Аннотация: В одном из самых обычных учреждений современной Польши происходит самое необычное преступление. Убийцей может оказаться любой из сотрудников, под подозрением весь коллектив. «Подозреваются все» — типичный образец классического детектива, действие которого не выходит за пределы четырех стен. А вот все остальное, как всегда у Хмелевской, отнюдь не типично. --------------------------------------------- Иоанна Хмелевская Подозреваются все (Пани Иоанна — 1) Действующие лица Многоотраслевая проектная мастерская 1. Отдел архитекторов Витек — руководитель отдела, а также руководитель мастерской, или директор; в личной жизни — холостяк, одарённый незаурядной внешностью и сложным характером. Казик — стопроцентный Дон Жуан, женатый, имеющий детей, проявляющий исключительный талант в преодолении превратностей судьбы. Алиция — олицетворение рассеянности, одинокая, переполненная чувством юмора и неприязнью к руководителю мастерской. Рышард — разведённый безумец с дочкой, одержимый мыслью выехать в экзотические страны. Витольд — ослепительное пятно на фоне остальных, единственный нормальный человек. Януш — холостяк в последней стадии, любитель поухаживать, намеревающийся со дня женитьбы превратиться в степенного гражданина. Веслав — младший в отделе, молодожён, бездетный, «тихий омут». Лешек — меланхолик с артистической душой, непонятый окружающими, а главное — женой. Марек — очень красивый субъект, в нужное время присланный в мастерскую сверхъестественными силами. Я — автор представления, жертва собственного воображения. 2. Конструкторский отдел Каспер — человек с внешностью Дон Кихота и сердцем как вулкан, довольно чудаковатый. Анка — представительница «современной молодёжи», недавно вышедшая замуж, но не за того, за кого хотела. 3. Отдел санитарного оборудования Збышек — руководитель отдела и главный инженер мастерской; в личной жизни — последний экземпляр благородного рыцаря, образец добродетели, любящий отец единственного сына, терзаемый незаконной страстью к женщине. Стефан — авантюрист с добрым сердцем, мучимый неуверенностью: стыдиться ли своего возраста июли хвастаться внуком. Анджей — порядочный, серьёзный и трудолюбивый молодой человек, такой же образец добродетели, как Збышек. Тадеуш Столярек — жертва. 4. Отдел электриков Влодек — руководитель отдела, истеричный мазохист, главный сплетник бюро. Кайтек — в личной жизни — сын Каспера, молодой человек, не чурающийся тёмных дел, приятель жертвы. 5. Отдел смет Ярек — благородный тип варшавского пройдохи, также занимающийся тёмными делами и также приятель жертвы. Данка — разведённая, с двумя детьми, несколько неряшливая из-за чрезмерных огорчений, своих и чужих, приятельница Ядвиги. 6. Администрация Ольгерд — главный бухгалтер, безукоризненно воспитанный пожилой мужчина, чувствующий себя в гуще финансовых сложностей как рыба в воде. Иоанна — в личной жизни — сестра Ольгерда, на службе — идеал секретарши. Моника — руководитель администрации, вдова с двумя детьми, женщина красивая и пылкая, предмет чувств Каспера. Ядвига — жертва жестокой судьбы и бывшего мужа-грубияна, любящая мать единственной дочери, ради ребёнка готова на все. Веся — смертельный враг Ядвиги, женщина, переполненная ядом и ненавистью ко всему на свете, неизвестно почему. Пани Глебова — техничка. Кроме нашего коллектива, здесь значатся (вопреки протестам) следующие лица: Капитан — представитель следственных властей, человек нормальный. Прокурор — игра природы, представитель как вышеупомянутых властей, так и сверхъестественных сил. ПРОЛОГ КАК Я НЕ НАПИСАЛА ПОВЕСТИ С давних юных лет меня томило горячее желание написать повесть. Оно было таким застарелым, таким глубоко укоренившимся, что, по-видимому, родилось одновременно со мной. Я не мечтала ни о карьере кинозвезды, ни о браке со сказочным принцем. Все это меня нисколько не интересовало. Я мечтала написать повесть. В незапамятные времена раннего детства я намеревалась написать потрясающую повесть о любви. О любви, разумеется, несчастной, потому что в счастливой я не видела ничего интересного. Сама я должна была выступить в роли главной героини, молодой девушки удивительной красоты и незаурядных достоинств, питающей пламенные чувства к какому-то мало известному мне субъекту. Субъект был жгучим брюнетом с чёрными горящими глазами и чёрными усами. Первый поцелуй навсегда соединил нас в обстоятельствах несколько необычных: вороные кони, ночь, сумасшедшая гроза, град, атмосферные разряды, опушка мрачного леса. Бог знает отчего все это выглядело так драматично! С течением времени, не отступая от намерения увековечить неземные чувства, я несколько изменила кое-какие реквизиты. Грозовая ночь сменилась волшебным лунным вечером, я сбрила субъекту усы и ликвидировала коней. Потом последовали другие изменения, как внешние, так и касающиеся поведения главных героев, но, как я ни старалась, мне ни разу не удалось выйти за пределы сцены первого поцелуя. И вот однажды произошёл мелкий на вид случай, который сбил меня с этой темы. Мне тогда было уже двенадцать лет. Поздним вечером я сидела дома за столом, освещённым настольной лампой, в обществе матери и её сестры, моей тётки. Я читала великолепный детектив под названием «Ужасный горбун», от которого кровь стыла в жилах. Детектив был таким страшным, что я влезла с ногами на стул и скрючилась на нем в очень неудобной позе, стараясь занимать как можно меньше места. Я была смертельно напугана и старалась ни в одну сторону не высовывать конечности, бесспорно подвергающиеся самой большой опасности. Видимо, у меня был настолько бледный и перепуганный вид, что тётка, взглянув на меня, оторвалась от пасьянса, который она раскладывался и уже не спускала с меня глаз. Потом она показала на меня матери и сказала нормальным спокойным голосом, каким говорят о погоде: — Смотри, он стоит за тобой. В тот же миг с ужасным криком я слетела со стула. В последующие три дня никакая сила на свете не смогла бы заставить меня войти в тёмную комнату. Немного придя в себя, освободившись от впечатлений, произведённых книгой о горбуне, и немного поразмыслив, я пришла к выводу, что преступление — гораздо более захватывающее явление, нежели любовь, даже неземная. С этого момента я решила написать детектив. Шли годы, время летело, я вышла замуж, завершила образование, но, что бы ни происходило в моей жизни, я по-прежнему мечтала написать повесть. К сожалению, со временем во мне выросла непреодолимая преграда. Подлая судьба одарила меня чрезмерным воображением, которое затрудняло не только моё возможное творчество, но и самое жизнь. В жизни оно послужило причиной осложнения моих семейных отношений. В один прекрасный день я внезапно пришла к выводу, что должна постараться возбудить ревность у своего мужа. Ни на какие поступки в действительности у меня просто не было времени, но уж вообразить себе я могла все, что только придёт в голову. Моё воображение принялось за работу, и не успела я опомниться, как уже увидела себя рядом с невероятно красивым блондином, который, уставившись на меня восхищёнными глазами, усиленно старался меня закадрить. Разумеется, его старания с самого начала были обречены на провал, так как я мечтала не о романе, а только лишь о демонстрации. Я притворялась безумно заинтересованной им с единственной целью — чтобы муж наконец забеспокоился. Это длилось довольно долго, блондин проявлял нетерпение, муж вроде бы снова начал пылать чувствами, и наконец наступило время для того, чтобы покончить с блондином и все объяснить. Я стояла над гладильной доской и гладила детскую рубашку. Но в моем воображении я видела внутреннее убранство кафе «Крокодил». Я сидела с блондином за столиком у стены и деликатно пыталась объяснить ему, что он послужил только орудием, а мои пламенные чувства к нему были лишь вымыслом. Одновременно я выражала надежду, что он извинит, меня за это и мы останемся друзьями. Блондин оказался человеком вежливым и культурным, он не стал обижаться, и мы продолжали нашу беседу в полном согласии и в прекрасном настроении. Дальше я намеревалась вообразить, как муж, сходящий с ума от отчаяния и вновь вспыхнувшего чувства, устраивает мне ужасный скандал, как я падаю ему в объятия, как все выясняется, и мы в идеальной гармонии играем с блондином в бридж. Четвёртым мог быть кто угодно. Продолжая разговаривать с блондином, я взглянула на входную дверь и внезапно увидела, как там появился мой муж в обществе очаровательной блондинки… Это несколько раздосадовало меня, так как этой сцены в моей программе не было. Я потянулась за следующей детской рубашкой и вернулась к началу моего объяснения с блондином. Дошла до того самого момента беседы, посмотрела на входную дверь и снова увидела мужа с очаровательной блондинкой. Я решила не бороться с этой картиной и посмотреть, что будет дальше. Муж с блондинкой вошли и уселись за столик. Я забросила своего блондина и стала внимательно следить за ними. Муж поднялся и пошёл к буфету. Я встала, подошла к блондинке, уселась рядом с ней и спросила: — Прошу прощения, кто этот мужчина, с которым вы пришли? — Блондинка посмотрела на меня с лёгким удивлением.. — Это мой муж, — ответила она спокойно. Я не верила собственным ушам. Неслыханно изумлённая, я посмотрела в сторону буфета. Нет, это мой собственный муж, никаких сомнений! — Но ведь он женат! — воскликнула я с ужасом. — Ах, уважаемая пани, — ответила блондинка снисходительно, — что значат бумажки против чувств… Это было уже слишком! Не знаю, что бы я сделала через минуту в «Крокодиле», если бы у меня под утюгом с шипением не расплавилась пластмассовая пуговица. Внезапно оторванная от мужа с блондинкой, выведенная из равновесия, я стояла, подняв утюг, и не знала, что с ним делать. Я попыталась поставить его на маслёнку, которую в свою очередь взгромоздила на чашку с водой для сбрызгивания белья, и пришла в себя окончательно только тогда, когда все это с грохотом рухнуло на пол. Образ блондинки был настолько назойлив, что я никак не могла от него избавиться и в течение нескольких дней, относилась к мужу подозрительно и недоверчиво, что вместе с необходимостью ремонта утюга послужило поводом временных раздоров. У меня была приятельница, а у приятельницы — брат. Брат, в свою очередь, имел жену и мотоцикл, причём при полном отсутствии технических способностей. Жена была очаровательная женщина, при которой наши мужья явно становились оживлённее. Мой муж ещё как-то держался, потому что она, хоть и красавица, была не в его вкусе, но муж приятельницы при виде упомянутой Дануси сверкал глазами и рыл копытом землю, как вороной конь, а возможно, ему случалось и заржать, когда никто его не слышал. Все три пары имели собственные мотоциклы и строили планы совместного путешествия во время отпуска. Принимая во внимание явное отсутствие технических способностей брата приятельницы и его полную никчёмность в случае каких-либо поломок, оба наших мужа с самого начала поклялись, что в случае аварии они не будут ему помогать. Они много раз уже клялись в этом при других обстоятельствах, но всегда отступали от своих клятв, трудясь за него в поте лица и ворча, но в этот раз они имели намерение выдержать своё решение до конца. — Ты себе представляешь? — мечтательно говорил муж приятельницы моему. — Тадеуш заклеивает камеру, а мы ничего! Он снимает колесо, разбортовывает его, а мы лежим на травке… Ну как? — Накачивает… — прибавил мой муж столь же мечтательно. — А мы ничего! Сидя в троллейбусе и глядя в окно на залитую солнцем улицу, я внезапно увидела прекрасно знакомую мне картину: длинное серое шоссе, деревья по обе стороны, сбоку стоят три мотоцикла… Около одного из них обливается потом несчастный Тадеуш, занимающийся с неподатливым колесом. А в некотором отдалении, на травке оба наших мужа, сияющие, блещущие юмором, вертятся около смеющейся Дануси. А мы обе с приятельницей сидим на обочине брошенные, забытые, одинокие… Яркая картина заслонила мне весь мир. Я вошла в роль! С неудовольствием наблюдая за флиртующей группой на траве, я краем глаза покосилась на приятельницу. Она тоже наблюдала за ними, и на её лице читалось угрюмое бешенство. Я поняла, что нас переполняют одинаковые чувства, поэтому от неё можно ожидать полного понимания. Я дотронулась до её локтя и жестом указала на наш мотоцикл, стоящий с ключом в замке зажигания. Приятельница молча кивнула головой, и в глазах её появился мстительный блеск. Мы подошли к мотоциклу, я спихнула его с подножки и нажала на стартер. Двигатель включился немедленно, что могло случиться только в моей фантазии, так как в действительности он был исключительно упрямый в зажигании, но у меня не было теперь времени учитывать разные глупые фанаберии транспортного средства. И прежде чем блестящее общество на травке успело обратить на нас внимание и среагировать, мотор взревел, приятельница уселась за мной, и мы рванулись в голубую даль. Со злости я летела со скоростью сто километров, не было и речи о том, что нас могут догнать впрочем, наш мотоцикл и на самом деле тянул лучше всех остальных. Через какое-то время мы доехали до Польского туристического общества, где и раньше имели намерение остановиться. Количество преодолённых километров я не уточняла, равно как и время нашей поездки, решив, что и так неизвестно было, сколько времени Тадеуш провозится с колесом. Довольные своим поступком, удовлетворённые, оставив мотоцикл, мы пообедали и ожидали своих огорчённых супругов и повелителей, сидя на ступеньках и глядя на теряющееся вдали шоссе. Я отчётливо видела перед собой ряд деревьев, растущих вдоль шоссе, кустарник, заслоняющий поворот дороги. И наконец услышала рёв моторов. Он приближался, нарастал, и внезапно из-за кустов, из-за поворота вылетели два знакомых мотоцикла. На одном ехал муж приятельницы с её братом, а на другом… мой муж с Данусей!!! Нет, этого я видеть совершенно не собиралась. Они должны были приехать в собственном составе, раскаявшиеся, обеспокоенные, сконфуженные своим предшествующим совершенно идиотским поведением… а не так. Я вернулась к исходному пункту. Снова мы сидели в ожидании, снова я услышала вдали рёв моторов. Из-за поворота вылетели два мотоцикла и снова то же самое: мой муж с Данусей! Я чуть не лопнула от злости. Под впечатлением этой картины я кинулась к мотоциклу. — Ты едешь?! — со злостью крикнула я приятельнице. Приятельница кинулась следом за мной. Вне себя от бешенства я рванула с места, и мы поехали. Дальше начались непредвиденные сложности. Так как с самого начала я не предусмотрела наличие при себе рюкзака, теперь уже не могла уместить его в поле зрения, и мы были лишены всех необходимых вещей. Вдобавок невозможно было определить место нашей новой встречи, потому что слишком глубоко укоренилась во мне уверенность, что наши мужья лишились всякого рассудка и не сумеют нас найти. Мы должны их искать? Исключено, это просто позор! Нет, я не могла согласиться на такое развитие событий только из-за того, что этому болвану захотелось поехать с Данусей. Я должна этому помешать. Я упрямо в третий раз вернулась к той же самой сцене. Безрезультатно! В четвёртый раз, пятый, шестой… Но каждый раз из-за кустов выезжала на мотоцикле Дануся, сидящая за моим мужем! Сколько я намучилась чтобы стащить её с этого мотоцикла, об этом невозможно рассказать! К сожалению, воображение было сильнее меня. Я вылезла из троллейбуса вне себя от злости, на две остановки дальше, чем нужно, и в тот же вечер, без всякого повода, устроила мужу ужасный скандал. Моё супружеское счастье было явно под угрозой. Ха же самая история повторялась и в повестях. О моих героях я не думала, я просто видела их. Видела, как ходят, сидят, производят разные действия, совершенно независимо от меня. Они жили собственной жизнью, а я могла за ними только наблюдать. Было бы полбеды, если бы их начинания имели какой-то смысл. К сожалению, это были люди, от которых всего можно было ожидать, к тому же полные всяких дурацких замыслов!.. В великолепном детективе, действие которого разворачивалось перед моими глазами, наступала ключевая сцена, в которой герои, в количестве четырех человек, сидят в комнате и ведут разговор, разъясняющий основную загадку повести. Самый главный персонаж, молодой красивый блондин (дались мне эти блондины!), должен включиться в спор в самый драматичный момент, когда все окончательно запутывается и никто ничего не понимает, и привести тем самым к неожиданной развязке. Я с интересом наблюдала, как они сидят и разговаривают — нервные, взволнованные, полные беспокойства. Наконец замолкают, сбитые с толку, и смотрят на блондина. Я тоже смотрела на блондина. Блондин поднял голову, усмехнулся и, вместо того чтобы начать говорить, встал со стула и вышел. Самым заурядным в мире способом подошёл к двери, отворил её и вышел. Нет, каков кретин! Куда его черти понесли? Он должен был сделать сенсационное заявление, а вместо этого вышел! Что за идиотский замысел! Я ужасно устала, возвращаясь бесконечно к тому же самому моменту, но на поведение блондина это не повлияло. Каждый раз вместо того чтобы начать объяснение, он поднимался и выходил. Наконец я махнула рукой на задуманное и решила посмотреть, что он сделает дальше. Может, он придумал что-то такое, что мне не пришло в голову? Блондин шёл коридором. Приблизился к двери, снабжённой надписью: «Мужской туалет», и вошёл внутрь. Нет! Это уже слишком! Поистине мне это не пришло в голову! Разочарованная и полная горечи, я решила изменить тему и переключилась на роман тайн. Наибольший простор для моего воображения наступал тогда, когда я занималась домашней работой, и в этот раз оно настигло меня во время стирки. Вместо клубящейся в тазу мыльной пены я видела место действия, а именно: красивый двухэтажный дом, бывший дворец, принадлежащий в настоящее время какой-то организации. Вокруг дома — старый запущенный парк, высокие деревья, аллейки, местами поросшие травой, сломанная ограда, за которой простирались поля, луга и леса. В этом доме размещалась группа людей, направленных туда для работы над каким-то очень важным заданием. Род их деятельности меня совершенно не интересовал. Среди них людей находились некая дама и некий мужчина, которых объединяло внезапно вспыхнувшее между ними чувство. У дамы был муж, а у мужчины — жена, причём оба этих супруга находились тут же. Это придавало воображаемой картине оттенок милой пикантности, но если бы я знала, какие сложности принесёт мне позднее семейное положение этих людей, то, без сомнения, я бы постаралась как-то его изменить. За лесом находился старый овин, никем не используемый и запущенный. В овине лежало немного сена, а посредине стояла очень старая поломанная деревянная кровать. Именно этот овин должен был послужить местом тайных встреч нашей пары. Через это свидание я перевалила довольно успешно, преодолевая, конечно, всякие трудности, такие, как неизбежное устранение из поля зрения брошенных супругов или проникновение в овин героев тайного романа, избегающих посторонних глаз. Сложности начались после их возвращения с любовного свидания. Вместе с возвращающейся дамой я с беспокойством увидела на веранде людей, одетых в мундиры гражданской милиции. Мне это сразу не понравилось, но я пошла на риск и позволила народной власти действовать, а потом было уже слишком поздно. Убийство, совершённое во время отсутствия нашей пары, стало неотвратимым фактом. Разумеется, у двоих главных героев не было алиби, потому что они как раз усиленно старались, чтобы их никто не заметил, к тому же они даже не могли признаться в том, что пребывали в обществе друг друга, так как тут присутствовали их супруги. А эта пара совершенно не стремилась к тому, чтобы вызвать какие-то осложнения в семейной жизни, у них были дети, дружные семьи, от которых они вовсе не собирались отказываться из-за своего тайного романа. Но несмотря на подобные трудности, дело развивалось относительно хорошо, даже визит дамы в овин мог пригодиться для обнаружения убийцы, как вдруг наступила катастрофа. Дама вошла в комнату, которую занимала вместе с мужем, и её взгляд упал на стол. На столе лежало письмо. Обычное письмо в голубом конверте с маркой за сорок грошей. Дама не обратила на него особого внимания, но у меня волосы зашевелились на голове, потому что я знала содержание письма. Это была анонимка, которая все моё построение рассыпала в прах. До конца стирки я старалась ликвидировать эту анонимку. Хотела её бросить в огонь отдать на съедение мышам, всеми силами старалась вызвать грозу с проливным дождём, который бы привёл это письмо в состояние, невозможное для прочтения, но все было напрасно. Письмо лежало неподвижно, как сфинкс в пустыне. Из-за этого проклятого письма все смешалось. Дама уже не могла принимать участие в обнаружении убийцы, на старой кровати были обнаружены отпечатки пальцев главных героев, что очень неблагоприятно сказалось на их отношениях, влюблённая пара перестала быть влюблённой и начала ссориться, и в конце концов во всей этой суматохе куда-то исчез покойник. В такой ситуации я вынуждена была отказаться от какого-либо дальнейшего продолжения этой неслыханно запутанной повести. Спустя какое-то время я предприняла ещё одну попытку. На этот раз это должна была быть сенсационно-бытовая повесть. В самом начале главный герой, молодой врач, отягощённый женой и потомком мужского пола, собрался выехать на отдых к морю, где и должны были происходить вышеупомянутые сенсационные события. Конечно, принимая во внимание семью, он собирался отправиться спальным вагоном. Это меня и сгубило. Покупка билетов в спальный вагон в летнее время — дело чрезвычайно трудное и запутанное. Молодой врач поехал к зданию бюро путешествий «Орбис» накануне вечером, чтобы занять очередь за билетами. У «Орбиса» не было никого, что в равной степени удивило как меня, так и молодого врача. После часа волнений, вызванных этой нетипичной ситуацией, мы с облегчением увидели, он и я, приближающегося пожилого мужчину с зонтиком. Мужчина с зонтиком производил впечатление человека, для которого стояние в очереди за билетами в спальный вагон является обычным делом. Он подошёл к молодому врачу, который при его приближении с надеждой сорвался с места. Оба мужчины перебросились несколькими словами, после чего мужчина с зонтиком, выразив удивление и недовольство тем, что молодой врач находится тут один и не располагает составленным заранее списком жаждущих купить билеты, застыл в недоумении. Молодой врач с выражением надежды и оживления на лице тоже застыл в ожидании инициативы со стороны мужчины с зонтиком. Так они оба застыли, стоя друг против друга, в прекрасный летний вечер перед входом в «Орбис» на улице Брацкой и, видимо, стоят там до сих пор. Во всяком случае, каждый раз, когда я вспоминала об этой сцене, я всегда видела их там. Стоят, не двигаясь и не меняя выражения лица. И как в таких условиях я могла написать повесть?! * * * Я поставила последний знак вопроса, посидела ещё минутку, грустно размышляя о своих литературных неудачах, потом погасила сигарету и пошла в ванную. Я открыла кран, и в ванну стала наливаться вода. На вешалке висел поясок от моего служебного халата. Голубой, выстиранный, отглаженный. И вдруг, совершенно неожиданно для себя, я увидела этот поясок, обвитый вокруг шеи мёртвого, задушенного человека… Господи, опять то же самое! Перед глазами навязчивая картина, от которой нельзя избавиться никаким способом! Наученная годами печального опыта, я даже не пыталась бороться с воображением. Я сразу сдалась и, внимательно приглядываясь к ужасной картине, старалась рассмотреть жертву. Кто это? Ах, уже вижу! Один из моих коллег, Тадеуш Столярек из отдела санитарного оборудования. Но почему именно Столярек? Я несколько удивилась этому, потому что Тадеуш передо мной ни в чем не провинился, и у меня не было ни малейшего повода желать ему чего-либо подобного, но с интересом продолжала смотреть дальше. Я сделала ещё одну попытку помешать моему проклятому воображению и увидеть на его месте кого-нибудь другого, но быстро от этого отказалась. Воображение, как обычно, победило! Сидя в ванной, я уже без сопротивления вглядывалась в картину, рисующуюся передо мной на фоне кафельной плитки. Итак, Тадеуш убит. Задушен пояском от женского халата. Вокруг столпились работники мастерской, испуганные, удивлённые, взволнованные… Поручик милиции стоит, опершись о стол нашей секретарши, которая решительно заявляет, что в течение последнего часа никто не покидал бюро… Никаких чужих, одни свои… Мы все под подозрением! Ладно, пусть будет так, но кто убийца? Не я, потому что не видела себя душащей Столярека, и, кроме того, поясок был не мой. Мой висит тут на вешалке. Кто-то другой, только кто? Кто???!!! В этом месте воображение меня подвело. Убийцу оно не показало, а так как все происходило без моего участия, то я не сумела его придумать. Я пошла спать совершенно заинтригованная, а на следующий день в бюро с утра приступила к решению этой задачи. — Веслав, — сказала я таинственно. — Послушай, что я тебе скажу. Веслав завтракал. Он тут же повернулся и с живым интересом посмотрел на меня. — В конференц-зале стоят стол, стулья и телефон… В глазах Веслава появилось удивление. Меблировка конференц-зала была ему прекрасно известна, и он, похоже, подумал, что я сошла с ума, если так таинственно ему об этом рассказываю. Но, не обращая на это внимания, я продолжала: — …и там, в этом зале, найден труп Тадеуша Столярека, задушенного пояском от женского халата. Кто нашёл, ещё не знаю. И вообрази себе, Иоанна засвидетельствовала, что никто в течение этого времени не входил и не выходил из мастерской, значит, кокнул его кто-то из нас! Веслав застыл с хлебом в руке и с ошеломлённым выражением на лице. Внезапно он издал какой-то странный звук, который меня испугал, так как я перед этим не приняла во внимание то, что он ест и может подавиться, слушая мои потрясающие открытия. — Выпей чаю, — посоветовала я обеспокоенно. Веслав поспешно схватил чашку с чаем, выпил и снова уставился на меня. — Когда?! — Что когда? — Когда это произошло? — Никогда! Я тебе рассказываю детективную повесть! — Ах! — сказал он с облегчением. — Ясно. Ну и что? — Ну и я не знаю, кто был убийца. Знаю, почему его удушили, но не знаю кто. В этот момент в комнату вошёл Януш. — Януш, в конференц-зале лежит труп задушенного Столярека, — сказал Веслав. — Не знаешь, кто его задушил? Януш остановился на середине комнаты как громом поражённый. — Что?! — Кто задушил Столярека? — повторил Веслав. — Пояском от женского халата, — добавила я. Януш повернулся и смотрел на нас совершенно сбитый с толку. — Вы что, с ума посходили? Кто задушил Столярека? Где? Когда?! — Я пишу повесть, — объяснила я. — Уже есть жертва и мотив, но пока нет убийцы. Это должен быть кто-то из персонала, подумай, кто бы мог это сделать. Януш выразительно повертел пальцем около виска, но сюжет его заинтересовал. Он закурил и задумался. — А почему его задушили? — спросил он. — Потому что он что-то знал. Послушайте, как это было. Тадеуш громко болтал в комнате: «Ха, ха, что я знаю! Вы не имеете понятия, что со мной случилось!» — и так далее. Дверь в коридор была прикрыта неплотно. И через несколько минут его позвали к телефону. Тадеуш сказал: «Хорошо» — и вышел. — Вызвал его в конференц-зал? И там прикокнул? — Именно! Кто? — Лысый с контроля, — уверенно заявил Януш. — Ты с ума сошёл? Почему? — Ему стало завидно, что Тадеуш заработал двенадцать тысяч злотых, а он только две. И из зависти его удушил, такой это тип… — Исключено, у Тадеуша рост метр восемьдесят, лысый бы не достал! Может, Влодек? — А почему Влодек? — удивился Веслав. — У Влодека — жена и дети. Тадеуш был свидетелем его развратных похождений и мог сказать об этом жене, жена выставила бы его виновником развода и могла бы отобрать у него детей. Он впал в панику и совершил убийство. — Может быть, — одобрил Веслав. — А, может Витек? — Витек? А почему нет? Как руководитель мастерской он занимался разными махинациями и боялся разоблачения. Мог быть и Витек… — Збышек! — внезапно воскликнул Януш. — Убил его за то, что принял от тебя сметы, не подписанные главным инженером. Он такой нервный в последнее время… — Не валяй дурака! В конференц-зале лежит труп, а тебе все шуточки. — А может, это ты сама? — недоверчиво спросил Веслав. — Нет, у меня алиби. Тадеуш был здесь живой и зажёг мне сигарету. Потом он вышел, и его кокнули, а я все это время не двигалась с места, что вы все трое подтвердите. Лешек тоже будет присутствовать… — Ничего подобного, — осторожно сказал Януш. — Ничего я подтверждать не буду. Ты не заставишь меня сделать это! — Зато у вас нет алиби, — продолжала я с удовлетворением. — Каждый из вас по очереди выходил на несколько минут. Они глубоко задумались. — А что, это обязательно должен быть мужчина? — спросил Януш. — Женщина не может быть? Иоанна его задушила, потому что он не хотел записываться в книгу опозданий. — Ядвига! — триумфально крикнул Веслав. — Ядвига! — обрадовалась я. — Она хочет выиграть судебный процесс о семидесяти тысячах злотых. Тадеуш знал о каком-то её поступке, который помешал бы выиграть это дело. Она хочет выйти замуж за одного типа, а без семидесяти тысяч он на ней не женится. Она потеряла рассудок и задушила Тадеуша. Оба отнеслись к этой версии с одобрением, но вскоре снова начались сомнения. Мы сидели уже за работой, к счастью, не требующей особого умственного напряжения, поэтому руки у нас были заняты, а голова свободна. — А не могла его убить Алиция? — неуверенно спросил Веслав. — Исключено, Алиция мне нужна в ходе следствия. Она очень рассеянна, и это будет вносить разнообразие в действие. — Но она наименее подозрительна, — заявил Януш. — А убийца должен быть наименее подозрителен. Послушай, что я скажу: это наша техничка! — О Боже, почему? — Отказался пить чай из баночки из-под горчицы… Веслав внезапно захохотал. — Чего ты смеёшься? — спросила я с неудовольствием. — Я тут решаю важную проблему, а ты глупо ржёшь. — Влодек его задушил ливерной колбасой!.. — Что? Каким образом? Колбасу же не обернёшь вокруг шеи! — Нет, не вокруг шеи. Он впихнул её ему в глотку. — Ах, тогда не колбасу! Крутое яйцо или творог — самая лучшая затычка. — Тадеуша сегодня нет, — сказал Януш. — Самое смешное, что если бы его на самом деле кто-то задушил, ты бы тогда красиво выглядела. Главная подозреваемая! Я забеспокоилась. — Как это его нет? А где он? — Неизвестно. Веслав взял кусок бумаги, написал на нем корявыми буквами: «Кто задушил Столярека?! Пусть немедленно признается!» — и повесил это на доску объявлений. Мимо доски объявлений проходит множество людей. В течение ближайших пятнадцати минут преступлением заинтересовался весь персонал, сбитый с толку и обеспокоенный фактом отсутствия Тадеуша. Все поочерёдно заходили к нам, допытываясь о значении таинственного объявления. Мы не скрывали ничего в надежде, что кто-то из них назовёт убийцу. — А у меня нет алиби! — радостно воскликнула Алиция. — Мой халат дома, потому что я взяла его постирать вместе с пояском. — Ну и что? Его что, должны были задушить именно твоим пояском? А кроме того, если он у тебя дома, так значит алиби у тебя есть. Не валяй дурака и не порти мне дела, я уже сказала тебе, что ты мне будешь нужна для другого. Ядвига шумно запротестовала, категорически требуя исключения своей кандидатуры, чем только укрепила касающиеся её подозрения. Остальные без сопротивления согласились принять участие в этом деле. Мнение руководителя мастерской мы предусмотрительно не спросили. После обсуждения проблемы Веслав повесил на доску второй лист бумаги: «Как показало предварительное расследование, Столярека, вероятно, задушил коллега Влодек, запихнув ему в горло два крутых яйца в скорлупе». Оба листа спокойно висели на доске объявлении. Занятые работой, мы время от времени высказывали различные предположения. — Бьюсь об заклад, что его задушил Кайтек, — задумчиво произнёс Веслав. — Занял у него какую-нибудь невероятную сумму денег и не хотел отдавать. — Это бессмыслица. Тадеуш сам в последнее время что-то у него одалживал. Кто же убивает собственного должника? — Может, и бессмыслица, но эта версия мне нравится больше всего. Внезапно меня озарило. — Знаю! — закричала я. — Знаю, кто убийца! — Ну! Кто?! — Не скажу. Думайте сами. Я знаю и не скажу. — Оооо… — внезапно протянул Веслав и застыл, уставившись на дверь. Мы обернулись и посмотрели в том же направлении. В дверях стояла жертва преступления с невероятно глупым выражением лица. — Что это значит? Кто меня задушил и почему яйцами? Что тут, все с ума посходили? — Пан Тадеуш, признайтесь! — крикнул Януш. — Что вы такого знаете, за что вас могут кокнуть? Тадеуш совершенно остолбенел. — У кого-то явно не все в порядке с головой, — произнёс он с глубоким убеждением. — Или говорите, о чем идёт речь, или я подаю на вас в суд. Обрадованные произведённым впечатлением, мы все ему объяснили. Тадеуш слушал с видимым неудовольствием, а потом решительно потребовал, чтобы я назвала ему имя убийцы. — Фигу с маком, — сказала я. — Догадывайтесь сами. Вы лучше знаете, от кого можно этого ждать. За Тадеушем вошёл Збышек, руководитель отдела санитарного оборудования и одновременно наш главный инженер. — Вот посмотрите, — сказал Тадеуш с горечью, — что они из меня делают. Покойника. — Ничего не говорите, пан Збышек, вы тоже подозреваемый! — Если бы речь шла о вас, то я был бы главным подозреваемым, — заметил Збышек, глядя на меня с отвращением. — С удовольствием задушил бы вас чем-нибудь. — Это в следующий раз, теперь жертва Тадеуш! Полные отвращения и уверенные, что мы все не в своём уме, они вышли из комнаты. Из города вернулся Лешек и тоже принялся за работу. Воображение, успокоенное открытием убийцы, на время оставило меня в покое. Я не обращала внимания на окружение, занимаясь сложными расчётами. — У вас случайно нет «Вестника законов» с противопожарной охраной? — неожиданно спросил Януш. — По-моему, он у Казика, — ответила я. — Он брал все «Вестники». Если их нет в конференц-зале, значит — забрал их домой. Януш со вздохом встал и вышел. Какое-то время была тишина, потом дверь за моей спиной внезапно громко хлопнула. Я обернулась. Януш стоял смертельно бледный, опершись о косяк, и молча смотрел на меня. Он выглядел так, как будто за минуту до этого кто-то треснул его чем-то тяжёлым по голове. Я почувствовала, как у меня внутри все похолодело, и тоже молча смотрела на него. Двое других, обеспокоенные странной сценой, следовали моему примеру. — Что с тобой? — наконец спросил Веслав. — Тебе нехорошо? — Слушайте, — сказал Януш не своим голосом. — Слушайте… — Ну, слушаем! Что с тобой случилось? — В конференц-зале лежит Тадеуш… Мы опешили. Он что, с ума сошёл? Теперь у него начались настойчивые галлюцинации? Или он просто валяет дурака?.. — Дурака валяешь? — спросил Веслав с надеждой в голосе. Януш стоял неподвижно, глядя на меня каким-то странным взглядом. — Идите, — медленно сказал он, — посмотрите… Он оторвался от косяка, подошёл к столу, уселся и положил голову на руки. Мы посмотрели друг на друга, сорвались с места и все трое одновременно бросились в конференц-зал. На полу, между столом и окном, лежал Тадеуш Столярек с затянутым на шее голубым пояском от женского халата. Он лежал лицом вверх и стеклянным неподвижным взглядом смотрел в потолок… * * * Сколько времени стояли мы трое, втиснувшись в узкую дверь конференц-зала и ошеломлённо вглядываясь в подлинный труп Тадеуша, — не знаю. Двое других тоже не знали. Через какое-то время этот коллективный соляной столб обратил на себя внимание Веси и Ядвиги, сидящих за своими столами в коридорчике, служащем комнатой администрации, и с интересом наблюдающих за нами. Веся первая не выдержала. — Что они там увидели? — спросила она с заметной претензией в голосе. Поднялась, раздвинула нас и вошла в зал. Какое-то мгновение она тоже стояла неподвижно, но потом среагировала, да ещё как! Крик, который она издала, трудно было бы назвать человеческим. Со страшным воплем, от которого здание затряслось, она повернулась и ринулась в направлении входных дверей, в комнату Иоанны. Последующие минуты дали нам ясное представление о том, что будет, когда прозвучат трубы Страшного суда. Ближе всех находилась Ядвига, и она первая вбежала в конференц-зал. Между ней и остальными сотрудниками во времени оказался короткий перерыв, возникший оттого, что все в первую очередь кидались в направлении источника шума, то есть Веси. Этот перерыв Ядвига использовала для выполнения нескольких довольно странных действий. Закричать она, конечно, закричала, но менее испуганно, чем Веся, затем сделала несколько шагов вперёд и назад, притоптывая при этом на месте, что производило впечатление оригинального танца, совершенно неуместного в данных обстоятельствах. Наконец она решилась на большой шаг вперёд и упала на колени перед телом Тадеуша. Это, в свою очередь, было похоже на взрыв отчаяния, логическим следствием которого явилось бы безумное лобызание покойника. Но Ядвига, по-видимому, не собиралась этого делать, она хотела прощупать у него пульс. Но у Тадеуша уже нечего было прощупывать, поэтому она встала и посмотрела на нас блуждающим взглядом. — Скорая помощь!.. — крикнула она душераздирающе. — Милиция… — отозвался около меня Веслав сдавленным голосом. В этот момент кончилось короткое время перерыва. Мы получили удар с тыла, и начался судный день. Весь персонал мастерской ринулся на штурм несчастного конференц-зала, потому что никто, разумеется, не верил крикам Веси, и каждый хотел увидеть труп собственными глазами. А в следующую минуту и собственным глазам переставал верить. * * * С силой впихнутый внутрь Лешек вырвал у Ядвиги из рук телефонную трубку с криком: — Милиция! Как позвонить в милицию?! — Скорая помощь! — закричала Ядвига и вырвала у него трубку обратно. — Надо человека спасать! — Кого вы собираетесь спасать? Вы не видите, что он холодный?! — Сами вы холодный! Врача!.. — Вы ненормальная! Милиция!.. Этот оживлённый диалог продолжался под аккомпанемент ужасающего шума. Иоанна истерически рыдала у дамского туалета, а Веся, соответственно, у входных дверей. Лешек и Ядвига с криком вырывали друг у друга из рук телефонную трубку, как будто в бюро был только один-единственный телефон. Стефан, коллега Тадеуша, согнувшись пополам и опершись задом о книжный шкаф, очень громко стонал. Главный бухгалтер от волнения стал внезапно страшно заикаться и, стоя над головой покойника, вскидывал руки вверх, как бы занимаясь зарядкой. Сзади за ним раздался звон разбитого стекла, что означало, что известие о несчастье достигло и нашей технички. Через толпящихся сотрудников протиснулись Витек и Збышек, оба на минуту онемели, затем Збышек внезапно повернулся ко мне. — Это вы?.. — крикнул он одновременно с гневом и отчаянием. — Это ваш замысел?! Не говоря ни слова, я нервно постучала себя пальцем по лбу. Покачивающийся около меня Влодек внезапно потерял сознание, увеличив тем самым всеобщее замешательство. Вместо того чтобы привести его в чувство, все, окончательно поглупев, бессмысленно мотались по комнате или застывали на месте, глядя друг на друга или на покойника отупелым взглядом. Отсутствовала только Алиция. Она находилась в дамском туалете, откуда вышла, услышав доносящиеся крики, и сразу под дверью наткнулась на рыдающую Иоанну. Невероятно удивлённая, она попыталась у неё хоть что-то выяснить, но Иоанна только истерично выкрикивала: «Там! Там!..» — и показывала пальцем на каморку с кухней. Алиция, хладнокровно рассудив, что разговаривать с Иоанной дело безнадёжное, на всякий случай заглянула в каморку, в которой, разумеется, ничего не происходило, и только потом направилась в конференц-зал. Она протиснулась в середину и тоже застыла. — Что это? — изумлённо спросила она, переводя взгляд с Тадеуша на Влодека. — Труп, как видите, — ответил Анджей, который начал уже приходить в себя. — Кто это?! Что? Оба?!.. — Нет, один. Другой лежит просто за компанию. — Принесите немного воды, одного, может, удастся спасти, — неуверенно сказал Казик, стоящий в центре со сложенными на животе руками. Стоящий до сих пор неподвижно в углу Веслав внезапно как бы очнулся, решительно отстранил стоящих у него на дороге и вылил бесчувственному Влодеку на голову воду из вазочки с цветами. Вода стояла уже довольно долго и успела протухнуть, поэтому результат был молниеносный. Алиция внимательно посмотрела на Тадеуша и начала выбираться из конференц-зала. Я с трудом выбралась за ней. — Невероятно, — сказала она после короткой паузы, закуривая в своей комнате сигарету. — Что ты на это скажешь? Боже мой, а что я могла на это сказать?! Я так же, как и остальные, склонна была не верить собственным глазам и скорее признать, что все, во главе со мной, сошли с ума, чем то, что Тадеуш мёртв на самом деле. Я множество раз слышала о подобных случаях коллективного гипноза. И хотя я не хотела верить очевидным фактам, у меня в голове крутилась единственная мысль: надо быть последней свиньёй, чтобы задушить его именно пояском от халата, точно так, как я перед тем предсказывала. Первый раз в жизни моё воображение оказалось в полном согласии с действительностью, и я не знала, что мне со всем этим делать. Тадеуш Столярек мёртв… Тадеуш на самом деле мёртв, а я это сначала придумала… Придумала? Или спровоцировала?.. — Послушай, — сказала я с отчаянием, — ты уверена, что все это правда? Может, у меня продолжаются идиотские галлюцинации? Тадеуш там действительно лежит? Задушенный пояском от чертового халата? — Тадеуш там действительно лежит, задушенный пояском от чертового халата, — твёрдо повторила Алиция. — Трудно допустить, что столько человек сразу страдает от галлюцинаций. Ну что, ты сама придёшь в себя, или надо хлопнуть тебя по физиономии? — Дай лучше сигарету… — По-моему, нужно куда-то позвонить. В милицию или куда-то там в прокуратуру… Прямой телефон был в комнате Иоанны. В коридоре до сих пор царил содом и гоморра, потому что именно теперь в дело включился Рышард, категорически требующий, чтобы Столяреку было сделано искусственное дыхание. Рышард и в нормальных обстоятельствах говорил голосом, который было слышно этажом выше и этажом ниже, а в этом случае от волнения его интенсивность ещё возросла, остальные старались его перекричать, объясняя, что ничего нельзя трогать, а особенно покойника, и в результате стоял такой шум, которого не постыдились бы иерихонские трубы. Алиция, разговаривая с милицией, тоже кричала, забывая, что шум царит тут, а не там. Веся, скорчившись у дверей, издавала звуки уже не такие громкие, но зато довольно пронзительные. Я держалась около Алиции, потому что её присутствие определённо придавало мне бодрости. В центральной комнате было несколько человек, которые уже закончили осмотр места преступления. Збышек заботливо ввёл Стефана, согнутого как надломленная лилия и до сих пор стонущего, правда, теперь уже значительно более внятно и весьма странно. — Что я сделал… — бормотал он в глубочайшем отчаянии. — Что я сделал… — Сошёл с ума? — спросила Алиция с удивлением. — Что он говорит? Збышек осторожно посадил Стефана на стул, а потом потряс его, как мешок с картошкой. — Опомнись, Стефан, что ты говоришь? Ты его убил или что? — Что я сделал… — Прошу прощения, что все это значит? — спросил взволнованный Казик, входя в комнату. — Что, этот Столярек действительно мёртв или это какие-то глупые шутки? Как видно, моя реакция на это происшествие не была такой уж оригинальной. Сразу после Казика вошла Анка с выражением удивления и испуга на лице и сразу обратилась ко мне: — Слушай, я ничего не понимаю, ты знала о том, что его кто-то задушит? Откуда ты знала? Збышек внезапно оторвался от стонущего Стефана. — Теперь вы видите, к чему приводят идиотские шутки, — буркнул он мне с гневом. Казик задом двигался к своему столу, приглядываясь ко мне, гораздо более заинтригованный. Алиция рылась в сумочке в поисках сигарет, не спуская с меня взгляда. Моника, которая до этого сидела, опершись локтями о стол и глядя в окно, теперь повернулась на вращающемся кресле и также смотрела на меня со странным выражением ужаса, интереса, удивления, перемешанных вместе. Лешек, с ногами, вытянутыми на середину комнаты, приглядывался ко мне с выражением ядовитого удовлетворения. По-видимому, в целом свете дня них не было ничего более интересного для разглядывания, нежели моя особа. Я подумала, что, если бы кто-то даже постарался выдумать более глупую ситуацию, ему вряд ли бы это удалось. И что я немедленно должна сказать что-то, иначе у них глаза повыскакивают из орбит. — Что вы уставились? — буркнула я неохотно. — Первый раз в жизни меня видите? Если вам кажется, что я дам впутать себя в это дело, то вы совершаете роковую ошибку. Это наконец вырвало их из состояния созерцания. — Хорошо, но откуда ты знала?.. — упиралась Анка. — Оттуда, что в последнее время у меня появился талант ясновидения! Идиотка, откуда я могла знать?! Моника с глубоким вздохом отвернулась обратно к окну, а Казик добрался наконец до своего стола. — Знаете, это ужасно, — сказал он обеспокоенно, вынимая из ящика бутерброд с вырезкой. — Как только я начинаю нервничать, обязательно должен поесть… — Где достал вырезку? — вырвалось у Алиции с неожиданным интересом. — Не знаю, — ответил Казик невнятно, поедая этот бутерброд так, как будто целую неделю у него во рту не было ни крошки. Он стоял напротив Стефана и приглядывался к нему с нескрываемым интересом, похоже, что он собирался что-то сказать, но был не в состоянии оторваться от еды. Стоял, смотрел и жадно ел. Покойник в конференц-зале представлял собой не самое привлекательное зрелище, поэтому все поочерёдно выбирались оттуда и входили в ближайшие двери, то есть в центральную комнату. Через несколько минут весь персонал был в комплекте. После первых вспышек энергии всех охватило оцепенение, тем более что только теперь все начали понимать, что смерть Тадеуша не чья-то идиотская шутка, а весьма печальный факт. Если бы эта смерть наступила совершенно неожиданно, она, скорее всего, вызвала бы меньшее удивление, нежели предвосхищенная моими предсказаниями. Почему-то никто не мог осознать это преобразование фантазии в реальность. — Почему он так ест? — шёпотом спросила меня Данка, недоверчиво глядя на Казика, который, покончив со своей булкой, немедленно начал поедать завтрак Алиции. — Атавизм, — ответила я без раздумья. — Его предки были людоеды. И вот он увидел покойника и сразу захотел есть. Данка посмотрела с испугом и отвращением на меня, с ужасом на Казика, позеленела и внезапно выбежала из комнаты. — Ну и что, — бессмысленно сказал Веслав, бледный и потрясённый, но заинтересованный ситуацией. — Действительно, что теперь? — Это страшно, — расстроенно простонала Иоанна, падая на стул и все ещё плача. — Это страшно, я не могу в это поверить! — Не можете и не верьте, — буркнул неохотно Анджей. — Может, это его воскресит… В комнату вошёл Витек с таким выражением лица, как будто у него было воспаление надкостницы. Он болезненно посмотрел на нас и спросил тихо и глупо: — Кто это сделал? — Не я! — категорично заявил Лешек, потому что, задавая вопрос, Витек смотрел именно на него. Витек скривился ещё сильней и посмотрел на меня. — И не я! — заявила я не менее категорично. — Выбросьте это из головы! — Но кто же? — с отчаянием крикнул Збышек, отрываясь от Стефана. — Кто, черт побери?! — Кто? — вторила ему Иоанна с ещё большим отчаянием. — Боже мой, кто?! — Именно, кто? — поддержал их Веслав с живым интересом, вопросительно глядя на меня. Я почувствовала, что и меня охватывает отчаяние. Первая подозреваемая!.. — Не знаю! — крикнула я с бешенством. — Отстаньте от меня, кто я, по-вашему? Дух святой?! — Как можно было такое сделать! — простонал Витек с болезненным упрёком, видимо, отказываясь пока от немедленного открытия преступника и не слушая наших выкриков. — В теперешней ситуации!.. Алиция внезапно оживилась. — Это его прикончит! — буркнула она с чувством глубокого удовлетворения. — Сначала мы совершаем финансовые злоупотребления, а потом убиваем друг друга. Хорошо руководит мастерской! — Действительно, это был бы неплохой способ ликвидации предприятия, — сказал Казик задумчиво, наконец-то перестав есть. — Не поручусь, что это не он сам… Это замечание получило немедленный отклик. В связи с сокращением штатов персонал нашей мастерской должен был значительно уменьшиться, и Витек испытывал страшные сложности с увольнением своих ближайших коллег и приятелей. Каждое увольнение казалось вопиющей несправедливостью, и мысль, что он сокращает число работающих с помощью отправки своих коллег на тот свет, оказалась невероятно привлекательной. — Хорошо, но почему Столярек? С сантехниками нет таких сложностей, он скорей должен убивать архитекторов. — Он начал с сантехников, чтобы отвести подозрения… — Я предпочитаю увольнение, — решительно заявил Лешек. — У меня есть кое-какие дела, и я охотно пожил бы ещё немного. — Какая свинья облила меня этой вонючей жидкостью? — с горьким укором спросил Влодек, вытирая носовым платком остатки воды из вазочки для цветов. Он сидел в углу между столами на стуле Алиции. Лицо у него до сих пор было красивого бледно-зеленого цвета. В общем, весь персонал мастерской сидел как на производственном совещании, разве что на совещаниях у нас были другие выражения на лицах. Теперь все приглядывались друг к другу с удивлением, недоверием и даже с каким-то испугом, сидели почти в полном молчании, переговаривались редко и неуверенно. В воздухе висел большой знак вопроса. В соответствии с моими предшествующими фантазиями, произведшими такое сильное впечатление, убийцей должен быть кто-то из нас. Какое-то время назад я, правда, придумала также и преступника, но перед лицом действительно происшедших событий этот образ сильно побледнел. В душе я поздравила себя с тем, что разгадку этой, пусть придуманной, загадки я сохранила в тайне, и на всякий случай присмотрелась ко всем повнимательнее. Витек стоял в дверях, опираясь о шкаф с чертежами, все с тем же болезненным выражением лица и странно наклонив голову. Впрочем, последнее объяснялось тем, что прямо над его головой был выдвинут один из ящиков. Лешек сидел в центре комнаты на корзине для мусора, а Веслав в углу, на кипе светокопий, и выглядел так, как будто с жадным интересом ожидал дальнейшего хода представления. Влодек на стуле Алиции опёрся головой о стену и закрыл глаза. У него было такое выражение лица, будто это его убили. Несомненно, преувеличенное выражение чувств имело целью показать его неслыханные внутренние переживания, потому что он был истериком и очень любил подобные демонстрации. Стефан уже оставил свои интригующие стоны и только иногда хватался руками за голову. Кайтек за столом Казика нервно перекладывал спички, высыпанные из коробки. Дальше, на своём собственном месте, сидел его отец, Каспер, который курил сигарету, опираясь локтями о стол, и молча смотрел в окно. Внезапно я вспомнила, что в этой позе он сидит все время и что со времени открытия убийства он не сказал ни единого слова. Но больше всех удивил меня Рышард, который также сидел на своём месте и, опершись о стену, самым обычным образом — спал!!! Правда, он не высыпался, потому что работал по ночам, готовясь к какому-то конкурсу, и от усталости засыпал в самое неожиданное время и при самых необычных обстоятельствах, но заснуть теперь перед лицом преступления? Его сну не мешали рыдания Веси и Иоанны, сидевших у маленького столика и упорно продолжавших плакать. За ними, опершись о косяк, стоял главный бухгалтер, лицо которого, в противоположность остальным, было на удивление красным. Он что-то нервно бормотал, причём из звуков, которые он издавал, наиболее отчётливым было щёлканье зубов. — Ему нехорошо, — неожиданно сказала Моника. — А кому хорошо? — философски заметил Казик, сидевший рядом с ней. — Послушайте, может быть, попросить, чтобы сварили кофе? — предложила Алиция. — Где пани Глебова? Мысль о кофе пробудила всеобщий энтузиазм, потому что, наконец, это было что-то известное, чем можно было без опаски заняться, но прежде чем мы успели что-либо сделать, в комнату вошла Ядвига, внося с собой жуткий запах валериановых капель. — Господи, почему от вас такой запах? — спросил с отвращением Анджей, отворачиваясь от согнутого Стефана и глядя на столь мерзко пахнущую Ядвигу. — Ничего не поделаешь я очень нервная, — с достоинством ответила Ядвига ещё более низким голосом, чем обычно. — Пани Глебова уже варит кофе, она тоже подумала, что все захотят выпить. — Бесплатно? — с надеждой спросил Лешек. — Что?! У вас что-то с головой? — с сочувствием спросила Ядвига. — Нас могли всех передушить, но бесплатного кофе от пани Глебовой вы бы не увидели. — Послушайте, кто-нибудь уже позвонил в милицию? — спросил Збышек. — Нужно их уведомить. — Чертовски интересно, кто же все-таки это сделал, — проворчала Алиция. — А может быть это был кто-то чужой? — с надеждой сказал Анджей. — Пани Иоанна, вы уверены, что никого чужого в мастерской не было? — Могу присягнуть! — ответила Иоанна с неожиданной энергией, прерывая рыдания. — Может, она не заметила? — сбросила Анка неуверенно, потому что скорее бы все мы поубивали друг друга, нежели наша Иоанна не заметила не только человека, но даже проползающего клопа. Она сидела в этой своей каморке и наблюдала за всем так, будто глаза у неё были со всех четырех сторон. — Могу присягнуть, — повторила она упрямо. — Это ни к чему, — заявил Лешек с удовлетворением. — Убийца находится среди нас. После этих глупых слов наступило гробовое молчание, а все глаза снова обратились ко мне. Я с отчаянием подумала, что они, видимо, все уверены в моей вине. Для каких-то таинственных целей в припадке безумия я убила Тадеуша и постаралась сделать из этого как можно большую сенсацию. Если не будет разоблачён, настоящий убийца, то мне не останется ничего иного, как только повеситься, потому что никто из них никогда в жизни не поверит, что убийца — не я. Одновременно меня очень уж удивил тот факт, что постоянно возникает вопрос «кто?», но ни разу не был поставлен вопрос «почему?». И не только это. Все какие-то странные… Как будто при всем возбуждении и волнении все старались быть как можно осторожнее и следили, чтобы случайно чего-нибудь не сказать. Чего? Смотрят на меня, ждут от меня объяснений, но у всех такое выражение, как будто они знают гораздо больше, чем я… Как будто знают не только то, что я его убила, но также и то, почему я это сделала. А я, несчастная жертва собственного воображения, ничего не знаю! Придуманное мной убийство неожиданно стало реальностью. Совершил его один из тех, кто находится здесь, в мастерской. А эти, казалось бы, умные, предприимчивые люди сбились, как стадо овец, и, вместо того чтобы попытаться по горячим следам найти преступника, пялятся на меня!.. Не знаю, как долго ещё таращили бы на меня глаза, если бы внезапно не стукнула входная дверь и не послышались шаги. В продолжающейся ужасной тишине все глаза обратились к двери, в которой через минуту появился Марек, самый красивый тип в нашей мастерской. Когда-то он был у нас в штате, но в последнее время работал всего полдня, и его участие в нашей служебной жизни было несколько ограниченным. — Что это, производственное совещание? — спросил он, останавливаясь на пороге. — Прошу прощения, что позволил себе помешать… — У нас труп, — сказал Лешек, бессмысленно глядя на него с мусорной корзинки. — Что у вас? — Труп… — В каком смысле? Простой в работе? — Нет, в смысле — покойник. — Правда? — спросил Марек с живым интересом. — А кто умер? — Столярек. И не столько умер, сколько убит. — Не понял, — сказал Марек после некоторого размышления, во время которого все неизвестно почему уставились на него, как на радугу. — Не могли бы вы мне как-то доступно все объяснить? — Могли бы, — уверенно заявила Алиция. — Столярек задушен насмерть неизвестным убийцей с помощью пояска от халата. — Женского, — с удовлетворением подчеркнул Веслав. — И никого чужого в мастерской не было, — добавил Анджей. — Вы правду говорите? — Нет, шутим! Это такой новый вид розыгрыша… Марек уставился на нас, потом взглянул на Витека, лицо которого убедительно свидетельствовало о правдивости информации, и снова уставился на нас. — Такого ещё не бывало, — с чувством сказал он и добавил с глубоким изумлением: — Но почему именно Столярек? — А уж этого мы не знаем… — Но вы совершенно уверены, что не произошло никакой ошибки с жертвой убийства? — Мы ни в чем не уверены, кроме того, что в конференц-зале лежит труп Тадеуша. — Как это лежит? — забеспокоился Марек. — Так когда произошло это печальное событие? — Недавно, то есть, наверное, около получаса тому назад. Сейчас должна приехать милиция. — У-у-у, тогда я ухожу. Вы меня извините… Вы тут убивайте друг друга сами, а я вас покидаю. — Останься, выпей кофе. Событие потрясающее, и нужно подкрепиться перед следствием. Пани Глебова уже готовит. — Благодарю за приглашение, но я не особенно люблю распивать кофе в обществе покойников. Я уж лучше пойду, пока не явились наши дорогие власти и не начали меня подозревать. Я не хотел бы быть замешанным в удушении инженеров-сантехников. Он изящно поклонился и без излишней спешки, но уверенно направился к выходу. Одновременно вошла пани Глебова с подносом, заставленным чашками с кофе, что создало в комнате лёгкую суматоху, потому что Лешек, сидевший в центре как неподвижная скала, значительно затруднял передвижения. Мы с Алицией вышли вслед за Мареком. Он был уже около стола Иоанны, когда дверь отворилась и вошла народная власть в количестве трех особ, в том числе двое были в мундирах, а один — в штатском… Марек остановился, а потом с тяжёлым вздохом вернулся. На его лице было выражение кроткого смирения. — Все пропало, — спокойно сказал он. — Судьба. Не будем бороться с судьбой… * * * Симпатичный мужчина в штатском стоял в центре комнаты и задумчиво смотрел на нас. Со времени своего прибытия он без всякого труда сумел установить несколько фактов. Он узнал, что руководителем мастерской является Витек, Збышек — главный инженер, а Иоанна — секретарь и отдел кадров в одном лице. Он понял также, что мы все работали в этой комнате, покойник Тадеуш — в соседней, в конференц-зале не работал никто. Он установил особу, которая вызывала милицию, потому что Алиция сразу в этом призналась. Он взял с Иоанны клятву, что никто чужой не входил и не выходил из мастерской, после чего решил составить описание хода событий, и тут все застопорилось. Удивительным образом все внезапно лишились дара речи. Несколько человек пытались что-то сказать, но уже после первых слов начинали путаться, замолкали и смотрели на меня. Наконец наступила мёртвая тишина. Я прекрасно понимала, что происходит. Моё идиотское видение полностью спутало все у них в голове, и никто уже не был уверен, что происходило на самом деле, а что я перед тем придумала. При этом они колебались, нужно ли впутывать меня, чтобы я рассказала все с самого начала, или нужно ограничиться только реальными фактами, которые, в свою очередь, было трудно отделить от вымысла. Сама я пришла к выводу, что для одного дня натворила уже достаточно глупостей, поэтому тоже молчала. Представитель власти не был ни слепым, ни недоразвитым. Он прекрасно заметил бросаемые на меня неуверенные взгляды дорогих коллег и, вероятно, приобрёл счастливую уверенность, что дело уже у него в руках. Он тоже стоял и молчал, а все остальные вглядывались в него с благоговейной сосредоточенностью. — Кто первый обнаружил труп? — неожиданно спросил он, поворачиваясь к Витеку, который нервно вздрогнул. — Понятия не имею, — с беспокойством сказал он и добавил, обращаясь ко мне: — Ирена?.. — Януш, — хмуро ответила я, отчётливо понимая, что меня ничто уже не спасёт. Хочешь не хочешь, а в этой пьесе я должна играть главную роль. Януш был прав, я — первая подозреваемая… — Один из сотрудников, — добавила я недоброжелательно, так как мужчина в штатском продолжал вопросительно смотреть на меня. — Он сидит в другой комнате. — Работает?!.. — крикнул Витек с радостной надеждой. — Нет, держится за голову, — толково объяснил Веслав, который был уже в нашей комнате и, видимо, решил на всякий случай придерживаться строгой истины. Мужчина в штатском снова повернулся к Витеку. — Прошу вас вернуть всех служащих на свои места. Я хотел бы увидеть бюро в нормальном состоянии. В нормальном состоянии редко кто сидел на своём месте, но раз он так это себе воображал, мы не собирались выводить его из заблуждения. Итак, мы направились к дверям, поддерживаемые надеждой, что, если, что-то интересное произойдёт в другом помещении, коллеги, несомненно, нас об этом оповестят. Пока, принимая во внимание нахождение Януша, наш отдел был в выигрыше. Мы послушно вошли к себе в комнату. Никто из нас не вспомнил об одной мелочи. Не далее как вчера одержимый хандрой Лешек нарисовал чудовищных размеров картину на большой древесностружечной плите. Целый день он ничего не делал, только рисовал. Мы уже знали это его настроение, и даже Витек, видя его занятие, махнул рукой, потому что в таком состоянии души пользы от него все равно бы не было. На картине, нарисованной яркими красками, Лешек изобразил ужасную морду с оскаленными зубами, к которой была прилеплена фигура, представляющая, по всей видимости, женщину. В нижней части картины находилось нечто напоминающее обезьяноподобного, коленопреклонённого субъекта мужского пола с физиономией кретина, в голову которого эта кошмарная женщина вбивала большой гвоздь. И как будто всего этого было недостаточно, по опущенной руке женщины сбегало вниз, к коленопреклонённому субъекту, целое стадо белых мышей. Это жуткое творение стояло прислонённое к стене прямо напротив входа. Мужчина в штатском вошёл и внезапно остановился, потому что первое, на что упал его взгляд, было именно это произведение искусства. Вопреки нашим надеждам он не закричал и не стал спасаться бегством, только немного побледнел и на какое-то время лишился дара речи. Наконец он глубоко вздохнул, оторвал взгляд от ужасной картины, осмотрелся и заметил Януша. Рядом с Янушем, передо мной, находилось пустое место отсутствующего Витольда, который сидел на доске. Это звучит необычно, но тем не менее является фактом. Он утверждает, что у него какой-то особый вид ревматизма, который позволяет ему сгибать ноги только под одним определённым углом, а любой другой угол сгибания провоцирует страшные боли в коленях. Обычные стулья, стоящие на полу, были слишком низкими по отношению к чертёжным столам, наши вертящиеся кресла, соответственно, слишком высокими, все это изменяло нужный ему угол, поэтому он положил на пол чертёжную доску, на неё поставил обычный стул и так сидел. Теперь у него был нужный угол, нужная высота, и все было бы хорошо, если бы не то, что доска под столом, совершенно невидимая, но тем не менее выступающая, представляла собой нечто вроде низкой ступеньки, о которую каждый спотыкался. С безумным интересом мы смотрели теперь сможет мужчина в штатском избежать этой ловушки или нет. Освободившись от впечатления, произведённого на него творением Лешека, он, не ожидая ничего худшего, подошёл к Янушу и остановился у его стола. — Это вы обнаружили труп? Януш, по-прежнему сидевший все в той же драматичной позе, поднял голову и огляделся. — У вас есть сигарета? — спросил он. По-видимому, содержание слов представителя власти до него ещё не дошло. Представитель власти тяжело вздохнул, вынул сигареты, и они оба закурили. — Вы о чем-то спросили? — внезапно очнулся Януш. — Да. Я спросил, вы ли обнаружили тело? — Тело? Тадеуша? Я, я, черт бы побрал все на свете!.. — Расскажите, пожалуйста, как все произошло. Мы слушали с огромным интересом, потому что до сих пор никто ещё с Янушем не успел поговорить, и были в равной степени как заинтересованы, так и обеспокоены тем, что он может сказать. — Ну как было, обычно, — неохотно начал Януш. — Пошёл в этот чёртов конференц-зал… — А зачем вы туда пошли? — Откуда я знаю? Черт меня туда понёс, видимо, слегка тронулся умом! — За противопожарной охраной, — хмуро сказала я. — Что? А, да, точно, за «Вестником законов» с противопожарной охраной. Совершенно забыл, что Тадеуш там лежит… — То есть как? — быстро прервал его мужчина в штатском. — Так вы об этом знали? — Ну конечно, ведь Ирена с самого начала говорила, что Тадеуша задушили в конференц-зале… Мне сделалось нехорошо. Януш от такого удара, вероятно, совсем спятил. Он не мог придумать ничего хуже, чем именно сейчас перепутать фантазию с действительностью! Я замерла, смертельно обеспокоенная, и в голову мне не приходило ничего хорошего. Мужчина в штатском посмотрел на меня странным взглядом. Возможно, через минуту я сломалась бы под его тяжестью и взяла на себя несовершенное преступление, если бы меня не спас Веслав, у которого вдруг вырвался короткий смешок, вызванный абсурдностью ситуации. Этот смех прозвучал немного по-сатанински, поэтому мужчина в штатском посмотрел на него с неудовольствием. Это позволило мне быстро постучать по лбу в адрес уставившегося на меня бараньим взглядом Януша. — Кретин, приди в себя! — прошипела я ядовито. Мужчина в штатском открыл рот, но не успел ничего сказать, потому что в разговор внезапно вмешался Лешек. — Очень прошу прощения, — сказал он мило и трогательно. — Могу я узнать, в каком вы звании? Потому что ведь вы, несомненно, в каком-то звании, а я хотел бы иметь возможность даже в мыслях называть вас так, как положено, принимая во внимание то, что мы все в жизни занимаем какое-то место и не должны выходить за его рамки, не должны, даже если нам этого хочется, что делать, жизнь есть жизнь… Он говорил это все смертельно серьёзно, на одном дыхании, наконец, к счастью, заткнулся. Истинный кретин! Для Лешека такие странные высказывания были хлебом насущным, но мужчина в штатском не мог этого знать! Так что теперь вполне можно было ожидать обвинения в издевательстве над властями. Мужчина в штатском внимательно посмотрел на Лешека, на лице которого было подавленное размышление. — Капитан, — сказал он коротко, помолчав немного, и снова повернулся к Янушу, медленно приходящему в себя. — И все-таки, как было? Откуда вы знали, что там лежит жертва? — В том-то и дело, что я не знал, — ответил Януш гневно. — Если бы знал, то наверняка туда бы не пошёл, а подождал бы, пока кто-нибудь другой сваляет дурака и обнаружит труп! — Как же, минуту назад вы сказали, что забыли об этом! — Потому что я действительно совершенно забыл обо всей этой истории с убийством Тадеуша, и когда туда вошёл, меня как громом поразило! Хорошо ещё, что удар не хватил! — Сейчас, спокойно. — Капитан оглянулся, потянулся за стулом Витольда, споткнулся наконец о его доску на полу, опёрся рукой о чертёжную доску, она наклонилась, в последний момент он успел схватить бутылочку с тушью, которая поехала по наклонной плоскости, ударился локтем о мою лампу и в конце концов обрёл равновесие. Он уселся на стуле Витольда на возвышении, вздохнул и снова бросил взгляд на произведение Лешека. — Сейчас, спокойно, — повторил он. — Говорите ясней, что вы знали об этом убийстве, перед тем как обнаружили тело? — Ничего. — Что? — Ничего. — Но ведь вы сказали, что знали! Януш смотрел на него явно сбитый с толку и несколько одуревший. — Я сказал, что знал? — удивился он. — Наверное, я что-то перепутал. Мы вообще все знали только то, что придумала Ирена. Нет, теперь уже все смешалось. Ирена, объясни этому пану, я не сумею. — Это невозможно, — ответила я хотя подавленно, но решительно. — Этого нельзя объяснить нормальному человеку. И вообще, оставь меня в покое, тебя этот пан спрашивает, вот и отвечай. — Что я могу отвечать, если сам ничего не знаю! — А что вы об этом знали? — спросил капитан резко, приглядываясь ко мне гораздо более недоброжелательно. — Не знаю, — призналась я в порыве откровенности. — Думаю, что ничего. Если бы я что-то знала, то не стала бы так ужасно глупо себя вести и раньше времени разглашать это по всей мастерской. Лицо капитана начало приобретать какое-то странное выражение. Не знаю почему, но он снова взглянул на несчастную картину и спросил Януша: — Когда вы туда пошли? В эту минуту в комнату вошёл Ярек из сметного отдела. — Прошу прощения, — сказал он куда-то в пространство между Янушем и капитаном. — Януш, к тебе пришли два типа из резины. Не знаю, что делать. Капитан внезапно закрыл глаза, но быстро открыл их, так как удивительная информация Ярека сорвала Януша с места. — Боже мой! — простонал он, хватаясь за голову. — Нашли когда прийти!? — Минуточку, — беспомощно сказал капитан. — Что пришло?.. — Двое из резины, — повторил Ярек. — Черт бы их взял!.. — стонал Януш. — Что это значит? Из какой резины?!.. — Все равно! — в отчаянии крикнул Януш. — Господи! Витек их видел? — Кто их впустил? — закричал капитан, видимо отказываясь пока от уточнения сорта резины. — Никто. Они ждут в холле и скандалят… — А ещё придёт пиво, — хмуро подсказал Лешек. Януш впал в ещё большую панику. — Господи, это конец!!! Пан милиционер, я должен с ними!.. Ярек, иди к ним, скажи, что убили Тадеуша, нет, скажи, что это меня убили, Витека убили, всех убили! Пусть убираются к черту, завтра все сделаем, пусть только заткнутся и не показываются мне на глаза! — О чем идёт речь?! — закричал капитан, явно теряя хладнокровие. — Никуда вы сейчас не пойдёте и ни с кем не будете разговаривать! Здесь ведётся следствие, вы что, не понимаете этого?!.. — Содом и гоморра, — радостно сказал Веслав. Как будто специально все складывалось таким образом, чтобы запутать и осложнить все ещё больше. Удивительное преступление, совершённое на месте нашей работы, ошеломило всех, и никто пока не думал о результатах, к которым это может привести в дальнейшем. И вот один результат уже налицо. По различным причинам дела нашей мастерской не были в цветущем состоянии. Проекты для промышленного объединения производства резины и пивоваренного производства задерживались, что влекло за собой личные визиты разгневанных представителей заказчиков. Как задержку проектов, так и эти визиты Януш и Лешек старательно скрывали от Витека, пытаясь уладить все неофициальным путём, который был значительно безопаснее официального. Задержанную документацию отдавали по частям и именно теперь заканчивали последнюю часть, за которой представители резины и пива собирались прийти вчера. После тысячи уговоров этот срок был перенесён на сегодня. И как раз сегодня кто-то задушил Столярека! Расстроенный Януш поглупел окончательно. Ярек в центре комнаты пялился на нас с бессмысленной тупостью, капитан был близок к апоплексическому удару, а в холле ждали два типа из резины. Нам не оставалось ничего другого, как объяснить представителю власти эту драматическую ситуацию. — Говори, Янушек, — поощрительно сказала я, потому что угнетённый Януш явно колебался. — Лучше признаться во всем милиции, нежели Витеку. Он отравит тебе жизнь… — Может, ты и права, — вздохнул Януш и начал объяснение, в котором с жаром приняли участие все остальные, пытаясь рассказывать возможно доступнее и понятнее. После длинных и образных пояснений капитан наконец разобрался в этом вопросе. — Хорошо, понимаю, — сказал он. — Вы можете поговорить с ними, но в моем присутствии. Как вы сумеете договориться, это уже не моё дело, пойдёмте, сделаем это сразу. Януш сделал движение, как будто хотел броситься капитану на шею, но вместо этого сорвался с места и выскочил из комнаты. Капитан поспешно выбежал за ним. В следующие несколько минут выявилась новая проблема. Несколько ошеломлённый Ярек уселся и тупо вытаращился на нас. — Слушайте, что тут делается? Я немного пропустил, только что пришёл и уже сам не могу понять: или я настолько пьян, или все остальные помешались. Действительно Столярек немного того?.. — Не только немного, а даже совершенно. Уже холодный. — Чтоб мне умереть! — воскликнул Ярек, ещё больше глупея. — А кто его прикончил? — Правда! — припомнила я. — Пан Ярек, так вас не было? Ярек явно смутился. — Речь идёт как раз о том, что был… — Как это?.. — Ну, формально был, а на самом деле не был. Вышел тихонько, пока Иоанна была у Витека в кабинете, и теперь не знаю, что делать. Признаться или нет… — Не записался в книгу выходов? — Конечно, нет! И теперь, черт побери, не знаю, что делать… — Лучше говори правду, — посоветовал ему Веслав. — Если в это время ты ничего не украл в городе, то можешь признаться, что тебя не было. — Украсть не украл, но провернул одно дельце, такое, не очень… — Но раз тебя не было, то ты не мог пришить Тадеуша. Имеешь алиби. — Но если я скажу, что меня не было, то должен это доказать, так? — У тебя нет свидетелей? — Есть один, с которым я проворачивал это дельце, но он ни за что не признается, что меня знает. — Да, твоё дело плохо. Но дельце, по крайней мере, провернул? — Провернул, черт бы его взял, и даже получил деньги… — Ну да?! — крикнул Лешек и сорвался с места. — И только сейчас об этом говоришь? Пять сотен до первого! — Взбесился? Ты думаешь, я банк ограбил? Две максимум. Сошлись на двух с половиной. Лешек спрятал деньги и покрутил головой. Может, и в самом деле лучше не признаваться? Все равно рано или поздно все выяснится. — А кто это мог сделать? Как вы думаете? — Ну, прошу, — довольно сказал Веслав. — Наконец-то у нас есть возможность все обдумать. Мы начали обдумывать, выдвигали разные предположения, как беспорядочные, так и глупые, одновременно кратко излагая Яреку ход событий. Вернувшийся с Янушем капитан прервал наши размышления и выдворил Ярека из комнаты. На лице Януша было написано глубокое облегчение, чувствовалось, что он уже подружился с капитаном. — Ну, может быть, теперь начнём все с начала, — сказал представитель власти, снова садясь на место Витольда. — Кто же все-таки открыл преступление, пан или пани? — Януш, конечно, вы же слышали. Он пошёл в конференц-зал и обнаружил труп. Речь о том, что ещё раньше все было обсуждено с многочисленными подробностями. — Что было обсуждено? — Преступление. Ещё при жизни Тадеуша, и покойник сам принимал в этом участие. — Ничего не понимаю, — нетерпеливо сказал капитан. — Боюсь, что мы вынуждены приступить к допросам. Когда ваши ответы будут заноситься в протокол, вы будете вкладывать больше смысла в свои слова. — Как бы вы ни старались, больше смысла не найдёте, потому что все это слишком глупо, чтобы в это можно было поверить. Думаю, что нужно вам как-то все объяснить с самого начала. Рассказывая капитану о проделках моего разошедшегося воображения, мы совершили множество ценных открытий. Во-первых, установили время обнаружения трупа. Как оказалось, перед выходом Януша из комнаты Веслав включил радио и проверил часы, было десять минут второго. Говоря об этом, он встал и устроил целое представление, воспроизводя свои последующие действия, в состав которых входило рисование двенадцати колец разной величины. Он нарисовал их теперь снова, а мы все, страшно заинтересованные, наблюдали за этим. По-моему, ещё никогда черчение углём на плане благоустройства не было ни для кого таким захватывающим зрелищем! С помощью двенадцати колец мы выяснили, что Януш вышел из комнаты в 13.13, после чего немедленно совершил своё ужасное открытие. Определение времени, когда Тадеуш был ещё жив, представляло гораздо большую трудность. Лешек вернулся из города именно в те минуты, когда звучал сигнал. В половине двенадцатого Ядвига спрашивала меня о времени. Как раз в этот период, между вопросом Ядвиги и возвращением Лешека, покойный Столярек был в нашей комнате и спорил о своей смерти. И тут, открыв работу, которой я занималась в то время, я припомнила, что в последний раз мы видели Тадеуша в 11.45. — То есть примерно полтора часа назад, — сказал капитан. — Но как же случилось, что больше часа в вашем бюро лежал труп, и никто этого не заметил? — Он тихо лежал, не бросался в глаза… — так же задумчиво ответил Лешек. Мы недовольно досмотрели на него и объяснили капитану, что конференц-зал, как правило, пустует. Вообще заходят туда не часто, только если проводится какой-нибудь технический совет, ведутся переговоры с инвесторами или просто кто-то хочет с кем-то спокойно поговорить. Иногда там бывает ужасная суматоха, но также бывают дни, когда ни одна живая душа туда не заглядывает. Если бы Янушу внезапно не понадобились «Вестники законов», преступление могло быть обнаружено только утром следующего дня, когда пани Глебова пришла бы туда убираться. — Может и лучше, что это я его нашёл, — с сомнением сказал Януш. — Если бы это была пани Глебова, то ещё неизвестно, может быть, сейчас у нас было бы два трупа? — Конечно лучше, — подтвердил капитан. Следующим открытием, которое нам удалось совершить, был факт исчезновения с доски объявлений написанных Веславом листков. С уверенностью можно предположить, что, например, Витек их не снимал, потому что он относился к нашему творчеству с глубоким отвращением и никогда не касался собственноручно ни одного из предметов, вывешенных там нами. Никто из нас четверых их тоже не трогал, значит, снял их кто-то другой. — Наверное, Влодек, — сказал Веслав. — Мы там бросаем на него подозрения. — Ты что? — недовольно спросила я. — Крутыми яйцами?.. — Яйцами не яйцами, а он мог счесть это опасным для себя. — Тогда бы он наверняка ещё гвоздями их прибил, чтобы потом изображать невинно страдающего. Это же мазохист! Уж скорей Збышек, ему все это преступление сразу не понравилось. — А я вам говорю, что снял сам убийца, — решительно заявил Лешек. — Откуда ты знаешь? — заинтересовался Януш. — Он тебе сказал об этом? Лешек презрительно посмотрел на него. — Думать нужно, панове, думать, — и он постучал себя по лбу. — Снять их должен кто-то, кому это было нужно. Витеку, может быть, и нужно, но он скорей бы руку себе отрезал, чем прикоснулся к чему-либо подобному. Збышек в последнее время нервничает, ему не до глупостей. А все остальные скорее добавили бы что-нибудь туда, чем сняли. Повод был у одного убийцы, а какой — этого уж я не знаю. — Да, это вы здорово придумали, — съязвила я. — Конечно, с вами мне равняться трудно. Уж как вы что придумаете, дорогая пани, так это, действительно, хо-хо! Все эти размышления проходили в тоне милой дружеской беседы, совершенно не напоминающей следствие. Капитан, о котором мы почти забыли, сидел и молча слушал, только изредка задавая какой-нибудь вопрос. Одновременно он внимательно наблюдал за нами. — А как вы думаете, — наконец поинтересовался он, — почему его убили? У кого был повод для этого? Мы молча смотрели на него, потому что ответ на этот вопрос был страшно сложным. Почему именно Тадеуш оказался убит? — У вас был повод, — внезапно сказал Лешек, ядовито поглядывая на меня. — Какой?.. — Как это какой? Чтобы вызвать сенсацию, доказать свой талант ясновидца… или ясновидящей?.. И как это говорится, остаться в памяти потомков… — В памяти потомков останетесь вы, как самый глупый человек нашего времени, — гневно отпарировала я. — С какой стати мне убивать Тадеуша? Да я не знаю, что дала бы за то, чтобы он оказался живым! — Почему? — сразу спросил капитан. Я замолчала, отдавая себе отчёт в том, что главное доказательство моей невиновности, причину, по которой желала бы Тадеушу долгой, полной успехов жизни, я должна старательно скрывать от властей, ведущих следствие. Ни за что на свете я не могла в этом признаться! Поэтому я молчала, а трое остальных, более осведомлённые о моих отношениях с покойником, смотрели на меня с интересом и беспокойством. — Мы с ним вместе работали над одним проектом, — медленно сказала я после размышления. — Время уже поджимает, и если теперь его часть работы возьмёт кто-то другой и будет знакомиться с темой, тогда — все. В срок мы ничего не сдадим. — Но разве смерть одного из проектировщиков не освобождает вас от установленного срока? — Нет, уважаемый пан, не освобождает, — грустно ответила я, припомнив наши обычные, многократно повторяемые шутки, что главный проектировщик, определяя срок, должен предвидеть все возможные катаклизмы, включая собственную смерть. В данном случае главным проектировщиком была я. Глупые шутки стали кошмарной действительностью. — Ну хорошо… — сказал капитан. — А другие? — Черт его знает! — ответил Януш. — Господи, что теперь будет! Резина, пиво, твой микрорайон, детский сад Витека… Все, что делал Тадеуш! Страшное дело! — Из этого вытекает, что, по крайней мере, для успешной работы бюро он должен был оставаться в живых, — утвердительно заявил капитан. — Я думаю, что если мы найдём мотив убийства, то найдём и убийцу. — Я не была бы так уверена в этом, — вежливо сказала я. — Почему вы так думаете? — Ну, как-то так… У меня предчувствие… — Ага, ваши предчувствия, как мне кажется, невероятно интересны. Особенно тем, что странным образом сбываются. Думаю, что мы ещё поговорим об этом, а сейчас я попросил бы вас пока оставаться на своих местах. Он поднялся и вышел из комнаты, в дверях обернулся ещё раз и снова посмотрел на произведение, созданное Лешеком, долгим, внимательным взглядом… — Ну и что теперь? — спросил Януш. Он сидел около своего стола, спиной к доске, и курил одну сигарету за другой, неуверенно глядя на нас. Веслав помешивал палочкой тушь в чернильнице, подсыпая туда понемногу графита от карандаша. Только потрясение, вызванное невероятной сенсацией, могло объяснить то, что никто из нас не запротестовал против этих действий, так как обычно мы берегли тушь как зеницу ока. Её постоянно не хватало, а распоряжающаяся всеми материалами Иоанна к просьбам о бутылочке туши относилась так, как будто подозревала нас в том, что мы пьём её или, по крайней мере, выливаем за окно. Лешек мягким карандашом рисовал какие-то каракули на неоконченном чертеже, прикреплённом к доске. — Нужно все обдумать, — решительно сказал он. — Это серьёзное дело, а не какие-то шуточки. Может, у нас появился маньяк, и Тадеуш — это только начало? Он по очереди передушит нас всех? — Может, будем идти путём исключения? — предложил Веслав. — У меня алиби, — твёрдо заявила я. — От прихода Тадеуша до выхода Януша я не двигалась с места, что милиция, надеюсь, установит. Я верю в народную милицию! — Честно говоря, я верю, что это не ты, — признал Януш. — Сколько покойник был тебе должен? — Пять с половиной тысяч. На них можно теперь поставить крест. — Можно, можно. Ты, правда, бываешь невменяемой, но я никогда не поверю, что ты с лёгким сердцем отказалась бы от такой суммы. Нет, его убила не ты, я это подтверждаю! — Ну видишь, значит, я отпадаю. Поехали дальше. Откуда начнём? — Поочерёдно, комнатами, — сказал Веслав. — Я не убивал! — Так сказать может каждый, — неодобрительно произнёс Лешек. — Докажи, что это не ты. — В Польше нужно доказывать вину, а не невиновность! — А я утверждаю, что это он! Ну и что? — Веслав, ради бога! Я надеюсь, что это не ты! Докажи ему! — Не могу, — неуверенно сказал Веслав. — Я выходил из комнаты. — Ну и что? Януш тоже выходил, и Лешек тоже… — Сейчас, подождите! Давайте сразу попытаемся установить, кто из нас когда выходил и соответствует ли это… Мы поспешно начали вспоминать свои действия, для чего бесценным помощником оказалось радио. Януш поднялся с места при словах «…которых требуют помещения для свиней…» и по пути переключил радио на варшавскую программу. Лешек вышел, когда пела Ирена Сантор, а вернулся в самом начале приглашения к радиоприёмникам учащихся шестых и седьмых классов. Веслав Ирену Сантор просидел, но зато от начала и до конца не слышал Фогга. У нас была сегодняшняя пресса, и на основании радиопрограммы мы без труда установили довольно точное время их прогулок по мастерской. Оказалось, что все трое имели шанс убить Тадеуша. — Собственно, выкрутиться может только Лешек, — признал Веслав. — Он меньше всех был знаком с этой историей. Когда мы обсуждали это убийство, его ещё не было. — А что, — заинтересовался Лешек, — так точно все совпало? — Ну ты даёшь, — сказал Януш. — Говорю тебе, что она предвидела каждую мелочь, как будто была при этом. Лешек уставился на меня с явным удивлением. С большим неудовольствием я постаралась пресечь это созерцание. — Хорошо, три подозреваемых у нас уже есть. Будем искать дальше, может быть, теперь начнём с самого верха. Витек? Все задумчиво посмотрели друг на друга. — Кто знает? Думаю, что он способен на что-нибудь такое… Такой гладенький, маменькин сыночек, а в глубине души — холодный убийца. — И это ему даже подходит… Только зачем? Мотив? — А кто из вас может сказать, что хорошо его знает? Кто знает, чем он занимался? — Из-за служебных дел он бы вряд ли его прикончил, в это я никогда не поверю. У них должны были быть какие-то частные контакты… — А откуда ты знаешь, что их не было? — А откуда ты знаешь, что были? — Погодите, погодите, — внезапно сказал Януш. — У меня что-то бродит в голове… — Может, вши?.. — забеспокоился Лешек. — Нет, погоди, что-то у меня крутится… Вроде я их видел вместе за пределами бюро и не во время работы… Не могу припомнить… — Напрягись, это очень важно. — Почему важно? Что из того, что он их видел? Они не могут вместе ходить по городу? Януш поднял голову и посмотрел на меня. Я тоже смотрела на него все это время и могла дать голову на отсечение, что мы думали об одном и том же. Об очень неприятном деле, о котором ни Лешек, ни Веслав не знали. — Мало правдоподобно, — сказала я в ответ на его взгляд. Януш неохотно покачал головой. — Черт его знает. Я бы за него не поручился… — Прекрасно, есть четвёртый подозреваемый, — довольно сказал Веслав. — Кто следующий? Збышек? — Если бы это ваш труп там лежал, — заявил Лешек, умолкнув на минуту и явно наслаждаясь этой мыслью. — Если бы это ваш труп… — …там лежал, — продолжил Веслав. — …то я готов был бы присягнуть, что это Збышек! — Нет, — запротестовал Януш, — это исключено. Если бы это Збышек убил, то, уверяю вас, он бы признался. Это же такой тип, что в возбуждении передушил весь бы персонал, а потом сам отдал бы себя в руки правосудия. — А ребёнок? — запротестовала я. — Что ребёнок? — Ребёнок Збышека. Думаете, он бы допустил, чтобы его сын был запятнан именем отца-убийцы? — Действительно, ты права. Так что? После долгих колебаний мы внесли в список кандидатуру Збышека, хотя не могли найти для него ни одного разумного обвинения. Но его характер позволял приписать ему убийство в состоянии аффекта, поэтому мы не могли от него так сразу отказаться. Дальше мы принялись за остальных архитекторов, из которых исключили только Алицию. Из конструкторского отдела исключили Анку, зато Каспер был внесён в список единогласно. Из отдела санитарного оборудования покойник был автоматически исключён. Анджея мы оставили в покое, потому что знали, что он ждал работу от Тадеуша, и у нас остался только Стефан. Из электриков мы с удовольствием зачислили в нашу коллекцию Кайтека, а относительно Влодека вспыхнул сильный скандал. Лешек и Януш высказывались за его невиновность, а мы с Веславом, наоборот, старались обесчестить его доброе имя. В результате остановились на том, что он и есть наиболее подозрительный из всех. — Отдел смет, — сказала я. — Данка, на мой взгляд, отпадает, Ярека не было, поэтому не о чем говорить. Администрация! — Ольгерд! — крикнули все трое одновременно. — Почему? — удивилась я, потому что главный бухгалтер никогда не казался мне похожим на преступника. — Любой главный бухгалтер должен быть подозреваемым, — заявили они мне на это, и я вынуждена была согласиться. Дальше мы освободили от подозрений Весю и Ядвигу, признав, что ни одна из них не справилась бы с Тадеушем. Этот вывод вызвал у нас новые сомнения. — Я этого не понимаю, — недовольно сказал Януш. — Как он мог позволить себя так глупо задушить? Пусть даже со спины, но как? — Обыкновенно, — ответил Лешек. — Когда я тебе наброшу сзади шнурок и затяну, что сделаешь? — Обернусь и дам тебе в морду! Можешь быть уверен, что успею! — Фигу ты успеешь. Попробуй! — И попробую! Слово за слово, и они приступили к воссозданию действий преступника с таким жаром, что мы с Веславом забеспокоились, как бы число покойников в нашем бюро вскоре не увеличилось. Лешек душил Януша моим собственным шарфом, причём, будучи ниже его, забрасывал его не на шею, а на глаза, демонстрируя тем самым совершённую неспособность к убийству; напротив, Януш, выведенный из себя неудачными попытками, вместо того чтобы согласно уговору обернуться и стукнуть Лешека по физиономии, начал его тоже душить. Наконец они одумались и оставили свои усилия. — Действительно, — неохотно признал Лешек, растирая шею. — Как ему это удалось? По-моему, убийца имел такие же шансы быть задушенным самому. — А может, именно так и было? — заинтересовался Веслав. — Может быть, это Тадеуш кого-то душил, а кончилось все наоборот? Мы коротко обговорили эту проблему, стараясь не особенно углубляться, так как трудно было бы строить какие-то догадки при стольких неизвестных обстоятельствах. Все здесь было странно, и нам пришлось с этим согласиться. — Панове, возвращаемся к теме! Сколько у нас всего подозреваемых? — По-моему, большинство. Давайте лучше посчитаем, сколько у нас невиновных. Мы составили список работников, разделяя их на две группы, и пришли к неоспоримому выводу, что следственным властям в нашем бюро явно грозит помешательство. Из двадцати четырех человек, присутствовавших в мастерской во время совершения преступления, подозреваемых у нас было тринадцать! — Тринадцать — фатальная цифра, — заявил Веслав. — Как они справятся? Ирена, на тебя вся надежда, ведь ты уже нашла убийцу. Ты говорила, что знаешь, кто это! Конечно, я знала, кого перед этим придумала, но решила ни за какие сокровища мира в этом не признаваться. Я начала чувствовать суеверный ужас перед своим собственным проклятым воображением. Мне пришло в голову, что, быть может, высказывая публично свои чудовищные фантазии, я оказала какое-то влияние на человека, который убил Тадеуша. Может быть, он уже носился с этой мыслью, но не знал, как её реализовать? Может быть, это я натолкнула его на эту идею, спровоцировала его?.. Если бы не мои идиотские вымыслы, может быть, не было бы никакого преступления?.. Я почувствовала себя нехорошо. Нечего скрывать, я тоже виновата в этом. Ещё совсем недавно Тадеуш был тут, в комнате, разговаривал с нами, стучал себя пальцем по лбу, слушая наши дурацкие шутки, а теперь лежит мёртвый в конференц-зале… Лежит мёртвый, убитый кем-то, кто несколько часов назад участвовал в нашей игре, вызванной моей фантазией… А потом воплотил её в жизнь. Кто-то из нас, кто-то из нашего симпатичного, дружного коллектива… Кто???!.. Я смотрела на Лешека, Веслава, Януша, яростно спорящих о способах удушения, и ни одного из них не могла представить себе в роли преступника. Нет, это не они! А другие? Работающие в других отделах? Ведь кто-то же это сделал? Не могу же я теперь сидеть, как памятник на постаменте, и чего-то ждать, если сама спровоцировала это убийство. Ничего не поделаешь, я сделала огромную глупость и теперь должна что-то предпринять. Я должна найти убийцу, который находится где-то тут, на расстоянии нескольких десятков метров от меня, это человек, которого я хорошо знаю и который убил другого, тоже хорошо знакомого мне человека… Обуреваемая жаждой немедленных действий, я совершенно забыла о приказе следственных властей, поднялась и, не обращая ни на кого внимания, вышла из комнаты. Сразу за дверями я натолкнулась на Алицию, которая тоже нарушила приказ, запрещающий покидать своё рабочее место. — Выпьешь кофе? — спросила она и оживлённо добавила: — Каспер сошёл с ума. — Конечно выпью. Как это — сошёл с ума? — Ещё один кофе! — крикнула Алиция в направлении каморки с кухней. — Не знаю точно, думала сначала, что он пьян, — но нет. Исключительно трезвый. Он отказался давать показания. Я заинтересовалась. — Ты шутишь Как это отказался? — Все время сидел молча, в конце концов этот тип из милиции задал ему какой-то вопрос. Он даже не дослушал до конца и сразу заявил, что отказывается отвечать. А дальше у него что-то заело, и он постоянно это повторяет, даже если его ни о чем не спрашивают. Отказался отвечать даже на вопрос, сколько времени он тут работает. Перед глазами у меня стоял образ Каспера, смотрящего молча в окно с упрямым выражением лица, курящего сигарету за сигаретой. Мне стало как-то не по себе. Во время дальнейшего течения событий я довольно часто испытывала это чувство, но сейчас это было в первый раз, и я ещё к нему не привыкла. Просьбу оставаться на своих местах нарушили, видимо, почти все, в приёмной администрации не было ни Веси, ни Ядвиги. Зато там непрерывно сновали милиционеры, ведущие какие-то таинственные исследования, а в конференц-зале сверкала вспышка, видимая в те мгновения, когда туда открывалась дверь. Мы устроились со своим кофе около стола Ядвиги, потому что представители власти мешали нам гораздо меньше, чем наши коллеги. — Думаю, что он кого-то прикрывает, — сказала Алиция, покачивая задумчиво головой. — Я не допускаю, что это сделал он сам, потому что знаю его целых двадцать лет… Если кого-то прикрывает, то одного из двух: или её, или его. — Монику или Кайтека? А его самого исключаешь? — Исключать не исключаю, потому что Каспер способен на все, но я не думаю, что… Алиция вряд ли ошибалась говоря, что Каспер способен на все. Его терзало трагическое несоответствие между душой и телом. Телу было 49 лет, а душе — 20. Душа делала его человеком вспыльчивым, безрассудным, с трудом управляющим своими чувствами… Хорошо, но при чем тут Тадеуш? Их не связывала ни любовь, ни ненависть; иногда они, правда, вместе выпивали, но это же не повод для убийства! Алиция рассказала мне о ходе следствия в их отделе. Коли на то пошло, дураками показали себя все. Спрошенный о какой-то ерунде Казик начал произносить какие-то непонятные и совершенно неуместные высказывания на тему о пользовании различными телефонными аппаратами на территории мастерской. Никто не мог понять, о чем идёт речь, пока наконец не оказалось, что таким странным образом он пытается объяснить своё отсутствие в комнате. Он полностью всех запутал, после чего твёрдо отказался показать содержимое своих ящиков. Никто пока не собирался заглядывать в его ящики, но после такого заявления капитан сразу же захотел это сделать и, заглянув туда вопреки протестам Казика, нашёл семь пустых бутылок из-под алкогольных напитков, очень красиво уложенных. Разбуженный Рышард ни с того ни с сего впал в бешенство и накричал на изумлённого капитана, что не позволит сломать себе жизнь из-за какого-то дурака. В первую минуту никто не понял, кого он имеет в виду, но дальнейшие выкрики показали, что речь идёт о покойном Тадеуше. Это можно было понять таким образом, что он собственноручно отправил Тадеуша на тот свет, чтобы его жизнь не была сломана. Далее он громко заявил, что уедет, несмотря ни на что, когда захочет и вместе с ребёнком, что для непосвящённого капитана должно было звучать маловразумительно. — Какое это имеет отношение к делу? — недовольно спросил он, потому что все эти странности нарушали ход его мыслей. — Что общего между убийством и его отъездом? — Наверное, ничего, но эта мания его так запутала, что он уже, видимо, помешался. Он уезжает в следующем месяце. Рышард уже четыре года собирался уехать на Ближний Восток через Полсервис. Считал это своим единственным жизненным шансом и единственной целью, которой было подчинено все. Он жил далёким будущим и чудными мечтами, изо дня в день не пытаясь даже привести в порядок свою работу, потому что в связи с отъездом она не оплачивалась. В это чудесное путешествие он собирался взять любимую дочку, которую оставил у себя, разведясь с женой. — Морочит голову! — гневно сказала я. — Что, Тадеуш мешал ему уехать? Пусть перестанет валять дурака, иначе ещё больше все запутает. — Пусть перестанет, — согласилась Алиция и продолжила свой отчёт. Ещё во время отсутствия капитана, в своём собственном кругу, так же как и мы, они установили, что каждый из них выходил из комнаты на короткое или долгое время. Хуже всех пришлось Анке, которая своё отсутствие объяснила необходимостью исправить что-то в своей одежде в помещении дамского туалета. Но за время, которое она на это потратила, можно было несколько раз переодеться в бальное платье с корсетом. Меня это очень удивило. — А ты что скажешь, Алиция? Мы-то посчитали её невиновной! — Мы тоже. А кого вы подозреваете? — Половину мастерской. Вместе с Анкой будет четырнадцать человек. А самое худшее — то, что это убийство вообще кажется нам невозможным… С разных сторон к нам подошли одновременно Анка и Моника, прерывая наши размышления. Моника только что присутствовала при разговоре капитана с Иоанной и была полна мрачных предчувствий. — Послушайте, что делается с Иоанной! Судорожно схватилась за книгу выходов и, вместо того чтобы отвечать на вопросы, каждую минуту суёт им её под нос. Уверяет, что там содержится вся правда. — Ну, таким способом она их погубит. Ярека не было, а в книге выходов он не записался, и теперь не знает, признаваться или нет. — Что это на неё нашло? Будет ещё большая неразбериха… — По-моему, самым сильным ударом для неё явилось использование конференц-зала не по назначению. Преступление слишком индивидуально… — А если бы было массовым, она бы легче с этим смирилась? — Пятнадцать покойников? Коллективная смерть участников конференции? — Конечно, для этого место подходящее… — Меня очень интересует одна вещь, — сказала Амбиция, но не закончила фразу, потому что из-за двери вылетел очень взволнованный Казик. — Алиция, можно тебя на минуту… Вернулась Ядвига, мы покинули её стол и переместились к дверям моей комнаты, приглядываясь к действиям милиционеров, количество которых странным образом увеличилось. По-видимому, мы им чем-то помешали, потому что они смотрели на нас с явным отвращением. У Ядвиги были новости. — Приехал прокурор, — таинственно сказала она. — Он в кабинете и мучает вопросами Витека. Молодой и чертовски интересный. О, это он!.. Мы втроём с интересом посмотрели на входящих в приёмную мужчин, потому что слово «прокурор» всегда громко звучит в ушах каждого, даже ни в чем не виновного обывателя. Взглянули — и были потрясены! Вместе с поручиком в мундире и известным уже нам капитаном вошёл ещё один, высокий, худощавый, черноволосый, с голубыми глазами, в чёрном костюме. Кроме интенсивности красок, в нем не было ничего агрессивного, он был исключительно хорош собой. Незначительная асимметрия лица придавала ему ещё большее очарование и в то же время подчёркивала, что эта излишняя красота была все-таки мужской. Мы стояли как раз у противоположных дверей, прямо на виду, все три исключительно хорошо причёсанные, все, несомненно, достаточно интересные и, что самое важное, все совершенно разные. Чёрная, жгучая, прекрасно сложенная Моника, худощавая, светловолосая, зеленоглазая Анка и я, что-то среднее между ними, но тоже не из самых плохих. Прокурор взглянул на нас, и хотя выражение его лица не изменилось, однако в глазах у него блеснуло нечто хорошо мне знакомое. Никаких сомнений, стопроцентный мужчина! — Черт побери… — шепнула Моника с явным одобрением. Трое мужчин заглянули на минуту в конференц-зал, затем направились в последнюю комнату, которая была пустой, так как Моника стояла с нами, а Ольгерд сидел у Витека в кабинете. Мы молча наблюдали за ними, потрясённые незаурядной внешностью прокурора. — Ну? — сказала Ядвига. — Что я вам говорила? — Хо-хо, — отозвалась Анка, что можно было истолковать по-разному, но через минуту добавила с сомнением: — Он, наверное, нетипичный? Вместе с ними я тоже находилась в состоянии созерцания, но внезапно меня озарила превосходная мысль. Я покинула их и на цыпочках вошла в дамский туалет. В каждом бюро есть свои тайны. В дамском туалете было такое местечко около умывальника, из которого можно было услышать любой звук в комнате главного бухгалтера, при условии, если расположиться там на корточках или на четвереньках. Об этом случайно стало известно только нам с Алицией. Мы открыли этот секрет, когда однажды у Алиции порвались бусы. Теперь я застыла в этом неприглядном месте в довольно странной позе и слушала… Капитан, которого я узнала по голосу, как раз закончил описывать обстоятельства преступления и расположение помещений в бюро, после чего мне удалось услышать объяснение самого непонятного обстоятельства. Я узнала, что Тадеуш был оглушён сзади твёрдым предметом, осторожно опущен на пол, а затем задушен этим несчастным пояском. Твёрдым предметом оказался наш служебный дырокол, единственная вещь в конференц-зале, на которой не было обнаружено никаких отпечатков пальцев. — Примите во внимание, — говорил капитан, — что его ударили достаточно легко, так что он, по-видимому, только на мгновение потерял сознание. Кожа на голове, правда, содрана, но кость не задета. Это преступление было инсценировано определённым образом. По каким-то причинам убийце было нужно, чтобы все выглядело именно так, как было перед этим предсказано… Я замерла на четвереньках под умывальником, и холодная дрожь пробежала у меня по спине. В свете его объяснений я даже сама себе казалась наиболее подозрительной. — …кто последний им пользовался? — Ещё не знаю, мы должны будем это установить… Я грустно и сочувственно покачала головой. Расследование на тему, кто последний пользовался дыроколом в нашем бюро, могло продолжаться до судного дня. В нормальных обстоятельствах, неизвестно почему, никто никогда не хотел признаваться в пользовании ни одной из постоянно нужных вещей, а теперь, после преступления?.. Все отопрутся! Капитан продолжал дальше, все больше пробуждая мой интерес: — Среди вещей, найденных при убитом, находилось вот это!.. В комнате главного бухгалтера наступила минутная пауза, потом кто-то из мужчин протяжно свистнул. Мне стало безумно интересно. Что такое они могли найти у Тадеуша?!.. Мужчины продолжали молчать. — Интересно, — наконец сказал кто-то из них. — Надо все внимательно обдумать, это может быть исходным пунктом… Я чуть не сошла с ума в этом дамском туалете. Отдала бы не знаю что, чтобы хоть на минуту заглянуть туда! Неслыханно взволнованная, я продолжала слушать дальше, как трое мужчин комментируют высказывания Марека на тему «почему именно Столярек?» и принимают во внимание возможность ошибки в том, что касается жертвы, как собираются выяснить, не — замышлял ли кто бросить подозрение именно на меня, и как оценивают нашу психику на примере картины Лешека. — …вы сами должны это увидеть, — сказал капитан. Потом я услышала недоброжелательное высказывание о Яреке, который явно что-то крутит со своим присутствием на рабочем месте, и наконец прокурор, голос которого я уже отличала, сказал: — Ничего не поделаешь, панове, мы должны немного отступить от процедуры. Начинаем допрос на месте. Если выпустим их домой, все пропало и мы ничего не узнаем. Займём кабинет и этот конференц-зал, как только уберут труп… Так и не узнав, что за предмет был найден у Тадеуша, я вышла из туалета совершенно заинтригованная. В центральной комнате была почти дружеская атмосфера. Большое количество собравшихся комментировало действия следственных властей и обсуждало методы поисков преступников. Высказывались различные и совершенно нереальные предположения. Збышек повернулся ко мне. — Пани Ирена, я хотел извиниться перед вами. — За что?! — За то, что я вам говорил. Извините меня, я был в жутком состоянии. — Пан Збышек, во-первых, вы прекрасно знаете, что я питаю к вам слабость и все вам прощу, а во-вторых, не преувеличивайте. Мы все нервничали и все говорили разные глупости. — Но я бросил на вас подозрение. — Ерунда. Если это избавит вас от угрызений совести, я готова также бросить подозрение на вас. — Нет, благодарю вас, лучше не надо. Я предпочитаю угрызения… — Из этого ответа можно сделать вывод, что ты ещё хуже, чем угрызения совести, — любезно сказал Марек. Он сидел с чашкой кофе у маленького столика и с философским отречением курил сигарету. — Ты не знаешь, долго нас будут держать в этом принудительном заточении? — А, вот что! — припомнила я. — Что ты наболтал? Дал им понять, что произошла ошибка в выборе жертвы… — А разве ты другого мнения? — Не знаю, не обсуждала этот вопрос с убийцей. Пока ищу врагов Тадеуша, но в ближайшее время начну искать врагов Витека. — Что ж, ты без труда составишь себе прекрасную коллекцию. Не говорю уж о том, что не поставил бы голову за невиновность руководителя мастерской или главного бухгалтера. В связи с занимаемым ими положением это для меня наиболее подозрительные люди. Так до каких пор это будет продолжаться? — До тех пор, пока не найдут убийцу. В наших собственных интересах дать его схватить как можно быстрее. Да, Алиция, что тебя так интересует? — Сейчас, — сказала Алиция. — Пан Збышек, что означали эти странные выкрики Стефана? Это он убил Столярека? — Совсем наоборот, — вздохнув, ответил Збышек. — Он ему одолжил деньги… — Как это? — вырвалось у Казика. — Он тоже?!.. — Ах! — сказала Алиция и протяжно свистнула. Мы взглянули друг на друга с внезапным озарением. — По-моему, я чего-то не понимаю, — сказал Марек с интересом. — У меня такое впечатление, что в последнее время в мастерской появились какие-то тайны. Может быту приоткроете завесу?.. Хотя нет, уж лучше после того, как следствие закончится, сейчас плохо слишком много знать. Мы не обращали на него внимания. Алиция выглядела так, как будто в голове у неё начало что-то проясняться, поэтому я с интересом наблюдала за ней. Я, наверное, выглядела так же, потому что проясняться начало и у меня в голове, и она приглядывалась ко мне с не меньшим интересом. — Ну? — спросила я нетерпеливо. — Вот именно, — ответила Алиция. — Знаешь что? Марек, во-первых, умный, а во-вторых, непричастен к этому делу. Давай обговорим с ним этот вопрос… В последнее время в мастерской случались некоторые происшествия, довольно мелкие, не бросающиеся в глаза, но в свете преступления они приобретали монументальные размеры. Выкрик Казика внезапно показал нам их с другой стороны. Поистине все наши коллеги имели какие-то финансовые расчёты с покойным, и большей частью не совсем тайные. Только выглядело это как-то странно. Никто не был должен Тадеушу, но зато Тадеуш был должен всем. Если бы погиб кредитор, можно было бы подумать, что его убили, чтобы избежать выплаты денег, но в этом случае убили должника. Где и когда случалось, чтобы кредиторы убивали должника?! Информацию об одолженных Тадеушу деньгах Марек воспринял с огромным удивлением. — Интересно, — сказал он. — Я просто ошеломлён. Никогда не предполагал, что финансовое положение работников мастерской в таком прекрасном состоянии! — Что ты говоришь, откуда! Ты думаешь, что это были наши деньги? — А чьи же? — Ну, по-разному. Подпольно заработанные, и чаще всего при помощи светлой памяти покойника. Стефан одолжил деньги из кассы совета предприятия, Влодек — деньги какого-то типа, который открыл счёт на его имя из-за финансового отдела, чтобы платить меньше налогов. — Большая ошибка… — Наверное, потому, что Влодек и так на плохом счёту в финансовом отделе. Кайтек сделал какую-то чертовски сложную комбинацию. Купил у Влодека скутер в рассрочку, сплавил кому-то за наличные, а наличные одолжил Тадеушу. Самое смешное, что Влодек купил этот скутер тоже в рассрочку и ещё не имеет права его перерегистрировать… — Что за преступное гнездо!.. — Вот именно, и Казик, как видишь, тоже… — Может быть, это какой-то новый вид филантропии, — заинтересовался Марек. — Может, это стоило бы продолжить и дальше? Я охотно бы его заменил. Я начинаю приходить к выводу, что покойник был гениальным человеком… А кто ему ничего не одалживал? — Ты, — сказала я Алиции. — Я! — раздражённо крикнула она. — Точно! Оказывается, я тоже одалживала. Веся заняла у меня тысячу злотых и сразу отдала их Столяреку. Потом пришла и сказала, что он мне отдаст… — Подождите, — прервал её Марек с гораздо большим интересом. — А он отдавал эти деньги? — Редко, неохотно и в ничтожном количестве. — Поразительно. Ну, теперь уж не отдаст наверняка. Подождите, дайте мне подумать… — Видишь, я же говорила, что он умный! — обрадовалась Алиция. Марек молча смотрел на нас и размышлял. — Похоже на то, что следует искать кого-то, кому покойник ничего не был должен. Если такой человек существует… — Существует. Это Витольд, — сказала я. — Он в отпуске, вернётся завтра… — Отпадает. Кто ещё? — Вроде никто… Может быть, ещё Иоанна. — Видела собственными глазами, как она одолжила ему двадцать злотых. — Это немного, вряд ли она убила его, чтобы избежать дальнейших просьб о деньгах. А собственно, почему все ему одалживали? — Я — даже не зная, что одалживаю, — грустно сказала Алиция. — Знаю, почему я, — одновременно с ней сказала я, — но не знаю, почему это делали другие. Может, у них были какие-то общие дела? — Такие удивительно односторонние? Невозможно, что-то во всем этом должно быть… Вся мастерская одалживает деньги человеку, который их не отдаёт… А почему ты? — Совершила преступление при участии Тадеуша, — вздохнув, ответила я. — Теперь буду крутиться, чтобы скрыть это от милиции… В этом месте нас прервали, так как меня вызвали на допрос. Кто знает, к каким результатам мы пришли бы, если бы продолжили эту совместную конференцию, так как впоследствии оказалось, что мы были на верном пути. До финиша, правда, было далеко, но стартовали мы с безошибочным чутьём… * * * Трое мужчин: капитан, прокурор и сержант. Народной милиции — устроились в кабинете. Сержант сидел за машинкой Иоанны и увековечивал наши ответы. Начали, разумеется, снова с моих утренних фантазий. Рассказывая ещё раз подробно обо всех придуманных и действительных событиях, я приглядывалась к ним и помимо воли начала развивать различные мысли. Как я должна вести себя в этой глупой ситуации? На территории маленькой мастерской, где среди сплочённых и знающих друг друга как облупленных людей совершено невероятное убийство… Вроде бы в последнее время убийства государственных служащих не распространены у нас повсеместно, а если уж и случается такое, то скорее следовало бы ожидать, что жертвой окажется директор или кто-то из контроля, а не обычный инженер-сантехник. Мало того, сразу по прибытии на место власти обнаружили, что преступление было запланировано и публично обсуждалось большим количеством людей. Что могли подумать об этом нормальные люди, которыми, без сомнения, являются представители власти? Сразу, в самом начале, они ознакомились с различными нашими странностями и оказались в наитруднейшей ситуации: покойник и двадцать подозреваемых. Двадцать человек, каждый из которых имел шанс его убить, но ни один не имел повода. Или каждый мог иметь повод… Они уже, несомненно, сориентировались, что смерть Тадеуша принесла нам множество огорчений и беспокойства. А выгоду? Удастся ли им найти кого-то, кому эта смерть принесла какую-нибудь выгоду? И что теперь будут делать? Будут изучать нашу частную жизнь, проверять алиби?.. Каким способом собираются отыскать убийцу? И кто из нас, черт возьми, убийца?! Меня переполняло любопытство и горячее желание хоть на минуту оказаться на их месте, по ту сторону. Терзаемая этими чувствами, я приглядывалась к красивому прокурору. Вот уж действительно, игра природы! Разве бывают такие прокуроры? Может быть, попробовать очаровать его, чтобы хотя бы этим путём изыскать какую-нибудь возможность участвовать в следствии? Множество мужчин не могли в подобных случаях устоять перед женскими чарами… Нет, ничего из этого не выйдет. Настолько красивый мужчина наверняка не слишком восприимчив к женскому кокетству, не стоит даже и пробовать… Вышеупомянутая игра природы, сидящая у края стола Витека, прервала мои размышления, вынуждая к сосредоточенности. — Расскажите нам обо всех телефонных разговорах, происходивших в вашей комнате… с утра. Я почувствовала лёгкое беспокойство. Телефонные разговоры? Господи Боже, да ведь я сама придумала, что Тадеуша вызвали в конференц-зал, воспользовавшись телефоном! Неужели и это оказалось правдой?.. Оказалось правдой! Из дальнейших вопросов я убедилась, что в 12.35 проклятый телефонный звонок выманил жертву из комнаты, удалив её окончательно из поля зрения оставшихся в живых коллег. В довершение всего ясно было видно, что они подозревают меня в его авторстве. — Нет, извините, — категорично сказала я. — Раз и навсегда, пожалуйста, примите к сведению: за исключением того, что я все это придумала, в этом деле я не пошевелила даже пальцем. Я не двигалась с места. Сидела в комнате с тремя коллегами, которые, действительно, выходили, но поочерёдно. Ни разу не выходили все вместе! Один сидит передо мной, другой — за мной, а третий — сбоку от меня. По крайней мере двое из них должны были меня видеть. Вам будет достаточно свидетельства двух человек? — Но пока их у нас ещё нет, — буркнул капитан. Я сразу подумала, что если этот идиот Лешек, подталкиваемый чувством юмора, заявит, что не обращал на меня внимания и что не заметил бы, даже если бы я стояла на голове, со мне не останется ничего другого, как только доказать, что у меня не было повода. А значит, признаться в преступлении! Допрос стал гораздо более интересным и в какой-то степени загадочным. Вопросы о реакции и действиях всех присутствующих, о частных контактах и связях с покойным были понятны. Ясно, что они пытаются найти какой-то разумный мотив, обоснованно сомневаясь, что кто-то убил его из-за задержки проекта. Понятно было и то, что исследуют наши алиби, стараясь, наконец, кого-нибудь исключить, потому что двадцать преступников — это все-таки слишком много даже дня людей, привыкших к преступлениям. Но постепенно вопросы становились удивительно меткими! Таинственным образом они объединяли между собой разные события и разных людей, попадая в самый центр мишени. Соединяли Каспера с Моникой, Влодека с одной дамой, удивительно много знали о дополнительных заработках Казика, о делах Кайтека и Ярека… Откуда? Кто, черт побери, мог им об этом рассказать? Я была более-менее осведомлена, что они могли услышать во время предварительных разговоров с персоналом в отдельных комнатах. Никто не распространялся о частных делах. До меня допрашивали в кабинете только Януша, но Януш не мог их проинформировать по той простой причине, что сам знал меньше, чем они. Никаких расспросов вне территории мастерской они провести ещё не успели, и как же тогда? Они же не ясновидцы? Это так меня заинтриговало, что я забыла об осторожности, отвечая на вопросы подробно и очень любезно, но внезапно прозвучали слова, которые неприятно меня поразили: — А вы? Не было ли у вас, случайно, каких-нибудь финансовых дел с покойным? Сражённая метким выстрелом, я молчала, делая вид, что припоминаю, потому что не знала, что отвечать. Знают или нет?.. Откуда могут знать?!.. — Вы, случайно, не брали никакой ссуды? — с ядовитой любезностью спросил прокурор. — От убитого? Или, может быть, вместе с ним?.. Я по-прежнему упорно молчала, потому что не знала, что сказать. С одной стороны, у меня не было ни малейшей охоты встать перед судом в виде обвиняемой в финансовом злоупотреблении, а с другой стороны, это преступление начисто снимало с меня подозрение в убийстве Тадеуша. И я не знала, что выбрать. В конце концов я решила, что если они все знают, то и так мне ничего не поможет, а если нет, то я ещё успею отпереться, и тем более пока надо молчать. — Благодарим вас, — внезапно сказал прокурор, и прежде чем я успела прийти в себя, допрос оказался законченным. Я подписала километровую машинопись, отпечатанную сержантом, и вышла из кабинета сильно обеспокоенная. Передо мной допрашивали только Януша, который знал о моих делах с Тадеушем. Януш им рассказал?.. Невозможно! — Януш, что ты им наболтал? — сбросила я, садясь за свой стол. — Они проверяли шеи, нет ли у кого следов душения, — ответил Януш. — Вообрази себе, у всех шеи оказались чистые! Какая-то мания мытья или что? — Оставь в покое шеи… — оборвала я его. — А листки исчезли, — в свою очередь прервал меня Веслав. — Спрашивали всех, и никто не признался. Интересно, куда они делись? — Сошли сами с доски объявлений и с горя утопились в туалете, — гневно сказала я. — Перестаньте валять дурака! Послушай, ты, отвечай немедленно, для чего ты меня закладываешь? — Я тебя закладываю? — обиделся Януш. — Ну, знаешь! Я защищал тебя, как идиот! Даже самому стало противно, но я должен был доказать твою невиновность. Я поклялся им, что не видел, как ты выходила из комнаты и душила Тадеуша, а когда я сам выходил, ты тоже была в комнате, потому что задала мне глупый вопрос, сколько будет шесть минус девять. — Да, это действительно прекрасный способ доказательства моей невиновности! А что ты говорил им о наших махинациях с Тадеушем? О тех пяти тысячах? — Ничего, клянусь Богом! Ты с ума сошла? За кого ты меня принимаешь? — Вообще ничего об этом не спрашивали? — Спрашивали, почему бы и нет? Я сказал, что ничего не знаю. Тадеуш, конечно, приходил к нам в комнату, все приходили, разговаривали с тобой и по служебным и по личным делам, но о чем, я не знаю, не прислушивался. — Но откуда они, черт возьми, знают?! — Как это? Знают?!.. — Знают. Припомни точно, может быть, у тебя что-нибудь вырвалось? — Я ведь не пьяный! Клянусь, что об этом даже не пикнул! Зато кое с чем другим свалял дурака… — С чем? Януш отвернулся, заскрипев вертящимся креслом, потянулся за сигаретой и с беспокойством посмотрел на горящую спичку. — Я от них немного обалдел. Сначала отпирался от разговоров о тебе, потом узнал от них, что Каспер разводится, — клянусь Богом, я ничего об этом не слышал. Потом меня спросили, какие частные дела были у Витека и Тадеуша. Я же должен был что-то знать, и вышло довольно глупо, потому что я признался, что видел их вместе, но до сих пор не знаю, где и когда это было. В общем, мне кажется, что я немного запутался в показаниях. — С чем тебя и поздравляю, — сварливо сказала я и задумалась. Итак, с Янушем то же самое, что и со мной… Меткие выстрелы в нашу частную жизнь. — Я чертовски голоден, — внезапно заявил Лешек. — А вы? Не съели бы, например, цыплёночка? С гарниром? — Он снова за своё! — гневно сказала я, вырванная из размышлений, потому что меня всегда нервировали кулинарные мечтания Лешека. — У вас ничего другого в голове нет, одни цыплята с гарниром? — Ещё зайчатина… — вставил Веслав. — А обычной колбасы вам не хочется? — Нет колбасы, — грустно вздохнул Лешек. — Когда я утром заходил в магазин, был только паштет. — Какой паштет? — заинтересовался Януш. — В банках или в тюбиках? — В банках и на вес. — Паштет в тюбиках? — спросил Веслав недоверчиво. — Где это ты видел паштет в тюбиках? Разве такой бывает? — Бывает, и очень хороший, лучше, чем все остальное. Раньше его продавали, а как теперь, не знаю. — Где?! — На Жолибоже. На площади, на правой стороне. — Что ты мелешь? Где на площади правая сторона? — Действительно. Подожди, как бы тебе объяснить… — Определись по сторонам света, — предложила я, потому что меня тоже заинтересовал паштет в тюбиках. — Если стоишь лицом к северу, то где? — А где север? — заинтересовался Януш. — По направлению к Белянам. — Беляны на востоке, — запротестовал Веслав. — По направлению к Маримонку. — К какому Маримонку?! К Ломянкам! Ну, когда стоишь лицом к Гданьску, к морю! — Ага, к Швеции? — Да, спиной к Кракову. — Понятно, — с облегчением сказал Януш. — Тогда слева. — Там очень много продовольственных магазинов, — задумчиво сказал Веслав. — Штук пять… — Я его видел с месяц назад… — продолжал Януш, тоже погружаясь в размышления. — Нет, больше… — добавил Веслав через несколько мгновений тем же самым тоном, продолжая смотреть в окно невидящим взглядом. Януш повернулся к нему. — Откуда ты знаешь, когда я там был? — с обидой спросил он. — Я, наверное, лучше знаю? — Я говорю, что магазинов больше! — Ну так обойди все! — посоветовала я и тоже задумалась, пытаясь вернуться к своим размышлениям, из которых меня вырвал паштет в тюбиках. Но Януш внезапно снова обернулся. — Я ошибся, — сокрушённо заявил он. — Это было меньше месяца тому назад. Когда уезжал тот мой приятель, югослав, то мы вместе с ним покупали этот паштет… — Где он останавливался? — прервал его Веслав. — …в тюбиках, — продолжал разогнавшийся Януш. — В тюбиках останавливался?! — Нет, в тюбиках покупал… В конце концов они вывели меня из терпения. — Господи, прекратите вести эти идиотские разговоры, я никак не могу вспомнить, о чем я говорила! — Точно, — оживился Януш. — Только это я говорил, а не ты. Теперь я как раз вспомнил, где видел Витека с Тадеушем. Именно на площади Вильсона, рядом с паштетом в тюбиках! — О, — сказал Веслав с умеренным интересом. — Они тоже его покупали? — Я ужасно голоден, — повторил Лешек нетерпеливо. — Может, мне удастся уговорить их, чтобы отпустили меня в магазин. — Если тебя отпустят, покупай для всех, может быть, этот паштет… Занятый без остатка мыслями о еде, Лешек вышел из комнаты. Мы сгрудились втроём у стола Януша, заново погруженные в расследование. Витек был таинственной личностью, и никто из нас не предполагал, чтобы его могло что-то связывать с Тадеушем. А Януш видел их вместе уже после работы… — Теперь я уже все вспомнил, просто перед глазами у меня стоит. Они были около машины Витека, и Витек как будто хотел уйти, а Тадеуш его удерживал. Что-то ему говорил. Витек, по-моему, нервничал, хотя по нему это не очень видно… Но мне так показалось. Потом он резко повернулся, как будто его громом ударило, посмотрел на Тадеуша, и они оба сели в машину… — А они тебя видели? — Нет, я был в магазине. Покупал этот паштет… — Что такого Тадеуш мог ему сказать? — Черт его знает. От Витека не узнаешь, а от Тадеуша тем более. — Слушай, что-то в этом должно быть. Те милиционеры, которые сидят в кабинете, знают, что делают. Все время подбираются к нашим личным отношениям с покойником, и думаю, что хотят найти там мотив убийства… — Но без причины никто не стал бы его душить, — критически заметил Веслав. — Именно. Давайте быстро обдумаем, был ли какой-нибудь служебный повод. — Почему быстро? — Потому что его наверняка не было, выбросим это из головы и сосредоточимся на частных причинах. После коротких размышлений мы пришли к выводу, что, исходя из служебных дел, его скорей каждый бы охотно воскресил. А частные дела? — Ну, принимаемся за Витека. Что у него могло быть с Тадеушем? — Может быть… — сказал Януш и не закончил, потому что из соседней комнаты до нас внезапно донёсся усиливающийся шум и какие-то необычные крики. Не сговариваясь, мы сорвались с мест и понеслись туда, отталкивая друг друга. Картина, открывшаяся нашим глазам, была настолько необычной, что на какое-то время мы просто окаменели. В центре комнаты на коленях перед Моникой стоял Каспер, целовал ей руки и вопил: — Прости! Прости!.. Моника, выглядевшая сущей фурией, старалась вырвать у него руки, за ней стоял Кайтек, по которому было видно, что он только что получил по физиономии. Источником самого большого шума был Стефан, потрясающий кулаками над головой сильно заплаканной Веси, съёжившейся на треугольном столике. Он потрясал кулаками и сдавленным голосом орал не слишком цензурные слова, которыми, видимо, старался передать, что он о ней думает. Взволнованный Збышек пытался его успокоится делая это в равной степени как безрезультатно, так и неубедительно. Все вместе это создавало удивительную картину, которую мы ошеломлённо наблюдали, просунув головы в дверь. — Хо-хо, — сказал Веслав с явным одобрением. Торчащий около него окаменевший Януш внезапно как бы очнулся. — Тихо!!! — заорал он голосом, напоминающим иерихонские трубы. Все сборище на мгновение замерло и вытаращило на него глаза. Несколько секунд эта живая картина находилась в полной неподвижности, но Януш так же неожиданно, как закричал, повернулся и ушёл. Это привело к немедленной перемене конфигурации, и удивительная сцена окончилась. — Что это было? — спросила я, страшно заинтригованная, но, приглядевшись к ним внимательней, поняла, что ответа могу ожидать только от Алиции. Все остальные явно утратили способность к размышлению. — Что тут было, господи, говори немедленно! — спрашивала я, пытаясь оторвать её от Стефана, близкого к апоплексическому удару. — Как бы его удар не хватил, — с беспокойством сказала Алиция. — Не знаешь, может быть, у кого-нибудь есть немного водки? — Сейчас? Даже если и было, то наверняка уж давно выпили. Дай ему воды и пусть подышит глубоко. — А зачем глубоко дышать? Это помогает? — Нет, но он отвлечётся этим, и гнев у него пройдёт. После короткого размышления Алиция кивком головы признала мою правоту. Я временно отказалась от получения исчерпывающей информации, мы сразу в нескольких стаканах принесли воды и раздали всем присутствующим, не исключая Марека, который только в эту минуту вошёл в комнату. — Что это? — спросил он с лёгким удивлением, подозрительно осматривая полученный напиток. — Вода? Я это должен выпить? — Не пей, если не хочешь, оставь себе на всякий случай. Неизвестно, что ещё тут случится. — Господи, я думал, что питьё воды входит в какой-то следственный эксперимент! В комнате все ещё царила растерянность. С огромным трудом, после нескольких попыток, мне наконец удалось узнать, что здесь происходит, и то без всяких подробностей. Сразу после меня на допрос вызвали Стефана как ближайшего коллегу жертвы. По счастливой случайности они пришли за ним как раз тогда, когда Веся публично провозглашала сенсационные разоблачения, а именно: она сообщила, что Тадеуша убил Стефан из ревности к ней, а как другую версию выдвинула совершение убийства Моникой, которая, по её мнению, хотела таким образом скрыть факт сожительства одновременно с Каспером и Кайтеком. По предположениям Веси, Столярек об этом знал, и Моника таким радикальным способом навсегда закрыла ему рот. Веся провозглашала это громко, стоя спиной к двери в санитарный отдел, а за ней стоял капитан, терпеливо выслушивая её разглагольствования. Стефан не успел отреагировать на выступление Веси, так как его тут же забрали в кабинет, но сразу по возвращении оттуда наверстал упущенное. Результатами ужасного скандала, который он устроил, ворвавшись в центральную комнату, где спряталась испуганная Веся, были благородный гнев Моники и удивительный поступок Каспера, который ни с того ни с сего двинул по физиономии своего потомка и упал на колени перед Моникой с душераздирающими воплями: «Прости, прости». Этого уже никто понять не мог, а Каспер, придя в себя, разъяснять отказался. Меньше всего меня удивило унижение Кайтека, потому что, я немного была знакома с воспитательными методами Каспера. Он воспитывал своих сыновей, мягко говоря, старомодно. Взрослые парни целовали у отца руку и покорно принимали трёпку, что, однако, не мешало им распивать вместе водку. Все бюро об этом знало, и все уже привыкли к этим странностям. Я не успела обдумать полученные впечатления, потому что именно в эти минуты следственные власти принялись за вынос тела Тадеуша из конференц-зала. Занятое скандалом общество почти забило о главной причине всех событий, может быть, потому, что эта причина все ещё казалась нам совершённым абсурдом. Ближе всех были знакомы с Тадеушем Ярек и Кайтек. Ярек под парами выпитого алкоголя, как видно, ещё не вполне осознавал факт смерти Столярека, а Кайтек молчал. Он молчал даже тогда, когда получил от отца по физиономии. Остальные реагировали в общем-то закономерно, то есть, признав случившееся неотвратимым, вместо заламывания рук занимались делами, касающимися живых. Покойник, однако, оставался покойником, поэтому теперь неожиданно вид мёртвого тела, накрытого пластиковой простыней, выносимого на носилках, произвёл потрясающее впечатление. Прежде чем милиционеры сумели преодолеть узкий выход из зала, весь персонал собрался в коридоре и выстроился в длинную шеренгу. Провожаемый гробовым молчанием внезапно притихших сослуживцев, Столярек в последний раз покидал пределы мастерской. — Вот и конец, — с горечью сказал Януш. — Был человек, и нет его… Всем нам стало как-то не по себе, и мы продолжали стоять молча, той же шеренгой, хотя дверь за носилками давно захлопнулась. Внезапно на середину выступил Влодек со все ещё бледно-зелёным лицом. — Дорогие коллеги… — начал он воодушевлённым голосом. — Нет! — крикнула Алиция. — Я все могу перенести, но только не речи! Заберите отсюда этого болвана!.. — Успокойся, Влодек, — сказал измученный Збышек. — Пришла минута… — продолжал Влодек упрямо, не обращая внимания на протесты, — которая для нас… для нас… — А для покойника тем более, — решительно сказал Анджей, взял Влодека за плечи и впихнул в комнату. — Слава богу! — с облегчением вздохнула Алиция. — Что за кретин! — Что ты хочешь, у него была такая исключительная и неповторимая возможность. Трудно допустить, что для его удовлетворения кто-нибудь совершит ещё одно убийство, — сказал Казик, пожимая плечами, вышел из нашей шеренги и ушёл в комнату. Это был короткий антракт. Следственные власти ускорили темп, проводя допросы сразу в двух помещениях, и прежде чем мы успели осмотреться, на территории мастерской начали происходить события, достойные великого Данте. Я отказалась от успокаивающей атмосферы нашей комнаты, потому что, не имея времени думать, старалась по крайней мере возможно больше увидеть и услышать. Мы с Алицией стояли в единственном пустынном месте — под зеркалом около гардероба. Как оказалось, это был прекрасный наблюдательный пункт. Первым из конференц-зала вылетел неслыханно взволнованный Казик, который до этого времени, не считая ерунды, которую он наговорил в самом начале, сохранял философское спокойствие. Сразу за дверью он наткнулся на нас. — Послушайте, что это значит? — закричал он в ужасном возбуждении. — Кто им дал столько частной информации?! Это же свинство, какое им дело, что я делал в прошлом месяце в командировке?! Что общего это имеет с этим идиотским преступлением?! — Только спокойствие может спасти нас, пан Казимеж, — ласково сказала я. — Сохраняйте хладнокровие и лучше расскажите, о чем вас спрашивали. — О ерунде! — громко закричал Казик. — О ерунде! — Хорошо, о ерунде, — согласилась Алиция. — Уточни, о какой именно. Очень далёкий от хладнокровия Казик туманно изложил содержание беседы с представителями власти. Мы поняли из рассказа, что его разгульный образ жизни в командировках вызвал у них большой интерес. — Спрашивали меня, помню ли я ту блондинку из «Монополя» во Вроцлаве, — продолжал Казик, все ещё возбуждённый, но несколько смягчившийся от воспоминаний. — Конечно помню, почему я должен не помнить, у неё были такие ноги, что стыдно было бы забыть. Кто знает, может быть, даже лучше, чем ваши, пани Ирена… Нет, может и не лучше, но такие же. — Благодарю вас, пан Казимеж, — с чувством сказала я. — Оставь в покое её ноги и говори дальше. Какое отношение блондинка имела к Тадеушу? — Откуда я знаю? Я тоже их об этом спросил. Потом спрашивали меня, из каких денег я платил по счёту, что-то в этом роде! А потом прицепились к одному делу, которое было уже давно, я вёл тогда одно строительство, и у меня были неприятности со стройматериалами… Откуда они об этом узнали? А потом снова начали об одной брюнетке из Елени Гуры, я признаю, что у неё был бюст, как у Лоллобриджиды, но какое отношение это имеет к делу? — Я и не подозревала, что ты такой Казанова, — сказала Алиция с явным интересом. Казик гневно махнул рукой, но лицо у него прояснилось. — Не хватало только, чтобы это дошло до Алинки, — проворчал он слегка обеспокоенно. Я внимательно смотрела на него, и что-то туманное закопошилось у меня в голове. — Кто тогда ездил с вами в командировку? — спросила я взволнованно. — Припомните, пожалуйста. — Кто ездил? Сейчас… Во Вроцлаве был Влодек и Стефан, а в Елене Гуре?.. Сейчас, сейчас… Один раз были Влодек и Каспер, а другой — Тадеуш и Каспер. — А вспомните, во Вроцлаве Влодек, случайно, не ухаживал за этой блондинкой? — Конечно ухаживал, а откуда вы знаете? — Но я же ясновидящая… Только не беспокойтесь. Если Тадеуша убили не вы, то с вами ничего не случится. — А кто мог его убить, как вы думаете? — спросил Казик, помимо воли бросив взгляд в зеркало. — Ещё не знаем, но как узнаем, то тебе скажем, — заверила его Алиция. Казик перестал смотреться в зеркало. — Я бы только хотел знать, что за свинья донесла обо всем этом милиции. Пусть только попадётся мне в руки!.. Пронзённый внезапно какой-то мыслью, возбуждённый заново, он оставил нас и понёсся в комнату. Через минуту до нас донеслись оттуда гневные выкрики. — Что ты подозреваешь? — с интересом спросила меня Алиция. — Для чего ты спрашивала об этих? Я не успела ей ответить, потому что из другой комнаты выбежала Данка с красным лицом, растрёпанными волосами и со слезами на глазах. Она направлялась в туалет, но по дороге наткнулась на нас. — Это свинья! — закричала она с глубокой обидой в голосе. — Последняя свинья!.. — Что за бюро! — сказала изумлённая Алиция. — Истинный хлев… Не менее возбуждённая, чем Казик, Данка выкрикнула множество клеветнических, измышлений насчёт Ярека, который, по её предположениям, проинформировал следственные власти о её совершенно частных делах. Мелкий факт, что Ярек ещё не подвергался допросу, её внимания как-то избежал. Нечто туманное закопошилось у меня в голове гораздо явственней. Полные горечи откровения Данки прервал её взгляд на себя в зеркало. — Боже мой! — крикнула она и исчезла в туалете. — Меня это начинает интересовать, — сказала Алиция. — Так что ты подозреваешь? — Сейчас скажу, только ответь сначала, что тебя интересует? — Как что, твои подозрения… — Нет, ещё раньше ты говорила, что одна вещь тебя интересует. Что за вещь? — А, это… — Иду в магазин под конвоем, — прервал нас проходивший мимо Лешек. — Что вам купить? — Все равно, — раздражённо ответила я, занятая Алицией. — Хлеба и паштета. — Мне тоже! И пачку «Яхтсмена»… — Ну, что тебя интересует, черт возьми?! В этот момент в центральной комнате раздался протяжный рёв. На этот раз представление давал Рышард. — Никто здесь не будет меня шантажировать! — кричал он, колотя об стол переплетённым в твёрдую обложку проектом. — Я не позволю себя шантажировать! Не позволю!! Хватит этого!!! — Ерунда! — кричал Збышек, стараясь его перекричать. — У вас мания преследования! — И один, и второй! — продолжал Рышард, не слушая. — Оба друг друга стоят… — С ума сошёл, — неодобрительно сказала Алиция и решительным жестом вынула у него из рук упомянутый проект. Рышард не обратив на это никакого внимания, продолжал громовым голосом высказываться дальше. — Что с ним случилось? — поинтересовалась я. — Небольшое расхождение взглядов относительно служебных контактов, — любезно объяснил Марек. — Честно говоря, я в этом ничего не понимаю. — Зато я понимаю, — спокойно заявила Алиция. — Пошли отсюда, он производит слишком много шума. Я все тебе объясню. Оказавшись снова на посту под зеркалом, я почувствовала себя несколько обалдевшей. Что делается в этом бюро? Истинное землетрясение! Через вестибюль неожиданно прошла Моника, чёрная, как грозовая туча. Не говоря ни слова она миновала нас и исчезла в своей-комнате. Проводив её взглядом, мы посмотрели друг на друга. — Говори, — решительно потребовала я. — Если ещё раз нам кто-нибудь помешает, я совершу следующее убийство. Все время открывается что-то новое, и это происходит слишком быстро. Я не успеваю все обдумать, у меня все перемешивается. Вместо того чтобы найти преступника, я боюсь окончательно рехнуться. Говори прежде всего, что тебя интересует. — Подожди, — ответила Алиция и, воспользовавшись присутствием зеркала, вынула из глаза ресничку. — Я как будто оглушённая. Во мне тоже пробуждаются странные подозрения. — Она повернулась и неуверенно посмотрела на меня. — Никогда в жизни я не верила в существование духов, но сейчас не могу избавиться от ощущения, что они разговаривали с покойником… Я кивнула головой, потому что сразу её поняла. Это было именно то, что так туманно копошилось у меня в голове. Конечно, беседа с покойником исключалась, но где-то здесь таилось существо дела. — Сосредоточься, — торжественно сказала я. — У нас впереди долгий разговор. В трех словах мы этого не обговорим, давай начнём в хронологическом порядке. Что тебя интересует с самого начала? — Может быть, мы где-нибудь присядем? — предложила Алиция. — Я не умею разговаривать стоя. — Негде, всюду — конец света. Завтра посидишь. — Ну, ничего не поделаешь, слушай. Представь себе, я была в туалете ещё перед смертью… — А теперь ты уже после смерти?.. — Тадеуша!.. Не говори глупостей, просто слушай. Я хотела вымыть руки, но отказалась от этого намерения, потому что из кабинета Ольгерда доносились необычные звуки. Совершенно удивительные. — Ольгерд приставал к Монике? — Наоборот… — Что наоборот? Отталкивал её с отвращением? — Глупости. Перестань меня прерывать. Там был Збышек с какой-то бабёнкой. Обращался к ней очень нежно. Я почувствовала себя глубоко взволнованной этим. — А что говорил! — Подожди, надо вспомнить. Говорил: «Котик, не беспокойся, я все улажу. Все будет хорошо, никто не узнает…» А потом ещё несколько раз повторил «любовь моя» с перерывами… — Любовь моя с перерывами? Что это значит? — Не любовь с перерывами, а делал перерывы. Между одной любовью и другой. Тихие, но совершенно однозначные. Ты что никогда в жизни не делала таких перерывов? — Что? А, конечно, делала… — Вот именно. Ты не представляешь, как я была удивлена. Збышек! Образец добродетели! И меня чертовски интересует, кто это был с ним. Сначала я решила, что это Моника, но, во-первых, никак не могла связать её с «котиком», а во-вторых, оказалось, что Моника все это время сидела у Витека в кабинете вместе с Ольгердом. Как ты думаешь, кто это был? Я ничего не сказала, потому что думать тут было не о чем. Я знала, кто это был, так же хорошо, как то, что Алиция подозревает меня. Я покачала головой. — Вопреки твоим предположениям, это была не я. Мои контакты со Збышеком в прошлом, впрочем, они никогда не доходили до стадии нежного шёпота. Во всяком случае, не на территории мастерской. Что ж, это очень интересное сообщение… — И что теперь? — спросила Алиция, потому что я долгое время молчала, стараясь привести мысли в порядок. Это не очень хорошо получалось, потому что царящая вокруг суматоха совершенно не способствовала мышлению. — Теперь буду говорить я, — решительно сказала я. — Ты слушай и в нужные моменты вмешивайся. Может, из этого что-то получится… Тебя ещё не допрашивали? — Нет. — Это хорошо. Меня уже, и я не могу отделаться от ощущения, что если бы немного подумала, то все уже знала бы. Такое мучительное ощущение!.. Послушай, они знают о нас невероятно много, значительно больше, чем мы сами. И события, которые происходят, прекрасно свидетельствуют об этом. Можно было бы допустить, что все мы закладываем друг друга, но кто-то же должен был начать первым. Первым допрашивали Януша, который ничего не знает о делах Данки, Каспера, Моники… Знал только обо мне, но поклялся, что ничего обо мне не говорил, и я ему верю. Следующей была я, и со всей решительностью утверждаю, что они оказались прекрасно информированы. Откуда?.. — Именно поэтому я не могу избавиться от идиотского ощущения, что они разговаривали с покойником, — недовольно сказала Алиция. — Я боюсь, что твоё ощущение не лишено оснований. Попробуй проанализировать, откуда оно берётся и когда впервые возникло. — С какого времени появилось ощущение? — Да. — По-моему, это все началось с Каспера… Я точно знаю, что Каспер в пьяном виде плакался в жилетку Столяреку относительно своих чувств к Монике. Мне он тоже плакался… — Подожди! — прервала я её. — Я уже нахожусь на финишной прямой! Кто больше всех знал о Данке? Ярек! Но Ярек пошёл на допрос только сейчас. Ты можешь подсчитать, сколько раз Ярек ходил выпивать вместе со Столяреком? — Я должна подсчитать?.. — забеспокоилась Алиция. — Нет, необязательно. Данка не сказала, Ярек не успел. Кто знал о моих финансовых махинациях с Тадеушем? Веслав, Януш и я. Ну и, конечно, Тадеуш. Януш ничего не сказал, я — тоже, Веслав не сказал… — Откуда ты знаешь, что Веслав?.. — В то время он ещё не разговаривал с ними… Тогда кто остаётся? Последний человек: покойник! Хорошо, хорошо, я знаю, что это нонсенс, но в этом что-то есть… Ну, теперь ты! — Подожди, — сказала Алиция, нахмурившись. — Действительно… Не нашли ли они, случайно, чего-то среди вещей Тадеуша? В эту минуту на меня, наконец, снизошло озарение, которое должно было бы снизойти уже давно. — Алиция, ты гений! — в восторге вскричала я. — Ты восьмое чудо света! — Что ты говоришь, — вежливо удивилась Алиция и вопросительно уставилась на меня. — У Тадеуша была записная книжка. Большая зелёная записная книжка, вся исписанная, прекрасно мне знакомая, потому что там, кроме всего прочего, записывались и наши с ним расчёты. К чему ещё могли относиться подслушанные мной слова: «нужно это подробно изучить…», если не к найденной милицией этой записной книжке?! — Ну хорошо, — с сомнением сказала Алиция. — Но он, наверное, не вёл в записной книжке дневника, касающегося дел сослуживцев? — Дай мне сосредоточиться, что-то у меня снова начинает вырисовываться. У меня появляются какие-то странные подозрения… Я немного поколебалась, потому что подозрения были не очень приятные, и продолжала: — Он знал о разных людях много компрометирующих сведений. Казик… этим объясняется все, что касается Казика… И эти крики Рышарда… Иначе, почему все одалживали ему деньги? Мы обе замерли, глядя друг на друга, потом Алиция громко и протяжно свистнула. — Я должна вернуть тебе твои слова, — сказала она. — Ты гений! * * * Вследствие длительных интенсивных размышлений ноги у нас окончательно одеревенели. После того как мы совершили под этим зеркалом ошеломляющие открытия, наше напряжение, видимо, ослабело, и теперь состояние наших ног значительно влияло на работу мыслей. — Это значит, что тот, который имел больше, имел больше, — сказала Алиция, безнадёжно оглядываясь вокруг. — Сядем где-нибудь, ради Бога! Я больше не могу. — Сядем, при условии, что сидя ты будешь продолжать рассуждать дальше, — категорически потребовала я, хотя сама чувствовала себя не лучше. — Сидя — все что угодно! — поклялась Алиция. — А пока я вообще перестаю понимать, что ты мне говоришь Поэтому я перестала говорить, но прежде чем мы расстались, в вестибюль влетела Иоанна. — Пану Влодеку плохо! — взволнованно закричала она. — Где пани Глебова? У неё есть валериановые капли! — Капли? — удивилась Алиция. — Зачем? На него прекрасно действует вода из-под цветов. Известие о плохом самочувствии Влодека неожиданно привело к тому, что я снова ощутила бодрость, как в ногах, так и в голове. На фоне всего, что я знала и о чем сумела догадаться, его обмороки представлялись мне верхом омерзения. Гневно бурча себе под нос, я понеслась в комнату санитарников, а Алиция, после короткого колебания, понеслась за мной. Влодек сидел на стуле, опершись о стену, ещё более зелёный, чем раньше. Остальные присутствующие были явно взволнованы, а Анджей с философским спокойствием обмахивал его эскизом благоустройства территории. Взглянув на эскиз и обнаружив, что это мой посёлок, я вырвала его у него из рук и, как фурия, повернулась к изнемогающей жертве. — Теперь ты падаешь в обмороки? — ядовито спросила я. — А рассказывать сказки о блондинке из «Монополя» у тебя были силы? Приди в себя, размазня, иначе, клянусь Богом, я тресну тебя по твоей бессмысленной физиономии! Иоанна испуганно вскрикнула, а Влодек неожиданно открыл глаза. — Оставь меня в покое, ведьма, — слабо прошептал он. — Чего тебе надо? — Ты с покойником ходил выпивать? — Ходил, ну и что? Нельзя пойти выпить? Когда я с ним ходил, он был ещё живой! — Ты рассказывал ему о своих успехах с блондинкой из «Монополя», с брюнеткой из Елени Гуры, с рыжей из Залесья, с этой Маниллой, или как её там, из Закопане?! — С Мануэлой! — закричал Влодек, внезапно вновь обретая силы к удивлению присутствующих. — Отстань от меня! Какое тебе дело до этого? Я проигнорировала его слова и повернулась к Алиции, которая сразу, как только вошла в комнату, поспешно уселась на ближайший стул. — Видишь? — сказала я с горечью. — Я говорила? Алиция без слов кивнула головой. Все соответствовало нашим предположениям. Влодек, единственный проектировщик-электрик нашей мастерской, ездил во все командировки с проектировщиками других отделов. В командировках они поверяли друг другу неисчислимое количество своих тайн различного характера. Все эти признания Влодек потом пересказывал под влиянием алкоголя Тадеушу, причём, вследствие своего комплекса неполноценности по отношению к прекрасному полу, все контакты его коллег с представительницами упомянутого пола в разных местах Польши в его мозгу подвергались какому-то странному превращению, и он рассказывал о них, как о своих собственных успехах. Тадеуш его хорошо знал и, заведя разговор на эту тему, мог вытянуть из него любую информацию, которая ему была нужна. Влодек был источником сведений о Казике, Стефане и ещё о нескольких особах, источником, из которого обильно пополнялась зелёная записная книжка Тадеуша. И теперь он устроил это представление вовсе не из боязни за тех, преданных, а опасаясь за себя. Сгоряча он наболтал Тадеушу разные глупости относительно одной женщины, которая действительно питала к нему симпатию, введённая в заблуждение благородным выражением его прекрасных, невинных голубых глаз. Эта симпатия была для него источником постоянных сомнений. С одной стороны, он просто лопался от гордости, а с другой — зеленел от опасения, терзаемый паническим страхом перед женой. Кто-нибудь, не знающий истинного положения вещей, действительно мог заподозрить его в убийстве Тадеуша, человека, который угрожал, что расскажет жене его тайны. В этой последней мысли меня утвердил Анджей. — Вы знаете, о чем они меня спрашивали? — сказал он, с нарастающим интересом приглядываясь к зеленому Влодеку. — Откуда я могу знать? — Правда ли, что Тадеуш поругался с Влодеком несколько дней назад, когда сказал, что — ха-ха-ха — он все расскажет жене! — Пан Анджей, и вы уже начинаете говорить бестолково? Кто сказал, какой жене? — Тадеуш. Жене Влодека. О каком-то свидании с женщиной в сумерках. — А это действительно было? Они ругались? — Ещё как! Но я сказал, что не очень помню, потому что так глупо вышло… Влодек отказался тогда поставить пол-литра. Нет, этого уж покойник записать не мог! — Кто мог им об этом сказать? — спросила я, невольно глядя на Алицию, которая безнадёжно пожала плечами. — Я, — внезапно решительно и вызывающе заявила Иоанна. — Когда меня спрашивают, я всегда говорю правду. Мне нечего скрывать. Они спросили меня, ссорился ли с кем-нибудь Столярек, и я ответила. Они так скандалили, что во всем бюро было слышно! Все замолчали, с удивлением и ужасом уставившись на непоколебимую духом Иоанну. Даже Влодек, который перед этим сорвался со стула и, ломая руки, бегал по комнате, остановился и вытаращил на неё глаза. — И всегда буду говорить правду! — заявила Иоанна с ещё большей решительностью, прерывая тем самым установившуюся тишину и вызывая живую и различную реакцию. — Что делать, Боже мой, что делать! — стонал Влодек, снова позеленевший. — Пойди и повесься! — гневно и ядовито посоветовала ему я. — Заложил половину мастерской, а теперь стонешь перед лицом пожизненного заключения. Но не беспокойся, ты убил его в состоянии аффекта, много тебе не дадут… — На места!!! — внезапно заорал Януш, просовывая в дверь голову. Этот акустический удар прервал драматическую сцену. — Чего ты орёшь? — недовольно спросил Анджей. — Здесь все нервные… — На какие места? — заинтересовалась Алиция. — На рабочие! Все на места работы! Распоряжение народной власти. Быстро расходитесь! Ирена, домой! То есть, я хотел сказать, в отдел! Прежде чем идти к себе, я заглянула к Монике. Она сидела в своей комнате, глядя в окно, и курила совершенно так же, как перед этим Каспер. Обернувшись, она посмотрела на меня. — Выйди отсюда, — сказала она ледяным голосом, — выйди отсюда, потому что я сейчас кого-нибудь убью. Мне не хочется, чтобы это была ты. Я подумала, что тогда это будет, по всей вероятности, Ольгерд, который тоже должен вернуться на своё место рядом с Моникой. Не говоря ни слова, я вышла, полностью понимая её чувства, и выполнила распоряжение властей, так оглушительно переданное через Януша. Я намеревалась наконец немного спокойно подумать. Конференция под зеркалом принесла свои плоды. Мы обе, я и Алиция, общими усилиями добились великолепных результатов. Так удачно сложилось, что под углом зрения наших более или менее тесных приятельских отношений мастерская делилась для нас на три части. Одна из этих частей была больше знакома Алиции, другая — мне, а третья нам обеим знакома мало. Об этой третьей части нам было известно немного, но все же вполне достаточно для того, чтобы вычислить все, что нам необходимо. В свете наших размышлений личность светлой памяти покойного начинала выглядеть довольно неприглядно. Кто знает, может быть, даже хуже, чем личность неизвестного нам ныне здравствующего его убийцы… И как бы мы ни хотели следовать принципу «о мёртвых или хорошо или ничего», определённых вещей скрыть не удалось. Нами было неопровержимо установлено, что Тадеуш был прекрасно информирован о всех действиях большинства сослуживцев. Он знал о мелких неприятностях Казика. Время от времени случалось, что на пути к повышению жизненного уровня Казик встречал различные препятствия, которые умел с большим талантом обходить. При этом он, разумеется, был далёк от скамьи подсудимых, но зато очень близок к утрате безупречной репутации, которая ему как судебному эксперту была необходима. Он знал также о безнадёжной любви Каспера к Монике и знал, как относится жена Каспера к этому неуместному чувству. Недовольная супруга угрожала Касперу разделом имущества, большей частью принадлежавшего ей, если он немедленно не отцепится от этой гетеры. Каспер поклялся, что отцепится, но на следующий же день эту клятву нарушил. Он знал о связях одержимого мыслью о выезде Рышарда с Полсервисом. Знал также, что именно Рышард однажды сделал несколько нетактичных замечаний в адрес какого-то высокопоставленного лица и что эти несколько замечаний произвели в Полсервисе огромное замешательство. Если бы поступок Рышарда стал известен, он мог бы навсегда проститься с мыслью о выезде. Он также знал, вероятно, множество личных дел Моники, Данки, Кайтека, Стефана и других, не говоря уже о моих. Знал все наши внутренние служебные махинации, направленные прямо против Витека и Ольгерда. И несомненно, располагал массой разных других сведений, которые просто не пришли нам в голову и до которых мы не успели додуматься. Ясно было только одно: каждая из этих информаций могла кому-то повредить. Другой стороной медали являлись долги Тадеуша. Всем людям, о которых он так много знал, Тадеуш был должен деньги, которых не отдавал, и его долги росли. Почему, несмотря на это, ему продолжали одалживать? Объяснение было только одно, и обосновывалось оно теми сведениями, которые имелись у нас о двух третях персонала. Отдавая себе отчёт в его осведомлённости, правонарушители предпочитали, на всякий случай, поддерживать с ним хорошие отношения и питали глупую надежду, что, быть может, это самые обычные займы, которые Тадеуш когда-нибудь отдаст… В конце нашей беседы под зеркалом мы приобрели неоспоримую уверенность: Тадеуша убил кто-то, кому обширные познания покойного грозили самой большой опасностью! Следующим ходом, который мы намеревались совершить, должно было стать дипломатичное расспрашивание сослуживцев и поиск, на основании полученных данных, того, кто мог это сделать. О ком Тадеуш знал что-то настолько плохое? Что кто-то из них совершил такое, о чем мы ещё не знаем, но что для него является делом жизни и смерти, требующим обязательного сохранения тайны? И чем больше у кого-то было на совести, тем больше он имел поводов для убийства. Именно это имела в виду Алиция, сделав своё странное замечание в ту минуту, когда у нас окончательно задеревенели ноги. С большим неудовольствием и лёгким сожалением я думала о том, что прошло уже прекрасное время средневековья, когда непрестанно кого-то отравляли, потому что этот «кто-то» слишком много знал, когда все поступки были окутаны мрачными тайнами, когда в различных местах находили закованные в цепи скелеты и на каждом шагу можно было встретить замаскированного типа со стилетом. Прошло время замурованных в башнях вероломных жён и умерщвлённых под покровом ночи незаконнорождённых детей. Куда нам теперь в наше прозаичное время до их мрачного романтизма?! Кто из государственных служащих хранит в сердце подобные смертоносные тайны? Ерунда!.. И однако Тадеуш погиб… Я знаю достаточно много обо всех этих людях. Тадеуш, несомненно, знал больше. Поэтому нужно установить, на основании полученных сведений, кому и чем грозила чрезмерная реклама. Кому, каким образом и в какой степени она могла навредить?.. Атмосфера в бюро не способствовала мышлению. Постоянно что-то где-то происходило, на все нужно было обратить внимание, и теперь снова готовилось что-то интересное. — Что случилось? — спросила я, усаживаясь за стол и чувствуя нечто вроде благодарности милиции за то, что она наконец заставила меня сделать это. — Для чего нам велели вернуться на места? — Не знаю, наверное что-то придумали, — ответил Януш, занятый Лешеком, который как раз вернулся из города с покупками. Мы сделали быстрые финансовые расчёты, и Лешек разложил свою пищу на столе отсутствующего Витольда. Он купил себе ужасающей величины копчёную рыбу, очень толстую, и теперь с удивлением её рассматривал. — Как вы думаете, что это такое? Не треска и не камбала… — Пластуга, — авторитетно заявил Януш. — Ты что? Пластуга и камбала — это одно и то же. Хочешь кусочек? — Совершенно не одно и то же. Хочу, дай мне сюда, на хлеб… — Так и будем есть всухомятку? — с неудовольствием спросила я. — Что, чая тоже нельзя сделать? — О чае ничего не говорили, велели сидеть… Весек, ничего рыба, попробуй! Лешеку этой рыбы могло хватить на неделю, поэтому он охотно делился ею, рассказывая при этом о своём походе в магазин под конвоем, которым он страшно гордился. — За всю жизнь я ещё не удостаивался такой чести. Говорю вам, все люди на меня пялились, а он с меня глаз не спускал. С сегодняшнего дня хожу в магазин только в связи с убийством!.. Веслав с булкой в руке протиснулся на балкон. Стол Витольда стоял так, что балконную дверь нельзя было широко открыть, и поэтому возможность проникнуть в неё была только у худых людей. В комнату вошёл Витек. Он подошёл к столу Януша, задумчиво посмотрел на него и начал что-то говорить. Януш перестал жевать, чтобы не заглушать его, потому что Витек имел странную склонность говорить шёпотом, а в состоянии волнения говорил ещё тише, чем обычно. Януш слушал с таким напряжением, что даже старался не моргать глазами. Жизнерадостный Лешек, переполненный свежими впечатлениями, подвинул в сторону Витека бумагу с рыбой. — Пан инженер, отличная рыба, угощайтесь, пожалуйста. Прошу вас, тут есть кусочек булки. Витек обернулся и посмотрел на рыбу, пытаясь скрыть отвращение. — Прошу вас, — поощрял его Лешек. — Нет, благодарю вас, — ответил Витек усталым голосом. — Я, знаете ли, вообще считаю принятие пищи делом интимным. Всегда стараюсь поесть как-то украдкой, чтобы никто меня не видел. Лешек остановился в своём порыве хлебосольства и смотрел на него несколько сбитый с толку. — Да, конечно, — неуверенно сказал он. — Действительно, я тоже так считаю. Даже пробовал есть в туалете, но это не очень удобно… Витек хотел ещё что-то сказать, но раздумал, махнул рукой и вышел с демонстративной надменностью. Веслав протиснулся обратно с балкона с выражением безграничного удивления на лице. — Что он сказал? — неуверенно спросил он. — Витек ест задом??? [игра слов по-польски — tylkiem — задом, chylkiem — украдкой] — Да не задом, а тайком, — поправил его Лешек. — Слышал же: в туалете, под столом, в шкафу, по-разному, чтобы люди его не видели… — Не слышали, что он мне сказал? — спросил Януш, глядя на нас с наморщенными бровями. — Он что-то говорил мне и, по-моему, хотел, чтобы я что-то сделал, но что, хоть убейте, не знаю! Клянусь богом, ничего не понял. — Что ты говоришь? — утешил его Лешек. — Ты тоже? Слава богу! Потому что я уже думал, что я какой-то недоразвитый или что-то в этом роде. Когда он со мной разговаривает, то каждое слово в отдельности я понимаю, а смысла сказанного уловить не могу. А если бы вы знали, как стараюсь! Януш хмуро кивнул головой. — В этом что-то есть. Он действительно говорит так, как будто хочет, чтобы его случайно кто-нибудь не понял. И с ним становится все хуже, это, видимо, его холостяцкое положение так на него влияет. Ирена, для тебя боевое задание: уговори его, чтобы он женился. — Спешу и падаю! Ни одной девушке на свете я не желаю такого зла, как подобный муж. — Ну что вы говорите, парень хоть куда, — запротестовал Лешек. — Господи, кость!.. Будь я женщиной, сам бы за него вышел! Подумаешь, волос немного недостаёт! — В красоте я ему не отказываю, он даже ещё лучше, чем кажется. Вы когда-нибудь видели его без одежды? — А вы видели? — заинтересовался Лешек так внезапно, что чуть не подавился кусочком рыбы. — Видела. На Висле, на яхте и в бассейне. Если бы у него был такой характер, как фигура, я бы ему собственноручно туфли чистила. — А если бы имел такую фигуру, как характер? — Тогда бы его показывали за деньги в клетке как неизвестное науке существо… — Дай мне ещё кусочек, — попросил Веслав, подсовывая Лешеку кусок булки. Послушные распоряжению властей, мы сидели на местах, используя это время на подкрепление и сетования по поводу отсутствия чая. Интерес к действиям милиции, временно приглушённый голодом, постепенно возрастал. Капитан, вторгшийся в комнату вместе с милиционером в мундире, сконцентрировал на себе наше внимание. Мы с интересом к ним приглядывались а они, оглядевшись к нашему неописуемому удивлению и живой радости, начали роскошный, подробный и дотошный обыск. Начали от первого шкафа с чертежами, отказавшись принять предложенную нами помощь, в связи с чем их работа возросла до размеров геркулесовых подвигов. В каждом из плоских ящиков находилось по крайней мере больше десятка плотно свёрнутых рулонов длиной около метра. В каждом рулоне было больше десятка рисунков разных форматов, неоднократно надорванных, с которыми нужно было обходиться крайне деликатно, потому что они, как-никак, представляли собой служебные документы. И при осмотре каждого кто-нибудь из нас издавал нервный крик: — Осторожно!.. Для сержанта, помогающего капитану в этой гигантской работе, это было явно божье наказанье. Он свёртывал и развёртывал, руки у него дрожали, листки выпадали, свёртывались криво, и в конце концов нервы у него не выдержали. — Гражданин капитан, — расстроенно сказал он, вытирая пот с лица, — может быть… Капитан, видимо, почувствовал прилив милосердия или, быть может, пришёл к выводу, что сержант, оставленный на произвол судьбы, не окончит этой работы до судного дня, потому что посмотрел на нас. Я немедленно этим воспользовалась. — Независимо от того, что вы ищете, территория, остающаяся за вами, уже не представляет опасности, правда? Так, может быть, вы будете искать, что вам надо, а мы будем сворачивать, потому что у нас это лучше получается. После короткого колебания капитан принял предложение о сотрудничестве, но эта милость была оказана только Веславу и мне. Очевидно, потому, что мы сидели ближе всех, и к тому же он, видимо, не хотел, чтобы на подозрительной территории болталось слишком много людей. Но и к нам он относился явно недоверчиво, потому что ни на минуту не спускал с нас глаз. Он действовал на ощупь, шаря вслепую в распотрошённом ящике, из чего мы сделали вывод, что разыскиваемый предмет должен быть довольно большим. Закончив с внутренностью шкафов, они решили заняться их верхней частью. Нам самим было страшно интересно, что они там найдут, потому что верх шкафов издавна служил нам как склад всевозможных отбросов. Сержант начал с того, что легкомысленно потянул за какой-то выступающий предмет, и прежде чем мы успели крикнуть: «Осторожно!», ему на голову слетел старый макет из гипса, войлока и реечек, а за ним целая куча калек неиспользованного проекта. Капитан с непроницаемым выражением лица влез на стул, потом на один из ящиков и начал шарить наверху собственноручно. Результатом этого явилось только то, что рукава его пиджака, когда он слез со стула, выглядели так, как будто он протирал ими сильно загрязнённый пол. Поиски велись методично. Покончив со шкафами, они приступили к нашим столам, стоявшим поблизости. — Откройте, пожалуйста, ящики, — сказал мне капитан. Я сделала это с радостью, хорошо зная, что ящики — ещё не все, потому что у меня под столом были приколоты большие листы бумаги, также наполненные чем попало. С большим удовольствием я предоставила им возможность заниматься этой кучей мусора. И тут, наконец, они что-то нашли. Не обратив никакого внимания на такие необычные вещи, как старая цепь от лампы, пробки от бутылок и карты для игры в «кабалу», они с огромным интересом вытянули очень грязную тряпку для вытирания туши и смятый клочок туалетной бумаги. Все это они спрятали в конверт, помеченный таинственной подписью. Затем они отправились к столу Лешека, который все это время сидел над своей рыбой. — Чей это стол? — Мой, — ответил Лешек и поспешно подошёл к ним. — Вам он нужен? Прошу вас… Он открыл ящики, и на непроницаемом до сих пор лице капитана появилось какое-то странное выражение. Содержимое верхнего ящика было совершенно неожиданным. По всему дну было размазано старое прогорклое масло, на котором валялись остатки засохшей колбасы, куски надкусанных булок и хлебных корок, бумажки от плавленых сырков и ещё некоторые не подлежащие точному определению остатки продовольственных продуктов. И среди этой свалки беззаботно каталась банка из-под горчицы. Лешек стоял, задумчиво глядя на это, и наконец почувствовал, что должен дать какие-то объяснения. — Запасы, — вдохновенным голосом сказал он. — На чёрный день. Перед первым числом ощущаем иногда определённые нехватки… Капитан посмотрел на него с интересом и двинулся дальше. У Веслава они забрали кусочек старого носка, совершенно твёрдый от туши, а у Януша — воротничок от рубашки Казика, который своим гардеробом обслуживал всю мастерскую. Когда из ящика Витольда они вытянули манжету и также спрятали в конверт, я не выдержала и выразила протест: — Панове, вы нас погубите! Ведь это наши орудия труда! Чем мы будем чистить перья? — Все будет возвращено вам обратно, — холодно ответил капитан. Они прочесали комнату, заглянув даже в радиоприёмник, раскрошили на кусочки большой шар из пластилина, служивший Веславу материалом для макета, осмотрели содержимое корзины для мусора и наконец вышли на балкон. До сих пор мы сидели спокойно, молча и с интересом наблюдали за их действиями, но теперь Веслав внезапно оживился. — Слушайте! — возбуждённо вскричал он. — Они откроют наш вазон! Это надо увидеть! — Действительно!.. О, господи!.. Мы поспешно сорвались с мест и ринулись в направлении балкона. Отпихивая друг друга, мы высунули головы наружу и вытаращили глаза. На балконе стоял кустарной работы вазон ужасающих размеров, который служил нам в некотором роде полигоном для необычного химического эксперимента. В течение нескольких месяцев мы выбрасывали туда разные вещи, с интересом ожидая, что из этого получится и старательно прикрывая произведение искусства хорошо подогнанным куском древесностружечной плиты. Внутри вазона было все что угодно: вода от цветов, молоко, огрызки от яблок, сгнившие помидоры, окурки сигарет, остатки различных продовольственных продуктов, представленных в более широком ассортименте, нежели в ящике Лешека, кофейная гуща, кусочки войлока, немного кислой капусты и масса других вещей. Веслав как-то принёс специально для вазона состряпанный картофель, а Витольд, заражённый нашим безумием, пожертвовал горох, приготовленный для рыбной ловли. Я сама, не в состоянии придумать ничего худшего, выбросила туда сырые свиные кости. Кроме того, каждый многократно туда наплевал. Все это мы делали с надеждой, что по истечении определённого срока в вазоне возникнет какая-то взрывоопасная смесь, которая, быть может, даже когда-нибудь взорвётся. В случае неполучения ожидаемого эффекта мы собирались как-нибудь использовать содержимое кустарного изделия, не задумываясь пока о каком-то конкретном плане. Во всяком случае, мы были настроены на нечто мощное, ибо не вызывало сомнений, что от этой адской смеси, выставленной несколько месяцев назад на солнце, шёл ужасный запах. Уже в течение нескольких недель никто из нас не отваживался поднять крышку. С безумным интересом наблюдали мы теперь, как милиционер протягивал руку к древесностружечной плите. — Осторожно! — помимо воли крикнул Лешек. Милиционер остановился и недоверчиво посмотрел на нас. — Почему?.. — Нет, ничего, не обращайте внимания, — сказал Януш. — Коллега немного нервный. — Ну! — нетерпеливо подгонял Веслав. Милиционер поколебался, посмотрел на непреклонного капитана, поднял крышку, заглянул внутрь, воткнул палку и помешал. Ничего более замечательного мы не могли себе вообразить! Взрыва, правда, не произошло, но эффект был и так впечатляющий. В вазоне вскипела и перелилась через край пенистая, жутко смердящая жидкость, из которой вылетела огромная туча мушек. Страшная вонь достигла даже нас, не говоря уж о несчастном милиционере, который отпрянул назад с криком: «Господи!», после чего, заткнув себе нос, твёрдо продолжал мешать дальше. Капитан наблюдал за этим, предусмотрительно стоя в отдалении. — Это нужно вылить, — решительно сказал он. — Куда?! — Куда-нибудь в помойную яму. Ничего не поделаешь, беритесь. — Может, его хотя бы прикрыть… С трудом приподняв упомянутое изделие, они начали пропихиваться через дверь. Полные нехороших предчувствий, мы кинулись на свои места. В дверях было слишком тесно даже для одного человека, не говоря уж о человеке, обременённом хрупкой и непомерной тяжестью. Сержант протиснулся первым, капитан поддерживал вазон со стороны балкона; сержант, споткнувшийся о доску Витольда, постарался схватить вазон в объятия и прижать к себе, но при этом он зацепился за дверную ручку, и вазон вырвался у него из рук в тот момент, когда капитан перестал его поддерживать, собираясь протиснуться через дверь сам. Вазон разбился вдребезги, и по комнате разлилась пенистая, жутко смердящая жидкость! Действительно, нашли место, чтобы её выпить… Все, что мы бросали туда с самого начала, превратилось в одну гнилостную массу. Первоначальные формы сохраняли только свиные кости, банка из-под краски и ключ, который выпал из вазона, отскочил и валялся поодаль. Наша радость, несмотря на ужасную вонь, не имела границ, особенно потому, что капитан окриком запретил нам двигаться с места. Итак, мы бездельничали и с удовлетворением наблюдали, как при помощи ещё одного милиционера они собирали все это в пластиковое полотнище и даже вытерли пол, старательно заглядывая во все углы, не затерялось ли что-нибудь там. Пани Глебова, без сомнения, была куда менее старательна. Наконец они удалились вместе со своим драгоценным грузом, оставив нас в полном восторге. Вазон не обманул наших ожиданий! — Но все-таки не взорвалось, — с сожалением сказал Лешек. — Не надо желать слишком много, — ответил Януш. — И так вышло неплохо. — Слушайте, а что они искали? Как вы думаете? — спросила я, стараясь не дышать, потому что в комнате все ещё висело облако кошмарного аромата. — Ты же видела, нижнее бельё Казика. По-видимому, он самый подозрительный, и они собирают его имущество. — Во всем бюро ищут, — сказал Лешек, выглянув за дверь. — Обыск по всем правилам. Интересно, что им нужно? Следственные власти переворачивали мастерскую вверх ногами в поисках таинственного предмета, старательно отбирая все найденные тряпки и лоскуты. Я сидела за столом, курила и ничего не делала, потому что никакая работа в голову не шла. Передо мной лежал листок бумаги, на который я выписала для себя все сведения о сослуживцах, какие мне до сих пор удалось получить. Вглядываясь в этот список, я пыталась сделать какие-нибудь сенсационные выводы. Тадеуш нас шантажировал, это не подлежало сомнению. Всех? Видимо, да… Только два человека, по всей вероятности, жили спокойно: Алиция и Витольд. Все остальные были под подозрением. Больше всего я знала о Каспере и Монике, которые, впрочем, надо признать, выглядели хуже остальных. Жизненная ситуация Моники была невероятно сложной. Как женщина, полная бодрости и огня, она недавно завязала романтические отношения с молодым и весьма привлекательным представителем одного из инвесторов, но уже вскоре усиленно старалась разорвать эти отношения, потому что перед ней появилась перспектива брака по расчёту с человеком, располагающим огромными денем и, но придерживающимся строгих моральных принципов. Влюблённый молодой человек не слишком хотел отступать с поля боя, и избавиться от него было довольно трудно. Известие об этом неоконченном романе могло окончательно сразить добродетельного жениха, а Моника стремилась хоть как-то стабилизировать свою жизнь под боком состоятельного мужа. Вопрос, что из всего этого было известно Столяреку? Каспер, упорно обожающий своё божество, был замешан во все эти истории. Если Тадеуш шантажировал даму его сердца делая невозможной реализацию её наиглавнейших планов, то Каспер вполне мог прикончить его в состоянии сильного аффекта. Не говоря уж о том, что тот шантажировал и его самого… Я задумчиво вглядывалась в свой список жизненных ошибок сослуживцев. Были там разные события, о которых, по моему мнению, кроме заинтересованных лиц знала только я. Знал ли о них Тадеуш? И знали ли они о том, что он знал? Я не имела ни малейшего понятия о-его контактах с несколькими людьми: с Витеком, с Веславом, со Збышеком, с Ядвигой… Разумеется, больше всех меня интересовал Збышек… Я сидела в комнате одна, потому что эти трое куда-то исчезли. Вдруг, как по специальному заказу, вошёл Стефан, человек, знавший Збышека ближе всех из всей мастерской. Я решила немедленно этим воспользоваться. — Чтоб вам пусто было, пани, за вашу выдумку с Тадеушем, — с горечью сказал он. — Не нашли кого-нибудь другого для этой цели? И что мне теперь делать? Придётся продавать машину… — Успокойтесь, пан Стефан, садитесь, пожалуйста, закуривайте и скажите мне, зачем вы одолжили ему эти деньги. Стефан придвинул стул, порылся в карманах в поисках спичек и, бормоча себе под нос, закурил. Потом посмотрел на меня с отвращением. — Для чего одолжил? Для того, чтобы спокойно жить! Вы знаете, что было бы, если бы он рассказал моей старухе об этой холерной Весе? Она бы отравила мне остаток жизни! А я старый человек, меня мучает печень, я хочу покоя! Это был худший мерзавец, которого носила земля! Вы думаете, что он только ко мне цеплялся? А Влодек, а Каспер, а Кайтек, это что? А Збышек?.. Меня аж подбросило на стуле. — Как это? — вскричала я. — Збышек тоже?! — Конечно! Меня сразу охватило ужасное волнение. До сих пор во мне теплилась робкая надежда, что Збышек к этому непричастен. — А Збышек чем? Вы не знаете? — напряжённо спросила я. — Понятия не имею, — ответил Стефан, не замечая впечатления, которое произвели на меня его слова. — Вы же знаете Збышека, он ничего не скажет. Только раз вырвалось, что у него какие-то неприятности и что речь идёт не о нем самом. Черт возьми! Больше он мог ничего не говорить, мне было достаточно этого. О старательно скрываемом романе Збышека я знала, пожалуй, так же хорошо, как и сам Збышек. Оправдались мои самые худшие предчувствия, и мне стало ужасно тяжело и грустно… Мои печальные размышления прервала народная власть, решительно настаивающая на беседе со мной. Я прошла через мастерскую, в которой царила абсолютная анархия. В конференц-зале и в кабинете до сих пор продолжались допросы. В углу под зеркалом интенсивно спорили Витек и Казик. В центральной комнате Алиция, Анджей, Марек и Януш играли в бридж. Рышард спал твердокаменным сном, Анка хмуро всматривалась в какую-то книжку, а в санитарном отделе Лешек, Ярек и Кайтек играли в спички. У дверей конференц-зала на стуле сидел милиционер, и это произвело на меня чрезвычайно интригующее впечатление. Трое мужчин в кабинете выглядели как охотники на тропе. Атмосфера била накалённой, накурено было, как на железнодорожном вокзале, глаза у прокурора горели, вследствие чего он выглядел ещё красивее. — Снова возвращаемся к автору представления, — сказал сварливо капитан. — Надеюсь, что вы уделите нам немного информации. — Вполне возможно, — ответила я. — Я также надеюсь получить от вас кое-какие сведения, потому что меня как автора, несомненно, интересует окончание пьесы. — Я уверен, что не больше, чем нас… Но прежде чем мы начнём, не будете ли вы так любезны ответить мне на один вопрос? Личный. Что было в этом котле на вашем балконе? Я исчерпывающе ответила на его вопрос, капитан слушал с выражением лёгкого отвращения на лице. Я уже достигла достаточной степени обалдения и, видимо, поэтому внезапно отказалась от ранее принятых намерений, махнув рукой на собственную безопасность. То, что мои безвинные сослуживцы оказались из-за меня замешаны в глупое преступление, для меня было гораздо важнее, а впрочем, я пришла к выводу, что, принимая во внимание отсутствие у меня судимости и безупречный образ жизни, большого срока мне не дадут. — Сейчас, — прервала я капитана, который что-то говорил. — Я хотела бы сначала объяснить одну вещь. — Пожалуйста… — Панове, — чарующе произнесла я, — сначала я хочу вам сказать, что я в вас верю. Ведь в то решающее время я не трогалась с места, что вы, несомненно, уже знаете. Следовательно, знаете, что это не я прикончила Столярека. Вы, конечно, можете подозревать, что у меня был сообщник, что преступление было мной обдумано, запланировано и так далее, но ведь это ерунда. В таком случае я не болтала бы об этом по всей мастерской. Но это ещё не все. Я могу вам доказать мою невиновность, но сначала хотела бы заключить с вами уговор… Я заколебалась быстро подумав, что сначала все-таки должна доказать свою невиновность. Я закрыла глаза и головой вперёд ринулась в пропасть. Короче говоря, я объяснила им причины, по которым предпочитала, чтобы Тадеуш Столярек жил долго и счастливо. Призналась, что совместно с покойным в ущерб бюро провернула одну махинацию по продаже в рассрочку, заключающуюся в том, что никто из нас ничего не купил, а, наоборот, я взяла наличные. То есть должна была взять наличные… После этой махинации покойник остался должен мне пять с половиной тысяч злотых, на которых с минуты его смерти я могу поставить крест. Я должна быть поистине не в своём уме, чтобы в этой ситуации его убивать. — А как вы это сделали? — с интересом спросили следственные власти. — Не знаю. У Тадеуша был знакомый директор магазина, и всю эту сложную операцию он провёл самостоятельно. — А зачем вы ему одолжили деньги? — Потому что у меня не было другого выхода. Так сказать, нож на горле и никакой иной возможности раздобыть деньги. Тадеуш занялся этим делом с большой радостью, рассчитывая на то, что сможет одолжить у меня. Правда, он собирался одолжить только полторы тысячи, а не пять с половиной. Короче говоря, я осталась с носом. — Хорошо, но почему вы, имея у горла нож, согласились одолжить ему на четыре тысячи больше? — А что я могла сделать? Он сделал мне одолжение, причём довольно рискованное. Процентов бы с меня не взял, пить водку я бы с ним не пошла, как иначе могла бы его отблагодарить?! Это была единственная возможность. — Ну, я думаю, при желании можно было бы найти ещё что-нибудь, — злорадно сказал прокурор. — Несомненно, — немедленно ответила я. — Но в этом случае я бы предпочла, чтобы на месте Тадеуша были, например, вы… Капитана внезапно охватил приступ кашля, а в голубых глазах прокурора снова появился знакомый блеск. — Я постараюсь не забыть ваши слова… — Теперь вернёмся к теме нашего разговора, панове, мне хотелось бы сделать вам одно предложение. Я хотела бы, чтобы вы решились оказать мне чуточку доверия, потому что я могу вам пригодиться. Есть множество таких вещей, которых вы никогда не узнаете путём обычного следствия. Если вы будете относиться ко мне, как к подозреваемой, то я к вам буду относиться, как к врагам, а если наоборот, тогда все будет в порядке. Сотрудничество даст гораздо больше, чем война, а вы даже понятия не имеете, как я хочу обнаружить убийцу. У меня на это есть свои причины… Окончив свою речь, я ждала результатов. По разным причинам мне очень хотелось принять участие в расследовании. Трое мужчин посмотрели на меня, и капитан кивнул головой. — Хорошо. Вы правы. Несколько человек можно исключить, потому что чудес, конечно, не бывает. Убийство должно было занять у преступника какое-то время. Будем сотрудничать с вами на основе доверия. — Слава Богу! — с глубоким облегчением сказала я. — Спрашивайте. — Прежде чем мы приступим к обстоятельному разговору, нужно уладить ещё одно дело. Мы вас вызовем в третий раз, а пока покажите, пожалуйста, нам свой носовой платок. — Носовой платок? — удивилась я. — Господи, но у меня нет никакого платка. — Как это нет? Ни одного? — Ни одного. Я постоянно забываю о нем, и сегодня тоже забила. Если вам очень нужно, то могу принести из дома. — Нет, спасибо. Вы совершенно уверены, что у вас его нет? — Даю вам слово. Я вполне обхожусь без него. — А что вы делаете, когда у вас насморк? — неодобрительно спросил прокурор. — Или когда плачете? — Не помню, когда у меня в последний раз был насморк, может быть, лет десять назад, а плакать — я вообще не плачу. Женщины обычно плачут из-за любимого человека, а у меня его нет. — А что вы с ним сделали? — Это служебный или личный вопрос? — Нет, прошу прощения. Это личный вопрос, и я снимаю его. — Нет, почему же? Я могу вам ответить, хотя это не имеет никакого значения. Он меня бросил. — Значит, у вас нет носового платка, — прервал меня капитан очень деловым тоном. — Жаль. Тогда пока пройдите туда… Ужасно заинтригованная, я прошла в конференц-зал, где уже сидели Веслав и Анджей. — Веслав, что это? — воскликнула я. — Вас тоже спрашивали о носовых платках? — У меня было два, и оба я должен был им отдать, — философски заметил Анджей. — А мой был страшно грязный, потому что я чистил им сегодня туфли, — признался Веслав. — Наверное, это какая-то мания на почве тряпок. Все наши халаты тоже забрали. Следующей в зал вошла Алиция, сразу после неё Марек и Януш, вся четвёрка бриджистов была в сборе. — Не могли взять карт? — спросила Алиция с укором. — Как это не могли?! Разумеется, они здесь! Подожди, в этом кармане твои, а здесь Анджея. Повторить торговлю, кто заказал козыри?.. Не принимая близко к сердцу утрату носовых платков, они уселись около маленького столика, с которого сняли телефон, и вернулись к игре. Эта удивительная беззаботность персонала, наступившая так быстро после происшедшего преступления, в помещении, где ещё совсем недавно лежал покойник, происходила вовсе не от жестокости наших сердец, а просто от атмосферы, царящей в нашей мастерской. Если бы что-либо подобное произошло с кем-то из нас индивидуально, в каком-то другом окружении, мы наверное долго не могли бы прийти в себя. А здесь, среди приятелей, в месте, где много раз падали на нас разные удары судьбы, было легче смириться с происшедшим, особенно потому, что Столярек был только сослуживец, — и то из тех, кто работал у нас недавно. Тот шок, который мы ощутили вначале, был вызван скорее точным соответствием событий моим ужасным фантазиям, нежели фактом как таковым. В последнее время у нас произошло много несчастий как в личном, так и в служебном плане. Казик и Стефан провели несколько месяцев в больнице после автомобильной аварии, сына Збышека с трудом вернули к жизни после несчастного случая, умерла от тяжёлой болезни мать Алиции, дочери Стефана грозил паралич ног в связи с травмой позвоночника, я сама чудом не рассталась с жизнью, попав в аварию… Менее значительные происшествия трудно было вспомнить. И в довершение всего начались какие-то таинственные нападки на работу мастерской, всякие комиссии следовали одна за другой, каждый мелкий промах вырастал до размеров пирамиды, в результате нам угрожало нечто беспрецедентное в нашей стране, а именно — банкротство государственного предприятия. Что в подобной ситуации могло бы ещё больше нас расстроить? И, наверное, только в нашей мастерской и в нашем обществе удавалось как-то противостоять превратностям судьбы и сохранять хорошее настроение. Мы все как-то позитивно друг на друга влияли и не допускали угнетённого настроения. Столярек умер? Ничего не поделаешь, все мы когда-нибудь умрём. Один из нас убийца? Ну что ж, пусть милиция его найдёт, тогда будем беспокоиться об этом. А пока, прошу вас, шесть без козыря!.. Каждые несколько минут в конференц-зал прибывал следующий член нашего коллектива, обескураженный конфискацией носового платка. Больше всех была обеспокоена происходящим Ядвига. — Представьте себе, он куда-то исчез. Я могла бы поклясться, что утром у меня был носовой платок, а теперь его нет. Они мне не верят. — Они для того и существуют, чтобы не верить. Что это им пришло в голову? Пани Ирена, вы должны знать! — Не знаю. Носовых платков в моем сценарии не было… — Долго нас будут здесь держать? Не знаете? Черт, даже не на что сесть!.. — Привыкай, в тюрьме вряд ли будут особенные удобства… Нас выпустили только тогда, когда лишили носового платка последнего сотрудника. Это была Моника. После этого в кабинет позвали меня. Это был весьма плодотворный допрос, не знаю только, для кого он имел большее значение, для них или для меня. После первых же вопросов, которые я услышала, волосы у меня на голове встали дыбом. Я убедилась, что их сведения о нас представляют неслыханную мешанину, сложенную из фактов, предположений, лжи, сплетён и только из незначительного количества правды. Большинство этих открытий происходило от того времени, когда в нашей администрации работала некая Нюня, гораздо более интересовавшаяся личными делами сослуживцев, нежели своими служебными обязанностями. С Нюней конкурировал Влодек, главный сплетник бюро. Совместно они сложили практически обо всех сослуживцах мифы и легенды, от коих кровь застывала в жилах. Алиция с удивлением узнала, что сожительствует со своим тогдашним инженером-сантехником, который имел от роду 55 лет, метр шестьдесят росту, младенческий румянец на лице и говорил дискантом. Он якобы испортил ей оборудование здания из мести за то, что она отказала ему в его притязаниях. Ядвига была неслыханно обрадована известием о горячих чувствах, которыми к ней воспылал Витек. Сам Витек прослышал об этом последним и долго не мог понять, в чем его подозревают. Збышек с интересом узнал о своих собственных романах с Данкой, Весей, Нюней, Анкой и со мной, которые протекали, уж не знаю, поочерёдно или сразу все вместе. Об остальных также кружили разные слухи, главным образом эротического характера, которые пытался уточнить Казик, с интересом допытываясь, с кем из нас он уже спал, а с кем ещё нет. После шумного празднования масленицы в мастерской распространились слухи о разыгрывающихся на рабочем месте развратных оргиях, при которых оказался уничтожен чертёж, прикреплённый на столе Веслава. Чертёж действительно исчез, но лишь потому, что Веслав слишком поздно заметил, что неправильно вычертил часть территории, и не хотел, чтобы это заметил Витек. С того самого времени исходили упомянутые Весей сплетни относительно Моники, сожительствующей одновременно с Каспером и Кайтеком. Но ни то ни другое не являлось правдой, правдивым было только безнадёжное и известное всем чувство Каспера и склонность Моники к молодым людям, которую она никогда не скрывала и которая нашла выражение в её контактах с красивым молодым инвестором. Теперь я почувствовала себя обязанной помочь следственным властям как-то упорядочить эти сведения, опасаясь, что они получат несколько превратное представление о нашей мастерской. Итак, я по очереди объяснила им все, что нужно, и при этом сама узнала очень интересные вещи. Прежде всего разговор зашёл о Монике, волнение которой в сочетании с необычным поведением Каспера и заметками Тадеуша больше всего бросалось в глаза. Я уточнила её матримониальные намерения и сопутствующие этому сложности. — И вы говорите, что этот ваш конструктор так её любит… — задумчиво сказал капитан. — А он знает о планах её замужества? — Знает и одобряет, хотя это разбивает его сердце. Думаю, он охотно помешал бы… — Так почему он этого не сделает? Почему не оповестит жениха о комбинациях с этим инвестором? Из благородства? — Но он о них ничего не знает! — В самом деле? — удивлённо спросил капитан. Я замолчала и внимательно посмотрела на него, потому что у меня в голове опять что-то промелькнуло. — А Моника призналась в своих отношениях с инвестором? — спросила я насторожённо. — Пани Моника отрицает все. Мне кажется, что скоро она будет отрицать, что вообще когда-либо была замужем. Что, по вашему мнению, могут означать инициалы М.В., связанные с ней? — Кандидата в супруги, это совершенно точно, я слышала его имя… — и снова я остановилась. Инициалы М.В. Каспер их не знал, Моника старательно скрывала от него имя этого типа. Моника все отрицает… Если они знают эти инициалы, значит, их должен был знать Столярек! Все, что бродило в моей голове, внезапно выросло до огромных размеров и перепуталось. У меня не было времени сейчас распутывать все это, потому что следственные власти продолжали задавать вопросы. Сразу после Моники они прицепились к Казику, и я долгое время не могла понять, что подозрительного видят они в его командировочных романах. Командировочные романы мешались со строительными материалами, и внезапно грянул выстрел! — Этот пан выступал как судебный эксперт, правда? Было какое-то спорное дело в связи со строительством на Садыбе… Я поняла, о чем идёт речь. Конечно, я слышала о строительстве на Садыбе. Слово Казика решило судебное дело в пользу инвестора, и все здесь было бы в идеальном порядке, если бы не то, что Казик видел это строительство едва ли не месяц назад. Конечно, он должен был увидеть его значительно раньше! О том, когда в действительности он посетил это строительство, в мастерской знали только Алиция и я, возможно, что знал и Витек. Казик был честным человеком, взяток не брал, никакой корысти из этих временных комбинаций не извлёк, но заключение, которое он выдал, не было стопроцентно правильным. Благодарный инвестор устроил мастерской заказ на сумму в полтора миллиона злотых, отодвигая от нас призрак банкротства. И я должна теперь очернить благородный поступок Казика?! Не знаю, что они поняли из моего ответа, который я постаралась запутать как можно больше, во всяком случае я уже точно знала, почему Казик одалживал Столяреку деньги. Репутация безупречного эксперта была ему необходима. Оставив в покое Казика, следственные власти показали мне несколько счётов, снабжённых датами, и спросили, что это такое. Я искренне поморщилась, увидев их. — Заниженные счета, — неохотно признала я. — Они выписаны на меньшие суммы, чем положено. У нашей мастерской финансовые затруднения, и наше руководство собирается обнаружить эти деньги, когда придёт подходящее время. Ничего не поделаешь, должны же мы как-то выкручиваться. Прокурор осуждающе покачал головой, и мне снова сделалось нехорошо, потому что я пришла к выводу, что все это выглядит так, как будто все время с начала существования мы занимались исключительно совершением различных правонарушений. Я тяжело вздохнула. — Что, у этого светлой памяти негодяя все было записано? — тихо и печально спросила я. Представителей власти будто громом поразило. — Откуда вы знаете?! — Догадалась. Я знаю его большую зеленую записную книжку. Кроме прочего он вёл там расчёты и со мной. Я понимаю, что он всех шантажировал, только ещё не совсем точно знаю, кого чем. Но примерно догадываюсь. — Вот именно это для меня совершенно непонятно, — неодобрительно сказал прокурор. — Как взрослые, серьёзные люди могли поддаться такому идиотскому шантажу? — Но он делал это совершенно гениально! — оживлённо сказала я, потому что в моей памяти внезапно всплыли различные картины. Множество сцен, множество замечаний, слов, ответов, на которые я раньше не обращала внимания, стали для меня совершенно ясными. — Он ни от кого не требовал денег за молчание, что вы! Сразу бы заработал по физиономии. Он их только занимал… Отказ в таком случае означал бы открытую войну, а идти на это никто не хотел. Каждый хотел жить спокойно и рассчитывать на возвращение денег. Нескольким людям он их действительно когда-то возвратил… А кроме того, он не был слишком требователен и довольствовался суммами, лежащими в границах наших возможностей. — Что ж, — сказал капитан, вынимая записную книжку и вздыхая. — Раз уж вы столько знаете, то нет смысла скрывать это от вас. Действительно, его записная книжка оказала нам огромную помощь. Но вы все-таки помогите нам разграничить до конца все эти сплетни, подозрения и правду. Заинтересованные люди чертовски крутят и все отрицают. Давайте по очереди… Разгребая дальше эти авгиевы конюшни, я остановилась на Ядвиге. Около её имени в книжке Тадеуша творилось нечто странное. Какой-то номер, а при нем дата нескольких лет давности. После глубокого размышления я пришла к выводу, что эта дата относится ко времени, когда Ядвига вернулась к своему первому мужу, только номер я ни с чем связать не могла. О Збышеке меня, к счастью, не спрашивали, зато их заинтересовала одна неприятная история, касающаяся Рышарда и Витека. — Из того, что мы услышали к этому времени, можно сделать вывод, что шантаж в вашей конторе процветал повсеместно, — заявил прокурор. — Я слышал, что между двумя сотрудниками была какая-то ссора. Вы знаете об этом? Я знала об этом довольно хорошо от Алиции, но не собиралась в этом признаваться. Витек поступил не слишком красиво, отказывая Рышарду в справке о бесплатном отпуске для Полсервиса, если тот не отдаст ему проект очень красивого отеля. Рышард, который сам добивался заказа на этот отель, вылетел из его кабинета с пеной на губах и криком: «шантаж, шантаж». У меня не было к Витеку особых претензий, также не было повода желать ему неприятностей, поэтому я заявила, что ничего об этом не знаю. Пусть Алиция сама роет ему яму. В самом конце они несказанно удивили меня вопросами о Веславе. Никогда до сих пор я не подозревала, что у него имеются какие-то тайны, и только теперь под влиянием их вопросов задумалась об этом. Они назвали несколько дат и попросили припомнить, что я тогда делала. Это оказалось довольно легко, так как даты приходились на конец прошлого года, когда я заканчивала срочный проект и почти не покидала мастерской. Сделала даже себе график, которым теперь могла воспользоваться, так как, к счастью, не имела привычки выбрасывать свои бумаги раньше, чем пройдёт три года с момента их актуальности. Вглядываясь теперь в большой грязный лист бумаги, я могла свободно воспроизвести прошлогодние события. — Третьего ноября, — спросил капитан, — был здесь ваш коллега во второй половине дня? Вечером? — Нет, — уверенно ответила я. — Не был. Третьего я заканчивала слесарную мастерскую, которую четвёртого отдала на кальку, и точно помню, что рылась в ящике Веслава в поисках технического справочника. Тогда здесь был только Рышард. — А седьмого и восьмого? — Тоже нет. Всю неделю я оставалась одна. — Девятнадцатого? — Сейчас, что я делала девятнадцатого?.. Ага, детали столярки. Со столяркой я немного запаздывала… Я обращалась к Янушу… Тогда были Януш и Витек, Веслава не было, он появился позднее. — Шестнадцатого, семнадцатого, восемнадцатого? — Ограждение. Девятнадцатого отдала его на светокопии… Да, тогда были все трое. У нас погас свет, в темноте мы варили кофе. Веслав сидел до поздней ночи. — Так… А десятого декабря? — Понятия не имею. Первая половина декабря прошла относительно спокойно, зато знаю, что было между пятнадцатым и двадцатым, потому что делала для Рышарда рабочие чертежи. Он опаздывал со сроками… — Ну, а шестнадцатого и семнадцатого декабря? — Не было. Людей было много, но из нашего отдела только я. Я задумалась на мгновение, потому что перед глазами у меня замаячило воспоминание о том времени. Воспоминание такое странное, грустное и неприятное, что я поспешно постаралась от него избавиться, чтобы случайно чего-нибудь не сболтнуть. — Теперь этот год, — сказал капитан. — В январе… — К сожалению, больше я ничего не помню. Мой график кончился. Я сложила свой лист и с интересом посмотрела на них. — А что? — с любопытством спросила я. — В чем вы его подозреваете? — А что вам известно о его семейной жизни? — О господи, ничего! По-моему, там все нормально. У него очень милая жена, и он совершенно не выглядит несчастным. — Ну, пока все. Может быть, закурим? Представители власти выглядели несколько усталыми, но не смирившимися. Глаза прокурора блестели, и надо честно признать, что он нравился мне гораздо больше. Мысль о возможном романе конкурировала в моей голове с желанием обнаружить убийцу. — Панове, а зачем вам те тряпки, которые вы собираете по всей мастерской? — поинтересовалась я. — Узнаете об этом после окончания следствия. — Когда следствие закончится, вы вообще не захотите со мной разговаривать. — А я в этом не уверен, — буркнул капитан, искоса взглянув на прокурора. Я не оставила этот взгляд без внимания. — Если судить по вашему взгляду, этот пан поддерживает контакты с бывшими подозреваемыми? — спросила я. — Не со всеми, уверяю вас, — сразу ответил прокурор. — Жаль! Тогда не знаю, могу ли я надеяться… — Можете, — уверенно сказал капитан. — Заверяю вас. — А вы? — спросила я прокурора, который сидел на краю стола, весь чёрный от ботинок до волос на голове, и блистал красотой. — Не знаю, — усмехаясь ответил он. — Я очень неуверенно чувствую себя в обществе женщин. — Как пёс в обществе сала, — дополнила я, к великой радости всех троих мужчин. Я оставила их со значительно увеличенным запасом сведений и с жутким хаосом в мыслях. Мне хотелось привести их в порядок, но для этого надо было поговорить с Алицией. Я никогда не имела особенного таланта к размышлению и к гениальным выводам могла прийти только путём обмена мнениями. К сожалению, Алиция продолжала играть в бридж. Сидящий в той же комнате Каспер решил, видимо, возместить себе предшествующее молчание и делал уборку после обыска. Уборка заключалась в том, что он развёртывал куски кальки, рассматривал их, а затем с ужасным треском сминал и выкидывал в корзину. Некоторые куски даже разрывал на мелкие клочья. Не знаю, существует ли ещё какой-то материал, который мог бы наделать столько шума, как техническая калька второго сорта. Тут же рядом, стараясь перекричать звуки, производимые уборкой Каспера, что-то обсуждали Збышек, Анка и уже менее злая Моника. Я подумала, что этого аккомпанемента для Алиции совершенно достаточно, и моё участие в нем было бы излишним. Я обошла мастерскую и установила, что в санитарном отделе идёт мощный скандал между Кайтеком, Яреком, Стефаном и Влодеком, в нашем отделе ядовито фыркает Казик, а Витек конспиративно шепчется с Ольгердом в его маленькой комнате. Когда я заглянула туда, они демонстративно замолчали. Веся, надутая и обиженная на весь мир, сидела на своём месте, повернувшись спиной к проходящим. Отделавшись от Ядвиги, которая упорно добивалась, чтобы я ей погадала, я уселась за свой стол и тут решилась на легкомысленный поступок. Лишённая возможности дискутировать с Алицией, я начала размышлять одна. Я должна была сразу предвидеть ход этих размышлений, но чего-либо подобного не ожидала даже от себя! Из-за угла за столом Витольда, в который я усиленно вглядывалась, так как сидела к нему лицом, вышел дьявол. Подлинный заурядный дьявол, покрытый чёрными бараньими завитками, с рогами, хвостом и копытами. Он обошёл стол кругом, не знаю каким образом, потому что тот стоял у самой стены, уселся в кресле Витольда, положил ногу на ногу и издевательски посмотрел на меня. — Ну, что? — спросил он. — Дождалась? Последним проблеском сознания была мысль, что раз я не могу обсудить все с Алицией, то, может быть, сделать это с дьяволом. И действительность исчезла окончательно. — А что? — осторожно спросила я. — Ты специально позаботился об этом? — Идиотка! — презрительно фыркнул дьявол. — О тебе даже заботиться не нужно! Наделала дел, а теперь что? Сидишь как испуганная ослица. Я почувствовала себя обиженной. — А что, по-твоему, я должна стоять на голове? — Только для этого твоя голова и может служить? А думать ей ты не пытаешься? Надо признать, что он был не слишком любезен. В довершение всего смотрел на меня с явным отвращением, смешанным со злобной иронией. Впрочем, чему же тут удивляться, одно слово — дьявол!.. — Ты, по-видимому, все знаешь, — сказала я. — Интересно, как бы ты чувствовал себя на моем месте? — Ладно, ладно, — примирительно сказал дьявол. — Давай уточним некоторые обстоятельства. Тадеуш знал инициалы претендента на руку Моники. Каспер знал о ситуации с красавчиком… — Ну и что? — недовольно спросила я. — Уж я знаю, что говорю. Сопоставь оба эти обстоятельства. Ну? Пришло тебе что-нибудь в твою тупую башку? Это меня уже вывело из себя. Как смеет первый встречный дьявол разговаривать со мной таким образом? И от волнения я сразу стала мыслить быстрее. — Выходит, что Тадеуш знал обо всем и мог донести претенденту о красавчике, — гневно сказала я. — Так ты уже знаешь, почему он кричал «прости»? — Конечно знаю! Голову дам на отсечение, что в пьяном виде он пожаловался Тадеушу на роман неверной, а Тадеуш не дал маху и сразу этим воспользовался. — Неплохо, — одобрительно сказал дьявол. — А теперь размышляй дальше. Если бы это он его убил, стал бы он валяться перед ней с этим кретинским криком? Я задумалась на мгновение. — Нет, потому что считал бы, что искупил свою вину. Он подвёл её, она подверглась шантажу, и он возместил это, убив шантажиста… — И поэтому? — Поэтому Каспер невиновен. — Дальше! — Дальше, дальше… Перестань меня подгонять! Дальше он так ужасно переживал, потому что считал, что своим глупым поступком спровоцировал её к совершению убийства. — А ты не думаешь, что он о ней знает больше тебя? — Если он знает больше, тогда я знаю меньше. Озарение внезапно на меня не снизойдёт, чего ты ко мне прицепился? — То, что он знает, ты можешь вычислить. Что у неё есть? Я бессмысленно посмотрела на дьявола. О чем он говорит? Что может быть у Моники? — Сексуальная привлекательность… — сказала я неуверенно. — Кретинка! Я говорю о том, что у тебя тоже есть! Ну? У тебя есть и у неё есть, а у Алиции нет совсем. — Дети! — крикнула я ошеломлённо. — Двое детей! — Вот видишь. Ты же понимаешь, на что способна женщина ради своих детей. Вы все помешаны на этом… Ты же знаешь, сколько у этого типа денег. — У Ядвиги тоже есть ребёнок, — запротестовала я. — И она помешана на нем ещё больше! — Вот именно. Хорошо, что ты мне напомнила. Что ты, дорогая, говорила там о Ядвиге вначале? Семьдесят тысяч злотых?.. А ты случайно не заметила, как она похорошела в последнее время? — Глупые шутки! Вся мастерская знает, что Ядвига недавно себе нашла кого-то. Надеется на то, что он пойдёт с ней к алтарю… — Не болтай при мне об алтаре, это меня нервирует! Бескорыстно? — Какое бескорыстно! Именно поэтому она так беспокоится об этих семидесяти тысячах! Она должна вложить их в его предприятие, он частник. И её Лялюня будет иметь обеспеченное существование. Ну что, тебе ещё что-то нужно объяснять? — Мне нет, себе… А эти счета? Как тебе кажется? Через пару лет главный бухгалтер идёт на пенсию. О чем тебе это говорит? — Если эти махинации будут обнаружены — для него полный жизненный крах, — хмуро ответила я. — Увольнение и никакой пенсии. — А он тебе представлялся добрым человеком, — сказал дьявол жёлчно, покачивая рогатой головой. — Ну хорошо, но ведь в это замешан Витек. Это он руководитель, а не Ольгерд!.. — О Витеке, моя дорогая, ты ещё слишком мало знаешь, слишком мало… А как в свете этого выглядит наша Анечка?.. — Никак! — гневно крикнула я. — Именно никак! — зловредно подтвердил дьявол. — За Анечку бы это сделал кто-нибудь другой. Благородный рыцарь. — Отстань. Благородные рыцари давно вымерли. — Значит, он последний. Ну, собирай в кучу все, о чем сегодня узнала, собирай. «Котик, не беспокойся, я все улажу. Все будет хорошо, никто не узнает…» Хорошо звучит, правда? — Отстань от меня. Ты меня бесишь! — Знаю, знаю, что тебе это не нравится. Знаю, зачем ты так лезешь в следствие, меня не обманешь. Не знала раньше, что этот подлец шантажировал и Збышека, не так ли? А теперь даже знаешь чем… — Ерунда, — резко сказала я. — Збышек такого бы не сделал. У него есть ребёнок, я уже говорила тебе. — Что значит ребёнок против любимой женщины? Тем более если ей грозит такой скандал! Вспомни, как она выглядела, когда выходила замуж. Это ведь было совсем недавно, у тебя же нет провалов памяти? Сама знаешь, как это все получилось. Столярек тоже мог знать. У неё нет денег, платить ему ей было нечем, что делает благородный рыцарь в подобной ситуации? — Нет, меня сейчас хватит удар! — с гневом вскричала я. Дьявол ехидно засмеялся. — Преступление надо совершать умно, уничтожить все следы, именно принимая во внимание ребёнка… А это преступление — очень умное… — Скотина!!! — заорала я, срываясь с места. — Пошёл вон отсюда!.. Я схватила коробку с циркулями, лежащую на столе передо мной, и вне себя от бешенства швырнула её в дьявола… — Ты что, с ума сошла?! — спросил Януш с величайшим удивлением. Я пришла в себя. Дьявол исчез. Около меня стояли Януш, Веслав, Казик, Лешек и ошеломлённо смотрели на меня. Видимо, в пылу спора со своим собеседником я время от времени повышала голос. — Ты спятила? Препираешься сама с собой? — Здесь был дьявол, — мрачно сказала я. — Мы с ним обсуждали следствие. — Господи, у неё снова галлюцинации, — с ужасом сказал Лешек. — Передушат всю мастерскую! — Какой дьявол? — заинтересовался Веслав. — Обычный. Дьявол как дьявол. С рогами и хвостом… — Ну и что он тебе сказал? — Что Каспер невиновен. Зато сумел бросить тень на нескольких других человек. — Хорошо, но зачем бросать в дьявола моими циркулями? — с большим неудовольствием спросил Януш, залезая под стол Витольда и собирая рассыпанные предметы. — А где кронциркуль?! — вдруг заорал он ужасным голосом. — Твой дьявол забрал?! — Ничего он не забрал, это порядочный дьявол. Вон твой кронциркуль… — Откуда здесь взялся дьявол среди бела дня? — удивился Казик. — В полночь, это я понимаю… Я немного остыла после беседы со злым духом и теперь была готова даже работать, лишь бы только не думать. Следственные власти очень помогли мне в этом. Они внезапно собрали всех сотрудников, причём женщин поместили в кабинет а мужчин — в конференц-зале. Эта дифференциация нас очень заинтересовала. Я послушно шла в кабинет, когда внезапно по дороге увиделся что прокурор и капитан входят в комнату Ольгерда. Я не собиралась быть чрезмерно лояльной, кроме того, инсинуации дьявола в высшей степени взволновали мену поэтому у воспользовавшись всеобщей суматохой, быстро свернула и вошла в дамский туалет. Там я заняла необходимую позицию, стараясь по возможности не дышать. — Нужно составить график отсутствия, потому что иначе мы сойдём с ума, — сказал прокурор. — Невозможно никого исключить… В этот момент я услышала, что кто-то вошёл на мужскую половину туалет после чего стала свидетелем удивительного явления. В мужской кабине раздались какие-то странные приглушённые звуки, а затем в дамской полилась вода. Я не успела даже задуматься над этим странным обстоятельством, потому что под дверью услышала голоса милиционеров и должна была немедленно выйти. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь сориентировался, что я торчу в туалете в следственных целях. «График отсутствия, гениально! — подумала я одобрительно. — Мы тоже…» В кабинет я пришла последней. Следственные власти, вызвавшие подкрепление в виде особ женского пола, в обоих помещениях одновременно провели личный обыск. Это продолжалось довольно долго, и в течение этого времени на территории мастерской производился ещё один обыск. Результаты как одного, так и другого нам раскрыты не были. Перед самой полночью Ярек решился, наконец, сказать, что его не было, и нас всех отпустили. Мы были так измучены, что никому даже в голову не пришло пойти выпить, зато такси мгновенно расхватали с двух стоянок. Никого не задержали, но следствие по делу таинственной смерти Тадеуша пока осталось незавершённым… * * * Витольд, у которого закончился отпуск, был единственным человеком, прибывшим назавтра на работу точно в половине восьмого. Причина удивительной пустоты в мастерской была ему совершенно непонятна вплоть до прихода пани Глебовой, которая дала исчерпывающие объяснения, что привело его в состояние крайнего возбуждения. — Это невероятно! — говорил он, когда наша комната уже наполнилась людьми. — Если бы я знал, что пани Глебова не способна на такие шутки, никогда бы этому не поверил! У меня в голове это не умещается! И это действительно сделал кто-то из вас? — Вы же знаете Иоанну! Поклялась, что никого чужого не было. — Может быть, она выходила на минутку? — Милиция уже это проверяла. Сидела как пришитая и только один раз вошла в кабинет, не закрывая за собой дверь. Именно тогда сбежал Ярек, который как раз и ждал этого момента, но он сделал это ещё при жизни. То есть при жизни Тадеуша. А когда возвращался, то тут уже все его видели. — Да… И ничего не известно? Кого они подозревают? — Всех. Мы друг друга тоже. Дьявол знает… Помимо воли я беспокойно глянула в угол за столом Витольда, но дьявола там не было. Витольд сидел на своём месте, ошеломлённо покачивая головой. — Ну подумайте, а я принёс пластик для абажура. Кто бы мог предположить, что здесь случилось нечто подобное! — Покажи пластик! Где он у тебя? — Здесь. Кусочек, но есть и такой же большой, в листах… Пластик Витольда возбудил огромный интерес. Ещё перед его отпуском нас охватила мания изготовления торшеров. Мы изыскивали возможности использования самых разных материалов, совершенно не считаясь с их предназначением. Витольд тогда принёс бумагу, изогнутую очень сложным способом, позволяющим получить интересный световой эффект, и теперь мы собирались этим же способом изогнуть жёсткий хрупкий пластик. Вчерашнюю трагедию отделяла от нас целая ночь, мы вернулись к нормальному настроению, только Витольду было как-то не по себе. Но поскольку в этих сенсационных событиях он сам участия не принимал, к тому же мало знал покойника, то и он быстро пришёл в себя. Единственное, что нам осталось от вчерашнего дня, это странное нежелание работать. Значительно интересней было заняться творчеством из пластика. Они оба с Янушем отрезали кусок пластика и стали его изгибать, что оказалось не таким простым делом, как им казалось вначале. С интересом наблюдая за их усилиями, мы вставляли разные новаторские предложения. — Может быть, надрезать бритвой? — предложил Веслав. — Чуть-чуть, сверху. — Ничего из этого не выйдет, — ответил Януш, — я уже пробовал. — Подложи рейсшину! — Нет, погоди, рейсшина слишком толстая! Надо что-то потоньше… Линейка! Держи!.. — Но тут съезжает, надо держать с другой стороны! — Я придерживаю пластик, а ты выгибай! — Весек, линейка отходит, держи её, черт побери! — Чем? Ногой? Через несколько минут были задействованы уже все четверо. Я покинула их, столпившихся в странных позах у стола Януша, и отправилась к Алиции. Мы определили план действий. Было решено претворить в жизнь гениальную мысль прокурора о составлении графика отсутствия, что вряд ли заняло бы у нас много времени, так как с составлением графиков мы были давно знакомы. Мы поделили мастерскую на секторы, и каждая из нас должна быть написать все сведения, касающиеся её части. Потом мы решили обсудить все это в двенадцать часов в маленьком кафе на первом этаже нашего здания и заодно выпить кофе. Я сразу приступила к делу, допрашивая сослуживцев, что делала, впрочем, довольно дипломатично. Каждый значительно охотнее говорил о других, нежели о себе. Пользуясь этим, у постепенно получала все необходимые мне сведения. В десять часов прибыли следственные власти, которые решили, что им будет гораздо удобнее проводить расследование на месте, имея всех подозреваемых под рукой, поэтому они заняли конференц-зал. В остальных помещениях должна была вестись работа, но вместо работы с минуты прибытия милиции везде шли горячие споры, дискуссии, скандалы. И чем дальше шло официальное следствие, тем больше людей оказывалось втянуто в эти шумные действия. Милиция пользовалась тем же приёмом, что и я, только более беспощадно. Располагая сведениями, полученными непосредственно от покойника, они не скрывали перед допрашиваемыми своей информированности. Но так как они не раскрывали источника, каждый из разоблачённых приходил к выводу, что заложили его любимые коллеги, и от волнения и из желания отомстить начинал в свою очередь закладывать их, а затем летел с ними разбираться. Со вчерашнего дня власти сумели все свои сведения просмотреть, систематизировать, сделать выводы, и теперь они безошибочно попадали в самый центр мишени, вытаскивая на дневной свет наши наихудшие поступки. В результате сама смерть Тадеуша почти забылась, а на первый план выдвинулись её неожиданные и неприятные последствия. В нашем отделе пока ещё царил покой. Януш, которому наконец удалось изогнуть маленький кусочек пластика, вытер со лба пот и с мрачным удивлением смотрел на дело рук своих. — Это каторжная работа, — засвидетельствовал он. — Такой маленький кусочек — это ещё ничего, но если выгибать целый лист? Что бы тут придумать? — А если надрезать, то лопается, — сказал Витольд, явно огорчённый. — Подожди, интересно, а без надрезания он лопнет? Сколько раз можно его так согнуть?.. Дай мне этот белый! Он уселся поудобнее и начал выгибать пластик, сопровождая свои действия громким счётом. — Нет, я больше не могу, — внезапно буркнул Веслав, поднимаясь с места. Он подошёл к радиоприёмнику, из которого все время доносился протяжный, унылый, занимающий основное место в передаче «Песни народов мира», вой. Двое, занятые пластиком, не обратили на это никакого внимания. Веслав включил варшавскую программу. — Ну наконец-то, — с удовлетворением сказал Лешек, неподвижно сидящий у стола. — Я так и знал, что кто-нибудь в конце концов не выдержит! — А почему вы сами не переключили? — раздражённо спросила я, потому что эта похоронная музыка и меня вывела из равновесия. — Мне хотелось проверить вашу впечатлительность. — Девять, десять, одиннадцать, — считал Януш уже с гораздо меньшим старанием, — двенадцать, тринадцать… — Интересно, какая на этот раз будет песня недели? — задумчиво сказал Веслав, возвращаясь на своё место. — Полька-галопка, — уверенно заявила я. — Откуда вы знаете? — испугался Витольд, резко поворачиваясь от бормочущего Януша. — У меня такое предчувствие. — Слава Богу, а то я подумал, что вы это точно знаете. От польки-галопки я уж точно бы сошёл с ума. — Добрый день! — неожиданно послышался от двери голос входившего к нам капитана. — А, добрый день! — ответили мы втроём любезным хором. Януш, занятый своей работой, почувствовал, видимо, что тоже должен как-то отреагировать на приветствие, потому что повысил голос. — Девятнадцать, двадцать, двадцать один, — громко произнёс он. Капитан остановился у порога и посмотрел на него с лёгким удивлением. — Я хотел бы поговорить с этим паном, — сказал он мне, чуточку поколебавшись. — Как вы думаете, можно оторвать его от работы? — Янушек, пан капитан к тебе! — вмешалась я. — Двадцать четыре! — выкрикнул Януш все так же громко. Капитан явно заинтересовался неизвестными ему способами работы в проектном бюро. — А что это значит? — с интересом спросил он. — Что он делает? — Пан Витольд, вы ему задурили голову, теперь помогайте! Януш, приди в себя! — Сейчас лопнет, — ответил Витольд, не отрывая заворожённого взгляда от куска пластика. Капитан стоял молча, с ещё большим интересом смотря на Януша. На тридцати двух пластик наконец лопнул. — Тридцать два! — триумфально возвестил Януш. — Удалось выгнуть тридцать один раз! В чем дело? — повернулся он к нам, гордо взмахнув надломленным пластиком, и только теперь заметил капитана. — Что, вы ко мне? — Я прошу вас зайти к нам на минутку, у нас к вам есть несколько вопросов…. У Витольда за время испытания пластика остыл чай, поэтому он начал завтракать. Я задумчиво смотрела на него, пытаясь отгадать, в какой стадии следствия сейчас находится милиция. На листке бумаги в хронологическом порядке я записала известное мне время действий сослуживцев, подготавливая почву для разговора с Алицией. Потом снова посмотрела на Витольда, который, погруженный в столь же глубокие размышления, ел помидор. В другой руке у него была солонка. Судя по выражению его лица, помидор ему очень не понравился. Он съел половину, а другую, с явным отвращением, отложил, поколебался немного, затем выбросил в корзинку для мусора и, наклонившись, старательно посолил её. — Пан Витольд, что вы делаете? — с интересом спросила я, потому что эти кулинарные изыскания показались мне несколько странными. Витольд посмотрел на меня, снова заглянул в корзинку и неожиданно начал ужасно хохотать. Лешек, стоящий у своей чертёжной доски, рисовал тушью на кальке очередную картину. Прервав на секунду своё творчество, он посмотрел на Витольда и вернулся к своему занятию. — Здесь заражённая атмосфера, — пророческим тоном заявил он, продолжая рисовать. — Никому не удастся спастись. Последний нормальный человек спятил! — Этот помидор мне ужасно не нравился, и я не понимал почему, — объяснил Витольд, не переставая смеяться. — А я просто забыл его посолить! Не терплю несолёных помидоров. — И поэтому вы посолили его в корзине? — печально вздохнула я. — Именно. Видите ли, я так задумался… Меня удивляет одна вещь. Как могло получиться, что они там, в кабинете, ничего не услышали? И вообще с этим кабинетом что-то не так… — Вроде бы Збышек что-то слышал, — прервал его Веслав. — Он говорил мне, что слышал два мужских голоса, но не обратил на них внимания и вскоре после этого вышел из комнаты. — А Витека при этом не было? — Был, но недолго, тоже вышел, ещё перед Збышеком. Ничего не говорил, что слышал… то есть говорил, что ничего не слышал. — А Збышек этих голосов не узнал? — Нет, говорил только, что это были мужские голоса. — Вот именно, — сказал Витольд. — Но потом… Как это было? Вы, пани, говорили, что Збышек напустился на вас, как только увидел Столярека, и что там была вся мастерская. Откуда они вошли? Из коридора? — Из коридора. — А почему не прямо из кабинета? Мы втроём глупо уставились на Витольда, захваченные врасплох его вопросом. — Действительно, — сказал Веслав. — Почему не прямо из кабинета? — Действительно, — повторила я. — Ведь это кратчайшая дорога, а дверь открыта. — А она была открыта? — Понятия не имею. А вы не Знаете? Оказалось, что никто не обратил внимания на дверь, ведущую из кабинета в конференц-зал. Обычно она была открыта, и я даже не подозревала, где находится ключ от неё. Она соединяла эти два помещения, и через неё вела кратчайшая дорога до места преступления. Почему Витек и Збышек не воспользовались ей, а обошли все бюро кругом? — Пожалуйста, новый след, — обрадовался Веслав. — Интересно, милиция это уже обнаружила? — Мне это непонятно, но, может быть, они просто одурели? — с сомнением произнёс Витольд. — Когда они выходили из кабинета, ещё не знали о происшедшем, отчего они могли одуреть? — Чему вы удивляетесь? — неодобрительно произнёс Лешек из-за своей картины. — Это же просто. Убийца запер её, чтобы ему никто не помешал. — Весек, — спросила я, — во время твоей работы в бюро эта дверь когда-нибудь запиралась? Ты работаешь здесь дольше нас всех. Веслав задумался, но через минуту покачал головой. — Нет, не помню. Даже не знаю, где находится ключ. Ключ!! А может, это тот?!! Мы сразу вспомнили ключ, вылетевший из нашего вазона. — Какой «тот»? — заинтересовался Витольд. Мы быстро описали ему сцену, так прекрасно увенчавшую обыск в нашем отделе. — Теперь понятно, а то я с самого утра собираюсь спросить, почему тут стоит такая вонь! Может быть, действительно тот? — Надо обратить на это внимание милицейских Холмсов, пусть помучаются… Явно всполошённый, с допроса вернулся Януш. Закурив сигарету, он посмотрел на нас с озадаченным выражением лица. — Да, ты здорово придумала эту историю с Тадеушем! Экстракласс! После всех версий и допросов, я уже ничего не понимаю, может, это я его случайно убил? Клянусь Богом, меня уже окончательно запутали! В общем, без бутылки тут не обойтись. Лешек, идёшь? Это неожиданное предложение вызвало у Лешека живую радость, заставившую его отказаться от продолжения творческого процесса. Жестокий Януш отказался дать нам какие-либо объяснения, и прежде чем мы успели прийти в себя, их уже не было. Из его ответа я поняла только то, что власти приняли во внимание замечание Марека, что могла произойти ошибка с личностью жертвы. От всего этого в голове у меня сделалась такая путаница, что дальнейшее промедление я сочла недопустимым. Я забрала свои записи, Алицию, и мы пошли пить кофе. — Глупости! — решительно заявила Алиция, когда я, начав от конца, рассказала ей о последних предположениях властей. — Милиция может так думать, а мы нет. Это абсолютная ерунда! Ты веришь в то, что кто-то из нас не отличит Витека от Тадеуша? — Но они вроде бы одного роста… — поколебавшись сказала я. — Откуда я знаю, может быть, со спины… — С любой стороны. Витек — блондин, а Тадеуш — брюнет, даже лысели они по-разному: Тадеуш с затылка, а Витек со лба. Убийца в этом случае должен был быть совершенно пьян, а я уверен что вчера в мастерской никто не был пьян до такой степени. Поразмыслив, я согласилась с ней. — Ну хорошо, поэтому давай все здраво обдумаем… — А сумеем? — с сомнением спросила Алиция. — Будем стараться. Начнём с начала. Почему Тадеуш перед смертью вышел из комнаты и пошёл в конференц-зал? — Потому что после смерти ему бы это уже не удалось… — Я с тобой серьёзно разговариваю! — По-видимому, хотел умереть в тишине, а не в том шуме, который у них там вечно стоит. А теперь я тебе признаюсь,что у меня все уже перемешалось, я не знаю, что ты придумала, а что было на самом деле. По-моему, ты что-то говорила о телефонном звонке? — Как в воду глядела! Телефонный звонок тоже был, черт бы его взял, и Тадеуш сам снял трубку, все именно так, как я перед этим придумала. В это время в отделе сидели Анджей и Данка, поэтому ни один из них звонить не мог. — Хорошо, что хоть два человека отпали. Во сколько это было? — Около 12.15, как это установили на основании программы радио. В это время Витек, Ольгерд и Моника ещё беседовали в кабинете, их, видимо, тоже следует исключить. — Какая жалость! — сказала Алиция с чувством. — Я все время надеялась, что это Витек! — Ничем тебе помочь не могу. В нашей комнате был Януш, как каменный сидел за столом, видела собственными глазами. Лешек и Веслав тоже были. Но так как они выходили, не поручусь головой, что кто-нибудь из них не мог позвонить. А что у тебя? — Спасибо, все здоровы… — Говори серьёзно, а то я тебя чем-нибудь тресну! — Тресни, — согласилась Алиция. — То есть, я хотела сказать, уже говорю, у нас были… Подожди, у меня все записано. Стефан, Казик, Рышард, Веська и Влодек. Ну и Каспер. — Ты уверена? — Целиком и полностью. Все кричали друг на друга, а Каспер включил радио на полную громкость, трудно было бы этого не заметить. И продолжался этот балаган очень долго, установили, что почти до половины первого. — И никто из вас не звонил? — Звонила я, но даю тебе слово, что не Тадеушу. — Понятно, но я думала, что в это время ты слушала разговор Збышека в туалете. — Это было сразу после. С кем он был там, черт побери? С пани Глебовой? Я молчала, понимая, что Алиция находится на пороге открытия тайны Збышека. Хорошо, что это была именно она, а не кто-то другой. Я была уверена, что она будет молчать как могила, но оказывать помощь ей в этом открытии не собиралась. Алиция, в голове которой начало проясняться, смотрела на меня с интересом. — Знаешь и не скажешь, не так ли? Подожди, я сама вычислю. Право, все наши женщины находились на местах, кого же не было? Только… подожди, пани Глебовой, Ядвиги… и Анки! Анка?! — Анка, Анка, успокойся. И давай пока оставим эту тему. Установим, наконец, кто звонил. Я боюсь, что через минуту мы придём к невероятному открытию, что это сделал дух. — Что ж, все было бы в полном соответствии: покойник поставляет информацию, духи пользуются телефоном. Подожди, дай мне прийти в себя. Анка?.. Я просто потрясена! Значит, она вовсе не была в туалете, а нежничала со Збышеком у Ольгерда? Невероятно! — Хорошо, приходи в себя и слушай. Остаются нам следующие особы: Веслав, Лешек, Ядвига, эта нежничающая пара и Кайтек. — Ну, и пани Глебова… — Отцепись, наконец, от пани Глебовой. Кайтек провёл довольно много времени, стоя над её головой в каморке и глядя в кастрюльку, потому что варил себе сардельки, хотя приготовление сарделек не исключает телефонного звонка. — Значит, это должен быть кто-то из них, если сверхъестественные явления отпадают. Ну и что мы имеем? — Ещё не знаю. Подожди, я забыла сказать тебе об одной невероятно важной вещи. Тадеуша задушили не сразу… — Что, постепенно! Какой-нибудь садист? — Да нет. Перед тем как задушить, его ударили по голове нашим дыроколом. — А, вот почему он был испорчен! — неожиданно обрадовалась Алиция. — Опомнись! Не дырокол был испорчен, а сшиватель, и то задолго до этого события. — Да? Возможно. Видимо, я ошиблась. Но это переворачивает все мои представления, до сих пор я думала, что убийца должен быть сильным мужчиной, а в свете использования дырокола допускаю, что это могла быть даже хрупкая женщина. — Ну а теперь проверим алиби. У тебя есть список? Алиция вынула из кармана несколько мелко исписанных листков. — Да, здесь. Нет, подожди, это опись белья, которое я отдала в стирку. Это тоже не то… Может, это? Сейчас… Отдать чулки в штопку, заменить лампочки… Нет, не то. Где же он у меня? — Может быть, с другой стороны? — Действительно, ты права. Есть. Мы приступили к составлению графика невиновности. На листке бумаги в клетку начали размещать различные, непонятные для других, знаки. После длительных усилий и сложных расчётов мы получили сенсационные результаты. Было установлено, что множество людей никоим образом не могли совершить этого убийства. Подозреваемыми остались только Витек, Збышек, Анка, Кайтек, Ядвига, Рышард, Каспер и Моника. — Собственно, Анку тоже нужно исключить, — сказала Алиция. — Посмотри, вот здесь показания Моники: видела её, когда шла от них к нашему отделу, вошла и уже не выходила. Это подтверждают Каспер и Казик. Как только вошла, она переключила радио, время сходится. — Посмотри, кто бы подумал, что радиоприёмники нам так пригодятся. Если бы не они, не было бы никакой возможности утверждать что-то конкретное, ведь никто не сидит, постоянно уткнувшись взглядом в часы. — Ну так что, Анка исключается? — Это зависит от того, где Моника её видела. Не могла она входить или выходить из конференц-зала? — Нет. Анка шла от двери их отдела, и Моника видела в зеркале, как вошла в наш. Сомнений быть не может. Я вписала Анку в соответствующую рубрику. — А Збышек? — с надеждой спросила я. — Разве он мог успеть? Он вышел из этого прибежища нежных чувств раньше, чем Анкет а видели его поздней. Подожди, проверим. Нет, здесь в его пользу свидетельствует Иоанна, потом он вышел сюда… А в этом месте был уже у вас. По моим расчётам, у него было всего четыре минуты. — Недостаточно? — Ему пришлось бы действовать в быстром темпе. Давай произведём расчёт! Удар дыроколом по голове — это одна секунда. Затем ему нужно уложить покойника на пол, это сколько? Пять секунд? — Предположим, что десять. Он был взволнован и мог, например, вытереть пот со лба, это тоже заняло бы время. — Ну, оботри себе, посмотрим, сколько на это нужно времени. Да не делай ты массаж всей физиономии, только оботри пот! Черт побери, ты можешь проявить воображение? Призвав на помощь все свои возможности, Алиция старательно вытерла воображаемый пот, повторив это действие несколько раз, а я следила за ней по часам. Какой-то мужчина, сидящий за соседним столиком, начал подозрительно на нас посматривать. Наконец мы установили, что на пот достаточно четырех секунд. — Тогда на все вместе — десять секунд. Покойник лежит на полу, и теперь его нужно задушить. Бьюсь об заклад что эта скотина поясок уже приготовила. Сколько времени это могло продолжаться? — Самое малое две минуты, если он хотел удостовериться, что все сделано как надо. — Добавим двадцать секунд на шараханье с покойником, чтобы наложить ему на шею этот поясок. Сколько уже есть? Две с половиной минуты? — А теперь он должен вытереть дырокол, раз тот был чистый. Вынимает из кармана носовой платок… — Господи! — прервала я рассуждения и ошеломлённо посмотрела на Алицию. — Носовой платок! Вот откуда эта мания собирания тряпок! Разумеется, они искали тряпку, которой вытерли дырокол, как я сразу не догадалась?! Поражённая Алиция посмотрела на меня. — Однако нас следовало бы считать редкими тупицами, — решительно заявила я. — Нас так нас, — критически сказала Алиция, — но, между нами говоря, об этом дыроколе знала только ты… — Сейчас постараюсь себя реабилитировать. Вытирает дырокол… Сколько времени? — Это зависело от его добросовестности. Мог даже на него плюнуть и чистить до блеска. — Думаю, что вместе с блеском это не заняло бы больше чем полминуты. При чёткости действий преступника убийство могло занять минуты три. Збышек, к сожалению, мог бы успеть. — И сколько у нас осталось этих бандитов? — поинтересовалась Алиция, заглянув в чашку и убедившись, что кофе там уже не осталось. — Немного, семь человек. Теперь посмотрим, как это сочетается с телефонным звонком. Кто из них мог позвонить? — Покажи. Только трое? Ядвига, Збышек и Кайтек?!.. В молчании смотрели мы друг на друга. До тех пор пока личность преступника оставалась в сфере туманных предположений, само следствие могло представляться нам каким-то розыгрышем, теперь нам стало как-то не по себе. — Успокойся, — неуверенно сказала Алиция. — Ты думаешь, что это действительно кто-то из них? Я чувствовала себя очень неуверенно. Мне было известно, что Тадеуш шантажировал Збышека. Его роман с Анкой начался за несколько месяцев перед её замужеством. Выходя замуж, Анка не проявляла безумной радости, наоборот, выглядела кошмарно. Все указывало на то, что упомянутые чувства ещё не погасли, хотя роман со Збышеком не имел никакого будущего. Збышек никогда не пошёл бы на развод с женой из-за ребёнка, а с женихом Анка тоже должна была как-то определить отношения, так как у него как раз решался вопрос с кооперативом. Тадеуш обо всем этом, несомненно, знал… Алиция, конечно, понимала все так же, как и я, к тому же Стефан успел ей рассказать, что Збышеку Тадеуш тоже был должен. — Ну нет, — запротестовала она. — Это мне совершенно не нравится. Я не хочу, чтобы это был Збышек! — А если бы ты знала, как я не хочу… — Но у нас есть ещё двое. Я бы предпочла, чтобы это был Кайтек! Ты знаешь, сколько Кайтек был ему должен?! — Кому? Кто? Кайтек Тадеушу? А не наоборот? Ведь Кайтек расплатился с ним благодаря этому мошенничеству с бюро по продаже в рассрочку, и ещё ему одолжил! — Кукиш с маслом! — решительно заявила Алиция. — Заплатил ему только часть. Кайтек разбил чужой мотоцикл и ремонтировал его за деньги Тадеуша. Он был вынужден спешить, пока хозяин не узнал об этом. Каспер тоже об этом не знает. А тут ещё девушка, на которой этот щенок хочет жениться! Каспер пообещал ему, что выбросит его из дома с разбитой мордой!.. — Но это все незначительные причины… — А сам Кайтек значительный? Безответственный щенок! Я даже не знаю, отдавал ли он себе отчёт в том, что делает! — Ну, не преувеличивай! Он все-таки вполне нормальный! Я не утверждаю, что это он, но если он, тогда совершенно не могу понять, зачем? Тадеуш был для него значительно более ценен при жизни, нежели после смерти: Они постоянно что-то вместе комбинировали. — И все-таки… Впрочем, я ничего не знаю, только не хочу, чтобы это был Збышек. Может, это Ядвига? — Если бы покойник имел намерение помешать ей в её жизненных планах, то я за него не дала бы и трех грошей. Только как?.. Мы сидели в хмуром молчании. — Збышек, — проворчала Алиция. — Боже мой, чего угодно я могла ожидать, но не этого. Збышек… — Я надеюсь только на то, что мы слишком глупы и плохо рассуждаем, а на самом деле все обстоит наоборот, — сказала я без всякой уверенности, потому что график отсутствия говорил сам за себя, при этом я была уверена, что сослуживцы гораздо правдивее разговаривают с нами, нежели с милицией. Пока ситуация выглядела фатально. У Збышека были и мотив, и возможность. — Ну, а дверь? — через минуту спросила Алиция. — Та дверь в кабинет? — Вот именно. Надеюсь, что тут что-то есть. Может быть, ты, знаешь, где обычно лежал ключ от неё? Алиция задумалась. — Очень давно, — медленно начала она, — очень-очень давно… — Господи, когда? Перед первой мировой войной? — Нет, три года назад ещё во времена нашего настоящего директора. Этот ключ лежал у него в ящике, я была свидетелем, как он запирал им дверь в конференц-зал. Вынул его из нижнего ящика, а потом, думаю, сунул его туда обратно. — Боюсь, что на этот раз Лешек прав. Убийца запер дверь на ключ, только зачем? — Чтобы обезопасить себя. Не понимаешь? Дверь могла открыться сама в самый неподходящий момент. Действительно, ручка-защёлка этой двери была испорчена, и дверь периодически открывалась без всякого повода. Я думала, что это уже исправлено, но Алиция была информирована лучше. — Хорошо, но что он сделал потом с этим ключом? И как забрал его из ящика, если он был там? Нет, это ужасно, все указывает на Збышека, кошмар! — А может, все-таки Ядвига? Збышек слышал два мужских голоса, а Ядвига говорит басом… Подозрения, сгущавшиеся вокруг Збышека, нервировали меня все больше и больше. Если это действительно он был убийцей, я была готова сама затирать следы. Збышек! Единственный по-настоящему порядочный человек не только в нашей мастерской, но и, наверное, вообще во всех проектных бюро. Благородный, рыцарственный, правдивый Збышек, моя самая большая платоническая симпатия… Полная беспокойства о Збышеке, я старалась как-то собраться с мыслями, потому что у меня все время было какое-то зыбкое ощущение, что есть ещё множество невероятно важных вещей, которые следует обдумать. Что-то ещё меня мучило, но я не могла припомнить, что именно. — У нас есть одно преимущество перед милицией, — заметила Алиция. — Мы знаем всех и точно знаем, что от них можно ожидать, знаем степень важности их проблем, если ты понимаешь, что я имею в виду. Я понимающе кивнула. — Вот именно. Пусть это выглядит глупо, но возьми, например, Рышарда. У тебя ведь нет сомнений, что этот выезд для него единственный жизненный шанс, стоящий десяти покойников. Или Моника… — Моника слишком умна для того, чтобы совершить такую глупость, тем более, что у неё дети. Хотя, кто знает? Может быть, именно для того, чтобы обеспечить будущее детей, она могла решиться на преступление? — Дьявол говорит то же самое, — проворчала я. — Это уж скорей Ядвига могла решиться на это, чтобы обеспечить будущее дочери… — Но я же говорила, что Ядвига!.. — Менты ищут вас по всему зданию, — сказал Веслав, внезапно появляясь у нас над головами. — Я догадался, где вы находитесь, и пришёл за вами, потому что меня чертовски интересует дальнейший ход следствия. Быстро идите давать показания. * * * Веслав доложил милиции о двери в кабинет, в связи с чем разыскивалась Алиция, работающая в нашем бюро почти так же долго, как и он сам. Дольше них работали только Витек и Иоанна. Я пока была не нужна. Лешека в отделе не было, а Януш и Витольд трудились над листом пластика. Место Витольда было свободно, и едва я успела усесться за свой стол, появился дьявол. Я закрыла глаза, потрясла головой, снова открыла их и посмотрела. Дьявол уселся поудобнее. — Ты все-таки безнадёжно глупа, — недовольно заявил он. — Кто тебе сказал, что телефонный звонок должен исходить от убийцы? Это меня сразу заинтересовало, и личность злого духа показалась внезапно даже симпатичной. — А что? — с интересом спросила я. — Предполагаешь чьё-то соучастие? — Разве только твоё, — издевательски ответил он. — Тебе не приходит в голову такая простая мысль, что кто-то мог иметь к нему совершенно другое дело? Я покачала головой. — Тогда бы он признался. Вся мастерская гремела об этом звонке, а того, кто звонил, не нашлось. Если бы это был невиновный человек, у него не было бы повода это скрывать. — Он мог опасаться, что на него падут подозрения. Слишком многие имели со Столяреком тёмные дела. — Это мало правдоподобно. Кто-то вызывает покойного из отдела, и несколько минут спустя тот погибает в конференц-зале. Удивительная случайность! — Знаешь, ты меня выводишь из равновесия, — нетерпеливо сказал дьявол. — Я не предполагал, что ты до такой степени выжила из ума. Кто тебе сказал, что несколько минут спустя? Его вызвали в двенадцать пятнадцать, так? А когда его задушили? Знаешь? Кукиш с маслом! Через такое короткое время после совершения преступления милиция может установить это время с точностью до пятнадцати минут. Может быть, его кокнули перед самым приходом Януша? Узнай, у тебя есть возможности. — Какие ещё возможности… — рассеянно ответила я, потому что замечание дьявола открыло передо мной новые надежды, и я почувствовала волнение. — Нечего передо мной строить из себя идиотку, — злобно сказал дьявол. — Мы оба с тобой прекрасно знаем, чего ты так лезешь в это следствие. Не только Збышек, не только… Если бы прокурор был старый, косоглазый, кривоногий, ты была бы гораздо меньше заинтересована этим следствием. — Отвяжись от меня, какое тебе дело, чем я заинтересована… — Что за нервная работа с этими людьми! За что мне такая кара! — раздражённо вздохнул дьявол. — Ты что, слепая или как? Не видишь что он на тебя тоже глаз положил? — Ты думаешь?.. — с сомнением спросила я. — Мне не нужно думать, я знаю. Так что дуй к нему, что-то ты ему расскажешь, что-то он тебе, так совместными усилиями и придёте к чему-нибудь… Помни, что о ключе знаешь только ты и убийца. — С ума сошёл? — гневно спросила я. — Ты что снова придумал, почему только я и убийца? — Подумай и догадаешься. Не собираюсь тебе помогать, я не для этого тут нахожусь. Охотно помогу тебе только в одном — согрешить с прокурором. — Да уж помоги, помоги, пожалуйста. Я не возражаю, — ядовито ответила я. Дьявол обхватил руками лохматое колено и стал раскачиваться взад и вперёд зловредно хихикая, в кресле Витольда, потом наклонился ко мне. — Одно только тебе скажу, потому что не люблю, когда люди тешат себя глупыми иллюзиями. Я знаю время убийства, которое установил судебный врач; именно в это время у Збышека не было алиби… — Чтоб тебя громом поразило, проклятая скотина! — в бешенстве закричала я. — Иди ко всем чертям! Убирайся с моих глаз! — Уберусь, если захочу, — фыркнул дьявол. — Так легко ты от меня не избавишься! Я сама понимала, что бессильна против него. Баталии со своим воображением я всегда проигрывала. Я смотрела на него с омерзением, но внезапно мне пришло в голову, что я ведь совершенно не привязана к этому месту. Пусть себе сидит тут до самого Судного дня! — До свидания, — холодно сказала я. — Не морочь мне голову! У меня нет никаких причин быть с тобой любезной. Я встала с кресла, забрала сигареты и с достоинством вышла из комнаты. На всякий случай я не оглянулась, ибо существовала возможность, что дьявол пойдёт за мной. Неуверенность во всем, что касалось Збышека, была для меня непереносимой, поэтому я прямым ходом отправилась в кабинет. Витека не было, Збышек находился там один и производил удручающее впечатление. Собственно, с определённого времени это было его обычное состояние, которое являлось следствием не только его личных дел, но также и судьбы мастерской, близкий упадок которой он тяжело переживал. Я решила теперь же выяснить интересующий меня вопрос и обрести хоть какую-то уверенность. — Пан Збышек, — тихо сказала я. — Несмотря на все, что было в своё время сказано между нами, надеюсь, вы не сомневаетесь, что, если бы вы поубивали даже полгорода, с моей стороны вы не встретили бы осуждения. Збышек глянул на меня поверх бумаг, и в его глазах блеснул интерес. — Действительно, таких сомнений у меня нет. У вас совершенно перевёрнутые понятия о добре и зле. Что вы имеете в виду? — Убийство Столярека, по моему мнению, не преступление, а общественно полезный поступок, достойный всякой похвалы, — продолжила я. — Убийцу следовало бы не судить, а наградить. Он оказал большую услугу обществу, и вы об этом знаете так же хорошо, как и я. Говорю это, невзирая на ущерб, который я понесла в связи с этим преступлением. Скажите мне правду: это вы его убили? Збышек от неожиданности вздрогнул. — Знаете что, — гневно сказал он, — у меня и так достаточно всяких забот. Не морочьте мне голову. — Но вы послушайте. Изо всей мастерской остались только три человек которые имели возможность и достаточные поводы, чтобы его задушить. В их числе находитесь и вы, причём на первом месте. Я хотела бы услышать от вас правду и уверен что вы её скажете. Я должна знать, потому что я, если это вы убили, не только откажусь от сотрудничества с милицией, но и сделаю все возможное, чтобы запутать следствие ещё больше. Збышек посерьёзнел и задумчиво посмотрел на меня. — На каком основании вы это утверждаете? — На основании исследования всех наших действий, которое милиция, кстати, тоже проводит. Впрочем… причины вашей неприязни к Тадеушу скрыты, по-моему, ещё больше, чем само преступление, не правда ли? Но если они будут разгребать и дальше, то докопаются и до этого. Если же это сделали не вы, то скажите, и я спокойно смогу переключиться на кого-нибудь другого. Я должна вас убеждать? Вы сами прекрасно понимаете… Збышек долго молчал, глядя перед собой невидящим взглядом, потом внезапно как бы очнулся и принял решение. Я почувствовала себя в дурацкой ситуации и ждала его ответа в ужасном напряжении. — Это вы во всем виноваты, — сказал он с укором. — Пока я с вами не познакомился, моя жизнь была проста и спокойна… — А я пробудила в вас человеческие чувства. Вы должны быть мне благодарны. — Наверное, я благодарен. С одной стороны, я на вас очень обижен, а с другой — очень благодарен вам. Я предвижу большие неприятности, но одно могу вам сказать: даю вам честное слово, что я его не убивал. Этого вам достаточно? — Слава Богу! — с облегчением сказала а потому что с моей души свалился огромный камень. Я знала Збышека достаточно хорошо, чтобы избавиться от обуревавших меня сомнений. — В случае чего вы сможете это доказать? — Постараюсь, — холодно ответил он, делая вид, что внимательно читает разложенные перед ним бумаги. — У меня просто не было повода. Нет, это было бессмысленно! Значит, я должна найти что-то такое, чтобы очистить его от подозрений властей. Я критически посмотрела на него и осуждающе помолчала. — Кому вы это говорите? Мне? Вы знаете, и я знаю, что вы знаете, что я знаю, что речь идёт об Анке. — Между мной и Анкой никогда не было ничего такого, что нужно было бы скрывать, — запротестовал Збышек так решительно, что чуть не уверил меня в этом. Я одобрительно кивнула головой. — У вас очень хорошо получается, и все в это, несомненно, поверят, принимая во внимание вашу непоколебимую добродетель. Но у меня свои сведения. Вам напомнить? Внимательно следя за тем, чтобы не повышать голоса, я напомнила ему некоторые обстоятельства, назвала несколько дат, описала кое-какие сцены… — Вы прекрасно знаете, что никакая сила на свете не заставит меня произнести хоть слово на эту тему. Но если Тадеуш знал то же самое? Или хотя бы половину этого? И если они сумеют доказать что он знал?.. Збышек перестал делать вид что читает бумаги. Он встал из-за стола и выглянул в окно, которое выходило на закрытый двор, где явно не было ничего интересного. — Тогда я вам скажу. Тадеуш обнаружил, что я был с Анкой у врача сразу после её свадьбы. У неё имелись определённые подозрения, из-за которых нам тогда пришлось поволноваться. Он шантажировал меня этим до тех пор, пока эти подозрения не оказались безосновательными. Вы сами понимаете, что теперь мы можем все отрицать у Тадеуша не было никаких доказательств. — Он внезапно повернулся и посмотрел на меня захваченный новой мыслью. — Если бы я и имел намерение кого-то убить, так это только вас, потому что никто обо мне столько не знает… Меня нисколько не взволновало это намерение, так как я интенсивно думала совсем о другом. — Короче говоря, если речь идёт о вас, то он был убит уже слишком поздно? — Вот именно. — Так. Но это доказательство не годится. Во-первых, вы об этом не расскажете даже с петлёй на шее, а во-вторых, это именно то, что надо скрыть! Жаль, что вы мне тогда этого не сказали, я бы сама с ней пошла, и потом мы могли бы поклясться, что она ходила со мной. Моя репутация вполне бы это выдержала. Боже, сколько у меня хлопот с вами! — Вы же видите, какие у меня неприятности. Одна жизненная ошибка — и такие последствия… — Какая там ошибка! Единственный разумный поступок. А теперь скажите мне, что было с этой дверью? Збышек вернулся на своё место и, садясь, с удивлением посмотрел на меня. — С какой дверью? — Вот с этой, — я показала пальцем на дверь, ведущую в конференц-зал. — Милиция вас ещё не спрашивала? Почему вы не прошли отсюда, когда началось то представление, а обошли через две комнаты? — Не знаю, — все ещё удивлённо ответил Збышек, стараясь сосредоточиться. — А, нет, знаю! Просто она была заперта. — Откуда вы знаете? — Я попробовал. Выскочил из-за стола и сразу схватился за ручку. Даже не подумал о том, почему она оказалась заперта, только сейчас об этом вспомнил. Сразу после этого я выбежал за Витеком в коридор. — Витек выбежал первый? Он не пытался пройти через эту дверь? — Знаете, нет… — Збышек задумался. — Сейчас, надо вспомнить. Нет, Витек прямо из-за стола выскочил в приёмную, а я задержался именно потому, что пытался открыть дверь. — Очень интересно, — сказала я, и мы молча посмотрели друг на друга. Потом Збышек покачал головой. — Может быть, он выбежал с разгона? Я был ближе… — и внезапно добавил совсем другим тоном: — Пани Ирена, знаете что? От всего сердца даю вам совет, оставьте все это. Это неприятное дело, пусть милиция сама разбирается. У вас что, нет никакой работы? — Разумеется, есть, — ответила я сквозь зубы, — но все данные для неё мне должен был дать Тадеуш. Может быть, вы получите их от покойника? — Приходит новый работник, который займётся работой Тадеуша, — вздохнул Збышек. — Вся эта история наделала нам хлопот гораздо больше, чем можно было предполагать, и только Витек — неисправимый оптимист. Сами увидите. * * * — Прокурор о тебе спрашивал, — раздражённо сказал Януш, когда я вернулась в отдел. — Я вижу, ты ему приглянулась. Велел сообщить ему, как только ты вернёшься. — Ну так беги сообщай. Как у вас с пластиком? «О прокуроре пусть заботится дьявол», — подумала я с тайным удовлетворением, что сверхъестественные явления действуют за меня и я сама могу ничего не предпринимать. — С пластиком все в порядке. Лешек выгибал его в разогретом состоянии, и посмотри, что вышло. Лешек меланхолично продемонстрировал мне нечто странной формы, причудливо изогнутое и совершенно ни на что не похожее. — Превосходно, — похвалила я. — В самый раз подходит к вашей картине. — Пани Ирена, я советую вам все же заняться прокурором, а то Моника его у вас отобьёт, — предостерёг меня Витольд. — Она уже точит на него зубы и сверкает глазами. — Пусть сверкает, он настроен к ней недоброжелательно, потому что она лгала на допросе. — Да, Витек был здесь, — внезапно вспомнил Януш, — и велел тебе навести порядок. Всем нам приказано сделать уборку после обыска. Я посмотрела на свой стол и прилегающие окрестности и должна была признать что разгром был полный. Мой обычный беспорядок был значительно дополнен поисками милиции. Тяжело вздохнув, я полезла под стол и начала сворачивать кальки в рулоны, складывая их по возможности по темам и выбрасывая ненужные. Стремясь избавиться от возможно большего количества старых бумаг, я вернула Янушу таблицы, занятые у него год назад, выкинула урбанистические эскизы Веслава и наконец вытянула ещё один, неизвестный мне, рулон, который до этого лежал в самом низу. — Эй, чьё это? — спросила я, проглядывая его. — Я могу это выбросить? Туристический отель, основной проект, Залесье Гурне… — Что?! — внезапно вскричал Витольд. — Что вы говорите?! — Проект отеля в Залесье Гурном. Это ваш? — Господи!!! — Витольд сорвался с кресла, схватил рулон, затем бросил его и схватился за голову. — Боже мой!!! — стонал он страшным голосом. — Господи!!! Ничего не понимая, я ошеломлённо смотрела на него. Он поднял голову, снова схватил рулон и выбежал с ним из комнаты, попеременно крича «господи» и «Боже мой». Я изумлённо смотрела ему вслед, не понимая, почему туристический отель в Залесье произвёл на него такое впечатление. — Слушай, это действительно он? — взволнованно спросил Януш. — Проект отеля в Залесье Гурном? — Конечно, а в чем дело? Что с ним такое? — Так ты ничего не знаешь? Это тот самый проект Рышарда, который исчез полгода тому назад. Его искали две недели по всей мастерской, и Витольд в конце концов начертил его снова бесплатно, для общественной пользы; потому что Рышард и так уже опаздывал со сроком. Он проклинал и проект, и Рышарда последними словами. А проект все время лежал у тебя? С ума сойти!.. — Впервые об этом слышу, — сказала я недовольно. — Я же у них его не украла и вообще не понимаю, как он мог у меня оказаться. — С Рышардом такие номера случаются, — сказал Веслав. — Наверное, он закончил его именно на твоём столе, а потом спрятал и забыл. Он не в своём уме. — Но почему ты тогда не отдала его? Все же искали! — вступил в разговор Лешек. — Откуда я могла знать, что он его сюда заткнул! И как хорошо спрятал, в самый низ. А тогда у даже не знала, что вы ищете. — И все это обрушилось на белого Витольда. Я удивляюсь, как он сразу тебя не убил! — Не переживайте, — успокоил нас Лешек. — Убьёт, когда вернётся. — Как вы думаете, — заинтересовался Януш, — может, он теперь несётся по улице с этим рулоном в руке и кричит «господи»? — Хоть бы только под машину не попал, — озабоченно сказал Лешек. — Что за бюро! — вздохнул явно обрадованный Веслав. — Дня не проходит, чтобы не произошло какой-нибудь глупости. — Это точно, но вчера был рекорд.. — Ради Бога, выключите это радио, кто из вас выращивает рапс?! — Иди, — сказала Алиция, заглядывая в комнату. — Прокурор давно не видел тебя. Лешек внезапно сорвался с кресла и ринулся ко мне. — Вся наша надежда на вас, — трогательно заявил он. — Позвольте мне поцеловать вашу ручку, о леди Макбет, Цирцея… — Идите к черту! — гневно сказала я, вырывая у него руку. — Как при таких обстоятельствах я могу обольщать человека?! * * * — Должен сказать, что вам удалось создать совершённое преступление, — заявил мне прекрасный прокурор, который на этот раз был в костюме и снежно-белой рубашке с чёрным галстуком. Он сделал безукоризненный поклон, причём — явно безотчётно, потому что я была в большей степени женщиной, чем подозреваемой. На его лице застыло непроницаемое служебное выражение, а в глазах был блеск частного характера. Я подумала, что, возможно, дьявол прав… Капитан уныло смотрел в окно. — Я уже не знаю, как с вами разговаривать, — неохотно буркнул он. — Что за люди!.. — Очень симпатичные, — запротестовала я. — Может быть, немного эксцентричные, но это не порок. Мужчины посмотрели друг на друга, а потом на меня, пробуждая этим во мне живой интерес. Капитан пожал плечами, а прокурор немного поколебался. — Ну ничего… — сказал он. — Что бы вы сказали на то, если бы нам с вами попытаться поговорить на какой-то другой, нейтральной территории? Например, где-нибудь в кафе. Не с целью проведения официального допроса, а скорее для неофициального обмена мнениями… Просто подискутировать на интересную тему… Я почувствовала какой-то подвох, хотя само по себе это предложение было мне на руку. Но, полагаясь на свой дипломатический талант и незаурядные умственные достоинства, я выразила согласие. Мы назначили время и место. Капитан не вмешивался, слушая наш разговор с выражением безнадёжного смирения. Спустя полчаса я уселась за тот же столик, за которым недавно мы с Алицией вели наше расследование. Нетипичный прокурор явно относился ко мне, как к достойному ухаживания объекту. У меня не было никаких сомнений, что дьявол в этой истории принимает живое участие. Прокурор закурил, посмотрел на меня необыкновенно яркими блестящими глазами на каменно-спокойном лице и сказал: — Мы пришли к выводу, что в этой ситуации у нас в одиночку ничего не получится. Мы не можем удовольствоваться семью подозреваемыми, потому что это значит — не иметь ни одного. Мы находимся в чужой среде, вокруг люди, совершенно нам незнакомые, но зато прекрасно сжившиеся друг с другом. Хуже ничего быть не может! Мы вынуждены просить помощи кого-нибудь, кто хорошо знает персонажей этой драмы, обстоятельства и все остальное. Выбор пал на вас. При этом мы исходим из предположения, что вы невиновны… — А если я виновна, то вы откроете это именно благодаря нашей совместной работе, — дополнила я. — Что ж, очень правильное решение. На чем же вы остановились? — Я даже не могу вам ответить на этот вопрос… Послушайте меня. Обнаружить-убийцу можно двумя способами: или с помощью каких-либо улик, или путём исключения невиновных, в надежде, что постепенно отпадут все, за исключением одного. В этом случае ни тот ни другой способ не даёт результатов. Улик практически нет, убийца, несомненно, человек умный. Метод исключения тоже действует с трудом, принимая во внимание специфику среды, а также то, что мотивы и возможность совершить преступление были практически у всех вас. Редко бывает, чтобы столько людей оказались так прочно замешаны в убийстве. И ещё при этом каждый старается что-то скрыть, причём неизвестно, имеет это отношение к убийству или нет. Сегодня стало известно о запертой двери, откуда мы можем знать, что тут ещё откроется странного и удивительного и когда это может произойти?! Капитан разочаровался во всем, а я… Для меня это вопрос престиж честно признаюсь вам, у меня есть личные причины, из-за которых я должен это дело раскрыть. Вся моя надежда — на вас. — А моя — на вас, — решительно сказала я. Прокурор посмотрел на меня несколько удивлённо. — Что вы хотите этим сказать? — Вы, видимо, догадываетесь что мы проводим собственное расследование? Если бы не тот факт, что сначала это преступление всеми обсуждалось и что все были так потрясены неожиданной реализацией моей фантазии, несомненно, ещё до вашего прибытия половина дела была бы уже раскрыта. Примите во внимание то, что моя фантазия вытащила на дневной свет нашу личную жизнь… Вроде бы это были просто шутки, но в них — множество правды. А потом все смертельно перепугались и поэтому набрали воды в рот, что, впрочем, не совсем удалось. Возвращаюсь к теме. Мы проводим своё расследование, и из него становится ясно, что все указывает на невиновного человека. Я надеюсь на то, что вы найдёте настоящего виновника, тогда невиновный автоматически отпадёт. — Во-первых, кто это «мы», а во-вторых, кто этот невиновный? — Мы — это Алиция и я. Сейчас я вам все объясню, но могу ли я рассчитывать на взаимную откровенность?.. — Можете, можете, — сказал он нетерпеливо. — Раз я хочу, чтобы вы помогли нам, то придётся немного ввести вас в курс дела, не правда ли? Я кивнула головой и, признав превосходство следственных властей, коротко рассказала, как и к чему мы пришли с Алицией. Потом припомнила дьявола и высказала робкое предположение об авторстве телефонного звонка. Теперь прокурор смотрел на меня с интересом. — Конечно, мы это тоже принимаем во внимание. Возможно, звонок был случайным. Это, разумеется, упрощает проблему, потому что было бы неплохо свести следствие только к оставшимся четырём особам… — Подождите, каким четырём? У нас получилось только три… Минуточку, сначала скажите, во сколько он погиб по определению врача? — Между 12.30 и 12.45. Удар тяжело обрушился на меня, хотя я ждала чего-то в подобном роде. Именно на эту четверть часа приходились четыре минуты Збышека. — Хорошо, но кто эта четвёртая особа? Оказалось, что наши расчёты содержали ошибку и четвёртой особой был Веслав. Все остальное удивительно совпадало с выводами, сделанными милицией. Веслав меня неслыханно удивил. — У него было около пяти минут на то, чтобы задушить жертву. Мог успеть, правда? — спросил прокурор, демонстрируя мне нечто вроде извлечения из их графика отсутствия. Я с интересом его изучила и сравнила с нашим, который захватила с собой на всякий случай. — Ну хорошо, предположим, что звонил один человек, а убил Столярека кто-то другой… причём одно от другого отдалено на пятнадцать минут… и что из этого? — Тогда мы должны принять во внимание девять человек. Господи, с ума можно сойти!.. И об этих девяти я хотел бы с вами поговорить! Девять человек. Девять человек, которых я много лет хорошо знаю. Кто-то из них должен быть убийцей… Чудовищно! Начали мы с Каспера. Все, что касается Каспера, мной было обдумано раньше, не без помощи дьявол поэтому теперь я без труда могла высказать свою точку зрения. Прокурор в принципе согласился со мной. — Да, логически рассуждая, он, действительно, скорее подозревал пани Мяснику, чем сделал это сам. А может, он специально устроил это представление, чтобы отвести от себя подозрения? — Возможно, но тогда бы он так вёл себя с самого начала. А он вначале держался так, как будто хотел именно возбудить эти подозрения. — И все же окончательно отбросить его нельзя. Пошли дальше. Что с пани Моникой? Внутренним взглядом я видела перед собой чёрные, горящие гневом глаза Моники. О да, у неё был характер… А к тому же двое детей и в перспективе светлое, прекрасное, беззаботное будущее, которое Тадеуш мог уничтожить. Но при всем том она была очень умна и, если бы нашла какой-то иной выход, смогла бы, очевидно, устроить все, не убивая Тадеуша. — Что ж, давайте разберёмся, был ли у неё другой выход, — заявил прокурор. Я согласилась с ним и послушно начала размышлять. Другой выход. Какой? Платить Столяреку, сцепив зубы? Чем? Порвать все контакты? Да, конечно, она могла это сделать и потом упереться на том, что все произошло задолго до знакомства с возлюбленным, но все равно возлюбленному это могло не понравиться, пусть даже дело было в прошлом. — Мне бы не понравилось, — решительно заявил прокурор. — О? — удивилась я и критически взглянула на него. — А у вас нет прошлого? — Это другое дело… — Разумеется, это даже хуже. За женщиной ухаживают, и она может быть только невольной жертвой, вы, в свою очередь, всегда должны выступать как активная сторона. — Да, действительно, пани Моника очень напоминает невольную жертву… — Вы тоже напоминаете… — Ну, вернёмся к нашей теме. Что ещё она могла сделать? — Что ещё могла сделать… Предупредить возможную информацию от Тадеуша? Тоже не годится, слишком много пришлось бы объяснять, и тогда уж никоим образом она не смогла бы оказаться безупречной перед лицом будущего… Нет, единственное, что она могла сделать, это задушить шантажиста… — Теперь вы сами видите, что здесь человека может хватить удар, — раздражённо сказал прокурор. — Если бы все преступления были такими, я давно бы уже сменил специальность. Следующий! Следующим был Рышард. Рышард… Чего он не мог сделать? Невменяемый безумец, охваченный мыслью о выезде, мог передушить всю мастерскую, если бы это было необходимо. Но Рышард сделал бы это иначе. Либо он был бы уверен в правильности своего поступка и не беспокоился бы об уничтожении следов, а напротив, разгласил бы об этом всем и каждому, либо сделал бы это в состоянии аффекта, а следовательно, менее разумно и с большим шумом. Разговор, проходивший между Тадеушем и Рышардом, был бы слышен не только во всем бюро, но даже на лестничной площадке. Ну, и покойник выглядел бы по-другому… Мысленно я видела Рышарда, в гневе и безумстве душащего Тадеуша, кидающегося и в бешенстве избивающего жертву, а затем с ужасом и испугом глядящего на деле своих рук, выбегающего с криком из конференц-зала, где остался труп в плачевном состоянии… Я с большим трудом оторвалась от этой чудовищной картины. Нет, к Рышарду это тихое, гениально исполненное преступление совершенно не подходило. К тому же вряд ли бы он спокойно спал сразу после того, как задушил человека! — А он спал? — заинтересовался прокурор. — Как убитый. Я понимаю, что он не высыпается потому что систематически работает по ночам, но я ещё никогда не слышала о человеке, который бы засыпал от волнения. — Я тоже не слышал. — Сейчас, что-то мне это напоминает… Воспоминание о спящем Рышарде привело меня к мысли о сослуживцах, ожидающих прибытия милиции. Я вспомнила выражение лица Моники, в котором, кроме всех других чувств, была и благодарность… Да, она явно подозревала меня, впрочем, все подозревали меня, и были мне благодарны!.. — За то, что вы устранили с её пути шантажиста? Да, это могло бы её освободить от подозрений. Вы уверены в этом? — Абсолютно! — Нет, это ужасно! — проворчал прокурор. Что касается Кайтека, то для меня ясно было только одно — то, что я уже сказала Алиции. Тадеуш представлял для него ценность при жизни, а не после смерти. Никакой долг не заставил бы его убить человека, который одалживал ему деньги и проворачивал выгодные сделки. Разве только тут было что-то ещё, о чем я не знала. Прокурор тоже не знал. С Анкой мы покончили молниеносно. — Оставьте её в покое, — решительно сказала я. — Я знаю, где она была, когда её не было, и у меня есть целых три свидетеля. Вы должны поверить мне на слово, потому что сразу могу сказать, что вам эти свидетели ничего не скажут, а мне сказали. Я знаю, что у неё не было никаких шансов совершить преступление, даже если бы это длилось четыре секунды, а не четыре минуты. Наконец после Анки дошли до Збышека. На эту тему у меня было своё совершенно сложившееся мнение, которое я не стала скрывать от прокурора. — Откуда у вас такая уверенность, что он невиновен? — недовольно спросил прокурор. — Вы должны мне просто поверить, что для него это убийство было совершено со слишком большим опозданием. Несколькими неделями раньше ситуация выглядела бы совершенно иначе, но теперь, уверяю вас, это не он! — Это только ваше личное убеждение… — Да, но основанное на фактах. Обнародовать эти факты я, а в равной степени и он, могли бы только в том случае, если бы стояли перед судом. Давайте оставим его и пойдём дальше. Следующей была Ядвига. Милиция выяснила уже, что означал этот номер около её имени в книжке Тадеуша. Это был регистрационный номер частного автомобиля. Номера частных машин обозначались буквой «Х» довольно давно, поэтому сначала это не пришло никому в голову. Я задумалась. Что общего со смертью Тадеуша мог иметь какой-то частный автомобиль? Совершенно ясно, что у Ядвиги никогда в жизни не было машины. Может быть, её сбило машиной или что-то в этом роде? Конечно, у её бывшего мужа была какая-то машина, а также частная мастерская по ремонту автомобилей, ну и что из этого? — Может, у него были какие-то злоупотребления, и покойный теперь её этим шантажировал? — Её шантажировал? Наоборот, он доставил бы ей этим огромную радость. Ядвига за подобные сведения о своём бывшем муже его бы озолотила, потому что целый век ведёт с ним войну за алименты. — Семьдесят тысяч злотых? — Ах, вы и это знаете! Да, семьдесят тысяч злотых. Если бы покойный собирал для неё негативную информацию об упомянутом супруге, она кормила бы его ананасами, а не душила. Это ерунда! — Но она смогла бы это сделать? — Только в одном случае… — сказала я, погружаясь в размышления. — Только в одном случае… — Ну? — Если бы речь шла о ребёнке, о будущем её дочери. Если бы Тадеуш каким-то способом мог впоследствии причинить вред её ребёнку, она была бы способна абсолютно на все. И способ совершения преступления даже как-то к ней подходит… — Вижу, что нужно будет подробно изучить вопрос об этом таинственном автомобиле, — неохотно признал прокурор. — Не знаю, каким способом… Но, может, в этом что-то есть? Затем я с уверенностью заявила, что о. Витеке могу сказать немного. Был ли у него какой-нибудь повод? С одной стороны, все выглядело так, как будто Витек не подвергался шантажу, в записной книжке Тадеуша он записан не был. Но, с другой стороны, судя по замечаниям Януша, что-то между ними было. Что? Мои предположения на этот счёт были такими туманными и такими неприятными, что я предпочла о них не вспоминать. Снова у меня перед глазами замаячила мрачная картин и я опять постаралась как можно быстрее от неё избавиться… — Ну да, собственно, у него не было повода, — задумчиво сказал прокурор. — А если бы был, то какой? — Карьера, — ответила я без размышлений. — Профессиональная карьера. У Витека колоссальные амбиции и отсутствие всякой щепетильности. Он готов по трупам идти наверх. И характер у него подходящий. Он достаточно умен и выдержан, чтобы спланировать и выполнить даже двадцать преступлений. И нет сомнений, что ради карьеры он пошёл бы на все, потому что в этом — смысл его жизни. Если бы я знала, что у него был повод, поставила бы на него без колебаний, но Тадеуш о нем ничего не знал. — А вы что-то знаете?.. Я молча взглянула на прокурора, стараясь спрятать в глубине души мои туманные подозрения. Я уже достаточно натворила, нечего снова валять дурака, я должна быть беспристрастна… — Я знаю, что мастерская для него — один из важнейших элементов карьеры. Но боюсь, что это преступление прикончит её… Прокурор неохотно покачал головой. — Меня вот ещё что удивляет. Скажите мне: почему убийца, задушив Столярека, не забрал записную книжку? — У него не было времени, — решительно ответила я. — Я уже думала об этом, но несколько хаотично, и не успела обговорить это с Алицией. Самое важное для него было исчезнуть с места преступления, а не уничтожить записную книжку. Вы же сами видите, что если основываться на этой записной книжке, то подозреваемых становится около двадцати человек. Он мог себе это позволить… — Да… Остаётся последний… — Вот именно, Веслав! — я снова почувствовала себя удивлённой. — Он действительно мог его убить только за что? — У него были причины, — зловредно усмехнулся прокурор. В какой-то момент мне показалось, что эту зловредную усмешку я откуда-то знаю, но, поглощённая мыслями о Веславе, не стала на этом останавливаться. — Что вы говорите, какие причины? Веслав? Что могло быть у Тадеуша с Веславом? — У пана Веслава есть своя тайна, которую знали покойный и руководитель мастерской, больше никто. Мы тоже её знаем, но разрешите нам оставить это при себе. Об этом мы узнали в доверительном разговоре. Причины, по которым пребывание Столярека на этом свете было для него нежелательным, были того же рода, что и дела пани Моники или пана Каспера. Если мы принимаем во внимание те, то должны взять и эти… С огромным удивлением я вглядывалась в прокурора. Действительно, Веслав никогда бы не пришёл мне на ум! Что такого он мог сделать? Об этом знали Тадеуш и Витек… Действительно, в этом свете его положение было роковым. И он, что хуже всего, мог не только совершить убийство, но также и позвонить по телефону… А эта ошибка с личностью жертвы? Веслав мог собираться убить Витека, потому что тот обо всем знал, но по ошибке убил Тадеуша, который тоже все знал, это было одинаково выгодно для него, и что теперь? Убьёт Витека? А раньше ему помешали? Ерунда! Совершённая галиматья! — Так, — сказал прокурор. — Среди восьми подозреваемых у нас есть четыре человека, которые могли как позвонить по телефону, так и убить. Из этих четырех вы освобождаете от подозрений двоих. Нам остаются пан Веслав и пани Ядвига. Честно признаюсь вам, что мне это не нравится. — Мне тоже не нравится. Я освобождаю Веслава и Ядвигу тоже… — Послушайте, прекратите, а то я сойду с ума. Произошло убийство, это факт, правда? Что вы на это окажете? — Откуда я знаю, что сказать? Я сидела совершенно подавленная, бессмысленно уставившись в красивое лицо моего собеседника. После некоторого молчания он тяжело вздохнул, закурил новую сигарету и приступил к другому вопросу. — Ну, теперь разберёмся с этой дверью. Она была заперта, это не вызывает сомнений. Разве что этот пан лжёт?.. — Он не лжёт, это исключено, и не является невменяемым истериком, который не отвечает за свои слова. Дверь была заперта, можно считать это установленным фактом. — Поскольку никто не хочет сознаться в том, что запер её, следует признать, что это сделал убийца. Но зачем? Специально, чтобы обратить на это внимание? — Нет, — и я объяснила ему историю с испорченным замком, одновременно продолжая интенсивно размышлять о другом. Чтобы отпереть дверь, нужно иметь ключ от неё. Где он был, все ещё в директорском ящике? И что с этим ключом в вазоне? — В нашем вазоне был найден ключ… — сказала я, вопросительно глядя на него. — Да, конечно. Это ключ именно от той двери… Теперь уже я почувствовала себя совершенно глупо. Веслав выходил на балкон, когда Лешек ел рыбу. Господи! Веслав? Нет, это невозможно, я никогда не поверю, что это сделал Веслав! — Сейчас. Но ведь… по ключу можно узнать. Он был такой… осклизлый… — Был. Лежал там достаточно долго. — Но ведь его должны были перед этим вынуть из вазона? — Разумеется. Он мог его вынуть, использовать, не очищая, а затем бросить назад. Это был бы совсем неплохой замысел. — А что Витек говорит о ключе? — спросила я. — Он утверждает, что ничего не знает. Не пользовался ключом, не знает, где он находился и где находится сейчас. Дьявол творил, что о ключе знают только убийца и я… До сих пор дьявол все время оказывался прав. Этот ключ видели все, он находится у милиции, может быть, в этом что-то есть? Витек говорит, что ничего не знает?.. Сейчас, по-моему, было что-то такое… — Подождите, я должна сосредоточиться, — решительно потребовала я. — Что-то вертится у меня в голове. Я опёрлась локтями о стол, закрыла ладонями лицо, смежила веки, стараясь что-то припомнить, хотя сама не знала, что именно. Было когда-то что-то, что не позволяет мне теперь верить, будто Витек ничего не знает о ключе… Только что именно? Несмотря на все усилия, результатов от моих размышлений не было никаких. — Ничего, — покорно сказала я. — Не могу вспомнить. Склероз… Я должна спросить сослуживцев, может быть, они что-то припомнят, но уверяю вас, невозможно, чтобы Витек ничего не знал об этом ключе. — Это снова всего лишь ваше личное предположение. — Но ведь мы, черт побери, и пришли сюда для того, чтобы поговорить о моих личных предположениях! — Ну хорошо, пусть будет так. Он запер эту дверь… — Минутку, — прервала я его, — именно тут я хотела бы остановиться. Подождите, я хочу себе это представить. С какой стороны он запер эту дверь? Прокурор удивлённо посмотреть на меня. — Не знаю, — ответил он. — Мне очень жаль, но по ключу этого узнать невозможно… Тут я поняла, что мой вопрос в любом случае лишён всякого смысла. Он не запирал дверь со стороны кабинета, потому что должен был ждать минуты, когда там никого не будет. Разве что это один из наших: Витек или Збышек. Но и им было бы легче пройти через дверь и запереть её со стороны конференц-зала. А если это был кто-то другой, тогда тем более… Я почувствовала, что начинаю теряться. — Помогите же мне, черт возьми! — потребовала я с гневом. — Видите же, что у меня все перепуталось! — Очень вовремя у вас все перепуталось! По показаниям секретарши никто, кроме этих двух панов, один в кабинете не оставался. — Но то, что дверь была заперта со стороны конференц-зала, не вызывает сомнений. Потом он её не отпер, хотя, вероятно, собирался. Почему? — Подождите. Вы считаете, что кто-то из этих двух панов или другой человек в любом случае запер дверь со стороны конференц-зала? — Да. Вы сами сказали, что в кабинете никто, кроме них, один не оставался, а каждому из них было бы удобнее пройти через дверь, а потом запереть её за собой. Прокурор задумался. — Попробуем представить этот поступок так, как вы его представляете себе, принимая во внимание царящие здесь обычаи. Сначала кто-то снаружи… — Кто-то снаружи должен был бы иметь ключ. Из ящика вынуть не трудно, а из вазона?.. Я тоже задумалась, а затем возвестила: — Если бы кто-нибудь вынул его из вазона, это бы не прошло незамеченным, я уж не говорю о том, что после этого стояла бы ужасающая вонь. Ему пришлось бы сделать это поздно вечером и сразу идти домой, чтобы вымыться. Но содержимое вазона об этом не говорит. У вас есть где-то милицейские химики, спросите их, могли ли недавно потревоженные помои произвести потом такой эффект. Вас не было при этом… но спросите капитана!.. — Он мог вынуть его двумя неделями раньше, за две недели все бы уже осело. — Не знаю, мушек, наверное, было бы меньше — ведь вылетел бы целый рой. Хотя я не представляю, в каком темпе они выводятся… — Ну хорошо, это выясним. Допустим, что он вынул ключ из ящика, достаточно, что он у него был. Что дальше? — Дальше он выбирает время… Ах нет, сначала звонит… Сейчас, сейчас… Я сидела, уставившись на прокурора. Он, в свою очередь, приглядывался ко мне каким-то рассеянным взглядом, как будто только что думал о чем-то другом, а теперь снова пытается сосредоточиться. — О чем вы думаете? — Звонок был в 12.15, задушили его, самое раннее, пятнадцать минут спустя… Что это значит? — Это значит, что убийца разговаривал с ним в течение пятнадцати минут. — Это мне не нравится. Невозможно, чтобы убийца пошёл на такой риск. В течение пятнадцати минут он находится за пределами видимости окружающих, а потом совершает убийство? Это верх неосторожности! — И все же мы не можем этого исключить. Каждое преступление является колоссальным риском. Действительно, разумнее было бы признать что звонил и разговаривал с ним один, а убил другой. Сейчас мы к этому вернёмся, а пока не отвлекайтесь. Оставим пока телефонный звонок и разговор и приступим к самому убийству. — Ну хорошо, пусть будет так. Он выбирает время, когда в приёмной никого нет… Если это была Ядвига, ей было бы достаточно, чтоб не было Веси, но та, как известно, полдня просидела в центральной комнате, значительно облегчая совершение преступления. Итак, в приёмной никого нет, он входит в конференц-зал и запирает дверь на ключ… — Мне это кажется довольно бессмысленным, — неохотно сказал прокурор. — Разве вас не удивило бы, что кто-то входит в комнату и запирает дверь на ключ? — Удивило бы, ну и что из этого? Во-первых, он запер только одну дверь, а во-вторых, даже очень удивлённая я не бросилась бы бежать с испуганным криком. Я ждала бы, что будет дальше, а он в это время мог спокойно оглушить меня дыроколом. — А сначала ещё попросил бы, чтобы вы любезно повернулись спиной… — О Боже, вы снова не все знаете! Со мной бы такой номер не прошёл, но с Тадеушем!.. Из окна нашего конференц-зала прекрасный вид на окна нашей амбулатории, а там работает необыкновенной красоты медсестра. Нет такого мужчины в нашей мастерской, который не обернулся бы, если бы кто-то крикнул: «О, прекрасная Зося в окошке!» — Ах, так? — внезапно заинтересовался прокурор. — Действительно такая красивая? — Да, — с жаром ответила я. — Рост метр семьдесят, прекрасная фигура, брюнетка, истинная Юнона! — А… нет, Юнона отпадает… — проворчал прокурор, сразу теряя интерес. — Не в вашем вкусе? Возможно, но я думаю, что туда взглянули бы и вы. А Тадеуш был без ума от этой юной богини. — Да, это объясняет… Интересно, что мы ещё узнаем? Пока возникает вопрос: а из окна амбулатории не было видно, что делается в конференц-зале? — Это исключено. Все дело в том, что то окно находится ниже, поэтому от нас прекрасно видно, что делается там, а от них можно увидеть только того, кто выглядывает в окно. Это отпадает. — Вернёмся к теме. Теперь он должен отпереть дверь кабинета и как можно быстрей выйти в приёмную так, чтобы его никто не заметил. Дверь он не отпер: или поглупел от волнения и забыл, или кто-то ему помешал. Может быть, он услышал, что в кабинете кто-то есть и не хотел скрипеть ключом? — Сейчас, взглянем на эту решающую четверть часа… Прокурор вынул свои записи, а я заглянула в наш график. Что происходило между 12.30 и 12.45? Витек был в кабинете, что засвидетельствовала Иоанна, которая входила к нему за какой-то подписью. Вместе с ним были Ольгерд и Моника, которые сразу же ушли. Моника, возвращаясь в отдел, встретила по дороге выходящую оттуда Анку. Через минуту в кабинет вернулся Збышек и услышал голоса из конференц-зала. Витек взошёл. Збышек тоже вышел. Витек вернулся. Чёртова Иоанна снова заглянула туда неизвестно зачем, разве что для того, чтобы создать ему алиби. Збышек перешёл из центральной комнаты в санитарный отдел, причём точное время этого перехода подтвердить никто не мог, банда кретинов, такой ерунды не могли запомнить… Одни утверждают, что это было в конце куявяка [польский народный танец], а другие — во время ланолинового мыла, идиоты, слушали разные станции!.. Ядвиги все это время нигде не было, то есть никто не знает, где она находилась; сама же Ядвига утверждает, что была в туалете, а потом готовила себе чай. Веслав выходил из отдела хронологически в то самое время, когда Збышек входил к санитарникам. Рышард выходил перед этим, Каспер сразу после Рышарда. Гонки они себе устроили что ли?.. Судя по числу людей, которые мотались в таком маленьком помещении в такой короткий период времени, они должны были сталкиваться в коридоре! Я заглянула в график прокурора и с интересом посмотрела на него. — Ну и что? — нетерпеливо спросила я. — В кабинете никого не было в течение очень короткого промежутка, около минуты. Да… Потом он уже не мог отпереть дверь. Даже запереть её мог только тогда, когда там никого не было, и трудно допустить, что он так удачно выбрал эту минуту. Разве что сам сидел в кабинете… — Витек или Збышек?.. — Руководителя мастерской видела секретарша. Он мог бы выйти из кабинета, а затем вернуться через приёмную, но здесь был риск: в приёмной мог кто-то находиться, кто засвидетельствовал бы, что в это время никто не выходил, а следовательно, должен был выйти через кабинет. Нет, это ерунда, впрочем, он рисковал и в другом случае, могла войти секретарша, которую удивило бы его отсутствие… Напротив, другой, главный инженер, был один в кабинете, мог запереть дверь, выйти, увидеть, что приёмная пуста… У него был доступ и к ключу… Збышек! Я не могу спасти Збышека! Это меня ужасно расстроило. — Я ведь уже говорила вам! Говорила, что все указывает на невиновного человека!.. — Откуда вы знаете, что он невиновен? — Знаюсь Знаю точно! Впрочем, вы меня прервали. Если убийца разговаривал в конференц-зале с жертвой, а Збышек их слышал, то уже поэтому он не мог быть убийцей! — А кто сказал, что он действительно слышал? На каком основании мы должны в это верить? И кто сказал, что именно тот, кто разговаривал, — убийца? — Не знаю, Боже мой, меня это не интересует! Говорю вам, что это не Збышек, голову даю на отсечение! Я предупреждала, что вся моя надежда на вас! Сделайте что-нибудь, он невиновен, ищите эту тряпку от дырокола! Прижмите Витека, он врёт с этим ключом… не знаю, что ещё сделать!!! — Я вижу, вы очень горячо защищаете этого главного подозреваемого, — язвительно сказал прокурор. — Потому что это единственный порядочный человек в нашем бюро! Он не делал этого, это исключено! Боже мой, неужели дойдёт до того, что я сама вынуждена буду вести это чёртово расследование! — Счастливый человек, за которого так борется женщина… — Лучше не нервируйте меня!.. В дальнейшем ходе беседы я дошла до такого состояния, что начала возводить напраслину на всех подозреваемых и не подозреваемых сослуживцев, выдумывая невероятные глупости, только чтобы отвратить его внимание от Збышека. Результат был совершенно обратный. Прокурор с явным удовольствием разбивал мои аргументы, выдвигая против Збышека неопровержимые доказательства его вины. — Вас, видимо, многое связывает с этим паном, — сказал он любезно, но и ядовито одновременно, приглядываясь ко мне с большим интересом. Я, должно быть, действительно представляла собой необыкновенную картину: красная, растрёпанная, разгневанная, испачканная графитом от карандаша, демонстрирующая полную невменяемость. Мне хотелось в ответ сказать ему только одно слово — короткое, сжатое и нецензурное, но я, к счастью, воздержалась от такого поступка и вместо этого закричала: — Но он смертельно влюблён!.. — и остановилась. Лояльность по отношению к Збышеку была даже сильней, чем гнев. — В кого? — сразу же спросил прокурор. — В одну женщину, — хмуро ответила я. — Не в мену уверяю вас. У него роман с женщиной, который длится уже давно, а я просто им покровительствую. А с ним меня связывает платоническая симпатия и взаимное доверие. Теперь прокурор смотрел на меня так, как будто я окончательно сошла с ума. — Он влюблён в другую женщину, а вы так его защищаете?! Прошу прощения, но я этого не понимаю. — Ну и не понимайте. Я вижу, что человеческие чувства вам совершенно недоступны. — Напротив, человеческие чувства мне хорошо известны, именно поэтому я и не понимаю. — Ну, значит, я существо нетипичное. И что, вы меня за это посадите? — Вас — нет, но, может быть, этого пана… И все-таки в прокуроре было какое-то обаяние и незаурядный подход к женщинам, потому что он сумел снова привести меня в нормальное состояние. Ещё раз коротко мы суммировали с ним все выводы. Подозреваемых до сих пор было восемь человек, из них двое, по моему мнению, исключались по психологическим мотивам, двое — в результате деликатных наблюдений, а один не имел повода. Восьмой подозреваемый, Веслав, вообще не умещался в моей голове. Наверх я вернулась в непонятном настроении. С одной стороны, я была подавлена всеми этими расследованиями, но с другой — красота прокурора, внимание, оказываемое мне, значительно поднимали мой дух. Поднявшись, я попала прямо на собрание, которое Витек устроил в центральной комнате. Я уселась рядом с Алицией и, прежде чем успела отдышаться, услышала от неё сенсационную информацию. — Я осчастливила их, — удовлетворённо заявила она. — Они роются в унитазе. — Господи! Зачем?! С ума сошли?!.. — Нет, но раз они задают глупые вопросы, то слышат и глупые ответы. Оставшись в мастерской, капитан, видимо в состоянии последней степени отчаяния, задал Алиции пагубный вопрос, а именно: он хотел узнать, не произошло ли в мастерской что-либо необычное со времени открытия убийства. — Кроме того, что забило дамский туалет, я не заметила ничего особенного, — беспечно сказала Алиция, после чего дала им исчерпывающую информацию относительно нашего санитарного оборудования. Тот факт, что забило дамский туалет, вовсе не являлся чем-то из ряда вон выходящим, это происходило довольно часто: достаточно было выбросить туда огрызок яблока, как удобствам приходил конец. Выслушав эту информацию, капитан ощутил, по-видимому, внезапный прилив бодрости, вызвал подкрепление и, при помощи пани Глебовой, приступил к основательной чистке канализационного оборудования. Пани Глебова была в восторге, что хотя бы раз в жизни ей поможет полиция, потому что иначе ей пришлось бы заниматься мы одной. Иных результатов, кроме того, что осчастливлена пани Глебова, Алиция пока не знала. — Я, случайно, вам не мешаю? — ядовитым шёпотом спросил Витек, потому что мы вели разговор, не обращая ни малейшего внимания на то, что собрание уже началось — Нет, что вы! — ответили мы любезно, но разговаривать перестали, так как собрание обещало быть интересным. Витек произнёс великолепную речь, обрушившись драматичным шёпотом на наши ошибки и проступки. С болью заклеймил падение дисциплины, особенно обозначившееся после преступления, что, по его мнению, было абсолютно недопустимо. — А он хотел, чтобы мы начали стремительно работать от волнения? С этими ментами на шее? — с горечью прошептал Влодек. — Вы знаете ситуацию, — болезненно журчал Витек. — Именно теперь у нас появился шанс спасти мастерскую. Мы получили новый заказ на три миллиона злотых… — Это будет халтур а не заказ, — проворчал Стефан, сидящий около нас на столе. Витек продолжал шептать ерунду, особенно налегая на дисциплину и старательно избегая щекотливых тем, таких, как задерживающая нас лаборатория светокопий, переплётная мастерская, ошибки инвесторов, сложности с нашими строительными руководителями и тому подобные. Никто не мог понять, что ему, собственно говоря, нужно. Но внезапно, ни с того ни с сего, он закончил. — А теперь прошу вносить творческие предложения, — с болью и достоинством сказал он. Творческие предложения поступили немедленно. Было предложено привести сюда двух псов, принадлежащих Стефану и Янушу, и привязать их в коридоре и у входных дверей. — У Стефана сука дрессированная, её нужно будет приучить, чтобы пропускала в туалет, — с воодушевлением сказал Лешек. Алиция подала мысль приковать каждого за ногу к столу цепью, запираемой на замок. Веслав живо заинтересовался проблемой опозданий и предложил всему персоналу поселиться непосредственно в бюро. Влодек предложил заливать всем рот гипсом. Витек слушал и терпел. И все же, вопреки нашим легкомысленным выступлениям, собрание закончилось на решительной ноте. Витек категорически запретил выходить из мастерской в город, независимо от причин, пить кофе в обществе более чем одного человека и даже запретил покидать отделы. Как он представлял себе в этом случае межотраслевую координацию работы, знает только Бог! — Действительно, — меланхолично сказал Казик, кивая головой, — носились все по коридорам, и смотрите, что из этого вышло. Ещё немного, и все могли проститься с жизнью… Но что самое странное, Витек отобрал у нас всех руководство проектами и все забрал себе. Он один должен был быть главным проектировщиком всех объектов. Это уже походило на помешательство, потому что главный проектировщик — постоянная жертва. В нашей мастерской кроме того, что этот несчастный должен был сделать архитектурный проект, в его обязанности входил миллион других забот: подготовка договора, контакты с инвестором, координация всех работ — архитектурных, санитарных, электрических, дорожных и так далее, ругань с лабораторией светокопий и, наконец, личная финансовая ответственность за весь проект. Настоящий кошмар! Поэтому то, что Витек собирался быть главным проектировщиком на всех объектах, было вообще нереальным. Он должен был бы существовать по крайней мере в шести лицах одновременно. Все были так удивлены, что никто ничего не сказал. Общественное мнение начало вырабатываться только после окончания собрания. В несколько уменьшенном кругу сослуживцев мы пришли к двум выводам: во-первых, что Витек сошёл с ума, и во-вторых, что убийство, по всей вероятности, совершил не он. Первое было для всех ясно и понятно, а второе объяснил Стефан. — Те заказы, которые должны были прийти, нас действительно могли бы спасти, — сказал он. — Только они не придут. — Откуда ты знаешь? — Почему? — Потому что какой-то идиот задушил Тадеуша. У нас уже был сигнал из этого их объединения. Милиция была у них и проверяла наши счета за мастерскими именно те, которые занижены. Нагнали на них такого страха, что Боже сохрани! Заказ уже был готов, но они решили от него отказаться, потому что не хотят иметь с нами никакого дела. — Ну хорошо, а на жилой квартал? Это были самые большие деньги! — На жилой квартал заказ тоже не придёт, потому что и до них добрались. Если бы мы закончили с ними в прошлом году, тогда, возможно, все бы теперь обошлось, но Витек оставил последние счета на этот год и эти милиционеры уже все разнюхали. Да, хуже времени для убийства не придумаешь!.. — Вот именно, если бы хоть на месяц позже! После подписания договоров… — Именно поэтому я и утверждаю, что это не Витек. Разве только он сам себя хотел погубить. — Но, может, кто-то сделал это специально, чтобы его прикончить? Признавайтесь, кто из вас желает ему зла? — Я, — спокойно заявила Алиция, — но у меня есть алиби. — Как бы ни было, но это конец. Все пропало. Даже если бы сегодня нашли этого душителя, то это уже ничему бы не помогло. Можем заказывать себе поминки. — Поминки и так нужно будет заказывать, после похорон… Результат исследования санитарного оборудования милиция, как обычно, от нас скрыла. Я стояла в приёмной, стараясь припомнить то, что так мучило меня в связи с ответом Витека о ключе, и приглядывалась к выходящим сослуживцам. Алиция в своём отделе рылась на маленьком столике, стоящем у дверей, оглядывая стоящие на нем пустые коробки из-под сахара и соли. — У тебя, случайно, нет чего-нибудь из еды? — грустно спросила она. — Боюсь что умру с голоду, прежде чем дойду до дома. — Может быть, вы хотите кусочек пирога? — спросила Ядвига, уже готовая к выходу и запиравшая на ключ свои ящики. — Пирога? — с сомнением спросила Алиция, чуть-чуть скривившись. — Я бы предпочла кусочек сельди, но пусть будет пирог. Это из той вашей превосходной муки? — Ну конечно. У меня осталось ещё с полтонны, поэтому я все пеку и пеку… — Из какой превосходной муки? — заинтересовалась Моника, которая, выходя, задержалась около нас. — А что, ты ничего не знаешь? У пани Ядвиги дома находится несколько вагонов кукурузной муки, полученной в подарок от общества. Ты не слышала об этой истории? — Нет, пани Моники тогда ещё не было, — сказала Ядвига. — Вы не представляете, пани, что тогда творилось, Боже милостивый!.. В этот момент, как гром с ясного неба, на меня свалилось воспоминание, которое все это время ускользало от меня. Конечно, Ядвига! Это было в связи с кукурузной мукой! Около года тому назад ребёнок Ядвиги заболел, и врачи категорически потребовали кормить его продуктами, содержащими кукурузу. Крупа из кукурузы, мука из кукурузы и абсолютно ничего другого. Ядвига обезумела, потому что ребёнок был действительно тяжело болен, а эта самая мука оказалась чем-то совершенно недосягаемым. В порыве отчаяния она дала объявление в какую-то газету, что для больного ребёнка нужны подобного рода продукты питания, и тем самым вызвала катастрофические последствия. С согласия Витека, который сам не знал, чему он себя подвергает, она дала там номер телефона нашего бюро, потому что у неё самой телефона дома не было. Объявление получило немедленный отклик в обществе. Уже на следующий день с утра начались телефонные звонки. Сначала звонил весь город, предлагая ей муку и крупу в килограммах, затем призыв достиг отдалённых районов страны, и мука пошла тоннами. Какая-то фабрика пожертвовала ей три вагона, частные лица и учреждения заявляли о себе без перерыва, звонили даже из Швейцарии и Англии. В адрес редакции этой газеты приходили посылки, которые двое сильных мужчин не могли сдвинуть с места. Засыпанная горами муки и крупы, несчастная и испуганная Ядвига начала наконец категорически отказываться принимать последующие дары, уже сделав себе запас на ближайшие несколько сотен лет. Все было бы хорошо, если бы не то, что у этого телефона сидела Иоанна. В течение первых нескольких часов она принимала предложения очень доброжелательно, затем стала делать это более официально, потом уже просто нелюбезно, а на третий день пришла в состояние нервного расстройства. Она возненавидела от всей души всю муку и крупу на свете, а на Ядвигу вообще не могла смотреть. С истерическим криком она отказывалась поднимать трубку, приводя тем самым к осложнениям в работе. После какого-то очередного звонка, воспользовавшись отсутствием Витека, она отправила разговаривающую Ядвигу в кабинет, где находился параллельный телефон. Взволнованная необычной ситуацией, Ядвига в процессе разговора играла своими собственными ключами от квартиры, которые затем по рассеянности оставила в кабинете. Я узнала об этом на следующий день, когда Ядвига посвятила меня в свои ужасные переживания. Отсутствие ключей она заметила только тогда, когда подъехала к дому, который оказался для неё недоступным. Ребёнок находился в недельных яслях, и в доме не было никого. Тогда она вернулась в мастерскую, предварительно справившись по телефону, есть ли внутри кто-то, кто ей откроет. Там находился Рышард. Счастливая Ядвига прибыла в бюро, где её ожидало фатальное разочарование, а именно: дверь в кабинет была заперта, это относилось как к двери со стороны приёмной, так и к двери, выходящей в конференц-зал. Факт этот врезался ей в память не только потому, что ей даже негде было ночевать, но ещё и по той причине, что вечером у неё была назначена встреча с каким-то влиятельным человеком и она не могла даже переодеться. В результате ей пришлось поехать на встречу в рабочей одежде, а ночевать у своей прислуги на чердаке. Глядя теперь на жующую Алицию, я старалась припомнить все обстоятельства, сопутствующие этому запиранию дверей. Тогда я не обратила на это особого внимания, занятая приключениями невезучей Ядвиги. Кто же запер ту дверь? И когда это было?.. — Пани Ядвига, а когда это было? — спросила я, прерывая её рассказ. — Сейчас я вам скажу, потому что все помню совершенно точно. Это было в первой половине ноября. Разумеется! Теперь я уже все поняла. В тот самый период Витек готовился к конкурсу, они оба с Янушем, а иногда даже и Веслав; сидели по ночам, и все материалы, относящиеся к этому конкурсу, Витек держал в кабинете. Поэтому теперь меня мучила мысль, что он лжёт, отказываясь от ключа. Ведь не пальцем же он запирал эту дверь. Так… а может, это Збышек?.. Нет, Збышек тогда ещё работал в первой комнате, а в кабинет переселился только после Нового года, это уж я помнила совершенно точно. Итак, это все-таки Витек? Почему он лжёт? — Чего ты ждёшь? — удивлённо спросила Алиция. — Тебе что, мало было вчерашних сверхурочных часов? Ты не идёшь домой?.. * * * Дома у меня на столе была разложена работа: небольшая временная котельная на три котла. Я уселась за доску и начала вычерчивать фасад. Занятие было не слишком сложное, поэтому я могла себе позволить продолжать обдумывать следствие. У меня в голове клубились тысячи разных путаных мыслей, из которых никаким способом я не могла выловить ничего разумного. Больше всего меня угнетал Витек. Я знала, что у Витека был повод для убийства Столярека, но только при условии, что Столярек об этом поводе знал. А если он не знал об этом, то Витек, я думаю, скорей собственной грудью заслонил бы его от удара, такие большие неприятности несло с собой это преступление. Банкротство мастерской… Мастерской, в которой Витек был не только руководителем, но и имел право носить почётное имя директора. В своё время случай помог ему без каких-то особых усилий подняться на эту высокую ступень. В иное время и при других обстоятельствах он не смог бы так легко и в таком молодом возрасте стать директором предприятия, а это уже было что-то… И поэтому причины, которые могли бы толкнуть его на преступление, должны были быть невероятно значительны… Но Витек лгал. Витек знал, где был ключ. А ключ из вазона?.. Нервы мои не выдержали, я бросила свою котельную и позвонила одной знакомой, которая писала диссертацию по химии. Совершенно ошеломлённая химичка объяснила мне, что описанным мною помоям хватило бы и нескольких дней, чтобы отстояться и отреагировать столь же внушительным способом, то есть ключ мог быть вынут из вазона раньше, а после преступления снова заброшен туда. Хлюп, и все! И прикрыть… Что же, значит, это Веслав? Невозможно. Совершенно невозможно. Но если это не Веслав и не Витек, тогда Збышек. Каспера и Рышарда, и также Монику я исключаю. Збышека тоже. Что касается Збышека, меня интересовало только то, как его защитить. Я подняла голову-от чертежа и тоскливо подсмотрела в угол комнаты. Мне бы очень пригодился сейчас дьявол, он умел заставить меня логически мыслить. Но, как внимательно я ни вглядывалась во все возможные углы, дьявол не появился. Зато зазвонил телефон. — Минуточку, — сказала у поняв наконец, что на другом конце провода находится прекрасный прокурор. — Вы действительно мне звоните или меня опять подводит моё воображение? Потому что у меня уже все перемешалось… — Действительно звоню, — несколько удивлённо ответил он. — Прошу прощения, что в такое время, но у вас сегодня во второй половине дня было какое-то собрание, и я надеюсь, что вам удалось добыть какую-то новую информацию. — Удалось, удалось… Эта новая информация скоро доведёт меня до полного умственного истощения. Если я немедленно не обговорю её с вами, то не ручаюсь за свою голову. Где вы хотите со мной встретиться? Я совершенно не собиралась этого говорить, но за меня говорил дьявол. — Видите ли, пани, я, собственно, не имею права с вами встречаться, — в голосе прокурора зазвучало что-то похожее на беспокойство. — Только по окончании следствия… — Да? — невинно сказал дьявол моими устами. — Тогда, может быть, мне приехать к вам домой, тогда нас никто не увидит? Этот невинный вопрос дьявола явно смертельно его напугал. — Боже сохрани! — поспешно воскликнул он. — То есть я хотел сказать, может, в «Европейском»?.. * * * Кафе закрывалось в десять часов, а наш разговор дошёл только до половины. Прокурор немного поколебался. — Собственно, мне уже все равно. Я и так совершил служебное преступление, встречаясь с подозреваемой во время ведения следствия… Надеюсь, что там, внизу, в «Каменоломнях», не будет никого из знакомых… * * * — Принимая во внимание ситуацию на службе. Витек последний человек в очереди на скамью подсудимых, — сказала я, кончая отчёт о делах мастерской. — Но он лжёт… — А вы уверены, что это он тогда запер дверь? Может, это сделал кто-то другой? Я взглянула на него поверх рюмки с яжембяком. Алкоголь колоссально повышал мои умственные способности. — Во-первых, только он тогда там работал, во-вторых, держал там бесценные материалы для конкурса, а в-третьих, последним уходил и приходил первым, сразу после Иоанны, которая, в свою очередь, уходила значительно раньше. В любом случае он не мог не знать о существовании ключа и не заинтересоваться тем, где этот ключ находится. — Может, он забыл? — А! Так, может, ему напомнить? — Только не вздумайте этого делать! Вы и так уже слишком много знаете. Не хватало только, чтобы вы начали действовать по своему собственному усмотрению! Я упрямо покачала головой. В этих «Каменоломнях» я чувствовала себя ужасно довольной и совершенно беззаботной. Прокурор держался настолько невероятно официально, что у меня не было никаких сомнений. Дьявол не обманул, мои дела были на мази. Я поинтересовалась результатом поисков в санитарном оборудовании нашего туалета, но в ответ услышала пространный обзор последних театральных премьер. Это свидетельствовало о том, что там должны были найти что-то интересное, поэтому я прицепилась к этой теме, как репей к собачьему хвосту. Результат моих упорных домогательств был прямо противоположный, но в то же время достаточно положительный. Оказалось, что представитель права отлично танцует… Потом я уже работала главным образом ногами, потому что при каждом моем вопросе на тему поисков раздавалась музыка, стоявшая на сцене женщина начинала кричать в микрофон слова песен, а прокурор срывался с места и застёгивал среднюю пуговицу пиджака. В какой-то момент, во время упоительного поворота, он буркнул: — Не терплю вальса… — Так зачем же вы танцуете? — Чтобы вы перестали задавать вопросы… Из всего этого я сделала вывод, что представители следственных властей должны получать всестороннее образование. Может быть, я и не опоздала бы так на следующий день, если бы утром, перед выходом на работу, мой взгляд не упал на оставленный накануне чертёж фасада котельной. Я пригляделась к нему и явно почувствовала, что со мной что-то не в порядке. Потребовалась целая четверть часа, чтобы я, наконец, смогла понять тот жуткий идиотизм, который мне удалось сотворить в состоянии увлечения расследованием. Я сделала что-то неописуемое — фасад, который одновременно являлся и тыльной частью, причём в первую минуту совершенно нельзя было понять, в чем заключается ошибка, и от созерцания этого мутилось в голове. Я взяла это с собой на работу, чтобы осчастливить коллег необычной перспективой. Я стояла около Иоанны и рылась в стопе разной машинописи, выискивая свою, когда вошла Ядвига, ещё более опоздавшая, нежели я. Ни на что не отвлекаясь, она сразу направилась к Витеку, чтобы представить какое-либо оправдание. Дверь за собой она оставила открытой. — Пан инженер, у меня образовалась мозоль, — сказала она низким голосом, вытягивая по направлению к нему ногу, похожую на палку. — Вот здесь, пусть пан посмотрит. Со времени сплетён, касающихся мнимой пламенной любви Витека, в Ядвиге всегда теплилась тень надежды, что в них могло быть какое-то зерно правды. Поэтому, соблюдая определённую служебную дистанцию, она пыталась держаться несколько кокетливо. Сидящий за столом Витек помимо воли бросил взгляд на то место, по которому Ядвига стучала пальцем, и несколько отпрянул. Ядвига торчала перед ним, как журавль, не меняя позы, поэтому он поспешно признал её опоздание уважительным, по-видимому, стремясь избавиться от созерцания её ноги с мозолью, при этом отдавал себе полный отчёт, что мы с интересом наблюдаем за этой сценой: Збышек из-за своего стола, а я с порога. Вид Ядвиги, неважно, с мозолью или без, немедленно навёл меня на мысль затеять с ней разговор и произвести дипломатичную разведку, касающуюся этого таинственного автомобиля из незапамятных времён. Я забрала свои технические описания и пошла за ней, осчастливленной полученным оправданием. — Пани Ядвига, что со светокопиями? — спросила я, пытаясь подойти к цели окольной дорогой. — Технические описания уже отпечатаны, нужно будет отдавать их в переплётную. Может быть, эти светокопии уже готовы? — Откуда я знаю, что я, Святой Дух? — доброжелательно ответила Ядвига. — Когда вы мне их дали? — Две недели тому назад. Должны были быть готовы позавчера. — Ну что ж, может, уже и готовы. Я узнаю, когда пойду туда, но это будет ещё не сейчас. Возможно, через час. Если вы спешите, то пойдите и узнайте сами. Она не сказала мне ничего нового, потому что и так было известно, что если кто-то торопится, то должен все делать сам. Но как раз в этом случае я совершенно не торопилась, мне просто нужно было завести с ней разговор. — Никуда я не пойду, светокопии относятся к вашим обязанностям, — решительно заявила я. — Если вы всем так занимаетесь, как этими нашими копиями, то меня совершенно не удивляет, что ваш муж не платит вам алименты. — Вы говорите ерунду, — ответила Ядвига, не давая вывести себя из равновесия. — Не платит, потому что подлец и негодяй, но я ему ещё покажу. Я решила, что вопрос затронут достаточно дипломатично, и решила развивать эту тему дальше на базе взаимной доброжелательности. — И сколько он вам должен? — Семьдесят восемь тысяч двести злотых, — с удовлетворением заявила Ядвига, усаживаясь на своё место. — И отдаст все до последнего гроша. — Откуда же там столько набежало? — удивилась я, потому что в соответствии с повсеместно принятыми ставками он должен был бы выплачивать ей алименты лет за десять, тогда как ребёнку едва минуло три года. — А что вы думаете, набежало! Туда входит и моё приданое… Больше ничего сказать она не успела, потому что Веся вызвала её к Ольгерду. — Приготовьте ваши описания, я возьму их, когда пойду туда. Чего этот старый хрыч от меня хочет?.. Она отправилась к главному бухгалтеру, оставив меня в состоянии неописуемого удивления, потому что мысль о приданом, имевшемся у Ядвиги, даже не пришла мне в голову. Что же, пока мне не оставалось ничего другого, как приняться за работу. Всеобщее замешательство, вызванное убийством, уже прошло, Витек гнал нас за работу, и весь персонал мастерской уже начал навёрстывать эти два потраченных дня. Стефан и Влодек ругались с Янушем. — Куда ты лезешь со своим дымоходом, куда? — ворчал Януш. — Ты что, считаешь, я умывальник для твоего удовольствия вывешу за окно? — Ты что, только вчера родился? — гневно удивлялся Стефан. — До сих пор не предполагал, что котельная имеет дымоход? Что я, носом буду дым выпускать? — Выпускай хоть ушами! А у меня и так тут метраж занижен! Ни одного сантиметра тебе не дам! Выходи на лестничную клетку! — Это исключено, — категорически запротестовал Влодек. — У меня там распределительный щит, я должен иметь место на первом этаже. Ты можешь подняться наверх. — С ума сошли! — стонал Стефан. — Клянусь Богом, сошли с ума! Я что, лестницу должен делать в дымоходе? — А единственное место между зданиями ты занял, это ничего? Куда я теперь пойду с проводами? А что ты мне свою паршивую вентиляцию впихнул в распределительный узел, это как назвать? — Какие у тебя ко мне претензии? Чего ты прицепился!!! — кричал Стефан, показывая на Януша. — Внутренности делал он, черт бы его взял! Ведь он вообще не глядит, что делается в помещении! Ему все равно — лампа это висит или мойка! Шкаф поставил на вентиляционном канале!!! — Тихо, ша!!! — рыкнул Януш, у которого, по-видимому, начались угрызения совести. — Хорошо, хорошо, найду я тебе место для этого чёртова дымохода! Лошадь, а не дымоход!.. — Я должен иметь гнездо! — категорически потребовал Влодек. — Ну так пойди и свей! Отвяжись от меня, может быть, мне удастся что-нибудь придумать. Я слушала их красочную беседу и раскладывала свои технические описания на отдельные экземпляры, не вникая пока в их содержание, потому что мои мысли были заняты совсем другим. Раскладывание описаний было прервано приходом Анджея. — Пани Ирена, можно вам задать служебный вопрос? — спросил он, как обычно, с безукоризненной вежливостью. — Пожалуйста, — рассеянно сказала я. — Что такое у вас в техническом описании всего объекта? Потому что именно я сверял эти описания, которые сегодня пришли с машинки. Везде написано «дом для паровых работников». Я не совсем понимаю, что это может значить, мы вроде бы ничего такого не делали. — Что?! — спросил Влодек, внезапно поворачиваясь. — Паровых? А у меня дом для дворцовых работников. — Так вы, может быть, разгадаете это, пани Ирена… Я смотрела на них не в состоянии сразу собраться с мыслями. Потом схватила собственное техническое описание и пришла в себя. — Что вы болтаете? Дом для дорожных работников! — У меня тут ещё есть навес для дорожных насыпей, — мрачно сказал Влодек. — В черновике было написано чёрным по белому — навес для дорожных машин. Стефан тоже повернулся, все ещё пылая от гнева. — Эти машинистки, видимо, совсем сошли с ума. У меня — кошки, нагоняемые парой. — Что у вас?! — Кошки, нагоняемые парой. — А что это должно было быть? — спросила я с огромным интересом, потому что в первую минуту даже не знала, с чем это вообще можно связать. — Котлы, нагреваемые паром. — Это ещё ничего, — заявил Януш, тоже обернувшись от своего стола. — Один раз в техническом описании у нас было такое предложение: «Пёс, стоящий в углу комнаты, коптил так сильно, что пришлось залепить ему отверстие глиной». Ну как? Обеспокоенная всей этой информацией, я на всякий случай начала внимательно вглядываться в собственное описание. И сразу же на первой странице нашла красиво подчёркнутое название: «Мастерская с сушилкой». В первую минуту я впала в панику, испугавшись, что, видимо, перепутала два здания — эту мастерскую и прачечную, которые делала одновременно, но черновик показал, что здесь должна быть мастерская с краном. Занятая описаниями, я не обращала внимания на окружающих до тех пор, пока меня не оторвали от работы странные действия Януша. Он согнал Веслава с его места и придвинул его стол к столу Лешека. Затем смерил расстояние, поколебался и придвинул его ещё немного. Веслав стоял рядом и с интересом приглядывался к тому, что Януш делает. Януш посмотрел на меня. — Встань, — приказал он. Я послушно встала в надежде, что последуют какие-то объяснения. Он посмотрел на меня сзади и что-то пробормотал себе под нос. — Ничего не выйдет, — заявил он. — Садись. Затем вышел из комнаты и вскоре вернулся с Моникой. — Понюхай это, — сказал Януш ей, указывая на стол Веслава. Так случилось, что именно там стояла маленькая баночка с краской, уже начавшей плесневеть. — Ты что, с ума сошёл? — возмутилась Моника. — Сам это нюхай! — Ладно, сейчас… — Януш осмотрелся, отодвинул краску и положил на стол ластик. — Ну, нюхай! — Он что, совсем спятил? — недоверчиво сбросила Моника, вопросительно глядя на нас. — Что ему нужно? — Не знаем. Понюхай, что тебе, жалко? Может быть, потом он нам все объяснит. Моника пожала плечами, наклонилась и понюхала ластик. Януш внимательно приглядывался к ней со спины. — Не пахнет, — сказала она, выпрямляясь, — а что?.. — Пятьдесят пять сантиметров, — довольно заявил Януш. — А если ещё прижать, то даже пятьдесят три. Получается для Стефана восемь сантиметров. — Ты должен немедленно объяснить нам, что все это значит! — Ничего особенного, просто мне нужно было проверить, сколько сантиметров минимально должно быть между плитой и мойкой. То есть сколько нужно места, чтобы даже толстая женщина могла нагнуться… Ты — самая толстая в нашей мастерской. — Скотина, — ледяным тоном произнесла Моника, когда, наконец, снова обрела дар речи. Все эти приключения настолько отвлекли меня, что я совершенно забила о Ядвиге. Когда же наконец вспомнила о ней, оказалось, что власти как раз допрашивают её в конференц-зале. — Знаете, а я уже как-то к ним привык, — сказал Лешек с грустной задумчивостью. — Когда следствие будет закончено и они перестанут приходить сюда, мне будет чего-то недоставать… — По-видимому, больше всего тебе будет недоставать того единственного, которого они заберут с собой, — трезво заметил Януш. — Больше всего пани Ирене будет недоставать прокурора, — заявил Витольд, оборачиваясь и подмигивая Янушу. А я подумала, что у них, по-видимому, имеются какие-то дополнительные сведения. — Лишь бы его не было в избытке, — пророчески сказала я. Лешек по-прежнему сидел задумавшись. — Интересно, кто это будет? Знаете, честно говору я вообще в это не верю. У меня такое впечатление, что его прикончила какая-то сверхъестественная сила или он совершил самоубийство. А кстати, кто из вас одолжит мне сто злотых? — Я бы не советовал тебе занимать деньги, — остерегающе проворчал Януш. — Покойник занимал у всех, и как он теперь выглядит? — Действительно, может быть, ты и прав, — после некоторого раздумья признал Лешек. Он открыл свой ящик, внимательно пригляделся к его содержимому и тяжело вздохнул. — Видите, как предусмотрительно было создать такой скромный запасец продуктов? Теперь они как будто взялись ниоткуда. Пожалуйста, и хлебец, и маслице, и колбаска, и даже горчица… — он вынул баночку с засохшими остатками горчицы, осмотрел её и покрутил головой. — Правда, этого мало… Мы с интересом наблюдали за ним, потому что его вздохи производили очень сильное впечатление. Он порылся ещё немного в своих продуктовых запасах, поднял голову и посмотрел на нас. — До первого ещё пять дней, — предостерегающе сказал он. — Не сходить с ума! Не сходить с ума с этой едой!.. — Пани Ирена, вас вызывает милиция, — сказала Ядвига, входя в комнату. — А когда они вас отпустят, я хотела бы с вами поговорить. У меня к вам очень важное дело. Ядвига была очень возбуждена и взволнована, что меня очень заинтересовало, но у меня не было времени спрашивать её о чем-либо. — Кто выходил на ваш балкон? — спросил меня капитан после вступительных приветствий. Я понимала, зачем он этим интересуется, и сразу разволновалась ничуть не меньше, чем Ядвига. Хочешь не хочешь, мне пришлось признать, что туда выходил Веслав, когда ел рыбу Лешека. — Но это ещё ни о чем не говорит, — решительно добавила я уже по собственной инициативе. — Толпы людей могли выходить туда, я же не сидела там беспрерывно! Помимо воли я обращалась не к капитану, а к прокурору, который сразу меня понял. — Что я могу вам на это сказать, — вздохнул он. — Разумеется, мы спросим всех, ведь там всегда кто-то был. — Не всегда, — запротестовала я. — До того как у нас стали отбирать носовые платки, комната была пуста. Януш играл в бридж, Лешек куда-то пошёл, Веслав был у вас, а я пошла в кабинет сразу после него. Перед этим со мной в комнате был Стефан, может быть, он кого-нибудь видел! — Этого вы тоже защищаете? — неохотно буркнул прокурор. — А что, я должна его обвинять? Это ваша обязанность! — Я должен обратить ваше внимание на то, что, когда мы отбирали носовые платки, вазон уже давно был разбит на куски, — холодно заметил капитан. — А вы, конечно, прекрасно знаете, почему мы ищем того, кто выходил на балкон. В отчаянии я отдавала себе отчёт в происходящем: я никого другого не видела, Лешек — человек рассеянный, Януш находился в бессмысленном состоянии после полученного стресса, а ответ Веслава они, наверное, во внимание не примут. Что делать?.. — Экспертиза… — пробормотала я подавленно. — Какая экспертиза? — резко спросил капитан. — Вы должны провести экспертизу! Это ведь всегда делается! На таком заплесневелом ключе должны остаться следы после того, как им крутили в замке! Невозможно, чтобы их там не оказалось! Зачем же вам ваша лаборатория?! — Может быть, пани, вы позволите нам самим решать, что именно нам следует сделать? Пока мы должны установится кто выходил на балкон. Я быстро стала припоминать события, происшедшие сразу после обнаружения трупа. Царила жуткая суматоха. Каждый мог это сделать. Лешек и Веслав были уже в центральной комнате, Януш — оглушён и ничего вокруг не видел. На балкон могло выйти даже стадо слонов!.. Я размышляла вслух, а мужчины с интересом слушали. Потом капитан пожал плечами. — Сейчас окажется, что в это время все ослепли и оглохли, — гневно сказал он. — Или утратили память и ничего не знают. — Но вы должны припереть их к стенке! Невозможно, чтобы это оказался Веслав!.. — Припрём, не бойтесь… Я вернулась в отдел. Лешек стоял на проклятом балконе, на улице играл оркестр, а Януш сидел с выражением ужаса на лице. Витольд и Веслав валялись в приступе смеха. — Знаете, это уже переходит всякое понимание, — ошеломлённо заявил Януш. — А что случилось? — нетерпеливо спросила я, потому что мне уже стали надоедать все эти неожиданности. — Ну, говорите! Вы что, онемели?! — Он выцыганил у меня последние двадцать злотых, — сказал Януш, пребывая все в том же состоянии тупого ужаса. — Вытягивал, выпрашивал! В конце концов я ему их дал, думал, может, он голодный или что… А этот идиот взял мои двадцать злотых и выбросил за окно!!! — Не за окно, а с балкона, — поправил его Веслав. — Он хотел, чтобы ему исполнили «Рамону». — Третий раз уже играют! — закричал Януш, снова обретая бодрость. — За твои десятки сыграют и четвёртый. Лешек сегодня в романтическом настроении. Ядвига, которая уже ждала, вытащила меня из комнаты и привела в коридор на лестничную клетку, распространяя, как обычно, вокруг себя запах валериановых капель. — Послушайте меня, — сказала она, стуча от волнения зубами. — Я вам должна кое-что рассказать, а вы должны мне помочу хотите или не хотите. Но только сначала дайте мне сигарету. Она замолчала на минуту, засовывая, неизвестно зачем, сигарету с фильтром в мундштук. Я напряжённо ожидала её признаний. — Вы знаете, о чем они меня спрашивали? — Зачем вы задаёте глупые вопросы, откуда я могу знать! Я же не подслушивала! — Они спрашивали меня об автомобиле моего мужа! Ядвига снова замолчала и выжидательно посмотрела на меня, видимо ожидая с моей стороны какой-то необыкновенной реакции, но, ничего не увидев, продолжала дальше: — Я должна сказать вам всю правду с самого начала. Как они это открыли, я понять не могу, но все заключается в том, что у меня никогда в жизни не было этих семидесяти тысяч злотых. Этим она совершенно меня ошеломила, потому что я уже успела свыкнуться с мыслью, что у неё было большое приданое. Я удивлённо взглянула на неё. — Как это? Что все это значит? — Все дело тут в автомобиле. Вы же знаете, что он был частник… — Автомобиль?! — Да нет, мой муж. У него были какие-то неприятности с финансовым управлением, не буду вам сейчас ничего объяснять, достаточно того, что ему понадобилось семьдесят тысяч. Нужно было все так устроить, чтоб эти деньги были как будто не его, а компаньона или что-то в этом роде. Ну, что он получил их от кого-то. Вот он и продал автомобиль именно за семьдесят тысяч и дал мне квитанцию, как будто получил их от меня как моё приданое. Короче говоря, требовать у него эти деньги я не имею никакого права… — А он по-прежнему должен утверждать, что это ваши деньги, потому что не может признаться в обмане? — быстро спросила я, поняв наконец, о чем идёт речь. Ядвига кивнула головой. — Только не говорите мне, что это свинство, я сама знаю. Но сделаю это, хоть тресну! Мой ребёнок не будет жить в такой нужде, как мы живём теперь — кровати нет, стола нет, вы ведь знаете, он все у меня забрал… Вывернусь наизнанку, но вытяну из него все возможные деньги, все до последнего гроша, и все вложу в мою куколку!.. — Сейчас, сейчас, подождите, пани, я уже ничего не понимаю. Вы меня совсем запутали. А как же этот ваш поклонник? Вы мне очки не втирайте, мы обе с вами знаем, где здесь собака зарыта. Как только вы с ним поженитесь, он использует и эти крохи. Ядвига посмотрела на меня с жалостью. — Вы что, пани? Вы думаете, что я ему их отдам? Вы меня за дурочку держите. Ему нужно занять деньги, и я ему их одолжу под очень хороший процент. Нет, здесь никаких сомнений, у меня это не пропадёт. Я внимательно посмотрела на Ядвигу. Её лицо было ожесточённым, взгляд твёрдым и решительным. Да, ради ребёнка она была способна на все. У меня не было ни малейшего намерения осуждать её за все эти махинации, наоборот, я желала ей всего наилучшего. Но её признания одновременно стали у меня в голове объединяться с другими сведениями, касающимися смерти Тадеуша, и я знала, что это не конец открытиям. — И теперь вы должны мне помочь, — решительно заявила она. — Никто не должен об этом узнать. — Ну так вы не признавайтесь. Ядвига нетерпеливо махнула рукой. — Да ладно! Не в этом дело: Вы мне скажите, откуда они узнали об этом автомобиле? Я не собиралась говорить ей правду, поэтому немного помолчала. — Кто ещё знал об этом кроме вас? Случайно, не покойный? — Вы уже догадались? — хмуро и без удивления сказала Ядвига. — У него была копия документа о купле и продаже. Он знал обо всем, как будто был при этом, и шантажировал меня. — А что стало с этой копией? — Понятия не имею, и меня это больше всего беспокоит. Может, она у милиции? Я была уверена, что у милиции её нет. А может быть, у Тадеуша её тоже не было? — А вы её видели? — спросила я подозрительно. — Вы уверены, что она у него была? — Я видела её собственными глазами. Он потребовал от меня за неё пять тысяч злотых. — И вы ему дали?! — Что вы?! — Действительно, это была бы предельная глупость. Он мог продать вам эту опись за пять тысяч, а себе сделать другую. Ядвига покачала головой. — Это не так просто. Вспомните, сколько лет назад это было. У него была только одна копия, и на всю эту историю он напал совершенно случайно. Он знал того типа, который тогда купил этот чёртов автомобиль, и сумел все связать. Милиция, наверное, тоже узнает обо всем. Скажите мне, что я теперь должна делать? — Повеситься, — гневно посоветовала я. — Согласиться с тем обстоятельством, что вы — первая подозреваемая. Я не удивилась бы, если бы оказалось, что это вы его задушили. — Я бы сама не удивилась, — ответила Ядвига ещё более мрачно. — Но я этого не делала. У вас есть с ними какие-то контакты, сделайте что-нибудь для меня! Помогите мне! Меня охватило бешенство. — Что я, по-вашему, провидение?! Боже мой, что за банда кретинов! Вы делаете все возможное для того, чтобы попасть под подозрение, а я потом должна вас защищать! Чтоб вам всем пропасть! Следующая невиновная нашлась! Я знаю, что вам нужно делать: помолиться о милосердии Божьем и пожелать милиции успеха! — Не будьте такой злющей мегерой, вся моя надежда только на вас, — решительно заявила Ядвига. — Ну так проститесь со своей надеждой! Вы меня уже так допекли, что руки опускаются. Мне уже осточертело все это следствие и ваша невиновность, оставьте меня в покое!!! И не слушая дальнейших уговоров Ядвиги, я удалилась в мастерскую. Больше всего меня нервировало то, что её информацию я должна буду держать в тайне, потому что нет на свете таких следственных властей, которые бы в подобной ситуации поверили в её невиновность. Впрочем, даже если она его убила, то поступила совершенно правильно, и я бы не хотела, чтобы её разоблачили!.. А если не она, кто тогда? Кто, в конце концов, прихлопнул этого Столярека?! Збышек? Веслав? Витек? Рышард? Каспер? Моника?.. Черт бы их всех побрал!!! В отделе я застала светопреставление. Во время моего разговора с Ядвигой Януш получил известие, что через два часа должен передать Анке переплетённый архитектурный проект семи зданий для представления его на экспертизу. Архитектурный проект пока находился в лаборатории светокопии… В тот момент, когда я вернулась, Януш уже успел принести из подкупленной в кредит лаборатории часть пахнущих аммиаком копий, и все присутствующие поспешно их обрезали. Мой приход вызвал дикий взрыв энтузиазма. — Садись! — заорал Януш. — И печатай! Здесь все есть бумага, копировка, бланки — печатай! Бутылку тебе поставлю, краковяк буду с тобой танцевать, только напечатай это за два часа!!! — Ты что, ошалел? — в бешенстве закричала я. — Пятнадцать страниц за два часа! Идиот! И не вдаваясь в дальнейшее обсуждение состояния его ума, я уселась за машинку, потому что техническое описание должно было быть переплетено вместе со всем проектом, а в бюро быстрей меня печатала только Иоанна. Но в данном случае на неё можно было не рассчитывать. Я дала выход своему гневу, изо всех сил колотя по клавишам несчастной машинки, а все остальные занимались переплётом. Веслав складывал чертежи, Витольд скреплял их, с шумом колотя по слегка подпорченному сшивателю, Януш клеил обложки, Лешек делал корешки и наклейки на переднюю часть обложки, а Анка, с растрёпанными волосами, выхватывала у него из рук очередной экземпляр. Истинное пекло! Все это время я печатала, но, когда переплетали первое здание, была только на середине описания. Каждый следующий проект содержал на несколько страниц больше, что было совершенно лишено смысла, но мы надеялись, что эксперт в спешке не будет особенно внимательно приглядываться к этим проектам. После трех часов каторжной работы мы отдали Анке последнее здание и вздохнули с облегчением. — Уф-ф! — вздохнул Януш, вытирая со лба пот и размазывая при этом по лицу затвердевшие капли клея. — Вот это была гонка! Чтоб их всех! Веслав принял категорическое решение в этот день больше ничего не делать. Согласно этому решению он даже не дрогнул, когда вошёл Витек и потребовал от него какую-то матрицу, относящуюся к градостроительству в Плоцке. Отдав это распоряжение, Витек вышел, а Веслав продолжал сидеть. — Я прекрасно знаю, где эта матрица находится, — сказал он страшно довольный. — Он сам её туда спрятал, а теперь забыл. Но я не собираюсь сразу к нему идти, пусть думает, что я её так долго и усиленно ищу. Совершенно одурманенная всеми очередными сенсациями, а также безумным печатанием на машинке, я тоже утратила всякую охоту продолжать работу. Я посмотрела на Веслава, и мне вспомнилась его тайна. Боже мой, что он снова мог придумать, и узнаю ли я когда-нибудь об этом? В сущности, Веслав был довольно скрытным человеком… Витольд, который не любил напрасного времяпрепровождения, разгневанный на это сумасшедшее переплетение проекта, с отбитой рукой и мусором на столе решил отправиться домой. Он собрал свои вещи и исчез. Я легкомысленно уставилась в угол за его опустевшим столом. Разумеется, дьявол немедленно материализовался, как же могло быть иначе? Он повернул кресло Витольда, усевшись лицом ко мне, вынул из-за уха длинную сигарету, закурил, воспользовавшись моими спичками, и уселся поудобнее. Я недовольно смотрела на него и ждала, что он скажет. Дьявол молчал. Я не собиралась первой к нему обращаться, потому что была в бешенстве, но он совершенно явно выказывал ко мне полное пренебрежение. Он оглядывал комнату, старательно обходя меня взглядом, потом остановил взор на Веславе. Он смотрел и смотрел на него, а Веслав сидел себе беззаботно, совершенно не подозревая, что является объектом наблюдения злого духа. Наконец нервы мои не выдержали. — Если бы ты был хорошо воспитан, то по крайней мере сказал бы «добрый день», — ядовито сказала я. — С чего бы это? — удивился дьявол, взглянув, наконец, на меня. — Я вижу тебя целый день. Мне стало нехорошо. Действительно, ведь эта скотина может все время крутиться около меня, а я об этом не имею никакого представления. Ужасная мысль! — Вчера ты тоже все время сидел над моей головой? — спросила я обеспокоенно, когда снова обрела дар речи. — А ты что думала? Что такую идиотку, как ты, я могу оставить без присмотра? — Надеюсь, ты не станешь утверждать, что всю жизнь я находилась под твоим присмотром?! Однако я как-то справлялась и без тебя! — Действительно, прекрасно справлялась! И с какими результатами! Двое детей, брошенная и мужем, и любовником, запряжённая в работу, как вол… Тебе можно только позавидовать! А когда у тебя была возможность прекрасно устроить свою жизнь, то как ты поступила? Показала своё благородство, не так ли? Высокие моральные качества? Бескорыстие? Эх ты, ослица, если бы ты знала, меня ничто так не нервирует, как это твоё благородство! Подожди, оно ещё станет у тебя костью в горле! — Пойди и повесься! — в бешенстве ответила я. — Зачем ты сюда пришёл — чтобы со мной так глупо ругаться? Что тебе нужно? — Ничего. Вернёмся к нашим баранам. Чего ты не знаешь? — Вот именно, — я вспомнила сразу все мои сомнения, которые нарастали во мне целый день. — Где находится эта бумага Ядвиги? — Не спеши, не спеши, — сказал дьявол, явно наслаждаясь своим превосходством и злорадно усмехаясь. — Сейчас к этому подойдём. Ты правильно заметила, что у преступника не было времени на то, чтобы искать записную книжку Тадеуша. Совершенно правильно, но при условии, что там находились какие-то сведения о нем. А если речь шла о каком-то деле, которое покойный нигде не зафиксировал? Тогда что? — Ну как это что? Тогда записная книжка вообще была для него неопасной. — А как тебе кажется, мог он решиться на убийство, если Тадеуш не располагал никакими доказательствами его проступка? — Мог, — ядовито ответила я. — Если в это дело вмешался ты… — Не выводи меня из терпения, оставь свои издёвки, а только думай! Должен был он иметь какое-то доказательство или нет? — Ну… должен. — И что с этим доказательством стало? — Идиотский вопрос. Раз его не нашла милиция, значит, он его забрал. — И при случае забрал бумагу Ядвиги? — Может быть, — сказала я, и внезапно в голове у меня что-то блеснуло. — Подожди, подожди… Ты думаешь, что это, возможно… Что он ошибся и забрал бумагу Ядвиги вместо чего-то своего?!.. Дьявол выпустил большой клуб дыма. — Иногда с тобой даже можно иметь дело, — признал он. — Сосредоточься ещё немного и подумай: существуют две возможности… Он выжидающе остановился, и я немедленно влезла в его рассуждения. — Первая: это Ядвига. В таком случае, где находится эта бумага? Вторая: то кто-то другой, забравший её просто по ошибке. В таком случае, где находится то, что касается того, другого, человека? И зачем ты делаешь такие странные ограничения? — добавила я через минуту. — Есть ещё третья возможность: что бумага Ядвиги и это нечто другого человека находятся где-то вместе. — Само собой. Речь идёт не о количестве документов, а только об их местонахождении. Через минуту ты сама к этому придёшь, ты не так глупа, как может показаться. Но сначала я посоветовал бы тебе задержаться немного на руководителе мастерской. — Как это? — удивилась я. — Ты же сам говорил, что я о нем слишком мало знаю. — Тем более следует подумать: Это тебе пригодится. Я молча смотрела на дьявола. Странная в данных обстоятельствах профессиональная солидарность удерживала меня от слов. Неизвестно почему, мне казалось, что дьявол не знает всего и хочет допытаться об этом от меня. Дьявол проявил нетерпение. — Ну что ты сидишь как несчастная жертва? Не знаешь, что было с иранским конкурсом? Ты отдаёшь себе отчёт в том, какое значение для него возымело бы, если бы это мошенничество выплыло на поверхность? — Опомнись, что ты несёшь, — сухо сказала я. — Ты полагаешь, что Витек убил его, чтобы не было огласки? Но ведь в этом случае он скорее бы убил меня! — Какая же ты все-таки идиотка! — закричал дьявол, хватаясь руками за рогатую голову. — А откуда Витек мог знать, что ты что-то об этом знаешь?! Сначала ты только что на голове не стояла, чтобы ни одна живая душа не узнала о твоих контактах с тем человеком, а теперь воображаешь, будто весь мир об этом осведомлён! Действительно, дьявол был прав. Я знала об иранском конкурсе только благодаря тому, что была в очень близких отношениях с человеком, который официально считался моим шапочным знакомым. Но и я знала обо всем неточно, без каких-либо подробностей. — Ну хорошо, пусть будет так. Но ты должен принять во внимание, как мало людей имело об этом хоть какое-то понятие. При чем тут Тадеуш? Дьявол уставился на меня сверкающими глазами, как будто хотел загипнотизировать. Я почувствовала себя как-то неуверенно, и в моей голове начали-мелькать обрывки каких-то картин и событий. — Ну? — поощрительно сказал он. — Ну? Припоминай, припоминай… Около Нового года… Что говорила тебе Иоанна?.. Дьявол внезапно исчез, и на его месте я увидела обеспокоенную Иоанну. — Правда, пани Ирен, видимо, его кто-то взял. Минуту назад оно лежало тут. Я ещё спрошу у людей, и вы тоже спросите. Не знаю, может быть, это что-то важное, но отправителя там не было… Иоанна исчезла, и на меня снова смотрел дьявол своими сверкающими глазами. — Господи! — потрясённо сказала я. — Ты прав, тогда исчезло какое-то письмо ко мне! Неужели?.. Дьявол слегка вздрогнул. — Между прочим, ты могла бы воздержаться от этих идиотских обращений. Вот именно, откуда ты знаешь, что это было за письмо и кто его взял? А если это было письмо от того человека и там все было описано?.. — Подожди, дай мне немного подумать, я слишком взволнована. Нет, что ты говоришь! Тадеуш был хладнокровный тип, невозможно, чтобы ему не пришла в голову мысль начать шантажировать меня, если бы он только обо всем узнал!.. — Ну, во-первых, он от тебя получил уже достаточно выгоды после вашей афёры, а во-вторых, письмо было без отправителя… А как он, этот человек, подписывался? — Неразборчивыми каракулями… — Так кого можно было этим шантажировать если принять во внимание, что там была описана история с иранским конкурсом? — Ты прав, только Витека… — Фу-у! Дьявол глубоко вздохнул, откинулся на спинку кресла, достал из-за другого уха ещё более длинную сигарету и закурил. — Ну а теперь суммируй все… — сказал он, пуская дымовые кольца. — Хорошо. Если письмо ко мне действительно было от этого человека и Тадеуш его забрал, то он, конечно, знал об иранском конкурсе, и у Витека была веская причина отправить его на тот свет. Возможности у него тоже были. Я думаю, нужно проверить, правильны ли наши предположения. Для этого надо написать этому человеку и спросить его о письме, что, как ты сам знаешь, совершенно невозможно, потому что я не имею понятия, где он в настоящее время находится. — Прекрасно. Но, к счастью для этого следствия, существует ещё милиция, а не только ты. Милиция нашла кое-что интересное в вашем туалете… — Вот именно! Что? — Узнаешь в своё время. Милиция проводит экспертизу ключа. — Подожди, подожди! Почему ты говоришь, что о ключе знаю только я и убийца? — Потому что так оно и есть. Ты в этом убедишься. То есть так было, потому что теперь ты уже любезно посвятила во все прокурора… Не отрицаю, что этот ключ многое объяснит. Подожди, не прерывай меня. Кстати, о прокуроре… — Не отвлекайся, у меня уже все перемешалось в голове! — Ничего, не бойся, вряд ли в твоей голове будет больший беспорядок, чем ты имела до сих пор. Ну что, разве я не был прав относительно прокурора? С чувствами, переполнявшими меня, внезапно нечто произошло, как будто сосуд, в котором они содержались, кто-то перевернул вверх дном. И на самом верху оказались светлые глаза и красивое асимметричное лицо. — И все-таки со служебными предписаниями даже тебе не удастся ничего сделать, — с удовлетворением заявила я. — Ты прекрасно знаешь, что ни о каком романе между нами не может быть и речи до окончания следствия. — И ты в это веришь? — презрительно спросил он, потом немного помолчал, с издёвкой глядя на меня. — Итак, возвращаемся к нашей теме, — потребовал он, производя тем самым новый переворот в моих чувствах. — Ты сама знаешь, что у этого дела много разных граней и оно далеко не простое. — А ты усложняешь его ещё больше, — нетерпеливо сказала я. — Сначала ты прилип к Збышеку, затем прицепился к Монике, потом выявилась-Ядвига, а теперь ты обрушился на Витека. Остановись уж на ком-нибудь! — Ещё чего! Я тебе подбрасываю разные мысли, а выводы будь любезна делать сама. Будто у меня и забот больше нет, как только работать за тебя! Ну а теперь можешь поразмышлять, где находятся эти недостающие доказательства. — Либо уплыли по канализации в Вислу, если их забрал убийца, — сказала я, немного подумав, — либо находятся где-то, спрятанные Тадеушем. Знаешь, — добавила я, быстро взглянув на дьявола, — этот второй вариант нравится мне гораздо больше. Трудно ведь допустить, что все материалы, которыми он располагал, были заключены в записной книжке. Это были только подручные заметки, основной материал он должен был держать где-то в другом месте, разумеется, спрятанным. Дьявол сделал что-то вроде поклона. — Одобряю, — сказал он. — Я начинаю верить в то, что ты действительно сможешь чего-то добиться. Где? — А ты знаешь? — Конечно знаю! Ну, давай думай! — Дома… — неуверенно предположила я. — А ещё где бы мог спрятать?.. — В мастерской не мог. Здесь перевернули все вверх ногами. Абонентский ящик на почте? Ерунда! У него должен быть ключ и, наверное, какая-то квитанция. Впрочем, милиция может это выяснить… У каких-то родственников? Сомневаюсь… Нет, пожалуй, только дома. — А если дома, то где? — Конечно не под подушкой! Откуда я знаю, мест может быть много. Если ой принимал во внимание возможность обыска… или взлома — на это мог решиться кто-нибудь из его жертв… Он должен был это хорошо спрятать. И от жены, наверное, тоже. И от ребёнка. Где он мог это укрыть?.. — Помогу тебе, — милостиво сказал дьявол, — а то ты так глупа, что жалко на тебя смотреть. Кто был Тадеуш по профессии? — Инженер-сантехник… — Ну? Тебе это ни о чем не говорит?.. — В санитарном оборудовании? — с сомнением спросила я. — Кто знает, может быть, ты и прав… Дьявол немного наклонился и снова уставился на меня гипнотическим взглядом. — Сосредоточься, — приказал он. — Сосредоточься! И смотри!.. Он затянулся окурком сигареты и выпустил большой клуб дыма. Дым, густой и тёмный, заслонил его, немного поколыхался, а затем приобрёл образ самой обыкновенной на свете мойки, прикреплённой к стене. Я осмотрела мойку довольно подробно, прикинула и отвернула сифон под сливом. Вылилось немного грязной воды… Я находилась в квартире покойного Тадеуша Столярека. В кухне, кроме мойки, не было ничего интересного, поэтому я перешла в ванную. Открутила сифон под умывальником — ничего, если не считать запонки от манжета. Я положила её на стиральную машину, на всякий случай заглянула внутрь, подробно осмотрела ванну. Ванна была встроена в стену и покрыта глазурью. Ничего, никакого тайника. Я влезла на ванну и заглянула в резервуар. Там тоже ничего не было. Задумавшись, я стояла посередине ванной комнаты. Жена Тадеуша, несомненно, была идеальной хозяйкой, потому что все вокруг блестело. Вдохновившись этой чистотой, я начала осматривать унитаз и сливной бачок, без колебаний стараясь открутить все, что только поддавалось. Я прекрасно знала, что если это оборудование установлено правильно, то там ничего не должно двигаться. Но ведь у унитаза тоже должен быть сифон… Да, и именно через него проходит вода… Я заглянула назад, повернула крышку, прикреплённую пониже вводного отверстия водопроводной трубы, и — о диво! — крышка двинулась! Это меня неслыханно удивило. Ведь она должна быть прикреплена намертво. Я стала крутить её дальше до тех пор, пока она не вывернулась вся, пощупала там и почувствовала под пальцами круглую металлическую коробочку. Действительно, в таком месте ничего подобного быть не должно! Взволнованная до безумия, я с трудом вытащила коробочку, в которой некогда было какао, и убедилась, что за коробочкой находится какой-то свёрток. Да, это был тайник Тадеуша! В этот момент я замерла, сидя в углу рядом с унитазом, потому что до меня донеслись звуки, от которых моя кровь застыла в жилах! Кто-то ковырялся ключом в замке… Сама не зная как, я сунула коробочку в тайник, впихнула крышку и выскочила из ванной. Я находилась одна в пустой квартире покойного Тадеуша, время, судя по солнцу, было около полудня, жена — на работе, ребёнок — в школе, Тадеуш — в морге, а дверь пытался открыть убийца, который пришёл за доказательствами своего преступления… В том, что это убийца, у меня не было никаких сомнений. Но вот что странно, меньше всего меня интересовало то, что моя жизнь в этих драматических обстоятельствах находится под угрозой, самым главным для меня было: я, наконец, узнаю, кто это! Ошалевшая от всех этих впечатлений, с ног до головы переполненная любопытством, я спряталась в прихожей под какую-то скамью, задёрнутую декоративной занавеской, по причине тесноты заняв ужасно неудобную позицию, а именно: спиной к входной двери, а лицом к ванной комнате. Убийца вошёл и, даже не сделав попытки поискать где-то в другом месте, сразу направился к унитазу. Двери ванной комнаты были открыты, и я чётко видела, что он занял то же самое положение, что и я несколькими минутами раньше, видела, как он вынимал круглую коробочку… Ещё минута, и он выпрямится и повернётся!.. — Ирена!!! — ужасно заорало что-то у меня над ухом. Я вскочила на ноги. Впечатление было чудовищное! Долгое время я не могла прийти в себя, вглядываясь вытаращенными глазами в стоящую рядом Алицию. Алиция несколько удивилась. — Что с тобой? Чего ты так на меня смотришь, я что, так изменилась в последнее время? Ты не идёшь домой? — Боже милостивый! — сказала я, приходя в себя после первоначального шока. — Как ты могла!.. — А что? — заинтересовалась Алиция. — Ты занималась чем-то важным? Мне казалось, что ты ничего не делаешь. — Я выслеживала убийцу. Ещё секунда, и я бы уже знала, кто это. Ты закричала именно в ту минуту, когда он должен был повернуться ко мне лицом! — Я кричала тебе несколько раз, конечно гораздо тише, но никакой реакции с твоей стороны не последовало. Я уже боялась, что ты оглохла. А перед этим он был повёрнут к тебе спиной? — Даже можно сказать, задом… В таком положении мне было довольно трудно его узнать. — Он что, выказывал тебе своё презрение? — с интересом спросила Алиция. — Нет, просто рылся в санузле покойника. Я пережила ужасные минуты. Домой, разумеется, иду. Подожди, сейчас я соберусь. Алиция была явно заинтересована моими видениями, которые я ей кратко описала, собирая свои вещи. — Но ты, по крайней мере, видела, кто это: мужчина или женщина? — недовольно спросила она. Она совершенно ошеломила меня этим вопросом, — потому что я осознала, что даже этого узнать не смогла. На убийце было что-то вроде широкого синего комбинезона. В следственном запале и с уверенностью, что через минуту я увижу его лицо, на все остальное я не обратила достаточного внимания. Мы покинули бюро, доехали на такси до Мокотува, после чего пришли к выводу, что нам некуда спешить. Ничто не мешало нам пойти в кафе, выпить кофе и продолжить наши расследования, прерванные в прошлый раз Веславом. Со вчерашнего дня я обогатилась множеством новых сведений, среди которых, вопреки внушениям дьявола, больше всего меня волновало то, что касалось Веслава. Я призналась в этом Алиции, которая выслушала меня без всякого удивления. — Я знаю тайну Веслава, — безмятежно сказала она. — Что?! — Я её знаю совершенно случайно. Ты, разумеется, никому не скажешь? — Ну, знаешь! За кого ты меня принимаешь?! — У Веслава есть ребёнок… В первый момент у меня было впечатление, что кто-то из нас сошёл с ума. У Веслава есть ребёнок?! Что это значит?! — Он что, сам его родил? — спросила я ошеломлённо. — С ума сошла! Ханя… ну, знаешь Ханю? Это моя приятельниц которая ничего не делает. Она живёт дверь в дверь с тайной Веслава. Она уже давно рассказала мне, что познакомилась с девушкой, которая живёт напротив, у этой девушки есть ребёнок, отец ребёнка женат и навещает её тайно. Это не совсем типичная история, потому что он ходил с ней ещё до свадьбы… Алиция остановилась и задумалась. — Ходил… Разве это можно назвать хождением? — Господи помилуй! Назови это как тебе угодно, только рассказывай дальше! — Дальше он с ней порвал и женился на другой, тем временем она родила этого ребёнка, о чем ему раньше не говорила из-за своей гордости, и теперь из-за этого ребёнка он поддерживает с ней отношения. Этот человек — не кто иной как Веслав. — Откуда ты знаешь? Ханя знает его? — Нет, я его знаю. Случайно видела его там, а Ханя показала мне на него и сказала, что это именно тот человек. — Что ты говоришь! Потрясающе!.. Долгое время я сидела, размышляя очень напряжённо и в довольно быстром темпе. Ну да, ничего странного, что Веславу постоянно не хватает денег… Но ведь это не является поводом для убийства, иметь ребёнка никакие законы не запрещают. Правда, у Веслава имелась жена, но я думаю, что в подобном случае он предпочёл бы признаться во всем жене… Алиция продолжала рассказывать дальше. Хамя, заинтересовавшись девушкой, живущей напротив, собрала о ней все возможные сведения. Отец ребёнка женился на девушке из очень богатой семьи, его жена учится, благодаря помощи родителей он может заниматься диссертацией, не особенно заботясь о зарплате в бюро, потом ему обещано приглашение во Францию или в Соединённые Штаты… Очень строгая в моральном отношении семья со своими правилами… Известие об имеющемся у молодого зятя ребёнке ситуацию изменило бы диаметрально… Нет, невозможно, чтобы Веслав из-за каких-то паршивых денег мог свалять такого дурака! Я думаю, что жена простила бы его, если бы он ей во всем признался… Но он выходил на балкон, а ключ был в вазоне… — Мне все это осточертело! — решительно заявила я. — Я уже не могу больше слышать об этом преступлении и кончаю им интересоваться. Пусть все идёт как идёт. Алиция, давай сменим тему разговора! — Вот именно, — с интересом сказала Алиция. — Что у тебя с прокурором? Кто из вас за кем ухлёстывает? Красивый парень, мне очень нравится, только для меня он слишком молод. — Для меня нет, — буркнула я неохотно, потому что не была уверена, не хуже ли ещё эта тема предыдущей. — Не знаю, кто за кем ухлёстывает, думаю, что больше всех участие в этом принимает дьявол. Если и сегодня он позвонит мне под служебным предлогом, то значит, он интересуется мной больше, чем я им… * * * На следующий день с утра в мастерской царило удивительное спокойствие. Прокурор накануне вечером позвонил мне, и мы провели упоительные минуты, на этот раз в «Бристоле». Сейчас я страшно хотела спать и потому не обращала никакого внимания на атмосферу вокруг меня. Если бы я была в нормальном состоянии, то сразу бы поняла, что это спокойствие ничего хорошего не сулит. Иоанна вызвала меня в кабинет Витека, которому потребовалась программа обслуживания жилого высотного здания. Одновременно в кабинет заглянул капитан. Отвечая на его приветствие, я прошла через конференц-зал, после чего вернулась с программой снова через приёмную, где сидела Иоанна. Меня удивило, что моё появление произвело на неё какое-то странное впечатление. Она явно испугалась и смотрела на меня, моргая глазами, как будто была чем-то неожиданно ошеломлена. Мне не хотелось спрашивать, чем я её так удивила, поэтому я отдала Витеку программу и вернулась в отдел. Удивительное спокойствие продолжалось до полудня. События, которые потом произошли, ликвидировали его совершенно. Все началось с того, что в нашем отделе неожиданно появились капитан, прокурор и поручик, и все трое ринулись к картине Лешека, по-прежнему стоящей у стены. Мы не могли понять, почему это произведение искусства, уже осмотренное ими несколькими днями раньше, вновь возбудило у них такой интерес. Мы внимательно наблюдали за ними, а они с невероятным вниманием рассматривали лицо изображённой там мегеры, чуть не ползая по нему носами. Наконец они выпрямились и посмотрели друг на друга. — Действительно, — сказал удивлённо капитан, обращаясь к прокурору. — Я вас поздравляю… Мы смотрели на них все с большим интересом, предвкушая какую-то сенсацию. — Можно узнать, чем вы это рисовали? — любезно повернулся прокурор к Лешеку. — Гуашью, — искренне ответил Лешек. — А что, это запрещено? — обеспокоенно спросил он. — Вы все рисовали гуашью? Это тоже?.. Лешек посмотрел на картину, затем встал с кресла и пригляделся поближе к тому месту, в которое стукал пальцем представитель власти. Наконец он оторвался от созерцания и с неописуемым удивлением посмотрел сначала в пространство, а затем на нас. — Что это? — глупо спросил он. — Именно об этом мы вас и спрашиваем. — Это не гуашь, — сказал Лешек по-прежнему тоном глубокого удивления. — А что? Вопрос прозвучал резко, и Лешек явно испугался. — Клянусь Богом, не знаю! Я рисовал гуашью! — Может быту кто-то из присутствующих скажет нам, что это такое и кто это нарисовал? Нам недоставало только подобного вопроса, чтобы сорваться со своих мест и кинуться к картине, потому что мы и так сидели как на иголках. С первого взгляда я поняла, о чем идёт речь, и припомнила вещество, которым была дополнена картина Лешека. Губы чудовища были подведены толстым слоем ярко-красной губной помады. Веслав отодвинулся от картины и начал хохотать. — Но это же губная помада, — сказал Витольд, удивлённый не меньше, чем Лешек. — Вот именно. А кто это рисовал? — Я, — признался Веслав, стараясь сохранять серьёзность. Он немедленно оказался в центре всеобщего внимания. Лешек смотрел на него с заметным неудовольствием. Действительно, сразу после ухода одержимого хандрой автора Веслав закончил его произведение, дополнив макияж дамы, изображённой на древесностружечной плите, при полном одобрении Януша и моем. Нас удивляло, что Лешек до сих пор этого не заметил, потому что ярко-красный цвет ужасно выбивался из прочей тональности. Не понимая необычного интереса следственных властей к проблемам колористики, мы с интересом ждали, что будет дальше. — Чем вы это рисовали? — удивительно мягко спросил капитан у Веслава. — Помадой и рисовал. — Но вы, но-видимому, не употребляете губную помаду, — любезно сказал прокурор. — Где вы её взяли? — У Ирены… Если бы Веслав внезапно выстрелил из пушки, это не произвело бы большего эффекта. Трое мужчин, как громом поражённые, повернулись ко мне и застыли в молчании, глядя на меня с неописуемым удивлением. Я совершенно не могла этого понять, потому что, в конце концов, факт заимствования у женщины губной помады, даже ярко-красного цвета, не являлся ничем из ряда вон выходящим. — Это правда? — тихо спросил прокурор. На мгновение в его глазах появилось что-то похожее на упрёк. — Разумеется, — ответила я, несколько удивлённая. — Я одолжила её Веславу специально дня этой цели. Это в самом деле хорошая французская помада, но цвет у неё слишком глупый, поэтому мне не было её жаль. Я очень редко ею пользовалась. — Вы можете нам её показать? — Пожалуйста, будьте любезны… Они забрали помаду и ушли, оставив нас в ошеломлённом состоянии. Мы смотрели друг на друга и ничего не понимали. — В чем дело? — спросил Януш. — Признавайтесь, что вы тут накрутили с этой помадой? — Глупые идеи всегда за себя мстят, — удовлетворённо заявил Лешек. Витольд задумчиво покачал головой, возвращаясь на своё рабочее место. — Ох, что-то мне это не нравится, — проворчал он. — У меня такое впечатление, что они на что-то напали… Минутой позже меня вызвали в конференц-зал. Трое мужчин сидели вокруг стола и с явным осуждением глядели на меня. — Может быть, вы нам скажете, что это такое? — спросил кто-то из них, указывая на предмет, лежащий на столе. Этот предмет был самым обычным большим мужским носовым платком в бело-голубую клетку. Платок преступника!.. — Если глаза меня не обманывают, то это носовой платок, — осторожно сказала я. — Чей? — Не знаю. Я его вижу в первый раз, но предполагаю, что это тот самый носовой платок, который вы искали. После моего жизнерадостного замечания на какой-то момент наступило совершенно нежизнерадостное молчание. Потом последовал ещё вопрос: — Когда вы в последний раз пользовались своей губной помадой? — Не помню, но, по-видимому, это было довольно давно. Возможно, ранней весной, так как тогда я носила рыжую блузку, потому что среди моей одежды эта помада подходит только к ней. — А случайно, не три дня тому назад? — Нет, это исключено. Ту блузку я ношу, только когда холодно. И я не до такой степени сумасшедшая, чтобы в другое время так глупо краситься. — Вы останетесь здесь. Прошу вас сесть там… Ещё более заинтересованная и немного обеспокоенная, я послушно уселась на указанное место. Прокурор явно избегал моего взгляда. В конференц-зал вызвали Алицию, что мне очень понравилось, потому как, наконец-то, я могла быть свидетелем чужих ответов на допросе. Алиция вошла, посмотрела на меня без всякого удивления и уселась в ожидании вопросов. Носовой платок убрали ещё до её прихода. Прокурор начал беседу на тему о косметических средствах. Он показал Алиции помаду и спросил, кому она принадлежит. Алиция осмотрела помаду, помазала ею по руке и задумалась. — Откуда я знаю? Идиотский цвет… Анка красится таким образом, но у неё, помада, по-моему, светлей. Моника исключается. Может быть, Ирена? — и неуверенно посмотрела на меня. — Когда пани Ирена красилась ею в последний раз? — Предпоследний, — поправила его Алиция. — Последний раз бывает перед самой смертью. Не помню, я не обращаю внимания на такую ерунду. — Может быть, неделю назад? — Может… — согласилась Алиция, а у меня холодная дрожь пробежала по спине. — А может быть, месяц тому назад? — Возможно, — так же согласно кивнула Алиция. — А может быть, год? — в голосе прокурора появилась какая-то подозрительная любезность — Тоже возможно. Не знаю, для меня нет никакой разницы. У меня нет чувства времени. — Алиция, сосредоточься, ради Бога! — простонала я из своего угла, охваченная ещё большим беспокойством. — Прошу не вмешиваться! — резко крикнул капитан. — Ах, это нужно тебе?.. — Попробуйте точно вспомнить. Это очень важно, — в то же время сказал прокурор, совершенно игнорируя моё существование. Алиция уставилась на стену и начала рыться в памяти. — Уже знаю, — вскрикнула она неожиданно. — У меня это ассоциируется… Она использовала её в большой массе. Капитан посмотрел на неё ужасным взглядом, но прокурор не потерял терпения. — А что это значит «в большой массе»? Была вся вымазана этой помадой? — Нет, вся была одета в такой цвет. Да, это совершенно точно. С любой другой одеждой этот цвет страшно бы выпирал, а я никогда не замечала, чтобы у неё было какое-то несоответствие с цветами. Я прониклась глубокой благодарностью к Алиции как за подтверждение правдивости моих слов, так и за этот комплимент. — Ну так попытайтесь ещё раз припомнить, когда это могло быть? — Думаю, что довольно давно. Наверное, на ней тогда было что-то зимнее. — Благодарим вас… Следующей была Анка, которая категорически отказалась от каких-либо связей с моей помадой, в доказательство показав свою, которая и в самом деле была более светлого оттенка. У Моники цвет этой помады вызвал величайшее отвращение. Все женщины нашей мастерской, поочерёдно опрашиваемые, проявили явную недостаточность памяти в вопросах моего макияжа. Отпустив последнюю сотрудницу бюро, мужчины, проводившие допрос, погрузились в молчание. Потом прокурор резким движением вытащил из ящика носовой платок и развернул его полностью. — И тем не менее, может быть, вы нам скажете, откуда на этом платке взялось вот это! С меня мгновенно слетел весь сон, и я перестала глупо и невинно удивляться. На бело-голубой клетке чётко обозначились следы моей собственной ярко-красной помады! Я сидела как соляной столб, уставившись в проклятый платок, и чувствовала, как мне одновременно становится и холодно и жарко, потому что я внезапно все вспомнила. Я знала, откуда там взялись эти следы, и, что хуже всего, знала также, кто убийца!.. Я, конечно, могла все рассказать. Могла также продолжать утверждать, что ничего не помню, могла сделать множество других вещей! Но я до такой степени поглупела, что мне не пришло в голову ничего другого, как только то, что я скорей удавлюсь, чем скажу правду! Я молчала так долго, что они почувствовали, что я, предоставленная сама себе, буду молчать до скончания века. Прокурор холодным, официальным тоном повторил свой вопрос: — Откуда на этом платке следы вашей помады? — Не скажу, — ответила я неожиданно даже для самой себя. — Что вы сказали?! — Не скажу, — упрямо повторила я. — Что значит — не скажете? Вы уже все вспомнили? — Вспомнила. И заявляю вам, что больше ничего не скажу. — Но почему? — Потому что не скажу. Я отказываюсь давать показания! На лицах представителей власти появились растерянность и явное удивление. Они смотрели на меня и друг на друга. — Вы отдаёте себе отчёт в том, что это ставит вас в сложное положение? Это ваша помада, вы являетесь подозреваемой! — Ну и пусты Мне все равно, я ничего не скажу! — Нам придётся вас задержать. — Можете даже заковать меня в кандалы. Ничего не скажу раньше, чем предстану перед судом обвинённая в убийстве! Капитан и прокурор выглядели так, как будто через минуту их хватит удар. Поручик смотрел на меня вытаращенными глазами. Честно говоря, я не была этим особенно удивлена. Видимо, они меньше всего ожидали, что я, безусловно невиновная, обладающая железным алиби, предлагающая им свою помощь, окажусь так явно замешана в этом убийстве. И это ещё после тех двух вечеров, проведённых с прокурором!.. Я сидела сжавшись, расстроенная, злая и пыталась найти какой-нибудь выход. Если бы меня хотя бы на минуту выпустили из этого чёртова конференц-зала! Я знала, кто является убийцей, и мне это ужасно не нравилось, потому что это был именно тот самый персонаж, которого я в самом начале идиотски придумала! Невозможно, чтобы до такой степени все совпало, это какая-то злая шутка, это просто свинство!.. Что они теперь будут делать? Следственные власти, наконец, пришли в себя. Медленно, осторожно, дипломатично они стали склонять меня к ответам на их вопросы. Они объясняли, просили, предостерегали, прокурор смотрел на меня с упрёком и горечью — ничего не помогло! Я упёрлась. У меня были на это свои причины… Наконец они махнули на меня рукой и снова начали вызывать женскую часть персонала нашей мастерской. Что касается мужчин, то, во-первых, они были некомпетентны в этих вопросах, а во-вторых, находились не в полном составе, так как Витек, Збышек, Рышард, Стефан, Каспер и Влодек ещё раньше поехали в управление. * * * Первой снова была вызвана Алиция, которая все знала. Я сидела в своём углу в страшном напряжении и вглядывалась в неё безумным взглядом, не произнося ни единого слова. Алиция осмотрела носовой платок с помадой. Она делала это долго, обстоятельно и молча. Я хорошо знаю Алицию, и мне было ясно, что она совершенно точно вспомнила происхождение этих следов. Потом она подняла голову и посмотрела на меня. Не знаю, что она прочитала на моем лице, но думаю, что обмена взглядами нам обеим было достаточно. И меня совершенно не интересовало, что об этом подумают следственные власти. — Не знаю, — решительно сказала она после долгого молчания. — Не имею понятия. Не было никаких сомнений в том, что они не поверили ей, и это, несомненно, утвердило их уверенность в моей виновности. — А вы не думаете, пани, — любезно спросил капитан, — что владелица помады вытиралась этим платком? — Не знаю. С тем же успехом можно предположить, что она писала помадой на стекле какие-нибудь стихи, а потом их стирала. Не знаю. По-моему, здесь ведётся следствие и важными являются не предположения, а факты. Анка и Моника были не опасны. Они ничего не знали, их тогда не было. Потом в конференц-зал вошла Веся. Мне сделалось плохо от её вида, потому что у меня не было никаких сомнений, что Веся расскажет им все, расскажет с огромной радостью и удовлетворением, если только вспомнит. Не дай Бог, чтобы она вспомнила!.. — Ну как же, — сказала Веся ядовито и с достоинством. — Ведь это Ядвига… Мужчины, ведущие допрос, набросились на неё, как стервятники на падаль. Веся обиженным голосом давала им исчерпывающие объяснения, а я не могла уничтожить её взглядом. Это было накануне смерти Тадеуша. Ядвига пришла ко мне и попросила одолжить ей все губные помады, которые у меня есть, потому что хотела проверить, какой цвет ей лучше подходит. Кроме одной, эффект которой был ей уже известен, у меня была с собой только та, ярко-красная, французская. Ядвига намазала ею губы и оглядела себя в зеркало. При этом были ещё Алиция и Веся. Веся наблюдала за Ядвигой с ненавистью. — Сотри её, а то выглядишь как страшилище! — сказала она с отвращением. Действительно, этот цвет Ядвиге не прибавлял красоты. Вынув из сумочки большой бело-голубой платок, она старательно вытерла с губ помаду. А теперь этот платок лежал на столе и служил доказательством совершённого преступления. Веся обнаружился потрясающую память. Видимо, уже ничего не могло спасти Ядвигу, у которой явно были мотив, полная возможность, твёрдый характер и которая изо всех сил умоляла помочь ей и клялась, что невиновна!.. И венцом всего было то, что с самого начала я придумала, будто это именно она убила Тадеуша! Я придумала это потому, что в её случае существовали самые большие смягчающие обстоятельства… Я сидела в своём углу, проклиная в душе ужасными словами себя, Весю, Ядвигу, покойника, капитана, прокурора и вообще весь мир. Всей душой я хотела, чтобы что-нибудь произошло, чтобы оказалось, что это неправда, что вопреки всему это не Ядвига! Усадив Весю в другом углу, они вызвали Ядвигу. Платок со следами помады, разложенный во всю ширину, лежал на столе. Ядвига вошла, взглянула на это вещественное доказательство, потом на меня, потом на Весю, потом снова на платок и снова на меня. — Зря я так сделала, — спокойно сказала она. — Я должна была все вам рассказать. Теперь вы верите, что это я, а я верю, что только вы можете меня спасти. — Черт побери! — сказала я, предоставив волю чувствам, потому что боялась, что в конце концов кого-нибудь задушу. Капитан высказал мне своё неодобрение и снова повернулся к Ядвиге. — Прошу вас воздержаться от разговоров с посторонними людьми и отвечать на наши вопросы. — Вы признаете, что этот платок принадлежит вам? — Конечно, признаю, а что я могу сделать? Голову даю на отсечение, что эта змея уже все рассказала, — ответила Ядвига, пренебрежительно указывая подбородком в направлении Веси. Веси издала какой-то непонятный звук, но не успела отреагировать дальше, потому что капитан немедленно повернулся к ней. — Благодарю вас, — сказал он так решительно, что смертельно обиженная Веся поднялась и вышла. Ядвига сидела, безнадёжно вглядываясь в платок. — Этим платком был вытерт дырокол, которым ударили по голове убитого, — сказал капитан. — Это установлено совершенно точно. Вы признаетесь…. — Ничего подобного, — решительно оборвала его Ядвига. — Этот платок исчез у меня в тот день, когда произошло преступление. Я не задушила его, но сейчас все объясню. Пани Ирена, даю вам честное слово, что скажу всю правду! Я была решительно настроена поверить всему, что она скажет. Капитан хотел удалить меня из зала, но Ядвига решительно запротестовала, добиваясь моего присутствия и категорически заявляя, что без меня не произнесёт ни слова. Они были, видимо, уже настолько измучены и вымотаны, что согласились с её требованиями. Ядвига начала рассказывать. Она честно описала все свои махинации, касающиеся бывшего мужа, участие в этом деле Тадеуша, кратко изложила историю с помадой и перешла к дню преступления. — Против него я была бессильна, — сказала она. — Я хотела уговорить его, чтобы он перестал валять дурака, чтобы подождал до тех пор, пока я не вытяну из этого подлеца деньги и тогда все ему заплачу. Я даже заплатила бы ему эти пять тысяч, чтобы он оставил меня в покое. Я страстно боялась, что он с этой бумажкой куда-нибудь полезет и все мне испортит. Я хотела с ним поговорить, и это именно я позвонила ему, чтобы он пришёл в конференц-зал… — Но почему вы сразу об этом не сказали? — Вы что думаете, у меня с головой не все в порядке? Ведь тогда на меня сразу пали бы все подозрения. Я надеялась, что вы найдёте убийцу прежде, чем все это откроется, и ко мне никто не будет цепляться. — Продолжайте. Вы позвонили ему, что дальше? — Он, разумеется, пришёл, потому что надеялся, что я дам ему деньги. Веськи не было в приёмной, никто меня не видел. Как я этого подлеца просила, умоляла!.. А он смеялся. Я разревелась как дура и вытиралась этим платком. Но в конце концов терпение у меня лопнуло, я сказала ему, что Бог накажет его, поднялась и ушла. А он остался там, и платок, видимо, тоже остался, так как потом я его уже те видела. Я сразу пошла умываться, потому что выглядела страшилищем. Умылась и вытерлась полотенцем, а о платке вспомнила только тогда, когда его стали искать… — Откуда вы взяли дырокол? — Что?! Ниоткуда я его не брала, у меня не было дырокола. Дырокол стоял на моем столе в приёмной. Когда я вернулась, его уже, наверное, не было, но я не обратила внимания, потому что была ужасно взволнована. — Во что вы были одеты? — В халат, как обычно. Но без пояса, пояса у меня уже давно нет, куда-то исчез… Я была абсолютно убеждён что Ядвига говорит правду. Это её голос слышал Збышек из кабинета. Она беседовала со Столяреком около пятнадцати минут, невозможно, чтобы она его потом убила! У неё должны быть при себе дырокол и пояс, и если бы она собиралась это сделать, то сделала бы сразу! И откуда она взяла ключ от двери?! Нет, Ядвига говорит правду!.. — Вы заперли дверь, ведущую в кабинет? — Чем? И зачем мне это нужно? Ведь даже если бы кто-нибудь вошёл, разговаривать не запрещено! — Но вы же знали, что эта дверь была заперта? — холодно сказал прокурор. — Вы догадывались, что от неё должен быть ключ? Я проклинала Себя за эту историю с крупой. Разумеется, это бросает на Ядвигу негативный свет! Черт возьми, неужели все, что я сделаю, должно иметь самые худшие результаты?! Они допрашивали её и так и сяк, но Ядвига держалась твёрдо. Было видно, что она взволнована до бесчувствия, она бросала на меня отчаянные взгляды, ломала себе пальцы, но держалась своей первой версии, как гранит. Она невиновна, и конец! — Ну что ж, — наконец сказал утомлённый капитан. — Вам придётся пойти с нами… Ядвига сорвалась со стула. — Ребёнок!!! — ужасно закричала она, теряя мужество. — Ради Бога, позвольте мне сделать что-нибудь с ребёнком!!! Пани Ирена, спасите меня!!! Посреди ужасной суматохи, которая воцарилась в следующие минуты, среди рыданий Ядвиги и Данки, вызванной на помощь, потому что она знала семью Ядвиги и могла организовать опеку над ребёнком, среди возгласов удивления, недоверия и испуга, издаваемых всем персоналом, я сидела как привязанная к креслу и усиленно размышляла. Что делать?! Независимо от того, виновна она или нет, я должна помочь этой идиотке! Она была доведена до предела отчаяния, всю жизнь имела одни огорчения и неприятности, затем эта крайняя бедность и обожаемый ребёнок!.. Любой ценой!.. Жаль Ядвигу, жаль порядочного человека, жаль её дочку… Что делать? Бросить подозрение на кого-то другого — единственный выход! Двое активно подозреваемых, значит — ни одного! На кого?! И как?! Ядвигу забрали, а светопреставление все продолжалось в нашей мастерской. Все, кто поочерёдно возвращались из управления, попадали в настоящее пекло. Всюду возникали дикие ссоры и скандалы, потому что половина мастерской поддерживала Ядвигу, а половина была против. Витек безуспешно пытался успокоить всех и заставить вернуться к прерванной работе. Данка и Иоанна издевались над Весей. И в это время неожиданно пришёл Марек, который в последнее время постоянно попадал на такие потрясающие события. Замечание, которое в прошлый раз сделала Алиция, что Марек, во-первых, умен, а во-вторых, непричастен к этому делу, видимо, укоренилось во мне очень глубоко, потому что я немедленно его вспомнила. Я затащила их обоих в самый дальний угол за столом Алиции и категорически потребовала сосредоточиться и обдумать способы спасения преступницы. Они оба очень любили Ядвигу, были о ней самого лучшего мнения, поэтому, не сопротивляясь, приступили к делу. Марек внимательно выслушал наш отчёт о событиях. Он был очень взволнован, гораздо больше, чем я думала. Ему явно что-то не нравилось. — Это значит, — медленно сказал он, — что в представлении следственных властей сложилась следующая картина: Ядвига разговаривает с Тадеушем, Тадеуш отвергает её мольбы. Ядвига берет дырокол… опустим подробности… бьёт его по черепу, душит пояском… предположим, что все это у неё с собой… Выходит в туалет, смывает следы волнения с лица, топит платок в унитазе… — Не знаю, сразу ли она это сделала, потому что туалет забило только на следующий день, — прервала его Алиция. В эту же минуту я вскочила на ноги. — Подождите! — закричала я. — Подождите!.. Подождите!.. — Чего? — спросил Марек. Они оба с удивлением смотрели на меня. Я что-то бормотала себе под нос, а в голове у меня вспыхнула картина того странного события, свидетелем которого я оказалась в туалете перед тем, как пойти на личный обыск. Не объясняя им ничего, я повернулась и кинулась в конференц-зал, где до сих пор находились капитан и прокурор. Я влетела туда без стука, прерывая какие-то таинственные действия с их стороны. — Знаю! — закричала я. — Все знаю! Нет, не все, часть!.. Много… — Как вы могли, — в ответ закричал прокурор. — Вы обманули меня! — Чушь! Неправда! Я знаю, что это не Ядвига! Она невиновна!.. — У меня ваши невиновные уже вот где сидят! — Тихо!!! — заорал капитан и стукнул кулаком по столу. — Прошу прощения, пан прокурор, — добавил он нормальным голосом. — Нет, это я прошу прощения, — ответил прокурор также нормальным голосом и снова повернулся ко мне. — Я так понимаю, что вы хотите нам что-то сообщить? Наверное, что-то незначительное, потому что вы, как только дело доходит до чего-то важного, отказываетесь давать показания?.. Нечто похожее на жалость шевельнулось у меня в сердце, но теперь я была занята важным делом. На всякие личные чувства времени пока не было. Ледяным голосом я доложила им о странном действии канализационного оборудования. Они слушали меня молча и внимательно, потом посмотрели друг на друга. — А вы не видели, кто это был? — Нет. Когда я вышла, уже никого не было. Но кто-то должен был прийти последним в конференц-зал, сразу передо мной. Когда я туда шла, во всем бюро уже никого не было. Капитан поморщился. — Теперь разве определишь, кто пришёл последним! Поздновато… — Но, может быть, вам удастся! Ради Бога, по крайней мере попробуйте! Ведь вы должны развеять все возможные сомнения, если хотите обвинить Ядвигу! Я все это скажу перед судом, буду свидетелем защиты! — Минуточку, — сказал прокурор. — Как вы, собственно, себе представляете, что там было сделано? — Все очень просто. Стена в туалете довольно низкая, два с половиной метра, кирпичная, и к ней прикреплены оба резервуара. Он влез на унитаз, бросил платок вертикально вниз, может быту с каким-то грузом, дёрнул за спуск. И вода полилась… Я действительно говорила несколько хаотично, так как была невероятно взволнована. Я перестала чувствовать какую-либо симпатию к убийце, потому что он позволил арестовать невиновную Ядвигу. Представители власти заинтересовались моими предположениями и пошли проверять. Я пошла за ними, не задумываясь над тем, что об этом подумают сослуживцы. Прокурор лично влез на унитаз и произвёл предполагаемые мной действия, пожертвовав для этого одной из тряпок, отобранных у нас. Я выбежала из мужского туалета и кинулась в дамский проверить результат, капитан кинулся за мной. Все прекрасно совпало. Прокурор дёрнул за спуск, а мы в полный голос рассказывали ему из-за стены, что видим. В результате дамский туалет забило ещё раз. — Так, — сказал прокурор, вернувшись в конференц-зал. — Но мне удалось это сделать с огромным трудом, а судя по тому, что вы рассказываете, он сделал это свободно. У меня рост метр семьдесят девять… Это должен быть очень высокий человек… — А разве вы видели у нас в мастерской хоть одного малорослого? — любезно спросила я. Они снова посмотрели друг на друга. Только теперь до меня дошла мысль, что они ведь должны что-то знать. Знать гораздо больше… После того как увезли Ядвигу, они же по-прежнему остались в мастерской и, несомненно, преследовали этим какую-то цель. Они же не информируют меня обо всем… Не было разговоров о ключе, об экспертизе, о пропавшем документе Ядвиги… В этом что-то есть. Страшно заинтересованная, я вглядывалась в их каменные лица, но ничего узнать мне не удалось. Я вернулась к Алиции и Мареку, терпеливо ожидающим объяснения моих странных действий. В мастерской по-прежнему стоял шум, оказалось, что все очень много знают. Собственно, ничего необычного в этом не было, в конце концов, умные люди, которым задаются вопросы об определённых вещах, могут сделать для себя какие-то выводы. Главным образом разбиралась проблема ключа, который, похоже, не имел никакого отношения к Ядвиге. Не вмешиваясь в эти совместные расследования, я приступила к продолжению беседы в нашем углу. Мы втроём пришли к выводу, что пока все довольно туманно. Однако, возможно, Ядвига говорит правду и Тадеуша убил кто-то вошедший в конференц-зал после её ухода. — Я не хотел бы возбуждать шум и бросать ненужные подозрения, — поколебавшись, сказал Марек, — но не уверен в том, что не должен поделиться ими с нашими любимыми властями… — Что ты имеешь в виду? — спросила Алиция, быстро взглянув на него. Марек снова заколебался. — Не знаю, не знаю… Нет, подожду, Ядвигу пока ещё не вешают. Будем надеяться, что все откроется само, я ужасно не люблю участвовать в подобных вещах… Алиция молчала. Я тоже. У меня не было уверенности, не подозреваем ли мы, случайно, одного и того же… Пока я была очень довольна, что мне удалось вселить в милицию сомнения по поводу санитарного оборудования. Марек свои слова объяснять отказался, поэтому я вернулась в отдел, где царила атмосфера подавленности. Никто ничего не делал, зато усе строили самые мрачные прогнозы относительно будущего нашей мастерской. — Нет, мы не выберемся из этой истории, — тяжело вздохнул Януш. — И так было бы трудно, а уж теперь, без заказов! Нет, с нами теперь покончено… * * * На этот раз я сама позвонила прокурору. — Вы считаете, что я поступила плохо? — с горечью спросила я. — А вы бы стали обвинять своего сослуживца, который в довершение всего, на ваш взгляд, невиновен? — Но хоть кто-то, по вашему мнению, может оказаться виновным в этом деле? — раздражённо спросил он. — Боюсь, что вы приписываете вину каким-то потусторонним силам. — Нет, теперь уже нет. Теперь я уже не буду протестовать, но при условии, что вина этого человека будет доказана. А пока это все только одни подозрения, и притом у меня такое впечатление, что вы не рассказали мне о множестве вещей… — Вы считаете, что я поступил плохо? — издевательски спросил он. — Вы можете, положа руку на сердце, сказать, что вы сообщили абсолютно все, что знаете? Нет, этого я сделать не могла. Он, вероятно, обиделся на меня, так что в тот вечер я рано улеглась спать… Назавтра все началось с самого утра. Несмотря на арест Ядвиги, капитан и прокурор находились в мастерской, снова допрашивая всех по очереди. Мы не имели понятия о том, что они хотят выяснится а вопросы не позволяли сделать каких-либо конкретных выводов. Снова они проверяли наши алиби, но уже не на день преступления, а на вчерашний день. — Что, черт побери, может, в городе ещё кого-то задушили! — гневно сказал Януш, возвращаясь с допроса. — По-видимому, где-то что-то произошло, — задумчиво ответил Лешек. — Я ходил вчера выпить пива и теперь должен представить свидетелей. Хорошо, что этот парень в киоске меня знает. — Слушайте, а ко мне они привязались из-за того, что я возвращался из управления на трамвае, — сказал ужасно взволнованный Влодек, который зашёл в наш отдел, чтобы успокоиться. — А на чем я должен был возвращаться? На воздушном шаре? — Разве ты не вернулся с Витеком на машине? — удивился Януш. — Мне казалось, что вы поехали вместе. — И ты теперь начинаешь? Отвяжись от меня! Нет, я не вернулся с Витеком, нет такого предписания, чтобы я обязательно возвращался с Витеком! Витек поехал в какую-то мастерскую! — Они страшно удивились, что я все время сидел в бюро, — сказал Веслав, явно очень довольный, что ему удалось так удивить следственные власти. — По-моему, они всех обо мне спрашивали. Интересно, почему… Только теперь я, наконец, задумалась. Ответ Веслава натолкнул меня на мысль: Веслав был подозреваемым… Вопросы об алиби, задаваемые всем, это только предлог… Им нужны только те, которые были в городе, в управлении! Сейчас… кто это был? Збышек, Витек, Каспер и Рышард… Видимо, кто-то из них что-то сделал? Через полчаса стало ясно, что Каспер отпадает, остались только трое. Каспер сразу после управления вернулся в бюро на такси вместе с одним типом, технологом из соседнего бюро. Витек поехал на машине в какую-то мастерскую, Збышек задержался где-то в городе и вернулся значительно позднее, а Рышард не вернулся совсем. О чем же, господи, здесь может идти речь? После своего негативного поведения в деле Ядвиги я не имела никакой надежды получить сведения от прокурора. Разве только я сама смогу придумать что-то интересное, что поможет возобновить наши контакты. Но что придумать? Я думала и думала, а атмосфера в бюро становилась все мрачней и мрачней и в конце концов дошла до предела, потому что надо было идти на похороны Тадеуша. Все как один, в хмуром молчании, мы шли в погребальной процессии, и ни у кого не было ни малейшей надежды на то, что все когда-нибудь прояснится… * * * На следующий день время тянулось вяло. Витек упорно заставлял нас заниматься работой, которая ни у кого не шла. Все были какие-то погасшие, Ядвига сидела в тюрьме, а прокурор с капитаном в конференц-зале. На этот раз они проводили исследования, которые были предложены мной, что меня несколько утешало, потому что после разрыва с ними всяческих контактов я чувствовала себя не слишком радостно. Проведя эти самые исследования самолично, я поняла, что дело предстаёт в достаточно безнадёжном свете. Каждый говорил нечто иное. Влодек утверждал, что последним в конференц-зал пришёл Рышард. Анджей утверждал, что Витек. Януш заявил, что это был Збышек, а Казик — что Веслав. Стефан в свою очередь назвал Анджея. Совершённая путаница, в которой светлым пятном оказалось только одно, что первым на обыск прибыл Каспер. В этом единственном все были друг с другом согласны, поэтому Каспера я должна была определённо исключить. Витольд единственный пытавшийся нормально работать, поехал забрать проект от районного архитектора. Его свободным местом немедленно воспользовался дьявол, к которому я на этот раз была настроена крайне неблагосклонно. — Отстань от меня! — сказала я сразу же, как только он появился. — Ты мне надоел. Ничего хорошего из моих контактов с тобой не выходит. — Потому что ты идиотка, да ещё к тому же редкостная, — ответил нисколько не разочарованный дьявол, ставя кресло Витольда поудобнее. — Почему ты ничего не сказала им о тайнике Тадеуша? — Потому что знаю, так же хорошо, как и ты, что этот тайник… впрочем, как и ты… являетесь всего лишь плодом моего воображения. Я не собираюсь постоянно выставлять себя перед людьми идиоткой! — Будь же ты последовательна! С самого начала и до конца твоё воображение совпадает с действительностью. Тебе не приходит в голову, что в этом что-то есть? Я задумалась, неохотно глядя на него. Кто знает, может быть, и на этот раз я права?.. — Ты думаешь, что к тому были какие-то предпосылки? — неуверенно спросила я. — Что-то происходило в мастерской, и я подсознательно это почувствовала? — Конечно! И при этом заметь, что ты рассказала обо всем. Может быть, его совсем не задушили бы пояском, если бы ты не подала эту мысль, а толкнули под поезд? Ты обратила внимание преступника на мотивы, которые фактически были у всех. Убивая его на территории мастерской, он мог рассчитывать почти на стопроцентную безнаказанность, так как здесь было слишком много подозреваемых! — Ты пытаешься меня убедить, что больше всех виновата я? Большое тебе спасибо за твою любезность. — Всю жизнь мечтал оказать тебе любезность! Ты нервируешь меня, разочаровала прокурора. — О нет, мой дорогой! — решительно заявила я. — Ничего из этого не выйдет. Даже ради ста прокуроров я не собираюсь изменять свой характер. Я никогда не была свиньёй и никогда не буду! Если бы в эту минуту я знала, кто настоящий убийца, я пошла бы к нему и попросила бы его признаться самому, а не побежала бы с доносом к властям! — Но помощь им оказывать хочешь? — Хочу, потому что он оказался скотиной по отношению к Ядвиге. Он правильно сделал, что убил Тадеуша, но он не должен был позволять, чтобы её арестовали вместо него! — Ну так если ты хочешь им помочь, то иди и расскажи о тайнике. Я тебе советую, иди и расскажи… Он сидел и искушал меня, как и подобает дьяволу, и в конце концов я поддалась. Я пошла в конференц-зал, где как раз не было никого из подозреваемых, только власти, и с достоинством спросила, могут ли они меня выслушать. Видимо, у них не все шло как по маслу, потому что они с большим жаром выразили своё согласие. Я подумала, что раз уж я должна делать из себя идиотку, то пусть уж это будет в избранном обществе. — Я надеюсь, панове помнят, с чего все это началось? — спросила я твёрдо. — Помним, — необычайно любезно сказал прокурор. — С вашего ясновидения. Я посмотрела на него внимательно и, быть может, даже слегка вызывающе, потому что в его глазах что-то сверкнуло, затем продолжила: — Я хочу вас проинформировать, что моё ясновидение продолжает действовать и до сих пор. Я пришла к выводу, что записная книжка Тадеуша не является единственным его достоянием и что он должен был иметь ещё какие-то материалы и где-то их скрывать. — Очень интересно, — ядовито сказал прокурор, когда я остановилась для того, чтобы набрать воздуха. Я полностью проигнорировала его замечание. — И я стала размышлять; где? И в процессе этого размышления я оказалась в квартире покойного, которую хорошо знаю, потому что была там когда-то… Не слишком вдаваясь в разграничение фантазии и действительности, я рассказала им о моем драматическом видении, оборвавшемся вместе с криком Алиции, после чего замолчала. Представители власти сидели неподвижно с очень странным выражением на лицах, и я подумала, что они, по-видимому, считают меня не совсем нормальной, но мне было уже все равно. — Да… — медленно проговорил капитан. — И можно узнать, откуда вы все это знаете? — По-моему, во вступительной части моего рассказа я достаточно ясно об этом сказала, — холодно ответила я, и внезапно все внутри у меня перевернулось. Я поняла смысл этого вопроса! — Боже милостивый! — закричала я, срываясь с места. — Не хотите же вы сказать, что все это правда?! — Да нет, что вы! — немедленно сказал прокурор, делая какое-то резкое движение. — Это все только ваше воображение? Я вас правильно понял? — Да, — тихо сказала я, садясь обратно. — Боже мой, я надеюсь, что это все только моё воображение!.. — Да; разумеется, большое спасибо, — поспешно сказал капитан. — Вы ещё что-то хотите нам сказать? Я была уже не в состоянии разговаривать, поэтому только покачала головой. Потом я догадалась, что они ждут, когда я уйду. И я ушла, проклиная идиотского дьявола последними словами. Унылая атмосфера в бюро сохранялась до ухода Витека. Представители права покинули мастерскую ещё раньше, почти сразу же после моего к ним визита. Кто первый вынул первую поллитровку, не имею понятия. Не знаю также, кто решил, что поминки должны пройти именно в этот день. Возможно, этому способствовало общее унылое настроение. Во всяком случае, в наш отдел неожиданно заглянул Стефан. — Ну, чего ждёте? — буркнул он. — Там уже летят тосты. Пошли, за здоровье покойника!.. Угощение состояло из французской булки, килограмма сальтисона и огромного количества водки. Кофе в нашей мастерской было всегда. Несколько человек должны были уйти, но большинство осталось. После первого выпитого литра нам все ещё было грустно, и все трезво и рассудительно обсуждали ситуацию, мешая в одну кучу будущий упадок мастерской и подозрения, касающиеся Ядвиги. После второго литра мы стали приходить к выводу, что жить, собственно, можно везде, работать тоже, и нам не остаётся ничего другого, как только интенсивно наслаждаться жизнью, а после третьего — настроение изменилось уже радикально. Кто-то включил радио, которое как раз передавало танцевальную музыку. Одновременно Влодек принялся играть на губной гармошке, сначала протяжно, а потом все более и более отрывисто. Водка лилась рекой, перемешиваясь с кофе, Лешек бросился танцевать с криком: — Живём лишь раз! Братья и сестры, мы танцуем на вулкане! В этот момент я должна была выйти из комнаты, потому что услышала телефонный звонок. Я была, пожалуй, самая трезвая из всех, так как не могла много пить по причине сердечного недомогания, о чем страшно сожалела. Но я без труда поддерживала царящую здесь атмосферу. На другом конце провода оказался Витек, у которого была очаровательная привычка проверять, что делается в мастерской во внеслужебное время. С огромным трудом я убедила его, что здесь остались несколько человек, которые трудятся в поте лица. Когда я вернулась в комнату, поминки были уже в разгаре. Лешек дикими скачками носился по комнате, ударяясь о столы и шкафы, это должно было означать, что он танцует чарльстон. — Уберите это! — вопил он. — Заберите эту мебель! Для меня нет никаких преград! Я орёл! Почему звуки чарльстона превратили его именно в орла, было совершенно неясно, тем более, что в его облике эта метаморфоза никак не проявлялась Моника и Веслав танцевали твист, причём Веслав умел его танцевать, а Моника — нет. Лешек внезапно изменил своё амплуа и заявил, что теперь он — умирающий лебедь, причём его странные выкрутасы тоже несколько изменяли характер. С очаровательными телодвижениями он выплыл в коридор и проплыл по нему аж до комнаты Иоанны, где замер, распластавшись на стуле, издавая время от времени какой-то жуткий скрежет, который должен был изображать лебединое пение. Влодек сидел на шкафу с чертежами и, не обращая внимания на конкуренцию Польского радио, ужасно играл на губной гармошке оберек [польский народный танец]. Алиция, будучи сильно навеселе, требовала, чтобы он сыграл польку, потому что она должна её станцевать. Я присоединилась к ней, но Влодек запротестовал, между одним и другим звуком объясняя нам, что в губной гармошке нет какой-то тональности, необходимой ему для того, чтобы сыграть польку. Это объяснение нас не удовлетворило. — Играй польку, а то я разобью тебе башку, — пригрозила я, беря в руки чашку с остатками кофе. Влодек продолжал играть оберек, делая вид, что не слышит, поэтому я почувствовала себя вынужденной выполнить свою угрозу и выплеснула на него остатки кофе, добавив ещё воды из вазочки с цветами. — Мегера! — оскорблённо сказал Влодек, слегка отряхнулся от кофейной гущи и продолжал играть оберек. Алиция смотрела на все это с большим интересом. — Раз она вылила, тогда и я! — заявила она решительно, взяла со стола большую вазу с цветами и выплеснула все её содержимое на Влодека. Музыкант обиделся, слез со шкафа и выбросил губную гармошку в окно. Стефан стоял около другого шкафа с чертежами и, бормоча какие-то проклятия, выковыривал из сальтисона кусочки языка, с отвращением бросая за спину все остальное. Анка с Анджеем и Моника с Веславом упорно танцевали твист подо все, что звучало из радиоприёмника. Алиция решила отказаться от польки, вытащила Каспера в коридор, и они оба ринулись в направлении входной двери, рыча мазурку страшными голосами. Рышард, до сих пор меланхолично сидевший около стола, внезапно очнулся, как будто услышал звонок будильника, вытащил меня из комнаты, и мы последовали их примеру. Мы влетели в комнату Иоанны в тот момент, когда первая пара уже поворачивала от двери. Одновременно умирающий лебедь, то есть Лешек, сорвался со стула, на котором испускал дух, и оказался в самом центре сумасшедшей мазурки. Совершенно ошеломлённый, он хотел попятиться, но получил удар со стороны Рышарда, упал на Алицию с Каспером, и вся компания повалилась на столик Иоанны. Маленький, лёгкий столик, стоящий на тонких изящных ножках и имеющий ящики только с одной стороны, не выдержал такого удара, затрещал, заскрежетал и рухнул. Это произвело такой шум, что в комнату Иоанны немедленно сбежался весь развеселившийся персонал мастерской. Живописная группа издавая радостные стоны, поднималась с пола, на котором остался только Лешек и стол с разбитым стеклом и выломанной ногой. Было видно, что этот столик, несмотря на свой изящный и легкомысленный вид, был сработан прочно, потому что ничего больше не отвалилось, не открылся ни один замок, ящики остались на своих местах, и только откуда-то из середины вылетел на пол какой-то ключ. Не далее как два дня назад получил широкую известность вопрос о таинственном запирании конференц-зала, потом долго были разбирательства с ключом от двери кабинета, и после этих двух дней ключ для нас стал не только огромной сенсацией, но как бы и символом преступления. Поэтому ничего странного не было в том, что все теперь замерли, утихли и онемели, вглядываясь в хорошо известный нам ключ, который вылетел из запертого стола Иоанны. Неизвестно, сколько времени пребывали бы мы в состоянии живой картины, если бы входная дверь внезапно не открылась и в ней не появился капитан. Он остановился и тоже застыл, поражённый, по всей вероятности, странной картиной, которая предстала перед его глазами. Он открыл было рот, но слова замерли у него на губах. Он посмотрел поочерёдно на всех нас, на Лешека, а затем на лежащий посреди пола ключ. — Сокол! — внезапно сказал Лешек, у которого в голове, видимо, все по-прежнему перемешивалось с орнитологией. Вырванный из оцепенения, капитан подошёл к ключу, вынул из кармана носовой платок и с его помощью, не касаясь пальцами, осторожно, поднял ключ с пола. — Откуда он взялся? — резко спросил он. — Его прислало провидение! — очаровательно ответил Лешек и наконец поднялся на нетвёрдые ноги. — Он вылетел из стола? — с живым интересом спросил Веслав, глядя на меня. — А может быть, у кого-то из кармана? — неуверенно предположила Моника. — Итак? — повторил капитан так же резко, как до этого. — Что здесь было? Что здесь вообще происходит, хотел бы я знать? — Поминки, — любезно объяснила ему Алиция. — Мы справляли поминки… Капитан смотрел на нас взглядом, полным страшной тоски. Он немного поколебался, видимо раздумывая, можно ли что-то выяснить у такого количества пьяных. Но в то же время трудно было не предположить, что после протрезвления никто ни о чем не будет помнить. — Прошу не двигаться, — приказал он, вошёл в кабинет, оставив за собой широко открытую дверь, и, не спуская с нас взгляда, поднял телефонную трубку. Аппарат Иоанны лежал на полу в виде мелких осколков. Капитан вызвал подкрепление и вернулся. Он внимательно присмотрелся к послушно старающимся держаться неподвижно участникам поминок и повернулся ко мне. — Вы тоже пьяны? — Нет, — с сожалением ответила я. — После употребления алкоголя мне бывает нехорошо. Боюсь, что сейчас я совершенно трезвая. — Слава Богу, — буркнул он, потом тяжело вздохнул и добавил: — Прошу вас рассказать, что тут произошло. — Мы танцевали мазурку в две пары. Лешек умирал на стуле и ожил в самый неподходящий момент, в связи с чем все повалились друг на друга и на столик. Результат вы видите. — Что это за ключ и откуда он тут взялся? — По всей вероятности, это ключ от какой-то из внутренних дверей, вы же знаете наши замки… В заботливо оборудованной когда-то первым директором мастерской все было оригинально. Лампы, сделанные на заказ во Вроцлаве, специально для нас спроектированная мебель, электрическое освещение и, разумеется, необычные замки. У ключей от этих замков часть с зубчиками была не плоской, а треугольной, а та часть, за которую держат, была не круглой с дыркой посредине, а восьмиугольной и тоже плоской. Все было не так, как везде, поэтому не было и сомнений, для чего предназначался этот ключ. — Откуда он сейчас взялся, я не могу объяснить… — продолжала я. — Есть только две возможности: или вылетел из этого стола, или у кого-то из кармана. Сомневаюсь, что он мог находиться в телефонном аппарате. — А если из кармана, то у кого? Я посмотрела на сослуживцев. — Здесь валялись пять человек, остальные прибежали позже. Алиция, Рышард, Каспер, Лешек и я. Взгляд капитана скользнул по нашим лицам и остановился на Рышарде. Ну да, выводы из расследований должны были быть такими же, как и у меня. Каспер отпадает, из потенциальных владельцев ключа остался только Рышард… Рышард, до сих пор стоявший спокойно, внезапно начал рыться в карманах и вытянул оттуда связку ключей. Он их все осмотрел и спрятал назад. — Ни одного ключа у меня не было, — заявил он решительно и без всякого смысла, вопреки только что произведённой демонстрации. — Хорошо, хорошо, — ответил капитан немного нетерпеливо. — Прошу всех вернуться в комнату. Здесь нельзя ничего трогать. — А в чем дело? — гневно закричала Моника. — Вы уже забрали Ядвигу, и вам все ещё мало? Вы что, предполагаете, будто его душили сразу пять человек? — Нет, нам вполне достаточно одного. Прошу всех вернуться в комнату! Через пятнадцать минут здесь уже находилась вся техническая группа и прокурор, а запертые в комнате сотрудники мастерской приканчивали остатки алкоголя. Через какое-то время меня вызвали в приёмную. Около разбитого стола Иоанны стояли несколько обеспокоенных человек. Стол был уже распотрошён, ящики вынуты, они лежали в куче под стеной, а кипа документов у другой. Я посмотрела на все это и с ужасом сказала: — Панове, что вы делаете? Иоанна завтра скончается на месте. — Что вы можете рассказать об этом столе? — решительно спросил капитан. — О чем вы говорите? Не понимаю… — Я прошу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете об этом столе. Откуда он взялся, когда и что с ним происходило… Не знаю, что ещё… Я несколько удивилась, но начала рассказывать историю этого неодушевлённого предмета. — Он был сделан на заказ. Не знаю когда, наверное, есть какие-то квитанции. Был спроектирован, как и вся наша мебель, бывшим нашим директором и Витеком. Он весьма уникален, другого такого же не найти. Речь шла о том, чтобы он мог быть соединён со столиком для пишущей машинки, который по этой причине имел только две ножки, а не четыре. Когда он сложен и отцеплен, то лежит вон на том шкафу, потому что здесь очень тесно. Сзади у этого стола есть петли именно для этого соединения, вот здесь, видите? Наверху лежало стекло. Иоанна запирала его очень основательно, чтобы у неё ничего не стащили. Не знаю, кто его делал, наверное, какая-то мебельная фабрика. Витек наверняка знал… — Это все? — Ничего больше я вспомнить не могу. — Откуда мог вылететь этот ключ? Как вы думаете? Из ящика? — Если они заперты, то это исключено. У них была такая планка… ведь вы сами видите? После запирания в них не оставалось щелей, в чем мы не раз убеждались. Невозможно было даже поднять замок. — Нам тоже так показалось. И тем не менее, откуда? — Вот уж не знаю. — Надо разобрать его на составные части, — хмуро сказал прокурор. Я подумала, что, может, это и лучше, потому что отсутствие стола в этом случае можно будет свалить на следственные власти, и нам удастся уйти живыми и-з рук Иоанны. Я с интересом приглядывалась к акции по уничтожению нашего имущества, проводимой очень осторожно и методично. Это продолжалось не слишком долго. Сразу после снятия верхней крышки открылось что-то странное, на что дилетант даже не обратил бы внимания. А я обратила, по той простой причине, что неоднократно собственноручно накладывала эту часть, служащую столиком для машинки. Под крышкой стола было углубление, в которое вставлялась крышка столика, и там должно было быть достаточно места, чтобы всем этим маневрировать. Места было даже слишком достаточно. Когда он просто стоял, в нормальном состоянии с крышкой наверху, это было совершенно незаметно. Но теперь можно было заметить, что между крышкой и доской с углублением находилось место, в которое можно было всунуть плоский ключ. Разумеется, в тот момент, когда весь стол рухнул, ключ имел полное право вылететь. Да, если ключа не было в кармане ни у кого из нас, то это было единственное место, в котором он мог находиться! Я подумала, что через минуту, наверное, сойду с ума, потому что человек, который лучше всех знает этот стол и мог таким образом его использовать, была Иоанна. Откуда тут взялась Иоанна, которая с самого начала имела алиби? — Дактилоскопия, — тихо проворчал капитан прокурору. — Хоть раз мы получили ключ, с которого, может быть, удастся что-то снять. — Если он держал его за этот плоский конец, — с сомнением проговорил прокурор, — а если иначе… — Должен был так держать, вот посмотрите… Только так мог его всунуть… Нет, думаю, нам удастся это сделать, подождём результатов. Внезапно они вспомнили обо мне. — У нас к вам, собственно, есть совсем другое дело. Может быть, пройдём в конференц-зал… — А откуда вы здесь появились в такое время? — с интересом спросила я капитана. — Ведь вас здесь уже не было? — Из-за вас. Мы звонили вам сначала домой, а потом сюда. Кто-то сказал, что вы здесь, но не хотел позвать вас к телефону. — Да, скорей всего, вы попали не на самого трезвого человека. В конференц-зале они какое-то время наблюдали за мной какими-то особенными взглядами. Я снова почувствовала лёгкое беспокойство. — Может быть, вы, наконец, скажете нам правду? Как вам пришла в голову мысль о тайнике в квартире жертвы? Я почувствовала гораздо большее беспокойство. — Клянусь вам, что я сказала правду. Я вообразила это себе. Думаю, что в тех видениях, в которых я вам признаюсь (я уже почти начинаю чувствовать отвращение к ним), я принимала подсознательно во внимание профессию Тадеуша. И сама я более-менее знакома с санитарным оборудованием. Это была единственная возможность. Умоляю вас, скажите ради Бога, неужели и это совпало?! — Совпало, — холодно ответил капитан. — Ничего подобного у меня ещё в жизни не случалось, ведь это совершённый абсурд! Но совпало с одной разницей: не было там никакой коробочки из-под какао, просто пластиковый пакет. — И что?.. — спросила я замирающим голосом. — И теперь у нас уже нет никаких сомнений, но сначала мы хотели бы выяснить некоторые подробности. Кто получил первую награду на вашем внутреннем конкурсе красоты для мужчин? Разных вопросов я могла ожидать, но только не такого! Я ошеломлённо смотрела на них, пытаясь собраться с мыслями. — Сейчас, — в отчаянии сказала я. — Панове, имейте жалость! Я понимаю, что иногда я была для вас невыносима, но ваша месть несоразмерна! Что это значит? — Я спрашиваю, кто получил первую награду в конкурсе красоты? Это, по-моему, звучит понятно? — Марек, — все ещё ошеломлённо ответила я. — Но какое это имеет отношение?! — Да так, ерунда. Вам знакома эта подпись? Они вынули откуда-то и показали мне фрагмент письма, на котором виднелась неразборчивая каракуля. Я замерла, глядя на него, и у меня перехватило дыхание. — Да, — тихо ответила я через минуту. — Может быту вы знаете, кому она принадлежит? — Неважно, — так же тихо ответила я. — Этого человека нет в Польше, прошло уже полгода… — В таком случае, может быть, имеет значение, с кем он переписывался? — Со мной… — Мы так и предполагали. Разумеется, на основе ясновидения. В такой же степени, в какой ясновидением являются ваши озарения, касающиеся тайников в квартирах ваших покойных сослуживцев… Бомба разорвалась. Молния ударила прямо в меня. Следственные власти совершили супероткрытие. Я была сообщницей Тадеуша и отдала ему это письмо, чтобы он мог шантажировать невинную жертву. Поэтому я предвидела его смерть, поэтому знала о тайнике… Интересно, что ещё я сделала? Уж не убила ли его? Прокурор для меня потерян. Даже вся преисподняя, полная наиспособнейших дьяволов, ничем мне уже не поможет. Как я могу им хоть что-нибудь доказать?! — Безнадёжно, — сказала я, подавленная до последней степени. — У меня есть только один-единственный свидетель. Может быть, Иоанна ещё помнит, что около Нового года исчезло адресованное мне письмо? — Вы знаете об афёре, описанной в этом письме? — Не знаю. Знаю. Нет, не так. Более-менее что-то знаю, но мало. Не знаю, что описано в этом письме, потому что никогда его не читала. — Вы, надеюсь, знаете, что сокрытие сведений о преступнике тоже является преступлением? — Ну так отдайте меня под суд! Только перед этим скажите, кто, черт побери, этот преступник? Внезапно из центральной комнаты донеслись испуганные крики и какой-то грохот. Капитан в бешенстве сорвался с места и выскочил из конференц-зала. Прокурор, до этого смотревший в окно, резко повернулся ко мне. — Прошу вас, скажите, наконец, правду!.. — Я сказала правду. Даю вам честное слово. Спросите у Иоанны, ну я не знаю, сделайте что-нибудь! Это чушь собачья насчёт укрывания преступника, я не хочу, чтобы вы предполагали нечто подобное! Вы считаете меня его сообщницей? Это полная глупость!.. — Разве вы не понимаете, что все указывает именно на это? Что вы только притворяетесь? — Чушь! — отчаянно крикнула я. — Если бы все было так, я всего этого не говорила бы! Сидела бы тихо!.. Капитан вернулся ещё более разгневанный. Совершенно игнорируя меня, они собрались и поспешно ушли. Я осталась сидеть, всеми силами стараясь найти какие-то ужасные слова, которыми смогла бы навек проклясть ненавистное воображение… * * * Поздним вечером позвонил прокурор. — Прошу прощения… — только и сказал он. — Вы должны меня извинить… * * * Первыми на работу пришли Влодек и Стефан и совместно с пани Глебовой уничтожили следы вчерашних поминок. Остальные подтягивались постепенно, мучимые жуткой головной болью после вечернего пьянства. Каспер не пришёл вообще, не было также Витека, что все восприняли с глубоким облегчением. Нам было совершенно достаточно ужасного скандала, который устроил Збышек, успевший увидеть остатки вчерашнего пиршества. Иоанна ни слова не сказала относительно стола, но производила впечатление чем-то взволнованной и подавленной. Следственные власти появились около полудня и потребовали собрать весь персонал в одном помещении. — Что будет, господи! — стонал Лешек, все время держась руками за голову. — Пусть они от меня сегодня не требуют слишком много!.. — Прошу вашего внимания! — сказал капитан, когда мы все уже разместились в центральной комнате. — Я чувствую себя обязанным сообщить вам определённую информацию. Это не совсем согласуется с нормальным ходом расследования, но мы приняли во внимание, что это дело создаёт определённые служебные проблемы, несомненно для всех важные. — Не понимаю, о чем он говорит, — недовольно проворчала Моника. — Совсем как Витек. Пусть выражается ясней. — Сейчас скажу ясней, — ответил капитан, до которого донеслось её ворчание. — Пани Ядвига освобождена. Задержан же руководитель вашей мастерской, который, после тщательного расследования, оказался преступником. Это все, благодарю вас. Наступило долгое молчание. Отупевший персонал вытаращенными глазами смотрел на дверь, за которой исчез представитель власти. Потом тишина взорвалась диким шумом! — Он сошёл с ума! Сошёл с ума!!! — ревел Стефан. — Угробил мастерскую!!! — Но это невозможно, зачем он это сделал?! Скажите мне, зачем?! — раздражённо спрашивала Моника, хватая всех по очереди за рукав и безуспешно добиваясь ответа. Алиция, издавая какие-то радостные звуки, скакала по комнате. Влодек, смертельно бледный, старался её задержать, выкрикивая какие-то упрёки по её адресу. Лешек со стоном раскачивался на стуле. — …преступником… — бормотал он. — Руководитель мастерской — преступником… — Это невозможно, — ошеломлённо сказал Януш. — Неужели это правда? Невозможно! — Но как они узнали? — заинтересованно допытывался Веслав. — Как они узнали; как пришли к этому? Я пошла к Иоанне, сидящей около маленького столика. — Пани Иоанна, они были вчера у вас! — Были, — жёстко ответила Иоанна. — Я всегда говорю правду, — и внезапно начала горько плакать. — Такой стыд, пани Ирена, такой стыд!.. Руководитель мастерской! Директор! Веслав первый, а за ним и все остальные вдруг вспомнили, что здесь присутствую я. Автор представления! Тесным кольцом они обступили нас, меня и плачущую Иоанну, категорически требуя объяснений. — Отстаньте от меня! — в бешенстве заорала я. — Я знаю столько же, сколько и вы! Нет, больше! Знаю, что была сообщницей Тадеуша, убийцы и ещё нескольких других чудовищ! Идите все, к черту! — Почему вы плачете, пани Иоанна?! Вы знали?.. Ирена, скажите же что-нибудь не будьте свиньёй! — Скажи правду, в чем там дело? — усиленно допытывался Януш. — Иранский конкурс?.. Я кивнула головой. — Марек им рассказал. Марек знал. Тадеуш тоже… В этот момент я вспомнила, что ведь это пропавшее письмо ко мне тайна, что никто об этом не должен даже догадываться, что я уже сама не знаю, что могу здесь объяснить, а чего нет, и поэтому снова прицепилась к Иоанне. — Пани Иоанна, они уже раньше догадались, а вы им подтвердили! О чем они вас спрашивали? Иоанна, все ещё плача, начала рассказывать о вчерашнем вечернем допросе, к счастью, настолько хаотично, что понять можно было не все. — Сначала о вас, вы знаете, я тогда так огорчилась!.. Когда это письмо исчезло… Пришли вечером, очень поздно… Потом сказали мне, что все уже знают, и тогда я должна была им сказать, что вспомнила, когда вы прошли мимо меня два раза в одну сторону… Он тоже прошёл, и я совершенно об этом забыла… — После того как убил? Он должен был слышать те голоса… — Должен был слышать! — гневно заявил Збышек. — Теперь уж нечего скрывать. Он ведь сидел вместе со мной! С огромным трудом, при помощи плачущей Иоанны, мы смогли разобраться в действиях Витека в эти решающие минуты. Я принесла из отдела наш график отсутствия. Витек и Збышек сидели в кабинете, а из конференц-зала доносились голоса Тадеуша и умоляющей его Ядвиги. Витек вышел первыми Збышек за ним, через минуту Витек вернулся. По-видимому, тогда он принёс с собой дырокол. Иоанна, заглянув в кабинет, увидела его за столом. А потом Витек снова прошёл мимо неё, идя в кабинет, хотя несколькими минутами раньше был там и не выходил. У потрясённой убийством Иоанны в голове все перемешалось, и она забыла об этом его двойном возвращении. Только когда я прошла мимо неё аналогичным образом, выйдя из кабинета через конференц-зал, она вспомнила этот факт. — Но почему вы им сразу этого не сказали, пани Иоанна? Когда забрали пани Ядвигу?! — Я растерялась, — выплакала Иоанна. — Не знала, может быть, у меня галлюцинации! Не знала, что это важно! И как я могла бросить подозрение на руководителя мастерской?! Да, для такого человека, как Иоанна, это конечно же страшный удар. Начальник был для неё чем-то вроде Зевса Олимпийского… — А почему он не отпер дверь и не вернулся тем же путём? — спросил Казик. Я заглянула в график. — Потому, что тогда уже вернулись вы, пан Збышек. Он это услышал. Из того, что у меня тут записано, следует, что вы вернулись в кабинет в тот момент, когда он уже вытирал дырокол. Он уже-ничего не мог сделать, только по возможности быстро войти через приёмную. Вы, видимо, чем-то зашумели в кабинете? — Да, я положил на стол несколько папок и уронил коробку с карандашами. — Господи, ну у него и нервы! — удивлённо сказал Януш. — Я бы давно сломался… — Я до сих пор не понимаю, для чего он это сделал, — недовольно сказала Моника. — Сам себя хотел прикончить, что ли? — Что ж, надо признать, что ему это удалось… — Я же говорил, что он последним пришёл на этот обыск, — неохотно сказал Анджей. — Я был в этом уверен и сразу понял, что за этим что-то кроется. И они меня об этом спрашивали, и вы, пани. — Я тоже знал, что он пришёл последним, — буркнул Збышек. — Так почему же вы этого не сказали? — с упрёком спросила я. — Я не говорю о милиции, но мне?.. — Потому что мне это не нравилось. Мне сразу очень многое не понравилось. Я, конечно, сказал бы обо всем, если бы они окончательно прицепились к Ядвиге. — И что же теперь будет? — хмуро спросил Витольд. Збышек посмотрел на него, а потом на всех нас. — Что ж… нечего скрывать. Ликвидация предприятия. Об одном только прошу вас: давайте подчистим все, что удастся. Не оставим здесь такой неразберихи… Следственные власти заканчивали в нашем бюро какие-то дела. Я воспользовалась этим и поймала капитана, обратиться к прокурору у меня не хватило смелости. — Все прекрасно, но не могла бы я хотя бы прочитать то письмо? — спросила я робко. — Я понимаю, что оно будет служить вещественным доказательством, но могу же я узнать его содержание! Ведь это моё письмо! — Мы сделаем копию, и я дам её вам, раз уж оно так вам необходимо. Собственно, не так много там и написано. — Я так и думала. Все, что нужно, вам сказал Марек? Капитан относился ко мне с симпатией, но объяснений давать не спешил. Прокурор меня как будто не замечал. Но, несмотря на это, я не уходила. — Панове, будьте людьми, — просительно сказала я. — Скажите мне хоть что-нибудь… Капитан взглянул на меня и заколебался. — Ну что ж, надо честно признать, что вы нам очень помогли. Я даже немного подозревал вас в сотрудничестве с какой-то нечистой силой… Что вы хотите узнать? Я так много хотела узнать, что в голове у меня возник полный хаос. Последними проблесками разума мне удалось выбрать то, что могли сказать только они. — Ключ! — поспешно воскликнула я. — Что с ключом? — Экспертиза, проведённая согласно вашему требованию, показала, что тот ключ из вазона не был использован. Он спокойно лежал и покрывался плесенью. — А этот, из стола? — А на этом, из стола, есть отпечаток пальца. Сегодня утром мы получили результат. — Ну а что было с моим видением тайника? Капитан тяжело вздохнул. — Да, здесь вы здорово попали в цель. В квартиру жертвы кто-то проник именно в то время, когда в бюро отсутствовали несколько человек. Разумеется, убийца не нашёл ничего, потому что свои разоблачительные сведения вы передали не ему, а нам. Но у него нет алиби. Что скрывать, процесс будет основан на косвенных уликах, решающего доказательства у нас нет, но улики достаточно весомые. Разве только он признается в содеянном… Я покачала головой. — Ручаюсь вам, что он ни в коем случае не признается. Очень хорошо, что у вас есть улики… Прокурор продолжал рыться в бумагах и только, когда я уходила, посмотрел на меня, улыбнувшись извиняющейся, но в то же время какой-то злорадной улыбкой. Эта злорадная усмешка показалась мне странно знакомой… * * * Я вернулась в отдел, где, вопреки ожиданиям, кипела работа. Збышека все любили, высоко ценили, и его просьбы принесли результат. Действительно, раз уж нам пришлось обанкротиться, то надо, по крайней мере, сделать это с честью! Мне пришлось ненадолго задержаться после работы, я подготовила свои эскизы для показа инвестору, сложила документацию и закурила. Витольд, как обычно, ушёл сразу по окончании рабочего дня и его место было пустым. Дьявол появился в тот момент, когда я уже подумала, что простилась с ним навеки. Это мне совсем не понравилось. — Послушай, ты, — гневно сказала я. — Ты что, будешь меня преследовать до скончания дней? — До скончания дней не буду, — ядовито засмеялся дьявол. — Только до той минуты, когда тебя начнёт преследовать мой заместитель, замечательный коллега, приятель и лучший ученик. Уж он заменит меня, не бойся… Только в несколько ином обличье. — В каком? — простонала я. — Что ты ещё придумал? — В человеческом, в человеческом. Он и так у тебя под носом. И будет около тебя до конца жизни, ты идиотка, смертельно глупая, как и все бабы… Он злорадно усмехнулся, и я наконец поняла, что напоминала мне злорадная усмешка прекрасного прокурора. Боже мой, да это же он! Если отбросить завитки и рога, смягчить черты, изменить цвет глаз с чёрного на голубой!.. Точный его портрет! Я с ужасом смотрела на представителя преисподней, а он, неслыханно довольный, раскачивался в кресле. — Ну что? — спросил он. — Догадалась? — Чего ты от меня хочешь? Что я тебе сделала плохого? — Вот-вот! Запомни этот вопрос, ты его будешь задавать не раз, не два и не три… — Ни за что! — внезапно взбунтовалась я. — Со мной твои номера не пройдут! Ещё посмотрим, кто кого осилит! — Дура! — смеялся дьявол. — Безнадёжная дура! Ты хочешь работать, не так ли? Воспитывать детей, зарабатывать деньги… У тебя обязанностей до черта! А у него нет никаких, кроме одной — отравлять тебе жизнь. — Но зачем, опомнись! За каким чёртом?! — Ничего не поделаешь, моя дорогая, для этого мы и существуем. Человечество складывается из мужчин и женщин. Его готовили специально для женщин. Если бы ты знала, сколько он уже успел сделать, у тебя бы глаза полезли на лоб. Не одна уж отдавала нам душу, чтобы только он вернулся к ней… — На меня не рассчитывай, не отдам. Последняя вещь, которая ещё у меня осталась, — это душа, не получите её! — Не отдашь нам, так отдашь ему. Все вы, кретинки, отдаёте им душу, — он наклонился ко мне и смотрел на меня глазами, сверкавшими какой-то злобной радостью. — Вынуждена будешь ему отдать. Он должен получить душу от тебя, потому что своей у него нет! — Что?! — Я, кажется, понятно говорю? У него нет души, получит её от тебя… — Не получит! — упрямо заявила я. — Скажу тебе ещё кое-что, — продолжал он таинственно. — В сущности, ты мне нравишься, я дам тебе хороший совет. Ты можешь отдать ему только половину души, но должна будешь пробудить в нем человеческие чувства. Ты должна его хоть раз заставить поволноваться. — То есть как? — удивлённо спросила я. — И это все? — А тебе этого мало? Попробуй, убедишься. Сразу тебе скажу, что тебе удастся довести его до бешенства, может, он тебя даже задушит!.. Но заставить волноваться — исключено! Такого ещё не случалось. — Ерунду ты говоришь, нет на свете такого человека, который бы никогда в жизни не был взволнован. — А кто тебе сказал, что он человек? Он наш представитель. Твоя душа имеет для нас большую цену, потому что ты, действительно, исключение из рода людского. У тебя такие глупые мысли, каких нет ни у кого другого. Он останется при тебе до конца жизни, чтобы ты могла откупиться… — Убирайся, пропади пропадом, проклятое чудище! Пошёл вон! Чтоб мои глаза тебя не видали!!! — Хорошо, хорошо, в этом не будет необходимости… Все ещё смеясь, он встал с кресла, отвесил мне церемонный поклон и так, склонившись, стал бледнеть, бледнеть, пока наконец совсем не исчез из виду. * * * На следующий день я получила от капитана копию своего утерянного письма. Прочитав его, я поняла удививший меня вопрос следственных властей о нашем «Мистере Универсум», потому что там, кроме иных, находилась полная горечи фраза: «А если хочешь узнать все подробней, то спроси об этом у того, кому вы присудили первый приз на вашем очаровательном конкурсе красоты…» Мы сидели втроём и пили кофе: Алиция, Марек и я, подводя черту случившемуся. Алиция была вполне удовлетворена. — А я уже беспокоилась, — сказала она, закуривая сигарету. — Ничто на него не указывало. — Ситуация вокруг мастерской была обманчива, — задумчиво сказал Марек. — Никому не пришло в голову, что он мог совершить этот безумный шаг. Ведь было ясно, что мастерскую он потеряет. — Ой до самого конца надеялся, что нет, — ответила я. — Выказывал удивительный оптимизм, может быть, обманывал сам себя. А впрочем… Чем была для него утрата мастерской в сравнении с утратой… чего? Вообще всего. Марек меланхолично кивнул головой. — Если бы об этом стало известно, с ним все было бы кончено. Он ведь, в сущности, ничем не рисковал. Я представляю, каким ударом дня него было известие, что Тадеуш в курсе дела. Он был уверен, что никто об этом не знает. — Но как он смог это сделать? — заинтересовалась Алиция. — Теперь-то уже, наверное, можно сказать? — Это очень неприятное дело. Он подкупил одного из наших коллег, чтобы тот не участвовал в конкурсе. Извини, дорогая, я не буду уточнять… Как говорят древние, «не будем называть имён», согласимся с этим… Витек, боясь конкуренции, забрал у него материалы якобы для того, чтобы получить уверенность… — Эскизы, — задумчиво сказала я. — Он забрал эскизы, я была свидетелем этого… Перед моими глазами вновь встала картина, которую я упорно отгоняла. Я увидела замусоренную мастерскую, позднюю ночь, злого, заросшего щетиной Януша и Витека, висящего на телефоне, с ожесточённым лицом ведущего разговор, который был бы совершенно непонятным, если бы я случайно не знала, кто находится на другом конце провода… Потом увидела их обоих над кипой чертежей, привезённых от Витека в два часа ночи. Я вспомнила клятвы и уверения, что автор согласился… Витеку и в голову не могло прийти, что мне обо всем известно, это никому бы не пришло в голову… Никогда в жизни я не смогу признаться в собственных контактах с человеком, который позднее написал мне это письмо. Это именно он был автором использованных Витеком эскизов. Он уехал и не успел мне подробно обо всем рассказать. Но на суде, к счастью, это письмо фигурировать не будет, достаточно свидетельских показаний Марека. А следственные власти были настолько тактичны, что не разгласили тайны, кто был адресатом этого письма. — А потом он воспользовался ими как собственными, — продолжал Марек. — Примите ещё во внимание, что он получил вторую премию и что до сих пор не решён вопрос, какой из проектов будет реализован, возможно, что именно его. — Вот-вот, поэтому он скорее мог позволить себе потерять мастерскую, нежели репутацию! Реализация проекта в Иране стоила для него дороже даже двадцати покойников. — Они его, видимо, начали подозревать гораздо раньше, чем мы, — задумчиво сказала я. — У меня такое впечатление, что Ядвигу они забрали умышленно, для отвода глаз. — Они не отдавали себе отчёта в том, чем для Витека является положение директора предприятия, — буркнула Алиция. — А мы, в свою очередь, не подозревали, что Тадеуш знал о конкурсе. — Говоря между нами, боюсь, что именно я в какой-то степени оказался причиной этого, — вздохнув, сказал Марек. — С той минуты, когда я признался, что меня гораздо меньше бы удивило, если бы жертвой оказался руководитель мастерской, они начали искать его врагов. Ну и нашли. Оказалось, что среди наших знакомых было несколько человек, которые заметили глубокое отвращение подкупленного автора этих эскизов к Витеку, было ещё несколько человек, которые тоже были о нашем руководителе не самого лучшего мнения… Иранский конкурс был только гвоздём, вбитым в крышку гроба. — Но почему ты ничего не сказал? — недовольно спросила Алиция. — Ты позволил бы им обвинить Ядвигу? Марек посмотрел на неё с явным неудовольствием. — У меня не было никакой причины рассказывать об этом, потому что я не знал, что это имеет какое-то отношение к делу. О том, что Столярек его шантажировал, я узнал от прокурора только позавчера вечером. — Действительно, ты прав… — Но, с другой стороны, я им восхищаюсь. Что значит человек, который ни перед чем не останавливается ради достижения своей цели! Я бы так не смог… — Кроме того, если судить по всему, что мы знаем о Тадеуше, убийство было поистине похвальным делом, — заметила Алиция. — Боюсь, как бы его не оправдали. — Сомневаюсь, — хмуро сказала я. — Он совершил слишком много ошибок. Например, перемудрил с этим платком. — Но он же не мог предвидеть, что ты окажешься свидетелем этого? Мысль была прекрасная, если бы не ты, Ядвига бы влипла значительно сильней. — Да, но в мужском туалете не забило бы… — Кто тебе сказал? Мужской туалет забило бы точно так же! По моему мнению, идиотизмом было не вытереть ключ! Зачем он, черт побери, его вообще там прятал? — Думаю, что боялся потерять единственный ключ от этой двери. Не знал, что другой лежит в вазоне. Он воткнул его туда, видимо, в спешке перед личным обыском, на всякий случай, а потом уже не смог вынуть. Каждый день до вечера там кто-то сидел, а потом оставляли на ночь дежурного милиционера в холле. А кроме того, у него забрали ключ от мастерской, и он не мог вернуться сюда поздно вечером или ночью. — А мебель он знал наизусть, потому что сам проектировал её и наблюдал за изготовлением, — заметила Алиция. — Нужно также признать, что его ошибки заметили как раз те люди, которым нельзя не верить. Иоанна запомнила, что он проходил мимо неё два раза, только она способна на что-либо подобное, знаете, я подозреваю, что у неё в мозгу находится фотокамера… А то, что он последним пришёл на обыск, заметили Анджей и Збышек, самые здравомыслящие и правдивые из нас всех… — Действительно, если бы это утверждал Влодек, то с тем же успехом могло оказаться, что Витек был первым, а последним пришёл ты, к тому же на четвереньках. — Дырокол он забрал со стола Ядвиги, проходя мимо… Смотрите, первый раз открылось, кто последний пользовался дыроколом! — Я хотел бы узнать только ещё одно, — задумчиво сказал Марек. — Они узнали обо всем в результате того, что нашли что-то у Тадеуша. Но каким образом обо всей этой истории узнал Тадеуш? Дорого бы я дал за эту скромную информацию… Я выразила про себя надежду, что независимо от того, сколько бы он за это дал, он не узнает об этом. Думаю, что в надеждах такого рода я была не оригинальна, почти каждый из нашего персонала рассчитывал на такт и сдержанность следственных властей во время суда. Мы теряли нашу мастерскую, и для нас этого несчастья было достаточно. Ещё только недоставало, чтобы по всему свету разошлись всякие сведения, которые сослуживцы покойника так старательно и с таким трудом скрывали. — Жаль мастерской, — вздохнула Алиция, поднимаясь из-за столика. — Нам так хорошо работалось. — И только подумать, что, если бы он задушил его хотя бы на месяц позже, возможно, её удалось бы спасти. Такие прекрасные заказы, — с сожалением добавила я. — Ничего не поделаешь, мои дорогие, судьба, — сказал Марек. — Я давно вам говорю, что не имеет смысла бороться с судьбой. ЭПИЛОГ — Ну, знаешь! — сказал Веслав, который закончил первый. Я прижала палец к губам, указывая на остальных, которые ещё продолжали читать, и Веслав замолчал, качая головой. В доме на склоне горы сидели остатки нашего прежнего общества, читающие машинопись криминальной повести, которую мне, наконец, удалось написать благодаря особенностям характера покойного Тадеуша Столярека и отчаянному положению Витека. Здесь находилось бюро, в котором нашла пристанище часть персонала нашей мастерской, другие пришли просто в гости, несколько человек вообще отсутствовали. Старая мастерская распалась. Заботливо оборудованное некогда помещение перешло во владение другого бюро, мебель расползлась по всему городу, а все мы разошлись по разным другим местам работы. Витольд, Веслав, Януш, Моника и Каспер работали здесь, Стефан, Влодек, Анджей и Збышек перешли в другое бюро, родственное тому, Марек, Казик и Анка выехали за границу, каждый в другую сторону. Иоанна вышла на пенсию, а Ольгерд контролировал бюро, в котором работала я. Лешек сделал ошеломляющую карьеру как художник-импрессионист. Рышард, который все ещё не мог осуществить свой выезд, принимал участие в различных конкурсах. Алиция, так и не смирившаяся се служебной дисциплиной, переключилась на выполнение чертежей по заказам. Данка устроилась в каком-то военном учреждении, Ядвига лежала в больнице, Столярек — на кладбище, а Витек сидел в тюрьме. Со времени совершения преступления прошло около полугода, и в любой момент мы ждали результатов проведённой после ареста Витека ревизии. Я собрала возможно большее количество бывших сослуживцев и принесла им машинопись, рассказывающую об их собственных поступках, надеясь, что это вызовет у них интерес. Я не ошиблась, они сидели и читали, выхватывая друг у друга прочитанные листы. После Веслава закончила Алиция, потом Моника, Влодек, Стефан… Ничто уже не могло удержать их от высказывания критических замечаний. К счастью, они были слишком ошеломлены и одурманены этим интенсивным чтением, поэтому не могли реагировать слишком живо. — Послушай, — сказала Моника. — Если ты напечатаешь все это и не поместишь в начале заявления, что все события высосаны из пальца, то обещаю тебе, что твои наследники смогут написать следующую повесть. Я лично тебя прикончу! — Я-то нет, — зловеще сказал Стефан, — я человек привычный, но моя жена, пожалуй, вмешается. — Твоя жена?! — вскричала Алиция. — А Збышека?! А Каспера?! — А Витек?! — Витек сидит!.. — Но выйдет! Он же не получил пожизненного заключения! — Когда он ещё выйдет… — Он подал на апелляцию. Вот увидите, что его оправдают! — Глупости! Каким образом?! Все начали спорить, как в добрые старые времена, даже на душе стало приятно. Из читающих остался только один Януш, который пришёл позднее, но теперь и он догонял общество. — Будь любезна сделать тут кое-какие поправки, — сказал мне глубоко оскорблённый Влодек. — Ты представила меня последним идиотом! — Честно говоря, мне не потребовалось ничего придумывать! Там нет ни слова лжи! — Неправда! Мануэла была в самом деле!.. — Говори, говори, пусть твоя жена узнает!.. — Тихо!!! — заорала я. — Я внесу поправки, если ты одолжишь мне полторы тысячи злотых, — злорадно сказала я Влодеку, чем вызвала дикий взрыв радости. — Эй, послушайте, кто напишет повесть об убийстве Ирены?! Януш наконец закончил чтение, поднял голову и вытер со лба пот, глядя на нас странным взглядом. Видимо, наши вопли до сих пор до него не доходили. — Ну и ну, — сказал он потрясённо. — Что Витек тебя задушит сразу, как только выйдет, это точно. За всех наших жён и мужей тоже не ручаюсь, но это твоё дело. Я бы, однако, на твоём месте струсил!.. — и добавил через минуту: — Ну хорошо, Тадеуш лежит в земле сырой, цветочки на нем растут, но где другой сюжет? — Какой другой сюжет? — заинтересовалась я. Все остальные замолчали и с огромным интересом смотрели на Януша. — Ну с дьяволом! То есть, я хотел сказать, прокурором! Что с ним? Полгода прошло, что-то уже прояснилось? Что ж, сюжет развивался. Дьявол был прав. Все совпадало. И почему эта преисподняя так на меня взъелась? Если я много нагрешила, то меня должно было покарать провидение, но при чем тут преисподняя? — Дьявол не наврал, — неохотно сказала я. — История продолжается, развивается и расцветает. Все в точности совпадает с его предсказаниями. У меня единственная надежда, что чёртова преисподняя проявит ко мне хоть немного сострадания и не отправит меня в отдел записей гражданского состояния со своим представителем. — Ну что ты скажешь! И у него, действительно, нет души? — Души! — гневно фыркнула я. — Ничего у него нет! Никаких человеческих черт! У него нет ни души, ни сердца, ни нервов, ни совести, в этом смысле он совершенство! Знали, кого прислать! — И он не отступается от тебя? — Даже утверждает, что любит меня. И так, любя, приканчивает. Но я упрямая, раз преисподняя бросила мне вызов, я вступаю в борьбу. Помните, что говорил дьявол? — Что ты должна заставить его волноваться? — Вот именно! Пусть я тресну, но доведу его до этого! Или я выиграю этот поединок, или меня хватит удар. — Или преисподнюю хватит удар, — в восторге заявил Веслав. — Мне бы этого не хотелось — буркнула Моника. — Ну, насколько я её знаю, она справится и с преисподней, — уверенно заявил Януш. — Все дьяволы вместе не справятся с ней. Я посмотрела на часы и со вздохом поднялась со стула. — Ну что ж, детки, оставайтесь и, ради Бога, не совершайте в моё отсутствие никаких преступлений, а то я от жалости разболеюсь. Пожелайте мне всего наилучшего, потому что меня ждут тяжкие минуты… Я собрала свои вещи и поцеловала всех своих бывших сослуживцев, несколько ошеломлённых тем, что я увековечила их для потомков в своей книге. — Держись! — сказал Януш. — Не позорь нас! — Не бойся, приложу все усилия… Я вышла из дома, с трудом пробралась по каменистой стёжке и с таким же трудом спустилась по полуразрушенным ступеням, оберегая свои туфли на шпильках. На проезжей части в такси меня ждал представитель преисподней…