Аннотация: Истинная южанка. Настоящая леди. Женщина, которая больше всего на свете любит свою землю… Дикарь, воспитанный индейцами. Воин, в котором кипит бешеная кельтская кровь. Мужчина, самой судьбой предназначенный, чтобы любить только войну и опасность… Ли Александра Треверс — и Нейл Брейдон. Враги, готовые убить друг друга, — и возлюбленные, которые снова и снова погружаются в водоворот обжигающей страсти…


---------------------------------------------


 Лори Макбейн
 Когда сияние нисходит


  Лидии и Тому Хамфри, моим тетеи дяде. С любовью 



 Действующие лица




Семья Треверсов (Виргиния)

  Стюарт Рассел Треверс , хозяин Треверс-Хилла, джентльмен, фермер, заводчик породистых лошадей.
  Беатрис Амелия , хозяйка Треверс-Хилла, жена и мать, урожденная Ли, из Южной Каролины.
  Стюарт Джеймс , старший сын; учился в Виргинском военном институте. Женат. Выращивает табак на Уиллоу-Крик-Лэндинг, плантации на Джеймс-Ривер, к югу от Ричмонда. Дом и земли унаследовал от бабки со стороны отца, Алтеи Александры Палмер, единственной дочери плантатора Тайдуотера.
  Алтея Луиза , старшая дочь, училась в пансионе благородных девиц в Чарлстоне. Замужем за Натаном Брейдоном. Живет в Ричмонде. Имеет дочь Ноуэлл.
  Гай Патрик , средний сын. Окончил Виргинский университет. Юрист. Служит в адвокатской конторе двоюродного дедушки в Шарлотсвилле.
  Рассел Эймон , умер во младенчестве.
  Палмер Уильям , младший сын, учится в Виргинском военном институте.
  Короли Элизабет , умерла во младенчестве.
  Ли Александра , средняя дочь, училась в пансионе благородных девиц в Чарлстоне.
  Блайт Люсинда (Люси), младшая дочь, учится в пансионе благородных девиц в Ричмонде.
  Фисба Энн , хозяйка Уиллоу-Крик-Лэндинг, жена и мать, урожденная Фисба Энн Синклер из Филадельфии.
  Стюарт Лесли , единственный сын Стюарта Джеймса и Фисбы Энн.
  Синтия Амелия , единственная дочь Стюарта Джеймса и Фисбы Энн.
  Стивен, дворецкий Треверс-Хилла; приехал из Чарлстона со своей молодой хозяйкой Беатрис Амелией, когда та вышла замуж за Стюарта Треверса.
  Джоли, горничная, кухарка и наперсница всех обитателей Треверс-Хилла; замужем за Стивеном.
  Сладкий Джон , старший конюх в Треверс-Хилле; сын Стивена и Джоли.


Семья Брейдонов (Виргиния)

  Ноубл Стьюард Брейдон , хозяин Ройял-Бей-Мэнор, джентльмен, фермер и заводчик породистых лошадей.
  Юфимия (Эффи) Брейдон , урожденная Мертон, с Ривер-Оукс-Фарм, хозяйка Ройял-Бей-Мэнор, жена и мать.
  Натан Дуглас , старший сын, выпускник Принстона. Живет в Ричмонде, где имеет адвокатскую практику и представляет свой округ в законодательном собрании штата. Женат на Алтее Луизе, урожденной Треверс. Имеет дочь Ноуэлл.
  Адам Мертон , младший сын; исключен из Виргинского военного института. Жил с родственниками в Южной Каролине и сумел окончить колледж, прежде чем отправиться в большое европейское турне. Один из владельцев каботажной судоходной компании.
  Джулия Элайн , единственная дочь, вместе с лучшей подругой Ли Треверс училась в пансионе благородных девиц в Чарлстоне.


Семья Брейдонов (территория Нью-Мексико)

  Натаниел Рейнолдс Брейдон , младший брат Ноубла. Покинул Виргинию, чтобы искать счастья на Западе. Осел на территории Нью-Мексико. Женился, овдовел, вступил во второй брак. Выращивает лошадей, скот и овец на Ройял-Риверз, ранчо, где живет со второй семьей.
  Фионнуала Элисса, урожденная Дарси, первая жена Натаниела Брейдона.
  Шеннон Малвин , старшая дочь Натаниела и Фионнуалы. Похищена индейцами команчи в двенадцатилетнем возрасте. Те дали ей имя Девушка с Небесно-голубыми Глазами.
  Нейл Дарси , старший сын Натаниела и Фионнуалы. Похищен индейцами команчи в восьмилетнем возрасте. Послан на восток, в школу. Закончил Йель, путешествовал по Европе. Владеет землями и Риовадо, наследственной усадьбой семейства Брейдонов, к северо-западу от Ройял-Риверз. Индейское имя Нейла — Кинжал Солнца.
  Камилла Элизабет , урожденная Сент-Аманд, вторая жена Натаниела. Семейство Сент-Амандов бежало, спасаясь от восстания рабов, и осело в Чарлстоне.
  Джастин Сент-Аманд, старший сын Камиллы и Натаниела. Учится в Виргинском военном институте и живет с теткой и дядей в Ройял-Бей.
  Лис Хелен , единственная дочь Камиллы и Натаниела; год проучилась в пансионе благородных девиц в Чарлстоне, прежде чем вернуться в Нью-Мексико.
  Гилберт Рене , младший сын Камиллы и Натаниела.
  Серина Офелия , жена Нейла Брейдона, старшая дочь Альфонсо и Мерседес Джейкобс, ближайших соседей Натаниела и Камиллы.




 ПРЕЛЮДИЯ



  О, буйный ветер запада, 
  Ты дышишь осенью, 
  От близости твоей незримой 
  Опавшие листы стремятся убежать, 
  Как призраки от мощи колдуна… 
 Перси Биши Шелли [1]  Земля легенд…


  Близко к солнцу в одиноких землях… 

    Альфред Теннисон

  Территория Нью-Мексико, начало осени 1859 года 
 Было время, когда одни лишь люди скитались по завороженным землям заходящего солнца. Высоко, на вершинах холмов, вздымавшихся в величественном одиночестве из пыли пустынь и каньонов далеко внизу, эти дети солнца молились своим богам. Кукуруза наливалась золотом в жарких лучах. Облака проливались на землю сверкающим серебром дождя. Кинжал солнца, поражавший землю сквозь каменные плиты, отмечал смену времен года, празднуя наступление весеннего равноденствия и предупреждая о зимнем солнцестоянии. И когда на землю спускалась тьма, в людях не было страха. Ибо мириады огней, мягко сиявших в ночном небе, охраняли детей солнца, пока утренняя звезда не призывала светило развернуть свой всеобъемлющий плащ света и тепла. Дети солнца процветали, и их города разрастались и становились богаче и обширнее. Этот народ называл себя творцами магии. Их колдовство насылало тучи и дожди и превращало землю в зеленый ковер.
 Однажды отец Солнце и его сестра Луна рассердились на них, и воззвания разрисованных дев к богу дождя не получили ответа. Облака с золотистой каймой были знаком благосклонности отца Солнце, но теперь, когда его дети подняли глаза к небу, нависшие тучи потемнели от грозовой ярости рассерженных богов.
 В тщетной попытке умилостивить верховные существа в священных пещерах устраивались церемониальные танцы и жертвенные ритуалы. Но поющие гимны маски, изображавшие духов, не смогли защитить людей от несчастной участи. Пернатый Змей и отец Кукуруза, духи гор, воды и ветра, а также божества помельче отказывались устремить благосклонный взор на детей солнца. Вскоре они ощутили и гнев великой Матери-Земли. Свирепствовали смерть, засуха и голод, и все молитвы, барабанный бой, треск колотушек и звон колокольчиков испуганных шаманов стихли. Только ветер одиноко выл в опустевших городах.
 В тех местах, где любимцы богов становились сильными и могучими, теперь по каньонам рыскали волки да койоты выискивали кости и падаль в заброшенных деревнях. Орлы и ястребы реяли высоко над опустевшими жилищами на скалах.
 Разоренная земля. Безлюдная и безлесная.
 Кочевые племена навахо, апачи, юта, команчи совершали набеги с Высоких равнин на детей древних, горстки которых еще были рассеяны на разоренной земле. Но дети солнца выжили. И с приходом каждого нового времени года набирали силу и собирались вместе на берегах великой реки, берущей начало из сердца заснеженных северных пиков и исчезавшей в южных пустошах. Почва в долинах оказалась плодородной, и стебли кукурузы, высокие и зеленые, тянулись к теплу. Они молились богам, и их поселения процветали. Ткачи и гончары, ювелиры, делавшие украшения из серебра с бирюзой, пахари, охотники и хранители старых мифов знали о всемогуществе мудрого, дарящего жизнь духа, который вел их в бесконечно длинном путешествии.
 Но зловещее пророчество гласило, что когда-нибудь злое волшебство нашлет в южную пустыню бородатых воинов в блестящих доспехах верхом на неведомых чудищах, заставлявших дрожать землю под ногами своими. Люди снова познают отчаяние и неволю, а боги навсегда отвернутся от них. Правда, легенда о завоевателях вместе с мифом о светловолосых, которые придут с востока на восходе солнца, была почти забыта, когда конкистадоры пересекли Сьерра-Мадре и пустыни Чихуахуа и Соноры.
 Огромные незаселенные просторы севера манили их великими завоеваниями. Богатые золотом империи инков, майя и ацтеков были порабощены. Монтесума умер в плену, а великая столица-остров Теночтитлан ограблена, лишена своих сказочных богатств и уничтожена. В крови конкистадоров горел огонь, постоянно питаемый древними мифами, и это яркое пламя сжигало несчастных жителей некогда изобильной страны.
 Земля, где золотые корабли с шелковыми парусами плыли по великой золотой реке. Люди ели с золота и серебра, а золотые колокольчики, поющие на ветру, вызванивали нежные серенады.
 Семь Золотых Городов, королевство, где улицы вымощены золотом, а над каждой золотой дверью сверкали изумруды. Именно там правит сказочный «позолоченный человек», до сих пор умело избегавший пленения, — Эльдорадо, индейский вождь, настолько богатый, что, когда его избирали правителем, верные подданные умастили повелителя душистыми маслами и покрыли золотой пылью, которую он позже смыл в священном озере.
 Хотя золото и серебро, изумруды и жемчуг старых легенд принесли им несметное богатство и славу, искатели приключений продолжали верить в затерянные города и спрятанные сокровища, находившиеся где-то совсем близко, стоит только руку протянуть. Жажда золота превратилась в настоящую лихорадку, когда члены команды потерпевшего кораблекрушение судна, многие годы скитавшиеся по диким просторам великих северных земель, стали рассказывать, как своими глазами видели семь огромных городов, сверкавших золотом под лучами солнца. Среди выживших был чернокожий мавританский раб по имени Эстебанико. Он и остальные упорно повторяли чудесные истории о многоэтажных отливавших золотом домах с зеленовато-голубыми камнями, обрамлявшими каждую дверь. Их живые описания всего, что они успели узреть в своем судьбоносном путешествии по неведомым землям, пьянили и кружили головы слушателям, рождая фантастические картины в умах тех, кто мечтал о славе и успехе Кортеса и Писарро, величайших конкистадоров.
 И вскоре отряд авантюристов во главе с мавром отправился на поиски легендарного золотого королевства. Они вернулись к семи затерянным городам в сопровождении францисканского монаха, отца Маркоса, стремившегося обращать заблудшие души на путь праведный. Но дикие племена севера встретили их враждебно. Гибель настигла мавра в Хауику, одном из семи городов. Однако святому отцу удалось бежать и вернуться в Мехико, чтобы поведать о величии золотых городов, виденных им издалека. Франсиско Васкес де Коронадо, губернатор Новой Галисии, северной провинции в Мексике, выслушал его рассказ и возмечтал о великой славе завоевателя непокоренной земли, известной теперь как Сибола, где он найдет Семь Золотых Городов. Полный больших ожиданий, Коронадо повел туда экспедицию из более чем двух сотен всадников, сверкающих доспехами и сопровождаемых пешими воинами, вооруженными арбалетами, пиками и аркебузами. Сзади тащились дружественные индейцы, управлявшие упряжками мулов, тянувших телеги с провизией и пушки.
 Но Коронадо так и не нашел сказочные золотые города и бесценные сокровища «позолоченного человека».
 Зато открыл новую землю, беззащитную перед испанскими завоевателями. Территория от обожженных солнцем глиняных хижин вдоль плодородных долин Рио-Гранде до увенчанных белыми шапками гор и пиков к северо-западу, поросших травой плато Высоких равнин, тянувшихся на северо-восток, палящих белых песков к западу и бескрайних прерий и невысоких холмов к востоку была объявлена собственностью испанской короны.
 Звон колоколов христианских миссий сменил заунывное пение шаманов, а церковные шпили поднялись под солнцем, бросая вызов своей святостью языческим богам.
 Большие города: Таос, царивший высоко в северных горах, Санта-Крус-де-ла-Канада, Санта-Фе-де-Сан-Франциско, Альбукерке и Эль-Пасо-дель-Норте, граничившие с южными неосвоенными землями, были теперь населены детьми Господа и богатели день ото дня. Солдаты, расквартированные в фортах, защищали детей Господних от диких племен, которыми кишели пустоши. В те времена на ранчо не знали, что такое ограды, и на огромных пространствах мирно пасся скот, поедая сочную траву.
 Времена года менялись, и древний миф о светловолосых завоевателях, давно позабытый, теперь вдруг воплотился в действительность, когда Испанская империя в Новом Свете рухнула, потерпев поражение, и только что начавшая оперяться нация с дальнего восточного берега стала расправлять свои крылья, устремляясь на запад к богатству и манящей неизвестности неосвоенных земель.
 Но территория Нью-Мексико, окруженная пустыней, прериями и горами, оставалась изолированной. Мексика объявила своим пространство к северу от Рио-Гранде. Разделенные бесконечной пустыней и непроходимыми джунглями, торговые караваны только дважды в год, между ежегодными ярмарками в Чихуахуа и Таосе, проходили долгий тяжелый путь. За товары, импортируемые из Старого Света в Веракрус, портовый город на побережье Мексиканского залива, и продаваемые в Мексике, заламывали безумные цены. При этом торговцы почти не получали прибыли, а колонисты жаловались, что их безбожно обдирают.
 Но к востоку, за Пекосом, на другом конце Равнины, представшей некогда взору Коронадо потемневшей от стад бизонов, с берегов широкой реки Миссисипи стали появляться французские торговцы, готовые не продавать, а менять предметы первой необходимости. В горах, где рождаются Рио-Гранде и ее сестры, реки поменьше, текут хрустально прозрачные ручьи, в которых селятся бобры. Французы привозили индейцам ружья, порох и огненную воду в обмен за право охотиться и ставить капканы, не опасаясь нападения.
 По их стопам шли американцы, исследуя земли, только что купленные французской короной. Новости о полной чудес территории к западу от Ред-Ривер распространились с невероятной быстротой. Там было полно мехов и шкур, а в Санта-Фе находился прибыльный рынок тканей и одежды. Торговец-янки мог в два счета разбогатеть. И они приходили — из Огайо, Миссури и из дальних восточных краев. Шли через поросшие травой равнины Канзаса в Форт-Додж, пересекали большую речную излучину и следовали Арканзасом к горам, угрюмо высившимся вдалеке. Оттуда, из скалистой местности, вступали на территорию Нью-Мексико. Тяжело груженные вьючные лошади, везущие мануфактуру, заменялись фургонами, стонущими под тяжестью товаров и влекомыми сильными работящими волами и мулами.
 Вскоре длинные караваны один за другим тянулись с берегов Миссури. Франклин, Эрроу-Рок, Форт-Осейдж, Индепенденс, Уэстпорт и другие городки, лениво жарившиеся под горячим солнцем, теперь наводнили чужаки. Авантюристы, торговцы, трапперы, купцы, охотники, кожевенники, несмотря на бесчисленные опасности, рвались поскорее вступить на тракт, пересекавший равнины. Там, вдалеке, ждали гибель или несметные богатства. Голод, жажда, болезни, беспощадные ураганы, наводнения, пожары в прериях и еще множество несчастий подстерегали смельчаков. За ними охотились кочевые племена дикарей, а защиты приходилось ждать только от солдат форта Ливенуорт. И если удача была на их стороне, они добирались до западного Канзаса и оказывались под охраной пушек недавно построенного форта Ларнед.
 Последним оплотом цивилизации считался Каунсил-Гроув с его тенистыми дубовыми, ореховыми, пекановыми рощами. Отсюда фургоны отправлялись на запад в четырехмесячное путешествие, ибо именно столько времени уходило на то, чтобы пересечь эти негостеприимные равнины. К тому времени, когда они добирались в Коттонвуд-Крик, многим страстно хотелось вернуться: перед утомленными путниками до самого горизонта по-прежнему расстилались бесконечные равнины, на которых не росло ни единого деревца.
 Очутившись в Арканзасе, они следовали на запад по течению реки и постепенно приближались к форту Ларнед. Но прежде чем оказаться в полной безопасности, следовало пересечь Пауни-Рок, где многие караваны подстерегала засада.
 Мили безбрежных прерий ждали впереди, прежде чем перед утомленными людьми возникала отдаленная горная цепь, преграждавшая дорогу. Но у ее подножия стоял форт Бента, убежище для тех, кому удалось пересечь равнины. Однако тех, кто торопился поскорее оказаться на месте, манил путь покороче, на юг, через Симаррон. Но там находилась гиблая пустыня, вечно грозившая отсутствием воды и нападением индейцев.
 Из форта Бента караван шел через Рэтонский переход. Длинное путешествие приближалось к концу, когда караван входил на территорию Нью-Мексико, растянувшуюся вдоль гор, где на площади в Санта-Фе его встречали радостными воплями: «Лос американос!»
 Пока устанавливался этот процветающий торговый путь между территорией Нью-Мексико и буйно растущей американской нацией, Техас объявил о своей независимости, завоевал ее в борьбе с Мексикой и теперь поскорее стремился взять под свою власть земли и людей к востоку от Рио-Гранде, своей западной границы. Правителям Мексики крайне не нравился приток американских граждан на территорию государства, а когда Соединенные Штаты приняли в свой состав Техас, их бывшую территорию, враждебность между обеими странами усилилась еще больше. Вскоре после бесчисленных приграничных конфликтов по обеим берегам Рио-Гранде пролилась кровь, и Соединенные Штаты объявили Мексике войну. Мексика была побеждена, а территории к северу от Рио-Гранде аннексированы. Путь, проторенный первыми торговцами, превратился в оживленный тракт между Санта-Фе и Америкой. Все больше американцев покоряли опасный переход и мечтали разбогатеть на дикой земле к западу от равнин.
 Сангре-де-Кристо. Кровь Христова.
 Горная цепь была залита неестественным свечением кроваво-красного заката. Небо над ней сверкало расплавленной медью. Горящее солнце опускалось за вершину, посылая золотистые лучи на забрызганные красным края глубочайшего каньона и превращая в золото желтизну покрытой цветущим шалфеем равнины. Голубовато-зеленые горные склоны постепенно становились темно-фиолетовыми, по мере того как восточный горизонт затягивали сумерки.
 Одинокий всадник спускался с высокого зеленого плато. Большой гнедой жеребец осторожно ступал по узкой каменистой тропе. В какой-то момент копыта соскользнули опасно близко к краю обрыва, послав дождь из мелких камешков в разверзшийся внизу каньон.
 Каньон-де-Малададо. Каньон Неудачника.
 Запах сосновых игл и ели вливал в воздух сладостную терпкость. Растущая ниже по склонам осина казалась ярко горящим пламенем среди густых зарослей вечнозеленых растений. Одинокий всадник ехал вдоль горного ручья, вьющегося через лесистую долину. Пытливый взгляд поймал серебряный блеск воды в зарослях тополей, окаймлявших берега. Всадник следовал прихотливым изгибам ручья, пока он не исчез в узком каньоне, а появившись снова, превратился в узенькую струйку, сочившуюся через рощицу мескитовых деревьев пыльного оврага у подножия холмов.
 Тишину нарушил отдаленный раскат грома. Оглянувшись на зубчатые вершины гор, нависших над ним, всадник определил, что к закату ураган, зародившийся в Высоких равнинах, принесет дождь, а может, и первый в этом сезоне снегопад.
 Затянутые в перчатки руки всадника сжали поводья, едва он краем глаза уловил несущуюся по земле тень. Подняв голову и прищурившись от беспощадного солнца, он наблюдал свободный парящий полет сокола. Внезапно птица бесшумно свалилась с неба в гущу сосен и можжевельника, ударив, словно кинжал, посланный солнцем. Еще мгновение, и птица взмыла в небо, унося в когтях несчастную жертву. Сокол распростер огромные крылья с золотистыми кончиками и вернулся к солнцу, от которого произошел, чтобы потом направиться к высоким скалам, где среди древних руин свил себе гнездо.
 Всадник коснулся боков гнедого коленями, облаченными в штаны из оленьей кожи, и конь было двинулся вперед, но хозяин вдруг резко натянул поводья и долго ждал, выискивая взглядом что-то, ускользнувшее от него. Потом снова пустился в путь.
 Всего лишь заунывный вой ветра в каньоне.
 Никого. Даже призраков.
 Пыль клубами поднималась от копыт коня, но всадник упрямо ехал навстречу темнеющим небесам, чувствуя, как разоренная земля окружает его.




 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ



  Еще сверкает лета позолота, 
  Но, кроме солнца, все уже за поворотом …

    Джордж Гордон Байрон


 Глава 1


  Олимп, который, как говорят, и есть обиталище богов, никогда не изменяется: не сотрясаем он ветрами, не мокнет от дождя, и снег никогда не выбеливает его склоны. Только ясное безоблачное небо простирается над ним, и белое сияние распространяется от его вершины. 

    Гомер

  Виргиния, лето 1860 года 
 Желтый каролинский жасмин цвел у белого забора, огораживавшего зеленые пастбища Треверс-Хилла. Этот сладостно благоухающий цветок больше всего любила Беатрис Амелия Треверс, хозяйка поместья. Беатрис Амелия происходила из семейства Ли, известного в Южной Каролине, и жасмин, азалии, вафли с кунжутом и ежедневный ритуал приготовления и распития силлабаба [2] приятно напоминали Беатрис Амелии о детстве в Чарлстоне.
 К счастью, всем членам ее семьи нравилось куриное карри с рисом, которое предпочитала сама Беатрис Амелия, поэтому оно готовилось каждое воскресенье, вместе с крабовым супом, залитым медом ямсом с корицей, жареной кукурузой, запеченным окороком, овощами и персиками в бренди. Если не считать пеканового торта с бурбоном, который предпочитал мистер Треверс, воскресный десерт зависел от времени года. Однако дети Треверсов обожали карамельный заварной крем Джоли и просили готовить его едва ли не каждый день.
 В это июльское воскресенье Джоли решила побаловать хозяев ежевичным кобблером [3] .
 Беатрис Амелия Треверс не могла жить без роз. Именно поэтому перед домом был разбит розарий. Из всех сортов Беатрис Амелия выделяла одну из драгоценных французских роз. Кроме того, в розарии росла и старая дамасская роза, затерянная среди чайных роз, шиповника и центифолий с их пьянящим запахом пряной гвоздики, наполнявшим воздух.
 Треверс-Хилл стоял на лесистом возвышении, выходившем на реку, и находился в дне неспешной езды от Шарлотсвилла. Вьющаяся дорожка поднималась от реки, где по берегам в изобилии росли ивы, ладанные сосны и лавры. В полном цвету стояли камелии и гардении. За полем красодневов тянулись зелено-голубые пастбища, где чистокровные кобылы и жеребята мирно паслись в тени узловатого дуба. В этот сонный полдень даже в конюшнях, самом сердце Треверс-Хилла, не наблюдалось особой деятельности. Величественный одинокий каштан, увенчанный пологом усыпанных листьями ветвей, разделял узкую, ведущую к холму дорожку. Одна из тропинок вела к лесопилке и лесному складу, расположенным чуть повыше по течению реки, другая шла мимо дома к большим амбарам, хижинам рабов и каретному сараю.
 Восточные склоны были засажены фруктовыми деревьями, становившимися алыми, янтарными или фиолетовыми по мере того, как под летним солнцем поспевали персики, груши, яблоки и сливы. Нижняя часть долины, окружавшей Треверс-Хилл зеленым морем, была засажена зерновыми. Хозяин Треверс-Хилла с гордостью предсказывал обильный урожай.
 На западе, ближе к Блю-Ридж-Маунтинз, крохотные деревушки усеяли лесистые склоны невысоких холмов. Ближайшие соседи Треверсов жили вниз по реке, в Ройял-Бей-Мэнор, доме Брейдонов, лучшем образце георгианской архитектуры за пределами Ричмонда. Дружба между семьями стала еще теснее, когда Алтея Луиза, старшая дочь Треверсов, вышла замуж за Натана Дугласа, старшего сына Брейдонов и наследника Ройял-Бей.
 Семья Треверсов жила просто и без излишней роскоши: небольшой особняк с выцветшим от времени кирпичным фасадом был со вкусом обставлен и настолько уютен, что любой гость чувствовал себя как дома. Может, поэтому Треверс-Хилл всегда был полон друзей и родственников, и изумрудно-зеленая дверь с медным молотком в виде ананаса всегда была распахнута даже для случайного гостя. По фасаду шел ряд окон с зелеными ставнями, выходивших на крытую веранду, тонкие опорные столбики которой были, к немалому удовлетворению Беатрис Амелии, увиты розами.
 И сейчас в тени веранды за дружеской беседой отдыхали несколько членов семьи Треверсов. Джентльмены наслаждались прохладительным мятным джулепом [4] , а леди довольствовались лимонадом и ромовыми кексами. Последний момент покоя перед деятельными приготовлениями к празднествам, которые должны были начаться пятнадцатилетием Блайт Люсинды, самой младшей из Треверсов. Алтея Луиза, ее муж Натан и их единственная дочь, шестилетняя Ноуэлл, специально приехали из Ройял-Бей, чтобы провести воскресенье с родными. Два дня назад они прибыли домой из Ричмонда, где у Натана была адвокатская практика. В прошлом году его избрали представителем от родного округа в законодательное собрание штата. Они собирались провести неделю в поездках между Треверс-Хиллом и Ройял-Бей, деля время между обеими семьями, тем более что старшие Брейдоны ужасно соскучились по внучке.
 Утром ожидали приезда Стюарта Джеймса, старшего сына Треверсов, с женой Фисбой и двумя детьми, Лесли и Синтией, из Уиллоу-Крик-Лэндинг, фамильной плантации к югу от Ричмонда, неподалеку от Джеймс-Ривер. Впрочем, они могут остаться в Ричмонде и отправиться в Треверс-Хилл во вторник вместе с сестрой Стюарта, Мэрибел Сэмюелсон, и ее мужем, Дж. Киркфилдом. Со дня на день должны появиться родственники и друзья из Чарлстона и Саванны, Шарлотсвилла и всей округи, причем половина прибудет в субботу, специально на конский аукцион, за которым в воскресенье обычно следуют скачки.
 Где-то в середине недели должен появиться Палмер Уильям, младший сын Треверсов, и, вполне вероятно, прихватит с собой полкласса, как это было на Рождество, к безмолвной досаде матери. Сват и сватья Треверсов из Ройял-Бей скорее всего будут возникать и исчезать всю неделю подряд, особенно Юфимия, мать Натана и одновременно лучшая подруга Мэрибел с самого детства. У Юфимии всегда находился оригинальный рецепт необыкновенного блюда, которым она жаждала поделиться. Все эти мысли и куда более тревожные, касавшиеся меню каждого обеда, платьев и костюмов, которые к этому моменту следовало бы уже выстирать и погладить, хотя ничего еще сделано не было, размещения за столом гостей, что требует крайней осторожности со стороны хозяйки, поскольку некоторые могут быть в натянутых отношениях, готовности комнат к приему временных жильцов и успехов Стивена в чистке серебра, теснились в мозгу хозяйки Треверс-Хилла и неустанно терзали ее, хотя она и сохраняла безмятежное выражение лица, склонившись над шитьем.
 Под тонкой иглой возникала нежная пунцовая роза. Беатрис Амелия вышивала батистовый платочек, который собиралась в среду заткнуть за кружевную оборку рукавчика любимого розового фулярового платья. Светлая головка с тяжелым узлом волос, спрятанных в сетку, прилежно гнулась над рукоделием. Сделав несколько стежков, женщина останавливалась и критически рассматривала свою работу.
 Мать восьмерых детей, из которых старшему было двадцать шесть, младшей — четырнадцать, и только двое не выжили, Беатрис Амелия почти не утратила свою прославленную красоту, о которой грезили все молодые люди Чарлстона в тридцатых годах. Безупречный профиль, вдохновлявший многих художников, сделал бы честь любой камее, а ближайшие подруги утверждали, что она при желании может легко облачиться в свой первый бальный туалет. Правда, втайне каждая считала, что Беатрис Амелии наверняка придется выпустить в талии дюйм-другой, но вслух никто не высказывался.
 — Натан, когда должен приехать твой кузен? — осведомился Стюарт Треверс, беря очередной бокал с мятным джулепом с подноса, протянутого дворецким. — До чего же хорошо, Стивен! — Он благодарно кивнул темнокожему человеку, спокойно стоявшему рядом. — Никто, а я имею в виду никто в этой прекрасной стране, и, уж разумеется, в Старом Доминионе, не делает джулеп лучше Стивена. Такой тонкий вкус требует твердой руки и острого ума.
 — Не слишком сладкий, сэр? — спросил Стивен медленно, тягуче, голосом, похожим на густую черную патоку, с легким французским акцентом, удивлявшим тех, кто не знал о том, что он приехал в Треверс-Хилл из Чарлстона вместе с молодой хозяйкой. Он и его жена Джоли были подарены Беатрис Амелии отцом как часть ее приданого. Стивен приходился сыном Жан Жаку, лучшему и высоко ценимому во всем Чарлстоне дворецкому, и расстаться со Стивеном, которого обучал Жан Жак, было тяжелой утратой для отца Беатрис Амелии.
 Правда, полковник Ли с легким сердцем отдавал мулатку Джоли, поскольку неизменно ощущал некую неловкость в ее присутствии. Дурная кровь. Вот он, плод грешного союза негритянки и воина из племени чероки, твердил полковник, ибо Джоли, высокая, длинношеяя, держалась с поистине королевским достоинством, граничившим временами с дерзостью, словно знала что-то такое, о чем полковник понятия не имел. Он не раз был готов поклясться в том, что именно она была причиной всех беспорядков в доме. Пока она не появилась под его крышей со своими заклинаниями вуду и странными песнопениями, призывавшими неизвестных духов, он горя не знал. После обращения в христианство она стала еще более эксцентричной в своих верованиях. Правда, Стивен смотрел сквозь пальцы на странности жены, заявляя, что так и не избавился от действия любовного зелья, которое она ему поднесла. И полковник знал, что Джоли скорее умрет, чем позволит причинить хотя бы малейшее зло молодой хозяйке, поскольку вынянчила Беатрис Амелию собственными руками.
 Поэтому он со смешанными чувствами попрощался с единственной дочерью и одним из наиболее ценных рабов и вместе с Джоли отослал в глушь Виргинии.
 — Нейл пообещал вернуться на этой неделе, — ответил Натан, жестом отказываясь от новой порции джулепа. — Пишет, что надеется покинуть Санта-Фе к концу июня. Путешествие предстоит долгое, и даже Нейл может столкнуться с неожиданными препятствиями.
 — Клянусь, плавание из Англии куда безопаснее. Надеюсь, он успеет на праздник. Палмер Уильям должен появиться в среду или четверг, и скорее всего вместе с юным Джастином Брейдоном: они подружились в школе. Он, вероятно, тоже захватит с собой своих кузенов из Ройял-Бей. Мы видим Джулию так же часто, как твоих родителей, с тех пор как она и Ли вернулись из пансиона. Теперь в нашем доме кишмя кишат поклонники. И я то и дело слышу чье-то дурацкое хихиканье, — с раздраженным вздохом заметил мистер Треверс. — И уже не думал, что придется в собственном доме самому представляться незнакомым людям! Правда, я не тот, кого интересуют молодые щеголи, особенно с тех пор, как из Чарлстона заявилась Ли, а второй такой кокетливой, дерзкой и нахальной плутовки еще поискать! Не следовало отпускать ее в этот пансион.
 Он снова тяжело вздохнул и покачал головой, гадая, что могло так изменить милую задорную девчонку, обожавшую лазать по деревьям, скакать верхом без седла и удить рыбу с отцом в жаркие летние дни.
 — Ну-ну, дорогой, — вмешалась Беатрис Амелия, вполне довольная результатами воспитания в чарлстонском пансионе. — Ли Александра была совершенно неисправима до того, как мы отослали ее туда. Теперь же она настоящая молодая леди, и ее занятия и цели вполне подходят для настоящих молодых леди. Только сейчас я начинаю возлагать определенные надежды на Ли.
 Мистер Треверс сделал большой глоток мятного джулепа, осушив высокий бокал. Красное лицо побагровело еще больше. Черт возьми, он едва узнал пышно разодетое создание в оборках, встретившее его в дверях Треверс-Хилла, когда они с матерью вернулись из Чарлстона. Что греха таить, сначала он подумал даже, что Беатрис Амелия привезла домой какую-то чужую девчонку.
 — Очевидно, Нейл Брейдон собрался в Виргинию, чтобы повидаться с братом и привезти ему вести из дома? — вежливо осведомился он, думая совершенно о другом. О том, как соскучился по младшему сыну. По крайней мере перемены в этом члене семьи можно только приветствовать. С тех пор как мальчика отослали в Виргинский военный институт в Лексингтоне, он, казалось, за одну ночь превратился во взрослого мужчину, хотя пока не мог похвастаться пышной растительностью на лице. Беатрис Амелия сильно сокрушалась по этому поводу, ибо Палмер Уильям с его светлыми волосами, добрыми голубыми глазами и учтивыми манерами всегда был ее любимцем.
 — О нет, Джастин в курсе всех домашних дел. Его мать, тетя Камилла, — одна из ближайших подружек моей матушки и ведет с ней оживленную переписку. Нейлу и Джастину не о чем говорить, кроме как о семье, и, боюсь, Нейл никогда не считал себя частью второй семьи моего дяди. Иногда мне очень его жаль.
 Натан слегка нахмурился.
 — Он кажется таким одиноким, хотя делает все, чтобы оттолкнуть от себя людей. Приблизиться к нему чертовски — простите меня, леди, — сложно, хотя, судя по тому, что я слышал от своего отца, Нейл всегда был очень замкнутым человеком, и если не считать его сестры Шеннон, которая всегда была рядом, о нем некому было позаботиться. Шеннон вырастила Нейла почти без помощи, особенно когда дядя Натаниел не желал иметь с ним ничего общего, потому что его жена умерла, рожая мальчика. Жалко видеть это, тем более что отец и сын так похожи. Ах, если бы только Шеннон была жива! Думаю, ее смерть оказалась последним ударом, который еще усугубил разрыв! А потом дядя Натаниел снова женился, у него появилась семья, и Нейл окончательно стал чужим. А ведь именно моя дорогая матушка и Мэрибел Сэмюелсон познакомили дядю Натаниела со второй женой. У бедняги не было ни единого шанса выстоять: слишком много дамочек жаждали заарканить богатого вдовца.
 — Очень похоже на мою сестрицу, вечно сующую нос в чужие дела. Думаешь, Нейл заинтересуется нашим маленьким аукционом? Неплохо бы влить в жилы его мустангам чистую кровь!
 — Вполне возможно. Нейл — большой знаток лошадей и всегда готов улучшить породу, — кивнул Натан. — Правда, он может сказать, что некоторые наиболее ценные кобылы в Ройял-Бей произошли от доброго испанского корня и поэтому наши виргинские чистокровки вошли в моду.
 — Вздор! — бросил мистер Треверс, разглядывая Натана поверх края бокала.
 — Не говорите, сэр. По-моему, ваш дед скупал андалузских коней, происходивших от скрещивания арабских и берберских скакунов, у того же французского коннозаводчика, что и мой прапрадед. Патрик Уэст был губернатором и уже тогда частенько посматривал в сторону запада. Да, сэр, и он успешно торговал лошадьми. Но, думаю, Нейл сначала захочет увидеть, что может предложить ему Ройял-Бей. Он по-прежнему ездит на лучших жеребцах с нашего ранчо.
 — Естественно, — согласился мистер Треверс с широкой понимающей улыбкой, которая, однако, никого не обманула, и тихо добавил: — Патрик Генри, кроме того, был еще и адвокатом.
 Беатрис Амелия, озабоченно щурясь, поскольку носила очки исключительно в уединении собственной комнаты, разглядывала вышивку.
 — Джастин Брейдон и Патрик Уильям, — задумчиво протянула она. — Надеюсь, он немного более цивилизован, чем этот его брат, в противном случае не желаю, чтобы он дружил с моим сыном.
 Очевидно, она припомнила того, другого Брейдона, который много лет назад посетил своих родственников в Ройял-Бей.
 — Удивительно, как кое-кто из нашей семьи еще не облысел от ужаса! Клянусь, я едва не выкинула ребенка после того, что натворили в то лето ты, Натан Дуглас, которому стоило бы быть осмотрительнее, твой братец Адам Мертон, которому не знакомо значение слова «осмотрительность», и особенно этот ваш невоспитанный кузен-дикарь! Как сейчас слышу леденящие кровь вопли, которые издавали вы трое!
 — А-а, боевой клич, — довольно пробормотал Натан.
 — Боевой клич? Что это такое, папа? — спросила Ноуэлл Брейдон, сверкая любопытными карими глазенками. — И как он звучит? Как плач ребенка? Или как крик Лесли, когда тот не получает чего хочет? На Пасху он орал с утра до вечера.
 Алтея Луиза, читавшая дочери иллюстрированную книгу сказок, умоляюще воззрилась на мужа, безмолвно требуя придержать язык. Если не считать унаследованных от отца карих глаз, она была точной копией матери: такие же светлые волосы и тонкие черты. Однако она зря волновалась: Натан ни за что не хотел бы расстраивать свою прелестную жену и тещу и, уж конечно, не стал бы изображать боевой клич перед одаренной богатым воображением дочерью.
 — Нейл не дикарь, миссис Треверс, хотя почти все детство провел у индейцев, — с улыбкой оправдывал он кузена. — В нем слишком много от моего дяди.
 — Апачи, не так ли? — поинтересовался мистер Треверс, беря для себя и зятя бокалы с мятным джулепом с подноса, который продолжал держать перед ним бесконечно терпеливый Стивен.
 Натан с благодарностью принял высокий бокал с топазового цвета жидкостью и принялся размешивать ее побегом мяты.
 — Команчи, сэр. Они похитили Нейла и Шеннон, когда ему было восемь, а ей — почти двенадцать.
 — Безбожные дикари, — прошептала Беатрис Амелия, нетерпеливо дергая запутавшуюся шелковую нитку, прежде чем ловко перекусить ее зубами.
 — Его сестра так и умерла в плену? — осведомился мистер Треверс.
 — Да, за много лет до того, как мой дядя спас Нейла. Старый Натаниел никогда не сдается. Он охотился за этими команчи по всем каньонам на территории, загнал их в Техас, потом еще дальше, через границу в Мексику, потом назад на территорию, пока они не уверились, что их преследуют собственные беспощадные боги. Наконец они попросту бросили Нейла одного в пустыне, раскинувшейся в южной части территории и названной Путь мертвеца. Насколько мне известно, это еще более суровая местность, чем Симаррон. Помню, как моя тетя Камилла, ставшая женой дяди Ната, пока Нейла держали в плену, посчитала, что муж привез домой дикаря-индейца. Нейл выглядел как молодой воин-команчи, если не считать длинной белокурой косы. Она клялась, что на нем были только набедренная повязка и мокасины из оленьей шкуры. Кожа стала почти коричневой, а в волосы были воткнуты золотистое орлиное перо и какие-то варварские амулеты. Для защиты у него оставался только нож, и он, очевидно, испробовал его остроту на нескольких членах поисковой партии, прежде чем дядя Нат отобрал у сына оружие.
 — Ничуть не удивляюсь, — заявил мистер Треверс. — Натаниел в молодости тоже был необузданным сорвиголовой. Вечно охотился в холмах, а однажды даже добрался до Теннесси, так что отцу пришлось выслать людей навстречу. Тогда ему было всего десять, и он ни за что не хотел признать, что заблудился. В жизни не видел более меткого стрелка. Правда, и дуэлей на его счету немало, так что он каждый раз рисковал жизнью. Он всегда меня озадачивал. Говорил, что дуэли слишком слабо горячат кровь. Скандальное поведение для джентльмена, даже в те времена, но Натаниел всегда был горяч, да и чем еще ему оставалось заняться, тем более что твой отец, как старший сын, наследовал Ройял-Бей. Не думал, что он будет довольствоваться одной женщиной. Дамы ему на шею бросались. Наверняка родственники, хоть и клялись, что вычеркнут его имя из фамильной Библии, втайне облегченно вздохнули, когда он отправился на запад, в Техас, искать приключений. Округ много потерял с его отъездом, — заметил мистер Треверс, с грустной улыбкой, быстро перешедшей в громкий смех. — Теперь, когда ты сказал, я вспоминаю, как Натаниел часами простаивал возле испанских лошадей, которых скупал его дед. А может, больше всего его интересовала земля, по которой они мчались, свободные как ветер. Думаешь, твой кузен Нейл унаследовал худшее как от Натаниела, так и от команчи?
 Натан, добродушно пожав плечами, лениво провел большой ладонью по темно-каштановым волосам. Этот великан умудрялся двигаться так бесшумно и грациозно, что посторонний наблюдатель редко замечал ум и настороженность, блестевшие в серых глазах. Терпеливое выражение лица, иногда граничившее с беспечной вялостью, часто обманывало адвоката или свидетеля противоположной стороны.
 — Не уверен, сэр, в существовании особой разницы между команчи и Натаниелом Рейнолдсом Брейдоном, когда последний считает себя оскорбленным. Мой отец утверждает, что его младший брат — самый упрямый и своевольный из всего рода. Он всегда поступал так, как приходило в голову, и не прощал обид. Но у него прекрасное чувство юмора. Умеет рассмешить собеседника до слез, а если симпатизирует вам, то лучшего друга не сыскать. Он очень любил первую жену и Шеннон. Мой отец всегда называл его златокудрым дьяволом. Но после смерти первой жены он очень изменился. Никому, кроме Шеннон, не улыбался. Она была копией матери, и он обожал дочь. Боюсь, он винил Нейла в смерти матери. Не мог видеть собственного сына, постоянное напоминание о потере. И когда детей похитили, он стремился отыскать не сына, а дочь. Поэтому и не бросал поиски. Хотел вернуть Шеннон, а нашел Нейла. И ничуть не радовался, когда привез в Ройял-Риверз собственную плоть и кровь. Дядя Нат считал, что потерял все.
 — Помню Фионнуалу Дарси! — воскликнул мистер Треверс. — Настоящая красотка! Натаниел приехал в Ройял-Бей: первый его визит с тех пор, как он отправился в Техас, а она гостила у родственников в Шарлоттсвилле. Семья Дарси жила в Бостоне. Я еще подумал, что, несмотря на хорошенькое личико, у нее ужасно смешной выговор. Правда, я тогда был слишком молод, чтобы по достоинству оценить очарование красивой женщины.
 — И как же выглядела эта Фионнуала Дарси, дорогой? — осведомилась Беатрис Амелия, желавшая узнать, что именно подразумевает ее супруг под настоящей красотой.
 — Черные как смоль волосы и невообразимо яркие голубые глаза, как клочок летнего неба, — невозмутимо сообщил тот, но, заметив, как тонкие, изящные пальцы раздраженно постукивают по подлокотнику кресла, дипломатично добавил: — Лично я предпочитаю темно-синие глаза с их таинственными, подобно морским, глубинами или похожие на огонек, играющий в сапфире, который украшает женскую шейку.
 Беатрис Амелия слегка улыбнулась, но темно-синие глаза оставались серьезными.
 — Не знала, что ты можешь быть настолько романтичным, дорогой. И вдруг, пробыв за тобой замужем целую четверть века, обнаруживаю, что мой супруг — настоящий поэт.
 — Джастин — прекрасный молодой человек. Того же мнения придерживаются его профессора в военном институте, весьма довольные его оценками и качествами истинного лидера, — вставил Натан, поспешно меняя тему.
 — Думаешь, он изберет военную карьеру? Как уроженец территории, он имеет преимущество перед другими офицерами и может его использовать, чтобы получить завидный пост на западе. Именно там сейчас есть вероятность быстро отличиться и заслужить славу в борьбе с индейцами, — заметил мистер Треверс, гадая, знает ли его жена, что Палмер Уильям подумывает о вступлении в армию после окончания института.
 — Не знаю, — честно ответил Натан. — Он упоминал что-то насчет адвокатской практики, и я, разумеется, как всякий уважающий себя юрист, мог только поощрять его в этом намерении. Что ни говори, а юриспруденция — прекрасная уважаемая профессия, которая легко может стать трамплином для иного занятия.
 — Вроде политики?
 — Я сужу только по собственному, крайне ограниченному опыту, — с улыбкой уклонился от ответа Натан.
 — А я ожидаю увидеть тебя сенатором и, поверь, сынок, всячески поддержу. Потребую вернуть кое-какие старые долги, чтобы ты получил одобрительный кивок из Ричмонда, — пообещал тесть. — Нам нужны свои лояльные голоса в конгрессе, особенно теперь, когда республиканцы выдвинули кандидатом в президенты этого Авраама Линкольна, а у демократов вообще никого не нашлось. Половина делегатов удалилась со съезда в Чарлстоне, и мне совсем не нравятся итоги повторного съезда в Балтиморе. Партия раскололась, а Брекенридж, хоть и был вице-президентом, все же уроженец Кентукки. Я не слишком много знаю об этом парне, Дугласе, хотя мне нравится его мысль о всеобщем референдуме за и против рабства. Конечно, многое меняется, и в Треверс-Хилле почти не осталось рабов. Только те, которых я унаследовал от отца. Вот уже много лет как не покупал новых. Мы здесь не выращиваем ни риса, ни хлопка, ни табака, так что мне легко говорить. Мне хватает тех рук, что есть, для сбора урожая, который мы сажаем для собственных нужд. Я коннозаводчик, и это мой бизнес. И не будь у меня Сладкого Джона, который ухаживает за моими красотками, я бы нанял ирландца и заплатил ему вдвое за выездку лошадей. Но это было бы жалкими грошами по сравнению с тем, что пришлось бы платить моему деду за сбор табака в Уиллоу-Крик.
 — Понимаю, сэр. Меня глубоко тревожит этот так называемый институт рабства, и все же трудно осуждать ближних своих за то что они считали необходимым для выживания в этих местах. Думаю, со временем мы исправим зло, но, если нам не дадут на это времени и не оставят в покое, может случиться непоправимая трагедия. Честно говоря, сэр, я боюсь худшего ―впервые признался Натан. — Я начинаю сомневаться, что мы решим вопрос о контроле над территорией мирным путем. Это горящая спичка в бочонке с порохом. Я прислушивался к голосам с обеих сторон. Они звучат все громче и рассерженнее. Если не охладить горячие головы, скоро начнется истинный Армагеддон. Хотелось бы, чтобы было больше таких, кто готов сесть за стол переговоров.
 — Я не оптимист, Натан, — покачал головой мистер Треверс. — И со дня на день ожидаю услышать о том, что Южная Каролина вышла из Союза именно из-за спора насчет территорий. Многие считают, что человек имеет право держать рабов без страха нарушить закон или подвергнуться конфискации. Обе стороны по-своему правы. Немало порядочных южан боролись за свои земли в войне с Мексикой, а теперь их лишают прав из-за опрометчивых северян. Беда, когда сенатор от Массачусетса получает палкой по голове от представителя Южной Каролины, и все из-за своих аболиционистских речей. Неудивительно, что этот безумец Джон Браун совершает набеги и убивает, если нечто подобное делают в сенате, причем совершенно нормальные люди. Впрочем, те же самые разговоры я слышал в Чарлстоне, еще когда ухаживал за миссис Треверс.
 — Кстати, я говорила, что мы встретились с Нейлом Брейдоном в Европе во время нашего медового месяца? — вмешалась Алтея, которой надоели разговоры о политике.
 — В самом деле, дорогая? — с искренним интересом спросила мать.
 — Нейл был в Париже. Должна признать, что он очень красив, а теперь, поразмыслив, могу подтвердить, что описание дяди Натаниела весьма подходит его сыну.
 — А что я такого сказал? — буркнул Натан, опасавшийся, что наболтал слишком много и что в присутствии дам вряд ли следовало упоминать о некоторых качествах Нейла, не говоря уже о том, что он скорее всего был непочтителен к дядюшке.
 — Ты говорил о златокудром дьяволе. Почти идеальный портрет Нейла. Я была очень рада вновь встретиться с ним, особенно когда ты представил меня как свою жену, — пояснила Алтея.
 — В самом деле? Не думал, что от него исходит какая-то угроза, — удивился Натан.
 — Ах, ты не женщина, — бросила она, деликатно вздрогнув.
 — И что это означает? Что он так неотразим или настолько опасен?
 — И то и другое. Ты просто не смотрел в его глаза, — пояснила Алтея, к полному изумлению мужа. — Его взгляд так настойчив и одновременно терпелив, словно он твердо знает, что получит все желаемое, если сумеет выждать.
 Натан рассмеялся.
 — В таком случае я рад, что встретил тебя первым, дорогая.
 — Собственно говоря, это я выбрала тебя, так что ты мог не беспокоиться, даже тем летом, когда Нейл приехал сюда и вы, Брейдоны, так ужасно со мной обращались.
 — Никогда!
 — Можешь благодарить Нейла и Адама за их отвратительное поведение, потому что ты всегда меня защищал, и именно поэтому я в тебя влюбилась.
 — В самом деле? — ухмыльнулся довольный Натан.
 — Женщины никогда не забывают подобных вещей, — поддакнул мистер Треверс с большим риском для себя.
 — В Париже мы познакомились и с его женой, — продолжала Алтея, вспомнившая эту встречу так живо, словно она произошла вчера.
 — Да-да, ты что-то говорила о ней тогда, — кивнула Беатрис Амелия. — Она ведь, кажется, иностранка?
 — Не совсем, — поправил Натан. — Испанка со стороны матери, но, насколько мне известно, отец был родом из Огайо. Оказался на территориях почти в одно время с дядей Натаниелом. И женился на дочери одного из старейших семейств Нью-Мексико. Этот Альфонсо Джейкобс владеет ближайшим к Ройял-Риверз участком земли.
 — Ее красота была поистине изысканной, — вспоминала Алтея. — Черные волосы, черные глаза, алебастровая кожа и аристократический профиль. Надменна, но очаровательна. Очень молчалива. Говорила с акцентом и, по-видимому, предпочитала испанский. Как ее звали, Натан? Мы еще согласились тогда, что это имя ей идеально подходит.
 — Серина.
 — Хм-м… звучит как иностранное, — недовольно объявила Беатрис Амелия.
 — И на ней были совершенно поразительные драгоценности.
 — Вот как? — сразу оживилась мать.
 — Ни у кого не видел таких огромных изумрудов, — поддержал жену Натан и, заметив алчный блеск в глазах тещи, поспешно пояснил: — Судя по всему, она получила их от родственников со стороны матери. Когда Нейл с женой вошли в отель, в вестибюле воцарилась мертвенная тишина. Взгляды всех присутствующих были устремлены на них.
 — Нужно признать, что они были невероятно красивой парой, — вторила Алтея. — Я даже опасалась, что твой кузен ввяжется в дуэль с самыми пылкими поклонниками жены.
 — У него характер Брейдонов, так что и я имел все причины для тревоги, но уже через несколько минут успокоился, — ухмыльнулся Натан.
 — Но почему?
 — Мне показалось, что Нейла скорее забавляли, чем сердили похотливые взгляды, бросаемые на его жену.
 — Мужчина, женатый на красавице, должен ожидать подобной реакции, — понимающе кивнул мистер Треверс, ибо его Беатрис Амелия в свое время буквально ослепляла красотой и сам он был множество раз близок к дуэли, когда очередной влюбчивый джентльмен становился слишком навязчив.
 — Да, но я всегда гадал… ах, какая разница, все равно уже поздно, — пожал плечами Натан, не пояснив своей мысли.
 — О чем ты?
 — Не важно. Все кончено, и теперь уже не имеет значения, счастлив Нейл или нет.
 — Ты не считаешь, что Нейл счастлив с Сериной? — с неприкрытым любопытством допрашивала Алтея.
 — Так или иначе, все кончилось для него трагически, — неохотно выдавил Натан.
 — Каким образом? — не поняла Беатрис Амелия, чей интерес еще больше подогрели уклончивые замечания зятя.
 — Серина погибла. Несчастный случай, какие нередко случаются. Она каталась верхом, и что-то напугало лошадь. Животное понесло и сбросило ее в какой-то глухой каньон. Ее тело нашли только через несколько месяцев.
 — Какой кошмар! — ахнула Беатрис Амелия, ощутив мгновенную жалость к неизвестной женщине, которую постигла столь страшная смерть.
 — Бедный Нейл. Похоже, несчастья преследуют его. Надеюсь, ты ошибаешься, и за то короткое время, что они были вместе, он испытал ее любовь, — вздохнула Алтея.
 — Когда это случилось? — спросил мистер Треверс.
 — Год назад. Многие винили Нейла. Его считают не столько белым, сколько команчи, и это страшит окружающих. Но разве они что-то понимают?
 — А детей у них не было? — осведомилась Беатрис Амелия, втайне считавшая, что этот полудикарь, вероятно, действительно убил жену.
 — Нет, — задумчиво ответил Натан, возвратившийся мыслями к прошлому. — Я не видел Нейла со встречи в Париже. Помню, как он впервые приехал в Ройял-Бей и до смерти перепугал меня и Адама своими индейскими трюками. Мы играли в рыцарские бои, и он каждый раз побеждал. Лучшего наездника я не встречал, а ведь тогда Нейлу было всего шестнадцать! Не могу понять, как он ухитрялся держаться в седле, свисая при этом до самой земли! Я едва не сломал руку, пытаясь ему подражать. А когда он впервые испустил свой душераздирающий вопль, мне всю ночь снились кошмары. Иногда он озадачивал меня и тем, что мыслил не так, как мы. Но после того как мы поняли друг друга, я свалил его на землю и пригрозил вышибить мозги. С того дня мы вели нескончаемую, хотя и вполне беззлобную битву, устраивая друг на друга засады. Объездили всю округу и нашли самые подходящие места для тайников и укрытий.
 На его лице вспыхнула умилительно мальчишеская улыбка.
 — И что это за места? — удивился тесть, невольно задаваясь вопросом, как эти трое озорников ухитрились не попасть в плен к индейцам.
 — Видите ли, я дал слово не разглашать тайны, — объявил Натан. — Мы все поклялись честью никому не говорить. Даже побратались кровью. Никогда не забуду свое удивление, когда Нейл вытащил свой огромный нож и разрезал нам всем запястья, прежде чем мы с Адамом успели слово сказать. Наша кровь смешалась, и мы принесли клятву, очень похожую на ту, что произносили мушкетеры Дюма. Адам с его бесшабашностью всегда умудрялся сравнять счет с Нейлом, чем заслужил его невольное уважение.
 Алтея улыбнулась, хотя не находила восхищение мужа уместным, поскольку в детстве не раз становилась мишенью грубых шуток Адама. Никто не мог предугадать, что он выкинет через минуту, но все старались быть начеку, когда сорванец оказывался рядом. Даже сейчас, уже будучи взрослым, он не задумывался подложить лягушку в корзинку для пикника или змею в садовую шляпку, одновременно с безупречной вежливостью целуя руку несчастной дамы. В нем не было ни капли серьезности, и Алтея от души желала, чтобы нашелся человек, способный за все отомстить ветреному родственничку.
 — Но ты, дорогой, похоже, вырос, а Адам так и застрял в детстве, — заметила Алтея, довольная, что рядом с дочерью нет никого похожего на Адама Брейдона. — А тебе пора спать, дочка. — Она пригладила темно-каштановые волосы Ноуэлл и поднялась.
 — О нет, мама, еще рано! Пожалуйста!
 — Стыдно сказать, но и я, и Нейл несколько раз были близки к исключению, когда он учился в Йеле, а я — в Принстоне.
 — Я всегда знал, что ты истинный Брейдон, — объявил с новоявленным уважением тесть. — Кстати, а где это мои остальные дочери? Необычайно спокойная атмосфера, не находите?
 — Ли, Блайт и Джулия отправились на пикник, — с довольным видом сообщила Беатрис Амелия, считавшая подобные занятия вполне пристойными для дочерей.
 — Выходя из кухни, я слышала, как Ли предлагала собрать ежевику на десерт, — рассеянно добавила Алтея.
 — Собрать ежевику? — радостно воскликнул мистер Треверс. Значит, для его дочери еще не все потеряно!
 — Собрать ежевику? — повторила Беатрис Амелия куда менее восторженным тоном.
 — Похоже, у нас в самом деле сегодня будет пирог с ежевикой на десерт, — хмыкнул мистер Треверс, заранее облизываясь. — У этой девочки лучший глаз на лошадей и ежевику во всей Виргинии!
 — Теперь я понимаю, как мне повезло жениться на Алтее, иначе никогда бы не получил жеребенка от Дамасены. Меня никто не подвергал столь тщательному осмотру, как та маленькая девчонка, желавшая удостовериться, что я стану достойным хозяином лошадки, — смешливо пожаловался Натан.
 — Тебе и в самом деле выпала удача. Разве не слышал, как Ли отказала Дермоту Кэнби, мечтавшему купить Капитана? Он предложил за жеребенка огромную сумму, но Ли и слышать ничего не пожелала. Несчастный позеленел, когда она задрала носик и отвернулась. Правда, я и сам бы ему не продал, уж очень он часто пускает в ход хлыст, но Ли вряд ли расстанется с малышом, — с отцовской гордостью объявил мистер Треверс.
 — В отца пошла, — бросила Беатрис Амелия, покачивая гладко причесанной головой и ловко действуя иголкой. — Помню, как некий Стюарт Треверс позволил каждому из детей выбирать на свое десятилетие любую лошадь, невзирая на то, сколько она может стоить впоследствии, особенно если учесть, что в Треверс-Хилле растят самых породистых животных во всей Виргинии. И не сыновьям ли того же Стюарта Треверса был сделан такой же подарок ко дню окончания колледжа? Впрочем, как и дочерям к свадьбе.
 — Интересно, мадам, как еще можно было уговорить детей, особенно Гая, не бросать учебу, если не держать под его носом соблазнительную морковку? — вспылил мистер Треверс. — И я ни о чем не жалею. Все они оказались победителями.
 — Я бы предложила потуже натянуть поводья, сэр, — парировала жена.
 Заметив раздраженный взгляд тестя и опасаясь, что теща начнет одну из бесконечных лекций, Натан с вымученной жизнерадостностью объявил:
 — Клянусь всеми своими богатствами, что лучшего рецепта ежевичного пирога, чем у миссис Треверс, не найти во всех трех округах!
 — Я всегда подозревала, что ты женился на мне именно по этой причине, — притворно оскорбилась Алтея и, задумчиво взирая на улыбавшегося мужа, добавила: — Ну, и брак со мной дал тебе возможность получить Прекрасную Изиду, мать Дейхун Холли, которую отец продал Джасперу Дрейтону, прежде чем ты сам успел ее купить. Удивительно, как еще ты не разорвал из-за этого нашу помолвку. В этом сезоне Холли победила на всех скачках двухлеток. Ты, случайно, не надеялся, что последний жеребенок Изиды будет вторым Дейхун Холли?
 Улыбка Натана стала еще шире.
 — Какое счастье, что нам не приходится сражаться в суде, дорогая! Из тебя вышел бы прекрасный адвокат. Боюсь, что мне нечего отрицать. Когда речь идет о вкусных пирогах и породистых лошадях, ни один мужчина не в силах противиться искушению.
 — Я уж точно не в силах и уверен, что именно по этой причине он женился на тебе, дорогая сестренка. Предупреждал же я тебя не связываться с Брейдонами! — воскликнул красивый молодой джентльмен, идущий по тропинке рядом с верандой. В поводу он вел чалого гунтера, которого прошлой весной выбрал в качестве подарка к окончанию колледжа и который теперь заметно хромал.
 — А некоторые люди нисколько не заботятся о своей ценной собственности, — буркнул мистер Треверс, озабоченно хмурясь и спеша осмотреть переднюю ногу чалого. К сожалению, стая гончих, сопровождавшая сына и вечно путавшаяся под ногами, не дала ему подойти ближе.
 — Я уже посмотрел, в чем там дело, — оправдывался Гай Треверс, не глядя в строгие глаза отца. — Похоже, небольшое растяжение. Жара пока что нет.
 — Снова пробовал перескочить изгородь возле мельницы? — рявкнул отец и при виде виноватой физиономии сына презрительно фыркнул. — Так и знал! Сколько раз говорить: там чересчур высоко! Ты рискуешь, мальчик, притом рискуешь глупо, и вот результат! Хорошо еще, что не сломал свою дурацкую шею! Хотя я сам бы тебе ее свернул, если бы ты искалечил коня! — гневно заорал мистер Треверс, пытаясь перекричать собачий лай.
 — Видишь ли, отец… я помню, как ты сломал руку, перескочив через ту же изгородь десять лет назад, — вызывающе ответил Гай, на этот раз смело глядя в разъяренные глаза отца.
 — Это еще что за дерзость! Немедленно извинись перед отцом, Гай Патрик, — с достоинством потребовала возмущенная Беатрис Амелия, но гнев ее тут же обратился на мужа, неумело замаскировавшего смех свистящим кашлем.
 — Прости, Беа, но мальчик прав. Нельзя журить его за то, что сам я столько раз проделывал когда-то. Ты достаточно часто латала меня, чтобы знать, что я не лгу. И если бы я не растолстел, как хлопковая кипа, перевязанная посредине проволокой, по сию пору старался бы перескочить через чертову изгородь. Будь я проклят, если это не так.
 На этом месте он осекся и мгновенно смолк, очевидно, заметив покрасневшие щеки и поджатые губы жены.
 Алтея и Натан обменялись понимающими взглядами. Стюарт Рассел Треверс, фермер и заводчик чистокровных лошадей, был чересчур щедр и снисходителен к родным и друзьям. И если не считать родителей, только она, Натан и местный банкир в Шарлоттсвилле знали, как сильно увязла в долгах семья Треверсов. Для уплаты самых неотложных Стюарту пришлось даже заложить Треверс-Хилл.
 Алтея до сих пор помнит поток гневных проклятий, когда один из кредиторов с неприличной поспешностью потребовал заплатить по векселю. Обычно так в порядочном обществе не поступали.
 — Куда только катится этот мир?! — негодовал тогда отец. — Очевидно, не всем дано быть джентльменами и поверить честному слову джентльмена, пообещавшему отдать деньги, может, не сегодня и не завтра, но истинные джентльмены всегда держат свои обещания. Требовать уплаты сразу — неджентльменский поступок, бросающий тень на честь должника.
 К несчастью, злейшим врагом Стюарта было именно то самое пресловутое благородство. Сколько раз сам он продавал дорогих лошадей под честное слово заплатить, как только животное выиграет ближайшую скачку! Сколько выданных ему векселей остались невыкупленными!
 — Так вот, если спросите меня… — начал Гай.
 — Чего никто не собирается делать, — заверила все еще рассерженная мать.
 — В таком случае, бьюсь об заклад, многие покупатели будут страшно разочарованы, узнав, что Ли не собирается продавать своего жеребенка. Разумеется, как только истина выйдет наружу, боюсь, дом осадят поклонники, и не будь моя дорогая младшая сестричка Ли признанной красавицей, мы все равно без труда нашли бы ей мужа.
 Небрежно прислонившись к столбику веранды и скрестив ноги, он глотнул мятного джулепа и продолжал речь:
 — Ах, какие предстоят скачки! Право, не знаю, сумею ли запомнить все пари! И кроме того, уже начинаю сомневаться в истинных мотивах тех, кто желает свести со мной знакомство, ибо каждый умудряется упомянуть несравненную красавицу Ли Александру Треверс из Треверс-Хилла и осведомиться, не являемся ли мы, случайно, родственниками. «Вряд ли», — отвечаю я с подобающим недоверчивым фырканьем, поскольку меня явно считают деревенским простачком из глуши. Однако кому-то очень повезет, так что нам надо с большой тщательностью приглядываться к поклонникам Ли. Следует отбирать лучших из всего выводка. По крайней мере половина, если не весь штат, ринется сюда, так что твои драгоценные розы, матушка, уж точно не выживут. Поэтому, чтобы не ошибиться и не принять пустую породу за золото, следует быть крайне осторожными. В конце концов, все мы получим огромную пользу от счастливого сочетания красоты и грации моей дорогой сестренки Ли, не говоря уже о том, что именно ей принадлежат Дамасена и маленький Капитан. Она всегда, даже в детстве, умела определить истинных чистокровок.
 Молодой человек тряхнул головой, и на высокий лоб в беспорядке упали каштановые локоны.
 — Ну, это уж слишком! На этот раз ты чересчур далеко зашел, Гай Патрик Треверс! — воскликнула мать, окончательно возмущенная вульгарными высказываниями сына. — Можно подумать, ты толкуешь о племенных кобылах и сборе денег за пользование жеребцами-производителями!
 — Мне не следовало разрешать тебе поездку в Европу с Адамом, — процедил отец. — Прости, Натан, я не хотел порочить твое доброе имя, но…
 — Но Адам гордится своей репутацией повесы, — докончил Натан, ничуть не оскорбившись мнением тестя. — Мой брат не тот человек, которого вы выбрали бы в наставники для своего впечатлительного сына, и, разумеется, совершенно правы.
 — Вижу, что никто из вас не желает принимать меня всерьез, — вздохнул Гай.
 — Особенно я, если ты немедленно не прекратишь болтать и не отведешь этого паренька в стойло, — напомнил отец.
 — Сейчас, папа. Дай мне допить джулеп. Ужасная жажда, видите ли.
 — Это твой второй бокал. И Бродяга тоже хочет пить.
 — Я не пьянею так легко, сэр, на этот счет не волнуйтесь, и позабочусь о старине Бродяге. И чтобы окончательно успокоить всех относительно Ли, подозреваю, что истинный джентльмен Мэтью Уиклифф завоевал ее сердце, — признался Гай, гладя любимцев гончих и нагибаясь, чтобы скрыть ухмылку.
 — Уиклифф? Ты в самом деле так считаешь? — задумчиво пробормотала мать, тут же забывшая о своем гневе при этой приятной перспективе.
 — Это еще что? — неприятно удивился отец. — В прошлом месяце мы беседовали с Уиклиффом, и он ничего не сказал. Ни один джентльмен не посмеет сделать девушке из приличной семьи подобное предложение, не испросив прежде разрешения у ее отца. Не ожидал такого от Уиклиффа. А еще из хорошего рода. Хм-м… теперь понятно, почему он так великодушно рвался помочь… впрочем, для него это еще и выгодная сделка. И все равно этот юный щеголь повел себя непристойно. Я сдеру с него…
 Мистер Треверс вовремя осекся, вспомнив о присутствии дам, и вместо этого пробормотал:
 — Я охолощу молодого жеребца, если он посмел дотронуться до Ли. Говорю же, не стоило соглашаться на этот проклятый пансион. Но вы настояли, мадам!
 — Мы и Алтею Луизу посылали в Чарлстон, — резонно возразила Беатрис Амелия. — Именно там она вышла за нашего дорогого Натана.
 — Это совсем другое дело. Алтея всегда была послушной дочерью, а Ли — норовистая кобылка, за которой нужен глаз да глаз, — глухо пробормотал он, начиная все больше сердиться при мысли о любвеобильных молодых щеголях в Чарлстоне.
 — Иногда у вас удивительно раздражающая манера выражаться, мистер Треверс, и, к вашему сведению, я не племенная кобыла, так что будьте добры не говорить о моих детях в подобной манере.
 — Миссис Треверс, позвольте сказать…
 — Пожалуйста, папа! Мэтт ведет себя безупречно, как истинный джентльмен, каким он всегда и был, — поспешно вмешался Гай, успокоив страхи отца и загасив быстро распространявшийся пожар. — Просто, поскольку мы с ним старые друзья, а я еще и брат Ли, он мне признался во всем во время последней встречи в Чарлстоне. Он очень хотел побольше узнать о нашей семье, а ты сам упоминал, что вы с ним ведете дела. Мэтт клянется, что уже ощущает себя нашим родственником. Мало того, заявил, что собирается в конце недели приехать и попросить твоего разрешения потолковать с Ли, поскольку уверен, что его предложение будет принято благосклонно. А сама Ли засыпала меня вопросами о нем. И в ночь барбекю у Крейгморов танцевала с ним все танцы. Ах, юная любовь… Мало того, Мэтт ничем не запятнал своего доброго имени и безупречной репутации, как, впрочем, и нашей. Лично я сказал Мэтту, что рад такому зятю. И это чистая правда.
 Закончив речь, Гай облегченно вздохнул, зная, что предотвратил беду и что его вспыльчивый отец в два счета набросится на ни в чем не повинного Мэтью Уиклиффа.
 — Да, в последнее время он что-то зачастил к нам, а ведь в Уиклифф-Холле одна из лучших конюшен в обеих Каролинах. Она славилась, еще когда я была девочкой, — кивнула Беатрис Амелия, считавшая, что Мэтью будет прекрасной партией для средней дочери, и мысленно наказавшая себе немедленно и серьезно побеседовать с этой молодой мисс. Сколько сплетен ходило во всех пяти округах, когда Алтее удалось поймать такого завидного жениха, как Натан Брейдон, и все несмотря на то что они любили друг друга с юных лет и сама Беатрис никогда не сомневалась, что роман закончится свадьбой. Однако до той минуты, пока Алтея Луиза Треверс не стала миссис Натан Дуглас Брейдон, из семьи Брейдонов с плантации Ройял-Бей, положение было весьма неопределенным, так что вся семья гордилась девушкой в тот день, когда она давала обеты у алтаря. Такая прелестная невеста… прием произвел настоящий фурор… все, включая губернатора, были там… а если теперь Ли собирается выйти за Уиклиффа… больше никаких блужданий по лесу и сбора диких ягод! Царапина на щеке может уничтожить все ее шансы, мучилась Беатрис Амелия, вспомнив заодно о злосчастных веснушках, которые наверняка появятся на носу Ли, если та снимет соломенную шляпку, что она, несомненно, и сделает. Ах, с Ли Александрой иногда бывает так трудно! Совсем не так сговорчива, как Блайт Люсинда, такая воспитанная милая крошка, во всем похожая на свою сестру Алтею, которая всегда вела себя пристойно и удачно вышла замуж.
 Отложив вышивание так порывисто, что все тщательно разложенные по цветам нитки спутались, Беатрис Амелия решила немедленно сделать еще одну бутылочку лимонно-огуречного лосьона. «Чем скорее, тем лучше», — размышляла она, возбужденно блестя глазами при мысли о празднике и о том, что ее девочки вполне могут стать соперницами, поскольку Блайт исполняется шестнадцать и малышка уже обещает стать несравненной красавицей. Что же, ее младшая дочь покорит немало поклонников еще до конца недели, поклялась себе урожденная Беатрис Амелия Ли с той же решимостью, которая помогла ей завоевать положение хозяйки Треверс-Хилла.
 Конечно, этого следует ожидать, ибо разве сама она в четырнадцать лет не была признанной красавицей?! Даже тогда ее танцевальная карточка заполнялась за несколько месяцев до любого бала! Все достойные и не слишком джентльмены так ревностно искали ее руки, что ситуация становилась почти скандальной.
 Беатрис Амелия слегка улыбнулась, вспомнив о том давнем сезоне. Той весной она еще посещала французскую школу для молодых леди мадам Тальван. Тогда она впервые увидела Стюарта Треверса. Все одноклассницы шептались о красивом джентльмене из Виргинии, из семьи тех самых Треверсов, что выращивают породистых лошадей. Беатрис немедленно и без колебаний решила, что Стюарт займет особое место среди ее поклонников. Потом, после бесконечной цепи развлечений: приемов, балов, пикников, скачек, охоты и маскарадов, — в конце концов, это ее первый сезон, — она благосклонно примет его предложение, ибо у Беатрис Амелии Ли не было ни малейших сомнений, что в один прекрасный день Стюарт Треверс обязательно станет ее мужем. Ах, как приятно, когда все идет, как задумано!
 Она оглядела собравшихся на веранде членов семьи: каждый служил олицетворением ее осуществившихся заветных желаний. Правда, нельзя всегда рассчитывать на вмешательство фортуны: куда разумнее планировать каждый шаг, и тогда за углом тебя не ждут неприятные сюрпризы. Именно таково и было кредо Беатрис Амелии Ли Треверс.
 — Пожалуй, следует добавить лишнюю столовую ложку лимонного сока, — пробормотала она себе под нос и, вежливо извинившись, поспешила в комнаты, живо представив тонкие белые руки дочери в фиолетовых пятнах от раздавленных ягод. Ах, неужели девушки не догадаются надеть перчатки?
 Беатрис Амелия не заметила мимолетной усмешки Алтеи. Та по озабоченности, сменившей безмятежное выражение материнского лица, мигом поняла, что теперь никто не будет знать ни отдыха, ни покоя до самого праздника. Хоть бы сестры вели себя прилично и не раздражали мать!
 Однако в ее памяти еще был жив тот случай, когда Ли исчезла на весь день из дома. Оказалось, что она искала мед, а вместо этого принесла на голове осиное гнездо!
 Алтея вздохнула и, чмокнув Ноуэлл в макушку, с тоской задалась вопросом, удастся ли им провести мирно сегодняшний вечер.

 Глава 2


  И сердце, что первым приблизится к розам, 
  Почувствует первым укол их шипов. 

    Томас Мур

 Ли Александра Треверс с огромной охапкой дикой лаванды в руках грациозно скользила по высокой зеленой луговой траве. Со стороны сценка казалась прямо-таки пасторальной: прелестная девушка идет по воздушным голубым цветам нигеллы, цепляющимся за подол легкого муслинового платья, за ней бредет гнедая кобыла, впереди весело скачет озорной жеребенок, и на синем небе медленно плывет единственное пушистое облачко. Беатрис Амелия облегченно вздохнула бы при виде дочери, поскольку широкие поля соломенной шляпки защищали ее нежное, как лепестки чайной розы, личико, сберегая белизну кожи, так ценимую светскими дамами.
 Молодые барышни Джулия Элайн Брейдон и Блайт Люсинда Треверс удобно устроились в двухколесной тележке, влекомой крепким шотландским пони, править которым не было нужды: толстенькая маленькая лошадка много лет проделывала этот путь, возя детей Треверсов на пикники. Чаще всего пони требовался, чтобы увезти в дом собранные детьми сокровища: ягоды, крабов или лекарственные травы Джоли. И тележка, и пони верно служили хозяевам. Только раз большое колесо отвалилось, и визжащие дети кубарем покатились в траву. Пони же вел себя идеально, особенно в присутствии Ли. Правда, был случай, когда он больно укусил нетерпеливого Стюарта Джеймса, поскольку тот пытался подгонять упрямое животное.
 — Ли, ты уверена, что здесь есть ежевика? — допрашивала Джулия уже не впервые с тех пор, как они свернули с дороги и покатили по узкой лесной тропинке. — Боюсь, эта старая скрипучая тележка того и гляди потеряет колесо, а я не собираюсь тащиться пешком.
 Бедняжка озиралась, воображая невиданные опасности, подстерегавшие в чаще. Что, если в этом раздолье чуть колыхавшейся травы водятся ядовитые змеи?!
 — Тут лучшие ежевичники! На этом месте семейство Треверсов всегда, еще до появления на свет моего деда, находило самые сочные и сладкие ягоды! — уверяла Ли, опытным взглядом окидывая заросли колючих кустов на дальнем конце луга и бросая охапку лаванды в тележку рядом с плетеной корзинкой для пикников, где лежал заботливо собранный Джоли обед. Там в зеленой клетчатой салфетке прятались лакомства, которые она так чудесно готовила: помидоры, фаршированные креветками, мясной рулет, паштет и лепешки, пирожки с крабами, пирожные с грушами: словом, все, что может соблазнить молодых девиц и заставить на секунду забыть о необходимости сохранять тонкую талию. Подле корзинки громко дребезжали пустые ведра для ягод.
 Не успели они подкатить к кустам, как из-за стайки кленов выскочил белохвостый олень, распугавший стайку горлиц, тихо курлыкавших на ветвях. Кобылка нервно отпрянула, и Ли поспешно погладила ее бархатистую морду.
 — Ну что ты, Дамасена, он тебе ничего не сделает, — тихо приговаривала она, успокаивая кобылу. — Он боится еще больше, чем ты!
 И кобылка, названная, как большинство лошадей Треверс-Хилла, в честь прославленного сорта дамасских роз, любовно подтолкнула хозяйку носом в плечо. Но Ли, разгадав хитрость, едва успела стащить с головы соломенную шляпку, прежде чем озорница откусила солидный кусок от полей.
 — У меня в корзинке яблоко для тебя, так что потерпи.
 — Я тоже проголодалась и хочу пить, и совсем не так терпелива, как твоя лошадь. Все это ужасно скучно, и я уверена, что мы заблудились. Мало того, приходится жариться на солнце, как негру на плантации! Совсем не то, что прогулка по батарее, — жаловалась Джулия, вспоминая о приятных молодых джентльменах, которые наверняка обступили бы их, проводи они это воскресенье в Чарлстоне, а не в виргинской глуши. — Ума не приложу, как я позволила втянуть себя в эту авантюру… правда, ты, если уж чего-то захочешь, самого дьявола уговоришь расстаться с хвостом и рогами. Я и забыла, до чего жарко и душно в Виргинии, а пикник казался такой чудесной идеей! Надеюсь, что Джоли не забыла, как я обожаю ее паштет и бисквиты на пахте. Должна признать, что ни одна кухарка в Чарлстоне с ней не сравнится… хотя Джоли тоже приехала из Чарлстона вместе с твоей мамой. Ты, надеюсь, будешь рада узнать, что я привезла от мамы яйца с пряностями и бисквитный торт, — заявила Джулия, пытаясь удержать зонтик в одной руке и корзинку в другой. — Ах, какие чудесные теплые ветры дуют в Чарлстоне! И как приятно сидеть на веранде в доме твоего кузена, Бенджамена Ли, и любоваться кораблями в гавани!
 — Не знала, что тебя так интересуют корабли! — выпалила Ли, удивленно вскинув брови. Она слишком хорошо помнила, как подруга самым неприличным образом тащила ее по батарее, чтобы догнать парочку капитанов в синих мундирах. — Если мне не изменяет память, тебя куда больше занимали моряки.
 — Ну конечно, глупышка, кому нужны вонючие старые посудины? — хихикнула Джулия, вертя зонтик. — Я едва в обморок не упала, когда тебе взбрело в голову подняться на борт. Слава Богу, что мистер Ли посчитал это абсолютно неприличным! Кроме того, капитан, который так на этом настаивал, имел самую сомнительную репутацию, и быть замеченной в его обществе… хоть он и настоящий красавец… такая выходка дорого бы нам обошлась. Да и зачем подниматься на борт, чтобы встретиться с командой? Я в жизни не покидала суши, однако могу насчитать среди своих поклонников трех капитанов и множество симпатичных молодых офицеров, пятеро из которых — британцы, и притом все джентльмены, поскольку были мне представлены на весьма респектабельных суаре. До чего же мне жаль, что Блайт вынуждена посещать школу в Ричмонде, а не в Чарлстоне! Там нет никого интересного. Это… это так провинциально, не считаешь? Клянусь, что у нее неверное французское произношение. Мадемуазель Дюбуа, которая учила нас французскому, была родом с острова Мартиника. И потом я уверена, что в Ричмонде нет ни одного британского офицера! Как же бедняжка Люси узнает о других странах?
 Джулия тяжело вздохнула, сочувствуя несчастью подруги, которую по привычке называла детским прозвищем Люси.
 Блайт Люсинда молчала, понимая, что нет ни малейшего смысла разубеждать Джулию. Если сказать, что она счастлива в ричмондской школе и сомневается в пользе правильного французского произношения, та все равно не поверит. Девушка ничуть не расстроилась, когда родители сообщили ей грустную новость о том, что не смогут позволить себе, по крайней мере в этом году, послать ее в тот же пансион, который оканчивали ее сестры. Мать была вне себя от горя и то и дело подносила обшитый кружевами платочек к покрасневшим глазам. Наблюдая ее бесплодные усилия осушить слезы тонким батистовым лоскутком, Блайт стыдилась собственной бесчувственности. Известие о том, что теперь ей не придется покидать Виргинию, наполняло ликованием сердце, но когда мать была вынуждена удалиться в спальню раньше обычного, а Джоли поспешно закрыла ставни и принесла мятный бальзам для терзаемой мигренью хозяйки, совесть снова стала мучить Блайт: что ни говори, а мать желает добра ей и остальным детям.
 Улыбка, казавшаяся лукавой, но смягченная двумя крошечными ямочками на щеках, чуть скривила губы переглянувшейся с сестрой Блайт. Только они обе знали, как была счастлива Ли вернуться домой из Чарлстона.
 — Лично я могу часами смотреть на чудесный вид Чарлстона, который повесила твоя мама в холле Треверс-Хилла. Просто слезы на глаза наворачиваются, когда подумаю о том, чего мы лишились! Интересно, вспомнит ли обо мне хотя бы один из поклонников? Эта злобная кошка Либби Сен-Мартен всегда пыталась отбить хотя бы одного! — жаловалась Джулия, надув полные губки и угрюмо наблюдая за голубой стрекозой, зависшей над ее украшенной цветами шляпкой. — А мама едва не слегла от жары. Бедняжка, у нее все локоны развились, и прическа не держится! Но папа пообещал, что все мы в августе отправимся в Ньюпорт. Представляешь, Ли, он намеревается повезти нас с мамой в Англию! Невероятно! Просто слов нет! Сначала мы, разумеется, поплывем в Чарлстон, где я повидаюсь со всеми дорогими подругами. Надеюсь, ты сумеешь уговорить своего папу отпустить тебя с нами? До чего же приятно вместе побывать в Лондоне! Подумай, сколько секретов мы друг другу поведаем! Возможно, мы даже переплывем Ла-Манш и побываем в Париже! Париж весной, Ли! Ах, до чего же романтично! Все наши мечты сбудутся. Как бы я хотела заказать свой портрет красивому распутному англичанину, которого отец-герцог или что-то в этом роде лишил наследства и сослал на континент. Он сойдет с ума от моей несравненной красоты и не сможет от меня отказаться. Представляешь, я вернусь в Виргинию герцогиней! Эта Либби Сен-Мартен позеленеет от зависти! Я даже согласилась бы выйти за толстого старого герцога, такого же уродливого, как Хармон Коли, мой троюродный брат со стороны мамы. Ты ведь помнишь его, правда, Ли? Глаза навыкате и заикается… Так вот, я сделала бы это, только чтобы посмотреть, как Либби задыхается от злости и становится такой некрасивой, что не сможет поймать даже такую снулую рыбу, как Хармон… Впрочем, Хармон не похож на рыбу. А вот видела бы ты мою кузину Эулалию, сестру Хармона! Ее мама уже отчаялась найти ей мужа. А если и найдет, не удивлюсь, если он окажется торговцем. Вот уж скандал разразится! Клянусь, Коли никогда больше не пригласят в Ройял-Бей.
 — Кстати, Либби почему-то уверена, что выйдет за Мэтью Уиклиффа, — продолжала Джулия, бросив любопытный взгляд на Ли. Но та смотрела в сторону, так что Джулии не удалось рассмотреть ее лицо. — Не то чтобы я им интересовалась, хотя он один из самых богатых джентльменов в Каролине, а моим мужем станет только красивый титулованный англичанин. О, Ли, я обязательно обручусь к Рождеству. Не знаю, что сделаю, если этого не случится. Бабушка в пятнадцать уже была замужем, а к шестнадцати носила первого ребенка. Мне семнадцать, и никто, никто не делает мне предложения! По крайней мере такого, которое я захотела бы принять. Я просто умру, если Либби Сен-Мартен обручится раньше! Мама вышла замуж едва ли не старой девой. Не желаю, не желаю ждать так долго!
 О, Ли! Я рассказывала тебе о платье, которое надену на бал? Просто дух захватывает! К несчастью, вместе с ним прибыл из Чарлстона Адам. Приехав домой, я заявила маме, что мы должны оставить эту модистку-француженку, иначе не переступлю порога своей комнаты. И она знала, что я сдержу слово! Пусть мне пришлось вернуться в Виргинию, я по-прежнему буду одета по последней моде! Кружевные блонды, Ли! Ярды и ярды кружев! И до неприличия глубокое декольте! Кремовый атлас, и верхняя юбка подхвачена букетиками из пунцовых атласных роз с длинными лентами! И я надену те жемчуга, что получила на прошлое Рождество, и уложу волосы… Не поверишь, что сказал Адам, увидев меня вчера вечером! Я примеряла новое платье, чтобы мама смогла переделать его, если потребуется, но Симона такая прекрасная портниха, что даже лишнего шва не понадобилось, хотя я пришла в отчаяние, когда мама решила добавить к вырезу еще на дюйм кружев. А Адам с этакой ухмылочкой говорил совершенно возмутительные вещи! Если хочешь знать, я попросила старушку Беллу проверить мою постель перед сном, потому что до слез боялась его выходок! Он наверняка прячется где-то здесь, чтобы исподтишка напасть на нас. Во всяком случае, грозился.
 Блайт едва скрыла зевок, когда Джулия принялась трещать с новой энергией. За последние несколько дней Блайт пришла к выводу, что Джулия нравилась ей куда больше до того, как вместе с Ли отправилась в пансион, особенно если собирается надеть огромнейший кринолин на стальных обручах. Адам наверняка шутил по этому поводу, и его вполне можно понять. Бедного Стивена чуть удар не хватил, когда Джулия застряла в дверях, а ее кринолин угрожающе раскачивался, обнажая панталоны. Кроме того, делить узкое сиденье с Джулией, не расстававшейся со своими модными туалетами, — удовольствие не из приятных. А вот Ли ничуть не изменилась и по-прежнему, к великому облегчению Стивена, предпочитала скромный кринолин, в котором уезжала из дома. Хотя в первые недели Блайт раздражалась, когда сестра по-французски просила положить ей картофеля, зато мать была в восторге. Ли даже отказалась играть в крокет, заявив, что хочет дочитать книгу. Блайт посмотрела на заглавие. «Эссе»… и что-то там еще, невыносимо скучное. Мало того, сестра даже устроила скандал из-за детского покроя одного из платьев, и отец долго зловеще молчал, увидев новый вырез прежде простенького голубого платья.
 Но на прошлой неделе, когда Ли, схватив на ходу сладкую булочку, помчалась вместо завтрака кататься с Гаем, в субботу проторчала в конюшне едва не до рассвета, помогая родиться жеребенку, выходившему задом, а сегодня утром предложила отправиться собирать ежевику, Блайт поняла, что жизнь в Чарлстоне не оказала тлетворного влияния на сестру.
 — Вот это мило, — пробормотала Джулия, когда тележка подкатила к ручью, затененному гемлоками и сикоморами. — Вот тут мы и расположимся.
 Они остановились в тени большого сикомора. Справа оказалось идеальное место для пикника: крутой бережок, поросший сочными травами и полевыми цветами. Нависающие ветви гемлока создавали природный зеленый полог над их головами.
 — Умираю от жажды! — драматично вздохнула Джулия, слезая с тележки.
 Она понятия не имела, как комично выглядит в своих широких негнущихся юбках, с зонтиком в одной руке и корзинкой в другой. Стараясь сохранить подобающее даме достоинство, бедняжка слепо шарила ногой по неровной почве в поисках подходящей опоры. Задача оказалась нелегкой, и скоро раскрасневшаяся Джулия тяжело дышала, не замечая, что затейливая шляпка сбилась набок, а на щеку свесилась тонкая прядь белокурых волос.
 — Надеюсь, Джоли не забыла положить чего-нибудь освежающего, — пролепетала она, равнодушно оглядывая прохладные воды ручейка.
 — Лимонад, — жизнерадостно сообщила Блайт, грациозно спрыгивая вниз. Длинные каштановые волосы, связанные сзади атласным бантом, раскинулись по плечам. Круглая соломенная шляпка, сидевшая над залихватским узлом, казалось, отражала веселое состояние духа. Игнорируя высокомерное фырканье Джулии, считавшей, что леди должна страдать, дабы выглядеть модной и красивой, она протиснулась мимо. В крахмальных нижних юбках собирать ежевику куда удобнее! Но Джулия отказалась оставить кринолин в Треверс-Хилле и не пожелала позаимствовать старое муслиновое платье Ли, очевидно, считая, что встретит в глуши одного из красавчиков капитанов. Блайт едва сдержала смех, представив корабль, застрявший в кустах жимолости, поспешно поставила на землю корзинку и расстелила покрывало, взятое в бельевой. К складкам еще льнул аромат роз: в белье обычно укладывали саше, сшитые руками матери.
 — Сначала поедим или соберем ягоды? — спросила Ли, распрягая пони, и с дружеским хлопком по крупу пустила его пастись вместе с кобылой и жеребенком.
 — Поедим! — ответила Джулия с неподобающей леди поспешностью. — Нужно же поддержать силы! Кстати, это моя лучшая пара лайковых туфелек.
 Подойдя ближе, она попыталась поудобнее устроиться на покрывале. Ее поза наверняка заслужила бы высокую оценку и искреннюю похвалу у мадам Сен-Жюст, преподававшей в пансионе этикет и хорошие манеры, но когда голова и плечи подруги исчезли под окутавшей ее шелестящей грудой ткани, Ли и Блайт дружно захохотали, сначала тихо, потом так громко, что услышала даже Джулия в своем шелковом коконе.
 — О-ля-ля, — раздался слабый голос из недр кринолина, — клянусь, без такой моды я смогла бы обойтись.
 На лице девушки, вынырнувшей наконец на волю, играла смущенная улыбка.
 — Ладно, помогите мне выбраться из этой клетки, — попросила она, протягивая руки.
 Блайт изумленно уставилась на Джулию, довольная, что подруга еще сохранила остатки чувства юмора.
 — Отныне, Ли, всегда стану следовать твоему совету, — поклялась Джулия, когда ее подняли на ноги. — А теперь расстегните меня, дорогие. Если бы не фаршированные пряностями яйца, до которых мне не терпится добраться, я терпела бы пытку… Впрочем, поскольку мы не в Чарлстоне и здесь нет моих преданных поклонников, можно ненадолго забыть о модах.
 — Добро пожаловать домой, Джулейн! — воскликнула Ли, расстегивая кринолин и довольно улыбаясь, когда омерзительная штука откатилась, а юбки Джулии приобрели почти нормальные размеры, позволявшие всем присутствующим усесться на покрывале.
 — Сто лет не слышала этого прозвища! Только Адам называл меня так, и то если хотел подразнить! — провозгласила Джулия, уже без особого труда садясь на покрывало. — Ой, я так голодна, что могла бы даже съесть куриное карри с рисом, что подают у твоей мамы!
 — А я думала, тебе нравятся карри и рис, — бросила Ли, становясь на колени, чтобы достать фарфоровые тарелки, серебряные приборы, бокалы и салфетки.
 — О, дорогая, я не хотела ничего такого сказать, честное слово, не хотела! Но в Чарлстоне мы все время ели карри и рис! Когда Джоли впервые подала их в Виргинии, это блюдо казалось таким необычным и изысканным. В Ройял-Бей до сих пор только и готовят что каролинские бобы и противный надоевший окорок! Но когда мы жили в Чарлстоне, пришлось с утра до вечера есть рис, буквально с каждым блюдом. И даже за завтраком… О, Ли, пожалуйста, мне две лепешки с паштетом! — Джулия жадно смотрела на деликатесы, которые выкладывала Ли на ее тарелку. — Зато теперь, вернувшись в Виргинию, я снова начну скучать по карри и рису.
 — Я опустила кувшин с лимонадом в ручей, и через несколько минут он охладится, — сообщила Блайт, облизываясь при виде вкусных блюд и совершенно забывая о завтрашней примерке бального платья, на размер которого, несомненно, повлияет сегодняшний обед.
 — Ты такая милочка, Люси, — снисходительно заметила Джулия, — и, конечно, наденешь новый туалет на свой день рождения. Смутно припоминаю, что на мне в такой день было что-то розовое.
 — У меня будет светло-зеленый шелк с оборками. Перед отъездом из Ричмонда платье примерили, и Алтея привезла его с собой.
 Вспомнив о шикарном платье, Блайт быстренько решила отказаться от мясного рулета.
 — О, как чудесно. Зеленый — твой цвет. Правда, мне повезло больше, поскольку Симона утверждает, что к такой белой коже и светлым волосам, как у меня, идет любой оттенок.
 — Полагаю, твой кузен Джастин Брейдон приедет вместе с Палмером Уильямом? — осведомилась Блайт, терзая вилкой недоеденное яйцо.
 — Скорее всего. Мама и папа ожидают Джастина и его брата. Я почти его не помню, но уверена, он мне совсем не понравится. Могу заранее заверить, что не слишком жажду терпеть в доме его и Адама. Хорошо, — неожиданно выпалила Джулия, словно ее вдруг осенила гениальная мысль, — если бы Джастин догадался привезти с собой на уик-энд своих друзей-кадетов. Разумеется, и Мэтью Уиклифф скоро заявится. Его ведь пригласили?
 — Кажется, да. Его интересуют субботний аукцион и воскресные скачки. Многие ставят на Морского Скакуна, а он из конюшен Уиклиффов, — сообщила Ли.
 — Лошади! Право, Ли, неужели ты ни о чем другом не можешь думать? — возмутилась Джулия, но, кое-что вспомнив, продолжала уже мягче: — Разумеется, должно быть, он действительно любит лошадей, если разводит такую чудесную породу.
 — И к тому же прекрасный наездник, — согласилась Ли. — Никогда не видела, чтобы он пускал в ход хлыст или вылетел из седла!
 В ее устах это прозвучало высшей похвалой.
 Джулия от досады даже губу прикусила.
 — Да, разумеется, это верный признак хорошего воспитания!
 — Он и разговор вести умеет, — добавила Ли, отхлебнув лимонада, который Блайт вынула из ручья и разлила в бокалы.
 — Верно, — поспешила согласиться Джулия, которая находила Мэтью Уиклиффа довольно скучным собеседником. — Значит, он тебе нравится?
 — Хм-м… полагаю, да, — пробормотала Ли, отведя глаза. Только Блайт увидела улыбку сестры.
 — О, Ли, пожалуйста, — умоляла Джулия, пытаясь увидеть лицо подруги, но Ли уже смотрела на нее невинным взглядом. — Ты ведь знаешь, я слова никому не скажу. Ты моя лучшая подруга, и это чистая правда.
 Джулия действительно не притворялась. Она и Ли дружили с тех пор, как сделали первые робкие шаги по полу детской комнаты.
 — Ну, — начала Ли, решив, что довольно подразнила подругу, и зная, что той действительно можно довериться, ибо хотя Джулия временами бывала до ужаса глупенькой, надоедливой и даже эгоистичной, все же оставалась надежным другом и вместе они выстояли во многих битвах с врагом, — он довольно красив.
 — Совершенно верно, — кивнула белокурой головкой Джулия, слизывая с уголка губ кусочек крабового мяса. — И…
 — И настоящий джентльмен.
 — И это правда. Никто про него слова дурного не сказал, — поддакнула Джулия, у которой были свои планы. Если Ли выйдет за Мэтью и переберется в Чарлстон, она, как лучшая подруга новобрачной, будет приглашена в гости и станет сопровождать супругов на лучшие балы сезона. — И…
 — И очень спокойный и, похоже, мягкий человек, — продолжала Ли, припомнив, сколько терпения он проявил, когда дряхлый, чудаковатый старичок брюзга одолевал Мэтью воспоминаниями о его отце, и с какой добротой утешал испуганного мальчика, которого сбросила лошадь.
 — Ты уже говорила, что он истинный джентльмен, — промычала Джулия, набив рот паштетом. — И…
 — И что еще? — удивилась Ли, которой казалось, что она достаточно точно описала Мэтью.
 Джулия поспешно проглотила непрожеванный паштет, едва при этом не подавившись.
 — Да ведь он богат, а это главное! Конечно, хорошо, что он к тому же и красив и именно поэтому и нравится тебе! Нам повезло, что мы можем быть разборчивыми. Совершенно не обязательно принимать предложение какого-нибудь старикана!
 — Нам?!
 — Конечно, глупенькая, не могу же я позволить тебе самой выбрать себе мужа, тем более что с тех пор, как твоя сестра вышла за моего брата, мы теперь родственники! У тебя чересчур доброе сердце. И как твоя лучшая подруга, — надеюсь, ты всегда будешь помнить это, особенно когда я приеду погостить к вам в Чарлстон, — я должна заботиться о твоих интересах! — объявила Джулия, которая, впрочем, не слишком беспокоилась: у миссис Треверс был зоркий глаз, особенно когда речь шла о браке и о соблюдении приличий. Она никогда не позволила бы Ли совершить мезальянс. А Мэтью Уиклифф — прекрасная партия.
 Джулия блаженно вздохнула и принялась мечтать о балах и приемах в Чарлстоне.
 — Честно говоря, я подумываю остаться старой девой, — бросила Ли, заметив, что у Джулии уж слишком самодовольный вид. — Буду как прекрасная Ребекка, которая никогда не узнала любви своего рыцаря Айвенго.
 Ну вот. Кажется, ей удалось озадачить подругу. Лицо Джулии ошеломленно вытянулось.
 — Иссохну от неразделенной любви, оставив эту землю, чтобы уйти в мир иной.
 — В таком случае я стану леди Ровеной, поскольку мы обе блондинки, и заодно хозяйкой поместья, — объявила Джулия, втайне желая немедленно увидеть рыцаря в сверкающих доспехах, который вырвется из чащи, бросит ее на коня и умчит в неведомые дали.
 — Не поместья, а замка. У Айвенго был замок.
 — Хм-м… пожалуй, мне это больше нравится.
 — Даже если он именуется Удольфо или Отранто? — с дрожью в голосе спросила Ли, припоминая замки из старых готических романов.
 — Да, и там я встретила бы таинственного прекрасного принца, который держал бы меня в башне пленницей, пока я не влюбилась бы в него.
 — Или не кончила, как бедная Кларисса из романа Ричардсона, которая умерла в заточении от жестокого насилия.
 — О, Ли, как ты можешь говорить такие неприличные вещи! — возмутилась Джулия.
 — Можно подумать, что ты, выросшая на такой же конеферме, что и я, не подозреваешь ни о чем подобном? — бросила Ли, раздраженная неуместной жеманностью подруги. Нужно быть слепой, чтобы не видеть, как жеребец покрывает кобылу!
 — О, ненавижу несчастливые концы! — пожаловалась Джулия. — Обрела же маленькая Джен Эйр своего Рочестера, хотя ужасно неприятно, что он пострадал при пожаре и никогда не считался красавцем. Не пойму, что она в нем нашла! Довольно неприятный тип, ворчун, а она, если хотите знать, настоящая серая мышь! Вряд ли у меня хватило бы терпения сносить его выходки!
 — Но если бы ты любила его, то оставалась бы рядом, что бы с ним ни случилось, — возразила Ли.
 — Ничего подобного, хотя бы потому, что у меня хватило бы предусмотрительности с самого начала держаться от него подальше. Ты меня поражаешь, Ли! Леди всегда должна предвидеть, когда от джентльмена не дождешься ничего, кроме неприятностей! Такого можно разглядеть за милю. Никогда не выходи за мужчину развязного и самодовольного: это верный признак. Как по-твоему, чему нас учили в пансионе? Как найти приличного мужа и сделать удачную партию! Не хочешь же ты быть второй Кэтрин Эрншо [5] ? Да, она сделала верный выбор, выйдя за приличного и порядочного Эдгара Линтона, и сохла по этому мерзкому смуглому цыгану Хитклифу. И что хорошего из этого вышло? Когда речь идет о браке, следует быть расчетливой и хладнокровной. Любовь, дорогая моя, не имеет с этим ничего общего.
 — А вот я думаю о благородных жертвах, приносимых героинями во имя любви, — возразила Ли. — Маргарита Готье [6] оставила Армана, потому что любила его, только чтобы стерпеть его гнев и презрение и умереть, зная, что совершила бескорыстный поступок ради любимого.
 — Фи, кому это нужно?! Умереть и оставить любовника? Какое в этом удовольствие? Нам вообще не следовало читать эту скандальную историю, да только мадам она нравилась. Это французская книга, — пояснила Джулия Блайт, беря кусок торта.
 — А его любовь? Он тоже мог умереть от разбитого сердца, ―выступила та на защиту героя «Дамы с камелиями».
 — Ах, дорогая Люси, не верь! Герои романтических повестей никогда не приносят себя в жертву, только героини. Если она не умирает от несчастной любви, значит, погибает при родах, потому что вступила в незаконную связь и теперь расхлебывает последствия. А он на последней странице уезжает на поиски приключений, в уверенности, что найдет новую любовь. И вообще я устала, — добавила Джулия, широко зевнув. — Неплохо бы подремать у ручья.
 — О нет, у нас полно работы, так что разлеживаться рано, — одернула Ли сонную подругу.
 — О, Ли, не могу же я собирать ежевику в этом! — заныла Джулия, приподнимая тонкую муслиновую юбку, в надежде, что ее освободят от ненавистного занятия. — Во что превратится платье? Представляю, как будет недовольна мама, если я запачкаю и порву подол. Его сшила Симона, моя чарлстонская модистка, и обошлось оно в целое состояние. Кстати, а мои туфельки? Что будет с туфельками?
 — Да я ведь предлагала надеть мое старое платье, — напомнила Ли.
 — Не пойму, как это ты ухитряешься есть не меньше меня и при этом не набирать ни фунта! — завистливо вздохнула Джулия. — Так и быть, признаюсь только тебе, но если скажешь кому-то, буду все отрицать: я побоялась, что платье в поясе не сойдется. И если бы оказалось, что у тебя талия тоньше моей, я бы неделю не спала!
 При этом лицо у нее стало таким несчастным, что Ли пожалела подругу.
 — Разве не знаешь, что многие считают меня слишком тощей и неприлично высокой, а ты в глазах общества — признанная красавица, всегда окруженная поклонниками. Да и талия у тебя едва ли не самая тонкая во всей округе.
 — Пожалуй, это верно, — с довольным видом кивнула Джулия, по праву гордившаяся своей фигурой и белоснежной кожей. — Но твоя талия, разумеется, тоньше, а для того, кто ни в малейшей степени не может считаться пухлой, ты прекрасно округлилась во всех необходимых местах.
 Джулия ничуть не лгала, мало того, искренне считала, что подруга пошла в миссис Треверс, которая все еще без труда могла застегнуть свое подвенечное платье.
 — Ты, конечно, повыше меня, но ничего страшного тут нет, — великодушно добавила она, мысленно прикидывая длину юбок Ли. — Правда, надень я твое платье, наверняка спотыкалась бы на каждом шагу.
 — Берите ведра, — перебила Блайт, швырнув одно ведро сестре, и, преодолев искушение, с преувеличенной осторожностью поставила второе перед Джулией.
 — Спасибо, Люси, ты всегда так услужлива, — с ехидцей поблагодарила та, скривившись, словно раскусила незрелую ягоду. — О, Ли, что это ты делаешь?! — Она изумленно уставилась на подругу, которая проворно сбросила туфли и теперь стягивала чулки.
 — Я тоже не хочу испортить обувь, — пояснила Ли и, подняв подол юбки, завязла вокруг талии. — Вот и все!
 Она повернулась, чтобы показать результат своих усилий, и, подхватив ведро, нахлобучила шляпку.
 — Вот теперь никаких пятен или раскисших туфелек. И бьюсь об заклад, что наберу ведерко самых больших, черных и сочных ягод прежде вас обеих, — смело бросила она вызов, посматривая туда, где Блайт, уже последовавшая ее примеру, снимала чулки и туфли. — А ты, Джулия?
 Но Джулия не нуждалась в понуканиях. Только вот ее громоздкие юбки не сразу удалось связать огромным неуклюжим узлом. Но Блайт и Ли не оставили подругу в беде. И скоро все вместе уже обирали густые, отягощенные ягодами кусты.

 Глава 3


  Я мирно бродил по полям и лугам, 
  Вкушая все прелести лета, 
  Как вдруг принц любви повстречался мне там, 
  Скользящий по лучикам света. 

    Уильям Блейк

 — Надеюсь, ты не набрала вороньих ягод вместо ежевики? — пробормотала Блайт, с подозрением изучая полное ведро, гордо протянутое Джулией.
 — Можно подумать, я не знаю, как выглядит ежевика, дорогая, — самодовольно хмыкнула Джулия, состроив гримасу Блайт, но все же опустила глаза и перебрала несколько ягодок, на случай если противная девчонка права. — Даже если и так, больше я не сделаю ни единого шага к этим кустам, — поклялась она, рухнув на покрывало и стаскивая шляпку, после чего перевернулась на живот и скрестила голые ноги, словно готовилась остаться в такой позе не меньше часа.
 Лениво обмахиваясь, она настороженно наблюдала за сестрами Треверс, деловито грузившими ведра с ягодами в тележку.
 — Да у твоей матушки, Ли, случится удар при виде доченьки! Волосы висят как солома, и я надеюсь, что у тебя не выступили веснушки. Ой, а руки-то! Они такие черные, что тебя можно спутать с негритянкой, а юбки бесстыдно обнажают ноги! — хихикнула она, совершенно упустив из виду, что сама выглядит ничуть не лучше. — Что сказала бы мадам, узрев одну из своих лучших учениц? «Вы неисправимая, ужасная, упрямая девчонка, позорящая звание леди!»
 — Но не могу же я рвать ягоды в перчатках, и даже мадам поняла бы это! — хмуро возразила Ли, оглядывая фиолетово-синие ногти и пятнистые ладони. — О Боже… какой кошмар!
 — Клянусь, Ли, ты умудрилась даже щеки запачкать! Или это царапина? Ну-ка покажи язык! — скомандовала Джулия, высовывая для примера свой. — Бьюсь об заклад, он черный! Неудивительно, что ты набрала только полведра, а остальное съела!
 — Я просто старалась отбирать лучшие ягоды, Джулейн, — запротестовала Ли, видевшая в ведре Джулии немало зелени.
 — Ну да, к тебе в рот попадали самые спелые, — торжествующе фыркнула Джулия, складывая руки, но тут же потрясенно открыла рот, увидев, во что превратились ее ладони.
 — О-о-о, нет, — заплакала она, с ужасом подставляя ладони поближе солнцу. — Это ужасно! Неужели они до пятницы не отойдут?!
 — Ты всегда сможешь повязать в волосы огромный фиолетовый бант, — посоветовала Блайт, ныряя за тележку, чтобы увернуться от летевшей в голову изящной лайковой туфельки. Ли, не обращая внимания на возню, вышла из тени, тихо свистнула и принялась терпеливо ждать, пока не услышала ржания. Еще минута, и за кустами мелькнула гнедая шкура Дамасены. Кобыла пустилась рысью, заметив протянутую руку Ли и лежавшее на ладони яблоко.
 — Молодец, девочка, — похвалила Ли, нежно расчесывая длинную спутанную гриву и любовно почесывая лошадку за ушами. — И ты иди сюда, малыш, я тебя не забыла.
 Ощутив теплое дыхание жеребенка, она вытащила из кармана еще одно яблоко. Жеребенок фыркнул и, протиснувшись между матерью и Ли, с хрустом раскусил лакомство. Покончив с ним в одну минуту, конек резво взбрыкнул задними ногами и стал носиться по лугу. Ли, заслонившись рукой, внимательно следила за ним, отмечая длину и легкость прыжков. Он будет победителем, ее маленький Капитан!
 Она так задумалась, что вздрогнула, почувствовав осторожный, ничуть не болезненный укус в плечо. Это забытый пони требовал своей доли.
 Ли потерла плечо, полезла за последним яблоком, заранее припрятанным для озорника, и, быстро отскочив, чтобы избежать очередного, на этот раз более серьезного наказания за медлительность, уже хотела лишить его вкусного кусочка, но вовремя увидела жалобные карие глаза пони.
 — Так и быть, Тыковка, — смягчилась Ли и не успела протянуть яблоко, как оно немедленно исчезло.
 Крошка пони, в самом деле кругленький как тыква, не собирался ни с кем делить лакомство, поэтому неспешно потрусил в безопасное местечко под деревом и только там принялся жевать, кося глазом на беспечного жеребенка, так и летавшего по траве.
 — Не волнуйся насчет пятен, Джулия, — посоветовала Ли подруге, лихорадочно пытавшейся оттереть засохший сок смоченным в одеколоне платком. Но чем больше она старалась, тем пятна становились темнее.
 — Не волноваться?! — взвизгнула та, с ужасом взирая на фиолетовые ладони. — Конечно, Мэтью Уиклифф, ослепленный любовью к тебе, может, и не найдет в этом ничего страшного, но мне вряд ли так повезет! Как я могу принять предложение жениха, когда она так выглядит? На этой неделе я намеревалась получить несколько предложений, а теперь даже не могу быть на дне рождения малышки Люси, потому что стану там всеобщим посмешищем! Пойдут сплетни, и что будет с моей репутацией?! Да что говорить, слухи, возможно, дойдут до Либби Сен-Мартен, и эта дурочка будет хохотать во весь свой глупый голос! Кроме того, Либби твердит, что ее волосы светлее, чем мои!
 Джулия мгновенно забыла об угрозе своей красоте: старые обиды оказались сильнее.
 — По-моему, они просто отсвечивают медью!
 Ли, однако, ничуть не расстроившись, направилась к тележке. За много лет она привыкла к истерикам Джулии и редко принимала их всерьез. Порывшись под сиденьем, она извлекла сверток.
 — Джоли обо всем подумала еще раньше мамы, — объявила она с довольной ухмылкой и, вытащив заткнутый пробкой пузырек, повертела перед носом Джулии.
 — Что это? — пролепетала та, едва смея дышать из страха, что ее надежды сейчас разлетятся в пыль. — Неужели знаменитый бальзам Джоли? Какое счастье! Он прекрасно действует, и все в один голос твердят, что для женщины своего возраста у твоей мамы самая мягкая, белая и прозрачная кожа во всей Виргинии!
 — Джоли посчитала, что мамин лимонно-огуречный лосьон окажется недостаточно сильным, и, кроме того, не хотела, чтобы мама упала в обморок, когда увидит наши руки!
 — А это что? — удивилась Джулия, когда Ли протянула ей другой пузырек, поменьше, с нежно-розовым содержимым.
 — Розы и лаванда, — пояснила Блайт. — Любимый мамин лосьон, от которого твоя кожа наверняка станет мягкой и душистой, после того как сдерешь ее до костей вудуистским зельем Джоли.
 — Вуду? В самом деле? Как по-твоему, что в нем? — ахнула Джулия с испуганным любопытством, ничуть, однако, не умалившим ее решимости попробовать действие снадобья на своих перемазанных ручках.
 — Зев ехидны, клюв совиный [7] … — процитировала Ли Шекспира, увернувшись от второй туфельки. — По правде говоря, я думаю, что в нем миндаль, овсяная мука и…
 — Ненавижу овсянку.
 —…лимонный сок, простокваша и кое-какие секретные травы Джоли, которые она собирает только в полнолуние.
 Джулия ошеломленно открыла рот.
 — Да неужели? — выдохнула она потрясенно. — И он очень действенный, верно? Помнишь, как Джоли вывела им ужасные травяные пятна с моего воскресного платья? Должно быть, волшебство.
 Послышался странный, подозрительно похожий на фырканье звук. Джулия надменно уставилась на Блайт, но та с самым невинным видом ставила в тележку последнее ведро.
 — Припоминаю также, как зелье проело дыру в лучших бриджах Гая для верховой езды, — услужливо добавила она.
 — Нужно сразу же смыть его, пока не вызвало раздражения, — предупредила Ли, морщась от неприятного запаха, прежде чем налить немного жидкости в радостно подставленные ладони подруги.
 — Краснота? — удивленно пробормотала Джулия, хмурясь при мысли о безупречной прелести своих кремовых плечиков, выгодно оттененных вырезом нового платья.
 — Так бывает только у людей с очень нежной кожей…
 — У меня очень нежная кожа, — сообщила Джулия, глядя на капли, стекавшие с ее ладоней, с таким ужасом, словно жидкость внезапно превратилась в кровь.
 —…но я очень редко видела нечто подобное, — продолжала Ли, щедро наливая лосьон в ладони Блайт и принимаясь растирать собственные, пока густое, зернистое снадобье не высохло.
 — Сходит! — взвизгнула Джулия.
 — Твоя кожа? — с искренним изумлением осведомилась Блайт, подумав, что сегодня Джулию просто преследуют несчастья.
 — Нет, глупая, пятна! Пятна от ежевики! — благоговейно выдохнула она. — Скорее, Ли, где вода?
 Ли показала на ручей, вода в котором выглядела соблазнительно прохладной.
 — О, ни за что! Если Блайт обрызгает меня, платье пропадет! Пятна от воды с этой ткани ничем не вывести!
 Блайт открыла рот, чтобы возразить, но промолчала, вспомнив, как они в последний раз были у реки и она плеснула в Джулию мутной водой.
 — Значит, придется снять платье и нижние юбки. Я так и сделаю, несмотря на то что надела старое платье. А юбки? Да если их намочить, они никогда не высохнут! И кстати, ты видела свои ноги?
 Джулия уставилась на свои красновато-зеленые пальцы и потеряла дар речи… к сожалению, ненадолго!
 — Мои ножки! Ой! Ли Александра Треверс, я тебя ненавижу! Если бы не ты и не твои ягоды, такого никогда бы не случилось! Этого дня я тебе не забуду и не прощу! — всхлипнула она.
 — Ну что ты, Джулейн, — примирительно сказала Ли. Блайт усмехнулась, подумав, что сестра умеет управляться с подругой еще лучше, чем с толстым Тыковкой. — Давай я помогу тебе раздеться. Натрешь бальзамом ступни и все смоешь. Вспомни, как мы любили бродить по воде, особенно в жару!
 Так приговаривая, Ли расстегивала платье Джулии, развязывала нижние юбки и наливала бальзам в ладони Джулии.
 — Ну… сегодня и вправду жарко, — согласилась Джулия. Кроме того, оказалось так приятно освободиться от тяжелых тканей и остаться в сорочке и панталончиках. — Жаль, что Белла так туго зашнуровала меня сегодня утром, но, клянусь, с тех пор, как я вернулась домой, с трудом влезаю в лучшие платья!
 Ах, зачем только она прикончила все яйца с пряностями! Теперь корсет не расшнуруешь!
 Но при виде подруг, развесивших платья и юбки на тележке, девушка хихикнула.
 — О Господи, что сказала бы мадам, увидев нас? Мы выглядим хуже цыганок! Да уж, в таком виде по батарее не погулять! — воскликнула она, едва не пошатнувшись при мысли о скандальной сцене… и все же, представив, как стоит перед джентльменом в одной рубашке и панталонах, почувствовала, как сильно бьется сердце.
 — Кажется, ты краснеешь, Джулия, — заметила Блайт, сбегая со склона к ручейку и самозабвенно бросаясь в воду. Джулия последовала за ней куда более торжественным шагом, словно действительно шла на прогулку. Даже зонтик не забыла!
 Ли, развесив одежду подруги, вошла в ручей последней. К этому времени Джулия успела усесться на плоский камень и болтала ногами в воде. Ли нагнулась, вымыла руки и ноги и выпрямилась, ловя взгляды девушек. Но Блайт направилась к противоположному берегу, где заприметила лягушку, а Джулия была занята своими фантазиями.
 — Нам следует делать это чаще, Ли, — объявила она, наконечником зонта смахивая с ноги жучка. — Так освежает. Кстати, ты помнишь, что сегодня я у вас ночую? Надеюсь только, что меня не поселят вместе с Ноуэлл!
 — Ты будешь спать в нашей комнате, — заверила Ли, глядя на свои безупречно чистые ноги.
 — Ты не забыла захватить лосьон, Блайт? — спросила Джулия. — Не хочу, чтобы моя кожа покраснела.
 — Пузырек стоит за тобой, на камне, — откликнулась Блайт, хватая лягушку и спеша к тому месту, где предавалась грезам Джулия. — Не трудись, дорогая, я сама принесу. Ну вот, держи!
 С этими словами она положила лягушку в доверчиво протянутую ладонь и, не дожидаясь кары, удрала к противоположному берегу. Джулия с оглушительным визгом вскочила. Лягушка прыгнула ей на плечо, и девушка, стараясь сохранить равновесие, уронила в воду зонтик. Ли, не растерявшись и едва сдержав смех, бросилась вслед и успела поймать уплывавший зонтик. К сожалению, при этом она еще сильнее забрызгала Джулию, раскрасневшуюся от праведного негодования.
 — Возьми, Джулейн! — крикнула она, вручая ей зонтик, с бахромы которого капала вода.
 — Спасибо, и учти, я поквитаюсь с Блайт Люсиндой Треверс! Берегись, Люси, ибо я сестра Адама Брейдона, и ты оглянуться не успеешь, как моя месть тебя настигнет!
 Выхватив у Ли зонтик, она проследовала на берег и при этом топала так, что окончательно вымочила и без того влажные панталоны.
 — Не стоило мне этого делать, — виновато посетовала Блайт.
 — Не стоило, — мягко согласилась Ли, но прежде чем Блайт успела отойти, на нее обрушились потоки воды.
 Смех Джулии разнесся по всему лесу, но Ли, не дожидаясь ответного удара сестры, поплыла на середину ручья, где естественная дамба образовала нечто вроде пруда, погрузилась в воду, так что наружу выглядывали только голова и плечи, и блаженно вздохнула, призывая взглядом Блайт последовать ее примеру.
 — Ли! Что ты делаешь? — ужаснулась Джулия с берега, где поспешно собирала юбки, вспомнив о девической скромности.
 — Когда-нибудь ты себя перехитришь, Ли Александра, — предостерегла Блайт, но Ли вместо ответа тоже обрызгала ее.
 — Лучше я, чем чужие, сестричка, — хмыкнула она, лукаво сверкнув глазами. — М-м, до чего же чудесно! Я была такая разгоряченная и потная! Почему бы и вам не поплавать? Наше белье в два счета высохнет на такой жаре!
 — Только не я! — негодующе объявила Джулия. — Ли, ты ведешь себя крайне неприлично, даже учитывая, что мы находимся на земле Треверсов и нас вряд ли кто-то увидит, кроме твоей мамы, когда ты попытаешься прокрасться обратно в дом и намочишь ее дорогие ковры. Надеюсь, ты не простудишься и не сляжешь в постель в день рождения Люси. Кроме того, теперь ты ни за что не развяжешь тесемки корсета!
 — Они высохнут, — заверила Ли, сонно рассекая ласковые воды и прикрыв глаза от солнца. — И потом никто, кроме Джоли, их все равно не распутает.
 Она нехотя подняла веки и уставилась в безбрежное синее небо, на котором не было ни одного облачка.
 Миссис Мэтью Уиклифф. Миссис Мэтью Ратерфорд Уиклифф. Ли Александра Уиклифф, из Уиклифф-Холла, Чарлстон, Южная Каролина.
 Ли вздохнула. Жаль, что Мэтью родом не из Виргинии! Конечно, она всегда знала, что рано или поздно придется покинуть Треверс-Хилл. И как это ни грустно, но день разлуки будет также днем ее свадьбы.
 Ли так живо представляла Мэтью, что даже губы приоткрылись, как в поцелуе. Густые блестящие темные волосы, широко поставленные карие глаза, густо опушенные и сияющие умом. Квадратный подбородок, полные губы, ровные белые зубы, прямой нос. Ростом он выше отца и сидит на коне ничуть… ничуть не хуже Гая. И Мэтью — настоящий джентльмен. Словом, он был воплощенной мечтой каждой девушки и ее семьи. Когда Мэтью сделает предложение, отец наверняка даст согласие, а мать — благословение. «Да», она ответит «да», когда Мэтт попросит ее стать его женой.
 — Ли! — ворвался в ее мысли голос Джулии. — Если не очнешься, доплывешь до самого Ричмонда в дезабилье!
 — В дезабилье? Это что такое? Нечто вроде баржи? — удивилась Блайт, все еще державшаяся подальше от Джулии.
 Ли неспешно, размеренно поплыла к берегу, где мирно ждали обе девушки. Джулия щедро втирала розовый лосьон в руки и ноги, а Блайт плела венок из ярких полевых цветов.
 — Ли! — взвизгнула Джулия, — Ты капаешь на нас холодной водой!
 — Простите, — пробормотала Ли, вытаскивая щетку из приготовленного Джоли узелка. Наскоро обтершись подолом платья, она сняла сетку для волос, вытащила шпильки из сбившегося набок узла и принялась расчесывать влажные волосы. Кругом царила тишина. Ленивый пони мирно пасся под деревом, не собираясь отходить от уютного местечка. Похоже, его с трудом удастся запрячь.
 Ли тихо свистнула, но лошадей нигде не было видно. Она продолжала ждать, орудуя щеткой, пока гладкая шелковая вуаль с загибавшимися у бедра кончиками не легла на плечо. Наконец она заметила какое-то движение за кустами ежевики и снова свистнула. Ничего. Заросли оставались безмолвными и непотревоженными.
 Неожиданно с противоположного направления послышался знакомый топот копыт, и откуда-то из чащи вырвались кобыла с жеребенком. Девушка с негромким смехом открыла им объятия.
 А в это время в прохладной тени ежевичника, там, где Ли почудилось шевеление, одинокий всадник наблюдал за дриадами. Легкая улыбка смягчила жесткие черты бронзового от загара лица при виде романтической сценки на берегу лесного ручейка.
 Он находился здесь уже довольно долго, не желая нарушить идиллию или пожертвовать столь редким случаем полюбоваться на трех ничего не подозревавших красавиц. Он подоспел как раз в тот момент, когда они раздевались. Его зоркий взгляд не скользнул мимо ведер с ежевикой. Что же, в такую жару и после тяжелой работы не грех и освежиться. Он и сам хотел последовать их примеру и поэтому направился к ручью. Но забыл о своих желаниях, когда заметил резвившихся девушек. Сразу стало ясно, что блондинка мечтает стать знатной леди. Капризная и надменная, она обладала всеми чертами будущей хозяйки поместья, чье любое желание мгновенно исполняется.
 Он тихо засмеялся, когда брюнетка посадила лягушку ей на ладонь. Темноволосой девочке, казалось, нравилось озорничать, словно она чувствовала, что скоро придется покинуть беззаботный мир детства и это лето будет последним летом свободы.
 Но когда из тени выступила третья, всадник чуть прищурился. Именно она больше всех привлекла его внимание. Странно, почему его так тянет к ней? Но было нечто неуловимо легкое в ее походке, так что даже вода едва взволновалась, когда она шла к берегу. Незнакомке были присущи естественная грация и красота. Ничего лишнего. Ничего искусственного.
 И хотя девушке приходилось во всем прислуживать своей избалованной хозяйке, улыбка давалась ей так же легко, как смех.
 Глядя вдаль, она стала расчесывать длинные волосы, и мужчина почувствовал, как восстает его плоть. Насколько женщина соблазнительнее, когда полуодета, а роскошь волос ничем не прикрыта!
 Остро ощущая странное очарование этого момента, он вдруг понял, что недостаточно смотреть на прелести юной волшебницы издалека. В ней была душевная теплота, привлекавшая его. Он хотел познать высшее наслаждение, лаская ее, возбуждая в ней неукротимую страсть, которая не уступит его собственной.
 Не ведая о его желании, она продолжала причесываться. Сколько мужчин до него она соблазнила своей красотой? Невозможно поверить, что она столь бесхитростна! Кто-то уже лежал с ней. Обладал.
 Мужчина поразился внезапному уколу ревности, вспышке ненависти к незнакомым мужчинам, потому что хотел быть первым, кто пробудит в ней желание. Первым, кто прижмет эту женщину к своей груди. Интересно, каково это — брать ее раз за разом, познать ее любовь?
 Резкий свист прорезал тишину, вернув его к действительности. Он услышал стук копыт еще до того, как увидел кобылу с жеребенком. И, как ни странно, не удивился, когда молодая женщина открыла им объятия. Почти с завистью наблюдал он, как жеребенок с уверенностью любимца трется бархатистым носом о ее плечо. Девушка бросила щетку и с невероятной легкостью вскочила на неоседланную кобылу, очевидно, даже не нуждаясь в поводьях. Слегка сжав бока лошади, незнакомка пустила ее по лугу рысью. Рядом трусил жеребенок.
 Впервые довелось всаднику увидеть столь поразительное зрелище. И если он раньше считал женщину красивой, теперь она стала поистине неотразимой. Густая блестящая грива волос, того же оттенка, что и шкура лошади, падала на спину животного. Наездница словно слилась с кобылкой, став с ней единым целым. Когда она подъехала поближе, мужчина отметил необычайную тонкость черт ее лица. Влажные панталоны и сорочка льнули к телу, обрисовывая каждый изгиб. Плечи были откинуты, руки вытянуты в попытке сохранить равновесие. Упругие холмики грудей натягивали тонкую ткань сорочки. Маленькие соски затвердели, будто под ласками его рук. И хотя корсет был туго затянут, сразу становилось ясно, что талию можно обхватить пальцами и крепко держать, пока женственные прелести ее бедер и живота не встретятся с твердостью его плоти. Тонкое полотно, прикрывающее ягодицы, позволяло любоваться формой ее круглого задика. Узкие бедра были, однако, достаточно мускулистыми: сказывалась привычка ездить верхом. Такие будут держать его крепко, после того как раздвинутся под давлением его колена. Изящные щиколотки и маленькие ступни прямо созданы для прикосновения мужских губ. Его губ.
 А каков на вкус ее рот? Каковы на ощупь шелковистые пряди? Что будет, когда он ощутит жар и аромат ее тела?
 Улыбка всадника вдруг стала циничной, стоило ему осознать, куда завели его сладострастные мысли. Теплый свет в его глазах сменился ледяным блеском. Станет ли она в его постели нежной и любящей? Или окажется холодной и безучастной, терпя его прикосновение только потому, что она его жена и исполняет супружеский долг? А может, это просто шлюха, которой нужны только деньги?
 И так уж ли она отличается от остальных женщин? Истинна ли ее красота?
 Его руки замерли на поводьях огромного гнедого жеребца. Но он не тронулся с места, продолжая молчаливо сидеть под деревьями, наслаждаясь чудесным видением, несмотря на обуревавшие сомнения и разочарования.
 Интересно, какое отношение она имеет к светловолосой барышне? Скорее всего ее горничная… но, судя по тому, как сидит на лошади, может быть дочерью конюха или тренера с близлежащих конеферм.
 Наездница приблизилась к брюнетке, и та протянула ей венок. Девушка легко поймала его, нанизала на руку, покрутила и со смехом нацепила на голову. В этот момент простые полевые цветы казались ему красивее драгоценностей короны.
 Она снова объехала луг, и мужчина все внимательнее всматривался в ее лицо, пытаясь угадать цвет глаз.
 Если бы только она оказалась чуть ближе…
 К сожалению, девушка остановилась перед брюнеткой, все это время подбадривавшей ее громкими криками. Спешившись, красотка с распущенными волосами похлопала кобылу по крупу и отослала ее и жеребенка пастись, а сама вместе с подругой направилась туда, где блондинка почти ухитрилась закончить свой туалет. Оставалось только застегнуть элегантное платье на спине, но не давали объемистые юбки.
 Мужчина с досадой наблюдал, как остальные девушки натянули юбки, далеко не столь дорогие, как у блондинки, что, впрочем, было неудивительно. Теперь осталось только застегнуть друг другу платья. И с каждым движением их беззаботная непринужденность куда-то исчезала, сменяясь некоей скованностью. Следующие несколько минут они, казалось, искали потерянные предметы одежды, потому что брюнетка, исчезнув на миг за тележкой, с торжествующим криком подняла туфельку.
 Неожиданно воздух прорезал пронзительный вопль. Мужчина инстинктивно потянулся к ружью, висевшему у колена. Выхватив его из чехла, он взвел курок и прицелился, готовый стрелять, но тут же понял, в чем дело, и тихо рассмеялся.
 Вопли блондинки сменились потоком рассерженных слов. Выползший из корзины безвредный уж медленно полз по покрывалу. Очевидно, именно он и был причиной испуга блондинки. Куда более храбрая брюнетка подхватила змею и подняла вверх, на всеобщее обозрение, чем еще больше рассердила блондинку.
 Всадник, к своему удивлению, услышал звонкий смех остальных девушек, которые, казалось, были не прочь взглянуть на змею поближе. Но блондинка явно предпочитала держаться на расстоянии.
 Видя, что опасность миновала, мужчина поставил ружье на предохранитель и сунул обратно в кожаный чехол, свисавший с седла. До чего обидно, что они так быстро сложили покрывало и погрузили корзины в тележку! Упиравшегося пони запрягли, и, когда блондинка и брюнетка уселись, третья девушка взяла его под уздцы и повела прочь. Кобыла с жеребенком покорно шли рядом с хозяйкой.
 Всадник не отрываясь смотрел вслед удалявшейся процессии, отмечая, что солнечные лучи зажгли волосы незнакомки золотистым цветом. Ему ужасно хотелось дотронуться до нее. Удостовериться, что она настоящая.
 — Хочешь пить, мальчик? — тихо спросил он, направляя коня к ручью. И неожиданно ухмыльнулся. Похоже, тщательный осмотр местности принес плоды. Совсем рядом, на кусте ежевики, висел легкий шелковый чулок бледно-голубого цвета. Мужчина поднес его к лицу и глубоко вдохнул сладостный аромат лаванды и роз, стараясь не порвать грубой кожей перчаток тонкую ткань.
 Это ее. Он видел, как девушка ходит босиком по траве. Значит, она действительно настоящая.
 Он осмотрел добычу с таким же удовольствием, как древний конкистадор военные трофеи, и только потом спешился и повел гнедого к воде. Теперь мужчина двигался быстро и бесшумно. Орлиный взор не упускал ничего, ни малейшей детали: примятую траву, следы на берегу, колесные колеи в земле, кусты и деревья, которые подступали к самой воде и могли скрывать врага.
 Немного помедлив на берегу, он снова поднес к носу чулок и, словно очнувшись, осознал, как манит прохладная вода его пропыленное и потное тело.
 — Ну же, парни, давайте пить, — произнес он, обращаясь к лошадям, и принялся расседлывать сначала гнедого, а потом и вьючную лошадь. Пустив их попастись на травке, мужчина принялся было раздеваться, но нагнулся и подобрал несколько оброненных из корзины сладких и сочных ягод. Бережно спрятав их в один из обмотанных парусиной свертков, он сбросил одежду и вошел в воду.
 Почти сразу же боль в натруженных мышцах стала угасать. Мужчина лег на спину и, глядя в голубое небо, стал думать о неизвестной девушке с распущенными волосами. Как бы изловчиться и поскорее вернуть ей голубой чулок?
 Ли легко коснулась боков кобылы голыми пятками, торопя ее по тропинке, пятнистой от солнечных зайчиков. Скорее, скорее, ведь Блайт и Джулия сгорают от нетерпения, сидя в тележке. Она только что обнаружила пропажу чулка, когда остановилась у обочины, чтобы обуться.
 Ах, во всем виноват этот безобразник Адам Брейдон! Ничего, она еще ему устроит! Не подложи он в корзину ужа, Джулия не устроила бы такой переполох, и Ли не растеряла бы свои вещи! А это точно его проделки, поскольку в природе вряд ли попадаются змеи, перевязанные посредине ленточкой! А ведь Адам только накануне вернулся домой и успел взяться за старое! Вдруг кто-то подумал бы, что змея случайно заползла в корзинку! Этого баламут не пережил бы. Недаром так гордится своими выходками и охотно в них признается. Не исключено, что он все это время прятался в зарослях и громко хохотал над жертвами его шуточек.
 Ли опасливо огляделась и только сейчас заметила пасшихся на лугу незнакомых лошадей. Остановив Дамасену под деревом, она спрыгнула и даже не позаботилась привязать кобылку. Та принялась щипать травку в ожидании хозяйки. Ли осторожно приблизилась к лошадям, и, хотя видела их впервые, происхождение гнедого сразу стало очевидным. Он наверняка из конюшен Ройял-Бей! Она узнала бы тамошних гнедых где угодно! И судя по цвету и звездочке на лбу, можно побиться об заклад, что его матерью была Ройал Блейз. Кажется, ее подозрения оправдываются.
 Ли, держась края лужка, подобралась к ручью, замерла у самых ежевичных кустов и ошеломленно уставилась на воду. Чья-то темно-золотистая голова исчезла в глубине ручья, ближе к противоположному берегу. Несколько секунд спустя мужчина вынырнул, тряхнул длинными волосами и размял плечи, словно изгоняя усталость из тела.
 Эти волосы и впрямь ей знакомы. Что ж, Адама Мертона Брейдона ждет большой сюрприз!
 Под деревом, где недавно обедали девушки, неряшливой грудой лежала одежда Адама. Прижав ладонь к губам, чтобы заглушить смех, Ли подкралась ближе, собрала одежду и, не сводя глаз с ручья, бесшумно попятилась под прикрытие кустов ежевики. И тут впервые внимательно пригляделась к тому, что держала в руках. Пригляделась и очень удивилась. Странно, она никогда не видела, чтобы Адам носил бриджи из оленьей кожи! Он всегда выглядел прекрасно одетым джентльменом, гордился безупречным покроем брюк и жемчужными запонками рубашек из тонкого полотна. В их последнюю встречу он постоянно играл модной часовой цепочкой с брелоками, свисавшей с шелкового жилета. Нет, такой костюм он просто побрезговал бы надеть.
 Ли обуяли мрачные сомнения. Правда, Адама долго не было дома, и, судя по всему, теперь он воображал себя старым морским волком, так что всякое может случиться.
 Ли переступила с ноги на ногу и вдруг застыла: в наступившей тишине треск ветки, сломавшейся под ее ногами, прозвучал пистолетным выстрелом. Что делать? Ли проворно присела, боясь, что Адам слишком рано обнаружит пропажу одежды. Куда забавнее, если он подумает, что стал жертвой обыкновенного воришки. Ничего, долг платежом красен. Пусть Адам хоть раз побывает в шкуре своих жертв.
 Она немного раздвинула листву, отыскала взглядом предполагаемого обидчика и ахнула. Вот такого она не ожидала. Потрясение оказалось слишком велико, ибо человек, пристально смотревший в сторону ее укрытия, оказался вовсе не Адамом! Мало того, она видела его впервые.
 Ли задохнулась. Как же это произошло? Почему она ошиблась? Потому что солнце, падавшее на волосы незнакомца, придало им тот же оттенок потемневшего золота, что и у Адама? Зато лицо… Орлиный нос придавал ему сходство с хищной птицей. И выражение такое же: грозное, неприветливое, непрощающее.
 Сердце Ли ушло в пятки. Как же объяснить ему? А вдруг он действительно посчитает ее воровкой, рывшейся в карманах в поисках ценностей?
 Неизвестный, мощно разгребая воду, устремился к берегу. Взгляд, казалось пронизывал насквозь густые заросли и впивался в скорчившуюся под кустом Ли, напоминавшую себе самой испуганного кролика, прячущегося от распростершего над ним крылья орла.
 И как этот самый кролик, Ли была парализована страхом. Если она пошевелится, он наверняка ее заметит. Сейчас она утешала себя тем, что он вряд ли обнаружил ее. Но вот если выйдет из воды… Господи, какой стыд!
 Ли даже зажмурилась перед тем, как вновь опустить глаза на бриджи из оленьей кожи. Потом рискнула посмотреть в сторону ручья. Худшие ее опасения подтвердились: незнакомец медленно брел по воде. Прозрачные капли сверкали на широких плечах, стекали по бронзовой груди, бугрившейся мускулами и поросшей золотистыми завитками, по узким обнаженным бедрам, между которыми в гнезде из таких же завитков покоилась мужская плоть.
 Ли поняла, что выдаст себя или нет, а оставаться здесь нельзя. Сейчас она больше боялась за свою скромность и репутацию, чем за безопасность, и поэтому нашла в себе силы встать. Но тут за спиной раздался громовой топот. Ли, потеряв равновесие, упала на колени. Из-за деревьев выскочил Капитан, которому пришло в голову позабавиться. Игривое ржание заглушило ее удивленный вскрик. Малыш весело прогалопировал мимо. Хвостик развевался по ветру смешным флажком, из-под копыт во все стороны летела грязь. Прорвавшись сквозь кусты, он застал неизвестного врасплох, испугав почти так же, как свою хозяйку.
 Ли не стала ждать, чем все это кончится, и, проползши под прикрытием кустов, вернулась к деревьям, пока Капитан отвлекал мужчину. Молясь, чтобы тот не пустился в погоню, она мчалась как ветер, безразличная к тому, что ветки и сучья цеплялись за юбки и царапали ноги. И совсем забыла, что по-прежнему держит в руках одежду неизвестного бедняги.
 Добравшись до того места, где оставила Дамасену, она была вынуждена задержаться, чтобы высвободить подол платья из цепкого древесного плена. Потеряв несколько драгоценных секунд, она все же вскочила на кобылу и только тогда сообразила, что прижимает к груди похищенное добро. Но не может же она явиться к Блайт и Джулии с мужскими штанами в руках!
 Поэтому она поспешно спрятала штаны и рубашку под юбки, чуть приподнялась и уселась на них. Ну вот, теперь не придется выкручиваться и лгать, отвечая на опасные вопросы девушек. Ничего, при первой же возможности она отнесет все это обратно к ручью. Она не воровка, что бы там ни думал о ней незнакомец. Правда, судя по состоянию штанов, он не богат. И что у него можно украсть, кроме одежды? Он, должно быть, в бешенстве, особенно если это весь его гардероб, а по вечерам становится холодно.
 Ли, невольно улыбаясь, с лицемерной грустью думала о печальной участи несчастного.
 В кустах снова раздался треск. Ли обернулась, опасаясь увидеть голого мужчину, но, к ее облегчению, это оказался всего лишь Капитан, уставший от игр и мирно рысивший по тропинке в поисках матери. Ли потрепала холку жеребенка.
 — Спасибо, малыш, — тихо поблагодарила она, тронув пятками бока кобылы.
 А Нейл Дарси Брейдон, стоя под деревом, проклинал собственную глупость. Ведь он знал, что кто-то следит за ним из чащи, но позволил себе поверить, что это всего лишь резвый жеребенок. А тот оказался таким же неуловимым, как его хозяйка. И что теперь? Обобран до нитки!
 Нейл брезгливо поморщился. Черт побери, как бы он хотел добраться до вора и свернуть его проклятую шею! Одежда пропала. И это тоже. Мягкий кожаный кисет с тонким кожаным шнурком, который он носил на шее… его нет, а ведь внутри лежали самые дорогие ему вещи и среди них наиболее драгоценная: тонкий серебряный кинжал, его талисман.
 Амулет, чтобы отпугивать злых духов. Может, он верил в их силы, а может, и нет. Но эта безделушка осталась с прежних времен, и он берег ее. Почти все остальные памятки семилетнего плена были уничтожены отцом.
 Нейл Брейдон с отвращением оглядел долину. Только несколько минут назад она казалась зачарованной. Всего на мгновение он забыл об осторожности и позволил себе помечтать. И к чему это привело?!
 Снова выругав себя, он вынул из сумки одежду, которую намеревался натянуть после купания. Он не хотел прибыть в Ройял-Бей растрепанным, потным и похожим на дикаря.
 Но теперь… теперь он выждет и обыщет всю округу, прежде чем обнаружит вора и насладится задуманной местью. Но и мечтая о наказании дерзкому мошеннику, он не мог изгнать из памяти видение девушки с длинными каштановыми, блестящими на солнце волосами и все гадал, какого же цвета у нее глаза.

 Глава 4


  Глубокая тьма синевы, прекрасной синевы… 

    Роберт Саути

 Добраться до Треверс-Хилла оказалось куда легче, чем воображала Ли. Запыхавшаяся после своих эскапад, она присоединилась к Блайт и Джулии, при каждом движении ощущая, как во все еще влажную попку вонзается что-то острое. Очевидно, краденое добро впрок не идет! Зато ни одного подозрительного взгляда или вопроса со стороны щебечущих пассажирок тележки! И ни одна не заметила, как часто оглядывалась Ли, но, поскольку тропинка позади них оставалась безлюдной, вряд ли стоило сообщать о грозившей им опасности навеки осквернить девичьи взоры видом голого мужчины.
 Однако ситуация становилась все неприятнее, по мере того как они приближались к дому. К сожалению, почти вся семья сидела на веранде. Пришлось подъехать к конюшне с другой стороны под предлогом необходимости завести в стойла Дамасену и Капитана и надеть новые чулки. Блайт и Джулия, развалившись в тележке с видом королевских особ, подобрались к самой веранде. Лохматенький пони с невозмутимым видом перебирал короткими ножками, гордо вскидывая увенчанную венком голову. Ли надеялась, что ведерки с ежевикой и сильно преувеличенная в устах Джулии версия их дневных приключений надолго удержат внимание родных, пока она проникнет в дом и надежно запрячет чужую одежду. А потом, переодевшись в сухие панталоны и сорочку, она выйдет на веранду, словно ничего не произошло.
 Оставив кобылу с жеребенком в руках опытного конюха, который, казалось, не увидел ничего странного в свертке оленьей кожи под мышкой у юной леди, Ли поспешила по выложенной плитами тропинке мимо огородов и развешанного на веревках мокрого белья. Цель уже была почти рядом: дверь помещения для мытья посуды, ведущая в кухню, буфетную, кладовую и прачечную. Оказавшись внутри, она промчится по крытому коридору между кухней и большим домом, избегая открытого пространства двора, где ее можно легко увидеть из окна материнской спальни. Каждый день приблизительно в это время мать сидела перед окном за маленьким секретером, водрузив на нос очки, и детально обсуждала с Джоли меню и список дел на следующий день. А Джоли, стоявшая за спиной у матери, зорко обозревала двор и всех, кто проходил мимо.
 Решив держаться подальше от предательского окна, Ли сделала еще шаг и оцепенела. Посреди кухонного двора возвышалась тощая, длинная меднокожая особа, обозревая свое маленькое королевство и служанок, занятых стиркой белья.
 Джоли!
 Ли безнадежно вздохнула. Пройти такой путь никем не обнаруженной, и все зря, зря, потому что никто на свете, ни зверь, ни человек, не мог ускользнуть от взгляда этих странных желтых глаз.
 Частично скрытая длинной веревкой с болтавшимся на ней бельем, Ли не двигалась, пытаясь сообразить, что делать. Она не сумеет добраться до дома незамеченной, и вернуться тоже нельзя, поскольку Джоли переместилась в дальний конец двора, откуда видны конюшни. Кажется, она рассматривает только что засаженный травами клочок земли у самой каменной ограды, идущей параллельно тропинке. Услышав голос Джоли, девушка поспешно стала на колени и прижала к груди похищенную одежду. В ноздри ударил запах кожи, лошадей и мужского пота вместе со слабым ароматом лаванды и роз от ее влажных панталон.
 Ли поморщилась и вытянула руки, держа вещи на почтительном расстоянии. Может, удастся сунуть их в корыто с мыльной водой? Она совсем забыла, что стирку перенесли на день раньше: слишком много предстояло уборки и стряпни на этой неделе! Пока она прячется за слегка раскачивавшимся рядом чистых панталон и кружевных сорочек, Джоли ничего не увидит, но нельзя же торчать тут вечно!
 Услышав смешок, сопровождаемый поспешно заглушенным шепотом, Ли придержала сборчатые штанины панталон и глянула туда, где по двору были расставлены корыта разных размеров. Над каждым склонилась прачка, старательно оттиравшая пятна с грязной одежды, которую потом прополаскивала в чистой воде, после чего баки с бельем ставили на огромную медную печь и кипятили. Затем идеально белые вещи снова прополаскивались и вешались на веревки. Эта бесконечная работа выполнялась каждый понедельник, и весь дом находился в непрестанном волнении, пока Джоли собирала свои войска и принималась охотиться за ношеными вещами, которые потом сортировала по степени загрязнения, проверяя заодно, не нужна ли починка. Вечером половина служанок будут трудиться за гладильными досками, отпаривая изящные воротнички, манжеты и оборки.
 Хозяйка Треверс-Хилла уделяла огромное внимание чистоте белья и одежды. И хотя некоторые предметы латались по много раз, гость никогда не обнаруживал на своей кровати засаленной или порванной простыни, а все домочадцы были безупречно аккуратны. Беатрис Амелия любила говаривать, что даже в чиненых чулках и манжетах можно сохранить гордость.
 Ли медленно продвигалась по тропинке, все еще скрытая бельем. Раз-другой она рискнула оглядеться, но Джоли, казалось, была повсюду и видела все. Ли нерешительно остановилась за подштанниками отца, но тут на другом конце веревки появилась молоденькая служанка с тяжелой корзиной, полной мокрых чулок, воротничков и манжет, и принялась надежно закреплять их деревянными прищепками.
 — Джесси, — тихо позвала девушка, заметив, что Джоли стоит над запуганной прачкой, распекая ту за плохо выстиранные манжеты. Джесси удивленно вскрикнула, но тут же улыбнулась, узнав молодую хозяйку.
 — О, миз Ли, как же вы меня напугали. Думала, это Джоли подкралась сзади. Не хватало мне ее щипков! Уж поверьте, миз Ли, я целый день рук не покладала, а она все щипается да раздает оплеух и, да так и сверлит глазами! А теперь эта партия уже закончена, а она, того и гляди, подсунет новую, а у меня еще крошки во рту не было, потому что пришлось и гладить, и складывать, а сегодня воскресенье, а мы получим лепешки, а может, и жареную зубатку. Дэниел и Сладкий Джон ходили рыбачить, а эта Джоли ужасно злая. Наверное, это все дурная кровь ее па.
 Ли ухмыльнулась, сообразив, что нашла решение всех проблем, как ее собственных, так и Джесси.
 — Ты не выстираешь вот это? — спросила она, сунув охапку одежды растерянной девушке. — Это много времени не займет. А Джоли тем временем увидит, что ты занята, и оставит тебя в покое.
 Теперь сама она спокойно войдет в дом, не опасаясь проницательной домоправительницы. И при этом не только сделает незнакомцу огромное одолжение, учитывая состояние его вещей, но и избавит Джесси от гнева Джоли.
 Джесси, хмурясь, уставилась на груду одежды.
 — Это мужские штаны, миз Ли! — ахнула она. — Уж оченно длинноногий этот джентмун, доложу я вам! Где вы это взяли, миз Ли? И зря я назвала его джентмуном. Ни один джентмун такого не напялит!
 — Ш-ш, — прошипела Ли.
 — Как это попало в ваши пригожие ручки? Ваша мама здорово рассердится, если узнает, — мудро заметила девушка, ибо всем было известно, что хозяйка Треверс-Хилла — истинная леди.
 — Пожалуйста, Джесси, выстирай это ради меня, — умоляла Ли, глядя в ту сторону, где все еще стояла подбоченившаяся Джоли. — Это секрет!
 — Секрет? — с сомнением переспросила Джесси, поднимая рубашку. — Глянь, да это, наверное, вы у мастера Гая взяли? Опять вы за свое, миз Ли! Только он такое не носит, да они и шибко для него длинны. Он почти такой же коротконожка, как мист Стюарт. А это? Тоже выстирать?
 Ли, растерянно хлопая глазами, воззрилась на лежавший на дорожке кожаный кисет. Что это?
 Но, подняв его и нащупав несколько предметов различной формы, в том числе и один очень острый, она поняла, на чем сидела всю обратную дорогу.
 — Не волнуйся. Это я возьму с собой, — заверила она, едва сдерживая любопытство. — Только поспеши, Джесси, и поскорее выстирай одежду, прежде чем Джоли узнает и заставит тебя возиться с постельным бельем. А я за это тебя отблагодарю, — пообещала Ли, и поскольку Джесси знала, что молодая хозяйка всегда держит слово, она молча спрятала одежду в пустую корзину и направилась к большому корыту, у которого провела почти весь день. Выждав момент, когда Джоли не смотрела в ее сторону, она сунула вещи в воду, а Ли спрятала кисет в складки юбки и с облегченным вздохом поспешила к дому, в полной уверенности, что сумела благополучно избежать выговора.
 Она была уже почти у двери, когда услышала свое имя. Ли с невинным видом обернулась, приветственно кивнула и скрылась за дверью. К счастью, она не заметила изумленного лица Джоли, а также молнии, промелькнувшей в глазах при виде тоненькой фигурки, исчезнувшей в доме. Пробежав по выложенному кирпичами полу посудомойни и с трудом обходя большие железные котлы и сковороды, которые обычно хранили и мыли именно здесь, Ли вошла в кухню, душное и жаркое помещение, приветливый вид которому придавали чисто выбеленные стены, отражавшие солнечный свет, лившийся из двух больших окон. Ярко-красные герани и лечебные травы Джоли росли в маленьких глиняных горшках, расставленных на широких подоконниках. Толстый серый кот, охранявший кухню по ночам от мышей-воровок, спал на солнышке, среди горшков с цветами. Из медных кастрюль, стоявших на плите, поднимались невероятно вкусные ароматы. Одна из кухарок деревянной лопаткой доставала из духовки бисквиты с золотистой корочкой. Глиняные миски со свежесбитым маслом, яйцами, медом, грецкими и пекановыми орехами, лимонами и апельсинами, чашка с бренди, куски сырого шоколада и небольшие мисочки с пряностями сгрудились на одном конце длинного стола, стоявшего в самом центре. Розамунда, единственная судомойка, которой Джоли доверяла отмерять ингредиенты и готовить под ее неусыпным наблюдением, помещала в оловянные банки сдобу: когда гости начнут разъезжаться, все эти деликатесы будут уложены в специальные корзинки, как вкусное напоминание о легендарном гостеприимстве Треверсов.
 Уловив едкий запах уксуса, Ли наморщила носик. На маленьком столе громоздились приготовленные для маринада нарезанные овощи: бобы, цветная капуста, лук, огурцы и травы. Джоли собиралась готовить свои знаменитые пикули.
 Ли споткнулась о корзину с белой кукурузой, а потом едва не села еще в одну, с зелеными томатами. Гай очень любил, когда Джоли обваливала их в кукурузной муке, жарила с беконом и подавала с соусом чили.
 С трудом сохранив равновесие, Ли чудом не налетела на служанку. Та, встав на четвереньки, отскребала с пола липкий экстракт сорго, пролившийся из опрокинутого кувшина.
 Кое-как увернувшись, Ли отправилась дальше. Проходя мимо очередного стола, на котором в одиноком великолепии стоял любимый пекановый торт отца, пропитанный бурбоном, она чуть не поддалась искушению отщипнуть орешек, но вовремя сообразила, что в проделке обвинят кого-то из служанок, поскольку все орешки и засахаренные вишни, украшавшие торт, были тщательно сосчитаны. Кроме того, она терпеть не могла вкус виски, которым пропитывались орехи, когда торт заворачивали в смоченную спиртным ткань, чтобы предохранить от высыхания.
 По мере того как шли дни, привкус бурбона становился все сильнее, но отцу, вероятно, это нравилось, потому что к концу недели от торта не оставалось ни крошки.
 Около двери стояли керамические кувшины, где бродили ежевика, смородина и цветы одуванчика, из которых потом получалось великолепное вино, достойное уст прекрасных дам, посещавших Треверс-Хилл. Медного перегонного куба в дальнем углу кухни не касался никто, кроме Стивена, который собственноручно гнал кукурузное виски и бренди для хозяина Треверс-Хилла и его вечно жаждущих друзей.
 Ли почти пробежала по переходу в большой дом и не оглядываясь скользнула мимо библиотеки. На столике рядом с вазой севрского фарфора, полной роз, лежали тряпки, щетки и банки с лимонным воском. Двери бального зала были распахнуты. Паркет уже был натерт до блеска, зеркала и хрустальные люстры сверкали.
 Ли на цыпочках прошла мимо столовой, где Стивен, фальшиво насвистывая, чистил серебро к обеду, и, бесшумно ступая босыми ногами, заглянула в гостиную. К ее облегчению, комната оказалась пустой. Ли, бессознательно улыбаясь, посмотрела на дедовское кремневое ружье, красовавшееся над дверью. Рядом висел рожок для пороха, с выгравированной на нем картой Виргинии. Ли всегда подозревала, что грозный вид длинноствольного оружия препятствовал задержавшимся гостям слишком долго торчать в дверях. Над дверями в салон, где отец и его приятели беседовали за бренди и сигарами и играли в карты, сверкала немецкая шпага с медной рукоятью и длинным заостренным клинком. Ее гарда была украшена изображением лошади: подходящий символ для Треверс-Хилла. Ее отдал прадеду гессенский наемник, сдавшийся ему в плен во время войны за независимость. Она прекрасно дополняла кавалерийскую саблю, захваченную тем же прадедом у британского драгуна, которого тот ранил в сражении при Йорктауне. Дед любил расписывать подвиги отца и заливался кудахтающим смехом, рассказывая, как лорд Данмор, последний губернатор Виргинии, бежал, поджав хвост, под вопли и проклятия Патрика Генри.
 Сквозь открытое окно доносились голоса и смех: очевидно, Джулия красочно описывала их сегодняшние похождения. Ли едва не вскрикнула от изумления, когда напольные часы, стоявшие рядом с диваном, пробили час. Широкополая шляпа матери, в которой та работала в саду, свисала с подлокотника дивана. Шелковые ленточки тихо трепетали на легком ветерке. Ли, не теряя времени, взлетела наверх и прокралась мимо материнской спальни. Не нужно и заглядывать внутрь, чтобы знать: матушка сидит в любимом кресле, обитом розовым дамасским шелком, и старательно вышивает, прежде чем спуститься вниз, проследить за приготовлением воскресного обеда. Хотя спальня у родителей была общей, во всем виднелся вкус матери: розовые с кремовым стены, мебель теплых тонов из вишневого дерева и сильный аромат роз и лаванды. Здесь Беатрис Амелия проверяла счета, платила долги, писала письма друзьям и родственникам, вела дневник, отдавала приказы слугам и журила детей.
 Слава Богу, кажется, обошлось, и она спокойно миновала закрытую дверь! Интересно, каким будет наказание, когда мать узнает о ее поведении!
 Постаравшись выбросить из головы неприятные мысли, девушка миновала прежние спальни Алтеи и Стюарта Джеймса, в которых они жили и теперь, приезжая в родительский дом. К ее сожалению, в комнате Гая никого не оказалось. Здесь была чисто мужская обстановка: коричневые с зеленым обои, охотничьи и морские сцены на стенах. На камине — модель трехмачтовой бригантины с пушками наготове и фигурки стаффордширского фарфора, изображавшие боксеров с поднятыми кулаками, готовых ринуться в бой. Ли хотелось поделиться своей волнующей историей с Гаем: брат, узнав о том, как она ошибочно приняла за Адама незнакомого человека, нашел бы случившееся весьма забавным. Но может, к лучшему, если никто, даже Гай, не узнает ее тайны.
 Напротив спальни, которая была отведена ей и Блайт, находилась пока еще пустая комната Палмера Уильяма. Ли вошла к себе и повертела перед глазами кожаный кисет. Где бы его спрятать, пока она не вернет похищенное при первой возможности… после того, как рассмотрит содержимое?
 В изножье кровати лежало свернутое одеяло с ярким цветочным рисунком. Можно бы положить туда, но Джулия непременно начнет вертеться и нащупает кисет ногами. А зимние надкроватные занавески сняты и заменены легким прозрачным пологом. Да и на тумбочке его сразу заметят. Даже между кроватью и стеной его не сунешь, поскольку кровать выдвинули на середину и сняли изголовье, чтобы девушкам не было так жарко спать. А если сунуть мешочек в комод, Блайт наверняка его обнаружит.
 Ли порылась в ящиках, достала чистые панталоны и чулки, бросила на постель и на минуту застыла, глядя на ларь для одеял в ногах кровати. Вот он, идеальный тайник для…
 — Мисс Ли!
 Круто развернувшись, Ли встретилась глазами со сверлящим взглядом Джоли и от растерянности онемела. Боясь, что выдаст себя, она поспешно опустила руку в складки юбки, чтобы скрыть кисет.
 — Мисс Ли, идите-ка сюда. И нечего дергать плечиком, я вам не поклонник. Только не думайте одурачить бедную старую Джоли, я не поддамся на ваши уловки. Видела я ваше личико, когда вы крались к двери. Я как раз была во дворе, присматривала за девчонками, на случай если кто вздумает небрежничать с бельем мисс Беатрис Амелии. Не кто иной, как вы, сунул Джесси эту рвань. Думаете, я ничего не вижу и не слышу? Ничего, она свое получила! До сих пор уши горят! Ей следовало бы больше думать об этом никчемном Дэниеле! И я предупредила, что, если увижу, как она строит глазки Сладкому Джону, напущу на нее родичей со стороны моего па. Я собираюсь сосватать Сладкому Джону малышку Розамунду. Так и сказала этой задаваке Джесси, что старый полковник Ли назвал моего па Рейнаром, что значит по-французски «лис». Так Стивен говорит. А люди моего па звали его Крадущимся Лисом. Хороший был охотник за беглыми. Думаете, раб мог сделать больше двух шагов за границы поместья полковника? Крадущийся Лис так их запугал, что все верили, будто он забрал желтые глаза у лиса, которого затравил, чтобы украсть у него душу.
 Джоли энергично кивнула головой с туго заколотыми на макушке черными косами, и Ли поняла, что та верит легенде, потому что унаследовала те же самые глаза и наверняка видит в темноте.
 — И никакие медовые речи меня с толку не собьют, недаром, мисс, я растила вас с пеленок, — продолжала Джоли, глядя в спину девушки. — Так что либо признаетесь, где раздобыли эти лохмотья, либо я пойду к мисс Беатрис Амелии, и ваша мама уж точно в обморок упадет, узнав, что вы стащили штаны у какого-то джентмуна. Ага! То-то вы съежились, как от удара кнутом! Вы когда-нибудь сведете в могилу свою несчастную матушку, а если мы начнем приводить ее в чувство нюхательными солями, ваш па обязательно проведает и… и тогда просто не знаю, что будет! Мало того, что скоро крышу с дома снесет от всех этих приготовлений, и к пятнице все с ног собьются, и ваша тетя Мэрибел вот-вот появится вместе с гостями из Чарлстона и Саванны, и мисс Беатрис Амелия чуть с ума не сошла от страха, что вы руки перепачкаете ежевичным соком, так еще вам нужно было тащиться на задний двор с мужскими штанами!
 Ли молча воздела к небу глаза. Ах, если бы только удалось пробраться в спальню незаметно… но разве от Джоли что-то ускользнет?! И если ей что-то не понравится, горе провинившемуся!
 — Джоли! — пробормотала она с просительной улыбкой и медленно повернулась, спрятав за спину руку с кисетом.
 В душе у нее все кипело. Как это она не догадалась запереть дверь спальни? Спеша поскорее порыться в кисете, из-за которого на попке наверняка появился синяк, она совсем забыла о Джоли!
 — Но, Джоли, ты же знаешь, я собирала ежевику с Блайт и Джулией и нашла столько чудесных сочных ягод! Представляю, каким получится пирог! Лучшим за все лето! И мы так хорошо пообедали. Джулии особенно понравились твой паштет и бисквиты на пахте. Даю слово, ни крошки не осталось. И на руках совсем нет пятен. Мама будет очень довольна. Откуда ты взяла, что я… — начала Ли, соображая, как бы получше вывернуться.
 — И не заговаривайте мне зубы, мисс. Я точно знаю, где вам следовало быть и что делать, так что объясните, как к вам в руки попали мужские штаны!
 — Джоли, пожалуйста…
 — С места не сойду, пока не докопаюсь до правды! Поглядите на себя! А я-то испугалась, что в дом лезут воры! Что, если бы соседи застали вас в таком виде: платье мокрое, ноги босые, волосы разметались по плечам, как у той белой швали, что даже ленточки не имеет! Ваша бедная матушка умерла бы от стыда! Хорошо еще, что старая Джоли ходит так же неслышно, как мисс Ли, иначе ваша мама давно уже была бы здесь. И повезло, что старая Джоли знает, какой лисичкой может обернуться мисс Ли, так что выкладывайте, с чего это вы стоите передо мной в промокших панталонах.
 — Я не обязана ничего тебе говорить, — смело выпалила Ли, не желавшая признавать свои преступления и терпеть свирепый взгляд экономки.
 — А вот это мы еще посмотрим, мисси, — фыркнула Джоли, считавшая, что мисс Ли стала сильно задирать нос с тех пор, как побывала в чарлстонском пансионе, но тут же вспомнив о причине спора, а именно, о кожаном кисете, до которого мечтала добраться, добавила:
 — Вряд ли мисс Люси или мисс Джулия будут молчать о том, что случилось. Правда, если я начну задавать вопросы, истина выйдет наружу, и мисс Эффи обо всем услышит, а уж она хранит секреты не лучше своей доченьки. С таким же успехом можно сразу обо всем поведать вашей тете, Мэрибел Лу.
 — Давай, действуй, только они ничегошеньки не знают, — бросила Ли, изображая спокойствие, хотя ужасно не хотелось, чтобы Блайт и Джулия пронюхали что-то, стали расспрашивать, хихикать и сплетничать о нагом незнакомце… и вот тогда дойдет до матери, и Ли не поздоровится.
 — Посмотрим, — объявила Джоли, решительно скрестив руки на худой груди. Ли поняла, что игра безнадежно проиграна, ибо Джоли никогда не сдавалась.
 — Ладно, так и быть, — вздохнула она. — Только обещай, что слова никому не проронишь, особенно маме.
 Она потянулась к Джоли, но та покачала головой:
 — Никаких обещаний, пока не узнаю точно, что вы натворили.
 Теперь можно и расслабиться. Добыча загнана в угол и никуда не денется. Но даже Джоли не представляла, что сейчас услышит. Такого она не ожидала. Ли начала подумывать, что дела обстоят хуже, чем предполагалось. Выражение неверящего изумления на обычно бесстрастном лице Джоли лучше любых слов убедило ее в чудовищности проступка.
 — О Господи, — пробормотала метиска. — Я не доживу до новых седых волос на своей несчастной голове.
 Она поспешно прикрыла глаза, чтобы Ли не разглядела в них симпатии и сочувствия. Но головка девушки была опущена, очевидно, чтобы показать всю меру раскаяния. Джоли поняла, что не может долго сердиться на нее. Из детей Беатрис Амелии она больше всех любила Гая и Ли Александру, хотя именно эти двое доставляли немало неприятностей семье. Недаром оба унаследовали каштановые волосы отца, который в свое время слыл настоящим сорвиголовой и буяном. С тех пор как ее милая мисс Беатрис Амелия вышла замуж в семью Треверсов, Джоли пережила немало бессонных ночей.
 — Хм-м, — буркнула она, успокаивающе погладив тонкую руку. Стоит взглянуть в эти синие глаза, и она тотчас вспоминает мисс Беатрис Амелию в юности. Правда, последняя всегда отличалась послушанием и рассудительностью. — Этот ваш джентмун вовсе не джентмун, лапочка, — заявила она, дословно повторяя проницательное замечание Джесси. — Видела я эту одежду. Вышита бусинами, в точности как у родичей моего па, что живут в горах. И что вы там держите за спиной, позвольте узнать? Покажите старой Джоли.
 — Он не может быть чероки, Джоли. Волосы золотистые. Поэтому я и приняла его за Адама Брейдона, — призналась Ли, игнорируя требование Джоли. Она не собиралась отдавать находку, не узнав сначала, что там лежит.
 — Ну же, детка, не стесняйтесь, — настаивала Джоли, не любившая тайн.
 Ли понурилась, но медленно вынула руку из-за спины. Джоли потянулась к кисету, но Ли оказалась проворнее и, распустив шнур, сунула руку внутрь.
 — Ой, что это? — ахнула она.
 — Не делайте этого, мисс Ли. Нельзя! Это не ваше дело, и то, что там находится, должно оставаться скрытым от белых людей, — посоветовала Джоли, но было поздно. Ли уже высыпала на ладонь содержимое кисета. — О Господи, вот теперь вы пропали, мисси! — выпалила Джоли, отступая, когда девушка подняла сначала перо, потом наконечник стрелы, кусочки стали и кремня, плитку табака, локон черных волос, сплетенных в тугую косичку и украшенных цветными бусами, комок красноватой глины, крошечную сосновую шишку, маленькую прядь чего-то, подозрительно похожего на конский волос, и, наконец, пожелтевший клык какого-то зверя.
 Ли ошеломленно уставилась на Джоли. Всем было известно бесстрашие домоправительницы, но сейчас ее глаза были полны страхом и непонятной тоской. Пожав плечами, Ли сунула руку в мешочек и нашла последний, самый интересный и занимательный предмет.
 — О, взгляни, Джоли, — выдохнула она, протягивая домоправительнице изящный серебряный кинжал. — Вот это да!
 — Что вы натворили, сердечко мое? О Боже, Боже милостивый, пощади неразумное дитя, — причитала Джоли, качая головой. — Так и знала, что это добром не кончится! Так и знала. С самого утра чувствовала! И остерегала Стивена, да, мэм, точно. Нюхом чуяла, будет худо! А этот чертов Стивен только и твердил, что вроде бы мало мяты положил в джулеп! Можно подумать, велика беда! Совсем стал суетливый, как старая дева. Волнуется по пустякам! О, малышка моя, что же теперь будет? Должно быть, к ночи разразится гроза. Духи ужасно злятся, когда их тревожат понапрасну, и начинают кого-то проклинать!
 — Проклинать? — удивленно переспросила Ли, поднимая глаза от царапины на ладони, куда впился один из острых лучей солнца, украшавшего рукоять кинжала.
 — Этот ваш джентмун наверняка дикарь, сердечко мое. Подумать только, моя сладкая малышка оказалась наедине с этим человеком. Страшно подумать, что случилось бы, доберись он до вас! Эти дикари снимают скальпы, сердечко мое, а у вас такие мягкие красивые волосы, — проворковала Джоли, приглаживая худой рукой длинную каштановую косу Ли.
 — О, Джоли, да ведь мы в Виргинии, — засмеялась девушка, но когда принялась укладывать вещички обратно в кисет, заметила, что пальцы слегка дрожат. Проведя рядом с Джоли большую часть жизни, она привыкла прислушиваться к мудрым речам. — Что это, Джоли? — робко спросила она.
 — Джу-джу, солнышко, — ответила та еще тише, чем сама Ли. Глаза ее были закрыты, как на молитве. — Защищают человека от злых духов. Это его тотем, амулеты, для того чтобы призвать духов на помощь. И постороннему человеку не годится их видеть. Вот увидишь, он здорово рассердится. Никому нельзя их видеть. Воины надевают их перед битвой.
 — Правда? На шею? Как некоторые носят медальоны, внутри которых лежат локоны любимых?
 — Верно. Иногда на шее, но по большей части на поясе, под набедренной повязкой. Воины считают, что там они в безопасности и наверняка ничего не случится с их… их…
 Джоли запнулась, пытаясь объяснить, и под любопытным взглядом Ли меднокожие щеки залила краска.
 — Не знаю, смогут ли мои чары вуду защитить вас, детка. Чуяла же, что дело неладно. Мне был подан знак.
 — Джоли, да ведь ты христианка, — напомнила Ли, брезгливо рассматривая кисет. При мысли о том, где он находился, ей становилось дурно.
 — И что же, мисси? — фыркнула та. — Меня крестили. Но мало ли какие силы могут быть на свете! Мудрый человек поостережется их оскорблять. Бывает много такого, о чем белые люди понятия не имеют. И это хорошо, иначе перепугались бы до смерти. А теперь давайте-ка снимем мокрое белье, а потом я пойду помогу вашей маме на кухне. Надеюсь, вы не умрете от простуды.
 — Нет, если разгневанные боги доберутся до меня раньше, — пошутила Ли, морщась, когда Джоли принялась дергать за шнуровку корсета. — Ты ведь ей не скажешь?
 — Я еще не решила. Посмотрим, что будет дальше.
 — Завтра я верну одежду, — пообещала Ли.
 — Ни за что.
 — Но я должна, Джоли, — упрямо настаивала девушка.
 — Пошлете кого-нибудь из этих никчемных лентяев работников. Пусть их скальпируют, велика важность! А вы никуда не пойдете.
 — Но я одна знаю, где нашла одежду и куда ее положить, — возразила Ли, полная решимости исправить ошибку. — Это мой долг.
 — Никуда вы не пойдете.
 — Я возьму с собой Сладкого Джона, и тогда никто, даже твои духи, ничего мне не сделает, — заявила Ли.
 Сын Стивена и Джоли вырос высоким и широкоплечим, и, хотя бережно обращался с лошадьми, никто не мог победить его в рукопашной.
 — Не знаю, — нахмурилась Джоли, не любившая менять планы, но Ли уже спрятала кисет в ларь под одеяла.
 — Если я верну одежду и кисет, никому не обязательно знать, что произошло, особенно маме. Ты же знаешь, как она расстроится. Таким образом я умилостивлю богов, — пояснила Ли, слегка улыбаясь.
 — Ш-ш-ш, девочка, не смейтесь над ними, — прошептала Джоли, нервно оглядываясь, прежде чем обреченно вздохнуть. — Так и быть, но мне это не нравится, и вам лучше убрать с лица эту самодовольную улыбку кошки, слизавшей сливки, потому что я буду следить за вами, как лис за курятником, — буркнула она. — И не убегайте. Нужно смазать чем-то эту царапину.
 Про себя Джоли подумала, что хозяйке лучше ничего не знать, а сама она, когда все мирно улягутся в постели, пожалуй, вызовет своих духов.
 Неизвестно, каких духов имела в виду Джоли, но они оказались недостаточно сильны, чтобы заглушить гром, прокатившийся над Треверс-Хиллом как раз перед рассветом и пробудивший Ли от крепкого сна.

 Глава 5


  Когтистой лапой пригвоздив добычу, 
  Склонил кровавый клюв над нею кречет. 

    Альфред Теннисон

 — Ты слышал гром прошлой ночью, Стивен? — осведомилась Ли, бесшумно подкравшись к дворецкому, стоявшему в столовой. Тот испуганно подпрыгнул.
 — Мисс Ли! Старого Стивена чуть кондрашка не хватил! Разве можно так пугать человека? И почему вы на ногах ни свет ни заря? Даже старый петух еще спит на насесте! — причитал он, поднимая крышку с серебряного блюда, откуда немедленно донесся соблазнительный аромат.
 — Мне кое-что нужно сделать утром и, боюсь, отложить нельзя, — заявила Ли с уверенностью, которой не чувствовала, и, взяв из вазы пару яблок, спрятала в карман.
 — Старый Стивен все знает, мисс Ли, — понимающе кивнул дворецкий.
 — Знаешь? — ахнула Ли, посчитав, что Джоли разучилась хранить секреты.
 — Ходил в конюшню проведать старину Бродягу. Сказал Сладкому Джону, что, когда мисс Ли услышит, как мистер Гай снова пытался перепрыгнуть через забор, наверняка не устоит и тоже попробует. Ваш папа здорово сердился на мальчика, но и гордился тоже.
 Ли, облегченно вздохнув, подошла к красивой птичьей клетке, стоявшей на столике между двумя выходившими на веранду окнами.
 — Вижу, мамины птички тоже проснулись, — заметила она, разглядывая ярко окрашенных пичужек, прыгавших в позолоченной клетке. Мелодичные трели наполняли комнату.
 — Ваша мама с детства любит их чириканье по утрам. А вот полковник Ли ненавидел пташек и все грозил ощипать им перья, но малышка Беатрис Амелия храбро защищала своих питомцев. И если слух у меня не такой, как раньше, я еще не совсем ослеп, мисс Ли, — объявил Стивен, показывая на ее выцветшее голубое платье. — В таком виде этих задавак, сестер Кэнби, не навестишь!
 Ли с сожалением оглядела ситцевое платьишко со споротой отделкой. Три года назад оно было намного длиннее!
 Обтрепанный подол открывал щиколотки в белых чулочках. С распущенными по плечам и подхваченными старенькой лентой волосами она выглядела четырнадцатилетним подростком… если не считать того, что теперь лиф подхватывал нежные округлости грудей и не оставлял сомнений, что его владелица — молодая женщина.
 Ли пожала плечами. Ее любимый муслиновый наряд в розовато-лиловую полоску подождет, пока она не выполнит задуманное. Она оставила его висеть на дверце бельевого шкафа вместе с отороченной кружевами нижней юбкой и тонкими шелковыми чулками. Когда она на цыпочках вышла из комнаты, Блайт и Джулия еще мирно посапывали. Боясь их потревожить, она недолго возилась с туалетом: всего лишь наскоро причесалась и плеснула сиреневой воды на лицо и руки. Если все пойдет, как планировалось, она успеет вернуться еще до того, как встанут девушки.
 — Кстати, Стивен, разве мама еще не встала? — удивилась Ли, разглядывая свои поношенные туфли с такими тонкими подошвами, что она с успехом могла бы идти в одних чулках. Только вчера Джоли пригрозила их выбросить, объявив, что даже судомойка постыдилась бы показаться на людях в подобной обуви. — В жизни не видела, чтобы она так долго спала! Это папа все еще храпит в детской. Ой, она ведь не заболела? Папа поэтому лег в детской? Я и Джоли не видела.
 — Мистер Стюарт засиделся допоздна с мистером Натаном, а вы знаете, что с ним творится, когда слишком много выпьет! У него уже не такая крепкая голова, как раньше. Но кто же ему об этом скажет, тем более что он пил с мистером Натаном, а уж тот такой здоровяк, что во всем округе не хватит кукурузного виски, чтобы уложить его под стол! Ну так вот, мистер Натан, все еще твердо держась на ногах, помог мне уложить мистера Стюарта в детской, чтобы не потревожить мисс Беатрис Амелию. Но мистер Стюарт все равно распевал свои грустные песни, да так громко! А мисс Беатрис Амелия вместе с Джоли отправились с самого утра лечить больных. Джоли клянется, что эта Джесси вчера вечером объелась зубатки и свежего хлеба. Совсем пустоголовая дурочка… и боится грозы, да еще других пугает… так что все едва не выпрыгивают из своей трусливой кожи. Никогда еще не слыхал такого переполоха, как сегодня ночью! Визжат, стонут, трясутся… даже лиса в курятнике и та не наделала бы столько шума.
 — А ты знал, что Джоли предсказала грозу? — спросила Ли, нервно крутя ленты шляпки.
 — Как всегда, — пожал плечами дворецкий, ничуть не обеспокоенный сверхъестественными способностями жены.
 — Она сказала, что это духи сердятся.
 — Скорее уж палец на ноге разболелся. В последнее время ноет, прямо что-то ужасное, — фыркнул Стивен.
 — Ты вправду так считаешь? — пробормотала Ли. Слава Богу, от сердца немного отлегло!
 — Ну, мисс Ли, что будете есть на завтрак? — озабоченно осведомился Стивен, вспомнив о своих обязанностях.
 — Пышку и сладкую булочку, — ответила Ли, потянувшись к слоеным пирожкам с карамелью и пеканами, выложенным в серебряную корзинку. Сейчас ее больше волновала судьба чужой одежды, чем завтрак. Джоли пообещала повесить вещи незнакомца на кухне, чтобы быстрее высохли. Следует забрать их, пока никто не увидел, а потом прокрасться в конюшню до того, как мать и Джоли вернутся в дом.
 — Ну уж нет, мисс Ли, я не выпущу вас из дома, пока не поедите как полагается. Что скажет мисс Беатрис Амелия? А мой папа? Боже ты мой! Вот что он сказал бы, будь сейчас жив! А если вы удерете с двумя булочками, значит, скормите их своим ненасытным чудовищам! Я уже видел, как вы стащили со стола два яблока, а ведь я битый час их укладывал покрасивее, — упрекнул Стивен, качая головой.
 — Ах, Стивен, ты все такой же хитрый лис. И не настолько состарился, чтобы не схватить меня за руку.
 — Вовсе нет, просто слишком долго живу в этой семье, — ухмыльнулся дворецкий.
 Ли вытащила яблоки, вытерла о юбку и уже потянулась к серебряной вазе, но, к несчастью, сбила на скатерть пару спелых вишен. Правда, успела нагнуться и поймать ягоды, прежде чем они свалились на ковер, а потом заткнуть их за гроздь росистого винограда, лежавшую подле розовых персиков и фиолетовых слив, искусно расположенных вокруг ананаса в самом центре.
 Стивен удовлетворенно кивнул, поправил фрукты по своему вкусу и стал перечислять:
 — Сегодня у нас печеные яйца, как любит мисс Алтея, с тостом, намазанным маслом и джемом. Не знаю, в чем дело, но что-то в последнее время она плохо ест по утрам. Может, собирается на этот раз подарить мистеру Натану маленького сыночка? А я уже тревожился, что у них всего одно дитя. Похоже, они скоро переселятся в Ройял-Бей. Мистер Ноубл совсем плох. Вчера приезжал с визитом в экипаже, да и то еле сидел. Уж проще было сразу принести его в носилках. А как он выходил из коляски! Уж мисс Эффи толкала его, и тянула, и все причитала над ним, как курица над цыпленком. Так о чем я? Да, еще есть яичница, оладьи с яблоками, жареный картофель с кусочками бекона для мистера Гая. Он, должно быть, проголодается, когда приедет от Кэнби. Сдается, там рады ему, особенно одна дама, хотя он приедет разгоряченный и потный.
 Ли с брезгливой миной покачала головой:
 — Надеюсь, что Гай умнее, чем кажется. Он всегда умудряется выйти сухим из воды. Но если воображает, что сумеет улестить одну из Кэнби и при этом не попасться, хотя ясно как день, что все остальные станут подслушивать у дверей гостиной, тогда он еще глупее, чем мы все думали. Когда-нибудь найдет коса на камень, и дама, которой он так мило улыбается и дает обещания, без всякого намерения их сдержать, заполучит его колечко на пальчик, а второе проденет ему в нос. Считает, что может приручить любую женщину в округе, а потом прогнать ее, как бездомную собаку, когда минует надобность и дама станет чересчур требовательной. И если возлюбленная откажет ему, представляю, как будет страдать самолюбие бедняги. Но пока что… ему не повредило бы иметь ноги подлиннее, чтобы обогнать Саретт Кэнби, когда та попытается его поймать.
 — Да уж, на вид она здоровенькая. И ест с аппетитом, — согласился Стивен.
 — Надеюсь только, что тебе не придется подавать ей завтрак каждое утро, а я не буду сидеть напротив невестки, которую видеть не могу и которая терпеть не может меня. Она скорее всего уже вещи складывает, готовясь перебраться в Треверс-Хилл, тем более что теперь, когда Стюарт Джеймс получил Уиллоу-Крик, папа надеется, что Гай будет управлять фермой. Она вытурит моих бедных родителей в Англию, навестить дальних родственников. И поскольку я не замужем, заставит меня с утра до вечера гнуться над шитьем для себя и своих сестер, а несчастную Люси попытается спихнуть своему братцу. Она знает, что я не пожелаю иметь с ним ничего общего. В жизни не видела, чтобы кто-то сидел на лошади хуже Джона Роя. А Саретт, та вообще к лошадям не подходит. Торчит в Эвергринз, как жирная кошка, и точит когти на Гая и других неосторожных женихов.
 — А по мне, так ни Кэнби, ни какая другая семья, кроме Брейдонов, не хороша для Треверсов, — согласился Стивен, и оба они знали, что он включает Фисбу, жену Стюарта Джеймса, в число этих недостойных.
 — Подозреваю, что на земле вообще не осталось приличных людей, которых можно было бы принять в семью, — съязвила Ли, думая о самых невероятных слухах об очередной выходке Стюарта Треверса и его родичей, ходивших в округе после каждых скачек, барбекю и пикника.
 — Я спокоен, пока старушка Джоли присматривает за всеми. И ничего страшного не случится, тем более что я тоже рядом и вполне способен уберечь каждого, — заверил Стивен. — Но я опять отвлекся. У нас есть жареные устрицы и блинчики для мистера Натана. Вроде они с мистером Стюартом хотели сегодня утром ехать на лесопилку. Я положу вам немного, вместе с подливкой и лепешками. Ох, кажется, забыл мяту! Никогда со мной такого не случалось! Пойду принесу, пока не проснулся мистер Стюарт. После прогулки ему понадобится прохладительное, а ведь он любит мои джулепы. Правда, я успел сделать пунш, но не помешает иметь под рукой пару бутылок бренди: недаром мистер Натан упоминал, что мистер Адам может приехать сегодня.
 Стивен осмотрел ряды графинов с вином, мадерой, сидром и более крепкими напитками. Большой серебряный чайник и такой же кофейник, кувшинчик для шоколада и стопки чашек с блюдцами стояли на другом конце буфета.
 — Я знаю, что вы и мисс Люси любите вафли. И я добыл кленового сиропа, потому что вы не любите сорго. Зато полковник Ли любил. Хорошим человеком был ваш дедушка. Рад, что он позволил Джоли уехать в Треверс-Хилл со мной. Как насчет пирожных с ежевикой? Джоли приказала испечь их для мисс Ноуэлл. Эта милая малышка их любит. Джоли сегодня удар хватит, потому что у вашей мамы не было времени съесть омлет. А ведь в нем полно грибов, и соус такой вкусный! Ваша бабушка Ли его обожала. Настоящая была леди. В жизни голоса не повысила, даже когда полковника ранили на дуэли. Ох, Господи, никогда не видел столько крови, как в тот день! А ведь полковник вовсе не был таким уж большим джентмуном! Думал, что он отдаст Богу душу. Но мисс Луиза объявила, что он не покинет ее, пока не объяснит, с чего это вдруг дрался с этим ничтожным креолом. Ужасно разозлилась, что он стрелялся с каким-то типом, которого нельзя назвать джентмуном. И едва не позволил убить себя неизвестно почему. Джентмуны не пачкают руки, связываясь со швалью. Так что она заставила полковника объясняться всю ночь, и у него даже времени помереть не было. А еще у нас есть сладкий дрожжевой хлеб с сосисками, на случай если мистер Палмер Уильям приедет раньше, чем обещал. На кухне есть еще несколько караваев: вдруг он привезет с собой друзей. И ямс остался со вчерашнего вечера, и немного рубленой курятины, и…
 Ли терпеливо выслушивала длиннющие тирады Стивена, но под конец не вытерпела.
 — Ладно, Стивен, ты победил, — вздохнула она и, взглянув на часы, покачала головой. Если она задержится еще немного, в столовую начнут спускаться родственники, и тогда без объяснений не обойтись.
 — Выпейте томатного сока, а я положу вам чего-нибудь вкусненького. Нужно подкормить вас немного. Вот мисс Джулия такая аппетитная толстушка! Странно, что она еще не замужем. Такая красотка должна была уже родить пару ребятишек!
 Ли тихо радовалась, что Джулии здесь нет. Услышав столь лестное мнение Стивена, она наверняка потеряла бы аппетит, а заодно и хорошее настроение. Хорошо еще, что Джесси вчера вечером объелась рыбы и теперь не придется говорить с матерью и упрашивать Джоли. Кроме того, Стивен вообразил, что она идет в конюшню помочь Сладкому Джону с Бродягой, так что никто не удивится ее отсутствию за утренним столом. Теперь осталось найти одежду, а кожаный кисет она уже привязала к поясу под нижними юбками. Потом она поскачет к пруду и вернет вещи незнакомцу, хотя не лично. Она предпочла бы не брать с собой конюха, потому что быстрее обернется одна. Но Сладкий Джон ей не помеха!
 Она так глубоко задумалась, что очнулась, только когда Стивен поставил перед ней тарелку, на которой две золотистые вафли плавали в растопленном масле и густом кленовом сиропе. Рядом возвышались горы из яичницы, жареных сосисок, картофельной соломки, яблочных оладий, и на самом краю примостились две кукурузные пышки. Как еще фарфор не треснул под такой тяжестью.
 Ли открыла было рот, чтобы запротестовать, но, встретившись с довольным выжидательным взглядом Стивена, принялась орудовать вилкой. Удовлетворенно кивнув лохматой головой, он занялся своими делами и минуту спустя поставил перед ней чашку ароматного дымящегося чая, придвинул мед, вазочки с джемами и вареньями и в последний раз оглядел стол.
 — Теперь я вас покину, мисс Ли, — с сожалением объявил он, оглядывая недоеденные вафли на ее тарелке. Хорошо еще, что она съела почти всю яичницу и половину картофеля!
 Он поднял глаза к потолку, заслышав скрип досок. Нужно вернуться в столовую, когда соберется вся семья. Что будет, когда он больше не сможет их обслужить? Стивен надеялся со временем обучить сына, но тому лучше на конюшне с лошадьми. Не будь хозяин так доволен Сладким Джоном, Стивен разочаровался бы в единственном сыне. Но теперь гордился им. Пусть он не мажордом и даже не камердинер, но дело свое знает.
 — Спущусь-ка я в подвал и принесу пару бутылок бренди, а потом нарву в саду мяты. А вы, солнышко, съедите все до крошки? — спросил он с поистине отцовской тревогой.
 — Обязательно, — пообещала Ли, для его успокоения поднося к губам оладью в сиропе и с досадой глядя на огромную липкую каплю, плюхнувшуюся на лиф платья. Какое счастье, что она догадалась надеть эти лохмотья. Ну вот, ничего не оттирается. Впрочем, теперь, после завтрака, она чувствует в себе гораздо больше сил и готова отправиться на подвиги.
 Водрузив обе пышки в фруктовую вазу на место яблок, она поспешила на кухню, где и нашла одежду, висевшую перед большим очагом. Пришлось сделать вид, что ее не волнуют любопытные взгляды и смешки кухонной прислуги. Однако, выбежав во двор, девушка в ужасе уставилась на добычу. Высохшая кожа задубела и сморщилась. Правда, по штанам тянулись влажные дорожки, но что теперь делать? Даже сложить невозможно: одежда попросту поломается.
 Она все же свернула штаны, морщась от громкого треска. Рубашка, еще влажноватая, оказалась куда мягче.
 Преисполненная решимости не тратить драгоценного времени, девушка побежала к конюшне. Даже в этот ранний час тут кипела работа. В горне уже пылали угли, и кузнечный молот выбивал монотонную мелодию. Конюхи чистили стойла и меняли солому. Большинство лошадей были уже накормлены и напоены и ожидали, когда их выпустят на луг.
 Здешние конюшни славились безупречной чистотой. Весь навоз вывозился на поля или, смешанный с коровьими лепешками, костями и молотыми семенами хлопчатника, шел на удобрение для розария Беатрис Амелии. А поскольку ее розы славились на весь штат, даже самые брезгливые с благодарностью принимали от хозяйки Треверс-Хилла пакеты с навозом.
 Ли, шагая по еще влажному от мытья полу, с удовольствием вдыхала сильный знакомый запах выделанной кожи. В каждом стойле были поилка с водой и кормушка со смесью отрубей, овса и патоки.
 — Доброе утро, Сладкий Джон, — приветствовала Ли, подходя к стойлу Бродяги, где конюх что-то тихо говорил чалому, обтирая щеткой.
 — Я говорил старине Бродяге что мисс Ли навестит его с утра пораньше. Он просто обожает вас, мисс Ли. По-моему, он и позволяет мистеру Гаю садиться на него толь ко потому, что может скакать рядом с вами и вашей милой кобылкой, — заявил он и улыбнулся, когда конь тихо заржал, и даже утвердительно мотнул головой. — Ну же, парень, не спутай гриву! Я только что расчесал тебя, чтобы показать мисс Ли!
 Здоровяк Сладкий Джон был не таким черным, как отец, но и не унаследовал от матери медного отлива кожи. Его собственная имела цвет сладкого шоколада, поэтому Джоли и назвала его так, с той минуты, когда увидела впервые.
 Индейская кровь сказывалась в высоких скулах и орлином носе, но Джоли клялась, что его осанка и манера держать себя пугающе живо напоминали о его дедушке, Жан-Жаке, а не о Крадущемся Лисе.
 Ли чмокнула Бродягу в нос, почесала за ушами и, глядя в огромные карие глаза, вздохнула:
 — Настоящий красавчик! Совсем как его бездушный хозяин! Научится ли когда-нибудь Гай думать, прежде чем делать?! Как его нога?
 — Вроде бы ничего серьезного, мисс Ли, — заверил Сладкий Джон, гладя плечо Бродяги. — Я положил на больное место компресс из глины. Пусть отдохнет несколько дней. А мистеру Гаю придется ездить на Девичьем Румянце. Чудесная кобылка, только вот ни за что не прыгнет через изгородь!
 Теперь Ли могла улыбаться, но в душе ощущала тот же самый гнев, который вскипел в Сладком Джоне вчера при виде хромавшего Бродяги.
 — Думаю, Гаю неплохо бы обойтись Тыковкой, особенно если попытается заставить того перескочить забор! Он научит Гая, как себя вести, да еще в довершение всего и укусит, — предсказала она, осторожно дотрагиваясь до передней ноги чалого. — Похоже, опухоль уже спадает, и жар уже поменьше. Не то что прошлой ночью.
 — Ваша кобылка и маленький Капитан ждут вас в загоне, мисс Ли. Я попрошу одного из конюхов поехать с вами.
 — Нет, Сладкий Джон, это ни к чему. Я всего лишь немного проедусь по дороге и вернусь, пока все спят.
 — Прямо не знаю, мисс Ли, — начал Сладкий Джон, хмурясь. Но Ли уже была на полдороге к дверям.
 Сладкий Джон смотрел вслед бежавшей по двору девушке. Пронзительный свист привлек внимание кобылки с жеребенком, пустившихся галопом через весь загон к тому месту, куда направлялась хозяйка. Еще минута — и на ее ладони появились яблоки. Животные не успели слизнуть лакомство, как она открыла ворота, встала на поперечный брус и, вскочив в седло, поскакала к дальнему пастбищу. Капитан рысил впереди.
 Сладкий Джон невольно сравнил девушку с одной из своих подопечных кобылок. Как бы ей не попасть в беду из-за своей резвости!
 Несколько секунд он простоял, прижавшись головой к боку жеребца, но, когда тот подул ему в ухо своим теплым дыханием, рассмеялся и снова принялся за работу, насвистывая ту же унылую мелодию, которую так любил его отец.
 Уже через несколько минут Ли добралась до узкой тропы, которая отходила от основной дорожки. Внутри бурлило странное волнение, вернее, возбуждение, смешанное со страхом и предвкушением чего-то необычного. Проснувшись на рассвете от громовых раскатов, она долго лежала, думая о незнакомце. Стоило закрыть глаза — и перед ней снова вставал загорелый нагой мужчина, поднимавшийся из воды. С мокрых золотистых волос сбегали капли воды.
 Не слушая мерного дыхания спящих девушек, она позволила себе вспоминать, и сердце забилось так, что казалось странным, почему Джулия и Блайт еще не проснулись от громкого стука! Да и мысли ее отнюдь не были невинными!
 Ли залилась краской.
 В памяти всплыли собственные слова о спаривании животных, так небрежно сказанные Джулии. Но с мужчиной, должно быть, все происходит по-другому. Каково это — лежать в объятиях этого человека, прижимаясь к его обнаженной груди, ощущая, как его ладони скользят по телу? Что она почувствует, если он поцелует ее?
 А его лицо… хищное, словно отлитое из бронзы. Вряд ли он может считаться красивым в общепринятом смысле, и, уж конечно, ему далеко до Мэтью Уиклиффа или даже Гая, чьи черты лица были мужественными, но при этом куда тоньше. Орлиный нос… высокие скулы, квадратный подбородок. Ни малейшего признака мягкости, даже в твердо очерченных губах! Темно-золотистые волосы были длиннее, чем допускалось приличиями. Она не разглядела цвета глаз, затененных густыми ресницами, но почему-то знала, что они должны быть светлыми, отражая солнечное сияние днем или свет свечи по ночам. Его движения были исполнены неторопливой грации дикого животного, каждый шаг которого точно выверен.
 Ощущение непонятной досады, ноющей пустоты сбивало с толку. Она никогда не думала о Мэтью ничего подобного, почему же ее так занимает совершенно незнакомый человек, да еще к тому же и не джентльмен? Если Джоли права, он немногим лучше дикаря индейца, иначе почему одевался в оленью кожу и носил кисет, набитый странными варварскими предметами?
 Почему же она не может его забыть?
 Девушка тихонько провела пальцем по одежде, лежавшей на спине кобылки, и тут же нервно отдернула руку, словно обжегшись.
 Какой-то внутренний голос предупреждал о необходимости соблюдать осторожность, и она объехала луг, вместо того чтобы вырваться на открытое пространство. Оставив Дамасену под тем же деревом, что и накануне, она подождала, пока Капитан не исчезнет среди деревьев, а сама поспешила к зарослям ежевики. На этот раз ей навстречу не выскочил белохвостый олень. Тишину нарушало только воркование горлиц да нежное журчание ручейка, манившего ее в тень гемлоков. Никого. Незнакомец уехал.
 Без всякого сожаления, как старалась убедить себя Ли, она положила чистую одежду на землю, подняла юбки, отвязала кисет и поместила сверху. Какое счастье, что она отделалась от чужих вещей!
 Ли повернулась и направилась к лугу, над которым ярко сияло солнышко. Но не прошла и четверти пути, как ноги стали заплетаться. Спину сверлил чей-то взгляд. Ли ускорила шаг, но Дамасена, щипавшая травку, вдруг оказалась ужасно далеко. Напрямик через луг она быстрее доберется до лошади, но что, если там подстерегает опасность?
 Ли досадливо тряхнула головой. Она бредит наяву! Тут нет ни души. Только какая-то птица кричит так пронзительно, что уши режет. Неизвестный наверняка уехал, очевидно, не слишком сокрушаясь о потере. Или ищет вора в другом месте. Но она выполнила задуманное и теперь может со спокойной совестью вернуться домой. Остается надеяться, что она никогда больше не увидит ни дикаря, ни его чертовой одежды!
 Спеша через луг, Ли уже поздравляла себя с удачей, когда скорее ощутила, чем увидела надвигавшуюся на нее закрывшую солнце тень. Девушка словно ослепла на мгновение и заслонилась ладонью, чтобы лучше видеть. Перед ней, загораживая дорогу, высился давешний незнакомец.
 Бежать! Немедленно бежать!
 Но на этот раз инстинкт подвел ее. Шансов на спасение не было. Не успела она сделать двух шагов, как на плечо опустилась тяжелая рука.
 — Так вот она, воровка, укравшая мои вещи, — тихо пробормотал Нейл Брейдон, необычайно довольный своим открытием. Он и ожидать не мог, что воровкой окажется именно та, о ком он думал со вчерашнего дня.
 «Будь зорким и терпеливым, как сокол, выжидающий момента, чтобы ринуться на добычу», — наставлял его воин-команчи, Голодный, Как Преследующий Волк, назавтра после того, как они охотились в пустынных каньонах и редких рощах горных склонов. И вот теперь его терпение было вознаграждено. Прошлую ночь он провел у ручья, довольствуясь сушеной говядиной на ужин и подстерегая появление вора, который вполне мог вернуться в поисках более дорогих ценностей. Если же он ошибается и вор не покажется, придется просить у дяди и кузенов из Ройял-Бей помощи в поисках грабителя. Утром он и в самом деле услышал стук копыт, но его злорадство быстро сменилось изумлением, а потом и радостью при виде злоумышленницы. Интересно, почему она решила вернуть похищенное?
 — Пустите меня! Это ошибка! Пожалуйста, поверьте! — умоляла Ли, злясь на собственную наивность. Как она могла поверить, что он преспокойно уедет, забыв обиду?
 — Ошибка? — с сомнением переспросил он, наслаждаясь ее бесплодными попытками освободиться.
 — Да! — подтвердила Ли, впервые за все время осмелившаяся взглянуть ему в глаза, о чем немедленно пожалела. Потому что вдруг забыла все, что хотела сказать, ибо они оказались такими же светлыми, как она себе представляла. — Да. Я приняла вас за другого человека.
 Незнакомец рассмеялся низким, теплым смехом.
 — За кого-то другого? Означает ли это, что в ваших привычках бродить по округе, воруя мужскую одежду? Что случилось с прославленным виргинским гостеприимством? Не догадайся я захватить с собой еще один костюм, вполне возможно, простудился бы во время вчерашней грозы. И тогда бы моя смерть была на вашей совести.
 — Прошлой ночью было очень тепло, даже жарко, да и дождя не было, только гром гремел, — поправила Ли, не желая, чтобы ее обвиняли в том, к чему она не имела никакого отношения. — Пожалуйста, отпустите меня! И простите за то, что случилось. Мне ужасно жаль.
 — Вероятно, потому, что я оказался не тем, кому вы мстили?
 — Нет-нет, вы никак не желаете меня понять, а это так неприятно. Говорю же, я обозналась. Тот человек заслуживал всяческой кары!
 — Совсем негостеприимно, — продолжал он, наслаждаясь происходившей сценой. Подумать только, и девушка, и вещи — все при нем!
 — Мне показалось, что это Адам Брейдон, — резонно объяснила Ли, отказываясь поддаться панике и не замечая, как вспыхнули его глаза при упоминании имени кузена. — Знай вы этого человека, наверняка все поняли бы и не посчитали бы меня воровкой!
 — Но дело в том, что я знаю вышеупомянутого джентльмена и уверен в ваших злых умыслах! За свои действия нужно отвечать.
 — Я не похищала ваши вещи, мало того, выстирала их, прежде чем вернуть, за что не мешало бы меня поблагодарить. Мало того, ваш кисет в целости и сохранности. Джоли считает, что его содержимое крайне важно для вас, и не растеряйся я так, когда вы обернулись и оказались не Адамом…
 — Вы видели меня в воде? — встрепенулся он, пристально вглядываясь в ее пристыженное лицо.
 — Я так растерялась, — повторила она, — и забыла, что держу в руках вашу одежду. Это вы во всем виноваты, нечего было нарушать границы чужих владений! И кроме того, я отвернулась, когда вы выходили из ручья.
 Не привыкшая лгать, Ли упорно смотрела ему в грудь, только сейчас сообразив, что одет незнакомец весьма модно, в песочного цвета бриджи для верховой езды, высокие сапоги из бычьей кожи. Заложенный складками перед рубашки был безупречно выглажен. Белизна резко контрастировала с почти черным загаром.
 — Как удачно для вас и Адама, что вы приняли меня за него! — заметил он.
 — Простите, но к вам это действительно не имеет никакого отношения. Я уже извинилась и требую, чтобы вы немедленно меня отпустили, — холодно вымолвила Ли.
 — Боюсь, тут вы ошибаетесь. Имеет, и еще какое, поскольку я оскорбленная сторона и могу притянуть вас к суду за воровство. Представляю, какой скандал в округе это вызовет! — размышлял он, смешливо щурясь.
 — О нет, прошу вас, не надо, — взмолилась Ли, живо представившая горе родителей при известии о выходке дочери. — Я же вернула вам вещи, так что никакой беды тут нет. Чего же еще вы хотите?
 Нейл Брейдон смотрел в трогательное личико сердечком, и легкая улыбка, кривившая края губ, расплывалась все шире.
 — Глубокая тьма синевы, прекрасной синевы, — процитировал он. Совсем как предрассветное небо. И до чего же густы каштановые с золотистыми кончиками ресницы, нервно трепещущие под его взглядом! Он жадно вдыхал все то же чудесное благоухание роз и лаванды, которым веяло от шелкового чулка, и сладостный аромат сирени, который источало ее разгоряченное тело. Но, нагнувшись ближе, он ощутил иной, неодолимо искушавший запах.
 Нейл громко рассмеялся, испугав Ли, завороженно уставившуюся на темно-золотистую волну волос, упавшую на высокий лоб.
 — Лаванда и розы, сирень и кленовый сироп. Пьянящая смесь для мужчины, который провел в пути целый месяц, — пробормотал он, не отрывая взгляда от ее полураскрытых губ. Изумительный ротик, идеально очерченный, не слишком широкий, но и не маленький, с чуть приподнятыми уголками губ, нижняя из которых казалась полной и мягкой. — Так вы и Адам — друзья? У него всегда был прекрасный вкус, но на этот раз он превзошел самого себя, — заметил Нейл, захватывая горсть каштановых прядей. На ощупь — настоящий шелк, прошитый золотыми нитями. Как он мечтал запутаться в них пальцами!
 — О чем это вы? — недоумевала Ли, почувствовав мимолетное прикосновение к груди, когда незнакомец дерзко завладел голубой лентой, словно заслуженным призом. Если не считать родственниц, никто, кроме отца и Гая, не дергал ее за волосы!
 — Вы подружка Адама Брейдона, верно?
 — Что?! — взорвалась возмущенная Ли, всем своим видом опровергая столь скандальное предположение.
 — Значит, не подружка? — уточнил он.
 — Разумеется, нет!
 — Прекрасно, это каким-то образом облегчает мою совесть, хотя мы кровные братья и, следовательно, должны всем делиться. Все его — мое, и мне очень хочется воспользоваться этим правом. Но вы кое-чем обязаны мне за причиненный ущерб, а именно похищение, и не только одежды, но и очень дорогих мне вещей.
 Ли, стараясь не обращать внимания на тяжесть его руки, гордо выпрямилась.
 — Со мной, к сожалению, сейчас нет денег, но я позабочусь, чтобы вам заплатили сполна за беспокойство.
 — Я имел в виду не деньги, — спокойно возразил незнакомец. — Даже будь Адам вашим любовником, вряд ли станет возражать, если я украду один невинный поцелуй.
 И прежде чем Ли успела опомниться, нашел ее губы.
 Она и не думала сопротивляться, только плотнее сжала рот и никак не ответила на поцелуй. Незнакомец, озадаченно хмурясь, поднял голову. Он стоял близко, слишком близко, так, что можно было разглядеть рыжеватую щетину и впалые щеки. Золотистые ресницы были густыми и длинными, чересчур длинными для мужчины.
 Ли неприязненно поморщилась и отвернулась, но теплые руки сжали ее щеки. Ли беспомощно уставилась в прищуренные глаза, взгляд которых пронзал ее, словно кинжалом. Зачарованная их серо-зелеными глубинами, в которых, подобно рыбкам в прохладном горном ручье, плавали золотистые искорки, Ли покорилась его власти. Жар, исходивший от него, сжигал ее, пробуждая странные ощущения.
 — Не желаете платить долги? — вызывающе осведомился он. Ли задыхалась, не столько от гнева, сколько от хмельного, кружившего голову чувства, вызванного первым поцелуем. Сердце колотилось так, что она раздвинула губы, хватая ртом воздух, но он снова прижался к ним, лаская, гладя языком, открывая все шире. Ее еще не целовал ни один посторонний мужчина, а тем более в губы! Не веря себе, она ощутила, как его язык обводит контуры рта, и прокляла себя за любопытство. Сама ведь хотела испытать поцелуи этого незнакомца!
 Она такая хрупкая и нежная в его объятиях! И хотя вчера казалась выше своих спутниц, ее макушка едва доходила ему до плеча! Он так легко мог сломать ее… или она сама покорится его воле? — лениво размышлял Нейл, сжимая худенькое тело, прижимая его к груди, скользя ладонью по изгибам бедра и ягодиц, соблазнявших его вчера.
 Она пыталась отстраниться, напрягая мышцы живота, чтобы уклониться от тревожившей близости, но он крепче сжал руки, еще ближе притягивая к себе.
 — Поцелуй меня, — прошептал он в мягкие подрагивавшие губы. — Поцелуй, и твой долг будет выплачен, и больше никто и никогда ничего не узнает.
 Девушка, в надежде то ли как можно скорее отделаться от дерзкого незнакомца, то ли еще раз испытать страсть его поцелуев, обвила руками шею незнакомца, коснулась пальцами вьющегося золота волос и потянулась к его губам.
 Нейл Брейдон затаил дыхание, словно пораженный громом, потрясенный тем, что творилось в душе при виде этого запрокинутого лица с томно полуопущенными веками и темными сапфирами глаз. Губы набухли в ожидании его поцелуя.
 Нежно-нежно, как бабочка крыльями, коснулся он ее губ своими. Нежно-нежно провел цепочку из поцелуев по ее раскрасневшимся щекам и высоким скулам, прежде чем снова завладеть губами, на этот раз с куда большим пылом.
 Теперь он смело стиснул ее бедра, чувствуя, как его плоть вжимается в эту обольстительную мягкость, понимая, что одного невинного поцелуя ему недостаточно. Другая рука нашла ее грудь, лаская мягкий холмик, обтянутый выцветшим ситцем. Девичий сосок непроизвольно затвердел под его большим пальцем: значит, она тоже возбуждена.
 Ли действительно была возбуждена, но именно это и пугало ее. Из последних сил она пыталась спастись. В ушах звучал голос брата: «Когда проигрываешь сражение, не время быть джентльменом. Бей врага в самую уязвимую точку — в наиболее чувствительную часть его невыразимых [8] ».
 А Гай, несмотря на довольно деликатное сложение, редко проигрывал битву.
 Тогда Ли до слез смеялась его речам, но теперь вспомнила и воспользовалась мудрым советом. И судорожно вздернула коленку.
 Ощутив острую боль в паху, Нейл согнулся и упал на колени. Руки разжались сами собой, отпустив женщину, которую он всего мгновение назад стискивал в объятиях. А бывшая пленница тем временем не зевала и со всех ног помчалась по лугу, показывая на бегу подол белоснежной нижней юбки.
 Несмотря на поражение, он невольно улыбнулся, услышав призывный свист, зовущий кобылу.
 «Словно призывный шепот холодного горного ручья — казалось бы, совсем рядом, только руку протяни, но вода неуловима, и все проскальзывает сквозь пальцы…» — любила говаривать сестра. До чего же верно!
 Девушка вскочила на кобылку и ускакала под защиту деревьев. Нейл Брейдон снова улыбнулся.
 — Мы еще встретимся, — тихо пообещал он и, кое-как встав, поплелся к ручью, где были сложены пожитки. Там он вынул голубой чулок и поднес к свету. Мягкий, тонкий, душистый… и теперь принадлежит ему, как и голубая лента. Недалек тот час, когда он овладеет той, что носила все это!

 Глава 6


  О чувства сладкие, 
  Волнующие кровь, тревожащие сердце… 

    Уильям Вордсворт

 Ли осторожно поднесла пальцы ко рту. Губы, все еще припухшие, сладко ныли. Ее первый поцелуй.
 Поцелуй незнакомца.
 — О Боже, — пробормотала она.
 И тут девушка поняла, что сотворила с беднягой. Последнее, что она видела, — как он сидел на земле, схватившись за живот. Гай хорошо обучил ее, возможно, слишком хорошо! Пусть этот человек заслужил удар, остается надеяться, что она не искалечила его!
 Но ее настроение тут же переменилось. Как он посмел целовать ее, кипела девушка, раздувая огонь негодования и возмущения, который до сих пор почему-то не слишком ярко разгорался. Мало того, шарил руками по всему телу, словно имел на это право!
 Ли на миг затаила дыхание и, шумно выдохнув, глянула на свою грудь, еще чувствуя нажатие его ладони. И неудержимо вспыхнула при воспоминании о том, как сосок затвердел под нажатием его пальца.
 Она дрожащими руками потерла бедра, разглаживая платье, и тут же пожалела об этом: в памяти снова всплыли ласки незнакомца.
 Ли, окончательно смешавшись, закрыла глаза. Что сделал с ней незнакомец в тот момент, когда поцеловал? И как теперь она сумеет взглянуть в глаза родным? Постыдная тайна наверняка написана у нее на лице! Все поймут, что она вела себя как последняя распутница! И хуже всего сознавать, что она ответила на его поцелуй. Как же так вышло? Как она могла отдаться ласкам совершенно незнакомого мужчины? Как могла чувствовать странное, сладостное наслаждение, разжигавшее кровь, заставлявшее сердце оглушительно биться, когда он касался ее, прижимал к своему мускулистому телу? Ведь именно поэтому она сбежала. Не потому, что ей не нравилось все это.
 И почему она так живо помнит чарующую красоту его глаз? Она не могла отвести от них взгляда и словно тонула в бездонном колодце. Но его глаза обманчивы. Только сейчас золотые искры, рассыпанные в них, согревали ее своим сиянием, а в следующее мгновение они становились хрустально прозрачными, вызывая отвращение холодностью, леденившей ее до глубины души. И это пугало Ли, поскольку она не находила в себе сил сопротивляться его объятиям.
 Девушка покачала головой, чувствуя, как горят багровые щеки. Но не могла забыть своего позора. Она слишком быстро согласилась заплатить долг поцелуем и, следовательно, вела себя более чем постыдно. Но никогда раньше не испытывала столь противоречивых эмоций. Никогда раньше ее сердце не билось так гулко, даже когда рядом был Мэтью Уиклифф или другой красивый респектабельный джентльмен из числа знакомых. Гуляя по батарее под руку с Мэтью, как предписывал строгий этикет, она ни разу не переживала ничего подобного тому, что владело ею всего несколько минут назад. По крайней мере утешительно сознавать, что она не ведет себя так со всеми мужчинами подряд! Все это не должно происходить так просто и легко! — твердила себе Ли, не умея осознать все значение того, что произошло с ней, и не желая признаться себе самой в том, что переступила некий рубеж. Любви надлежит приходить постепенно, рождаться из нежной дружбы, симпатии между двумя людьми, подогреваться случайными взглядами, мягкой ободряющей улыбкой леди, сопровождаемой вежливыми замечаниями джентльмена о необычайной жаре, стоящей на улице, что, в свою очередь, должно вызвать ответную реплику дамы подобного рода. А при встрече на балу или званом вечере джентльмен может пригласить даму на следующий рил и угостить пуншем после того, как подведет к компаньонке или матери. Ему будет позволено сесть рядом на диванчик, пока дама томно обмахивается веером и неспешно пьет освежающий напиток. Потом начинаются катания в экипаже под присмотром компаньонки и прогулки в благоухающем саду в присутствии тетушек и дядюшек, не отходящих более чем на несколько шагов. Пылкому поклоннику будет позволено присылать изящные бутоньерки из фиалок, ленты, кружева и романтические стихи с клятвами в вечной преданности. Далее следуют посещения барбекю или пикники с жареной рыбой, сопровождаемые приглашением родителей дамы на уик-энд, с воскресным походом в церковь, после чего джентльмен просто обязан просить руки девушки. Объявляется о помолвке, и после года вечеринок, танцев и пикников счастливая молодая пара идет к алтарю.
 Вот как полагается по обычаю! Именно так ее отец ухаживал за матерью, Натан — за Алтеей, а Стюарт — за Фисбой. Он даже отправился в Филадельфию, к ее родителям. Точно так же ухаживал за ней Мэтью Уиклифф в Чарлстоне и после возвращения домой, в Виргинию. Все очень чинно, цивилизованно. Так всегда поступают приличные люди. Такие отношения и называются любовью.
 Ли довольно кивнула, но тут же словно оцепенела, пораженная другой, куда менее утешительной мыслью.
 Любовь… нет!
 Девушка яростно затрясла головой, не в силах поверить столь невероятному откровению. Нет, этого просто быть не может! Не столь внезапно… не столь неожиданно… и не столь грубо. Она собирается замуж за Мэтью Уиклиффа. Мэтью — тот человек, которого она любит. И хочет стать его женой, матерью его детей, провести с ним остаток жизни. Он — тот человек, которого одобрят родители. А кто он, этот незнакомец, который ворвался в ее жизнь с такой разрушительной силой, заставив забыть о том, что ей так дорого?! Мало того, что она, увидев его однажды, не сумела забыть, выбросить из головы эту мощную фигуру, позолоченную солнцем! Она ничего о нем не знает: даже его имени.
 И все же Джоли, кажется, ошиблась. Полудикарь не может одеваться как джентльмен и носить дорогой костюм с такой непринужденной легкостью. Каждое произнесенное им слово выдавало человека образованного. Нет, он, должно быть, джентльмен, и все же…
 — Вот где ты!
 Ли, вздрогнув от неожиданности, обернулась.
 — Мы думали, что тебя похитили и еще того хуже! — завопила Блайт, вбегая в спальню. — Исчезла бесследно, подумать только! И Стивена нигде не могли найти! Видела бы ты, что тут творилось! Переполох поднялся такой, что мы с Джулией проснулись. А потом полуодетый Натан выскочил из своей комнаты, а за ним Алтея, бледная как полотно, и Гай едва не сбил Джулию с ног, когда распахнул дверь и выбежал, размахивая пистолетом. Тут Джулия завизжала, будто ее режут, но лично я подозреваю, что это вид Гая в ночной рубашке поверг ее в такой ужас. Тут расплакалась Ноуэлл, и нам пришлось ее утешать, а когда мы все спустились вниз, навстречу шли мама и Джоли с корзинкой, полной ужасно вонючих лекарств. Джоли так растерялась, что уронила корзинку, и одна из бутылочек с омерзительно зеленым рыбьим жиром разбилась, и по дому поплыл невероятно гадостный смрад. Тут появился папа, все еще в вечернем костюме, босой, небритый и взъерошенный, и, расплескивая подливу по ковру, стал допытываться, куда подевался Стивен. Оказывается, папа был в столовой и пытался сам положить себе еды, но, кажется, не преуспел в этом занятии, потому что умудрился разлить подливу по всей комнате и с каждым словом так энергично размахивал половником, что обрызгал всех присутствующих. Алтея, посмотрев на все это, издала странный булькающий звук и ринулась наверх, но не добежала, и я слышала, как ее стошнило на лестничной площадке. И никогда не угадаешь, что случилось со Стивеном. Он каким-то образом, ухитрился запереть сам себя в подвале! Это и разбудило всех. Бедняга колотил в дверь со всех сил и молил о помощи. А пока мы гадали, куда ты подевалась, Джулия неожиданно завопила, что ты пропала и что это восстание рабов и нас всех убьют в собственных постелях, так что стук и крики начались снова. Папа схватил было дедушкину саблю, посчитав, что одна из гончих Гая поймала в подвале крысу, а Гай заявил, что ты, возможно, полезла на дерево и застряла в ветках. Но тут Джоли протопала к двери, объявив, что старый дурак наконец-то получил по заслугам. У папы даже лицо вытянулось, особенно когда Джоли выхватила у него половник. Думаю, он посчитал, что Джоли имеет в виду его.
 От смеха у Блайт даже слезы потекли. Худенькие плечи затряслись.
 Правда, девочка слегка нахмурилась, видя, что сестра и не думает к ней присоединяться. Вместо этого она повернулась спиной к Блайт и продолжала рыться в комоде.
 — Я не стану сердиться на то, что ты так бесцеремонно мнешь мои сорочки, — заметила она, с любопытством наблюдая, как Ли вытаскивает два чулка разного цвета и перекидывает через руку с явным намерением натянуть. — Грудь у меня почти не выросла, не то что у тебя, так что мои сорочки, возможно, будут тебе немного узки. И не знаю, что скажет мама, увидев, что один чулок на тебе розовый, а другой — голубой. Хотя после всего, что здесь творилось, это вряд ли кому-то покажется странным, особенно когда в вазе с фруктами ни с того ни с сего оказались две пышки. Мне показалось, что Стивен едва не заплакал, узрев такое святотатство, ему и без того плохо пришлось, а тут еще…
 Блайт, не договорив, покачала головой. Ли повернулась и уставилась на сестру с такой физиономией, будто видела ее впервые в жизни.
 — Твои сорочка и чулки на стуле, — напомнила Блайт, показывая на кружевное белье и шелковые чулки, аккуратно сложенные на сиденье стула. — А полосатое муслиновое платье висит на дверце шкафа. Если хочешь надеть именно его, следует поторопиться, пока мама не застала тебя в старом ситцевом платье, которое даже на меня не налезает. Тебе придется кое-что объяснить, потому что ей совсем не понравилось твое исчезновение с самого утра, да еще без шляпы, которая так и осталась на скамье в холле. Зато Стивен поклялся, что заставил тебя как следует поесть. А потом Джоли схватила меня за руку, и, клянусь, ее глаза сверкали, словно у кошки, и взяла слово, что я тут же побегу к ней, как только ты вернешься. А зачем ей знать?
 Но Ли не слышала ее.
 Блайт нахмурилась и, спрыгнув с кровати, подскочила к сестре и прижала ладонь к ее щеке. И тут же изумленно ахнула.
 — По-моему, у тебя жар! Щеки так и горят, а губы распухли. Тебя, случайно, не укусила оса? Ты дрожишь как в ознобе! Сбегаю-ка я за мамой. Может, как Алтея, съела что-то? Мама говорит, что это утренняя болезнь. Надеюсь, мы все не сляжем с этой самой болезнью. Нужно спросить у мамы. Как думаешь, Ли, у тебя то же самое? Надеюсь, это не так серьезно, как болотная лихорадка, потому что мама вроде бы не слишком расстроена и улыбается во весь рот.
 — Нет! Не надо мамы! — выкрикнула Ли куда резче, чем намеревалась, поскольку не желала, чтобы мать и Джоли застали ее в таком виде. Тогда уж правды не утаить, особенно от Джоли, а она и без того чересчур много знала. Они поймут, что ее целовали, такого не скроешь.
 Ли в ужасе схватила ручное зеркальце и уставилась на свое отражение. Она действительно изменилась.
 — Все хорошо, Люси, честное слово. Я просто каталась.
 — Стивен сказал, что ты отправилась в конюшню, но почему так рано? — допытывалась Блайт в полной уверенности, что сестра заболела. — Конечно, Джулия храпит и, наверное, не давала тебе спать. Прошлой ночью мне хотелось заткнуть ей рот подушкой! Не успела лечь, уж захрапела. В жизни не видела второй такой болтушки! Мелет языком, сама не знает о чем. Слава Богу, она еще внизу, доедает завтрак.
 — Мне нужно кое-что обдумать, и я хочу побыть одна, — глухо пробормотала Ли, в изумлении разглядывая разные чулки.
 Блайт долго смотрела на сестру, прежде чем почти по-матерински погладить ее по руке.
 — Это из-за того, что случилось вчера днем? — проницательно спросила она. Ли вытаращила глаза. Откуда Блайт знает о незнакомце и краденых вещах?
 — Ну, — продолжала сестра, — я имею в виду Мэтью Уиклиффа. Значит, все верно. Ты собираешься обвенчаться с ним, так ведь? Мне он нравится, но жаль, что ты так скоро выходишь замуж! Только что вернулась домой из Чарлстона и снова туда едешь. Теперь мы станем совсем редко видеться, — и ты уже будешь не такой. Замужние дамы всегда чуть-чуть другие. Помнишь, как мы весело проводили время с Энни, а теперь она жена преподобного Сканторпа. Никогда не улыбнется и требует, чтобы ее называли Кора Анна. Такая чопорная и толстая, вечно воркует над маленькими детьми. Ей не стоило бы постоянно носить серое. В нем она похожа на напыжившегося голубя. Как жаль, что Мэтью Уиклифф не живет в Виргинии!
 Девочка вздохнула. Это лето так и пронизано грустью. Что-то тревожное носится в воздухе, хотя она не может точно определить свои ощущения. Нечто вроде отдаленных раскатов грома за холмами или ночных всполохов, освещающих темнеющее небо. Знаешь, что надвигается гроза, чувствуешь это, но буря еще не бушует. Просто как-то не по себе. Может, потому, что в пятницу ей исполнится пятнадцать, и состоится ее первый бал, и…
 — Как думаешь, меня кто-нибудь пригласит танцевать? — вроде бы небрежно спросила Блайт, выдавая тревогу. — Мама питает такие надежды… не хотелось бы ее разочаровать.
 Она случайно опустила глаза и сокрушенно покачала головой при виде собственных ног. Боже, до чего они большие! Совсем не столь изящные, как у Алтеи или даже Ли! А вдруг она еще вырастет и окажется выше Ли?! В таком случае ей никогда не найти мужа! Да она будет даже выше Гая!
 Выражение ужаса исказило юное серьезное личико девочки, отчетливо представившей, как она возвышается над толпой, наступая своими огромными лапами на ноги каждому неосторожному джентльмену, имевшему глупость пригласить ее на танец.
 Ли только улыбнулась, прекрасно понимая, о чем думает сестра. Блайт пока еще напоминает Капитана: такая же угловатая и неуклюжая. Но в один прекрасный день она превратится в красавицу, такую же грациозную и прекрасную, как ее душа.
 — Твоя танцевальная карточка будет заполнена до последней строчки, а папе придется построже следить за тобой, чтобы какому-нибудь гостю не вздумалось повести тебя в сад прогуляться подальше от посторонних глаз.
 — Ты вправду так считаешь? — застенчиво спросила Блайт. Встревоженное выражение сменилось мечтательным.
 — На своем балу ты будешь самой красивой, вот увидишь! — честно заверила Ли, поскольку Блайт с ее темными волосами и зеленовато-карими, всегда смеющимися глазами имела свойство притягивать к себе людей. У нее не было врагов. Только друзья. — Мало того, я не удивлюсь, если Джастин Брейдон не будет сводить с тебя глаз, такой прекрасной ты покажешься ему в своем новом платье.
 Очевидно, Ли не пропустила мимо ушей осторожные расспросы Блайт о молодом кузене Натана.
 Блайт скорчила забавную гримаску, пытаясь скрыть свое удивление. Правда, этой девочке, еще не побывавшей на первом балу, пока не удавалось прятать искренние чувства за маской равнодушия. Поэтому она поспешила закружиться в танце в объятиях невидимого партнера. Оказавшись у окна, Блайт оперлась локтями о подоконник и выглянула в сад. Хорошо бы увидеть Палмера Уильяма и Джастина Брейдона, скачущих по дороге к дому! Может, Джастину и не захочется навещать родных в Ройял-Бей. А если он и приедет, неизвестно, пожелает ли поздравить ее с днем рождения.
 — Я считаю Джастина Брейдона очень приятным молодым человеком, но не более, — заверила она, не желая признаваться, что питает к Джастину какие-то чувства, на случай, если тот ни разу не пригласит ее… даже если покажется…
 — А я уверена, что ты тоже ему нравишься, — кивнула Ли, немного успокоившись. Что такого случилось? Она в полной безопасности, в собственной спальне, окруженная родными и друзьями. К тому же ее мечта исполнилась, так что тут горевать?
 Совершенно придя в себя, Ли принялась аккуратно укладывать чулки и сорочки Блайт обратно в комод.
 — Господи милостивый! Кто это?! — взвизгнула Блайт. — И почему малыш Капитан привязан к его гнедому?!
 — Ты о чем? — ахнула Ли, бросаясь к окну.
 — У него твой жеребенок! — повторила сестра, изумленно таращась на Ли.
 — Капитан?
 Сердце девушки упало. Слишком поздно вспомнила она, что Капитан не последовал за матерью. Бедняжка остался на лугу! Ли, занятая своими переживаниями, даже не заметила пропажи. Растерла Дамасену, ни разу не задавшись вопросом, где жеребенок. Как она могла забыть о нем?! С ней еще не бывало такого!
 — Он едет прямо к конюшне! — выдохнула Блайт, едва не выпадая из окна. — Интересно, кто это?
 Она обернулась к сестре, словно ожидая ответа.
 — Ну что ты на меня уставилась? Откуда я знаю? — раздраженно бросила Ли, исполненная гнева и отвращения к себе. — Но я обязательно выясню. Как он посмел явиться в Треверс-Хилл, словно имеет на это право?
 — Не волнуйся, Сладкий Джон сумеет с ним совладать, если что-то окажется не так, — уверила Блайт. — Да он этого типа в землю втопчет, если не услышит разумного объяснения, откуда тот взял жеребенка.
 — Сладкого Джона нет в конюшне. Он на беговой дорожке тренирует лошадей.
 — Тогда тебе нельзя идти в конюшню одной. А вдруг это вор?! Стащил Капитана и собирается украсть еще несколько лошадей. Впрочем, он ведь привел жеребенка в Треверс-Хилл! Может, нашел его где-то? Но откуда узнал, куда именно его вести? — озадаченно протянула девочка. — Сначала я приняла его за Адама Брейдона. Они очень похожи. А видела его вьючную лошадь? Должно быть, он издалека, так что непонятно, как узнал про Треверс-Хилл. Жаль, что папа и Натан поехали на лесопилку, а Гай недавно отправился к Кэнби. Мама завтракает у себя, а потом собирается немного вздремнуть. Алтея отдыхает. И я не знаю, где Джоли. Все вроде успокоилось, когда Стивена спасли. Правда, собирались искать тебя, но Стивен сказал, будто ты пошла в конюшню, а Джоли кивнула и объяснила, что ты собиралась поехать кататься со Сладким Джоном или одним из конюхов. Тогда каждый занялся своим делом.
 С этими словами Блайт снова подбежала к окну.
 — Незнакомец еще не выходил. Интересно, что он там так долго делает?
 — Я немедленно иду вниз, — решительно объявила Ли. Ничего, она сумеет объясниться с ним раз и навсегда. В конце концов, она у себя дома!
 — О, Ли, ты не можешь пойти одна! Я с тобой, — предложила Блайт.
 — Нет! — выкрикнула Ли, хватая ее за руку. А вдруг он проговорится об их предыдущей встрече! Тогда ей не поздоровится. — Слушай, — сказала она, оттаскивая Блайт к окну, — подожди здесь. Понаблюдаешь за конюшней…
 — И позову на помощь, если ты не вернешься, — докончила сестра.
 — Да, — медленно протянула Ли, — но не думаю, что это понадобится.
 — Правда? — благоговейно выдохнула Блайт, гадая, каким образом сестра собирается укротить незнакомца.
 — Правда, — улыбнулась Ли, предвкушая, как объявится перед незнакомцем. — А ты потерпи. Дай мне время все уладить. Обещаешь?
 Раскрасневшаяся от волнения девочка кивнула.
 — Если что, вопи во всю глотку.
 Ли едва не остановилась в дверях, но, собравшись с духом, переступила порог, осторожно прокралась мимо материнской спальни и буквально слетела по ступенькам, остановившись только в гостиной. Там она взобралась на скамью, дотянулась до дедовского длинноствольного мушкета и с ловкостью опытного солдата зарядила древнее оружие. Пришлось рискнуть и пройти мимо столовой, откуда доносились звяканье серебра о фарфор и громкие голоса о чем-то споривших Джулии и Ноуэлл. Зато не пришлось пробегать мимо окна спальни матушки, откуда та могла бы видеть, как дочь с ружьем в руках несется к конюшням. Правда, Блайт, узрев эту картину, едва не свалилась вниз при виде сестры, словно собравшейся на охоту за дикими индейками, которых так ловко выгоняли из укрытия гончие Гая.

 Глава 7


  Глаз дьявольская синева. 

    Томас Мур

 Охваченная невыразимым гневом — эмоцией, с которой было куда легче жить, чем с зарождавшейся любовью, — Ли добралась до конюшни, немного помедлила, поудобнее берясь за ружье, и сделала последний шаг. И остановилась. Дорогу загораживали массивный гнедой незнакомца, вьючная лошадь и привязанный сзади Капитан. Ли огляделась, но мужчины нигде не было видно. Несмотря на нервозность и неприятное ощущение чужого взгляда, Ли все же двинулась вперед, обходя животных и крепко сжимая гладкое ложе кремневого мушкета.
 — А вот и встречающие, — пробормотал незнакомец, бесшумно возникший у нее за спиной. — Я так и думал, что если подожду подольше, кто-нибудь обязательно появится, тем более что мое прибытие наблюдала из верхнего окна темноволосая девочка. Это она подняла тревогу?
 Ли круто развернулась и прицелилась в широкую грудь мужчины, представлявшую прекрасную мишень для самого неискусного стрелка.
 — Вы на земле Треверсов.
 — Это вы. уже мне говорили, — заметил он, ничуть не расстроенный ее враждебностью и отмечая, что, кроме нее, в конюшне никого нет.
 Нейл Брейдон поспешно опустил голову, чтобы скрыть улыбку. Все идет куда легче, чем ожидалось. Он был готов к расспросам домочадцев Треверс-Хилла, но причина его внезапного появления вполне очевидна: он нашел жеребенка. Правда, он считал, что отыскать молодую женщину, не выдав тайну их знакомства, будет куда труднее. Но к его полнейшему изумлению, именно она стояла сейчас перед ним, недрогнувшей рукой направляя на него мушкет. Округлый подбородок вызывающе вздернут, грива каштановых волос разметалась по плечам блестящими волнами. Очевидно, такая не задумается пристрелить его как собаку.
 — Повторяю, вы нарушили границы чужих владений. Как вы посмели следить за мной? — выпалила горячо Ли, несмотря на то что колени затряслись, стоило ей увидеть игравшую на его губах полуулыбку.
 — Не выдержал, вспомнив сладость ваших губ и нежное прикосновение, — издевательски бросил он, чуть морщась. — И дал клятву, что пойду за вами хоть на край земли. Боль только делает наслаждение острее. И зачастую боль вознаграждается наслаждением, становясь чем-то вроде опия для чувств. Этому невозможно противиться. Этого ищут повсюду, платя любую цену. И, как видите, вам не удалось навсегда меня искалечить. Большая удача для вас, дорогая, ибо вы никогда не простили бы себя.
 — Я?! — вскричала Ли с недоверчивым взглядом, ясно выражавшим полную наивность. — Вам лучше сесть на коня и убраться отсюда! Сколько раз предупреждать: вы…
 —…на земле Треверсов, — докончил он, мысленно отмечая безупречную чистоту и все признаки породы у чалого, стоявшего справа. — Я уже слышал. И трясусь от страха перед величием имени Треверсов.
 Что же делать? Незнакомец нимало не испугался упоминания о Треверсах: его даже не волнуют последствия незаконного вторжения. Поверить невозможно, что у него хватило дерзости последовать за ней сюда.
 Ли раздраженно прикусила губу. Скорее бы вернулся Сладкий Джон! Он наверняка закончил работу и появится через несколько минут!
 Она с надеждой посмотрела на открытую дверь.
 — Что, помощь не торопится? — с сожалением пробормотал незнакомец, наматывая поводья гнедого на крюк. — Кажется, у нас еще осталось незаконченное дельце.
 — А по-моему, я его закончила, к вашему величайшему недовольству, — фыркнула она, отказываясь отступить.
 — О, это я помню, — отозвался он, скользя взглядом по ее неровно вздымавшейся груди под вылинявшим голубым ситцем старого платья, которое она с такой гордостью носила, по затянутой в чулочек стройной щиколотке, по туфлям, видевшим лучшие дни. — Но вы не можете быть так молоды, как кажетесь, — недоверчиво тряхнул он головой.
 — Совершенно верно. И вполне способна серьезно покалечить вас, а если вам не слишком нравится боль, предлагаю сесть на коня, наверняка краденого, поскольку сильно сомневаюсь, что Брейдоны согласились продать вам одного из своих чистокровок, и немедленно покинуть Треверс-Хилл. Но сначала придется вернуть мне мою собственность, — процедила она, мотнув дулом мушкета на случай, если он чего-то недопонял. — Иначе, поверьте, я не промахнусь.
 Улыбка неизвестного стала еще шире, отчего ей стало со всем не по себе.
 — Не сомневаюсь, что вы говорите правду, поскольку кажетесь весьма талантливой юной особой. Я уверен, что вы вполне можете отстрелить хвостик у малиновки. — И посчитав, что говоря о собственности, она имеет в виду ленту и чулок, добавил: — Боюсь, что не смогу расстаться с такими обольстительными сувенирами, памятками о нашей встрече в лесу. Они навсегда останутся свидетелями этих чарующих минут.
 Девушка встревоженно уставилась на него. Слишком поздно Нейл сообразил, что других чулок и ленты у нее, возможно, нет, и неожиданно захотел купить ей сотни лент всех цветов радуги и тончайшие шелковые чулочки.
 — Итак, вы считаете, что снова возьмете надо мной верх? Принимаю вызов. Если выиграете, забирайте все, что принадлежит вам, если же нет — платой на этот раз будет нечто большее, чем целомудренный поцелуй.
 И это он считает целомудренным поцелуем?
 — Отдайте мою собственность. Вы ничем не лучше грабителя и притом глупец, если воображаете, что это вам сойдет с рук! — гневно вскрикнула Ли, повышая голос от страха и в надежде, что кто-то услышит.
 — На вашем месте я был бы поосторожнее с эпитетами, моя нечистая на руку фея, ибо на этот раз вы выбрали неподходящую жертву, — бросил он, и Ли невольно отступила.
 — Не подходите ближе! Я выстрелю!
 — Не думаю, — покачал головой незнакомец.
 Ли попятилась в ближайшее стойло, гадая, отчего это Треверс-Хилл вдруг так опустел. Никогда прежде она не думала, что большой дом находится так далеко от конюшни. Ни одна живая душа не услышит ее криков, даже Блайт, которая чутко прислушивается к каждому звуку.
 Незнакомец, словно читавший ее мысли, двумя широкими шагами перекрыл расстояние между ними. Одна рука стиснула кленовое ложе мушкета, вторая схватилась за дуло. Пытаясь не выпустить дедовское оружие, Ли извернулась и коснулась пальцами спусковой скобы как раз в тот момент, когда его ладонь легла сверху. Оглушительный рев, сопровождаемый сизым дымом, который, как показалось Ли, выплюнули сами адские недра, наполнил небольшой денник. Ли поспешно отпрыгнула, по-прежнему не выпуская фамильного наследия, и наступила на вилы, беспечно оставленные кем-то в сене, откуда, словно голова дракона, восстала длинная ручка, готовая ударить врага. Незнакомец умудрился увернуться от удара, но потерял равновесие, поскольку Ли неожиданно выпустила мушкет, оступился и с ошеломленным видом рухнул на пол. В эту же секунду Ли запуталась в подоле юбки и свалилась рядом.
 И вдруг до Нейла донесся тихий нежный смех, который он слышал накануне на зеленом лугу.
 Несмотря на все неприятности, Ли искренне развеселилась. Невозможно удержаться! Она еще в жизни не наблюдала столь растерянного выражения, как у этого мужчины. В тот момент, когда его поразила новая беда. Вот куда заводят чванство и самоуверенность!
 — Какой мерой мерите, такой и вам отмерится, — выговорила сквозь смех Ли. — Что хорошо для гуся, подойдет и для гусыни.
 Чего она не ожидала, так это ответного смеха. Лицо незнакомца, потеряв всю свою суровость, стало почти мальчишеским, глаза весело щурились. Теперь в его улыбке, открывшей белоснежные зубы, не было ни следа злобы или цинизма.
 Осторожно положив мушкет на сено, он протянул затянутую в перчатку руку. Посчитав, что он решил помириться и помочь ей встать, Ли без колебаний вложила в его ладонь свою. К сожалению, она совершенно забыла свое прежнее мнение о том, что этому человеку доверять нельзя.
 Он легко, как перышко, поставил ее на ноги, и она немедленно очутилась в его объятиях. Словно железные ленты обвились вокруг ее талии, лишая способности сопротивляться. Незнакомец рывком притянул ее к груди и вместе с ней покатился по сену.
 — Вы слишком доверчивы, — прошептал он. Ли, задыхаясь, смотрела в его лицо, гадая, как вышло, что он подмял ее под себя и раздвинул ноги коленом.
 — Неплохо порезвиться на сене с прелестной девой, вернее, глупой гусыней, которая обожает вытягивать шею слишком далеко, несмотря на то что волк рядом, — прошипел он, но ухмылка быстро померкла, когда зубы Ли вонзились в его плечо. — Черт, — пробормотал он, сжимая ее подбородок, чтобы вынудить разжать зубы.
 Возмущенные синие глаза встретились с веселыми серо-зелеными.
 — Очевидно, вы не настроены резвиться в сене, — заметил он, потирая болезненный укус.
 — Наверное, потому, что чаще всего резвятся джентльмены и далеко не всегда с согласия дамы, — сообщила Ли, чья спина ужасно чесалась от колючего сена.
 — Но джентльмены весьма редко резвятся в сене с леди, — поправил он, разлегшись поудобнее.
 — А-а, понимаю. Только с теми, кто ниже их по положению.
 — Умна, красива и опасна. Смертельное сочетание. Где вы учились драться? В армии? — вкрадчиво осведомился он. Удовольствие ощущать под собой это стройное гибкое тело почти заглушало боль от раны. Ему еще не доводилось встречать подобных созданий, а притяжение этой девушки было почти неодолимо.
 — Брат научил меня, как отклонять нежелательные знаки внимания мужчин, которые не могут считаться джентльменами, — сообщила Ли.
 — Брат? — повторил незнакомец, оглядываясь на случай, если тот скрывается поблизости, готовый огреть его по голове дубиной. Нанести удар исподтишка — вполне в характере этой семейки, а если брат обладает хотя бы десятой частью того боевого духа, что его сестрица, Нейлу грозит серьезная опасность. — Напомните мне никогда не вступать с ним в драку. Не уверен, что смогу вынести его уловки. Однако он, должно быть, неглуп, поскольку такая красота, как ваша, не должна пропадать втуне и тратиться на какого-нибудь грубого олуха, способного только на вульгарный комплимент и неуклюжие ласки, и, уж конечно, он не может купить дорогих безделушек, которые в состоянии преподнести пылкий и богатый поклонник прелестной и честолюбивой особе. Кроме того, такая девушка, несомненно, заслуживает искусного в любви мужчины. Интересно, сколько требует ваш брат, только чтобы вы послали улыбку джентльмену, готовому добиваться вашей благосклонности? Впрочем, я не верю вашим утверждениям относительно нежелательных знаков внимания, ибо эти мягкие губки весьма охотно отвечали на мои страстные поцелуи.
 — Иногда приходится совершать нечто отвратительное, только чтобы избежать худшего! — дерзко ответила Ли, с удивлением наблюдая, какой жестокостью исказилось его лицо. Но только на миг. Тут же успокоившись, незнакомец удивленно вскинул брови.
 — Я всегда покорно принимала лекарство, чтобы не огорчить маму, — добавила она.
 — Мой поцелуй? Лекарство?! Какой ужас! — засмеялся он, очевидно, нимало не оскорбленный. — Не представлял себе, что я такое чудовище. Мне казалось, что до сих пор вы имели дело с гораздо более противными типами. Вам, возможно, лет с двенадцати-тринадцати приходилось отбиваться от юных отпрысков той семьи, на которую вы работаете. Интересно, вам всегда удавалось ускользнуть?
 Не в силах противиться искушению, он намотал на палец длинную прядь волос.
 — Семьи, на которую я работаю? — недоумевающе повторила Ли.
 — Да, ведь это Треверс-Хилл! А вы либо дочь старшего конюха, либо надсмотрщика, а в семействе Треверсов несколько взрослых сыновей. Старшая дочь, насколько я припоминаю, замужем за Натаном Брейдоном. Должно быть, его так ослепила любовь, что он не заметил вас. Только этим можно объяснить его равнодушие к столь прелестному созданию.
 Ли наконец сообразила, что ее одежда ввела его в заблуждение и он не считает ее благородной леди. Неудивительно, что так ведет себя с ней, зная, что от него ничего лучшего не ожидают. И вероятно, втайне надеется, что она примет его покровительство, избавляющее ее от тяжелой жизни. Если это даже и не так и она желает сохранить целомудрие, ей все равно никто не поможет. Так уж повелось, что бедные девушки становятся добычей не слишком высокоморальных джентльменов. Мало того, окружающие были почти уверены в том, что обычно подобные девушки совращают ничего не подозревающих молодых джентльменов в неоправданных надеждах повести их к алтарю. Учась в чарлстонском пансионе, Ли наслушалась немало ужасающих историй о несчастных молодых женщинах, чья жизнь была навеки погублена.
 Вот и этот человек, вообразив, что перед ним служанка или горничная, пустил в ход руки. Ее мать наверняка бы лишилась чувств, узнав обо всем.
 Ли вдруг хихикнула, представив, что станется с незнакомцем, когда правда выплывет наружу. Как он будет унижен, смущен, как станет раскаиваться! А может, и перепугается, вообразив, что ее братья или отец вызовут его на дуэль за оскорбление, нанесенное имени семьи. А если он холост, вероятно, будет вынужден просить ее руки, чтобы спасти от бесчестья. И вот тогда, при виде такого джентльмена, матушка действительно впадет в истерику.
 Нейл Брейдон не ожидал услышать снова этот низкий теплый смех, имеющий столь странное воздействие на него. Ему хотелось посмеяться вместе с ней, разделить ее веселье. Но почему-то у него сложилось отчетливое впечатление, что она издевается над ним, и это задело его так сильно, как давно уже ничто не трогало. Он почувствовал себя чужаком… впрочем, как всегда.
 — Мальчики Треверсов, если, разумеется, с ними все в порядке, наверняка должны нестись на твой запах, как гончие по следу лисы. Удивительно, что ты не привыкла валяться под ними на сене! По-моему, я достаточно гонялся за тобой. Или эта притворная застенчивость — часть игры? Какую цену ты теперь потребуешь? — грубо спросил он, отчего-то стремясь ранить ее так же больно, как она — его.
 Разъяренная, Ли хотела уже достойно ответить на оскорбления, но, передумав, размахнулась и отвесила незнакомцу звонкую пощечину, прежде чем тот успел отстраниться. На загорелой щеке появилась ярко-красная отметина.
 — Ты ограбила меня, едва не лишила мужского достоинства, наговорила гадостей, исцарапала до крови, а теперь еще и бьешь?! До сих пор я не имел несчастья столкнуться со столь кровожадной особой! Даже в плену у апачи меня так не унижали! Даже их женщины так не издевались! Правда, какая честь в битве без доброй борьбы, а ты показала себя достойным противником. Но проиграла, дорогая, а я предупреждал, что на этот раз контрибуция будет куда выше, — объявил он, завладев ее поднятой рукой и вцепившись в другую, поднял их над ее головой. Жадный взгляд снова упал на соблазнительный изгиб ее груди. Нейл медленно нагнул голову, готовый теперь потребовать много больше, чем одного поцелуя. И улыбнулся, когда она стала вырываться, пытаясь снова ударить его коленкой в самое незащищенное место. Все ее усилия привели к тому, что он плотнее прижался к ее лону своей налившейся плотью. Лицо девушки раскраснелось, синие глаза пылали гневом, и он подумал, что не видел ничего прекраснее. И с уверенностью, идущей из самого глубинного инстинкта, понял, что им предназначено стать любовниками. Даже будь это неправдой, он не мог ошибиться в значении этого взгляда. В синих глубинах таилось желание, согревая его своим огнем.
 Он вспомнил о Девушке с Небесно-голубыми Глазами. В ушах снова зазвучал ее голос, рассказывавший чудесные сказки до тех пор, пока у него не тяжелели веки, и сон не завладевал мятежной душой. Только она могла передать магию древних верований… в судьбу, которую нельзя изменить. Можно только принять и смириться.
 Он вдруг осознал, что хочет эту женщину, возможно, больше, чем любую до нее, и намеревается завладеть ею. Каково это — всегда быть с ней рядом, от рассвета до заката, и в темные часы ночи? Вернуться на территории с ней как со своей женщиной… женой… домой, в Риовадо? Здесь, в Треверс-Хилле, у нее нет дома, а кроме брата, который, вероятно, продаст ее, как породистую кобылу, нет и родных. Она примет его предложение, хотя бы ради того, чтобы иметь крышу над головой, никому не прислуживать и растить крепких сыновей и дочерей, которые будут сами себе господами.
 Да, она поедет с ним. Здесь ее ничто не держит. Она будет принадлежать ему. Только ему.
 Ли с сильно бьющимся сердцем смотрела в хищное лицо, отчетливо сознавая намерения чужака. Что она может сделать? Он придавил ее всей тяжестью и стискивает руки. Она даже ударить его не может. Но Ли Треверс не из тех, кто сдается без борьбы! Она открыла глаза и увидела неожиданную нежность в его взгляде. Сильная рука ласково коснулась ее щеки. Он показался ей таким уязвимым, что на короткое мгновение стало ясным, какой властью над ним она обладает.
 Он медленно припал губами к ее шее, и Ли не сдержала дрожи. Незнакомец что-то шептал ей, странные, непонятные слова, слова любви и желания.
 Затаив дыхание, Ли ждала, пока его губы коснулись щек, носа, приблизились к губам…
 Ее рот чуть приоткрылся…
 И тут тишину конюшни прорезал ужасающий вопль, от которого стыла в жилах кровь, и не успели смолкнуть его последние отголоски, как незнакомец отпустил ее и скорчился, выжидая. Ли, не веря собственным глазам, уловила блеск поднятого ножа. Мужчина в мгновение ока превратился в прежнего дикаря с лицом, искаженным такой злобной гримасой, что сразу было видно: этот способен убить любого!
 — Черт бы тебя побрал, сукин сын! Задница койота! Помет шелудивого орла! Где тебя дьявол носит? — окликнул с порога смеющийся голос. — Опять выкидываешь свои индейские фокусы? Или мне пригнуться, прежде чем в голову полетит стрела? А может, сразу пристрелишь?
 Ли скорее почувствовала, чем увидела, как нож скрылся в ножнах, а напряженные мышцы дикаря инстинктивно расслабились. Одним быстрым движением незнакомец вскочил и потянул за собой Ли. Та пыталась наскоро привести себя в порядок, потому что тоже узнала голос.
 Он принадлежал Адаму Брейдону.
 На первый взгляд сходство между кузенами было велико, чем и объяснялась ошибка Ли, но при ближайшем рассмотрении сразу становилось заметно, что Адам ниже ростом и не так строен и смугл, хотя его ни в коем случае нельзя было назвать толстяком, а внешний вид говорил о том, что этот человек не привык много времени проводить в домашнем уюте. Светлые волосы вились и имели более рыжеватый оттенок, чем у кузена. Кроме того, они были тщательно зачесаны, длинные бачки аккуратно подстрижены, а усики нафабрены, как диктовала тогдашняя мода. Да и глаза были светло-серыми, как у сестры Джулии. В профиле, впрочем, почти безупречном, тоже не замечалось ничего хищного. Адам, как всегда, был прекрасно одет — в лучший костюм для верховой езды, сапоги и крахмальную сорочку.
 — Даггер [9] ! Господи! Ты ничуть не изменился! Появляешься из ниоткуда, язычник ты этакий! Недаром мне показалось, что я узнаю твоего гнедого! Я было погнался за тобой, но потерял из виду. Еду себе спокойно по дороге, размышляя об отвратительном покрое своего рукава, и вдруг вижу на горизонте одинокого всадника. Хорошо еще, сообразил, что ты можешь направляться только в Треверс-Хилл. К. тому же узнал жеребенка. Он принадлежит Ли…
 Адам вдруг осекся, узнав растрепанную молодую особу, стоявшую за спиной Нейла с тяжелым мушкетом в руках.
 — Какого черта? — воскликнул он, отметив про себя помятую юбку с приставшими соломинками и разметавшиеся по плечам волосы. Девушка выглядела так, словно упала с лошади или валялась в сене с пылким поклонником… хотя наличие мушкета и слышанный им выстрел могли легко обескуражить любого джентльмена, возымевшего подобные намерения.
 И поскольку он знал, что ни одна лошадь не может сбросить Ли Александру Треверс, значит… но поистине невозможно подумать о Ли Треверс, валяющейся в сене с его кузеном!
 Ли заметила потрясенное неверие во взгляде Адама Брейдона и густо покраснела, поняв, о чем тот думает. А ведь именно он во всем виноват! Всего этого никогда не произошло бы, если бы не Адам Брейдон с его дурацкими проделками! Не подсунь он ужа в корзинку для пикников, она не подумала бы украсть одежду незнакомца.
 — Уж поверь, Адам, вряд ли можно промахнуться, имея в качестве мишени такую здоровую голову, как у тебя! — заметил незнакомец, очевидно, хорошо знавший Адама. Ли, пораженная сходством между мужчинами, сразу поняла, что теперь ее совесть чиста. Действительно, на расстоянии можно легко ошибиться.
 — Услышав выстрел, я сразу понял, что тут не обошлось без Даггера, — парировал Адам, качая головой, — но не это меня встревожило, а то обстоятельство, что у Даггера оказался жеребенок Ли. Интересно, подумал я, каким это образом Даггер, только что прибывший с территорий, завладел маленьким Капитаном, когда половина округа умирает от желания его получить?
 — Ли Треверс? Не знаком с этой дамой, но, похоже, она не слишком заботится о своей собственности, — заметил Нейл, имея в виду избалованную белокурую блондинку, которую видел накануне.
 — Ты не знаком с дамой? — ошарашенно повторил Адам.
 — Нас с мистером Даггером еще не представили друг другу официально, — надменно заметила Ли. Адам не мог сдержать смеха. Так, значит, эти двое не знают друг друга? Ли назвала Нейла мистером Даггером, а мистер Даггер отрекается от знакомства с ней! Вот это интересно!
 — Ну и ну, — протянул он, лукаво блестя глазами. — Так вы друг другу не представлены?
 — Нет, — коротко ответила девушка. — Не имели такой возможности.
 — Как я вас понимаю. Вы увидели, как незнакомый человек, чужак, можно сказать, приближается к Треверс-Хиллу, ведя за собой Капитана, и, разумеется, решили допросить его, поскольку посчитали грабителем? — рассуждал Адам, не ведая, что спас Ли от позора своими мудрыми объяснениями. — И, как верная горничная мисс Ли, бросились спасать ее жеребенка.
 Ли не успела раскрыть рот, как он, повернувшись вполоборота, осторожно подмигнул ей. Девушка с подозрением уставилась на Адама, гадая, что он затеял, но, поскольку сама не была заинтересована в том, чтобы этот Даггер узнал ее истинное имя, все же промолчала. В конце концов, именно он принял Ли за служанку и пытался воспользоваться ее бедственным положением. Однако недалек тот час, когда он все поймет.
 — Совершенно верно, — коротко бросила она. — Но я обнаружила, что мистер Даггер нашел сбежавшего Капитана и вернул в Треверс-Хилл. Он будет щедро вознагражден за доброту и порядочность. И не стоит более упоминать об этом инциденте. Пусть все останется между мной и мистером Даггером.
 При этом она не позаботилась объяснить, откуда Даггер узнал, что жеребенка следует вернуть в Треверс-Хилл.
 — Прошу прощения, — вмешался Нейл, с любопытством взирая на Адама, поскольку, хоть они и не виделись несколько лет, все же хорошо знал неугомонный характер кузена. Тот явно затевает что-то! — Видите ли, я…
 Он намеревался назвать себя и заверить, что никому не скажет об обстоятельствах их встречи и потери жеребенка. Как сказала леди, это касается только их двоих.
 Но не успел он договорить, как вмешался Адам:
 — Позвольте мне. Это Даггер. С. Даггер. Работает на моего кузена, Нейла Брейдона. Не знаю точно имени, то ли Сэм, то ли Сонни, но все зовут его просто Даггер. Не больше и не меньше. Фамилия говорит сама за себя. Лучший ковбой в Риовадо, на ранчо моего кузена. Тот просто молится на него.
 Адам слегка поклонился, задыхаясь от хохота при виде лица кузена.
 — А эта прелестная леди — Роуз, преданная горничная мисс Ли. Треверс-Хилл знаменит своими розами. Да, кстати, не сочтите за дерзость, — продолжал он, многозначительно глядя на мушкет в руках Ли, — но я никогда не видел, чтобы леди промахивалась. И никогда не думал, чтобы этот джентльмен мог так безрассудно оказаться на линии огня. Но поскольку я не вижу крови, предполагаю, что она все же промахнулась. Или… или спустила курок нечаянно, в борьбе за овладение этим смертоносным оружием?
 От него не укрылись виноватое выражение на физиономии Ли и холодный взгляд Нейла. Губы Адама дернулись. Совершенно очевидно, что схватка все-таки произошла. Какая жалость, что он опоздал и не видел этого великолепного спектакля!
 — Прошу извинить меня, — сухо процедила Ли, обходя Даггера. Слава Богу, появление Адама давало шанс ускользнуть. Она остановилась рядом с жеребенком, погладила его по бархатистой морде, на миг прижалась щекой и, сняв с него веревку, потрепала по крупу и пустила в соседнее с материнским стойло. Закрыв дверцу, она повернулась к мужчинам. — Насколько я понимаю, вы направляетесь в большой дом, мистер Даггер. Семья, несомненно, поблагодарит вас за возвращение жеребенка. Уверена, что мисс Ли захочет лично пожать вам руку.
 — Я сам провожу его, — поспешно вставил Адам, хлопая кузена по плечу. — Кстати, я слышу конский топот: вероятно, приехал Нейл Брейдон. Они с Даггером большие друзья. Почти братья. Где один, там и другой. Совсем как Роуз и мисс Ли. Кстати, и Натан здесь, так что все родственники в сборе!
 Глаза его возбужденно блестели. Самая его блестящая шутка удалась!
 — Уверен, что мисс Ли захочет показать себя Нейлу в наиболее выгодном свете. Лично я с удовольствием выступил бы в роли свата. Если хорошенько призадуматься, они идеальная пара.
 Он положил руку Ли на согнутый локоть, и повел девушку к двери, всерьез опасаясь, что терпение Нейла вот-вот лопнет.
 — Вы за многое должны мне ответить, Адам Брейдон, — рассерженно прошептала Ли, оглядываясь на Даггера и так же быстро отворачиваясь: тот не сводил с нее пристального взгляда.
 — Я?! — удивился Адам.
 — Да. Это вы во всем виноваты и заплатите мне…
 — Господи! А я-то думал, вы шутите! — ахнул бедняга, оцепенев. Впрочем, и Ли потеряла дар речи. К ним навстречу мчалась Блайт, свирепо сверкая глазами и размахивая длинной саблей.

 Глава 8


  Натиск этой маленькой мести 
  В сердце врага поразил. 

    Альфред Теннисон

 — Ли! — вскрикнула Блайт, пытаясь вырваться из судорожной хватки сестры. Ноги, которые она чуть раньше посчитала чересчур большими, теперь твердо стояли на дорожке. Очевидно, девочка не собиралась сдвинуться с места, пока не получит кое-какие ответы. — Я желаю знать, что произошло. Почему ты тащишь меня в большой дом? Что случилось в конюшне? Ты вернула малыша? Кто этот человек? Ты его пристрелила? Я слышала выстрел. Поверить не могу, что Джулия по-прежнему болтает в гостиной, несмотря на мушкетный огонь! Может, она услышала, как я тащу скамью, чтобы снять дедушкину саблю, и хоть немного всполошилась? К счастью, мама спала, так что вряд ли шум ее разбудил. Правда, не знаю насчет Джоли и Алтеи. И почему Адам так смеялся, когда пошел назад в конюшню? Кстати, видела его бачки? До чего же пушистые! Не думаю, что в убийстве человека есть что-то смешное. Я так летела вниз, что едва не упала с лестницы, но никого не встретила, — задыхаясь, тараторила она. — Пришлось все делать самой. Я ждала целую вечность, но ты все не выходила. И мне показалось, что тебя уже убили, а может, и что похуже. А когда Стивен увидел, как я выскочила из дома с саблей в руках, только головой покачал и вернулся в столовую. Странно, правда? Мне казалось, что он должен пойти со мной, но что-то он в последнее время какой-то медлительный. Должно быть, все еще расстроен из-за истории с подвалом. А может, увидел Адама и решил, что тот все уладит. А теперь, если он услышит, что ты оставила труп в конюшне… что же теперь будет? Джоли придется сунуть ему под нос нюхательные соли. Он так любит чистоту, даже в конюшне. Я слышала, как он сам говорил Сладкому Джону.
 Ли вздохнула и, опершись о ложе мушкета, призналась:
 — Я никого не убивала. И… — она поколебалась, — этот человек не похищал Капитана. Просто во время прогулки тот сбежал.
 Похоже, Блайт поверила объяснениям, потому что жадно-выжидательное выражение лица сменилось сокрушенным. Она так жаждала приключений. И вот унылая рассудительность сестры все испортила.
 — И ты ему поверила?
 — Но он же привел Капитана, — возразила Ли, хотя только она одна знала истинную причину такой доброты.
 — О да… но как насчет выстрела? Почему ты стреляла в него? Ранила? — допытывалась Блайт, возбужденно подпрыгивая на одной ножке и раскачивая саблю, как маятник.
 — Нет, — спокойно ответила Ли, жалея, что не сделала этого, и опасаясь, что Блайт вот-вот отрубит себе большой палец. — Я споткнулась, и ружье само выстрелило. Адам случайно увидел на дороге этого человека и последовал за ним сюда. Собственно говоря, он тоже ехал к нам, чтобы вернуться домой с Натаном и Алтеей. Наверное, явился так рано в надежде получить завтрак. Даже просил меня оставить ему яблочные оладьи.
 Но Блайт, уже не слушая, изумленно оглядывала сестру.
 — Ты, должно быть, упала в копну сена, да еще головой вперед, если судить по твоему виду. Отовсюду торчат соломинки! Тебе в жизни не вычесать колтуны! Выглядишь хуже чучела! Как его зовут, кстати? — выпалила она, наконец позволив Ли увлечь себя к дому.
 — Даггер. Мистер Даггер, — пробормотала Ли, стремясь поскорее добраться до своей спальни и привести себя в порядок, прежде чем Адам приведет незнакомца в дом и представит Ли Александре Треверс.
 — Даггер? — с гримаской повторила Блайт. — Что это за фамилия? А имя?
 Ли нахмурилась, поскольку не находила фамилию странной.
 — То ли Сэм, то ли Сонни.
 — На Сонни он мало похож, — фыркнула Блайт. — Тоже мне Сонни!
 Ли с возраставшим раздражением смотрела на сестру.
 — Он думает, что меня зовут Роуз, — призналась она со вздохом.
 — Роуз? Хм! А фамилия? Гарден [10] ?
 Блайт это показалось таким смешным, что она споткнулась на нижней ступеньке, пошатнулась и инстинктивно вытянула руки. Сабля врезалась в дверь и застряла в замке. Блайт изо всех сил дернула за рукоять, лезвие выскочило и, запутавшись в юбке Ли, аккуратно перерезало ее пополам.
 Ли с досадой рассматривала длинную дыру с неровными краями.
 — Оно и так было старым, Ли, — утешила Блайт. — Кстати, откуда взялась эта Роуз?
 — Из-за моей одежды, — бросила на бегу Ли. — Он посчитал, что я работаю на семью Треверсов.
 Она с трудом потащила скамью по сосновым планкам пола. Противный скрип не оставлял ни малейшего сомнения в том, что на навощенном блестящем полу останутся уродливые царапины. Водворив на место дедовский мушкет, Ли спрыгнула и помогла сестре подвинуть скамью вдоль стены и повесить саблю, почти век назад отнятую у английского драгуна.
 — Разве Адам не сказал, кто ты? — полюбопытствовала Блайт.
 — Адам! Да это он все придумал! Прекрасная возможность повеселиться на счет друга. Впрочем, этим он только сыграл мне на руку.
 — Они друзья? — выдохнула Блайт. Впрочем, Адам всегда был немного странным. — Но почему ты ничего не сказала?
 Сестры направились наверх. Ни одна не заметила Стивена, стоявшего в открытых дверях столовой и потрясенным взглядом озиравшего две фигурки, одна из которых казалась ужасно растрепанной, мушкет, до сих пор распространявший пороховую вонь, и, наконец, саблю, грозившую упасть на голову всякого, кто войдет в дверь.
 — Этот человек вел себя надменно и очень грубо со мной обращался. Его поведение никак нельзя назвать джентльменским. Его следовало проучить, поэтому мне очень хотелось показать ему, кто я на самом деле, когда он явится в дом, чтобы получить благодарность и награду за возврат моей собственности, — заявила Ли, вскидывая подбородок с фамильной гордостью Треверсов. — Раз в жизни Адам дал мне шанс посмеяться последней. И моя маленькая месть будет для него достойным наказанием.
 В этот момент Ли сознательно отвлекалась от всяких чувств, которые питала к этому человеку.
 — О, Ли, он так поразится, когда обнаружит, свою оши… — взвизгнула Блайт, снова оступившись, но тут же проглотила конец фразы при виде Алтеи, стоявшей на верхней ступеньке и в неодобрительном молчании взиравшей на сестер.
 — Что это вы вытворяете? Мало нам сегодня приключений! Не хватало, чтобы мама увидела тебя в подобном платье! Ты выглядишь хуже судомойки, Ли! Зачем ты надела эти лохмотья? А волосы?! — с мягким укором спросила Алтея. И Ли удивилась, почему упреки старшей сестры, никогда не повышавшей голоса, ранили больнее, чем громогласные тирады отца.
 — Я каталась.
 — Так я и думала. Похоже, ты в подражание брату пыталась перескочить через забор у мельницы. Надеюсь, ты ничего себе не повредила, дорогая.
 — Нет, и я не пробовала перескочить через забор, и не падала с лошади. Я никогда не падаю с лошади, — вознегодовала Ли. — И как раз собиралась переодеться. Кстати, здесь Адам и какой-то незнакомец.
 — Адам? Так рано? Не слишком вежливо с его стороны. Он должен был явиться не раньше полудня. Должно быть, их нужно угостить завтраком.
 Алтея оглядела сестер и критически покачала головкой с безупречным узлом волос, забранным в сеточку из синели. Кружевной воротник облегающего жакета был аккуратно выглажен. Среди тонких складок сияла неброской красотой камея на раковине. Сегодня Алтея надела костюм из тафты в кремово-коричневую полоску, с кружевными оборками в тон на запястьях и рюшами из ленты, украшавшими юбку. При каждом движении от нее шла волна фиалкового аромата, ее любимых духов. Словом, Алтея Луиза Брейдон была самим воплощением женственности.
 — Стивен, прибыл Адам Брейдон вместе с еще одним гостем. Они, разумеется, захотят позавтракать, — окликнула она дворецкого с извиняющимся выражением, возмутившим обычную безмятежность ее классических черт.
 — Да, мэм, мисс Алтея, я видел, как мистер Адам подъезжал к конюшням. Думаю, он уже проголодался, так что лучше я подогрею блюда. Да и мистер Стюарт, и мистер Натан тоже скоро вернутся с лесопилки. Наверное, вот-вот начнут съезжаться гости. Но ничего! У нас столько наготовлено — на всех хватит. Кстати, мисс Джулия и мисс Ноуэлл в розарии. Отослал их туда с шитьем, чтобы удержать от ссор и проделок, особенно мисс Джулию. Да и вы спускайтесь вниз, мисс Алтея. Вам теперь приходится есть за двоих.
 Алтея на мгновение растерялась и смущенно покраснела, словно недоумевая, откуда Стивен узнал о ее беременности. Она даже Натану не сказала.
 Но она тут же обреченно вздохнула. Пора бы знать, что в Треверс-Хилле секретов не бывает, особенно от Стивена и Джоли.
 — Спасибо, Стивен! Не знаю, как бы мы обошлись без вас, — искренне ответила она, почти нежно глядя на уже немолодого чернокожего мужчину, такого же члена их семьи, как ее любимые тетя и дядя.
 Сколько она помнила себя, Стивен без лишнего шума, спокойно вел семью, словно корабль, через все рифы и бури. Его невозмутимый голос перекрывал любой шум ровно настолько, чтобы любая ситуация была улажена. Если же он оказывался бессилен, то всегда знал, где найти Джоли.
 Алтея обменялась с ним понимающими улыбками и, схватив сестер за руки, с силой, удивительной для столь молодой женщины, повела к спальне.
 — Есть за двоих? — повторила Блайт, восхищенно глядя на нее. — Ты в самом деле…
 — Да.
 — О, Алтея, какая чудесная новость! — воскликнула Ли, сияя глазами, полными любви к своей прекрасной и очень добродетельной сестре.
 Алтея скрыла улыбку. Ах, они так молоды, но недалек тот день…
 — Но я была бы очень благодарна, если бы вы помолчали, пока я сама не скажу Натану. Он еще не знает, и я хотела бы первая поделиться с ним нашей радостью. Может, на этот раз я подарю ему сына, наследника имени Брейдонов.
 В голосе ее звучало сожаление. Алтея знала, что она не выполнила долга перед семьей мужа. Да, они обожали Ноуэлл, она была зеницей ока отца, но все же девочка вырастет, выйдет замуж и возьмет фамилию мужа. Натан, как старший сын, имел полное право надеяться, что его сыну когда-нибудь перейдет Ройял-Бей. Таковы традиции, берущие начало еще в Старом Свете. Все переходит от первого сына к первому сыну, и так из поколения в поколение. А ведь родители Натана разочарованы тем, что она не наполнила его дом детьми и не дала им желанного внука.
 — Наши уста запечатаны, — поклялась Блайт, прижимая палец к губам. Ли энергично закивала.
 — Спасибо, душечки. А теперь…
 — Алтея! Это ты? — донесся воинственный голос из спальни.
 — Да, мама, — ответила Алтея, остановившись в дверях, но не выпуская рук замерших, словно испуганные мышки, сестер, старавшихся, чтобы мать их не увидела.
 — Почему здесь все время кричат и топают так, что в моих несчастных висках словно барабаны стучат? По-моему, у меня начинается мигрень. Куда подевалась Джоли? Кажется, я слышала смех Блайт. Ты с ней говорила? И где Ли Александра? Я должна серьезно потолковать с девочкой. Вчера вечером, к сожалению, не успела. Нам столько нужно обсудить, а если она хочет выйти замуж весной, времени почти не остается. Боюсь, я заснула… или в самом деле кто-то стрелял? Что-то стряслось?
 — Нет, мама. Ты, конечно, ошибаешься. Кому здесь стрелять? — ответила Алтея, искренне изумленная вопросом, поскольку ничего не слышала. — Все мужчины уехали. Правда, прибыли Адам Брейдон и его друг. Я попросила Стивена подать им завтрак.
 — Спасибо, дорогая, с твоей стороны это весьма любезно, — заметила мать, не слишком, правда, одобрительно, ибо, как и сама Алтея, считала, что гости заявились неприлично рано. — Я всегда могу рассчитывать на тебя. Искренне говоря, не понимаю, почему Эффи не удалось воспитать мальчика должным образом. Он и Натан — просто небо и земля. Ах, значит, придется мне вставать. Хорошо еще, хоть удалось подремать немного. Невозможно валяться в постели днем, когда столько еще предстоит сделать. К сожалению, сон нисколько не освежил меня: слишком много забот и тревог. Надеюсь, что служанки догладили белье. Что станется с добрым именем семьи, если гости не найдут в спальнях выглаженных простынь? Вот будет пища для сплетен вашей тете Мэрибел. Собственно говоря, я ничего от нее не слышу, кроме упреков и наставлений. Воображает, что все еще живет здесь и управляет Треверс-Хиллом! Я точно знаю: она считает, будто я не способна вести хозяйство! — Беатрис Амелия фыркнула и коснулась дрожащих губ платочком, словно по волшебству появившимся в ее руке. — Помяни мое слово: не успеет она приехать, как тут же ринется в Ройял-Бей злословить с Эффи насчет того, что я готовлю все блюда на французский манер. Вечно командует и лезет не в свои дела. Не знаю, почему я все еще ее терплю. Удивительно, как это Джей Киркфилд не спятил после стольких лет жизни с ней! Твой отец, ее ближайший родственник, утверждает, что Господь спас Треверсов, послав ей этого щупленького коротышку, который увез ее в Ричмонд.
 Алтея крепче стиснула руки сестер, чтобы заглушить предательские смешки у себя за спиной.
 — Не волнуйся, мама. Я сейчас приду в столовую. Мне уже лучше, так что не мешает выпить чая и съесть пару тостов с маслом и джемом. Пожалуйста, полежи еще немного, — взмолилась Алтея, видя, как плохо выглядит мать. Бледная, исхудавшая, она лежала на целой горе подушек. Волосы, обычно забранные в тугой узел, сейчас рассыпались золотистыми волнами на мягком кашемире ее темно-розового халата. — Может, приказать, чтобы принесли еще чая? — сочувственно осведомилась дочь, увидев полупустую чашку с остывшим чаем.
 — Нет, мне станет легче, когда Джоли принесет мой силлабаб. Как только я приведу себя в порядок, немедленно спущусь вниз и поздороваюсь с гостями. Но при мысли о том, что завтра заявится ваша тетя Мэрибел, у меня в висках начинает стучать, и, смею сказать, в ожидании ее визита даже молоко на кухне скисло, — объявила Беатрис Амелия, прижав кончики пальцев к прошитым голубыми венами вискам. — И кто знает, какие идиотские идеи она вобьет в голову Фисбы, если та вместе со Стюартом Джеймсом решит отправиться в путь вместе с ней?! Кстати, где Ли Александра? Она вернулась с прогулки?
 — Да, мэм, и переодевается.
 — Помоги ей, дорогая. Хорошо? Надеюсь, ты сумеешь сделать что-то с ее волосами. Они такие густые и непокорные! Вот их она точно унаследовала от Треверсов! Кстати, думаю, что в пятницу мы позволим Блайт сделать более изысканную прическу. Я также решила, что она может подушиться капелькой-двумя моих духов с запахом гардении. Прелестный легкий аромат, который я нашла в Чарлстоне у своих парфюмеров. Но всего одну-две капли, и никаких настоящих духов. А теперь беги и позаботься, чтобы Ли нашла пристойное утреннее платье. Неизвестно, кто может приехать с визитом. Да потолще намажь свой тост маслом.
 — О, Ли будет прекрасно выглядеть, — заверила Алтея, отступая. Мать поудобнее устроилась на кружевных наволочках. Очевидно, благоухание роз и лаванды успокоило ее, потому что она глубоко вздохнула и расслабилась.
 — Слышала, Ли? Мама разрешила мне надушиться! — благоговейно прошептала Блайт. — В первый раз! Самой лучшей туалетной водой из Чарлстона!
 Она ворвалась в комнату и закружилась, прежде чем броситься на постель и, сложив руки над головой, мечтательно уставиться в балдахин. Интересно, какую бы прическу ей выбрать?
 — Еще через год я смогу пользоваться духами. Хочу такой же пузырек, как у тебя, Ли, с запахом жасмина. Это ведь твои любимые?
 Ли всмотрелась в невинное личико Блайт.
 — Да, это мои любимые, но ты уверена, что уже не побрызгалась ими?
 Недаром пузырек с духами вечно оказывался не там, куда она его ставила!
 Блайт виновато покраснела.
 — Только два раза, — призналась она. — Но мне в самом деле ужасно нравится, как ты пахнешь! И бутылочка такая хорошенькая. Мне приятно держать ее в руках.
 Она с легкой завистью взглянула на каплевидный флакончик темно-синего стекла, граненый, отполированный до блеска и усыпанный золотыми звездами, с блестящей золоченой пробкой.
 Ли понимающе улыбнулась, неожиданно чувствуя себя такой же старой и мудрой, как Алтея. Кроме того, она не могла по-настоящему сердиться на сестру.
 — Мне тоже.
 — В следующий раз, когда Натан возьмет меня в Париж, я обязательно привезу тебе духи, только в изумрудно-зеленом флаконе, — пообещала Алтея, слегка улыбаясь при мысли о подарке, который приготовила сестре на день рождения, ибо в самом деле приготовила для нее французские духи с намерением преподнести в тот знаменательный день, когда детство остается позади.
 — О, Алтея, правда? Честное слово? — обрадовалась Блайт, с надеждой глядя на драгоценный пузырек Ли.
 — Честное слово. Кстати, Ли, мне всегда нравилось на тебе это платье, — заметила Алтея, снимая со шкафа туалет из полосатого муслина с широкими воланами, отороченными оригинальной каймой различных оттенков лилового и тонкими кружевами. По облегающему лифу шел ряд крошечных, обтянутых шелком пуговиц, а из-под расклешенных рукавов виднелись еще одни, полотняные. Отложной кружевной воротник завязывался лентами в тон платья. Идеальный наряд для скромной молодой женщины. — В самом деле, Ли, я еще не видела, чтобы ты выглядела так… так…
 Алтея замешкалась в поисках нужного слова.
 — Она споткнулась и упала в копну сена, — объяснила Блайт, гадая, как это сестра умудрилась извалять в сене даже панталоны. Она хотела сказать еще что-то, но неожиданно вскочила и недоверчиво уставилась на Ли.
 — Выйти замуж к весне? — повторила она слова матери. — Ты действительно выходишь замуж, Ли? Ты и слова не сказала о том, что Мэтью Уиклифф просил твоей руки! А я-то думала, это всего лишь мечты. — Она обиженно шмыгнула носом и отвернулась, но не выдержав, снова спросила: — Он в самом деле сделал предложение? Когда? Почему ты мне не говорила?
 — Он ни о чем не просил, — приглушенно пробормотала Ли, натягивая нижние юбки.
 — Правда?
 — Самая что ни на есть, — заверила Ли, не менее сестры удивленная категорическим заявлением матери.
 — Думаю, что наша мама в чем-то права, — вмешалась Алтея, не сводя глаз с лица Ли, — и Мэтью Уиклифф действительно попросит у папы разрешения обратиться к тебе. Что ты на это скажешь?
 Ли поспешно опустила глаза, притворяясь, что завязывает нижние юбки, но Алтея мягко отстранила ее и сама стянула узел.
 Странно, почему Ли кажется такой встревоженной? И эти уныло опущенные плечи… Либо она ужасно смущена мыслью о браке с Мэтью, либо боится, что Гай все придумал и он вовсе не собирается жениться на ней, либо…
 Последнее предположение было уже совсем неприятным.
 Стоя в одной чистой сорочке и нижних юбках, Ли пыталась расчесать спутанные волосы. Алтея подумала, что сейчас она выглядит совсем юной и беззащитной. Если она не хочет выходить за Уиклиффа, может, не стоит оказывать на нее давление? Какое счастье, что Натан, которого Алтея горячо любила, попросил ее стать его женой! Хотя у каждого свой долг, брак с нелюбимым был бы для нее невыносим! И сейчас у нее болело сердце за сестру.
 Взяв с туалетного столика серебряную щетку, она ободряюще погладила худенькое плечико Ли.
 — Тебе совершенно не обязательно выходить замуж, если сама не захочешь. Всегда помни это, дорогая.
 — Я хорошо отношусь к Мэтью. Очень хорошо. Он мне нравится больше, чем любой из остальных знакомых джентльменов. Он прекрасный человек, стать женой которого — большая честь. Последнее время я считала, что влюблена в него. У меня нет никаких возражений против такого жениха, и внешность, и поведение Мэтью безупречны. Кажется, я позволила ему поверить, что с радостью принимаю его ухаживания. Но что есть любовь? И откуда знать, действительно ли ты влюблена? — вдруг выпалила Ли, с тревогой глядя в глаза Алтеи.
 — Любовь — это очень странное чувство, которое так просто не объяснишь, — начала Алтея, расчесывая спутанные пряди, пока они не легли блестящими волнами. — Иногда оно растет постепенно, а иногда приходит совсем неожиданно.
 — А что ты испытывала, когда влюбилась в Натана? — добивалась объяснений Ли. Может, хоть тогда она точно поймет, что с ней происходит… или уже произошло.
 Алтея немного помолчала, возвращаясь мыслями к годам, проведенным в Чарлстоне. Это было ее последнее лето в городе перед возвращением в Виргинию… и к Натану. Она влюбилась, но не в того, за которого ее прочили замуж. Не в того, с кем росла и кто был ее самым дорогим другом.
 Алтея довольно улыбнулась, потому что действительно любила Натана всем сердцем. Это было драгоценное, сильное и вечное чувство, становившееся глубже с каждым годом их брака, но тем летом, когда она мечтала о своей тайной любви, в этих грезах не было Натана. Она думала, что умрет от боли в ноющем сердце. Ибо тот мужчина не был джентльменом, хотя и происходил из аристократической семьи с побережья. Головокружительно красивый повеса. Игрок, улыбавшийся светлыми глазами и чувственными губами, шулер за карточным столом и негодяй, ни во что не ставивший женщин.
 — Твое сердце бьется так сильно, что невозможно дышать, — начала она. Взгляд ее затуманился при воспоминании о той наивной девчонке, которой она была в то лето, и о грезах, которые так и не стали действительностью. — В животе словно трепещут крыльями миллионы бабочек, ты все время дрожишь, а ладони становятся влажными. Встречаясь с ним взглядом, ты понимаешь, что он смотрит прямо тебе в душу и видит ее до донышка. Ты не можешь скрыть от него своей любви, и если он плохой человек, значит, способен ранить тебя.
 Она уже почти шептала. О, тот украденный поцелуй, который она так глупо приняла за объяснение в любви, пока не увидела его в саду с чужой женой. Их страстные ласки мигом вернули ее на землю и в объятия Натана Брейдона.
 — Ну, если это так, я никогда не влюблюсь! — в полном изумлении объявила Блайт. — Очень уж похоже на болотную лихорадку!
 Алтея рассмеялась, потому что это было так давно и теперь она с трудом представляла его лицо.
 — Когда-нибудь, малышка, — предупредила она, закалывая тяжелые косы короной на голове Ли и скрепляя их нежно-лиловыми бантами, — ты отречешься от своей клятвы. Но не следует принимать увлечение за любовь. Между ними огромная разница. А если все же спутаешь, можешь принять трагическое решение, способное повлиять не только на твою жизнь, но и на судьбы тех, кого любишь.
 — А как отличить одно от другого? — полюбопытствовала Ли, ощущая, как сжимается сердце, когда Алтея принялась застегивать платье. Теперь мать наверняка одобрит ее вид!
 Алтея вздохнула.
 — Иногда это очень трудно. Тут и кроется опасность. А теперь немного духов.
 Взяв фарфоровый пузырек с цветочным рисунком, она чуть коснулась пробкой за ушами и внутренней стороны запястий Ли. По комнате поплыл легкий запах жасмина и роз.
 — Вот самый верный способ. Увлечение — как одеколон, скоро выветривается. Легкий, воздушный, но недостаточно сильный запах. Однако он уместен в определенных случаях, как и небольшой флирт. А вот любовь… любовь — как духи. Ими нужно пользоваться при особых событиях: на маскараде или свадьбе. Соприкасаясь с женской кожей, едва заметный аромат становится крепче и кружит голову. Так и с любовью. Увлечение никогда не затрагивает сердца по-настоящему. Любовь же зарождается в сердце и не имеет ничего общего с простым влечением. Внешность с годами меняется, и влечение тоже постепенно угасает. Поэтому любовь, особенно между супругами, должна зиждиться не только на взаимном влечении, но и на уважении и доверии. Если они друзья, если верят друг другу, их любовь продлится до самой смерти.
 — Именно так у вас с Натаном? — не выдержала Ли, думая, что сестра еще никогда не выглядела прекраснее. Из ее карих глаз так и лилось почти неземное сияние.
 Алтея кивнула.
 — Мне очень повезло завоевать любовь такого человека, как Натан. Не могу представить жизнь без него. Поэтому очень тщательно проверьте себя и свое сердце, прежде чем отдать его недостойному владеть таким сокровищем, — предостерегла она, зная о мягкой любящей, щедрой душе Ли. — Это слишком драгоценный дар, чтобы выбрасывать его на ветер.
 — О, смотри, Ли! Адам и его друг идут в дом! Я сгораю от нетерпения! — крикнула Блайт, высунувшись в окно. Ли поспешила к сестре и перегнулась через подоконник, забыв о всем неприличии своего поведения. Но она опоздала. Мужчины уже скрылись в доме.
 — Пойду встречу их, — решила Алтея, довольная трудами своих рук, и, уже поворачиваясь, заметила, что сестра стоит в одних чулках. — Не забудь туфли, дорогая, — напомнила она рассеянно, занятая мыслями о хозяйских обязанностях.
 — Скорее, Ли, — окликнула Блайт с порога, где нетерпеливо переминалась в ожидании, пока Ли втиснет ноги в лайковые туфельки.
 — Погоди, Блайт! Я иду! — крикнула Ли, высоко подняв юбки и поспешая за сестрой. Та внезапно замерла на верхней площадке, и Ли едва не уткнулась ей в спину.
 — Ли, — шепотом предупредила Блайт. Но Ли уже все поняла и постаралась спрятаться за спину сестры. Он казался еще выше и массивнее, чем прежде. Тонкая рука Алтеи утонула в его лапище. Широко улыбавшийся Адам представил его молодой женщине, и незнакомец вежливо кивнул. Ли нахмурилась, услышав звонкий смех Алтеи и тихий ответ незнакомца: очевидно, он сделал очень тонкий комплимент, потому что сестра грациозно наклонила голову.
 — Пойдем, — настаивала Блайт, вцепившись в руку Ли. Та попыталась вырваться, сгорая то ли от смущения, то ли от нерешительности. Пришлось набрать в грудь побольше воздуха, прежде чем последовать за Блайт. Только бы не оступиться и не полететь вниз самым неприличным образом. В конце концов, она Ли Александра Треверс и сейчас покажет этому типу, как он ошибался.
 Они были уже на половине лестнице, когда маленькая фигурка вбежала в дом с пронзительным воплем.
 — Мама! Мама! — рыдала Ноуэлл Брейдон, бросаясь в объятия Алтеи. — Она ущипнула меня и дернула за волосы!
 — Да взгляните, что она сотворила со мной! — возмущалась Джулия, протискиваясь между растерянными мужчинами и протягивая бессильно поникшую руку с почти неразличимой капелькой крови. — Вонзила в меня иглу! И пообещала сшить мои пальцы вместе!
 — Только после того, как ты ущипнула меня! — спорила Ноуэлл, быстро прячась за надежную спину матери.
 — Потому что ты стащила мои любимые розовые нитки! Это все, что осталось у меня от Чарлстона!
 — Если бы ты шила аккуратнее и мелкими стежками, у тебя не осталось бы так мало ниток. Зря потратила половину, а пословица недаром говорит: чем меньше тратишь, тем больше останется, — парировала Ноуэлл. Ее комично взрослая логика явно произвела на Адама огромное впечатление.
 — Жаль, что она девочка, иначе был бы в семье еще один адвокат. Ничего не скажешь, пошла в Натана, — хмыкнул он, с притворным отчаянием покачивая головой.
 Алтея не знала, как ей быть. Джулия славилась вспыльчивостью и при малейшей ссоре пускала в ход ногти и зубы. И Ли, и Блайт немало пострадали от ее щипков и укусов.
 — Добро пожаловать в Треверс-Хилл, — со смехом объявил Адам, хватая одной рукой сестру, пытавшуюся нырнуть за спину Алтеи, и дергая за волосы племянницу, показавшую противнице язык.
 — Отпусти, Адам!
 — Вам следовало бы приехать пораньше, — усмехнулась Алтея. — Сейчас здесь царит относительное спокойствие.
 — Ой! — вскрикнул Адам, отдернув руку. — Ты меня укусила!
 — Не так сильно, как должна бы, — мило улыбнулась Джулия, но тут же вспыхнула, встретившись взглядом с холодными светлыми глазами высокого незнакомца, стоявшего рядом с братом. Он показался ей довольно красивым. Интересно, кто это?
 Она кокетливо рассматривала его из-под ресниц, но на мужчину, очевидно, это не производило ни малейшего впечатления.
 — Ее давно следовало отправить к тебе на воспитание и обучение приличным манерам, — буркнул Адам, потирая красное пятно на руке.
 — Соскрести остатки сырого мяса с этого прелестного белокурого скальпа, перед тем как вывесить его на столбе, — задумчиво протянул незнакомец.
 Джулия побелела от страха. С ней еще никто не говорил так грубо, и ее красота ничуть не волнует этого человека!
 — Да как вы смеете говорить со мной подобным тоном, сэр? — возмутилась она, надменно дернув плечиком и отступая подальше от оскорбителя. — К тому же мы вообще не представлены друг другу. Впрочем, я вовсе этого не желаю.
 Алтея не смогла сдержать улыбку. Какая жалость, что Нейл Брейдон действительно не приложил руку к ее воспитанию! Ноуэлл, выглядывая из-за спины матери, с любопытством рассматривала гостя. Ее впечатлительному взору он казался богом, поскольку ни один мужчина, кроме него, не догадался так осадить тетку.
 Нейл поймал ее взор и улыбнулся. Карие глаза распахнулись еще шире. Юное сердце не осталось безразличным к мужскому обаянию.
 Алтея вытянула из-за спины дочь и осторожно подтолкнула вперед.
 — Это Ноуэлл, наша с Натаном дочь.
 Нейл Брейдон улыбнулся с искренним удовольствием.
 — Здравствуй, малышка, — приветствовал он, нагибаясь и беря смело протянутую ручку.
 — Здравствуйте. Кто вы?
 — Я… — начал он, но, случайно взглянув в сторону лестницы, осекся.
 — Пожалуйста, позволь мне познакомить тебя с присутствующими дамами, — вмешался Адам, заметив спускавшихся к ним сестер Треверс. — Сначала мою дорогую сестричку Джулию, но с ней ты уже имел удовольствие познакомиться, — начал он, смеясь при виде злобной физиономии Джулии. Но гордость девушки была немного удовлетворена тем, что и у незнакомца вытянулось лицо при упоминании ее имени. — А это, — продолжал Адам, беря за руку Блайт, — Блайт Треверс, младшая в семье.
 Девочка спрыгнула с последней ступеньки с таким видом, словно затаила дыхание в ожидании чуда.
 — И наконец, последняя, но от этого не менее значительная фигура, одна из прекраснейших роз Треверс-Хилла, дражайшая крошка Ли, избалованная славой владелица жеребенка, которого ты сегодня нашел.
 Ли грациозно соскользнула вниз и встретила тихий возглас удивления довольной улыбкой, кроющейся в уголках рта. Однако улыбка померкла, когда Адам с театрально-драматическими интонациями в голосе объявил:
 — Ли Александра Треверс, познакомьтесь с Нейлом Дарси Брейдоном. Мой надолго исчезавший кузен с территорий, известный весьма немногим как Кинжал Солнца, внушающий страх воин-команчи.

 Глава 9


  Самая осведомленная персона — это сплетница  .

    Сенека

 Ройял-Бей, место рождения его отца и деда.
 Нейл Брейдон оглядел элегантную библиотеку с изящной мебелью восемнадцатого века, доставленную в Ройял-Бей речным судном прямо к пристани, где первый хозяин плантации строил верфи и склады, чтобы принимать корабли, прибывавшие из Европы и Вест-Индии и привозившие в трюмах предметы невиданной роскоши.
 Темно-красная шелковая обивка, потемневшая от времени, отливала теплыми отблесками в свете хрустальной люстры на шестнадцать свечей, выписанной из Англии бабушкой Нейла. Такая же украшала столовую и висела над длинным столом, на который по торжественным случаям выставляли бабушкин же сервиз тончайшего английского фарфора. Пара глобусов, земной и небесный, стояли слева и справа у стены с книжными полками от пола до потолка. Обюссонский ковер почти не износился, а лепные украшения на потолке сохранили ту же белизну, что и пятнадцать лет назад. Рамы фамильных портретов поблескивали золотом, а на камине синели тарелки дельфтского фаянса.
 Юфимия Брейдон сидела на диванчике, занятая разговором с Алтеей, а Ноуэлл устроилась на почетном месте между матерью и бабушкой. Волосы Юфимии, теперь уже почти побелевшие, были забраны в сеточку. С золотой цепочки свисал золотой же медальон — единственное украшение ее простого дневного платья из муслина, затканного зелеными веточками. Она никогда не была признанной красавицей, но как богатая и независимая наследница, с домом и землями, полученными по завещанию отца, вошла в Ройял-Бей уже сложившейся сильной и решительной женщиной, привыкшей не скрывать своего мнения. Злые языки твердили даже, что Эффи Мертон лишь случайно не осталась старой девой: перезрелая, острая на язык и некрасивая особа наверняка не нашла бы мужа, не польстись красивый и холостой Ноубл Брейдон на земли Мертонов. Ривер-Оукс-Фарм, расположенная напротив Ройял-Бей на другом берегу реки и присоединенная к фамильному поместью, сделала Брейдонов самым влиятельным семейством во всем округе.
 Сейчас Ноубл Брейдон сидел в мягком кресле у открытой стеклянной двери. Золото его волос потускнело, сменившись серебром. Гордая голова слишком часто падала на грудь. Он клевал носом, безразличный к разговорам окружающих, разморенный жарой.
 — О, бабушка, я хочу сегодня разливать чай! Ну позволь, пожалуйста! Я умею, честное слово, умею! — молила Ноуэлл, так поспешно вскакивая, что ударилась о столик, поставленный перед бабушкой. Звон фарфора разбудил деда. Тот, слегка задохнувшись, откашлялся, и сигара, которую он из уважения к дамам скорее жевал, чем курил, выпала из руки. Адам, наливавший бренди из хрустального графина, мигом очутился рядом, и осторожно, но твердо похлопал отца по спине.
 — Все в порядке, сэр? — тихо осведомился он, выказывая мягкость, тщательно скрываемую маской беспечного гуляки, которого он с таким искусством разыгрывал.
 — Проглотил кончик сигары! Да, теперь таких, как делали в наше время, не купишь! Старый Джеймс Палмер! Уж он умел выращивать табак, да, сэр! — проворчал Ноубл, так злобно таращась на Алтею, словно она была во всем виновата. — Твой прапрадед знал, как растить табак, не в пример этим молодым выскочкам, у которых молоко на губах не обсохло. Надеюсь, у Стюарта Джеймса течет в жилах капля-другая крови истинных плантаторов, иначе он потеряет пристань Уиллоу-Крик, прежде чем наберет листьев на одну сигару!
 — И все же я думаю, Алтея Луиза, ваша бабушка правильно поступила, оставив Уиллоу-Крик Стюарту Джеймсу. Он и его жена нуждались в собственном доме, а стоит ему и вашему папе сойтись, как тут же поднимаются такие споры и крики, что хоть уши затыкай! И эта северянка, жена Стюарта Джеймса, с ее чопорными манерами и повадками старой девы только масла в огонь подливает. Может, это не по-христиански, но я никогда ее не любила и не могу изменить свои чувства, — заявила Юфимия. — Всегда считала, что она смотрит на меня свысока. Да и ваша мама придерживалась этого же мнения, а уж она, уроженка Чарлстона, привыкла к городской жизни. Согласитесь, если человек терпеть не может оладьи, с ним что-то неладно, а я никогда не видела такой гримасы, как на лице Фисбы Энн в тот момент, когда ей во время первого визита в Треверс-Хилл подали оладьи из кукурузной муки. Можно было подумать, что ваша бедная мама кормит гостей какой-то гнилью. Правда, я по-прежнему считаю, что она кладет в блюда слишком много кайенского перца. Я дам ей новый рецепт окорока. Делаешь надрезы в окороке и начиняешь его сладкими пикулями, крошками кукурузного хлеба и коричневым сахаром. Привезу в середине недели. Тогда и Мэрибел Лу уже приедет. Обожаю сидеть с ней и расспрашивать о последних сплетнях. Я уже сказала вашей маме, что завтра приглашаю всех на ужин, особенно если молодой Палмер Уильям вернулся домой. Мы и Джастина завтра ожидаем. У вашей мамы дел по горло с подготовкой бала для Люси. Не хочу показаться недоброй, но в последнее время у вашей мамы очень усталый вид. Говорю вам, она ужасно осунулась. Потолкуйте с ней, пусть поужинает завтра с нами. Вы ведь приедете, дорогая?
 Алтея улыбнулась и кивнула, вздыхая про себя, зная, что матери будет куда труднее и утомительнее собирать семью и вновь прибывших гостей для ужина в Ройял-Бей, чем спокойно оставаться дома.
 — В вашем состоянии вы, естественно, поедете в коляске. О, Алтея, какое счастье! Когда Натан сообщил нам новости, я едва не заплакала! — хрипло вымолвила Юфимия, гладя невестку по руке и доставая платок, который немедленно прижала к глазам.
 — Эта брезгливость, о которой ты упоминала раньше, мама, — обычное выражение лица Фисбы Треверс при упоминании обо всем, что относится к югу и южанам, — заметил Адам, возвращаясь к буфету.
 — В таком случае я не знаю, почему она вышла за Стюарта Джеймса, если таково ее мнение о гостеприимстве южан, — фыркнула Юфимия.
 — Только о южной кухне. Думаю, что она так же легко привыкла к нашему утонченному образу жизни, как утка к воде, — заметил Адам, раздавая рюмки с бренди отцу и Нейлу.
 — Какая жалость! Стюарт Джеймс мог бы жениться на любой девушке! Да я просто уверена, что сердце Саретт Кэнби было разбито! Представляешь, она уже рассчитывает поймать твоего сладкоречивого братца, Алтея. На Адаме она поставила крест: тот выскользнул из ее сетей. Почему, ты думаешь, он отправился на побережье? Только чтобы сбежать от нее!
 — Как раз успел на корабль, и, к счастью для меня, вышеупомянутая леди не может плавать.
 — Ну, можно мне разлить чай? Можно? — приставала Ноуэлл, нетерпеливо топая ножкой.
 — Тише, дитя мое! Когда научишься вести себя сдержанно, как настоящая леди, тогда и будешь разливать чай, — строго ответила Юфимия, и Ноуэлл, покаянно кивнув, опустила голову, чтобы скрыть слезы.
 — Но мне так хочется, бабушка, — пробормотала она. Юфимия осуждающе взглянула на смеющегося Адама, но, поскольку Ноуэлл была ее единственной внучкой, сердце бабки смягчилось.
 — Внимательно смотри, как я наливаю чай твоей маме. Если поймешь, как это делается, я разрешу тебе приготовить чай для меня, а потом для твоей тети.
 — Мама! — нетерпеливо вскрикнула Джулия, обозревая дымящийся чайник.
 Ноуэлл подняла голову. Теперь ее глаза сияли. Она не сводила глаз с бабушки, впитывая каждое движение, а потом, в точности повторяя процедуру, налила чашку и ей. Алтея гордо улыбнулась, когда дочь насадила ломтик лимона на край чашки, прежде чем передать бабушке, а затем поухаживала за Джулией, добавив нужное, не слишком щедрое количество сахара и сливок.
 — Ты балуешь это дитя, мама, — пожаловалась Джулия, раздраженно глядя на переполненную чашку, из которой выплескивалась жидкость. — Надеюсь, чай достаточно сладкий, и, насколько мне известно, Ноуэлл все еще в немилости за вчерашнее поведение. Ее вообще следовало отослать в постель без ужина. Больше я никогда не стану ее навещать. Уж мои дети не будут так грубо обращаться с гостями! И взгляните на это!
 Она подняла на всеобщее обозрение вымокший кекс.
 — Насколько я понимаю, дражайшая Джулия, это кекс, — вступился Адам, подмигнув Ноуэлл. — И помню также, что когда ты впервые разливала чай, опрокинула чашку с кипятком прямо на колени преподобного Калпеппера. На следующий день бедняга произносил воскресную проповедь фальцетом, а вы с Ли хихикали в переднем ряду. И только в прошлое воскресенье его во время службы скрутило от желудочных колик, а все потому, что он, как истинный джентльмен, выпил почти весь чай, приготовленный Ли. Интересно, что она туда положила? Слабительный сбор Джоли? Листья сенны и кору крушины? Смертоносное сочетание. Неудивительно, что несчастный едва мог ходить.
 — Ли немного ошиблась, а ты тогда сделал мне подножку. Ноги у тебя почти такие же длинные, как язык.
 — Дети, дети, — привычно вмешалась Юфимия.
 — Я что-то припоминаю, — признался Адам.
 — О, мама, я так взволнована! — резко сменила тему Джулия, отмахнувшись от ухмыляющегося брата. — Представляешь, я возвращаюсь в Чарлстон!
 — Да, дорогая, знаю. Мы все едем к Бенджамену Ли. Я получила весьма сердечное приглашение. Мы погостим у них, перед тем как отправиться в Европу. Жаль, что они не приедут на этой неделе в Треверс-Хилл, но мистер Ли неважно себя чувствует!
 — О, мама, я совершенно о другом! Это будет после нашего возвращения из Европы, если только я не выйду там за герцога или графа и никогда не вернусь в Виргинию, разве за тем, чтобы навестить вас! — мечтательно вздохнула Джулия.
 — О чем ты, дорогая?
 — Мама, Ли Александра Треверс вот-вот объявит о помолвке с Мэтью Уиклиффом, одним из самых богатых и красивых джентльменов в обеих Каролинах! — выкрикнула Джулия на всю комнату, и поскольку была по-прежнему раздосадована на кузена, не желавшего обращать на нее внимания, то и не заметила легкого удивления, промелькнувшего на его лице. Зато Адам Брейдон ничего не упустил и нахмурился, когда мимолетная растерянность быстро сменилась гримасой откровенной скуки, с которой Нейл выслушивал сплетни, не представлявшие для него ни малейшего интереса. Или все же представлявшие?
 — Неужели? — оживилась Юфимия, поворачиваясь к Алтее за подтверждением столь поразительной новости, хотя надеялась, что Джулия выйдет замуж первая. Все же она хорошо относилась к Ли Треверс.
 Алтея покачала головой, недоумевая, откуда Джулия все знает. Ведь даже Ли не была уверена в намерениях Уиклиффа! Жаль, что у Джулии не хватило ума держать рот на замке и не выкладывать это известие в присутствии незнакомого человека!
 — Алтея? — не выдержала Юфимия, с сомнением глядя на дочь.
 — Это правда! Верно ведь, Алтея? — настаивала Джулия. — Ли сама сказала, что влюблена в Уиклиффа! Позавчера она ни о чем другом не могла говорить! И он не сводил с нее глаз, когда мы были в Чарлстоне! Приезжал каждый день, и Бенджамен Ли очень высокого о нем мнения. Да и ваши родители тоже считают его достойным поклонником! Невозможно отрицать, что он безупречен.
 — Верно, — кивнула Алтея. — И насколько я понимаю, Ли он нравится больше других джентльменов. Она сама так утверждает. Очевидно, Мэтью действительно очень влюблен в Ли, что ничуть меня не удивляет, потому что она прелестна и добра. И мои родители рады будут видеть его своим зятем, они так и сказали. Но пока совершенно неясно, намеревается ли он просить ее руки. Я бы не стала вообще говорить на эту тему, Джулия, иначе ты можешь оказаться в глупом положении, если о помолвке так и не объявят.
 Алтея замолчала, не желая открывать всю правду. Но если Гай действительно прав, Уиклифф попросит руки Ли, а та вряд ли откажет.
 — Ну? Говорила же я вам! — воскликнула Джулия, не обращая внимания на добрый совет Алтеи. — И Ли обещала мне, как лучшей подруге… да ведь мы почти сестры, что я смогу жить в Чарлстоне с ней и Мэтью. Там у него городской дом и поместье на берегу реки Эшли. Дом стоит на холме, а сам Мэтью владеет половиной побережья. И плантация у него великолепная. Смею сказать, это будет свадьба сезона, а может, и века. Ли будет такой красивой невестой в наряде из тафты цвета слоновой кости с массой кружев и длинным шлейфом! О, я так ясно все вижу! А я, как одна из подружек, буду одета в голубое платье цвета яйца малиновки! Это мой любимый оттенок и очень мне идет!
 Адам воздел глаза к небу, втайне желая, чтобы на глупую голову сестры свалилось что-нибудь потяжелее яйца малиновки.
 — Если Ли в самом деле поделилась с тобой своими секретами, я бы на твоем месте помолчала, пока она сама не объявит о помолвке. Это ее право, — мягко предложила Алтея, не хотевшая, чтобы радость Ли была испорчена бесцеремонным вмешательством Джулии.
 — Конечно, она мне все рассказывает. И я ей тоже. Но какой же это секрет, если о нем все узнают либо в пятницу на дне рождения малышки Люси, либо в воскресенье на барбекю. Какой это будет праздник, тем более что все мы одна семья… ну, почти все, — поправилась Джулия, искоса поглядывая на кузена. Даже если он и родственник, все равно чужой в этом доме! Совсем не похож на своего сводного брата Джастина, настоящего джентльмена, принятого в семье. Тот по крайней мере не угрожал ее скальпировать!
 Джулия любовно коснулась светлого локона.
 — Что же, прекрасные новости! Уиклиффы — люди уважаемые. Мой отец часто покупал кобыл из конюшен Уиклиффа, когда был жив Карлтон, дед Мэтью.
 — Это было задолго до того, как мы с твоим отцом пришли к соглашению, — напомнил Ноубл. — И все лошади Ривер-Оукс, выигравшие скачки, произошли из конюшен Ройял-Бей. Но сейчас Уиклифф выращивает неплохих чистокровок. Его Морской Скакун может даже дать фору Тосканцу Треверсов, не говоря уже о Королевской Крови.
 — Неужели, сэр? — спросил Адам, удивленный столь мрачным предсказанием.
 — Никто и никогда не обгонял Королевскую Кровь, но все бывает в первый раз. Да, сэр, начало конца Ройял-Бей случится, когда маленькая кобылка, та, которая так чувствует лошадей, выйдет за Уиклиффа. До чего же хороша! Длинная стройная шея и точеные бедра. А как идет! Травинки не заденет. Как ее зовут? — раздраженно спросил Ноубл, подумав, что у Треверса столько детей, что он никогда не мог запомнить их имена.
 ―Ли Александра, — терпеливо ответила Алтея.
 — Именно. Та задорная девочка с жеребенком. Уиклиффу от нее достанется! Думаю, он и женится, потому что хочет заграбастать ее Капитана. Единственный способ выиграть у вас все скачки. Слышал от ее папы, что она никому не пожелала его продать. Отказала этому свинье Кэнби… как там его… Но уж лучше потерпеть поражение от Уиклиффа, чем от этих наглецов из Кентукки, воображающих, что их мятлик слаще нашего, а кукурузное виски сшибает с ног сильнее. Я вам рассказывал о том, как в двадцать третьем году отправился на Север, а потом добрался до самого Нью-Йорка, чтобы посмотреть соревнования между Эклипсом и виргинским жеребцом Генри? Мы никогда не проиграли бы, но эти северяне…
 Нейл Брейдон повернулся спиной к собравшимся. Его взгляд скользил по крытой веранде, мимо белых колонн, увитых вистерией и клематисом, пока не упал на лениво текущую реку. Казалось, ничто на свете не тревожит спокойствие существования обитателей Ройял-Бей и их ближайших соседей в Треверс-Хилле.
 — Ли Александра Треверс, — выговорил Нейл одними губами и тут же выругался про себя: уж слишком нравился ему звук этого имени. Каким же невероятным идиотом он оказался! Эта неотразимая, захватывающая дух красота, безупречные манеры и скромное, но модное платье вряд ли могли принадлежать дочери жалкого конюха или горничной. Нет, всякий с первого взгляда признал бы в ней любимую и лелеемую дочь хозяина поместья.
 И с каждым шагом по направлению к нему она ускользала все дальше. Он потерял ее, еще не завоевав. Она была такой же частью этой жизни, как и балованные чистокровные кобылы, пасущиеся на лугах, заросших сладким мятликом.
 Да, за много лет здешнее бытие не изменилось. Совсем как река, вечно текущая среди зеленых ив, неся свои воды к морю. Таков был образ жизни не только в Виргинии, но и на всем Юге, и Нейл с неожиданной неприязнью подумал о них, этих благородных семьях, живущих плодами чужого труда, о патрицианских замашках и кастовых предрассудках, не допускавших в их общество людей пришлых. Они редко переступали границы заколдованного круга, в который заключили сами себя, и заключали браки только с себе подобными. Из уст в уста, из поколения в поколение передавались легенды об изящных манерах и галантных рыцарях, о долге и достоинстве, о прекрасных дамах и храбрых джентльменах.
 Это было наследием и Ли Треверс. Но не его самого.
 Нейл снова вспомнил Риовадо и хижину, в которой жил. Там дул не нежный, мягкий, напоенный ароматами сада бриз, а холодные безжалостные ветры Высоких Равнин, жалобно завывавшие за стенами хижины, пробирались в щели между грубо обтесанных бревен, кое-как замазанные глиной. Маленькие, затянутые кожами животных окна служили практическим, а не декоративным целям, как эти изящные стеклянные двери в мелкий переплет с их шелковыми шторами. Сложенный из камней очаг Риовадо поддерживал тепло в единственной комнате, а в закопченном котелке, висевшем над огнем, кипел простой, но сытный обед для голодных путников. Там не было ни безделушек, ни фамильных портретов, если не считать одного, висевшего на голой стене. Пол из сосновых планок не был навощен до блеска или покрыт пушистыми коврами. Зато он был сухим, а медвежья шкура перед очагом мягко пружинила под ногами. Тяжелая дверь на массивных железных петлях препятствовала незваным гостям ворваться в дом.
 Но Риовадо, как Ройял-Бей, Ривер-Оукс и Треверс-Хилл, — это не просто грубо сколоченная лачуга или элегантный особняк с видом на реку. Риовадо стало образом жизни и частью самого Нейла. Риовадо — горы и небо, их окружающее. Оно может встретить вас приветливо, впустить в свое сердце, но горе тому, кто побоится его или неосторожно ошибется: эта местность может так же легко уничтожить неудачника.
 Нейл глянул в сторону Адама. Тот поднял бокал, приветствуя кузена, но Нейл только вежливо кивнул. Слегка искривленные губы и чуть прищуренные глаза яснее слов сказали, Адаму, что он не прощен и должен быть начеку. Адам вздохнул, ибо слишком хорошо знал Нейла Брейдона и понимал, что он не спустит вчерашней выходки.
 Не будь Нейл так удивлен, обнаружив истинное имя своей нимфы, наверное, насладился бы изумлением, промелькнувшим на ее прелестном личике при упоминании его истинного имени.
 Но даже Адам не представлял, каким сокрушительным было поражение кузена. И Нейл снова остро ощутил отчаяние, охватившее его при виде Ли Александры, окруженной любящей семьей. Сам он во время завтрака, как всегда, оставался в стороне, рассеянно прислушиваясь к шутливой перепалке, то и дело прерывавшейся взрывами смеха и замечаниями, которые не требовали объяснения, ибо это была одна семья, дружная и спаянная не только узами родства, но и любви. Семья, а которой не было ни тайн, ни сюрпризов… почти. Потому что Ли Треверс вряд ли кому-то расскажет, как страстно прижималась к незнакомцу, до сих пор ощущавшему вкус ее губ на губах.
 Он ревниво наблюдал, как Гай, красивый, надменный, щегольски одетый джентльмен, уселся на подлокотник ее кресла и время от времени клал руку на тоненькое плечо с видом человека, знающего, что его прикосновение не вызовет отвращения. Ли посматривала на брата смеющимися глазами, в которых, однако, стыл ледок каждый раз, когда взгляды ее и Нейла скрещивались.
 Молодая темноволосая девушка, оказавшаяся Блайт Треверс, очевидно, сгоравшая от любопытства и устроившаяся на низкой табуретке у ног Ли, неустанно бомбардировала его вопросами о его доме в Нью-Мексико и жизни с индейцами. Нейл терпеливо отвечал, поскольку это давало возможность рассматривать ее сестру, сидевшую позади и с учтивым интересом прислушивавшуюся к беседе.
 Ее отец, веселый, добродушный человек, мог шутить, смеяться и так же легко вспылить, когда мнение собеседника ему не нравилось. Зато он обладал несомненным обаянием, которое передал своим отпрыскам.
 Беатрис Амелия, хозяйка дома, железной рукой державшая, по мнению Нейла, всю семью в узде, была истинной южной леди, воспитанной, с прекрасными манерами, обладавшей истинной красотой, которая с годами не вянет. Все три дочери унаследовали ее грацию и классические черты лица.
 Алтея Треверс Брейдон сегодня казалась прекраснее, чем у алтаря шесть лет назад. Сдержанная, спокойная дама, с благосклонной улыбкой слушавшая окружающих, она, вероятно, не была столь дерзкой и отважной, как младшие сестры, не потому, что считала это неприличным. Просто эти качества в ее натуре отсутствовали. Ноуэлл, единственная дочь ее и Натана, была так же умна, как отец, и в один прекрасный день станет такой же прелестной, как мать.
 Но больше всего его тревожил взгляд мулатки-горничной, проходившей мимо двери в гостиную и вытянувшей длинную шею, чтобы лучше видеть. Как ни странно, она словно узнала Нейла, а он мог бы поклясться, что с ее губ слетело заклинание. Женщина отступила, едва не врезавшись в пожилого дворецкого, несшего поднос с бокалами мятного джулепа.
 — О, вот и ты, Натан! — приветствовала Юфимия старшего сына.
 — Папа! Папа! Я разливала чай, как настоящая леди! — гордо вскричала Ноуэлл, с неподобающей настоящей леди быстротой бросаясь в объятия отца.
 — Ах, какая озорница, — пожаловался он смеясь. Но при этом глядел поверх темной головки в сторону жены. Во взглядах, которыми они обменялись, сиял чистый свет истинной любви.
 Нейл Брейдон неловко поежился, словно подглядывал в замочную скважину, и снова повернулся к окну.
 — Боюсь, что должность представителя округа приносит больше хлопот, чем я ожидал, — вздохнул Натан. — В жизни не подозревал, что ко мне толпами будут приходить просители!
 — Говорил я тебе, ничего, кроме беспокойства, ты не получишь, — фыркнул Адам. — Тем более что всем не угодишь.
 — Ты закончил писать письма? — спросила Алтея, подумав, что в последнее время у Натана даже для собственной практики времени не хватает. — Ноуэлл, дорогая, подойди ко мне, у тебя ленточка развязалась.
 — Да, по крайней мере на сегодня. Боюсь, в следующем году мне придется нанять секретаря, — ответил Натан, подходя к Нейлу. — Я и не думал, что можно так соскучиться по своей работе, чтобы с тоской и завистью взирать на пыльные книги по юриспруденции. Рад видеть тебя в добром здравии, Нейл.
 — Спасибо, взаимно, — искренне улыбнулся Нейл, поднимая бокал.
 — Вчера я не успел сказать тебе, как мы сожалели о смерти твоей жены.
 — Благодарю.
 — Должно быть, тебе пришлось очень трудно. Такая трагедия…
 — Да, — перебил Нейл почти грубо, пресекая дальнейшие расспросы или попытки выразить сочувствие, но Натан был его кузеном и адвокатом, привыкшим вытягивать информацию из несговорчивых свидетелей и обвиняемых. Натан нервно взъерошил волосы: верный признак волнения. Почему он вдруг подумал о кузене как о преступнике, чью исповедь пытается получить? И все же инстинкт адвоката подсказывал ему, что Нейл Брейдон что-то скрывает. Но что именно?
 Нейл задумчиво повертел круглый бокал, согрел бренди в ладонях и одним глотком выпил.
 — Если тебя это так беспокоит, я не убивал Серину.
 — Господи, разумеется, нет! — ахнул Натан, не зная, то ли оскорбиться, то ли покаяться в недобрых мыслях. Так или иначе, а теперь ему еще больше стало не по себе. — Я ничего подобного не думал.
 — В таком случае извини меня, — ответил кузен, слегка наклонив золотистую голову. — Зато так думали многие. Не секрет, что меня едва не линчевала разъяренная толпа скорбящих родственников моей жены и тех, кому не терпелось воспользоваться возможностью и избавиться от моего присутствия.
 — Это мне известно.
 — Да, конечно, твоя мать и моя мачеха вряд ли что таят друг от друга, поскольку постоянно переписываются. Но видишь, я выжил, впрочем, как всегда.
 Натану ужасно захотелось утешить кузена и друга, но он знал, как не любит жалости Нейл. Да и не тот он человек. Его боялись, да, но никогда не жалели, хотя Натан чувствовал, какие глубокие раны носит он в душе. Раны, которые никому не позволял исцелить.
 — Похоже, я приехал вовремя. Говорят, что одна из дочерей Треверса объявит в субботу о своей помолвке. Представляю, какой будет праздник, и надеюсь, что Стюарт Треверс выкажет великодушие и не оставит меня без единого цента во время аукциона, — сухо заметил он, пытаясь сменить тему. Натан на этот раз позволил ему сделать это.
 — Смотрю, новости в самом деле разлетаются быстро. Не удивлюсь, если окажется, что ты слышал это еще у себя в Риовадо, — с притворным изумлением заметил он и, проследив за взглядом Нейла, добродушно пожал плечами. — Мне следовало бы знать, что Джулия не в состоянии держать язык за зубами, особенно если речь идет о столь знаменательном событии.
 — Значит, это правда? — небрежно спросил Нейл.
 — Правда, — кивнул Натан, любуясь дочерью и не замечая, как сжались губы собеседника. — Прошлой ночью Алтея сказала, что в этот уик-энд Мэтью Уиклифф будет просить у Стюарта руки его дочери. И, судя по всему, Ли, не колеблясь, примет предложение. Алтея вряд ли ошибается относительно ее чувств. Они с Ли очень близки.
 — Брак по любви? — пробормотал Нейл. Натан, расслышав нотки сарказма в его голосе, с любопытством глянул на кузена.
 — Похоже, что так. Хотя, даже если бы и нет, они прекрасно подходят друг другу, а для Треверсов это было бы настоящим спасением.
 — В самом деле? Но Треверс-Хилл показался мне процветающим поместьем. И я был в конюшне. Обычно о состоянии дел судят по виду конюшен, а я редко видел лучшие.
 — Это потому, что Стюарт любит лошадей почти так же сильно, как свою семью, а для Сладкого Джона, старшего конюха, лошади — это его дети. Но строго между нами, Стюарт по уши в долгах. Он даже заложил Треверс-Хилл, чтобы заплатить самые срочные. И не будь человек, держащий закладную, джентльменом и будущим зятем… тогда… — Натан покачал головой, дивясь тому, как быстро может отвернуться фортуна от человека.
 — До чего же предусмотрительно со стороны Уиклиффа! Познакомившись с Ли Треверс, я понимаю его решимость любой ценой получить Ли. Она само совершенство и притом необыкновенная женщина.
 — Да, Ли — прелестная девушка и пользуется необычайным успехом. У нее бесчисленное количество поклонников, и любая семья в округе сочла бы за честь иметь такую невестку, несмотря на репутацию Треверсов как людей, мало считающихся с условностями. Но их все любят за веселый нрав, считают, что у них лучшие на Юге конюшни, а Беатрис Амелия — настолько воспитанная дама, что остальным прощают небольшие чудачества.
 — В таком случае Уиклифф еще умнее, чем я думал. Стараясь укрепить свое положение, он делает все, чтобы невеста считала себя у него в долгу за спасение дома и семейного состояния, — бросил Нейл, брезгливо кривя губы.
 — Да, но насчет Мэтью ты ошибаешься. Будь на его месте другой, я был бы склонен с тобой согласиться, поскольку мужчины частенько добиваются женщин, пользуясь своим положением. Но Мэтью не подлец. Говоря по правде, более благородного джентльмена я не знаю, — возразил Натан, прекрасно разбиравшийся в людях и чье мнение часто было решающим для окружающих. — И он высоко принципиален, а в деловых и личных отношениях безгранично великодушен и щедр, даже с теми, кто на него работает. Его имя не омрачила и тень скандала.
 — Короче говоря, средоточие всех добродетелей.
 — Многие так считают. Можно подумать, что подобный человек, имея весьма уважаемое имя, огромное состояние и красивую внешность, будет легкомысленным и тщеславным, но это не так. Он один из самых скромных людей, кого я знаю. Они с Гаем Треверсом старые друзья. И он весьма любезно рекомендует всем своим знакомым, у кого возникает нужда в адвокате, обращаться ко мне. Миссис Треверс родом из Чарлстона, а Ли там училась в пансионе, так что когда она уедет к мужу, не потеряет связей с семьей и приятельницами. Лично я считаю, что более подходящего жениха трудно найти. Кстати, я питаю к Ли самые теплые чувства. Она поразительная девушка.
 — Да, кажется, — пробормотал Нейл. — И очень красива. Впрочем, как и остальные члены семьи.
 — Да, — улыбнулся Натан. — К сожалению, это также причина всех неприятностей Гая. Ему все слишком легко дается. И не приходится тяжко трудиться, чтобы получить желаемое.
 Впервые за все это время он осмелился критиковать одного из членов семьи Треверсов. Нейл улыбнулся.
 — У меня создалось отчетливое впечатление, что он невзлюбил твоего покорного слугу с первого взгляда.
 — Я надеялся, что ты не заметишь, — нахмурился Натан.
 — Трудно не заметить, особенно когда Адам упомянул о моей жизни с команчи и стал рассказывать истории, в которых, должен признать, немало преувеличений. Но Гай Треверс безапелляционно заявил, что все это ложь и вранье.
 — Пожалуйста, не обижайся. Гаю просто жизненно необходимо во всем быть первым. Он много лет слушал рассказы о тебе, как мои, так и Адама. Боюсь, ты стал легендой в здешних местах. А Гай — человек честолюбивый. Он прекрасно ездит верхом, но тебя и еще кое-кого не переплюнешь. Он знает это и ужасно ревнует. Не удивляйся, если вызовет тебя на скачки, чтобы показать, кто из вас лучший наездник, потому что пока ты не победишь его, он никогда не смирится и, возможно, даже в этом случае найдет сотню причин для объяснения своего поражения. Гай обожает держать пари и иногда проигрывается в пух и прах. Жаль, потому что при определенных обстоятельствах он мог бы стать прекрасным человеком. Но Ли… Ли другая. Ты еще не видел, как она скачет на лошади! Даже ветру не догнать.
 — Зато Мэтью Уиклифф, кажется, уже догнал, — заметил Нейл, слегка улыбаясь в ответ на смех Натана, и перевел разговор на более серьезные темы, хотя так и не смог изгнать образ Ли Треверс ни из головы, ни из сердца…

 Глава 10


  Грешники есть грешники, и в том сомненья нет. Они сбиваются с пути праведного, оступаются и получают то, что заслужили; но кто может сказать, на какое зло способны люди добродетельные? 

    Уильям Мейкпис Теккерей

 Пятница. День бала в честь пятнадцатилетия Блайт Треверс.
 Ли взглянула на дом. На веранду, битком набитую людьми. Некоторые джентльмены сидели на ступеньках, другим повезло устроиться на скамьях и стульях поближе к леди, а мажордом в зеленой ливрее во главе своего войска из лакеев разносил напитки. До Ли донеслись смех и голоса. В доме творилось нечто невообразимое. Мать и Джоли сбивались с ног, стараясь предусмотреть все детали. Гости начали съезжаться еще в среду, и каждую семью приходилось размещать в отдельной комнате. Холостых джентльменов устроили в хозяйственных постройках. Даже Гаю и Палмеру Уильяму пришлось уступить свои комнаты и поселиться вместе с остальными холостяками, где их ночные попойки, игра в карты и вульгарные шутки не могли потревожить покой респектабельных гостей.
 Но сегодня Ли незаметно ускользнула и направилась в загон, где тишину нарушали только негромкое ржание да звонкий стук копыт резвящихся жеребят.
 Ли в задумчивости прислонилась к забору.
 Нейл Дарси Брейдон. Кузен Адама. И не чужак, не обычный ковбой. Такого нельзя не принимать всерьез. Но ведь и она не служанка Роуз. И если бы дело не обернулось таким образом, Ли позлорадствовала бы над смущением, мгновенно промелькнувшим на его суровом лице. Адам, однако, наслаждался своей проделкой. Чтобы ему подавиться его же смехом!
 Это было четыре дня назад, но гнев снова вспыхнул в ней при воспоминании об ухмылявшейся физиономии Адама, когда он, Нейл и Натан с Алтеей прощались перед отъездом в Ройял-Бей. Нейл держал на руках Ноуэлл, смотревшую на него с обожанием, и великодушно подносил к каждому члену семьи, желавшему поцеловать и обнять девочку. Ли тоже получила свою порцию ласк, но при этом едва не потеряла сознания, когда лицо Нейла приблизилось к ее лицу, а их взгляды поверх головы Ноуэлл скрестились и застыли. Ли едва нашла в себе силы отступить. Больше она никого из них не видела, если не считать Алтеи, которая приехала навестить их вместе с Юфимией.
 Ей все равно, захочет ли он снова приехать в Треверс-Хилл. Наверняка он нашел себе куда более интересное занятие! Так почему же она чувствует себя оскорбленной? Наверное, то же самое испытывала бы служанка, если богатый любовник, насладившись однажды ее прелестями, больше бы не вернулся. Он вел себя совсем по-другому, когда принимал ее за служанку: беспощадно преследовал и пытался соблазнить. Но, узнав, что она не из тех, кого можно завалить на сено, а потом бросить, мгновенно охладел. Очевидно, Нейл Брейдон не любитель срывать цветы удовольствия, ни за что не отвечая. Теперь она его не интересует. Так откуда же этот гнев, это чувство униженности? Нейл Брейдон ничто для нее, ничто! Ему хотелось позабавиться с ней на сене, вот и все! Он сам это сказал! Но ухаживать за ней, извиниться за свои поступки, попытаться больше узнать о Ли Треверс, подружиться с ней — это не для него! Нет, поняв, что она никому не скажет о той позорной встрече, он, должно быть, облегченно вздохнул. Уж таков этот человек.
 Разумеется, она услышала историю кузена Брейдонов в тот первый день, когда он сидел в гостиной Треверс-Хилла. Манеры джентльмена явно противоречили красочным историям Адама. Против собственной воли она жадно слушала о похищении Нейла индейцами команчи и упорных поисках Натаниела Брейдона, пытавшегося спасти сына и дочь.
 И хотя вопросы Гая граничили с грубостью, а его постоянное скептическое фырканье становилось просто неприличным, он сумел многое вытянуть из Адама. Но Блайт более чем возместила негостеприимное поведение брата своим энтузиазмом и желанием узнать каждую деталь жизни Нейла. И тот очень терпеливо отвечал ей, несмотря на то что она повела себя крайне бестактно, осведомившись, уж не команчи ли оставили его жену умирать в каньоне. Даже у Адама хватило совести немного покраснеть. Но Ли не забыла выражение, появившееся на лице Нейла при напоминании о жене. Должно быть, он горячо ее любил, все еще любит, и никто не сумеет заменить ее в его сердце.
 За последние несколько дней Гай, кажется, пересказал ей все легенды о Нейле Брейдоне. Сам он отправился поохотиться с гончими в Эвергринз и Ройял-Бей. Он считался одним из лучших охотников в округе и теперь, после дневных развлечений, остался в Ривер-Оукс-Фарм провести веселую ночь за картами и выпивкой с друзьями и их гостями, среди которых был Нейл Брейдон. К несчастью, Гай сильно проигрался и больше всех задолжал именно Нейлу, что отнюдь не улучшило их отношений, а Гай был так же вспыльчив, как отец. Ли подозревала, что, если бы не своевременное вмешательство Адама, ее брат наверняка обвинил бы Нейла в нечестной игре, поскольку он и без того успел объявить, что джентльмену просто не может везти так долго, если он играет по правилам.
 — Здравствуй, сестричка. Сбежала из сумасшедшего дома?
 Голос старшего брата мгновенно вернул Ли к действительности.
 — Стюарт Джеймс! — улыбнулась Ли.
 — Так и думал, что найду тебя либо в конюшне, либо в загоне. Ты хорошо спряталась, сразу и не заметишь. Впрочем думаю, таковы были твои намерения с самого начала.
 — Признаюсь, это так и есть, — засмеялась Ли.
 Похоже, не у нее одной не было желания возвращаться на веранду.
 — Поверить не могу, что малышке Люси уже пятнадцать! Она выросла фута на два с тех пор, как я перебрался в Уиллоу-Крик. Сплошные ноги!
 — По-моему, она боится, что перерастет даже меня, — смущенно заметила Ли, хотя Стюарт Джеймс был ненамного выше ее самой.
 — Не волнуйся, каштановая макушка, — заверил он, называя сестру старым шутливым прозвищем, — зато ты стала самой красивой и очаровательной женщиной на свете и… к тому же оказалась чуточку ниже Мэтью Уиклиффа.
 Ли растерянно встрепенулась.
 — Такие новости долго в тайне не сохранишь. В Ричмонде только и говорят о твоей скорой свадьбе. Я ужасно обиделся, услышав об этом прямо на улице, когда мирно шел по своим делам. Какая-то незнакомая женщина в совершенно поразительной шляпке налетела на меня и принялась громко рассказывать о новом повороте в твоей судьбе. Я не стал ни подтверждать, ни отрицать, поскольку сам понятия ни о чем не имел. Она же во всеуслышание негодовала по поводу твоей помолвки. Я думал, что ее муж собирается вызвать меня на дуэль и потребовать удовлетворения.
 — Ричмонд? Женщина на улице?
 Стюарт Джеймс кивнул.
 — Подозреваю, ко всему этому приложила свою изящную ручку Мэрибел Лу. Она способна вынюхать все, и ничто не собьет ее со следа. Кроме того, в Чарлстоне у нее полно приятельниц, и среди них несколько теток Мэтью Уиклиффа.
 — Но пока еще никто ни о чем не объявлял.
 — О, по общему мнению, дело за малым!
 — А по-моему, нет! Это одно из наиболее важных решений в моей жизни, и все же мне начинает казаться, что я не более чем пешка в чужой игре! — размышляла вслух Ли, искренне не понимая, почему всем так хочется выдать ее за Мэтью. Неожиданно жизнь стала казаться куда более сложной, чем неделю назад. — До чего же будет неловко всем, особенно тем, кто уже собирался приехать на свадьбу и потратил слишком много на свои наряды, если Мэтью так и не попросит моей руки, — заявила она, выдавив смешок.
 Стюарт Джеймс покачал головой.
 — Попросит, — заверил он.
 Ли задумчиво уставилась на него. Он похудел с тех пор, как они в последний раз виделись, а морщины вокруг рта стали глубже. Но Стюарт Джеймс всегда был серьезным и сдержанным, не то что беззаботный весельчак Гай.
 — Ты, кажется, ничуть не сомневаешься.
 — Совершенно верно. Надеюсь, тебя не оскорбит то, что я сейчас скажу, и, пожалуйста, не сердись на Мэтью, но он не мог скрыть свои чувства к тебе, когда сопровождал нас из Ричмонда. Он просто не мог говорить ни о чем другом, и для всех было очевидно, что он безумно влюблен. Единственный раз он потерял терпение, когда мы не сразу смогли уехать из Ричмонда. Мне показалось, что он вот-вот повысит голос на тетю Мэрибел Лу, которая никак не могла погрузить все свои шляпные картонки в карету. Кроме того, он признался мне, как твоему старшему брату, что собирается поговорить с отцом в этот уик-энд. И хотя он надеялся, что ты примешь предложение… нет, пойми меня правильно, он ничуть не хвастался и был очень почтителен. Он сказал, что будет счастлив жениться на тебе, но только с твоего согласия.
 Ли поцеловала его худую щеку.
 — Мне Мэтью нравится, и, если сумел сдержаться и не накричать на тетку Мэрибел Лу, значит, он просто святой.
 — Вот и хорошо, — почти с облегчением пробормотал Стюарт Джеймс. — Я рад, что ты сказала именно так, а не поклялась в вечной любви к нему.
 — Но почему? — недоуменно спросила Ли, гадая, почему не сказала, будто любит Мэтью. — Разве не так должно быть?
 И все же, вспоминая серо-зеленые глаза, она чувствовала, как бьется сердце. Совсем как когда, по словам сестры, приходит любовь. Но та же Алтея упомянула о разнице между увлечением и истинным чувством!
 — Когда-нибудь ты внезапно поймешь, что равнодушна к человеку, без которого, как думала раньше, жить не можешь, и начнешь спрашивать себя, была ли в самом деле эта любовь? Потом, к собственному ужасу, ты обнаружишь, что эта особа ничуть тебе не нравится, вам не о чем говорить да и вообще разговаривать не хочется, и вот тогда твоя жизнь становится кошмаром, — объяснил он, нервно проводя рукой по волосам. — Поэтому я очень доволен, что вы с Мэтью такие хорошие друзья и у вас много общего: происхождение, любовь к лошадям, чувство юмора и сознание долга. Поверь, дорогая все это станет краеугольным камнем вашего брака. И даже если ты не любишь его сейчас, полюбишь потом, а если и этого не произойдет, вы все же останетесь друзьями. У вас будет такой же великолепный брак, как у Алтеи и Натана. Ей ужасно повезло. Она обрела в браке и любовь, и дружбу. Алтея всегда поступает правильно, а Натан — прекрасный человек. Но я полагал, что в семье Треверсов женщины умнее мужчин.
 — У тебя все в порядке, Стюарт? — спросила Ли, поняв, что между ним и Фисбой не все ладно.
 — Разумеется, что может случиться? — буркнул Стюарт Джеймс. Он был не из тех, кто жалуется родственникам, и хотя внешне не был похож на отца и вел себя не как истинный Треверс, все же унаследовал от него очень важную черту характера — гордость. — Моя жена — одна из самых красивых женщин в Тайдуотере. Нас постоянно и всюду приглашают. У меня двое очаровательных детишек. Нашим домом восхищаются все в округе, а также восхваляют его гостеприимную хозяйку, любящую жену и мать. После сбора урожая у меня появятся свободные деньги, и я смогу содержать жену в роскоши, к которой она слишком быстро привыкла, — добавил он, и Ли ужаснулась холодной безнадежности голоса брата.
 — Хороший урожай в этом году? Какое чудесное известие!
 — Да. Думаю, отец будет удивлен и доволен.
 — Если и удивлен, то не слишком.
 — Но ты же удивилась. Два года подряд неурожаи! После того как он потерял все деньги, вложенные в Уиллоу-Крик, я наконец смогу отдать ему все сторицей. И позабочусь о том, чтобы он получил небольшую прибыль за всю его заботу и веру в меня.
 — Он будет так гордиться тобой, — поспешно заверила Ли, надеясь, что так оно и случится.
 Стюарт Джеймс пожал плечами:
 — Что же, для разнообразия и это приятно. Боюсь, я редко давал ему такую возможность. Это Гай умудрился стать адвокатом, а не я, хотя и учился куда усерднее. И в отличие от тебя и Гая меня никогда не интересовали лошади. А отец судит человека по тому, как он сидит в седле. Лошади — его жизнь. Для меня они — всего лишь средство передвижения. Разве я так уж не прав?
 — Разумеется, прав.
 — Ты никогда ни о ком не думаешь плохо, особенно о родных, а мы этим пользуемся. Знаешь, я часто думаю, что отец ставит Сладкого Джона выше меня и скорее продал бы сына, чем своего лучшего раба. Но это мой шанс доказать ему, что и я могу в чем-то преуспеть. Что я не полный идиот.
 — Ты не должен ничего доказывать, — возразила Ли, впервые поняв, какая бездна отчаяния скрывалась за внешним спокойствием Стюарта Джеймса.
 — Мне нравится жить в Тайдуотере. Там так мирно. Я беру лодку и иногда дрейфую с отливом, особенно на закате, когда небо горит огнем. Даже установил на берегу мольберт и раз-другой попытался все это нарисовать. Кстати, Мэтью осмотрел поля и предложил мне очень неплохие деньги за табак. У него свои склады, и он импортирует табак в Англию на собственных судах. Послал мне лучшего управляющего, чтобы помочь со следующей посадкой. Естественно, если мы станем партнерами, нужно позаботиться о полях. Он блестящий бизнесмен, хотя мог бы жить на то, что оставили родители. Думаю, я очень выиграю от нашего соглашения. А что может быть лучше, чем вести дела со своим зятем?
 Глаза брата на миг стали такими же теплыми и счастливыми, как в прежние годы.
 — Да, что может быть лучше, — промямлила Ли.
 — Вы с Мэтью сможете навещать нас в Уиллоу-Крик, и я даже покатаю тебя на лодке.
 — Обещаешь?
 — Честное слово. А теперь нам стоит поспешить в дом и подготовиться к большому балу, — предложил он, беря ее под руку. — Джоли, должно быть, вышла на тропу войны и подняла всех слуг в поисках тебя.
 — Блайт в восторге от зеленого бархатного плаща, который подарила ей Фисба. Он в самом деле подбит горностаем?
 — Да, наша Фисба всегда покупает товары только высшего качества, — заверил Стюарт Джеймс, слегка улыбаясь. Только он знал, что Фисба заказала плащ для себя, но потом решила, что темно-зеленый цвет ей не идет. Два года плащ провалялся в коробке, присланной из модной лавки, пока Фисба не объявила, что для Блайт это идеальный подарок.
 — Но больше всего ей понравился твой подарок. С твоей стороны было очень благородно подарить ей гранатовое кольцо бабушки Палмер.
 — Я хотел, чтобы она навсегда запомнила этот день. Унаследовав Уиллоу-Крик, я получил немало фамильных драгоценностей. И хотя у Фисбы есть куда более дорогие вещи, это кольцо было одним из самых любимых у бабушки Палмер. Кстати, прошлой ночью мы с Палмером Уильямом долго разговаривали.
 — Он хорошо выглядит, верно?
 — Да, и его очень удачно назвали, тем более что он унаследовал рост дедушки Палмера. В Уиллоу-Крик есть его портрет, и Палмер Уильям — просто копия старого джентльмена. Ты уже знаешь, что он собрался делать армейскую карьеру?
 — Нет. О Господи, мама совсем не будет довольна!
 Ли живо представила слезы матери, когда Палмер Уильям, высокий и широкоплечий в своем кадетском мундире, подхватил мать, оторвал ее от пола, и сжал в медвежьих объятиях. Остаток вечера она хлопотала над ним, жалуясь, что он плохо ест, проводит слишком много времени на солнце, и напоминала о том, какая нежная у него кожа. Но Палмер Уильям только смеялся, утверждая, что он так много ест, что пришлось выпустить в швах все мундиры, и что ежедневная муштра закалила его, а загар еще никому не вредил.
 Они добрались до веранды, и, увидев головку Фисбы, увенчанную массой серебристых волос, услышав мелодичный смех, она вспомнила все оскорбительные слова, которые доносились прошлой ночью из расположенной рядом с их комнатой спальни Стюарта Джеймса и его жены.
 Ли, не выдержав, даже сунула голову под подушку. Отец и мать часто спорили, но никогда так злобно и яростно, как брат и Фисба. Недаром Стюарт Джеймс говорил ей сегодня о преимуществах браков без любви!
 Никого не стесняясь, Фисба подняла глаза и обменялась с одним из поклонников такими интимными взглядами, что Ли смущенно отвернулась, надеясь, что Стюарт Джеймс ничего не заметил.
 Извинившись, она побежала наверх, но по пути пришлось то и дело останавливаться и обмениваться приветствиями и новостями с доброжелательными сплетницами, дальними родственниками и поклонниками, пришедшими в отчаяние по поводу ее предстоящей помолвки с Мэтью Уиклиффом. Наконец она добралась до спальни и плотно прикрыла дверь. Почти всю кровать занимало светло-зеленое шелковое бальное платье Блайт с рядами воланов, отделанных брюссельскими кружевами. Такие же кружева украшали рукава-буфы и декольте. На полу стояли туфельки из того же шелка с атласными розетками и лентами, готовые к вдохновенному полету в танце. Но говоря по правде, Блайт сегодня с утра летала, получив от Алтеи вожделенные духи. Ее сокровище стояло на туалетном столике, рядом с духами Ли и набором из серебряных щетки, расчески и зеркальца с ее инициалами, подарком от родителей. Подарок Ли, длинные жемчужные серьги, Блайт наденет сегодня вместе с подарком тети Мэрибел Лу, жемчужным ожерельем.
 Улыбаясь от удовольствия, Ли подошла к другому краю кровати, на котором лежал ее бальный наряд, и коснулась воланов из прозрачной накрахмаленной кисеи-тарлатана, украшавших платье из абрикосового шелка чуть потемнее оттенком. Края каждого волана были вышиты золотой ниткой и крошечными бусинками, переливавшимися при каждом движении. Рядом поблескивал веер, раскрашенный полосами разных оттенков абрикосового, переходящими от светлого до совсем темного, и усыпанный золотой пылью. Он будет свисать с ее запястья на бархатной ленте. Горы жестко накрахмаленных нижних юбок возвышались на подушках, рядом громоздились тонкие батистовые сорочки, панталоны, шелковые чулки, подвязки с лентами и перчатки до локтя.
 Ли подняла зеркало Блайт, всмотрелась в свое отражение, гадая, почему Джоли пришло в голову уложить ее косы двойной короной и вплести в них душистые звездочки белого жасмина, бутоны чайных роз, и темно-синие незабудки. Она надеялась, что такая прическа не покажется слишком строгой, но Джоли была непреклонна. Джулия хвасталась, что сделает прическу по последней парижской моде, а Блайт собрала длинные пряди на макушке в элегантный узел, из которого на уши выбивались кокетливые локоны. И перехватила лоб светло-зеленой бархатной лентой, вышитой жемчугом.
 Блайт сегодня будет выглядеть настоящей принцессой и сможет флиртовать с поклонниками, кокетливо обмахиваясь веером из слоновой кости, подарком Палмера Уильяма. Хоть бы надежды сестры сбылись и Джастин Брейдон пригласил ее на танец, и не один! А может, и попросит ее прогуляться с ним в саду, и накинет на изящные плечи шаль из кружев шантильи, которую преподнес Гай. Когда Джастин, приехавший с Палмером Уильямом, согласился пообедать в Треверс-Хилле, Блайт не сводила с него глаз и при всей своей болтливости почти все время застенчиво молчала, кивая в ответ на каждый вопрос. При виде Джастина, удивительно похожего на сводного брата, хотя темпераменты их были явно разными, у Ли перехватило дыхание. Сегодня она увидит Нейла Брейдона. Его тоже пригласили на бал в честь дня рождения Блайт, и он непременно прибудет вместе с остальными членами семьи.
 Ли подошла к окну и невидящим взором уставилась в сад, нервно теребя тонкое золотое колечко в мочке уха. А что, если Нейл пригласит ее танцевать? Тогда она очень деликатно отклонит такую честь, показав ему и себе, как мало он для нее значит.
 Ли, слегка вздрогнув, спрятала лицо в ладони, стыдясь горящих щек. Почему она думает о нем? Почему не в силах забыть его прикосновения? Зачем он ворвался в ее жизнь? Неделю назад она была бы счастлива принять предложение Мэтью, провести с ним жизнь. Потому что не сомневалась в своей любви к нему. Но теперь… теперь ни в чем не была больше уверена.
 Что она испытывает к нему? Когда он появился в Треверс-Хилле, Ли обрадовалась, но от его близости сердце не забилось чаще. Он был самым красивым мужчиной из тех, кого она знала, а карие глаза светились незлобивым юмором и любовью к ней. Высокий и широкоплечий, он выделялся из толпы, и не только своей внешностью. Мэтью Уиклифф был яркой индивидуальностью, и никто не мог усомниться в благородстве и цельности его натуры. Он стал ее идеалом мужчины и хотел жениться именно на ней.
 Ли глубоко вздохнула, перебирая в памяти слова Алтеи о любви, которую она питает к Натану. Потом подумала о Стюарте Джеймсе, о трагедии разбитых грез и о надеждах, которые теперь могут быть осуществлены благодаря Мэтью Уиклиффу.
 Но что делать ей? И почему она усомнилась в своих чувствах? Ведь Нейл Брейдон — чужак и никогда не был своим в Треверс-Хилле да и не хотел этого. И судя по тому, что рассказал Гай, в последние несколько дней он прекрасно проводил время в Эвергринз в компании Саретт Кэнби.
 Ли продолжала стоять у окна, пока на землю не спустились сумерки. Только тогда она тряхнула головой и засмеялась собственным глупым переживаниям. Никто не заставит ее делать что-то против воли.
 Она коснулась пальцами шеи, словно разминая тугой ком, сжавший горло, и неожиданно вспомнила, что оставила в комнате матери камею. Мать обещала приколоть ее на новую бархатную ленточку, чтобы Ли могла надеть камею сегодня. Нужно немедленно идти за брошью, пока Беатрис Амелия не начала сложные приготовления к вечеру. Тогда никто не посмеет ее беспокоить.
 Ли поспешила по коридору, остановившись на минуту, чтобы закрыть дверь спальни Гая, где временно поселились тетя Мэрибел Лу и дядя Джей. Правда, сначала заглянула внутрь и тихо ахнула при виде ужасающего беспорядка. Почти до потолка громоздились сундуки, на кровати лежала груда полосатых шляпных картонок, а пара модных шляпок даже висела на столбиках балдахина. Каждый столбик был обвязан чулками самых различных оттенков. У изножья цвели радужные зонтики с кружевами, бахромой и цветными бусами. Несколько безголовых манекенов, наряженных в лучшие платья тетки, стояли у окон, окруженные небольшой армией туфель, шлепанцев и ботинок.
 Ли, покачав головой, отошла. Интересно, нашлось ли место хотя бы для одной смены одежды бедного дяди Джея?!
 Неожиданно Ли остановилась и нахмурилась, вспомнив о пустых местах на стене в спальне Гая. В его драгоценной коллекции оружия недостает многих пистолетов. Странно, что он взял их с собой, когда перебирался жить к другим холостякам!
 Она шагнула к двери материнской спальни, но, услышав доносившиеся оттуда голоса, снова остановилась. Кажется, родители опять спорят!
 —…И ты вложил громадную сумму денег в Уиллоу-Крик, чтобы помочь Стюарту Джеймсу и сделать плантацию рентабельной. А результаты ничтожны, если не считать усилий Фисбы Энн! Уж она по крайней мере знает, как употребить наши деньги! Не знай я правды, потребовала бы отчета о потраченных средствах! Но я точно скажу тебе, на что пошли наши деньги! Фисба не щадила энергии, пытаясь превратить дом в некое подобие дворца! А знаешь, о чем она поговаривает сейчас? Собирается переименовать Уиллоу-Крик! Для нее это название недостаточно пышно, ей подавай что-нибудь французское! Я посещала пансион мадам Тальван, говорю по-французски не хуже своих предков, и все же мне ничего подобного в голову не приходило! Твоя бабушка, прекрасная, умная женщина, должно быть, в гробу переворачивается! Я так и сказала Стюарту Джеймсу, но он только плечами пожал! Никогда не узнаешь, что творится в голове у мальчика. Ну так вот, я дала Фисбе пищу для размышлений! Она, должно быть, воображала, что, выйдя замуж за Стюарта Джеймса, будет жить как королева и не знать забот. Если бы мы все с утра до вечера сидели в гостиных, во что превратился бы дом! Она не умеет сделать самой простой мази и заявляет, что ноги ее не будет в грязных негритянских хижинах. Позволь спросить, что будет, если все слуги заболеют и умрут? Кто станет шить, готовить, стирать белье и убирать, чтобы она могла валяться в постели до полудня? Именно до полудня. А потом едет с визитами к соседям. Нельзя оставлять дом без присмотра, это грозит верными неприятностями! А она обращается с ними как с животными и не стесняется дать пощечину служанке. Это что, я слышала, она даже бьет их кнутом! Скандальное поведение! Для таких вещей есть надсмотрщик. Можешь представить, она даже не умеет солить свинину! А белье! Порядочные люди на таких простынях спать не могут! Она совсем ничего не понимает в стирке. В Филадельфии ее родные всегда нанимали людей со стороны. Я не осуждаю за это Фисбу, потому что готовить ее к роли хозяйки дома было обязанностью матери. Но сама она пальцем о палец не ударит, чтобы что-то изменить! Конечно, я не думаю, что у Стюарта Джеймса не должно быть приличного дома, но к чему им портик с двенадцатью колоннами и восемь дымовых труб? А мебель по специальному заказу, слыханное ли дело! С полосатой атласной обивкой самых ярких тонов! Ездила за ней в Филадельфию! Ричмонд или Чарлстон для нее нехороши! Разве северяне разбираются в модах? Ах, я никогда не считала, что Фисба станет хорошей женой нашему Стюарту Джеймсу. Именно так и говорила шесть лет назад. Не то чтобы я была недовольна нашими внучками, Лесли и Синтией, ими стоит гордиться. Синтия Амелия уже расцветает и скоро станет настоящей красавицей, и как же она любит сахарное печенье бабушки Треверс!
 — Розог бы ей побольше, а не печенья! — проворчал Стюарт.
 — Она немного вспыльчива, но и только! — защищала внучку Беатрис Амелия.
 — Это Ноуэлл немного вспыльчива, а Синтия безобразно избалована, — раздраженно поправил Стюарт, игнорируя гневный взгляд синих глаз жены. — И если мужчина не имеет воли оставаться хозяином в собственном доме, его следует охолостить и выпустить на пастбище. Будь Стюарт Джеймс мужчиной, он втолковал бы Фисбе Энн, как следует себя вести. Виданное ли дело, чтобы женщина флиртовала с любым, кто носит штаны?!
 — Мне кажется, что не только Стюарт Джеймс не в силах устоять перед хитростью и лестью Фисбы! Удивительно, как у тебя на штанах пуговица не отлетела, так ты пыжился перед ней, — съязвила Беатрис Амелия, не замечая растерянного выражения на лице мужа. — А теперь ты имеешь дерзость заявлять мне, что мы даже не можем покрасить наш дом, когда Фисба Энн сделала из своего мавзолея игрушку, притом на наши деньги. А потом отдыхала в Ньюпорте и Филадельфии, хотя мы в этом году даже ни разу не побывали в Шарлоттсвилле и не сумеем отправиться в Уорм-Спрингз! А ведь мне так полезны воды! Просто не знаю, что сказать! — всхлипнула Беатрис Амелия.
 — Уверен, что ты обязательно найдешься, дорогая, — терпеливо ответил муж.
 — Кажется, вы оскорбляете меня, мистер Треверс?
 — Вовсе нет, миссис Треверс. Просто уверен в вашей способности выразить свои мысли.
 — Что же, я всегда гордилась тем, что смело высказываю свое мнение, и, как вы знаете, не собираюсь страдать в молчании. Жаль, что Стюарт Джеймс не послушал моего совета и не женился на этой девочке Бартли! Единственная дочь и богатая наследница! Говорят, ей делали предложение английские аристократы. Господи, даже Саретт Кэнби и то была бы лучшей партией.
 — Никто из моих детей не свяжет свою судьбу с Кэнби, и не мечтайте, миссис Треверс.
 — Потому что ты уверен, будто никто из них не разбирается в лошадях? Какое счастье, что Алтея Луиза удачно вышла замуж, а Ли Александра вообще переплюнула Алтею. О, Стюарт, за последнее время лучших новостей мне не приходилось слышать! Чувствую, что наши несчастья позади, помяни мое слово!
 — Я не беру в долг у своих детей или их супругов, миссис Треверс, — наставительно заявил отец.
 — Но, мистер Треверс, дорогой, — успокаивающе заметила жена, — я вовсе не предлагала ничего в этом роде. Но все же очень неплохо иметь такого зятя, как Мэтью Уиклифф! Вряд ли он потребует выплаты по закладной и изгонит нас из собственного дома, если мы запоздаем с платежами! Какое счастье, что он влюбился в Ли Александру!
 — Что бы вы ни думали обо мне, миссис Треверс, я не глупец и вел дела с Уиклиффом, поскольку он благородный джентльмен, и если я не внесу вовремя деньги, нет никаких оснований для тревоги. Он никогда бы не предъявил закладную, даже получив отказ от нашей дочери.
 — Хм-м, да что вы понимаете в сердечных делах, мистер Треверс? — фыркнула Беатрис Амелия, подумав, что мужчины в самом деле иногда бывают совершенными дураками. — Нам никак невозможно рисковать или делать ошибки. Наши обстоятельства далеко не так безоблачны, как вы их представляете. Я знаю, что вы собираетесь продавать пойменные земли на южном берегу реки.
 — Брейдоны хотели получить эту землю, еще когда приобрели Ривер-Оукс-Фарм. Тогда старик Мертон пытался купить ее у отца. Думаю, настала пора продать ее. Нам она все равно не нужна, — изобрел, на его взгляд, вполне правдоподобный предлог Стюарт, гадая, удалось ли ему обмануть Беатрис Амелию.
 — Не более двух часов назад я слышала, как ты говорил с Джеем Киркфилдом Сэмюелсоном относительно банковского кредита. Похоже, он не слишком спешит согласиться. Никогда не видела, чтобы человек так юлил и изворачивался и при этом не поддавался ни на дюйм. Тогда ты заявил, что подумываешь избавиться от участков земли в Ричмонде. И он тут же встрепенулся. Пойми, Стюарт Треверс, он сначала банкир, а потом уже зять. И, насколько мне известно, относится таким же образом ко всем своим друзьям. Сколько раз он твердил, что ответствен перед вкладчиками и советом директоров за каждый потраченный цент! Зато обожает повторять, что, будь он один, открыл бы для тебя банковские сейфы. Лживый скупой человечишка!
 — Ну что ты, Беа! У нас все в порядке. Я не хочу, чтобы ты волновалась.
 Перед глазами Стюарта в эту минуту стоял старый полковник Ли, которому он поклялся, что Беатрис Амелия никогда и ни в чем не будет нуждаться.
 — Боже мой, женщина, никто не отберет у нас Треверс-Хилл! Мне всегда удавалось при необходимости найти деньги, разве не так? Персиана ходит жеребая, а ведь именно она дала нам Тосканца, не забывай этого. Когда он выиграет воскресные скачки, мы снова разбогатеем, и я отвезу тебя в Чарлстон за новыми нарядами и безделушками. А потом отправимся в Ньюпорт и будем гулять по променаду. Да, и еще одно: никому не говори, но Мэтью Уиклифф намекнул, что оставит у нас Морского Скакуна. Спарим его с Белой Лилией или даже с Дамасеной. И Уиклифф дорого заплатит за эту честь. Конечно, пусть Ли решает сама, а если они с Уиклиффом договорятся, мы можем оставить себе одного из жеребят.
 — Я уверена, что она согласится. Почему бы нет! Ведь она станет миссис Мэтью Уиклифф! Конечно, насчет жеребенка нужно договориться заранее и попросить Гая составить необходимые бумаги. А когда Ли выйдет за Мэтью, мы сумеем отправить в Чарлстон и Блайт! Успех сестры поможет ей найти достойного мужа. Она милое дитя, но пока еще неуклюжа и застенчива. Невозможно смотреть, как она ведет себя с молодым Джастином Брейдоном. Он приятный молодой человек, но совершенно нам не подходит! Я вся изнервничалась, боясь, что она что-нибудь ляпнет. Боже, да выйди она за него, он, возможно, потребовал бы возвращения на территории. А это совершенно немыслимо. Что будет делать моя дочь в этой дикой земле? Я никогда бы не оправилась от потрясения, мистер Треверс, никогда!
 — Ты слишком много волнуешься дорогая. Никто из наших дочерей, кроме Ли, которая, к моему сожалению, переедет в Чарлстон, не покинет Виргинию, а Ли станет часто навещать нас. И жизнь будет продолжаться как всегда. Зачем ты мучишь себя? Посмотри, какой прекрасный летний вечер! Не прогуляться ли нам по саду до начала праздника? Было время, миссис Треверс, когда…
 — Прекрасная мысль. Я хочу посмотреть на китайские фонарики и убедиться, что все они горят. И проверить, правду ли говорит Стивен насчет того, что около крюшонницы лежит достаточно салфеток. В последний раз в пунше для джентльменов было слишком много виски, отчего он приобрел грязно-коричневый цвет. Я чуть в обморок не упала, вообразив, что какой-то…
 — Йеху [11] ? — подсказал мистер Треверс.
 — Совершенно верно, что какой-то йеху выплюнул туда табачную жвачку. Я так и сказала Стивену и велела следить хорошенько… как в тот раз, когда какие-то буйные грубые приграничные жители, приехавшие из Теннесси, поселились у нас, и ты всю ночь пил с ними! Никогда не видела столько переполненных плевательниц, как наутро!
 — Эти парни из Теннесси — меткий народ, и вы должны признать, миссис Треверс, что плюются они без промаха! На вашем навощенном полу не было ни пятнышка!
 — Хотела бы я сказать то же самое о ночных горшках… — начала она, не замечая трясущихся плеч мужа, галантно провожавшего ее к двери.

 Глава 11


  Никто судьбой не обречен, 
  Никто к тоске не присужден, 
  Нет, где-то сердце есть на свете, 
  Готовое тебе ответить .

    Генри Лонгфелло

 Цветные китайские фонарики, казавшиеся маленькими круглыми лунами, отбрасывали призрачный янтарный свет на дорожки. Ароматы роз и жасмина смешивались с запахом дымка, поднимавшегося от свечей из восковницы, перенося присутствующих в сказки «Тысячи и одной ночи». Оранжевые лучи скользили по верхушкам деревьев и исчезали во тьме, пронизанной звездочками сотен светляков.
 В доме обстановка была не менее волшебной. Длинные банкетные столы были уставлены серебряными канделябрами и свежими цветами в хрустальных вазах, сверкавших подобно бриллиантам. Под потолком тянулись гирлянды из вечнозеленых растений. По углам под пальмами и апельсиновыми и лимонными деревьями в горшках стояли кресла и стулья. Здесь готовился небывалый пир в честь дня рождения младшей дочери семьи. Серебряные чаши, полные пекановых, грецких, миндальных орехов, формовые желе, паштеты, блинчики и треугольные пироги с начинкой, консоме, бульоны, раковый суп и гамбо, креветки, салаты, устрицы на половинках раковины, крабы и омары, различные сорта рыбы, мяса и соусов… фрукты и сладости, печенье, торты и пирожные… да разве возможно перечислить все! А в центре на почетном месте стояла чаша с пуншем, в которой плавали ломтики апельсинов, грейпфрута и ананасов, смешанные с давленой земляникой, ежевикой и мелко нарезанным кокосовым орехом, вымоченные в шерри, апельсиновом соке и кукурузном сиропе, потом охлажденные, — непреодолимо влекущее лакомство для тех, кто мечтал попробовать пищу богов.
 Последний стол занимали дымящийся кофейник, несколько графинов со спиртным, сверкающее серебро и хрусталь.
 Люди переходили из комнаты в комнату. Некоторые предпочитали ужинать сидя, другие — стоя, кто-то, заслышав звуки музыки, пустился в пляс.
 — Ну как, весело тебе? — спросил Адам своего молодого кузена. — Вижу, ты протанцевал пару вальсов с рыженькими мисс О'Фаррел.
 — Они очаровательны. А их отец преподает в Виргинском военном институте, — пояснил Джастин, вежливо приветствуя знакомых.
 — А я бы сказал, что самая очаровательная особа в этой комнате — наша молодая хозяйка, — заметил Адам, не сводивший глаз с Блайт Треверс, чья тонкая фигурка мелькала в толпе гостей.
 — Кто? Ах, младшая сестра Палмера Уильямса? Довольно мила.
 — Мила?! Да я едва узнал ее сегодня. Она просто расцвела! — воскликнул Адам, ничуть при этом не преувеличивая. Он почти потерял дар речи, когда Блайт встречала его у входа в Треверс-Хилл. В своем светло-зеленом платье с оборками и кружевами она была самим воплощением девической прелести. Темные волосы, забранные наверх, обнажали лебединый изгиб шеи, а глубокий вырез открывал точеные плечи и соблазнительные холмики грудей. Почему он никогда не замечал ее чудесные зеленовато-карие глаза, обрамленные длинными ресницами? А мягкая кожа цвета сливок, чуть тронутая румянцем, и полные, четко очерченные губки? Когда Блайт улыбалась, на левой щеке появлялась едва заметная ямочка. И странно, что раньше он не видел, какого она идеального роста. Ему так надоело нагибаться, беседуя с миниатюрными леди! Но Блайт, Блайт была…
 — Да, ее вполне можно посчитать хорошенькой, но очень уж застенчива. Почти не открывает рта, хотя, думаю, она не дурочка, — согласился Джастин, рассматривая маленькую блондинку, весело болтавшую с друзьями.
 — Застенчива? Маленькая Люси? — удивился Адам, заподозривший, что они говорят о разных девушках, и тихо рассмеялся, вспомнив о том, как она мчалась к конюшне с саблей в руках. — Застенчива?
 — Честно говоря, я предпочитаю блондинок. Жаль, что только Алтея унаследовала от матери светлые волосы, — заметил Джастин, когда мимо проплыла в вальсе Алтея в объятиях мужа. Одетая в бальный туалет из лионского шелка с широкими кружевными воланами и темно-розовыми атласными лентами, она, на обожающий взгляд Джастина, была самой красивой из присутствующих женщин. — Правда, и Ли Треверс тоже хороша. Никогда не видел ее такой сияющей. У нее чудесные глаза, и талию можно обхватить ладонями, — промолвил он восхищенно.
 — А вот я без ума от шатенок, — заявил Адам, ощутив странную досаду на кузена, так небрежно отозвавшегося о Блайт. — Кстати, поосторожнее с Ли. Она, если припоминаешь, уже помолвлена.
 — Как тут забыть! Мои уши просто звенят от восторженных криков, которыми была встречена эта новость. Иногда браки действительно совершаются на небесах. Ли Треверс и Мэтью Уиклифф. Признанная красавица и интересный, богатый и к тому же всеми уважаемый джентльмен. И оба из хороших семей, а кроме того, говорят, что Уиклифф — самый богатый человек в обеих Каролинах. За весь вечер я не услышал о нем ни одного дурного слова. Неужели у него нет ни одного врага? И все необычайно рады этому событию. Можно подумать, это они собираются выйти замуж за беднягу.
 — Тут ты прав.
 — Если не считать той рыжеватой особы в желтом, — добавил Джастин, кивнув в сторону упомянутой женщины.
 — Саретт Кэнби. Как только ее зависть немного уймется, она будет весьма довольна тем, что Ли наконец уберется из округа, подальше от своего брата. Она считает, что Гай под влиянием Ли не решается сделать ей предложение. Но когда Гай способен ясно мыслить, он вовсе не глуп, несмотря на все его дурацкие выходки. Боюсь, его горячий нрав когда-нибудь возьмет над ним верх.
 — По-моему, прошлым летом она гонялась за тобой, так что пришлось брать ноги в руки?
 — Да. Я могу представить тебя, но ей вряд ли понравится армейская жизнь, а ты, насколько я понял, выбрал именно эту карьеру.
 — Что же, совсем неплохая судьба. Я не похож на отца или Нейла и не собираюсь провести остаток дней на территориях. Они любят скитаться по округе и охотиться в горах. Сами себе хозяева и ни перед кем не отвечают. Жаль только, что плохо ладят друг с другом. А вот мне нравится армейская рутина, и я люблю порядок. Впрочем, когда я получу офицерское звание, может, и вернусь на территории. Но тогда на моей стороне будут сила и власть Соединенных Штатов. И я воспользуюсь ими против тех, кто вздумает нарушить закон, будь то белый или краснокожий.
 Джастин помедлил, прежде чем осушить стакан с пуншем.
 — Да, пышное празднество! Но для меня эта помолвка явилась сюрпризом, хотя половина присутствующих, затаив дыхание, ожидала объявления.
 Он широко улыбнулся и подмигнул блондинке, умудрившейся подвинуться почти вплотную к ним.
 — Да, для некоторых это действительно сюрприз, — согласился Адам, поглядывая в ту сторону, где возвышалась знакомая, облаченная в темный костюм фигура.
 Джастин прав. Что это оказался за вечер! Сколько скрытых эмоций бурлит под блестящим фасадом! И прежде чем бал закончится, нужно непременно пригласить на танец Блайт Треверс.
 — Ты уже танцевал с Блайт? — небрежно осведомился он, стряхивая с манжеты несуществующую ниточку.
 — Да, из уважения к Палмеру Уильяму и его семье. Что ни говори, а это ее бал. Представляешь, наступила мне на ногу. Палмер Уильям трясется над ней, как я над своей младшей сестрицей Лис Хелен. Я бы тоже не хотел, чтобы какой-нибудь подлец танцевал с моей сестрой, а со мной Блайт в полной безопасности. Я ей вроде старшего брата. Жаль, что меня не было в Чарлстоне вместе с Лис Хелен. Бедняжка слишком скромна и через год буквально сбежала домой. Вроде бы она недостаточно хороша для ее чванливых одноклассниц.
 — А мне она так понравилась, — изумленно протянул Адам. — Кстати, не знаешь, карточка Блайт заполнена?
 — Кажется, да, хотя я бы предупреждал джентльменов, чтобы ноги берегли. Но для этого я слишком благороден и придержу язык. А ты ею интересуешься?
 — Я знаю Блайт всю жизнь, — пояснил Адам, глядя на кузена с таким видом, словно тот неожиданно сошел с ума. — Ты ведь сам сказал, вежливость прежде всего.
 — Мне обещано еще два танца, но я могу уступить эту честь тебе, — предложил Джастин, азартно блестя глазами при виде молоденькой блондинки, стоящей у самого его локтя.
 — Твое великодушие поражает. Мне повезло, — пробормотал Адам, сдерживая довольную улыбку.
 — Мне тоже, — согласился Джастин и пригласил блондинку на следующий вальс, который должен был танцевать с Блайт Треверс. Белокурая мисс с визгливым, резанувшим слух Адама смешком записала имя Джастина в бальную карточку и, кокетливо вильнув бедрами, отошла. Адам оглядел кузена и ухмыльнулся:
 — Думаю, это магия мундира. Меня она вообще не заметила или приняла за пальму в горшке. Впрочем, дамы любят военных.
 — Теперь я знаю, зачем ты купил корабль: чтобы важно выступать по пристани в синем мундире.
 — Я только владелец, а не капитан и никогда не выступаю с важным видом. И не ношу мундир. Я отнюдь не герой и ненавижу звуки канонады. Зато обладаю природным обаянием, и, чтобы покорить женщину, мне мундир не нужен. Хорошо сшитый фрак и панама — все, что мне требуется для флирта с дамами. Кстати, если нечаянно сесть на шпагу, это, должно быть, ужасно неудобно и больно.
 — Сразу видно, что ты штатский. Прежде всего кадетов учат обращаться со шпагами! — с самым серьезным видом пояснил Джастин. — Урок первый: как садиться, не покалечив себя. И каждый кадет знает это наизусть. — Для пущей наглядности он прижал руку к сердцу.
 — Возьми тоном ниже, парень, — рассмеялся Адам.
 — Офицера с таким фальцетом никогда не повысят в чине, — присоединился к дружеской перепалке Палмер Уильям.
 — Повезло тому, кто никогда не встречался с нашей Джулией, — заметил Адам под дружный смех собравшейся компании. Многие были в церкви, когда преподобный Калпеппер произносил воскресную проповедь неестественно высоким, визгливым голосом, передвигаясь с большим трудом после экзекуции, произведенной над ним Джулией.
 — Я по важному и срочному делу, — начал Палмер Уильям, оглядываясь туда, где нервно переминалась девушка в светло-зеленом платье, и беря Джастина под руку. — По-моему, речь идет о вальсе.
 — Собственно говоря, — вмешался Адам, поспешно выступая вперед, — это я имею честь танцевать следующий вальс с Блайт.
 — Вот как? — удивился Палмер Уильям, переводя взгляд с одного кузена на другого.
 — Да, к своей большой досаде, я обнаружил, что карточка Блайт заполнена, а мне так хотелось побыть в ее обществе! И поскольку Джастин уже танцевал с ней, то крайне великодушно предложил мне возможность покружиться в вальсе с самой прелестной молодой девушкой в этой комнате. И какая разница, кто из Брейдонов потанцует с ней. Мы все слеплены из одного теста, — добавил он и отошел, задержавшись на мгновение у вазы, чтобы вынуть цветок из букета.
 Палмер Уильям с подозрением смотрел ему в спину, поскольку слишком хорошо знал Адама, чтобы принимать его слова всерьез, и не хотел, чтобы день рождения Блайт был испорчен одной из его шуточек. Но секундное разочарование на личике Блайт мгновенно сменилось застенчивой улыбкой, едва она взглянула в глаза Адама и приняла протянутую им розу на длинном стебле. Положив затянутую в перчатку руку на его рукав, она позволила увести себя в середину зала. Рядом оказались Джастин с блондинкой, чье раздражающее хихиканье почти заглушало звуки музыки, и Джулия, утонувшая в кружевах и причесанная в греческом стиле, с массой мелких локончиков на макушке. Общий эффект немного портило длинное перо, щекотавшее нос партнера при каждом движении ее головы. По другую сторону от Джулии, растянувшей рот в улыбке едва не до ушей, кружились Ли и Мэтью, скользя в такт музыке так естественно, будто делали это всю жизнь.
 — По-моему, в этом округе живут самые красивые женщины во всей Виргинии, — заметил один из однокурсников Палмера Уильяма.
 — Позвольте поправить вас, сэр, во всей Виргинии живут самые красивые женщины в стране. Я сам из округа Раппаханнок.
 — Прошу прощения, сэр. В таком случае тост! За прелестных виргинских дам!
 — Я тоже выпью за это, поскольку женился на самой хорошенькой девчонке в округе Аппоматокс!
 — Тогда еще один тост. За виргинцев!
 — За виргинцев!
 — Никогда еще не видел такого гостеприимства, — заметил молодой кадет, уроженец Алабамы. — За семью Треверсов и за их дом, Треверс-Хилл.
 — За Старый Доминион [12] ! Колыбель свободы, сердце республики!
 — Может, бостонцы или филадельфийцы и захотят оспорить это утверждение, но я пью за наше великое наследие.
 — Очевидно, вы никогда не были в Техасе, — протянул другой джентльмен.
 — Мне техасское гостеприимство кажется чем-то вроде кулачной драки. Я пробыл там достаточно, чтобы получить укус змеи, стрелу команчи в ногу и возненавидеть само упоминание о мескитовых деревьях.
 Немедленно завязался оживленный разговор о приграничных войнах сорок шестого года.
 Пожилой джентльмен припомнил былые дни и стал рассказывать, как воевал под началом самого бригадного генерала Закери Тейлора.
 — Сэр, вы знаете Томаса Джексона? Он тоже оканчивал Уэст-Пойнт и теперь преподает в Виргинском военном институте.
 — Ах, сынок, не будь майора Джексона, я не поведал бы сейчас эту историю! Он и его люди заградительным огнем прикрыли нашу кавалерию. За это его произвели в следующий чин.
 — Старого дурака Тома? — недоверчиво вскрикнул кто-то. Пожилой джентльмен негодующе выпятил грудь.
 — Кажется, я не так вас расслышал?
 — Прошу прощения, сэр. Сорвалось с языка, — поспешно извинился молодой человек, не желавший, чтобы его нелестная характеристика дошла до ушей преподавателя.
 — Не обижайтесь сэр, но на лекциях профессора Джексона мы все чувствуем себя как в бою. В жизни не встречал такого чопорного сухого зануду и брюзгу! Уж и не знаю, сколько раз он разносил меня в пух и прах!
 — Говорят, у него испортился характер из-за хронического несварения.
 — Скорее из-за пристрастия к лимонам и пахте!
 — Все твердит, что это полезно для желудка.
 — Следует уставу так, словно сам его написал. Проповедует его, как цитаты из Библии. Клянется, что гнев Господень когда-нибудь падет на наши пустые головы.
 — Никогда не забывает и не прощает. Подал на курсанта рапорт только потому, что тот разговаривал на лекции. Бедняга был исключен за несколько месяцев до окончания института.
 — Похоже, парни, жизнь у вас слишком легкая! Если хотите идти в армию, нужно учиться дисциплине и достойному поведению, — возразил пожилой джентльмен. — Вы назвали Джексона старым дураком, а ведь человека преданнее долгу я не видел. Именно это и тяжкий труд помогли ему уберечь людей в битве. Кем он был, когда пришел в Уэст-Пойнт? Сиротой, необразованным парнем. Почти ничего не знал, а к моменту окончания был едва ли не лучшим. Так что запомните это и, если очень повезет, когда-нибудь еще послужите под его началом.
 — Лично я, сэр, так и рвусь в битву. Жаль, что мексиканская война закончилась. Зачем только я пошел в военный институт, как мои братья и дяди? Пустая трата времени. Вряд ли выученное пригодится в стычках с индейцами!
 — Думаю, вы еще не раз помянете добром учителей, потому что будет не так легко разделить обе стороны. Легко целиться в краснокожего с пером в волосах или в кабальеро в блестящем мундире, но куда сложнее различить продавца из Нью-Йорка и фермера из Джорджии, если оба будут носить голубые мундиры. Наверное, если дело дойдет до драки, нам придется сменить цвета. Не думали об этом?
 — Вы действительно верите, что скоро начнется война между штатами? — спросил серьезный молодой кадет.
 — Более чем, мальчик мой. Слишком много разговоров… теперь уже ничего не остановишь.
 — А по-моему, разговоров явно недостаточно.
 — Когда это горячий южанин с тягучим выговором слушал быструю речь хладнокровного северянина? Они беседуют на разных языках. Я хочу толковать о табаке и лошадях, он — о железных дорогах, фабриках и о Лиге освобождения рабов. Нет, сэр, нам нужна своя республика.
 — Сомневаюсь, что это обойдется миром. Можно ожидать сопротивления тех, у кого свои планы на Юг. Они не позволят нам спокойно заниматься своими делами.
 — Да, но ни один штат еще не вышел из Союза, — вмешался юный Джон Дрейтон.
 — Дайте им время. Выйдут. Мы не против немного пострелять.
 — Виргиния не выйдет, — возразил Джон, вспомнив о своей сестре в Мэриленде.
 — Хочешь побиться об заклад?
 — Я виргинец и верю в Союз. Не хочу, чтобы он распался. У меня родственники в Пенсильвании и Огайо. Если начнется война, мы станем врагами. В прошлом месяце я говорил с отцом, и он тоже не верит, что Виргиния выйдет из Союза. Во всяком случае, жители Ромни и окрестностей не желают отделяться, несмотря на то что сотворил Джон Браун в Харперс-Ферри [13] .
 — А я считаю, что нам лучше отделиться. Надоели эти северяне, вечно сующие всюду свои носы! — объявил Толбот, брат Джона.
 — Совершенно верно! Никто не смеет мне указывать, как вести дела! А ведь теперь дошло и до этого. Самое время начать драку. Думаю, я еще не слишком стар и вполне смогу подсобить молодым парням, если понадобится, — хмыкнул пожилой человек.
 — Полагаю, война долго не продлится, сэр, а вас, возможно, произведут в генералы. В опытных офицерах всегда есть нужда.
 — А нога вас не беспокоит?
 — Нет. Прекрасно езжу верхом, а пешком ходить не собираюсь. Я кавалерист, сынок.
 — Как вы получили эту рану, сэр? Стрела команчи?
 — Да, но я чуть не лишился скальпа, — объяснил джентльмен, бережно проводя ладонью по гриве седеющих волос.
 — Как же вы спаслись?
 — Наверное, потому, что не был техасцем. Этот команчи вырос словно из-под земли, и я сразу сообразил, что он меня прикончит и скальпирует.
 — Но вы его пристрелили?
 — Не успел. Стоило ему увидеть, кто стоял рядом, как он выпустил мне в ногу стрелу и оставил ползать по земле, в полной уверенности, что я не доберусь до своего пистолета.
 — Но почему он вас не убил?
 — Думаю, он был неглуп и знал разницу между виргинцем и техасцем. Говорю же, стоило ему увидеть того беднягу из Бразоса, как он пронзил его копьем прямо в сердце, вынул нож, в два счета оскальпировал и, привязав наших лошадей к луке седла, ускакал, пока тот несчастный все еще извивался в последних судорогах. Я стал стрелять в него, но не попал: он свесился с седла, исчез под брюхом лошади, а я терпеть не могу убивать животных.
 Кто-то вежливо кашлянул, словно сомневаясь в правдивости истории.
 — Не верите, значит?
 — Верю, — кивнул Палмер Уильям. — Я слышал и не такое от Джастина Брейдона. Сам он родом с территорий.
 — Нужно спросить его, он наверняка знает, — предложил его приятель, показывая куда-то в глубь комнаты.
 — Его? Он там не был, — бросил рассказчик, с некоторой брезгливостью озирая высокого мужчину, одетого в безупречно сшитый черный фрак и такие же брюки. Крахмальная манишка и идеально повязанный галстук выделялись своей белизной.
 — Этот модный щеголь? Да он в страхе сбежит при виде инджуна! Вообразит, что они хотят завладеть его красивыми золотистыми локонами!
 — Он, вполне возможно, снял немало скальпов, сэр. Это Нейл Брейдон, кузен Адама Брейдона и сводный брат Джастина. Старший сын Натаниела Брейдона, который покинул Ройял-Бей и отправился на территории, — пояснил Палмер Уильям. — Лет пятнадцать назад Нейл приезжал сюда, прежде чем отправиться на Север продолжать образование. Он и Натан хорошие друзья.
 — Помню-помню, как же. Похож на отца, ничего не скажешь, — неохотно признал пожилой джентльмен.
 — Нейла и его сестру похитили команчи. Мальчика растили как индейского воина, пока отец его не нашел. Нейл полжизни провел среди дикарей.
 — Надеюсь, это не он убил техасца?
 — Но почему техасец, а не вы?
 — Потому что команчи ненавидят техасцев еще больше, чем апачи.
 — Неужели они тоже враждуют между собой?
 — У них такие же симпатии и антипатии, как у нас. К примеру, команчи дружат с кайова, а те ненавидят шайеннов и арапахо. Жаль, правда, что сейчас все племена помирились и дружно ополчились против белых. Лучше бы убивали друг друга. Только апачи все еще нападают на своих старых врагов команчи. В последнее время команчи занялись торговлей, и на Юге стало потише. Но эти чертовы техасцы лезут на их территории, в страну бизонов, где живут самые опасные из команчи, так называемые куахадис. Ничего, они еще за это поплатятся! Куахадис — лучшие в мире наездники. Техасцам нипочем их не поймать. Умные, предусмотрительные и следов не оставляют. Но техасцы, заполучив целый штат, не собираются отступать. Воображают, что победят индейцев так же легко, как мексиканцев.
 — Может, Нейл Брейдон покажет нам, как стреляют и скачут воины команчи? — заинтересовался молодой кадет.
 — Он может продемонстрировать боевой клич! — объявил Палмер Уильям, оглядывая собравшихся гостей и гадая, как быстро он сможет очистить комнату, если испустит ужасающий вопль, которому научили его Натан и Адам. Сам он и многие растерявшиеся, сыплющие ругательствами кадеты сорвались с постелей в мгновение ока, под хохот Джастина, проделавшего с ними эту шутку.
 — Как насчет состязаний? Один из лучших наездников, Гай Треверс, против Брейдона?
 — Никаких состязаний. Гай лучший стрелок и наездник во всей Виргинии и к тому же уроженец нашего штата.
 — Все так, но если Брейдона действительно вырастили индейцы, ставлю на него.
 — Он тоже наполовину виргинец, — добавил кто-то.
 — Сэр, вы это серьезно?!
 — Настолько серьезно, молодой человек, что немедленно выкладываю деньги.
 — Принимаю пари.
 — А я удваиваю.
 — Сначала следует договориться с участниками, — заметил один из гостей.
 — Как по-твоему, Палмер Уильям, захочет Гай потягаться с Нейлом Брейдоном?
 Палмер Уильям потер подбородок и глубоко задумался, вспоминая оскорбительные выпады старшего брата против Нейла Брейдона. Он знал также, что Гай проиграл Нейлу много денег и будет более чем счастлив отыграться и сравнять счет. По какой-то причине он возненавидел Нейла с первого взгляда.
 — Как по-твоему, Джастин? — спросил Палмер Уильям приятеля, ненадолго расставшегося с красивой блондинкой.
 — О чем?
 — О состязании между братьями. Твоим и моим. Гаем и Нейлом.
 — Мы говорили о команчи, и майор Смайт, побывавший в техасской кампании, утверждает, будто команчи — лучшие наездники и стрелки в стране. Вот мы и хотим проверить, так ли это.
 — Не думаю, что Нейл согласится, — покачал головой Джастин.
 — Почему?
 — Разве он недостаточно хорош?
 — Может, и нет, — вмешался Гай, подслушавший часть разговора. — Я готов рискнуть репутацией, поскольку всю неделю только и слышу, какой прекрасный наездник Нейл Брейдон, как ловко стреляет в цель и бросает нож быстрее, чем кое-кто успевает нажать на курок. Дошло до того, что мне кажется, будто все остальные ничего не стоят по сравнению с ним. — Он уничтожающе фыркнул. — Так вот, по-моему, все это пустая болтовня. Пока что я не видел ни одного из вышеперечисленных подвигов.
 Джастин нахмурился, не понимая, что это нашло на обычно добродушного Гая. Превосходный человек, истинный джентльмен, в чьем обществе всегда приятно находиться, сегодня он неуправляем.
 — Много лет мне твердили о доблести легендарного Нейла Брейдона, только вот доказательств нет и не было. А у вас есть?
 — Оставь это, Гай, — тихо попросил Джастин. — Он мой брат. И поверь, хоть он тоже Брейдон, все же настоящий команчи, если не по крови, то по духу. Если же он согласится скакать, я поставлю на него, потому что, боюсь, ты проиграешь.
 Гай вскинул удивленные глаза на молодого человека, поспешившего выступить на защиту брата. Раньше он не считал, что они особенно уж близки.
 — А как насчет тебя, Палмер Уильям? — обратился он к младшему брату, игнорируя предостерегающие нотки в голосе Джастина. — Так же ли безоговорочно поверишь ты в способности близкого родственника?
 Палмер Уильям взял Гая за руку, наклонился ближе и ощутил запах бренди.
 — Это вовсе не так уж необходимо. Ты не обязан кому-то что-то доказывать, Гай. Все знают, какой ты прекрасный наездник. И никто не стреляет лучше тебя.
 — А я думаю, что доказывать придется, и предлагаю небольшую скачку по пересеченной местности, чтобы проверить отвагу каждого участника. Итак, на кого ты поставишь, младший братец?
 — На тебя, разумеется. Как я и говорил, тебе нет равных, если не считать Ли, — добавил Палмер, чтобы разрядить атмосферу, но, к несчастью, неудачно, поскольку смех, последовавший за этой репликой, казалось, окончательно унизил Гая.
 — Джентльмен собирается скакать в дамском седле, или леди натянет штаны и взгромоздится верхом на коня? — пошутил кто-то.
 — Вот это будет скачка! Ли Треверс против Нейла Брейдона, ―фыркнул другой. — Все же я поставил бы на Треверс.
 Очевидно, все знали, что Ли, хоть и женщина, ни в чем не уступит Гаю.
 — Ставки будут достаточно высоки, а интерес огромен, особенно если победит Брейдон. Любопытно, что он потребует от леди, — заявил какой-то невежа, но тут же осекся, поймав недоброжелательные взгляды братьев Треверс и их друзей.
 — Гай, ты уже должен Нейлу больше, чем можешь заплатить. Пойми, удача в последнее время не на твоей стороне, — попытался уговорить брата Палмер Уильям.
 — И кроме того, — добавил Адам, — на ком ты поскачешь? Бродяга ведь охромел, не так ли?
 — Он почти оправился. Но я возьму Целебную Розу, — ко всеобщему удивлению ответил Гай, не замечая потрясенного лица Палмера Уильяма.
 — Целебную Розу? Господи, вот так скачки! Ведь это лучший гунтер в Треверс-Хилле. Я думал, на нем только твой отец ездит…
 — Я скакал на нем и раньше.
 — А Брейдон — на чистокровках из Ройял-Бей, не так ли, Адам?
 — На одном из самых породистых куотеров [14] . Нейл специально приехал, чтобы приобрести новых лошадей для своего ранчо, Риовадо, и для Ройял-Риверз, поместья дяди. Именно эта порода лучше всего подходит для такой дикой местности. Он уже скупил почти все, что у нас было. Так что денег для завтрашнего аукциона у него осталось немного. Правда, он интересуется только Капитаном.
 — А все мы знаем, что он не продается. Может, твой отец позволит ему скакать на Алом. Я бы поставил все, что у меня есть, только бы увидеть эту скачку. Голова к голове, два всадника, две лошади и пустынная местность. Куда интереснее, чем воскресные состязания! Когда на поле слишком много участников, выигрывает тот, кто сумеет вырваться из стаи, но скачки по пересеченной местности требуют умения, хладнокровия и точного расчета.
 — Как насчет тебя, Адам? На кого ставишь?
 Адам, которому крайне не нравилось происходящее, только вздохнул. Он лучше других был осведомлен о вражде между Гаем и Нейлом, хотя зачинщиком был именно Гай.
 — Ну? — допытывался Гай, вызывающе блестя покрасневшими от спиртного глазами и неверной рукой поднимая бокал куда чаще, чем следовало бы.
 — Если скачки состоятся, я на стороне Нейла. Ты прекрасный наездник. Но Нейл…
 — Хочешь сказать, что он лучше? — вспылил Гай, поскольку, когда речь шла о скачках, равных ему до сих пор не было. И вот теперь все превозносят Нейла Брейдона! Удача в самом деле отвернулась от Гая, чего никогда не бывало до появления Нейла. Кроме того, женщины сами вешались ему на шею, а вот теперь даже Саретт Кэнби, раньше ясно дававшая понять, что примет его предложение, почти не сводит восхищенного взгляда с Брейдона.
 — Уверен, что поставишь на меня, несмотря на постоянное невезение? — резко спросил он брата. — Если струсил, так и скажи!
 Палмер Уильям и Адам переглянулись, поняв, что Гай закусил удила и теперь не пойдет на попятный.
 — Конечно, я считаю, что победишь ты. Но сможешь ли ты взять Розу? Отец любит его, как родного сына. Обхаживает, словно ребенка малого. Не знаю, что скажет он, да и Сладкий Джон тоже. Не дай Бог, с Розой что-то случится. Отец наверняка возьмется за кнут.
 — Отец согласится. Ты когда-нибудь видел, чтобы он не ответил на вызов? Нельзя же, чтобы наша гордость была втоптана в грязь копытами Алого, верно? — ухмыльнулся Гай, успокаиваясь, представив Нейла Брейдона, глотающего пыль, поднятую Розой, а потом униженно вынимающего кошелек. — Ну?
 — Что «ну»?
 — Кто спросит его? Джастин или ты, Адам? А может, предпочитаете, чтобы это сделал я?
 — Я предпочел бы, чтобы всего этого вообще не было, особенно когда ты в таком настроении, но все же пойду, — с гримасой отвращения пробурчал Адам, выискивая глазами Нейла. — Нейл поступает как хочет, и никто ему не указ. Он в жизни не заботился о том, что подумают посторонние.
 — Почему бы нам обоим не пойти? — предложил Джастин усмехаясь. По крайней мере не он один подступит к брату с этой новостью, хотя уже понимал, каким будет ответ.
 — Прекрасная идея, — согласился Адам, — только следи за своей шпагой. Не желаю, чтобы ты нанизал меня, как на вертел! Впрочем, мы всегда можем попросить Натана поговорить с Нейлом, но он, увы, пока еще в здравом рассудке и может все испортить. Но заранее говорю, что я с ним полностью согласен, — добавил себе под нос Адам и, поймав взгляд Нейла, сделал тому знак подойти.
 Нейл остро ощущал всеобщее напряжение и едва сдерживаемое предвкушение чего-то непонятного ему. Под любопытными взглядами окружающих он спокойно пересек комнату.
 — Адам, Джастин, — сказал он, вежливо кивая Палмеру Уильяму и Гаю, который выждал не менее минуты, прежде чем неохотно склонить голову.
 — Мистер Брейдон, почему команчи так ненавидят апачи? — выпалил кто-то.
 Нейл улыбнулся, и бестактный юнец почувствовал, как его волосы встают дыбом при мысли о том, что этого человека растили команчи и, вполне возможно, позволяли скальпировать своих жертв.
 — По многим причинам. А новые распри не дают умереть старым. Они всегда были врагами. Впрочем, может быть, все дело в отвращении: апачи едят лошадей, а для команчи лошадь — священное животное.
 — Похоже, между команчи и виргинцами нет особой разницы, — заявил смеющийся голос.
 — Лошадь для команчи — это божественная собака. И поскольку апачи еще и собак едят, в глазах команчи они ниже дерьма бизона.
 — Кажется, у апачи и северян больше общего, чем я предполагал, — фыркнул тот же джентльмен, к величайшему восторгу окружающих.
 — Что такое «божественная собака»? — осведомился один из наиболее серьезно настроенных кадетов, считавших, что знания об индейцах пригодятся ему в случае службы на территориях.
 — Пока на нашей земле благодаря испанцам не появились лошади, именно собаки служили вьючными животными для людей. Они очень ценились, потому что могли носить пожитки и таскать тяжело груженные индейские повозки. Но лошадь внесла в жизнь племен волшебные перемены. Вьючные лошади могут нести куда больше собак и скакать быстрее и дальше. Кроме того, конное племя может мгновенно атаковать врагов и так же молниеносно ускользнуть. Божественная собака — сильный дух. Воин, заслуживший его благосклонность, узнает победу над врагом и будет удачлив в охоте на бизонов, — объяснил он, вспомнив рассказы Девушки с Небесно-голубыми Глазами о великих воинах прошлого: «Они ушли с этой земли, но могут парить над облаками, как орел, как гром небесный, как разносящийся по ветру топот копыт». — Жизнь воина ничто, если под ним нет резвого скакуна. Стать свирепым и непобедимым героем, хозяином равнин, — продолжал Нейл со странным блеском в глазах, — мечта всех молодых людей племени. С появлением лошади это стало возможным. Недаром пословица команчи гласит: «Храбрец умирает молодым».
 — Боже, — пробормотал все тот же впечатлительный юнец, пялясь на Нейла так, словно у него на голове вырос индейский убор из перьев.
 — А как насчет того, чтобы доказать ловкость и отвагу воина-команчи? — с сомнением протянул Гай.
 — Тут предложили, — извиняющимся голосом начал Адам, всерьез опасавшийся, что ситуация выйдет из-под контроля, — посмотреть, кто из вас лучший наездник. Мы подумывали о небольшой скачке по пересеченной местности. Ты можешь скакать на Алом. Гай — на Розе.
 — Даю слово джентльмена, что заплачу долг, но, думаю, вас больше заинтересует прекрасная пара военных пистолетов восемнадцатого века работы лондонского мастера Барбара, которые я хотел вам показать. У меня были десятки предложений, но я никому не продал. Часть моей коллекции. Есть еще одна пара, работы Брунна с Чаринг-Кросс, принадлежавшая самому принцу-регенту. Имеются дуэльные пистолеты работы Уогдона и Бартона. Лучшие мастера в Англии. Есть даже пара короткоствольных пистолетов шестнадцатого века. Вряд ли вы найдете другие в таком прекрасном состоянии. Я думал прийти к соглашению, но теперь хочу заключить пари, — уверенно заявил Гай под одобрительный шепоток собравшихся, многие из которых хорошо знали цену его коллекции.
 — Мне не нужны пистолеты шестнадцатого века, чтобы вешать их над камином, а дуэльные в Риовадо и вовсе ни к чему. Я редко участвую в дуэлях или стрелковых состязаниях. Мне необходимо ружье, чтобы пристрелить волка, ворующего скот, или пуму, проникшую в конский загон, и при этом постараться попасть в цель, не важно, с близкого расстояния или с трехсот ярдов. Я ношу с собой «ремингтон» и винтовку Шар-пса. И ни в чем более не нуждаюсь, разве что предложите винтовку «генри» сорок четвертого калибра. Но игрушки джентльменов мне ни к чему. Я не хочу…
 — Проиграть? Неудивительно, Брейдон, что вы не желаете испортить свою репутацию, поскольку пока мы от вас не слышали ничего, кроме пустых разговоров, — перебил Гай, задетый презрительным отказом. — Не хватает духу доказать мою неправоту?
 Однако Нейл не поддался на язвительный вызов неосторожного молодого человека. Ответив улыбкой сожаления, он уже хотел отвернуться. Но не снесший оскорбления Гай схватил его за руку и рассерженно выкрикнул:
 — Вы скачете лучше, стреляете лучше, возможно, даже развратничаете лучше, чем все мы, вместе взятые, и, очевидно, непревзойденный хвастун. Но, похоже, вы еще и самый большой трус среди присутствующих!
 Гай, распустивший язык под действием алкоголя, внезапно ощутил опасность и, выпустив руку Нейла, осторожно отступил под ледяным, зловещим взглядом.
 — Вы, мистер Треверс, не можете позволить себе потерять больше, чем уже потеряли, и поскольку вам нечего мне дать, я спасу вас от унижения окончательно потонуть в долговом болоте, — бросил он, перед тем как отвернуться.
 Раскрасневшись от виски и стыда, Гай растолкал молчавших друзей, опасавшихся встретиться с ним взглядом, и поспешил из комнаты.
 Адам поднял глаза к небу, дивясь, как позволил втянуть себя в столь дурацкую авантюру!
 Кстати, где Блайт?
 Он улыбнулся, вспомнив, что потребовал у нее второй вальс, и хотя спешил вновь держать ее в своих объятиях, все же не волновался, ибо у него был весь остаток лета, чтобы ухаживать за Блайт Треверс.
 Адам нервно нахмурился и пригладил усики. Интересно, он нравится ей? До чего же странная штука жизнь!
 Только вчера он беззаботно флиртовал с дамами, гордился прелестными любовницами в Ричмонде и Чарлстоне, а в это время под самым его носом незаметно подрастала длинноногая, угловатая девчонка со смеющимися глазами. И до сегодняшнего вечера он не замечал ее необычной красоты! Теперь он боялся только одного: не дай Бог, расцветшую Блайт заметят другие джентльмены. А что, если кто-то осмелится пригласить ее в сад, на прогулку при лунном свете?!
 Тихо выругавшись, он представил Блайт с другим и ускорил шаг в надежде поскорее отыскать недавно обретенную любовь.
 Нейл Брейдон стоял в одиночестве, также пытаясь найти взглядом свою, единственную…
 Он весь вечер следил за Ли Треверс, испытывая попеременно боль и наслаждение, чувствуя, как бурлит в крови желание, зная, что она принадлежит другому и никогда не будет его.
 Он не видел ее с самого визита в Треверс-Хилл, потому что намеренно старался держаться подальше, узнав, кто она на самом деле и кем приходится ей Мэтью Уиклифф.
 Она недосягаема. Жаль, что он не знал этого с самого начала.
 Он не забыл ее и подвергал себя сознательной пытке, слушая каждое слово, сказанное о Ли родными, друзьями и знакомыми. Но смотреть на нее и не быть в состоянии коснуться, предъявить права было бы куда мучительнее.
 Полный отвращения к себе, Нейл старался твердить, что ошибся в силе притягательных чар Ли Треверс, что не поддастся очарованию ее улыбки, легкой грации походки и редкостной красоте. И поэтому оказался не готов к вихрю эмоций, обуявших его при виде идущей навстречу девушки. Ему даже не было дано найти радость в неприязни к Уиклиффу. Наоборот, при других обстоятельствах он рад был бы стать другом Мэтью. Именно такого человека достойна Ли. Они прекрасная пара, и их счастье было предопределено давным-давно.
 Нейл верил этому, пока не встретился взглядом с глазами Ли, горевшими такой неподдельной страстью, что короткое мгновение истины открыло ему больше, чем она, возможно, сознавала. В этот момент ее душа принадлежала ему. Она испытывала те же желания. Те же чувства.
 Он ощутил странное торжество и одновременно горечь безвозвратной потери.
 Взяв с подноса рюмку бренди, он встал под пальмой, надежно скрывавшей его от зала. И неожиданно услышал раздававшиеся совсем поблизости голоса. Нейл сразу догадался, кто это. Мэрибел Лу Сэмюелсон и ее муж, Джей Киркфилд.
 Нейл затаился, не желая выдавать себя, просто потому, что не хотел присоединяться к беседе. С него и одного раза хватит! Властная, вечно сующая нос не в свои дела, заядлая сплетница — вот впечатление, вынесенное им о Мэрибел Лу. Она так вцепилась в него, что Нейл едва сумел ускользнуть от нее через полчаса! Только из уважения к мачехе, старинной подруге Мэрибел Лу, он вежливо терпел болтовню старой вороны! Теперь же просто прислушивался, постепенно проникаясь все большим интересом.
 — Что за бал! Впрочем, я не удивлена! Беатрис Амелия умеет развлекать гостей. Это французская кровь в ней говорит. Все безупречно продумано, хотя я бы поставила столы вдоль стены. Подумать только, что сегодня объявили о помолвке Ли. Какая волнующая новость!
 — Да, я чертовски рад. Лучшее, что могло произойти с этой семьей. Стюарт прекрасный человек, но когда речь идет о финансах, совершенно безнадежен. К сожалению, отец Беатрис Амелии потерял почти все состояние семьи Ли в неудачных вложениях. Удивительно, что Бенджамен Ли живет в такой роскоши. Я стараюсь, как могу, но удается только удерживать кредиторов подальше от Треверс-Хилла. Стюарт, с его проклятой фамильной гордостью, отказывается слушать доводы разума. Ведет себя так, словно обстоятельства за тридцать лет не изменились. Я просто поражен, Мэрибел, что твой брат владеет половиной Виргинии. Посоветовал ему продать пойменные земли Брейдонам и участки в Ричмонде. Надеюсь, Уиклифф знает состояние дел будущего тестя, поскольку именно он владеет закладной на Треверс-Хилл. Но с его деньгами и любовью к лошадям, кто знает, может, это вложение и окажется удачным. Впрочем, Стюарт разбирается в лошадях, этого у него не отнимешь. По-прежнему лучшие конюшни на Юге. И вряд ли он примет советы Уиклиффа. Гай, разумеется, ничего не захочет слушать, хотя они с Уиклиффом друзья. Упрямые черти! Хорошо бы они еще и деньги умели считать.
 — Не забывайте, Джей Киркфилд Сэмюелсон, я тоже Треверс!
 — Как же я могу это забыть! Имя Треверсов по-прежнему одно из самых уважаемых в Виргинии.
 — Тем не менее я довольна помолвкой!
 — А вот меня кое-что смущает, — пробормотал муж.
 — Что именно?
 — Да эта помолвка. Знаешь, Мэрибел, Ли нашла меня в библиотеке и попросила точно объяснить финансовое положение Треверсов. Я пытался вежливо, но твердо сказать, что ей не стоит забивать свою хорошенькую головку столь скучными и прозаическими вещами. Я работал над важной сделкой и не хотел, чтобы меня отвлекали, но она стояла над моей душой, пока я не сдался и не пошел с ней в сад. Тебе известно, как я нервничаю, когда кто-то торчит у меня за плечом и мешает думать. Должен сказать, что она выглядела крайне обеспокоенной. Мало того, похоже, недавно плакала. Я посоветовал ей немного отдохнуть перед балом, но она буквально пронзила меня свирепым взглядом, заявила, что у нее дела поважнее, и попросила перестать обращаться с ней, как с безмозглой куклой. Мол, у нее голова не забита лентами и конфетами, и она имеет право знать о положении семьи.
 — Надеюсь, ты все рассказал ей, Джей, — немедленно выступила на защиту племянницы Мэрибел Лу.
 — А что мне оставалось делать? Я смертельно боялся, что иначе она устроит сцену, а ты знаешь, я терпеть не могу сцен. Очевидно, Ли не знала, что Треверсы погрязли в долгах. Короче говоря, она была потрясена.
 — Ничего, ей полезно знать правду. Ты прекрасно понимаешь, как сильно вредит Стюарту его гордость. Он и цента не попросит ни у Ли, ни у других детей, так что они могут умереть от голода, пока Ли Александра спокойно живет в Чарлстоне, ничего не ведая. Правда, Беатрис Амелия способна поделиться с родными, но я не нахожу в этом ничего плохого. Для чего же тогда существуют родственники, спрашиваю я вас?!
 Джей Киркфилд фыркнул. Мэрибел Лу в жизни ничего у него не спрашивала.
 — Так вот, меня смутило то, что она сказала.
 — А что она сказала?
 — Что-то насчет солнца и кинжала. И что времени нет, и никогда не было, и она сделает то, что должна была с самого начала. Я побоялся, что она подумывает ударить себя ножом в сердце. Представляю, какой поднялся бы скандал. Глупая болтовня глупой девчонки.
 — Что ж, разумеется, она исполнит свой долг. А все остальное… слишком много времени провела на солнце. Я видела, как она толковала со Стюартом Джеймсом возле загона. Теперь, когда о ее помолвке объявлено и Ли знает, как шатко финансовое положение Треверсов, она сможет помочь им после свадьбы. Это ее обязанность.
 Стюарт Джеймс тоже облегченно вздохнул, поскольку Мэтью Уиклифф подумывает стать его партнером по продаже табака из Уилллоу-Крик.
 — Мне кажется, Ли уже что-то узнала, еще до того, как я ей сказал, и только получила от меня подтверждение. Не будь Уиклифф таким прекрасным человеком, я заподозрил бы, что она выходит за него только по этой причине.
 — Вздор! Это брак по любви. Да я никогда еще не видела пары красивее! Может, она хотела ускорить свадьбу, чтобы посодействовать семье. Не сомневалась, что они поженятся. Вопрос был в том — когда.
 — В самом деле? — изумленно ахнул Джей Киркфилд.
 — Конечно. Сисси Уитклиф Мигрем, тетка Мэтью, — одна из моих ближайших подруг. Это она сказала мне на прошлое Рождество, что Мэтью влюблен в Ли. А наша Ли не дурочка, чтобы упустить такого жениха! Даже будь она глупа как пробка, известие о почти полном разорении семьи быстро заставило бы ее принять предложение Мэтью! И спрашиваю я вас, где бы она нашла партию лучше? Признаюсь, я очень тревожилась. Ночами не спала, когда до меня дошли слухи о долгах Стюарта. До чего же некоторые любят злословить, хотя это совсем не их дело! Теперь я хоть спать буду спокойно, зная, что все улажено.
 — Да и я тоже, — с облегченным вздохом согласился муж, но невольно насторожился, услышав шелест листьев пальмы. Он тут же выглянул из своего укрытия, но никого не обнаружил. Мэрибел Лу, забыв о горестях брата, уже с увлечением рассказывала о красоте занавесей в бальном зале.
 Ли Треверс глубоко вздохнула, наполняя легкие чистым благоухающим воздухом. Какая же духота в доме! Она едва не упала в обморок!
 Запрокинув голову, Ли прислушалась к скрипучей песне сверчка. Ей показалось, что невдалеке мелькнула фигура сестры.
 — Блайт! — тихо окликнула она. — Ты здесь?
 — Сейчас!
 — Что ты там делаешь?
 — Чулок спустился! Не хотела, чтобы он слетел во время рила, — засмеялась Блайт. — Ну вот, все в порядке. Мама упала бы в обморок, приземлись мой чулок в чаше с пуншем!
 Блайт, похожая на легкую фею, выступила из темноты, и в ее волосах мгновенно запутался светлячок.
 — Бал удался, верно? — спросила она.
 — Еще бы! Надеюсь, тебе весело? Я слышала такие хвалебные отзывы о тебе и ужасно загордилась.
 — Правда гордишься? — обрадовалась Блайт, беря сестру под руку и направляясь к дому.
 — Да, и мама с папой тоже. Он напыжился, как павлин, готовый хвастаться тобой перед всем миром. А мама сказала, что грацией и красотой ты напоминаешь ей бабушку Палмер.
 — Бабушку Палмер?! — ахнула Блайт.
 — Я видела, как ты танцевала с Джастином Брейдоном, — небрежно заметила Ли. — Похоже, он прекрасно проводит время.
 Блайт состроила комическую гримаску.
 — Всего один танец. Он пригласил меня еще на два, но, думаю, уже пожалел. Как истинный джентльмен, бедняга ни слова не сказал, когда я отдавила ему ногу. Какой позор! Я чувствовала себя ужасно глупой и неуклюжей!
 Блайт, к изумлению сестры, ожидавшей слез и отчаяния, снова рассмеялась.
 — Меня спас Адам. Думаю, Джастин попросил, вернее, умолил, заменить его. Знаешь, а мне гораздо больше понравилось танцевать с Адамом, чем с Джастином. До сих пор я не сознавала, каким милым может быть Адам, — призналась она, нюхая розу, которую держала в руке. — Наоборот, всегда считала его ужасно коварным, но на самом деле он просто очаровательный, занимательный и остроумный. И знаешь, я ни разу не наступила ему на ноги. До Адама я боялась, что совсем не умею танцевать. А с ним я забыла, что нужно отсчитывать такт, и летала как на крыльях. Он очень красив, не считаешь?
 Ли не верила ушам. Адам Мертон Брейдон? Очарователен? Добр? Занимателен?! Ли всегда считала Адама таким же очаровательным, как осиное жало.
 — Он сказал, что считает меня самой красивой и неотразимой женщиной на свете, — почти прошептала Блайт. — Как по-твоему, он правду сказал или польстил, потому что сегодня мой день рождения?
 Ли проглотила просившийся на язык ехидный ответ.
 — Уверена, что он не лгал, — честно пробормотала она, поскольку сама считала сестру редкой красавицей и всякий, кто не разделял этого мнения, становился в ее глазах болваном и олухом. Очевидно, Адам не настолько чудной, каким она его считала, если мог быть так мил с Блайт. Не то что Джастин!
 — Даже Джулия заметила, что ты сегодня на редкость хороша, — объявила Ли, вспомнив растерянное лицо Джулии, обнаружившей, что Блайт танцует с одним из наиболее верных ее поклонников.
 — А ты видела бедного Джона Дрейтона? — хихикнула Блайт. — Он ужасно расчихался, потому что перо Джулии щекотало ему нос во время танца. Адам утверждает, что одна ее прическа заняла полдня и Белла закатила истерику, когда Джулия потребовала, чтобы еще один кро-о-охотный локончик спускался на ее лилейное плечико. Знаешь, как Адам называет свои бачки? Бакенбарды «Пиккадилли»! Так говорят в Лондоне! О, Ли, это лучшая ночь в моей жизни! И я так рада, что ты объявила о своей помолвке! Я едва ли не впервые в жизни видела папу и маму такими счастливыми! Папа выглядел так, будто у него камень с плеч свалился! Надеюсь, ты не сразу уедешь?
 — Разумеется, нет. Но в следующем месяце мы с мамой отправимся в Чарлстон, объявить новость родным Мэтью, — рассеянно объяснила Ли, думая о словах Блайт.
 — Мэтью очень красив, Ли. И такой милый! Дважды танцевал со мной.
 — Ты права, Блайт, мне очень повезло.
 И он был на седьмом небе, когда она приняла его предложение. Она правильно поступила, согласившись выйти за него. Со временем придет и любовь. Она уже уважает его. Он ей нравится. И он ничего не ожидал взамен, спасая ее семью от бесчестия, позора и разорения. Отец не смог бы жить в позоре.
 Да, она сделала как надо, твердила себе Ли, пытаясь изгнать из мыслей образ Нейла Брейдона. Если бы только она могла выбросить его из сердца!
 Она украдкой наблюдала за ним, не в силах отвести глаз, а он вдруг повернулся, и их взгляды встретились. Она почувствовала себя такой беззащитной, словно он каким-то образом мог почувствовать, что делается у нее на душе.
 Ли опустила голову и старательно игнорировала его весь остаток вечера, ощущая себя проклятой и отверженной, будто каким-то образом изменила Мэтью. Он — тот, с кем она пойдет к алтарю. Мэтью будет возлюбленным Ли, отцом ее детей. Он любит ее. Она ему не безразлична. Почему же так упорно представляет себя рядом с Нейлом Брейдоном?
 Все это так неправильно. Неверно. Плохо. Она приняла решение и не отступит от своего слова.
 — Так вот вы где! Я искал вас! Боялся, что какой-нибудь негодяй и повеса сбежал с моей единственной и истинной любовью! — объявил Адам шутливо, завладев рукой Блайт и продев ее в сгиб своей на случай, если она вздумает сбежать.
 — Я только сейчас предотвратила ужасный скандал! Мой чулок повел себя совершенно неприлично, — весело объявила Блайт хохочущему Адаму. — Я отчаянно боялась, что во время нашего следующего вальса он окажется в чаше с пуншем. Можете представить, какой переполох бы поднялся?! Будь он еще розовым, никто ничего не заметил бы, но он зеленый!
 Она снова хихикнула, но тут же осеклась, когда он прижал губы к ее щеке, словно привык к таким вольностям, и обнял девушку за плечи.
 — Что за неисправимое дитя! Клянусь, она завладела моим сердцем! — воскликнул он, сам еще пока не сознавая всей важности сказанного. Но позже Адам все вспомнит и не станет терять времени на раздумья.
 — Ты идешь, Ли? — окликнула сестра, видя, что та нерешительно остановилась в дверях.
 — Я недавно видел Мэтью, только вот не помню, с кем, — вторил Адам.
 — Какой-то деловой знакомый. Хотел потолковать о новой сделке. Мэтью не смог ему отказать, так что… меня никто не хватится, если постою еще немного. Немного голова болит, — солгала Ли, мечтавшая еще несколько минут побыть в тишине и покое, прежде чем в который раз выслушивать поздравления, пожелания и вежливые, но навязчивые вопросы посторонних.
 — Наш танец, Люси, — напомнил Адам, увлекая ее на середину зала.
 Ли постояла в саду, наблюдая за счастливой парочкой. Блайт грациозно кружилась в объятиях Адама, заткнув красную розу за кружевную оборку лифа. Глаза Ли широко раскрылись при виде того, как Адам низко нагнул голову, словно вдыхая напоенный розами аромат душистой теплой плоти Блайт. Неужели это возможно?!
 Она покачала головой, отвернулась и побрела по дорожке. И неожиданно вздрогнула, как в ознобе. Странно, ведь вечер такой теплый.
 Сзади послышались шаги. Ли обернулась, решив, что Мэтью уже успел поговорить с партнером и теперь ищет ее.
 — Мэтт, ты… — начала она, но тут же осеклась, узнав высокого мужчину, приближавшегося к ней с грацией хищника и почти бесшумно. Она вряд ли узнала бы о его появлении, если бы он сам не захотел этого.
 Прежде чем Ли смогла отступить, Нейл оказался рядом, отсекая яркий, обнадеживающий свет, лившийся из окон бального зала.
 — Ты не влюблена в него, — почти грубо заявил он, сжимая ее плечи.
 — О чем вы, мистер Брейдон? Немедленно отпустите меня! Вы не имеете права говорить мне подобные вещи! Как вы смеете?! — возмутилась Ли, внезапно обретшая голос. Ей не терпелось отвернуться от него, не видеть выражения этих глаз, не чувствовать прикосновения рук, не тонуть в окружившей их темной пустоте.
 — Смею.
 — Оставьте меня в покое. Мне нечего сказать вам, мистер Брейдон, — пробормотала Ли, отворачиваясь, но он потащил ее за собой, пока они не оказались в беспощадно обнажающем свете фонарика.
 — Скажи, что любишь Мэтью Уиклиффа, и только тогда я оставлю тебя в покое.
 Ли смотрела на него, удивляясь странному требованию, и уже раскрыла рот, чтобы заверить наглеца в любви к Мэтью, но когда их взгляды встретились, почему-то не смогла найти слов. Наверное, потому, что, произнесенные вслух, эти слова очернили бы те чувства, которые она испытывала к Нейлу Брейдону.
 — Я собираюсь выйти замуж за Мэтью, — медленно, осторожно начала она. — Он человек благородный и любит меня.
 Безжалостная улыбка заиграла на губах Нейла Брейдона.
 — Значит, не можешь сказать? Не отводи глаз, — предупредил он, отпуская ее плечо и завладев подбородком, так, что она, если бы и хотела, не смогла избежать его взгляда. — Ты не любишь его. Твои глаза в отличие от губ не умеют лгать. Ты таешь в его объятиях, когда он целует тебя, касается тебя? Горишь от ненасытного желания испытать все новые ласки? Он когда-нибудь дотрагивался до тебя, как я? Вряд ли, для этого он слишком джентльмен, не так ли?
 — Чего не скажешь о вас.
 — Совершенно верно. Поэтому я и украл у тебя поцелуй. Твой первый поцелуй, правда? И все же, — жестоко напомнил он, — ты целовала меня в ответ так, словно мы давние любовники.
 Ли размахнулась, чтобы ударить его, не дать высказать страшную правду, но он перехватил ее руку, завел за спину и прижался к ней всем телом.
 — Ты тосковала по мне всю эту неделю? — издевательски осведомился он, пытаясь разозлить девушку и заставить признать правду. Он действовал без заранее обдуманного плана, просто, увидев ее одну в саду, не смог больше сдерживаться, хотя знал, почему она выходит за Мэтью, Но теперь еще и получил доказательство того, что она не влюблена в человека, которому дала слово.
 — Тосковала? Вы невероятно высокого мнения о себе, мистер Брейдон. Один поцелуй, и притом, как вы верно изволили выразиться, краденый! Да еще и потому, что вы приняли меня за другую. Сами признали, что вас интересуют исключительно забавы на сене! А когда вы узнали, что я не из тех, с кем можно поваляться в конюшне, а на следующий день забыть, трусливо сбежали. Значит, всего лишь жаждали доступных удовольствий, и, кроме того, вы ведь скоро возвращаетесь к себе, не так ли? — спросила она якобы с надеждой. — Следовательно, должны радоваться, что я выхожу замуж.
 — Вы продали себя, чтобы спасти семью.
 — Нет! Это наглая ложь! Я много лет знаю и симпатизирую Мэтью. И давно мечтала о браке с ним.
 — Мечтала? Признайся, ты решила идти к алтарю из-за семейных долгов!
 — Вы ничего не знаете обо мне. О моей семье. И в моей жизни вы ничто! Случайный знакомый!
 — Ничего? — повторил он, вызывающе сверкнув глазами. — Твой отец погряз в долгах. Ты дала согласие Уиклиффу, чтобы тот не отобрал Треверс-Хилл.
 — Моя семья для меня все, — прошептала Ли.
 — А я ничто.
 — Вы ко всему этому не имеете никакого отношения. Возвращайтесь на территории. К памяти о своей любимой жене. И оставьте меня в покое. Не понимаю, почему вы все это говорите? Что я для вас?
 — Может, я хотел не только доступных удовольствий.
 Ли уперлась кулачками в его грудь, пытаясь вырваться, борясь с ним… с призывом, звучавшим в его речах.
 — Считаете, что подобным заявлением оказали мне огромную честь? Поверьте, мне нет дела до ваших интересов.
 — Разве?
 — Никакого.
 — Попытайся быть честной хотя бы сама с собой. И признай, что нас тянет друг к другу. Или позволишь предположить, что ты целуешься с каждым встречным-поперечным, точно так, как со мной? — оскорбительно усмехнулся он.
 — Если вы так думаете, значит…
 — Нет, Ли Александра Треверс, не думаю. Именно поэтому я здесь. Надеюсь, ты тоже это понимаешь.
 Ли подавила поднимавшийся в душе страх.
 — Если я и ощутила минутную тягу к вам, то она давно прошла, — пробормотала она, пытаясь изобразить смех. — Увлечение, мистер Брейдон. Только и всего.
 Ах, как она старалась убедить себя в правдивости собственных слов!
 — Докажи!
 — Я не обязана ничего вам доказывать.
 — Боишься, верно? Тогда докажи свою любовь к Уиклиффу. Сможешь — и я немедленно уйду, соглашусь с тобой, что мы всего лишь увлеклись на миг друг другом, и больше не буду тебя беспокоить.
 Он не дал ей возможности ответить, завладев губами в мучительно-жарком поцелуе и придвинувшись так близко, что она должна была прижаться к нему или упасть.
 Ли трепетала в его объятиях. Его губы были жесткими и неласковыми. Сначала требовательными, потом вдруг нежными. На какой-то миг отстранились, чтобы снова прижаться к ее губам, заставляя их раскрыться шире. Язык властно господствовал над влажными тайнами ее рта.
 Он притягивал ее к себе, пока дыхание их не смешалось. Его руки скользнули по ее спине, дерзко стиснули талию, прежде чем легко провести по ее плечам, стягивая тонкую кисею рукавов. Пальцы проникли под вырез лифа, нашли маленький камешек соска, твердость которого послужила Нейлу достаточным доказательством его правоты.
 Он поднял голову, но тут же прикусил нежную мочку уха. В ноздри бил пьянящий аромат роз и жасмина, вплетенных в густую каштановую косу и отныне навсегда связанный для него с Ли Треверс.
 — Так отрицай! Отрекись от того, что происходит между нами, Ли Треверс, и обречешь нас обоих на вечные муки! — резко бросил он, но тут же замер, исполненный надежды, ощутив ее прикосновение. Ее пальцы погладили его затылок, запутались в золотистых локонах, губы приоткрылись сами собой, требуя поцелуев.
 — Вы здесь, Брейдон? — раздался из темноты пьяный голос Гая Треверса. — Хорошо, что я вас увидел. Хотелось бы покончить с нашим дельцем раз и навсегда.
 Ли испуганно застыла в объятиях Нейла.
 — Пожалуйста, отпусти меня, — умоляюще прошептала она, пытаясь поправить рукава, но он не послушался. И кажется, целую вечность смотрел в ее лицо, запоминая каждую черту: губы, мягкие и припухшие от его поцелуев, горящие страстью глаза, налитые сладкой тяжестью веки.
 Наконец он бессознательно сжал хрупкие плечи, прежде чем отступить и со зловещей улыбкой повернуться к Гаю.
 — Гай? — встревоженно спросила Ли, видя, что брат пошатывается и едва не падает. Несмотря на состояние бедняги, она еще в жизни не была так счастлива его видеть. Появление Гая спасло ее от измены Мэтью и своей семье. Она обещала выйти замуж за другого и не обесчестит его! Момент краденой страсти с незнакомцем в темном саду может обернуться целой жизнью унижения и позора.
 — Ли? Что ты делаешь здесь с этой свиньей? Он пытался вольничать с тобой, верно? Неудивительно. Он не джентльмен, Ли, я сразу это понял.
 — Нет, Гай. Он всего лишь… всего лишь поздравлял меня с помолвкой, — солгала Ли, не глядя на Нейла, но ощущая его пронизывающий взгляд. — И мистер Брейдон хотел узнать, не продам ли я Капитана.
 Хорошо, что она вовремя вспомнила разговор с другим гостем, не желавшим слушать никаких отказов продать жеребенка!
 — Глупец! Ты никогда с ним не расстанешься! Капитан не продается, Брейдон, а если бы и продавался, вам его не получить. Иди в дом, Ли. У нас с Брейдоном есть одно незаконченное дельце. Я сейчас приду, — надменно пообещал он, собираясь как можно быстрее разделаться с Нейлом.
 — А в чем дело, Гай?
 — Отказался скакать со мной на пари. Знает, что я его побью! Говорит, что у меня нет для него ничего ценного. Уверен, что я не отдам долга. А я джентльмен! Джентльмен всегда платит свои долги, даже такой свинье, как он. А уж этот я обязательно отдам, — заявил Гай, выступая на свет.
 — Нет, Гай! Пожалуйста! Брось его! — вскрикнула Ли, увидев в его руке пистолет.
 — Пошел и достал свои дуэльные пистолеты. Игрушки джентльмена, как вы назвали их, мистер Брейдон. Посмотрим, кто из нас лучше стреляет, раз уж вы такой трус, что боитесь состязаться со мной в скачке, дать возможность вернуть то, что я проиграл вам, как сделал бы истинный джентльмен. Что же, сэр, я вас вызываю! — воскликнул Гай, неуверенно шагнув вперед и ударив Нейла по лицу перчаткой. — Опозорил меня перед друзьями, выставил дураком! Попытайтесь на этот раз отказаться, сэр, и на вас ляжет клеймо труса! Впрочем, я это и так знал!
 — Гай, прекрати!
 — Ли, твое дело сторона. Это между Брейдоном и мной! Мы немедленно закончим спор здесь и сейчас. Посмотрим, насколько точно стреляют мои пистолеты с двадцати шагов, а, Брейдон?
 Гай протянул Нейлу оружие, и тот его взял.
 — Не надо, Гай! — взвизгнула Ли. Поздно. Гай уже отсчитывал шаги, и остановившись перед старым кедром, вытянул руку. Учитывая количество выпитого, пистолет он держал на удивление твердо. И спокойно прицелился в противника.
 Но ни Ли, ни тем более Гай не ожидали того, что произошло в следующую минуту.
 В ствол дерева рядом с его головой вонзился нож. И ни у кого не оставалось сомнения в том, что он оказался именно там, куда был направлен. Гай опустил руку, потрясенный сознанием того, как был близок к смерти.
 — Я не стану драться с вами на дуэли, мистер Треверс, — сообщил Брейдон. Но Гай, то ли потому, что был пьян, то ли ощутив прилив гордости и отваги, не сдавался.
 — Я настаиваю, сэр, — заявил он, снова поднимая пистолет.
 — Хорошо, сэр, но этот поединок вряд ли справедлив. Вы были предупреждены.
 — Повторяю, сэр, я настаиваю! Это дело чести.
 — К несчастью, да.
 — Пожалуйста, вы не можете это сделать! — едва не заплакала Ли, вставая между ними. — Он пьян и ничего не сознает.
 — Еще как сознаю, дорогая сестрица. Что скажете, сэр, насчет десяти шагов, вместо двадцати?
 — Вполне приемлемо.
 — На счет «три», сэр?
 — Как пожелаете, мистер Треверс, — любезно ответил Нейл Брейдон.
 — Ли, уйди с линии огня!
 — Ни за что! С места не сдвинусь! Прекратите это безумие! Вы не можете ненавидеть друг друга! Вы не враги! Никто никому не причинил зла! Твоя чертова гордость! Это в ней все дело, Гай?
 — Я посоветовал бы вам отойти, мисс Треверс, — бросил Нейл, взвешивая на ладони пистолет. — Очень неплох.
 — Я же говорил вам, сэр.
 — Совершенно верно.
 — Нет, нет, пожалуйста! — снова заплакала Ли, глядя на мужчин с таким ужасом, словно оба у нее на глазах сошли с ума. Но Гай с полным пренебрежением к просьбам сестры отступил вправо и снова прицелился в Нейла.
 Оба молчали. В тишине внезапно раздался оглушительный выстрел.
 Ли неверяще уставилась на Гая, но он оставался на ногах, не сводя глаз с Брейдона. Девушка, вздрогнув от страха, оглянулась, но Нейл вроде бы оказался цел и невредим.
 — Кажется, теперь моя очередь!
 Даже сквозь хмельной туман до Гая дошло осознание неминуемой гибели. Но он оставался на месте, глядя смерти в лицо.
 — Надеюсь, ваша меткость именно такова, как о ней говорят, сэр. Я не желаю медлить. А еще хуже — навеки остаться калекой.
 — Сделаю все, что в моих силах, — пообещал Нейл. Губы его слегка дернулись.
 — Спасибо.
 — Вы не можете хладнокровно пристрелить его!
 — Ли, — укоризненно пробормотал Гай, покачивая головой.
 — Интересно, сколько стоит жизнь вашего брата? — холодно осведомился Брейдон, целясь в сердце Гая.
 Ли только ахнула. Что же он за человек, если так бессердечно торгуется за чужую жизнь?
 Но Нейл не собирался убивать Гая, несмотря на то что он не промахнулся, и доказательством этого была рана в плече, из которой ручьем текла кровь.
 — Что вы хотите?
 — У мистера Треверса нет ничего, что интересовало бы меня. Зато есть у вас, мисс Треверс.
 Ли огляделась, удивляясь, почему никто не слышал выстрелов. Наверное, музыка заглушила необычный звук. Значит, никто не всполошился. Никто не придет на помощь.
 — Ну же, Брейдон. Не медлите! — крикнул Гай, чьи нервы начали сдавать от напряжения. — Спускайте курок!
 — Что вы хотите за жизнь моего брата? — настаивала Ли. Нейлу вдруг захотелось ранить девушку, отнять нечто ценное, дорогое ее сердцу.
 — Я возьму жеребенка, мисс Треверс. Отдайте жеребенка, и ваш брат останется жив, — выговорил он, ненавидя себя за подлость. Но он потерял ее и страстно желал, чтобы и она испытала хотя бы некое подобие той боли, что терзала его сердце. Пусть запомнит его навечно.
 Ли, не веря ушам, уставилась на него.
 — Вы заявляли, будто так любите свою семью, что готовы выйти замуж ради ее спасения. Так неужели не отдадите своего знаменитого жеребенка за жизнь брата? Или эта жертва чересчур велика?
 — Вы шутите? — не выдержал Гай, чувствуя себя так, словно уже лежит со смертельной раной в груди, и наконец-то ощущая нечто вроде стыда за свой поступок. — Ли обожает этого жеребенка.
 — Я серьезен, как никогда. Мне этот жеребенок пригодится, да еще как. И все лучше, чем иметь на совести вашу смерть. Кроме того, учтите, что в случае вашей смерти родным придется выплачивать ваши долги. Я же приму жеребенка в счет долга. Неужели ваша жизнь этого не стоит? Я приехал в Виргинию покупать лошадей. И этот жеребенок как нельзя лучше подходит моим целям. А поскольку вряд ли меня гостеприимно примут на завтрашнем аукционе, я начинаю торги сейчас. Мне нужен жеребенок.
 — Ублюдок! — прошипел Гай, бессильно прислоняясь к дереву.
 — Согласна, мистер Брейдон, — поспешно заверила Ли. Что ж, она впервые видит его в истинном свете, и, кажется, он снова стал для нее чужим человеком. Значит, так тому и быть.
 Нейл опустил пистолет.
 — Ваш долг заплачен, мистер Треверс, — сообщил он.
 — И чтобы больше я вас в Треверс-Хилле не видел! — предостерег Гай. — Иначе в следующий раз вы отсюда своими ногами не уйдете.
 — Не беспокойтесь, я не вернусь.
 — Мы пришлем Капитана в Ройял-Бей. Не трудитесь приходить за выигрышем, — продолжал Гай. — Сделайте шаг по земле Треверсов, и я влеплю вам пулю в лоб.
 — Скорее мы оба окажемся в аду, прежде чем вы снова увидите меня, — ответил Нейл.
 — Что здесь происходит? — спросил кто-то, и Ли встрепенулась, услышав голос Мэтью.
 Нейл оглянулся только раз, чтобы увидеть, как Ли Треверс бежит по дорожке сада прямо в распростертые объятия Мэтью Уиклиффа.




 ЧАСТЬ ВТОРАЯ



  Зимой свирепой… 

    Джон Мильтон


 Глава 12


  Последняя роза лета 
  Цветет одиноко, уныло, 
  Опали все до единой, 
  Увяли подруги милые .

    Томас Мур

  Виргиния, зима 1864 года 
 В густой чаще царила тишина. Голые деревья стояли, как часовые, на фоне сгущавшихся сумерек. Серое небо затянули набрякшие дождем тучи, предвещая бурю.
 На горизонте, за холмами, ворчал гром. Ему вторило эхо более зловещих, нестройных звуков: шагов солдат, маршировавших по грязной дороге с ружьями наготове на случай осады, топота лошадей, поскрипывания сбруи и звона шпор кавалерии. За ними шла артиллерия. Грохот колес сопровождался свистом кнутов погонщиков мулов. Животные, напрягаясь, тянули фургоны, нагруженные вещами, боеприпасами, едой, и телеги с ранеными и умирающими. Армия шла в поход. Но с наступлением темноты командир прикажет остановиться, выставить часовых и разбить лагерь. Вскоре в лесу зажгутся костры, и начнется долгая ночь.
 — Как думаешь, кто это? — послышался шепот из ближайших кустов.
 — Откуда, черт побери, они взялись?
 — А может, это колонна призраков? Топают сквозь ночь во главе с самим твердокаменным Джексоном, ведущим их в битву на своем старом гнедом, — пробормотал неизвестный, чье воображение было явно подогрето окружающим мраком. Второй солдат, уставший, замерзший и голодный, пугливо огляделся, почти ожидая увидеть привидение в сером мундире, с саблей наготове, на огнедышащем коне.
 — Его твердокаменная бригада здорово сражалась, когда снова брала Ромни, — вспомнил он.
 — Я там был в первом сражении, при Булл-Ране, когда он и вправду стоял каменной стеной, отдавая приказы. До сих пор на плече шрам от штыка чертова виргинца. С перепугу показалось было, что сам дьявол явился по мою душу!
 — Подумать только, что при Чанселлорсвилле старого Джексона застрелил его же солдат, приняв за врага!
 — Тихо, — остерег гортанный шепот. — Хотите, чтобы он услышал? Так он еще жив!
 — Да кто что услышит в таком шуме? Кроме того, он исчез вон за тем лугом. Думаю, это колонна серых [15] . Клянусь, здесь нет синих, кроме нас. Нужно же было забраться так далеко за линию фронта!
 — Если не хочешь, чтобы он врезал тебе, Бактейл, — посоветовал кто-то пенсильванцу, — сиди тихо, как мышь под носом у кошки.
 — Верно говорит, притихни, иначе в два счета окажешься в Джорджии, в Андерсонвилльской тюрьме, где и будешь торчать до скончания века, как блохастая крыса! Оттуда живыми не выходят. Говорят, там даже чума есть. А я не хочу быть зарытым в красной глине без отпущения грехов. Матушка, благослови ее Боже, в гробу перевернется, видя, как протестант молится над ее единственным сыном.
 — Если мы и попадемся, то только из-за тебя, чертов трепач! Да и твоя мать жива! Ты ведь от нее получил письмо в прошлом месяце? И еще читал мне его!
 — Прямо из Ирландии? Не думал, что твоя ма может читать и писать.
 — Услышала, что тут творится, и попросила важную леди набросать пару строчек. Так волновалась, бедняжка, что послала мне свой крест, который благословил тот же святой отец, что крестил меня.
 — Ему придется за многое ответить на Страшном суде.
 — Зато я ношу его сейчас на шее, и он спасет меня. А у сердца лежит письмо моей родной матушки, начертанное прекрасной доброй леди, так что у меня двойная защита. А потом я боюсь его больше чем целого полка серых.
 — Помни это, Сенная Нога, и капитан вытащит нас живыми из проклятого леса, — заметил Бактейл.
 — Уж я могу отличить левую конечность от правой лучше, чем ты, Соломенная Нога!
 — Если вы оба не заткнетесь, скоро вам вообще не понадобятся ноги, потому что их просто не будет, — буркнул кто-то.
 — А вдруг из чащи выползет какой-нибудь деревенский болван и, приняв парня с хвостом на шляпе за оленью задницу, выпалит в него из древнего мушкета?
 — Можно подумать, когда ты пришел в полк, имел что-то получше!
 — Зато теперь добыл магазинную винтовку Спенсера. Заряжаю ее раз в неделю, в зависимости от того, сколько мятежников уложил, — хмыкнул собеседник.
 — Знаете, — вздохнул ирландец, — бьюсь об заклад, в этих лесах летом полно ежевики сладкой и сочной, а в ручье наверняка водится жирная форель. Когда я укладывал рельсы, до чего же хорошо было улучить часок, спрятаться в траве и оседлать девчонку помягче!
 — Если не придержишь язык, то летом здесь не вырастет ничего, кроме твоих костей, а из травы будет скалиться твой голый череп!
 — Эй, слышите, филин кричит, — вмешался Бактейл.
 — Точно, отправился на охоту!
 — Хорошо бы сейчас кусочек копченого окорока. Эти виргинцы умеют коптить окорока!
 — Магуайр делает это ничуть не хуже. На прошлой неделе подорвал склады с засоленной говядиной и свининой в бочонках.
 — Откуда я знал, что в них? Жаль только, что вы так быстро смылись, могли бы хоть раз наесться досыта.
 — Да, ветчины, нашпигованной ржавыми гвоздями вместо гвоздики.
 — Я взял немного галет у мертвого мятежника. Ну и пакость! В куске листового железа и то больше вкуса. Думаю, он умер не от моей пули, а оттого, что питался этой отравой.
 — А я бы сдал всех вас за парочку оладий, — вздохнул молодой солдат, вспомнив материнскую стряпню.
 — Где же капитан? Начинает моросить. Похоже, еще до темноты пойдет снег. Ночь будет холодной, а ручей скорее всего замерзнет, — проворчал другой, растирая руки.
 — Откуда, по-твоему, капитан так хорошо знает здешние места?
 — Лучше не спрашивать. Хотя я уже три года с капитаном. Немногим повезло сказать то же самое, особенно после того, что мы пережили. Думаю, теперь и я знаю Виргинию так, словно тут родился. Не хуже генерала Роберта Ли.
 — Да, но в отличие от генерала капитану плевать, вычистил ли ты сапоги и стрижешь ли волосы по воскресеньям.
 — Наверное, ему важнее, чтобы ты остался в живых.
 — Угу. Самое лучшее, что могло со мной случиться, — это перевод в его отряд. Никогда не оставит ни раненых, ни мертвых. Не допустит, чтобы человека похоронили в безымянной могиле, одинокого и забытого родными.
 — Уж он не выбирал тебя за твое хорошенькое личико, это точно.
 — Просто я лучший снайпер, вот почему! — похвастался солдат.
 — И трепло редкостное!
 — Опять вы шумите!
 — Остается молить Бога, чтобы лейтенант не запутался снова в своих длинных ногах, как в тот раз. Да еще курок взвел перед этим! Пистолет и выстрелил. Часовые подняли тревогу, а все мы едва не погибли. Я до сих пор еще почесываю то место на заднице, где пуля сорвала кожу, и, заметьте, выпущена она была не из винтовки мятежника! Дьявол, лейтенант вроде должен быть на нашей стороне, а получается, что и его надо остерегаться!
 — Будем надеяться, что его очки не запотеют, как в тот день, когда они с капитаном отправились на разведку. Да он у себя под носом ничего не видел!
 — Думаю, лучший способ спастись — таскать в карманах запасные очки, на случай если он потеряет свои, как на прошлой неделе. Весь лагерь ходуном ходил, пока мы их не отыскали. Оказалось, все это время они мирно сидели у него на макушке. Слышал, что сначала капитан не очень-то был доволен иметь такого в отряде, не говоря уже о том, что он и на лошади сидит, как мешок с овсом!
 — Но он уже почти год с нее не падал, — добавил кто-то.
 — Верно, только стреляет по-прежнему паршиво. Вот капитан и не желал иметь такого под боком. Заявил, что он не нянька. Правда, полковник возразил, сказав, что должен же кто-то составлять карты для идущей следом армии.
 — Да, и теперь наш малыш картограф неплохо справляется. Вроде бы мягкий и вежливый, а все же ни на шаг не уступит, если не считать того случая, когда капитан приказал ему на будущее держать пистолет в кобуре, иначе он его отнимет. С тех пор лейтенант ни разу не вынимал его.
 — Значит, можно вздохнуть свободно.
 — Будем надеяться, что с ним ничего не случится, — пробормотал собеседник, метко плюнув табачной жвачкой в большой плоский камень. — Не знаю, как мы выберемся без капитана, а компас есть только у лейтенанта.
 Вышеупомянутый лейтенант Чатам осторожно следовал по пятам капитана, надвинув кепи с низкой тульей почти на глаза и проклиная погоду. И так увлекся, что едва не уткнулся носом в спину капитана, который секундой раньше внезапно замер и бесшумно пригнулся.
 Лейтенант воспользовался остановкой, чтобы стащить с носа очки в металлической оправе и протереть стекла. Снова надев очки, он с профессиональным вниманием цепко оглядел ландшафт, запоминая каждую деталь: расстояние до реки, ее ширину, скорость течения, возвышавшийся к востоку холм, расстояние между большими деревьями и возможность прохождения между ними тяжело груженных фургонов и пушек. И только потом плюхнулся на четвереньки, приняв совершенно недостойную для члена благородного семейства Чатамов из Бостона позу, и пополз следом за капитаном по сухой траве. Привыкший ко всему за годы войны, он даже не отводил в сторону колючие, оставлявшие глубокие царапины на лице ветки кустарника. Правда, борода немного защищала кожу, но почти не скрывала молодости лейтенанта. Он облегченно вздохнул, догнав капитана, который рассматривал вражескую колонну в подзорную трубу. И хотя капитан часто вел лейтенанта за линию фронта, прямо в лагерь противника, подчиненные привыкли безоговорочно доверять командиру.
 Чатам лишь на прошлой неделе узнал, что этому человеку присвоили внеочередной чин полковника, но для всех он по-прежнему оставался капитаном. Недаром его псевдоним был Капитан Даггер.
 В отличие от Джона Мосби, его собрата по профессии в стане конфедератов, чьи рейнджеры были лучшим летучим отрядом в Виргинии, никто не знал настоящего имени капитана. Лично Чатам подозревал, что он родом из этих мест, а может, с территорий. Кое-кто считал, что до войны он жил набегами и грабежом где-то вдоль границы штатов Канзас и Миссури. Но Чатам этому не верил. Капитан никогда не взял чужой нитки во время набегов, хотя его люди шутили, что, нанеся удар, они слишком поспешно удирают. Где уж там успеть поживиться! Они не убивали невинных штатских, и капитан строго предупредил, что оскопит каждого, кого обличат в подобном преступлении, а потом свяжет и выставит вместо мишени. Но каждый смелый набег, каждый взорванный склад оружия, каждый пущенный под откос поезд, каждое гнусное преступление, от насилия до убийства и погрома, приписывались капитану Даггеру и его «кровавым всадникам».
 Лейтенант не сдержал улыбки. Родители считали, что он служит во Втором Массачусетском полку инженерных войск вместе со многими выпускниками Гарварда. Они представить не могут, что сын — один из пресловутых «кровавых всадников», внушающих страх и ужас! Интересно, что сказали бы его спесивые гарвардские однокурсники, увидев сейчас своего трудолюбивого приятеля-очкарика? Разве он мог знать, что степень бакалавра в геологии и картографии позволит занять место в отборном подразделении капитана Даггера?
 С той поры как он оказался в этом отряде, стало ясно, что правдивыми были только наиболее невероятные истории о подвигах «кровавых всадников», при всем при том, что каждое из этих приключений кончалось с минимальными потерями. Однако на войне людям нужен выход для их страхов и ненависти. Им легче считать, что капитан Даггер — кровожадный негодяй, чем порядочный человек, сражающийся за дело, в которое верит. Но если лейтенант Чатам доживет до окончательного подавления мятежа против Союза и вернется домой, в Бостон, обязательно напишет и опубликует военные мемуары: недаром у него задокументированы подробности каждого набега и разведывательной экспедиции. Он обелит имя капитана Даггера! Люди должны знать правду!
 Холодная струйка заползла под воротник. Лейтенант поежился и, очнувшись от грез, уставился в ледяные светлые глаза капитана.
 — Сэр?! — нервно пробормотал он, боясь, что пропустил какое-то приказание. — Я думал, что пора начать замеры, сэр.
 — Разумеется, лейтенант, тем более что очень скоро стемнеет. Но прежде вам неплохо бы спрятаться под деревом, — заметил капитан, показывая на большой раскидистый дуб, чьи густые ветви почти не пропускали влаги.
 — Да, сэр, — промямлил лейтенант, подползая к дереву и поспешно вытаскивая из походной сумки компас, альтиметр, блокнот, чернильницу и перо и принимаясь составлять карту. Случайно подняв глаза, он заметил, что капитан ушел ниже по течению ручья. Длинная черная подзорная труба была направлена на дорогу. Скоро несколько очередных страниц блокнота будут заполнены шифрованными донесениями о численности сил противника.
 Когда Чатам поднял глаза в следующий раз, капитан был уже рядом.
 — Идем, — коротко бросил он и, подождав, пока лейтенант сунет в сумку приборы, отполз к деревьям.
 Молодому человеку, пробиравшемуся за ним сквозь кусты и знавшему, что каждый неверный шаг может наслать на их головы огонь мятежников, казалось, что прошла вечность, прежде чем они наконец остановились.
 Оказалось, что южане в большой спешке наводили понтонный мост через реку, пока остальная армия терпеливо ждала переправы.
 На свет снова появился черный блокнот, и капитан, быстро сделав очередную запись, жестом приказал лейтенанту следовать за ним. Они стали взбираться на небольшой пригорок, то и дело замирая, чтобы прислушаться. Голоса и шум все еще были слышны. Лейтенант снова едва не столкнулся с неожиданно застывшим на месте капитаном. Перед ними вырос дом с хозяйственными постройками. Даже в сумерках под непрерывно моросящим дождем Чатам понял, что здание было когда-то прекрасным образцом архитектурного искусства, выстроенным из выцветшего от времени кирпича. И несмотря на свидетельства запустения: оторванные ставни на окнах крытой веранды, заросший сорняками сад, — дом все еще носил отпечаток более счастливых времен. Сейчас он походил на прекрасную, но состарившуюся женщину или поблекшую от времени розу. Но никто не мог украсть у женщины ее красоту, а у розы — аромат.
 Лейтенант прислонился к столбу с облупившейся краской, который служил когда-то частью забора, огораживавшего участок пастбища. Очевидно, здесь располагалось богатое поместье. Что сталось с владельцами? Скорее всего поместье заброшено, хозяева умерли, сыновья отправились на войну, а дочери либо замужем, либо овдовели. Одно крыло разрушено случайным попаданием снаряда, несколько хозяйственных построек сгорели дотла. Но длинное низкое здание, похожее на конюшню, цело.
 Неожиданно в одном из окон появился неяркий свет, теплой струйкой лившийся в окружающий мрак.
 Джон Чатам сглотнул застрявший в горле непрошеный комок. Тонкий лучик, казалось, дотянулся до него и пробудил в душе глубоко скрытую нежность. Значит, в доме кто-то живет!
 Он радостно улыбнулся, но тут же в удивлении моргнул: капитан исчез!
 Лейтенант панически огляделся и облегченно вздохнул, увидев осторожно кравшийся к дому темный силуэт.
 Глубоко вздохнув, лейтенант поплелся следом, разрываемый противоположными эмоциями: ему одновременно хотелось и спрятаться в кусты, и заглянуть в окно. Остается надеяться, что в доме нет мятежников и что на дереве не сидит вражеский снайпер.
 Холодный дождь бил ему в лицо, немного успокаивая страхи. Он пересек поле и приблизился к капитану, жадно втягивая ноздрями дым горящих кедровых поленьев. Как же давно он не видел, как поднимается из труб дымок.
 Он сделал еще шаг и едва не вскрикнул, когда острый шип впился в ногу. Высвободившись, Чатам изумленно уставился на спутанный розовый куст. Жаль, что хозяйка не подрезала его в этом году!
 Он вспомнил, как мать, не доверяя садовнику, сама ухаживала за розами, предметом своей гордости.
 Лейтенант бесшумно подошел к капитану, стоявшему у одного из окон на дальнем конце дома, и уже хотел спросить что-то, но внимание того было приковано к сцене, разворачивавшейся по другую сторону окна. Лицо капитана казалось отлитым из бронзы и совершенно чужим. Недаром Чатаму почудилось, что он видит это лицо впервые. Он вздрогнул, неловко поежился, снова, в который раз, озадаченный человеком, так легко ввергавшим и избавлявшим его от опасных ситуаций. Но он не смог противиться искушению заглянуть внутрь и, затаив дыхание, приподнялся на цыпочки. Горло болезненно сжалось. Соленое тепло слез было тут же смыто дождем, не оставившим следов от мучительных эмоций, охвативших Чатама при виде семьи, собравшейся под крышей своего дома. Как ни стыдился он того, что шпионил за ними, все же не мог оторвать глаз от окна, жадно впитывая каждую деталь.
 Сначала он подумал, что это гостиная, но при ближайшем рассмотрении увидел, что комната слишком мала. Скорее приемная или кабинет. Кроме того, темные панели больше подходят мужчине, чем утонченным дамам. Восточный ковер был чересчур большим и наверняка лежал раньше в другом помещении, но придавал комнате уют и защищал от холода. У камина стояли два удобных кресла с высокими спинками. Странно, но они были разномастными: одно — элегантное, на изогнутых ножках, обитое розовым дамасским шелком, другое — глубокое, мягкое, обтянутое темно-зеленым бархатом. Позолоченный стульчик с шелковой вышитой подушкой вместо сиденья выглядел так, словно был принесен из бального зала. Похоже, сюда стащили мебель со всего дома! А подушки на диване истерлись до ниток! И никаких безделушек, картин на стенах и тому подобного, что можно было ожидать в таком доме, как этот! Однако, приглядевшись, лейтенант заметил темные прямоугольники в тех местах, где раньше висели картины, и попытался представить, как выглядел кабинет раньше.
 Его взгляд остановился на мужчине, сидевшем в зеленом бархатном кресле перед камином. Лица он не видел. Только серую штанину, вправленную в начищенный кожаный сапог для верховой езды, и желтый манжет серого мундира. Очевидно, в доме находился кавалерийский офицер армии конфедератов.
 На коврике перед медной решеткой расположилась, скрестив ноги, темноволосая девчушка, усердно трудившаяся над вышиванием. Время от времени она покачивала колыбельку. Мальчик лет трех-четырех с вьющимися темными волосами скакал в углу на деревянной лошадке. Короткие ручонки размахивали воображаемой саблей. На диване под покрывалом в мелкий цветочек полусидела на подушках хрупкая на вид женщина, прекрасная какой-то неземной красотой. Сразу было заметно, что она недавно перенесла то ли тяжелую болезнь, то ли невосполнимую утрату. Прелестное лицо омрачала тень печали, страдания оставили свои следы в виде неестественной бледности, темных кругов под глазами и плотно сжатых губ, словно их обладательница едва удерживалась от слез. Тонкими дрожащими руками она пригладила длинную упавшую на лоб прядь и прижала пальцы к вискам, будто ее терзала невыносимая боль.
 Дверь открылась, и порог переступил темнокожий мужчина в зеленой ливрее, очевидно, дворецкий. Медленно прошагав к камину, он сказал что-то сидевшему офицеру, недовольно покачал головой и, посмотрев на безразличную ко всему женщину, снова покачал головой и удалился.
 Не прошло и минуты как дверь снова открылась, впустив двух женщин. Первой шла высокая тощая мулатка с медным отливом кожи, странными узкими глазами и высокими скулами. Лейтенант, не видавший ранее ничего подобного, вытаращил глаза. Она напомнила ему изображения диких индейцев, виденные в книгах, опубликованных художниками, которые прошли Великие Равнины. Но вместо кожаных штанов с бахромой на ней было аккуратное шерстяное платье, прикрытое белоснежным передником. В руках она несла поднос, нагруженный посудой, которую стала расставлять на выщербленном столике в центре комнаты.
 Женщина, сопровождавшая мулатку, казалась худой, на грани истощения. Густые каштановые волосы, собранные в большой узел, оттягивали тонкую шею. Но красоту ее ничто не могло погасить, даже черный траурный наряд самого простого покроя. Вероятно, пышные туалеты с оборками и кружевами только затмили бы чистоту этого необыкновенного лица. Но больше всего притягивала взгляд ее походка, естественная, грациозная, плавная. Ноги, казалось, даже не касались земли!
 Незнакомка подошла к колыбели, вынула маленький сверток, закутанный в мягкое шерстяное одеяльце, нежно поцеловала розовую щечку младенца и осторожно прикрыла темную головку. Крохотный кулачок успел поймать ее палец, прежде чем женщина улыбнулась ребенку и осторожно положила его в колыбель. Лейтенант беззвучно вздохнул. Что бы он не отдал, чтобы иметь семью и такую чудесную жену! Интересно, мальчик у нее или девочка?
 Женщина наклонилась к офицеру, поцеловала его в лоб и сжала руку. Сердце лейтенанта неожиданно пронзила такая печаль, что он поспешно отвернулся и уставился на капитана. Ему пригрезился какой-то звук, но он, очевидно, ошибся, потому что капитан не шевелился. Разумеется, нельзя винить капитана в том, что он проклинает генерала Ли, если только Чатам не ослышался. Они не стояли бы на ветру и дожде, если бы Юг не попытался выйти из Союза. Даже незваных гостей наверняка пригласили бы разделить ужин и ночлег!
 Чатам снова повернулся к окну. Молодая женщина наклонилась, рассмотрела вышивку, гордо протянутую ей маленькой девочкой, сказала что-то, по-видимому, не жалея похвал, потому что лицо малышки осветилось радостью и застенчивой улыбкой. Шутливо дернув за темный локон ребенка, женщина поспешила подхватить на руки мальчишку, которого в этот момент сбросила деревянная лошадка-качалка. Вопли боли и раненой гордости доносились даже до лейтенанта. Но скоро слезы высохли, крепкие ножонки снова встали в стремена, и малыш даже умудрился вымолить поцелуй у дамы, как подобает настоящему кавалерийскому офицеру. Незнакомка, оставив его, направилась к дивану, где дремала больная, которую не разбудил даже плач мальчишки. Закутав лежащую в покрывало, женщина прижала ладонь к ее лбу. Лейтенант нахмурился, опасаясь, что у несчастной может быть лихорадка. И затаил дыхание при виде женщины в черном, шагнувшей к окну. Усилием воли он заставил себя не двигаться, зная, что в темноте его никто не разглядит. Она была так близко, что он увидел ее глаза. Сказочные, волшебные темно-синие глаза, в которых словно отражалось тепло маленькой комнаты. Женщина развязала шнур гардины, закрыла половину окна и постояла немного, глядя на дождь. Сейчас, повернувшись спиной к комнате, подальше от любопытных глаз она впервые позволила себе дать волю чувствам. И лейтенант отвернулся, не в силах вынести мучительные боль и тоску в этих синих глазах.
 Потом она исчезла, оставив двоих стоять под окном.
 Чатам оглянулся на капитана, но тот уже уходил. Лейтенант поспешил следом, но позволил себе последний раз оглянуться на дом. Молния прошила небо, и он впервые заметил над небольшим куполом бешено вертевшийся на ветру флюгер в виде бегущей лошади.

 Глава 13


  Есть в мире жнец, и Смерть ему прозванье. 
  Отточенным серпом он равно укрощает 
  Колосьев бородатых тяжелое дыханье 
  И пестроту цветов, что между них сияют. 

    Генри Лонгфелло

 Молодая женщина выждала у окна еще немного, глядя во тьму, прислушиваясь к стуку капель по стеклам, прежде чем задвинуть зеленые бархатные шторы и отсечь холодную неприветливую ночь. Зябко вздрогнув, она повернулась к уютному теплу и свету. Стивен снял стекло с керосиновой лампы и поджег фитиль. Крошечный огонек неохотно занялся, но тут же загорелся, жадно питаясь тем небольшим количеством керосина, который еще оставался в резервуаре. Стивен, что-то бормоча, поставил лампу на стол.
 — Когда ты уж перестанешь ворчать! — пожурила Джоли, расставляя тарелки. — Мы с мисс Ли приготовили кучу восковых свечей. Все равно мне их запах больше нравится. Напоминает о лете. Мисс Ли нашла рой и украла немного меда и сот. Крадущийся Лис наверняка гордился бы ею, право слово, гордился! И у нас еще есть свечи из восковницы, так что все обойдется. И с нами ничего не случится, я это чувствую, Стивен. Слышал гром? Недаром у меня по коже целый день мурашки ползают. Что-то носится в воздухе. Так и потрескивает.
 — Просто у тебя опять палец на ноге разболелся, вот и все, и я надеюсь, что это потрескивает тот хлеб, что ты печешь к ужину, потому что в последний раз это трещала молния, ударившая в сортир! — парировал Стивен, далеко не убежденный в сверхъестественных способностях жены. — А еще ты, наверное, подхватила блох в бальном зале, где жили солдаты. Говорил же тебе, что мы плохо его вымыли. Да и чем мыть, раз мыла нет! Мистер Стюарт не пустил бы туда даже старого мула, такое там творилось после ухода янки.
 Голос его слегка дрожал, руки тряслись, но он старательно поправил потертый обшлаг рукава, словно каждую минуту ожидал появления Стюарта Треверса со стаканом мятного джулепа в одной руке, сигарой в другой и в сопровождении целой компании приятелей.
 Джоли ободряюще похлопала мужа по руке, и супруги обменялись понимающими взглядами.
 — Смотрите, смотрите, как скачет моя лошадка! Быстрее всех!
 — Да, детка, конечно, — кивнула Джоли, поднимая мальчика и сажая себе на колени. — Правда хорошо пахнет?
 Из супницы в самом деле доносились соблазнительные ароматы.
 — Я голодный. Хочу есть! Мама, мама, поешь. Маме тоже давать есть, — заявил малыш, с жадностью глядя, как Ли раскладывает по тарелкам дымящийся ямс.
 Джоли улыбнулась и, пригладив каштановые кудри ребенка, сунула ему в рот кусочек кукурузной лепешки.
 — Тише, тише, детка. Твой визг даже мертвого поднимет, — уговаривала она, с тревогой глядя в сторону женщины на диване, метавшейся в беспокойном сне.
 — Болеет. Тише, детка, тише, — повторил ребенок, набив рот лепешкой.
 — Верно, малыш, мама больна. А ты хороший мальчик, послушный. Только с ней что делать? Нужно как-то накормить ее, пусть нарастит хоть немного мяса на костях, иначе долго не протянет! — вздохнула Джоли, накладывая полную тарелку тушеного мяса в такой густой подливе, что, казалось, она прилипнет, как клей, стоит только попасть в желудок. Ли закончила нарезать лепешку толстыми ломтями, взяла тарелку и, подойдя к женщине, осторожно тронула ее за руку.
 — Алтея, — тихо позвала она.
 Алтея открыла глаза и попыталась сесть.
 — Натан? — прошептала она, лихорадочно осматриваясь. Тусклые карие глаза на миг осветились надеждой.
 — Нет, мы пока не получали известий, — извиняющимся тоном пробормотала Ли, ненавидя себя за то, что так и не смогла сообщить сестре, что Натан пропал без вести еще перед Днем благодарения.
 — Ничего? — переспросила Алтея, в отчаянии тряхнув головой. — Не понимаю! Если бы я только осталась в Ричмонде, наверняка узнала бы что-то! Тетя Мэрибел ничего не пишет? Может, она слышала о Натане? У дяди Джея такие связи в армии! К этому времени им уже стало известно о местонахождении Натана, я уверена!
 — Неужели не помнишь, Алтея? Тетя и дядя в Европе. Они уехали из Ричмонда сразу, как привезли тебя сюда. Поэтому ты вернулась в Треверс-Хилл. Тебе не с кем было остаться в Ричмонде. Ты была смертельно больна, и тетя Мэрибел знала, что мы сумеем о тебе позаботиться, — терпеливо, словно ребенку, разъясняла Ли.
 — Да-да, припоминаю… нам пришлось уехать, потому что я заболела, — согласилась Алтея, на секунду закрывая глаза, словно этим могла облегчить боль. — А от других тоже нет ничего? Адам! Адам должен знать. А Ройял-Бей? До них не доходят новости? Никто не подумает искать меня здесь. Нужно ехать в Ройял-Бей.
 — Новостей нет, Алтея, — в тысячный раз повторила Ли, но та не уставала спрашивать, отказываясь поверить, что Натана могли убить.
 Ли подумала, что сестра похожа на привидение со своими запавшими глазами и светлыми волосами, окутавшими плечи будто саваном. Какой ужас она испытала, когда увидела, что сталось с Алтеей. Она в самом деле казалась мертвой, лежа на носилках, которые солдаты вытащили из фургона. Ее сопровождали Мэрибел Лу с мужем. Как влиятельный член правительства конфедератов в Ричмонде, ставшем столицей Конфедерации Южных Штатов Америки, Джей Киркфилд добился места для своей племянницы и ее детей в одном из фургонов, доставлявших припасы на фронт. Родственники остались ровно настолько, чтобы сесть в тот же фургон, теперь битком набитый ранеными. Ли никогда не забудет комической фигуры тетки, сидевшей в задке фургона, в широком сером плаще, отделанном желтой тесьмой, и поразительно безвкусной шляпке, поля и тулья которой были разрисованы звездами и перекладинами: дань флагу Конфедерации. Мало того, за ленту были заткнуты три маленьких пера: красное, белое и голубое, и одно громадное, страусовое, серого цвета, вызывающе раскачивающееся до тех пор, пока не исчезло из виду. Солдаты шутили, что генерал Мэрибел Лу спокойно доставит их в Ричмонд, поскольку ни один янки не посмеет встать у нее на пути. Больше Ли не видела родных. Немедленно по прибытии в Ричмонд они отправились в Европу на одном из судов, которые осмеливались прорвать блокаду. Джей Киркфилд, известный финансист, был послан правительством конфедератов, чтобы получить кредиты и поддержку у сочувствующих богатых европейцев, а также попытаться склонить симпатии остальных в пользу южан.
 До этого Алтея жила в Ричмонде с тетей и дядей, переехав к ним, когда в городе стало слишком тесно. Сюда стекались политики, военные, правительственные работники, искатели наживы и просто множество сторонников и добровольцев, а главное, через город лилась неиссякаемая река беженцев, пешком и в фургонах, нагруженных пожитками, стремившихся уйти, подальше от боев, бушующих на полях страны. И эти толпы все увеличивались по мере того, как продолжалось победное наступление федеральных войск к самому центру сопротивления южан.
 Дом Алтеи, тот самый, где она прожила с Натаном несколько счастливых лет, был реквизирован правительством для постоя офицеров. Как многие до нее, Алтея вызвалась работать в военном госпитале: читала письма выздоравливающим, писала от имени тех, кто сам не мог держать перо или был неграмотен. Извещала незнакомых людей о смерти мужа, 206 отца, сына или брата. Два года она неустанно трудилась, пока не свалилась с тифом и едва не умерла. Болезнь рыскала по городу голодным волком, собирая свою зловещую жатву.
 — Алтея, ты должна поесть.
 — Не могу, Ли. Меня просто вырвет. Жаль, что тебе приходится носить черное. Какой ненавистный цвет, — прошептала Алтея. Силы оставили несчастную, и она снова опустилась на подушки.
 — Можешь и будешь, — резко возразила Ли, игнорируя слабые протесты сестры. Она не собирается стоять в стороне и смотреть, как тает Алтея! — Кажется, ты запамятовала, что у тебя есть сын и дочь, которых еще надо вырастить! Кто, спрашивается, будет заботиться о них, если не ты? Я люблю их, но им нужна мать! Или ты забыла, что у меня на руках еще один ребенок? Как по-твоему, что почувствует Натан, когда возвратится и узнает, что ты умерла, потому что не нашла в себе храбрости продолжать жить, воспитывать детей и ждать его с войны?
 Все, что угодно, лишь бы рассердить Алтею, вызвать в ней хоть какой-то отклик.
 — Мисс Ли! — ахнула Джоли, шокированная столь безжалостной речью, и попыталась что-то добавить, но поспешно сжала губы под остерегающим взглядом молодой хозяйки, удивительно напоминавшей в этот момент свою мать, Беатрис Амелию Треверс. Поэтому мулатка сочла за лучшее промолчать.
 — Ли, — пробормотала Алтея, с недоумением и обидой глядя на сестру, — как ты можешь говорить мне такие ужасные вещи? Как смеешь до такой степени не уважать меня?
 На впалых щеках появились два красных пятна. В усталых глазах блеснул гнев.
 — Смею, потому что не желаю видеть тебя в гробу, Алтея. Слишком много людей, которых я любила, покинули меня, и я ничем не смогла им помочь. Зато вполне в силах помочь тебе. Если не станешь есть сама, я силой впихну еду тебе в горло, и если погибнешь, то лишь потому, что подавишься этим жилистым старым опоссумом, — предупредила она, яростно сверкая глазами, но тут же покаянно опустила голову — О, Алтея, я не смогу жить дальше, если и ты уйдешь. Прости, мне не следовало это говорить. Просто я ужасно устала. И не только потому, что крыша протекает, но, кажется, на чердаке завелись крысы.
 Ли выдавила грустный смешок и рассеянно потерла лоб. Алтея воззрилась на нее, словно увидела впервые за несколько лет.
 Ли стала взрослой.
 — Нет, это ты меня прости, — попросила Алтея, сжимая худенькую руку Ли и проводя пальцем по мозолям и волдырям, покрывавшим ладонь. Сколько же работы переделала Ли и ни разу не пожаловалась! Теперь она вела дом, совсем как когда-то мать, но Алтея понимала, что надолго ее не хватит. Нужно скорее подниматься и взять на себя часть ноши. Ли права, что подумает Натан, когда вернется и узнает, что она сдалась, не выполнив долга перед его семьей и перед сыном.
 Алтея с любовью взглянула на мальчика с каштановыми кудрями, унаследованными от отца. Натан так гордился им. Они назвали его Стьюардом Расселом в честь обоих отцов, его и ее. А Ноубл Брейдон дожил до крестин своего внука. Он почил в мире еще до того, как Виргиния вышла из Союза, до объявления войны, до…
 — Ты права, пахнет восхитительно, — объявила Алтея, и в голосе прозвучало нечто вроде прежней гордости и решимости.
 Снова откинув с лица влажные от пота волосы, она поморщилась.
 — Завтра же вымою голову. Не желаю, чтобы Натан увидел, как я подурнела. Кстати, ты ничего не слышала? — снова спросила она, вглядываясь в лицо Ли и словно желая проверить, не утаила ли чего-то сестра.
 — Ничего, — честно ответила Ли.
 — Он, должно быть, ранен и лежит в госпитале. Если бы только не покинул Виргинию. Я могла бы вернуться в Ричмонд и ухаживать за ним.
 Глаза ее внезапно затуманились при мысли о худшей участи мужа.
 — Помоги нам Боже, Ли, если он попал в плен и сидит в какой-нибудь тюрьме янки!
 Ли старательно отводила взгляд от измученного лица сестры.
 — Натан не пропадет даже в тюрьме федералов! Скорее всего ведет гражданские дела для половины надзирателей, а может, и для самого Линкольна.
 — Верно, — согласилась Алтея, немного успокаиваясь.
 Она и не подозревала, насколько невероятно предположение сестры, но оно давало надежду.
 — Опоссум? — протянула она, слегка хмурясь. Но вынудила себя есть, сначала медленно, потом с аппетитом человека, твердо вознамерившегося поскорее поправиться. — Совсем неплохо, даже очень. И я бы попробовала кусочек кукурузной лепешки. Пахнет восхитительно.
 — Вот и хорошо, — удовлетворенно кивнула Ли, вставая.
 — А где Ноуэлл? — с материнской тревогой прошептала Алтея, впервые за несколько месяцев проявившая интерес к детям.
 — У камина. Вышивает для тебя платок. Становится такой же прекрасной мастерицей, как была мама. Она постоянно спрашивает про тебя и очень скучает.
 Алтея кивнула.
 — Разреши ей подойти ко мне после того, как я поем. Мы так долго не были вместе! Я бессовестно пренебрегала ею. Даже ни разу не почитала на ночь.
 — Ты болела.
 — Нет, и до болезни тоже. Удивительно, как это она не возненавидела Стьюарда! Я так его избаловала. Но уж очень обрадовалась, что родила Натану сына.
 — Ноуэлл очень нежна с ним. Я слышала, как она говорила, что пока ты болеешь, будет ему мамой и позаботится о нем. Так оно и вышло. Она читает ему ту же книгу волшебных сказок, что когда-то ты читала ей. Вы с Натаном можете гордиться своей дочерью. Она во всем мне помогает, и я знаю, что когда меня нет дома, о Стьюарде и маленькой Люсинде можно не беспокоиться.
 — Я и горжусь, — кивнула Алтея. — Иногда она до боли напоминает мне Натана. Такая серьезная малышка! — Она с любопытством оглядела комнату и громко удивилась при виде креслица, обитого розовым дамасским шелком. — Мамино кресло!
 — Когда пришли янки и заняли дом под полевой госпиталь, мы передвинули сюда всю мебель, какую смогли. Решили, что лучше не попадаться им на глаза. К счастью, мы уже успели спрятать серебро и все ценности. Наше наследство спасено благодаря Адаму, — пояснила Ли с лукавым блеском в глазах.
 Какая это была чудесная картина, когда Адам заявился в Треверс-Хилл с расшатанным фургоном, влекомым парой древних мулов, каким-то образом не привлекших внимания военных, реквизировавших все, что не вросло в землю!
 Сам Адам сделал четыре ездки и успел дочиста вывезти из Ройял-Бей дорогую мебель и предметы роскоши. Он поклялся, что янки не доберутся до их богатств. И уж лучше он ограбит Треверс-Хилл, чем чертовы синебрюхие. Адам, отец Ли и Сладкий Джон погрузили все сокровища в фургон и на тележку, запряженную толстеньким Тыковкой, и доставили в тайник, о котором знал только Адам. Возвратившись домой, отец был настроен весьма воинственно, и Ли заподозрила, что они успели осушить кувшинчик кукурузного виски, но Стюарт покачал головой и признался, что наконец-то проведал, где прятались от заслуженного наказания буйные парнишки Брейдонов.
 — С тех пор прошло немало времени. И у нас успели побывать янки. Правда, офицеры были очень вежливы с нами, как и раненые солдаты, в основном почти совсем мальчишки. И очень благодарны.
 — Откуда ты знаешь? — удивленно ахнула Алтея.
 — Я помогала хирургам. Просто не могла смотреть, как они умирают, — призналась Ли, в чьей памяти еще были свежи муки несчастных, истошно кричавших во время зверских ампутаций. — Некоторые были из Западной Виргинии и Мэриленда. Почти соседи. И ничем не отличались от Палмера Уильяма, Гая или Стюарта Джеймса. Думаю, и их семьи так же тревожились, как и наши. Я делала что могла, не очень много, но моя совесть чиста. Собственно говоря, это мы должны быть благодарны янки.
 — Благодарны? По-моему, это слишком, — возмутилась Алтея, шокированная столь предательскими мыслями. — Я слышала жуткие истории о грабежах. Моя лучшая подруга Мэри Хелен, живущая в Батон-Руж, написала, что янки ворвались в ее дом, искали серебро, грозили убийством и насилием, если ничего не найдут. Когда слуги попытались убрать после погрома, солдаты сказали, что они больше не обязаны никому служить, а если не уйдут сами, их перестреляют.
 — Да, но не будь здесь янки, Треверс-Хилл наверняка разбомбили бы, как Ройял-Бей, и тогда у нас над головами не осталось бы даже дырявой крыши.
 — Бедная Юфимия, — вздохнула Алтея. — Согласись она переехать сюда, была бы с нами поныне.
 — Мы просили ее, умоляли, но он твердила, что не оставит свой дом. Она жила там одна, если не считать двоих слуг. Даже старую Беллу отправила в Ричмонд, к Джулии. Уж очень была горда и упряма. А потом…
 Ли так живо представила Ройял-Бей, охваченный пламенем, словно это было не год назад, а вчера.
 — Зачем понадобилось уничтожить такое чудесное местечко?
 — Обычная злоба, — решила Алтея.
 — По крайней мере, пока янки были в доме, нам не грозили нападения дезертиров, особенно тех, кто сбежал из нашей же армии. Самые подлые, не щадящие своих твари!
 Пятеро таких, в оборванных пыльных мундирах, как-то явились грабить Треверс-Хилл. Четверо и посейчас гниют, закопанные в навозе на задах конюшни.
 — Мы ни в чем не могли отказать янки из страха быть казненными. Генерал Поуп издал приказ, что всякий, кого уличат в помощи конфедератам, будет расстрелян. Солдатам же предоставляется полная свобода, иначе говоря, они могут грабить, забирая все съестное и оставляя население умирать с голоду. А если поблизости окажутся партизаны, нас признают виновными и соответственно накажут. Однако мы еще можем спастись, подписавшись под клятвой верности Союзу.
 — Да, я еще в Ричмонде слышала об этом безумце. Сколько проклятий сыпалось на его голову! — вздохнула Алтея, не в первый раз подумав, что все они попали в какой-то нескончаемый кошмар. Весь мир сошел с ума. Все потеряло всякий смысл. То, что раньше казалось важным, теперь ничего не стоит. — Интересно, что сказала бы мама, увидев, как мы едим здесь? — с грустной улыбкой продолжала Алтея. — Она всегда так строго соблюдала приличия. Боюсь, даже в этих обстоятельствах заставила бы нас переодеваться к ужину и, как гостеприимная хозяйка, пригласила бы к столу янки. Так и слышу, как она просит Стивена принести чайный сервиз! И наверняка на столе лежала бы чистая, выглаженная скатерть, и пусть бы вблизи гремели пушки, все равно она сидела бы и с полным спокойствием накладывала на тарелки карри и рис. Помнишь, что мы ели каждое воскресенье? Странно, что такие мелкие подробности надолго остаются в памяти!
 Ли оглядела загрубевшие от работы руки, думая, что мать так и не смогла принять войну как грубую действительность, одного за другим отнимавшую у нее любимых, уничтожившую мирную жизнь в Треверс-Хилле. Она пыталась держаться так, будто ничего не произошло и ничто не изменилось. В конце концов, мать и сама этому поверила, словно на дворе стояло лето шестидесятого, а не шестьдесят третьего, и в Треверс-Хилл вновь съехались гости и родные, и вот-вот начнутся пикники, балы и барбекю. С прежним блеском в глазах Беатрис Амелия уверяла, что дочери — ее гордость и радость.
 Летом она еще могла бродить по саду среди душистых роз и грезить о давно миновавших днях. Но зима пришла слишком скоро, и одним холодным утром, когда на замерзшую землю лег первый снег, Беатрис Амелию нашли в саду. Босая, в одном тонком, не защищавшем от холода халатике, она вышла в ночь, чтобы подрезать розы. Бедняжка умерла через неделю. Единственным утешением Ли было сознание, что в смерти мать обрела покой, который искала.
 Ли оглядела комнату, и в глаза в очередной раз бросились перемены, которые они затеяли, чтобы выжить.
 — Эта комната — самая теплая в доме, — объяснила она Алтее. — Большинство помещений просто закрыто, да и здесь не топилось до сегодняшнего вечера. На рассвете мы зажигаем огонь в твоей комнате и кухне, потом подбрасываем по одному полешку, чтобы горело подольше, а вечером снова зажигаем. Не стоит привлекать излишнего внимания. Не забывай, в округе бродит немало дезертиров, грабя дома, либо заброшенные, либо те, где живут одни женщины. А по ночам мы размещаемся в двух спальнях. Не хочется зря тратить дрова. Я не слишком ловко обращаюсь с топором, а о Стивене и речи нет. Раньше ему никогда не приходилось рубить дрова. Какое у него сделалось оскорбленное лицо, когда я сказала, что отныне нам придется самим заготовлять растопку! Мы стараемся использовать все, что есть поблизости. Не хотелось бы уходить далеко от дома: слишком много незнакомых людей встречается в лесу, а врага с первого взгляда не различить. Доверять же цвету мундира больше невозможно.
 — По-моему, вполне разумные меры предосторожности, — согласилась Алтея, впервые заметив ружье, прислоненное к стенке у двери. — А где спят дети?
 — На раскладных кроватях в моей комнате. Джоли остается с тобой, на случай если что-то понадобится.
 — Теперь, когда я почувствовала себя лучше, положи их у меня. Тебе нужно отдохнуть, дорогая, а мне спокойнее, когда дети рядом. Да и Люсинда тоже, — предложила Алтея, которую беспокоил измученный вид сестры.
 — Нет! — резко ответила Ли и уже спокойнее добавила: — Люсинда будет со мной. Ноуэлл и Стьюард пусть перебираются к тебе, но не позволяй им себя утомлять. Ты все еще очень слаба, и тебе следует сначала восстановить силы. Кстати, не хочешь еще немного тушеного опоссума?
 — Хочу. Конечно, это свинство с моей стороны, но я зверски голодна.
 — Опоссум, — пробормотал Стивен, расстроенно наблюдая, как Ли накладывает мясо. — Даже белые голодранцы им побрезговали бы! А прошлой ночью вы подали на ужин гороховый суп!
 — И завтра тоже подам вместе с поджаренным пюре из ямса, который остался от сегодняшнего ужина, — заверила Джоли, вызывающе сверкая глазами.
 — Страшно подумать, женщина, что сказал бы полковник, увидев нас в таком состоянии, — ныл Стивен, с отчаянием рассматривая дымящееся содержимое супницы, впрочем, на удивление быстро исчезавшее.
 — А завтра, если только я доберусь до подлой несушки, той, что прячет от меня яйца, испеку пирог с белкой.
 — Если бы только мистер Ноубл, дедушка мастера Стьюарда, узнал, что единственный внук питается опоссумами и кормом для свиней… да я бы в глаза ему не смог посмотреть.
 — Послушай лучше меня, старик! — прошипела Джоли, пронзив его негодующим взглядом. — Может, полковник и перевернулся в гробу, видя, что его плоть и кровь ест то, чем побрезговала бы даже белая шваль, но он наверняка встал бы из могилы, позволь мы его внукам умереть с голоду! То же могу сказать и про мистера Ноубла. И замолчи наконец, болван несчастный! Я хорошо знаю эти леса. В семье Крадущегося Лиса дураков не было, и я пока еще могу отыскать все, что мне понадобится. Не такой уж плохой у нас сегодня ужин. Так что перестань жаловаться. С меня довольно твоего бурчания! И без того поверить не могу, что Розамунда сбежала с этими янки. Заявила, что собирается для них готовить. Вроде как с ними безопаснее. Подумать только!
 — А вот я совсем не жалуюсь, — заявил мужчина в сером мундире. — И не стоит винить янки, ведь ты сама научила Розамунду стряпать. Только идиоты отказались бы от ее готовки. Ты настоящая драгоценность, Джоли. Понятия не имею, что делала бы семья Треверсов без вас со Стивеном. Клянусь, что только благодаря ему в Треверс-Хилле до сих пор водится лучшее кукурузное виски во всем Старом Доминионе.
 Уж и не знаю, где он прятал спиртное, когда заявились янки. Хорошо еще, что у меня было с собой немного. Смачивал им рану, пока не добрался сюда, и только благодаря этому остался в живых. Виски и то омерзительно воняющее снадобье, которым ты меня пользовала, Джоли. От меня так несло! Удивительно еще, что ты не выгнала меня на конюшню. По-моему, там полно чеснока. Я так рад, что ты осталась!
 Волна благодарности к верным слугам захлестнула его. Он осекся и едва не вытер слезы. Каким счастьем было застать Джоли и Стивена дома! Они по-прежнему управляли хозяйством и поддерживали тех, кто еще уцелел из некогда большой семьи Треверсов. Оба и не подумали уйти, несмотря на Манифест об освобождении рабов, подписанный президентом Линкольном, и приказ Конфедерации, предписывавший всем молодым рабам мужского пола обслуживать военные лагеря.
 — Куда нам еще идти, мистер Гай? — почти всхлипнула Джоли. — Тут наш дом и наша семья. Мисс Ли сама прочла нам манифест и сказала, что мы вольны делать так, как пожелаем. Вот он, у меня в кармане, и если кто-то спросит, я вполне могу ответить, что знаю, о чем там написано. А вот Кэнби вроде как ничего не сказали своим рабам. Впрочем, не так-то много их осталось: разбежались при первой возможности. Вот я и напомнила мисс Ли, что на кухне полно работы, а для нас со Стивеном сегодняшний день ничем не отличается от вчерашнего. Ваша мама, мисс Беатрис Амелия, была настоящей леди! Никогда не повысила голос, не подняла руку на раба и работала так же тяжело, как любой из нас. То же самое и мистер Стюарт! Обращался со Сладким Джоном как с сыном родным! И гордился мальчиком, как вами, мистер Гай. Ваш папа погиб, пытаясь спасти нашего сыночка от проклятых дезертиров, хотевших ограбить Треверс-Хилл. И все носили серые мундиры. Серые, мистер Гай. Мистеру Стюарту вовсе не обязательно было это делать. Он мог пристрелить их, не выходя из дома. Но он ужасно ругался и даже плакал, увидев, как они привязывают к дереву моего Сладкого Джона. Тот уже раскроил одному голову и оставил валяться у конюшни. Мистер Стюарт пристрелил другого, но они уже успели избить и повесить моего мальчика. Сладкий Джон не хотел, чтобы они украли чудную кобылку мисс Ли, единственную лошадь, которая осталась у нас. Все остальное, от любимца мистера Стюарта, Целебной Розы, свиней и кур до жирных молочных коров и гусей, забрали солдаты вместе с овсом и кукурузой. Почти ничего не осталось.
 Она снова всхлипнула.
 — Ну так вот, один из оставшихся в живых выстрелил и убил мистера Стюарта наповал. Несчастный, правда, не страдал ни секунды. Тогда мисс Ли выскочила из дома с дедовским мушкетом, а за ней по пятам — свора гончих. Полагаю, этим речным крысам в голову не пришло, что она умеет стрелять. Они и имени-то Треверсов не слышали! Она пристрелила его, мистер Гай, влепила пулю прямо в букву «Т», что была вытравлена у него на лбу! Говорят, что в армии так клеймят трусов, мистер Гай! А двое остальных хотели было схватить ее, но тут она вынимает из передника пистолет и стреляет слизняку прямо между глаз! Перепугала последнего насмерть, потому что тот с визгом пустился наутек, к берегу, где привязал лодку. Впрочем, мисс Ли успела его ранить, потому что потом мы нашли на песке огромную лужу крови. Думаю, он долго не протянул.
 Дрожащие пальцы Гая сжались в кулаки. Бессильная, жгучая, неодолимая ярость наполняла душу. Ярость, которой не было выхода. Ему становилось дурно при мысли о нелепой гибели отца и Сладкого Джона и той опасности, которой подвергались Ли и вся семья. И опасность еще далеко не миновала. Ничто не изменилось, вернее, с каждым днем становилось хуже, по мере того как количество дезертиров росло, превышая число оставшихся служить. Если негодяи вздумают снова наведаться в Треверс-Хилл, обитателям дома придется плохо. А он ничем не сможет помочь.
 — Я вырастила вашу маму с колыбели, помогла привести каждого из ее детей в этот мир и не отдам их ни янки, ни желтобрюхим дезертирам. Да куда мы со Стивеном пойдем? — выдохнула Джоли, не в силах на этот раз скрыть слезы.
 Отблески огня не смогли смягчить очертания тонкого длинного шрама, тянувшегося от лба через всю щеку. Шрам и черная повязка на безжизненном глазу стали жестоким напоминанием о том сражении, где был ранен Гай. Правый глаз, внешне невредимый, тоже ничего не видел. Контузия от разорвавшегося под его лошадью снаряда лишила Гая зрения. Доктора не могли сказать, будет ли он когда-нибудь снова видеть. Время, твердили они. Только время покажет.
 Гай раздраженно повел затекшим плечом. Рана почти полностью зажила, и только иногда, когда он делал резкие движения, побаливала кожа, стянутая шрамом от сабельного удара.
 — Бедный старина Бродяга, — пробормотал он, не в силах забыть чалого, выносившего его из стольких сражений, никогда не подводившего, не паниковавшего даже под оглушительным орудийным огнем. Настоящий боевой конь. Ничуть не хуже Длинной Люси генерала Ли. И такой же резвый, как Виргиния, чистокровная кобыла Джеба Стюарта. Даже у чертова синебрюхого, генерала Гранта, был виргинский скакун Кенгуру, оставленный офицером-конфедератом на поле битвы при Шилоа.
 Гай горько улыбнулся. Ирония войны!
 Но и Бродяга верно служил своему хозяину, как боевые кони древних времен. И погиб, защитив седока от смертельной раны.
 Руки Гая ослабли, словно легко держали поводья… только на этот раз они скакали по лугу, поросшему зеленым мятликом, а впереди с радостным лаем мчались гончие.
 Гай слегка дернул за бархатное ухо одной из двух гончих, все еще остававшихся в Треверс-Хилле. Остальные либо сдохли, либо разбежались, напуганные канонадой. Ощутив, как шершавый язык лижет ладонь, он погладил собаку по голове и тихо вздохнул.
 — Гай, вот и я, — раздался голос Ли. Гай от неожиданности вздрогнул и дернулся. — Осторожно, — предупредила девушка, отступая.
 — Разве можно так подкрадываться к человеку! Особенно к слепому! — шутливо попенял он.
 — Прости, — извинилась Ли, ставя поднос ему на колени и вкладывая в пальцы ложку.
 — Кажется, я слышал голос Алтеи? — спросил он, осторожно орудуя ложкой. — Черт! — Капля горячей подливы упала на брюки и обожгла ногу. — Неуклюжий болван!
 Ли отвела глаза, все еще не в силах видеть Гая таким беспомощным и отчаявшимся.
 — По-моему, ей становится лучше. Даже поужинала и спросила о детях. Хочет, чтобы они ночевали с ней.
 — Хороший знак. А о Натане ни слова? — спросил Гай, сунув гончим по кусочку лепешки, в надежде, что Ли ничего не заметит.
 — Ни слова, — ответила Ли, наблюдая, как Ноуэлл помогает Стьюарду сесть за стол. Сестра подложила стопку книг под его пухленькую заднюшку и подвинула ближе тарелку.
 — Мисс Ли, идите есть, пока все не остыло. — окликнула Джоли.
 — Принести тебе еще что-нибудь, Гай? — сочувственно спросила Ли, увидев, что лепешка уже исчезла. Впрочем, ему легче есть хлеб, чем опоссума в подливе. — Еще лепешки?
 — Нет, — немного нетерпеливо бросил Гай. — Мне нужно учиться есть самому. Иди ужинай. Тебе нужно подкрепиться.
 Ли еще немного постояла, глядя на брата и думая, что даже с повязкой на глазу он не менее красив, чем прежде.
 — С этой штукой я похож на пирата, верно? Все дамы будут падать в обморок при виде меня!
 Ни брат, ни сестра не упоминали о Саретт Кэнби, которая разорвала помолвку, узнав об увечье жениха. Ходили слухи, что весной она выходит замуж за генерала из Джорджии.
 «И слава Богу», — думала Ли, улыбаясь при виде того, как Гай потихоньку сует хлеб любимой собаке, но тут же сморщилась от жалости, когда он уронил салфетку. Ли машинально потянулась, чтобы помочь ему, но отдернула руку, видя, как брат шарит по ковру.
 Словно прочитав ее мысли, Гай неожиданно сказал:
 — Иди, Ли. Я справлюсь.
 Он в самом деле сумел отыскать и поднять салфетку.
 — Мисс Ли! — снова позвала Джоли, подбоченившись. Она не села, пока Ли не заняла место во главе стола, и только потом устроилась рядом со Стивеном, напротив весело болтающих детей. Джоли в два счета утихомирила озорников, и все молчали, пока Ли произносила молитву.
 — Вы мало едите, сладкая моя, — заметила Джоли, убирая посуду. Сама Ли кормила смеющегося младенца, по круглому подбородочку которого текла подлива. — А эта крошка сейчас лопнет, столько молока, меда и подливы вы в нее впихнули. До чего же я рада, что мисс Алтея поправляется!
 Алтея действительно смогла сесть и собрать вокруг себя детей. На ее коленях лежала раскрытая книга.
 Стивен подкладывал дрова в огонь. Скоро он и Джоли помогут Алтее добраться до спальни. Он уже принес одеяла и матрацы и разложил перед камином: мужчины предпочитали спать здесь. Гай твердил, что ему легче оставаться в кабинете, чем карабкаться по лестнице, но на самом деле боялся внезапного нападения. Оставаясь внизу, он и Стивен сразу услышат, если кто-то попытается вломиться в дом, а гончие заливаются лаем при каждом постороннем звуке.
 — Пойду уложу малышку, — решила Ли, прижимая к груди теплый комочек. Потом подняла девочку, погладила по спинке и дождалась, когда та срыгнула.
 Стьюард принялся передразнивать двоюродную сестричку, но мать, до сих пор не обращавшая на детей внимания, к удивлению мальчика, строго его осадила.
 — Уверена, что выдержишь в своей спальне этого негодника? — спросила Ли, протягивая ему руку для поцелуя: обычный вечерний ритуал маленького семейства.
 — Стебан говорит, что я джентмун, — гордо ответил тот. — Как мой папа.
 Алтея изумленно уставилась на сына, внезапно заговорившего так связно и совсем по-взрослому.
 — Ты прав, — кивнула она.
 — Всегда целую тетину руку, — продолжал он, и Ли вдруг заподозрила, что недалеко то время, когда он еще и подмигнет ей.
 — Я тоже с тобой, мама? — осведомилась Ноуэлл, с надеждой глядя на мать.
 — Да. Мои родные детки отныне ночуют со мной, — пообещала Алтея, целуя дочь в щеку.
 — Скоро придется сажать этого юного джентльмена на Тыковку. Неслыханное дело, чтобы Брейдон и, уж конечно, Треверс не умели сидеть на лошади. Или по крайней мере на пони, — объявил Гай. Ли, уже шагнувшая к двери, обернулась. Вот они собрались вместе. Все, что осталось от семьи виргинских Треверсов.
 Остальных уже не было.
 В холле было холодно. Тьма скрывала кровавые пятна на сосновых планках пола, где лежали раненые и умирающие. Ли, подняв перед собой свечу, пробиралась наверх.
 Войдя в спальню, она поставила свечу на подоконник, уложила малышку в колыбель рядом с широкой кроватью. Колыбель с пологом и шелковыми занавесками, предохранявшими от сквозняков, укачивала несколько поколений семейства Треверсов. Ли осторожно укрыла девочку толстым одеялом и подоткнула концы. Потом немного постояла, прислонившись плечом к столбику кровати, вспоминая звуки родных голосов и знакомые лица.
 Палмер Уильям.
 Четыре года спустя после того памятного лета, почти день в день, двадцать первого июля 1861 года, Палмер Уильям погиб в первой битве при Булл-Ране, сражаясь под началом своего бывшего преподавателя. Именно тогда генерал Джексон заслужил прозвище Твердокаменный. Палмер Уильям был убит днем у Генри-Хаус-Хилла. Тогда войска конфедератов храбро сражались, отбросив федералов. Но победа досталась дорогой ценой. И еще дороже обошлась их семье.
 Ли подошла к сундуку для одеял, откинула крышку и вынула офицерский кушак с бахромой, который прижала к груди, прежде чем положить обратно, рядом с перчатками и щегольской шляпой со страусовым пером, которую брат предпочитал форменному кепи. Наверху лежали его шпага и пистолет, из которого она застрелила грабителя. Вещи Палмера Уильяма вернула семья, похоронившая его на фамильном кладбище. Джастин Брейдон вынес с поля боя тело друга и отвез на ближайшую ферму, где его с честью предали земле.
 Джастин Брейдон.
 Вскоре после Рождества, в самом начале нового года, они услышали от Натана, что Джастин убит в стычке в долине Шенандоа, где его отряд пытался взорвать железную дорогу «Балтимор — Огайо». Он по-прежнему служил под началом Твердокаменного Джексона и шел в битву под звуки марша, исполняемого оркестром твердокаменной бригады.
 Ли сунула руку в сундук, вытащила большой, переплетенный в кожу альбом, стоявший сбоку, осторожно открыла и принялась рассматривать акварельные зарисовки, изображавшие солдат Конфедерации на отдыхе и марше, военные лагеря, речные и лесные пейзажи неизвестных Ли мест.
 Стюарт Джеймс.
 Он оставил альбом ей, когда приезжал в последний раз, перед тем как его ранили при Геттисберге. Стюарт Джеймс протянул еще полгода. Его похоронили рядом с другими членами семьи Треверсов, большинство из которых прожили весь срок, отпущенный им судьбой.
 Фисба Энн.
 Горькая улыбка искривила губы Ли при мысли о бывшей невестке. Фисба Энн почти всю войну провела в Филадельфии. Она сбежала на Север, едва узнав, что бои идут в основном в Виргинии и на Юге. Фисба Энн дала о себе знать только через шесть месяцев после смерти мужа. Как вдова старшего сына, она желала получить сведения о том, кто сейчас владеет Уиллоу-Крик, землями и домом Треверсов. За это время она успела стать миссис Стенуэй Биллингсли, выйдя замуж за процветающего филадельфийского бизнесмена. Ли с огромным удовольствием уведомила ее, что Гай вернулся домой и как единственный оставшийся в живых сын, согласно завещанию Стюарта, унаследовал всю собственность Треверсов. Больше они ничего не слышали о Фисбе. Ли сожалела только о том, что они никогда больше не увидят детей Стюарта Джеймса. А если Фисба снова начнет предъявлять претензии, Натан сумеет с ней обойтись.
 Натан.
 Последнее известие от него они получили осенью. Тогда Натан был в Теннесси. Отправился с бригадой генерала Лонгстрита на помощь конфедератам, сражавшимся при Чаттануге, и вступил в битву в местечке, названном Чикамога-Крик. Джоли сказала им, что на языке чероки это означает «река смерти». Никто в ту ночь не спал, а когда пришло известие, что Натан пропал без вести, Джоли ничуть не удивилась.
 «Он знал бы, что делать», — подумала Ли, вынимая из кармана юбки утаенное от остальных извещение налогового управления. Чем платить?! У них нет ни скота, ни лошадей на продажу, все реквизировано правительством. Они, разумеется, не дураки и не примут обесценившуюся валюту конфедератов!
 Как же ей быть?
 Она сердито скомкала гнусную бумажку и сунула обратно в карман. И тут же улыбнулась, кладя перед собой толстую пачку писем от Блайт. Развернула одно и быстро пробежала глазами, хотя знала почти наизусть. Сценки ричмондской жизни, набросанные с добрым юмором и наблюдательностью.
 …17 апреля. Мы вот-вот выйдем из Союза, по крайней мере так утверждает Адам. Не поверишь, какой ажиотаж тут творится! Сорвали старый звездно-полосатый флаг. Должна признать, что мне стало грустно, хотя вокруг царит веселье. Звонят колокола, палят пушки, а крики толпы просто оглушают. Празднества продолжались целую неделю. По улицам ходят процессии с факелами. Фейерверки! Играют десятки оркестров! Бесчисленные речи, в которых ораторы утверждают, что мы возьмем Вашингтон через несколько дней.
 …Какие странные люди встречаются на улицах! Никогда не знаешь, с кем говоришь: шпионом, карманником, фальшивомонетчиком, леди сомнительной репутации или сотрудником правительственных служб. Адам считает, что между двумя последними разница невелика.
 …Ли, не знаю, как сказать тебе, но Джулия сотворила нечто совершенно скандальное. Сбежала с женатым мужчиной. Говорят, он джентльмен, притом титулованный англичанин. Адам вне себя от ярости, поскольку сам их познакомил. Он приехал в Америку с поручением от британского правительства закупить хлопок. Боюсь, репутация Джулии навеки погублена. Адам получил от нее письмо из Парижа, где она заявляет, что в жизни не была так счастлива. О матери она не знает. Думаю, Адам ей ничего не сообщит. Я бы на его месте сообщила.
 …Сегодня здесь поднялся настоящий мятеж. Мы с тетей Мэрибел Лу отправились на поиски бараньих отбивных, но тут на улицу хлынул поток разгневанных женщин под предводительством особы, размахивавшей шестизарядным пистолетом. Они пошли маршем на Кэпитал-Сквер. Устрашающее зрелище! Нас с тетей затянуло в толпу, и я думала, что потеряла ее, когда случайно заметила звезды и перекладины и узнала ее шляпку. Нам удалось ускользнуть, но бараньих отбивных, увы, так и не купили.
 …Девять долларов, Ли, за фунт бекона! Двести семьдесят пять за баррель муки! Двадцать пять за бушель картофеля! Процветает меновая торговля. Два бушеля соли за пару туфель. Пять тощих индеек за шляпку. К счастью, мы смогли сторговать пять шляпок тети Мэрибел Лу за одну жирную индейку.
 …И скажи папе, что кавалерия расквартирована на ипподроме, вполне удобное размещение для людей и лошадей. Военнопленных федералов заперли в вонючем табачном складе на Джеймс-Ривер. Папа будет крайне доволен такой расстановкой сил.
 Блайт Люсинда.
 Маленькая Люси. В то лето, когда ей исполнилось шестнадцать, она вышла замуж за своего возлюбленного Адама. Медовый месяц они провели в Новом Орлеане, отплыв туда на корабле Адама «Блайт спирит» [16] , и Адам всерьез верил, что это хороший знак на будущее. До начала войны они оставались в Ройял-Бей. Потом переехали в Ричмонд, к Натану и Алтее. Блайт помогала сестре с детьми, а позже они поддерживали друг друга, пока сражались мужья.
 А свадьба Ли? Они должны были пожениться в апреле шестьдесят первого, но свадьбу отложили из-за смерти матери Мэтью. Они ждали, но обстановка становилась все тревожнее. Южная Каролина тоже вышла из Союза. Той зимой, после объявления о помолвке, Мэтью приезжал крайне редко и оставался не больше чем на день-другой. Но никогда не забывал невесту и всегда пребывал в ее мыслях. Даже в эти суровые дни она почти каждый день получала письма и подарки, маленькие сувениры в знак его любви.
 В апреле, когда они должны были пожениться, Ричмонд стал столицей Конфедерации. Форт Самтер был подожжен войсками конфедератов, требовавших от федеральных войск убраться с их земли. Мэтью пришлось немедленно вернуться в Чарлстон из опасения, что выход из Союза южных штатов приведет к вооруженному конфликту.
 Мэтью оказался прав. К осени началась война.
 Мэтью.
 Дорогой Мэтью. Он погиб где-то в Северной Каролине, прежде чем успел вернуться к ней. Прежде чем они смогли пожениться. Больше они не увиделись. А ведь она любила его! Тетка Мэтью прислала крайне сухое сообщение о смерти Мэтью из Уиклифф-Холла, где теперь жила с сыном. Только от Бенджамена Ли они смогли узнать подробности. Какая трагическая и ужасная смерть! Мэтью застрелил снайпер, лежавший в засаде, когда колонна мятежников маршировала по дороге. Мэтью так и не понял, откуда прилетела роковая пуля. Ли уложила на место письма, ощутив прикосновение к чему-то холодному. Веер Блайт, подаренный ей на пятнадцатилетие Палмером Уильямом. Рядом лежали мягкая кружевная шаль, дар Гая, и темная бутылочка с вытравленными на ней золотистыми звездами. Блайт нашла свой собственный аромат: не жасмин, как у Ли, не фиалки, как у Алтеи, не лаванда и розы, как у матери, а флердоранж с легким оттенком корицы.
 Ли закрыла сундук. Она все еще не в силах поверить, что Блайт больше нет. Еще слабая после тяжелых родов, она заболела тифом, и сердце не выдержало. Теперь в колыбельке лежала ее дочь, Люсинда. Адам настоял, чтобы ее назвали в честь матери.
 Ли подошла к окну и, глядя в ночь, вспомнила, как точно так же смотрела в темноту, когда здесь квартировали янки. Тогда в лугах были рассыпаны костры, на которых солдаты готовили ужин. Она простояла здесь до самого рассвета. Неожиданно раздался меланхолический звук горна, и огни и свечи медленно погасли. Никогда до той минуты она не слышала столь скорбных, словно плач сердца, звуков.

 Глава 14


  И при смехе иногда болит сердце, 
  И концом радости бывает печаль. 

    Библия; Ветхий Завет: Книга Притчей Соломоновых, 14:13

 Предутренний серый свет робко проник в комнату. Вчерашние тучи, угрожавшие дождем, все еще тяжело и низко нависали над восточным горизонтом, отсекая бледные лучи зимнего солнца.
 Но несмотря на непогоду, это не гром гремел вдалеке. Вьющийся столб черного дыма поднимался в серое небо там, где языки пламени лизали исковерканный обгоревший скелет только что взорванной железнодорожной эстакады.
 Осадная пушка, с убийственной точностью выбрасывавшая тридцатидвухфунтовые снаряды, смолкла. Но созданное человеком чудовище еще существовало. Платформа, на которой была укреплена пушка, опасно нависла над краем разрушенного моста, послышался ужасающий скрежет рвущегося металла, и платформа, увлекая за собой пушку, рухнула в пылающий ад.
 В чаще, чуть пониже вершины холма, вниз по течению от уничтоженного моста, пряталась группа людей, чьи лица в отблесках пламени сияли, словно медные маски.
 — Дьявол, — пробормотал кто-то, вытирая ладонью щеку и слизывая капли. — Виски!
 Белки глаз сверкали на вымазанной сажей физиономии. Ошеломленно глядя на пролетевший в дюйме от головы бочонок, он добавил:
 — Должно быть, вся платформа была нагружена бочонками виски! Нужно было вступать не в кавалерию, а в артиллерию! Уж они знают, как следует путешествовать с комфортом. Особенно эти джентльмены-мятежники!
 — И не говори, — поддержал Магуайр, грустно наблюдая, как взорвавшийся бочонок с виски катится по склону холма в струях янтарной жидкости.
 — Хорошо бы хоть глоточек, — вздохнул Бактейл, облизывая сухие полопавшиеся губы. — Чертовски пить хочется.
 — Зато этот дракон больше не станет завтракать синебрюхими.
 — Прикончили стальное чудище, — удовлетворенно фыркнул еще один, вскакивая на коня и натягивая поводья, когда животное испугалось оглушительного рева: это очередная платформа со снарядами и патронами свалилась в реку.
 — Давайте, парни, быстрее, капитан уже ушел с холма. Сами знаете, он копуш не любит, — окликнул Бактейл.
 — Нет времени любоваться своим рукоделием, — поддержал его приятель и машинально пригнулся, увидев вспышку. Просвистевшая мимо пуля вонзилась в ствол дерева.
 — Не понимаю, почему половина моста уцелела. Я не пожалел пороха.
 — Не волнуйся, скоро сгорит дотла, а если нет, приедешь завтра и докончишь дело.
 — Да шевелитесь же!
 — Меня уговаривать не надо!
 — Какого черта?!
 — Боже, помоги нам! Откуда они взялись? — простонал Бактейл, досадливо морщась при виде всадников в серых мундирах, с обнаженными саблями, скакавших быстрым галопом с противоположного конца дороги. Яростные крики не оставляли сомнения в том, что по душу диверсантов явился целый кавалерийский полк. — Черт, да ведь никто не знал, что мы здесь, во всяком случае, до этой минуты. Мы вели себя тише мыши!
 — Здесь не должно было быть никакой кавалерии. Я сам видел, как вчера они переправились через реку! — ахнул кто-то.
 Но словно по волшебству отряд серых появился на вершине холма над дорогой и под прикрытием гордых старых дубов и кедров ринулся в атаку.
 Взволнованный лейтенант мечтал о том, что, если доживет, опишет эту схватку в своих мемуарах как самое поразительное приключение.
 Они вели ответный огонь, но врагов был слишком много. Похоже, это их последний рейд, и если мемуары и будут опубликованы, то скорее всего посмертно!
 Магуайр ощутил сильное жжение в плече и повалился на холку коня, но все же умудрился остаться в седле, полный решимости не сдаться живым. Похоже, капитан придерживался того же мнения, поскольку издал душераздирающий крик, от которого кровь стыла в жилах, и ринулся к линии пехотинцев, перекрывших дорогу, а сам сделал знак остальным спрятаться в ущелье, пока он отвлечет огонь на себя. Лошадь лейтенанта Чатама, ни на шаг не отстававшего от капитана, вдруг повалилась, получив в грудь несколько пуль. Нога Чатама застряла в стремени, и на несколько ужасных мгновений он оказался под копытами коней. И все-таки поднялся на колени, выхватил шпагу и повернулся навстречу набегавшим мятежникам. На глазах потрясенного Магуайра капитан повернул гнедого, свесился с седла и, выхватив лейтенанта прямо из-под носа врага, бросил в седло и направил коня на пехотинцев. Гнедой легко перепрыгнул через головы мятежников, слишком напуганных, чтобы что-то предпринять, рассеял остальных, как серые калифорнийские орехи из перевернутой корзины, прежде чем повернуться и исчезнуть в чаще вместе с молодым лейтенантом, бессильно висевшим в седле, как говяжья туша.
 Недаром люди капитана Даггера клялись, что пойдут за ним хоть в ад! И теперь оказалось, что эти хвастливые слова обернулись чистой правдой, когда гнедой капитана исчез в черном клубящемся дыме, там, где пламя пожирало остатки моста. Он вел их то ли на неминуемую смерть, то ли к свободе, и они в слепой вере устремились за своим командиром.
 — Как много дыма, — пробормотала Ли, вглядываясь в серый горизонт. — Никто и не заметит сегодня, что из наших труб тоже идет дым.
 Она отвернулась от окна и подняла охапку постельного белья, лежавшего на кирпичном полу у большого деревянного корыта.
 — Гай говорит, что это не гром, и он прав. Интересно, что это взорвалось?
 Она принялась сортировать огромную груду, бросая наволочки в горячую мыльную воду и размешивая длинной деревянной палкой.
 — Так вот, мисс Ли, — объявила Джоли, — говорю вам, я постираю белье.
 — А я сказала, Джоли, — в тон ей ответила девушка, картинно подбоченившись, — что ты не можешь и стирать, и готовить, и заботиться о нас, и поскольку никто в этом доме не будет спать на грязных простынях, я должна помочь тебе, хотя бы в память о маме.
 Она с каким-то недоумением поднесла к глазам шершавые красные руки, словно видела их впервые. Словно они принадлежали кому-то другому.
 — Помнишь, как тот майор-янки сказал, что никогда еще не спал так сладко и на таких душистых простынях?
 — Да? Сладкие сны? Сладкоречивый он болтун! Недаром я не спускала глаз с этого красавчика с медовым языком! Наверняка имеет жену и детей, а если нет, то намеревался увезти вас с собой. Только вот вряд ли стал бы дожидаться свадьбы! Видела я, как он пялился на вас, мисси! Просто неприлично. Уж очень они невоспитанные, эти янки! Их в приличный дом и пускать нельзя! Прямо-таки дождаться не мог, пока застанет вас одну! Да и вы тоже хороши. Вежливая да тихая, просто воды не замутит! Нехорошо, мисс. Зачем вы ему улыбались? Нельзя улыбаться джентмуну подобным образом, особенно если он вовсе не джентмун. А я-то ночами не спала, все за вас переживала! Когда-нибудь вы влипнете в историю, мисс Ли, со своими улыбками, помяните мое слово, влипнете!
 — Зато янки оставил нам немного муки и бобов. Как раз хватило на две недели. Помнишь, ты еще пекла такие вкусные лепешки!
 — Пф-ф! Небось украл все это у какой-нибудь несчастной семьи да еще в придачу оставил в слезах бедную доверчивую девушку, хитрый дьявол! Большое счастье, что теперь в колыбели рядом с малышкой Люсиндой не лежит дитя синебрюхого!
 Щеки Ли вспыхнули.
 — Я из кожи вон лезу, чтобы эта семья не голодала и не лишилась дома! И сделаю все на свете, разве что к янки в постель ни за что не полезу! — заявила она и с тихим злорадством заметила, как смутилась Джоли, услышав столь откровенные речи. — Улыбки и милые беседы — да, готова даже пристрелить любого негодяя, независимо от цвета мундира, и это чистая правда. Но гордость Треверсов все еще жива во мне, и это единственное, что я никогда не потеряю, — продолжала Ли, откидывая с глаз прядь волос, и, хотя плечи ныли, а спина разламывалась, она не стыдилась ни себя, ни своего образа жизни. По крайней мере Треверс-Хилл все еще принадлежит им!
 — А что вы скажете, если какой-то янки, да еще не джентмун в придачу, решит, что хочет видеть вас в своей постели? Представьте, что вы не сумеете обвести его вокруг пальца сладкими речами, потому что именно сладкие речи и приведут вас в его постель! Правда, если будете работать не покладая рук, как черная рабыня, никто не захочет вас, ни янки, ни мятежник, так что волноваться не будет причин, и я снова смогу спать спокойно, — неодобрительно проворчала Джоли, не в силах видеть, как мисс Ли гнется над корытом, отскребая грязь с белья. Правда, это у нее получается лучше, чем у Джесси.
 Джоли воздела глаза к небу, вспомнив, что Джесси убежала с какой-то швалью, явившейся в Треверс-Хилл в надежде поживиться. Господи, как гордо шла глупая босая девчонка, покачивая бедрами и задрав нос! И откуда она взяла ту дурацкую шляпку, что боком сидела у нее на голове?!
 Мулатка негодующе фыркнула, выкручивая простыню так энергично, словно сжимала ненавистную шею Джесси.
 Ли, одетая в простое серое платье, с засученными рукавами и расстегнутым воротом, продолжала трудиться, чувствуя, как убывают силы.
 — Мыло кончается, — вздохнула Джоли. — И сварить не из чего. Ни свиней, ни коров. Повезет, если сумею найти в лесу хоть мыльнянку. Пенится плохо, зато отстирывает хорошо.
 — И прополощем дважды в водичке с лимоном, чтобы лучше пахло, — добавила Ли.
 — Остается надеяться, что янки больше не появятся, иначе их из постели не вытащишь! — проворчала Джоли. Ли горько улыбнулась, подумав, что это, пожалуй, лучший способ выиграть войну.
 За два часа им удалось перестирать и развесить белье на кухне. Ли уронила последнюю пеленку на гору уже чистых и расправила налитые свинцовой тяжестью плечи. Потирая поясницу, она тихо охнула. Как же надоел холод! И придет ли когда-нибудь весна?!
 Но пока что в окнах завывал ветер, и Ли, потирая замерзшие руки, принялась развешивать пеленки. На первый взгляд кухня почти не изменилась: все те же горшки, сковороды, свисавшие с потолка лечебные травы, полки с посудой… Но стоило приглядеться, и становилось ясно, что в большой медной кастрюле кипел постный суп, которым вряд ли утолишь голод, посуда вся выщерблена, на блюде больше не лежит аппетитный окорок, которым славились коптильни Треверс-Хилла, в печи не сидят булочки и пирожные, а в углу не возвышается великолепный пекановый, пропитанный виски торт, увенчанный засахаренной вишней.
 А ведь когда-то здесь теснились миски с маслом, сахаром и мукой тонкого помола, куски шоколада, кувшины с молоком и пахтой. Теперь же сиротливо жмутся только несколько банок с вареньем и маринованными овощами: все, что осталось от урожая, собранного в саду и огороде. Сад наполовину выгорел, как и поля с пшеницей и кукурузой. А огород, в котором уже созрели фасоль, томаты, горошек и другие овощи, был вытоптан солдатами обеих армий во время сражения вблизи Треверс-Хилла.
 Игнорируя голодное урчание в желудке, Ли вспомнила, как отец счел своим долгом послать десять процентов урожая в военное интендантство, а позже со слезами на глазах отдал лучших гунтеров и скаковых лошадей, зная, что больше никогда не увидит своих драгоценных чистокровок.
 Но вскоре солдаты Конфедерации пришли на земли Треверсов незваными и нагло реквизировали все, что сочли нужным. За ними пришли федеральные войска, забирая оставшееся, а заодно увели последних рабов, преданных и трудолюбивых работников. Так Треверс-Хилл лишился не только лошадей, но и скота, птицы, мулов и быков, фургонов, экипажей, сбруи и даже полевых орудий, а у кузнеца не осталось металла, чтобы сделать новые, поэтому на следующий год поля остались незасеянными. И наконец, украли последних чистокровных коней, то, что составляло главную ценность поместья. Не осталось ничего. Ничего, кроме гордости.
 Гордость!
 Ли, на миг забыв обо всем, торжествующе усмехнулась и принялась наполнять ведро горячей водой из стоявшего на огне чайника.
 — Что это вы делаете? — с подозрением осведомилась Джоли.
 — Я обещала Алтее помочь ей искупаться и вымыть голову.
 — Сядьте и отдохните. Прошлой ночью я слышала, как вы укачивали малышку Люсинду, значит, совсем не спали, — нахмурившись, пожурила мулатка, но Ли вытащила из угла большую металлическую ванну и потащила по полу. Раздался противный скрежет.
 — Я не устала, честное слово, не устала. Алтея поправляется на глазах, не находишь? Я знаю, как она ненавидит грязь, и не хочу, чтобы она расстраивалась. Пойми, ей гораздо лучше, и она уже поговаривает о том, что нужно бы починить и заштопать всю одежду!
 — Совсем как ее мама. Мисс Беатрис Амелия была такой аккуратисткой, ненавидела нерях! — пробормотала Джоли, поспешно вытирая глаза и шмыгнув носом. — Мыло в глаз попало… Если мисс Алтея возьмется за иглу, она здорово нам поможет! И приглядит за мисс Ноуэлл и мастером Стьюардом. Правда, мисс Ноуэлл девочка милая и тихая, от нее никакого беспокойства. Жаль, что мистер Гай не позволяет нам помочь. Можно подумать, я в жизни не видела его голой задницы! Только Стивена и допускает к себе!
 Для нее Гай оставался все тем же забавным малышом, которого она выкормила, потому что у матери не было молока. Зато у Джоли хватало и на Сладкого Джона, и на белого мальчишку, который навсегда остался для нее вторым сыном. Она держала у груди и мисс Ли, только в тот раз ее собственная малышка умерла, так что дочери Беатрис Амелии достались и молоко, и вся любовь, которую Джоли не смогла излить на свое мертворожденное дитя.
 — С моими детками ничего не случится. Не позволю, — пробормотала она, погрузив руки в воду и принимаясь так яростно тереть белье, словно очищала мир от греха. У нее есть цель в жизни, и эта цель — служить семье Треверсов и оберегать детей покойной Беатрис Амелии от бед и трудностей.
 Алтея сидела в постели и показывала Ноуэлл новые швы.
 — Готова? — спросила Ли. — Не забыла? Сегодня банный день для людей и белья!
 Алтея улыбнулась и взглянула на аккуратную стопку юбок и сорочек.
 — Готова.
 Она медленно встала и тяжело оперлась на руку Ли.
 — Кстати, я рылась в сундуке и нашла кусок мыла. Совсем запамятовала, что положила его туда, — объявила она, раскрасневшись от удовольствия.
 — Опять фиалки? — спросила Ли, узнав тонкий аромат. — Твои любимые.
 — Да. И Натана тоже.
 Видя, что сестра мучительно поморщилась, Ли немедленно попыталась ее отвлечь.
 — А где Стьюард?
 — В кабинете, с Гаем. Боюсь, ему больше нравится мчаться на своем благородном скакуне, чем смотреть, как мы с Ноуэлл шьем. Маленький нетерпеливый мужчина, — хрипло засмеялась Алтея, и Ли испуганно вздрогнула. Она так давно не слышала смеха сестры!
 — Закутайся потеплее, мы идем на кухню, — предупредила она, срывая одеяло с кровати и набрасывая на плечи Алтеи, одетой только в ночную сорочку и халат.
 — На кухню? — с досадой переспросила Алтея, оглядывая свой нехитрый наряд. — Зачем?
 — Некому носить воду наверх. Вот я и решила установить ванну в кухне, — объяснила Ли, тактично напоминая Алтее, что в Треверс-Хилле больше нет слуг.
 Алтея пристыженно ойкнула. Но Ли только рассмеялась.
 — Видела бы ты, как Джоли, Стивен и я пытались снести ванну вниз и протащить сквозь дверь! Стивен поскользнулся, и ванна с грохотом свалилась с лестницы. Он хотел было увернуться, но не смог и врезался в ванну. Никогда не видела, чтобы Джоли так хохотала!
 — Да, зрелище, должно быть, на редкость забавное! Бедный Стивен, он всегда такой величественный!
 — После этого он с ней неделю не разговаривал!
 — У тебя даже шали на плечах нет, — сказала Алтея чуть резче, оглядев простое платье сестры.
 — Да я здоровая как лошадь, — отмахнулась та. — И долго не задерживаюсь между кухней и большим домом.
 — До свидания, мама, — окликнула Ноуэлл, возвращая матери воздушный поцелуй, и снова занялась вышиванием. До чего же красиво получается! Прекрасный сюрприз для тети!
 Она хихикнула, думая, как будет довольна тетя Ли, увидев на платочке нежные голубые колокольчики.
 — Мама пришла бы в ужас, узнав, что мы моемся на кухне, — заметила Алтея, когда они проходили мимо закрытой двери материнской спальни. — А вот папе бы понравилось. Все ближе к перегонному кубу!
 — В большинстве случаев он и оказывался здесь. Поближе к кубу. Помнишь, мама не пускала его в дом, потому что он едва стоял. Напробовался последней партии виски и, направляясь к конюшне, упал в гору навоза и вернулся, чтобы переодеться. Она заставила его вымыться в прачечной, как ту гончую Гая, которая вечно норовила вываляться в коровьих лепешках. Папа был злее осиного гнезда и, громко ругаясь, торчал под окном. Я думала, она заставит его простоять всю ночь. До сих пор вижу, как он зовет ее и выглядит таким одиноким и несчастным, а в руке держит букет роз, — грустно улыбнулась Ли.
 Час спустя Алтея сидела перед очагом, сушила золотистые, блестящие волосы и жадно пила чай, заваренный из листьев ивы, шалфея и таинственных трав, собранных Джоли в лесу. Хотя она еще была слаба, все же чувствовала себя куда лучше, чем в последние месяцы.
 Оглядев кухню, она потрясенно покачала головой при виде длинных рядов мокрого белья. Трудно поверить, что все это выстирали всего две женщины!
 — Давайте положу вам в чай немного меда, мисс Алтея, — предложила подошедшая Джоли.
 — Спасибо, — пробормотала Алтея, невольно задаваясь вопросом, как они смогли бы выжить без нее и Стивена.
 — Ах, до чего же хороши ваши волосы! Совсем как у вашей мамы. Хотите, расчешу, пока не начнут потрескивать? — спросила Джоли и, не дожидаясь ответа, взяла щетку и принялась водить по длинным прядям, совсем как когда-то с Беатрис Амелией и самой Алтеей, прежде чем та вышла замуж и переехала в Ричмонд.
 — Где Ли? — сонно пробормотала Алтея, клюя носом.
 — А как по-вашему, мисс Алтея? — буркнула Джоли, неодобрительно поджимая губы. — Со своими животными, вот где. Такая измученная, едва на ногах стоит и опять потащилась в прачечную к своим дармоедам. Позволь я ей, притащила бы их в гостиную. Но я твердо заявила: либо я, либо они. Я не конюх какой-нибудь, чтобы спать рядом с животными да еще и убирать за ними навоз!
 — Какие животные?
 — Те, которых она спрятала в прачечной. Превратила ее в стойло, когда в конюшню вломились воры. Решила, что там она сумеет охранять их лучше, особенно когда пришлось день и ночь ухаживать за кобылкой. Бедняга была так плоха, что удивительно, как еще не сдохла!
 — Что еще за кобыла? У нас было много кобыл, — удивилась Алтея.
 — Теперь в конюшнях остались только крысы. Остальных коней увели или украли, так что ничего не осталось.
 — Ничего не осталось, — повторила Алтея, думая о Ройял-Бей.
 — Поэтому, когда в прошлом месяце кобылка прибрела домой, мисс Ли чуть с ума не сошла от радости. Окровавленный мешок костей едва тащился по дорожке к большому дому. Вспомнила, несчастная, где ее любили. Мисс Ли была просто счастлива. Потом увидела рану на спине, глубокие отметины от шпор и прямо-таки взбесилась! Если бы тот мятежник стоял перед ней, наверняка задушила бы голыми руками. Никогда раньше не видела таких глаз, как у нее, разве что в тот раз, когда она пристрелила тех поганцев.
 — Дамасена?! — ахнула Алтея. — Ее украли?!
 — Да, мисс, она. Мисс Ли обожала кобылку, особенно когда пришлось отдать жеребенка этому негоднику Брейдону. Тогда я боялась, что ее маленькое сердечко разорвется. А потом мятежники вломились в конюшни. Тот мерзавец был офицером, только джентмун из него никакой. Его лошадь пристрелили. Бедная мисс Ли! Кроме кобылки, у нее ничего не осталось, и она так ее любила!
 — О нет! Какой кошмар! И что было дальше?
 — Ничего, — хмуро буркнула Джоли. — Она едва не пристрелила офицера, но потом опустила пистолет и долго стояла, гладя ему вслед. А месяц спустя кобылка пришла домой. Думаю, кто-то сильно невзлюбил того мятежника и вышиб его из сапог, потому что они так и остались в стременах вместе с большим пальцем левой ноги.
 Карие глаза Алтеи потрясенно распахнулись. Господи, что пришлось пережить Ли и остальным, пока она металась в лихорадке, не в состоянии понять, что происходит. Не в силах помочь.
 — Да и этот злющий пони все еще здесь…
 — Тыковка?!
 — Он! Большего поганца на всей земле не сыщешь! Наверное, именно поэтому никто не потрудился его украсть. Неприятностей не оберешься! Даже не думала, что этот паршивец проживет так долго! Но мы заставили его тянуть лямку. Мисс Ли и Стивен запрягают его в тележку и возят дрова из леса. Ах, мисс Алтея, вы очень удивитесь, но мы даже раздобыли корову, — с широкой улыбкой сообщила Джоли.
 — Корову? — едва слышно повторила Алтея, вспомнив огромные стада, щипавшие траву на лугах поместья.
 — Да, мэм. Смотреть там особенно не на что, и мы не знаем, откуда она взялась, зато дает нам доброе сладкое молоко. Без нее мы пропали бы, потому что малышке Люсинде нужно молоко. А маленький мастер Стьюард любит пудинг.
 Алтея, не знавшая, смеяться или плакать, принялась хохотать так громко, что слезы выступили на глазах.
 — Но пудинг он получает, только когда мне удается найти место, где на этот раз отложила яйца проклятая несушка. Ничего, она у меня попадет в горшок! — пообещала Джоли, наполняя чашку Алтеи. До чего же хорошо снова слышать ее смех!
 Ли, проходившая по узкому коридору, ведущему от буфетной и кладовой к прачечной, подумала то же самое и улыбнулась.
 Вскоре она уже оказалась в импровизированном, очень уютном стойле. Здесь даже были кое-какие запасы сена и овса, правда, очень жалкие, и несчастное выражение трех пар карих глаз было уж очень трудно игнорировать.
 — Ладно, нечего смотреть на меня, как на грабителя-янки, — вздохнула Ли, целуя мордочку Дамасены. Кобыла приветливо фыркнула и тихо заржала. Ли осторожно погладила ее, ощущая, как лошадка дрожит. Но не от холода. Это была нервная дрожь. Она до сих пор прижимала уши и закатывала глаза при любом малейшем шуме и резком движении.
 Ли разгладила попону на спине Дамасены и нащупала рваный шрам, тянувшийся от бока до крупа. Будь проклят тот конфедерат, который украл Дамасену из Треверс-Хилла!
 Ли тихо поговорила с кобылкой, но сегодня ее с трудом удалось успокоить. Тот гром на рассвете… вернее, взрыв. Должно быть, Дамасена была в панике.
 — Ну же, девочка, никто больше тебя не обидит, — пообещала она мягким, успокаивающим тоном, словно обращаясь к перепуганному ребенку, и прижалась щекой к жесткой шерсти. — Я не хочу потерять и тебя.
 Неожиданно она дернулась и подскочила, ощутив болезненный укус в бедро.
 — Да ты ревнуешь? — спросила она, поворачиваясь и гладя лохматую гриву шотландского пони. — Хорошо, что ты любишь сено и траву больше, чем овес.
 Хитрый пони шарил носом по ее переднику в поисках яблока, которое когда-то доставалось ему каждое утро. Тыковка, хоть и не такой толстый, как когда-то, все же оставался достаточно солидным и был неплохим товарищем для Дамасены, впрочем, как и корова, непрерывно жующая жвачку.
 Ли подошла к маленькому окну и выглянула. Резкий ветер все еще раскачивал деревья, но дождь уже унимался. Сейчас самое время принести еще вязанку сена, прежде чем буря наберет силу и снова разразится над их головами. Ли вышла из прачечной, взяла тачку, оставленную у двери, и направилась к конюшне, с трудом волоча колесо по грязи и налегая всем своим хрупким телом на ручку.
 Онемевшими руками она толкнула дверь конюшни и вкатила тачку внутрь, спеша укрыться от ледяного ветра, пробиравшегося под одеяло, в которое она успела закутаться перед выходом из дома. Сделала еще шаг и оцепенела под такими же потрясенными взглядами солдат янки, расположившихся в стойлах, устало прислонившихся к столбам, сидевших на кирпичном полу. Очевидно, никого особенно не удивило появление закутанной в одеяло фигуры, потому что кто-то уже выхватывал пистолет, кто-то — саблю, а один даже угрожающе шагнул к ней.
 — Это уж точно не капитан.
 — Да уж, у капитана таких миленьких синих глаз не найдешь, так что я скорее всего умер и попал на небо. Только вот не пойму, что вы, головорезы, здесь делаете? Вот уж не думал, что и вы отправитесь в рай, — засмеялся один из солдат, но тут же зашелся в кашле.
 При виде окровавленных, почерневших, потерявших всякий человеческий облик людей Ли отступила и толкнула тачку под ноги дьявольски улыбавшегося янки.
 Потом захлопнула дверь и с неизвестно откуда взявшейся силой рывком задвинула засов.
 — Останови ее, Хвост! Не дай уйти! Что, если по дороге шагает отряд мятежников? — крикнул один из солдат. — Эта милая крошка им донесет!
 — Не волнуйтесь, далеко не убежит! — раздался голос с дальнего конца конюшен, от боковой двери, где стоял часовой.
 Ли бросилась бежать, слыша за спиной громкий хохот, словно им было все равно, найдут их мятежники или нет. Она слепо рвалась к большому дому, под его надежную крышу. Почему она оставила дома пистолет?
 Ноги скользили по грязи, разъезжались, и Ли прокляла себя за медлительность. Она уже хотела оглянуться, как кто-то больно дернул ее за косу. Стальная рука обвилась вокруг ее талии. Ноги оторвались от земли. Она попыталась вскрикнуть, но грубая ладонь с обвитой вокруг ее косой зажала рот.
 Ли сопротивлялась, словно попавший в западню зверек, брыкалась, стараясь вырваться, освободить руки, запутавшиеся в складках одеяла. Но мужчина, легко удерживая ее, понес обратно к конюшне.
 Нет! Только не это! Только не так!
 Горючие слезы обожгли лицо, сердце тоскливо колотилось, в горле стоял тошнотный ком. Представив похотливые взгляды смеющихся мужчин, она поняла, какова будет ее участь там, в конюшне, где никто не услышит ее воплей.
 Отчаяние придало Ли сил, и она вонзила ногу между ногами насильника, зацепила его под коленкой и дернула. Тот потерял равновесие, и они оба повалились на землю. Одеяло слетело, но у нее не осталось времени откатиться. Жесткие пальцы сомкнулись на запястье.
 Ли наконец взглянула в лицо нападавшего и тут же закрыла глаза, поддавшись странной летаргии, сковавшей конечности. Она, должно быть, спит! Сейчас откроет глаза, и видение, преследовавшее ее столько лет, исчезнет, как всегда, когда потревожишь сон.
 Но это был не сон. Она снова уставилась в хищное загорелое лицо с твердым неподатливым подбородком и серо-зеленые, отсвечивавшие льдом глаза. Темно-золотистые волосы, еще длиннее, чем она помнила, были заплетены в косу, как у дикаря, и едва касались плеч, а на шее висел кожаный кисет, содержимое которого она когда-то перебирала…
 Лицо, которое она не ожидала больше увидеть.

 Глава 15


  Присутствие любви хотело б сердце скрыть, 
  Но множеством путей должно себя явить. 

    Сэмюел Тейлор Колридж

 Лицо Нейла Брейдона.
 — Вы, — одними губами произнесла она, не сумев выговорить его имя, имя, которое так долго и молчаливо проклинала. Имя, горевшее раскаленным клеймом на собственном предавшем ее сердце.
 Ли снова закрыла глаза, потрясенно качая головой. Она так испугалась… но обнаружить, что янки, напавший на ее, — это Нейл Брейдон? Какая жестокая шутка! Нейл Дарси Брейдон. Враг ее и семьи. Сколько раз образ этого человека терзал ее в ночи, сколько раз в ушах звучал издевательский голос! Сколько раз она мечтала увидеть его, ненавидя себя за то, что не может забыть!
 — Ли, — тихо сказал он, и в светлых глазах мелькнуло что-то, то ли улыбка, то ли злоба.
 Она почувствовала, как напряглось его тело, когда он смотрел поверх ее головы на дом с зелеными ставнями. Взгляд скользнул дальше по зарослям и речке, но Нейл тут же прищурился и ловко, как кошка, вскочил, увлекая ее за собой.
 — Надеюсь, ты не боишься меня? — съязвил он, заметив ее тревогу. — Как-никак, мы старые друзья.
 — Немедленно отпустите меня, — яростно прошипела она, обретя голос и снова начиная вырываться. — Вы здесь незаконно! Это земли Треверсов, или забыли?
 Нейл рассмеялся каким-то странным, словно заржавленным смехом, словно он редко находил причины для веселья.
 — Не забыл, — жестко ответил он. — Похоже, некоторым вещам суждено остаться неизменными, не так ли? Помню, как я однажды нарушил границы поместья Треверсов, причем при самых удивительных обстоятельствах.
 Он продолжал тащить ее за собой, несмотря на то что Ли упиралась ногами.
 — Раньше мы валялись в сене, а вот теперь пришлось и в грязи, — издевательски бросил он, когда она потеряла туфлю. Но все же остановился и подождал, пока Ли вновь натянет ее на промокший грязный чулок.
 — Будь ты проклят! — с нескрываемой ненавистью выругалась Ли, прожигая взглядом его широкую спину, хотя злилась больше на себя, чем на него. Потому что на мгновение ощутила радость, увидев Нейла. Он жив! Как часто она гадала, ходит ли он еще по земле. И теперь сердце вновь предало ее, потому что колотилось от счастья, хотя она презирала и этого человека, и синий мундир, который он предпочел надеть.
 — Разве так встречают друзей? Я думал, ты будешь рада видеть меня после долгой разлуки. Неужели ничуть не скучала? Даже в щечку не чмокнешь, приветствуя меня в Треверс-Хилле? Куда подевалось знаменитое гостеприимство Треверсов? — продолжал измываться Нейл, не в силах скрыть собственного гнева при виде неприязненно блестевших синих глаз. Похоже, она без малейших угрызений совести сдаст и его, и людей первому же патрулю мятежников!
 Впрочем, он не дал ей особых причин испытывать к нему иные чувства. Они расстались отнюдь не дружески, так почему теперь она должна радоваться его появлению?
 Что осталось от конюшен, гордости и славы Треверс-Хилла? Пустые стойла. Что осталось от дома? Только кирпичная оболочка. Что осталось от Ройял-Бей? Шесть закопченных печных труб… Ройял-Бей, дом его отца, сгорел дотла. Они сначала направились туда, где им дадут отдых, а раненых перевяжут, но он потерял дар речи, обнаружив величественное здание, лежащее в руинах. А жена Натана лежит больная… и что же сталось с остальными Брейдонами? Где они теперь? Живы ли? А семья Треверсов? Что с ними? Так что вполне можно понять ненависть Ли к янки. Особенно к одному, вполне определенному янки.
 Дьявол! Почему он и его люди не могли благополучно переждать в конюшне до ночи, а потом, отдохнув, уйти под покровом темноты? А вместо этого их обнаружили, и теперь положение поистине безвыходное!
 Что ему делать с Ли Треверс… вернее, с миссис Мэтью Уиклифф? У нее поистине дар оказываться не в то время не в том месте! Но выхода нет: солдаты не могут дальше двигаться, замерзли и устали, а половина серьезно ранены. Их раны, особенно у Магуайра и молодого Чатама, нужно как следует обработать, прежде чем перебираться в другое, более безопасное место. Они едва добрались до Треверс-Хилла, как Магуайр свалился с седла, ослабев от потери крови. Лейтенант так и не приходил в сознание, но хотя бы дышал!
 Волоча за собой девушку, он открыл дверь конюшни. Ли съежилась под злобными взглядами солдат федерации.
 — Вижу, вы поймали шпионку, капитан. — приветствовал его хор голосов.
 Капитан. Что ж, неудивительно. Ли ничего иного и не ожидала.
 — Но не без борьбы, — проворчал кто-то. Ли вдруг застыдилась своего грязного платья. Впрочем, и капитан выглядит не лучше. Интересно, как это ему позволяют ходить в таком виде? Правда, Нейл из тех, кто всегда поступает, как ему заблагорассудится. Несмотря на то что из-под шинели виднелся синий френч офицера Союза, штаны были хорошо ей знакомы. Оленья кожа. А на ногах — индейские мокасины. У всех солдат длинные волосы. По-видимому, они не часто бывали в казармах и некоторое время оставались за линией фронта. Но никто не заплетал волосы в косы, как капитан. И кроме него, все были небриты. Ли вдруг отчетливо увидела молодого воина-команчи, каким он был когда-то. Недаром он умел двигаться совершенно бесшумно. Кстати, а что делают синие в тылу врага?!
 — Неплохо бы прижать эту милую мятежницу к земле, но, полагаю, чин имеет свои привилегии.
 — Все чисто, капитан, никто за ней не бежит, — отрапортовал часовой у двери.
 — И что теперь, капитан? Нельзя ее отпускать!
 — Думаю, она тут же нас продаст!
 — С такими глазами, в цвет наших мундиров?!
 — Она в сером, Билли Янк, и лучше тебе этого не забывать!
 — Судя по засаде, кто-то на нас донес.
 — Ничего не понимаю, кэп! Откуда взялись эти мятежники? И откуда узнали, что мы тут? Будто поджидали! Такого раньше не бывало! Нас едва не словили за хвост, но мы всегда умудряемся выскользнуть из приготовленной мятежниками петли!
 — И на этот раз выскользнем, — спокойно заверил капитан.
 — Черт, да что мы сделали такого, кроме как пустили на ветер маленький мостик?
 — Да, это не должно было так их взбесить. Вот когда в прошлом месяце подорвали склад с солониной, мятежники от злости на стенку полезли! С тех пор мы были примерными ребятами и не шалили!
 — Думаю, они так долго искали нас, что теперь рады встрече, — фыркнул Джонсон. Со всех сторон посыпались шуточки.
 «Враги!» — ужаснулась про себя Ли, с ужасом взирая на этих дьяволов во плоти. Особенно Нейла Брейдона. Он стоял, такой высокий, надменный, самоуверенный… неудивительно, что люди так верят в него. Но только Ли ощутила, как сжались его пальцы на ее запястье, когда он успокаивал своих людей, заверяя в сравнительной несложности побега.
 Теперь Ли дышалось немного легче. Пусть Нейл Брейдон враг и она его пленница, ей уже не так страшно. Да и сам он сказал, что они старые друзья. Он никому не позволит причинить ей зло, даже если между ними существуют кое-какие счеты.
 Придя в себя, она впервые присмотрелась к окружившим ее мужчинам. Лица перепачканы сажей и кровью, а некоторые тяжело ранены, не могут даже сидеть и бессильно скорчились в стойлах.
 — Билс, ты на вахте, — коротко приказал Нейл. — Хендрикс, смотри в оба.
 — Есть, капитан, — откликнулся часовой из дальнего угла конюшни.
 — Паттерсон, не спускай глаз с окон. Стереги, не заметишь ли кого-то в лесу с юго-восточной стороны. Если они сумели выследить нас, значит, появятся именно оттуда. Нам нужно выбраться отсюда, прежде чем это произойдет.
 Нейл внезапно выпустил руку Ли и присел на корточки около солдата, смертельная бледность которого и окровавленная шинель не оставляли сомнений в его тяжелом состоянии.
 — Как ты, Магуайр?
 — Джигу уж точно не станцую, тем более что скрипач у них, — пробормотал тот, стараясь улыбнуться, но губы задрожали, и из прокушенной губы полилась кровь.
 — Наверное, скучает по своей голландке. Уж она бы его согрела.
 — Это точно. В ней столько тепла, что хватило бы на всех вас, парни, если бы я захотел поделиться, — выдавил Магуайр, хватаясь за раненое плечо. — Но пожалуй, только ирландцу дано удержать поводья, объезжая ее. Потому что я нынче вряд ли на такое способен.
 Он попытался сесть, но тут же бессильно обмяк.
 — Ничего, Магуайр, мы тебя поставим на ноги.
 — Вы не собираетесь оставить меня гнить в каком-нибудь госпитале серых, капитан? — встревожился тот. — Уж лучше сразу покончить с этим. Не хочу, чтобы от меня резали по кусочку, когда за дело возьмется антонов огонь.
 — Никто никого не оставит.
 — Я так и подумал, только для верности и спросил, — кивнул Магуайр. — Не знаю о вас ничего, даже имени, но бился с парнями об заклад, что в вас течет ирландская кровь. Верно? Только за ирландцем можно с ухмылкой последовать в ад и обратно!
 — Моя мать была ирландкой, — тихо ответил Нейл.
 — А что я говорил? Ирландца не одурачишь. Это все кровь, сэр. Аж на сердце легче стало! Чего бы я не дал, лишь бы снова оказаться в Ирландии! А как ее зовут, капитан?
 — Фионнуала, — ответил Нейл, нахмурившись, когда ирландец закрыл от боли глаза.
 — Как музыка в ушах, — пробормотал тот, заплетающимся языком. — Она еще жива?
 — Нет.
 — Какая жалость! Но она была хорошей женщиной, как все ирландки. Лучшие матери в мире. А еще родные у вас есть?
 — Отец.
 — Но он не ирландец. Недаром вы человек жесткий и недобрый. Кровь англичанина в вас говорит.
 — Нет, не ирландец, — подтвердил капитан, стараясь разговорить Магуайра, чтобы тот не потерял сознания.
 — А братья и сестры?
 — Младшая сестра и два брата. Один слишком молод, чтобы воевать, другого забрала война. Когда-то у меня была и старшая сестра. Ее звали Шеннон, — ответил Нейл, впервые за много лет произнося имя сестры. До чего же странно оно звучит!
 — Шеннон… Самое красивое имя во всей Ирландии, — вздохнул Магуайр.
 Шеннон Малвин. Его сестра. Часть его души, его сердца. Его любимая Девушка с Небесно-голубыми Глазами. Она пыталась сказать, что всегда будет с ним в сердце и душе… но он не слушал. Не верил.
 — Он умрет, если мы не остановим кровотечение. — прошептала Ли, с жалостью глядя на ирландца.
 — Мы? — с сомнением повторил Нейл, но Ли уже опустилась на колени рядом с молодым светловолосым лейтенантом, . чьи беспомощные голубые глаза за очками в круглой проволочной оправе вдруг напомнили ей Палмера Уильяма.
 Ли осторожно отвела локон со лба лейтенанта, ощутив, как неприятно влажна его кожа под кончиками пальцев. Лейтенант судорожно втягивал в себя воздух.
 — По-моему, вы сломали пару ребер.
 — Правда? — безразлично прошептал он, сжимая ее руку.
 Ли слегка нахмурилась, поняв, что он вроде бы узнал ее.
 — Мой отец вечно ломал ребра. Очень любил ездить верхом. Но не всегда мог удержаться в седле, особенно если переберет кукурузного виски, — пояснила она. — Как-то вместе с друзьями осушил целую чашу пунша, и дело кончилось тем, что он оседлал забор вместо своего любимого гунтера.
 Послышались приглушенные смешки.
 — Боюсь, наездник из меня никакой. Не то что капитан, — пробормотал лейтенант, взирая на Нейла Брейдона как на бога. — Он не оставил меня мятежникам, мисс, хотя и мог. Но налетел на меня, как ветер, подхватил на седло и унес.
 — Никогда не видывал такого.
 — Оставил мятежников с дурацкими мордами и разинутыми ртами!
 — Эй, лейтенант, вы по-прежнему собираетесь расписать в книге наши приключения? Вот уж мы с родичами загордимся, когда прочтем обо всем этом после войны! Иначе все равно никто не поверит. Подумают, я вру и хвастаю! Хочу вскружить голову кое-кому в Спрингфилде. Вот уж я нос задеру, когда люди узнают, что я был с капитаном. Только уж постарайтесь написать мою фамилию как полагается.
 — Обязательно, Шнайкербергер, — едва слышно промямлил лейтенант. Ли, распахнув глаза, уставилась на капитана, которого эти люди обожествляли. За которого были готовы умереть.
 — У вас есть какие-нибудь лекарства? Бинты? — спросила она, с трудом поднимаясь на ноги. Мало того, что подгибались колени, так еще и лейтенант отказывался выпустить ее руку.
 — Есть, — коротко ответил капитан, гадая, почему она спрашивает.
 — У меня в доме полно тряпок. Из них выйдут прекрасные бинты. А у Джоли есть специальные мази, которые не дадут ранам загноиться. Она не только целительница, но еще и наполовину чероки. Пусть посмотрит раненых, иначе не миновать беды. Думаю, ее лечение поможет вашим людям восстановить силы, как и суп, который кипит на плите.
 — А у вас не осталось немного кукурузного виски вашего папаши? — с надеждой спросил кто-то.
 — Не верьте ей, капитан. Наверняка подсыплет в виски яда, — раздался чей-то подозрительный голос.
 — Знаете, почему наш, хоть и обедневший, дом все еще стоит? — спросила Ли. — Войска Союза заняли его под полевой госпиталь. Я помогала хирургам и знаю, как обрабатывать раны. Если пуля застряла в плече этого человека, ее следует вынуть.
 — Зачем это тебе? Ведь ты не питаешь особых симпатий к синим, верно? — холодно осведомился Нейл. Но в глаза Ли, доискиваясь правды, пристально смотрел не он, а рейдер, капитан Даггер. На кон поставлено слишком многое, чтобы ошибиться, легкомысленно доверившись предательнице.
 Ли посмотрела на лейтенанта Чатама, все еще державшего ее руку, на ирландца, наблюдавшего за ней лихорадочно блестящими глазами, на остальных раненых, многие из которых уже дрожали от холода.
 — Мне безразлично, какого цвета их мундиры, капитан. Люди, убившие моего отца, были в сером. Я пристрелила их и похоронила на задах конюшни. Не хотелось бы хоронить и этих двух. Они по крайней мере заслуживают лучшего, — спокойно заявила она, не замечая полных изумления и невольного восхищения взглядов кое-кого из янки.
 — Я могу помочь вашим людям, — повторила она.
 — Слово чести Треверсов? — спросил Нейл.
 Ли хладнокровно встретила его испытующий взгляд, отчетливо различив в голосе нотки сарказма.
 — Слово чести Треверсов, — кивнула она, протягивая ему свободную руку. — Может, в Треверс-Хилле многое изменилось, но только не это.
 — Уверены, что она не продаст нас, капитан? — нерешительно спросил кто-то, вспомнив хорошенькую южанку, наставившую на него длинноствольный мушкет и угрожавшую вышибить мозги. Хорошо, что та дама все же промахнулась.
 Нейл смотрел на маленькую ладонь, которую сжимал в своей. Потом, ощутив шершавость мозолей, перевернул и с любопытством оглядел снова. Он держал загрубелую от тяжкого труда руку женщины, не боявшейся никакой работы. И понимал, что она не изменит клятве.
 — Капитан! — крикнул стоявший у дверей часовой. — По дороге топает патруль мятежников.
 Никто не успел пошевелиться, как капитан оказался рядом с ним.
 — А вон и еще, капитан! Со стороны леса! Похоже, целый кавалерийский отряд.
 Капитан оглянулся, проклиная себя за то, что запер людей в конюшне, как в ловушке. Чуть раньше они могли бы ускакать прочь от жаждущих мести серых. Но теперь остается только драться до последнего.
 Он сделал знак часовому выпустить Ли.
 — Тебе лучше вернуться в дом.
 Мужчины принялись заряжать оружие и вставлять штыки в винтовки. Выражение их лиц было устало-безнадежным. Ли чуть поежилась.
 — Я вышла за охапкой сена. Не могли бы вы погрузить его на тачку?
 Нейл уставился на нее, как на сумасшедшую.
 — Ну и храбра наша маленькая мятежница! Ей бы генералом быть!
 — Не отпускайте ее, капитан! Она донесет патрулю, что мы здесь! Нас захватят, как кур в курятнике!
 — И без того найдут, как только обыщут конюшню, — отмахнулся капитан.
 — Я попытаюсь не допустить этого, — тихо вымолвила Ли, и в наступившем нервозном молчании ее голос донесся до самого дальнего стойла.
 Нейл пристально уставился на нее, но Ли выдержала его взгляд, хотя, казалось, смотрит в глаза чужого, холодного и жестокого человека.
 — А если тебе не поверят и найдут нас, ваш дом сожгут, — возразил он.
 — Я скажу, что свиньи-янки целились мне в спину и угрожали, что пристрелят всех, если я солгу.
 — Похоже, у нас нет другого выхода, кроме как довериться ей, — выдохнул кто-то.
 — Не стану я доверять проклятым мятежникам! — презрительно откликнулся другой, взводя курок. Нейл продолжал смотреть в лицо Ли.
 — У вас нет времени на размышления, капитан.
 — Ладно, — кивнул он. — Видите ли, джентльмены, мы с леди старые друзья. Можно сказать, даже родственники, хоть и дальние.
 — Вот это да! — выдохнул третий и тихо присвистнул: судя по виду, эти двое не очень-то дружили!
 Небольшая вязанка сена в мгновение ока была осторожно поднята на тачку. Один из солдат даже проводил Ли до двери, стараясь, однако, не попасться на глаза патрулю.
 Ли оглянулась, увидела, что Нейл наблюдает за ней, и прикрыла за собой дверь.
 Мужчины молчали, едва осмеливаясь дышать, провожая взглядом тачку, тащившуюся по раскисшей земле. Ли то и дело оскальзывалась и нагибалась все ниже, но упрямо толкала тачку, пока наконец не оказалась в поле зрения мятежников. Кавалеристы поскакали к ней. Из-под копыт лошадей летели комья грязи. Концы желтых кушаков развевались по ветру. Вскоре отряд окружил одинокую женщину, но она не отступила. Не попыталась скрыться. И взирала на них с гордостью и высокомерием Треверсов.
 Застывшие, словно каменные статуи, «кровавые всадники» с ужасом увидели, как она показала на конюшню. Кто-то выругался себе под нос, посчитав, что она предала их. Некоторые даже имели дерзость подумать: а почему бы нет? В конце концов, они для нее враги. Точно такие же убивали членов ее семьи на поле битвы. Какое право они имеют ожидать защиты от этой женщины?!
 Но к их изумлению, офицер с учтивостью истинного джентльмена снял шляпу и рассмеялся, прежде чем сделать знак одному из своих людей. Тот немедленно спешился и пришел Ли на помощь, взявшись за ручки тачки.
 — Что она говорит им? — прошептал Бактейл, не в силах вынести напряжения и прицеливаясь в майора серых, удивительно похожего на распустившего хвост павлина.
 — Вроде как она идет из конюшни. Нет там никаких янки, иначе она заставила бы их перелопатить навоз, — отозвался чей-то слегка оскорбленный таким заявлением голос. — Распинается, как ненавидит всех янки.
 — Ей это легче легкого. Скорее всего правду говорит. Каково же было потрясение, когда мятежники повернули коней и двинулись за тоненькой фигуркой, как целая компания пылких поклонников!
 — По-моему, майор знает то ли ее, то ли брата. И не сомневается в ее слове чести. Она что-то рассказывает ему о лошади… кажется, здорово сбила с него спесь. О, да она его отчитывает, как провинившегося школьника! Показывает на круп его лошади.
 — Возлюби ее Боже! Один толкает тачку, а теперь даже принялся ее разгружать. Какой-то хилый недотепа! — благоговейно прошептал уроженец Спрингфилда.
 Нейл Брейдон невесело улыбнулся, наблюдая, как Ли заигрывает с капитаном отряда. Длинная коса соблазнительно вьется вокруг бедер, маленькое личико запрокинуто, ресницы кокетливо трепещут. Впрочем, она не забывает и о напыщенном дураке майоре! Недаром тот так глупо ухмыляется!
 — Надеюсь, она не пригласила их к ужину? — встревожился Бактейл: урчание в пустом желудке напоминало о ее предложении отведать супа. — В конце концов, мы пришли первыми.
 Однако, к его огромной радости, мятежники после короткого разговора повернули коней и поскакали к дороге, где уже ждал пеший патруль.
 Похоже, пронесло!
 Со всех сторон слышались облегченные вздохи.
 — Как думаете, вернется она? — задал волновавший всех вопрос один из солдат.
 — Она дала слово, — коротко бросил капитан, по-прежнему стоявший у полуоткрытой двери.
 — Янки! Янки в конюшне! — захлебывалась Джоли. — Куда понесло этих чертовых мятежников? Кажись, здесь все, кроме меня, попросту спятили! И что это вы расхаживаете по двору, словно под руку с милым на воскресной прогулке?
 Стивен, чистивший рукав выцветшей ливреи, растерянно встрепенулся.
 — Ты это о ком? Я из дома шагу не сделал, после того как проводил мисс Алтею обратно в кабинет, — возмутился он.
 — С тобой никто не разговаривает, старик! Я и без того знаю, где ты бываешь! — отмахнулась Джоли и, разделавшись с мужем, повернулась к Ли. — Видела, как вы кокетничали с тем офицером, что толкал тачку. Уж мне известно, как вы умеете морочить головы мужчинам! Что вы затеяли на этот раз? Скажите Джоли, дорогая!
 Она воинственно подбоченилась и широко расставила ноги, готовясь к битве. Но Ли не слушала, устремив взгляд в направлении конюшни, где ждали ее капитан Даггер и его люди. Да что это на нее нашло? Узнай конфедераты, что она прячет янки, наверняка сожгли бы дом. И опасность еще не миновала!
 — Что-то не нравится мне все это, сердечко мое, — бормотала Джоли. — Чувствую, дело неладно.
 — Видел я, как ты хромаешь! Должно быть, опять большой палец, — хмыкнул Стивен и, избегая взгляда Джоли, снял с буфета супницу.
 Ей в голову не приходило, что между печально известным рейдером, капитаном Даггером и Нейлом Брейдоном есть какая-то связь, пока майор конфедератов не упомянул имя того, за кем охотился, и не дал весьма красочного описания его и его родных. Ей следовало бы помнить. Кинжал Солнца.
 Что же она наделала?
 Но Ли живо представила валявшихся на соломе раненых, подумала о перестрелке и смерти тех, кто ей доверился. Представила мертвого окровавленного Нейла и злорадствующего майора и вдруг поняла, что никогда бы не предала его.
 — Джоли, я…
 — Не нравится мне ваш тон, мисси, — прошипела Джоли, следя за ней, как лиса за курицей.
 — Джоли, — снова начала Ли, — я не могу не помочь этим янки. И знаешь почему?
 — Янки?! В конюшне? — ахнул Стивен, покачивая головой.
 — Уверена, что вы объясните. И уверена, что это мне не по душе.
 — Потому что в этом случае они скорее покинут Треверс-Хилл…
 — Что же, верно.
 —…а если я не помогу, они рассердятся и…
 — Мне это не нравится, — объявила Джоли.
 — И один из этих янки — Нейл Брейдон.
 У Джоли мгновенно отнялся язык, а бедняга Стивен расплескал суп, который наливал в супницу.
 — А если конфедераты узнают, что он кузен Натана, наверняка вообразят, что мы, а особенно Алтея, которая носит ту же фамилию, с самого начала им помогали.
 Джоли наконец обрела дар речи:
 — Никогда… говорю вам, никогда не видела, чтобы человек так гладко рассуждал, как вы, мисси. Вам следовало быть одним из этих никчемных болтунов — по-ли-тиков.
 — Надеюсь, что конфедераты не вернутся, пока я не обработаю раны, — встревоженно прошептала Ли и, с чересчур невинным видом вытащив корзину, принялась укладывать в нее один пузырек за другим.
 — Какие раны, мисси?
 — Я тебе не сказала? — притворно удивилась Ли, принимаясь разрывать простыню на длинные ленты.
 — Конечно, нет! — воскликнула мулатка, удивленно наблюдая за хозяйкой.
 — Бинты. Янкам пришлось отстреливаться. Многие ранены, а один сломал несколько ребер. Его следует перетянуть потуже. Легкое вроде пока не проткнуто. И нам нужно их накормить. Они дрожат от холода.
 — Вы не притронетесь ни к одному мужчине, мисс Ли, янки он или нет. Не пристало дочери мисс Беатрис Амелии копаться в чьих-то ранах. Терпеть не могу, когда вы пачкаете в крови свои хорошенькие ручки, но тогда вы были в доме, под моим присмотром, и помогали тем докторам, — неодобрительно заметила Джоли, в свою очередь снимая с полки несколько пузырьков.
 — Ты идешь со мной?
 Джоли фыркнула.
 — Разумеется, мисси. Меня вы своими сладкими речами не обманете. Не из таковских! А ты, Стивен, подай обед мисс Алтее, малышам и мистеру Гаю. Да смотри, никому не слова! Потом принесешь в конюшню горшок с супом. Нужно поскорее накормить их и выпроводить, пока серые не явились, — объяснила она, выбирая поношенную простыню и легко разрывая надвое.
 — Да, мэм. Да, — согласился Стивен таким тоном, что Джоли с подозрением уставилась на мужа. — Захвачу-ка я, пожалуй, винтовку мистера Гая на случай, если эти янки вздумают что-нибудь сделать мисс Ли! Старик вовсе не так глуп, как кое-кто воображал все эти годы.
 Он подхватил супницу и с достоинством вышел.
 Джоли открыла рот, но тут же плотно сжала губы, добавила к содержимому корзинки ножницы и острый нож и негодующе выпалила:
 — Что за спесивый выскочка! Откуда только набрался таких речей! Дайте мне корзинку, мисс Ли.
 Но Ли, крепко держась за ручку, нагнулась и поцеловала Джоли в медную щеку.
 — А ты всегда утверждала, что у Стивена нет чувства юмора, — поддела она.
 Джоли затаила дыхание, выпятила тощую грудь, и медленная, почти смущенная улыбка расплылась по ее лицу. Вскоре она уже хохотала так, что плечи тряслись, а по щекам струились слезы.
 — Ох уж этот Стивен! — воскликнула она, снова пытаясь перехватить корзинку. Но Ли опять не дала и показала на плоский деревянный ящик, стоявший на угловом буфете, рядом с книгой рецептов.
 — Не забудь это, Джоли, да захвати кувшин кукурузного виски, — велела она, спеша к выходу.
 «Кровавые всадники» оказались не готовы к представшей их взорам картине: молодая женщина с большой корзиной, нагруженной пузырьками и бинтами, в сопровождении высокой худой мулатки с закупоренным кувшином в одной руке и узким ящиком в другой. Но когда следом показался величественный негр с большим железным горшком и винтовкой, дуло которой раскачивалось в разные стороны, старавшийся сохранить равновесие и не упасть, несмотря на то что ноги непрерывно разъезжались, напряжение уступило место всеобщему веселью. Хохот стоял такой, что даже стены, казалось, тряслись.
 Но Ли уже подошла к стойлу, где лежал ирландец, и принялась вынимать содержимое корзины.
 Нейл разрезал рукава шинели и мундира, обнажив уродливую, распухшую и окровавленную плоть. Ли сбросила накинутое на плечи одеяло и, закатав манжеты, принялась за работу с видом истинного профессионала.
 Джоли ухитрилась втиснуться между Ли и капитаном янки. На какой-то момент их глаза встретились, и Нейл понял, что она все помнит и ничего не простила. Потом мулатка пренебрежительно пожала плечами и стала выбирать снадобья.
 В мгновение ока она смешала какое-то сладко пахнущее зелье, поднесла к губам раненого и приказала выпить. Тот нерешительно взглянул на капитана, но Джоли подкупила его обещанием дать запить лекарство глотком виски. Нейл ухмыльнулся, когда Магуайр поспешно проглотил содержимое чашки и выжидающе уставился на Джоли. Да эта хитрая лиса кого угодно уговорит!
 Нейл не смог скрыть удивления, когда Ли открыла коробку и поставила рядом с собой.
 — Господи Боже! Где ты это взяла?! — ахнул он при виде полевого набора хирургических инструментов, где в специальных отделениях лежали ножи, скальпели, щипцы, ланцеты, зонды, жгуты и шелковая нить: все, что требовалось для ампутации.
 — Один из хирургов забыл это в Треверс-Хилле, — откликнулась Ли, не потрудившись поднять голову и выбрав небольшой нож. — У нас нет ни хлороформа, ни эфира, но после лекарства Джоли он ничего не почувствует. Я должна проверить, не осталось ли в ране пули и осколков кости, хотя, думаю, ему повезло, потому что кровь сочится и из спины тоже.
 — Весьма утешительная новость, мисс, — с болезненной улыбкой пробормотал Магуайр, уже погружаясь в сон.
 — Пуля скорее всего прошла через мягкие ткани плеча и не задела легкого, так что дышит он свободно, — объявила Ли и с мрачной решимостью принялась очищать рану от засохшей крови.
 — Несправедливо палить в нас за какой-то несчастный мост, — пожаловался один из солдат, внимательно следя за тем, что делает Ли. Девушка нахмурилась и, не отрываясь от работы, пояснила:
 — Дело не в мосте. Два дня назад на отрезке железной дороги от Орейндж до Александры пустили под откос поезд с боеприпасами. Остались только паровоз и два товарных вагона, самый первый, и тот, что в середине. В этом везли хорошо охраняемый груз золотых слитков. Нападавшие точно знали, где именно находится золото и какой вагон не следует взрывать. Часовые были хладнокровно убиты после того, как сдались. Выжил только один. Он и рассказал властям, что на них напали «кровавые всадники». Майор сказал, что в жизни не видел такой жестокой бойни. Золото перегрузили в первый вагон, и грабители воспользовались паровозом, чтобы его увезти. Потом паровоз и вагон нашли опрокинутыми в овраге, к югу от Гордонсвилла. Рейдеры и груз исчезли. Майор только что получил приказ отыскать солдат Союза, которые, по последним данным, отступали к северу.
 Немедленно поднялась буря возмущенных выкриков.
 — Но, мисс, мы не имеем ничего общего ни с каким золотом! Да у меня и монеты золотой не найдешь! Уж и не помню, когда в последний раз жалованье выплачивали!
 — Мы не мясники!
 — Мои люди говорят правду, — вмешался Нейл. — Мы не нападали на поезд и не крали никакого золота.
 Как ни странно, Ли поверила, хотя не столько ему, сколько искреннему негодованию остальных солдат. Если они, не колеблясь, берут на себя взрыв моста, почему не другой, более дерзкий набег?!
 В последующий час Нейл молча стоял рядом, пока мулатка и Ли обрабатывали и перевязывали раны так ловко и быстро, что могли бы сделать честь любому врачу. Ли осторожно заставила лейтенанта сесть и перетянула ребра так, что ему стало легче дышать. Щиколотка тоже была перевязана, а лоб вытерт пахнувшей мятой салфеткой. Он тоже задремал, убаюканный зельем Джоли, и во сне мечтал о молодой даме, которая с такой самоотверженностью заботилась о нем.
 Нейл оглядел конюшню. Его люди, сытые и отдохнувшие, были готовы идти в бой. У раненых все шансы на выздоровление. Большое счастье, поскольку смерть от болезней, инфекции и гангрены куда более медленная и мучительная, чем от пули. Он просто носом чуял, как утекают страх и тоска, сменяясь готовностью следовать за своим командиром.
 Его жесткий взгляд остановился на молодой женщине, отмывавшей руки от крови.
 — Ли, — произнес он одними губами, вновь видя перед собой ту беззаботную смеющуюся девчонку с развевавшимися каштановыми волосами, верхом на изящной кобылке. — Ли Александра…
 Та душистая теплая ночь в саду, и аромат жасмина и роз, проникающий в ноздри… и прекрасная девушка, навеки поселившаяся в сердце. Бледное отражение той теплой, живой, настоящей женщины, которой она стала теперь. Совсем не знакомой ему.
 Она, словно ива на берегу, гнулась под ветрами, свистевшими над Треверс-Хиллом, но сумела приспособиться к трагическим переменам, которые так жестоко ворвались в ее жизнь. И не сломалась, не ослабла, наоборот, стала сильнее и решительнее.
 Нейл Брейдон смотрел на склоненную голову, на беззащитную нежную шею и снова ощущал бушующее пламя желания обладать ею. Завладеть ее телом и душой. Но она принадлежала Мэтью Уиклиффу. Предпочла Нейлу другого мужчину.
 Ревность подобно огнедышащему дракону подняла голову и стала пожирать Нейла. Мысль о том, что Уиклифф держал ее в объятиях, делил с ней постель, дарил детей, непереносимо жгла его.
 — Не носишь кольца? — резко бросил он, не в силах высказать хоть несколько слов благодарности.
 — Сегодня у нас день стирки, — пояснила Ли, посчитав, что он имеет в виду кольцо-камею, оставленное на кухне. — Вряд ли вашему ирландцу понравилось бы, зашей я кольцо ему в рану.
 Она устало потерла затылок и выпрямилась, не увидев протянутой руки Нейла.
 — Но скоро ты снова наденешь на палец кольцо своего дорогого Мэтью. Кстати, где он? Сражается в Каролине? — допытывался Нейл, желая видеть выражение ее лица при упоминании о любимом муже.
 Ли удивленно вскинула брови. Кажется, он до сих пор уверен, что она помолвлена с Мэтью?!
 — Мэтью мертв, — пояснила она, глядя на свой безымянный палец. Она почти не помнила, как выглядело кольцо, подаренное женихом в день помолвки и переходившее в его семье из поколения в поколение. Ли вернула кольцо его родным, как только узнала о гибели Мэтью. Как давно было то лето, когда он со светящимися любовью глазами надел ей кольцо на палец!
 Нейл Брейдон не смог скрыть потрясения.
 — Такая молодая вдова… с двумя детьми… — пробормотал он, думая о темноволосом мальчике и младенце в колыбели. Пусть Мэтью погиб, но эти двое малышей всегда будут напоминать Ли о муже. — Что же, не слишком умно с его стороны, но если Уиклиффы не потеряли все состояние, вам не о чем беспокоиться. Думаю, что такой умный человек имеет банковские вклады на Севере или даже в Европе. Не могу только понять, почему вы остаетесь здесь, в центре военных действий? Есть и более безопасные места.
 Он все еще не мог поверить, что отныне Ли свободна.
 — Здесь моя семья, — просто ответила она. — Как вы можете считать, что я сбегу, бросив свою семью в опасности?
 — Моя ошибка. Я и забыл, как тесно спаяны все Треверсы и как вы сделали все, чтобы уберечь их от разорения. В любую минуту готовы пожертвовать собой, не так ли? — задумчиво выговорил он, охваченный гневом при мысли о том, что родные для нее всегда на первом месте. Каково это — быть самым близким человеком для Ли Александры? — Но Треверс-Хилл скоро будет восстановлен благодаря деньгам вашего покойного мужа, так что нет худа без добра, верно?
 Он забыл, как горда Ли. Горда и вспыльчива.
 Глаза ее гневно сверкнули, а он оказался недостаточно проворен, чтобы остановить ее. Раздался треск пощечины, привлекший к Нейлу растерянные взгляды мулатки и большинства солдат. Нейл услышал неодобрительные возгласы и понял, что они во всем винят его. Когда все они успели влюбиться в Ли?! Что же, неудивительно. Она всегда производила такое воздействие на мужчин.
 Ли хотела было объяснить, что никогда не была женой Мэтью, но тут же передумала. Это не его дело, а она не желает его жалости или саркастических насмешек, если обнаружится, что Мэтью погиб до того, как они успели пожениться.
 «Все усилия пропали впустую», — цинично заметил бы он. Пусть верит, что Ли вышла за Мэтью и родила ему детей. Ведь больше они никогда не увидятся.
 — Я сделала все, что могла, капитан, — холодно бросила она, собирая хирургические инструменты и снадобья и засовывая пропитанные кровью компрессы в корзину. — Буду очень благодарна, если вы немедленно покинете Треверс-Хилл. В следующий раз мне вряд ли удастся так убедительно солгать.
 — Я вас понял, мадам, — вежливо ответил капитан Даггер, — но поскольку не хочу причинять вам новые неудобства, должен заметить, что уйти гораздо безопаснее после наступления темноты. Не бойтесь, никто не увидит, как мы покидаем Треверс-Хилл. Куда безопаснее для вас и вашей семьи.
 — Мисс! — окликнул лейтенант Чатам, помешав Ли ответить наглецу по достоинству.
 — Да, лейтенант? Вам трудно дышать? Чересчур тугие повязки?
 — О нет, мне гораздо лучше, мисс Ли. Я только хотел поблагодарить вас за доброту и сочувствие, — прошептал лейтенант обожающе глядя на нее, и Ли не осмелилась посмотреть в лицо Нейлу, тихо пробормотавшему проклятие. — Поэтому и прошу вас не думать слишком плохо о капитане. Он настоящий джентльмен. Храбрее его я людей не встречал, и он не раз рисковал жизнью ради нас. Сегодня он спас меня. Я хотел, чтобы вы знали, что он за человек.
 Губы Бредона зловеще сжались, когда он услышал, как лейтенант просит за него прощения.
 — Не стоит волноваться, лейтенант, — заверила Ли, гладя молодого человека по руке, — я прекрасно знаю, что за человек ваш капитан.
 Чатам с усилием растянул губы в улыбке.
 — Спасибо, мисс Ли, — пробормотал он, так и не поняв истинного смысла ее слов.
 Зато понял Нейл, и пальцы, сжавшие ее локоть, были словно отлиты из стали.
 — Мисс Ли, я никогда вас не забуду, — поклялся лейтенант, смущенно краснея.
 — И я никогда не забуду вас, лейтенант, — ласково заверила Ли, улыбнувшись, прежде чем направиться к выходу. Со всех сторон сыпались слова благодарности и дружеские пожелания. Джоли последовала за ней. Стивен уже стоял у открытой двери.
 — Настоящая леди, ничего не скажешь! — провозгласил Бактейл.
 — Милая маленькая мятежница. Похожа на мою сестру, что осталась в Теннесси. Как она там сейчас? Вышла за мятежника, хотя человек он что надо! — вздохнул его товарищ, волнуясь за сестру. Что будет с ней, если солдаты Союза захотят спрятаться на ее ферме?
 Оставшееся до темноты время тянулось бесконечно. Ни у кого не хватало храбрости спросить у капитана, куда им бежать. С ранеными на руках они далеко не уйдут.
 Поэтому солдаты старались чем-то занять себя: рассказывали забавные истории, играли в покер, разглядывали драгоценные дагерротипы в затейливых рамках, с которых смотрели лица любимых. Кто знает, свидятся ли они когда-нибудь? Дым из трубок медленно поднимался к потолку. Какой-то солдат при свете огарка свечи торопливо писал письмо домой, сидевший рядом приятель читал Библию. Еще один листал календарь Новой Англии, гадая, когда вернется домой и снова узнает радость сева и сбора урожая.
 Приятель Магуайра достал иголку с ниткой и принялся пришивать рукава мундира и шинели, в полной уверенности, что они еще понадобятся другу, даже если сейчас он лежит словно мертвый. Лейтенант Чатам сонно таращился на так и не использованные театральные билеты. Сидевший в углу солдат перебирал непристойные картинки, за которые еще в лагере отдал варган и пару носков.
 — Жаль, что леди не оставила нам кукурузное виски своего папаши, — раздался голос из темноты, окутавшей стойла.
 — В жизни не пил лучшего. Верно говорят, эти виргинцы гонят такое пойло, которое скользит по горлу, как патока, только вот потом встать не можешь.
 — Все лучше, чем «Красный глаз», — вторил кто-то, припомнив ходившее в лагере дешевое виски, оставлявшее во рту вкус скипидара.
 — Когда мы уходим, капитан? — раздались голоса. — Нам никто не встретится: вот-вот начнется буря, да и ветер набирает силу. Скоро хлынет как из ведра.
 Нейл выпрямился, оттолкнулся от двери, где простоял последний час, глядя на дом. Минут через двадцать окончательно стемнеет. Пора. Люди отдохнули, и хотя сегодня они вряд ли доберутся до своих, у него есть на примете одно местечко, которое, кроме него, знают только еще двое мятежников. Впрочем, вряд ли эти двое вздумают искать его именно там.
 Лошади накормлены, напоены и хорошо отдохнули. Так что причин задерживаться нет.
 — Через полчаса. Начинайте готовиться и постарайтесь ничего не оставлять. Чтобы в стойлах было чисто. Забирайте с собой все до ниточки, даже обгоревшие спички. Не стоит причинять неприятностей леди, — резко предупредил он, нагибаясь и подхватывая с сена игральную карту, каким-то образом выпавшую из колоды. Владелец смущенно потупился и поспешно сунул карту в седельную сумку. Капитан прав: как бы объяснила леди присутствие этой карты, рубашка которой расписана эмблемами Союза?
 — Вот это да, капитан! Взгляните-ка! Похоже, они слишком спешили уйти, потому что забыли здесь это добро! А я-то и не заметил, как затолкал все в угол!
 Нейл остановился возле говорившего и с досадой уставился на стопку бинтов, ножницы, два пузырька со снадобьями и клочок окровавленной синей ткани.
 — Дьявол, — процедил он, собирая предательские улики. Если патруль мятежников обнаружит все это, последствия для Ли и ее родных будут самыми печальными. — Убираемся отсюда немедленно после моего возвращения, — приказал он, снова шагнув к двери. — Я посигналю. Старайтесь не шуметь, джентльмены, и никому не открывайте дверь. В этом сером тумане вы и опомниться не успеете, как патруль окажется прямо у вас под носом.
 — Куда вы, капитан?
 — Вернуть вещи леди, — коротко бросил он, предвкушая еще одну встречу с вышеупомянутой особой. — И проверить местность. Не хотелось бы мчаться вслепую неизвестно куда и по ошибке попасть в лагерь мятежников.
 — Может, зарыть обрывки мундира?
 — Нет, пусть они сожгут его в доме, тогда следов совсем не останется, — откликнулся Нейл медленно открывая дверь и исчезая в ночи.
 Ли, сидя перед очагом на трехногом табурете для доения коров, медленно водила щеткой по волосам, пока они не легли на плечо блестящей волной, свисавшей почти до пола.
 Уронив щетку на влажное полотенце, она налила на шершавые ладони несколько капель лосьона из роз и лаванды, запах которых вечно будет напоминать о матери, и принялась. намазывать руки. Потом встала, позволив одеялу соскользнуть на пол. Отблески огня плясали на ее обнаженном теле. Ли налила еще немного лосьона и растерла по плечам, груди, бедрам и животу, пытаясь изгнать из памяти воспоминание о крови, боли и изуродованной плоти мужчин, скрывавшихся сейчас в конюшне. Впрочем, они наверняка уже успели покинуть Треверс-Хилл.
 Несколько часов назад она, Джоли и Стивен, не оглядываясь, направились к дому. Никто не произнес ни слова, молчаливо поклявшись никому не говорить о случившемся. Чем меньше сказано на этот счет, тем лучше. А скоро все совсем забудется.
 Она едва успела вымыть лицо и руки, привести в порядок волосы и почистить платье, прежде чем пойти в кабинет, к Алтее и Гаю. Никто не удивился тому, что она уже успела поесть на кухне. Ли покормила Люсинду, поговорила с Гаем, почитала ему газету трехмесячной давности, привезенную Адамом во время последнего визита в Треверс-Хилл. Правда, время от времени ловила озадаченный взгляд Алтеи, но сестра ни о чем не спрашивала, а Ли не стала объяснять. Остальное время она занималась хозяйством: с помощью Джоли сменила белье на кроватях, сделала новые мази, чтобы пополнить запасы лекарств, а потом, оставив мулатку готовить ужин, вместе со Стивеном отправилась в лес за дровами, подальше от конюшни.
 Только сейчас появилась возможность искупаться. Ли наполнила ванну горячей водой и налила туда немного масла жасмина, цветы которого росли и в лесу, и у ограды, отмечавшей границы земель Треверсов. Опустившись в воду, она позволила себе расслабиться, выпила чашку травяного чая, приготовленного Джоли, и долго нежилась под руками мулатки, которая массировала ей шею и плечи. Джоли даже вымыла ей голову ромашковым настоем, смешанным с жидким мылом. Потом вернулась в дом, предварительно усадив Ли на табурет и пробормотав что-то насчет полной луны и грома. Ли мельком заметила, что взгляд у мулатки совершенно дикий.
 Девушка вздрогнула от холода и, поспешно закутавшись в одеяло, подкинула дров в огонь. В дальнем углу очага в большом горшке, из которого несся нестерпимо вкусный запах, медленно доходил ужин. Глаза Ли сами собой закрывались, а мысли постоянно возвращались к Нейлу Брейдону. Заржала Дамасена, но Ли слишком устала, чтобы пошевелиться.
 Внезапно глаза ее широко раскрылись, а сон куда-то пропал. Потому что в дверях возникла высокая фигура того, кто постоянно тревожил ее грезы. Как долго он стоит здесь? — гадала она, глядя на мягкие мокасины, позволявшие ему двигаться совершенно бесшумно.
 Ли поспешно вскочила, едва не растянувшись на полу: так сильно закружилась голова. Путаясь в складках одеяла, она повернулась к Нейлу.
 — Я пришел сказать, что мы уходим, и вернуть эти вещи. Ты так спешила, что оставила их в конюшне. Вероятно, было бы очень сложно объяснить, как они оказались там, — заметил он, протягивая ей бинты и ножницы с пузырьками. — А вот это я рекомендовал бы сжечь.
 Ли рассеянно взглянула на обрывок залитой кровью синей материи. Нейл шагнул к ней и уронил лоскут в очаг, где пламя стало жадно его пожирать.
 — Как обычно, наше прощание — совсем не то, чего бы я хотел, — прошептал он с пугавшей Ли нежностью. — Спасибо тебе. Не за себя, а за людей, чьи жизни ты скорее всего спасла сегодня.
 — Я только сделала все, что была должна, — пробормотала Ли, смущенно озирая свои босые ноги.
 — Это куда больше того, на что решились бы остальные, — возразил Нейл, протягивая руку, чтобы коснуться шелковистой волны волос, и случайно задев ее пылающую щеку.
 Ли дернулась, как от ожога, и Нейл тут же опустил руку. Лицо снова приобрело прежнюю жесткость.
 — Я не успел спросить тебя, да и не хотелось говорить в присутствии моих людей, но что случилось с Ройял-Бей?
 — Ты видел?
 — Да.
 — Там произошло сражение. Прости, не помню, когда именно, — ответила Ли, сосредоточенно сведя брови и слегка покачиваясь. — Не знаю даже, чей снаряд попал в дом: мятежников или янки. Впрочем, какая разница? Все пропало. В ту ночь погибла твоя тетя Юфимия. Она одна оставалась в доме, а снаряд ударил прямо в крышу. Юфимия отказалась перебраться к нам. Она была гордой женщиной. А дядя умер до войны, когда Ройял-Бей был еще цел.
 — Это я знаю. А Натан? — продолжал Нейл, хотя, судя по выражению лица Ли, не слишком жаждал услышать ответ.
 — Его послали сражаться в Теннесси. Осенью пришло уведомление, что он пропал без вести. С тех пор ничего. Прошло ведь достаточно времени? — спросила она, и Нейл не смог скрыть мелькнувшее в глазах отчаяние. — Но Алтея верит, что он жив. Нельзя лишать ее надежды, иначе, боюсь, она просто сдастся и умрет.
 — Она болела?
 — Тиф. Алтея ждала Натана в Ричмонде, когда разразилась эпидемия. Блайт жила с ней.
 — Твоя сестра. Маленькая темноволосая, всегда смеющаяся девчонка, — припомнил Нейл. — Она ведь вышла замуж за Адама как раз перед войной?
 Ли кивнула. Ей неожиданно понравилось описание Блайт. Нейл сумел схватить самую суть характера сестры.
 — Что случилось? — хмуро выпалил он, когда с ресниц Ли сорвалась слеза.
 — Она умерла. Оказалась слишком слаба, чтобы побороть тиф.
 — Адам?
 — Мы видели его несколько месяцев назад. Он был тяжело ранен и получил отпуск по выздоровлению. Не говорил нам, что произошло на самом деле, но, боюсь, он едва не умер. С тех пор как умерла Блайт, он так и не оправился от горя. На прошлой неделе мы получили от него письмо. Обещает приехать со дня на день, — объяснила Ли, надеясь, что так оно и будет.
 — А Джулия?
 — Джулия там, где и хотела быть. В Европе. Правда, не обошлось без скандала. Она сбежала с женатым человеком. Адам не простил себе, что сам познакомил ее с этим англичанином. Говорит, что этот негодяй ни в коем случае не женился бы на ней, даже если бы мог, а ее репутация навеки погублена. Теперь у нее нет ни малейшей надежды выйти замуж за джентльмена. Впрочем, вряд ли она посмеет показаться в Виргинии, — вздохнула Ли, вспоминая мечты подруги стать герцогиней.
 — Это единственная новость, которая меня не потрясла, — без всякого сочувствия бросил Нейл.
 Глаза Ли гневно сверкнули.
 — Ты не имеешь права судить Джулию! И не знаешь, какие обстоятельства вынудили ее пойти на такое!
 — Еще как знаю! Просто у нее не хватило храбрости остаться. Испорченная избалованная эгоистка, думающая только о себе! Как же, ситуация для нее сложилась просто невыносимая! Ни балов, на которых она могла царить, ни пикников, где за ней ухаживали, ни флирта с поклонниками, которые того и гляди либо окажутся калеками, либо лягут в землю. А если бы даже и случилось поехать на бал, то в чем?! Все платья давно вышли из моды, а новых некому и не на что шить.
 — Не смей говорить о ней такие ужасные вещи! Она твоя кузина! Я не виню ее за то, что уехала. Ее дом сожгли, родители умерли. Что ей было делать?
 — Но ты же осталась, Ли. Ты здесь, в Треверс-Хилле, полуголодная, испуганная, во власти как мятежников, так и янки. Твоя земля превратилась в поле битвы, дом — в полевой госпиталь. Ты сказала, что отца убили южане? — безжалостно допрашивал Нейл, полный решимости узнать все.
 — Грабители.
 — А мать? Мертва?
 — Да, но у нее сгорела душа гораздо раньше, чем тело перестало существовать. Она просто не могла смириться с тем, что случилось с ее семьей, с нашим образом жизни. С ее любимыми розами.
 — А братья?
 Ли молчала, все еще погруженная в свои мысли.
 — Остался только Гай, — ответила она наконец, — а он… он там, где ты желал его видеть. Я все еще помню твои слова, Нейл Брейдон, то проклятие, которое ты произнес в ночи. Тогда ты сказал Гаю, что скорее вы оба очутитесь в аду, прежде чем он снова увидит тебя. Надеюсь, ты будешь доволен, узнав, что больше он никогда не увидит твоего злорадного лица. Гай ослеп. А Палмера Уильяма и Стюарта Джеймса больше нет. Твой брат был рядом с Палмером Уильямом, когда тот погиб. Он вынес его тело с поля боя и позаботился, чтобы его похоронили как полагается. Ты знаешь о Джастине?
 Нейл кивнул. Он получил письмо, извещавшее о гибели брата.
 — Я хотела спросить тебя кое о чем, — продолжала Ли. В ее глазах крошечными бриллиантиками сверкали непролитые слезы, и Нейлу казалось, что сейчас он утонет в их синеве. — Вернее, о той ночи.
 — О той ночи?
 — Да. Гай ведь не промахнулся, верно?
 — Нет, — улыбнулся Нейл, — что даже странно, если вспомнить о том, как он был пьян. Ничего не скажешь, меткий стрелок, хотя и не настолько, чтобы отправить меня на тот свет. И что же?
 — Мой жеребенок? — допытывалась она, и Нейл понял, чего стоило этой девушке смирить свою гордость.
 — Когда я покидал Риовадо, Капитан уже обещал стать великолепным скакуном.
 — Капитан? — изумленно повторила Ли. — Ты оставил кличку?
 — Никакая другая так ему не подходила.
 — Быстр как ветер?
 — Быстрее.
 К своему полному удивлению, Нейл услышал тихий смех.
 — Никогда не думала, что буду благодарна тебе за то, что отнял его у меня. Но я все же благодарна.
 — Вот как? — задумчиво прищурился Нейл. — А я считал, что ты до сих пор слышать обо мне не можешь.
 — Это правда, — лукаво усмехнулась она. — Каждую ночь я проклинаю тебя в своих молитвах.
 Нейл шагнул ближе. Ли попыталась отступить, но на плечо легла тяжелая рука, удерживая ее на месте. Ли, вскинув подбородок, вызывающе уставилась на него.
 — Так за что меня благодарить? В ту ночь я ранил тебя, — напомнил он, желая понять, способен ли он и сейчас причинить ей боль. Достаточно ли она неравнодушна к нему, чтобы дать такую власть над собой?
 — Ты видел его мать, когда проходил через прачечную?
 Внезапное озарение снизошло на Нейла. Да, он заметил жалкий зверинец, проходя коридором в кухню. Больная кляча, мохнатый пони и усердно жующая корова.
 — Твоя кобылка? — неверяще ахнул он.
 — Да. Благородный офицер кавалерии конфедератов украл ее… прости, реквизировал. Месяц спустя она вернулась в куда худшем виде, чем сейчас. Но ей повезло больше, чем наезднику, от которого остались одни сапоги, застрявшие в стременах. Как ты заметил, в конюшне больше нет ни одной лошади. Если бы ты не забрал…
 — Хочешь сказать, получил? По-моему, условия были достаточно ясны. Никто не заставлял тебя принимать решение. Очевидно, ты высоко ценила жалкую жизнь своего брата, — гневно перебил Нейл, несмотря на то что отнюдь не гордился своим поступком в ту ночь.
 — Прости, ошиблась, — вкрадчиво пропела она. — Пыталась избавить тебя от мук совести, напоминая об угрозе пристрелить моего брата, если я не отдам Капитана!
 Она попробовала вырвать руку и отступить, но он привлек ее к себе еще ближе.
 — Припоминаю, что выстрел был за мной, и поскольку твой брат уже ранил меня, я, по-моему, был чрезмерно снисходителен к нему. Его следовало проучить.
 — Да, и он прекрасно усвоил урок. Может, Гай и простил тебя, но вот я не простила.
 — Простил меня? Твой брат? Вспыльчивый, горячий Гай Треверс?
 — Он изменился. И утверждает, что ты имел полное право так поступить. Винит только себя за потерю жеребенка.
 — Поразительно, — пробормотал искренне изумленный Нейл. — Но ты, говоришь, не простила?
 На губах Ли заиграла манящая полуулыбка.
 — Простила, — неожиданно заявила она. — Не укради ты Капитана, он, возможно, встретил бы мучительную смерть на поле боя. Лучше уж пусть принадлежит тебе подобным, чем погибнет ни за что. Поэтому моя благодарность безмерна. Ты хотел горько обидеть меня той ночью, забрав самое дорогое, но вместо этого сделал огромное одолжение. А теперь отпусти меня, собирай своих людей и оставь нас в покое.
 В глазах Нейла полыхнула такая ярость, что Ли даже зажмурилась. И неожиданно очутилась на свободе. Девушка торжествующе отступила, не сообразив, что одеяло осталось у него и она стоит перед ним нагая.
 Нейл уронил одеяло на пол и глубоко вдохнул знакомый аромат лаванды и роз, смешанный с благоуханием жасмина, поднимавшимся от ее теплого душистого тела. Длинные, казавшиеся бронзовыми в свете огня волосы выплясывали чувственный танец вокруг бедер. Одна золотисто-каштановая прядь закрывала часть ее личика, очерчивая тонкую линию щеки и челюсти и привлекая его взгляд к ее глазам, ставшим в гневе цвета индиго и никогда не казавшимися более таинственными, чем теперь, полускрытые густой бахромой темных ресниц с золотистыми кончиками.
 На какое-то мгновение Ли словно приросла к полу, сгорая со стыда под его пристальным ласкающим взором. Негодование и ярость боролись в ней со смущением. Все же она нагнулась за одеялом, но пальцы Нейла сомкнулись на ее запястьях. Он поднял ее одним рывком. Одна рука хищным кольцом обвилась вокруг ее талии, другая легла на изгиб груди.
 Такая нежная и податливая… Такая хрупкая и прекрасная…
 Он перегнул ее через руку и долго смотрел в лицо, прежде чем опустить голову. И легко нашел ее губы, хотя Ли старалась увернуться. Поцелуй длился целую вечность. Язык Нейла скользил по ее губам, проник за преграду зубов, и Ли приняла его. На миг оторвавшись, он перегнул ее еще ниже, держа так, чтобы как можно теснее прижать ее бедра к своей отвердевшей, налитой желанием плоти. Розовые соски Ли набухли, как готовые распуститься бутоны. Он взял ртом сосок и стал лизать, ощущая, как бьется ее сердце за тонкими ребрышками грудной клетки.
 Она казалась такой беззащитной в его объятиях, что он не выдержал и снова припал к ее губам, одновременно лаская бедра и ягодицы, путаясь пальцами в завитках между ногами. И почувствовал, как она словно окаменела и стала вырываться, словно девственница, не привыкшая к грубому вторжению мужчины в свое тело. Но Нейл продолжал сжимать ее, не желая оставлять добычу. Мужскую плоть распирало от неутоленного желания. Нейл жаждал погрузиться в ее лоно, слышать тихие крики наслаждения, когда поведет ее к вершинам страсти, заставит забыть прикосновения любого мужчины, кроме своих. Ему не пригрезилась дрожь ее губ, возвращавших ласки! Непонятно, что за игру обольщения ведет Ли, но она отвечает ему и ответит снова, поклялся он про себя, стискивая ее еще сильнее.
 — Капитан, капитан! Вы здесь, сэр?
 Нейл, словно сквозь дымку, услышал голос одного из своих людей, окликающий его с дальнего конца узкого коридора, и тряхнул головой, пытаясь прийти в себя. Потом отпустил Ли, нагнулся, поднял одеяло и обернул вокруг ее трепещущего тела. В последний раз взглянул в прелестное лицо с красными от его поцелуев губами и затуманенными страстью глазами и понял, что их время еще впереди. Он найдет способ вернуться. Сделать ее своей. И не собирается снова потерять ее.
 Но сейчас ему пришлось уйти от нее. Второй раз в жизни бросить одну.

 Глава 16


  Как часто во мраке, в тиши ночной, 
  Пока ум не сковали мне сны, 
  Память верная нежной своею волной 
  Мне доносит свет прошлой весны. 
  Все улыбки, все слезы моих юных лет, 
  И признанья, и лица тех, 
  Кого больше на свете на этом нет, 
  Чей смолкнул навеки смех. 

    Томас Мур

 — Как это ты решился пойти за капитаном! Откуда только наглости набрался, когда он приказал всем сидеть смирно.
 — Его не было слишком долго, — защищался смельчак. — Побоялся, что крошка мятежница воткнула в него ножницы и похоронила в саду. Кто их знает, этих женщин, особенно таких хорошеньких! Только сейчас — чистый ангел, а через минуту царапается, как дикая кошка. Думаю, кэп не устоял перед ее синими глазами, потому что следил за ней так, словно вот-вот схватит! Никогда раньше не видел, чтобы кэп так хотел женщину! Думал, разложит ее прямо на месте, в конюшне. Похоже, между ними есть какое-то незаконченное дельце: недаром капитан твердит, что они старые друзья. Неплохо бы и мне заиметь такого друга! Интересно, что у них раньше было? Значит, у капитана здесь родня? Недаром он знает эти места, хотя выговор у него не виргинский. Вот я и подумал: лучше уж найти его поскорее, потому что, клянусь, слышал лай гончих.
 — Говорю тебе, это в доме.
 — Ну уж нет, ближе к лесу. Они наверняка пустили собак по нашему следу. Лично я посчитал, что кэпу следует знать, а вдруг он сидит в доме и ничего не слышит! Я видел, как он входил, но не заметил, чтобы вышел.
 — Будь они прокляты! Привели гончих, чтобы вынюхивать «кровавых всадников»! — выругался кто-то.
 — Хорошо, что кэп не попытался повести нас к реке. Там наверняка патрульные катера. Кажись, на этот раз мы разворошили осиное гнездо, — встревоженно заметил Бактейл, гадая, не лучше ли было идти вверх по ручью, который они проезжали, чтобы сбить преследователей со следа.
 — Куда, черт возьми, ведет нас капитан?
 — Моя лошадь недолго выдержит меня и Магуайра. Не дай Бог охромеет. Мы никогда не выберемся с территории проклятых мятежников. Кругом одни серые.
 — Да и луна сейчас покажет свою круглую противную физиономию. Где они, эти облака, когда нам так нужно укрытие? Я чувствую себя таким голым, словно сижу без штанов в комнате, полной людей.
 — Никто не удивится, поскольку ничего особенного не увидит, — хихикнул кто-то.
 — Не волнуйтесь. Кэп знает, что делает. И нечего тут бояться.
 — Надеюсь, на этот раз мы не окажемся между молотом и наковальней, потому что я не умею плавать.
 — Плевать, даже если придется плыть, потому что если не кэп от дьявола спасет нас, то кто-то там, в небе приглядывает за нашим малышом лейтенантом. С тех пор, как он в нашем отряде, удача нас не покидает!
 — Что-то это мало похоже на удачу.
 — А по мне, как на это посмотришь. Не думаешь, что мы все должны были уже оказаться на том свете?
 И не успел говоривший докончить фразу, как слова его словно немедленно начали сбываться, поскольку капитан вместе с лейтенантом, которого вез на седле, исчезли под землей, во внезапно разверзшейся мгле. За ним последовал второй, вероятно, провалился в ад. Но напуганный солдат тем не менее подстегнул коня, понимая, что за спиной уже наверняка маячит смерть.
 Но этой ночью ад был еще не готов принять «кровавых всадников». Пещера, в которой они оказались, очень походила на описанную в сказке об Али-Бабе и сорока разбойниках.
 Как раз в эту минуту на небо действительно выплыла луна, и оказалось, что они проехали под естественным каменным мостом, заросшим виргинским плющом, который образовал нечто вроде зеленого занавеса по обе стороны этого моста. Стоило отряду пройти, и длинные побеги сомкнулись за спинами людей, приняв прежний, непотревоженный вид. Всадники спешились и ввели коней в широкий извилистый вход неглубокой пещеры. Каменный навес был достаточно велик, чтобы укрыть животных от надвигающейся бури: на горизонте уже звучали отдаленные раскаты грома.
 Капитан прошел мимо прислонившегося к большому валуну лейтенанта и исчез в длинном тоннеле, откуда неожиданно брызнул яркий свет.
 — Господи Боже! Поглядите только! — завопил один из солдат, Джимми, поднимая голову к хрустальной люстре, свисавшей с каменного потолка. — Да в ней, должно быть, дюжина свечей!
 — Шестнадцать, Джимми, — спокойно поправил капитан, удивив своих людей такой скоростью подсчета.
 — Теперь я знаю, что умер и попал на небеса, — вздохнул Магуайр, глядя на люстру со слезами на глазах. Никогда не думал, что мне это удастся.
 Нейл Брейдон был удивлен не менее солдат, увидев хрустальную люстру, висевшую когда-то в столовой Ройял-Бей, люстру, которой так гордилась бабушка. Оглядев пещеру, где он, Натан и Адам мальчишками прятались от старших, грозившихся надрать им уши за очередную проделку, он увидел не детские сокровища, добытые во время скитаний по округе, а фамильные ценности в ящиках, где содержались фарфор, хрусталь, статуэтки, предметы искусства и редкие книги, любовно собираемые годами. У стен стояли скатки ковров, мебель и картины.
 — Думаю, можно положить лейтенанта на этот диванчик, — решил Бактейл, снимая чехол с шелковых подушек в сине-белую полоску.
 — Натяните сначала чехол обратно, пожалуйста, — умолял лейтенант, зная, как рассердилась бы его мать, положи он грязные сапоги на прелестное изделие семнадцатого века.
 Магуайра устроили на другом диване поверх простыни, и он блаженно закрыл глаза, вдыхая запах роз и лаванды.
 — Интересно, кто спрятал здесь все это?!
 Один из солдат наткнулся на маленький комод из красного дерева и попытался открыть ящик, но оказалось, что он заперт. Солдат вынул перочинный нож, поддел пружинку и, обнаружив внутри столовое серебро, вытащил несколько тяжелых ложек и украдкой сунул в сумку.
 Остальные солдаты бесцельно разбрелись по пещере. Бактейл от нечего делать стал вытаскивать и рассматривать картины.
 — Эй, это не тот сожженный дом, который мы видели ниже по течению реки? Узнаю эти шесть труб. Красивое было здание, ничего не скажешь! А колонны какие!
 Вынув еще одну картину, чуть поменьше размером, он долго смотрел на нее, прежде чем поперхнуться и закашляться, да так сильно, что один из стоявших рядом принялся хлопать его по спине.
 Немного отдышавшись, Бактейл в полном недоумении уставился на капитана.
 — Кэп? — пробормотал он, переводя взгляд с изображенного на портрете молодого золотоволосого джентльмена в костюме для верховой езды на золотоволосого капитана с хищным лицом в мундире янки, стоявшего не более чем в пяти шагах от него.
 Постепенно в пещере воцарилось молчание. Все уставились на картину, которую поднес к свету Бактейл.
 Наконец кто-то тихо присвистнул. Человек, изображенный на портрете, был точной копией капитана. Только вот был одет и причесан по моде двадцатипятилетней давности. Настоящий щеголь! И держал поводья гнедого, как две капли воды похожего на жеребца капитана.
 — Просто дрожь по коже, — промямлил Джонсон, едва осмеливаясь взглянуть на капитана, почти уверенный, что видит призрак.
 — А я все думал, почему нам так везет! Значит, нами командовал мертвец? Может, кэпа вообще нельзя убить? — пропищал стоявший рядом, ущипнув за бок соседа, дабы убедиться, что тот настоящий, и с облегчением слыша вопль боли.
 — Мой отец, джентльмены, — пояснил Брейдон, подходя ближе. — И в пещере сложены вещи из Ройял-Бей, моего родового дома. Семья моего отца жила там еще с революции. Но отец выбрал другой путь и отправился на территории. Должно быть, мой кузен спрятал это, чтобы вернуться за вещами после войны. И я принимаю на себя полную ответственность за их сохранность. Надеюсь, не стоит напоминать, как я отношусь к грабежам?
 Он медленно обвел взглядом каждого.
 Никто не заметил человека, спрятавшегося за спинами товарищей. Дрожащей рукой он выдвинул ящик и вернул серебро на законное место. Тихий звон отдавался громом в ушах виновного. Вор инстинктивно прикрыл рукой пах, почти ожидая, что сверкающий нож вонзится в самую драгоценную часть тела.
 Лейтенант Чатам, так старавшийся рассмотреть портрет, что едва не упал с дивана, неожиданно выпалил:
 — Никто и никогда не предаст вас, капитан! От имени всех даю слово, слово «кровавого всадника», что ни один человек словом не обмолвится об этой пещере и ее содержимом. Мы все клялись на крови, когда вступили в ваш отряд. Проклятие, сэр, вы наш капитан и неизвестно сколько раз спасали нам жизнь. Не оставляли раненых гнить в тюрьме мятежников. Повторяю, никто не предаст вас, а если вдруг это случится, негодяй ответит перед всеми нами.
 — Лейтенант прав, кэп, — подтвердил Бактейл, оглядываясь на остальных. Кое-кто закивал в ответ, а стоявший сзади — особенно энергично.
 — Клянусь, никто рта не раскроет, — объявил Магуайр, подумав про себя, что на это есть две причины. Лейтенант сказал верно, капитан не раз выручал их из беды. И нужно быть последним идиотом, чтобы навлечь на себя месть капитана. Он найдет вора на краю земли, и тогда тому несдобровать.
 Нейл, немного помолчав, кивнул.
 — Мы проведем ночь здесь. Расседлать лошадей. И никаких костров. Джимми, ты стоишь вахту первым. А потом я сменю тебя.
 — Ничего, кэп. Тот суп все еще согревает мне брюхо. Уж не знаю, что там было, вроде бы и не слишком густой, только живот до сих пор полный.
 Нейл снова огляделся и неожиданно заметил, что поодаль сложены другие ящики, с именем Треверсов на крышках.
 — Похоже, они были не только соседями, но и друзьями, — заметил Бактейл.
 — Мои кузены женились на сестрах Треверс, — пояснил Нейл, поняв, что это Натан и Адам посоветовали Стюарту Треверсу спрятать здесь обстановку Треверс-Хилла.
 — Значит, один из них женился на той хорошенькой мисс, что помогла нам?
 — Нет, — резко ответил капитан, — она вышла за другого человека.
 Больше вопросов на эту тему не задавали.
 Бактейл, решив водворить портрет на место, наткнулся на другую стопку картин, сложенную у стены. Любопытный по природе, он не устоял от искушения взглянуть.
 — Кстати, о маленькой леди! — воскликнул он, поднося картину ближе к люстре. — Интересно, что с ними со всеми сталось?
 На этот раз лейтенант все-таки упал с дивана, стремясь поближе рассмотреть портрет прекрасной дамы. Несколько рук помогли ему снова лечь, но он настоял, чтобы его поднесли поближе. Его просьбу исполнили, правда, без особой охоты. Сняв круглые очки, Чатам наскоро протер стекла, нацепил их на нос и тихо ахнул, с первого взгляда оценив красоту и естественность сцены.
 Семья Треверсов наслаждалась теплым летним днем. На веранде дома стояла прелестная грациозная женщина с корзиной роз. Лейтенант вздохнул: он побывал в саду, где были срезаны эти цветы. Рядом возвышалась худая мулатка. Эту он видел не далее как сегодня. Она расставляла на столе аппетитные закуски. Чуть позади держал поднос с бокалами тот негр в зеленой ливрее, который принес им суп. Только теперь его волосы побелели. На первой ступеньке стоял серьезного вида молодой человек, протягивая розу девушке с такими же золотистыми волосами и тонкими чертами, как у женщины с корзиной. Лейтенант узнал и ее. Это та больная, что лежала на диване в Треверс-Хилле два дня назад. Он обернулся, поймал взгляд капитана и нерешительно показал пальцем на девушку.
 — Алтея, — пояснил тот. — А это ее старший брат, Стюарт Джеймс. Погиб на войне. Женщина с розами — миссис Треверс. Она тоже умерла. А Джоли и Стивена вы видели.
 Лейтенант печально кивнул и передвинул палец к другой группе: темноволосая девочка сидит на коленях у мальчика с гривой густых светлых волос. Малышка озорно улыбается, пытаясь схватить щенка, которого держит мальчик.
 — Блайт и Палмер Уильямс. Обоих уже нет.
 Рука лейтенанта повисла над изображением красивого юноши с каштановыми волосами, с беззаботным видом идущего по двору в окружении стаи гончих.
 — Гай Треверс, — продолжал Нейл, и лейтенант озабоченно нахмурился, распознав резкие нотки в голосе капитана, обычно не сулившие провинившемуся ничего хорошего. — Он еще жив.
 Во дворе под могучим дубом стоял коротконогий приземистый джентльмен. Рядом держал поводья породистого чалого жеребца улыбающийся молодой негр. В седле сидела маленькая девочка, лет девяти-десяти.
 — Стюарт Треверс, хозяин Треверс-Хилла, и Сладкий Джон. Оба убиты. Говорили, что Сладкий Джон был лучшим тренером чистокровных лошадей во всей Виргинии. Стюарт Треверс не соглашался продать его ни за какие деньги.
 — Рабовладельцы, — презрительно бросил кто-то, сплюнув на пол.
 — Те двое, которых мы видели сегодня, свободны. Но почему-то не спешат покинуть хозяев. Негр так нос задирает, будто он там главный. Не пускал меня в дом даже через черный ход. Будь его воля, ноги бы моей даже в конюшне не было!
 Лейтенант мог не спрашивать имя сидевшей на чалом девочки в небесно-голубом платье, из-под которого пенилось кружево панталончиков. Круглый подбородок гордо поднят. Синие глаза широко раскрыты, маленькая ручка держится за гриву чалого. Другая придерживает ленты широкополой соломенной шляпки.
 Нейл всмотрелся в лицо ребенка, вспоминая тепло женщины, которую держал в объятиях меньше часа назад. Женщины, в которую превратилась девочка. Внезапное отчаяние охватило его. Она так же далека, как в то памятное лето. Как на этой картине.
 Он потерял Ли, когда та предпочла ему другого, а теперь, когда мог взять ее, сделать своей, заставить забыть Мэтью Уиклиффа, пришлось уйти, потому что на нем лежала ответственность за жизни людей.
 «Вечно ускользающая», — яростно думал Нейл, отворачиваясь от картины и отдавая приказы тоном, от которого закаленным в боях солдатам становилось не по себе.
 — Не могу дотянуться, — пожаловалась Ли, вставая на цыпочки и пытаясь смахнуть паутину.
 — Дай-ка мне, — предложил мужской голос, и чья-то рука, взяв у нее метелку, одним движением смахнула противную паутину. Ли изумленно охнула и едва не упала с табурета.
 Сильные пальцы сжали талию, подхватили девушку и поставили на пол.
 — Адам! — облегченно выдохнула она.
 — А кого ты ждала? — со смехом парировал тот.
 По правде говоря, Ли затаила дыхание, вообразив, что это вернулся Нейл, поскольку краем глаза успела заметить золотистые волосы и совершенно забыла при этом об Адаме. Все еще потрясенная последней встречей с капитаном, Ли при одной мысли о нем заливалась краской, не в силах забыть его жгучий поцелуй, бесстыдные ласки и свою собственную постыдную реакцию.
 Стараясь отделаться от назойливых мыслей, она улыбнулась, обняла Адама и целомудренно поцеловала в щеку. Тот приложился братским поцелуем к ее лбу.
 — Ты слишком много работаешь, — заметил он, хмурясь, отмечая ее разрумянившееся лицо и странное выражение, на миг промелькнувшее в глазах, словно она решительно изгоняла из головы какую-то неприятную картину.
 Ли рассмеялась и с удивительной силой обняла его.
 — Я так счастлива, что ты приехал! — воскликнула она, поспешно скрыв ужас, охвативший ее при виде зятя. Выглядел он совершенно больным. Куда хуже, чем в свой предыдущий приезд.
 — Как Люсинда? — взволнованно спросил он.
 — С каждым днем становится все прекраснее и умнее, — заверила Ли, машинально приглаживая непокорный золотистый локон, упавший на его взмокший лоб. Адам резко дернулся, как от удара, но тут же выдавил извиняющуюся улыбку и с болью уставился на девушку. Иногда в повороте головы, в каком-то жесте, движении или блеске глаз он вдруг видел Блайт. Свою ненаглядную Блайт.
 — Она всегда так делала, — тихо признался он. — Я грозился отрезать этот локон. А она в ответ обещала немедленно уйти от меня.
 Он поспешно отвернулся и ткнул пальцем в большую плетеную корзину, стоявшую на скамье в холле.
 — Хорошо, что я принес еду! Ты стала худой как щепка. Я добрался бы вчера вечером, но разразилась такая буря с ливнем, что пришлось заночевать у Дрейтонов. Счастлив видеть, что Мидоубрук все еще цел. Преподобный Калпеппер тоже живет у них. Его церковь сгорела. Интересно, имеет ли пожар какое-то отношение к его занудным проповедям? Должен сказать, он настроен не слишком дружелюбно. Я всегда считал, что следует забывать и прощать, — хмыкнул Адам, но, тут же вновь став серьезным, добавил: — Бедняга Джаспер кажется ходячим скелетом. Они потеряли двух внуков в Шарпсбурге. Одного в бою при Данкард-Черч, другого — при Блади-Лейн.
 — А ты слышал о Джоне Рое Кэнби? Он вступил в кавалерию, и его согласились взять только потому, что в Кэнби еще были кони. Правда, в седле он так и не научился держаться, и в первом же сражении его лошадь понесла.
 — Звучит интригующе, — вставил Адам с ухмылкой.
 — Его только произвели в офицеры, и он как раз вел своих людей в бой во время схватки под Чанселлорсвиллем, и жеребец с перепугу помчался в противоположном направлении. Солдаты последовали за командиром, вообразив, что тот хочет обойти врага, и, как ни странно это сработало, потому что противник отступил. Теперь он полковник, но его, от греха подальше, приписали к штабу. Его начальник утверждает, что стул — это единственное, что может оседлать Джон без ущерба для себя и остальных, иначе Конфедерации несдобровать.
 — Дядя Адам! Дядя Адам! — закричала Ноуэлл, выбегая из кабинета и бросаясь в объятия Адама. — Что это с тобой? Живот заболел?
 — Здравствуй, милая, — пробормотал он, встретившись с веселым взглядом Ли и изнемогая под градом поцелуев. — Я не болен, просто согнулся от смеха. Твоя тетя рассказала ужасно забавный анекдот. Ну и ну! До чего же ты выросла! Совсем как молодая лоза, которой не терпится украсить собой рождественскую ель!
 — Послушай, дядя! Je m'appelle Noelle Rose Brendon, et puis je vous presenter mademouselle Travers! [17] — сказала она, протягивая руку и вскидывая подбородок с высокомерным видом истинной гранд-дамы.
 — Очарован, — по-французски пробормотал Адам, смеясь глазами и целуя ее руку с поистине джентльменской учтивостью.
 — Тетя Ли учит меня французскому, — пояснила девочка. — Я уже много слов знаю.
 — А у меня для тебя подарок, — объявил Адам, сунув руку в карман шинели. — Прости, что не достал ничего лучше.
 Он извлек красную бархатную ленту и протянул девочке.
 — Перевяжи ею волосы. Тебе пойдет, вот увидишь.
 — О, дядя Адам! Это мне? Правда? — едва слышно выдохнула девочка.
 — Для тебя, моя рождественская роза, — подтвердил он, опуская ленту в подставленные ладони.
 — О, спасибо! — взвизгнула Ноуэлл, чьи глаза горели ярче алой ленты.
 — Ты ее балуешь, — добродушно попеняла Ли, пока Ноуэлл снова целовала щедрого дядюшку.
 — Я рано научился угождать дамам. Это самый верный способ получить поцелуй. И признайся, завидуешь, потому что тебе не досталось синей ленты, — пошутил он. — Зато в корзине у меня много всего вкусного, а может, отыщется и синяя лента. Чувствовал себя последним подлецом или маркитантом, пробираясь через линию фронта со своей добычей. Рисковал страшно, но готов был защищать свои сокровища ценой собственной жизни и не отдал бы никому, даже самому генералу Ли, поскольку продал свою гордость и последний золотой зуб, чтобы все это заполучить.
 — Что такое маркитант, дядя Адам? — спросила Ноуэлл, с подозрением оглядывая корзину. — Какое-то животное?
 — Что-то в этом роде. Напоминает крысу. Самые подлые и грязные создания, и работа у них такая же. Настоящие стервятники и следуют за армией, как стая гиен. Снабжают каждого солдата необходимыми товарами: сапогами, перчатками, табаком, даже едой и палатками, но требуют в десятки раз больше, чем все это стоит, прекрасно зная, что беднягам приходится платить или обходиться без самого нужного. Следовало бы пристрелить этих тварей. Но на их стороне правительство, поэтому негодяи обманывают даже генералов.
 — Можно, я загляну внутрь, дядя Адам? — не выдержала Ноуэлл.
 — «Можно мне заглянуть», — поправила Ли.
 — Значит, и тебе тоже? — хмыкнул Адам, подмигнув ей и поднимая крышку.
 — Я привез вам апельсины и лимоны, пикули и орехи, сахар и муку, душистое английское мыло и шоколадки, а самое главное, шерстяные чулки. Пусть они не слишком модные, зато уберегут вас от холода! — провозгласил он, театрально воздевая руки.
 — О, я должна побежать к маме, показать ленту! — вскрикнула Ноуэлл, метнувшись обратно в кабинет.
 — Как Алтея? — спросил Адам, закрывая крышку своей корзинки с сокровищами. Ли улыбнулась, взяла его под руку и повела в кабинет.
 — Гораздо лучше. Все еще слаба, и на то, чтобы окончательно оправиться, уйдет время, но последние два дня она кажется совершенно другим человеком. Больше похожа на ту, какой была до войны.
 — Это лучшие новости, какие я слышал за последний месяц… кстати, совсем забыл!
 Адам поспешил обратно и вынул из корзины несколько газет и пару книг.
 — Обещал Гаю, — поморщившись, буркнул он.
 — Мы слышали о штурме Ричмонда, — сообщила Ли.
 — Вот как? Вижу, дурные вести не сидят на месте. А что еще слышали? — с любопытством допрашивал он. Ли поколебалась, понимая, что должна сказать о Нейле. Но это означало признаться в помощи врагу. Пусть они родственники, все же Адам вряд ли поймет ее мотивы. Кстати, очень сомнительно, что Адам знает настоящее имя капитана Даггера, и, кроме того, Адам обладает необыкновенным талантом выуживать информацию, а Ли не хотелось бы рассказывать о подробностях прощания с Нейлом.
 — Вчера здесь был патруль южан. Искали… — нерешительно начала она.
 — Килпатрика и Далгрена. Янки, которые пытались атаковать Ричмонд, — закончил за нее Адам. — Но Далгрена им не видать. На него устроили засаду и убили у здания суда. На теле нашли бумаги. Он намеревался уничтожить Джеффа Дэвиса [18] и его правительство, а потом поджечь Ричмонд.
 Ли побледнела. Сколько ни в чем не повинных людей погибло бы в панике, охватившей погибающий в огне Ричмонд? Женщины, дети, старики… И каким бы жестоким ударом по Конфедерации оказалось хладнокровное убийство президента!
 — Я боялся, что произойдет что-то в этом роде. На этот раз попытка не удалась, но вот как в следующий? Вряд ли Конфедерация долго продержится. Ли, послушай меня, — умоляюще прошептал Адам, сжимая ее руку. — Мы уже говорили на эту тему. Треверс-Хилл находится как раз в центре военных действий, на дороге смерти и разрушения, по которой вот-вот пройдут северяне. Вспомни, как много ты уже потеряла и что произошло с Ройял-Бей! Пепел и прах — вот что осталось и от дорогих нам людей, и от моего дома. Месяц назад наша армия забрала все припасы из Треверс-Хилла, оставив вас голодать.
 А если другая армия, армия противника направится сюда маршем по долине Шенандоа? То, что они не смогут захватить, просто сожгут: амбары, мельницы, поля, потому что не позволят нам снова взять долину. Шенандоа означает еду для наших солдат. Означает выживание. Это то, что еще поддерживает жизнь Конфедерации. Но больше всего меня пугает другое: после окончания войны янки станут нашими хозяевами. Что за жизнь нас ждет? Ты понимаешь, Ли?
 — Я не оставлю Треверс-Хилл, — твердо заявила Ли. — И потом куда нам идти? Здесь наш дом, и я не собираюсь становиться бродяжкой, бесприютной и нищей. Тут по крайней мере у нас есть крыша над головой, и мы, как наша армия, можем что-то получить от земли. Когда придет лето, в лесу созреет ежевика, в ручьях появится форель, и…
 — Черт возьми, Ли! В жизни не встречал такой упрямой, своевольной…
 — Это ты о моей младшей сестричке, Адам? — донесся из кабинета веселый голос.
 — Гай! — воскликнул Адам, протягивая руку, но тут же вспомнил о слепоте друга и подождал, пока тот не поднимет свою. — Может, хотя бы ты заставишь ее внять разумным доводам? — И, внезапно решившись, добавил: — Думаю, пора тебе узнать, каково нынче ваше истинное положение.
 — Адам! — остерегла его Ли.
 — Подозреваю, что мне и без того все известно. В последнее время у меня очень обострился слух, так что я не мог не подслушать ваш горячий спор.
 — А заодно все, что я сказала Адаму, — кивнула Ли, положив руку на плечо Гая, словно обретя союзника в борьбе против Адама. Тот покачал головой, уверенный, что Гай поддержит сестру. А все проклятая гордость Треверсов!
 — Да, и, к сожалению, должен согласиться с тобой.
 — Почему к сожалению? — удивилась Ли, не в первый раз подумав, что Гай изменился. И дело не в черной повязке, пересекавшей лицо и, как он сам шутил, придававшей ему вид дерзкого пирата. Просто раньше он никогда не был таким серьезным и вдумчивым.
 — Да, Ли, потому что я признаю правоту Адама.
 — Гай! — ахнула Ли, глядя на мужчин с видом обвинителя, словно они находились в заговоре против нее.
 — Здесь больше жить нельзя. Посмотри на себя, кожа да кости! Я могу одним движением переломить тебе кисть. Алтея больна. Тебе нужно заботиться о трех малышах. Стивен и Джоли с ног сбиваются, чтобы помочь тебе. Я уже не говорю о беспомощном слепце и двух гончих, твоей единственной защите в случае нужды. И все-таки что будет после войны?
 — Я смогу уберечь вас сейчас и потом. И делала это уже не раз.
 — Ли Треверс в одиночку сражается с объединенными силами Гранта и Ли, — съязвил Гай, не видя слез в глазах сестры. Зато видел Адам и пожалел, что поссорился с ней. Но он был полон решимости вынудить ее признать правду.
 — Послушай, у меня есть пропуск в Ричмонд на всех вас. Там вы сядете на борт моего судна «Блайт спирит» и отплывете в Нассау, на Багамы, а оттуда в Англию. Там вы будете в безопасности.
 — Багамы? Англия? — переспросила Ли. — И как мы там будем жить? У меня целый сундук стодолларовых банкнот, беда только в том, что на них стоит штамп «Конфедерация Штатов Америки», так что на них даже в Виргинии не купишь ничего, кроме грез. Вся твоя идея, Адам, и есть чистые грезы.
 Кровь бросилась в лицо Адаму, и хотя он ожидал возражений, все же не собирался терпеть насмешки.
 — Не грезы, Ли. Я много раз прорывал блокаду. Это мой бизнес. И я вполне могу доставить тебя куда угодно. В Нассау продашь судно и у тебя окажется достаточно денег. «Блайт спирит» — прекрасная шхуна для каботажного плавания.
 — И не подумаю ничего продавать! — заявила Ли, отворачиваясь.
 — Я пока не буду настаивать, но и не отступлюсь, не надейся! Можешь притворяться, что не слушаешь, но в конце концов согласишься, ибо слишком любишь родных, чтобы рисковать их жизнями ради собственной гордости.
 — Адам, это нечестный удар, — упрекнул Гай.
 — Прости, Ли, — вздохнул Адам. — Я не хотел. Но по-прежнему считаю, что прав. А если не сумею втолковать тебе это, заберу Люсинду с собой.
 Ли замерла и медленно повернулась. Глаза ее сверкали.
 — Вот как? — чересчур спокойно выговорила она. — И кто же будет заботиться о ней?
 — Найму няню.
 — И няня будет любить ее, как я? Это ты тоже купишь?
 — Ли, — остерег Гай, понимая, что сестра ступила на опасную почву.
 — Нет, но ведь решение принимать тебе, — возразил Адам, вне себя от досады и гнева.
 — Я поклялась Блайт, что никогда не оставлю ее дочь. Хочешь, чтобы я нарушила клятву?
 — А я обещал Блайт, что не позволю ничему дурному случиться с моей дочерью. С ее дочерью. Или забыла, что я — отец Люсинды и имею право принимать решения, касающиеся ее безопасности? Кроме того, как единственный брат Натана, я просто обязан принять на себя ответственность за его жену и детей. Именно я их законный опекун.
 Это было хуже пощечины.
 — Прости, Ли, но тебе следует подумать и об этом.
 — А я уже слова не имею? — донесся мягкий голос Алтеи с дивана, где она и Ноуэлл, сидевшие рядом с дремлющим Стьюардом, в испуганном молчании прислушивались к спору.
 — Конечно, имеешь, но я знаю, чего бы хотел для вас Натан, и собираюсь исполнить данное ему обещание, — заявил Адам.
 — Пока что я улаживала все проблемы. И думаю, так будет продолжаться и дальше, если некоторые люди перестанут вмешиваться в мои дела, — парировала Ли.
 — Вмешиваться? Господи Боже, у меня есть все пра…
 — У меня тоже!
 — Вряд ли сегодня мы до чего-то договоримся, тем более что правы оба, и оба столько сделали для нас. Не стоит сердиться друг на друга. Помните, как сказано в Библии: «Дом, разделившийся в себе самом, не устоит». Адаму нужно отдохнуть, а потом у каждого будет возможность привести свои доводы, и только тогда мы придем к единому решению, — спокойно заметила Алтея. Ли и Адам пристыженно уставились друг на друга.
 — Хорошо сказано! — хмыкнул Гай. Молодец Алтея! Эти двое воображали, что смогут ею распоряжаться, а она доказала, что умнее каждого из спорщиков! — По крайней мере ты цитировала Евангелие от Марка, а не святого Линкольна. Ли, помоги мне добраться до кресла. Я на ногах не держусь.
 — Извините меня. Я не должен был так говорить. И всегда буду благодарен Ли за заботу о Люсинде. Я знаю, ты любишь ее, как собственную дочь, и мне никогда ничем не оплатить своего долга за те жертвы, которые ты приносишь ей каждый день.
 — Ты нам ничего не должен, Адам. Я люблю Люсинду, потому что любила Блайт и люблю тебя, — возразила Ли. Опрометчивые слова были прощены, но не забыты, потому что положение оставалось неопределенным, и оба это знали.
 Адам подошел к колыбельке и наклонился над спящим ребенком.
 — Интересно, какого цвета у нее глаза? Волосы уже такие же темные и густые, как у Блайт. Хоть бы и глаза оказались зеленовато-карими. Она стала настоящей красавицей! — с отцовской гордостью воскликнул он. — Но было бы лучше, унаследуй она глаза матери, а не мои, серые.
 — Возможно, они еще станут зеленовато-карими, — утешила Ли.
 — Почти у всех новорожденных голубые или серые глаза, — поддержала Алтея.
 — И у меня, мама? — спросила Ноуэлл.
 — Нет, у тебя с самого начала были такие же огромные карие глаза, как сейчас.
 — Мне отвели мою обычную комнату? — осведомился Адам.
 — Да. Мы ждали тебя и поэтому застелили постель.
 — Ты, случайно, не привез новостей, Адам? — поинтересовался Гай.
 — Все в газетах.
 — Неужели таковые еще существуют? Я думал, все сложили лапки и тихо позакрывались. И какого цвета бумага на этот раз?
 — Прелестного розового оттенка, — хихикнула Ли.
 — Розового?! Помоги нам Бог!
 — Правда, шрифт черный, а может, темно-фиолетовый, трудно разобрать. Зато все очень мило. Издатель извиняется перед читателями, оправдываясь недостатком бумаги и туши.. Этот выпуск последний. Издатель заявляет, что на карту поставлена его честь, поскольку следующий выпуск должен был выйти на сиреневой бумаге, — сообщила Ли.
 — Какой ужас! У тебя есть время почитать мне? По крайней мере я избавлен от жестокой необходимости смотреть на розовую газету, — проворчал Гай.
 — Я почитаю, — предложила Алтея, прежде чем Ли успела ответить. — Думаю, Ли предпочтет распаковать ту волшебную корзинку, которую принес Адам.
 — Вот и хорошо. Подозреваю, что Ли читает только то, что не слишком меня расстраивает.
 — Гай! — запротестовала Ли, но далеко не так яростно, как следовало бы, потому что брат сказал правду.
 — Мистер Адам! Как хорошо снова видеть вас, сэр! — воскликнул Стивен с порога. — Вижу, вы не забыли нас! А Джоли печет лепешки на ужин.
 — Устроим пир, Стивен, потому что я даже умудрился всеми правдами и неправдами достать небольшой окорок. Конечно, ему далеко до ветчины из Треверс-Хилла, но все же… Думаю, присутствующие не будут возражать.
 — А уж как Джоли обрадуется! У нее всегда хорошее настроение, когда есть что готовить. Мечется, как гончие мистера Гая, еще со вчерашнего дня, когда пришли капитан и его солдаты, и уверяет, что, как и четыре года назад, это добром не кончится, — хмуро заметил Стивен, но, вспомнив, что поклялся никому не говорить о капитане, поспешно поджал губы, чем привлек к себе еще больше внимания.
 — Капитан и его люди? — переспросил Адам, заметив виноватый взгляд Стивена, брошенный на Ли.
 — Да, южане, о которых я говорила вам. Они искали янки, которые атаковали Ричмонд, — поспешно объяснила она, избегая встречаться глазами с Адамом.
 — А мне послышалось, что он майор. Быстро же его понизили в чине, — засмеялся Гай.
 — Пойдем, поможешь нам распаковать корзинку, — позвал Ноуэлл Адам, и девочка вприпрыжку побежала за ним и Стивеном.
 — Давайте посмотрим, — пробормотала Алтея, развертывая газету и удивленно взирая на продолжавшую стоять рядом сестру. Но та ничего не замечала, нервно глядя на дверь и гадая, что способен выпытать у Стивена Адам.
 — Сначала заголовки, Алтея, — попросил Гай.
 — Ладно, о чем хочешь услышать? О дезертирах? Их число растет, и правительство предлагает амнистию и прощение тем, кто немедленно вернется на поле боя, иначе всех ждет трибунал. Цены на продукты? Господи! Четыре доллара за горстку репы! Куда катится этот мир? Избили баптистского проповедника, продавшего баррель муки за четыреста долларов. Интересно, среди нападавших были его прихожане? Свыше сотни военнопленных сбежали из ричмондской тюрьмы, прорыв тоннель. Двое утонули. Кого-то поймали в домах сторонников Союза и на заброшенных фермах. Но почти половине удалось добраться до своих. Послушай-ка! Всего два дня назад был ограблен поезд, везущий золотые слитки. Охрану убили. Их командиром был майор Монтгомери Стэнфилд. Всех хладнокровно пристрелили, предварительно обезоружив. Остался в живых один человек. Потом уничтожили паровоз и убили машиниста и помощника. Какой ужас!
 — Стэнфилд? — переспросил Гай. — Я знал майора Стэнфилда. Раза два встречал в штабе. Истинный джентльмен. Какой позор!
 — Видимо, поэтому и обыскивают всю округу, — сказал Адам, входя в комнату с охапкой подарков. — А когда Далгрен попытался уничтожить Ричмонд, за ним послали целую армию. Никогда еще не видел столь бурной деятельности.
 — Говорят, что на поезд напали «кровавые всадники» под предводительством этого убийцы, капитана Даггера. Я что-то слышала о нем в Ричмонде, — вставила Алтея. — Блайт о нем упоминала… о, тут пишут, что майора Мосби произвели в подполковники, о Джебе Стюарте и даже об этом кошмарном Куонтрилле.
 Рука Ли дрогнула, и кусок мыла, протянутый Адамом, полетел на пол. Ли нагнулась, чтобы его поднять, не замечая задумчивого взгляда Адама.
 — Ах, не все ли равно, Даггер, Куонтрилл и им подобные. Все они бандиты, — отмахнулся Гай.
 — Люди Даггера называют себя «кровавыми всадниками». Надеюсь, их поймают и повесят, — кровожадно заявила Алтея.
 — А мне кажется, эти истории преувеличены либо просто ложны. И капитан Даггер на самом деле не может быть так жесток, — заявила Ли и тут же осеклась под пристальным взглядом Адама.
 — Как хочется поскорее увидеть солнышко, — заметил Адам небрежно, и по тому, как он поспешно сменил тему, Ли поняла: ему известно настоящее имя капитана Даггера. Он не забыл прозвище, данное кузену индейцами.
 — Лето… — мечтательно протянула Алтея, словно вдыхая доносившиеся из сада ароматы.
 — Интересно, не бродит ли поблизости капитан Даггер? — неожиданно брякнул Гай.
 — Надеюсь, что нет, — испугалась Алтея.
 — Про него просто легенды ходят. Говорят, он только вчера взорвал железнодорожный мост, — сообщил Адам, пристально глядя на Ли. — И кроме того, он поистине неуязвим. Ничто его не берет. Пролетает невредимым сквозь град пуль. Никто не может понять, как ему удалось избежать вчера засады и умчаться на большом гнедом жеребце как ни в чем не бывало.
 — Я же слышал вчера взрыв! — досадливо воскликнул Гай, хлопнув себя по бедру. — Ли, ты уверена, что искали Далгрена, а не капитана Даггера?
 Ли откашлялась, стараясь выиграть время.
 — Не помню. Разве это так важно? Янки есть янки.
 — Женщины! — с чисто мужским презрением фыркнул Гай. — Впрочем, это роли не играет. Я просто так интересуюсь.
 — Насчет Далгрена можно не волноваться. Его поймали, — утешил Адам.
 — Остается Даггер.
 — Именно, — кивнул Адам. — Наши утверждают, что завели его в ловушку.
 — Может, предложить мои услуги? Послать гончих, чтобы выследить его? — пошутил Гай. — Как жаль, что у меня нет прежней стаи. Если этот Даггер попытался бы уйти от погони или пересечь реку, мы могли бы отыскать то место, где он вышел на берег, и тогда уж не потеряли бы. Выследили бы до самого укрытия. Небось прячется, как лиса, в дупле или пещере.
 Адам замер, словно пораженный громом, но тут же рассмеялся.
 — Пойдем, Стивен. Я помогу донести корзину на кухню.
 — Не стоит, мистер Адам. Она теперь не такая тяжелая, — запротестовал Стивен, с тревогой оглядываясь на Ли: уж очень много вопросов задавал гость.
 — Тогда пойду заведу лошадь в конюшню, — решил Адам, удивленный выражением страха, появившимся на лице Стивена.
 — Мисс Ли не держит лошадей в конюшне. Теперь всю животину перевели в прачечную. В конюшне некому убирать.
 — Надеюсь, моего кузена Нейла Брейдона там больше нет? — неожиданно спросил Адам, застав слугу врасплох.
 — О нет, кэп уехал вчера, когда стемнело…
 — Значит, я прав! Он был тут, верно?
 — О, мистер Адам, не спрашивайте, я ничего не скажу. Не знаю, кто обозлится сильнее: мисс Ли или моя женушка.
 — Не волнуйся, Стивен, я и так все понял.
 — Что именно?
 Адам обернулся к стоявшей в дверях Ли.
 — Что ты укрывала врага, — медленно выговорил он. — Но я сделал бы то же самое. Он мой кузен.
 Ли осторожно, но крепко закрыла кухонную дверь.
 — Ты знал?
 — Что капитан Даггер — мой кузен? Конечно. Что он и его «кровавые всадники» нашли убежище в твоей конюшне? Разумеется.
 — У меня не было выхода.
 — Вот как?
 — Вернее, он мне его не дал.
 — Похоже на Нейла.
 — Когда я пришла за сеном, они уже были там. Он напал на меня во дворе и потащил обратно в конюшню.
 Адам не сдержал смеха.
 — Помню, как ты атаковала его с дедовским мушкетом. Кстати, как Нейл?
 — Невредим. Но среди его людей есть тяжело раненные. Мы сделали для них все, что могли.
 — Ты помогла им? — ахнул Адам.
 — Они могли умереть. Я ведь помогала докторам, когда наш дом превратили в полевой госпиталь янки.
 — Обстоятельства немного различны. И разве они не прятались в конюшне, когда появились наши солдаты? Стивен утверждает, что янки ушли, только когда стемнело.
 — Да, я солгала южанам, — вызывающе бросила Ли.
 — Ты могла бы выдать их.
 — Не хватало только сражения на земле Треверсов! В доме дети, не говоря уже о Гае и Алтее!
 — Да, ты права. И кроме того, не хотела, чтобы Нейла и его людей убили, верно? Именно так и случилось бы, захвати их патруль в ловушке.
 — Какое это имеет сейчас значение? — пожала плечами Ли. — Он уехал. Я не знаю куда, и мне все равно.
 — Неужели? — допытывался Адам.
 — Именно! Гай и Алтея ничего не знают. Я подумала, что лучше будет сохранить все в тайне.
 — Не вини Стивена. Ты забыла, что мне известно, кто такой капитан Даггер. Нейлу хорошо знакома эта местность, и если нуждается в укрытии, я, кажется, знаю, куда он отправился, покинув Треверс-Хилл.
 — Он и его люди не брали золота, — сообщила Ли, почему-то желая, чтобы Адам не считал кузена бессовестным убийцей и грабителем.
 — Ах вот как?
 — Он сам сказал.
 — И ты поверила? — с любопытством спросил Адам. — Почему вдруг ты не спешишь взвалить на Нейла все грехи мира? Я знаю, что случилось в тот вечер, когда ты объявила о помолвке с Уиклиффом.
 — Тебе Нейл сказал?
 — Нет, Гай. Когда он протрезвел, ужасно мучился угрызениями совести. Правда, нам всем было интересно, почему Нейл так быстро уехал домой и увел Капитана, которого ты никому не хотела продавать. Насколько я понял, он поставил жесткие условия: жеребенок или жизнь твоего брата. Так почему ты считаешь, что Нейл неповинен в зверской бойне?
 — Потому что он не знал об ограблении поезда. Все «кровавые всадники» ужасно удивились, услышав об этом. И очень рассердились, узнав, кого винят в преступлении. Они признались, что взорвали железнодорожный мост, поэтому и оказались здесь. Но в один голос заявили, что никогда не грабят и не убивают беззащитных людей.
 Адам улыбнулся и дотронулся кончиком пальца до ее щеки.
 — Я всегда читал мысли Блайт. От меня она ничего не могла скрыть. Глаза и покрасневшие щеки неизменно ее выдавали.
 Ли открыла рот, чтобы запротестовать, но Адам отвернулся.
 — Пойду поставлю лошадь в стойло и распакую вещи, — устало пробормотал он.
 — Я позабочусь о лошади. Нет, никаких возражений. Ты же знаешь, что у меня лучше получится, — заявила она, с тревогой отмечая нехорошую голубизну вокруг его губ.
 — С этим трудно спорить, — пробормотал он, поднимая небольшую седельную сумку и шагнув к лестнице.
 Он постоял на верхней площадке, задыхаясь, уныло глядя в пространство. Слишком много воспоминаний нахлынуло разом. Помедлил у спальни, где когда-то жили Блайт и Ли, и, повинуясь некоему импульсу, вошел.
 Кровать, в изножье которой высится сундук. Рядом, на расстоянии вытянутой руки, стоит колыбель. На подушке лежит серебряная погремушка с коралловой ручкой, которую он и Блайт покупали вместе, когда обнаружилось, что Блайт беременна.
 Уронив сумку, он встал на колени около сундука, открыл крышку и вынул шпагу Палмера Уильяма. Наполовину вытянул из ножен и бросил на нее отсутствующий взгляд. Потом положил обратно, и рука наткнулась на плащ Блайт. Сколько раз Адам видел его на плечах жены! Изумрудный цвет подчеркивал зелень глаз, сияющих любовью к нему.
 «Почему Блайт?» — подумал он в тысячный раз. Почему ее отняли у него? Его беспечный дух, свет его жизни. Почему она? Прелестное юное создание, в жизни не причинившее никому зла. Почему?
 Горячие слезы потоком хлынули на бархат плаща. Он коснулся влажного места и увидел веер слоновой кости. Блайт держала его в ночь бала… И шаль. Он сам закутывал ее в эту шаль и целовал взволнованно бьющуюся на шее жилку.
 Пальцы Адама сжали флакончик с духами. Как она любила эти духи!
 Он открыл пробку и с наслаждением вдохнул нежный аромат, напомнивший об их страстных ласках в постели.
 А это изящная, разрисованная цветами шкатулка для рукоделия, его подарок. Она обожала пользоваться ею, когда чинила его одежду, и все волновалась, что не хватит серых ниток. Адам привез ей с Багам медный письменный прибор с черепаховыми инкрустациями, и она часто писала письма мужу и домой.
 Связка писем лежала рядом с письменным прибором. Ее письма к Ли.
 Неожиданно Адам заметил смятый бумажный комок и, осторожно вынув, разгладил его.
 — Дьявол! — выругался он, прочитав уведомление налогового управления. Сразу стало ясно, почему Ли так смяла бумагу. Ему самому пришло такое же.
 Адам закрыл крышку, отсекая воспоминания о более счастливых временах, о других днях, о тех, кого больше нет. И подумал о семейном кладбище на холме, выходившем на спокойную реку, где он сегодня остановился и долго стоял на коленях у могилы жены. Усопшим помочь уже нельзя. Но есть его дочь и обитатели Треверс-Хилла. И они нуждаются в защите.
 Адам подошел к окну, глядя на почти не скрытую голыми деревьями излучину реки, представляя путь к тому месту, где когда-то прятался вместе с Нейлом и Натаном.
 Интересно, помнит ли это укрытие Кинжал Солнца — капитан Даггер?

 Глава 17


  Исполнил ты сокровенное желание его. 

    Псалтирь, 21:2

 — Хорошо бы сейчас еще пару ложек того супа, да погорячее. Очень уж вкусный, — жалобно протянул Бактейл.
 — Нам тоже жаль, Баки, потому что приходится слушать урчание в твоем пустом животе, — согласился часовой, отошедший в сторону, чтобы облегчиться. — Того и гляди услышат патрули мятежников.
 — Ничего, подумают, что это гром.
 — Что это? — спросил часовой поддернув штаны. — Не хватало еще, чтобы мятежники поймали меня с голым задом!
 — Все тихо, — заверил Бактейл, вглядываясь во мрак под каменным мостом. — Кажется, светает…
 — Интересно, сколько еще продержит нас здесь капитан?
 — Пока патрули южан не устанут натыкаться друг на друга. Кроме того, Магуайр и лейтенант не смогут держаться в седле, особенно если придется бежать. Последние две ночи Магуайр мечется в жару и несет черт знает что. Правда, маленькая мятежница свое дело знает. Капитан сам проверил рану и сказал, что она не загноилась. Вот только Джимми не повезло: подхватил болотную лихорадку. Вчера его трясло в ознобе. С ним уже такое было прошлым летом, и я думал, что он легко отделался. Знай я, что так будет, захватил бы хины.
 — Плохо, что огонь разводить нельзя. Джимми хотя бы погрелся немного. По-моему, у него уже зубов не осталось, так он ими клацал. Помнишь, как мы пекли в золе лепешки?
 Солдаты блаженно вздохнули. Кто-то научил их смешивать кукурузную муку с солью, водой и говяжьими шкварками, заворачивать во влажную ткань и печь на углях.
 — Теплые и хрустящие. Словно сушеную говядину жуешь! Слава Богу, хоть дождя нет.
 — Следует издать закон, разрешающий воевать только летом. Солнышко светит, и еды много. Как на том кукурузном поле. Мы нарвали початков и поджарили прямо в листьях. Ничего вкуснее не ел.
 — Да, только вот масла не было.
 — Было бы, не строй ты глазки жене фермера. Нехорошо, Баки, особенно после того, как они дали нам пахты. Видел же, что фермер стоял с ведром горячих помоев! — пожаловался приятель, обходя небольшое голое пространство, словно в поисках чего-то.
 — Не хотел обижать ее. В кои-то веки бедняжка увидела симпатичного парня вместо того дубинноголового урода, с которым принуждена делить постель.
 — Тебе хорошо говорить, когда он промахнулся, а мне пришлось неделю отмывать одежду от всякой дряни.
 — Нечего зевать, Дейви! Стоял разинув рот, как последний осел, вот и получил.
 — Да, ловко у него это получилось! Я стоял слева от тебя, а он промазал на целый фут!
 — Кстати, что это ты выискиваешь?
 — Немного зеленых листьев, чтобы подтереться.
 — У тебя что, понос? — вздохнул Бактейл. — Погоди, кажется, я видел большие лопухи вон там, в стороне. Сколько тебе?
 — Штуки три.
 — Так много?
 — Угу.
 — Ладно, сейчас, — пообещал Бактейл, срывая листья со свесившейся с моста лозы. — Один… два… три…
 Он внезапно нырнул под мост. Приятель в тот же миг последовал его примеру. Послышалось шарканье; кто-то выругался, но солдаты уже появились из-за зеленого занавеса, таща за собой упиравшегося пленника.
 — Сработало, как всегда, — похвастался Бактейл, прежде чем зашипеть от удивления и ослабить хватку. Нож, приставленный к горлу незнакомца, вдруг дрогнул. — Кэп? — пробормотал Бактейл, глядя в светло-серые глаза и ошеломленно тряся головой.
 — Кэп, сэр, — вторил Дейви, отпуская пленника и поспешно отступая. Ну, теперь жди беды! Он мог бы поклясться, что никто не проскользнул мимо него! — Я не спал, сэр! Клянусь честью матери!
 — Уверен, что это так и есть, — заметил незнакомец с тягучим южным выговором.
 Дейви глянул на Бактейла, пялившегося с разинутым ртом на так называемого капитана.
 — Я-то всегда считал, что кэп выше, верно, Дейви? — спросил тот. — Так и знал, что нашего кэпа врасплох не застанешь. Руки вверх, серый!
 — Уверен, что это не кэп?
 — Капитан не носит усов. И он не такой тощий.
 — Черт, и то верно! Но кто он и какого дьявола тут околачивается?
 — Здравствуй, Адам, — раздался за спиной голос капитана.
 — Нейл! — радостно воскликнул Адам.
 Солдаты поспешно повернулись, переводя взгляды с одного на другого.
 — Похоже, ваш родич, кэп, — заметил Бактейл, сплюнув у самого начищенного сапога Адама.
 — Мой кузен.
 — Спасибо, что узнал, — облегченно вздохнул Адам.
 — А я уже хотел ему горло перерезать. Хорошо, что вовремя заметил, как вы похожи.
 Адам рассмеялся.
 — А-а, один из «кровавых всадников»? И такой же кровожадный, как твердят все газеты. Какая честь для меня! К сожалению, не имел возможности познакомиться раньше. О ваших подвигах складывают легенды. Простите, что не протягиваю руки, но, боюсь, резкое движение неверно истолкуют.
 — Ну и язык же у него подвешен! Так и чешет! — с подозрением пробормотал Бактейл.
 — Он шпионил за нами, кэп. Таился за лозами, — вторил Дейви.
 — Таился? Господи Боже, я в жизни ни от кого не таился! — с оскорбленным видом возразил Адам. — Ты хорошо выдрессировал своих людей, Нейл. Они действительно застали меня врасплох. Я уже хотел дать знать о своем присутствии, но на секунду отвлекся, слушая их рассказы.
 Бактейл нерешительно глянул на капитана, бесшумно возникшего сзади, как только они подали сигнал тревоги. Остальные солдаты собрались у входа в пещеру, настороженные и готовые к драке.
 — Сэр… все же он враг… а вдруг задумал выдать вас, особенно если в вашей семье пошли раздоры? Вряд ли им понравилось, что вы носите синее.
 — Имей я столь гнусные намерения, уже поднял бы на ноги всю округу, — сообщил Адам. — Похоже, у вас на хвосте целая армия конфедератов. Мне осточертело избегать патрулей, но поскольку они схватили Далгрена к юго-востоку отсюда, то немного ослабили петлю. Правда, многие только о том и мечтают, чтобы сцапать капитана Даггера и его «кровавых всадников».
 — Говорит как пишет! — восхищенно пробормотал Бактейл.
 — Спасибо, — поблагодарил Адам, расплываясь в улыбке.
 — Эй, откуда он знал, кто мы и как нас найти? — неожиданно осенило Бактейла. Но капитан протянул руку, и Адам не колеблясь и с готовностью сжал ее.
 — Мы с кузенами часто прятались в этой пещере, когда еще были мальчишками. И тогда они знали меня под именем Даггер. Адам всегда был догадлив. Мы можем ему доверять. Я встану на вахту, — объявил капитан и приказал своим людям вернуться в пещеру, а сам остался наедине с кузеном в предрассветной мгле.
 Они долго молчали, измеряя друг друга взглядами, по-прежнему не разнимая рук.
 — Я часто гадал, увижу ли тебя снова, Адам, — выговорил наконец Нейл.
 — Я тоже, хотя имел счастье читать о твоих смелых рейдах в тыл врага.
 Нейл слегка нахмурился.
 — Не стоит верить всему, что пишут газеты.
 — Я и не верил, но по крайней мере имел преимущество над теми южанами, которые верят. Потому что знаю Нейла Брейдона и Кинжал Солнца, а они — нет.
 — Спасибо, — буркнул Нейл, с любопытством и тревогой оглядывая кузена: уж очень плохо выглядел Адам. Когда-то румяное лицо пожелтело, осунулось, а глаза лихорадочно блестели. И хотя он всегда был стройным, сейчас попросту высох. — Как ты узнал, что я здесь?
 — Вчера приехал в Треверс-Хилл.
 Нейл понимающе кивнул. Адам рассмеялся.
 — Нет, Ли мне ничего не сказала, по крайней мере до тех пор, пока я не вытянул всю правду из Стивена. Только потом и крайне неохотно она исповедалась в своих грехах и настойчиво подчеркнула, что не знает, куда ты отправился. Судя по выражению ее лица, она надеялась, что прямо к дьяволу, — сообщил он, пристально наблюдая за кузеном в надежде спровоцировать его и выведать, что произошло на самом деле.
 — Естественно, — коротко обронил капитан, в глазах которого на миг промелькнуло нечто странное.
 — Ты просто обладаешь талантом действовать ей на нервы.
 Нейл вздрогнул, и Адам удовлетворенно улыбнулся. Интересно, что за отношения между этими двумя?
 — Кстати, — вспомнил он, — я слышал об ограблении поезда с золотом.
 — Это одна из историй о «кровавых всадниках», которым не стоит верить, — откликнулся Нейл.
 — Так я и понял. Вероятно, Ли не усомнилась в твоей полной невиновности. Однако ты утверждаешь, что взрыв моста — твоих рук дело. Очевидно, вы попали в засаду. Слышал, у вас имеются раненые, вот и решил, что вы еще где-то здесь. Это единственное безопасное место, где можно пересидеть грозу. Значит, сначала ты побывал в Треверс-Хилле? Впрочем, это меня не удивляет.
 — Я не рассчитывал на это, но, увидев, что произошло с Ройял-Бей… мне очень жаль, Адам, — резко ответил Нейл, перед глазами которого стояли шесть обгорелых труб — все, что осталось от некогда великолепного дома.
 — Ли рассказала, как все было?
 — Да. И о твоей семье тоже. Говорит, что Натан пропал без вести под Теннесси.
 — Милый старина Натан. Какая трагедия! — горько пробормотал Адам. — Алтея уверена, что он обязательно вернется. А у меня не хватает храбрости объяснить, что он, вероятнее всего, мертв. — Он чуть поколебался, прежде чем спросить: — Ты знаешь о Блайт?
 ―Да.
 Адам кивнул, не в силах продолжать разговор.
 — Мне все кажется, что она жива, — выдавил он наконец. — Мы так мало прожили вместе, но это было самое счастливое время в моей жизни. Я постоянно оглядываюсь назад и ужасаюсь тому, что случилось. Иногда чудится: вот сейчас проснусь и избавлюсь от кошмара. Ройял-Бей сгорел. Мамы и Натана больше нет. Даже Джулия навеки потеряна. Я слышал о Джастине.
 Нейл пробормотал что-то себе под нос на незнакомом языке.
 — Он был хорошим парнем и любящим братом, — сказал он вслух. — Иногда, если отца не было поблизости, Джастин уговаривал меня рассказывать истории о великих воинах команчи. Похоже, он твердо усвоил, что судьба истинного воина — погибнуть с честью на поле брани.
 — Вроде бы только вчера мы праздновали день рождения Блайт. Так и вижу Джастина и Палмера Уильяма в новеньких мундирах. Оба такие юные… и вот теперь лежат в земле. Как там тетя Камилла?
 — Месяца два назад я получил письмо от Лис Хелен. Она пишет, что мать свалилась, узнав о гибели Джастина. Знаешь, она собиралась ехать в Виргинию, побывать на церемонии окончания института. Увидеть, как Джастину вручают диплом.
 — А твой отец?
 — Он не любит много говорить. По большей части молчит. Всегда гордился Джастином, и они достаточно хорошо ладили, но Джастин был ближе к Камилле. По крайней мере у нее остались Лис Хелен и Гил, который еще слишком молод, чтобы идти на войну. А все бои на территории уже закончены, и местность взята под управление Союзом.
 — Мы… то есть Конфедерация, кажется, предъявляла права на территорию, — заметил Адам, нахмурившись, поскольку до сих пор не обращал внимания на военные действия к западу отсюда.
 — Да, некоторые техасцы под предводительством Сибли решили войти в Конфедерацию, но их разгромили во время, сражений в каньоне Апачи и на перевале Глориета. Лис Хелен пишет, что отец дрался бы с ними, будь они в синих или серых мундирах. Главное, что они — техасцы.
 — Значит, там тяжелых боев не было?
 — Нет. По крайней мере между южанами и северянами.
 Адам закашлялся, захлебнулся мокротой и с трудом вдавил:
 — Выходит, Ройял-Риверз не грозят набеги индейцев?
 — Ни одно поместье не застраховано от индейских набегов, особенно если не принимать должных мер предосторожности.
 — А в последнее время? Было много стычек?
 — Когда я уезжал, Кит Карсон, правительственный агент по делам индейцев, подавлял очередной мятеж. Лис Хелен писала, что он повел отряд против навахо и разгромил их в каньоне де Челли и на Литл-Колорадо. А почему ты спрашиваешь?
 — Просто мне казалось, что Ройял-Риверз индейцы не трогают.
 — Возможно, потому, что отец делает все, чтобы защитить семью, слуг и работников. И недалеко от нас Форт-Юнион.
 — А тетя Камилла смирилась с тамошней жизнью? Во время моего приезда она казалась вполне довольной и счастливой.
 — Ты видел Ройял-Риверз. Тетя Камилла живет как королева. Ройял-Риверз — это своеобразное королевство. Как тебе известно, мой отец унаследовал неплохое состояние от деда и нажил немало денег на продаже говядины и шерсти, особенно во время войны. Дом обставлен как дворец. Отец не жалел для нее и других ничего, кроме разве любви, но Камилла не жалуется, тем более что к ним перебрались ее овдовевшая сестра и две засидевшиеся в девушках тетки. Они составляют ей компанию. В Таосе, Санта-Фе, Лас-Вегасе и Симарроне у нее полно друзей. На ранчо всегда полно гостей, которых уговаривают остаться переночевать.
 — У тебя там свои комнаты, верно?
 ―Да.
 — А Риовадо?
 — Когда-нибудь я построю дом… но к чему все эти вопросы?
 — Ты побывал в Треверс-Хилле, — уклончиво ответил Адам.
 — Да, и мне не нужно было осматривать дом, чтобы понять: жизнь Треверсов трагически изменилась. Достаточно было взглянуть на конюшни, былую гордость Треверсов. Ли сказала, что отец и Сладкий Джон были убиты грабителями.
 Адам мрачно улыбнулся.
 — А она поведала, что сделала с этими грабителями? Правда, и воровать было особенно нечего… кстати, что скажешь о пещере?
 — Я поразился, увидев, как она преобразилась. Можешь быть уверен, мои люди ни до чего не дотронутся. И пещера, и ее содержимое останутся тайной.
 — Я не волнуюсь. Твои люди, похоже, питают к тебе безграничное уважение, а может, и страх. Вряд ли они посмеют пойти против твоей воли. Правда, и мы когда-то клялись на крови, но пришлось один раз нарушить клятву. Но это был мой тесть, вот я и подумал, что при сложившихся обстоятельствах это приемлемо.
 — Я видел ящики из Треверс-Хилла.
 — А что творилось со Стюартом Треверсом! Он был взволнован, как мальчишка. Не мог поверить, что пещера существовала десятилетиями, а он ничего не знал. Он был ужасно доволен собой, чего не скажешь о миссис Треверс. Она не поддавалась ни на какие уговоры, так что мужу пришлось действовать на свой страх и риск. Просто сказал, что увозит обстановку, и все, хотя позже признался, что никогда еще не был так напуган. Я привел фургон, запряженный мулами, и вместе со Стюартом и Сладким Джоном погрузил все ценное. Пришлось привести даже этого злющего пони и заполнить его тележку доверху. Представляешь, укусил меня, когда я попытался подгонять его кнутом. А миссис Треверс после всего этого месяц с нами не разговаривала. Только бросала укоризненные взгляды, а меня совесть поедом ела. Потом, в один прекрасный день, она повела себя так, словно все осталось прежним и ничего не происходит. Ушла в свой мир и просуществовала в нем до самой смерти. Если бы не Ли, никто из оставшихся не выжил бы. И это одна из причин, по которым я хотел тебя видеть. Не знаю, сколько еще они протянут таким образом.
 — Полностью с тобой согласен. Им следует покинуть Виргинию.
 — Легко сказать! Я вот уже год безуспешно пытаюсь убедить Ли уехать.
 — Хочешь попросить меня поговорить с дамой? Ты это серьезно? Мы с ней расстались не лучшими друзьями, и с тех пор ничто не изменилось. Нам по-прежнему нечего сказать друг другу.
 — Да, я слышал, как ты напал на нее у конюшни. Не слишком джентльменский поступок, Нейл.
 — Я давно усвоил, что в отношении этой леди джентльменские поступки вряд ли уместны.
 — Может, ты и прав, — согласился, к его удивлению, Адам. — Нужно поставить ее в такое положение, из которого был бы только один выход.
 — Я поразился, увидев ее в Треверс-Хилле. Спросил, почему она не уехала в безопасное место, но для нее, как всегда, главное — семья. Она не покинет родных. Чувствует себя ответственной за Алтею и Ноуэлл в отсутствие Адама. И Гай ослеп. Не может же она покинуть его. Но кто позаботится о ее детях?
 — Детях? У Ли нет детей, — возразил Адам, не понявший, откуда у кузена подобные сведения.
 — Я видел ее с маленьким темноволосым мальчиком и младенцем, тоже темноволосым. Она качала его в колыбельке.
 — Мальчик? Это Стьюард Рассел, сын Натана и Алтеи. А малышку зовут Люсинда. Она моя дочь.
 — Понятно, — протянул Нейл. — Значит, я ошибся. Но это ничего не меняет. Хотя Уиклифф и погиб, наверняка оставил достаточно денег, чтобы переправить ее и родных в безопасное место.
 — Уиклифф?! При чем тут он?
 — Но она же вышла за Мэтью Уиклиффа, — напомнил Нейл, не в силах скрыть горечи.
 — Ничего подобного, — возразил Адам. — Никакой свадьбы не было.
 Если Нейл и удивился, то ничем этого не показал. Жесткое лицо оставалось бесстрастным.
 — Они объявили о помолвке, но свадьбу пришлось отложить из-за смерти матери Мэтью, потом началась война, свадьбу снова отложили, и Мэтью погиб. Ли по-прежнему Треверс, поэтому она и живет здесь.
 Нейл тихо засмеялся, но Адаму не слишком понравился звук его голоса.
 — Так-так… — задумчиво пробормотал он. — Значит, Ли Треверс никогда не была замужем.
 — Она не сказала тебе? — озадаченно спросил Адам.
 — Нет.
 — Ей не раз делали предложения. Насколько мне известно, хирург-янки был готов хоть сейчас жениться, и кроме него нашлось немало претендентов, но…
 — Но она не могла бросить семью, — докончил Нейл.
 — Не могла. Ни четыре года назад, ни особенно сейчас.
 — Что ты хочешь этим сказать?
 — Ты был влюблен в нее.
 — Влюблен? — с сомнением переспросил Нейл.
 — Может, и не любовь… у тебя не было времени влюбиться, но ты хотел ее, верно? Нет, не отрицай. Я видел, как ты смотрел на нее. Я был там в тот вечер и чувствовал, как между вами искры проскакивают.
 Нейл растянул губы в неприятной ухмылке.
 — Я и не отрицаю. Она очень красива. Я находил ее очаровательной, и, кроме того, она, не скрываясь, бросала мне вызов. Я не возражал бы заполучить ее в постель, — откровенно признался он, стараясь уничтожить всяческие подозрения в том, что между ним и Ли могли существовать какие-то нежные чувства.
 — Может, еще и удастся, если, конечно, ты по-прежнему об этом мечтаешь, — кивнул Адам, втайне надеясь, что Ли простит его за подобные речи. Правда, неизвестно, доживет ли он до того, чтобы извиниться перед ней, поскольку светлые глаза Нейла зловеще сузились.
 — До этой минуты мне никогда не требовалась помощь, чтобы заполучить женщину, — спокойно заметил Нейл, но в голосе отчетливо звучали яростные нотки.
 — А теперь потребуется, если хочешь Ли Треверс.
 — Не знал, что у тебя новое ремесло.
 — Я не торгую женщинами, Нейл. Перед тобой дошедший до крайности человек. Но получив ответ на свои молитвы, я сделаю все, чтобы добиться цели.
 — Похоже, что так, — лениво заметил Нейл. — Кстати, из чистого любопытства: каким образом тебе удастся загнать в мой капкан Ли Треверс? Если, разумеется, мне это потребуется. И на какое время я получу ее? На одну ночь? Вряд ли я в том положении, когда можно тащить леди в постель. И сколько я заплачу за такое удовольствие?
 — На одну ночь или на всю жизнь. Все зависит от тебя. Разумеется, чтобы добиться последнего, придется выжить в этой войне.
 — Разумеется.
 — Но я не волнуюсь, — заверил Адам. — Ты из тех, кто выйдет невредимым из любого ада.
 — А леди, разумеется, согласна? Должен сказать, она прекрасно умеет скрывать свои чувства.
 — Она ничего не знает. Пока, — хмуро признался Адам. — Но не предвижу особых трудностей, поскольку у меня на руках все козыри.
 — Ты меня поражаешь. Ли Треверс трудно заставить сделать что-то против ее воли. А я почему-то не представляю ее стремящейся в мою постель. Или она заверила тебя в обратном? — мягко осведомился Нейл, но напряженный взгляд противоречил спокойной интонации.
 — Нет, но эту часть сделки я предоставляю тебе. Клянусь, она сделает все, что я пожелаю.
 — Уж очень ты уверен в себе. Прости, но у меня все-таки имеются некоторые сомнения.
 — Ей ничего иного не останется, если она хочет по-прежнему заботиться о моей дочери. Ли любит Люсинду, как свое собственное дитя. Она обещала Блайт заботиться о ней. Я пригрозил увезти Люсинду в безопасное место, если Ли не согласится уехать, — пробормотал Адам.
 — Гнусный шантаж?
 — Я сделаю все, чтобы спасти дочь. Не мне тебе объяснять, какими будут следующие несколько лет. Мы проигрываем войну, Нейл. И когда войска Союза займут наши города, вслед за ними придут политики и мародеры. Хорошо, если нас не сотрут с лица земли. Наша гордость, наше наследие будут растоптаны сапогами янки. Может, бои и закончатся, но для множества людей война будет продолжаться. До сих пор Ли не верила в серьезность моих намерений. Она знала, что я никогда не посмею оторвать от нее Люсинду и отдать незнакомым людям. Кроме того, я опекун Ноуэлл и Стьюарда, и мне нужно думать о благополучии Алтеи. Будь Натан жив, а Алтея здорова, я отдал бы Люсинду им. Ли согласилась бы на это, но сейчас у меня нет иного выхода. Я хочу увезти их из Виргинии. Подумывал отослать их на Багамы, а потом в Англию, связаться с Мэрибел Лу и Джеем Киркфилдом, но они постоянно переезжают из одной европейской столицы в другую, и я даже не знаю, где они сейчас. До сих пор мне не приходило в голову обратиться к дяде Натаниелу и тете Камилле, поскольку я не мог переправить Треверсов на территорию Нью-Мексико. Да и кем бы они там были? Бездомными родственниками, бедными и нищими, без крыши над головой. Ли и Гай вряд ли согласились бы на такое, не говоря уже об Алтее. Но теперь ты здесь. И ты со своими связями сумеешь благополучно доставить их на территорию, верно?
 — И что я должен делать? Увезти твою дочь и Алтею с детьми из Виргинии, а за это получить Ли Треверс? Не лучше ли сразу выложить карты, Адам, потому что я так и не понял, каким образом ты собираешься выиграть.
 — Сейчас выложу, но сначала скажи, ты сумеешь?
 — Придется телеграфировать отцу в Санта-Фе и изложить наши планы. Он скорее всего встретит Алтею с детьми в Уэстпорте или Каунсил-Гроув и проводит до территории. Никому не доверит эту обязанность, поскольку ненавидит кучеров дилижансов еще больше, чем индейцев. Но как вывезти их из Виргинии?
 — О, это легче легкого. Я достал пропуск до Ричмонда на всю семью. Оттуда они отплывут в Нью-Йорк. Потом за дело берешься ты и позаботишься о дальнейшем маршруте.
 — Но, Адам, ты ведь знаешь, что Ройял-Риверз всегда будет домом для тебя и твоих родственников, как и для Алтеи и ее семьи. Вы Брейдоны. Вся эта затея с Ли необязательна. Я уверен, что, если она решит ехать, ее примут с распростертыми объятиями. В Ройял-Риверз всегда полно гостей, и один-два лишних человека разницы не составят. Кроме того, ты сам говорил, что война долго не продлится. Тогда и заберешь дочь.
 — Мне совершенно безразлично, кончится война завтра, через два года или пять лет. Я умираю, Нейл, — тихо ответил Адам.
 На этот раз Нейл не смог скрыть потрясения.
 — Нет, не смотри так, кузен, — покачал головой Адам. — У меня было почти четыре года безоблачного счастья, и Господь подарил мне чудесную дочь. Моя Блайт ушла, и когда я увижу, что Люсинде ничто не грозит, умру спокойно.
 — Адам!
 — Надежды нет. Три-четыре месяца, не больше. Я слабею с каждым днем. Чахотка. В последнее время я кашляю кровью. Доктора прописали постельный режим. Зачем? Чтобы продлить агонию? — хрипло рассмеялся Адам. — Похоже, я подхватил проклятую болезнь, когда раненый валялся в госпитале. Сил не хватило побороть инфекцию. Началось с воспаления легких. Хорошо еще, не заразился тифом.
 — Дьявол!.. — выдохнул Нейл, глядя в худое лицо Адама. Так вот почему он задыхается!
 — Я должен быть уверен, что у моей дочери будут дом и семья. Ли любит ее. Теперь она — мать Люсинды. Вряд ли она выйдет замуж, потому что Люсинда для нее всегда будет на первом месте, а мало кто из мужчин захочет стать отцом чужому ребенку, особенно если тот даже не от первого брака жены. А Алтея и ее дети? Ли считает, что она одна способна их защитить, так что будущее сулит всем им мало надежд. Ройял-Бей сгорел, да и Треверс-Хилл, вероятно, ждет та же участь, а если дом уцелеет, как Ли и Гай сохранят его? Я видел бумагу из налогового управления. Это настоящий грабеж. Они останутся без крыши над головой. И именно поэтому я прошу тебя жениться на Ли.
 — Жениться?!
 — Да. Вместе вы станете родителями моей дочери. Вот какую сделку я предлагаю. Ли выйдет за тебя, чтобы сохранить Люсинду. А я надеюсь, что ты желаешь ее настолько, чтобы жениться. Если же не питаешь к ней особых чувств, женишься хотя бы потому, что Люсинда тебе небезразлична. Кроме того, будет куда легче переправить Треверсов в Нью-Мексико, если Ли будет твоей женой. На Севере их будут презирать как мятежников и всячески ставить палки в колеса. А вот как жене офицера-янки Ли окажут всяческое содействие. Но если тебе этого недостаточно, у меня есть еще одна карта. Какова цена жизни твоих солдат?
 Нейл холодно уставился на раскрасневшегося Адама.
 — С тобой раненые и больной малярией. А вся округа кишит патрулями южан, жаждущих вашей крови. Шансов на спасение у вас не так много. Но что, если кто-то увидит пресловутого капитана Даггера, мчащегося во весь опор к Шарлоттсвиллю, а потом оказавшегося вблизи Ричмонда и даже около доков, откуда легче сбежать морем? Я устрою этот маскарад и проведу всех! Даже твои люди приняли меня за тебя. Это твой шанс, Нейл. Воспользуйся им и возьми все, что я тебе предлагаю.
 — Ли Треверс?
 — Да. Ты всегда ее хотел. И спасешь заодно своих людей. Другой такой возможности не представится. Ну, что скажешь?
 — Я бы сказал, что в любом случае окажусь в выигрыше. Ты дал мне все. За исключением одного. На таких условиях мне леди не нужна. Не хочу, чтобы она выходила замуж ради спасения своей семьи. Я переправлю твою дочь в Нью-Мексико и всегда буду о ней заботиться, как и об Алтее с детьми, но на Ли не женюсь. Она и так поедет с Алтеей, потому что не захочет разлучаться с Люсиндой. Но меня никаким шантажом к алтарю не потащишь. Поверь, Адам, такое начало супружеской жизни не сулит ничего хорошего. Я понял это, узнав, что Серина вышла за меня только по настоянию своего отца. Да и мои мотивы были немногим лучше. Хотя я считал ее красавицей, все же влюблен не был. Но это казалось выгодной сделкой. Я думал, что мне пора жениться, и мечтал получить землю, которую ее отец собирался продать постороннему человеку. Участок был достаточно плодородным, с никогда не пересыхающим ручьем, и примыкал к Ройял-Риверз и Риовадо. Альфонсо Джейкобс отдал его в качестве свадебного подарка.
 — Значит, вы с Сериной никогда не были счастливы? Не любили друг друга?
 — Нет. Серина любила другого, но ее отец не соглашался на брак. Они сбежали и тайно поженились. Но их поймали, и Альфонсо избил беднягу до полусмерти. Правда, он вовремя понял, что, если оставить мужа Серины в живых, можно будет держать дочь в руках и полностью подчинить своей воле. Альфонсо аннулировал брак и задумал выдать дочь за меня. Так оно и вышло, но Серина была очень преданной женщиной. И в сердце своем оставалась чужой женой. Сейчас я жалею ее, но тогда ужасно злился, в полной уверенности, что обманут. Мы стали смертельными врагами. Иногда я гадаю, не к нему ли она ехала на свидание, когда пропала. Там, в овраге, был еще один всадник. Я видел следы, но их почти смыло, прежде чем удалось проследить, куда они вели.
 — Я ничего не знал… мне очень жаль, но своего мнения я не изменю, — со спокойной решимостью заявил Адам. — Либо ты женишься на Ли, либо сделка не состоится. Тебе придется самому найти обратную дорогу из Виргинии, что будет нелегко. А как насчет семьи Натана? Ты их единственная надежда. И неужели ты снова добровольно уйдешь от Ли?
 Похоже, он плохо сознавал, какую глубокую рану бередит.
 Нейл продолжал молчать, ничем не выдавая эмоций, терзавших душу. Любовь никогда не обходится без жертв. Сначала его мать, потом Девушка с Небесно-голубыми Глазами. Потом Серина. И наконец, Ли. Никто не делился с ним любовью свободно и щедро. Именно такой любви он хотел от Ли. Не жертвы.
 А он? Неужели пожертвует семьей Натана? Своими людьми? И шансом на пусть короткое, но счастье, и все из-за своей гордости? Ведь только гордость не давала ему согласиться на предложение Адама. Почему он не желает взять то, чего так долго хотел? А вдруг он не доживет до конца войны, когда можно будет спокойно разобраться в причинах ее согласия выйти за него? Но по крайней мере сейчас он будет иметь право называть ее своей. А если все же уцелеет и вернется в Риовадо, Ли будет принадлежать ему по закону. Там она от него не ускользнет.
 Да, это его шанс. Он получит Ли. Не потому, что она любит его. Просто сделает все, даже станет его женой, чтобы спасти свою семью.
 Адам пристально смотрел на кузена, пытаясь уловить первые признаки капитуляции, но лицо Нейла стало подобием бронзовой маски. Тогда Адам умоляюще протянул ему руки.
 — В мире нет других двоих людей, которым я доверял бы больше, чем тебе и Ли. Пойми, кроме Люсинды, у меня ничего не осталось. Боже мой, Нейл, позволь мне умереть с верой в то, что ее ждет счастливая жизнь. Не заставляй меня униженно просить. Помнишь нашу клятву? Мы называли себя братьями. Неужели это ничего для тебя не значит, Кинжал Солнца?
 Нейл Брейдон долго молчал, прежде чем положить руку на плечо Адама и кивнуть:
 — Я женюсь на Ли Треверс.
 — Замуж? — ахнула Ли, ошеломленно глядя на Адама. — Да ты в своем уме? Выйти за Нейла Брейдона? Это даже не смешно, Адам.
 Сердце ее колотилось так сильно, что кровь ревела в ушах, а колени подгибались.
 — Я тоже так считаю, хотя со стороны это может показаться моей лучшей шуткой, — кивнул он с промелькнувшей на губах странной улыбкой. — Я совершенно серьезен, Ли.
 — Адам, — встревожилась она, — сядь, пожалуйста. По-моему, Стивен где-то припрятал кувшин кукурузного виски. Ты нездоров.
 Правда, он выглядит лучше, чем вчера, словно наполнился новой энергией. Голова гордо вскинута, походка легкая и упругая, глаза зажглись внутренним огнем.
 — Я действительно чувствую себя лучше, чем за несколько последних месяцев. Кстати, мы уже говорили на эту тему, и я предупредил, что между нами ничто еще не улажено.
 — Я так не считала, — холодно откликнулась Ли, пытаясь успокоиться.
 — Нет, ты верно рассчитала, что я блефую. Ты знаешь, что я никогда бы не отнял у тебя Люсинду, не забрал у единственной семьи, которая у нее была. Отдать ее незнакомым людям? Ты абсолютно права, я в жизни бы так не поступил. И даже согласись ты покинуть Виргинию вместе с Алтеей и детьми, в Европе никто не принял бы беженцев из Америки. Рано или поздно у тебя кончились бы деньги. Да и я не хотел бы, чтобы моя дочь росла в чужой стране. Но со вчерашнего вечера все изменилось. Теперь у меня имеется альтернатива, — торжествующе объявил Адам.
 — Нейл Брейдон.
 — Именно. Я встретился с ним на рассвете.
 Ли почти с неприязнью уставилась на него.
 — Я не знала, что ты покидал дом. Думала, ты все еще спишь наверху. Не хотела тебя тревожить. Как раз собиралась принести тебе чай и лепешки, которые вчера испекла Джоли.
 — Прости, но я не мог признаться, куда иду. Даже не был уверен, что отыщу Нейла и все ему скажу. Пошел туда наугад. Мы заключили договор, Ли. Он, как Брейдон, поможет своим родственникам благополучно добраться до Нью-Мексико. А за это я выведу его людей к месту расположения войск Союза.
 Ли невесело улыбнулась.
 — И каким же это образом?
 — Это тайна, которая останется между мной и Нейлом. Но то, что я сделаю, даст ему и его людям возможность уйти.
 — Некоторые заклеймят тебя именем предателя за помощь янки.
 — Знаю, но любой человек ответствен только перед своей совестью. И если я не помогу ему, значит, весь мой остальной план ничего не стоит.
 — Насколько я понимаю, все мы должны отправиться вместе с «кровавыми всадниками»? Представляю, как несложно все это для трех маленьких детей, больной женщины и слепого. Себя, Джоли и Стивена я не считаю. И на чем мы поедем? В нашем распоряжении искалеченная кобыла, старый пони и корова, — издевательски бросила Ли, стараясь отрезвить Адама. — Должно быть, у тебя лихорадка.
 — Ты опасный противник, Ли, но я все решил. Как я уже сказал, у меня есть пропуск на всю семью. Там ты сядешь на мой корабль, и оттуда мы отплывем в Нью-Йорк. Дальше все зависит от Нейла. Как его жена, жена офицера-янки, ты сможешь беспрепятственно путешествовать по Северу. Если ты не выйдешь за Нейла, а с ним что-то случится, ты лишишься защиты, которую могли бы дать его имя и положение. А так ты в любом случае будешь миссис Нейл Брейдон, а не Ли Треверс, южанка, дочь Конфедерации.
 Что же, это вполне веская причина, чтобы убедить Ли в необходимости этого брака. Ей ни к чему знать, что он умирает. Адам слишком хорошо знает Ли, и, обнаружив правду, она никогда не согласится на его план.
 — Нейл телеграфирует отцу, который встретит вас в Миссури и отвезет в Ройял-Риверз. Там вы будете в безопасности. Когда вы с Нейлом станете семьей, вам с Люсиндой больше ни о чем не придется беспокоиться.
 Ли изумленно уставилась на Адама. Значит, он продумал все, до малейшей детали?
 — А ты? Ты отец Люсинды. Что будет, когда ты приедешь за ней?
 — Война для меня еще не кончена. И у меня нет дома, куда можно привести дочь. А у Нейла есть. Он может предложить ей и тебе куда больше, чем я. Ты всегда можешь аннулировать брак… или даже влюбиться и захотеть остаться навсегда, — небрежно бросил Адам, не отрывая глаз от ее лица.
 — А если я не соглашусь на твой план? — собравшись с силами, спросила Ли, думая, что он снова блефует.
 — Это будет большой глупостью, но я ничего не смогу поделать. У меня нет власти над тобой. Мне, естественно, хотелось бы, чтобы ты стала моим союзником и сопровождала Алтею, детей и Люсинду. Но твое решение ничего не изменит. Уезжая отсюда, я заберу с собой Люсинду и назначу Нейла ее законным опекуном. Алтея с детьми тоже отправятся с нами. Она признает мою правоту. А если и ты присоединишься к нам, значит, и Гай тоже, — сообщил Адам, выложив карты на стол, уверенный, что выиграет партию, потому что подтасовал колоду, исполненный решимости взять верх над Ли. Но тут же отвел взгляд от потрясенного лица родственницы.
 — Что? Ты уже говорил с ними? Как ты мог? Как посмел сделать это за моей спиной?
 — Черт побери, Ли, вот так и посмел! Знал, что ты заупрямишься и станешь протестовать. Но плевать мне на справедливость. Да, я плутую, но ставки слишком высоки, и мне нужно выиграть. Я вернулся в дом больше часа назад и все объяснил Алтее и Гаю.
 — Без меня? Ты беседовал с ними без меня?
 — Да. И убедил обоих, что это единственный выход из нашего положения. Они полностью со мной согласны.
 — Не верю! Ты лжешь! Что ты им наговорил? Они никогда не согласятся уехать из Виргинии, покинуть Треверс-Хилл. Потому что знают, как я к этому отношусь! — воскликнула Ли, осуждающе взирая на Адама.
 — Я сказал им правду, — возразил он, схватив ее за плечи и вынуждая слушать. — Объяснил, что Натан сделал меня опекуном своих детей. И поручил мне, а не тебе заботиться о безопасности семьи. Я обещал ему присмотреть за Алтеей и детьми и намереваюсь сдержать слово. Поэтому и сказал, что Натан наверняка одобрил бы мои действия. Если же она не согласится, их будущее здесь, в Виргинии, весьма неопределенно, мало того, всех вас ждет немало страданий и бед, даже если война закончится. Я спросил ее, хочет ли она такой судьбы для детей и для тебя. Алтея знает, что, если покинет Виргинию, ты тоже здесь не останешься.
 — А Гай?
 — Гай далеко не глуп. Пусть он слеп, но, подозреваю, многое видит яснее тебя. Мне не понадобилось убеждать его. Он знает, что совершенно беспомощен, во всем зависит от тебя, как, впрочем, и Алтея. Пойми, единственное место, где вас встретят с радостью, — это Ройял-Риверз.
 Адам не вдавался в подробности беседы с Гаем и Алтеей. Оба знали правду. Он рискнул, признавшись, что умирает, но нуждается в их поддержке, если хочет преодолеть сопротивление Ли. Сами они сознавали, насколько серьезно их положение.
 Адам нахмурился, вспомнив молчаливого, слепо смотревшего на него Гая. Гай Треверс, когда-то надменный и гордый, сейчас едва не лежит в пыли. И все же Адам уважал и любил его такого куда больше, чем когда они охотились с гончими или играли до утра в карты.
 Дрожащие руки Гая осторожно гладили уши гончей, словно знакомые ощущения немного его утешали. Правда, Адам не был уверен, что старая вражда не возьмет верх и Гай не откажется ехать в Ройял-Риверз. Но согласится ли он на брак сестры с человеком, который дрался с ним на дуэли? И хотя многими его поступками все еще управляла гордость Треверсов, Адам сумел сыграть на этой гордости. На любви Гая к Треверс-Хиллу, своему наследству. Он рассказал Гаю об извещении на уплату налогов. О том, что это не первая бумага из налогового управления и наверняка не последняя. Эта новая угроза, нависшая над Треверс-Хиллом, не менее действенна, чем войска, проходящие через его земли. Но Адам заявил, что вполне способен заплатить налоги как за Треверс-Хилл, так и за Ройял-Бей. Правда, вначале он хотел отдать эти деньги Ли, чтобы семья смогла какое-то время жить на них в Европе, но теперь воспользуется ими, чтобы не дать янки захватить родовые поместья. А когда-нибудь, добавил он, стараясь говорить как можно убедительнее, они смогут вернуться в Треверс-Хилл.
 — А как насчет тебя, Ли? Тебе действительно небезразлична твоя семья? — допрашивал он сейчас побелевшую Ли Треверс. — Если да, ты должна сделать все, чтобы они выжили. Что станется с ними, если ты заболеешь? Не находишь, что твоя гордость сделала тебя эгоистичной? Кто позаботится о них? Отвечай! Не можешь? Тогда докажи, что семья для тебя — всё. Выходи за Нейла Брейдона.
 Ли вырвалась из его рук. Губы ее дрожали.
 — Это ты придумал, так ведь? — спросила она.
 — Д-да, — неохотно выдавил Адам, предвидя следующий вопрос. Но Ли и без того знала, каким был первый ответ Нейла на его требование.
 — Ему это не понравилось, — констатировала она и, не получив ответа, умоляюще протянула к нему руки. — Пожалуйста, не лги, Адам. Я имею право знать.
 — Нейл сначала отказался, — неловко пробормотал Адам, краснея от смущения.
 — Он, как и я, был против этого фарса, именуемого браком?
 — Да, — хмуро подтвердил Адам.
 — Он все еще любит свою жену. Ее память слишком дорога для него, чтобы вот так… — начала Ли, но Адам не дал ей договорить.
 — Нет, тут ты ошибаешься. Нейл и Серина никогда не любили друг друга; мало того, судя по тому, что он сказал мне, вряд ли они были любовниками. Серина любила другого человека, но отец заставил ее выйти за Нейла, которому она была женой против воли, — объяснил Адам, посчитав, что Ли должна знать правду о первом браке Нейла.
 — Не любил? — тихо повторила Ли. — Как же он должен ненавидеть самую мысль о женитьбе на мне!
 — Кому понравится идти к алтарю под давлением шантажа? Прости, Ли, я не это хотел сказать, — поспешно поправился Адам, видя потрясенное выражение ее лица.
 — Нет, я думаю, ты именно это хотел сказать. Чистую правду. И ты не можешь ее отрицать. Потому что шантажировал и меня. Ни я, ни Брейдон не хотим этого брака.
 — Ли…
 — Нет, так даже лучше. По крайней мере никто из нас не питает никаких иллюзий относительно дальнейшей судьбы. Фиктивный брак. Не более того.
 Адам закрыл глаза, охваченный ужасным предчувствием. Он так небрежно, так бесчувственно согласился отдать Ли Нейлу! В ушах до сих пор звучали высокомерные речи кузена. Тот намеревался сполна получить причитающиеся ему удовольствия. Для него не идет речи ни о каком фиктивном браке. И что он ответит, если Ли, подобно первой жене, выскажет эту идею ему в лицо?
 Неожиданно в невеселые мысли Адама вторгся тихий смех Ли.
 — Ты проиграл, — заявила она.
 — Ты это о чем? Не понимаю! Я думал, ты согласилась с моим планом!
 — Да, но какое значение это имеет? Ты забыл одну, самую важную в твоих махинациях деталь. Кто будет нас венчать? — осведомилась она, уверенная, что даже он не сможет вытащить из шляпы священника.
 Преподобный Калпеппер в жизни своей не был так возмущен. Кто посмел грубо нарушить его мирный сон, вытащить из теплой постели? Бесцеремонные руки натянули на него одежду и подтолкнули к порогу, а когда святой отец замялся у двери, на его голову обрушились такие затейливые проклятия, что бедняга в ужасе заткнул уши. К счастью, от негодования он потерял дар речи, что было для него благословением. Потому что едва язык стал его слушаться, как к виску приставили дуло пистолета и потребовали замолчать.
 Подталкиваемый неизвестным, он спустился по лестнице вниз. Его хозяева, Дрейтоны, мирно спали, не потревоженные ни единым стуком. Его же потащили по коридору к черному ходу.
 Остановившись у двери, негодяй поставил керосиновую лампу, с помощью которой так легко нашел дорогу к спальне преподобного, и в ее мерцающем свете священник боязливо встретился взглядом со сверкающими глазами незнакомца, лицо которого закрывал платок. Мужчина задул фитиль, с неджентльменской хваткой выволок священника из дома в промерзший насквозь сад Мидоубрука, где, к удивлению Калпеппера, уже стояла его собственная оседланная лошадь.
 Ему казалось, что скачка сквозь ночь никогда не закончится, мало того, он почти хотел этого, ибо не знал, что ждет впереди. Но его немного утешало сознание того, что в кармане лежит Библия, хотя было совершенно неясно, почему злодей потребовал, чтобы он также захватил сутану, саккос и приходскую метрическую книгу. При других обстоятельствах вполне можно было предположить, что ему придется совершить одно из святых таинств: крещения, брака или, не дай Бог, отпевания.
 Боже, у этого разбойника нет ни стыда, ни совести. Дьявольское отродье! Адский наездник!
 И этому легко поверить, тем более что где-то совсем рядом раздался собачий лай.
 Но преподобному сразу стало легче при виде пробивавшегося из окон света. Еще несколько минут, и они очутились перед неясной громадой дома. Преподобный спешился, и негодяй сразу схватил его за руку и не слишком вежливо повел к крыльцу. Золотистое свечение упало на его лицо как раз в тот момент, когда он стащил с физиономии зеленый шейный платок в белую клетку, и священник едва не поперхнулся.
 — Адам Брейдон! — прохрипел он. — Такого я даже от вас не ожидал! Что за хамское поведение!
 Он старался говорить с достоинством, как проповедник с амвона, но гневные слова застревали в пересохшем горле, пока он пытался поправить воротничок, один конец которого все время выскакивал и щекотал подбородок.
 — Ну же, преподобный Калпеппер, не стоит так вредничать! Обещаю уложить вас в постельку еще до рассвета, и никто не узнает о ваших ночных похождениях, — уговаривал Адам, подхватывая соскользнувшую было шляпу священника и вновь нахлобучивая ему на голову. При этом он так и не сообразил, что вывел того из дому в отделанном тесьмой ночном колпаке.
 — Я требую, сэр, чтобы меня немедленно отпустили!
 — Могло быть и хуже, преподобный, — утешил Адам, провожая сопротивлявшегося священника в дом.
 — Неужели?
 — Что, если на моем месте оказался бы совершенно незнакомый человек или, более того, янки?
 Слова Адама произвели поистине волшебный эффект. Преподобный моментально ободрился и даже преисполнился благодарности… до тех пор, пока не осознал, что его все-таки похитили и привезли в чужой дом. Хотя… он где-то видел медный дверной молоток в форме ананаса, воспользоваться которым у Адама Брейдона не хватило вежливости. Он просто вломился в дверь, таща за собой несчастного священника.
 Позже преподобный уже с большим спокойствием отнесся к происходящему как к чему-то вполне обычному, особенно если принять во внимание личности людей, участвующих во всем этом странном предприятии. Имена Брейдон и Треверс прекрасно объясняли творившееся вокруг безумие. Разве не эти две семейки навлекали на его голову беду за бедой с тех самых пор, как он пятнадцать лет назад появился в округе?
 Разгневанный священник отказывался внимать уговорам Адама, и настроение его отнюдь не улучшилось, когда тот вручил ему помятую сутану и саккос и принялся нагло хихикать, глядя на преподобного. Калпеппер, в полной уверенности, что у этого грешника никогда не было подобающего уважения к духовному лицу, случайно поймал свое отражение в зеркале, поспешно сдернул колпак и уставился в ухмыляющуюся физиономию Брейдона.
 — Сэр, я требую объяснений! Позвольте заверить, я этого дела так не оставлю!
 — Преподобный Калпеппер! — донесся нежный голосок из открытой двери гостиной. — Надеюсь, вы простите нас, но мы отчаянно нуждались в вашей помощи. Не будь дело столь безотлагательным, можно сказать, вопрос жизни и смерти, мы пригласили бы вас к чаю и все обсудили бы спокойно, как подобает людям воспитанным. Надеюсь, вы примете мои извинения от имени всех нас за причиненные вам неудобства.
 Треверс-Хилл!
 Священник облегченно вздохнул, сообразив наконец, где находится. Даже гнев куда-то испарился при виде женщины, стоявшей с приветливо протянутой рукой. Как давно он не видел столь сдержанной, грациозной и элегантной особы!
 — Миссис Брейдон, я счастлив вновь оказаться в вашем обществе, — начал он, ничуть не солгав. Эта по крайней мере хоть нормальна! — Но должен сказать, что поражен вашим участием в столь недостойном деянии. Надеюсь, вам известно, что ваш деверь похитил меня из собственной постели?
 — Я надеялась, что Адам выкажет некоторую осмотрительность, учитывая деликатность сложившейся ситуации, — укоризненно заметила Алтея, к огромному удовлетворению преподобного. Тот не заметил, каким понимающим взглядом она окинула ничуть не раскаивавшегося родственничка.
 — У меня не было времени убедить преподобного, что его услуги требуются немедленно. Кроме того, он сразу понял, что я не причиню ему никакого зла.
 Ответом было негодующее фырканье. Разве бедняга не был уверен, что Джулия Брейдон не сделает ему ничего плохого? Он едва не стал евнухом, когда та выплеснула ему на брюки целую чашку обжигающего чая, а негодница только хихикала! Неудивительно, что она оказалась настоящей потаскухой!
 Алтея устало прислонилась к двери.
 — Простите, преподобный, но я не могу здесь больше оставаться. Недавно встав с одра болезни, я еще слишком слаба. Мне нужно сесть, иначе я упаду в обморок.
 — Разумеется, дорогая моя, — поспешно кивнул священник, ибо Алтея Треверс… то есть Брейдон всегда была его любимицей наряду с покойной миссис Треверс. Настоящие леди! Какая жалость, что все так вышло.
 Он мирно сложил руки на животе, мгновенно забыв о неприятных обстоятельствах своего появления здесь, и благосклонно улыбнулся недавно овдовевшей Алтее Брейдон.
 — Позвольте вам помочь, — галантно предложил он, взяв ее под руку, прежде чем Адам успел шагнуть к невестке. Тот не без оснований заподозрил, что, подскочи он первым, священник не постеснялся бы отпихнуть его локтем. — В самом деле, мадам, я бы предложил вам немедленно лечь в постель. Вы очень бледны, — заметил он, как всегда безупречно вежливый и сострадательный пастырь. Впрочем, ему в самом деле казалось, что миссис Брейдон плохо выглядит. Словно только сейчас плакала: в покрасневших глазах плещется грусть. — Думаю, ваш врач был бы крайне недоволен, увидев вас на ногах в такой поздний час… затрудняюсь сказать, какой именно. Но я, разумеется, к вашим услугам и готов произнести приличествующие слова мудрости и утешения, как и подобает служителю Господню в минуту нужды, — вежливо предложил Калпеппер, голос которого мгновенно приобрел бархатистые басовые нотки.
 — Спасибо, преподобный Калпеппер, — едва слышно пробормотала Алтея, воистину благодарная за сильную руку, на которую могла опереться, даже если это была рука священника. Тот продолжал что-то монотонно втолковывать ей. Слова отдавались неприятным эхом в ушах Алтеи, словно жужжание пузатого шмеля. Последние ее силы ушли на подготовку к церемонии, поскольку Ли наотрез отказалась что-либо делать. И если бы не усилия и непрерывные упреки Джоли, они наверняка бы ничего не успели!
 Именно Джоли вспомнила, в каком сундуке лежит подвенечное платье, тщательно запрятанное туда много лет назад. Свадебный наряд Алтеи. В нем она стояла с Натаном у алтаря. Оставалось надеяться, что и Ли будет так же счастлива с Нейлом Брейдоном и что Адам не зря все это затеял.
 Алтея взглянула на деверя, все еще не в силах поверить его исповеди. Она и Гай поклялись скрыть правду от Ли, но удар был слишком силен.
 Глубоко вздохнув, она объявила:
 — Преподобный Калпеппер здесь. Можно начинать?
 Однако преподобный Калпеппер вновь находился в расстроенных чувствах. Зрелище, представшее его глазам в кабинете, было настолько ужасающим, что если бы не хрупкая женщина, которую он так галантно поддерживал, несчастный наверняка пустился бы наутек.
 Ли Треверс в платье из шелковой парчи цвета слоновой кости, отделанном кружевными блондами, и короткой вуали из брюссельских кружев, прикрепленной к голове изящными шелковыми розетками, стояла рядом с пресловутым капитаном Даггером, пользующимся недоброй славой рейдером!
 И словно чтобы окончательно добить перепуганного насмерть священника, из полумрака выступила Джоли, сверкающая раскосыми желтыми глазами. Сейчас в мерцающем свете свечей она казалась настоящей дикаркой-язычницей, бормочущей некие странные заклинания, наверняка призванные погубить его христианскую душу. Рядом возвышался черный как смоль мужчина с белоснежными волосами.
 Преподобный едва не свалился без чувств от страха, но Алтея успела вовремя схватить его за руку. Может, все это просто кошмар, вызванный обильным ужином?! Миссис Дрейтон подавала сегодня восхитительные свиные отбивные с жареным картофелем и так искренне радовалась, когда он уничтожал третью порцию!
 Калпеппер моргнул, полагая, что видение исчезнет, но все осталось по-прежнему: Адам Брейдон, устрашающий капитан Даггер, которого легко узнать по длинной индейской косе…
 — Ч-что все это значит? — пролепетал священник, судорожно сглотнув, когда встретился глазами с холодным взглядом человека, которого считал ничем не лучше адского демона. — Это какая-то ловушка?
 — Ну что вы! Никакой ловушки. Вы понадобились нам, чтобы обвенчать этих людей, — добродушно разуверил его Адам, подталкивая окаменевшего служителя Господня к паре, стоявшей перед очагом. — Не такую свадьбу мне хотелось бы устроить, но что поделаешь? Процедура вполне законна. Не забывайте, что Гай — адвокат и знает все юридические тонкости, так что начинайте.
 Широко улыбаясь, он положил метрическую книгу на колени Алтеи, сидевшей тут же на стульчике.
 — Свидетели — брат и сестра невесты. Алтея также взяла на себя роль подружки, а я — шафера. Уютное семейное собрание в тесном кругу. Итак, будьте любезны.
 — С-свадьба? Ни за что! — воскликнул преподобный, ошеломленно взирая на невесту. — Не выйдете же вы за этого… этого…
 — О, я забыл представить вас! — воскликнул Адам, прежде чем Нейл успел вмешаться. — Судя по выражению лица, вы узнали капитана Даггера. Настоящее его имя — Нейл Брейдон. Мой кузен. Если северяне выиграют войну и мой кузен сумеет выжить и вернуться в Виргинию, он попросту свернет вам шею за отказ обвенчать его. При условии, разумеется, что вы доживете до этого дня, ибо я не советовал бы вам перебегать дорогу капитану Даггеру. «Кровавые всадники» совсем близко, и многие собираются присутствовать на свадьбе.
 Он сокрушенно покачал головой, словно соболезнуя печальной участи бедного служителя Божия.
 Преподобный открыл было рот, но, взглянув в лицо капитана Даггера, предпочел промолчать.
 — Я бы советовал вам также держать в тайне все, что вы здесь видели. Будь я на вашем месте, попросту забыл бы, что вообще приезжал в Треверс-Хилл в полночь с нечестивой целью соединить в браке капитана Даггера и мисс Треверс. Вряд ли добрые прихожане будут довольны, узнав о вашей роли в этом деле. Кто доверится человеку, отдавшему Ли Треверс в лапы капитана Даггера?
 Преподобный, человек донельзя тщеславный и суетный, все же дураком не был и поэтому поспешно кивнул.
 — Превосходно, — объявил Адам с видом приветливого хозяина. — Я так рад, что вы решили помочь мне.
 Преподобный принялся поспешно натягивать сутану, услужливо протянутую Адамом.
 — Да вы просто великолепны! Вот ваша Библия. Все готовы? Можете начинать, преподобный Калпеппер.
 Обеты были принесены, клятвы даны. Новобрачные обещали любить и почитать друг друга, пока смерть их не разлучит. Кольцо, поспешно снятое с руки Алтеи, то самое кольцо, которое Натан надевал ей с такой любовью, красовалось теперь на безымянном пальце Ли. Сильная рука Нейла на миг сжала тонкую ладошку Ли и тут же отпустила. В книгу внесли соответствующие записи, и свидетели послушно расписались. Оказалось, что дата свадьбы появилась на той же странице, что и регистрация брака Блайт и Адама четыре года назад.
 Преподобный всегда гордился своим умением проводить торжественные церемонии венчания, крестин и отпевания, и сегодняшняя не была исключением. Впечатление несколько портили гончие, шнырявшие под ногами и нюхавшие самые интимные места святого отца, но в целом он мог гордиться своей выдержкой.
 Кроме того, нужно признать, что торт вкуснее ему редко приходилось пробовать, а ратафия была просто исключительной. Уже после второго бокала впечатление преподобного от поспешно заключенного брака значительно смягчилось, поскольку собравшиеся, как вполне цивилизованные люди, произносили тосты за счастье и любовь молодых.
 — А теперь, преподобный, думаю, что мне следует со всей осторожностью вернуть вас в вашу постель, — предложил Адам, вручая священнику пальто. Тот, правда, был не прочь еще немного потолковать с Алтеей, голова которой клонилась от усталости, подобно сломанному цветку. — Не хотелось бы, чтобы люди допытывались, где вы бываете по ночам.
 — Ах… да, вы совершенно правы, хотя я, несомненно, дал бы понять, что это не их дело. Как служителю Божию, мне приходится выполнять свой долг и днем и ночью, в жару и холод, не жалуясь и не заботясь о собственной безопасности, — с таким оскорбленным достоинством заявил преподобный, что у Адама не осталось сомнения относительно его скромности. А если кто-то и заметит вновь внесенную запись о браке, посчитает немного странным лишь то обстоятельство, что очередной Брейдон женился на Треверс.
 Нейл взглянул на жену, вернее, на пренебрежительно повернутую к нему стройную спину. Сегодня она была такой же теплой и любящей, как сосулька, свисавшая с крыши дома. А когда он целовал ее, скрепляя церемонию, губы казались столь же мягкими и податливыми, словно резной мрамор.
 — Я провожу вас, Адам, — вызвался Нейл, беря пальто, но Адам покачал головой и, подождав, пока преподобный осушит третий бокал ратафии, повел его к двери.
 Ли мрачно нахмурилась. Ему уже не терпится уйти! А как сухо он поздоровался, приехав в Треверс-Хилл! Если не считать короткого приветствия и желания узнать, согласилась ли она на план Адама, он не сказал ей и двух слов и почти все время провел в разговорах с Алтеей, которая, казалось, была очень довольна столь учтивым вниманием.
 — Нет, я не хотел бы так скоро начинать игру. Нельзя, чтобы нас видели вместе, и не стоит подвергать тебя ненужной опасности. Я боюсь слишком искушать судьбу. Приеду через часа полтора, два или три. Не хотелось бы привлекать излишнее внимание. Пару дней назад я видел в Мидоубрук старый фургон. Хочу одолжить его на время. Дрейтоны — мои хорошие друзья, так что вряд ли поднимут шум. О деталях путешествия поговорим подробнее, когда вернусь. Ты объяснил своим людям, когда тебя ждать?
 — Приказал сидеть на месте, пока я не появлюсь.
 — Вот и прекрасно, — кивнул Адам, толкая перед собой упиравшегося священника. Нейл прислушался к его надрывному кашлю и чуть нахмурился. Хлопнула дверь, и все стихло.
 Повернувшись, он поймал взгляд Ли. Долго-долго, почти целую вечность, смотрели они друг на друга. Потом Ли грубовато заявила, что ей нужно переодеться и покормить малышку, и вышла из комнаты.
 — Брейдон! — окликнул Гай, по-прежнему сидевший у огня. У его ног разлеглись гончие. — Брейдон, вы еще здесь?
 ―Да.
 — Я хотел кое-что сказать вам.
 Нейл сжал кулаки, вообразив, что Гай все еще таит на него зло, что бы там ни утверждала Ли.
 — Что именно? — осведомился он, подходя ближе. Последовала длинная пауза.
 — Надеюсь, вы примете мои глубочайшие извинения за то, что случилось между нами четыре года назад.
 Нейл растерялся. Этого он не ожидал.
 — Совершенно нет нужды… — начал он.
 Но Гай хрипло рассмеялся.
 — Пожалуйста, я должен выговориться. Вы вправе не принять моих извинений. Мое поведение в ту ночь, да и во время вашего пребывания в этом доме, было непростительным. Я глубоко о нем сожалею. Конечно, можно сказать в свое оправдание, что я был слишком молод и самоуверен, но боюсь, что если бы не определенные события, самым трагическим образом повлиявшие на мое мировоззрение, вряд ли что-то изменилось бы. Я видел, как умирают прекрасные молодые люди, и те, кто погибал от моей руки, и те, кто сражался рядом, и поэтому не испытываю к себе ничего, кроме отвращения, за то, что бездумно хотел отнять у вас жизнь из низкой ревности и зависти, привыкнув к тому, что все достается легко и по первому слову. С тех пор я потерял родителей, двух братьев, младшую сестру и бог знает сколько друзей. И с тех пор считаю трагической и бессмысленной ошибкой любую попытку отнять у человека жизнь. Ни один человек, считающий себя истинным джентльменом, не может хвастать тем, что убил другого так же легко, как запутавшегося в кустах фазана. Смерть — это ужас и муки, и я вижу их перед собой каждую минуту своего бодрствования.
 Нейл смотрел на Гая и не узнавал его. Этот юноша обрел честь и достоинство на поле битвы не потому, что искал славы за счет гибели других, но потому, что сожалел об этой гибели.
 — Я предлагаю вам руку, — заключил Гай.
 Нейл крепко сжал его пальцы.
 — Удивительно, что у Джоли нашлись продукты испечь торт. Сто лет такого не ел, — слегка улыбнулся Гай, чувствуя, как с плеч упала тяжкая ноша. Алтея тихо рассмеялась.
 — Военная хитрость. Джоли прекрасно знает прожорливость преподобного Калпеппера и решила его умаслить. Думаю, он был ужасно доволен собой. Глупец! — пробормотала она с непривычной резкостью.
 — А ратафия? Откуда она взялась? Из-под земли?
 — Именно. Джоли зарыла несколько бутылок в углу подвала и, когда под рукой есть подходящие травы и бренди, готовит ратафию. Бренди принес Адам прошлой весной, и Ли утверждает, что оно простояло на кухонном окне все лето, отчего становилось только крепче. У меня голова кружится, а я сделала всего несколько маленьких глоточков. Не стоило так часто произносить тосты.
 — В последнее время у нас так редко бывают причины праздновать, — оправдывался Гай, чувствуя приятное тепло в крови.
 — Ты и Ли выпили слишком много. И я надеюсь, что преподобный удержится в седле, он так и опрокидывал бокал за бокалом, — со вздохом заметила Алтея, откидываясь на спинку кресла.
 — Стивен сейчас вернется и отведет тебя наверх. Тебе давно пора спать, — объявил Гай, вынимая кисет и трубку, но тут же спохватился и стал оправдываться: — Прости, совсем забыл, что ты не выносишь дыма.
 — Ничего, я потерплю, — заверила она, но он покачал головой:
 — Я не спешу. Где же Стивен?
 — На кухне. Вместе с Джоли. Она велела ему принести корзинки и складывать в них все необходимое для путешествия.
 — Там же темно!
 — Разве не помнишь, что Джоли видит в темноте?
 — Давайте я помогу вам подняться в спальню, — предложил Нейл.
 — Спасибо, если только вам не трудно. Я обопрусь о вас, можно?
 Алтея медленно поднялась, но прежде чем успела сделать шаг, Нейл легко подхватил ее на руки.
 — Спасибо. Спокойной ночи, Гай. И можешь зажечь трубку.
 — Спокойной ночи, дорогая, приятных снов.
 — Моя свеча! — воскликнула Алтея, останавливая Нейла у дверей.
 — Какая комната ваша, Алтея? — спросил Нейл, взбегая по ступенькам.
 — Первая справа, да, вот эта.
 Нейл огляделся. На раскладной кровати спали двое детишек, укрытых пуховым одеялом. Темные кудряшки обрамляли ангельское личико Ноуэлл. Девочка улыбалась, очевидно, ей снились сладкие сны. Ее брат, сунув большой палец в рот, мирно сопел рядом: одеяло сбилось, короткая пухлая ножонка свисала над полом.
 — Чудесный парнишка! — улыбнулся Нейл. — Натан гордился бы им.
 — Надеюсь, в один прекрасный день он услышит те же слова от своего отца. Спасибо, Нейл, — хрипло пробормотала Алтея.
 — Спокойной ночи. Желаю благополучно добраться до места.
 — Мы больше вас не увидим? — уточнила она.
 — Нет, я уеду позже, с Адамом. Потом мы расстанемся. Надеюсь, что скоро увидимся в Ройял-Риверз, — спокойно сообщил он, словно имел все причины верить, что так оно и будет..
 — Я тоже надеюсь, всем сердцем. И спасибо за все, что вы для нас делаете.
 — Нет нужды меня благодарить. Я получаю столько же, если не больше.
 — Ничего подобного, — упрямо покачала головой Алтея. — И что бы там ни было, я хочу хорошо о вас думать.
 — Как пожелаете. Где Ли? — резко спросил он и, заметив испуганный взгляд Алтеи, улыбнулся. — Я собираюсь отдать ей рекомендательные письма, которые написал своим друзьям в Нью-Йорке, и список людей, которые согласятся помочь в случае нужды. Кроме того, я приготовил подробные инструкции, она должна неуклонно им следовать. О расходах не беспокойтесь. Я постараюсь сделать так, чтобы вы ни в чем не нуждались. Пошлю телеграмму в свой банк, чтобы деньги перевели в банк Нью-Йорка.
 — Теперь, когда вы с Ли поженились, у меня не осталось забот, — заверила Алтея, невольно взглянув на кольцо, которое сестра вернула сразу же после свадьбы.
 — Где спальня Ли? — снова спросил он, поворачиваясь к двери.
 — Последняя комната. Угловая спальня на этой стороне, — нерешительно объяснила она. — Я могла бы… э-э-э… не стоило ли… то есть она уста…
 — Не беспокойтесь, Алтея, — заверил Нейл, открывая дверь. — Она все же моя жена.
 С этими словами он закрыл дверь и, бесшумно ступая, пошел по темному коридору. И уже поднял руку, чтобы постучать, но заметил, что дверь приоткрыта, и ступил через порог.
 Ли крепко спала. В камине потрескивал огонь, отбрасывая на стены теплые золотистые отблески. Ли не сняла подвенечного платья и прижимала к груди Люсинду. Заметив, что вуаль упала на пол, Нейл понял, что Ли поспешно сдернула ее, разбросав предварительно булавки по маленькому коврику у кровати. Рядом валялись щетка и туфельки.
 Нейл запер дверь и, шагнув к кровати, долго смотрел на нее. Свою жену. Она спала сном невинности, не зная, что муж стоит над ней, сгорая от желания. Он протянул руку к длинной пряди волос, но малышка с поразительной силой стиснула его палец, потянула в рот и с доверчивым любопытством уставилась на незнакомца.
 Нейл с нежностью, которая потрясла бы всех его знавших, наклонился и взял теплый комочек. Поставил на стол полупустую бутылочку с соской и, осторожно положив ребенка в колыбельку, прикрыл одеяльцем. Он качал колыбельку, пока глаза девочки не стали слипаться. И только потом снова шагнул к кровати и, сев рядом со спящей, принялся расстегивать ей платье.
 Ли сонно бормотала что-то, не поднимая век, но все же села и спустила лиф с плеч.
 — Не смогла расстегнуть сама, — пояснила она, наклоняясь вперед, так что локоны упали ей на лоб.
 За платьем последовала пена нижних юбок. Ли блаженно потянулась и заулыбалась, чувствуя, как напряжение покидает тело. Кто-то провел по ее волосам раз, другой, третий, пока они не стали потрескивать. Нейл, увидев, как она клюет носом, уложил ее на подушки и сам лег рядом, счастливый уж тем, что может просто держать ее в объятиях. Аромат жасмина, поднимавшийся от теплой, душистой кожи, пьянил его, кружил голову. Не в силах сдержаться, он прижался губами к изгибу плеча, стройной шее, ощущая мерное биение пульса.
 — Спокойной ночи, Джоли, — выдохнула она, погружаясь в сонный омут.
 Но его рот легко коснулся полураскрытых губ. Одна рука запуталась в тяжелых шелковистых волосах, другая проникла под сорочку, коснулась соска. Большой палец обводил розовую вершинку, пока она не превратилась в тугую горошинку.
 Нейл сжал ее грудь, стал жадно лизать сосок, зарылся лицом в упругие холмики, но ему было мало этого. Пальцы двинулись ниже, на миг остановившись у тесемки ее панталон. Но и они не послужили препятствием. Ловко развязав ленточки, он спустил панталоны ниже и коснулся мягких завитков между бедрами. Она была уже влажной и готовой к его вторжению, но он неохотно отнял руку, чтобы стащить панталоны, за которыми последовали сорочка и шелковые чулки.
 Огонь придавал ее телу золотистый оттенок, и Нейл подумал, что на свете нет женщины прекраснее. Именно такой он ее представлял: идеальные пропорции тела, изящные изгибы и таинственные впадины, нежная грудь, тонкая талия, плавно переходящая в стройные бедра, темный треугольник густых блестящих волос внизу живота, длинные ноги, тонкие щиколотки.
 Пальцы нашли заветное местечко между бедер. Он снова стал целовать ее, так же исступленно и бешено, как мечтал сотни раз.
 Ли, затерянная в чувственном сне, испытывала неизведанные доселе ощущения. Ее предательское тело отвечало на ласки, старое бренди, выпитое за обедом, до сих пор грело кровь. Скрытые желания, которые она никогда не выпустила бы из глубин души, теперь вырвались на волю под воздействием свирепого огня страсти.
 Как часто она видела этот сон? — гадала Ли с нарастающим смущением, сгорая от смелых прикосновений Нейла Брейдона. Невероятное ощущение, зародившееся где-то внизу живота, раскручивалось сверкающей спиралью, продолжая нарастать, и Ли выгнула спину и подняла бедра, наслаждаясь осторожными, но настойчивыми ласками. Кто-то входил в самую интимную расщелину ее тела, проникая все глубже, ритмичными, неспешными движениями. Ли неожиданно ахнула, не в силах сдержать ослепительный взрыв, потрясший ее, словно внутри разворачивались один за другим лепестки цветка, открываясь дарящему жизнь солнцу.
 Чей-то грубый голос бормотал на ухо несвязные слова. Ли прерывисто вздохнула, вздрогнула от холода и, тихо застонав, подняла налитые тяжестью веки.
 Сердце тревожно забилось при виде Нейла Брейдона, стоявшего перед ней нагим, подобно языческому богу. Отблески огня танцевали на мощных мышцах, перекатывавшихся под кожей расплавленным золотом, светлые волосы разметались по плечам.
 Ее испуганный взгляд на миг задержался на гордо поднимавшейся из островка волос мужской плоти, прежде чем встретиться с серо-зелеными, хищно сверкающими глазами. Ли, не в силах поверить происходившему, открыла рот, чтобы возмутиться, и уже привстала, но поняла, что тоже совершенно раздета. Значит, это не сон!
 Однако прежде чем она успела прикрыться одеялом, Нейл лег рядом и прижал ее к себе.
 — Отпусти! — простонала она.
 — Нет, — хрипло ответил Нейл, заглушая протесты губами. Затвердевшая плоть прижималась к ее бедру, руки медленно скользили по ней, обольщая прикосновениями, открывая тайны ее тела, лишая решимости и воли. И когда пальцы вновь проникли между ее бедер, раскрывая мягкие складки, потирая тугой бугорок, она ощутила странный трепет, оставивший ее желать большего. Губы приоткрылись под настойчивым давлением его рта, и настойчивый язык стал гладить язык Ли. Поцелуй длился до тех пор, пока она не задохнулась.
 Неожиданно Нейл поднял голову и, сжав ее подбородок, всмотрелся в раскрасневшееся лицо.
 — Одна ночь, Ли. Только одна ночь. Другой у нас может не быть. Забудь причины, по которым мы поженились, почему оказались вместе. Помни только о том, что мы хотим друг друга. Увлечение? Мне кажется, это нечто большее, но что бы там ни было, ты позволишь мне любить тебя сегодня ночью? — спросил он просто. Страсть смягчила его жесткое лицо, заставила забыть о гордости.
 И вдруг Ли осознала, что тоскливое одиночество, сердечная боль последних четырех лет сломили ее гордость. Холодные, бесконечно пустые годы, которые ждут впереди, если Ли откажет ему сейчас, станут ее уделом, а ведь она может не получить другого шанса сказать ему «да», отдать любовь, таившуюся в сердце так долго!
 Ли задохнулась от боли. Она его жена и хочет стать возлюбленной!
 Несмотря на все, что она наговорила Адаму, ее сердце противилось словам «фиктивный брак». Теперь Ли знает, что Нейл не любил первую жену, что не лелеет память о ней, память, которая помешала бы завоевать его, и ей не придется сражаться с призраками прошлого за его любовь. И не важно, почему Нейл женился на ней. Увлечение? Какая теперь разница? Она знала одно: он хочет ее сейчас, как и все четыре последних года. Пока что этого достаточно.
 И в этот момент озарения она стала настоящей женщиной: женщиной, которой суждено вечно любить Нейла Брейдона.
 Серо-зеленые глаза, так пристально наблюдавшие за ней, раскрылись чуть шире, а дыхание на секунду пресеклось, когда Ли робко положила руки ему на грудь, коснулась затвердевших сосков, погладила живот, нашла спутанное гнездышко золотистых волос и осторожно сжала налитой отросток, обжигая каждым прикосновением, нежно играя с ним, твердым, пульсирующим, нетерпеливым.
 Он стиснул ее, подмял под себя, и она самозабвенно обвила руками его шею, зарывшись пальцам в шапку волос. Нейл долго смотрел на нее, прежде чем раздвинуть коленом нежные бедра и, чуть приподнявшись, встать на колени. Она не дрогнула, когда он стал проникать в нее медленно, осторожно, входя все глубже. И напрягся, упершись в свидетельство ее невинности, почти не в состоянии контролировать себя. Сжав округлые ягодицы, он развел ее ноги еще шире и резко подался вперед. Кровь, окропившая простыню, стала неопровержимым и сладостным доказательством его обладания.
 Ли ощутила мгновенную жгучую боль и тихо, с детской обидой всхлипнула, но он закрыл ей рот поцелуем, лаская языком губы, гладя попку, и она почувствовала, как открывается его вторжению. Волны блаженства накатывали на нее, лишая возможности дышать. Нейл помедлил, давая ей время привыкнуть, прежде чем снова завладеть ее губами, распухшими от его поцелуев.
 Потом жесткий пульсирующий жезл скользнул дальше, вонзаясь с неумолимой силой, и она начала двигаться в такт, охваченная буйным возбуждением, вцепившись в ремешок кисета, висевшего у него на плече, едва удерживаясь на гребне огромного океанского вала. В ее ушах громом отдавался стук его сердца, молнии вспыхивали за опущенными веками, и, когда он дотронулся до сердцевины ее естества, Ли вскрикнула от радости и счастья, понимая, что жизнь ее необратимо переменилась.
 Нейл торжествующе слушал ее стоны, ощущая, как с каждым движением она поглощает его своим теплом, влажной трепещущей плотью, с готовностью принимает в себя его мужское достоинство, надежно удерживает потаенными мышцами. Они стали единым целым, и она никогда больше не отдалится от него. Пусть они будут разлучены, она все равно принадлежит ему. Он познал ее. Они изведали близость, которая скрепляет, союз мужчины и женщины. Они навеки вместе, и если она захочет предъявить на него права, что же, так тому и быть.
 Ни одна женщина не дала ему столько наслаждения, как его жена.
 Он вонзился в это тугое, узкое лоно с новой силой, трепеща на самом краю, ощущая содрогания ее плоти, обхватившей его. Приподнимая ее бедра, он притягивал Ли ближе и ближе, пока их животы не соприкоснулись. Ритм его движений все убыстрялся. Ли сама не помнила, как обхватила ногами его спину, вдруг напомнив о том летнем дне, когда он впервые увидел ее верхом на Дамасене.
 Глухо застонав, он наполнил ее своим семенем в надежде, что оно прорастет в ее чреве и тогда они никогда не разлучатся. Потому что ее, и только ее, он хотел видеть матерью своих детей.
 Она спала, когда он покинул тепло ее кровати и оделся. И жадно оглядел ее, стараясь запомнить каждую черточку. Страстно желая остаться с ней навсегда. Но снова приходилось покидать ее…
 И вдруг он улыбнулся. На этот раз он унесет с собой память об этой ночи.
 Нейл натянул одеяло на ее обнаженные плечи, мимолетно задержав руку на мягкой груди, поцеловал пухлые губки и ушел.
 Холодный сквозняк разбудил Ли. Она приоткрыла сонные глаза, но тут же вновь опустила веки и закуталась в одеяло. Но рука крепко сжимала кожаный кисет, единственное реальное свидетельство существования воина команчи, известного когда-то как Кинжал Солнца. Помнят ли еще о нем люди, которые когда-то считали его одним из своих? Варварские амулеты всегда защищали его от беды. Но теперь принадлежали другой. Как и его сердце.
 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  Нью-Мексико, весна 1865 года 
  Закончились все зимние невзгоды; 
  Снег стаял, и грехи ненастных дней, 
  Дней разделяющей влюбленных непогоды, 
  Всевластья сумрака, победы злых ночей, 
  Забыты и морозы, и печали, 
  Зеленой дымкою нагой окутан лес, 
  Цветов бутоны наливаться стали, 
  Весенней яркостью окутан свод небес  .
 Алджернон Чарлз Суинберн

 Глава 18


  Холмы, 
  Ребристые от скал, и древние, как солнце. 

    Уильям Каллен Брайант

 Конкистадоры окрестили эту землю despoblado. Разоренной. Пустой и вымершей. Потому что видели только бескрайние голые просторы, простирающиеся от пустыни до гор, и не замечали красоты одинокого увенчанного снежной шапкой пика, вздымавшегося в небеса, или изящных листьев юкки, цветущей в глуши.
 Они не нашли места, богатого золотом и серебром. Заманчивые истории о Семи Золотых Городах и Эльдорадо оказались всего лишь красивыми легендами.
 Но здесь были иные, куда более ценные сокровища, если только знать, где искать.
 Серебряный блеск горного ручья, бегущего с каменистых стен глубокого каньона. Изумруды луговой травы, выбрасывающей нежные весенние побеги. Луч солнца, скользящий по белоснежной голубке, взлетающей к сапфировому небу. Радужные поля цветов с золотом подсолнечников и рубинами маков.
 Свирепое солнце, наколотое на пик, бессильно опустилось в прохладные тени западного горизонта. Где-то прогремел гром. Последние закатные отблески упали на древние руины. Ветер завыл в камнях развалин забытыми голосами предков. И это волшебство неба, солнца и земли не имеет ни конца, ни начала.
 День перетекает в ночь, ночь — в день. Скоро по звездному небу начнет свое неспешное путешествие луна… ее сменит дневное светило: замкнутый круг рождения жизни и смерти…

 Глава 19


  Я пробуждаюсь от грез о тебе, 
  Явившейся в сладостных снах, 
  В тех первых снах ночи, 
  Когда ветер спит 
  И ярок блеск звезд в небесах .

    Перси Биши Шелли

 Ройял-Риверз. Первые робкие лучи залили глиняные стены дома на ранчо розовым румянцем, сменившимся на более темный оттенок, когда солнце поднялось выше, над покрытыми снегом пиками гор Сангре-де-Кристо.
 Ледяные горные потоки, несравненно более бесценные, чем река из чистого серебра, питали долину, где паслись коровы и овцы и росла высокая кукуруза, защищенная от ураганных ветров густыми вечнозелеными лесами.
 Мирная, золотистая, плодородная земля лежала под солнцем.
 Натаниел Рейнолдс Брейдон мудро решил выстроить дом из глиняных, высушенных на солнце кирпичей, обмазанных жидкой грязью, сохранявших прохладу даже в самые жаркие дни и тепло в зимние месяцы. В архитектуре здания были заметны отчетливые следы испанского влияния. По периметру дома с плоской крышей шла длинная крытая галерея. Вся жилая территория была окружена высокой оградой. Тут же были разбиты сады и огороды и вырыт глубокий колодец с пресной водой. На задах находились конюшня, загон и хозяйственные постройки: коптильня, свечная мастерская, сыромятня, кузница, амбары и помещения для слуг, пастухов и работников ранчо.
 Строя дом, Натаниел заботился не столько о красоте, сколько о практичности, и поэтому ранчо Ройял-Риверз скорее напоминало форт своими тяжелыми ставнями на окнах и толстыми стенами. Да и церковная колокольня служила больше для того, чтобы предупреждать обитателей о набегах индейцев.
 И все же атмосфера дома была самой гостеприимной. Здесь мог найти приют любой путник, от мексиканского священника до индейца, и всех встречали с равным радушием. Всем работникам выплачивалось неплохое жалованье. Их женщины работали в большом доме, стирали и стряпали, а детей учили читать и писать, а позже и давали навыки ремесла.
 За тяжелыми дубовыми дверями царила поистине королевская роскошь. Семья и гости ели серебряными приборами с фарфоровых тарелок, а в хрустальные бокалы наливались самые тонкие европейские вина и лучшее кентуккийское виски. Гости съезжались сюда со всей округи и даже из дальних мест, и никому не отказывали в крове и ночлеге.
 Таким впервые увидела ранчо Ли Брейдон, урожденная Ли Александра Треверс из Треверс-Хилла. Позже она стала называть это место своим домом и полюбила с той же свирепой преданностью, что и кирпичное здание с зелеными ставнями, в котором родилась и выросла.
 Каждое утро она просыпалась под сенью гор, и ее сон больше не тревожил вой одинокого койота, доносившийся из заброшенного каньона. Первое время она просыпалась затемно и, глядя на усыпанное звездами небо, тихо плакала. И думала о муже, которого едва знала. Сумеет ли она когда-нибудь стать ближе к нему? Предложить свои любовь и душу? Их брак трудно назвать обычным. И хотя они делили постель и стали мужем и женой не только по названию, все же с той ночи прошло уже больше года. Что будет, когда Нейл вернется? Захочет ли он ее?
 Лежа в постели, Ли терзалась мучительными мыслями. Они оба знали, зачем идут на этот брак. Во всяком случае, не из любви. И теперь она ни за что не выкажет ему свои чувства, потому что существует сеньора Альварадо. Диоса Марина, прелестная испанка, любовница Нейла, без обиняков давшая понять при первой же встрече, что именно ей он отдал свое сердце, еще при жизни первой жены. И с тех пор ничто не изменилось… разве что прелестная сеньора овдовела.
 Диоса Марина Альварадо. Вдова Альварадо. Черная вдова. Так назвала ее Алтея, редко о ком говорившая плохо. Но при виде Диосы сестра вздрогнула от омерзения и заявила, что не встречала особы отвратительнее. Она и ее брат Луис Анхель Кристобаль де ла Крус Мартинес-и-Сандоварес де Харамийос, или маленький Луис Анхель, как именовал его Гай, были частыми гостями на ранчо Альфонсо Джейкобса, ближайшего соседа Натаниела. Альфонсо и Мерседес Джейкобс приходились им тетей и дядей, а также были бывшими тестем и тещей Нейла. Сеньора Альварадо, женщина очень богатая и ставшая партнером Нейла Брейдона в судоходной компании, имела дом в Санта-Фе, но любила навещать фамильное ранчо, которым владела вместе с братом.
 Диоса. Черноволосая красотка с томными глазами, вечно презрительной улыбкой и оценивающим взглядом находила извращенное удовольствие в издевательствах над другими. С самого первого дня Ли часто оглядывалась, почти уверенная, что между лопатками вот-вот вонзится стилет из закаленной толедской стали, ибо прелестная Диоса не делала секрета из своей неприязни к чужачке. Как Ли бороться с испанкой, тем более что та была полностью уверена в вечной привязанности Нейла? Ли так надеялась, что когда-нибудь сумеет завоевать его любовь! Но ведь Камилле так и не удалось разбудить в муже пылкие чувства! Она сохранила достоинство, смирившись с поражением, и пользовалась великодушием и щедростью Натаниела, никогда не смотревшего на жену с нежностью. Только с холодной учтивостью. Но Ли не сможет жить без любви Нейла. И не захочет делить его с другой.
 Но была ли Диоса его единственной любовью? Той, кто владеет его сердцем? Может, именно поэтому он сначала отказался жениться на Ли? Надеялся вернуться домой и просить овдовевшую любовницу стать его женой? Неужели Адам, слепо веривший в то, что его жертва спасет их, даст им будущее, разрушил шансы этих людей на счастье?
 И хотя Ли подозревала, что у Диосы имеются свои мотивы, все же пришлось задуматься, когда та подстерегла ее во дворе.
 — Вы ведь знаете правду? — спросила она, пытливо глядя черными глазами в лицо соперницы. — Нейл был несчастлив в первом браке. Серина любила другого и тайно обвенчалась против воли отца. Как истинная дочь церкви, она верила в святость первых обетов и осталась верна первому возлюбленному. А Нейл? Бедняга! Никто не согревал его одинокую постель! Но он не из тех, кто хранит целомудрие, даже если жена предпочла жизнь мученицы. Эль-Дорадо. Золотой Человек. Он обжигает, как расплавленное золото! Или вы, подобно Серине, тоже отказываете ему? Неудивительно: в вас нет того огня, который нужен Нейлу. Ваши глаза светятся невинностью. Холодная недотрога, совсем как Серина. Зачем он женился на женщине, которая не может дать ему любви?
 Она улыбнулась своей медленной, таинственной улыбкой и стала рассказывать о несчастной жизни с человеком лет на тридцать старше и к тому же калекой, за которого ее выдали замуж родители.
 — Мы с Нейлом искали утешения и нашли его во взаимной страсти. Потом умерла Серина. Такая трагедия! Я была потрясена, потому что не желала ей зла. Она знала о наших отношениях и не возражала. У меня были свой дом и муж, а Нейл не пытался лечь в ее постель, так что их отношения оставались самыми дружескими. Мне ничего не нужно было, кроме его любви. Моя семья очень богата. Во мне течет кровь настоящих испанцев, конкистадоров. Чего еще желать?
 Ли промолчала, хотя на языке так и вертелся колкий ответ. Такие, как испанка, никогда не удовлетворятся тем, что имеют. Они всегда хотят большего.
 — К сожалению, узнав Нейла лучше, Серина сделала трагическую ошибку и влюбилась в него. Бедный дядя Альфонсо, видя, как сияют глаза дочери, воображал, что она счастлива и когда-нибудь у него появятся внуки. Но Серину угораздило спросить отца, что сталось с ее бывшим мужем. Тот солгал, заверив, что он мертв, в надежде убедить дочь стать истинной женой Нейла. Но это было неправдой, потому что дядя Альфонсо посылал тому человеку деньги. Мой брат Луис вызвался самолично отправлять золото, чтобы Серина ничего не узнала. Поэтому она посчитала себя свободной и как-то ночью пришла к Нейлу. Но тот отверг ее притязания, и они ужасно поссорились. Говорят, она в дикой ярости вскочила на коня и умчалась. Больше ее никто живой не видел. Она заблудилась и погибла. Дядя Альфонсо так и не простил Нейла. Я тогда была замужем и не представляла угрозы для Серины. Нейл сам оттолкнул жену. Дядя Альфонсо меня не винил. Впрочем, я не уверена, знает ли он, что мы с Нейлом любовники. Мы были очень осторожны.
 Диоса тяжело вздохнула.
 — Но я все же считаю себя в какой-то степени виноватой в случившемся. Видите ли, я сказала Нейлу, что мы должны расстаться. Серина пришла ко мне, заявила, что она — его жена и намерена исполнить супружеский долг. Мое сердце было разбито, но я ответила, что склоняюсь перед ее желаниями. Но Нейл оказался не столь галантным. Он хотел, чтобы мы были вместе постоянно, а не встречались украдкой. Он знал, что мой муж скоро умрет и тогда… если что-то случится с Сериной… ах, Нейл был всегда так нетерпелив!
 Предупреждаю, дорогая, не совершите ту же ошибку. Думаю, Нейл знает о смерти Серины гораздо больше, чем говорит. Может, вы спросите его, где он был в тот день? Он мог последовать за Сериной в каньон. Иногда я думаю, что Нейл убил Серину, зная, что иначе мы никогда не сможем жить вместе. Впрочем, многие считают, что это был несчастный случай. Но дядя Альфонсо утверждает, что в смерти его дочери виноват Нейл. Дядя встретил ее в тот день, когда она покидала ранчо. Серина была в слезах. Она не остановилась, чтобы объясниться с отцом. Сказала только, что все пропало и что ее предали. Бедняжка была в таком отчаянии, и Альфонсо знал, кто всему причиной. Даже если Нейл не убивал ее собственными руками, то довел до безумия.
 Ли понимала, что какая-то часть истории Диосы вполне правдива. Она сама слышала, что Альфонсо Джейкобс привел в Ройял-Риверз виджилантов, членов «комитета бдительности», и не выйди Натаниел встречать их с ружьем в руках, Нейла наверняка повесили бы. Правда, местные власти не предъявляли ему обвинений в гибели жены.
 — Разумеется, ничего не было доказано, но, чтобы разрядить ситуацию, Нейлу пришлось уехать в гости к родственникам, в Виргинию. За время его отсутствия очередная болезнь сразила моего мужа. Когда Нейл вернулся, я была в трауре, и, хотя он умолял меня стать его женой, несмотря на все, что скажут люди, пришлось отказаться. А потом эти глупые гринго затеяли войну, и нам снова пришлось разлучиться. Я все еще люблю его, даже зная, на что он мог пойти ради меня. Его любовь ко мне все еще не угасла, и вам следует помнить это. Серина так и не добилась его, и вам тоже не удастся.
 Вспомнив эти слова, Ли вздрогнула, хотя утро выдалось теплое. Черные глаза Диосы уставились на нее с такой ненавистью! Страшно представить, каким ударом было для испанки известие о женитьбе Нейла! Но Диоса не глупа, и, если действительно была так близка к Нейлу, как утверждает, значит, столь поспешный брак вызовет у нее подозрения. Правда, родные Нейла искренне считали, что тот влюблен в Ли и, естественно, пожелал отправить жену и ее семью в безопасное место. Ли всячески поддерживала эту иллюзию, заявив сестре и брату, что у нее еще осталась какая-то гордость. Так или иначе, они не выдадут ее секрета. Но как поведет себя Нейл, когда приедет? Алтея и Стюарт Джеймс скорее всего были правы тем летом, утверждая, что все это лишь увлечение. Нейл Брейдон, считая, что муж любовницы все еще жив, хотел немного позабавиться и вовсе не желал связать с Ли свою жизнь. А позже Адам поставил его в безвыходное положение. Нейл должен был спасти своих людей и помочь кузену устроить будущее родных.
 Да и что она знает о Нейле, кроме того, что он человек безжалостный? Хотя… даже если и так, мог ли Нейл устранить мешавшую ему жену таким бесчеловечным способом? Бросить умирать в каньоне? Или намеренно довести ее до безумия? Нет. Она никогда не поверит этому, что бы там ни расписывала Диоса.
 Ли оглядела комнату. Когда-то в спальне, принадлежавшей Нейлу, царила суровая, чисто мужская обстановка. Но теперь на постели лежало яркое, захваченное из Треверс-Хилла одеяло, чей цветочный рисунок вызывал в памяти столько счастливых минут! А у окна стоял секретер Беатрис Амелии, которая вместе с Джоли железной рукой правила Треверс-Хиллом… Ли велела принести с чердака кресло-качалку, в которой каждый день убаюкивала Люсинду. Колыбель малышки всегда находилась рядом с кроватью, и часто по ночам Ли пела ей колыбельные.
 Она с грустью посмотрела на спящего ребенка. То, что в тот день казалось безумием, обернулось блестящим планом. Адам великолепно претворил его в жизнь, и Ли даже казалось, что он искренне наслаждается своей жестокой проделкой с преподобным Калпеппером.
 Адам.
 Дорогой, чудесный, благородный Адам. Его больше нет. Несколько месяцев назад они получили письмо от Дрейтонов. Благополучно переправив родных в Нью-Йорк, он вернулся и жил в их доме до самой смерти. Как он и просил, его похоронили рядом с Блайт на семейном кладбище Треверсов.
 Ли закрыла глаза. Невозможно поверить, что ей на долю выпало пережить столько трагедий!
 Но Адам смирился со своей участью и, зная, что умирает, сделал все для спасения живых. Несчастный понимал, что больше никогда не увидит дочь, и в отличие от многих, ослепленных понятиями ложной чести и фальшивой гордости, видел, что война проиграна, и страшился того дня, когда Югу придется признать поражение.
 Ли вспомнила свой последний взгляд на Треверс-Хилл. Каким одиноким и заброшенным казался дом с закрытыми ставнями и поломанной оградой, с которой облупилась краска. Пастбища пусты, поля не засеяны, а на кладбище появилось так много свежих могил. Она почти завидовала слепоте Гая, сидевшего в фургоне с гордо расправленными плечами. Может, и он в этот момент вспоминал былое: мать на веранде за вышиванием, отца с бокалом мятного джулепа, смеющихся сестер и серьезных братьев…
 Подобно беженцам, они сложили в фургон все необходимое. Адам сумел достать несколько парусиновых мешков, и, сшитые вместе, они давали некоторую защиту от ветра и дождя. Упряжка рабочих лошадок медленно тащила фургон по неровной раскисшей дороге. Гай и Стивен поочередно сидели рядом с Ли, крепко державшей поводья. У ее ног неизменно лежало ружье, на случай стычки с дезертирами. Адам скакал рядом с пистолетом наготове. К задку фургона были привязаны кобылка, пони и корова. Гончие весело бежали впереди, иногда залезая в фургон грязными лапами и весело махая хвостами в ответ на упреки.
 Несколько ночей они провели в пути, спали то под раскидистым дубом, то в заброшенном сарае, а однажды даже в гостинице, где наслушались жутких историй о деяниях капитана Даггера. Адам при этом не удержался и фыркнул. Интересно, куда он исчез на следующий день после свадьбы? А когда вернулся, с широкой улыбкой объявил, что капитан Даггер и его люди благополучно убрались из Виргинии. И теперь они могут спокойно отправляться в путь, поскольку Нейл Брейдон сделал все, чтобы жене и ее родным не чинили препятствий.
 Они без помех добрались до Ричмонда. Никто не подумал усомниться в подлинности пропуска, предоставленного Адамом, особенно при виде Гая в сером кавалерийском мундире.
 Гостиницы были переполнены, так что пришлось сразу подняться на борт «Блайт спирит», где они спокойно дождались отплытия. Алтея почти не поднималась с узкой койки. Дети не отходили от нее. К счастью, она догадалась захватить книгу волшебных сказок, дагерротип Натана в серебряной рамке, игрушки Стьюарда, включая его деревянный меч, и две куклы Ноуэлл, тряпичную, сшитую бабушкой Брейдон, и фарфоровую, одетую в атласное с кружевами платьице работы бабушки Треверс. Ноуэлл не расставалась с ними и так и держала в руках.
 Гай часами простаивал на палубе, а Джоли оккупировала камбуз, вышвырнув оттуда худого нервного коротышку, решившего, что жизнь дороже. А вот Стивену приходилось хуже. Его высокомерие, привычка задирать нос и держаться с неизменным достоинством сделали беднягу мишенью грубых шуток матросов.
 Они провели в порту немного больше недели, пока шхуну готовили к плаванию и грузили хлопковыми кипами. Ли спросила Адама, что будет, если их настигнут патрульные суда северян. Она слышала, что корабль отведут в порт и продадут с аукциона, груз конфискуют, а всех находившихся на борту отправят в тюрьму. Но Адам только рассмеялся и заверил, что такое бывает редко. Он прекрасно знает побережье, а северян легко одурачить, недаром так много судов еженощно прорывают блокаду. Кроме того, «Блайт спирит» — слишком резвая леди, чтобы попасться в лапы янки. Он приведет корабль в Нассау, продаст и его, и груз и этими деньгами заплатит налоги за Ройял-Бей и Треверс-Хилл. Блайт наверняка не возражала бы, хотя любила плавать на «Блайт спирит» и называла ее своей третьей сестричкой.
 Объяснив все это, он вдруг обнял Ли, но тут же поспешно отвернулся, пробормотав, что в глаза попала соленая вода. Странно, ведь они все еще стояли на якоре…
 И Адам оказался прав. Он и капитан как свои пять пальцев знали побережье с его бесконечным лабиринтом бухточек, заливов и пещер. Капитан вел судно к тому месту, где их должен был встретить человек Нейла. Как-то безлунной ночью «Блайт спирит» бросила якорь в уединенной бухте. Адам заметно нервничал, видимо, опасаясь, что Нейл не успел связаться с друзьями или те не согласились помочь мятежникам. Он метался по палубе, и Ли, поймав его оценивающий взгляд, поняла: он рассчитывал на то, что жена Нейла Брейдона станет залогом их безопасности.
 Адам посигналил дважды и, подождав, посигналил еще раз. Целая вечность прошла до той минуты, когда на берегу мелькнули ответные огни.
 Не успели они опомниться, как их всех усадили в лодку и погребли к берегу. Потом перевезли сундуки и бесцеремонно плюхнули за борт всех животных. Адам пришвартовал судно так близко к берегу, что даже коротконогий лохматый Тыковка благополучно добрался до суши.
 Ли до сих пор удивленно покачивала головой, вспоминая, что было потом. Очень вежливый пожилой джентльмен представился другом Нейла Брейдона и поговорил с Адамом, прежде чем проводить всех к экипажам. Адам в последний раз прижал к себе дочь, улыбнулся и помахал на прощание рукой. Ли оглянулась, но он уже исчез из виду.
 Все происходившее после этого казалось сном. Ночь они провели в дороге, а к утру прибыли в Нью-Йорк. Поездка по Северу проходила без малейших осложнений. Их ни разу не задержали и не допросили по пути в Канзас, откуда начинался последний этап путешествия, по тракту Санта-Фе.
 И хотя пришлось пересаживаться с поезда на поезд, с ними обращались крайне учтиво, ухаживали за животными, приглашали в свои дома, предлагая гостеприимство и дружбу, когда поезд в очередной раз задерживался, уступая дорогу воинским эшелонам.
 Ли опустила голову на поднятые колени, глядя на залитые солнцем отроги гор. Глаза слепила россыпь полевых цветов, а ужасы войны казались давно померкшими воспоминаниями.
 — Мисс Ли! Что это вы вскочили ни свет ни заря? И долго вы так сидите? Должно быть, замерзли, бедное дитя. Ложитесь-ка в постель. Я принесла вам сладкого шоколада! — объявила Джоли, ставя на стол поднос.
 — Просто вспоминала прошлое, Джоли, и замечталась немного. Вот и все, — ответила Ли, отворачиваясь от окна.

 Глава 20


  Дух непокорный, что скитается везде, 
  Хранитель, разрушитель, где ты? Где? 

    Перси Биши Шелли

 — В жизни не предполагала, что мир может быть таким огромным, — заявила Джоли, недоверчиво покачивая головой с аккуратно уложенными косами. — Терпеть не могу эти горы. Все кажется, будто за мной следят. Уж очень могущественны здешние духи. И живут в этих местах с незапамятных времен. Немногие знают о них, но я чувствую их присутствие.
 Она взбила подушку и рассеянно покачала головой.
 — Опять твой большой палец? Сядь и выпей шоколада, — посоветовала Ли, похлопав по кровати. В последнее время палец все больше беспокоил Джоли.
 — Говорила с той женщиной, которая всегда чистит кукурузу. Старше ее никого не знаю. Она одна из древних, — благоговейно прошептала Джоли. — Она тоже чувствует. Твердит, что гармония уничтожена. Что злой волшебник нарушил равновесие. Ткнула своим скрюченным пальцем в солнце, в горы, а потом нарисовала какие-то странные рисунки на песке. Вроде разбитых звезд. Дурной знак. Звезды на небе — это как остов мира. Она такая мудрая, все знает, мисси. Да и урожай кукурузы в этом году плохой. А когда кукурузы нет на столе, это уж последнее дело.
 Ли, свернувшись калачиком под одеялом, смотрела на горы, которые никогда не переставали манить ее. Потом перевела взгляд на Джоли, и привычное уютное тепло затопило ее при виде мулатки, от медной кожи которой шел приятный аромат ее любимых душистых масел. И хотя Джоли твердила, что ей не пристало пахнуть, как белые леди, Ли с неизменным наслаждением вдыхала сладкое благоухание: несмотря на все уверения, мулатка наверняка добавляла в свой лосьон каплю-другую розовой эссенции. Иногда… Джоли и Треверс-Хилл… казалось, неотделимы друг от друга, и стоит подумать об одной, как другой тут же приходит на память. А для Ли нет ничего более знакомого и милого, чем пестрые ситцевые платья Джоли с накрахмаленными и наглаженными воротниками и манжетами, перехваченные в талии тесемками широких белоснежных передников, о которые так хорошо было вытирать в детстве слезы или липкие от сладостей пальцы. А в глубоких карманах неизменно находилось какое-нибудь сокровище для маленькой Ли.
 Джоли испустила тяжкий вздох.
 — Интересно, что сказала бы ваша матушка, увидев, как я расселась на постели, словно важная дама? Постыдились бы, мисси, — упрекнула она, любовно гладя Ли по голове и ставя на ее колени поднос с завтраком. Костлявый палец прошелся по столешнице, оставляя извилистый след. — Хм-м! Ведь только вчера пыль вытирала! Мисс Беатрис Амелию уж точно удар бы хватил со всей этой пылью! Ненавидела беспорядок в доме! Недаром ваша матушка была гордой леди. Всегда твердила, мол, неизвестно, кому вздумается приехать погостить. А вы-то что так рано поднялись? Или этот модный щеголь опять должен заявиться? Не по душе мне он, что ни говорите, — вынесла Джоли суровый приговор несчастному джентльмену.
 — Луис? Нет. Мы с Гилом собираемся поехать к северным холмам, — с радостным возбуждением объявила Ли. — Снега тают, а у одного из пастухов закончились припасы. Он не может оставить отару, поэтому мы везем ему еду. Я еще ни разу не поднималась так высоко.
 — Не нравится мне, что вы вот так носитесь по округе, тем более что в этих местах полно дикарей. Луи оченно расстроится, что не застал вас дома. Но до него мне дела мало. А вот этот паршивец, мистер Бойс, — иной коленкор. Взгляд у него больно неприятный. Скользкий он какой-то. Похож на енота, которого загнали гончие, вот он и старается улизнуть, не потеряв при этом свой красивый полосатый хвост. Да он, кажись, ни одного живого енота никогда не встречал, иначе ходил бы с опаской да оглядывался почаще. Сроду не видывала такой важной походочки! Можно подумать, у него есть то, чего у других джентмунов не имеется, а такие облегающие штаны и вовсе носить неприлично. И сколько бы он важности на себя ни напускал, шваль швалью и останется, вроде как те Кэнби. Ну так вот, говорю вам, он не джентмун и вовсе никакой не южный аристократ, хоть и твердит, что родом из Чарлстона. Да какое там! Разве что прибыл в Чарлстон в корабельном трюме, как судовая крыса. Думаю, он каким-то боком приходится родней тому никчемному креолу, которого подстрелил на дуэли ваш дедушка Ли. Вот помяните мое слово, в один прекрасный день я, хоть и благочестивая христианская душа, забуду свой долг и попотчую его своим зельем, как вы в свое время нашего доброго преподобного Калпеппера.
 — Но я сделала это не нарочно, — напомнила Ли, — хотя… если хорошенько призадуматься…
 — Пф-ф! Думаю, это научит мистера Неженку не лезть в чужие дела и побольше заниматься своими. Послушайте меня, мисс Ли, держитесь от него подальше.
 Ли кивнула, удивляясь про себя тому обстоятельству, что еще никому не удавалось перехитрить Джоли. Она всегда разбиралась в людях так же безошибочно, как ее сын — в лошадях.
 — Проблема, скорее, в том, как удержать его на расстоянии и вовремя увернуться от его рук, — призналась она, передернувшись при мысли о пальцах Кортни Бойса, словно липнувших к ее ладони или задерживавшихся на плечах, когда он накидывал на нее шаль. Почему он всегда умудряется коснуться ее обнаженной кожи?
 — Он вольничает с вами, сердечко мое? Напомните о том, что вы замужняя женщина, а если бы и были свободны, такой, как он, недостаточно для вас хорош. Клянусь, он мечтает наложить свои лапы на Треверс! Да я не позволила бы ему ногой ступить на землю Треверсов! Ваш па вышвырнул бы этого проходимца за порог да еще кнутом бы огрел! Но если он будет по-прежнему вас беспокоить, скажите мне или мистеру Натаниелу.
 Ли скрыла улыбку, гадая, с кем из этих двоих Бойс предпочел бы встретиться, и решила, что это не Джоли.
 — Думаю, нашего мистера Бойса куда больше интересует сеньора Альварадо. Когда они вчера вечером вошли со двора в дом, она показалась мне сильно раскрасневшейся, а он не отрывал от нее ни рук, ни глаз.
 — Пф-ф! Вряд ли она отбивалась уж очень рьяно! Я видела, как она одергивала лиф.
 — Мне он кажется достаточно безвредным. Просто надоедлив немного, — возразила Ли великодушно, почти благодарная Кортни Бойсу, имевшему счастье привлечь интерес Диосы. — Чем-то напоминает прежних приятелей Гая, которые флиртовали так же легко и часто, как осушали бокалы с джулепом. Кортни Бойс ничем от них не отличается. Воображает, будто каждая женщина ожидает от него подобных знаков внимания.
 Они говорили о джентльмене из Южной Каролины, прибывшем в Нью-Мексико год назад и с тех пор гостившем на ранчо Альфонсо Джейкобса. Под предлогом тяжелого ранения, препятствующего ему вернуться на поле брани, он покинул Юг и стал партнером Джейкобса, с которым познакомился во время войны. Временами Бойс надолго исчезал, объясняя, что приходится постоянно уезжать по делам в Техас или Мексику. Но, как ни странно, рана, казалось, не причиняла ему ни малейшего беспокойства и не мешала ездить верхом, стрелять и танцевать.
 — Противно видеть, как милая мисс Камилла радуется его приходу, но, с другой стороны, должна же бедняжка хоть чем-то отвлечься после гибели мистера Джастина, а мистер Натаниел, хоть и человек хороший, не любит пустых бесед. Не то что ваш папочка. Видели бы вы, как малышка мисс Лис Хелен пускается наутек, стоит только мистеру Бойсу появиться в комнате! А по мне, в нем нет ничего хорошего, мисси. Думаю, Бойс и эта расфуфыренная испанка — два сапога пара и друг друга стоят. Стивен уверяет, что она всегда как-то странно за ним следит, а когда впервые увидела, я думала, просто в обморок упадет! Моему бедному муженьку не по себе от ее взгляда, особенно потому, что она с ходу назвала его по имени, прежде чем кто-то успел его произнести. Откуда узнала, как его зовут?! Стивен боится, что она его сглазила. Только вот когда эта испанка поворачивается ко мне, я смотрю на нее, как лиса на цыпленка, и она вроде как сразу застыдится и начинает вести себя прилично. Правда, разве можно назвать порядочной женщину, которая дымит, будто мужчина? Господи Боже, да я никогда ни о чем подобном не слыхивала. Да и не принято это, разве что в тех местах, куда добрые христиане не ходят! — объявила Джоли, явно шокированная тем, что сеньора Альварадо не только сама скручивает тонкие сигарки, но и курит, изящно поднося их к губам золотыми щипчиками, чтобы не пачкать рук табачными пятнами. — А вот старая Джоли насквозь видит эту черноглазую дьяволицу. Неладное у нее на уме, вот что я вам скажу. А молодой мистер Гил — настоящий джентмун. И такой вежливый. Мисс Камилла хорошо воспитала сыночка, ничего не скажешь. Он совсем не похож на своего братца.
 Верно. Ничуть не похож. Гилберт Рене Брейдон, иначе говоря, Гил, для тех, кто хотел дружить с неуклюжим шестнадцатилетним юнцом, исполненным решимости как можно скорее доказать, что он мужчина.
 — Что это? — удивилась Ли, поднимая веточку сосны и вдыхая смолистый свежий аромат.
 — Э… сосна, мисси. Для долгой здоровой жизни, так что вам лучше ее носить. Заткните за пояс и не вынимайте, — деловито объявила Джоли с таким видом, словно сотни людей без всяких вопросов ежедневно делали то же самое. — Впрочем, и его братец не так уж плох… что ни говори, а именно он помог нам добраться сюда. Да и его родные — люди приятные, хоть и не из Треверсов. Иногда, мисс Ли, я просто поверить не могу, что мы не дома.
 Сокрушенно покачав головой и стараясь не смотреть в окно, Джоли подошла к комоду и принялась разбирать белье Ли.
 — Я покажу тебе карту в кабинете мистера Натаниела, чтобы ты точно знала, где мы находимся и насколько далеко это место от Виргинии, — уже не впервые пообещала Ли.
 Но Джоли, как всегда, отмахнулась.
 — Не хочу я никакой карты! — яростно прошипела она. — И знать не желаю, как далеко мы забрались! И вообще, неужели вы не можете найти что-то получше, чем этот обшарпанный комод? Не то что в комнате мисс Алтеи! Там прямо-таки глаз отдыхает!
 Она вытащила чистую сорочку и перекинула через руку тонкие панталоны.
 Ли оглядела спальню, вполне довольная тем, что видит. Здесь так уютно, а к тому же отсюда открывается самый лучший вид на дальние горы. Кроме того, Нейл никогда не делил эту комнату с первой женой. Алтея с детьми разместились в спальне Серины, соседней с этой, где бедняжка когда-то спала в одиночестве. Ее комната была немного больше, и Камилла посчитала, что Алтее и детям в ней будет удобнее. Кроме того, она великодушно предложила переставить в спальню Ли более изящную мебель, но та вежливо отказалась, не желая видеть ничего принадлежавшего Серине. Камилла вздохнула, осмотрелась, в отчаянии пожала плечами и пожаловалась, что Нейлу была совершенно безразлична обстановка, поскольку он большую часть времени проводил в Риовадо.
 — И я еще потолкую с той девчонкой, которая стирает белье! По мне, такая работа никуда не годится! — проворчала Джоли, продолжая ворошить аккуратно сложенные вещички.
 Ли пригубила горячий шоколад, аппетитно пахнувший корицей и ванилью. А вот ей иногда кажется, что они всегда жили здесь, настолько быстро стали своими и привыкли к обычаям дома и семьи Брейдонов. Но на самом деле это не так, и длинное путешествие до Ройял-Риверз навсегда останется в ее памяти.
 Добравшись до Сент-Луиса, они поехали поездом в Джефферсон-Сити, где сели на речное судно, поднявшееся вверх по Миссури. При этом и шкипер, и команда постоянно были начеку, ожидая нападения вооруженных грабителей, имевших обыкновение сидеть с винтовками в засадах по берегам. Но они без особых происшествий достигли Индепенденса, а там без задержки пересели на другой корабль, идущий до Уэстпорта, оживленного города на границе между штатами Миссури и Канзас. Уже через несколько дней они оказались в Уэстпорте и наконец отдохнули от утомительного путешествия через всю страну. Далее предстояло отправиться в Каунсил-Гроув, где их обещал встретить Натаниел Брейдон. Но он удивил их, появившись уже в Уэстпорте. Ли никогда не забудет своей первой встречи с Натаниелом. Ей не нужно было знать его имя, чтобы понять: этот незнакомец, высокий мускулистый мужчина с густыми серебряными волосами и прищуренными глазами чуточку более яркого оттенка, зеленовато-карего с серыми точками, и есть ее свекор, отец Нейла. Глубоко врезавшиеся в кожу морщинки вокруг глаз поведали ей историю о человеке, чей взгляд чаще всего устремлен к горизонту. Но когда он повернул бронзовое от загара лицо, она увидела несомненное сходство между отцом и сыном: тот же самый хищный ястребиный профиль. У нее сложилось впечатление, что он некоторое время наблюдал за ними, прежде чем подойти и представиться. Как же ей хотелось знать, что он подумал о семействе Треверсов! Человек сдержанный и суховатый, он почти не говорил, но она часто ощущала его пронизывающий взгляд. Выведенная из себя, Ли наконец ответила своим, слегка вызывающим, но прошло довольно много времени, прежде чем он отвернулся. Однако она могла поклясться, что заметила веселый блеск, на мгновение осветивший его холодные глаза.
 Натаниел Брейдон не потратил много времени на подготовку к путешествию через прерии. У него оказалось достаточно приятелей и деловых знакомых в Миссури и Канзасе, и, несмотря на трудности и недостатки, вызванные войной, и то обстоятельство, что наступила весна и в прерии отправилось немало караванов, готовых смело бороться с ураганами и ранними снегопадами, которые непременно закроют горные перевалы ближе к осени, он без особого труда приобрел фургоны и все необходимое в пути. Треверсы на каждом шагу слышали от горожан, как им повезло иметь такого проводника. Их постоянно заверяли, что Брейдон — стреляный воробей и опытный путешественник, приехавший на территории в двадцатых годах и частенько охотившийся в Скалистых горах. Мало того, он имел немалый опыт в торговле и сражениях с индейцами и испанцами по всей границе, прежде чем осел на вновь обретенной земле.
 И теперь эта земля стала их второй родиной.
 К счастью, в их фургонах оказалось больше места, чем у многих смельчаков, решившихся пересечь прерии и влекомых мечтой о сказочном будущем. Треверсам не нужно было везти с собой мебель и домашнюю утварь, необходимые, чтобы осесть на новом месте, или привязывать к фургонам строительные материалы и сельскохозяйственные орудия, жизненно важные для выживания в этой суровой стране. Они ехали налегке, и шестерки волов без труда тащили свой груз. И хотя фургоны были всего лишь футов пять в ширину и десять в длину, внутри казались достаточно просторными, а натянутая на раму из древесины пекана парусина предохраняла от солнца. Они ухитрялись жить почти как дома. Кухонные принадлежности, радующие сердце Джоли, были аккуратно сложены в задке вместе с сундуками. Там было все, вплоть до половников, ножей для разделки мяса, походной печи, кофемолки, маслобойки и даже белой скатерти, которую неизменно стелили на ящики и бочонки. Для них, терпевших нужду и голод в Виргинии, здешнее изобилие казалось почти чудом: сахар и рис, мука и бобы, соль и пекарский порошок, яйца, бекон, патока, кофе, чай и, даже сушеные фрукты!
 Горы подушек, одеял и покрывал позволяли удобно устроиться на раскладных кроватях, которые ставились в палатки, убираемые на день в фургон вместе со столбиками, колышками и веревками. К фургонам привязывались бочонки с водой, инструменты и предметы, которые могли бы понадобиться на случай поломки: запасные ярма и подковы, оси, колесные спицы, чеки и другие детали фургонов.
 Ли ехала вместе с Алтеей, Джоли и детьми. Детская колыбелька мягко покачивалась в такт движению больших окованных железом колес. Ребенок сладко спал даже под неуемный скрип, притихавший лишь на несколько часов после смазки колесной мазью.
 Маленький пони, корова и гончие Гая тоже путешествовали с ними и перенесли долгую дорогу лучше, чем надеялась Ли. Сначала они плыли по океану в трюме корабля, потом жевали овес по соседству с прекрасными кавалерийскими конями в вагоне поезда, а оказавшись в прерии, совершенно преобразились. Ли с изумлением наблюдала, как Тыковка, разжиревший на сладкой бизоновой траве, энергично и без устали перебирал короткими ножками. Его приятельница, рыжеватая корова гернзейской породы, никогда еще не выглядела такой довольной и не давала так много жирного молока. А обе гончие весело кружили вокруг фургонов и с громким лаем гоняли длинноухих кроликов и любопытных луговых собачек.
 Из всех животных больше всего беспокоила Ли кобылка. Она всегда была хрупким нервным созданием, и ужасы сражений, где смерть постоянно была рядом, казалось, навсегда вселили в ее душу страх, оставив такие же метки, как и следы от шпор, изранивших бока. Ли часами сидела с ней в трюме, когда паническое ржание Дамасены почти заглушало вой шторма. Путешествие в шумном, продуваемом насквозь вагоне тоже не улучшило ее состояния. Любой гудок, любая неожиданная вспышка света смертельно пугали ее. Но как только они покинули Уэстпорт, Ли начала замечать некоторые изменения. Кобылка успокоилась. Ее глаза не вращались бешено при каждом стуке, раздувающиеся ноздри жадно втягивали воздух, белая пена пота не покрывала дрожащее тело. Сытная еда, тишина и свежая, не замутненная дымом атмосфера сделали свое дело. Ли видела, что Дамасене хочется помчаться галопом, размять длинные ноги, почувствовать дуновение ветра, развевавшего гриву. И она начала садиться в седло. Сначала они ездили шагом и всего по полчаса в день. Ли часто вела ее в поводу, шепча нежные слова. Только после этого она осмелилась пустить кобылу рысью и помчаться по бескрайним просторам прерий.
 Это было временем исцеления для них обеих. Каждый день Ли наблюдала, как солнце медленно плывет по небу, и чувствовала, как бурлит кровь, когда поднимала лицо к теплым лучам. Ах, вот так бы скакать и скакать весь день наперегонки с солнцем!
 Но Натаниел Брейдон или один из его пастухов неизменно держались поблизости. Интересно, знает ли он, что никогда не смог бы догнать Ли, взбреди той в голову убежать?
 Однако она вполне сознавала, как велики опасности, подстерегающие в высокой траве: индейцы, змеи, нора луговой собачки, в которой лошади так легко сломать ногу… Поэтому Ли спокойно покачивалась в седле, предоставляя ветру ласкать лицо.
 Более осмотрительные Гай и Стивен ехали в фургоне, за которым тащились еще несколько, нагруженных товарами, перевозимыми в Санта-Фе. Натаниел Брейдон, державшийся в седле прямо и зорко оглядывавший окрестности, ехал во главе каравана. Их сопровождали пастухи в красочных мексиканских костюмах. Ли очень жалела, что Гай не видит этого зрелища, ибо мексиканцы были превосходными всадниками, а богато изукрашенные седла и сбруя коней сверкали серебром. Их лошади были резвыми и выносливыми, что было верным свидетельством испанской породы. Ли восхищенно наблюлала, как один из пастухов что-то крикнул и животное и человек внезапно слились, став единым целым, полетев вперед как на крыльях.
 Миновав лесистые берега реки Неошо и маленький городок Каунсил-Гроув, последний оплот цивилизации, они оказались на широких равнинах, прошитых извилистыми ручьями с каменистым дном. Добрались до Арканзаса и, начиная от крутого изгиба реки, проследовали на юг по течению, к прериям, уходившим за дальний горизонт. При этом старались держаться поближе к источнику воды, жизненно необходимой для людей и скота.
 Они оставили позади опасности Поуни-Рок, оказавшись в надежных стенах форта Ларнид и даже ни разу не увидев индейцев, и пересекли приток реки Арканзас с куда большей легкостью, чем бесчисленные ручьи и речки, разрезавшие триста миль диких прерий между Поуни-Рок и Уэстпортом.
 Выйдя из форта Ларнид, они, вместо того чтобы идти на север, вдоль реки Арканзас, к западным прериям и многочисленным фортам, служившим путникам надежной защитой от индейцев, от места пересечения Симаррона с Арканзасом, свернули на юг, где много лет назад развертывались бесчисленные сражения между племенами поуни, кайова, юта и команчи.
 Позже все они объединились в своей ненависти к белолицым завоевателям.
 Натаниел знал эту землю. Свою землю. И шел по ней так, словно призывал врага бросить ему вызов. Но при этом обладал необходимыми осторожностью и мужеством и хорошо снарядил маленький караван, вооружив каждого мужчину на случай нападения.
 Они перебрались через жаркий пыльный Симаррон. К юго-востоку лежали равнины западного Техаса, по которым когда-то бродили бесчисленные стада бизонов, чей топот звучал словно гром приближавшейся грозы. На востоке поднимались снежные пики гор Сангре-де-Кристо, становившиеся на закате кроваво-красными. Пространство между горами и прериями все еще считалось царством команчи, чьи набеги оставляли кровавый след на земле, где когда-то они были повелителями, а теперь стали изгоями, гонимыми и избиваемыми, как уже почти уничтоженные бизоны.
 Ли вздрогнула, вспоминая зловеще-унылую пустыню с одинокими забытыми крестами, вбитыми в мертвую землю, отмечавшими места последнего упокоения несчастных путешественников, пересекавших Симаррон. Повсюду, насколько хватало глаз, простиралась однообразная, выжженная солнцем, молчаливая равнина.
 Но даже эта негостеприимная земля обладала своеобразной красотой, и Ли особенно любила закаты и рассветы, когда воздух пустыни еще не успевал согреться и нежные фиолетово-лиловые тона окрашивали утреннее небо или яростный закат разливался полосами алого и фиолетового, а земля сияла теплым медным светом.
 Так они путешествовали пятнадцать дней. Ровно столько ушло на поездку от Уэстпорта до Санта-Фе. Всего же они пробыли в пути свыше трех месяцев. Ли вспомнила, как Натаниел сообщил об этом, с любопытством взирая на нее. Она ответила спокойным взглядом и улыбнулась. И он впервые улыбнулся в ответ. В словах не было нужды. Оба помнили великолепный рассвет, разлившийся сегодня утром над землей, и уголья лагерного костра, тлевшего как-то ночью, когда один из пастухов тихо пел, успокаивая животных, пугавшихся отдаленного ворчания грома и вспышек молний, зажигавших подбрюшья облаков, висевших низко над прериями.
 И с каждым днем Ли замечала новые перемены в родных, особенно в Алтее, которая медленно, но верно шла к выздоровлению. День за днем она отдыхала в тепле фургона, лежа на раскладной кровати, восстанавливая силы, пока не перешла на козлы к погонщику. Там она подолгу сидела, занимаясь починкой и шитьем, ведя с ним тихие беседы. Еще до того как они приблизились к пустыне, она начала по часу шагать рядом с фургоном. Постепенно вернулись сон и аппетит. Бедняжка смирялась с потерей мужа, и необходимость заботиться о детях затмевала скорбь.
 Но Ли ужасно удивилась, когда Натаниел Брейдон посадил впереди себя на могучего гнедого визжавшего от восторга Стьюарда и немного прокатил своего внучатого племянника, внука брата и Стюарта Треверса, следующее поколение Брейдонов и Треверсов, осколок более не существующего мира. И Натаниел, вероятно, это понимал. Ли немного тревожилась, зная его угрюмый характер, но Натаниел проявил невероятное терпение и неожиданную нежность, отвечая на сотни вопросов, которыми засыпал его мальчик, неспособный ни секунды посидеть смирно.
 Колеса фургонов простучали мимо сонных поселений Лас-Вегас, Сан-Мигель и Теколоте, глиняных развалин церкви старой миссии в Пекосе и прошли через перевал Глориета, где у подножия могучих гор с небольшими плато, простиравшимися до самой долины Рио-Гранде и дальних западных пиков, лежал Санта-Фе, окруженный глиняными стенами, с узкими извилистыми улочками и центральной площадью. Большинство домов, с плоскими крышами и квадратные, имели внутренние дворы. На площадь выходил и дворец губернатора с величественными колоннами, а также военный городок с казармами, тюрьмой и плацем для парадов. Чуть подальше высились шпили собора Богоматери Гвадалупской и располагались дома наиболее богатых жителей. Остальные, в особенности индейцы, обитали в более скромных жилищах с земляными полами и лестницами, прислоненными к стенам: единственный способ забраться в дом.
 Караван не задержался здесь надолго. Путешественники остановились всего на одну ночь в богато обставленном доме одного из испанских друзей Натаниела, где их встретили радушно и гостеприимно. Там Ли впервые попробовала шоколад с ванилью и корицей, который заедала бунюэлями — сладкими оладьями.
 Ли допила шоколад и отдала Джоли тарелку с последней оладьей.
 — Должна признать, эта Лупе умеет готовить, — объявила Джоли, стряхивая сахар с ладоней. — Впрочем, я ее тоже кое-чему научила, особенно насчет того, какие приправы класть в стряпню.
 Она гордо фыркнула и, задрав нос, продолжала:
 — Господи, что сказали бы мисс Эффи и ваша тетя Мэрибел Лу, увидев тот красный чили, который мы едим! И без того сплетничали, что ваша матушка кладет в еду слишком много кайенского перца! Но соусы этой Лупе могли бы поднять дыбом волосы вашей тетки, и тогда уж ее модная шляпка наверняка слетела бы на землю! Никогда еще я не чувствовала себя лучше, да и у вас мясо на костях наросло! Я ужасно боялась, что вас ветром унесет: просто живой скелет. Правда, никак не пойму, с чего это вы вдруг взялись носить эти широкие шаровары? Неприлично показывать щиколотки, мисси! Не нужно было позволять вам уговорить мисс Алтею, чтобы сшила эту штуку! Милые леди, мисс Симона и мисс Кларисса, так ужаснулись, когда вы как ни в чем не бывало прошагали в гостиную в таком виде, что мне пришлось бежать за нюхательными солями. А короткий жакет? Просто стыд и позор! — объявила Джоли, обличающим жестом показывая на вышеупомянутые предметы.
 — Это юбка, Джоли. И мой жакет вполне пристоен, — возразила Ли, замшевый жакет которой был точной копией того, что носили пастухи. Единственной отделкой была тонкая золотая тесьма на воротнике и манжетах.
 — В жизни не видела, чтобы юбка раздваивалась посредине. Шаровары, мисс, и притом слишком короткие.
 — Но очень удобные для верховой езды, — пробормотала Ли, извлекая из гардероба сапожки. — А кроме того, кто меня видит?
 — Настоящие леди не скачут верхом, как мужчины, да еще в штанах, — сварливо буркнула Джоли. — А уж сапожки! Виданное ли дело, чтобы леди носила сапоги до колен?! Недаром мистер Натаниел все приговаривает, что вы, мол, ну прямо хорошенький мальчик, не отличишь! Да еще хмыкает при этом, собственными ушами слыхала!
 — Джоли… — начала Ли, поглаживая мягкую кожу сапожек из оленьей кожи, сшитых специально для нее одним из пастухов, и причудливо вышитые гетры из тисненой кожи, которые были почти непременной принадлежностью мексиканского костюма. У сапожек имелись также крепкие, слегка изогнутые каблуки, а украшенные золоченой бахромой застежки удивительно соответствовали тонкой золотой нити, которой были прошиты швы.
 — И если думаете, что никому до вас нет дела, так ошибаетесь! Мне есть! Уж я точно знаю, мисси, что хорошо, а что плохо! Пусть мы и оказались в этой глуши, но это еще не значит, что можно позабыть о приличных манерах, потому что я всегда рядом и всегда готова о них напомнить! И свой долг перед мисс Беатрис Амелией выполню! А вы не выйдете из комнаты в таком виде. Одни падшие женщины обходятся без корсета и панталон. Подумать только, разгуливать в сорочке и нижних юбках, как… Ничего, этот ваш муженек наставит вас на путь истинный, и будь он здесь, вы бы так себя не вели, — волей-неволей признала Джоли, вспомнив, как Нейл Брейдон всегда добивался своего, даже в том, что касалось мисс Ли.
 — Это Алтея придумала фасон юбки. До чего же умно! Я могу взять эту кожаную складку, застегнуть спереди, а другую — сзади, и никто не поймет, что я ношу штаны. Очень удобно. Все равно что иметь передник. Соланж утверждает, что у меня ужасно модный вид.
 Овдовевшая сестра Камиллы действительно восхищалась остроумным изобретением Алтеи, но на Джоли ее высказывание впечатления не произвело.
 — Ах эта! Да у нее с головой не все ладно! Вот что бывает, когда выходишь за чужака!
 — Он был французом. В жилах моей матери тоже текла французская кровь.
 — Это далеко не одно и то же, детка, ведь он не был родом ни из Чарлстона, ни из Нового Орлеана.
 — Он парижанин.
 — Понятия не имею, что это такое, но мисс Соланж не в себе, поверьте моему слову. Думаю, она слишком долго пробыла на солнце. Вечно торчит в этом сарае и что-то малюет, или стоит и пялится на горы, или гуляет да рвет цветочки. И скипидаром от нее вечно несет. А сама с утра напялит старое, все в пятнах платье и хоть бы что! Сплошное неприличие! Да она иголки в руках держать не умеет!
 Ли невольно перевела взгляд на картину над кроватью. В правом углу красовалась небрежная подпись «Соланж». Ни Джоли, ни Алтее работа не понравилась, но Ли чем-то притягивал неброский пейзаж в голубых тонах, постепенно переходящих в тусклое золото над одиноким холмом, вырисовывавшимся на фоне сумеречного неба. Когда она выбирала обстановку для спальни, Соланж предложила взять что-то из картин, хранившихся в сарае. Ли до сих пор видела перед собой удивленное, довольное лицо женщины, смотревшей на выбранный ею пейзаж.
 — Нет, она совсем не умеет шить, — подтвердила Ли. — Соланж — художница, Джоли, ей шить не обязательно.
 — Вот уж не слышала, чтобы женщины вдруг были художницами! Конечно, писать акварелью — самое подходящее занятие для леди. У мисс Алтеи в молодости был целый альбом, и прехорошенький! Но где это видано, чтобы леди ходила с грубыми, шершавыми руками. А вы, если едете на прогулку, возьмите шляпу, — приказала Джоли, швырнув на кровать широкополую шляпу с низкой тульей. — И это. Он защитит вас, сердечко мое. У меня предчувствие, уж поверьте. Духи сильны и неумолимы. Думаю, он был предназначен именно вам, хотя боюсь, как бы удача не покинула мистера Нейла. Он, должно быть, и вправду любит вас, если оставил это. Такой амулет ему необходим. Дает оберег от всякого зла.
 Она осторожно вынула из ящика комода кожаный кисет, который обе впервые увидели в Треверс-Хилле так много лет назад. Но тут же уронила обратно, словно обжегшись, и мрачно добавила:
 — Видно, именно поэтому мы теперь здесь. Я предупреждала вас, мисси! Заклинала не искушать богов. Они всегда слушают и наблюдают. Ждут подходящей минуты, чтобы вас зацапать. Значит, пожелали видеть вас именно в этом месте. Только хотела бы я знать, хорошо это или плохо.
 Мулатка рискнула взглянуть в сторону гор, но, вздрогнув, немедленно отвернулась и пожала плечами, словно другая мысль, пришедшая в голову, вытеснила все тревоги.
 — Одного только не пойму: как этот голубой чулок оказался здесь, в белье мистера Нейла? — пробормотала она, ибо терпеть не могла, когда раз и навсегда заведенный порядок вещей хоть в чем-то нарушался.
 — Должно быть, попал по ошибке, — солгала Ли, знавшая правду, ибо слишком хорошо помнила, где потеряла этот чулок и кто его нашел. — Тут царил такой беспорядок, и одежда была разбросана по всей комнате.
 — А мне все же кажется, что это тот самый чулок, что пропал почти пять лет назад. И где же он был все это время? Говорю же, я в жизни не потеряла ни клочка из того, что принадлежало этой семье. Как по-вашему, почему я уговорила мисс Беатрис Амелию показать мне буквы? Чтобы пометить вещи каждого из господ. И я всегда хорошо считала, так что знала, где что лежит, что нужно заштопать, а что постирать. Сначала я вообразила, будто это чулок первой жены мистера Нейла, но потом проверила, и что же? На нем вышита ваша метка! Правда, я думала, что в один прекрасный день ваш чулок может оказаться в комоде мисс Алтеи или малышки мисс Блайт, но чтобы так, в комоде джентмуна! Так вот, я все спрашиваю себя, как это могло случиться. И ответ мне ужасно не нравится, нет, ужасно, даже если он теперь ваш муж, потому что тогда он им не был. Зато я припоминаю одну девочку, которая прокралась в дом с мужскими штанами в руках и наплела мне, что купалась в ручье без чулок и промочила панталоны. Так вы все рассказали мне о том, что случилось в тот день, мисси? — потребовала ответа Джоли, хитро поглядывая на молчаливую Ли. — Потому что я хочу знать, откуда у него этот чулок.
 Но Ли и сама ужасно удивилась, когда наткнулась на чулок, спрятанный за чистыми сорочками. Сначала она тоже посчитала, что чулок принадлежит Серине, но когда из любопытства присмотрелась, к собственному ужасу, обнаружила вышитую букву «Л». Сердце Ли неудержимо забилось. Значит, Нейл нашел чулок у ручья тем летним днем и хранил здесь много лет. Но почему? Неужели она действительно ему небезразлична?
 — Все это уже не важно, потому что теперь он мой муж, — объявила она вслух. — И я действительно рассказала все о том, что случилось в тот день.
 Она не лгала. Просто утаила тот разговор, который произошел между ней и Нейлом при следующей встрече.
 — Ладно, если вы по-прежнему собираетесь носиться по холмам, пойду принесу вам завтрак поплотнее и подгоню эту лентяйку, чтобы принесла воды для ванны, — решила Джоли, недовольно выпятив нижнюю губу. Она ужасно не любила, когда что-либо проходило мимо нее, а тут мисс Ли явно скрывала некую тайну, которой не хотела делиться со своей верной служанкой!
 Стоило двери закрыться за негодующей Джоли, как Ли вскочила, выдвинула ящик комода и несколько секунд смотрела на кисет, прежде чем сжать его в руке. Чуть шероховатая поверхность слегка царапала кожу. Ощущение это было давно ей знакомо. Кисет был у нее с тех пор, как она проснулась наутро после брачной ночи и обнаружила, что Нейл уехал, оставив ей свои амулеты и памятки о прошлой жизни. Кисет тогда лежал в ее подложенной под щеку руке.
 Ли подошла к окну и посмотрела на горы, окрасившиеся в золотисто-желтый цвет под лучами поднявшегося солнышка. Неужели Джоли права и Нейл специально оставил ей кисет? Или попросту забыл? Но если амулеты и в самом деле обладают защитными силами, какова его судьба теперь, когда он лишился всего?
 А вдруг Нейл ранен или погиб во время одного из своих набегов? Вот уже полгода, как от него нет ни единой весточки.
 Ли вздохнула и, прислонившись щекой к прохладной глиняной стене, закрыла глаза. Увидит ли она мужа еще раз? А если он все еще жив, то когда?
 Потому что война закончилась.

 Глава 21


  Твой долог путь к теплу 
  и солнцу, 
  Но я, исполненный желаний 
  страстных, 
  Своим огнем страсть ночи 
  напою. 

    Алджернон Чарлз Суинберн

 Ли спешила по узкому выходившему во двор коридору, все ускоряя шаги: колокол церкви уже вызванивал последние ноты. Она обещала Гилу встретиться с ним примерно в это время. Он предупредил, что придется выехать рано, если они хотят добраться до высокогорья и к закату вернуться на ранчо. На ходу она выглянула в узенькое окошко, за которым разливалось радужное море цветов как на клумбах, так и в керамических горшках. Экзотические вьющиеся растения взбирались на крышу веранды, а цитрусовые деревья с их темной зеленью составляли приятный контраст с пестрым разноцветьем. Прекрасный сад, где можно было легко отыскать уединенную скамью, скрытую в увитой розами беседке, и где семья частенько собиралась теплым днем в прохладной тени, которую отбрасывала поросшая глицинией высокая решетка. В такие дни, когда воздух был напоен благоуханием флердоранжа, Ли вспоминала каролинский желтый жасмин, буйно цветущий у белой ограды, отмечавшей границы Треверс-Хилла. И память уносила ее в прошлое. Все так же раскрывают свои бутоны красодневы на зеленых лугах? Пережила ли зиму старая дамасская роза матери?
 И на сердце ложилась печаль, потому что в Треверс-Хилле больше некому вдыхать сладкий, напоенный запахом клевера воздух, вливавшийся в раскрытые окна…
 Ли немного помедлила у открытых стеклянных дверей, невольно ища взглядом тоненькую фигурку, склоненную над только что посаженным растением или почти скрытую охапкой цветов. Именно в саду можно было обычно найти Лис Хелен, преданно ухаживавшую за любимыми цветами и травами. Здесь было ее королевство.
 Ли удивилась, не увидев девушку. Та предпочитала работать в прохладные утренние часы, и ее перчатки, ножницы и другие необходимые инструменты, сложенные в корзину, всегда стояли в беседке на скамье.
 И неожиданно до Ли донесся приторный запах какого-то неизвестного, только раскрывшего лепестки цветка. Запах, почему-то сразу же напомнивший о Диосе, и, как подозревала Ли, та прекрасно об этом знала. Ли уставилась на дерево странной формы с ветвями, поднятыми к небу, словно в молитве древним богам. И возможно, этот образ был не так уж далек от истины. Дерево было привезено из Мексики и, если верить Диосе, подарившей его Серине, было для ацтеков священным. Они именовали его йолоксочитль. Диоса, сорвав душистый бутон и гладя им приоткрытые низким вырезом груди, именовала его цветок-сердце.
 Ли раздраженно шлепнула себя по бедру кожаными перчатками. Какими томными становились глаза Диосы, когда та расписывала страсть, зажигаемую этим таинственным цветком! Один тонкий лепесток, положенный под подушку любовников, способен связать их на всю жизнь.
 Снова коснувшись бутона, Диоса с жалостью улыбнулась Ли, словно не раз делила подобные ночи со своим любовником… и еще будет делить…
 Ли брезгливо сморщила носик и поспешно сломала цветущую апельсиновую веточку. Тонкий аромат быстро изгнал неприятные мысли. Не в силах противостоять искушению, она осторожно дотронулась до маленького кожаного кисета, свисавшего с шеи на кожаном шнурке. В ушах звенели суеверные наставления Джоли. Сумеют ли талисманы защитить ее? Но не только поэтому любила она ощущать их прикосновение к груди. Это единственное напоминание о Нейле, и, нося мешочек, она иногда позволяла себе надеяться, что Джоли права и что он обладает достаточной силой, чтобы уберечь Нейла… где бы тот ни находился.
 Она поправила шарф из тонкого индийского ситца. Ткань надежно скрывала кисет. Хоть бы он и ее защитил от колдовства и сглаза.
 Ли нахлобучила на голову шляпу и тронулась в путь, но когда проходила мимо комнаты Гая, снова замерла, услышав странный шум.
 — Гай! — встревоженно окликнула она у закрытой двери. — Можно войти?
 Не получив ответа сразу, она громко постучала.
 — Да, входи, — донесся до нее слабый голос.
 — Ты болен? Я проходила мимо и услышала твой крик, — объяснила Ли, переступая порог. — Неприятности? Мне показалось, будто что-то разбилось.
 — Все в порядке, Ли. Не волнуйся. Моя обычная неуклюжесть, — пояснил Гай с плохо скрытым нетерпением.
 — У тебя снова был приступ? Та самая резкая боль за глазами? — еще больше обеспокоилась Ли, подходя к лежавшему на постели брату. Покрывала сбились, словно он провел беспокойную ночь.
 Шагнув к нему, чтобы поправить одеяло, она наступила на что-то. Раздался хруст. Оказалось, что весь пол усыпан осколками фарфора!
 — Осторожнее, Ли. Не порежься, — сухо предупредил он.
 — Гай! Что ты наделал! У тебя рука в крови.
 — Да, дорогая, я порезался, — заметил он чересчур сдержанным тоном. — Какая неосторожность! Неужели я запачкал кровью все одеяло? И на этот раз окончательно его испортил? Вчера пролил на него суп, а позавчера уронил яйцо. Почему сегодня должно быть иначе? Я всего лишь еще одно дитя, за которым должны убирать горничные.
 Ли в отчаянии наблюдала, как он дрожащими пальцами пытается зажать ранку. А ведь брат совсем преобразился с тех пор, как попал сюда. И все более походил на прежнего Гая! Только… только вот, даже не потеряй он зрения, все равно не станет тем же Гаем Патриком Треверсом. И она была рада этому, потому что еще больше полюбила вдумчивого, серьезного человека, в которого превратился когда-то дерзкий, горячий молодой джентльмен, думавший сначала о себе, а потом уже о других. Нет, Гай не был таким уж эгоистом. Просто бездумным и беспечным. Привыкшим получать все, что захочет, только потому, что красив, общителен и носит имя Треверсов. Она впервые заметила перемены в Гае, когда тот вернулся с войны. И не будь он слеп, скорее всего так же часами смотрел бы в пространство, неверяще, ошеломленно, словно пытаясь найти ответ в окружающей тьме. Но его лицо то и дело искажалось отчаянием, очевидно, при мысли о том, по какой ужасной причине все это произошло с ним, с его семьей и друзьями, с жизнью, которую они вели в Треверс-Хилле. Однако раны постепенно исцелялись, и Ли все чаще чувствовала, что Гай каким-то образом обрел душевный покой, отчасти смирился с увечьем и делает поистине героические попытки снова зажить нормальной жизнью.
 Его состояние еще больше улучшилось с тех пор, как они приехали в Ройял-Риверз, и Ли заподозрила, что это каким-то образом связано с Лис Хелен, поскольку молодые люди почти не разлучались: гуляли, смеялись вместе, разговаривали, бродили по двору, саду и всему ранчо, и маленькая рука девушки с удивительной, мягкой непреклонностью поддерживала слепого воина. Но все пошло прахом, когда случилось несчастье. Гай споткнулся о табурет, по небрежности оставленный кем-то посреди комнаты, упал и ушиб голову.
 — Извини, Ли. Простишь меня? Я настоящий осел, верно?
 — Нет, скорее угрюмый медведь, особенно в последнее время. Но тебе плохо пришлось, и все понимают, что ты нездоров. Ты слишком строг к себе, никто тебя не винит и не ожидает, что ты будешь вести нор…
 Она осеклась и покаянно коснулась его руки.
 — Нормальную жизнь? — беспощадно договорил он. — Где уж инвалиду, за которым нужно ходить день и ночь! Но я не допущу этого, Ли! Не допущу! И больше не желаю жить так, не теперь, когда я… подумать только, что теперь я мог бы… о, какая разница, черт возьми? Еще одна идиотская мечта.
 И тут Ли уловила в его голосе, кроме раздражения, еще какие-то непонятные нотки.
 — Что это? Ты что-то утаиваешь от меня, Гай? У тебя начались боли? Если ты повредил себе еще что-нибудь, я должна сказать Натаниелу. Он найдет доктора, — всполошилась она, поворачиваясь, чтобы выбежать из комнаты. Но Гай с силой стиснул ее ладонь и удержал возле себя.
 — Я пока не хотел никому говорить, потому что сам не уверен. Но, Ли, всего лишь на секунду мне показалось, что я снова вижу!
 Ли попыталась что-то выговорить, но не смогла найти подходящих слов. Да и что тут скажешь? Он не должен питать беспочвенных надежд на чудо, которому никогда не бывать.
 Гай хрипло рассмеялся.
 — О, представляю, о чем ты сейчас подумала. Что это всего лишь игра моего измученного воображения? Может быть. Не знаю. Я совершенно сбит с толку. Помнишь, как матушка страдала от своих знаменитых мигреней? Но это совсем другое. Моя головная боль не начинается по собственному желанию и повелению, как, подозреваю, было у матери. У меня в жизни не болела голова до того злосчастного ранения. У меня и сейчас иногда бывают приступы, но не такие сильные, как прежде. Клянусь, что вначале у меня несколько месяцев звенело в ушах. Я думал, что сойду с ума. Но сейчас звон снова начался.
 У Ли не хватило мужества напомнить, что всего несколько минут назад прозвенел церковный колокол.
 — Нет, я не безумен. Но почему так голова кружится? Я совсем утратил чувство равновесия и едва могу сидеть в постели без того, чтобы не свалиться на подушки.
 — Но ты ведь ударился головой об угол комода! Да так сильно, что комод врезался в стену, оставив в ней вмятину и сбив бра! Мы даже обнаружили небольшой осколок металла, торчавший у тебя в голове! Подумали, что ты умер, когда увидели тебя на полу, бледного как полотно и неподвижного! А под головой целая лужа крови! Как жаль, что старая рана вновь открылась! Осколок, должно быть, распорол старый шрам, и порез оказался очень глубоким. Хотя Натаниел до сих пор недоумевает, поскольку угол комода был тоже залит кровью, а на бра ни единого пятнышка, да и все металлические части целы, так что непонятно, откуда взялся осколок.
 — А ведь ты твердила, что шрам зарос волосами, — добродушно упрекнул Гай, пригладив густые каштановые пряди, падавшие на едва затянувшийся шрам чуть повыше лба. — Они должны были смягчить удар.
 — Каштановая макушка, — поддразнила Ли, вспомнив, что Стюарт Джеймс именно так называл брата. — Наверное, поэтому тебя и не убило. Да у тебя в волосах расчески ломаются! Может, попросить стригаля прийти и обкорнать тебя, как овцу, а мы спрядем из волос шапку, которая и защитит твою упрямую голову.
 — Не стоит. Семейство Треверсов всегда славилось твердостью своих голов.
 — Ну а ты, видимо, исключение. Страшно было смотреть на шишку, которая выросла прямо на месте шрама. И поверь, это было совсем не забавно.
 — Стивен утверждал, что она больше спелой сливы и такая же фиолетовая.
 — Если ты чувствовал себя так же плохо, как она выглядела, неудивительно, что мигрени вернулись. И после такого удара часто бывают головокружения.
 — Послушай, — вдруг сказал он медленно, — после своего падения, признаю, я был в бреду и нес всякую чушь насчет того, что снова могу видеть. Это был просто сон. Тогда я не видел света. Но несколько минут назад, проснувшись, открыл глаза и почувствовал удар боли между глаз. Раньше боль никогда не была такой беспощадной. Меня затошнило. Я потянулся к миске и сбил ее со стола. Боль становилась все сильнее, и с каждым новым спазмом свет казался все ярче. И словно прожигал виски. На секунду мне показалось, что началась гроза и меня в собственной постели ударило молнией.
 Он еще пытался шутить над своей бедой, боясь признать, что надежда может оказаться ложной! Рука его невольно потянулась к черной повязке на левом глазу.
 — Но, Ли, когда свет ослаб, боль тоже стала уходить. И теперь я различаю свет и тьму. Перед правым глазом еще плавает нечто вроде серой дымки, но я больше не погружен во мрак, — признался наконец он хрипло.
 — Гай! — взволнованно прошептала Ли, не обращая внимания на то, что он по-прежнему до синяков сжимает ей руку. — Гай, помнишь, что сказали доктора? Что когда-нибудь зрение может к тебе вернуться! Точно они ничего не знали, но не считали, что глаз поврежден. Они утверждали, что может пройти немало времени. О, Гай, что, если это правда и зрение действительно вернется?
 Она тихо засмеялась, готовая танцевать от радости. Неужели так и будет?!
 — Может, этот удар по голове — настоящее благо и все расставил по местам? Недаром отец говаривал, что слышит, как у меня в голове мозги гремят, — ухмыльнулся Гай.
 — О, скорее бы рассказать Алтее и всем остальным! Они будут так счастливы! Настоящее чудо…
 ―Нет!
 — Конечно. Прости меня, Гай, — поспешно пробормотала Ли. — Ты хочешь сам сообщить хорошие новости.
 — Нет, Ли, не стоит, чтобы об этом знал кто-то, кроме тебя.
 — Но почему? — нахмурилась Ли. — Не понимаю. Все будут на седьмом небе!
 — Пусть я больше не в совершенной тьме, но все же слеп. Что, если все так и останется? — спросил он без особой горечи и, услышав вздох сожаления, улыбнулся.
 — Вот видишь! Нет, я не хочу пробуждать беспочвенные надежды. Скажу всем, только когда смогу видеть выражение их лиц, но ни секундой прежде.
 — А от Лис Хелен тоже скроешь? Ей бы следовало знать раньше остальных, даже раньше меня, — возразила Ли.
 — Почему?
 — Ну… я думала… разве ты не…
 — Не влюблен в Лис Хелен? — фыркнул Гай. — С чего бы это? Она очень мила и добра ко мне. Она… как сестра. — И словно почувствовав вопрошающий взгляд Ли, виновато отвернулся.
 — Добра? Она любит тебя, Гай, — напрямик отрезала Ли, сгорая от желания хорошенько ущипнуть его, чтобы привести в чувство.
 — Разве? А по-моему, просто жалеет. Сердце у нее еще мягче, чем у тебя. Я вроде одного из ее чахлых растений, которые требуют немного больше внимания. Вот и все. Ничего более. Да и что может быть еще? Я слеп. Какая тут любовь? Господи Боже, неужели она не сможет найти себе здорового мужчину? Что с ней такого неладного, что она вдруг захотела бы проводить время с беспомощным калекой, который даже не знает, как она выглядит? — взорвался Гай.
 — Она тебя любит, — тихо повторила Ли. — Ты просто не видишь, как она на тебя смотрит. А я вот вижу.
 — Вот именно, Ли, не вижу. А если обрету зрение, может, мне и не понравится то, что передо мной предстанет. Когда же я обрету способность самостоятельно есть, одеваться и ходить без поводыря, у нее не останется причин постоянно искать моего общества, — резко бросил он и прижал пальцы к глазам, словно страдая от невыносимой боли, но тут же повернул голову и слепо уставился на дверь. — Что это? Мне послышался шум.
 — Возможно, в дверь скреблась одна из твоих гончих. Они вечно прокрадываются в любую щель, особенно на кухне. И хотя Лупе вроде бы кричит на них, все равно откуда только берутся кости из супа или лепешки, чтобы сунуть им в пасти! — пояснила Ли, оглядываясь на дверь. Она была полуоткрыта, но оттуда не торчал любопытный нос. — Должно быть, это сквозняк! — догадалась она и, с досадой посмотрев на брата, добавила: — Я совершенно тебя не понимаю!
 — О чем ты?
 — Сейчас ты говоришь, как прежний Гай, который ничуть не заботился о чувствах других. Помню, как ты гордился количеством разбитых сердец!
 — Прежний Гай, — повторил он мягко, с любопытством, словно говоря о совершенно незнакомом человеке. — Прежний Гай Треверс, хотя временами и был человеком не слишком приятным, о чем я глубоко сожалею, все же имел не менее чем три преимущества над нынешним. У него было зрение. У него были деньги, как наследственные, так и те, что он мог заработать адвокатской практикой, и уже хотя бы поэтому мог вести достаточно роскошный образ жизни. И у него был дом. Очень ценный дом. Дом, в котором он родился. Именно в Треверс-Хилл я надеялся когда-нибудь привести невесту и растить там будущих детей. У меня больше не осталось ничего, дорогая, так что и будущего тоже нет. Или ты забыла?
 — Гай…
 — Нет, это чистая правда. Очевидно, кое в чем я более зрячий, чем ты. Я живу здесь, в Ройял-Риверз, из милости, и только потому, что прихожусь тебе братом. Ты теперь Брейдон, а не Треверс и, следовательно, член семейства. Я же по-прежнему Треверс, хотя и не имею ничего. И могу навсегда остаться инвалидом. Но даже если снова обрету возможность видеть, что смогу предложить женщине, особенно Лис Хелен? Мои перспективы достаточно ограниченны. Мы потеряли все. И даже если Адам заплатил налоги на Треверс-Хилл, что будет в следующем году? Где я возьму денег, если нечего продать, а поля либо не засеяны, либо сожжены? Разве я смогу обеспечить Лис Хелен тот образ жизни, к которому она привыкла? Раньше я смело попросил бы ее стать моей женой, но не сейчас. И не стану ставить никого в неловкое положение, заговаривая о чем-то подобном. Думаю, вряд ли Натаниел Брейдон будет доволен таким предложением. Вероятно, посчитает меня охотником за приданым и вышвырнет из дома, не успею глазом моргнуть.
 — А если зрение не восстановится? — спросила Ли, желая заставить его увидеть истину. — Не можешь же ты отрицать, что подумываешь…
 — О женитьбе? — докончил Гай, не в силах скрыть горечи.
 — Да! Ты молодой человек, у тебя вся жизнь впереди. Хочешь провести ее в одиночестве?
 — О, Ли, конечно, нет. Пусть я и потерял зрение, но остался мужчиной. И у меня, как у всякого мужчины, есть потребности. Лис Хелен — женщина, с мягким душистым телом и шелковистыми волосами. Конечно, я желал ее, но это не значит, что в голову приходили мысли о женитьбе. Я не сделаю предложения ни ей и никакой другой женщине, — твердо заключил он, и упрямо выдвинутый подбородок напомнил Ли отца в те минуты, когда тот принимал какое-то твердое решение.
 — Гордость Треверсов, — вздохнула она.
 — Последнее, что у меня осталось, не так ли? — чуть улыбнулся он.
 — Да, и ты еще пожалеешь об этом.
 — Да ну? А как насчет твоей гордости Треверсов? — парировал он.
 — Кажется, ты сам заявил, что я теперь Брейдон, — легко включилась в давнюю перепалку Ли.
 — Только по имени, дорогая, но гордость Треверсов всегда при тебе останется. Она у нас в крови. Но что будет, когда вернется твой муж? Для тебя возврата нет, Ли, надеюсь, ты это понимаешь?
 — А может, я не желаю возвращаться!
 — В Виргинию? Или снова становиться Ли Треверс?
 — Возможно, и то и другое, — призналась Ли, вставая и подходя к окну, откуда открывался вид на горы.
 — Тебе здесь нравится, верно? — неожиданно спросил он без всякого удивления.
 — Да, хотя сама не знаю почему. Я любила Виргинию и тоскую по Треверс-Хиллу, причем иногда так сильно, что сердце ноет. И все же вряд ли я сумею вернуться обратно. Просто не смогу снова смотреть на разруху и гибель, зная, что всех, кого я так любила, больше нет. И в то же время нельзя сказать, что я несчастлива здесь. И совсем не чувствую, что нахожусь в изгнании. Собственно говоря, я еще в жизни не ощущала себя… ах, не знаю, — пробормотала Ли, пожав плечами.
 — Зато знаю я. Ты ощущаешь себя свободной. Именно ты всегда была мятежной душой. И никогда не походила на Алтею, которой для полного счастья было достаточно сидеть на веранде, вышивать или рисовать, навещать друзей, сплетничать, обмениваться рецептами или фасонами платьев и от нечего делать болтать о литературе и политике. Правда, Алтея достаточно умна, пусть и притворяется, что все ее интересы заключаются в доме и семье. Не думаю, чтобы она когда-нибудь испытывала душевную неудовлетворенность. А малышка Люси… хотя она больше походила на тебя и то и дело умудрялась попадать в беду, просто резвилась, как длинноногий жеребенок, и всегда брала с тебя пример. Находила величайшее удовлетворение во всем, что бы ни делала и где бы ни находилась. Она была бы счастлива повсюду. Всегда полна жизни и энергии. Но никогда не искала чего-то другого. Но ты, Ли… ты всегда казалась неудовлетворенной. Я не говорю, что ты была несчастна. Просто тебе чего-то не хватало. Иногда я сомневаюсь, нашла бы ты свое счастье с Мэтью. Да, ты стала бы хозяйкой собственного дома в Чарлстоне, имела бы все что пожелаешь, включая любящего мужа, а потом и детей, но всегда гонялась бы за чем-то неуловимым. Не представляю тебя разливающей чай и сплетничающей с избалованными, холеными дамами или стоящей неподвижно на примерке, пока модистка втыкает булавки в один из бесчисленных нарядов, которые Мэтью покупал бы тебе. Да в Треверс-Хилле ты не вылезала из старенького муслинового платьишка! Никогда еще не видел женщину, столь равнодушную к модам, и все же ты всегда так чудесно выглядела. Сама сказала, что мне нравилось разбивать сердца. А вот ты обожала шокировать людей. Помню, как матушка надеялась, что в пансионе тебя превратят в истинную леди, и все твердила, что это единственный твой шанс сделать блестящую партию. Но, получая отчеты от директрисы, впадала в истерику и принималась обмахиваться веером, а потом звала Джоли и удалялась в спальню с очередной мигренью. Отец грозил вызвать на дуэль директрису за то, что расстраивает жену, что-то бормотал насчет нервных француженок и всегда находил для тебя оправдания. Он так тобой гордился. Любил твой неукротимый характер, считая его совершенно таким, как у его жеребят. Но сомневаюсь, чтобы Мэтью при всей своей привязанности к тебе понял бы твою нелюбовь к правилам этикета и приличиям. И ты нисколько не изменилась. Я слышал, что ты скачешь верхом по-мужски, носишь широкие шаровары, от которых мисс Симону и мисс Клариссу чуть удар не хватил!
 — Вижу, ты уже успел потолковать с Джоли, — задумчиво протянула Ли, все еще пораженная речью брата. Она и не знала, что он настолько проницателен! Значит, ошибалась в Гае, считая, что тот не замечает ничего, кроме собственных развлечений.
 — Джоли толковала, а я слушал. Больше мне ничего не остается делать.
 Ли с трудом раздвинула губы в улыбке.
 — Иногда я чувствовала себя кем-то вроде кобылы на пастбище. Всегда за оградой, и нечего делать, кроме как щипать сладкую травку в ожидании, когда ко мне подведут жеребца. Иного выбора не было, и я поступила бы, как от меня ожидали. Но мне так хотелось отпустить на волю этих жирных ленивых кобыл! Правда, это было бы несправедливо, поскольку иного образа жизни они не знали да и этот казался неплохим. Их хорошо кормили, выгуливали, ухаживали. Только вот свободы у них не было. Именно ее мне недоставало. Нет, я любила свою жизнь, она была чудесной. Я вышла бы за Мэтью и была бы с ним счастлива. И пообещала себе, что моя новая семья будет такой же прекрасной и дружной, как прежняя. Ах, то были изумительные дни! Я дала слово, что стану настоящей светской дамой и буду строго следовать законам общества. В детстве я часто забиралась на самую высокую яблоню и смотрела в сторону Шенандоа. Горы казались такими синими, окутанными дымкой тумана, который ранним утром спускался в долины, и я все время гадала, что лежит за ними. Что со мной такого неладного, Гай?
 — Ничего, — едва слышно прошептал он, потрясенный душевными страданиями сестры.
 — Не знаю, сколько раз здесь, в Ройял-Риверз, я стояла у окна, наблюдая, как над снежными пиками нависают грозовые облака. И я могу скакать по склонам холмов, забираться в дремучие леса, скакать часами, не встретив ни единой души. А в Виргинии я вечно сталкивалась с соседями и знала, что, прежде чем успею добраться до дома, они уже побегут к маме и расскажут, что ее дочь скакала верхом без седла или босиком бродила в ручье. Здесь мне позволено делать все, что я хочу. Ты, возможно, не поймешь меня, потому что мужчинам даны все привилегии. Но для женщин все иначе, и общество строго регламентирует все мои действия. Я должна ездить только в дамском седле, хотя это небезопасно, особенно в такой местности, как эта. Но я слишком ценю жизнь, чтобы следовать старомодным обычаям и погибнуть из-за чьей-то глупости. Здесь правила диктуют не они, а умение выживать. И после первого потрясения даже мисс Симона и мисс Кларисса признали, что жизнь здесь совершенно иная, даже для женщины. И все же я никогда не совершила поступка, которого могла бы стыдиться. И не запятнала ни имени Треверсов, ни имени Брейдонов. И если я женщина, это не означает, что у меня нет ни гордости, ни здравого смысла.
 — Думаю… думаю, что теперь, когда не могу поступать, как пожелаю, я смогу лучше понять тебя, — выговорил Гай, вспоминая, сколько раз мчался по полям, забывая обо всем, кроме стремления взять очередное препятствие, и совершенно не думая о Ли, вынужденной заниматься скучными женскими обязанностями. — Но что будет, когда вернется Нейл? — снова спросил он. — Ведь твой муж тоже привык поступать по-своему. И он человек жесткий. Разительно отличается от Мэтью Уиклиффа и других твоих поклонников, которых ты привыкла обводить вокруг пальца. Он может потребовать от тебя исполнения супружеского долга, и я его не осуждаю. Не забывай этого. У него имеется собственная гордость, дорогая, и ему может не понравиться твоя вновь обретенная свобода.
 — Я в отличие от некоторых не забыла, что мы муж и жена. Но возможно, Нейл тоже не захочет вспоминать, — пробормотала Ли, забыв, как обострился слух брата.
 — Диоса?
 — У нее, наверное, больше прав на Нейла, чем у меня.
 — У слепых есть единственное преимущество: приходится очень внимательно прислушиваться к людям. Ты не видишь выражения их лиц и не знаешь, улыбаются они, хмурятся, злобствуют или лгут. Я сижу, слушаю и слышу оттенки в людских голосах, оттенки, о которых они сами не имеют ни малейшего представления. И я слышу нотки страха в голосе Диосы. Она не уверена ни в себе, ни в Нейле, и мне кажется, что ваш брак был для нее крайне неприятным сюрпризом. И поскольку я знаю, как красива моя сестра, а Диоса тоже не слепа, то может заподозрить истинную причину, по которой Нейл женился на тебе. Не позволяй ее ревнивым измышлениям разрушить шанс на свое счастье с Нейлом.
 — Она не лгала, Гай. Я знаю, что Нейл был несчастен в первом браке и, естественно, обратился к другой женщине, такой прекрасной, как Диоса. Трудно его за это винить.
 — В таком случае сделай так, чтобы он был счастлив с тобой, и тогда у него не будет нужды снова искать возлюбленную.
 — О, Гай, все не так просто. Мы с тобой знаем, почему Нейл на мне женился. Он выбрал бы Диосу, но та овдовела как раз перед тем, как он ушел на войну, и была еще в трауре. Если бы ему не пришлось венчаться со мной, чтобы спасти своих людей и помочь Адаму, Нейл, приехав в Ройял-Риверз, повел бы к алтарю Диосу. Она считает, что Нейл вернется к ней, а не ко мне.
 — Я не стал бы так категорично судить о том, чего хочет и чего не хочет Нейл. Пусть сначала вернется и сам примет решение, — остерег Гай, думая, что Ли, очевидно, не так уж хорошо знает мужа, если верит, будто тот способен сделать что-то против своей воли. Даже Адам с его предсмертными желаниями не смог бы вынудить кузена жениться на Ли, если бы Нейл не желал этого с самого начала. Уж это Гай знал твердо. Именно такое качество он когда-то ненавидел в Нейле: его беспощадную решимость.
 — Может, это все вообще не имеет значения, — вздохнула Ли, отвернувшись от окна.
 — Ты это о чем?
 — Нейл может не вернуться.
 — Если выжил, обязательно вернется, и, вероятно, скоро. Юг капитулировал, — напомнил Гай, все еще не в силах поверить, что война между штатами закончилась и генерал Ли, стоявший во главе армии конфедератов, сдался генералу Улиссу Гранту, главнокомандующему армии Соединенных Штатов. Когда-то гордая столица конфедератов пала неделей раньше, и на куполе здания Капитолия снова развевался звездно-полосатый флаг. Но победоносные войска не встретили теплого приема. Немногие из оставшихся жителей столицы, большинство из которых были освобожденными рабами, вышли им навстречу. Кроме того, отступающие солдаты сожгли основные районы города, и склады были охвачены огнем, а Джефферсон Дэвис и его кабинет бежали на последнем поезде, оставив толпы пьяных мародеров и дезертиров грабить Ричмонд. Но беглецов все же успели захватить в Джорджии. Джефферсон Дэвис надеялся перебраться в Мексику и попросить помощи у императора Максимилиана, австрийского эрцгерцога, пытавшегося установить в стране власть французов и свергнуть Бенито Хуареса. Но пленников под стражей отослали в Нэшвилл, а потом вернули в Ричмонд, где федеральные войска восстановили порядок. Бывший президент Конфедерации въехал в город в оковах и был немедленно брошен в тюрьму за преступления перед Союзом.
 Все было кончено. По крайней мере сражения. Теперь начались толки о восстановлении разрушенного, так называемой реконструкции.
 Гай вздохнул и глубоко задумался. Неужели еще осталось что-то, подлежащее восстановлению?
 Каким будет теперь Юг? Сам он когда-то ненавидел президента Линкольна, олицетворявшего различия между Югом и Севером, но ни один человек не заслуживает смерти от пули предателя-убийцы. Кроме того, те, кому предстояло воплотить планы покойного президента, могут оказаться не так снисходительны к побежденным, и кто знает, что станется с теми, кто выжил?
 Он так ушел в свои мысли, что не сразу услышал голос сестры:
 — Гай!
 — Что? — машинально пробормотал он, все еще не в силах вернуться к действительности.
 — Я сказала, что пора идти.
 — Куда это ты так рано? — удивился он, впервые задавшись вопросом, что она делает здесь в этот час.
 — Собственно говоря, я уже опаздываю. Мы должны были встретиться с Гилом минут десять назад. Едем в горы. Везем припасы пастуху. Гай, с тобой все в порядке? Мне следовало бы рассказать кому-нибудь о том, что твое зрение постепенно возвращается, — взволнованно пробормотала Ли, целуя его потный лоб.
 — Оно еще не вернулось, а до тех пор… — предупредил он.
 — Ладно, мои уста запечатаны.
 — Поосторожнее там! — крикнул он вслед.
 — Конечно… о, сейчас пришлю горничную прибрать это.
 — Неплохая идея. Стивен ужасно разозлится, застав тут такой беспорядок, а я не вынесу, если он снова начнет кудахтать надо мной. И без того ворчит целыми днями и жалуется на Джоли. Смертельно боится ее вудуистских ритуалов и от страха не спит по ночам.
 — Не забудь сказать ему, чтобы перевязал твою рану, — откликнулась Ли и, закрыв за собой дверь, быстро повернулась. И едва не наступила на уроненную кем-то перчатку.
 Сначала Ли приняла ее за свою, но, подняв, заметила мелкие песчинки, прилипшие к слегка запачканной ткани, и поняла, чья это перчатка. Значит, это Лис Хелен стояла в коридоре у приоткрытой двери комнаты Гая. Стояла достаточно долго, чтобы подслушать беседу… Так вот какой шум услышал Гай!
 Ли слегка нахмурилась. Успела ли девушка подслушать грубые высказывания Гая, утверждавшего, что ей нечего делать с беспомощным калекой? Оставалось надеяться, что нет, ибо Ли не верила в полное равнодушие Гая к Лис Хелен. Может, он действительно намерен никогда не жениться, но в нем, очевидно, говорит гордость. Или страх. Пусть брат боится признаться себе, но Ли точно знала: он опасается, что, если зрение действительно к нему вернется, Лис Хелен будет для него потеряна. Что обнаружит он, изучив ее лицо, лицо, которое наверняка найдет прелестным. Вот только любовь увидит он в ее глазах или жалость?
 Ли оглядела прохладный тенистый сад, ища глазами знакомую хрупкую фигурку, но нигде не было ни души, а времени на поиски уже не осталось.
 — Что же, пусть выясняют отношения сами, — буркнула она себе под нос и, уронив перчатку на подоконник, направилась к двери в конце коридора. Тем лучше, она выйдет во двор через кухню.
 — Ой! — воскликнул чей-то испуганный голос, когда дверь внезапно распахнулась, едва не задев плечо Ли. — Прости, Ли! Я тебя ударила? — извинилась Алтея, осторожно закрывая дверь локтем: руки были заняты стопкой бумаги и книг. — Не хотела будить детей. Слишком рано.
 — В самом деле, — подтвердила Ли, изумленно уставясь на сестру.
 — Знаю! — рассмеялась Алтея, лукаво блестя глазами и устремляясь по коридору. Ли пришлось бежать, чтобы не отстать от нее.
 — Куда это ты? — осторожно осведомилась она, решив, что у Алтеи, возможно, снова началась лихорадка.
 — На урок, — деловито сообщила сестра, едва сдерживая смех при виде ошеломленной физиономии Ли.
 — Урок? — непонимающе переспросила та.
 — Да. Я могу читать и писать, дорогая, мало того, мой почерк всегда хвалили. Кроме того, нам преподавали начала географии, истории и арифметики. И поскольку я еще помню французский, не думаю, что с испанским будут затруднения, тем более что Лупе и горничные стараются меня наставлять. Мои знания кажутся хозяину достаточно приемлемыми.
 — Но для чего? — допытывалась Ли, гадая, как Натаниел мог допустить подобное.
 — Для того, чтобы обучать детей на ранчо, — сообщила Алтея, расправляя плечи и словно готовясь к битве.
 — Но ты не можешь…
 — Почему нет? Соланж занималась этим последние два года.
 — Но Соланж — дело дру…
 — Другое? — подсказала Алтея. — Если быть другой означает делать что-то полезное, тогда тоже хочу стать другой. Только не тверди, что я нездорова, — предупредила она, когда Ли открыла рот, — ибо я давно уже не чувствовала себя лучше. Пусть я не стала второй Флоренс Найтингейл в ричмондском госпитале во время осады, но, думаю, сумею научить ребятишек азбуке. Соланж хочет сегодня порисовать утром, когда горы окутаны особым золотистым свечением, но у детей в это время уроки. Если у меня получится, значит, займусь этим всерьез.
 — Ну… я…
 — Что именно? — терпеливо вопросила Алтея, озорно блестя глазами.
 — Ничего, — сдалась Ли.
 Сестра, одетая в простое платье серого шелка с отделанным кружевом воротничком, с гладко причесанной головкой, казалась безупречно респектабельной леди, от шляпки серого бархата с белыми шелковыми розами, висевшей на руке, до удобных прюнелевых ботиночек.
 — Волнуешься насчет приличий? Пусть я не мадам Тальван, директриса пансиона, но все же это серьезное дело, а мне надоело с утра до вечера вышивать. Я хочу видеть, как дети выводят свои имена, и это позволит мне ощущать себя полноценным человеком. Я каждый день занималась с Ноуэлл и Стьюардом, так что не вижу разницы. И кроме того, хочу отплатить добром за гостеприимство, выказанное нашей семье в Ройял-Риверз.
 — Никто этого от тебя не ожидает, — поспешно заверила Ли, начиная задумываться над словами сестры.
 — Я знаю, но именно поэтому мне хочется попробовать, — заявила Алтея настолько категорично, что Ли мгновенно вспомнила мать. Та говорила именно таким тоном, когда желала закончить разговор. — Спасибо, дорогая, — добавила Алтея, когда Ли придержала для нее дверь, и решительным шагом пересекла двор. А Ли еще с минуту продолжала стоять, глядя вслед своей добродетельной порядочной сестре, прежде чем проследовать к кухне. Интересно, что сказала бы матушка, узнав об этом? Это занятие не более скандальное, чем, скажем, шитье. Трудно представить, чтобы Алтея совершила недостойный поступок.
 Гил уже нетерпеливо метался по конюшне, но при виде Ли хмурая мина уступила место широкой улыбке. И когда Ли извинилась за опоздание, юноша немедленно взял вину на себя, объяснив, что пришел слишком рано, и немедленно забыв, как нетерпеливо мерил шагами пол под звон колокола.
 Гил казался ужасно нескладным — сплошные конечности — и вечно путался в собственных ногах, спеша не пропустить ничего из происходящего вокруг.
 — Лупе уложила нам обед в корзинку и еще несколько burros [19] , чтобы было что пожевать в пути, — объявил он, усмехнувшись при воспоминании о том, как Ли в первый раз стала оглядываться в поисках пропавших осликов. Тогда она еще не знала, что это просто тортильи, в которые завернуто рубленое мясо с разными приправами. Но Ли в один прекрасный день сквиталась с ним, подсунув под подушку луковицу. Теперь-то он мог оценить шутку по достоинству, хотя в то время искренне негодовал.
 Юноша не сводил с Ли обожающего взгляда, пока та шла к загону, где был привязан ее конь. Он не встречал женщины прекраснее, и, кроме того, лучше ее никто не ездил верхом… разве что Нейл…
 Старший брат. Брат, которым он неизменно восхищался, пока между ними не встала ревность. Пока в Ройял-Риверз не появилась его жена.
 Раздраженно надвинув шляпу на глаза, Гил тихо свистнул, и к нему приблизился его мерин Джикама. Юноша погладил морду гнедого. Джикама был назван в честь некрасивого бугристого корня, который, несмотря на внешнее уродство, был сладким и сочным, как яблоко. Вот и этот конь был именно таков, хотя его масть часто вызывала насмешки. Темно-коричневая шерсть переходила по бокам и на морде в красновато-рыжую. Коренастый и не слишком резвый, он, однако, был сообразительным и преданным, мог карабкаться по склонам не хуже горного козла, отделить от стада любую корову, и никакой вой кугуара по ночам не пугал его.
 Гил почесал конька за ухом и услышал благодарное фырканье. «Нет, Джикама не чистокровка, но ничем не хуже», — подумал он, оглядываясь на коня Ли и не чувствуя зависти.
 Капитан.
 Кажется, совсем недавно Нейл привел жеребенка вместе с купленными в Виргинии лошадьми. Но Гил свыше пяти лет наблюдал, как Капитан превращается в короля всего стада, красу и гордость ранчо. Никто не ездил на нем, кроме Нейла, а он, приучив коня к седлу, больше на него не садился. Если кто-то и находил это странным, особенно их отец, причин жаловаться не было, потому что от Капитана появлялось прекрасное, крепкое потомство. Капитан, пропорционально сложенный, мускулистый умница, был прирожденным чемпионом. С такими лошадьми не расстаются. Он был чистокровкой, и его изумительная порода не позволяла быть ему не кем иным, кроме высоко ценимой скаковой лошади или гунтера для богатого праздного джентльмена. Так что Гилу оставалось только гадать, откуда он взялся в Ройял-Риверз, ибо он был не из коней той породы, за которыми отправился в Виргинию брат.
 А Нейл так и не захотел объяснить, почему купил жеребенка.
 Гил уставился на скакуна, жадно следя за рукой Ли, гладившей атласную холку. Ему по-прежнему было трудно поверить, что всего лишь на второй день пребывания в Ройял-Риверз Ли неожиданно помчалась по полю, где паслись кони. Гил услышал незнакомый свист и, не поняв, откуда он донесся, запаниковал, когда увидел огромного жеребца, пустившегося галопом навстречу женщине. Распугав кобыл из своего гарема, он с легкой грацией, разом уничтожившей все усилия держать его в загоне, перескочил через ограду. У Гила, казалось, сердце остановилось, когда конь изменил направление и ринулся к тому месту, где стояла Ли. От страха у юноши подкосились ноги. Но Ли ничуть не испугалась. Гил криком остерег ее, опасаясь, что широкие копыта растопчут девушку, но она вместо ответа подняла руки, словно пытаясь обнять неукротимого скакуна. Гил подумал, что она вдруг сошла с ума. Как же он объяснит Нейлу, что случилось? Если Капитан затопчет Ли, его придется пристрелить.
 Нейл никому ничего не сказал о жеребенке, кроме того, что привел его из Треверс-Хилла, фермы по соседству с Ройял-Бей. И только теперь Гил понял причину той нежности, с которой Нейл гладил жеребца, и почему при этом смягчалось суровое лицо брата. И все же во взгляде Нейла на Капитана таилась странная печаль.
 Теперь Гил знал, что именно пять лет назад брат встретил Ли и влюбился в нее. И это вполне понятно. Ни один мужчина не может спокойно смотреть на Ли без того, чтобы не влюбиться! Однако тогда они по какой-то причине не обвенчались, но Гил знал, что у брата хватит терпения выждать, чтобы добиться своего. Неудивительно, что Ли стала его женой, даже если для этого пришлось ждать пять лет.
 — Капитан… — выдохнула Ли, прижимаясь щекой к морде жеребца, хотя в ее глазах он по-прежнему был жеребенком. — Неужели думаешь, что я забыла тебя?
 С этими словами она протянула ему яблоко, и крепкие зубы осторожно взяли угощение с ее ладони. Она тихонько дернула его за челку.
 — И ты не забыл меня, дорогой, правда? — пробормотала она, охваченная счастьем встречи, потому что, когда Капитан откликнулся на ее свист, годы, разделившие их, словно вмиг исчезли. И хотя некоторые считают, что у лошадей короткая память, а преданность и того короче, Ли знала, что это неправда. Капитан узнал ее. И узнал свою мать. Ли подвела Дамасену к загону, и кобылка стала нервно озирать поле, на котором мирно паслись незнакомые кобылы с жеребятами. Она заржала, тихо, вопросительно, и одна пегая кобыла постарше, медленно приблизившись к ограде, внезапно бросилась на чужую с ощеренными зубами, готовая укусить. Но неожиданно появившийся Капитан отогнал кобылу, предостерегающе покусывая ее шею и бока. Потом подскочил к забору, высоко подняв длинный хвост и раздувая ноздри. Этот запах… незнакомый, но в то же время…
 Он вдруг остановился, с любопытством разглядывая кобылу.
 Ли улыбнулась, когда они потерлись друг о друга носами и кобыла безбоязненно подтолкнула мордой отважного жеребца, не получив за это наказания. Потом Капитан лихо помчался по кругу, чтобы выказать свою независимость. Однако минуту спустя он вернулся и долго стоял рядом с матерью в дружелюбном молчании.
 — Готова, Ли? — окликнул Гил, направляя Джикаму к воротам. За ним, привязанная поводом к седлу, следовала вьючная лошадь. Позади раздался гром копыт. Гил оглянулся. К ним подъезжала Ли на Капитане. Хотя сначала Гил сомневался, стоит ли позволять женщине садиться на такого опасного коня, теперь стало понятным, что опасности с самого начала не было. И даже если бы отец возражал, чего не было, так или иначе, Ли — жена Нейла и имеет все права на его собственность, а Капитан принадлежал Нейлу.
 Обычно Ли ездила на прогулки на кобыле, но сегодня взяла жеребца, менее пугливого, чем Дамасена. Рожденный в Виргинии, Капитан тем не менее был столь же выносливым, как Джикама, и не хуже последнего взбирался на отвесные склоны.
 Они промчались по лугам, ворвались в широкий ручей и направились к северо-западному концу долины, где каньон, разрезавший подножия низких холмов, взбирался к перевалу.
 Потом последовали по узкой тропинке через густо заросшие вечнозелеными деревьями склоны гор. У кристально прозрачного ручья, падавшего с высокого горного пика, отдохнули и напоили коней. Пенящаяся вода с шумом низвергалась вниз и разбивалась о гладкие большие валуны. Сидя на берегу и подставив лицо редким лучам солнца, пробивавшимся сквозь листву, Ли лениво потянулась и принялась с улыбкой наблюдать за пятнистой форелью, резвившейся в ледяном потоке. Наверху назойливо трещала сорока, а белки в чем-то упрекали ее из своих безопасных гнезд на вершинах деревьев. Ли с наслаждением втянула носом душистый хвойный аромат и полюбовалась длинным испанским мхом, свисавшим с ветвей седой вуалью.
 Они направились по течению текущего в каньоне ручья. Здесь хвойные деревья сменились мескитовыми зарослями и длинными стройными юкками.
 Вдали одиноко вздымался высокий холм, а на горизонте виднелись зубчатые пики гор. Они пересекли почти пересохший ручей. И пошли через каньон, мимо сонной деревушки с ее полями-террасами, на которых росли кукуруза, перец чили, яблони и вишни. Гил рассказал Ли, что дикие команчи частенько нападали на мирные индейские поселения, как волки на овец, забирали все, убивали и грабили. Позже они атаковали испанцев, и те почти не оказывали сопротивления, хотя в отличие от крестьян имели оружие. Но у команчи хватало терпения выждать, и стоило несчастным совершить всего одну глупую ошибку, как разбойники безжалостно и люто расправлялись со своими беспомощными жертвами.
 Солнце все еще стояло высоко, когда они добрались до сосновой рощи, где паслась отара овец под присмотром пастуха и черно-белых колли.
 Только сейчас Ли поняла, почему Гил так легко отыскал пастуха: вонь мокрой, грязной шерсти была почти невыносима, а постоянное блеяние звучало поломанной волынкой.
 — Черт возьми, Педро, судя по тому, как озирают нас собаки, можно подумать, что мы хуже горных койотов! — приветствовал Гил. — И что нашло на старину Солдата! Он ведь меня знает, не то что остальные двое, они моложе, но этот-то должен меня помнить!
 — Мистер Гил! — обрадовался взъерошенный пожилой пастух. — Значит, на ранчо не забыли о Педро. Добрый хозяин всегда обо мне помнит. Хороший он человек. Я всегда уверен, что кто-то придет!
 Он набросил на плечо широкую складку серапе и приветливо улыбнулся. Старый мексиканец пас овец Брейдона с тех пор, как тот в 1850 году пригнал сюда первые отары, вложив десять тысяч долларов в скот и заплатив еще пару тысяч за провизию, мулов и охрану. И сумел добиться свыше ста тысяч прибыли! Педро же, получив сполна плату, обеспечившую его семье в Санта-Фе неплохую жизнь, вернулся в горы, к своим овцам и собакам, туда, где его не могли коснуться мелочные жизненные проблемы, включая, потребность в текиле и сварливую жену. Но сейчас изумленно уставился на незнакомую женщину, и Гил поспешил пояснить:
 — Это Ли Брейдон, Педро. Жена Нейла.
 Педро без колебаний стащил с головы сомбреро.
 — Сеньора Брейдон? Жена мистера Нейла? Вот как? — пробормотал он, одобрительно кивая седеющей головой. — Как поживаете? Надеюсь, хорошо? Но caciques demoniados вряд ли будут довольны.
 — Кто? — переспросил Гил, спешиваясь.
 — Древние духи. Повелители зла, — пояснил пастух, печально качая головой. — Она их призывает.
 Губы старика сжались в тонкую линию, подсказавшую юноше, что больше из пастуха ничего не вытянешь. Тот перекрестился и поднял руки к небу, словно вознося молитву.
 — Ну, не знаю, какого дьявола ты тут толкуешь, но, думаю, им в Ройял-Риверз хода нет. А Нейл всегда поступал как хотел, и никто ему не указ, — заметил Гил, принимаясь развязывать навьюченные на лошадь свертки. — Все как обычно. Бобы, мука и много кофе. Лупе также послала жгучий соус, иначе ты куска бы проглотить не смог. И даже приготовила тебе обед.
 — Ах уж эта Лупе! — то ли засмеялся, то ли закашлялся старик, принимая туго завязанный пакет, который Ли вынула из своей седельной сумки.
 — А мы пообедаем позже, Ли, — объявил Гил, зная, что Педро постыдится есть в обществе прекрасной благородной жены Нейла, посчитав, будто оскорбит ее нежные чувства, хотя Ли наверняка не стала бы возражать.
 Отдав Педро последние свертки, окончательно сбросив с юных плеч груз обязанностей, он направился к грубо сколоченной хижине, неизвестно каким образом выдержавшей бесчисленные зимние вьюги.
 — Здесь все в порядке, Педро? — спросил Гил, оглядывая лагерь, где пастух останавливался лишь время от времени, поскольку послушно следовал за овцами повсюду, где им вздумалось попастись. — Солдат и остальные псы вроде немного нервничают.
 Колли в самом деле снова и снова обходил отару, время от времени останавливаясь рядом с пастушьими овчарками. Все собаки словно прислушивались, ожидая нападения воров-койотов или волков.
 — Да, но прошлой ночью у нас были большие неприятности. Высоко с горы пришли волки. Знали, что у нас окотились овцы, а кроме того, любят злить Солдата. Но я застрелил одного разбойника, — пояснил Педро с почти беззубой улыбкой, показывая на ружье, прислоненное к стене, и труп волка, лежавший тут же, — теперь они хорошенько подумают, прежде чем снова напасть. Солдат уж больно койотов не любит, потому что они слишком трусливы, чтобы дать себя поймать. Не то что храбрые волки!
 — А ты потерял ягнят? — спросил Гил, усаживаясь на груду свертков у двери хижины.
 — Да, — печально кивнул Педро. — И они унесли двух маток, пасшихся на траве. Что делать? Была уже полночь! Они едят все дни напролет, и теперь их самих съели. А малыши остались сиротами. Один потащился за матерью в кусты, и…
 Педро беспомощно воздел руки к небу, без слов объясняя, какая судьба постигла бедняжку.
 — Думаешь, волки все еще поблизости? — осведомился Гил, оглядывая серебристо-серую шкуру хищника. — Солдат ведет себя так, словно они все еще здесь.
 — Да, но на этот раз мы будем готовы. А может… здесь где-то бродят апачи. Никогда не видел, чтобы он так тревожился, разве что появятся индейцы. Солдат их ненавидит. Они едят собак, — сообщил Педро, хмурясь. Про себя он решил держать ружье под рукой.
 Гил взглянул на встревоженную Ли и украдкой подмигнул, поскольку никто особенно не верил россказням Педро. Он и помнил-то в основном события прошлых лет. Впрочем… апачи действительно частенько делали набеги на уединенные рудники и ранчо. Их вождь, Кочис, стремился взять реванш за безусловный и полный разгром на перевале Апачи, но по большей части скрывался в горах Чирикахуа. А старый вождь, Мангас Колорадас, пару лет назад был убит. Теперь, когда война окончена, на территории пошлют больше войск, и тут наконец воцарится порядок.
 В полдень они попрощались со старым пастухом и тронулись в обратный путь. Педро долго махал им вслед. Сидевший рядом Солдат провожал их настороженным взглядом.
 Они направились по узкой тропе, вьющейся вниз с дальнего конца высокогорного луга, и в направлении, противоположном Ройял-Риверз.
 Потому что Гил вез Ли в Риовадо.
 — Не знаю, стоит ли это делать, — признался он час спустя. — Сейчас позже, чем я думал, а кроме того, я бывал здесь всего раза два, не больше. Я не приезжал в Риовадо со времени отъезда Нейла. Отец не любит, когда мы туда ездим.
 — Но почему?
 — Честно говоря, он вообще запретил нам туда нос совать, особенно в отсутствие Нейла, — виновато признался Гил.
 Ли негодующе воззрилась на него.
 — Ты должен был мне сразу сказать! Я ни за что не попросила бы взять меня в Риовадо! Просто знала, что Натаниел откажется проводить меня. И теперь я понимаю почему. Там он жил с первой женой, и оттуда похитили Нейла и его сестру. Но я не думала, что он будет возражать против нашего путешествия.
 Гил пожал плечами.
 — Он считает это место нехорошим. Боится, что там обитает зло. Но мне все равно! — вызывающе заявил он. — Я почти мужчина и могу сам принимать решения. У тебя есть право увидеть Риовадо!
 Он легонько коснулся каблуками боков коня и послал его вперед. Ли нервно огляделась, впервые заметив, как низко опустилось солнце над горами и какие длинные тени протянулись по земле.
 — Далеко ли до Риовадо? — спросила она, оглядывая лесистые склоны, над которыми собирались быстро темнеющие облака. Она не удивилась, услышав отдаленный гром.
 Гил, прищурясь, посмотрел на солнце.
 — Думаю, слишком далеко, чтобы успеть вернуться домой до заката. Прости, Ли, — пробормотал он, рискнув оглянуться на нее. Он не скрывал обиды и разочарования, поскольку очень хотел угодить невестке. Но когда та согласно кивнула, юноша тут же улыбнулся, забыв все неприятности, и расправил плечи, довольный, что теперь не придется отыскивать ведущий в Риовадо каньон. Он не был уверен, что точно знает эти места, а заблудиться здесь, когда наступает ночь, было слишком опасно, и, кроме того, пришлось бы объяснять отцу, где они были все это время. Правда, добравшись до Риовадо, они смогли бы переночевать в хижине.
 — Обещаю обязательно отвезти тебя в другой раз, договорились? — воскликнул он, когда они повернули коней.
 — Ловлю тебя на слове, — засмеялась Ли, разглядывая ястреба, описывавшего над ними круги. Слегка вздрогнув, она решила, что все к лучшему.
 — Остановимся и напоим коней на опушке вон той рощицы хлопковых деревьев, где сегодня обедали. Мы почти вернулись на дорогу. Пересечем полянку и выйдем на нижнюю тропу.
 Скоро они очутились в тени зарослей и не сговариваясь пустили коней шагом. Высокая трава хлестала животных по ногам, ручеек пел свою нескончаемую песню.
 — Что это? — вдруг спросила Ли, натягивая поводья.
 — Ты о чем?
 — Вот! Неужели не слышишь?
 — Возможно, луговая собачка или белка.
 — Нет, похоже на крик ягненка, — возразила Ли, спрыгнув с седла и привязав поводья Капитана к дереву.
 — Поосторожнее, Ли. Это может быть скунс или медвежонок, а значит, его мать поблизости, — предупредил Гил. Ли, однако, встала на колени и всмотрелась в путаницу кустов.
 — О, посмотри, Гил! Это новорожденный ягненок. Бедняжка! — проворковала она, наклоняясь, чтобы поднять крошечное громко блеющее созданьице. — Он зацепился за шип и не может освободиться.
 Гил обреченно вздохнул и спешился, не позаботившись привязать Джикаму, который и без того был приучен оставаться на месте.
 — Сейчас помогу, — пробормотал он, вытаскивая нож. — Одна из маток, убежавшая от стада, должно быть, и есть его мать. Несчастного малыша наверняка съели бы волки или койоты. Придется взять его в Ройял-Риверз. У нас нет времени снова взбираться на гору, да и сомневаюсь, что мы найдем овцу, которая согласилась бы его кормить, — заметил Гил, отсекая шип.
 Но не успели они оглянуться, как ягненок скакнул в чащу, ловко увернувшись от протянутых рук Гила.
 — Дьявол! — раздраженно воскликнул тот, когда длинные дрожащие ножки понесли животное прямо к ручью. — Наверное, его мать утонула, — объявил Гил так важно, что Ли засмеялась.
 Они долго гонялись за малышом и поймали лишь потому, что он поскользнулся и плюхнулся в ледяную воду. Молодые люди так устали, что жалобный писк ягненка не вызвал в них особого сочувствия.
 — Возможно, теперь он погибнет от простуды.
 — Не погибнет, — заверила Ли, подхватывая дрожащее тельце. — К луке моего седла привязано серапе. Мы завернем его. Этот малыш…
 — Дьявол! — хрипло повторил Гил. Он стоял совершенно неподвижно, немигающим взором уставясь на рощу, туда, где они оставили лошадей. Ли проследила за направлением его взгляда, и ее руки конвульсивно сжали ягненка. Лицо Гила смертельно побледнело при виде индейских всадников, вставших полукругом у них на пути.
 — Апачи? — сумела выдавить Ли. Гил молчал. Потом покачал головой. Плечи его безнадежно опустились при мысли о том, что винтовка осталась привязанной к седлу Джикамы.
 — Команчи, — обронил он, проклиная себя за беспечность и глупость. Как можно было привести Ли в эту глушь без вооруженного эскорта? Отец наверняка спустит с него шкуру и будет прав.
 Глядя на Ли, такую беззащитную и все же спокойную, он вдруг на секунду захотел выхватить нож и ударить ее в сердце, чтобы она не познала унижений и горестей плена, пыток и насилия.
 Но Гил тут же вспомнил, что, отрубая шип, уронил нож в кусты. И едва не заплакал. Что же, он заслуживает немедленной и скорой смерти!
 Но времени для дальнейших самобичеваний у него не осталось, поскольку пять или шесть воинов команчи, терпеливо сидевших до этого на своих лохматых мустангах, внезапно ринулись вперед с такими душераздирающими воплями, что Гил уже ощущал холод кинжала, снимавшего с него скальп.
 — Бежим, Ли! — крикнул он, толкая ее в плечо. Может, они еще успеют скрыться в зарослях и, сделав круг, вернуться к лошадям?
 Гил даже улыбнулся при мысли о том, что, будь Ли верхом на Капитане, никто и никогда не догнал бы ее!
 Тут один из воинов, очевидно, вождь, загородил им дорогу своим конем. Гил попытался было схватить животное под уздцы, но украшенный перьями щит разбил ему губу и нос. Гил отшатнулся и упал на колени, однако не сдался — недаром был Брейдоном — и ответил грязным ругательством на языке команчи, которое узнал от Нейла. Воин на мгновение растерялся, и это дало Гилу время яростно дернуть за седло команчи. Седло сползло на землю вместе с владельцем под громкий хохот его приятелей.
 Гил увернулся, но недостаточно проворно, чтобы избежать столкновения с торцом тяжелой деревянной рукоятки индейской плети, ударившей его по затылку. Ошеломленный, едва не потерявший сознания, он лишь беспомощно закрывался руками от длинных кожаных ремней, больно хлеставших по лицу.
 Теперь его окружили еще три индейских коня, стягивая петлю и подгоняя его, как корову к мяснику. Бедняга в полном отчаянии пытался увидеть, что сталось с Ли. А Ли была почти у деревьев, но скрыться ей не удалось. Пока Гил развлекал индейцев, она пыталась добраться до коней и оставленной там же винтовки. Вдруг кто-то больно дернул ее за косу и заставил развернуться. Оказалось, что за кончик держался тот, первый, команчи, которого она посчитала вождем.
 Ли бросила взгляд на Гила, которого подталкивали украшенными перьями копьями, тыча в него острыми наконечниками каждый раз, когда он спотыкался. Безумная ярость вспыхнула в Ли при мысли о страданиях деверя, и она, выронив ягненка, с силой выдернула кончик косы из руки воина, отчего тот едва не упал. Но этот молодой команчи сумел удержаться на ногах, поскольку сохранил равновесие и с грацией пантеры снова подскочил к ней. Его спутники, все еще в седлах, держались поблизости.
 Ли храбро смотрела в глаза воина. Ее собственные неверяще распахнулись при виде этих необычайно ярких глаз цвета ясного летнего неба.
 Он был высок и строен. Под смуглой кожей бугрились мышцы. Судя по виду, он был ненамного старше ее. А черты лица показались ей столь же поразительными, как и глаза: тонкое лицо с прямым аристократическим носом и полными, чувственными, но не толстыми губами. Черные волосы были заплетены в длинные косы, перевитые ремешками из оленьей кожи. Надо лбом возвышались три ястребиных пера. С одного уха свисала длинная серьга. На плече покоился тяжелый лук, а из колчана зловеще торчали оперенные древки стрел. С копья свисало несколько все еще окровавленных скальпов с волосами различных цветов.
 Молодой команчи медленно придвинулся ближе, вытаскивая из мокасин нож с широким лезвием. Ли сглотнула комок страха, поднявшийся в горле, но глаз отвести не смогла. Только подняла руку, чтобы защититься от удара. Но он перехватил ее запястья, воздел нож и разрезал блузку и шарф. Лезвие прошло на волосок от кожи, так и не коснувшись ее, не нанеся ни единой царапинки. Ли покорно опустила ресницы, все еще чувствуя взгляд воина, и затаила дыхание, когда ощутила ладонь, легшую на ее грудь. Большой палец легонько провел по затвердевшему соску, погладил белую упругую округлость.
 Услышав вопль Гила, она открыла глаза и увидела, что ему удалось на несколько минут вырваться из круга терзавших его команчи. Но он смог сделать всего лишь пару шагов, прежде чем один из нападавших сбил его конем, а другой пригвоздил к земле копьем плечо пленника.
 Ли ощутила запах кожи, лошадиного пота и медвежьего жира, которым были намазаны голая грудь и руки команчи. Не в силах вынести резкой вони, она опустила голову, пытаясь втянуть воздух в легкие. И подскочила, когда ее подбородок резко приподняли, и она снова уставилась в светлые глаза, окаймленные густыми черными ресницами.
 Воин с ухмылкой провел пальцем по ее щеке и челюсти, оглянулся на собратьев, и один что-то нетерпеливо крикнул. Другой уже спешился и возился с набедренной повязкой. Восставший мужской орган был ясно очерчен тонкой материей, обнажавшей тугие ягодицы.
 Повернувшись к ней, воин с ярко-голубыми глазами, у которого, похоже, было право взять ее первым, пристально посмотрел на ее полные груди. Ли взглянула наверх, но и там негде было найти утешения, ибо цвет неба поразительно напоминал глаза дикаря. Он тесно прижался к ней, и Ли инстинктивно начала сопротивляться. И вдруг ощутила, как напряглось и застыло его тело. К ее горлу снова приставили нож. Ли выжидала, но не чувствовала боли, если не считать жжения в шее. Правда, Ли слышала, что иногда смертельно раненный человек умирает так быстро, что не испытывает боли. Но лицо по-прежнему обдает его теплое дыхание… и она слышит каждый звук.
 Мужской голос тихо произнес несколько незнакомых слов. Ли еще сильнее зажмурилась. Кто-то легонько встряхнул ее за плечо.
 Ли наконец осмелилась открыть глаза и встретилась с недоуменным взглядом команчи. На его руке лежал кожаный кисет, из которого высыпалось содержимое. И Ли неожиданно для себя пришла в бешенство. Как он посмел открыть кисет? Все это принадлежит Нейлу!
 Команчи едва дотронулся до пера, наконечника стрелы, пожелтевшего клыка и явно старался не рассыпать красную глину. И казалось, поколебался, прежде чем дотронуться до локона черных волос, заплетенных в косичку и перевитых цветными бусами. Ли могла бы поклясться, что он вздохнул. Но при виде крошечного серебряного кинжала с солнцем на рукоятке воин покачал головой и надолго задержал на нем свою ладонь.
 Словно почуяв ее гнев, он на мгновение поднял глаза и встретился с ней взглядом, прежде чем снова уставиться на кисет. Потом бросил через плечо что-то рассерженное, после чего команчи немедленно оставили Гила в покое и беспрекословно уселись на коней.
 Талисманы, принадлежавшие молодому воину по имени Кинжал Солнца, были вновь уложены в кисет и возвращены Ли. Индейцы в мгновение ока исчезли, как холодный ветер, дующий на горных перевалах.
 Ли каким-то образом умудрилась добраться до все еще лежавшего на земле Гила. Его кожаная куртка была залита кровью, глаз подбит, а губа распухла.
 — Не понимаю, — невнятно пробормотал он, морщась от боли. — Мы должны были умереть… по крайней мере я. А ты…
 По его вымазанным кровью щекам покатились горючие слезы, и Ли поспешно и яростно обняла его, чтобы заставить понять, что все обошлось и оба они живы и почти невредимы.
 — Почему они убрались? — недоумевала Ли ожидая повторного и на этот раз более серьезного нападения.
 — Кто это кричит? — слабо спросил Гил.
 — Ягненок.
 — Они не взяли его?
 — Нет. И Капитана с Джикамой тоже оставили, — ахнула Ли, заслышав конское ржание.
 Гил покачал головой, но тут же пожалел о собственной неосторожности, поскольку перед глазами все завертелось.
 — Господи, Ли! — выдавил он, все еще не в силах поверить, что они так легко отделались, если не считать ноющей боли в голове и легкой раны в плече, где копье лишь поцарапало кожу.
 Он попытался встать, но пошатнулся, и Ли, подскочив, обняла его за талию.
 — И вправду не понимаю, — мямлил он, но Ли уже вела его к лошадям, полная решимости не оставаться ни одной лишней минуты в этом проклятом месте.
 — Что это? — спросил Гил, заметив зажатый в ее ладони кисет. — Где-то я уже его видел.
 — Кисет Нейла. Он оставил его мне, — объяснила Ли, еще крепче стиснув мешочек. — Джоли говорит, что он обладает могущественной магией. Это она велела мне надеть его сегодня утром.
 Впервые в жизни она была невероятно рада, что послушалась предостережений Джоли.
 — Нейла? — с любопытством повторил Гил. — Интересно…
 Он все еще был так слаб, что едва не потерял сознания, пока Ли вновь искала ягненка и садилась на Капитана.
 — Ли!
 — Что?
 — Мы не должны никому рассказывать о случившемся. Пообещай, что будешь молчать.
 — Но почему?
 — Мне запрещено приезжать в эти места. Из-за меня тебя могли бы убить или похитить. Не говори моему отцу. Пожалуйста! Мне кажется, что ничего хорошего из этого не выйдет. Пойми, мы живы, и нам почти не причинили вреда. Зачем навлекать на себя неприятности? Да и старые воспоминания опять расстроят отца. Видишь ли, команчи, должно быть, узнали этот кисет и поняли, что он принадлежит воину из их племени. Поэтому и отступили. Думаю, Нейла все еще помнят. Но нам следует молчать. Знай отец, что команчи были здесь, на его земле, наверняка пустился бы в погоню. А вдруг его убьют? И что тогда будет с Нейлом? Нет, нам лучше обо всем забыть. Я скажу, что свалился с берега ручья. Хорошо?
 — Так и быть, — согласилась Ли. На душе вдруг стало тяжело, словно в предчувствии беды, но они уже ехали по лугу, и солнышко ярко освещало зеленую травку.
 «Ройял-Риверз. Даже в темноте этот дом ждет, чтобы принять путников в свои гостеприимные объятия», — подумала Ли, приближаясь к распахнутым воротам, и тут же поняла почему. Ночь, казалось, горела огнями, ибо повсюду полыхали бесчисленные факелы, и туманная дымка низко висела над темными силуэтами людей и коней. Значит, встревоженный Натаниел уже собрал пастухов, готовых отправиться на поиски ее и Гила. Заметив умоляющий взгляд деверя, Ли кивнула. Нет, она не нарушит данное обещание и будет молчать.
 Она заметила Натаниела, вынырнувшего из озерка тьмы.
 Стройная фигура показалась ей выше обычного. Свет факелов плясал вокруг него, словно он только что выступил из адского огня. И хотя предстояли довольно неприятные объяснения, она была рада, что вернулась домой.
 Ли устало закрыла глаза и так и не увидела, чьи руки взяли у нее громко блеявшего ягненка. Она уже хотела спешиться, как те же руки легко подняли ее с седла, прижали к широкой мужской груди и понесли прочь от загонов.
 Только тогда она распахнула глаза, собираясь протестовать, объяснить, что сама может идти… но, встретившись с взглядом холодных, светлых серо-зеленых глаз, замерла. Потому что лежала в объятиях Нейла Бредона. Своего мужа.

 Глава 22


  Не надо стремиться открыть всем на свете 
  Признанья в любви или имя любимой, 
  В тиши веет легкою ласкою ветер, 
  Незримой и неощутимой .

    Уильям Блейк

 — Ли…
 Ее имя прозвучало нежной лаской на его устах, и даже сквозь шум и суматоху она расслышала его голос и жадно всмотрелась в лицо, все еще не понимая, каким образом он успел оказаться здесь, с ней.
 — Снова, — продолжал он, будто читая ее тайные мысли, — мы снова встретились, и не так, как предполагал я. Но ты всегда ухитрялась застать меня врасплох в те моменты, когда я более всего уязвим.
 В мигающем свете ее лицо казалось высеченным из слоновой кости. Он дотронулся до бледной щеки и был поражен ее холодностью. Отчего ему вдруг вспомнилось мраморное надгробие на могиле древней аристократки? Ледяное, неподатливое, навсегда потерянное для жизни?
 Он еще крепче сжал замерзшую Ли, словно стараясь защитить, и, держа у бешено бьющегося сердца, вдруг подумал, что им предстоит очередная разлука и, вполне вероятно, на этот раз навсегда.
 Ли не отрываясь смотрела в хищное, любимое лицо, гадая, почему оно такое хмурое. И неужели он так и останется для нее чужим? И не придет момент, когда они станут едины телом и духом?
 Должно быть, это страстное желание отразилось на ее лице, и Нейл вдруг ощутил, что тонет в ней, словно уже касается сокровенного тепла и мягкости женщины, которую любил до безумия.
 — Слава Богу, вы вернулись! — вскричала Камилла, спеша к ним в шорохе шелковых юбок, тревожившем окутавшее их зачарованное молчание.
 Камилла Брейдон никогда не считалась красавицей. Коротышка с тусклыми, рыжевато-каштановыми волосами, которые уже начали седеть и были стянуты в аккуратный стародевический узел, она не обладала классическими чертами лица, а трое родов и годы безмятежной жизни добавили немного пухлости и без того не слишком тонкой фигуре. Но это даже шло ей, ибо она была теплой, живой и энергичной женщиной, обожавшей баловать и лелеять молодежь и по-матерински относиться к окружающим.
 Именно поэтому Камиллу считали неотразимой те, кто знал и любил. Она была красива внутренней красотой, той самой, которая не меркнет с годами. И эта красота буквально лилась из ее васильковых глаз и создавала ауру невыразимой прелести, которой, вероятно, всегда будет недоставать идеальным, но невыразительным лицам.
 — Мы так волновались! Когда вы не вернулись днем, я поняла, что случилась трагедия! И, мой Бог, у меня едва хватало терпения ждать, особенно еще и потому, что Джоли почти все время молчала, а иногда настораживалась, словно слышала голоса. А временами начинала бормотать странные заклинания, как будто за ее спиной маячила сама смерть. И ступала она так тихо, что ужасно перепугала бедного Стивена. Да и тетушки весь день бились в истерике, и я была вне себя, пытаясь успокоить вконец обессилевших от горя милочек. Они так полюбили тебя, Ли! И ты знаешь, как легко они расстраиваются, когда нарушается мирное течение дня. Только Натаниел не беспокоился. Но когда к закату вы не появились, собрал людей на поиски. И все время твердил, что сын не посмеет его ослушаться и не поедет никуда, кроме пастушьего лагеря, особенно если с ним Ли. Мой сын не дурак и боится отцовского гнева, так что мы подождали еще, и Натаниел уже хотел сам отправиться в горы, когда вдруг появился Нейл. Я не верила ни глазам, ни ушам, когда Джоли заявила, будто он вот-вот приедет. И добавила, что слышала топот Грома, хотя понятия не имею, каким образом она определила, что это Танцующий Гром, лошадь Нейла. Но я понимала: она знает, о чем говорит. У нее дар. Моя мама знала таких, когда жила в Санто-Доминго. Как по-вашему, она не гаитянка? — нервно спросила Камилла, но тут же улыбнулась и дотронулась до их рук, словно желая убедить себя, что оба стоят рядом, живые и здоровые.
 — Я так счастлива снова видеть Нейла и навсегда запомнила нашу первую встречу… и смотрите! Совсем как тогда!
 Она потянулась к длинной пряди золотистых волос и робко оглянулась на мужа, зная, что тот терпеть не может, когда сын носит прическу, как у команчи, хотя уже вырос и стал взрослым. Слишком отчетливо запечатлелась в памяти борьба характеров между Натаниелом и четырнадцатилетним подростком, особенно после того, как отец срезал косу Нейла. Но на этот раз только сам Нейл распорядится своими волосами.
 — Нейл ужасно расстроился, обнаружив, что его любимая жена пропала. Я так страдала за него, — заметила Камилла с искренним сочувствием к пасынку, хотя при взгляде на него испытывала глубочайшую скорбь о своем сыне, дорогом Джастине, так похожем на отца и на Нейла. Никогда он не вернется в Ройял-Риверз! — Мне не следовало позволять тебе ехать с Гилом. Нет, в случае чего он, разумеется, защитил бы тебя, ибо мой сын очень храбр, как его папа и братья, но тебе не подобает удаляться так далеко от Ройял-Риверз! Нейл поручил тебя нашему попечению, и наш долг тебя оберегать! Это было легко зимой, когда лежал снег, но теперь весна, и тебя не удержишь взаперти! — продолжала она, воздев руки к небу. — Ты должен быть очень строг с ней, Нейл, потому что Ли ужасно упряма, иначе никогда не будешь знать ни минуты покоя, не ведая, где твоя любимая.
 — Я точно знаю, где она, — заверил он, не спеша выпустить теплое тело из объятий.
 — Поставь меня на ноги, — попросила Ли так, чтобы услышал только он. Ее сердце тревожно заколотилось, когда Нейл не стал отрицать, что она его возлюбленная. И хотя Ли протестовала, все же была счастлива лежать у него на руках и забыть, что сегодня днем вокруг ее сомкнулись руки другого.
 — Подумать только, что Нейл прибыл именно в такую минуту… ах, я бы не смогла смотреть ему в глаза, зная, как сильно вы любите друг друга. И для Ли это тоже трагедия. Ей не удалось встретить тебя! А бедняжка так тосковала, и все потому, что не может без тебя жить. Я слышала о романтической свадьбе в полночь и о том, как Адам похитил несчастного священника и вынудил приехать в Треверс-Хилл, — продолжала Камилла, немного преувеличивая историю с венчанием, и вид пламенеющего, сконфуженного лица Ли доставил ей истинное наслаждение. — Ах, возможно, скоро и в нашем доме появятся малыши! А я стану бабушкой! Я никогда не простила бы тебя, Нейл, откажись ты жениться на этой прелестной девочке. Только не пойму, почему ты не сделал это несколькими годами раньше, когда ездил в Виргинию покупать лошадей.
 — Я тоже не пойму! — согласился Нейл, прижимая к себе Ли еще сильнее, почти до боли, ибо они оба помнили причины, по которым она выбрала другого. И оба знали, что повод для их брака был весьма далек от романтики.
 — Что? Ни единого поцелуя? — возмутилась Камилла, спеша к мужу, о чем-то тихо толковавшему с Гилом. — Не обращайте на нас внимания! На этот раз вполне прилично поцеловать жену на людях, в конце концов вы так долго были в разлуке! Мы будем очень тактичны и ужасно разочаруемся, если вы не поцелуетесь!
 Камилла повернулась и выжидающе сложила руки. Нейл ощутил сопротивление Ли, и глаза его странно блеснули.
 — Во имя гордости, дорогая, — прошептал он, наклоняя голову. Губы раскрылись в кривоватой улыбке, так смущавшей Ли. — Нельзя, чтобы все наши усилия пропали даром, особенно после той волшебной сказки, которую ты сочинила ради моей семьи… или ради своей?
 — Своей, конечно. Ради нее я готова на любую ложь, — ответила Ли с холодным презрительным взглядом, который неизменно и больно задевал его, разжигая пламя гнева. В такие минуты Нейл клялся себе принудить ее смотреть на него по-иному.
 Ли нахмурилась, когда его улыбка стала еще шире, но тут его хватка ослабла, и ей пришлось обнять мужа за шею, чтобы не упасть в пыль под его ногами. То место, где, она поклялась, ей никогда не быть.
 Но оказалось, что он вовсе не отнял руки и подхватил ее за мгновение до того, как ее ступни коснулись земли. Подхватил и завладел мягкими полуоткрытыми губами.
 Почему между ними никогда ничто не меняется? — беспомощно гадала Ли, ощущая тот же недостаток воздуха, привычный тяжелый ком в животе, как и всегда в его присутствии. Подбородок, шершавый от щетины, только обострял ее чувствительность. В этот момент Ли отчетливо поняла, что пропала, и это пугало ее, потому что она не хотела снова отдавать себя ему, по крайней мере пока не будет знать, что между ними родилась любовь.
 Поцелуй становился все крепче. Их языки соприкоснулись, и Нейл блаженно вздохнул. Ли так опьянела от его запаха, что не могла втянуть в себя воздух. Их дыхание смешалось.
 Но он вдруг ощутил, что она не слишком деликатно дергает его за косу, пытаясь оттянуть голову. Правда, все ее усилия достигли обратной цели: они словно вплавились друг в друга, и Нейл не мог совладать с порывами плоти, и когда Ли напряглась, понял, что она ощутила твердость его мужского достоинства. Он поморщился, когда она в очередной раз, больно дернула его за косу, но не сдавался.
 А когда наконец поднял голову, Ли тяжело дышала, а темные глаза торжествующе взирали на него. Прежде чем она успела запротестовать, он снова наклонил голову, игнорируя боль: она все еще цеплялась за косу, словно пытаясь управлять мужем. Но он в ответ легонько ущипнул ее за ягодицу, и негодующий взгляд и нахмуренные брови невероятно рассмешили его. Какое счастье снова держать ее в объятиях!
 — Всегда помни, дорогая, что в эту игру могут играть двое, а я люблю выигрывать.
 — Я тоже, — напомнила она с ответной улыбкой, немного встревожившей мужа. Что она выкинет в следующий раз?
 Но тут Нейл неожиданно сморщил нос, когда до ноздрей донесся крайне неприятный запах.
 Ли попыталась было уверить его в своей невинности, как поняла, что кожаная куртка отчего-то оказалась мокрой! Не успела она раскрыть рот, как ее грубо прервали:
 — Бэ-э-э! Бэ-э-э!
 Нейл растерянно уставился на жену, не понимая, как ей удается издавать такие звуки, но когда опустил глаза, увидел мокрый шерстистый комочек, упорно бодавший его в ногу и пытавшийся втиснуться между ним и Ли. Очевидно, бедняга стосковался по приемной матери, и при виде его печального взора Нейл смирился и тихо засмеялся.
 Ли улыбнулась в ответ. Она совсем позабыла, как чудесны раскаты этого смеха!
 Нейл снова потянул носом, и Ли, вместо того чтобы оскорбиться, тоже рассмеялась.
 — Мокрая шерсть? — осведомился он, оглядывая туго застегнутую кожаную куртку и припомнив ягненка, которого взял из рук жены.
 — На отару Педро напали волки и унесли нескольких маток. Этот малыш заблудился, и мы нашли его на тропе. Если оставить его одного, он наверняка погиб бы, а мы были чересчур далеко от хижины Педро, чтобы возвращаться, — пояснила Ли, наклоняясь, поднимая маленькое несчастное создание и прижимая к себе.
 — Ах, — вздохнула Камилла, с довольной улыбкой наблюдая за супругами, но улыбка исчезла при виде распухшего носа и разбитой губы сына. — О, дорогой!
 Она обняла Гила, хотя тот был на две головы выше матери и тут же поспешил освободиться из ее объятий, сознавая, что мужчины, особенно отец, смотрят на него. Юношу и без того мучили угрызения совести за то, что пришлось лгать отцу. Правда, поскольку они так и не добрались до Риовадо, он с полным основанием мог утверждать, что никуда не ездил, кроме как к пастуху, а рассказ о падении в ручей звучал вполне правдоподобно. Впрочем, даже насмешки и то лучше наказания за ослушание. Не дай Бог отец узнает о команчи!
 — Я в полном порядке, мама, пожалуйста, — немного нетерпеливо отмахнулся Гил. Он устал, пережил сильный испуг, а теперь был совершенно смущен. Его взгляд обратился на Ли, всего несколько минут назад лежавшей в объятиях мужа, который целовал ее и ласкал на людях. Гил с раздражением ощутил, как кровь бросилась ему в лицо. Сможет ли он видеть их вместе и вынести ту нестерпимую ревность, которая терзает душу и затмила счастье видеть брата?!
 — О, дорогой! У тебя рука в крови! Я сделала тебе больно? — ахнула Камилла, и слезы вновь покатились по ее и без того мокрым щекам.
 Лицо Гила немного смягчилось. Он даже сумел покровительственно обнять матушку за плечи.
 — Ну, мама, успокойся, я совершенно здоров. Всего лишь царапина, — запротестовал он с чисто мужским достоинством, вздохнув, когда к нему подбежала сестра и тоже принялась обнимать.
 — Повезло тебе, что сегодня полнолуние, иначе вы с Ли никогда бы не сумели пробраться по этой тропинке, не сбившись с пути, — заметил Натаниел, внимательно изучая лицо сына. — Вижу, ты действительно упал. Но при этом держался молодцом.
 В самом деле, сын не только вернулся сам, но и сумел уберечь Ли!
 Гил проглотил болезненный комок в горле.
 — Спасибо, сэр. Жаль, что я был так глуп и беспечен, — промямлил он, проклиная себя за то, что позволил индейцам застичь его врасплох. Ему становилось плохо при одной только мысли о том, что могло бы произойти с ним… и Ли. Но Гил Брейдон повзрослел в этот день. Едва не случившаяся трагедия, следствие беззаботности, родила в нем глубочайшее чувство ответственности по отношению к другим — качество, которое сохранится до конца дней.
 — Всякое бывает, сынок, — кивнул Натаниел и коснулся плеча растерявшегося от неожиданности Гила.
 — Запутался в своих длинных ногах, — поспешно объяснил Гил, ужасно стыдясь самого себя, — но уже после того, как доставил Педро припасы. Его осаждают волки. Поэтому ягненок и заблудился. Педро сказал, что потерял пару маток.
 Натаниел кивнул, словно ожидал чего-то подобного.
 — Завтра едем охотиться, — коротко бросил он. — Тебе лучше войти в дом, а то ты еле на ногах держишься.
 Он взглянул в сторону старшего сына, стоявшего рядом с женой, и резко приказал мужчинам спешиться и расседлать коней.
 — Ли! Ли! Где ты?
 Ли отвела глаза от мужа и увидела идущего навстречу Гая, которого вели за руки Алтея и Соланж. Тут же вертелись Ноуэлл, тоже хватавшаяся за руку дяди, и Стьюард, вцепившийся в фалды его фрака.
 — Она здесь, Гай! — воскликнула Алтея. — Слава Богу, ты дома!
 Она улыбнулась, но тут же подозрительно прищурилась при виде застегнутой доверху куртки Ли, очевидно, рассмотрев куда больше, чем Нейл.
 — С тобой все в порядке? Я, кажется, слышал твой смех! — воскликнул Гай. Он в жизни не пугался так, как сегодня, когда узнал, что Ли и Гил не вернулись из поездки. И ему не нужно было видеть закат, чтобы понять: надвигается тьма, а в воздухе ощутимо похолодало.
 — Что случилось? — спросила Алтея взволнованно, несмотря на то что Ли, похоже, благополучно добралась до дома.
 — Мы гонялись за ягненком, и Гил, неловко поскользнувшись, упал с берега в воду и поранил руку, — пояснила Ли, пораженная, что может так легко лгать.
 — О, неужели? Он сильно ранен? — спросила Алтея, ища взглядом Камиллу.
 — Ягненок? Где он? Можно мне посмотреть? Можно? — требовал Стьюард.
 — Мне бы тоже хотелось, но только после того, как узнаю, здоров ли Гил, — заявила Ноуэлл, укоризненно глядя на невоспитанного братца.
 — Думаю, что все обойдется. Рука заживет, а вот нос может быть сломан, — ответила Ли, подумав, что на деле Гил выглядит гораздо хуже.
 — В таком случае вы извините меня? Пойду присмотрю, чтобы Камилла не слишком его конфузила. Она обожает кудахтать над ним, особенно с тех пор как потеряла Джастина.
 С этими словами Соланж поспешила к племяннику, предварительно успев погладить ягненка и сказать Нейлу что-то, вызвавшее у него широкую улыбку.
 — Ли, ты знаешь, что Нейл вернулся?
 ―Да.
 — Мама, мама, покажи ягненка, — приставал Стьюард, нетерпеливо дергая мать за юбку. Ребенку давно пора было спать, и потому он все больше капризничал.
 — Как ты сумела спасти его? — спросила Алтея, подавляя желание шлепнуть по пухлой попке.
 — Неужели не догадалась? — усмехнулась Ли, показывая на куртку. — Малыш у Нейла.
 Она показала на высокую фигуру, и Алтея едва не фыркнула при виде Нейла Брейдона, стоявшего с комочком шерсти в руках.
 — О, дорогая, нужно скорее его выручать, — заявила она и, растянув губы в вежливой улыбке, взяла за руки старавшуюся соблюдать правила приличия Ноуэлл и хихикавшего сына и повела их вперед.
 — Слава Богу, ты вернулась, Ли, — начал Гай, но, услышав визг, отступил в сторону. К ним с распростертыми объятиями мчалась Джоли. Стивен, более сдержанный, ограничился отцовским похлопыванием по плечу.
 — Говорила же, что слышала гром. Мой большой палец! Пф-ф-ф! Думала, у него глаза из орбит выкатятся, когда мистер Нейл въехал во двор!
 Джоли оглядела питомицу и неодобрительно поджала губы.
 — Ничего, я еще поговорю с мастером Гилом! Скажу ему все, что думаю! Разве годится так поздно шататься по округе! А как только я приведу вас в божеский вид, расскажете старой Джоли, что случилось! Боже, дитя мое, что это с вами? — ахнула она, с шумом потянув воздух носом. — Да вас нельзя ни на минуту выпускать из виду, в точности как мой щенок, вечно в беду попадете! От вас несет, словно от гончей мистера Гая, которая обожала валяться в коровьем навозе, а потом рысила в дом с идиотской ухмылкой на морде! Немедленно в ванну, душечка.
 Она схватила Ли за рукав и потащила за собой. Ли встретила понимающий взгляд Стивена, успевшего придержать дверь, и, оглянувшись, увидела, что Алтея о чем-то беседует с Нейлом, пока Ноуэлл, стоя на коленях в пыли, и Стьюард, сидя прямо на земле, в четыре руки гладят ягненка.
 Ли неожиданно вспомнила про Гая, одиноко стоявшего на обочине дорожки. И окликнула брата. Но Гай не слышал ее, завороженный игрой света и теней. И хотя видения были еще неясными, он рассмеялся, потому что вновь ощутил надежду. Повернувшись, он попытался схватить Ли за руку, но промахнулся и потерял равновесие.
 — Лис! Лис! Где ты? — панически выкрикнул он.
 Ли метнулась к нему, но было поздно. Гай повалился на колени. Лис Хелен, наблюдавшая за ним с противоположной стороны двора, бросилась бежать при первых звуках своего имени и почти добралась до Гая, когда тот упал. Ли внезапно замерла, осознав, что Гай позвал не ее.
 — Лис Хелен! — снова окликнул он, чувствуя, как завладевает им древний страх темноты. Он хотел, чтобы она была рядом! Стивен протянул ему руку, чтобы помочь подняться.
 Но, к удивлению Ли, Лис Хелен остановилась и не подошла ближе. Убедившись, что он ничего себе не повредил, она молча отвернулась.
 Стивен повел Гая назад. Но в дверях стояли сестры Сент-Аманд, Симона и Кларисса. На их пергаментных личиках было написано искреннее сочувствие. Прижимая платочки к дрожащим губам, они широко раскрытыми глазами взирали на Джоли.
 — Дети в безопасности? — хором спросили они, повторяя фразу, которую тысячу раз слышали от бабки за многие годы после бегства из горящего дома во время восстания рабов в Санто-Доминго.
 Джоли отпустила Ли, проводила расстроенных сестер в дом, усадила на диван с шелковыми подушками, где они обычно сидели за вышиванием, а вышивать они, будучи воспитанницами монастыря, умели превосходно, это признавала даже она.
 — Кларисса что-то говорила об опасности, — трепещущим голосочком заявила Симона.
 — Да, как в Санто-Доминго, когда сожгли наш дом. Хотя сестры в то время были совсем еще детьми, все же помнили ужасные истории об убийстве деда и кровавой бойне на плантации, о невероятно трудном бегстве бабушки с ними на руках и двумя оставшимися верными слугами и последовавшем за этим трагическом расставании родителей.
 — Здесь нет никакого восстания, — сообщила Джоли, совершенно точно понимавшая, что творится в их головах, и вручила им рабочие корзинки.
 — О Боже, какой кошмар, — пробормотала Симона.
 — Да, тела дяди Жоржа и дяди Жильбера так и не нашли: убийцы изрезали их в куски, — вторила Кларисса.
 — Наша мама думала, что бедный папа мертв. Мы больше не видели его, пока нам не исполнилось десять, а Пьеру — восемь.
 — Тебе десять, мне двенадцать, а Пьеру семь с половиной.
 — Да, и тогда мы узнали, что папа живет во Франции, — вздохнула Кларисса, начиная вышивать цветок на квадратике тонкого полотна.
 — До сих пор не понимаю, почему мама была так недовольна. Я думала, она обрадуется, узнав, что он жив. Даже бабушка расстроилась. Помнишь, что сказала мама?
 — Да, она так кричала, что голос разносился по всему дому, а ведь она никогда не повышала голоса, верно, Симона?
 — Никогда!
 — И что она сказала? Ах да: «Подумать только, что я скорбела по этому подлецу, пока он благополучно жил во Франции с этой…» Как это, дорогая? — спросила Кларисса, подбирая нужный оттенок шелка.
 — Шлюха.
 Глаза Стивена округлились. Его отец, Жан Жак, употребил этот нелестный эпитет по отношению к леди, пытавшейся разбить брак полковника Ли и прелестной мисс Луизы. Порядочным леди негоже употреблять такие слова!
 — Именно. И она назвала папу bвtard [20] и заявила, что больше не желает видеть его.
 Джоли только рот открыла. Даже она знала, что означает это французское слово.
 — Так оно и вышло, — заметила Симона столь небрежно, словно обсуждала погоду.
 — Мама всегда была права.
 — Да, для нее папа погиб в Санто-Доминго. Она сказала, что не знакома с предавшим ее человеком, который способен роскошествовать, пока жена и дети борются за существование. Что он сделал выбор, предпочтя ту женщину и новую семью старой, и теперь ему придется остаток дней жить с этим на совести. Даже бабушка согласилась, а она больше всех горевала по отцу. Он был ее единственным сыном. Такая трагедия. Это мой шелк, Кларисса, — мягко заметила Симона, шлепнув сестру по руке.
 — Пойдемте, мисс Ли, — позвала Джоли, покачав головой, потому что сестры были достаточно безвредны, хотя иногда и заговаривались.
 — Зачем? — заговорщическим шепотом спросил Гай. — Все это ужасно интересно.
 Джоли ответила уничтожающим взглядом.
 — Никто с того света не возвращается, Симона. Этот человек не мог быть нашим папой, и мама права, что не поверила ему.
 — Согласна, Кларисса. Я тоже не верю. Если бы он любил нас, приехал бы раньше. Будь он нашим отцом, как мог оставаться в стороне, зная, что мы тоскуем по нему? Нет, это слишком жестоко! А ведь мы устроили ему могилу, в которой никто не лежал, и каждое воскресенье приносили на кладбище цветы! Я вечно там простужалась. Нет, тот человек был самозванцем. Лучше пусть папа будет мертвым, чем таким! Кстати, Кларисса, мне кажется, это не тот цвет.
 Оставив Стивена перевязывать исцарапанные ладони Гая, Ли позволила Джоли вытащить ее из комнаты. Она сознавала, что не сможет солгать Джоли насчет случившегося, да и не хотела. Джоли — единственная, кто поймет все.
 — А теперь выкладывайте, да чтобы мне не пришлось вытягивать малейшие подробности, как больные зубы, — велела она, сложив руки на груди.
 Ли кивнула, но жаркие слезы еще не успели хлынуть потоком, как Джоли обняла ее и прижала к тощей груди, заглушая глубокие всхлипы. Час спустя Джоли еще кипела гневом. Откровения питомицы застали ее врасплох, хотя она испытывала непонятные ощущения еще с прошлой ночи, когда услышала раскаты грома. Никогда еще одно из ее любимых существ не было так близко к смерти!
 Длинные тонкие пальцы, державшие порванную блузку Ли, дрожали. Подумать страшно, что было бы, не защити Ли добрые духи!
 Сейчас ее малышка отмокала в горячей мыльной воде, а рядом на маленькой тумбочке лежал кожаный кисет. Джоли задумчиво кивнула, в твердой уверенности, что все произошедшее пять лет назад, когда дороги Ли и Нейла Брейдона впервые скрестились, было предназначено судьбой с начала времен.
 Ли наклонила голову, промывая волосы, и губы Джоли зловеще сжались при виде темно-красного рубца на шее, там, где сыромятный ремешок был безжалостно срезан, оставив болезненную ссадину на коже.
 — Сердечко мое, пойду принесу вам поднос. Ложитесь спать пораньше. Я уже сказала мисс Камилле, чтобы не ждала вас к ужину. Найду вам что-нибудь погорячее да повкуснее. Но сначала сожгу это.
 Она подхватила разорванную блузку, смяла и сунула под мышку. Ли устало кивнула, не впервые задаваясь вопросом, что бы делало семейство Треверсов без Джоли.
 Джоли не успела сделать и нескольких шагов, как внезапно замерла. Прямо перед ней с подносом в руках возник объект ее частых и до последнего времени не слишком приятных раздумий.
 Нейл Брейдон оценивающе оглядел мулатку, когда-то его заклятого врага, всерьез гадая, не придется ли выдержать настоящий бой, чтобы спокойно войти к собственной жене.
 Но он недооценил Джоли. Та немного испугала его, подавшись вперед. Желтые глаза блестели от слез расплавленным золотом. Губы дрожали, когда она пыталась заговорить. К его непомерному удивлению, она протянула похожую на птичью лапу руку и вцепилась в него. Странно еще, что кожа при этом не повисла полосами!
 Впившись взглядом в его глаза, мулатка коснулась его груди, плеча, жесткой щеки, и эта робкая ласка потрясла Нейла. Джоли сказала что-то на языке, который Нейл посчитал индейским, но наречие не принадлежало ни команчи, ни кайова, так что он не понял ни слова. Потом словно бы церемониальным жестом провела ладонью по его руке сверху вниз и исчезла, давая доступ к двери спальни Ли.
 Нейл, борясь с недоверием, улыбнулся. Половина битвы выиграна!
 Он ступил за порог своей комнаты. Той комнаты, в которой предпочла поселиться Ли. И был снова поражен открывшимися глазу переменами. Раньше он не понимал, насколько может влиять женское присутствие на общую атмосферу. Все: от пестрого покрывала на кровати до маленького женского бюро у окна и кружевных панталон, небрежно брошенных на спинку кресла-качалки, — напоминало о Ли. Открыв ящик комода и вдохнув запах роз и лаванды, он до боли захотел ее увидеть. Именно предвкушение встречи и хранило ему жизнь весь последний год войны.
 И вот теперь Ли здесь. И она его жена. Между ними больше нет никаких препятствий.
 Он смотрел на ее обнаженные руки, втиравшие мыло в длинные пряди, и жадно втягивал носом аромат трав.
 Ли слегка привстала и потянулась к кувшину с чистой водой, чтобы промыть волосы. Не отрывая глаз от изящных контуров ее спины и талии, он поставил поднос на комод и дотянулся до кувшина первым. Увидев, как сильные пальцы сомкнулись вокруг ручки, Ли растерянно повернулась, открывая глазам Нейла груди с задорно торчащими розовыми сосками, и прежде чем он смог осуществить свои любовные фантазии, поспешно погрузилась в воду. Но Нейл, положив ладонь на негодующе вздернутое плечико, стал поливать водой ее макушку. Ли яростно запротестовала против столь бесцеремонного обращения, хотя Нейл сомневался, что Джоли обходилась с ней мягче.
 Он уже поставил было кувшин обратно на комод, но, случайно увидев кожаный кисет, нахмурился. Ли, проследив за его взглядом, попыталась схватить кисет, спрятать, но внезапно сообразила, что не имеет на это права. Поэтому она поспешно отдернула руку и наклонила голову, чтобы не дать ему увидеть выражение своего лица. Кто знает, обрадуется он или рассердится, когда поймет, что она носила кисет?
 Нейл поднял мешочек, столько лет бывший частью его самого, и едва не ахнул, увидев набухший красный рубец, уродовавший шею жены. А шнурок порван, и концы снова завязаны в узел… значит, она действительно надевала кисет. Нейл оставил его ей, надеясь… но не зная, захочет ли она прикоснуться к нему. Поверит ли? Ощутит ли родство душ, достаточное, чтобы носить кисет?
 Нейл коснулся своей косы, переплетенной голубой лентой, его талисман с того дня, как он встретил прекрасную девушку с распущенными каштановыми волосами, стелившимися по ветру. Разве понимал он тогда, как судьбоносна эта встреча на летнем лугу, встреча, навсегда изменившая его жизнь?
 — Что случилось? — бросил он внезапно.
 Резкий тон испугал Ли, которую и без того мучили угрызения совести за свою ложь. И ничего нельзя поделать, потому что она не посмеет сказать Нейлу правду.
 — Ты о чем?
 — О твоей шее. На ней ссадины. Ты носила кисет, верно?
 — Д-да. Шнурок зацепился за ветку, когда я пыталась поймать ягненка. Я не теряла его, — вызывающе добавила она. — И старалась хранить все это время, хотя ты позабыл его, когда покидал Треверс-Хилл в то утро.
 — Я ничего не забывал. И точно знал, где оставил его. В твоей руке, лежавшей под подушкой.
 Ли ошеломленно хлопнула глазами.
 — Ты оставил его специально, а не позабыл в спешке? — нерешительно переспросила она.
 — Да. Я знал, что тебе и твоим родным предстоит долгое и, возможно, опасное путешествие, и подумал, что тебе понадобятся удача и добрая воля богов.
 — Вот как, — пробормотала уязвленная Ли. Его объяснение звучало так равнодушно, так безразлично! — В таком случае поблагодари Джоли за наше благополучное прибытие сюда. Она верит в твои индейские предрассудки и позаботилась о том, чтобы я его не выбросила.
 Высокомерно дернув плечиком, она отвернулась и принялась выжимать воду из волос. Нейл терпеливо улыбнулся, мечтая о том, чтобы провести кончиком пальца по этой напряженной спине. Ничего, у них еще много времени, чтобы узнать друг друга.
 Отвернувшись от ванны, он заметил колыбельку, подошел и осторожно поднял ребенка, доверчиво смотревшего на него широко раскрытыми глазками.
 Ли украдкой наблюдала, как он держит дитя Блайт и Адама, ставшее им дочерью. В глазах Нейла она была самым драгоценным созданием на свете, потому что благодаря ей любимая женщина теперь принадлежала ему.
 Подними Нейл голову, заметил бы полные любви глаза Ли, но он только прижался поцелуем к лобику девочки и, уложив ее в колыбельку, стал качать. А когда отошел, Ли уже продолжала смывать мыло с плеч.
 — Я принес ужин, — спокойно сообщил он и, взяв нагретую тарелку, устроился на кушетке.
 — Джоли принесет мне ужин.
 — Я встретил ее, и если понял правильно, она пожелала нам обоим приятного аппетита.
 Услышав о предательстве мулатки, Ли не смогла скрыть досады.
 — Я еще не закончила мыться, — буркнула она, раздражаясь все больше при виде того, как аппетитно он впивается зубами в толстый ломоть говядины. В пустом желудке протестующе заурчало.
 — Прекрасно, еда подождет. Ничего, не остынет. Не беспокойся. Только не задерживайся чересчур долго, иначе простудишься, — посоветовал он, вытирая губы салфеткой, чтобы скрыть ухмылку.
 Но Ли, все еще стеснявшаяся его, сидела в воде, пока окончательно не замерзла. Только тогда, собрав всю свою гордость и достоинство, она неспешно встала и завернулась в полотенце. И, рискнув бросить взгляд на мужа, замерла. Нейл крепко спал, растянувшись на кушетке, слишком короткой для его могучего тела. Обутая в мокасин нога покачивалась прямо над поставленной на пол пустой тарелкой.
 Ли со вздохом развернула одеяло, укутала спящего мужа и легонько дотронулась до небритого подбородка, ощущая исходившую от этого человека силу. И только потом поспешно натянула ночную сорочку, уселась на край постели и без всякого аппетита принялась жевать. Тревожащие образы и видения наполняли ее мозг и, пытаясь найти облегчение во сне, так и не согревшаяся, Ли улеглась и натянула на себя одеяла.
 Но сон все не шел. Несколько часов она металась и ворочалась, пока наконец сознание не помутилось. Но и тогда блестящие голубые, как небо, глаза продолжали преследовать ее, даже в самых потаенных глубинах разума.
 Утром, когда она проснулась, Нейла уже не было. Ли, с тяжелой головой, оделась, с подозрением посматривая на самодовольно ухмылявшуюся Джоли.
 — А теперь спускайтесь в столовую, мисси, — велела та одобрительно, поскольку Ли выбрала одно из самых нарядных платьев из лилово-голубого муслина с цветочным рисунком. — Видела я вашу тарелку вчера вечером. Птичка и то ест больше! Если не хотите, чтобы ваш красавчик муж стал поглядывать на других женщин, не мешало бы нарастить больше мяса на костях, — журила она, но Ли надменно задрала нос и покинула комнату. Вряд ли Джоли понравилось бы, что ее хозяйка так и не добралась до столовой.
 Проходя мимо кабинета Натаниела, она услышала грохот, сопровождаемый испуганным повизгиванием. Вспомнив вчерашний случай с Гаем, Ли поспешила в комнату. А вдруг брат снова споткнулся и упал!
 Но там никого не было. Ли пожала плечами и уже хотела уйти, когда снова раздался грохот. Мимо нее пулей пролетела гончая Гая. Ноги бедняги разъезжались на гладком полу, но собака слишком спешила удрать, чтобы обращать на это внимание. На этот раз Ли более внимательно осмотрела большую уютную комнату, заставленную книжными шкафами. У окна стояли письменный стол и кожаное удобное кресло: очевидно, здесь Натаниел вел дела ранчо. На стене висели карты Соединенных Штатов, Виргинии и одной из территорий. Между ними висела еще одна — дарованных испанцами земель, на которых было выстроено ранчо Ройял-Риверз, главное, чего достиг в жизни Натаниел Брейдон.
 К счастью, собака всего лишь свалила на пол кочергу. Восстановив порядок, Ли случайно подняла глаза и заметила висевший над камином портрет. До этого она видела картину всего лишь раз, поскольку не часто заходила в кабинет, как, впрочем, и остальные, но не забыла красоты изображенных на ней людей. Женщины и девочки. Матери и сестры Нейла. Первая жена Натаниела была редкостной красавицей. Черные как ночь волосы ниспадали на изящные плечи, обрамленные кружевом темно-красного шелкового платья. Губы, полные и мягкие, изгибались в нежной улыбке, рука, державшая пальчики дочери, казалась тонкой и хрупкой. А маленькая девочка обещала вырасти в несравненную красавицу, о чем говорили ямочка на разрумянившейся от счастья щеке, изгиб тонких темных бровей и длинные густые ресницы.
 Неожиданно ледяной холод разлился по спине Ли при виде блестящих голубых глаз матери и дочери. Точно таких, какие она видела вчера. Глаз таких ярких, словно заглядываешь в сердце самих небес. И этот чуть раздвоенный подбородок…
 Ли сглотнула, стараясь смягчить внезапно пересохшее горло, поскорее выбралась из комнаты и побежала в студию Соланж, скромный глинобитный сарай, предназначенный для хранения сельскохозяйственных орудий. Но внутри посетителя ждало настоящее чудо. В дальней стене были прорублены окна от пола до потолка, откуда открывался вид на зеленые пастбища, над которыми возвышались синеющие горы. Солнечный свет щедро вливался в хижину, вдоль стен которой были составлены картины и натянутые на подрамники холсты. Здесь стоял сильный запах льняного масла и скипидара. На грубо сколоченном столе валялись разных размеров кисти, палитры и перья, комки вымазанной красками ткани и шпатели.
 Ли медленно пробиралась сквозь хаос различных предметов, стараясь не запачкаться о фрески, намалеванные на стенах. С их помощью Соланж расширяла пространство комнаты до почти немыслимых размеров.
 Ли замедлила шаг, чтобы полюбоваться одной из ранних картин, изображавших восточный базар: вместе с мужем, графом Анри де Бодекером, Соланж некоторое время жила в Алжире. Рядом висели панорама Парижа, сделанная с какой-то высокой точки, и вид на Темзу, вьющуюся через Лондон и запруженную судами и баржами. Кроме этого, здесь были пейзажи, сделанные в Эдинбурге, Риме, Мадриде, Флоренции, Амстердаме, Вене, Санкт-Петербурге, Будапеште, Вене, Стокгольме и бесчисленных живописных деревушках, которые посещала Соланж в своей красочной жизни жены французского дипломата. Она рисовала и людей: индейцев, исполняющих церемониальный танец зеленой кукурузы, танцы оленя и бизона, старуху мексиканку, растирающую зерна кукурузы в ручной мельнице, молодую индианку племени хопи с закрученными над ушами косами, символом девственности. Почетное место занимал портрет Педро с Солдатом.
 — Соланж! — окликнула Ли.
 — Я здесь! — ответил голос из-за шелковой ширмы, отделявшей укромный уголок студии, где художница держала смену одежды и другие предметы, необходимые, чтобы привести себя в порядок перед возвращением в дом. Соланж заявляла, что не хочет оскорблять чувствительных гостей, но Ли знала, что художница делает это, дабы не обидеть сестру, хотя, честно говоря, не понимала, кого легче обидеть — Джоли или теток.
 Ли подошла к окну и стала ждать. Несколько минут спустя из-за ширмы появилась тонкокостная худосочная женщина с прядью каштановых волос, падавших на щеку.
 — Расплескала на себя скипидар, — пожаловалась она, застегивая платье и надевая рабочий халат. — Это было одно из моих лучших платьев, но я так спешила начать, что забыла прикрыть его. В этом году я испортила шесть платьев.
 Она осуждающе покачала головой и экспансивным, чисто французским жестом воздела руки к небу.
 — А ты, малышка? Что привело тебя сюда так рано? Боже мой! Разве я своими глазами не видела твоего мужа, вернувшегося только вчера? И какой поцелуй! О ла-ла! Чего бы я не отдала, чтобы снова стать молодой!
 — Когда я проснулась, он уже ушел, — пояснила Ли, не в силах скрыть легкого разочарования.
 — Ах эти мужчины! Почему мы только их терпим? — вздохнула Соланж, потрепав Ли по щеке. — Тебе нужно найти способ подольше удерживать его в постели. — И удивленно подняла брови при виде залившегося краской лица Ли. — Послушай меня, малышка, — заявила она, подняв палец. — Замужняя женщина не должна так краснеть, если, разумеется, она действительно замужем. В противном случае я могу подумать, что она обвенчалась с курицей, а не с петухом. А вот это лучше, — кивнула она, услышав смех Ли. — Значит, вот как обстоят дела? Он мчится сквозь мрак, чтобы быть рядом с тобой, малышка, чтобы заключить тебя в объятия и любить всю ночь напролет, и что же обнаруживает? Его жена исчезла! Он вне себя, когда возвращается в Ройял-Риверз и узнает, что жены с утра не было дома. Я боялась за безопасность моего молодого, глупого племянника. Боюсь, Гилберт не в состоянии думать связно, когда ты рядом. Ты очаровала его, что неплохо для мальчика его возраста. Ему нужна какая-то страсть, кроме увлечения коровами и лошадьми, но при этом он должен помнить, что ты жена его брата. Увы, опоздай вы еще немного и будь у Гилберта не настолько сокрушенный вид, боюсь, Нейл спустил бы с него шкуру. В жизни не видела его таким расстроенным. Вот тебе и возвращение домой.
 Она не упомянула, как была рассержена холодным приемом Натаниела, едва перемолвившегося словом со старшим сыном. Будь то ее мальчик, она задушила бы его в объятиях!
 Ли продолжала нервно играть с золотой сережкой, и серые глаза Соланж задумчиво прищурились.
 — Ты не улыбаешься, малышка. Что случилось? Я вижу, что-то неладно, Но вам еще слишком рано ссориться, да и откуда неприятности, когда между вами такая любовь?
 — Я тут подумала, — медленно выговорила Ли, — и хочу спросить: ты не могла бы нарисовать человека, которого я опишу?
 Соланж с любопытством уставилась на нее.
 — О чем ты? Не понимаю. Что это за человек?
 — Пока что не знаю сама.
 — Вот как? Ты о нем мечтаешь? Хорошо, что Нейл успел вернуться в Ройял-Риверз.
 Ли покачала головой.
 — Нет, это совсем не то, что ты думаешь, — поспешно заверила она. — Наоборот, я надеюсь никогда больше не видеть это лицо.
 Соланж уставилась на Ли с таким видом, словно та сошла с ума.
 — Ты хочешь, чтобы я нарисовала лицо, которое надеешься никогда больше не увидеть?
 — Именно, — кивнула Ли, избегая встречаться с Соланж глазами.
 Художница пожала плечами:
 — Как пожелаешь, малышка. Расскажи мне все, что знаешь.
 Она нагнулась, схватила деревянную дощечку с прикрепленным к ней листом ватмана, достала из кармана халата угольный карандаш и стала слушать, то и дело поднимая глаза, поскольку Ли, охваченная своими переживаниями, даже не сознавала, что выдает тайну. Она опомнилась, только когда Соланж громко ахнула.
 — Так вот что случилось! Вот почему вы с Гилом приехали так поздно. Боже! — прошептала она, вне себя от ужаса. Но тут же, вспомнив о сестре, вознесла Господу благодарственную молитву, ибо Камилла уже потеряла одного сына.
 Вскоре на белом листе появилось лицо воина-команчи.
 — Так прекрасен, — пробормотала художница, — но так дик и высокомерен…
 В эту минуту лицо Ли напоминало картину великого художника эпохи Возрождения, и Соланж передернуло при мысли о том, что этот языческий дьявол едва не унес ее в свое логово.
 — Ты сделаешь его глаза голубыми? — неожиданно спросила Ли. — Такими же, как летнее небо?
 — Голубыми? Господи Боже! Голубые глаза у дикаря? У дикарей не бывает голубых глаз, — возразила Соланж, не желая испортить прекрасный рисунок подобными глупостями.
 — У этого были, — пояснила Ли таким странным тоном, что Соланж нахмурилась, но все же нашла несколько оттенков голубой краски и поднесла Ли для сравнения. Только после четвертого тюбика Ли согласно кивнула, и художница выполнила ее просьбу. Даже она была вынуждена признать, что эффект оказался поразительным.
 — Ну вот! — воскликнула она, поднося рисунок к свету. Ли не смогла сдержать дрожь отвращения, но все же зачарованно уставилась на бронзовое лицо воина с небесно-голубыми глазами.
 — Спасибо, Соланж, и вот что…
 — Что еще? — рассеянно спросила та, смешивая краски.
 — Пожалуйста, никому ничего не говори. Я обещала Гилу, и теперь, когда Нейл дома…
 — Не волнуйся. Вы вернулись благополучно, так что… — отмахнулась художница. — И не мне решать, что делать в таком случае. Сама думай, рассказывать об этом Нейлу или нет.
 — Возможно, со временем… — протянула Ли, зная, что не должна никому признаваться в своих подозрениях.
 Она еще раз оглянулась на Соланж, но та уже нанесла первый мазок на холст и в задумчивости сунула кисточку в рот. Очевидно, ей не следует бояться нескромности художницы.
 По пути домой Ли остановилась, заслышав знакомое блеяние, которое и привело ее в загон. Пока она подходила к ограде, плач смолк. К своему удивлению, Ли увидела ягненка, выглядевшего в два раза больше, поскольку он был завернут в шкуру своего новорожденного собрата, к несчастью, не сумевшего выжить. Запах мертвого ягненка обманывал матку, посчитавшую, что это ее отпрыск. Малыш довольно сосал теплое молоко и, по-видимому, был счастлив.
 Ли задумалась, опершись о верхнюю перекладину ограды. Как осиротевший восьмилетний мальчик сумел приспособиться к новому образу жизни людей, которые его похитили? А его сестра? Что пришлось вынести ей? Или она, как и брат, тоже теперь принадлежит племени?
 Ли зажмурилась, но перед глазами стояло нарисованное Соланж изображение. Отвернувшись от загона, она поспешила в дом. В холле она никого не встретила и, пройдя по коридору, остановилась у первой же двери и постучала. Но ответа не получила и осторожно огляделась. Удостоверившись, что коридор пуст, она открыла дверь, скользнула в кабинет Натаниела и подошла к камину. И только тогда развернула портрет и перевела взгляд с бумаги на холст. И затаила дыхание. Поразительное, необычайное сходство!
 Но как это могло случиться? Такого просто быть не может! Три одинаковых подбородка, и глаза одного цвета! Шеннон умерла в четырнадцать. По крайней мере так утверждал Нейл.
 Стоя в одиночестве и продолжая смотреть на портреты, она вдруг припомнила рассказ сестер о мучениях и сердечной боли женщины, уверенной, что муж погиб, оставив ее и детей горевать о его смерти. Каково же было ее потрясение, когда тот явился живой и невредимый, и оказалось, что он выбрал другую жизнь и другую семью. И родные так и не смогли простить его за предательство и измену.
 — Господи! — пробормотала Ли.
 Но тут ее сердце ушло в пятки: за спиной раздались шаги и деликатное покашливание.
 Ли круто развернулась и встретилась взглядом с незнакомым мужчиной лет тридцати пяти, среднего роста, худощавым, хотя крепким на вид, и собранным, словно туго закрученная пружина. Это было заметно по легкой, бесшумной походке и манере держаться, и Ли припомнила, как Гай утверждал, будто коротышек труднее всего победить в бою. Их сложнее застичь врасплох, они проворнее и не задумываются применять нечестные приемы.
 — Прошу прощения, мэм, — начал незнакомец, снимая, потрепанную серую шляпу с опущенными полями, скрывавшую густые светло-каштановые волосы. — Не хотел вам мешать, но мне сказали, что хозяин где-то здесь. Меня впустила маленькая мексиканочка. Я ждал в холле, когда две седые леди посоветовали мне поискать в кабинете. Я ищу работу.
 — Вы южанин? — удивленно спросила Ли. Губы мужчины чуть сжались.
 — Это играет какую-то роль, мэм? Война закончена. Или здесь нанимают только янки?
 Ли вспыхнула и поспешно свернула рисунок.
 — Вам следует поговорить с Натаниелом Брейдоном насчет работы. Он владелец Ройял-Риверз. Но думаю, не стоит волноваться насчет былой верности Конфедерации. Натаниел Брейдон потерял своего сына и двух племянников, и все они носили серые мундиры.
 — Прошу прощения, мэм, — покаянно пробормотал мужчина.
 — По-моему, Натаниел на северном пастбище. Сейчас весна, значит, настало время стрижки овец. Хотя в этом году мы ожидаем стригалей из Мексики, думаю, и вам найдется дело, мистер…
 — Себастьян. Майкл Себастьян, — представился мужчина.
 — Да, мистер Себастьян, вы пропустили окот, но после стрижки нам нужно смазывать овец дезинфицирующей жидкостью, потом начнется клеймение, резка хвостов у ягнят, холощение и тому подобное. Простите, если не объясняю более детально. Вас интересует такое занятие? — спросила она с сомнением, поскольку с первого взгляда воспылала странной неприязнью к Майклу Себастьяну. Почувствовав это, он чуть улыбнулся.
 — Вероятно, я смогу справиться. Все-таки какая-то цель в жизни. Холощение, хоть и жестокая мера, все же позволяет оставить на воспроизводство лучших баранов, а заодно улучшает вкус мяса. Часто приходится принимать неприятные решения, чтобы достичь необходимого результата.
 Ли с тревогой смотрела на Майкла, чувствуя, что перед ней человек, добивающийся всего, что сочтет достойным борьбы.
 — Пойдемте, я покажу вам пастбище.
 — Спасибо, мисс…
 — Миссис Брейдон. Миссис Нейл Брейдон, — пояснила она, глядя на бумажный свиток и не видя промелькнувшего на лице собеседника удивления. — Следуйте за мной, пожалуйста, — холодно пригласила она.
 Они шли по коридору, когда навстречу попался вернувшийся из сада Гай. Ли с любопытством уставилась на спутника, поскольку была готова поклясться, что тот выругался себе под нос. До чего же неприятный тип!
 — Ты рано встал, Гай, — заметила она, подумав, что брат слишком бледен.
 — Не мог спать. Думал поискать Лис Хелен. Ты не видела ее? В саду ее нет.
 — Боюсь, что не видела. О, Гай, это Майкл Себастьян. Мистер Себастьян, это мой брат, Гай Треверс, — представила она, не понимая, почему лицо Майкла исказило нечто очень похожее на гнев. Он выступил вперед, протягивая руку.
 Гай повернулся на звук шагов, видя только неясный силуэт.
 — Очень рад, сэр, — учтиво сказал он, протягивая руку. Майкл едва не ахнул вслух, только сейчас сообразив, что Гай Треверс слеп, но справился с собой и решительно сжал его пальцы.
 — Большое удовольствие познакомиться с вами, мистер Треверс, — пробормотал он.
 — И я рад знакомству, тем более что, если не ошибаюсь, вы тоже виргинец, — улыбнулся Гай. — Моя семья из Виргинии. Треверс-Хилл, может быть, слышали?
 Ли, все еще наблюдавшая за Себастьяном, могла бы поклясться, что ему очень не по себе.
 — Простите, но это не так. Я родом из Северной Каролины, хотя имя Треверсов мне знакомо. В их имении растили лучших чистокровок во всей стране.
 — Спасибо, сэр, вы очень добры.
 — Прости, Гай, мне нужно показать мистеру Себастьяну северное пастбище.
 — Что же, удачи. Надеюсь, вы найдете то, что ищете, — кивнул Гай, снова протягивая руку.
 — Спасибо, мистер Треверс, я тоже на это надеюсь, — заключил Майкл, беря руку Гая.
 Тот немного постоял, прислушиваясь к удалявшимся шагам и недоуменно покачивая головой.
 — Черт, — пробормотал он, стараясь вспомнить лицо человека, с которым только что говорил, потому что голос был ему определенно знаком. И он мог бы поклясться, что говорил с виргинцем. Почему же Себастьян солгал?

 Глава 23


  Над тишью безутешной 
  Ни синевы безгрешной, 
  Ни черноты кромешной, 
  Лишь призрачная мгла… 

    Алджернон Чарлз Суинберн

 Майкл на ходу вытащил трубку, вежливо придержал дверь для Ли и вместе с ней вошел в кухню.
 — Отсюда самый короткий путь во двор, — пояснила она, ибо, несмотря на мгновенную нелюбовь к этому человеку, не хотелось оскорблять его, выводя из дома через черный ход.
 Тень улыбки коснулась ее губ, потому что каждый раз, оказываясь на кухне, она вспоминала Треверс-Хилл. Не то чтобы оба помещения были похожи, просто сердцем этого дома тоже была кухня, и жизнь здесь бурлила с таким же радостным напряжением, как и там. Жара, пар от десятков кипевших на огне горшков и кастрюль, звонкий голос Лупе, сновавшей между столами так быстро, что черная коса развевалась на ходу, и с неприкрытой прямотой высказывавшей свое мнение насчет нерадивости помощниц, качества привезенных продуктов и той лентяйки, что не позаботилась как следует смолоть кукурузу на муку.
 Как и в Треверс-Хилле, с потолка свисали связки перца, чеснока, душистых трав, по стенам стояли мешки риса и муки, в плетеных подносах лежали свежие яйца, сыры различных сортов, как те, что производили на ранчо, так и привозимые из Чихуахуа. Кухонные шкафы были забиты терракотовыми керамическими блюдами различных форм и размеров, чашками и блюдцами, противнями и кувшинами, деревянными мисками и корзинками. По соседству располагались буфетная и кладовая, где хранились тонкий фарфор и хрусталь.
 Улыбка Ли стала шире, когда Лупе, низенькая мексиканка с широкими бедрами и пышной грудью, одетая в едва доходившую до щиколоток цветастую юбку и белую блузу со сборчатым вырезом, туго натянутую спереди, окликнула ее. Круглое красное лицо просияло.
 — Миз Ли! Попробуйте-ка! — предложила она, протягивая ложку с соусом из зеленого перца чили. — Эта Холи говорит, будто он недостаточно острый! Мало кайенского перца! Зачем, спрашивается, этот кайенский перец, если у меня есть зеленый чили?! Мой соус недостаточно острый! — негодующе повторила она, пробуя соус и восхищенно закатывая глаза. Хорошенькие молодые брюнетки, ее племянницы, захихикали, и Лупе строго погрозила им ложкой.
 — Джоли шутила, Лупе. Ты же знаешь, она с удовольствием съедает почти все, что ты готовишь, — утешала Ли, стараясь успокоить вспыльчивую, но отходчивую мексиканку. Правда, на этот раз она боялась, что нашла коса на камень. Лупе правила на кухне железной рукой, и даже Джоли восхищалась ее умением стряпать, что в ее устах звучало поистине комплиментом. Джоли, однако, не могла не сунуть своего носа в дела кухарки, уж такова была ее властная натура. Долгое время ведя большое и сложное хозяйство, она и теперь не могла сидеть без дела.
 — Пф-ф! — фыркнула Лупе, не сознавая, что в точности подражает Джоли, но когда она вооружилась плоской деревянной лопаткой, в глазах мелькнули лукавые искорки, и Ли подумала, что Джоли повезло не оказаться в этот момент на кухне. — Вы голодны, миз Ли? Мизтер Нейл, он хорошо позавтракал перед тем, как уехать с ранчо. Я рада, что он дома, да и он тоже выглядит счастливым, — заявила она, сунув лопатку в маленькую печь и вынимая золотистый кукурузный хлебец.
 Ли изумленно раскрыла глаза, услышав новости. Она думала, что Нейл уехал с отцом на северное пастбище!
 — Куда он отправился?
 Лупе пожала плечами.
 — О, он очень спешил. Поел на кухне, сказал, что любит бывать среди хорошеньких девушек, — сообщила Лупе, краснея, хотя к этому времени была почтенной матерью пятерых детей и бабушкой одиннадцати внуков. — Сказал, что должен кое с кем встретиться и чтобы к ужину его не ждали. Взял с собой пару буррито и чарро. Обожает сладенькое.
 — Вы голодны, мистер Себастьян? — резко спросила Ли. — Очевидно, вы проделали долгий путь до Ройял-Риверз. На плите кипит суп, а Лупе делает лучшие буррито во всем крае к северу от Пекоса. Они куда более практичны, чем сандвичи, особенно когда спешишь.
 Она с трудом старалась скрыть досаду, узнав, что Нейл куда-то умчался с самого утра. Неужели на свидание?
 — Спасибо, мэм, но я поем после работы. Не принимаю милостыни, — коротко ответил он, жуя черенок все еще не зажженной трубки из кукурузного початка, которую держал в руке, словно наслаждаясь ощущением знакомого предмета.
 Ли закусила губу, чтобы не сказать чего-то такого, о чем, вероятно, пожалеет позже. Слишком часто гордость Треверсов доводила их до стычки или войны, которые обычно проигрывались. В результате у них не оставалось ничего, кроме этой самой гордости… и очередного унижения.
 — Как угодно, мистер Себастьян, — обронила она, показывая свернутым рисунком на дальнюю дверь. — В таком случае идем, у нас больше нет причин задерживаться. Спасибо, Лупе, мистеру Себастьяну не терпится увидеть хозяина.
 При этом она понятия не имела, что знаменитая гордость Треверсов отчетливо звучала в ее голосе, придавая ему оттенок высокомерия.
 — Возвращайтесь поскорее, миз Ли, и я сделаю вам свой лучший омлет. Холи сказала, что вы почти ничего не ели вчера да и не завтракали, так что приходите. Не хочу, чтобы вы стали тощей, словно степной кролик, как в первые дни после приезда сюда. Иначе вам не удержать в постели такого мужчину, как мизтер Нейл. О кости не больно-то погреешься! Так детишек не заведешь, а вам не мешало бы иметь уже двоих, а то и троих! Ничего, мизтер Нейл, он наверстает потерянное время, — заявила Лупе с бросающей в краску откровенностью и добавила что-то по-испански своим племянницам, которые снова разразились смешками и оценивающе уставились на Ли, пока Лупе не постучала по столу деревянной ложкой. Потом принялась резать кукурузный хлеб большими ломтями, и Ли поняла, что, когда бы она ни вернулась, перед ней поставят омлет с картофелем, приправленный очередными нелицеприятными комментариями.
 Она старалась не встречаться взглядом с Майклом, но ощущала, как пылают щеки. Потом ей показалось, что она слышит тихий смешок. Ли повернулась, чтобы обжечь его пренебрежительным взглядом за такую бестактность, но тот с невинным видом кашлянул.
 Выйдя из кухни, Майкл Себастьян снова вынул из кармана трубку и стал набивать табаком. Потом затянул крепкими зубами шнурки кисета и сунул его обратно. Похлопал по карманам в поисках спичек, чиркнул одной о каблук. В воздух поднялось кольцо ароматного сладкого дыма от смеси табаков, сдобренной капелькой рома.
 — Северное пастбище находится как раз за рядом тех низких сараев и последних огражденных дворов. Вы без труда найдете Натаниела Брейдона, — сказала Ли, кивая грубияну на прощание.
 — Спасибо, мэм. Вы очень добры, — поблагодарил он чересчур подобострастно, надевая шляпу с почти оскорбительной вежливостью, и у Ли сложилось отчетливое впечатление, что он посмеивается над ней.
 Несколько секунд она смотрела ему вслед. Майкл едва заметно прихрамывал, и Ли поэтому обратила внимание на его брюки. Глаза ее задумчиво сузились. Брюки потеряли первоначальный цвет, на внешних швах, откуда была спорота золотая тесьма, были чуть темнее. Тесьма была спорота и с рукавов мундира, оставив, однако, извилистый след, а желтый воротник был заменен темно-серым. Однако, судя по виду, этот человек был когда-то кавалерийским офицером, а цвет брюк…
 На вернувшемся после ранения Гае были совершенно необычные фиолетово-голубые брюки, и брат очень ими гордился, поскольку во всем полку такие получил только его эскадрон. Красильщики использовали последнюю партию индиго, а когда ее не хватило, добавили красной краски, но чересчур много. И хотя цвет получился замечательным, все же более подходил для дамских туалетов. Поначалу над кавалеристами посмеивались, но потом оказалось, что они не знают поражений, и вскоре фиолетово-голубые брюки стали символом мужества, что отбило у некоторых охоту острить. А по мере того как продолжалась война, краски не стало совсем, и солдатам Конфедерации приходилось носить брюки из грубого сукна, выкрашенные кожурой серого калифорнийского ореха.
 Ли уже собиралась вернуться в дом, когда ее взгляд упал на валявшуюся поодаль маленькую коробочку. Она наклонилась и подняла спички, оброненные Майклом. Тот был слишком далеко, чтобы услышать ее оклик. Надо оставить спички у Натаниела, и он передаст их Майклу.
 Случайно глянув на спички, она заметила яркую этикетку:
 ПРОИЗВЕДЕНО
 «ЛЬЮИС И К О »
 ДЛЯ ПРОДАЖИ
 «Л. ОЛДЕМ и К О ».
 РИЧМОНД, ШТАТ ВИРГИНИЯ.
 «Значит, Майкл Себастьян тоже побывал в Ричмонде. Может, Гай прав и этот человек — виргинец! Но почему же солгал?» — лениво размышляла Ли, возвращаясь в дом. И куда же все-таки делся Нейл? Если он спешит увидеться с прелестной Диосой, его ждет огромное разочарование, ибо она покинула Санта-Фе четыре месяца назад и уехала в Мехико вместе с братом и Кортни Бойсом. Их приезда ожидали только на будущей неделе.
 Полчаса спустя, съев обед, обилие которого порадовало бы Джоли, Ли наконец снова направилась в кабинет Натаниела, вознамерившись оставить там спички: хороший предлог, чтобы снова взглянуть на портрет. По дороге ей попалась Лис Хелен.
 — Лис Хелен, Гай нашел тебя? Он все утро тебя искал.
 — Гай? Искал? — с любопытством повторила девушка. — Нет, сегодня утром я его не видела.
 Она безразлично пожала плечами и перевернула маленький глиняный горшок, высыпав цветочную землю на подостланную клеенку.
 Ли постояла, неловко переминаясь, не зная, что сказать, потому что подозревала причину внезапной холодности Лис Хелен. Посчитав за лучшее вообще промолчать, она уже хотела отвернуться, как вновь услышала голос девушки.
 — Сегодня за завтраком нам не хватало тебя и Нейла, — заметила она. Светло-серые глаза весело блестели из-под полей соломенной садовой шляпы. Но ее попытка ослабить внезапно возникшее напряжение оказалась неудачной. Пропасть между ними продолжала расширяться.
 — Когда я проснулась, Нейл уже уехал, — сухо сообщила Ли. — Не знаю, где он. Очевидно, он очень спешил на встречу с каким-то совершенно особенным человеком. Я отправилась к Соланж, тем более что она никогда не завтракает, только пьет кофе. Потом пришел человек, искавший работу. Я показала ему, где находится северное пастбище.
 — Вот как? — нахмурилась Лис Хелен. — А как его звали?
 — Майкл Себастьян. У меня такое чувство, что он лишь первый из многих. Теперь, когда война окончена, думаю, сюда потянутся обездоленные люди. На Юге у них ничего не осталось. Им больше не за что бороться, а у многих не осталось ни дома, ни родных. Они превратились в бродяг. Но после первого же дня стрижки вряд ли мы увидим Майкла Себастьяна еще раз. Уверена, что он удерет отсюда еще до восхода.
 — Тебе он не понравился? — удивилась Лис Хелен, потому что Ли обычно была приветлива и доброжелательна со всеми.
 — Не понравился, — с сожалением призналась та. — Правда, у меня нет причин для неприязни, кроме тех, что он был довольно груб и я почувствовала в нем глубокую горечь и гнев. По-моему, он и Гаю солгал насчет того, будто родился не в Виргинии. Интересно, что он скрывает?
 — У каждого из нас есть что скрывать, — возразила Лис Хелен, сжимая ручку маленьких грабель. Несмотря на то что она была всего на год старше, сейчас Лис казалась куда мудрее и взрослее. — Тебе не кажется, что ты чересчур жестко судишь о человеке? Ты же сама говорила, что у многих ничего не осталось. Что, если у него были дом, семья и все погибло? Я бы тоже была полна горечи и не хотела бы делить свою скорбь с чужими людьми. Мне хотелось бы забыть прежнюю жизнь и начать новую. Мы должны помнить это и пытаться понять и… о, Ли, прости, мне очень жаль! — Она поспешно вскочила, увидев лицо Ли, искаженное болью. — Иногда я забываю, что ты жила в другом месте. Мне кажется, ты всегда была с нами и мы знаем друг друга много лет. Простишь меня? — прошептала она, снимая перчатку и протягивая маленькую белую руку.
 — Тут нечего прощать, — кивнула Ли, сжимая холодную ладошку.
 — Спасибо. Хотя понятия не имею, как можно забыть Треверс-Хилл, о котором столько говорил Гай. Так и вижу перед собой дом из посветлевшего от времени кирпича с зеленой дверью и ставнями и с большим медным молотком в виде ананаса. А над дверью в гостиную висят мушкет твоего деда и пороховница с выгравированной на ней картой Виргинии. В саду растут розы и поют птицы, по воскресеньям к столу подается куриное карри с рисом, а пекановый торт, пропитанный бурбоном, приносит не кто иная, как сама Джоли. Ах, как бы я хотела трудиться в розарии, вернуть к жизни цветы, выдернуть сорняки, найти ту дамасскую розу, о которой ты мне говорила. А когда придет осень и вечера станут холоднее, укрыть розы на зиму! — мечтательно рассказывала девушка, но, заметив изумленный взгляд Ли, покраснела до слез.
 — Словом, я знаю Треверс-Хилл куда лучше, чем Ройял-Бей, дом, в котором родился отец, хотя он никогда не рассказывал о Ройял-Бей такими словами, как Гай. Жаль, что отец покинул Виргинию, иначе мы могли бы все эти годы быть соседями. Расти вместе.
 — И стать лучшими друзьями, — добавила Ли.
 Лис Хелен застенчиво улыбнулась. Она часто мечтала о чем-то подобном, поскольку Ли, хоть и была ослепительной красавицей и самостоятельной женщиной, всегда имевшей в жизни все благодаря своему происхождению, вовсе не походила на высокомерных девиц, которых Лис Хелен научилась презирать за тот год, что пробыла в Чарлстонском пансионе. Сама она, тихая и незаметная, с усыпанным веснушками, предательски красневшим по каждому поводу лицом, служила предметом насмешек и издевательств одноклассниц, нюхом чуявших ее уязвимость и одиночество. Бедняжку довели до того, что она сбежала в Лексингтон, под крылышко к Джастину, бывшему в то время кадетом Виргинского военного института. С помощью их дяди Ноубла он сумел переправить ее домой. Лис Хелен гостила в Ройял-Бей так недолго, что не имела времени навестить Треверс-Хилл и познакомиться с Гаем.
 До сих пор Лис Хелен вовсе не желала вернуться на восток, встретиться с безжалостными, равнодушными женщинами, которые заправляли в тамошнем обществе, доказать им и себе, что она ничем их не хуже.
 — Конечно, — продолжала она с деланной веселостью, все еще ужасно смущенная тем, что пытается шутить насчет чего-то хрупкого и драгоценного, что таится в душе и что нельзя показывать никому постороннему, — в первый год розам придется нелегко, поскольку конского навоза явно будет не хватать.
 — Значит, Гай и об этом тебе рассказал, — смеясь, выговорила Ли, тронутая описанием Треверс-Хилла, места, которого Лис Хелен никогда не видела. Сознает ли девушка, что только сейчас выдала самые тайные свои желания?
 — В основном о лошадях, гончих и конюшнях, — призналась девушка, радуясь, что Ли не высмеяла ее сентиментальные рассуждения о Треверс-Хилле, чужом, в сущности, доме. — И ты, и Алтея часто говорили о Виргинии и о своей жизни там. Правда, Алтея никогда не упоминала о том, что было во время войны. И я знаю абсолютно все о Треверс-Хилле и семье Треверсов от Джоли и Стивена и из писем, которые получала мама от тети Юфимии. Мало того, я слышала даже о преподобном Калпеппере, то есть для меня нет секретов. Но я никому не выдам подробности твоих детских проделок, так что не беспокойся.
 Весело улыбаясь, она повернулась к Стивену, пересекавшему двор с охапкой розовых черенков в руках.
 Ли, не веря глазам, уставилась на него, вспоминая, как тот оскорбился, когда пришлось вскапывать огороды в поисках чего-нибудь съедобного, и сколько раз пришлось ему объяснять, что без этого им не пережить зиму! А вот теперь он тащит черенки с довольной ухмылкой на физиономии!
 — Мисс Ли! — воскликнул он, мгновенно превращаясь в прежнего чопорного Стивена, распрямил плечи и стал лихорадочно оглядываться: очевидно, ему не терпелось поскорее сунуть куда-нибудь черенки.
 — У Стивена просто дар садовника, — пояснила Лис Хелен, осторожно взяв у него черенки и уложив на кирпичи, которыми был вымощен двор. — Он хочет посадить черенки и растить, пока они не дадут первые благоухающие бутоны. Уже пять его черенков дали корни!
 Стивен с довольным видом встретил вопросительный взгляд Ли.
 — Джоли ужасно сердится на меня. Говорит, что я похож на потного грязного раба с плантации и что я просто спятил, но мне нравится запах роз. Напоминают мне Треверс-Хилл. Такие чудесные цветы и исполнены достоинства. Поэтому мисс Беатрис Амелия так их любила. Раньше у меня не имелось времени часто бывать в саду. Столько всяких дел! Да и не пристало это мажордому! И я ничего не знал о садоводстве, тем более что почти не выходил из большого дома. А тут заняться особенно нечем. Вот я и стал помогать мисс Лис Хелен. А теперь она учит меня, и так приятно видеть, как эти зеленые стебельки тянутся к солнцу! Теперь я, пожалуй, понимаю, почему Сладкий Джон так любил своих кобыл с жеребятами. Растил сильными и здоровыми. Ах, как я им гордился!
 Он осторожно коснулся нежных лепестков белого бурачка и розового левкоя. Их сладкое благоухание напомнило Ли о теплых летних днях на родине.
 — Мама всегда жаловалась, что никто из семьи не отличил бы луковицу от розы, если бы не запах. Она была бы счастлива, Стивен, — заверила Ли, отворачиваясь, прежде чем он успел что-то сказать: выражение его лица было достаточно красноречиво.
 Оставив эту парочку и дальше копаться в земле, она вошла в дом и уже добралась до конца коридора, как увидела сидевшую на скамье Камиллу с платком, прижатым к дрожащим губам. Другая рука была скрыта складками шали. Завидев Ли, она быстро вытерла покрасневшие глаза и трубно высморкалась.
 — Что случилось, Камилла? — встревожилась Ли, подбегая к ней и гадая, какая трагедия их постигла. — Надеюсь, это не Гил? Ему не стало хуже?
 Камилла шмыгнула носом, пытаясь сдержать слезы.
 — Нет, дорогая. Он еле ходит, но ничего страшного. По крайней мере хоть зубы остались целы, а ведь у него такая милая улыбка! Не пойму, как он умудрился свалиться с берега! Это все его большие ноги! Когда он вырастет, станет таким же высоким, как отец, Нейл… и Джастин, — докончила она, выдавив слабую улыбку. Ли уселась рядом и взяла ее руку.
 — Так что случилось? — повторила она. — Ты больна? Может, помочь тебе добраться до комнаты?
 — Это все Нейл, — едва выговорила Камилла, снова принимаясь всхлипывать.
 — Что с ним стряслось? — ахнула Ли, поднимаясь.
 — О нет, с ним все хорошо. Просто он сделал для меня такое… такое… Ах, как он добр, что подумал обо мне! Я и не представляла, что он может быть столь благороден. Люди плохо думают о нем из-за тех бед, что он перенес в детстве. А ему вроде все равно. Ему вредит стремление к одиночеству и излишнее высокомерие — фамильная черта Брейдонов. Жаль только, что его отец… но этому не суждено сбыться. Некоторые вещи и люди никогда не меняются, — пробормотала она скорее себе, чем Ли.
 — Так что же, что он сделал? — тихо спросила Ли, обнимая трясущиеся плечи Камиллы.
 — Прошлой ночью мы долго разговаривали, перед тем как он ушел к себе. Нейл нашел могилу Джастина. Мой мальчик похоронен в мирной маленькой деревушке в долине Шенандоа. Нейл сказал, что эта долина — прекрасный райский уголок, с зелеными холмами, журчащими ручейками, протекающими через рощи ив и сикомор, а на горизонте маячат голубые горы. Весной яблоневый цвет белым кружевом висит над! долиной, а осенью яблоки становятся алыми и золотыми. Нейл обещал, что когда-нибудь отвезет меня туда. А он всегда держит слово. Иногда я думаю, что жизнь была к нему несправедливо сурова и все же не ожесточила его. И теперь у него есть ты. Я так тревожилась, когда узнала, что он снова женился, но с первого же взгляда на тебя поняла: все будет хорошо. Его первый брак был несчастливым. Какая ужасная ошибка! А ты такая теплая и любящая! Я знала, что Нейл найдет с тобой счастье. Ты ведь любишь его, правда?
 Ли судорожно сглотнула.
 — Люблю…
 — Я так и знала! Прочла вчера в твоих глазах. Любовь не скроешь!
 Но любит ли он ее?
 Ли со вздохом поцеловала Камиллу в щеку. Она права: Нейл может быть очень добр, если захочет. Вот и сейчас он утаил от Камиллы правду о долине Шенандоа. Армия Шеридана прошла через нее маршем, сжигая амбары, мельницы, поля, уничтожая все на своем пути. От долины мало что осталось, а о золотых и алых яблоках приходится только мечтать. Адам был прав в своих прогнозах, и Союз не позволил жителям долины поддерживать Конфедерацию плодами своей щедрой земли.
 Камилла вынула из складок шали маленькую шкатулку и прижала к сердцу.
 — Нейл привез горсть земли с могилы Джастина, — пояснила она, медленно поднимаясь на ноги. Сейчас она казалась ужасно усталой и обреченной.
 Рассеянно потрепав Ли по плечу, она удалилась — маленькая поникшая фигурка. Столько родных и близких вокруг, но Камилла не найдет утешения у Натаниела. Уйдет к себе и будет печалиться в одиночестве.
 Ли посидела еще немного, перебирая в памяти сказанное Камиллой о Нейле. Кто он, этот человек, ставший ее мужем? Той ночью, в саду, во время дуэли с Гаем, она видела беспощадную сторону его натуры, натуры человека, которому ничего не стоит убить, если бы это послужило его целям. Вместо этого он предпочел намеренно жестокую месть, отняв у нее то, что она всего больше ценила, — Капитана. Но был и другой Нейл, который смеялся вместе с ней в конюшне, когда они свалились в сено. Правда, тогда маска упала с сурового лица всего на несколько минут.
 Был еще и мужчина, ставший ее возлюбленным. Касавшийся с нежной силой, вскружившей голову. Тот самый мужчина, который осторожно держал на руках Люсинду и принес сладостно-горькое счастье скорбящей женщине. Тот самый мужчина, что провел отряд рейдеров за линию фронта. Тот самый, что равнодушно бросил ее наутро после возвращения домой с войны и уехал неизвестно куда, унизив жену только потому, что жаждал поскорее оказаться в объятиях любовницы.
 Но чего ей еще ожидать? Что отец, что сын! Но ей ничуть не горько, ибо она не испытывала иллюзий, выходя за Нейла. И не имеет права ничего от него требовать. Он уже дал ей свое имя. Дал ее семье приют. Больше она ничего у него не попросит.
 Услышав чье-то шарканье, Ли повернулась и, к своему изумлению, увидела Гая, нерешительно ковылявшего к ней с протянутыми руками. Пальцы скользили по стене в поисках опоры.
 — Гай, тебе не следует ходить одному, — попеняла она, подавая ему руку и сначала даже не сообразив, что тот безошибочно ее нашел.
 — Ли, я рад, что это ты.
 — Гай! — выдохнула она, потрясенно уставясь на него.
 — Нет, пока еще нет, дорогая. Я просто уловил смутное движение и предположил что это твоя рука, поскольку за ней виднелся темный силуэт, — объяснил он, разбив все ее надежды. — Я должен сначала услышать голос. Не хочу подавать руку кому попало. Помоги мне Господи, если приму кровожадного апачи за тетушку Мэрибел Лу только потому, что увижу свисающие с головы перья, — засмеялся он. — И учти, мое зрение может больше не улучшиться.
 — Знаю, — пробормотала Ли, машинально кивнув.
 — У нас не было времени поговорить, когда ты была с незнакомцем. Удивительно…
 — Ты был прав насчет него, Гай, — перебила Ли.
 — О чем ты?
 — Думаю, он солгал, утверждая, что родом не из Виргинии.
 — Почему ты так считаешь? — с любопытством спросил Гай, еще больше заинтригованный незнакомцем, поскольку что-то тревожило его с той минуты, как Ли их познакомила.
 — Его брюки, хоть и выцвели, были когда-то прелестного фиолетово-голубого цвета. Помнишь, ты когда-то носил такие же?
 — Мой старый полк? — ахнул Гай, потрясенный тем, что кто-то способен лгать по такому поводу. — Но ни в моем отряде, ни у Пембрука не было ни одного уроженца Северной Каролины! Ты уверена?
 — Да. Уж очень характерный оттенок! А цвет и покрой его мундира?! Он кавалерист, Гай. Спорол желтый галун и знаки различия, но остались темные следы. И я нашла это, — добавила Ли, вручив брату коробочку.
 Гай поднес ее к носу и понюхал.
 — Спички?
 — Спички от «Л. Олдема и К О ».
 — Ричмонд? Значит, он бывал там, — пробормотал Гай, нахмурившись и снова нюхая спички. — И курит хорошую табачную смесь, как все виргинцы. Бумага сладко пахнет. Что-то мне напоминает, только не могу вспомнить, что именно.
 — Он курит… — начала Ли, нагибаясь за коробком, который уронил Гай.
 — Ли! — взволнованно воскликнул тот. — Разве это не самые чудесные новости за последнее время?
 — Новости?
 — Насчет Треверс-Хилла, — пояснил Гай, сбитый с толку ее равнодушием. — Разве Нейл не сказал тебе? Дом по-прежнему цел. Стоит как ни в чем не бывало.
 Забыв про спички, Ли схватила его за руку.
 — Откуда ты знаешь?
 — Говорю же, Нейл сказал. По пути домой он проезжал через Виргинию и навестил Ройял-Бей и Треверс-Хилл. Говорит, что здание нуждается в покраске, но в основном все в порядке. Когда-нибудь мы, возможно, сумеем отстроить сгоревшее крыло, хотя не думаю, что отныне многие из гостей Треверс-Хилла будут оставаться на ночь, как когда-то. Скорее там можно устроить прекрасные помещения для слуг. Никаких хижин для рабов. И вряд ли я смогу нанять кого-то, кроме себя самого, чтобы чистить стойла, — пошутил Гай, но в голосе все же прорывалось неуемное возбуждение при мысли о возможности вновь обрести зрение и вернуться домой. — Придется много трудиться. И сначала у нас вряд ли будут деньги. Но земля и дом остались за нами, и если раздобыть несколько кобыл и пару чистокровных жеребцов, можно снова завести племенную ферму.
 Расслышав в его голосе нотки решимости и надежды, Ли неловко поежилась. Ей вдруг стало не по себе. До этого она никогда не думала о том, что последует за выздоровлением брата. Гай ни за что не останется в Ройял-Риверз. Он отправится домой, в Виргинию. Ему в голову не придет покинуть Треверс-Хилл, свою родину, свое наследие. И он никогда не сдастся.
 Ли почувствовала мгновенное облегчение оттого, что Гай не видит сейчас ее лица. Ей было стыдно той вспышки страха, который она испытала, подумав, что остается совсем одна. В глубине души ей хотелось ехать с ним. Но как поступит Нейл, если она выскажет подобную идею? Попросит ее остаться? Или с радостью отпустит, тем более теперь, когда обещание, данное Адаму, выполнено, а Треверсы вполне способны возобновить прежнюю жизнь? Позволит ли он взять Люсинду и вернуться в Виргинию?
 Ли прижала тонкие пальцы к вискам, пытаясь облегчить внезапную боль.
 — Я думал, Нейл потолковал с тобой вчера вечером.
 — Он очень устал. Заснул почти сразу же, как поел.
 — А утром? — мягко осведомился он.
 — Я еще спала, когда он уехал, — пробормотала Ли, стараясь улыбнуться, и поспешно добавила: — Прогуляюсь пока к загонам. У меня есть пара яблок для Дамасены и Капитана. Хочешь пойти со мной?
 Только бы не задумываться о том, что ждет их всех в будущем!
 — Спасибо, Ли, но сегодня у Алтеи новый ученик, — объявил он, слегка поклонившись. — Я должен встретиться с ней там, хотя опасаюсь в последнюю минуту потерять храбрость. Почти чувствую, что меня поставят в угол, как живое напоминание остальным школьникам о том, что случается с теми, кто не учит таблицу умножения.
 — О, вот и вы! — приветствовала их Алтея, с энергичным видом подходя к ним и едва удерживая на весу огромную стопку книг. — Простите, что опоздала, но пришлось оставить Ноуэлл и Стьюарда с Клариссой и Симоной. И я все слышала, так что не оправдывайся.
 — Я и мой болтливый язык, — сокрушенно признался Гай смеющимся сестрам.
 — Если припомнишь, именно болтливость часто приводила тебя в угол, — сообщила Алтея. — Дурацкий колпак и все такое.
 — Да, у меня, можно сказать, просто ученая степень по глупости, — хихикнул Гай.
 — О, Ли, не правда ли, как замечательно, что Треверс-Хилл цел?! Нейл сказал тебе? — спросила Алтея, выжидающе глядя на сестру.
 — Да, знаю. Прекрасные новости, — вяло откликнулась Ли. Гай слегка склонил голову набок, словно прислушиваясь.
 — Кажется, это голос Лис Хелен?
 — Да, она в саду со Стивеном.
 — Я хочу потолковать с ней, так что подожду тебя во дворе, Алтея.
 — Давай провожу, — предложила Ли, протягивая руку.
 — Нет, спасибо, я сам, — отказался он.
 Ли долго смотрела вслед брату, осторожно пробиравшемуся по коридору. Гай заслонил глаза, словно яркий свет раздражал его, споткнулся на неровных кирпичах, ударился коленом о край каменной скамьи, тихо выругался, но тут же прикусил язык при звуке приближавшихся шагов. На этот раз Лис Хелен пришла ему на помощь и, взяв под руку, повела в сад. Ли успела увидеть огонь неприкрытого желания в глазах девушки при взгляде на Гая и нежную улыбку, почти мгновенно исчезнувшую, едва она отпустила Гая и, повернувшись к нему спиной, вновь занялась черенками.
 — Я так счастлива, что Гай наконец встретил такую девушку, как Лис Хелен. Она идеально ему подходит. Он никогда не был бы счастлив с Саретт Кэнби. Я давно уже наблюдаю, как любовь расцветает между ними подобно цветам Лис Хелен. Мама полюбила бы ее и была бы рада принять в семью, — заметила Алтея, с почти материнским выражением лица разглядывая Гая, нетерпеливо маячившего рядом с Хелен. — Наш брат так изменился за последнее время. Думаю, что прежний Гай заслуживал кого-то вроде Саретт. А этот… никогда раньше не видела его таким вдумчивым и мягким, особенно с Лис Хелен. Сначала я не верила, что он способен оценить ее по достоинству, тем более что волосы у нее совершенно необычного цвета, да и мама замучилась бы выводить все эти веснушки. Но по-моему, они ей даже идут. И эти двое будут так счастливы вместе.
 Но Ли не была столь оптимистична. Гордость и упрямство Гая были общеизвестны, а если она права и Лис Хелен действительно подслушала их беседу накануне днем, может и не простить Гая за уничтожающие слова, поскольку попросту не понимает, что эти гневные тирады рождены отчаянием.
 — Я всегда надеялась, что Треверс-Хилл останется невредим, хотя после того, что случилось с Ройял-Бей…
 Алтея на мгновение прикрыла глаза и как-то нерешительно проговорила:
 — Мы с Гаем толковали о Треверс-Хилле и возможности снова жить там. Это наш дом, Ли, и мы имеем право мечтать. — Вопреки тону ее глаза вызывающе блеснули. Она словно предвидела возражения Ли и поэтому поспешила договорить: — Конечно, для Гая это только мечта. Но для меня нечто большее. У меня на руках семья, о которой нужно позаботиться. Теперь, когда я выздоровела, знаю, что вполне способна ее обеспечить. Кроме того, я умею вести дом: уж этому мама нас научила. Я еще ничего не решила, но если вернусь в Виргинию, могла бы либо жить в Треверс-Хилле, либо в Шарлоттсвилле и преподавать в школе… А если не найдется подходящей должности, стану портнихой. Я очень хорошо шью, — без всякого бахвальства сообщила она. — О, Ли, только не смотри так! Ты никогда не могла скрыть свои чувства! И сейчас ужасно испугана, я вижу по твоим глазам. Что подумала бы мама? Но положение давно изменилось, дорогая.
 — Это мне известно. Прежнего не вернуть, но к чему меняться тебе, Алтея? Это совершенно не обязательно, — хрипло выдавила Ли, уставясь на свернутый рисунок, который по-прежнему держала в руках. — Твой дом здесь. Мы с Люсиндой здесь. Ты не можешь нас оставить.
 — О, дорогая, я люблю тебя, но мой дом в Виргинии, и иного не будет, — твердо заявила Алтея не допускавшим возражений тоном. Ли с отчаянием подняла глаза на сестру. Вот и Алтея ускользает от нее… — Ты столько сделала для нас. Для меня и детей. Без тебя, без твоей самоотверженности я не дожила бы до конца войны. Но теперь у меня появились силы, и я хочу растить детей в Виргинии. Пусть мы больше не богаты и я не смогу дать им такую жизнь, как до войны, но внушу им чувство чести и достоинства, и все, чего они достигнут, будет благодаря упорному труду. И такое же наследство они когда-нибудь оставят своим детям. Натан хотел бы, чтобы они жили в Виргинии. И мама с папой желали бы того же. Я буду чувствовать себя ближе к ним, если вернусь туда. Конечно, к нам здесь приветливы и неизменно добры, так что мы не чувствуем себя чужими. Здесь я сумела вернуть здоровье и мужество и теперь способна продолжать жизнь без Натана. Смирилась с потерей, как Гай — со своей слепотой, и если собираюсь начать все заново, должна иметь дом, где буду хозяйкой. Неужели не понимаешь, Ли? У тебя здесь дом и муж. И ты должна сделать все, чтобы сохранить этот брак. У тебя обязанности перед Люсиндой, перед памятью Адама и Блайт. Они оба верили тебе, а Блайт любила так сильно, что наверняка одобрила бы поступок Адама. Но мое сердце — в Виргинии, Ли. А наши вещи и обстановка из Ройял-Бей? Нельзя же так и бросить их в пещере! Адам рассказал, где они спрятаны. Гай хочет вернуться в Виргинию, но мы знаем, что пока это невозможно. А как только я устроюсь в Шарлоттсвилле и смогу облегчить его существование, он будет жить со мной и детьми. Конечно, нам придется нелегко, поскольку мы потеряли почти все, зато будем вместе и в собственном доме. Но возможно, Гай и Лис Хелен поженятся и захотят остаться здесь, с ее родными. Не знаю, скорее всего это для него наилучший выход. У него нет средств содержать семью.
 Ли кивнула, не в силах произнести ни слова, ибо в отличие от Алтеи знала, как близок Гай к выздоровлению. А затем он отправится в Виргинию, все равно — с Лис Хелен или без нее. Вместе с Алтеей они действительно смогут начать жизнь заново и даже преуспеть.
 — Мы еще поговорим об этом, Ли. Обязательно. Я хочу посоветоваться с Нейлом насчет того, что меня ждет в Виргинии.
 Алтея встревоженно нахмурилась, но Ли знала, что сестра приняла решение и не сойдет с выбранного пути.
 — Кроме того, мне нужно потолковать с Натаниелом. Хотя Стьюард и наследник Ройял-Бей, Натаниел родился там и, если захочет, пусть выберет те памятные вещицы, которые хотел бы иметь у себя.
 — А Джулия? — спросила Ли, впервые за полтора года произнося имя школьной подруги. Лицо Алтеи застыло.
 — Она лишилась этого права. Я не признавалась тебе прежде, потому что считала слишком унизительным, но пришлось написать Джулии. Я знала ее адрес. Тетя Мэрибел Лу и дядя Джей встретили ее в Париже, хотя тетя не сочла приличным даже с ней поздороваться. Еще в Ричмонде, оказавшись в безвыходном положении, я написала ей и попросила о помощи. Тетя сообщила, что Джулия была одета по последней моде, в меха и драгоценностях, имеет дом и экипаж и обедает в самых элегантных и дорогих ресторанах. Я думала, что она согласится послать нам денег или посылку с самыми необходимыми вещами, которые так легко купить во Франции. Она ответила, что собирается в Венецию и не имеет ни времени, ни средств, поскольку истратила все свое содержание на одежду. Но все же послала нам коробку своих любимых конфет. Такое великодушие!
 Голос Алтеи дрогнул от едва сдерживаемого гнева.
 — Но я ничего не знала, — растерянно выдохнула Ли, все еще не в состоянии поверить, что Джулия так эгоистична и равнодушна. Впрочем, если хорошенько подумать… она всегда старалась найти оправдание поступкам подруги, уверить себя в ее несуществующем благородстве.
 — Что же, мне пора, — объявила Алтея и уже направилась было по коридору, но остановилась. — Кстати, Ли, мы с Гаем считаем, что ты должна взять из Треверс-Хилла все, что сочтешь нужным.
 Она ушла, оставив за собой аромат фиалок. А Ли грустно покачала головой, видя, как сестра взяла Гая за руку и повела к маленькому домику. Постояв немного, она побрела к кабинету, вошла в безлюдную комнату и прежде всего положила спички на пресс-папье. И только потом взяла бумагу и ручку и написала записку с просьбой передать коробочку Майклу. Шагнула к двери, но случайно оглянулась и, вновь увидев портрет жены и дочери Натаниела, застыла. И снова развернула рисунок Соланж и встретилась с холодным взглядом голубых глаз. Недавно пережитый ужас вернулся с прежней силой, и все же…
 — Так прекрасны… — пробормотала Ли, в который раз рассматривая три почти одинаковых лица.
 — Прекрасны, — эхом откликнулся чей-то голос, и Ли, задохнувшись от неожиданности и стыда, повернулась. В дверях стоял Натаниел.
 — Прости, если испугал тебя, — сказал он, пристально наблюдая за ней.
 — Это вы простите меня за вторжение, но я оставила на вашем столе спички. Тот бродяга, Майкл Себастьян, обронил их, когда я показывала ему дорогу к северному пастбищу, — оправдывалась Ли, пытаясь дрожащими руками свернуть рисунок. — Надеюсь, он вас нашел?
 — Да, я нанял его, так что еще будет время передать спички, — кивнул Натаниел, подходя к портрету.
 — Я в очередной раз восхищалась картиной, — неловко пробормотала Ли. — Она была настоящей красавицей. Ее ведь звали Фионнуалой, верно? Редко приходится встречать такие ярко-голубые глаза!
 — Совершенно необыкновенные, — согласился он. — Стоит увидеть хотя бы раз, и в жизни не забудешь. Фионнуала Элисса Дарси… Таково было ее имя, когда мы встретились… целую вечность назад.
 — Изумительное имя. А дочь? Шеннон?
 — Шеннон Малвин. Истинное дитя своей матери. Даже на картине, где ей всего четыре, она ослепительна.
 — Фионнуала умерла родами? — неожиданно для себя выпалила Ли и тут же осеклась, увидев страдальческие глаза Натаниела. — Простите, мне не нужно было спрашивать, — поспешно извинилась она. Но Натаниел продолжал смотреть на портрет, будто не слыша ее.
 — Умерла? — бросил он с удивительной резкостью. — Она не должна была умереть. И жила бы по сей день, если бы не… — Он прикусил губу. Но тут же холодно добавил: — Я проклинаю ту минуту, когда она сообщила, что носит моего сына.
 Ли в потрясенном молчании воззрилась на него. Рисунок покатился по полу.
 — Всякий раз, когда женщина умирает родами, это трагедия, особенно если дитя тоже рождается мертвым. Но у вас осталась живая часть Фионнуалы, — возразила она, думая в этот момент скорее о Люсинде, чем о Нейле. — И теперь он благополучно вернулся домой. Вам следовало бы благодарить Бога! Ваша жена живет в вашем сыне, неужели не понятно?
 — Нейл? — выдавил он с таким видом, словно произнес проклятие. — Нейл всегда возвращается. Ему неизменно удается выжить. Я знал, что вернется он, а не Джастин. Мне не за что благодарить Бога. Нейлу самой судьбой предназначено пройти через все невредимым.
 Ли отшатнулась, как от пощечины, и набрала в грудь воздуха, чувствуя в этот момент свирепую, почти неукротимую преданность Нейлу.
 — Я никогда не понимала… вернее, отказывалась верить, что вы так страстно его ненавидите. Только самое омерзительное на свете создание не способно возрадоваться, когда его дитя возвращается живым и здоровым, особенно после гибели Джастина, — начала она, ощущая, как горят щеки. — Когда я думаю о родных мне людях, которых больше не увижу… а вы стоите тут и жалеете, что ваш сын не лежит в могиле… мне хочется…
 Она так и не смогла найти достаточно сильных слов, чтобы выразить свои чувства, и вместо этого просто отвернулась. Но Натаниел успел выбросить руку, вцепиться в ее запястье и удержать на месте.
 Он смотрел в юное прекрасное, осуждающее лицо, и, хотя глаза Ли были темно-синими, он неожиданно вспомнил о других глазах, тех, чьего презрения он не смог бы вынести. И поэтому сказал Ли то, чего не говорил ни одной живой душе.
 — Ненавижу Нейла? — протянул он, словно с трудом осознавая, что говорит. — Нет, это не так! Увидев его впервые, я был горд и счастлив! И испытал такую безумную любовь к единственному сыну! Это себя я ненавижу. Потому что на мне проклятие, с которым я вынужден жить до конца дней своих. Каждый раз при взгляде на Нейла я вижу собственное лицо. Нейл был создан не по Божьему, а по моему подобию, как постоянное напоминание о моей гордыне. Я был молод, бросал вызов всему миру и презирал все, кроме собственной силы и способности удержать и сохранить то, что принадлежало мне.
 Даже сейчас его голос звенел неискоренимой самоуверенностью.
 — Я получил Риовадо и сумел защитить его от всех, кто пытался отнять его у меня. Покоренная мной земля стала моим королевством. И Фионнуала была моей! Я любил ее, как ни одну женщину в мире, и Фионнуала любила меня. Любой мужчина мечтает и грезит о такой любви! И Господь благословил нас. Шеннон стала символом нашей любви, нашего божественного существования. Но в Риовадо мы слишком дерзко приблизились к раю.
 Я едва не потерял Фионнуалу, когда появилась Шеннон. Сначала мы думали, что все дело в первых родах, но позже узнали, что ей нельзя больше рожать. Она так до конца и не оправилась после этого. Но наша любовь не знала преград, и я поклонялся Фионнуале своим сердцем и своим телом. И очень хотел сына. Живое мое изображение. Я был силен и могуч и бросил вызов Богу, не боясь, что он отнимет у меня Фионнуалу, особенно после того, как она призналась, что беременна. Я никогда не видел ее столь ослепительно прекрасной. Она смеялась, пела и шила распашонки для сына, ибо всегда давала мне то, что я хотел. Нельзя основать династию без сына, которому предстоит унаследовать состояние и благородное имя семьи, — продолжал он, горько кривя губы. — Она умерла в моих объятиях, истекла кровью. Но мой сын остался жить и с каждым днем становился сильнее и здоровее. Такие же, как у меня, золотистые волосы и серовато-зеленые глаза, и, как его отец, он вздымал маленький кулачок к небу, бросая вызов богам на небесах. И тогда я понял, что эти самые боги издеваются надо мной. Они исполнили мое желание, дали сына, но какой ценой? Ты знакома с мифологией?
 Ли молча кивнула.
 — С самого детства меня увлекали истории о богах. На этой земле, несмотря на христианскую веру, легко погрузиться в древние мифы. Индейцы чуют присутствие высших сил и сознают, что они влияют на их существование. То, чего они не в силах понять, не дано изменить. Остается только смириться перед такими катаклизмами, как засуха, голод, наводнение, смерть и тому подобное. И недаром люди считают, что боги восседают на вершинах гор и с бесконечным терпением ждут, пока какой-нибудь глупый смертный бросит им вызов, попытается изменить то, что они в своей бесконечной мудрости установили. Мифы полны подобных историй о гневе и зависти богов, о возмездии тому смертному, кто захочет дотянуться до олимпийских высот и попытается похитить у них силу. Так вот, такой человек нашелся. И почему бы нет? Он и сам был почти богом. Все было в его возможностях… кроме сына. И боги улыбались, прикрывшись ладонями, кивали друг другу, а потом приветливо протянули руки, словно сдаваясь.
 Но в этой жизни ничто не дается даром, и ты, к собственной печали, когда-нибудь это поймешь. Боги дали человеку сына. Золотистого мальчика — дар небес. И пообещали, что будут оберегать его всю жизнь. Но они обманули человека. Каждый раз, вмешиваясь и спасая жизнь сына, они приносили в жертву кого-то другого.
 И отец, и сын были прокляты. Ибо те, кто умер, были женой и матерью, дочерью и сестрой, сыном и братом, — докончил Натаниел. Глаза глубоко запали, рот превратился в тонкую линию, боль и сознание собственной вины иссушили лицо.
 Но Ли не испытывала жалости к нему и поэтому резко выдернула руку и ответила рассерженным взглядом.
 — Вы не изменились, Натаниел Брейдон, — тихо сказала она. — По-прежнему надменны и горды. И настолько полны горечи и жалости к себе, что отказываетесь разделить любовь с сыном и окружающими. Копите свои чувства, как скупец! Вы не могли любить Фионнуалу по-настоящему, если отвернулись от ее сына! Он ее плоть и кровь. Она умерла во имя того, чтобы он мог жить. Что, по-вашему, она почувствовала бы, узнай, как вы обращаетесь с ее сыном?
 Ей становилось еще обиднее при мысли о том, что пришлось выстрадать Нейлу за все эти годы и как другой мужчина, куда добрее и лучше, чем Натаниел, любил дитя, чье рождение вполне могло стоить жизни его любимой Блайт.
 — Моя сестра умерла вскоре после того, как произвела на свет своего единственного ребенка, но разве Адам бросил дочь? Нет, он любил ее больше собственной жизни. Обратиться против Люсинды означало предать любовь к жене. Можете ненавидеть себя за то, что хотели сына, но Фионнуала захотела, чтобы он жил! Если вы не видите этого, значит, она умерла зря.
 Ли почти добралась до двери, когда хриплый голос остановил ее:
 — Ты забыла это.
 Ли обернулась. Натаниел протягивал ей свернутый рисунок. Вынудив себя подойти ближе, она взяла рисунок и на дрожащих ногах снова пошла к выходу. Натаниел остался в кабинете — одинокий человек, взирающий из окна на свое королевство.
 Ли почти побежала по коридору к своей комнате, захлопнула дверь и, открыв маленький ящик стола, отыскала ключ. Постояв немного в нерешительности, она открыла еще один ящик, нижний, аккуратно уложила сверток на муслиновую шаль Блайт, рядом с веером и связкой писем, вещами, бережно хранимыми для Люсинды, когда та вырастет, и решительно повернула ключ в замке. Она уже спрятала его обратно, но тут ее внимание привлек блеск серебряной рамки. Свадебный дагерротип Блайт и Адама.
 Ли осторожно провела пальцем по затейливым изгибам рамки. На нее смотрело улыбающееся лицо Блайт, прелестной невесты в белом атласе и кружевах, с веночком флердоранжа и букетом цветов с клумб Треверс-Хилла, нежных роз с каплями росы на лепестках, любовно выбранных матерью. И Адам, идеальный жених в черном фраке и элегантном серебристом жилете. И хотя джентльменам было не принято держать в руке дамские ридикюли, поскольку в маленькой ручке Блайт покоился цилиндр, Ли предположила, что они с какой-то целью поменялись. Но зачем? Этого уже никто никогда не узнает… За спиной раздалось воркование, и Ли поспешно подошла к колыбели.
 — Здравствуй, душечка, — пробормотала она, беря малышку на руки. — Ах, какая же ты стала большая! Да не дергай же маму за сережку!
 Слово «мама» прозвучало в ее устах так естественно!
 Оторвав цепкие пальчики от нефритовой сережки, она поцеловала маленькую розовую ручонку. Большие серые глаза, чуть темнее, чем у Адама, доверчиво уставились на нее, и Ли прижала девочку к груди, в который раз клянясь, что это дитя будет знать только любовь.
 — Твой отец так любил тебя, — хрипло выговорила она, думая о Нейле и любви, которой тот был лишен.
 Но что насчет Шеннон?
 Какова истинная судьба сестры Нейла?
 Что случилось на самом деле с Шеннон Малвин?!
 Одинокий всадник приблизился к хижине, стоявшей на поляне под высокими соснами. Из каменной трубы не поднимался гостеприимный дымок, и невысокие оконца были закрыты ставнями. В загоне не паслись лошади. Сорняки затянули большие двойные двери сарая, а отломанная ветром ветка проломила крышу одной из хозяйственных построек. Густой лес подходил к самой долине, а маленькая горная речка с прохладной прозрачной водой вилась по лугу, прежде чем упасть в глубокое ущелье, постепенно переходившее в узкий каньон.
 Риовадо. Речной брод.
 Нейл Брейдон вернулся домой.
 Он спешился, постоял немного, глядя на дом, где родился, и направился к хижине. Гнедой послушно шел следом.
 Нейл потянул за веревочку, и задвижка поднялась. Дверь открылась легче, чем он думал, хотя заржавленные петли надсадно скрипели, и Нейл, положив руку на кобуру, переступил порог и с любопытством огляделся.
 Над дверью были прибиты оленьи рога, на которых висели старое кремневое ружье и пороховница, привезенные его отцом из Виргинии. Почти всю стену занимал каменный очаг, перед которым лежала медвежья шкура. С длинного железного стержня свисали черный котелок и чайник. На холодных камнях стоял пустой оловянный кофейник. Рядом на крючках красовались сковороды с длинными ручками и другие кухонные приспособления. На бревнах, вколоченных в стену и опиравшихся на толстые поленья, лежал тюфяк, набитый листьями, мхом и ароматными травами. В изножье были сложены одеяло и покрывало, в изголовье — пуховые подушки. Рядом с импровизированной кроватью стояла колыбель. Узкая лестница напротив вела на чердак. Словом, ничто не изменилось за последние четыре года.
 В Риовадо никогда ничто не меняется…
 Нейл подошел к очагу и стал рассматривать висевший над камином портрет матери, нарисованный в год ее свадьбы. В то время ей не могло быть больше семнадцати-восемнадцати лет. На портрете она была изображена в темно-синей амазонке с кружевной оборкой у горла, украшенной камеей. Черная шляпка со страусовым пером и синей вуалью подчеркивала изящную линию шеи. Роскошные черные волосы ниспадали на плечи. Художник сумел передать тепло и незлобивый юмор, светившиеся в глазах женщины с лукавыми искорками.
 — Мама, — тихо выговорил Нейл, прежде чем отвернуться. Потом снова закрыл ставни, не желая, чтобы незваные гости устроили погром в доме, в последний раз оглядел пустую комнату, притворил за собой дверь и услышал, как падает тяжелый засов.
 Несколько минут он наблюдал, как колышется под ветром высокая трава, прежде чем направиться к небольшой рощице из сосен и елей. Была весна, и в воздухе разливался пьянящий запах хвои и луговых цветов. Нейл наклонился и поднял сосновую ветку, усаженную маленькими шишечками. Прозрачная смола мигом склеила пальцы. Он уже собирался встать, когда вдруг заметил следы: отпечатки неподкованных копыт, слишком глубокие для коней без всадников, да и вытянулись они в почти ровную линию.
 Нейл встал и неспешно оглядел горизонт.
 На неподкованных конях ездят команчи. И апачи тоже.
 Нейл оглянулся на дверь, вспоминая, как легко она открылась, и машинально потянулся к шее, пытаясь коснуться кисета. Но тут же вспомнил, что кисет остался у Ли. Рука его немедленно скользнула к кобуре. Танцующий Гром стоял рядом, значит, до винтовки тоже можно дотянуться.
 Добравшись до рощи, Нейл наскоро осмотрел каждый уголок, прислушиваясь к звукам.
 Но вокруг не было ни души, и только ветер пел в деревьях.
 Бесшумно шагая, Нейл остановился у могилы матери.
 Фионнуала Элисса Брейдон
 Возлюбленная Натаниела
 1805-1829
 Именно к ней так стремился Нейл. Вот уже четыре года он не был в Риовадо. Должен же кто-то посетить могилу матери, потому что Натаниел, похоронив любимую, поклялся больше никогда не приезжать сюда. И сдержал слово.
 Постепенно Нейл стал и здесь замечать странные следы. Словно кто-то чужой посетил дорогую ему могилу. Отчасти из гнева, отчасти из любопытства Нейл решил проследить, куда они ведут. И оказался в тени величественной сосны, простиравшей ветви к небу.
 И оцепенел.
 У подножия дерева, выходившего на мирный луг и серебряную ленточку реки, стоял крест. Нейлу не нужно было подходить ближе, чтобы понять, кто похоронен здесь, ибо ветер донес до него голос сестры:
 «Жила-была прекрасная белая голубка, которая летала в бесконечном синем небе, и солнце отражалось от ее распростертых крыльев. Она летала над зеленым лугом, пестревшим полевыми цветами, но поднималась все выше и выше и как-то забралась слишком далеко. Пролетела сквозь солнце и попала в плен к небу. Гром окружил ее, и белая небесная голубка испугалась. Подул ветер, мир потемнел, и голубка упала на землю. Ее белые гордые крылья сломались. Именно тогда она и встретила волка, крадущегося сквозь ночь. Он защитил голубку и исцелил ее поломанные крылья. Но когда вновь стало светло и голубка улетела на зеленые луга, оказалось, что волка ослепил дневной свет, и она не смогла оставить его, потому что он спас ее, когда грозила беда. С тех пор они были неразлучны. Днем она высоко летала и была его поводырем, а он охранял ее по ночам. И оба они искали землю, где смогут жить вместе, где нет света и тьмы. Но так и не смогли найти, и их дети летали в небе днем и охотились по ночам, и, не зная другой жизни, эти отпрыски голубки и волка наслаждались свободой.
 Однажды голубка, зная, что умирает, вновь нашла проход сквозь солнце и полетела домой, к танцующим травам и поющим серебряным водам, где стоят высокие стражи-деревья».
 Нейл опустился на колени возле тонкого креста.
 Шеннон Малвин.
 Девушка с Небесно-голубыми Глазами вернулась домой.

 Глава 24


  В стране песка, руин и злата 
  Она сияла красотой. 
  Одна. 
  И не было иной. 

    Алджернон Чарлз Суинберн

 Стоя в чулках, сорочке и кружевных панталонах, Ли выдохнула и что было сил втянула живот.
 — Скорее, Джоли, мне долго не продержаться, — пробормотала она, готовая вот-вот упасть в обморок, по мере того как Джоли все туже натягивала шнуровку, так что розовые вершинки грудей поднимались все выше к кружевной отделке сорочки.
 — С чего это вдруг вам понадобилось так туго затягиваться? А я-то думала, вы вообще забросили корсеты вместе с панталонами! Совсем забыли, как подобает вести себя леди! Впрочем, вы такая тощая, что и корсеты не нужны. Но в прошлом месяце я затянула его на двадцать дюймов, и вы не жаловались, так зачем вам понадобилось восемнадцать? — возмущалась Джоли. — Того и гляди переломаю свои бедные пальцы.
 Она покачала головой. Но тут же, вспомнив, что и мисс Беатрис Амелия немилосердно затягивалась после тридцати лет супружеской жизни да и мисс Алтея от нее не отставала, понимающе ухмыльнулась.
 — Чему это ты улыбаешься? — с подозрением осведомилась Ли при виде самодовольной физиономии Джоли.
 — Да так, сердечко мое, вспоминаю, просто вспоминаю. Джоли никогда ничего не забывает!
 Недаром женщины рода Треверсов так горды, особенно когда речь идет об их мужчинах!
 — Вот только в толк не возьму, куда это мистер Нейл подевался! Уехал вчера утром и до сих пор не вернулся, — продолжала Джоли, недоумевающе покачивая головой. — Вы не знаете, где он, сердечко мое?
 — Нет, — буркнула Ли сквозь зубы.
 Джоли громко шмыгнула носом.
 — Вы ничем его не обидели?
 — Нет.
 — Знаю я вас, мисси. На маму-то вы похожи, но вот когда речь идет о здравом смысле, тут-то в вас и просыпается покойный папа, царствие ему небесное!
 Если бы Ли могла с негодованием втянуть в себя еще хоть немного воздуха, так и поступила бы. Увы, даже этого ей не позволено!
 — Я ничего ему не говорила, — процедила она.
 — Хм-м… в этом-то вся и беда. Вам следует его улестить.
 — У меня вообще не было времени слова сказать: он сразу же уехал. И я не собираюсь улещать Нейла Брейдона, — сообщила Ли расстроенной мулатке. — Потому что он скорее всего рассмеется мне в лицо!
 — Придержите-ка язык, душечка, потому что мужчины терпеть не могут угрюмых, сварливых, язвительных особ. И я никогда еще не видела такого безумия, как в этом доме. По-моему, здесь все рехнулись. Маленькая миз Камилла не выходит из комнаты со вчерашнего утра. У мастера Гила губа распухла и нос стал вдвое больше прежнего, а уж рука! Это вам не какая-нибудь царапинка, а настоящая рана! Я думала, что сестры Сент-Арман в обморок грохнутся, увидев племянничка! Снова стали нести всякий бред насчет того, что какого-то дядюшку Жильбера изрубили в котлету. Клянусь, мастер Гил позеленел, как молодой горошек! А мисс Лис Хелен двух слов не сказала с мистером Гаем. Мистер Гай вообще от меня прячется, совсем как в детстве, когда натворит что-то, да и мисс Алтея знай снует из дома в сарай и обратно! Разве пристало леди учить грязных мексикашек читать и писать! И маленькому мастеру Стьюарду давно пора надавать палкой по толстой заднюшке! Ни в чем не хочет знать отказа! Тут же закатывает истерику! Мисс Ноуэлл больше не улыбается, а ведь она была такой милой малышкой. И взгляните на Стивена! Роется в земле, точно грязный негр с плантаций! И что это только творится!
 — Туже, Джоли, пожалуйста! Я еще могу дышать, и довольно легко, — резко бросила Ли, не желая думать о происходящем в доме, особенно еще и потому, что сама была частично за это ответственна.
 Поэтому она принялась поскорее расчесывать бронзовый шелк волос, доходивших до самых бедер.
 — Стойте смирно, мисси! Не хотите же, чтобы ваши чудесные волосы запутались в шнуровке! — проворчала Джоли, нахмурившись, когда Ли слегка изогнулась, чтобы дотянуться до сапфирово-синего флакончика, стоявшего на туалетном столике. Вынув золоченую пробку, она подушила за ушами, капнула на запястья и заодно мазнула влажным пальцем по волосам Джоли, к притворному недовольству последней.
 — Шелковистые волосы, душистая кожа, атлас, кружева и лаванда, — заметил веселый голос с порога.
 Ли удивленно обернулась, выдернув шнуровку из рук Джоли. Нейл, прислонившись к косяку, восхищенным взглядом пожирал полуодетую жену.
 — Ну вот, сердечко мое, взгляните, что вы наделали! Мне больше их не затянуть!
 — Позвольте мне, — лениво предложил Нейл, выпрямившись и бесшумной кошачьей походкой приближаясь к женщинам.
 — Не думаю, что… — начала Ли.
 — Только потуже, мистер Нейл, — наставляла предательница Джоли, вручая ему шнурки.
 Ли слегка вздрогнула, но сильная рука обвила ее талию железной хваткой.
 — По-моему, Джоли велела тебе стоять смирно, — напомнил он, обдавая ее затылок горячим дыханием, и она могла бы поклясться, что почувствовала нежнейшее прикосновение его губ к еще не зажившему розовому рубцу на шее.
 — Тебя когда-нибудь учили стучать? — фыркнула она, но тут же осеклась, когда Нейл без особых усилий затянул шнуровку.
 — Только не в дверь своей спальни, да еще когда там жена, — язвительно усмехнулся он.
 — Вы только что вернулись, мистер Нейл? — осведомилась Джоли, критически оглядывая его с головы до ног. Неплохо бы снова добраться до насквозь пропыленных штанов из оленьей шкуры да хорошенько их отстирать! — Мы все гадали, куда вы отправились в такой спешке. Я как раз спрашивала мисс Ли, но она задрала нос и сказала, что понятия ни о чем не имеет.
 — Я приехал несколько минут назад, — ответил Нейл, не объясняя, куда ездил. Ли так сильно стиснула руки, что побелели пальцы. В самом деле, неплохо бы узнать, где его носило всю ночь! Не слишком-то он торопился войти в спальню жены!
 Она вспомнила, каким бесконечным казался вчерашний день, и какой долгой была ночь, и как она не спала, прислушиваясь к малейшему шуму за дверью, и наконец, так и не дождавшись, забылась тяжелым сном.
 — Хотите есть? — спросила Джоли, уже подбежав к двери.
 — Спасибо, не очень, — покачал головой Нейл, улыбнувшись мулатке и заслужив этим самым ее вечную преданность, ибо Джоли всегда питала слабость к красивым, ослепительно улыбавшимся джентльменам.
 — Сейчас я быстренько спроворю что-нибудь для вас, если эта Лупе не будет вертеться под ногами. Вечно сует нос не в свои дела и до сих пор так и не научилась жарить оладьи как полагается, — пробормотала Джоли, не глядя в сторону Ли, раскрывшей от неожиданности рот.
 — Но я еще не одета, — запротестовала Ли, не в силах сдвинуться с места, поскольку Нейл по-прежнему держал шнурки корсета.
 — Мистер Нейл вам поможет, сердечко мое. Ваш папа всегда говаривал, что с вами надо потуже натягивать поводья, и думаю, лучше, чем мистер Нейл, этого никто не сумеет сделать.
 Джоли залилась свистящим смехом и плотно прикрыла за собой дверь.
 — Ну, раз так… — протянула Ли, безуспешно стараясь освободиться.
 — Я не хочу, чтобы ты покидала Ройял-Риверз, — резко объявил он, завязывая шнурки и отпуская жену. Но тут же сел на край кровати и придавил бедром ее нижние юбки.
 — Не понимаю. Почему? Что… что ты имеешь в виду? — выдавила Ли, слегка заикаясь и виновато глядя в сторону, ибо ни о чем другом не думала с той минуты, как поговорила с Гаем и Алтеей. А после ее пылкой отповеди Натаниелу, пожалуй, будет лучше, если она как можно скорее уберется отсюда, пока тот ее не попросил. Она и сама не верила тому, что способна говорить в таком тоне с мужчиной! Конечно, он ее спровоцировал, но такое поведение было непростительным. Она гостья в его доме, и ее мать пришла бы в ужас и стыдилась бы дочери. И теперь, встревоженно поглядывая на нижний ящик стола, где спрятала рисунок, мечтала лишь об одном: оказаться как можно дальше от Ройял-Риверз.
 — Я требую, чтобы ты покидала долину лишь в моем обществе. Кататься по горам в одиночку опасно. К счастью, вам с Гилом попался только заблудившийся ягненок. На его месте мог оказаться отряд команчи. Гил слишком дорожит жизнью, чтобы чересчур отдаляться от Ройял-Риверз, а особенно если с ним женщина. Окажись он так глуп, чтобы забыть о важнейших правилах и наткнуться на индейцев, если бы и дожил до того, чтобы вернуться домой, ему пришлось бы иметь дело с отцом и со мной. Ему с детства объясняли, что бывает с теми, кто совершает ошибку, — сухо ответил Нейл, задумчиво разглядывая жену. Почему она так покраснела?
 — Понятно. Я думала, ты имеешь в виду… то есть я считала, что команчи тебя не волнуют. Ведь вы с сестрой жили с ними много лет.
 Нейл мрачно улыбнулся.
 — Именно поэтому я и обеспокоен. Нам с сестрой повезло попасть в уважаемую семью, которая обращалась с нами как с равными. Другим пришлось куда хуже. Поверь, уж лучше быть убитой во время нападения, чем попасть в плен. Всегда помни это, Ли, — остерег он.
 И в самом деле, что произошло бы, если бы дороги Гила и команчи, навещавших Риовадо, скрестились? Он потерял бы Ли… хотя не навеки. Перевернул бы небо и землю, но нашел бы ее.
 И в это мгновение Нейл Брейдон, любивший эту женщину, всем сердцем, впервые ощутил то отчаяние, которое пришлось пережить отцу, когда его дети были похищены. Отчаяние и такую же убийственную решимость вновь завладеть тем, что принадлежит ему.
 — Н-но ты и сестра вели не слишком плохое существование у команчи? — спросила ли.
 — Да, та жизнь оказалась хоть и нелегкой, но хорошей… потому что они стали для нас семьей и мы были достаточно молоды, чтобы приспособиться к их обычаям.
 — Тебя растили воином, верно? А твоя сестра Шеннон? Как жила она? Она ведь старше тебя? И очень красива. Я видела портрет твоей матери и сестры. Она ведь умерла? То есть, — поспешно смущенно продолжала Ли, — умерла задолго до того, как тебя спасли?
 — Да, Шеннон мертва, — резко ответил Нейл, разглядывая жену прищуренными глазами.
 — Вот как, — почти разочарованно выдохнула Ли. Но что еще ответить? И с чего бы это Нейлу открывать душу и рассказывать нечто отличное от того, что он когда-то поведал отцу. И потом он заявил это так уверенно! Наверное, посчитает ее безумной, а возможно, даже оскорбится, если Ли упомянет о воине-команчи, так похожем на его мать и сестру. А кроме того, Ли предаст доверие Гая, если сейчас разоткровенничается с мужем!
 — А о чем ты подумала, дорогая, когда я велел тебе не покидать Ройял-Риверз одной? — внезапно поинтересовался он, очевидно, не забыв ее удивления. — Куда собралась?
 Ли подошла к гардеробу и поискала пеньюар, стараясь выиграть время, чтобы прийти в себя. И с трудом вспомнила, что вчера Джоли унесла его в стирку. Глубоко вздохнув и тут же поморщившись от колющей боли в боку из-за чересчур туго затянутого корсета, она повернулась к мужу. Все прежние беды мгновенно забылись. Сейчас ей было куда важнее услышать те слова, которых она так отчаянно ждала: что он просит ее остаться с ним, в Ройял-Риверз.
 — В Виргинию, — объяснила Ли так спокойно, что Нейл даже растерялся. — Алтея подумывает вернуться домой. Война окончилась, и она мечтает растить детей на родине. Уверена, что сумеет содержать семью. И поскольку Треверс-Хилл цел и невредим, я… я… — Она запнулась и поспешно, чтобы не потерять мужества, продолжала: — Я решила вернуться с ней. Там мой дом, и я ей нужна, да и Гай настроен решительно.
 При мысли о том, что зрение должно вот-вот вернуться к Гаю, ее голос стал взволнованным, но Нейл посчитал, что она скорее всего просто не может дождаться отъезда.
 — И твое обещание Адаму исполнено. Ты сумел оградить нас от всех опасностей, и мы очень тебе благодарны. Но вполне сумеем продержаться, вернувшись в Треверс-Хилл, — заключила Ли, довольная тем, что сумела так гладко произнести свой монолог, и, скрестив пальцы, стала ожидать его ответа, а возможно, и пылкого объяснения в любви.
 — Дочь Адама останется со мной, — холодно объявил он, уставясь на нее немигающими глазами, словно в предвкушении следующего хода.
 Сердце Ли болезненно сжалось, ибо он ничего не сказал о своем желании видеть ее рядом. Значит, хочет оставить себе одну Люсинду? Но Ли никогда не бросит девочку… и не сможет жить в Ройял-Риверз, если узнает, что Нейл до сих пор любит Диосу!
 — Это совершенно неприемлемо. Она будет со мной. Люсинда — дочь моей сестры! — выпалила Ли, в гневе забывая о том, что все надежды только что были разрушены его равнодушным ответом.
 — Я ничего не забыл. И уж разумеется, не слово, данное Адаму, о котором ты, кажется, нисколько не скорбишь.
 — Да как ты смеешь говорить мне такое? — взвилась Ли, пронзив его негодующим взглядом и подбегая к кровати, где сидел Нейл. — Я любила Адама. И поклялась заботиться о его дочери. Блайт и мама с папой тоже хотели бы этого. Я все сделаю для Люсинды и никому ее не отдам.
 — Прекрасно, значит, останешься в Ройял-Риверз, — скучающе обронил он.
 Но в действительности Нейл смертельно устал. И только сейчас Ли ранила его в самое сердце, небрежно заявив, что возьмет Люсинду и вернется в Треверс-Хилл вместе с родными. Значит, черт возьми, она так легко выбросит его из своей жизни?!
 И тут он неожиданно почувствовал знакомое желание, будоражившее плоть и неизменно охватывавшее его в присутствии Ли. Ни одна женщина не имела на него подобного воздействия! До чего же она красива в своих белоснежных одеждах: высокие упругие груди, неправдоподобно тонкая талия, плавно переходящая в бедра, и треугольник темных волос, ясно видный за полупрозрачной тканью панталон. Он уже познал ее тепло и ласку и больше всего на свете мечтал о том, чтобы опрокинуть ее на кровать и любить снова, забыв о резких несправедливых словах, которыми они только что обменялись. Она единственная, кого он может любить безраздельно…
 — Значит, я должна остаться в Ройял-Риверз только из-за Люсинды? — спокойно переспросила Ли.
 — По какой же еще причине? — вроде бы удивился Нейл, подняв глаза.
 — И вправду, по какой? — повторила она, расправив плечи и вскинув подбородок и не замечая, как красива сейчас, когда острые соски натянули ткань сорочки, а длинные волосы рассыпались по плечам. — Впрочем, мне казалось, ты обрадуешься, избавившись от необходимости растить ребенка другого мужчины. Я более близкая родственница Люсинды, чем ты, и воспитаю племянницу в любви. Треверс-Хилл и ее наследие. Теперь, когда война кончена…
 — Война не кончена, — жестко перебил Нейл. — По крайней мере для некоторых людей. И жизнь в Виргинии будет нелегкой. Адам был дальновидным человеком и знал, что делает, когда назначил меня опекуном своей дочери. Он понимал, что в сердцах людей война будет еще долго продолжаться. Поражение и разруха напоят горечью души многих южан. Они ничего не забудут, особенно потому, что их ждут годы лишений. Но я смогу изменить будущее Люсинды. Я поклялся Адаму, что девочка ни в чем не будет нуждаться. И Алтее совершенно не обязательно возвращаться. Она и Гай всегда желанные гости в Ройял-Риверз. Но Алтея — взрослая разумная женщина и имеет право сама решать свою судьбу. Я вполне могу понять причины, по которым ей хочется уехать на Юг, и уважаю ее за это. И всегда готов помочь всем, что в моих силах.
 — Значит, ты все распланировал, верно? — неприязненно буркнула Ли.
 — Как всегда.
 — А как насчет Диосы?
 — Диосы? — нахмурился Нейл.
 — Именно. Она ведь была твоей любовницей, не так ли?
 Нейл вздохнул, только сейчас сообразив, что Ли уже успела встретиться с Диосой. А та наверняка нашла способ изводить ее, сообщив, что была его любовницей.
 — Была, — подчеркнул он, гадая, что еще успела Диоса наговорить Ли. — Но все это в прошлом и не должно нас касаться.
 — Разве? Но ведь ты тогда был женат, — напомнила Ли.
 — Какое это имеет для тебя значение? — мягко спросил он, с интересом наблюдая, как ее лицо медленно заливает румянец.
 Ли облизнула сухие губы.
 — У меня тоже есть гордость, — пробормотала она, стараясь не встречаться с ним взглядом.
 — Ах да, твоя гордость! Ну что же, ты не Серина, и наша ситуация совершенно иная.
 — А по-моему, почти такая же. Я знаю, что твой первый брак не был счастливым. И ты женился на мне только по просьбе Адама, — с трудом выговорила Ли.
 Нейл пожал плечами. Сильные пальцы играли с завязками ее нижней юбки.
 — Да, не слишком романтично. Но я намерен сделать все, чтобы наша супружеская жизнь удалась. А ты? Хотя бы ради племянницы? Потому что, предупреждаю, о разводе не может быть и речи. Мы женаты, пока смерть нас не разлучит, — сообщил он с издевательской ухмылкой, ничуть не смягчившей суровости его лица.
 И Ли вдруг снова услышала ядовитый шепот Диосы, излагавшей обстоятельства трагической гибели его жены… но может ли это быть? Диоса так уверенно намекала, что Нейл вполне мог расправиться с Сериной!
 — Адам хотел этого брака, потому что думал и о тебе, Ли. Знал, что ты любишь Люсинду, как собственную дочь, но я был единственным, кто мог ее обеспечить. Он отдал ее мне, но при этом желал, чтобы ты все время была рядом. Вероятно, это не лучший способ, но он считал его единственным и, понимая, что умирает, решил рискнуть и довериться нам обоим. Рассудил, что вместе мы сможем дать его дочери дом и семью. Как по-твоему, способны мы забыть о наших разногласиях и попытаться выполнить предсмертную волю Адама? — спросил он, не отрывая взгляда от побелевшего лица Ли.
 Та сглотнула колючий ком в горле, гадая, как это ему удалось вывернуть все наизнанку, представить свои поступки столь благородными, а ее — бессердечными. Кусая дрожащие губы, она смущенно отвернулась и постаралась незаметно смахнуть предательскую слезу.
 — Ли? — внезапно переспросил он, вспугнув ее мысли и, как всегда бесшумно, оказавшись совсем рядом.
 Ли молча кивнула.
 — Прекрасно. В таком случае сделаем как полагается, — объявил Нейл.
 Ли нервно подскочила, когда его пальцы сомкнулись на ее руке. Оглянувшись, она встретилась со взглядом его светлых глаз.
 — Ты моя жена, поэтому будешь носить мое кольцо а не эту пародию, — бросил он, поглаживая вырезанную на коралле и оправленную в золото камею, которую носила Ли, вернув Алтее ее кольцо сразу же после поспешной церемонии венчания.
 Ли пронзил глубокий инстинктивный страх, словно тот символ их соединения лишил ее чего-то драгоценного, заклеймив как принадлежавшую другому. Она и без того потеряла гордое имя Треверсов и дом, в котором родилась, и не хотела остаться без всего! Ли был знаком этот страх, уже посещавший ее во время помолвки с Мэтью Уиклиффом. Еще тогда она сознавала, что жизнь в Чарлстоне будет совершенно иной и ей придется измениться, хотя бы ради мужа.
 Ли попыталась отдернуть руку, но безжалостная хватка Нейла была слишком сильна. Он стянул кольцо с ее пальца и бросил на туалетный столик.
 — Это кольцо будет носить моя жена, — объявил он, надевая тонкий золотой обруч на безымянный палец ее левой руки, и, прежде чем Ли успела запротестовать, на безымянном пальце правой очутился еще один перстень.
 Ли потрясенно уставилась на темно-синий сапфир в окружении ограненных розочкой бриллиантов. Какая поразительная работа! Должно быть, стоит целое состояние!
 — Поскольку наша помолвка оказалась чересчур короткой, у меня не было времени выбрать и подарить те обычные безделицы, которых была вправе ожидать от меня невеста, — объяснил он, жадно втягивая аромат, исходивший от ее тела, пьянящий, доводивший до безумия. Застегнув на тонком запястье золотой усыпанный сапфирами браслет, он поклялся про себя, что завоюет ее любовь. Пусть не с такой легкостью, как завладел рукой, на которой сейчас красуется его дар, но добьется своего. Чего бы это ни стоило, но Ли будет принадлежать ему, станет женой во всех смыслах этого слова. Но сначала она должна хотеть его так же сильно, как желает ее он сам. И так будет!
 Он вспомнил, как страстно отвечала она на его ласки. Значит, неравнодушна к нему, в противном случае он ничего не получил бы. Но Нейл желал не только физического слияния. Она должна прийти к нему по доброй воле! Всему виной проклятая гордость Треверсов и обстоятельства их брака, которые теперь следует преодолеть. Только это. Потому что с первой встречи между ними проскочила искра, и невозможно отрицать это неодолимое притяжение… Но он снова обретет ее привязанность, и в этом не может быть сомнения.
 Прекрасно, думала тем временем Ли. Она останется в Ройял-Риверз как его жена. Но она не мягкосердечная, слабохарактерная Серина, и если Нейл Брейдон вообразит, что сумеет унизить ее, выставляя напоказ свою любовницу, значит, жестоко ошибается.
 У нее тоже есть гордость. Треверсы не из тех, что сдаются. Она привыкла отвечать на брошенный вызов. Может, даже сумеет сделать так, что Нейл влюбится в нее. Недаром он находит ее привлекательной! Да, она отберет Нейла у Диосы. Слишком поздно решила Серина бороться! Но Ли приняла Нейла как своего мужа и не станет делить любимого человека с другой.
 — Гордость Треверсов, — неслышно прошептала она, с улыбкой глядя в его лицо, и добавила вслух: — Спасибо, кольца изумительные.
 Сердце Нейла куда-то покатилось, стоило ему посмотреть в глаза, спорившие синевой с сапфирами, которыми он только что почтил эту красоту. Хмельной запах жасмина окутал его, словно магнитом потянул к соблазнительно приоткрытым губам. Его пальцы сами собой коснулись мягких волос, оттянули ее голову, так удобно легшую на его плечо. Жесткие мужские губы коснулись ее губ, жадно припали…
 Колючая щетина царапала уголок ее рта. Мозолистая ладонь легла на холмик груди, задела сосок, и тонкий батист сорочки не защитил кожу от жара его руки.
 Нейл почувствовал, как трепещущее тело стало податливым, стоило ему притянуть ее к себе, обнять за талию и прижать сильнее…
 — Говорила же, что не задержусь! — объявила Джоли, с такой силой распахнув дверь, что она ударилась о стену. Но мулатка придержала ее каблуком и внесла в комнату тяжелый поднос с годами выработанной ловкостью. — Вы еще не одеты, сердечко мое? Что же делали все это время? — пожурила она, ставя поднос на туалетный столик и придвигая стул для Нейла. — Садитесь, мистер Нейл, и поешьте как следует. А я одену мисс Ли, пока она не простудилась насмерть. Неприлично расхаживать перед мужем в одних панталонах, мисс, вот что я вам скажу! Просто позор! Ваш папа в жизни не видел мисс Беатрис Амелию в панталонах! И немедленно наденьте туфли, слышите?
 Ли поспешно выполнила приказ, почти скрывшись в гардеробе, чтобы спрятать пылающее лицо, и бесконечно долго копалась в поисках голубых лайковых туфелек, которые хотела надеть. Нейл с чисто мужским одобрением разглядывал женственный изгиб бедра и ягодиц и улыбался, потому что, хотя и жалел о несвоевременном вторжении Джоли, по крайней мере вопроса об отъезде Ли больше не поднимется. Она не покинет Ройял-Риверз… и его тоже. Теперь им необходимо только время.
 Ли решительно взяла за руку Стьюарда и вместе с ним направилась к северному пастбищу, на обещанную прогулку. Алтея уже успела перейти двор и, помахав рукой, послала воздушный поцелуй, прежде чем зашагать к зданию школы, откуда раздался приветственный хор голосов. Предприимчивая Соланж переложила все обязанности по обучению детей на плечи Алтеи, у которой отныне появилась цель в жизни. Ли знала, что таким образом она готовится зарабатывать на жизнь и содержать семью. И это занятие станет для нее не просто очередным увлечением скучающей благородной леди, а делом всей жизни. Оставалось молиться только, чтобы Алтея не слишком спешила вернуться домой, хотя Ли понимала, как не терпится сестре начать новую жизнь.
 Ли глянула на Ноуэлл, прелестную маленькую девочку, точную копию матери, если не считать черных волос, аккуратно заплетенных в косички. И держится как маленькая леди!
 Она слегка нахмурилась, заметив, как крепко девочка прижимает к худенькой груди куклу. На серьезном личике — ни малейшего интереса к окружающему, даже когда они приблизились к низким сараям и оттуда послышалось громкое блеяние. Ли ощутила, как маленькая ручка Ноуэлл нервно стиснула ее собственную. Чего опасается племянница?
 — Тетя Ли! Тетя Ли! Смотри! Смотри! — взвизгнул Стьюард, возбужденно подпрыгивая и топая толстенькими ножками, затянутыми в белые чулки и облаченными в короткие штанишки со сборками, надетые в первый раз, и то по настоянию Ли. Сама Алтея возражала, что Стьюард еще совсем малыш и может ходить в юбочках.
 Ли подхватила коричневый бархатный беретик, соскользнувший с его головы, и поспешно натянула на непокорные локоны. Сегодня она пообещала детям, что покажет им овец. В течение последних полутора недель тысячи голов овец переводились из загонов в сараи, где стригали избавляли животных от зимней одежки. На ранчо также сгонялись коровы, которых предстояло гнать дальше.
 Ли старалась держаться подальше от канавы, растянувшейся прямо перед ними, несмотря на все требования Стьюарда подойти поближе. Канава шириной в пять и длиной в двадцать футов была наполнена дьявольской смесью из серы, табака, экстрактов пряных трав и лекарств, от которой поднимались облака пахучего пара. Встав на краю, пастухи, вооруженные длинными палками с крючками на конце, окунали с головой барахтавшихся в канаве овец. Такое «купание» предохраняло животных от насекомых-паразитов и многих болезней. Мокрые, жалкие овцы выбирались из канавы по наклонным сходням, обсыхали на берегу, после чего на кожу красной краской наносилось клеймо в виде двойного «Р». Кроме того, уши особым образом надрезались, указывая таким образом на возраст каждой овцы. Через несколько дней после окончания стрижки ягнятам резались хвосты, а потом начиналось холощение. Только самых сильных и здоровых баранов оставляли на племя. Овец отправляли на пастбища до осени, когда все начнется сначала. Часть стада коров отгонят на продажу или зарежут на мясо, шкуры и жир.
 Ли надвинула шляпу на глаза, поскольку солнце сегодня было необычайно ярким. На небе — ни облачка, только далеко на горизонте, над горами, собирались черные грозовые тучи.
 — Эй, Ли! — крикнул Гил, энергично махавший рукой с конца канавы и тоже вооруженный палкой с крючком. Ли почувствовала жалость к несчастным созданиям, вынужденным окунаться в вонючую смесь.
 — Тетя Ли! Тетя Ли! Хочу поближе! — капризничал Стьюард, дергая ее за юбку.
 — Ты же не хочешь туда упасть? — резонно вопросила Ли, не двигаясь с места. — Тогда Гилу придется вытаскивать тебя своим большим крючком.
 Стьюард изумленно уставился на кузена, и в этот самый момент крючок с угрожающим плеском погрузился в канаву, откуда послышалось жалобное блеяние.
 — Я хочу овцу. Можно? Можно мне? У дяди Гая есть собаки, — ныл Стьюард.
 — Это немного другое.
 — Фу! А пахнет почти так же, — заметил Стьюард, посчитав это вполне веским доводом.
 Ли вздохнула: уговорить Стьюарда становится все сложнее, и каждый раз, не получая требуемого, что бывало довольно часто, он капризничал.
 — Пойдем посмотрим на ягненка, которого мы с Гилом нашли в горах. Я даже позволю тебе его погладить, если захочешь, — уговаривала Ли, надеясь, что дело обойдется без топанья ногами и истерик.
 — Куда вы? — окликнул Гил, едва не потеряв равновесие и не свалившись в канаву. На улыбавшемся лице не осталось никаких следов от недавнего происшествия, если не считать уже заметно побледневшего синяка. К величайшему смущению Ли, Гил неизменно провожал ее неприкрыто нежным взглядом, что заставляло Нейла многозначительно поднимать брови.
 — В загон. Хочу показать Стьюарду ягненка, — сообщила Ли, не в силах скрыть улыбки при виде комического ужаса на физиономии Гила. Что же, теперь, после их благополучного возвращения, можно и посмеяться над происшествием. Но несмотря на все ужимки, было ясно, что Гил больше не повторит подобной ошибки.
 Ли махнула Соланж, с трудом сохранявшей равновесие на верхней перекладине забора. Людям, не привыкшим к чудачествам Соланж, она казалась попросту безумной, а манера одеваться только подтверждала это мнение: из-под серой юбки выглядывала еще одна, из итальянского кашемира. Вместе с крестьянской блузой того же яркого фиолетово-красного оттенка и зеленой шалью, по-цыгански обвязанной вокруг талии, костюм производил вполне ожидаемый эффект, дополненный к тому же тюрбаном с белым страусовым пером. Соланж весело болтала ногами, обутыми в красные марокканские шлепанцы, купленные в Танжере, и проворно водила угольным карандашом по бумаге. Как и предполагала Ли, в ее альбоме уже красовался набросок портрета Майкла Себастьяна.
 Как ни удивительно, но он и не подумал сбежать. Мало того, показал себя усердным работником. Сейчас он стоял чуть поодаль, наблюдая, как овцы одна за другой плюхаются в канаву, и ловко орудуя палкой. Ли уже имела случай встретить его на этой неделе, когда увидела, что он слоняется возле конюшни. При виде Ли он так растерялся, словно та поймала его на месте преступления. Впрочем, он легко объяснил свое присутствие необходимостью найти веревку подлиннее. Войдя в конюшню, Ли, к своему удивлению, застала Нейла, изучавшего переднюю ногу Танцующего Грома и не подозревавшего о присутствии Майкла Себастьяна.
 Ли отыскала взглядом мужа, трудившегося в загоне с ножницами в руках наравне с поденными рабочими. Он по-прежнему заплетал волосы на индейский манер, что было куда практичнее, чем носить волосы распущенными, как у многих работников, так что длинные пряди то и дело липли к потным щекам. Мексиканцы, однако, обвязывали лбы красными косынками. Теперь вместо картинно-красивых нарядов они надели простые комбинезоны, не желая пачкать хорошую одежду.
 Ли, слегка замедлив шаг, продолжала наблюдать за Нейлом. За последнюю неделю она нечасто видела мужа. С тех пор как началась стрижка овец, он работал словно одержимый. И каждый вечер буквально валился на кушетку, слишком измученный, чтобы пробормотать нечто большее, чем короткое «спокойной ночи», и повернуться к жене широкой спиной. И каждое утро он исчезал до того, как Ли успевала проснуться, тихонько прокравшись к выходу. Обедал Нейл с рабочими, а за ужином, естественно, не было никакой возможности поговорить по душам.
 Нейл закончил стричь овцу, зажатую между его длинными мускулистыми ногами, выпустил несчастное создание, лишенное пушистого руна, и, потрепав по заду, направил в проход, на другом конце которого виднелась канава, а сам пошел к насосу, где стояли ведро с водой и кружка. Но не стал пить, а стащил полотняную рубашку и принялся энергично качать воду, с удовольствием поливая голову и плечи. А когда выпрямился, сильный, широкоплечий, в промокших, льнувших к бедрам штанах, неожиданно встретился взглядом с женой. На какое-то головокружительное мгновение мир вокруг них исчез, и остались только они двое.
 Ли вежливо наклонила голову в знак приветствия, и Нейл ответил ленивой улыбкой, глядя вслед пересекавшей двор троице.
 Едва они добрались до загонов, где держали маток с ягнятами, как Ли от неожиданности споткнулась, увидев Натаниела Брейдона. Он скакал на своем могучем гнедом, и образ этого человека, летящего к горизонту, навсегда останется с Ли. Одиночество и полет были самой сущностью Натаниела, она находила в этом какую-то особенную прелесть.
 С того дня в кабинете, когда она отчитывала его, обвиняя в неслыханной жестокости, он был по-прежнему учтив и вежлив.
 Впрочем, как и сейчас.
 Натаниел коснулся шляпы в знак приветствия, остановился, чтобы обменяться с ней любезностями, но ни разу не улыбнулся, и будь кто-то достаточно близко, чтобы увидеть выражение его глаз, наверняка удивился бы поблескивавшему в них ледку. Да и тон оставался сухим и безразличным.
 Распрощавшись с Натаниелом, Ли вошла в загон и усадила Стьюарда на забор, где тот широко раскрытыми глазами уставился на ягнят, сосавших маток или щипавших нежную зеленую травку. Ли тем временем придерживала его за штаны, а когда малыш устал, повела в загон поменьше, где содержался энергично насыщавшийся найденыш. Завидев гостей, он разбежался и наподдал в зад Стьюарду. Тот, не ожидавший нападения, потерял равновесие и свалился на сено. При виде ошеломленного маленького личика Ли едва не рассмеялась, но, заметив полные слез глаза, принялась утешать племянника.
 — Он не хотел обидеть тебя, зайчик, — заверила она, отряхивая малыша, чье достоинство было глубоко оскорблено. — Просто выказывал таким образом свою симпатию. Она снова надела на него беретик и, поцеловав в щечку, спросила: — Хочешь пойти в сарай? Там у кошки только что появились котята.
 — Люблю тетю Ли. Тетя Ли красивая! — объявил Стьюард, заулыбавшись и обнимая тетку. На щеках появились очаровательные ямочки. Сразу чувствовалось, что когда-нибудь он покорит немало женских сердец.
 Они вошли в сарай. В других таких же помещениях хранилось зерно, сено, устраивались стойла для коров с новорожденными телятами, призовых быков и баранов, а также для больных животных.
 Но у этого было особое предназначение. В конце сарая стоял роскошный экипаж, только недавно доставленный из Нью-Гемпшира в Ройял-Риверз по заказу Натаниела, темно-красный, с позолотой и изумительно красивым пейзажем, изображавшим горы и пустыню и нарисованным на дверцах. По бокам блестели медные фонари, на окнах висели кожаные занавески, а каркас был сделан из выдержанных дуба, вяза и пекана, что гарантировало надежность и долгий срок службы. Новомодные рессоры предохраняли пассажиров от толчков и тряски. Здесь же стояла шестерка хорошо подобранных гнедых, ожидая момента, когда их запрягут в карету хозяина.
 — Странно, — пробормотала Ли, снимая жакет и перекидывая через руку: на улице становилось все жарче. — Прости, но счастливая мать куда-то подевалась. Она и котята лежали вон в той коробке.
 — Лошадки! Хочу кататься. Сейчас! — объявил Стьюард, топнув ножкой.
 — Нельзя, милый. Эти лошади слишком для тебя велики. Хочешь сесть на Тыковку? — спросила Ли, посчитав, что внуку Стюарта Треверса самое время начинать учиться ездить верхом, тем более что жирному ленивому пони тоже не помешает разминка. Эти двое наверняка поладят между собой!
 — Тыковка? Скакать на тыкве? — удивился малыш и со смехом принялся бегать по сараю, разбрасывая солому и размахивая воображаемым мечом. Дело кончилось тем, что берет опять слетел и мальчик, нечаянно поддев его кончиком башмака, послал на сеновал. Хихиканье мгновенно прекратилось, и губы Стьюарда задрожали от сдерживаемого плача. Ли, поймав критический взгляд племянницы, принялась оправдываться:
 — Я всего лишь хотела его отвлечь. Понятия не имела, что он так разволнуется.
 Ноуэлл понимающе кивнула.
 — С ним нужно быть очень осторожной, тетя Ли, — серьезно пояснила она. — Мама слишком его избаловала. Никогда не ругает и ни разу не порола, полагаю, из-за того, что он так похож на папу. У нее просто рука не поднимается его наказывать.
 — Моя шапочка, тетя Ли! Потерял шапочку, — всхлипнул малыш. — Самую лучшую и самую любимую.
 Бедняга разразился слезами и спрятал лицо в кожаной юбке Ли.
 — Ничего не потерял, — заверила Ли, мгновенно попадаясь на удочку. — Я сейчас достану.
 — Стоит ли, тетя Ли? — остерегла Ноуэлл. — Сеновал очень высоко, а лестница вовсе не кажется мне крепкой.
 — Достань, тетя Ли! Прямо сейчас! — попросил Стьюард, мигом успокоившись, поскольку его тетя Ли умела все на свете. И вообще с ней куда веселее, чем с сестрой.
 Высунув головку из-за бедра Ли, он скорчил сестре гримасу. Ли, ничего не заметив, кивнула и смерила взглядом лестницу.
 — Все будет хорошо, Ноуэлл, — заверила она, вручая ей жакет. Разве не она так ловко лазала по деревьям в саду Треверс-Хилла?! — А ты присмотри за братом.
 Она стала подниматься по деревянным перекладинам и уже на полпути поняла, что Ноуэлл была права. Сеновал оказался выше любой яблони и куда выше, чем она предполагала, глядя на него с земли.
 Забыв об осторожности, Ли поспешно добралась до самого верха и, все еще стоя на лестнице, принялась шарить в сене. Наконец она увидела беретик, лежавший на одной из вязанок сена, аккуратно сложенных вдоль края сеновала. Ли со вздохом перебралась на дощатый усыпанный соломинками пол.
 — Ты где, тетя Ли? — донесся встревоженный голос Ноуэлл, считавшей, что мать ни за что не простит ей, если с тетей что-то случится.
 — Я здесь. Нашла шапочку Стьюарда, — откликнулась Ли, продолжая ползти по краю сеновала.
 — Шапочка! Тетя Ли нашла шапочку! — возбужденно взвизгнул ребенок. — Я тоже хочу наверх.
 — Немедленно вернись, Стьюард! — вскрикнула Ноуэлл, уронив куклу и жакет Ли и подбегая к лестнице, где брат старался влезть на первую перекладину.
 — Пусти меня! Пусти! Помогу тете Ли! Моя шапочка!
 — Нельзя взбираться наверх, Стьюард! Хочешь упасть и сломать шею? — возмутилась Ноуэлл, но негодник, вместо того чтобы послушаться, вцепился зубами ей в руку. — Ах ты, наглое отродье! — возмутилась она, шлепнув его по руке. Оба зарыдали.
 Ли слышала перебранку, но, поскольку уже взобралась на вторую вязанку и протянула руку к беретику, ей было не до детей. Схватив добычу, она поспешно отступила, но тут откуда-то снизу послышались мяуканье и злобное шипение. Ли оглянулась, и вовремя, потому что почти под ногами оказались мамаша кошка и ее котята, уютно устроившиеся в старой попоне, валявшейся между двумя вязанками сена. Но при этом, к сожалению, споткнулась, сбила вниз другую вязанку и покатилась к самому краю, беспомощно размахивая руками. Ей едва удалось вцепиться в плохо оструганные доски и повиснуть над самой пропастью, раскачиваясь, как маятник, под оглушительные вопли детей.
 — Господи Боже!
 Низкий мужской голос, раздавшийся откуда-то снизу, мгновенно оборвал надсадный плач Стьюарда и пронзительные крики Ноуэлл. Ли с трудом взглянула вниз, но тут же сильно пожалела, поскольку пол сарая стал медленно вращаться перед глазами вместе с высокой мужской фигурой, обрисовавшейся в открытых дверях.
 — Отпускай руки, Ли, я тебя поймаю, — спокойно пообещал Нейл, встав прямо под ней. — Ли! Я сказал, отпусти руки, и я тебя поймаю. Не уроню, не бойся.
 — Н-не могу, — дрожащим голосом пролепетала Ли.
 — Тетя Ли! Тетя Ли! Не урони тетю Ли! — надрывался Стьюард, подбегая к Нейлу. — Я помогу поймать! Не уроню!
 Он взволнованно подпрыгивал, топча ногами коричневый бархатный беретик, слетевший на землю, и вытягивая вверх ручонки. Слезы давно высохли, ушибленная рука была забыта, и мальчик, в восторге от новой игры, весело хихикал.
 — Отойди, сынок, — негромко велел Нейл.
 — Нет! Я помогу тете Ли! Это моя тетя! Я ее люблю! Хочу помочь! Сам убирайся! — заупрямился Стьюард, толкая Нейла в ногу, прежде чем встать спереди, с наглостью, поразительной для столь юного возраста.
 Нейл присмотрелся к малышу уже более пристально, жалея, что под рукой нет хорошей палки. И, не обращая внимания на требования молодого человека, подхватил его, отнес к экипажу, просунул в окно и усадил на кожаное сиденье.
 — Только подними свой зад и получишь от меня такую порку, что не сможешь сидеть целый месяц, — заявил Нейл таким громовым голосом, что у Стьюарда Рассела Брейдона поджилки затряслись.
 Мальчик притих, а Нейл в мгновение ока взлетел на лестницу и пошел по краю сеновала.
 — Нейл? — пробормотала Ли, не понимая, куда он делся. — Нейл! Ты не ушел?
 Неужели он покинул ее? А ведь она рано или поздно упала бы ему на руки! Ей просто было нужно немного времени, чтобы набраться храбрости!
 — Не оставляй меня, пожалуйста! Мне больше не продержаться! — молила она в нарастающей панике, нигде не видя Нейла.
 — Сейчас все будет в порядке.
 Подняв глаза, Ли растерялась при виде нависшей над ней фигуры мужа.
 — Отпускай руки, Ли, — повторил он. — Я тебя держу. Его пальцы вцепились в предплечья Ли и легко дернули наверх. Не прошло и секунды, как ее колени коснулись соломы, рассыпанной по жестким доскам пола. Ли вздрогнула, зажмурилась, представив, как летит с сеновала спиной вперед, и обхватила мужа за шею. Тот обнял ее за талию, и они повалились в сено. Ли, приоткрыв глаза, уставилась в смеющееся лицо Нейла.
 — Совсем как в старые времена, — пробормотал он, наслаждаясь ощущением прижатого к нему стройного тела. — Обожаю валяться с тобой на сене.
 Не в силах изображать несуществующее негодование, особенно по отношению к мужу, только сейчас спасшему ее от увечья или даже от смерти, Ли нерешительно усмехнулась.
 — Странно. Запах сарая всегда ассоциировался у меня с тобой, — с невинным видом призналась она, кладя руки ему на плечи.
 Грудь Нейла вздрогнула от безмолвного смеха, и Ли почувствовала, как ее снова поднимают в воздух. Нейл довольно вздохнул, словно собирался провести остаток дня на сеновале, и уложил ее на себя.
 — Я забыл упомянуть, что мне нравится твой костюм для верховой езды. Хотя покрой довольно необычен, я нахожу его крайне привлекательным, — сообщил он, вспоминая ее грациозную походку, еще более подчеркнутую доходившей до середины икры кожаной юбкой, так легко превращавшейся в штаны. Длинная коса, выглядывавшая из-под залихватски сидевшей на голове широкополой шляпы, чувственно покачивалась на ходу. Он не успел разглядеть жену как следует в ту ночь, когда она и Гил вернулись так поздно, но, увидев как-то днем, долго стоял и смотрел вслед. Впрочем, в этом он был не одинок. И подмечал завистливые, похотливые, восхищенные взгляды окружающих, провожавшие гордо шагавшую женщину. Не будь он ее мужем, они наверняка выражали бы свое одобрение куда более вульгарным образом. А может, и нет: что ни говори, а пастухи были полностью преданы Ли, и, если бы кто-то выразился грубо в ее адрес, неосторожному, вероятно, пришлось бы защищать собственную жизнь. Сначала эта собачья верность бесила Нейла, пока он не сообразил, что они уважают ее, как истинную леди и непревзойденную наездницу.
 Так или иначе, он терпел бесчисленные ревнивые, оценивающие, мечтательные взгляды стригалей, но когда Ли промчалась мимо верхом на Капитане, зависть сменилась жалостью, ибо одно дело — грезить о прекрасной женщине, и совсем другое — быть женатым на своевольной, хоть и красивой упрямице.
 — Ты постоянно ездишь на Капитане по-мужски? — спросил он и, дождавшись кивка, вздохнул. — Чему тут удивляться? Я впервые увидел тебя в одной мокрой сорочке и кружевных панталончиках верхом на кобылке.
 — Значит, ты не возражаешь против такого поведения жены, которое считалось бы крайне вызывающим в Виргинии? — с любопытством спросила Ли.
 Нейл только ухмыльнулся.
 — Мы не в Виргинии, и, кроме того, всегда существует время и место для приличных манер, которых у тебя в избытке. Однако и леди не мешает иногда выказывать некоторую практичность, что ты и делаешь. Предпочитаю, чтобы ты лучше вызвала скандал, чем сломала свою прелестную шейку, — протянул он, гладя ее затылок. Значит, Джоли зря жаловалась на ее внешность.
 Ли облегченно вздохнула, но тут же фыркнула с брезгливостью истинной леди, что, в свою очередь, вызвало громовой хохот Нейла, сообразившего, что его голая грудь покрыта потом и запах мокрой шерсти льнет к ней, как вторая кожа, перейдя и на блузку Ли, потому что она невольно коснулась слегка влажной ткани и поморщилась.
 — Простите, мэм, но я не собирался спасать прекрасную даму, иначе догадался бы надеть рубашку.
 — Всего лишь возвращаю комплимент, — издевательски бросила Ли, вспомнив гримасу отвращения на лице мужа, когда она и Гил вместе с ягненком вернулись в Ройял-Риверз.
 — Именно это я обожаю в тебе, Ли. Ты всегда стремишься сквитаться за поражение, — притворно вздохнул он, хотя глаза весело лучились.
 — Спасибо. Я и в самом деле стараюсь. Кстати, ты здесь, случайно, не заметил позабытых кем-нибудь вил?
 Нейл расплылся в улыбке, вспомнив их первую схватку на сене. Его рука легко, ласкающе скользнула по ее спине, переместилась чуть ниже…
 — Я хотела спросить кое о чем, — нервно пробормотала Ли.
 — Спрашивай.
 — Ты не возражаешь против того, что я езжу на Капитане? Я не всегда беру его. Иногда седлаю Дамасену, но когда покидаю ранчо…
 — Это твой конь. И всегда им был.
 Ли встретилась с ним взглядом, впервые заметив золотые искорки в хрустальных глубинах его глаз.
 — Мой?
 — Да. Я отнял его у тебя при обстоятельствах, которыми вряд ли могу гордиться. Он твой, Ли. И никогда не принадлежал никому другому.
 Ли смежила веки.
 — Спасибо, — прошептала она.
 — Я рад, что твоя кобылка выкарабкалась. Едва узнал ее, когда увидел в конюшне. Она совсем не похожа на ту сломленную, разбитую лошадь, которую я видел в Треверс-Хилле.
 — Порода сказывается, — улыбнулась Ли, счастливая тем, что у Дамасены почти не осталось шрамов — напоминаний о пережитом испытании.
 — Тетя Ли! Тетя Ли! Как вы там? — донесся до них жалобный голосок Ноуэлл.
 — Все в порядке, дорогая. Я здесь! — откликнулась Ли. — Нам пора, Нейл.
 — Но ты еще не поблагодарила меня за чудесное спасение, — возразил он, легонько дернув за каштановый локон. — По-моему, тебе давно пора знать, что я из тех людей, кто всегда требует платы за услуги.
 Он медленно приподнял ее подбородок, давая Ли время отстраниться.
 Ли медленно привстала на цыпочки.
 Их губы соприкоснулись. Робко, нерешительно, словно это был их первый поцелуй. Его пальцы погладили блестящую косу, язык раздвинул сомкнутые губы любимой, вторая рука легла на мягкий изгиб ягодиц, чуть выделявшихся под кожаной юбкой.
 Все еще не позволяя себе прижаться к мужу, Ли коснулась его щеки, прежде чем прильнуть грудью к его обнаженному торсу. Его зубы осторожно прикусили мягкую внутреннюю поверхность ее нижней губы, и она приоткрыла рот еще шире, лаская его язык своим.
 — Тетя Ли! Гил ведет сюда каких-то людей! Это та испанка со своим братом, маленьким Луи Анхелем! — в отчаянии позвала Ноуэлл, в точности копируя слова и тон матери и дяди. — И еще этот… южанин! Я его терпеть не могу! Вечно подмигивает мне и щекочет под подбородком. От него ужасно несет виски, только без мяты. Пожалуйста, спускайтесь!
 Ли подняла голову и отстранилась от Нейла так поспешно, что оторвала пуговицу на блузке. Вскочив, она лихорадочно застегнула остальные пуговицы, расправила юбку и осторожно пошла к лестнице. Сапожки скользили по сухому сену, и Ли приходилось покачивать бедрами, чтобы сохранить равновесие.
 Нейл досадливо вздохнул, поднялся и, догнав жену, крепко взял под локоть. Их глаза на миг встретились, но Ли стыдливо отвернулась, теребя крошечную перламутровую пуговку. Ее смущение было так очевидно, что Нейл тут же передумал отдавать ей ту, которую нашел на полу.
 — Знаешь, Ли, я всегда считал, что у тебя очень милый задик, — задумчиво протянул он.
 Ли вздрогнула от неожиданности, но уголки губ тут же нерешительно поднялись, словно она старалась скрыть улыбку.
 — Что? — спросил Нейл, безошибочно читавший ее мысли. Однако и Ли застала его врасплох, когда так же спокойно ответила:
 — А я всегда думала то же самое о тебе!
 К счастью, они успели добраться до лестницы, поскольку, хотя Нейл и засмеялся, выражение глаз предупредило ее, что вызов не останется без ответа.
 — Я спущусь первым, — решил он, вставая на верхнюю перекладину и протягивая ей руку. Так они прошли до середины пути, а потом Нейл, спрыгнув на землю, обхватил Ли за талию и снял с лестницы.
 — Спасибо, — вежливо поблагодарила Ли, но тон показался Нейлу высокомерным, словно она благодарила лакея. Он криво ухмыльнулся.
 — В ваших волосах солома, миледи, а пуговица на блузке оторвана, — сообщил он, касаясь бледной плоти, видневшейся между разошедшимися краями полотна. Но тут в сарае появился Гил, так и не снявший кожаного передника. За ним следовали Диоса, Луис и Кортни Бойс.
 — Нейл! — с неподдельной радостью вскричала Диоса, подняла юбки и помчалась к нему, едва не оттолкнув Ли. Нейл не успел оглянуться, как она бросилась в его объятия, прижалась щекой к груди и положила руки на плечи, словно желая убедиться, что он не убежит, прежде чем обнять его за шею, встать на носочки и прижаться губами к губам.
 Ли и Гил, который все еще ошеломленно глазел на Диосу, затаив дыхание, ждали реакции Нейла, но не успел тот опомниться, как Диоса отступила, потупившись и делая вид, что ужасно смущена. Но Ли могла бы поклясться, что ее губы гневно стиснуты.
 — Пожалуйста, простите меня, — взмолилась Диоса, глядя на Нейла полными слез глазами. — В своем волнении я забыла о приличиях.
 «И о его жене», — подумала Ли.
 — Но Господь ответил на мои молитвы и вернул Нейла живым с этой ужасной войны. Ах, не нужно было ему вообще уходить! Такая трагедия! Теперь все будет совсем по-другому, верно? — спросила она, явно имея в виду не трагедию, постигшую страну, а горе, охватившее ее при известии, что Нейл женился. — Как ужасно, что меня не было в Санта-Фе, когда ты вернулся. Я слышала, что ты там побывал. — Она метнула на Ли многозначительный взгляд и добавила: — Каким же разочарованием для тебя, должно быть, оказалось, что я уехала в Мехико и не смогла тебя встретить! И это после стольких лет разлуки между близкими друзьями, ибо мы всегда были друзьями, верно? Мне следовало быть тут, приветствовать тебя как полагается, querido [21] , — добавила она едва слышно, прожигая взглядом бронзовое лицо Нейла. Ли тоже смотрела на мужа, но в глазах стыл лед. Значит, он действительно ездил в Санта-Фе повидаться с Диосой! Какой же дурой она показала себя всего несколько минут назад!
 — Обычно в Санта-Фе въезжают с востока или с юга, — пробормотал он, мельком посмотрев на Ли. — Вспомни, та дорога, которая вела через равнины, заканчивалась в Санта-Фе.
 Ли кивнула, потому что очень хотела верить мужу. Кроме того, будь он в Санта-Фе в тот день, когда прибыл в Ройял-Риверз, сразу же узнал бы об отъезде Диосы и вряд ли отправился бы на следующее утро на свидание с ней.
 Глаза Ли чуть потеплели, и губы Нейла слегка дернулись, словно он проследил за ходом ее мысли и пришел к тому же логичному и благоприятному для себя выводу.
 Но Диоса кипела от злости, оглядывая Ли Брейдон и не пропустив ни малейшей детали ее несколько взъерошенного вида: ни соломы в волосах, ни оторванной пуговки, ни предательской влажности блузки, льнувшей к телу и обтягивавшей грудь. Еще большее бешенство вызвал запах жасмина и лаванды, исходивший от обнаженной груди Нейла Брейдона, запах, который учуяла Диоса, прижавшись к нему щекой. Так они обнимались!
 Диоса едва удерживалась, чтобы не наброситься на эту особу и не исполосовать ее ногтями!
 — Нейл! Как хорошо, что ты вернулся в Ройял-Риверз живой и здоровый! — неожиданно воскликнул Луис, почувствовавший дурное настроение своей ветреной сестры и поспешно протянувший руку Нейлу. Тот обменялся с ним рукопожатием, поскольку всегда считал Луиса неплохим парнем.
 — Как поживаешь, Луис? — спросил он, но, вероятно, хватка оказалось чересчур сильной, потому что Луис слегка поморщился.
 — До этой минуты прекрасно, благодарю, Нейл, — с широкой улыбкой ответил он, стоически вынося неудобства, ибо Луис Анхель Кристобаль де ла Крус Мартинес Сандоварес де Харамийос был истинным джентльменом до кончиков ногтей. И, как Диоса, по праву гордился чистой кастильской кровью, кровью конкистадоров.
 Одетый в испанский костюм и рубашку с жабо, он казался очень элегантным, хотя высокие каблуки сапог позволяли казаться выше, чем на самом деле. Зато его аристократическому профилю и безупречным манерам могли бы позавидовать многие испанские гранды, и, кроме того, Луис отличался от сестры неизменной мягкостью и учтивостью.
 — Ах, Ли, какое удовольствие видеть вас снова, — объявил он, склонившись над ее рукой.
 — Я тоже рада, Луис.
 — Но, Нейл, вы еще не знакомы с нашим другом и деловым партнером, — внезапно вспомнил Луис и, расстроенный собственным упущением, обернулся к Кортни.
 — О, как невежливо с моей стороны! — ахнула Диоса, беря под руку спутника.
 — Нейл Брейдон, наш дражайший Кортни Бойс, — представила она низким, чувственным голосом, словно последний занимал особое место в ее сердце.
 Ли, однако, понимала, в чем тут дело: она использовала Бойса, чтобы заставить Нейла ревновать!
 Ли снова взглянула на Нейла, гадая, по-прежнему ли муж увлечен своей любовницей-испанкой, ибо это была их первая встреча за более чем четыре года, и вдова Альварадо, одетая, в черную амазонку строгого покроя с черной фетровой шляпой, с которой свисала прозрачная вуаль, наряд, который оживлял только алый шелковый шарф вокруг белоснежной шеи, казалась поистине неотразимой.
 Но Нейл Брейдон смотрел только на Кортни Бойса.
 — Рад познакомиться сэр. Я много слышал о вас с тех пор, как приехал сюда, — заметил Бойс с учтивостью истинного южанина, энергично встряхивая руку Нейла.
 — Мистер Бойс, не так ли? Я знал некоего Чарлза Бойса, когда учился в Йеле. Он вам не родственник? — так же вежливо осведомился Нейл.
 — О нет, сэр. Я из Южной Каролины, неужели не слышно по выговору? А уж в юности вообще не бывал на Севере. Учился в колледже Южной Каролины.
 — В таком случае вы, возможно, знали моего кузена, Адама Брейдона? Он тоже оканчивал этот колледж.
 Кортни нахмурился.
 — Не могу сказать, что мы знакомы, сэр. Правда, своими академическими успехами мне трудно гордиться. Почти все время проводил на ипподроме и за игорными столами, а кроме того, наверняка мы учились в разных классах.
 — Очевидно, хотя было время, когда и Адам увлекался скачками и игрой куда больше, чем занятиями, — кивнул Нейл.
 — Бедный Кортни тоже побывал на войне, — сообщила Диоса, фамильярно опираясь на южанина и обдавая его облаком пряных духов. — И был серьезно ранен, но когда приехал в Санта-Фе, я помогла ему оправиться, не так ли, mi amado [22] ?
 Кортни смотрел в запрокинутое лицо Диосы и, не скрывая чувств к прелестной испанке, нежно гладил ее щеку нежного оттенка дамасской розы, по его мнению, признак почти девической скромности.
 — Мэм, я так благодарен, что намереваюсь в один прекрасный день сделать вас своей невестой, — объявил он, по-хозяйски завладевая ее маленькой ручкой. Но Диоса освободилась и поправила вуаль.
 — Надеюсь, вы полностью выздоровели? — осведомился Нейл, подумав, что каролинец превосходно выглядит. Впрочем, в нем нет ничего примечательного. Среднего роста и обычного сложения, хотя начал раздаваться в поясе из-за неподвижного образа жизни, слишком обильной еды и неумеренного потребления спиртного. Черные волосы, тщательно подстриженные усики, бачки и табачного цвета глаза позволяли ему считаться даже красивым, хотя некоторая одутловатость и безвольная линия подбородка выдавали человека, подверженного страстям.
 — Спасибо, я совершенно здоров, — беспечно ответил Кортни. — А вы, мистер Брейдон? Не были ранены?
 — Мне повезло. Ни единой царапины, — усмехнулся Нейл, машинально касаясь голубой ленты, вплетенной в свою косу, чем привлек к себе любопытные взгляды окружающих.
 — Я слышал, сэр, что детство и почти всю юность вы провели среди команчи, но не ожидал такого сходства с индейцами, — с улыбкой заметил Кортни. — Стоите передо мной обнаженным до пояса, в штанах из оленьей кожи и мокасинах да еще с косой. Мало походит на костюм джентльмена.
 — Вы поймете, что Нейл не совсем обычный джентльмен. Зато настоящий мужчина, — вставила Диоса. Лицо Кортни вспыхнуло кирпичным румянцем при виде Диосы, беззастенчиво пялившейся на Нейла.
 — Настоящий дикарь, верно? — выпалил он. Ли отметила, что его голос лишился доброжелательности и незлобивого юмора.
 — Вам должно быть знакомо библейское изречение, мистер Бойс: может ли барс переменить пятна свои?
 — Совершенно верно, сэр, и надеюсь, вы не оскорблены моими поспешными суждениями. Я рад, что вы вышли из огня войны целым и невредимым, и хотя, подозреваю, мы сражались на противоположных сторонах, но все же я не желаю вам зла. Кроме того, война закончена, если не считать того небольшого обстоятельства, что немногие особенно упрямые южане по-прежнему не желают сдаваться. Пора начинать новую жизнь.
 — Бедный Кортни, он потерял все. Большой дом в большом городе, именуемом Чарлстон, огромное ранчо с сотнями рабов. Но увы, все в прошлом, — жалостливо заметила Диоса. — Правда, теперь он работает на моего дядю Альфонсо. У дяди флотилия грузовых судов.
 — Я полноправный партнер, Диоса, — мрачно поправил Бойс и поспешно отвернулся. Злобную гримасу мгновенно сменила очаровательная улыбка. — Ли… то есть миз Брейдон, — начал он, мгновенно забыв о фамильярности при виде остерегающего взгляда мужа. Обычно он не допускал подобной неосторожности, но сейчас очень хотел знать, достаточно ли пылкие чувства питает Брейдон к своей жене, чтобы поддаться ревности. — Простите, мэм, но я еще не поздоровался с вами как полагается, — приветствовал Бойс, взяв ее руку и прижавшись к ней губами. Правда, эффект был несколько испорчен, поскольку его губы коснулись только кожи ее перчатки. — Прелестна, как всегда, — продолжал он, но тут же отступил подальше, ибо, даже не глядя на Нейла Брейдона, ощущал, как напряглось мускулистое тело. Похоже, даже волосы на затылке спалил этот обжигающий взгляд!
 Удовлетворенная улыбка мелькнула на губах Бойса, когда Ли стыдливо запахнула блузку и вытащила из волос соломинку. Нетрудно предположить, что происходило между этими двумя.
 — Не удивляюсь, сэр, что вы прошли войну невредимым: ведь дома ожидала красавица жена. И не просто жена, а одна из виргинских Треверсов, сэр, а это дело немалое. Я знал Мэтью Уиклиффа, бывшего жениха миз Треверс, уроженца Южной Каролины. Какая жалость, что он убит. Прекрасный был джентльмен, сэр.
 Ничего не скажешь, Кортни Бойс умел сыпать соль на раны и вызвать ревность мужа, готового пойти на все, дабы убедить жену, что отныне только он — единственный мужчина в ее жизни.
 — И подозреваю, сэр, — продолжал он, посматривая на Ли, — что мы вторглись сюда в самый неподходящий момент… не то чтобы я осуждал вас, ибо сам горячий поклонник вашей жены, а у нее их немало.
 На этот раз он обернулся к Гилу, залившемуся свекольным румянцем, а потом — к Луису, пошатнувшемуся и едва не потерявшему равновесия.
 — Уверен, сэр, что вы не тратили времени даром в Санта-Фе, — объявил он далее, улыбаясь разъяренной Диосе, готовой, казалось, разорвать его в клочья.
 Умудрившись за несколько минут оскорбить всех присутствующих, он подмигнул Ноуэлл, немедленно подвинувшейся поближе к Нейлу, и уже протянул было руку, чтобы пощекотать ее под подбородком, но встретился взглядом со светлыми серо-зелеными глазами Нейла, сжавшего плечо Ноуэлл, и мгновенно передумал.
 — Что же, нам пора к Альфонсо. Мы уже побывали в большом доме. Выпили прохладительного, — заявил Бойс, подтвердив мнение Нейла о том, что он почти пьян. — Но дольше оставаться не могу. Не желаю оказаться на дороге после наступления темноты, да еще в обществе беззащитной дамы, верно, Луис?
 Он прекрасно знал, что Диоса вполне способна защитить себя: как-то она вытащила из шляпки острую булавку и набросилась на какого-то крестьянина, имевшего несчастье вызвать ее гнев.
 — Разумеется, — откликнулся Луис, выдавив улыбку облегчения. Слава Богу, можно поскорее убраться отсюда, поскольку атмосфера становится крайне напряженной. — Мы немного потолковали с Камиллой и ее тетушками, а потом пришли Лис Хелен и Гай, который, должен сказать, в прекрасном настроении и неплохо выглядит. Надеялись повидать вас, Нейл, Ли, и вашу сестру Алтею, но все словно растворились в воздухе, включая Натаниела. Мы не могли уехать, не поприветствовав вас, Нейл, а когда увидели Гила, он объяснил, где вы.
 Гил неловко поежился.
 — Итак, до встречи, друг мой, — заключил Луис и повернулся к выходу.
 — Мы скоро вернемся, querido, — пообещала Диоса, снова подступив к Нейлу, так что тяжелые духи заглушили нежный запах жасмина. — Встретимся на барбекю в субботу. Вряд ли дядя Альфонсо приедет. Он еще не простил тебя за трагическую гибель Серины. Боюсь, он по-прежнему считает, будто Нейл каким-то образом тут замешан. Но я заболталась. Прощайте.
 Она позволила Кортни взять себя под руку и направилась к выходу.
 — До свидания, Диоса, — мягко ответил Нейл.
 — Какое удовольствие познакомиться с вами, — повторил Кортни, кивнув Нейлу и стискивая локоть Диосы.
 — Истинное удовольствие, — вторил Нейл.
 Луис нерешительно постоял, глядя на Ли извиняющимися глазами.
 — Пойдем, Луис! — окликнула Диоса.
 — Пожалуйста, простите ее, Нейл. Диоса иногда говорит не подумав, — встревоженно попросил он.
 — Ничего страшного, Луис. Думаю, мы оба понимаем Диосу, — ответил Нейл без улыбки.
 — В таком случае до свидания, — повторил Луис Анхель и, озабоченно хмурясь, поспешил за своими спутниками.
 Гил нервно переступил с ноги на ногу.
 — Пожалуй, мне пора на работу, — пробормотал он, желая в эту минуту очутиться в той самой канаве, где купали овец. Уж лучше там, чем здесь! — Всегда не выносил эту особу, — пробормотал он себе под нос, прежде чем удалиться.
 Ли хотела нагнуться, чтобы поднять с земли жакет, но Нейл перехватил ее руку.
 — Ли, я… — начал он, понимая, что она может подумать после намеренно жестоких реплик Диосы.
 — Нет, пожалуйста, тебе ни к чему объясняться со мной, — выдохнула Ли, окидывая его понимающим взглядом. — Я знаю, что ты за человек. Ты никогда бы не причинил зла Серине.
 Нейл шагнул вперед, не сводя глаз с жены. Ли тоже подалась к нему, но тут же остановилась.
 — О Боже, Стьюард! Где Стьюард? А если что-то с ним случилось? О, как я могла про него забыть? Он упал в канаву!
 — Я знаю, где он, — успокоила Ноуэлл, взирая на Нейла как на божество, ибо только он один пережил страшную войну, унесшую ее отца, деда, бабушек, тетю и трех дядей. Кроме того, она никогда не видела, чтобы кто-то так строго обращался с братом. Девочка смутно помнила, что он так же прекрасно умел обходиться с тетей Джулией, чье имя больше не произносилось ни в семье, ни в приличном обществе: должно быть, на этот раз она сотворила нечто куда худшее, чем просто ущипнула кого-то.
 Девочка показала на темно-красный экипаж, но Нейл уже устремился туда. Ли поспешила следом, не понимая, куда он идет. Нейл открыл дверцу и, заглянув внутрь, притянул к себе жену.
 Стьюард Рассел Брейдон крепко спал, прижав пухлую попку к сиденью, и, судя по улыбке, видел сладкие сны.
 — Я не брежу. Говорю вам, это он. Брат майора Монтгомери Стэнфилда. Он был капитаном в кавалерийском полку. Я собственными глазами его видел. Стоял у чертовой канавы, куда окунали овец. Я встречал его несколько раз в Ричмонде, когда он заезжал в главный штаб, чтобы повидаться с братом. После гибели майора он нечасто наведывался в город, хотя помню, как он задавал кучу вопросов насчет обстоятельств его смерти. Потом его полк послали в бой с кавалерией Стюарта и корпусом Лонгстрита. И больше мы не сталкивались. А теперь могу поклясться, что этот человек работает в Ройял-Риверз. Как там его звали… Ах да, Майкл. Майкл Себастьян Стэнфилд. Красивое имя. Как я могу забыть семейку аристократов Стэнфилд! Старая почтенная семья виргинцев, как Вашингтоны, Джефферсоны, Ли. Стэнфилды очень богаты, вернее, были богаты. Их плантацию сожгли до основания во время войны. Майор говорил, что они потеряли все. Даже жена его умерла. Хрупкая была особа, не знаю, что он нашел в ней. Неживая, как кукла. Впрочем, тоже отпрыск благородного семейства. Они все женятся и выходят замуж в своем кругу. Голубая кровь, что тут попишешь. Но у нее-то кровь была совсем жидкая, потому что в самом начале войны она заболела и умерла. А детей у них не было. Майкл жениться не успел. Так что, похоже, виргинских Стэнфилдов почти не осталось, если не считать последнего.
 — И мы с ним справимся.
 — Вижу, вы не очень-то обеспокоены. Еще бы! Это мою шею он жаждет увидеть в петле, не вашу, — прошипел Бойс, осушив очередной стакан с виски.
 — Если и дальше будете так пить, ему необязательно что-то предпринимать. Вы сами благополучно сведете себя в могилу, вероятнее всего, свалившись с лошади и сломав вашу дурацкую шею. Что же, сэкономите ему судебные издержки, время, потраченное двенадцатью присяжными, и стоимость доброй веревки.
 — Легко вам говорить, Альфонсо, это не за вами он гонится по пятам, — с хриплым смехом ответил Кортни человеку, величественно восседавшему на подобии трона, обитом красной кожей.
 Альфонсо Джейкобс в самом деле походил на короля, и даже грива седых волос, серебряным ореолом окружавшая его голову, казалась короной. Да и сам он был мужчиной крупным, с массивными плечами и грудью, четко вылепленными, но грубыми, как из камня высеченными, чертами лица. Но несмотря на не слишком утонченную внешность, ему выпало наслаждаться всеми благами жизни: его окружали роскошь и предметы искусства, дорогие картины, элегантная английская мебель и восточные ковры. Он был одет в красный шелковый смокинг с бархатным воротником. На дорогой жилет была выпущена толстая золотая цепь от часов. В руке, украшенной золотым перстнем с рубином, был зажат хрустальный стакан с французским коньяком. Задумчиво хмурясь, он то и дело затягивался толстой сигарой.
 — Майкл Стэнфилд умен. Из тех, кто полагается не на силу, а на мозги. Знаете, кем он был до войны? Представьте, архитектором. Проектировал роскошные здания. Одно даже построено в столице, вот как! Федеральной. Все, что он создал в Ричмонде, сгорело дотла. Слышал, как Майкл и майор толковали о Нью-Йорке, Филадельфии, Бостоне и тому подобных местах, куда он ездил, чтобы следить за возведением своих зданий. Даже в Европе побывал. Изучал искусство или что-то такое же шикарное в Лондоне и Париже. Как-то видел его в Ричмонде с модными шлюхами. Мне такие не по карману, а жаль. Но говорю вам, хоть он и архитектор, а воспитывался, как все джентльмены в Виргинии. Стреляет лучше индейца. А ездит, словно сам дьявол за ним гонится. И он решил отомстить, — продолжал Кортни, наливая себе спиртное.
 Альфонсо покачал головой, надеясь, что Кортни по ошибке не налил себе бренди. Черт, как жаль, что ему пришлось полагаться на такого идиота! Но Кортни Бойс оказался в нужном месте в нужное время. Он имел доступ к правительственным и армейским документам и, что всего важнее, к депешам, в которых указывались даты отправки грузов, пункты назначения и количество охраны, сопровождавшей каждый золотой эшелон.
 — Послушай, Кортни, попытайся хотя бы раз поработать мозгами. Почему этот Майкл Стэнфилд, которого ты так боишься, появился здесь?
 — Сами знаете. Охотится за капитаном Даггером, — буркнул Кортни, опрокинув стаканчик и слегка морщась, должно быть, все-таки по ошибке налил бренди. — Боже, поверить не могу, что сам столкнулся с ним лицом к лицу не далее как сегодня. Все те же мокасины, штаны из оленьей кожи и длинная коса. Должен признать, что, увидев его, поверил в половину тех историй, что о нем рассказывают. Но только в половину. — Он злобно хихикнул.
 — На твоем месте я бы не стал недооценивать ни Брейдона, ни его отца. Кстати, почему Стэнфилд преследует капитана Даггера?
 — Потому что именно он ограбил около Гордонсвилла тот золотой эшелон, который охранял брат Стэнфилда. Даггер и убил майора.
 — Совершенно верно. А почему он считает, что именно капитан Даггер повинен в гибели брата? — продолжал терпеливо допрашивать Джейкобс, словно шаг за шагом объясняя ученику трудное задание.
 — Потому что я, как один из людей майора Стэнфилда и единственный, кто выжил в бойне, опознал его, — объявил Бойс с довольным видом. — Кому, как не вам, это знать? Ведь это вы велели мне взвалить вину на него.
 Джейкобс улыбнулся, и от этой улыбки по спине Кортни пробежал озноб страха.
 — Именно так. Потому что я знал истинное имя печально известного рейдера янки. Это я был в той поисковой партии, которая обнаружила молодого Нейла Брейдона. Никогда не забуду лицо его отца, когда тот увидел сына. Часто гадал, что намеревался сделать Натаниел, протягивая руки: то ли обнять Нейла, то ли задушить. Поэтому и удивился, что он спас Нейла шесть лет назад, когда я пытался его повесить. Впрочем, вероятнее всего, он сделал бы то же самое для незнакомого человека. Никогда не знаешь, о чем он думает. Натаниел — враг серьезный. В жизни не встречал человека, так упорно добивающегося своего. Он гонялся за этими команчи, пока они не покинули его сына в пустыне только для того, чтобы их оставили в покое. Мы нашли его бредущим по дороге смерти. Настоящий воин-команчи. Из тех, кто заплетает волосы в косичку и готов убить любого так же легко, как плюнуть на врага, что он тут же и попытался сделать, я имею в виду и то и другое. Позже мы узнали, что он скачет верхом и стреляет, как никто на свете. Такое, наверное, видели только те, кто имел несчастье пережить набег команчи. Тогда парня звали Кинжал Солнца. Я это запомнил. И когда услышал, что отрядом рейдеров янки командует некий капитан Даггер, имеющий привычку заплетать свои золотистые волосы в языческую косу и прочесывать рейдами всю Виргинию, как команчи, вышедшие на тропу войны, естественно, подумал о Нейле Брейдоне, своем бывшем зяте. Я знал, что Нейл встал на сторону Союза. Поэтому взял на себя труд проверить кое-что. У меня были осведомители и в той и в другой армиях: лишние деньги еще никому не мешали, — вот и оказалось, что Нейл служил в армейской разведке, штаб-квартира которой находилась в Вашингтоне. Он действительно оказался капитаном Даггером. Именно тем, за кем сейчас охотится Майкл Стэнфилд. На это я и рассчитывал. Если кто-то заподозрит меня, то есть нас, удобнее всего подставить капитана Даггера. Пресловутого командира рейдеров, хладнокровно убившего охрану поезда и преспокойно живущего по соседству. Он сам облегчил нам задачу, так и не срезав проклятую косу. Так что Майкл Стэнфилд может без всякого труда расправиться с преступником, всадив в него пулю. Кортни Бойс был вынужден признать, что Альфонсо — поистине блестящий стратег. Но что-то все же его беспокоило.
 — А что, если Майкл видел меня в тот день? И вспомнит лицо?
 — Может, и не вспомнит. Тогда у тебя было другое имя и никаких усиков. Люди меняются.
 — Он вспомнит, — маялся Кортни, переворачивая стакан.
 — Если Стэнфилд сумел выследить капитана Даггера, почему не можешь ты? Что, если и тебе пришло в голову искать мести? Ведь это тебя едва не прикончили кровожадные рейдеры. Советую всегда хорошенько все обдумывать, учитывать каждый аспект дела, и тебя никогда не прижмут. Обязательно останется запасной выход.
 Кортни рассмеялся и отсалютовал Альфонсо стаканом, к сожалению, снова оказавшимся пустым.
 — Мои чистосердечные поздравления, сэр. Вы самый хитрый и расчетливый человек из тех, кого мне выпала удача повстречать. Только напоминайте мне никогда не садиться с вами за карточный стол.
 — Я в жизни не брал в руки карт. И никогда не рискую.
 — Но что, если Стэнфилд не убьет Брейдона?
 — Не важно. Не он, так мы. В этой дикой местности есть немало способов столкнуться с несчастным случаем. Закон здесь не слишком бдителен. Но вот когда человек признан виновным, правосудие настигает его быстро и неотвратимо. И как только мы позаботимся о Брейдоне, сделаем все, чтобы власти обнаружили тело Стэнфилда, ибо этот храбрец, у которого нет никого, чтобы навести справки о случившемся, будет смертельно ранен при нападении на Нейла Брейдона. Избавимся от обоих врагов одновременно.
 Кортни изумленно покачал головой и пошатываясь проследовал к буфету, где налил себе еще виски. Правда, предварительно удостоверился, что это чистый кукурузный напиток, а не всякие заморские глупости.
 Альфонсо смотрел в огонь, словно зачарованный пламенем.
 Он все распланировал с самого начала, но смерть Нейла Брейдона стала его главной целью с тех пор, как была убита дочь. Он считал молодого человека виноватым в крушении весьма тонких расчетов и поэтому решил добиться своего любой ценой. Никто еще не становился на дороге у Альфонсо Джейкобса безнаказанно! Он потратил столько времени и усилий, чтобы устроить этот брак, соединивший не просто мужчину и женщину, а два огромных ранчо. Но все рухнуло со смертью Серины. Он потерял шанс завладеть Ройял-Риверз. Когда Серина вышла замуж за Нейла, Альфонсо посчитал ранчо частью своей империи. Кроме того, смерть Натаниела и его старшего сына была только вопросом времени.
 Единственным слабым звеном цепи была Серина. И она жестоко разочаровала отца, едва не испортив все, когда удрала с этим испанцем перед самой свадьбой с Брейдоном. К счастью, он сумел догнать влюбленных, вернуть дочь на ранчо и отправить ее любовника в Испанию, где тот и остался, боясь за собственную жизнь. Альфонсо даже сумел аннулировать брак, но, не доверяя никому, все же высылал испанцу кругленькую сумму, на которую тот мог жить припеваючи, особенно после того, как обзавелся другой женой и потомством.
 Джейкобс задумчиво улыбнулся. Люди — всего лишь орудия для выполнения его замыслов. Совсем как молоток и гвозди для плотника, собравшегося строить дом. Он использовал Серину как часть своего плана создать империю. Точно так же раньше использовал ее мать, женившись на единственной дочери богатого испанского землевладельца. Тот участок земли, на котором стояло ранчо Силвер-Спрингс, достался ему за ничтожную сумму: тесть был более чем счастлив угодить мужу дочери. Но преждевременная смерть Серины спутала все карты. А он питал такие надежды на эту часть плана. Правда, вначале немного промахнулся, не сообразив, что дочь выросла столь благочестивой. Но позже сказал Серине, что ее первый муж умер, и убедил принять Нейла Брейдона в постели и тем самым осуществить брак на деле. Только при этом забыл, что Нейл скорее дикарь, чем цивилизованный человек, и между ними произошло нечто, ставшее причиной смерти Серины. Альфонсо во всем винил Брейдона. Но теперь появилось еще одно орудие, с помощью которого он избавится от смертельного врага и одновременно отведет подозрения от себя. Ибо найдутся люди, которые еще помнят его попытку повесить зятя за предполагаемое убийство дочери. Никогда не атакуй с фронта. Старайся обойти с флангов. Альфонсо до сих пор стыдится того момента, когда потерял над собой контроль. Но теперь никто не обвинит его в убийстве Брейдона.
 А тот должен умереть. Он представляет угрозу для Альфонсо, даже большую, чем Натаниел, ибо хорошо знает индейцев, особенно команчи, и может доставить немало неприятностей в будущем, когда начнутся беспорядки. Наверняка попытается вмешаться. Конечно, в Симарроне есть и другие влиятельные люди вроде Кита Карсона и Люсьена Максвелла, но с ними Альфонсо разделается в свое время.
 Кортни Бойс уже связался с французами, жившими в Мексике. Они совсем не против, чтобы к северу от Рио-Браво-дель-Норте появилась республика, не слишком дружелюбно настроенная по отношению к Соединенным Штатам. Там соберется немало бывших солдат Конфедерации, которым терять нечего. А уж он позаботится, чтобы им было за что драться. Федеральные же войска будут слишком заняты, защищая города и отдаленные поселения от набегов индейцев, которых в изобилии снабдят оружием, боеприпасами и спиртным, чтобы интересоваться деятельностью Джейкобса. Он вложит награбленное в эшелонах и банках конфедератов золото в создание своей собственной республики на том месте, где сейчас находится Нью-Мексико.
 Этот глупец Джефферсон Дэвис и его идиотское правительство не имели ни малейшей надежды на создание подобной республики. Эти ничтожества пустили на ветер такие возможности! И разумеется, попались! Им бы следовало тщательно все спланировать, но в их головах гуляет ветер. Сбежать из Ричмонда на поезде, везшем остатки казны конфедератов! Болваны!
 Альфонсо очнулся и повернул голову в сторону Бойса, прикончившего очередную порцию выпивки. Что же, хоть все имеет свое применение, пользы от этого типа почти никакой. Похоже, ему придется встретиться с Создателем, и притом очень скоро.
 Бойс медленно поднялся.
 — Если вы во мне больше не нуждаетесь, — объявил он, так и не поняв, как зловеще прозвучала эта фраза, — я умер для всего остального мира.
 — Разумеется, Кортни, — благосклонно улыбнулся Альфонсо. — Вы все сделали как надо и заслуживаете долгого отдыха. Хочу сказать только, что всегда буду крайне благодарен вам за помощь.
 — Рад слышать это, впрочем, как и звон монет в кармане, — согласился Кортни, едва ворочая языком.
 — Спокойной ночи.
 Но Бойс и не думал отправляться спать. Вместо этого он, пошатываясь, направился по коридору, где и заблудился в тщетной попытке отыскать южное крыло, в котором находилась спальня Диосы.
 Моргнув несколько раз, чтобы обрести некоторую ясность зрения, Кортни наконец остановился у заветной двери. Что же, мужчине всегда не терпится оказаться между мягких бедер возлюбленной!
 Зная, что его встретят с распростертыми объятиями, Кортни не потрудился постучать и, даже не позаботившись прикрыть за собой дверь, шагнул в комнату. Он едва держался на ногах, так что сейчас ему было не до двери.
 Здешняя спальня Диосы нравилась ему куда больше, чем комната в ее доме, в Санта-Фе, чересчур, по его мнению, варварски обставленная, с гротескными терракотовыми фигурками; одна из них, танцующая обезьянка, которую хозяйка называла богом ветра Эхекатлем, была ему особенно ненавистна. Стены украшали уродливые золотые маски и шкуры ягуара, отчего Бойсу неизменно хотелось оглянуться, словно кто-то стоял за спиной. Что за странное пристрастие к подобного рода неестественным вещам!
 Эту же спальню обставлял сам Альфонсо, впрочем, как и остальной дом. Нужно признать, что вкус у него был куда лучше, чем у племянницы. Здесь были комоды с мраморными крышками, диваны с шелковыми подушками бледно-розового цвета, изящные бархатные стульчики и огромная кровать. Иногда ему становилось трудно дышать от тяжелого запаха духов Диосы, но и этот пряный аромат был частью ее очарования.
 Диоса сидела за туалетным столиком и расчесывала длинные волосы. В эту минуту она казалась Кортни языческой богиней. Глаза ее были прикрыты, на губах играла мечтательная улыбка. В одной руке она держала щетку, в другой — золотые щипчики с зажатой в них тонкой сигарой. По столику были разбросаны обычные безделушки: баночки с притираниями, духи, ленты, перчатки, небольшой, инкрустированный золотом кофр, в котором она держала свои бесчисленные драгоценности… Почетное место, однако, занимала кожаная шкатулка, с которой она никогда не расставалась. Вполне невинная на вид вещичка, она содержала весьма странные вещи вроде кусочков кактуса, грибов, которые она назвала плотью богов, горький порошок семян утреннего цветка, который можно было скорее назвать смертельным, ибо ему еще не доводилось провести столь кошмарную ночь, как та, когда по ее настоянию он выпил настой этой штуки. Мало того, последующие три дня вообще выпали из его памяти, да и по сию пору Кортни посещали странные видения, являвшиеся в самые неподходящие моменты. Но Диоса только смеялась, утверждая, что он не из тех избранных, которым дано говорить с богами, и что сама она наделена способностью видеть магический вихрь цветов и образов.
 Кортни, хоть и был пьян, умудрился подкрасться к Диосе так тихо, что она, погруженная в грезы и фантазии, не услышала его приближения. Он долго стоял, с ухмылкой рассматривая ее смуглые шелковистые плечи, прежде чем нагнуться и припасть губами к теплой плоти. Руки, скользнув под пеньюар, жадно гладили обнаженные груди. Он услышал вздох удовольствия. Нежные пальчики легли на его щеку. Мех, которым были отделаны широкие рукава пеньюара, слегка щекотал его кожу.
 — Любимый, я знала, что ты придешь. Что не сможешь удержаться. Ты прилетел с солнца, чтобы быть со мной! — гортанно пробормотала она, запрокидывая голову.
 Их губы слились, и Кортни неожиданно потерял самообладание, учуяв чуть сладкий запах духов и отдающее дымом дыхание. Он с силой стиснул ее грудь и принялся осыпать поцелуями. Полыхавшие бешенством глаза Диосы неожиданно распахнулись.
 — Ты! — взвизгнула она, отталкивая Бойса. В своей ярости она казалась ему еще красивее, и он окончательно потерял голову.
 — Я? — переспросил он, сбитый с толку. — Ну разумеется, я! А кого еще ты ожидала увидеть в своей спальне?
 Даже сквозь пьяный туман до него постепенно начало доходить, что речь идет о другом человеке. Но в таком случае… о ком же?
 — Как ты смеешь? — прошипела она, натягивая пеньюар на плечи, словно оскорбленная его прикосновением. Какое грубое пробуждение! Воображать, что тебя целует Нейл Брейдон, только чтобы, очнувшись, увидеть лицо Бойса! Ее бог прямо на глазах превратился в жабу!
 Женщина прижала трясущуюся руку к занывшему виску, борясь с мелькавшими в глазах красно-желтыми огнями.
 — С чего это вдруг мы стали такими важными? Что-то раньше я этого не замечал! — рявкнул он, багровея. — Ты действительно приняла меня за кого-то еще! Признавайся!
 Он принялся трясти ее с такой силой, что голова беспомощно моталась на тонкой шее.
 ―Да!
 — За кого?!
 Диоса улыбнулась, чем обозлила его еще больше. Только полный идиот мог не понять, в чем дело, тем более после той сцены, которую Кортни наблюдал сегодня.
 — Ты забрала себе в голову соблазнить Нейла Брейдона, верно?
 — Да, — кивнула она, с отвращением глядя на него. — Ты ничто в сравнении с ним. Он моя любовь, а я принадлежу ему. Мы были любовниками. И станем снова теперь, когда он вернулся. Он бог, а ты грязь под его ногами.
 Она плюнула ему в лицо, но Кортни даже не заметил этого.
 — Ты так считаешь? — с сомнением спросил он. Ее яд поразил его в самое сердце и отрезвил. Как раз достаточно, чтобы развязать язык. — А его жена?
 Диоса рассмеялась.
 — Какое это имеет значение? Я не смотрела на его первую жену и не посмотрю на вторую! Он снова будет моим.
 — Уверена? А мне показалось сегодня, что мы явились в самый неподходящий момент. Даже слепой мог заметить, что они любовники. Он не сводил с нее глаз и обнимал, когда мы вошли в сарай. Что же, я его понимаю. Ли Брейдон, — подчеркнул он, — одна из самых красивых женщин, которых мне довелось встречать. Нейл, вероятно, тоже думает так, иначе не женился бы на ней. Он мог выбрать другую, но не сделал этого. И теперь, увидев их вместе, я понял, что они созданы друг для друга.
 Очевидно, его слова больно жалили, потому что Диоса взорвалась:
 — Ты. ничего не знаешь! Нейл мой! Он всегда принадлежал мне! Говорю, он вернется. Наши судьбы тесно связаны! Он не сможет уйти от меня. Боги предназначили нас друг другу. Никто его у меня не отнимет.
 Кортни забыл об осторожности. Диоса принадлежит ему. Во всяком случае, принадлежала до возвращения Брейдона. А ведь он собирался жениться на ней! И женится, и ничто этому не помешает. Ничто. Он не потеряет ее.
 Но тут ум его окончательно прояснился. Он словно заглянул в будущее и улыбнулся, сообразив, что никак не может потерять Диосу. Нельзя же любить мертвеца!
 — Нейл Брейдон — человек, Диоса. Не бог. И его участь уже предрешена.
 — Что? — почти сонно переспросила она. — Что за чушь?
 Она втянула в легкие голубоватый дымок сигары и минуту спустя выпустила легкое облачко, окутавшее их обоих призрачной дымкой.
 — Это правда, Диоса. Правда. Нейл Брейдон — человек конченый.
 — Лжешь!
 — Спроси своего дядюшку. Это его план. Даже ты знаешь, что он всегда добивается задуманного. Во время войны Нейл Брейдон под именем капитана Даггера был рейдером янки.
 — Даггер?
 Рука Диосы потянулась к жертвенному кинжалу с рукояткой в виде хищной птицы.
 — Да. Он ограбил эшелон с золотом и зверски расправился с невинными людьми. Некий Майкл Стэнфилд сейчас ищет его, потому что Нейл убил его брата. Майкл прикончит Нейла, а если не сможет, за дело возьмется Альфонсо. Потому что именно он все задумал с самого начала. Нейл Брейдон все равно что мертвец, — с наслаждением объявил Кортни.
 — Нет, — прошептала она. — Мы предназначены друг для друга. Он Эльдорадо. Золотой Человек. Моя судьба — быть вместе с ним. Я Диоса Марина. Боги благословили меня, как ту, первую Марину, Малиналь, любовницу Кортеса. Это она принесла ему империю золота. Я богиня, что и означает мое имя. Меня послали боги. Так было задумано с начала времен. Мы очень долго ждали, пока с востока придет светловолосый человек. И он пришел и окутал нас золотистым светом. А теперь здесь оказался Эстебан. Чернокожий мавр, который пришел проводить нас в Сиболу, Семь Золотых Городов. Эстебан. Я видела его, говорила с ним, и он ответил. Его послали в Ройял-Риверз, где он ждет моего приказа. Он найдет золото, а потом умрет, принесенный в жертву богам. И я стану женщиной Эльдорадо.
 Кортни Бойс понял, что настал его час. Диоса, казалось, бредила, и ее темные глаза смотрели в никуда. Пора ее отрезвить.
 — Золото? — воскликнул он, обнимая безвольную женщину. — Я могу дать тебе золота. Столько, что мы сможем объездить весь мир, не потратив и сотой части. Золото, Диоса, золото! Оно спрятано…
 — Спрятано? — с любопытством повторила она.
 — Да, Альфонсо не хотел, чтобы оно лежало здесь, в Силвер-Спрингс. Слишком опасно. Потому и сложил его туда, где никто не подумает искать. В руинах одного древнего города.
 Он снова представил развалины давно забытого города, где стены, сложенные из блоков песчаника, казались золотыми в свете солнца, где двери и окна стояли открытыми ветру и небу. Где площади были выложены гладкими плитами, а в печах лежал давно остывший пепел. Где круглые скамьи в храмах тщетно ждали молящихся. В одном из опустевших зданий, с потолком из сосновых балок, они и спрятали краденое золото, сложив сундуки у стен, откуда смотрели на них странные фигуры. На каждом сундуке до сих пор болталась печать казначейства конфедератов.
 — Это и есть город золота, Диоса, и не кто другой, как я, могу показать его тебе, — бахвалился Бойс. — Я сделаю тебя королевой. Одену с головы до ног в драгоценности и золото. Забудь свои легенды. С тем золотом, которое у нас есть, мы поедем в Европу, где короли и королевы станут нам кланяться. И тогда ты, Диоса, сама станешь легендой.
 В этот момент он был, как никогда, искренен, потому что твердо намеревался сделать ее своей королевой.
 — А Нейл? — прошептала она.
 — Он? — фыркнул Бойс. — Он умрет.
 — Нет! — завопила она, с удивительной силой вырвавшись из его рук. И вид ее искаженного злобой лица заставил Кортни испуганно отступить: перед ним была ожившая копия одной из золотых масок, висевших на стенах ее спальни. — Нет, — повторила она вкрадчиво, но так, что Кортни передернуло. — Он никогда не умрет. Никто не отнимет его у меня или меня у него. Ни ты и ни Альфонсо. Даже Серина не сумела, не говоря уже о том старике, моем драгоценном муже, чьи прикосновения вызывали мысль о могиле. Скоро я разделаюсь с синеглазой англичанкой точно так же, как с остальными.
 — С остальными? Ты имеешь в виду мужа и Серину? — выдавил Кортни, которому каким-то чудом удалось обрести дар речи.
 — Именно, — по-змеиному прошипела Диоса, чьи черные глаза следили за Кортни с неподвижной напряженностью рептилии. — Серина вообразила, что сможет отнять его у меня. Но она не понимала. Нейл мой. Он любил меня. А ей взбрело в голову, что она его хочет. Заявила, что больше мы с ним не увидимся. Вроде бы он собирался вернуться к ней и попытаться уладить свои семейные дела. Я рассмеялась ей в лицо. Он пришел ко мне и сказал, что все кончено. Серина хотела, чтобы они жили, как муж с женой, и он согласился. Они женаты. И без того потеряли немало времени. Заявил, что больше мы не станем встречаться. Бросить меня из-за нее! Никогда! Луис сказал, что ее муж живет где-то в Испании. Он сам много лет посылал этому человеку деньги по поручению дядюшки Альфонсо. Тот хотел удостовериться, что он не даст знать о себе. Дядя Альфонсо солгал Серине, сказав, что ее муж мертв. Поэтому она и захотела Нейла. Но Нейл принадлежал мне. Я возненавидела Серину. Она была во всем виновата! Поэтому я написала ей записку, где говорилось, что ее муж жив и ждет ее у каньона дель Малгаладо. В тот день боги радовались, ибо я принесла ее им в жертву там же, в каньоне. Бедный Нейл. Теперь его жена была мертва. А позже скончался и мой бедный болящий муж. Немного белладонны в шоколаде, и я стала вдовой.
 Она тихо рассмеялась.
 — Ах ты, шлюха! — проревел чей-то голос.
 Кортни круто обернулся и потрясенным взглядом уставился на Альфонсо Джейкобса, стоявшего в дверях с видом разъяренного быка.
 — Ты?! Так это была ты?! Это ты разрушила мои планы! А я все это время винил Нейла Брейдона! Если бы не ты, они с Нейлом до сих пор были бы женаты, — цедил он, крадущимся шагом приближаясь к женщине. — А я не упустил бы Ройял-Риверз. Но тебе нужно было сунуть нос в мои дела!
 Диоса с неприязнью оглядела дядю.
 — Старый дурак! — бросила она, откинув голову и пробуравив его дерзким взглядом. — У тебя ничего не получилось бы! Нейл был моим еще до того, как женился на Серине. Мы были любовниками, а Серина ничего не значила! Он вернулся бы ко мне! И еще вернется! Это я, Диоса, получу Ройял-Риверз, а не ты! Ты и твои идиотские планы. Ты не понимаешь! Боги с самого начала управляли тобой!
 Ее издевки лишили Альфонсо той малой доли самообладания, которая еще у него оставалась. Услышав ее исповедь и поняв, что она все эти годы дурачила его, он с безумным воплем бросился на Диосу. Огромные ладони сомкнулись на тонкой шее, которую он без труда переломил бы, если бы сзади на него не набросился Кортни Бойс. Град кулачных ударов заставил Джейкобса разжать руки. Он повернул к Бойсу искаженное яростью лицо, готовый послать врага в ад чуть раньше, чем было задумано.
 Кортни увидел мрачно-удовлетворенную улыбку Альфонсо Джейкобса за миг до того, как раздался грохот выстрела. Огненная боль разорвалась в его груди. Прежде чем упасть в черный провал смерти, он успел заметить кровавый цветок, расцветший на белой рубашке.
 Альфонсо презрительно ткнул мертвеца ногой. Всего на секунду он повернулся спиной к Диосе, но, как оказалось, сделал фатальную ошибку, ибо на этот раз недооценил врага. Диоса, все еще пытавшаяся втянуть воздух в горящие легкие, не помня себя, подняла руку и вонзила острое лезвие жертвенного кинжала в широкую спину Альфонсо Джейкобса.
 Тот медленно повернулся, и на лице его в эту минуту отражалось неверие, а не боль. Он умер у ее ног. Безумие в этих темных глазах оказалось единственным, на что он не рассчитывал.
 — Матерь Божья! — прошептал с порога Луис Анхель, у которого подгибались ноги. Он услышал выстрел и, прибежав из своей комнаты, наткнулся на кошмарную сцену. Немного придя в себя и сам не понимая, откуда взялись силы, он переступил порог и вошел в комнату.
 Диоса с разметавшимся по плечам облаком черных волос скорчилась на полу у туалетного столика. Глаза заволокло пленкой, из уголка обмякших губ тянулась тонкая струйка смешанной с кровью слюны. Воздух вырывался из груди короткими всхлипами, шею уродовали темные фиолетово-красные синяки.
 Луис осторожно переступил через распростертые трупы Бойса и Джейкобса и постоял над сестрой, глядя полными любви глазами на несчастное создание. Потом покачал головой при виде кожаной шкатулки, ибо знал, что в ней содержалось. Он предупреждал сестру, но она не хотела слушать. Только целовала его в щеку и твердила, что поет вместе с богами. С самого детства она хотела стать богиней. И всегда была богиней, его сестричка, которая так нежно заботилась о нем, своем маленьком Луисе.
 — Диоса! — прошептал он, поднимая обмякшее тело и относя на постель. И неожиданно замер, прислушиваясь к несвязному бреду, вызванному жуткими видениями, терзавшими ее мозг. Да поможет им Господь! Когда-нибудь ему придется рассказать Нейлу Брейдону правду о гибели Серины. Но сейчас нужно поскорее увезти Диосу. Он никому не позволит забрать ее в сумасшедший дом, а может, даже повесить, если бедняжка станет открыто бахвалиться в трех убийствах.
 Сидя на постели, Луис Анхель глубоко задумался, что теперь делать.
 Вряд ли кому-то повредит, если он все здесь вымоет, а потом перетащит тела в кабинет дяди Альфонсо. Закроет дверь и выпрыгнет в окно. К счастью, тетя Мерседес гостит у сестры в Альбукерке и приедет не раньше чем через две недели. Никто из слуг не посмел бы войти в кабинет без приглашения, даже будь дома тетя Мерседес, да и не захотел бы, поскольку дядя Альфонсо приглашал только тех, кто имел несчастье навлечь на себя его гнев. Прежде чем увезти Диосу, он объявит слугам, что возвращается в Санта-Фе, а хозяин и Кортни уехали по делам.
 А когда эту дверь все-таки откроют, все поверят тому, что увидят: Альфонсо Джейкобс и Кортни Бойс поссорились и в гневе убили друг друга. К этому времени он благополучно доставит Диосу в Мексику, где у них много родственников. Там американские власти до них не доберутся, а он сумеет присмотреть за сестрой. Да, план очень прост и обязательно удастся, потому что он все хорошенько продумал. Дядя Альфонсо недаром учил его предусматривать каждую деталь.

 Глава 25


  На руку любимого дева склонилась, 
  И стан ее эта рука обвила. 
  И в зелень холмов их шаги устремились, 
  В мир новый, но старый судьба их звала .

    Альфред Теннисон

 Наступила ночь барбекю.
 Душистый дымок был напоен ароматами жареного мяса и острых соусов с луком и чесноком. Слышались мелодичные звуки скрипок, гитар и мандолин.
 Днем рабочие вырыли канаву, сложили в нее мескитовый хворост и нажгли угольев, на которых теперь жарились молочные козлята и ягнята вместе с олениной, дикой индейкой и говяжьими тушами. Громко шипели сковороды со свежей горной форелью, начиненной мятой и завернутой в ломтики бекона. Лупе принесла различные приправы, оливковое масло, чеснок, дикие травы и томатные соусы, сдобренные жгучим перцем. На кострах подогревались большие керамические горшки с бобами, рисом и овощами. На длинных столах стояли теплый хлеб, стопки тортилий, жареные пончики с медом, салаты и сладости. Рядом красовались чаши с фруктовым пуншем, кувшины с лимонадом, бутылки вина и виски, дымящиеся кофейники.
 Во дворе ранчо толпились люди. Друзья, приятели, деловые знакомые Натаниела Брейдона, работники, слуги, пастухи и их семьи столпились у костров и почти не отходили от своих компаний, хотя это была одна из тех редких ночей, когда все социальные различия стирались: праздновалось успешное окончание окота и стрижки овец.
 Гай Треверс сидел в одиночестве на жесткой деревянной скамье, осторожно придерживая тарелку на коленях, и, слушая жизнерадостные голоса, веселую музыку и смех, изредка притопывал ногой в такт.
 Ощутив, как горит горло от перца, он поспешно потянулся к бокалу с вином, но неудачно. Бокал покатился по земле. Гай нагнулся и пошарил у своих ног. К счастью, бокал не разбился. Гай досадливо вздохнул, но тут же улыбнулся, когда гончая лизнула его руку, очевидно, благодарная за угощение. К сожалению, вино залило туфли, и теперь приходилось сидеть в мокрых носках. Он выпрямился и неожиданно застыл. И сидел неподвижно, казалось, целую вечность, глядя широко раскрытым зеленым глазом на великолепие первого заката, который увидел с тех пор, как ослеп. Гай боялся моргнуть, даже прикрыть глаз, благодарный за случившееся чудо. Он так боялся, что ослепнет на всю жизнь. Зрение постепенно улучшалось, но туман все не рассеивался, и до этого момента он ничего не мог разглядеть ясно, а мир оставался бесцветным и искаженным.
 Рука так крепко сжала ножку бокала, что она сломалась и между стиснутыми пальцами показалась кровавая капля. Губы задрожали.
 Гай поспешно вытер горячую влагу с глаз, жалея, что тьма так быстро спускается на землю. Он слишком долго прожил во мраке, чтобы приветствовать его сейчас.
 Почти дрожа от нетерпения, Гай медленно огляделся и расплылся в улыбке удовольствия при виде высокой тощей фигуры в ситцевом платье и ослепительно белом переднике. Отблески огня играли на медной коже. Джоли!
 Она стояла лицом к лицу с низенькой толстой мексиканкой, потрясая перед носом последней большой деревянной ложкой. Мексиканка, словно защищаясь, подняла ножку индейки.
 К спорщицам приблизился щегольски одетый негр с большой тарелкой в руках, и Гай недоуменно нахмурился. Стивен?
 Сначала он не узнал верного слугу, поскольку тот был одет в темно-серый костюм, а волосы совсем побелели. Зато походка оставалась такой же упругой. Заметив, что женщины вот-вот подерутся, Стивен мудро обогнул их, подошел к скамейке, встал за плечом Гая, и оба в дружелюбном молчании стали доедать ужин.
 — Прекрасная ночь, верно, Стивен? А какой закат! — воскликнул Гай, глядя в гордое лицо, которое знал всю свою жизнь.
 — Да, мистер Гай, уж это точно. Никогда раньше не видел такого красного неба, — ответил Стивен, посчитав, что Гай задал вопрос. Иного ему просто в голову не пришло. — Кстати, что случилось с мисс Лис Хелен? Сидит как в воду опущенная. А мисс Ли и мисс Алтея где-то здесь. У вас все в порядке, мистер Гай?
 — В полном, Стивен, спасибо. Все хорошо.
 Гай оглядел толпу, выискивая взглядом трех женщин. Двух он узнает сразу. Третью не видел никогда. Но поймет, что это она, при первой же встрече.
 Алтея.
 Такая прекрасная, по-прежнему элегантная и сдержанная, хотя немного более оживлена, чем прежде. Она всегда обладала идеальными манерами и, хотя держалась с неизменной вежливостью, крайне редко сближалась с людьми. Но теперь, смеясь над чьей-то шуткой, казалась куда более дружелюбной и человечной.
 Взгляд Гая упал на молодую женщину в голубом, стоявшую рядом с Алтеей.
 Ли.
 Гай нахмурился. Как давно он не видел сестру? Два года? Почти три? Он не был в Треверс-Хилле почти год, прежде чем вернулся уже слепым. В последний раз она поехала проводить его после отпуска, сидела верхом на кобылке, перебросив через плечо длинную каштановую косу, и казалась совсем юной. Тогда она махала рукой, пока он не скрылся за речным изгибом. И хотя она всегда была красавицей, он поразился, увидев ослепительно прелестную, полную жизни женщину. Да, она в самом деле стала женщиной, а не тем сорванцом, который повсюду за ним следовал.
 Он вспомнил долгие дни и ночи перед отъездом, мужество, сострадание и самоотверженность сестры, проявившей необычайное благородство духа в самые страшные минуты жизни, когда ей не к кому было обратиться за помощью.
 Ли нагнулась, чтобы погладить гончую, потерявшую всякое достоинство и униженно молившую о подачке. Гай улыбнулся, когда сестра взяла со своей тарелки пончик и бросила собаке. Худенькая темноволосая девочка протянула ей куклу, что-то сказала, и Ли поцеловала фарфоровую щечку, очевидно, чтобы сделать приятное ребенку. Гай потрясенно охнул. Этот грустный ребенок — его племянница! Да она выросла на целый фут, с тех пор как он в последний раз подбрасывал ее в воздух, а она со смехом просила подкидывать повыше.
 Теперь она стояла скованно, как кукла, которую держала в руках. В последнее время Гая волновало непривычное спокойствие племянницы. И теперь он еще больше встревожился, заметив, как бережно обнимает Алтея сгорбленные плечики дочери.
 Сквозь толпу пробивалась какая-то полная женщина, и Гай, услышав озабоченный, кудахчущий голосок, немедленно узнал Камиллу. Она выглядела именно так, как он себе представлял. И сейчас тихо засмеялся при виде маленьких седовласых леди, о чем-то шепчущихся на скамье. Вероятно, обмениваются секретами, от которых стынет в жилах кровь.
 Гай продолжал обыскивать взглядом толпу. Так много людей… некоторые даже привлекли его внимание на секунду-другую, но он был уверен, что все они ему незнакомы. Все, кроме…
 Гай ошеломленно уставился на Майкла Стэнфилда. Что он делает в Ройял-Риверз? Никто не сказал, что этот человек появился на ранчо. Странно. Майкл скорее всего знает, что Гай живет в Ройял-Риверз, и к этому времени должен был уже возобновить их знакомство! Что ни говори, а оба они виргинцы и к тому же однополчане!
 Но тут Стэнфилд вынул кукурузную трубку и чиркнул спичкой о каблук ботинка, и Гая словно осенило.
 Себастьян! Тот, кого представила ему Ли. И Стэнфилд почему-то назвался Себастьяном. Его настоящее имя действительно Майкл Себастьян Стэнфилд. Когда Гай знал его, он был кавалерийским капитаном. До того они иногда встречались, но Стэнфилд не особенно увлекался охотой или скачками, так что друзьями они не были. Мало того, еще до войны Стэнфилд часто уезжал из Виргинии. Да… кажется, он был архитектором.
 Гай недоумевающе пожал плечами. Почему, спрашивается, Стэнфилд не захотел возобновлять старое знакомство? Наверняка он помнит Гая! Нет, Ли была права, и человек, которого она знала как Майкла Себастьяна, лгал. Интересно, по какой причине?
 Стэнфилд продолжал стоять в стороне от толпы, у самой стены, к которой он и прислонился, терпеливо наблюдая за окружающими. Вернее… за кем-то из окружающих.
 Гай слегка повернул голову, проследив за направлением его взгляда.
 Майкл не сводил глаз с высокой фигуры. Гай узнал бы Нейла Брейдона повсюду. Он почти не изменился с той ночи, когда Гай в последний раз его видел. По-прежнему дьявольски красив. Вот только отношение к нему Гая изменилось. Ни прежней неприязни, ни зависти. И по правде говоря, теперь он не питал к Нейлу ничего, кроме симпатии. Вчера вечером они засиделись до полуночи, толкуя о войне, реконструкции Юга и будущих битвах — испытании могущества нации, пытающейся вновь объединиться.
 Гай задумчиво потер подбородок, гадая, что задумал Стэнфилд. В конце концов он завтра же решил подойти к Майклу и потребовать объяснений. А тот тем временем уже исчез. Гай удивленно покачал головой. Скорее бы отыскать Ли и рассказать, кто на самом деле этот таинственный мятежник.
 Он поспешно огляделся, надеясь найти Стэнфилда. Но увидел лишь легкий силуэт, таившийся у ворот, и понял, что его поиски завершились.
 Лис Хелен.
 Гай беззастенчиво таращился на нее, зная, что может делать это сколько угодно, не вызывая подозрений: ведь она еще не знает о свершившемся с ним чуде.
 Сердце его колотилось все сильнее. Она еще прекраснее, чем он представлял!
 Лис Хелен стояла в свете горящих факелов. Гай улыбнулся: лучшего места не придумаешь! Волосы девушки, темно-рыжие, густые, вьющиеся, были уложены высоко на маленькой головке. Просто непонятно, как стройная шея выдерживает такой вес! А лицо…
 У Гая вдруг потеплело на душе. Милое личико с забавными веснушками, коротким курносым носом, которого так приятно касаться кончиком пальца, и полными, словно созданными для поцелуев губками. А фигурка просто точеная: тонкие кости, узкие бедра и маленькие грудки. В пышном платье из тонких белых кружев поверх атласа цвета слоновой кости она казалась Гаю феей из волшебных сказок. Подходящего для него росточка, поскольку ее макушка как раз дойдет ему до подбородка во время танца. А его рука прекрасно впечатается в изгиб ее талии.
 Ах, если бы только она подошла ближе! Он хочет взглянуть ей в глаза. Лис Хелен говорила Гаю, что они светло-серые. Но он хотел видеть выражение этих глаз, знать, что чувствует она, когда смотрит в его лицо.
 Гай вспомнил о своем уродстве и нервно поморщился. Что, если он поцелует Лис Хелен, а та с отвращением его оттолкнет? Она достойна куда больше того, что он в состоянии ей дать!
 Он вдруг испугался. Испугался подойти к ней, услышать из ее уст, что у них нет будущего.
 А когда поднял голову, она уже исчезла.
 — Лис Хелен! — позвал он, обеспокоенно оглядываясь. Почему она не подошла? Правда, всю эту неделю она была к нему заметно холодна. Может, он чем-то ее оскорбил?
 Гай поднялся, решив, что именно она будет первой, кто узнает о случившемся с ним чуде.
 — Мистер Гай, вы куда? — ахнул Стивен, беря Гая за руку.
 — Хочу найти Лис Хелен.
 — Да, мистер Гай, она прошла вон через те ворота всего с минуту назад. Пойду позову ее.
 — Нет, Стивен, я сам.
 — Но, мистер Гай, вы же не можете бродить один среди незнакомых людей. Сразу заблудитесь, да и они уже так пьяны, что языками не ворочают. Лучше идите спать. Вам надо отдохнуть.
 — Я сам найду дорогу, Стивен, — с улыбкой ответил Гай. — А ты лучше доедай свою говядину, а то остынет.
 Стивен оглянулся на тарелку, стоявшую на ограде, потом на Гая и даже отшатнулся, когда единственный зеленый глаз молодого человека лукаво подмигнул.
 — У тебя такие красивые белые волосы, Стивен!
 — Мистер Гай! Откуда вам видеть мои волосы? Кто-то сказал вам, что они совсем поседели?
 — Ничего подобного, Стивен. Я и закат сегодняшний видел. Ты и не говорил мне, что облака кажутся золотыми. Представляешь, первый закат из тех многих, какие мне еще доведется наблюдать.
 — Мистер Гай! Мистер Гай, вы прозрели? Верно? Не дурачите меня? — пробормотал Стивен, трясущейся рукой роясь в кармане в поисках платка. Но Гай оказался проворнее и, вынув наглаженный белый квадратик, отдал старику, который с благодарностью приложил его к глазам.
 — Нет, Стивен, не дурачу. Знаешь, первая, кого я увидел, была Джоли. Хороший знак, по-моему, — признался он со смехом. — А теперь пойду за Лис Хелен. Прости, мне пора.
 Гай потрепал по плечу потрясенного, все еще не верившего собственным ушам Стивена и без колебаний направился к воротам, через которые вышла Лис Хелен.
 Наблюдая, как уверенно он шагает, Стивен наклонил голову.
 — Никогда еще не был так счастлив. Никогда. Господь благословил нас, — выдохнул он и, посмотрев в ту сторону, где еще шла битва между Джоли и Лупе, довольно вздохнул. Ничего, он вполне может подождать теперь, когда знает кое-что, пока не известное жене! И на этот раз она не отговорится тем, что якобы слышала гром!
 Гай впервые за все это время шел, не спотыкаясь, легко ориентируясь в большом доме, с любопытством оглядывая окружающую обстановку. Он примерно представлял, где сейчас Лис Хелен, но по-прежнему боялся пойти за ней во двор, опасаясь отказа. Она прекрасна и, вероятно, всего лишь жалеет его. Лис Хелен из тех, кто подбирает бездомных кошек и собак, а заодно и калек. С чего бы вдруг она стала питать к нему какие-то чувства? А если и питает, что он может ей дать?
 Когда-то гордый и своевольный, Гай Треверс сейчас корчился от унижения и нерешительности при мысли о годах одиночества, которое ждет впереди, если единственная женщина, которую он любил, его отвергнет.
 Лис Хелен тем временем сидела в темноте и следила за ним. Значит, случилось то, о чем она молилась и чего боялась. К Гаю Треверсу вернулось зрение. Она видела, как он оглядывался вокруг, словно малыш в рождественское утро, не знающий, на что раньше обратить внимание. Лис Хелен была так счастлива за Гая, потому что любила, и одновременно несчастна, потому что понимала: теперь его не удержать. Разве такая девушка ему нужна? Да он и не посмотрит в ее сторону, и она потеряет его. Впрочем, он в ней больше не нуждается. Теперь сам сможет повсюду ходить и не позволит себя жалеть. Недаром он твердил сестре, что не желает навязываться Лис Хелен.
 Щеки девушки вновь вспыхнули от пережитого, но не забытого стыда. Он даже удивлялся, что с ней такого неладного, если она способна любить его. Что же, он никогда не узнает.
 — Лис Хелен!
 — Я здесь! Это ты, Гай? — спросила она, притворяясь, что не заметила его.
 Гай пошел на ее голос. Девушка сидела в беседке, увитой розами. Гай ощутил внезапную неловкость, словно она получила над ним преимущество.
 — Я прозрел, Лис Хелен, — просто сказал он, встав перед ней.
 Лис Хелен замялась, готовая изобразить неведение и сделать удивленное лицо, но актриса из нее была никудышная, а лгунья и того хуже.
 — Знаю, — прошептала она.
 — Знаешь? Но откуда? Это произошло только что! Может, видела поразившую меня молнию, потому что ощущение было именно таким?
 Лис Хелен невольно улыбнулась. Даже не подслушай она его разговора с Ли, в котором он признавался, что отличает свет от тьмы, все равно заподозрила бы что-то. Он не слишком хорошо умел скрывать свои чувства.
 — Ты всю неделю вел себя довольно странно… словно всячески старался увидеть что-то, а сегодня… я заметила, как ты уронил бокал. И как твое лицо озарилось радостью. А потом стал оглядывать толпу в поисках знакомых лиц. И я поняла.
 — Но почему же не подошла? — еще больше встревожился Гай, прислушиваясь к ее неестественно учтивому голосу. Она никогда не была такой раньше! — Я сразу понял, кто ты, едва увидев! И хотел сказать тебе первой.
 — Как ты любезен! И я очень рада за тебя, Гай. Вправду рада. Но мне казалось, что ты хочешь сообщить эту чудесную новость родным, а мне не стоило тебе надоедать… навязываться, — не удержалась она.
 — Любезно с моей стороны? Навязываться? — переспросил он, не веря своим ушам и совершенно забыв о тираде, которую в отчаянии произнес всего несколько недель назад. — Ты?
 — Да. Поскольку ты прозрел, наверняка пожелаешь ездить верхом, встречаться с людьми, и больше тебе не нужен поводырь, — выдавила Лис Хелен, вспомнив о красавицах, посетивших сегодняшнее барбекю. Она не вынесет его восхищенных взглядов в сторону этих знойных чаровниц!
 — О, прошу извинить меня. Я в самом деле немало досаждал тебе с самого своего приезда в Ройял-Риверз, но поскольку был гостем в вашем доме и беспомощным калекой, ты по своей врожденной вежливости не желала выказывать свою досаду на меня.
 — В каких ужасных вещах ты меня обвиняешь! Это неправда! — сердито выпалила Лис Хелен. Она не позволит Гаю лишить ее той радости, которую делила с ним весь последний год, даже если при этом потеряет его.
 — Разве это неправда?
 — Разумеется, нет! Мне было хорошо с тобой! — призналась она наконец.
 — Значит, я тебе небезразличен? — спросил он, поднимая руку, чтобы вытереть со лба пот, и нечаянно задев черную повязку на глазу. Но может быть, ей это не важно?
 — Совсем нет. Мы стали хорошими друзьями и, надеюсь, всегда ими будем, — кивнула она, с ужасом уставясь на него. — О, Гай, что ты с собой сделал?
 Она схватила его окровавленную руку, поспешно достала платок и умело перевязала глубокий порез с рваными краями.
 — Нужно срочно обработать рану.
 Она стояла так близко, что голова с красно-золотистыми локонами доходила как раз до его подбородка, как себе и представлял Гай. От нее исходил невыразимо манящий аромат.
 — Друзья? — протянул Гай — Да, мы друзья. И это очень важно для меня.
 — И для меня тоже, — согласилась она. — Но сейчас ты должен рассказать Ли и Алтее. Я кому-то обещала следующий танец… и, по-моему, тот, что после этого. Мой поклонник был весьма настойчив.
 Ревность пронзила Гая. Похоже, его худшие страхи оказываются правдой. Если она сейчас уйдет, ему, возможно, не представится другого шанса открыть свои чувства, ибо с каждым днем они станут все больше отдаляться друг от друга. Он уже чувствовал начало конца и поэтому в отчаянии, отбросив былую гордость, борясь за то, чего хотел больше всего на свете, выложил то, что так давно таил в душе:
 — Мне хотелось, чтобы мы стали больше чем друзьями. Гораздо больше. Я люблю тебя! И если теперь нам придется расстаться только потому, что я снова вижу, уж лучше мне остаться слепым навеки. Ты стала самым дорогим человеком в моей жизни, и я не могу потерять эту привязанность и любовь, зародившиеся между нами. Я… я влюблен в тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой.
 Слова рвались из горла, горячие, почти бессвязные. Совсем не то складное, романтическое объяснение, о котором он мечтал, воображая, что любимая женщина бросится на грудь ему, надменному, чуть снисходительному герою, и, разумеется, скажет «да». О другом ответе не могло быть и речи! И верно, было время когда ни одна женщина не ответила бы отказом Гаю Треверсу, но сейчас…
 Лис Хелен не верила своим ушам. Он любит ее?!
 Гай нахмурился. Она слишком спокойна. Наверное, надоело его слушать. Но он должен, должен убедить ее в своей любви и преданности!
 — Я так хотел поскорее прозреть, но боялся. Боялся снова обрести зрение, потому что мог потерять тебя. Я думал, что ты меня просто жалеешь. А когда увидел мир, был сражен твоей красотой. И понадеялся, что ты, может быть, еще сумеешь меня полюбить. Почти надеялся, что ты некрасива, потому что в таком случае…
 Он осекся и, кажется, правильно сделал, поскольку и без того сказал слишком много.
 — То есть если бы от моего вида молоко скисало, тогда ты пожалел бы меня и попросил стать твоей женой? — уточнила она, но не слишком сердито, ибо увидела в его лице отчаяние и неуверенность и наконец-то поняла смысл подслушанного разговора. Он действительно страшился будущего. Красавец, богатый, из хорошей семьи, он всегда мог завоевать любую женщину. Но сейчас, воображая, что жутко изуродован, и не имея ни гроша, считал, что только невзрачная особа может принять его предложение, и никто больше. И уж конечно, такая красавица не может быть в него влюблена.
 Лис Хелен улыбнулась, счастливо блестя глазами. Он нашел ее красивой. А она так мучилась, что будет выглядеть чучелом в его глазах. Что ему не понравятся веснушки и медные волосы, что он забудет их дружбу и равнодушно пройдет мимо, не в силах любить женщину, которую посчитает непривлекательной.
 — А будь я тем ничтожным созданием, о котором ты говоришь, питала бы к тебе такую благодарность за спасение от участи старой девы, что с неприличной поспешностью сказала бы «да».
 — Наверное… то есть я не это хотел сказать, потому что полюбил тебя, еще не видя. Я никогда ни к одной женщине не испытывал ничего подобного. И никогда не мог говорить ни с одной женщиной, как с тобой. Да будь у тебя три глаза, все равно ты самая прекрасная на свете, но разве захочешь такого, как я… и…
 — Чего ты так боишься, Гай Патрик Треверс? — перебила она. — Значит, если я не безобразна, то настолько пуста и никчемна, что соглашусь выйти замуж только за красивого богатого джентльмена? Низкого же ты мнения обо мне! Как мало знаешь меня! Я видела мужчин подобного типа в Чарлстоне. Красивых, богатых, но жестоких и бессердечных. Я никогда бы не вышла за такого человека. И попроси ты моей руки раньше, я отказала бы, потому что когда-то ты был именно таким. Сам это сказал. Но человек, каким ты стал сейчас, — именно тот, которого я люблю. И для меня будет огромной честью стать твоей женой.
 Вот она и сказала то, что давно таила в душе. Гай не должен усомниться в ее чувствах к нему!
 Привстав на носочки, она прижалась к его губам в застенчивом поцелуе. Пригнула к себе его голову, коснулась губами щек, глаза и, подняв черную повязку, — рубца на веке.
 — Любимый мой…
 Гай не мог пошевелиться. Она сказала «да»! И поцеловала его невидящий глаз!
 Все еще не веря происходившему, он схватил девушку за руку и потащил в луч света, падавший из окна.
 — Гай, пожалуйста, что ты делаешь?
 Он запрокинул ее лицо, пристально взглянул в светло-серые глаза, казавшиеся чересчур большими на маленьком лице, и прочел в них нежность и любовь. Да, одну лишь любовь. Никакой жалости. Он слишком хорошо знал Лис Хелен. Она не обманула бы его. Она не из тех женщин, и именно поэтому он влюбился в нее, даже не видя ее прекрасного веснушчатого лица и ореола красно-золотых волос, так похожих на сегодняшний закат.
 — Мое дражайшее сердце, — прошептал он, коснувшись кончиком пальца вздернутого носика.
 Лис Хелен доверчиво смотрела на него, и он припал к ее губам, сначала легко, а потом, когда ее губы приоткрылись, более настойчиво, вспомнив древнее искусство обольщения. Пусть она всегда помнит их первый страстный поцелуй и никогда не пожалеет о том, что взяла в мужья калеку.
 — Ты понимаешь, что это означает? — спросил он наконец, чуть отстранив ее.
 — После всего, что было между нами, боюсь, тебе придется сделать предложение по всем правилам, — выдохнула она, изумленно глядя на него, ибо и предположить не смела, что поцелуй может быть таким волшебным!
 — Только попробуй сказать «нет», — предупредил он, опираясь подбородком о ее макушку и с наслаждением вдыхая идущий от волос аромат. — Я намереваюсь вернуться в Виргинию, в Треверс-Хилл, и прошу тебя ехать со мной. А оттуда до Ройял-Риверз очень далеко. Ты будешь скучать по родным. И, зная все это, тем не менее хочешь выйти за меня? Ты поедешь со мной, Лис Хелен? Сначала нам придется нелегко, но там мой дом, и я хочу жить в Треверс-Хилле и растить там наших детей.
 Лис Хелен положила голову ему на плечо и блаженно вздохнула.
 — Только попробуй удержать меня, — в тон ему ответила она, думая о розарии его матери и поднимая лицо, чтобы скрепить их клятвы поцелуем.
 — Восхитительно! — пробормотала Алтея, впиваясь зубами в теплую кукурузную тортилью, в которую заворачивалось жаренное на вертеле, политое пряными соусами мясо. Ли с некоторым удивлением смотрела на полную тарелку сестры. Алтея не из тех, кто любит острую еду!
 Алтея осторожно ела, опасаясь закапать соусом нарядное платье из светло-янтарного шелка с розовыми цветами, отделанное блондами. Последний крик моды трехлетней давности! И последний наряд, сшитый ею в Ричмонде для блестящего, но так и не состоявшегося бала.
 — Судя по картинкам во французском модном журнале, присланном Соланж подругой, кашемировые шали считаются провинциальными и смешными, — в притворном отчаянии заявила Алтея, натягивая на плечи мягкую розовую шаль. — Впрочем, журнал вышел год назад, а за это время моды снова сменились.
 Ли оглядела свое платье из сапфирово-синего бархата. Джоли, как истинная волшебница, умудрилась извлечь отрез из тех сундуков, которые они привезли с собой. Ткань купили четыре года назад, чтобы сшить туалет для приданого Ли, но в последовавших событиях о ней совершенно позабыли. Узнав об ожидавшемся барбекю, на которое приглашена половина населения территории, Джоли пересмотрела гардероб хозяйки и трагически объявила, что той почти нечего носить, а потом вместе с Алтеей сшила Ли новый наряд по картинке из модного журнала Соланж. Нужно сказать, что даже Беатрис Амелии было бы не к чему придраться. Да и Ли считала, что он очень ей идет. Правда, вырез слишком велик, но Джоли пожала плечами и с ухмылкой заявила, что теперь она замужняя женщина и должна одеваться как таковая, если хочет привлечь внимание мужа.
 Замужняя женщина?
 Иногда Ли сильно в этом сомневалась. Интересно, знает ли Джоли, что Нейл каждую ночь проводит на кушетке?
 Глядя на приподнятую корсетом грудь, Ли заподозрила, что Джоли совсем неспроста так низко опустила вырез.
 Ли коснулась тройной нитки жемчуга, с которой свисал сапфир, окруженный бриллиантами, покоившийся над соблазнительным изгибом. Очередной подарок от Нейла. Как ей теперь быть?
 Гордость и страсть боролись в Ли даже теперь, когда она оглядывала мужа, беседовавшего с гостями на другом конце двора. Он возвышался над всеми, кроме отца, стоявшего поблизости, в другой компании, слегка склонив голову, словно прислушиваясь к тому, что говорит сын. Если не считать косы, Нейл выглядел совершенно как все остальные джентльмены в вечерних костюмах.
 — Странно, что Диоса еще не появилась во всем блеске, — заметила Алтея, пригубив фруктового пунша, чтобы погасить огонь во рту.
 — О, дорогая, разве вы не слышали? — удивилась Камилла. — Ли, дорогая, не хочешь попробовать немного баранины? Такая нежная, а соус Лупе из чеснока и трав просто идеален!
 Но Ли покачала головой, вспомнив найденного ягненка, которого спасла и на этот раз, не дав зажарить.
 — Так о чем это я… Ах да, вы же ничего не слышали! Диоса и Луис Анхель уехали из Силвер-Спрингс несколько дней назад, прибыли в Санта-Фе и почти немедленно отправились в Мексику. Куда идет этот мир! Сплошная спешка и суета сует. Только вернулись из Мексики и опять помчались туда по поручению Альфонсо Джейкобса. А тот и наш дорогой Кортни Бойс тоже не сидят дома. Собирались куда-то в Техас. Впрочем, мне все равно куда, я слишком оскорблена! Подумать только, я была уверена, что они отложат все дела ради нашего маленького барбекю! Вряд ли Альфонсо посетил бы наш дом. Я хорошо отношусь почти ко всем, но его терпеть не могу! Грубый, властный, несговорчивый человек, всегда унижает людей, особенно бедную Мерседес, и, знаете, пытался повесить Нейла! Но не могу понять, почему нет Диосы. Она так рвалась приехать! Все твердила, что наденет роскошное платье из черных кружев с золотыми розетками. Такого фасона, как мистер Уорт сшил для императрицы Евгении.
 В этот момент кто-то окликнул Камиллу, и она, оглянувшись, извинилась и упорхнула.
 Ли услышала смех и обернулась. Свет играл в серьгах из того же сапфирового с бриллиантами гарнитура, рассыпавшего снопы искр. Чуть поодаль несколько девушек в красочных мексиканских костюмах гонялись за молодыми людьми. Настигнув кавалера, одна разбила над его головой яичную скорлупу, наполненную одеколоном. Тот, не сомневаясь, что это верный признак нежных чувств, закружил свою милую в контрдансе.
 Ли хитро усмехнулась, гадая, что бы сделал Нейл, разбей она скорлупу у него над головой.
 — Только постарайся сначала наполнить ее одеколоном, дорогая, — мягко заметил он, появляясь из ниоткуда.
 — Ты всегда читаешь мысли людей?
 — Только своей жены, особенно когда ее глаза так блестят и, подозреваю, ищут меня.
 Алтея спрятала улыбку. До чего они похожи на почтенных супругов, наслаждавшихся легкой перепалкой! Совсем как она и Натан когда-то.
 Она отвернулась, вытирая слезившиеся от дыма глаза.
 — Знаете, — сказала она, ни к кому в особенности не обращаясь, — я очень довольна поведением Стьюарда в последние несколько дней. Ни разу не закатил истерику. И должна сказать, Нейл, он преклоняется перед вами. Едва завидит, глаза становятся большими, как блюдца. Он хотел остаться на барбекю, но было слишком поздно. Я боялась, что Стьюард расстроится и доведет себя до лихорадки, но после того, как привела его сюда и позволила выбрать лучший кусочек мяса, он спокойно пошел спать.
 — Ничего, когда-нибудь он вырастет прекрасным молодым человеком, — с улыбкой заверил Нейл.
 Ли молчала, радуясь, что Алтея не была свидетельницей сцены, происшедшей накануне в сарае.
 — Леди, вы поужинали? — спросил Нейл и, дождавшись кивка, собрал их тарелки и понес к столу. Алтея украдкой посмотрела на сестру и улыбнулась: Ли жадно следила за высокой фигурой Нейла, пока тот не исчез в толпе.
 — Мне он нравится, — тихо заметила Алтея. — В тот раз, когда я впервые встретила его… во время ме… — она осеклась, но тут же справилась с собой и продолжала: — нашего с Натаном медового месяца, почему-то сразу невзлюбила. Надеюсь, ты не оскорбилась?
 — Мне он тоже не пришелся по душе во время первой встречи, — согласилась она. — Да и когда я выходила за него.
 — О да, я и забыла, — пробормотала Алтея, хотя с трудом верила, что эти двое были тогда равнодушны друг к другу. Нельзя представить Ли с кем-то, кроме Нейла. — Он был так молчалив и угрюм. И я чувствовала в нем некую жестокость. Он никогда не улыбался. Но теперь кажется совершенно другим человеком. — И она знала причину. Это Ли его изменила. — Он чем-то напоминает мне Натана.
 — Натана? — удивилась Ли.
 — Да. В нем есть качества, которыми обладал и Натан.
 Ли понимающе кивнула.
 — Оба верят в свои силы. Они Брейдоны. Люди, которым можно доверять. Я всегда считала, что, если понадобится совет, Натан именно тот человек, к которому можно обратиться, — призналась она, потому что, как ни любила отца, его суждения далеко не всегда были верны.
 — И у Адама имелось это свойство, хотя когда-то я в этом усомнилась бы.
 Алтея грустно улыбнулась.
 — Да, Брейдоны… Знаешь, Ли, по-моему, я недостойна Натана. Да, я была порядочной, приличной женой, но не самой лучшей. Только брала у него, считая, что это мое право, поскольку меня ни в чем нельзя упрекнуть. Но иногда ты должна отдавать немного больше, чем получать, и больше, чем от тебя ожидают. Сейчас я это поняла и сделала бы все, все на свете ради мужа, — объяснила она, искренне сожалея о том, что не успела доказать Натану, как правильно тот поступил, когда женился на ней. — Да, Брейдоны…
 — Кажется, я слышал свою фамилию? — осведомился Нейл, подходя к Алтее. — И, как Брейдон, с полным основанием приглашаю другую Брейдон на танец.
 Он протянул руку раскрасневшейся от удовольствия и смущения Алтее. Та нерешительно посмотрела на сестру, но Ли подтолкнула ее к Нейлу. Прошло столько времени с тех пор, как Алтея в последний раз танцевала…
 — Пойду принесу Элизабет лимонада. Она хочет пить, — сообщила Ноуэлл, гладя равнодушное личико куклы. — А ты попробуешь лимонада, тетя Ли? Я бы тоже выпила.
 — Нет, спасибо, дорогая.
 — Могу я пригласить тебя? — спросил нервно переминавшийся Гил.
 — Конечно, — кивнула она, протягивая ему руку.
 Гил, откашлявшись, повел ее на площадку для танцев — возвышение из крепко сколоченных, распиленных надвое бревен. Музыканты играли вальс. Губы Гила беззвучно шевелились, отсчитывая такт, лицо было серьезным.
 — Ты очень хороший танцор, Гил, — похвалила она. Гил расплылся в улыбке, но тут же смущенно потупил глаза.
 — Спасибо, — отрывисто поблагодарил он.
 — Гил? Что с тобой? Что-то неладно? — удивилась она: обычно они прекрасно ладили, как настоящие брат с сестрой.
 — Ничего, — отмахнулся он, снова рискнув взглянуть на нее. И не смог отвести глаз от сливочно-белых грудей, так соблазнительно оттененных синим бархатом платья. Юноша судорожно глотнул. Как она прекрасна, как ослепительна! И как кружит голову аромат ее духов!
 — Гил! — окликнула она.
 — Что? — буркнул он, виновато ежась под ее любопытствующим взглядом и краснея еще гуще.
 — Я слышала, что ты за один час остриг больше овец, чем остальные стригали.
 Гил мигом обрел самообладание и стал уже более свободно отвечать на вопросы, забыв неловкость. Они долго разговаривали, смеялись, и Ли подмечала устремленные на ее кавалера мечтательные девические взгляды.
 Мимо них проплыла Алтея в объятиях Нейла, а за ними, к удивлению Ли, проследовала Соланж в паре с Себастьяном. До чего же хорошая пара! Правда, ей показалось, что Себастьян танцевал несколько механически, словно думая о чем-то другом.
 Музыка смолкла, и Гил оставил Ли, спасаясь почти бегом при виде девушки, пытавшейся разбить яичную скорлупу над его головой. Ли в изумлении смотрела ему вслед, но тут перед ней вдруг возник Гай, уверенно шагавший и ни разу ни с кем не столкнувшийся! Мало того, он улыбался, кивал, отвечал на приветствия и даже поднял оброненный какой-то женщиной веер!
 Она была так ошеломлена, даже не обратила внимания на мужа, подведшего к ней Алтею. Нейл, весь вечер мечтавший танцевать с женой, протянул было ей руку, но та отступила, не отрывая глаз от Гая. Нейл чуть сузил глаза, когда Гай подскочил к Ли, обнял за талию и закружил, целуя смеющееся лицо.
 — Алтея! Я всегда считал, что тебе идет розовое, — объявил Гай ошеломленной, не верившей ушам сестре.
 — О Господи! — выдохнула она, взглянув сначала на платье, а потом снова на Гая. — Как? Когда? Я понятия не имела!
 Она хотела сказать еще что-то, но тряхнула головой и открыла ему объятия.
 Гай взял сестер под руки и улыбнулся Лис Хелен, которая стояла чуть поодаль, с удовольствием рассматривая их взволнованные лица. Ли, заметив это, протянула руки Лис Хелен, подвела ее к Гаю и поставила рядом. Тот поцеловал невесту в лоб, поймал взгляд Ли и одними губами произнес:
 — Она любит меня!
 Ли подумала, что только слепой не увидел бы этого, но мудро промолчала.
 Нейл нерешительно протянул руку, но Гай тут же ее пожал, развеяв все сомнения.
 — Поздравляю, Гай. Я очень рад за тебя, — кивнул Нейл, глядя на свою сестру, нежно смотревшую на Треверса. Что же, было время, когда Нейл сделал бы все, чтобы разлучить их, но с тех пор многое изменилось. Как ни странно, Гай Треверс обрел на войне честь и благородство, и теперь Нейл доверил бы ему жизнь, свою и сестры.
 Они взволнованно говорили, перебивая друг друга, строя планы на скорейшее возвращение в Треверс-Хилл, и Нейл замечал, как свет в глазах Ли постепенно меркнет. Она вроде бы даже отдалилась от родных, оставшись в одиночестве. Ей дороги в Треверс-Хилл нет.
 — Гай, я вижу маму. Она смотрит в нашу сторону. Нужно сообщить хорошие новости, пока она не услышала их от кого-то другого. Она никогда нас не простит, — шепнула Лис Хелен, ибо вокруг них уже собралась целая компания. Девушка пыталась отыскать глазами отца, гадая, как он отнесется к ее решению выйти замуж за Гая и уехать в Виргинию.
 — Прошу нас простить, — извинился Гай, целуя Ли и Алтею, прежде чем увести Лис Хелен. Только бы поскорее найти Натаниела и попросить руки его дочери!
 — Нет, я сегодня не усну! О, Ли, разве не восхитительно? — повторила Алтея, все еще не в силах осознать случившегося. И нужно признать, она испытывала некоторое облегчение, хотя бы потому, что вернется в Виргинию не одна. Правду сказать, она ужасно боялась этого путешествия и не знала, что найдет дома. Но теперь Гай и, разумеется, если она хоть немного знает брата, Лис Хелен тоже будут с ней.
 — Что же, я с вами прощаюсь. Уже поздно, и Ноуэлл пора спать, — сказала она, высматривая дочь.
 — Она захотела лимонада. Я пойду с тобой, посмотрю, как там Люсинда. Кармелита почти глухая и наверняка не расслышит Люсинду, если та заплачет, — встревожилась Ли, решив переставить колыбельку ребенка в свою комнату. Ей больше не хотелось оставаться, тем более что Нейл беседовал с какими-то важными людьми о последних новостях: капитуляции армии конфедератов под командованием генерала Уоти, освобождении военнопленных конфедератов, отмене блокады, назначении временных губернаторов в когда-то мятежные штаты и приговоре восьми заговорщикам, обвиненным в убийстве президента Линкольна. Четверым, в том числе женщине, предстояло отправиться на виселицу, остальных ждала тюрьма.
 Алтее не пришлось долго искать дочь. Она сама подбежала к матери, радостная, улыбающаяся. Дядя уже успел отыскать ее и рассказать обо всем.
 Все трое направились к дому, Ноуэлл болтала без умолку. Но, войдя в комнату Алтеи, они обнаружили что Кармелита безмятежно спит, как, впрочем, и Стьюард, а Люсинда надрывается от крика. Правда, девочка замолчала, стоило Ли взять ее на руки.
 — Сейчас отнесу ее и вернусь за колыбелькой, — бросила она, удаляясь.
 — Хорошо, дорогая, я помогу тебе, — кивнула Алтея, пытаясь разбудить громко храпевшую Кармелиту.
 — Давай, мама, лучше я тебе помогу, — предложила Ноуэлл. Мать и дочь взялись за спинки кроватки, и едва успели протащить ее через дверь, как сильные руки подхватили колыбель.
 Алтея на миг растерялась, но тут же улыбнулась, когда Нейл легко поднял слишком тяжелый для них груз.
 — Ли отнесла Люсинду в вашу спальню и сейчас придет, чтобы забрать колыбель, — сказала она, зевая украдкой. — Пожелайте ей спокойной ночи за нас обеих, хорошо?
 — Обязательно, — пообещал Нейл.
 Ли целовала мягкие локоны Люсинды, когда дверь тихо открылась.
 — Малышка спит, — сказала она, не поднимая головы. — Минутку, Алтея, я сейчас встану.
 — Не стоит, — ответил Нейл, входя и тихо запирая за собой дверь.
 Ли удивленно подняла брови, выискивая глазами Алтею.
 — Алтея пожелала тебе спокойной ночи. Они с Ноуэлл тащили это по коридору, а я избавил их от непосильного бремени.
 — Вот как, — выдавила Ли, отворачиваясь от нестерпимого блеска светлых глаз и осторожно укладывая ребенка в колыбель. Потом встала и нервно огляделась, прежде чем повернуться лицом к мужу. Снизу доносились звуки музыки. Снова играли вальс. — Я не собираюсь возвращаться на барбекю, — пробормотала она, поглядывая на дверь, словно желала сказать, что он волен идти куда хочет. Но Нейл не желал оставлять ее.
 — Эта ночь не может кончиться просто так. Я должен хотя бы раз протанцевать со своей женой, тем более что появился такой повод для праздника.
 — О да… спасибо… но мне действительно не хочется выходить. Я уже сняла туфли.
 Ли показала на шелковые туфельки с длинными спутанными лентами. Нейл улыбнулся, неожиданно вспомнив другие туфельки с такими же лентами, в ее спальне в Треверс-Хилле в ночь свадьбы. Ночь, которую он никогда не забудет.
 — Ничего страшного. Я готов танцевать прямо здесь.
 И, не дожидаясь ответа, выступил вперед, обнял Ли и закружился по комнате, укорачивая шаги, потому что свободного места было не так уж много.
 — Наш первый танец, — прошептал он. — Я так долго его ждал.
 — Я тоже, — выдохнула Ли.
 — Мне так и не удалось потанцевать с тобой в Виргинии. Ты была так прекрасна на балу Блайт. Честно говоря, я еще не видел женщины прекраснее и страстно хотел тебя, но ты была недосягаема, — хрипло пробормотал он, вспоминая, как терзался, зная, что она принадлежит другому. — Но сегодня ты поистине несравненна и принадлежишь мне. Мы муж и жена, Ли Брейдон.
 Он медленно выговорил ее новое имя, словно наслаждаясь его звучанием, и нежно коснулся затылка под длинными локонами, ниспадавшими над толстыми косами, закрученными над ушами и скрепленными крошечными жемчужными заколками. Руки Нейла скользнули от ее талии по спине, и лиф платья сполз вниз. Потом застежки расстегнулись, края платья разошлись, и синий бархат с легким шуршанием упал на пол. Нейл, гортанно смеясь, закружил жену в вальсе.
 — Ты мне всегда нравилась в нижних юбках, — объявил он, останавливаясь в центре комнаты и целуя мягкую внутреннюю поверхность ее рук. Ли слегка вздрогнула, когда он прижался губами к ее ладони и стал целовать каждый пальчик. Потом нижние юбки последовали за платьем в вихре кружев и лент, и Ли сразу стало легче дышать, когда муж расшнуровал ее корсет и жесткая конструкция из шелка и металлических планок легла поверх юбок. Несколько мгновений Нейл легонько сжимал ее ребра, словно пытаясь коснуться бешено бьющегося сердца, прежде чем взять в ладони грудь, скрытую за пеной кружев.
 Но когда за корсетом последовали панталоны, Ли затаила дыхание, ощутив прикосновения к ее обнаженному бедру и впалому животу. Его пальцы томительной лаской прошлись по мягкой поросли волос между ногами и снова легли на грудь. Загрубевшие ладони слегка царапали нежную плоть. Свежий ветерок коснулся разгоряченной кожи, когда Нейл потянул за ленты сорочки, и Ли осталась совсем нагой, если не считать чулок.
 Он долго вглядывался в ее лицо, затем притянул к себе и жадно впился губами в пересохший рот, раздвигая языком губы, разводя коленями бедра. Твердая налитая плоть требовательно искала входа. Коснувшись языком ее языка и не прерывая поцелуя, он снял с нее ожерелье и стал вынимать из волос заколки, пока длинные блестящие пряди не заструились волнами по плечам. Нейл подхватил ее на руки, прижал к груди, не отрывая взгляда от ее лица, и снова припал к губам. Потом положил на кровать, и сам принялся медленно раздеваться.
 Ли, тяжело дыша, словно еще не успела снять тесный корсет, наблюдала за мужем. И снова безмолвно восхищалась его мускулистой грудью, широкими печами и тонкой талией. Его плоть уже успела восстать, и Ли ощутила прилив желания, когда Нейл шагнул к кровати и сел на край. Не успела она сказать что-то, как он легко снял с нее кружевные подвязки и стащил чулки. Жар его тела обжег ее, когда он лег рядом, обнял ее, сминая губы, стал осыпать долгими головокружительными поцелуями и поднял на себя. Его руки скользили по нежным изгибам ягодиц и бедер, проникая между их телами, касаясь ее. Он зарылся лицом в ее тугие груди и стал ласкать языком соски. Его губы спускались все ниже, оставляли огненный след, и Ли тихо ахнула, когда его пальцы погрузились в ее тепло, вызывая невероятные ощущения. Она с силой налегла на его руку, словно в забытьи, добиваясь более полного удовлетворения, которое могло бы заполнить ноющую пустоту внутри.
 Нейл опустился ниже, держа руки на ее трепещущих бедрах, разводя ноги шире, и потрясенная Ли ощутила шершавость его щеки на внутренней поверхности бедер и прикосновение скользнувшего внутрь языка. Она вскочила бы, но он держал ее крепко, и, хотя она яростно извивалась, похожее на боль наслаждение пронизывало тело раз за разом, пока она едва не заплакала. Почти теряя сознание от блаженства, она вцепилась в его плечи, а потом в золотистые волосы, стараясь притянуть к себе как можно ближе.
 Нейл поднялся над ней, встал на колени между раздвинутыми бедрами и задохнулся, когда ее пальцы робко погладили его живот, запутались в треугольной поросли волос и сомкнулись на твердокаменном отростке, вздрагивавшем и пульсировавшем в ее мягкой ладони.
 Нейл со стоном вошел в нее, и она с готовностью приняла мужа, став с ним единым целым, двигаясь в унисон. Влажность и нежность ее лона окружали его, держа в сладостном плену. Нейл слегка приподнялся на руках и всмотрелся в ее лицо, желая видеть написанное на нем наслаждение, синеву глаз, полуприкрытых отяжелевшими от страсти веками, капельки пота на лбу. Она все глубже вбирала его в себя, так, что острота ощущения становилась почти непереносимой.
 А для Ли он был богом, дарившим боль и экстаз, и она коснулась губами его губ, совсем не ожидая такого исступленного поцелуя, зажегшего в обоих пожар, с каждой секундой пылающий все яростнее. Мир закружился вокруг Ли, когда Нейл стал вонзаться все глубже, постепенно ускоряя ритм, и ей казалось, что еще миг — и она не выдержит. Несколько раз она билась в конвульсиях экстаза, пока наконец Нейл не излился в нее. И восторженно упоенное лицо жены только усиливало мучительное наслаждение, когда он сделал последний, могучий выпад и исторгся в лоно в надежде вместе с ней познать радость услышать детский смех в своем доме.
 И тогда Ли не покинет его, подумал Нейл, так и не выйдя из нее. Их сердца колотились в унисон, губы слились, ноги оставались сплетенными. Она никогда не покинет его.
 Сердце его наполнилось торжеством при воспоминании о печали и робком желании на лице жены всякий раз, когда она вспоминала о Треверс-Хилле и родных, которые скоро уедут она родину. В этот момент Нейл поклялся себе, что заставит ее забыть. Настанет время, когда он познает ее любовь, но пока прикует жену к себе цепями чувственности. Он соблазнил ее, разбудил в ней желание, а скоро… может, не с сегодняшней ночи, но скоро она будет носить ребенка. Его ребенка. И навсегда останется с ним.
 Губы Ли распухли и покраснели от поцелуев, ресницы темными веерами лежали на побледневших щеках. Нейл запустил руки в ее длинные волосы, прижался губами к набухшей груди и не отпускал Ли, пока она не заснула, глубоко и ровно дыша.
 Перед рассветом он снова взял ее, и она отвечала с такой же готовностью, самозабвенно и страстно. В эти незабываемые минуты между ними родилась связь, разбить которую было почти невозможно, ибо каждый говорил о своей любви языком сердца.
 — Ну и соня! Пора бы уже и глазки открыть! — объявила Джоли, подбоченившись и хитро улыбаясь.
 — Который час? — пробормотала Ли, лениво потягиваясь, но, ощутив прохладное дуновение на голых плечах и груди, поспешно подтянула одеяло и смущенно уставилась на Джоли, словно та поймала ее за чем-то неприличным.
 Но Джоли только шире растянула рот в ухмылке, поскольку, по ее мнению, место мужа было в постели жены, а не на узкой кушетке. Вот это как раз и неприлично!
 — Вы пропустили завтрак, сердечко мое, хотя у мистера Нейла сегодня аппетит был на диво. Хм-м… с чего бы это! Должно быть, проголодался бедняга, — хмыкнула она, начиная собирать с пола платье, белье, чулки и туфли.
 Ли вспыхнула, в точности припомнив причину столь неуемного голода.
 — Да, чудесный сегодня день. Правда, еще вчера мне чудился гром, только Стивен надо мной посмеялся. Этот старый дурень вечно мне не верит! А ведь доказательства у него под носом! Представляете, что было, когда мистер Гай подошел ко мне, взял из рук ложку, набрал мяса, сунул в рот и объявил мне, что соли маловато! А потом подмигнул мне, крошка моя, — продолжала Джоли, растроганно шмыгнув носом. — И этот старик твердит, будто узнал раньше меня! Кстати, я принесла поднос. Собрала вам завтрак поплотнее, сердечко мое. И велела девчонкам принести горячей воды для ванны.
 Она поставила поднос на колени Ли и принялась бегать по комнате, изредка робко оглядываясь. Ли с любопытством наблюдала за странным поведением Джоли.
 — Ты что, опять слышала гром? — спросила она наконец с улыбкой. Но Джоли вдруг помрачнела.
 — Мисс Ли, — официально обратилась она к хозяйке, чем крайне ее встревожила, поскольку голос мулатки слегка дрожал, а руки так просто тряслись.
 Она села на край кровати, почти нежно коснулась пальцев Ли и едва слышно продолжала:
 — Сердечко мое, вы знаете, что мы со Стивеном любим вас, как родную дочь. Уж поверьте, нельзя любить сильнее. Вы всегда останетесь моей милой маленькой крошкой. Но, сладкая моя, мы со Стивеном хотим вернуться в Виргинию вместе с мистером Гаем и мисс Алтеей. Туда, где похоронен наш Сладкий Джон. Я бы и не подумала уезжать, но теперь знаю, что вы нашли себе хорошего человека и спите с мистером Нейлом, как муж с женой. Он предназначен вам с того самого лета, когда вы украли его штаны вместе с кожаным мешочком, магия которого спасла вас, сердечко мое. Вряд ли мистер Нейл сможет жить без вас. Уж очень любит. И он хороший джентмун. Никогда вас не обидит, иначе я ни за что бы не подумала уезжать, верите, сердечко мое? — встоевоженно спросила она, видя потрясенное лицо Ли с широко раскрытыми, полными слез глазами.
 Ли молча кивнула, зная, что ничем не сумеет удержать здесь Джоли и Стивена. Они свободные люди и могут отправляться куда пожелают, более того, хотят вернуться домой. Если она попросит их остаться, они согласятся, но будут вечно несчастливы. Нет, она слишком любит этих людей, чтобы позволить собственному эгоизму взять верх над благородными порывами сердца.
 — Я люблю тебя, Джоли, и буду очень скучать, — едва слышно пробормотала Ли, и мулатка порывисто притянула ее к своей тощей груди. Немного погодя она снова шмыгнула носом и вытерла желтые, как у кошки, глаза.
 — Вот что я скажу вам, сердечко мое, эта маленькая мисс Лис Хелен… она нуждается в помощи. Придется мыть и скрести весь дом с подвала до чердака. Нелегкая работа. Придется горы свернуть. А кто станет справляться с этой никчемной швалью, которая будет каждый день являться в поисках работы? Вся эта шушера слетится, как стервятники на поживу. И многие не знают, как тряпку в руки взять, так что придется все показывать с самого начала. Уж им-то Джоли не скрутить в бараний рог! Я хочу снова войти в свою кухню и проследить, чтобы белье было белоснежным. Не могу вынести мысли о том, что в моем доме будет хозяйничать другая женщина. А мистер Гай и мисс Лис Хелен просили меня и Стивена ехать с ними. Сама бы я не навязывалась, но мистер Гай уж очень просил, да и мой Стивен без ума от мисс Лис Хелен. Думаю, мы неплохо поладим. У меня руки чешутся понянчить их рыженьких малышей, и, помяните мое слово, они появятся один за другим, это точно.
 Ли вытерла глаза и снова кивнула.
 — Ты сделаешь кое-что для меня, Джоли?
 — Еще бы, сердечко мое.
 — Возьми ключ из письменного стола и открой нижний ящик, пожалуйста. А потом вынь оттуда рабочую шкатулку. Ты помнишь какую? Мамину.
 Джоли осторожно, с величайшим почтением подняла обтянутую бисерным шитьем шкатулку и поднесла к кровати.
 — Я всегда ее любила, — пробормотала она.
 — Знаю, и именно поэтому она твоя.
 Джоли тихо ахнула.
 — Моя? Вы хотите отдать ее мне?
 — Мама тоже хотела бы этого.
 — О, сладкая моя, я не могу, — отказывалась Джоли, любовно касаясь шкатулки.
 — Там, внутри, ее любимый фарфоровый наперсток, подушечка для иголок, серебряные ножницы. И, что важнее всего, ключи от бельевых, кладовой, подвала и входной двери дома. Больше они мне не понадобятся, — объясняла Ли, глядя на обручальное кольцо.
 — О, сердечко мое! — вскрикнула Джоли, снова обнимая хозяйку и едва не опрокидывая поднос. — Пойду спрячу получше шкатулку! А вы ешьте, и чтобы крошки на тарелке не осталось!
 Ли, откинувшись на подушки, вздохнула и от горя, и от счастья. Да, ей будет недоставать Джоли и Стивена, но их место в Виргинии. Вместе с Гаем и Алтеей.
 Заслышав щебет горничных за дверью, Ли откинула одеяла, поднялась и поискала в шкафу пеньюар. Губы распухли и ныли от поцелуев мужа, к грудям было больно притронуться, а опустив глаза, она заметила на бедрах голубоватые синяки, оставленные пальцами Нейла.
 Подойдя к колыбели, Ли погладила головку Люсинды, упоенно игравшей с погремушкой. Потом пощекотала пухлый животик, и малышка со смехом вцепилась в ее палец. Ли невольно дотронулась до своего живота. Ах, хоть бы сегодняшняя ночь не прошла бесследно! Больше всего на свете ей хотелось ощутить шевеление ребенка. Ребенка Нейла.
 Вспоминая подробности предыдущей ночи, Ли закрыла глаза. Щеки снова вспыхнули, сердце забилось… Только одна мысль омрачала ее радость: Нейл так и не сказал, что любит ее.
 Но настанет день, когда она услышит его признания! Обязательно настанет!
 Час спустя одетая в костюм для верховой езды Ли весело шагала по коридору.
 — Ли! — окликнул Гай, сидевший во дворе. — Я всегда знал, что Лис Хелен любила садоводство, но понятия не имел, до чего же красив ее сад. Похоже, традиции Треверс-Хилла будут продолжены, как только Лис Хелен доберется до Виргинии. Мамин розарий больше не будет заброшен. И наши сады снова зацветут, разливая благоухание по всему поместью.
 Гаю вдруг захотелось поскорее увидеть заросшие мятликом пастбища и вьющуюся вдали реку.
 Он посмотрел на ярко-синее небо над головой, и счастье захлестнуло его с новой силой. Вечером он даже не задернул занавески, не желая очутиться в темноте.
 — Не могу насытиться красками, — продолжал он, смеясь и усаживая сестру рядом. — Знаешь, Натаниел разрешил мне жениться на Лис Хелен.
 — Я рада, но ничуть не удивляюсь, — заметила Ли, коснувшись его руки. — Всегда знала, что вы с Лис Хелен должны быть вместе. И хотя она никогда не видела Треверс-Хилл, любит его, словно родилась там.
 Гай ухмыльнулся, крепко сжав пальцы сестры, но улыбка тут же померкла.
 — Ли, — нерешительно пробормотал он, — ты уже… уже говорила с Джоли?
 Ли, поняв, что пытается сказать брат, кивнула:
 — Джоли призналась, что они со Стивеном собираются вернуться в Виргинию.
 Гай тяжело вздохнул и обнял сестру.
 — Ли, прости меня. Я не хотел, чтобы так вышло. Тебе придется трудно. Я знаю, ты любишь их не меньше меня. Может показаться, что все мы предаем тебя, бросая одну, но для меня так много значит, если Стивен и Джоли будут жить дома, с нами! Без них Треверс-Хилл не Треверс-Хилл!
 — Понимаю, — кивнула Ли. — Как и то, что отныне мое место здесь. Я смирилась с этим, как ты советовал.
 Она улыбнулась дрожащими губами, представляя, как сильно ей будет не хватать родных и верных слуг.
 — Я бы не покинул тебя, Ли, клянусь, если бы хоть на миг вообразил, что ты не будешь счастлива с Нейлом. Скажи мне, что желаешь в Виргинию с нами, и я не стану колебаться. Никто не удержит тебя здесь против воли. Я твой брат и теперь, прозрев, сумею позаботиться о тебе и Люсинде. Если понадобится, буду бороться в суде за право опеки над ней, — заявил Гай, настойчиво глядя ей в глаза, словно хотел прочесть в них правду.
 — Спасибо, — прошептала Ли, целуя его в щеку. — Твои слова много значат для меня, хотя я всегда знала, что ты не оставишь свою сестричку. Но мое место здесь. Такова была моя судьба с самого начала.
 — Но ты ведь любишь Нейла?
 — Всем сердцем, — ответила Ли вставая. — А теперь пойду покатаюсь. Нам нужно найти тебе лошадь. Надеюсь, ты не забыл, как держаться в седле.
 Гай хмыкнул и, мгновенно став серьезным, окликнул сестру:
 — О, Ли, совсем забыл! Я знаю, кто твой таинственный мятежник.
 Ли повернулась и подбежала к нему.
 — Ты о ком? О Майкле Себастьяне, верно?
 — Только тот, кого я видел вчера ночью, не кто иной, как Майкл Себастьян Стэнфилд. Ты была права насчет него. Он виргинец и служил в моем полку. Я бы потолковал с ним, но он куда-то исчез. Танцевал, но когда я пробился сквозь толпу, его уже не было.
 — Стэнфилд?! Но почему он солгал? — задумчиво осведомилась Ли, постукивая перчатками по юбке.
 — Не знаю, хотя кое-какие мысли на этот счет имеются. Я полночи не мог заснуть, вспоминая его фамилию, и заодно понял, что меня в нем так тревожит.
 — Что же именно?
 — У него был брат. Старший брат. Майор Монтгомери Стэнфилд. Я встречал его несколько раз, когда он приезжал из нашего полкового штаба к брату. Майору было поручено охранять вагон с золотом из того эшелона, который ограбили под Гордонсвиллом. Все газеты тогда кричали, что это капитан Даггер напал на поезд и зверски расправился с беззащитными солдатами. Помнишь, тогда еще конфедераты прочесывали всю округу в поисках капитана?
 Ли смертельно побледнела. Глаза потемнели от страха, ознобом ползущего по спине.
 — Но это неправда! Нейл и его люди не грабили поезда! Ты это знаешь.
 — Я-то знаю, а вот другие — нет. Такая легендарная личность, как капитан Даггер, неизменно вселяет ужас в сердца и без того перепуганных людей. И каждое очередное преступление приписывают этому мистическому персонажу. Куда легче свалить все на сверхъестественные способности капитана, чем сообразить, что какой-то бандит под его именем совершает все эти грязные дела.
 — Думаешь, Стэнфилд знает настоящее имя капитана Даггера?
 — Во всяком случае, появился он здесь неспроста. С чего бы это он вдруг приехал именно в Ройял-Риверз, если не имел на это особых причин? Кроме того, он не назвал своей настоящей фамилии и не захотел признать меня. Все это можно объяснить, только если Стэнфилд действительно знает, кто такой капитан Даггер, и уверен, что именно он убил его брата, тогда, выследив его…
 Гай осекся. На несколько секунд между братом и сестрой воцарилось зловещее молчание.
 — Выследил? — повторила наконец Ли. — Как животное, которое собирается загнать и убить?
 — Стэнфилд — джентльмен, Ли. Из тех, виргинских Стэнфилдов. Он может ошибочно винить Нейла в гибели брата, но не думаю, что предпримет что-то отчаянное. Вполне возможно, просто поговорит с ним, попытается привести в суд или…
 ―Или?
 — Вызвать на дуэль, — смущенно промямлил Гай, вспоминая одного безрассудного виргинца, сделавшего то же самое. — Но он джентльмен и не станет стрелять Нейлу в спину.
 Поняв, что натворил, Гай поспешно вскочил. Ну зачем он выложил все Ли, прежде чем успел поговорить со Стэнфилдом? Они могли бы все уладить между собой, и Ли ни о чем не догадалась бы. Но сейчас, видя ее искаженное страхом лицо, он поверил, что она любит Нейла Брейдона всем сердцем.
 — Мне нужно поскорее найти Нейла и рассказать о Стэнфилде. Предупредить… — бросила Ли на ходу.
 — Нейл уже уехал! — крикнул Гай вслед.
 — Куда? — спросила Ли, проклиная себя за то, что проспала.
 — Не знаю. Но он где-то поблизости. Я попытаюсь найти Стэнфилда, — пообещал Гай, надеясь, что она не наделает глупостей.
 Но Ли, уже не слушая, бежала к кабинету Натаниела, а Гай отправился в большой холл, откуда слышались голоса. Кто-то должен знать, куда уехал Нейл.
 Найдя кабинет пустым, Ли примчалась в холл. Гай беседовал с писавшей письмо Соланж.
 — Ну что там? — спросила Ли при виде расстроенного брата.
 — Не пойму, почему вы так всполошились, — досадливо пробормотала художница.
 — Соланж только сейчас сказала, что Майкл не смог позировать сегодня, поскольку уехал с Нейлом, чтобы убрать ствол упавшего дерева, перегородивший ручей, — пояснил Гай, беспомощно глядя на шепчущихся теток, чьи уклончивые взгляды выводили его из себя.
 — Дерево упало во время последнего урагана, и, когда снег начал таять, воды было достаточно, а теперь ручей почти пересох. Натаниел увидел дерево вчера и приказал распилить. Вот Нейл и вызвался оттащить его подальше, — пояснила Камилла, подняв глаза от журнала мод.
 — Господи, я даже не знаю, где это северное пастбище! — растерянно выговорил Гай, начиная опасаться, что Майкл Себастьян Стэнфилд может оказаться вовсе не джентльменом.
 — Я знаю, — отмахнулась Ли, вылетая из комнаты. Ворвавшись в кабинет Натаниела, она без колебаний подошла к витрине, где стояли ружья, но та оказалась запертой. Ли схватила кочергу и, разбив стекло, вставила между двумя панелями загнутый конец. Тонкое дерево затрещало, и замок вылетел. Ли вытащила ружье, порылась в нижнем ящике витрины и отыскала патроны. В спешке она уронила пару металлических цилиндров, но все же сумела зарядить ружье.
 Не закрыв за собой дверь, она метнулась по коридору и даже не обратила внимания на идущего навстречу Гая.
 — Ли! Господи, Ли, что ты задумала? — выпалил он, не веря глазам своим. Но тут же вспомнил дезертиров, с которыми сестра хладнокровно расправилась, и понял, что ее рука не дрогнет и на этот раз.
 — Дьявол! — выругался он, помчавшись за ней и гадая, что же теперь делать. У него даже не было коня, не говоря уже о том, что неизвестно, где это чертово северное пастбище!
 Ли вбежала в конюшню, Ни слова не говоря конюху. Мало того, она разочаровала жеребца, не протянув обычного яблока. Только похлопала по крупу, вывела во двор и уже через десять минут была в седле и в облаке пыли, поднятой копытами Капитана, проскакала по двору, даже не заметив что-то кричавшего Гая. Зато заметил Натаниел Брейдон, въехавший во двор с противоположного конца. Он помедлил ровно настолько, чтобы выслушать будущего зятя, и, повернув гнедого, отправился следом за невесткой.
 Ли остановилась на берегу маленького озера, образовавшегося на том месте, где упавшая сосна перекрыла ручей, и задохнулась, узрев Нейла, распростертого на земле возле упавшего ствола, и стоявшего над ним Стэнфилда с топором в руке, готового опустить лезвие на его спину.
 Она уже представляла струившуюся из раны на спине кровь, но, несмотря на кошмарные видения, подняла ружье и недрогнувшей рукой прицелилась в голову Стэнфилда. Однако прежде, чем успела спустить курок, тишину расколол оглушительный грохот, и перепуганный Капитан едва не встал на дыбы. Удивленно оглянувшись, Ли заметила Натаниела Брейдона, сидевшего на коне, чуть ниже по течению ручья. Зная окрестности лучше, чем она, он избрал более короткий путь.
 Ли послала Капитана вниз под откос, туда, где в потрясенном молчании стояли Нейл и его предполагаемый убийца. Майкл Стэнфилд тупо уставился на кусок дерева, оставшийся в его руке: сам топор с отстреленным концом топорища валялся у его ног.
 — Нейл! — хрипло крикнула Ли, спрыгивая на землю. — Он хотел убить тебя! — Дуло ружья повернулась в сторону растерявшегося Майкла. — Он не Майкл Себастьян! — продолжала Ли, изумившись, когда Нейл взял у нее ружье. — Он Майкл Стэнфилд и знает, что именно ты воевал под именем капитана Даггера! Считает, что это ты убил его брата и украл золото из вагона, который тот охранял!
 Натаниел Брейдон не пошевелился и, положив ружье на колени, внимательно слушал. Светлые глаза ни на миг не отрывались от Майкла.
 — Значит, Гай Треверс все-таки узнал меня, — пробормотал Стэнфилд, глядя на Нейла с почти комическим выражением.
 — Ли, Стэнфилд приехал со мной из Вашингтона. Я с самого начала знал, кто он. Майкл действительно разыскивает человека, убившего его брата и укравшего золото, но явился сюда как агент федерального правительства. Покажи ей фотографию, — попросил Нейл, стараясь не улыбаться при виде сокрушенного лица жены.
 Майкл вытащил из кармана потускневшую фотографию и протянул Ли.
 — Второй справа — убийца моего брата.
 Ли уставилась на улыбающиеся лица солдат в мундирах Конфедерации.
 — Кортни Бойс!
 — Тогда его звали Клифтоном Баттсом. Он единственный, кто выжил в той бойне. И стал свидетелем, опознавшим капитана Даггера. Месяца два спустя он таинственно исчез. Я хотел узнать причину жестокой гибели брата. И хотя сам был на стороне Конфедерации и читал о приключениях капитана Даггера, не слышал, что он способен на столь бесчеловечные преступления. Поэтому и начал расследование. И обнаружил, что таких грабежей было немало. Все увенчались успехом. Грабили не только вагоны с золотом, но и с оружием и боеприпасами. И во всем винили Даггера. Но один человек не может быть в двух местах одновременно, а именно это и потребовалось бы от него, будь он виновен хотя бы в половине тех преступлений, которые ему приписывались. Я начал искать Баттса, и поиски привели меня к Альфонсо Джейкобсу. Он был чиновником казначейства и работал вместе с Баттсом, у которого была необходимая информация о перевозке грузов. Я оказался лицом к лицу с весьма неприятными фактами. Выяснилось, что Джейкобс был богатым ранчеро, с женой-испанкой и тесными связями с Мексикой. Кроме того, он открыто сочувствовал Конфедерации и тоже исчез вскоре после очередного грабежа. Я заподозрил, что за всеми преступлениями стоит именно Джейкобс и не исключено, что он собирается создать собственную республику на территориях после падения Юга. Для этого у него было все: оружие, боеприпасы и золото. Кроме того, он мог без особого труда поднять индейцев на очередной мятеж. Поэтому я сообщил о своих подозрениях федеральным властям. И хотя для них был врагом, сумел убедить, что ни в чем не обвиняю капитана Даггера. Поделился с ними собранными сведениями и добился, чтобы меня выслушали. Я не искал никакой выгоды для себя, просто хотел поставить перед судом человека, убившего моего брата, а Союзу было что терять в случае, если бы разгорелось новое восстание.
 — Меня попросили встретиться с Майклом Стэнфилдом, — вмешался Нейл. — И по возможности помочь ему.
 Он не добавил, что власти, по всей вероятности, не совсем доверяли бывшему конфедерату и решили присмотреть за ним.
 — Я был знаком с Альфонсо Джейкобсом, а Стэнфилд с Клифтоном Баттсом. Сам я сообразил, каково истинное имя человека, называвшего себя Бойсом, но решил пока выждать. К счастью, началась стрижка овец, и это позволило нам, не вызывая лишних вопросов, дать Майклу работу и сделать так, чтобы его появление выглядело вполне естественным. Наша задача — проследить за Джейкобсом и Бойсом и не допустить очередной гражданской войны. А на случай, если Бойс и узнал Стэнфилда, мы решили сделать вид, что последний явился сюда в поисках капитана Даггера, убившего его брата. Сам Альфонсо тоже действовал под прикрытием имени Даггера, вот мы и последовали его примеру. Однако мы очень удивились, когда Бойс не приехал вчера на барбекю и срочно выехал в Техас вместе с Альфонсо. Поэтому и хотели немного позже отправиться в Силвер-Спрингс и немного разведать обстановку, пока нет хозяина. Я уже послал пастухов в Форт-Юнион и форт Марси с приказом поискать Джейкобса, Бойса, а заодно и Диосу с Луисом, которые отправились в Мексику, — докончил Нейл, оглядывая изуродованное топорище и гадая, почему отец и Ли вдруг помчались спасать его.
 — Пожалуйста, примите мои глубочайшие извинения, мистер Стэнфилд, — сухо пробормотала Ли, вскочив в седло прежде, чем кто-то успел ей помочь.
 — Ничего страшного, миссис Брейдон. Хотя мне следовало бы поговорить с вашим братом Гаем. Я должен извиниться перед ним, как и перед остальной семьей, за то, что невольно ввел их в заблуждение, — учтиво ответил Майкл.
 Ли мельком поймала взгляд Нейла, но тут же отвернулась, встряхнула поводьями и отъехала прочь.
 — Она, должно быть, очень любит вас, — заметил Майкл. — Не у многих женщин найдется мужество сделать то, на что она решилась. Ваша жена — поразительная женщина.
 — Знаю, — кивнул Нейл, но тут же осекся. Жесткое лицо на миг просветлело, словно на него снизошло некое озарение. Да ведь Майкл прав! Оружие заряжено, курок взведен, еще секунда, и раздался бы выстрел. Значит, она готова убить ради него. Ни один человек, кроме Ли, не любил его больше жизни. Ни один.
 — Похоже, без помощи вам это бревно не сдвинуть, — объявил Натаниел, спешившись. — Помогу-ка я вам. И заодно неплохо бы узнать еще кое-что насчет Альфонсо Джейкобса.
 Ли металась по комнате, не в силах успокоиться. Подумать только, она пристрелила бы невинного человека! Если бы Натаниел не опередил ее, отстрелив кусок топорища, она стала бы убийцей. До какого же безумия может довести любовь! Она чуть с ума не сошла, узнав, что Нейлу грозит опасность!
 Ли рассеянно повертела на пальце обручальное кольцо, стащила его и стала рассматривать. До этой минуты ей в голову не приходило снять кольцо, и теперь палец казался странно голым, словно золотой обруч уже успел врасти в ее плоть. Как странно…
 Она вдруг увидела на внутренней стороне какую-то надпись и удивилась еще больше. Нейл ничего не говорил ей об этом.
 — Моей возлюбленной Ли, — тихо прочитала она вслух признание в любви.
 — И это чистая правда, — сказал Нейл с порога. — Я всегда любил тебя.
 Ли стремительно обернулась. Кольцо вновь скользнуло на палец. На свое законное место. Нейл стоял перед ней, высокий, могучий, гордый. Презиравший условности. И все же в чем-то уязвимый и даже беззащитный. Ли внезапно захотелось протянуть руку, коснуться его бронзовой щеки, увидеть, как жесткая линия губ смягчается под ее пальцами… губами… как он улыбается ей… снова услышать его смех…
 Они долго-долго смотрели друг на друга. Сотни, тысячи признаний в любви безмолвно витали в воздухе, но в них уже не было надобности. Поступки доказали истинность их чувств, и, когда Нейл протянул руки, Ли, не колеблясь, бросилась в его объятия. Их губы встретились, и наступило молчание. Потом Ли подняли и понесли на кровать. Нейл опустил жену и сел рядом, прижимая ее к груди, упиваясь вкусом губ.
 — До сегодняшнего дня я и мечтать не смел о твоей любви. Представить не мог, что ты готова убить ради меня. Рискнуть своей жизнью, чтобы спасти мою. Знаешь ли ты, как сильно я тебя люблю? И захотел с того момента, как увидел. Меня заворожили твой неукротимый дух, нежный смех, твое достоинство и твоя красота. И я мечтал владеть тобой. Хотел, чтобы ты стала моей. Какой пыткой для меня было сознавать, что ты станешь женой другого! Понимать, что ты ненавидишь меня, потому что я так больно тебя ранил. Но отнял у тебя то, что ты так любила, лишь в надежде, что ты никогда не забудешь меня, даже если в твоей душе останется одна ненависть.
 — Никогда. Я никогда не думала о тебе с ненавистью. Хотя моя гордость твердила, что ты враг, сердце говорило иное. Ты можешь простить меня за то, что я не выбрала тебя в то лето? — спросила она, лаская его лицо, касаясь губ щек, мощной шеи.
 — Я полюбил тебя еще больше за то, что ты прежде всего думала о тех, кто тебе дорог, а уж потом о себе. Кажется, я ревновал к твоим родным. Ты принадлежала им. Любила и заботилась о них. А я был только чужаком. Я знал, что тебя тянет ко мне, и поэтому старался соблазнить, и мне бы это удалось. Я считал, что без труда отниму тебя у Уиклиффа, но не рассчитывал на глубокую жертвенную любовь, которую ты питала к семье. Ты решила выйти за этого человека, чтобы спасти Треверсов. Тогда я понял, что потерял тебя. Такую любовь я был не в силах побороть. Любовь, которая была непонятна мне и которой я так завидовал. Мне хотелось причинить тебе боль. Можешь ты простить меня за это?
 Ли прижалась губами к его рту, исцеляя раны своим прикосновением.
 — Все говорили мне, как важно удачно выйти замуж и как необходимо выбрать подходящего человека. Я не должна принимать увлечение за любовь. А если любви не будет, значит, в браке необходима дружба, и поэтому следует иметь общие пристрастия, симпатии и антипатии. Жених должен быть вхож в круг моих родственников и приятелей — порядочный человек и настоящий джентльмен. И пока я не встретила тебя, незнакомца, постороннего человека, в котором было все, чего нет в истинном джентльмене, считала, что Мэтью Уиклифф будет идеальным мужем для меня. Я не знала, что такое любовь, пока не встретила тебя. А потом боялась признаться в этом себе самой, ибо слушала тех, кто втолковывал мне прописные истины. Слушала всех, кроме себя и своего сердца. Ты единственный, кого я любила и люблю. Но я случайно узнала, что Треверс-Хилл заложен и отец безнадежно погряз в долгах. Не могла же я повернуться к родным спиной, особенно потому, что не знала, каковы твои намерения.
 — И не имела оснований доверять мне.
 — А потом вы с Гаем стрелялись, и…
 Но на этот раз его губы остановили поток слов, не позволяя упомянуть об их расставании.
 — И нам пришлось пожениться при более чем странных обстоятельствах, — добавил он, обдавая ее щеку горячим дыханием. — Но я бы сделал это снова.
 — Адам сказал, что ты сначала отказался, — пожаловалась Ли, все еще вспоминая боль, испытанную в ту минуту, но Нейл приподнял ее подбородок и заглянул в глаза? Между ними не должно оставаться ничего недосказанного!
 — Я отказался лишь потому, что хотел сам прийти к тебе и завоевать твою любовь. Чтобы ты вышла за меня потому, что любишь, а не жертвуешь собой в который раз, чтобы спасти семью. Хотел, давая тебе имя, заручиться твоей любовью. Но у меня не было выбора: я слишком боялся потерять тебя навсегда. И поэтому рискнул, зная, что иначе ты не станешь моей. Ведь ты не согласилась бы на брак добровольно.
 Ли посмотрела на свои стиснутые руки.
 — Нет. Думала, что ты пошел на это только от безвыходного положения. Чтобы выручить своих людей и помочь Адаму. Я знала, что ты желаешь меня, но этого было недостаточно, — призналась она, краснея.
 — Но почему же ты позволила любить себя в ту ночь? — тихо спросил Нейл, все еще не веря своему счастью. Он часто гадал, почему она легла с ним и отвечала на ласки. Надеялся, что это было больше чем желание, больше чем супружеский долг. Иначе почему она бросилась в его объятия в последнюю перед разлукой ночь? Их брачную ночь.
 Ли подняла голову и не мигая встретила его взгляд.
 — Почему? Какими бы ни были твои чувства ко мне, я любила тебя и не могла вынести мысли о том, что наутро ты покинешь меня и мы можем больше не встретиться. И я из-за глупой ложной гордости никогда не узнаю твоих ласк. Если мне было суждено потерять тебя, я хотела иметь нечто большее, чем одни воспоминания. Я молилась, чтобы ты подарил мне ребенка, дочь или сына, твой живой портрет. Но этому не суждено было случиться, — объяснила она, не подозревая, как глубоко тронула мужа своей бесхитростной исповедью. Он ответил безумным, исступленным поцелуем, терзая ее губы, пока Ли не задохнулась.
 — Я люблю тебя, Нейл, — повторила она.
 Нейл Дарси Брейдон. Ее любовь. Кинжал Солнца. Капитан Даггер, командир «кровавых всадников». Все это он. И теперь с ее любовью он станет другим. Ее возлюбленным мужем.
 — Ли, — пробормотал он, снова целуя ее. И неожиданно отвел взгляд к окну, откуда виднелись горы, чувствуя себя богоподобным, зная наконец, что она принадлежит ему. Но Ли понимала, что какая-то часть его души остается для нее закрытой книгой. Что он не может поделиться с ней, вероятно, потому, что это чужая тайна.
 Что ж, придется ей набраться храбрости. Призраки прошлого должны исчезнуть навсегда.
 Прежде чем он успел запротестовать, она вырвалась из его рук, подбежала к письменному столу и, выдвинув нижний ящик, нерешительно помедлила над свернутым рисунком.
 — Что там? — удивленно спросил Нейл, когда она протянула ему плотную трубку.
 — Портрет человека, которого я встретила случайно. Я не могла забыть его лицо. Оно преследовало меня, и я попросила Соланж нарисовать его по моему описанию.
 Развернув рисунок, Нейл молчал так долго, что Ли испугалась. Что она наделала? Почему не могла оставить все как есть? Не бередить едва зажившие раны?
 Нейл поднял глаза. Лицо его показалось Ли странным. Словно ошеломленным неожиданным открытием.
 — В ту ночь, когда ты вернулся домой, мы с Гилом собирались добраться до Риовадо. Поэтому и опоздали так.
 — Риовадо! — резко повторил Нейл. Ли кивнула.
 — Да, но на полпути решили повернуть обратно и в роще нашли заблудившегося ягненка и долго пытались его поймать. Эта часть рассказа — чистая правда. Но потом… потом на нас напал отряд команчи.
 Нейл вскочил и шагнул к ней, переводя взгляд с рисунка на ее измученное лицо.
 — Боже мой, Ли, — прошептал он, лучше ее сознавая опасность, которой она подвергалась. Сердце, стиснутое клещами ужаса, на миг перестало биться.
 — Гил стал сопротивляться. Но ты знаешь, чем это кончилось. Его избили. Воин явно собирался изнасиловать меня, но тут увидел это. — Она сняла с шеи кожаный кисет, который с тех пор носила постоянно, и протянула Нейлу. — Он сдернул мешочек с моей шеи так грубо, что оставил кровавый рубец. Но когда пригляделся пристальнее, должно быть, узнал метку и удивился, откуда у меня эта вещь. Коснулся маленькой косички, что-то тихо сказал и посмотрел на меня так, будто просил прощения за содеянное. Я видела это по его глазам. Особенно его заинтересовал серебряный кинжал с солнцем на рукоятке. Он долго держал его на ладони, словно слышал истории о молодом златовласом воине, брате его матери, которым пожертвовало племя во имя собственного покоя. Брошенном, но не забытом мальчике. Не забытом, Нейл. Потому что нам даровали жизнь и свободу. Уехали, оставив нас, и даже не забрали коней.
 У Нейла подкосились ноги. Его тайна, так долго и бережно хранимая, открыта Ли. Но как? Она верно догадалась: в каждой черте, в невероятной синеве глаз видна Шеннон.
 — Лицо воина показалось мне очень знакомым, — продолжала Ли. — Я пошла в кабинет и сравнила рисунок с портретом твоей матери и сестры. И увидела необычайное сходство.
 — Но не сказала никому? — тихо пробормотал он.
 — Нет, не имела на это права. Я только заподозрила правду. А тетушки Камиллы рассказали мне историю о человеке, желавшем, чтобы его считали умершим. И тогда я подумала о Шеннон, девочке, выросшей в племени команчи и ставшей за это время женщиной. Что, если и ей пришлось сделать выбор? Вернулась бы она домой?
 — Шеннон не умерла, — тихо подтвердил Нейл, доверившись жене. — Я солгал. Но она хотела остаться с команчи. Шеннон была на четыре года старше меня и, как ты верно заметила, стала женщиной за время нашего плена. И влюбилась. Команчи дали ей имя: Девушка с Небесно-голубыми Глазами. Она была очень красива, и храбрый воин полюбил ее и взял в жены. Он был хорошим человеком и боготворил жену. Когда племя отослало меня, она уже успела родить дочь и снова ждала ребенка. И умоляла меня молчать, зная, что наш отец никогда не сдастся и станет искать ее, пока не разлучит с семьей и племенем. Она утверждала, что правда убьет его, а если ее посчитают мертвой, всем будет лучше. Я пообещал, что буду молчать, но возненавидел ее и остальных за то, что пожертвовали мной и оторвали от единственной, кто любил меня. Я снова остался один. И считал, что Шеннон и племя предали меня. Теперь сестра принадлежала Охотящемуся Волку и своей дочери. Но не мне. Я всегда жалел о том, что сказал ей перед разлукой. И страстно хотел дать ей знать, что сожалею о своей вспыльчивости, что прошу у нее прощения. Мы больше никогда не увиделись. Но теперь я наконец знаю, что она простила меня. Ты сделала мне бесценный подарок, показав этот рисунок. Теперь круг завершился. Сын Шеннон спас тебя. Значит, меня действительно не забыли. И муж действительно любил Шеннон, если, поправ законы племени, похоронил в Риовадо, по обычаям белых. Она, должно быть, умерла год назад или чуть позже. Земля все еще взрыхлена.
 И все эти годы я не мог смотреть в глаза отцу. Чувствовал, как медленно умираю изнутри. Но Шеннон оказалась права: истина убила бы его. Боже, подумать только, что даже поделиться было не с кем! Когда-нибудь я расскажу тебе о жизни у команчи. О Шеннон. Ты полюбила бы ее, как и она тебя. И очень скоро мы уедем в Риовадо. Я покажу тебе ее могилу.
 Ли едва сдерживала слезы при мысли о мальчике, волей судьбы оказавшемся между двумя мирами, преданном одним и отвергнутом другим и вынужденном таить в душе трагическую тайну. Но он сохранил ее, и только благодаря терзавшему его много лет молчанию никто не пострадал.
 Ли обняла его сзади и прижалась щекой к спине.
 — В этом и есть смысл любви. Возможность поделиться с другими. И я люблю тебя безумно, родной мой.
 И в этот момент он понял, что никогда больше не будет одинок.
 Прошел месяц с ночи барбекю, но Алтее казалось, что язык окончательно онемел от всего того перца чили, который она с таким азартом поедала. Она в жизни не забудет ту ночь, когда Гай прозрел и они увлеченно строили планы отъезда. А после объявления о помолвке выяснилось еще кое-что: Натаниел и Камилла вместе с Гилом, еще ни разу не покидавшим территорий, собираются сопровождать их в Виргинию. Они снова будут путешествовать в составе каравана, но на этот раз со всеми удобствами и в роскошной красной карете. В Треверс-Хилл перегонят стадо коров и отару овец с несколькими фургонами, нагруженными припасами, сельскохозяйственными орудиями, черенками фруктовых деревьев и семенами. Но самым чудесным подарком станут два чистокровных жеребца и несколько племенных кобыл, подаренных Гаю Натаниелом с пожеланием возродить гордые традиции Треверс-Хилла.
 Алтея улыбнулась. Всего месяц назад, до той ночи, она боялась оставить Ли в Ройял-Риверз, но теперь ей иногда становилось больно при виде сестры и Нейла, таких влюбленных и счастливых. Сразу вспоминалось ее собственное замужество…
 А недавно Ли призналась, что, кажется, ждет ребенка, и взяла с Алтеи клятву молчать. Нейл еще ничего не знал, и Ли хотела выбрать особенное время и место, чтобы сказать ему. Правда, она сама была не совсем уверена, но Алтея чувствовала, что Ли права, ибо еще не видела сестру такой красивой. От нее словно исходили золотистое сияние, тепло и свет, присущие только любимым и любящим. И не было никакого сомнения в том, что Нейл любит жену. При взгляде на Ли его обычно холодные глаза становились нежными, а каждым прикосновением он словно обожествлял ее.
 Нет, больше Алтее незачем волноваться за Ли. Сестра нашла истинную и вечную любовь.
 Алтея повернулась к доске и принялась старательно выводить слово. Дописав, она полюбовалась делом рук своих и слегка нахмурилась. Л-А-С-О… Определенно что-то не так. Где же ошибка?
 Алтея нетерпеливо постучала мелом о доску.
 — «Лассо» пишется с двумя «с», — раздался за спиной знакомый голос. Алтея медленно повернулась, широко раскрыв глаза.
 — Натан? — выдохнула она, побледнев так, что улыбка на лице стоявшего в дверях мужчины померкла. Вообразив, что она вот-вот лишится чувств, он бросился к жене, которую не видел почти три года.
 — О Бог мой, Натан! — вскрикнула Алтея, закрыв лицо руками. — Нет, нет, этого быть не может.
 Плечи ее тряслись от страха и отчаяния. Бедняжка боялась, что сходит с ума.
 — Я здесь, любимая, — тихо ответил Натан, обнимая ее и согревая своим телом. Алтея подняла залитое слезами лицо, все еще не в силах осознать, что муж жив. Что ее дорогой Натан стоит в этой комнате. Она медленно, нерешительно подняла руку, все еще опасаясь коснуться его.
 — Нам сообщили, что ты пропал без вести. Так много наших друзей погибло. Мы ждали и ждали, но от тебя не было известий, — запинаясь, выговорила Алтея. — Подумать только, я даже не могла поплакать на твоей могиле!
 Натан стал целовать мокрое от слез лицо, ощущая на губах соль. В этот момент он дал себе клятву, что больше никогда не расстанется с женой.
 — Я не знал, что меня сочли пропавшим без вести. И неудивительно в такой путанице и суматохе. Одно сражение следовало за другим, а когда я сумел написать, оказалось, что к тому времени ты покинула Треверс-Хилл, а Ройял-Бей сгорел. К сожалению, поздней осенью меня серьезно ранили, но я сумел выжить и даже набраться сил. Правда, немного похудел, но по-прежнему цел и невредим. Мне очень повезло. Я оказался одним из немногих удачливых. Меня взяли в плен, но, как тяжело раненного, отправили в полевой госпиталь. К счастью, меня не забрали в санитарный поезд и не отправили на Север в лагерь военнопленных, иначе я не пережил бы путешествия и той холодной зимы. Мой бывший сокурсник по Принстону случайно увидел меня в госпитале и, как высокопоставленный чиновник в правительстве Линкольна, приказал, чтобы обо мне позаботились. Он и его семья были невероятно добры. Я оказался в Вашингтоне, но выздоровление было долгим. По моей просьбе тебе отправляли письма, но ответа я не получал. Когда же добрался до Виргинии, обнаружил, что все исчезли. И тут я совершил ошибку, обратившись к преподобному Калпепперу, в надежде, что он знает, куда подевалась моя семья. Господи, Алтея, этот человек едва не вышвырнул меня из только что отстроенной церкви! Сначала я посчитал, что напрасно помешал ему, когда он, стоя на кафедре, репетировал воскресную проповедь. Потом подумал, что причина в Джулии, пролившей на него горячий чай. Но он произнес имя, от которого его кровь то ли стынет, то ли кипит, не знаю точно. Во всяком случае, он побагровел так, что я думал, его вот-вот удар хватит. И имя это — капитан Даггер.
 Выговорив это устрашающее имя, Натан с любопытством уставился на Алтею, которая, однако, не выказала ни малейшего удивления.
 — Боюсь, дорогой, у преподобного есть все причины опасаться, хотя я не прощу его за грубость по отношению к тебе. Совершенно нехристианское поведение, — заметила она, прежде чем поведать о похищении священника, которого угрозами заставили обвенчать молодую пару.
 — Что же, я благодарен хотя бы потому, что он не послал мне в спину заряд картечи, — усмехнулся Натан, но тут же погрустнел, вспомнив об Адаме. Алтея, угадавшая, о чем он думает, крепче сжала ему руку.
 — Ты видел могилы.
 — Боже мой, Алтея, не могу поверить, что их больше нет. Моя мать, Адам. Твои родители. И Блайт. Милая малышка Люси, полная жизни и счастья. Как сейчас вижу ее и Джулию в тележке, запряженной толстеньким пони и нагруженной корзинами с ежевикой. Мы все сидели на веранде. Твой отец смаковал очередной джулеп, мать шила, одновременно ухитряясь следить за всеми. И вот теперь одни могилы. Я стоял на кладбище, чувствуя себя как в кошмарном сне. И хотя это грешно, благодарил Бога за то, что не увидел ни твоего имени, ни имен наших детей.
 Наконец мне удалось узнать у Дрейтонов, что произошло. Я всегда буду им благодарен за то, что проводили Адама в последний путь и похоронили рядом с Блайт. Кроме того, я понял, за что проклинал меня преподобный. Оказывается, он пребывает в полной уверенности, что я и есть пресловутый капитан Даггер. Я и раньше подозревал, что Нейл воюет под этим именем, но после возмущенной тирады Калпеппера окончательно в этом убедился. И сообразил, кто помог вам выбраться из Виргинии. Но до сих пор и представить не мог, что он женился на Ли.
 И Натан, неожиданно издав радостный вопль, подхватил жену и принялся кружить, пока она не взмолилась о пощаде. Но он только смеялся.
 — Может, Ройял-Бей и сгорел и мы потеряли все, но, по крайней мере, все живы и снова вместе! — твердил он, целуя ее.
 Алтея, едва сумевшая отдышаться, изумленно уставилась на мужа.
 — Но мы вовсе не потеряли все! Ты был в пещере?
 — Пещере?
 — Да, где вы с Адамом и Нейлом скрывались от заслуженного наказания после особенно дерзких проделок. Тебя весьма удивило бы ее содержимое.
 — Пещера? Конечно! Адам… неужели? О нет! Не может быть!
 — Может. С помощью моего отца и Стивена он свез туда все самое ценное из Треверс-Хилла и Ройял-Бей. Жаль только, что мы не найдем достаточно большого дома, чтобы все вместить!
 — Адам, — повторил он, покачивая головой. — Теперь я понимаю, почему Треверс-Хилл, хоть еще и стоит, выглядит так, словно его ограбили до последней нитки. Помню, как возмущался по этому поводу. Но у нас есть жилье! Ривер-Оукс, дом моей матери, тот, что на другом берегу реки, цел и невредим! Его вообще не тронули: слишком хорошо он спрятан за столетними дубами. Да и вьюнком все заросло, так что никто и не подозревает о его существовании. Конечно, работы там много, нужно все вычистить, и, подозреваю, на чердаке свили гнезда птицы, но здание всегда было крепким и по-своему красивым. Может, не таким величественным, как Ройял-Бей, и без колонн, но там чудесная веранда и великолепный вид на реку.
 Алтея кивнула, радуясь, что все так хорошо уладилось.
 — Но как ты нашел меня здесь? Побывал в большом доме? — взволнованно спросила она, думая о Ли, Гае и детях.
 — Нет, когда я въехал во двор, ко мне подбежал мальчишка-мексиканец, чтобы взять поводья. Я нанял лошадь в Санта-Фе. Прибыл туда вчера дилижансом, и поверь, за эти четырнадцать дней путешествия по равнинам у меня, по-моему, не осталось ни единого зуба и ни единой целой кости! Две недели тряски без отдыха и ночлега, только на сушеном мясе и солонине! Вряд ли у меня останутся приятные воспоминания об этой поездке в страшной тесноте, еще с восемью… так называемыми джентльменами. Но я здесь, и это главное.
 — А ты, случайно, не потерял шляпу? — засмеялась Алтея.
 — Нет, вот она, — сообщил Натан, показывая на пол, где лежала шляпа. — Я спросил про тебя, и лицо парнишки засветилось, как рождественская елка. Он принялся рассказывать об очень красивой светловолосой англичанке, потащил меня во двор, к этому домику и оказался прав. Именно ты и была той златовласой красавицей учительницей, которую так любит мальчик. Кстати, сначала я усомнился в гостеприимстве Натаниела по отношению к жене племянника, но, поняв, что это нечто вроде школы, успокоился.
 Алтея закрыла глаза, почти страшась вновь открыть их и обнаружить, что муж исчез. Но он по-прежнему стоял перед ней, и она загляделась в добрые серые, исполненные мудрости глаза.
 — Я думала, что ты убит. Ройял-Бей сожгли, и мы влачили жалкое существование. Не будь Ли и Джоли со Стивеном, не знаю, как бы мы выжили. Гай ослеп, но, к счастью, свершилось чудо, и месяц назад он вновь обрел зрение. Правда, левый глаз уже никогда не будет видеть, зато правый в полном порядке. И у нас появилась еще одна причина для праздника: Гай вернется в Треверс-Хилл с женой. Да-да, он и твоя кузина Лис Хелен любят друг друга. Хорошо, что ты сможешь присутствовать на свадьбе! Гай сильно изменился, Натан, причем к лучшему. Думаю, он даже захочет вместе с тобой вести адвокатскую практику.
 Натан пригладил волосы старым, знакомым жестом, который так хорошо помнила Алтея.
 — Ну и ну, — пробормотал он. — А ты, дорогая? Дрейтоны рассказывали, что ты сильно болела, а когда прибыла в Треверс-Хилл, многие считали, что тебе недолго осталось жить.
 — У меня был тиф, но должна признать, что потеряла волю к жизни. Я струсила, узнав, что ты пропал. Но Ли вытащила меня. Совсем как мама! Та всегда приставала к отцу и не оставляла в покое, пока не получала что хотела. А Ли хотела, чтобы я жила. Потом благодаря Адаму, Нейлу и его отцу мы благополучно прибыли сюда. Нас прекрасно приняли, мы ни в чем не нуждались. Но я знала, что рано или поздно придется вернуться в Виргинию. Наши дети должны расти рядом с Ройял-Бей. И знать свое наследие. Поэтому я решила ехать в Виргинию и учить детей в школе, — почти с вызовом докончила Алтея.
 — Я всегда знал, что ты прекрасна, но понятия не имел, насколько сильна и решительна, — объявил он, прижав ее к себе.
 — Отпусти маму! — потребовал капризный голосок. Натан обернулся и оказался лицом к лицу с пухленьким малышом. Большие карие глаза негодующе уставились на него, короткие ножки в белых чулках были раздвинуты, словно их обладатель подумывал, как лучше наброситься на врага. Но девочка, стоявшая позади, вдруг пронзительно вскрикнула, чем немало напугала брата, особенно когда сбила его на пол, пробегая мимо, чтобы броситься в объятия высокого человека.
 Стьюард Рассел Брейдон в полном недоумении наблюдал, как незнакомец обнимает его сестру. Похоже, мальчик видел в нем угрозу своему положению единственного мужчины в жизни матери, и это совсем ему не нравилось.
 — Стьюард, — позвала Алтея, понимающе улыбнувшись и подходя к сидевшему на полу сыну, в испуганных глазах которого уже собирались слезы. Наклонившись, она подняла его, вытерла раскрасневшиеся щечки и поцеловала в лоб. — Подойди и познакомься со своим отцом, дорогой, — мягко велела она, протягивая ему руку, которую Стьюард застенчиво взял, прежде чем направиться к терпеливо ожидавшему Натану.
 В этот вечер в большом зале царило праздничное настроение. Лис Хелен и Гай сидели рядышком, поверяя друг другу свои мечты, ибо венчание было назначено на завтра. Майкл Стэнфилд даже нарисовал план крыла, которое они со временем собирались отстроить. Сам Майкл стоял перед одной из картин Соланж, восхищаясь мастерством художницы и время от времени обмениваясь с ней непонятными для окружающих терминами. Он собирался еще немного побыть в Ройял-Риверз, под предлогом, что ему некуда идти, а он уже привык к тяжелой работе. Его жажда мести была утолена, когда были найдены тела Альфонсо Джейкобса и Кортни Бойса. Потрясенные обитатели территории посчитали, что эти двое убили друг друга в момент яростной ссоры. Никто до сих пор не смог связаться с Диосой и Луисом Анхелем, чтобы сообщить о смерти дяди.
 — Кстати, тем же дилижансом, что приехал Натан, прибыла бандероль. Я по ошибке вскрыл ее. Она была адресована в Ройял-Риверз, но все остальное, кроме буквы «Н», смазалось. Я сумел различить лишь фамилию «Брейдон», — извинился Натаниел, вручая сыну толстый том в кожаном переплете. Нейл удивленно поднял брови. — Там посвящение, — проворчал Натаниел. — Прости, я не сразу понял, что это тебе. Но название меня заинтриговало, поэтому я не встал с места, пока не дочитал до конца. По-моему, изложение весьма правдиво.
 Нейл открыл книгу и ошеломленно уставился на титульную страницу.
 ДЕРЗКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ «КРОВАВЫХ ВСАДНИКОВ» КАПИТАНА ДАГТЕРА.
  Правдивый рассказ участника рейдов за линию фронта конфедератов. 
  Страницы из дневника. 
  С комментариями и замечаниями Джона Йетса Чатама, бывшего топографа и картографа Второго Массачусетского полка, входившего в состав армии Потомака под командованием генерала Мида. А также бывшего члена федеральных рейдеров, известных как «кровавые всадники». 
  Иллюстрированные десятью великолепными цветными вклейками и двадцатью пятью детальными рисунками автора. 
  Сияние нисходит на стены замков 
  И вершины гор, укрытые преданьями и снегом, 
  И солнца луч дрожит в воде озер, 
  Расщелин зев одолевая бегом, 
  О звонкий рог, кричи, пусть эхо пробуждает 
  Далекий отклик скал, поет и умирает  .
 Альфред Теннисон
  Бостон 
  Напечатано и переплетено Джейкобом Адамсоном. 
 Нейл озадаченно покачал головой. Лейтенант Чатам! Молоденький очкарик, у которого почти не было шансов выжить! Тот мягкий, серьезный, нескладный лейтенант, который пообещал написать мемуары и сдержал слово!
 Нейл слегка улыбнулся, рассматривая портрет автора. Без бороды он кажется моложе, хотя оставил усики и даже бачки. Волосы аккуратно подстрижены и причесаны, словом, вид вполне пристойный для бостонца. Но небрежно завязанный шелковый шарф и яркий жилет служили свидетельством того, что Джон Чатам вряд ли остался прежним — чопорным и чинным выпускником топографического факультета, каким был когда-то, до того, как стал одним из «кровавых всадников». Лейтенант выздоравливал медленно, а немного оправившись, был прикомандирован к штабу главного командования в Вашингтоне, что, вероятно, было благословением для рейдеров, если вспомнить те многочисленные неприятности, которые навлекал на них лейтенант своими неуклюжими, хоть и искренними попытками быть полезным.
 Нейл перевернул страницу и прочел посвящение.
  Эти мемуары 
  гордого «кровавого всадника» 
  с глубоким почтением 
  посвящаются 
  Н.Д.Б., 
  капитану Даггеру, который заботился о жизни людей, служивших 
  под его началом, 
  куда больше, чем о собственной, 
  и который никогда не оставил ни одного человека 
  умирать одиноким и забытым на поле брани. 
 Нейл долго смотрел на страницу. Стоило ему прочитать названия нескольких глав, как по его лицу расплылась невольная улыбка.
 Полька грязнуль. Штаны Шнайкербергера. Танцующий Гром. Крылатый конь. Где цветет последняя роза.
 Длинные зимние ночи. Огнедышащие драконы и стальные чудовища у врат ада. Рассыпанные орехи. Ангел бури. Сезам, откройся. Раскрашенные лица и призрачные улыбки. Двойная неприятность. Дым в серых небесах.
 Улыбка Нейла несколько померкла, ибо он вспомнил ту зиму, когда вернулся в Треверс-Хилл и вместе с лейтенантом стоял у освещенного окна, пещеру, где прятался вместе с кузенами еще мальчиком… и Адама. Он никогда не забудет двоюродного брата и друга, который заплатил самую высокую цену за будущее своего ребенка.
 Взгляд Нейла упал на Натана и его семью, сидевших на диване. Сын устроился на коленях отца, а дочь склонилась на плечо матери и, смеясь, щекотала брата перышком. Алтея довольно улыбалась, сияя карими глазами, и Нейл понял, что еще не все потеряно и Юг возродится.
 Натаниел смотрел на сына. На миг их глаза встретились, и Натаниел смущенно откашлялся, пытаясь сказать что-то, но не умея найти слов. Но время еще есть…
 И вместо объяснений он положил руку на плечо сына и подошел к Гилу и Ли, стоявшим у фортепиано, где Камилла играла нежную мелодию.
 Нейл с удивлением узрел, как отец что-то прошептал Ли, потом кивнул, и легкая улыбка озарила суровое лицо отца. Впрочем, это неудивительно. Натаниел прекрасно относится к Ли, но иногда они переглядывались с таким видом, словно знали то, что окружающим известно не было.
 Но тут Нейл снова ощутил отцовскую руку на плече и недоуменно моргнул. Действительно отец изменился, или ему просто чудится?
 Нейл тряхнул головой, все еще не веря, что видит в отцовских глазах нечто вроде тепла. Но может… им еще не поздно начать все сначала?
 Подойдя к окну, он по привычке посмотрел на горы и задумался было о превратностях судьбы, но сзади послышались легкие шаги. Он протянул руку, сразу поняв, что это Ли, и обнял жену за талию. Она подняла голову, и их губы слились.
 — Послезавтра мы едем в Риовадо, — прошептал Нейл, и Ли прижалась щекой к его груди, такая же необходимая и желанная, как сама жизнь. Как его собственное дыхание.
 Черное, усыпанное звездами небо заметно побледнело, когда над пурпурными горами просияли первые рассветные лучи. Солнце озарило поросшие лесом склоны золотым светом, позолотив распростертые крылья смелой птицы, поднимавшейся к самым небесам.
 А ниже, гораздо ниже, два всадника, мужчина и женщина, скакали по течению ручья, чьи серебряные воды блестели на зелени травы. Кони пересекали высокое напоенное ароматом полевых цветов плато, направляясь к уединенной хижине, затерянной среди высоких сосен. Нейл Брейдон и его возлюбленная Ли наконец приехали домой. В Риовадо.