Аннотация: Когда-то юная Сьюзен Карслейк отвергла любовь Кона Сомерфорда — лишь потому, что он, младший сын, не мог претендовать на фамильный герцогский титул, — и слишком поздно поняла, как жестоко ошиблась… Но когда Кон вернулся в отчий дом, пожар страсти вспыхнул с новой силой, и Сьюзен, уже не способная противостоять своим чувствам, может лишь гадать — подарит ей возлюбленный счастье или отомстит за былое унижение?..


---------------------------------------------


 Джо БЕВЕРЛИ
 НОЧИ БЕЗ СНА



 Глава 1




Май 1816 года



Южное побережье Англии

 Луна на короткое время показалась из-за облаков, затянувших небо, но тонкие лучи лунного света не могли помешать контрабандистам, крадущимся по крутому склону к берегу моря. Лишь изредка, рассеивая тьму, они освещали людей, помогая главарю следить за ходом операции с высоты скалистого мыса.
 В лунном свете неясно вырисовывались контуры дома, возвышавшегося над утесами, обычными для этой части Девона. Это был Крэг-Уайверн — напоминающее крепость родовое гнездо молодого графа Уайверна, к счастью контрабандистов, еще не прибывшего в свои владения.
 Отсутствовал также и офицер-таможенник, обязанный предотвращать деятельность контрабандистов в этом районе. И только иногда звериные голоса да птичьи крики — то уханье филина, то крик чайки, то тявканье лисы, — раздававшиеся с поросшей вереском и мелким кустарником прибрежной полосы, нарушали тишину.
 Короткая вспышка света со стороны моря возвестила о прибытии контрабандистского судна. Главарь контрабандистов — Капитан Дрейк, как он называл себя — с помощью фонаря дал в ответ условный сигнал, что путь свободен.
 Путь свободен для тех, кому не по нутру платить грабительские пошлины за доставку бренди, джина, чая и других деликатесов в Англию. Обеспечивая бесплатный ввоз товаров, контрабандисты получали хорошую прибыль, если учесть, что фунт чая, например, стоил за границей шесть пенсов, тогда как в Англии после уплаты всех налогов его цена возрастала двадцатикратно.
 В расположенной неподалеку рыбацкой деревушке под названием Драконова бухта мужчины торопливо спускали на воду лодки и спешили на разгрузку судна, Капитан Дрейк вытащил подзорную трубу и стал внимательно рассматривать воды Ла-Манша: не видно ли там огней других судов? Теперь, когда война с Наполеоном закончилась, побережье патрулировали суда военно-морских сил, которые были оснащены лучше, чем суденышки таможенной службы, и укомплектованы более опытными экипажами. Один такой военный катер перехватил груженное крупной партией товаров контрабандистское судно, захватил весь груз и двадцать людей из местных, в том числе и главаря — предыдущего Капитана Дрейка.
 Рядом с ним неожиданно возникла фигура человека, одетого, как и он, в темную одежду. Волосы и верхнюю часть его лица скрывал низко надвинутый капюшон.
 — Что ты здесь делаешь? — не оборачиваясь, спросил Дрейк.
 — Тебе не хватает людей, — приглушенным тоном ответил человек.
 — Людей достаточно. Отправляйся назад в Крэг-Уайверн и позаботься о том, чтобы кладовые были наготове.
 — Нет.
 — Сьюзен…
 — Нет, Дэвид. Мейси справится с делами внутри дома, Дидди сторожит снаружи, а мне нужно быть здесь.
 Сьюзен Карслейк знала, о чем говорила. Этот рейс с контрабандой должен пройти успешно, иначе одному Богу известно, что с ними всеми будет, а поэтому она должна быть здесь, рядом со своим младшим братом, даже если помочь она практически ничем не сможет.
 Из поколения в поколение занимались жители этого прибрежного района контрабандистским промыслом под предводительством сменявших друг друга сильных и умелых Капитанов Дрейков, каждый из которых был родом из семьи Клист. Но когда очередного Дрейка — Мэла Клиста — схватили, предали суду и сослали на каторгу в Австралию, отлаженный контрабандистский промысел оказался под угрозой. Его решили прибрать к рукам другие группировки, действующие напористо и грубо.
 Единственным человеком, который, без сомнения, мог бы стать новым Капитаном Дрейком, был ее брат. Хотя и он, и она носили фамилию своей матери — Карслейк, — они были детьми Мэла Клиста, и это было известно каждому. Дэвиду предстояло взять в свои руки руководство группировкой, известной под названием «Драконова шайка», и осуществить прибыльную операцию, иначе весь район превратится в поле боя.
 Ему пришлось взять на себя роль Капитана Дрейка, и Сьюзен сама побуждала его к этому, одновременно дрожа от страха за него. Как-никак Дэвид — ее младший брат, и, хотя он был уже двадцатичетырехлетним мужчиной, она по-прежнему пыталась защитить его.
 Судно под черным флагом едва виднелось на темной поверхности моря, но снова блеснул световой сигнал — короткий, как падающая звездочка, означавший, что якорь брошен. Никаких других судов не было видно, но тьма, скрывавшая контрабандистов от посторонних глаз, в той же степени служила и патрульным военным судам.
 Сьюзен знала, что капитан де Рут с судна «Анна Кастерли» был опытным контрабандистом. Он работал с «Драконовой шайкой» более десятка лет и никогда не допустил ни единого промаха. Однако контрабанда была рискованным промыслом. Поимка Мэла Клиста подтверждала это, поэтому Сьюзен предельно напрягла слух и зрение.
 Вскоре она заметила торопливо причаливающие к судну лодки, в которые стали грузить тюки с товарами и бочки со специями емкостью в пол-анкера  [1] . Она скорее догадывалась, чем видела происходящее на берегу, куда местные мужчины, словно морские волны, скатывались с каменистого склона, чтобы как можно скорее разгрузить маленькие лодочки.
 Они на собственных спинах втащат товары вверх по крутому склону, а там либо спрячут в тайники, либо перегрузят на вьючных лошадей. Другие люди переправят тюки с грузом внутрь страны, где в укромных местах их будут ждать посредники, которые доставят контрабанду в Бат, Лондон и другие города. За ночь такой работы они получат столько, сколько не смогли бы заработать за неделю, а вдобавок к этому немного контрабандного табаку и чаю, чтобы было чем порадовать домашних. Многие из них даже инвестировали в контрабандное дело сэкономленную пару-другую монет, чтобы участвовать в прибылях.
 Часть товара, как всегда, будет припрятана в подвалах Крэг-Уайверна.
 Ни один офицер, возглавляющий отряд по борьбе с контрабандистами, не рискнул бы обыскивать резиденцию графа Уайверна, пусть даже сумасшедший граф умер, а его преемник пока еще не прибыл и не взял бразды правления в свои руки.
 Его преемник…
 Сьюзен временно работала экономкой в Крэг-Уайверне, но решила, что, как только новый граф сообщит о своем прибытии, она уйдет оттуда. Вообще исчезнет навсегда, чтобы не встречаться с Коном Сомерфордом.
 Самым милым мужчиной из всех, кого она встречала, и самым верным другом. Человеком, которого она обидела самым жестоким образом.
 Одиннадцать лет тому назад.
 Ей было тогда всего пятнадцать лет, но это не оправдывает ее. Ему тоже было всего пятнадцать лет, и он был беззащитен. Однако с тех пор он в течение десяти из одиннадцати лет служил в армии, так что, наверное, научился защищаться. И нападать.
 Она поежилась от холодного ночного воздуха и сосредоточила внимание на том, что происходило у нее перед глазами.
 Если этот рейс будет удачным, она сможет уехать.
 — Давай, давай, поднажми, — бормотала она себе под нос, — пытаясь разглядеть, как первые тюки с товаром выгружают на берег. Она представляла себе мощные взмахи весел в руках гребцов, слышала приглушенные возгласы возбужденных людей, ожидающих на берегу, хотя, возможно, это ей чудилось и слышен был только шум ветра и моря.
 Они с Дэвидом и раньше не раз видели, как выгружают на берег контрабанду. Когда смотришь с такой высоты, все движения кажутся слишком медленными. Ей хотелось вскочить на ноги и помочь, но она была вынуждена тихо сидеть рядом с братом и лишь внимательно наблюдать вместе с ним за всем происходящим, чтобы сразу же заприметить малейшие признаки опасности.
 Отвечать за все одному очень трудно.
 Как сможет она бросить Дэвида, которому придется справляться со всем в одиночку? Хотя, правда, он в ней не нуждается — даже обидно, что Дэвид без ее помощи так быстро вошел в роль контрабандиста и предводителя. Но сможет ли она уехать и не быть рядом с ним в такие же темные ночи и не знать, все ли идет так, как следует? Даже несмотря на дорогие сердцу воспоминания о летних днях одиннадцатилетней давности и о милых забавах. И о греховных тоже…
 Она почувствовала, что снова соскальзывает в соблазнительные размышления о том, как все могло бы обернуться, и прогнала воспоминания, сосредоточив внимание на том, что происходит в настоящий момент.
 Вскоре первая партия товаров была выгружена на берег, и люди с тюками на спинах принялись карабкаться наверх по каменистому склону. Все шло хорошо. Дэвида можно поздравить с удачей.
 Сидя на каменистой земле, обхватив руками колени и наблюдая за движениями мужчин, занятых тяжелым физическим трудом, Сьюзен наконец расслабилась и позволила себе насладиться величественной музыкой волн, разбивающихся о покрытый галькой берег.
 Контрабанда — занятие пьянящее, возбуждающее, но опасное.
 — Ты не знаешь, где сейчас находится таможенный офицер? — как можно тише спросила она.
 — Гиффорд? — переспросил Дэвид, одновременно кивком подавая команду одному из находившихся рядом с ним людей, и она увидела, что что-то случилось на склоне утеса. Наверное, упал человек. — В пяти милях к западу отсюда встало на якорь наше подставное судно, и, если нам повезло, он и его люди не спускают сейчас с него глаз, готовясь выуживать из воды тюки, которые оно сбросило в море.
 Если повезло. Она терпеть не могла зависеть от везения.
 — Бедняга, — промолвила она.
 Дэвид повернулся к ней:
 — Он конфискует небольшой груз, как это делал Перч при Мэле. Его начальники будут вполне удовлетворены, и ему самому тоже перепадет малая толика от стоимости груза.
 У лейтенанта Перча, который долгие годы отвечал здесь за борьбу с контрабандными перевозками, существовало приемлемое для обеих сторон рабочее соглашение с «Драконовой шайкой». Недавно он погиб, нечаянно упав с утеса (кто знает, может быть, его столкнули?), и теперь им приходилось иметь дело с молодым, пронырливым и хитрым лейтенантом Гиффордом.
 — Будем надеяться, что это его удовлетворит, — сказала Сьюзен.
 — Если бы Гиффорд был более гибким человеком, мы могли бы заключить долгосрочное соглашение, — проворчал он, — Он честен.
 — Хватит, черт возьми! Не могла бы ты попробовать на нем свои женские чары? Мне кажется, он на тебя глаз положил.
 — Нет у меня никаких чар. Я всего-навсего чопорная экономка.
 — Твои чары не скроешь даже под рубищем, — сказал он и взял ее руку в свою — крупную, сильную и очень теплую даже в такую холодную ночь. — Не пора ли тебе прекратить свою работу, малышка? После сегодняшнего рейса у нас будет много денег и мы сможем найти подходящую кандидатуру на роль экономки из своей среды.
 Она знала, что ему неприятно то, что она является прислугой в этом доме.
 — Возможно. Но я хочу отыскать то золото.
 — Конечно, это было бы хорошо, но после сегодняшней операции нам оно не понадобится.
 Такой беззаботный, такой самоуверенный. Хотела бы она, подобно Дэвиду, уметь жить одним днем. Но она всегда должна думать о будущем, планировать, тревожиться и действовать наперекор судьбе…
 Такая уж у нее натура, а Дэвид, по-видимому, так и не смирился с ее совсем не подобающей леди потребностью работать. И ни от кого не зависеть.
 Кстати, о золоте. «Драконова шайка» под предводительством Мэла Клиста платила покойному графу Уайверну за покровительство. Поскольку граф его не обеспечил, контрабандисты хотели получить назад свои денежки. Сьюзен тоже хотела вернуть эти деньги, но главным образом для того, чтобы обеспечить безопасность Дэвида. Золото позволило бы уплатить долги, возникшие у них после провала, и создать некоторый «буферный запас», который позволил бы Дэвиду не пускаться в слишком рискованные авантюры.
 Она нахмурила брови, глядя на черные воды моря. Они не оказались бы в таком трудном положении, если бы их мать не отправилась следом за Мэлом в Австралию, прихватив с собой все наличные средства шайки. Изабелла Карслейк. Она любила, чтобы ее называли леди Бел. Любовница контрабандиста, она, как все знали, не имела ни стыда, ни совести и не питала никаких материнских чувств к своим двум отпрыскам. Сьюзен стряхнула с себя бесполезные мучительные воспоминания и стала думать о золоте. Она оглянулась на темную громадину Крэг-Уайверна, как будто надеясь, что дом подскажет, где мог сумасшедший граф спрятать свое незаконно нажитое добро. Но беда в том, что действия сумасшедшего не подчинялись здравому смыслу.
 Девушка автоматически окинула взглядом верхние узкие, как смотровые щели, окна: не покажется ли там огонек? Крэг-Уайверн издавна использовался для подачи световых сигналов, которые были видны на многие мили, а также служил наблюдательным пунктом, с которого можно сразу же заметить ответные сигналы. Помимо этого, никакими другими полезными качествами это сооружение не обладало.
 Дому было всего две сотни лет, но он был построен наподобие средневековой крепости, с бойницами вместо окон с наружной стороны. Хорошо еще, что внутри двора был разбит небольшой садик, куда и выходили нормальные окна комнат. Однако снаружи все это сооружение выглядело весьма мрачно.
 Когда она снова повернулась к морю, из-за облаков выглянул лунный серп, посеребрив своим светом качавшиеся на волнах лодки. Потом облака снова затянули луну, словно занавесом, и ветер швырнул ей в лицо мелкие капли дождя. Она поежилась от холода, но дождь был им на руку, потому что еще сильнее ухудшал видимость. И в море, и на берегу не было видно никаких признаков жизни.
 Если Гиффорд раскусил их уловку с подставным контрабандистским судном, то сейчас он, должно быть, пустился на поиски настоящего судна, хотя нынче ночью разве только дьявол мог бы помочь ему отыскать контрабандистов. Тем лучше. Гиффорд показался ей весьма приятным молодым человеком, и ей совсем не хотелось, чтобы он разбился насмерть, упав с утеса.
 Избавь, Господи, стать соучастницей такого несчастья.
 Контрабандистские операции стали неотъемлемой частью ее жизни, она любила их отработанную за долгие годы технику, когда каждый человек знает, что ему следует делать, и операция проходит гладко, любила связанное с опасностью нервное возбуждение и трепетное ожидание темными ночами. Но теперь это перестало быть волнующим приключением.
 Теперь это стало необходимостью и грозило опасностью человеку, которого она любила больше всех на свете…
 Но что там за шум позади?
 Одновременно с Дэвидом она оглянулась в сторону Крэг-Уайверна и затаила дыхание, чтобы лучше слышать.
 Но ни он, ни она ничего не услышали.
 Видно, показалось. И тут вдруг они заметили, как в одном из высоких узких окон мелькнул огонек свечи.
 — Опасность, — пробормотал он.
 Она положила руку на его напрягшееся предплечье.
 — Свет этой свечи означает всего лишь присутствие постороннего человека, но не Гиффорда и не военных. Пойду узнаю, в чем дело. Если крикну один раз — значит, опасность, если два — значит, все спокойно.
 Она имела в виду сигнал, который обычно подавали друг другу контрабандисты, — крик животного, которое поймала лиса или схватил в свои когти филин. Даже если крик сразу же обрывался, он все же служил предупреждением об опасности.
 Она осторожно отползла в сторону, чтобы подняться на ноги, подальше от брата, Капитана Дрейка, и начала карабкаться вверх по склону. Ноги, обутые в мягкие сапожки, скользили по мокрым камням, сердце бешено колотилось, но это ее не смущало.
 Наверное, она была похожа на своего брата больше, чем ей хотелось бы признать. Ей нравилось быть ловкой и сильной. Она обожала рисковать. Она любила ощущать пистолет за поясом, и ей нравилось, что она умеет им пользоваться.
 К тому же она не мечтала стать утонченной леди.
 Вернее было бы сказать, больше не мечтала об этом.
 Однажды, много лет назад, у нее была бредовая идея выйти замуж за будущего графа Уайверна, то бишь за Кона Со-мерфорда, и закончилось все это тем, что она в обнаженном виде оказалась с ним на берегу…
 Усилием воли она прогнала эти воспоминания. Думать об этом было слишком больно, особенно сейчас, когда ей нужно иметь ясную голову.
 С сильно бьющимся сердцем, которое мощными толчками гнало по жилам кровь, она наконец взобралась на утес, но не поднялась во весь рост, а напрягла слух и зрение, чтобы уловить присутствие чужого человека.
 Кто бы это ни был, он, наверное, уже вошел в дом. Именно об этом подавала сигнал Мейси. Но ведь и она, и Дэвид слышали какой-то шум за спиной.
 И тут она заметила его. Она увидела закутанную в плащ фигуру, которая была чуть темнее, чем ночное небо. Человек стоял неподвижно, словно статуя. Если немного напрячь воображение, можно было представить себе, что на заросшей вереском пустоши между домом и утесом кто-то воздвиг монумент.
 Статуя имела явно военную выправку. Неужели все-таки лейтенант Гиффорд?
 Сьюзен вздрогнула под порывом холодного влажного ветра. Но с Гиффордом пришли бы солдаты, которые сейчас уже рассредоточились бы по всему мысу. Людей, которые привезли груз контрабандных товаров, встретили бы огнем. И здесь кипела бы уже кровавая битва. В такой ситуации, даже если бы Дэвид остался в живых, военные перевернули бы вверх дном весь район, отыскивая человека, которого можно было бы за это вздернуть на виселице.
 Они искали бы Капитана Дрейка.
 Ее охватила паника, но она усилием воли овладела собой. Паника — плохая помощница.
 Если бы здесь появился Гиффорд с солдатами, то он бы уже начал действовать. Она напряженно уставилась в темноту, пытаясь обнаружить спрятавшихся за низким кустарником солдат или мушкеты, нацеленные на берег. Но не обнаружила ничего. Едва ли солдаты смогли бы так долго не двигаться, чтобы не выдать своего присутствия.
 Так кто же это такой и что он намерен делать?
 Она слегка наклонилась вперед, чтобы ее силуэт, упаси Господь, не выделялся на фоне моря или ночного неба. Из-под ее ног неожиданно посыпались камешки.
 Она скорее почувствовала, чем увидела, что человек повернулся в ее сторону.
 Она сбросила с головы капюшон и встала на ноги. Наверное, эксцентрично гулять ночью в мужской одежде, но женщина может позволить себе эксцентричные поступки, если она того пожелает, особенно если это двадцатишестилетняя старая дева с сомнительным прошлым.
 Она вытащила пистолет из-за пояса и положила его в карман своего старомодного сюртука. Подходя к безмолвной, неподвижной фигуре, она держала палец на спусковом крючке, готовая выстрелить в любое мгновение.
 Она еще никогда ни в кого не стреляла, но надеялась, что сможет это сделать, если будет нужно для спасения Дэвида.
 — Кто вы такой? — спросила она. — Что вам здесь надо?
 Она находилась примерно в трех футах от человека и в кромешной тьме не имела возможности разглядеть что-нибудь, кроме того, что он был дюйма на два выше ее, то есть около шести футов ростом. Он был без головного убора, но ветер не шевелил его волосы. Очевидно, они были коротко подстрижены.
 Поправив свободной рукой упавшую на глаза прядь волос, она пристально взглянула на него, удивляясь, почему он не отвечает, и лихорадочно соображая, что делать дальше. И тут он заговорил:
 — Я граф Уайверн, так что имею самое непосредственное отношение ко всему, что здесь есть. — Немного помолчав, он добавил: — Привет, Сьюзен.
 Сердце у нее замерло, а потом заколотилось так, что в глазах потемнело.
 О Боже! Кон. Здесь. Сейчас. В самый разгар разгрузки контрабандных товаров!
 Одиннадцать лет тому назад он считал контрабанду захватывающим приключением, но люди меняются. Большую часть из этих одиннадцати лет он был солдатом, то есть частью грозной силы блюстителей правопорядка.
 Кое-как оправившись от шока, она наконец спросила:
 — Как ты узнал, что это я?
 — Какая леди, кроме тебя, решится разгуливать на вершине утеса в самый разгар контрабандистской операции?
 Она хотела было возразить, но поняла, что это бесполезно.
 — Что ты намерен предпринять?
 Она заставила себя вытащить из кармана пистолет. Видит Бог, она не сможет выстрелить. Тем более в Кона.
 — Было бы очень неприятно, если бы пришлось застрелить тебя, — как можно тверже сказала она.
 Он без предупреждения бросился на нее. Она упала навзничь, ударившись о землю так, что дыхание перехватило. Пистолет отлетел в сторону. Он навалился на нее всем весом и рукой зажал рот:
 — Никаких звериных криков!
 Значит, он помнил. Неужели он помнил все? Помнил ли он, как лежал на ней так же, как сейчас, но испытывая удовольствие? Помнит ли об этом его тело? Тогда он был таким обаятельным, таким милым, с ним было так легко, но теперь он был непонятным, опасным. Он, как видно, не испытывал ни малейшего сожаления, швырнув леди на твердую, каменистую землю.
 — Отвечай мне, — сказал он.
 Она кивнула, и он несколько ослабил хватку, хотя продолжал лежать на ней, прижимая ее к земле.
 — Мне в спину впился камень, — сказала она.
 Помедлив, он сдвинулся в сторону и, схватив ее за запястье, встал сам и без предупреждения поставил ее на ноги. Его руки были более жесткими, чем она помнила, и он стал теперь гораздо сильнее. Почему она так хорошо помнит те две летние недели одиннадцать лет тому назад?
 А как ей не помнить? Он был ее первым любовником, а она его первой женщиной, и она, прогоняя его, утверждала, что не испытывает к нему ни малейшего чувства.
 Жизнь полна парадоксов. Она отвергла Кона Сомерфорда, потому что он оказался не тем человеком, каким она его считала, — не наследником графского титула. И вот он тут как тут. Граф — грозный мститель, который, возможно, готов уничтожить все из-за того, что она сделала одиннадцать лет тому назад.
 Что ей сделать, чтобы остановить его?
 Она вспомнила слова Дэвида относительно ее женских чар и чуть не расхохоталась. Нет, такого рода оружие ни за что не подействует на новоиспеченного графа Уайверна.
 — Я слышал, что Капитана Дрейка поймали и сослали на каторгу, — сказал он, как будто между ними никогда ничего не было. — Кто теперь стал главарем контрабандистов?
 — Капитан Дрейк.
 — Неужели Мэл Клист сбежал с каторги?
 — Здесь главаря контрабандистов всегда называют Капитаном Дрейком.
 — Вот как? Я и не знал.
 — Откуда тебе знать? — сказала она умышленно резким тоном, злясь на себя за слабость, от которой ей хотелось провалиться сквозь землю. — Ты ведь пробыл здесь всего две недели. — И холодно добавила: — У тебя были всего лишь поверхностные впечатления.
 — Зато в тебя я заглянул глубоко, Сьюзен.
 У нее даже дыхание перехватило от его умышленной грубости.
 — А где же таможенники? — спросил он.
 Она судорожно глотнула воздух и умудрилась ответить:
 — Попались на приманку чуть дальше по берегу.
 Он повернулся и взглянул на море. Тонкий серп луны как раз в это мгновение выглянул из-за облаков и осветил его четкий профиль и целую флотилию лодочников, спешащих к контрабандистскому судну за очередной партией груза.
 — Похоже, рейс прошел удачно, — сказал он. — Пойдем со мной в дом. — И, повернувшись, он направился к дому, как будто его слово было приказом.
 — Я, пожалуй, не пойду, — сказала она. Ее почему-то охватил страх. Она убеждала себя, что бояться нечего но тем не менее ей было безумно страшно.
 Он оглянулся через плечо:
 — Идем со мной в дом, Сьюзен.
 Он не угрожал. Да и чем он мог бы ей угрожать? Тяжело вздохнув, она поплелась следом за ним к дому.
 После одиннадцати лет отсутствия вернулся Кон Сомерфорд — господин, хозяин всего, что их окружало.




 Глава 2


 Сьюзен чуть сознание не потеряла от потрясения.
 Целых одиннадцать лет прошло. Несмотря на то что внешне они оба изменились и приобрели жизненный опыт, это был Кон, который, хотя и недолгое время, был ей таким близким другом, какого с тех пор у нее не бывало.
 Который еще более короткое время был се любовником и которого она никак не ожидала увидеть снова.
 Кон. Уменьшительное от его второго имени, Коннот. Его первое имя было Джордж, библейское Георгий, и двух его друзей тоже звали Джорджами, поэтому они договорились выбрать для себя другие имена…
 Когда она познакомилась с ним, он был просто Кон. Самый милый, самый уравновешенный во всех смыслах юноша. Она поддразнивала его, называя своим святым Георгием, который защитит ее от любого дракона.
 И он обещал, что всегда будет ее защитником.
 А мгновение спустя он заявил, что больше не хочет ее видеть. Никогда.
 Они приблизились к темной громадине дома, в одном из окон которого горела свеча. Кон вернулся. Но он больше не был святым Георгием. Он был Уайверном. Драконом.
 — С этой стороны, кажется, есть дверь? — спросил он.
 — Да, — ответила она.
 Но в темноте даже ей пришлось отыскивать дверь на ощупь. Отодвинув железный засов, она распахнула дверь. В коридоре было довольно светло, потому что она специально оставила зажженный фонарь. Они вошли внутрь, и она со страхом оглянулась, не зная, что ее ожидает.
 Он изменился. Сьюзен заметила морщинки, которых не было раньше, и два белых шрама у самой линии волос, которые говорили о том, что ему едва удалось избежать смертельной опасности. Но ведь он в течение десяти лет был солдатом.
 И все же это был Кон.
 Теперь его непослушные длинные волосы были коротко подстрижены. Только глаза были серыми, как прежде. Ей и раньше казалось, что они меняют цвет, как море, но она никогда не могла представить, что они могут быть холодными, как море в штормовую погоду.
 Теперь он был графом. Теоретически он был правителем этой части Англии, хотя на практике контрабандисты, или фритрейдеры  [2] , как их еще называли, слишком буквально воспринимали первую часть этого названия и вели себя соответствующим образом. Он был похож на человека, который мог бы остановить контрабандистский промысел, хотя мог поплатиться жизнью за это.
 Ей вдруг стало страшно за него. Вспомнилось, что лейтенант Перч погиб сравнительно недавно в результате «несчастного случая». Такое могло произойти с любым, кто попытался бы встать на пути фритрейдеров. Ей казалось, что Дэвид не смог бы убить человека, чтобы спасти себя и своих людей, но теперь она ни в чем не была уверена.
 Наверняка Дэвид мог бы убить, чтобы спасти ее.
 — Что ты собираешься делать? — спросила она, сама не зная, имеет в виду контрабандистов, себя или все в целом.
 Кон в упор смотрел на нее, заставляя ее нервничать. Возможно, ему не нравилось, что на ней мужская одежда? А может быть, он тоже сравнивает ее с той, пятнадцатилетней, девочкой?
 — Что я собираюсь делать? — тихо повторил он, не сводя с нее пристального взгляда серебристо-серых глаз. — Я устал с дороги и собираюсь поесть, принять ванну и лечь в постель. Слуг в этом доме, кажется, маловато, и экономки что-то не видно.
 — Я ваша экономка, — пришлось признаться ей.
 Он широко раскрыл глаза, а ей почему-то было приятно ошеломить его.
 — Мне сказали, что мою новую экономку зовут миссис Карслейк.
 — Сказали? Кто сказал?
 — Не строй из себя дурочку, Сьюзен. С тех пор как я был введен в права наследования, Суон регулярно присылал мне отчеты.
 Ну конечно. Какая она глупая. Конечно, никакой не шпион, а Суон, адвокат графства, который раз в две недели приезжал из Хонитона, чтобы проверить, все ли в порядке с собственностью клиента.
 — Я и есть миссис Карслейк, — сказала она.
 Он покачал головой:
 — Как-нибудь, когда я не буду таким усталым и голодным, ты расскажешь мне, как это произошло.
 — Люди меняются, — сказала она и, спохватившись, добавила: — милорд. К тому же экономке не приходится отскабливать каминную решетку или печь пироги. Вы найдете все в полном порядке.
 Она взяла фонарь и, освещая дорогу, повела его дальше.
 — Мне не кажется, что здесь все в порядке.
 Она резко повернулась к нему, настороженная его тоном.
 Он все еще сердился на нее. Все еще сердился, несмотря на то что прошло много лет. Ей стало страшно. Она побледнела как полотно.
 — Я, как и вы, устала. Но если вы ожидали другого приема, милорд, вам следовало предупредить заранее о своем приезде. Пойдемте, я позабочусь о том, чтобы в вашем распоряжении было все, что вам требуется.
 Она распахнула дверь, подумав, что надо было все сказать по-другому. А вдруг он потребует, чтобы она легла с ним в постель? Ей не хотелось убивать его. И не хотелось, чтобы убил кто-нибудь другой. И без того здесь бед более чем достаточно.
 Ложиться с ним в постель она тоже не хотела.
 Однако боль, возникшая где-то глубоко внутри, говорила о том, что она, возможно, обманывает себя.
 — Даже если мне вздумается приехать без предупреждения, мой дом и мои слуги должны быть готовы принять меня.
 — Вы унаследовали графство два месяца тому назад и до сегодняшнего дня не изволили появиться здесь. Неужели всем нам надо было находиться в полной готовности на всякий случай?
 — Да, поскольку я вам плачу.
 Она вздернула подбородок.
 — В таком случае предупредили бы, что намерены бросать деньги на ветер, и я бы каждый день готовила банкет!
 Он прищурил глаза, и в комнате явно запахло грозой. Похолодев от страха, она повернулась и прошествовала в коридор.
 — Сюда, пожалуйста, милорд. Ужин на скорую руку мы приготовим для вас немедленно, ванна будет готова в течение часа.
 Говоря это, она продолжала идти. Если он предпочтет остановиться, тем лучше. Ей надо побыть одной, чтобы прийти в себя.
 Увы, она услышала шаги за спиной.
 — Вы приехали один, милорд, или привезли с собой слуг?
 — Разумеется, я привез слуг. Своего камердинера, секретаря и двух лакеев.
 Какая же она глупая. Задает такие дурацкие вопросы. Она продолжала считать его Коном, обычным парнишкой, с которым встречалась на вересковой пустоши или на берегу моря и с которым они, поддразнивая друг друга, лазали по окрестностям и говорили, говорили обо всем и не могли наговориться. Они забирались в пещеры, шлепали босиком по лужам. А однажды стали купаться почти без одежды, и это закончилось их грехопадением…
 «Теперь он граф, — сказала она себе. — Не забывай об этом. Граф Уайверн, и это его резиденция, с которой связано множество странных обстоятельств».
 — У вас два лакея? Это весьма кстати. Старый граф не любил, чтобы в доме была мужская прислуга, а я не успела никого нанять.
 — Это не ливрейные лакеи. Считайте их грумами.
 «Считайте»? Тогда кто же они такие? Солдаты? Шпионы? Ей хотелось незаметно ускользнуть, чтобы предупредить Дэвида, хотя это было бесполезно. Сегодня уже ничего не сделаешь. Да и можно ли вообще что-нибудь сделать? Если бы они напали на графа, то неизбежно навлекли бы на себя гнев всей нации.
 Но ведь кто-нибудь мог бы столкнуть его с утеса…
 Сьюзен, не задумываясь, стала подниматься по узкой лестнице, которой пользовались слуги, потом вспомнила, что он идет следом и, возможно, сочтет ниже своего достоинства ходить по черной лестнице. Но, увы, он шел вслед за ней. Его присутствие за спиной заставляло ее нервничать. По рукам пробегали мурашки. Вон ведь какой он сильный и ловкий: в одно мгновение уложил ее на лопатки и обезоружил.
 Она была высокой, крепкой женщиной и с излишней самоуверенностью считала, что не уступит в силе и ловкости мужчине. Возможно, так оно и было, однако вероятнее всего то, что ни один мужчина всерьез не стал бы мериться с ней силами.
 Будучи дочерью Капитана Дрейка, а теперь — сестрой нового Капитана Дрейка, она была практически неприкасаемой персоной на этом участке побережья, но понимала, что означает сегодняшнее нападение на нее.
 Она открыла дверь в южный коридор, стены которого были окрашены под рустику.
 — Вижу, что милый старый дом не изменился, — произнес он у нее за спиной.
 — Изменения есть. Возможно, вы не заметили в темноте новых горгулий на водосточных трубах. Здесь появилась также камера пыток. — Заметив его удивленный взгляд, она пояснила: — Нет, граф не употреблял ее по назначению, разве что иногда пугал кого-нибудь из гостей. Восковые фигуры для нее он заказывал у мадам Тюссо.
 Она ожидала, что он возмутится, прикажет немедленно разрушить эту камеру, но он просто сказал:
 — Итак, ужин и ванну, миссис Карслейк.
 Она повернулась, задетая его безразличием. Но чего она ожидала?
 Прошло столько времени. У него, наверное, было много женщин. Она была близка с двумя мужчинами, но ни один из них не изгнал воспоминаний о нем, пусть даже ее близость с ним была неуклюжей и неумелой.
 — Вы, наверное, не захотите пользоваться комнатами графа, милорд. Китайские комнаты тоже великолепны. Они поддерживались в хорошем состоянии, хотя матрацы могут оказаться влажными. Из-за того, что вы не сообщили о своем приезде заблаговременно, мы не смогли как следует подготовиться.
 — Мне приходилось испытывать и большие неудобства, чем влажные матрацы. Почему ты думаешь, что я не захочу жить в комнатах графа?
 — Поверь мне, Кон, не захочешь.
 Она замерла на месте. Она назвала его Коном, а ему, наверное, смешна даже мысль о том, чтобы считать ее равной себе. Но что сказано, то сказано. Она взглянула на него.
 Он выглядел скорее усталым, чем насмешливым, но это был явно мужчина, способный бороться и даже убивать, несмотря на усталость.
 Сьюзен вдруг словно только что заметила крутой изгиб его темных бровей над светлыми глазами, опушенными черными ресницами. Она всегда считала его глаза самыми красивыми в мире.
 — Кто твой муж? — спросил он.
 Она, не поняв, озадаченно взглянула на него:
 — Я не замужем.
 — А что означает миссис Карслейк?
 Глупо, но она почувствовала, что краснеет, как будто ее уличили во лжи.
 — Просто удобно, когда к экономке обращаются подобным образом.
 — Ага, понятно. Однако твое перевоплощение в домашнюю прислугу меня удивило. Как это произошло?
 — Мне показалось, что вы голодны, милорд?
 — Мне приходилось голодать и раньше. Так как же это произошло?
 — Когда умер старый граф, миссис Лейн решила уйти на покой. Никто из местных не пожелал браться за эту работу, поэтому я предложила свои услуги на некоторое время. Не судите по сегодняшнему вечеру, милорд, у меня хорошая подготовка в области домоводства.
 — А твой брат Дэвид? Он, наверное, мой дворецкий?
 — Разве вы не знаете, что он ваш управляющий?
 — Очевидно, Суон забыл упомянуть об этом. Ведите меня в Китайские комнаты, миссис Карслейк. Насколько я помню, они отличались варварским великолепием, но я надеюсь привыкнуть.
 Китайские комнаты располагались в дальнем конце дома, построенного, подобно крепости, вокруг просторного двора, и путь туда был неблизкий. Узкие коридоры тянулись вдоль внешних стен, поэтому окна комнат выходили в разбитый на крепостном дворе сад В коридорах были лишь узкие окна, похожие на бойницы.
 Даже в солнечные дни здесь было мрачно. А сейчас, после полуночи, коридор, отделка стен и пола которого создавала иллюзию необработанного камня, выглядел зловеще, тем более что по стенам было развешано старинное оружие. Сьюзен к этому привыкла. Не привыкла она только к присутствию угрозы за спиной.
 Оружие было не только декоративным. Кон мог схватить меч или топорик и расчленить ее на части. Она знала, что он не сделает этого, но нервы у нее были напряжены, — Старина Йорик все еще здесь, — заметил он, когда они свернули в коридор, в углу которого висел закованный в цепи скелет.
 Он прикоснулся к цепям, и вся конструкция застучала, загремела. Сьюзен и сама была иногда не прочь потешиться этой детской забавой, но сейчас стук костей за спиной заставил ее похолодеть от страха. Ну и ну! Она-то думала, что уже привыкла к этому месту, а сегодня оно снова вселило в нее ужас — как явное свидетельство безумия графов Уайвернов. Слава Богу, что Кон происходит от другой ветви генеалогического древа.
 Они шли бесконечно долго, но наконец она с облегчением распахнула дверь, ведущую в Китайские комнаты. В свете лампы золотые драконы, обнажив в улыбке клыки, злобно ухмылялись с ярко-красных стен, обрамленных черным лакированным деревом.
 — Боже всемогущий! — хохотнув, воскликнул Кон. — Я только что вспомнил, что мне в свое время хотелось поселиться именно в этих комнатах. Очевидно, надо осторожнее относиться к своим желаниям.
 Он сбросил свой плащ на спинку кресла и остался в костюме в коричневато-желтых тонах.
 — При этих апартаментах есть комната для прислуги?
 — Здесь есть гардеробная, в которой имеется постель для камердинера.
 — Дальше по коридору находятся Скандинавские комнаты, не так ли? Я помню, что мой отец занимал эти комнаты, а мы с Фредом жили в Скандинавских.
 Воспоминания сверкнули, как падающая звезда. Она постаралась не обращать на это внимания.
 — Да.
 — Поместите там моего секретаря. Его зовут Рейском де Вер, и он большой шельмец. Моего слугу зовут Диего Сарми-енто. Он отлично говорит по-английски, но предпочитает пользоваться этим языком, чтобы жаловаться или соблазнять женщин. Еще двое слуг — Пирс и Уайт — остались в конюшне, в деревне. На конюшне удивительно мало лошадей.
 Она ничего не ответила. Он ведь прекрасно понял, что лошади из Крэг-Уайверна сегодняшней ночью были позаимствованы контрабандистами, как и большинство других лошадей в этом районе. Интересно, как он отреагирует, когда узнает, что в течение многих лет в Крэг-Уайверне держали десятки лошадей, хотя старый граф никогда не покидал пределов дома? «Драконовой шайке» будет крайне тяжело, если она не сможет больше пользоваться превосходными, выносливыми лошадьми графа.
 Ей показалось, что он вздохнул.
 — Зажгите свечу и отправляйтесь по своим хозяйственным делам, миссис Карслейк. На ужин мне подойдет любая еда, но ванна должна быть готова в течение часа, какие бы другие дела вас ни отвлекали.
 Сьюзен почему-то не хотелось уходить, она лихорадочно подыскивала слова, которые могли бы послужить мостиком через разъединявшую их пропасть. Да и существуют ли такие слова?
 Наверное, нет. Она зажгла свечу возле его постели и ушла, плотно закрыв дверь и оставив всех драконов внутри.




 Глава 3


 С того времени как фигура Сьюзен возникла перед ним на вересковой пустоши и Кон узнал ее, он впервые вздохнул полной грудью.
 Прошло одиннадцать лет.
 Кажется, это не должно было произвести на него столь сильного впечатления. У него были и другие женщины.
 Но их образы исчезли из памяти, как призраки, тогда как Сьюзен всегда жила в его воспоминаниях.
 Видимо, тот факт, что его отвергли самым жестоким, самым безжалостным образом, был чем-то вроде клейма. Вероятно, ему никогда от него не избавиться. Как от татуировки. Он рассеянно потер правую сторону груди. Там была еще одна несмываемая отметина.
 Он прошелся по комнате, бесцельно открывая пустые ящики. И повсюду, куда ни глянь, ухмылялись драконы. Сердито взглянув на одного из них, он оскалился ему в ответ.
 Черт бы побрал сумасшедшего графа Уайверна. Черт бы побрал всю эту линию, особенно последнего из них, за то, что слишком рано умер. Если бы этого не случилось, он бы сейчас жил в тишине и покое в Сомерфорд-Корте, в Суссексе.
 Шторы и балдахин над кроватью были сшиты из великолепного черного шелка с вышитыми по нему драконами, а кровать, как и вся мебель, была сделана из черного лакированного дерева. Пол в комнате покрывал толстый шелковый ковер более светлых тонов, но и в его рисунке присутствовали изображения извивающихся драконов. Ему не хотелось ступать на ковер в сапогах, но без помощи слуги он не мог их снять.
 Его армейские сапоги были гораздо практичнее, но ему показалось, что титул графа обязывает его одеваться соответственно положению. Это кончилось тем, что он приобрел слишком узкие сапоги, которые невозможно снять без посторонней помощи.
 Он подошел к окну и выглянул в тесный внутренний садик. Две лампы отбрасывали тусклые круги света на дорожки и нижние ветви деревьев. Насколько он помнил, это было самое приятное местечко посередине двора этого своеобразного дома.
 Парнишке, каким он был одиннадцать лет назад, Крэг-Уайверн казался местом, где его только и ждут приключения, а сумасшедший граф — забавным персонажем. Теперь он в этом не был уверен. Кон покачал головой, вспомнив камеру пыток. Девонширские Сомерфорды все были сумасшедшими, начиная с первого графа, который любил, чтобы его называли Убивший Дракона. Он утверждал, что убил здесь дракона.
 Ходили слухи, что Сомерфорды занимались черной магией. Что ж, они, несомненно, были сказочно богаты и имели возможность потворствовать своим безумным причудам. Тем более досадно, что теперь ^лх казна была почти пуста.
 Интересно, чем особенным отличались апартаменты, в которых обычно жил граф? Ему захотелось пойти туда и посмотреть. Он усмехнулся, В мужчине всегда сохраняется нечто мальчишеское. Он и сейчас с радостью поддался бы детскому любопытству.
 Жизнь сыграла с ним жестокую шутку. Его отрочество кончилось, когда его безжалостно уничтожила Сьюзен Карслейк и он самостоятельно принял решение пойти служить в армию. Нельзя сказать, что он сожалел об этом. Как младшему сыну, ему все равно нужно было выбрать себе занятие. Но ни морской флот, ни церковь его не привлекали. В то время требовались добровольцы, чтобы воевать с Наполеоном, и он решил стать одним из них.
 Кон прослужил восемь лет и гордился тем, что выполнил свой долг, но все-таки был рад, когда Наполеон отрекся от престола и война закончилась. К тому же он нужен был дома, потому что умер его отец, а потом в результате несчастного случая утонул его брат Фред. Он стал лордом Эмли и хотя горевал по отцу и брату, но понимая, как сильно ему повезло, что он выжил на войне и стал владельцем прекрасного суссекского дома.
 Те золотые денечки закончились год тому назад, когда Наполеон бежал с Эльбы, чтобы снова захватить власть и вернуть себе корону. Победоносная, закаленная в боях армия Веллингтона была к тому времени распущена по домам, но любой опытный офицер считал своим долгом вернуться для решающей битвы.
 Битвы при Ватерлоо — так потом стали ее называть.
 Как он и предполагал, это была кровавая бойня. Ему казалось, что за несколько месяцев мирной, счастливой жизни в Англии он утратил черствость, которая необходима солдату, чтобы убивать и убивать, шагать по колено в грязи и крови, карабкаться по трупам — в том числе и по трупам друзей, — продвигаясь к единственной цели — победе.
 Нет, он не утратил эту способность. Он разучился праздновать победу.
 И где-то в этой грязи и крови он потерял себя.
 Его жизнь до армии казалась ему теперь мифом. Возможно, он даже никогда не был счастливым ребенком в Хоук-ин-зе-Вейле, любознательным учеником в Харроу, наивным юношей на скалистом побережье в Девоне.
 Неопытным, пылким любовником…
 Он тряхнул головой, чтобы прогнать эти мысли, и, оглядевшись вокруг, увидел свое отражение в зеркале.
 На него смотрел суровый, непреклонный человек, каким его сделали война и приобретенная способность убивать, а также постоянное присутствие рядом с ним безжалостной смерти, человек, который мог улыбнуться, только приложив к этому большое усилие.
 У него по-прежнему была цель, вернее, долг. И частью этого долга были Уайвернское графство и этот дом. Он и без того слишком долго откладывал свой приезд сюда. Он должен был убедиться, что унаследованная им собственность хорошо управляется и что о его людях здесь заботятся.
 Было бы неплохо также вникнуть в финансовые вопросы, связанные с хозяйством, узнать, нельзя ли из доходов выкроить средства на содержание Крэг-Уайверна, с тем чтобы не выкачивать деньги из Сомерфорд-Корта.
 Он знал, что может встретиться здесь с Сьюзен Карслейк. Но он не ожидал, что столкнется с ней так быстро и буквально нос к носу.
 И что теперь? Он отлично сознавал свою не поддающуюся разумному объяснению реакцию, ведь он был уже не мальчик.
 Важно узнать, что она затеяла на сей раз. Зачем она здесь и почему разыгрывает роль экономки? Ее участие в контрабандистской операции его не удивило, потому что это было у нее в крови, но видеть ее в роли экономки было так же нелепо, как использовать чистокровную верховую лошадь для откачки воды из шахты.
 Нет, она что-то затеяла.
 Он вдруг замер. Неужели она так глупа, что снова попытается обольстить его, чтобы стать графиней?
 Он хохотнул. Чтобы решить, что такое возможно, надо быть сумасшедшей вроде графа.
 И все же… И все же его реакция на нее говорила о том, что, если только он утратит бдительность, нельзя исключить и такую возможность. Она тоже уже не девочка-подросток, какой он ее помнил, она стала опытной женщиной. И невероятно привлекательной.
 Несмотря на грубую мужскую одежду и вымазанное сажей лицо, у нее были все те же тонкие черты и прекрасные светло-карие глаза. Высокая, гибкая, она наверняка по-прежнему может взбираться на скалы словно горная козочка, и плавать как рыба.
 Он сделал глубокий вдох и расправил плечи. Но теперь он офицер, причем весьма хороший офицер. Ему не раз приходилось встречаться лицом к лицу с противником, но он выжил. Значит, он может встретиться и с Сьюзен Карслейк и выстоять.


* * *

 Сьюзен торопливо шла по коридору, обдумывая на ходу, каких слуг можно освободить от приема грузов в подвалах, чтобы они приготовили ужин и ванну для Кона.
 Нет, для графа. Ей надо научиться думать о нем как о графе и помнить, что он больше не тот милый парнишка, каким был раньше, и что теперь от него зависит, будут ли у многих людей в округе средства к существованию.
 Кон, Кон. Интересно, что он подумал о ней?
 А что он мог подумать после того, что она наделала много лет тому назад?
 Теперь она у него работает — и все. И ее хозяин пожелал ужин и ванну. Она торопливо сбежала вниз по широкой лестнице, промчалась по главному холлу и исчезла из виду так стремительно, что чуть не уронила лампу. «Возьми себя в руки, — мысленно приказала она себе, — иначе рискуешь вспыхнуть как факел».
 Внизу ждали двое мужчин, и она появилась перед ними в мужской одежде, с лицом, вымазанным сажей. О чем она только думает? Ведь это все равно что объявить всем, что она сама лично участвует в операции контрабандистов.
 К чему задавать себе такие вопросы? Она отлично знала, о чем думает, только сделать с этим ничего не могла.
 На мгновение она прислонилась спиной к стене, чтобы взять себя в руки и оценить ситуацию.
 Итак, Кон здесь. Естественно, к ней он теперь не испытывает ничего, кроме злости. Если каждый из них будет заниматься своим делом, им почти не придется встречаться друг с другом. Они теперь взрослые люди, и пылкая юношеская любовь осталась в далеком прошлом. Он стал другим, и она тоже. В глубине души она не верила этому, хотя должна бы верить. Это — горькая правда.
 По черной лестнице она поднялась на кухню. Там она застала только Мейси.
 — Я все сделала правильно, мэм? Из-за больной спины я не смогла быстро подняться наверх.
 — Ты все сделала так, как надо, Мейси. Не тревожься. Все в порядке. Это всего лишь явился наконец новый граф.
 — Но у него такой вид, что я даже испугалась, мэм.
 — Он просто устал с дороги. Он хочет ужин и ванну, так что разожги поскорее огонь под большим чайником, а я пришлю сюда Эллен и Джейн. И вскипяти в маленьком чайнике воду для чая.
 Чай? Она чуть не расхохоталась. А вдруг Кон пожелает узнать, откуда у них этот чай и бренди? Большинство населения Англии пользовалось контрабандным товаром, если могло получить его, но всегда находились такие, кто принципиально выступал против контрабанды.
 Возможно, Кон не станет нарушать традицию прошлых поколений и заключит с «Драконовой шайкой» джентльменское соглашение, хотя, судя по всему, это маловероятно. Он был солдатом, привык исполнять приказы и соблюдать законы. Едва ли теперь контрабандистская деятельность покажется ему романтичной.
 Если он захочет, она будет покупать все продукты с уплатой налогов, то есть в десять раз дороже. И станет из-за этого посмешищем для всей южной части Девона.
 Большинству людей такие цены не по карману. Почему бы правительству не взяться за ум и не понять, что если снизить пошлины, то в результате уплаты налогов можно гораздо быстрее пополнить государственную казну?
 Конечно, это означало бы конец контрабандистским операциям, а от этого пострадало бы население всего южного побережья. Это был тот тупик, выхода из которого она не видела.
 Мейси разожгла огонь под большим чайником и, добавив угля, следила за тем, как он разгорается, потрескивая.
 — Когда закончишь, приготовь какой-нибудь суп, — обратилась к ней Сьюзен.
 Она уже взяла себя в руки. Что делать дальше? Спуститься вниз за Эллен и Джейн? Или переодеться? Что, если Кону вздумается прийти за ней сюда? Ей хотелось предстать перед ним защищенной строгим платьем экономки.
 Она помчалась в свои комнаты, состоящие из спальни и гостиной, которые оставила ей предыдущая экономка и где Сьюзен не изменила ничего, добавив лишь несколько рисунков с изображениями насекомых да множество книг. Неожиданно для себя она полюбила эти комнаты, которые были единственным местом, где она могла уединиться.
 Она воспитывалась в поместье Карслейк, но, несмотря на любовь и доброту, которыми она была там окружена, дом был тесноват и не у каждого члена семьи имелась собственная комната. Именно поэтому она много времени проводила вне дома.
 Именно поэтому она повстречалась с Коном. Поэтому они…
 Взглянув в зеркало, она увидела свое бледное лицо, перепачканное сажей, и волосы, стянутые на затылке, и пришла в ужас. Нет, не в таком виде мечтала она снова встретиться с Коном.
 С графом!
 С графом Уайверном, который больше не имел к ней никакого отношения.
 Сьюзен сорвала с себя сюртук, потом всю остальную одежду. Смыв с лица сажу, она надела свежую сорочку, легкий корсет и одно из своих простеньких серых платьиц, поверх которого приколола туго накрахмаленный белый фартук.
 Не так хотелось ей выглядеть для Кона, но это все же было лучше. Намного лучше. Эта одежда защищала, как боевые доспехи.
 Она собрала в узел свои каштановые волосы, заколола его шпильками и, надев чепец, завязала под подбородком ленты. Чтобы дать дополнительную прочность своим доспехам, она накинула на плечи кружевную косынку.
 Где-то внутри, словно тревожный набат, звучало предупреждение: беги, пока не поздно, пока не пришлось снова увидеться с Коном. Но это шло вразрез с ее потребностью видеть его, слышать его. Мужчину, в которого превратился юноша, ставший…
 С трудом проглотив комок, подступивший к горлу, она храбро вышла из комнаты и снова направилась в кухню.
 Из трех горшков на плите уже поднимался пар, а Мейси тонко шинковала овощи. Сьюзен похвалила ее, взяла лампу и стала спускаться в холодные подвальные помещения Крэг-Уайверна.
 Это была временная отсрочка.
 Наверху ее по-прежнему ждала встреча с Драконом.


* * *

 Интересно, думал Кон, должен ли граф в своей великолепной резиденции ждать, пока его обслужат в графских апартаментах? Хотя сейчас он находится не в графских апартаментах. Насколько он помнит, те назывались комнатами Уайверна, а обслуживание здесь, по-видимому, осуществляется со скоростью улитки.
 Постель манила его, как пение сирены. Он с раннего утра находился в седле, спеша добраться в Крэг-Уайверн как можно скорее.
 Или как можно скорее убежать.
 Несмотря на чувство долга, он, возможно, не покинул бы сейчас Сомерфорд-Корт, если бы в соседнее поместье не вернулся его старый друг. Однако вместо того, чтобы вскочить на коня и немедленно пересечь долину, чтобы впервые за целый год встретиться с Ваном, он затаился дома. Когда в Стойнингзе начались работы, указывавшие на то, что Ван, возможно, вернется туда навсегда, у Кона внезапно возникло желание немедленно осмотреть свою собственность в Девоне, и он, даже никого не предупредив об этом заблаговременно, отправился в Крэг-Уайверн.
 Он провел ладонями по усталому лицу. Безумный поступок. Неужели он такой же чокнутый, как все девонские Сомерфорды?
 Ван за последние годы потерял всех ближайших родственников. Но даже зная, что ему сейчас, как никогда, нужен друг, Кон сбежал, словно трус с поля боя.
 Потому что Ван, возможно, захотел бы помочь ему…
 Проклятие! Кон схватил свечу и выскочил в коридор. В какую сторону надо идти в этом дурацком доме? Насколько он помнил, здесь было полным-полно лестниц: винтовые лестницы располагались по углам, прямая находилась в центре и спускалась в холл. Еще было множество черных лестниц для прислуги.
 Налево или направо? Пусть будет налево, ведь он левша.
 В замках винтовые лестницы обычно изгибались против часовой стрелки, чтобы у защитников была свободна правая рука, в которой держат меч, тогда как поднимающимся снизу нападающим будет мешать стена. В Крэг-Уайверне лестницы изгибались по часовой стрелке, потому что девонские Сомерфорды были левшами. Это тоже было их наследственной особенностью.
 Старый граф был левшой, как, очевидно, и большинство его предшественников. Кон тоже был левшой. Не было ли это зловещим предзнаменованием? Безумие ощущалось даже в самих стенах этого дома.
 Он пожалел, что взял с собой свечу, а не лампу или фонарь, чтобы оставить свободной левую руку, хотя никакого оружия при нем не было. Он хотел бы иметь при себе оружие, хотя самая большая опасность, которая могла угрожать ему, заключалась в том, что свечу могло задуть сквозняком и ему пришлось бы спускаться вниз в кромешной тьме.
 Добравшись наконец до огромного зала в средневековом стиле, Кон с облегчением остановился, чтобы успокоилось бешено бьющееся сердце. Это помещение было тоже весьма своеобразным, как и все остальное в этом доме. Стены здесь были щедро украшены различным оружием. Однако в этом зале находились два относительно здравомыслящих человеческих существа.
 — Смотрите-ка, человек! — воскликнул Рейском де Вер, с обманчивой томностью опускаясь на дубовую банкетку. Его красивое, с тонкими чертами лицо обрамляли золотистые локоны, мечтательные голубые глаза цинично и насмешливо взирали на окружающий мир.
 — Если графа Уайверна можно назвать человеком, — ответил Кон.
 — А разве не так? По крайней мере графы, кажется, были воинственными, — сказал Рейс, обводя взглядом стены.
 — Ошибаешься. Все это, наверное, было куплено на вес, оптом.
 — Жаль. Я-то надеялся, что некоторые мушкеты и пистолеты находятся в рабочем состоянии. Здесь явно ощущается приближение неминуемой битвы.
 Рейс это чует. Он человек военный, хотя и не участвовал в битве при Ватерлоо. Он и еще несколько офицеров в срочном порядке примчались из Канады, но опоздали. С досады он продал свой офицерский патент.
 Кон поставил свою свечу на массивный дубовый стол в центре комнаты, где уже стояли три свечи.
 — Единственной битвой здесь может быть битва с привидениями.
 — Зачем же в таком случае ты отправился среди ночи гулять в полном одиночестве?
 — Поразмять конечности, — ответил Кон, заглянув в озорные глаза Рейса.
 Рейс был некоторое время его младшим офицером в Испании, а в феврале они снова встретились в Мелтон-Моубри. Кон тогда только что получил известие о кончине своего сумасшедшего родственника. Рейс решил, что ему потребуется секретарь, и предложил свои услуги.
 В то время это выглядело довольно комично, но Кон не возражал. Однако, как оказалось, Рейс обладал недюжинными способностями администратора, хотя временами казался большим проказником.
 — Вы устали, милорд, — услышал он мягкий голос с испанским акцентом и, испуганно вздрогнув, открыл глаза. Оказывается, он задремал стоя.
 Голос принадлежал Диего, загорелому мужчине, почти вдвое старше Кона. У него были темные, типично испанские глаза и светло-русые волосы, тронутые сединой. Кон знал, что Диего приехал сюда исключительно для того, чтобы присмотреть за ним на первых порах. Как только Диего убедится, что с ним все в порядке, он возвратится в свою обожаемую солнечную Испанию.
 — Мы все устали, — сказал Кон, потирая глаза. — Если хотите, я могу сейчас показать вам, где вы будете спать, но скоро будут готовы ужин и ванна.
 Горячей воды хватало только на одну ванну, так что Кон, будучи графом, имел право принять ванну первым, а Рейс и Диего, если пожелают, могли воспользоваться ванной после него. До полного остывания воды в такой ванне могли вымыться человек десять. Во время войны оказаться даже десятым в очереди на ванну было неслыханной роскошью.
 — Я буду рад заняться слугами и заставить их поторопиться, сэр, — сказал Диего.
 Мысль о том, что Диего будет поторапливать Сьюзен, слегка встревожила его, но только слегка, потому что он был совсем сонный.
 — Не надо, — сказал Кон, преодолевая усталость, — В этом нет необходимости. Экономка держит ситуацию под контролем.
 — Это миссис Карслейк? Какая она из себя, сэр?
 — Молодая, — сказал он, прохаживаясь по комнате, чтобы разогнать сон. — И, несмотря на «миссис», незамужняя.
 — Хорошенькая? — спросил Рейс, расправляя плечи.
 — Это зависит от вкуса, — сказал Кон, с трудом подавляя желание издать предостерегающее рычание. — Но предупреждаю, обращаться с ней надо как с леди, потому что она и есть леди. Она дочь местного помещика.
 Не было необходимости объяснять сложные подробности происхождения Сьюзен.
 Обращаясь к обоим мужчинам, он добавил:
 — Если она будет задавать вопросы обо мне, не говорите ей ничего.
 У Диего дрогнули брови, на физиономии Рейса промелькнула озорная улыбка.
 Пропади все пропадом. Какой смысл скрывать от них это?
 — Много лет тому назад я знал ее, и она может проявить любопытство. Важно другое: в этих местах практически все связано с контрабандистами, но мы пока будем делать вид, что ничего не замечаем.
 — Хотя на самом деле это происходит, — сказал Рейс. — Отсюда и нехватка слуг в доме и лошадей на конюшне. Захватывающая ситуация.
 — Помни, Рейс, мы до поры до времени слепы, глухи и очень-очень глупы.
 Рейс шутливо отсалютовал ему:
 — Будет исполнено, сэр.
 Кон резко повернулся и увидел Сьюзен, направляющуюся к нему. Он не сдержался и пристально уставился на нее. Его не удивило, когда он увидел ее в мужской одежде, хотя никогда прежде не видел ее в подобном одеянии. Но, увидев ее в скучной униформе экономки, он был ошеломлен.
 Более того, он был оскорблен. Он готов был содрать с нее безобразный чепец и кружевную косынку. И приказать ей никогда не носить одежду темно-серого цвета, который лишал ее лицо всех его красок. Эта одежда портила ее красоту, что, казалось бы, было совершенно невозможно.
 Придя в себя, он представил ее другу. Заметив попытку Рейса пофлиртовать с ней, он с удовольствием услышал, как она ледяным тоном отшила его.
 Хорошо.
 Боже милосердный, неужели он способен опуститься до ревности?
 — Мы приготовили простой ужин для всех вас, милорд. Где вам будет угодно поужинать? — спросила она Кона.
 Диего обычно ел вместе со слугами, но сегодня Кону не хотелось, чтобы он заметил какие-нибудь действия контрабандистов. Они имели обыкновение охранять свои тайны с помощью ножа.
 — В порядке исключения накройте ужин в столовой для завтраков, пожалуйста.
 Она кивнула:
 — Если вы помните, где она находится, милорд, то проводите туда своих гостей, а я прикажу, чтобы подавали ужин.
 Она снова исчезла, и больше той ночью Кон ее не видел. Две служанки принесли суп, хлеб, сыр и пирог с изюмом и накрыли ужин. По просьбе гостей они принесли эль. Одна из них была не первой молодости и некрасивая, другая — молодая, тощая и редкозубая. Интересно, подумал Кон, уж не считает ли Сьюзен его и его людей мерзкими соблазнителями и не подобрала ли она для них специально самых некрасивых служанок?
 Когда они поели, он повел Рейса и Диего вверх по лестнице, где уже была готова полная дымящейся воды ванна. К тому времени он настолько устал, что даже желание купаться прошло, но с тех пор, как он вернулся домой после Ватерлоо, он старался никогда не ложиться спать грязным. Содрав с себя одежду, он уселся в деревянную лохань, быстро вымылся и, с трудом дотащившись до постели, заснул почти сразу же, как только принял горизонтальное положение.




 Глава 4


 Его разбудил дневной свет. Перед сном он забыл задернуть шторы. Проснуться утром под пение птиц — по-настоящему английское пробуждение, которое он все еще с удовольствием смаковал каждый божий день. Он любил Англию со страстью, которая накопилась за все те дни, когда его одолевали мысли о быстротечности жизни и о поражении Англии.
 Однако Англию, которую он любил, олицетворяли пологие холмы Суссекса, тишина и покой Сомерфорд-Корта и пасторальные пейзажи Хоук-ин-зе-Вейла. Этот дурацкий дом на покрытом вереском мысу, облюбованном сумасшедшими и преступниками, к ней не имел никакого отношения.
 Он встал с постели, скорчил гримасу в ответ на ухмылки драконов и, подойдя голым к небольшому окну, выглянул в сад, за которым скрывался раскинувшийся на многие мили пейзаж сельской Англии. Сад был окружен темными каменными стенами. Хорошо еще, что стены были увиты плющом, а в саду даже росли деревья. Однако они были какими-то чахлыми, и его не покидало неприятное ощущение замкнутого пространства.
 Такое ощущение, возможно, подходило бы для монастыря, но ведь он-то не имел намерения отречься от мира. Или имел? Не было ли его бегство из Хоук-ин-зе-Вейла и от своего друга в некотором роде актом самоотречения?
 Ну по крайней мере птицы здесь были. Пение птиц ему не приснилось, и он увидел, как с дерева на плющ перелетел воробей, а над крышей взмыли стрижи. Вот послышалась трель дрозда и радостное пение малиновки. Может быть, птицы пели о том, что люди недооценивают прелесть маленького садика, окруженного высокими стенами.
 Он обратил внимание на то, что дорожки в саду образуют определенный узор Пятиугольник. Оккультный символ. Кон покачал головой. В самом центре пятиугольника располагался фонтан, основанием которого служило скульптурное изображение, похоже, женщины и дракона. Еще одно выразительное свидетельство эксцентричности графа. Одиннадцать лет назад этого фонтана не было и в помине.
 Ему почему-то вспомнилось, что имеется еще и камера пыток.
 Если признаться откровенно, он предпочел бы не иметь к этому дому отношения, пусть даже здесь ему ничто не угрожает.
 Уголком глаза он заметил какое-то движение и увидел, что из-за угла вышла Сьюзен и торопливо пересекла по диагонали внутренний двор. Она все еще была в своем унылом сером платье, которое ему так не понравилось, чепец закрывал ее волосы, но походка была свободной и грациозной.
 Одиннадцать лет назад она носила школьную форму, но даже та шла ей гораздо больше, чем платье экономки. Он вспомнил, что ее платья тогда были светлых тонов и она всегда огорчалась, если на них попадали грязь или песок или появлялись зеленые пятна от травы во время их путешествий по окрестностям.
 Что делает здесь этот свободолюбивый эльф в своем сером одеянии экономки?
 Уж наверняка не ищет возможности соблазнить его. Для этого она надела бы что-нибудь привлекательное.
 Она остановилась, внимательно вглядываясь в высокий цветущий куст. Наверное, заметила на нем какое-нибудь интересное насекомое.
 Насекомые ее всегда интересовали.
 «Что ты имеешь в виду, говоря „всегда“? Ты знал ее всего две недели…»
 Но это были не простые две недели. Это была целая жизнь, уложившаяся в четырнадцать дней. Сьюзен любила наблюдать за поведением насекомых, лежа на земле или на песке. Она носила с собой альбом для этюдов и делала их зарисовки, демонстрируя незаурядный талант.
 Теперь он наблюдал за ней. Сьюзен выпрямилась, откинула голову и с наслаждением сделала глубокий вдох.
 Он сделал вдох вместе с ней и осторожно приоткрыл окно, впуская в комнату душистый воздух, которым дышала она.
 Как ни старался он не шуметь, она услышала, насторожилась и взглянула на него.
 Кон с трудом поборол желание отступить внутрь комнаты. Подоконник прикрывал его по пояс, так что выглядел он вполне прилично, хотя был голый.
 Они встретились взглядами и довольно долго не отводили глаз. Он увидел, что ее губы слегка раскрылись, как будто она хотела что-то сказать или просто вздохнула.
 Потом она все-таки отвела взгляд, торопливо пересекла дворик и исчезла.
 А он остался стоять у окна, опираясь руками о подоконник и тяжело дыша. Одиннадцать лет он убеждал себя, что все, что между ними было, не имеет значения, что все давным-давно прошло и что ее безжалостные слова, сказанные тогда, убили в нем все теплые чувства к ней, хотя, как ни странно, он всегда знал, что это была ложь.
 Ему было тогда пятнадцать, он был ослеплен, нетерпелив и пребывал в смятении…
 Иногда они сидели на вересковом мысу и болтали о повседневных вещах, или, лежа рядом на животах, говорили о личных проблемах, или, взявшись за руки, гуляли по берегу, а потом сидели в объятиях друг друга и делились своими мечтами и опасениями.
 Ко второй неделе настало полнолуние, и они убежали тайком ночью на берег, чтобы послушать магическую музыку моря, болтая обо всем, что приходило в голову. Он хотел разжечь костер, но она сказала, что этого делать нельзя, потому что его могут принять за световой сигнал контрабандистам.
 Она много чего знала о контрабандистах и делилась с ним своими знаниями, а он, романтически настроенный юноша, приходил в восторг от ее рассказов о приключениях фритрейдеров. Потом она призналась в том, что связана с фритрейде-рами кровными узами, что не является дочерью сэра Натани-эла и леди Карслейк, хотя и носит их фамилию. Ее родители — сестра сэра Натаниэла Изабелла и владелец таверны «Георгий и дракон» в деревне Драконова бухта.
 Кроме того, Сьюзен рассказала, что ее отец, Мельхиседек Клист, — главарь шайки контрабандистов, так называемый Капитан Дрейк.
 Она явно и сама не знала, гордиться ей такими родителями или стыдиться их. Хотя «леди» Бел открыто жила с Мельхиседеком Клистом в Драконовой бухте, они не состояли в браке.
 Явная непристойность этой греховной связи приятно щекотала нервы Кона — ведь в Хоук-ин-зе-Вейле никогда ничего подобного не случалось. В целом, однако, такому происхождению, по его мнению, можно было только позавидовать, и в его глазах это придавало Сьюзен еще большую исключительность.
 Так как вместе с братом Фредом Кон много времени проводил в деревне, то он принялся выискивать среди жителей Капитана Дрейка. Однако тот ни разу ему не попался, а заходить в таверну «Георгий и дракон» без причины было нельзя.
 Тем не менее они отлично проводили время в деревне. Рыбаки, чистившие рыбу или чинившие сети, очень любили поговорить. И ребята с удовольствием слушали рыбацкие были и небылицы, пытаясь угадать, кто из них контрабандист, а кто — нет.
 Но если уж говорить правду, контрабандистами были все.
 Иногда рыбаки брали их с собой и даже позволяли им вытягивать сети. Фреду нравилось выходить в море на лодке гораздо больше, чем Кону, так что у Кона было время одному побродить по деревне в надежде послушать какие-нибудь секреты контрабандистов.
 Глупый мальчишка.
 В конце концов он увидел Мэла Клиста, мускулистого мужчину среднего роста с квадратной челюстью и зеленовато-карими, как у Сьюзен, глазами. Его нельзя было назвать красавцем. Это был ширококостный мужчина со сломанным, и, видимо, не один раз, носом, но его можно было без труда представить в роли главаря. Одет он был, как подобает процветающему коммерсанту, каковым и являлся: в визитку и модную касторовую шляпу.
 В следующий раз он увидел его вместе с леди Бел, которая была одета элегантно, но несколько вызывающе, чего никогда не позволила бы себе, скажем, леди Карслейк. Ему казалось удивительным, что такая безнравственная женщина — мать Сьюзен, хотя он сразу понял, что она не имеет ничего общего со своими детьми.
 Леди Бел вызывала его любопытство, но еще большее любопытство вызывал сам Капитан Дрейк. У него появилась мечта поговорить со своим кумиром.
 Его мечта осуществилась, но состоявшийся разговор был далек от того, о котором он мечтал.
 Он сидел на каменистом пляже, слушая старого Сима Лоустока, который излагал свою версию убийства дракона первым графом, когда их беседу неожиданно прервали. Его вежливо, но решительно сопроводили в таверну «Георгий и дракон», но не в пивной зал, а в заднюю комнату, обставленную скорее как гостиная джентльмена.
 Мэл Клист сидел на софе в костюме джентльмена, а рядом с ним — леди Бел. Кон впервые видел ее вблизи и заметил ее чистую кожу и большие голубые глаза. Обращала на себя внимание ее ярко выраженная сексуальность. Кроме того, ее платье имело слишком глубокое декольте, а шляпку с широкими полями украшало великолепное перо, окрашенное в алый цвет.
 Капитан Дрейк и леди Бел восседали на софе, словно король и королева, и Мэл Клист стал говорить о Коне и Сьюзен.
 Даже теперь Кон, мужчина, прошедший испытание войной, занервничал, вспомнив об этом разговоре. Или, скорее, судилище.
 Нет, Клист не проявил жестокости, тем не менее Кон сразу ощутил всю мощь Капитана Дрейка, прирожденного лидера, а также силу власти человека, от которого зависело благосостояние всех рыбаков на побережье. Если бы он приказал кому-нибудь сбросить Кона с лодки в открытом море, это было бы исполнено беспрекословно.
 За последние годы, когда Кону пришлось утверждать собственный авторитет, он не раз обращался к примеру Капитана Дрейка, используя методы прямого предупреждения и скрытой угрозы.
 В тот раз это был всего лишь разговор, в ходе которого Мэл признал, что Сьюзен Карслейк его дочь и что она имеет полное право бродить, где ей угодно в этом районе, потому что, будьте уверены, никто не причинит ей никакого вреда. И что такого многообещающего юношу, как Кон Сомерфсрд, несомненно, ждет интересное будущее где-нибудь вдали отсюда, возможно, в армии или в области юриспруденции.
 Это было не сказанное впрямую, но облеченное в словесную шелуху, явное предупреждение мужчины мужчине не делать того, что они с Сьюзен сделали на следующий же день.
 Кто знает, возможно, именно это предупреждение и заронило мысль об этом в его голову? Его мальчишеское обожание, все его помыслы были чисты в своей основе, но молодое, здоровое тело было нетерпеливо.
 Мэл Клист в категорической форме запретил ночные встречи. Он не угрожал, но Кон понял, что, если они с Сьюзен не подчинятся приказу, им обоим придется горько раскаяться в этом.
 Поэтому на следующий день они встретились ближе к вечеру в Ирландской бухте, расположенной примерно в миле и от рыбацкой деревни, и от Крэг-Уайверна. Туда было нелегко добраться, так как старая дорога была разрушена в результате оползня, а тропинка, ведущая на берег, крута и опасна. Это была тропа контрабандистов, как сказала ему Сьюзен, а она и должна быть труднопроходимой. Зная, что за ними могут следить, они спустились туда в поисках укромного местечка.
 Они ничего не планировали.
 По крайней мере он не планировал.
 Они пожаловались друг другу на взрослых, которые вечно во все вмешиваются, которые не понимают дружбы, и посмеялись над их подозрениями.
 Потом они поцеловались, чтобы доказать, насколько несправедливы их подозрения…
 Но подозрения были справедливы.
 Он уже целовался с одной или двумя девочками. Это его слегка интриговало, но не вызывало особого желания повторить.
 Когда он поцеловал Сьюзен, все было по-другому. Даже сейчас, закрыв глаза, он смог почти почувствовать это снова, ощутить вкус ее нежных губ, ее неуверенную, невинную ответную реакцию, от которой его бросило в жар и перехватило дыхание.
 Он до сих пор помнит запах ее нагревшейся на солнце кожи, напоминавший нежный аромат цветов.
 Он ощутил возбуждение. Неожиданное, тревожащее, требовательное. Эрекции у него случались и раньше. Но никогда еще они не были так целенаправленны.
 Она поняла. Взглянула на его брюки, усмехнулась и покраснела. Он и сам покраснел до корней волос.
 — Говорят, это можно излечить холодной водой, — сказала она и, встав на ноги, принялась снимать с себя платье. На ее слегка округлившемся теле не было даже корсета, а только сорочка, чулки и туфли. Сбросив чулки и туфли, она крикнула. — Идем! — и побежала в воду.
 Высокая, худенькая, но уже женственная со всеми своими нежными округлостями, спрятанными под сорочкой.
 С вершины утеса их мог увидеть любой! Но поскольку дороги сюда не было, никто не мог проехать мимо и увидеть их случайно.
 Но если же за ними наблюдают специально, то к угру он будет либо женат на ней, либо мертв. Сьюзен, наверное, выпорют. Но даже понимая все это, он быстро разделся и вбежал следом за ней в холодную воду.
 Она поплыла. Он не раздумывая поплыл следом. Она хорошо плавала, лучше, чем он, и они принялись плавать туда-сюда в соленой воде, и ее сорочка плотно облепила тело. Они как будто исполняли танец, и как в танце партнеры чувствуют друг друга, так и они без слов чувствовали и понимали друг друга, причем с каждым случайным прикосновением все острее. Они все понимали, но ни он, ни она, словно завороженные, не отрывали своих взглядов.
 Потом она встала на ноги. Вода плескалась вокруг, то скрывая, то вновь открывая взгляду маленькие груди под ставшей прозрачной от воды сорочкой. И он снова не мог отвести глаз от этих маленьких округлостей.
 — Если хочешь, можешь потрогать их, — сказала она.
 Бросив испуганный взгляд на безлюдное побережье, он так и сделал. Если Капитан Дрейк узнает, что он прикасался к груди его дочери, ему не жить.
 Но за такое и умереть не жалко.
 Ее груди были холодными от воды под грубой тканью, но такими нежными и упругими на ощупь, что Кон сразу понял: в них сосредоточена божественная красота и тайна женского тела, и он инстинктивно поцеловал их, мечтая быть похрабрее и отважиться освободить их из-под сорочки, чтобы почувствовать шелковистую теплую кожу, а не грубую холодную ткань…
 Скрипнула дверь, моментально вернув его из прошлого в настоящее.
 В дверях стояла краснощекая служанка, прижав огромный кувшин к груди.
 — Я постучала, милорд! Миссис Карслейк сказала, что вы уже встали… — Она закусила губу, почувствовав, что сказала что-то не так.
 Он стоял перед ней совершенно голый, и достаточно одного взгляда, чтобы убедиться, что у него сильнейшая эрекция.
 Они оба замерли на мгновение. Потом служанка отвела глаза, бросилась к умывальнику и так же быстро вернулась к двери. Однако возле двери она чуть замедлила шаг. Ее глаза скользнули по его телу.
 — Может быть, вам желательно еще что-нибудь, милорд?
 Он затаил дыхание, почувствовав, как взыграли самые низменные инстинкты. Служанка явно была готова на все услуги. И хотя она была некрасивой и толстошеей, это, видимо, не имело значения.
 — Нет, — с усилием сказал он. — Это все, что мне нужно.
 Дверь закрылась, и он закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. Не хватает, черт возьми, только начать использовать служанку для удовлетворения своих потребностей.
 Правда, он понимал, что настоящая причина, по которой он отклонил предложение служанки, заключается не в этом. Ему не позволила это сделать мысль о том, как отреагирует Сьюзен, когда узнает об этом.
 Сьюзен была на кухне и наблюдала, как Эллен обжаривает кусочки хлеба, когда вбежала Дидди Хаулок.
 — Он был голый. Абсолютно голый! И при этом в полной готовности!
 Пять женщин, молодых и старых, находившихся в кухне, оживились. Послышались смех и восклицания.
 — И ты оставила его в таком состоянии, Дидди? — сказала миссис Горленд, кухарка средних лет, которая не жила в доме, а ежедневно приходила на работу. — Упустила такой удачный случай!
 Дидди хихикнула:
 — Я ему предложила. Я не возражала бы прижить ребенка от графа. Возможно, он обеспечил бы меня на всю жизнь, а этот граф, судя по всему, в состоянии сделать ребенка.
 Сьюзен сдержала резкие слова, рвавшиеся с языка, потому что боялась выдать себя. Если дать малейший повод, то кто-нибудь из местных жителей непременно вспомнит, что когда-то они с Коном были… тем, чем были.
 Друзьями. Они были друзьями.
 Люди вспомнят о встрече Кона с Капитаном Дрейком в «Георгии и драконе». Никто не знал, о чем они говорили, но многие догадывались. Большинство полагало, что это была юношеская любовь, хотя, кажется, никто не догадывался, что они зашли так далеко, как зашли.
 Да и кому бы такое пришло в голову? Юная леди из поместья, пусть даже она незаконнорожденный ребенок, и молодой джентльмен из Сомерфорд-Корта. Простые люди почему-то упорно считали, что у знатных людей плотские желания не так сильны, как у них, даже если, например, отношения между леди Бел и Мэлом Клистом свидетельствовали о другом. Или, скажем, если вспомнить старого графа, который тащил в свою постель любую более или менее молодую женщину, которая изъявляла готовность.
 Люди скоро поймут, что новым графом стал Кон Сомер-форд, тот самый парнишка, который околачивался в деревне, буквально впитывая каждую историю, которую рассказывали, и который часами лазал по скалам вместе с мисс Сьюзен. Он производил хорошее впечатление, и люди в деревне еще многие годы, буквально сводя ее с ума, говорили о нем «этот ваш молодой человек, мисс Сьюзен».
 Это может начаться снова. Кто бы мог подумать, что новым графом станет «этот ваш молодой человек, мисс Сьюзен»?
 Как она сможет это вынести?
 Вокруг нее женщины болтали, посмеивались, вспоминая голого графа, а ей вспомнилось, как он смотрел на нее из окна. Она была уверена, что на нем были надеты подштанники, но теперь она понимала, что он был абсолютно голый. Вопреки всякой логике она почему-то смутилась, вспомнив об этом.
 Вернее, возбудилась.
 — У него такое красивое тело, — рассказывала Дидди, довольная тем, что оказалась в центре внимания. — Мощная мускулатура и никаких безобразных шрамов.
 Да, думала Сьюзен, гибкое юношеское тело возмужало и закалилось, превратившись в великолепное мужское тело с широкими плечами и хорошо развитой мускулатурой.
 Никаких безобразных шрамов… Разве были шрамы?
 Конечно, были.
 — Только на груди татуировка, — продолжала Дидди. — Лично мне татуировки не нравятся.
 Значит, когда он стоял у окна, она заметила не тень, упавшую на грудь.
 — Там изображен дракон. Не такой, как китайские. Те мне даже нравятся, — сказала Дидди. — Вспомнила! Этот похож на дракона в комнате святого Георгия. Такое страшное старое чудище. Обвилось кольцами прямо вокруг его… — Дидди обвела рукой вокруг своей правой груди.
 Сьюзен почувствовала запах горелого и резко обернулась. Эллен, раскрыв рот, смотрела на Дидди.
 — Хлеб подгорает! — сердито сказала Сьюзен, хлопнув девчонку по затылку и сразу же пожалев об этом.
 Эллен заплакала и, выбросив подгорелый кусок, взяла новый.
 — Извините меня, мэм.
 Сьюзен почти не спала прошлой ночью: сначала хотела убедиться, что контрабандные товары благополучно припрятаны в подвалах, а потом не давали заснуть мысли о Коне. Но не следовало вымещать зло на бедняжке Эллен.
 Сьюзен погладила ее по голове:
 — Извини. Но смотри за хлебом, а не на сиськи Дидди. — Она обернулась к остальным женщинам. — Довольно этих бесстыдных разговоров. Теперь это приличный дом. И никаких безнравственных поступков, слышите?
 Все поспешили заняться своим делом, только Дидди добавила:
 — Он ведь граф Уайверн, не так ли? И он не пропустил мимо ушей мое предложение. Я сама видела. Вот.
 Сьюзен была уверена, что так оно и было. Дидди была некрасивой, но у нее было зрелое тело, большие груди, гостеприимные округлые бедра. Ухажеров у нее было предостаточно, и то, что она до сих пор не вышла замуж, объяснялось лишь ее желанием получше устроиться в жизни.
 Но не поступок Дидди привел Сьюзен в такое смятенное состояние и дурное настроение. И не усталость.
 — Одному Богу известно, почему граф так рано проснулся, — сказала она. — Но наше дело приготовить ему хороший завтрак. Так что принимайтесь-ка за работу.
 Сьюзен ушла в свою комнату и некоторое время сидела задумавшись, обхватив себя руками.
 Не мысль о Коне с Дидди вывела ее из равновесия.
 Дракон.
 Если Кон Сомерфорд вытатуировал на груди изображение дракона, как на большой картине в комнатах святого Георгия, то в этом виновата одна она.




 Глава 5


 Они разговаривали о его имени — Джордж, или библейское Георгий, — и о том, почему он им не пользуется. Он рассказал ей о двух Джорджах, своих друзьях, и о том, почему они выбрали для себя имена Ван и Хоук.
 Все трое родились примерно в то время, когда французы бросили в тюрьму своего короля, и их родители из монархических побуждений назвали при крещении своих сыновей Георгиями. Их семьи жили поблизости друг от друга, и мальчики, подрастая, стали близкими друзьями, поэтому их одинаковые имена часто вызывали путаницу.
 В конце концов они решили исправить положение. Все они хотели быть Георгиями, но не в честь короля Георга, а в честь святого, победившего дракона. В их понимании дракон был воплощением всего зла, существующего в мире, а святой Георгий — идеальным героем, образцом для подражания. Сначала они хотели бросить жребий, но потом решили, что если уж они не могут все быть Георгиями, то пусть никто им не будет. И придумали себе новые имена.
 Джордж Вандеймен стал Ваном, Джордж Хоукинвилл — Хоуком, только Джордж Сомерфорд заупрямился, отказавшись называться каким-то девчоночьим именем Сомер, взял себе вместо него уменьшительное от своего второго имени Коннот и стал называться Кон.
 Она с завистью слушала его рассказы о близких друзьях. Сама она росла в поместье Карслейк, и подругами у нее были кузины, потому что никаких других подходящих юных леди в округе не было. Ее кузины, хотя и очень милые девочки, не разделяли ее врожденной склонности к приключениям. В этом отношении ей больше подходил Дэвид, но он был ее братом, к тому же на два года моложе ее.
 Кон стал ее первым настоящим другом. И она представляла себе, что его друзья являются также и ее друзьями. Джорджи, как называл их Кон. Иногда он называл свою компанию триумвиратом: Кон, Ван и Хоук.
 У него также были друзья в «Компании шалопаев» из школы Харроу, в которую входили двенадцать человек, объедипившихся под предводительством мальчика по имени Николас Делении, чтобы защищаться от хулиганов, а также придумывать всякие остроумные проделки.
 В целом у него было четырнадцать друзей.
 Такого богатства она себе и представить не могла.
 Однако теперь воспоминания омрачались этой татуировкой.
 Кон любил историю о святом Георгии и драконе, как и все прочие истории о драконах, которые рассказывали в Крэг-Уайверне. И хотя он был весьма невысокого мнения о девонских Сомерфордах, его глубоко волновала кровная связь с возможным убийством дракона. Его вместе с братом поместили в Скандинавских комнатах, но, едва узнав о существовании комнат Святого Георгия, он стал просить, чтобы его переселили туда.
 Однажды он тайком провел ее в Крэг-Уайверн, и они поднялись в его комнату, чтобы рассмотреть как следует картину на стене. Как ни странно, тот факт, что они находятся вдвоем в его спальне, ничуть не смущал их. Шел седьмой день их знакомства, и только потом все переменилось.
 — Тебе не кажется, что Георгий похож на меня? — спросил он, с надеждой заглядывая в ее глаза.
 Она посмотрела на святого, однако под доспехами, развевавшимся красным плащом и большим шлемом, украшенным гербом, было очень трудно его разглядеть. Но она понимала, что, как друг, она должна поддержать его.
 — Да, похож, — сказала она. — У него твой квадратный подбородок. И совсем такие же, как у тебя, высокие скулы.
 — Пусть даже я Кон, — сказал он, — но в сердце я Георгий, защитник слабых и немощных. Если тебе будет что-нибудь угрожать, Сьюзен, я защищу тебя.
 — Я не слабая и немощная! — запротестовала она с возмущением, при воспоминании о котором у Сьюзен нынешней появилась на губах кривая улыбка.
 Он смутился, принялся извиняться, и в конце концов они снова выбежали из дома туда, где все проблемы казались значительно проще.
 Она чувствовала, что он хочет, чтобы она называла его Георгием, но ей казалось, что это имя почему-то ему не подходит. Он был Коном, надежным, веселым и красивым Коном. Однако она помнила, что после того, как они отдались друг другу, она сказала: «Мой Георгий», а он поцеловал ее и сказал: «Твой навсегда».
 Она отлично помнила тот момент — безупречный, как бриллиант в золотой оправе. Она лежала в его объятиях в теплой тени утеса, кричали чайки, о ближайшие скалы ласково плескались волны.
 Ей было хорошо не только благодаря тому, что они только что сделали. Просто она нашла того человека, с которым будет всю жизнь и с которым никогда не захочет расстаться.
 Она понимала, что расстаться им все же придется. Они были слишком молоды. Люди заставят их подождать. Но они все равно соединены навеки. И последним великолепным штрихом в этой картине будущего было то, что ее святой Георгий, ее герой, ее друг станет однажды графом Уайверном.
 А она станет леди Уайверн, королевой всего, что их окружает.
 Ей и в голову не приходило, что Кон — всего лишь младший сын. Он был такого же роста, как брат, только сильнее и энергичнее, чем он. Фред Сомерфорд был к тому же очень застенчивым и становился разговорчивым только тогда, когда речь заходила о кораблях.
 Итак, влюбившись в Кона, она одновременно влюбилась и в картину безоблачного будущего, которую она нарисовала в своем воображении.
 Она больше не будет незаконнорожденной дочерью леди Бел, которой без конца напоминают, как добры сэр Натаниэл и леди Карслейк, которые относятся к ее детям как к членам своей семьи.
 Она больше не будет человеком, который занимает не свое место.
 Она будет графиней Уайверн.
 Уж тогда она утрет нос всем тем, кто обращался с ней и Дэвидом как с не вполне полноправными членами местного общества, кто не разрешал своим детям проводить время в их компании, кто постоянно следил за каждым их промахом, чтобы уличить в плохом поведении.
 Она будет графиней Уайверн. Вот тогда каждому придется любезно раскланиваться и улыбаться ей. Дэвида она тоже сделает респектабельным членом общества, чтобы он мог бывать где угодно и делать что угодно. Например, жениться на богатой наследнице Самому стать, если захочет, лордом. Уважаемым лордом.
 Больше никто и никогда не сможет смотреть на них сверху вниз.
 И она лежала в его объятиях, уверенная, что все идет так, как надо.
 — Я не знаю, когда вернусь, — сказал он, поглаживая ее тело с таким видом, будто оно скрывало в себе волшебную тайну.
 Она смотрела на него так же. То, что между ними произошло, причинило небольшую боль, тем не менее это было так чудесно, что она и представить себе не могла, и ей очень хотелось сделать это еще раз.
 Была опасность зачать от него ребенка, но если бы это случилось, то было бы не так уж и плохо. Им пришлось бы сразу же пожениться.
 — Постарайся вернуться поскорее, — сказала она, выводя пальцем узор на песке, приставшем к его груди.
 — Возможно, придется задержаться на целый год. Не знаю, как я это вынесу.
 — На год? — Она взглянула ему в лицо. — Ты можешь попросить, чтобы разрешили вернуться поскорее.
 — По какой причине?
 Она поцеловала его:
 — Чтобы увидеться со мной.
 Он улыбнулся:
 — Не думаю, что кто-нибудь признает это уважительной причиной. Скажут, что мы слишком молоды.
 — Скажи, что хочешь получше узнать все, что касается твоего будущего землевладения.
 — Это не мое землевладение, оно принадлежит Фреду.
 Она даже сейчас помнила то ощущение: ее словно окатили ледяной водой.
 — Но он моложе тебя, — запротестовала она, хотя уже поняла, что это глупо и что он не будет лгать о таких вещах.
 — Возможно, он выглядит моложе, но он на тринадцать месяцев старше меня. Ты жалеешь, что наследник не я? — поддразнивая, сказал он, уверенный, что она рассмеется и примется оправдываться.
 Но ее начал трясти озноб, как будто они из жаркого августа неожиданно попали в холодный ноябрь. И это было не только потому, что он никогда не станет владельцем Крэг-Уайверна и что он младший сын и никогда не будет лордом. Он, как и она, ни на что не имел здесь права, был посторонним.
 Если она выйдет за него замуж, ей придется следовать за ним либо вместе с армией, либо из прихода в приход как супруге викария, а она больше всего на свете хотела укрепиться на этой земле, по праву занимать здесь свое место.
 Сьюзен отдала Кону свою девственность, чтобы приковать его к себе. Она его соблазнила. Нельзя сказать, что он сопротивлялся, однако он никогда бы этого не сделал, если бы она не проявила инициативу. Она сделала это, чтобы наконец утвердиться здесь, а вместо этого совершила такой необдуманный поступок, словно пустилась в открытое море без руля и без ветрил.
 А что, если она забеременела?
 Сейчас, оглядываясь назад, Сьюзен не могла понять ту девочку. Почему она не почувствовала тогда, что с Коном ее место в жизни, ее безопасность, ее стабильность? Возможно, ее обманывал его мягкий характер, его способность просто радоваться жизни, и она боялась, что на него нельзя положиться?
 Если так, то она тогда сильно недооценивала то, что скрывалось в нем под этой внешней мягкостью.
 Но ей тогда было всего пятнадцать лет. А какая пятнадцатилетняя девчонка способна судить о таких вещах? Однако многие вот так же ломают себе жизнь по собственной глупости.
 Неудивительно, что родители защищают своих отпрысков с самой их юности.
 У него вытянулось лицо, и в глазах больше не было радостной уверенности. Ей хотелось поцеловать его, сказать, что для нее не имеет значения, наследник он или нет. Она отчетливо понимала это. Но понимала и то чувство, которое раздирало ее на две части: часть, которая любит Кона Сомерфорда, и часть, которая все поставила на карту для того, чтобы стать графиней Уайверн. Схватив сорочку, чтобы прикрыть наготу, она резко отодвинулась от него.
 — Да, мне жаль, что ты не старший брат. Я хочу быть графиней. На меньшее я не согласна. — Она даже попыталась извиниться.
 И сейчас, одиннадцать лет спустя, Сьюзен поморщилась, вспомнив, как глупо прозвучало это извинение.
 А он сидел на песке голый, прекрасный, ошеломленный ее предательством. И она даже попыталась утешить его:
 — Если подумаешь хорошенько, то будешь, наверное, рад. Зачем тебе связывать судьбу с незаконнорожденной дочерью контрабандиста и шлюхи?
 Это была ошибка. Она увидела в его глазах проблеск надежды. Он хотел возразить, и она, схватив свою одежду, бросилась от него прочь, успев крикнуть:
 — Я не хочу больше видеть тебя! Никогда больше не заговаривай со мной!
 И он подчинился.
 Если бы он пошел тогда за ней или попытался встретиться в оставшиеся несколько дней, она бы, возможно, пришла в себя. Но будучи Коном, он принял ее слова за чистую монету, и до прошлой ночи она не видела его и не разговаривала с ним.
 Ее сердце было разбито, но, как ни странно, это укрепило ее волю. Ее мать, следуя велениям сердца и плотским желаниям, вступила в греховный союз, из-за чего возникли все проблемы Сьюзен. Леди Бел могла бы хорошо выйти замуж. За ней ухаживала половина графства, включая самого графа.
 Но она послушалась своего глупого сердца и предпочла всем владельца таверны в рыбацкой деревушке. И пусть даже Мэл Клист был Капитаном Дрейком, это не придавало их безнравственной связи респектабельности в глазах окружающих.
 Оглядываясь назад, Сьюзен поражалась стальной воле той пятнадцатилетней девочки, способной подавить все свои инстинкты, чтобы добиться поставленной цели и стать знатной леди, а не объектом благотворительности.
 Зажав рот рукой, Сьюзен проглотила слезы. Она-то надеялась, что все давным-давно забылось, ан нет!
 Та, пятнадцатилетняя, пыталась безжалостно выкорчевать Кона из своей памяти. С годами пришла мудрость, потом сожаление, но она все еще прилагала усилия, пытаясь его забыть. Но что сделано, то сделано, хотя временами ей казалось, что она может истечь кровью, если позволит себе думать об этом.
 Ей следовало бы давно смириться с тем, что это не сработало. В течение одиннадцати лет каждый камешек, каждое растение, каждое насекомое напоминали ей о нем. Бывать в Ирландской бухте было невыносимо. И она с тех пор никогда не заглядывала туда.
 Сьюзен думала, что ей удастся глубоко похоронить свои воспоминания, но оказалось, что это не так. Тогда она позволила двоим мужчинам соблазнить себя исключительно для того, чтобы изгнать из своего тела воспоминания о Коне. Это тоже не сработало. Не помог даже такой опытный распутник, как лорд Райвенгем, доставивший ей удовольствие, которого она ожидала, но так и не сумевший заставить ее забыть сладость неуклюжей близости с Коном.
 Стремясь к достижению своей цели, она даже пыталась привлечь внимание Фреда, старшего брата Кона. Променяв рай на Крэг-Уайверн, она так или иначе должна была заполучить его, иначе все ее жертвы были бы напрасны.
 Теперь, оглядываясь назад, она благодарила Бога за то, что Фред Сомерфорд даже не думал о женитьбе. Трудно представить себе, как бы она встретилась теперь с Коном в качестве его невестки.
 Она слишком поздно поняла, что, привлеченная показным блеском, гналась за несбыточной мечтой. Иногда она мечтала снова встретить Кона и попытаться залечить раны, но Фред, приезжавший в Крэг-Уайверн несколько раз в году, рассказал, что Кон вскоре после возвращения домой пошел в армию, уехал за границу и с тех пор почти не бывал дома.
 По какой-то причине тот факт, что Кон находился за пределами Англии, заставлял ее еще острее чувствовать, что он для нее потерян. Несмотря на это, она долгие годы писала письма, адресуя их сначала прапорщику, потом лейтенанту, потом капитану Джорджу Конноту Сомерфорду. Письма эти она затем рвала и сжигала.
 О карьере Кона она знала все, потому что тетушка Мириам приглашала его брата Фреда бывать в их доме, когда он пожелает. Отчасти это объяснялось ее искренней добротой, а отчасти тем, что у нее были две дочери и племянница, и каждая из них могла бы, как, впрочем, и любая молодая женщина, стать графиней Уайверн.
 Ей вспомнилось, как однажды во время семейного обеда Фред достал миниатюру Кона, присланную ему братом, где он был изображен в своем новеньком капитанском мундире. Миниатюра обошла по кругу всех присутствующих за столом. Сьюзен, испытывая нетерпение и страх, ждала своей очереди.
 Когда она взяла ее в руки, у нее перехватило дыхание. Сьюзен не хватило времени как следует рассмотреть ее.
 Ей отчаянно хотелось схватить миниатюру, спрятать ее, украсть.
 Тогда ему было двадцать два года. У него был все тот же подбородок, а высокие скулы выделялись еще отчетливее, потому что он похудел. Согласно уставу, его волосы были припудрены, отчего еще больше выделялись его серебристо-серые глаза, окаймленные черными ресницами. Однако он улыбался, и она искренне порадовалась, что он, должно быть, счастлив и, возможно, совсем забыл о ней.
 Но он все еще был на войне. Она каждую неделю внимательно читала списки убитых и раненых, моля Бога сделать так, чтобы она никогда не увидела его имени в таком списке.
 Часто бессонными ночами она вновь и вновь переживала момент своего твердого решения, представляя себе, что могло бы случиться, если бы она последовала зову своего слабого сердца, а не подчинилась своей собственной сильной воле. Им тогда было всего по пятнадцать лет. Вопрос о женитьбе мог бы возникнуть лишь в том случае, если бы она забеременела, чего, к счастью, не произошло.
 Кону как младшему сыну нужно было выбрать себе профессию, но, возможно, ради нее он сделал бы другой выбор. Более безопасный. По крайней мере она была бы с ним, даже если бы ему пришлось стать солдатом.
 Эти бесполезные мучительные мысли постоянно одолевали ее, особенно если она просыпалась среди ночи. Однако с годами боль несколько притупилась, и она стала смотреть на все, что произошло, как бы со стороны.
 До тех пор, пока здесь снова не появился Кон. С отметиной, которую она никогда не хотела на нем видеть, но все же Кон собственной персоной. Если бы она не была такой непреклонной, если бы позволила себе любить и быть любимой, он по-прежнему был бы мягким, улыбчивым человеком, каким она его знала.
 Он видел себя святым Георгием, борющимся со злом, но в какой-то момент сделал татуировку дракона на своей груди.
 Она встала на ноги и, спланировав свой путь таким образом, чтобы ни в коем случае не столкнуться с ним, торопливо направилась в комнаты святого Георгия.




 Глава 6


 Убранство комнат святого Георгия смутно напоминало римский стиль: имитация мозаичных полов и классические белые льняные шторы. Фреска, изображающая Георгия, убивающего дракона, занимала большую часть стены в спальне. Сьюзен частенько приходила сюда, чтобы посмотреть на нее.
 Святой Георгий действительно немного напоминал Кона, но сейчас показался ей не очень внушительным по сравнению с закаленным в боях воином. В элегантно согнутой руке он держал копье и выглядел неспособным на жестокость или насилие. Кон вчера всего один раз прикоснулся к ней, чтобы поднять на ноги, но она сразу почувствовала силу в его руках. Грациозная поза святого казалась больше женственной, чем мужественной. В движениях Кона всегда была грация, но они были энергичными и решительными, а теперь еще и очень мужественными.
 Дракон был жив. Он поднялся на дыбы позади святого, задрав голову с рогами, как у дьявола. На заднем плане виднелась прикованная цепями к скале, потерявшая сознание девственница, которую готовились принести в жертву. Пасть дракона была приоткрыта, и виднелись огромные клыки и раздвоенный язык. Дракон выглядел и впрямь воплощением зла, и Сьюзен хотелось крикнуть святому Георгию, чтобы он оглянулся…
 Дверь открылась, и она круто повернулась к ней.
 В дверях застыл в изумлении Кон:
 — Извините. Теперь вы живете в этих комнатах?
 Она чувствовала, что покраснела, и во рту у нее пересохло. Она с усилием заставила себя говорить:
 — Нет. Я занимаю комнаты экономки внизу. Я… Я хотела…
 — Не лги, — решительно произнес он. — Между мной и святым Георгием было что-то общее, не так ли? — Он подошел ближе, чтобы разглядеть картину, но старательно избегая приблизиться к Сьюзен. — Я был самоуверенным молодым ослом, потому что сам находил сходство.
 — Не говорите так. Вы ведь знаете, что первый граф сам позировал для этой картины.
 — Наверное, этим и объясняется некоторое сходство. — Он взглянул на нее. В его взгляде не было и намека на юмор. — Хотя я не уверен, что хотел бы иметь сходство с сумасшедшими девонскими Сомерфордами.
 На его губах появился едва уловимый намек на улыбку, словно обещание солнца в пасмурный день, когда небо плотно закрыто тучами.
 Ей хотелось спросить, почему он пришел сюда, хотя она это знала сама. Он пришел с той же целью, что и она: чтобы совершить экскурс в прошлое.
 Больше всего ей хотелось спросить у него, есть ли теперь, по прошествии многих лет, возможность исправить зло, которое она ему причинила.
 Но нет. Раны, которые она нанесла, должно быть, давно зажили, остались только шрамы. А шрамы, как татуировку, не сотрешь. И прошлое не вернуть.
 Тем более что она находилась здесь только для того, чтобы отыскать спрятанное графом золото для Дэвида и шайки. Деньги по праву принадлежали «Драконовой шайке» и были сейчас всем отчаянно нужны. Но Кон этого не поймет. Он сочтет, что это новое предательство с ее стороны.
 Но если контрабандистская вылазка пройдет гладко, как она надеется, фритрейдеры не будут уже так сильно нуждаться в деньгах. И ей не придется снова предавать Кона…
 Пауза в их разговоре затянулась, и она боялась, что может в конце концов сказать такое, о чем не следует говорить. Чтобы разрядить обстановку, она открыла ближайшую дверь в стене.
 — А здесь новшество, которое появилось после того, как вы пользовались этими комнатами.
 Он подошел к двери и заглянул в другое помещение:
 — Римская баня?
 — Да. — Она повела его по узкой полоске покрытого плиткой пола и поднялась по нескольким ступеням, чтобы показать ему сверху огромную выложенную мозаикой ванну. Она не подумала о картине, которая висела здесь, думая лишь о том, чтобы уйти от фрески в спальне.
 И теперь она почувствовала, что краснеет, потому что на картине был изображен святой Георгий, которого можно было узнать только по шлему, потому что ничего другого на нем не было. Он был готов вонзить напряженный фаллос огромных размеров в женщину, предположительно являющуюся спасенной принцессой.
 Спасенной? Она была все еще прикована к скале цепями и явно пыталась воспротивиться своей судьбе.
 — Столь эксцентричная форма убийства физически невозможна, — заметил Кон, — как и эта ванна, должно быть, непригодна для купания. Краны здесь работают?
 — Конечно. — Она обошла ванну и остановилась по другую сторону, чтобы быть подальше от него. — На чердаке имеется цистерна, а под ней — топка. Чтобы нагреть воду, требуется время, но ванну можно наполнить.
 — Вижу, что имеется и выпускное отверстие. Куда выпускается вода?
 Их голоса эхом отражались от выложенных плиткой стен, и она подумала, что гулкие удары ее сердца, очевидно, тоже слышны. Пока он смотрел в другую сторону, она жадно впитывала все мельчайшие детали его красоты, так непохожей — и так похожей — на его юношескую красоту.
 — Она попадает в горгулью, а потом стекает вниз. Из вежливости следует сначала позвонить в колокольчик.
 Он окинул взглядом мозаичные стены, на которых были изображены деревья, слегка напоминающие фаллосы, а также другие непристойности, и спросил:
 — А что, мой дорогой усопший родственник часто пользовался этим удобством?
 — Насколько мне известно, время от времени.
 — Один?
 — Я так не думаю. Ванна слишком велика для одного человека.
 Он взглянул на нее, как подобает графу:
 — Я желаю переехать в эти комнаты, миссис Карслейк. Мне очень нравится ванна. Позаботьтесь об этом, пожалуйста.
 Она едва не запротестовала. Поселившись в этой комнате, он приблизится к прошлому, кроме того, ей не хотелось думать, что он настолько переменился, что теперь ему нравятся все эти непристойности.
 Но она сказала:
 — Как скажете, милорд.
 Кем бы он теперь ни стал, она не хотела, чтобы он купался с кем-нибудь вместе в этой ванне. С Дидди, например. Когда они вышли из комнаты, она попыталась внушить ему кое-какие правила:
 — Я стараюсь, чтобы этот дом был респектабельным, милорд. И надеюсь, что вы не станете использовать ванну в непристойных целях.
 — Уж не пытаетесь ли вы навязывать мне правила поведения, миссис Карслейк?
 — Мне кажется, я обязана следить за нравственностью прислуги, милорд.
 — А-а, понятно. Но если мне вздумается привести скуй» посторонних дам — или кого-нибудь еще, — чтобы искупаться вместе с ними, вы возражать не будете?
 Она встретилась с ним взглядом:
 — Вы можете развратить слуг непристойным поведением.
 — Разве раньше им не приходилось наблюдать непристойное поведение?
 — Времена изменились.
 — Вот как? — Он чуть помедлил. — А если я не подчинюсь твоему диктату, Сьюзен, что ты тогда скажешь?
 Единственным достойным ответным ударом с ее стороны было бы сложение с себя обязанностей экономки, по пока она еще не могла покинуть Крэг-Уайверн.
 Она промолчала, и он удивленно приподнял бровь. Кажется, он торжествует. Но призадумался. А ей не хотелось, чтобы он задумывался о причинах ее нежелания покинуть дом.
 Она направилась к двери:
 — Наверное, вас уже ждет завтрак, милорд.
 — Ничего, завтрак меня подождет. Должны же у меня быть какие-то привилегии. Покажите мне комнаты покойного графа.
 — Как пожелаете, милорд. Они расположены рядом, так чтобы графу было удобнее добираться до ванны.
 Надо держать себя в руках, он не должен догадаться о том, как она на него реагирует. Он к ней не испытывает никаких чувств, кроме гнева. Однако… однако он признался, что пришел сюда по той же причине, что и она, и что их раньше кое-что связывало…
 Задумавшись, она чуть не прошла мимо двери, ведущей в апартаменты графа Уайверна, и остановилась, чтобы отпереть ее. Ключ никак не желал попадать в скважину, возможно, потому, что Кон стоял совсем рядом. Она даже чувствовала жар его тела. И уж конечно, слабый, но такой знакомый запах.
 Она и не подозревала, что люди имеют стойкий индивидуальный запах, но уловила в воздухе едва различимый присущий ему аромат, который сразу вызвал воспоминания об объятиях на горячем песке и о мускулистой груди юноши, которую она целовала снова и снова.
 Остановись!
 Ключ наконец вошел в замочную скважину и повернулся. Она распахнула дверь. На них пахнуло застоявшимся, спертым воздухом, немедленно прогнавшим сладкие воспоминания. Здесь было множество отвратительных запахов, и все они принадлежали старому графу. Сьюзен решительно пересекла комнату и распахнула окно.
 — Он умер здесь? — спросил Кон, как будто почувствовал запах смерти. Возможно, солдаты умеют чувствовать этот запах.
 Теперь, когда их отделял друг от друга массивный рабочий стол, она не боялась взглянуть ему в лицо.
 — Да. В комнате, естественно, произвели уборку, но в основном все оставлено, как было. Здесь есть ценные манускрипты и книги. Некоторые ингредиенты и реактивы тоже представляют ценность.
 Стены были заняты плохо подогнанными друг к другу полками, заваленными рукописями, в беспорядке заставленными баночками, флаковдми и горшочками.
 — Они могут представлять ценность разве только для такого же, как он. Чем он занимался — химией или алхимией?
 — Алхимией с элементами колдовства.
 Кон повернулся к Сьюзен:
 — Пытался превратить свинец в золото?
 — Пытался старость превратить в молодость. Он искал секрет вечной жизни.
 — И умер в пятьдесят лет, выпив зелье собственного изготовления. Какая ирония судьбы! В нашем семействе обычно живут долго, не считая гибели от несчастных случаев. Мой отец умер от инфлюэнцы, брат утонул по неосторожности. Деда в семьдесят лет сбросила лошадь, и он, к несчастью, ударился головой.
 — Он страшился смерти, потому что боялся встретиться со своим предком, первым графом.
 — Это еще почему?
 — У него не было наследника. По его вине оборвалась линия Убившего Дракона.
 Она не стала объяснять ему причуды графа. Не могла же она говорить о таких вещах с Коном.
 Он присел на краешек стола, вытянув длинные ноги, и продолжал расспрашивать ее.
 — Откуда ты столько всего знаешь о нем? Ведь ты пришла сюда только после ухода миссис Лейн, не так ли?
 Ей не хотелось признаваться, но все равно об этом все знали.
 — До этого я в течение трех лет была помощницей графа.
 — Помощницей? — переспросил он, и по выражению его лица она поняла, что он подумал худшее.
 — Я переписывала старые манускрипты, производила кое-какую исследовательскую работу и даже обнаружила источники некоторых нужных ему ингредиентов. Я была своего рода секретарем.
 — Ну и дела! Так тебе все еще очень хотелось стать графиней?
 — Я была его секретарем, я согласилась работать, потому что мне нужна была работа.
 — Тебя вышвырнули из поместья?
 — Конечно, нет. Но я предпочитаю жить не за счет благотворительности.
 — Никакой другой работы для тебя не нашлось?
 — Для такой, как я, в округе никакой другой работы не было. Мисс Карслейк из Карслейк-Мэнор едва ли можно нанять на черную работу, а на более респектабельную работу отпрыск контрабандиста и женщины легкого поведения не годился. Граф предложил мне должность секретаря, и я согласилась.
 — Он предложил также должность управляющего твоему брату. Почему?
 — Думаю, это подсказал ему мой отец.
 — И граф согласился сделать это по указке Мэла Клиста? — недоверчиво спросил он, криво усмехнувшись.
 — У них была договоренность. — Она помедлила. — Это касается контрабанды, Кон.
 — Можешь передать нынешнему Капитану Дрейку — надеюсь, тебе известно, кто он такой, — что больше никакой договоренности не будет. — Он сердито взглянул на нее, но тут, словно весенний ветерок, ворвавшийся в затхлый воздух помещения, появился секретарь Кона. Легкий, гибкий, с мягкими белокурыми волосами — с ангельской внешностью. Однако, судя по всему, далеко не ангел.
 Ее мысли находились так далеко отсюда, что она даже не сразу вспомнила его имя. Его губы тронула улыбка — задумчивая, понимающая улыбка.
 — Я Рейском де Вер, мэм, — подсказал он. — Друзья зовут меня Рейсом.
 Она сделала книксен, вспомнив вдруг, что еще ни разу не приседала перед Коном.
 Он улыбнулся ей самой очаровательной улыбкой. «Ишь, сердцеед», — подумала она, и его улыбка вызвала у нее лишь раздражение. Однако она была благодарна ему за то, что он прервал их разговор.
 — Что означает столь напряженная атмосфера? — спросил де Вер.
 — Колдовство и злоба в равных долях, — сказал Кон. — Здесь было обиталище графа. Он совершенно спятил и умер оттого, что выпил своего зелья, которое, как он надеялся, должно было обеспечить ему вечную жизнь.
 — Его призрак появляется в доме? — спросил де Вер с явной надеждой в голосе.
 Кон посмотрел на Сьюзен, поэтому она ответила:
 — Пока никто этого не замечал. Как ни странно, в Крэг-Уайверне нет привидений.
 — Это потому, что в камере пыток жертвы изготовлены из воска.
 — Камера пыток? — воскликнул де Вер с загоревшимися глазами. — Кон, умоляю тебя, дружище, идем туда немедленно.
 — Если хочешь, чтобы тебя вздернули на дыбе, мы можем сделать это позднее. — Кон взял его за локоть и решительно повел к двери. — А пока нас, кажется, ждет завтрак.
 Уже в двери он оглянулся:
 — После завтрака я хочу осмотреть весь дом, миссис Карслейк, вы будете нас сопровождать. И позаботьтесь передать своему брату, что я жду его с отчетом о поместье.
 Он не стал ждать ответа, да и что она могла сказать в ответ? Обхватив себя руками, она поежилась от холода. Даже ссорясь, даже в присутствии постороннего человека они не забывали о том, что когда-то были близки, и вели себя так, как будто только они были реальны, а все, что их окружало, — мираж. Или наоборот: окружающий мир был реален, а они были призраками прошлого, видениями двух молодых людей из далекого лета, которые теперь существовали только в воспоминаниях. Но призраки обладают сильной аурой. Его друг это почувствовал.
 Нет, надо отсюда убираться подобру-поздорову.
 Сколько времени потребуется, чтобы нанять новую экономку и уйти с достоинством? Слишком долго. К тому же бегство было бы проявлением слабости. Да и золота она пока не обнаружила. Она организовала генеральную уборку в Крэг-Уайверне, но ничего не нашла. Трудно догадаться, где сумасшедший граф мог устроить свой тайник.
 Тщательно заперев комнату, она направилась к себе, чтобы написать записку Дэвиду. Если он скажет, что операция прошла успешно, то тогда она найдет новую экономку и уйдет.
 Но куда ей отправляться и чем заниматься? Что ж, возможно, вслед за своими грешниками-родителями она уедет на край света!


* * *

 Когда они спустились по винтовой лестнице, Рейс сказал:
 — Насколько я понимаю, эта миловидная леди не связана никакими обязательствами.
 — Ты понял правильно. Как я уже говорил, ты можешь поухаживать за ней, но исключительно с благородными намерениями.
 — Это маловероятно, но я могу попытаться с самыми благими намерениями пофлиртовать с ней, если только ты не набросишься на меня с кулаками. Она здесь единственная хорошенькая женщина. Горничная, которая сегодня принесла мне воду, почти так же бесплотна, как скелет в коридоре. Да, это действительно странный дом.
 — Я не заметил, — сдержанно сказал Кон, направляясь через внутренний двор в столовую, где их ждал завтрак. По пути он на мгновение задержался, чтобы взглянуть на скульптуру в центре фонтана. Дракон с таким же огромным возбужденным фаллосом, как и у святого Георгия, почти овладел явно сопротивляющейся обнаженной жертвой. На бортике бассейна было выгравировано: «Дракон и его невеста».
 — Я еще никогда не видел, как дракон делает это с обычной девственницей, — заметил Рейс. — Вся легенда предстает в новом свете, не так ли?
 — Мне всегда казалось, что в копье святого Георгия есть что-то подозрительное.
 — Особенно настораживает, как он на картине нежно поигрывает им.
 Кон рассмеялся и открыл застекленную дверь в столовую. Эта комната по традиции была обставлена мебелью из мореного дуба, белые стены и открытые в сад двери делали ее светлой и приятной.
 И Кон вдруг почувствовал благодарность к Рейсу за то, что тот навязал ему свое общество и принес сюда смех.
 — Напомни, чтобы я показал тебе ванну в моих новых апартаментах, — сказал Кон, усаживаясь за стол.
 — Китайские драконы уже тебя доконали?
 — В комнатах Святого Георгия имеется очень большая и крайне интересная ванна.
 — Опять ты со своими ваннами! Что в ней такого любопытного на этот раз?
 Кон описал ванну, и Рейс покачал головой:
 — Было бы любопытно узнать, как относились девственницы к цене, которую приходилось платить за свое спасение. Думаю, что далеко не ко всем героям-спасителям они испытывали благодарность. А что, если дракон пришелся по душе леди и она вовсе не хочет, чтобы ее спасал занудливый святой?
 В столовую стремительно вошла тощая горничная с кофейником в одной руке и кувшинчиком с горячим шоколадом — в другой.
 — Сию минуту принесу все остальное, милорд, — с трудом дыша, сказала она и выбежала вон.
 — Зачем леди выбирать дракона? — стал развивать тему Кон, наливая себе кофе. — Брак с чудовищем нельзя компенсировать никакими сокровищами.
 — Некоторые женщины испытывают сильное чувственное влечение к чудовищам, — возразил де Вер.
 — Значит, они заслуживают этих чудовищ.
 В глазах Рейса мерцали веселые искорки.
 — А те, которые выбирают святых, тоже заслуживают своей участи?
 — Циник!
 — Я спрашиваю тебя, хотел бы ты жениться на святой? — не отставал от Кона Рейс.
 В памяти Кона почему-то возник образ леди Анны Пекуорт. Возможно, святой ее не назовешь, но она была нежна, добра, высоконравственна и занималась благотворительностью, в частности вопросами школьного образования и помощи престарелым.
 Она, похоже, та женщина, на которой он, вероятно, женится. За последние два месяца он уделял ей достаточно внимания, чтобы дать повод надеяться…
 Вовремя прервав течение его мыслей, в столовую вошли на сей раз сразу две служанки.
 Они разгрузили на стол тяжелые подносы. Среди них не было той девицы, которая видела его голым. Одна из них, бедняжка, действительно была похожа на скелетик, другую, чуть постарше, он уже видел ночью.
 — Что-нибудь еще, милорд? — спросила та, что постарше.
 Кон окинул взглядом изобилие пищи на столе.
 — Нет, благодарю. Думаю, нам хватит и этого.
 Служанки ушли, и Кон с Рейсом обменялись улыбками.
 — Таким количеством еды можно накормить целый полк, — сказал Рейс, накладывая на тарелку добрую порцию ветчины и несколько яиц.
 Кон подцепил вилкой кусок говядины и положил на свою тарелку.
 — Наверное, они стараются произвести на нас хорошее впечатление.
 — Если так, то это им удается, — сказал Рейс, щедро намазывая маслом кусок хлеба. — Итак, за кого бы вышла замуж мудрая женщина?
 — За хорошего и порядочного мужчину. Почему мы все время возвращаемся к вопросу о женщинах?
 — Полагаю, что это имеет отношение к твоему ангелочку Сьюзен.
 Кон вскинул на него глаза:
 — Почему?
 — Если хочешь, приятель, прикажи мне заткнуться, но только не притворяйся, что между вами ничего нет.
 — Вот уж ангелочком ее не назовешь! Прошлой ночью она была на мысу, следя за разгрузкой контрабандистского судна.
 — Какая прелесть, — сказал Рейс, подбирая с тарелки яичный желток кусочком хлеба. — А что касается ангельской внешности, то разве ты не заметил у нее сходства с одним из ангелов эпохи Ренессанса? Ангел слишком красив, чтобы быть мужчиной. А у нее слишком четкие черты, чтобы быть просто красивой женщиной. Безупречный вариант для ангелов, которые не являются, как известно, ни мужчинами, ни женщинами, а просто духами.
 — Уверяю тебя, что Сьюзен Карслейк — стопроцентная женщина из плоти и крови.
 Кон сразу же пожалел, что разболтался, и подумал, не прикончить ли ему Рейса немедленно.
 Мгновение спустя Рейс спросил:
 — Итак, что мы будем делать сегодня?
 Кон с облегчением сменил тему:
 — Я планирую осмотреть весь дом. Ты займешься бумагами старого графа. Чем скорее я удостоверюсь в том, что здесь все в порядке, тем скорее уеду отсюда, но было бы приятно обнаружить, скажем, утечку средств или что-нибудь в этом роде.
 — А как насчет контрабандистов?
 — Мне было бы любопытно узнать о взаимоотношениях графа с ними, а в остальном мы обычно смотрим на их деятельность сквозь пальцы. — Он заметил, что Рейса это несколько удивило. — Рейс, контрабандистская деятельность здесь является такой же неотъемлемой частью жизни, как море. Если я положу ей конец, будут голодать люди. Да к тому же, если ссылать каждого контрабандиста в Австралию, побережье обезлюдеет. Когда случится, скажем, убийство, грабеж или что-нибудь в этом роде, мне придется принять меры. Но в остальном это так же бесполезно, как стараться избавиться от муравьев.
 — Понятно, — сказал Рейс, но вид у него был удивленный. Он был из Дербишира, а это графство расположено далеко от любого побережья. Кон вырос в Суссексе. Не на побережье, конечно, но достаточно близко от него, чтобы понимать проблему, связанную с контрабандистами, — Начни с кабинета, который расположен рядом с библиотекой. Скоро должен прийти управляющий, который посвятит тебя во все детали. Мне нужен полный отчет о хозяйственной деятельности поместья за год. Особенно тщательно проверь счета.
 Рейс издал стон:
 — Ты лишаешь меня моих маленьких радостей. Я обожаю прикинуться страдальцем. Если бы я подозревал, что так люблю канцелярскую работу, то нашел бы себе какую-нибудь чистую, спокойную работу в Лондоне, вместо того чтобы по колено в грязи тянуть солдатскую лямку.
 — Помоги, Господь, Лондону, — сказал Кон, наблюдая, как Рейс поглощает еще одну полную тарелку еды, и удивляясь, куда у него все это помещается. — Как долго может продлиться твоя странная любовь к канцелярской работе?
 — Пока ты мне не наскучишь.
 — А я еще не наскучил? Я довольно утомительный человек.
 Рейс рассмеялся, прикрыв рот салфеткой:
 — Не говори мне таких вещей. Ты убьешь меня!
 Кон откинулся на спинку стула.
 — Сначала я привожу тебя в спокойную часть Суссекса и заставляю заниматься устаревшей системой управления небольшим поместьем, потом тащу в этот похожий на тюрьму дом…
 — Где имеется даже камера пыток. И целая куча неразобранных бумаг.
 Кон некоторое время внимательно рассматривал изящно изогнутую ручку кофейной чашки, потом сказал:
 — А ты сам-то, случайно, не играешь роль ангела? Ангела-хранителя?
 Рейс с самым наивным видом взглянул на него:
 — Который охраняет тебя — от чего?
 Кон хотел было ответить, но потом покачал головой:
 — Очень умно, но я не собираюсь перечислять возможные ответы.
 Рейс бросил салфетку на стол, а вместе с ней, кажется, и свое игривое настроение.
 — Ты был офицером, которым я восхищался, Кон, и ты человек, которым я восхищаюсь до сих пор. Но на Пиренейском полуострове ты был другим офицером и другим человеком, нежели сейчас. Если я могу помочь тебе обрести себя в мирной жизни, я это сделаю.
 Кон не знал, что ему на это ответить.
 — А я-то думал, что даю тебе работу, в которой ты нуждаешься.
 — Иметь работу всегда приятно.
 — Ну вот, ты опять начинаешь… — Он хотел было обратить все в шутку, но передумал, решив, что Рейс заслуживает честного ответа. — Не уверен, что капитан Сомерфорд на Пиренейском полуострове был лучше, чем граф Уайверн сейчас, но каким бы он ни был, он больше не существует. И если поскоблить его сухую оболочку, можно обнаружить всего лишь пыль.
 — Или бабочку.
 — Бабочку? — рассмеялся Кон.
 — Вот видишь, я заставил тебя смеяться, — улыбнулся Рейс.
 — Смеяться можно по-разному, Рейс. Война иногда делает человека бессердечным. Но оказывается, можно жить и без сердца.
 — Лорд Дариус мертв, Кон.
 Черт побери, когда он успел распустить нюни и дать Рейсу почуять что-то неладное относительно Дэра?
 — Это ли не проблема? — сказал Кон. — Он мертв. Я горюю. Горе плохо сочетается со смехом.
 — Иногда бывает и по-другому. Хотя горе ли это на самом деле? А может, это чувство вины?
 — Мне не в чем винить себя. Дэр сыграл свою роль в битве при Ватерлоо и, подобно многим другим, погиб.
 — Вот именно.
 — Ради Бога, Рейс, скажи, к чему ты клонишь? Почему ты сыплешь соль на незажившую рану?
 — Не знаю, — нахмурив брови, ответил Рейс. — Наверное, на меня так действует этот дом. Он вызывает у меня чувство тревоги.
 — У меня, черт возьми, тоже. Именно поэтому я хочу поскорее выполнить свой долг, оставить дом в надежных руках и вернуться в здоровую атмосферу Суссекса. Могу ли я надеяться, что сумею убедить тебя заняться своей работой?
 Рейс скорчил гримасу, но сразу же поднялся на ноги.
 — Едва ли есть необходимость убеждать меня.
 Подавив желание возразить Рейсу или схватить его за горло, Кон проводил его в кабинет, где хранилась большая часть документации, относящейся к управлению хозяйством поместья.
 Чувство вины.
 Дэр был его старым другом, одним из «Компании шалопаев» и сугубо гражданским человеком. Кон чувствовал, что должен был найти способ помешать Дэру записаться добровольцем в армию. А когда Дэр благодаря родственным связям с графом все-таки получил место курьера, Кону следовало уделить ему и его подготовке больше внимания. По крайней мере не спускать с него глаз, хотя одному дьяволу известно, каким образом это можно было бы осуществить, если Кон безвылазно находился в расположении полка, а Дэр мотался во всех возможных направлениях.
 Однако он обязан был непременно исполнить последний долг перед другом — найти тело Дэра, чтобы достойно похоронить его.
 Размышляя трезво, Кон понимал, что ему не в чем себя винить, но в том-то и дело, что за последнее время он разучился мыслить хладнокровно. Дэр стал для него как бы символом всех смертей и страданий, которые были связаны с Ватерлоо и до сих пор отбрасывали темную тень на все остальное.
 Он распахнул дверь. Для Крэг-Уайверна кабинет был относительно нормальной комнатой с аккуратными полками и ящиками по стенам и массивным дубовым столом посередине. Резьба, украшавшая стол, не была рассчитана на пристальное изучение, хотя Рейс, разумеется, немедленно присел на корточки, чтобы разглядеть изображение, которое заставило его расхохотаться. Потолок в комнате был расписан изображениями преисподней и мучающихся грешников.
 — Тот, кто заказывал отделку этой комнаты, — сказал Рейс, поглядывая на потолок, — явно не любил канцелярскую работу. Но это напомнило мне, что ты еще не показал мне камеру пыток.
 — Пожалуй, я доставлю тебе это удовольствие в качестве вознаграждения за хорошо выполненную работу.
 — Ладно. В чем заключается моя работа?
 Кон окинул взглядом комнату, которая была для него подобна камере пыток.
 — Посмотри все бумаги. Попытайся осмыслить все, что здесь происходило. Обнаружь любые сомнительные делишки или отклонения от нормы.
 Кон считал, что решить такую задачу — это все равно что исполнить приказ форсировать реку, проползти по болоту и взять высоту, на которой окопалась вражеская артиллерия, но Рейс улыбнулся и сказал: «Есть такое дело!»
 Когда Кон уходил, Рейс уже сбросил пиджак и начал просматривать ящики письменного стола.
 Кон покачал головой и вернулся в столовую.
 Итак, Ватерлоо надолго погрузило его в мрачное состояние духа. Неудивительно для человека, пережившего эту кровавую бойню, гибель многих друзей и товарищей по оружию.
 Кроме того, еще предстоит разговор с Сьюзен.
 И потому он сам чувствовал себя так, словно получил приказ форсировать реку, проползти по болоту и взять высоту, на которой окопалась вражеская артиллерия…
 Он позвонил в колокольчик.
 Когда появилась похожая на скелет служанка, которую звали Ада Сплинт, он приказал ей позвать миссис Карслейк.
 В ожидании Сьюзен он налил себе превосходного качества чай, приобретенный наверняка контрабандой, и мысленно выработал линию поведения.
 Во-первых, он будет обращаться с ней как с экономкой. Она сама выбрала для себя эту роль. Она, несомненно, планировала уйти, прежде чем он сообщит о своем прибытии, но теперь, когда он прибыл неожиданно, ей придется потерпеть.
 Во-вторых, он должен выяснить, что она затеяла.
 К сожалению, она явно не имеет намерения соблазнить его и прыгнуть в графскую постель. Для этого не надо было становиться экономкой и носить такую одежду, какую носит она. Хотя, по правде говоря, он подозревал, что она могла бы соблазнить его даже в лохмотьях…
 Э-э, нет. Он запретил своим мыслям принимать это направление.
 В-третьих, он не должен никогда и ни при каких обстоятельствах называть ее Сьюзен.
 Отхлебнув глоток остывшего чая, он заставил себя задуматься над тем, почему она исполняет роль экономки.
 Это, несомненно, как-то связано с контрабандой. Разумеется, «Драконова шайка» пользовалась лошадьми из конюшен Крэг-Уайверна и его подвалами для хранения контрабандных товаров. Не в этом ли все дело? Может быть, она просто охраняет территорию, на которой действуют контрабандисты?
 В этот момент в дверях появилась Сьюзен в своем сером с белым фартуком одеянии. Лицо ее было непроницаемым.
 Она что-то скрывает.
 Вздернув подбородок, Сьюзен присела, но в глазах ее не было и тени подобострастия.




 Глава 7


 Кон сразу же понял, что Рейс прав. Прямой носик, квадратный подбородок и изящно изогнутые губки действительно придавали ей сходство с ангелом в классическом его изображении, особенно если добавить ко всему этому удивительно ясные глаза под безупречными дугами бровей. Если бы Рейс увидел ее, когда ей было пятнадцать лет и когда ее золотисто-каштановые волосы красивыми волнами свободно рассыпались по плечам и спине, он бы, наверное, подумал, что перед ним небесное создание…
 — Вы меня звали, милорд?
 «Не расслабляйся. Постарайся сохранить деловой тон».
 Он указал жестом на стул справа от себя:
 — Садитесь, миссис Карслейк. Нам нужно о многом поговорить.
 Она несколько настороженно опустилась на стул.
 — А теперь расскажите мне, миссис Карслейк, как здесь велось хозяйство после смерти последнего графа?
 Он заметил, что она несколько расслабилась. Видимо, ожидала каких-то других вопросов. Каких?
 — Шестой граф скончался скоропостижно, милорд, как вам уже известно…
 — Проводилось ли расследование после его смерти?
 Она взглянула на него, по-видимому, с искренним удивлением.
 — Вы думаете, что обстоятельства подозрительны? Он постоянно экспериментировал с новыми ингредиентами.
 — Кто-нибудь мог бы при желании добавить туда какую-нибудь ядовитую травку.
 — Но кто? Гости у него бывали редко, да и тех он никогда не приглашал в свой рабочий кабинет, как он его называл. К тому же от его смерти никто не выигрывал, кроме вас, милорд.
 — Не выигрывал, говорите? А этот дом, земля вокруг, пусть даже населенная контрабандистами?
 — И титул.
 — У меня был титул. Хотя в наши дни многие не придают значения высоким титулам.
 Это был удар ниже пояса, и он сразу же пожалел об этом. И не потому, что она вздрогнула, а потому, что он выдал себя с головой, показав, что помнит. Что это ему не безразлично.
 Даже если его слова задели ее, ей удалось это скрыть.
 — Как же, как же! Вы ведь были виконтом Эмли, не так ли, милорд?
 — Да. И уверяю вас, я был вполне доволен своим титулом. Что касается других подозреваемых, то люди иногда скрывают свои желания и обиды.
 Она чуть приподняла брови, но, возможно, потому, что была просто озадачена, а не виновата.
 — Когда он готовил это снадобье и когда пил его, с ним всегда находился его камердинер, который служил у него в течение тридцати лет. Возможно, один из ингредиентов оказался не таким, как следует, но у поставщиков не было причины желать ему смерти. Они потеряли бы постоянного и щедрого клиента.
 Кажется, она не пыталась скрытничать. Он и сам не понимал, почему так упорствует. Мало ему проблем, так еще решил попытаться сотворить дело об убийстве на пустом месте.
 — Ладно. Что происходило после его смерти, миссис Карс-лейк? Вы ведь были его помощницей?
 Она сидела в несвойственной ей неподвижной позе, сложив на коленях руки, и в своем серо-белом одеянии казалась почти бесцветной. Ему пришлось сосредоточиться, чтобы увидеть, что губы у нее розовые, глаза зеленовато-карие, а несколько прядей, выбивающихся из-под чепца, великолепного золотисто-каштанового цвета. Насколько он помнил, она всегда была полна энергии, и вчера, несмотря на ночную тьму и темную одежду, именно такой ему и показалась.
 Не-ет. Сьюзен что-то затевает. Мысли у него путались, но он постарался привести их в порядок. Ее работа здесь — вот что они обсуждают.
 — А после смерти графа вы стали экономкой?
 — Да, милорд.
 — Почему?
 Она не вздрогнула, не уклонилась от ответа.
 — Граф оставил миссис Лейн по завещанию ежегодную ренту, и она решила удалиться на покой. Ей уже было за семьдесят, милорд, и у нее болели суставы, но она не хотела уходить, пока не найдет человека, который занимался бы вместо нее хозяйством Крэг-Уайверна. Вот я и согласилась занять это место на временной основе. Теперь вы, наверное, найдете экономку, которая будет устраивать вас.
 — Ваши дядя и тетя не возражали против того, что вы согласились занять этот пост?
 Она чуть заметно приподняла брови:
 — Я уже не девочка, милорд. Поскольку я не вышла замуж, мне нужно работать. Нужно самой зарабатывать деньги. Дядя с тетей очень щедры, но я не могу всю жизнь жить за их счет.
 — Как же, как же. Я помню, что вы всегда были чрезвычайно честолюбивы.
 Еще один удар ниже пояса. Увидев, как она побледнела, он чуть было не принялся извиняться. Но одновременно какая-то темная часть его натуры жаждала увидеть, как она дрогнет и начнет оправдываться.
 — Разве ваш отец вас не обеспечил?
 — Он приобрел для меня кое-какую недвижимость, милорд. Она приносит небольшой доход.
 — И тем не менее вы сочли себя обязанной согласиться работать здесь?
 — Мне нужна работа, милорд.
 — Вам следовало бы выйти замуж.
 — Я не получила ни одного предложения, которое могло бы меня соблазнить, милорд.
 — Надеялись получить предложение от графа Уайверна, не так ли?
 Она с досадой взглянула на него, словно его вопрос не заслуживал ответа.
 Понятно. Сосредоточившись на собственных смятенных чувствах, он упустил из виду обстоятельства более широкого плана. Ведь если бы здесь, на ее месте, появился посторонний человек, это оказалось бы крайне неудобно для контрабандистов. Разумнее всего иметь на этом руководящем посту кого-нибудь из местных, человека, симпатии которого на стороне «Драконовой шайки».
 Хотя почему именно Сьюзен? Трудно поверить, чтобы в этом районе не нашлось женщин, способных управлять хозяйством, даже в таком большом доме, как Крэг-Уайверн.
 Возможно, думал он, вопрос заключается в том, кто стал новым Капитаном Дрейком? Прошлой ночью Сьюзен была вместе с контрабандистами, но тот факт, что она дочь старого Капитана Дрейка, не давал ей права находиться там.
 А вот если она любовница нового Капитана Дрейка — это другое дело.
 Неудивительно, если она пошла по стопам своей матери и связалась с главарем контрабандистов. Неудивительно, если ради него она взяла на себя роль экономки.
 Это было самое разумное объяснение из всех, что приходили ему в голову, и Кон, еще не зная этого человека, уже хотел убить его. Или по крайней мере схватить и отправить вслед за Мельхиседеком Клистом на каторгу. Уж он постарается это сделать.
 Нет, черт возьми, он этого не сделает. Не станет он расправляться с более слабым соперником из-за женщины.
 Выждав мгновение, чтобы взять себя в руки, он спросил:
 — Вы готовы остаться здесь до тех пор, пока я не приму окончательное решение относительно Крэг-Уайверна, миссис Карслейк?
 Он думал, что она откажется, но она сказала:
 — Я останусь, только ненадолго. Я уже собиралась начать подыскивать себе замену.
 — Отлично. Но нет необходимости искать высококвалифицированную экономку. Я не имею намерения жить здесь. У меня дом в другом месте, и моей семье там удобно.
 — Семье? — воскликнула она, мучительно краснея и пряча испуганные глаза.
 Он торжествовал. Наконец-то удалось задеть ее за живое!
 Боже милосердный, неужели она все-таки и впрямь надеется обворожить его? Пусть бы попыталась!
 Ему очень хотелось сказать, что у него есть жена и дети, чтобы увидеть, как кровоточат ее раны. Но он побоялся, что ложь будет быстро разоблачена.
 — Да, моей матери и двум сестрам, — сказал он. — Им не захочется переселяться сюда. — И тут он вспомнил, что есть еще одно оружие, которым можно нанести ей глубокую рану. — К тому же я собираюсь жениться. Леди Анне здесь не понравится.
 «У тебя есть соперница, Сьюзен. Серьезная соперница. Как тебе это понравится?»
 С леди Анной он встречался всего несколько раз в Лондоне, потом провел четыре дня в доме ее отца. Ничего определенного не было решено, но он подумывал о том, чтобы предложить ей выйти за него замуж. Так что сказанное им не было наглой ложью, а леди Анна была слишком хорошим оружием, чтобы не вытащить его из ножен.
 Однако Сьюзен уже взяла себя в руки, и только ее округлившиеся глаза доставляли ему некоторое удовольствие.
 — Плохо, когда дом стоит пустой, милорд.
 — Едва ли найдутся желающие арендовать Крэг-Уайверн.
 — Разные вкусы бывают у людей, — сказала она, чуть усмехнувшись. — Некоторым из гостей графа Крэг-Уайверн очень нравился.
 «Ишь ты, даже нашла силы улыбнуться», — с уважением подумал он.
 — В таком случае дайте мистеру де Веру список их имен. Можно предоставить им право первого выбора. Я знаю, что, когда пустует главный дом, от этого страдает хозяйство всей округи. Вы, наверное, подумали о контрабандистах. Да, в настоящее время этот район процветает благодаря контрабанде, но в связи с окончанием войны для них настают тяжелые времена. Армия и флот смогут выделить большее число людей, чтобы патрулировать побережье. Наверное, благодаря этому и вашего отца удалось поймать.
 — Да, но если бы граф хотя бы пальцем пошевелил, чтобы помочь ему, его не сослали бы на каторгу.
 — Удивительно, что сумасшедший граф хоть раз сделал что-то разумное. Закон есть закон, и его нужно уважать.
 Вот. Весьма прозрачный намек. Ей следовало бы догадаться и сделать выводы.
 — Если в парламенте есть здравомыслящие люди, — продолжал он, — то пошлины будут снижены и контрабанда перестанет быть настолько прибыльным занятием, чтобы оправдывать связанный с ней риск. Изменения произойдут не сегодня и не завтра, но они уже маячат на горизонте, Сьюзен. Людям, живущим в округе, следовало бы вспомнить, что когда-то они жили, занимаясь земледелием и рыболовством, а не контрабандой.
 — Мы это помним, — тихо сказала она.
 — Мы?
 — Да, люди, проживающие в округе.
 «Сьюзен имела в виду не это, — подумал Кон. — Она имела в виду себя и нового Капитана Дрейка, будь он проклят».
 И как-то так получилось, что Кон мысленно назвал ее по имени, чего твердо решил не делать ни при каких обстоятельствах.
 Он вскочил на ноги.
 — А теперь покажите мне дом, миссис Карслейк.
 Она грациозно поднялась и снова повела его по коридору, стены которого были задекорированы под необработанный камень, в сторону кухни.
 Здесь его не ждали никакие сюрпризы. Будучи мальчишкой, он облазал все углы и закоулки этого дома. Удивление вызвало лишь помещение вроде малой гостиной с выходом в главный холл, которое было отделано в современном стиле и обставлено мебелью на длинных и тонких ножках.
 — Это я убедила графа в необходимости иметь хотя бы одну комнату, где можно принимать посетителей с более традиционными вкусами, — сказала Сьюзен спокойно и встала так близко от него, что он почувствовал запах ее лавандового мыла. Этот запах ей не подходил. От нее должно пахнуть полевыми цветами… а также потом и песком.
 — Разве у него бывали посетители с традиционными вкусами?
 — Время от времени, милорд, заезжали.
 — Это меня настораживает. Возможно, именно этим объясняется сооружение камеры пыток. Знавал я таких случайных визитеров, которых хотелось бы подвесить на цепях.
 Он хотел, чтобы это не было воспринято как шутка, но забыл, видно, с кем имеет дело. Заметив, что она едва сдерживает смех, он непроизвольно отступил в сторону.
 — А теперь, пожалуй, осмотрим верхние этажи, — сказал он, — в том числе произведем более тщательный осмотр комнат графа.
 С непроницаемым выражением на лице она повернулась и повела его туда, куда он приказал.
 — Там нет ничего страшного, милорд, разве что некоторый беспорядок. — Шагая следом за ней, он заметил, как она пожала плечами, и это движение привлекло его внимание к ее стройной фигуре.
 Которую он видел обнаженной…
 «Дыши, черт побери, дыши глубже! И слушай! Она что-то сказала о беспорядке».
 — Помню, как мне не хотелось уезжать из Крэг-Уайверна, — сказал он, поднимаясь следом за ней по широкой центральной лестнице. Ее прямая спина плавно переходила в очаровательную попку, которая оказалась как раз на уровне его глаз. Он торопливо преодолел пару ступеней, решив пойти рядом с ней, несмотря даже на то, что теперь она его экономка.
 Его мучительно тянуло к ней, как тянет путника к костру холодной ночью в горах. Но огонь обжигает. Огонь опасен, даже если костер обложен камнями, он может наделать бед. Он сам был свидетелем того, как озябшие люди обжигали руки и ноги, пытаясь согреться у слишком сильно разгоревшегося костра.
 — Граф никогда не выходил за пределы дома, — сказала она.
 — Почему?
 — Он страдал боязнью открытых пространств.
 — Чего можно бояться за пределами дома?
 Для Кона опасность сконцентрировалась внутри дома.
 Интересно, смог бы он устоять, если бы Сьюзен вдруг остановилась, повернулась, подошла к нему, прижалась, поцеловала и начала сбрасывать с себя одежду?..
 Она остановилась, повернулась…
 — Насколько мне известно, никакая реальная опасность для него не существовала. Он просто боялся находиться вне стен этого дома. Он был нездоровым психически, Кон. Это проявлялось преимущественно в мелочах, но он был нездоров.
 Он такой же ненормальный, как граф, если вообразил, что Сьюзен намерена соблазнить его! Он жестом предложил ей продолжать путь, и вскоре они добрались до апартаментов графа. Она отперла какую-то другую дверь, и они вошли в спальню, хотя комнату, которую он увидел, трудно было назвать спальней.
 Правда, там имелась огромных размеров кровать под выцветшим красным балдахином, местами до дыр изъеденным молью. Кроме того, в комнате было множество другой разномастной мебели, как будто граф пытался превратить одну комнату в целый дом.
 Красные шторы на окнах были опущены, но сквозь дыры в ткани пробивался свет. Когда глаза привыкли к полумраку, он увидел большой обеденный стол с одним стулом, кресло, секретер и огромное количество книжных полок.
 Кроме книжных полок, размещенных на стенах, в комнате было множество напольных вращающихся полок. Все они были заполнены книгами. Кон не сразу решился войти в комнату, причем не только из-за тесноты. В застоявшемся воздухе стоял тяжелый запах плесени и еще чего-то неприятного.
 Все свободное пространство было завалено самыми разнообразными предметами — от кнута для верховой езды до странных стеклянных флаконов и чучел животных. Кон заметил два человеческих черепа, причем это были далеко не те аккуратные, чистенькие образцы, которые служат пособиями для анатомов. Были здесь и другие кости, которые, как надеялся Кон, принадлежали животным. Похоже, что некоторые кости были объедками, оставшимися после ужинов графа.
 С абажура затянутой паутиной лампы свисала черная кожистая лапа с когтями, судя по всему, принадлежавшая крокодилу, которого, как искренне надеялся Кон, сумасшедший граф не съел лично за обедом. Верхняя планка, поддерживающая балдахин, была украшена бахромой из каких-то непонятных сухих и съежившихся предметов. Любопытство заставило его пересечь комнату, чтобы разглядеть это повнимательнее.
 — Это высушенные фаллосы, — сказала Сьюзен. — Столько разновидностей, сколько ему удалось раздобыть. Эта коллекция была его особой гордостью.
 Кон осторожно подобрался к окну и раздвинул тяжелые шторы. Поднялась туча пыли, на него что-то посыпалось, так что он даже закашлялся.
 Повернувшись к ней, он вдруг спросил:
 — Ты и впрямь подумывала о том, чтобы лечь с ним в эту кровать?
 Она ответила не сразу, и на какое-то мгновение ему показалось, что она ответит «да». Но она сказала:
 — Нет. Я никогда не бывала здесь, пока не стала экономкой.
 Ее ответ не вносил ясности, не объяснял, зачем она стала экономкой.
 — В таком случае почему ты провела здесь столько лет?
 — Я уже говорила тебе, что мне была нужна работа, а здесь ее найти нелегко. Более тогр, эта работа меня интересовала. Граф был сумасшедшим, но его безумие иногда завораживало. Подумай сам, многие ли женщины в Англии обладают такими глубокими познаниями относительно фаллосов? — добавила она, искоса взглянув на него.
 Он едва не расхохотался, но сдержался и, взглянув на дверь, которая вела в рабочий кабинет, спросил:
 — А там что?
 — Гардеробная. Теоретически.


* * *

 Сьюзен осторожно прокладывала путь сквозь хлам, чтобы открыть дверь. Почему-то, думала она, для того чтобы достичь хотя бы какого-то взаимопонимания с Коном, ей приходится прокладывать путь через хаотическое нагромождение давно истлевших препятствий.
 Прошлого не вернуть, но зачем им все время конфликтовать, словно заклятым врагам? Почему бы не установить нейтральные отношения?
 Войдя в гардеробную, она отступила в сторону, чтобы пропустить его. К счастью, в этой комнате не было мебели, шторы на окнах были раздвинуты, и поэтому было довольно светло.
 Она наблюдала за его реакцией.
 Он остановился, уставившись на фигуру, свисающую с потолка, и, сделав шаг вперед, ткнул пальцем в одну из глубоких ран на теле чучела, из которой торчали стружки.
 Она не могла сдержать улыбки. Вопреки логике она безмерно гордилась тем, что война научила его быть таким хладнокровным. Вопреки логике у нее защемило сердце, потому что она все еще любила его. Любовь, словно тлеющий огонек, угрожала снова разгореться в пламя.
 Несмотря на то, что ей все больше и больше хотелось остаться, она понимала, что следует бежать отсюда, пока она не сделала что-нибудь такое, о чем будет сожалеть даже больше, чем о содеянном в прошлом.
 Он обратил внимание на коллекцию шпаг на стене и осторожно потрогал клинок одной из них.
 — Не декоративная, — заметил он.
 — Он говорил мне, чго в молодости был искусным фехтовальщиком, но, кроме боязни открытого пространства, у него развилась боязнь находиться рядом с человеком, который держит в руках оружие. Поэтому он фехтовал с этим чучелом. — Она жестом указала на свисающее с потолка чучело, ноги которого почти касались пола.
 — Что за странное времяпрепровождение!.. И эта римская баня… Как это все сочетается одно с другим?
 — Он был буквально одержим чистотой тела и мог плескаться в ванне часами. Потому-то у него и возникла мысль соорудить ванну побольше размером. Он считал, что чистоплотность является ключом к долголетию, хорошему здоровью и воспроизведению потомства.
 — Ну и ну! Этого достаточно, чтобы вызвать у холостяка отвращение к купанию.
 Их взгляды на мгновение встретились. Она поняла, что он вспомнил о том, как легкомысленно они рисковали одиннадцать лет тому назад.




 Глава 8


 — Я был молод и глуп, — сказал он, — и даже не думал о таких вещах. Надеюсь…
 Как ни старалась Сьюзен скрыть смущение, у нее зарделись щеки.
 — Нет-нет, все обошлось.
 Тема была, конечно, деликатная, но горячая волна, прокатившаяся по телу, была вызвана не только этим. Просто они впервые коснулись в разговоре прошлого.
 — Я так и думал. — Он на мгновение задержал на ней взгляд, и она затаила дыхание, надеясь, что вот-вот протянется между ними ниточка взаимопонимания, но он снова оглянулся вокруг. — Почему в этих комнатах не произвели более тщательную уборку, миссис Карслейк?
 Она подавила вздох и усилием воли направила мысли в другое русло.
 — Все, что подвержено гниению, мы, конечно, выбросили, милорд. Остальное осмотрели и переписали. Чо больше ничего не трогали, потому что в своем завещании граф указал, чтобы все оставалось как есть до ваших распоряжений.
 — Я не понял, что это означает. Ну что ж, в таком случае прежде всего избавьтесь от этого чучела.
 Он подошел к шкафу и распахнул дверцы. Перед ним предстала целая коллекция длинных халатов и других предметов одежды не менее чем десятилетней давности.
 — Избавьтесь и от всего этого, — сказал он. — Отдайте викарию, чтобы он, если нужно, распределил одежду среди бедных. Лишнюю мебель отсюда переставьте на верхний этаж. — Он взглянул на кровать. — И избавьтесь от этого. Сожгите всю эту мерзость, которая висит вокруг. Кстати, где, черт возьми, он брал все эти штучки?
 — Не знаю, милорд.
 — Надо будет поговорить с викарием о достойном погребении. И спросить, не были ли где в округе раскопаны какие-нибудь могилы. Все эти книги отправьте в библиотеку, но сначала пусть де Вер просмотрит их. — Он нахмурил лоб. — Правда, у него и без того дел выше крыши. Не найдется ли здесь человека, который сумел бы систематизировать книги и дать им оценку?
 — Наш викарий — очень образованный человек и, я думаю, не откажется немного подзаработать, — сказала она, с удовольствием замечая, как Кон властным голосом отдает точные приказания.
 Она, наверное, с восхищением наблюдала бы и за его действиями на поле боя, если бы не умерла от ужаса, зная, что ему угрожает опасность. Она не забыла, как дрожала от страха, читая в газетах списки убитых и раненых, когда он был на войне.
 Сьюзен следила за ею военной карьерой через Фреда Сомерфорда. Кон пошел в пехоту, стал лейтенантом, потом капитаном, а однажды его имя упомянули в официальном сообщении. Он участвовал в битве при Талавере, был ранен при взятии Сан-Себастьяна…
 Ранен!.. Правда, не тяжело.
 Он трижды менял полки, участвовал еще в нескольких сражениях.
 «Зачем, глупое создание? — хотелось крикнуть ей. — Почему бы тебе не оставаться в безопасном месте?» Ее веселому, ласковому Кону не место на полях сражений, где грохочут пушки и гибнут люди.
 Однако именно побывав там, он стал тем человеком, каким она видела его сейчас…
 Он открывал и, взглянув на содержимое, закрывал ящики, — Пусть лучше викарий все это просмотрит. Кстати, может быть, не стоит пока выбрасывать кровать, а ограничиться балдахином и матрацем. В казне мало денег, и я не могу себе позволить выбросить щедрой рукой прочную, пригодную к употреблению мебель.
 Сьюзен, старавшаяся сохранять безразличное выражение лица, почувствовала себя виноватой. Она вспомнила, как много лет назад Кон рассказывал, что принадлежит к бедной ветви генеалогического древа Сомерфордов. Родоначальником был младший сын первого графа, но и того скромного состояния, которое нажили суссекские Сомерфорды, они лишились в результате своих роялистских симпатий во время гражданских войн  [3] . С тех пор они хотя и не бедствовали, но жили скорее как представители обедневшего титулованного мелкопоместного дворянства, чем как аристократия.
 Однако для фермеров и даже для мелкопоместного дворянства настали тяжелые времена. Старый граф почти совсем опустошил казну графства, растрачивая деньги на свои безумные затеи. А теперь она хочет попытаться найти и забрать даже то малое, что осталось…
 — А что прикажете сделать с тем, что находится в его «святилище», милорд? Со всякими… образчиками и ингредиентами? Мне кажется, что некоторые из них весьма ценные. Старый граф наверняка заплатил за них немалые деньги.
 — Значит, их не стоит выбрасывать в огонь? Черт побери! Жаль, что поблизости нет какого-нибудь эксперта, который согласился бы организовать их распродажу.
 — Покойный граф вел дела с неким мистером Трейнором из Эксетера. Это торговец антикварными редкостями.
 — Вы правы. Мотовство до нужды доведет. Сообщите подробности де Веру, пусть он отыщет Трейнора. Странные предметы из этой комнаты можно тоже перенести в рабочий кабинет, чтобы он их осмотрел и оценил. Возможно, лапа крокодила обладает какой-то магической силой. Не будем лишать мир такой ценности.
 Едва сдерживая усмешку, она окинула взглядом сморщенные предметы, гирляндой развешанные вокруг кровати.
 — А с этим что делать? Тоже сохранить?
 — Обязательно.
 Тут он пересек комнату и осторожно извлек что-то из-под груды старых журналов. Это был пистолет. Он тщательно осмотрел пистолет и разрядил его. Потом повернулся к ней.
 — Он боялся нежданных гостей?
 — Не знаю. Но он любил практиковаться.
 — По каким мишеням он стрелял, если никогда не выходил из дома?
 — Он стрелял в птиц во дворе. Причем был довольно метким стрелком.
 Он выглянул во двор. Птицы там не летали, но отчетливо доносился их деловитый щебет.
 — Не так уж безопасно, — пробормотал он. Она так и не поняла, что он имел в виду.
 Положив пистолет, он так поспешно направился к двери, что задел по пути вращающиеся полки, откуда посыпались книги.
 — Черт побери! — Он остановился и потер бедро.
 Она начала было подбирать упавшие книги, но он приказал ей оставить книги в покое и выскочил в коридор.
 Она последовала за ним, не понимая, что вдруг так расстроило его.
 — Сколько имеется ключей от этой комнаты? — спросил он.
 — Всего два. Один был у меня, другой у графа. Его должны были передать вам.
 — Да, мне вручили большую связку ключей. Я решил, что это нечто вроде символа. — Он закрыл за собой дверь. — Заприте ее. Сначала мы дадим возможность Трейнору покопаться здесь в свое удовольствие, а потом решим, как всем этим распорядиться.
 — Как вы думаете, есть здесь еще огнестрельное оружие? — спросил он.
 — Кажется, я видела еще парочку пистолетов.
 Она заметила, что он хотел было вернуться в комнату, но раздумал.
 — Прежде чем прибудет Трейнор, я заставлю Пирса проверить, нет ли в комнате чего-нибудь опасного. Сопровождать его нет необходимости, миссис Карслейк. Вы можете спокойно доверить ему ключ.
 Они снова разговаривали между собой официальным тоном.
 — Как вам угодно, милорд.
 — Вы вышли бы за него замуж, чтобы стать графиней Уайверн?
 — Нет.
 — Такая мысль никогда не приходила вам в голову?
 Она решила выложить ему всю правду, даже с риском запятнать свою репутацию.
 — Я была девочкой, Кон. Да, я думала об этом, но я его почти никогда не встречала. Он был для меня почти таким же мифологическим созданием, как дракон. Когда я согласилась стать его помощницей, эта мысль смутно маячила в моей голове. Потом я узнала, что он готов жениться на любой женщине, если будет уверен, что она забеременела от него. А этого я сделать не могла. Я не могла представить себя в интимных отношениях с сумасшедшим графом ни до, ни после замужества. И все это было еще до того, как я увидела кровать.
 — Он что, сначала испытывал претенденток? Неужели собирался таким образом выбрать себе в жены местную леди?
 — Желающих среди местных женщин (только не леди) было хоть отбавляй.
 — И он женился бы на любой, если бы она носила его ребенка?
 — Наверное.
 — Удивительно, что никому не удалось ею одурачить.
 — Он был сумасшедшим, Кон, но отнюдь не глупым. Женщина приходила сюда во время месячных недомоганий — он сам проверял, чтобы не было обмана, — и оставалась здесь до следующего периода. Как известно, мужской прислуги он здесь не держал, кроме своего камердинера, который был фанатично предан ему.
 — Старый козел!
 — Все они приходили сюда добровольно, а когда уходили, он давал им по двадцать гиней. Для простого человека это кругленькая сумма. Кстати, — с озорной усмешкой добавила она, — они могут появиться здесь снова в надежде, что вы заинтересуетесь предложением.
 — Мерзавки! Да я заплачу им по двадцать гиней, лишь бы они убрались прочь!
 — Остерегайтесь произносить это вслух. — Она надеялась рассмешить его, но он лишь покачал головой.
 — А теперь мы, пожалуй, отправимся в темницу и на том закончим осмотр. Я обещал де Веру в качестве поощрения показать камеру пыток.


* * *

 Кон торопливо зашагал по коридору, надеясь, что это выглядит как хорошо спланированное отступление на заранее подготовленные позиции, а не как паническое бегство. Он верил ей. Она не имела намерения разделить с сумасшедшим графом эту кровать, однако воображение услужливо подсовывало ему эту картину.
 Но мысль о том, чтобы выйти замуж за старого графа, у нее все-таки была.
 Она шла за ним следом. Он чувствовал ее присутствие, хотя в своих мягких туфельках она ступала беззвучно — как воспоминание или как призрак воспоминания.
 Она всего лишь подумывала об этом.
 Такое случалось и с ним, но, к счастью, он много чего не сделал из того, что приходило на ум. Например, однажды даже чуть не совершил самоубийство. Только подумал об этом.
 А один раз он даже подумывал о том, чтобы дезертировать. Это было в самом начале его карьеры, когда он еще не закалился в боях и не мог видеть страданий умирающих людей и животных, тем более что сам причинял им эти страдания. В течение нескольких дней это казалось ему единственным разумным выходом, он даже спланировал, каким образом это осуществить.
 Но потом их полк подвергся неожиданной атаке, и он дрался, чтобы выжить и чтобы помочь выжить своим товарищам. В том бою он поклялся себе драться с французами до победного конца и сумел сдержать клятву.
 А однажды он чуть не изнасиловал женщину.
 Он сидел в компании офицеров в какой-то таверне в одной испанской деревушке. Это было вскоре после боя, но какого именно, он не помнил, как не помнил ничего о том, где все это происходило. Все они еще были сильно возбуждены после боя и все хотели женщину.
 Там были женщины, готовые на все услуги, но были и такие, которые сопротивлялись и пытались убежать, что особенно забавляло всю компанию. И возбуждало.
 Теперь, оглядываясь назад и глядя на себя прежнего со стороны, он удивлялся своему поведению, однако помнил, что чувствовал себя тогда чуть ли не полубогом и женщины казались ему законным военным трофеем.
 Подбадриваемый криками своих приятелей и разгоряченный дикой испанской музыкой, он повалил на стол сопротивляющуюся женщину.
 Его мужское естество аж пульсировало от нетерпения и, требуя удовлетворения, так и рвалось наружу. Он уже наполовину расстегнул ширинку. Приятели помогали держать женщину.
 Но в этот момент в его мозгу словно сработал какой-то предохранитель. Он пришел в себя.
 Подняв женщину со стола, он стал выталкивать ее из комнаты, бормоча, что хочет сделать все как следует. Его пытались остановить, но он, не выпуская из рук всхлипывающую женщину, вырвался на воздух.
 Продержав пленницу всю ночь в своей палатке, он отпустил ее на рассвете, дав немного денег. Уходя, она оглянулась и спросила:
 — Вы хотите, чтобы я говорила, что вы можете это делать, капитан?
 Она подумала, что ее спасение объясняется его импотенцией. Он чуть не расхохотался и сказал:
 — Говорите что хотите, сеньора.
 Несколько дней спустя он узнал, что она распространяет слухи о его небывалой мужской потенции. Наверное, она хотела отблагодарить его таким образом, но ему это здорово осложнило жизнь Женщины стали ожидать от него героических подвигов в постели.
 С того времени он стал понимать, что люди иногда делают что-то или думают о чем-то как бы в состоянии временного помешательства. И что последствия таких поступков, даже совершенных с самыми добрыми намерениями, бывают непредсказуемыми.
 Кроме того, нередко люди оказываются не такими, какими кажутся.
 Когда они уже подходили к дверям офиса, он спросил:
 — Что вы думаете о мистере де Вере как моем секретаре?
 Она удивленно приподняла брови:
 — Я не имею права судить о таких вещах, милорд.
 — Перестань изображать из себя служанку, Сьюзен. Как ты думаешь, он сейчас дремлет в кресле или сидит, задрав ноги на стол, и наслаждается книгой с картинками сомнительного содержания?
 — Сначала я так и думала, но теперь мне кажется, я ошибалась.
 Он распахнул дверь, и перед ними предстал Рейс, сидящий за столом, заваленным кипами бумаг, и с головой ушедший в работу. Он в нетерпении взглянул на Кона, досадуя на то, что его оторвали от работы.
 Однако мгновение спустя он отложил перо и поднялся из-за стола.
 — Отчетность находилась в весьма хорошем состоянии. Правда, по какой-то причине остаются неучтенными большие суммы денег.
 — Вот как? — воскликнул Кои, обернувшись к Сьюзен. — Как по-вашему, на что они могли быть израсходованы, миссис Карслейк?
 — Нет, — остановил его Рейс. — Я имел в виду большие суммы денег, которые появились неизвестно откуда.
 — Наверное, за счет контрабанды, — сказал Кон.
 Рейс взъерошил пальцами волосы.
 — Я так и предполагал. Но поскольку сам я из Дербишира, это не сразу пришло мне в голову. Это, должно быть, очень доходное занятие, — добавил он, взглянув на какие-то записи.
 — Несомненно, — сказал Кон, покосившись на Сьюзен. На ее лице была написана такая решимость, как будто она была готова отрицать само существование контрабандистской деятельности. — Я думаю, что вам, как бывшему секретарю графа, кое-что известно о его участии в этой деятельности.
 Она бросила на него сердитый взгляд:
 — Да, милорд, граф вкладывал деньги в контрабандное дело. Большинство местных жителей делают это.
 — Какую же прибыль приносит каждый рейс?
 Снова раздраженно взглянув на него, она ответила:
 — Если все проходит гладко, то прибыль составляет сумму, в пять раз превышающую вложенные деньги. Конечно, случаются неудачные рейсы, и тогда теряется все.
 Кон, заметив, как округлились глаза Рейса, напомнил:
 — Не забудь, что это противозаконная деятельность.
 — Как и множество других интересных вещей, — сказал в ответ Рейс. — Миссис Карслейк, известна ли вам сумма вложений и прибыли, если речь идет об удачном рейсе? Я спрашиваю это исключительно из любопытства.
 Сьюзен неожиданно вздохнула с облегчением и улыбнулась Рейсу. Это была милая дружеская улыбка, которая заставила Кона раздраженно скрипнуть зубами.
 — Говорят, что за последний год груз, прибывший на побережье, составил по тысяче галлонов бренди, рома и джина и четверть тонны табака. Я слышала, что за границей можно купить по шесть пенсов за фунт, а продать здесь в пять раз дороже. Спиртные напитки там можно купить по шиллингу за галлон, тогда как здесь за них можно получить по шесть шиллингов.
 Рейс, наклонившись к столу, быстро подсчитывал что-то на бумаге.
 — Силы небесные! Почти тысяча фунтов на вложенные сто шестьдесят фунтов!
 Она подошла к нему и взглянула на цифры.
 — Разумеется, следует учесть и расходы. Фрахт судна, услуги капитана, оплата грузчиков, возниц, а также плата за использование лошадей и телег. Кроме того, каждый ожидает приплату натурой, чтобы что-то принести домой. К слову сказать, чай является еще более выгодным товаром. Прибыль составляет десять к одному.
 Рейс был буквально ошеломлен. Его восхищала не Сьюзен, а прибыль, но Кону хотелось поскорее оттащить ее от него.
 — Вы удивительно много знаете об этом, миссис Карслейк, — сказал он и увидел, как она сразу же замкнулась.
 — В наших местах все об этом знают, — сказала она, но от Рейса отошла, что уже было небольшим достижением.
 — Неудивительно, что графство ежегодно получало не менее двух тысяч фунтов сверх доходов от аренды.
 — Неужели? — удивился Кон и, подойдя к столу, заглянул в бумаги. — Однако, если верить отчетам, которые присылал мне Суон, в казне графства имеется всего пара тысяч фунтов. — Он взглянул на Сьюзен. — Как вы это объясните, миссис Карслейк?
 — Шестой граф много тратил на то, что его интересовало, милорд. На свои увлечения. Всякие древности. — Она снова спряталась за обличьем служанки, но его этим теперь не обмануть. Он понимал, что она много знает.
 — Разве в наши дни так дороги глаза тритона или хвост лягушки? — Кон снова повернулся к Рейсу. — Тебе не кажется, что деньги уплывали куда-то на сторону?
 — Глаза тритона и пальцы лягушки, — поправила его Сьюзен. — От пальцев больше прибыли, потому что их несколько. А хвост — вообще раритет, потому что взрослые особи хвостов не имеют. — Глаза у Сьюзен искрились смехом. — Именно поэтому они и считаются символом вечной молодости…
 Он подхватил ее мысль:
 — Если бы граф был жив, я мог бы нажить состояние, продавая ему лягушачьи хвосты.
 Кон подумал, что они оба одновременно как бы вернулись в добрые старые времена. Она первой пришла в себя и обернулась к Рейсу.
 — Как насчет каких-нибудь скрытых прибылей? — спросил его Кон, заметив в глазах смотревшего на них секретаря неприкрытый интерес.
 — Я пока не обнаружил таковых, милорд. Правда, не все его доходы классифицируются по статьям, к тому же он иногда расплачивался наличными. Возможно, он их тратил целиком.
 Сьюзен, конечно, кое-что об этом знает.
 — Вам, конечно, неизвестно, на что потрачены дополнительные доходы, миссис Карслейк?
 — Нет, милорд, — ответила она, глядя ему прямо в глаза.
 Она говорила правду.
 — Продолжай поиск, — приказал он Рейсу. — Это скрасит скучные дни. И отмечай любое упоминание о закупочных ценах на его диковинки. Возможно, это ключ к оценке моего состояния.
 Лицо Сьюзен стало совсем непроницаемым, и он понял, что она что-то скрывает. Надо раз и навсегда перестать считать ее честной женщиной. Она красива, обворожительна, безумно привлекательна.
 Но не честна.
 В ее распоряжении были целые годы, когда она могла по своему усмотрению изменять записи в бухгалтерских книгах. Однако теперь ее может вывести на чистую воду Рейс, для которого нет ничего приятнее, чем обнаружить тайны, скрытые в отчетности и гроссбухах, и выявить правду.
 Еще не оправившись от дружеского обмена шутками, он понял, что должен убраться отсюда подобру-поздорову.
 — Я намерен продолжить осмотр, — сказал он. — А вы, миссис Карслейк, поработайте вместе с мистером де Вером. Вы хорошо знакомы с системой управления графством.
 — Не хотите ли посмотреть камеру пыток, милорд? — напомнила ему она.
 — Совершенно ненужное добавление, — буркнул он. Заметив ее изумленно приподнятые брови, он не счел нужным пояснять свои слова. Крэг-Уайверн был одной огромной камерой пыток, когда в нем находилась Сьюзен Карслейк. К тому же западней.
 Рейс не проявил ни малейшего интереса к клещам и дыбе, так что Кон оставил их вдвоем, закрыв за собой дверь.
 Сьюзен и Рейс остались наедине — вдруг опомнился он и чуть было не повернул назад. Потом все-таки заставил себя отойти от двери. Кто знает, может быть, Рейс спасет его от самого себя.
 Еще несколько дней, проведенных с этой новой Сьюзен, и он, чего доброго, снова будет кувыркаться с ней на песке, причем на сей раз уже ничто не помешает ему сделать ей предложение и попасться в капкан до конца жизни.
 Он вдруг вспомнил о том, что уже принял решение жениться.
 Па прошлой неделе он был совсем близок к тому, чтобы предложить Анне Пекуорт выйти за него замуж. С тех пор ведь ничего не изменилось. Анна хорошо воспитана, добра, нежна и имеет хорошее приданое. Она понравилась его матери и сестрам. Словом, леди Анна — идеальный вариант жены для него.
 Ко всему прочему у нее есть еще одно преимущество, благодаря которому он и остановил на ней свой выбор. В начале этого года один из его приятелей из «Компании шалопаев», лорд Миддлторп, собирался сделать предложение леди Анне, но потом встретил красавицу Серену и женился на ней. Леди Анна имела все основания ждать предложения от лорда Миддлторпа и, естественно, была обижена, хотя вела себя в этой ситуации великолепно.
 Кон решил, что коль скоро он лишен способности полюбить, то может занять место Френсиса и жениться на Анне, которая, к несчастью, слегка прихрамывала от рождения и поэтому не часто бывала в обществе.
 Это было разумное, практичное решение. Тем не менее, оказавшись здесь вместе со Сьюзен, он почувствовал, что не слишком тверд в этом разумном решении.
 Кон отправился в свою комнату, достал листок бумаги и, поборов нерешительность, написал короткое письмо леди Анне.
 В любом случае письмо джентльмена незамужней леди само по себе было обязательством, но этого ему показалось мало, и он недвусмысленно сообщил ей, что намерен поговорить с ее отцом, как только вернется в Суссекс, что, как он надеется, произойдет через неделю или около того.
 Он не стал присыпать чернила песком и ждал, когда они высохнут сами, понимая, что сжигает мосты. Однако он сжигал мосты между собой и врагом в лице Сьюзен, что было отличной военной тактикой. Влечение и даже любовь — это не всегда хорошо. Ему приходилось видеть мужчин, околдованных и связанных по рукам и ногам недостойными женщинами, которые нередко доводили их до полного краха. Он не хотел стать одним из них.
 Чернила высохли.
 Он сложил письмо, запечатал его, надписал адрес и нацарапал «Уайверн» наверху конверта, чтобы покрыть почтовые расходы. Потом отдал письмо Диего:
 — Отнеси его Пирсу. Пусть отправит его немедленно, даже если для этого придется съездить в Хонитон или Эксетер. Я хочу, чтобы оно было отправлено как можно скорее.
 «Чтобы я не проявил слабость и не забрал его назад».
 Он заметил, как Диего удивленно поднял брови. Но слуга лишь сказал:
 — Будет сделано, милорд.
 Кон откинулся на спинку стула и мысленно оценил прочность своей оборонительной позиции. Она была безупречной. Теперь он мог устоять против любого оружия, которым может воспользоваться Сьюзен.




 Глава 9


 Сьюзен старалась сосредоточиться на де Вере и документации, но ее мысли и сердце все еще были с Коном. Состоявшийся между ними короткий шутливый разговор был похож на каплю воды, упавшую на иссохшую землю. Скорее дразнящую, чем насыщающую.
 Она не могла больше выносить подобные словесные турниры. После них она чувствовала себя хрупкой ракушкой на берегу моря, которая с каждой волной становится все тоньше и тоньше, пока не станет совсем прозрачной и не сломается при малейшем нажиме. А потом превратится в песок, который смоет очередным приливом…
 — Миссис Карслейк! — ворвался в ее мысли голос де Вера.
 Она повернулась к нему и увидела выражение его физиономии — он взирал на нее с любопытством, но по-другому.
 — Не могли бы вы объяснить, каким образом граф записывал проценты с инвестированных сумм? Мне не вполне ясно.
 — Он был скрытным по природе, мистер де Вер.
 Он принес еще стул, усадил ее рядом с собой и засыпал вопросами. Она подивилась тому, как быстро он разобрался в особенностях записей и как точно понял не только то, что за ними скрывается, но даже то, что подразумевается.
 Ее поразил и отчасти обеспокоил его методичный подход к делу. Сама она была достаточно квалифицированным работником, но ее педантичность не шла ни в какое сравнение с его дотошностью. Хотя де Вер работал быстро, он ухитрялся выделить главное и взять нужную информацию с каждой страницы, для того чтобы навести дальнейшие справки.
 Она была почти уверена в том, что подробности контрабандистских операций не записаны, но об этом можно было прочесть между строк. Выплаты производились, например, в адрес таверны «Георгий и дракон» за поставку вина и крепких спиртных напитков, тогда как в действительности это были инвестиции в контрабандистские операции. Докопается ли до этого де Вер из Дербишира?
 Крупные суммы указывались в разделе «В счет выплаты займа», хотя больше никаких сведений о характере займа не было.
 К тому же у графа была привычка делать всякие записи «для себя» на любых клочках бумаги, которые нередко терялись среди прочих бумаг.
 Что они могли подсказать де Веру?
 Мог бы он узнать, например, что Дэвид стал новым Капитаном Дрейком? И что он мог бы предпринять, будучи человеком посторонним и солдатом, если бы узнал об этом?
 Надо предупредить Дэвида, хотя она знала, что предупреждать его бесполезно. Он ничего не сможет изменить и ничего не сможет предпринять, разве что «лечь на дно».
 И где он сейчас? Она послала ему записку о том, что здесь требуется его присутствие. Ей нужно было узнать, гладко ли прошла операция, чтобы в случае успеха отложить поиск спрятанных денег.
 Сьюзен невидящим взглядом уставилась на ряды цифр. А что, если операция провалилась? Что, если Дэвид ранен и поэтому не явился сюда?
 Она постаралась взять себя в руки. Если бы что-нибудь случилось, ей бы сообщили.
 А если об этом никто не знает? Если ее дядюшка и тетушка думают, что он гостит у друзей?..
 Она вдруг осознала, что де Вер дважды переспросил ее о чем-то. Он, наверное, подумал, что она совершенно безмозглое существо.
 Пытаясь говорить спокойно, она сказала:
 — Думаю, мой брат мог бы лучше помочь вам в этих вопросах, мистер де Вер. Интересно, почему его до сих пор нет? Пойду, пожалуй, узнаю, передали ли ему мою записку. — Не дав ему возможности возразить, она ушла.
 На кухне она предупредила миссис Горленд о том, что намерена отлучиться. Она хотела было выбежать из дома в том, в чем была, но взяла себя в руки и надела простую широкополую шляпу. Ведь она должна выглядеть как респектабельная экономка миссис Карслейк, а не вольная как ветер Сьюзен Карслейк, которая могла в свое удовольствие лазать по холмам, совершая эти прогулки вместе с Коном Сомерфордом.
 Оказавшись за пределами Крэг-Уайверна, Сьюзен успокоилась и вздохнула с облегчением. Она никогда не любила Крэг-Уайверн, но до сегодняшнего дня не чувствовала, с какой силой он давит на человека.
 С Дэвидом, наверное, все в порядке. Просто он устал прошлой ночью и не обратил внимания на ее послание. А она, вырвавшись из дома, постарается насладиться свободой.
 Раньше она не чувствовала себя несвободной, но ведь раньше и Кона Сомерфорда в Крэг-Уайверне не было. Вернее, не было в течение одиннадцати лет.
 Она стала спускаться с холма вниз, к деревне Черч-Уайверн. На ее счастье, солнце сияло с почти безоблачного неба. Лето стояло непогожее, очевидно, из-за прошлогоднего извержения какого-то вулкана на другом конце света. Настоящие летние деньки выпадали редко, и, судя по прошлой ночи, можно было ожидать пасмурную, дождливую погоду, однако Господь послал им ясный, солнечный день именно тогда, когда нужно.
 Она молила Бога, чтобы рейс оказался успешным. Тогда она быстренько нашла бы экономку и исчезла с орбиты Кона, пока он или она не сделали что-нибудь непоправимое. Ей будет мучительно трудно снова расстаться с ним, но Сьюзен понимала, что это необходимо.
 Он стал таким мрачным, таким непохожим на Кона, которого она помнила, хотя что-то от ее прежнего, милого, улыбающегося Кона в нем тоже присутствовало. Она не знала, как помочь ему. И боялась лишь сделать хуже. Деревенька у подножия холма, с которого она спускалась, состояла из нескольких домиков, жавшихся к церкви с высоким шпилем. Сьюзен увидела мать Дидди, которая развешивала белье на заднем дворе в окружении детишек. Возможно, это были ее внуки, хотя младший брат Дидди был еще в младенческом возрасте. Одна из маленьких девочек с самым серьезным видом подавала миссис Хаулок прищепки для белья, и Сьюзен залюбовалась этой картиной. Простое человеческое счастье: дом, дети, повседневный труд, не требующий ни напряжения мысли, ни суеты.
 Она понимала, что все это не так, что в каждом домике, и даже таком величественном, как Крэг-Уайверн, было полно своих забот и тревог, но большинство людей старается держаться подальше от безумных затей и преступлений.
 Сумей Сьюзен заставить Дэвида забыть о потомственном промысле, они уехали бы подальше от побережья и зажили нормальной человеческой жизнью…
 Она покачала головой. Кровь распутницы и главаря контрабандистов текла в них обоих. Дэвид без особой охоты стал Капитаном Дрейком, но эта роль была для него так же естественна, как для кошки ловля мышей. И теперь он едва ли захочет с ней расстаться.
 Это был его долг, и он знал это. Контрабанда нужна здешним людям, и потому нужен надежный лидер, который мог ее организовать. Как и Кон, Дэвид не мог уклониться от унаследованной ответственности.
 Однако она могла уехать куда пожелает.
 Но куда?
 Она абсолютно не подходила для роли гувернантки или компаньонки, а ее происхождение едва ли добавляло ей шансов стать невестой джентльмена. К тому же она не была уверена, что обладает подходящим характером, чтобы стать хорошей женой, тем более что она уже не была девственницей.
 Куда ей податься?
 Чем заняться?
 Ей нравилось быть секретарем у графа, но такую должность обычно занимал мужчина. И ей не хотелось покидать это единственное место, где она не чувствовала себя чужой.
 Вон Джек Крокер работает в своем огороде и, судя по тому, как он устанавливает длинные подпорки, собирается сажать бобы, как делал это ежегодно в течение тридцати лет или даже больше. Во дворе у Фомли она увидела свинью в окружении целого выводка крошечных поросят. Земля в саду помещичьего дома была устлана ковром из лепестков яблонь, что обещало богатый урожай яблок осенью.
 Быть своим в такой деревне можно было только в случае, если вы здесь родились. Любой другой человек, пусть даже очень приятный, был бы здесь все-таки посторонним. Она была своей, но так и осталась для них дочерью Мэла Клиста и леди Бел, четы, которая даже не потрудилась ради приличия прикрыть бракосочетанием свой скандальный союз.
 Возможно, если бы она могла или хотела жить, как положено молодой леди из помещичьего дома, ее воспринимали бы лучше. Но куда там! Ей надо было все время проводить вне дома, всем интересоваться, обо всем расспрашивать, учиться плавать и ходить под парусом, так что люди вскоре начали шептаться о том, что она, видно, такая же непутевая, как мамаша, и, судя по всему, кончит тем же.
 Возможно, именно так и получилось, хотя и менее счастливо.
 Сьюзен обогнула деревню и пошла по лужайке, заметив на земле свежие следы колес телеги. Ночью моросил дождь, дорогу слегка развезло, поэтому следы остались, хотя были едва заметны. «Драконова шайка» умела заметать следы. За телегами, как правило, шли лошади, утрамбовывая землю катком, а потом общими усилиями затаптывали землю новыми следами. Принимали участие даже дети. В округе каждый был так или иначе вовлечен в деятельность контрабандистов.
 Она заметила также следы копыт. Для перевозки контрабандных грузов заимствовали и лошадей из поместья, которых возвращали в конюшню на рассвете. Фермеры иногда ворчали по поводу того, что лошади не успевают отдохнуть, да и работники тоже, но большинство из них успокаивались, обнаружив в соломе бочонок или тючок с товаром в виде вознаграждения.
 Сьюзен не знала, как относятся к контрабандистам дядюшка Натаниэл и тетушка Мириам. В поместье об этом редко говорили, а если и говорили, то как о чем-то происходящем не здесь, а где-то далеко отсюда.
 Работая секретарем у графа и помогая Дэвиду вести бухгалтерский учет средств «Драконовой шайки», Сьюзен узнала, что дядюшка с тетушкой не вкладывают деньги в контрабандистские операции.
 Наверное, они, подобно большинству нетитулованного мелкопоместного дворянства прибрежного района, сохраняя нейтралитет, делали вид, что не замечают того, что контрабандисты пользовались их лошадьми, не приглядывались слишком пристально к тому, что прячут на их земле, и не задавали лишних вопросов относительно бочонков вина, пачек чая или штуки кружева, когда эти товары появлялись в поместье…
 — Миссис Карслейк!
 Вздрогнув от неожиданности, она оглянулась и увидела всадника, махавшего ей рукой. На какое-то мгновение ей показалось, что это Кон. Но конечно, она ошиблась. Это был всего-навсего офицер береговой охраны лейтенант Гиффорд. Он пустил лошадь легким галопом, перескочил низкую стенку, пролегавшую вдоль тропы, и подъехал к ней.
 Она постаралась не показать, что испугалась. Он ничего не мог подозревать, потому что был здесь новым человеком и не знал, что она и Дэвид не являются детьми сэра Натаниэла. Но следы колес на земле вдруг показались ей слишком заметными.
 Он спешился и остановился рядом с ней. Это был круглолицый молодой человек с мягкими каштановыми кудрями. Однако его рот и подбородок говорили о решительном характере, что немного напомнило ей Кона. Гиффорд, как и Кон, участвовал в битве при Ватерлоо. И был ей симпатичен. Он всего лишь выполнял свой долг, однако был их врагом.
 — Приятный денек, не так ли? — сказал он с улыбкой.
 Она улыбнулась в ответ, надеясь, что улыбка получилась естественной.
 — И мы его заслужили после многочисленных пасмурных дней, — сказала она.
 — Вы направляетесь в поместье, миссис Карслейк? Позвольте мне прогуляться вместе с вами?
 — С удовольствием. — Что еще она могла ответить?
 Этот человек явно за ней ухаживал, и это ее смущало. Он был ей безразличен, да и ухаживания сразу же прекратятся, как только он узнает, что она незаконнорожденная дочь Мэла Клиста. Более того, ни один офицер службы береговой охраны не мог, не рискуя своей карьерой, жениться на дочери контрабандиста.
 Ей хотелось прямо сказать ему об этом, но она боялась привлечь тем самым внимание к Дэвиду. Но возможно, ей удастся воспользоваться случаем и выпытать у него что-нибудь относительно событий прошлой ночи.
 — Как идет ваша служба, лейтенант Гиффорд?
 Он скорчил гримасу:
 — Полно вам, миссис Карслейк. Не держите меня за дурака. Здесь каждому известно, когда прибывает контрабандистское судно, и вчера происходило именно это. Причем вчера было не одно судно, а целых два. Одно мне дали возможность задержать, тогда как другое было разгружено где-то в ином месте на побережье.
 Жаль, что он такой сообразительный.
 — Я все утро была занята делами в Крэг-Уайверне, лейтенант, поэтому не слышала никаких новостей. Прибыл наш граф.
 — Вот как? — Он пристально взглянул на нее. — Как я слышал, он человек военный?
 Сьюзен поняла, в какую сторону он клонит.
 — Кажется, он был капитаном от инфантерии.
 — В таком случае у меня будет союзник в этих местах.
 — Вряд ли, граф не имеет намерения жить здесь постоянно, лейтенант. У него родовое гнездо в Суссексе, и он предпочитает жить там.
 Он бросил взгляд на темную громаду Крэг-Уай верна.
 — Жаль, но меня это не удивляет. Граф Уайверн может поспособствовать деятельности контрабандистов в этих местах, но может и положить ей конец. До меня доходили слухи о том, что старый граф помог схватить с поличным Мельхиседека Клиста.
 — Что вы сказали? — воскликнула она, но взяла себя в руки, надеясь, что он не заметил ее потрясения. — Вы, должно быть, ошиблись. Все знали, что старый граф помогал контрабандистам.
 — Возможно, они поссорились. Как известно, мэм, у воров отсутствует понятие чести.
 У Сьюзен голова пошла кругом при мысли о том, что сумасшедший граф не только, не вмешался, чтобы помочь, но активно способствовал аресту ее отца и потере всего груза.
 Зачем, черт возьми, он это сделал?
 — До меня дошли слухи, что прошлой ночью контрабандный товар был выгружен где-то поблизости от этого места, — сказал Гиффорд, но я не смог обнаружить никаких следов. Полагаю, что вам об этом ничего не известно, миссис Карслейк.
 Его слова прозвучали скорее как утверждение, чем как вопрос. Он понимал, что никто здесь не сообщит ему никакой информации.
 — Боюсь, что это так, лейтенант.
 — Неподалеку отсюда произошла драка, в результате которой были тяжело ранены два человека. Наверное, подрались, не поделив трофеи, так что груз, должно быть, разгрузили где-нибудь поблизости.
 Ее сердце испуганно пропустило удар.
 — Драка? — переспросила она, надеясь, что ее потрясение будет выглядеть естественно. — Что вы имеете в виду, сэр?
 — Одна банда попыталась украсть у другой. Это часто случается, милая леди. Эти контрабандисты — вовсе не благородные искатели приключений, какими их некоторые считают.
 Боже милосердный, неужели он и впрямь думает, что у кого-нибудь из тех, кто родился здесь, есть иллюзии относительно контрабандистов? Но что там произошло? Неужели Дэвид действительно ранен? А груз украден?
 Она попыталась притвориться глупышкой:
 — Но почему бы вам не арестовать раненых?
 — Для этого не хватает улик, миссис Карслейк. Они утверждают, что подрались из-за женщины, и упрямо стоят на своем. К сожалению, когда мы прибыли на место происшествия, никаких следов контрабандного груза там не осталось.
 Сьюзен помедлила. Если одним из раненых был Дэвид, он наверняка об этом скажет. Но он не сказал, и она вздохнула с облегчением.
 — Драки из-за женщины не такая уж редкость, лейтенант.
 — В ночь, когда приходит судно с грузом контрабанды, женщинами интересуются значительно меньше. — Он усмехнулся. — Но это относится к гнусным мерзавцам. Для джентльмена леди всегда занимает первое место в его мыслях.
 Ей хотелось сказать что-нибудь язвительное относительно чувства долга, но она воздержалась. Слава Богу, что ворота в сад помещичьего дома находились всего в нескольких ярдах.
 — Я слишком редко вижу вас, миссис Карслейк. На прошлой неделе в Хонитоне был бал, но там было скучно, потому что вы отсутствовали.
 Сьюзен умудрилась изобразить удивление:
 — Но я работаю, лейтенант, и не могу, когда мне вздумается, посещать увеселительные мероприятия.
 — Ну полно, полно. До прибытия графа ваши обязанности здесь едва ли были обременительными.
 — Напротив, сэр. Из-за эксцентричности покойного графа дом оказался в безобразном состоянии. И я пыталась навести порядок.
 — Вот как? — Кажется, он по какой-то причине не поверил ей. — Уверен, что вы развлекаетесь где-нибудь в других местах. Если скажете, где именно, дорогая леди, то я сделаю эти места предметом своего особого внимания.
 Что за странные вещи он говорит, как будто подозревает, что она проводит ночи в таверне, но у нее сейчас не было ни времени, ни терпения, чтобы задуматься об этом.
 — Я веду тихую, скучную жизнь, лейтенант, — сказала она, открывая ворота.
 — Вы шутите? Ладно, вы загадали мне загадку, и я ее разгадаю. Но сейчас я направляюсь в Драконову бухту, чтобы разгадать другую загадку, хотя сильно сомневаюсь, что удастся что-нибудь узнать у этой скрытной компании.
 Он вскочил на коня.
 — Теперь, когда упекли этого негодяя Мельхиседека Клиста, они не осмелятся проворачивать крупные контрабандистские операции, но мне хотелось бы присмотреться как следует к новому владельцу таверны и поискать, не осталось ли следов от колес на земле.
 Сьюзен не взглянула на следы, оставленные колесами телег, под копытами его лошади, но едва удержалась, чтобы не рассмеяться. Новым владельцем таверны «Георгий и дракон» была двоюродная сестра Мола Рейчел Клист, жизнерадостная женщина средних лет, высокая и дородная. Она, разумеется, была связана с «Драконовой шайкой», но едва ли можно заподозрить в ней нового Капитана Дрейка. Она и пары шагов не могла сделать без одышки, не говоря уже о подъеме на скалу.
 Однако когда она посмотрела вслед уезжавшему Гиффор-ду, ее веселье как рукой сняло. В Драконовой бухте он ничего не найдет, но он дотошный и исполнительный. В конце концов он докопается до правды.
 Сьюзен вошла в сад, охваченная тревожными мыслями о вчерашней драке. Всегда, когда речь шла о праве на контрабанду, драка между группировками могла перерасти в настоящее побоище. В ней могли участвовать сотни людей, в том числе и вооруженных. Иногда бывали даже убийства.
 Что же произошло?
 Неужели Дэвид лежит где-нибудь, истекая кровью?
 Она срезала путь, пройдя через огород мимо сонного парня, который делал вид, что рыхлит мотыгой почву между рядами капусты. Почти каждый житель побережья в этом районе недоспал прошлой ночью.
 Парнишка весело поприветствовал ее, и она немного успокоилась. Едва ли здесь кто-нибудь улыбался бы, если бы Капитан Дрейк был ранен или арестован. И конечно, все бы об этом знали.
 Пройдя под увитой жимолостью аркой, она вышла на газон, тянувшийся до очаровательного дома, построенного таким же четко очерченным четырехугольником, как Крэг-Уайверн, но мрачный камень был выкрашен белой краской. Расположенный на плодородной земле, среди ухоженного сада и населенный добрыми, душевными людьми, он как будто принадлежал совсем другому миру.
 Она остановилась, любуясь усадьбой, и подумала, что, должно быть, спятила, если не чувствует себя здесь «у себя дома». Члены ее семьи были хорошими людьми, и она любила их всем сердцем, хотя даже в детстве не чувствовала себя среди них полностью своей. И когда она узнала правду о своих родителях, она поняла причину этого.
 — Сьюзен!
 Вздрогнув, она оглянулась и увидела свою кузину Амелию, которая, размахивая руками, бежала к ней по газону.
 Двадцатилетняя толстушка Амелия была очень возбуждена, ее широкополая крестьянская шляпа соскользнула с каштановых кудрявых волос и, как обычно, болталась за плечами.
 — Я слышала, что наконец приехал граф! — запыхавшись, крикнула она, подбегая к Сьюзен.
 — Да, прошлой ночью.
 — Какой он? Красивый?
 — Он бывал здесь раньше.
 — Всего один раз, и мне тогда было только девять лет! Я смутно помню, что видела на скамье Уайвернов в церкви мужчину с двумя сыновьями. Этот был более темноволосым и повыше ростом, и я думала, что он старший брат.
 — Да, я тоже так думала, — сказала Сьюзен, продолжая идти к дому.
 — Фреда Сомерфорда я, конечно, знала, — щебетала Амелия, стараясь шагать с ней в ногу. — Мама всегда просила его считать наш дом своим домом. — Она хихикнула. — Помнишь, как папа однажды пробурчал что-то про сумасшедших Сомер-фордов, а мама возразила, сказав, что он совершенно здравомыслящий молодой человек? Она даже надеялась, что одна из нас выйдет за него замуж. Интересно, как она отнесется к новому графу?
 Сьюзен чуть не застонала, представив себе, как тетушка снова примется строить матримониальные планы.
 — Жаль, что он утонул, — сказала Амелия. — Я имею в виду Фреда. Но этого можно было ожидать. Я всегда считала его Фредом Неразумным — по аналогии с Этельредом Неразумным.
 Сьюзен рассмеялась, но быстро зажала себе рот рукой.
 — Прости нас, Господи. Это звучит как-то не по-доброму.
 — Пожалуй, ты права. А что, новый граф более готов?
 Готов для чего? Сьюзен вспомнилось, как Дидди сказала, что Кон был «в полной готовности», и она покраснела, отчетливо представив себе эту картину.
 — Откуда мне знать?
 — Помню, он был темноволосый. Я люблю темноволосых и смуглых мужчин.
 — Едва ли его волосы посветлели. Наверное, это может произойти только тогда, когда он поседеет.
 — Некоторые люди седеют не от возраста, а от стресса или от испуга. А Майкл Полет, например, вернулся с Пиренейского полуострова блондином, потому что его светло-русые волосы выгорели на солнце. Помнишь, однажды Фред Сомерфорд принес показать его портрет? — спросила Амелия, когда они, завернув за угол, подошли к боковой двери. — Я буквально влюбилась в того очаровательного капитана. Скажи, он по-прежнему красив?
 — Уж не собираешься ли ты попробовать женить его на себе? — спросила Сьюзен безразличным тоном.
 Амелия улыбнулась, отчего на щеках образовались ямочки:
 — Попытка — не пытка.
 — Даже если он не в твоем вкусе?
 — Этого не узнаешь, пока не попробуешь. К тому же то, что он граф, само по себе вполне в моем вкусе.
 — Даже если тебе пришлось бы жить в Крэг-Уайверне?
 Амелия, скорчив гримасу, оглянулась на дом:
 — Да уж, приятного мало. Но там можно кое-что изменить. Для начала прорезать окна с внешней стороны. И покрасить дом белой краской. Или оштукатурить.
 Сьюзен удивило, что ее кузина может с легким сердцем рассуждать об этом, как будто жизнь предлагает на выбор только радостные варианты. Это было типично для всего семейства Карслейков, и именно поэтому она чувствовала себя среди них аутсайдером. Завистливым аутсайдером.
 — У графа очень привлекательный секретарь, — сказала она, понимая, что пытается направить интерес Амелии в другое русло. — Некий мистер Рейском де Вер, который, несмотря на свое зависимое положение, несомненно, является настоящим джентльменом. Да и статус у него не такой уж низкий. Тебе следовало бы посмотреть, кто он такой, заглянув в справочник дяди Натаниэла.
 Ямочки на щеках Амелии стали еще глубже.
 — Сразу два красивых незнакомца! Возможно, и у нас здесь произойдет что-нибудь интересное? Пора бы!
 Сьюзен пристально посмотрела на кузину.
 — Почему ты на меня так смотришь? — удивилась кузина. — Неужели новый граф тоже сумасшедший?
 — Нет. Разумеется, нет. Но он многое здесь изменит, хотя пока трудно сказать, что это будут за изменения.
 — Все равно изменения будут в лучшую сторону. Он молод. Он красив. И имеет красивого друга. Интересно, будет ли он устраивать балы?
 — В Крэг-Уайверне? — рассмеялась Сьюзен.
 — Почему бы нет? Если в доме все так, как ты рассказываешь, то было бы великолепно устроить там бал-маскарад.
 Удивительно, Амелия сумела заставить ее посмотреть на все под другим углом.
 — Пожалуй, ты права. Это, возможно, прогнало бы тени прошлого. В интересах всего нашего округа этот дом должен стать местом, где живут нормальные люди и куда они приглашают в гости нормальных соседей. Не сумасшедших гостей сумасшедшего графа. Солидных нормальных аристократов.
 Она прикинула, в какую сумму обойдется оштукатурить в соответствии с модой наружные стены. И коридоры, наверное, следовало бы покрасить в какой-нибудь веселенький цвет. И прорубить окна…
 Это открывало поразительные возможности.




 Глава 10


 Войдя в дом, они нашли тетю Мириам в кухне, где она вместе с кухаркой и одной из служанок пекла булочки. Ее круглая физиономия раскраснелась и была влажной от жары, стоявшей в кухне, но глаза ее вспыхнули радостью.
 — Сьюзен, дорогая, как приятно тебя видеть. Подожди минутку, и мы выпьем по чашечке чаю.
 — Мне надо сначала поговорить с Дэвидом, тетя.
 Добрая улыбка тети вызвала у нее чувство вины. Она знала, что тетя считает ее своим ребенком, что она любит ее как дочь, однако сама она не могла быть такой дочерью, какой хотела ее видеть тетя. Обычной хорошей девушкой, счастливой и к этому времени уже замужней.
 — Он, наверное, еще завтракает в столовой, — сказала тетя Мириам, вымешивая тесто. — Не знаю, когда он возвратился домой прошлой ночью и чем занимался. Молодым людям свойственно прожигать жизнь, не так ли? — добавила она, подмигнув.
 Сьюзен подавила желание поделиться с тетушкой своими тревогами и помчалась в столовую, чтобы поговорить с братом наедине. К счастью, тетя Мириам попросила Амелию помочь на кухне. Но, войдя в столовую, Сьюзен застала Дэвида в компании кузена Генри.
 Все настоящие Карслейки были людьми, расположенными к полноте, и Генри, которому было двадцать восемь лет, уже обзавелся заметным животиком. Сейчас он сидел, сложив на нем руки, и, наблюдая, как Дэвид заканчивает завтрак, говорил о важности «Хлебных законов»  [4] .
 При виде Сьюзен он встал, радостно улыбаясь.
 — Вот это сюрприз! — Он обошел стол и, приблизившись к ней, поцеловал в щеку. — Мы так редко видим тебя, кузина.
 По правде говоря, все здесь были невероятно добры к Сьюзен. Но она всегда чувствовала себя посторонней, как чертополох, выросший на цветочной клумбе. Дэвид, несмотря на то что они с ним были очень похожи, не задумывался над такими сложностями и процветал вместе со всеми остальными.
 Она присела к столу, поглядывая на остатки его обильного завтрака.
 — Можно подумать, дорогая, что тебе действительно приходится трудиться в поте лица, зарабатывая на кусок хлеба.
 Она заметила на его лице признаки усталости, но никаких последствий драки. Слава Богу, он был таким же, как всегда, беспечным и покладистым. Значит, все в порядке.
 Его синевато-серые глаза взглянули на нее. В детстве они были очень похожи, помимо цвета глаз, у них были одинаково квадратные подбородки, как у отца, и унаследованные от матери золотисто-каштановые волосы. Однако теперь, когда они повзрослели, он стал на целых шесть дюймов выше ее ростом, много шире в плечах и, кроме того, обрел великолепную мускулатуру.
 У нее иногда возникала тревожная мысль: кто вышел бы победителем, если бы Дэвид подрался с Коном? Дэвид, конечно, был выше и шире в плечах, но что-то подсказывало ей, что победителем, возможно, стал бы Кон.
 — Разве ты сегодня не работаешь? — спросил он, отправляя в рот последний кусочек поджаренного хлеба.
 — Я работаю. Исполняю роль овчарки, собирающей овец, отбившихся от стада. Тебе была отправлена записка, требующая твоего присутствия в Крэг-Уайверне.
 — Значит, ты меня потащишь туда? К чему такая спешка?
 — Сейчас почти полдень. Не знаю как насчет спешки, но граф весьма пунктуален. Вернее, даже не он, а его очень компетентный секретарь. Он проверяет финансовые отчеты и, словно скряга, дрожит над каждым израсходованным пенсом.
 Это было предостережение. В бумагах старого графа не должно быть никаких ссылок на контрабандистские операции, однако чем черт не шутит?
 — Я считаю, что это очень правильный и разумный подход, — сказал Генри. — Взять управление в свои руки. Посмотреть, что к чему. Пора, давно пора навести там порядок и придать дому благопристойный вид. Ему потребуются твои записи и рекомендации, Дэвид, и если тебе приказано явиться туда, то будь там как штык!
 Дэвид налил себе еще чашку кофе и, откинувшись на спинку стула, произнес:
 — Если ему нужны срочные услуги, то мог бы заблаговременно предупредить о своем прибытии.
 Отхлебывая кофе, он взглянул в глаза Сьюзен поверх края чашки. В глазах его был вопрос: «Неприятности?»
 Сьюзен чуть заметно улыбнулась, чтобы показать, что ничего страшного не случилось. И это было правдой. Кон не устроил скандала по поводу контрабандистской операции, а только это и могло интересовать Дэвида. Правда, ей нужно было поговорить с ним один на один, а Генри словно прилип к своему стулу.
 Поэтому она немного посплетничала о графе, обменялась с Генри мнениями по поводу того, как отразится его приезд па всей округе, потом сказала, что Кон не намерен постоянно проживать в Крэг-Уайверне.
 — Жаль, — сказал Генри. — Возможно, он изменит решение, когда мы покажем ему, какие приятные люди здесь проживают.
 Дэвид едва заметно поморщился. Меньше всего ему хотелось, чтобы граф обосновался здесь навсегда. Даже если бы он был настроен дружелюбно, с ним пришлось бы считаться и постоянно ублажать его.
 — Может, уговоришь Амелию завоевать его сердце, Генри? Это привязало бы его к нашим местам.
 Генри побагровел:
 — Выдать ее замуж за сумасшедшего графа Уайверна? Прежде чем разрешить это, я должен гораздо лучше узнать человека, и отец, я уверен, скажет то же самое.
 — Значит, если он хорош собой, то нам, пожалуй, не следует поощрять его постоянное проживание в наших местах.
 Генри взглянул на Сьюзен:
 — А он хорош собой?
 Сьюзен было нетрудно подыграть брату.
 — К сожалению, это так.
 — Надо поговорить об этом с отцом. — Генри поднялся на ноги.
 В дверях он задержался и напомнил Дэвиду:
 — Выполняй приказание и отправляйся туда. Там у тебя хорошая должность, уважаемая, а если граф не будет здесь жить постоянно, то и не слишком обременительная. Зачем тебе терять ее?
 — Ты совершенно прав, — сказал Дэвид, однако не поспешил встать из-за стола.
 — Возможно, сейчас ты доволен тем, что имеешь, — с некоторым раздражением проговорил Генри, — но когда-нибудь ты захочешь жениться и обзавестись своим хозяйством. Для этого потребуются деньги. Так что тебе эта работа необходима.
 — Ты прав, Генри, — согласился Дэвид. — Я иду, вот только допью кофе.
 Генри вздохнул и отправился посоветоваться с сэром Натаниэлом. Сьюзен взглянула на брата и чуть не рассмеялась. Она не хотела обидеть Генри тем, что они смеются над его словами, по дальнейшие перспективы Дэвида больше не зависели от его должности управляющего, и об этом было известно каждому, кто знал о том, что происходит вокруг.
 Ей вдруг расхотелось смеяться. Она предпочла бы, чтобы Дэвид был просто управляющим в имении графа.
 — Ночью все прошло гладко? — спросила она.
 — Не совсем, — ответил он. — Я расскажу обо всем позднее.
 У нее екнуло сердце. Тщательно выбирая слова, она сказала:
 — По пути сюда я встретила лейтенанта Гиффорда. Он направлялся в Драконову бухту, надеясь найти доказательства того, что прошлой ночью здесь разгружалось контрабандистское судно.
 — Сомневаюсь, что ему удастся что-нибудь найти, — сказал Дэвид, допивая кофе.
 Значит, проблема была не в этом. Она попробовала представить себе, какие еще неприятности могли обрушиться на их головы.
 — А теперь скажи, каков на самом деле новый граф? — спросил он.
 — Не сумасшедший, — сказала она. Надо было предупредить Дэвида обо всем, что касается Кона. — Сильный. Он был капитаном в армии. Сражался при Ватерлоо. — И, сама того не желая, добавила: — Злопамятный.
 Брат задумался.
 — Ты знала его, когда он был здесь в 1805 году, не так ли?
 Она торопливо схватила кусочек хлеба и сунула в рот. Что об этом слышал Дэвид? Меньше всего ей было нужно, чтобы между Дэвидом и Коном возникла неприязнь из-за нее, но ей не хотелось и признаваться Дэвиду в своем отвратительном поступке.
 — Да, я знала его, — ответила она, — Мы с ним ровесники.
 — Том Бриджлоу сказал вчера что-то насчет того, что Мэл был недоволен вашей слишком близкой дружбой и предупредил, чтобы он держался от тебя подальше.
 — Между нами ничего такого не было, — сказала она как можно убедительнее. — Мы встречались то здесь, то там и даже дружили. Но ведь он и пробыл здесь всего две недели.
 — Если верить Тому, то после предупреждения, сделанного Мэлом, вас больше никогда не видели вместе.
 — Чему тут удивляться? Кому захотелось бы злить Мэла? Эго был редкий случай проявления родительской заботы.
 — Он следил за нами, — сказал Дэвид. И прежде чем Сьюзен успела спросить, что он имеет в виду, добавил: — Жаль, что между вами ничего не было. Сейчас нам было бы весьма полезно, если бы вы с ним были в близких отношениях.
 — Все это было одиннадцать лет тому назад, Дэвид, а за эти годы мы с ним даже не писали друг другу!
 Он пожал плечами:
 — Я просто так подумал. — Он поднялся на ноги, и Сьюзен неожиданно заметила нечто общее между ним и Коном: оба были явно лидерами, и на плечах обоих лежала ответственность за жизнь и благополучие многих людей. Сьюзен заметила, что брат поморщился, осторожно наступая на одну ногу.
 — Что случилось? — прошептала она.
 — Ввязался в драку, — ответил он, не понижая голоса. — Масса синяков, но ничего серьезного, так что не суетись. Сейчас возьму свои ведомости — и через несколько минут мы бросимся к ногам сурового графа. — Он зевнул, но, потянувшись, снова поморщился. — Надеюсь, он не станет задавать слишком каверзных вопросов. Нынче ночью я спал всего четыре часа.
 Сьюзен ждала его в кухне, пытаясь несколько унять тревогу с помощью свежей булочки и болтая с тетушкой о Коне.
 — Он был милым мальчиком, — сказала тетя Мириам. — Энергичным и в то же время добрым. Его звали Джордж, хотя он предпочитал какое-то другое имя. Ах да! Кон.
 Она налила в чашки чая и одну из них передала Сьюзен.
 — Наверное, он стал красивым мужчиной.
 Сьюзен, хотя она и не просила чая, пришлось отхлебнуть глоточек.
 — Да, — сказала она, заметив огонек надежды в глазах тетушки, и добавила в целях самозащиты: — Кстати, он помолвлен с дочерью одного аристократа.
 Тетя Мириам скорчила гримасу:
 — Помню, как вы часто бродили вместе и изучали насекомых. Так хорошо, что у вас были тогда общие интересы.
 — Сомневаюсь, что он и теперь интересуется энтомологией. — Сьюзен допила чай, удивляясь тому, что у тетушки Мириам не возникло тогда никаких подозрений. Неужели она не подумала, что неприлично ее «почти дочери» бродить где попало с молодым человеком без присмотра взрослых?
 Иногда ей казалось, что принявшая ее семья живет словно внутри мыльного пузыря, совершенно оторванная от происходящего в Крэг-Уайверне, от Драконовой бухты, контрабандистов и вообще всего не идиллического.
 Наверное, приятно так жить.
 Она, конечно, понимала, что эта безмятежная удовлетворенность жизнью — всего лишь иллюзия. В этом доме умерли четверо детей: трое детишек тети Мириам и один ребенок леди Бел. Здесь же умерли их предки из предыдущих поколений. Так что тетушка Мириам была очень хорошо знакома с менее приятными аспектами жизни.
 Сьюзен было десять лет, когда в доме появился ее второй брат. Она была слишком мала, чтобы задавать вопросы о рождении Дэвида, но рождение маленького Сэмми требовало объяснений.
 Правда, которую она узнала, заставила ее выхаживать родившегося слабеньким Сэмми и породила мечты. Она почти не знала Мэла Клиста и леди Бел, потому что посещения детьми из помещичьего дома деревни под названием Драконова бухта не поощрялось.
 После того как она узнала о том, что Мэл и леди Бел — ее настоящие родители, Сьюзен хотелось каким-то образом доказать им, что она заслуживает их внимания, и она изо всех сил боролась за жизнь Сэмми. И когда он всего шести недель от роду все-таки умер, она была в отчаянии и чувствовала себя виноватой.
 Ей отчетливо запомнилось, как Мэл и леди Бел приходили в помещичий дом на похороны. Леди Бел — цветущая, величественная, богато одетая — не обратила на Сьюзен никакого внимания. Ей даже показалось, что церемония погребения ее очень утомила. Мэл вроде остановил взгляд на Сьюзен, но тем дело и ограничилось.
 С тою дня она поняла, что надеяться на то, что настоящие родители прижмут ее к своей груди, нечего. Она и сама не могла бы сказать, зачем ей это было нужно, ведь у нее были любящие тетя Мириам, дядя Натаниэл, ее брат и ее кузина и кузен.
 Но с этого же дня ей особенно захотелось быть своей в этой семье.
 Может быть, ей просто хотелось занять такое положение, чтобы леди Бел была вынуждена признать ее существование.
 Когда Дэвид заглянул на кухню и, несмотря на только что съеденный плотный завтрак, схватил свежую булочку, Сьюзен поднялась и, подойдя к тетушке, ни с того ни с сего обняла ее. Тетушка обняла ее тоже, вопросительно взглянув на нее. Сьюзен видела, что тетушка тронута ее неожиданным порывом и рада ему. Она пожалела, что слишком редко показывала дяде и тете, как благодарна она за все, что те для нее сделали.
 — У тебя все в порядке? — спросила тетя Мириам, на мгновение задержав ее руку в своей.
 Сьюзен захотелось рассмеяться и расплакаться одновременно, но она сдержалась.
 — Да, конечно. Хотя с появлением нового графа в Крэг-Уайверне предстоят изменения. Не думаю, что я надолго задержусь на посту экономки.
 — Но это всегда была лишь временная работа, дорогая, и мы будем рады, если ты снова вернешься сюда.
 Сьюзен улыбнулась, хотя была уверена, что сюда не вернется. Она оказалась на перепутье и вернуться к уютному существованию в этом доме не могла, как не могла снова бегать на свободе по скалам вместе с Коном. Но она этого не сказала, а лишь пожала руку тетушке и вышла из кухни.
 Когда они отошли от дома на достаточно большое расстояние, Дэвид спросил:
 — Думаешь, новый граф будет чинить нам препятствия?
 Препятствия? О каких препятствиях он говорит? Она боялась, что если Кону станет известно, что Дэвид и есть Капитан Дрейк, то из-за этого не поздоровится всей «Драконовой шайке»!
 — Не думаю, ч го он станет бороться с контрабандистами, — сказала она, надеясь, что ее слова окажутся правдой. — Деньги он, наверное, вкладывать не будет и, возможно, не захочет предоставлять лошадей и хранилища.
 — Какая досада. Ты уверена, что не смогла бы уговорить его продолжать сотрудничество? Все должно продолжаться как прежде, или я не стану этим заниматься.
 — Правда?
 — Правда. Признаюсь, мне это занятие отчасти нравится, но я знаю, с какими опасностями это сопряжено. Если сможешь, убеди графа поддержать нас.
 — Я думаю, что Гиффорду удастся убедить его скорее в противоположном. Они найдут общий язык, ведь они оба военные.
 — Но Гиффорд на тебя глаз положил.
 — Я его не поощряю, беднягу, и не стану этого делать даже ради тебя. Кстати, Гиффорд утверждает, что старый граф поспособствовал аресту Мэла.
 Дэвид даже остановился от неожиданности.
 — Вздор! Быть того не может. Ведь у них была договоренность. Может, они поссорились? Может быть, ты знаешь то, чего не знаю я?
 — Я ничего не заметила. Но он мог умышленно все скрывать от меня. Он был не глуп и понимал, что я, возможно, предупрежу Мэла об опасности.
 — Только «возможно»?
 — У нас с тобой не было причин испытывать родственные чувства к нашим родителям.
 — Я иногда бывал в таверне «Георгий и дракон». Нам, как мужчинам, было проще поддерживать отношения друг с другом…
 Почему-то это ее задело.
 — Значит, вы с Мэлом были друзьями?
 — Не знаю, можно ли это назвать дружбой. Это не были отношения отца и сына. И друзьями нас тоже нельзя было назвать. То, что они игнорировали нас, обижало меня не меньше, чем тебя, но так или иначе он мне в конце концов стал нравиться. Он сказал, что я должен буду занять его место, если с ним что-нибудь случится. Поэтому он мне рассказывал о том, как действует вся контрабандистская цепочка.
 Сьюзен обидело то, что Дэвид держал это в тайне от нее.
 Но ведь у нее тоже были свои секреты, и Сьюзен теперь знала, что не только она одна виновата в том, что Дэвид стал Капитаном Дрейком.
 — А как насчет леди Бел? Ты и с ней был в дружеских отношениях? — Она старалась говорить безразличным тоном, но в ее словах все-таки чувствовалась обида.
 Он это заметил.
 — Она любила общество красивых молодых мужчин.
 — Красивых, как ты?
 — Глупо было бы отрицать, Сьюзен, но некоторые женщины просто не созданы для того, чтобы быть матерями. Я думаю, что Мэл хотел быть ближе к нам, но не стал бы из-за этого ссориться с ней. К тому же его самолюбию льстило, что его дети воспитываются как господа, в помещичьем доме. Он не хотел, чтобы мы росли в Драконовой бухте, как определено людям его класса. Но он приглядывал за нами, и никто в округе не осмелился бы причинить нам зло.
 Приглядывал. Как и тогда, когда Мэл «провел беседу» с Коном. А она, лазая по всему побережью, чувствовала себя в полной безопасности. Возможно, дядя и тетя тоже знали, что она находится под защитой Капитана Дрейка, и поэтому предоставляли ей полную свободу.
 — Как ты думаешь, приживется он в Австралии? — спросила Сьюзен.
 — Мэл? — Если он доберется туда живым, то там он хорошо устроится. Оглядится немного и займется бизнесом.
 — А леди Бел? — спросила она и, опомнившись, добавила: — Впрочем, какое мне дело, она мне даже не нравится.
 Он рассмеялся:
 — Она не пропадет. И еще станет королевой Австралии.
 — На деньги, которые ей не принадлежат.
 — Это не совсем так. У Мэла была отложена сумма для поддержки «Драконовой шайки» в трудные времена. Он даже платил людям за простой в работе, лишь бы они из-за отсутствия средств не попали в беду. Но это были его деньги. Его прибыли.
 — Но золото графа принадлежит «Драконовой шайке», не так ли? Граф не выполнил свою часть этой сделки.
 — Безусловно.
 Значит, она имеет право взять золото. Правда, ей не хотелось забирать его у Кона. Вернее, не хотелось, чтобы Кон узнал, что она взяла его.
 — Расскажи, что произошло прошлой ночью.
 — Мы уже выгрузили половину груза, но были вынуждены остановить разгрузку, потому что на побережье рыскали люди Гиффорда. Вчерашняя драка заставила их всех слететься в эту часть побережья.
 — А из-за чего была драка? Тебе тоже досталось?
 — Пустяки. Не волнуйся. Напали на наших лодочников, Подозреваю, что это были люди из банды «Черные пчелы», но не уверен. Им удалось захватить несколько лодок, но без синяков и ссадин не обошлось.
 — Гиффорд сказал, что знает некоторых из раненых. Это наши?
 — Да. Я позволил ему подобрать их, потому что причину драки ничем не докажешь, а груз к тому времени мы успели припрятать. Там им окажут более профессиональную медицинскую помощь. А другая сторона своих раненых унесла с собой.
 Сьюзен боялась, что Дэвид организует погоню за «Черными пчелами», чтобы проучить их, боялась, что его ранят, но понимала, что в таких делах от ее слова ничего не зависит. Дэвид уже не был ее маленьким братиком. Однако при обсуждении некоторых вопросов она имела право голоса.
 — Насколько велики наши потери? И каково теперь наше положение?
 — Около половины прибыли, но я об этом стараюсь не распространяться. Я откажусь от своей доли, и если ты сделаешь то же самое…
 — Само собой разумеется, — ответила она, хотя подумала, что из-за этого у нее не будет денег, чтобы бежать отсюда. Если только не удастся найти деньги, спрятанные в Крэг-Уай-верне. — Но у шайки не останется резерва.
 Они уже шли по лужайке, когда им пришлось посторониться, пропуская какого-то мужчину с тележкой. Они поздоровались, и мужчина, подмигнув, сказал:
 — Жаркая ночка была вчера, а, Капитан?
 Сьюзен судорожно глотнула воздух.
 — Этот явно не знает о понесенных убытках. Но было бы лучше, если бы не каждый встречный знал о том, кто ты такой.
 — Не будь дурочкой. Как бы мы могли работать, если бы люди об этом не знали? Другое дело, что никто из них ничего об этом не скажет.
 — Все равно тот, кому надо, узнает. Перч знал, кто был Капитаном Дрейком, но он соглашался брать деньги за молчание. А Гиффорд брать не станет. — И она добавила то, что не следовало говорить: — Я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось.
 Дэвид остановился и пристально посмотрел на нее:
 — С Гиффордом? Может, ты к нему неравнодушна?
 Она почувствовала, что краснеет.
 — Не говори глупости. Но он хороший человек, который просто пытается выполнить свой долг. Было бы жестоко убивать его.
 — Уж не думаешь ли ты, что я превращусь в чудовище?
 — Нет, но он встанет поперек твоей дороги… или поперек дороги твоих людей…
 — Я не стану его убивать и не стану приказывать своим людям убить его. «Драконова шайка» так не поступает, Сьюзен. И ты это знаешь.
 — Но я не хочу также, чтобы тебя повесили или сослали на каторгу!
 — Не придумывай неприятности, нам их и без того хватает, дорогая. — Он взял ее под руку, понуждая продолжать путь. — Однако было бы очень кстати, если бы ты поскорее отыскала это золото. Как только мы реализуем вчерашний груз, мы сможем расплатиться с нашими инвесторами. Но как ты сама заметила, у нас не останется никаких резервов. Придется сделать еще рейс. В самое ближайшее время.
 — Когда?
 — Слишком скоро. У капитана Вейвасаура есть груз чая, который он не смог выгрузить там, где предполагалось.
 — Его нельзя везти сюда. Луна с каждой ночью становится все полнее.
 — У нас здесь пасмурная погода, поэтому есть шанс, что небо будет затянуто облаками…
 — Опять шансы!
 — Сьюзен, контрабанда — рискованное занятие.
 — Именно поэтому я не хочу иметь с ней ничего общего.
 — Нет, именно поэтому ты не хочешь, чтобы я принимал в этом участие. Перестань!
 Его властный тон заставил ее замолчать. Он прав. Ее паника способна скорее погубить, чем помочь ему.
 — Разумеется, мы не будем разгружать судно здесь. Чай легкий, так что можно будет использовать для разгрузки какое-нибудь труднодоступное место, например Ирландскую бухту. Мы ею не пользовались уже много лет.
 У нее перехватило дыхание. Она понимала, что это всего лишь одна из многочисленных бухт на побережье. Тем не менее ей казалось предательством по отношению к Кону использовать для разгрузки контрабанды эту бухту, когда он находится здесь.
 — Там очень трудно взбираться с товаром.
 — Можно сбросить веревки и поднять чай с их помощью. Патрульным тоже трудно туда добраться. Или можно попросить Вейвасаура сбросить в воду тюки и поставить вехи, а потом подобрать груз с помощью лодок.
 Дэвид с головой погрузился в свои планы, но Сьюзен знала, что Гиффорд будет, словно коршун, бдительно следить за побережьем.
 — Дэвид, если я отыщу золото, ты сможешь повременить?
 — Такой случай нельзя упускать. Отличный груз, уже готовенький, только и ждет, чтобы его забрали… Ну да ладно. Если ты найдешь деньги, то мы ляжем на дно на целый месяц, а то и на два. Тебе, наверное, будет труднее искать деньги, когда здесь живет граф?
 — Не думаю, что его присутствие что-то меняет, разве только если они спрятаны под его кроватью. Но там их нет. Я уже проверила все такие места под прикрытием весенней генеральной уборки. Скажу откровенно, я считала, что найти их будет гораздо проще. Ведь он должен был иметь к ним свободный доступ, чтобы добавлять деньги или брать какие-то суммы.
 — А может быть, он все деньги тратил на свои снадобья и прочий вздор, — с ухмылкой сказал он. Сьюзен показала ему однажды спальню графа с гирляндами сушеных фаллосов, и он чуть не умер со смеху.
 — Не забудь, что я была его секретарем и знаю, сколько он тратил. Из того, что он получил от «Драконовой шайки» только за последние годы, где-то должно быть припрятано более двух тысяч золотом. Такую сумму нелегко спрятать, даже если рассовать ее по частям по всему дому. И я обязательно нашла бы хоть один из таких тайников.
 — Может быть, есть какая-то потайная комната или тайник в стене? — высказал предположение Дэвид.
 — Я уже думала об этом, но в доме очень мало деревянной обшивки.
 — Через два дня я должен сказать Вейвасауру о своем решении.
 — Два дня? Ладно. Я буду, не разгибая спины, искать какие-нибудь хитрые тайники. Кстати, Кон привез с собой секретаря.
 — Кон? — с интересом переспросил Дэвид.
 «Только бы не покраснеть» — подумала она.
 — Когда-то я знала его под этим именем. Оно просто сорвалось у меня с языка. Послушай, его секретарь…
 — Разумеется, у него есть секретарь.
 Они начали крутой подъем к Крэг-Уайверну, и, возможно, именно поэтому у нее так сильно колотилось сердце.
 — Он заставил секретаря просматривать все записи и документы. Что, если там встретится что-нибудь относительно контрабанды?
 — Разве ты не знаешь?
 — Граф был сумасшедшим и в отношении отчетности. Он писал для себя записочки на клочках бумаги и рассовывал их в самые неожиданные места. То же самое он проделывал и с письмами, которые получал.
 — Сильно сомневаюсь, что Мэл писал ему письма.
 — Я знаю. Но почему-то уверена, что этот де Вер обязательно что-нибудь раскопает.
 — Будем решать проблемы по мере их возникновения, — улыбнулся он. — Что-то ты слишком нервничаешь. Это на тебя не похоже.
 Ей снова захотелось сказать ему всю правду, но она должна была скрыть свое прошлое — по возможности все прошлое.
 — Пора тебе прекратить свою работу, — сказал он. — Это неподходящее для тебя занятие.
 — Если я не вмешиваюсь в твои дела, то и ты мне не указывай. — Она остановилась, чтобы отдышаться, хотя раньше у нее никогда не было потребности в этом. — Ты ведь и сам у него работаешь.
 — Я управляющий его имением, — сказал Дэвид без малейших признаков одышки. — Это вполне подходящее занятие для джентльмена. Экономка — совсем другое дело. С тобой все в порядке?
 «Нет, нет. Со мной далеко не все в порядке. Боюсь, что я в полном замешательстве. Я очень хочу встречи с Коном и одновременно цепенею от страха при мысли об этой встрече».
 — Просто я устала. Прошлой ночью я тоже почти не спала.
 — Я не хочу помыкать тобой, Сьюзен, но был бы рад, если бы ты бросила эту работу и не тревожилась обо мне.
 — Я собираюсь подыскать себе замену, но сначала хочу в последний раз попытаться найти золото. А что касается тревоги за тебя, то как мне не тревожиться?
 — Может быть, тебе лучше уехать отсюда?
 Она остановилась в прохладной тени, отбрасываемой домом.
 — Уехать? Ты хочешь, чтобы я уехала?
 — Я не хочу, чтобы ты уезжала, но и не хочу, чтобы ты беспокоилась за меня. Не могу я обещать ради тебя жить без риска. Ты это знаешь.
 — Знаю. Извини, я сегодня не в своей тарелке.
 — Месячные, наверное? Не так ли?
 Месячных у нее не было, но она улыбнулась и сказала:
 — Что-то ты слишком много знаешь о женщинах.
 Он рассмеялся, и они, пройдя под аркой, направились ко входу в поместье графа Уайверна.




 Глава 11


 Кон сбежал из Крэг-Уайверна.
 Под официальным предлогом проверки состояния поместья и знакомства с арендаторами он, прихватив с собой молодого Джонни Уайта, сбежал в нормальный мир, о существовании которого легко забыть, если живешь, отгороженный от него крепостными стенами Крэг-Уайверна.
 Проехав верхом около часа, он понемногу успокоился, наблюдая нормальное течение повседневной жизни в этой части Девона. Снова его поразила странная тишина и отсутствие людей, кроме стариков и детишек. Но постепенно вокруг становилось многолюднее, причем люди были настроены доброжелательно и, кажется, были рады поговорить с новым графом. И все они были контрабандистами, участвовавшими в операции прошлой ночью.
 Воспользовавшись гостеприимством хозяев одного коттеджа, он пообедал с ними, поговорил о проблемах земледелия — как будто еда на их столе была выращена их собственными руками.
 И повсюду он чувствовал невысказанный вопрос: как он относится к контрабанде? И он, не отвечая прямо, как мог, дал ответ на этот вопрос: он не намерен что-либо менять.
 Это было чистой правдой. Любая попытка внезапного изменения ситуации была бы гибельной. Однако его долг заключался в том, чтобы в конечном счете прекратить деятельность фритрейдеров и подготовить местных жителей к такому неизбежному изменению ситуации.
 Он упомянул о военных катерах, патрулировавших теперь побережье, а также о многочисленных армейских офицерах и других людях, жаждущих найти работу в мирное время. Когда одна пожилая женщина выразила радость по поводу того, что война кончилась, он напомнил, что следует радоваться и тому, что правительству теперь потребуется меньше денег и оно сможет снизить чудовищные пошлины на такие продукты, как, например, чай.
 Она всей душой согласилась с ним, показав тем самым, что простой народ не понимает последствий этого: понизятся налоги — понизятся и цены, и заниматься контрабандой будет невыгодно. Никто не захочет рисковать и работать за десятипроцентную прибыль.
 Работы по воспитанию этих людей непочатый край, для этого потребовалась бы целая жизнь, но он не хотел тратить на них свою жизнь. То, что попроще, он переложит на плечи своего управляющего, хотя для этого потребуется либо предоставить этому Карслейку более широкие полномочия, либо нанять ему в помощь дворецкого. Но это дело может подождать, пока он сам не оценит, что за человек брат Сьюзен. Он смутно помнил озорного парнишку с белозубой улыбкой.
 Силы небесные! Но не может же он все здесь оставить в руках Сьюзен и ее братца!
 Кажется, его владения в хорошем состоянии: земля давала урожаи, скот был здоровый и ухоженный. Даже не очень погожее лето не имело серьезных последствий для этих мест. Коттеджи и фермы находились в хорошем состоянии и, как видно, регулярно ремонтировались, люди, судя по всему, хорошо питались. Здесь в Черч-Уайверне была даже школа, которой управляла супруга викария с помощью мисс Амелии Карслейк. Его пригласили полюбоваться большой классной комнатой со скамейками, грифельными досками, глобусом и хорошо укомплектованной библиотекой.
 Все это, несомненно, было оплачено за счет контрабанды, но если налицо процветание, то какая разница, из каких денег оно финансируется?
 Он перекинулся несколькими словами с викарием, который с радостью согласился помочь привести в порядок личную библиотеку графа.
 — Уж не интересуетесь ли вы сами черной магией, мистер Рафлстоу?
 — Надо познать своего врага, милорд, — сказал викарий, но, судя по блеску в его глазах, его интерес объяснялся простым человеческим любопытством.
 Викарий показался ему человеком прямым и здравомыслящим, поэтому Кон спросил:
 — Скажите, как правильно поступить с черепом, мистер Рафлстоу?
 — С чем, милорд? — удивился викарий.
 — В комнате графа есть два человеческих черепа, которые, на мой взгляд, имеют не слишком давнее происхождение. Не было ли в округе случаев нарушения целостности могил?
 — Упаси, Господь! Насколько мне известно, таких случаев не было. Здесь неподалеку есть участки древних захоронений. Все это весьма интересно, милорд. Но может, отложим решение этого вопроса до тех пор, когда я осмотрю эти черепа? До завтра, например?
 «Еще один труженик-энтузиаст», — подумал Кон.
 — Как вам будет угодно, сэр.
 Он нашел Джонни за партой в классной комнате, прилежно разбирающим слова по азбуке. Еще до того как Кон ушел с военной службы, как раз накануне Ватерлоо, Джонни жил в сиротском приюте в Лондоне. И учиться ему почти не пришлось. Подумав, что надо будет организовать для него уроки чтения, Кон оторвал его от азбуки и повел с собой дальше.
 Когда часы на городской площади пробили четыре, он повернул коней в обратный путь. Сегодня ему так же не хотелось возвращаться в Крэг-Уайверн, как и прошлой ночью. Но у него не было выбора: он исполнял свой долг.
 Оставив коней и Джонни в конюшне, Кон направился к дому. Перед аркой он замешкался: ноги не желали вести его в Крэг-Уайверн.
 Ему хотелось пройтись по вересковой поляне…
 Горько рассмеявшись, он понял, что ему хочется встретить там своего друга, с которым можно шлепать по лужам, оставленным приливом в пещерах, валяться на солнце и говорить, говорить, говорить…
 Он взял себя в руки, расправил плечи и, войдя под арку, направился в дом.
 Он пересек огромный холл, где шаги отдавались эхом, понимая, что ждет встречи со Сьюзен — и настороженно, и с нетерпением. Она не появилась, но, может быть, она все еще была в офисе с Рейсом.
 Однако, открыв дверь офиса, он обнаружил, что там находится с Рейсом некто другой. Со стула, стоявшего возле письменного стола, ему навстречу поднялся молодой человек.
 Наверняка это был не кто иной, как брат Сьюзен. Они были очень похожи между собой, но если она выглядела как ангел эпохи Возрождения, то он казался воином той же эпохи.
 — Вы мистер Карслейк? — спросил Кон.
 — Так точно, милорд, — поклонившись, ответил мужчина.
 Он был высокий, сильный, с военной выправкой, которую Кон сразу же отметил. Все встало на свои места. Это и есть Капитан Дрейк. А как же иначе? Он ведь сын Мэла Клиста. Кон едва удержался от улыбки. Нет, Сьюзен наверняка не была любовницей нового местного лидера. С другой стороны, подумал он, приходя в себя, она по уши увязла в делах контрабандистов.
 — Итак, — спросил он, обращаясь к Рейсу, — как идут дела в моем поместье?
 — Очень хорошо, милорд. Конечно, как и повсюду, окончание войны и общее падение цен сказались на хозяйстве,..
 Кон придвинул к себе стул, стоявший у стены, и сел, чтобы остальные тоже могли сесть и продолжать разговор сидя.
 Судя по всему, Карслейк везет на плечах две работы, но с работой управляющего он, кажется, справляется отлично. Если уж Рейс не раскопал никаких сомнительных мест в бухгалтерских записях, то, значит, их нет вообще. Кон задал несколько вопросов и получил на них разумные ответы. Когда Карслейку были нужны какие-нибудь цифры, он точно знал, где их найти.
 Некоторое время спустя Кон поднял руку:
 — Достаточно. Кажется, все в порядке, и де Вер все это изложит в простейшей форме, чтобы было понятно мне. Вы останетесь обедать, Карслейк?
 Тот немного помедлил, потом ответил:
 — С удовольствием, милорд. Но известно ли вам, что моя сестра служит у вас экономкой?
 — Это что-нибудь меняет?
 — Некоторым может показаться, что это создает неудобства.
 Кон понял, что молодой человек не одобряет пребывание Сьюзен в этом доме и осторожно предупреждает об этом. Это напомнило ему поведение Мэла Клиста несколько лет тому назад.
 Тогда предупреждение обернулось бедой. Чем может обернуться оно на сей раз?
 — В таком случае я приглашу ее отобедать с нами, Карслейк, — сказал Кон. — Ее не назовешь обычной экономкой. К тому же она заверила меня, что работа кухарки не входит в ее обязанности. — Он был уверен, что Сьюзен такой поворот событий не понравится. Но так она по крайней мере не сможет прятаться от него, если это входит в ее намерения. — Почему бы вам не передать ей мое приглашение?
 Карслейк поднялся на ноги.
 — Эго приглашение, милорд, или приказ?
 — Я человек военный, Карслейк, и если отдаю команду, то любому сразу ясно, что это приказание.
 Когда Карслейк вышел, Кон обернулся к Рейсу и приподнял бровь.
 — Честный, компетентный, внимательный и, несомненно, пригоден для работы более высокого уровня. Не понимаю, зачем он держится за эту работу, — охарактеризовал Дэвида Рейс.
 Кон вздохнул:
 — Контрабанда, Рейс. Всему виной контрабанда.
 — Неужели она привлекательна для молодого человека с такими способностями?
 — Самая азартная игра, а он капитан команды. Я в этом уверен. Как-никак он сын прежнего главаря. — Заметив удивленный взгляд Рейса, он пояснил: — Сьюзен Карслейк и ее брат являются незаконнорожденными детьми Мельхиседека Клиста, хозяина таверны и бывшего Капитана Дрейка…
 — Капитана Дрейка?
 — Так в здешних местах называют главаря контрабандистов.
 — Но ведь они из семьи мелкопоместного дворянина?
 — Их матерью была мисс Изабелла Карслейк.
 — Черт побери! И они так и не поженились?
 — Они не придавали этому значения. Их дети воспитывались в помещичьем доме родственниками матери. Фамилия Карслейк служит надежным прикрытием, потому что все думают, будто Капитаном Дрейком должен быть непременно Клист. Офицер таможенной службы здесь человек новый. Возможно, что он пока даже не подозревает, что Дэвид — не родной сын Карслейков.
 — А что случилось с предыдущим таможенным офицером? Кон усмехнулся:
 — Ты, кажется, начинаешь постигать специфику этих мест. Однажды ночью он упал со скалы. Поговаривали, что его будто бы сбросили. Но слухи распускает, наверное, конкурирующая банда, которая всеми силами пытается усложнить жизнь новому Капитану Дрейку.
 — Я думаю, это усложнит жизнь каждого из них, если только новый таможенный офицер не окажется тупицей в отличие от проницательного прежнего офицера.
 — Ты думаешь… А вот многие контрабандисты частенько не думают. Лейтенант Перч был весьма покладистым человеком средних лет. Тогда как новый лейтенант Гиффорд молод, умен и честолюбив.
 — Что за идиоты! — Рейс взглянул на Кона. — Карслейку не нравится, что его сестра служит у тебя экономкой. Странно, что он ей разрешил это.
 — Ты считаешь, что женщине можно что-то разрешать или не разрешать?
 — Похоже, ты нашел для меня еще одно развлечение? — сказал Рейс, аккуратно складывая бумаги. — Будет или не будет леди присутствовать на ужине? Если будет, то станет ли она по-прежнему прятаться под своей серой оболочкой? А потом с волнением наблюдать за захватывающей игрой с тремя игроками… Знает ли ее великолепный братец о прошлом?
 — О каком прошлом? — спросил Кон с наигранным недоумением, но все было бесполезно.
 Рейс усмехнулся:
 — Угасло ли у леди желание? А у лорда? Откроют ли они друг другу свои сердца? Или им не позволят это сделать? Спектакль не хуже, чем в лондонском музыкальном театре «Друри-Лейн»!
 Кон бросился на него, Рейс увернулся, хохоча, как озорной бесенок.


* * *

 Сьюзен проверяла, как готовятся блюда к обеду, и выбирала вина. Поскольку в Крэг-Уайверне не было дворецкого, эту работу обычно выполнял камердинер графа, а коль скоро ей приходилось нередко обедать с графом, она кое-чему научилась и ориентировалась в винных погребах. Сьюзен надеялась, что выбрала подходящие вина. Все они были французские. И разумеется, все получены контрабандой, но она надеялась, что Кон не затронет в разговоре эту тему.
 Почувствовав, как сзади ее кто-то обнял, она чуть не уронила бутылку. На мгновение ей показалось, что это Кон. Оглянувшись, она увидела брата.
 — Что ты себе позволяешь? — сердито воскликнула она.
 — Пугаю тебя.
 Она поставила бутылку.
 — Ты только этим и занимаешься. Ну как, выдержал испытание?
 — Конечно. Я очень хороший управляющий поместьем, а работы здесь мало. Для графства владения не очень велики.
 — А сейчас что ты делаешь?
 — Исполняю роль курьера. Тебе приказано отобедать с повелителем.
 Она страшно встревожилась:
 — Одной?
 Он приподнял брови:
 — Разумеется, нет. Он тебе докучает?
 — Нет. — Она попыталась сказать так, чтобы он ей поверил, что было сделать совсем не трудно, потому что он действительно ей не докучал.
 — Я должна обедать с графом и мистером де Вером? — спросила она, пытаясь угадать, что кроется под этим приказанием.
 — И со мной. Извини, дорогая, если это тебе не по душе. Возможно, я сам виноват в этом, потому что сказал, что может показаться не вполне удобным обедать с графом, когда моя сестра прислуживает за столом. Ну, полно тебе, крепись! Ведь ты иногда обедала со старым графом и со мной.
 — Знаю, но когда я работала секретарем, я носила обычную одежду… — Она жестом указала на свое серое одеяние.
 — У тебя наверняка найдется здесь что-нибудь более подходящее.
 Надеть хорошенькое платьице ради Кона? При этой мысли ей стало и тревожно и радостно одновременно. Приглашение было равносильно приказу. А возможно, даже было вызовом.
 Что ж, надо набраться храбрости. Кон видел ее только в школьных платьицах, в мужском костюме и в серой униформе экономки. Пора напомнить ему, что она леди.
 — У меня действительно есть здесь парочка нарядных платьев, — с улыбкой сказала она. — Я их принесла сюда для того, чтобы их не надевала Амелия.
 — Но она на шесть дюймов ниже тебя ростом!
 — Зато остальные размеры у нас одинаковые. Она подшивает подол, но платье после этого не выглядит так, как следует.
 — Неужели ты не можешь запретить ей?
 — Разве это возможно, если платья там, а я здесь? Вот я и принесла сюда самые любимые платья, чтобы сохранить их. — Она улыбнулась. — А остальные может надевать, если захочет.
 Она взглянула на него:
 — Ты мне поможешь перелить вина из бутылок в графины и отнести в столовую?
 — Заставь его нанять дворецкого, — сказал он с довольно заносчивым видом, и она не в первый раз заметила, насколько привычно он чувствует себя в роли джентльмена. Почему у нее так не получается?
 Он занялся порученной работой, а Сьюзен направилась в свою комнату, позвав по дороге Аду на помощь.
 Помощь горничной ей была нужна, чтобы зашнуровать новый модный корсет. С повседневными корсетами она отлично справлялась сама, тогда как новый зашнуровывался сзади. Как только корсет был надет и поддерживал грудь на должной высоте, Ада помогла ей надеть муслиновое платье цвета слоновой кости.
 С годами платье претерпело ряд изменений, но по-прежнему оставалось ее любимым. Верхний слой, вышитый белым с едва заметным добавлением золотисто-коричневого, надевался на нижнюю юбку, которая недавно была отделана великолепным зубчатым вандейковским кружевом — естественно, контрабандным. Для кружевной отделки ей пришлось отрезать от нижней юбки восемь дюймов, и в результате неожиданно получилось, что верхний слой таинственно колыхался вокруг щиколоток.
 Может быть, платье было слишком вызывающим? Откровенным? Единственной альтернативой было платье из темно-розового шелка, но оно было слишком величественным для такого случая. Посылать в помещичий дом за платьем из льняного батиста персикового цвета было поздно, хотя оно очень хорошо подошло бы для неофициального обеда…
 Нет, для этого нет времени…
 Она поправила декольте. Оно открывало значительную часть бюста, приподнятого корсетом. Всего несколько месяцев тому назад она надевала это платье и декольте ее не смущало — но тогда ей не приходилось представать в нем перед Коном.
 Пока Ада застегивала перламутровые пуговки, Сьюзен пыталась побороть охватившие ее панику и возбуждение. Платье ей шло, и она это знала.
 Оно станет подходящими доспехами в предстоящей битве.
 Интересно, чувствовал ли Кон нечто подобное перед боем — страх и жажду ринуться в бой одновременно?
 Но какую цель она преследует? Ее цель проста: отыскать золото и уехать. Но одновременно вырисовывалась и другая цель.
 Она не могла вернуть того, что было между ними много лет тому назад, тем более что Кон нашел счастье с другой женщиной. Но она не хотела покидать Крэг-Уайверн и эти места, не попытавшись узнать получше, каким человеком он стал. И ей хотелось залечить его раны, потому что многие из них нанесла ему она сама. Разве нельзя просто протянуть руку и помочь другу?
 Посмотрев на себя в зеркало, она скорчила гримасу. Какие бы благородные мысли ни витали в ее голове, она хотела предстать перед ним в наилучшем виде, показать ему, что она стала женщиной, способной привлекать мужчин.
 Привлекать мужчин?
 Черт возьми, она была именно в этом платье шесть лет тому назад, когда позволила лорду Райвенгему соблазнить себя! Тогда у платья была застежка под горлышко и кружевной отделки не было, а была отделка из золотых ленточек. Но на ней было именно это платье.
 На следующий день, когда он повез ее прокатиться в одно не слишком людное местечко, на ней было розовое платье из хлопчатобумажной ткани, но в день накануне бала в Бате она была именно в этом платье.
 Какая это была глупость!
 Ада наконец застегнула все пуговки и занялась ее прической. А на Сьюзен нахлынули воспоминания.
 Она была в Бате с тетей и кузинами. Тетушке врачи порекомендовали съездить на воды, и она взяла с собой своих старших девочек, как она всегда их называла. Сесилия, которой был двадцать один год, именно в Бате встретила своего мужа. Двадцатилетняя Сьюзен решила воспользоваться этим случаем, чтобы изгнать из воспоминаний и из сердца Кона Сомер-форда.
 То, что произошло, не было ни страшно, ни неприятно. Лорд Райвенгем был на несколько лет старше, женат и имел репутацию завзятого распутника. Он обладал большим опытом. И даже принес губку, смоченную в уксусе, и рассказал, как ею воспользоваться.
 Когда они покидали комнату, где все произошло, он спросил:
 — Получила то, что хотела, малышка?
 Она вспыхнула, но, взглянув в его циничные глаза, ответила:
 — Да, благодарю вас. Он рассмеялся:
 — Не думаю, что я когда-нибудь узнаю, что привело тебя сюда сегодня, но надеюсь, что ты найдешь мужчину, которого захочешь удержать дольше, чем на один вечер.
 Она ему, в сущности, не солгала. Она хотела стереть Кона из своей памяти, со своей кожи, но ей это не удалось. Однако она пополнила знания, причем не только о том, как предотвратить беременность.
 То, что происходит между мужчиной и женщиной, может быть просто близостью, но не всегда бывает только так. То, что произошло между ней и Коном, было и больше, и меньше этого. Все было совсем по-другому, потому что были затронуты чувства. Не близость породила чувства, а чувства послужили причиной того, что произошло.
 Ее кузины, Сесилия и Амелия, как и большинство молодых женщин, которых она знала, не считали проблемой влюбиться в красивого джентльмена или отважного офицера. И так же легко могли разлюбить их.
 По этой причине она заставила себя влюбиться в капитана Лаваля, главным достоинством которого был великолепный гусарский мундир. Однако когда она позволила ему заняться с ней любовью — торопливо, суетливо и в высшей степени примитивно — в беседке загородной виллы его полковника, она поняла, что ее использовали — без намека на какие-либо чувства, без нежности и даже без одобрения.
 Она поняла, что ее использовали как удобную возможность удовлетворить физиологическую потребность, как трофей. Сьюзен ушла от него с гордо поднятой головой, но в ужасе от мысли, что он, возможно, будет хвастать победой перед своими приятелями и что она ступила на путь, который может привести ее к полному краху.
 Хорошо, что Кон по крайней мере не гусар. Сьюзен цеплялась за эту мысль, хотя это не имело никакого значения.
 Эпизод с Лавалем никак не отразился на тайнах ее сердца, но изменил ее поведение. Сьюзен поняла, что жизнь невозможно направить по своему усмотрению, но ее можно прожить с честью, не изменяя ее течения.
 Сначала она была так зла на капитана Лаваля, что желала ему погибнуть в первом же бою, но потом злость прошла, и она даже обрадовалась, увидев в газете сообщение о том, что он получил повышение и стал майором. Она лишь молила Бога, чтобы их дороги не пересеклись снова и чтобы он сохранил тот эпизод в тайне.
 Ада стала сооружать высокую прическу, и Сьюзен поправила низко вырезанный лиф платья. Хорошо еще, что она не надевала это платье, когда была с Лавалем. Он задрал тогда подол ее розового платья, отделанного бутончиками. Вскоре после этого она облила перед платья черносмородиновым сиропом, так что все равно пришлось его выбросить.
 Ада соорудила наконец прическу и стала закалывать ее шпильками. Сьюзен поморщилась. Ада не была горничной, а миссис Горленд ей просить не хотелось— разворчится, скажет, что не может и на минуту отойти от плиты. Однако в этом платье Сьюзен не могла сама привести в порядок волосы. Мода существенно ограничивала движения женщин, хотя модные узкие пиджаки и остроугольные высокие воротнички, которые предписывалось носить мужчинам, тоже создавали проблемы.
 Только не для Кона, хотя, возможно, для светских раутов он одевался по-другому.
 В качестве последнего штриха к прическе Ада добавила изящное бандо, украшенное золотисто-коричневой лентой и крошечными розовыми бутончиками. Сьюзен поблагодарила ее и отправила продолжать свою работу, потом надела жемчужные серьги и ожерелье.
 Жемчуг она получила в подарок от отца Она совсем забыла об этом. Он прислал ей подарок как раз накануне отъезда в Бат. Дэвид на свое совершеннолетие получил в подарок красивый набор пистолетов.
 Она прикоснулась к большой жемчужине, висевшей в центре, вспомнив слова Дэвида, сказанные о Мэле. Ей стало горько, что из-за своей матери она так и не попыталась поближе познакомиться с отцом. Может, он умышленно держался в сторонке, надеясь, что в семье родственников их матери им будет лучше.
 Но почему все-таки он не женился на леди Бел? Их союз все равно был бы скандальным, но все-таки лучше, если он освящен церковью. Может быть, он просто хотел, чтобы его дети росли Карслейками, а не Клистами?
 Она вздохнула, стараясь больше не думать об этом. Поздно. Прошлого не вернешь, оно затвердело, как камень, и надо научиться жить с сознанием того, что ничего не изменишь.
 Она встала, обула шелковые туфельки без задников, которые отлично подходили к этому платью, поставила на стул ногу, чтобы застегнуть золотую пряжку, и снова подумала о том, заметит ли Кон, как красиво смотрятся ее щиколотки в кружевном обрамлении.
 Или ему будет безразлично?
 Она натянула длинные перчатки, накинула на плечи газовый шарф и снова оглядела себя в зеркале.
 Элегантная и достойная, как положено леди. Совсем не похожа на экономку или на девчонку, прыгающую по скалам. Однако короткие нежные завитки уже выбились из строгой прически и обрамляли ее лицо. Она хотела снова подколоть их шпилькой, но не смогла. Мгновение спустя она решила, что это даже идет ей — создается этакий эффект бесшабашности…
 Будь что будет. Она даже решила пойти еще дальше.
 Достав из шкафа баночку румян, она чуть усилила цвет губ и самую малость подпудрила щеки. Вот вам! Рассмеявшись, она вспомнила о воинственных племенах Африки и Америки, которые перед боем раскрашивали лица. Предполагалось, что это должно напугать врага.
 Она надеялась, что у ее «дракона» от этого душа уйдет в пятки.




 Глава 12


 Дэвид ждал ее на кухне, болтая со слугами.
 — Красиво, но немножко слишком величественно, — заявил он.
 — У меня нет промежуточных вариантов, — сказала она, беря его под руку.
 Когда они шли по коридору, он вдруг спросил:
 — Уж не пытаешься ли ты выйти за него замуж?
 Она очень надеялась, что румяна скроют краску, выступившую у нее на щеках.
 — Разумеется, нет. Как ты мог подумать такое?
 — У меня хорошо развито воображение, — сдержанно сказал он. — Но ты что-то затеваешь. Мне всегда казалось, что ты в него в тот раз влюбилась. Ты была такая странная после его отъезда.
 — Не думала я, что ты заметишь.
 — Конечно, заметил. Я не хочу, чтобы тебе делали больно, дорогая.
 Она хотела было отшутиться, но не сумела и просто сказала:
 — Я не хочу говорить об этом.
 — Значит, все-таки серьезно?
 Они шли вдоль внешнего коридора в столовую. Она остановилась и взглянула ему в глаза:
 — Возможно, между нами была капелька любви, но это было так давно и мы были так молоды. Кстати, мы расстались не в самых лучших отношениях, и это приглашение — своего рода вызов.
 — Что послужило причиной размолвки?
 — Тебя это не касается.
 — Иными словами, ты была не права. Послушай, тебе было бы очень трудно извиниться?
 Идея ей понравилась.
 — Через одиннадцать лет? Кстати, а тебе-то это зачем? Неужели надеешься, что я переманю его на твою сторону? Поверь, Дэвид, извиниться я могу, но это делу не поможет.
 — Значит, все-таки серьезно? — повторил он, снова заставляя ее взять его под руку. — Почему ты напряжена, словно готовишься к битве? Лучше будь сладкой как мед, чем кислой как уксус — так можно добиться большего.
 Слова его прозвучали повелительно, и она, прищурив глаза, взглянула на него:
 — Пребывание на посту Капитана Дрейка ударило тебе в голову?
 — Пребывание на посту Капитана Дрейка — вещь реальная и требует ответственности. Я не хочу, чтобы ситуация испортилась из-за какой-то дурацкой ссоры между тобой и графом.
 — Дурацкой ссоры?
 — Ты сама сказала, что между вами возникли некоторые разногласия.
 — Признаю, что мы расстались не в лучших отношениях, и обещаю вести себя корректно, если он тоже будет вежлив.
 — В этом я уверен, — сказал Дэвид с таким видом, что ей захотелось чем-нибудь в него запустить. — Ну полно тебе, давай войдем вместе.
 Кон и де Вер сидели в малой гостиной, и для Сьюзен войти в эту обычную комнату было равносильно тому, чтобы переместиться в другой мир. Оба мужчины переоделись, но не в официальные вечерние костюмы, чтобы не смущать Дэвида, который остался в повседневной одежде. Сьюзен в своем платье выглядела чересчур официально, однако на то она и рассчитывала.
 Сьюзен заметила, как при взгляде на нее вспыхнули глаза Кона, и, хотя он сразу же отвел взгляд, она была довольна, словно получила вознаграждение.
 Для Кона одного взгляда на Сьюзен было почти достаточно, чтобы утратить почву под ногами. Такой Сьюзен он никогда прежде не видел — это была красивая, элегантная леди. Но одновременно именно эту Сьюзен он ожидал увидеть здесь. Внешне она мало походила на прежнюю угловатую девочку в школьной форме, но по сути осталась той же самой и немедленно нашла в его душе тот же отклик.
 Он уже подумывал, не собирается ли она снова соблазнить его, но теперь, увидев ее, понял: собирается. Он попытался было внутренне возмутиться, но что-то в душе застонало от предвкушения и насторожилось, как голодный тигр.
 Приветствуя ее, он умудрился спокойно улыбнуться:
 — Миссис Карслейк, я рад, что вы смогли присоединиться к нам.
 — Думаю, что в данном случае мою сестру можно называть мисс Карслейк, — вмешался Дэвид.
 — Дэвид, в этом нет необходимости, — сказала она, испуганная не меньше Кона.
 — Думаю, что необходимость есть.
 Кажется, этот Карслейк может читать его мысли. Или, может быть, он является ее союзником в запланированном соблазнении. Кон взял себя в руки, решив понаблюдать за их бесполезными попытками, чтобы поразвлечься.
 — Как пожелаете, мисс Карслейк. Могу ли я предложить вам хереса?
 В комнате не было слуг, так что он сам налил вино. Когда он передавал ей рюмку, их пальцы соприкоснулись, и ему пришлось мобилизовать всю свою волю, чтобы не вздрогнуть. Это было все равно что прикоснуться к раскаленному металлу.
 Но даже сурово контролируя себя, он чуть было не облил вином ее чудесное платье. Ее великолепное платье, вырез которого открывал округлости грудей, которые теперь были гораздо полнее, чем он помнил…
 Придя в себя, он отступил на шаг:
 — Если я задержусь в Крэг-Уайверне на какое-то время, потребуется нанять дворецкого. В частности, для того, чтобы подавать вино.
 Он заметил, как она взглянула на него и чуть покраснела. И ему показалось, что щеки у нее чуть подрумянены. Ага! Значит, она явилась сюда в полной боевой готовности!
 — Дворецкий нужен обязательно, милорд, — сказал Карслейк. — Сестра заставила меня возиться с винами.
 — Извините, — сдержанно промолвил Кон. — Но в том хаосе, какой оставил мне мой предшественник, нам всем приходится выполнять дополнительные обязанности. Однако поскольку я намерен редко приезжать сюда, стоит ли нанимать дворецкого?
 — Мне кажется, все леди здешних мест надеются убедить вас остаться, милорд.
 — Вот как? — Кон взглянул на Сьюзен.
 Она заалелась еще сильнее, но была вполне спокойна.
 — Все надеются, что вы останетесь, милорд.
 — Даже контрабандисты? — спросил он.
 Он надеялся, что ответить придется Карслейку, но братец Сьюзен всем своим видом показывал полное безразличие к контрабандистам. Ему ответила Сьюзен:
 — Это во многом зависит от вашего отношения к фритрейдерству, милорд.
 — А как вы относитесь к этому, мисс Карслейк?
 По ее взгляду он понял, что она считает вопрос ударом ниже пояса.
 — Я не могу одобрить никакие незаконные действия, милорд, но, по правде говоря, пошлины, установленные в Лондоне, являются сами по себе преступными. Не забывайте также, что я являюсь дочерью человека, сосланного на каторгу за контрабанду.
 Дерзкий ход. Теплое, почти нежное чувство охватило его. Она осталась такой же храброй и прямолинейной, какой была всегда.
 Он повернулся к Карслейку:
 — А вы его сын. Эти родственные отношения причиняют вам неприятности?
 — Очень незначительные, милорд. Тем более что его здесь больше нет.
 Он сыграл бы свою роль безупречно, если бы не блеснувший в его глазах озорной огонек.
 — Значит, насколько я понимаю, теперь должен появиться новый Капитан Дрейк, — сказал Кон.
 Но тут в разговор вмешался Рейс.
 — Капитан Дрейк… Это не в память ли сэра Френсиса Дрейка? — спросил он, забавляясь, как зритель, этой захватывающей пьесой.
 Или, скорее, фарсом, подумал он.
 Кон промолчал. В конце концов заговорил Карслейк:
 — Возможно, это и так, но скорее всего имя дано по ассоциации со словом «дракон». Как и «уайверн».
 — Двуногий дракон с крыльями, который поедает детей, — разъяснил Кон. — Похоже, графы Уайверны сами обрекли себя на такую судьбу.
 — Будем надеяться, что это не связано с титулом, милорд, — успокаивающе сказал Карслейк и добавил, обращаясь к Рейсу: — Вы еще не побывали в Драконовой бухте? В путеводителе по этой местности говорится, что это тихая рыбацкая деревня…
 Кон с восхищением наблюдал, как брат Сьюзен ловко перевел разговор на местные достопримечательности и другие безобидные темы. На редкость талантливый молодой человек.


* * *

 Сьюзен улыбнулась словам Дэвида, но мысли ее путались, оттого что рядом находился Кон. От его горячего взгляда у нее участился пульс. Она остро ощущала его присутствие.
 Затаив дыхание, Сьюзен наблюдала за ним. Вот он повернулся — элегантно и одновременно стремительно — и стал у камина, опершись о каминную полку. Его загорелая рука, удивительно красивая, несмотря на небольшие белые шрамы, резко выделялась на белом мраморе.
 Услышав сказанное Дэвидом, он улыбнулся, и это была открытая, искренняя улыбка, совсем непохожая на ту, какой он улыбался ей. Она напомнила Сьюзен прежнего Кона. Ах, если бы он снова улыбнулся ей, как прежде.
 Но об этом нечего и мечтать. Она присоединилась к разговору о местных достопримечательностях и не позволила себе ни разу взглянуть на Кона, но все равно думала только нем.
 Реакция у нее была чисто физиологическая, но ничего подобного она не испытывала в течение одиннадцати лет. Реакция была мощная, и ее невозможно было подавить усилием воли.
 Сможет ли она расстаться с Коном, не испытав, как изменилось с годами желание двух людей, ставших взрослыми?.. И не хотела ли она подсознательно стереть из памяти воспоминания о лорде Райвенгеме и капитане Лавале, побывав в постели у Кона?
 Когда Рейс и Карслейк принялись что-то горячо обсуждать, Кон воспользовался случаем, чтобы поговорить с Сьюзен.
 — Брат у тебя превосходный молодой человек Де Вер в восторге от его административных способностей.
 — Да, он очень неглуп, — ответила она и, отхлебнув вина, посмотрела не на него, а на брата.
 — Он вроде бы прихрамывает, или мне это показалось? Он всегда прихрамывал?
 Она немного помедлила, но пришлось ответить:
 — Насколько мне известно, прошлой ночью он ввязался в драку. Из-за женщины.
 — Он победил?
 — Понятия не имею.
 — Понятно. О таких вещах брат едва ли рассказывает старшей сестре. Ты не возражаешь, когда он покровительственно относится к тебе?
 Она взглянула на него. Неужели он заметил ее раздражение?
 — Так уж повелось, милорд. Эта одна из причин, объясняющая, почему я предпочитаю работать.
 — Это очень по-американски. — Заметив ее удивленный взгляд, он пояснил: — Стремление к независимости. Чем же вы намерены заняться, когда покинете свою должность здесь, мисс Карслейк?
 — Я еще не решила, милорд. Что вы думаете об американских Штатах, милорд? Полагаете, они смогут процветать и далее?
 Потом она заговорила о разных формах правления, чем окончательно озадачила Кона. Ведь он умышленно предлагал ей шанс, а в ее словах не было и намека на желание пофлиртовать.
 Неужели она надеялась, что ее красивая и возбуждающая внешность сама сделает за нее всю работу? Снова?
 Э-э… нет. Он уже научен горьким опытом.


* * *

 Когда пришла Дидди и объявила, что обед подан, Сьюзен, поблагодарив ее, оперлась на предложенную Коном руку и повела всех в столовую. За последние годы столовой пользовались редко, и она, несмотря на отполированную мебель и цветы, производила странное впечатление заброшенного помещения.
 Массивная мебель темного дуба создавала мрачную атмосферу, хотя Сьюзен приказала сложить стол до самого малого размера и зажечь свечи. Даже стулья с резными спинками и обитыми красным бархатом подлокотниками и сиденьями были громоздкими.
 Они уселись вокруг стола, словно судьи, собравшиеся рассмотреть дело об обеде. Как и во всех других комнатах нижнего этажа, здесь имелись застекленные двери, выходившие во двор, но сейчас они все были закрыты. Снаружи еще не стемнело, но два канделябра, отбрасывающие круги света, создавали впечатление тайного совещания.
 Она почти ожидала, что Кон вот-вот стукнет молотком, призывая к вниманию, и обвинит Дэвида в том, что он является Капитаном Дрейком.
 Но вместо этого вошла Джейн с супом. Сьюзен внимательно посмотрела, правильно ли все делается, потом попробовала, хорош ли суп на вкус, и отставила его в сторону. Сегодня она играла роль не экономки, а мисс Карслейк, и ее мысли были заняты совсем другим.
 Дэвид втянул Кона в разговор о его доме в Суссексе. Сьюзен прислушивалась к разговору, вспоминая, что раньше он с большой теплотой рассказывал о своем доме. Она порадовалась тому, что эта любовь сохранилась. Значит, у него есть любимый дом и любимая женщина. Она искренне радовалась за него.
 Приличия требовали, чтобы она уделила внимание также де Веру, сидевшему справа от нее.
 — Надеюсь, вы довольны своим пребыванием в Крэг-Уай-верне, сэр?
 — Ну-ну, перестаньте, милая леди. Вы сейчас мисс Карслейк, гостья.
 Это был то ли упрек, то ли напоминание. А вернее всего, просто озорство.
 Она проглотила еще ложку супа.
 — Значит, я одна в двух лицах, мистер де Вер. Едва ли кто-нибудь сумеет заставить бездействовать часть своего существа по своему усмотрению.
 — Иногда очень хочется заставить бездействовать некоторые части своего существа.
 Он был прав.
 — Может быть, это и можно сделать, если приложить большое усилие. — Она посмотрела на де Вера. — А вы, мистер де Вер, тоже двуликий Янус. Ваше лицо беззаботного, праздного человека меняется и становится серьезным, когда речь заходит о канцелярской работе.
 — Вот и не угадали. Канцелярская работа заставляет меня хихикать от предвкушения удовольствия. В ней есть что-то завораживающее, вам не кажется? Особенно запутанные счета. Каждая статья представляет собой кусочек загадочной картины.
 — Картины Крэг-Уайверна? Едва ли это стоит ваших усилий.
 — Картина есть картина. Иногда мы складываем ее по кусочкам ради развлечения. Казалось бы, зачем разрезать картину на кусочки, чтобы потом кто-нибудь складывал их? Но чтобы сложилась картина, требуется время. Я складываю картину, которая составляет часть жизни Крэг-Уайверна, и она меня интересует. Как и вы, мисс Карслейк.
 — Я? — удивленно переспросила она, оцепенев от страха.
 — Вы. Вы поразительная женщина. Я уже говорил Уайверну, что вы мне напоминаете ангела эпохи Возрождения.
 Она чуть не расхохоталась.
 — И что он на это ответил?
 — Разумеется, согласился. Ваши черты слишком красивы для мужчины. И слишком правильны для красивой женщины…
 В это время вошла Джейн, чтобы убрать суповые тарелки, и это дало ей время подумать.
 — Я могла бы воспринять это как оскорбление, мистер де Вер.
 — Послушайте, я не так глуп, чтобы оскорблять вас в присутствии двух ваших горячих защитников! Ваша внешность очень привлекательна…
 Его слова дали ей повод взглянуть на Кона и Дэвида, поглощенных разговором. Он назвал их ее «двумя горячими защитниками»?
 — Но я думаю, что поступил бы неразумно, начав флиртовать с вами.
 — А стоит ли быть благоразумным, сэр? За последнее время у меня очень мало возможностей пофлиртовать. — Она поставила локоток на стол и оперлась подбородком на ладонь. — И знаете что, в вашей внешности тоже есть чтс-то ангельское.
 Она улыбнулась. Как давно она не играла в эту игру!
 — Слишком красив, чтобы быть мужчиной? — пробормотал де Вер. Игра его не только забавляла, но и настораживала.
 — Но несмотря на это, вы очень привлекательны.
 Он усмехнулся:
 — Интересно, чем занимаются два ангелочка, встретившись наедине? Может быть, нам следует узнать это, мисс Карслейк?
 Она опустила руку и выпрямилась на стуле. Не могла она допустить игривости даже в шутку.
 — Едва ли стоит пытаться, сэр. Я предполагаю, что ангелы молятся.
 — Или танцуют на острие иголки, откуда можно легко упасть…
 Она отвернулась и обнаружила, что Кон внимательно смотрит на нее и де Вера. Судя по всему, он слышал весь их разговор от слова до слова.
 — Хочу предупредить вас, что де Вер — не граф, — любезно сказал Кон, глядя на нее холодным взглядом.
 — Батюшки! Как же это я оплошала?
 Его улыбка стала шире, но взгляд оставался холодным.
 — Он наследник весьма неплохого поместья в Дербишире, правда, если его отец, который не одобряет поведение сына, не лишит его наследства. Если вы не остановили свой окончательный выбор на Уайверне, то, возможно, стоит попробовать.
 Она улыбнулась в ответ такой же неестественной улыбкой, как он, моля Бога, чтобы двое других мужчин за столом не слышали их разговора.
 — А у меня есть шанс заполучить Уайверн?
 Он замер, глядя на нее без улыбки.
 Рискни, Сьюзен, тогда узнаешь.
 Это был вызов. Соблазни его снова, если он колеблется. Но он уверен, что она этого не сможет сделать.
 Ей отчаянно хотелось открыто поговорить с ним о прошлом, попытаться вернуть дружбу и доверие друг к другу. Он был все еще зол и недоверчив — и не без оснований, — но она не знала, как это изменить.
 Только не с помощью слов. Словами делу не поможешь.
 — А вы, милорд? — спросила она, сосредоточив внимание на тарелке. — Какие у вас честолюбивые планы?
 — Честолюбивые планы? — повторил он самым вежливым тоном. — Я хочу мира, мисс Карслейк, международного мира и мира в личной жизни. Жажду простой деревенской жизни и желаю, чтобы было спокойно и уютно жить тем, кого я люблю.
 Она вздохнула с облегчением, радуясь, что они нашли безопасную тему для разговора.
 — Вы имеете в виду свою матушку и сестер?
 — И леди Анну.
 У нее перехватило дыхание. Она пыталась без эмоций воспринять мысль о его избраннице, но это было слишком трудно. Она надеялась, что никто не заметил, как замерла ее вилка — великолепный лобстер показался ей глиной, и она с величайшим трудом проглотила кусочек. Между ними больше ничего нет, так почему при напоминании о том, что он скоро женится, у нее мучительно сжалось сердце?
 Она отхлебнула глоток вина.
 — Интересно, понравится ли вашей будущей супруге Крэг-Уайверн? — Сьюзен очень надеялась, что говорит нормальным голосом.
 — Нет. Наши мнения поразительно сходятся во всем. Я имею в виду леди Анну и себя.
 — Теперь я понимаю, почему вы не намерены жить здесь, милорд. — Она почувствовала, что снова нащупала под ногами твердую почву, выбравшись из трясины. Это была не та почва, которую она хотела бы чувствовать у себя под ногами, но она по крайней мере была твердой.
 — Не забудьте, что я тоже не хочу жить здесь.
 Его слова, как видно, с трудом доходили до ее сознания. И она поняла почему. Он говорил ей, что, даже если бы ей каким-то обманным путем удалось заставить его жениться на себе, она все равно не получила бы тот приз, к которому стремилась.
 «Ах, Кон, неужели мы так и не поймем друг друга?»
 Она сделала попытку:
 — Я тоже не люблю Крэг-Уайверн, милорд. Если леди Анна когда-нибудь приедет сюда, то мы с ней, возможно, найдем общий язык.
 — Маловероятно.
 Она приподняла бровь.
 — Вы ведь экономка, миссис Карслейк. Едва ли вы с моей супругой будете обсуждать такие вопросы.
 В его словах было столько умышленного уничижения, что Сьюзен лишь изумленно уставилась на него, а потом отвела глаза. Она стиснула зубы, чтобы не расплакаться. Только боль могла сделать его таким глубоко обиженным человеком — и эту боль в значительной степени причинила ему она сама.
 Она поймала на себе взгляд проницательных глаз де Вера, но это по крайней мере дало возможность о чем-то спросить его и переключить разговор на другую тему. Она даже заставила себя съесть еще какой-то кусочек с тарелки.
 Сьюзен, конечно, не ждала приятной застольной беседы, но не ждала и того, что это может превратиться в пытку. Несмотря на присутствие Дэвида и этого малознакомого человека, которые были готовы прийти на помощь, она чувствовала себя так, будто ее заставляют идти по битому стеклу.
 В этот момент именно Дэвид нашел тему для беседы, общую для всех четверых сотрапезников, — обсуждение роли, которую должны играть газеты в управлении государственной политикой. Ни у кого из них не было особых политических пристрастий, поэтому они могли обсуждать эту тему без излишних эмоций. Ей хотелось расцеловать брата. Она не знала, понимал ли он то, что происходит, но не могла не отметить с одобрением, что он из озорного маленького братца превратился в человека, способного взять в свои руки любую ситуацию.
 Снова конец. Хороший, но конец. Если не считать поисков золота, Дэвиду она, возможно, больше не нужна. Было немного обидно, но это ее освобождало. Она могла уехать, и если Кон намеревается привезти сюда свою невесту, хотя бы на короткое время, она уж постарается к тому времени быть далеко отсюда.
 Она и не подозревала, что мысль о женитьбе Кона может принести ей такую боль. Она не сознавала, как глубоко все еще любит его.
 Но может ли она как-нибудь попытаться вернуть себе сокровище, которое беспечно выбросила собственными руками?
 Нет. Не следует даже думать об этом.
 Хотя она была за столом единственной леди, она решила соблюдать условности и обрадовалась возможности оставить мужчин.
 Мужчины тоже поднялись из-за стола, но Кон сказал:
 — Думаю, что ни одному из нас не обязательно оставаться в сугубо мужской компании, чтобы напиться или начать рассказывать пикантные анекдоты, мисс Карслейк. Я хотел бы перейти в сад и выпить портвейна или бренди на свежем воздухе. Прошу вас присоединиться к нам.
 Его слова сильно походили на приказание.
 Значит, улизнуть ей не удастся. Ладно.
 — С удовольствием, милорд. С радостью выпью хорошего бренди.
 — Я не сомневаюсь, что бренди самого высокого качества.
 Он взглянул на Дэвида, который в ответ вежливо улыбнулся, но она вдруг поняла, что Кон догадался. Как-никак ему было известно, что Дэвид — сын Мэла Клиста.
 Неужели он выступит против Дэвида из чувства мести? Ей казалось, что Кону, которого она понимала и любила, это было несвойственно, однако суровый мужчина, каким он стал, мог бы, пожалуй, сделать это.
 Он распахнул двери в сад. Обрамляющие его высокие стены отбрасывали глубокие тени, но было еще не темно.
 — Захватите с собой графины и бокалы, — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно, и направился по дорожке к центральному фонтану.
 Сьюзен заметила, что кто-то включил воду, видимо, стара-ясь сделать приятное новому графу. Несмотря на неприятную скульптуру, тихий плеск воды действовал успокаивающе. А ей так требовалось сейчас именно это.
 Она оглянулась, но Дэвид сказал:
 — Иди. Мы с де Вером возьмем обсуждение в свои руки. Может быть, тебе хочется чаю?
 «Выпить чаю было бы очень кстати, — подумала она, — но полный абсурд распивать чай рядом с этим непристойным фонтаном».
 — Я, пожалуй, выпью бренди со всей компанией, — сказала она. Ей совсем не хотелось оставаться один на один с Коном у фонтана.
 Она также не хотела показать, как неловко чувствует себя в этой ситуации, Она выпила бренди и, вежливо пожелав всем доброй ночи, удалилась к себе.
 «Завтра, — подумала она, вдыхая аромат гиацинта, — я вплотную займусь подготовкой своего отступления. Здесь и меня, и Кона не ждет ничего, кроме боли. Он пожизненно связан с этим местом, значит, я должна уйти».
 Найти человека на место экономки будет нетрудно, а в оставшиеся дни она еще раз произведет тщательные поиски каких-нибудь тайных комнат или тайников, где могло бы храниться золото. Сьюзен занялась бы этим и раньше, но ей казалось, что граф припрятал золото небрежно, почти на виду, и ей не хотелось изымать его на глазах у слуг. Теперь же, с приездом Кона, все усложнилось еще больше. Но она все равно займется этим. Даже если не найдет деньги, она должна быть уверена, что сделала все, что от нее зависело.
 — Еще какое-нибудь насекомое обнаружилось?
 Она вздрогнула и, оторвавшись от гиацинта, увидела Кона, который подошел к ней сзади.




 Глава 13


 — Насекомое? — переспросила Сьюзен.
 — Разве не насекомых ты разглядывала сегодня, гуляя в саду?
 Может быть, она тоже выпила лишнего? Она не сразу поняла, что он имеет в виду, а потом вдруг вспомнила, как он смотрел на нее из раскрытого окна своей спальни — голый, но прикрытый подоконником ниже пояса.
 Хотя сейчас он был в одежде, она моментально представила себе его великолепный обнаженный торс с весьма неуместным изображением дракона.
 Она взяла себя в руки.
 — Ах да. Но не сейчас. Сейчас я просто нюхала цветы.
 Она увидела, как он втянул носом воздух.
 — Как это по-английски. Испания и Португалия полны ароматов, в том числе весьма приятных. Но ни один не сравнится с ароматами английского сада.
 Он сказал это от души, открыто, даже нежно, и Сьюзен буквально вдохнула в себя его слова, словно аромат, и задержала в себе на мгновение, как будто желая остановить время. Она даже не осмелилась оглянуться на Дэвида и де Вера.
 Почувствовав, что должна что-то сказать, она сказала первое, что пришло в голову:
 — Саду нужен садовник. Он был гордостью и радостью миссис Лейн. Я старалась ухаживать за ним, как могла, но у меня, видимо, нет способностей к цветоводству.
 — Значит, ты не садовник?
 — Нет. А вы?
 — Боже упаси! Но мне нравятся хорошие ухоженные сады. Представь себе Крэг-Уайверн без этого садика.
 Они одновременно оглянулись вокруг, увидев окружающее другими глазами. С наступлением сумерек в саду стало тихо, хотя при свете дня сад был наполнен жужжанием насекомых, для которых он был целым миром. Даже птицы отсюда не улетали. Это был здоровый, нормальный мир внутри Крэг-Уайверна. Без него это место было бы действительно мертвым и разложившимся.
 Мелодичный плеск воды в фонтане добавлял обаяния этому саду.
 Он пошел к фонтану, и Сьюзен двинулась вслед за ним. Сьюзен уже не нервничала, потому что заметила, что к ним, оживленно беседуя, приближаются с графинчиком и бокалами в руках Дэвид и де Вер.
 Тоже вполне нормальная сцена.
 В Крэг-Уайверне? Поразительно.
 Она чуть не столкнулась с Коном, потому что он неожиданно остановился.
 — Я хочу снести это, — сказал он.
 — Фонтан? — спросила она, проследив направление его взгляда.
 — Я хочу, чтобы убрали эти фигуры. Завтра же. — Он взглянул на нее. — Если ты не понимаешь почему, Сьюзен, значит, тебя живьем сожрал дракон.
 Немного ошалев от такой атаки, Сьюзен взглянула на фонтан со всем вниманием. Девица, как всегда, извивалась под драконом. Чудовище пригвоздило ее руки когтистыми лапами и раздвинуло ноги нижней частью своего туловища.
 Статуя внушала ей отвращение, но она научилась не обращать на нее внимания. Воду в фонтане включали редко. Потому что каждый раз приходилось наполнять цистерну, установленную на крыше. Когда била вода, она не могла отчетливо разглядеть фигуры.
 Но сейчас разглядела.
 Из огромного фаллоса дракона вода низвергалась на распростертую невесту, причем часть жидкости наполняла разверстый в вопле рот, стекая по ее жалобно раскинутым рукам.
 На мгновение застыв от ужаса, Сьюзен отвернулась.
 — Да-да, конечно.
 Она по-прежнему слышала мелодичный плеск воды, от которого душа омывалась целебным бальзамом, однако сумасшедший граф, построив здесь фонтан с изображением невесты дракона, отравил эту благость.
 — Я не знаю, как он сконструирован, — сказала она, — но обязательно узнаю, как демонтировать его. Завтра же.
 — Извините, — сказал он совсем другим тоном.
 Она взглянула на него и увидела совсем другого человека, менее сурового, менее жесткого, больше похожего на того Кона, которого она помнила.
 — Извинить? — удивилась она, подумав, что он, возможно, хочет извиниться за колкости, которые он отпускал сегодня по ее адресу.
 — В данный момент вы не являетесь моей экономкой, не так ли? Я не могу приказывать вам.
 Она подавила вздох.
 — Это не имеет значения, милорд. Дело должно быть сделано.
 К ним приближались ее брат и де Вер, но Кон отошел от фонтана.
 — Кажется, под липами есть скамейки. Посидим там.
 Дэвид бросил на нее взгляд, словно хотел сказать, что новый граф, как видно, такой же сумасшедший, как и все его предшественники, но Сьюзен поняла. Заново испытав отвращение к скульптурной группе фонтана, она не горела желанием сидеть рядом с ним.
 Неподалеку стояли две скамейки, и она в конце концов села на одну из них рядом с Дэвидом, а Кон и де Вер уселись на другую.
 Она и не мечтала о возможности посидеть в затихшем вечернем саду с Коном и друзьями, но даже в нынешнем нервозном состоянии это было приятно чуть ли не до слез.
 — Мисс Карслейк, — спросил де Вер, — не знаете ли вы, что здесь было до того, как разбили этот сад?
 Она отхлебнула глоток бренди.
 — Я не вполне уверена, сэр, но в первоначальных планах Крэг-Уайверна здесь был намечен сад. Однако мне говорили, что, до того как мисс Лейн занялась им, этот участок был в полном запустении. Когда-то его даже пытались засеять травой, чтобы устроить здесь теннисный корт.
 Де Вер огляделся вокруг.
 — А окна сохранились?
 — Не думаю. Первоначально здесь были витражи, я видела на одной из картин в коридоре.
 — Какое-то безумие, — сказал де Вер. — На твоем месте я бы отрекся от своих предков.
 — В том-то и заключается проклятие нашей аристократии: нельзя отречься от предков и сохранить наследство. — Он обернулся к Сьюзен. — Существуют ли какие-нибудь записи, относящиеся к первому графу, мисс Карслейк? Мне было бы интересно узнать побольше об истории дракона.
 — Не знаю, милорд. В подвальном этаже есть комната, где полно ящиков, в которых хранятся папки с документами.
 Де Вер издал тихий стон, а Кон, как ни странно, от души рассмеялся:
 — Ты к ним не прикоснешься, пока не покончишь с текущими делами. Кстати, я нанял викария для разбора книг. Он, возможно, с удовольствием займется и архивами.
 — Это несправедливо.
 — К тому же мы, наверное, пробудем здесь недолго и не успеем привести в порядок архивы.
 — Я мог бы остаться, — сказал де Вер, с улыбкой взглянув на Сьюзен.
 Это было неумно с его стороны. Она почувствовала холодное неодобрение Кона, который резко сказал:
 — Ты мой секретарь, де Вер. Куда поеду я, туда поедешь и ты.
 — Так, по-моему, только супруге приказывают.
 — Для супруги у тебя отсутствуют некоторые весьма существенные качества.
 Де Вер, кажется, совсем не обиделся на резкий тон своего работодателя. Он даже умышленно позволил себе весьма игриво улыбнуться:
 — Мисс Карслейк говорит, что у меня ангельская внешность.
 Кон метнул взгляд в сторону Сьюзен:
 — Не забудьте, мисс Карслейк, что Люцифер тоже был ангелом.
 Оба они говорили лаконично, сидя на разных концах скамейки, но Сьюзен хотелось закричать, чтобы остановить их обмен колкостями.
 Она допила остатки бренди и поднялась со скамьи.
 — Наверное, мне пора восвояси, милорд, джентльмены.
 Дэвид тоже встал:
 — А я должен возвратиться в поместье. Спасибо, милорд, за отличный обед.
 Они обменялись любезностями, но Сьюзен почему-то все время чувствовала на себе внимание Кона и боялась, что он прикажет ей остаться. Конечно, бояться ей было нечего, но здесь, в потемневшем саду, в самом центре Крэг-Уайверна, ей было страшно.
 Он не остановил ее, и она вышла вместе с Дэвидом, стараясь не ускорять шаг. Они вошли в дом через столовую, и Сьюзен с удовольствием отметила, что за время их отсутствия слуги успели убрать со стола. Сам стол был снова раздвинут до обычного размера — на восемь персон, что в большей степени соответствовало величине этой комнаты.
 Когда они вышли в коридор, Дэвид сказал:
 — Де Вер — очень странный секретарь.
 — Мне кажется, он скорее друг.
 — И друг весьма странный. Ничего, что ты остаешься здесь вместе с ними?
 Она знала, что если только он учует какую-нибудь неловкость, то заставит ее уйти отсюда немедленно. Но с неловкостями она справится, и с ней ничего не случится.
 — Конечно, со мной ничего не случится, — сказала она. — Граф взвинчен, что неудивительно — я думаю, что это последствия войны. Возможно, де Вер страдает от того же, но прикрывает это всякими озорными шуточками. Однако не думаю, что это каким-то образом касается меня.
 — Ну, если ты уверена, то все в порядке. Но я думаю, что безумием затронуты все ветви этой фамилии.
 — Возможно, ты прав… — Однако много лет тому назад она не замечала в Коне ни малейших признаков неуравновешенности. Он был самым разумным и уравновешенным человеком из всех, кого она знала.
 Они расстались в главном холле, поцеловав друг друга на прощание, и Сьюзен отправилась на кухню, чтобы похвалить персонал за работу. Она все еще находилась там, когда раздался звонок. Она послала Дидди узнать, что требуется графу. «Возможно, ему не хватило бренди», — пробормотала она, но была бы рада, если бы он напился до бесчувствия.
 Вернулась Дидди:
 — Граф желает поговорить с вами, миссис Карслейк. Он находится в столовой.
 У Сьюзен было большое искушение не пойти, но как она могла отказаться от приказания на глазах у слуг? И ей нечего бояться, здесь не средневековый замок и не существует ни права сеньора, ни какой-либо подобной чуши. Да и она не беззащитная сиротинка. Если бы она не смогла защитить себя сама, ее с готовностью защитили бы родственники.
 Ему это известно.
 Если, конечно, он не сумасшедший.
 Или если не напился до опасного состояния.
 Она подумала было переодеться, чтобы оказаться под защитой униформы экономки, но времени для этого не было.
 Выходя на кухню, она сказала:
 — Если вдруг я закричу, бегите меня спасать.
 Она сказала это шутя, но была уверена: случись что-нибудь, женщины так и поступят. Как-никак им уже приходилось работать у одного сумасшедшего графа Уайверна.
 Она вышла в сад другим путем. Сумерки совсем сгустились и лишь фонари отбрасывали озерки света. И в самом центре теней все еще продолжал работать фонтан.
 Невеста по-прежнему тонула.
 Сьюзен по дороге завернула к крану, перекрывающему воду, и выключила фонтан. Плеск воды перешел в постукивание отдельных капель и наконец прекратился совсем. Стало тихо. Сьюзен направилась к светлому прямоугольнику двери, ведущей в столовую, где ее ждал Кон. Один.
 Она немного помедлила в темноте, но не от страха. Испугаться Кона означало бы раз и навсегда отвергнуть все то, что некогда существовало между ними.
 Она ступила в комнату:
 — Милорд? Вам что-нибудь нужно?
 У него было непроницаемое выражение лица — мысли прочитать невозможно. Было бы хорошо, если бы их разделял большой стол, подумалось ей, но он встретил ее возле двери. Уж лучше бы она вошла в столовую из коридора.
 Она чуть продвинулась внутрь комнаты, чтобы увеличить расстояние между ними, но так, чтобы это не походило на отступление. Однако почти сразу же она наткнулась на стол. Обходить стол вокруг было бы смешно.
 — В Испании я чуть не изнасиловал женщину, — сказал он.
 Она взглянула на него, ища смысл сказанного. И нашла его:
 — Поэтому фонтан вызывает у вас отвращение?
 — Скажем так: я более чувствителен к тому, что там изображено, чем вы. Сожалею, что думал, будто вы бесчувственная.
 Какое-то странное чувство шевельнулось в ней. Не надежда, нет. Это было бы глупо. Пожалуй, удовольствие. Удовольствие от того, что он смог сказать это ей. Что ему захотелось это сказать.
 — Я не стала бесчувственной, я просто чуть очерствела, — сказала она. — Крэг-Уайверн оказывает на людей такое воздействие. От постоянного соприкосновения со злом человек перестает реагировать на грубость и дикость нравов.
 — На войне происходит то же самое. От постоянного соприкосновения с насилием, страданиями и смертью. Однажды я попытался содрать образовавшуюся корку. Это оказалось ошибкой.
 Она не знала, чем была вызвана его откровенность, но понимала, что таким мгновением надо дорожить.
 — Почему ты считаешь это ошибкой?
 — Потому что мне нужно было возвращаться на войну. Предстояло Ватерлоо. А для того чтобы нарастить хорошие «мозоли», требуется время.
 Ему явно нужно было выговориться. Внутренне она радовалась этому, но не подала виду и спросила просто:
 — Что произошло?
 Он пожал плечами:
 — Мы проиграли. Я имею в виду: мы потеряли слишком много хороших людей. Десять тысяч. Наверное, победа того стоила, но иногда трудно понять, почему это так. Если бы с Наполеоном поступили, как он того заслуживал, в первый раз… — Он снова пожал плечами.
 — Должно быть, ты потерял там много друзей. — Она чуть ломедлила, не зная, не будет ли ошибкой упоминание о его самых близких друзьях прошлого. — Двоих других Джорджей? «Шалопаев»?
 Он был удивлен, но ответил:
 — Одного из «шалопаев». Лорда Дариуса Дебенгема.
 — Одного из сыновей графа Йоувилла. Я слышала о его потере.
 Он замолчал, и она почувствовала, что установившаяся между ними связь понемногу исчезает. Ей хотелось удержать ее, но она не знала, как это сделать. Он помолчал минуту-другую, а потом неожиданно спросил:
 — Что случилось одиннадцать лет тому назад, Сьюзен?»
 — Ты знаешь, что случилось, Кон.
 — Кажется, должен бы знать. Ты не скрывала своих честолюбивых планов. Ты пыталась потом выйти замуж за Фреда?
 Она почувствовала, что идет по лезвию бритвы. Может быть, признаться, что после него она никогда уже не испытывала ничего подобного ни к одному мужчине и что очень сожалеет о случившемся? Или защитить свою гордость с помощью лжи?
 У нее хватило храбрости только на то, чтобы сказать:
 — Тетушка Мириам питала кое-какие надежды. Но я относилась к этой идее с безразличием.
 «Слышишь ли ты, что я говорю, Кон? Это тебе не безразлично?»
 На его лице сохранилось непроницаемое выражение.
 — Потому что свое сердце ты отдала мне?
 Нельзя же ей сдаваться без боя. Ему это, наверное, все равно безразлично.
 К тому же у него есть леди Анна.
 — Зачем ты спрашиваешь, Кон? Все это было так давно. Тем более что ты скоро женишься.
 Темные ресницы, прикрывавшие серебристые глаза, чуточку дрогнули.
 — Ах да. Леди Анна. Она не имеет ничего общего с прошлым.
 — Благодаря ей прошлое утрачивает свое значение, Кон.
 Он оттолкнулся от дверного косяка и подошел на шаг ближе.
 — Прошлое никогда не утрачивает своего значения, даже если бы нам очень хотелось этого. Интересно, почему ты не вышла замуж? Если ты говоришь правду, будто Крэг тебе больше не нужен…
 — Я говорю правду.
 Атмосфера переменилась. Лицо его оставалось непроницаемым, но опасность так и распространялась в воздухе, словно дымок свечи. Она сказала Дэвиду, что здесь ей ничто не угрожает, потому что была уверена в этом. Но мужчины, наверное, чувствуют что-то такое, чего не чувствуют женщины.
 — И все-таки почему ты не вышла замуж?
 Он требовал, чтобы она сдалась, и не предлагал ничего взамен.
 — Незаконнорожденное дитя хозяина таверны не слишком балуют достойными предложениями.
 — Ты говорила, что Мэл Клист обеспечил тебе приличное приданое.
 — Я совсем не хочу, чтобы кто-то женился на мне из-за моих денег.
 — Вот и я не хочу, чтобы за меня выходили замуж из-за графского титула. Но у тебя действительно есть деньги?
 Она помедлила. Мэл купил ей недвижимость, но все доходы с нее за последнее время она отдала на поддержку операций банды. Однако ей не хотелось говорить об этом Кону, к тому же деньги ей вернут.
 — Да, — сказала она, — у меня есть деньги.
 — В таком случае почему ты выступаешь в роли экономки?
 Она слишком поздно заметила, что он подошел к ней так близко, что она оказалась прижатой спиной к столу между двумя массивными стульями, а убежать оттуда могла бы, разве что оттолкнув его.
 Пропустил бы он ее, если бы она его толкнула?
 Едва ли.
 Сердце у нее бешено колотилось. Она выпрямилась.
 — Я не играю роль. Я работаю, и мне за это платят.
 Она положила руки на спинки стульев, стоявших по обе стороны от нее, но, не найдя опоры, ухватилась за край стола за спиной. Она не боялась, что он ударит ее. Она боялась, что он поцелует ее и с помощью поцелуя окончательно завоюет…
 — Что случилось одиннадцать лет тому назад? — снова спросил он. В неверном свете свечи его лицо казалось ей лицом то святого, то дьявола.
 — Что ты имеешь в виду? Что хочешь узнать?
 Он наклонился к ней:
 — Когда в тот день мы с тобой целовались в Ирландской бухте, было ли это таким же чудом для тебя, как для меня? Или для тебя это был всего лишь счастливый случай?
 Она не могла солгать.
 — Это было чудо, — прошептала она.
 Он прикоснулся губами к ее губам, и она не отстранилась, но это не был страстный поцелуй опытного мужчины, как она ожидала, а такой же робкий, нерешительный и осторожный поцелуй, как она помнила.
 И такой же чудесный.
 Она оперлась о стол, чтобы удержаться на ногах.
 Он прикоснулся языком к ее щеке, и она открыла глаза. По щекам ее текли слезы. Он выпрямился, она тоже. И поспешно утерла слезы тыльной стороной ладони.
 — Воспоминания? — спросил он. — Или сожаление? Что бы это ни было, но чертовски жаль, что ты сделала то, что сделала.
 Он повернулся и вышел в затихший сад. Мгновение спустя Сьюзен нашла силы выйти в коридор и укрыться в своих комнатах.
 Слезы застилали глаза.
 Она никогда не плакала!
 Но тут она рухнула в кресло и дала волю слезам, оплакивая то, что сделала влюбленному в нее пятнадцатилетнему мальчику, и боль, которую причинила. Она оплакивала того мужчину, в какого он превратился, и потерю того мужчины, каким он мог бы стать.
 И еще она плакала о потере мужчины, каким он был теперь, потере, выраженной в словах: «…чертовски жаль, что ты сделала то, что сделала».
 Потому что этими словами он ясно сказал: оставь надежду — прошлого не вернешь.


* * *

 Кон остановился возле ужасного фонтана, радуясь тому, что воду наконец выключили, хотя без его плеска тишина в саду казалась зловещей. Слабый свет двух ламп, расположенных в отдалении, отражался на раскинутых ногах и руках женщины, пригвожденных безжалостными когтями. Приоткрытый рот застыл в крике.
 Если бы было возможно, он сию же минуту снес бы эту статую голыми руками. Завтра ее не будет. Если об этом не позаботится Сьюзен, он сделает это сам. Он больше не потерпит это вещественное средоточие мерзости.
 Голова его была занята мыслями о Сьюзен. Ему до боли захотелось поцеловать ее так, как мечталось. Но он понимал, что тем самым он совершил бы большую глупость. Безумием было уже то, что он начал с ней этот разговор наедине. Но он хотел, чтобы она знала… Он не хотел, чтобы она думала…
 Остановись, черт бы тебя побрал! Приведи это место в порядок и уезжай. А потом приезжай раз в год для инспекции. И в следующий раз не забудь заковать себя в надежные доспехи: привези с собой леди Анну в качестве жены.
 Он попытался представить себе леди Анну, но вспомнились лишь отдельные детали портрета: стройная блондинка, слегка прихрамывает. Это было несправедливо по отношению к ней, но более ясной картины он, как ни старался, представить себе не мог.
 Неудивительно, ведь они пока встречались всего несколько раз.
 Зато он был уверен, что из нее получится безупречная, спокойная супруга.




 Глава 14


 На следующее утро Сьюзен проснулась с мыслью как можно быстрее покинуть Крэг-Уайверн. Ей приснилось, что она снова в Ирландской бухте, что тех ужасных слов она не произносила, но из воды вдруг появился дракон. Кон попытался драться с ним, но его опалило горячее дыхание дракона.
 Сьюзен долго лежала, вспоминая каждое слово Кона, и пыталась найти хоть какое-то основание для надежды.
 Но надежды не было, значит, ей нужно как можно скорее уйти со сцены.
 За завтраком, который принесла ей Эллен, она составила список из трех возможных местных кандидаток на место экономки в Крэг-Уайверне. Они, конечно, не вполне подходят для этой должности, но и хозяйство графства нельзя было назвать нормальным хозяйством, тем более что Кон не собирался здесь жить постоянно. Если он надумает сдать Крэг-Уайверн в аренду, то новые жильцы наймут новый персонал.
 Она написала всем кандидаткам письма и спросила, заинтересованы ли они в этой должности. Надо, конечно, спросить Кона, желает ли он лично побеседовать с ними или оставит решение на ее усмотрение. Но пока она решила избегать встречи с ним.
 Облачившись в свои доспехи экономки, Сьюзен наконец-то вышла из комнаты, чтобы отправить письма и организовать дневную работу. Она выдала необходимые припасы и внесла соответствующие записи в книжку. Заметив, что некоторые продукты подходят к концу, она отправила заказы местным поставщикам. По возможности справедливо распределив работу на день, она отправилась посмотреть, как идет подготовка к завтраку.
 В кухне в это время находился испанский слуга Кона, который хотел узнать, каким образом в доме производится стирка белья. Она объяснила ему, что приготовленное в стирку белье обычно отправляют женщинам из деревни Черч-Уайверн, которые его и стирают.
 Слуга, кажется, был спокойным и порядочным человеком, но его испанские манеры и озорные улыбочки заставляли трепетать девичьи сердца молодых служанок. Слава Богу, двое других слуг, которых привез с собой Кон, жили при конюшнях в деревне.
 Сармиенто был с Коном в течение нескольких лет. Он был предай своему хозяину, гордился им и всегда был готов поговорить о подвигах своего хозяина. Долго упрашивать его не приходилось. Сьюзен не могла отказать себе в удовольствии послушать его рассказы и специально задержалась для этого на кухне.
 Слуга вдруг снова обратился к ней:
 — Миссис Карслейк, всегда ли имеется вода для наполнения большой ванны?
 — Да, сеньор Сармиенто. Я приказала наполнить цистерну и поддерживать в топке небольшой огонь. Граф еще не пользовался ванной?
 — Вчера вечером он, кажется, слишком устал. Он приказал наполнить небольшую ванну. Сегодня я напомню ему. Его, кажется, совсем одолели заботы, так что немного побаловать себя ему не помешает.
 Она не могла удержаться и спросила:
 — Как вам показался Крэг-Уайверн, сеньор?
 У него округлились глаза.
 — У меня на родине, дорогая леди, мы часто строим дома непривлекательные снаружи, но с милым садиком внутри, потому что у нас горячее солнце и от него приходится прятаться. А здесь, где солнце похоже на снятое молоко и едва прогревает землю?.. — Он пожал плечами и покачал головой. Однако, немного помедлив, сказал: — Вот другой дом лорда, тот, что в Сомерфорде, это настоящий приятный английский дом. Там сады разбиты снаружи, а из окон открывается прекрасный вид на сельскую Англию. Люди здесь жалуются на дождливое лето, а я радуюсь дождю, потому что вижу, как после дождя все вокруг зеленеет.
 Сьюзен воспользовалась случаем порасспросить его подробнее, не вызывая подозрений.
 — Сомерфорд-Корт расположен на холме?
 — На холме с видом на долину реки под названием Иден. Рай. А в долине находится деревня Хоук-ин-зе-Вейл. Место старое и по-старинному гостеприимное. — Его черные глаза заискрились. — Я хочу сказать, что там к иностранцам вроде меня относятся с подозрением, но камнями не забрасывают. В моей деревне на родине наблюдается то же самое. Близкий друг графа, майор Хоукинвилл, сын сквайра, живет там. Этот майор Хоукинвилл — известный герой, хотя редко брался за оружие. Он воюет своим разумом.
 Сьюзен не вполне поняла, что это значит, но ей хотелось получить как можно больше информации.
 — Наверное, этот майор — Джордж Хоукинвилл, — сказала она. — А как поживает другой Джордж? Джордж Вандеймен?
 Он очень удивился, но быстро оправился от удивления.
 — Вот как? Вы знаете о Джорджах, миссис Карслейк? Он теперь лорд Вандеймен. У него фамилия и имя соответствуют титулу, совпадают, что случается нечасто, насколько я знаю. Он остался один из всей семьи. Но теперь он собирается жениться на очень богатой женщине. Это хорошо, не правда ли? Он и мой хозяин не виделись с тех пор, как майор демобилизовался из армии, так что моя информация основывается на том, что говорят в деревне.
 — Они не встречались? — Сьюзен поняла, что переступила границу, которую сама установила для себя, но удержаться уже не могла. — Лорд Вандеймен уезжает из страны?
 — Нет, сеньора. Он вернулся в Англию в феврале, но жил в основном в Лондоне.
 — А майор Хоукинвилл?
 — Он все еще в армии. Даже после битвы и победы у генерал-квартирмейстера департамента много работы.
 — И все-таки было бы лучше, если бы он был в Англии, не так ли?
 Сьюзен понимала, что проявляет больше личной заинтересованности, чем было разумно показывать, но она боялась за Кона. Если возникла проблема с лордом Вандейменом, то мог бы помочь второй Джордж. Дружба между «шалопаями» была более поверхностной, но Джорджи — этот триумвират — были друзьями на всю жизнь.
 — Лорд Вандеймен посетил свое поместье как раз перед тем, как мы уехали, — сказал Сармиенто. — С ним была богатая женщина, на которой он собирается жениться. Теперь он сможет восстановить Стойнингз в его прежнем виде. Но — увы! — нам нужно было уезжать сюда, и поэтому им так и не удалось встретиться.
 Сьюзен поняла, что все это говорится ей умышленно: лорд Вандеймен вернулся домой, а Кон уехал в Девон. У него не было никакой особой причины приезжать сюда именно сейчас. Тем более не сообщив заранее о своем прибытии.
 Он действовал под влиянием импульса? У него возникла неожиданная потребность уехать?
 Ей хватало проблем и без этого, но остаться равнодушной она не могла.
 — А «шалопаи»? — спросила она.
 Глаза слуги загорелись.
 — Всегда готовы идти на риск, они великолепны! С некоторыми из них мы проводили много времени зимой. — Он театрально поежился, как от холода, и улыбнулся. — Охотились. В центральных графствах. Целый день носились за одной лисой. Почему за лисой, хотел бы я знать? Она даже несъедобна. Но англичане тратят целые состояния на лошадей, чтобы охотиться за лисами. Они сумасшедшие, эти англичане, хотя «шалопаи» великолепны. А после этого мы отправились в Лондон. Вместе с «шалопаями». Мой хозяин тогда казался счастливым, но это внешне, а внутри была печаль.
 — Из-за лорда Дариуса?
 Она снова заставила его вздрогнуть от удивления.
 — Он рассказывал вам о лорде Дэре?
 Почему Кон говорил так мало о том, что значило для него так много?
 — Большой души человек этот лорд Дэр, и он заслуживает того, чтобы о нем скорбели, но отчаяние графа вызвана не только гибелью лорда Дэра, сеньора, Во всем виновата война. Пройти через войну — все равно что пройти сквозь огонь. Боль от ожогов проходит не сразу…
 Сьюзен судорожно сглотнула. Этого она знать не хотела. Она не хотела знать, что Кон страдает, когда ничем не могла ему помочь.
 — А леди Анна?
 — Леди Анна? — Похоже, слуга немного смутился, но взял себя в руки и сказал: — Она весьма добра и миловидна.
 Она хотела знать, помогает ли леди Анна Кону справляться с терзающими его демонами, но не стала спрашивать об этом, чтобы не заходить слишком далеко. Она извинилась и отправилась улаживать вопрос о зеленом горошке, понимая, что ей следует заставить себя забыть все, что сейчас узнала.
 Но это было невозможно.
 Кон разошелся с Джорджами? Потому что оба они были связаны с войной?
 Он все еще дружил с «шалопаями», но, судя по всему, они ему не помогали.
 Особенно беспокоило ее то, что он, как видно, приехал сюда, чтобы избежать встречи с лордом Вандейменом.
 Она зашла в буфетную, чтобы проверить, хорошо ли вычищено столовое серебро. «Перестань!» — пробормотала она, задвигая ящик. Она бессильна что-либо сделать, но если будет продолжать без конца думать об этом, то сойдет с ума.
 Вошла Дидди:
 — Пришел викарий, мэм.
 Сьюзен повернулась, чтобы идти, но Дидди добавила:
 — Граф увел его в апартаменты Уайверна. Хотела бы я посмотреть на выражение лица мистера Рафлстоу, когда он увидит все, что там есть!
 Сьюзен тоже не отказалась бы посмотреть на выражение лица викария, но тут она вспомнила про фонтан. Она послала за Пирсом и Уайтом и попросила их подумать, каким образом можно демонтировать статую. Уайт был совсем мальчишкой — бледный и нервный, — зато Пирс был основательным мужчиной, который вполне мог справиться с этой работой. Она сказала ему, что, если потребуется, он может позвать на помощь мужчин из деревни.
 Потом она принялась планомерно отыскивать в Крэг-Уай-верне хитроумные тайники. Кон, насколько она знала, все еще был наверху с мистером Рафлстоу, а де Вер находился в кабинете, с головой погруженный в работу. Если золото спрятано там, его будет трудно отыскать. Этот человек практически не покидал кабинета!
 Однако именно это место она уже обыскивала самым тщательным образом и едва ли что-нибудь не заметила.
 Мысль о де Вере заставила ее подойти к поискам более систематически, а не как обычно, когда она полагалась на интуицию.
 Наименее вероятным местом был главный холл, поскольку через него часто проходили люди. В кухне и комнатах для прислуги почти всегда кто-нибудь находился, да и граф, насколько она знала, никогда там не бывал.
 Значит, на нижнем этаже оставались столовая, малая гостиная и библиотека.
 Сначала она отправилась в столовую, отбросив все воспоминания о вчерашнем вечере. Она уже обыскивала эту комнату, но теперь попыталась найти какие-нибудь хитроумные тайники.
 Гладко окрашенные стены облегчали задачу. Едва ли внутри этих стен могли быть пустоты с выходом наружу. Она осмотрела дубовый пол и простой без украшений потолок и пришла к тому же заключению. Твердо намеренная быть педантичной, она еще раз окинула взглядом комнату, надеясь заметить что-нибудь подозрительное. Она ничего не обнаружила, но, когда ее взгляд упал на застекленную дверь в сад, она подумала, уж не спрятано ли золото там.
 Едва ли. Граф редко выходил в сад. Он предпочитал передвигаться по дому, пользуясь внешними коридорами. Она раньше не думала об этом, но, судя по всему, даже открытое пространство внутреннего сада внушало графу безрассудный ужас.
 Кроме того, если бы он имел привычку раскапывать и закапывать свой тайник, то это заметила бы миссис Лейн, которая ухаживала за садом.
 Сьюзен видела сквозь кусты, как Пирс возится с фонтаном, но не подошла к нему, чтобы не отвлекаться.
 Она осмотрела малую столовую, остановилась взглядом на стенах коридора.
 Едва ли там могло найтись место для тайника.
 Она прошла в главный холл и, тщательно осмотрев все поверхности, перешла в малую гостиную. Эта комната замыкала коридор и не имела выхода в сад. Там было всего одно окно, и поэтому даже в дневное время света было маловато.
 Стены в гостиной были оклеены шелковыми обоями, потолок украшала лепнина, так что там можно было разместить тайник, если бы эта комната не была пристроена всего пять лет тому назад и она сама не принимала бы участия в ее планировке.
 Она была почти уверена, что никакого тайника там не могло быть встроено, тем не менее продолжала тщательно осматривать каждое утолщение в стене, каждую трещинку или морщинку…
 — Что-нибудь ищешь?
 Она резко оглянулась и увидела Кона, который стоял в дверном проеме и наблюдал за ней.
 — Смотрю, нет ли паутины, — торопливо ответила она. — Это одна из моих обязанностей.
 — Бедные пауки. Мистер Рафлстоу должным образом ошеломлен книгами и манускриптами, так что я оставил его наслаждаться знакомством с ними. Как у нас продвигается работа с фонтаном?
 Она постаралась пропустить мимо ушей слова «у нас».
 — Я поручила эту работу вашим людям. Можете пойти и расспросить их обо всем сами.
 — Почему бы нам не пойти вместе?
 Ну уж нет. Она взглянула на часы, приколотые к лифу платья, и, хотя никаких неотложных дел у нее не было, сказала:
 — Меня ждут на кухне, милорд.
 Она ждала, что он станет протестовать, но он просто сказал:
 — Ну что ж, ладно, — и вышел из комнаты.
 Она вздохнула — то ли с облегчением, то ли с сожалением. Ей хотелось побыть с Коном, но она твердо решила быть разумной, а это означало по возможности избегать его.
 Кон даже не оглянулся.
 Это ее тоже немного расстроило.
 По правде говоря, в таком отвратительном настроении, как сейчас, ей следовало бы как можно скорее покинуть этот дом.
 Сказав, что ее присутствие необходимо на кухне, она чувствовала себя обязанной отправиться туда. Однако, пересекая холл, она выглянула из окна и увидела Кона, который, закатав рукава, помогал своим людям снимать дракона с не желающей принимать его невесты.
 Изменив направление, она взбежала по винтовой лестнице и вошла в ближайшую комнату, из окна которой можно было наблюдать за тем, что происходит в саду.
 Дракон теперь лежал на земле — слава Богу, на дорожке, а не на цветочной клумбе, — но женская фигура все еще была распростерта на своем месте. Лишенная воды и насильника, она словно пребывала в каком-то экстазе.
 Неужели страх и экстаз так близки? И не является ли экстаз результатом насилия? Надо над этим подумать, это могло бы многое объяснить.
 Кон перепрыгнул через бортик фонтана и потянулся за каким-то инструментом. Он снял галстук, и рубаха распахнулась на груди. Он принялся отвинчивать какую-то гайку, крепившую фигуру.
 Наблюдавшая за ним Сьюзен почувствовала, что крепко сжимает черный шелк балдахина, вышитый драконами. Она находилась в Китайской комнате, где Кон спал в первую ночь после своего приезда. И наблюдала она за ним из того самого окна, из которого он смотрел на нее в то первое утро.
 Это было утро всего лишь вчерашнего дня. Всего один день, а словно прожита целая жизнь.
 Надо идти. Нельзя, чтобы он увидел, что она наблюдает за ним из окна так же, как он наблюдал за ней.
 Но он едва ли взглянет в ее сторону, потому что так поглощен работой, будто освобождение бронзовой фигуры было для него вопросом жизни и смерти.
 Понятно. В Испании он чуть не изнасиловал женщину. А теперь освобождает женщину. Сьюзен было больно за его мучения, но она не могла не порадоваться тому, что, хотя на войне солдаты привыкают к насилию и черствеют, он, по всему видно, не очерствел.
 Конечно, не очерствел. Ведь это Кон.
 Опомнившись, она выпустила из кулака смятую занавеску и разгладила ее. Вышитые на занавеске китайские драконы символизировали бодрость духа и радость, но на груди у Кона был изображен другой дракон, тот, которого побеждает святой Георгий. Злобное чудовище, требующее, чтобы ему приносили в жертву невинные души. Такой дракон, какой был изображен на фонтане, — губил все, что было чистого и хорошего.
 Почему Кон всегда хотел быть святым Георгием?
 Она видела, как он перебросил инструмент Уайту, поднатужился, чуть расставив ноги. Мышцы на предплечьях напряглись. Он не был атлетического телосложения, но мышцы у него были тренированные.
 Она почувствовала, что облизывает пересохшие губы.
 Рослый Пирс с помощью толстой палки приподнял фигуру женщины и ухватил ее за щиколотки, чтобы перетащить через бортик фонтана и положить на землю рядом с ее поверженным мучителем.
 Кон бросил на нее свой пиджак.
 Сьюзен отступила на шаг от окна и перевела дыхание. Пусть даже на груди у Кона вытатуирован дракон, он остался все тем же доблестным Георгием. И никем другим он быть не может.
 А ей следовало бы пожелать ему счастья со своей избранницей.
 Однако она не могла в последний раз удержаться от искушения и, выйдя из комнаты, спустилась по черной лестнице в библиотеку, надеясь, что там не будет ни Рафлстоу, ни де Вера, Ей очень хотелось посмотреть в справочнике родословную любимой женщины Кона.
 В библиотеке никого не было. Там было множество книг, но ими редко пользовались. Старый граф держал свои любимые книги у себя в комнате. Недавно в библиотеке производили тщательную уборку, но, несмотря на это, в ней царил дух запустения.
 Здесь была и относительно свежая «Книга пэров». Сьюзен взяла ее с полки и раскрыла на столе.
 Леди Анна Пекуорт…
 Средняя из трех дочерей графа Аррана, Ей двадцать три года, младшая и старшая ее сестры были замужем по крайней мере уже два года тому назад, когда был составлен этот справочник.
 Сьюзен наморщила лоб, думая о том, почему леди Анна до сих пор не замужем. Глупо было бы задаваться вопросом, достойна ли она Кона, ведь он сам сделал выбор. Но Сьюзен все-таки думала об этом. Он заслуживает самой лучшей женщины, которая бы его обожала. Однако скупые сведения на странице справочника ничего не говорили ни о ее характере, ни о чувствах.
 Но разве может Анна не обожать Кона?
 Может быть, они были помолвлены давно и бракосочетание было отложено только из-за войны? Но в таком случае они поженились бы сразу же после войны, а не спустя почти год после битвы при Ватерлоо.
 Однако сколько Сьюзен ни смотрела на набранную убористым шрифтом страницу, ничего нового она не узнала. Она захлопнула тяжелую книгу, подняв облачко пыли, и попыталась подавить в себе бесполезное любопытство. Но все равно продолжала думать о том, что когда уедет из Крэг-Уайверна, то обязательно побывает там, где живет леди Анна, чтобы узнать, что она за человек и достойна ли она Кона. А если она окажется недостойной, то…
 То что она сможет сделать? Убить ее?
 Криво усмехнувшись, она поставила книгу на полку. Это дело касалось ее не больше, чем, скажем, правительство Индии.
 Сьюзен уже хотела уйти, но решила, поскольку она находится здесь, обыскать комнату на предмет тайников.
 Совсем недавно здесь под ее наблюдением проводили генеральную весеннюю уборку, когда протиралась каждая полка и каждая книга. Она тогда простучала задние стенки полок, пытаясь отыскать пустоты в стене.
 Она выпрямилась, уперев руки в бока. Где, черт возьми, мог сумасшедший граф спрятать золото? Наверное, где-нибудь ближе к апартаментам Уайвернов, но ведь они занимают весь верхний этаж, а также коридоры, причем тайник мог быть устроен еще до того, как она родилась. Возможно, он был запланирован еще тогда, когда строился Крэг-Уайверн, Поиск тайника походил на сизифов труд.
 Она снова выглянула в сад. Ей хотелось посмотреть, как продвигается работа, но если быть честной с самой собой, то ей хотелось лишний раз взглянуть на Кона.
 С нижнего этажа мало что было видно, но, кажется, Кон и его люди уже ушли. Ее одолело любопытство, и она вышла в сад.
 Да, так и есть, все ушли. Она подошла к фонтану и увидела, что дракона и девицу уже унесли, осталась лишь цепь, одним концом вмонтированная в камень, тогда как другой ее конец свободно свешивался в сухой бассейн. «Интересно, что будет делать Кон с двумя бронзовыми фигурами?» — мелькнула у нее мысль. Ведь невесту следует похоронить достойным образом.
 От всей композиции в центре фонтана остался лишь камень, на котором лежала невеста, и металлическая трубка, торчавшая вверх, через которую вода поступала в полость фигуры дракона. Интересно, не исчез ли музыкальный плеск воды теперь, когда убрали фигуру? Наверное, нет. Ведь вода все равно будет падать на камень.
 Она подошла к вентилю и стала поворачивать кран.
 Потребовалось сделать три полных оборота, прежде чем полилась вода и фонтан заработал на полную мощность.
 Струя воды забила вверх. Насквозь промокшая Сьюзен отступила на несколько шагов и, не сдержавшись, радостно рассмеялась, словно ребенок, оглядываясь на высокую струю, на цветы и кусты, с благодарностью впитывающие капли неожиданно обрушившегося на них дождя.
 И тут она увидела Кона, который наблюдал за ней с другого конца садика. Он все еще был в пиджаке.
 Кон неожиданно улыбнулся ей.
 Может быть, ему было смешно, что она вся промокла и хохочет под струями воды, — ей было все равно. Он улыбался ей той самой улыбкой, которая осталась в ее памяти.
 Наверное, это выглядело очень глупо, но она не могла остановиться и хохотала как сумасшедшая. Сьюзен попыталась заткнуть рот ладонью, но ничего не вышло.
 — Тебе не кажется, что надо выключить фонтан? — услышала она его голос.
 Он подошел ближе и остановился по другую сторону бассейна, старательно выбрав место между струями.
 — Мне почему-то жаль, — сказала она.
 — Жаль, что закончится такое искреннее веселье в Крэг-Уайверне?
 Безумный приступ веселья улегся. Она торопливо направилась к крану, но задержалась.
 Струя воды, только что промочившая ее насквозь, поливала теперь кран, словно не позволяя покуситься па свою свободу. Она оглянулась на Кона, но тот, продолжая улыбаться, лишь приподнял брови. Набрав побольше воздуха, она бросилась к крану и повернула его. Струя перестала бить ей в лицо, но она услышала вопль.
 Оглянувшись, она увидела, что струя, теряя напор, окатила Кона с ног до головы.
 Он рассмеялся. Его волосы прилипли к голове, вода стекала с него струями, но он стоял, раскинув в стороны руки, и, похоже, радовался этому неожиданному «ливню».
 Рубашка к брюки прилипли к телу…
 Она схватилась за кран, пытаясь завернуть его, но руки скользили и кран не поддавался. Вдруг ей на помощь пришли сильные, загорелые руки, на которых виднелись шрамы. Совместными усилиями они завернули кран и полностью перекрыли воду.
 Стало тихо. Она взглянула на Кона.
 Он больше не улыбался, но в глазах вспыхивали искорки.
 — Возмездие со стороны воды? — сказал он.
 — Думаю, воде просто не нравилось, что ее вынуждают течь сквозь эти трубы.
 — А может быть, ей просто не нравилось, что ее вынуждают.
 Мокрая сорочка обрисовывала мускулы на его груди, и стала заметна темная татуировка с правой стороны.
 Ей хотелось прикоснуться к татуировке, но она не осмеливалась.
 — Насколько я понимаю, это дракон, — сказала она.
 Казалось, он не сразу понял, но потом догадался, и лицо его прояснилось.
 — А-а, значит, эта похотливая девица — Дидди, кажется? — все-таки видела это. Мы все сделали татуировки — Ван, Хоук и я. Смысл заключался в том, что, если нам придется разыскивать изуродованные трупы друг друга, мы облегчим себе задачу. Оказалось, что это не такая уж глупая идея.
 — Вы это сделали, когда не удалось найти лорда Дариуса?
 — Там было столько мертвых и умирающих, — сказал он, глядя в сторону, — причем многие были раздавлены или разорваны на куски, а их останки разметаны в разные стороны взрывом. — Он покачал головой. — Едва ли тебе хочется слушать о таких вешах. — Он повернулся к фонтану. — Как ты думаешь, что следует поставить здесь на месте дракона?
 Ей не хотелось переводить разговор на другую тему.
 — Он был одним из «шалопаев», ты говорил. Я помню, как ты о них рассказывал.
 Он взглянул на нее. Лицо его было мрачным, но, слава Богу, не она была причиной этого.
 — Ты многое помнишь, а?
 Помедлив несколько мгновений, она сказала:
 — Я помню все, Кон.
 — Я тоже. — Губы его странно дрогнули. Потом он, тряхнув головой, продолжил: — Да, он был из «Компании шалопаев». Он не был солдатом по природе, и ему не следовало там находиться. Я должен был остановить его.
 — Может быть, он не хотел, чтобы ею останавливали.
 — Все равно надо было остановить его. Или хотя бы получше подготовить. Или… — Он вдруг окинул ее взглядом, и она поняла, что он тоже помнит все. — Эта серая ткань может скрыть татуировку, но она не способна скрыть многое другое.
 Она опустила глаза и поняла, что ее платье так же облепило ее фигуру, как его сорочка и брюки. Корсет отчасти скрывал верхнюю часть ее тела, но ее живот, бедра, темный треугольник между бедрами — все было на виду.
 Покраснев от смущения, она поправила подол платья, стараясь сделать так, чтобы он не прилипал к телу. Взглянув на него, она не могла подавить дрожь возбуждения при виде того, как он смотрит на нее, пусть даже его взгляд не был ни приличным, ни уважительным, ни даже добрым.
 — Твой костюм тоже не может все скрыть, — сказала она, позволив своему взгляду скользнуть по его брюкам.
 — Я знаю.
 У нее забухало сердце.
 — Скажи, Сьюзен, тебе так же интересно, как мне, узнать, как это было бы теперь?
 Интересно. Более чем интересно. Горячая волна желания прокатилась по ее телу…
 Помедлив мгновение, она заставила себя сказать:
 — А как же леди Анна?
 — Но ее здесь нет, не так ли?
 «Вот оно что, — подумала она. — Для него это просто удовлетворение любопытства».
 Для нее это было гораздо более глубокое чувство, но она не пойдет у него на поводу. Не станет для него удобной возможностью сбросить напряжение и не будет оскорблять женщину, которую он выбрал, пусть даже сейчас ее здесь нет. Даже ради Кона она не опустится до уровня проститутки. Это разрушило бы их обоих.
 — Она присутствует здесь незримо, — сказала она, отступая на шаг. — Я должна пойти переодеться, милорд. — Сьюзен оглянулась на фонтан. — А там, я думаю, следовало бы поставить статую святого Георгия, — сказала она. — Крэг-Уайверну нужен герой, побеждающий зло.
 Круто повернувшись, она быстро направилась к дому.




 Глава 15


 Кон оперся руками о бортик фонтана, глядя вниз на поблескивающую воду.
 Святой Георгий.
 Куда подевался тот юный идеалист?
 Сьюзен глубоко ранила его, но не убила в нем героя. Это сделала война. Нет, официально война сделала его своего рода героем. Он не был отчаянным храбрецом, привлекающим к себе внимание начальства, но знал, что честно выполняет свой долг во имя своих людей, своего генерала и своего короля. Хоук говорил ему, что Веллингтон как-то раз отозвался о нем как о «чертовски хорошем офицере», а такую похвалу приятно услышать о себе любому мужчине. Но бесконечные военные годы, хотя и были наполнены не только кровью и смертью, но и радостным возбуждением, победами и даже время от времени удовольствиями, убили в нем святого. Он боялся не того, что сделает с ним будущее, а того, что он, став бездушным, может причинить зло другим.
 Некоторые гадалки утверждают, что могут предсказать будущее по отражению в воде. Интересно, что можно прочесть по его отражению?
 Он воспользовался леди Анной в целях самозащиты, и вот теперь она стала препятствием. Сьюзен не придет к нему в постель из-за леди Анны.
 Но ведь именно этого он и хотел?
 Но хотел он — причем хотел страстно — не этого, а Сьюзен.
 При виде ее, безудержно хохочущей под струями воды, что-то как будто сломалось в душе и перенесло его прямо в те пронизанные солнечным светом дни прошлого. Вид ее тела, еще более соблазнительного, еще более женственного, но по-прежнему тела Сьюзен, сломал напрочь всю его хорошо выстроенную линию защиты.
 Он не мог позволить, чтобы его снова использовали, но не мог и сам использовать ее, несмотря на болезненно пульсирующую и отчаянную потребность в ней. Сможет ли он уехать отсюда, так и не попробовав испытать прежние чувства с теперешней Сьюзен?
 Он мог бы сказать ей, что леди Анна — это возможный вариант, что у него нет пока перед ней обязательств. Он мог бы соблазнить ее возможностью заполучить Крэг-Уайверн. Правда, она утверждала, что он ей больше не нужен, но, должно быть, она лгала. Зачем же еще она стала работать здесь?
 Неожиданно он представил себе Сьюзен — женственную, опытную Сьюзен, — решившую во что бы то ни стало соблазнить его…
 Но леди Анна была больше чем одним из возможных вариантов. Он отправил ей письмо.
 Если бы Сьюзен вышла за нею замуж, то исключительно ради того, чтобы стать хозяйкой Крэг-Уайверна. Поскольку он не имел намерения проводить здесь больше недели в год, она будет чувствовать себя несчастной.
 Но нет, Сьюзен не из тех, кто предается унынию. Она бы боролась за то, к чему стремилась. Он повидал немало мужчин, женатых на женщинах, которые были твердо намерены изменить по своему усмотрению мужей или обстоятельства. Видел он, как некоторые из них всеми способами заставляли идти в армию, демобилизоваться из армии, переходить из одного батальона в другой, жить не по средствам или скупердяйничать сверх всякой меры.
 В таких семьях не было мира. Он же более всего на свете хотел покоя. Покоя и милых маленьких радостей Сомерфорд-Корта, где он надеялся со временем вновь обрести душевное равновесие, а возможно, даже вспомнить свои юношеские идеалы.
 Он наклонился ниже, зачерпнул ладонью немного воды и плеснул себе в лицо. Но вода успела нагреться на солнце и не охлаждала.
 Оттолкнувшись от бортика фонтана, он вернулся в дом, переоделся и отправился на верховую прогулку. Эго было самое безопасное из всего, что он мог сделать.


* * *

 К тому времени как Сьюзен стащила с себя мокрую одежду, она дрожала так, что зуб на зуб не попадал, причем виноват в этом был не только холод. Она не ожидала, что сможет когда-либо испытав такую непреодолимую тягу к мужчине. Даже не подозревала, что подобное бывает!
 Много лет тому назад с Коном это было нечто непознанное, загадочное. С Райвенгемом это был план Он довел ее до определенного состояния, но они оба знали, что делают.
 С капитаном Лавалем тоже был план, который оказался большой ошибкой. Физиологически он не дал ничего.
 Меньше, чем ничего.
 Это было отвратительно.
 А теперь, даже не прикоснувшись к Кону, она вся горела or желания. Там, в саду, ей хотелось прижаться к его груди, почувствовать твердость его мускулов, обрисованных мокрой сорочкой, обнять, успокоить и одновременно успокоиться и излечиться самой.
 Не снимая мокрого корсета и рубашки, она опустилась на краешек постели, пытаясь понять, откуда взялось в ней это неожиданное и сокрушительное по своей силе желание.
 Сьюзен любила безответно и самозабвенно. Но это уже само по себе очень сильное чувство она научилась хотя бы контролировать. Она любила, но ради любимого могла не показывать свою любовь, чтобы не разрушить его жизнь и не мешать ему уйти к женщине, которую он выбрал.
 Но это чувство… это было нечто стихийное. И связанная с ним боль была вызвана отчасти тем, что ей казалось, будто она пытается идти против сбивающего с ног свирепого ветра или бороться с волнами в разбушевавшемся море. Сьюзен поняла: эта ураганная сила может накрыть ее с головой, смести и уничтожить.
 Уничтожить их обоих.
 Сьюзен вздрогнула и встала, чтобы снять с себя остатки одежды. Потом она насухо растерлась полотенцем, чтобы разогрелась кровь и унялась дрожь.
 Нужно уезжать отсюда немедленно. Не надо никому давать никаких объяснений. Кон и так поймет. Она вернется в помещичий дом, а потом уедет совсем…
 Но оставалось еще столько нерешенных проблем.
 Пока «Драконова шайка» не поправит свои дела, у нее не будет денег.
 К тому же ей некуда уехать. Найти работу тоже будет непросто.
 Но это не имеет значения. Ради него, да и самой себя, она должна уехать из Крэг-Уайверна. Миссис Горланд справится с ее обязанностями, пока не наймут новую экономку.
 Она скажет, что Сьюзен заболела.
 Да и в самом деле в тот момент она чувствовала себя нездоровой.
 Сьюзен надела повседневный корсет, сухую рубаху и другое такое же серое платье. Поскольку она уходила совсем, она могла бы обойтись и обычным платьем, но серая униформа служила ей доспехами.
 Правда, доспехи не защитили ее от Кона…
 Выбросив из головы воспоминания, она добавила к одежде накрахмаленную косынку. Потом привела в порядок прическу, высоко заколов шпильками волосы, и надела чепец.
 Но этого недостаточно.
 Единственная реальная защита — это расстояние.
 Она взглянула на свои пожитки: книги, рукоделие, рисунки. В чем их нести?
 Раздумывать было некогда. Надо было уходить сию же минуту.
 Она отправилась в кухню.
 — У нас закончилось сливочное масло, мэм, — сообщила миссис Горланд. — Неплохо бы также заказать хорошего филе.
 Сьюзен хотелось убежать, но чувство долга заставило ее задержаться.
 — Пошлите за говядиной к Рипфорду, а масла купите в деревне.
 — Так и сделаем, мэм, — сказала кухарка и, взглянув на Сьюзен, воскликнула: — С вами все в порядке, дорогая?
 Переход от делового разговора к задушевному чуть не заставил Сьюзен расплакаться, но она умудрилась даже улыбнуться:
 — Все в порядке. Просто мне нужно снова побывать в помещичьем доме.
 — Конечно, идите. Мы справимся.
 — Я это знаю. Спасибо. — Сьюзен вышла из кухни, жалея, что не смогла попрощаться со всеми.
 Она хотела было выйти незаметно через боковую дверь, но парадный вход находился ближе всего, поэтому она пересекла холл, направляясь к нему. Там ее поджидал какой-то мужчина.
 Кон!
 Нет, слава Богу, это был не Кон, а всего лишь лейтенант Гиффорд. Но с ним тоже нужно было поговорить перед отъездом.
 — Могу ли я чем-нибудь помочь, лейтенант? — спросила она.
 Он взглянул на нее и покраснел. С чего бы это? Она торопливо опустила глаза и оглядела свою одежду: а вдруг она второпях что-нибудь забыла надеть?
 — Я пришел к графу, миссис Карслейк. Служанка уже пошла доложить ему об этом.
 Пришел, чтобы поговорить с Коном? О контрабандистах? Кон почти уверен, что Дэвид является Капитаном Дрейком, и может сказать что-нибудь не то…
 И она ничего не сможет предотвратить!
 — Извините, сэр, меня ждут дела.
 Она хотела было обойти его, но он преградил ей путь.
 — Я предпочитаю, чтобы вы на некоторое время составили мне компанию, — твердо произнес он.
 У нее промелькнула безумная мысль: уж не собирается ли он сделать ей предложение?
 Здесь? Сейчас? Она снова сделала шаг в сторону.
 — У меня неотложное дело, лейтенант…
 Он снова преградил ей путь:
 — У меня тоже. То, что я собираюсь сказать, важно для вас.
 Черт бы его побрал! С минуты на минуту здесь может появиться Кон или служанка, которую к нему послали. Она толкнула Гиффорда обеими руками в грудь, готовая бежать. Но он лишь отступил на шаг и крепко схватил ее за запястья.
 — Отпустите меня немедленно! — прошептала она, не решаясь позвать на помощь. — Лорд Уайверн сейчас придет сюда. Ему не понравится, что вы меня схватили.
 — Значит, он до тебя уже добрался? Это придется прекратить.
 — Что-о? — завопила она. — Видно, кто-то из нас двоих сошел с ума.
 Он быстро огляделся вокруг, не видно ли кого-нибудь поблизости. Физиономия у него была возбужденная, глаза похотливо горели.
 — Я, может быть, не поверил бы этому, но я видел собственными глазами тебя с графом в саду. Только любовники могут так смотреть друг на друга, Сьюзен. А я-то был так деликатен и вежлив с тобой.
 — Лейтенант…
 — Жиль, Сьюзен. Зови меня Жиль.
 Она заставила себя расслабиться в ею руках и спокойно сказала.
 — Очень сожалею, лейтенант, но я никак не могу выйти за вас замуж…
 У него изумленно округлились глаза, потом он рассмеялся:
 — Милая леди, я не имею в виду женитьбу. Я хочу того, чем насладился капитан Лаваль.
 Силы небесные! У нее чуть не подкосились ноги. Она всегда боялась, что тот мерзавец будет хвастаться перед другими офицерами. Это было много лет тому назад, однако…
 — Не понимаю, о чем вы говорите.
 — Понимаешь, Лаваль говорил, что ты горячая штучка, а теперь я и сам вижу это. Граф провел здесь всего две ночи, а уже поймал тебя. Теперь моя очередь. Ты красивая женщина, Сьюзен, любого мужчину заведешь с пол-оборота, особенно когда на тебе это серое с белым платье, а волосы убраны под чепец…
 Он подтолкнул ее к столу и, облизнув губы, навалился на нее, пытаясь коленом развести ее бедра.
 — Вы сошли с ума, — сдавленным шепотом пробормотала она. — Немедленно отпустите меня!
 — Простой лейтенант тебя не устраивает после графа? — Он навалился сильнее, так что кромка стола врезалась ей в спину.
 — Прекратите или я закричу, — прошептала она, хотя в таком случае пришлось бы рассказать Кону про Лаваля. Что делать?
 — Не закричишь. Иначе я арестую твоего брата — Капитана Дрейка.
 У нее перехватило дыхание. Он знает.
 Нет, подумала она, взяв себя в руки, он догадывается.
 Она заставила себя посмотреть ему в глаза и изобразила крайнее удивление.
 — Дэвид? Контрабандист? Вы и впрямь сумасшедший!
 — Но Дэвид — сын Мэла Клиста, Сьюзен. А ты — дочь Мэла Клиста.
 Он отступил на шаг и освободил ее руки, уверенный, что теперь она не убежит. Может быть, ей следует убежать, чтобы доказать непричастность Дэвида?
 Она не успела решить, как лучше поступить, когда он сказал:
 — Я-то удивлялся, почему ты до сих пор не замужем, но ведь ты не мисс Карслейк из помещичьего дома, не так ли? Ты незаконнорожденная дочь контрабандиста и шлюхи и, судя по тому, что я слышал от Лаваля, настоящая дочь своей матери.
 — Что бы он ни говорил, он лгал. Мужчины частенько хвастают подобными вещами, если думают, что это сойдет им с рук. Лет пять тому назад он действительно пытался соблазнить меня. И наверное, не простил, что я ему дала от ворот поворот.
 Она заметила тень сомнения в его взгляде и решила использовать свое преимущество.
 — Я была о вас лучшего мнения, лейтенант, и не думала, что вы можете поверить пьяной болтовне.
 — Он не был пьян, Сьюзен, он сказал это перед смертью. Мы с ним лежали на одном матраце в лазаретной палатке после битвы при Албуэре. Я выжил, а он умер. Но мы разговаривали о доме, и он рассказал о тебе. О красивой, хорошо воспитанной леди, у которой мать была шлюхой, так что никаких выдумок не было.
 Сьюзен не знала, что сказать, но испытала огромное облегчение. Едва ли Лаваль успел рассказать о ней каждому в лазаретной палатке на Пиренейском полуострове.
 Но что ей делать с Гиффордом?
 — Будьте моей, миссис Карслейк, и вашему брату ничего не будет угрожать.
 Боже милосердный, а она еще считала Гиффорда хорошим человеком!
 — Мой брат — управляющий графа, — решительно заявила она, — а вы, сэр, мерзавец.
 Он побледнел, поджал губы.
 — Но ведь ты не посмеешь рассказать графу о том, что я сделал?
 — Он, наверное, подумал бы, что я, как и вы, сошла с ума. Сомневаюсь, что и у вас хватит храбрости повторить ему свои слова.
 — Значит, он все-таки твой любовник?
 — Нет. Если я продолжу свой путь, лейтенант, вы снова начнете лапать меня?
 Она совсем смутила его, он даже закусил нижнюю губу.
 — Ровно через неделю, — сказал он, — когда луна будет слишком полной для делишек этих отродьев — контрабандистов, приходи в мою каморку в гостинице «Корона и якорь». — Судя по его ухмылке, он уже успел взять себя в руки. — Местные контрабандисты уже несколько месяцев пытаются подкупить меня, — добавил он. — Считай, что теперь им это удалось. Если ты будешь ублажать меня, Сьюзен, можешь считать, что они со мной расплатились.
 Она не успела ответить, как раздались шаги. Вошел Кон.
 Он помедлил.
 Интересно, что он подумал, увидев их стоящими так близко друг от друга?
 Лицо у Кона было непроницаемым.
 Гиффорд поклонился.
 — Милорд! — произнес он сдавленным голосом, явно нервничая. Сьюзен едва не расхохоталась. Она все время забывала, что Кон — граф и что обращаться к нему следует с должным благоговением.
 Она знала, что, расскажи она ему, чем угрожал ей Гиф-форд, покажи она синяки, которые, несомненно, оставили на ее запястьях его лапищи, Кон сотрет его в порошок. Тут же. Сию минуту.
 Она не могла этого сделать, потому что пришлось бы объяснять ему причину.
 К тому же она не хотела, чтобы из-за нее уничтожали Гиф-форда. Его ввела в заблуждение история, рассказанная Лава-лем, которая в основном была правдивой. Эту неприятность, как и многие другие в своей жизни, она устроила себе сама. Бежать отсюда было поздно.
 Кон жестом приказал Гиффорду следовать за собой.
 — Миссис Карслейк, — сказал он самым холодным официальным тоном, — прикажите, пожалуйста, прислать в библиотеку освежающие напитки.
 Она, как и положено экономке, присела и ответила:
 — Да, милорд.


* * *

 Кон повел Гиффорда через сад в библиотеку, а у самого руки так и чесались от желания дать лейтенанту хорошую затрещину. Гиффорд и Сьюзен? Проклятие! Зачем офицеру береговой охраны путаться с дочерью контрабандиста?
 Может быть, он этого не знает?
 Гиффорд пробормотал какую-то глупость о саде. Кон сказал что-то в ответ. Он предполагал, что речь идет о контрабандистах.
 Они проходили мимо фонтана, и он вспомнил, что там только что произошло. Он не мог предать Сьюзен. Он Уай-верн-дракон, но он не принадлежит к злобным чудовищам. Гиффорд скоро узнает все сам. Насколько понимал Кон, после этого вопрос о женитьбе Гиффорда на Сьюзен отпадет сам собой, но все-таки это произойдет не с подачи Кона.
 Но если Сьюзен поощряет Гиффорда, то она, видимо, больше не хочет стать владелицей Крэг-Уайверна?
 Или, может быть, она поощряет Гиффорда ради интересов «Драконовой шайки»?
 Вспыхнувшая было надежда сразу погасла.
 Конечно, она делает это ради «Драконовой шайки».
 Еще одна своеобразная жертва дракону.


* * *

 Сьюзен отдала распоряжения относительно прохладительных напитков и торопливо ушла в свою комнату.
 Что ей теперь делать?
 Надо предупредить Дэвида, но ей не хотелось говорить ему об угрозе Гиффорда. Дэвид всегда отличался здравомыслием, но ведь любому мужчине может изменить выдержка, если он узнает, что его сестру шантажируют, заставляя стать проституткой!
 Он может вызвать Гиффорда на дуэль.
 Или, как Капитан Дрейк, может приказать убить Гиффорда.
 Это было бы совсем плохо. Никто не поверит в чистую случайность, если на этом участке побережья погибнет еще один офицер береговой охраны. Сразу же введут войска, а поймав главаря местных контрабандистов, уж найдут причину, чтобы вздернуть его на виселицу. Кто же поверит, что он тоже «случайно» упал со скалы?..
 Угроза Гиффорда была голословной. Он не может арестовать Дэвида. Нет доказательств. Но теперь он будет зорко следить за Дэвидом и за всем районом.
 Сьюзен опустила руки и вздохнула. Она не могла сказать Дэвиду больше, чем могла бы сказать Кону, потому что ей пришлось бы рассказать о Лавале. Из всех своих поступков, за которые ей было стыдно, история с Лавалем была хуже некуда.
 Ей хотелось, чтобы об этом никто не знал, а теперь оказалось, что Лаваль мог рассказывать об этом кому угодно.
 Разговаривая с Гиффордом, Сьюзен была уверена, что Лаваль рассказал ему о ней только перед смертью. Но что, если он поделился этой историей еще с десятком своих приятелей? Или если Гиффорд с тех пор не раз рассказывал эту историю? Нет, не может быть, он не стал бы делать этого. Ведь это его оружие. А вдруг?..
 Она почувствовала, как глаза защипало от слез, и попыталась взять себя в руки. Но слезы все равно прорвались, она рухнула в кресло и дала им волю, стараясь лишь не всхлипывать слишком громко.
 В конце концов ей удалось овладеть собой, но боль осталась: болела грудь, болело горло, щипало глаза. Какой дурак выдумал, будто для того, чтобы стало легче, надо хорошенько выплакаться?
 Однако мало-помалу ей стало лучше.
 Не то чтобы совсем хорошо, но лучше. Уже давно она поняла, что есть вещи, которые нельзя изменить, и что из-за страданий одного человека мир не рухнет. Она узнала, что жизнь надо принимать такой, какая она есть, а не такой, какой хотелось бы видеть. Она узнала, что не может взять свою жизнь в руки, словно влажную глину, и вылепить ее по своему усмотрению.
 И сейчас она получила еще один жестокий урок.
 Она встала и высморкалась. Увидела в зеркале покрасневшие, опухшие глаза. Разве можно кому-нибудь показаться в таком виде?
 Сьюзен сняла с себя кружевную косынку и чепец. Их уж явно не назовешь доспехами. Она с содроганием вспомнила, как Гиффорд сказал, что они его возбуждают!
 Она чуть не рассмеялась, подумав, что все делала неправильно. Возможно, если бы она дефилировала по дому полуодетая, Кон бы этого не заметил, а такие люди, как Гиффорд, оробели бы и стушевались!
 Но нет. Глубокий вырез на лифе платья, которое она надевала вчера вечером, тоже не защищал.
 Гиффорд дал ей неделю.
 Неделя, чтобы решить, что делать.
 Неделя, чтобы отыскать золото.
 Это означало еще неделю здесь, с Коном. Это невозможно, ведь не прошло и двух дней, как все вышло из-под контроля. Но ее удерживает здесь золото.
 Имея золото, Дэвид смог бы на несколько месяцев «залечь на дно».
 Пусть тогда Гиффорд хоть все глаза проглядит, наблюдая за ним, он не сможет ничего обнаружить.
 Имея золото, Дэвид смог бы выплатить займы, которые она сделала. И она могла бы уехать куда-нибудь подальше отсюда. Она даже попросила бы Дэвида поехать с ней, чтобы помочь устроиться на новом месте.
 В Бат, например. Нет, это слишком близко.
 В Лондон.
 А может, в Шотландию?
 Или в Италию? В общем, чем дальше, тем лучше.
 Она могла бы задержать его там на несколько месяцев. Конечно, ему придется потом вернуться. И тогда он снова будет в опасности, но все-таки не такой, как сейчас.
 Как только она уедет, Гиффорд, конечно, забудет о ней. Ои будет по-прежнему подозревать Дэвида. Но сколько времени таможенники более чем подозревали Мэла? А поймать не могли и не могли ничего доказать.
 Пока им не помог старый граф, черти бы побрали его черную душу.
 Так, план дальнейших действий она составила. А пока самое время поискать золото.
 Кон с Гиффордом разговаривают в библиотеке, де Вер, видимо, занят счетами, а в спальнях наверху никого нет.
 Стараясь не привлекать внимания, она стала подниматься наверх по винтовой лестнице. Проходя мимо окна в сад, она заметила какое-то движение.
 Это был де Вер, в кои-то веки покинувший кабинет. Кабинет она уже обыскала самым тщательным образом и была почти уверена, что деньги не могут быть спрятаны там, но все же решила проверить еще разок.




 Глава 16


 Как только Сьюзен вошла в кабинет, она сразу же заметила там новый порядок. Чернильный прибор и перья находились на положенном месте. На крышке письменного стола были разложены стопки документов, каждая из которых была помечена сверху надписью: «Для дальнейшего рассмотрения».
 Что успел обнаружить де Вер?
 Она бегло просмотрела одну из стопок, но не нашла никаких упоминаний о контрабанде. В основном это были счета.
 Ей было достаточно одного взгляда, чтобы убедиться, что в помещении не может быть тайника, который она могла бы пропустить во время предыдущего осмотра. Но она увидела большую деревянную шкатулку, полную обрывков бумаги, даже кусочков книжных страниц.
 Сьюзен узнала записочки, нацарапанные почерком графа. Де Вер, очевидно, находя их, складывал в одно место. Она быстро просмотрела их.
 На некоторых была написана полная чушь, некоторые были понятны. Две заставили ее нахмурить брови.
 На одной было написано: «Мэл и Бел. Бел и Мэл. Кто бы мог подумать? Конец близок».
 А на второй нацарапано: «Мэл и Бел. Бел и Мэл. Пора вам в ад. Вернее, на „Землю Дьявола“  [5] . Ха-ха-ха!»
 Ха-ха-ха? Что за ребячество? И что заставило его написать эти записочки?
 Гиффорд намекал, что старый граф сыграл свою роль в поимке Мэла, и записки явно подтверждали его враждебность по отношению к Мэлу.
 Но почему, почему графу хотелось причинить зло леди Бел и Мэлу? Контрабанда приносила ему деньги, которые он мог тратить на свои бесплодные попытки произвести на свет наследника. И до самого конца он, казалось, поддерживал контрабандистов.
 Но разве можно искать здравый смысл в поведении сумасшедшего?
 Она пожала плечами и положила записки на место. Какие бы побудительные мотивы ни были у графа, теперь все это стало историей. Он мертв, а Мэл и леди Бел находятся на другом конце света. Она подошла к глобусу и отыскала далекую Австралию.
 Она все еще не могла простить леди Бел за то, что та забрала все деньги, даже не подумав о безопасности сына, но теперь Сьюзен понимала ее немного лучше. Возвращение Кона показало ей силу любви, а теперь она еще узнала и силу страсти.
 Печальный опыт с Райвенгемом и Лавалем убедил ее, что эта сторона жизни для нее вовсе не существует. Естественно, это произошло потому, что ей не встретился мужчина, который затронул бы ее чувства.
 Она даже решила, что сексуальное влечение ей вообще не грозит. Все состоялось одиннадцать лет тому назад и закончилось за две солнечные недели дружбы и один день греховного познания и больше никогда в жизни не повторится.
 Она лениво крутанула глобус.
 Слава Богу, тот день не оставил столь же глубокого следа на Коне и он нашел свою настоящую любовь, а это подтверждает, что жизнь иногда бывает справедливой. Он не сделал ничего плохого.
 Она невидящим взглядом уставилась на глобус и вдруг вздрогнула, пораженная внезапно пришедшей в голову мыслью.
 Австралия. Остров.
 Земля Деймена…
 Земля Дьявола.
 Месть Дракона! Сумасшедший.граф давно планировал сослать Мэла на каторгу в Австралию! Похоже, что и поездку леди Бел следом за ним он тоже спланировал, хотя это было едва ли возможно. А может, он догадывался, что она способна на этакий экстравагантный поступок?
 Значит, он знал ее достаточно хорошо, чтобы предугадать ее поведение? Сьюзен даже не подозревала, что граф и леди Бел вообще знали друг друга.
 Но если он запланировал отправить их обоих на «Землю Дьявола», то почему?
 Сумасшедший граф был хитрый и ничего не делал без причины.
 Так почему же?
 Она задумалась, глядя в сад сквозь застекленную дверь, и вдруг увидела де Вера, который вышел из библиотеки и направился в кабинет.
 Она торопливо вышла из комнаты. Поступки сумасшедшего графа относились к прошлому, а ее ждало неотложное дело, относящееся к сегодняшнему дню.
 За оставшуюся часть дня она успела проверить все спальни, но не нашла никаких тайников. Чтобы проверить коридоры, она заставила Эллен, Дидди и Аду как следует вымести их, обращая особое внимание на возможные трещины в стенах.
 Заглянув на кухню, чтобы убедиться, что подготовка к обеду идет полным ходом, она поднялась на чердак. Здесь большая часть помещения была занята двумя цистернами для воды.
 Большая цистерна на западной стороне обеспечивала водой дом и фонтан и была сооружена одновременно со строительством дома. Поскольку дом стоял на холме, воду накачивали вверх с помощью хитроумного приспособления, приводимого в действие лошадьми. Из цистерны меньших размеров на северной стороне, расположенной над комнатами Святого Георгия, подавалась горячая вода в римскую баню. Под цистерной был сооружен каменный очаг, нагревавший воду.
 Сьюзен отметила, что ее приказания были выполнены: огонь в очаге горел, рядом стояли четыре ведра с каменным углем. Если Кону придет в голову воспользоваться большой ванной, ее можно будет приготовить моментально. Она почувствовала, что глупо радуется возможности обеспечить ему такое удобство. Чему же тут удивляться? Ведь она его экономка. Ей платят за то, чтобы она обеспечивала ему комфорт.
 Пусть так, но это доставляло ей радость.
 И вдруг ей пришло в голову, что золото может быть спрятано в цистернах.
 Она осторожно открыла заслонку и заглянула внутрь. Вот место, где можно было бы устроить тайник для чего-нибудь не подверженного порче или гниению! Но там не было никаких признаков какого-либо ящика или мешка, не было видно никакой веревки, на которой контейнер мог бы быть спрятан под водой.
 Она подошла к большой цистерне и проверила ее. Ничего. После продолжительной работы фонтана воды там осталось совсем мало. Надо распорядиться, чтобы цистерну снова наполнили.
 Сьюзен печально улыбнулась, вспомнив о встрече с Коном под струями фонтана.
 Воспоминание драгоценное, но мучительное. Оно ясно показало, от чего она по собственной глупости отказалась.
 Сьюзен быстро проверила остальную часть помещения. Она никогда не видела, чтобы граф сюда поднимался, однако он мог пробираться на чердак по ночам. Сваленная здесь старая мебель и коробки были тщательно осмотрены раньше, и теперь она искала какой-нибудь особенный тайник. Но так и не нашла ничего.
 Уже собираясь уходить, она заметила лестницу, ведущую на крышу. Уверенная, что граф ни за что не стал бы подниматься туда — открытое пространство, избави Бог! — Сьюзен все-таки решила заглянуть и туда на всякий случай. Подобрав юбки, она поднялась по лестнице и, отодвинув задвижку, с трудом открыла слуховое окно и выбралась наружу.
 Здесь Сьюзен еще никогда не бывала. Она оказалась на довольно широкой дорожке между скатом крыши и по грудь высотой зубчатой стенкой с бойницами. Слава Богу, что стенка была такой высокой, потому что вниз было даже страшно смотреть.
 На такой высоте ласковый бриз с моря превратился в довольно резкий и прохладный ветер. Вдоль дорожки проходил желоб, по которому собиравшаяся дождевая вода поступала сквозь отверстие в цистерну.
 Сьюзен оперлась локтями о грубый камень парапета и окинула взглядом воды Ла-Манша. День был пасмурный, небо заволокло тучами, и видимость была слабой, но ближе к берегу волны серебрились от ветерка на серой поверхности моря, а на волнах покачивались рыбацкие лодочки. Вдали виднелось судно, которое шло на запад, в Атлантику, возможно, в Канаду, а может быть — в Испанию, Африку или Индию.
 Или в Австралию.
 Кричали чайки. Слева и справа на несколько миль было видно побережье.
 Другие места, другие люди.
 Места, в которые ей придется уехать; люди, среди которых придется жить. Ей снова стало не по себе, оттого что она здесь чужая.
 Она прошлась по дорожке вдоль парапета, потрясенная возможностью посмотреть под другим углом на привычный окружающий мир. Она увидела сверху деревенские дома и фермы, острые шпили церквей, зеленые и коричневые поля, похожие на лоскутное одеяло, стада на пастбищах, рощицы, иногда отдельные старые деревья и зеленые изгороди. Там шла обычная жизнь — со всеми секретами и даже приключениями.
 Сьюзен возвратилась к слуховому окну и едва заставила себя спуститься вниз. Крэг-Уайверн словно поймал ее в ловушку. Сначала она приходила сюда работать, потом стала работать и жить здесь, хотя хотела бы быть подальше отсюда.
 Осталось еще немного.
 Она спустилась по лестнице, с трудом заперла окно на задвижку, закрыв доступ свежему воздуху и свету. Сразу же стало душно, и она, проворно спустившись вниз по винтовой лестнице, наконец выбежала в сад и глубоко вдохнула воздух. Но все-таки это был не тот свежий воздух, что на крыше.
 Она бросилась бежать из Крэг-Уайверна. Ей хотелось свободы и свежего воздуха. Только промчавшись под входной аркой, Сьюзен перевела дыхание. Но она все еще была в тени дома. Подхватив юбки, она помчалась из тени к свету, вниз по склону холма, туда, где с моря дул ветер, вздымающий ее юбки и выбившиеся из прически пряди волос.
 Далеко в море все еще виднелось судно, рыбацкие лодки продолжали плясать на волнах, рыбаки то забрасывали в море, то вытягивали сети.
 Крики чаек здесь слышались громче, а в кустах и траве жужжали насекомые и щебетали птички. Радуясь всему, что ее окружает, Сьюзен уселась на траву, обхватив руками колени.
 Давненько она вот так просто не радовалась окружающей жизни. Она улеглась на спину и стала смотреть в затянутое облаками небо. Она ощущала себя очень маленькой, но полнеценной частичкой окружающего мира. Так хорошо она давненько себя не чувствовала.
 Сьюзен долго лежала так, хотя понимала, что ее ждут дела. Ведь она давно не ребенок, а взрослый человек, у которого есть работа и обязанности. Надо возвращаться в Крэг-Уайверн и приниматься за дела…
 Но неотложных дел у нее, кажется, не было, и она продолжала лежать, чувствуя себя отдохнувшей впервые за несколько дней. С тех пор, как возвратился Кон.
 Неужели прошло одиннадцать лет?
 Когда уехал Кон, для нее пропала вся прелесть прогулок по вересковым пустошам и побережью. Вернее, не лропала, а омрачилась воспоминаниями и сожалениями.
 К радости тетушки Мириам, она стала тогда проводить больше времени со своими кузинами, занимаясь тем, чем положено заниматься юной леди. Уж конечно, юной леди не подобает валяться на земле на вершине утеса.
 Экономкам это тоже не положено делать.
 Надо все-таки собраться с духом и возвратиться в Крэг-Уайверн…
 Она закрыла глаза, черпая силу от земли, прислушиваясь к доносившимся звукам. Она слышала крики чаек и кроншнепов, голоса людей из деревни. Детский смех. Лай собак. И вечно присутствующий рокот волн, накатывающихся на берег.
 Она слышала все это и вдыхала удивительную смесь запахов растений и моря, которыми дышала всю свою жизнь.
 На закрытые веки упала какая-то тень. Она открыла глаза, зная заранее, кто это такой.
 Он стоял, возвышаясь над ней. Ей следовало бы испугаться, но она думала лишь о том, как было бы чудесно, если бы он упал на нее, если бы поцеловал…
 — Ты по-прежнему любишь утесы? — спросил он.
 Солнце светило ему в глаза, мешая разглядеть выражение ее лица.
 — Конечно.
 Наверное, надо было подняться, может быть, даже сделать реверанс, но ей не хотелось испуганно вскакивать, словно она в чем-то провинилась.
 Разумеется, как экономка, она была виновата. Эта мысль заставила ее улыбнуться.
 Он вдруг уселся на землю, скрестив ноги, и она увидела его задумчивую физиономию.
 — Гиффорд знает, что твой брат — Капитан Дрейк.
 Она хотела было опровергнуть это, но ведь перед ней был Кон.
 — Я знаю. Мне он тоже сказал. — Она села.
 — Почему? — спросил он.
 Она замерла, не зная, как ответить на его вопрос. Но здесь, не в доме, а на освещенном солнцем утесе, перед ней был тот, которому она могла рассказать все.
 — Он хочет стать моим любовником.
 — Что-о? — воскликнул он, и глаза его посветлели от злости.
 — У него есть повод, — быстро сказала она, понимая, что говорит больше, чем хотела сказать.
 — Ты его поощряла? — Хотя он не двинулся с места, ей показалось, что расстояние между ними увеличилось. А если рассказать ему все, то это, возможно, навсегда оттолкнет его от нее. Тем не менее она решила быть честной. Глядя в сторону, она начала рассказывать:
 — Несколько лет назад я совершила ошибку с одним человеком. Я… Я думала, что хочу заняться с ним любовью. Но я ошиблась.
 Силы небесные! Как люди умудряются говорить о таком?
 Скажи просто и без затей.
 Она посмотрела ему в глаза:
 — Я сама позволила одному офицеру заняться со мной любовью. Нет, это не было любовью. Я его едва знала. Назови это как хочешь. Это была моя идея, хотя уговаривать его не пришлось.
 — Ну, в этом я уверен, — сказал он, но по его тону трудно было судить, как он к этому относится.
 — Насколько я понимаю, он рассказал об этом случае Гиффорду, умирая в лазарете, поэтому Гиффорд решил, что я этим занимаюсь постоянно. — Она пожала плечами. — И теперь он хочет, чтобы я это делала с ним. А он за это обещал смотреть сквозь пальцы на дела Капитана Дрейка и «Драконовой шайки».
 Она боялась его реакции, но испытывала большое облегчение оттого, что лишила Гиффорда возможности шантажировать себя этой тайной. Ей также стало легче, когда она смогла наконец рассказать о том мучительном событии.
 Но рассказать Кону?
 Уж не спятила ли она, доверив столь опасную тайну этому новому Кону?
 — Я сотру его в порошок, — с холодной решимостью заявил он.
 — Не надо! — Она схватила его за руку.
 Серебристо-серые драконовские глаза глянули на нее.
 — Не надо? Понятно. Значит, ты не прочь?
 — Нет, конечно, я не хочу! — Она все еще держала его за руку. Кажется, она впервые прикоснулась к нему. — Только не вызывай его на дуэль. Я не вынесу, если тебя ранят.
 Он рассмеялся:
 — Значит, ты не очень-то веришь в меня?
 — На дуэли любой может быть убит! А я не хочу, чтобы убивали даже его. Я его презираю, но смерти он не заслуживает.
 Он на мгновение закрыл глаза, потом взглянул на нее:
 — Сьюзен, я граф. Мне не нужно вызывать Гиффорда на дуэль, чтобы посчитаться с ним. Если я захочу, чтобы его отправили в Корнуолл, я могу это сделать. Я могу отправить его в Индию, или на вест-индские рудники, или охранять Мэла Клиста на каторге. Если я пожелаю, чтобы его вышвырнули со службы, это я тоже могу устроить.
 — Но это будет несправедливо.
 — В мире нет справедливости. Так что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил он и, мгновение помолчав, добавил: — Думаю, я мог бы даже попробовать сыграть роль святого Георгия.
 Он сказал это как бы вскользь, но на нее нахлынули воспоминания.
 Они находились не в Ирландской бухте и оба были полностью одеты, но она знала, что он, как и она, сразу же перенесся в другое время…
 — Я не девица, — сказала она, поняв, что говорит чудовищную глупость.
 Губы его дрогнули в улыбке.
 — Я, кажется, знаю об этом.
 — Я хотела сказать… — Вдруг стало очень важно, чтобы между ними не осталось ничего недосказанного. Только правда. — Были другие.
 — Ты только что рассказала мне об этом, не так ли?
 Ей хотелось внести ясность, сказать, что их было всего двое и всего два случая.
 — У меня тоже были другие, — тихо сказал он. — Причем гораздо больше, чем у тебя.
 — Не сомневаюсь. И я рада этому.
 Она говорила что-то не то. Ее слова почему-то приобретали неправильное значение. Она поднялась на ноги.
 Он тоже встал.
 — Почему ты рада?
 — Я не хочу, чтобы ты страдал из-за того, что я сделала в тот день. Прости меня, Кон.
 Какие жалкие, какие неубедительные слова!
 Он отвернулся, вглядываясь в морскую даль.
 — Все это было так давно, Сьюзен. Трудно себе представить, что могло бы выйти из этого, не так ли? Два пятнадцатилетних подростка. Я был младшим сыном, и мне предстояло самому проложить себе дорогу в жизни. А ты — юная леди, совсем еще неготовая вступать в самостоятельную жизнь.
 Он говорил так небрежно, что ей хотелось возразить, убедить его, что в этом было нечто большее. Но для него, возможно, все было гораздо проще. В то время он был в замешательстве и ужасно обижен, но теперь все это осталось в далеком прошлом.
 К тому же у него было много других женщин.
 — Что правда, то правда, — сказала она, отряхивая юбки. — Даже если бы я забеременела, нас бы, наверное, не заставили пожениться. Меня отправили бы «навестить родственницу», потом заплатили бы какой-нибудь семье, которая взяла бы на воспитание ребеночка…
 Она никогда бы не позволила этого, не допустила бы повторения истории своего рождения и воспитания. Но зачем ему знать об этом?
 Он снова повернулся к ней:
 — Я предостерегу Гиффорда. Если он не идиот, то примет мои слова к сведению.
 — Он думает, что мы любовники.
 Он озадаченно приподнял бровь.
 — Он видел нас у фонтана, — пояснила она.
 — Но у фонтана мы даже не прикоснулись друг к другу.
 — Тем не менее.
 Кон скорчил гримасу:
 — Какой он, однако, проницательный. Но пусть думает что хочет.
 — Он может подумать, что ты симпатизируешь контрабандистам.
 Он покачал головой:
 — Сьюзен, я считал тебя более сообразительной. Я граф, запомни это. Даже чтобы подумать об этом, а не то чтобы прикоснуться ко мне, ему потребовалось бы поймать меня с бочонком на плече, который я втаскиваю на утес, разгружая контрабандистское судно. Но даже в этом случае он выставил бы себя круглым дураком. Вся властная структура Британии пришла бы в ярость при одной мысли о том, что одного из них таскают по судам из-за такого пустяка. Ведь я, черт возьми, являюсь почти неприкасаемой персоной!
 Она чуть помедлила, не понимая до конца, что между ними происходит и что все это значит, но тем не менее спросила:
 — Значит, ты защитишь Дэвида?
 Он плотно стиснул губы, потом все-таки сказал:
 — Да. Ради тебя.
 — И ради него тоже. — Она снова коснулась руки Кона, на этот раз умышленно. — Он не сам выбрал эту дорогу. Он сын Мэла. Конкурирующие банды угрожали вторжением на эту территорию, а кроме него, никто не имел достаточно большого авторитета, чтобы остановить их.
 — Понимаю. Но я не намерен бывать здесь часто. Ты это знаешь. — Это, видимо, касалось вопроса не только о контрабанде.
 — Я понимаю. Ты скоро женишься на леди Анне и будешь жить в Суссексе.
 Ветер подхватил прядь ее волос, она хотела было пригладить ее рукой, но он опередил ее.
 Он заправил волосы за ухо и сказал с улыбкой:
 — Коса была гораздо практичнее.
 — Из нее тоже выбивались волосы, — улыбнулась она в ответ.
 — Я помню. Ведь мы когда-то были друзьями, — сказал он.
 У нее учащенно забилось сердце.
 —Да.
 — И надеюсь, будем снова.
 — Я тоже.
 — У человека не может быть слишком много друзей. С другой стороны, — небрежно добавил он, — у графа имеется всего одна экономка. Не пора ли вам заняться своими обязанностями?
 Она рассмеялась и пошла рядом с ним по направлению к Крэг-Уайверну, неожиданно ощутив радость, словно нашла то единственное золото, которое что-нибудь значило. Она рассказала ему самое худшее о себе. Он простил ее за прошлое. И они снова были друзьями.
 И конечно, у человека не может быть слишком много друзей.
 Однако к тому времени, когда они вошли в прохладный сумрак дома, ее радость постепенно сменилась печалью.
 Они были всего лишь друзьями.
 Он дал понять, что дружба — это все, что может быть между ними. А ей невыносимо быть с Коном всего лишь друзьями. Несмотря на большое искушение предпринять какие-нибудь рискованные шаги, она не хотела, чтобы из-за нее Кон нарушил свой брачный обет.
 Отныне они должны встречаться как можно реже и обязательно в присутствии третьего лица.


* * *

 Кон расстался со Сьюзен и, ни разу не оглянувшись, направился прямо в кабинет. Рейс стоял возле одной из полок с какой-то папкой в руках и, как всегда, недовольно взглянул на человека, оторвавшего его от работы.
 — Положи все на место, — сказал Кон. — Мы едем прогуляться верхом.
 — Как, по-твоему, я смогу привести все это в порядок, если ты меня все время отрываешь от работы?
 — Разве что-нибудь не в порядке?
 — В основном все в порядке, но имеются кое-какие удивительно хитрые и таинственные аспекты.
 Кон присел на краешек письменного стола.
 — Скажи, что ты думаешь о леди Анне?
 Рейс удивленно выкатил глаза и положил папку на полку.
 — Мне кажется, что тебя больше интересует Сьюзен Карслейк.
 — Кто дал тебе право называть ее имя? — неожиданно взъелся Кон. — Ты просто напрашиваешься на драку.
 — Никто. Я устал от попыток решить, то ли она мисс, то ли миссис Карслейк.
 Кон рассмеялся, и желание подраться прошло само собой.
 — Больше всего, Рейс, мне нравится в тебе то, что ты абсолютно равнодушен к тому, что я граф!
 Рейс прислонился спиной к книжному шкафу и сложил на груди руки.
 — Насколько я понимаю, у тебя множество друзей, которым тоже на это наплевать.
 Кон сердито воззрился на него:
 — И еще мне нравится — вернее, нравилось — в тебе то, что ты не считаешь себя вправе копаться в моих личных делах.
 — В отличие от Джорджей и «шалопаев», — сказал Рейс, приподняв бровь.
 — Иногда мне хочется свернуть тебе шею.
 Рейс улыбнулся, как будто ему предложили что-то очень приятное.
 — Иди ты к черту, — сказал Кон и, оттолкнувшись от письменного стола, прошелся по комнате. — Я полагаю, что наемные работники обязаны делать то, что им приказывают.
 — Но друзья не обязаны.
 Кон взглянул на Рейса и вспомнил обмен любезными фразами со Сьюзен.
 Друзья.
 Черта с два!
 — Николас Делейни живет в двух часах езды отсюда, — сказал он, не сразу сообразив, что Рейс не понимает, о чем идет речь. Он рассказывал ему о «шалопаях», но только в общих чертах. — Он основал «Компанию шалопаев». Иногда мы называли его королем «шалопаев».
 — Ты хочешь навестить его? По-моему, это отличная мысль, но только не на закате дня, когда небо затянуто облаками и ночь обещает быть явно безлунной.
 — Тогда не поедем. Может, оно и к лучшему. Ник так любит вмешиваться в чужие дела!
 В глазах Рейса появились озорные искорки.
 — Судя по всему, он то еще зелье.
 — Не смей произносить слово «зелье» в этом доме!
 — Думаешь, дьявол может проснуться?
 — Если это одно из зелий старого графа, то проснуться может кое-что другое!
 Рейс расхохотался:
 — Если я отыщу рецепт этого зелья, то заработаю целое состояние. — Отойдя от книжного шкафа, он взял камзол, перекинутый через спинку кресла. — В таком случае поедем прокатиться верхом.
 Кона очень тянуло поехать к Нику, чтобы поговорить с ним обо всем: о Сьюзен, об Анне, о контрабандистах, о Джорджах.
 И о Дэре.
 Пожалуй, больше всего ему хотелось поговорить с Николасом Делейни о Дэре. Он обладал поразительной способностью разбираться в запутанных вопросах.
 Но сегодня он к нему не поедет, Рейс прав: ехать сейчас было бы неразумно.
 Как неразумна и эта бесцельная прогулка верхом.
 Он просто спасается бегством. Он сбежал от Хоука сюда, а теперь бежит от Крэг-Уайверна и от Сьюзен.
 Он согласился быть другом Сьюзен!
 Ему хотелось завыть!




 Глава 17


 Услышав, что Кон и де Вер уехали из Крэг-Уайверна, Сьюзен вздохнула с облегчением. В его присутствии ей было тяжело, но, как ни парадоксально, еще тяжелее была мысль о том, что Кон пусть даже недалеко, но куда-то уехал.
 Друзья.
 Хорошо еще, что она заручилась его поддержкой для Дэвида.
 Потому что он и она — друзья.
 Еще утром она об этом и мечтать не смела.
 Но этого недостаточно.
 Она позаботилась о том, чтобы к возвращению Кона был готов отличный обед, и снова самостоятельно подобрала и приготовила к обеду подходящие вина. Потом лично проверила сервировку стола, получая трогательное удовольствие от того, что может позаботиться об этих мелочах для него.
 Для своего друга.
 Она не может оставаться здесь, не может быть рядом, но, может быть, они будут переписываться…
 Только не это. В письмах она сумеет контролировать свои чувства, по несколько раз переписывая их, пока в них не будет сказано только то, что она хочет сказать, но его ответные письма будут медленно убивать ее…
 — Привет, — сказал, входя в комнату, Дэвид и отщипнул виноградинку от кисти, лежащей в вазе с фруктами на столе. — Что случилось?
 Она рассеянно посмотрела на него, потом, спохватившись, сказала:
 — Ох! Я просила тебя прийти.
 — Правильно. Так что случилось? Какие-нибудь сложности с Уайверном?
 — Нет, — сказала она, возможно, слишком поспешно. — Но мне действительно нужно поговорить с тобой. Идем. — Она повела его в свои апартаменты.
 Как только закрылась дверь, она сказала:
 — Гиффорд знает, что ты Капитан Дрейк. Или по крайней мере у него имеются серьезные подозрения.
 — Что ты имеешь в виду? Что ему известно?
 — Что ты и я — дети Мэла.
 — И всего-то?
 — Этого достаточно.
 Он пожал плечами:
 — Он все равно узнал бы об этом, хотя я надеялся, что это произойдет не так скоро.
 — Это значит, что тебе еще долго не удастся разгрузить где-нибудь поблизости контрабандные товары. Он глаз с тебя не спустит…
 — Сьюзен, разве он когда-нибудь перестанет следить за мной? Наверное, никогда. Я что-нибудь придумаю.
 — Дэвид! — начала было она, но вовремя остановила себя, решив, что пора перестать старшей сестре отчитывать младшего братика. Однако о том, что Кон обещал ему защиту, она решила не говорить. Пока. Он и без того был слишком самоуверенным. — Выжди по крайней мере несколько месяцев.
 — Несколько месяцев? — Он рассмеялся. — Ты же знаешь, что это невозможно. Разве только ты найдешь золото.
 Она покачала головой:
 — Я почти целый день потратила на поиск каких-нибудь хитроумных тайников, но ничего не нашла. Я больше не знаю, где искать. — Она в отчаянии принялась ходить из угла в угол своей гостиной. — Тайник должен быть там, куда граф ходил хотя бы иногда, а он почти все время проводил в своих комнатах. Когда у него бывали гости, он пользовался столовой и один или два раза бывал в малой гостиной…
 — А как насчет кладовых и подвалов внизу?
 Она подумала, потом сказала:
 — Я не могу себе это представить. Ходить в такие места он считал ниже графского достоинства. Думаю, что он даже в кухне ни разу не бывал. — Она взглянула на брата. — Я не могу надолго задерживаться здесь. Мне кажется, что эти деньги я не найду. И мне очень хочется, чтобы ты был просто управляющим у графа.
 — Тебе ли не знать, — улыбнулся он, — что если бы я был просто управляющим, то сошел бы с ума от скуки? И наверное, нарвался бы на какие-нибудь другие неприятности.
 — Увы, что правда, то правда. — Она взяла его руки в свои. — Ради меня, дорогой, обещай по крайней мере быть поосторожнее.
 — Я буду осторожен, потому что в моих руках благосостояние каждого человека в нашей округе.
 Возможно, он и не хотел упрекнуть ее, но прозвучало это именно так. Он, конечно, был младшим братом, но давно вышел из-под ее контроля и сам теперь распоряжался людьми. Ее успокаивало лишь то, что Кон пообещал ему свою защиту. А она знала, что в отличие от старого графа Кон сдержит свое слово.
 Сьюзен рассказала Дэвиду о записках, которые обнаружила во время поисков.
 — Похоже, он за что-то ненавидел Мэла и леди Бел.
 — Мэл кое-что говорил мне, и я понял, что они были не в самых лучших отношениях. Мэл задаривал его деньгами и всякими экспонатами для его коллекции. — Он усмехнулся. — Многие из них были грубой подделкой.
 — Может быть, граф это обнаружил?
 — Возможно.
 Сьюзен нахмурила лоб:
 — Но почему его неприязнь распространялась и на леди Бел?
 — Возможно, из-за ревности? Я слышал, что граф ухаживал за ней, когда она была совсем молоденькой. Еще до Мэла. Сьюзен тоже слышала об этом.
 — Они в то время оба были очень молодыми. Ей было восемнадцать, когда она связалась с Мэлом, не так ли? Она могла бы стать графиней, если бы не предпочла жить во грехе с контрабандистом. Мудрый выбор, но необычный.
 Причем абсолютно противоположный ее выбору. Впервые в жизни Сьюзен пожалела о том, что так не похожа на свою мать.
 — Неужели он таил обиду почти тридцать лет? Вот уж действительно безумие. — Дэвид покачал головой. — Однако я абсолютно уверен в том, что Мэла схватили с его помощью. Хотел бы я, чтобы граф был жив и я мог бы расплатиться с ним за его предательство, но, увы, теперь уже поздно.
 Он говорил, как положено настоящему Капитану Дрейку, и Сьюзен даже бросило в дрожь.
 — Как ты узнала о том, что известно Гиффорду? — спросил вдруг он, сверля ее пытливым взглядом.
 Сьюзен помедлила. Она призналась в своем прошлом Кону, но говорить об этом с Дэвидом ей совсем не хотелось.
 — Он сказал графу, а граф — мне.
 — Значит, граф на нашей стороне?
 — В определенной степени. Кажется, мне удалось убедить его в том, что контрабандистская деятельность важна для всей округи.
 Дэвид кивнул:
 — Ладно. Я, пожалуй, пойду. Вечером я занят.
 — Только не…
 — Полно тебе, Сьюзен. Не забудь, что у меня есть и другие интересы, кроме контрабанды. Сегодня соревнования по крикету в Пастон-Харби.
 У нее отлегло от сердца, и она рассмеялась:
 — А после этого соревнования по выпивке в «Черном буйволе»? Постарайся только не ввязываться в очередную драку, дорогой.
 Он поцеловал ее в щеку:
 — Ты тоже. Постарайся не связываться с Уайверном.
 Сьюзен поела в своей комнате, обслуживала ее, как и положено, служанка. Потом она попробовала почитать. Это был роман сэра Вальтера Скотта «Гай Маннеринг». Всего несколько дней тому назад она с большой симпатией относилась к описанным там высоким чувствам, но теперь переживания героев казались ей смехотворными по сравнению с переживаниями, которые преподносит ей жизнь.
 Отложив роман, она взяла книгу о жуках и заставила себя сосредоточиться на ней и не думать ни о контрабандистах, ни о друзьях… ни о любовниках.
 В дверь постучали. Показалась физиономия Мейси.
 — Граф желает поговорить с вами, мэм. Они все еще сидят в столовой.
 Опять? Вместо страха она вдруг почувствовала глупую надежду. Дурочка. Ведь они друзья.
 Всего лишь друзья.
 Тем не менее у нее проснулось любопытство, — Они? — переспросила она.
 — Граф и мистер де Вер, мэм, — сказала Мейси, как будто она задала глупый вопрос. И впрямь глупо было спрашивать. Но Сьюзен узнала то, что хотела узнать: он был не один.
 Она понимала, что де Вер едва ли являлся образцом респектабельности, но можно было с уверенностью сказать, что Кон не позволит себе ничего предосудительного в присутствии третьей стороны.
 — Спасибо, Мейси.
 Она взглянула на себя в зеркало, хотела было надеть чепец и кружевную косынку, но решила, что теперь в этом нет необходимости. Ведь они были друзьями.
 Она хотела было переодеться в хорошенькое платье, привести в порядок волосы…
 Но они были всего лишь друзьями.
 Она успокоилась, расправила плечи и быстро направилась по коридору в столовую.
 Кон, расслабившись, сидел возле стола с полупустым стаканом бренди в руке. Он задумчиво улыбнулся ей. Графин с бренди был более чем наполовину пуст, и трудно сказать, сколько бренди пришлось на долю де Вера. Де Вер ждал ее стоя, глаза его поблескивали. Любопытно было бы узнать, что за озорные мысли бродили в его голове.
 Очевидно, мужчины решили обойтись без формальностей, потому что оба были без галстуков, в рубашках с расстегнутыми воротами.
 Кон поднял бокал и отхлебнул глоток.
 — Вы хотели меня видеть, милорд?
 Но вместо Кона ответил де Вер:
 — Мы хотели бы взглянуть на эту камеру пыток, миссис Карслейк.
 Кон приподнял брови в знак того, что он считает это глупой затеей, но не стал возражать своему секретарю.
 — Сейчас? — спросила она, переводя взгляд с одного на другого. — Не лучше ли отложить это до завтра?
 — А что, покойный граф посещал ее при дневном свете? — спросил Кон.
 — Нет, — ответила она, подумав, — но…
 — Значит, мы посетим ее именно тогда, когда следует. Не беспокойтесь. Мы готовы к восприятию всех ужасов. Де Веру, например, просто не терпится прийти в ужас. Но если вы боитесь, то покажите нам направление, и мы доберемся туда сами.
 — Я боюсь? — Она повернулась к Кону. — Ишь чего захотели! — Заметив насмешливую искорку в его взгляде, она поняла, что он умышленно над ней подтрунивает. Беда в том, что друзья слишком хорошо знают друг друга.
 Даже если их разделяет расстояние в одиннадцать лет.
 Она взяла со стола канделябр.
 — Все это скорее смешно, чем ужасно. По если вам хочется посмотреть, идемте.
 Она пошла впереди мужчин по коридору и свернула на винтовую лестницу, ведущую вниз. Эта винтовая лестница была очень узкой в соответствии со средневековыми традициями, и спускаться по ней, особенно со свечами в руке, было трудно. Она взяла канделябр в левую руку, а правой подхватила юбки.
 Кто-то тронул ее за плечо, и она вздрогнула.
 Это был Кон. Она знала, что это Кон. Только его прикосновение было одновременно и горячим, как огонь, и холодным, как лед.
 Он взял у нее свечи и пошел впереди.
 — Я уверен, что роль благородного графа обязывает меня идти впереди по такой лестнице, тем более что она приспособлена для левши, а я левша.
 Спускаясь между двумя охранявшими ее спереди и сзади мужчинами, Сьюзен радовалась тому, что руки у нее свободны и она может на ходу придерживаться пальцами за стену. Она не любила эти узкие лестницы. Ей начинало казаться, что она попала в ловушку и что ей вот-вот не хватит воздуху.
 Когда они оказались в небольшой комнате, она с облегчением вздохнула.
 В комнате имелся выход в очень узкий коридор.
 — Туда, наверное? — спросил Кон.
 — Да. Коридор сделан узким, чтобы мороз подирал по коже от страха. Здесь много сделано, чтобы нагнать страху. Мне пойти впереди или вы пожелаете идти впереди сами?
 Он отдал ей канделябр.
 — «Веди, Макдуф», — процитировал он. — Если там есть ловушка, то я уверен, что вы знаете, как ее избежать.
 — Никакой ловушки. Все абсолютно безопасно, уверяю вас, хотя и рассчитано на то, чтобы душа ушла в пятки.
 Она говорила спокойно, хотя находиться в узком коридоре было страшновато и свет трех свечей очень слабо освещал его. Окованная железом дверь в конце коридора как будто подрагивала в мерцающем свете.
 Сьюзен опустила вниз холодную железную задвижку и открыла тяжелую дверь. Дверь издала продолжительный зловещий скрежет. Сьюзен самым прозаическим гоном дала пояснение:
 — Оказалось совсем не просто сделать так, чтобы дверь при открывании издавала нужный скрип.
 — Чудеса современной инженерии.
 Едва сдерживаемый смех в голосе Кона согрел ее и прогнал страх.
 Друзья. Прийти сюда с другом было совсем не то, что прийти сюда с графом, как раньше. По его настоянию она трижды побывала здесь.
 Она поставила канделябр на стол среди разложенных там странных приспособлений и отступила на шаг, чтобы посмотреть на реакцию мужчин.
 — Комната находится не полностью под землей, — пояснила она, как будто сопровождала группу экскурсантов, и голос ее эхом отдавался от стен камеры. — Вы видите здесь высокие, забранные решетками окна, джентльмены. В дневное время сквозь них проникает немного света. Если посещение камеры пыток готовится заранее, то здесь зажигают факелы на стенах и, конечно, огонь под жаровнями для раскаливания железных прутов и тому подобных нужд. — Она жестом указала на разложенные на столе приспособления, не зная и не желая знать, для какой цели каждое из них служит. — От факелов бывает много дыма, — продолжала она, — но если ветер дует в нужном направлении, дым выходит сквозь окна.
 Кон и Рейс медленно бродили по комнате, погруженной в полутьму, разглядывая орудия пыток, развешанные на стенах и разложенные на столах и полках, и посматривая на несчастные жертвы. Три из них висели, закованные в цепи, на стенах вперемешку с древним оружием. Еще у одной рот был распахнут в безмолвном крике боли, причиняемой железным сапогом, который, сжимаясь, крушил кости его ноги. Женщина, вздернутая на дыбе, в агонии выгнула тело.
 Восковые фигуры выглядели на удивление реально, и когда Сьюзен пришла сюда впервые, это произвело на нее потрясающее впечатление. Она искоса взглянула на своих спутников, но по выражению лиц, было невозможно прочесть их мысли.
 — А восковые фигуры палачей здесь имеются? — спросил Кон, рассеянно помахивая плеткой-семихвосткой, которые применялись иногда в армии и на флоте, а также на улицах для наказания воров и проституток.
 — Граф и его гости любили сами исполнять роли палачей.
 Сьюзен оглянулась на де Вера, ожидая, что он наслаждается увиденным, но он лишь оглянулся вокруг, нахмурив лоб.
 — Зачем? — спросил вдруг он.
 Они обменялись взглядом с Коном. Хорошенький вопросик, но тем, кто бывал в Крэг-Уайверне и был знаком с сумасшедшими девонскими графами, он не приходил в голову.
 — Вероятно, потому что он был абсолютно ненормальным, — сказал Кон. Он взглянул на Сьюзен. — Здесь что-нибудь работает?
 Она поняла, о чем он спрашивает: использовалось ли что-нибудь из всего этого?
 — Конечно, нет. Но все сделано так, что с этим можно поиграть. — Она приблизилась к одному из изможденных несчастных, подвешенных на цепях, тело которого было покрыто шрамами, ранами и следами ожогов. — Ожоги сделаны не на воске, а на крашеном металлическом покрытии, нанесенном на деревянную основу. Чтобы был запах и дым, их покрывают бараньим жиром. В нескольких местах в фигурах вставлены пузыри с красной жидкостью, которые при прокалывании начинают «кровоточить».
 Кон покачал головой:
 — Ему бы лучше поработать вместе с хирургами в полевом лазарете, там он получил бы удовольствие по полной программе.
 Сьюзен вдруг почувствовала, что это помещение со всеми его декорациями кажется ей просто смешным, вместо того чтобы наводить ужас.
 Как и фонтан с изображением дракона.
 Сьюзен бросила взгляд на фигуру женщины на дыбе, и она напомнила ей выгнувшуюся в агонии фигуру «невесты», прикованной к скале. Каким же извращенным умом надо обладать, чтобы придумать подобные вещи!
 Ей следовало бы избегать любых контактов с сумасшедшим графом, а она добровольно пришла сюда работать. И постепенно Крэг-Уайверн заставил ее очерстветь. Дракон почти поймал ее в свою ловушку.
 Слава Богу, что с ней здесь находились де Вер и Кон, которые видели настоящий ужас и страдания, мучения друзей и героев на поле битвы и под ножом хирурга в лазарете, тогда как сумасшедший граф и его полоумные гости играли здесь в идиотские игры.
 Ей захотелось поскорее уйти, но Кон подошел к дыбе.
 — А эта штука функционирует?
 — В определенной степени. Вы хотите посмотреть?
 — Непременно.
 — Черт побери, Кон, ведь это женщина! — возмутился де Вер.
 — Это всего лишь восковая фигура в парике. Но почему, скажи, мы должны испытать больше жалости к страданиям женщины, чем к страданиям мужчины?
 Сьюзен обошла фигуру, ухватилась за большое колесо и с большим напряжением повернула его на дюйм. Спина женщины выгнулась, и она испустила тонкий, пронзительный крик, эхом отразившийся от стен камеры.
 — Боже милосердный! — воскликнул Кон и, подскочив к механизму, повернул колесо назад, так что натянутые веревки ослабли. Фигура осела, ее восковые руки безжизненно повисли. Крик прекратился, перейдя в тяжелый хрип заканчивающего работать механизма, спрятанного внутри.
 На мгновение они и сами застыли, словно восковые фигуры, потом Кон схватил со стены топор палача и разрубил веревки на руках жертвы. Потом он разрубил веревки на ногах, снова поднял топор и разнес вдребезги храповик, приводивший все это в движение.
 Де Вер хотел было оттащить в сторону восковую фигуру, но потом сбросил с плеч камзол и схватил со стены булаву. Он ударил булавой по машине с такой силой, что во все стороны так и брызнули разные детали. Кон рассмеялся, тоже сбросил камзол и размахнулся топором.
 Ошеломленная Сьюзен отступила в угол, чтобы не попасться под горячую руку двум крушащим все вокруг мужчинам, которые всего несколько мгновений назад казались вполне цивилизованными джентльменами. Она зажала рукой рот, но не от страха, а от истерического смеха при виде этой сцены — дикой, но справедливой. В Крэг-Уайверне давно пора разнести кое-что на куски.
 Кроме того, ее заворожил вид Кона, охваченного лихорадкой разрушения и размахивающего тяжелым топором. Возможно, ей бы следовало испугаться, но он был так великолепен физически, что у нее закружилась голова. Он стоял к ней спиной, и сквозь сорочку она видела его мускулы, напрягшиеся до предела во время этой оргии разрушения.
 С первого удара в нем не осталось ни робости, ни застенчивости. Ее нежный, смешливый Кон размахивал устрашающим оружием и наносил удары, чтобы убить, прежде чем убьют его.
 Это приводило ее в смятение.
 И вызывало страстное желание, так что мороз пробегал по коже.
 Она взглянула на де Вера, такого же мускулистого, такого же яростного, если не больше. Его лицо было повернуто к ней, и была в нем такая ярость и страсть, что становилось страшно. Однако ярость и страсть де Вера не возбуждали у нее никаких эмоций, тогда как при взгляде на Кона ей хотелось содрать с него одежду.
 Она повернулась к нему, чтобы увидеть выражение его лица. Но он неожиданно остановился, опираясь на топор и с трудом переводя дыхание, оглядел картину разрушений. Его рубаха, взмокшая от пота, прилипла к телу.
 Де Вер все еще продолжал крушить булавой разбитую машину. Намерен ли Кон остановить его? Опасаясь, что де Вер может случайно убить, она собралась с духом и ринулась вперед, готовая вмешаться.
 Кон обернулся к ней.
 Она не поняла, что выражало его лицо, но что-то подсказывало ей, что она должна быть готова сдаться на милость дракона.
 Он неожиданно резко наклонился к ней, и она почувствовала какой-то безжалостный поцелуй.
 Возможно, она могла бы избежать его, отвернувшись или вовремя наклонив голову. Но она подчинилась.
 Среди грохота разрушения, стоявшего в комнате, она позволила поцелуй, который не имел ничего общего с милыми, робкими поцелуями одиннадцатилетней давности.
 Помнила ли она его вкус? Ей казалось, что помнит, но, возможно, она заблуждалась. Вот его запах она помнила. Теперь он стал сильнее, это был запах зрелого мужчины, терпкий и сильный, и таким он запечатлеется в ее памяти навсегда.
 Леди Анна. Мысль о ней возникла неожиданно из каких-то глубин сознания.
 Ради леди Анны она не протянет к нему руки, не обнимет его за плечи. Но она продолжала стоять, словно завороженная горячими губами дракона и его терпким запахом, так что соски ее напряглись и болели, а ноги дрожали.
 В конце концов ноги предали ее и она медленно осела на пол, скользя спиной по двери и больно ударяясь о ее металлические детали.
 Не отрывая губ от ее рта, он опустился на пол вместе с ней.
 Прижав к себе руки, она все еще пыталась не прикоснуться к нему, но по ее щекам текли слезы, возможно, именно потому, что она не прикасалась к нему…
 Они молчали.
 В комнате стояла тишина.
 Не отрываясь от его жадных губ, она заставила себя окинуть взглядом комнату. Она не увидела де Вера, но он, должно быть, смотрел на них.
 Она оттолкнулась от плеча Кона, пытаясь высвободиться из его неослабевающей хватки.
 — Перестань!
 Глупо да и поздно говорить об этом. Но он все-таки остановился и сел, закрыв глаза.
 Этот поцелуй зажег более глубокий, более сильный огонь.
 Теперь она увидела де Вера, который давно пришел в себя и наблюдал за ними с пониманием и сочувствием. Кон все еще держал ее пригвожденной к полу всем своим весом. Спина у нее была в синяках и ссадинах, а ноги затекли.
 Интересно, о чем он думал? Думал ли о том, что огонь разгорается с новой силой? Или его терзали сожаления?
 Придав голосу максимальную твердость, она сказала:
 — Кон, позволь мне встать.
 Он вздрогнул всем телом, взглянул на нее и быстро поднялся на ноги, подняв ее на ноги вместе с собой, как он это сделал на вересковой пустоши в ночь своего приезда. Ноги не сразу послушались ее, так что пришлось прислониться к двери. Он все еще держал ее за руку и смотрел на нее, как будто не зная, что сказать.
 Что можно сказать, особенно в присутствии свидетеля?
 И что могло бы случиться, если бы свидетеля не было?
 На мгновение она подумала о том, что все могло бы закончиться очень приятно. Но тут же вспомнила, что это, возможно, заставило бы его нарушить брачный обет, данный другой женщине.
 Неожиданно он вздрогнул всем телом и, отпуская ее, повернулся к своему другу.
 — Ну как, насытился разрушением, отвел душу? — чуть охрипшим голосом спросил он.
 — Прошу прощения, — сказал де Вер, как будто он всего лишь нечаянно столкнул со стола дешевенькую вазочку. Но возможно, он извинялся за то, что наблюдал за ними?
 — Возможно, это был полезный выхлоп энергии, — сказал Кон. Он поднял с пола свой камзол и стряхнул с него щепки. — Я уверен, что в Крэг-Уайверне немало вещей, которые следует разрушить до основания.
 Оба они словно игнорировали присутствие Сьюзен. Ничего себе любезность! Да ведь если бы они сюда не явились, ничего бы и не произошло!
 А может быть, это было задумано как оскорбление?
 Как бы то ни было, но она его хотела. Она хотела Кона до дрожи, до боли. Если бы не леди Айна, она забыла бы о гордости, отбросила всякие приличия и напросилась к нему в постель, пусть даже всего на одну ночь. Как и он, она хотела проделать то, что они делали одиннадцать лет тому назад, но став теперь уже взрослыми людьми, имеющими опыт, силу и зрелое желание.
 И сердце. Конечно, и сердце. Но это была ее тайна.
 — Меня, собственно, Отрезвило нечто не поддающееся разрушению, — заявил де Вер.
 Его тон быстро отрезвил и ее. Она увидела, как де Вер, отступив на шаг, жестом указал на кучу разломанного дерена и искореженного металла. Сьюзен оттолкнувшись от двери, доковыляла до кучи обломков, чтобы разглядеть получше, что там такое.
 Тело?
 Или еще какое-нибудь странное приспособление?
 Она увидела блеск золота в тот самый момент, как де Вер произнес:
 — Вот и ваши исчезнувшие деньги, милорд.
 Она остановилась и замерла, глядя на кучу металла и щепок и золотые монеты под ними. Некоторые щепки были частями разломанных сундуков, в которых хранилось золото.
 Силы небесные! Теперь нет никакой возможности доказать, что золото принадлежит Дэвиду. И ей не удастся удержать его от следующего рискованного рейса, а Гиффорд начеку, он только и ждет своего часа…
 Но Кон обещал защиту.
 Однако никто, даже граф Уапверн, не сможет остановить машину правосудия, если Дэвида поймают с поличным!




 Глава 18


 — Мы были любовниками, когда нам было по пятнадцать лет.
 Кон возлежал в огромной дымящейся римской ванне рядышком с Рейсом. Их головы покоились на изогнутом краю ванны, и оба разглядывали сводчатый потолок, украшенный еще одним изображением дракона, пытающегося овладеть связанной женщиной.
 Похоже, что для изображения связанной женщины и здесь, и на фонтане, и на дыбе в камере пыток служила одна и та же модель. Молодая, красивая женщина с пышным телом. Гостеприимные бедра. Большие груди. Рыжевато-каштановые волосы. Он не возражал бы лежать здесь, наслаждаясь видом ее прелестей, если бы ее рот не застыл в гримасе крика о помощи в тот момент, когда в ее тело вторгался дракон.
 Жаль уничтожать такое произведение искусства, но его придется закрасить.
 Сьюзен не была такой пышнотелой. Теперь у нее во всех нужных местах были округлости, но он был уверен, что они не были такими мягкими. Ведь она много времени проводила, лазая по скалам и плавая.
 Интересно, ездила ли она верхом? Этого он не знал.
 Он уже час назад хотел принять ванну, но пришлось сначала спрятать золото. Он не хотел, чтобы все вокруг узнали об этой находке, поэтому позвал на помощь только Диего. Вместе они перетащили золото наверх и заперли в сейф в кабинете. А то, что не вошло в сейф, он завернул в полотенце и засунул в один из ящиков комода здесь.
 Сьюзен куда-то ушла, да оно было и к лучшему. Как он мог бы теперь объяснить тот поцелуй?
 Об этом надо было крепко подумать, а он пока был не в состоянии собраться с мыслями.
 Когда они наконец закончили возиться с золотом, он вспомнил о римской бане и попросил Диего приготовить ее. И вот теперь они отмокали в воде вдвоем с Рейсом, словно воины старых времен после битвы.
 Райское наслаждение омрачалось лишь тем, что ему постоянно казалось, что рядом с ним находится не Рейс, а Сьюзен.
 И еще, конечно, абсолютным безумием того поцелуя.
 Проклятого поцелуя, который выдавал его с головой.
 Рейс не сказал об этом ни слова, поэтому Кон счел себя обязанным как-то объяснить ситуацию.
 — Я догадался, — сказал в ответ Рейс. — Наверное, рановато было для нее начинать в таком юном возрасте.
 Кон хотел было броситься на защиту добродетели Сьюзен, но ведь все это действительно произошло. И с тех пор происходило также с другими мужчинами. Он не забыл об этом. Он пытался притвориться, что это не имеет значения.
 Интересно, приходит ли она в гнев при мысли о нем в объятиях другой женщины? Другие женщины? В основном это были проститутки, и подход к женщинам у него был чисто утилитарный.
 Ей, наверное, все это безразлично.
 Как-никак они всего лишь друзья.
 Он рассмеялся.
 — Жизнь иногда бывает весьма забавной, не так ли? — лениво произнес Рейс. Глаза у него были закрыты, он расслабился и явно наслаждался моментом.
 Рейс был скорее боевым товарищем Кона, чем задушевным другом, которому поверяют сердечные тайны. Кон легче мог представить себе, как в лучшие времена говорил бы о Сьюзен с Ваном или Хоуком или даже с одним из «шалопаев», но не с Рейсом.
 В свое время предводители римлян частенько отдыхали в бане. Интересно, развязывались ли у них при этом языки? Он усмехнулся, представив себе, как повлияли бы на британскую политику встречи сильных мира сего в лондонских банях — без одежды в горячей ванне.
 — Она была необычной девочкой, — сказал он. — Ее вырастили тетушка и дядюшка в помещичьем доме, но на самом деле она была дочерью своевольной сестры помещика и главаря местных контрабандистов Мельхиседека Клиста.
 — Какое удивительное имя.
 — Не такое уж редкое в этих местах. Несколько месяцев тому назад его сослали на каторгу, а его леди, видимо, уехала за ним следом.
 — Дикая кровь с обеих сторон, — заметил Рейс, — Со склонностью к патологическому постоянству.
 — Да, леди Бел явно отличается постоянством. Даже дети не имеют для нее ни малейшего значения.
 — Дети? Сколько же было их у нее?
 — Кажется, трое. Сьюзен, Дэвид и еще один, который умер в младенческом возрасте. Леди Бел относилась к Сьюзен как к посторонней девочке, даже не как к племяннице. Мэл, правда, проявлял некоторый интерес.
 И он вдруг рассказал Рейсу о том, как однажды получил от Мэла Клиста предупреждение относительно его дочери.
 — Наверное, она ему так и не рассказала о том, что произошло, — сказал Рейс.
 Кон замолчал, задумавшись. Ему и в голову не приходило, что Сьюзен могла бы кому-нибудь рассказать о них, тем более Мэлу Клисту. Несмотря па ее поведение и побудительные мотивы, он все-таки был уверен в том, что дружба между ними была настоящей и что она даже со зла не могла накликать беду на его голову.
 Конечно, если бы она это сделала, то их бы заставили пожениться, а это нарушило бы ее планы.
 Она сегодня извинилась.
 Причем искренне.
 Он уже знал по опыту, что многие люди бывают в жизни близки к совершению достойных сожаления поступков. Причем разница между «совершил» и «чуть не совершил» нередко зависит от случая или от слабохарактерности и трусости.
 — Хорошо еще, что ты не сделал ей ребенка, — сказал Рейс.
 — Ты прав. Хотя в то время я об этом даже не думал. Не удивительно ли, что у меня сейчас мог бы быть десятилетний ребенок?
 Дети. Он никогда не задумывался о детях, хотя предполагалось, что после женитьбы они у него появятся. Но сейчас он не мог даже представить их себе. Сыновья, играющие в рощицах в долине Сомерфорда, как играли когда-то он, Ван и Хоук. Возможно, дочери, резвящиеся на свободе, как когда-то Сьюзен…
 Он понял, что дети, о которых он думал, были детьми его и Сьюзен. Дочери… такие же стройные, с ангельскими личиками, такие же смелые.
 Дружба.
 Только абсолютно спятивший идиот мог говорить о дружбе!
 — Десятилетний, — снова повторил он, слегка горюя об этом несуществующем ребенке.
 — И несомненно, теперь уже было бы полдюжины других, — поддразнил его Рейс.
 Слишком разнежившийся, чтобы устроить настоящий «морской бой», Кон лениво брызнул в него водой.
 Странная штука жизнь. Мы выбираем одни дороги и иногда по самым маловажным причинам отказываемся от других.
 Он пошел в армию по предложению Хоука. Хоуку хотелось уйти из своей неблагополучной семьи. Он предложил Вану и Кону пойти вместе с ним. Все еще не оправившийся после разрыва со Сьюзен, Кон согласился. Он был вторым сыном, и ему было необходимо приобрести профессию, причем такую, которая заставила бы его находиться как можно дальше от Крэг-Уайверна и от Сьюзен Карслейк.
 Ван, как и Хоук, был единственным сыном, но-семья у него была любящая. Ему пришлось выдержать настоящую битву, но в конце концов родители смирились и отпустили его.
 Они втроем решили купить офицерские патенты в один и тот же кавалерийский полк, но Кон предпочел пойти в пехоту. Уж если делать что-нибудь, решил он, то надо делать это как следует, а пехота была основой британской армии, где во главу угла ставилась дисциплина.
 Он служил своей стране и в основном мог гордиться тем, как служил, но все равно побудительным мотивом его вступления в армию был страх. Вступление в армию давало ему возможность избежать посещений Крэг-Уайверна.
 С годами он убедил себя, что это глупо и что бояться ему нечего.
 Теперь он понял, что это не так.
 Прошло всего три дня — и на тебе, этот поцелуй!
 Желание охватило его, как лихорадка, как буря, и если бы не присутствие Рейса, он овладел бы Сьюзен прямо на каменных плитах пола.
 Если бы она ему позволила.
 Интересно, смогла бы она остановить его?
 Приходилось признать, что смогла бы. Ведь не превратился же он на самом деле в проклятого дракона!
 Он взглянул вверх на ненасытного дракона, потом перевел взгляд на дракона, изображенного на его груди. Этот по крайней мере просто свернулся кольцами, изрыгая пламя.
 — Проклятие! — сказал он. — Татуировку следует считать противозаконным деянием.
 Рейс открыл глаза и, склонив голову набок, взглянул на нее.
 — У тебя довольно неплохой образчик этого искусства.
 — Но это навсегда!
 — Увидев твою татуировку, немало людей в нашем полку сделали наколки.
 — Болваны.
 — Я и сам подумывал об этом, но никак не мог сделать окончательный выбор.
 — Если верить Сьюзен, то тебе надо было изобразить ангела, Рейс.
 Рейс скривил губы в усмешке:
 — В таком случае я изобразил бы что-нибудь противоположное.
 — Дьявола?
 — Нет, мне это не подходит. — Действительно, он выглядел как красивый задорный ангелок с белокурыми волосами, которые курчавились вокруг лица. — А ты не ревнуешь ли меня к ангелоподобной Сьюзен?
 — Нет, пока вы ведете себя, как положено ангелам, — сказал Кон.
 — То есть как чисто духовные создания, лишенные каких-либо плотских склонностей?
 — Вот именно.
 — В таком случае, мне кажется, ни один из нас не является ангелом.
 — Именно так.
 Рейс тихо рассмеялся:
 — Что ты намерен делать?
 — Я не знаю.
 Не действовал ли он сам подобно дракону в подземной темнице? И не был ли тот поцелуй актом насилия?
 Она не сопротивлялась до самого конца, но и не прикоснулась к нему. Даже пребывая в лихорадочном состоянии, он это заметил. Сначала он тоже не прикасался к ней, если не считать губ, как будто это могло его от чего-то обезопасить, но под конец не смог устоять.
 А она смогла.
 Он испытывал мучительную неуверенность: неужели ей было противно? Неужели она подчинилась ему только из чувства страха?
 Или еще хуже: потому, что ей больше всего на свете хотелось стать графиней Уайверн?
 Там, на склоне, он был уверен, что это не так.
 Но когда он вернулся в Крэг-Уайверн, подозрения вновь зашевелились в его голове.
 Рейс взмахнул рукой, и по воде пошли волны.
 — Ты видел выражение лица мисс Карслейк, когда она увидела золото?
 Кон взглянул на него:
 —Нет.
 На физиономии Рейса появилась ангельская улыбка, если не забывать о том, что дьявол был падшим ангелом.
 — Она была в отчаянии. Ей нужны эти деньги:
 Кон увидел в этом новое предательство. Он припомнил, как Сьюзен, пошатываясь, отошла от двери, чтобы взглянуть на это золото. Рейс прав. Она побелела как мел от потрясения.
 — Не заметил ли ты, что она обыскивает дом? — спросил Рейс.
 — Заметил, — безжизненным тоном сказал Кон, стараясь не показать, насколько он обижен. — Наверное, именно из-за этого она и остается здесь, играя роль экономки. Не думаю, что это ее призвание.
 Друзья.
 Друзья не крадут друг у друга.
 Уголовница со стороны отца. Шлюха со стороны матери.
 Он встал на ноги.
 — Наследственность всегда скажется, — как можно небрежнее сказал он. — Интересно посмотреть, что она будет делать теперь.
 — Возможно, попробует соблазнить тебя, — сказал Рейс с блаженной улыбкой. — Еще одно театральное представление!
 Все-таки лучше, чем кровавое убийство. Кон выбрался из ванны, обернув себя огромным полотняным полотенцем. Обычно после ванны он чувствовал себя успокоившимся и расслабившимся, но только не сегодня.
 Кон вошел в свою спальню, где его уже ждал Диего со свежей ночной сорочкой в руках. Несмотря на все обстоятельства, мысль о том, что Сьюзен может соблазнить его, вызвала сильную эрекцию, так что Кону пришлось остаться завернутым в полотенце.
 Леди Анна.
 Он поднимал из глубины памяти образ леди Анны всякий раз, когда ему требовался щит. Вспоминал ее милую улыбку, нежные голубые глаза, умение поддерживать беседу на ничего не значащие темы или вести более серьезные разговоры о необходимости образования или об участи престарелых бедняков.
 А какой благотворительностью занималась Сьюзен? Всю свою энергию она направляла на поддержку кучки воров и убийц.
 Даже ради престарелых бедняков леди Анна не стала бы красть. Даже ради того, чтобы построить сотню школ, она не стала бы связываться с контрабандистами, И конечно, она не прыгнула бы в постель к какому-нибудь хвастливому офицеру.
 Из ванной комнаты появился Рейс, тоже обмотанный полотенцем. И выглядел он словно обессилевший ангел.
 Весьма ошибочное представление.
 Чрезвычайно трудно узнать, что представляют собой люди на самом деле.
 — Вода из ванны вытекает через горгулью? — спросил Рейс.
 — Очевидно.
 — Идем посмотрим.
 — Посмотрим, как вытекает вода? На тебя, как видно, уже подействовала смертельная скука Крэг-Уайверна?
 — Возможно, мне просто захотелось выйти на воздух.
 — Уже темно, — заупрямился Кон.
 — Солнце село, но еще не совсем стемнело.
 Пожалуй, это то, что нужно. В здравом уме Рейсу не откажешь.
 — Одеваться! — приказал он Диего, сбросив с себя полотенце. Рейс усмехнулся и тоже отправился одеваться. Любопытно узнать, что произойдет, если он по пути встретит служанку? — подумал Кон.
 Он подозревал, что Рейс задержится.
 Практичный Диего принес только подштанники, бриджи и рубаху. Кон быстро оделся и натянул сапоги.
 — Встань возле бойницы и смотри в оба. Как только я махну рукой, открывай затычку. И не забудь позвонить в колокольчик.
 — Си, сеньор.
 Кон улыбнулся. Диего всегда переходил на испанский язык, когда Кон затевал какую-нибудь мальчишескую выходку. Судя по всему, это показывало, что он доволен.
 Мальчишество. Когда в последний раз он совершил мальчишескую выходку?
 Всего несколько часов тому назад. В саду, под холодными струями фонтана. И Сьюзен смеялась.
 Черт бы ее побрал.
 Захватив по пути Рейса, которому не встретились никакие распутницы, он повел его на воздух.
 Солнце уже село, но розовые полосы заката все еще виднелись на жемчужно-сером небосклоне и отражались в воде, окрашивая ее в дымчатый багрянец. Рыбацкие лодки уже были вытащены на берег, но над Драконовой бухтой с криками кружили чайки. Видимо, рыбаки чистили рыбу и бросали погроха птицам.
 Это была картина прекрасного, радостного мира. А Крэг-Уайверн был умышленно отделен от этого мира. Правда, здесь был хорошенький садик, но он, спрятанный внутри, выглядел словно искусственный. Внешний мир был настолько прочно изолирован, что даже воспоминания о нем постепенно стирались в памяти. Старый граф боялся внешнего мира. Неудивительно, что он сошел с ума.
 Тем не менее Сьюзен несколько лет провела в поместье — сначала в качестве секретаря, потом экономки. Неудивительно, что она стала бессовестной воровкой.
 Поднялся ветерок — как показалось Кону, довольно холодный, видимо, потому что у него еще не просохли волосы, но бодрящий и свободный. Даже пустошь, поросшая редкими кустами цветущего вереска и полевыми цветами, радовала глаз. Повернувшись спиной к морю, он взглянул в сторону сельского Девона, с его зелеными и коричневыми полями, рощицами, зелеными изгородями и шпилями церквей, вокруг каждой из которых теснились деревенские домики, образующие общину.
 — Милое местечко, — сказал Рейс. — Стыдно, что здесь стоит такой дом.
 — Полагаешь, мне следует его снести?
 — Весьма соблазнительная мысль.
 — И не говори. Но тогда мне пришлось бы построить что-нибудь другое, а я не могу себе этого позволить даже при наличии найденного золота.
 — Ты мог бы вложить деньги в контрабандистские операции.
 — Ну уж нет. Идем. — Кон повел Рейса дальше, огибая дом с северной стороны.
 Это была самая мрачная сторона Крэг-Уайверна. Все четыре стены дома были сложены из одного и того же тесаного камня, монотонность которого прерывалась только узкими окнами в виде бойниц, однако северная сторона всегда казалась мрачнее всех остальных. Возможно, это объяснялось почти постоянным отсутствием солнца. Может быть, темнота обладает способностью скапливаться в камнях, как влага или мох?
 — С этой стороны дом поразительно напоминает неприступную крепость, — сказал Рейс. — Ему хоть раз приходилось выдерживать штурм?
 — Да, такое случалось во время гражданской войны. Графы Уайверны были убежденными роялистами, и вооруженные силы сторонников парламента вознамерились взять приступом Крэг-Уайверн, но это им не удалось. Правда, штурм осуществлялся без особого энтузиазма, потому что мой прямой предок сэр Джон Сомерфорд занимал высокое положение в парламенте. Две ветви нашего рода были всегда в оппозиции друг к другу.
 — Понятно. Девонские Сомерфорды были за Стюартов, а суссекские Сомерфорды — за Ганноверов.
 — Причем девонские Сомерфорды были за Якова II, тогда как моя ветвь приветствовала Вильгельма Оранского.
 — Все они, наверное, переворачиваются в гробах от того, что графом здесь стал наконец суссекский Сомерфорд.
 — Именно так. Потому-то старый граф был одержим мыслью произвести на свет наследника.
 — Вот как? А я почему-то думал, что он не был женат.
 — Это одна из многочисленных загадок Крэг-Уайверна. Судя по слухам, он хотел сначала попробовать кандидаток.
 — Разве все мы не желаем того же?
 Кон рассмеялся:
 — Он, очевидно, подходил к проверке очень серьезно. — И Кон поведал Рейсу о системе проверки, которую описала ему Сьюзен.
 — У тебя и впрямь интересная родня. Многие ли женщины принимали его приглашение?
 — Некоторые принимали. Разумеется, они не были особами знатного происхождения.
 Рейс вдруг рассмеялся:
 — Знаешь, это похоже на мифического дракона, требующего дань в виде девственницы.
 — Если не считать того, что кандидаткам не требовалось быть девственницами, а граф им платил. Девушки уходили домой с двадцатью гинеями в кармане за услуги. Неплохое приданое для девчонки из крестьянской семьи.
 — Даже право первой ночи существует. Что за великолепное место!
 Кон легонько стукнул его и помахал рукой Диего, который должен был ждать его сигнала.
 Горгулья, соединенная с ванной, доходила до середины стены и представляла собой дракона с длинным раздвоенным языком. Звякнул колокольчик, и дракон испустил струю воды. Струя серебрилась, чуть тронутая алым отсветом угасающего заката, и, достигая земли, образовывала лужицы и ручейки.
 Рейс зааплодировал, а Кон сказал:
 — Тебя очень легко позабавить.
 — В таком месте, как это, любому развлечению будешь рад.
 — Что? Тебе еще мало? За три дня, что ты здесь находишься, тебе были предложены контрабандисты в действии, камера пыток, обнаружение клада, не говоря уже о возможности поразвлечься с целой кучей премиленьких документов. Что тебе еще надо?
 — Было бы неплохо организовать полуночные визиты каких-нибудь распутных монахинь.
 Кон рассмеялся:
 — Ты мог бы попытаться соблазнить Дидди. — Он поморщился, вспомнив, как Сьюзен предупреждала, чтобы его друзья не трогали служанок.
 — Обижаешь, этого я делать не стану, — спокойно сказал Рейс.
 — Я знаю. Извини. Послушай, иди один, а я еще побуду здесь.
 Рейс, всегда тонко чувствовавший настроение друга, легонько потрепал его по плечу и вошел в дом.
 Кон снова окинул взглядом свою землю, впитывая покой наступающего вечера. В Крэг-Уайверне было так легко забыть о радостях окружающего мира, с головой погрузившись в собственные запутанные проблемы. Он понимал, что все эти фермы и деревеньки заслуживают лучшей участи, чем отсутствующий землевладелец.
 Однако большего он не мог им предложить. Он искренне верил, что пребывание в Крэг-Уайверне может свести его с ума, но более всего он боялся жить рядом со Сьюзен.
 Возможно, она воровка. Нет. Она и есть воровка.
 И еще возможно, что она шлюха, несмотря на ее скромные манеры.
 И все-таки она была женщиной, которая более десяти лет царила в его сердце и которая могла зажечь в нем страстное желание, всего лишь взглянув на него.
 Поэтому он стоит здесь, боясь вернуться в свой собственный дом.
 Его мысли были полны Сьюзен и этим поцелуем. Он боялся, что уже никогда не сможет мыслить разумно.
 Не мог же он без конца стоять здесь, тем более что вокруг сгущалась тьма. Вздрогнув всем телом, он направился в сад, надеясь там насладиться покоем, но ему вспомнилась Сьюзен, хохочущая под струями фонтана. Сьюзен в мокром платье, облепившем каждый соблазнительный изгиб ее тела.
 В тот момент она была его Сьюзен.
 И на вершине утеса она была его Сьюзен.
 Его Сьюзен…
 Служанка распахнула дверь, замерла на месте и повернулась, чтобы уйти.
 — Остановись.
 Она оглянулась, широко раскрыв глаза.
 Неудивительно. Ведь он был в бриджах и рубахе с незастегнутым воротом и выглядел, наверное, дико. Он приблизился к ней:
 — Как тебя зовут?
 Она сделала реверанс.
 — Эллен, милорд.
 Она была худенькая, молодая и выглядела испуганной. Возможно, она была одной из младших служанок, и ей совсем незачем было находиться здесь. Возможно, ее научили бояться любого графа Уайверна, особенно если он странно ведет себя.
 — Эллен, передай миссис Карслейк, что я желаю ее видеть в своей комнате. — Он понимал, что она не придет. Но ведь она обязана. — Скажи ей, что это неотложное дело.
 Глаза у девушки округлились еще сильнее, но никакого подозрения в ее взгляде он не заметил.
 — Да, милорд. — Она почти бегом бросилась выполнять поручение.
 Что, черт возьми, он делает?
 Но он знал, что делает.
 Она хочет золота?
 Так он даст ей золото.
 Он направился в свою комнату и отпустил Диего. Потом взглянул на изображение святого Георгия и взъерошил волосы. Следует молиться, чтобы она пришла.
 Она не может не прийти. Ему надо понять, что с ним происходит.
 Как он может жениться на Сьюзен, если она воровка и шлюха?
 Возможно, если бы она пришла, его одержимость исчезла-бы сама по себе.
 Если бы она пришла…
 В дверь тихо постучали, он резко повернулся.
 Вошла Сьюзен.




 Глава 19


 Она по-прежнему была в скромном платье с длинными рукавами, только волосы были распущены. Должно быть, она собиралась ложиться спать.
 В постель.
 — Сними его, — сказал он.
 Она уставилась на него непонимающим взглядом, чуть приоткрыв рот.
 — Платье. Оно безобразно. Сними его.
 Он говорил не думая, слова сами по себе срывались с языка.
 Она покраснела.
 Торопливо, боясь, что она может отказаться, он сказал:
 — Ты хотела это золото? Я дам тебе половину за одну ночь.
 Ее зардевшиеся щеки моментально утратили милый розовый цвет. Лицо побледнело.
 — Ты хочешь, чтобы я стала твоей проституткой?
 Он хотел опровергнуть это предположение, хотел упасть перед ней на колени, но яростное желание одержало верх над разумом. Он пожал плечами:
 — Тебе явно нужно это золото. Я решил дать тебе возможность заслужить его.
 Глаза ее вспыхнули яростью, но она не уходила.
 — Поразительно высокооплачиваемая проститутка, — промолвила она, глядя на него с непроницаемым выражением лица. Он почувствовал дрожь в коленях, увидев, что она начала расстегивать пуговки на лифе платья.
 Не веря своим глазам, он смотрел, как она стала что-то развязывать сзади. Это «что-то» наконец развязалось, и она сняла платье через голову, постепенно открывая взгляду практичные серые чулки, незатейливую рубашку и простенький корсет.
 Он впился взглядом в корсет. Таких простых корсетов он еще никогда не видел. Подобные корсеты могли носить только работающие женщины, вернее, только порядочные женщины. Тогда как Сьюзен, по ее собственному признанию, не была порядочной женщиной. По этой причине они и оказались сейчас здесь.
 — Зачем тебе нужно это золото? — спросил он, надеясь получить какое-то объяснение, которое поможет ему понять ситуацию и понять Сьюзен.
 — Это не ваше дело, милорд.
 — Кон, — решительно поправил он.
 — Кон, — послушно повторила она, твердо глядя ему в глаза.
 — Но ты не отрицаешь, что тебе оно нужно? Что ты искала его?
 — Нет, не отрицаю. — Она выпустила из рук платье, и оно упало на пол. Она стояла, широко раскрыв глаза. В ее глазах не было наивности, да она и не притворялась невинной. Но и нежелания в ней тоже не было заметно. Он видел — и наверняка не ошибался, — что она пылает такой же страстью, какая пожирала его.
 Пусть гремят битвы, пусть рушатся королевства — ему не до того. Все его мысли сосредоточились на одном.
 Не сводя глаз с крючков ее корсета, он подошел к ней. Не очень уверенным движением он приблизил руки к застежке корсета между грудями, и груди поднимались и опускались под его пальцами, пока он неуклюже расстегивал крючки.
 Интересно, видно ли, что она дрожит, думала Сьюзен, или это незаметная снаружи дрожь ее души? Она пришла сюда с безрассудной надеждой, потом была ошеломлена жестокими словами. Но теперь… теперь… теперь все ее мысли сосредоточились на том, что она и Кон будут заниматься любовью, что у нее будет одна ночь, которую она запомнит на всю жизнь.
 Извините, леди Анна. Но это всего лишь единственная ночь.
 Она понимала, что, услышав его предложение, ей следовало возмутиться или даже, может быть, прийти в ярость. Это бы его остановило — и все бы кончилось. Она знала Кона. Он не позволил бы себе сделать такое, если бы считал ее честной и добродетельной.
 И по этой причине она не скажет ему, что золото принадлежит «Драконовой шайке». Если бы она сказала и он ей поверил, то, возможно, отдал бы половину или даже все золото, но не дал бы ей того, что она горела нетерпением получить.
 Самого себя.
 Но сейчас, ощущая на себе его руки, она не знала, что делать дальше.
 Одиннадцать лет тому назад она была гораздо смелее, руководствуясь только инстинктом. Теперь же она пассивно стояла, пока он расстегивал корсет и высвобождал ее груди. Спустив бретельки с ее плеч, он позволил корсету упасть на пол/
 Пока он развязывал ленточки ее рубашки, она любовалась тем, что открывала взгляду его расстегнутая сорочка, отмечая, что шея его стала теперь значительно сильнее, а линия квадратной челюсти жестче.
 Он снял с нее рубашку. Когда гкань рубашки коснулась чувствительных сосков, она вздрогнула. Оставались только чулки.
 Она пристально вгляделась в его лицо, отыскивая признаки если не любви, то страсти.
 Он обвел взглядом ее тело и взглянул в глаза.
 — Я тебя не принуждаю, — сказал он.
 Она не поняла, вопрос это или утверждение, но сказала:
 — Нет, ты меня не принуждаешь. Даже ради золота я не сделала бы этого, если бы не хотела тебя.
 Это было честное высказывание. Все ее тело — внутри и снаружи — с нетерпением ждало его прикосновения. Горячая волна снова прошла по телу. Если бы он прикоснулся к ней, то почувствовал бы этот нестерпимый жар. «Господи, сделай так, чтобы он прикоснулся ко мне!»
 Он застыл на месте в нескольких дюймах от нее. Опасаясь его нерешительности, она подошла ближе и положила руки ему на грудь.
 Он очнулся, поцеловал ее и, уже не отрываясь от ее губ, опустился вместе с ней на пол. Ей хотелось, чтобы он овладел ею тут же, немедленно, но он поднял ее, отнес на кровать и стал торопливо раздеваться.
 В считанные секунды он разделся догола, а она вдруг сказала:
 — Подожди!
 Увидев его ошеломленное лицо, она поспешно добавила:
 — Я хочу посмотреть на тебя. И все. Просто посмотреть на тебя, Кон. Ты такой невероятно красивый.
 Он рассмеялся:
 — Посмотришь потом. Не мучай меня.
 Она рассмеялась вместе с ним. Он улегся рядом, забросив на нее ногу именно так, как ей хотелось.
 — Пожалуй, здесь удобнее, чем на берегу, — сказал он, тяжело дыша от нетерпения.
 — И можно не бояться, что застукают, — добавила она и откинулась на подушку, потянув его за собой.
 — Сьюзен…
 — Тс-с, молчи, — сказала она, раздвигая бедра и направляя его внутрь собственной рукой. И содрогнулась одновременно с ним, когда они соприкоснулись… — Тс-с, — снова тихо сказала она, когда он застонал. Но ей не хотелось, чтобы он замолчал, потому что ей нравился этот звук, означающий его удовлетворенное желание, его наслаждение.
 Ей нравилось, как его стон эхом отдавался в ней.
 Момент слияния был великолепным, причем не имело никакого значения то, что у нее так мало опыта. Она руководствовалась чисто женской интуицией, которой ее наделила природа.
 Он начал свое ритмичное вторжение в ее тело, и она, подстроившись под заданный ритм, отвечала ему, изо всех сил стараясь сдерживать свой пыл, чтобы иметь возможность отдать ему то, что ему нужно, и наблюдать за Коном, впитывая до последней капли его наслаждение.
 Чтобы запомнить это.
 Волна наслаждения подхватила и ее, и она лишь смутно слышала его судорожное дыхание, ощущала его напор и опустившееся на нее обессилевшее тело. Разгоряченная, она лежала в наступившей тишине, тяжело дыша и чуть дрожа.
 Она почувствовала, как он выскользнул из нее, оставив после себя почти мучительную пульсацию.
 Такого, как сейчас, она не испытывала с ним в тот первый раз на берегу. С Райвенгемом она тоже такого не испытывала. Тем более с капитаном Лавалем.
 Он шевельнулся, немного сдвинулся с нее и, отыскав ее грудь, взял губами сосок.
 Она вздрогнула всем телом.
 — Кон!
 Он поднял голову.
 — Тс-с, — шепнул он и продолжил свое занятие, а рука его скользнула между ее бедрами. Она поежилась — очень уж чувствительное место там было. И он сразу же понял это, и его прикосновение стало очень нежным. Именно так, как ей хотелось. Прикасаясь к ней подушечками пальцев, он легкими круговыми движениями довел ее до высшей точки наслаждения, и она узнала уже испытанное с ним ощущение и была благодарна ему.
 Потом она лежала рядом и внимательно разглядывала его дорогое, трогательно задумчивое лицо. Волосы его были короче, чем прежде, и сейчас растрепались. Темная щетина на бороде делала его непохожим на прежнего Кона, тем не менее ей казалось, что с тех пор, как они последний раз лежали рядом, насытившись друг другом, прошло всего несколько мгновений, а не лет.
 Она перевела взгляд на изображение дракона на его груди. Обведя его пальцем по контуру, сказала:
 — Красиво сделано.
 — По чистой случайности мы наткнулись на настоящего специалиста. Правда, он чертовски долго возился с татуировкой, — сказал он, наблюдая за ее манипуляциями из-под полуопущенных ресниц. — С тех пор я немного подрос, и это несколько испортило изображение.
 Черный дракон извивался, дыша пламенем в центр ее груди.
 — Но почему дракон, Кон? — спросила она. — Это из-за меня?
 Она подумала, что он не ответит, но он сказал:
 — Да.
 Она была благодарна ему за честность.
 — Я безумно сожалею об этом. Мне хотелось бы соскоблить его собственными ногтями.
 — Нет уж, благодарю покорно. — Он поймал ее руку.
 Она с надеждой заглянула ему в глаза.
 — Что сделано, то сделано. Этого не переделаешь. Как и многое другое.
 Он имеет в виду разбитое сердце, подумала она и, заставив себя улыбнуться, спросила:
 — Но у нас есть ночь?
 Он поднес к губам и поцеловал ее руку.
 — У нас есть ночь. Зря я израсходовал воду в ванне на Рейса.
 Она снова улыбнулась:
 — Твой камердинер спросил, не наполнить ли ванну снова, и я приказала ему сделать это. Правда, вода едва нагрелась…
 Он вскочил с кровати, в одну руку взял свечку, другой рукой поднял Сьюзен.
 — Каким образом ванна так быстро наполняется?
 — Вода подается самотеком из главной цистерны.
 — Поразительная конструкция.
 Они отправились в ванну, и он открыл краны. Попробовав рукой воду, он усмехнулся:
 — Все-таки теплее, чем в море.
 Воспоминания. Воспоминания.
 Если бы она была более умной женщиной — если бы она вообще была женщиной, — то сообразила бы, что может заполучить гораздо более ценное сокровище, чем золото.
 Но сейчас у нее хотя бы была одна ночь.
 Он поставил свечу на бортик, отчего на стенах заплясали странные тени, а по углам затаилась недобрая тьма. Потом он уселся в ванну и протянул руки к ней, но она подошла к полке и взяла тонкие фарфоровые чашки.
 — Если ты намерена попотчевать меня каким-нибудь зельем старого графа, то уволь, я к нему не притронусь.
 Она усмехнулась:
 — У вас никаких сомнений в собственной мужской силе, сэр?
 Он бросил взгляд вниз:
 — Никаких — когда я с тобой. Только не с тобой, Сьюзен.
 Она чувствовала, что покраснела, и повернулась к нему спиной.
 — Это всего лишь ароматизатор.
 — И ароматизатора не желаю.
 Она все-таки бросила в воду горсточку коричневого порошка и спустилась в ванну по мраморным ступеням, по которым начал распространяться аромат сандалового дерева.
 — Если сюда вылить всю воду из цистерны, то вода может перелиться через край? — спросил он, приближаясь к ней.
 — Не думаю. А почему ты спрашиваешь?
 — Скоро у меня может отвлечься внимание, — сказал он, обнимая ее и укладывая ее голову на бортик ванны.
 Она подчинилась, но занервничала. Ведь она дала ему понять, что обладает опытом, тогда как сама, именно тогда, когда надо было бы продемонстрировать свои таланты, не знает, что делать дальше. Нет, он не должен догадаться об этом.
 Он провел губами по ее шее и челюсти.
 — В чем дело? Хочешь что-нибудь особенное?
 Интересно, что он имеет в виду?
 — Нет, — сказала она и тут же исправилась: — Да. Поцелуй меня не торопясь, Кон.
 Он положил одну руку ей под голову, чтобы было удобнее целовать. Ее рука скользнула на его плечо, прикоснулась к его волосам… Пряный аромат сандалового дерева плыл в воздухе.
 — Так? — спросил он улыбаясь.
 — Именно так, — улыбнулась она в ответ.
 Он поцеловал ее, она ответила. Наверное, она руководствовалась инстинктом, который, однако, просыпается только с желанным партнером.
 Вода уже наполнила ванну и достигла уровня груди.
 Он улыбнулся, глядя на нее.
 Сьюзен посмотрела вниз и увидела, что вода плещется возле ее сосков.
 Она рассмеялась, угадав, о чем он думает.
 — Можешь потрогать их, если хочешь.
 — Еще как хочу! — сказал он. Подсунув обе руки под груди, он приподнял их и прикоснулся большими пальцами к соскам. — Помню, как я думал, что, если Мэл Клист узнает, что я прикасался к грудям его дочери, мне конец. И еще думал, что за это и умереть не жаль.
 Его прикосновение и его слова вызвали страстное желание. Сквозь прозрачную воду она увидела его эрекцию. Нетвердой рукой она осмелилась осторожно прикоснуться к нему под водой. Он снова прикоснулся губами к ее грудям, и, поскольку вода прибывала, ей пришлось немного приподняться, опираясь на его плечи.
 Он с головой ушел в увлекательную игру: покусывал соски, лизал, поддразнивал. Она вдруг охнула и отпрянула назад.
 — Ты укусил меня!
 Он рассмеялся, схватил ее за талию и, приподняв над водой, посадил на бортик и широко раздвинул ноги. Улыбнувшись, он принялся целовать ее там.
 — Кон! — вскрикнула она, пытаясь вырваться. Но он, ухватившись за ее бедра, с удивлением взглянул на нее.
 Она понимала, что так, очевидно, делали опытные любовники. Она перестала вырываться, но не знала, ни что делать, ни что сказать.
 — Тебе это не нравится? — спросил он.
 — Конечно, нравится. Просто ты застал меня врасплох. К тому же ты меня укусил, и я испугалась, что ты можешь и там укусить!
 — Зубами не прикоснусь, это я обещаю.
 Опираясь руками о бортик, он мощным рывком выскочил из ванны, принес стопку полотенец и расстелил их.
 Она смотрела на него, впитывая красоту его обнаженного тела и стараясь сделать вид, будто понимает, что он делает. Она ему только что солгала. Но правду она не скажет. Она просто не вынесет, если все это сейчас прекратится.
 Он подхватил ее на руки, усадил на полотенца, потом снова нырнул в воду. Сидеть на полотенцах было, конечно, несравненно удобнее, чем на холодном, твердом полу.
 — А теперь ляг на спину.
 Она подчинилась, но ноги из воды не вынула. Он подтащил ее к себе и положил ноги на свои плечи.
 Протестовать было поздно, она это понимала. И лежала на спине, глядя на непристойное изображение на потолке и чувствуя, что он самозабвенно любуется ее прелестями с самого близкого расстояния.
 Его пальцы осторожно раздвинули чувственные складки кожи. Она не отрывала взгляда от дракона, готового вторгнуться в плоть застывшей в крике девицы.
 Нежные прикосновения пальцев сменились прикосновением губ. Ей показалось, что там слишком чувствительное место и прикасаться к нему не следует, но тело немедленно отреагировало на прикосновение — настойчиво, требовательно, нетерпеливо. Ощутив там его язык, она судорожно глотнула воздух. Она выгнулась ему навстречу, но нижняя часть ее тела полностью оставалась в его власти.
 Во власти ее нетерпеливого дракона с горячими, как огонь, губами…
 Его ласки стали настойчивее, она застонала и сразу же достигла высшего пика наслаждения, забыв обо всем.
 Буквально в то же мгновение разгоряченный, великолепно мощный и напряженный, он одним движением вторгся в нее, догнав ее на взлете к этой кульминационной точке.
 Она вернулась оттуда, ощутив под собой твердые плитки пола, покрытые влажными полотенцами, — к запаху сандала и тишине. Звука льющейся воды больше не было слышно, вода перестала течь, наполнив ванну почти до края.
 — Мы не устроили наводнение? — сонным голосом спросил он. Его голова лежала между ее грудями, и она погладила ее.
 —Нет.
 — Жаль, — пробормотал он, — я не возражал бы против конца света.
 Она понимала, что он имеет в виду.
 Она провела рукой по сильным, твердым мускулам спины под гладкой влажной кожей, и ей стало грустно. Неужели это больше никогда не повторится? Как это ни горько, но все же это лучше, чем вообще никогда не узнать, что такое бывает.
 Единственная свеча давала мало света. В помещении и во всем доме было тихо.
 Он приподнялся и встал на ноги. Она протянула руки, чтобы он поднял ее вместе с собой, но, поднявшись, поморщилась, потому что ноги после непривычных упражнений не желали ее слушаться.
 Он усмехнулся и толкнул ее в воду. Она, вскрикнув, шлепнулась в ванну. Звук эхом отдался от выложенных плиткой стен комнаты. Что, если эхо пронеслось по коридорам и достигло внутреннего дворика, оповестив всех о том, чем они здесь занимаются?
 Пусть знают, ей все равно.
 Он прыгнул в воду следом за ней, отчего вода выплеснулась через бортик ванны.
 — Так ты дом снесешь, — рассмеявшись, упрекнула она.
 — Неплохая мысль, — заявил он, поднимая руками волны.
 Она бросилась к нему и схватила за мокрые, скользкие руки, чтобы остановить его. Он стал вырываться. Они какое-то время боролись то на поверхности воды, то под водой, а утомившись, остановились передохнуть у бортика.
 — Можно было бы пойти сейчас в темноте на берег, — сказал он, покусывая мочку ее уха. — Искупались бы.
 Ей тоже хотелось бы воссоздать прошлое, переделать его, оставив хорошее и здоровое, но ей пришлось сказать:
 — Ночь почти безлунная.
 — Тогда в другой раз, — лениво сказал он, но по тому, как напряглось его тело, она поняла, что он вспомнил о том, что другого раза не будет.
 И потому, что другого раза не будет, каждый момент нынешней ночи приобретал особую ценность и ей хотелось как можно больше узнать о нем.
 Она обняла его:
 — Расскажи мне об армии.
 — Едва ли это будет тебе интересно, — Но именно в армии ты провел большую часть лет, которые нас разделяют. Были же там и хорошие времена?
 Высвободившись из ее объятий, он положил голову на бортик и позволил своему телу всплыть. Она всплыла рядом, стараясь вести себя спокойно, несмотря на то что взгляд ее не мог оторваться от его великолепного тела и обмякших, но многообещающих гениталий.
 — Как ни странно, но ты права: бывали и хорошие времена, — сказал он. — Какие-то дикие случаи. Безумные проявления храбрости и щедрости. И чисто комедийные эпизоды вроде того, когда рота на марше попыталась умыкнуть поросят…
 Он начал рассказывать всякие истории, но опустил много важного, тогда как ей хотелось узнать, было ли ему страшно? Каково убивать людей? Сколько раз он был ранен? Очень ли это больно?
 Это были, возможно, глупые вопросы, которые можно было бы считать вторжением в личную жизнь, но без них ей никогда не удалось бы узнать о том периоде его жизни.
 Судя по отметинам на теле, серьезных ранений у него не было. Но шрамы были, а значит, он испытал боль. И еще она была уверена, что каждый человек, если он не идиот, иногда испытывает страх. А также знала, что солдат должен убивать.
 И это ее милый и нежный Кон.
 — Я проверяла списки убитых и раненых, — призналась она. — Понимая, что любая новость в конце концов и так дойдет до нас, я не могла все-таки не проверять их.
 В воде стало холодно, но ей не хотелось двигаться, она боялась что-нибудь изменить.
 — В газетах сообщалось множество подробностей. И я всякий раз думала: а вдруг то же самое произошло и с тобой? Дядя Натаниэл пытался запретить мне читать газеты, но я так или иначе умудрялась это делать. Они не могли меня понять, но ведь они ничего о нас не знали.
 — Кое-что они, наверное, знали.
 Она обвела пальцем кольца дракона на его груди.
 — Они знали, что мы встречались. Нас довольно часто видели вместе. Но чаще всего мы старались не попадаться на глаза. Никто и не подозревал, как много времени мы проводили вместе. И уж конечно, никто не знал обо всем остальном.
 — Ты так никому и не сказала?
 — А ты? — ответила она вопросом на вопрос.
 — Нет. Конечно, нет.
 — В таком случае почему ты думаешь, что я сказала? — Ей было обидно, и она добавила: — Уж не думаешь ли ты, что я хотела, чтобы меня заставили выйти за тебя замуж?
 — Значит, ты считала, что выйти за меня замуж тебя могут заставить лишь силой?
 Поняв, что сказала что-то не так, она постаралась исправить положение:
 — Нет! Я думала, что ты сам хочешь этого. И ты хотел! Я просто поощряла тебя.
 — Но если бы ты поняла, что наследник Фред, то поощряла бы Фреда, не так ли? В сущности, ты так и поступила. Из его писем я понял, что мисс Сьюзен Карслейк прилагает все усилия, чтобы заинтересовать его собственной персоной.
 Она едва сдержала слезы.
 — Я уже говорила тебе, что стремиться выйти замуж за будущего графа — весьма достойная цель. На этот алтарь я уже принесла тебя в жертву.
 — С ним у тебя тоже были страстные свидания на берегу? Сомневаюсь. Фред мог бы обратить на тебя внимание только в том случае, если бы у тебя были паруса и руль.
 — Не надо, Кон. Все это было так давно. — Она была в отчаянии от того, что между ними нарушилась гармония, поэтому добавила: — Он не был такой.
 Он понял это неправильно:
 — В этом всегда и заключалась проблема, не так ли?
 Отыскав пробку, он вытащил ее, и вода стала вытекать из ванны, унося с собой остатки ее волшебной ночи.
 Она повернулась, поднялась по ступеням и, подхватив с пола полотенце, направилась в спальню, на ходу вытирая тело.
 Он совершенно голый молча последовал за ней.
 — Мы все закончили? — спросила она, понимая, что и эти ее слова он поймет неправильно.
 — Да, полагаю, что закончили.
 Сьюзен отвернулась, чтобы натянуть рубашку, застегнуть корсет и надеть платье. Волосы ее еще были мокрыми, и она поежилась, когда по спине потекли струйки воды.
 Правда, дрожала она не только из-за этого.
 Она его хотела и получила то, что хотела, всеми правдами и неправдами. И в результате у нее ничего не осталось. Раньше у них была дружба, а сегодня они вместе отбросили ее прочь, как будто за ненадобностью. Да и то правда: какая польза от дружбы, если они больше никогда не увидятся?
 Как только он уедет отсюда, она тут же покинет Крэг-Уайверн, и больше они не встретятся.
 Она оглянулась. Он, все еще голый, по-прежнему смотрел на нее.
 В комнате пахло сандаловым деревом, страстью и Коном. Она подумала, что запомнит это на всю жизнь.
 Что можно сказать в такой момент?
 Она ничего не сказала, а просто повернулась и вышла из комнаты.




 Глава 20


 Наконец Кон позволил себе рухнуть в кресло и схватился руками за голову.
 Сьюзен. Сьюзен.
 Воровка, проститутка, лгунья.
 Он вскочил, подошел к столу, налил себе бокал вина и осушил его буквально за один глоток. Он впервые понял тех несчастных дуралеев, которые связываются с непотребными женщинами, и почувствовал, что его конечности как будто накрепко связывают путы.
 «Какое все это имеет значение? — говорил ему внутренний голос. — Когда она станет женой, у нее не будет необходимости красть». С ним она будет всегда удовлетворена, так что у нее не будет потребности заглядываться на других мужчин.
 Но сможет ли он верить хоть одному ее слову?
 Она лгала так изощренно. Так убедительно. Она заставляла любовников преодолеть внутреннее сопротивление и поддаться своим желаниям.
 Но ведь это была его идея. Его безумная, всепоглощающая идея. Он это помнит. Он подкупил ее половиной золота…
 Может быть, он ошибается? И она честна?
 «Леди Анна. Леди Анна. Леди Анна». Он трижды вслух произнес ее имя, словно заклинание против сил тьмы.
 Слава Богу, что он отправил ей то письмо. Оно связывает его обязательством. Оно его защищает. Но даже несмотря на это, ему необходимо как можно скорее уехать отсюда.
 Завтра приезжает из Хонитона Суон, а Рейс в основном успел разобраться в делах графства. Даже после того как он отдаст Сьюзен половину клада, у него теперь хватит средств, чтобы некоторое время содержать Крэг-Уайверн.
 Завтра к вечеру он сможет со спокойной совестью уехать отсюда и направиться на восток.
 Чтобы сделать предложение леди Анне.
 Милой, доброй, нежной, хорошей…
 И Кон запустил бокалом в самодовольную физиономию святого Георгия.


* * *

 На душе у Сьюзен было так тяжело, что даже дышать стало трудно. Ей хотелось побыть одной, и она вышла в сад.
 Ах, если бы им удалось остаться друзьями!
 Где она допустила ошибку?
 Она все сделала неправильно.
 Ей следовало возмутиться, когда он предложил купить ее. Следовало внятно объяснить ему, почему «Драконова шайка» имеет право на эти деньги. Он мог бы не согласиться с ней, по крайней мере он понял бы, что она не какая-то алчная воровка.
 Но тогда они не занялись бы любовью.
 Она обогнула фонтан, подумав о распростертой на камне кричащей невесте дракона. А что, если она кричала не от страха, а оттого, что пришла в ужас, почувствовав, что сама хочет, чтобы дракон овладел ею?
 Цепь, которой была прикована невеста, все еше валялась на дне бассейна. Может быть, на самом деле вовсе не цепь удерживала на месте невесту? А что, если она, дрожа от страха, но по доброй воле пришла, чтобы отдаться дракону?
 Она оперлась о каменный бортик бассейна, чувствуя, что дрожит, потому что платье и волосы все еще были влажными. Что еще ей следовало бы сделать по-другому?
 Надо было более искусно притвориться, что у нее есть опыт.
 Нет, нет, надо было сказать ему чистую правду.
 Но тогда они не занялись бы любовью.
 И уж конечно, ей не следовало показывать, что она сердится. Хотя почему бы и нет? Почему бы ей не возмутиться тем, что он считает ее нечестной? Значит, все эти годы он считал ее человеком, способным устроить какую-нибудь неприятность просто назло?
 Но если бы она придержала язычок, то они, возможно, сейчас бы снова занимались любовью.
 Оттолкнувшись от бортика, она выпрямилась и глубоко вздохнула. Жизнь продолжается. Несмотря на упущенные возможности и разбитые сердца, жизнь продолжается и надо жить.
 Она постаралась утешиться мыслью о том, что заработала половину золота. Она не знала, сколько составляет эта половина, но была уверена, что это даст возможность Дэвиду и «Драконовой шайке» месяц-другой «отлежаться на дне».
 Мысль об этом давала удовлетворение, но щемящая боль в глубине души осталась.


* * *

 На следующее утро Сьюзен, как обычно, разбудила Эллен, которая принесла поднос с завтраком: чай, горячая булочка, сливочное масло и джем.
 Жизнь шла своим чередом. Все следовало заведенному порядку, если не считать того, что у Сьюзен напрочь отсутствовал аппетит. Она почти не сомкнула глаз ночью, однако заставила себя улыбнуться служанке и поблагодарить.
 — Вчера вечером произошло что-нибудь ужасное, мэм? — спросила служанка.
 — О чем ты? — Сьюзен замерла, подумав, что слуги что-то знают, что-то слышали…
 — Граф сказал, что дело неотложное, и вид у него был какой-то дикий!
 Сьюзен чуть не рассмеялась.
 — Нет, нет, не о чем беспокоиться. Это было пустяковое дело.
 — Рада это слышать, мэм, — сказала Эллен. — Он такой приятный человек, ведь правда? Всем нам будет здесь хорошо с таким графом.
 Сьюзен налила себе чаю. Жизнь продолжается.
 «Приятный человек».
 Да, так оно и есть.
 Если отбросить его тайные печали, глубоко скрытую боль и приступы гнева, это был все тот же Кон — счастье ее юности. Наверное, таким он бывает с леди Анной. Таким, наверное, бывает в Сомерфорд-Корте.
 Это утешало ее отчасти. Она думала, что ей легче будет перенести свою утрату, если она будет знать, что где-то в этом мире Кону хорошо живется.
 Она встала, умылась, оделась, как обычно, но тут же вспомнила, как Кон снимал с нее эту одежду. И погрузилась в воспоминания, которыми будет дорожить еще долгие годы.
 Ей казалось, что события прошлой ночи должны были оставить на ней какие-то пометы, однако, самым тщательным образом обследовав свое отражение в зеркале, она не обнаружила никаких изменений. Вчера кожа у нее покраснела, а губы припухли. Теперь же не осталось и этих следов.
 Так же, как это было одиннадцать лет тому назад.
 Тогда она возвратилась домой уверенная, что все увидят, что она сделала, потому что она изменилась. Ничего подобного. Кон, его отец и брат уехали через три дня, а после этого тетушка Мириам раза два заметила, что Сьюзен, кажется, скучает по Кону. Возможно, в ее словах слышалось даже сочувствие юношеской любви, которая так внезапно закончилась. Но не более того.
 Сегодня тоже никто ничего не заметит.
 Вздохнув, она отправилась привести в действие отлаженный механизм домашнего хозяйства.
 Она просматривала выстиранное белье, которое принесли из деревни, когда вбежала Амелия. Глаза у нее поблескивали, на губах сияла улыбка.
 — Привет! А где Дракон?
 — Его нет, — сказала Сьюзен, выпроваживая служанок со стопками сложенных простыней и наволочек. — Что ты здесь делаешь?
 Сьюзен говорила строгим голосом, но улыбалась. Глядя на Амелию невозможно было удержаться от улыбки, в ее присутствии даже в комнате становилось светлее.
 — У меня есть причина, — заявила кузина, — но я тебе ничего не скажу, если не расскажешь что-нибудь захватывающее о графе.
 — Я здесь служанка, — сказала Сьюзен, умышленно не желая понимать шутку, — а служанке не положено сплетничать о своем хозяине.
 — Сьюзен, мы и раньше немало сплетничали о графе. Но сейчас я хочу увидеть его.
 — Мне нужно нарвать немного цветов, чтобы освежить букет в столовой. Можешь пойти со мной, если пообещаешь хорошо себя вести.
 — Я здесь не служанка.
 — Я имею в виду— вести себя, как подобает леди. Кстати, там у тебя больше шансов увидеть его, чем здесь, — сказала Сьюзен и взяла корзинку и садовые ножницы.
 Амелия воспрянула духом. Сьюзен подавила некоторые угрызения совести. Насколько она понимала, Амелии едва ли удастся увидеть Кона, пока она находится в ее компании.
 Они вышли во внутренний дворик, и Амелия оглянулась вокруг.
 — Садик невелик. Если бы я знала, что тебе нужны цветы, то принесла бы цветов из дома. В этом году у нас множество тюльпанов.
 — Для двоих джентльменов не требуется множество цветов, — сказала Сьюзен, срезая несколько желтофиолей и веточку зелени.
 Амелия взглянула вверх:
 — Как мною окон. Такое впечатление, чю мы в клетке, а on уда за нами наблюдают.
 Посмотрев вверх, Сьюзен подумала, что Амелия, возможно, права и Кои наблюдает за ними.
 Как будто подслушав ее мысли, Амелия спросила.
 — Где же он? Я горю нетерпением увидеть его.
 — Не знаю.
 Она говорила правду. Он позавтракал — и это все, что она знала. Снова пришел мистер Рафлстоу, занимающийся всякими любопытными древностями. Де Вер, судя по всему, находился в кабинете. Кон мог быть с одним из них или в любом другом месте. Но из Крэг-Уайверна он не уезжал, потому что должен был приехать мистер Суон.
 — Ты еще долго будешь здесь работать? — спросила Амелия. — Здесь довольно скучно. — Потом, прочитав надпись, выгравированную на бортике бассейна, добавила: — «Дракон и его невеста». Что это значит?
 — Раньше здесь находились фигуры дракона и женщины.
 — Что с ними случилось? — спросила Амелия.
 Сьюзен вспомнила одну из проблем жизни в помещичьем доме: там все хотели знать все.
 — Графу статуя не поправилась, и он приказал убрать ее.
 У Амелии вспыхнули глаза.
 — Она была очень неприличная?
 — Очень.
 — Какая жалость, что я не успела ее увидеть. Это просто несправедливо Мне никогда не удается увидеть ничего волнующего.
 Сьюзен добавила к букету в корзинке нежный цветок руты.
 — Не жалей, ты не так уж много потеряла, — усмехнувшись, сказала она.


* * *

 Кон, сам того не желая, был заворожен перечнем странных и таинственных предметов, внесенных в подробнейший каталог.
 — Неужели кто-нибудь действительно пользуется глазом тритона? — спросил Кон, заглядывая в стеклянный флакон с какими-то мелкими сухими предметами.
 — Видимо, так, милорд, — ответил полноватый молодой человек с безупречными манерами. Он снял с полки книгу в кожаном переплете, стоявшую в секции, которая уже была занесена в каталог. Аккуратно перелистав страницы, он указал на рецепт.
 — Я едва ли смогу разобрать этот почерк, да и перевести с латыни, пожалуй, не сумею после стольких лет, — сказал Кон.
 — В инструкции предлагается растворить четыре глаза тритонов в ртути и свиной моче.
 — Что же лечат с помощью этого снадобья?
 Мистер Рафлстоу зарделся:
 — Гм-м… женское недомогание, милорд.
 — Думаю, от такого лекарства пропадет желание жаловаться на недомогания.
 Мистер Рафлстоу оказался на редкость интересным собеседником, но он задержался у него не только по этой причине: он прятался, ожидая приезда Суона, чтобы решить с ним кое-какие вопросы и уехать.
 Где-то в доме находилась Сьюзен, но он не хотел ни видеть ее, ни говорить с ней.
 Однако он выглянул из окна, и его твердое намерение сильно поколебалось. Сьюзен была в саду. Она улыбалась и болтала с миловидной полненькой молодой леди в желтом, как солнечный свет, платье, которое казалось еще ярче рядом с серым и бледным одеянием Сьюзен.
 Черт возьми, разве не мог он, как ее работодатель, приказать ей надевать что-нибудь другое?
 Он почувствовал, что мысли принимают опасный оборот, но не мог заставить себя отвернуться от окна и продолжал наблюдать за двумя женщинами. В этой картине было что-то уютное и знакомое. Он понял, что они напоминают ему его сестер.
 Должно быть, это одна из кузин Карслейк.
 Он понимал, что надо отойти от окна, отвернуться, но продолжал, как завороженный, смотреть на них.
 Потом на сцене появился Рейс.


* * *

 — Доброе утро, леди!
 Оглянувшись, Сьюзен увидела Рейса де Вера, появившегося из дверей кабинета с ангельской улыбкой на лице.
 — Стоило заговорить о грешном и опасном, как он тут как тут… — пробормотала она.
 — Вот и прекрасно, — отозвалась Амелия, бросая на де Вера кокетливый взгляд.
 — Миссис Карслейк, — спросил он, поблескивая глазами, — у нас, кажется, новая служанка?
 Сьюзен слышала, как возмущенно охнула кузина, и с трудом подавила улыбку. А она-то думала, что никогда больше не улыбнется.
 — Не озорничайте, мистер де Вер, — сказала она. — Это моя кузина мисс Карслейк. Амелия, позволь представить тебе мистера де Вера, секретаря лорда Уайверна.
 — И друга, — добавил он, подходя ближе и кланяясь. — Быть другом графа — это кое-что значит.
 Амелия присела в реверансе, и ямочки, появившиеся на ее щеках, говорили о том, что она преодолела возмущение.
 — Вы давно работаете секретарем у графа, мистер де Вер?
 — Всего несколько месяцев, но мне кажется, целую вечность, мисс Карслейк.
 Оставив их наслаждаться легким флиртом, Сьюзен оглянулась вокруг, выбирая подходящую зелень для букета. По крайней мере Амелия получила то, за чем пришла сюда, — знакомство с интересным, новым в этих местах джентльменом. Выбор молодых людей в округе был невелик, к тому же все они были давно знакомы.
 Интересно, посмотрела ли Амелия родословную де Вера в одном из справочников и что она там обнаружила? Сьюзен почему-то была уверена, что он не является обычным секретарем, пробивающим себе дорогу в жизни. Для этого он был слишком уверен в себе.
 Обходя сад под аккомпанемент их голосов, прерываемых взрывами смеха, она вспомнила о вопросе Амелии, оставшемся без ответа: сколько еще времени она намерена пробыть здесь?
 Теперь здесь ее больше ничто не удерживает.
 Ничто.
 При этой мысли сразу же защемило сердце: уезжать отсюда ей явно не хотелось. По крайней мере до тех пор, пока здесь находится Кон. Пусть даже это будут крошки со стола, она останется здесь ради них.
 А вдруг он снова позовет ее в свою комнату?
 Безнравственно даже думать об этом, но она не могла ничего поделать с собой. Она полагала, что у нее не хватит сил отказаться и не пойти, если он позовет.


* * *

 По непонятной причине Кона раздражало то, что Рейс может разгуливать по саду и флиртовать, тогда как он сидит здесь, словно в клетке, и наблюдает. Сьюзен теперь не было видно. Чтобы увидеть ее, надо было высунуться из окна, а он не собирался этого делать. В его поле зрения была только хохочущая, флиртующая парочка.
 Но как странно было видеть эту абсолютно нормальную сцену здесь, в Крэг-Уайверне! Он был уверен, что в течение многих лет, а возможно десятилетий, здесь не бывало двух нормальных молодых людей, наслаждающихся обществом друг друга.
 На сцене появилось новое действующее лицо.
 Брат Сьюзен.
 Кон вспомнил, что сам пригласил его. Если он намерен покровительствовать Капитану Дрейку, то им необходимо поговорить откровенно.
 Он впервые подумал, что следует предупредить Карслейка о том, что Гиффорд угрожает Сьюзен. Он понимал, что она рассказала это ему по секрету как другу, но такое дело нельзя было оставлять без внимания. Надо было принять какие-то меры.


* * *

 — Сьюзен!
 Она оглянулась и увидела рядом с собой Дэвида.
 — Силы небесные! Это место становится похожим на рыночную площадь! — воскликнула она и тихо добавила: — Что-нибудь случилось?
 — Ничего. Меня вызвал Уайверн.
 Ее тревога несколько улеглась.
 — Наверное, еще что-нибудь раскопали в отчетах.
 Он пожал плечами:
 — Перед ним отчитываюсь я, а не де Вер. Кстати, ты не знаешь, где он может быть?
 Мужчины так странно относятся к таким вещам.
 Возможно, он захочет поговорить с Гиффордом. Может быть, он считает, что обязан рассказать Дэвиду об угрозе Гиф-форда?
 Расскажет ли он ему о золоте? Она еще не подумала о том, как объяснить, что у нее теперь есть деньги для «Драконовой шайки»…
 — Что случилось? — спросил Дэвид.
 Она заставила себя улыбнуться:
 — Ничего. Я плохо спала ночью, вот и все. Де Вер, наверное, знает, где он. Но если и он не знает, то придется организовать поиски.
 — Охоту на дракона, — небрежно бросил Дэвид, когда они медленно направились по дорожке к другой парочке.
 Сьюзен поморщилась, увидев, как из дверей, ведущих в главный холл, прихрамывая, появилась Мейси.
 — Пришел мистер Суон, миссис Карслейк.
 — Поистине рыночная площадь, — сказала она, думая о том, как присутствие троих — а если считать де Вера, то четверых — посторонних людей меняет мрачную атмосферу этого дома, превращая его в нормальное место обитания нормальных людей.
 А может быть, изменение произошло в ней самой?
 — Я совсем забыла, Дэвид, — сказала Сьюзен. — Именно из-за приезда мистера Суона граф хотел тебя видеть. А мистер де Вер, наверное, знает, где сейчас находится граф.
 — Полагаю, что с мистером Рафлстоу в апартаментах Уай-верна, мэм.
 — Пойду поговорю с Суоном, — сказал Дэвид. — Пусть кто-нибудь другой извлекает Уайверна из апартаментов Уай-верна.
 Усмехнувшись, Дэвид направился в холл. Де Вер, состроив забавную гримасу, сказал:
 — Я схожу за ним. Уверен, что когда-нибудь буду благодарен судьбе за то, что подвергся воздействию всех этих магических символов плодородия.
 — О чем это он? — спросила Амелия, как только де Вер скрылся из виду.
 Замявшись на мгновение, Сьюзен рассказала ей о комнатах графа.
 Изумленная Амелия вытаращила глаза, потом расхохоталась:
 — Сьюзен, я должна увидеть все это собственными глазами!
 — Это было бы совершенно неприлично.
 — Не будь занудой! Для меня это не более неприлично, чем для тебя, хоть ты и изображаешь здесь экономку.
 — Я здесь работаю, Амелия. Я зарабатываю деньги. — Сьюзен едва удержалась от искушения сказать Амелии, в чем заключается разница между ними.
 Амелия взяла из корзинки садовые ножницы, чтобы срезать еще несколько цветов.
 — Я кое-что слышала о женщинах, которые приходили сюда в надежде забеременеть и стать графиней. Странно, что они думали, будто оно того стоит.
 — Очень странно. Но я разговаривала с двумя такими и поняла, что они просто хотели получить задаром хорошее приданое. Похоже, что в последние годы граф был… не способен.
 — Импотент? — поправила ее Амелия, но, спохватившись, поджала губы. — Но ему все равно хотелось пощупать и все такое, не так ли? Знаешь, на прошлой неделе на пикнике Том Маршвуд попытался самым наглым образом соблазнить меня.
 — Вот свинья! И что ты сделала?
 — Конечно, сказала все, что о нем думаю. Впредь будет умнее.
 Вот так просто решаются проблемы у нормальных порядочных людей. Может быть, в результате длительного пребывания в Крэг-Уайверне она утратила способность здраво оценивать ситуацию?
 Она отобрала ножницы у кузины:
 — Довольно. Сад слишком мал, этак в нем совсем цветов не останется. Пойдем-ка на кухню и выпьем чаю.
 Они медленно пошли по дорожке. Продолжая болтать с кузиной, Сьюзен с тревогой думала о встрече с Коном Дэвида и Суона. Наверное, они говорят о делах, но в разговоре могут возникнуть и другие темы…
 Что бы ни случилось, напомнила она себе, от нее уже Ничего не зависит. Пора перестать пытаться заставить свою жизнь течь по тому руслу, которое она сама выбирает. Из этого ничего не получается.
 Кон с любопытством перелистывал книгу о черной магии, когда в дверь постучали и вошел Рейс.
 — Мистер Карслейк ждет вас внизу, милорд, — доложил он, словно плохой актер в дрянной пьесе. В его манерах появилось что-то странное, и Кон не мог понять, что он затевает. — Там внизу, то бишь в вашем большом холле, вас ожидает еще один посетитель, — продолжал Рейс.
 — Суон, наверное? Возвращайся-ка к своим архивам и будь готов к вторжению. Надеюсь, тебе все удалось привести в порядок?
 — Более или менее.
 — Вот и хорошо.
 Рейс ушел, а Кон, задумавшись, вдруг понял, что ему не хочется, чтобы дела графства были окончательно приведены в порядок. Потому что тогда он лишится предлога задерживаться здесь.




 Глава 21


 Чай и незатейливый разговор с Амелией до некоторой степени привели в норму состояние Сьюзен. Возможно, этому способствовало также присутствие других людей в доме, хотя кухня всегда была оазисом здравого смысла.
 Она и Амелия сидели за большим столом вместе с другими слугами. В воздухе плавал приятный аромат супа, кастрюля с которым стояла на современной плите, установленной пять лет назад по настоянию миссис Лейн, на доске остывали только что испеченные кексы.
 Сьюзен давно уже чувствовала себя здесь «своей». Все они, как и она, работали в Крэг-Уайверне только потому, что больше негде было работать.
 Ада и Дидди пришли сюда в надежде забеременеть от графа, да так и остались. Дидди сделала несколько попыток, получив по двадцать гиней за каждую. Эго она сказала Сьюзен, что граф импотент.
 — Он только щупает тебя да жалуется, — рассказывала она. — Но с этим можно смириться, если тебе платят в месяц столько, сколько можно заработать за целый год. Но все-таки жаль. Неплохо было бы стать миледи, не так ли?
 Когда граф умер, она сказала:
 — Видно, не судьба. Пора подыскивать мужа. Но с таким хорошим приданым я буду очень разборчивой невестой.
 У Ады испытательный срок составил всего месяц. Очевидно, граф считал, что тощая женщина не способна зачать ребенка. Однако когда Сьюзен узнала, что дома Аду ждет только бессердечный папаша, который сам послал дочь в Крэг-Уайверн, она оставила Аду в качестве служанки. К счастью, когда граф узнал об этом самоуправстве, он не обратил на это внимания.
 Это было четыре года тому назад, когда она работала секретарем.
 Она также приняла на работу Мейси и Эллен. У Мейси болела спина, и поэтому она не могла наши хорошего места. А Эллен была до смерти напугана, проработав некоторое время в одном семействе близ Аксминстера. То, что она рассказала, было для Сьюзен неожиданностью, а когда она узнала, что Эллен считает Крэг-Уайверн раем на земле, она поняла, что многое зависит от того, с какой позиции подходить к его оценке.
 Миссис Горленд проработала здесь около двадцати лет и, будучи опытной кухаркой, могла бы найти работу в любом другом месте. Однако она придерживалась республиканских взглядов и не хотела иметь дело с хозяйкой, которая требовала бы излишне почтительного отношения к себе.
 Сьюзен знала, что будет скучать по ним так же, как и по семейству Карслейков.
 Хотя Амелия никогда еще не бывала в столовой для слуг, она моментально освоилась, сплетничала с ними о местных жителях и слушала всякие истории о старом графе. Сьюзен с удовольствием отметила, что истории более или менее приличные, хотя оберегать нравственность Амелии, кажется, не было никакой необходимости. Девушки, выросшие в сельской местности, не были наивными.
 При этом воспоминании сладко защемило сердце. Потом Амелии пришло время уходить. Сьюзен проводила ее до главного входа и, только прощаясь, вспомнила и спросила:
 — Ты, кажется, сказала, что у тебя был повод, чтобы прийти сюда?
 — Ох, совсем забыла! — Амелия покопалась в кармане и протянула ей слегка помятое письмо. — Оно адресовано тебе. Мы подумали, что это от леди Бел. Интересно, она уже добралась до Австралии?
 — Сомневаюсь. Прошло всего три месяца. — Сьюзен взяла письмо. Действительно, адресовано ей, но без указания отправителя. — Зачем бы ей понадобилось писать мне?
 — Ты ее дочь.
 — Всю мою жизнь она игнорировала этот факт.
 Сьюзен вдруг осознала, что не знает, как выглядит почерк матери. С какой же стати теперь она написала ей письмо?
 Конверт был сильно потрепан, так что не было возможности разобрать, откуда письмо отправлено. Видно было, что оно пришло из другой страны, а кто еще мог написать ей из-за границы?
 Преодолевая растущее волнение, Сьюзен взломала печать на конверте.
 Возможно, это сообщение о смерти кого-нибудь из родителей.
 В конверте находились три страницы рукописного текста и запечатанное вложение. В конце стояла подпись: «Леди Бел».
 Не «мама», нет. Неужели по прошествии стольких лет она все еще лелеет надежду, что леди Бел станет похожа на тетушку Мириам?
 Леди Бел. Жива-здорова. И несомненно, ей что-то нужно.
 Сьюзен развернула первую страницу. Почерк леди Бел нельзя было назвать изящным: размашистый, небрежный, с сильным наклоном в правую сторону и большими петлями. Бумагу она явно не экономила, и почтовые расходы ее не волновали, что было для нее весьма характерно.
 — Что она пишет? — спросила Амелия, наклонясь к ней. — Боже мой! Ну и каракули!
 — В этом вся леди Бел, — сдержанно заметила Сьюзен. — «Дорогая моя дочь, — начала она читать и не удержалась, скорчила гримасу. — Я знаю, что слово „дорогая“ не принято между нами, но как же еще можно начать письмо?»
 Сьюзен рассмеялась. Что правда, то правда: леди Бел никогда не скрывала своих чувств, вернее, их отсутствия и не искала оправданий. Сьюзен в какой-то степени даже восхищала эта ее манера.
 Тем не менее у нее возникло какое-то дурное предчувствие, и она сказала:
 — Думаю, мне следует прочитать письмо одной.
 Амелия отодвинулась от ее плеча, кажется, впервые осознав, что человек иногда хочет побыть один.
 — Понимаю. Хотя все это очень странно, — заметила она, как будто мысль о необычной родословной Сьюзен никогда прежде не приходила ей в голову. — Я все равно собиралась уходить. Я обещала маме не задерживаться здесь слишком долго. Она, наверное, боится, как бы я не попалась в когти злому дракону. А я даже в глаза его не видела! Даже вспомнить не о чем!
 Амелия убежала.
 Сьюзен хотела было пойти в свою комнату, чтобы прочесть письмо, но передумала и отправилась на вересковую пустошь, туда, где свежий воздух и свет, где вчера они разговаривали с Коном.
 Туда, где на короткое время они нашли мир и согласие.
 «Я ведь понимала, — с горечью думала Сьюзен, — что плотские отношения разрушат эту гармонию. Однако не нашла в себе сил устоять».
 Может, она такая же, как ее мать? Яблоко от яблони недалеко падает…
 Она уселась на землю, разгладила страницы письма и начала читать.
 «Дорогая дочь!
 Я знаю, что слово «дорогая» не принято между нами, но как же еще можно начать письмо?
 Как оказалось, во время морского путешествия появилось много времени для размышлений, и я подумала, что мой дражайший Мэл может не одобрить то, что я взяла деньги на это путешествие, хотя ничуть не сомневаюсь, что он будет рад видеть меня. Я вспомнила, ты говорила, что «Драконова шайка» может оказаться в трудном положении из-за нехватки средств и что моему сыну, возможно, придется подвергнуть себя большому риску. Конечно, теперь поздно говорить об этом, однако…»
 Сьюзен перевернула страницу. О чем это она? Может быть, где-нибудь имеется еще один тайник?
 «…то, что я хочу сообщить, возможно, может как-нибудь помочь. Хотя ты, несомненно, считаешь меня бессердечной, мне все-таки не совсем безразлична безопасность моего единственного сына.
 Ты не раз упрекала меня в том, что я не вышла замуж за Мельхиседека. Хочу, чтобы ты знала, что я в этом не виновата, как не виноват и Мэл. К сожалению, я уже была замужней женщиной. Я была замужем за графом Уайверном».
 Сьюзен перечитала строку, потому что ей показалось, что она ошиблась. Но нет, написано было именно то, что она прочитала.
 Силы небесные! Может, ее матушка тоже спятила?
 «Уайверн ухаживал за мной, и, признаюсь, мысль о том, чтобы стать графиней, казалась мне привлекательной. В те дни он был не такой уж странный, хотя с некоторыми заскоками. Он и тогда уже был одержим идеей произвести на свет наследника и фактически сделал мне гнусное предложение, которое впоследствии приобрело широкую известность».
 На этом заканчивалась первая страница. Леди Бел, как видно, сообразила, что письмо будет длинным, и стала писать убористым почерком, что существенно затрудняло чтение.
 «Я, конечно, отказалась, но он был настолько без ума от меня, что предложил другой план. Мы должны были пожениться тайно, а как только я забеременею, объявить об этом. Он даже предложил мне нормальную брачную церемонию. Мне тогда было семнадцать лет, и, признаюсь, я не могла устоять. Впоследствии я очень сожалела о содеянном, так как не могла сочетаться браком с моим дражайшим Мэлом в церкви, в присутствии всех наших друзей.
 Ты спросишь, как все это удалось организовать?»
 «Да, — подумала Сьюзен, — я спрошу!» Как смогла ее матушка, мисс Карслейк из поместья Карслейков, незаметно сбежать в Гретна-Грин  [6] и вернуться обратно? Либо она действительно спятила, либо считает Сьюзен полной идиоткой, которая поверит такому вздору.
 Но Сьюзен не могла удержаться и стала читать дальше.
 «Все было организовано очень просто, наверное, этим способом пользуются многие. Джеймс Сомерфорд был сумасшедший, но отнюдь не глупый человек. Он нашел молоденькую проститутку, которая была немного похожа на меня, и отправился с ней не в Грента-Грин, а на остров Гернси, расположенный недалеко от побережья, где, очевидно, существуют такие же удобные условия бракосочетания. Ну, разве не ловкий ход? Там подставная девица назвалась моим именем, и таким образом я сочеталась браком без всяких хлопот и неудобств!
 Когда он возвратился с брачным свидетельством в кармане, началась наша тайная супружеская жизнь, которая — не буду засорять твою голову грязными подробностями — пришлась мне совсем не по вкусу. Я была совершенно ошеломлена и, сбежав ночью, повстречала Мельхиседека Клиста. Он в ту ночь руководил контрабандистской операцией, но меня от себя так и не отпустил.
 Боюсь, что ты этого не поймешь, потому что, насколько мне известно, Сьюзен, ты натура холодная, бесстрастная…»
 — Насколько тебе известно? — пробормотала Сьюзен, перелистывая страницу. Эта неправдоподобная история ее захватила. Тем более что это объясняет, почему все-таки ее родители не поженились.
 «…но для такой, как я, существуют узы, связывающие на всю жизнь, как, например, меня и Мэла. Уверяю тебя, что ничто, кроме мощного, всепоглощающего чувства, не могло бы бросить меня в объятия простого владельца таверны без благословения церкви!»
 Сьюзен рассмеялась. В этом вся леди Бел!
 «Когда я поняла, что он является Капитаном Дрейком и что контрабанда — дело весьма прибыльное, это несколько утешило меня. Хорошо было также и то, что он был весьма влиятельным человеком и мог защитить меня, если бы Джеймсу, пришло в голову претендовать на свои супружеские права.
 Короче, Сьюзен, мы втроем договорились не упоминать о браке. Это означало, что Джеймс мог жениться на другой женщине, если бы ему удалось излечиться от бесплодия и она смогла бы забеременеть. За мое молчание Джеймс согласился не вмешиваться в наши с Мэлом отношения и оказывать протекцию «Драконовой шайке» за баснословную сумму в десять процентов от прибыли. Однако он поклялся, что, если я попытаюсь пойти к алтарю с Мэлом, он предъявит свидетельство о браке и добьется осуществления своих супружеских прав.
 Можешь себе представить, что я молилась о появлении наследника в Крэг-Уайверне так же горячо, как Джеймс, — если не считать того, что он не верил в силу святой молитвы, — потому что я бы тогда получила свободу и смогла открыто поклясться перед алтарем в верности моему дражайшему Мэлу. Однако теперь я овдовела и сделаю это, как только разыщу его.
 Ты, конечно, понимаешь, что это означает для тебя».
 — Нет, — пробормотала Сьюзен, у которой голова шла кругом от всей этой истории. Или, возможно, голова кружилась от напряжения, вызванного чтением неразборчивого почерка? Она принялась за чтение третьей страницы.
 «Согласно закону, ребенок, рожденный в браке, считается законнорожденным, если ничто не свидетельствует об обратном. Джеймс никогда не претендовал на то, что Дэвид его сын, но и не опровергал отцовства ни в отношении его, ни в отношении тебя, и тут можно сослаться на его явное слабоумие.
 Ради моего сына, а также чтобы насолить Джеймсу, я приложила к письму свое данное под присягой показание о том, что мои дети рождены от графа, который в приступе безумия угрожал им. Поэтому я была вынуждена отдать их на воспитание своим родственникам. И тогда он, окончательно обезумев, отрекся от них.
 Ты была в то время слишком мала и, возможно, не знаешь, что в течение нескольких первых лет мы с Мэлом держали наши отношения в тайне. Я продолжала жить дома и на период беременности и родов надолго уезжала «гостить к родственникам». Видишь ли, мои родители и старший брат надеялись, что я возьмусь за ум и удачно выйду замуж. И только когда мне исполнился двадцать один год, вскоре после рождения Дэвида я навсегда ушла из дома. Этим фактом тоже можно подтвердить, что ты и Дэвид рождены в моем браке с сумасшедшим графом.
 Если тебе придется подтвердить мое местонахождение во время заключения брака, то я с нянюшкой ездила навестить свою приятельницу в Лайм-Риджис. Нянюшка давно умерла, а имя приятельницы едва ли кто-нибудь вспомнит. Я, например, не помню.
 Не знаю, где именно, но свидетельство о браке находится где-то в Крэг-Уайверне. Джеймс никогда бы не уничтожил документ, который давал ему власть над нами. Отыскав его, ты могла бы с его помощью сделать Дэвида графом. Тогда у него не было бы необходимости рисковать собой в роли Капитана Дрейка. А ты стала бы леди Сьюзен Сомерфорд и, возможно, нашла бы наконец себе мужа.
 Ну вот, я выполнила свой долг. Поступай с этим, как считаешь нужным.
 Леди Бел».
 Сьюзен отодвинулась от письма, почти ожидая, что страницы превратятся в пыль в ее пальцах, как некий загадочный манускрипт в готическом романе. Но письмо, содержащее эту необычайную информацию, никуда не исчезло.
 Дэвид. Она вскочила. Она должна рассказать об этом Дэвиду!
 Потом она вспомнила, что он сейчас, наверное, с Коном.
 Кон.
 Если она воспользуется этой информацией, то Кон лишится графства.
 Но Дэвид, став графом, будет практически неприкасаемым. Не говоря уже о преимуществах высокого положения и богатства, его не смогут повесить или сослать на каторгу за контрабанду. Вполне возможно, что для всей округи на несколько десятков лет наступят мир и процветание.
 Конечно, использовать эту информацию было бы несправедливо. Ведь Дэвид не является сыном графа. Но искушение было так велико, как искушение Евы змеем, предлагавшим ей яблоко.
 А как же Кон?
 Ведь они крадут титул и состояние у Кона.
 Надо уничтожить это письмо, а содержащуюся в нем информацию унести с собой в могилу. Она начала было рвать его, но остановилась. Разорвав письмо, она все равно не сможет забыть того, что в нем написано.
 Дэвид или Кон?
 Ложь или правда?




 Глава 22


 Правда, решила она.
 Приняв это единственно правильное решение, Сьюзен почувствовала такое облегчение, что чуть не расплакалась. Она теперь видела, что ночь с Коном была соткана из лжи. Ее намерения не были плохими, но и не были честными, поэтому все так и закончилось.
 Если она снова прибегнет к неправде, то это будет означать, что она вновь пытается приспособить жизнь к собственным нуждам. А с этим она покончила.
 Поразмыслив, она решила, что все-таки следует сказать обо всем Дэвиду. Пусть он решает, ведь проблема касается не только ее. Однако какое бы решение ни принял Дэвид, она скажет Кону правду.
 Сьюзен вернулась в дом. Если Дэвид еще не ушел, она успеет перехватить его и поговорить с ним с глазу на глаз.
 И тут она увидела, как он выходит из-под арки.
 — Дэвид! — окликнула она его.
 Он оглянулся, улыбнулся, и она улыбнулась в ответ.
 — Хочешь — верь, хочешь — не верь, — сказала она, подходя к нему, — но я получила письмо от леди Бел.
 — Что ей нужно? — спросил он таким тоном, что Сьюзен рассмеялась.
 — Нет, нет, письмо написано в благожелательном духе. Почитай!
 Он взял письмо и, увидев неразборчивый почерк, скорчил гримасу.
 — Ты, наверное, уже расшифровала эти каракули. Не расскажешь ли, что она пишет?
 — Нет. Думаю, тебе следует прочесть его самому.
 Вздохнув, он приступил к чтению, пожаловался разок-другой на каракули, но потом, дойдя до откровений, замолчал. И продолжал молчать, пока не закончил чтение.
 Сьюзен с трудом удержалась от желания спросить, что он об этом думает.
 — Она и впрямь донельзя безнравственная женщина, — сказал он наконец. — Не испытывая никаких угрызений совести, идет на обман и лжесвидетельствует.
 — Знаю. Приятно было бы узнать, что она нам не мать, но боюсь, что на это нечего надеяться.
 — Я горжусь тем, что я сын Мэла, особенно теперь, когда узнал, почему они не поженились. — Он снова взглянул на письмо. — Она прислала это письмо, потому что знает, что Мэл не одобрит присвоение денег, принадлежащих «Драконовой шайке». Наверное, это проявление любви с ее стороны, однако…
 — Что мы будем делать? — спросила она.
 — Делать? Ничего. Уж не думаешь ли ты, что я дам этому ход? Ведь это наглая ложь!
 Сьюзен вдруг вспомнила, что прошлой ночью восприняла как оскорбление простой вопрос Кона о том, говорила ли она кому-нибудь, что они занимались любовью. Она все делала неправильно.
 — Нет, я не думаю, — сказала она, взяв себя в руки. — Надеюсь, что ты этого не сделаешь. Но решай сам. Полагаю лишь, что Кону следует об этом сказать. Могут где-нибудь найтись документы, или леди Бел может прийти в голову поднять этот вопрос. Теперь, когда нет в живых ее мужа графа, она, ничем не рискуя, может предъявить право на титул графини.
 — Письмо не позволит ей сделать этого. В нем она утверждает, что мы дети Мэла, и выражает готовность дать ложные показания под присягой.
 Они посмотрели в глаза друг другу.
 — Поэтому мы должны отдать письмо Кону.
 Он сложил письмо и протянул ей:
 — Сделай это сама. — Помедлив мгновение, он спросил: — Не скажешь ли ты мне наконец, Сьюзен, что происходит между вами? Что бы это ни было, это не принесет тебе счастья. Не хочу тебя обидеть, но выглядишь ты не лучшим образом.
 Вздохнув, она подошла к нему поближе.
 — Обними меня, Дэвид, мне очень нужно почувствовать, что я не одна.
 Она с удовольствием ощутила, как обвились вокруг нее его сильные руки, придавая ей уверенность в том, что он всю жизнь будет готов прийти ей на помощь, какие бы глупости она ни совершала. Она подумала, что скоро сможет рассказать ему правду о кое-каких своих поступках. Скоро, но не сейчас.
 И все-таки, расставаясь, она рассказала ему часть правды:
 — Я люблю его, Дэвид. Я люблю его с пятнадцати лет. Но он собирается жениться на леди Анне Пекуорт, с которой, я уверена, он не будет счастлив.
 — Это из-за твоего происхождения? Это вам мешает быть вместе?
 — Нет, конечно, нет, — улыбнулась она. — Просто он не отвечает мне взаимностью. Это случается часто, но это еще не конец света.
 — Неужели одиннадцать лет? А я-то ломал голову, почему ты не выходишь замуж. Похоже, у тебя есть одно общее качество с матерью. Постоянство.
 — Будем надеяться, что оно не перейдет в одержимость. Ладно уж, иди. Я сама передам ему письмо и расскажу тебе о его реакции.
 Она постояла немного, глядя, как он спускается с холма, потом направилась к дому. Пересекая двор, она взглянула на окна библиотеки: Кон все еще был там вместе с де Вером и Суоном.
 В том, чтобы отдать ему письмо, не было никакой срочности. Но она боялась проявить слабость и попытаться убедить Дэвида обеспечить свою безопасность с помощью обмана.
 Но возможно, она искала предлог, чтобы снова побыть с Коном.
 Сьюзен заняла наблюдательный пост в малой столовой, откуда был виден вход в библиотеку. Вскоре ее терпение было вознаграждено: он появился в дверях библиотеки — один, без де Вера — и вышел в сад.
 Выждав мгновение, Сьюзен вышла из укрытия.
 Он резко обернулся:
 — Сьюзен?
 — Я должна кое-что показать тебе и рассказать. — Окинув взглядом все многочисленные окна, она добавила: — Пройдем лучше в малую столовую.
 Он смотрел на нее настороженно и недоверчиво, как будто ожидая подвоха, тем не менее пошел за ней следом.
 — Этого никто не должен слышать, — сказала она. — Не смотри на меня так, Кон. Я не собираюсь делать тебе ничего плохого. Это дружеский жест, по крайней мере честный. — Она вынула из кармана письмо. — Это письмо от моей матери. Его принесла Амелия. Можешь прочесть его, если хочешь, хотя у нее ужасный почерк. — Она взглянула на первую страницу. — Я никогда раньше не видела ее почерка. Правда, странно?
 Он смотрел на нее отсутствующим взглядом.
 — Что она пишет? — спросил он.
 — Она пишет, что была замужем за графом. Понимаю, что это безумие, но я ей верю. Бред какой-то, но ведь он был сумасшедшим.
 Она торопливо изложила подробности, наблюдая, как отчужденность в его взгляде сменилась озадаченностью.
 Сьюзен вложила письмо в его руки:
 — Возьми. Оно поможет тебе остановить ее, если она вздумает что-нибудь предпринять. Ее можно будет обвинить в лжесвидетельстве под присягой. Не сомневаюсь, что где-нибудь здесь спрятано и брачное свидетельство. Если найдешь, порви. Тогда у нее не будет никаких доказательств.
 — Думаю, что в Гернси тоже хранятся записи.
 — Не имеет значения. Они незаконные. А если незаконные, то ничего нельзя доказать.
 — Ты меня удивляешь… — сказал он. — Ты могла бы предъявить претензии и заполучить Крэг-Уайверн, хотя бы через своего брата.
 — Не хочу я Крзг-Уайверна! — воскликнула она. — Не могу дождаться, когда уеду из этих мест!
 — Однако ты заботишься о том, чтобы он оставался в моей собственности. А прошлая ночь подтвердила, что я по-прежнему к тебе неравнодушен.
 — Не надо, Кон. Я понимаю, что у тебя есть основания не доверять мне, но в этом я абсолютно честна. Как и ты, я не останусь в Крэг-Уайверне, независимо от того, кто будет его хозяином. И мне безразличен титул, любой титул. Я очень сожалею, что дала тебе повод относиться ко мне с недоверием, но сейчас я честна.
 Он осторожно сложил письмо, как будто опасаясь обнаружить в нем еще какие-нибудь откровения.
 — В таком случае ответь мне честно: сколько у тебя было любовников?
 — Трое, — тихо ответила она.
 — Почему ты пошла на это? Я не имею права спрашивать, но мне хотелось бы знать.
 Она чуть помедлила, но решила быть честной до конца.
 — Я пыталась стереть воспоминания о тебе.
 Он положил письмо в свой карман.
 — Мне надо об этом подумать.
 — Тут и думать нечего. Я уже рассказала Дэвиду, и он со мной согласен. Любое другое решение было бы абсолютно неправильным.
 Он как-то странно посмотрел на нее.
 — Кон! Я никогда больше не сделаю ничего такого, что могло бы причинить тебе боль.
 — Я тебе верю, — сказал он, чуть улыбнувшись. — Не уходи отсюда, Сьюзен, я хочу продолжить наш разговор.
 — Я пробуду здесь еще несколько дней.
 Он кивнул и вошел в дверь, ведущую в коридор.


* * *

 Закрыв за собой дверь, Кон попытался привести в порядок мысли. Но все было бесполезно. Чтобы принять важное решение, нужно было посоветоваться со здравомыслящим человеком.
 Надев костюм для верховой езды, он отправился на конюшню, чтобы поехать к Николасу Делейни, поместье которого «Красные дубы» в Сомерсете находилось в двух часах езды.
 Он молил Бога, чтобы Николас оказался дома.
 Он подумал, что после Ватерлоо ему впервые пришло в голову навестить кого-нибудь из своих друзей. Он проводил время с «шалопаями» в центральных графствах, в Лондоне, но всегда держался напряженно и отчужденно, словно не встречался с ними, а прятался среди них.
 Николаса он в последний раз видел в Лондоне несколько месяцев назад, когда Френсис женился на своей вздорной красавице. Тогда собрались все «шалопаи», чтобы ввести ее в свое общество. Но Кон сторонился людей и избегал Николаса, который, как правило, замечал такие вещи.
 Чтобы забыться и не думать о том, что его тревожило, он сам придумывал для себя какие-то дела и даже побывал в Ирландии на свадьбе у еще одного «шалопая».
 Но в конце концов это ему надоело, и он, впав в уныние, стал сторониться тех, кто его хорошо знал. В ответ на письма Хоука, который был за границей, он писал пространные письма с изложением новостей. «Шалопаям», занятым устройством своих дел, он обычно отвечал коротко. Однако на письма Вана он не отвечал совсем, потому что Ван обязательно разыскал бы его.
 Кон знал, что Вану, должно быть, тоже приходится нелегко, но он слишком глубоко погрузился в свои переживания, чтобы протянуть руку другу.
 Имеет ли он право взваливать свои страдания на плечи Николаса?
 Усадьба «Красные дубы» отличалась простотой, но ее планировка, сады и даже дубовые рощи, давшие усадьбе название, — все как бы говорило о том, что хозяин умеет делать правильный выбор.
 Усадьба была полной противоположностью Крэг-Уай-верну.
 Кон повернул на короткую дорожку, которая вела к усадьбе, не зная еще, что он скажет, но понимая, что это не имеет значения.
 Он не успел постучать, как дверь распахнулась и на пороге появился Николас — в рубахе с расстегнутым воротом и широких брюках, с довольно длинными вопреки требованиям моды темно-русыми волосами.
 — Кон? Какая приятная неожиданность!
 Он источал покой и радушие, словно прозрачный ручеек, что заставило Кона вспомнить, что ему давно хочется пить. Он соскочил с коня.
 — Я сейчас живу в Крэг-Уайверне. Ты ведь знаешь, что я унаследовал графство?
 — Конечно, знаю. Наверное, та еще обуза свалилась на твои плечи, а?
 — Пожалуй, ты попал в самую точку, — сказал в ответ Кон и улыбнулся без всякой на то причины, кроме разве той, что он был рад приезду сюда.
 Из-за дома выбежал грум и взял под уздцы его лошадь, а Николас повел его в дом. В квадратном холле, выкрашенном светло-зеленой краской, стояли два горшка с гиацинтами. Их нежный аромат в сочетании с запахом воска для полировки мебели напомнил Кону о Сомерфорд-Корте.
 — Оттуда до меня миль пятнадцать, не так ли? — спросил Николас.
 — Думаю, даже меньше. Я приехал, подчиняясь импульсу, но если ты когда-нибудь побываешь в Крэг-Уайверне, то поймешь, что человека там постоянно одолевает желание уехать куда-нибудь подальше от этого места.
 Николас рассмеялся:
 — Я знал немало таких мест и видел изображение Крэг-Уайверна в какой-то книге — на фоне серых облаков и бушующего моря. Впечатление такое, словно его придумал монах Льюис.
 — Нет, обычному писателю такое и в голову не придет. Чтобы создать Крэг-Уайверн, надо быть абсолютным сумасшедшим. Это наследственное качество, оно передается из поколения в поколение.
 Николас быстро взглянул на него. И провел в следующую комнату, которая, по-видимому, служила малой гостиной, но была такой уютной, что не соответствовала этому официальному названию.
 Здесь было множество книг: они стояли на полках в книжных шкафах, лежали стопками на столах, а некоторые раскрытые ждали на креслах. На подлокотнике одного из кресел было оставлено какое-то рукоделие, а на одном из столиков была раскрыта шахматная доска в ожидании продолжения партии. Внимание Кона привлекли необычные шахматные фигуры, где вместо коней были слоны.
 — Металлические, — пояснил Николас. — Весьма практично, когда шаловливые ручонки то и дело так и тянутся к ним.
 Кон заметил, что в комнате много игрушек: целая коллекция кукол и самые разнообразные зверюшки, вырезанные из дерева. Все они были расставлены так, что образовывали круг, в центре которого лежал маленький кружевной чепчик.
 — Они охраняют чепчик. В данный момент это самое большое сокровище, которым владеет Арабель. Они с Элинор ушли на прогулку, так что тебе придется мириться с неуклюжим мужским гостеприимством. Что ты хочешь выпить?
 — Сидра.
 Николас выглянул за дверь и дал какие-то указания.
 Кон положил шляпу, перчатки и хлыст на столик, чувствуя, что на нем слишком много всего надето. Помедлив мгновение, он снял камзол и галстук и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. Когда Николас вернулся, Кон спросил:
 — Почему, черт возьми, мы, мужчины, надеваем на себя столько одежды в мае?
 — В качестве компенсации за то, что требуем, чтобы женщины носили корсеты.
 — А мы этого требуем?
 — Не по собственному же желанию они затягиваются в корсеты! — улыбнулся Николас. Кон знал, что Николас никогда не станет задавать прямых вопросов. Это было не в его правилах. Но Кон и сам не знал точно, о чем хотел поговорить с Николасом.
 О Крэг-Уайверне. О Сьюзен. О леди Анне. О Гиффорде. О контрабанде. О наследстве… Все было крепко связано друг с другом.
 Принесли сидр в запотевшем глиняном кувшине, а с ним и стеклянные кружки. Наполнив кружки, Николас подал одну Кону.
 Удовлетворив жажду, Кон вздохнул с облегчением. После второго глотка он вдруг сказал:
 — Ну и крепкая штука.
 — Домашний напиток, — сказал Николас. — Если ты еще не готов поделиться со мной своими секретами, то через некоторое время почувствуешь потребность выложить все.
 Кон, откинувшись в кресле, сделал еще глоток.
 — Конечно, я не просто, проезжая мимо, по-соседски завернул к тебе.
 — Ты хотел поговорить о Дэре?
 Как всегда, Николас попал в самую точку. В одну из них.
 — Это как ноющий зуб, — признался Кон. — Не то чтобы сильно болит, чтобы бежать к дантисту, но постоянно беспокоит и мешает жить. Я не могу об этом забыть. Если хотя бы нашли его тело…
 — Его мать, бедняжка, в таком же состоянии. Одно время ей стало казаться, что вся английская армия сделала себе татуировки, чтобы было легче опознать трупы. Мне кажется, что в этом ты виноват.
 — Силы небесные, я действительно упомянул о том, что мы сделали татуировки, причем именно для этой цели! Это было неосторожно с моей стороны!
 — Ты не мог знать, что она ухватится за эту татуировку, что это станет своего рода целью ее жизни. — Николас отхлебнул из кружки. — Полагаю, что пребывание в Крэг-Уайверне тебе не помогает. Я знаю, что тебе никогда не хотелось получить графство.
 Кон пожал плечами:
 — Когда погиб Фред, это рано или поздно должно было случиться. Хотя я надеялся, что это произойдет еше не скоро. Сумасшедшему графу было всего пятьдесят лет. Этот тип убил себя зельем, которое, как предполагалось, должно было обеспечить ему долголетие.
 Николас рассмеялся и попросил рассказать поподробнее, поэтому Кон поведал ему о лаборатории и спальне, не забыв упомянуть о высушенных фаллосах, а также причудах сумасшедшего графа.
 — Я был бы не прочь взглянуть на эти книги и манускрипты. Ведь я их собираю.
 — Всю эту алхимическую чушь?
 — Встречаются и весьма любопытные вещи.
 — Думаю, тебе просто захотелось иметь сушеные фаллосы. Наверное, слабеешь с годами?
 — Едва скриплю. Итак, в Крэг-Уайверне это самое худшее?
 Кон подумал о фонтане и Сьюзен, о золоте и Сьюзен, о ванне и Сьюзен и не знал, с чего начать. И вообще, стоит ли говорить обо всем этом Николасу с его чистыми глазами. Он приехал, чтобы поговорить о наследстве.
 — У меня возникла проблема, — сказал он и вкратце изложил содержание письма леди Бел.
 — У тебя весьма необычная семья, — сказал Николас.
 — Ее едва ли можно назвать членом семьи.
 — Но она некоторым образом графиня Уайверн. Думаю, что было бы очень трудно доказать, что женщиной, венчавшейся в Гернси, была не она, если она будет утверждать обратное.
 Кон даже застонал:
 — Только этого мне не хватало: леди Бел, постоянно проживающая в Крэг-Уайверне! Слава Богу, ей пришло в голову поехать следом за Мэлом.
 — Наверное, ты мог бы нажать на кое-какие административные кнопки и позаботиться о том, чтобы ей и Мельхиседеку Клисту в Австралии было обеспечено хорошее обращение. Кстати, какое великолепное имя! Как ты думаешь, согласится Элинор назвать так нашего первого сына!
 — Пожалуй, не согласится, — ответил Кон.
 — Точно, — рассмеялся Николас.
 Кон задумался над тем, что сказал Николас.
 — Если к ним там будут хорошо относиться, то они, возможно, захотят там остаться после того, как истечет семилетний срок заключения Мэла. Думаю, такому, как он, есть где развернуться в этой неосвоенной стране. Но что мне делать, если она станет настаивать на том, чтобы ее сын стал графом?
 — У тебя в руках ее письмо! От ее претензий не останется и камня на камне! Какая глупая женщина.
 — Даже не в письме дело, просто это не идет у меня из головы.
 — Ах-ах, — произнес Николас, осушив кружку. Надо отдать ему должное, он как никто другой умел сразу же докопаться до корня проблемы. — Значит, тебе так сильно не хочется быть графом Уайверном?
 — Сильнее, чем можно предположить.
 Николас, снова наполнив кружки, уселся.
 — Какая увлекательная мысль. Совсем в духе «шалопаев». Жаль, что с нами нет Стефена, он быстро дал бы ей юридические обоснования, но я не вижу причин, не позволяющих добиться желаемого. Конечно, это вызовет в обществе бурю негодования и массу всяческих толков.
 — С этим я справился бы. Меня тревожит ложь. Пусть даже я не испытываю лояльности к девонширским Сомерфордам, но подсадить к ним в гнездо абсолютного «кукушонка», человека, не имеющего с ними никакой кровной связи, нарушило бы всякие принципы морали. На меня ополчились бы все призраки предков.
 — Возможно, если бы ты остался в Крэг-Уайверне. А ты уезжай оттуда и тогда будешь чувствовать себя в безопасности.
 Кон пристально взглянул на приятеля:
 — И ты действительно не видишь в этом ничего плохого?
 — Я предпочитаю принимать во внимание последствия, а не условности. Кто от этого пострадает? Возможно, сумасшедшие девонширские Сомерфорды, так они все вымерли без каких-либо усилий с твоей стороны. А кто выиграет? Ты. Этот Дэвид Карслейк. Местные жители, хозяин которых будет постоянно проживать в этом месте. Контрабандисты, которые получат более надежную защиту. Кстати, как по-твоему, сможет он стать хорошим графом Уайверном?
 Кон задумался.
 — Да. Он несколько дерзок и самоуверен, но ведь ему всего двадцать четыре года, и жизнь не заставила его повзрослеть раньше времени. Он отличается здравомыслием, он умен, и бездельником его не назовешь.
 — Силы небесные! Многих ли пэров Англии можно охарактеризовать подобным образом?
 Кон покачал головой:
 — Тебя послушать, так все очень просто. А вдруг он не согласится? — И тут Кону пришлось упомянуть о Сьюзен. — Его сестра служит у меня экономкой. Это письмо было прислано ей. Прежде чем отдать его мне, она поговорила с братом, но он не пожелал участвовать в обмане.
 — Это делает ему честь, но его можно убедить. Мы не всегда можем делать только то, что нам нравится. Как ты смотришь на то, чтобы я вернулся вместе с тобой? Не могу удержаться, чтобы не сунуть нос в это увлекательное дело, и, уж конечно, мне хотелось бы получить право первому взглянуть на эту таинственную коллекцию.
 — Я и сам бы хотел этого, но предупреждаю: это место производит гнетущее впечатление. Думаю, оно и впрямь может довести человека до безумия.
 — Если бы меня сводили с ума места, в которых мне пришлось побывать, то это уже случилось бы давным-давно. Слышишь? — сказал он, поднимаясь на ноги, и Кон услышал за дверью легкие шаги и детский лепет.
 Мгновение спустя в комнату вошла Элинор Делении в платье с узором в виде веточек и в широкополой шляпе, завязанной под подбородком ярко-зелеными лептами. Разумная, практичная и очень привлекательная женщина. На руках ее сидела дочь, которую она тут же спустила на пол.
 — Кон, как приятно тебя видеть. Николас сказал, что ты обязательно заедешь к нам, как только появишься в Девоне.
 Кон удивленно взглянул на приятеля, но тот разговаривал с дочерью.
 Платьице Арабель было точной копией материнского, только ленточки были не зеленые, а розовые. Она быстро подбежала к отцу, чтобы он ее поднял и поцеловал. И только после этого повернулась к Кону, одарив его улыбкой.
 — Оказывается, в Крэг-Уайверне полным-полно старинных книг и манускриптов, — сказал Николас, обращаясь к Элинор. Элинор застонала. — Ведь ты не захочешь, чтобы я упустил такую возможность, любовь моя? Ты и Арабель тоже можете поехать туда…
 — Нет! — вырвалось у Кона. Он даже сам смутился, тем не менее продолжал: — Поверь, Ник, это нездоровое место.
 — Ты имеешь в виду воздух? — спросила Элинор.
 — Атмосферу.
 Арабель заерзала на руках Ника, требуя, чтобы ее спустили на пол. Шляпка у нее болталась на спине, удерживаясь на ленточках, которые угрожали задушить ее.
 — Ладно, тогда я поеду один.
 — Только не сегодня, — твердо заявила Элинор. — Мы обещали заехать к Стоттфордам.
 — Все правильно. Кон, ты сможешь задержаться? Уверен, что они не будут возражать против лишнего гостя, особенно если это временно неженатый граф.
 — Привет! — вдруг послышалось откуда-то снизу. Кон увидел Арабель, водрузившую на голову драгоценный кружевной чепчик, очевидно, чтобы приветствовать его. Она подняла к нему руки, и он нерешительно поднял ее, совсем не уверенный в том, что ему когда-либо приходилось держать на руках детей. Однако она, видимо, отлично знала, что надо делать, и немедленно прочно устроилась у него на сгибе локтя.
 — Временно? — спросила Элинор. — Неужели ты собираешься жениться, Кон? Хотя пора. Должно быть, уже целый месяц в компании «шалопаев» не было ни одной свадьбы.
 — Не вредничай, это тебе не к лицу, дорогая, — заметил Николас. — «Шалопаев» как можно скорее надо связать по рукам и ногам, чтобы они чего-нибудь не натворили.
 Кон вдруг вспомнил о леди Анне. Надо бы сказать Николасу, что он собирается на ней жениться, чтобы отчасти исправить устроенный «шалопаями» беспорядок. Но слова застряли в горле. Потому что он не мог не думать о Сьюзен.
 Однако он уже отправил то письмо.
 Он взглянул на хорошенькую малышку с каштановыми локонами, которая маленькими нежными ручками обследовала его сорочку и кожу, и мысль о женитьбе все больше и больше нравилась ему.
 О детях Сьюзен.
 — Кон, ты можешь у нас переночевать? — спросила Элинор.
 Подойдя к ней ближе, он вернул ей дочь, которая отвлекала его мысли.
 — Звучит соблазнительно, но уж лучше я поеду домой. Я никого не предупредил о том, что задержусь.
 — Можно было бы послать грума с запиской.
 — Если, он сможет доехать, смогу и я. — Кон и сам не понимал, почему он так настаивает на возвращении. Он понимал, конечно, что отчасти это объясняется тем, что он пока не готов к продолжительному общению с нормальными людьми, но дело было не только в этом. Он стремился вернуться, потому что беспокоился о том, что может произойти в его отсутствие.
 Могла исчезнуть Сьюзен.
 У него не было права приковывать ее цепями, но и расстаться с ней он пока не мог.
 Он собрал свои вещи.
 — Значит, ты приедешь завтра?
 — Не вздумай отказать мне, — улыбнулся Николас.
 — Отлично. И оставайся там сколько хочешь. Не исключена возможность, что ты сыграешь роль противоядия. Можешь занять Китайские апартаменты. Уверен, что похотливые огнедышащие драконы не окажут на тебя никакого воздействия.
 — Китайские драконы? Я их не боюсь. Правда, китайцы считают, что они вызывают бурю, однако они тоже способствуют хорошему настроению, здоровью и долголетию.
 — Неужели? Интересно, знал ли об этом мой покойный родственник? Похоже, что не знал, иначе использовал бы эти комнаты для собственной персоны.




 Глава 23


 Кон прибыл в поместье ближе к вечеру. Он чувствовал себя гораздо лучше, побывав за пределами Крэг-Уайверна и пообщавшись с Николасом, Элинор и их дочуркой.
 Вокруг них создавалась прочная аура здравомыслия и хорошего здоровья, хотя и Николасу и Элинор пришлось пройти через полосу несчастий. Однако они не позволили мраку поглотить их. Они боролись — и каждый за себя, и друг за друга.
 Чтобы не заставлять грума отводить коня в конюшню, Кон не стал подниматься к Крэг-Уайверну, а спешился возле конюшни, расположенной у подножия холма. Наверное, он инстинктивно оттягивал возвращение, так как ему хотелось как следует обдумать сложившуюся ситуацию.
 Всю дорогу, пока он ехал верхом, он не мог освободиться от посторонних мыслей, мешавших ему сосредоточиться. Как ни странно, теперь он почувствовал себя лучше. Этакой чистой страницей.
 Он поболтал с грумами, заметив их настороженные взгляды. От него зависело, как пойдет дальше их жизнь, и больше всего сейчас им было нужно, чтобы здесь постоянно проживал здравомыслящий граф. И было бы хорошо, если бы к нему приезжали гости, которые привозили бы с собой своих слуг для компании и давали бы щедрые чаевые за услуги.
 Выйдя из конюшни, он не стал подниматься вверх по холму, а свернул в деревню и направился в церковь. Церковь была воздвигнута не в честь святого Георгия, а в честь святого Эдмунда. Оно и понятно: она уже стояла здесь задолго до того, как первый граф якобы убил тут дракона.
 Пройдя по короткой дорожке, он вошел в прохладу церкви, в которой, к счастью, в этот момент никого не было.
 Насколько он помнил, здесь находились скульптуры в память предыдущих графов. Скульптура в память первого графа была сооружена из резного мрамора и воздвигнута перед самым алтарем. Типичная мания величия. А ведь этот человек начал свою жизнь простым сельским помещиком. Потом был обласкан королем, потом женился на богатой наследнице — и вот он здесь, в каменных одеждах с каменными кружевами, в окружении обожающих его членов семьи, изображенных в более мелких масштабах у его ног.
 — Помни, граф, что ты прах, — пробормотал Кон, — и в прах ты возвратишься.
 Может быть, не так уж плохо, если графство возвратится в собственность той ветви, которую составляли мелкопоместное нетитулованное дворянство и йомены. Насколько он помнил историю, во времена Тюдоров Сомерфорды были простыми фермерами.
 Он нашел памятники следующим пяти графам, однако могила сумасшедшего графа находилась не внутри, а снаружи. Шестой граф не потрудился оставить указаний относительно своего погребения, поэтому, когда Суон обратился к Кону по этому поводу, он просто сказал, чтобы соорудили что-нибудь приемлемое.
 «Чем-то приемлемым» оказалась четырехугольная гробница с такими, например, выгравированными надписями:
 «Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет. (К галатам 6:7)».
 Или:
 «И низвержен был великий дракон. (Откровение 12:9)».
 Читая их, Кон подумал, что, наверное, викарий и многие другие получают огромное удовольствие от того, что сумасшедший граф отгорожен ими ото всех как бы барьером.
 На крышке было написано, что Джеймс Берли Сомерфорд, граф Уайверн, жил с 1766 по 1816 год.
 Кон окинул взглядом уютное кладбище, усыпанное весенними цветами и притемненное густыми кронами деревьев.
 Приятное место успокоения, но не его. Странно. Даже в пыльной и жаркой Испании он не чувствовал такой ностальгии по Сомерфорд-Корту, как здесь.
 Уж не затеял ли он всю эту историю для того, чтобы самому избавиться от этой обузы?
 Да, отчасти.
 Он знал, что, если пересечь кладбище, можно скорее выйти на дорожку, ведущую к Крэг-Уайверну, и решил срезать угол. Через несколько шагов он оказался среди могил семейства Карслейков. Он остановился возле одной, где на маленьком могильном камне были начертаны даты коротенькой жизни Сэмюэла Карслейка (май 1799-го— июнь того же года). Это был младший брат Сьюзен. На камне не содержалось никаких сведений о родителях.
 Интересно, будет ли впоследствии переделана надпись на надгробии: «Достопочтенный Сэмюэл Сомерфорд, сын графини Уайверн и графа Уайверна»? Пожалуй, перед такой перспективой леди Бел действительно не смогла бы устоять, что бы там ни думал по этому поводу Дэвид Карслейк.
 Побродив среди могил Карслейков, он нашел одну весьма любопытную.
 Когда он вышел через небольшую калитку на узкую тропинку, проложенную между зелеными изгородями, часы пробили пять. Там, где тропинка выходила на более широкую дорожку, ему повстречалась женщина средних лет в крестьянской шляпе с широкими полями и переднике. Окинув его цепким взглядом, она улыбнулась:
 — Вы, должно быть, граф. Я вас помню. А я леди Карслейк. Много лет тому назад вы гостили здесь со своей семьей. Вы почти не изменились.
 Кон, сомневающийся, что в нем осталось хотя бы что-то напоминающее о том невинном мальчике, подумал, что, очевидно, такое заявление является для нее привычной любезной фразой. Так, значит, это и есть та добрая женщина, которая дала хороший дом и материнскую любовь бездушно оставленным матерью детям своей золовки.
 — Леди Карслейк! Разумеется, я помню вас. Вы всегда были так добры.
 — Пустяки! В наших краях появление интересных незнакомцев всегда становится своего рада развлечением. Вы идете в Крэг, милорд? Нам с вами по пути, потому что я иду навестить бабушку Уилла Купера.
 Они пошли вместе.
 — Сьюзен сказала, что вы не собираетесь жить постоянно в Крэг-Уайверне.
 — Я понимаю, что это неудобно для жителей района, но у меня дом в Суссексе. А Крэг-Уайверн — это Крэг-Уайверн.
 — Вот именно. В разных местах на побережье земля время от времени проваливается. Я не раз думала, что было бы неплохо, если бы под ним провалилась земля. Только, конечно, чтобы при этом никто не пострадал.
 Они весело переглянулись, и этот взгляд напомнил ему Сьюзен.
 Должно быть, она многое позаимствовала из семьи, которая ее воспитала, — хорошей респектабельной семьи.
 Интересно, если Дэвид будет претендовать на графский титул, как это отразится на Карслейках? Он подозревал, что эта семья не из тех, что любят быть в центре внимания и вызывать толки и домыслы.
 — Думаю, что Крэг-Уайверн построен на участке прочной земли, — сказал он. — Мои родственники хотя и были чудаковаты, но абсолютно безумными не были.
 Они подошли к конюшням и остановились.
 — И все-таки отсутствие у них потомства можно рассматривать как знак божественного провидения.
 — Я заметил на кладбище могилу женщины из семейства Сомерфордов, которая вышла замуж за Карслейка. Это часто случалось?
 — Насколько мне известно, это исключительный случай. Они всегда были с причудами. Та, о которой вы говорите, это, видимо, прапрабабушка моего мужа. Говорят, она была красавицей, но весьма своенравной. Утанцевалась до смерти на балу, где появилась, не вполне оправившись после рождения третьего ребенка.
 Кон вздохнул и снова взглянул на дом.
 — Вы полагаете, что любой, кто живет здесь, обязательно сходит с ума?
 Конечно, Дэвиду Карслейку необязательно жить там, если он этого не захочет. Он может построить себе дом в деревне. Однако Крэг-Уайверн по-прежнему останется бременем, которое вынужден будет нести граф Уайверн, кто бы им ни стал.
 — Нездоровье не в доме, — сказала она, — а в крови этого семейства, которое, слава Богу, теперь вымерло. А атмосферу дома можно было бы изменить, несколько модернизировав его и добавив активности в его жизнь. Моя дочь Амелия мечтает о том, чтобы вы устроили там бал.
 — Бал? Полагаете, что кто-нибудь пришел бы?
 — Дорогой мой граф! Кто откажется увидеть своими глазами нового сумасшедшего Уайверна? Да большая часть населения графства пешком придет сюда — только позовите!
 Он рассмеялся:
 — Да, большое шумное общество наверняка разогнало бы злых духов.
 — А если пожелаете расслабиться, приходите к нам обедать. И захватите с собой вашего озорного секретаря. Разделите вместе с ним нашу скромную трапезу. Для вас наши двери всегда открыты.
 — А как насчет Сьюзен? — спросил он, умышленно называя ее по имени и наблюдая за реакцией.
 — Разумеется, для нее тоже двери всегда открыты. — Она наклонила голову набок и взглянула на него умными, проницательными глазами. — Вы с ней тогда, много лет назад, были, кажется, большими друзьями? Пока мы молоды, мы воспринимаем такую дружбу как нечто само собой разумеющееся, думая, что на свете полным-полно таких друзей. Со временем мы начинаем понимать, что такие друзья встречаются редко и ими надо дорожить.
 Он понял намек:
 — Спасибо. Я искренне надеюсь, что мы до отъезда отсюда воспользуемся вашим приглашением.
 Он открыл для нее калитку, закрыл ее за ней и отправился своей дорогой.
 Редкая и драгоценная дружба. Это правда, что он не рассматривал ее с такой стороны, потому что в друзьях недостатка он не испытывал.
 Но так ли это?
 Он, Ван и Хоук были ровесниками и жили неподалеку друг от друга, а поэтому были просто обречены быть друзьями. Возраст и соседство связывали их, хотя на самом деле они были очень разными по характеру. Если бы они встретились где-нибудь в другом месте — в школе, например, или в армии, — такой тесной дружбы между ними, возможно, не завязалось бы.
 То же самое можно было бы сказать о «шалопаях». Николас умышленно собрал в группу разношерстную публику. В нее входили простолюдины и аристократы, образованные люди и спортсмены, мыслители и энергичные, деятельные мужчины. У них был даже собственный мятежник-республиканец в лице Майлза Кавендиша, ирландца.
 Их связывала тесная дружба, но в рамках дружбы завязывались другие дружеские связи. В школе самым близким другом Кона был Роджер Меррихью, который пошел на флот и утонул во время бури, когда уже были видны берега Англии.
 И еще была Сьюзен.
 Со Сьюзен он никогда не смог бы оставаться просто другом, но отныне не мог быть и больше чем другом. Ведь он отправил то проклятое письмо леди Анне. И теперь хоть ему и очень хотелось сорваться с крючка, но совесть не позволяла это сделать.


* * *

 Сьюзен понятия не имела, куда исчез Кон. Конечно, экономке не должно быть никакого дела до местонахождения своего работодателя, однако она не могла ничего с собой поделать. А вдруг письмо так расстроило его, что он упал с утеса?
 Потом она услышала, что он благополучно вернулся, а через некоторое время — что он садится ужинать с де Вером. Она попыталась не думать о нем и, проверив, все ли готово к завтрашнему дню, ушла к себе.
 Затем постучала в дверь Ада и сказала, что граф требует, чтобы Сьюзен явилась в библиотеку.
 Ну нет. Ни за что. Сегодня она устоит.
 — Извинись за меня, Ада. Скажи, что у меня болит голова.
 — Как угодно, мэм, но здесь ваш брат.
 — Дэвид? — Она встала и торопливо заколола волосы. — Ладно.
 Она вошла в библиотеку, опасаясь ловушки Однако с Коном в библиотеке действительно находился Дэвид. Они вынимали из папки какие-то бумаги и раскладывали их на длинном столе.
 — Ты только посмотри, — сказал ей Дэвид. — Это лишь первоначальные наброски поместья.
 Казалось, он совершенно не замечает ни напряженности, ни проблем!
 Она подошла, хотя для этого пришлось приблизиться к Кону. К погруженному в какие-то свои мысли Кону. Ее охватила тревога. Зачем он вызвал сюда Дэвида? Что он намерен сказать?
 — Раньше здесь были витражи, — сказала она, указывая на изображенные на рисунке двери. — Один из сумасшедших графов разбил их, играя в мяч.
 Она заметила, что Дэвид окинул ее и Кона взглядом, явно говорящим, что он все-таки ощушает возникшую между ними напряженность. Ну конечно, она сама проговорилась, и он теперь знает, что она любит Кона. Лишь бы он не смутил ее каким-нибудь неловким высказыванием.
 Кон решительным жестом закрыл папку.
 — Я пригласил вас сюда с определенной целью, Карслейк. Садитесь. Садись и ты, Сьюзен. — Он уселся в кресло — серьезный и невозмутимый, как и подобает графу.
 Сьюзен и Дэвид уселись за столом напротив него.
 — Карслейк, — сказал Кон, — Сьюзен показала вам письмо вашей матери?
 — Да. Надеюсь, вы не подумали, что я на его основании предъявлю какие-то претензии?
 — Меня это не тревожит. Напротив, я надеюсь, что вы предъявите свои права.
 Сьюзен перевела взгляд с одного на другого. Дэвид взглянул на нее.
 — Вы хотите, чтобы я попытался претендовать на графский титул? — спросил Дэвид. — Но почему?
 — Потому что я его не хочу, — сказал Кон.
 — Вы показались мне здравомыслящим человеком.
 — Я таковым и являюсь. Слушайте, даже если бы это графство было самым богатым в Англии, а Крэг-Уайверн — эталоном красоты и изящества, я все равно не захотел бы его. Я по-дурацки привязан к месту своего рождения, и меня вполне устраивает титул, который я унаследовал от своего отца. Я согласился выполнить свой долг, потому что нас всех так учили, но сейчас мне представилась возможность уклониться от этого долга, и с вашей помощью я намерен воспользоваться этой возможностью.
 — А без моей помощи?
 Сьюзен поняла, что Кон может воспользоваться бумагами и без согласия Дэвида.
 Однако спустя мгновение Кон сказал:
 — Нет. Я не намерен принуждать вас к этому.
 Дэвид снова взглянул на Сьюзен, но она не могла ничего посоветовать. Все это было для нее полной неожиданностью.
 — Но во мне нет ни капли крови Сомерфордов, — сказал наконец Дэвид.
 — Это не совсем так, — сказал Кон. — Вы, наверное, невнимательно читали надписи на могилах на местном кладбище. Карслейки и Сомерфорды по крайней мере были связаны между собой узами брака. Ваша прабабушка была из семейства Сомерфордов.
 — Силы небесные! Наверное, это та самая, которая утанцевалась до смерти? Сумасшествие все-таки присутствует в нашей крови. Слава Богу, что это всего-навсего крошечная капелька крови.
 — Однако это, возможно, больше, чем мое кровное родство с этой ветвью семейства. Сменилось шесть поколений, с тех пор как младший сын первого графа покинул эти места и обосновался в Суссексе. Больше эти ветви не смешивались.
 Дэвид откинулся на спинку кресла.
 — А если я не захочу?
 — Мы могли бы бросить жребий. Проигравший выигрывает все, — с юмором сказал Кон.
 — Зачем мне привлекать к себе всеобщее внимание? — спросил Дэвид и, встав с кресла, прошелся по комнате. — Капитан Дрейк должен оставаться в тени.
 — Ну и оставайтесь в тени. Но вместо того чтобы искать защиту у графа, вы могли бы сами защитить себя. — Кон положил на стол документ. — Это данное под присягой, засвидетельствованное показание Изабеллы Карслейк, где она утверждает, что сочеталась браком с графом Уайверном на острове Гернси и родила от него троих детей. А письмо я уже уничтожил.
 Дэвид долго смотрел на него не отрываясь.
 — Вы действительно хотите отделаться от всего этого?
 — Я хочу этого всем сердцем, но не сделал бы этого, если бы не считал, что вы станете хорошим правителем этой части Англии.
 Дэвид чуть покраснел от гордости. Кому не лестно услышать о себе столь высокое мнение от такого человека, как Кон?
 — Конечно, это вызовет много разговоров, — сказал Кон, — и они коснутся всей вашей семьи.
 — Моя семья, — произнес Дэвид. — Моя семья — это одна из причин, мешающих мне принять решение. Дядя Натаниэл и тетя Мириам будут недовольны шумом, который поднимется в связи с этим, но… я не хотел бы лишать Мэла Клиста права называться моим отцом. Я горжусь тем, что я его сын. И уж конечно, я не хотел бы претендовать на то, что в моих жилах течет кровь сумасшедшего графа.
 — За все приходится платить, — сказал Кон. — Выбор за вами. Я не хочу принуждать вас.
 Сьюзен, подумав, сказала:
 — Думаю, Мэл обрадовался бы, узнав, что его сын стал графом Уайверном, Дэвид. Это была бы идеальная месть.
 — Месть? — удивился Кон.
 — Как известно из письма, у графа было соглашение с Мэлом. Если верить Гиффорду, граф помог схватить Мэла. Он его предал.
 — Но по словам Суона, граф заставил его приложить все силы к тому, чтобы Мэла не повесили.
 — Вот как? — удивилась Сьюзен, обдумывая его слова. — Понятно. Его смерть была бы слишком простым решением, потому что от непредсказуемой леди Бел можно было ожидать чего угодно. Она могла бы, например, обосноваться в Крэг-Уайверне в качестве графини. Я не удивилась бы, если бы узнала, что граф сам уговорил ее последовать за Мэлом. По какой-то причине он наконец захотел отделаться от них. Она приходила сюда, после того как Мэлу вынесли приговор. Наверное, просила помочь. Но если это так, то помощи она не получила, потому что после этого она забрала деньги, принадлежащие «Драконовой шайке».
 Сама того не замечая, она думала вслух и заметила это только тогда, когда осознала то, что сказала. Возможно, давно было пора сказать Кону, почему ей были нужны деньги графа, но Кон, казалось, даже не заметил сказанного, а она напомнила себе, что он собирается жениться на леди Анне, а поэтому было бы нескромно пытаться завоевать его хорошее мнение о себе.
 — Мне нужно время, чтобы все обдумать, — неожиданно сказал Дэвид и, обращаясь к Кону, добавил: — Хотя вы утверждаете, что хотите избавиться от всего этого, я тем не менее благодарю вас за щедрость. И за ваше высокое мнение обо мне.
 Он ушел. Сьюзен и Кон взглянули друг на друга, остро ощущая, что остались одни в комнате. Но ни один из них не двинулся с места.
 — Думаешь, это получится? — спросила она.
 — Не вижу причин думать по-другому. В дополнение к заявлению леди Бел, на острове Гернси, несомненно, сохранились регистрационные записи. Заметь, однако, что эта глупая женщина не указала даты. Когда ты родилась?
 — В августе 1790 года. Послушай, уж не хочешь ли ты сказать, что я могу быть дочерью сумасшедшего графа?
 — Это маловероятно, но если брачная церемония состоялась примерно в это время, то у тебя, возможно, всю жизнь будут сомнения. — Он явно поддразнивал ее, и ей хотелось чем-нибудь запустить в него. Но это согревало сердце, потому что позволяло надеяться, что их дружба еще не умерла.
 — Молю Бога, чтобы это было летом. Ведь правда, было бы разумнее ехать морем на остров Гернси в более теплое время года?
 — Конечно. Но не забывай, что мы говорим о сумасшедшем графе и леди Бел.
 Сьюзен аж застонала:
 — Надо немедленно послать кого-нибудь на Гернси, чтобы поискали регистрационные записи.
 — Не проще ли поискать свидетельство о браке здесь?
 — Вижу, ты не пробовал искать здесь спрятанное золото.
 Он окинул ее потеплевшим взглядом серых глаз:
 — Ты считаешь, что это золото принадлежит «Драконовой шайке», не так ли?
 — Извини, Кон, но это так. Граф нарушил условия соглашения с контрабандистами, поэтому этих денег он не заслужил. И это еще не все, что платил ему Мэл. Он обычно приносил всякие дорогие любопытные штучки, от которых граф приходил в восторг.
 — И все это бесплатно?
 — Дэвиду придется участить контрабандистские вылазки, а это опасно. Накопились долги, а самое главное в том, что люди зависят от выручки с контрабанды. Если здесь не будет работы, они наймутся в другие банды.
 — Понимаю. Ты еще не говорила, что половина золотых монет принадлежит ему?
 — Я думала, что ты сам сказал.
 Она почувствовала, что краснеет при воспоминании о том, каким образом заработала свою половину денег, но тут же вспомнила и то, как все это закончилось.
 — Извини, Кон, что я обиделась на твой вполне законный вопрос.
 — Не бери всю вину на себя, я тоже вел себя неразумно. Я сам себя не узнаю. Наверное, Крэг-Уайверн так действует на меня.
 — А я еще больше усложняю твое положение. Наверное, мне было бы лучше как можно скорее уехать…
 — Нет, — сказал он, уставясь невидящим взглядом куда-то в пустоту, потом, словно очнувшись, добавил: — Не уезжай, Сьюзен. Подожди.
 Он поднялся на ноги и, как ей показалось, привычным, отработанным жестом надел на лицо маску невозмутимого спокойствия.
 — Завтра мы устроим охоту за этими документами. Кстати, сюда приедет в гости Николас Делейни, который здесь переночует. Я обещал предоставить в его распоряжение Китайские апартаменты.
 — Король «шалопаев»? Так ты к нему ездил сегодня?
 Она понимала, что этот вопрос выглядит как вмешательство в личную жизнь, что недопустимо даже в отношениях между друзьями. Но он лишь задумчиво посмотрел на нее и сказал:
 — Ты и это помнишь? У него очень милый дом. Я хотел бы, чтобы ты там побывала… — Он замер на мгновение, потом продолжил: — Думаю, он тебе понравится. Может быть, твой брат и кузен тоже захотят участвовать в поисках документа?
 — Генри? Он не играет в игры.
 Он подумал о том, чтобы навестить вместе с ней своего друга, потом вспомнил о леди Анне. Сьюзен хотелось подойти к нему ближе, ободрить его, но она понимала, что это может закончиться катастрофой.
 — Приходи опять в мою комнату, Сьюзен. На сей раз без всякого вознаграждения, просто так, — сказал он, окидывая ее серебристо-серым взглядом. — Мы будем очень осторожны.
 У нее пересохло во рту.
 — Зачем осторожничать, если это просто так?
 Он улыбнулся:
 — Ну тогда не просто так.
 — Это было бы неправильно, Кон. Ты потом пожалел бы об этом.
 — Ты сожалеешь о том, что произошло прошлой ночью? — спросил он.
 — Только о том, как все закончилось, — прошептала она.
 Он привлек ее к себе и поцеловал. И когда их приоткрытые губы соприкоснулись, вся ее решимость куда-то исчезла и она растаяла. Пришлось собрать все силы, чтобы не произнести роковые слова: «Я люблю тебя…» А искушение было так велико, что ему трудно было не поддаться…
 И тут кто-то постучал в дверь.
 Они, словно провинившиеся дети, отпрянули друг от друга. Он открыл дверь. На пороге стояла Джейн.
 — К вам гость, милорд. Майор Хоукинвилл.
 Сьюзен сначала подумала, что это какой-то новый таможенник более высокого ранга, но Кон воскликнул: «Хоук?», и она вспомнила, что это один из Джорджей.
 Слава Богу, что их вовремя прервали, думала она, но тело, изнывающее от запретной страсти к Кону, говорило о другом.




 Глава 24


 Кон оглянулся на Сьюзен, радуясь и сожалея о том, что их прервали. Было бы безумием поддаться искушению.
 — Пригласи его сюда, — сказал он служанке и добавил, когда она ушла: — Он достаточно близкий друг, и я мог бы проводить его в отведенную для него комнату и оставить, но…
 — Но он гость, и мы не можем этого сделать. Ты это знаешь, Кон. — И прежде чем он начал протестовать, она добавила: — Ты должен помнить о леди Анне.
 О тюрьме, в которую он сам себя заточил. Но она права. Сильная, честная и справедливая.
 — Ты считаешь, что я это должен? Ладно. В какие апартаменты мы поселим Хоука?
 — В Леоновы комнаты.
 — Там, где круглый зал с изображением дракона, пожирающего собственный хвост? В Леоновых комнатах на стенах изображены запутанные лабиринты. Пусть Хоук спит там. Он обожает разгадывать головоломки.
 Она взглянула на него, нахмурив брови:
 — Ты, кажется, не очень рад видеть своего друга?
 Он пожал плечами:
 — Интересно, зачем он приехал? Его могли привести сюда либо беда, либо любопытство, либо то и другое вместе.
 Она не успела ничего ответить, потому что в коридоре послышались шаги и на пороге появился Хоук собственной персоной. Он, как всегда, выглядел элегантно даже в обычном костюме для верховой езды и даже после дальней дороги.
 Кон вдруг безумно обрадовался появлению Хоука и расплылся в улыбке. Окинув друга оценивающим взглядом, Хоук улыбнулся в ответ и, отвесив вычурный старомодный поклон, воскликнул: «Приветствую вас, милорд граф!»
 Кон сгреб его в объятия, похлопывая по спине. Он понимал, что был бы рад вновь увидеться с Хоуком и раньше, год тому назад, но сейчас он почувствовал, что в его жизни вновь восстанавливаются здравомыслие и порядок. Начать с того, что Хоук всегда отличался умением решать головоломки, а в Крэг-Уайверне их полным-полно.
 Кон вдруг заметил, что Хоук смотрит на Сьюзен, которая стояла в сторонке, как положено образцовой экономке, если не считать того, что была для этого слишком красива и без чепца на голове. Неожиданно для себя он решился представить ее своему другу следующим образом:
 — Хоук, это мисс Сьюзен Карслейк из семейства Карслейков, которая любезно согласилась временно исполнять здесь обязанности экономки. Она также является моим старым другом. Сьюзен, это майор Хоукинвилл. Л не раз говорил тебе о нем.
 Она с недоумением посмотрела на Кона и, вместо того чтобы сделать книксен, как положено служанке, протянула Хоуку руку.
 Хоук взял руку и поклонился:
 — Рад познакомиться, мисс Карслейк.
 Кон не сомневался, что его друг мысленно делает оценки и выводы, многие из которых были правильными. Но он ничуть не сожалел, что представил Сьюзен таким образом, расставив все точки над i.
 — Значит, Леоновы комнаты? — сказала она и, любезно улыбнувшись гостю, вышла из библиотеки.
 Хоук посмотрел на Кона, но ограничился словами: «Интересный домик».
 — Подожди, пока не увидишь его целиком. Что-нибудь случилось?
 — Ничего особенного, — сказал Хоук. — Ван, кажется, женится.
 — Кажется? Я сам видел объявление в газете.
 — Это была шутка. Долгая история. Но сейчас все будет всерьез, если ему удастся уговорить ее. Я оказал ему кое-какую моральную поддержку и надеюсь, что он победит.
 — Так это хорошо, не так ли?
 Физиономия Хоука всегда отличалась непроницаемостью, а годы работы в армейской администрации, тем более в ее секретном отделе, еше более отточили это его качество. Однако Кон видел, что его друг чем-то обеспокоен.
 Но Хоук ответил:
 — Не просто хорошо, а отлично, — и подошел к полкам, чтобы посмотреть книги. — Вполне традиционное собрание книг. А мне показалось, что ты говорил, будто твой предшественник был сумасшедшим.
 Кон, конечно, понял, что его друг не намерен раскрывать секреты, поэтому не стал настаивать.
 — Самое интересное наверху. Идем, я тебе покажу.
 Но Хоук не двинулся с места.
 — Возможно, я ревную его к Марии. Печально. Один из Джорджей женится. Ты осел здесь, в Девоне.
 — Я не намерен жить здесь постоянно, но мы теперь не можем распоряжаться своими жизнями, как это было в шестнадцать лет. И все мы, несомненно, женимся.
 Кон представил себе, что три новые семьи — его, Хоука и Вана — связаны, как прежде, тесной дружбой, что их дети тоже дружат между собой.
 Но при этом он представил себе своих детей от Сьюзен, а не от Анны.
 Может быть, все встанет на свои места, если он выскажет это вслух.
 — Я почти сделал предложение леди Анне Пекуорт.
 Несмотря на то что Хоук за последние одиннадцать лет почти не бывал в Англии, а в армию ушел буквально со школьной скамьи, его энциклопедический ум мгновенно выдал информацию:
 — Дочь графа Аррана? Хорошая партия.
 —Да.
 — А что значит «почти»? — Хоук не мог пройти мимо этого слова в его фразе.
 — Я обещал поговорить с ее отцом, как только вернусь отсюда.
 — Понятно.
 Кон видел множество вопросов в глазах друга, но Хоук их не задал.
 — А ты как? — спросил Кон. — Есть кто-нибудь на примете?
 Черт побери, что за напыщенный разговор они ведут? Неужели настоящей дружбе не суждено возродиться?
 — Дай мне время. Я всего неделю назад вернулся в Англию. Кроме того, в отличие от моих друзей Джорджей у меня нет ни титула, ни крупной земельной собственности. А поскольку у меня нет намерения жить в усадьбе Хоукинвиллов вместе с моим отцом, у меня нет даже дома.
 И у него тоже проблемы. Опасаясь разбередить рану, Кон лишь спросил:
 — Как себя чувствует твой отец? Я слышал, что у него был апоплексический удар?
 — Выздоравливает. Я еще там не был.
 Разговор снова прекратился.
 — А не принять ли нам ванну? — спросил Кон.
 Хоук изумленно поднял брови, а Кон расхохотался.
 — Идем. Сам увидишь.
 При виде римской бани Хоук присвистнул:
 — Безумно экстравагантно, но я не сказал бы, что мне нравится художественное оформление. Похоже, он и впрямь не любил женщин, а?
 — Полагаю, это потому, что они не оправдали его надежд. Мужчина вроде него склонен во всем обвинять женщину. Кстати, совместное пребывание в горячей воде способствует правдивости в отношениях.
 — Не забыть бы об этом, когда мне придется в следующий раз допрашивать бесчестного поставщика. Хотя, учитывая отсутствие привычки к личной гигиене у большинства бесчестных поставщиков, этого, пожалуй, не стоит делать.
 Они вернулись в спальню, и Кон взглянул на фреску, изображавшую святого Георгия и дракона.
 — Моделью для этого шедевра служил, видимо, мой предок, первый граф.
 — На мой взгляд, не воин. Я не поставил бы на него в схватке с драконом.
 — Я тоже. Обрати внимание: на пике нет поперечной планки. Чудовище, прежде чем умереть, успело бы сожрать его.
 Они с юмором подвергли изображенную ситуацию анализу с точки зрения профессионалов, затем перешли в апартаменты Уайвернов, высказывая шутливые замечания по поводу увиденного в коридорах. Кон заметил, как мало-помалу возвращается прежняя непринужденность в их общении, и молча порадовался этому.
 Увидев кровать, Хоук рассмеялся:
 — Неужели, несмотря на эти ухищрения, ему так и не удалось сотворить ребенка?
 — В том-то и заключается самое интересное во всей этой истории, — ответил Кон и кратко пересказал ему содержание письма леди Бел.
 Хоук улыбнулся:
 — Очень остроумный ход. Думаешь, тебе удастся убедить молодого Карслейка взвалить на себя это бремя?
 — Надеюсь. По-твоему, могут возникнуть проблемы?
 Хоук задумался.
 — Серьезных проблем не вижу. Подозрительно лишь то, что у него больше не было детей, но такое случается. К тому же его привычка пить всякие странные микстуры могла оказать плохое влияние на организм. Интересно, что сталось с молодой женщиной, которая играла роль невесты на острове Гернси?
 — Возможно, она даст знать о себе, как только эта история будет предана гласности.
 — Вероятнее всего, она потребует денег за молчание. Но это уже не твоя проблема, а нового графа. Правда, кратко ознакомившись с характером твоего предшественника, я бы не удивился, узнав, что ее нет в живых.
 — Думаешь, он мог сбросить ее за борт по пути домой?
 — А свидетельство о браке спрятал где-нибудь в этих комнатах. Он хотел, чтобы оно было под рукой. Вшитое в переплет книги. Или спрятанное в тайник, устроенный в стене…
 Он подошел к расположенной напротив кровати стене, возле которой ничего не стояло, и ощупал ее кончиками пальцев.
 — Отсюда что-нибудь убрали?
 — Не думаю. Почему ты спрашиваешь? Что-нибудь обнаружил?
 — В перегруженной мебелью комнате я обнаружил участок стены, возле которой ничего не стоит, и какую-то отметину… — Он запустил в щель ногти, и часть обшивки, имитированной под камень, скользнула в сторону.
 Однако за обшивкой не было никакого тайника, а лежал рисунок, на котором была изображена молодая женщина. Это была работа явно профессионального художника, судя по тому, как тщательно были выписаны тонкое кружево отделки платья и жемчужное ожерелье на ее шее. Волосы ее были чуть приподняты вверх, как подобало девушке, только что начавшей выезжать в свет. О чертах лица, однако, было трудно что-нибудь сказать, потому что портрет был раздвоен в центре, как пирог, и треугольные кусочки свисали вниз, открывая зияющую дыру.
 — Полагаю, что это Изабелла Карслейк, — сказал Кон. Он думал, что уже перестал удивляться выходкам своего предшественника, но столь гнусная расправа с портретом потрясла его. — Наверное, он лежал в своей дурацкой кровати, смотрел на нее и ненавидел ее и Мэла Клиста. Интересно, что в конце концов толкнуло его на этот зверский поступок?
 — Человек сломался. Какая-то последняя капля переполнила чашу его терпения, — сказал Хоук и окинул взглядом захламленную комнату. — Было бы интересно тщательно разобрать весь этот хлам. Уверен, что, кроме документа, обнаружилась бы масса других секретов.
 — Мы устроим поиск исключительно с целью развлечения, — сказал Кон. — Возможно, следовало бы открыть доступ сюда для широкой публики и брать с каждого по одному пенсу за вход. Завтра сюда приедет еще Николас Делейни. Он не обладает такой, как у тебя, способностью разгадывать всякие загадки, но он по-своему весьма проницательный человек.
 — Основатель «Компании шалопаев»? Буду с нетерпением ждать встречи с ним.
 Кон покачал головой:
 — Господи, как странно, что сюда приезжают люди. Обычные люди. Может, нам стоит пригласить и Карслейков? Боюсь только, что Крэг-Уайверн рухнет и обратится в пыль.
 — Если ты к нему не испытываешь привязанности, то туда ему и дорога, лишь бы никто при эгом не пострадал.
 — Это мне уже говорили. Причем ни они, ни ты еще не видели камеры пыток.
 — Слава Богу. Я бы не удивился, если бы у тебя здесь несколько расшатались нервы.
 — А что, разве заметно? — спросил Кон, выходя впереди гостя в коридор.
 — Диего все еще с тобой? — спросил Хоук.
 — Да. Почему ты спрашиваешь?
 — Он приехал в Англию только потому, что чувствовал, что ты в нем нуждаешься.
 Это была проницательная оценка человека, который хорошо его знал, оценка, которой он боялся. Но сейчас она не казалась ему невыносимым вмешательством в его личную жизнь.
 — Это все последствия войны, — сказал он, запирая дверь. — Я уже почти преодолел их.
 — Ты имеешь в виду Дэра? — спросил Хоук с упорством хирурга, обрабатывающего рану, нанесенную шрапнелью.
 В Брюсселе перед сражением при Ватерлоо их всех — Вана, Хоука, Дэра и его самого — разместили на постой в одном доме. Ван и Хоук были профессиональными солдатами и иногда теряли терпение с Дэром, проявлявшим неприкрытый энтузиазм неофита, но в конце концов они его полюбили. Жизнерадостного, щедрого Дэра было невозможно не любить.
 — Смерть Дэра усугубила мое состояние, — сказал Кон. — Но ведь смерть друга не может не выбить человека из колеи.
 — Конечно. Но насколько я понимаю, ты стал избегать своих друзей.
 — Это все в прошлом, — сказал Кон, радуясь тому, что они наконец добрались до Леоновых комнат. — Теперь я хочу собрать всех друзей. Чем их больше, тем веселее.
 Оставив Хоука в Леоновых комнатах, он ушел. Ему хотелось побыть одному. Дружба восстановилась, но он пока был не готов воспринимать ее в полном объеме.
 Где побыть одному? В апартаментах Уайвернов? Но ему не хотелось туда идти.
 На крыше? В свое время они с Фредом отыскали лазейку на крышу, и он, наверное, мог бы вспомнить, как туда добраться. По винтовой лестнице он поднялся туда, где стояли цистерны с водой. Потом нашел люк с опускающейся дверцей и, открыв ее, выбрался на крышу.
 С удовольствием подставив разгоряченное лицо прохладному вечернему ветру, он облокотился о зубец стены и окинул взглядом землю и море, находящиеся за пределами Крэг-Уайверна.
 Карслейк не проявил особой охоты брать на себя это бремя по ряду причин. «Может быть, я поступаю слишком эгоистично, пытаясь убедить его?» — думал Кон. Но он мог бы поклясться чем угодно, что был бы счастлив никогда больше не приезжать сюда.
 Если не считать того, что владение Крэг-Уайверн давало горькую надежду когда-нибудь снова увидеть Сьюзен. Но если Карслейк станет графом, у него не будет никакого повода приезжать сюда. Никакого оправдания…
 Он медленно двинулся вдоль парапета, но, завернув за угол, остановился как вкопанный. Навстречу ему шла Сьюзен, кутавшаяся в вязаную шаль от холодного ветра с моря.
 Она выглядела как простая деревенская женщина.
 Но ему, как всегда, показалось, что она выглядит великолепно.
 — Извини, — сказала она, — я надеялась, что ты меня здесь не заметишь.
 Он не ошибся. Он понял то, что она хотела сказать. И подошел ближе.
 — Пойдем со мной в Ирландскую бухту?
 Она пристально взглянула на него, но не удивилась.
 — Холодно.
 — Я не собирался предлагать тебе искупаться.
 Она насторожилась, но потом сказала:
 — Ладно.
 Он первым направился к двери люка, потом пропустил ее вперед.
 — Ты переоденешься, если я попрошу? Сними это серое платье.
 — Хорошо, я переоденусь, — мгновение помедлив, сказала она.
 Когда они спустились до выхода в сад, она сказала:
 — Подожди. Я скоро вернусь. — И убежала куда-то в сторону кухни.
 Он хотел было пойти с ней, опасаясь, что она передумает, но заставил себя ждать, надеясь, что никто им не помешает. Рейс был в кабинете, но мог зачем-нибудь выглянуть оттуда. Хоук…
 Он бросил Хоука, и Хоук, несомненно, сделает ряд выводов. Если он сделает правильные выводы, то постарается не вмешиваться.
 Хотя, возможно, именно это ему и следовало бы сделать.
 Джентльмен, который собирается жениться на одной леди, не ходит на вечерние прогулки с другой.
 Так зачем он идет со Сьюзен в Ирландскую бухту? Чтобы избавиться от теней прошлого. Не более того. Для того чтобы вновь разыграть всю тогдашнюю сцену, сейчас было слишком холодно.
 Она появилась в простом синем хлопчатобумажном платье с высоким воротом, с непокрытой головой, но в шали, накинутой на плечи для тепла. Он предпочел бы, чтобы она сняла шаль, но не мог же он заставить ее мучиться ради его прихоти еще и от холода.
 Они вместе вышли из дома и молча направились по тропинке через вересковую пустошь. Он понял, что эту дружбу он мог бы принять во всей полноте, без ограничений. Если бы сам не воздвиг между ними стену.
 Наконец они дошли до оползня, где пришлось спускаться, цепляясь за обломки голой скалы. Она со смехом придерживала юбки, ухватившись за его руку.
 — Девчонке в короткой юбке было гораздо легче лазать по скалам!
 — В бриджах тоже.
 Она улыбнулась ему:
 — И в бриджах тоже. Знаешь, это безумная затея.
 — Хочешь вернуться?
 — Ну уж нет. Может, мы безумные любовники, потерявшиеся среди скал. — Она вдруг замолчала, осознав значение своих слов.
 — Мы и есть любовники, — сказал он, вытаскивая ее за руку на твердую почву. — Были и есть.
 «И будем», — чуть не добавил он. Но он не хотел быть любовником Сьюзен. Физическая близость с ней была восхитительна, но ему хотелось большего: золотой дружбы, духовной близости на всю жизнь.
 Он хотел, чтобы она была его женой.
 Получая от нее так много, он хотел платить ей той же монетой.
 Она плотнее закуталась в шаль и стала завязывать ее концы на спине. Он помог ей завязать узел, наслаждаясь кратким прикосновением к ее гибкой спине.
 Они пошли дальше, туда, где бегали одиннадцать лет назад, и постепенно разговорились о прошлом, о растениях и животных, о море и небе. И о том, что с ними происходило за годы разлуки.
 Она рассказала ему о своей работе у сумасшедшего графа. Он рассказал об армейской жизни, кое-какие подробности о Ватерлоо и Дэре, а она с присущей ей честностью поведала о двух случаях близости с другими мужчинами.
 Возле заброшенной часовни, сквозь лишенные стекол окна которой были видны голые каменные стены, они срезали угол и оказались на едва заметной, густо заросшей сорной травой тропе контрабандистов, ведущей на берег. Кон вдруг остановился в нерешительности.
 — Неужели мы действительно когда-то, не задумываясь, спускались по этой тропе?
 — Неужели ты так постарел, что больше не осилишь спуск? — поддразнила она и, подобрав юбки, заколола их булавками, обнажив до колен ноги в чулках. Потом стала спускаться вниз, цепляясь за корни и палки, удобно вбитые в землю в нужных местах.
 Он со смехом последовал за ней, не замедлив спуск даже тогда, когда поскользнулся на размякшей глине.
 Наконец она спрыгнула на покрытый галькой берег и оглянулась. Он тоже спрыгнул и обнял ее. Это было всего лишь дружеское объятие, но они оба замерли на мгновение. Он знал, что она впитывает его, как и он впитывает ее. Может быть, она тоже чувствовала, что становится здесь самой собой?
 Они одновременно отстранились друг от друга, возможно, осознав, что могут скоро достичь точки невозвращения, и оглянулись вокруг.
 — Мне казалось, что пещера была больше, — сказал он.
 — Она не уменьшилась, но здесь было больше песка. Береговая линия меняется. Как и все остальное.
 Она подошла к кромке воды, а он следил за ней взглядом, восхищаясь изящными линиями ее тела, так непохожего на тело той девчонки, но такого знакомого, причем не только после прошлой ночи.
 Прошлая ночь. Что он пытался доказать? Что у него было много любовниц после нее?
 Он усмехнулся и окликнул ее.
 Она оглянулась, как всегда, пытаясь вернуть на место вечно падающую на лицо прядь волос, и улыбнулась ему.
 — Прошлой ночью я пытался произвести на тебя впечатление.
 У нее чуть заметно вспыхнули щеки.
 — Тебе это удалось.
 — Мне хотелось изгнать из воспоминаний твоих многочисленных любовников, щедро наделенных природой незаурядными мужскими достоинствами и обладающих богатым опытом.
 Она рассмеялась:
 — Неужели правда?
 — Правда. Я хотел бы иметь возможность доказать, что я лучше, но увы! Я связал себя обещанием леди Анне.
 — Увы? — переспросила она.
 — Увы. Возможно, мне было бы лучше сделать вид, что все обстоит по-другому, но с тобой я должен быть честен. В первый день пребывания в Крэг-Уайверне я написал ей и практически предложил выйти за меня замуж. Я приехал сюда, еще. не приняв окончательного решения, но я к этому склонялся. Похоже, мне было безразлично, на ком жениться. А она милая молодая леди, которая заслуживает того, чтобы выйти замуж. Однако когда я писал письмо, я использовал ее, чтобы защититься от тебя. Вот она и стала этим щитом. Увы.
 — А если бы ты не сделал этого? — спросила она.
 Честность, только честность. Пусть даже это разобьет сердце и ей, и ему.
 — А если бы я не сделал этого, то мог бы надеяться заполучить тебя в качестве моей жены, моего друга и моей помощницы на всю жизнь.
 Она вдруг отвернулась, придерживая руками волосы. Ему показалось, что она старается сдержать слезы. Он наклонился, чтобы поцеловать ее в шею.
 — Всю жизнь, — сказала она, — я боролась с судьбой. Я хотела, чтобы все в моей жизни складывалось так, как я хочу, и что я получила в результате? — Она протянула руки, растопырив пальцы. — Ничего. Словно ветер прошел сквозь пальцы. И тем не менее я снова испытываю искушение бороться с судьбой.
 Он покачал головой:
 — Я не могу взять назад свое слово. Несколько месяцев тому назад один из «шалопаев», лорд Миддлторп, ухаживал за леди Анной. Он еще не сделал предложение, но все к тому шло. Она ожидала его предложения, и он имел намерение сделать его. Но потом он встретил другую женщину. Она вскоре забеременела, и необходимость жениться на ней перевесила необходимость исполнить свой долг в отношении леди Анны.
 Она вдруг встрепенулась:
 — А вдруг я забеременела? — Но тут же крепко зажмурила глаза и решительно покачала головой. — Нет, нет! Я не хочу заполучить тебя таким образом, Кон. Не хочу, чтобы наши отношения омрачались бесчестьем и сожалениями.
 Он поцеловал ее закрытые глаза:
 — Если ты забеременела, то я обязан на тебе жениться, но, если говорить честно, я не хотел бы, чтобы так получилось. Леди Анна и ее семейство будут ждать от меня дальнейших действий еще до того, как ты сумеешь убедиться в беременности. Я обещал вернуться через неделю. Признаюсь, я понятия не имею, каким образом можно с достоинством выйти из такого положения.
 Она положила голову ему на плечо:
 — Я очень надеюсь, что не забеременела. — Она тихо рассмеялась. — Всю свою жизнь я больше всего хотела быть нормальной, как мои двоюродные братья и сестры, как Дэвид, который отлично вписывается в окружающий мир. Но есть во мне какая-то неуправляемость. Она заставляет меня пренебрегать общепринятыми правилами и условностями, стремиться к открытым пространствам и искать приключений, хотя я всем сердцем хочу быть такой же, как все остальные, быть среди них своей. Я хотела нормальной помолвки и нормальной свадьбы, а неуправляемая часть моего существа бросила меня в твои объятия. Она же заставила меня спровоцировать разрыв между нами.
 Он еще крепче прижал ее к себе:
 — Я хотел бы, чтобы ты оставалась такой, какая есть, Сьюзен.
 — Но я, судя по всему, несу в себе семена разрушения.
 Не удержавшись, он фыркнул:
 — Думаю, ты слишком долго жила в Крэг-Уайверне, любовь моя. Реальная жизнь не столь мелодраматична.
 — Но она кажется мне такой. — Она подняла голову и взглянула на него. Он заметил, что на ее глазах блестят слезы, но ничего не сказал. — Есть ли какой-нибудь шанс, что леди Анна тебе откажет?
 Он чувствовал, что ей больно говорить об этом, потому что и ему самому это было больно.
 — Не знаю. Мне приходило в голову, что она с большей готовностью примет предложение графа Уайверна, чем виконта Эмли, но мне кажется, что она не настолько расчетлива. Нам с ней было приятно общаться друг с другом, и, кажется, именно этого она и хотела. Всего неделю назад меня это тоже устраивало. Вернее, мне казалось, что это меня устраивает.
 Надо рассказать ей обо всем остальном, подумал он. Все равно она рано или поздно узнает об этом.
 — Анна живет довольно уединенной жизнью, потому что у нее врожденный вывих ноги. Она не может танцевать, ходить на далекие прогулки, поэтому у нее мало возможностей принимать ухаживания и флиртовать, а она хочет выйти замуж.
 Он заметил, что Сьюзен поняла все так, как надо. Она поняла, что леди Анна не та соперница, которую можно победить в честной борьбе.
 — Мне захотелось сломать ногу и тоже стать инвалидом.
 Он расхохотался, поняв, что она шутит. Для нее было так типично высказывать вслух то, о чем многие бы смущенно промолчали.
 Несмотря на холод, он мог бы оставаться здесь вечно, но солнце скрывалось за горизонтом и розовато-жемчужные краски заката почти исчезли.
 — Пора возвращаться, — сказал он. — Скоро совсем стемнеет.
 Она отодвинулась от него и, не скрываясь, утерла слезы тыльной стороной ладони. Он вытащил из кармана носовой платок, и она, взяв его, промокнула глаза и высморкалась.
 — Мне не хочется возвращаться, — сказала она.
 — У нас нет выбора.
 — У меня есть выбор. Я пойду домой в усадьбу.
 Мгновение помедлив, он кивнул:
 — Я не стану просить тебя уговаривать брата. Нелегко взваливать на себя такое бремя, и я понимаю его сомнения. Ты придешь завтра в Крэг-Уайверн, чтобы принять участие в поисках документа? Что бы ни решил твой брат, нам необходимо найти этот документ, чтобы во всем разобраться.
 — Да, я приду. — Она взяла его за руку, и они побрели по берегу, покрытому мелкой галькой. — Я и сама не знаю, чего я от этого хочу. Я вижу все преимущества, которые он получит, став графом, но что, если быть графом Уайверном — это проклятие?
 — Проклятие можно снять. Возможно, в одной из старинных книг говорится о том, как это делается. — Он взглянул на узкую тропинку. — Если уж говорить о проклятиях, то, мне кажется, спускаться по этой тропинке гораздо легче, чем подниматься.
 — Альтернатива одна— утонуть, сэр. — кокетливо улыбнувшись, сказала она и уверенно, словно кошка, принялась карабкаться вверх. Ему ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.
 Взобравшись наверх, она взглянула вниз, на то место, которое сыграло столь решающую роль в их жизнях, и сказала:
 — Тебе придется труднее, чем мне.
 — Почему?
 — Потому что тебе придется изо всех сил стараться быть хорошим, любящим и довольным жизнью мужем для леди Анны, тогда как я, если захочу, буду вечно недовольной старой девой с причудами. — Она схватила его за руку и повела дальше, туда, где каждого из них ждала остальная часть жизни. — Ты и представить себе не можешь, какое облегчение я испытываю оттого, что не придется спать еще одну ночь под крышей Крэг-Уайверна.
 — Думаешь, я этого не понимаю?
 «Да я согласился бы спать даже в аду, — подумал он, — лишь бы спать с тобой».




 Глава 25


 На следующее утро он сразу же вспомнил о том, что Сьюзен в доме нет и что они приняли решение относительно их будущего.
 В добром согласии, но отдельно друг от друга.
 Она говорила о настоятельной потребности противоборствовать судьбе, ему это желание тоже было знакомо. Но его останавливали чувство долга и дисциплинированность. Он добровольно выбрал этот путь и должен следовать по нему, тем более что были затронуты интересы других людей.
 Он встал с постели и попытался настроить себя на предстоящую охоту за документом. Если смотреть на вещи проще, то это могло бы стать увлекательным приключением, а в случае согласия Дэвида Карслейка еще и своего рода заключительным этапом освобождения от Крэг-Уайверна.
 Он Вспомнил, что приехал Хоук и обещал приехать Николас. И Сьюзен тоже обещала прийти. Поразительно, но день может оказаться даже веселым. В присутствии посторонних людей многое из того, что касалось сумасшедшего графа, казалось скорее смешным, чем ужасным.
 Он постарался загнать в самый дальний угол сознания мысли о будущем, как это делал с мыслями о смерти и тяжелых увечьях перед боем.
 Рейса он нашел в столовой, где тот поглощал свой, как обычно, внушительный завтрак. Потом пришел Хоук, и Кон представил их друг другу.
 — Мы, кажется, встречались в Фуэнтес-де-Оньоро, — сказал Хоук, усаживаясь за стол.
 — Ну конечно! — воскликнул Рейс, несколько польщенный. — Но я был тогда корнетом. Удивительно, что вы запомнили.
 Кон улыбнулся:
 — Не обольщайся. Хоук редко что-нибудь забывает.
 — Это мое проклятие, — согласился Хоук. — Но в данном случае де Вер оставался за старшего, так как были ранены командиры, и мне пришлось поручить ему организовать упорядоченное отступление его подразделения. Он очень точно и со знанием дела выполнил порученную ему задачу. А это и впрямь редко случается.
 — Я чрезвычайно исполнителен, — сказал Рейс в своей обычной манере. — А поэтому позвольте поинтересоваться, милорд, есть ли у вас какие-нибудь особые поручения для меня на сегодняшний день?
 Кон понял, что Рейс не знает о том, что происходит. Как только служанка наполнила тарелки, он объяснил ему ситуацию.
 — Великолепно, — сказал Рейс с ангельской улыбкой. — Жаль, что я не был знаком с леди Бел.
 — Она съела бы тебя на обед, — сказал Кон.
 — О нет, я так не думаю.
 Поразмыслив, Кон с ним согласился.
 — Кажется, леди Уайверн побывала в Крэг-Уайверне незадолго до отъезда? — спросил Рейс, расправившись с аппетитным куском ветчины.
 — Насколько я помню, Сьюзен об этом упоминала, — сказал Кон. — Почему ты спрашиваешь?
 Рейс снова улыбнулся:
 — Ясно, что она его убила. Потрясающая женщина. Он нарушил соглашение и причинил зло человеку, которого она любила, поэтому она явилась сюда, чтобы отомстить. Наверное, он позволил ей войти в свой кабинет, а она, пока находилась там, успела подсыпать какой-нибудь смертельный яд в одно из его излюбленных снадобий.
 — Это очевидно, — подтвердил Хоук, с удовольствием решая эту головоломку. — Хотя она не могла узнать о его смерти во время путешествия по морю, но в своем письме к дочери она это предполагает.
 — Конечно, она его убила, — обдумав сказанное, согласился Кон. — Возможно, она даже рассчитывает воспользоваться влиянием графа Уайверна, тем более если им станет ее сын. Можно посочувствовать Австралии…
 — Вы все еще за завтраком?
 Кон оглянулся и увидел Сьюзен в очаровательном платьице персикового цвета и модной шляпке. Это была совсем другая Сьюзен — такая, какую он с удовольствием видел бы каждое утро. Рядом с ней на пороге двери, ведущей в сад, стояла хорошенькая молодая женщина пониже ее ростом с большими сияющими глазами.
 — Я Амелия Карслейк, — сказала она, не дожидаясь, пока ее представят. — Уверена, что вам потребуются помощники, лорд Уайверн.
 Мужчины поднялись из-за стола, и Кон сказал:
 — Если вас нелегко шокировать, мы с радостью воспользуемся вашей помощью, мисс Карслейк. — Он вопросительно взглянул на Сьюзен, не зная, посвятила ли она кузину в подробности. Но та лишь улыбнулась в ответ. — Однако мы, жалкие существа мужского пола, только что приступили к завтраку и должны подкрепиться. Не посидите ли с нами?
 Когда все снова уселись, Кон представил Хоука, заметив, что молоденькая Амелия нацелилась пофлиртовать с ним. Однако он был уверен, что Хоук и Рейс смогут выдержать атаку.
 — Твой брат придет? — спросил он, обращаясь к Сьюзен.
 Ему хотелось сказать ей совсем другое, но, проведя ночь почти без сна, он смирился с ситуацией. Она, кажется, тоже.
 — У него есть кое-какие дела, но потом он придет. Кстати, он еще не принял решение.
 — Ничего, не к спеху.
 — Все это так, но нам, дамам, не терпится начать охоту, — сказала она, обращаясь ко всем присутствующим, — так что ешьте поскорее.
 Мужчины рассмеялись и быстро доели все со своих тарелок.
 — Армейская привычка, — сказал Рейс и первым встал из-за стола. — Команда «К бою!» означает: «Не оставляй ничего на столе».
 Вскоре закончили и остальные и всей гурьбой с шутками вышли в сад.
 Сьюзен смеялась вместе со всеми, чувствуя, что все в этом мире идет правильно, и это было странно, потому что сердце ее было готово разбиться.
 Однако чувство, связывающее ее с Коном, было таким прочным и сильным, что им следовало особенно дорожить. Ведь как только все здесь закончится, они, возможно, больше никогда не увидятся. Она была уверена, что они не будут искать встреч. Но сознание того, что связь между ними продолжает существовать, будет поддерживать ее в жизни.
 Она, конечно, все еще хотела иного, но только не за счет переживаний другой женщины.
 Интересно, захочет ли леди Анна иметь мужа, который желал бы жениться не на ней, а на другой женщине? Ночью она едва не поддалась искушению написать ей обо всем. Она знала, что Кон постарается не показать ей, что его сердце разрывается между двумя женщинами. Возможно, со временем его уважение к жене и матери своих детей перерастет в настоящую любовь.
 Ей надо молиться, чтобы это было так.
 Она сама во всем виновата. Кон, конечно, может попытаться обвинить себя в том, что написал леди Анне, но он не действовал бы таким образом, если бы не ее глупое поведение много лет назад.
 Поймав на себе проницательный взгляд майора Хоукин-вилля, она, поборов смущение, обратилась к нему:
 — Атмосфера Крэг-Уайверна действительно навевает меланхолию, не так ли, майор?
 — Возможно, чтобы почувствовать это, надо быть особенно восприимчивым, мисс Карслейк.
 — А вы не склонны к меланхолии?
 — Для этого я слишком практичен. Скажите, почему на пустом бассейне написано: «Дракон и его невеста»?
 Она подошла ближе.
 — Здесь были скульптуры. Дракона и его невесты.
 — Я уже видел римскую баню, так что могу себе представить.
 — Вы говорите о фонтане? — спросила Амелия, которая обладала способностью поддерживать несколько разговоров сразу. — Я бы очень хотела увидеть статуи.
 — Это не вполне прилично, — сказала Сьюзен.
 — Но ты их видела, а ведь ты такая же девица, как я.
 Сьюзен бросила взгляд на Кона и тут же поняла, что это было роковой ошибкой. Она почувствовала, что краснеет, но предотвратить это была не в силах.
 — Я знаю, что быть девицей в двадцать шесть лет стыдно, — сказала она, в попытке сменить тему разговора, — но на твоем месте, Амелия, я не стала бы лишний раз напоминать мне об этом.
 — Сьюзен! — воскликнула Амелия, бледнея. — Ты ведь знаешь, что я…
 — Знаю, — сказала Сьюзен, обнимая ее. — Я пошутила. Но статуи все-таки очень непристойные.
 Она видела, что де Вер, приподняв брови, задумчиво смотрит на нее, и понимала, что выдала себя с головой, все равно что оповестила всех о своем грехе.
 — Думаю, мне следует взглянуть на статуи, — сказал майор Хоукинвилл. — Если я намерен помочь решить эту головоломку, мне необходимо увидеть все, что имеет отношение к старому графу. Ведь я-то не девица, — усмехнулся он.
 Сьюзен решила, что он сказал это, чтобы сгладить неловкость, и была очень благодарна ему за это. Однако, как и следовало ожидать, Амелия увязалась за ними.
 — Ладно, — сказала Сьюзен, — только не говори тете Мириам, Сьюзен отчетливо услышала, как майор пробормотал:
 — Не сомневаюсь, что она тоже не девица.
 Кон возглавил шествие, так как он знал, куда спрятали фигуры. Их убрали в альков без окон, выходивший в главный холл.
 — Мы не стали ни поднимать, ни опускать их по лестнице, к тому же их все равно будут выносить через главный холл. Несмотря на то что размерами они в половину роста, с ними было чертовски трудно справиться.
 Сьюзен пропустила вперед майора Хоукинвилла, но, когда следом за ними проскользнула Амелия, она не могла не взглянуть на статуи.
 По отдельности фигуры не производили отталкивающего впечатления. Дракон лежал на спине с задранными вверх, как у щенка, лапами, в результате чего его огромный орган выглядел смехотворно, а свирепый оскал походил на глупую ухмылку. Она закусила губу, а Амелия просто расхохоталась. Но женщина по-прежнему приводила в смятение, потому что казалось, что она испытывает какой-то одной ей присущий экстаз.
 Кон остался снаружи, хотя, услышав смех Амелии, де Вер вошел внутрь. Сьюзен слышала, как он что-то сказал и Амелия снова рассмеялась.
 — Да уж, это в высшей степени неприлично, — сказала она Кону, выходя наружу.
 — Полностью с тобой согласен.
 — Что ты намерен сделать с этими фигурами?
 — Если твой брат примет мое предложение, то ему и придется решать эту проблему.
 Постепенно вышли и остальные, причем майор Хоукин-вилл подгонял Амелию и де Вера, как учитель школьников. Он насмешливо скривил губы, взглянув на Кона и Сьюзен, и, как ей показалось, точно оценил ситуацию.
 Она решила, что он принадлежит к числу тех людей, которые не успокоятся, пока не решат головоломку, оказавшуюся на их пути. Из того, что успел рассказать Кон, пока они шли к Ирландской бухте, она поняла, что разгадка головоломных ситуаций составляла часть работы Хоука в военно-хозяйственном управлении. Большей частью он занимался обычной квартирмейстерской работой: грамотным размещением войск и обеспечением их необходимыми припасами для жизни и боевых действий. Но кроме того, он обладал даром решать сложные проблемы и расследовать преступления.
 Должно быть, для такого человека не составляет труда догадаться об их чувствах друг к другу, подумала она. И это еще одна веская причина для того, чтобы им как можно скорее расстаться.
 Леди Анна, наверное, проницательна и умна, и, даже если она не видела их вместе, их видели другие. Поползут слухи, которые в конце концов дойдут до ее ушей. Так всегда бывает.
 — Появились какие-нибудь идеи? — спросил Кон у своего друга.
 — Нет, но я и не ожидал внезапного озарения. Мой метод заключается в прилежном накоплении информации. Потом вырисовывается схема, которая приводит к решению.
 — Ты рассчитываешь на действия разумного человека.
 — Настоящий хаос — явление редкое. У безумцев существует своя логика и своя цель.
 — Тебе виднее. Я передаю командование операцией в твои руки, Хоук.
 Все они поднялись в апартаменты Уайвернов. Амелия по дороге восхищалась готическим стилем отделки. Особенно поразил ее воображение Йорик, скелет.
 Перед дверью кабинета Кон вынул из кармана ключ, но дверь оказалась незапертой. Войдя в комнату, они увидели мистера Рафлстоу, который с головой ушел в составление каталога. Он был явно удивлен вторжением, а Сьюзен удивилась, увидев его здесь. Она о нем совсем забыла.
 — Мы разыскиваем один юридический документ, который граф, возможно, спрятал в этой комнате.
 — Все документы, которые удалось найти в книгах, я положил на письменный стол, милорд, но юридического документа среди них я не видел. Большей частью это какие-то записки, иногда рецепты.
 Кон быстро просмотрел бумаги.
 — Ну что скажешь? — Он взглянул на майора. — Каким методом воспользуешься?
 — Займемся систематическим поиском, — сказал Хоукинвилл, окидывая взглядом комнату. — Мы имеем шесть человек, четыре стены, письменный стол и остальное пространство. Ты возьмешь на себя письменный стол, Кон…
 Но тут вмешался мистер Рафлстоу:
 — С вашего позволения, милорд, я начну работать с книгами в другой комнате.
 Кон удивленно вскинул брови, но сказал:
 — Конечно, мистер Рафлстоу. Только следите внимательно, не попадется ли вам на глаза юридический документ или место, где он может быть спрятан.
 Кюре ушел, а Кон рассмеялся:
 — Наверное, он теряется в догадках, какую дьявольскую проделку мы замышляем.
 — Осторожнее, — сказала Сьюзен, — не стоит со смехом поминать дьявола.
 — Но смех отгоняет дьяволов, — возразил де Вер.
 — Теперь нас пятеро, — решительно прервал их Хоукин-вилл. — Кон, ты по-прежнему занимаешься письменным столом, так как там могут быть документы, касающиеся графства. На долю каждого из остальных приходится по одной стене.
 Сьюзен досталась стена, в которой была дверь. Это означало, что ей пришлось обыскать значительно меньшее число полок, но, несмотря на это, безнадежное занятие ее быстро утомило. А кроме того, она испачкалась в пыли, и ей очень хотелось снова надеть свое серое платье.
 Она взглянула на Амелию, которая, просматривая сложенные на полке манускрипты, что-то тихо сказала де Веру и рассмеялась его ответу. Де Веру было поручено проверить ингредиенты, и он с явным удовольствием занимался этим.
 Кон сидел за письменным столом, складывая документы в стопки так, как это делал де Вер в кабинете, но, когда он встретился с ней взглядом, она поняла, что это занятие ему не по душе.
 Обменявшись кривыми улыбками, они вернулись к работе.
 Дверь рядом с ней открылась, и вошла Джейн, как всегда с неодобрительным выражением на лице.
 — К вам мистер Делейни, милорд, — сказала она, окидывая взглядом комнату, как будто они были ребятишками, затевающими какое-то озорство.
 Кон поднялся из-за стола:
 — Николас! Хорошо, что ты не пропустил самое веселье.
 — Неужели все так плохо? — спросил человек, который, судя по всему, был Николасом Делейни, предводителем «Компании шалопаев».
 Их представили друг другу. Сьюзен с интересом разглядывала этого человека. Он был красив, держался непринужденно. Даже его белокурые волосы были более мягкого тона, чем у де Вера, и не выглядели так, словно он только что побывал у парикмахера.
 Она вспомнила, как интриговали ее истории, которые Кон рассказывал о нем. Чувствовалось, что Кон преклоняется перед ним, как перед героем, хотя и старается не показать этого. Его имя часто возникало у него в разговоре: «Николас говорит…»
 Вчера Кон упомянул, что ждет его в гости. Хотя он не сказал больше об этом практически ничего, она почувствовала, что этот визит помог Кону привести в порядок мысли по целому ряду проблем.
 — Хоук принял на себя командование, — сказал Кон. — Мне здорово повезло, что досталось заниматься бумагами. Большая часть всего остального отвратительна как в физическом смысле, так и в моральном.
 — Помни, — сказал Делейни, что я интересуюсь этими вещами. Скажи, это не мандрагора ли? — спросил он, подходя поближе к банке на полке.
 — А ты сам можешь определить? — спросил Хоукинвилл.
 — Как-то раз я прослушал лекцию на эту тему. — Делейни открыл банку и извлек из нее сморщенный раздвоенный корешок. — Любой колдун сказал бы, что это корень мандрагоры. — Он бросил корень обратно в банку. — Кстати, Кон, он дорого стоит, ты мог бы продать его.
 — Превосходно. Но я должен напомнить тебе, что мы ищем документ.
 Николас рассмеялся:
 — Понял, сэр.
 — Если ты в этом разбираешься, Делейни, то можешь проверить эти сокровища, а де Вер проверит книги на моей стене. Я же обыщу пространство между ними.
 Сьюзен видела, как Делейни кивнул, как будто сказанное не показалось ему абракадаброй.
 Он заметил, что она смотрит на него, и улыбнулся. Она поспешно отвернулась к полкам, чтобы не привлекать к себе внимание еще одного проницательного наблюдателя.
 Слишком проницательного.
 Все понимающего.
 Интересно, что рассказал ему Кон?
 Николас Делейни быстро осмотрел все остальные ингредиенты, потом подошел к книгам, которые уже открывала и проверяла Сьюзен.
 — Не встречались ли вам здесь произведения графа Сен-Жермена?
 — Я не смотрела на названия, — сказала она. — Но мистер Рафлстоу, кажется, составил полный каталог всех книг, которые здесь есть.
 — Но его при этом интересовали заглавия, а не хитроумные тайники. Я просмотрю его списки. Кон предоставил мне право первого выбора.
 — Вы изучаете алхимию, сэр? — неодобрительно спросила она.
 — Я изучаю все, — с улыбкой заявил он и, взяв какую-то книгу, просмотрел ее и вернул на полку. — Вы прожили в этих местах всю свою жизнь, мисс Карслейк?
 —Да.
 — Так вы, наверное, знали Кона, когда он побывал здесь много лет тому назад?
 Она насторожилась, но лгать не стала:
 — Да. Ведь мы с ним ровесники.
 — О пребывании здесь у него сохранились удивительно яркие воспоминания. Позвольте-ка, — сказал он, доставая с полки крупноформатную книгу в кожаном переплете. — «Физика и мистика». Кон, — крикнул он в другой конец комнаты, — ты можешь разбогатеть! Насколько мне известно, последний экземпляр этой книги был продан за три сотни.
 — Это граф Уайверн может разбогатеть, — поправил его Кон, окидывая взглядом письменный стол. — Ну, кажется, здесь я закончил. Маловероятно, чтобы свидетельство о браке лежало на виду у всех, а никаких тайников здесь я не обнаружил.
 — Не обижайся, Кон, — сказал Хоукинвилл, — но я хотел бы проверить сам. — Он вытащил все ящики, проверяя днища каждого и простукивая стенки, но наконец сказал: — Ты прав. Ничего здесь нет. — Он отряхнул пыль с одежды. — Нет ничего ни на полу, ни на потолке.
 Полки прочно привинчены к стенам, между ними нет никаких зазоров. Окна, шторы, двери — все чисто. Сьюзен только сейчас осознала, насколько неумело вела поиски, когда искала золото, и поняла, что теперь за дело взялся настоящий профессионал.
 — Думаю, нам следовало бы сделать перерыв на ленч, — заметила она и тут же вспомнила, что предлагать такие вещи теперь не ее дело.
 — Отличная мысль, — согласился Кон. — Можно было бы пригласить также Рафлстоу. — Он открыл дверь спальни, и Сьюзен увидела, что викарий склонился над чем-то, лежавшим на освобожденной от книг книжной полке.
 — Что-нибудь нашли? — спросил Кон.
 Викарий выпрямился и, кажется, немного покраснел.
 — Нет, не совсем так, милорд. Наверное, это не входит в мои обязанности, но бедненькая леди выглядела так…
 Кон подошел ближе, за ним последовала Сьюзен. Рафлстоу склонился над рисунком.
 — Я выпросил немного яичного белка на кухне, милорд, — объяснил этот бедняга, как будто боялся, что его отчитают за самоуправство, — и наклеил испорченный рисунок на лист бумаги. Правда, он еще не успел как следует приклеиться.
 Тем не менее на подклеенном рисунке можно было теперь рассмотреть лицо.
 Делейни потребовал, чтобы ему рассказали историю рисунка, и Кон это сделал.
 — Лицо кажется мне знакомым, — насторожилась Амелия.
 — Мы думаем, что это леди Бел, — тихо сказала ей Сьюзен, — когда она была моложе, чем ты сейчас.
 — Ну конечно, я видела ее на портрете с тетей Сарой, который висит в усадьбе. Возможно, этот рисунок был сделан для портрета. Зачем же он так зверски искромсал портрет? Если он ее так сильно ненавидел, то почему просто не выбросил эгот рисунок?
 — Ненависть иногда принимает причудливые формы, — задумчиво сказал Кон и, взяв рисунок, пригласил всех следовать за собой.
 Они все отправились по коридору в комнаты Святого Георгия и вошли в помещение римской бани. Амелия с изумлением оглядывалась вокруг.
 — Везде изображена она, — сказала Сьюзен почему-то шепотом, как будто опасаясь, что женщина, изображенная на потолке, на полу ванной и на рисунке, может ее услышать.
 Да, это была леди Бел. Ее мать.
 — Моделью для фигуры, снятой с фонтана, тоже была она, — сказал Хоукинвилл.
 — Черт возьми, ты абсолютно прав! Везде изображена Изабелла Карслейк, а себя он, судя по всему, ощущал драконом. Будь проклята его черная душа!
 — Несомненно, так оно и есть, милорд, — сказал викарий.
 Кон отдал ему рисунок:
 — Положите его назад в апартаметы Уайвернов, Рафлстоу, а потом присоединяйтесь к нам в столовой.
 Викарий взял рисунок, но от ленча отказался.
 — Вы очень любезны, милорд, — сказал он, — но мне надо вернуться домой. Я должен подготовиться к завтрашней проповеди.
 — Полагаю, мы вам дали для этого богатый материал, — усмехнулся Кон, едва приподняв уголки губ.
 Викарий вернулся в комнаты старого графа, а все остальные задумчиво спустились на нижний этаж и вышли в сад. Сьюзен была уверена, что всем хотелось поскорее вырваться на свежий воздух.
 Они обменивались впечатлениями, а Сьюзен вслух высказала удивление по поводу того, что Дэвид до сих пор не появился. Потом она обратила внимание на то, что майор Хоукинвилл почему-то стал слишком молчалив. Она взглянула на Кона, который шел рядом, как будто именно здесь и было его место.
 — Он думает, — сказал Кон, без слов поняв ее. — В такие минуты он может стать островком спокойствия в море хаоса. Как будто услышав его слова, Хоукинвилл оглянулся:
 — Нельзя ли мне еще разок взглянуть на эти фигуры, снятые с фонтана, Кон?
 — Разумеется, можно Ты думаешь, там может быть какой-то ключ к разгадке?
 — Возможно.
 Когда они остановились возле закрытого шторой алькова, он сказал:
 — Не уверен, как правильнее поступить, чтобы соблюсти приличия при обыске, — то ли не привлекать к этому дам, то ли, наоборот, поручить эту операцию только дамам.
 — Леди должны привлекаться к участию во всем, что затевается, — возразил Делейни. — Таков закон «шалопаев».
 — Вот как? — с сомнением промолвил Хоукинвилл. — Ну что ж, пеняйте на себя. Нельзя ли здесь добавить света, Кон?
 Услышав его слова, де Вер быстро сходил на кухню и вернулся с зажженной свечой. Все остальные ждали.
 — Вы думаете, что свидетельство о браке может быть спрятано здесь, потому что на фонтане есть надпись «Дракон и невеста»? — спросила Сьюзен.
 — В этом действительно может быть скрыт смысл.
 — К тому же эти фигуры полые внутри, — сказал Кон. — Но кажется, там нет выходов наружу. Возможно, это труба, через которую вода поступала из драконова… ствола? Как вам кажется?
 — Не исключено, — задумчиво сказал Хоукинвилл. Однако Сьюзен не разделяла его оптимизма.
 Кон отодвинул штору. Сначала в альков со свечой, прикрытой в целях безопасности ламповым стеклом, вошел де Вер, который был очень похож на ангела с факелом в руке. Следом за ним туда протиснулись все остальные.
 В мерцающем свете свечи дракон уже не казался забавным. Пасть его была приоткрыта в злобном оскале. Большую часть ее занимал раздвоенный язык, однако там еще оставалось место.
 Майор Хоукинвилл засунул в пасть палец и покачал головой. Он откуда-то извлек длинный складной нож и пошарил им в отверстии водопроводной трубки.
 — Ты с самого начала знал, что там ничего нет, — сказал Кон. — Так где же?
 Хоукинвилл повернулся к фигуре женщины. Кричащей от ужаса или восторга леди Бел.
 — А сам ты как думаешь, где мог сумасшедший граф спрятать документ? — спросил он.
 Рот невесты был открыт в крике, но там было слишком мало места для тайника.
 В это мгновение все поняла Сьюзен и взглянула туда, где соединялись раскинутые ноги невесты. Казалось, что там тоже не может поместиться никакой тайник, но Сьюзен вышла вперед.
 — Я сделаю это, — сказала она.
 Ее пальцы нащупали что-то неметаллическое. Воск.
 — Дайте нож или что-нибудь острое, — сказала она, обращаясь к застывшим в молчании присутствующим.
 Кон опустился на колени рядом с ней и предложил свой перочинный нож.
 — Может быть, хочешь, чтобы это сделал я?
 — Нет, мне надо сделать это самой.
 Слегка морщась, она воткнула нож в воск и сняла его слой. Отделив последний кусок, она увидела тонкий свиток бумаги, вытащила его и отдала Кону. Потом, как могла, залепила воском образовавшуюся пустоту.
 Она и сама не могла бы объяснить, зачем это делает. Но ей казалось, что так нужно.
 Потом она поднялась на ноги:
 — Я хотела бы, чтобы эту статую расплавили и сделали что-нибудь другое. Что-нибудь хорошее.
 — Может быть, святого Георгия? — спросил Кон. Он снял пиджак и набросил его на статую, потом первый вышел из алькова.
 — Нет. Что-нибудь свободное. Может быть, птицу. Наверное, непросто было быть Изабеллой Карслейк и все время рваться на свободу.
 Кон улыбнулся ей понимающей улыбкой, потом развернул скатанный в трубочку документ и прочитал:
 — «Свидетельство о браке Джеймса Берли Сомерфорда из Девона и Изабеллы Карслейк, уроженки того же графства, заключенном 24 июля 1789 года». Это было почти за год до твоего рождения, Сьюзен.
 Он понимал, что она страшно боялась оказаться дочерью сумасшедшего графа.
 — Наверное, он был бесплоден, — добавил Кон. — Теперь все зависит от решения твоего брата. Можешь отдать этот документ ему.
 — Оставь его у себя, — сказала она. — Если он откажется от предложенной ему чести, тебе придется самому решать, что с этим делать.
 — Как хочешь.
 Они оба знали, что прощаются друг с другом. Прощание происходило на глазах у всех остальных, и это было, наверное, к лучшему.
 — Пойдем, Амелия.
 Они направились к выходу из Крэг-Уайверна, и Сьюзен ни разу не оглянулась назад. Но вскоре их остановил запыхавшийся парнишка, который бежал им навстречу.
 — Мисс Карслейк! — произнес он, но замолчал, с удивлением увидев поблизости множество людей.
 У Сьюзен сердце замерло от тяжелого предчувствия.
 — Что случилось, Кит? — спросила она, отводя парнишку в сторону.
 — Капитан Дрейк, мэм! Солдаты таможенной службы окружили его в часовне Святого Патрика. Он, возможно, ранен!




 Глава 26


 — Ранен? Тяжело?
 — Не знаю, мэм. Они подали сигнал, и мой отец его увидел. Он означает: беда. Там их трое, причем один или даже двое ранены. Отец думает, что Гиффорд послал за подкреплением, а до тех пор будет держать их в часовне.
 Сердце у Сьюзен бешено колотилось, мешая ей думать. Глупый, глупый! Как он решился проводить контрабандистскую операцию при свете дня?
 — Что случилось? — спросил, подходя к ней, Кон.
 Она рассказала, какую весть принес парнишка.
 — Придется мне как-нибудь организовать его спасение. Больше некому…
 — Как так некому? Есть я, есть Хоук и есть король «шалопаев».
 — Тебе нельзя в это ввязываться, — сказала она.
 — Если ты ввязываешься, то ввязываюсь и я. А где я, там и мои друзья, — решительно заявил Кон, сказав мальчику: — Жди дальнейших распоряжений.
 — Слушаюсь, сэр! — ответил парнишка. Сьюзен заметила, как он инстинктивно подчинился человеку, взявшему на себя командование ситуацией. Хорошо, когда кто-то берет на себя руководство. Подчиняйся, и все будет в порядке.
 Она и сама это чувствовала, хотя сейчас ее переполнял ужас. Дэвид был в смертельной опасности, а возможно, и Кон тоже.
 Он повел ее назад в главный холл и, обратившись к мужчинам, сказал:
 — Назначаю военный совет. В кабинете. — А потом тихо спросил у Сьюзен: — Как насчет твоей кузины?
 Но Амелия спросила:
 — Что-нибудь с Дэвидом, не так ли? Я так и знала, что он сделает какую-нибудь глупость!
 — Видимо, она тоже участница нашей веселой компании, — сказала Сьюзен, пораженная тем, что Амелия, видимо, знала больше, чем она предполагала.
 В кабинете Кон вкратце обрисовал ситуацию. Он рассказал о том, что Гиффорд угрожал Сьюзен, не вдаваясь в подробности этой истории.
 — Странный маневр. Он тем самым теряет средство для достижения цели.
 — Может быть, и нет, — сказала Сьюзен. — Благодаря поимке Дэвида с поличным он может оказать на меня еще большее давление.
 — Но зачем посылать за подкреплением? Он мог бы попытаться без шума прийти к соглашению с тобой.
 — Возможно, это домыслы. Может быть, ни за кем он не посылал, он мог воспользоваться услугами местных лодочников… — Сьюзен резко втянула в себя воздух. — Кон, часовня Святого Патрика — это те развалины, которые находятся неподалеку от Ирландской бухты.
 Они встретились взглядами. Если Гиффорд видел, как они обнимались, он мог предпринять эту операцию со злости или от ревности.
 Кто бы мог такое предвидеть заранее?
 И то, что при этом будет ранен Дэвид?
 — Я не знаю, что делать, — сказала она.
 Кон взял ее за руку:
 — Все будет в порядке. Сколько людей может быть с Гиф-фордом?
 — Здесь есть шесть лодочников, которые обычно работают парами.
 — В таком случае предположим, что пока там Гиффорд и еще двое. — Кон описал остальным месторасположение часовни. — Можно без труда продержаться против пары местных мужиков, которые не хотят, чтобы их убили, и, наверное, сами тоже не горят желанием убивать. Вокруг часовни открытое пространство. Я не хочу устраивать генеральное сражение, но хочу благополучно вызволить оттуда Карслейка и его людей. Есть предложения?
 — Хоукинвилла и меня здесь никто не знает, — сказал Де-лейни. — На этом можно сыграть. Если мы появимся на сцене, никто не сможет обвинить нас в том, что мы мешаем проведению операции.
 — А если вас убьют?
 — Придется рискнуть. А вы с де Вером тем временем можете предпринять операцию по спасению.
 — А что буду делать я? — спросила Сьюзен. — Я не хочу оставаться в стороне.
 — Я тоже хочу помочь, — заявила Амелия.
 И не успела Сьюзен возразить, как Делейни сказал:
 — Несомненно! Но как и всякий необстрелянный новобранец, вы будете обязаны подчиняться указаниям. Ясно?
 Амелия насторожилась, потом сказала:
 — Слушаюсь, сэр!
 — Я не военный. Всего лишь «шалопай». Кон, есть у тебя карта местности?
 Де Вер извлек из ящика стола карту и разложил ее на столе. Потом обвел пальцем береговую линию и сказал:
 — Я так и думал. Вот она, Ирландская бухта, а крестиком обозначена часовня. Она расположена неподалеку от дороги, ведущей в Льюиском, но дорога прерывается.
 — Там случился оползень пятнадцать лет тому назад, — сказала Сьюзен. — Он и завалил дорогу. Больше ею никто не пользуется.
 — Кроме контрабандистов, — добавил Кон.
 — Или людей, которые пошли прогуляться.
 Они снова на мгновение встретились взглядами.
 — По этой дороге можно проехать верхом? — спросил Хоукинвилл.
 — Только до оползня, — сказала Сьюзен. — Но если вы выедете верхом отсюда, вам не доехать до часовни. Пешеходы могут добраться туда по тропинке, но верхом там не проехать.
 — Мы подойдем с другой стороны, — сказал Делейни, отыскивая на карте тропу. — Тогда вообще трудно будет заподозрить, что мы как-то связаны с Крэг-Уайверном. Пусть думают, что мы случайные здесь люди и не знали, что дорога заканчивается тупиком. Часовня привлекла наше внимание, и нам захотелось осмотреть эту достопримечательность.
 — А если Гиффорд крикнет вам, чтобы вы убирались отсюда? — высказал предложение Кон.
 — Мы задержимся и будем спрашивать, что происходит. А вы тем временем начнете действовать. Хотя на открытом пространстве из часовни им трудно будет бежать, не попав под пули.
 — С Гиффордом я сам разберусь, но надо придумать что-нибудь еще, чтобы отвлечь его внимание.
 — Дети, — предложила Амелия. — Иногда я вожу туда школьников на прогулку. Он не сможет стрелять, когда по-близости будут находиться дети, не так ли?
 — Но мы подвергнем риску детей, — возразил Хоукинвилл, с которым были явно согласны и другие мужчины.
 — Они привыкли участвовать в контрабандистских операциях, — сказала Сьюзен, — и мы не подвергнем их опасности. Иди, Амелия, и прихвати с собой Кита.
 Амелия повернулась, чтобы уйти, но Кон сказал:
 — Подождите.. Мы, возможно, сумеем вывести их из часовни переодетыми. Прихватите с собой еще двух женщин, Амелия, самых высоких, если можно, и пусть они наденут на себя по двойному комплекту одежды, которую смогут без труда снять с себя.
 Амелия улыбнулась:
 — Умная мысль! Но как быть с Дэвидом? Он слишком высок.
 — Знаю. Но он мой управляющий, и мой благородный гнев обрушится на голову любого, кто угрожает ему на моей собственной земле. Если сможете, то передайте ему, Амелия, что ему отводится такая роль.
 — Амелия, мне сказали, что он ранен, — напомнила Сьюзен. — Не забудь захватить с собой бинты и все такое.
 — Ладно, — сказала Амелия. Она побледнела при упоминании о ране, тем не менее помчалась выполнять приказание.
 Сьюзен стало не по себе. Она поддержала предложение о привлечении к участию в операции детей, но понимала, что даже при большой осторожности это опасная затея. Она заметила, что майор Хоукинвилл пристально смотрит на нее.
 — Такова тяжкая доля того, кто командует операцией, — сказал он. — Принять решение всегда бывает не просто.
 — Я здесь не командую.
 — Вы все делаете очень правильно. Только вот ваше очаровательное платье, извините, кажется мне неуместным, если только вы не планируете обворожить таможенного офицера.
 — О нет, только не это! — возразила Сьюзен. — У меня есть идея получше.
 Она торопливо направилась в дом, радуясь тому, что не успела перенести оттуда все свои вещи. Чем больше незнакомых лиц появится на сцене, тем лучше. Гиффорд едва ли узнает ее, если она переоденется в мужской костюм.
 Она быстро надела бриджи, рубаху и сюртук, повязала вместо галстука шейный платок. Взглянув на себя в зеркало, Сьюзен вспомнила, что в последний раз была одета таким образом в ту ночь, когда вернулся Кон. Едва сдерживая слезы, она добавила последние штрихи к своему «маскарадному костюму».
 Обычно она не надевала шляпу, но шляпа у нее была — мужская крестьянская шляпа с широкими полями. Подколов волосы, она водрузила ее на голову. В качестве последнего штриха она, взяв немного сажи из камина, чуть притемнила черным линию челюсти, подбородок и кожу над верхней губой.
 Взглянув еще раз в зеркало, она решила, что этого будет достаточно. Жаль, что она из-за роста не может сойти за своего брата.
 Потом она вернулась в кабинет.
 — Ну как?
 В кабинете находились только Кон и де Вер. Похоже, что ее вид на обоих произвел нужное впечатление.
 — Весьма убедительно, — сказал де Вер, — но у меня возникла еще одна идея. Пойдемте-ка в вашу комнату.
 Кон пошел с ними вместе. Когда они пришли в ее комнату, де Вер начал раздеваться.
 — Надеюсь, ваше платье подойдет мне по размеру.
 Они были одинакового роста, хотя он, естественно, был шире в плечах. Она помогла ему надеть свое персиковое платье, но не смогла до конца застегнуть пуговки на спине. Покопавшись в ящике, она достала хорошенькую шаль и накинула ему на плечи.
 — А обувь? — пробормотал он, поглядывая на свои сапоги. — Кон, будь другом, принеси из моей комнаты мои вечерние штиблеты.
 Кон отправился за штиблетами.
 — Теперь шляпку, — сказала Сьюзен и, надев на его голову соломенную шляпку, завязала под подбородком пышный бант, чтобы скрыть короткие волосы. — У вас слишком резкие черты, чтобы быть красивой женщиной, — заметила она, — и слишком красивые для мужчины.
 Де Вер усмехнулся:
 — Словом, нечто неопределенное.
 — Возможно, если только не приглядишься повнимательнее, — сказала она и, взяв румяна, подкрасила ему губы и щеки. — Слишком сильно краситься неприлично, и не забудьте прятать руки под шаль. Ведь вам нужно отвлечь их внимание. — Она достала из ящика свои чулки. — Вот возьмите, сделайте из этого бюст. — Он подчинился, а она тем временем взяла акварель и смешала немного темно-коричневой краски. — Надеюсь, это не причинит вреда вашим глазам.
 — Спасибо, — несколько встревоженным тоном произнес он, но не отказался, а терпеливо ждал, пока она обводила глаза темно-коричневой линией.
 — Это конечно, дурной тон, но подведенные глаза придают вам женственности.
 — Ах, ваши слова придают мне уверенности в себе, — кокетливо произнес он.
 Они еще продолжали обмениваться шутливыми замечаниями, когда появился Кон с черными лайковыми штиблетами в руке. Де Вер надел их, и Сьюзен сказала:
 — Думаю, сойдет. Итак, мы будем изображать влюбленную парочку. А ты, Кон?
 — А я буду чертовски взбешенным графом Уайверном. Ваша роль заключается в том, чтобы отвлечь внимание людей Гиффорда, дабы они не услышали того, что я буду ему говорить. Как бы ни хотелось мне придушить этого человека, но нам придется оставить ему лазейку, чтобы выйти из этой ситуации с честью, если она у него еще осталась. Идемте.
 Сьюзен шагала рядом с Коном, испытывая неведомое ей доселе чувство возбуждения и страха одновременно. Возбуждение большей частью объяснялось тем, что рядом шел Кон. И пусть даже их больше ничего не связывало, они были партнерами в этой ситуации.
 Это был славный конец их отношений. Лишь бы Дэвид остался цел.
 Кон приказал Пирсу и Уайту привести коней, так что, проехав верхом часть пути, они спешились только тогда, когда увидели место действия. Оставив слуг с конями, они пошли дальше пешком.
 Когда они приблизились к месту оползня, Кон из осторожности прошел вперед.
 — Я вижу часовню, одного человека у окна и по крайней мере одного — внутри. Почему Гиффорд не стреляет? Тот, кто у окна, является хорошей мишенью.
 Сьюзен подошла сзади:
 — Гиффорд ждет подкрепления. Или меня.
 — В таком случае почему твой брат не пытается вырваться?
 — Потому что тогда они примутся стрелять. Дэвид надеется, что его сигнал заметили и пришлют помощь. Он постарается уйти без кровопролития. Убийство таможенника повлечет за собой бесконечные неприятности. К тому же это противоречит правилам «Драконовой шайки».
 — Хорошо бы нам как-то передать ему в часовню, что помощь прибыла.
 — Это можно сделать. — Она достала небольшое зеркальце. — Я знаю сигналы. Буду сигналить из-за валунов, так что Гиффорд меня не увидит.
 Кон схватил ее за руку:
 — Подавай сигналы отсюда.
 — Почему?
 — Я хочу увидеть, где Гиффорд. Не думаю, что он там. Вон приближаются Хоук и Николас, и, кажется, я слышу голоса детей.
 — Лично мне нечего прятаться, — заявил де Вер и немного вскарабкался по склону, придерживая развевающиеся на ветру юбки. — Так оно и есть. Туда направляются около десятка детишек и три женщины.
 — Отлично. Начинай сигналить Сьюзен.
 Она наклонила зеркальце, чтобы поймать солнечный луч, и стала подавать условный сигнал, означающий «помощь идет».
 — Неужели я зря так разоделся? — с недовольным видом спросил де Вер.
 — Это было бы непростительно, — заявил Кон. — Пойди и отвлеки внимание лодочников.
 — Это уже больше похоже на дело, — обрадовался де Вер и, одарив их озорной улыбкой, принялся карабкаться по склонам к плоской площадке, где находилась часовня. Когда возник третий отвлекающий объект, Сьюзен запаниковала: ей показалось, что ситуация выходит из-под контроля.
 Кон положил руку ей на плечо:
 — Продолжай подавать сигналы.
 Она досадливо поморщилась.
 — Но это противоречит всему, чему меня учили, — возмутилась Сьюзен.
 — Не прекословь, выполняй указание.
 — Слушаюсь, сэр!
 Он не снял руку с ее плеча, и ей было так приятно ощущать тепло любимой руки. На мгновение она накрыла свободной рукой его руку.
 Она услышала, как поют дети, которые под предводительством Амелии шли парами, взявшись за руки. Шествие замыкали две женщины с корзинами в руках.
 Двое всадников поскакали к часовне.
 Откуда-то из-за кустов раздался голос, приказывающий им остановиться. Сьюзен показалось, что голос принадлежит не Гиффорду.
 Хоукинвилл и Делении остановили коней между кустами и часовней и кружили на месте, как будто пребывая в растерянности.
 Из кустов поднялся, размахивая мушкетом, человек в синей с белым униформе работников акцизного управления.
 Он что-то крикнул.
 Детишки, нарушив строй, помчались по склону, чтобы заглянуть в часовню. Женщины побежали за ними, приказывая остановиться. Сьюзен чуть не закричала им, чтобы бежали назад. Ведь они подвергали себя опасности!
 Солдат закричал громче.
 — Кого-нибудь убьют, — сказала она Кону. — Надо что-то делать.
 — Ник и Хоук позаботятся о них. Кажется, Гиффорд едет. Пора тебе убираться отсюда, любовь моя.
 — В таком случае я спущусь, чтобы быть поближе к детям.
 — Ладно. Сделай вид, что разыскиваешь свою распутную девицу.
 Она нерешительно переминалась с ноги на ногу.
 — С тобой ничего не случится?
 — Выполняй приказание, парень.
 Она удивленно взглянула на него, но тут услышала приближающийся топот копыт. Не в силах устоять, она быстро поцеловала его в щеку и скрылась за кучей валунов.
 Расставшись с Коном, она крикнула самым басовитым голосом, какой только смогла изобразить:
 — Бетси, куда тебя черт унес, проклятая шлюха?! Иди сюда!
 Де Вер оглянулся, съежился и кинулся к солдату:
 — Спасите меня, сэр! Спасите!
 Кон фыркнул и повернулся в сторону моря, сделав вид, что любуется морскими далями. Как только Гиффорд резко остановил коня рядом с ним, он оглянулся.
 — А, лейтенант! Приятный денек после недавних холодов, не так ли?
 — Черт побери, я привлеку вас за это к суду, пусть даже вы граф!
 — За что?
 — За то, что подаете сигналы контрабандистам, сэр!
 — Средь бела дня?
 Гиффорд, взглянув на развернувшуюся внизу сцену, приподнялся в стременах и заорал:
 — Стреляйте в них, черт бы вас побрал! Стреляйте!
 Кон стащил его с коня и надавал таких тумаков, что тот едва соображал, что происходит.
 — Вы приказываете стрелять в женщин и детей, сэр?
 Гиффорд, побагровевший от ярости, лежал на земле.
 — Я добьюсь, чтобы вас повесили!
 — А я добьюсь, чтобы вас перевели на Ямайку, если вы не выполните моих указаний, — заявил Кон, придавив коленом распластанного на земле Гиффорда.
 — В этих развалинах я держу пойманных мной контрабандистов, черт бы вас побрал!
 — Если это так, то они, наверное, успели удрать. Ничего не поделаешь. Но я решительно возражаю против вашей попытки причинить увечье ни в чем не повинным прохожим. И я тем более решительно возражаю, — Кон еще сильнее надавил на его живот коленом, — против вашей попытки шантажировать леди, чтобы заставить ее лечь с вами в постель. — Когда Гиффорд попытался что-то сказать и уже открыл рот, он схватил его рукой за горло, — Лучше помолчите. Мисс Карс-лейк является леди, к которой я отношусь с величайшим уважением, и если я услышу какие-нибудь недостойные высказывания в ее адрес — пусть даже самые пустяковые, — я буду вынужден принять меры. И как граф, и как человек. Ну как, мы с вами поняли друг друга?
 Кон решил принять его утробное бормотание за согласие и несколько ослабил хватку.
 Гиффорд воспользовался этим, чтобы обвинить его:
 — Вы заодно с контрабандистами, как и старый граф.
 — Ошибаетесь, Гиффорд. — сказал Кон, испытывая к нему некоторое сочувствие, как к человеку, который пытается выполнить свою работу. — Какой вам смысл ловить нового Капитана Дрейка? Следом за ним придет еще один, потом еще.
 — Ловить контрабандистов — мой долг, милорд, а вы предатель, если мешаете мне делать это.
 Кон вздохнул:
 — Мешаю вам? Да я просто не позволил одному сумасшедшему стрелять в детишек.
 — Но вы признаете…
 — Что? Я граф Уайверн и едва ли могу быть контрабандистом. — Кон поднялся и поднял на ноги Гиффорда. — Придите в себя.
 Едва его освободили, Гиффорд выхватил пистолет из кобуры, притороченной к седлу.
 — А вот и свидетель, — сказал Кон, заметив Хоука, который появился из-за валунов и направился к ним.
 Кон оглянулся и, увидев нацеленный на него пистолет Гиффорда, сказал:
 — Вы знаете, в нашей стране очень плохо отнеслись бы к хладнокровному убийству пэра Англии.
 — Что здесь происходит, лейтенант? — Несмотря на гражданскую одежду, властный тон Хоука выдавал в нем старшего офицера. — Там, внизу, солдат угрожал мне и моему другу, потом каким-то детям, потом молодой женщине, обратившейся к нему за помощью. Вы его командир, сэр?
 Гиффорд опустил дуло пистолета.
 — Мы ловим очень опасных контрабандистов, сэр.
 — Я граф Уайверн, — сказал Кон, — а это местный офицер таможенной службы лейтенант Гиффорд.
 Гиффорд встал навытяжку.
 — Должен ли я понимать, что вы принимаете на себя командование операцией, майор?
 — Отнюдь нет, лейтенант. Теперь, когда вы несколько остыли и пришли в себя, вы и сами сообразите, что делать дальше.
 Гиффорд в отчаянии взглянул на него и сунул пистолет в кобуру. Он поднялся выше по каменистому склону, чтобы взглянуть вниз на часовню.
 Кон последовал за ним. Дети играли возле часовни, то и дело забегая внутрь. Николас наблюдал за ними, а четыре женщины, Рейс и Сьюзен окружили сбитых с толку лодочников. По кругу пустили глиняную бутыль. Содержащийся в ней крепкий сидр отличного качества смутил этих мужчин еще сильнее.
 Дэвид Карслейк сидел на земле в рубахе, испачканной кровью. Амелия суетилась вокруг него, перевязывая бинтом рану.
 — Черт побери! — воскликнул Кон. — Ваши безмозглые солдаты стреляли в моего управляющего?
 — Он презренный контрабандист.
 — Карслейк?
 — Вам, конечно, известно, что он сын Мельхиседека Клиста.
 — Я прихожусь родственником предыдущему сумасшедшему графу Уайверну, Гиффорд. Возможно, на этом основании вы и меня считаете сумасшедшим? — Гиффорд хотел было что-то ответить, но Кон его опередил. — У вас есть против него какие-нибудь улики?
 — Я остановил людей, переносивших наверх чай из этой бухты, милорд, а Карслейк и те, кто был с ним, задержали нас, чтобы груз чая успели унести.
 — Вы уверены? — спросил Кон. — Я просил Карслейка осмотреть этот район, чтобы решить, насколько целесообразно восстановить эту дорогу.
 — В таком случае зачем он прятался в развалинах?
 — Боже милосердный, да если в меня примутся стрелять, я тоже спрячусь в первом попавшемся укрытии. Наверное, и вам не раз приходилось так поступать.
 У Гиффорда от злости даже слезы на глазах выступили.
 — Вы, Гиффорд, — мягко сказал Кон, — утратили мою симпатию из-за своего бесчестного поведения по отношению к женщине, от которой видели только доброе отношение. Но будьте уверены в том, что наживете себе серьезного врага в лице графа Уайверна, если будете причинять беспокойство проживающим здесь его людям.
 — Причинять беспокойство контрабандистам — мой долг, милорд, а в этих местах каждый является презренным контрабандистом! А сам Карслейк — это их главарь, мерзкий Капитан Дрейк!
 — Аккуратнее выбирайте мишени, Гиффорд. Капитан Дрейк — кто бы им ни был — и «Драконова шайка» пользуются поддержкой и сотрудничеством каждого жителя этих мест. Так было в течение жизни нескольких поколений. А вот банду «Черные пчелы» к западу отсюда и мальчиков Тома Мерриуэ-зера, что на востоке, боятся все поголовно. Члены этих банд имеют репутацию убийц и насильников. Иногда они это делают ради потехи. Кстати, кто-то из них убил вашего предшественника, но только не люди из «Драконовой шайки».
 — Вы это точно знаете? — спросил Гиффорд.
 — Я знаю их обычаи. Если вы приструните эти банды, то получите поддержку. На Пиренейском полуострове мы поняли, что войну можно выиграть или проиграть в зависимости от того, как настроены к нам местные жители.
 Гиффорд круто повернулся и направился к щиплющему траву коню.
 — Вы еще мне за это заплатите! — пригрозил он, вскакивая в седло.
 — Глупо говорить такие вещи при свидетелях, — сказал Хоук. — Теперь вам остается лишь надеяться, что с лордом Уайверном не произойдет какой-нибудь несчастный случай.
 Кон скорчил гримасу:
 — Иногда мне бывает жаль этого парня, но согласитесь, нельзя допускать, чтобы он объявлял человеку вендетту.
 Они наблюдали, как Гиффорд объехал место оползня, потом спустился вниз, чтобы отругать своих людей и увести их подальше от соблазна. Он остановил коня и заглянул внутрь часовни, очевидно, в надежде обнаружить там контрабанду, потом сердито огляделся вокруг.
 — А он не так-то просто сдает позиции, — сказал Хоук. — По правде говоря, мне его даже жаль. В военное время он мог бы, наверное, стать героем.
 Кон заметил, что две женщины, которых прихватила с собой Амелия, уже ушли, оставив Дэвида Карслейка и ни в чем не повинных джентльменов, которые «случайно» сюда забрели, Все они, хлебнув сидра, были слегка навеселе.
 — Давайте-ка спустимся вниз и посмотрим, как там дела у остальной нашей компании.
 Сначала они наткнулись на весело хохочущих Сьюзен и Рейса, и Кон спросил:
 — Судя по всему, вы поладили?
 Рейс с озорной улыбкой заключил Сьюзен в объятия и поцеловал:
 — Ах, любовь моя! Прости меня.
 Сьюзен, в свою очередь, шутливо откинула назад голову Рейса, делая вид, что страстно целует его, потом промолвила:
 — Только при условии, что ты будешь хорошо вести себя.
 — Ах, мой ненаглядный, — пролепетал Рейс, — я сделаю все, что ты пожелаешь.
 Кон непонятно почему почувствовал укол ревности. Он понимал, что оба они просто дурачатся, но что, если Сьюзен и впрямь полюбит другого мужчину? Казалось бы, ему не должно быть никакого дела до этого, но мысль эта ранила, словно острый нож.
 Наверное, мысль о леди Анне и о нем тоже причиняла ей боль.
 — Как Дэвид? — спросил он, чтобы отвлечь ее от всего остального.
 Она сразу же стала серьезной и подошла к нему.
 — Рана не опасная. Пуля застряла в плече, но неглубоко. Что намерен теперь предпринять Гиффорд?
 — Абсолютно ничего, думаю, если он не круглый дурак. — Кон рассказал ей обо всем, что произошло.
 Она радостно улыбнулась:
 — Жестоко, но очень умно! Ему теперь действительно придется контролировать каждый свой шаг в наших местах. Тем не менее я была бы рада, если бы Дэвид согласился стать графом.
 — Пойдем и расскажем ему обо всем. Возможно, это заставит его дать положительный ответ.
 Николас и Хоук собрали детишек. Похоже, что Николас также конфисковал у женщин сидр. Кон подошел к Дэвиду, которому Амелия заканчивала перевязывать рану.
 — Что за дурацкая идея? Средь бела дня!
 Молодой человек ничуть не смутился:
 — Творческий подход. По ночам Гиффорд с большим отрядом прочесывает эту местность. Я пытался ночью разгрузить чай, но военные суда патрулировали слишком близко отсюда. Поэтому пришлось сбросить тюки в виде поплавков. Вам понятно, что я имею в виду?
 — Груз подвешен под самой поверхностью воды и отмечен какой-нибудь вехой, в виде пучка водорослей, например.
 — Правильно. Мы подождали, пока Гиффорд отойдет подальше отсюда, а потом подвели пару лодок, чтобы выудить груз и доставить на берег. Гиффорд и его люди патрулировали берег несколько ночей подряд и, казалось, должны были крепко спать.
 — Как случилось, что вас ранили?
 — Лодочник крикнул, чтобы я остановился. А я подумал, что он просто меня пугает.
 — Дэвид! — воскликнула Сьюзсн. — Тебе повезло, что остался в живых.
 — Повезло, потому что меня пытался убить Сол Когли, ты это хотела сказать? — усмехнулся Карслейк. — Возможность того, что он попадет в цель, практически равна нулю!
 Кон покачал головой:
 — У вас было время, чтобы подумать над моим предложением относительно графства. Вам стало бы гораздо легче решать подобные проблемы, уверяю вас.
 Карслейк поморщился, потому что Амелия, которая тоже сердилась, слишком туго стянула бинт.
 — Человеку двадцати четырех лет не очень-то хочется взваливать на себя такое бремя, — сказал он, скорчив гримасу. — Поскольку я постоянно живу здесь, мне придется решать множество всяческих проблем и заниматься делами графства. Прибавьте к этому всякие дела в Лондоне и в парламенте!
 — Такова расплата за почет и уважение, — сказал Кон без тени сочувствия.
 — Да полно вам!
 — Вы не упомянули еще одно важное обстоятельство: вы сразу же становитесь завидным женихом!
 — Мне показалось, что вы хотите, чтобы я принял предложение? — вздохнул Карслейк. — Видимо, если я хочу сделать все возможное в интересах моего народа, проживающего в этих местах, мне не остается иного выбора.
 Кон едва заметной улыбкой отметил слова «моего народа». Да, решил он, пусть даже Карслейк не горит желанием стать графом, графству повезет, если он им станет.
 — Помогите, пожалуйста, мне встать на ноги, — попросил Дэвид, и Кон его поддержал. — Вдобавок ко всему я подвернул ногу, — сказал он, оказавшись в вертикальном положении. — Черт бы вас побрал, я принял решение и попытаюсь вырвать графство из ваших когтей. Если все получится, Мэл будет ликовать сверх всякой меры.
 Сьюзен подошла и обняла брата. Кону тоже досталось дружеское объятие.
 Это был действительно конец. Теперь Кон мог немедленно покинуть Крэг-Уайверн. Может быть, даже сейчас выехать верхом и переночевать сегодня у Николаса.
 И никогда больше не иметь повода вернуться.
 Будь что будет.
 Они со Сьюзен в последний раз встретились взглядом, и он отвернулся, обдумывая, как переправить Карслейка в Черч-Уайверн. Отнести его на руках по скалистой тропе или,-вос-пользовавшись конем Николаса или Хоука, отвезти окружным, более дальним путем?
 Он выбрал последний вариант и подсадил Карслейка в седло. Хоук уже приготовился сесть на коня позади него, но тут заговорил, все еще изображая из себя женщину, Рейс:
 — Дорогие джентльмены, я надеюсь, что могу рассчитывать на вашу защиту?
 — В чем дело? — поинтересовался Кон, обменявшись удивленным взглядом с Николасом и Хоуком.
 — Я должна признаться в одном маленьком грешке, — заявил Рейс, кокетливо поправляя рукой свой объемистый бюст.




 Глава 27


 Кон с трудом подавил желание как следует стукнуть его.
 — Рейс, сейчас не время валять дурака.
 — Кто бы говорил, милорд! Сами вы хороши! — Он вытащил какую-то свернутую бумагу и протянул ему.
 Это было какое-то письмо. Кон нетерпеливо развернул его, и сердце у него замерло, пропустив несколько ударов, потом заколотилось с бешеной силой. Он взломал печать и пробежал глазами текст. Это было письмо, написанное им леди Анне целую вечность тому назад. Вернее, три дня назад.
 — Черт бы тебя побрал! — Кон сердито взглянул на Рейса, не зная, то ли свернуть ему голову, то ли расцеловать. — Какое ты имеешь право задерживать мою корреспонденцию?
 — Право друга, — невозмутимым тоном сказал Рейс. — Я не читал письмо, но мы с Диего решили, что отсылать его несвоевременно и, возможно, неразумно. Отошли его сейчас, если хочешь.
 Кон снова взглянул на написанные там роковые слова и на мгновение вспомнил леди Анну. Едва ли она была страстно влюблена в него, но, судя по всему, он дал ей повод надеяться. Она действительно нравилась ему. Конечно, не настолько сильно нравилась, чтобы он сейчас, получив второй шанс, пожертвовал всем ради нее.
 Он посмотрел на Сьюзен, которая, казалось, боялась поверить происходящему. Не сводя с нее глаз, он разорвал письмо па мелкие клочки, которые тут же подхватил ветер и понес через вересковую пустошь в море.
 — Каким-то чудом, — сказал он, — я не потерял надежду заполучить тебя в качестве своей жены, Сьюзен, в качестве друга и помощницы на всю жизнь.
 Сьюзен так глубоко похоронила свою надежду, что сейчас едва верила тому, что он говорит.
 — Кон… — Она робко потянулась к нему.
 Он взял ее за руку своей сильной, надежной рукой. Значит, это ей не приснилось.
 — У меня нет обязательств, я свободен, Сьюзен.,. — сказал он. Потом в его глазах зажглась озорная искорка. — Или ты передумала? Может быть, соблазнительная фигура Рейса…
 Она бросилась в его объятия. Он поднял ее на руки и принялся кружить.
 Потом они поцеловались.
 Не обращая внимания на окружающих, они целовались, как не целовались никогда раньше, потому что на сей раз это было на всю жизнь.
 Им было трудно оторваться друг от друга, но наконец они медленно разомкнули объятия, улыбаясь и краснея под любопытными взглядами друзей.
 — Только не говори мне, что ты жертвовал собой ради «шалопаев», Кон, — сказал Делейни.
 — Это не казалось такой уж страшной жертвой, — ответил он и взглянул на Сьюзен. — В то время.
 Она почувствовала его смущение и теснее прижалась к нему.
 — Если леди Анна такой хороший человек, как ты рассказывал, любовь моя, она найдет свою вторую половинку. Человека, который полюбит ее так же, как мы любим друг друга.
 — Назови день нашей свадьбы, — сказал он.
 — Сегодня?
 Он рассмеялся:
 — Не думаю, что даже графу удалось бы организовать все в такие короткие сроки. — Он наклонился к ее уху. — И хотя я хочу тебя прямо здесь и сию же минуту, мне хочется также отпраздновать нашу любовь с майскими цветами и ленточками и с зерном, которым осыпают новобрачных, желая им счастливой жизни.
 — Значит, ты хочешь нормальную церемонию бракосочетания? — Как он узнал, что больше всего на свете ей хочется именно этого? — А сколько потребуется времени, чтобы организовать все как следует?
 — Понятия не имею. Но если мы поручим организацию Хоуку, то, будь уверена, все будет сделано с военной точностью и в кратчайший срок.
 Она рассмеялась и оглянулась на майора, но увидела, что вся компания удаляется, любезно оставляя их наедине друг с другом.
 Впереди у них была целая вечность, но эти первые мгновения они будут беречь как зеницу ока в сокровищнице своих воспоминаний.
 Рука об руку они подошли к выдающемуся в море мысу и взглянули вниз на Ирландскую бухту, потом уселись, обнявшись и не говоря ни слова.
 — Я все еще не могу до конца поверить, — сказала она наконец, прикасаясь кончиками пальцев к любимому лицу. — Знаешь, когда-то мне безумно хотелось иметь твой портрет. — Она рассказала, как однажды его брат принес в усадьбу Карслейков его миниатюру.
 Он поймал ее руку и поцеловал в ладонь.
 — У меня тоже не было твоего портрета. Я старался внушить себе, что мне он не нужен, но это была ложь.
 — Кон, извини. Извини меня.
 — Молчи, любовь моя. Все — правильно или неправильно это было — осталось в прошлом. Кто знает, может быть, это к лучшему, что у нас все начинается только сейчас? Что могли знать те дети, какими мы были, о жизни, об искушении, об опрометчивых поступках и счастливых исцелениях?
 Он взглянул на нее с обожанием. У нее на глазах выступили слезы.
 — Знаю, что у женщин есть несносная привычка плакать, когда они счастливы, — сказал он, — но я прошу тебя не делать этого, любовь моя. Послушай, ты, такая как есть, со всем твоим прошлым — хорошим и плохим — кажешься мне безупречной. Сьюзен, которую я люблю, и любовь мою не выразить словами.
 — Лучше, чем ты сказал, не скажешь. — Она взяла его руку и поцеловала ее. — Я всегда любила тебя, но такого, каким ты стал, я обожаю. Я так счастлива, что, кажется, оттолкнись я от земли, могла бы взмыть в небо!
 — Не отпущу! — заявил он, прижимая ее к земле. Все было как впервые, тогда, одиннадцать лет назад, но в то же время все было совсем по-другому. Они целовались, лежа на зеленой траве над Ирландской бухтой, но любовью не занимались и наконец отпрянули друг от друга, несмотря на разгоревшееся желание.
 — Говорят, — сказала она, взглянув в сторону моря, — от этого хорошо излечивает холодная вода.
 Он вскочил на ноги и поднял ее вместе с собой.
 — Ничто не излечивает от этого, кроме смерти, любовь моя. Идем-ка к тебе домой и прикинем, за какое время можно организовать пристойную свадьбу.


* * *

 Имея лицензию и множество добровольных помощников, все удалось организовать за несколько дней. Можно было управиться даже быстрее, но требовалось время, чтобы успела приехать из Суссекса семья Кона.
 Ван вызвался их сопровождать и по дороге прихватил свою будущую супругу мисс Селестину. Насколько поняла Сьюзен, дело еще не было окончательно решено, но в том, что эту пару связывает любовь и тщательно скрываемая страсть, сомневаться не приходилось.
 — Признаюсь, — сказала мисс Селестина, знакомясь со Сьюзен, — вы заставили меня сожалеть, что я назначила дату свадьбы через несколько недель.
 Это была элегантная, обычно невозмутимая женщина, не считая тех случаев, когда лорд Вандеймен заставлял ее краснеть. Сьюзен она понравилась. Приятно было думать, что они будут их соседями и друзьями.
 — Я хочу устроить большое торжество в доме Вана, — сказала мисс Селестина. — Возвращение на родину. Новое начало. Вхождение в новую семью. Прошу вас, обещайте, что вы примете в этом участие, хотя ваша свадьба и состоится здесь.
 Сьюзен с искренней благодарностью пожала ей руки.
 — Вы очень любезны, мисс Селестина. Вы уверены, что вас это не утомит? Признаюсь, меня пугает мысль о том, чтобы жить среди незнакомых людей.
 Селестина улыбнулась:
 — Ван и я не чужие. Не чужой и майор Хоукинвилл. А также лорд Уайверн и его семейство.
 Мать и сестра Кона тоже тепло встретили Сьюзен, и она знала, что они искренне одобряют выбор Кона. Ей не придется жить среди чужих людей. Сьюзен предстояло войти в светское общество, и она немного нервничала поначалу, но постепенно сама стала с нетерпением ждать этого события.
 Однако накануне свадьбы, прогуливаясь в саду, Кон вдруг сказал:
 — Сомерфорд-Корт расположен не у моря.
 — Я не рыбка, любовь моя, — сказала на это Сьюзен, целуя его. — Я смогу прожить и вдали от моря.
 — Но он в пяти милях от моря.
 Она заглянула ему в глаза:
 — С тобой я могу жить где угодно, Кон. Ты — мой мир Мне следовало давным-давно понять это.
 — Не будем вспоминать прошлое. — Он обнял ее за плечи и крепко прижал к себе. — Если я твой мир, то я приложу все силы к тому, чтобы сделать его по возможности приятным тебе. Это станет моей наипервейшей целью в жизни.
 — А я то же самое сделаю для тебя, — сказала она в ответ. — Небо дало нам еще один шанс, и мы будем им дорожить.
 Сьюзен показалось, что именно в тот момент они дали друг другу брачный обет, хотя на следующий день в нарядно украшенной церкви они обменивались традиционными клятвами в присутствии членов семьи, друзей и соседей и, осыпаемые пригоршнями зерна, рука об руку вышли из церкви.
 Когда ее впервые назвали леди Уайверн, они с Коном переглянулись и усмехнулись глупым проблемам прошлого. Тем более что пройдет еще некоторое время и она станет леди Эмли, и с этим титулом не будет связано никаких мрачных воспоминаний.
 Побыв с поздравляющими их гостями, они наконец остались одни — муж и жена.
 Сьюзен взглянула на огромную кровать, застеленную серовато-зеленым покрывалом, украшенным вышитыми листочками.
 — Кон, мне как-то неловко заниматься этим в постели своих дяди и тети.
 Обняв ее сзади, он рассмеялся:
 — А я, наоборот, очень им признателен. Не хотел бы я снова спать в Крэг-Уайверне.
 Туда перебрались Генри и Дэвид, чтобы освободить комнаты в усадьбе. С ними вместе там разместились еще несколько гостей. Там же остались супруги Делейни, лорд Вандеймен и мисс Селестина, а также майор Хоукинвилл и несколько «шалопаев».
 Новобрачные получили милые поздравления и щедрые подарки от маркиза и маркизы Арден и лорда и леди Миддлторп. В обеих этих семьях, судя по всему, ожидалось прибавление. Сьюзен наслаждалась обилием новых доброжелательных друзей.
 Кон поцеловал ее в шею:
 — Но если тебе действительно кажется, что это неправильно, то мы можем подождать…
 Она повернулась к нему.
 — Я назвала бы это шантажом, — сказала она и с улыбкой сняла шелковый платочек, прикрывавший глубокое декольте ее платья.
 Сьюзен заметила, как потемнели его глаза и чуть приоткрылись губы. Отступив на шаг, она поставила ногу на краешек стула и, подняв юбку, открыла взору чулок телесного цвета, вышитый красными розочками. Его поддерживала красная отделанная розочками подвязка. Она медленно расстегнула подвязку.
 — Ну как, может быть, подождем?
 Он опустился на колени и принялся снимать чулок.
 — Сдаюсь. Ты победила.
 — Я так и думала.
 Он рассмеялся.
 — Но я, несомненно, самый счастливый из проигравших.
 Позднее, когда они усталые лежали в объятиях друг друга, Кон сказал:
 — Жаль мне расставаться с римской баней. Но в нормальном доме для нее не найдется места. Ладно, когда Дэвид станет графом, мы будем время от времени навещать его.
 Сьюзен повернулась на бок лицом к нему:
 — Но только после того, как он существенно перестроит дом. — Она обвела пальцем свернувшегося дракона на его груди. — Я рада сказать тебе об этом, Кон Сомерфорд. Ты не дракон, Кон Сомерфорд. Ты святой Георгий. Мой святой Георгий. — Она вспомнила о прошлом, но прошлое больше не причиняло им боли. — Я однажды сказала это и повторяю это сейчас. Мой Георгий на вечные времена.
 — Аминь, — сказал он, нежно потеревшись головой о ее голову. — Я рад, что оказался прав.
 — Прав? В чем?
 Кончиком языка он обвел вокруг ее ушной раковины, заставив ее вздрогнуть.
 — Я всегда подозревал, что святой Георгий, спасая драконову невесту, свое настоящее вознаграждение получил позднее. Примерно вот в такой форме…