Аннотация: Любовь не знает ни законов, ни границ. Любовь — смысл жизни всякого настоящего мужчины и всякой истинной женщины. На Диком Западе и в салонах лондонского света, на тропических островах и в идиллических сельских усадьбах — для любви есть место везде и всегда. Для любви страстной и нежной. Для любви властной и требовательной. Для любви такой, какой она предстает в новых повестях лучших авторов романтического жанра, покоривших сердца читательниц всего мира!.. --------------------------------------------- Патриция Райс Отцы и дочери — Я пришел, сударь, чтобы просить у вас руки вашей дочери. Лорд Эдвард Джон Четэм (для друзей и близких — просто Джек) в волнении стоял перед письменным столом, отделявшим его от старшего собеседника. Начиная с белоснежного галстука и заканчивая элегантными сизо-серыми панталонами, аккуратно заправленными в пару сияющих сапог, он являл собой образец истинного джентльмена. Пышная шапка набриолиненных каштановых волос была подстрижена по последней моде, спускаясь на лоб густой волной, которая, однако, не скрывала взора. А взор молодого человека был мрачен. Его визави молча повернулся к нему спиной. Уже то, что хозяин с самого начала не предложил ни бренди, ни просто присесть, не внушало посетителю никаких иллюзий. — Я ожидал этого, Четэм, — сказал, отпирая ящик секретера, низенький и сухонький Генри Торогуд и достал связку каких-то бумаг. В свое время этот ловкий бизнесмен не только сумел вытащить свою семью из финансовой пропасти, но и основал чрезвычайно выгодное предприятие. Торогуд всегда был готов к любой неожиданности. Сама обстановка кабинета, в котором происходила беседа, говорила о врожденной методичности его хозяина. Вернувшись к столу, он бросил бумаги перед Четэмом. — Вот ваши долговые расписки, сударь. Вы хоть представляете себе их общую сумму? — Готов поспорить, эта сумма гораздо больше той, которую вы сами за них заплатили, — криво усмехнулся лорд Джон. Он прекрасно понимал, что Торогуд ни в коем случае не стал бы покупать практически никчемные бумажки за полную стоимость. Некоторые потерявшие надежду кредиторы наверняка рады были получить хотя бы по полпенса за фунт. — Во всяком случае, этого будет довольно, чтобы вас вызвали в суд. — Старик вернулся к своему креслу, хотя и не сел в него. Род Торогудов был старинным и уважаемым, но никто из его предков, как и он сам, не сумел добавить к своей фамилии никакого титула, а торговые занятия Генри никак не способствовали упрочению положения в высшем свете. Четэм же, напротив, был сыном покойного графа, младшим братом нынешнего графа и даже обладателем собственного титула, наследником родовых поместий и завидным женихом. Старик прекрасно знал об этом, но нарочно отказывался следовать требованиям этикета и простой вежливости. Он явно не собирался садиться сам и не предлагал кресла своему благородному посетителю. Молодой человек слегка побледнел, поняв угрозу, но не дрогнул, лишь сильнее сжал кулаки. — Я отдаю себе отчет в том, что мои траты в течение некоторого времени были непозволительно велики. Но я уже оставил расточительные привычки и начал сокращать сумму долгов. Если не считать того, что лежит у вас, — указал он глазами на пачку на столе, — то доходы с имения моего недавно умершего отца вполне достаточны, чтобы достойно обеспечить Каролину всем необходимым, если и не абсолютно всем, к чему она привыкла. Она понимает мои затруднения и не возражает против той скромной жизни, которую нам предстоит вести. — Так вы уже с ней поговорили? Что ж, это было неразумно. Дочь еще слишком молода, чтобы решать такие вопросы самостоятельно. Вы должны были понимать, что из всех богатых невест, способных вытащить вас из нищеты, моя дочь — самый неподходящий вариант. Я не намерен финансировать ваши светские выкрутасы. — Глядя в упор на мощного молодого человека, Торогуд говорил ледяным тоном. — Вы оставите Каролину в покое или я упрячу вас в долговую яму, да так быстро, что ваши родственники даже не поймут, где вас разыскивать. «И даже не попытаются», — признался сам себе молодой человек. Его старший брат наделал столько долгов, что их не смог бы оплатить никто и никогда, однако же никому и в голову не приходило предъявлять графу неоплаченные счета. Он получил самостоятельность после смерти своего отца, то есть когда еще учился в школе. Нынешний граф не смог бы вытащить своего брата из тюрьмы, как не сумел бы и предотвратить эту катастрофу. Лорд Джон даже зубами скрипнул от досады. Похоже, на пути к счастью стояло неодолимое препятствие. — Я люблю Каролину, сударь, и у меня есть все основания полагать, что она отвечает мне взаимностью. Я оплачу векселя. Вам не придется обеспечивать Каролину. Я сам буду содержать ее. Мы можем жить в имении моей матушки в Дорсете. Вашей дочери ничто не грозит, уверяю вас — Джек старался говорить твердо, но в душе колыхнулись непрошеные сомнения. Эти сомнения мучили его с того момента, как он понял, что поиски богатой наследницы превратились в нечто иное и совершенно неконтролируемое. Он готов был отвечать за каждое свое слово, но не мог забыть о том, как еще по-детски наивна Каролина. Представляла ли она себе, что именно означает скромная жизнь в Дорсете? Много ли прошло бы времени, прежде чем она затосковала бы, лишенная общества и всей той роскоши, к которой успел приучить ее отец? — Ей ничто не грозит потому, что я не отдам ее в ваши руки! — вскипел Торогуд. Он ожидал, что юный хлыщ моментально съежится под первым же ударом. Но упрямое нежелание смириться внушило Генри даже некоторое уважение к молодому лорду. Впрочем, не настолько сильное, чтобы отдать свою старшую дочку этому глупцу. Если он решил, что его титул — прекрасный товар, который можно выменять на приданое Каролины, то пусть не обольщается. Ведь счастье дочери зависит не от титула, а от репутации мужа. Расточительные привычки Четэма никак не говорили в его пользу, и потому Генри продолжал неумолимо гнуть свою линию. — Я сейчас же позову дочь сюда, и вы сами ей сообщите, в моем присутствии, что никогда больше с нею не увидитесь. Взамен я обещаю вам не требовать этих долгов. Если же вы еще хоть раз появитесь на моем пороге, я немедленно передам ваши долговые расписки в магистрат. Вы меня поняли? Джек все слышал и все понял. Его от природы бледное лицо приобрело сероватый оттенок, но глаза так и вспыхнули огнем. — Я понял, что вы сейчас растоптали жизнь вашей дочери, как и мою собственную. Как вы сами сказали, Каролина молода и, возможно, оправится от удара. Что же до меня, пока эти расписки у вас, мне не на что надеяться. Если вы действительно хотите моего исчезновения, я требую дать мне ссуду, чтобы найти способ погашения долгов. То, чего он не сказал вслух, касалось Каролины… Он никогда не произнес бы этих слов, ведь в них заключалась последняя, едва тлеющая искорка надежды на достойную жизнь. Старик с презрением поглядел на молодого человека, решив, что тот требует всего лишь мзду за свое молчание. Ну способен ли продувшийся безземельный лорд извлечь пользу из денег, пусть и немалых, и при этом остаться джентльменом? Несомненно, вся полученная ссуда немедленно очутится на игровом столе — очередная безумная попытка отыграться — и бесследно исчезнет. Ну что ж, если это все, что от него требуется, да будет так. Генри коротко кивнул: — Но вы должны написать мне расписку на эту сумму. Впиваясь ногтями себе в ладони и видя, что все его планы обращаются в пепел, Джек ждал, когда слуга приведет Каролину. Они были знакомы всего несколько месяцев. Быть может, девушка относилась к его ухаживаниям как к беззаботной шалости. Ведь это был ее первый сезон в свете, она еще только начинала приобретать опыт. Но для Джека все было гораздо серьезнее, хотя он сознательно старался не показывать Каролине, как глубоко она затронула его чувства. Прежде он не ведал ничего похожего на ту тихую, нежную привязанность и радость, которую дарила ему она. Джек дорожил этими несколькими счастливыми месяцами жизни словно сокровищем. Сразу же узнав легкие шаги маленьких ножек по паркету большого холла, молодой человек с трудом сохранил невозмутимый вид. Восемнадцатилетняя девушка впорхнула в комнату. На лице ее сияла улыбка радостного ожидания. Теплые серые глаза сразу обратились на Джека. Наткнувшись на непривычную холодную стену, улыбка ее чуть заметно изменилась, но ненадолго. Хрупкая грациозная фигурка в бледно-зеленой струящейся материи и лентах, светло-каштановые кудри, скромно уложенные над тонкой шеей, несколько завитков над бархатными глазами… Она храбро подошла к строгому отцу и чмокнула его в щеку. В руке Каролина держала то, что, очевидно, должно было превратиться в красное с белым кружевом бумажное сердце. Девушка повернулась и еще раз ободряюще улыбнулась Джеку. — Лорд Джон желает кое-что сообщить тебе, моя дорогая. — Генри ласково положил ладонь на плечо дочки. У него было пять дочерей и ни одного сына. Мать умерла два года назад, рожая младшую, и с тех пор Каролина стала правой рукой и самой надежной помощницей отца. Она поддерживала его в горе и хаосе последних двух лет. Генри просто не мог уступить свою опору, свою драгоценность человеку, который не сумеет ни оценить ее по достоинству, ни позаботиться о ней. Та боль, которую причинит им всем этот молодой повеса, думал старик, несравнима с целой вечностью прозябания в нищете. Чуть позже Каролина сама поймет это. Девушка обратила доверчивый взор голубых глаз на не правильные, но все же красивые черты Джека. Она знала историю о том, как молодой человек сломал свой некогда безукоризненный патрицианский нос. Знала, что крошечный шрамик над темной выгнутой бровью получен им в детской потасовке. Знала, что знаменитый задиристый нрав и красноречивую нижнюю челюсть он унаследовал у рода Четэмов, а высокие резкие скулы — у своей матери-испанки. Она знала его сердцем и душой и приготовилась произнести те слова, которые позволят ей разделить с этим человеком всю оставшуюся жизнь. Улыбка се светилась обещанием. Девушка лишь ждала, когда он заговорит. — Каролина, я только хотел сказать тебе, что уезжаю и больше не смогу тебя видеть. Девушка продолжала смотреть, словно он так ничего и не сказал. Она все еще ждала тех заветных слов… Глаза ее больше не светились, значит, все-таки Каролина его слышала, но не поверила своим ушам. Красно-белое сердце слегка помялось под тонкими пальцами. Крепясь и убеждая себя в том, что это ради ее же пользы, Джек предпринял новую попытку: — Я просил твоей руки, твой отец отказал мне. Я не смогу обеспечить тебе тот образ жизни, к которому ты привыкла. О, это она поняла! Глаза Каролины снова озарились прежним светом и обратились на отца. — Это не имеет значения, папочка! Ты должен знать, что меня не интересуют шелковые платья, балы и украшения. Я с удовольствием буду жить в деревне и посещать сельские праздники, вместо того чтобы вращаться в лондонском обществе. Я понимаю, что ты желаешь мне добра, папочка, но поверь, я так люблю Джека, что не позволю такой мелочи, как деньги, встать между нами! Генри обратил на почти парализованного молодого человека угрожающий взгляд: — Объясните ей, Джек. Совершите хоть один мужской поступок в своей жизни. Понимая, что его просят перерезать собственную глотку, Джек бросил на старика умоляющий взгляд, но, поскольку вопрошающие глаза Каролины снова устремились на него, он в отчаянии выхватил невидимый клинок: — Ты не поняла, Каролина. Мои долги так велики, что я вынужден буду продать свой дом, чтобы расплатиться с ними. Твой отец отказывается дать тебе приданое, если ты выйдешь за меня. А без твоего приданого мы не сможем стать мужем и женой. Мне придется искать счастья где-то еще. Два одинаковых ярко-розовых пятна вспыхнули на щеках Каролины, пока она выслушивала эту эгоистическую тираду, а голубые глаза стали жесткими и холодными, такими же жесткими и холодными, как у Джека. — Так, значит, ты ухаживал за мной из-за приданого? Хотел лишь спастись от долгов? И сам не верил в собственные обещания? И все твои красивые слова — ложь? Джек ничего не отвечал, стоически перенося терзания, а она снова и снова разила его оружием, которое он же сам ей протянул. О да, Каролина могла быть то задумчивой, то оживленной, то серьезной, то кокетливой. Но ни разу еще он не видел молодую девушку в гневе. Он ничего не отвечал, а она распалялась все сильнее. Щеки пылали, глаза сверкали, но мелодичный, совсем как у взрослой леди голос ни разу не дрогнул. — Значит, все-таки ложь? Твои утонченные манеры, и сладкая лесть? Ты, наверное, шел потом к своим друзьям и хохотал с ними над тем, какая я наивная? Вы с ними не спорили о том, как скоро ты добьешься моих денег? И все эти клятвы… — Голос ее сорвался, глаза заблестели от нескрываемых слез — увы, «жених» ничего не отрицал. Чтобы преодолеть ком в горле, Каролина прошла через комнату и встала прямо перед ним, потрясая хрупким изделием из бумаги и кружев перед его носом. — Я даже не хочу знать, сколько заплатил тебе за это мой отец. Ты должен был понимать, что я готова бежать с тобой куда угодно. Я любила тебя. Любила! — Голос ее снова надломился, но ярость развязала язык, так что теперь она уже не могла остановиться. — Какая же я дура! Поверить в такое вранье! Я отдала тебе свое сердце, а ты даже не понял, чем владеешь. И не узнаешь этого никогда. Никто не узнает. Больше я не буду такой глупой. Прямо перед окаменевшим взором лорда Джона бумажное сердце хрустнуло пополам, а потом она принялась рвать его снова и снова, пока оно не превратилось в кучку изодранных лоскутков на полу у его ног. Оставшиеся несколько кусочков Каролина с силой швырнула в белоснежные волны его галстука: — Вот тебе мое сердце. Посмотри, что еще с ним можно сделать! — У меня не получается, как на картинке. — Бланш в отчаянии бросила изрезанную бумагу на библиотечный стол, усыпанный яркими обрезками. Когда она снова склонилась над работой, любопытный солнечный лучик скользнул сквозь приоткрытые портьеры, и золотистые волосы девушки вспыхнули нимбом — в темном уголке сразу же стало светлее. Ласково улыбнувшись при виде этой прелестной картинки, женщина, сидевшая в угловом кресле, отложила книгу и поднялась посмотреть, чем же занята ее младшая сестра. Тихим грациозным шагом, уверенной легкой походкой она приблизилась и встала рядом. Ее светло-каштановые кудри были причесаны совсем не по моде, уложены в простой элегантный узел. Когда тонкие умелые пальцы тронули странные, похожие на лапшу бумажные лохмотья, Бланш с облегчением вздохнула и подняла глаза. — Это совсем не то, что получалось у мамы и у тебя. Я думала, что можно просто следовать инструкциям в журнале, но получается совсем не так. Покажи мне, как сделать настоящее кружево. Каролина повертела в руках неудавшуюся валентинку, посмотрела в журнал и, собрав всю волю, спокойно села к столу. Она взяла ножницы, новый кусок бумаги и сказала: — Сначала, если я правильно помню, нужно вырезать сердечко. Восемнадцатилетняя Бланш молча наблюдала, как простой прямоугольник превращается в сердце, украшенное замысловатыми резными узорами и орнаментом. Счастливо выдохнув, она жадно схватила ножницы, едва сестра отложила их. — Но это же просто невероятно, Линли! — Все недавно усвоенные взрослые манеры моментально испарились, и старое детское прозвище само сорвалось с губ. — А ты не хочешь сделать такое же для Джорджа? Каролина безразлично положила на стол красивую поделку: — Джорджу оно ни к чему. Ну а ты для кого стараешься? — В надежде вызвать сестру на откровенность она склонилась, чтобы помочь той правильно сложить бумагу и нарисовать линии разреза. Бланш уже появилась в свете в так называемый малый сезон прошлой осенью, но так и не определилась в своих предпочтениях, хотя соискатели буквально толпились вокруг. — А для первого, кто постучит в нашу дверь в День святого Валентина! Так и в журнале сказано. — Смеющиеся глаза заглянули в лицо старшей сестры. — Ну почему бы и тебе не сделать валентинку? Интересно, старый нервный Джордж сильно взбеленится, если ты подаришь открытку кому-то другому? — Для тебя он лорд Хэмптон, девочка. Он стерпел бы такую шалость, если бы услышал твои слова, но негоже так шутить над женихами. Маркиз, разумеется, рассердился бы и имел бы на это полное право, если бы я принялась вручать любовные записочки кому попало. Вместо того чтобы почувствовать себя наказанной, Бланш весело расхохоталась. Будучи старшей в семье уже целых пять лет, Каролина по-прежнему умудрялась разбавлять свои по сути материнские наставления достаточной долей юмора, и это позволяло сохранять дружбу между сестрами. — Думаю, тебе следовало выйти замуж, когда ты была в моем возрасте, Линли. Теперь же ты не менее скучна, чем твой старик — лорд Хэмптон. Право, вы друг друга стоите. Так и представляю себе вашу первую брачную ночь… Он чопорно поклонится тебе и подаст руку, чтобы проводить тебя к супружескому ложу, а ты присядешь в глубоком реверансе и спросишь у него: «Вы уверены, что это пристойно, милорд?»И будете спорить до самого рассвета. — Бланш! — Не зная, сердиться или смеяться, Каролина прикусила язык и принялась старательно расправлять вырезанное кружевное изделие. — Ты не должна даже думать о таких вещах. Кстати, лорд Хэмптон и я еще официально не обручены. И вообще, если хочешь как следует научиться, нужно быть аккуратнее. — Она указала кончиком карандаша на ошибку в работе сестры. Бланш пожала плечами и взяла новый листок бумаги. — Всем известно, что вы обручитесь не раньше, чем его маменька вернется с Континента. Да и пора бы. Тебе двадцать три, Каролина. Все вокруг уже записали тебя в старые девы. Ты только представь, какие потрясающие балы сможешь давать, когда станешь леди Хэмптон! А я думаю, мне стоит покрутиться в свете еще один сезон, просто чтобы познакомиться со всеми благородными джентльменами, которых я не видела в нынешнем году. А потом, когда я найду себе герцога или маркиза, мы с тобой сможем вдвоем выводить Элис и Джейн. Представь, с такими прекрасными связями мы подыщем им как минимум принцев. А уж когда они выведут в свет Пенни, то ей останется лишь найти себе короля! Каролина улыбнулась столь смелому полету фантазии. — Просто не представляю себе наших Элис и Джейн при дворе! И хотя должна признать, что мне не так уж часто доводилось общаться с королями, осмелюсь предположить, что все они окажутся немножко староваты для Пенни. Боюсь, будет трудно найти короля, который согласится играть с нею в каравай или в лошадки. Бланш произвела губами такой грубый и неприличный звук, что любой из ее поклонников был бы просто поражен, услышав его от скромной юной леди. — Ну, ты и сама никогда не была сухарем, Линли. Помню, когда ты встречалась с тем парнем, у которого еще был сломанный нос, помнишь? Так вот, вы с ним выдумывали и рассказывали просто ужасные истории, хотя и знали, что я слушаю. Кстати, что случилось с тем джентльменом? Он был довольно забавен. Уж куда лучше этого надутого старика Джорджа. Гордясь тем, что ей, хотя и с усилием, удалось сохранить самообладание, Каролина улыбнулась и отложила карандаш и валентинку. — Мы обе выросли. А теперь, если тебе больше не требуется… Легкий стук в дверь возвестил о чьем-то приходе. Каролина повернулась к лакею, вошедшему с визитной карточкой. — Этот джентльмен пришел к мистеру Торогуду, мисс Каролина. — Лакей протянул визитку и добавил: — Ожидая приема, он просил доложить о себе вам. Каролина ничего не ответила. Бланш успела заметить, как побледнело лицо сестры, а губы сжались. Такой она не видела ее уже много лет. Каролина молча не отрываясь глядела на карточку. Но не успела Бланш поинтересоваться именем посетителя, как Каролина снова взяла себя в руки. — Передайте этому господину, что нас нет дома, — твердо произнесла она. Бланш удивленно поглядела на сестру. Каролина очень редко вела себя с гостями настолько церемонно и неискренне. Обычно она была весьма дружелюбна и с молодыми, и со стариками, и с титулованными особами, и теми кто не носил громких имен. Кто же этот человек, если она отказывается его видеть? Снедаемая любопытством, Бланш дождалась, пока сестра вернется к своему чтению, после чего извинилась и следом за лакеем помчалась в переднюю. В дверях гостиной стоял человек, одетый по случаю январской стужи в длинное пальто, отороченное соболем. Когда слуга повторил свои слова, гость кивнул и прошел в пустую гостиную, где ему предложили дождаться, пока хозяин дома сможет к нему выйти. Сгорая от любопытства, Бланш прошмыгнула, в маленькую комнату позади гостиной. Здесь они любили собираться все вместе, пока с ними была мама. Вот уже два года дверь, разделявшая две комнаты, открывалась очень редко и потому тихонько скрипнула, когда девушка рискнула чуть-чуть приотворить ее, но брошенный Бланш быстрый взгляд убедил ее в том, что этот шум ничуть не отвлек незнакомца от его размышлений. Он явно не собирался тут задерживаться, потому что не отдал лакею ни пальто, ни шляпы, а держал их на руке и молча глядел на фарфоровую статуэтку на каминной полке. В полумраке пустого помещения Бланш видела, что волосы мужчины выгорели на солнце, а кожа загорела, как у тех капитанов, что приходили к отцу. Но одежда его была изысканного покроя и вовсе не такая, как у бедных моряков. Когда же он наконец повернулся к входящему слуге, Бланш с трудом удержалась от удивленного возгласа. Джентльмен со сломанным носом! Больше она ничего не смогла узнать. Мужчина вышел вслед за лакеем и поднялся по лестнице в кабинет хозяина. Постарев еще на пять лет, Генри Торогуд по-прежнему сохранял стройную фигуру, хотя плечи его успели согнуться, а в волосах ярче заблистали седые пряди. Войдя в кабинет, стен которого было не видно за стройными рядами книг, лорд Эдвард Джон Четэм не преминул отметить про себя эти перемены. Ведь больше за прошедшие годы тут ничего не изменилось. Его удивил отказ хозяек дома увидеться с ним, но все, что касалось хозяина, было уж вовсе непонятно. По идее, за это время Торогуд должен был снова жениться. Его новой жене едва ли известно имя бывшего ухажера Каролины. Младшие се сестры тем более едва ли его помнят. А саму Каролину Джек вообще не ожидал найти в доме отца. Теперь его разбирало обыкновенное человеческое любопытство. С уверенностью мужчины, успевшего приобрести жизненный опыт, Джек уселся, не дожидаясь приглашения хозяина. При этом он заметил быстрый удивленный взгляд и тень насмешки в том, как слегка приподнялась темная бровь Торогуда. Но его привела сюда одна вполне определенная цель, и лорд Джон спешил покончить со своим делом. Дождавшись, когда хозяин сядет, гость заговорил: — Я пришел, чтобы уплатить мои долги, сударь. Я принес вам сумму вашей ссуды плюс проценты. Теперь вы должны назвать мне сумму, на которую выданы расписки, приобретенные вами. Торогуд оценивающим взглядом смотрел на загорелого незнакомца, сидевшего напротив. За годы, что прошли с момента их последней встречи, он не забыл нахального молодого гордеца. Правда, у старика были веские причины его помнить. Годы удивительно изменили облик лорда Джона, но эти пронзительные серые глаза, эту самоуверенность он узнал бы где угодно. Совершенно очевидно, что лорд Джон добился своего. Вот только оставалось непонятным, изменился ли за это время его характер? Генри Торогуд холодно отозвался: — Учтите только, что я не приму грязных денег. Я не слышал ни о том, что дела вашего брата поправились, ни о том, что кто-нибудь из ваших родственников умер и оставил вам состояние. Я непременно разузнаю, откуда взялись эти средства. Джек презрительно фыркнул и достал большой кошель: — Благодарю вас за доверие, но мои деньги заработаны честно. Можете поговорить с моим начальством в Ост-Индской компании. Эти деньги отнюдь не грязные, если только вы не считаете грязным делом торговлю. И вообще, не думаю, что эта тема заслуживает дальнейшего обсуждения. Итак, назовите мне сумму, которую я вам должен. Не сводя глаз с молодого лорда, Торогуд задумчиво взвесил кошель с монетами на руке. В общем-то нынче Джек не так уж и молод, наверное, что-нибудь под тридцать. Как бы он ни жил, что бы ни делал, жизнь научила его по-новому чувствовать и ценить собственный авторитет и уверенность в себе, чего совершенно не умел тот неоперившийся прожигатель жизни. Торогуд соединил кончики пальцев в виде арки и назвал сумму, которая смутила бы короля. Джек бросил на своего кредитора неприязненный взгляд: — Названная вами цифра больше, чем полная сумма всех этих расписок с процентами. Причем настолько больше, что, услышав ее, любой самый невозмутимый и хладнокровный мошенник сгорел бы со стыда. Если же вы полагаете, что именно столько я успел задолжать вам за последние пять лет моей жизни, то вы ошибаетесь. Тем не менее я уплачу, но за это вы вернете мне все до единого обязательства, которые я написал тогда. Если же со временем объявятся еще какие-нибудь давние расписки, то я пришлю их вам, чтобы вы оплатили их из полученной от меня суммы. Генри предпочел скрыть свое удивление, быстро кивнув: — Я не жду от вас немедленной оплаты. Вы можете расплатиться, когда вам будет удобно. Четэм резко поднялся с места: — Я выпишу вам чек сегодня же, если вы предъявите мне мои расписки. Не желаю, чтобы ваши угрозы продолжали висеть надо мной. Совершенно изумленный, Торогуд поспешил к заветному ящику, в котором все эти годы хранил долговые обязательства молодого человека. Что-то в голосе или в словах лорда Джона прозвучало так, что заставило его задуматься, но он успеет еще погрузиться в свои размышления. Сейчас надо было действовать осторожно. Кажется, сегодня привычное юношеское имя Джек уже не подходило этому зрелому импозантному мужчине. Когда обмен документами свершился, лорд Джон швырнул всю кипу расписок в огонь камина и смотрел, пока она не сгорит дотла, после чего стремительно покинул кабинет, не сказав ни единого вежливого слова на прощание хозяину. После пяти лет ожидания наконец настал этот момент. Он думал, что, отдав долги, почувствует себя как-то по-новому, легче и намного свободнее, но этого не случилось. Смертельная пустота осталась в сердце, несмотря на то что с него свалился тяжкий груз. Теперь ему необходимо было найти хоть какой-то стимул, чтобы не дать своей душе застыть окончательно. Совсем недавно прибыв в Лондон, Джон еще не успел разыскать старых друзей. Теперь же, покончив с главным делом, он чувствовал себя не в своей тарелке. Настало время снова примкнуть к обществу и поглядеть, как повлияло на его репутацию очищающее течение времени. Появившись в клубе «Уайте», лорд Джон обнаружил, что обстановка мало изменилась, но из числа присутствующих узнал не столь многих, как ожидал. Лица людей, уткнувшихся в газеты, изменились л постарели, а молодежь за игровыми столами казалась моложе, чем прежде. Джек неторопливо продвигался к группе людей в дальнем углу комнаты в надежде увидеть знакомых. Наконец один из завсегдатаев глянул поверх газеты и издал радостный возглас, свидетельствовавший о том, что вновь прибывший узнай. Джек улыбнулся этому искреннему приветствию. Волосы у Питера уже слегка отступили с покатого лба, а желтый жилет чуть плотнее обтягивал брюшко, но сияющая весельем круглая физиономия была все та же. — Четэм, честное слово! Воскрес из мертвых, старина? И явился в эти мрачные коридоры за нашими душами? Пришельца сразу окружили плотным кольцом, радуясь единственному событию скучного дня. Должно быть, эти лондонские снобы даже не представляли себе, что он мог опуститься до коммерции. Джек заказал выпивку, присоединился к общему веселью и шуткам и принялся осторожно прощупывать обстановку. Многих из былого шумного сообщества уже не было видно. Несколько молодых незнакомых лиц смотрели на него или без всякого интереса, или в ожидании предстоящего забавного рассказа, но чего он определенно не увидел, так это презрения. Пока не увидел. Усевшись в удобное мягкое кресло, Джек увел разговор от собственной персоны и спровоцировал сплетни о тех, кого сегодня здесь не было. Собеседники тут же жадно ухватились за эту возможность. Таким вот веками проверенным способом он выяснил, сколь мало изменилась жизнь всех этих люден, именуемых высшим светом. — А Бичем? Его папаша еще не отбросил коньки, оставив ему все бочонки с золотом? Стройный молодой франт с алмазной булавкой в галстуке, сидевший рядом с Питером, лениво махнул рукой: — Вечный жид и есть вечный жид. Последнее, что я от него слышал, это клятвы завещать почти вес свое состояние юной возлюбленной. Он и теперь, должно быть, у нее. Довольно постная мордашка, если не ошибаюсь. Она еще даже ни разу не появлялась в свете. — Нынешние красотки, к сожалению, совсем не то, что прежде. Помнишь, какие женщины пленяли нас, когда мы сами впервые очутились в обществе, а, Гаррисон? Теперь же все они какие-то ужасно… зеленые, что ли, — с трудом подобрал слова Питер. Дружный хохот послужил ему ответом, но Джек получил возможность приблизиться к теме, столь дорогой его скрытному сердцу. — Ах, эти примадонны прошлых лет, где же они теперь? Разговор возобновился, все старались припомнить тех, кто в свое время являлся главным предметом обсуждения во время дружеских попоек, и рассказывали, кто же из дам в конце концов увлек их к семейному счастью или же, напротив, к домашним склокам и раздорам — ведь именно этой стороной зачастую оборачиваются браки. После оживленной общей дискуссии Питер наконец подвел итог: — В общем, все они теперь женатики, окруженные писклявыми сопливыми детишками. Потерянные люди! Да и наши красавицы тоже. Куда подевалось все их очарование? Джентльмен с алмазной булавкой в знак отрицания покачал головой: — Ну не надо так обо всех. Девица Тремейн, например, вышла за какого-то древнего баронета, набитого золотом, а он, не прожив и года, отбросил копыта. И теперь она в полной роскоши сидит в Сент-Джеймсе и развлекается на всю катушку. Я слышал, там возле нее крутится и Булфинч? Питер вдруг просиял, озаренный воспоминанием: — Ну а старшая дочка Торогуда, как ее звали, Джек? Ты ведь был от нее без ума. В нынешний сезон она уже выводит в свет свою сестру. А ведь сама так и не вышла замуж, насколько мне известно. Удивляюсь, что она еще не носит чепца, хотя по-прежнему очень хороша собой. Джек не успел ответить. Язык одеревенел, в горле встал сухой ком — настолько потрясла его эта новость, — а один из клубных завсегдатаев уже вмешался, нетерпеливо протестуя: — Так к ней же посватался Хэмптон. О, это большая умница, уверяю вас! Она вечно держалась поближе к титулованным особам, ведь надо же ей избавиться от запаха торговой лавки. Вот погодите, она весь папашин выводок повыдает за самых блестящих дворян, лишь только сестрички подрастут. Берегитесь, господа, а не то попадетесь в эти сети, не успеете и ахнуть. Джек оторвал пальцы от подлокотника и потянулся за своим бокалом. — Так Джордж еще не женился? А ведь он старше нас всех. И как же малышке Торогуд удалось его заарканить? — Еще не удалось. О помолвке-то не объявлено. Бьюсь об заклад, он еще не получил одобрения маменьки. Но если Хэмптон так ничего и не предпримет, то красавице нашей несдобровать. Дамы уже и так удивленно выгибают брови, наблюдая за ухаживаниями и не видя кольца на пальце у избранницы. Осмелюсь предположить, что ее чертов папаша в ближайшее время попытается ускорить дело. Хэмптон сдуру сунулся к этому акуле Генри Торогуду. Джек почувствовал, как ножка бокала хрустнула в его пальцах. Заставляя себя расслабиться и принимая утомленный и даже скучающий вид, он поднялся и собрался уходить. — Что ж, может, кто-нибудь предупредит Хэмптона, во что он лезет. Доброго вечера, джентльмены. С вами было очень интересно, но меня ждет одна маленькая леди. И лорд Джон покинул клуб, прежде чем кто-либо из завсегдатаев успел сообразить, что он так и не сказал ни полслова о том, где был сам и что делал все эти годы. — Нет, не надо золотых шпилек, Бланш! Они очень красивые, но лучше оставь их до того времени, когда станешь постарше. Жемчужные — вот то, что тебе нужно. Ты будешь красивее всех девушек на балу. — Фу, какая чопорность! — Бланш с ненавистью посмотрела в зеркало. — Я буду выглядеть жеманной идиоткой, как и все остальные. Ну почему мне нельзя надеть золотое, как тебе? Ты похожа на ангела, только что сошедшего с небес. А я — на неуклюжий шампиньон! Каролина с нежной улыбкой поглядела на чрезмерно взволнованную сестренку. Действительно, девственно-белые наряды быстро надоедают, но роскошный газ и кружева, которыми было украшено бальное платье Бланш, вовсе нельзя было назвать заурядными! А лавандовая шаль, а вышивка на лифе? Ну разве все это не подчеркивает утонченность и очарование юной девушки?! Бланш, как всегда, произведет фурор, но, разумеется, сейчас ее в этом не убедить. — Я не ангел, а ты не шампиньон. У меня нет крыльев, а ты не съедобна. За тобой и так увивается гораздо больше женихов, чем нужно. Не понимаю, о чем ты беспокоишься. Или есть все же кто-то, кого ты надеешься поразить? Практичность Каролины была способна остудить какой угодно душевный трепет. Обернувшись, чтобы еще раз оценить наряд сестры, Бланш неохотно улыбнулась: — Нет. Просто подумала, что было бы очень приятно ради разнообразия выглядеть так же прекрасно, как ты. Ведь твои женихи намного интереснее. Каролина рассмеялась. Она не затратила на собственные приготовления к балу и половины тех усилий, которые ушли на сестру. Лишь попросила горничную обвить золотым шнуром уложенные в гладкий узел волосы да надела на шею цепочку из золота и серебра. Платье было прошлогоднее, но Каролину это не беспокоило. Через полчаса она сочла себя совершенно готовой к выходу. Вероятно, горничная все же успела начесать несколько свободных локонов по бокам и сзади, но к середине вечера они уже приобретут свой обычный слегка волнистый вид. У Каролины не было иллюзий относительно мужчин, которых ей предстояло сегодня увидеть. Некоторые уже пять лет ухаживали за ней, и она устала от всего этого не меньше, чем они сами. Время от времени, в зависимости от того, поправлялись ли их дела или шли на спад, они вдруг вспыхивали любовными страстями и делали предложение, но Каролина уже научилась с легкостью остужать их пыл. Более зрелые мужчины давно считали это игрой, в которой нечем было рисковать и нечего рассчитывать на победу. Все ставки были сделаны, все пари выиграны или проиграны в прежние годы. Оставалось лишь несколько любителей спорить наверняка. Старшая из дочек Торогуда прочно заняла место, как говорится, на витрине, среди несостоявшихся невест. И мало кому хотелось оказаться отвергнутым при попытке снять ее оттуда. Вот почему сватовство Хэмптона застало заинтересованных лиц врасплох. Его самого вот уже лет десять рассматривали как достойную партию на каждой ярмарке невест. Но сам он не проявлял ровно никакого интереса ко всем тем соблазнительницам, которые вертелись под самым носом, наперебой стремясь привлечь к себе его вялый взор. Богатый, знатный и еще довольно молодой, этот лощеный господин не раз вызывал зависть молоденьких девиц, наблюдавших, как он выводит на паркет зрелых вдовушек. Однако сплетни о его романах с этими матронами были довольно сдержанны. Хэмптону никак не подходило определение повесы, потому что он очень редко дважды бросал взор в сторону одной и той же невинной девушки. Его прилежные ухаживания за Каролиной Торогуд взбудоражили весь высший свет. Она не была ни опытной дамой, ни вдовой. Ни тени скандала не омрачало их отношения, если не считать того, что ухаживания длились уже добрых полгода и до сих пор не было сказано ни слова о помолвке. Это стало своего рода рекордом. Хэмптон еще никогда столь старательно не волочился за дамой, будь она молодой или в возрасте, да и сама Каролина ни разу не позволяла своим поклонникам так долго оставаться подле нее. И снова заключались пари, решится ли наконец связать себя узами брака эта парочка, так долго избегавшая постоянных привязанностей. Прекрасно понимая, сколько языков, не зная устали, работают у нее за спиной, Каролина не предпринимала никаких шагов, чтобы направить толки в каком-либо выгодном для себя направлении. Она лишь стремилась как можно лучше представить в обществе младшую сестру и следила, чтобы молодые ухажеры относились к Бланш подобающим образом. Ухаживания Джорджа Хэмптона никак не мешали этим целям и даже во многом помогали их достижению, так что не было никаких причин отгонять от себя этого ненавязчивого поклонника. Каролина доподлинно знала, что сей светский лев наконец решил обзавестись наследником и нацелился на нее, поскольку счел ее более мудрой, чем весь этот свежий букет молоденьких девушек на ярмарке невест. Его менее чем романтические ухаживания ничуть не задевали Каролину. Она готова была принять предложение, так как уже решила, что пришло наконец время тоже обзавестись собственной семьей. И притом Джордж был настолько богат, что она могла не опасаться, что его интересует приданое. Все это казалось ей приемлемым и надежным способом пуститься в плавание по опасному океану супружеской жизни. А вот Бланш была переполнена романтическими иллюзиями, и Каролина не торопилась снимать туманную вуаль фантазий с глаз сестры. Очень скоро настанет время, когда придется удалить от нее неподходящих претендентов. Тогда-то Бланш начнет понимать, что брак — это вопрос финансов, а не романтики. А пока пусть верит в любовь. В конце концов, это не так уж невозможно. Ведь даже волшебные сказки порой становятся былью. В тот вечер Бланш и Каролина вошли в бальный зал под руку со своим родителем. Будучи богатым вдовцом, Генри Торогуд и сам вызывал интерес дам, так что, успевая присматривать за своими двумя красавицами дочками, он отнюдь не скучал в одиночестве. И все же именно Каролина выполняла роль дуэньи при порывистой юной Бланш, так что отцу очень редко приходилось вмешиваться. Каролина чрезвычайно тактично обращалась со слишком пылкими молодыми джентльменами, а также вовремя указывала сестре на то, что можно считать пристойным, а что нет. Торогуд наблюдал за старшей дочерью сквозь полуопущенные веки. Она с улыбкой отказала одному отъявленному повесе, легко сменила тему беседы с погрязшим в долгах молодым лордом, потребовав, чтобы тот принес ей пунш. О, Каролина прекрасно умела себя вести! Ее природная веселость скрывалась за приветливостью светской львицы, но фасад улыбок и ласковых речей мог обмануть кого угодно, только не ее родного отца. Потягивая напиток, Генри Торогуд смотрел, как улыбка Каролины тает, уступая место маске усталости, стоило лишь ей остаться в одиночестве. Его дочь, его девочка с младенчества была жизнерадостной, преданность ее была безграничной и безоговорочной, а горе — отчаянным и безутешным. Она то плакала, то смеялась, то сердилась… Так было до ее восемнадцатилетия. В тот год она стала взрослой, и с тех пор Генри больше не видел прежней дочери. Но несмотря на преданность долгу и изысканные манеры этой новой женщины, которой стала Каролина, он тосковал по прежней пылкой девочке. Генри в задумчивости прищурил глаза, наблюдая за двумя джентльменами, которые приближались к ней в эту минуту. Ощутив, что на нее смотрят, Каролина подняла голову и снова улыбнулась. На сей раз улыбка предназначалась приближавшемуся к ней элегантному Джорджу Хэмптону. В своем строгом черном фраке и панталонах, с безукоризненным галстуком — чудо простоты и одновременно произведение искусства — он шел благородной походкой уверенного в себе, сильного человека. Ему не нужно было, как многим другим представителям дворянства, носить неизменную маску высокомерия. Никто и так не усомнился бы в его принадлежности к аристократии. Хэмптон редко улыбался, но сейчас, поймав его взгляд, Каролина ощутила, что он смотрит на нее с наслаждением. С ленивым любопытством она перевела взгляд на мужчину, который шел рядом с маркизом. Она знала, что Джордж часто бывает в «Уайтсе»и некоторых других клубах, но он редко представлял ей своих приятелей. Порой она задумывалась: не потому ли, что он стесняется своей связи с женщиной без титула, чье благосостояние приобретено за счет торговли? Однако Каролина не позволяла себе подолгу размышлять над этим вопросом. Джордж был приятным собеседником, и они прекрасно ладили. Но кто же этот незнакомец, которого, очевидно, он собирался ей представить? На таком расстоянии Каролина могла различить лишь, что известный господин одет совсем немодно, но вместе с тем как-то очень привлекательно. Его довольно длинные каштановые волосы прядями выгорели на солнце, светлые глаза выделялись на загорелом лице. Серый фрак ладно сидел на слишком мускулистых плечах, а безукоризненно пошитые брюки ничуть не сковывали широкого стремительного шага. Одетый скорее удобно, чем изысканно, он, казалось, источал уверенность в себе, которая показалась ей неотразимой. Немного выбитая из колеи собственным внезапным и неожиданным интересом к незнакомцу, Каролина снова подняла взгляд на его лицо. К этому моменту они с Джорджем уже подошли ближе. От неожиданности она прижала ладонь к тому месту под ложечкой, где что-то резко похолодело и противно заныло. Лицо ее побелело. Тот же, кто приближался, не сводя с нее глаз, мгновенно заметил и понял ее состояние. Холодные серые глаза окинули всю фигуру молодой женщины, но в них не отразилось никаких эмоций. Лишь потом, когда эти глаза остановились на ее лице, в них появилось угрюмое осознание того, что именно он стал причиной ее смятения. Со своей стороны, Хэмптон, представивший своего спутника, казалось, даже не заметил, что Каролина промолчала. — Вы помните Четэма, сударыня? Осмелюсь предположить, что вы не успели застать его в свете. Он уехал в Индию, когда вы еще носили короткие платьица. Каролина выдавила из себя подобие улыбки и протянула руку: — Не так уж я молода, милорд. Я помню лорда Джона… это был мой первый сезон. Едва мозолистая бронзовая рука сомкнулась вокруг ее пальцев, ей захотелось отпрянуть. Но это всего лишь детские эмоции, строго сказала себе Каролина, и с усилием еще раз улыбнулась. — Мой друг немного чужд нынешнему обществу юных барышень. Я взял на себя смелость обещать от вашего имени, что вы с удовольствием предоставите ему один-два танца и подведете к нескольким достойным девицам. К примеру, представите его вашей сестре, не правда ли? Джордж даже не заметил, до какой степени опешила его будущая невеста. Он искренне наслаждался тем, что сумел быть полезен и ей, и своему другу. Безжалостным взглядом Джек пожирал Каролину. Он и не думал отпускать ее руку… — Кажется, музыканты заиграли вальс, мисс Торогуд. Вы не пожелали даже попробовать танцевать со мной, когда мы встретились впервые. А как сегодня? Увидев восторженную и явно одобрительную улыбку на лице своего суженого, Каролина поняла, что ей не остается ничего иного, как последовать за Джеком в круг вальсирующих. Она отлично помнила, как упрямо отказывалась от удовольствия закружиться с ним в этом непристойном танце, которым так увлекались все самые легкомысленные повесы и кокетки, хотя любимый человек предлагал обучить ее. После расставания с Джеком Четэмом сопротивление этому веянию моды потеряло всякий смысл. Каролина вальсировала уже много лет, но внутреннее сопротивление снова пробудилось, как только Джек взял ее за руку. Ей ужасно хотелось топнуть ногой, дать ему пощечину и заявить, чтобы он вел себя прилично. Но все это годилось тогда, в другой жизни, когда он весь вечер нашептывал ей на ушко всякие милые нелепицы… Нынче же подобное поведение было бы просто глупым. — Ты все равно не убьешь меня своими гневными взорами, Каролина. Улыбнись и сделай милое лицо, пока кто-нибудь не припомнил старых сплетен и не поведал их Джорджу. — С этими словами Джек обхватил рукой ее тонкий стан и властно, умело, легко закружил по паркету. — Ты еще прекраснее, чем я тебя запомнил, — задумчиво проговорил он и, когда молодая женщина не ответила, заглянул ей в лицо. — Ну а ты еще нахальнее, — вспыхнула Каролина. Под этим пристальным взглядом она почувствовала, как впервые за много лет запылали ее щеки. Ладонь так и зудела от желания ударить его, но в этом человеке чувствовалась огромная сила. Нечего и говорить о том, что он без труда удержал бы ее. Переживания пятилетней давности пробудились вновь, и противоречивые чувства охватили сопротивляющуюся душу. Он мог бы держать ее вот так до самого утра, и ни один мускул не дрогнул бы от усталости! — Я вижу, твой нрав ничуть не переменился с годами. Полагаю, именно ты вчера отказалась принять меня. Но поверь, прося встречи с хозяйкой дома, я никак не ожидал, что это по-прежнему ты. Мне казалось, тебя уже давно должны были выдать замуж. О, как она ненавидела этот незаданный вопрос в его глазах! Самонадеянный болван решил, наверное, что она все это время ждала его? Что ж, она немедленно разрешит его сомнения… если только сумеет заставить себя заговорить. — Да, с годами я стала разборчивее, — наконец процедила Каролина сквозь стиснутые зубы. Жар его ладони ощущался даже сквозь перчатку и платье. Она боролась с тем ощущением, которое он ей напомнил, и о котором она хотела бы навсегда забыть. — Итак, Джордж — выгодная партия? Конечно, тебе нечего бояться, что он охотится за приданым. Так когда же свадьба? Вопрос прозвучал вполне корректно, и Каролина с подозрением подняла взгляд. Четэм показался ей выше, чем она помнила, впрочем, Хэмптон был с нею одного роста, так что она, должно быть, просто привыкла танцевать с ним. Белозубая улыбка на загорелом лице Джека взбесила ее, и Каролина ответила с предельным равнодушием, на какое была способна: — Мы понимаем друг друга, и это нас обоих устраивает. — Понимаете? О, как это формально звучит. Он целовал тебя, Каролина, или это не включено в ваш контракт? Должно быть, это ужасно тяжело — долго ухаживать за тобой, не сорвав ни единого поцелуя, особенно для человека с наклонностями Джорджа. И сколько еще ждать, пока ваше взаимопонимание приведет к чему-то еще? Пойми меня правильно, просто я очень хотел бы выиграть одно пари. Ярость вскипела у нее внутри, ослепляющая ярость, от которой хотелось визжать, кричать, драться, устроить сцену прямо здесь, посреди этого роскошного бального зала. Джеку всегда без труда удавалось взбесить ее либо словом, либо жестом, но, впрочем, он всегда с легкостью и успокаивал ее. Однако теперь воспоминания о нежных сценах лишь подлили масла в огонь. Ну нет, на сей раз ему не удастся вывести ее из себя! — Ты превратился в хама, Джек, — холодно сказала она. — Какое счастье, что папа вовремя вмешался. Высокомерный отчужденный тон разъярил Джека, а слова ранили, точно дьявольские стрелы. Пять лет он работал и ждал, держась вдали от общества, от всех преимуществ цивилизации, от всего, что некогда составляло его жизнь, лишь затем, чтобы однажды вернуться и еще раз заглянуть в 2 16 эти глаза. Он приготовился застать ее счастливой матроной, матерью семейства. Каролина заслуживала этого. Он бы ни за что не пожелал ей оставаться несчастной. Но он никогда не представлял ее такой, как нынче: холоднее, резче и высокомернее иной принцессы. Что-то тут не так, думал Джек, и будь он проклят, если снова отпустит ее, так и не разобравшись, в чем дело. Потому он оставил без внимания ее резкие слова. — Пока Джордж несколько часов распинался о твоей обходительности и покладистости, я все думал, что он имеет в виду другую мисс Торогуд. Ведь что-что, а уж покладистость — не самое запомнившееся мне качество твоего характера. Вижу, ты действительно совсем не изменилась. Так кто же та Каролина, о которой говорит Джордж? Его язвительные реплики не заслуживали ответа, и, как только музыка стихла, Каролина отпихнула от себя руку кавалера, точно горячий уголь. Она горделиво повернулась, ища глазами Джорджа, и буквально похолодела, обнаружив, что рядом с ним стоит Бланш и с любопытством разглядывает ее и Джека. Когда же Джек попробовал взять ее под локоть, чтобы отвести на место, мисс Торогуд-старшая не выдержала и оттолкнула его руку. — Держись подальше от Бланш, Джек. Я не допущу, чтобы ты испортил жизнь ей… — Она хотела добавить «как испортил ее мне», но так и не решилась произнести это вслух. Четэм бросил на нее быстрый взгляд, словно услышал невысказанные мысли. Прекрасные голубые глаза превратились в две твердые льдинки, и в них он не сумел прочесть ни подтверждения, ни опровержения своим догадкам. Посмотрев в сторону юной белокурой красавицы, которая ждала их подле Хэмптона, Джек даже головой тряхнул. — Клянусь Юпитером, трудно поверить, что мы когда-то были такими же молодыми! Ты уверена, что ее следовало выпускать из классной комнаты? Каролина хлестнула его раздраженным взглядом: — Сестре уже восемнадцать. Да, именно столько было ей самой, когда она по уши влюбилась в этого бессовестного повесу. Но этого Каролина, разумеется, тоже не произнесла вслух. Он и так знал это не хуже ее. Если бы в тот миг она оглянулась на Джека, то увидела бы мимолетное выражение боли в его глазах. Но она торопливо шагала через зал, стремясь поскорее убежать от него и от тех страданий, которые давно остались в прошлом. Когда-то Каролина была столь же юной и невинной, как и это чудное видение в белом. Сходство между этой молоденькой девочкой и женщиной, почти бежавшей к ней, было настолько сильным, что Джек поразился. Однажды Каролина глянула на него вот такими же широко раскрытыми наивными глазами. Сердце у Джека заколотилось, ладони вспотели. Однако нынешнее волнение было вызвано не этой стоявшей перед ним барышней, а воспоминанием о той, которую он знал прежде. Сияющая улыбка Бланш была почти такой же, как у ее сестры в юности, но взгляд — более осторожным. Она заранее испытывала к нему недоверие, что было совсем несвойственно прежней Каролине. Джеку вдруг стало интересно, что знает о нем эта девочка. Или это просто почти детское любопытство к незнакомцу? Когда с представлениями было покончено, Четэм почувствовал, что Каролина решительно сбита с толку. Даже Джордж смотрел на невесту — или будущую невесту — с удивлением: забыв об учтивости, она тут же объявила, что им с Бланш необходимо удалиться, чтобы поправить прически. Дама, показавшаяся ему с другого конца зала воплощением невозмутимости, теперь совершенно растерялась, и в ее глазах кто угодно мог видеть целую бурю противоречивых эмоций. К счастью для Каролины, Джордж был совершенно слеп в отношении таких тонкостей, как женские настроения. Джек учтиво откланялся и удалился, чтобы, чего доброго, по забывчивости, не схватить Каролину за плечи, не утащить в дальний угол и не вытрясти из нее хоть какие-нибудь объяснения. Ему требовалось время, чтобы собраться с мыслями, и ей наверняка тоже. Подавляя нелепые рыдания, Каролина смотрела, как удаляется прямая спина лорда Джона. Это просто невероятно, но он стал еще красивее, чем она его запомнила.. И еще хуже, злее. До того рокового дня она и не подозревала, что он настолько порочен, но сегодня этот человек посмотрел на Бланш тем же взглядом, каким некогда смотрел на нее! Нет, не бывать этому! Упаси ее Бог от подобной необходимости, но она задушит его голыми руками, если он посмеет хотя бы прикоснуться к Бланш! Едва ли этот тип настолько самоуверен, чтобы надеяться выиграть второй раунд, воспользовавшись ее сестрой! Вернувшись домой после бала, Каролина почувствовала, что голова у нее гудит от воспоминаний и страхов. Почти пять лет она сохраняла самообладание, играя роль преданной старшей сестры, любящей дочери, светской девственницы. В течение пяти лет она запретила себе даже думать о лорде Эдварде Джоне Четэме. И вот теперь, именно тогда, когда она наконец сочла себя способной рассуждать о замужестве с более трезвых позиций, он снова возник перед ней, точно демон из преисподней. Что-то, видимо, с ней было не так, если этот человек до сих пор, после всех этих долгих лет, возбуждал в ней такие бурные эмоции. Она ненавидела его. Как смел он ввергать ее в это безумие, смятение, хаос и растерянность после всего, что тогда натворил? Однако не стоило слишком долго размышлять над этим. Ведь скоро с Континента должна вернуться мать Джорджа, они заручатся ее согласием, и Каролина спокойно выйдет замуж. Поскольку Бланш окажется под защитой не только отца, но и Джорджа, то Джек до нее не доберется. Невест вокруг достаточно, так что придется ему оставить в покое девиц Торогуд. И все же, стоило Каролине заснуть, как она увидела теплые серые глаза и стремительно шагавшие стройные длинные ноги… Эти глаза так светло и чисто глядели на нее, словно их озаряло изнутри какое-то прекрасное чувство. Она ощущала их тепло даже во сне и согревалась до самого сердца. Когда на другое утро принесли огромный букет прекрасных роз, Каролина едва не отказалась их принять. Джек всегда был склонен к подобным безумствам, даже если у него не оставалось и полпенни на еду. Она понимала, что цветы — от него, но, надеясь на то, что это Джордж внезапно стал сентиментален, прочла карточку. Слова «Я должен тебя увидеть» едва ли успели дойти до ее сознания, когда она услышала голос Джека, ступившего на порог комнаты. — Я велел не докладывать о своем приходе. Не хотелось снова быть изгнанным. — Его широкие плечи перегородили узкий дверной проем гостиной. Изысканный покрой дорогого темно-синего сюртука подчеркивал ширину груди и стройность бедер, обтянутых узкими панталонами, так что Каролине пришлось приложить усилие, чтобы перевести взгляд на загорелое лицо гостя. Но от этого не полегчало: под сводящим с ума взглядом лучистых глаз у нее пересохло в горле, а пальцы так и запросились погладить выгоревшие пряди, блестевшие среди темных завитков. Лакей поспешно удалился, оставив Каролину с розами, которые она, забывшись, прижала к груди, да так и не отпускала. Джек, как полагается, оставил дверь открытой, хотя оба они понимали, что никто, кроме слуг, их не услышит, а те не станут вмешиваться. Каролина изо всех сил старалась оторвать пересохший язык от неба, постепенно осознавая тот поразительный факт, что Джек здесь, в ее доме, в этой же самой комнате после стольких лет… Но так и не могла поверить в это. Казалось, она все еще спит. В платье из тонкого муслина цвета нераспустившейся лаванды, с небрежно заколотыми на макушке локонами, она застыла на месте и смотрела на своего мучителя испуганными бархатистыми глазами, точно молодая газель. Казалось, воздух вокруг нее благоухает лавандой, напоминая о весне, полевых цветах и красоте английской розы. Джек не мог отвести глаз, и все заранее заготовленные речи растворились в туманной дымке. Он целых пять лет мечтал об этом мгновении и до сих пор не мог поверить в такое счастье. Подумать только, Каролина до сих пор свободна! Руки его дрожали, когда он взял у нее розы и отложил их. — Нам нужно поговорить, Каролина. Я должен так много сказать тебе, что не знаю, с чего начать. Вчера вечером я застиг тебя врасплох. Прости. Я не имел в виду всего того, что сказал. Я слушал, как Джордж расточает тебе дифирамбы, и чувствовал, что ужасно хочу дать ему в морду. Вот почему мы должны поговорить. Мне нужен еще один шанс, Каролина. Ты выслушаешь меня? Она то вспыхивала, то холодела, слушая этот глубокий голос, чувствуя, как он окутывает ее всю томительным обещанием. Она ненавидела Джека за эту власть над ней. Она была уже достаточно взрослой, чтобы разбираться в этом. Он не имел права приходить сюда и ставить под угрозу ее будущее. Она этого не допустит. Каролина собралась с силами, чтобы противостоять страстной мольбе, звучавшей в голосе Джека. Только бы не посмотреть в его полные боли и надежды прекрасные серые глаза! Он заслужил эти страдания тем, что натворил тогда. Теперь ее очередь причинять ему боль. — Уходи, Джек, — холодно проговорила она, поглядев ему в глаза и не дрогнув ни единым мускулом. — Скоро мы расстанемся навсегда. А если ты еще раз осмелишься выкинуть подобный трюк, я прикажу слугам вытолкать тебя взашей. И не забудь прихватить свои вульгарные цветы. Попытайся всучить их какой-нибудь бедной глупышке, жаждущей твоего титула. А на меня не стоило тратиться. Она развернулась и быстро зашагала к дальней двери, ведущей в маленькую семейную гостиную. Потрясенный Джек не в силах был выдавить из себя ни слова. За все годы, сколько бы ни пытался он представить себе эту сцену, ни разу не мог вообразить такого ледяного приема. Студеный воздух, забираясь в легкие, не давал ему дышать. «Слишком долгое и слишком жаркое лето», — с кривой ухмылкой подумал он, ощущая, как холод нетопленого помещения начинает охватывать и потрясать его изнутри. Он слышал, как за ней закрылась дверь, но не мог двинуться с места. Он ждал, когда же наступит благословенное оцепенение, но оно все не приходило. Четэм вздрагивал, как в лихорадке. В худшем случае он ожидал гнева. Каролина могла быть податливой и терпеливой, влюбленной и готовой к пониманию, но, почувствовав угрозу, сопротивлялась так яростно, что от этого еще долго оставались глубокие шрамы. Джек до сих пор испытывал боль от тех слов, которые она сказала ему при расставании. Подобно яду, они проникли ему в кровь, а кусочки бумажного сердца, брошенного ему в лицо, ударили точно тяжелые твердые камни. Но все же самые жестокие раны нанесли слова. Он боялся, что Каролина никогда не простит и не забудет, но не предполагал, что все это окажется так больно. Она имела в виду именно то, что сказала. Больше он не был властен над ее сердцем. Женщина, которая только что вышла из этой комнаты, вообще не имела сердца. Так вот чего он искал и не находил в ней вчера вечером! Вся та влюбленная, доверчивая невинность, которую он видел в ней в прежние времена, исчезла за фасадом самообладания и равнодушия. Та Каролина, с которой он был знаком, просто перестала существовать. Чувствуя боль во всем теле, словно от смертельного холода, Джек повернулся и медленно направился к выходу. Забытые розы остались в нетопленой гостиной. Бланш исподтишка наблюдала за старшей сестрой, которая стремительно расхаживала по библиотеке якобы в поисках какого-нибудь стихотворного сборника — нужно было выбрать стихи для валентинки. Минуло уже несколько дней после появления джентльмена со сломанным носом, но с тех пор сестры ни разу не выезжали — Каролина постоянно жаловалась на головную боль. У Бланш не было причин для возражений, так как ее ухажеры постоянно торчали у них в гостиной, надоедая своей лестью и разговорами о том, как они без нее тоскуют, а цветы уже не умещались в вазах, напоминая даже в отсутствие кавалеров об их неизменном внимании. Светский вихрь — это, конечно, очень весело, но Бланш провела большую часть жизни в деревенском доме своего отца и прекрасно умела развлекать себя сама, не требуя к себе постоянного внимания. Ее беспокоила Каролина. Осторожно расспрашивая своих визитеров, Бланш так ничего и не узнала о лорде Эдварде Джоне Четэме, но именно она нашла оставленные им цветы и записку в гостиной на другой день после памятного бала. Тот факт, что старшая сестра с тех пор отказывалась появляться в свете, стал причиной серьезного беспокойства Бланш. Ведь она еще никогда не видела сестру в тревоге и настолько расстроенной. Когда Элис упала с дерева и сломала руку, все поместье обратилось в хаос, только Каролина не пала духом. Она отдавала приказы слугам, утешала малышку и сумела добиться полного порядка еще до приезда лекаря. Даже смерть матери не заставила ее позабыть о своей семье и друзьях. Каролина скорбела ужасно, но в течение всего этого трагического периода оставалась подлинным оплотом всей семьи. Она ни разу не запиралась у себя и никогда не отказывалась выходить из дому. — Наверное, мне лучше самой написать стишок, — предложила Бланш, чтобы отвлечь сестру от бесцельного брожения по комнате. — А можно ссылаться на конкретные личности? Каролина вонзила ногти в ладони и усилием воли обуздала свои разболтанные нервы, прежде чем повернуться к сестре. В конце концов, это было просто смешно! После того что она ему наговорила, Джек никогда больше не ступит на их порог. Вот уж действительно причина для беспокойства! Бланш разумная девушка, несмотря на все ее фривольные романтические фантазии. Говоря себе все эти пошлости, Каролина заставила себя безмятежно улыбнуться. — Какие же могут быть ссылки на конкретные личности, если ты даже не знаешь, кому достанется твоя открытка? Что это будет? «Ода его светлым очам»? Бланш улыбнулась. Отрадно было видеть, что к Каролине возвращается привычная способность шутить. — Но я же могу не спускаться, если посетитель не подходит к описанию! Ведь открытку надо отдать первому, кого я увижу в тот день. Я могу просто не видеться с тем, с кем не хочу! — Ужасный ребенок! Так ведь в том-то весь интерес! А если б У нас не было прислуги? Тебе пришлось бы самой открывать дверь и встречать каждого, кто явится на порог. — А я бы подсмотрела, кто там, прежде чем отпирать! И если бы оказалось, что он мне не нравится, то просто притворилась бы, что меня нет дома. Не могу же я на целый год дарить свое расположение кому-нибудь недостойному! — Ты избалована сверх всякой меры. — Каролина осматривала кружевное изделие из лент и бумаги, над которым кропотливо трудилась Бланш. — И без стихов очень мила. И потом, незачем вселять в них лишние надежды. — Отложив сердечко, она решительно расправила плечи. — На улице так хорошо сегодня. Не хочешь со мной пройтись по парку? Бланш невольно передернула плечами. Ведь для Каролины «хорошая погода» — это когда нет дождя, не важно, что со всех крыш еще свисают сосульки. Ну а «пройтись»в переводе на английский означало «промчаться галопом, хотя и не на лошади, по пустынным лужайкам в жуткую рань, пока вокруг нет ни одной живой души». Бланш отнюдь не пришла в восторг от столь блестящей перспективы. Получив грубоватый отказ сестры, Каролина лишь пожала плечами и отправилась одеваться. Она слишком долго сидела в четырех стенах, и теперь ей была необходима физическая нагрузка, чтобы развеять нервное напряжение и постоянное желание вспылить. Конечно, хорошая прогулка верхом подействовала бы куда эффективнее, но в людных парках, тем более на улицах города нечего было и думать пустить лошадь галопом. Ну ничего, быстрая ходьба обязательно окажет целительное воздействие. Прихватив с собой безропотную горничную, Каролина укуталась потеплее в синюю бархатную шубку, отороченную мехом, который почти повторял цвет ее волос. Правда, она была не столь тщеславна, чтобы обращать на это внимание. Когда она шагала по Гайд-парку, мысли ее витали далеко от се собственной внешности. Наступила оттепель. На газонах таяли последние сугробы снега, а сосульки, свешиваясь с голых ветвей, истекали ручейками. Каролина заставила себя думать о том, какой прекрасный сегодня день. Было так приятно хорошенько размяться и снова вдохнуть свежий воздух! Сидя все эти дни дома и прячась от призрака, вызванного собственным воображением, она вела себя как глупое дитя… Ярко-красный мячик ударился о ее ноги, так что девушка чуть не споткнулась. Но Каролина привыкла к подобным случайностям. Ведь круглый год у нее под ногами вертелись четверо малышей, так что она успела научиться терпению и невозмутимости. Улыбнувшись приятной неожиданности, она нагнулась, чтобы поднять мяч и вернуть владельцу. Надежно схватив игрушку рукой в перчатке, она оглянулась и увидела на газоне маленькую девочку. Крохотная фигурка, с головы до ног закутанная в теплые меха и бархат, стояла в стороне от дорожки, чуть пониже небольшой насыпи. Черные как смоль кудряшки выбивались из-под меховой шапочки, обрамляя смуглое личико. Малышка застенчиво попятилась, не решаясь подойти и забрать игрушку взрослой леди. — Бросить? — предложила Каролина, радуясь случаю поиграть с ребенком. Поскольку девочка не двинулась с места и лишь чуть заметно кивнула, Каролина осторожно подбросила мячик. Две ручки в маленьких перчатках сразу же взметнулись навстречу ему — верный признак того, что кто-то часто играл с девочкой в подобные игры. Пока ребенок, застенчиво улыбаясь, обнимался со своим мячом, темная фигура отделилась от ствола дерева и приблизилась к девочке сзади: — Нужно поблагодарить леди, Эми. Этот голос пронзил ее, словно острый клинок. Каролина инстинктивно отступила: — Джек?! Лишь тогда голова в высокой шляпе поднялась, и он поглядел на элегантно одетую даму, стоявшую на дорожке. Серые глаза слегка прищурились, а обтянутая лайкой рука покровительственно тронула хрупкое плечико девочки. — Каролина, — нерешительно кивнул он. Повисла неловкая пауза, которой, однако, совсем не заметил ребенок. Протягивая мячик, девочка старательно прошепелявила: — Шпасибо, миледи. Будешь играть? Потрясенная появлением Джека не меньше, чем предложением ребенка, Каролина так и не смогла ничего ответить. У нее голова пошла кругом, она пыталась как-то сориентироваться, найти какой-то выход из ситуации, но не могла. Она молча ждала в замешательстве, чтобы Джек ее выручил. Но тот, будучи застигнут врасплох, тоже с трудом приходил в себя, ведь он никак не ожидал подобной встречи. Джек и не думал делать тайну из существования Эми. Просто прежде не было случая упомянуть о ней. Пальцы его слегка сжались на плече дочери, а язык с трудом повиновался, выговаривая необходимые в таких случаях слова вежливости. — Это моя дочь Эми. Эми, поздоровайся с мисс Торогуд. Пока они обе обменивались приветствиями, Джек снова обрел уверенность и оглянулся, словно кого-то поджидая: — Кто здесь с вами, Каролина? Ведь вы здесь не одна? Вдруг поразившись столь светскому тону, Каролина оглянулась в поисках служанки: — Флори шла за мной. Понятия не имею, куда она запропастилась. С давних пор помня привычку Каролины бегать галопом, Джек взял дочку на руки и поднялся на дорогу. — Тут местами довольно скользко. Лучше давайте ее поищем. Отчего-то казалось так естественно идти рядом с Джеком и смотреть поверх его плеча, которое наполовину закрывало ей обзор. Каролина знала, что его острый глаз первый заметит Флори, так что ей оставалось лишь сосредоточиться на дороге, чтобы не поскользнуться, ведь его рука была занята — на ней он держал дочку. Дочка! Как странно сознавать, что у Джека есть ребенок. Должно быть, он женился вскоре после того, как покинул Лондон. Во всяком случае, судя по возрасту девочки… Должно быть, у него в запасе была еще одна богатая невеста на тот случай, если с первой ничего не выйдет. Больно было думать о Джеке такое, но надо же смотреть правде в глаза. Каролина знала, что у него были большие долги и что по этой причине он собирался покинуть Лондон. Теперь же он вернулся и, очевидно, при деньгах. Чем еще можно было объяснить появившееся богатство? — Должно быть, это ваша Флори там, на скамейке? — указал Джек на горестную фигурку в толстом шерстяном пальто и перепачканной шляпке. Как раз в этот миг служанка подняла голову, но даже не попыталась встать. Лицо ее выражало боль и горечь. Каролина бросилась к ней бегом. — Флори! Что случилось? Я только что спохватилась. Почему же ты не закричала? Когда подошел Джек, Каролина уже опустилась на колени, прямо в грязь, не думая о своей шубе и бархатном прогулочном платье, — она обследовала ногу служанки. Когда Джек поставил дочку на землю и опустился рядом, Каролина подняла на него глаза: — Похоже на вывих. Нога опухает. Нужно как-то доставить ее домой. — Мой экипаж неподалеку. Вы сможете подождать здесь? Ты не замерзнешь? Его забота не показалась ей излишней, тем более — наигранной. Возможно, именно поэтому Каролина в свое время так безоговорочно поверила ему. Однако же стоило поставить его на место. Каролина лишь в последний миг удержалась от высокомерного отказа, готового сорваться с языка. Флори нужна была помощь, и она не имела права выбирать, от кого принимать ее, а от кого нет. — Ничего со мной не случится. Почему бы тебе не оставить Эми с нами? Тогда ты быстрее доберешься до своей кареты. Джек помог ей подняться и перевел неуверенный взгляд с открытого лица Каролины на доверчивую мордашку дочери. Каролина была права: без этой ноши он сможет идти быстрее, однако он еще ни разу не оставлял Эми с чужими людьми. Он сам, ее для да миссис Хиггинботэм — вот и все люди, которым он решался доверить ребенка. Но все-таки это предлагала Каролина… Джек быстро кивнул в знак согласия. — Я скоро вернусь. Ты простудишься, если не переоденешься в сухое платье как можно скорее. И он быстро зашагал прочь, предоставив Каролине смущенно смотреть ему вслед. И какое ему дело, если даже она простудится? Усилием воли она собралась с мыслями и обратилась к пострадавшей служанке и любопытному ребенку. Не ее дело — размышлять над тем, что там в голове у Джека. К тому времени, когда тот вернулся с экипажем, Каролина и Эми уже весело хохотали, и даже служанка улыбалась их смешным выходкам. Эми, обожавшая всякие красивые и редкие штучки, выклянчила у Каролины длинное выгнутое перо. Прежде оно украшало шляпку молодой дамы, а теперь самым нелепым образом торчало из детской меховой шапочки. И девочка, и девушка выглядели шаловливыми детьми, так что Джек, выпрыгнув из экипажа, тоже не удержался от смеха. — Задержись я еще минут на пять, и она бы тут вышагивала в твоих туфлях, волоча подол твоей шубы по грязи, словно королевскую мантию. — Он сделал вид, что хочет ущипнуть Эми за нос, и ребенок залился смехом, словно птичка защебетала. — Ужасная модница. А теперь поблагодари мисс Торогуд за игру и дай мне усадить мисс Флори в карету. Ну вот, хорошая девочка. На лице Джека читались чувства гордости и любви, и это едва ли могло быть притворством. Внутри у Каролины все перевернулось. Оторвавшись от лица лорда Джона, она помогла Флори встать на ноги. Если бы не то, что натворил в своей жизни отец этой маленькой девчушки, Эми могла бы оказаться ее собственной дочерью, и теперь Джек смотрел бы так же нежно на их общего ребенка. Однако вовсе не годилось думать об этом. Все, что было, уже прошло и должно быть предано забвению. Усадив Каролину в экипаж, Джек поскорее отпустил се руку, стараясь не удерживать ее дольше, чем это было необходимо. Пока они ехали до резиденции Торогудов, находившейся совсем недалеко от парка, он поддерживал ничего не значащую беседу и ни единым словом не намекнул на их непростые отношения. Каролина была благодарна ему за такую сдержанность, но все же именно из-за нее чувствовала себя неловко. Джек вел себя как истый джентльмен. Неужто научился так здорово притворяться? Он передал Флори на попечение лакея, который сбежал по ступеням, чтобы открыть дверцу экипажа, потом вежливо склонился над рукой Каролины и попрощался, даже не попытавшись ступить за порог, с которого его однажды прогнали, Каролина еще долго смотрела вслед удалявшейся карете. Состояние ее было близко к шоку. Она ведь уже несколько дней думала о нем как о дьяволе во фраке. Не так уж легко было резко переменить мнение и отныне считать своего несостоявшегося жениха странствующим рыцарем. На другой день она с радостью приветствовала у себя дома миссис Хиггинботэм и мисс Эми Четэм. Дитя было в бархате и мехах, как и накануне на прогулке. Волосы девочки были заплетены в косички, уложенные короной, а на шапочке больше не красовалось вчерашнее сногсшибательное перо. Вплывая в гостиную, миссис Хиггинботэм решительно сжимала в своей руке детскую ладошку, и Каролина даже затаила дыхание, испугавшись, как бы эта могучая матрона не уселась прямо на хрупкого ребенка, пытаясь устроиться одновременно с ним в одном и том же большом кресле. — Доброе утро, Эми. Ты нашла у себя другую шляпку, к которой больше подошло наше перо? — улыбнулась хозяйка совершенно смутившейся девочке. — Именно из-за этого мы здесь, мисс Торогуд, — загудела массивная грудь матроны, отчего на столе задрожали хрупкие фарфоровые статуэтки. Каролина подняла глаза, чтобы получше разглядеть этот природный феномен. Удовлетворенная тем, что хозяйка обратила на нее внимание, дама продолжала: — Его светлость настояли, чтобы его дочь поблагодарила вас за подарок. Девочка склонна брать все, что ей понравится, поэтому его светлость надеются, что она не нанесла урона вашему гардеробу. Каролина выслушала это заявление с некоторым изумлением. Однако, будучи слишком хорошо воспитанной, чтобы демонстрировать свое удивление женщине, которая так старалась блеснуть изысканными речами, она лишь вежливо кивнула и снова обратилась к девочке: — Я подумала, что это перо гораздо больше идет тебе, чем мне, Эми. У меня была кукла, которая очень любила шляпки. Л у тебя есть такая кукла? Темные глаза озарились счастьем, и девочка, застенчиво улыбнувшись, кивнула. Но не успела она и рта раскрыть, как сопровождающая леди снова загудела: — У этого ребенка, по-моему, даже слишком много игрушек. Отец чересчур балует се, так что она совсем не знает своего места. У меня было не так много времени, чтобы навести тут порядок, но уверяю вас, вскоре я справлюсь со всем этим! Важность и надменность этой дамы могли бы вызвать удивление, но Каролина уже повидала таких на своем веку. Просто удивительно, как быстро люди без всяких претензий на имя, состояние или же внешний лоск усваивают беспредельный снобизм, едва начав общаться с теми, кто стоит выше их. Возможно, это помогает им преодолевать ощущение собственной неполноценности, но в данном случае явно страдал ребенок. Каролина позволила себе слегка нахмурить брови. — Простите, миссис Хиггинботэм, но мне представляется, что мисс Четэм — прекрасно воспитанная юная леди. У меня у самой четыре младшие сестры, и ни одна из них в таком возрасте не смогла бы похвастать столь безупречным поведением во время формального визита. — Высказав этот полуупрек, хозяйка дома снова обратилась к ребенку, который мгновенно перестал улыбаться, услышав в голосах взрослых какое-то несогласие. — Мне бы очень хотелось, чтобы ты как-нибудь пришла к нам на чай, маленькая мисс Четэм. Я скучаю по своим младшим сестренкам и с удовольствием проведу время в твоем обществе. Ну как, согласна? И снова искорки засветились в бархатистых глазах девочки, а улыбка озарила маленькое смуглое личико. Но не успела Эми и слова сказать, как миссис Хиггинботэм вскочила с места, беспокойно трепеща всеми своими оборочками и кружевами. — О, вы слишком добры, мисс Торогуд, однако я не могу навязывать ее приличному обществу. Мы пришли лишь по настоянию ее отца. Мы не посмеем снова вторгаться к вам. Всего хорошего. — И дама выплыла прочь, волоча за собой Эми. К этому моменту Каролина окончательно вышла из себя, хотя и сдерживалась, пока гости не удалились. Однако, проводив их, она крепко задумалась и решила написать Джеку ядовитое письмо. Что за ужасную гувернантку он выбрал?! Если, конечно, это вообще гувернантка. Однако, подойдя к письменному столу, девушка уступила здравому смыслу и отложила перо. Ведь, пригрозив Джеку, что велит вышвырнуть его из дома, она навсегда отказывалась от малейшего права вторгаться в его жизнь. Он просто посмеется и не обратит внимания на ее записку. Но как только они увиделись, воспоминание о грубой и нахальной миссис Хиггинботэм, а также беспокойство о несчастном хрупком ребенке моментально вернулись вновь. Встреча эта была неизбежна. Ведь Каролина могла изгнать лорда Джона из своего дома, но не из высшего света. Перед этим, по-видимому, богатым, а значит, и завидным женихом были открыты все двери. Так что они просто не могли не увидеться на одном из множества светских собраний. Стремление избегать общества этого человека боролось в Каролине с гневом и переживаниями, в том числе о судьбе ребенка. Она показалась ему до смешного величественной и утонченной. Джек пристально наблюдал за Каролиной, перемещавшейся по музыкальному залу и церемонно обменивавшейся любезностями с самыми уважаемыми лицами из числа гостей. Он помнил ее очаровательной девушкой с чудесной искренней улыбкой, которая отличала ее от целого легиона таких же юных прелестных созданий. Трудно было представить себе, что та самая девушка и эта элегантная дама с высоко поднятой гордой головой и любезной улыбкой, словно наклеенной на лицо, — один и тот же человек. Однако всего лишь несколько дней назад в парке он сам видел проблески прежней непосредственности. До последнего момента не веря своим глазам, он понял, что Каролина действительно направляется именно к нему. — Рад снова видеть вас, мисс Торогуд, — официально произнес он, склоняясь над поданной рукой. Сосредоточившись на своей цели, Каролина предпочла не замечать, что Джек и сегодня, невзирая на самую торжественную обстановку, выглядел естественно. На шеях и запястьях собравшихся в зале дам сверкали золото и драгоценные камни. Бриллиантовые галстучные булавки, золотые часы, жемчужные запонки красовались на парадном платье всех джентльменов. А Джек в своем простом черном фраке, сияя лишь белоснежным галстуком и умными глазами, тем не менее являл собой образчик надменной гордости. — Мне бы хотелось перемолвиться с вами словечком… дело касается «вашей дочери, милорд, — смело начала Каролина. Темные брови Джека слегка приподнялись от удивления, но она и не думала отступать. — Я знаю, что мне не стоило бы вмешиваться, однако вы должны признать, что у меня есть кое какой опыт в обращении с маленькими детьми, которого недостает вам. Он вежливо кивнул, признавая этот неоспоримый факт. Вообще-то он все равно больше ничего не мог сделать. Легкий аромат лаванды и полевых цветов уже окутал его, и приходилось прилагать все силы, чтобы держать при себе руки и не отрывать глаз от ее лица. Ведь так хотелось крепко обнять этот стройный стан и ощутить мягкую грудь, прижатую к своей… Но даже если смотреть только на лицо, все равно трудно было избавиться от мысли об этих страстных и манящих ярко-розовых губах. В отличие от расчетливых юных красавиц, отдавая свое сердце, Каролина была щедра в любви и даже не заикалась о формальном предложении. Она доверяла ему… тогда. Видя, что Джек ничего не подтверждает и не опровергает, Каролина высказалась более определенно: — Эта миссис Хиггинботэм кажется мне слишком властной для такого застенчивого ребенка, как Эми. Вообще-то я не удивлюсь, если узнаю, что именно миссис Хиггинботэм является причиной чрезмерной застенчивости девочки. Ее слова направили мысли Джека в более пристойное русло. Если до этого он стоял, небрежно опираясь на лестничные перила, то теперь выпрямился, взял Каролину под руку и отвел в тихий альков. Усадив девушку на обитую бархатом кушетку, он нахмурился и поглядел в се глаза, жаждущие ответа. — Я не смог привезти нянюшку Эми из Индии. А миссис Хиггинботэм только что потеряла мужа. Она сама предложила сопровождать меня и позаботиться о девочке по пути на родину. Она показала себя как очень ответственный человек. Так что за недостойные мысли возникли у вас в голове насчет этой уважаемой леди? Грубость последнего вопроса спровоцировала Каролину на ядовитый ответ: — Это вообще не леди. Какая-то наглая выскочка, решившая во что бы то ни стало раздавить, подчинить себе твою дочь по каким-то неведомым мне причинам. Я, конечно, не знаю вашего домашнего распорядка, но эта миссис Хиггинботэм, похоже, собирается все прибрать к своим рукам. Во всяком случае, она уже договорилась до того, что ты балуешь Эми и .она не позволит этому продолжаться! К удивлению Каролины, после ее слов лицо Джека сделалось усталым и несчастным, а вовсе не злым. Покачавшись на пятках, он поглядел на яркую картину над головой собеседницы, и лишь потом ответил. Понимая, что в полном зале наверняка будет замечено каждое их движение, каждый поступок, он говорил отрывисто и сухо: — Эми — незаконнорожденная. Осмелюсь сказать, что миссис Хиггинботэм взяла на себя труд избавить общество от этого скандала. Я, видимо, должен поговорить с ней. — Тут он указал в сторону группы гостей. — Однако мне кажется, что глаза твоего отца сейчас просверлят дырку в моей спине. Может быть, нам лучше присоединиться к остальным? Каролина неохотно вложила в его ладонь затянутую в перчатку руку и поднялась. От Джека слегка повеяло сандаловыми духами и еще каким-то мускусным ароматом, свойственным только ему одному, и снова ее охватило ощущение знакомого уюта возле этого большого сильного человека. Стоя так же близко рядом с другими мужчинами, она обычно нервничала, не находила себе места. Но с Джеком такого не было никогда. Именно это казалось ей самым досадным и тревожным… — Я не хотела вмешиваться, — пробормотала Каролина. При этом оба они застыли, не сходя с места, не желая возвращаться в шумную толпу. — Но мне кажется, Эми такая милая, такая активная девочка… Когда мы в городе, я ужасно скучаю по маленькой Пенни. Я подумала, как было бы хорошо для Эми, а также для Бланш и для меня, если бы она пришла к нам в гости. Но миссис Хиггинботэм заявила мне в самых недвусмысленных выражениях, что это непозволительно. Если бы это было твое распоряжение, я бы поняла, но Эми была так огорчена и даже напугана. Не могу я видеть ребенка несчастным! Джек вздохнул и пожал ее руку, прежде чем успел понять, что ему не следовало так долго удерживать ее в своей. Наконец отпустил ее. Он даже не думал вести Каролину обратно к ее отцу. — Возможно, миссис Хиггинботэм права. Едва ли твоя семья одобрила бы дружбу с ребенком наполовину индийской крови, да еще незаконным. Нет, так не годится. Придется мне перевезти девочку в Дорсет, но она так напугана всеми этими переменами в своей жизни… Да и я не переживу ее немедленного отъезда. Щеки Каролины жарко вспыхнули, как только она поняла, о чем только что поведал ей Джек. Ведь джентльмен не должен рассказывать леди о своих внебрачных детях или любовницах. Услышав такое от кого-то другого, Каролина была бы в шоке. Но тот удар, который она пережила сейчас, имел мало общего со скандальным признанием. Куда больше ее взволновало понимание того, что Джек прямо от нее добровольно пошел к кому-то еще. К чужой женщине. Неприятно было думать о любви, породившей этого ребенка. Она так и не смогла ничего ответить. — Я что, оскорбил тебя? — глядя на Каролину сверху вниз, спросил Джек. — Признаться, я думал, что ты настолько зла на меня, что я при всем желании не смогу уже ничего испортить. Приношу свои извинения, если сказал что-то неуместное. Каролина обуздала наконец свои эмоции и нерешительно улыбнулась: — Нет, я не оскорблена. Хотя моя гордость задета… Ведь если судить по возрасту Эми, ты совсем недолго искал мне замену. Мне не следовало бы так удивляться, просто я увидела, что ты еще менее предсказуем, чем мне казалось. Однако ни я, ни моя семья никогда не станем судить ребенка за грехи отца. Мы с радостью примем твою девочку в нашем доме в любое время. Крошечная надежда, как хитрый маленький зверек, грызла сердце Джека, глядевшего в пылающее лицо Каролины. Несмотря на то что она все время старательно отворачивалась и выражалась куда более изысканно, чем та юная девушка, которую он знал прежде, никакие светские манеры не могли полностью прикрыть ее истинные переживания. Значит, эта вечная мерзлота совсем не так монолитна, как он думал? Ведь Эми сумела протопить в ней дырочку после первой же встречи. Сколько же времени уйдет на то, чтобы сделать прорубь и заглянуть под этот лед, туда, где покоится правда? Но если он хочет правды, то и сам должен вести себя честно. Конечно, тут не время и не место, но ведь другого случая может просто не представиться. Тронув ее локоть, Джек повел собеседницу к столику с угощениями, легко продвигаясь сквозь толпу гостей. Говорил он довольно тихо и потому наклонил голову поближе к ее уху. Окружающим могло показаться, что он нашептывает ей комплименты. — Каролина, я всегда был не более чем мужчиной и никогда не притворялся другим. Возможно, я и не похож на тот идеал совершенства, который ты нашла в своем отце, но ведь он лишь по какой-то случайности оказался удачливее меня. Пока ты не разрешишь мне говорить как близкому человеку, я больше не смею оправдываться. Если же это время когда-нибудь настанет, я расскажу тебе об Эми все, что ты захочешь знать. А покуда могу лишь поблагодарить тебя за твою заботу. Я чертовски ясно вижу все свои провинности и надеюсь, что прощение все же возможно. И я пойду на все, лишь бы у Эми появились друзья. Каролина уже забыла, как ловко умел Джек всего в нескольких предложениях пробудить ее гнев и тут же пригладить вздыбленные перышки. Ему действительно не следовало заводить речь о происхождении Эми. Однако как он смел предположить, что когда-либо в будущем у него будет такое право?! Ей захотелось дать ему пощечину прямо здесь, на виду у всех. Но когда Джек упомянул о необходимости найти друзей для Эми, гнев растаял. Пусть даже он не любил никого на белом свете, зато он любил свое дитя. И именно ради Эми он сказал все это. Ради Эми и она могла бы с ним согласиться. И Джек знал об этом. Каролина с подозрением посмотрела на него, но в серых глазах не видно было никакого торжества. Они светились каким-то странным напряжением, словно он ждал се ответа, никак не смея предвидеть его заранее. Он всерьез волновался из-за дочери. Каролина медленно кивнула: — Ну, если тебе удастся укротить твоего дракона в юбке, то я приглашаю Эми на чай. Знаю, она еще очень мала, но маленьким нравится играть, как будто они взрослые. Так они приучаются вести себя в обществе. Джек резко остановился и за локоть повернул ее к себе лицом: — Благодарю тебя, Каролина, но едва ли она когда-нибудь станет членом общества. Ты не можешь не понимать этого. — Если бы ты признал ее официально, Эми была бы принята, но ты сделал иной выбор. Теперь же я могу только развлекать девочку, играть с ней по несколько часов в день. Джек посмотрел на сдержанно-утонченное лицо Каролины, пытаясь разглядеть что-то очень важное для себя. Эми необходима была мать. А много ли таких женщин, которые решатся принять его самого, зная, что вместе с этим придется удочерить и незаконнорожденного ребенка? Он уже задумывался о том, чтобы найти для девочки хорошую семью, которая согласилась бы воспитать ее как родную, но не мог заставить себя даже начать поиски такой семьи. Теперь же Каролина сказала ему, чтобы он признал дочь. Конечно же, она понимала, что тем самым он обрек бы себя на холостяцкую жизнь, а ребенка бесповоротно лишил бы матери… Джек не смел додумывать эту мысль до конца, хотя сердце его так и колотилось… Он слегка поклонился, признавая справедливость ее слов. — Пожалуйста, пришли записку, когда тебе удобнее принять Эми. А я уж позабочусь, чтобы ее к тебе доставили. Эми привезли ровно в назначенный час. Знаменитое перо горделиво нависало над ее крохотным носишком. Кроме пера, детский капор был украшен розами. Бдительный дракон в юбке, как ее удачно окрестила Каролина, лишь громко фыркнул, наблюдая оживленную встречу. — Его светлость сказали, что я могу оставить тут девочку ненадолго, пока схожу за покупками. — Неодобрение явственно читалось на лице матроны. Каролина бросила на нее красноречивый взгляд: — Надеюсь, ей будет хорошо с нами. Благодарю вас, миссис Хиггинботэм. И, больше не оглядываясь, она провела Эми в библиотеку, где их уже с нетерпением поджидала Бланш. При виде маленькой дочки Джека Бланш воскликнула от удивления и быстро поглядела на Каролину, после чего тут же опустилась на колени, чтобы помочь ребенку снять шляпку и пальто. Малышка зачарованно смотрела на белокурые волосы Бланш и покорно стояла, пока ее раздевали. — Как жаль, что нет нашей Пенни. Было бы с кем поиграть. Уверена, вы бы здорово поладили. — Научившись у старшей сестры любви и уважению к детям, Бланш быстро нашла подходящие слова для маленькой гостьи. Рассказывая о ней сестре, Каролина упомянула лишь, что девочка кажется ужасно застенчивой и, возможно, немного напуганной новой обстановкой. Бланш сгорала от любопытства, но она разволновалась еще сильнее, увидев смуглолицего ребенка. Освободившись наконец от верхней одежды, Эми сразу же прошла к столу, за которым работала Бланш. На кожаной столешнице валялись обрезки бумаги, карандаши и ножницы. Внимательные бархатные глаза остановились на искусно сделанной валентинке: — А это что! Каролина рассмеялась. Джек упоминал, что его Эми обожает красивые, броские вещи. В глазах ребенка кружевная красно-белая поделка должна была выглядеть настоящей драгоценностью. Каролина помогла Эми забраться в кресло у стола. — Это валентинка. Подарок на День святого Валентина тому, кого ты любишь. Хочешь сделать такую же? К изумлению Бланш, ее чопорная старшая сестра тоже подсела к столу и принялась обучать четырехлетнего ребенка премудростям изготовления открыток. Она уже много лет не видела Каролину столь оживленной и искренне обрадовалась этому. Бланш позвонила, чтобы в библиотеку принесли чай. Как она еще помнила, четырехлетние девочки больше всего любят пить чай с конфетами. В следующие несколько недель Эми привозили к ним неоднократно. Иногда Каролина и Бланш уговаривали крошку послушать сказку или прокатиться в карете по парку, но в основном все внимание девочки было приковано к восхитительному хаосу ленточек и красивых бумажек, набросанных на столе в библиотеке. Не удовлетворенная своими первыми опытами, Бланш продолжала делать все более и более искусные открытки, а Эми не уставала восхищаться. Под руководством Каролины она усердно мастерила собственное произведение. Показывая девочке, что и как нужно делать, Каролина тоже вырезала сердце. Впервые с тех самых пор… Джек иногда провожал дочку до порога, но, памятуя об угрозах Каролины, упорно отказывался войти, покуда его не пригласят. Каролина же упрямо избегала приглашения, хотя, стоило им случайно повстречаться в обществе, с готовностью обсуждала с Джеком успехи дочки. Поскольку все это зачастую происходило в присутствии лорда Хэмптона, Джек смущался и никак не мог выбрать подходящую линию поведения. Каролина не давала ему ни малейшего повода думать о том, что их отношения могут быть более близкими, но он никак не хотел мириться с тем, что, вернувшись после долгого отсутствия и застав Каролину свободной, вынужден будет увидеть ее свадьбу с другим человеком. Он урезонивал себя, думая, что просто необходимо выждать. Морозный февральский день закончился быстро. Волнующую новость о том, что мать Джорджа наконец-то едет домой с Континента, вскоре затмила новая тревога. Однажды, вернувшись домой, Джек обнаружил в детской сразу двух докторов. В состоянии, близком к истерике, миссис Хиггинботэм, съежившись, сидела в углу и время от времени подавала голос, требуя от врачей то быть как можно осторожнее, то предпринять хоть что-нибудь. Джек быстро протиснулся между эскулапами, обступившими маленькую кроватку, и увидел, что его дочь лежит без сознания. Подавляя ужас, он опустился возле кроватки на колени и потрогал ладонью гладкий лобик девочки. Голова ее пылала. С перекошенным от ужаса лицом, Джек оглянулся на старшего из докторов, почтительно державшегося поодаль. Несчастный отец не мог выдавить из себя ни слова, но медик ответил, не дожидаясь его вопроса: — Девочка слишком много времени провела на холоде. Кроме того, я подозреваю, что она съела на улице что-то неподходящее. Ее только что перестало рвать. Страшная ярость поднялась в душе Джека. Он обратил леденящий взгляд на миссис Хиггинботэм и двух нянек, специально нанятых следить за одним маленьким ребенком. Няни наперебой залопотали что-то, но понять их дуэт было совершенно невозможно. Тогда он сосредоточил свой гнев на массивной даме, забившейся в угол. Понимая, что нужно как-то защищаться, миссис Хиггинботэм выпрямилась во весь свой немалый рост и принялась излагать страшную историю, стремясь выгородить себя, насколько это было возможно. — Она взяла мои закройные ножницы и вырезала фронтиспис одной из ваших книг, тем самым совершенно испортив ее. Вот что она вытворяет. Я застала ее за срезанием прекрасных кружев с одного из платьев. Она ужасно испорчена, милорд, уж извините меня за правду. Я хотела преподать ей урок и для этого отправила ее на пустой чердак, чтобы девочка подумала над своим поведением. Она провела там не больше часа… ну или около того. Самообладание, а вместе с ним и напускная изысканность речей неумолимо покидали ее. Джек продолжал мрачно смотреть на гувернантку с твердым намерением выслушать все до конца, прежде чем он разнесет детскую и всех, кто в ней находится, вдребезги. Увидев, что хозяин молчит, миссис Хиггинботэм набрала побольше воздуху и продолжала: — Но когда Мейси поднялась, чтобы привести ее к чаю, оказалось, что девочки там нет. Мы искали везде. Мы очень старались… Ведь там, наверху, нет никакой мебели. Она просто не могла спрятаться. Будто испарилась. Поскольку на чердаке было жутко холодно и при этом оттуда вела лестница на задний двор, Джек не видел в исчезновении ребенка ничего удивительного. Он прекрасно понимал, что Эми никак нельзя назвать слишком послушной девочкой. Она ни за что не стала бы долго торчать в этой скучной холодной комнате, а ключа, чтобы отпереть дверь, разумеется, не было. Воспользовавшись лестницей, Эми спустилась вниз. Что было дальше, нетрудно догадаться. — Где вы нашли ее? — отрывисто спросил лорд Джон, когда стало ясно, что гувернантка не намерена продолжать. — Прошу прощения, милорд, — вмешалась одна из нянек, увидев, что миссис Хиггинботэм не в состоянии ответить. — Тимми пошел по ее следам в снегу, но в саду запутался и вернулся за помощью. Говорят, девочку обнаружили у дальней калитки. На ней не было ни пальтишка, ничего… кроме мокрого платья. — Последние слова она произнесла почти шепотом, увидев, что глаза Джека мечут молнии. Себя в эту минуту он ненавидел не меньше, чем слуг. Ведь это он притащил ребенка в непривычный климат, который нелегко было вынести хрупкому организму. Он оставил свою единственную дочь на попечение равнодушной прислуги и женщины, относительно которой его предупреждали и которая не нравилась ему самому. Он вел себя как настоящий эгоист, не только не попытавшись создать для Эми более подходящие условия, но и не желая признать, что сам не сможет о ней заботиться, отказываясь расстаться с единственным существом на этой земле, которое любило его бескорыстно и искренне. И вот к чему привел его эгоизм. Со сдавленным стоном Джек схватил дочь на руки и приказал всем выйти прочь. Она обязательно поправится, если ему удастся вдохнуть в нее свои силы. На следующий день, не дождавшись Эми в обычное время, Каролина удивилась и встревожилась. Она уже привязалась к девочке и обожала наблюдать, как та расцветает от ее заботы и внимания. Забавно, но даже известие о скором приезде в Лондон ее возможной будущей свекрови взволновало ее куда меньше, чем успехи Эми. Лихо управляясь с ножницами и бумагой, девочка вырезала практически безупречное сердечко. Сообщить Джеку о достижениях дочери казалось намного важнее, чем напрасно размышлять, сочтет ли вдовствующая маркиза безродную, но богатую наследницу торговца подходящей партией для своего сына. Не в силах справиться с любопытством и тревогой, Каролина отправила служанку выяснить причину отсутствия Эми. Когда же Флори вернулась с тревожными известиями, ее госпожа мигом подхватила юбки и направилась к выходу. — Пошли записку нянюшке, что мне нужна настойка от лихорадки, рецепт ее знаменитого поссета [1] , сушеные травы, которые мы собирали летом для отваров и, возможно, слабительное. Расскажи ей все, что говорила мне. Она сама поймет, что делать. — Все эти инструкции Каролина успела выдать, сбегая по лестнице. На последней фразе Флори облегченно кивнула. Ведь даже если бы она забыла что-то из перечисленного, нянюшка все равно дала бы ей все, что нужно. Служанка обеспокоенно следила за госпожой, приказавшей подать шубу и экипаж. Неужели она отправится в дом одинокого мужчины без провожатого? Но Каролина думала совсем о другом. Она вынянчила младших сестер, пройдя с ними через многочисленные детские болезни, и точно знала, как выхаживать Эми. Поскольку Бланш на ту пору не случилось дома, а Флори должна была торопиться к нянюшке, ничего не оставалось, как ехать самой. Единственным последствием, о котором в эти минуты могла думать Каролина, было выздоровление Эми. Лишь позвонив у входа в городской дом Джека, она на миг замялась, но дверь уже распахнулась, и, увидев за спиной привратника перепуганную миссис Хиггинботэм, мисс Торогуд снова обрела уверенность в себе. Представившись, она ступила за порог. Слуга не успел даже подумать о том, чтобы воспрепятствовать ей. — Где Эми? — требовательно спросила гостья у ошеломленной матроны. Разумеется, эта женщина имела самое прямое отношение ко всему, что происходило в детской. Но возмутительное пренебрежение обязанностями должно было повлечь самое суровое взыскание. Нет, похоже, у Джека в доме полный беспорядок! — Она больна и лежит в постели. — Стараясь защититься, миссис Хиггинботэм вновь обрела величавый вид и тон. Она чувствовала, что у нес гораздо больше прав противостоять этой посторонней даме, чем его светлости. — Я хочу видеть девочку. — Не обращая внимания на протест в глазах гувернантки, Каролина двинулась к лестнице. Детская, конечно, наверху. Она и сама ее найдет, если понадобится. — Туда нельзя! — Возмущенная миссис Хиггинботэм ринулась следом за незваной гостьей, но Каролина неумолимо двигалась вперед. — Просто скажите мне, в какой она комнате. Я сама найду дорогу. Вам не стоит больше утруждаться. — Вы не можете туда войти! — повторила матрона. — Его светлость там! Вот уж чего Каролина никак не ожидала, так это того, что Джек может сидеть в детской с больным ребенком. Ее собственный отец, наверное, ни разу не переступал порог их комнаты, но у него ведь были и жена, и дочери, чтобы следить за младшими детьми. Ему просто не требовалось лично участвовать в уходе за больными малышами. И все же, когда Каролина представила себе Джека, сидящего у постели дочери, сердце ее громко заколотилось, и она на миг усомнилась, стоит ли входить. В этот момент распахнулась дверь в конце коридора, из нее вышла нянька с бельем в руках. Быстро сообразив, что к чему, Каролина поспешила в том направлении. Миссис Хиггинботэм поспешно ретировалась. Каролина остановилась в дверях, собираясь с духом. В детской было очень уютно: обои в цветочек дополнялись муслиновыми гардинами с тонким растительным рисунком. Повсюду на полках стояли игрушки, а в боковом алькове, очевидно, должна была помещаться кушетка для няни. Стояла полная тишина. Единственные признаки жизни были заметны возле узкой детской кушетки, обитой синим бархатом. Прежде всего взгляд Каролины упал на изможденное лицо Джека. Придвинув кресло-качалку от камина к кроватке, мужчина отдыхал, прикрыв глаза и откинув голову на высокую спинку. Следы усталости явственно читались на его лице, а помятая одежда свидетельствовала о том, что он спал прямо здесь. Сейчас во всем его облике не было ни капли великосветской самоуверенности. Темные волосы топорщились, белоснежный галстук был развязан и съехал набок, на загорелых щеках появилась щетина. Каролина закусила губу от внезапного приступа жалости и поскорее обратила глаза на кроватку. При виде бледного лица и неподвижного худенького тельца под одеялом у нее перехватило дух. Девочка казалась хрупкой и беззащитной, и лишь лихорадочные красные пятна на круглых щечках были признаком того, что она жива. Гостья тихонько ахнула. От неожиданного звука Джек открыл глаза и недоверчиво уставился на элегантную фигуру в дверном проеме. Каролина не успела сбросить шубу и оставить в передней муфту, а щеки еще хранили свежий румянец от уличного холода. Не отводя глаз от ее лица и не позволяя себе поддаваться чувству облегчения, которое уже овладевало им, Джек проговорил: — Тебе тут нечего делать, Каролина. Ты должна уйти, и немедленно. Она не обратила на его слова никакого внимания. Расстегнув верхнюю пуговицу шубки, сняла ее и бросила на, соседнее кресло. Уж лучше все время смотреть на ребенка в кроватке, чем на этого измученного до неузнаваемости мужчину. — Тебе нужно отдохнуть. Пойди поешь чего-нибудь и ложись. Я побуду с Эми. Джек поднялся и схватил обе ее руки, прежде чем Каролина успела приблизиться к ребенку: — Ради Бога, Каролина, ступай домой, пока кто-нибудь не застал тебя тут. Она наконец обратила взгляд на Джека — и жаркая волна прокатилась по телу от любви и муки, без труда читавшихся в его глазах. Прежде она еще ни разу не испытывала ничего подобного и едва удержалась от желания тут же упасть в объятия Джека и остаться в его руках на всю жизнь. Она будто окунулась в эти глаза, и острота ощущения напугала ее. Разволновавшись, Каролина снова отвела взгляд и обрела силы, лишь вспомнив о цели своего прихода. — Я послала за снадобьями к своей кормилице. Думаю, се травы и настои более эффективны, чем большинство лекарств, которые применяют медики. Уж мы-то много раз их испытывали. Иди отдыхать, Джек. Ничего страшного, если я посижу здесь. И потом, у меня действительно большой опыт с детьми… Джек не выпускал ее рук, с болезненной надеждой глядя на непокрытую голову Каролины. Она не имела права здесь находиться, но он отчаянно нуждался в ней. Одно лишь се присутствие возвращало ему надежду. Он чувствовал ее силу и решимость, знал ее упрямый характер. И потом, у него не было ни малейшего сомнения, что если кто и может выходить Эми, то лишь эта женщина, руки которой он сжимал своими. Однако, допустив это, он мог уничтожить ее репутацию, разрушить се жизнь. Если только… Он позволил себе допустить это единственное исключение, которое подействовало на его сердце как целебный бальзам. Если ей до сих пор небезразлично, если она еще может сделать выбор».. Но нет, не стоило позволять себе мечтать о невозможном. — Я пришлю наверх миссис Хиггинботэм, а потом велю подать твою карету. Ты не можешь остаться. Каролина бросила на Джека быстрый взгляд, вырвалась из его рук и стала снимать перчатки. Последние сомнения покинули ее: — Лучше бы ты отправил эту женщину собирать вещи. А сюда пришли няньку. Все время будет нужна свежая вода. У девочки, наверное, воспаление легких? Джек чувствовал себя чересчур усталым, чтобы бороться и с Каролиной, и с самим собой. Он не спал вот уже тридцать шесть часов подряд, лишь слегка дремал с открытыми глазами. Днем и ночью глядя на безжизненное лицо дочки, он чувствовал себя до ужаса беспомощным. И никто не мог посоветовать, что же делать. Каролина могла. И он в отчаянии ухватился за ее предложение. Ему хватило нескольких минут, чтобы объяснить, как было дело, что прописали доктора и как подействовало лечение. Пока он рассказывал, Каролина сидела рядом с кроваткой, касаясь нежными пальцами горячих щек девочки и стараясь не глядеть на мужчину, который стоял так близко за ее спиной. Джек действительно был всего лишь обыкновенным мужчиной. Видя его таким, она снова вернулась к своим дурацким иллюзиям. Он страдал так, как ей самой ни разу не приходилось. Высокомерный повеса, которого она осуждала, нежный влюбленный, которого она обожала… и то и другое оказалось лишь небольшими гранями его характера. Оказывается, подумала она, мужчину невозможно охарактеризовать всего какой-то парой слов. Видимо, ей предстоит еще многому научиться. Может быть, отец оберегал ее слишком усердно. Каролина чувствовала, как Джек мнется у нее за спиной, боясь хотя бы на минуту оставить дочку. Она повернулась и тронула его рукав, уже смелее заглянув в тревожные и усталые глаза. , — Отдохни, Джек. Ты сделал все, что в человеческих силах. Теперь остается уповать на Господа. Он пожал ее пальцы, словно только и ждал этих слов, и, не говоря более ни слова, быстро вышел из детской, чтобы позвать горничную. Пообещав себе, что вздремнет всего пару-тройку часов, Джек рухнул, не раздеваясь, на кушетку в верхнем холле. Надо было только немного восстановить силы, а потом решить, что делать с упрямой мисс Торогуд. Несомненно, ее хватятся еще сегодня за ужином. Джек не сомневался, что Каролина никому не сообщила, куда отправилась, иначе ее бы остановили. Надо было во что бы то ни стало убедить ее вернуться. Вот только чуть-чуть поспать… Он проспал почти до полуночи. Несколько секунд ушло на то, чтобы вспомнить, почему он улегся в таком необычном месте и полностью одетый. Это было очень странно, ведь он уже много лет не напивался. Но лишь только память вернулась вместе с пронзительной болью и страхом, как Джек поспешно спустил ноги на пол. Комната Эми была освещена большим канделябром. В мерцающем свете свечей он увидел, как Каролина, окунув в таз полотенце, осторожно прикладывает компресс ко лбу девочки. Погруженная в это занятие, она тревожно хмурила брови и даже закусила губу. Джек перевел взгляд на Эми. Девочка беспокойно металась. Подойдя ближе, отец увидел, как блестит от пота маленькое личико. Она стонала, и от этого стона все внутри у Джека перевернулось. — Что-то не так? Чем я могу помочь? — встав у кроватки, прошептал он, потому что голос ему не повиновался. Каролина с тревогой подняла на него глаза: — Жар быстро нарастает. Нужно все время ставить компрессы. Позови кого-нибудь из слуг и вели принести снегу, чтобы добавить в таз. Джек поглядел на пустую кушетку, где должна была находиться горничная и, не веря глазам, тряхнул головой. Да где же, черт побери, слуги?! Он в ярости бросился на поиски. Дочь его, быть может, умирает, а они уютно спят в своих кроватях! Утром же гнать всех к чертям! Но уже несколько минут спустя, забыв о своем гневе, он устраивал девочку у себя на груди, чтобы Каролине было удобнее прикладывать холодный компресс к ее лбу. Казалось, что у него на руках Эми успокаивается, да и сам он чувствовал себя как-то лучше. Эта беспомощная крошка так нуждалась в его защите, а он не сумел защитить ее. Наверное, Бог хотел показать ему, что он не достоин любви. Ведь он уже потерял мать этого ребенка… Каролину… Джек поднял глаза на ее милое встревоженное лицо. — Я ведь уже давно хотел отправить тебя, — пробурчал он, обращаясь скорее к себе, чем к ней. — Я бы не ушла. — Каролина осторожно завернула комок снега в полотенце. — Тебе надо было поспать, а миссис Хиггинботэм совершенно бесполезна. Боюсь, я на нее накричала. Мысль о том, чтобы повысить голос на эту грозную матрону, как-то никогда не приходила Джеку в голову. Он удивленно поднял брови. Эта хрупкая леди возле детской кроватки так аккуратно прикладывала компрессы… Какая же она на самом деле, Каролина Торогуд? Да и много ли он знал о ней до сих пор? — Ты и на горничных тоже накричала? Кажется, я приказал им помогать тебе, пока я сплю. — О, они очень милые, но абсолютно безмозглые. Миссис Хиггинботэм сначала прогнала ту, что поразговорчивее, а потом и вторую. Затем она и сама ушла спать. — Каролина слегка улыбнулась. — Я велела ей убираться совсем, но она, кажется, надеется, что это не окончательное решение. — Ничего себе. — Джек откинул голову на деревянное изголовье кроватки и устроил Эми поудобнее. Близость Каролины и легкий аромат полевых цветов действовали успокаивающе. Наверное, при других обстоятельствах он ощутил бы возбуждение, но только не теперь, держа на руках больную дочь. Ему необходимо было присутствие Каролины, просто чтобы быть уверенным, что очень скоро все будет хорошо. — А ты становишься все несноснее, любимая. Каролина пропустила мимо ушей его нежное обращение. Ведь ей и прежде приходилось слышать эти медовые слова. Лишь бы эти речи не обернулись пустым звуком. — Я всегда была несносной. Просто тебе не приходилось с этим сталкиваться. — А мне кажется, что в прежние времена я все же имел такое несчастье. Во всяком случае, одна памятная и особенно яркая вспышка еще долго мне являлась в ночных кошмарах. Если бы миссис Хиггинботэм удостоилась чего-то подобного, то сейчас уже и духу ее не было бы в этом доме. Каролина поглядела Джеку в глаза. При таком освещении трудно было точно разобрать, что они выражают, но и то, что она сумела увидеть, взволновало ее. Он имел в виду гораздо больше того, что говорил вслух. Оставив в стороне напоминание о прежних временах, Каролина обратилась к более безопасной теме: — Тогда мне жаль, что я не дала себе полную волю. Ведь это твоя прислуга. Мне приходилось сдерживаться. Тут Эми пошевелилась. Джек сразу же обратил все свое внимание на дочь. Убирая смоляную прядь со смуглого личика, он сказал: — Миссис Хиггинботэм, разумеется, будет уволена. Просто я не слишком хорошо знал, как выбирать гувернантку или няню. Наверное, я плохо понимаю детей. Каролина села в кресло-качалку. — Ты умеешь любить их. А это гораздо больше, — мягко заметила она. Джек немного успокоился и, прикрыв глаза, снова откинулся на спину. — Просто не знаю, что бы я делал без Эми. Ведь в эти последние годы лишь в ней сосредоточились вся доброта и вся нежность моей жизни. Я держал ее на руках, а она улыбалась с такой любовью и доверием, какие только можно найти в этом мире. Мне так нужна была ее вера, чтобы не утратить свою. Слезы подступили к глазам, и Каролина отвернулась. Этому крупному рослому мужчине была слишком мала узкая детская кушетка, на которой он полулежал. И тем не менее выглядело все это совершенно естественно. Интересно, сколько же бессонных ночей он провел вот так, укачивая свою драгоценную крошку? — А се мама? — услышала Каролина свой собственный вопрос. Джек даже не поднял глаз. Губы его сложились в ироничную улыбку. — Если тебе нужны еще причины, чтобы окончательно порвать со мной, то эта история даст прекрасный повод. — Подождав и так и не получив ответа, Джек повел плечами и продолжил: — Нищета в Индии ужасающая, во много раз страшнее, чем то, что ты можешь видеть на лондонских улицах. Прислуга соглашается работать всего лишь за крышу над головой и пищу. Я же берег каждый грош и потому вел самую простую жизнь, занимая две комнаты и содержа одну старую айю, чтобы за мной ухаживала. Он почувствовал, как Каролина встает, чтобы сменить компресс, но не стал открывать глаза. Он решил рассказать все и покончить с этим. Между ними не должно было оставаться никаких тайн. — Не зная, чем заняться по вечерам, я жестоко запил. Не стану в подробностях описывать, что такое жизнь в колониях. Скажу лишь, что вино убивает многих из нас. Полагаю, айя испугалась, что после моей смерти потеряет такое хорошее место. А может, хотела воспользоваться шансом и пополнить свой доход. Как бы там ни было, однажды вечером, когда я уже был в полубеспамятстве от выпивки, она привела ко мне юную девушку. Джек наконец открыл глаза, чтобы увидеть, как реагирует Каролина на его откровения. Он заходил слишком далеко за пределы пристойности, рассказывая ей такие вещи, но хотел, чтобы она узнала о нем все. Он обманул се, когда она была моложе, заморочив ее хорошенькую головку романтическими фантазиями и скрыв настоящую и куда более неприглядную часть своей жизни. Тогда он поступал так в отчаянии. В отчаянии он теперь говорил ей всю правду. Наверное, став старше, он не поумнел. Лицо Каролины было непроницаемым, и он воспринял это как дозволение продолжать, хотя ему казалось, что он снова режет себе горло. — И она стала моей любовницей. Не слишком-то пристойно с моей стороны говорить о таких вещах, но это правда. Я даже не думал жениться. Она просто заполнила ту часть моей жизни, в которой была пустота, хотя мы с нею еле-еле объяснялись. Она была юной, абсолютно необразованной, неопытной и сразу же забеременела. Впрочем, кажется, она только этого и хотела, потому что была ужасно счастлива. Она понимала, что благодаря этому ребенку сможет прочно обосноваться под моей крышей на всю оставшуюся жизнь. Именно так там все и делается… Каролина как будто тихонько всхлипнула, но Джек уже не мог остановиться. — Она умерла вскоре после того, как родила Эми. Лишь тогда я узнал, что моя любовница была дочерью моей айи. Каролина ахнула — значит, слышала и поняла, но не проронила ни слова. История рождения Эми была по меньшей мере банальной. Джек поступил так, как поступают очень многие, только обычно незаконнорожденных детей бросают. Он же не смог отослать старую женщину с младенцем тогда, как и теперь, спустя четыре года не мог отказаться от Эми. Вздохнув, он крепче обнял девочку, словно сам искал защиты. — Я рада, что ты сказал мне все это, — произнесла Каролина, как только сумела овладеть собой. Она надеялась, что он не заметит слез на ее щеках. Она воображала себе одиночество Джека в этом ужасном изгнании и несчастную мать, вынужденную предать собственную дочь бесчестию, чтобы только спасти ее от голода, — и сердце ее разрывалось. Она была счастлива, что Джек уберег от подобной участи хотя бы Эми. — Так ты признаешь ее? Джек поднял глаза и перехватил взгляд Каролины. — Я думаю, это зависит от нескольких вещей, — медленно проговорил он. На сей раз предательская краска не залила ее щек, и Джек увидел лишь любопытство в глазах. Надежды стали быстро улетучиваться, но Джек отчаянно цеплялся за их остатки. — Да, я скорее всего так и сделаю, — коротко добавил он. Каролина не поняла резкости его тона, но времени, чтобы раздумывать, уже не оставалось: Эми задрожала и начала стонать. Пот заструился изо всех пор, быстро пропитывая ночную рубашку. Нужно было действовать. Чтобы не держать ее на прохладном ночном воздухе, они завернули ребенка в одеяла. Девочка перестала дрожать. Затем, быстро сменив промокшую одежду на сухую, они вернулись к прежнему занятию — стали менять компрессы. Через полчаса малышку снова забило в лихорадке. Так продолжалось всю ночь. На заре с кухни прислали чай и тосты. Джек тут же послал за нянькой и миссис Хиггинботэм. Няня прибежала немедленно и принялась помогать со сменой белья, то и дело украдкой бросая взгляды на хозяина и гостью. Оба смотрели победителями, хотя ужасно устали. Девочка, казалось, задышала полегче. Миссис Хиггинботэм прибыла еще только через час. Удостоив Каролину притворной улыбкой, дама обратила все свое внимание на Джека. Помятая одежда двухдневной свежести слегка шокировала ее, но, переведя глаза на раздраженное лицо хозяина, гувернантка заметно струсила. Тогда она поспешила перейти в наступление: — Прошу прощения, милорд, но мне недвусмысленно было указано, что мои услуги больше не нужны. А я бы с удовольствием посидела с ребенком, пока вы отдыхаете. Вам вообще не стоит утруждать себя подобными хлопотами. Я уверена, что у вас есть и более важные дела. Хотите, я прикажу приготовить для вас ванну? Джек поджал губы, но продолжал сдерживаться с поразительным хладнокровием. Каролина просто диву давалась. Она бы уже, наверное, давно выцарапала глаза этой нахалке. Вот уж действительно более важные дела! — Нам действительно больше не понадобятся ваши услуги, миссис Хиггинботэм. Я поручу своему секретарю, когда он явится, выплатить вам жалованье за полгода вперед. Мне бы хотелось, чтобы вы исчезли из этого дома еще до окончания сегодняшнего дня. Пораженная гувернантка воззрилась на него, не желая верить своим ушам. — Но на каком основании, милорд? Разве я не заботилась о крошке, как о своем собственном ребенке? Разве не одевала ее во все самое лучшее и не следила за тем, чтобы она вела себя как подобает? Нельзя же винить меня за то, что такие дети просто не в состоянии усвоить, что надо слушаться? Я делала все возможное, чтобы научить ее… Джек выпрямился во весь свой немалый рост, и гувернантка даже попятилась. — Уходите прочь, миссис Хиггинботэм, прочь, пока я не потерял терпение. И советую вам больше не заниматься такой работой, где требуются человечность и сострадание, потому что у вас нет ни того, ни другого. Убирайтесь немедленно! Последние слова он почти прорычал, так что грозная матрона лишь тревожно пискнула и бросилась к дверям, успев, однако, метнуть злобный взгляд в сторону Каролины. Джек сразу сник, но звуки, донесшиеся со стороны детской кроватки, снова привлекли его внимание. Эми чихнула и открыла глаза. — Папа? — слабо проговорила девочка, когда он взял ее на руки. Сияющий взор Джека и радостная улыбка вызвали слезы на глазах Каролины. Тронув детскую щечку и убедившись, что жар уже не такой, как прежде, она почувствовала невероятное облегчение. Джек явно испытывал то же самое. Им не нужно было слов, чтобы понять друг друга. — Наверное, корзинка от моей нянюшки уже доставлена, — сказала Каролина. — Надо бы съездить за ней домой. Улыбка покинула лицо Джека. — Только не сию минуту. Подожди меня. Я не хочу, чтобы тебе самой пришлось расхлебывать последствия. А ведь Каролина даже не задумывалась над последствиями. Вот уже несколько лет никто не мешал ей по собственной воле уходить из дома и возвращаться, как она пожелает. Отец был уверен, что его старшая дочь не сделает ничего неподобающего. Вполне возможно, Генри до сих пор даже не было известно о ее отсутствии. Она неловко улыбнулась Джеку: — В этом нет необходимости. О том, что меня нет дома, знает только горничная, а она не станет болтать. Так что тебе не стоит беспокоиться. Эми совсем расчихалась, а потом заявила, что проголодалась, так что на некоторое время им обоим пришлось отвлечься. Джек страшно разволновался, когда девочка заплакала и ее вырвало только что съеденным тостом. Каролина успокоила и его, и ребенка, а потом предложила Эми яблочный сок и чай с медом. Следующий тост был намазан маслом, слегка посыпан корицей и порезан на маленькие кусочки. Джек выкрикивал распоряжения целой армии слуг, которые метались вверх и вниз по лестнице, Каролина готовила из приносимых ими продуктов еду, подходящую для больного ребенка. В результате им удалось впервые за эти дни накормить ослабевшую Эми. Однако радости не суждено было длиться. Как только они переодели Эми в чистое белье и уложили спать, в нижнем холле раздался шум, говоривший о новой неприятности. Расслышав знакомый гневный голос, Каролина и Джек переглянулись. Ее отец обнаружил, куда она уехала. От неожиданности Каролина слегка побледнела, но не опустила гордой головы, когда торопливые шаги господина Торогуда раздались перед самой дверью. Чтобы не скомпрометировать гостью еще больше, Джек поспешно отступил на почтительное расстояние — дверь распахнулась. Генри моментально окинул взором помятое прогулочное платье и усталый вид дочери, несвежий костюм и демонстративно покровительственную позу Джека, а также маленького ребенка, лежавшего под одеялами. Что ж, видимо, известие, которое заставило его прилететь сюда, не имело под собой никаких оснований. Он слишком хорошо знал свою дочь, чтобы разглядеть в этой сцене какой-то иной смысл. Подавив вздох облегчения, Генри Торогуд обратил гневный взор на молодого мужчину, который с таким успехом вывернул весь его привычный уютный мирок наизнанку. — Увидимся в моем кабинете через час, Четэм. Идем, Каролина, пора домой. Окаменев, она переводила взгляд с одного мужчины на другого. Будь они котами, наверняка выгнули бы спины, вздыбили шерсть и зашипели. Странно было рисовать себе Джека таким. Каролина снова поглядела на него. Вцепившись в спинку стула, лорд Джон вызывающе смотрел прямо в глаза ее отцу. Напряжение между ними становилось невыносимым. Каролина молча взяла шубку и муфту, которые так и остались лежать в кресле со вчерашнего дня, и вышла из комнаты. Крики оглашали коридоры обычно такого тихого и спокойного дома Торогудов. Бланш бросала любопытные взоры на сестру, сидевшую в дальнем углу библиотеки. На сей раз внешнее безразличие Каролины не обманывало ее. Выглядела сестра так, словно не спала несколько недель подряд, а книжку держала перед собой вверх ногами. Что-то определенно происходило, но никому и в голову не пришло посвятить во все это Бланш. Каролина ничуть не удивилась, когда вошел лакей и позвал се к отцу. Она расправила юбки прекрасного шерстяного платья солнечного цвета, в которое переоделась, вернувшись домой, и, даже не поправляя наспех сколотые кудри, направилась к выходу из библиотеки с видом человека, идущего на казнь. «Наконец-то папа понял, что нас лучше оставить наедине», — заметила она про себя, войдя в кабинет и обнаружив там только Джека. Выглядел он очень обеспокоенно, но глаза сразу же потеплели, как только он увидел Каролину. И хотя он не сделал попытки обнять ее, как это бывало в прежние годы, она ощутила его желание сделать это и мысленно поблагодарила Джека за сдержанность. — Как Эми? — Хотя она оставила ребенка не более часа назад, казалось, что прошло уже очень много времени. Каролина спешила узнать о состоянии девочки, прежде чем они перейдут к спорам. — Когда я уезжал, спала. Твоя горничная принесла целую корзину снадобий. Благодарю тебя за заботу. Эта вежливость говорила о его смущении. Каролина прекрасно понимала Джека, ведь Генри Торогуд способен был смутить кого угодно. Она в тревоге опустилась на стул и, сомкнув пальцы, положила руки на колени. — Не нужно так, Джек. Он не кусается. Джек выдавил улыбку: — Я бы не смог поклясться в этом. Впрочем, он вполне имеет на это право. Я скомпрометировал тебя и теперь обязан просить твоей руки. Она надеялась, что он сумеет выразить это не столь прямолинейно. Ее оскорбленным чувствам пошли бы на пользу несколько милых любезностей, которые Джек мастерски умел говорить. Хотелось хоть на мгновение вернуться в те давно минувшие годы. Они улыбнулись друг другу, и Каролина ответила: — А я обязана отказаться. В тот же миг плечи Джека поникли, он отвернулся и принялся передвигать подсвечники на каминной полке, чтобы только не выдать своих чувств. — Ты не можешь сделать этого, Каролина. Госпожа Хиггинботэм распустила грязные слухи. Я бы, конечно, с удовольствием перерезал ей глотку, но дело уже сделано… Каролина никак не ожидала такого поворота. Она отчаянно перебирала в голове альтернативы, но поняла, что с тех пор, как Джек перешагнул порог их дома, она утратила способность рассуждать здраво. Словно стараясь освободиться от наваждения, она тряхнула головой: — Мы можем все отрицать. Никто не принудит меня к браку. — Я знал, что ты это скажешь. — Он повернулся к ней, вся его поза выражала грусть. — Так ты даже не хочешь думать об этом, Каролина? Неужто эта участь так ужасна? Нынче я весьма состоятелен, ты сама знаешь. Могу обеспечивать тебя всем, чего ты пожелаешь… Оскорбленная, Каролина поднялась и устремила на него холодный взгляд. — При чем тут твое состояние? Я бы вышла за тебя тогда, когда у тебя не было ни гроша, но ты предпочел мне золото. Так ступай же, женись на своем золоте, Джек. Я больше не желаю слушать твою ложь! И повернулась, чтобы покинуть кабинет, но Джек успел схватить ее за руку. На лице у него было написано полное отчаяние. — Так дело в Джордже? Ты любишь его? Я сегодня же пойду к нему и объясню все, что случилось. Если вы так любите друг друга, то это недоразумение не должно встать между вами. Каролина смотрела на него леденящим взором и отказывалась отвечать, пока он не отпустил ее запястья. — Объясняйся с кем и как тебе угодно, если это облегчит твою совесть. Всего хорошего, Джек. И, овеяв его шлейфом лавандового аромата, оставила посетителя ни с чем. Злое лицо Генри Торогуда, когда он вернулся, также не облегчило страданий Джека. Он понял, что навсегда потерял Каролину. Ужасающая пустота в душе заполнялась лишь внутренними стенаниями. Несмотря на предшествующую бессонную ночь, Каролина с вечера никак не могла заснуть. Невозможно было забыть выражение глаз Джека, когда тот выслушивал ее отказ. Но разве можно было ожидать ее согласия после всего, что он натворил тогда? Чего он добивался своим нынешним предложением? «Эми! — вдруг осенило ее. — Ему нужна мать для Эми. Ну конечно! Должно быть, я подала ему надежду, когда так необдуманно приняла девочку под свою опеку. Вместо красивых обещаний он теперь решил воспользоваться своей дочерью, чтобы уговорить меня». Но почему-то эта мысль не казалась ей правдоподобной. Теперь Каролина была достаточно опытной, чтобы различить, когда ею пытались манипулировать. У нее не оставалось романтических иллюзий. По крайней мере Джорджу хватало ума обращаться с нею как с разумным существом, способным принимать самостоятельные решения, и не пытаться завлечь ее ни глупыми речами, ни уловками. Неужели Джек никогда так и не научится относиться к ней подобным образом? Эти мысли еще сильнее встревожили ее. Она встала, надела халат и принялась расхаживать по комнате. В вежливой записке Джорджа Хэмптона говорилось лишь, что Джек заезжал к нему и что он все понял. Что же именно? Понял ли он, что ей сейчас, как никогда, нужно его присутствие, нужно слышать его голос, произносящий эти слова? Очевидно, нет. Зато Джек понимал это, иначе не помчался бы так поспешно к Джорджу с объяснениями. Если бы ей нужен был Джек, то он стоял бы у ее дверей через несколько минут после получения записки. Уж Джек никогда не обделял ее своим вниманием. И даже теперь… На туалетном столике стоял новый букет с запиской, в которой рассказывалось о том, как поправляется Эми. Каролина чуть не расплакалась, увидев его. Весь день она чувствовала себя ужасно одинокой. Отец не желал с ней разговаривать. Скудное послание Джорджа не помогло. И ни одна живая душа не зашла к ним в тот день. Лишь эта записка Джека, в которой он делился своими заботами, нарушила ее одиночество. Она просто сумасшедшая, что так думает! Через несколько дней Хэмптон будет сопровождать ее на очередном светском рауте, сплетни утихнут, и все снова пойдет своим чередом. Так к чему же делать далеко идущие выводы из букета цветов и нескольких добрых фраз? Джек всегда был щедр на знаки внимания. Это было вполне в его духе. И, увы, ничего не значило. Но Боже всемогущий, как же она хотела, чтобы это что-нибудь значило! Значило, что она ему небезразлична, что он сделал это предложение, потому что любил ее и не хотел снова с нею разлучаться. Каролина хотела верить, что Четэм явился к ней в тот день после бала, чтобы признаться в любви и в том, что глубоко страдал все эти годы вдали от нее, страдал так же, как до сих пор страдала она сама. Наконец, в рыданиях бросившись на постель, Каролина забылась сном. Лишь в сновидениях она могла верить, что эти теплые серые глаза и жадные ласки загорелых рук — не эгоизм, а нечто иное. Дни бежали, как весенняя капель за окном. Бланш видела, что сестра постепенно приходит в себя. Так же было и тогда, в ее первый сезон. Только тогда Каролина по крайней мере продолжала посещать светские сборища, хотя и щетинилась при этом ледяными иглами, что выглядело не очень-то приятно. Но на сей раз она вообще отказывалась выходить из дома, что неизбежно сказывалось и на самой Бланш. Нужно было предпринять что-нибудь радикальное, причем немедленно. Поглядев на разбросанные по столу обрезки, среди которых завалялось вырезанное неумелыми детскими руками сердечко, Бланш улыбнулась. Опасливо оглянувшись, чтобы убедиться, нет ли в библиотеке старшей сестры, она старательно надписала ту открытку, что была побольше и поаккуратнее, несколькими стихотворными строками и вложила в нее меньшую, которую сделала Эми. Потом упаковала обе в большой самодельный конверт из кальки, надписала его и вручила лакею. Ведь День святого Валентина — для влюбленных, а все мужчины, которые приходили в тот день к ним на порог, не были влюблены, они просто играли в традиционную игру. Романтически настроенная девушка надеялась, что интуиция не обманула ее и что она отправила это послание по нужному адресу. Джек распечатал пакет в своем кабинете. Сегодня он как раз решил поработать над давно заброшеннной почтой. При виде двух щедро разукрашенных открыток в душе всколыхнулись столь болезненные воспоминания, что он чуть не отбросил конверт в сторону, решив, что это чья-то жестокая шутка. Но взор его привлекла та открытка, которая была сделана менее искусно, и он снова взял оба сувенира в руки. Прочитав короткую надпись на самодельном конверте, он более внимательно рассмотрел оба сердца. Они были изготовлены любящими руками: парой детских, еще неумелых, и другой парой, ловких и нежных, рук. Он хорошо помнил стихотворение. И то, как читал его в последний раз… Когда Джек снова прочел эти строки, руки его задрожали, а глаза затуманились слезами. Если бы эти глупые стихи ничего для нее не значили, Каролина наверняка забыла бы их за столько лет. Так почему же тогда она ничего не сказала ему?.. Размышляя над этим странным обстоятельством, Джек взял меньшее сердечко и пошел наверх, где быстро поправлявшаяся дочка устроила настоящий кавардак, стремясь как можно быстрее выбраться из постели. При виде отца Эми выпорхнула из-под одеял и, протягивая к нему руки, нетерпеливо запрыгала. Ее радостные крики «Папа! Папа!» заставили Джека улыбнуться. Он подхватил ее и обнял, стараясь не помять бумажную поделку. Снова поставив девочку на кровать, он торжественно продемонстрировал ей красивую открытку: — Ты помнишь это? Темные глазенки засветились радостным волнением: — Мне Линли помогала! Это для тебя. — Линли? — Джек присел на край кроватки и улыбнулся: каким забавным детским прозвищем назвала его дочурка эту прекрасную, обворожительную даму, Каролину Торогуд. Демонстрируя отцу все многочисленные достоинства поделки, Эми говорила такими фразами и с такими интонациями, что Джеку казалось, будто он слышит голос Каролины. Чувство одиночества и необходимость увидеть ее целиком завладели им. Он просто не мог больше вынести это половинчатое существование. Что-то нужно было предпринять, но что именно, Джек не знал. Ну разве можно свататься к женщине, которая однажды в ответ на его ухаживания, уже захлопнула дверь перед его носом? То, что он натворил тогда, было непростительно. И разве можно повернуть время вспять? Щебет Эми вдруг привлек его внимание. — Что такое, милая? — переспросил он. — Что сказала тебе Линли? — Она сказала: «Только не разбей его». — Эми с осуждением глянула на отца. Ведь он так невнимательно слушал! — Ты должен сберечь его навсегда-навсегда, запомни, — наставительным взрослым тоном добавила крошка, с головой выдавая ту, от которой это услышала. Не разбей его… Джек вспомнил о ярких бумажных обрывках. Все эти годы они хранились в музыкальной шкатулке из слоновой кости, которая когда-то принадлежала его матери. Он провез это разбитое сердце почти через полмира как напоминание о том, сколь низко пал. Если б он мог снова соединить эти кусочки вместе и начать все сначала… В глубине души что-то странно шевельнулось и затрепетало… Однако нет ничего невозможного в этой отчаянной игре, ставка в которой — любовь. Однажды он уже проиграл, но теперь хотел отыграться. Поцеловав Эми и поблагодарив за прекрасный подарок, Джек поднялся и отправился искать музыкальную шкатулку. Прокорпев несколько часов, он все же собрал вместе и склеил на большом листе плотного картона десятки клочков красиво вырезанной бумаги. Бросив косой взгляд на свое несколько неряшливое творение, Джек признал, что выиграть с такой ничтожной опорой мало шансов, но все равно больше у него ничего не было. Забыв о пальто и шляпе, он вышел на улицу, быстро погружавшуюся в зимнюю тьму. Остатки старой валентинки были крепко зажаты в его руке. У него не было с собой ни роз, ни конфет, ни побрякушек, какие полагается дарить в подобных случаях. Вместо этого он нес любимой свое сердце. Когда Каролине доложили о приходе лорда Джона Четэма, она отказалась его видеть, как отказывала нынче всем посетителям. Ей совсем не хотелось в этот день всех влюбленных болтать и острить с подружками или ухажерами о романтической части своей жизни. Завтра, возможно, она снова рискнет выйти. За последнюю неделю Джордж был как-то особенно молчалив и замкнут, однако сочетание скандальных слухов и приезда его матери все объясняло. Он прислал еще одну ободряющую записку, которая, впрочем, ничуть не ободряла. Каролина даже не дочитала письмецо до конца. Несколько минут спустя лакей вернулся, неся на подносе что-то несуразно большое. Каролина бросила на него раздраженный взгляд за то, что посмел снова нарушить ее мрачные раздумья, но все же взяла послание. «Глаза се округлились, она поднялась с места и подошла к свету, чтобы получше рассмотреть то, чего никак не ожидала увидеть. Аккуратно собранная по кусочкам и склеенная, перед нею была валентинка, которую она сделала пять лет назад для своего жениха. Чернила выцвели, но стихотворение до сих пор можно было прочесть. Джек сочинил его специально для нес, когда делал предложение. Те же самые стихи она надписала на валентинке, оставленной в библиотеке. Слова сами приходили на память, словно она лишь вчера слышала их в последний раз. По щекам заструились слезы. Нахлынули давно позабытые чувства. Должно быть, они вырвались из дальних уголков души при виде этого изорванного сердца, которое Джек так трогательно собрал заново. Значит, он все эти годы хранил его. Но зачем? Не сказав ни слова застывшему в ожидании слуге, Каролина выбежала из своей комнаты и бросилась в гостиную, где обычно дожидались посетители. Склеенное сердце было крепко зажато в ее руке. Она должна была поглядеть ему в лицо, должна услышать его ответ. Она должна была понять, для того он все это время хранил разбитое сердце. И для чего сегодня склеил его вновь. Когда Каролина вбежала в комнату, Джек поднял на нее тревожные глаза. Его загорелое лицо прорезали напряженные морщины, смотрел он настороженно, ко при ее внезапном появлении сразу рванулся навстречу. Так сталь притягивается к магниту. — Зачем? — Она протянула ему бумажное сердце. Понять вопрос не стоило труда, а ответ уже был у него в душе и на устах: — Потому что я люблю тебя. Всегда любил. Швырни мне его в лицо снова. Я тогда заслуживал этого. Я сделал все, чтобы теперь этого не заслужить, но решать тебе. Я не могу больше переносить одиночество, Каролина. Я работал и ждал все эти пять лет, надеясь заслужить по крайней мере твое уважение, но к чему я действительно стремлюсь всем сердцем, это к твоей любви. Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня и начать все сначала? — Джек готов был забыть гордость, готов был молить ее. Но при этом он отчаянно желал заключить ее в объятия, а между тем предательский холодок проникал в самую душу. Каролина недоверчиво смотрела на него, не смея верить своим ушам. Ведь именно этими словами он уже однажды разрушил ее жизнь. Она не могла допустить такого снова. Заглянув в его серые настойчивые глаза, девушка смутилась и посмотрела на валентинку в своей руке. Дрожащие пальцы расправляли неровные кусочки бумаги. — Я не могу. Как я могу? — пробормотала она скорее для себя. — Ты же продал мою любовь за деньги. Какая уж любовь, когда нет простого доверия? Сердце его ныло, наконец он не выдержал и протянул к ней руки. То ли ему хотелось предотвратить очередное бегство, то ли сообщить ей этим прикосновением свою любовь — он не мог бы и сам сказать, но прикосновение потрясло обоих. Они вздрогнули, как от электрического удара, и Джек с того мгновения не мог пошевелиться, даже если бы от этого зависела сама жизнь. Держа ее руки своими, он с горячностью заговорил: — Я заплатил все долги, Каролина. Вернул твоему отцу каждый взятый у него цент. Он был прав. Я действительно не должен был обрекать тебя на нищенскую жизнь с беззаботным гулякой. Я не оправдываю его методов, но Генри поступал так, чтобы защитить тебя. Я взял его деньги не в обмен на твою любовь. Он просто не оставил мне выбора. Пожалуйста, пойми это, Каролина. Отвергни меня, если хочешь, только пойми, что я никогда не переставал любить тебя, что все, что я сделал, было сделано ради этой любви. Каролина и сама мечтала очутиться в его объятиях, без всяких вопросов принять его слова, почувствовать крепкие руки, услышать его сердце под своим ухом… Но она слишком хорошо усвоила урок, полученный в юности. И слегка качнула головой, отказываясь смотреть ему в глаза. — Я слышала вас в тот день. Отец заплатил тебе, чтобы ты от меня отказался. Не лги мне больше, Джек, я не перенесу этого. Четом рассердился. За все эти годы отец не потрудился объяснить ей, что она заблуждается, и не сказал ничего, даже когда получил весь долг! Но мольба в голосе Каролины тронула его, и он нежно заключил ее в объятия. Поняв, что она не пытается вырваться, Джек воспрянул духом. Аромат лаванды окутал его, и он глубоко, с наслаждением потянул воздух. Ах, как бы он хотел провести остаток жизни, утопая в этом аромате! — Я никогда не лгал тебе, любимая. Пожалуйста, поверь мне. Каждое слово, что я сказал тебе, правда, хотя однажды эта правда жестоко ранила тебя и оттолкнула. Просто я не хотел, чтобы ты выходила за человека, по которому плачет долговая яма. Я действительно не заслуживал тебя тогда, и сам знал это. Ультиматум твоего отца лишь все прояснил. Я ненавидел Генри Торогуда за то, что он поставил меня перед фактами, но он дал мне шанс исправиться, и я твердо решил, что однажды смогу снова открыто посмотреть тебе в глаза. Деньги, которые он мне дал, — это заем, любимая. И я выплатил всю сумму с процентами. Можешь сама спросить у отца, если сомневаешься. Каролина попыталась привести в порядок свои мысли, но, заключенная в объятия Джека, могла лишь упиваться теплом, которое шло от его груди, и приятнейшим ощущением крепости и силы под своими ладонями. Она была просто не в состоянии думать ни о чем другом. Да и некогда было подумать. Дверь хлопнула, и резкий голос воскликнул: — Что все это значит? Черт вас дери, Четэм! Вы что, недостаточно натворили? Хотите наскандалить еще больше? Каролина вздрогнула и хотела было высвободиться из рук Джека, но тот держал ее крепко, надежно, покровительственно, и так они предстали перед ее отцом. — Простите, сэр, но я прошу вашу дочь выйти за меня замуж. Мне кажется, в вашем позволения мы больше не нуждаемся. — Вы больше не нуждаетесь в моих деньгах, это вы имеете в виду?! Каролина уже отказала сам, Четэм. Я не желаю видеть се несчастной. Убирайтесь отсюда, пока я не позвал полицию! От этой угрозы Каролина быстро собралась с духом и, не раздумывая долго, твердо встретила яростный взгляд своего отца. — Джек уйдет, когда я этого пожелаю. А если ты выгонишь его, я уйду вместе с ним. Однажды ты уже разлучил нас, но теперь я стала старше и знаю, что и ты небезупречен. Если бы ты немного больше доверял моему суждению тогда, то мы оба не страдали бы все эти годы. Но на сей раз решать мне. И ты не можешь повлиять на мое решение. — Чувствуя, что рука Джека еще крепче прижала ее, Каролина сама с удовольствием прильнула к нему. — Тише, Линли, — демонстративно шепнул Джек ей на ухо, прекрасно видя, что лицо ее отца стало пепельным. — Прибереги свой темперамент для другого случая. Я ведь нынче тоже отец и знаю, каково это — оберегать свою дочь. Всегда легче думать, что если что-то безопасно, то именно так правильно. Никто ведь не хочет ставить эксперименты на своих любимых. Каролина обратила на него нежный светлый взор. Улыбка говорила о счастье и согласии. Однако заговорила она как женщина, уже отбросившая детские заблуждения: — Вы не отец мне, Джон Четэм. И если вы ищете брака, то вам следует знать, что я больше не тот доверчивый ребенок, которого вы свели с ума вашими сладкими речами. Я могу сама за себя постоять, во многом, кстати, благодаря вам. От легкого смешка, прозвучавшего в его груди, сердце у нес дрогнуло. — Женщина, сумевшая не только разбить наголову саму миссис Хиггинботэм, но и пленить сердце Эми, заслуживает моего полного преклонения. Я ничуть не сомневаюсь в твоих способностях, любимая. Боюсь только твоей вспыльчивости. Генри Торогуд ошеломленно наблюдал эту наглую демонстрацию близости, но ему хватило здравого смысла, чтобы смолчать. Этот молодой лорд был ловок в речах, но, возможно, именно такой и нужен Каролине. И уж конечно, отец никак не мог осуждать ласковое внимание Джека, хотя, разумеется, не одобрял его методов. Громко кашлянув, чтобы напомнить о своем присутствии, Генри прервал их разговор, готовый перейти в любовное воркование: — Я не могу выйти из этой комнаты до тех пор, пока не состоялась официальная помолвка. Каролина с улыбкой оторвалась от влюбленных глаз Джека и посмотрела на строгую фигуру отца. — Можешь спокойно идти, папа, Джек поговорит с тобой потом. Она почувствовала, как мужчину, обнимавшего ее, пронизывает радость, и увидела, что отец, сверкнув глазами, зашагал прочь. Каролина не совсем была уверена в том, что поступила правильно, но в глубине души чувствовала, что права, и снова обратила ожидающий взгляд на Джека. — Я люблю тебя, даже если ты настолько же избалована и упряма, как Эми. — Каролина уютнее устроилась в его объятиях, а Джек слегка улыбнулся. — Не забывай, что я еще и вздорная, и своенравная, — напомнила она, встав на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ. — Но ты моя. — Джек решительно взял губы Каролины своими и властно обнял, лишая ее последних сомнений. — Но я еще не сказала да, — ахнула она через несколько минут, получив возможность вздохнуть. — Сказала. Пять лет назад. Это была очень долгая помолвка, любимая. Так не поторопиться ли нам со свадьбой? — Джек решительно поглядел ей в глаза. — Ты берешься объяснить все Джорджу? — спросила она, откладывая счастье, которое Джек предлагал ей на открытой ладони. Она все никак не могла поверить. Нужно было время. Хоть немного… Джек улыбнулся: — Я уже все ему объяснил. Он очень понятливый мужчина. И готов предоставить тебе совершенно свободный выбор. — Так он отказался от меня без борьбы? — с недоверчивой усмешкой уточнила Каролина. — Просто он понял, что я с ним сделаю, если он встанет на моем пути. Так назови дату, любимая. — Рождество, — твердо сказала она. Джек склонил голову и произнес почти что ей в губы: — Попробуй еще раз. — Пасха, — проговорила она, потянувшись навстречу искушению. А поскольку до этого праздника оставалось чуть больше месяца, Джек заключил: — Годится, — и скрепил их сделку поцелуем. Стоял благоуханный весенний день, сияло теплое солнце. Все гости были в светлых одеждах пастельных тонов, и только маленькая девочка с черными как смоль волосами отличалась алым бархатом, а светленькие подружки невесты — белоснежными кружевами. С букетами нежных роз они шагали за невестой. Когда же венчание закончилось и новобрачный склонил» горелое лицо, чтобы получить законный поцелуй, вместо шелеста счастливых вздохов послышался смех. Молодожены не удивились этому. Прямо у ступеней алтаря резвились два маленьких херувимчика, один в белом, другой в красном платьицах. Под звуки органа, не обращая никакого внимания на торжественность ситуации, они неожиданно для всех запрыгали и затанцевали невпопад. Невеста ласково улыбнулась жениху, и взгляд, которым они обменялись, говорил о том, что, вполне возможно, еще до конца года на свет появится новый ангелочек.