроме того, это дает обеим сторонам свободу маневра для прекращения огня или дипломатического решения.
 Римо хмыкнул.
 — Римо, этот конфликт распространяется в другие воды, — серьезно сказал Смит.
 — Например, в Мексиканский залив?
 — Дальше. Ты помнишь Фолклендскую войну в восемьдесят втором?
 — Да. Англичане и аргентинцы схватились из-за кучки островов в Южной Атлантике.
 — Не просто из-за островов, но из-за богатых рыбных промыслов. Сейчас там сезон отлова зубатки, и обе страны снова спорят за право рыболовства в Южной Атлантике. Аргентинцы не хотят платить англичанам за лицензию на ловлю рыбы в водах, которые они считают своими. Цитируя слова Генерального секретаря ООН о свободе морей, аргентинские траулеры ловят рыбу где хотят. Британцы посылают туда эсминец «Нортумберленд». Похоже, что Фолклендский кризис готов повториться.
 — А нас это должно волновать?
 — Это еще не все. Растет напряжение между Турцией и Грецией из-за двух спорных островков в Эгейском море.
 — Я думал, этот спор давно улажен.
 — Так думал и Международный трибунал в Гааге. Но и это еще не все. Россия и Япония ругаются за Южные Курилы, а южнее корейцы и японцы возобновили вражду из-за островов Докту.
 — Никогда не слышал о них.
 — Кучка торчащих из моря скал. На самых крупных еле нога помещается, но этого хватает, чтобы за них драться.
 — Неужели у них всех крыша поехала? — взорвался от возмущения Римо и тут же был удостоен осуждающих взглядов всех пассажиров, включая Чиуна.
 — Определенные правительства увидели здесь представившиеся возможности и ухватятся за них, если не загнать джинна обратно в бутылку. Римо, этот Генеральный секретарь ООН начинает мутить воду в международном масштабе.
 — С кем мы должны поговорить в первую очередь, с канадским министром или со старым Анваром Анваром?
 — Я хочу как можно скорее снять международную напряженность.
 — Положитесь на меня. Все будет в наилучшем виде. После того как со мной здесь обошлись, мне ничего так не хочется, как придушить какого-нибудь канадца.
 — Пусть вас не заносит, Римо. Цель твоего задания — разрядить ситуацию.
 На земле Римо, показав паспорт, прошел через контроль, но лишь после долгого разговора.
 — Находясь в этой стране, — высокомерно произнес таможенник из конной полиции, — вы должны соблюдать определенные правила приличий.
 — Нет проблем, — заверил его Римо тоскливым голосом.
 — Нельзя плевать на тротуары, нельзя чесать себе те места, которые обычно не выставляются напоказ, а когда с вами говорят, надлежит отвечать на том языке, на котором к вам обращаются.
 — Вы, надеюсь, двуязычный? — поинтересовался второй офицер.
 — Разумеется. Я говорю на английском и корейском.
 — Насчет второго — верю вам на слово, — ледяным голосом отозвался таможенник. — В первом же у вас есть серьезные дефекты.
 — Благодарю, — ответил Римо. — А ваш красный китель сегодня в стирке?
 — Красная форма — исключительно парадная, — официальным голосом заявил первый таможенник.
 — Серьезно? Я не знал этого.
 — И передайте это всем вашим дурацким приятелям! — крикнули они ему вслед.
 В зале ожидания Римо встретил мастера Синанджу стоявшего с безмятежным лицом.
 — У тебя были проблемы? — полюбопытствовал Римо.
 — Со мной обошлись вполне вежливо.
 — Ты, наверное, показал им свой корейский паспорт.
 — Конечно. Я не хотел, чтобы меня приняли за ворующего чужую рыбу фарисея.
 — Ладно, брось.
 Они поймали такси, но шофер потребовал плату вперед. Римо заплатил, поскольку, если придушить таксиста, пришлось бы искать другого, а тот мог бы оказаться еще противнее.
 Если не обращать внимания на двуязычные англо-французские надписи да позеленевшие медные крыши домов на Парламентском холме, Оттава вполне сошла бы за американский город. По пути в город Римо заметил только одно, что показалось ему необычным.
 — Посмотри, Чиун. Белки здесь черные.
 Чиун высмотрел белку на заснеженном дубовом суку.
 — Никогда в жизни не видел более странного грызуна. Не сомневаюсь, что он питается запасами рыбы.
 — А я сомневаюсь. У белок слишком мало мозгов. Как у канадцев.
 Чиун выглянул из окна автомобиля и окинул взглядом покрытые снегом дома. По мере приближения к центру город все больше приобретал европейские черты, становясь похожим на сад камней и высоких крыш из позеленевшей меди.
 — Жирная Оттумва лежит под снегом. Жирная и легко ловится, — многозначительно заметил Чиун.
 — Это не Оттумва, а Оттава, и ее нам ловить не надо, — напомнил ему Римо.
 Таксист высадил их возле «Шато Лорье», и Римо протянул шоферу двадцатидолларовую купюру за пятнадцатидолларовый проезд по счетчику.
 — Премного благодарен, — изрек таксист, запихивая деньги в карман.
 — Постойте, а сдача? — решительно потребовал Римо.
 — А чаевые?
 — Я привык сам давать чаевые из сдачи.
 — Ваша сдача — это мои чаевые, — не сдавался таксист.
 — Обычно я сам это решаю.
 — Обычно вы даете чаевые американским таксистам, а сейчас вы в Канаде, и мы предпочитаем получать чаевые именно так, потому что вы, американцы, путаете свой доллар с канадским.
 — Я не путаю.
 — Ну, тогда ладно.
 Таксист протянул руку с горстью монет.
 — Что это? — спросил Римо, глядя на одну золотую и две серебряные монеты.
 — Монеты. Это ваша сдача.
 — Я хотел бы бумажками.
 — Это законное платежное средство, из которого я надеюсь получить свои чаевые.
 — Вот они, — ответил Римо. — Заворачиваю для вас.
 Он сложил обе серебряные монеты вместе, большим и указательным пальцами каждой руки взял их за края и два раза повернул. Монеты свернулись в штопор. Римо протянул их водителю.
 — Что это? — спросил таксист.
 — Предупреждение, которое вполне стоит четыре бакса, — сказал Римо и вылез из машины.
 Шофер пытался было протестовать, но задняя дверца хлопнула с такой силой, что машина запрыгала на рессорах. Да так, что таксист выскочил наружу, решив, что началось землетрясение.
 К тому времени два странных пассажира уже исчезли за дверью отеля.


* * *

 Оказавшись внутри, Римо решил действовать прямо. Он подошел к стойке портье:
 — Насколько нам известно, у вас остановился Генеральный секретарь ООН.
 Клерк вскинул голову, нахмурился, увидев небрежно одетого — без галстука и не по сезону — Римо, и фыркнул:
 — Вас ввели в заблуждение.
 — Позвольте с вами не согласиться, — ответил Римо, взяв тот же тон.
 — Сэр, вы ошибаетесь.
 Римо уже собирался взять клерка за кончик галстука — самый удобный способ вытащить его из вылощенного костюма и стряхнуть столь же вылощенные манеры, когда у него за спиной пискнул голос мастера Синанджу:
 — Римо, смотри!
 Он повернулся на голос.
 Бодрый в свои шестьдесят с лишним, человек с каменными чертами лица и с гарденией в петлице прошествовал мимо, оставляя неясный след запаха лосьона после бритья.
 — Я уличил вас во лжи, — повернулся Римо к портье.
 — Вы ошибаетесь. Это неправда — то, что вы видели...
 Римо по-дружески похлопал по монитору служебного компьютера, зная из прошлого опыта, что изображение на экране превратится в рассыпанную мозаику. Судя по перекошенному от ужаса лицу портье, так и вышло.
 Когда Римо и Чиун вышли на улицу, автомобиль уже отъезжал.
 И все это время такси, которое их доставило, продолжало подпрыгивать на рессорах, а шофер глядел на него круглыми от ужаса глазами.
 Рядом с ним остановился белый автомобиль с радужными полосками по бокам и голубым всадником на багажнике. Из него вышел человек в безупречном мундире.
 — Если вы не возражаете, — сказал Римо, проскальзывая мимо него и садясь за руль, — мы хотели бы одолжить ваш автомобиль.
 — Возражаю категорически, — ответил человек.
 Поэтому мастер Синанджу схватил его за шею и запихнул на заднее сиденье, куда сел и сам.
 — Я не могу стерпеть столь наглого похищения, — заявил водитель, когда машина уже тронулась с места. — Мы в Оттаве, а это служебная машина Королевской конной полиции Канады, а не такси.
 — Это была моя оплошность, — скромно признался Римо. — Как вы отнесетесь к поездке в багажнике?
 — В таком случае я приложу все усилия, чтобы стерпеть, — сказал полицейский.
 Римо пристроился за автомобилем, в котором ехал Генеральный секретарь ООН. Сквозь заднее стекло был виден его серо-стальной затылок. Генеральный секретарь сидел чопорно и прямо, как старая дева.
 Оба автомобиля пробирались по запруженным улицам Оттавы, удаляясь от центра города, и выехали на окраину, где в кюветах лежал старый снег, никем не убираемый и покрытый грязью.
 — Это не очень хороший район, — предупредил их полицейский.
 — А что тут плохого? — насторожился Чиун.
 — Снег здесь грязный.
 — Здесь опасно?
 Полицейский презрительно хмыкнул.
 — Это же Канада. У нас нет насилия.
 — Это скоро изменится, — проворчал Римо.
 — Джентльмены, вы асассины?
 — Нет, — ответил Римо.
 — Да, — ответил Чиун одновременно с ним.
 — Так да или нет? — спросил полицейский, стараясь подавить ужас.
 — Мы асассины, но сейчас мы в отпуске, — сообщил Римо. — И здесь не за тем, чтобы пустить кого-то в расход.
 — Зачем же вы преследуете ту машину?
 — Ответь ему, папочка, — попросил Римо Чиуна.
 — Чтобы посмотреть, куда она едет, — ответил мастер Синанджу.
 Такси, везущее Генерального секретаря ООН, привело их к чему-то вроде трансформаторной подстанции или электростанции, построенной на окраине канадской столицы. Это была угрюмая кирпичная коробка, а над главным входом висела полинявшая надпись, которая когда-то читалась «Оттава электрик», но сейчас от нее осталось только «От трик». В свете единственной красной лампочки над входом дверь казалась закопченной.
 Такси остановилось прямо у входа. Генеральный секретарь вышел и с чопорным поклоном расплатился. Поправив галстук, он подошел к двери и нажал на кнопку звонка, не забыв перед этим оправить пиджак.
 Дверь зажужжала, отворилась внутрь, и он мгновенно исчез за ней.
 — Мы остановимся здесь, — сказал Римо, — но эта машина нам еще может понадобиться.
 — Не возражаю, — ответил съежившийся полицейский. — Когда будете готовы, вызовите диспетчера.
 — Мы бы предпочли, чтобы вы нас подождали.
 — В таком случае будьте добры выключить двигатель.
 — Нет проблем, — согласился Римо.
 Они оставили мотор выключенным, а полицейского — свернувшимся в багажнике, а сами пошли ко входу в здание.
 Римо огляделся.
 — Похоже на такое место, где официальный представитель ООН мог бы встретиться с канадским министром, если им не нужны свидетели.
 — Возможно, — сказал Чиун.
 — Это будет как нечего делать.
 — Не считай лососей до нереста, — мрачно предупредил мастер Синанджу.
 — А что может случиться? Мы же в Канаде. Здесь даже полицейский не рискует принять бой.




 Глава 31


 Министр рыбного хозяйства Канады Гил Хьюгтон буквально слетел по трапу с самолета «Эр Канада» и прыгнул в свой «бентли».
 Сияющая серебром машина ворвалась в степенное уличное движение Оттавы. Нога министра непроизвольно давила на газ, и он заметил, что превышает скорость. Этого он раньше никогда не делал. Но теперь превышал. Ладно, только на этот раз. Министерские номера избавят его от разговоров с дорожной полицией.
 Его поездка к Храму Кали была вихрем отрывочных мыслей. Гил Хьюгтон надеялся, что Госпожа Кали найдет для него время перед встречей. Если нет, то после. Его и то, и другое устроит.
 Через двадцать минут он подрулил к мрачному зданию. Впрочем, оно всегда было мрачным. И только красная лампочка над входной дверью указывала, что эта старая электростанция еще не совсем заброшена. Поставив машину у тротуара, министр быстрым и четким шагом пошел на этот рубиновый свет. Кнопка звонка отозвалась жужжанием, и министра впустили внутрь.
 В огромной приемной с эротическими скульптурами он решил пока не снимать с себя одежду. Лучше не надо. Что, если Генеральный секретарь ООН уже здесь? Да, правда, правила Госпожи Кали суровы и неизменны. Никто не входит к ней иначе как в том виде, в котором появился на свет.
 Но сейчас — это другое дело. Он здесь сейчас не как поклонник, а как министр промыслов и океанов.
 А если он ошибается, то он ничего не имеет против попробовать кнута в награду за серьезный проступок.
 Показавшись перед зеркальной дверью, он возвысил голос:
 — Прошу позволения войти в обитель ужаса.
 — Входи, — резанул холодный и твердый, как сталь, голос.
 Гилу Хьюгтону послышалось в ее голосе восхитительное нетерпение, и он шагнул вперед. Двери распахнулись, и Гилберт остолбенел.
 Госпожа Кали стояла посреди комнаты, уперев кулаки в бедра, разведя локти, низко склонив лицо в маске домино, и ее вечно меняющиеся глаза горели, как изумруды, если смотреть через них на огонь.
 В следующее мгновение они были как голубые алмазы, холодные и безжалостные, и от их взгляда у него засосало под ложечкой.
 — Надеюсь, я не опоздал к началу встречи? — спросил министр.
 — Ты слишком рано.
 — Это хорошо.
 — Я презираю торопливость.
 Хьюгтон попытался сглотнуть. Язык был как кусок высохшей резины.
 — Я... Я могу уйти, если вы позволите.
 Тут он заметил алую розу на длинном стебле, воткнутую в звено цепи, опоясывающей ее лироподобные бедра. Быстрым движением руки Госпожа Кали выдернула розу и подняла вверх.
 Повернувшись боком — он видел ее поднятые груди и лицо в профиль, и сердце у него замерло, — она поднесла розу к свету. Сжав алый рот, она стала отщипывать шипы со стебля.
 — Приблизься, — прозвучало приглашение.
 Он сделал несколько осторожных шагов. Тонкие пальцы отламывали шипы один за другим. Они падали на черный стеклянный пол с сухим тоненьким звуком, будто кошачьи когти стучали по фарфору.
 — Расстегни «молнию», — приказала она.
 — Зачем?
 — Повинуйся!
 Медленно, потому что сердце его колотилось, Гил Хьюгтон опустил «молнию» на брюках, а Госпожа Кали продолжала счищать шипы со стебля. Когда упал последний, орган министра уже был обнажен и заметно дрожал.
 — Что вы соби?..
 — Что ты мне сказал на днях? — нежно спросила она.
 — Что вы никогда не прикасаетесь ко мне.
 — А что еще?
 — Что мы больше никогда не делаем ничего нового. — Голос его сорвался на блеянье.
 — Значит, ты хочешь попробовать что-нибудь новое, не так ли? — спросила она мелодичным голосом. Она не глядела на него. Казалось, он вообще вне ее внимания. Подрагивающий член министра наливался твердой упругостью.
 — Да, — сказал он, склонив голову, — очень.
 — Очень — что?
 — Очень, Госпожа Кали. Я очень хочу испытать что-нибудь новое, Госпожа Кали, — поспешно произнес министр.
 На алых губах мелькнула мимолетная улыбка. Откуда-то над собой она достала высокий флакон с массажным лосьоном. Большим пальцем с черным ногтем она отковырнула крышку и погрузила туда стебель на всю длину. Комната наполнилась рыбным запахом. Рыбий жир. Тресковый, его любимый. Хьюгтон подскакивал на цыпочках в предвкушении.
 — Что вы собираетесь делать?
 — Кое-что новое, — ответила она, вытягивая стебель. С него стекали вязкие капли.
 Министр облизнул губы.
 — Правда?
 Ее голос упал почти до шепота:
 — Да, правда.
 И она резко повернулась к нему, одной рукой схватила его набухший член, а другой глубоко вонзила в уретру смазанный стебель и стала двигать вверх и вниз, вверх и вниз, пока он не завопил от неслыханной боли и неслыханного наслаждения, какого в самых диких мечтах не мог себе вообразить.
 Боль бросила его на колени. Он скорчился на полу, ловя ртом воздух и стиснув себя обеими руками, а под ним растекалась лужица рыбьих молок и темно-красного малинового сока.
 Сквозь эту муку, как стальная игла, дошел до него ее голос:
 — Никогда больше не жалуйся, что я не делаю ничего нового.




 Глава 32


 Генеральный секретарь ООН Анвар Анвар-Садат вошел сквозь зажужжавшую дверь в неожиданно роскошную приемную. Стены из белого с розовыми прожилками мрамора напоминали нежную кожу гаремных красавиц. По крайней мере так восприняли холодный мрамор его романтические глаза.
 А еще были скульптуры. Чернокожая женщина с большим количеством рук, чем дает природа. И руки эти она держала так, что это был одновременно и вызов, и призыв.
 Кали, конечно. Индуистская богиня смерти. Как подходит для женщины с компьютерным псевдонимом Госпожа Кали. Сверху вниз смотрели на него пустые глаза статуи — два слепых пятна.
 Анвар-Садат заметил, что формы ее весьма зрелые. Это показалось ему многообещающим признаком. Анвар Анвар-Садат любил женщин сладострастных.
 По другую сторону двери — другая статуя. Это уже был не базальт, а порфир. Этого бога Анвар-Садат не узнал, но решил, что это может быть только Шива — супруг Кали. В каждой из его четырех рук были зажаты разные предметы, странные и с непонятным назначением.
 Прочистив горло, Анвар-Садат возвысил голос:
 — Здесь есть кто-нибудь?
 — Ты желаешь войти в покои Госпожи Кали? — прозвучал в ответ твердый голос.
 — Да. Это вы?
 — Молчание! — прогремел голос.
 Несмотря на свое самомнение и свое положение в мире, Анвар Анвар-Садат ощутил, что не может не повиноваться.
 — Позвольте мне взглянуть на вас, — попросил он.
 Голос доносился к нему из-за зеркала, находящегося между двумя статуями. Он сразу понял, что это зеркальная дверь, прозрачная с внутренней стороны, и что его изучают. Он принял небрежную позу, давая себя рассмотреть.
 — Анвар Анвар-Садат, достаточно ли ты храбр, чтобы ступить во владения Кали?
 — Да, — ответил он дрогнувшим от предвкушения голосом.
 — Очень хорошо. Укрепи свой дух!
 — Мой дух крепок.
 — Ибо тот, кто приближается к моей ужасной сущности, навсегда меняет свою.
 На одну мрачную секунду Анвар-Садат дрогнул. Он не хотел менять сущность. Он лишь хотел увидеть во плоти это создание, которое так заворожило его своим невиденным образом и неслышанным голосом и привело к этой минуте.
 Он нервно сглотнул. И тут двери распахнулись.
 Госпожа Кали была именно такой, какой он ее вообразил. Анвар-Садат увидел это сразу.
 Она была высокой, статной и золотоволосой, как солнечный луч на чистом золоте. Черты ее лица были классическими, эфирными и в то же время точеными. Домино золотого шелка, обрамлявшее ее цвета Нила глаза, добавляло чуть-чуть тайны к тому, что было само совершенство.
 Тело ее было как язык черного пламени, и пламя это замерцало, когда она перенесла тяжесть тела с одного роскошного бедра на другое. Кожа. Она одета в черную кожу. Этого он не ждал.
 Его глаза скользнули вслед за мерцанием пламени, открывая новые колдовские подробности. Серебряная цепь на талии, черные ногти вампира, череп из слоновой кости на животе.
 В одной руке у нее была плеть. В другой — собачий поводок.
 Анвар Анвар-Садат пробежал глазами по этому поводку до самого пола, и сердце его забилось быстро и жарко.
 На полу, у ее ног, скорчился на четвереньках какой-то человек. Он был совершенно голым, если не считать охвативший его горло собачий ошейник шипами внутрь. В зубах он держал алую розу, как послушный пес держит кость. С конца стебля на пол падали алые капли.
 Глаза этого человека уставились в пол. Госпожа Кали резко дернула за поводок, и человек поднял голову.
 — Позвольте мне представить Гилберта Хьюгтона, министра рыбных промыслов и океанов, — произнесла Госпожа Кали насмешливо-официальным тоном.
 — Э-э-э... рад познакомиться, — выдавил из себя Генеральный секретарь ООН.
 Сквозь стиснутые зубы канадского официального лица с зажатой в них розой донеслось горловое рычание.
 События шли не так, как ожидалось...




 Глава 33


 В «Фолкрофте» Харолд В. Смит следил за развитием глобального конфликта.
 — Это просто невероятно, — бормотал он себе под нос. — Будто все приморские страны впали в безумие обжорства.
 В Северной Атлантике вышедший из повиновения американский рыболовный флот отступил в закрытую для рыболовства зону под названием Флемиш-кэп и в безумии обжорства выбирал канадскую треску в количествах, запрещенных правилами обоих государств. Катера американской береговой охраны мчались туда, чтобы убедить рыбаков уйти с канадских промыслов.
 В Тихом океане между Аляской и штатом Вашингтон крейсировал американский эсминец «Аркхэм», пытаясь перехватить канадскую подводную лодку «Желтый нож/Куто жон», пока она не ударила в гущу американского лососевого флота.
 Тем временем канадские корабли береговой обороны пытались взимать транзитную пошлину с американских рыбаков, а те пытались заплатить винтовочными пулями.
 Оттава, официальная и неофициальная, молчала. Зато из Квебека просочились полуофициальные слухи, что в нынешней американо-канадской рыбной войне Квебек намерен встать на сторону Вашингтона. В этом Харолд В. Смит видел семя гражданской войны в Канаде. Переход провинции на сторону противника.
 В Соединенных Штатах средства массовой информации уже извлекли на свет Божий давно забытые обиды. Опустошение после войны с Францией и индейцами. Рейды Дирфилда. Луисбург. Как во время войны 1812 года канадские и британские войска дотла сожгли Белый дом.
 В Орегоне полувоенные силы, называвшие себя Добровольной орегонской милицией, проникли за сорок пятую параллель и повесили на соснах троих канадских полицейских. Они требовали пересмотреть договор, отдавший Канаде исконные земли Орегона.
 На канадско-вермонтской границе напряжение дошло до крайнего предела. В одном городке, лежащем наполовину в Канаде, наполовину в США, граница проходила через здание городской библиотеки. Горячие головы с обеих сторон стали протягивать колючую проволоку точно посреди гуманитарного зала, и библиотеку охватил жаркий спор, который вели в основном бросанием тяжелых томов энциклопедий. Первый выстрел был только делом времени.
 На озере Чэмплен вспыхнул издавна тлеющий конфликт насчет распространения мелкого вредного моллюска — полосатой мидии — из американской половины в канадскую.
 Полосатые Эф-16 канадских ВВС патрулировали шоссе Алкан, которое было перекрыто на границе Аляски с Канадой. Все американские машины заворачивали обратно. Аляска оказалась отрезана от остальной части страны, осталось только воздушное сообщение.
 На Парламентском холме в Оттаве стали раздаваться угрозы выхода Канады из НОРАД и других взаимовыгодных договоров.
 На Капитолийском холме в Вашингтоне стали изучать все пункты Гентского договора, положившего конец войне 1812 года, в поисках упущений и недоработок.
 Тем временем Президент Соединенных Шатов и его советники все воскресное утро выступали по телевизору, стараясь утихомирить все стороны и сбить нарастающую военную лихорадку.
 Смит знал, что до начала открытой войны счет идет на часы. Если она вспыхнет и Квебек примет сторону Вашингтона, то между странами разверзнется пропасть, глубже которой не было никогда. Американо-канадские отношения будут отравлены на все следующее столетие.
 А все потому, что человеку нужно все больше и больше рыбы, чтобы жить.




 Глава 34


 Римо позвонил в дверь. Его сверхчувствительные пальцы ощутили импульс тока, поэтому он знал, что сигнал передан.
 Ответного жужжания не было.
 Римо позвонил снова.
 — Знаешь, — повернулся он к Чиуну в ожидании ответа, — в старые времена красная лампочка над входом означала дом с дурной репутацией.
 — У всех домов дурная репутация. Кроме нашего, — многозначительно сказал Чиун.
 — В этом есть доля истины, — согласился Римо, нажимая на кнопку. Это была старая небольшая черная кнопка в позеленевшем медном корпусе.
 Кто бы там внутри ни был, он не собирался их впускать.
 — Думаю, придется войти туда по-другому. Разделимся или войдем вместе?
 — Мы войдем вместе, ибо какую опасность может представлять этот дом с дурной репутацией для двух питающихся рыбой мастеров Синанджу — таких, как мы?
 — Дельное замечание, — заметил Римо, отступая назад и поднимая ногу в итальянской туфле. Сверкнула дорогая кожа, и Римо ударил. Сильно.
 Дверь выглядела стальной, но поддалась, как жесть. От удара панель прогнулась в середине, но на самом деле не выдержали петли.
 Римо прыгнул внутрь и подхватил стальную плиту раньше, чем она успела упасть на пол. Упершись ногами, он приложил силу — один угол двери пошел вниз и встал на пол — и придал двери вращение. Она покачнулась в повороте, будто решая, куда направиться, и послушно прислонилась к стенке. Шума было не больше, чем от мяча в баскетбольной корзине.
 — Хилая конструкция, правда?
 — Тише, — шепнул Чиун, повелительно подняв руку.
 Римо прислушался и ощутил вибрацию под ногами. Она была знакома. Похожа на электрическую, но не от электричества, созданного техникой человека. Это была электрическая вибрация живого существа.
 Он посмотрел вниз. Чиун рассматривал пол под ногами.
 Он был черным. Не эбеновой или обсидиановой чернотой, а сверкающей чернотой, как зеркало. Казалось, через этот пол можно видеть. Их глаза прищурились.
 — Никогда не видел такого пола, — пробормотал Римо.
 — Я тоже, — отозвался Чиун.
 — Вроде бы через него должно быть видно, но я почему-то не вижу.
 — Он черный. Через черное ничего нельзя увидеть.
 — А почему мне тогда кажется, что можно? — настаивал Римо.
 — Не знаю, но у меня такое же чувство, как у тебя, Римо.
 Вдруг у них из-под ног донесся странный звук. Бульканье, потом шумный всплеск и несколько всплесков потише.
 — Звук такой, будто там канализационная труба, — предположил Римо.
 — Если это так, — отозвался Чиун, — то в этой трубе обитают живые существа.
 — Это не наша проблема. Пойдем, куда ведет эта дорога.
 Они пошли дальше в свете оставшейся сзади красной лампочки.
 Стены были мраморными, но их соединяла зеркальная секция. Зеркало сияло ртутью.
 А по обе стороны от него стояли часовыми две темные статуи.
 Судорожный вздох Чиуна заставил Римо застыть на месте.
 — Что это? — шепнул он.
 — Смотри.
 — На что смотреть? — спросил Римо, пытаясь высмотреть позади статуй прячущихся врагов.
 — На эти фигуры по сторонам двери, Римо.
 — Вижу их. Статуи. Ну и что?
 — Сколько рук имеет статуя справа, сын мой?
 Глаза Римо проникли в сгусток тени.
 — Четыре.
 — А статуя слева?
 — Четыре.
 — Это не просто статуи, но Шива и Кали. Красный и Черная.
 — Подумаешь, большое дело. Две статуи.
 — Римо, почему они здесь, в языческой Канаде?
 — Украшение.
 И Римо двинулся вперед.
 Плеснули шелковые полы кимоно, и на его пути вырос Чиун. Две руки взметнулись и уперлись Римо в грудь. Карие глаза Чиуна молили.
 — Мне это не нравится, Римо. Зачем бы таким восточным богам охранять такое западное здание?
 — Они совсем голые. Может быть, это и в самом деле бордель.
 — Римо, ты можешь остаться здесь. Я войду внутрь. Не иди за мной.
 — Прекрати, Чиун.
 — А что если она здесь?
 — Она — кто?
 — Не надо шутить со мной, Римо.
 Римо вздохнул. Его память унеслась к другим временам.
 Он не мог точно вспомнить год, но все это началось со статуи индуистской богини Кали, демонической покровительницы поклонников культа Тхаджи, душивших путешественников из-за денег. Когда стали находить задушенных желтыми шелковыми шарфами авиапассажиров, Харолд В. Смит послал Чиуна и Римо разобраться. Им досталось больше того, на что они подписывались. Современными Тхаджи управляла древняя статуя, имевшая силу подчинять злому началу своих последователей — и Римо, который, согласно легенде Синанджу был мертвым белым тигром, предназначенным стать аватарой Шивы на земле.
 Римо разбил статую, которая считалась вместилищем злого духа Кали, но дух вернулся в новой форме. На этот раз в облике четырехрукой проститутки по вызову, которая заманила Римо в котел войны в Персидском заливе. Он был тогда один, и с ним не было Чиуна, чтобы его наставить. Каким-то образом, используя желтый шелковый шарф смерти как символ американских заложников на Ближнем Востоке, Кали смогла разжечь войну в Персидском заливе.
 Что-то ужасное случилось в то время с Римо. Что именно — он не помнил совсем. Потом Чиун говорил, что Кали сломала ему шею и заставила Шиву овладеть его телом, чтобы оживить. Как-то Чиуну удалось победить Кали, изгнать Шиву и возродить Римо как своего сына в Синанджу. Римо только помнил, как очнулся со странной шишкой размером с голубиное яйцо, и эту шишку пришлось удалять хирургическим путем. Чиун объяснял, что это был третий глаз Шивы. Римо считал, что это был просто след от удара, который и сам по себе прошел бы.
 — Послушай, — сказал Римо, отогнав тревожные воспоминания, — та статуя была разбита вдребезги. Если бы дух Кали был где-нибудь поблизости, я бы учуял ее запах похоти. Я бы что-нибудь почувствовал.
 — Может быть...
 — А я не чувствую. Значит, это просто обыкновенные статуи. Смотри.
 И Римо, ловко обогнув мастера Синанджу, скользнул к статуе Кали.
 Протянув руку, он схватил статую за запястье и дернул. Рука с треском отскочила. Римо небрежно швырнул ее через плечо. С клацаньем рассыпались осколки по глянцево-черному полу. Небрежно махнув рукой вверх, Римо отбил пальцы еще на одной руке статуи. На пути вниз его ладонь лишила пальцев третью руку.
 Наступив ногой, он растер в порошок руку, упавшую у его ног.
 И наконец он сжал кулак и ударил статую в обнаженный живот. Торс вздрогнул и качнулся вперед.
 Римо подхватил его, развернул и отбросил.
 Верхняя половина скульптуры с грохотом вылетела сквозь открытую дверь на улицу и грохнулась, разлетевшись на куски разного размера.
 Римо повернулся к Чиуну:
 — Видел? Нет здесь злого духа Кали. Это просто бордель с выкрутасами или что-то вроде того.
 Чиун медленно приблизился к статуе Шивы и вгляделся в его застывшее выражение лица.
 — Я нахожу странное подобие, — сказал он тонким голосом.
 — Ага. У него два глаза, один нос и один рот с тридцатью двумя зубами. Как у меня. На этом сходство начинается и заканчивается.
 — Есть вещи, которых ты не помнишь, — предупредил его Чиун.
 — Если и не помню, то и помнить, наверное, не стоит, — парировал Римо.
 — Шива владел когда-то твоим земным телом.
 — Тебе виднее...
 — Несколько раз.
 — Прекрасно. По выходным я — канал для Шивы. А сейчас я на работе.
 — В последний раз он обещал мне, что завладеет тобой, своей аватарой, лишь в должное время, но не раньше.
 — Дай мне знать, если придет этот день, — ответил Римо. — А сейчас ты первый пойдешь или я?
 Чиун бросил на него быстрый взгляд.
 — Ты же у нас храбрец. Можешь идти первым.
 — С каких пор ты стал бояться? — спросил Римо с неподдельным удивлением.
 — С тех самых, как увидел эти две статуи в этой самой комнате, — огрызнулся Чиун, и морщинистое лицо его помрачнело.
 — Отлично. Постарайся не вдыхать мою пыль...
 Повернувшись лицом к зеркальной двустворчатой двери, Римо хлопнул по ней ладонью.
 Зеркало треснуло на тысячу осколков, они повисли в воздухе и потом, поняв, что уже не составляют единого целого, рухнули на пол, как серебряный дождь.


* * *

 Анвар Анвар-Садат смотрел на министра рыбного хозяйства Канады Гилберта Хьюгтона.
 Тот выплюнул окровавленную розу и вместо приветствия что-то прорычал.
 — Я... я... — замялся Анвар-Садат, — я полагал, что мы... — он прокашлялся, — я хотел сказать...
 — Ты думал, ты единственный, кому я дарую благословение гнева моего? — прозвенел металлический голос Госпожи Кали.
 — Я бы не стал это так формулировать, — ответил Анвар-Садат и отвел глаза от неприятного зрелища — канадского министра на полу. Эта сцена была не в стиле Анвар-Садата. Никак не в его стиле. Во что это он влез, подумалось ему.
 — Я считала, что моим марионеткам настало время встретиться.
 — Я не ваша марионетка, — возразил Анвар-Садат.
 Гилберт Хьюгтон выплюнул липкий сгусток крови и поднял голову.
 — А я — да. Правда, я ваша единственная марионетка, Госпожа Кали?
 — Конечно же, нет, — фыркнула Госпожа Кали.
 — Но я ваша самая важная марионетка.
 — Ты моя самая полезная марионетка, — уточнила Госпожа Кали.
 Министр рыбного хозяйства болезненно улыбнулся и просиял. Зеленые глаза Госпожи Кали остановились на каменных чертах Генерального секретаря ООН.
 — Но только до этого часа, — добавила она холодно. — На колени, человек, который будет фараоном!
 Анвар-Садат гордо выгнул спину.
 — Не встану. Я дипломат ООН.
 — А я — женщина, которая поймала тебя на наживку из твоего жалкого пениса и вытащила на берег как рыбу. На колени, или плеть сдерет с тебя кожу!
 — Вы не посмеете!
 — Целуй мои ноги, и тогда твоя шкура не будет исполосована.
 — Не соглашайся, — прошипел Гилберт Хьюгтон.
 — Вы так считаете?
 — Да. Я хочу слышать удары ее плети по твоей упрямой заднице. У меня тогда станет твердым, как кость.
 Рассмотрев варианты, Анвар-Садат сказал:
 — Я преклоню колени.
 Поддернув брюки, чтобы они не вздулись на коленях, он встал на одно колено, как рыцарь перед своей королевой.
 — Оба колена, — потребовала Госпожа Кали.
 — Да-да, конечно.
 Второе колено коснулось пола.
 — Пади ниц перед моим величием.
 — То есть вы хотите сказать...
 Рука в черной перчатке опустилась вниз, схватила его за волосы и резко дернула вниз.
 Лоб Анвар-Садата стукнулся в пол. В шею ему уперся острый каблук, потом отпустил.
 Перед прижатым к полу его лицом появился палец ноги со зловеще острым ногтем.
 — Целуй ее и будь моим.
 Анвар Анвар-Садат заколебался. Но только на мгновение. Острый, как стилет, каблук снова уперся в его шейный позвонок, и он потянулся сухими губами к черному винилу ногтя. Чмок. Он только надеялся, что тут нет скрытых камер.
 Каблук отпустил.
 Рывком поводка Госпожа Кали подтянула министра рыбного хозяйства Канады поближе к Генеральному секретарю ООН. Они стояли друг против друга, псы у ног своей хозяйки.
 — Вот этот, — она дернула за поводок, — честолюбив. Он стремится стать премьер-министром. Он думает, что добьется этого, показав всему миру, какой он крутой и дав щелчок по носу Соединенным Штатам, а вину за конфликт, который мы сами и разожгли, свалит на Квебек.
 — Это правда? Это и есть ваш план? — спросил Анвар-Садат.
 — Это бы могло получиться, но кто-то потопил мою подводную лодку, — жалобно простонал Гилберт Хьюгтон.
 — Весьма заманчивый план, — признал Анвар-Садат.
 — Благодарю вас, — важно ответил Хьюгтон. — Но я все же вынужден покорнейше просить вас держаться подальше от моей госпожи.
 — Она моя госпожа.
 — Вы полагаете, что один рабский поцелуй ее ноги уже делает ее вашей? Я знаю вкус ее плети. Я лизал ее в таких местах, которые вы никогда не увидите. Разве вы такое делали?
 — Надеюсь, что не придется, — честно ответил Анвар Анвар-Садат.
 И снова каблук впился ему в шею.
 — А вот этот, — продолжала Госпожа Кали, прижимая Анвар-Садата к полу, — стремится к всемирному господству. — Ее голос дрожал от презрения и отвращения. — Ему не удалось вовлечь мир в свою орбиту, и теперь он хочет добиться власти над морями, чтобы властвовать над государствами.
 — Это была ваша идея, — осторожно напомнил ей Генеральный секретарь ООН. — Я имею в виду контроль над морями.
 — Интересная концепция, — заметил Гилберт Хьюгтон.
 — Я еще даже не начал.
 — Оба плана — мои, — прервала их Госпожа Кали. — А сейчас они сливаются в один. Вы оба исполняли в мире мою волю и отныне будете работать вместе.
 — Я обдумаю ваше предложение, — ответил Анвар Анвар-Садат. — А сейчас хотелось бы решить вопрос с ужином...
 — Я буду ужинать отбивными на твоих ребрышках, если ты не сумеешь достичь моих целей, — процедила Госпожа Кали.
 — А в чем именно состоят ваши цели? — осторожно спросил Анвар Анвар-Садат.
 — Погрузить мир в Красную Бездну.
 — Я не очень хорошо знаю, что такое Красная Бездна. Это что-то вроде Черной Калькуттской Ямы?
 Ответа он не дождался. Раздался звон разбитого стекла и скрежет падающих на пол осколков.
 Время застыло. Анвар Анвар-Садат начал поднимать глаза, но так и не успел бросить взгляд на скрытое под маской лицо своей госпожи. Яростно растолкав ногами канадского министра и Генерального секретаря ООН, Госпожа Кали шагнула мимо них, бросив:
 — Отверните глаза ваши, лизоблюды.
 Как разворачивающаяся черная змея, ударила в пол ее плеть. Богиня вновь вздернула ее в воздух, и прозвучал ее хриплый, леденящий голос:
 — Кто смеет вторгаться в мои владения?
 Ей ответил писклявый голос:
 — А кто смеет требовать от нас ответа?
 — Я Госпожа Кали.
 — Если ты Госпожа Кали, — пропищал тот же голос, — узнаешь ли ты моего спутника, которого иногда называют Шива Разрушитель?
 Слыша столь интересный обмен мнениями, Анвар Анвар-Садат не мог удержаться и не подсмотреть. Он повернул голову.




 Глава 35


 Лейтенант Сэнди Хекман вышла в охранный патруль. Теперь ее называли героиней битвы при Сэйбл-айленд бэнкс. Ходили слухи о повышении.
 Сейчас она была в водах печально знаменитого Носа к западу Грэнд-банки, пытаясь защитить американских рыбаков, пока они выгребали треску из канадских вод.
 Остановить их сейчас вряд ли удалось бы.
 Раньше это было бы просто. Показать свою силу и арестовать их суда. Но эти рыбаки попробовали вкус битвы. Они разгромили канадскую береговую охрану, и от этого не отмахнешься. Они хотели ловить рыбу, и поэтому из Кейп-Кода приказали — пусть ловят. Говоря языком политики, это было средством оказания давления на Оттаву с целью вынудить ее к капитуляции.
 Сэнди было наплевать на Оттаву. Когда заварушка кончится, рыбы в Северной Атлантике станет еще меньше, и процесс восстановления запасов отодвинется в следующее столетие.
 А еще беда — американские рыбаки отгоняли предупредительными выстрелами американские же катера береговой охраны.
 Держась на почтительном расстоянии, глядя на экран эхолота — поскольку ничем более конструктивным заняться не светило, Сэнди вдруг увидела знакомую отметку подводного металлического предмета.
 Он шел за косяком какой-то плоской рыбы, похожей на тиляпию. Когда-то эта рыба была попутным уловом, но сейчас ее переквалифицировали в съедобную.
 — Рулевой, держитесь за этим контактом!
 — Есть, сэр!
 «Каюга» повернула на юго-запад.
 Задиристый нос Сэнди почти уткнулся в зеленоватый экран.
 — Это вроде бы опять такая же чертова торпеда. Хочу посмотреть, что она делает и куда направляется.
 Катер летел по гребням крутых волн, как рвущийся в драку белый терьер.




 Глава 36


 Пока мастер Синанджу спрашивал у светловолосой женщины в наряде фурии, узнает ли она Римо, тот молча стоял, скрестив руки на груди.
 — Не узнаю, — ответила женщина, продолжая наступать. Она взмахнула рукой, и плеть со свистом вылетела вперед.
 Римо видел ее приближение. Для его натренированных глаз это был даже не размытый след, а просто вяло разворачивалась змея из блестящей черной кожи. Она попыталась захватить прядь его волос. Римо отвел голову, и волосы остались на месте.
 Плеть вернулась, теперь нацеленная поперек его груди. Римо шагнул вперед, встретил черное щупальце на полпути и перехватил рукой. Он повернулся, и плеть, продолжая в его руках свое движение, вылетела из кулака владелицы.
 Госпожа Кали в изумлении шагнула назад, глядя на его пустые руки и бледные черты, потом лицо ее ниже шелкового домино стало пунцовым.
 — Ты дерзнул!
 — А мы всегда дерзаем, — небрежно ответил Римо.
 — Я Госпожа Кали!
 — Я уже дрожу.
 — Ослушник! Я испепелю тебя презрением!
 Кали бросилась вперед. Римо протянул руку и взял ее за горло. Ее лицо налилось кровью, постепенно приобретая фиолетовый оттенок. Скрюченные пальцы с черными ногтями метнулись к лицу Римо. Он держал ее на расстоянии вытянутой руки.
 — Что скажешь теперь, папочка? — спросил он Чиуна, пока Кали пыталась дотянуться когтями до его лица.
 Чиун нахмурился.
 — Сила ее — всего лишь сила обычного человек, — спокойно заметил он. — И рук у нее всего лишь две.
 — Верно. Это значит, что она не Кали.
 — Нет, я Кали! — выпалила женщина, снова пытаясь выцарапать ему глаза.
 — Заткнись, — сказал Римо. — Мы говорим о другой Кали.
 — Это я! Я — Черная Кали. Я Мать всего сущего, всего того, что пожирает и пожираемо.
 Чиун снова нахмурился.
 — Она говорит словами Кали.
 — Да нет же. Это дорогая проститутка, вот и все.
 Чиун медленно обошел вокруг бьющегося в бессильной злобе тела, обтянутого блестящей черной кожей.
 — Ты не узнаешь моего сына Римо? — снова спросил он.
 Блондинка бросила на мастера Синанджу взгляд, полный ненависти.
 — Посмотри внимательнее, визгливая. Его черты известны тебе? Тебе, которая осмеливается называть себя этим ненавистным именем? — продолжал наступать Чиун.
 Кали плюнула в мастера Синанджу. Чиун уклонился от плевка грациозным пируэтом.
 Протянув руку, он взял ее рукой за голову и неумолимо повернул глаза Госпожи Кали к лицу Римо.
 — Всмотрись поглубже, — приказал он. — Что ты видишь?
 — Я вижу мертвеца! — злобно прошипела Кали. — На колени передо мной, или я зубами сдеру кожу с ваших костей!
 Чиун встряхнул ее голову.
 — Ты не знаешь моего сына?
 Взгляд Кали пылал сумасшедшим гневом. Но где-то в глубине ледяных голубых глаз мелькнул иной свет.
 — Я знаю...
 — Знаешь — что? — спросил Римо.
 — Тебя...
 — Да, но я тебя не знаю, — возразил он.
 — Ты уверен, Римо? — настойчиво спросил Чиун.
 — Да. Я... — Тут Римо всмотрелся внимательнее. До него дошло, что он смотрел не на ее лицо, а на шелковую маску и обрамленные ею глаза. Теперь он всмотрелся глубже. — Ее глаза. В них есть что-то знакомое.
 Голос Чиуна стал еще резче.
 — Ты уверен?
 — Да. Эти глаза мне знакомы. Только не могу вспомнить, откуда.
 — Твоя суть вспоминает, а не разум. Это Кали. Ты должен убить ее, Римо.
 — Давай сперва посмотрим на ее лицо, — предложил тот, отпуская ее шею. Пальцы его взялись за шелковое домино.
 Госпожа Кали превратилась в тигрицу. Она дернулась, изогнулась, одна ее рука рванулась за спину.
 И тут же появилась снова, волоча длинный шелковый шарф цвета чистого золота.
 — Римо! — крикнул Чиун. — У нее в руке удушающий шарф!
 Римо, как всегда, оказался слишком медлительным. Такой быстрый, он все же был медлителен. Ум его был занят этим лицом и маской на нем.
 А мастер Синанджу, всегда бдительный, стряхнул яшмовый чехол со своего ногтя, и всадил этот блестящий ноготь в незащищенную шею Госпожи Кали. Ноготь ушел в тело до самого пальца и вышел обратно раньше, чем можно было заметить движение руки.
 Госпожа Кали вздрогнула, как дерево от удара топора, из яростно раскрытого рта вырвался выдох. Глаза расширились.
 Она произнесла тихое, невероятное слово:
 — Римо?
 Потом глаза ее закатились под лоб, и она рухнула у ног своих врагов.
 У Римо в руке осталось шелковое домино. Целое застывшее мгновение он стоял неподвижно, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. Глаза его, темные, как дыры черепа, заволокла боль.
 — Что случилось? Я же к ней не притронулся.
 — Это я, — сказал Чиун, держа в руке длинный золотистый шарф. — Смотри! Она чуть было не набросила на тебя эту коварную петлю.
 — Чиун.
 — Что?
 — Скажи, что это не ты...
 — Это я.
 — Ты убил ее, — выдавил из себя Римо, акцентируя каждое слово.
 — Это была блудница и демон в женском обличье.
 Римо сглотнул слюну. Только в тот раз довелось.
 Чиуну видеть такое выражение на его костлявом белом лице. С этими глубокими глазами и высокими скулами лицо было как череп, обтянутый кожей не толще бумаги.
 — Она...
 — В чем дело, Римо?
 — Она... — Римо еще раз сглотнул. И опустился на колени.
 Госпожа Кали свалилась на пол бесформенной грудой. Одна бледная рука откинулась в сторону, голова легла на нее, и золотые волосы рассыпались по лицу, как перья сломанного крыла.
 Осторожным движением Римо поднял ее волосы и отвел их с лица.
 Чиун, сузив глаза, посмотрел вниз.
 Черты повернутого в профиль лица застыли. Они были точеными и твердыми. В открытом глазу еще читалось изумление. Черные губы раскрылись, обнажив зубы, белые, как смерть.
 Римо смотрел на ее профиль целую минуту, и минута эта была самой длинной за всю вечность.
 С искаженным болью лицом он поднял глаза. Поднял глаза на мастера Синанджу. Горькие слезы пролились из них.
 И голос его был хриплым карканьем.
 — Чиун. Ты убил ее. Ты убил Джильду. Ты убил мать моей маленькой девочки.
 И мастер Синанджу, пораженный этой истиной, шагнул назад, как если бы встретился с физическим ударом.




 Глава 37


 Металлический предмет на экране эхолота привел «Каюгу» к банке Стелвэгон — закрытой рыболовной зоне у побережья штата Массачусетс.
 — Если это торпеда, то я любимая проститутка Дэви Джонса, — угрюмо сказала Сэнди. — Эта штука загоняет рыбу. Только рыбки пытаются повернуть на юг, она меняет курс и гонит их на север. Кто-то ею управляет.
 После часа игры в кошки-мышки появился намек, кто мог быть этим «кем-то».
 Большая серая плавбаза. Она шла генеральным курсом, параллельным курсу «Каюги».
 Сэнди поднялась на капитанский мостик и приложила к глазам бинокль.
 — Обойди эту лохань вокруг, — приказала она рулевому.
 «Каюга» стала обходить плавбазу по дуге, пока не стала видна надпись на носу:
 «Арен сор»
 МОНРЕАЛЬ
 — Спаркс, сообщи в Кейп-Код, что мы обнаружили франко-канадскую плавбазу в наших водах и спрашиваем, что с ней делать.
 — Есть, сэр!
 Пока они ждали ответа, Сэнди увидела вещь, которая казалась невероятной.
 «Каюга» продолжала преследование таинственной торпеды.
 Вдруг торпеда прибавила скорость, всплыла и пошла в сторону «Арен сор».
 — Похоже, ход наших дальнейших действий уже решен за нас, — заметила Сэнди.
 Торпеда, оставляя позади пенистый след, шла к серому кораблю.
 Сэнди наставила бинокль туда, куда должна была врезаться торпеда. В середину корпуса.
 Пенистая стрела подходила все ближе и ближе. Избежать удара было уже невозможно. Но казалось, что «Арен сор» совершенно безразличен к опасности. Белые фигурки людей на палубе занимались своими делами — расторопно, но без паники.
 В самый последний момент в корпусе судна у самой ватерлинии открылась панель, как бы готовясь проглотить приближающийся предмет.
 Торпеда врезалась. Сэнди внутренне сжалась, но взрыва не последовало. Торпеда просто исчезла в черном отверстии.
 Люк тут же закрылся, и только неожиданный шум подъема трала нарушал тишину.
 — Что это была за чертовщина? — вслух поинтересовался рулевой, высовываясь из рубки.
 — Торпеда подогнала рыбу прямо к судну, — ахнула Сэнди. — Черт бы их побрал! Они уводят нашу рыбу в свои воды и крадут ее. Это же экологическое пиратство в открытом море!




 Глава 38


 Римо поднялся на ноги и попытался взять себя в руки. Плечи его тряслись. Кулаки сжались, как два костяных молота.
 — Чиун...
 Голос его был тихим, не обвиняющим, но глухим от шока.
 — Чиун, это Джильда. Она мертва.
 — Знаю, — так же тихо ответил мастер Синанджу. Глаза его стали круглыми.
 Римо оглядел комнату.
 — Если Джильда здесь, то где же Фрейя?
 — Не знаю. Но я даю обет найти для тебя твою дочь, Римо. Только так я могу загладить смертельную ошибку, которую я совершил. Это была ужасная ошибка.
 — Вот почему я ее узнал. Это была Джильда. Джильда...
 Римо снова посмотрел на мертвую женщину, которую любил много лет назад. Казалось, его глаза еще глубже хотят уйти в глубокие, как у черепа, орбиты. Потом он спросил:
 — Что она здесь делала? И почему она вырядилась в эту одежду?
 Мастер Синанджу оглядел комнату. Его взгляд упал на двух коленопреклоненных мужчин, один из которых был голым, а второй нет.
 — Они должны знать.
 Решительным шагом он подошел к стоящей на коленях паре.
 — Говорите! Почему вы ползали на коленях перед этой женщиной?
 — Она была Госпожа Кали, — ответил Гилберт Хьюгтон, как будто это все объясняло.
 — Я любил ее, хотя если сказать неприкрашенную правду, увидел ее только сегодня, — признал Анвар Анвар-Садат. — Она действительно... мертва?
 — Ее больше нет, самодовольный попугай, — сурово ответил Чиун.
 Римо подошел к ним. Протянув руку вниз, он схватил египтянина за воротник и вздернул на ноги. В глазах его пылал жар. В голосе жара было еще больше.
 — Мы ищем маленькую девочку. Блондинку. Примерно двенадцати лет.
 — Тринадцати, — поправил Чиун. — У нее золотистые волосы и голубые глаза. Как у ее матери, которая здесь лежит. Где она?
 — Мне ничего не известно ни о какой маленькой девочке, — с видом оскорбленного достоинства заявил Генеральный секретарь ООН.
 Римо нащупал ногой поводок, поддел его носком и подбросил вверх, поймав на лету. И крепко дернул.
 Министра рыбного хозяйства вздернуло вверх, руки потеряли контакт с полом.
 — Уррррк! — зарычал он.
 — Ты что скажешь?
 — Я никогда не видел здесь маленькой девочки, хотя много недель был рабом Госпожи Кали.
 — Я уничтожен, убит, — произнес Анвар-Садат. — Я думал, что она любит только меня. И вот теперь она мертва.
 — Она никогда тебя не любила, — злобно прошипел Хьюгтон. — Она презирала меня. Я был объектом ее презрения!
 — Заткнитесь оба, — приказал Римо. Он повернулся к Чиуну.
 — Я найду Фрейю, даже если мне придется разнести все это здание на кирпичи.
 — Я помогу тебе, — поклялся Чиун, поправляя полы кимоно.
 — Но прежде надо разобраться с этими.
 — Нам дали инструкции запугать их, но не ликвидировать.
 — Бывают несчастные случаи, — глухо проворчал Римо. — Ты займись этим, а я возьму другого.
 Пока Чиун обездвиживал Генерального секретаря ООН болезненным выкручиванием уха, Римо поднял канадского министра и прислонил его к стене.
 — Ты стоял за всем этим? — спросил он тоном обвинителя.
 — Я все отрицаю.
 — Это все было из-за рыбы?
 — Никаких комментариев.
 — Это твой ответ? «Никаких комментариев?»
 Гилберт Хьюгтон захлопал губами, как рыба.
 — Никаких комментариев.
 Разведя руки, Римо свел их вместе с неожиданно громким хлопком. Голова Гилберта Хьюгтона оказалась между ними в то самое громоносное мгновение, когда они сошлись.
 Когда Римо отступил назад и руки его снова висели вдоль тела, голова Гилберта Хьюгтона торчала на его же шее, как рыба-луна. Плоская, и глаза по разные стороны того, что только что было круглым черепом.
 Белки удивленных глаз налиты кровью, а губы, казалось, целуют пустой воздух — и мертвый министр упал лицом вперед.
 Римо повернулся.
 Обутая в сандалию нога мастера Синанджу стояла на вздымающейся груди египтянина. Анвар Анвар-Садат пытался протестовать. Чиун подавил протест внезапным нажатием ноги.
 Пока Анвар Анвар-Садат невольно наблюдал, как из его пересохшего рта выходит последний вздох, Чиун спокойно взял его за смуглый подбородок и поднял его голову, отделив от позвоночного столба.
 Она отскочила с легким хлопком, как голова пластмассовой куклы. Вот так просто.
 Отбросив ее в угол комнаты, Чиун посмотрел на своего ученика в выжидательном молчании. Подбородок его был поднят.
 — Ты не виноват, — сказал Римо.
 Чиун наклонил свою седую голову.
 — Я беру на себя ответственность за поспешные действия.
 — Ты просто пытался защитить меня, — хотел отвлечь его Римо.
 — И в результате глубоко ранил тебя, о чем глубоко сожалею.
 — Если мы найдем Фрейю живую и невредимую, все будет нормально. Давай поищем ее. Только найти Фрейю — и все будет прощено.
 По его надломленному голосу мастер Синанджу понял, что все их совместное будущее висит на этом волоске. Найти живой дочь, которую Римо однажды потерял. Второй потери ему не вынести.
 — Я не подведу тебя, сын мой, — поклялся Чиун.
 Римо подошел к лежащему в неестественной позе телу Джильды из Лаклууна и отнес его к каменной скамье, идущей вдоль стены. Он положил ее на этот выступ, придал облитым черной кожей рукам и ногам достойное положение и слегка коснулся сияющих волос.
 Римо с Чиуном пошли в разные стороны.
 Из-под ног время от времени слышалось журчание и плеск. Пол здесь был таким же, как в приемной. Как черное твердое зеркало, отражавшее все над собой, но казалось, что оно готово затянуть их в бездну чернее ночи космоса.
 Чуткие уши Римо поворачивались туда и сюда, ловя звуки.
 Где-то в глубине здания он услышал непрерывное пощелкивание. Оно доносилось порывами, усиливалось и ослабевало, но было несмолкаемым, как сухой град.
 — Сюда, — сказал Римо, пытаясь отыскать дверь.
 Вместо двери он нашел узкую нишу в стене за тяжелой портьерой.
 — Как ты думаешь, что это? — спросил он, срывая портьеру.
 Чиун внимательно осмотрел нишу.
 — Это проход.
 — Слишком мал для взрослого.
 — Может быть, он предназначается для карлика. Или для ребенка. Это сделано для тех, кто не желает, чтобы их беспокоили.
 Римо потрогал края камня.
 — Мы можем легко здесь прорубиться.
 Чиун показал на арку над ними.
 — Смотри, Римо. Замковый камень. Если разобьешь край дыры, все это обрушится.
 Римо потянул носом холодный воздух, поступавший из ниши.
 — Я чую, что там кто-то есть.
 — Я тоже, — подтвердил Чиун.
 Пристроившись, Римо просунул плечо в нишу.
 Сделав полный вдох, он выпустил воздух так сильно, что грудная клетка почти спалась. И все же не проходила. Тогда он выдохнул еще, так что легкие превратились в сдутые воздушные шарики.
 После этого бесконечно осторожно, чтобы не сломать ребро или не повредить внутренние органы, Римо стал вкладывать себя в нишу. Это была медленная и тщательная работа. Хрящи похрустывали от напряжения. Как змея, проскользнул он внутрь, дойдя до половины и следя, чтобы не дать воздуху прорваться обратно в жаждущие легкие.
 Тихим голосом Чиун ободрил его:
 — Ты преуспеешь, сын мой, ибо слишком горька на вкус неудача, чтобы ее пробовать.
 На полпути Римо остановился и резким рывком вдернул себя в нишу полностью. И исчез во мраке.
 — Подожди! — тихо позвал Чиун.
 Ответа не было.
 Быстро выдохнув воздух из легких, мастер Синанджу попытался повторить опыт своего ученика, которого он обучил многому, но не той опасной технике, очевидцем которой сам только что оказался.
 «Лучшие мастера Синанджу те, кто создает собственное искусство», — с горькой гордостью подумал Чиун.


* * *

 Сам коридор не был так узок, как вход в него, но и удобно широким не был. Римо пришлось идти боком. Это ставило его в невыгодное положение, если встретится западня или волчья яма.
 Под ногами смутно ощущалось какое-то электрическое возмущение. Плескала вода. Но эбеновый пол казался достаточно твердым.
 Внезапно каменный коридор свернул направо, и Римо пошел туда. Стало шире, и тиканье, стучавшее как непрестанный град, стало явственнее.
 Во всем мире так могло звучать только одно — человек работал на компьютере. Следующая мысль была — два человека на двух компьютерах.
 Ладно, кто бы они ни были, лучше для них будет, если они найдут ответ на единственно важный в его вселенной вопрос...




 Глава 39


 До Харолда В. Смита сведения из Кейп-Кода дошли сразу, как только их там получили.
 «Каюга» вошла в контакт с канадской плавбазой «Арен сор».
 Смит прочел название и моргнул. По-французски он говорил сносно — еще со времен операций БСС во Франции во вторую мировую.
 Словосочетание «Арен сор» показалось ему знакомым. Он ввел это название в компьютер и вызвал программу автоматического перевода с французского.
 В ответ появилось название «Красная селедка» и его этимология.
 На патрицианском лице Смита мелькнуло подозрительное выражение. Нет такой рыбы — красной селедки. Это фигура речи. Причем фигура речи исключительно английской. Значит, во французском языке красных селедок нет ни в прямом, ни в переносном значении. И потому для французского корабля имя «Арен сор» годится не больше, чем для французской подлодки — «Гордимся, что мы лягушатники».
 Смит связался с Кейп-Кодом как раз вовремя, чтобы получить свежий доклад прямо от начальника.
 — Мои люди докладывают, что это судно запускает что-то вроде торпеды, которая гоняется за рыбой. Это определенно враждебное действие, — сообщил начальник.
 — Я приказываю, чтобы судно «Арен сор» было задержано и обыскано, — сказал Смит.
 — Будет сделано, сэр! — отчеканил начальник базы, абсолютно уверенный в том, что говорит со штаб-квартирой регионального управления береговой охраны в Бостоне.
 Смит положил трубку и вернулся к компьютеру. Торпеда, загоняющая рыбу. Если такое устройство действительно существует, может быть, удастся найти его в Интернете.


* * *

 — Что за черт? — недоуменно спросила Сэнди Хекман, получив приказ начальника базы. — Это как же нам досмотреть такую громадину? У них численное превосходство экипажа десять к одному.
 — А может, попытаться взять их на пушку? — предложил рулевой.
 — Это как?
 — Вызвать самолеты береговой охраны.
 — Но у них нет боевого оружия.
 — Эти вряд ли про это знают.
 — А это мысль!
 Сэнди взяла в руку микрофон.
 — Внимание, «Арен сор»! Говорит катер береговой охраны США «Каюга». Вы нарушили Акт Магнусона и должны остановиться для досмотра. В противном случае ваше судно будет потоплено.
 С «Арен сор» не ответили. Зато выпустили торпеду.
 — Каковы шансы, что на этой рыбной торпеде есть боеголовка? — вслух подумала Сэнди, не спуская глаз с приближающегося пенного следа.
 — Та, что тут была, взорвалась по команде, — напомнил рулевой.
 — Это был только заряд самоликвидации.
 — Тротил и в Африке тротил.
 — Уход! — скомандовала Сэнди и ухватилась за первое, что попалось под руку.
 Катер стал закладывать крутые повороты ухода, а торпеда гналась за ним, как голодная собака.
 — Догоняет! — заорал рулевой.
 — Разворачивайся — и прямо к ней в зубы! — заорала Сэнди в ответ.
 — Вы с ума сошли? Сэр...
 — Выполняй!
 «Каюга» шла на торпеду лоб в лоб. Сэнди у шестнадцатидюймовой пушки на носу нацелила дуло в тупой нос торпеды.
 Полетели снаряды. Первый пошел с перелетом. Сэнди изменила прицел. Второй упал с недолетом, и невредимая торпеда пролетела сквозь вспененную воду невредимой.
 — Третий раз за все платит, — сквозь зубы сказала Сэнди, тщательно прицеливаясь. Один глаз ее был закрыт, и от усердия она даже высунула язык.
 Торпеда взорвалась с силой и грохотом, снявшими все вопросы. Это действительно была боевая торпеда.
 Больше торпед «Арен сор» не пускал.
 Через двадцать минут в небе было полно «Фальконов».
 — "Арен сор", у вас остался последний шанс! — предупредила Сэнди. — Сдавайтесь, или будете вплавь добираться. Водичка ласковая — плюс один.
 Над палубой взвился белый флаг, а вдоль бортов столпились моряки с поднятыми руками и синими лицами.
 — Чтоб мне моря не видать, если это не «флер-де-лисы» на этих гнусных рожах, — сказала себе Сэнди, когда катер шел вдоль нависшего над ним борта серой плавбазы.




 Глава 40


 Коридор привел его к двери.
 Она была как замерзший лист сине-зеленой воды. Щелканье доносилось с той стороны. Римо оглянулся. Чиуна не видно. Но ждать некогда.
 Донеслось тихое шарканье сандалий. Чиун где-то недалеко. Может догнать.
 Римо подошел к двери. Она была разделена пополам в середине.
 Коснувшись двери, Римо рассчитывал, что створки разойдутся. Не было ни ручек, ни кнопок. Значит, она должна работать от электричества.
 Но дверь осталась плотно закрытой.
 Римо прижал обе руки к панелям. Кто-то или что-то там было, щелканье клавиш не прекращалось.
 Римо продавил концы пальцев сквозь стык дверей и поднял сцеплявший двери крюк.
 Двери разъехались, как театральный занавес. Римо вбил их в пазы и шагнул внутрь раньше, чем сидевший внутри — кто бы он ни был — мог отреагировать.
 Квадратная комната с кирпичными стенами. Стол. На столе бок о бок два компьютерных монитора. Рядом другие мониторы, экраны светятся.
 Перед мониторами сидела спиной к нему молодая женщина, и волосы ее были облаком золотых нитей.
 Римо замер.
 Кто бы она ни была, его присутствие было ей безразлично. Из-за огромной спинки кресла были видны ее руки. Одна была протянута к клавиатуре у правого монитора, другая профессионально щелкала по клавишам около левого.
 Два монитора работали одновременно.
 И Римо видел экран каждого из них.
 Левая рука печатала по-французски.
 Правая рука печатала что-то совершенно другое кириллицей, по-русски. Две руки, управляемые одним мозгом, работали на двух языках. У Римо зашевелились волосы на предплечьях.
 И тут он заметил на столе огромный глиняный предмет, склонившийся над сидящей фигурой, как паук, плетущий паутину. Глина была похожа на статую Кали, но рук у нее было очень много, и все уродливой формы. Тонкие, как ручонки младенца, большие, как у взрослого мужчины. Были беспалые, были сжатые в гневный кулак. Статуя смотрела вниз с перекошенным и полным злобы лицом.
 У Римо будто граната разорвалась под ложечкой.
 — Фрейя, это ты?
 Он не успел договорить, как пальцы обеих рук застыли, отдернулись от клавиш, и медленно, очень медленно золотоволосая фигура повернулась вместе с креслом к нему лицом.
 Глаза Римо видели корону волос, потом профиль, когда он появился в повороте. Когда лицо повернулось полностью, на него взглянули глубокие карие глаза, которых он не видел так давно, что это казалось десятилетиями. У него перехватило дыхание.
 — Фрейя?
 Она улыбнулась. Улыбка была солнечной, как ее волосы.
 — Здравствуй, папа. Ты нашел меня.
 Упав на одно колено, Римо повторил:
 — Фрейя?
 И две ее руки встретили его руку. Пальцы их охватили друг друга. Римо ощутил их тепло. Потом они сжались, как скользкие и твердые костяные когти, и от бедер ее взметнулась вторая пара рук, набросившая ему на шею желтый шелковый шарф.
 — Ты убил мою мать! — завизжала она. И шарф сдавил его шею с неодолимой силой...




 Глава 41


 Харолд В. Смит получил доклад, что задержание «Арен сор» прошло без инцидентов, как раз тогда, когда просматривал интернетовский узел одной российской компании, предлагавшей на международном рынке устройство, названное Акустический Концентратор Рыбы (АКР).
 Безуспешно пролистав всю Паутину по темам «рыба» и «рыбные промыслы», Смит с досады ввел в окно поиска слово «торпеда» — и тут оно и выплыло, как по волшебству.
 Созданный на базе старой советской противолодочной торпеды и работающий на ультразвуке АКР был построен, чтобы направлять движение рыбы примерно тридцати семи видов туда или оттуда, куда пожелает оператор. Устройство, управляемое по радио, было оснащено телеметрией для дистанционного контроля и управления.
 Это простое открытие на девяносто процентов объяснило Смиту смысл действий «Арен сор» и «Фьер Д'Этр де Гренуйе». Канадцы уводили промысловую рыбу из международных вод в свои. Уничтожение судов от «Санто Фадо» до «Инго Панго» имело целью скрыть свои действия и запугать потенциальных охотников до той же рыбы. А вину предполагалось свалить на Квебек.
 Все «как» и «почему» прояснились. И осталось лишь несколько «кто».




 Глава 42


 Мастер Синанджу чувствовал, как прижимает грудную клетку к бьющемуся сердцу, и силой воли заставлял его утихнуть.
 Это было трудно, потому что сердце колотилось. При всей уверенности Чиуна в своем ученике Римо оно колотилось.
 Тиски стен ниши сдавили и сердце, и легкие, не давая им функционировать.
 Но Римо показал мастеру Синанджу способ, и Чиуна, Верховного мастера Синанджу, столь примитивное препятствие остановить не могло. Тем более что Римо, западному человеку с огромной грудной клеткой, было куда труднее.
 Но дело было не в том, чтобы задержать дыхание и сжать ребра. Очень тонок был шелк его кимоно. Порвать его — значило лишиться драгоценной одежды. Это было бы непристойно. И мастер Синанджу проникал в отверстие очень осторожно, зная, что там, на другой стороне, его уже ничто не остановит.
 Из сырого коридора донесся крик. Высокий и резкий. Но искаженные эхом слова трудно было разобрать.
 Это был не голос Римо. Женский голос, сварливый, мерзкий и злой.
 Уже почти прошедший Чиун уперся сандалиями в пол. Позвоночник его выпрямился, эластичные хрящи сжались.
 И выпрямившись так, он проскользнул внутрь, сохраняя выдержку и достоинство.
 Оказавшись на другой стороне, он одним вдохом зарядил легкие кислородом. Один вдох — больше не нужно было, и потом легким шагом он прошел по каменному проходу и свернул, когда дошел до поворота.
 Под ногами он ощущал какие-то странные удары и беспокойство, но не обращал внимания. Пол был из сплошного камня.
 За последним поворотом его карим глазам открылась комната с кирпичными стенами, освещенная янтарным сиянием двух рядом стоящих мониторов.
 Там, выпрямив спину, стоял Римо. Лицо его было обращено к сидящему перед ним.
 Мастер Синанджу сделал судорожный вдох, увидев вьющиеся тонкие руки с бананово-желтыми ногтями.
 И еще он увидел шарф из желтого шелка, прижатый к затылку Римо.
 — Нет! — крикнул он, бросаясь вперед.
 Его длинные ногти скользнули вверх, под шелк, и шелк с треском и шипением распался.
 Римо качнулся назад. Чиун сгреб его обеими руками за футболку и оттолкнул с дороги. Странно, но он не ощутил сопротивления. Казалось, Римо лишился воли.
 — Ты не получишь моего сына! — сказал Чиун, делая осторожный шаг вперед.
 И голос, одновременно и зрелый, и юный, ответил ему:
 — Ты опоздал. Он уже мой.
 И хоть ее черты были искажены и сведены гримасой оскала, мастер Синанджу видел, что лицо перед ним — и еще четыре колышущиеся руки, две из которых держали концы разорванного шарфа...
 Это лицо он хорошо знал.
 Она стала старше. Но эти карие глаза нельзя не узнать.
 Фрейя, дочь Римо и Джильды из Лаклууна.
 А за ней — огромное глиняное чудовище, принявшее форму Кали Пожирательницы.
 Каждая частица энергии требовала нанести смертельный удар. Но убить демона Кали значило забрать жизнь единственной дочери Римо.
 Сверкающие ногти скрылись в рукавах кимоно, и лицо мастера Синанджу стало суровым.
 — Поздравляю, нечистая. Ты выбрала хозяйку, которую я не смею убить.
 — Изыди, старик! — сказал голос. Это был голос Фрейи, но в нем звучало эхо векового зла.
 Глаза Чиуна метнулись к Римо, стоявшему в стороне. Темные глаза его застыли, лицо дергалось от противоречивых чувств. Он видел и не видел одновременно.
 Чиун обратился к аватаре Кали:
 — Я не могу убить тебя, это правда. Но это не означает, что я не могу обуздать тебя или выгнать из той невинной души, которой ты овладела.
 Фрейя встала. Четыре ее руки протянулись в стороны, как стрелки сумасшедших часов. Чиун видел перед собой юную женщину. Более не ребенок, но еще не совсем женщина.
 — Уходи, пока еще можешь стоять на ногах, — прошипела она.
 Отступив на шаг, сказал с нажимом:
 — Я уйду. Но сын мой пойдет со мной.
 — Уходи, но отец мой останется здесь, ибо я знала, что он придет, не знала лишь, что так скоро.
 — Я не уйду без Римо, — настаивал Чиун.
 — Ты должен был бы спросить у моего отца, хочет он этого или нет, — предложила Фрейя-Кали, и глаза и губы ее так же сочились ядом, как ее слова.
 Чиун повернулся.
 Римо стоял в тени, и глаза его сверкали во впадинах лица черепа. Выражение лица невозможно было прочесть.
 — Сын мой. Говори со мной...
 Прозвучали слова, обернутые заполнившей мир болью:
 — Чиун. Это Фрейя.
 — Нет. Не Фрейя говорит с тобой, но дух Кали.
 — Чушь! — Римо сорвался в гнев. — Не верю! Только не Фрейя. Никто не сделает такого с моей дочерью!
 — Поверь, ибо это правда.
 Римо ступил два трудных шага вперед. Руки его беспомощно и просительно взметнулись, а глаза отвернулись, чтобы не видеть четырехрукое существо.
 — Чиун, я ничего не понимаю. Помоги мне.
 — Я здесь ничего не могу сделать, — грустно проронил мастер Синанджу. — Я не могу убить это существо с двумя душами, из которых одна невинна, а другая — воплощенное зло. Ибо убиение зла принесет смерть невинной. Она твоей крови, и она всего лишь ребенок. Мы должны отступить.
 Римо упрямо сжал кулаки.
 — Я никуда не уйду. Без моей дочери — никуда.
 И холодно повелел голос Фрейи-Кали:
 — Ты останешься, плоть моей заемной плоти. Другой должен уйти.
 Чиун посмотрел на Римо лишенным эмоций взглядом.
 — Сын мой, перед тобой чрезвычайно трудный выбор. Пойти со мной — значит обрести безопасность. Остаться — опасность страшнее, чем ты можешь себе вообразить.
 Темные глаза Римо метнулись к четырехрукому созданию, облаченному в желтый шелк.
 — Она не тронет меня. Это моя дочь.
 — Она — существо с четырьмя руками и демонической похотью. Она видит в тебе всего лишь давнего любовника. Она ищет близости с тобой. Для танца Тандавы.
 — Не знаю я, о чем ты говоришь, — запальчиво произнес Римо.
 — Тандава — это танец, который положит конец Вселенной и всем ее обитателям. Тебе. Мне. И твоей дочери-заложнице.
 — Ерунда. Послушай, хватит пудрить мне мозги. Я должен остаться. Должен здесь разобраться.
 — Римо... — начал было Чиун.
 — Ты получил свой ответ, — раздалось шипение Кали из щели накрашенных желтых губ. — Теперь уноси свою жалкую жизнь и позабудь все, что ты видел и слышал. Ибо ты не смеешь коснуться моей невинной плоти, а я могу уничтожить тебя одним взглядом.
 Чиун колебался. Повернувшись к Римо, он поклонился, очень осторожно.
 — Я ухожу.
 Римо колебался.
 — Может быть, это и есть единственный выход, — неуверенно произнес он. — Может быть, мы сможем это распутать.
 В голосе Чиуна прозвучал почти страх.
 — Не поддавайся ее чарам, сын мой. Самое главное, не поддавайся ее чарам.
 — Ради Бога, Чиун! Она же моя дочь.
 — Она твой враг Она опутала тебя такими цепями, что даже мне их не разбить.
 И с этими печальными словами мастер Синанджу, пятясь, вышел из комнаты, не повернувшись к врагу спиной и не сводя глаз с гипнотически колышущихся рук.
 Оказавшись в коридоре, он пошел быстро. Подойдя к нише, он приготовился, как и раньше, и проскользнул обратно в главный зал. Второй раз это было легче. Шелк не цеплялся.
 Не раньше чем его сандалии коснулись черных сверкающих плит, они, как будто по волшебству, стали прозрачными.
 И мастер Синанджу увидел, почему оттуда слышались постоянное журчание и бормотание воды.
 Снизу на него с тусклым, голодным огнем ожидания глядели чьи-то глаза.
 И будто от удара невидимого молота внезапно ставший прозрачным пол разлетелся на мелкие осколки, и мастер Синанджу погрузился в самые горькие воды за всю свою долгую жизнь...




 Глава 43


 Сэнди Хекман с помощью карманного французского словаря вела беседу с капитаном «Арен сор».
 Наконец она не выдержала.
 — Либо вы черт знает как ломаете французский язык, либо вы вообще не франко-канадец.
 — Та шо ты пристала! — неожиданно сказал капитан.
 — Ньюфи? Так вы ньюфаундлендер!
 — Ну все равно ничего не скажу, — сказал капитан. — Шо началось, то ни фига уже не остановишь.
 — В таком случае можете считать себя военнопленным.
 — Могу считать себя заложником экологических фарисеев.
 — И этим тоже, если хочешь, — подвела итог Сэнди и пошла командовать обыском судна.
 На верхней палубе оказалась фабрика по разделке рыбы, где пойманную рыбу превращали в филе и блоки для замораживания, которые пойдут потом на рыбные палочки. Сэнди вспомнила, что истощение трески и пикши в Северной Атлантике началось в пятидесятых с открытием рынка замороженных рыбных палочек — рынка, где очень скоро захватили господство канадцы.
 Дойдя до нижних палуб, она напрочь забыла о рыбных палочках.
 На двери висела табличка «Торпедный отсек» на английском и французском языках. Внутри оказались торпеды двух типов — с боеголовками и с приборами для загона рыбы. Там же были работающие на сжатом воздухе торпедные аппараты для запуска и приема торпед.
 Торпедный экипаж в неподдельном удивлении уставился на гостей, потом хмуро сдался под прицелом винтовок М-16.
 Капитана приволокли в торпедную и предложили на выбор — выложить все начистоту или чтоб его выложили на рыбный конвейер, где потрошат в буквальном смысле.
 Капитан предпочел потрошение на допросе.
 — Мы их зовем «рыбьи гончие» — они нам загоняют рыбу, куда мы хотим, — сказал он, показывая рукой на три торпеды в гнездах.
 — Так это квебекская операция? — допытывалась Сэнди.
 — Та шо я, на лягушатника похож?
 — Не совсем, — признала Сэнди. — Кто вам отдает приказы?
 — Та комендор.
 — "Командор", вы хотите сказать?
 — Та я так и говорю — комендор.
 — Военно-морской флот Канады?
 — Та нет. Министр рыбного хозяйства Гилберт Хьюгтон — классный парень. Собрал нас, рыбаков безработных, и вернул нам наше право от рождения — рыбачить. Та вот это ж мы тут и делали — рыбачили.
 — А потопленные траулеры и погибшие команды?
 У капитана сделался виноватый вид, как у ловца омаров, которого поймали с чужой ловушкой в руках.
 — Та мы ж с этим скрамом только выполняли приказ.
 — Скрам? Это что, рыба такая?
 — Та не, скрам — это по-вашему «поцапаться». Мы ж с янковыми рыбаками еще до конфедерации начали цапаться.
 — Ладно, расскажете комиссии ООН или кто вас за это дело будет вешать.
 — Я прошу политического убежища!
 — С какой стати?
 — Та вы шо, женщина, оглохли? Вернуться в море рыбачить поскорее. Потому шо мне все равно, на кого рыбачить — на федералов или на фарисеев. Пока могу рыбачить. Это ж все, шо я умею.
 — Вы, рыбаки, не успокоитесь, пока последнюю сардинку на небо не отправите.
 — Та и тогда ж не успокоимся, — торжественно заявил капитан «Арен сор».




 Глава 44


 Звук разлетевшегося стекла проник в комнату, где Римо стоял и смотрел на свою дочь тусклыми вопрошающими глазами.
 Много времени прошло, почти десять лет, осознал Римо с удивлением. Дитя, которое он видел так недолго, изменилось. Почти исчезла детская пухлость. От того невинного личика, которое он помнил, остались лишь блестящие глаза. Но теперь в них был иной свет.
 В эту секунду раздался грохот. Римо повернулся к двери.
 — Что это? — обеспокоенно спросил он.
 — Этот старик мешал. Он зол и унес свою злость из моего храма. Это не важно. Он кое-что переломает, а потом уйдет, и больше нас не обеспокоит.
 — Ты уверена?
 — Я — Госпожа Кали.
 — Джильда говорила, что она — Госпожа Кали.
 — Я позволила ей так думать Ибо для общения с поклоняющимися мне нужна была маска. Я подчинила ее своей воле, заставила думать то, что я хотела, и только то, что я хотела. Она была отличной госпожой, ибо в господстве своем она подчинила свою волю моей.
 — Она мертва, — сказал Римо пустым голосом.
 — Она не важна более, как не валена любая марионетка. Как не важна наша бренная смертная плоть.
 — Она же была твоей матерью! Что с тобой случилось?
 — Я достигла того, к чему стремилась все эти долгие годы. Неужели ты не помнишь, Римо, как мы встретились в последний раз?
 — Конечно, помню. Это было в Синанджу. Тогда ты была маленькой девочкой.
 — Нет, глупец! Обращайся не к моей телесной форме! Говори с Госпожой Кали, что века и эпохи по тебе тосковала!
 Рука потянулась к лицу Римо. Он уклонился.
 — О Красный, не разумом своим смертным, а не имеющей возраста душой вспомни меня. Разделенные, мы соединимся. Двое, мы сольемся в одно...
 — Уйди от меня! Я не хочу говорить с тобой. Я хочу говорить с Фрейей.
 — Она — это я, и я — это она. Мы одно. И ты будешь единым с Шивой, моим супругом...
 — Я не Шива.
 — Ты не помнишь тот последний раз, в Аравии? Мы танцевали Тандаву, но нам помешали. Ты убил мое тогдашнее тело.
 Римо нахмурился. Он смутно помнил то время. Постарался почти все забыть.
 — Я не повторю ошибки, которую допустила тогда, — продолжала Кали. — Мы обитали в храмах всего лишь из мяса и костей. Пора выйти из них. Выйти и войти в наши истинные тела... — Ее руки с желтыми ногтями заколыхались, задвигались гипнотически перед его воспаленными глазами. — Когда у тебя будет четыре руки, как у меня, какой изысканной станет наша любовь...
 Ее руки коснулись его груди и поползли к горлу. Холодные руки. Чужие. Нечеловеческие.
 В этот момент Римо издал низкий вопль страха и отчаяния.
 И посреди этого вопля невозможной боли он услышал голос Чиуна, зовущий его по имени.


* * *

 Чиун, Верховный мастер Синанджу с лицом, похожим на паутину морщин, плавал в теплой воде.
 Вокруг него вода бурлила.
 Тело Гилберта Хьюгтона с плоской головой было в центре кипения стаи крошечных, прожорливых, иглозубых рыбок. Они клевали и терзали его мертвую плоть. Руки его шевелились в воде, будто еще жили.
 Неподалеку, в воде, быстро становившейся розовой, а потом алой от крови, с хитроумного копта Анвара Анвар-Садата точно так же сдирали плоть.
 Оторванная голова, атакованная со всех сторон, вертелась и покачивалась. Лицо моталось из стороны в сторону в бешеном отрицании своей участи.
 Когда безумие обжорства дошло до кипения, мастер Синанджу поднял свои длинные ногти, дабы поразить любую и всех из хищных рыб, что посмеют приблизиться.
 Но рыб было намного больше, чем ногтей у Чиуна. А в этой комнате смерти были только стены и не было пола.
 И тогда Чиун выкрикнул имя своего ученика.


* * *

 Римо бросился назад раньше, чем сомкнулись на его шее желтые орлиные когти. По узкому коридору за ним несся крик, лишающий воли и оглушающий сознание, но Римо заблокировал этот крик.
 Подойдя к нише, он увидел вертикальную прорезь красной булькающей воды и мастера Синанджу, окруженного стрелоподобными белыми рыбами, хватавшими, как голодные собаки, все, что попадалось на зуб.
 Не замедляя хода, Римо ударил поднятыми кулаками в прорезь. Посыпались осколки кирпичей, и здание заполнилось грохотом рушащихся камней. Только сейчас он вспомнил предупреждение Чиуна о замковом камне, но было уже поздно.
 — Держись, папочка!
 Чисто войдя в воду, Римо всплыл с двумя полными горстями бьющихся рыбок. И сдавил их. С обоих концов полезли рыбьи внутренности. Бросив их, Римо набрал еще две горсти.
 Тут же живые рыбы набросились на беспомощных мертвых.
 Чиун сменил тактику и последовал его примеру.
 Они вдвоем давили, протыкали, били и оглушали любую рыбу, которая осмеливалась приблизиться.
 Как ни были голодны эти рыбы, до них наконец дошло. Уцелевшие вернулись к телам министра рыбного хозяйства и океанов Канады Гилберта Хьюгтона и Генерального секретаря ООН Анвара Анвар-Садата, которые быстро превратились в плавающие груды продолговатых красных костей, и те еще дергались, поскольку оголодавшие рыбки сдирали с них хрящи.
 — Пираньи, — сказал Римо.
 — Я бы не стал есть рыбу, которая ест меня, — непреклонно заметил мастер Синанджу.
 Затем, все еще барахтаясь в воде, они обернулись к нише. Она превратилась в груду камней. Оседающая пыль пленкой ложилась на неспокойную воду.
 — Фрейя... — прошептал Римо. — Не говори мне, что я убил тебя.


* * *

 На это ушло два часа, но они осторожно растаскивали завал, пока не добрались до комнаты, где Фрейя, дочь Римо, выполняла волю Кали, богини смерти.
 Из-под нагромождения камней спадал неподвижный водопад золотых волос.
 Римо застыл.
 — Последняя ловушка Кали, сын мой, — сказал Чиун рядом с ним. — В самой твоей победе она наносит тебе горчайшее поражение.
 Римо наклонился и отбросил камень. Тот откатился в сторону. Римо отбросил второй. Воздух заполнился удушливой известковой пылью.
 Освободив тело своей дочери, Римо бережно перевернул его на спину. Приложив ухо к ее сердцу, он стал слушать. Глаза его сузились до щелей. Их заполняли слезы. Боль только начиналась.
 И тут он услышал биение сердца.
 Раскрыв ей рот, он стер смертельно желтую помаду с ее губ и вдул полные легкие воздуха. Ее грудная клетка раздулась и опала. Римо повторил вдох. Тот же результат.
 — Ты не умрешь из-за меня, — крикнул Римо хриплым надтреснутым голосом. — Не умрешь. Я тебе не дам.
 — Дух Кали оставил ее. Прими же это благо и предайся горю, — торжественно сказал Чиун.
 — Черта с два! — огрызнулся Римо. — Я не сдамся. Не сдамся! Ну же, малышка, давай! Дыши. Я же слышу, что твое сердце бьется. Дыши для папочки. Дыши, и я унесу тебя от всего этого. Открой глазки, и я унесу тебя туда, где никто на свете не причинит тебе зла. Клянусь, Фрейя. Клянусь.
 И дочь в его руках коротко вздохнула. Пыльный воздух вошел в открытый рот и ноздри.
 — Римо! — вскрикнул Чиун. — Посмотри, она борется! Ее благословенные легкие требуют воздуха!
 — Вижу, вижу, — тихо ответил Римо и прижал ее бледное лицо к своему.
 Молча и угрюмо он делал искусственное дыхание рот в рот, пока снова не вдохнул жизнь в тело своей единственной дочери. Ресницы ее коротко затрепетали и раздвинулись, открыв самые прекрасные глаза, которые Римо в своей жизни видел.
 — Папа, — тихо шепнула она.
 — Я здесь, малышка.
 И она погрузилась в целительный сон.
 Без единого слова Римо вынес свою Фрейю из здания по тропе из битого камня, рядом с которой плавали красные кости и дрались из-за последних крошек еды пираньи.
 Римо не сказал ни слова. Чиун шел за ним, как молчаливое привидение.
 Полицейская машина стояла там же. Римо вытащил полицейского из багажника и поместил Фрейю на заднее сиденье.
 Чиун остался охранять, а Римо вернулся в здание за телом Джильды из Лаклууна.
 По дороге в аэропорт не было сказано ни одного слова. Не было надобности. Оба они знали, куда едут.
 Чтобы внести в самолет «Эр Канада» спящую Фрейю, пришлось преодолеть некоторые трудности.
 В конце концов в службе безопасности аэропорта больше не осталось функционирующих полицейских, и самолет вырулил на взлет.


* * *

 В пустыне Соноран возле Юмы в штате Аризона Санни Джой Ром, вождь племени Сан Он Джо, мчался встречать самолет, которым прилетал его сын Римо. У него прокололось колесо, и он как раз его менял, когда с ревом вылетел джип «чероки» и заскрипел тормозами, подняв тучу пыли.
 Вождь не удивился, увидев на переднем сиденье Римо и мастера Синанджу. Он выпрямился во все свои семь долговязых футов, обтянутых недубленой шкурой.
 — Привет, — произнес он в своей сдержанной манере.
 — Привет тебе, о мой двоюродный брат по крови, — ответил Чиун.
 — Извините, что не встретил вас в аэропорту. Вы сами видите почему.
 — Должен просить тебя об услуге, — сказал Римо, выходя из машины.
 — Последний раз, когда ты просил оказать тебе любезность, ты сгрузил мне своего незаконного сына.
 — И как он? — спросил Римо.
 — Умеет ездить верхом, метать лассо и гоняться за белыми девчонками, но пока что вряд ли годится на большее. Все еще таит на тебя обиду. Насколько я могу судить.
 Римо открыл заднюю дверцу. Оттуда вышла девушка с такими солнечными волосами, каких Санни Джой Ром в жизни не видал.
 — Ну а это его маленькая сестренка, — сказал Римо.
 Санни Джой снял свою широкополую стетсоновскую шляпу и потер бровь — от удивления и от пота.
 — Ты все тот же Джонни Яблочное Семя, Римо, да?
 — Мне нужно ее спрятать. — Тон Римо стал серьезным.
 — Надолго?
 — Не знаю.
 Санни Джой задумался.
 — Эта девочка пережила такое, что лучше оставить несказанным, — вмешался в разговор Чиун.
 Санни Джой посмотрел на девушку с глубокими карими глазами и перевел взгляд на Римо.
 — Вот что я тебе скажу, — произнес он наконец. — Мне уже немало лет. Ты поменяешь мне колесо — и по рукам.
 И они ударили по рукам.
 А пока Римо менял колесо, Санни Джой склонился над своей внучкой.
 — Как тебя зовут, златовласка?
 Она посмотрела на него с растущим любопытством.
 — Фрейя.
 — Что это за имя такое, черт возьми?
 — Так назвала ее мать, — отозвался Римо.
 — А где она?
 — В багажнике, завернутая в простыню.
 — Похоже, у нас сразу будет и радость встречи, и похороны.
 Повернувшись к Чиуну Санни Джой спросил:
 — Стоит ли спрашивать, что все это значит?
 Взглянув на Римо, возившегося с колесом, Чиун сказал:
 — Нет. Не спрашивай. Не спрашивай никогда.


* * *

 Похороны были простыми. Над песчаной могилой сказали несколько слов, и это было все. Не было знака над могильным холмом и не было слез. Слишком силен был удар, чтобы были слезы. Они придут потом. Солнце в молчании клонилось к закату, и тени от канделябров кактусов становились длиннее — черные тени горя.
 Когда все закончилось, Римо один ушел в красную песчаниковую пустыню, и каждый понимал, что идти за ним не надо.


* * *

 Вернулся он через три дня с таким обгоревшим лицом, какого Чиун у него никогда раньше не видел.
 Фрейя позволила своему старшему брату Виннеру показать, что такое индейская борьба. У Виннера было докрасна загорелое лицо и волосы, как у Фрейи, только сильно выгоревшие на солнце. На этом их сходство заканчивалось.
 — Он борется лишь вполсилы, — сказал Римо Чиуну.
 Чиун кивнул.
 Через мгновение Виннер лежал на спине, ругаясь в высокое небо.
 Губы Римо чуть раскрылись в улыбке — наполовину удивленной, наполовину довольной.
 — Я знал, что они поладят.
 — Только ты, Римо, мог родить сына, который дал победить себя девчонке, — фыркнул Чиун.
 — Может быть, я породил дочь, которая может победить каждого. Кажется мне, что в ней больше крови Сан Он Джо, чем в нем.
 Чиун скорчил недовольную гримасу, но в его глазах сверкнули огоньки тайной гордости.
 — Были ли какие-нибудь признаки Кали, пока я отсутствовал?
 — Нет Дух демона нашел себе иной сосуд, в котором снова вернется терзать нас когда-нибудь.
 — Ты со Смитом говорил?
 Чиун кивнул.
 — Безбожные канадцы запросили мира.
 Римо отвернулся, чтобы не смотреть, как Фрейя выворачивает Виннеру большой палец из сустава. Виннер взвыл. Ботинки из страусовой кожи заколотили по камням пустыни.
 — Как это произошло?
 — Я информировал Императора Смита о судьбе копта и этого канадского рыботорговца. Смит сообщил Орлиному Трону, а Президент поделился новостью с Лордом Канады. Этого было достаточно, чтобы охладить порыв канадцев к войне и рыбе. Моря снова спокойны, и так будет, пока снова не ввергнутся добрые рыбаки в пучину алчности.
 — Хорошо. Я собираюсь остаться здесь немного с детишками.
 — А я буду жить со своими ошибками, которые так глубоко ранили тебя, сын мой, — горько ответил Чиун.
 — Я похоронил прошлое в пустыне, Чиун. Все теперь позади. Забудь об этом. Много лет назад я любил Джильду но этого не должно было быть. Моя жизнь и ее жизнь — они не подходили друг другу. Вот почему она, наверное, забрала Фрейю в Канаду. Она думала, так будет надежнее и наши пути не пересекутся.
 Теплый сухой ветер пустыни развевал кустистую бороденку мастера Синанджу. Чиун кивнул головой.
 — Тогда не будем больше говорить об этом, — прошептал он.
 И Римо направился разнимать детей, пока одному из них его нахальные косточки не разломали, как крекеры.