Аннотация: Все началось с благотворительного аукциона-шутки, на котором разыгрывались не предметы антиквариата, не полотна живописи, а… мужчины-холостяки. И надо же было самовлюбленному повесе Тревису Бэрону дать втравить себя в это мероприятие! Потому что именно его перекупила у остальных соискательниц таинственная незнакомка в красном платье… --------------------------------------------- Сандра Мартон Дама в красном ГЛАВА ПЕРВАЯ Вызывающе выпятив вперед челюсть, Тревис Бэрон стоял за кулисами импровизированной сцены в отеле «Парадиз», ожидая своей очереди быть выставленным на аукцион. «Ничего себе занятие для приличного человека в прекрасный июньский вечер!» – зло подумал он, затем пригладил волосы и поправил смокинг. Отсюда не было видно толпы, собравшейся в роскошном зале, зато слышно было великолепно. Шум стоял страшный: визг, хохот, писклявые выкрики… Сливки общества Лос-Анджелеса, по словам Пита Хаскелла. А галдят словно рыночные торговки. Периодически слышался гнусавый тенор аукциониста: – Дамы, дамы, прошу внимания! Не стесняйтесь, не скромничайте! Выберите мужчину своей мечты! «Стесняться?» – фыркнул про себя Тревис. За прошедший час он пришел к выводу, что собравшиеся в зале женщины так же стеснительны, как стадо овец, и так же утонченны в выражении своих устремлений и чувств. Они хохотали, орали и верещали, пока не опускался молоток аукциониста, а после этого немедленно устраивали овацию и снова начинали свистеть и вопить так, что утихомирить их мог бы только наряд полиции. Вот снова неистовый шум, приветствующий очередную жертву, вытолкнутую на сцену. Впрочем, не всех участников аукциона приходилось выгонять на сцену силком. Многие выходили туда, ухмыляясь и рассылая воздушные поцелуи. – Эй, парень, – сказал один из таких, видя мрачную физиономию Тревиса, – это ведь в целях благотворительности, верно? «Верно», – подумал Тревис, хмурясь все больше. Но улыбающийся хлыщ, видимо, сам пожелал принимать участие в этом безобразии, а он, Тревис, – отнюдь нет. Положение и так было достаточно скверным, а ему еще выпал жребий выходить последним, а значит, претерпеть все муки ожидания. Он был раздражен. И как, черт возьми, он позволил втравить себя в это? – Продано! – Триумфальный крик аукциониста и стук молотка потонули во взрыве воплей и аплодисментов. – Еще один, – пробормотал кто-то рядом. Обернувшись, Тревис заметил рядом тощего белобрысого парня. Он, судорожно сглатывая, поправлял галстук. – По мне, так лучше каналы рыть. – Согласен с вами, – сказал Тревис. – Ну-ну, джентльмены, – Пегги Джефферс, ранее представившаяся им как «рабовладелица на этот вечер», потрепала тощего по щеке. – Успокойтесь, идите туда и попробуйте отнестись к происходящему как к развлечению. – Развлечению? – изумился парень. – Развлечению? – Развлечению, – повторила Пегги, мягко выталкивая его на сцену. От рева аудитории у Тревиса застучало в висках. Пегги улыбнулась: – Слышите? – Да, – ответил Тревис, вымучивая улыбку. – Похоже на крик гиен, готовых растерзать свою добычу. Пегги засмеялась: – Точно! – Отступив на шаг, она оглядела Тревиса с выгоревших каштановых волос до блестящих черных ботинок. – Симпатяга! Вы очаруете их моментально. И не пытайтесь мне внушить, что хоть чуточку нервничаете. – Нет, – выдавил Тревис. – Чего мне нервничать, когда меня всего-навсего собираются выставить перед миллионом визжащих женщин, чтобы продать с аукциона? Пегги опять рассмеялась. – Но это ради благой цели, – сказала она через плечо, удаляясь. – И вас не придется долго расхваливать – сразу ухватят. «О да!» – подумал Тревис. Именно так он себя утешал всю прошлую ночь: в конце концов, он нормальный мужчина, здоровый, не идиот. Тридцатидвухлетний юрист. Холостяк, конечно, но холостяк, который любит сам выбирать себе женщин. И выбирает, между прочим. Постоянно. Если у него и бывают проблемы с женским полом, то лишь тогда, когда приходит пора расставаться. Роман не может длиться вечно. Неудачный брак и еще более неприятный развод стали для него хорошим уроком, хотя это было давно. Не то чтобы он возражает против бросающихся на него женщин. Некоторая напористость ему нравится – и в постели, и вне ее. Это возбуждает. Но женщина, кокетничающая с парнем, понравившимся ей на вечеринке, – это одно. А покупающая его на аукционе, словно вещь… это совершенно другое. Как он попался!.. Это произошло на встрече партнеров фирмы «Салливан, Кохен и Виттали» несколько месяцев назад. Он и предположить не мог, во что его втравил Пит Хаскелл. – Эй, Бэрон, – обронил Пит, – а я тут говорил о тебе с ребятами из «Ханнан и Мерфи». – А, – хмыкнул Тревис, – они плакались тебе, как плохо, что я у них не работаю? – На самом деле мы говорили о «Холостяках за деньги». Знаешь такой ежегодный благотворительный аукцион? – Он до сих пор проходит? – Ага, – Пит принялся намазывать свою булку маслом. – Они говорят, что парень, которого они пошлют в этом году, всех там сделает. – Они абсолютно правы, – вмешался один из стоящих рядом, Джон. Пит пожал плечами: – Они пари на него заключают. Говорят, что, учитывая список его побед, он неотразим. – Список? – Джон потянул к себе сахарницу. – Этот парень слишком много треплется. Понимаете, о чем я? Болтать можно что угодно. Лично у меня по поводу этих побед большие сомнения. Мало у кого есть столько времени, тем более столько энергии… ну, кроме Тревиса, пожалуй. Пит задумчиво кивнул: – Верно. – Он выстрелил в Тревиса взглядом: – Но Тревис у нас скрытничает. Никогда не скажет, где был и с кем. Тревис поднял глаза от чашки с кофе и усмехнулся. – Я человек чести, – сказал он. – Обсуждать своих женщин не в моих правилах, – его ухмылка стала шире. – А вы, похоже, сгораете от любопытства? – Но, – казалось, сдержать Пита невозможно, – все знают, что за птица наш Тревис. Секретарши постоянно обсуждают за ленчем, кого он подцепил на этот раз. Последнюю даму засекли, когда она выходила из такси как раз перед окончанием рабочего дня… – он сверкнул глазами, – и все видели, какие шикарные букеты роз Тревис дарит на прощание. – Попрошу вас, – сказал Тревис, галантно прикладывая руку к сердцу. – Я никогда не посылаю роз. Все посылают розы. – Тогда что ты посылаешь? Все подняли головы. Спрашивал старый Салливан. За последние шесть месяцев он впервые подал голос. – Те цветы, которые любит конкретная дама, – сказал Тревис, улыбнувшись. – И какую-нибудь изящную безделушку, и записку, в которой сказано… – «Спасибо за все», – продолжил Салливан. Все рассмеялись. – Так что, – продолжал Пит, – я сказал этим парням из «Ханнан и Мерфи», что они, конечно, победят… но только потому, что наш человек не принимает в этом участия. – И не собирается, – твердо добавил Тревис. – Я так и знал. Мы все так и знали. Точно, мужики? Позднее Тревис вспоминал, что все в комнате, даже две женщины – участницы совещания, дружно закивали, а потом, как по команде, опустили головы. Но тогда замечания Пита казались случайными. – И что они ответили? – Что мы все – юристы и могли бы не бросать слов на ветер. Кто-то тяжело вздохнул. Другой хмыкнул. Старый Салливан прищурил подслеповатые глаза и откинулся на спинку своего председательского кресла. – И… Питер? – И… – продолжил Пит, – они бросили нам вызов. Они говорят, что мы должны выставить от нашей фирмы Тревиса. – Не пойдет, – быстро отреагировал Тревис. – Тогда, говорят, сразу будет видно, кто круче. – Он сделал трагическую паузу. – А фирма, которая проиграет, должна оплатить гольф-уикенд на пляже «Пиббл». – Классно, – сказал кто-то, и внезапно в комнате поднялся дикий шум. – Слушайте, погодите минутку, – начал было Тревис, но старый Салливан уже улыбался ему со своего конца стола и уверял его, что они знают – он не посрамит их в этой битве и обязательно утрет нос ребятам из «Ханнан и Мерфи». «Попался», – сердито подумал Тревис. Это был заговор. Старик Салливан, наверное, был единственным непосвященным. Да какая теперь разница! И вот он тут, трусливо прячется за кулисами в ожидании, когда его, как какого-нибудь жалкого барана, поведут на заклание, на растерзание этим озабоченным дамочкам. И если его оценят на пенни меньше, чем пять тысяч – столько дали за типа от «Ханнан и Мерфи», – то он просто не переживет. – У меня действительно нет выхода, – объяснял он до этого своему младшему брату по телефону. – В конце концов, это делается с благородными целями. Все деньги пойдут на детские больницы. – Естественно, – сказал Слейд и вдруг фыркнул. – Что? – Ну, я вдруг подумал… – голос Слейда приобрел протяжное, мягкое звучание техасского говора, знакомого с детства, – как племенной бычок перед стадом телок, да? – Это вполне законная акция, – холодно ответил Тревис и бросил трубку; потом он снова поднял ее, набрал бостонский номер Слейда и, раньше чем тот успел произнести хоть слово, добавил, что ему следовало заранее знать, что рассчитывать на сочувствие родственников не приходится. – И все же я тебе сочувствую, братишка, – ответил Слейд и смеялся до тех пор, пока наконец Тревис и сам не начал смеяться. – Не так уж все и плохо. Тревис насупился, прошептал: «Не плохо» – и закрыл глаза. Все старшие партнеры и им подобная публика были в зале. Клерки и секретарши замерли у телефонов, с напряжением ожидая, чем же все закончится. Видно, немало пари было заключено в этот вечер. Так за сколько его купят? Одолеет ли он парня от «Ханнан и Мерфи»? Какое место займет среди прочих? Будет ли купившая его женщина прилично выглядеть? На «десять», по дурацкой шкале секретарш? Или на «пять»? Или, как предсказала с содроганием его собственная секретарша, победившей окажется мадам с внешностью на «два», а то и на «единицу»? Тревис застонал. Если он не уйдет за хорошую цену к хорошей женщине, он этого не переживет. И никак нельзя предугадать, как все обернется, когда он выйдет на сцену и отдаст себя в руки аукциониста и этих диких тварей, маскирующихся под приличных дам. И почему ему не хватило ума организовать все заранее? Купить билет для Салли… Нет, не для Салли. Он совсем недавно послал ей букет фиалок и флакон «Шанели». Ладно, хорошо, Стефани. Он мог купить Стефани билет, велеть ей поставить на тысячу баксов больше, чем получит его противник от «Ханнан и Мерфи», а потом оплатить по счету. С процентами. Но что за пари, если соперники жульничают? Ничего не остается, кроме как покориться судьбе. И кому, как не ему, знать, что она не всегда бывает милостива, даже в таких дурацких случаях, как этот. – Следующая очередь твоя, Ковбой. Тревис вздрогнул от звука голоса Пегги. – Отлично, – сказал он. – Чем раньше начнем, тем скорее закончим. – Хочешь, я погляжу в зал и скажу тебе, кто еще не обзавелся кавалером и выглядит так, как будто способен выложить за тебя приличную сумму? – Это неважно, – с достоинством произнес он. – И все-таки дай-ка я взгляну! – Куда? – Там есть дырочка, вон она… – Пегги проскользнула мимо него и приложила глаз к занавесу. – О-о! – Что «о-о»? – спросил Тревис, забывая о своем намерении демонстрировать равнодушие. – Тут, несомненно, есть… как вы, мужчины, их называете – лапочки? Куколки? – Привлекательные женщины, – важно сказал Тревис и усмехнулся про себя. – Ну да, конечно… Хорошенькие, м-м-м, привлекательные… – Пегги вздохнула, – а некоторые так себе. – Хорошо, – ответил Тревис. – Прекрасно. – О… – Пегги вдруг напряглась. – О, Боже! Тревис замер: – Ну что там еще? – О, там по центру дама, которая… ну… обладает ярко выраженной индивидуальностью… Я бы сказала – весьма жуткой индивидуальностью… У нее боа из перьев и фальшивые бриллианты на шее. Думаю, ты ей понравишься. – (Плечи Тревиса поникли.) – Так-так… Вошла голубоглазая блондинка. О, какая женщина! Роскошные волосы! Роскошное лицо! А фигура… Потрясающая. Наверное, она – полная идиотка. Такой экземпляр просто обязан не иметь мозгов. Тревис рассмеялся. – Ну уж! – Я просто пытаюсь быть честной. Обычно природа дает что-то одно. А здесь такая фактура – закачаешься… А как движется – что твой хорек! – Хорек? – Тревис хихикнул. Полным идиотом был тот, кто сказал, что женщины – кроткие существа. – Да, это правда, – Пегги подошла поближе и ухватила его за лацканы смокинга. – Так что сделай одолжение, Ковбой, иди туда и развлеки их. Этих – как ты их назвал? – привлекательных женщин. Даже даму с жуткой индивидуальностью. – Она улыбнулась и продолжила: – А про принцессу-ледышку забудь. Тревис тоже улыбнулся. Неожиданно он понял, как глупы его переживания. И этим открытием он был обязан Пегги. Он взял ее руку и склонился над ней. – Ах, Рабовладелица, приношу вам свою сердечную благодарность. К черту пляж «Пиббл» и мою репутацию. – А? – Ничего, – он прижал ее пальцы к губам. – Жаль, что вы не участвуете в аукционе, моя дорогая. Я был бы рад оказаться в ваших руках на этот уикенд. – Ты найдешь получше меня, – сказала она и мягко подтолкнула его к сцене. – Иди, милашка. Иди туда и срази их наповал. Именно так Тревис и решил поступить. Легкой рысцой выбежав на сцену, он высоко поднял руки над головой, приветствуя присутствующих, и исполнил нечто вроде победного танца Силвестера Сталлоне из фильма «Рокки», ослепляя зал белозубой улыбкой. Толпе это понравилось, и она одобрительно взревела. Тревис смеялся. Пегги не ошибалась: это не настоящая жизнь. Аукцион проводится ради благой цели. Но все равно это развлечение. Предположим, сейчас его купит за пять тысяч долларов какая-нибудь грымза. Ну и что? Пускай все в «Салливан, Кохен и Виттали» смеются над ним, пусть проигрывают свои безумные пари. А он хочет всего лишь постараться, чтобы больные дети получили немного больше денег… Улыбка Тревиса слегка померкла, когда он разглядел даму за ближайшим к сцене столом. На красавицу она и впрямь не тянула. «Возможно, она интересна как человек», – утешил себя Тревис. Аукционист распространялся о его личности, что-то там о «Тревисе Бэроне, эсквайре», и Тревис Бэрон шагнул чуть вперед, усмехнулся, когда кто-то резко засвистел, и подарил широкую улыбку даме перед собой. – Начальное предложение – пятьсот долларов! – сказал аукционист, и дама с неклассической внешностью прокричала: – Как насчет тысячи? Поднялся шум. Тревис улыбнулся, глядя на нее, глядя мимо нее… И подумал, что сердце сейчас выскочит у него из груди. Она стояла за последним столом. Он сразу понял, что это и была та самая блондинка, пришедшая последней, о которой говорила Пегги. И она была самой прекрасной женщиной из всех, каких Тревис видел за свою жизнь. Пегги сказала, что у нее роскошные волосы. Роскошное лицо. И потрясающая фигура. Все было верно… и неверно, потому что эти слова не могли описать ее внешность. Волосы – шелковистый водопад цвета зрелой пшеницы, глаза – как техасские колокольчики. Безупречный овал лица, густые темные ресницы, брови – чудо как хороши. У нее был гордый, прямой нос, а рот… Какой рот! Полная верхняя губа. Мягко изогнутая нижняя. Рот, созданный для поцелуев. Его взгляд опустился ниже, к слегка загорелым плечам, которые открывал вырез платья цвета граната, к высокой груди, тонкой талии и округлым бедрам. Юбка доходила до середины бедра, позволяя увидеть изящные, стройные ноги. Он почувствовал, как у него перехватило дыхание. Он хочет ее. Хочет с первобытным желанием и страстью, превосходящей все, что он испытывал раньше. Хочет целовать этот рот, ласкать это тело… растопить холод, который покрыл ее словно тонкой невидимой коркой льда. Это видно по ее позе. По надменному взгляду. По тому вызову, с которым приподнят ее подбородок. Он знал, что она видит явное восхищение в его глазах и… не придает этому ни малейшего значения. Ее вид как будто говорил: «Смотрите, если хотите, но не думайте, что можете иметь то, что видите». Тревис почувствовал, что его тело напряглось. Крики женщин и бормотание аукциониста слились в общий шум. Он представил, что сходит со сцены. Идет к ней. Заключает ее в свои объятия. Без слов. Без объяснений. Просто поднимает ее, несет туда, где они могут остаться наедине, срывает этот кусок темно-красного шелка… О, черт! Он стоит перед сотнями людей, думая о таких вещах… «Прекрати! – яростно приказал он себе, отрывая от нее взгляд. – Думай о холодном душе и сосредоточься на радостных лицах из толпы». – У меня предложение – пять тысяч! – вопил ведущий. – Не слышу – шесть? – Шесть! – прокричала дама впереди. Тревис обратил свое внимание на нее. Сверкнул обольстительной улыбкой. Она взвизгнула. Он повернулся спиной к аудитории, оглянулся через плечо и притворился, что хочет снять пиджак. Толпа застонала и заулюлюкала. – Шесть с половиной! – прокричала брюнетка. Тревис обернулся и послал ей воздушный поцелуй. Ему не нужна принцесса-ледышка. Теперь за него вели борьбу три женщины. Чего еще можно желать? – Семь! – объявила рыжая красотка. – Эй, – выкрикнул он, – я стою куда больше! Толпа затопала ногами, ободряя его. Брюнетка засмеялась, а еще одна рыжеволосая дамочка вскочила на ноги. – Семь с половиной, – объявила она. Вокруг поощрительно зааплодировали. Тревис ухмыльнулся. Парень от «Ханнан и Мерфи» ушел за пять. – И все равно мало! – прокомментировал он. Толпе это пришлось по вкусу. – Восемь, – сказала дама впереди. – Восемь с половиной! – прокричала брюнетка. – Девять! Тревис смеялся. Вечер, которого он так боялся, оказался не так уж плох. Еще один взгляд на блондинку, до того как опустится молоток. Возможно, он переоценил ее внешность. Если бы она подошла поближе к сцене, наверняка обнаружились бы какие-нибудь недостатки. Пока он отвлекся на состязание между своими почитательницами, она подошла ближе. Сейчас она была почти рядом и смотрелась так же восхитительно. И она глядит на него. Выражение ее лица сложно истолковать. Заинтересованность, да, но, кажется… Она в раздумье. Как будто оценивает его. Руки Тревиса упали, когда женщина быстро развернулась и пошла по проходу. Кто она такая, чтобы вот так бесцеремонно рассмотреть его и потом преспокойно уйти? «Оглянись! – в бешенстве подумал он. – Оглянись немедленно!» Женщина ускорила шаги. Тревис сделал шаг вперед. К черту аукцион! – Девять тысяч! – прокричал ведущий, и толпа взревела. – Девять тысяч – раз. Девять тысяч – два… – Десять, – проверещала брюнетка. Женщина со светлыми волосами остановилась. «Ну же, крошка, – подумал Тревис, – обернись, погляди на меня». И она обернулась. Их глаза встретились. Взгляды скрестились, как клинки. На миг оба затаили дыхание. В зале не было больше никого. Никого во всей Вселенной. Только они. Тревис и эта женщина. Она поняла это. Она думала о том же. Ее глаза расширились. Он увидел вызов в том, как внезапно поднялась и опустилась ее грудь. Кончик языка – бледный, розовый – скользнул по мягким на вид губам. Глаза Тревиса буравили ее. «Сделай это, – умолял ее он. – Сделай же, ну…» – Дама за столом номер три дает десять тысяч долларов. Десять тысяч долларов – раз. Десять тысяч долларов – два… – Двадцать тысяч долларов. По залу пронесся вздох изумления. Все повернулись в сторону женщины со светлыми волосами. Даже ведущий подался вперед. – Не повторите ли вы свою сумму, мадам? Женщина перевела дыхание. Тревису показалось, что, он видит, как у нее на виске затрепетала жилка, но тут же он решил, что ошибся, потому что, когда она снова заговорила, голос ее был холодным и безразличным. В нем сквозила легкая усмешка. – Я сказала – двадцать тысяч долларов. Молоток упал. – Продано! – с триумфом объявил ведущий. – Продано даме в красном. И толпа в зале отеля «Парадиз» могла теперь неистовствовать сколько угодно. ГЛАВА ВТОРАЯ Стук молотка раздался на весь зал, но он был не таким громким, как неожиданный удар сердца Александры Торп. – Продано! – закричал ведущий. – Продано даме в красном. «Дама в красном», – подумала она машинально… На мгновение Алекс показалось, что она сейчас упадет. Она ухватилась за стоящий перед ней стул. Она пришла сюда купить мужчину и сделала это. Мужчину по имени Тревис Бэрон. «Наглеца по имени Тревис Бэрон», – холодно подсказал внутренний голос. Это точно. Человек на сцене – наглец до кончиков ногтей, об этом говорит и его внешность, и отношение к окружающим… И теперь она его владелица. Что за блажь пришла ей в голову? Слова Карла причиняли ей боль до сих пор. Почему? Они развелись два года назад. Она не скучает по Карлу, не любит его; ей давно ясно, что она никогда его не любила. Тогда почему она до сих пор вспоминает сказанное им? И вообще ее план, если только его можно назвать планом, глупее некуда. Женщина не может просто так… не должна… Она ощутила опасность. Он смотрит на нее. Она ощущала это каждым сантиметром своей кожи. «Не надо, – сказала себе Алекс. – Не поднимай голову…» Легче остановить вращение Земли. Алекс закусила губу и медленно подняла глаза к сцене. Ее сердце снова подскочило, так же как и при первом взгляде на него. От его удара она чуть не потеряла равновесие. Зал поплыл вокруг нее. Тревис Бэрон не двигался. Эти горячие зеленые глаза, не отрываясь, глядели на нее. Она видела улыбку удовлетворения на его губах, чувственных губах, она почти ощущала их прикосновение. Все в нем: широкий разворот плеч, поза – длинные ноги слегка расставлены, тело напряжено, – говорило об одном, и не понять смысла было невозможно. «Я мужчина, – говорил он. – А ты женщина. И когда мы окажемся наедине…» Ее бросило в дрожь. Она никогда не останется наедине с этим человеком или с каким-нибудь другим… Неужели она хочет что-то доказать? Себе? Или Карлу? Разве ей не наплевать, что Карл сказал своей теперешней жене, будто бы Алекс фригидна? Пусть говорит, что хочет… Алекс оторвала взгляд от Тревиса Бэрона. Вокруг него толпились люди, слышались поздравления. – Что вы будете делать с таким роскошным кавалером целый уикенд? – спросила какая-то женщина, после чего последовал взрыв хохота. Алекс знала, что это только шутка. Аукцион – совершенно легальное мероприятие. Дамы играли со своими холостяками в теннис или в гольф, танцевали или шли обедать… Вот только она вовсе не планировала ничего такого. Эта мысль снова вызвала у нее панику. Алекс улыбнулась, натужно рассмеялась и сказала, что что-нибудь придумает… Собственный смех все еще звучал у нее в ушах, когда она с непроницаемым лицом направилась по проходу к двойным дверям, ведущим в коридор, подальше от накатившего на нее безумия. – Миссис Стюарт? «Продолжай идти, Алекс. Улыбайся и продолжай…» – Миссис Стюарт, – ее руку сжала чужая рука. Алекс вырвала руку. – Нет, – сказала она… и встретилась со смущенным взглядом седовласой женщины. – Извините меня, миссис Стюарт. Я не хотела напугать вас. Алекс сложила губы в очередное подобие улыбки. – Это я должна извиниться, а не… Женщина тоже улыбнулась и взяла Алекс под руку: – Мы встречались раньше, миссис Стюарт. Может, вы попомните? Я Барбара Роудз. Наши мужья вместе служили в Комитете по охране водных ресурсов. – Мой бывший муж, – поправила Алекс. – Я взяла девичью фамилию. Теперь я Александра Торп. Женщина вздрогнула. – Да, конечно. Простите. Я забыла. – Ничего страшного. А теперь извините, я… – О, я знаю, вы спешите оплатить свою покупку. – Покупку, – повторила Алекс, чувствуя, как краснеет. – Да. Мы там, за столами, в коридоре, – женщина повела Алекс к двойным дверям. – Но мне хотелось улучить момент, чтобы персонально поблагодарить вас за щедрость. – А! – Алекс снова улыбнулась, прикидывая, могут ли губы приклеиться к зубам. – Не стоит, – сказала она с наигранной веселостью. – Я счастлива помочь!.. – Если бы все поступали так же! Но это не так. Последние два года я возглавляю организационный совет аукциона и знаю, что люди редко делают столь щедрые пожертвования. Кто-то распахнул двери, и Алекс вместе с Барбарой прошли сквозь них. – Я представляю, как много делает ваша организация, миссис Роудз… – Вы уже решили, что будете делать со своим холостяком, мисс Тори? Алекс затрепетала: – Нет. Нет, я… на самом деле я вообще сомневаюсь, что стоит что-то делать с ним, миссис Роудз. У меня, понимаете ли, планы на выходные. – О, это нехорошо. – Да? Правда? – Алекс остановилась, открыла свою сумочку и порылась в ней. – А почему бы нам не сделать все прямо сейчас? Я пишу чек, даю вам… – Предполагается, что вы будете расплачиваться за столом… А, ладно. Я счастлива, что принимаю столь щедрый дар прямо из ваших рук. Алекс вынула чековую книжку. – Фонд помощи детским больницам, не так ли? – ее руки дрожали. Сможет ли она указать сумму и расписаться так, чтобы не заподозрили подделку? Она накорябала название фонда и сумму – невероятную сумму, заплаченную за человека, относительно которого остается лишь молиться, чтобы никогда с ним не повстречаться, – расписалась, оторвала чек и протянула его председательнице. Та, просияв от счастья, восторженно прижала бумажку к груди. – Прекрасно, мисс Тори. А теперь… – А теперь, – сказала Алекс с напускной веселостью, – я отправляюсь по своим делам. – Конечно! Но сначала мне хотелось бы попросить вас сделать несколько фотографий, как вы танцуете с мистером Бэроном. В рекламных целях, конечно. Алекс покачала головой. – Нет! Я хочу сказать, я же объяснила, у меня другие планы… – На выходные. Да, но это займет лишь несколько минут, – женщина впилась в руку Алекс, как пиявка. – Вы знаете о нем что-нибудь? – Ничего, – живо откликнулась Алекс. – О, он удивительный человек. Такой очаровательный! И эти ковбойские ботинки… – председательница вздохнула. – Ах, если бы я была на двадцать лет моложе… и не замужем… и, конечно, килограммов на пятнадцать полегче… Она весело рассмеялась, а Алекс попыталась последовать ее примеру. – Здесь люди с телевидения, мисс Торп, – продолжала Барбара. – Если бы вы и ваш холостяк позволили им немного поснимать вас и дали небольшое интервью… Это была бы великолепная реклама для аукциона. – Но он не «мой холостяк», – с трудом подбирала слова Алекс. – Вы не поняли, миссис Роудз. У меня нет времени проделывать все это. Я правда не могу… – Но вы можете, мисс Торп, – раздался глубокий голос поблизости. – И сделаете. Алекс замерла. Ее сердце бешено забилось. Она шагнула назад и мгновенно поняла свою ошибку. Попытавшись сбежать, она уперлась в крепкое мужское тело обладателя голоса. Брови Барбары Роудз взлетели до уровня ее челки. Алекс поняла, что со стороны видно, как она боится. Она попыталась успокоиться, приклеила на лицо дрожащую улыбку и сказала: – О, Боже мой, похоже, я в ловушке, – и, все еще улыбаясь и ощущая биение пульса, повернулась и взглянула в лицо Тревису Бэрону. – Привет, солнышко, – сказал он мягко. На сцене он выглядел симпатичным и мужественным. Но вблизи… так близко… Ее сердцебиение становилось все неистовее. Вблизи он выглядел еще лучше. Высокий. Очень высокий, чтобы даже она, ростом сто семьдесят пять сантиметров, должна была откинуть голову назад, чтобы посмотреть ему в глаза. А ведь сегодня она надела туфли на высоченных каблуках. Эти горящие глаза. Нос, который, наверное, был когда-то сломан. И этот рот. Властные, почти жестокие губы. Миссис Роудз была права. Человек, которого она купила, действительно хорош собой. Изумительно хорош. Просто воплощение самой невероятной мечты, мечты того времени, когда она еще была достаточно наивна, чтобы мечтать. И он опасен. Даже ей это ясно. О чем ты только думаешь нынче, Александра? Председательница перевела взгляд с Алекс на Тревиса, по-девчоночьи хихикнула. – Ну ладно. Похоже, моя помощь больше не требуется. – Нет, – ответил Тревис, не отрывая глаз от Александры Торп. – Нет, не требуется. – Замечательно, – сказала миссис Роудз. – Очень хорошо. Еще раз спасибо, миссис… мисс Торп. Спасибо и вам, мистер Бэрон. Если вам что-то понадобится… Тревис выступил вперед, взял Александру под руку и увел ее в сторону от излишне заботливой дамы. – Что это значит? – спросил он. Алекс подняла брови. – Она назвала вас «миссис», а потом «мисс». Его руки слегка сжались, удерживая ее крепче. Алекс оглянулась, обратила внимание, как его смуглая ладонь контрастирует с белизной ее кожи, и заставила себя распрямить плечи. – Ну… – «Солги, скажи, что ты замужем. Скажи что угодно, лишь бы удрать, ускользнуть, пока можно…» Ее глаза встретились с его глазами. – Если я скажу, что правильно «миссис», вы уйдете? Он улыбнулся, глаза его потемнели. А самое главное – что-то перевернулось у нее внутри. – Не раньше чем вы представите меня своему мужу. Мне хочется увидеть человека, который настолько глуп, чтобы оставлять неудовлетворенной такую женщину, как вы, позволяя ей смотреть на постороннего такими голодными глазами. Кровь прилила к щекам Алекс. – Мистер Бэрон… – Так вы замужем или не замужем? – Я в разводе. Но если вы вообразили, что… что… – Я не вообразил, солнышко. Я точно знаю. Его рука опустилась ниже, к ее талии. Он придумывал, что сказать этой женщине, продираясь сквозь толпу. Остроты. Комплименты. О том, как она прекрасна. Что он чувствует при виде ее. Но, стоя сейчас так близко, вдыхая ее запах, касаясь кончиками пальцев ее шелковистой кожи, он вдруг понял, что нет причин для осторожности и предварительной разведки. Он весь горел, как и она, и будь он проклят, если собирается ходить вокруг да около. – Я вам нужен, – негромко сказал он. – И вы нужны мне. И обещаю: мы осуществим свои намерения до того, как эта ночь закончится. Его слова должны были бы шокировать ее. Вместо этого она ощутила возбуждение. Все ее тело загорелось. Голос его обволакивал, вливался в уши, как сладкий яд. Она глядела в его темно-зеленые глаза и думала: «Да, он может сделать это для меня, может…» «Алекс, – предостерегающе зазвенел внутренний голос, – о чем ты только думаешь?» Очень осторожно, как можно незаметнее, она высвободила свою руку. – Уверена, что на женщин вашего круга такие слова действуют безотказно, мистер Бэрон. Тревис прищурил глаза. – Вот как? – процедил он. – Я очень ценю ваше внимание, – хорошие манеры, впитанные с молоком матери и отточенные четырьмя годами брака с Карлом Стюартом, позволили изобразить жеманную улыбку, – но боюсь, что вы неправильно поняли ситуацию. – Вы лжете, – грубо прервал он. Алекс рассмеялась. – Я всего лишь пытаюсь не выказывать своего негодования, мистер Бэрон. Возможно, в вашей среде такие слова в порядке вещей. – Вы уже дважды позволили себе такое заявление. – Тревис скрестил руки и покачался на каблуках. – Значит, я вам не подхожу. Конечно, ведь переспать с ковбоем недостойно для дамы вашего круга? Они ведь не ложатся с наемными работниками? Алекс покраснела. – Если вы хотели продемонстрировать свою грубость, мистер Бэрон, то вы преуспели. – Я всего лишь честен, мисс Торп. Не в пример вам. – Мистер Бэрон, мне действительно очень жаль, что вы не поняли смысла аукциона. Это благотворительная акция. Я поддерживаю множество благотворительных организаций. Я уже расплатилась. А теперь… – она чуть замялась, – было очень приятно пообщаться с вами, сэр. Его глаза сузились в две холодные щелки. Позднее, при воспоминании об этом, она поняла, что тут было недвусмысленное предостережение. Но сейчас она не могла трезво рассуждать. Единственное, о чем она могла думать, – как бы сбежать. – Так, значит, вы даете мне отставку, мисс Торп? Он заговорил медленнее, начал слегка растягивать слова. Техасский говор многое объясняет. Грубый, неотесанный ковбой. Она прослушала, как его представляли, а каталог аукциона не просматривала, но какая разница? Эти вульгарные замашки выдают его с головой. Организационный комитет аукциона, скорее всего, завербовал его из какого-нибудь агентства моделей или актерского союза. Лос-Анджелес кишит подобными людьми, мечтающими стать знаменитостью. Но откуда бы он ни явился, ясно, что его стиль – дерзость мачо. Это помогает скрыть недостаток интеллекта. Видимо, это путь, проверенный в большинстве постелей, но… но не в ее. Ее недавнее поведение, все электрические разряды, пробежавшие между ними, – результат горьких воспоминаний о том, как Карл унизил ее. А Тревис Бэрон не имеет отношения к этому. Он слишком привлекателен, себе же во вред. Она не собирается приручать его. – Так я прав, мисс Торп? Мне повелевают удалиться? Алекс слегка склонила голову, с интересом изучая его лицо. Ковбой, но довольно сообразительный. Но в настоящий момент на привычной почве она, а не он. Она – Алекс Торп. И покупает мужчину. И, несомненно, с намерением лечь с ним в постель. Для чего? Чтобы доказать что-то бывшему мужу, который ей абсолютно безразличен? Ей совсем ни к чему кому-то что-то доказывать, и уж, конечно же, не себе самой. Да, действительно, она примчалась на аукцион с глупейшими мыслями, даже в какой-то мере опасными. Да, она поступила опрометчиво, совершив эту сделку. Но еще глупее была ее неудавшаяся попытка сбежать. Люди будут говорить о ее покупке целыми днями, а может, и неделями, пока не найдут себе другой темы. Неужели ей хочется, чтобы они взахлеб обсуждали ее позорное бегство из отеля? Она знает, что надо делать. Доиграть до конца. Спокойно, хладнокровно. Не повредит немного юмора. Дать понять, что она поставила на этого мужчину потому, что ей так захотелось, просто так, а не потому, что тут было нечто личное. И вовсе не из-за непонятного волнения – конечно, надуманного, – охватившего ее, когда ее глаза встретились с его глазами. Посетители аукциона стояли в холле небольшими группками, изредка поглядывая на нее и на Тревиса Бэрона с нескрываемым интересом. Замечательно, она обеспечит им зрелище. Но не то, о котором можно будет потом судачить. Ковбой все так же не сводил с нее глаз, тоже ожидая. Неприятно его разочаровывать, хотя… переживет. Перевес теперь на ее стороне. А как им воспользоваться, ее учить не надо. – Я вовсе не повелеваю вам удалиться, мистер Бэрон, – она подняла руку, сдвинув брови, изучила показания крохотных золотых с бриллиантами часиков на запястье. – У меня намечена встреча, но… – Отмените ее. Она весело рассмеялась, как будто услышала шутку. – Не думаю, что это возможно. Но я сознаю мои обязательства перед вами, – не переставая улыбаться, она легко положила руку ему на рукав. – Если вы будете так любезны, что проводите меня в зал, где сейчас начнется банкет, я дарую вам один танец. – Даруете? Алекс услышала угрозу в этом коротком слове, почувствовала, как вздулись его мускулы под ее пальцами. Но она решила, что не стоит обращать на это внимание, так как ситуация находится под контролем. – Да. Возможно, я даже выкрою время для короткого интервью. – Из открытой двери зазвучала музыка, и она заговорила немного громче, чтобы он мог расслышать: – А потом мне надо будет идти. Вы понимаете? О да, подумал Тревис, он понимает, конечно. Принцесса позволяет сопровождать ее на банкете, но лишь согласно правилам хорошего тона. Наглядная демонстрация строго регламентированной жизни высших слоев общества. Ему, выросшему в этой среде, сложно было не распознать привычного ритуала. Здесь она на коне – одна высокомерная улыбка чего стоит! Не дожидаясь его ответа, она повернулась и направилась туда, откуда звучала музыка, уверенная, что он следует за ней. У него на щеках заиграли желваки. Александра Торп держит его за дурака, разыгрывает перед ним особу благородных кровей, снизошедшую до деревенского олуха. Злость переполняла его через край. Но он не покажет этого. Еще рано. Он пошел за ней, словно принял навязанную ему роль. Происходящее не удивляло его. Он знал, что, не все в порядке, уже тогда, когда она сделала свою ставку. Видел, как выражение ее прелестного лица поменялось, как страстное желание уступило место недоумению. Потом она попыталась улизнуть, и он уже бросился за ней, но другие участницы аукциона задержали его около сцены, поздравляя и подшучивая. Пытаясь по возможности скорее освободиться, он увидел, что Барбара Роудз остановила Алекс, не позволив уйти. Поэтому он решил остаться там, где был, и выдержать паузу. Выслушав все, что хотели ему сказать окружающие, и получив желанную свободу, он ощущал себя распрямляющейся пружиной. Не успел он сделать и шага от сцены, как его перехватила Пегги, Рабовладелица. – Убедился? – ликующе выпалила она. – Что я говорила, очаровашка? Тебе не стоило беспокоиться. – Как ее зовут? – спросил он. Пегги, должно быть, услышала напряжение в его голосе, потому что не стала дразнить его и насмешничать, а просто сказала, что она сразу задалась тем же вопросом. – Александра Торп. – Замужем? Или одинокая? – Не знаю. Он кивнул, поблагодарив, и повернулся, чтобы отойти, но Пегги удержала его за руку. – Очаровашка! Она не для тебя. – Да? Спасибо за совет. – Я серьезно. Помнишь, я говорила о ней как о принцессе-ледышке? Тревис мрачно взглянул на Пегги: – Ты ошибаешься. – Нет. Не думаю. Девочка, назвавшая мне ее имя, добавила, что у нее кусок льда вместо сердца. Тревис улыбнулся: – Я интересуюсь не сердцем, – и нырнул в толпу, в которой его временами похлопывали по плечу и выкрикивали что-то вслед, пока наконец не добрался до холла – и до Александры Торп. Она все еще беседовала с председательницей организационного совета. Она стояла к нему спиной, и он задержался на некоторое время, наслаждаясь зрелищем: золотистые волосы, падающие на плечи; прямая изящная спина, обнаженная почти до талии; округлая попка, подчеркнутая шелковой, гранатового цвета, юбкой; ножки, которые называют «растущими от шеи», упакованные в черные чулки и туфельки на высоченных каблуках… Интересно, что обнаружится под этим соблазнительным одеянием, притворяющимся платьем, когда он сегодня ночью его снимет? Черный шелковый бюстгальтер? Узенькая полоска шелка, гордо именующаяся трусиками? Его тело напряглось. Или вообще ничего не окажется, кроме чулок на поясе? Его пальцы заныли. Слишком хотелось поскорее узнать это. Он шагнул к ней, потом замедлил шаги. Что-то не так. Это читалось в развороте ее плеч, наклоне головы. Он взглянул мимо, на ее пожилую собеседницу. Та улыбалась, но выражение ее лица было просительным. Он подошел ближе и услышал достаточно, чтобы убедиться в своей правоте. – Это не займет много времени, – поймал он фразу. – Если бы вы и ваш холостяк позволили людям с телевидения немного поснимать вас и дали короткое интервью… Это была бы великолепная реклама для аукциона. – Он не «мой холостяк», – сказала Александра Торп. – Вы не поняли, миссис Роудз… Я не могу. Правда не могу. Тревис выступил вперед и сказал ей, что она останется и сможет. Он начал говорить, по-техасски растягивая слова. Медлительность произношения слов помогала справиться с участившимся сердцебиением. Он назвал ее «солнышком», с удовольствием наблюдая, как вспыхнули при этом ее глаза. Она была сбита с толку, ее раздирали внутренние противоречия… А потом внезапно все переменилось. Как будто бы женщина опустила вуаль. Или надела маску. Да, именно так. Александра Торп исчезла за маской, и нынче вечером уже не в первый раз. Она перешла от неприкрытого томления к смущению, от жажды к недоумению. Она или не знала, что способна на столь сильное желание, или не желала этого знать. Теперь она скрывается за маской хозяйки аристократического салона. Инстинкт и злость говорили ему, что надо сжать ее в объятиях и поцелуями стереть с лица надменную улыбку. Он самодовольно подумал, что способен не только заставить ее снова захотеть его, но даже умолять об этом. Стоит лишь обнять ее. Здравый смысл – жалкие остатки, уцелевшие после разыгравшейся бури желания, – предупреждал его, что это будет ошибкой. Лучше пока подстраиваться под ее правила игры и поглядеть, как планирует ее закончить Александра Торп. Когда они вышли в центр танцевального зала, раздались аплодисменты. Оркестр прекратил играть, и председательница подошла к микрофону. – Дамы и господа, с удовольствием представляю вам Александру Торп и ее приз! Смех и снова аплодисменты. Алекс улыбнулась и обернулась к Тревису, но ее улыбка быстро померкла, когда она увидела, как он смотрит на нее. Оркестр начал играть. Полилась вкрадчивая романтическая мелодия. Тревис заключил Алекс в объятия. – Вы хорошо танцуете, мисс Торп, – мягко прошептал он. – Вы знаете, как найти свой ритм. – Я прекрасно танцую. И мне не нравится, когда меня так сильно прижимают. Тревис улыбнулся и прижал ее еще сильнее. – Мне кажется, вы зря переживаете. Не потому ли это, – он сделал нарочито длительную паузу, – что вы недостаточно танцевали в последнее время? Алекс покраснела. – Не понимаю, что вы хотите сказать. – Возможно, вам не попался подходящий мужчина. Для танцев , я имею в виду. Она покраснела еще больше. Какое удовольствие видеть, как тает ее надменность и улетучивается высокомерное пренебрежение всем окружающим! – Я мог бы провести вас шаг за шагом в страну вашей мечты, мисс Торп. Вы должны признаться, что хотели бы, чтобы я был вашим учителем. – Довольно! – Алекс попыталась освободиться, но тщетно. – Так зачем вы заплатили за меня двадцать тысяч баксов, солнышко? – Тревис усмехнулся сквозь зубы. – По вашему лицу можно читать как по раскрытой книге, мисс Торп. Вы разрываетесь между желаниями врезать мне в челюсть и, поджав хвост, удрать, как испуганная кошка. – У меня нет привычки удирать! – ее голос зазвенел от ярости. – Но в первой части вы не ошиблись. – В любом случае за нами наблюдают пять сотен человек и телекамера. Неужели вы действительно хотите дать повод для скандала, мисс Торп? – Вы ужасный человек! – Я просто честен. Вы заплатили за меня кучу денег, и явно не только из соображений благотворительности. – Вы переоценили свое обаяние, сэр. – Вы заплатили, чтобы лечь в постель с человеком, который пробудил в вас какие-то чувства, а потом струсили. Алекс перестала двигаться. Тревис тоже остановился. Она глядела на него, бешено сверкая глазами. – Я презираю вас! Тревис рассмеялся. – О, дорогая, куда девалась ваша надменность? Да, я знаю, что ковбою не пристало замечать такие вещи, но ведь я не выдавал себя за ковбоя, мисс Торп. Это вы так решили. Музыка сменилась. Теперь это был вальс. Тревис начал двигаться в такт. Выбора не оставалось, и Александра последовала за ним. Он кружил ее по комнате все быстрее и быстрее, прижимая так, что она касалась его всем телом. Ее грудь, ее бедра… Боже, как он хочет ее! Он ощущал ее тепло, жар ее кожи. Да, в ее глазах блестела ненависть, но, если он хоть чуть-чуть разбирается в женщинах, ненависть смешивалась с вожделением. – Почему вы боитесь признаться, Алекс? Его шепот был мягок, как бархат. Алекс задохнулась. Как это произошло? Когда он овладел ситуацией? – Я ничего не боюсь, – даже ей была слышна дрожь ее голоса. – Тогда скажите мне правду, – резко ответил он. – Признайтесь, что вы хотите меня! – Нет! Тревис засмеялся. – Лгунья, – сказал он, с новой силой закружив ее. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Внезапно у него в голове зазвучал голос отца. «Ты думаешь, что теперь будешь бороться за правду и справедливость, – сказал он в тот день, когда Тревис стал дипломированным юристом. – Очень мило, но хочу кое о чем предупредить тебя, мой мальчик. Справедливости добивается только победитель. Лжецы не будут замечать правду до тех пор, пока ты не ткнешь их в нее носом». «Да, – подумал Тревис, – впервые в жизни Джонас высказался правильно». Есть только одно верное решение, и он поступил именно так. Оттеснив Александру Торп в уголок, он притянул ее к себе и прижался своим ртом к ее губам. Послышался слабый возглас возмущения. Она отчаянно пыталась вырваться… а потом со слабым вздохом открыла губы. Он прошептал ее имя, обнял… Ее сердце билось рядом, тонкие прохладные руки поднялись, обвиваясь вокруг шеи. На вкус она была как мед и пахла весной. Боже, как он хочет ее! Как она ему нужна!.. Радостные возгласы. Аплодисменты. Одобрительные смешки. Он слышал, но ему не было до этого дела, в отличие от Алекс. Она оторвала свои губы от его и попыталась высвободиться. – Прекратите, – прошипела она. Он поднял голову и одарил ее похотливым взглядом, обещавшим куда больше, чем поцелуй. И почему нет? Алекс содрогнулась. Она целовала его так, как никого и никогда, но ему-то откуда об этом знать?.. Целовала прямо тут, перед всеми этими людьми. Он нагло улыбался. – Уикенд предстоит грандиозный, солнышко. Его низкий, хрипловатый голос смущал, манил. Он все не отпускал ее, удерживая за талию, и, наверное, это было хорошо, потому что тело вдруг перестало ее слушаться. Все вокруг уплывало… – Алекс? Тревис? Не угодно ли взглянуть сюда? Алекс повернулась. На нее была направлена телевизионная камера, и улыбающаяся журналистка совала в лицо микрофон. Ее всегда раздражала навязчивость газетчиков. Но в данный момент постороннее вмешательство оказалось для Алекс спасительным. – Да, – просияла она, отшатнувшись от Тревиса, – конечно! Мы будем чрезвычайно рады!.. Интервью тянулось бесконечно, хотя Тревис знал, что на самом деле оно не могло занять больше нескольких минут. Он не любил репортеров. Когда он был маленьким, они часто появлялись в «Эспаде» и всюду совали свои любопытные носы. Отец относился к этому спокойно, но ни Тревис, ни его братья, ни сводная сестра не приветствовали подобного. Сегодня Тревис обнаружил, что рад – почти рад – глупым вопросам и фальшивым улыбкам. Практически всю беседу вела Александра Торп. Она представила их поцелуй как задуманный заранее театральный жест. Намеками, улыбками и смешками дала понять, что они все запланировали во время разговора в коридоре. Что бы она ни плела, он только «за». Если она способна выкрутиться, это очень хорошо. Он соображал с трудом – с того самого момента, как впервые увидел ее. Тревис любил женщин. Он очень любил женщин. Его восхищали их шарм, обаяние, кокетство… Он обожал женское общество. А уж заниматься с женщиной любовью… Он думал, что на свете нет ничего более восхитительного. Только вот он никогда раньше не занимался любовью публично. К чему обманывать себя? Он не только перестал соображать – его направленно вела та часть его тела, которую считают наиболее ненадежной, требуя сделать с Александрой Торп то, что он сделал, прямо посередине зала. Эротики в поцелуе было не меньше, чем в любом другом действии, совершаемом им только в уединении собственной спальни. Будь честен, Бэрон. Тебя ничто так не возбуждало. Никогда. И ее тоже. Об этом сказал слабый стон, вырвавшийся у нее, сила, с которой она бессознательно льнула к нему. Он распознал прикосновение ее языка к собственному, легкое давление зубов… – …мистер Бэрон? Он тряхнул головой. В него тыкала микрофоном надоедливая журналистка. – Простите? – сказал он. Она улыбнулась еще более белозубо и повторила свой вопрос. Он улыбнулся в ответ. Да, конечно-конечно, он замечательно провел время сего дня. Нет, конечно, он не нервничал. Зачем нервничать, ес ли все делается в благотворительных целях? Там, у «Салливана, Кохена и Виттали», все будут прыгать от восторга, слушая это интервью. Теперь очередь Александры. Журналистка обратила к ней свою нарисованную улыбку. – Что привело вас сюда сегодня, мисс Тори? Александра поколебалась, потом начала говорить о своем жизненном кредо – поддерживать нуждающихся. Тревис притворился, что слушает. Если она не лжет, то он полный осел. То, что привело ее сюда, не имело никакого отношения к благотворительности. Он видел выражение ее лица, неистовый блеск глаз. Что-то заставило ее прийти сюда, и он обязательно выяснит, что. Но что заставило ее включиться в состязание за него, понять легко. Это было желание. Желание, бушующее в ней с такой силой, что он даже на сцене почувствовал его. То же желание, что заставляло ее таять в его объятиях, когда он целовал ее. Это напряжение ее тела, постепенно переходящее в трепет… Ощущение ее груди, плотно прижавшейся к его. Ее губы, открывшиеся для поцелуя. Шепот, говорящий о готовности уступить… Конечно, у него было много женщин. Но все равно этот невероятный поцелуй отличался от всего, что он когда-либо знал. Тревис переступил с ноги на ногу. Что он делает? Еще пара секунд – и он порадует телекамеру, да и всю окружающую толпу, зрелищем, воспоминания о котором он не переживет. Пора переместиться в более интимную обстановку, и там уже можно разыграть следующую сцену этого спектакля. Он обнял Александру за талию, привлекая к себе. – Ну ладно, – заметил он весело, перебив очередную глупость журналистки на полуслове. – Все, ребята, хватит. Небольшая группка журналистов застонала. Один из них полез со следующим вопросом, но Тревис просто продолжал улыбаться. И говорить: – Эй, ребята, вам не кажется, что мы с мисс Торп имеем право немного побыть наедине? – У вас для этого три дня уикенда, – сказал кто-то, и все расхохотались. – А также все последующие, – добавил Тревис и взглянул на Алекс. – Точно, мисс Торп? – Точно, мистер Бэрон, – сказала она, сверкнув улыбкой, напоминающей оскал разозленного добермана. – Мне нравится эта старомодная учтивость, – изощрялся репортер. – Мисс, мистер … Очаровательно! Тревис весело рассмеялся, одновременно тесня Алекс в сторону выхода из зала. – Да, – прокомментировал он, – мисс Торп – очень старомодная девушка. Как по команде, оркестр заиграл очередной вальс. Люди задвигались, вовлекаемые в танец. Тревис не стал терять время. Он отпустил талию Александры, схватил ее за руку и чуть ли не бегом рванул к двери. Она попыталась вырваться где-то в середине коридора, но его пальцы держали ее крепко. – Не останавливайтесь, – сказал он, протаскивая ее через главные двери мимо швейцара и вниз по широким мраморным ступеням. Всякий наблюдавший за ними должен был подумать, что они романтично сбежали, не прощаясь. Он и сам почти поверил в это, пока уже на улице она не встала как вкопанная, не выдернула руку и резко не повернулась к нему. – Что вы себе позволяете? – На лице у нее была неприкрытая злость. – Успокойся, солнышко. Александра топнула ногой. – Попрошу без всяких «солнышек»! – Тут недалеко моя машина. – Вы в самом деле считаете, что меня интересует, где стоит ваша машина? – Алекс вскинула голову. – Слушайте меня, мистер Бэрон, и повнимательнее. Вы, без сомнения, самый ужасный человек из всех, кого я… Не дослушав, Тревис схватил ее за руку и потянул дальше по улице. – Неужели вы никогда не задумываетесь, прежде чем устроить сцену, леди? Или вы любите быть в центре внимания? – Я никому не позволяю лезть в свою личную жизнь! – В таком случае у вас странные методы защиты, – он махнул рукой по направлению главного входа отеля «Парадиз». – За нами следят журналисты. Даже в полумраке арки, где они стояли, было видно, как побледнело ее лицо. – Правда? Он обернулся и посмотрел. – Нет, – ответил он резко. – Но ведь вам это и в голову не пришло! Хоть однажды не мешало бы предусмотреть последствия своих поступков. – Мне? Предусмотреть последствия? – Алекс откинула голову. – Ха, – вырвалось у нее без намека на веселость, – мистер Бэрон, это превосходная шутка! Просто нечто, особенно из ваших уст! Тревис скрестил руки на груди. – Не я, – произнес он высокопарно, – поставил нас в дурацкое положение. Если подумать, положение и впрямь идиотское. Он сделал из себя идиота, выйдя на сцену. Потом крошка Торп попыталась сбежать. И вот снова – когда он целовал ее перед всеми, да еще так, как никогда никого. – Сэр! Здесь пострадавшей стороной являюсь я! – Эй, солнышко, не строй из себя Ледяную Принцессу! – Вы плохо слышите, мистер Бэрон? Я просила не называть меня «солнышком». – Извините, мисс Торп! – его губы дрогнули, он подался к ней. Алекс испуганно отшатнулась. – «Принцесса» тебе подходит, – пробормотал он. – Эта маленькая леди и не подозревает, насколько она права! – Что за маленькая леди? – Не стоит об этом, – желвак на его щеке вздулся и опустился. – И вообще, мне надоело играть негодяя в данной пьесе. – Вы предполагаете, что эта роль – моя? – Так ведь вы поставили на меня, забыли? Краска разлилась по ее лицу. – Позвольте освежить вашу память, мистер Бэрон. Это был аукцион холостяков. Суть его в том, что женщины делают ставки на мужчин. – Конечно-конечно! – Что, смею спросить, означает ваш тон? – Означает, что никто не заставлял вас выкладывать за меня столь крупную сумму. – Я не собираюсь выслушивать эту… Тревис перехватил ее за плечо, когда она попыталась проскользнуть мимо. – А после, – прорычал он, – как будто вы привлекли к нам недостаточно внимания… –  Я привлекла внимание? – Алекс запрокинула голову и расхохоталась. – Мне это нравится, мистер Бэрон! Не я выкаблучивалась на сцене, как… профессиональный стриптизер! Тревис усмехнулся и переместился так, чтобы блокировать проход. Все, что видела Алекс, – его широкие плечи и горящее лицо, только это и тьму окружающей их ночи. Ее сердце выпрыгивало из груди. Они стояли на улице большого города, но внезапно ей показалось, что они последние мужчина и женщина на Земле. Так же она чувствовала себя, когда он посреди танца поцеловал ее. – И много профессиональных стриптизеров вы видели за свою жизнь, мисс Торп? – мягко поинтересовался он. – Мистер Бэрон… – ее голос сорвался. Она прочистила горло и начала заново: – Мистер Бэрон, в самом деле… думаю, что пора нам распроститься и… – у нее перехватило дыхание. Тревис поймал прядь ее волос. Расширенными глазами она смотрела, как он подносит ее к лицу. – Что… что вы делаете? – Вдыхаю запах твоих волос, Принцесса. Что это? Опиум? Кокаин? – Это… это просто… – она отступила еще на шаг, увидев, что он придвинулся. Ее плечи коснулись закрытой двери за спиной. – Я… я не помню… – Мысли путались. Разве этот задыхающийся голос и впрямь принадлежит ей? Почему ее так трясет? Алекс закрыла глаза, застонала, когда Тревис коснулся губами ее шеи. – Мистер Бэрон… – В сложившихся обстоятельствах, – сдавленно прошептал Тревис, – считаю, что нам можно перейти на «ты». Как вы, мисс Торп? Как она – что? Алекс дрожала, его дыхание согревало ей шею. Она не в состоянии думать, пока он… пока… – Мистер Бэрон… – Тревис. – Тревис, правда, я думаю… – Да. Я тоже так думаю, – он прижал ее к себе, грудь к груди, бедра к бедрам. Она хотела оттолкнуть его. Вместо этого ее руки почему-то ухватились за лацканы его смокинга. – Думаю, что пришло время снова поцеловать тебя, Принцесса, но уже без публики. – Его рот приблизился к ее лицу. – Нет, – прошептала она, – пожалуйста… – Да, Принцесса, – он целовал ее; мягкие, нежные поцелуи словно опять и опять притягивали ее губы к его губам. – Просто расслабься, и делай только то, что хочется. Его рука поднялась, накрыла ее грудь, лаская. И во второй раз за сегодня – во второй раз за всю свою жизнь – Алекс сделала то, чего никогда не делала раньше. Пустила все на самотек. От ее краткого всхлипа кровь быстрее побежала у него по жилам. Она обхватила его за шею, поднявшись на цыпочки и прильнув всем телом. Тревис застонал. Его рот жадно искал ее губы, язык впитывал ее сладость. Его руки скользнули вниз, ощутили сужение ее талии, плавно переходящее в изгиб бедер, прикоснулись к ягодицам, подтягивая к себе, прижимая ближе, ближе. – Алекс, – шептал он. – Да, – выдохнула она, – о да! Он поцеловал ее плечо, слегка прикусил, склонил голову, захватывая губами обтянутую тонким шелком грудь. Руки его перемещались все ниже. Они забрались под юбку – под ней было именно то, что он уже представлял в мечтаниях: соблазнительные чулки, полоска кружев и ничего более. Он произнес что-то невнятное, просунул руку под кружева… Ее быстрые всхлипывающие вздохи распаляли его все сильнее. А когда она поцеловала его в шею, он понял, что эта женщина нужна ему как воздух. Он сжал ее руку и потянул вниз. – Алекс, – хрипло сказал он. – Пожалуйста, – лепетала она, – о, пожалуйста, пожалуйста… Он знал, что может овладеть ею прямо сейчас, вот здесь… Кто-то рассмеялся. Алекс услышала и замерла. Тревис тоже. – О Боже, – прошептала она. Он обхватил ее. Она дрожала. – Спокойно, – негромко сказал он. Смех раздался опять, добродушный, отдаленный. Он понял, что к ним это отношения не имеет. Туман у Тревиса в голове рассеялся, и он понял, что стоит в арке дома с женщиной, которую узнал не более двух часов тому назад, что рядом проезжают машины, идут пешеходы, а он собирался… почти уже… Видимо, она тоже это поняла. – Пустите меня, – яростно прошептала она, рванувшись. Тревис не разнял рук. – Черт возьми, пустите!.. – Стойте спокойно! Это был приказ, а не просьба. И обоснованный. Сюда шли люди. Алекс могла слышать их. Если бы они замерли, то остались бы незамеченными. Поэтому она затаилась в его объятиях, пытаясь не думать, что этот… этот незнакомец делал с ней всего секунды назад и что она позволяла ему делать. И зачем? Чтобы доказать Карлу, что он не прав? Что она не… не фригидная богатая сука? Комок подкатил к ее горлу. Она закрыла глаза. Все верно. Она доказала это, и методом, наиболее унизительным из всех возможных. Доказала самой себе и человеку, которого не знает, тому, кто абсолютно не интересовал ее, а просто оказался в нужном месте в нужное время. Когда ей было позарез необходимо доказать, что она умеет чувствовать… Шаги и голоса раздавались по ту сторону арки. – Все в порядке, – прошептал Тревис, прижимая ее к себе. И она смирилась. Позволила ему гладить ее по спине, пока не ощутила сладостную дрожь. Позволила пропускать пальцы сквозь волосы, в то время как лицо ее оказывалось напротив его шеи. Рядом с горячей кожей, вкус которой она ощущала на губах и хотела ощущать вечно. Рядом с сердцем, так же быстро бьющимся, как и у нее. Рядом с этим мощным телом, словно притягивающим ее к себе… Вдруг она вырвалась из объятий Тревиса. – Уверена, что женщины, к которым вы привыкли, очень любят подобные вещи, мистер Бэрон. Тревис вздрогнул: – Что? – Эти первобытные методы. На них они, видимо, действуют безотказно. Там, в Литл-Роке. Или в Далласе. Или откуда вы там приехали. Он прищурился, изучая ее надменное лицо. – Детка, спокойно. Не знаю, в чем твоя проблема, но не надо валить вину на меня. – Видимо, в вашей деревушке все без ума от вас. Но тут Лос-Анджелес, мистер Бэрон. И я буду очень благодарна, если вы просто сойдете с моего пути. Тревис поджал губы. – Сойти с вашего пути? – повторил он медленно. – Как приятно узнать, что у вас нет проблем со слухом, мистер Бэрон. Да. Сойдите с моего пути. Прямо сейчас. У него потемнело в глазах. В глубине сознания зашевелился инстинкт, побуждающий его сделать с Алекс Торп то, что каждый захотел бы сделать с ней, – преподать ей урок, который она никогда не забудет. – Есть вполне определенное название для таких женщин, как вы, – сказал он. – И уверен, что вы много раз его слышали. Он увидел, как ее лицо побелело, напрягся, ожидая пощечины… но не дождался. Она просто стояла, словно окаменев. Потом, к его удивлению, улыбнулась. – Поверьте мне, – послышалось как будто издалека, – оскорблениями меня не удивишь. На последнем слове ее голос дрогнул, но она продолжала улыбаться. Печальная улыбка сразила его, заставила пожалеть о сказанных грубых словах, но было слишком поздно. Алекс Торп шагнула мимо него, к мостовой, где как раз проезжало такси. – Алекс, – позвал Тревис, – Принцесса, подожди… Она села в машину, дверца хлопнула, шум мотора стих в ночи. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Тревис мерял шагами комнату своего дома на побережье. Он был зол, обеспокоен – и расстроен. Почему он решил, что обязан извиняться перед Александрой Торп? Да, конечно, он отозвался о ней не слишком вежливо, но, черт побери, она это заслужила. И что психовать? Он весь вечер прыгал перед ней, как мартышка, делал все, что она ни пожелает. – За кого она меня держит? – бормотал он. – За заводную игрушку? Он походил еще немного, открыл стеклянные двери, ведущие из спальни на террасу, и сердито поглядел на Тихий океан. Вся история в целом просто нелепа. Аукцион. Ставки. Ее поведение, его… Выругавшись, он скинул ботинки, ослабил галстук. Стянул смокинг, потом все остальное. Собрал одежду в кучу и вынес в коридор, бросив в углу. Треснулся ногой об угол кровати. – Проклятье! – взревел он, прыгая по комнате на одной ноге. Прохромал к шкафчику, вынул шорты и майку, натянул их на себя. Палец ныл. «Умение терпеть – составная часть тренировки», – мрачно подумал он и дал себе установку на преодоление пяти миль по песчаному пляжу. По возвращении он немного успокоился. Но оказалось, что не так просто забыть Алекс. – Прощай, Ледяная Принцесса, – сказал он, сбрасывая шорты и майку на кафельный пол и заходя в душ. Он любил свой душ. Слейд назвал его «прибежищем сибарита». Возможно, так и есть. Два боковых распрыскивателя. Мраморная скамья. А места достаточно для двоих… Для двоих. Для Алекс и для него. Тревис закрыл глаза и представил, как намыливает ее тело. Берет в ладони обнаженные груди. Наклоняет голову и целует их, слышит короткие вздохи Алекс, пока она обвивает руками его шею, а ногами – бедра. Вода в это время стучит по спине, как легкий дождик… Он застонал, с негодованием посмотрел на свое отражение и сделал душ ледяным. Снова одетый, теперь в джинсы и белую футболку, босиком Тревис прошел в кухню и вынул из холодильника банку кока-колы. Уже поздно. Или еще рано. Стеклянные стены его дома безмолвно глядели на пустой в это раннее утро пляж. Черт, все равно никак не успокоиться. Надо бы закурить, но он бросил пять лет назад. Хорошо бы холодного пива или приличного вина, но пива в холодильнике нет, а идти в погреб не хочется. Можно поговорить с одним из братьев, но что им сказать? Что он меряет комнату шагами в безумной ярости? Ему нужна женщина. Та, что не будет крутить его, как океанские волны щепку, не сведет с ума. Будет честна в своем стремлении оказаться с ним в постели. Это поможет выбросить Алекс Торп из головы раз и навсегда. Тревис пролистал свою записную книжку. Только на прошлой неделе он встретил роскошную брюнетку и пообещал ей позвонить. Возможно, она будет удивлена, если он появится в это время суток, но можно пригласить ее позавтракать на пляже. Шампанское. Икра… Кого он обманывает? «Проклятие», – подумал он и отбросил книжку в сторону. Ему не требуется замена Ледяной Принцессы. Он хочет именно ее. Где она теперь? У него даже нет ее адреса или телефона. Что она делает? Может, спит и видит его во сне? Или сходит с ума, так же как он, вспоминая… Зазвонил звонок входной двери. Хоть что-то, чтобы вырваться из замкнутого круга мыслей. Он бросился к двери, распахнул ее и увидел на пороге подростка в оливковой униформе. – Доброе утро, сэр. У меня посылка для мистера Тревиса Бэрона. – Отлично, – кивнул Тревис, расписался в книге и вынул из кармана пять долларов. – Благодарю. Закрыв дверь, он недоуменно поглядел на присланный пакет, потом разорвал упаковку. Оттуда выпал маленький изящный конвертик. Тревис подобрал его, нахмурился, изучая. Поднял к носу, понюхал, но бумага ничем не пахла. Что внутри? Что-то официальное. Приглашение? Благодарность? Может быть, и то, и другое, если Алекс Торп… Боже, он положительно сходит с ума! С чего он взял, что крошка Торп будет ему писать? Если она и пошлет ему послание, то начиненное взрывчаткой! Улыбаясь, он вскрыл конверт и вынул открытку. – О, черт, – вырвалось у него в ту же секунду. «Ваше присутствие обязательно на праздновании восьмидесятипятилетия мистера Джонаса Бэрона в субботу и воскресенье, 14 и 15 июня, на ранчо Бэрона «Эспада». Бразос-Спрингс, Техас. Просьба ответить по получении». Форма приглашения была нейтральной, но смысл был подобен разорвавшейся бомбе. Приписка внизу – «Просьба ответить» – ясно свидетельствовала об этом. «Да, Тревис, – гласила она, – это предназначено именно тебе!» Заканчивалась приписка заглавной «К» и росчерком в виде крохотного сердечка. Он фыркнул. Кэтлин. Его маленькая сводная сестричка. Хитрый чертенок. Несгибаемая, когда надо, а может быть мягкой и нежной. В данный момент она собиралась быть непреклонной. Тут лежало не приглашение, а приказное уведомление. «Как раз то, чего мне не хватало», – угрюмо подумал Тревис. Старику уже восемьдесят пять? Ничего себе. Трудно поверить. Последний раз они встречались год или два назад. Кэтлин тогда заманила их на день Благодарения или Рождество. Джонас был невероятно энергичен, держался, как всегда, прямо. Определенно он не выглядел старым. Но восемьдесят пять лет – это все-таки не шутка. Но пусть празднуют без него. Лететь в Техас в середине июня ради того, чтобы все выходные видеть Джонаса… Уикенд с Кэти, со Слейдом и с Гейджем. Пару деньков прожить как прежде, поплавать в заливе… Такой уикенд может прочистить ему мозги. Тревис потянулся за телефоном, не давая себе времени раздумать, набрал номер. Слейд ответил после первого же гудка. – Слейд, дружище, как ты? В Бостоне Слейд Бэрон бросил взгляд на приглашение – точную копию полученного Тревисом – и усмехнулся. – У меня все было хорошо до того момента, пока ко мне в дверь не постучался почтальон. Тревис хмыкнул. – Наша Кэти, как всегда, работает чисто. Даже учла разницу во времени. Спорим, Гейдж тоже сейчас разглядывает эту бомбу замедленного действия?! – Да уж! Вообще-то, я все равно хотел тебе позвонить. Этот аукцион был вчера, точно? Тревис нахмурился. – И что? – Тревис, старина, ну не будь так суров. – Не понимаю, о чем ты. Я хотел обсудить это приглашение. – Сколько угодно, Трев. Но я не еду. – Спорим, твоим клиентам понравится твое благоговейное отношение к семье. – Вряд ли они удостоятся чести присутствовать при нашей беседе, и перестань менять тему. Как прошел аукцион? – Прошел. Кто-то меня купил. – Счастливица. У нее имеется имя? – Александра. И хватит об этом. – А за сколько? Больше, чем дали за парня от другой фирмы? А как эта Александра, ничего? – Ничего. Я утер нос тому парню, дамочка миленькая, хотя смотря на чей вкус. – Ну-ну… – Что еще? – Мне кажется, мой братишка что-то скрывает. – Конечно, – сказал Тревис, подыгрывая. Если Слейд за что-то зацепился, то оторвать его не проще, чем присосавшуюся пиявку. – Ага. Так она там с тобой? – Можно и так сказать. И никакой лжи тут не было. Принцесса и не собиралась покидать его мысли. – Ах ты, старый развратник! Тревис вздохнул. – Слейд, ты можешь говорить о чем-нибудь другом? – Ты опять об этом приглашении? Тут не о чем говорить. Я не еду. Я тебе уже сказал. – Джонасу восемьдесят пять. Это серьезная дата. – Да хоть тысяча. Почему из-за этого мы должны обрекать себя на мучения? – Не все так плохо. – Скажешь тоже! – Там будет человек двести. У старика не хватит времени нас обрабатывать. Кроме того, жаль огорчать Кэтлин. – Что с тобой, Трев? Похоже, тебе позарез надо смотаться из города. Тревис стиснул зубы. Жизнь научила его, что одному брату практически невозможно скрыть что-то от другого. – Я не прочь сменить обстановку. – Все из-за женщин, – пробормотал Слейд со вздохом. – Пожалуй. – Мне надо было сразу догадаться. – Тебе? Да откуда? – сказал Тревис с наигранным смешком. – Гейдж и я – вот настоящие эксперты в данном вопросе, но Гейджа нельзя принимать во внимание, поскольку он единственный из нас женат. – Ты пытаешься уйти от разговора, Трев. Тревис издал смешок. – Верно. И не надо из меня ничего выпытывать. Я не хочу посвящать тебя в душераздирающие подробности. Слушай, так насчет уикенда… – Мне очень жаль, но я пас. У меня действительно нет времени ехать сейчас в «Эспаду», понял? – Ладно, принято. Черт, ты теперь совсем большой! Пожалуй, связать тебя и потащить мне не удастся. – Братья синхронно прыснули. Тревис сказал: – Сделай одолжение, а? Оставайся на связи, пока я позвоню Гейджу. – Двое против одного? Все равно ничего не выйдет, – сказал Слейд со смехом. – Даже если Гейдж торжественно пообещает прибыть, мое мнение неизменно. – Справедливо, но все же поздоровайся с ним, – сказал Тревис и набрал номер своего другого брата. Гейдж мгновенно откликнулся. – Крошка, – хрипло произнес он. – Натали, я так люблю тебя… Тревис рассмеялся. – Я тоже люблю тебя, мой драгоценный, – сказал он фальшивым фальцетом, – но мой муж начинает что-то подозревать. – Тревис? Это ты? – И я, – лениво добавил Слейд. – Как поживаешь, братец? – Не могу поверить! Что это вы задумали? Воссоединились в Калифорнии? Или вы оба в Бостоне и живете в особняке, который один из вас называет домом? – Этим тройственным союзом мы обязаны чудесам современной техники, – отозвался Тревис. – Редкостный случай, – сказал Слейд, хитро подмигнув молоденькой секретарше, что принесла ему кофе, – спасибо, солнышко. – Какое я тебе «солнышко», – проворчал Тревис, – смотри, прилечу прямо в твой роскошный особняк и, поколочу, как в старые времена. – Ага. Один? – Вместе с Гейджем, – Тревис хмыкнул. – Конечно, придется подождать, пока рассветет, чтобы у меня в голове немного прояснилось. Все три брата рассмеялись. Тревис взбил подушку и подложил ее под спину. Ему уже полегчало. Ничего нет лучше общих воспоминаний, даже и не самых приятных. Мысль об этом вернула его туда, откуда они начали. – Ладно, ребята, – сказал он. – Я бы с радостью оставил этот разговор, но труба зовет. – Приглашение, – вспомнил Слейд. Гейдж вздохнул. – Ты тоже получил? – Утречком, точь-в-точь как у Трева. – Утречком – это хорошо. Мое прибыло в шесть, – сказал Тревис. – Да. – Слейд фыркнул. – И прервало твое занятие. Точно, Трев? Тревис закрыл глаза и потер кулаком лоб. – О да! – коротко подтвердил он. – Приглашение в чистилище, когда ты пребываешь в… совершенно в другом месте! Гейдж и Слейд засмеялись. – Какую насыщенную жизнь он ведет! – восхитился Слейд. – Ожидал от тебя некоторого сочувствия, малыш. На Гейджа в этом плане надеяться нечего. Он забыл о свободе много лет назад, – голос Тревиса смягчился. – А как там Натали? Ты хорошо с ней обращаешься или она все-таки подумает своей умной головкой и уйдет ко мне? – С ней все в порядке. – Голос брата был неестественно напряженным. Брови Тревиса взлетели вверх. – Ты уверен? – Не похоже… – сказал Слейд. – Слушайте, может, вы, ребята, весь день собираетесь болтать по телефону, – бросил Гейдж, – но у меня-то есть чем заняться. – Ладно, – сказал Слейд после паузы. – Так, Трев уже огласил повестку дня. Что мы делаем с представлением, которое старик планирует устроить в середине месяца? – Игнорируем, – твердо ответил Гейдж. – Я должен… – …делать дела, – закончил Тревис. – Да, я знаю. У меня не больше желания ехать в «Эспаду» на прием короля Лира, чем у любого из вас, но… – Лира? – перебил Слейд, сбитый с толку. – Эй, мы говорим о Техасе, а не о Британии. – Не притворяйся, Слейд, ты прекрасно знаешь, о чем я, – нахмурился Тревис, удивившись, почему не подумал об этом раньше. – Джонас начинает понимать, что и он смертен. – Отец проживет до ста, а то и дольше. Могу спорить на что угодно. – Да, но, клянусь, он однажды оглянулся вокруг, на эти необъятные просторы, и задумался о том, что с ними будет. – Ну на кой мне мучиться эти выходные в «Эспаде»? Мне абсолютно все равно, что он там придумает, – резко выпалил Гейдж. – Так что наслаждайтесь праздником без меня. – Присоединяюсь, – голос Слейда звенел от раздражения. – В этот уикенд я собираюсь в Балтимор. – Или в Антарктиду, – лениво встрял Тревис. – Куда угодно, только бы не в «Эспаду»… – Вовсе нет. Я планировал поездку за восемь недель до того и не собираюсь… – Слейд… – Тревис глубоко вздохнул. – Прости, малыш. Я не имел права выворачивать тебе руки. – Забудь. По правде говоря, я бы мог разделаться с этими делами в Балтиморе, если бы захотел. – Отлично, – мягко добавил Гейдж. – Три взрослых мужика вдохновенно врут, лишь бы не приближаться к родному очагу. Они еще поговорили, даже посмеялись. Потом Тревис сказал: – Дело в том, что «восемьдесят пять» звучит внушительно. – Старик никогда не впечатлялся другими цифрами, – горько сказал Гейдж. – Твоим восемнадцатилетием, выпускным годом Слейда. – Твоим пятилетним юбилеем, – дополнил Тревис. – Но что за черт, джентльмены, разве мы не выше этого? Заявление встретили стонами, но Тревис был неумолим. – Мы молоды, он стар. Это факт, – голос его потеплел. – И там будет Кэтлин. – Да, – Слейд вздохнул. – Не хотелось бы огорчать ее. – Мне тоже. Но выбора я не вижу, – пробормотал Гейдж. – Точно, – сказал Тревис с апломбом, во многом обеспечившим успешность его карьеры адвоката. – Выбора нет. Мы должны ехать. – Ни за что, – в унисон откликнулись два голоса. – Слушайте, мы уже не дети. Джонас не может сделать нас несчастными, – Тревис помолчал. Он знал, что давит, но Кэти действительно очень огорчится, если они не приедут. И эгоистично это или нет, но ему самому нужен этот уикенд с братьями. – Подумайте о преимуществах. Мы можем обменяться впечатлениями и одновременно зажечь улыбку на лице Кэтлин. Разве это так мало? Наступило продолжительное молчание, потом Слейд вздохнул. – Ну ладно, можешь на меня рассчитывать. – Но не на меня, – взорвался Гейдж. – Я не могу себе позволить потратить зря уикенд. – Гейдж, – сказал Тревис, – слушай… – Нет, это ты слушай! Я слишком занят. У меня масса неотложных дел. Зарубите это себе на носу, или мне придется сделать заявление в «Таймс»… О, черт. Виноват. Я не собирался орать. Но я не могу. Просто не могу. – Конечно, – прокомментировал Тревис. – Все поняли, – чуть позже откликнулся и Слейд. – Ладно… И снова молчание, прерываемое потрескиванием в трубке. – Ладно, – сказали одновременно три голоса, а затем последовали быстрые прощания, и братья отключились. Тревис подождал пару секунд, потом набрал номер Гейджа. – Слушай, – сказал он, едва услышав голос брата, – если у тебя проблемы… Гейдж твердо заверил, что все в порядке. – Да, конечно, но если все же… – Я сообщу. Тревис кивнул, нажал на кнопку отбоя, подождал. Телефон снова зазвонил. – Я ему перезвонил, – сказал Слейд. – Ага. И я. – Что-то случилось, Трев. Голос у Гейджа звучит как-то не так. – Да. Но что бы там ни было, говорить об этом он не хочет. – Трев? Ты не знаешь, у него с Натали все нормально? – А как иначе? Этот брак был заключен на небесах. Натали просто прелесть. Она не из тех, кто заставляет мужчину лезть из кожи вон. Она как открытая книга. Никакой игры, никаких секретов… – Ну ладно тебе, – со смешком сказал Слейд. – Хотя все они невозможны. То то не так, то это не эдак. Никогда не знаешь, чего ожидать. – Это верно, – согласился Слейд. – Что бы ты ни сказал или ни сделал, все не так, – он поколебался. – Так что, мы говорим о твоей бывшей?.. – Нет, не о ней. И раньше, чем ты начнешь задавать вопросы, хочу предупредить, что я не собираюсь на них отвечать. – Прямо как я, парень. – Слейд? – Тревис смягчился. – Жду не дождусь встречи. Он почти увидел улыбку брата. – Да, – осипшим голосом сказал Слейд, – и я. Тревис повесил трубку и вышел на террасу. Было прекрасное утро: яркое солнце, голубое небо, сверкающая безбрежная гладь океана. Теперь, после разговора с братьями, он чувствовал себя получше. Он был доволен, что не пригласил женщину. В том, что касается женщин, он никогда не был потребителем. Никогда не брал больше, чем давал сам. Очень жаль, что про Александру Торп нельзя сказать то же самое. Он нахмурился. Была ли это ее обычная манера? Поманить человека обещанием рая, раздразнить так, что он позабудет обо всем, а после развернуться и преспокойно уйти? Это опасная игра. Она может обернуться против нее, если она ошибется. Но, вероятно, она очень аккуратно выбирает свою жертву. Это не могут быть первые встречные. Видимо, она ищет ему подобных, благополучных и многообещающих. Людей, с которыми она может играть не боясь. Его губы вытянулись в тонкую злую полоску. Ярость снова начала разрастаться в нем. «Успокойся, – приказал он себе, – наплюй…» Черта с два. На этот раз ты ошиблась, Ледяная Принцесса. Тревис вернулся в спальню и схватил телефонный справочник. Ее там не было, но он этого и не ожидал. Зато была Барбара Роудз. Если она и удивилась его раннему звонку, то никак этого не показала. Но его вопрос явно поставил ее в тупик. – Не думаю, что должна это делать, мистер Бэрон. – Конечно, нет, – вкрадчиво ответил Тревис. – Этого бы и не потребовалось. Но мисс Торп дала мне свой адрес и телефон на клочке бумаги, а я ухитрился его куда-то засунуть, – он заговорщически понизил голос, пытаясь казаться нашалившим мальчиком. – Уверен, вы поймете меня – мне не хотелось бы, чтобы ей стало об этом известно. Через несколько минут «порше» Тревиса с ревом прокладывал дорогу из Лос-Анджелеса за город. ГЛАВА ПЯТАЯ Высоко над Орлиным каньоном, в доме, построенном ее дедом, в котором сначала царствовал ее отец, а после муж, Александра Торп завтракала в саду. Завтрак в саду был настоящим удовольствием, событием, происходящим впервые. Алекс наслаждалась им в полной мере. Она плохо спала. Все время ворочалась. Совершенно не помнила, что ей снилось, но только проснулась внезапно, с бешено стучащим сердцем, около половины шестого. Поскольку было еще рано, она спустилась по богато украшенной лестнице Дома Торпов в ночной рубашке, босиком прошла по холодному каменному полу через громадный зал на кухню. В большой комнате было пустынно. Даже Луиза еще не начала свою возню. Алекс взялась было за упаковку апельсинового сока, но взгляд ее упал на банку кофе, и она сразу поняла, чего ей действительно хочется. Тем не менее некоторое время она колебалась. Кухня была вотчиной прислуги, то есть Луизы. Теперь, после того как не стало отца, а потом и Карла, она избавилась от горничной, и от дворецкого, и от шофера, ранее обитавших в Доме Торпов. То, что кухня – запретная зона для хозяев, никогда не произносилось вслух, но всегда подразумевалось. Алекс стояла, уставившись на банку с кофе. Потом рывком схватила ее. – Это всего лишь кофе, Алекс, – нетерпеливо пробормотала она. Она прочла инструкцию, потом потратила несколько минут в поисках нужных приспособлений. И вскоре кофе уже весело булькал, наполняя стеклянную емкость кофеварки. Правило номер один нарушено, подумала она, окрыленная собственной смелостью. Как насчет правила номер два? В самом деле, нет никакой причины подниматься наверх одеваться. Луиза все еще у себя. А Алекс тут одна. При этой мысли с губ ее сорвался смешок. Все еще улыбаясь, она направилась в столовую, чтобы устроиться за громадным столом из черного орехового дерева. В это мгновение солнечный зайчик проник в окно и заиграл на стенах. – Пропади все пропадом, – сказала Алекс столовой и прошествовала назад в кухню. Приготовила себе тост, намазала его джемом, поставила чашку и кофейник на поднос и отнесла все во внутренний дворик, на один из стеклянных столов, до этого никогда не видевший ничего, кроме коктейлей и сопутствующих им закусок. Ее отец считал, что на улице есть неприлично, ее муж считал точно так же, и она даже думать не желала о том, что бы они сказали, глядя, как она сидит тут в шесть часов утра в ночной рубашке, поедая завтрак, приготовленный собственными руками. Апельсиновый сок никогда не был таким сладким, а тост – таким хрустящим. А у кофе, который она попробовала в первую очередь, был и вовсе изумительный вкус. Держа чашку в ладонях, она чувствовала ее тепло и улыбалась. Было глупо так радоваться столь простым вещам, но все равно она радовалась, как будто все ее поступки были частью только что начатой новой жизни. Потом ее улыбка померкла. Надо просто прекратить думать об этом вечере, и все. Все равно, что она могла бы сделать с незнакомцем там, в арке какого-то дома – в арке , – если бы вдруг не пришла в себя. Она пришла в себя, только это имеет значение. Разве нет? – Доброе утро, сеньора. Алекс едва не выронила чашку. – Луиза, – сказала она, выдавив улыбку. – Надеюсь, вы не возражаете против моего вторжения к вам на кухню. Луиза возражала. Алекс поняла это по промелькнувшему на ее лице негодованию, быстро прикрытому вежливой гримасой. – Конечно, нет, сеньора Стюарт. Но если сеньора проголодалась, то ей следовало разбудить меня. – В этом не было нужды. И… Луиза? Я уже говорила… Не перестанете ли вы называть меня сеньорой? Я мисс Торп, Луиза. Или мисс Алекс. Или просто Алекс, если вам так больше нравится. Но не «сеньора Стюарт». – Да, конечно. – Луиза вспыхнула. – Просто так нравилось вашему отцу. И вашему… мистеру Карлу. – Да, но не мне, – сказала Алекс, пытаясь не раздражаться. – Я постараюсь запомнить. – Я позвоню, если вы мне понадобитесь, Луиза. Слишком много усилий, чтобы нарушить правило четыре, подумала Алекс, после того как захлопнулась дверь, ведущая во дворик. «Никогда не удивлять прислугу». Ну, она и не удивила Луизу, она ее просто шокировала. По правде говоря, себя она шокировала тоже. Что с ней сегодня утром? Она во власти противоречий. Беспокойства. И потому хочет перевернуть мир вверх тормашками. Алекс поднесла чашку к губам. Она достаточно близко подошла к осуществлению своего намерения прошлой ночью. Но это сумасшествие, чем бы оно ни было вызвано, прошло. Она не собирается тратить время, размышляя об этом. Просто она вела себя глупо, раз за разом ставя себя в дурацкое положение, после того как подслушала разговор двух мерзавок в женском туалете. Что на нее нашло? Зачем она поехала к Саксу и купила шмотки, которые сейчас валяются в углу туалета, как ненужный хлам? Тонкие кружева, называемые нижним бельем. Гранатовое платье. И… Алекс покраснела. Туфли, больше подходящие для проституток! Она застонала, потерла лоб. Зачем? Чтобы доказать, что может кружить головы мужчинам? Кровь прилила к ее лицу. Как она могла пойти на такую низость? Купить мужчину! Позволить ему… Она вскочила на ноги и вышла в сад. Тут были ее владения. Ни отец, ни Карл не могли взять в толк, почему ей хочется пачкать руки, ухаживая за цветами, но терпели, даже обменивались насмешливыми, понимающими улыбками, упоминая о ее так называемом хобби. Но это было больше, чем хобби. Есть что-то чарующее в том, как под заботливыми руками растения набирают бутоны, покрываются чудесными цветами. Она наслаждалась буйством красок. А запах цветов! Никакие духи не могли сравниться с их неповторимыми ароматами. Пионы немного растрепались. Алекс наклонилась, обрывая отцветшие головки. Потом надо будет заняться флоксами… Внезапно она замерла. Потом вздохнула и выпрямилась. Кого она обманывает? Можно приготовить десяток завтраков, до упаду возиться на клумбах, но избавиться от воспоминаний не удастся. Тревис Бэрон не шел у нее из головы. Эти понимающие глаза. Полуулыбка. Неужели унижение прошлой ночи будет мучить ее всю оставшуюся жизнь? Возможно. Люди видели. Слава Богу, не то, что случилось в арке, но остальное – ее позорное бегство, как он ее держал, танцуя, поцелуй… О, Боже, этот поцелуй! Люди видели, и они будут говорить. Смеяться. Делать намеки. И ей придется смеяться с ними вместе, улыбаться и сочинять реплики. Чтобы никто не подумал, что этот человек или этот поцелуй для нее что-то значат. Потому что это не так. – Не так, – громко подтвердила Алекс, вернулась к столу и взяла свою чашку. Все, что он с ней сделал. Вся эта грязь. Мерзкая и отвратительная. Она ни в коем случае не должна была ему позволять. Да никакая женщина не должна бы. Хотя некоторые, пожалуй, и согласились бы. Но она не из их числа. И если Карл – да кто угодно! – может называть женщину фригидной, потому что она не хочет лгать и притворяться, что секс – что-то большее, чем на редкость негигиеничная процедура, так это его проблемы. Женщин это не касается. Разве разумный человек может согласиться, что женщина, никогда не кричавшая в объятиях мужчины, неполноценна? А она кричала. Прошлой ночью, в объятиях Тревиса Бэрона, она кричала, и она чувствовала, желала… Чашка задрожала в руках Алекс. Она осторожно поставила ее. Нет смысла думать об этом. Разве она не потратила на это большую часть ночи? Упреки целого мира не могут ничего изменить. «Ну конечно, – скажет она с широкой улыбкой, если ее будут дразнить, – ведь это все в целях благотворительности». Наверняка найдутся такие, кто заметили, что она была одета абсолютно не так, как обычно, – в ее кругу на одежду обращают особое внимание, но никто не будет настолько бестактен, чтобы опуститься до комментариев. По крайней мере, не будет высказывать их в лицо. Она переживет. Торпы не из слабых. Люди забудут, и она тоже. Очень скоро она не сможет вспомнить подробности этой ночи. Ничего такого. Ни имени Тревиса Бэрона, ни его лица, ни поцелуев. Он уйдет из ее головы, из снов… А сны? Алекс сложила дрожащие руки на коленях. Она только что припомнила свой сон. Ей снилось, что она стоит в парадном зале Дома Торпов… Только это не был Дом Торпов. Это был замок, и она была одна в зале, чего-то ожидая. Ее ноги были босыми. А сердце под простым белым платьем билось так сильно, что его биение отдавалось в горле. Внезапно массивные двери замка распахнулись и в дверной проем ворвался черный конь. На его спине был рыцарь в черных доспехах. У него были золотистые волосы, а глаза сверкали, как зеленые изумруды. Черным Рыцарем был Тревис Бэрон, и он пришел за ней. Он сиял, как небо, и ужасал, как ад, и даже во сне Алекс сознавала, что если дотронется до него, то пропадет навсегда… – Мисс Торп? Алекс повернулась. – Луиза, – она попробовала засмеяться, но безуспешно, – вы напугали меня. – Простите. Я только хотела узнать, закончили ли вы завтракать. – Губы Луизы вытянулись в тонкую ниточку. – Я прибралась на кухне, а теперь хотела бы убрать тут, если вы позволите. – Не волнуйтесь относительно дворика, Луиза. Я сама все сделаю. – О, что вы, сеньора… мисс Торп. Я не могу позволить вам… – Луиза, – мило прощебетала Алекс, – как поживает ваша сестра в Санта-Барбаре? – Она… Да все в порядке, спасибо. – Кажется, вы нечасто видитесь, – продолжила Алекс. – Почему бы вам не съездить навестить ее в эти выходные? Экономка уставилась на Алекс, словно та внезапно лишилась рассудка. – На все выходные, вы имеете в виду? – Да. Вы можете отправиться прямо сейчас. Что вы думаете по этому поводу? – Конечно. Но… но все эти годы, что я работала на вашего отца, а потом на вашего мужа, я не… – Теперь вы на них не работаете, – резко сказала Алекс и втянула воздух. – Луиза, отправляйтесь… На эти выходные я вас отпускаю. Через некоторое время она услышала грохот ворот, сопровождающий отъезд Луизы. Алекс поднялась и прошла по саду к декоративному пруду. Его сделали по замыслу Карла уже после смерти отца. Толстые золотые рыбки, как обычно, сновали взад и вперед по своей элегантной, роскошной, идеально продуманной тюрьме… Что с ней такое сегодня утром? – Возьми себя в руки, Алекс, – пробормотала она. Быстрыми движениями она собрала свою посуду и вошла в холодный полумрак Дома Торпов. Кухня была вылизана; даже кофейник опустошен, вымыт и высушен. Алекс вымыла свою посуду, потом взглянула на часы. Неужели еще только половина девятого? Ну и прекрасно. Она займется прополкой. Карлос, возможно, будет презрительно фыркать, когда увидит в понедельник, что она вторглась на его территорию, но это же ее дом, ее кухня, ее жизнь… У двери позвонили. Алекс замерла, вспоминая свой сон, потом рассмеялась. Черные рыцари не подъезжают к дверям замков, чтобы вежливо позвонить в дверь. Кроме того, тот, кто не имеет ключей от ворот, не может добраться до двери. Наверное, Луиза что-то забыла. Она торопливо прошла через парадный зал, обжигая босые ноги о холодные камни. Подобрала подол своей длинной ночной рубашки, откинула засов и открыла дверь. – Луиза, – улыбаясь, произнесла она, – на вас непохоже… Ох! Алекс захлопнула дверь и привалилась к ней. За дверью она увидела вовсе не кислую физиономию экономки. Там был Тревис Бэрон! – Алекс? – Дверь затряслась под ударами его кулака. – Алекс, открой! Алекс отшатнулась от двери, не отводя от нее глаз. Как он ее нашел? Он не знал, где она живет. Она ему ни за что бы не сказала… – Открой, Алекс, или, видит Бог, я выломаю дверь! Она всхлипнула от ужаса. Ей вспомнился сон, Черный Рыцарь… Ее затрясло. – Уходите, – сказала она, но жалобный шепот растворился, потерялся в грохоте кулаков Тревиса, колотящих в дверь, и в ответном безумном стуке ее сердца. Дверь шаталась. Задвинуть засов невозможно. Теперь она боялась подойти и сделать это. Что, если дверь рухнет тогда, когда она будет рядом? Он сможет поймать ее, поймать и… Она отмела ужасную мысль. Беги, приказывала она себе, быстрее беги и спрячься… Но было слишком поздно. Дверь распахнулась, и Тревис ворвался внутрь. Алекс уставилась на него словно парализованная, не веря своим глазам. Он был во всем черном. Черная майка туго обтягивала широкие плечи и грудь. Потертые черные джинсы подчеркивали узкие бедра и длинные ноги. Слегка запыленные черные ботинки выглядывали из-под джинсов. Он казался диким, опасным, величественным. Это не было сном. Наяву он пришел к ней. К ней. Ужас охватил ее. Ужас… и что-то еще. Его глаза поймали ее взгляд. – Алекс, – сказал он мягко. «Успокойся!» – велела она себе. Как бы там ни было, но Тревис Бэрон – цивилизованный человек. А она знает, как в цивилизованном обществе полагается обходиться с непрошеными гостями. Алекс выпрямилась. – Вас сюда не приглашали, мистер Бэрон. Тревис расхохотался. Он прокручивал десяток сценариев, но ни один из них не рисовал Александру Торп в воплощавшей непорочность белой ночной рубашке, в центре комнаты, убранство которой напоминало об эпохе Возрождения. Она делает вид, словно он не больше чем незваный гость, хотя ей ли не знать, что привело его сюда. Да, она знала. Это отражалось в ее потемневших глазах. В биении голубой жилки на шее. И в напряжении, звеневшем в воздухе. Тревис медленно улыбнулся и захлопнул дверь. – Разве так приветствуют человека, с которым хотели провести выходные, Принцесса? «Беги! – снова зазвучало у нее в голове. – Спасайся!» Но она не могла повернуться спиной к этому голодному зверю. Потому что человек, привалившийся сейчас к входной двери, больше не казался ей Черным Рыцарем, а скорее напоминал ягуара, напрягшегося перед прыжком. – Что за бред, мистер Бэрон! У меня не было намерения проводить с вами выходные. И вы наверняка это знаете. – А что ты предполагала сделать со мной, Принцесса? – Ничего, – быстро ответила она. – Это… это было… для благотворительности. Он рассмеялся. – Благотворительность, да? – Усмешка, холодная и злая, искривила его рот. – Очень мило, Принцесса. Но сегодня я не настроен на благотворительность. – Стойте, где стоите, мистер Бэрон, – Алекс облизала пересохшие губы, заметив, что он двинулся в ее направлении. – Клянусь, если вы подойдете ближе, я… – После всего того, – прервал он, – что между нами было, ты все равно не называешь меня по имени! Алекс мелкими шажками начала отступать. За спиной обнаружилось тяжелое дубовое кресло; она нащупала его, выдвинула перед собой. – Мистер Бэрон! Тревис отбросил кресло в сторону. Алекс продолжила отход. – Мистер Бэрон, не знаю, зачем вы явились, но… – Не знаешь? Боже, он приближается! – Луиза! Луиза! Вызови полицию!.. Его улыбка была почти обаятельной. – Луиза? – Моя экономка. Луиза! Набери девять-один-один. Скажи им… – Это дама, что я видел за рулем пикапчика? Которая уже, наверное, на полпути в долину? Тебе надо предупредить ее, чтобы поаккуратнее закрывала ворота, Принцесса. – Тогда – шофер, – голос Алекс дрожал все больше. – Вы же не хотите, чтобы я позвонила ему. Он… он очень большой. Огромный. Бывший борец. И он… – Давай, зови. Я умею обращаться с бычками. Мы, ковбои, постоянно этим развлекаемся, – Тревис сверкнул зубами. – Так что зови шофера, если он у тебя есть, – его глаза из зеленых стали черными, он одним рывком преодолел расстояние между ними. – Чему быть, того не миновать, Алекс. Она отступила еще на шаг. Ее плечи коснулись обшитой гобеленом стены. – Тревис, – прошептала она почти беззвучно, чувствуя, что на лбу проступили бисеринки пота. – Повтори. – Тревис, пожалуйста. – Алекс опять облизала губы. – Ты говорила это и прошлой ночью. – Что говорила? – он был теперь на расстоянии нескольких дюймов от нее, так близко, что она чувствовала жар его тела, вдыхала запах моря, смешанный с запахом одеколона, и перекрывающий их другой запах, его собственный. – По-моему, единственное, что я говорила, – это что не хочу больше вас видеть… – Ты говорила: «Пожалуйста», – его голос осип от желания. – «Пожалуйста», – говорила ты, когда мы стояли в той арке, когда мы занимались любовью. – Это не любовь! Это… – Секс, – он подвинулся и коснулся рукой ее щеки. Кончики его пальцев были загрубевшими, но касание – на удивление нежным. Ей вдруг захотелось повернуть голову, захватить его пальцы губами. От этой мысли ей стало плохо. – Все в порядке, Принцесса. Я не верю в сказки, счастливый конец которых наступает в отдаленном будущем. – А я не верю в фантазии насильников. – Я тоже, – его палец обвел ее нижнюю губу. – Я говорю о мужчине, и о женщине, и о том, чего они оба хотят и о чем прекрасно знают. – Нет. Пожалуйста, Тревис, я вас умоляю! Если у вас есть хоть малейшее представление о приличиях… – Нет! – сказал он грубо. – Нет! Ты слишком хорошо поработала над этим прошлой ночью. Он потянулся к ней. Она вывернулась, лягнув его босой ногой, нырнула ему под локоть и побежала. Но спасения не было. Он поймал ее и повернул к себе. – На этот раз удрать не удастся, мисс Тори, – это обращение звучало как издевательство. Он крепко держал ее. – Ты моя, Принцесса. И я твой. Оплачено с доставкой на дом… Тонкая материя треснула у него в руках. И потом… потом она оказалась в его объятиях. Его ярость исчезла, стоило их губам соприкоснуться. Он застонал, зарылся руками в ее волосы, удерживая ее лицо рядом, но она сама уже жаждала этого плена. Все холодное пренебрежение, высокомерие смыло горячей волной, растворилось в шальном биении сердца. В его объятиях она словно забыла обо всем на свете, отдаваясь вся, без остатка. Она вцепилась в его майку, приподнялась на цыпочки, ближе к его лицу. Он прижал ее крепче, расставил для устойчивости ноги, приподнял ее. Она застонала, губы ее открылись навстречу его губам, целуя его и не получая насыщения. В его объятиях она оказалась горячей и податливой, она пахла солнцем и цветами. Он знал, что может взять все, что пожелает, и брал, без всякой пощады. Он хотел всего. Ее поцелуев. Ее тела. Ее криков и стонов. Он касался ее. Ее груди. Ее живота. Но всего этого было недостаточно. Он умирал от жажды, которую могла утолить только она. – Тревис, – всхлипывала она, – Тревис, пожалуйста… Он не мог больше сдерживаться. Он прислонил ее к стене, мышцы его словно окаменели, нетерпение достигло высшего накала. – Теперь, – сказал он. – Да. О да! О… Она кричала, когда он входил в нее. Он мгновенно почувствовал ее содрогания, и она снова кричала, изумляя себя, изумляя его, и он знал, что это только начало. Когда Тревис наконец смог отстраниться, он взял в ладони ее лицо и поцеловал ее. Потом он поднял ее на руки. Она уцепилась за его шею, не отрывая раскрытого рта от его шеи. По широкой лестнице он понес ее наверх, в комнату с полуспущенными тяжелыми драпировками. В искусственном полумраке весеннего утра Тревис опустил Алекс на высокую, с пологом, кровать, которая пахла так же, как и она, – солнцем и цветами. Он скинул одежду и лег к ней. На этот раз он хотел действовать медленно, нежно ласкать ее, узнать, какие из его прикосновений могут доставить ей наслаждение. Ему хотелось, чтобы ее синие глаза потемнели, хотелось видеть, как она дрожит от удовольствия. Но при виде ее, лежащей перед ним в лохмотьях того, что недавно было ее ночной рубашкой, как в чашечке раскрывшегося цветка, он моментально потерял разум. – Скажи мне, – потребовал он, приподнимая ее за запястья, – скажи мне, чего ты хочешь, Принцесса. Мне надо слышать это. Он увидел движения ее горла, словно она с трудом пыталась что-то проглотить, и понял, что даже теперь, после всего произошедшего, она не может сделать этой простой уступки. Он склонил голову, забирая розовый кончик ее груди в рот. Она издала тихий стон, изогнулась под ним, но он был неумолим. – Скажи, Алекс. Ее ресницы защекотали его щеку. – Не могу, – прошептала она, – Тревис, пожалуйста… Его свободная рука прошлась по ее телу. – Скажи, – повторил он, касаясь ее. – Тебя, – прорыдала она, – тебя, Тревис. Я хочу… – высокий, пронзительный звук сорвался с ее губ, когда он вошел в нее. – Да. Да. О да!.. Он снова сказал себе, что хочет видеть ее. И увидел, увидел, как ее глаза стали черными и бездонными, как ее тело выгнулось, пытаясь слиться с ним. Она подняла руку и коснулась его лица. Женственный и странно нежный жест на фоне владевшего ими неистовства. – Тревис, – прошептала она, – Тревис… Ее голос прервался, и он растворился в нем. В ощущениях. В желании. В Александре. Алекс медленно просыпалась. Вначале, открыв глаза, она подумала, что все еще спит. Тяжелое теплое тело прижалось к ней. Мощная рука удерживает ее рядом. Плечо у нее под щекой… А когда Тревис заворочался и что-то пробормотал во сне, ее захлестнула волна ужаса. Что она наделала? «Спала с незнакомцем, Алекс, – произнес холодный голос внутри. – Вот что ты наделала». Она задержала дыхание, боясь, что малейший звук, слабое движение могут его разбудить. Осторожно, медленно она встала с постели. Ее ночная рубашка – то, что от нее осталось, – валялась на ковре. Она вспыхнула, вспомнив, как он разорвал ее пополам. Как он брал ее, прислонив к стене. И как она позволяла ему брать ее, позволяла нести ее наверх и снова брать ее… «Позволяла, Алекс?» – издевательски поинтересовался внутренний голос. Картинки замелькали у нее перед глазами. Она увидела себя, обвивающую руками шею Тревиса, целующую его, тянущуюся к нему, умоляющую взять ее… Она задрожала. Стараясь сдержать рыдания, она влетела в ванную и захлопнула за собой дверь. Трепеща, склонилась над раковиной, намертво обхватив пальцами белый край. Правда в том, что Тревис лишь взял то, что ей не терпелось ему отдать. Она хотела, чтобы он занимался с ней любовью, делал все то, что он делал. Ей хотелось знать, что должна чувствовать женщина, отдаваясь такому, как он… Медленно, очень медленно Алекс подняла голову и посмотрела в зеркало над раковиной. Открывшееся зрелище изумило ее. Эта женщина, глядящая на нее, была распутницей. Это старомодное слово подходило как нельзя лучше. Грива золотых волос, рассыпавшихся по голым плечам. Глаза, обведенные тенями. Синяки на горле и груди. Рот – алый и… припухший? Алекс прикоснулась к губам. Припухшие, да. И горящие от поцелуев Тревиса. Ее затрясло. Грудь заныла. Ее бросило в жар. Она судорожно сглотнула. Случилось то, чего она хотела. Что это доказывает – что она может возбудить мужчину и испытать оргазм? Что она может – краска залила ее лицо – заниматься этим с незнакомцем? С наглым, невыносимым, опасным незнакомцем… – Принцесса? Она вздрогнула. Ручка на двери повернулась. Она глядела на нее, как смотрят на гремучую змею, медленно выползающую из расщелины скалы. – Да? – Ее голос прозвучал холодно и отстраненно. Он не соответствовал лицу незнакомки в зеркале, но Тревису об этом знать не следует. – Я… я собираюсь принять душ. Через дверь отсюда есть еще одна ванная, если вам хочется… Дверь распахнулась. – Принимать душ в одиночку может оказаться опасным, Алекс. Он улыбнулся ей прямо в лицо, оглядывая ее медленно и жадно. Карл никогда не смотрел на нее так. Его глаза никогда не были темны от желания; томление никогда не переполняло ее от одного взгляда на его лицо. – Не надо, – прошептала она, кровь прилила к голове. – Не надо? Смотреть на тебя? – его глаза встретились с ее. – Я хочу глядеть на тебя, Принцесса. Ты самая прекрасная женщина на свете! – Нет, – она прикрыла руками грудь. – Тревис. Я… я… Смущена. Она была смущена. Осознание ее смущения удивило его, но он знал, что не ошибся. Он давно не встречал женщину, которая делала бы что-либо иное, чем прихорашивалась, под восхищенным мужским взглядом, но сейчас он видел смущение. Алекс покраснела, уставившись в пол. – Принцесса, – он бережно прикоснулся к ее подбородку. – Ты прекрасна! Я счастливейший человек в мире, потому что могу видеть тебя такой. – Правда? – Алекс недоверчиво улыбнулась. Неужели она не слышит этого ежедневно? Или она напрашивается на комплименты? Столь прелестная женщина должна сознавать свою привлекательность. – Да. Правда. Она снова улыбнулась; тени под глазами стали бледнее, но в линии рта все еще таилось сомнение. Внезапно он вспомнил, как она откликалась на его ласки и поцелуи, как кричала от наслаждения… Тревис сказал себе, что нелепо предполагать, будто бы Александра Торп может найти что-то новое в объятиях мужчины. Он приблизился к ней вплотную, желая ее с силой, которую не уменьшили часы их недавних занятий любовью, представляя, как возьмет ее в душе, под хлещущими струями воды. И он сделает это… но не теперь. – Тревис? – сказала Алекс, когда он подхватил ее в свои объятия. Он закрыл ей рот поцелуем. – Позволь мне показать тебе, как прекрасна ты на самом деле, Принцесса, – пробормотал он, неся ее обратно в постель, осыпая поцелуями, впитывая каждый вздох и стон. ГЛАВА ШЕСТАЯ Счастье мимолетно. Алекс знала это всегда. И никогда оно не испарялось так быстро, как сейчас, после их с Тревисом занятий любовью. Ее сердцебиение замедлилось. Радость сменилась отчаянием, отчаяние – отвращением. Она только что была невероятно близка с человеком, которого даже не знала. Что в этом хорошего? Да, Тревис мог заставить ее многое почувствовать. Его прикосновения… в них было все, о чем можно мечтать. Страстные, но нежные. Жаждущие, но и дающие. Возбуждающие. Да, превыше всего прочего, возбуждающие. Но человек, в объятиях которого она находилась, – не ее любовник. Это ее покупка. Приобретение. Вот в чем уродливая правда. Как? Как она могла так поступить? Она знала, что в век всеобщей распущенности она похожа на музейный экспонат. В брачную постель она попала девственницей, жаждущей познать все радости страсти, о которой читала в книгах. Вместо этого она обнаружила, что секс не доставляет ей никакого удовольствия. Не больно, не обязательно неприятно. Просто она ожидала экстаза и ничего не получила. Иногда – и она чувствовала себя из-за этого виноватой, – иногда, когда Карл поднимался над ней, она ловила себя на том, что думает о домашних делах. Алекс подавила унылый вздох. И все же она кричала в руках Тревиса. Не думала ни о чем больше, только о том, что он, делает, о его руках и губах, о его мускулистом теле, о медленном, опьяняющем жаре его поцелуев. Почему? Как такое могло случиться? Не сошла ли она с ума? Она ведь очень разборчивая женщина. Она всегда гордилась собственным самоконтролем. Никогда она не поступала опрометчиво, подчиняясь импульсу, в особенности там, где дело касалось мужчин. И все же она пошла на этот аукцион, купила незнакомца и позволила ему, позволила… Просто немыслимо. Подруги постоянно издевались над ее пуританским поведением, когда пытались с кем-то познакомить Алекс. «Ради бога, Алекс, – говорили они, – это просто ни к чему не обязывающее свидание». Она улыбалась, говорила «да, знаю…» и потом спрашивала, что он за человек. Какие у него интересы, хобби? Кто его друзья? Где он живет? К тому времени, когда она усаживалась с кем-то за стол, он уже был для нее практически хорошим знакомым. Мужчина, лежавший сейчас рядом с ней, в постели со смятыми простынями, пахнущими сексом, не был старым другом. Он был загадкой. Она понятия не имела, кто его друзья или какие у него любимые развлечения. Он мог быть кем угодно – продавцом подержанных автомобилей или врачом. Может, он и вправду ковбой. Этот акцент, появляющийся и исчезающий по его прихоти. И поза, явно говорящая: «Меня лучше не трогать». Единственное, что можно сказать определенно, – он хорош собой. Но разве это оправдание? Кого она старается одурачить? Она не «позволила» ему поступать так, как он поступал. Она хотела, чтобы он все это сделал. И сама… Делала, чувствовала… По крайней мере, она не фригидна. Это уж точно. Скорее можно говорить о распущенности. Она сама себя не узнает. Женщина без всякой морали. А ведь ею постоянно руководили приличия. Она никогда не лгала, не жульничала, не воровала, даже своему бухгалтеру не позволяла мухлевать с налогами. Нет же, она – вполне нормальная, приличная женщина. Все, что она сделала, – просто купила себе мужика, чтобы с ним переспать. Да. Но то, что она делала с Тревисом, было так восхи… – Принцесса? – Голос у него был мягкий и низкий, он чуть растягивал слова. Она не будет открывать глаза и смотреть на него. Может, он исчезнет. Просто встанет, оденется и уйдет. И она сумеет притвориться, что это был сон. Но не тут-то было. Он провел рукой по ее волосам, повернул ее лицом к себе, поцеловал. Она никак не откликнулась. Он снова провел губами по ее рту, потом рукой вдоль ее тела, как будто уже имел на это какое-то право. – Принцесса, ты в порядке? Ничего не поделаешь. Ей придется открыть глаза и поглядеть на Тревиса – на незнакомца в ее постели. Придется притворяться, что ей ни капельки не стыдно, что она женщина, для которой все это в порядке вещей. – Алекс? Она набралась духу и подняла ресницы. Тревис оперся на локоть, глядя на нее, воспоминание о только что произошедшем все еще горело в его зеленых глазах. – Привет, – мягко сказал он и улыбнулся. – Привет тебе, Принцесса. – Я… мне надо встать, – сказала она, натужно улыбаясь. – Ага. Через минутку. Дай мне еще на тебя поглядеть. – Тревис… – Ты действительно прекрасна. Сумел ли я убедить тебя в этом? Она не желала придавать значение словам, но в его тоне, во взгляде было нечто, что чуть поколебало ее решимость, пусть всего на мгновение. Потом она подумала, как часто такие мужчины говорят женщинам подобные слова. По сто раз в месяц, наверное, сотне разных женщин. Мгновенная вспышка угасла, став еще одним основанием для неприязни к нему. – Благодарю, – воспитанно ответила она. – «Благодарю»? – он усмехнулся. Раньше, чем она могла вздохнуть, он перекатился на нее, зажав ее как в тисках. – Какая чопорность, Принцесса! – Тревис, мне бы хотелось… – Встать. Знаю, – он откинул волосы с ее лица. – Я рад, что сообразил раздвинуть шторы, Принцесса. В противном случае я никогда бы не увидел, какие синие на самом деле у тебя глаза, – он немного помолчал, словно для того, чтобы внимательно рассмотреть ее. – Ты красавица, Александра. Его голос был хриплым, глаза блестели. Она уже достаточно часто видела этот взгляд, чтобы не догадаться, о чем он думает. Но это невозможно. Он двинулся. У нее перехватило дыхание. Это возможно. Он снова хочет ее. И она, Боже мой, она тоже хочет его. Он поцеловал ее шею, накрыл губами грудь. Затем нежно потрогал зубами сосок. Она чувствовала, как тает, не в состоянии ни о чем думать. – Тревис… – Что? Он снова передвинулся, и она больше не могла терпеть. Со слабым стоном подняла руки, обнимая его. – Тревис, – снова повторила она еле слышно. – Да, дорогая, я слышу тебя. Скажи мне, чего ты хочешь, Принцесса. Просто скажи. Глаза Алекс распахнулись. Опять у него на губах эта самоуверенная ухмылка. Он точно знал, какое оказывает на нее действие, и хотел убедиться, что и она это понимает. Ее тело напряглось. – Встать, – сказала она. В ее голосе зазвенел металл. Он тоже услышал, потому что улыбка немедленно пропала. – Дорогая, в чем дело? – Встать, – отчетливо повторила она и уперлась руками в его плечи. Он прищурился. Ее сердце забилось быстрее. Она в очередной раз подумала, как мало знает об этом человеке, как уединен этот дом… Он словно окаменел. Потом улыбнулся, сверкнув зубами, и отодвинулся. – С удовольствием, мисс Торп. Не в моих привычках удерживать даму в постели помимо ее воли. Если он хотел смутить ее, называя столь формально, когда она лежала обнаженная с ним рядом, то преуспел в своем намерении. Ей захотелось вскочить, сдернуть покрывало и укутаться с головы до ног, но она скорее сгорит от стыда, чем доставит ему это удовольствие. Вместо этого она спустила ноги с кровати и прошествовала по комнате так, словно для нее это привычно. Взяла свой халат, накинула его и завязала пояс. Потом повернулась к Тревису. Он лежал там же, где и раньше, абсолютно голый, закинув руки за голову и скрестив ноги. «А ну прикройся!» – мысленно прокричала она ему, но побоялась, что ее голос дрогнет и выдаст правду. Она отвернулась, поискала тапочки, потом снова резко повернулась к нему. – Уверена, что вы захотите принять душ, – сказала она. Он не ответил. – По-моему, я говорила об этом раньше? Что немного дальше по коридору есть другая ванная? – (Он ничего не говорил, просто продолжал на нее смотреть.) – Там есть мыло, зубные щетки, полотенца – все, что нужно, в шкафчиках под раковиной. – Очень продуманно с вашей стороны, мисс Торп. – В его голосе звучала скрытая угроза, но ей было уже все равно. Все, что теперь нужно, – это выпроводить его отсюда. – Уверен, что все джентльмены, побывавшие у вас, были в восторге от предоставленных удобств. Смысл сказанного был вполне прозрачен. Она подумала, стоит ли поправлять его, но решила, что это только укрепит его самомнение. Алекс подняла подбородок, просто для того, чтобы он знал, что ее не запугать. – Я старалась быть любезной, мистер Бэрон, если вы намекаете на это. Он лениво улыбнулся, сел, поднялся на ноги. – О да, мисс Торп, – сказал он. Его мягкая манера растягивать слова пропала, заметила она. – Вы именно так и поступаете. И очень хорошо справляетесь. С… как вы это назвали… с любезностями. Она ощутила, что покраснела. Одновременно ей очень захотелось подойти к нему, дать ему пощечину и сказать… что? Что она никогда до этого не занималась подобными вещами? Он ни за что не поверит. – Мистер Бэрон, – Алекс глубоко вздохнула и засунула руки в карманы халата, – мистер Бэрон, это был… был очень приятный день… – Но он кончился, – его зубы опять хищно блеснули. – Давайте, мисс Торп, не стесняйтесь. Или вы пытаетесь изображать идеальную хозяйку, которая ни при каких обстоятельствах не предложит гостю выметаться? – Мистер Бэрон, в самом деле это просто… просто… – (Их взгляды скрестились.) – Не желаете ли вы хоть что-то надеть? Тревис оглядел себя, потом ее. – Ну и ну, – сказал он, приподняв брови, изображая изумление; усмешка снова послышалась в его голосе. – И как это случилось, не могу понять? Что я стою тут, в вашей спальне, в чем мать родила, в то время как вы полностью одеты, в халат – халат, покрывающий тело, которое пару минут назад было не менее голым, нежели мое? – внезапно он перестал кривляться. – Или мне предлагают забыть такие мелочи, мисс Торп? – Вы все усложняете, – спокойно сказала Алекс, хотя сердце ее опять неистово колотилось. Казалось, целую вечность он пристально рассматривал ее, потом издал короткий смешок, потянулся за своими джинсами и натянул их на себя. – Вы правы, – сказал он, присел на краешек кровати и нагнулся за ботинками. – А зачем это все? Алекс с трудом сглотнула. Баланс сил изменился, но она не могла понять, в ее пользу или нет. Она глядела, как Тревис поднимается, берет свою черную майку, надевает. Он повернулся к зеркалу, провел руками по волосам так невозмутимо, словно был у себя дома, потом обернулся к ней и улыбнулся. По крайней мере, она решила считать его гримасу улыбкой. – Вот мы тут стоим, двое взрослых людей… – все еще улыбаясь, он застегнул джинсы, вдел большие пальцы в петли для ремня и вразвалочку направился к ней. – Оба давно уже совершеннолетние. Точно, Принцесса? Ей хотелось отодвинуться, пока он до нее не добрался. Его улыбка не обещала ничего хорошего, как и манера двигаться – мягко, по-кошачьи. Но она уже вынесла от Тревиса Бэрона столько унижений, что ей хватит до конца жизни. Будь она проклята, если позволит случиться еще чему-нибудь подобному. – Да, – сказала она холодно, не отводя глаз. – Абсолютно верно. Рада, что вы видите ситуацию в таком светe. – Как еще я должен ее видеть, а, Принцесса? – Он остановился всего в нескольких дюймах от нее, так близко, что ей пришлось задрать голову, чтобы продолжать смотреть в дерзкие зеленые глаза. – Нельзя назвать мое посещение визитом вежливости, Алекс. И мы оба это сознаем. Ты купила меня с определенной целью – и вот я здесь. Она почувствовала, что ее начинает бить дрожь. «Не смей, – приказала она себе, – не смей показывать ему, что он начинает пугать тебя». – Доставлен с похвальной скоростью, разве не так, Принцесса? – тон его голоса поменялся и стал таким же непримиримым, как и его взгляд. – А теперь тебе наскучило развлекаться с нанятой прислугой. – Я приглашена на обед, – пролепетала Алекс, пытаясь сохранить видимость достоинства. – Приглашена на обед, – зубы сверкнули в наглой улыбке. – Ну разве не мило? – Да. И… и мой кавалер должен приехать с минуты на минуту. Так что вам лучше… – Это угроза, Принцесса? – снова сверкнули зубы. Он облокотился рукой о стену за ее спиной, наклонился к ней. – Позвольте дать вам один совет, мисс Торп, – голос звучал зловеще. – Там, откуда я прибыл, вы не найдете дурака, который согласится купить лошадь, не ознакомившись заранее с ее родословной. – Немедленно покиньте мой дом! – Подобные игры с совершенно незнакомым человеком могут обернуться худшим из ночных кошмаров, – казалось, он сейчас взорвется от злобы. Он двинулся с места. Она отшатнулась, мигом позабыв свою решимость. – Вы меня не знаете, не знаете, что мною движет. Я мог сделать все что угодно – убить, искалечить, оставить вас плавать в собственной крови. – Вы пытаетесь меня запугать. Мне это совсем не нравится. – Надеюсь. Может быть, ты именно этого и хочешь, – она вздрогнула, когда его рука легла ей на горло. Пульс ее зачастил, он, конечно, чувствовал это. – Привкус опасности. Сознание, что парень, которого ты заманила к себе в постель, может так же легко прикончить тебя, как и… – Убирайся, – бешено взвизгнула Алекс, – немедленно убирайся из моего дома! – Я так и планировал. Не хочу становиться помехой твоему свиданию. – Его взгляд скользнул к ее губам. – Но сначала я хочу кое-что тебе пообещать. Хотя слова были произнесены достаточно мягко, но угроза в них просматривалась не меньшая, чем если бы она была высказана явно. – Тревис, – сказала она быстро, – вы не понимаете… – Понимаю, Принцесса. Поверь мне, прекрасно понимаю, – его рука забралась в ее волосы, обхватила затылок. – Мне бы хотелось, чтобы и ты поняла тоже. – Что поняла? – спросила она дрожащим шепотом. – Это, – ответил он и прижался своим ртом к ее губам. Алекс яростно сопротивлялась. Она после убеждала себя, говорила, что боролась… Только недолго. Она застонала, зажала руками ткань его одежды, открыла рот, отдаваясь поцелую. Он обхватил ее, поднял, посадил к себе на бедра. Не переставая ее целовать, Тревис распахнул ее халат, спустил его по плечам, бросил вниз, к ногам, захватил ладонями ее грудь, потом опустил руки вниз, положив их ей на ягодицы. Так и не прервав поцелуя, снова поднял ее. – Пожалуйста, – пробормотала она неразборчиво, – о, Тревис, пожалуйста… Все было так же, как и раньше… и все же иначе. В ней опять проснулся неистовый, первобытный инстинкт. Ей хотелось еще большего от его объятий. Она чувствовала, чувствовала… Он опустил ее так внезапно, что она чуть не упала. Глаза ее распахнулись. Сквозь слезы Алекс взглянула на него и увидела лицо словно высеченное из гранита. – Видишь, Принцесса? Ты была не права. Правда в том, что я еще очень, очень могу быть тебе полезен… если захочу, – он холодно усмехнулся. – Подумай об этом сегодня ночью, мисс Торп, после того как вернешься сюда со своим парнем. Думай об этом, обо мне, когда вы будете в постели и он… Ее кулак просвистел в воздухе, быстро преодолев расстояние до его подбородка. Тревис был застигнут врасплох. Его голова откинулась назад, на губах проступила кровь. Он удивленно дотронулся до ушиба. – Убирайся, – прохрипела она. – Слышишь? Убирайся! Вон! Она схватила первое, что попало под руку, но подвернувшаяся лампа не достигла своей цели, не в пример кулаку. Она ударилась о стену и разлетелась на тысячу осколков. Тревис расхохотался и двинулся по направлению к выходу. – Приятного вечера, мисс Торп, – сказал он и захлопнул дверь за собой. – Негодяй! – взвизгнула Алекс. – Скотина! Заметавшись, она схватила халат, укуталась в него. Кем он себя воображает? Думает, что может с ней так обращаться, а потом уйти? Ей надо – что? Выпить. Она никогда не пила, терпеть не могла вкуса виски, но, видит Бог, сейчас ей нужно именно это, чтобы стереть с губ вкус Тревиса Бэрона. А потом принять душ. Нет. Нет, сначала надо избавиться от всех следов присутствия самого отвратительного человека в мире. Она рванулась к кровати, сдернула простыни и наволочки и отнесла их к камину. Она не будет пачкать ими корзину, тем более стиральную машину. Мрачно сунула все в камин, открыла заслонку трубы. – Прощайте, мистер Бэрон, – и чиркнула спичкой. И прощай, идиотская прихоть, по которой она когда-то на него посмотрела. Бледно-голубые полотнища моментально занялись огнем. За считаные минуты не осталось ничего, кроме пепла. Алекс присела на корточки. Огонь очищает. Разве не так? Сняв халат, она бросила его в угол и отправилась в ванную. Единственное, в чем прав Тревис, так это в том, что они оба взрослые люди. Она взрослая и имеет право выбора, даже если выбор дурацкий. Она сделала нечто, о чем будет вспоминать с отвращением, но излишние терзания тоже ни к чему. В современном мире любовная связь на одну ночь – совсем не редкость. Алекс стиснула зубы. Что толку притворяться? Она никогда не простит себя за сегодняшнее. Никогда. Не за то, что спала с Тревисом, хотя и этого достаточно. Она не простит себя за то, что до сих пор хочет его. Даже после того, как опомнилась, даже после того, что он сказал, она его хочет. Если бы он отнес ее в постель, она не выразила бы протеста. Она бы снова дрожала в его объятиях, выкрикивала его имя… Алекс застонала и ударила себя кулаком по губам. Выкинуть Тревиса Бэрона из своей постели оказалось достаточно легко. Выкинуть его из своей головы будет задачей потруднее. А где-то на половине дороги, ведущей в долину, Тревис свирепо выругался, со свистом тормозов свернул, бросив «порше» к обочине. – Проклятие, – прорычал он, треснув кулаком по рулю. В спальне у Алекс он казался совершенно невозмутимым, но на самом деле просто кипел от ярости. Надо успокоиться. Дорога узкая и извилистая, много опасных поворотов, а он несся с бешеной скоростью. Так можно и разбиться, а то и отправить на тот свет кого-нибудь, совершенно невиноватого в том, что от злости на Алекс у него помутился рассудок. Один из них ненормальный, и, конечно же, не он. Тревис фыркнул. Кого он обманывает? Она взбесилась, это точно, но и он был не лучше. Как горяча она была в его объятиях! Он никогда не встречал ничего подобного, а, говоря без лишней скромности, на его счету было много горячих женщин. Но тут было больше, чем просто жар крови. Смущение и робость, смешанные с неистовым желанием, отличались от всего, что он когда-либо знал. В последний раз, когда они занимались любовью, в самом конце она вскрикнула. «Я сделал тебе больно, Принцесса?» – прошептал он. «Нет, – отвечала она, – о нет». И она взяла его лицо в свои ладони, прижалась к его рту губами и поцеловала с нежностью, пронзившей его сердце. Он поцеловал ее в ответ, прижимая к себе, пока не успокоилось сердцебиение, глядя на нее и недоумевая, как примитивное желание уступило место стремлению понять прекрасную незнакомку, находившуюся рядом… А потом она открыла глаза и взглянула на него так, словно обнаружила, что на простыне свернулась гремучая змея. А потом без каких-либо колебаний повелела ему пойти прочь из ее постели и из ее жизни. Он просто сходил с ума от злости. Никогда, никогда за всю жизнь, даже в тот день, когда, вернувшись, обнаружил жену в постели с ее проклятым тренером по теннису… даже тогда он не был в такой ярости. Черт, он не представлял, что можно так злиться. Тревис завел мотор. Определенно лучшее, что можно сделать, – это уехать как можно дальше от Александры Торп… Или развернуться, ворваться в этот мавзолей, который она называет домом, перебросить ее через плечо, отнести назад в постель и не отпускать, пока она не станет извиваться, приникая к нему, не обнимет снова за шею так же, как и много раз до того… Или можно схватить ее, прижимая к себе, просто прижимая, погрузив лицо в ее душистые волосы, пока долгий день не перейдет в ночь. Черт! Когда же он перестанет думать о ней? От негодования он с такой силой нажал на педаль, что бедная машина взвизгнула и ринулась вниз, едва вписываясь в повороты. О возможности аварии он уже не думал… ГЛАВА СЕДЬМАЯ Почти двумя неделями позже Тревис снял наушники, убедился, что все в самолете в порядке, и впервые за последние два года ступил на землю «Эспады». Стояло июньское утро. Ни малейшего дуновения ветерка не чувствовалось в воздухе, наполненном нестерпимой жарой, памятной ему по детским годам. Вокруг привычно гудели и жужжали насекомые. На минуту ему показалось, что сейчас откуда-нибудь подъедет верхом отец, сдвинет кустистые брови и скажет: «Это что такое, почему ты тут бездельничаешь? Тебе давно пора быть в амбаре!» Он не в настроении. Не хочется ни предаваться воспоминаниям, ни подстраиваться под Джонаса, ни улыбаться бесчисленному множеству гостей, которые уже, наверное, понаехали к этому времени. Похоже, в последнее время он вообще не способен быть вежливым. Даже народ в офисе сторонился его, особенно после того, как в понедельник после аукциона он едва не вышиб дух из Пита Хаскелла. – Эй, Бэрон, – окликнул его Хаскелл, – как дела с крошкой Торп? – Замечательно. Ответ Тревиса был не из дружелюбных. После него всякий разумный человек предпочел бы побыстрее убраться с дороги, но Пит не был особо сообразительным парнем. – Замечательно, – передразнил Пит, плотоядно облизываясь. – Подробности, Бэрон. Мы хотим подробностей. Она и в постели так же хороша, как с виду? Ты ее уже… Тревис пнул его, и довольно сильно – двум другим сотрудникам пришлось отлеплять того от стены. После этого его уже никто не беспокоил, и прекрасно. Конечно, у него внутри все кипело, но вовсе не из-за Александры Торп. Процесс слияния внутри корпорации шел вяло. Одному из клиентов светила тюрьма, и нужно было принимать срочные меры. Слишком много работы, вот и все. Его плохое настроение и Александра Торп никак не связаны. – Не обманывай себя, Бэрон, – промычал Тревис. Конечно, все дело в ней! Кому приятно быть вышвырнутым вон, как поступили с ним? Да и перспектива провести выходные в компании Джонаса его совсем не воодушевляла. Тревис повернулся и поглядел на самолет. Никто не знает, что он приехал. Все, что надо сделать, – это забраться обратно и развернуться носом на запад, к побережью… На плечо ему легла рука. – Сделай это, – прогремел знакомый голос, – и, клянусь, я сниму с тебя скальп. Обернувшись, Тревис увидел улыбающееся лицо Слейда. Тревис остался мрачен. Слейд невозмутимо ухмылялся. – О, черт, – сказал наконец Тревис, не выдержав, улыбнулся в ответ и обнял брата. – Вижу, от тебя не улизнешь, – отступив на шаг назад, он скептически оглядел Слейда. – А ты все такой же урод, как и раньше. Тот оскалился ему в ответ. – О да! Наверное, это семейная черта. Тревис расхохотался, вернулся в самолет и начал выгружать свои пожитки. – А Гейдж? Он все-таки собирается приехать? – Да он уже тут. Трев, ты что, весь свой офис сюда притащил? – Некоторым следовало бы знать, что значит вырваться с работы, – Тревис добавил к общей куче пиджак, кейс и компьютер. – Я прямо с совещания. – Ну да, ты так много работаешь, – сказал Слейд, закатывая глаза. – А вечером под дверью твоей конторы собирается толпа белобрысых девиц, жаждущих прыгнуть к тебе в постель. – Оставь белобрысых в покое! – огрызнулся Тревис. Слейд поднял брови. – Ладно. Как скажешь. А в чем дело? – Не все блондинки легкого поведения. И вообще не всякая женщина, что ложится в постель с мужчиной… – его голос сорвался. – Вот, – пробормотал он чуть ли не шепотом. – Что, Трев? Я наступил на больную мозоль или что? – Или что, – после некоторого раздумья ответил Тревис. Он рассмеялся, по крайней мере попытался. – Все жара. Проклятая техасская жара. Отвык от нее. – Естественно. – Как в печке. – Ты уже говорил. – Да, и говорю снова. Проклятие, Слейд… – Проклятие, Тревис, чего это тебе так не терпится сменить тему? – Какую тему? – Из-за которой ты мне чуть голову не оторвал… Братья подошли к джипу Слейда, стоящему поблизости, остановились с противоположных сторон и посмотрели друг на друга через крышу. «Как просто было бы сказать ему, – подумал Тревис. – Просто сказать: "Помнишь тот аукцион? И блондинку, о которой я тебе рассказывал? Я провел день с ней в постели. Да, я давно не юнец, чтобы все время думать только о сексе, но, понимаешь, я не перестаю вспоминать о ней. Например, как она внезапно оледенела и вышвырнула меня вон, хотя только что была самой страстной женщиной на свете…» – Трев? Тревис вернулся в реальность. Слейд озабоченно смотрел на него. Что ему делать? Рассказать ему все? Эту чушь, которую он и сам понять не может? «Ни в коем случае», – подумал Тревис, растянув губы в улыбке. – Знаешь, что мне надо, малыш? – Нет. И, по-моему, ты и сам не знаешь. Тревис усмехнулся и забросил свои вещи в джип. – Душ. Смену белья. Бутылку пива и, возможно, заплыв в старом заливе. Слейд усмехнулся. – Я думал, что вы там, в Голливуде, пьете только марочные вина. – Ага, распространяют слухи, а сами потом пьют… – …техасское красное. Так что пусть будет две бутылки, и дело с концом. Тревис улыбнулся и подал ему руку. Слейд пожал ее хитроумным секретным пожатием их детства. – Мы вместе, – сказал Тревис. Слейд улыбнулся: – Мы сильны. – Нас так просто не возьмешь, – сказали они дуэтом, смеясь, забрались в джип и помчались к дому. Душ и смена белья помогли, так же как и первая бутылка пива. Часом позже, рассевшись на террасе и наблюдая, как крохотные колибри воюют из-за права красоваться на кусте жимолости, Тревис решил, что все-таки выходные в деревне пойдут ему на пользу. Слейд пошел в дом, чтобы взять еще пива. Казалось, отношения с миром начинали налаживаться. Теперь бы увидеть Кэти… – Тревис! Он поднял глаза, улыбнулся и встал как раз вовремя, чтобы подхватить бросившуюся к нему сводную сестру и закружить ее. – Привет, дорогая, – сказал он, звонко целуя ее в щеку, – я уже начал думать, что ты бросила эту затею с юбилеем. Кэтлин сморщила носик. – Ну конечно, особенно учитывая, что идея была моя. – При ненавязчивом давлении со стороны Джонаса, а? Она улыбнулась. – Ну, если только совсем крохотном. Когда ты объявился? – Час назад. – Он изобразил огорчение. – И был жутко разочарован, что вас не было в составе встречающей делегации. – Я хотела, но… – Кэти, я пошутил, – Тревис усмехнулся. – Слейд был. О чем еще можно мечтать? Кэти плюхнулась в кресло-качалку, вытянув длинные, обтянутые джинсами ноги. – Нет, правда я собиралась… А потом Джонас решил, что кому-то надо поехать навестить нашего поставщика провизии, так что… – Он велел тебе этим заняться. – Ну, Трев, перестань. Он всегда так, ты же знаешь. Тревис выпрямился в своем плетеном кресле. – Да. Некоторые вещи никогда не меняются. – Ты уже виделся с ним? – Нет, Марта сказала, что он на прогулке. – Он улыбнулся. – Она потрясающе выглядит. – Она вообще потрясающая. – Кэтлин качнулась в кресле. – Удивительно, да? Что бы ни делал Джонас, ее это не пугает. На крыльце наступило понимающее молчание, нарушаемое только поскрипыванием кресла-качалки и гудением пчел над цветами. Немного погодя Тревис спросил: – Так в чем дело, Кэти? Мы тут, чтобы пожелать Джонасу еще восемьдесят пять лет правления империей? Или нас ожидают его наставления относительно того, как нам следует сражаться за ее передел? Можно подумать, что до него наконец дошло: единственная, кто проявляет интерес к «Эспаде», – это ты. – Но я не одна из вас, – тихо сказала Кэтлин. – Вы – Бэроны. А я – Маккорд. – Ерунда. – Твой отец думает иначе, – Кэтлин дотянулась до пива Тревиса и отхлебнула немножко. – Полагаю, это тоже на повестке дня, – сказала она, прикладывая ко лбу ледяную бутылку. – Приезжает адвокат Джонаса. Грант Ландон, из Нью-Йорка. – Ландон? – Тревис поднял бровь. – Не думаю, что слышал это имя, но, наверное, так и должно быть, учитывая, что я из Лос-Анджелеса. Кэтлин улыбнулась. – Относительно Лос-Анджелеса… Что у тебя новенького? Дверь хлопнула, пропуская Слейда. В каждой руке он держал по две бутылки. – Эй, Кэти, не подыгрывай ему. – Он поставил бутылки на пол и уселся на стул. – Стоит тебе хотя бы чуть-чуть проявить интерес – и он начнет услаждать наш слух подробностями великосветской жизни. – Давай услаждай, Трев, – сказала Кэтлин. – А то я порой забываю, что в жизни бывает что-то, кроме навоза. – С удовольствием. – Тревис взял ее руку и галантно поднес к губам. – Ты знаешь, что ни одна из голливудских актрис тебе и в подметки не годится? – Врунишка, – хмыкнула Кэтлин. – Это такая же правда, как и то, что твой большой брат Тревис красивее всех голливудских героев-любовников, вместе взятых. Кэтлин залилась смехом. Счастье волной прокатилось по телу Тревиса. «Джонас или не Джонас, – подумал он, – а неплохо быть дома». Встреча с адвокатом Джонаса состоялась на сеновале, который в детстве был секретным местом сбора братьев. «И что за встреча!» – угрюмо подумал Тревис, одеваясь к приему. Не успели он и Слейд опомниться от заявления Гейджа, что он разводится с Натали, как тут же Грант Ландон заявил, что у него та же беда. «Единственное, что всегда будет в отношениях полов, – думал Тревис, глядя в зеркало и поправляя галстук, – это отсутствие какой-либо определенности». Вот она – резолюция импровизированного совещания на сеновале. Тревис вздохнул и застегнул запонки на манжетах. Когда братья росли, они, встречаясь на сеновале, вели разговоры о бейсболе, о футболе. Или разрабатывали тайные планы, как прокрасться в полночь через гостиную, чтобы набедокурить. Трое хулиганистых мальчишек на ранчо размером с небольшую страну… Им многое было под силу. А на этот раз все крутилось вокруг женщин. Гнев Гейджа по поводу решения его жены оставить его. Изумление Гранта Ландона после сообщения его жены, что она с ним несчастлива. Слейд ничего не сказал, но, судя по выражению лица, ему было что добавить. Ландон обозвал их встречу клубом «Не пойму, что надо женщинам». Тревис молчал. Разве признаешься, что чувствуешь злость к женщине, которую едва знаешь? Злость и вожделение. Он сердито насупил брови. Как можно злиться на женщину и одновременно желать ее так сильно, что внутри все ноет? Если бы он спустился сегодня в зал и по какой-то прихоти судьбы обнаружил там в толпе Алекс… если бы это случилось, он ринулся бы прямиком к ней… – Ты идиот, Бэрон, – сказал Тревис своему мрачному отражению. Почему ему нужна такая женщина, как она? Ему не нравятся кокетки. Тем более не нравится, когда его используют. Равенство полов – это, конечно, замечательно, но Алекс отвела ему совсем уж неприглядную роль: здрасте, в койку – и до свидания. Он сам так никогда не поступал. Никогда не тащил женщину прямо в постель. Сначала некоторое время встречался с ней, угощал, говорил комплименты… А когда отношения завершались, посылал цветы и какой-нибудь небольшой, но дорогой презент… Тревис расхохотался. – Ну, парень, – сказал он своему отражению, – ты даешь! Может, даме следовало бы прислать тебе пару десятков роз и заколку для галстука от Тиффани? Напряжение малость спало. Он ведет себя как тупица, и теперь ясно, почему Алекс Торп задела его самомнение. – Это символично, – сказал он типу в зеркале и ухмыльнулся. Надел смокинг, провел руками по волосам. Из сада слышались музыка и смех. Вечер начался. «Двести гостей», – сказала ему Кэти, а потом хитро усмехнулась, как умела только она, и добавила, что ей уже раз десять звонили разные его знакомые девушки и каждая хотела узнать, приедет ли он. – Я в панике, Трев, – сказала она, невинно взмахнув ресницами, – просто не знаю, как ты выкрутишься. Тревис кинул последний взгляд в зеркало. – Да, – сказал он напыщенно, – будет нелегко. Но кто-то же должен это сделать. – И насвистывая, вышел из комнаты, отправляясь навстречу трудностям. Парой часов позже он стоял в гостиной, в одной руке бокал, в другой – крохотный бутерброд с омаром. Вино было отличным, как и закуски. И оркестр не подкачал. И, как Кэти и обещала, присутствовали многие из его старых подружек, все очень еще ничего, и большинство давали понять, что до сих пор заинтересованы в продолжении отношений, даже те, кто пришли с мужем или приятелем. Помимо этого, вокруг была масса привлекательных женщин, включая модель, чье изображение украшало столько обложек, что даже он ее признал, и дочь сенатора, на самом деле оказавшаяся еще красивее, чем на рекламных плакатах своего отца. Он танцевал со всеми, флиртовал с незанятыми, и телефончик девочки с обложки, так же как и дочки сенатора, уже хранился в его нагрудном кармане. – Развлекаешься? – спросила Кэти, оказавшись в какой-то момент рядом. Она танцевала с Лейтоном, кузеном Тревиса. – Ну да, – машинально отозвался он. Слишком машинально. Он сам это понял, стоило лишь произнести эти слова. Но Лейтон наклонился к уху Кэти, как обычно, занятый лишь собственной персоной, так что ложь Тревиса прошла незамеченной. Одурачить Джонаса и Марту оказалось не так просто. Несколькими минутами позже он подошел к ним поздороваться. Марта, как всегда, элегантная, наклонилась вперед, целуя его в щеку. – Ты самый привлекательный из всех присутствующих мужчин, – сказала она. – Хорошо проводишь время? – Да, конечно, – улыбнулся Тревис мачехе. – Замечательный вечер. – Нет, вы только послушайте! – воскликнул Джонас. – Вы двое так усердно лжете друг другу, что меня просто выворачивает наизнанку. – (Марта приподняла брови.) – Моя жена болтает что-то относительно красоты моего сына, когда всем известно, что обворожительней меня тут никого нет. – (Марта рассмеялась. Тревис выдавил улыбку.) – А чего стоит сынок, расписывающий прелести чудного вечера, когда на самом деле всем известно, что он только о том и мечтает, чтобы, поджав хвост, поскорее смотаться в свой драгоценный Голливуд. Что, не так, мальчик? Марта положила руку мужу на плечо. – Ну-ну, Джонас… – Ты прав, как всегда, папа, – подтвердил Тревис, – кроме одного. Я давно уже не мальчик. – Это ты говоришь. Но доказательств этому я пока не вижу. Тревис поставил пустой стакан на поднос проходившего мимо официанта. – Папа, как обычно, разговаривать с тобой – одно удовольствие, – он взял руку Марты и поцеловал. – Марта… – О, – попросила Марта, – Тревис, не уходи, пожалуйста. – Он не уйдет. Мне надо поговорить с ним. – Мы уже поговорили. А теперь, если вы меня извините… – У меня есть для тебя работенка, мальчик, – рот старика исказился в пародии на улыбку. – Тре-вис, я хотел сказать, – поправился он, делая ударение на имени. – Что за работенка? Укротить мустанга, отправившего уже кого-то в больницу? Провести ночь в засаде и выследить замеченного недавно льва, а потом убить его собственноручно? Просто затем, чтобы доказать свою мужественность? – Тревис широко улыбнулся. – Прости, папа. Я прошел этим путем лет двадцать назад. – Ты – мой старший сын, Тревис. Это были вещи, которые ты должен был сделать. – Да, я их сделал. Но теперь меня не интересует что-либо подобное. – Конечно, тебе придется немного побыть вдали от твоего Голливуда. – Звучит заманчиво, – вежливо сказал Тревис. – Но я не заинтересован. – Это необычная работа. Она потребует хорошего знания законов и вин. – (Джонас хочет использовать его знания законов и вин? Действительно, случай неординарный…) – Если, конечно, ты юрист, заслуживающий моего доверия. Тревис усмехнулся. – С днем рождения, папа, – сказал он, удаляясь. Он еще потанцевал. И пофлиртовал. Выпил еще шампанского и выяснил, что дочь сенатора целуется с открытым ртом. И, медленно продвигаясь по залу рядом с прильнувшим к нему телом модели, Тревис пришел к двум умозаключениям. Первое – то, что невероятные груди модели почти наверняка ее собственные, а второе – что он был идиотом, так много времени посвятив размышлениям об Алекс. И он ошибался, думая, что если бы она была тут, то он немедленно ринулся бы к ней. Но все это до того, как, бросив рассеянный взгляд на публику, он увидел изящную блондинку с шелковистыми волосами и великолепной фигурой, стоящую рядом с обнимающим ее мужчиной. Тревис видел ее со спины, но по наклону головы и по выражению лица мужчины можно было догадаться, что она смеется. – Прошу прощения, – сказал Тревис модели, бросив ее посередине танцевального зала. Промчавшись через комнату, он схватил блондинку за руку и развернул к себе. – Алекс, – начал он… только это была не Алекс. Хорошенькая женщина с голубыми глазами и светлыми волосами, но не та, которую он жаждал уже две недели подряд. Тревис извинился, обаятельно улыбнулся. И отправился на поиски отца. Джонас был в библиотеке, в окружении человек пяти. «Хозяева жизни», – неприязненно подумал Тревис. В комнате пахло бурбоном, кубинскими сигарами и дорогим одеколоном. Джонас поднял голову, отмечая приход Тревиса. – Тревис… Тот кивнул. – Папа?.. Один из присутствующих, кандидат в президенты, шевельнулся, привлекая внимание. – Так вот, я говорил… – Скажи это попозже, – оборвал его Джонас. Наступило молчание. Снова выступил потенциальный президент: – Знаешь, – кратко сообщил он, – я умираю от желания попробовать, как тут, в Техасе, готовят мясо. Комната опустела. Джонас медленно прошел через нее и закрыл дверь. – Как я понимаю, ты явился не для того, чтобы снова высказать мне претензии относительно детских лет. – Никогда не видел в этом смысла. – Тревис прошел к стенке из красного дерева, открыл бутылку минеральной воды и налил ее в хрустальный бокал поверх льда. – Taк что у тебя там за работа? Джонас улыбнулся. – Думал, ты не заинтересован. – Может, и так. – Тревис отпил воды, поставил бокал и скрестил руки на груди. – Но ты сказал, что мне придется на некоторое время уехать из Лос-Анджелеса, а я как раз в настроении сменить обстановку. Джонас тоже скрестил руки на груди и привалился к стене. Удивительно, подумал Тревис. Старику восемьдесят пять, а он до сих пор все такой же крепкий и жилистый. – Оставим всю эту чушь, что ты наговорил Марте, – сказал Джонас. – Тебе сегодня не слишком весело, а? – Да, – честно ответил Тревис, – да. Но ты тут ни при чем. Отец рассмеялся. – Как обычно, женщины! – Почему ты так думаешь? Джонас добрался до стенки, плеснул себе немного бурбона. – Видел тебя с этой брюнеткой, дочкой сенатора. – Старик отлил половину бурбона обратно. – Похоже, она пыталась откусить тебе половину языка. Точно? Тревис попытался сдержать смех. – Уверен, что можно было выразиться более романтично, папа. Но описание очень точное. – И твой интерес был не большим, чем у быка к телке. – Папа, твое восприятие моей любовной жизни очень познавательно, но… – Сексуальной жизни, мальчик. То, что мужчина чувствует по отношению к женщине, идет напрямую из его промежности. И все проблемы начинаются там, где это смешивают с любовью. Тревис с сомнением поглядел на бутылку бурбона, вздохнул, выпил свою воду и налил себе немного вина. – Уверен, что Марта была бы в восторге от твоих слов. – Я не говорю, что Марта мне безразлична. Но человек, вообразивший, что он влюблен, сам нарывается на неприятности. Тревис поглядел на отца. Старик, казалось, смотрел в никуда. Голос его потерял техасский плавный говорок, стал безжизненным. – Звучит так, словно у тебя есть печальный опыт, – тихо произнес Тревис. Джонас помолчал еще пару секунд, потом глубоко вздохнул, повел плечами и усмехнулся. – Человек, доживший до моих лет, способен распознать дурака, даже если сам им не является. Тревис глотнул бурбона. – Ты скажешь мне, наконец, что за работу ты мне припас? Отец опустился в свое любимое кожаное кресло. Его движения не потеряли гибкости, но были медленнее, чем раньше. «Он и правда стареет», подумал внезапно Тревис. К его удивлению, внутри шевельнулся червячок сострадания. – Вот в чем дело, – Джонас откинулся в кресле. – Компания, которую я собираюсь купить, окружена лесами. Она расположена довольно неудобно. Это долина Напа. – Страна вина, отец. – Совершенно верно, – кивнул Джонас. – Интересующая меня компания занимается именно вином. – Ты собираешься заняться виноделием? – Бэроны инвестируют деньги во многие отрасли, Тревис. Если бы ты проявлял побольше интереса, то был бы в курсе. Тревис сел напротив Джонаса и приказал себе не реагировать на шпильки. – Если хочешь проверить условия контрактов, то могу порекомендовать кое-кого в Северной Калифорнии. – Ты ведь немного понимаешь в вине, а, мой мальчик? – Вполне достаточно, чтобы сказать, какое мне нравится, а какое нет, но недостаточно, чтобы оценить виноградники. – Я знаю многих, кто с радостью занялся бы этой сделкой, но сомневаюсь, что кто-то из них обладает достаточными познаниями и в области законов, и в области виноделия. – Джонас поднялся из кресла, налил себе еще чуть-чуть бурбона. – Мне надо, чтобы ты заехал туда ненадолго. Денек, максимум – пара. – И что сделать? Умение отличать одно вино от другого хорошо для ресторана, но не дает больших преимуществ при заключении контракта. – Ничего, разберешься с финансовыми отчетами моих людей, и если у тебя есть хоть какое-то понятие… – Джонас испытующе посмотрел на него. – Ну, в чем дело, мальчик? Тревис рассмеялся. – Ты продолжаешь удивлять меня, папа. – Жизнь полна сюрпризов, мой мальчик. Ну? Согласен или как? Тревис задумался. Пара дней на севере, за пять сотен миль от Лос-Анджелеса. Звучит неплохо. Да, он много знает о выращивании винограда. Было время, когда он подумывал о том, чтобы вложить деньги в виноделие. И потом, Александра Торп… Ее нужно выбросить из головы. – Да, – сказал он, не давая себе дальше колебаться, чтобы не передумать. Он поставил стакан и протянул руку. – Буду рад, папа. Собери эти отчеты и пошли их мне. – Уже сделано, – ухмыльнулся Джонас, пожимая руку Тревиса. – Заранее знал, что ты не сможешь отказаться. Ты же считаешь себя непревзойденным юристом и экспертом по винам. – Заранее знал, что я не смогу отказаться, поскольку считаешь себя непревзойденным экспертом по тому, как я среагирую на то или другое, хочешь сказать, – ответил Тревис. – Ну да, – старик допил остатки бурбона, поставил стакан и засунул руки в карманы смокинга. – Если тебе еще что-нибудь понадобится, дай мне знать. Тревис кивнул и направился к выходу. В последнюю минуту он круто развернулся. – Виноградник… Возможно, я уже знаком с ним, папа. Как он называется? Джонас нахмурился. – «Ястребиное гнездо…» «Орлиное гнездо». Что-то в этом роде. – Он открыл ящик, покопался в бумагах. – А, вот: «Соколиные виноградники». Управлялись каким-то типом, ни хрена не смыслившим в вине. По имени, дай-ка посмотреть… Стюарт. Карл Стюарт. Тревис пожал плечами. – Никогда о таком не слышал. – Местечко в действительности принадлежало его жене. До сих пор принадлежит, и после развода. Ее девичья фамилия… сейчас найду. – Не стоит, – сказал Тревис, уже взявшись за ручку двери. – Я не знаю названия виноградника, так что сомневаюсь, что мне знакомо имя… – А, нашел. – Джонас поднял голову. – Имя дамы – Торп. Александра Торп. Пол поплыл под ногами у Тревиса. – Александра Торп? – хрипло повторил он. – М-да, – отец медленно улыбнулся. – С этим будут проблемы, мальчик? Их глаза встретились. Тревис хотел было спросить, что известно старому пройдохе и откуда ему может быть известно… – Нет, – сказал он спокойно, – проблем не будет. Никаких. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Алекс знала, что люди будут говорить об аукционе. Она знала и то, что никто не посмеет ничего сказать ей в лицо. А что говорят за спиной, ее не касается. Ей все равно. Она не станет обращать на это внимания. «Чушь», – подумала она, пробираясь между рядами лоз Соколиных виноградников. Сплетни ее не тревожат. Тревожат сны. Сны о Тревисе Бэроне. Эротические сны, те, после которых просыпаешься в поту, с обвившимися вокруг тела простынями. Иногда она пробуждалась, вся горя, со слишком реальным ощущением поцелуев Тревиса на своих губах. Даже при мысли о нем она вся таяла, как сердцевина виноградины в чане для брожения. Ей снились и другие сны. Томительные сны о том, что он обнимает ее, просто обнимает, ничего больше. Или танцует с ней в благоухающем саду, и поцелуи его легки, словно прикосновения летнего ветерка. Глупые сны. Нечто напоминающее рекламные ролики. У взрослых женщин не бывает таких дурацких, романтических взлетов воображения. Высоко вверху прокричал ястреб, медленно паря в восходящем потоке горячего воздуха. Алекс проводила его взглядом, задумалась, что значит – ощущение полной свободы. Она никогда не была свободной. Сначала отец, а после муж постоянно решали за нее, что ей делать. И никогда у нее не возникало никаких возражений. Никогда, до пятничного вечера две недели назад, бросившего ее в объятия незнакомца. До этого она не задумывалась о стиле своей жизни. Ее воспитывали как послушную дочь, в ожидании, что она выйдет замуж за человека ее круга, чтобы стать хозяйкой его дома. Ее научили поддерживать беседу ни о чем на протяжении длительного времени, научили, как организовать красивый прием на десять или двести человек. Она всегда уступала желаниям отца и мужа. Ненавидела свой брак, но, вероятно, прожила бы в нем всю жизнь, если бы однажды не обнаружила своего мужа в постели с другой женщиной. О да! До поворотного момента две недели назад она выполняла свою роль безупречно. Алекс остановилась и погрузила голые пальцы ног в холодную песчаную почву. Ее отца хватил бы удар, если бы он узнал, в каком виде она тут расхаживает. И Карла тоже, пожалуй. «Это неприлично!» – сказали бы они. Ее адвокаты и менеджеры изумились еще больше, когда она отказалась просто подписать бумаги насчет Соколиных виноградников, не встретившись с возможным покупателем – единственным заинтересовавшимся виноградниками за те несколько месяцев, в течение которых они были выставлены на продажу. Юрист, занимавшийся этим делом, выглядел сильно озабоченным. «У вас нет сомнений относительно продажи? Мы ведь объяснили, как много денег потребуется вложить сюда. Вряд ли они в скором времени окупятся». «Да, конечно. И я все так же собираюсь продать виноградники. Но мне хочется встретиться с покупателем». «Зачем?» – спросил один из менеджеров. Она хотела было сказать им, что решила принимать большее участие в ведении дел, но, вглядевшись в их унылые лица, решила, что подождет до лучших времен. Алекс просто заявила, что у нее слабость к этому месту. И она не солгала. Она не видела виноградники много лет, с тех пор как их унаследовала. Карл взял ее с собой в долину Напа. Она, дурочка, надеялась на романтическое путешествие, хотя намечался всего лишь банальный осмотр владений. Впрочем, ее огорчение было невелико. Она уже догадалась, что не стоит ожидать от брака слишком многого. Что ее удивило, так это внезапно вспыхнувшая в ней любовь к этому месту. Акры виноградников, пологие холмы, расположенный на возвышении огромный дом в викторианском стиле… «Тут чудесно, – сказала она и потом, повинуясь импульсу, добавила: – Почему бы нам не привести этот дом в порядок и не приезжать сюда на выходные?» «Не глупи, Алекс, – недовольно прервал ее Карл. – Соколиные виноградники – не игрушка. Они нужны для получения прибыли». Конечно, он был прав. Вот почему она продает их. Алекс вздохнула, сунула руки в карманы льняных брюк и продолжила прогулку. И все-таки ей не хочется отдавать Соколиные виноградники неизвестно кому. Поэтому она и настояла на встрече. «Но так не делают», – заметил ее старший юрист. – «Почему?» – невинно спросила Алекс, и мужчины ударились в объяснения, от логически обоснованных до самых невероятных, но сводилось все к одному и тому же: ее отец никогда бы такого не допустил, и мистер Карл тоже. «Мой отец умер, – ответила Алекс. – А Карл Стюарт больше мне не муж». И вот она тут, бредет между пыльными рядами виноградных лоз, рассматривая грозди так, словно что-то понимает. Теперь нужно идти в дом и встречаться с человеком, которому, наверное, объяснили, что следует полюбезничать с глупой хозяйкой и очаровать ее, чтобы ускорить процесс приобретения. Алекс задержалась на границе, за которой заканчивались посадки, чтобы надеть сандалии. Она ощущала неуверенность – новое чувство, и не слишком приятное. Сталкивалась с ним только раз, тогда, когда поставила на Тревиса. Нахмурившись, Алекс распрямила плечи и начала подниматься вверх. Не время отвлекаться. Она больше никогда не увидит Тревиса. Сейчас надо сосредоточиться на том, кто ждет ее в доме. Что он скажет? О чем попросит? Ни имя, ни род занятий этого человека ей не были известны. В своем устремлении отказаться от советчиков она забыла узнать об этом. Он представляет покупателя – вот все, что ей известно. Один из ее юристов, конечно, будет присутствовать, но вести переговоры ему одному Алекс не позволит. Сама хочет участвовать. Она умеет оценивать людей и может задавать вопросы, по ответам на которые сразу поймет намерения неизвестного покупателя. Потому что, глупо это или нет, но ей хочется убедиться, что Соколиные виноградники попадут в хорошие руки. Алекс пригладила волосы. Ветер выбил одну прядь из старательно уложенного этим утром пучка. Взглянув вниз, на свои открытые сандалии, она увидела, что ноги после утренней прогулки запылились. – Хорошенькое начало, Алекс, – пробормотала она… и внезапно застыла, как громом пораженная. На дорожке, рядом с ее взятым напрокат седаном, была припаркована машина. Ее адвокат ездил на черном «кадиллаке», эта машина тоже была черной. Но только там стоял «порше». Сердце ее стукнулось о ребра. Тревис тоже приезжал на черном «порше». Алекс хмыкнула. В Калифорнии полным-полно черных «порше». И потом, что ковбою делать рядом с виноградниками? Ее сотовый телефон зазвонил, когда она подходила к крыльцу. Она вытащила его из сумочки и услышала голос своего адвоката. – Мисс Торп, прошу прощения, но боюсь, я вынужден задержаться. Алекс вздохнула и шагнула в переднюю. – Задерживаетесь? Надолго? – На самом деле я не уверен, смогу ли вообще явиться. Я пытался дозвониться… – Ничего. Мы просто договоримся на другое время. – Ну, если вы сочтете возможным… – Конечно. – Она улыбнулась его осторожности. – Вы можете сами выслушать все, что хочет вам сказать мистер Бэрон. – Кто? – Мистер Бэрон. Тревис Бэрон. Я не знал, что вы знакомы, но мистер Бэрон сказал, что вы старые друзья. – Старые друзья… – повторила Алекс полузадушенным шепотом. – Это было единственное, что мне пришло на ум, – произнес мужской голос поблизости. Алекс резко повернулась. Тревис стоял на пороге жилых комнат. На нем были джинсы, футболка и ботинки. Эти ковбойские ботинки… – Алекс? Вы ведь старые друзья, да? Она глядела в зеленые глаза человека, который так упорно снился ей последнее время. Они не друзья, и уж, конечно, не старые друзья. И не любовники. Даже она не настолько наивна, чтобы думать, что один день, проведенный в постели вместе, делает мужчину и женщину любовниками. Алекс облизала губы. – Да, – произнесла она в трубку, – да, мы… старые друзья, мистер Бэрон и я. Тревис улыбнулся. Она попыталась не думать о том, как изгибается при этом его рот, и об ощущении его губ, прижатых к ее губам. – Очень хорошо, – сказал адвокат. – Замечательно. Просто выслушайте то, что хочет сказать мистер Бэрон. Но, конечно, не соглашайтесь со всем подряд. – Конечно, – откликнулась Алекс, не отрывая глаз от Тревиса, и нажала на кнопку отбоя. – Мистер Бэрон! – Голос ее был холоден, но рука, убиравшая телефон на место, дрожала. Она надеялась, что это не заметно со стороны. – Возвращаемся к официальному тону, Принцесса? Алекс покраснела. – Вы не хотите объяснить свое присутствие здесь? – Объяснить? Я здесь, чтобы купить это владение. Разве ваши адвокаты не сообщили вам об этом? – Вы? Купить Соколиные виноградники? Вы могли обмануть моих юристов, но со мной ничего не выйдет. Что вам тут надо? Тревис переборол желание схватить Алекс и поцелуями стереть с ее лица это надменное выражение. В воображении он прокручивал эту сцену снова и снова. По одной версии она сразу бросалась на него, по другой – тоже, но чтобы выцарапать ему глаза. Чего он не предвидел, так это того, что на него посмотрят, как на недобитого комара. Кроме того, он не предвидел, что она покажется ему еще прекраснее, чем раньше. Он ощущал, как стремится к ней его тело, видел пренебрежение в ее глазах и знал, что ничто не изменилось. От сделанного открытия он разозлился. Разозлился на себя самого. Нет, «злость» – неправильное слово. Больше подходит «ярость». Но ей он этого не покажет. – Что значит «что вам тут надо»? – переспросил он спокойно, привалился к стене и сунул руки в карманы джинсов. – Я здесь, чтобы обговорить детали покупки виноградников. – Да, и луна сделана из зеленого сыра. – Неужели? – переспросил он добродушно. – А я и не знал. Алекс вытянулась в струнку. – Слушайте, не знаю, как вы ухитрились внушить моим юристам, что на самом деле заинтересованы в покупке… – Так и есть, – сказал он. – Вы заинтересованы в покупке? – Она смерила его презрительным взглядом. – Пожалуй, нет. Не совсем. – И тем не менее вы без зазрения совести обманули моих людей, заманили меня сюда под фальшивым предлогом. – Я представляю «Бэрон Энтерпрайзиз». – «Бэрон Энтерпра…» – По щекам Алекс медленно начал разливаться румянец. Черт, приятно видеть, как тает ее спесь. – Совершенно верно, – холодно сказал Тревис. Он вынул бумажник, извлек оттуда визитную карточку и помахал ею. – Я партнер фирмы «Салливан, Кохен и Виттали». Представляю моего отца, Джонаса Бэрона, который хочет купить эти виноградники. Она взяла визитку. Ее глаза вспыхнули. Тревис наслаждался тем, как пренебрежение сменилось смущением. – Вы юрист? – Да. Я специализируюсь на коммерческом праве. – Он улыбнулся, опять прислонился к стене и скрестил руки на груди. – Возможно, вам знакомо название моей фирмы. Знакомо. Фирма, имеющая такие же репутацию и влияние, как и та, что представляла ее собственные интересы. – И… и вы говорите, что ваш отец… – Интересуется покупкой этого виноградника, – Тревис прошел мимо нее к открытой двери, вышел на крыльцо. – Возможно, мне следует сказать «интересовался». Алекс резко повернулась к нему: – Что это означает? – Только то, что увиденное меня не впечатлило. Я не рекомендовал бы ему совершать эту сделку. – (Что? Она не смогла удержаться от проявления удивления.) – Вы что-нибудь понимаете в выращивании винограда? Ее глаза сузились. – Нет. – Слишком сложно объяснять, но… – Оставьте, пожалуйста, ваш покровительственный тон, – оборвала она его. Тревис нахмурился. Принцесса может ничего не знать о производстве вина. Исходя из того, что он выяснил за прошлую неделю, она вообще мало что знает о своем наследстве. Но упрямство, выражаемое всей ее позой, недвусмысленно свидетельствовало о намерении научиться. А может, единственное, чего она сейчас хочет, – это по возможности затруднить ему жизнь. В любом случае Соколиные виноградники – очень милое местечко. Очаровательное. И даже имеющее некоторые перспективы. Но оно явно не стоит суммы, за него назначенной. – Итак? Я желаю знать, чем вам не понравились мои виноградники, мистер Бэрон. С другой стороны, ему безумно нравилось, как блестят сейчас ее глаза. И очень хотелось побыть с ней подольше. Тревис попытался изобразить задумчивость, взглянул на часы. – Я бы мог удовлетворить ваше любопытство за обедом. – Я приехала сюда не обедать! – В таком случае зачем же вы приехали? – теперь он недоумевал. – Вы хотите продать виноградники или нет? – Только что вы заявили, что не будете их покупать. Не в силах удержаться, Тревис ухмыльнулся. – Из всего этого я делаю вывод, что вы никогда не были в Марокко. – (Алекс уставилась на него так, словно он внезапно сошел с ума.) – Могу поспорить, что вы также никогда не были на блошином рынке. – Что все это значит, черт возьми?! – раздраженно спросила она. – Покупаете ли вы персидский ковер, Принцесса, или портрет Элвиса на бархате… – Портрет на бархате? – Ну да. Неужели у вас, в этом бастионе, который вы именуете домом, нет ничего подобного? Их глаза встретились. Тревис смеялся. Она сказала себе, что ничего смешного тут нет, но и сама не могла сдержать смех. – Нет. Ничего такого нет. – Вижу, что ваше образование в области искусства имеет существенные пробелы. А смысл в том, что первое правило продавца гласит: «Необходимо убедить покупателя, что у вас имеется вещь, которая ему позарез необходима». Алекс улыбнулась. – Ага. То есть у меня есть что-то, что вам нужно? Он поморщился и тихо ответил: – Да, определенно есть. – Я имею в виду Соколиные виноградники, – пояснила она быстро. – Конечно, – кротко подтвердил он. – Так же, как и я. Пообедаем, мисс Торп? Что делать? Ей стало душно. Но она приехала сюда, чтобы совершить сделку. А какую деловую женщину смутит невинное приглашение пообедать? – Ладно, – согласилась она и попыталась не придавать внимания дрожи, охватившей ее, когда Тревис коснулся ее локтя. Он ехал слишком быстро. Она так вела машину лишь однажды, очень-очень давно. Тогда у нее был маленький автомобильчик с откидным верхом – подарок отца на восемнадцатилетие. Позвонил его секретарь, спрашивая, что она хочет в подарок, и Алекс робко вымолвила, что здорово было бы иметь красный «миата». Секретарь – новенький, что, возможно, и объясняло произошедшее, – сказал: «Хорошо». И в день, когда ей исполнилось восемнадцать, у порога стояла машина с лежащей внутри открыткой от отца. За первый месяц езды ее не раз останавливали за превышение скорости. Как только отец узнал об этом, красный автомобильчик исчез, а вместо него появился первый в ряду громадных, безопасных «мерседесов». Но даже в тот самый первый раз она не ехала так быстро, как Тревис сейчас. Интересно, по какой дороге они едут? Узкая и извилистая, она совершенно не походила на знакомую ей трассу, ведущую в аэропорт. Тревис легко справлялся с поворотами, удерживая «порше» на дороге, как будто тот к ней, пришпилен. А на прямых участках спидометр просто зашкаливало. Тревис искоса глянул на нее и увидел, что она смотрит на приборы. – Слишком быстро для вас? – спросил он. Она помотала головой. И подумала, как здорово было бы поменяться с ним местами. Что с ней такое? Отчего в присутствии этого человека ее постоянно посещают какие-то бредовые идеи? Едет с ним обедать, наверняка зная, что совершает ошибку. Мечтает сесть за руль и вжать педаль газа в пол так, чтобы машина летела с бешеной скоростью. А две недели назад занималась с ним любовью, даже не зная его, – да что там! – не чувствуя даже симпатии. Кроме того, у нее столько же общего с Тревисом Бэроном, как у кошки с мышкой. Пульс Алекс ускорился. Просто кошки, особенно крупные экземпляры, такие красивые, гибкие, такие немыслимо привлекательные… «Прекрати», – приказала она себе, но все равно начала краснеть. О чем может думать Алекс? Почему она вдруг залилась румянцем? Тревис снова бросил на нее взгляд и тут же отвернулся. Чем больше он с ней общается, тем большей загадкой она становится. Ее внезапно вспыхивающая и гаснущая сексуальность просто доводит его до отчаяния, но есть и многое другое. То, чего не могут понять ни он, ни ее юристы. Он пытался придумать, как добиться встречи с Алекс, нo проблема вдруг разрешилась сама. «Мисс Торп желает встретиться с вами, мистер Бэрон», – сказал один из ее адвокатов. «Она знает, кто я?» – со вспыхнувшим интересом спросил Тревис. «Нет-нет, Она и не подумала спросить ваше имя. Видимо, ее развод стал причиной такого внезапного рвения в вопросах бизнеса». «И как давно она развелась?» «Два года назад, – адвокат вздохнул. – Но, по-моему, еще не оправилась от стресса». «Она так любила мужа?» Если адвокат и посчитал вопрос нескромным, то никак этого не проявил. «Конечно», – ответил он. Тревис убавил скорость машины на спуске и снова взглянул на Алекс. Не потому ли она так повела себя с ним? От тоски по потерянному мужу? Такое вполне вероятно. Можно представить себе женщину, в отчаянии пытающуюся забыть одного мужчину, ложась в постель с другим. Он сжал зубы. Черт, не самая приятная мысль – считать себя неполноценной заменой парню, достаточно глупому, чтобы потерять эту женщину. – Твой муж… – вырвалось у него. Алекс повернула к нему голову. – Мой бывший муж. – Да, – руки Тревиса сжали рулевое колесо. – Кто от кого ушел? – Не поняла. – Ты оставила его? Или он тебя? Алекс провела кончиком языка по губам. – Не понимаю, какое это имеет отношение к Соколиным виноградникам. Тревис резко свернул к обочине. Тормоза заскрипели, протестуя против подобного обращения с машиной. – Я был женат, – сообщил он неприветливо. – А когда застал свою жену в постели с другим, то вдруг понял, что не очень-то люблю ее… а может, и никогда не любил. – Их взгляды встретились. – Я не пытался избавиться от привидений, занимаясь с тобой любовью. Алекс распахнула глаза: – Я никогда не говорила… – Так что? – Думала ли я… думала ли я о Карле, когда мы… когда я… – Когда ты кричала, кричала в моих объятиях, – завершил Тревис, не отрывая от нее глаз. – Думала ли ты о нем, мечтая, чтобы он был на моем месте? Алекс уставилась на него. Вот вопрос, который он не имел права задавать, вопрос, на который она вполне могла не отвечать. По крайней мере, могла сказать ему «да», солгать, что думала об ушедшем муже… Тревис не касался ее, но она почти ощущала силу его рук. И хотела их почувствовать. На мгновение ей показалось, что она произнесла слова вслух, потому что он пробормотал краткое проклятие, отстегнул ремень, рванул ее к себе и поцеловал. От долгого, глубокого поцелуя ее сердце бешено застучало. – Мне надо знать, – сказал он, беря ее лицо в ладони и заглядывая в глаза, – кто был там, в твоей постели, я или он? Ложь – ложь во спасение, придуманная ею, – растаяла, как снег на солнце. – Это был ты, – прошептала она. – С первого мгновения, как ты поцеловал меня, это был ты. Они сидели, глядя друг на друга. Потом он отвернулся и завел машину. – И чертовски хорошо, что так, – резко проговорил он. Машина дернулась, разгоняясь… Они остановились у маленького ресторана при живописной гостинице на побережье, заняли столик на двоих на открытой площадке. Солнце понемногу опускалось. Алекс не могла ясно мыслить. Она позволила Тревису сделать заказ на двоих и, после того как принесли салаты, склонила голову, пытаясь сосредоточиться на своем, но молчание беспокоило ее. В конце концов она выпрямилась. – Здесь очень красиво, – сказала она. – Почему? Она попыталась улыбнуться. – Почему красиво? – Почему ты велела мне уйти тогда? – Желвак вздулся у него на щеке. – Я хотел тебя снова, Принцесса. И ты тоже… – Не надо. Я не хочу… – Алекс покраснела. – Не могу выкинуть это из головы. То, что было между нами. Твой вкус. Ощущение тебя… Ее вилка стукнула о стол. – Тревис, – прошептала она, – не надо. То, что случилось, что я делала, было неправильно. Мне неловко даже думать об этом, не то что обсуждать. Он потянулся к ее руке, поймал ее. – Послушай меня, Принцесса. Я не ребенок. У меня было много женщин. И, говорю тебе, между нами происходит нечто необыкновенное. С чего ты решила, что тут что-то не так? – Потому что… – она высвободила руку, – потому что… я никогда – знаю, что ты не поверишь, – не делала ничего подобного. Его губы изогнулись в улыбке. – Хочешь сказать, что никогда не платила за кавалера двадцать тысяч? – Ну давай, – яростно воскликнула она. – Смейся. Но тут нет ничего смешного. За всю свою жизнь я не знакомилась так. И уж конечно, не ложилась в постель с первым встречным! – Отбросив стул, она вскочила. – Я не могу говорить об этом! – И выбежала из ресторана. Тревис выхватил из бумажника несколько купюр, прижал их солонкой и поспешил следом. Он нашел ее у моря. Она даже не обернулась на его шаги. – Очень хорошо, – сказала она, прежде чем он успел заговорить. – Очень хорошо, Тревис. Ты хочешь знать, что произошло тогда? Я скажу тебе. – Алекс, – ему хотелось обнять ее, но выражение ее глаз предостерегло от этого. – Принцесса, все, что я хотел услышать, – это то, что не стал заменой кому-то другому. Алекс горько хмыкнула. – Я застала своего мужа с женщиной, которую считала лучшей подругой. Это было больше двух лет назад, и я не устаю напоминать себе, что получила вполне законный повод для того, чтобы завершить несчастливый брак. Нет, Тревис, ты не занял место человека, которого я любила и потеряла. Я… я поставила на тебя тогда, чтобы… чтобы доказать кое-что самой себе. Ее лицо выражало смесь ярости, отчаяния и беззащитности. Он осторожно протянул руку и бережно убрал с ее лица прядь волос, а после положил руки ей на плечи. Он лишь слегка придерживал ее, опасаясь, что если сожмет так, как хотелось бы, то она начнет вырываться и снова ускользнет от него. – Что? – спросил он. – То, что ты прекрасна? Желанна? Что любой, кто предпочел другую, – ненормальный? Она поблагодарила его слабой улыбкой, но отстранилась, когда он попытался привлечь ее ближе. – Мой муж сказал, что я фригидна. Он назвал меня маленькой фригидной богатой тварью. Глаза Тревиса сузились. – И ты поверила ему? – Мне было все равно. Это означало, что он оставит меня в покое. Секс был… он был неудовлетворителен. – Неудовлетворителен, – мягко повторил Тревис таким тоном, что она задрожала. – Тревис, – она положила ладонь на его руку. Мускулы под ее пальцами казались каменными. – Тревис, я говорю это тебе лишь потому… потому, что я наконец поняла: ты заслуживаешь объяснения. Он поймал ее пальцы своими, сжал их так крепко, что у нее на глазах выступили слезы. – Продолжай, – сказал он хрипло. – Расскажи еще об этом своем муже. – Тут не о чем больше рассказывать. Как я сказала, я обнаружила Карла с другой женщиной. И развелась с ним. – И… – И, – тихо сказала Алекс, – днем той пятницы, перед аукционом, я зашла в дамскую комнату ресторана и услышала, как две женщины болтают обо мне. Они сказали… они сказали, что даже по одному моему виду ясно, что жена Карла… что все, что она говорила, – правда, что я испорченная богатая девчонка со слишком большими деньгами и со слишком маленьким либидо. И, судя по тому, как они говорили, я поняла, что все люди, считающиеся моими друзьями, скорее всего, перемывают мне косточки у меня за спиной, да и мою сексуальную жизнь обсуждают во всех подробностях… Я пошла в магазин. Купила это платье. Купила белье. Туфли. – Она закрыла глаза, вспоминая. – Потом заявилась на этот дурацкий аукцион и увидела тебя. – И купила меня. Алекс вздрогнула. – Я… сделала эту ставку… – сказала она едва слышно. – Понимаю. Холодные слова пробились через ее жалость к самой себе. Алекс подняла голову и увидела мрачные глаза Тревиса. – Значит, я был прав, – сказал он. – Твой муж был с нами в постели. – Нет. О нет! – Может, не потому, что ты сожалела о его уходе, но все же он был там. – Его рот искривился. – Представление было предназначено для него, чтобы он знал, от чего отказался. Алекс пошевелила губами и отступила на шаг назад. – Это удивительно, – сказала она дрожащим голосом. – Перед тобой я постоянно выгляжу полной идиоткой. И это все, о чем ты можешь думать? О своем драгоценном самомнении? Да, я поставила на тебя со злости. И да, может, это злость побудила меня… сделать это там, под аркой. – Она вздернула подбородок. – Но то, что случилось, когда ты приехал ко мне домой, не имеет никакого отношения к злости, или к Карлу, или к тем сучкам в дамском туалете. – Злые слезы заблестели у нее в глазах. – Не понимаю, с чего я решила, что должна вам что-то объяснять, мистер Бэрон, потому что на самом деле я ненавижу… Рот Тревиса накрыл ее губы. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Шум волн, накатывающих на берег, был не громче, чем стук сердца Алекс. Все, что она помнила, – губы Тревиса. Ей казалось, что их души соединились, понимая, принимая друг друга. Но ведь так не может быть, раз единственное, что их соединяет, – это вожделение? Да, но какое! Руки Тревиса забирались в ее волосы, ласкали ее лицо, удерживая ее в сладостном плену, пока его рот жадно впивался в ее губы. Властные объятия были почти свирепыми в своем неистовстве. «Ты принадлежишь мне, – говорили они, – мне, и больше никому». Конечно, все это иллюзии. Она не принадлежит ему и не хочет этого. Она принадлежала своему отцу, потом своему мужу… Но с Карлом она никогда не испытывала такого. Тревис шептал ее имя, покусывал нижнюю губу. Она изогнулась, обхватывая его шею, поднялась на цыпочки и задрожала, коснувшись его возбужденного тела. Его руки уже были у нее под блузкой. Она затрепетала, когда его шершавые пальцы прошлись по ее горячей коже. – Тревис, – произнесла она срывающимся голосом, – Тревис… – Моя Принцесса, – откликнулся он. Его ладони легли ей на грудь. Желание поднялось в ней, но она попыталась подавить его. «Не смей, – подумала она, – не смей, Александра. Вспомни, чем все закончилось в прошлый раз, вспомни опустошенность, презрение к себе… Вспомни его внутри себя, безумное наслаждение его телом. Вспомни, как взорвались небеса над головой, и, самое главное, вспомни счастье и умиротворение, которое ты ощутила потом в его объятиях…» – Подари себя мне, – прошептал Тревис. – Пойдем со мной, Алекс, пойдем со мной. Позволь мне показать тебе, как это может быть. Ее желание нарастало. Как во сне, она потянулась к нему, но его рука сжала ее пальцы. Он представил, как берет ее прямо сейчас… Так он брал ее до того, быстро, грубо. Но теперь ему хотелось поступить по-другому, особенно после слов, с ужасным безразличием произнесенных ею, тех, что все еще звучали в его голове: «Секс был неудовлетворителен». Так сказала женщина, кричавшая в его объятиях. Секс с ее мужем был неудовлетворителен. Тревис знал, что это значит. Она была покорной женой. Этот сукин сын брал все и ничего не давал взамен. Сегодня ночью он навсегда изменит это… но только если не даст воли животным инстинктам. Ему потребовалось собрать волю в кулак, чтобы оторваться от нее, но чем сильнее он хотел Алекс, тем больше желал подарить ей эту ночь. – Нет, – сказал он, – не здесь. – Конечно, – она отшатнулась от него. – Прости, Тревис. Ты прав. Я не должна была… – Черт возьми! – невнятно выругался он, снова привлекая ее к себе, поцеловал ее еще и еще, пока она опять не склонилась к нему. – Никогда не извиняйся за то, что хочешь меня. Разве ты не знаешь, как это чудесно? Знать, что ты хочешь того же, что и я? – он глубоко вздохнул, взял ее лицо в ладони и провел губами по ее рту. – У меня номер в гостинице. Там я планировал провести ночь. Пойдем со мной. Позволь мне любить тебя, словно в самый первый раз. Он ждал ее ответа, зная, что рискует, давая ей время на размышление. Но ему не хотелось, чтобы она пошла за ним, ослепленная желанием. Не сегодня ночью. Сегодня он хочет соблазнить ее. Пробудить в ней чувства. И после знать, что стал единственным мужчиной, которого она будет помнить всегда. – Алекс, – его большой палец прошелся по ее полуоткрытым губам. – Я хочу тебя. Скажи, что ты тоже хочешь меня. В ответ она чуть коснулась губами его губ. Его спальня находилась в круглой башенке очаровательной старой гостиницы. Комната была погружена в темноту, только по полу тянулась дорожка лунного света. Тревис закрыл дверь, запер ее. Поворот ключа неожиданно громко прозвучал в тихой комнате. Алекс вздрогнула. В прошлый раз на колебания и страх времени не было. Желание смело все, как ураган. На сей раз все по-другому. Тревис предоставил ей выбор, и она сделала его. Сюда, к нему, ее привело собственное желание. Чего он ждет от нее и что она может ему дать? Если только она не оправдает его ожиданий, обманется сама… – Я не могу, – сказала она и развернулась к двери, прямо к нему в объятия. – Тревис. Тревис, пожалуйста, я не могу… Она дрожала. Чего она боится? Его? Себя? Страсти, которую он разбудил в ней? Она вздохнула, и его коснулось ее дыхание. – Что такое, Принцесса? Чего ты боишься? – Тогда не было времени на раздумья. Вот почему все так случилось… Тревис. Я не… я просто не… – Она жалостно всхлипнула. – Что? – прошептал он, целуя ее медленно, нежно, убеждая ее довериться, успокоиться. Алекс сдавленно рассмеялась и зарылась лицом в его плечо. – Ты будешь смеяться. Тревис прижал ее крепче. – Скажи мне. – Я… у меня нет опыта. Знаю, что это звучит глупо после всего, что произошло между нами, но… – Я не верю тебе. Она в отчаянии сжала ресницы. – Я и не рассчитывала. Но я говорю правду. Я никогда… никогда не была ни с кем, кроме мужа. И тебя… – Вот этому я верю, – он улыбнулся и провел пальцем по ее щеке. – Но я не верю, что ты притворялась, когда мы были вместе… – Притворялась? – она откинулась назад, глядя ему в глаза. – Нет. Все, что я говорила и делала, было… – …настоящим. – Да. Но теперь так не выйдет. Я уже ощущаю разницу. Что касается постели, то я – то, что я есть. Тревис сжал зубы. Муж Алекс и впрямь негодяй, но сейчас думать об этом не следует. Он хочет думать только об Алекс. – Да, – спокойно подтвердил он. – Ты – то, что ты есть. Ты прекрасна, – он дотронулся губами до ее лица. – Ты желанна. И удивительно сексуальна, даже без роскошного красного платья. Алекс покачала головой. – Это платье! Поверить не могу, что купила его, тем более – надевала. Карл всегда говорил… – Плевать, что он говорил. – Тревис закрыл глаза, приказывая себе успокоиться. Мысленно двинуть ее экс-супругу по морде можно, но это не решит проблемы. – Принцесса, если ты больше не хочешь меня, то… Только если твой бывший прочно застрял у тебя в голове, то я знаю отличный способ, как от него избавиться. Губы Алекс раздвинулись в дрожащей улыбке. – Не думаю. – Но ты позволишь мне попробовать? Она поглядела на него. – Хорошо бы. Но… Тревис заключил ее в объятия. – Ты слышишь музыку, Принцесса? Слышит. Отдаленные звуки вливались в открытые окна вместе с мягким шорохом моря. – Потанцуй со мной, – сказал он, начиная двигаться в такт медленной романтической мелодии. Ей показалось, что глупо танцевать в полутемной спальне. Танцы – процесс для бального зала, твоя рука – на вытянутой руке партнера, другой он слегка касается твоей талии. Она усвоила это еще в детстве, в классе этикета мисс Мэллори. Но Тревис нарушил эти правила в первый же вечер, когда они встретились, кружа и кружа ее по залу отеля «Парадиз». И теперь он снова нарушал их. Обе его руки обхватили ее, ложась гораздо ниже талии. И это не был тот танец, которому ее учила мисс Мэллори. Нет, подобному танцу женщина может учиться лишь у того, кто жаждет обладать ею. – Расслабься, – шептал он, – наслаждайся музыкой. А она наслаждалась тем, что находится рядом с ним. Его теплом. Дыханием. Мощью его тела, биением сердца. Алекс закрыла глаза и опустила голову ему на плечо. Его руки сжались крепче. Одна опустилась еще ниже, легла на ягодицы, другая медленно бродила по спине. Потом пальцы оказались на затылке, перебирая волосы. – Мне нравится твоя сегодняшняя прическа, – пробормотал он, – потому что можно представлять, как волосы рассыпаются по плечам. – Он взглянул ей в лицо. – Можно распустить твои волосы, Алекс? От его низкого голоса внутри у нее завибрировали какие-то струны. Грудь ее напряглась, сладкое предвкушение разлилось по всему телу. – Да, – сказала она, не отрывая от него глаз. – Да, пожалуйста. Распусти… Дыхание ее прервалось, когда он расстегнул заколку. Волосы упали на плечи, поверх его руки. Он приподнял прядь, поднес ее к губам. – Прекрасная, – тихо пробормотал он, целуя ее. Они двигались в такт музыке. Губы к губам. Грудь к груди. Его бедра находились совсем рядом с ее. Алекс вздохнула. Тревис целовал ее волосы, ухо. – Гляди, – прошептал он. Она открыла глаза. Они были перед доходящим до пола зеркалом, слившиеся в объятии, озаренные мягким светом луны. – Видишь, как ты прекрасна? – сказал Тревис. – Тревис… – Алекс покраснела. Он зашел ей за спину, поднял волосы, позволил им падать, словно поток золота, проходящий сквозь его пальцы. Склонил голову и прижался ртом к ее шее, потом начал расстегивать маленькие пуговки на спине ее шелковой блузки. Каждый раз, расстегивая следующую, он останавливался, чтобы поцеловать открывавшийся кусочек кожи. Наконец, когда с пуговицами было покончено, он сбросил блузку с ее плеч. Пальцы у него дрожали, когда он расстегивал застежку бюстгальтера. Он смотрел на отражение ее лица, ощущая, как ее груди опустились в его жадные ладони. Еще один такой взгляд – и его сдержанности конец. Не слишком ли много – требовать сохранения спокойствия, когда прекрасная женщина смотрит на тебя так, словно ты открываешь ей все тайны Вселенной? Его руки непроизвольно сжали ее груди, большие пальцы поглаживали соски. – Тревис… – От ее голоса остался только дрожащий шепот. Она попыталась повернуться к нему, но он не позволил. – Еще рано, – прошептал он. Он сдвинул ее волосы в сторону, так что они упали на одно голое плечо. Склонился и поцеловал ее затылок, опустил голову еще ниже, к шее. Алекс прикусила губу, чтобы не закричать. Она тонула в его ласках, но этого нельзя было делать. Если она позволит им унести ее, то как же узнает, все ли она делает правильно? Тревис не прав. Она не может выкинуть Карла из головы. Он там, повторяя, что она не знает, как доставить мужчине удовольствие, и никогда не узнает. А ей хотелось доставить Тревису удовольствие. Дать ему наслаждение. Услышать, как он стонет. Его пальцы снова прошлись по ее соскам, и крик, который она пыталась сдержать, вырвался наружу. Голова ее упала к нему на плечо. – Тревис, – прошептала она, и он снова приподнял ее грудь, удерживая, ощупывая, поглаживая, пока наконец она не подняла свои ладони и не положила их поверх его рук, а потом, поняв, что делает, не отдернула их. – Делай это, – проговорил Тревис. – Положи свои руки на мои. – Нет. То есть – если тебе не нравится… если ты думаешь, что это неправильно… – Открой глаза, Принцесса. Посмотри в зеркало. Она подумала о дне две недели назад, когда она поглядела в зеркало и увидела, что страсть Тревиса с ней сделала, о том, как была унижена и оскорблена. – Нет, – сказала она, – Тревис, пожалуйста, я не могу… – Просто смотри, – настаивал он. И она медленно подняла взор. Женщина в зеркале не была ею. Она трепетала на краю пропасти. Ее волосы покрывали обнаженные плечи. Рот был розовым и припухшим, глаза лихорадочно блестели. И мужчина, заставивший ее выглядеть так, стоял сзади, глядя на ее отражение с неприкрытым вожделением, от которого у нее закружилась голова. – Ну же, – мягко сказал он, не отводя глаз от ее лица. – Прикрой мои руки своими. Краска залила ее лицо. – Карл говорил… он говорил, что так нельзя. – Положи свои руки на мои, Алекс. Их глаза встретились. Медленно она подняла руки и сделала то, о чем он просил. Открывшееся зрелище воспламенило ее. Его кожа, такая темная, и ее, такая светлая; его руки были большими и сильными, ее – маленькими и женственными… – Нет ничего, что ты не можешь делать со мной, Принцесса, – он наклонился, коснулся губами ее горла. – Нет ничего правильного и неправильного между нами. Понимаешь? – Да, – прошептала она. – Есть только ты и я и то, что доставляет удовольствие нам обоим, – ее руки соскользнули, когда он отпустил ее грудь. Его пальцы расстегивали ее брюки. Сначала пуговица, потом быстрый шорох молнии. Брюки упали к ее ногам. Алекс закричала, и не только от желания. Она думала, что Тревис был в ее мечтах последние две недели. Теперь она вдруг поняла, что он был в них всегда, этот опасный, нежный незнакомец, явившийся в ее размеренный мир и перевернувший его вверх тормашками. Он больше не был мечтой. Он был плотью и кровью, его тело существовало для того чтобы любить ее, его руки – для того, чтобы прикасаться к ней. – Тебе нравится так? – шептал он, просовывая руку под шелк. – А так? Словно невиданной силы взрыв потряс ее, она трепетала, прижимаясь к нему, выдыхая его имя. Он едва вынес это. Что за испытание и награда одновременно – просто видеть ее прелестное лицо в этот миг, знать, с каким доверием она устремляется навстречу ему, слышать, как она шепчет его имя, как имя единственного желанного человека… Многим ли выпало подобное счастье? И все равно ему хотелось большего. Он развернул ее к себе, поднял так, что ее голова оказалась выше его, и начал целовать, впитывая ее крики, зная, что он, и только он доставил ей это наслаждение. И так будет всегда. Медленно он спустил ее вниз. – Раздень меня, – произнес он совсем рядом с ее губами. Она попыталась, но руки у нее дрожали. А он не мог ждать, больше не мог. Он раздел их обоих, разбрасывая вещи по комнате, обрывая пуговицы, отчаянно торопясь отнести ее в постель. Приподняв ее руки, он поворачивал голову, вбирая в рот то одну грудь, то другую, пока она не взмолилась о пощаде. Тогда он позволил ей опустить руки, которые сами обвились вокруг его шеи. И начал погружаться – все глубже и глубже. И, почувствовав, что еще немного – и перед ними разверзнется бездна, он сказал голосом, хриплым от страсти: – Посмотри на меня, Алекс. И скажи мое имя. Ее ресницы поднялись. На них блестели слезы. – Тревис, – прошептала она. – Тревис. Тревис. Трев… Он застонал, и их мир взорвался миллионом блистающих огней. Тревис медленно пробудился, сощурился от солнечного луча и вдохнул сладкий запах невероятной женщины, проведшей ночь в его объятиях. Быстрая улыбка скользнула по его лицу. Он возблагодарил Бога за возможность проснуться и узнать, что эта ночь – долгая чудесная ночь – не была сном. Осторожно, двигаясь так, чтобы не потревожить ее, он приподнялся на локте и поглядел на точеный профиль Алекс. Она лежала рядом, прижавшись к его телу. «Чудное видение», – подумал он, ощущая, как кровь его загорается, быстрее бежит по жилам. Но он не будет тревожить ее. Ей нужен отдых после прошедшей ночи. И потом, он хочет просто посмотреть на нее. Посмотреть на нее, когда она спит. Ее волосы сбились на одну сторону, рассыпались по подушкам, словно золотые нити. Ресницы отдыхали на щеке. Губы слегка приоткрылись. Одна рука спряталась под подушкой, другая – лежала сверху. «Очаровательная рука», – подумал он. Длинные пальцы и короткие ногти без маникюра. Прошлой ночью он брал эти пальчики в рот, один за другим. Так просто… но не было ничего простого в напряжении, охватывающем его тело, когда он видел, как зрачки Алекс становятся все темнее и темнее с каждым движением его языка. Тревис подавил стон и отодвинулся подальше. Он овладевал ею бессчетное количество раз за эту ночь, но снова хотел ее, прямо сейчас, как будто у него уже давно не было женщины. И все же он не будет трогать ее. Пока нет. – Она так крепко спит. Но он будет смотреть. Медленно, осторожно, сантиметр за сантиметром, он снял одеяло, прикрывавшее их. Как прекрасна его Принцесса! Мягкий изгиб плеча. Округлость руки. Упругая грудь, изящные бедра. Сладкий, медовый запах у его горящего рта. Жаждущего рта. Тревис перекатился ближе и поцеловал ее шею. Потом плечо. Легко провел рукой вдоль тела, пока она не вздохнула и не перевернулась. И проснулась. Не отрываясь, он смотрел на нее и уловил, в какой момент она пришла в себя, поняла, где она и что произошло. Будет ли она сожалеть? Превратится ли она в лед, как в прошлый раз, проснувшись в его объятиях? Он ждал, застыв над ней, впервые в жизни ожидая и страшась приговора. Если и в этот раз она попытается вышвырнуть его из своей жизни, он уйдет без звука. Нет. Он не сможет. Если она попытается вышвырнуть его, то он прижмет ее к постели, будет целовать, пока она не признается, не скажет, что хочет его… Сияющая улыбка озарила лицо Алекс. – Доброе утро, – сказала она и протянула к нему руки. Тревис вошел в их кольцо, как человек, возвращающийся домой. Они отправились обратно на виноградники, на этот раз пройдя к дому через бесконечные ряды виноградных лоз. – Мне тут нравится, – тихо сказала Алекс. Тревис поглядел на светлую головку у себя на плече и улыбнулся: – Тогда почему ты их продаешь? Она вздохнула и пожала плечами. – Соколиные виноградники не окупают себя уже много лет. – Да, конечно. Алекс рассмеялась, освободилась от обнимающей ее руки, сорвала с дерева листок. – Понимаю, что вы можете удивиться, мистер Бэрон, но предполагается, что собственность должна приносить доход. – Это уже философия, мисс Торп. – Философия, – Алекс замерла. – Ну да. Мои юристы и бухгалтеры всегда говорили только о производстве вина. Тревис усмехнулся и схватил ее за талию. – Выращивание винограда, производство вина – это мистический процесс, Принцесса. – Конечно. – Я говорю правду, а не шучу. – Иными словами, если я надымлю благовониями, принесу в жертву парочку цыплят, станцую вокруг дерева, обнаженная, в лунном свете… – Мне нравится танцевальная программа, – Тревис приподнял ей подбородок и слегка коснулся губами ее рта, – но нет, я не имел в виду такое. Просто ты должна любить весь процесс вообще. – Она взвизгнула, когда он внезапно схватил ее и принялся целовать. – Изготовление вина, – прорычал он прямо ей в лицо, – лучше всего удается тем, кто способен надрываться, работая на полях, и опустошать свой банковский счет, чтобы когда-нибудь указать на бутылочку двадцатидолларового вина и гордо сказать: «С моего виноградника – и стоило мне всего пятьдесят баксов», – он улыбнулся. – Иными словами, надо быть сумасшедшим, чтобы войти в это дело. Алекс улыбнулась ему в глаза, приподнялась и взяла в ладони его лицо. – Сумасшедшим вроде тебя? Он поймал ее ладонь, поднес к губам и поцеловал. – Я думал об этом, – признался он. – Но? – Но у меня практика юриста и жизнь за четыре тысячи миль от страны винограда. Кроме того, создание приносящего доход предприятия по производству вин занимает не один год, – он дотронулся до ее руки, и они возобновили прогулку. – Как и виноград, вы должны осесть, пустить корни, подчинить всю свою жизнь виноделию… – Похоже на женитьбу, – легко заметила Алекс. У Тревиса на щеке заиграли желваки. – Да. Да, наверное, да, – он сильнее сжал ее руку. – И я уже прошел этим путем, Принцесса. Женился… Идиот. Не сработало. Черт, похоже, для любого из клана Бэронов не срабатывает. – Не уверена, что срабатывает хоть для кого-то, – Алекс подняла на него глаза. – Я не ищу брачных уз, сказала она прямо, – если тебя это интересует. Моя мать была несчастлива с моим отцом до самой своей смерти. А мой брак… ну, ты уже о нем знаешь, – она горько хмыкнула. – Я была послушной дочерью и принадлежала своему отцу. Потом я была послушной женой и принадлежала своему мужу. Теперь я не хочу принадлежать никому, кроме себя. – Это отлично звучит, Принцесса. И я рад, что мы прямо сейчас все для себя прояснили. Они улыбнулись друг другу. Тревис прокашлялся. – Так, – сказал он живо, – я говорил, что прилетел сюда из Лос-Анджелеса на своем самолете? – Нет, – ответила Алекс не менее живо, – нет, не говорил. Ты хочешь сказать, что «порше» не твой? Он ухмыльнулся. – Дилеры становятся до удивления гостеприимными, когда узнают о вашей слабости к этой марке машин. Так ты полетишь со мной домой? – С удовольствием. – Она улыбнулась. Тревис тоже улыбнулся. Есть ли предел счастью? Он нашел прекрасную, удивительную женщину, которая волнует его больше, чем кто-либо на свете. И она ясно дала понять, что не мечтает о свадебных колоколах… ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Тревис летал на собственном самолете со времен своего детства, как и все Бэроны. «Эспада» была настолько громадной, что самолет зачастую подходил для передвижения больше, чем лошадь или джип. Он любил летать, любил свободу полета. Но никогда не получал от этого такого удовольствия, как сейчас. И все из-за Алекс. Он видел, что она немного нервничает, впервые забираясь в «Команче». – Он меньше, чем я думала, – сказала она, сверкнув зубами. Тревис оглядел свой самолет. По сравнению с «Ультра-лайтом» и другими, к которым он привык с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать, четырехместный «Команче» смотрелся громадным. С другой стороны, человек, привыкший к реактивным лайнерам, естественно, мог посчитать его несколько узковатым. – Еще не поздно изменить свое решение, Принцесса, – сказал он. Алекс покачала головой. – О, нет! – Она обернулась. С удивлением он заметил на ее щеках румянец удовольствия. – Я все хочу попробовать, Тревис, все вещи, о которых говорят, что они неприличны, – Алекс рассмеялась. – Даже те, которые сама называю неприличными. Он хмыкнул. – Например? – Не знаю. Все. Например, съесть хот-дог, купленный у уличного торговца. – А. Ну да, это трапеза для гурмана. Невозможно отказаться. – Давай, смейся. Но мне всегда хотелось. – Я не смеюсь, Принцесса, – Тревис ухмыльнулся. – Что смешного, если ваша дама предпочитает хот-дог за два бакса ужину стоимостью долларов двести? – Это я? – спросила Алекс, краснея сильнее. – Я – твоя дама? – Да, – он посерьезнел. – Я помню, что ты говорила… что мы оба говорили – никаких обязательств. Но пока ты со мной… – Пока мы вместе, ты имеешь в виду… – Точно. Пока мы вместе, ты моя. Он так вызывающе выпятил подбородок, что ей захотелось заспорить. Что, если она скажет: «Я буду спать с любым, с кем мне захочется»? Только это будет ложью. Как она может захотеть кого-то после Тревиса? – Алекс? Если тебя не устраивают базовые правила, скажи. Потому что я не делюсь. – Его голос сел, глаза смотрели прямо в глаза. – Ты встречаешься только со мной. И спишь только со мной. – А для тебя правила те же? Его рот сжался. – Да. – Хорошо. – Договорились, – мгновение они молчали, потом Тревис прокашлялся. – Так что там следующее в твоем списке желаний, Принцесса? Она улыбнулась. – Ой, множество скучных вещей. – Каких? – Ну… покататься на такой машине, как твой «порше». – Дама желает выжать газ до отказа? – Когда-то у меня был маленький автомобильчик с откидным верхом, – мечтательно сказала она. – Красный… – Алекс усмехнулась. – Это глупо. Я взрослая женщина, Тревис. А желания все детские. Он перегнулся через сиденье и взял ее за руку. – Моей первой машиной тоже был маленький автомобиль с откидным верхом. – Правда? – Угу. «Мустанг», такой старый, практически антиквариат. Мне понадобилось копить на него целый год. Я тогда работал в конюшнях. – Конюшнях? – Алекс рассмеялась. – Я была права! Ты действительно ковбой. – Я укрощал быков, – он сжал ее руку. – У меня была дурацкая идея стать чемпионом. А закончилось все тем, что во время своего второго выступления я сломал два ребра, а в придачу к ним – нос. Так что я решил, что должен быть лучший способ зарабатывать деньги. – А я все думала, – Алекс стиснула руки, – где это ты сломал нос. – Хм. – Тревис потрогал горбинку. – Я собирался ее убрать, но Кэти сказала… – Кэти? – Моя сводная сестра. Она сказала, что горбинка будет сводить девушек с ума. Так что я ее оставил. – Хорошо, что ты послушал Кэти. Она была права. – И сейчас? – Перестаньте напрашиваться на комплименты, мистер Бэрон. Тревис рассмеялся: – Вот так, милая. Теперь ты знаешь, что некогда я был достаточно глуп, чтобы вообразить себя укротителем быков. И имел красный «мустанг». – Мне нравится это твое протяжное произношение. – У меня? Протяжное?.. Ты все-таки скажешь мне, что там еще у тебя в списке, или мне предстоит догадываться? – Ну, это так глупо… – Алекс вздохнула. – Ладно. Я всегда хотела управлять быстрой машиной. И покататься на американских горках. И погулять под дождем. – Ты никогда не гуляла под дождем? – Не босиком. И не без зонтика. С лицом, обращенным навстречу каплям, – она засмеялась. – Это звучит как бред сумасшедшего. – Это звучит как монолог женщины, попавшей в нужные руки, мисс Торп, – торжественно сказал Тревис. – Вот, тут, рядом с тобой, находится человек, ненавидящий туфли… – Потому что он предпочитает ботинки. – Да, точно, но не на пляже, где я живу. – Ты живешь на пляже? – Да. У меня дом в Малибу. – Наверное, это чудесно. Море, песок, небо… – Теперь ты мне скажешь, что никогда не была на пляже. – Конечно, я была на пляже. Сан-Тропе… Мартиника… – А тут, в Калифорнии? – Честно? – Она смущенно улыбнулась: – Никогда. – Никогда? То есть ни разу? – Нет. Карл и мой отец считали, что слишком много распущенных голливудских типов владеют домами на этих пляжах. Тревис покачал головой: – Какое безрадостное детство было у вас, мисс Торп! Не шлепать по воде. Не ходить под дождем. Не кататься на американских горках и не есть чили-догов… – Чили-догов? – Поверь, милая, обычный хот-дог не идет ни в какое сравнение с чили-догом… – Тревис замолчал и нажал кнопку на пульте управления. Алекс сидела, с восторгом наблюдая за манипуляциями Тревиса. Он так многолик. Неудивительно, что она заметила его в тот самый первый раз. Неужели она тогда боялась встретиться с настоящим человеком? Нет. Ведь она и пришла на тот аукцион в поисках настоящего человека. Ей был нужен кто-то, с кем она бы поняла, что такое секс, и она нашла его. Тревис разбудил ее чувственность. В его сильных руках она превратилась в настоящую женщину. И по завершении их отношений она сможет уйти с высоко поднятой головой. Она сама захотела этого, не надеясь на сказочный финал. Ей всего лишь требовалось найти себя. Последнее, чего ей надо, – это какие-то обязательства. Ему позволительно требовать от нее лишь одного – удовольствия в постели. И она доставляет ему удовольствие, она делает его счастливым в постели. И пусть все будет так. – Я не говорила, что нам надо заняться этим немедленно, – сказала Алекс, с опаской разглядывая громадную стальную конструкцию, извивающуюся умопомрачительными петлями. Тревис похлопал ее по плечу. – Да мы пока и не делали ничего, – заметил он лениво. – Только попробовали хот-доги… – Чили-доги, – поправила с улыбкой Алекс. – Такая вкуснятина! – Я же говорил, что тебе понравится, так и случилось. – Он посмотрел на исполинские горки. – И это тоже. Если, конечно, ты не передумала. Я не позволю, чтобы с тобой, Принцесса, случилось что-нибудь плохое. – Он провел губами по ее щеке. – Буду держать тебя крепко-крепко. Она улыбнулась прямо ему в глаза. – Обещаешь? – Можешь на меня положиться, – он прижал ее крепче и поцеловал. – Я всегда буду о тебе заботиться, Алекс. Всегда. «Нет, – подумала она, – не будешь». Ее глаза чуть затуманились. Но она выдавила улыбку и вернула ему поцелуй. – В таком случае, мистер Бэрон, вперед. Но, оказавшись на горках, Алекс закричала. Завизжала. Прижалась к Тревису, клянясь, что сейчас умрет. А когда поездка кончилась, потащила его в конец очереди, чтобы снова взять билеты. Вероятно, это был бы не последний раз, но Тревис отвлек ее внимание, поинтересовавшись, пробовала ли она сахарную вату. – А что это такое? – спросила она, широко распахнув глаза. Он купил гигантских размеров конус, сплетенный из бесчисленных розовых нитей. Она осторожно лизнула его, показывая кончик языка, почти такого же розового цвета. Тревис весь напрягся, наблюдая за ней. Им овладело желание, столь сильное, что оно напугало его самого. Ему хотелось подхватить ее и унести от шума и от людей туда, где лишь звезды и луна будут смотреть на их страстные объятия. – Ой, – сказала Алекс, – Тревис, как здорово! Он глядел на нее, на ее улыбающееся лицо и измазанные сахаром губы. – Здорово, – согласился он, наклонился и коснулся ее губ, впитывая их сладость – сладость сахарной ваты, перемешанную со сладостью самой Алекс. – Здорово, – прошептал он, утягивая ее в тень. Ее руки взметнулись вверх, обвили его шею. – Тревис, – пробормотала она. – Да, Принцесса, да, я знаю. Он не знает. Не может знать. Она и сама не знала, отчего так бьется ее сердце. Почему ей вдруг захотелось, чтобы они были одни под усыпанным звездами небом. Чтобы он мог не только обладать ею, но и еще… еще… Тревис взял ее лицо в ладони и принялся целовать со все нарастающей страстью. Конус сахарной ваты выпал у нее из пальцев. – Принцесса, – шептал он, – поедем домой. – Да, – ее глаза сияли. – О, да. Он быстро мчался сквозь ночь, сгорая от желания дотронуться до нее и наслаждаясь уже самим предвкушением. Он хотел ее до головокружения. И по тому, как она дрожала от его поцелуев, он знал, что она хочет его не меньше. Но он знал, что первого неистовства страсти будет недостаточно. Он захочет ее снова и будет брать медленно, не торопясь, впитывая каждый поцелуй, восторгаясь гладкостью кожи, замирая от сладости запаха. «Нет, – думал он, гоня «порше» вдоль темного побережья, – сейчас я не прикоснусь к ней». Вот, наконец, и проезд к его дому. Электронные ворота открылись, а потом бесшумно закрылись за ними. Гараж неясно вырисовывался в темноте. Но он не станет возиться с машиной. Он остановил «порше», открыл дверь, ступил в наполненную запахом моря ночь и заключил Алекс в объятия. – Тревис, – прошептала она. Мягкость ее вздоха, нетерпение, звучавшее в голосе, были последней каплей. Все его романтические планы были разрушены… Очнувшись, Алекс обнаружила себя на широкой кровати Тревиса. Заря окрасила стены розовыми и желтоватыми бликами. На потолке медленно крутились лопасти вентилятора. Алекс вздохнула, глубже зарылась в одеяло. Мускулы ныли, рот припух. Это была долгая ночь, ночь, полная безумств. И такая чудесная! Она снова вздохнула, потянулась, перевернулась на живот и потерлась щекой о прохладную подушку. Наволочка, простыни – все было из шелка. И кровать – просто огромная. Комната, идеально подходящая для любви… Улыбка Алекс померкла. В самом деле, комната была создана именно для этого. Сколько женщин разделяло с ним эту кровать? Должно быть, много. Человек типа Тревиса не станет вести монашескую жизнь. Сколько других умирало и вновь возрождалось в его объятиях только для того, чтобы потом неизбежно прийти к разрыву? А главное – когда придет ее очередь? Алекс закрыла глаза. Никаких договоренностей. Никакого «навсегда». Просто получение удовольствия, пока это возможно. Вот сделка, которую они заключили. Взаимовыгодная сделка. Она нашла себя. Она может быть независимой, свободной. Может быть чувственной, сексуальной женщиной. Конечно, этого достаточно. Разве нет? Она перекатилась на спину и слепо уставилась в потолок. У нее есть все, о чем она мечтала. И все же, неожиданно, она ощутила пустоту… Дверь распахнулась. – Доброе утро, Принцесса, – сказал Тревис. Алекс села, натянув простыню до подбородка. Он стоял в дверях, держа поднос, в одних джинсах, темные волосы спутаны, на щеках – щетина, и он был таким мужественным, таким желанным, каким не имеет права быть ни один человек. И как легко в него влюбиться! От этой мысли у нее перехватило дыхание. Нет. Она никогда не сделает этого, не влюбится в такого, как Тревис, в такого, что не верит в договоренности и, уж конечно, не верит в любовь… – Я приготовил нам завтрак. – Он улыбнулся, пересек комнату и поставил поднос на тумбочку рядом с кроватью. – Ветчина, яйца, тосты и кофе. «Скажи что-нибудь!» – яростно приказала себе Алекс. Каким-то образом она смогла оторвать взгляд от лица Тревиса и перевести его на поднос. – Довольно, чтобы накормить целую армию, – выдавила она. – Ага, – его улыбка превратилась в ехидную гримасу. – Но я подумал, что ты должна быть так же голодна нынче утром, как и я. Она подняла на него глаза. Ей надо подумать, и тут, в его постели, она делать этого не будет. – Тревис… – И потом, нам надо поддерживать свои силы, – он поцеловал ее. – Уроки вождения отнимают у ученика уйму энергии. Алекс откинулась назад. – Уроки вождения? – Ага, – он ухватил с подноса кусок жареной ветчины, откусил, потом поднес к ее губам. – Ну, я не совсем точно выразился. Открой рот, Принцесса, и попробуй. Она откусила. Никогда ветчина не казалась такой вкусной. – Уроки «порше», – сказал Тревис, глядя на нее и улыбаясь. – Если, конечно, ты еще хочешь покататься на скоростной машине… Алекс дико взвизгнула, откинула простыню в сторону и вскочила с кровати. – О, Тревис! Нет, я не переменила свое решение. Я с удовольствием буду управлять твоей машиной. Ты правда дашь мне порулить? Ты?.. Тревис? Что такое? Он глядел на нее. Она стояла перед ним спиной к стеклянным дверям, обнаженная, солнце золотило ее кожу. – Тревис? Ему хотелось опрокинуть ее на постель и снова овладеть ею. – Тревис, что случилось? Но больше всего, больше всего ему хотелось держать ее в своих объятиях. Держать и никогда-никогда не выпускать. Ни сегодня. Ни завтра. Ни… Он поднялся на ноги. – Я только что вспомнил… – его взгляд был странно скованным. – Придется отложить уроки «порше» на другое время. Я… у меня сегодня… я занят. – О, – ее улыбка померкла. – Конечно. Может, завтра. Или потом… – Я позвоню, – сказал он. – Когда у меня будет время. Хорошо? Звучит как вежливое прощание. Вот как! Негодяй! Неужто она только что опасалась влюбиться в него? Да на это способна только мазохистка! И тем не менее она здесь, стоит голая посередине его спальни. Ей захотелось прикрыть грудь руками, но она удержалась. Вместо этого она подняла его рубашку, которую он так яростно срывал прошлой ночью. – Превосходно, – вежливо сказала она. – У меня тоже кое-какие дела. – Дрожащими пальцами она застегнула рубашку сверху донизу. – Так что позвони. Уверена, мы сможем как-нибудь выкроить время. Он кивнул: – Хорошо. Я… я рад, что ты понимаешь… – Конечно, понимаю, Тревис. Чего тут не понять? Он снова кивнул. Она не понимает: он слышит это в ее голосе, – но чья тут вина? Уж не его точно. Он объяснялся достаточно недвусмысленно. Ну, конечно, может, он увлекся, строя все эти планы для них. Она должна была остановить его. Разве она не желала той же свободы, что и он? Но с женщинами всегда так. Они всегда говорят то, что вы хотите слышать, даже если это абсолютная ложь. – Тревис? Он поднял голову: – Да? – Мне бы хотелось одеться. Но не при нем. Ей не надо было произносить слова вслух, чтобы он их услышал. – Конечно. И если ты хочешь воспользоваться душем… – Я приму душ дома, благодарю. Он снова кивнул. Казалось, на большее он не способен. – Прекрасно. Через пару минут я буду готов отвезти тебя. Он вошел в ванную, захлопнул за собой дверь и встал под душ, включил воду на полную мощь, склонил голову, уперся руками в облицованную мрамором стену и подставил тело водяным струям. Ему ни в коем случае не следовало привозить Алекс сюда. И о чем он только думал? Во что он себя втравил, с этим ее нелепым списком пожеланий? Она, видите ли, не делала многих вещей. Велика важность! Он тоже много чего никогда не делал. Никогда не управлял реактивным самолетом. Никогда не пересекал Тихий океан на воздушном шаре. Никогда не влюблялся всей душой и всем сердцем… – Черт, – прошептал он, – о, черт. Но он не влюблен. И никогда не будет. Он обманывался раньше, и полученные горькие уроки научили его, что ни в коем случае нельзя привязываться к одной женщине надолго. Алекс придется с этим смириться. Тревис перекрыл воду, вышел из-под душа и распахнул дверь. – Алекс, – выпалил он, – послушай, Алекс… Слова застыли у него на губах. Спальня была пуста. Алекс исчезла. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Исчезла? Куда она могла деваться без машины? Тревис натянул джинсы, выскочил в холл, сбежал по ступеням. – Алекс? Имя отдалось звонким эхом в тишине раннего утра. Передняя дверь оказалась открытой. Он вышел, снова окликнул ее. Ответа не было, и никаких ее следов – тоже. Тревис выругался. Босиком, голый по пояс, он влез в машину и повернул ключ зажигания. Мотор с ревом заработал, гравий так и полетел из-под колес, когда он резко развернулся и нажал на газ. Она не могла уйти далеко. Надо было догадаться, что она сбежит. Ха, да она всегда сбегает! Она удрала в первую ночь, сбегала, когда он бросил ей вызов на следующий день. Она и в Соколиных виноградниках хотела сбежать, да не успела. Ворота были открыты. Он промчался через них, осадил машину, поглядел налево, направо… Вон она – топает по дороге по направлению к Лос-Анджелесу. Тревис выскочил из машины и кинулся к ней. – Алекс! Она услышала его. Это было ясно по тому, как она вздрогнула и ускорила шаг. Но не обернулась, никак больше не показала, что заметила его. Мимо пронесся фургон, посигналил ей. – Алекс, черт подери! – Тревис ухватил ее за руку, развернул к себе. Лицо ее было пунцовым, глаза и рот превратились в узенькие щелки. – Пусти! – Что за блажь? – Блажь?! Пусти меня, Ковбой! – Не глупи! Ты же не дойдешь до дома. – Я могу делать все, что пожелаю, мистер Бэрон. – Алекс сжала зубы. – Немедленно пусти мою руку! – Ты ведешь себя как ребенок. – Я не ребенок и не дурочка! – Ее глаза вспыхнули. – Пусти меня, Тревис, а не то, клянусь… – Мне не нравится, когда от меня сбегают, Принцесса, – он придвинулся ближе, его пальцы вцепились в ее руку, как клещи. – Пора бы тебе понять это. – Я не сбегала, – она вскинула голову, – я ушла. И мне плевать, что тебе нравится, а что не нравится. – Алекс, черт возьми… Они оба обернулись на скрип тормозов. Рядом остановилась полицейская машина. – Вот, погляди, что ты наделала, – вполголоса проговорил Тревис. – Что я наделала? – Алекс обдала его презрительным взором. – Ну, что? Из машины вылез офицер полиции. Он вежливо улыбался, но чувствовалось, что он насторожен. – Доброе утро. В чем дело? Тревис глубоко вздохнул: – Все в порядке. Мы остановились… поговорить. Коп кивнул, недоверчиво оглядел голую грудь Тревиса, потом – босые ноги, потом – руку, все еще удерживающую запястье Алекс. – Это так, мэм? Разговариваете? – Нет, – холодно ответила Алекс, – не так. Этот человек, этот человек… – Вы знаете его? – Да. И он… – Она поколебалась. Ей не приходило в голову никакого приемлемого объяснения. Сказать, что они провели ночь вместе? Что она сбежала, потому что почувствовала себя использованной? Что он рванул за ней, поскольку посчитал себя оскорбленным, а может, потому, что подумал и решил, что секс с ней был слишком хорош и жалко терять такую возможность? – Мэм? Алекс сглотнула. – Я знаю его. Мы поссорились, а не просто разговариваем. – Поссорились, – повторил коп. Сразу становилось ясно, что такое ему не в новинку. – Ну что ж, если вы не против, леди, то позвольте посоветовать вам перенести вашу ссору туда, где она началась. – Мы так и поступим, – угрюмо сказал Тревис, ни на секунду не отпуская свою добычу. – Мы немедленно возвращаемся ко мне. Да, Алекс? Она поглядела на него; было ясно, что сейчас ей очень хочется выцарапать ему глаза. – Да, – сквозь зубы пробурчала она. – Вы добровольно идете с ним, мэм? – Да, офицер. – Алекс вздохнула. Коп кивнул, скрестил руки на груди, ожидая. Алекс вырвала руку из пальцев Тревиса. С высоко поднятой головой, расправив плечи, она промаршировала назад к воротам. Тревис, чувствуя себя полным идиотом, заметил что-то относительно отличной погоды и последовал за ней. Он забрался в машину, включил задний ход, нажал кнопку, закрывающую ворота, взглянул в зеркальце – и увидел Алекс, пробирающуюся сквозь деревья к соседнему участку. – Боже мой, – пробормотал Тревис. Выскочив из машины, бросился следом. – Куда ты теперь? – прорычал он, ловя ее. – Туда же, куда и до того, – домой. Тревис отпустил ее и ухмыльнулся. – Ага, только сначала тебе придется перелезть через трехметровую стену, огораживающую мой участок. – Ничего. Справлюсь. – Сомневаюсь. Кроме того, вы ведете довольно замкнутый образ жизни, мисс Торп, и потому, видимо, не отдаете себе отчета, что ваш мавзолей находится отсюда примерно в часе езды. – Это не мавзолей, – она даже бровью не повела. – И я вовсе не собиралась идти всю дорогу. Как только мне попался бы телефон, я бы вызвала такси. – Послушайте, леди, вы желаете попасть домой? Прекрасно. Я вас довезу. – Спасибо огромное, мне от вас ничего не требуется. Я и сама вполне… – Слушай, это глупо, – сказал Тревис и провел рукой по ее волосам. – Вовсе нет. По дороге наверняка полно телефонных автоматов. – Я не это имел в виду. Я имел в виду то, что случилось сегодня утром. – Понятия не имею, о чем ты. – Алекс развернулась на каблуках и направилась к воротам. Тревис преградил ей путь, ухватил за плечи и остановил. – Перестань притворяться, Принцесса. Ты отлично знаешь, о чем я. Все было чудесно, пока я… пока… – Он помедлил. – Пока я не начал лгать. – Лгать? – Алекс моргнула. – У меня нет никаких встреч сегодня, – он снова помедлил, вобрал в легкие как можно больше воздуха, поглядел на нее. – Я просто… просто запаниковал. – Запаниковал? – Прекрати повторять! Он снова скрестил руки. Лучше бы он этого не делал. Ее внимание сразу же привлекли его округлые бицепсы, широкая загорелая грудь, темная дорожка волос, пролегающая вниз… Алекс заставила себя смотреть ему в лицо. – Ничего я не повторяю… – она остановилась и прикусила губу. – Не знаю, о чем ты говоришь, Тревис. Почему запаниковал? Он повернулся, пошел. Поколебавшись, она последовала за ним мимо дома, через маленький садик, к пляжу. – Ты не первая женщина, проведшая ночь в моей постели, – угрюмо сообщил он. Алекс кивнула. От его слов сердце болезненно сжалось, но она постаралась не обращать на это внимания. – Нет нужды хвастать, – сказала она холодно. – Я и не рассчитывала на то, что буду первой. – Да, конечно. Просто мне хочется быть уверенным, что ты понимаешь это. Она сбросила туфли и зарылась пальцами в теплый песок. – Хватит. Ничего особенного в прошлой ночи не было. Я прекрасно понимаю. – Нет. Нет, не понимаешь! – Он ухватил ее за запястье и притянул к себе. – Вот именно, что прошлая ночь была особенной! И ты это знаешь. Порыв ветра бросил волосы в лицо Алекс. Она освободила руку и откинула их назад, недоверчиво глядя ему в лицо. – Тогда почему… – Я же сказал – я запаниковал. – Его лицо помрачнело. – Слушай, думаешь, мне легко говорить об этом, Принцесса? – Да о чем? Я понятия не имею, что ты хочешь сказать. – У меня нет намерения влипнуть в какие-то постоянные отношения. И я тебя предупреждал. Ее сердце подпрыгнуло. Не говорит ли он о том, что решение его поменялось? – Я помню, – сказала она осторожно. – Я желаю того же. – Точно. И тем не менее мы преспокойно планировали провести день вместе. Алекс взглянула недоуменно. – Понятно. Ты общаешься с женщинами только ночью, да? – Что за ерунда! Конечно, нет. Но только… только… – Паника снова захлестнула его, словно гигантская волна. – Просто мне не хотелось, чтобы ты неправильно поняла. – Что? Почему она так все затрудняет? – То, что происходит между нами. Потому что… потому что ничего нет. – Боже мой, – устало сказала Алекс. – Ты слишком много о себе воображаешь, Ковбой. – Я хочу встречаться с тобой, Алекс, – желвак заходил у него на щеке. – Но я не хочу прирастать, или пускать корни, или чего там желают все женщины… Алекс приподняла брови. – Извини, – холодно заметила она, – ботаника меня не интересует. – Ты знаешь, о чем я говорю. – Конечно. А ты разве не слышал: я только вчера говорила о том же? – Да, – желвак снова заходил. – Но это не удержало тебя от совместного времяпровождения. Алекс расхохоталась. – Не знаю, что хуже, Тревис, – твое потрясающее самомнение или твой взгляд на окружающий мир. – Она шагнула вперед, улыбка превратилась в гримасу презрения, палец направлен ему в грудь. – Ты строил планы. Я соглашалась с ними из вежливости. Не думаешь ли ты, что я пыталась выкопать ямку для тех самых корней, которых ты так боишься? На щеках у него загорелись два красных пятна. – Я так не говорил. – Нет? – Алекс блеснула белоснежными зубами. – А что ты тогда говорил? – Только то, что мы не хотим зайти слишком далеко. – Наша связь, ты хочешь сказать. – Да. Наша… наша… – почему так трудно произнести это слово? У Принцессы таких проблем не возникло. У нее вообще не наблюдается проблем. Она готова спокойно и безмятежно поддерживать ни к чему не обязывающие отношения – именно о таких отношениях с женщинами он мечтал, но ничего не получалось. Тогда почему ситуация так выводит его из себя? – Наша связь, – наконец выговорил он. Она кивнула, соглашаясь, чувствуя внезапную опустошенность. Все, чего ей хотелось сейчас, – добраться до дома, лечь в ванну и лежать там долго-долго, а после попытаться вернуть свою жизнь в правильное русло. Потому что сейчас она свернула в сторону. С самого аукциона все вышло из-под контроля. – Знаешь, – сказала она тихо, – знаешь, я думаю, можно закончить… – Что закончить? – Эти… как бы ты ни назвал эти отношения… Она задохнулась, когда Тревис схватил ее в свои объятия и яростно прижался губами к ее рту. – Закончим, когда сами закончатся, – прошептал он у ее губ. – Тебе понятно, Принцесса? Нужно было бы ответить, что она больше не принимает указаний ни от кого, а особенно от таких самодовольных, самовлюбленных мачо… но его рот снова накрыл ее губы, его руки крепко прижимали ее, и со слабым покорным вздохом она сдалась, ответила на его поцелуй. После длительной паузы он поднял голову и улыбнулся. – Теперь, – сказал он чопорно, – как насчет урока номер один на «порше»? Алекс нахмурилась. – Но ты говорил… – Да, но мы прояснили ситуацию, – он усмехнулся. – Итак, что скажешь? Садишься за руль или нет? – («Скажи ему "нет", – мелькнуло у нее в голове. – Скажи: "Спасибо, Тревис, но ты был прав. Мы не должны сближаться"».) – Принцесса? Она посмотрела в его зеленые глаза, и сердце ее перевернулось. – С удовольствием, – сказала она. Алекс жала на педаль, и машина на бешеной скорости неслась по направлению к Орлиному каньону. – Полегче, – попросил Тревис. – Принцесса, помедленнее, слышишь? Похоже, впереди довольно крутые повороты, – он застонал, притворился, что зажмуривается, когда она, смеясь, прошла виражи в стиле, больше подходящем для компьютерной игры. – Господи, я породил чудовище! – О, черт! – Что? – Впереди ворота, и они закрыты. Мне придется остановиться и набрать код. – Слава Богу, – выдохнул Тревис, но тут же расплылся в улыбке. Проехав через ворота, Алекс снова прибавила скорости. Машина с визгом остановилась у Дома Торпов. Алекс повернулась. – Ну? Он посмотрел на нее. Они ехали с открытыми окнами, ее волосы растрепались от ветра, на щеках горел яркий румянец, макияжа – никакого. На ней была его старая футболка и потертые джинсы. Иными словами, пример того, как не надо выглядеть и… как можно выглядеть самой прекрасной на свете. – Тревис? – она рассмеялась, убрала прядь волос, упавшую на щеку. – Я так ехала, что ты просто онемел? – Ну, – сказал он, – не думаю, что ты заслужила бы всеобщее одобрение… – Он усмехнулся, увидев гримасу Алекс. – Ладно, ладно. По правде говоря, все неплохо. – По правде говоря, я просто великолепна! – Да, ничего. – Неповторима! Тревис рассмеялся, наклонился вперед и коснулся ее щеки. – Еще парочка уроков – и тебе можно покупать такой автомобиль. Они улыбнулись друг другу. Потом Алекс кашлянула. – Ну… – Да? – Спасибо за чудесный день. – Не за что, – он провел рукой по ее щеке и снова поцеловал, наслаждаясь вкусом ее губ. – Я позвоню завтра. – Нет, – сказала она быстро. – Я… мне надо заняться завтра делами. Он отодвинулся и вежливо качнул головой. – Конечно. И мне бы тоже надо. Ну, а как насчет обеда? – Позвони, – беззаботно откликнулась она, – посмотрим. Она потянулась к двери, а он потянулся к ней, сильнее сжал ладонь. – Не играй со мной, Алекс. Она обернулась. – Не играй? – И не изображай дурочку. Я тебе говорил, я ни с кем не делюсь. – Ага, – она хмыкнула. – Говорил. «Пока это продолжается, – говорил ты, – я буду тебе верен». – И ожидаю того же от тебя. – Естественно. Просто у меня есть своя жизнь, Тревис. Ты напомнил мне об этом сегодня утром. И я рада этому. Его глаза потемнели. – Ты и впрямь так считаешь! Он не спрашивал. Утверждал, судя по тону. Но она правда так считает. Конечно, правда… В горле застрял комок. Она неуверенно улыбнулась. – Да. Да. Я же говорила, Тревис, я наслаждаюсь своей свободой. – Прекрасно, – сжав зубы, он уселся за руль и хлопнул дверцей. – Я заберу тебя в семь завтра вечером. – Но сначала позвони. Запоздалая фраза. Тревис уже подал машину назад, развернулся и с ревом вылетел на дорогу. Он приезжал за ней каждый вечер. Каждое утро вез домой, словно они не договаривались не проводить вместе все свободное время. На выходные они ездили в Малибу – кроме одних, посвященных Соколиным виноградникам. – Я дала согласие на продажу, – сказала Алекс, сходя по ступеням террасы большого дома в викторианском стиле. – Можешь сообщить отцу. – Прекрасно, – сказал Тревис, поднося ее пальцы к губам. – А я распорядился относительно номера в гостинице на побережье. – Да? – невнятно переспросила Алекс. – В чем дело, Принцесса? – Голова болит. Ничего, до вечера все пройдет. Но к вечеру она почувствовала себя хуже. Началась лихорадка, все кости ломило. К утру поднялась температура. Не внимая никаким протестам, Тревис вызвал доктора. – Грипп, – поставил диагноз врач. – Ничего страшного, сейчас многие болеют. Постельный режим, больше пить, аспирин… Алекс застонала, села, попыталась встать с кровати. Тревис обнял ее. – Меня мутит, – прошептала она. Он отнес ее в ванную. К ее смущению, он оставался с ней, поддерживал, обтирал лицо мокрым полотенцем и отнес назад в постель. – Я говорю, – продолжил доктор, – что ей нужен отдых, много жидкости, аспирин, легкая еда, когда желудок будет ее принимать. Несколько дней – и все наладится. Тревис взглянул на Алекс. – Что я могу для тебя сделать, дорогая? – Увези меня домой, – прошептала она. – Тут очень хорошо, но я предпочитаю болеть в домашней обстановке. Тревис поглядел на врача. – Мы живем в Малибу, но прилетели сюда на самолете. Я могу отвезти ее домой? – Я не живу в Малибу, – пролепетала Алекс, – я живу… – Конечно, – сказал врач. – Я выпишу что-нибудь от тошноты, завернете ее в одеяла и можете везти в Малибу. – Но я не… – Тихо, – нетерпеливо перебил Тревис и пожал врачу руку. – Спасибо, доктор. Алекс пробормотала, что чувствует себя ужасно. Тревис как мог подбадривал ее. Он осторожно усадил ее рядом с собой в «Команче». Она казалась такой хрупкой и несчастной: громадные темные глаза на бледном лице, волосы спутались, черты обострились. И именно в этот момент он понял, что никто и никогда не был ему так дорог… В нем поднялся протест. – Что? – спросила она, увидев, как он нахмурился. – Ничего, – коротко ответил он и переключил внимание на самолет. Она болела пять дней. Ворочалась. Потела. Стонала. Дрожала. А Тревис заботился о ней. Водил в ванную, обтирал от пота. Успокаивал, согревал своим телом, когда она дрожала. И наконец, наутро шестого дня, Алекс проснулась, потянулась, зевнула и заявила, что может съесть слона. Тревис сел рядом. – Это значит, что тебе лучше? – спросил он с надеждой. Она засмеялась: – Я абсолютно здорова, – и вдруг испугалась: – Ты тут был все время? Или я бредила? – Ну, – сказал он скромно, – не все время. Иногда я отходил минут на пять, кофе приготовить или в душ. – Но все остальное время ты был со мной, – их глаза встретились. – Тебе не надо было так поступать, ты же знаешь. Надо было отвезти меня домой. У меня ведь есть экономка. Он перестал улыбаться, взял ее лицо в ладони и поцеловал в кончик носа. – Да, я знаю. Не то выражение его лица, не то теплота обнимающих рук пробудили в ней желание прильнуть к нему и никогда-никогда не отрываться. Несомненно, виной тому слабость после болезни. Чем еще можно объяснить такие желания? – Мне хотелось заботиться о тебе, Принцесса. Это же нормально. Алекс серьезно кивнула. – Спасибо. Их взгляды снова встретились. Он рванулся к ней, потом одернул себя. – Ничего особенного, – кашлянул и добавил напыщенно: – Уж таков я есть. Она улыбнулась и вдруг поймала свое отражение в зеркале. – О, Боже мой! Это я?.. Это чучело в зеркале. Какой ужас! Все кругом попадают, если я немедленно не займусь собой, – она встала с постели, поддерживаемая Тревисом, и обернулась простыней. Конечно, глупо было скромничать, но внезапно она осознала, что их отношения изменились. – Тревис? Ты не можешь дать мне что-нибудь из одежды, чтобы я могла добраться до дома? Действительно ли на его лице промелькнуло смущение, или ей показалось? – Конечно, – он поднялся с постели и подошел к ней. – После душа я этим займусь. – Да нет. Я хотела сказать… я имела в виду, что нам лучше помыться отдельно, – она быстро улыбнулась. – Мне надо помыть голову, побрить ноги… – Ладно, – кивнул Тревис. – Но смотри, если голова закружится… – Ну конечно, я обещаю. Наконец-то помыться! Алекс стояла под душем с закрытыми глазами, намыливаясь, смывая пену, соскребая грязь снова и снова, пока наконец не почувствовала себя чистой. В ее голове мелькали картины: Тревис, поддерживающий ее, помогающий ей, подносящий питье… «Я хотел заботиться о тебе, Принцесса. Это нормально» . Любовник превратился в друга. Мысль казалась пугающей и воодушевляющей одновременно. – Принцесса? Она перевела дыхание, выключила воду и открыла дверь душа. Тревис стоял снаружи – во всяком случае, видимо, это был Тревис, потому что стояло одно громадное полотенце с торчащими из-под него ногами. Она шагнула вперед, позволяя ему завернуть ее в мягкую ткань. – Ммм, – пробормотала она, чувствуя, как ее гладят нежные руки, – ощущение чудное. – Да, – согласился Тревис, строго приказав своему телу вести себя прилично. Алекс была больна. Она до сих пор не поправилась. Он поплотнее обернул ее полотенцем и направился в спальню, двигая Алекс впереди себя. – Вот, – пояснил кратко, – я положил тебе тут, что надеть. Если это не то, скажи. Смеясь, она зашлепала по ковру. – Все, что позволит мне снова принять человеческий облик, это… – Слова замерли у нее на губах при виде лежащей на постели одежды. Ее джинсы. Одна из ее шелковых блузок. Ее белье. Она подняла голову. Тревис стоял в гардеробной спиной к ней. – О, Тревис, – сказала она, улыбнувшись, – как мило… поехать ко мне и привезти эту одежду. Это и впрямь… – Я привез все, – прервал он, поворачиваясь к ней. Алекс вскинула голову. – Не понимаю. – Ну, может, не все, но большую часть того, что было в шкафах. Твоя экономка собрала то, что, по ее мнению, тебе может понадобиться, но мы можем вернуться, если я забыл что-нибудь, и… Он внимательно взглянул на нее и замолчал. Алекс глядела мимо него, на свою одежду, рядами висящую на вешалках. – Тревис? – она наконец заговорила. – Что это значит? – Ты переезжаешь ко мне. – Переезжаю?.. – Алекс рассмеялась. – Нет уж. У меня есть дом. Жизнь. И мы договорились… – Ничего не меняется, – его голос был грубым, как и движение, которым он обнял ее. – Глупо не жить вместе. – Но мы договорились… – Я помню. Но пока мы вместе… – Пока это длится, ты хочешь сказать. – Да, – кивнул он, – пока это длится, я хочу, чтобы ты была со мной. Алекс возмутилась: – А тебе не приходило в голову спросить, что я об этом думаю, Ковбой? Он погладил ее по руке. Потом осторожно, настойчиво начал распутывать полотенце, так что в конце концов она оказалась обнаженной. – Ну хорошо. Я спрашиваю: Принцесса, ты хочешь быть со мной? Глядя на него, она твердо знала, каким должен быть ответ. Надо настаивать на сохранении независимости, потому что только так она сможет удержать контроль над своей жизнью… и сердцем. Он наклонился, поцеловал ее. Прошептал: – Я жду. Алекс обхватила его за шею. – Это сумасшествие. Большего ему и не требовалось. Он потянул ее к постели… Как долго он ждал! Эти дни показались ему вечностью. Потом они лежали, уютно прижавшись друг к другу. – Моя прекрасная Принцесса, – шептал Тревис, укачивая ее в своих объятиях. Алекс свернулась рядом с ним, закрыв глаза и внушая себе, что это неправда… Но никакие уловки больше не помогали. Она влюбилась в Тревиса. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Тревис никогда не был так счастлив. Он сам себе удивлялся. Даже в начале его брака с Кейд, до того как их отношения начали рушиться, были дни, когда улыбки и веселость превращались в утомительный труд. Иногда ему надо было что-то обдумать, а от одной утренней болтовни Кейд хотелось сбежать на край света. С Алекс все было по-другому. Она будила его поцелуями или он ее – без разницы. В любом случае, просыпаясь, он всегда улыбался. Он никогда не завтракал по-настоящему и теперь не собирался, но чашка кофе вместе с Принцессой казалась идеальным способом начать день. Так же как и конец дня, освященный ее присутствием. Удивительно, как быстро он привык видеть ее, приходя домой. И она всегда была там, несмотря на растущую занятость делами империи, доставшейся ей от отца. О, да! Он был счастлив. И все об этом знали. Некоторые, такие, как Пит Хаскелл, безжалостно дразнили его. – Что это с тобой, Бэрон? – не уставал спрашивать Пит. – Ты что, купил несмываемую улыбку? Тревис покорно соглашался: да, конечно, так и есть. Он знал, что и Алекс была счастлива, хотя временами ее счастье и омрачалось. Например, в тот раз, когда зазвонил телефон, а она взяла трубку, чтобы не беспокоить его. Он проснулся, услышав ее сонное «алло». – Кто это? – спросил он, но уже по выражению ее лица можно было понять, что дело неладно. – Да, – холодно подтвердила она, – номер этот, – и, перебросив телефон ему, откинулась на подушки. Тревис сел. – Да? – сказал он. – О, верно… Ага… Конечно… Прекрасно, Эмма. Спасибо за звонок. – Он поставил телефон на ночной столик и потянулся к Алекс, но она отодвинулась, выбираясь из кровати. – Это была Эмма, – пояснил он. – Несомненно, – ответила Алекс и, надев халат, отправилась в ванную. Когда она вернулась, Тревис лежал, ожидая ее. – Это моя секретарша. – Разве я спрашивала? У нас свободная страна, Тревис. И ты не должен… – Но я объяснил, – он сел. Она поглядела на его загорелую грудь и заигравшие мускулы и отвернулась. – Черт, Алекс, ты что, правда думаешь, что я обманываю тебя? – Нет. – Тогда в чем дело? Алекс схватила щетку и яростно провела по волосам. – У нас было соглашение, – сказала она спокойно, – не спать ни с кем другим, пока мы вместе. Разве не так?.. А еще я подумала, – добавила она, – знает ли твоя секретарша, кто я такая. – (Тревис пожал плечами и почувствовал, что голова начинает болеть.) – Не похоже на то. Я хочу сказать, по-моему, она удивилась, услышав мой голос. – Очень может быть, – он откинул одеяло в сторону, спустил ноги на пол и зашагал в ванную. – Я не имею привычки обсуждать свою личную жизнь с секретаршами. – С кем же ты ее обсуждаешь? Он высунулся из ванной, все еще обнаженный. – Слушай, – осторожно сказал он, – я не очень люблю спорить, особенно с утра пораньше. Если тебя что-то не устраивает, почему не сказать прямо? Алекс заколебалась. Она вообще не любила спорить. Что с ней такое? Она взяла трубку, а секретарша Тревиса была смущена, услышав ее голос. Вроде бы пустяк. В конце концов, приятно знать, что женщины, временами появляющиеся в его жизни, либо не слишком часто проводят у него ночи, либо не чувствуют себя достаточно свободно, чтобы отвечать на телефонные звонки. Вот только она все равно останется одной из бесконечной череды этих безликих женщин. Возможно, она протянула несколько дольше. Возможно, он даже будет слегка огорчен, когда их связь оборвется. Она шла на это, зная о последствиях, зная, что Тревис не собирается сделать ее частью своей жизни. Он никогда не представлял ее своей семье или людям, с которыми работает. Даже его секретарша не знает о ее существовании. – Принцесса? Алекс взглянула в зеркало, улыбнулась своему отражению. – Извини. Я… я просто… Немного голова болит, только и всего. Тревис улыбнулся, обнял ее, привлек к себе. – И у меня, – тихо сказал он. – Зато я знаю прекрасное средство. – Нет, – ее отказ прозвучал резко, она перевела дыхание и попробовала снова. – Нет, Тревис, правда, все, что мне надо, – это пара таблеток аспирина. – Их глаза в зеркале встретились. – Ладно? Он не спешил отрывать от нее взгляд, потом пожал плечами и опустил руки. – Конечно. В любом случае мне надо идти. Эмма сказала, что меня ждут клиенты, – он снова двинулся в сторону ванной, помедлил в двери. – Алекс? Ты не против встретиться в городе и пообедать? Она кивнула. Они делали так раньше. Она приезжала, оставляла недавно купленный красный автомобильчик в гараже у его конторы и ждала его в холле. – Во сколько мне приехать? – Может, около пяти? – он снова кашлянул. – Заходи прямо в контору. Я тебя представлю. Ее сердце подскочило. – Ладно, – согласилась она. Тревис кивнул. – Ладно, – повторил он, убеждая себя, что все действительно в порядке. Она оделась так тщательно, как будто должна была присутствовать на собрании правления одной из корпораций, оставленных ей отцом, и приехала так рано, что пришлось покататься вокруг квартала, чтобы убить время. Входя в лифт и идя по коридору офиса Тревиса, она все время ощущала неистовое биение сердца. Его секретарша Эмма приветствовала ее улыбкой. – Вы, должно быть, мисс Торп, – она приподнялась и протянула ей руку. – Мистер Бэрон делает срочные звонки. Присаживайтесь. – Благодарю, – вежливо ответила Алекс. Она села, взяла журнал и сделала вид, что углубилась в чтение. Оторвавшись на минутку, перехватила любопытный взгляд секретарши. Та покраснела, улыбнулась и стала перекладывать бумаги на столе. В голове у Алекс завертелись вопросы. Узнала ли Эмма ее по голосу? Она знает, как ее зовут, но что это значит? Что говорил Тревис? Что зайдет Александра Торп? Или что? Что он мог сказать? Что они живут вместе? Как можно назвать подобное? Как называют женщину, живущую с мужчиной? «Подружка» звучит довольно глупо, «пассия» – вульгарно, «любовница» – слишком откровенно. «Сожительница»? Чушь. Сожительницу содержат. Тревис ничего такого для нее не делает, да она бы и не позволила: у нее есть собственные деньги. «Сожительница» – старомодное, дурацкое слово. – Принцесса!.. Алекс вскочила на ноги. Тревис стоял на пороге своего кабинета. Его очевидная радость при виде ее и то, как он произнес ее прозвище, сняли с нее напряжение. Она улыбнулась и подошла к нему, ругая себя за дурацкие мысли. – Тревис, – мягко проговорила она. Улыбаясь, он взял ее руки. – Извини, Бэрон. Не знал, что ты не один. Алекс обернулась. Из проема входной двери на нее пялился незнакомый мужчина. – Пит, – Тревис поморщился. – Пит, я думал, что на этой неделе тебя не будет в офисе. – Я и сам так думал, но вернулся раньше, чем планировал… – К скользкому взгляду Пита Хаскелла добавилась плотоядная улыбка. – Bay! – он быстро подошел к Алекс и схватил ее за руку. – Вы Александра Торп? – Слушай, – перебил его Тревис, – я немного занят, так что… Алекс слабо улыбнулась. – Постойте. Разве мы встречались? – В жизни – нет, – Хаскелл хмыкнул. – Но я столько раз представлял это после того знаменитого аукциона. – О… – Она жутко покраснела. – Ага, – Хаскелл подмигнул Тревису. – Действительно «о». Ты не говорил нам, что встречаешься с мисс Торп, Бэрон. Лицо Тревиса стало суровым. – Я многого тебе не говорю, Хаскелл. – И давно это вы?.. Алекс знала, что ее лицо продолжает гореть. Она взглянула на Тревиса. – Что мы? – холодно спросил он. – Не притворяйся, Трев. Вы только встречаетесь или… Алекс с трудом подавила желание дать ему пощечину. Тревис обнял ее за талию. – Мы опаздываем, – сказал он и провел ее мимо Хаскелла и мимо секретарши к двери. Он молчал до самого лифта. – Мне очень жаль, что так получилось, Принцесса. Хаскелл – такой невежа. – Я думала, ты не обсуждаешь свою личную жизнь в конторе, – заставила себя заговорить Алекс. – Так и есть. – Но этот аукцион, видимо, стал темой для развернутой дискуссии. – Точно. – Тревис вздохнул. – Но аукцион не относится к частной жизни. – То, что случилось между нами, относится. – Конечно. Я не имел в виду… Лифт остановился. Двери открылись, и вошел джентльмен с седыми волосами и близоруко прищуренными глазами. Тревис издал тихий стон. – Тревис, – поздоровался вошедший. Тревис кивнул. – А кто эта милая молодая дама? – старик Салливан улыбнулся, взял руку Алекс и поднес ее к своим губам. – Ее зовут Александра, – пробормотал Тревис. – Очаровательное имя для очаровательной… – Салливан пожевал губами. – Александра… Александра… почему мне кажется таким знакомым это имя? Лифт снова остановился. Двери открылись. Тревис схватил Алекс за руку и торопливо потащил за собой в коридор. – Увидимся завтра, Джон, – крикнул он. Алекс хранила молчание, пока они не добрались до укромного уголка. И тут она обрушилась на Тревиса. – Похоже, каждый в этом ужасном месте осведомлен обо мне, – прошипела она. – Принцесса… – Довольно «принцесс», Ковбой! – закричала Алекс. – Что еще они знают, а? Кроме того, что я выставила себя на посмешище, купив тебя?! – Ничего. Что они еще могут знать? Ее глаза прищурились. – Кроме того, что я выставила себя на посмешище, ты хочешь сказать? – Нет. Да. Черт, это ты так сказала, не я! – Тревис оглянулся. – Неужели нам надо обсуждать это тут? Я хочу сказать, мы могли бы выбрать… ну… не такое людное место. – Сначала я хочу услышать ответ на мой вопрос. Что еще ты рассказывал этим людям обо мне? – она глубоко вздохнула. – Ты говорил о том… о том, что мы делали той ночью? Что я… что я… – Хватит, Алекс! – Тревис схватил ее за локоть, лицо его потемнело. – Кто я, по-твоему? Нет, я не рассказывал им о том, что случилось. Говорю тебе, я не обсуждаю свою личную жизнь… – …на работе. Да, ты так сказал. Тогда почему все кругом мне подмигивают? – Боже! – Тревис досадливо взъерошил себе волосы. – Не подмигивают они. Просто любопытствуют. Я хочу сказать, что, конечно, они помнят, кто купил меня на том аукционе. И теперь они знают, что мы видимся… Он понял, что допустил ошибку, как только слово слетело с губ, но было уже поздно. Прелестное лицо Алекс побледнело. – Видимся, – очень тихо повторила она. – Да. – Он закашлялся. – Да… мы… типа этого… – Видимся, – повторила она снова. – Ты и я видимся. – Алекс… Она вырвала свою руку, развернулась на каблуках и пронеслась мимо него. Тревис выругался и кинулся следом, но в дверях попал в толпу. Когда он оказался на улице, ее нигде не было. Куда она подевалась? Он поехал в Малибу. Там ее не оказалось. В Доме Торпов ее тоже не было. К десяти вечера он, должно быть, проехал миллион километров, но так ее и не нашел. Его снедали злость и беспокойство. По большей части злость. Впрочем, ладно – он сильно беспокоился. Куда она запропала? И что ее так рассердило, кстати? Тревис сидел на террасе своего пляжного дома, на столе поблизости – телефон, стакан и полупустая бутылка вина, и глядел в море. Чего могут хотеть женщины, кроме как максимально отравить человеку жизнь? – А что я должен был делать? – вопрошал он ночь. – Она бесилась, потому что я никому ее не представлял. А как только я это сделал, она взбесилась еще больше, потому что все они знают, как мы познакомились. Тревис плеснул в стакан еще вина и выпил его одним глотком. Женщины ненормальные. Он попросил Алекс переехать к нему. Разве этого недостаточно? Он никогда не просил женщину переехать к нему, никогда. Ни до его свадьбы, ни после развода. – Ненавижу! – прорычал он, взял телефон и набрал номер Слейда. Слейд ответил после первого гудка. – Да, – буркнул он в трубку, – и кто бы это ни был, я хочу сообщить, что не в настроении болтать. – Так же как и я, – в тон ему пророкотал Тревис. – Трев? – голос Слейда немного смягчился. – Салют, парень. Откуда ты узнал, что мне надо… – Вначале скажи, – перебил Тревис, – ты что-нибудь понимаешь в женской логике? – Женская логика… – Слейд фыркнул, – заключается в отсутствии всякой логики, и это правда. – Ага, – Тревис встал и начал спускаться по деревянным ступеням на пляж. – У меня тут дама… – Как всегда. – Я попросил ее переехать ко мне. – Что? Слушай, старик, перед тем, как делать что-то важное, остановись и подумай. – Это неважно. То есть, разумеется, это важно. Мы понимали друг друга. Жили вместе, но без обязательств, без соглашений… – Тревис чуть не оглох от смеха Слейда и сказал возмущенно: – Черт тебя побери, парень, перестань ржать! – Они все хотят обязательств, – сказал Слейд. – Разве только ты слишком настаиваешь на обязательствах – тогда они не хотят. Тревис поморщился. – Слушай, о чем ты? – Да так, ни о чем. Ну так что с этой крошкой? – Она тебе не «крошка», – мрачно поправил Тревис. – Ее зовут Александра. – Александра, неужели? Миленькое имя для… Погоди-ка. Дамочка, которая купила тебя на том аукционе… Ведь ее звали… – Так что? – Эй-эй, не бросайся на меня. Я просто удивлен, только и всего. Я хочу сказать, что дамочка приобрела тебя с явной целью… – Думай, о чем говоришь, Слейд. – Ну перестань, Тревис. – Слейд вздохнул. – Я просто говорю, что не было бы ничего удивительного, если бы она оказалась твоей любовницей. – Премерзкое слово. – А как же тогда ты ее называешь? Она ведь живет в твоем доме? Тревис открыл рот, потом снова закрыл его, нервно провел ладонью по волосам и сказал: – Не знаю, как ее называть. Черт, в этом часть проблемы. Надо же как-то ее называть, когда я представляю ее людям. – У нее же есть имя, верно? Можешь использовать его. – Да нет. Не в этом дело. Мы живем вместе, Слейд. Как мне сообщить людям об этом? – Зачем им знать? – резонно заметил Слейд. Тревис нахмурился. – Ну, она не хочет быть каким-то секретом. Знаешь, как будто ее нет в моей жизни. – Ты здорово влип, парень, ты хоть понимаешь это? Тревис помолчал. – Мне просто надо как-то ее называть. – «Подружка»? – Черт, нет. – Тогда «возлюбленная». – Она не согласится. – Можешь сказать, что она – твой друг. Тревис захохотал. – Остается только «любовница». Тревис качнул головой. – Да нет. Или, может, да. Только знаешь, она больше, чем любовница. – Так скажи ей. – Да? – Тревис подумал. – Да. Возможно, ей понравится. «Принцесса, – скажу я Алекс, – ты для меня больше, чем любовница…» – Сукин сын! Он повернулся как раз вовремя, чтобы заметить просвистевший в воздухе кулак Алекс. Она угодила ему точно в подбородок. Он пошатнулся, телефон выпал из рук. – Принцесса, – произнес он, – Принцесса, что… – Я тебе не любовница, Тревис Бэрон! – Знаю. – Он в замешательстве потер ноющую челюсть. – Я так и говорил. Ты гораздо больше, чем… – Знаешь что, Ковбой? Ты настоящий идиот. – Она повернулась и выбежала прочь. Тревис сделал шаг и споткнулся о телефон. Когда он оказался на дороге, она уже сидела за рулем своей машины. – Алекс! – крикнул он. Алекс взмахнула рукой. С ее пальцев свисало что-то блестящее. – Нет! Ключи от «порше» дугой пролетели и приземлились где-то в густом кустарнике, растущем вдоль дороги. Мотор взревел, и машина Алекс тронулась. – Алекс! – снова крикнул он, но она даже не обернулась. Ладно, нет – значит, нет. Она хочет уйти? Превосходно, пусть катится. Он сел там, где волны набегали на песок. Телефон был снова в кармане, остатки вина – в стакане. Холодная вода остужала пальцы ног, пока он втолковывал себе, что так даже лучше. Их связь слишком усложнилась. Кроме того, она все равно бы кончилась, раньше или позже. Александра Торп – всего лишь женщина. Прекрасная женщина, несомненно, но в Южной Калифорнии прекрасных женщин – как песка на пляже. И умная, конечно, этого тоже не отнять. С чувством юмора. У нее есть сила духа… и сила удара. Ее любовь к жизни делает радостным каждый день. С ней можно говорить обо всем, о главном и о чепухе. Ну и что? Она все равно одна из женщин… Зазвонил телефон. Он выхватил его из кармана, приложил к уху… и услышал голос своего брата Гейджа. Голос Гейджа звучал мрачно. Настолько мрачно, что на некоторое время Тревис позабыл о собственных неприятностях. – Гейдж? В чем дело? Ты… – Слушай, Трев, я хочу задать тебе один вопрос. – Ну? Гейдж, ты в порядке? Ты… – Я пытаюсь говорить спокойно, черт возьми! Не хочу, чтоб Натали слышала. – А… выкладывай. – Ну… Скажи, если один супруг желает развода, а другой – нет… Тревис сникал с каждым произнесенным словом. Бракоразводный процесс Натали и Гейджа продолжался, хотя Гейдж и не желал этого. Впрочем, чему тут удивляться? Когда женщина вбила себе в голову что-нибудь, мужчине остается только смириться, хочет он или нет. – Трев, – сказал Гейдж, – все так странно. Я ничего не понимаю. – В чем, в любви? – рассмеялся Тревис. – Что тут странного? – Слушай, я знал, что ты не поймешь. То есть я знаю, что ты не влюблен, что ты никогда не был влюблен… – Любовь затягивает, как трясина, парень, – помрачнел Тревис. – Человек теряет равновесие, разум, сам себя не узнает. И ради чего? Чтобы стать игрушкой в руках бабы! – Трев? Ты что? – Ничего. Все в порядке. – Ты уверен? Это звучит странно. – Знаешь, Гейдж, я сам сейчас увяз по уши. Ты хочешь узнать, можно ли удержать Натали от развода? Ответ – нет. Жаль говорить тебе об этом, но, если она хочет уйти, она уйдет. – Да. Я подозревал, что ты так скажешь… Но все равно спасибо. – Гейдж! Не позволяй ей уходить. Никогда не позволяй женщине, которую ты любишь, уходить, даже если для этого придется закрутить Землю в другую сторону. – «Женщине, которую ты любишь…». Телефон выпал из руки Тревиса. Женщине, которую ты любишь . Алекс. Он любит ее. Да, любит. Это была не связь, это было навсегда… Пока он не позволил ей уйти. – Бэрон, – произнес он вслух, – она права. Ты точно идиот. Тревис вскочил на ноги и побежал к дому, на полпути остановился, бросился назад, поднял телефон и набрал номер Слейда. – Слушай, браток, – сказал он, – у Гейджа неприятности. – Да. Не у него одного, – отозвался Слейд. – Поговори с ним, ладно? Он не дома, но я дам тебе номер, он у меня на определителе. – Попроси его не быть идиотом, ладно? Ни один мужчина не должен позволять женщине, которую он любит, уйти от него. – Любовь, – промычал Слейд, – любовь? Да кто знает, что означает это слово? Тревис хлопнул дверью пляжного домика. – Узнаешь, – заявил он, – поверь мне, малыш, когда это случится, ты сразу узнаешь. Слейд еще что-то говорил, но Тревис не стал больше слушать. Он нажал кнопку отключения, бросил телефон на стол и стал искать запасные ключи. И куда они подевались? Они оказались в шкафу, там же, куда он их положил в день покупки машины. Он задержался ровно на столько, сколько потребовалось, чтобы выпить чашку кофе и оставить сообщение на автоответчике. – Алекс, – сказал он, – если это ты… только скажи, где ты, и оставайся там. Ты слышишь, Принцесса? Оставайся там. Но он уже понял, где она, и немедленно направился туда же. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ К тому времени, когда показался большой дом в викторианском стиле, Алекс была совершенно измучена. Наконец-то она добралась до Соколиных виноградников. Она никак не могла успокоиться, хотя и растратила часть ярости на борьбу с рулем, вписываясь в крутые повороты так, словно от исхода гонки зависела ее жизнь. «Изумительно, – с холодным бешенством подумала она, скрипя тормозами на въездной дорожке. – Страстная связь с Тревисом Бэроном, единственным результатом которой оказалось умение водить машину на запредельной скорости». В небе загрохотал гром. Погода полностью соответствовала ее настроению. Алекс схватила с сиденья сумку и побежала к дому, едва не попав под ливень. – Неплохо, – пробурчала она, открывая дверь. Гроза – как раз то, что ей нужно сегодня ночью. Гром и молния, неистовство стихии, под стать ее собственной ярости! Она бросила ключи от машины на стол, включила свет и огляделась. При свете дом выглядел уютнее. Да и куда ей идти? В Дом Торпов? Тревис наверняка там побывает. Несчастный старый дом действительно похож на мавзолей. Чем скорее она его продаст, тем лучше. Алекс подошла к ступеням и посмотрела наверх. Там была непроглядная темень. – Ты теперь самостоятельная независимая женщина, – пробормотала она. – Неужели тебя могут испугать темные комнаты? Могут, особенно если снаружи завывает ветер и непрерывно сверкают молнии. Она нервно засмеялась, глубоко вздохнула и пошла наверх. Там оказалось множество спален, некоторые даже с мебелью. Она выбрала первую попавшуюся, положила сумку на кровать. В сумке было немного вещей, только то, что она купила в супермаркете: джинсы, белье, майка и тапочки. Никакой приличной одежды. Да и откуда ей взяться, если в Доме Торпов ничего не осталось? Все забрал Тревис. Он опустошил ее шкафы подчистую в тот день, когда решил, что она будет жить с ним. А ее он спросил? Нет. Разве ему это пришло бы в голову? – Нет, – изрекла она и сжала губы. Наглый, эгоистичный, самовлюбленный негодяй! О, ей гораздо, гораздо лучше без него. Теперь она будет жить, руководствуясь только собственным мнением. Прежняя Александра без следа исчезла этим вечером, когда она поняла – и слава Богу! – что вовсе не любит Тревиса. Ей просто надо было так думать, чтобы оправдать секс с ним. Результат традиционного пуританского воспитания. Но теперь все. Она наконец свободна, свободна ото всех. Свободна от Тревиса. Душ работал. Это даже превосходило ее ожидания. В ванной имелся разномастный набор полотенец. Она быстро вытерлась, пригладила волосы и надела халат. Как это мило: ей надо было убеждать себя в своей любви к нему. Секс. Отличный, самый что ни на есть скотский секс – вот как называется то, что было между ними. Надо смотреть правде в глаза. В окне ванной мелькнул громадный зигзаг молнии. От треска грома Алекс подскочила. «Поскорее бы гроза кончилась!» – подумала она, но тут же стала себя успокаивать: дом большой и старый, с привидениями по темным углам, но до тех пор, пока крыша не протекает и свет горит… В следующую секунду снова блеснула молния, и дом погрузился во мрак. Дрожа, Алекс осторожно пробралась в спальню и стала ждать. Свет зажжется через минуту… Горит. – Вот видишь? – с дрожью в голосе произнесла она и засмеялась. Свет будет гореть. Жизнь наладится. Теперь она сможет сама о себе позаботиться. Вероятно, за это надо благодарить Тревиса. Если бы не сегодняшние события, она так и оставалась бы его любовницей, так и жила бы с ним, пока он не захотел бы сменить партнершу. Потому что она ею и была. Партнершей. Привлекательной, умненькой, быстро обучающейся. На глазах Алекс выступили слезы, но плакать о Тревисе было нелепо. О чем тут горевать? – Не о чем, – сурово объявила она и вытерла слезы. Глупости. Она повела себя как полная дура, но могла утешаться хотя бы тем, что это она его бросила. Теперь она свободна от Тревиса и может планировать свою новую жизнь. Алекс плюхнулась на кровать. Первым делом надо продать Дом Торпов. Купить квартиру в Брендвуде. Или на Ханчингтон-Бич. Можно даже обосноваться тут… Хотя нет, она уже дала согласие на продажу. Да и зачем ей жить здесь? Неизвестно, почему она вообще сюда заявилась… Сверкнула молния. Прогремел гром. Комната опять погрузилась во мрак. Алекс подождала, но в этот раз лампы не зажглись. «Как в подземелье, – подумала она. – Ничего не видно… но слышно. В окно скребутся. Вот снова шорох… и еще… Должно быть, дерево. Дождь барабанит по крыше. Это стонет ветер, а вовсе не человек…» Молния резко осветила комнату. Алекс вскрикнула и бросилась к двери, но… Она же совсем не знала дом. Надо бы зажечь свет, только где найти свечку или фонарик? На кухне. В Доме Торпов такие вещи всегда хранились на кухне. Надо пойти туда. Осторожно, держа вытянутые руки перед собой, Алекс выбралась из спальни и преодолела бесконечные ступени. Открыв дверь, она попала в туалет. Ей пришлось блуждать еще долго, прежде чем она обнаружила плиту. Стены были увешаны шкафчиками. Шаря по полкам вслепую, открывая дверки, она старалась не думать о тварях, которые там, наверное, притаились. Почему она поехала сюда? В Лос-Анджелесе полно гостиниц. Она могла бы остановиться в одной из них или вынести одну ночь в Доме Торпов. И куда ее понесло? В пустой, нежилой дом… Он полон воспоминаний. Не потому ли она здесь? Чтобы погрузиться в воспоминания, как, готовясь встретить незнакомца, столкнулась с Тревисом? Нет, конечно, нет. Она тут, потому что ей надо было сбежать из Лос-Анджелеса и от привычной обстановки. Дело не в Тревисе. Она его не любит. Она просто спала с ним. И довольно думать об этом. Снова прогремел гром. Куда же запропастились эти проклятые свечи? Или хотя бы фонарь? Не может быть, чтобы здесь не было ничего такого… Есть. Со вздохом облегчения Алекс нащупала фонарь. Если бы он еще и горел… – Ура! – радостно закричала она, осветив кухню. Так гораздо лучше. Немного света, немного логики. Может быть, здесь даже есть что-нибудь согревающее… Вино! Конечно, оно должно тут быть. Она снова взялась за поиски в кухне, потом в гостиной, в столовой… Где же могли хранить вино? Она вспомнила, что ее отец, а после Карл всегда держали спиртное в библиотеке. Библиотека нашлась легко. В первый раз она прошла мимо, но во второй попала туда, куда и требовалось. «Да, – подумала она, освещая комнату дрожащим лучом фонарика, – здесь можно развернуться». Жаль, что она согласилась продать дом. Неплохо было бы пожить здесь. Ей необходимо развлечься. Как хорошо было бы зажить собственной жизнью – вместо того суррогата, что предлагал ей Тревис. Вот почему все так плохо закончилось. Потому что она позволила ему решать. Он делал, что хотел, а она соглашалась. Если бы он предложил ей переехать к нему, как это делают порядочные люди, она определенно отказалась бы. Какая наглость – предполагать, что она будет прыгать от счастья! Она привлекательная, самостоятельная, умная женщина. Она не хочет связывать себя с одним человеком. У нее есть свои запросы. Доход. Целая империя, о которой надо заботиться. Ей не нужен тип, который будет во все совать нос и указывать, что ей делать. Во всяком случае, не Тревис, ни в грош не ставящий ее способности, ее мнение. Алекс стояла в центре библиотеки и поочередно освещала углы фонариком. Ага! Встроенный бар. Бутылки. Жутко грязные, ну и что? Вино ведь чем старше, тем лучше? Тут она и останется, пока не дадут свет. Из всех комнат эта самая уютная – если можно так назвать обшитые красным деревом стены, заваленные всяким барахлом диваны, громадный стол и ряды книг в кожаных переплетах. Держа фонарик под мышкой, она протопала к бару и выбрала бутылку с изображением сокола – фирменным знаком Соколиных виноградников на этикетке, а потом уселась рядом с баром. Точно, она не замечала влияния Тревиса на всю ее жизнь, а ведь он только и делал, что командовал. Она отхлебнула вина. Потащил ее танцевать, когда они встретились, несмотря на ее сопротивление. Поцеловал перед всеми. Незваный, ворвался в ее дом, навязался ей… Стакан задрожал в ее руках. – О, Алекс, – прошептала она, – нельзя ли быть чуточку честнее? Он ей не навязывался. Она хотела, чтобы он взял ее, но ей недоставало храбрости признать это. И она оставила последнее слово за ним. И как замечательно все получилось. Даже сейчас она почти ощущала прикосновение его губ к своим губам. Или к груди. Помнила возбуждение, когда он нес ее вверх по ступеням. Она аккуратно поставила стакан. Поцелуи Тревиса… его ласки… его тело, прижавшееся к ней… Он знал, как доставить ей удовольствие. Как заставить выкрикивать его имя. Как похитить ее сердце… Снаружи по-прежнему завывал ветер. Алекс нахмурилась, подняла стакан, отпила еще немного и отругала себя за упаднические мысли. Жалость к себе не приведет ни к чему хорошему. Возможно, действительно не стоило приезжать сюда этой ночью. Лучше было бы отправиться куда-нибудь развлечься. Ей никогда не нравилось бывать в клубах, но сегодня она возродилась к новой жизни. Может, новой Алекс ночная жизнь понравится… Завтра ночью она выйдет в свет. Одна. В наше время женщина может позволить себе такое. Поедет в один из ресторанов, о которых слышала, закажет шампанское, выберет из меню что-нибудь труднопроизносимое. И оденется сексуально и женственно. Белый костюм, пожалуй. Или маленькое черное вязаное платье… Черта с два. Костюм, платье и все остальное в Малибу. Благодаря Тревису у нее нет никаких вещей, достойных так называться. Он просто невыносим. И с чего он взял, что она захочет перебраться к нему, поступаясь недавно обретенной свободой? Откуда он мог знать, что она полюбит жить с ним, делить его дни и ночи? Конечно, он и не представляет, как сейчас тяжело у нее на сердце… – О, черт, – тихо произнесла она и вновь потянулась за бутылкой. Почему нет? Забыться, свернуться калачиком на софе и спать. Может, приснится Тревис… – Ненавижу тебя, Тревис. – Ее голос дрогнул. Нет, она не любила его, а теперь и вовсе ненавидит. Она специально ездила сегодня в Малибу, чтобы сказать ему об этом… и, наверное, чтобы задать вопрос. Надо было спросить: «Значу ли я что-нибудь для тебя, Тревис?» Вышло так, что он ответил без подсказки с ее стороны. Она кое-что значит для него. Она больше, чем любовница, признался он – как будто добродушно потрепал собачонку по загривку, ожидая преданного взгляда в ответ. У нее вырвалось рыдание. – Я честно, честно презираю тебя, Тревис, – сказала она. Слезы заструились по ее лицу. Он позволил людям думать о ней… что там они о ней подумали!.. Все глазели на нее, как на проститутку, выставляющую напоказ свои прелести. – А я вовсе не такая, – прошептала она. Не такая. Она просто любовница Тревиса. Но не его любовь. Алекс вытерла нос рукавом. – Хватит, – приказала она себе, но тщетно. Слезы продолжали капать. Нет, Тревис ее не любит. Он никогда не обещал любить ее. Приятное времяпрепровождение, но не любовь. И никаких «навсегда». Он достаточно ясно выразился, и она ответила, что ей это подходит. Вся беда в том, что она лгала. Как она влипла! Отдала свое сердце тому, кому оно меньше всего нужно. Притащилась сюда – и теперь сидит одна в доме, уютном, как склеп. А снаружи завывает гроза. Единственное, чего не хватает – какого-нибудь придурка в маске и с кухонным ножом, рвущегося вовнутрь. Кто-то ударил в дверь. Алекс взвизгнула и вскочила со стула, расплескивая вино. В пустом холле было абсолютно темно. В дверь стукнули во второй раз. – Ветка, – пробормотала она, – это просто ветка, ветка… – Ну конечно. Ветер, должно быть, подхватил сучья, вот они и стукаются об дверь. Жуть какая, гром, молния… Ветка снова ударилась в дверь – только вот эта ветка удивительно напоминала кулак. Алекс судорожно огляделась в поисках какого-нибудь оружия. Винная бутылка? Фонарик? Опять стук. Алекс мысленно пробормотала молитву и направилась к двери, бутылка в одной руке, фонарь – в другой. – Открой эту чертову дверь, Алекс! Она замерла. – Тревис? – Да, черт возьми, это Тревис! Открой дверь, или я вы ломаю ее! На одно мгновение ее сердце наполнилось безумной надеждой. Он приехал за ней. За ней… Ну конечно, приехал. Женщины не уходят от великого Тревиса Бэрона. Это он удаляется, надменный, неприступный, самовлюбленный… – Алекс, я знаю, что ты там! И повторяю: открой – эту – дверь! Алекс смотрела на дверь. Он не выломает ее. Сегодня не выйдет. Она задвинет щеколду. – Убирайся, Тревис, – сказала она громко. – Я никуда не пойду. Ты слышишь, Алекс? – дверь содрогнулась под его ударами. – Алекс? Алекс вздернула подбородок. – Нет. Снаружи вымокший до нитки Тревис застонал и прислонился лбом к сырому дереву массивной двери. – Алекс, – он снова размахнулся и изо всех сил треснул кулаком по несчастной двери, – Алекс, предупреждаю тебя, я не шучу! «Лучше бы она уступила», – мрачно подумал Тревис. Он чувствовал себя отвратительно. Сводки погоды предупреждали о надвигающемся шторме. Но несмотря на все предупреждения, он поднял «Команче» в воздух. «Полет будет скверным», – предупредил его какой-то гнусный старикашка внизу. «Ты чертовски проницателен», – мысленно прокомментировал Тревис. Но ничто не могло удержать его от полета на север, и, видит Бог, он долетел – только для того, чтобы терять время, рыская в поисках машины. Ко времени его приземления все пункты проката автомобилей были давным-давно закрыты. В конце концов он заплатил сто баксов какому-то парню в аэропорту за разрешение воспользоваться его фургоном, изрядно провонявшим конским навозом. Его поддерживало только видение лица Алекс. Конечно же, к тому времени она одумается. Бросится в его объятия, скажет, что любит его… Вместо этого он стоит на дожде, промокший до костей, и умоляет женщину, с которой собрался провести всю оставшуюся жизнь, отпереть дверь. Он, наверное, спятил! Мысль ужаснула его, но дороги назад не было. Он любит Алекс. Действительно, любит ее той любовью, которая ведет по устланной цветами дорожке к алтарю… На сей раз он сам мечтает попасть в эту ловушку. С другой стороны, много ли любви может дать человек, которому в самом скором времени грозит смерть от воспаления легких? – Открой дверь, Алекс! – Нет. Желваки вздулись у него на щеках. – Алекс, – вкрадчиво поинтересовался он, – ты знаешь, что оставила открытым верх своей машины? Дверь распахнулась. Тревис торжествующе потер руки и ринулся внутрь. – Лжец! – злобно прокричала Алекс, замахнувшись бутылкой. – Убирайся отсюда, Ковбой! Тревис отобрал у нее оружие и нахмурился, принюхиваясь. – Ты пила? Она жутко покраснела. – Нет. Но даже если и так, то тебя это не касается, ты… ты… лжец! – Ты уже мне об этом говорила. – Он отставил бутылку, захлопнул ногой дверь и глянул на нее. С него текло. На полу уже образовалась приличная лужа. – Конечно, я солгал, но лишь с целью спасти свою жизнь. Я умирал там от холода, – он заслонился рукой. – Тебе не сложно не светить мне прямо в лицо? Алекс опустила фонарик, и он наконец-то смог поглядеть на нее. На ней был безразмерный халат с огромным пятном спереди. Волосы торчали дыбом, глаза и нос покраснели. Его сердце запело. Она просто прекрасна! – Ты можешь войти, – холодно произнесла она, – но только на время грозы. Я не хочу объяснять, откуда у меня на ступенях появилось мертвое тело. – Спасибо, – кивнул он и поплелся мимо нее. – С тебя течет. – Редкая наблюдательность, Принцесса. По-видимому, лишнего полотенца у тебя не найдется? Она поколебалась, пожала плечами и направилась наверх. Тревис шел следом. Тишину нарушало лишь равномерное хлюпанье при каждом его шаге. Они поднялись по ступеням и прошли по коридору в спальню. Вынув из шкафа стопку потрепанных полотенец, она сунула их ему в руки. – Держи. – Спасибо. – Не стоит благодарности. Его брови взлетели. – Какие прекрасные манеры. – Нет повода грубить, – сухо заметила она. Он посмотрел на кровать, потом на нее. – Мы не всегда так заботились о манерах, находясь в спальне. Алеке вспыхнула. – Когда ты высушишься, – сказала она, направляясь к двери, – спускайся вниз. – Я хочу, чтобы ты вернулась. – Проклятие, он не хотел так говорить это! Он думал, что заключит ее в объятия, поцелует, скажет, что она изменила его жизнь… Но Принцесса была абсолютно холодной и отстраненной. – Алекс? Я сказал… – Я слышала, что ты сказал, – она стояла спиной к нему. – И что ты ожидаешь услышать в ответ, Тревис? – Что ты вернешься, – откликнулся он, как будто все было так просто, что и объяснений не требовалось. Ее сердце, глупое, глупое сердце, уже совсем готовое растаять, вновь затвердело. – К тебе, ты имеешь в виду, – она обернулась. – Да. – Он шагнул к ней, чтобы заглянуть ей в глаза, но Алекс снова направила ему в лицо луч фонарика. Его сердце дрогнуло. Все не так… – Нет. Тревис застыл, не в силах шевельнуться. – Что значит «нет»? Алекс облизнула губы. «Не гляди на меня так, – подумала она. – Словно и вправду любишь меня, а не только хочешь. Не надо. Нет». – Принцесса, – он прокашлялся. – Принцесса, я знаю, что обидел тебя… – И ты думаешь, это все объясняет? – Нет, правда. Я обидел тебя, но не нарочно. Когда я говорил, что ты больше, чем любовница для меня, я хотел сказать, что ты стала центром моей жизни. – Как мило, – изобразила она вежливый интерес. – Мило? – Тревис прищурился. – Я обнажаю перед тобой свою душу, а в ответ слышу: «Как мило»?! – Я не вернусь к тебе, – сказала она. Ее голос сорвался, она запретила себе плакать. – Ненавижу тебя, Тревис, ненавижу! – Да нет же, нет. – Убирайся. И никогда не возвращайся. – Ты любишь меня, Принцесса. – Люблю?! – она расхохоталась, по крайней мере, ей хотелось надеяться, что это похоже на хохот. – Нет, просто немыслимо! Ты самоуверен до безобразия! С чего ты решил, что я влюблена? – Свет моргнул и зажегся. Алекс посмотрела на Тревиса. То, что она увидела, отняло у нее голос. – Не подходи ко мне, Ковбой, – быстро предупредила она, но было поздно. Он уже подошел. Она отступила на шаг, еще на один. Ее плечи коснулись стены. – Как ты смеешь меня трогать, Тревис! Тревис? Что ты делаешь? – Раздеваю тебя, – спокойно ответил он. – Нет! – она изогнулась, вырываясь. Она совершила ужасную ошибку. Стоило ее телу коснуться его, как это стало ясно. – Тревис, послушай меня: сначала ты врываешься ко мне в дом… – Я не врывался. И это не твой дом, – он нахмурился. Она, должно быть, никогда не была скаутом. Об этом говорил невероятный узел, которым она завязала пояс халата. – Ты сама впустила меня, забыла? – Только потому, что мне не нужен мертвец на пороге. Пусти, это ничего не решит. – Конечно же, решит, – он поднял голову и одарил ее потрясающей улыбкой, от которой она теряла голову. – После ты уже не сможешь лгать мне. – Не будет никакого «после»! – она ударила его по рукам. – Перестань! – Не забудь мне напомнить, чтобы научил тебя завязывать узлы. – Ты никогда больше не будешь давать мне уроки. – Буду, – спокойно объявил он. – Мне нравится плавать под парусом, и я просто не могу позволить тебе завязывать подобный узел где-нибудь на… Ага. Готово. Развязался. – Терпеть не могу лодок. И не собираюсь плавать с тобой… – ее дыхание прервалось. – Не… не делай так. – Как? – спросил он очень-очень тихо, опустил к ней голову, коснулся губ. – Тревис, – прошептала она, ощущая, как его рука спускается вниз по ее спине, – пожалуйста… пожалуйста… Он снова поцеловал ее. Ее губы льнули к его губам. – Скажи, что любишь меня, – тихо попросил он. – Нет. Я не… – она застонала, когда он стянул халат с одного плеча и начал покрывать поцелуями грудь. – Скажи это, Принцесса, – прошептал он. Алекс проглотила комок в горле. – Это насилие. Это нечестно. Тревис улыбнулся. – Ты права, нечестно, – он поднял ее на руки, нежно поцеловал, снова и снова. – Все равно говори. Слезы застилали ее глаза. – Хорошо. Признаю, я люблю тебя. Я всегда любила тебя, с самого начала. Тревис прислонился лбом к ее лбу. – Спасибо, Принцесса. Слезы полились потоком, стекая по ее щекам. – Ты моя душа, – шептала она. – Мое сердце. Ты все, что мне нужно. – Алекс… милая Алекс… – он осторожно опустил ее на кровать, лег рядом. – Я люблю тебя. Я обожаю тебя. Не хочу просыпаться утром без тебя, засыпать без твоего поцелуя. – О, Тревис, – срывающимся шепотом проговорила она, – если бы ты действительно говорил правду… Он отодвинулся, всем видом показывая свое негодование. – Я говорю правду. Когда я надену тебе на палец обручальное кольцо, ты поймешь, что это чистая правда. Алекс уставилась на него. – Обручальное кольцо? Тревис… Ты просишь меня выйти за тебя замуж? – Я не прошу тебя, Принцесса. Я ставлю тебя в известность. Ты выйдешь за меня. – Боже, он нервничает! Он глубоко вздохнул и повторил: – Александра, милая, выходи за меня замуж. Стань моей любовью навсегда. Алекс радостно засмеялась, обвила его шею руками. – Да, – прошептала она между поцелуями, – да, да… Тревис облегченно вздохнул. Сев, он стянул через голову мокрую футболку, расшнуровал и снял кроссовки, освободился от джинсов, снова вернулся к ней. – Я сразу понял, что найду тебя здесь. Она вздохнула. – Мне просто некуда было больше идти. Ты прав, я ненавижу Дом Торпов. А вернуться к тебе я не могла. – Ты приехала сюда из-за нас, дорогая. Потому что наша совместная жизнь началась тут. – Ты прав. – Она улыбнулась. – Знаешь, Принцесса, я подумал, что это место не должно принадлежать безликой корпорации, – он подарил ей долгий, сладкий поцелуй. – Мы сами будем жить здесь. – Сначала, возможно, только в выходные, пока не приведем все в порядок. Ее лицо просияло, потом она снова вздохнула. – Слишком поздно, Тревис. Я продала виноградник твоему отцу. Ты забыл об этом? – Не совсем так. Сделка еще не состоялась. Алекс улыбнулась. – В таком случае я позвоню своим юристам и скажу, что передаю Соколиные виноградники тебе в качестве свадебного подарка. – Не сможешь, – поражающая в самое сердце улыбка озарила его лицо. – Я связался с твоими юристами по телефону с самолета и купил это место для нас. – Купил? Тревис Бэрон, ты самый наглый человек в мире. И самый замечательный. Как ты мог знать наперед, что я скажу? – Просто знал, – ответил он, – что каждый из нас по отдельности – лишь половина и только вместе мы – целое. Слова словно остались висеть, мерцая в воздухе между ними. – О, Тревис, – прошептала Алекс и начала плакать. Тревис прижал ее к себе. – Моя сестра как-то сказала, что я никогда не пойму женщин, – пробормотал он. – Твоя сестра права, – шмыгнула носом у его плеча Алекс. – Когда я с ней познакомлюсь? – Скоро, – ответил Тревис, – очень скоро. Но сначала… – Он поцеловал ее. – Дождь идет, дорогая. – Его голос превратился в дразнящий шепот. – А ты всегда говорила, что хочешь погулять под дождем. – Позже, – прошептала в ответ Алекс. И среди скомканных простыней и сладких вздохов Тревис Бэрон и Александра Торп вступили в новый этап жизни, не только согретый пламенем страсти, но и озаренный звездой любви.