Аннотация: Совсем недавно юная Сильвия Фэрмонт была королевой аристократических гостиных Нового Орлеана. А теперь она — изгнанница, покрытая позором незаконного происхождения, презираемая и проклинаемая наследница ужасной славы своего отца — безжалостного пирата Лаффита. Теперь ей не от кого ждать помощи… Не от кого — кроме благородного Хилтона Кортина. Единственного человека, способного поддержать прелестную девушку в беде и даже рискнуть ради нее жизнью. Единственного мужчины, способного принести ей прекрасный дар нежности и страсти, подлинной любви и подлинного счастья… --------------------------------------------- Нэн РАЙАН ПОЛНОЧНОЕ СВИДАНИЕ Часть I Глава 1 Остров Галвестон, южное побережье штата Техас. Позднее лето 1818 года У Жана Лаффита был приступ меланхолии. Человек средних лет, легко поддающийся переменам настроения, скучающий, апатичный, Жан лежал в ярко-красном парусиновом гамаке, свесив длинную мускулистую ногу и упираясь ступней в полированный пол веранды. Отсюда, со второго этажа своей крепости Мезон-Руж, Жан мог в телескоп обозревать поселение, названное им Кампичи, и бесконечный простор Мексиканского залива, простиравшегося на тысячи квадратных миль. Но в это душное утро телескоп стоял без употребления. Жан равнодушно следил за тем, как два его судна, тяжело груженные добычей, награбленной с испанских кораблей, вошли в порт сразу после завтрака. Он не поехал на причал, чтобы осмотреть сундуки с испанскими дублонами, рулонами превосходного шелка и бархата, проверить бочки с мадерой и бренди, ящики со специями, кофе и кубинскими сигарами. Жан чувствовал себя усталым, как после тяжелой работы, хотя уже много недель просто слонялся по дому или целыми днями лежал в гамаке. Ему было тридцать семь лет, но черные волосы уже поседели на висках, когда-то твердый живот обмяк, морщины вокруг глаз и пухлых губ стали глубже. Длинное гибкое тело утратило былую силу, которой он в молодости так гордился. Живой ум и потрясающая сообразительность все реже поражали людей, его окружающих. Предводитель пиратов лениво зевнул и потер слезящийся левый глаз. Набрякшие веки опустились, защищая глаза от солнечного света, и Жан Лаффит погрузился в воспоминания. Он скучал по тем временам, когда был так счастлив на острове Галвестон, расположенном у побережья залива Баратария, южнее старинного города Новый Орлеан. Он тосковал по знойным дням и ночам, проведенным в своем рукотворном раю, крепости Гран-Терр, выросшей среди болот Луизианы, — славным дням, когда он был молодым и сильным и командовал целой армией морских разбойников, когда от одного его сердитого взгляда самый отпетый пират падал на колени. Одинокий в это душное утро, он задумчиво улыбался, вспоминая те счастливые дни, когда плавал под карфагенским флагом, и его репутация хитрого и безжалостного пирата вселяла страх в сердца всех моряков от Нового Орлеана до Испании. А его воскресные прогулки с братом по площади, когда они, нагло ухмыляясь, пялились на молодых креольских мисс, а те, вздыхая и краснея, бросали восхищенные взгляды на братьев Лаффит… Где те душные, наполненные страстью ночи в Гран-Терр, когда захваченный корабль доставлялся в гавань, и праздник по этому случаю продолжался до самого рассвета, когда по воде плавали факелы, а мужчины, напившись награбленного вина и бренди, пели, смеялись, справляя нужду прямо на пляже: язычники в раю. Он вспомнил, как его публично признали героем за храбрость и доблесть, проявленные в битве за Новый Орлеан, и как после этого в его честь дали бал, где присутствовала вся элита города. Жан до сих пор помнит благоговейные и льстивые взгляды мужчин и женщин. Он легко очаровал этих аристократов, и многие уважаемые леди голубых кровей мечтали хотя бы потанцевать с ним. Их лица горели от возбуждения, а взгляды были полны решимости завести с ним любовную интрижку. Это случилось вскоре после того, как генерал Джэксон убедил президента Соединенных Штатов восстановить Жана в гражданских правах. Прекрасные были времена! В ту пору Жан владел многими складами, до отказа наполненными ценными товарами. Он был молод, отважен, богат, его уважали самые влиятельные люди Нового Орлеана. О чем еще можно было мечтать! И разве мог он тогда подумать, что его величию однажды придет конец? Но это случилось, когда в залив Баратария вторглись корабли Соединенных Штатов и его огромные владения были конфискованы. Укрывшись в болотах, Жан со слезами на глазах наблюдал, как его любимое детище пылает в огне. Гран-Терр перестала существовать. Это произошло в начале 1817 года. Жан и несколько его верных людей в апреле того же года покинули эти края и обосновались на острове Галвестон. С тех пор он живет здесь. Жан снова вздохнул и, закрыв глаза, погрузился в сон. Пока он спал, душный летний воздух посвежел, легкий морской ветерок высушил его потную белую рубашку, взлохматил черные волосы. Жан продолжал спать, когда подул сильный ветер, а солнце исчезло за черными зловещими тучами. * * * Серина задрала длинные ситцевые юбки выше колен и, счастливо засмеявшись, босиком побежала к прибою. Подняв юбки еще выше, она продвигалась вперед, пока ласковая вода не дошла ей до бедер. Ей нравилось чувствовать, как легкие морские волны ласкают ее голую кожу. Взметая вверх юбки, она заливалась беззаботным веселым смехом. Как ей нравится жить здесь! Со дня ее прибытия на остров ей позволялось делать все, о чем шестнадцатилетние девицы могут только мечтать. Если бы друзья видели ее сейчас! Они никогда бы не поверили, что в это душное летнее утро мисс Серина Донован вышла на прогулку одна, без перчаток, шляпки и туфель и сейчас бегает по теплой соленой воде Мексиканского залива. Как изменилась ее жизнь! Неужели прошло всего шесть месяцев со дня смерти матери, и она приехала на этот странный, незнакомый остров, чтобы начать новую жизнь с отцом? Страшась, что Всемогущий покарает ее за злые мысли, Серина все же признала, что никогда не любила мать так, как любила доброго, ласкового отца. И она знала, что мать тоже не очень-то любит ее. Слишком часто она смотрела на дочь с едва скрываемым презрением. И Серине была известна причина этого презрения. Голубые глаза и светлые мягкие волосы Серины постоянно напоминали Аннабелл о ее муже, Тейлоре Доноване. Мать была несчастлива в браке, и Серина ничего не знала об отце до тех пор, пока мать не оказалась на смертном одре. Только тогда Аннабелл Донован рассказала дочери правду о своем исчезнувшем муже. Похоронив мать, Серина отправилась в Новый Орлеан, где села на пароход, плывущий на остров Галвестон. Кроме отца, на всем свете не было ни одного человека, который смог бы ее приютить. Ее отец и не подозревал о том, что она направляется к нему. Захочет ли он увидеться с ней? Позволит ли ей остаться? Серина сошла на берег в один из серых дней февраля. Ее никто не встречал. Она с бьющимся сердцем спустилась по трапу. Мужчины лениво расхаживали по деревянному причалу и беззастенчиво оглядывали ее с головы до ног. Опустив глаза, Серина шла мимо них, не обращая внимания на свист и соленые шуточки, которые они отпускали ей вслед. Не дожидаясь, когда выгрузят ее тяжелый сундук, Серина отправилась на поиски отца. Она не стала расспрашивать о нем этих подозрительных мужчин на причале. Она наверняка найдет разумных добропорядочных людей, которые смогут ответить на ее вопросы. Вдруг Серина услышала за спиной громкие крики и ругань. Через несколько секунд толпа разгневанных мужчин нагнала Серину и увлекла ее за собой. Впереди процессии бежал, размахивая пистолетом, верзила с дикими глазами, выкрикивавший на ходу, что он не боится Жана Лаффита, и его не страшат никакие наказания, которые Лаффит может придумать для него. — Слушайте все! — кричал он, размахивая пистолетом перед большим двухэтажным домом. — Я убью Жана Лаффита, если он попытается… Он не успел договорить — раздался выстрел, и мужчина упал на землю. Серина, закричав, подняла голову — на веранде второго этажа каменной крепости стоял высокий черноволосый мужчина и равнодушно смотрел на толпу. Из дула его пистолета вился голубой дымок, быстро растворяясь в холодном влажном воздухе. Так Серина впервые увидела Жана Лаффита. Он молча повернулся и исчез в глубине дома. С широко распахнутыми от ужаса глазами Серина ворвалась в салун, где проводили время бродяги, пьяницы и проститутки. Она протолкалась мимо них к бару и спросила, где ей найти мистера Тейлора Донована. — Уже нашли, мисс, — прогремел голос у нее над головой. Серина посмотрела на загорелое скуластое лицо с такими же голубыми глазами, как и у нее. Глаза расширились от удивления, когда она с трудом выдавила из себя: — Я ваша дочь, мистер Донован, Серина. Серина улыбнулась воспоминаниям. Он не задал ей ни одного вопроса, только тяжело сглотнул и быстро повел ее к выходу, расталкивая посетителей и шепча ей на ухо, что это не место для молодой леди. Вот так они встретились, и вскоре ей уже казалось, что они никогда и не расставались. Они нашли друг друга, а остальное не имело значения. С каждым днем они все крепче привязывались друг к другу и, в конце концов, поклялись, что впредь никогда не расстанутся. Тейлор Донован сказал Серине, что она должна получить хорошее образование, поэтому в сентябре они покинут остров и поедут в Новый Орлеан или какой-либо другой крупный город, где она сможет продолжить свою учебу. Серина ударила ногой по воде и вздохнула. Ей не хотелось покидать остров. Она никогда не была так счастлива, как на этой далекой чужой земле. Ее не заботило, что живущие здесь мужчины, включая и ее отца, были известными пиратами, а может, и того хуже. Узнав, кто она такая, этот странный сброд стал относиться к ней даже с некоторым почтением. Хозяина острова она видела всего несколько раз. С того дня как Жан Лаффит хладнокровно застрелил моряка, Серина испытывала перед ним благоговейный страх. Отец уверял ее, что Жан Лаффит замечательный человек и сделал то, что было необходимо в данном конкретном случае. Людей, окружавших хозяина острова, восхищало его равнодушие к опасности, но Серина подозревала, что этот смуглый человек просто не дорожит своей жизнью. В его темных глазах стояла печаль, а пухлые губы всегда были крепко сжаты. Она никогда не видела, чтобы он улыбался. Ей было интересно знать, смеется ли он хоть когда-нибудь. Вдруг за спиной раздались шаги, и Серина, оглянувшись, увидела отца. — Серина Донован, — в его голосе слышался нежный укор, — а вдруг какой-нибудь скучающий моряк забредет сюда и наткнется на тебя с задранными юбками? Серина увидела озорные огоньки в голубых глазах Тейлора и поняла, что он дразнит ее. Она направилась к нему, весело шлепая по воде. — Ему придется туго, так как мой папа заставит его пожалеть, что у него есть глаза. — Совершенно верно, дорогая. Именно это я и сделаю. Никто на этом острове не посмеет вести себя дерзко с моей дочерью. Он обнял Серину за тонкую талию и поцеловал в золотистую головку. — Дитя, должен предупредить тебя, что погода меняется. Серина была слишком занята своими мыслями и не заметила, что солнце спряталось за грозовыми тучами, а поднявшийся ветер изменил направление, и высокие волны с шумом обрушивались на берег. Убрав с лица непослушный локон, Серина посмотрела в добрые глаза отца. — Папа, нам грозит опасность? Тейлор Донован улыбнулся и крепче обнял ее за талию. — Нет, Серина, просто я хочу, чтобы ты держалась поближе к дому, когда дует такой ветер. Дом Донована располагался на западной стороне острова. Когда-то в нем жил мексиканский беженец, который приехал на остров задолго до прибытия туда Лаффита и его людей. Дом был выстроен из толстых бревен и стоял на высоких сваях. Рядом протянулся глубокий овраг, отделявший его от города и заливаемый водой во время морского прилива. В течение многих ночей жилище Донована было полностью отрезано от остального города. Но Тейлор Донован ничего не имел против такой изоляции. Дом был превосходным укрытием для его хорошенькой дочери, а в случае непогоды лучшего места нельзя было и придумать. * * * Удар грома разбудил Жана Лаффита. Он легко поднялся с гамака и подошел к телескопу. Прижавшись к окуляру правым глазом, он навел мощные линзы на порт. Его корабли раскачивались на воде, как поплавок на леске рыбака. Волны перехлестывали через борта, а ветер, дувший с океана, яростно завывал в снастях. Сонливость Жана как рукой сняло. Промчавшись через спальню, он сбежал по лестнице, на ходу отдавая приказания прислуге. Остановившись только для того, чтобы засунуть пистолет за ремень и надеть непромокаемый плащ, он выбежал из дома и поспешил на пирс, где стоял на якоре один из его кораблей, в то время как другие вышли в открытое море, чтобы не быть выброшенными на берег. Солнце исчезло, в черном небе сверкали молнии, грохотал гром. Деревья гнулись до земли, а дождь превратился в ливень, обрушившийся на землю сплошной стеной, и Жан не успевал вытирать воду, заливавшую его лицо. Он взбежал по трапу «Орлеана», стараясь перекричать шум ветра и рев морских волн, и быстро выбрал четырех самых сильных и выносливых матросов, приказав остальным оставаться на своих местах. Четверо мужчин внимательно слушали приказы Жана: они должны были добраться до остальных одиннадцати кораблей и найти в каждой команде по полудюжине крепких парней. Жан договорился встретиться с ними у передней стены Мезон-Руж. Отдав приказ, он устремился на берег. Когда он добежал до конюшен, его белый жеребец был уже оседлан. Принимая поводья из рук старого слуги, Жан заметил, что тот дрожит от страха. — Клем, — закричал Жан, хлопая старика по плечу, — нечего бояться! Это всего лишь небольшой шторм! * * * Семьдесят мужчин, сидя на лошадях, сгрудились вокруг Жана, стараясь расслышать его приказы сквозь завывание ветра. Поднявшись в седле и сложив руки рупором, Жан велел им разбиться на пять групп и отправляться на поиски людей, пострадавших от шторма. Они скакали сквозь неистовый ураган, спасая оставшихся без крова женщин и детей и переправляя их за безопасные стены Мезон-Руж. Безжалостный ветер вздымал океан, образуя волны высотой с двухэтажный дом. Корабли в гавани мотало как щепки, и якорные тросы, не выдержав, лопались, а матросы падали в воду и тонули. Мачты ломались, и их обломки придавливали оставшихся в живых. Жан и его люди работали без устали, перевозя островитян в безопасное место. Дома смыло водой, повсюду плавала мебель, люди в ужасе цеплялись за вывернутые с корнем деревья и обломки мебели, их крики тонули в завываниях ветра. Но разбушевавшаяся стихия не отпугнула Жана и его людей, и они продолжали обыскивать остров, спасая тех, кого еще можно было спасти. * * * Ночь спустилась на землю, но Жан все так же оставался в седле и совсем не чувствовал усталости. Его налитые кровью глаза блестели, сердце стучало как молот. Ураган бросил ему вызов, и Жан Лаффит почувствовал, как жизнь возвращается к нему. Он не испытывал страха, а лишь возбуждение и восторг и был готов сразиться со стихией и победить — или погибнуть! * * * Никогда в жизни Серина не испытывала такого страха. Весь этот долгий ужасный день они с отцом не выходили из дома. Отец заверил ее, что будет небольшой шторм, сильный, но короткий. Она не должна бояться. Но при этом он наглухо закрывал ставни, и она видела тревогу в его ясных голубых глазах. Серина держала его большую руку в своей и тихо молилась, чтобы беда обошла их стороной. Дом содрогался и стонал под порывами безжалостного ветра, готового разнести стены по бревнышку. А вода все прибывала. — Серина, — стараясь не выдать страха, обратился к ней отец, — я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня. — Что, папа? — Я хочу, чтобы ты поднялась на крышу. Вода уже стоит у самого порога, и уровень ее все поднимается. — Лицо отца было мрачным. Серина повернула голову и чуть не закричала от ужаса. Вода просачивалась под дверь. Побледнев, она спросила отца: — А ты поднимешься со мной? — Да, деточка. Как только ты окажешься в безопасности, я последую за тобой. Серина кивнула и попыталась улыбнуться. Они направились к двери. — Подожди, дорогая. — Тейлор Донован отпустил руку дочери. — Стой здесь. Я дам тебе плащ. И в этот момент дом закачался от очередной волны, ударившей в его стену. Тейлор стоял под одной из потолочных балок. Раздался громкий треск, и тяжелая балка упала, придавив его. Серина бросилась к Тейлору. Она вцепилась в балку, пытаясь сдвинуть ее с места, но не смогла даже пошевелить. Тогда она закричала. — Послушай меня, Серина! — Отец схватил ее за руку. — I ы должна уйти отсюда. Забирайся на крышу. Немедленно! — Я не оставлю тебя! — Серина выдернула руку и снова попыталась приподнять балку, чтобы освободить перебитые ноги отца. А вода уже залила пол и продолжала подниматься, но Серина этого не заметила. Только взглянув на побелевшее лицо отца, она поняла, в каком ужасном положении они оказались. Вода плескалась у его затылка. Серина подползла к отцу и положила его голову к себе на колени. — Не волнуйся, папа, — сказала она, — шторм скоро закончится, и нас спасут. Я не оставлю тебя. Тейлор Донован взял маленькую руку дочери и поднес к губам. — Серина, если ты любишь меня, то поднимешься на крышу и не спустишься оттуда, пока шторм не прекратится, — ответил он, тяжело дыша. — Пожалуйста, дорогая, сделай это для меня. — Нет, папа! Я останусь с тобой, пока не подоспеет помощь. Она чувствовала, как холодная вода поднялась до колен, затем дошла до талии, и вот она уже плещется у ее груди. — Ради Бога, Серина, пожалуйста, уходи! — Ни за что! — закричала она, подхватив его под мышки и пытаясь приподнять как можно выше. Он застонал от боли, но Серина продолжала его тащить. Отец утонет, если она не освободит его ноги. Слезы струились по ее лицу, но она из последних сил продолжала тянуть его к себе. А вода уже заливала его рот. Серина закрыла руками его лицо. — Нет, — простонала она. — Нет, нет, нет! — Прошу тебя, спасайся, — прошептал он и добавил: — Я люблю тебя, Серина. Это были его последние слова. Он разжал руки дочери и опустил голову в воду, широко открыв рот, чтобы сразу покончить с мучениями и избавить Серину от вида его агонии. Серина подняла голову отца над водой, поцеловала его в лоб и прижала ее к себе, не в силах расстаться с ним. А вода продолжала прибывать. Глава 2 Жан Лаффит гонял своих измученных людей по острову, захваченному штормом, полный решимости спасти как можно больше жизней и выиграть это очень важное для него сражение с разбушевавшимся океаном. Наступили сумерки, когда Жан, остановившись на возвышенности, где вода доходила лишь до брюха жеребца, разглядел вдали крышу дома Донована. Волны плескались там, где еще недавно находился широкий и глубокий овраг, отделявший дом от основной части острова. Он понял, что ему не удастся перебраться через эту впадину, заполненную водой. Жан снова посмотрел на дом, прикидывая, что можно сделать. — Остановись, Жан! — стараясь перекричать рев ветра, обратился к нему Жермон Ледетт. — Ты погибнешь, старина! — В доме находится маленькая дочка Донована! — прокричал Жан в ответ. — Я знаю, — ответил его друг. — Но дом стоит на сваях на твердой земле. Они спасутся. Поехали! Жан развернул коня и двинулся обратно сквозь стремительные потоки воды. Когда всех жителей острова, которых удалось спасти, переправили в Мезон-Руж, Жан, наконец, вернулся домой. Шторм прекратился утром, так же внезапно, как и начался. Он исчерпал себя, и на его место пришла жуткая тишина. Вода стала убывать, и за каких-то полчаса ее уровень снизился на четыре фута. Жан Лаффит, приняв ванну и побрившись, в сухой чистой одежде сидел за длинным столом в роскошной столовой своего особняка. Он отхлебнул вина из хрустального кубка и набросился на холодную утку и поджаренный хлеб, поданные ему слугой. Черные глаза Жана лихорадочно блестели, сердце бешено стучало, кровь снова бурлила в жилах. Жан был готов к новым подвигам, несмотря на бессонную ночь, проведенную в седле. — Филипп, попроси повара приготовить еду, которую я мог бы взять с собой. Через десять минут я уезжаю. — Да, хозяин. — Седовласый слуга бесшумно выскользнул за дверь. Осушив кубок с вином, Жан оттолкнул стул и поднялся. Быстро пройдя по коридору и спустившись по лестнице, он вышел в холл, где его поджидал старый слуга. Одарив старика белозубой улыбкой, Жан взял из его рук седельную сумку и плащ и вышел за дверь — черная загадочная фигура, исчезающая в ночи. Матросы ждали Жана у конюшен. Грум передал хозяину поводья норовистого черного жеребца. Жан прикрепил сумку к луке седла, сунул ноги в стремена и тронул коня, направляясь к гавани. За ним следовали его верные люди. Утренняя заря обнажила жуткую картину разрушения, вызванного штормом. Дома смыло водой, повсюду валялись трупы домашних животных, в низинах плескалась вода. Жан осмотрел гавань. Его армада приняла на себя первый удар. Со всех сторон слышались крики и стоны покалеченных и умирающих матросов. На измученных лицах появились улыбки, когда матросы увидели, что к ним пришло спасение. Их быстро освободили из-под обломков, оказали первую помощь, а тех, кто не мог двигаться, уложили на носилки и переправили в крепость. Ни один человек не работал с таким рвением, как хозяин острова. Не один страдающий от боли матрос почувствовал себя увереннее, ощутив заботливую руку Жана на своем лбу, слушая его глубокий спокойный голос, называвший каждого по имени, и видя его белозубую улыбку, которая придавала несчастным силы. * * * Солнце стояло в зените, и остров изнемогал от зноя. Серина, промокшая до нитки, сидела на корточках, обхватив руками голову Тейлора Донована. Она сидела так вот уже четыре часа, после того как вода сомкнулась над головой ее отца. Упорно отказываясь оставить его, она кричала и продолжала тащить его, пытаясь спасти, пока соленая вода не добралась до ее подбородка и не стала заливать рот. Охваченная паникой, она все так же кричала и тащила его, пока горло ее не распухло, и не пропал голос, и пока руки не свело судорогой, так что она уже не могла поднять их. Вода постепенно убывала, и, наконец, Серина снова увидела своего отца, когда первые проблески рассвета осветили его серое неподвижное лицо. Она не позволит ему уйти, не позволит! У нее не было никого во всем мире, кроме него. Она не может его потерять! И она продолжала сидеть, обхватив руками его седую голову, тихо что-то напевая. Он устал. Вот в чем причина. Шторм измотал его, и он нуждается в отдыхе. Вот почему его глаза закрыты, вот почему он не разговаривает с ней. Серина улыбнулась. Ее отец просто задремал. Скоро он проснется, отдохнувший, сильный и как всегда энергичный. И тогда они вместе наведут порядок в доме. Он искусный плотник, и ему не понадобится много времени, чтобы сделать их дом таким же, каким он был прежде. Она просто уверена в этом. Голубые глаза Серины засияли, и она запела колыбельную, раскачиваясь в такт мелодии. Ее отец любил слушать, как она пела. Он часто говорил ей, что у нее голос, как у ангела, и нет ничего приятнее на свете, чем слышать, как она поет, занимаясь делами на кухне. Она не должна волноваться. Она будет петь ему, пока он отдыхает. Он скоро проснется, и все будет хорошо. День клонился к вечеру, когда Лаффит со своей командой оказался вблизи от дома, где жил Тейлор Донован со своей дочерью. Лаффит, выпрямившись в седле, устремил взгляд на развалины еще недавно крепкого дома и натянул поводья. Он услышал какие-то неясные звуки, доносившиеся из полуразрушенного строения. С бьющимся сердцем он поспешил к развалинам. Осторожно пробираясь через поваленные деревья и разбитые кирпичи, Жан добрался до повисшей на петлях двери. Трое матросов сопровождали его. Непонятные звуки становились все слышнее. Жан быстро огляделся — и увидел ее. Взмахом руки он приказал своим людям остановиться. Жан стоял и смотрел на юную девушку с испачканным грязью хорошеньким личиком, со спутанными мокрыми волосами, в разорванном платье. Его сердце сжалось от сострадания. Отослав прочь своих людей, он стал осторожно пробираться сквозь обломки мебели, разбросанные доски, прокладывая путь к девушке, которая пела отцу, обнимая его слабыми руками. Жан опустился рядом с ней на колени. — Деточка, — позвал он нежно. Серина, глядя в пространство и продолжая петь, даже не повернула головы. Жан вздохнул, погладил ее по щеке и тихо сказал: — Дорогая, я Жан Лаффит. Я приехал, чтобы помочь тебе. Она медленно подняла измученное лицо и посмотрела на него огромными голубыми глазами. — Я должна петь, — прошептала она. — Вы же видите: мой папа спит, и я… я… Он хочет… — Ее нижняя губа задрожала, словно взгляд черных глаз Жана вернул ее к реальности. — Пожалуйста, не могли бы вы… не могли бы вы прийти в другое время? Вы же видите… отец… он… он — Ее голос сорвался, а глаза наполнились слезами. — Милая деточка. — Голос Лаффита был проникновенным и теплым. Он освободил руки Серины и притянул ее к себе. Она приникла к его груди, а Жан бережно положил голову ее отца на пол. Затем помог дрожавшей Серине подняться на ноги. И тут она разрыдалась, спрятав лицо на груди Жана Он осторожно вывел ее из разрушенного дома, а затем приказал матросам похоронить Тейлора Донована. Подойдя к своему жеребцу, он взял плащ и закутал в него Серину. Она цеплялась за него, продолжая горько плакать. Жан отвел ее в сторону, нежно шепча: — О, моя деточка, моя деточка… Серина подняла к нему заплаканное лицо и прошептала: — Мой отец мертв. — Да, деточка. — Жан ласково поцеловал ее в мокрую щеку. Она снова прильнула к нему, спрятав лицо у него на плече. Он долго держал ее в объятиях. Когда, наконец, она перестала содрогаться от рыданий, когда стала такой же спокойной, как и человек, обнимавший ее, Жан Лаффит повернулся и зашагал к ее дому. К этому времени тело Тейлора Донована уже покоилось в земле. Когда Лаффит привел туда Серину, над могилой возвышался холмик, и необтесанный кол, воткнутый в песок, указывал на место его захоронения. Увидев могилу, Серина упала на колени и обняла ее. Жан стоял сзади, опустив голову. Один из матросов Жана подошел к нему и прошептал: — Капитан, скоро начнется прилив. Нам лучше уехать, иначе мы попадем в ловушку. — Забирай людей и уезжай, — приказал Жан. — Мы скоро догоним вас. Кивнув, суровый моряк вскочил на коня, остальные последовали за ним. Когда усталые люди двинулись вперед в надвигающихся сумерках, они услышали нечто, о чем, они знали, никогда никому не расскажут и не будут обсуждать даже между собой. Жан Лаффит пел церковный гимн. Он пел его вместе с Сериной, стоя рядом с ней на коленях, и его густой баритон красиво вплетался в ее уверенное сопрано. Когда они допели гимн, Серина повернулась к Жану: — Не могли бы вы прочитать молитву? Жан ласково посмотрел на нее, склонил голову и начал: — Господь Всемогущий, прими в свое царство твоего смиренного слугу. Прости ему его прегрешения и прояви сострадание к его бессмертной душе. Во имя Сына своего Иисуса утешь дочь, оставленную им, и оберегай ее до конца ее дней. Аминь. — Аминь, — тихо повторила Серина. Жан поднялся. — Деточка, если мы не поспешим, то не сможем отсюда выбраться. Прилив уже начался. — Да. Взяв Серину под локоть, Жан помог ей встать на ноги и повел к своему черному жеребцу. Взлетев в седло, он наклонился и помог ей взобраться на коня позади него. Она обхватила Жана руками за талию, и он пустил лошадь галопом. Мощный черный конь мчался по мокрому песку, хозяин подгонял его, чтобы преодолеть глубокий овраг, пока оставалось время. Если оно еще оставалось. Но черная вода уже хлынула в овраг и выплескивалась на его берега. Жан осадил коня, и вороной нервно затоптался на месте. Жан посмотрел на бурлящие потоки воды, потом резко повернул коня в поисках более подходящего места для переправы. — Это моя вина, — вздохнула Серина. — Я слишком долго оставалась с отцом… — В этом нет твоей вины, — утешил ее Жан. — Но мы ведь не сможем переправиться на другой берег, не так ли? — Не сегодня, — ответил Жан. — Но тебе незачем беспокоиться. У меня с собой есть вода и пища. Мы поедем в «Мезон-Руж» завтра утром. * * * — Идем, — позвала Серина, взяв Жана за руку. Через покосившуюся дверь она провела его в почти не пострадавшую от воды спальню. — Это моя комната, — сказала она. — Здесь мы и останемся, — решил он. — Деточка, у меня с собой фляга с водой. Сними с себя эти лохмотья и умойся. Тебе помочь? — Я справлюсь сама. — Она туже запахнула плащ. — Прекрасно. — Жан снял с себя черную рубашку. — Надень ее. Я выйду… — Нет! Я знаю дом лучше, чем вы, и найду, где переодеться. Серина сбросила плащ и вышла из комнаты. Она вернулась через несколько минут. В комнате мерцала свеча. Жан лежал на своем плаще, заложив руки за голову и глядя в потолок. Остановившись в дверях, Серина молча смотрела на него. Почувствовав ее взгляд, Жан приподнялся на локте. — Входи, — приказал он. Серина робко подошла и опустилась на колени на край плаща. Жан повернулся к ней лицом. Стояла оглушительная тишина, в которой слышалось только их прерывистое дыхание. Ее взгляд упал на его обнаженную грудь, мускулистую, покрытую густыми черными волосами. Она выглядела такой уютной, теплой и безопасной. — Погрей меня немножко, — прошептала Серина и упала ему на грудь. Сильные руки обвились вокруг ее тела, и Серина, закрыв глаза, прижалась к нему. Она слышала стук его сердца и молча благодарила судьбу за его присутствие. Его сила перельется в ее холодное измученное тело. Жан, обнимая Серину, думал о том, как утешить и защитить ее. Он гладил ее дрожавшие плечи, ощущая юное тело через мягкую ткань рубашки. Они молчали, прильнув друг к другу, и свет свечи освещал их лица. Жан, продолжая держать ее за плечи, слегка откинулся назад, глядя на нее горящим взглядом. Он пытался бороться с эмоциями, переполнявшими его. Человек, который гордился тем, что может контролировать себя в любой ситуации, сейчас был охвачен безумным желанием, которое эта очаровательная молодая женщина породила в нем. Она смотрела на него доверчивыми голубыми глазами, ее рот полуоткрылся, и губы блестели во мраке спальни. Роскошные светлые волосы обрамляли ее бледное прекрасное лицо, а маленькие теплые ручки крепко обнимали его шею. Жан чувствовал себя молодым бесстрашным воином, выигравшим битву со штормом. И теперь победителю требовалась награда. В этот торжественный момент он был молод, силен, полон надежд. Изящная блондинка, смотревшая ему в глаза, не была беспомощным ребенком, искавшим у него защиты, это была прекрасная женщина, жаждавшая его объятий. Сейчас они были на равных: оба молодые, смелые, страстные. Они были Адамом и Евой в раю. Жан медленно приближал к ней лицо, давая ей возможность отвернуться, оттолкнуть его, отказаться от поцелуя. Но она не сделала этого. Она потянулась к нему губами, вздохнула, и он ощутил на лице ее теплое дыхание. Жан нежно поцеловал ее, и пламя страсти охватило обоих. Он отстранился и посмотрел на Серину. Ее милое личико пылало, стройное тело льнуло к нему. — Серина… Впервые за все время он назвал ее по имени, и ее сердце наполнилось радостью. Он прильнул к ее губам, скинул с нее рубашку и крепко прижал к себе. Серина страстно льнула к нему, а когда он положил ее на пол, закрыла глаза и прошептала: — Жан, Жан, — словно не было на свете ничего прекраснее этого имени. * * * Наступило утро, и вместе с солнцем развеялись чары. Жан уже не чувствовал себя молодым страстным любовником, как это было накануне. Теперь это был усталый мужчина средних лет, воспользовавшийся неопытностью невинной девушки. Жан лежал неподвижно, ощущая печаль и отвращение к себе, прекрасно зная, что чувство вины никогда не покинет его. Серина зашевелилась, и Жан напрягся. Подняв голову с его груди, она откинула назад волосы и улыбнулась милой очаровательной улыбкой. У Жана защемило сердце. — Я теперь… твоя любовница, Жан? — сонно спросила она. — Я буду жить с тобой? — Моя милая Серина, — печально ответил Жан, — у меня уже есть любовница. У меня есть семья… сын. — Ее голубые глаза наполнились слезами. — О Господи! — простонал он, беря в руки ее лицо. — Послушай меня, Деточка. Я поступил с тобой ужасно несправедливо. Мне нет прощения. Я не имел права так поступать. Слезы потекли по ее щекам. — Но я люблю тебя, — проговорила она, плача. — Нет, дорогая, не любишь. Сейчас ты так думаешь, но скоро забудешь о том, что случилось. Должна забыть. — Жан сел. — Где ты жила, прежде чем приехать на остров? — В Новом Орлеане, но… — У тебя там семья? — Нет. Я совсем одна. — Прости. — Он тяжело вздохнул и добавил: — Я позабочусь о тебе, Серина. Тебе надо закончить образование. Я отправлю тебя в Новый Орлеан. Ты поступишь в школу при монастыре урсулинок. Сестры будут учить и воспитывать тебя. А я буду присылать тебе деньги… Серина слушала Жана, и ей казалось, что ее приговорили к длительному тюремному заключению. Где тот страстный нежный мужчина, который забрал ее сердце? Что случилось с тем ласковым любовником, который всю ночь целовал ее и так крепко прижимал к себе, словно боялся ее потерять? Кто этот незнакомец, который так равнодушно смотрит на нее теперь? Жан Лаффит снял с мизинца кольцо необычайной красоты: большой сверкающий изумруд в золотой оправе, окруженный маленькими бриллиантами. — Это особое кольцо, Серина. — Он взял ее руку. — Я хочу подарить его тебе. — Он надел кольцо на ее средний палец. — Посмотри на меня, — приказал он. Серина подняла на него глаза. — Ты милый, очаровательный ребенок, и у тебя впереди вся жизнь. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты забудешь меня, дорогая, гораздо раньше, чем тебе кажется. — Он поцеловал ее мокрую от слез щеку. Серина знала, что никогда не сможет забыть этого необыкновенного человека. Она полюбила его и будет любить до конца своих дней. Она посмотрела на кольцо, и сердце у нее защемило. И это все, что ей осталось от Жана Лаффита? Часть II Глава 3 Военная академия США, Уэст-Пойнт Конец апреля 1829 года В штат Нью-Йорк пришла весна. На плацу, по которому через час пройдут парадным маршем молодые офицеры, военные оркестранты настраивали инструменты и раскладывали ноты на деревянные пюпитры. Звук одинокой трубы, доносившийся с плаца, долетел до пансиона, известного под названием «Старый Юг». На третьем этаже, в маленькой комнате, обставленной по-спартански, у открытого окна стоял коренастый молодой человек, выделявшийся среди прочих копной торчащих во все стороны светлых волос, здоровым цветом лица и светло-голубыми глазами, и застегивал медные пуговицы на однобортном синем кителе. Это был курсант Крис Кемпбелл. В другом конце залитой солнцем комнаты, растянувшись на койке и подложив под темноволосую голову скатанный матрас, лежал Хилтон Кортин. На нем вместо формы были цивильные брюки синевато-серого цвета и белая рубашка из чистейшего льна. Третий человек, находившийся в комнате, возился с вещами, что-то бормоча себе под нос. Это был Джаспер. Аккуратно складывая личные вещи Хилтона Кортина, он что-то бормотал себе под нос, время от времени бросая неодобрительные взгляды на своего хозяина. Джаспер еще никогда в жизни не испытывал такого стыда за своего подопечного. Семья Хилтона не переживет позора. Неужели этот молодой дурак не понимает, что испортил себе жизнь и разбил сердца своих родителей? Крис Кемпбелл пригладил вихор и посмотрел на товарища по комнате. — Черт возьми, Хилл, тебе непременно надо быть таким упрямым? У них нет на тебя ничего конкретного. Тебе просто надо доказать свою невиновность! Хилтон Кортин выпустил в потолок цепочку идеальных колечек дыма. Он даже не взглянул на товарища, пока не выдохнул весь дым. — Крис, дружище, я с тобой не согласен. — Хилтон покосился на своего слугу, с несчастным видом собиравшего вещи. — Я считаю себя джентльменом и человеком чести. Врать не в моих правилах. Я отказываюсь это делать. Джаспер что-то сердито пробурчал, а Крис скептически улыбнулся. — Господи, у тебя весьма странные принципы, Хилл! Ты даже не пытаешься защитить себя, чтобы спасти военную карьеру, и в то же время не испытываешь угрызений совести по поводу дуэли, на которой ты мог покалечить или убить человека. Какая в этом логика, скажи мне ради Бога? Хилтон зажал в зубах тонкую коричневую сигару, проворно спрыгнул с койки и провел рукой по густым черным волосам. — Южная, — ответил он и выбросил сигару за окно. Крис покачал головой. Уроженец штата Теннесси, уравновешенный, незлобивый, амбициозный, он обожал импульсивного алабамца, с которым делил комнату на протяжении четырех лет. Но, сказать по правде, он никогда не понимал Хилтона Кортина. Восхищаясь его отвагой, честностью и остроумием, он приходил в отчаяние от холодного безрассудства Кортина, которое привело к этой последней выходке, результатом чего стало исключение из академии. — Хилтон, я такой же южанин, как и ты, но честь получить назначение в Уэст-Пойнт, определенно… — Южанин, Крис? — с ленивой усмешкой прервал его Кортин. — Если бы они узнали, что ты даже не гражданин Соединенных Штатов, они бы тоже вышибли тебя вон. Крис рассмеялся: — Я уроженец великого штата Теннесси, и ты это знаешь. — Возможно. Но твои папочка и братец по фамилии Кемпбелл переехали в Техас. Я прав? — Черные глаза Кортина сверкнули. — Они все еще граждане Мексики? Простодушное широкое лицо Кемпбелла покраснело. — Так решил мой младший брат… Но скажи, стоило ли обижаться на глупые слова, сказанные в гневе… — Крис, — прервал его Хилтон, — Сэмюель Данлеп сказал мне прямо в лицо, что считает меня и вообще всех южан варварами, потому что мы владеем рабами. — Засунув руки в карманы брюк, он, прищурившись, посмотрел на друга. — Не знаю, как бы ты отреагировал на такое оскорбление, но я не могу позволить этому сенаторскому сынку, который вею жизнь провел в Питсбурге, учить меня, как управлять плантациями! Сэм никогда не был южнее Филадельфии, поэтому я не могу позволить ему высказывать свои суждения об обычаях, принятых за линией Мейсон — Диксон. — Согласен. Но все же я не могу понять… — Ты уже начинаешь говорить как янки, Крис. Ты пробыл здесь слишком долго. Тебе пора возвращаться на Юг или в Техас. — Он рассмеялся. — Скажу тебе даже больше: старина Сэм должен быть рад, что я набросился на него. Этот длинный шрам на челюсти только украсит его дьявольскую внешность. Сейчас, когда у него на лице такая отметина, говорящая о его безумной отваге, успех у женщин ему обеспечен. — И, однако, ты чертовски хороший солдат, Хилл, и твои оценки были всегда высокими! Без твоей помощи я бы никогда… Крис не успел закончить свою мысль. Дверь распахнулась, и в комнату вошел офицер. Высокий и стройный, с хорошей выправкой лейтенант Джефферсон [1] Дэвис широко улыбался, протягивая тонкую руку Хилтону Кортину. — Сколько мне учить тебя? — спросил Дэвис, кивнув Крису. — Какого черта ты позволил выбросить себя вон? Хилтон, довольный приходом веселого миссисипца, который постоянно опекал его во время учебы в академии, пожал Дэвису руку. — Откровенно говоря, Джефф, без тебя здесь стало скучно, поэтому я решил, что с меня довольно. — Я горжусь тобой, Хилл! Господи, если бы я только знал, я бы с радостью стал твоим секундантом. Так чем он оскорбил тебя? — Разговор шел о рабовладении, — нехотя ответил Хилтон. — Хилл, может, твой отец вмешается в это дело? Ты ведь знаешь, что меня отдавали под трибунал и выгоняли, но потом взяли обратно. Уверен, что все прояснится… — Нет, Джефф. — Хилтон сжал губы. — Я ни о чем не буду его просить. — Независимость — восхитительная черта, Хилл. И, однако… — Дэвис покачал головой. — Давай не терять связи, Кортин! Нам предстоят великие дела. — Он крепко сжал плечо Хилтона и вышел из комнаты. После того как Джефф Дэвис ушел, Крис Кемпбелл печально посмотрел на своего лучшего друга и на прощание крепко прижал его к груди. Хилтон не выдержал и рявкнул: — Убирайся к черту, Кемпбелл! Крис отступил, поднял руку, затянутую в перчатку, и отдал честь. То же самое сделал и Хилтон. Он стоял и смотрел, как этот большой человек твердым шагом направился к двери, открыл ее и вышел из комнаты. У Джаспера дрожали губы, когда он закрывал последний чемодан. — Вот и все, Джас. Поехали. * * * В «Старом Юге» царила тишина — кадеты готовились к параду. Хилтон, перекинув через плечо сюртук, в последний раз спустился по шаткой лестнице. Его красивое лицо было непроницаемым. Никто, даже черный слуга, следовавший за ним по пятам, не подозревал о том, что Хилтон Кортин сожалел о своем исключении из академии. Но это было правдой. Несмотря на юный возраст — через месяц ему исполнялся двадцать один год, — Хилтон был достаточно умен, чтобы понимать, что здесь, в Уэст-Пойнте, он встретил людей, принадлежавших к сливкам общества. Это были самые блестящие, самые храбрые и самые достойные молодые люди нации. Хилтон спустился на причал, за ним торопливо шагал Джаспер, продолжая сыпать укоры на темноволосую голову хозяина. — Мне будет стыдно посмотреть людям в глаза. Мне никогда не пережить такого позора… Хилтон молча слушал его бормотание. Возможно, от этого Джаспер чувствовал себя лучше, а Хилтона его слова мало беспокоили, если беспокоили вообще. Когда они дошли до деревянной пристани, Джаспер запыхался и выбился из сил, но все равно продолжал ворчать. Хилтон сел на поваленное дерево, оглядел спокойную реку и только после этого повернулся к Джасперу. — Джас, ты совершенно прав, — сказал он улыбаясь. — Я опозорил тебя, и ты никогда этого не переживешь. — Запустив длинные пальцы в волосы, он откинул голову назад и расхохотался. — Дома ты не будешь так смеяться, — сказал Джаспер. — Не будет смеяться и твой отец. Глава 4 Сахарная плантация «Ривербенд» на берегах Миссисипи, в окрестностях Нового Орлеана. Август 1831 года Сильвия Фэрмонт, настороженно оглядываясь по сторонам и прикусив от волнения губу, на цыпочках подошла к широкой резной лестнице. Бесшумно спустившись вниз, она остановилась, вцепившись в полированные перила, и, свесившись с них, заглянула в библиотеку. Через высокую арку она увидела Эдвина Фэрмонта, спящего в кресле со скрещенными на животе руками и склоненной набок седой головой. Сильвия облегченно вздохнула и, пробежав через большой холл, выскочила из дома, прикрыв за собой тяжелую парадную дверь. Оказавшись на залитой солнцем галерее, она радостно засмеялась и, тряхнув длинными волосами, словно норовистый жеребенок, помчалась через расположенные уступами лужайки «Ривербенда». Делила выглянула из окна верхнего этажа как раз в тот момент, когда раздувающаяся на ветру желтая юбка Сильвии мелькнула за кустами акаций, растущих на краю просторного двора. Рабыня покачала головой: Сильвии опять удалось прошмыгнуть мимо отца! Одному Богу известно, куда убежала эта девчонка. Делила, улыбнувшись, отошла от окна. Эта высокая негритянка была служанкой Сильвии на протяжении последних восьми лет. Когда Сильвии исполнилось четыре года, а самой Делиле было только двенадцать, ей сказали, что теперь она будет занимать ответственную должность — опекать Сильвию. Делила была девочкой умной и сразу поняла причину столь необычного решения хозяина: никто из слуг, включая и старую нянюшку Сильвии, не мог справиться с маленькой непоседой. Сильвия отличалась неудержимой энергией, бесконечным любопытством и полным пренебрежением к предрассудкам. Не по годам развитая девочка, не признающая никаких запретов, плохо поддавалась воспитанию и превращала жизнь Делилы в бесконечную борьбу. Но, несмотря на их постоянные стычки, Делила любила свою маленькую госпожу и всячески защищала ее. Делила собирала разбросанную одежду и книги Сильвии, думая о том, когда же ее подопечная научится вести себя как леди. Сейчас ей оставалось только надеяться, что Сильвия вернется до полудня. Делилу предупредили, что в «Ривербенд» приедет гость, и Сильвия должна встретить его вместе с отцом и матерью. Ее волосы должны быть аккуратно причесаны и завязаны ленточкой, руки и ногти чистыми, а манеры безупречными. Поэтому Делила, расчесывая волосы Сильвии, несколько раз повторила девочке, что она должна оставаться дома. Сначала ей следовало поупражняться на пианино, а затем вместе с родителями ожидать прибытия гостя. Делила поняла — Сильвия обнаружила, что ее отец задремал в кресле, а значит, она получила долгожданную свободу. Она не могла пренебречь возможностью вырваться из дома и насладиться солнечным августовским днем, и Делила не винила ее за это. У ребенка абсолютно не было музыкальных способностей, и она ненавидела каждую минуту, проведенную на высоком вращающемся стуле, придвинутом к роялю. Сильвия умная девочка. Она вернется еще до того, как ее отец проснется, а мать спустится вниз. Делила не донесет на нее, и все будут довольны. Сильвия пробежала стремглав через сад, ловко уклоняясь от ветвей, сгибающихся под тяжестью плодов позднего лета: персиков, груш и слив. Рабы-негры, собиравшие богатый урожай фруктов, помахали Сильвии, приветствуя ее, а она улыбнулась им в ответ, прежде чем исчезнуть в густом лесу. Осторожно прокладывая себе путь через зеленый перелесок, она с опаской высматривала змей и пауков. Протоптанная тропинка привела ее к поляне, граничащей с болотами, и через несколько минут она уже стояла у старой заброшенной церкви, куда ходили молиться рабы. Сильвии запрещали ходить к старой церкви, но она, тем не менее, часто приходила сюда. Это было ее потайное место. Сегодня она не могла задерживаться здесь надолго. Пройдя через кладбище, расположенное рядом с церковью, она оказалась на широкой дороге, ведущей к пристани. Сильвия услышала резкий громкий гудок, и сердце ее забилось от восторга. Она побежала по узкой тропинке и оказалась у деревянного причала как раз вовремя, чтобы увидеть высокие трубы парохода, показавшегося из-за поворота реки. Прикрыв глаза от слепящего солнца, она смотрела как завороженная на огромный речной пароход. Он был великолепен! Сверкая белыми боками на фоне безоблачного голубого неба, он выпускал в утренний воздух густые клубы черного дыма через две высокие трубы. Лоснящийся и длинный, гордый и прекрасный, он прокладывал себе путь через темную мрачную воду, и его гигантское колесо, медленно вращаясь, шлепало по воде. Широко открытые серые глаза Сильвии подмечали каждую деталь этого красавца парохода, от развевающегося на ветру флага и раскаленных докрасна котлов до сурового лица рулевого. Но вдруг радостная улыбка исчезла с лица Сильвии, и ее сменило недоумение. Пароход стал замедлять ход, словно капитан решил причалить к пустынной пристани «Ривербенда». Такого просто не могло быть! Сильвия изумленно наблюдала, как капитан поднял руку и огромное колесо, замедлив ход, остановилось. Любуясь пароходом, Сильвия не сразу заметила стоявшего на палубе высокого темноволосого человека и от неожиданности так резко повернулась, что в ее босую ногу воткнулась заноза. Девочка громко вскрикнула от боли. Ей надо скорее убежать отсюда. Кто-то приехал в «Ривербенд». Сильвия не стала тратить время на занозу, а быстро взобралась по крутому склону и исчезла в прохладном спасительном лесу. Хилтон Кортин, засунув руки в карманы светло-коричневых брюк, стоял на палубе старого парохода «Дженнифер» и, щурясь от солнца, разглядывал берег. На маленьком причале, всего в сотне ярдов от него, стояла девочка в желтом платье и восхищенно смотрела на пароход. Внезапно она сорвалась с места, словно испуганная лань, и скрылась за деревьями. Хилтон улыбнулся. Ему стало скучно в гостинице в Новом Орлеане, и. он сел на пароход, плывущий вниз по реке, прекрасно зная, что появится раньше назначенного часа. Он обещал Фэрмонтам приехать к ленчу. Эдвин Фэрмонт заверил его, что пришлет за ним карету, которая довезет его до дома, а после ленча они отправятся осматривать огромную сахарную плантацию, которую Хилтон намеревался купить. Кортин спустился по сходням, кивнув на прощание капитану и его команде. Дождавшись, пока пароход отчалит от берега, он снял сюртук, перекинул его через руку и пошел по тенистой тропе, ведущей в «Ривербенд». Дойдя до широкой дубовой аллеи, Хилтон повернул налево и неожиданно заметил мелькающее среди деревьев желтое пятно. Он остановился. Бледно-желтое, похожее на нарцисс пятно четко выделялось на фоне темно-зеленой листвы. Вдруг оно исчезло. Хилтон снова двинулся вперед, не отрывая взгляда от зарослей, окружавших дорогу. Желтое пятно то появлялось, то исчезало. Внезапно пронзительный крик разорвал тишину. Со скоростью ягуара Хилтон бросился в лес и вскоре увидел девочку, лежащую на траве. Упав на колени рядом с распростертым телом, он приподнял ее и, погладив по спине, уверенно сказал: — Все хорошо, дорогая! С тобой ничего не случится. Сильвия, бледная от страха, вцепилась в загорелую руку незнакомца. От боли лоб ее покрылся испариной, сердце колотилось в груди, в ушах стоял звон. Хилтон улыбался, поглаживая Сильвию по спине. Когда она повернула к нему испуганное личико, Хилтон подумал, что никогда в жизни не видел более красивой девочки. Огромные дымчато-серые глаза казались темнее из-за длинных пушистых ресниц. Вздернутый носик совершенной формы был восхитителен. Полные мягкие губки, розовые и влажные, были полуоткрыты, обнажая маленькие белые зубки. Взлохмаченная копна густых каштановых волос падала на ее овальное лицо и хрупкие плечи. Даже ее гладкая кожа была удивительной: золотистая, словно прозрачный мед, пронизанный солнечными лучами. — Вам лучше? — спросил Хилтон, продолжая широко улыбаться. — Д-да, спасибо, — выдавила она из себя. Оттолкнув его руку, она быстро вскочила, но тут же, вскрикнув от боли, запрыгала на одной ножке. — Что, плохо? — Хилтон встал с колен и положил руки ей на плечи. — Немного, — ответила Сильвия, скорчив рожицу. — Моя нога. В ней заноза. Только сейчас Хилтон обратил внимание, что на девочке нет туфель. — Садитесь, — скомандовал он, расстелив на земле свой сюртук. — Дайте мне посмотреть ее. — Опустившись рядом с ней на корточки, он положил ее маленькую грязную ступню к себе на колени. — Скажите, кто вы, сэр? — спросила Сильвия. Все внимание Хилтона было сосредоточено на отвратительной занозе, вонзившейся в нежную кожу, но он все же ответил: — Я Хилтон Кортин. Я приехал повидаться с хозяином «Ривербенда». — Я хозяйка «Ривербенда», — заявила Сильвия. — Я Сильвия Фэрмонт. Ой! — Перестаньте извиваться. Вы богатая маленькая девочка, если владеете такой большой плантацией. — Он поднял на нее глаза. — На самом деле «Ривербендом» владеет папочка, — уточнила она и тут же добавила: — Но я единственный ребенок в семье и поэтому являюсь законной наследницей, не так ли? — Полагаю, что так. — Почему вы приехали так рано, мистер Кортин? Мы думали, что вы приедете в полдень на пароходе капитана Уильямса «Хелен Энн», но вы приехали на «Дженнифер», с капитаном Уолтом Кохраном. Ой! Больно! — Прошу прощения, — сказал он, — как за то, что приехал рано, так и за то, что причиняю вам боль. Вы хорошо знаете расписание. Вы любите пароходы? Потерпите еще немного… Готово! — торжественно вокликиул он и показал Сильвии длинную, испачканную кровью занозу. — Спасибо. — Сильвия опустила ногу. — Я люблю реку и пароходы. — Я еще не закончил. — Хилтон крепко ухватил ее за лодыжку. — Вы хотите, чтобы в ранку попала инфекция? Вам часто приходилось плавать на колесных пароходах? — Достаточно часто. Но больше всего я люблю смотреть на них и махать рукой капитанам. Я знаю их всех! — гордо добавила она. — Понимаю, — сказал Хилтон, вытаскивая из кармана белоснежный носовой платок с монограммой. Он так аккуратно перевязал поврежденную ногу Сильвии, — Ну вот, мисс Фэрмонт, доктор Кортин закончил свое дело, — сказал он, завязывая узел. — Я предписываю ограниченную ходьбу, бег исключается совершенно, и вам следует как можно скорее промыть рану. — Он поднялся и протянул ей руки. Сильвии понравилось его лицо. Оно было мужественным, загорелым и красивым. Но, однако, в нем было что-то дьявольское. Может ли она доверить ему свой секрет? Она не была в этом уверена. Он попытался поднять ее, но Сильвия толкнула его в грудь: — Что вы делаете, мистер Кортин? — Поднимаю, — спокойно ответил он. — Я хочу доставить вас домой. — Он взял ее на руки и нагнулся, чтобы поднять свой сюртук. — Немедленно поставьте меня на землю! — закричала Сильвия, сверкнув глазами. — Спасибо, но я пойду сама. Он сразу повиновался, и она оказалась на земле. — Я только пытался помочь вам, — пожал он плечами, перекинув сюртук через руку. Повернувшись, он зашагал вперед. На лице Сильвии отразилось разочарование и удивление. Она попыталась его догнать. — Остановитесь же! — раздраженно крикнула девочка. Хилтон повернулся к ней. — Передумали? Хотите, чтобы я понес вас? — Нет! — Она гордо вздернула подбородок. — Но вы могли бы идти помедленнее, не так уж много от вас и требуется, — проворчала она. Он протянул ей руку, она взяла ее, и они пошли вместе. Незнакомец произвел на Сильвию большое впечатление, прежде всего потому, что не потакал ее капризам, как это делали все. У нее возникло ощущение, что она может довериться этому высокому красивому мужчине, а, кроме того, ей неожиданно захотелось завоевать его расположение. Лучезарно улыбаясь, она весело болтала, рассказывая ему все, что знала о «Ривербенде», отвечала на его вопросы, втайне надеясь, что он не купит разорившуюся плантацию. Она смотрела на него огромными печальными глазами, стараясь втолковать ему, что это ее дом, что это единственное место, где она жила и где хотела бы жить всегда. Хилтон, тронутый ее словами, пожал ей руку. — Я приехал только для того, чтобы осмотреть «Ривербенд». Пока я не принял никакого решения. Откровенно говоря, я очень сомневаюсь, что… — Это чудесно, — нетерпеливо прервала его Сильвия. — Когда папочка сказал мне, что вы хотите купить «Ривербенд», я несколько часов рыдала. Я не вынесу, если уеду отсюда, мистер Кортин! Это мой дом. Я прожила здесь всю мою жизнь. — Это ужасно долго, — заметил он, рассмеявшись. — Двенадцать лет, — подтвердила она, кивая. — В июне будет мой день рождения. А вам сколько лет? — Двадцать три. Мой день рождения в мае. Внезапно Сильвия остановилась. Кортин вопросительно посмотрел на нее. — Болит? — спросил он. — Нет. Просто я подумала… Вы умеете хранить секреты, мистер Кортин? — Из меня их щипцами не вытащишь. — Правда? Кортин кивнул. — Идемте со мной. — Она повела его в лес. Он молча следовал за ней, отстраняя ветви над их головами. Они пробирались через лианы и кусты, пока не вышли на открытую поляну. Перед ними стояла обветшалая церковь с высоким деревянным крестом на крыше. Хилтон посмотрел на девочку, которая не спускала с него широко открытых глаз. — Это ваше секретное место? — спросил он, ожидая от нее пояснений. — Да, — горячо подтвердила она, — это самое секретное место во всем «Ривербенде»! Хотите войти в нее? — Мне просто не терпится, — сказал он, догадавшись, какого ответа она от него ждет. Сильвия указала на шатающуюся доску в задней стене церкви. Хилтон легко отодвинул ее, и они вошли в прохладное помещение. — А сейчас я открою вам секрет, — прошептала Сильвия. — В этой церкви спрятано золото! — Не может быть! — Может. Много лет назад его спрятали здесь пираты. Они так и не вернулись за ним. — Откуда вы знаете? — Когда-то давно я слышала, как два старых раба шептались об этом. Я знаю, что это правда. Отвернитесь на минутку. — Пряча улыбку, Хилтон отвернулся. Сильвия достала золотую монету из своего кружевного лифа. — Можете повернуться. Хилтон посмотрел на ее протянутую руку. — Да это же золото, мисс Фэрмонт! Испанский дублон. — Я знаю. Если хотите, можете называть меня Сильвией. Таких монет здесь тысячи. — Забыв о приличиях, она засунула монету за лиф платья. — Они все принадлежат мне. — Вы счастливая молодая леди. А где же остальные монеты? — Пока не знаю. Я еще не нашла их, но обязательно найду. А сейчас нам лучше идти, мистер Кортин. — Выйдя из церкви, Сильвия подобрала свои туфельки и чулки. — Раз уж вы умеете хранить секреты, я доверю вам еще один. — Попытайтесь, Сильвия. — Дело в том, что мне не разрешается убегать одной. Я не должна приходить к этой церкви. Мои родители очень строгие. Я бы сказала — невыносимо строгие. — Она умоляюще посмотрела на него. — Если все раскроется, меня накажут. Ведь это несправедливо, как вы считаете? Хилтон постарался сохранить серьезное выражение лица. — Чрезвычайно несправедливо, — заверил он ее и с удивлением увидел, как на ее прелестном личике появилось выражение облегчения. — Какие будут указания? — спросил он, скрестив на груди руки. — Если бы вы согласились вернуться обратно на пристань, я бы попросила Делилу, мою служанку, прислать за вами карету. Когда она приедет, вы сделаете вид, что только что сошли с «Хелен Энн». — Она задумчиво наклонила головку, и легкий ветерок подхватил ее длинные волосы, рассыпав их по лицу. — А я быстро добегу до дома, пройду через заднюю дверь и по лестнице для слуг поднимусь к себе в комнату. Делила поможет мне. — Прекрасная идея, — сказал Хилтон. — Я полностью одобряю, дорогая. — Великолепно! — Она одарила его счастливой улыбкой. — А теперь нам лучше поскорее разойтись. — Совершенно верно. Сильвия повернулась, чтобы уйти, но внезапно остановилась и посмотрела на него. — Вы не предадите меня, мистер Кортин? — спросила она. Хилтон Кортин улыбнулся и, подняв руку, убрал с ее лица прядь волос. — Сильвия Фэрмонт, я никогда не предам вас! Никогда, — торжественно заявил он. * * * Огромный и величественный «Ривербенд» произвел потрясающее впечатление на молодого человека, давно привыкшего к роскоши. Большое двухэтажное строение имело в длину семьдесят пять футов и почти такую же ширину. Восемь больших дорических колонн поддерживали покатую крышу. Две галереи на уровне первого и второго этажей тянулись вокруг всего дома. Два павильона, предназначенных для сыновей, примыкали к главному дому; являясь его уменьшенными копиями, они были гораздо больше любого городского дома. Широкие лужайки, расположенные террасами, и цветущие сады окружали дворец, стоявший на холме. Карета подкатила к «Ривербенду», и не успел Хилтон ступить на землю, как высокая парадная дверь распахнулась, и на пороге появился Эдвин Фэрмонт с широкой приветливой улыбкой на круглом лице. — Как раз вовремя, мой мальчик, — сказал он одобрительно, пожимая Хилтону руку. — Рад, что вы смогли приехать, мистер Кортин. Хилтон улыбнулся, глядя на хозяина поместья. — Спасибо, что прислали за мной карету, мистер Фэрмонт. Хотя я мог бы дойти и пешком. — Даже слышать об этом не желаю! — возмутился Эдвин, обняв Хилтона и подталкивая его к лестнице. Он ввел гостя в просторную гостиную с высоким потолком, обставленную дорогой мебелью, сверкавшей в лучах полуденного солнца. Хозяйка «Ривербенда», миссис Фэрмонт, кивнула изящной головкой и улыбнулась, когда Хилтон склонился к ее руке. Ее муж стоял рядом, улыбаясь своей очаровательной жене. Хилтон постарался скрыть удивление. Эдвину Фэрмонту, с которым он уже встречался, судя по всему, было далеко за сорок, а возможно, и все пятьдесят… Лысеющий коротышка, с голубыми глазами и румяным лицом, он был очень толстым, и жилет с трудом сходился на его животе. Но миссис Фэрмонт! Она была необыкновенно хорошенькой и, похоже, гораздо моложе своего мужа. Ее светлые волосы сияли на солнце, глаза, лазурные как небо Луизианы, были большими и прекрасными, хотя в их глубине таилось странное выражение, наводившее на мысль о глубокой печали. Когда миссис Фэрмонт поднялась с дивана, оказалось, что это высокая, с царственной осанкой женщина. — Не желаете ли пройти в столовую? — предложила она с очаровательной улыбкой. Хилтон подал ей руку, и в этот момент в комнату ворвалась Сильвия. Ее огромные серые глаза сияли, темные кудри растрепались от быстрого бега, она излучала радость и жизнелюбие, присущие только юности. Сильвия подошла к отцу и, обняв его за шею, поцеловала в щеку и лишь после этого обратила свой взор на высокого загорелого мужчину, стоявшего за стулом ее матери. — Я ведь не опоздала, правда? — спросила она сладким голоском, заглядывая отцу в лицо. — Как раз вовремя, — ответил Эдвин, рассеянно гладя ее по длинным блестящим волосам. — Сильвия, дорогая, это мистер Хилтон Кортин. Тот самый человек, который собирается осмотреть «Ривербенд». — Рад познакомиться с вами, Сильвия. — Хилтон улыбнулся ей, и по невозмутимому выражению его лица она поняла, что ее секрет будет сохранен. — Мы счастливы, что вы приехали, мистер Кортин. — Выскользнув из объятий отца, она пошла к своему месту за длинным, покрытым льняной скатертью столом. Когда Хилтон отодвигал для нее тяжелый стул, она посмотрела на него и едва удержалась, чтобы не хихикнуть. — Сильвия, ты прихрамываешь на левую ногу, — заботливо обратилась к ней мать. — Тебе тесны туфли? Хилтон, сидевший напротив Сильвии, постарался придать своему лицу равнодушное выражение. Но он едва сдержал улыбку, когда услышал ее твердый уверенный голос: — Нет, мама, вовсе нет. Все в порядке и с моей ногой, и с туфлями. — Она развернула белоснежную салфетку и положила ее себе на колени. — Я проголодалась. А вы, мистер Кортин? — Я тоже, — ответил он с улыбкой. После ленча Эдвин Фэрмонт предложил Хилтону совершить прогулку по огромному поместью. Вскочив на лошадей, они поскакали по простиравшейся на много миль плантации. Фэрмонт показывал гостю хижины рабов, конюшни, больницу, контору, кузницу, сахарный завод и огромные поля сахарного тростника. Встав в стременах, Эдвин Фэрмонт указал на юг. — Это строение, которое вы видите вдали, старая невольничья церковь. Ею не пользуются уже много лет. Как-то давно река разлилась и затопила «Ривербенд». Церковь покосилась, и сейчас в ней небезопасно. Никто туда теперь не ходит. Хилтон кивнул и решил осмотреть другие строения. Многие из них стояли пустыми. Эдвин, казалось, прочитал мысли Хилтона и печально произнес: — «Ривербенд» не всегда был таким. Дело в том, мистер Кортин, что мое здоровье пошатнулось, и я… я пришел к заключению, что мне надо расстаться с «Ривербендом». Я хороший адвокат и подумываю возобновить практику. Пусть мое место займет кто-нибудь помоложе. — Мне кажется, управлять огромной сахарной плантацией не так-то легко, — заметил Хилтон. — У вас есть хоть малейшее представление, сколько нужно денег, чтобы управлять такой плантацией? — спросил Эдвин. — Для этого нужны бездна слуг и кредит в десятки тысяч долларов. — Он тяжело вздохнул. — Были времена, мистер Кортин, когда… когда… — Голос Эдвина дрогнул, и он замолчал. Хилтон почувствовал глубокое сострадание к этому человеку и пожалел, что уже принял решение не покупать «Ривербенд». Ему было бы интересно узнать, что стало причиной разорения мистера Фэрмонта. Вернувшись в особняк, хозяин повел Хилтона на галерею. Они расположились в уютных плетеных креслах, и Эдвин, глотнув бренди, сказал: — Я готов показать вам остальную часть дома. — Он помолчал. — Хотя… боюсь, некоторые комнаты… — В этом нет необходимости, — прервал его Хилтон. — С меня достаточно того, что я видел. Круглое лицо Эдвина расплылось в широкой улыбке. — Здесь прекрасно, правда? — Просто дух захватывает, сэр. — Хилтон осушил бокал. — Я ни черта не понимаю в управлении сахарной плантацией, мистер Фэрмонт. Фактически я плохо разбираюсь как в хлопковых, так и в сахарных плантациях. — Но вы же выросли на процветающей хлопковой плантации, сынок. Определенно вы должны… — Возможно, но я мало обращал внимания — никакого, как говорит мой отец, — на управление плантацией. Когда мне исполнилось семнадцать, я уехал в Уэст-Пойнт, когда вернулся в Мобил, обнаружил, что это уже не мой дом. — Боюсь, что не понимаю вас. — Отец вышвырнул меня из дома. С тех пор я скитаюсь по гостиницам. — Но… но… тогда как же с вашим предложением? Вы заставили меня поверить… — У меня есть деньги, мистер Фэрмонт. Достаточно, чтобы купить «Ривербенд», но я заработал их не на хлопковой плантации. — Вы игрок? — удивился мистер Фэрмонт. Хилтон холодно посмотрел на него. — Прости, сынок, забудь, что я сказал. Сколько вам лет, Хилтон? — Недавно исполнилось двадцать три. — Жена, дети? — К счастью, нет, — ответил Хилтон. — Тогда вам будет скучно одному в «Ривербенде». Мы находимся далеко от Нового Орлеана. — Дальше, чем я ожидал, сэр. — Значит, вы не собираетесь покупать «Ривербенд»? Я правильно вас понял? — К сожалению, сэр. — Хилтон встал с кресла. Эдвин тоже поднялся. — Вы останетесь на обед? — Мне бы хотелось… — Хилтон протянул руку мистеру Фэрмонту, — но я должен вернуться в город. Вы были гостеприимным хозяином. Я уверен, что вам удастся найти покупателя. Куда вы планируете уехать, когда продадите плантацию? — Полагаю, в ваш родной город. Миссис Фэрмонт выразила желание обосноваться в Мобиле, и я ее понимаю. Это тихий, приятный городок. — Это так, сэр. Для меня даже слишком тихий. — Хилтон рассмеялся. — Найдите меня, когда приедете. — Обязательно. — Эдвин проводил гостя до кареты и откланялся. На пристани Хилтон встретил странного человека с холодными глазами, сошедшего с парохода, и кивнул ему, но человек с острым, словно у хорька, лицом проигнорировал его приветствие. Натянув на глаза черную шляпу, незнакомец, одетый в черное, прошмыгнул мимо Хилтона. Он был высоким, худым, и от него исходила неясная угроза. В правой руке он держал трость эбенового дерева с набалдашником в виде головы Горгоны, сделанной из чистого золота. Походка у него была какой-то странной, скользящей. Хилтон поднялся на палубу и оглянулся. Человек в черном усаживался в карету Фэрмонтов. Прищурившись, Хилтон смотрел на незнакомца и думал о причине его приезда в «Ривербенд». * * * Эдвин Фэрмонт сидел в своем кабинете и думал о молодом Кортине. Он был его последним шансом, его последней надеждой спасти «Ривербенд» от цепких рук шантажиста Хайда Рэнкина. Ничто теперь не сможет остановить Рэнкина. Ничто. Эдвин оглядел свой любимый кабинет, где провел столько счастливых часов. Его красавица жена и очаровательная дочка улыбались ему с портрета над камином. Через распахнутые высокие двери в комнату залетал легкий ветерок. Вдоль стен располагались стеллажи с бесценными книгами, а рядом, у окна, стояла удобная тахта, где он любил вздремнуть после обеда. Эдвин продолжал предаваться воспоминаниям, пока их не прервал его преданный слуга Делсон, тихонько войдя в кабинет. Он объявил, что к хозяину пришел с визитом джентльмен. У Эдвина заболело сердце. — Впусти его, — сказал он слуге, вставая с кресла. В кабинет неслышно проскользнул Хайд Рэнкин. Прислонив эбеновую трость к столу Эдвина Фэрмонта, он торжественно протянул ему банковский чек. — Меня привело сюда дело. — Его тонкие губы растянулись в кривой усмешке. — Уверен, вы хотите, чтобы я как можно скорее убрался отсюда, дабы не смущать своим присутствием ваших очаровательных жену и дочь. Эдвин молча выдвинул нижний ящик стола и, вынув из него металлическую коробку, открыл ее и достал документ па владение «Ривербендом». Трясущейся рукой он протянул права на владение огромной плантацией злобному человеку, сидевшему напротив него. Покупатель холодно улыбнулся: — Я с удовольствием буду жить в этом доме. Однако я добрый человек и позволю вам остаться здесь, пока вы не подыщете себе жилье. — Его взгляд впился в Эдвина Фэрмонта. — Но я бы не советовал вам думать, будто с переездом в Мобил вы навсегда избавитесь от меня. Я не позволю… — Разве вы недостаточно получили? — с отчаянием спросил Эдвин. — Вы покупаете мою плантацию на деньги, которые получили от меня путем шантажа. Вы отняли у нас все. — Неправда… — спокойно протянул Хайд Рэнкин. — Я просто заплатил вам приличную сумму за разорившуюся плантацию. Меня не беспокоит, как вы будете зарабатывать деньги, но вы должны их зарабатывать, иначе вас ждут неприятности. — Он злобно улыбнулся. — Когда я поселюсь в этом особняке, мне будут нужны деньги, чтобы вести приличную жизнь сельского джентльмена. — Господин Рэнкин, — взмолился Эдвин Фэрмонт, — вы будете владеть землей и рабами. Почему бы вам не привести плантацию в порядок и не начать зарабатывать на ней деньги? Гость разразился громким смехом. — Работать? Почему я должен работать? — Он направился к двери, но, взявшись за бронзовую ручку, повернулся и холодно заметил: — Мобил — очаровательный городок. Я с удовольствием буду навещать вас, как делал это всегда. Уверен, у вас в скором времени появятся деньги. Когда-то у вас была репутация способного адвоката… Откинувшись в кресле, Эдвин крепко вцепился в деревянные подлокотники. Он разорен. Что ждет их впереди? На него навалились отчаяние и безысходность. Сердце щемило от страха. Дверь открылась, и в комнату грациозной походкой вошла миссис Фэрмонт. Подойдя к мужу, она молча прижала его голову к своей груди. — Моя дорогая, мне так жаль, так жаль… — застонал Эдвин. — Успокойся, милый. — Она поцеловала мужа в макушку. — Все это не имеет значения. — Моя ненаглядная, — прошептал Эдвин сквозь слезы. — Серина. Глава 5 Густой туман стелился над рекой, моросящий дождик сыпался с серого неба, деревья тянули вверх голые ветви, как будто посылали беззвучную молитву тому, кто мог остановить этот надоевший непрекращающийся дождь. Сильвия, одетая в теплое шерстяное пальто, застегнутое на все пуговицы, бежала по дороге, направляясь туда, где за сплошной стеной дождя возвышалась старая церковь. Подойдя к полуразрушенному строению, она быстро отодвинула расшатанную доску и проскользнула внутрь. Достав из кармана пальто серные спички, она зажгла свечу и, подняв ее над головой, в который уже раз стала внимательно оглядывать стены. Где? Где спрятаны сокровища? Они здесь. Она это знала. Ей никогда не, забыть той ночи, когда она подслушала шепот двух старых рабов. Они все время повторяли одно имя: Кашка. Они говорили: «Кашка знает тайну». Но кто такой Кашка? В «Ривербенде» не было раба по имени Кашка. Сильвия закусила губу. Как мог ее отец продать «Ривербенд»? Как она перенесет разлуку с этим местом, которое было ее домом? Почему они должны уехать отсюда? Мать объяснила ей, что отец стареет и уже не может управлять такой огромной плантацией. Они решили продать поместье, избавившись тем самым от головной боли, и купить небольшой домик в городе, где жить им будет гораздо легче. Сильвия загасила свечу и, выбравшись наружу, посмотрела на деревянный крест. По ветхим перекладинам стекала вода, словно этот символ страданий и рабства оплакивал всех угнетенных. Сильвия быстро шла через густой лес, то и дело утирая слезы, струившиеся по ее щекам, и уходя все дальше от этой заброшенной церкви с ее деревянным крестом. И от своей тайны. — Сильвия, поторопись, — услышала она сквозь шум дождя голос Делилы. — Мы готовы к отъезду. Вы слышите меня, мисс? — Я здесь, Делила! — закричала Сильвия, вбегая в ворота. — Я ходила прощаться со слугами. Делила, подбоченившись, смотрела на девочку, бежавшую к ней. Ее темные волосы намокли и спутанными прядями спадали на раскрасневшееся лицо. Покачав головой, Делила пошла ей навстречу и, взяв за руку, повела Сильвию в дом. Тщательно осмотрев девочку, она пригладила ей волосы и провела пальцем по мокрым ресницам. — Ты плакала? Отшвырнув руку служанки, Сильвия покачала головой. — Нет, не плакала! — ответила она, но голос ее дрожал. — Ах ты, моя деточка. — Делила прижала Сильвию к себе. Девочка обняла служанку и припала к ее высокой груди. Делила гладила Сильвию по голове и тихо что-то напевала, как часто делала это прежде. Когда маленькое тельце перестало дрожать, Делила приподняла лицо своей подопечной за подбородок и улыбнулась: — Вот так-то лучше. Папа с мамой скоро спустятся. Мы ведь будем улыбаться, когда она придут, правда? — Да, Делила. — Сильвия взяла предложенный ей платок, вытерла глаза и высморкалась. — Мы сделаем вид, что очень счастливы, да? — Конечно. * * * У крыльца их ждала карета. Она останется в «Ривербенде». В последний раз семья Фэрмонт усядется в нее, и в последний раз старый Нед, кучер, отвезет их на пристань. Нед уже не принадлежит им. У него теперь новый хозяин. Серина Фэрмонт с гордо поднятой головой медленно спустилась по лестнице своего огромного дома, держа под руку мужа. Эдвин Фэрмонт не спускал глаз с ее лица — никогда еще он не любил жену так сильно, как в этот момент. Уже в миллионный раз с тех пор, как он женился на ней, он повторял про себя, что он самый счастливый человек на свете. Эдвин был уверен, что сердце этой хрупкой женщины обливается кровью в это сырое мрачное утро, что расставаться с ее любимым «Ривербендом» невыносимо больно для нее, но она не жаловалась и даже не выразила неудовольствия. Наоборот, она не раз намекала ему, что продажа такой огромной плантации была бы мудрым решением. Она была настоящей леди. Сильвия и Делила шли следом за ними. Все прощальные слова были сказаны, чемоданы отправлены на пристань, последние вещи упакованы. Сильвия медленно обернулась. Из-за стены тумана выглянуло слабое солнце. В его робких лучах особняк сверкал белизной. На верхней и нижней галереях дома стояли слуги, и на их лицах были страх и отчаяние, а в глазах печаль. Они были проданы вместе с «Ривербендом». Сильвия послала слугам воздушный поцелуй, а Эдвин и Серина, прежде чем сесть в карету, помахали им на прощание. Делила громко рыдала, по лицу кучера неудержимо катились слезы. Дорога, проходящая по дубовой аллее, тянулась до самой пристани. Сильвия, сидевшая рядом с рыдающей Делилой, смотрела в окно кареты. Она видела сквозь деревья шпиль старой церкви, ее высокий крест поднимался к самому солнцу. Это был «Ривербенд», ее «Ривербенд». Она обязательно вернется сюда. Глава 6 Фэрмонты сели на пароход, направляющийся в Новый Орлеан. В порту их встретил одетый в ливрею кучер и повез в фешенебельный Парковый квартал, в дом доктора Николаса Делона. Известный врач-креол и его очаровательная жена Надин были старыми друзьями Фэрмонтов. Розали Делон, хорошенькая дочка этой супружеской пары, была одного возраста с Сильвией, и они относились друг к другу как сестры. Розали в одном платье, несмотря на мороз, выбежала встретить Сильвию, и подруги крепко обнялись. Они исчезли в ярко освещенном доме и по резной лестнице поднялись в уютные апартаменты, принадлежащие Розали. — Я думала, что умру от одиночества, когда вы уехали, — сказала невысокая, пухленькая Розали, закрыв дверь и сняв шаль с хрупких плечиков Сильвии. * * * На следующий день семья Фзрмонтов, распрощавшись с гостеприимными хозяевами, отправилась в Мобил. Героически пытаясь подбодрить семью, Эдвин Фэрмонт обнял жену и дочь и, улыбаясь, склонил к ним седую голову. — Вот и старый порт, — сказал он, когда вдали показался Мобил. — Правда, красивый город? — Весьма красивый, Эдвин, — с улыбкой ответила Серина. — Я уверена, что наша семья будет здесь счастлива. — Она с надеждой посмотрела на дочь. — Да, папа. — Сильвия старалась быть искренней, хотя это давалось ей нелегко. * * * Фэрмонты вынуждены были остановиться в отеле, пока для них подыскивали подходящий дом. Сильвия, в восторге от непривычного образа жизни, тут же написала Розали, что ей разрешено обедать в ресторане! Но восторги Сильвии вскоре сменились тоской, потому что ей было запрещено покидать комнату, которая превратилась в тюрьму для привыкшей к свободе девочки. Сильвия была счастлива, когда на пятый день их пребывания в Мобиле Эдвин объявил, что они с матерью купили для них дом. Небо было свинцовым и тяжелым, а воздух холодным, когда Сильвия впервые ступила на Дофин-стрит. Перед ней стоял дом из красного кирпича, построенный в колониальном стиле. Сильвией овладела паника. Точно такими же домами была застроена вся улица. Они стояли очень плотно друг к другу. Как она сможет здесь дышать? Как она сможет жить среди соседей, которые будут следить за каждым ее движением? Как она сможет ходить здесь босиком? Как она сможет здесь резвиться? Разговаривать сама с собой? Где она будет прятаться от Делилы? Сильвия повернулась к отцу, чтобы высказать свое мнение о доме, и неожиданно обнаружила, что ее папочка очень стар. Никогда прежде она этого не замечала. Его лицо было покрыто морщинами, плечи ссутулились, в глазах было непривычное усталое выражение, но все-таки он улыбался. Стоя на продуваемом всеми ветрами дворе этого странного нового дома, она внезапно подумала, что ее отцу, возможно, тоже не хотелось переезжать сюда. Наверное, есть вещи, о которых она не знает. Наверное, ему не хотелось продавать «Ривербенд», но у него не было выбора. — Наклонись ко мне, папочка, — попросила она, улыбаясь. Он повиновался. Взяв в ладони его родное морщинистое лицо, она крепко поцеловала отца в тонкие губы и сказала: — Этот дом годится даже для королевской семьи. Он очень красивый. Давай войдем в него, и я посмотрю мою новую комнату. Широко улыбаясь, он повел ее в дом, оживленно рассказывая, что у нее будет угловая комната с большими окнами, и что она непременно понравится ей. Дом и огороженный стеной сад за ним располагались на двух акрах земли, что не шло ни в какое сравнение с обширными плантациями и огромным домом в «Ривербенде», обслуживаемом двадцатью двумя домашними слугами и множеством рабов, работавших на полях. Здесь не было садов, полей, не было конюшен с породистыми лошадьми, не было хижин рабов, густого зеленого леса, не было частного причала. И главное — не было церкви. Сильвия, изо всех сил стараясь казаться счастливой, чувствовала себя одинокой, заброшенной и несчастной. Однажды в конце января она, закутавшись потеплее, вышла во двор и долго сидела на холодной чугунной скамье под голыми ветвями миртового дерева, пока ее одиночество не было нарушено приходом матери. Серина села рядом с дочерью, погладила ее по холодной щеке и ласково сказала: — Я знаю, что ты несчастлива, дорогая… — Нет, мама, — прервала ее Сильвия. — Я… — Тебе не надо притворяться, детка. С того момента, как ты открыла глазки, я чувствовала то же, что чувствовала и ты. — Серина нежно посмотрела на дочь. — Ты даже не представляешь, как ты мне дорога. Я очень люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, мама. — Я знаю, дорогая. Ты и папочку любишь, и у него для тебя есть хорошие новости. — Серина с улыбкой наблюдала, как в серых глазах дочери вспыхнул живой интерес. — Правда? — Правда. Он скоро вернется домой. Почему бы нам не пойти в дом и не подождать его там? — Что это такое, мама? — спросила Сильвия, вскакивая со скамьи. — Если ты хотя бы намекнешь мне, я буду… Серина рассмеялась и покачала золотистой головкой: — Даже не проси, но я предлагаю тебе бежать наперегонки до дома. — Она подхватила тяжелые юбки, а Сильвия, завизжав от удовольствия, стремглав понеслась к дому, обгоняя мать. Новости были действительно хорошими: Сильвию вместе с родителями приглашали на карнавал во вторник на масленой неделе. Настроение девочки заметно улучшилось, и она стала считать дни до праздника. Наконец наступил масленичный вторник. Сильвия, уже одетая к выходу, с нетерпением ждала вместе с отцом появления матери. Она захлопала в ладоши, когда ее мать в сногсшибательном пышном платье из муаровой тафты спустилась по лестнице. Зачесанные наверх волосы блестели в свете канделябров, высокая грудь дерзко выпирала из низкого декольте, а талия была такой тонкой, что казалось, вот-вот переломится. Серина Фэрмонт улыбалась, глядя на восхищенные лица мужа и дочери. — Ты красавица! — воскликнула Сильвия, хлопая в ладоши. — Ты тоже, дорогая, — заверила ее Серина. — Пошли? * * * Сильвию закрутил водоворот праздничной суматохи и веселья. Она наслаждалась каждой минутой великолепного карнавала, и когда позже ее отвезли домой, чтобы родители могли пойти на костюмированный бал, она с горящими от восторга глазами долго делилась со служанкой своими впечатлениями. * * * Сильвия поступила в частное учебное заведение мисс Эллерби и подружилась там с молодыми леди, но ни одна из них не могла занять в ее сердце места любимой подруги Розали Делон. Как она скучала по ней! Они часто переписывались, но письма не могли заменить их ночных разговоров, когда они, прижавшись друг к другу, шепотом делились своими маленькими секретами. Как тяжело находиться так далеко от подруги! Сильвия становилась взрослой, и у нее появилась масса смущавших ее тайн, которые она могла доверить только Розали. Прошло уже больше года, как она рассталась с подругой. В то время она была совсем ребенком, а сейчас ей исполнилось четырнадцать лет, и она стала взрослой. Как ей хотелось увидеть Розали! Сильвии не пришлось долго ждать встречи с подругой. В последнем письме Розали сообщала, что больна, и просила навестить ее. Серина Фэрмонт получила письмо от миссис Делон с просьбой разрешить Сильвии приехать к ним. Сильвия, не медля, стала собираться. Через два дня ее и Делилу встретили взволнованные родители Розали. — Иди сразу наверх, моя дорогая, — сказала Надин Делон, обнимая Сильвию. Толкнув тяжелую резную дверь, Сильвия вошла в комнату Розали и на цыпочках приблизилась к кровати. Темные глаза подруги открылись, и она, увидев Сильвию, протянула к ней руки. Смеясь и плача, девочки обнимали друг друга, пока обессиленная Розали не упала на подушки. — Теперь ты поправишься, — авторитетно заявила Сильвия. Через два дня здоровье девочки неожиданно улучшилось, и это никак нельзя было отнести на счет вмешательства докторов. Миссис Делон со слезами на глазах благодарила Сильвию за спасение дочери. Через неделю Розали встала с постели и могла принимать пищу вместе со всеми в столовой. А с выздоровлением к ней вернулось и ее обычное хорошее настроение. Подруги не могли наговориться, ведь за последний год у них накопилось столько новостей, что им просто не хватало времени их обсудить. И вот однажды, сидя на кровати и наблюдая, как Сильвия расчесывает волосы, Розали вдруг воскликнула: — Господи! Ты пробыла здесь уже столько времени, а я до сих пор не рассказала тебе о самом неотразимом мужчине Нового Орлеана! Сильвия сразу забыла о своих волосах. Она уселась на кровать и взяла с подноса гроздь винограда. — Кто он? — нетерпеливо спросила она. — О нем ходит столько разных сплетен, что я даже не знаю, с чего начать. Он такой красивый, что дух захватывает, но это не самое главное. — Нет? — Сильвия отщипнула виноградинку. — Он вдобавок ко всему богатый и обходительный? — Конечно, но и это еще не все! Говорят, у него совсем нет сердца, что он дьявол, и его похождения обсуждаются в гостиных самых известных людей Нового Орлеана. Серые глаза Сильвии вспыхнули интересом. — Ты с ним знакома? — Нет, — честно призналась Розали, — но надеюсь скоро познакомиться. Когда мне позволят пойти на прием, нас непременно представят друг другу. Но я еще не рассказала тебе самого главного. Никто не знает, каким образом он разбогател, и откуда он родом, так как его семья отказалась от него, когда его выгнали из Уэст-Пойнта. Говорят, будто самые знатные креольские красавицы готовы пожертвовать своей репутацией и даже отказаться от наследства, лишь бы побывать в его объятиях. Я слышала, как они называли его настоящим мужчиной, и я видела, как загорались их глаза, когда они говорили об этом человеке. — Розали замолчала. — Что ты еще знаешь о нем? — нетерпеливо спросила Сильвия. — Они клянутся, что он, не моргнув глазом, проигрывает в карты целое состояние. Он дерзкий, смелый, и его не беспокоит ничье мнение. Он участвовал не в одной дуэли и был исключен из Уэст-Пойнта именно за дуэль. Женщины в него безнадежно влюбляются и уже никогда не расстаются с этой любовью. Ходят упорные слухи, что одна из отвергнутых любовниц грозилась покончить с собой, так как осталась с разбитым сердцем, когда он устал от нее. Он чувствует себя как дома и в будуарах самых роскошных аристократок, и под красными одеялами проституток. — Посмотрев на возбужденное личико подруги, Розали добавила: — Говорят, он относится к проституткам как к леди, а к леди — как к проституткам. — Розали Делон! Ведь это ужасно! Мне делается плохо от твоих слов! — Шокирующие подробности возбудили Сильвию. Она почувствовала, как по ее спине забегали мурашки, но ей хотелось узнать как можно больше об этом необыкновенном, странном человеке. — Как его имя? — спросила она. — Кортин, — с мечтательной задумчивостью произнесла Розали. — Хилтон Кортин. — Она вздохнула. Розали чувствовала себя прекрасно, на ее щечках снова играл румянец, и родители уговорили ее сопровождать их, когда они будут наносить визиты. Сильвии не было нужды подвергать себя подобному наказанию, и она, сославшись на головную боль, попросила разрешения у Делонов остаться дома. Они охотно пошли ей навстречу. Как только карета отъехала от дома, Сильвия, напевая что-то себе под нос, начала перебирать свои наряды. Со дня появления у Делонов она еще ни разу не выходила из дома. Стоял прекрасный летний день, и она решила немного погулять. Дождавшись, когда Делила уйдет к себе в комнату, Сильвия бесшумно выскользнула из дома и направилась на площадь. Шагая широким, неподобающим леди шагом, она прошла по Шартр-стрит и свернула за угол. Широкая улыбка не сходила с ее лица, когда она проходила мимо торговых рядов французского рынка. Пересекая заполненный народом сквер, она с удовольствием отметила, что молодые люди бросают на нее восхищенные взгляды. Был великолепный теплый день, и многие семьи пришли сюда, чтобы послушать джаз. Оркестранты в щегольских костюмах исполняли зажигательную мелодию. В прекрасном настроении она двигалась вместе с толпой, впитывая в себя беззаботную городскую жизнь. Оставив позади шумную площадь, она миновала особняк испанского посла и оказалась на узкой улочке, ведущей к реке. Сильвия ускорила шаг, чувствуя, как сильно бьется ее сердце. Сказав себе, что она постоит на пристани всего несколько минут, только посмотрит на пароходы, а потом сразу вернется домой, Сильвия ускорила шаг, чтобы поскорее добраться до воды. Наконец ее взгляду открылась пристань, и она рукой прикрыла глаза. В гавани стояли самые разные суда: шаланды, каноэ, крытые ялики, огромные плоскодонки и ее любимые колесные пароходы. Сильвия была так очарована этой необычной смесью плавучих средств, стоявших на спокойной мутной воде, что даже не заметила, что она единственная на пирсе женщина, пришедшая сюда без сопровождения. Она проходила мимо салунов, не обращая внимания на любопытные взгляды, которые бросали на нее мужчины, потом увидела продавца пралине, и у нее потекли слюнки. Она обожала это лакомство. Подозвав к себе негра-продавца, Сильвия сняла перчатки и, выбрав самую большую конфету, отправилась дальше, не обращая внимания на окружающих. — Это что за явление? — прогремел у нее над ухом пьяный голос. Сильвия спокойно посмотрела на высокого широкоплечего мужчину. — Ты очень сладкая девочка! — Он протянул к ней руки, чтобы схватить ее. Сильвия отскочила в сторону, но в этот момент двое других мужчин преградили ей путь. Покачиваясь на нетвердых ногах, они обступили ее со всех сторон. — Иди сюда, — поманил ее один из них, обнажив в ухмылке прокуренные зубы. — Убирайтесь вон! — Сильвия гордо вздернула подбородок. — Сколько ты хочешь? — спросил высокий головорез. — Идем в гостиницу и возьмем номер. — Он схватил ее за руку. Недоеденное пралине упало на землю. Внезапно догадавшись об их намерениях, Сильвия закричала и начала отбиваться. Но незнакомец схватил ее за тонкую талию, сжал грязными пальцами ее подбородок и потянулся к ее губам. — Милочка, ты самая хорошенькая из всех, кого я когда-либо видел. Когда с делом будет покончено, я куплю тебе целую коробку сладостей. А сейчас идем. Сильвия брыкалась и кричала, умоляя прохожих освободить ее из рук этих негодяев. Но те лишь ухмылялись и проходили мимо. Сильвия почувствовала, как огромный мужчина засунул ее под мышку, словно она была мешком с мукой, и куда-то поволок. В этот момент подкатила черная блестящая карета, и из нее выпрыгнул высокий джентльмен в вечернем костюме. Четыре больших шага, и его кулак врезался в красное лицо здоровяка. Тот от изумления выпустил свою пленницу. Вскрикнув от боли, гигант пошатнулся и получил мощный апперкот в нижнюю челюсть. — Беги! — крикнул ее спаситель, и его кулак снова врезался в окровавленное лицо мужчины. — Беги, девочка! — приказал он, прежде чем двое других пьяниц набросились на него. Словно в столбняке, Сильвия наблюдала, как два головореза скрутили незнакомцу руки, а третий нанес ему в живот несколько сокрушительных ударов. Он застонал, но сумел вырваться и вцепился в горло коротышке, державшему его. Наконец тот не выдержал боли и отпустил ее спасителя. И тут началось настоящее побоище. Сильвия, не долго думая, ввязалась в драку, раздавая удары направо и налево, но вдруг увидела, как один из нападавших выхватил нож, и громко закричала. Длинное сверкающее лезвие угодило молодому человеку в бровь, и тотчас хлынула кровь, заливая лицо незнакомца. Каким-то чудом ему удалось выбить нож из рук атакующего, и он упал на землю. Сильвия, не медля ни секунды, схватила нож и, улучив момент, кинула своему спасителю. Улыбаясь, молодой человек наставил нож на троицу, подняв другую руку в приглашающем жесте. — Подходите, — сказал он. — Кто первый? Один шаг — и я перережу ему горло, — предупредил он, не сводя глаз с нападавших. Троица в страхе переглянулась. А Сильвия смотрела только на своего спасителя. На его улыбающемся лице были написаны бесстрашие и уверенность в себе. Она даже не заметила, когда головорезы, испугавшись, убежали, как побитые собаки. Незнакомец стоял, широко расставив ноги, губы его кривила ленивая ухмылка, черные глаза на загорелом лице горели азартом. Его смокинг был распахнут, белая кружевная рубашка порвана, обнажая загорелую грудь, поросшую черными кудрявыми волосами. Рана на лбу продолжала кровоточить, нижняя губа была рассечена. Брезгливым жестом он швырнул нож в реку и, вынув из кармана белоснежный носовой платок, приложил его к ране. Сильвия внезапно обрела дар речи: — Большое спасибо, что пришли мне на помощь. — Она благодарно посмотрела на него. — Не знаю, что бы случилось со мной, если бы вы не оказались здесь. Вы Хилтон Кортин? — Это все, что от меня осталось, — усмехнулся он. Продолжая прижимать платок к ране, он взял Сильвию за локоть и повел к ожидавшей его карете. Усевшись напротив него, она взяла у него платок и заботливо приложила к ране. — Ужасно болит? — спросила она. — Как вы думаете, шрам останется? Не поспешить ли нам к доктору? — В этом нет необходимости. Я уверен, что выживу. — Он взял у нее платок и приложил к рассеченной губе. — А вы Сильвия Фэрмонт? — Да, но откуда вы знаете? — Мы встречались в «Ривербенде». Вы показывали мне вашу секретную церковь. Разве мог я забыть такое? — Я удивлена, что вы узнали меня, — сказала Сильвия, глядя ему в глаза. — Ведь тогда я была ребенком. — Разумеется, сейчас вы совсем взрослая молодая леди. — Он широко улыбнулся. — Именно так, — подтвердила Сильвия, скромно опустив ресницы, а поэтому и не заметила веселых огоньков, вспыхнувших в его глазах. Для Хилтона Кортина она была все той же маленькой девочкой, которую он встретил в «Ривербенде». Правда, она подросла за те два года, что они не виделись, но оставалась все тем же милым ребенком, и очень хорошеньким. Ему захотелось отчитать ее за то, что она одна расхаживает по городу, но он решил не делать этого. Он не несет за нее никакой ответственности. — Куда вас отвезти, мисс Фэрмонт? — вежливо осведомился он. — Я приехала в гости к Делонам. Они живут в Парковом квартале… — Доктор Николас Делон? — Да. Вы их знаете? — Я знаком с доктором и его женой. Хилтон хлопнул кучера по плечу, и карета тронулась. Он устало откинулся на сиденье, даже не попытавшись стянуть на груди разорванную рубашку. Сильвия сидела напротив, украдкой бросая на него взгляды. Он был необыкновенно красив. Его глаза с густыми ресницами придавали ему мечтательное выражение, а полные губы так и хотелось поцеловать. Он был окутан атмосферой опасности и таинственности, и Сильвия невольно стала вспоминать все те ужасные вещи, которые подруга рассказала ей об этом человеке. А Хилтону неожиданно захотелось узнать побольше о его маленькой приятельнице, и, улыбнувшись, он спросил: — Насколько я понимаю, вы со своими родителями сейчас живете в моем родном Мобиле? Вам нравится этот город? — Он дружелюбно посмотрел на нее. Но это было совсем не то выражение, которое ей хотелось увидеть в его глазах. — Он отвратительный, — ответила Сильвия, трагически закатив глаза. — Я нахожу Мобил ужасным. — Мне жаль это слышать. Я надеялся… — В Мобиле нет джентльменов, которые бы волновали, мистер Кортин. Вот почему я приехала в Новый Орлеан. Хилтон с интересом вгляделся в ее свежее хорошенькое личико. — Вот как? И вы нашли кого-нибудь подходящего здесь? — Нашла — ответила она со вздохом и села рядом с ним — Здесь есть вы. — Опустив ресницы, она добавила: — Вы провели ночь вне дома, не так ли? Вы любите приключения, мистер Кортин? В тесной карете повисла напряженная тишина. Сильвия затаила дыхание. Она смотрела ему прямо в глаза, и ее нижняя губа слегка дрожала. Тишина продолжала оставаться напряженной, и Сильвия почувствовала, как ее схватывает незнакомое ей ранее возбуждение. Взгляд черных глаз Хилтона медленно скользнул по ее рту, и она инстинктивно облизнула губы. Он улыбнулся ей ленивой улыбкой, которая сулила наслаждение. Не спуская с ее лица горячего взгляда, он потянулся и одним движением задернул красные бархатные шторки на окнах кареты. — Торопишься стать взрослой? — спросил он, ухмыльнувшись. Она не успела ничего ответить. Обняв Сильвию за талию, он крепко прижал ее к себе. — Еще до того как мы доедем до места назначения, моя дорогая, ты можешь стать женщиной. Ты хочешь этого? Его губы были рядом с ее губами. Черные глаза горели опасным огнем. Она слышала, как бьется его сердце. Ее очень влекло к нему, и в то же время она была сильно напугана. Когда он дотронулся до ее щеки, сердце Сильвии остановилось. Внезапно улыбка исчезла с его лица, и он склонился к ее губам. Нервы у Сильвии сдали, и в последний момент она отвернула голову. Запечатлев поцелуй на ее нежной шее, он заговорил хриплым голосом: — Скажи мне, милая… Это то, чего ты хочешь? Ты хочешь, чтобы я сделал тебя женщиной? Мы ведь здесь одни… — Его загорелая рука скользнула под ее юбку, но Сильвия изо всех сил оттолкнула его от себя. — Нет! — закричала она. — Отпустите меня немедленно… — Ты уверена, что не хочешь, чтобы я… — Нет! — снова крикнула она в панике. — Не говори так, не делай этого! Пожалуйста. Хилтон медленно отстранился от нее. Она смотрела на него круглыми от страха глазами. — Вам сегодня повезло дважды, — сердито сказал Хилтон. — И хватит испытывать судьбу. Вы имеете хоть малейшее представление, что эти трое собирались с вами сделать? — Сильвия промолчала. — Скажите мне ради всего святого, что вы делали здесь одна? — Я хотела посмотреть на пароходы… — ответила Сильвия дрожащим голосом. — Вы видели сотни таких пароходов! Маленькие девочки не должны одни ходить на причал, вы меня слышите? Вы знаете, что эти мужчины хотели от вас? Сильвия, закусив губу, молча кивнула. — Прекрасно! Значит, знаете. Вам повезло, что я вовремя подоспел. И что же вы сделали? Вы тут же забыли об опасности, вскочили ко мне в карету и сразу же принялись со мной флиртовать. — Ничего подобного я не делала! — стала защищаться Сильвия. — Я просто… — Вы хотели узнать, правда ли то, что обо мне говорят… — Нет… Я… Я просто хотела, чтобы вы… — Что я? — спросил он, не спуская с нее черных сердитых глаз. — Я думала, что, возможно, вам захочется… поцеловать меня. Хилтон расхохотался. — Поцеловать вас? Мне следовало бы вас отшлепать! Каких бы ужасных вещей вам ни наговорили обо мне, мисс Фэрмонт, знайте — я не имею дела с девственницами! Сильвия чуть не сгорела от стыда, но сдаваться не собиралась. — Позвольте мне сказать вам, мистер Кортин, что я считаю вас грубым и самонадеянным человеком. Вряд ли я отдам вам свою девственность! — Гордо вздернув подбородок, она отвернулась от него. Хилтон, ухмыляясь, раздвинул шторки на окнах кареты, и Сильвия, увидев знакомые места, поняла, что они приближаются к дому Делонов. Забыв про свою гордость, Она дотронулась до руки Хилтона. — Пожалуйста, мистер Кортин, — сказала она сладким голоском, — попросите вашего кучера остановиться здесь. Дело в том, что я… — Вы не должны были выходить из дома и не хотите, чтобы кто-нибудь обнаружил ваше отсутствие, — закончил он с таким выражением знания на красивом лице, что Сильвии захотелось его ударить, но она лишь смущенно кивнула в ответ. Хилтон постучал кучеру, и карета остановилась. Он вышел первым и протянул Сильвии руку. Но она, сделав вид, что не заметила протянутой руки, направилась к дому. Пройдя несколько ярдов, она обернулась. Хилтон, прислонившись к карете, задумчиво смотрел на нее. — Вы… вы говорили, что знакомы с Делонами. — Он кивнул. — Вы ведь не выдадите меня? — спросила она со смиренным видом. Хилтон отчетливо вспомнил, как однажды в «Ривербенде» двенадцатилетняя девочка сказала ему те же самые слова. С тех пор она нисколько не изменилась. Правда, она подросла, но ее нельзя было пока назвать женщиной. Долговязая и нескладная, она для мужчины, смотревшего на нее, вся состояла из одних только ног и рук. Он не видел ни округлившихся бедер, ни грудей. Он видел в ней только ребенка. — Никогда, моя дорогая, — улыбнулся Хилтон. Сильвия облегченно вздохнула и побежала к дому, ее длинные волосы развевались за ее спиной. И сразу улыбка исчезла с ее лица. Ей не понравился этот самоуверенный мистер Кортин. Он вовсе не красивый. В нем нет никакого очарования. Мистер Хилтон Кортин может убираться ко всем чертям! Хилтон сел в карету. На сиденье лежала маленькая бежевая перчатка. Он хотел окликнуть Сильвию, но, передумав, спрятал перчатку в карман и, откинувшись на спинку сиденья, моментально заснул. Глава 7 — О, Сил, я умру от зависти! — воскликнула Розали, когда Сильвия рассказала подруге о встрече с Хилтоном Кортином. — Он действительно пытался поцеловать тебя? Сильвия кивнула, расплывшись в довольной улыбке. — Само собой разумеется, я не разрешила ему. — Сильвия не испытывала никаких угрызений совести. Если бы она в последний момент не отвернулась, то неизвестно, что могло бы случиться. — Он был очень недоволен, когда я дала ему отпор. Розали, глаза которой округлились от любопытства, пылко воскликнула: — Могу себе представить, каково ему было! Никакая другая женщина не посмела бы его отвергнуть. А я бы с удовольствием позволила ему поцеловать меня. Не знаю ничего более романтичного, чем получить свой первый поцелуй от такого мужчины, как Хилтон Кортин. Но может, у меня еще будет такая возможность, кто знает… Сильвия почувствовала укол ревности. Мысль о том, Что Розали целует этот самоуверенный, опытный Хилтон Кортин, расстроила ее. — Розали, не будь дурочкой! Мистер Кортин посчитает, что ты слишком молода для него. — А как же ты? Мы с тобой одного возраста, и он хотел… — Не могли бы мы сменить тему, Розали? — Сильвия нарочито зевнула, прикрыв рот рукой. — Я действительно не нахожу этот разговор интересным. * * * Сильвия провела в Новом Орлеане все долгое душное лето, и, однако, подругам этого времени оказалось недостаточно. Девочки со слезами на глазах обнимали друг друга на пристани под сентябрьским моросящим дождем. — У меня такое впечатление, что ты только что приехала. — Розали заплакала. — У меня тоже, — ответила Сильвия, держа в одной руке зонтик, а другой обнимая подругу за талию. — Я чудесно провела время, Рози. — И я. — Розали попыталась улыбнуться. — Ты приедешь к нам на Рождество? — Обещаю, Сил. Я приеду, если… ох нет, нет… — Ее слабый голос заглушил гудок парохода. — Пора. — Николас Делон тронул Сильвию за плечо. — Сил. — Рози. Они продолжали обниматься, пока доктор не сказал: — Розали, дорогая, Сильвии пора подняться на борт парохода. Он взял Сильвию за локоть и повел к трапу, а Розали рыдала, уткнувшись в плечо матери. Вскоре доктор вернулся, и они долго еще стояли на пристани, глядя, как пароход исчезает вдали. Держась за перила, Сильвия отчаянно махала рукой, пока все трое не скрылись из виду. Делила пыталась утешить ее: — Не плачь, милая. Вы скоро снова увидитесь. Рождество не за горами, ты же знаешь. Сильвия так никогда больше не увиделась с Розали. Еще до того, как «Маджестик» бросил якорь в Мобиле, по городу разнесся слух, что в Новом Орлеане вспыхнула эпидемия желтой лихорадки. Она быстро охватила весь город, и одной из первых ее жертв стала Розали. Доктор Николас Делон послал коротенькое письмо Фэрмонтам. Серина Фэрмонт прочитала это письмо мужу и дочери: Мои дорогие друзья! С прискорбием сообщаю вам, что наша прекрасная Розали скончалась. Эта ужасная желтая лихорадка забрала ее от нас ночью. Ребенок еще не оправился от предыдущей болезни, поэтому у нее не было шансов. Мать Розали обезумела от горя, и я тоже. Я решил отправить Надин в ее родную Францию. Я останусь здесь, пока не минует кризис. Если выживу, уеду к жене в Париж. Мы не можем оставаться в Новом Орлеане без нашей дорогой Розали. Убитый горем Николас Делон. Сильвию потрясла эта трагедия… Она горько рыдала в объятиях отца. Она оплакивала не только свою дорогую подругу… А вдруг Хилтон Кортин тоже умер от лихорадки? * * * Был канун Рождества. Время радости и хорошего настроения. Горячего сидра и жареных каштанов. Приемов и церковных служб. Время визитов и подарков. Сильвия лежала на широкой кровати, и слезы текли по ее щекам. Дверь тихо открылась, и в комнату вошла Серина. Подойдя к дочери, она протянула к ней руки. Сильвия бросилась в ее объятия и дрожащим голосом сказала: — Мама, я… я… — Думала о Розали, — закончила за нее Серина. — Я знаю, дорогая. — Мама, я больше никогда не полюблю ни одну подругу так, как любила Розали! — Да, дорогая, не полюбишь. — Серина откинула волосы с лица девочки. — И ты никогда не забудешь ее. Но Розали ушла и уже не вернется. А ты должна научиться жить без нее. — Я… я знаю, — рыдала Сильвия. — Я… я… Мама, как ты догадалась, что я думаю о Рози? — Сейчас она была бы здесь. — Серина поцеловала дочь в мокрую от слез щеку. — Я ничего не забыла. Хочешь, я останусь с тобой, пока ты не заснешь? — Конечно, мама. Откинув одеяло, Серина легла рядом с Сильвией. — На следующее Рождество тебе будет лучше. Гораздо лучше. * * * Вытянув длинные ноги к теплу камина, Хилтон Кортин просматривал почту. Близился рассвет рождественского утра. Он сонно зевнул и, вскрыв ножом первый конверт, сразу узнал аккуратный четкий почерк Роберта Ли. Роберт посылал ему рождественские поздравления из форта Монро в Виргинии, где он занимал должность младшего инженера в строительных войсках армии Соединенных Штатов. Роберт и его жена Мэри надеялись, что он навестит их, и что ему хорошо и счастливо живется в Нью-Йорке. Хилтон улыбнулся и вскрыл второе письмо. Размашистый почерк принадлежал Джефферсону Дэвису. Дэвис, все еще состоявший на военной службе, писал из Арканзаса. Он мало распространялся о своих обязанностях, зато красочно описывал хорошенькую молодую леди, с которой недавно познакомился. Это была Сара Тейлор, дочь полковника Захарии Тейлора, командующего фортом Кроуфорд. Последнее письмо было от Криса Кемпбелла. Он писал, что ему нравится жить в Техасе, он еще никогда не был так счастлив и собирается остаться в Сан-Антонио навсегда. Он приглашал Хилтона при первой возможности приехать погостить у него. Сложив письмо, Хилтон бросил его на стол. Первые розовые лучи зимнего солнца робко осветили его просторный номер в нью-йоркском отеле. Этот год оказался весьма удачным для него. Инвестиции в железную дорогу и банковское дело приносили хороший доход. Собственность, приобретенная им в Новом Орлеане, вне всякого сомнения, лет через десять удвоится в цене. Ужасная желтая лихорадка пощадила его. Он провел осень в Нью-Йорке, занимаясь бизнесом и не отказывая себе в удовольствиях. К тому же познакомился там с необычайно красивой женщиной, Дельфиной де Карондель, которая настаивала, чтобы он перебрался к ней в Париж. Хилтон Кортин не завидовал ни одному из своих друзей, приславших ему поздравления с Рождеством. Он жил жизнью, которую выбрал сам, и одиночество ничуть не тяготило его. * * * Прошел год. И снова наступило Рождество. Хорошенькое личико Сильвии пылало от возбуждения. Одевшись потеплее, она с нетерпением ждала появления ряженых, чтобы отправиться с ними по домам исполнять рождественские гимны. Она сбежала по лестнице и остановилась в дверях гостиной. Под большой веткой омелы стояли ее мать и Эдвин Фэрмонт и целовались. — Простите! Я не ожидала… Хочу сказать, что я не знала… — смущенно забормотала Сильвия. Серина Фэрмонт, продолжая обнимать мужа, посмотрела на дочь и широко улыбнулась: — Входи, дорогая. Дай нам посмотреть на тебя. — Ты самая хорошенькая юная леди в Мобиле, — с гордостью заявил Эдвин Фэрмонт. — Меня это пугает. — Почему, папочка? — спросила Сильвия, подбегая к нему. — Очень скоро какой-нибудь молодой человек уведет тебя от нас, — ответил отец, обнимая ее. — Твой папа прав, Сильвия. Ты такая хорошенькая! Кстати, ты уверена, что оделась достаточно тепло? — Да-да, — нетерпеливо ответила Сильвия. — Мои друзья будут здесь с минуты на минуту. Сколько сейчас времени? Эдвин Фэрмонт вынул из кармана золотые часы и объявил, что уже шесть часов вечера. И в эту самую минуту перед домом остановилась карета, и юные веселые голоса возвестили, что ряженые прибыли. — Они уже здесь, они здесь! — закричала Сильвия, бросаясь в коридор и срывая с вешалки меховую накидку с капюшоном. — Не волнуйтесь. В десять я буду дома, — бросила она через плечо и выбежала в холодную декабрьскую ночь. На сбруях лошадей позвякивали колокольчики, и радостные голоса друзей приветствовали ее появление. Карета тронулась, и чистый голос Сильвии влился в хор молодых голосов, исполнявших рождественские гимны. — Стоило ли нам ее отпускать, Эдвин? — спросила Серина, когда дверь за дочерью закрылась и они вошли в теплую комнату. — Да, дорогая. Они будут просто разъезжать по домам и петь гимны. Девочка получит от этого удовольствие. Серина улыбнулась: — Ты прав, Эдвин. В прошлом году у нее было ужасное Рождество. Пусть она будет счастлива сейчас. * * * Резиденция известного в Мобиле купца, расположенная на Саванна-стрит, была последним домом, который посетили ряженые. Величественный особняк сверкал огнями — рождественский праздник был в самом разгаре. Сильвия и ее друзья остановились на лужайке перед домом и запели. Тяжелая парадная дверь открылась, и на холодную галерею вышли несколько джентльменов, а леди, предпочитая остаться в тепле, собрались у высоких окон, чтобы послушать певцов. Вслед за мужчинами на галерею вышел молодой человек, и у Сильвии замерло сердце. Он прислонился к белой колонне и небрежно скрестил ноги. Его светлые волосы в лунном свете отливали серебром, классически правильные черты лица скрывались в тени. Он был высоким и стройным, желтовато-коричневые узкие брюки обтягивали мускулистые ноги и прикрывали туфли с квадратными носами. Сильвия вдруг обнаружила, что не спускает с него глаз, и смущенно опустила голову. Ее голос уже не был таким сильным, как раньше, и она начала путаться в словах, заметив, что незнакомый юноша тоже смотрит на нее. Когда закончился последний гимн, с галереи раздались аплодисменты, и певцов пригласили в дом погреться. Сильвия скосила глаза в сторону светловолосого молодого человека. Он не аплодировал. Стоя в той же ленивой позе, он, не отрываясь, смотрел на нее. Друзья Сильвии поспешили в дом, а она не могла сдвинуться с места, чувствуя себя последней дурой. Молодой человек оторвался от колонны и стал спускаться по лестнице. Сильвия поняла, что он направляется к ней, и гордо вскинула дрожащий подбородок. Незнакомец остановился и внимательно оглядел ее. Затем, добродушно улыбаясь, откинул с ее лица тяжелый капюшон. — Так гораздо лучше, — произнес он довольным тоном и, взяв ее за руку, повел в дом. — Я Рэндольф Бакстер, — представился он. Сняв с нее накидку, Рэндольф повел смущенную Сильвию в столовую, где на столах уже были расставлены закуски, а на отдельном столике стояла большая серебряная чаша с горячим пуншем. — А кто вы? — улыбаясь, спросил он, протягивая ей стакан с пуншем. — Кроме того, что вы самая очаровательная девушка в Алабаме? Польщенная, Сильвия покраснела. — Я Сильвия Фэрмонт, мистер Бакстер, — потупившись, ответила она. — Можете звать меня просто Рэндольф, Сильвия. Надеюсь, мы будем друзьями. — Его глаза цвета морской волны весело блестели на чисто выбритом загорелом лице. Сильвия потягивала горячий напиток, а мистер Бакстер рассказывал ей о своей семье, недавно переехавшей в Мобил. Его отец купил здесь плантацию «Дубовая роща», расположенную к западу от города. Сам Рэндольф учится на последнем курсе Миссисипского университета и приехал в Мобил на рождественские каникулы. Сильвия была так увлечена беседой с Рэндольфом Бакстером, что не заметила, как на нее бросает недовольные взгляды молодая женщина с ярко-рыжими волосами. Джинджер Томпсон — чувственная, самолюбивая и испорченная особа — стояла в дверях, кипя от негодования. В свои семнадцать Джинджер была окружена толпой воздыхателей, но они ей уже успели наскучить. Она пришла на этот рождественский прием с друзьями и встретила здесь красавца Рэндольфа Бакстера. Он сразу ей понравился, и она решила включить его в число своих поклонников. А этой длинной, нескладной девице Фэрмонт она не позволит встать у нее на пути. — Так вот вы где! — раздался недовольный голос Джинджер, и Сильвия повернула голову. — Здравствуйте, мисс Томпсон. — Сильвия улыбнулась рыжеволосой. Та посмотрела на нее как на пустое место и игриво похлопала Рэндольфа по плечу: — Я обещала вам прогулку под луной. — Она похотливо улыбнулась, и ее высокая роскошная грудь чуть не выскочила из тесного лифа платья. Сильвия покраснела, увидев, как зеленые глаза Бакстера жадно разглядывают нежные холмики грудей. Он расплылся в улыбке, и Сильвия поняла, что он совершенно забыл про нее. — На улице прохладно, мисс Томпсон, как вы считаете? — спросил Рэндольф, переводя взгляд на хорошенькое личико Джинджер. — Я не дам тебе замерзнуть, — нагло заявила Джинджер, и Сильвии захотелось умереть. — Прошу вас извинить меня… — Сильвия поднялась. — Извиняем, — небрежно бросила Джинджер, даже не взглянув на Сильвию. — Подожди. — Рэндольф Бакстер взял Сильвию за руку. — Найди нашу одежду, а я присоединюсь к тебе через десять минут, — обратился он к Джинджер. Девица бросила торжествующий взгляд на Сильвию и выплыла из комнаты. Шум в коридоре спас Сильвию. Ряженые собирались уходить. — Я должна идти, мистер Бакстер, — слабым голосом сказала Сильвия, желая, чтобы он не стоял так близко, чтобы он отпустил ее локоть, чтобы не ходил на прогулку по залитому лунным светом саду вместе с этой противной девицей Джинджер Томпсон. Они стояли в широком коридоре, глядя друг на друга, среди громких голосов и смеха — это ряженые благодарили хозяина, разбирая свою одежду. Но Сильвия ничего не слышала. Она смотрела в зеленые глаза Бакстера и слушала только его. — Вы позволите мне навестить вас, мисс Фэрмонт? Ее юное сердце забилось так сильно, что она с трудом могла дышать. — Да, да, — быстро согласилась она, боясь показаться застенчивой или кокеткой. — Когда? Рэндольф Бакстер усмехнулся. — Завтра в два, — ответил он, помогая ей одеться. * * * Сильвия быстро вошла в дом, где ее с нетерпением ждали родители. Она на одном дыхании рассказала им о чудесном вечере, в конце заявив, что мистер Бакстер намерен завтра ее навестить. — Ну, разве это не замечательно? — спросила она, сияя от счастья, и, поцеловав отца с матерью, выпорхнула из комнаты, не дав возможности ошеломленным родителям хоть как-то отреагировать на это сообщение. — Делила! Делила! — Она ворвалась в спальню и обняла сонную служанку. — Я познакомилась с самым очаровательным мужчиной на свете! Высвободившись из крепких объятий юной леди, Делила начала расстегивать ей платье. — Ты слишком молода, чтобы встречаться с мужчиной, — ответила служанка. — Он высокий блондин с зелеными глазами, прямым носом и… — Успокойся. У тебя еще будет много мальчиков, а сейчас ты должна вести себя как подобает леди. Леди не возбуждаются от таких вещей. Сильвия выскользнула из шерстяного платья и счастливо вздохнула. — Кто тебе такое сказал? Каждая девушка в Мобиле не возбудится от внимания мистера Рэндольфа Бакстера! Он из тех Бакстеров, что на Миссисипи, если хочешь знать. Джинджер Томпсон… — Джинджер Томпсон просто гулящая девка, вот что я тебе скажу! Я видела, как она строит глазки всем джентльменам без разбору! И не только вечером, но даже и днем! — Ты сплетница, Делила Фэрмонт! Я не хочу говорить о Джинджер Томпсон. Я хочу говорить о Рэндольфе Бакстере. — Вздохнув, Сильвия подняла вверх руки, чтобы Делила надела на нее ночную рубашку. — Милая, ты можешь рассказывать мне все что угодно об этом мистере Бакстере, но вне дома ты должна вести себя как настоящая леди. А леди не ведут себя как дуры, когда видят молодых людей. — Ты как всегда права, Делила. Я никому ни слова не скажу о нем, но знаешь… — Сильвия взобралась на высокую мягкую постель, — он та-а-акой красивый! Глава 8 Рэндольф Бакстер приехал в дом Фэрмонтов за три минуты до назначенного времени. Старый дворецкий Делсон провел его в гостиную, где вместе со своими родителями его ждала сгорающая от нетерпения Сильвия Фэрмонт. Рэндольф, войдя в гостиную, сразу направился к хозяину дома. Эдвин Фэрмонт протянул ему руку: — Добро пожаловать в наш дом, мистер Бакстер. — Рад познакомиться с вами, — ответил Рэндольф, пожимая руку главы семьи. — Моя жена, миссис Фэрмонт. — Эдвин указал на сидевшую на софе Серину. Мистер Бакстер поцеловал ей руку. — Полагаю, с моей дочерью Сильвией вы уже знакомы? Взгляд зеленых глаз Рэндольфа устремился на Сильвию. — Я познакомился с вашей красавицей дочерью вчера вечером, — скромно заметил мистер Бакстер. Он не стал целовать Сильвии руку, а только слегка склонил голову. — Пожалуйста, садитесь, мистер Бакстер, — сказал Эдвин, указывая на стул с золоченой спинкой. — Спасибо, сэр, — поклонился Рэндольф Бакстер. — Если вы не возражаете, и если не возражает Сильвия, я бы сел рядом с ней на диван. Расправив стрелки на элегантных брюках, он поместился возле Сильвии и, раскинув руки по резной спинке обитого парчой дивана, начал рассказывать присутствующим о своей учебе в Миссисипском университете, о намерении поселиться в Мобиле, о «Дубовой роще» и о желании отца приобрести побольше плодородной земли в окрестностях Мобила. Он очень уважительно отнесся к Эдвину Фэрмонту, был почтителен с Сериной Фэрмонт и откровенно флиртовал с Сильвией. К тому времени, когда в гостиную неслышно вошел Делсон, держа в руках поднос с кофе и пирожными, Фэрмонты и их гость были чрезвычайно довольны друг другом. Особенно Сильвия. Наконец Бакстер поднялся и объявил, что ему пора уходить. — Так скоро? — разочарованно спросила Сильвия. Рэндольф улыбнулся. — Я бы хотел проводить с вами каждую минуту, — галантно ответил он, — но боюсь, что в таком случае быстро вам надоем. — Он посмотрел на старших Фэрмонтов и улыбнулся. — Глупости, — заверил его Эдвин Фэрмонт. — Мы будем рады видеть вас в нашем доме. — Это действительно так, мистер Бакстер, — подтвердила Серина, вставая. — Приходите еще. — Вы очень любезны, миссис Фэрмонт и мистер Фэрмонт. Я обязательно приду снова. — Он посмотрел на просиявшую Сильвию, взял ее руку и добавил: — Позвольте Сильвии проводить меня до двери. А с вами я прощаюсь. Как только они с Сильвией остались одни, он приложил ее руку к своей груди и тихо произнес: — Ваши родители пригласили меня заходить снова. А что скажете вы? Вы бы этого хотели? — Очень, — чистосердечно призналась Сильвия и почувствовала, как сильно забилось ее сердце, когда он сжал ей руку и легким поцелуем дотронулся до лба. * * * Молодой Бакстер приходил в дом к Фэрмонтам каждый день на протяжении всех длинных каникул. Эдвин и Серина одобряли эти визиты. Его репутация была незапятнанной. Они слышали, что семейство Бакстеров было одним из самых богатых и уважаемых в их родном штате Миссисипи. Однажды в январе Рэндольф привез своих родителей в дом Фэрмонтов, и обе семейные пары сразу понравились друг другу. Они были так поглощены беседой, что не обратили внимания на Рэндольфа, когда тот небрежно бросил: — Сильвия обещала поиграть для меня на пианино. — И он быстро вывел Сильвию из комнаты. Родители не заметили их исчезновения. — Рэндольф Бакстер, — засмеялась Сильвия, — я никогда не говорила вам, что умею играть на пианино! — Разве? — Ну, если только чуть-чуть. — Сильвия пожала худенькими плечиками. — Этого вполне достаточно, — ответил он, входя вместе с ней в музыкальную комнату. Она села за пианино и не успела и глазом моргнуть, как он оказался на скамеечке рядом с ней. Нервничая, Сильвия ударила негнущимися пальцами по клавишам, пытаясь извлечь из них музыку, а он склонился к ней и положил руку ей на плечо. Сильвия перестала играть. — Продолжайте, — шепнул он, — иначе они заинтересуются, чем мы здесь занимаемся. — Сильвия взяла несколько нот. — Знаете, чего я хочу? — спросил он. — Догадываюсь, — ответила Сильвия, не отрывая взгляда от клавиш. — Тогда посмотрите на меня, Сильвия. Сильвия повернула голову и чуть не столкнулась с ним носом. — Я хочу поцеловать вас. Сильвия промолчала, продолжая играть. Его золотистая голова склонилась к ней, а его пальцы легли на ее шею. Его губы коснулись ее губ. Поцелуй был теплым, нежным и приятным. Она снова перестала играть. — Играйте, Сильвия, — напомнил он. — Вы будете писать мне, когда я вернусь в университет? — О да, — заверила она его. — Каждый день. — Вы ведь не допустите, чтобы другой парень украл ваше сердце, пока меня не будет? — Нет, — пообещала она и быстро добавила: — И вы тоже не должны допускать этого. — Это будет зависеть от вас, Сильвия, — сказал Рэндольф и снова поцеловал ее. Этот день был самым замечательным в жизни Сильвии: ее поцеловал самый красивый мужчина на свете и попросил ее писать ему письма. Он даже заставил Сильвию пообещать, что никто не украдет ее сердце, пока его не будет рядом с ней. Сильвия была счастлива. * * * В «Дубовой роще» Рэндольф Бакстер высадил своих родителей из кареты и отправился к дому мисс Джинджер Томпсон. Не успела карета остановиться перед невзрачным домом, как парадная дверь распахнулась, и из нее высунулась рыжеволосая голова Джинджер. Мисс Томпсон спустилась по лестнице и подошла к карете. Рэндольф распахнул дверцу. — Ты опоздал, Рэндольф Бакстер! — раздраженно проворчала она. — Разве? — Да, опоздал, и я не потерплю… — Потерпишь, — ухмыльнулся Рэндольф, заключая ее в объятия. Его губы прижались к ее губам и запечатлели на них жаркий поцелуй, а руки, забравшись под накидку, гладили пышную грудь. — Рэнди, — простонала она, сгорая от страсти. * * * Рэндольф Бакстер вернулся в университет, и Сильвия ужасно скучала по нему. Она, как и обещала, писала ему письма и с нетерпением ждала ответа. Когда, наконец, от него пришло коротенькое письмецо, она готова была прыгать от радости. Сильвия перечитывала его снова и снова, пока не зачитала до дыр. Он умолял ее не отдавать свое сердце другому и вспоминал поцелуи в музыкальной комнате. Знает ли она, как это для него важно? Знает ли она, какие сладкие у нее губы? Сильвия хранила письмо под матрасом. Ей не хотелось, чтобы Делила нашла его и устроила ей головомойку. Делиле не нравился Рэндольф Бакстер, Сильвия была в этом уверена. Но она не знала, в чем причина такого отношения Делилы к Рэндольфу. После первого коротенького письма Рэндольф стал писать ей регулярно. Сильвия жадно читала его послания и немедленно садилась писать ответ. За день до своего приезда он прислал ей короткую записку. Помеченная пятым июня, она гласила: Заверяю тебя, что непременно вернусь в Мобил к твоему шестнадцатилетию. Рэндольф. Когда на следующий день она спускалась по лестнице, раздался стук в дверь. — Я сама открою! — крикнула она Делсону и бросилась к двери. На пороге стоял улыбающийся Рэндольф Бакстер. — Рэндольф! — восторженно закричала Сильвия, хватаясь руками за щеки. — Я ведь говорил тебе, что обязательно вернусь к твоему дню рождения. — Он шагнул к ней и быстро огляделся по сторонам. — А где все? — Папа в офисе. Мама уехала с визитами, — ответила Сильвия, не спуская с него глаз. — Хорошо, — быстро сказал Рэндольф Бакстер и, заключив девушку в объятия, прижался к ее губам. Поцелуй продолжался до тех пор, пока разъяренная Делила не спустилась вниз, на ходу демонстративно кашляя. Рэндольф поднял голову, но продолжал держать Сильвию в объятиях. Привыкшая всегда высказывать свое мнение, Делила не смогла сдержаться и на сей раз. Подбоченившись, она возмущенно заявила: — Джентльмены никогда не пользуются тем, что родителей молодой леди нет дома, а молодая леди не позволяет джентльменам целовать себя в самый разгар дня, особенно когда ей нет еще шестнадцати. Сильвия обернулась и, вздернув подбородок, положила руки Рэндольфа себе на талию, прижав их сверху своими. — А уважающая себя служанка не рыскает по дому и не подглядывает. — Она рассмеялась и добавила: — Шестнадцать мне исполнится завтра, и я не видела Рэндольфа с самого Рождества. — Она положила голову ему на плечо. — Делила, тебе пора смириться с тем фактом, что я уже взрослая. Делила фыркнула, угрожающе сверкнув черными глазами, и демонстративно проплыла мимо обнимающейся парочки в гостиную. Там она села в кресло, сложила на животе руки, поджала губы, показывая всем своим видом, что не сдвинется с места, пока непрошеный визитер будет оставаться в доме. — Она невыносима, — прошептала Сильвия. Рэндольф улыбнулся: — Я завоюю ее доверие, вот увидишь. * * * Рэндольф явился на следующий день, чтобы принять участие в праздновании шестнадцатилетия Сильвии. Он принес ей в подарок зеркало в золотой оправе с длинной позолоченной ручкой. Сильвия завизжала от восторга и поднесла зеркало к лицу. А когда отец разрешил Рэндольфу повезти ее на прогулку в карете, она была вне себя от счастья. Ее родители стояли на залитой солнцем галерее и наблюдали за красивой парой. — Кажется, он хороший мальчик, — улыбнулась Серина. — Прекрасная семья, прекрасный мальчик, — охотно согласился Эдвин. Делила, скрестив на груди руки, стояла на верхней галерее, наблюдая, как ее воспитанница садится в элегантную карету. Она не улыбалась. Несмотря на жаркое июньское солнце, по спине у нее пробегал неприятный холодок. Она пыталась уговорить себя, что Рэндольф хороший парень, но у нее это не получалось. * * * — Так как, Джас? Ты поедешь со мной в Техас? Джаспер, достававший из ящика комода стопку чистых рубашек, повернулся к Хилтону и проворчал: — Я еще не встречал человека, подобного вам! Что с вами случилось? Собираетесь всю жизнь бродяжничать, как бездомный нищий? Хилтон, зажав в пальцах тонкую сигару, затянулся, выпустил дым и посмотрел на слугу. — А я разве не такой? — спросил он, улыбнувшись, и снова зажал сигару в зубах. — В этом вы сами виноваты. Но вы принадлежите к одной из самых известных семей Юга. Еще ваш прапрапрадедушка был первым… — Пощади, Джас! — Хилтон налил себе вторую чашку черного кофе. — Так ты едешь в Техас или нет? Ты не обязан подчиняться мне. — Я определенно не хочу ехать в Техас. Они там все необразованные. Кто-нибудь из этих дикарей снимет с меня скальп. — Положив в саквояж рубашки Хилтона, он прикрыл руками седеющую голову. — Тогда решено, — рассмеялся Хилтон. — Ты поедешь в Мобил. Хилтон раскрыл утреннюю газету. — Уж лучше в Мобил, — ответил довольный Джаспер и снова вернулся к своим обязанностям. Он вынул из ящика еще одну стопку рубашек, и из нее что-то выпало на ковер. Это была маленькая бежевая перчатка. Джаспер поднял ее, подошел к корзине для бумаг и, брезгливо бросив туда свою находку, отряхнул руки. Не отрывая глаз от газеты, Хилтон спросил: — Что ты выбросил в корзину, Джас? — Ничего особенного. Женскую перчатку. Леди всегда забывают в вашей комнате предметы своего туалета. Лично я не могу назвать их «леди». Хилтон бросил газету на стол и поднялся. — Вынь ее. — Что? — Перчатку. Вынь ее из корзины! — Зачем? Что в ней такого? Обычная перчатка… — Принеси ее мне. — Тон Хилтона не предвещал ничего хорошего. Слуга быстро достал из корзины перчатку и протянул ее хозяину. — Никогда не выбрасывай эту перчатку. Ты меня понял? — Понял, но почему? Я даже не знаю, кому она принадлежит. — Никому! — отрезал Хилтон. Хилтон Кортин остановил гнедого жеребца. Прищурившись на ярком солнце, он увидел вдали строения маленького мексиканского городка Сан-Антонио-де-Бехар. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он посадил своего слугу на пароход до Мобила, а сам сел на другой — до Галвестона. Долгое путешествие через залив доставило ему удовольствие. Несколько бизнесменов плыли в порт Техас, и, после того, как все перезнакомились, они проводили долгие часы за карточным столом, играя в покер. Хилтон въехал в Сан-Антонио-де-Бехар и улыбнулся при виде ярко одетых мексиканцев, столпившихся на главной площади. Коричневые большеглазые дети что-то кричали ему вслед. Мужчины в сомбреро дремали у стен одноэтажных домов с плоскими крышами, расположенных по обеим сторонам узких улочек. В ближайшем салуне кто-то играл на гитаре. Дверь салуна распахнулась, и на пороге показался высокий блондин. Это был Крис Кемпбелл. — Ах ты, сукин сын! — Весело закричал Крис, стаскивая Хилтона с коня. Двое мужчин стояли посреди пыльной мексиканской улицы и обнимались, а мексиканцы смотрели на них, смеялись и, казалось, были счастливы. — Пойдем, выпьем, — предложил Крис. — Согласен. — Хилтон поскреб черную бороду, покрытую дорожной пылью. — Господи, я едва узнал тебя, Хилл! Ты весь оброс и стал таким же безобразным, как я. — Крис расхохотался и похлопал друга по спине. — Представляю, какой от меня запашок. — Хилтон дотронулся до пропитанной потом рубахи. * * * Вечером Хилтон, приняв ванну и побрившись, сидел за длинным обеденным столом в доме Кемпбелла. Построенный отцом Криса и его старшим братом Джонасом из крепкого дерева и покрытый штукатуркой, дом располагался посредине обширной равнины, за которую их отец заплатил смехотворную сумму в тридцать долларов. Хилтон, потягивая виски, поглядывал на братьев. — Такое впечатление, — начал он, поднимая стакан, — что братьям Кемпбеллам жизнь на границе пришлась по вкусу. Джонас Кемпбелл вытер рот ладонью и покачал головой: — Не все так просто, Хилтон. — Он потянулся за бутылкой. — Вот уже год как мы ведем войну с мексиканцами, Хилл, — сказал Крис. Хилтон переводил удивленный взгляд с одного брата на другого. — Я думал, мексиканцы ваши друзья… — Они отменили рабство. Отец и Джонас остались с плантациями хлопка и кукурузы, не имея для их уборки рабочей силы, — сердито проговорил Крис. — В прошлом году, — добавил Джонас, — Стивен Остин, один из первых поселенцев, приехал в Мехико, чтобы потребовать восстановления наших прав и свобод. — Джонас положил большие натруженные руки на стол. — Знаешь, что они сделали с ним? Засадили в тюрьму. Он и сейчас там сидит. — Вы обращались в правительство за поддержкой? — спросил Хилтон. Джонас фыркнул, а Крис, разлив по стаканам виски, сказал: — Хилл, прости нас. Ты только сегодня приехал в Техас, и мы сразу свалили на тебя наши проблемы. Расскажи лучше, что происходит в Новом Орлеане. — Мне ничего об этом не известно. — Хилтон усмехнулся. — Я провел целый год в Париже. Джонас ушел спать, а Хилтон и Крис проговорили почти всю ночь, вспоминая разбросанных по стране друзей, делясь надеждами, планами и еще одной бутылкой виски. Когда, наконец, бутылка опустела, Крис поднялся из-за стола. — Ты устал, Хилл. Продолжим наш разговор завтра. Хилтон, зевая, кивнул. Прощаясь в темном коридоре, они пожали друг другу руки. — Рад снова видеть тебя, Крис. — Спокойной ночи, дружище. У нас впереди целое лето. Хилтон наслаждался своим пребыванием в Техасе. Эта земля была спокойной, гостеприимной, и здесь никто никуда не спешил. Американцы, как и мексиканцы, устраивали себе сиесту в самое жаркое время дня. Когда солнце начинало понемногу терять свою силу, Хилтон и Крис, взяв с собой сыновей Джонаса, уходили на речку, чтобы освежиться в чистой прозрачной воде. Мальчики резвились от души, а мужчины улыбались хорошеньким темнокожим женщинам, стиравшим в реке белье. Дни сливались в недели, и Хилтон Кортин, загоревший до черноты под жгучим мексиканским солнцем, скоро стал весьма популярен в Сан-Антонио. Как-то вечером Крис сказал ему, что ждет к ужину гостя. — Джим Боуи человек необузданный, — говорил Крис. — Он вырос на твоей земле, в стране сахарного тростника. Он клянется, что катался на аллигаторе, и я ни капли в этом не сомневаюсь. Он участвовал в пограничных стычках с индейцами и нажил себе огромное состояние, торгуя рабами вместе с известным пиратом Жаном Лаффитом. Вскоре к друзьям присоединился Джонас. — Джим Боуи приехал сюда в 1828 году, — сказал он. — Принял католичество, стал мексиканским гражданином, женился на Марии Урсуле де Вераменди, которой как раз исполнилось восемнадцать, и это была самая прелестная девушка в Сан-Антонио, не говоря уже о том, что и самая богатая. У Джима с Урсулой родилось двое детей. Джил находился в Миссисипи, когда началась эпидемия холеры. Урсула и дети умерли. С тех пор Джим живет один в большом пустом доме на Соледад-стрит… Не успел Джонас договорить, как появился Джим Боуи. Он понравился Хилтону с первого взгляда. Высокий, крепкий, с песочного цвета волосами, Джим был спокойным, уравновешенным и говорил мягким, почти ласковым голосом. Однако под его невозмутимой внешностью угадывался твердый, бескомпромиссный характер. Когда разговор коснулся мексиканского диктатора Санта-Аны [2] , глаза Боуи сверкнули опасным огнем. — Он снова открыл таможню в Анауаке. Он облагает пошлиной товары и собирается ввести войска в Техас, — возмущенно рассказывал Джим. — Я слышал, он приказал арестовать Билла Трэвиса, — сердито сказал Крис. Боуи кивнул и посмотрел на Хилтона. — Мистер Кортин, согласно мексиканской конституции 1824 года, нам, техасцам, было гарантировано самоуправление. Наша единственная цель — обеспечить себе спокойную жизнь без всякого вмешательства со стороны. Неделю спустя братья Кемпбелл, Хилтон и Джим Боуи присутствовали на собрании в Бразориа. Стивен Остин, только что выпущенный из тюрьмы, поднялся и попросил тишины. Речь его сводилась к тому, что Санта-Ана отменяет гражданские права. — Предлагаю созвать конференцию, — так закончил свое выступление Остин. — Он призывает создать временное правительство, — шепнул Крис Кемпбелл. После собрания мужчины собрались в салуне и проговорили до рассвета. Война с Мексикой казалась неизбежной. Техасцы восстанут против Санта-Аны. Хилтон Кортин равнодушно слушал пламенные речи техасцев. Их борьба его не касалась. Однако неделей позже, когда он начал готовиться к отъезду, его внезапно осенило: он окажет им финансовую помощь. Эти техасцы были сильными и храбрыми парнями, но у них не хватит оружия, чтобы противостоять мощной армии врага. Крис Кемпбелл лишился дара речи, когда Хилтон рассказал ему о своем плане, добавив, что он достаточно богат, чтобы помочь друзьям. Его феноменальные успехи за карточным столом принесли ему кучу денег. Он вложил эти деньги в собственность, после продажи которой сможет вооружить техасские войска. — Зачем тебе это надо? — спросил Крис. — Я делаю это для тебя, дружище. — Клянусь, Хилл, ты получишь свои деньги обратно, — растроганно ответил Крис Кемпбелл. — Меня это мало беспокоит. — Я знаю, но, тем не менее, я рассчитаюсь с тобой за каждую купленную пулю. Обещаю тебе! Глава 9 Жаркое мобилское лето сменилось изумительно красивой осенью, а высокая худенькая девочка превратилась в молодую женщину с прелестной фигурой. Сильвия Фэрмонт достигла роста в пять футов и семь дюймов. Ее груди и бедра приобрели мягкие соблазнительные очертания, и все мужчины оборачивались ей вслед, а их сердца начинали биться сильнее, когда она проходила мимо. Копна темно-каштановых кудрей обрамляла ее личико с золотистой кожей, огромными серыми глазами, вздернутым носиком и пухлыми губками. Сильвия становилась потрясающей красавицей и быстро осознала это. Ее природное очарование и дружелюбие делали ее еще привлекательнее, и к тому времени, как первая листва пожухла и стала падать с деревьев, Рэндольф Бакстер был уже не единственным джентльменом, добивавшимся ее взаимности. Но Рэндольф хотел заполучить Сильвию Фэрмонт и знал, что получит ее. Понимая, что Сильвия еще очень молода, и только приобретает первый опыт в обольщении мужчин, Рэндольф не давил на нее, а терпеливо стоял в сторонке, позволяя другим мужчинам ухаживать за ней. Соперничество его не волновало. Он был уверен, что завоюет ее, и, кроме того, у него была возможность приятно проводить время в ожидании, когда Сильвия станет взрослой. * * * Хилтон Кортин сидел в офисе своего поверенного в Новом Орлеане. Маленький человечек снял с носа очки, потер переносицу и авторитетно заявил: — Да, сынок, ты дурак! Губы Хилтона скривились в ухмылке. — Дейв, дружище, я никогда и не претендовал на другое. Дэвид Гарфилд посмотрел на молодого человека. — Черт возьми, Хилтон, здесь нет ничего смешного! Ты собираешься отдать все свое состояние кучке поселенцев в Техасе… — Дейв, я здесь не для того, чтобы мне читали нотации. Я хочу, чтобы ты ликвидировал мою собственность. — Он поднялся со стула и подошел к окну. — У меня всего несколько близких друзей. — Он повернулся к поверенному. — Мой лучший друг живет в Техасе. Он нуждается в помощи. Все очень просто. — Совсем не просто, Хилтон. Ты очень богатый человек… — Мне нужны наличные. Я хочу купить оружие для техасских повстанцев. — Но… но, Хилтон, — поверенный стал заикаться, его лицо покраснело, — неужели ты не понимаешь, что можешь потерять все до единого цента? Хилтон вернулся к стулу и сел. — Крис пришлет мне расписку. — Расписку? Тьфу! Какой от нее прок? А что, если твой друг потеряет… — Не потеряет, — прервал его Хилтон. — Обрати все в деньги. Парням нужно оружие, и они нуждаются в нем сейчас. Дэвид Гарфилд тяжело вздохнул и, водрузив на нос очки, кивнул: — Как скажешь. Но, Хилтон, ты уверен, что не пожалеешь, что перестал быть богатым человеком? — Если такое случится, я заработаю новое состояние. — Полагаю, игрой в карты? — А как же еще? — Хилтон, бывает, люди проигрывают. — Это их проблемы. * * * Двумя неделями позже Хилтон стоял в порту. Рабы, обливаясь потом под лучами горячего осеннего солнца, грузили пушки и бочонки с черным порохом на небольшую шхуну, которую Кортин специально купил для этой цели. К закату солнца все закупленное оружие будет на пути в Галвестон. Покидая причал, Хилтон радовался от души. Известие о революции достигло Нового Орлеана к концу октября. Очевидцы рассказывали о перестрелке в Гонсалесе, о захвате Голиада. Ходили слухи, что маленькая, одетая в лохмотья армия техасцев продвинулась до Гонсалеса и выгнал из Техаса мексиканского генерала Коса. * * * Ночь двадцатого октября в Мобиле была холодной и звездной. У здания местной управы собрались толпы народа, требуя признать независимость Техаса. Был создан комитет по организации помощи повстанцам и принято решение послать копию протокола заседания в Техас. Для этой цели выбрали одного из самых уважаемых людей города — Джеймса Батлера Бонэма, который согласился быть курьером. Бонэм горячо высказался в защиту повстанцев и заверил комитет, что не подведет его. — Он такой смелый, — шепнула Рэндольфу Сильвия, когда Бонэм сошел с трибуны. — А знаешь, Сильвия, я и сам подумываю поехать в Техас. — Рэндольф! — воскликнула Сильвия, и в ее серых глазах появился страх. — Ты не можешь, просто не можешь! — Ну, не знаю. Поговорим об этом позже. — Он отвернулся, чтобы послушать очередного оратора. После собрания Рэндольф и Сильвия с родителями вернулись в дом Фэрмонтов. Рэндольф терпеливо ждал, когда Эдвин начнет зевать, и, наконец, Серина сказала: — Пора спать. — Она выразительно посмотрела на Рэндольфа. — Уже поздно. Рэндольф поднялся. — Да, миссис Фэрмонт. Конечно, мне пора уходить, но я хотел бы провести с Сильвией несколько минут наедине. — Он посмотрел на свою подругу, сидевшую на диване. — Нам надо кое-что обсудить. Сильвия побледнела. Она знала, что он собирается сказать ей: он уезжает в Техас, чтобы сражаться вместе с повстанцами, и она никогда его больше не увидит. — Хорошо. — Серина кивнула своему зевающему мужу. — Идем, Эдвин. Рэндольф хочет поговорить с Сильвией. — Десять минут, молодой человек, — предупредил Эдвин. — Затем она должна лечь спать. Как только старшие Фэрмонты начали подниматься по лестнице, Рэндольф в мгновение ока оказался рядом с Сильвией. — Сильвия, я о Техасе… — О, пожалуйста, пожалуйста! — воскликнула она и, обняв его за шею, взмолилась: — Не уезжай! Я не вынесу, если ты уедешь. — Она спрятала лицо у него на груди. Рэндольф притянул ее к себе. — Ну, ну, я ведь уеду не навсегда. Кроме того, у тебя достаточно кавалеров и без меня. — Рэндольф, мне нужен только ты, и больше никто. — Она прильнула к нему всем телом. — Если это правда, Сильвия, тогда перестань встречаться с другими. — О да, да! Рэндольф поцеловал ее в висок. — Сильвия, — сказал он тихим нежным голосом, — я тебя люблю. Когда-нибудь я женюсь на тебе. — Ты любишь меня? — спросила Сильвия, глядя на него широко распахнутыми глазами. — Да, дорогая, люблю. — Он улыбнулся и поцеловал ее вздернутый песик. — А ты любишь меня, Сильвия? Она смотрела на него, не зная, что ответить. Он склонился к ней и нежно поцеловал. — Я люблю тебя, Рэндольф. Люблю. — И я тебя люблю. Очень сильно. — Когда мы поженимся? — Сильвия рассмеялась радостным смехом и запустила пальцы в его светлые волосы. Он поцеловал ее ладонь. — Придется немного повременить. Подождем, когда тебе исполнится восемнадцать. С позволения твоих родителей весной мы обручимся. — Это чудесно, но… — Что, дорогая? — Ты должен пообещать мне больше никогда не встречаться с Джинджер Томпсон. — Откуда тебе известно?.. — Делила сказала мне, что ты встречаешься с ней. Ты не должен этого делать. Если, конечно, любишь меня. — Я даже в мыслях ни с кем не буду встречаться, кроме моей дорогой Сильвии. — Тогда пообещай мне еще одну вещь. Ты должен поклясться, что и думать не будешь о том, чтобы поехать в Техас. Рэндольф рассмеялся и заключил Сильвию в объятия. — Если ты этого не хочешь, я не поеду в Техас. Счастливая Сильвия крепко поцеловала его в губы. * * * Родители Сильвии были вне себя от радости — Рэндольф Бакстер будет идеальным зятем. Он богат, аристократичен, интеллигентен, уважаем, трудолюбив и, что совершенно очевидно, любит их красавицу дочь. У Эдвина Фэрмонта состоялся разговор с Рэндольфом. Он кашлял, мялся, мычал и, наконец, высказал то, что было у него на уме: — Рэндольф, вы чудесный мальчик и уважаете Сильвию, но я… я… Рэндольф пришел ему на помощь: — Мистер Фэрмонт, я знаю, что вас беспокоит, но вы не должны волноваться. Сильвия очень юная и невинная. Я не воспользуюсь ее невинностью. Вы можете на меня положиться. Я джентльмен, мистер Фэрмонт. Я знаю, как надо обращаться с молодой леди. Эдвин Фэрмонт, покраснев до корней своих редких седеющих волос, пробормотал: — Спасибо, сынок. Надеюсь, ты не думаешь, что я перешел всякие границы, но… — Вовсе нет, — ответил Рэндольф. — Я нисколько не виню вас, сэр. Сильвия настолько прекрасная девушка, что мне трудно… Я буду вести себя сдержанно. * * * Неделю спустя после собрания в защиту Техаса Рэндольф сопровождал Сильвию и ее родителей в Шекспировский театр Мобила. Это был восхитительный вечер, и после окончания спектакля люди стали собирать деньги в поддержку техасцев. Зрители в дорогих нарядах бросали чеки в шелковую шляпу, и очень скоро в ней набралось полторы тысячи долларов. Сильвия крепко держала за руку своего ненаглядного красавца жениха и радовалась тому, что он не уехал в Техас. Проводив Фэрмонтов домой, Рэндольф быстро распрощался с ними и поцеловал Сильвию в пылающую щеку. Как во сне она поднялась к себе в спальню. — Делила, — сказала она служанке, — это был восхитительный, незабываемый вечер! Рэндольф сказал, что я уже взрослая и красивая, и что он никогда не расстанется со мной. Делила повернула Сильвию к себе спиной и начала расстегивать пуговки, которые шли от воротника до талии. — Пуфф, — сердито выдохнула она. — Тогда где же он сейчас? — Он уже дома или на пути домой. — Если он в тебя влюблен, почему же он так торопился ехать домой? Сильвия нахмурилась. * * * Рэндольф Бакстер не поехал домой. Его путь лежал к маленькому домику Джинджер Томпсон. Когда карета подъехала к дому, Джинджер выскочила на улицу и быстро забралась в нее. Она залезла под меховую полость и прижалась к Бакстеру. Карета попетляла по улицам города и вскоре остановилась на отвесном берегу реки Мобил, залитом лунным светом. Кучер, подняв воротник теплого пальто, терпеливо ждал дальнейших инструкций. — Джинджер, я не могу с тобой больше встречаться. — Рэндольф посмотрел ей прямо в глаза. — Ты этого не сделаешь, Рэнди! Ты не можешь так сделать. — Сделаю. Я просил Сильвию Фэрмонт выйти за меня замуж. — Когда? — Через пару лет, но… — До свадьбы еще далеко, — облегченно вздохнула Джинджер. — Целых два года. Вот когда женишься, тогда мы и перестанем встречаться. — Нет, я не могу себе это позволить. — Не можешь? — прошептала она и притянула к себе его голову. Она целовала его, а рука ее в это время расстегивала пуговицы на его брюках. Она медленно просунула внутрь пальцы и начала гладить его твердеющую плоть. Когда он потянулся к ней, она быстро отстранилась. — Хочешь меня, дорогой? — промурлыкала Джинджер. Рэндольф стиснул зубы. — Нет, нет, не хочу, — простонал он. В тесной карете раздался ее нежный смех. Джинджер сорвала с плеч длинную шерстяную накидку. Рэндольф Бакстер тяжело сглотнул: на ней была только тонкая шелковая рубашка, одна бретелька сползла с белого плеча, ноги бесстыдно белели в темноте. — Боже, Джинджер, что ты… Она засмеялась и спустила рубашку до талии. Смеясь, она откинула голову назад, вытащила из волос шпильки, и дивные локоны каскадом рассыпались по спине. Она посмотрела в глаза тяжело дышащему Рэндольфу и томно прошептала: — Погладь меня, дорогой. Поцелуй меня. Рэндольф заключил ее в объятия. Его рот, горячий и жадный, приник к ее рту в страстном поцелуе. Затем его губы спустились к пышной груди, которую он так обожал. Джинджер изгибалась под его поцелуями и шептала: — Да, дорогой, да. Его рука нашла ее руку и положила на пульсирующую плоть. Она стала ласкать ее и сжимать, пока он не содрогнулся, выпуская семя. Он смущенно посмотрел на нее, а она в ответ улыбнулась и прошептала: — Все хорошо, мой дорогой, все хорошо. * * * Странный сон приснился Сильвии, и она, проснувшись среди ночи, села на кровати. Ей снилось, что она в свадебном платье, держа под руку отца, идет по церковному проходу. Рэндольф ждет ее у алтаря. Его руки протянуты к ней. Внезапно ее ноги наливаются свинцом, и она с трудом передвигает их. Она прилагает невероятные усилия, чтобы сделать хоть шаг вперед, но проход становится все длиннее и длиннее. Она устала, так устала! Ей никогда не дойти до алтаря. Никогда… Рука Рэндольфа тянется к ней, и она должна дойти до него, обязательно должна. Она медленно продвигается вперед, ее тяжелые ноги скользят по полу. Она решила во что бы то ни стало дойти по Рэндольфа. Вот, наконец, она на расстоянии вытянутой руки от него. С радостным криком она хватается за его пальцы. Сильная мужская рука сжимает ее руку и тащит вперед. Сильвия поднимает глаза. Мужчина не Рэндольф. Он ей совершенно не знаком. Рэндольф исчез, и она закричала от ужаса. Сильвия в промокшей от пота ночной рубашке и с бешено бьющимся сердцем отбрасывает одеяло, вскакивает с постели и бросается к окну. Она оглядывает пустынную улицу — и вздрагивает. Прямо под ее окном, прислонившись к фонарному столбу, стоит высокий худой мужчина. Его шляпа надвинута на глаза, воротник пальто поднят от ветра. В правой руке он держит эбеновую трость, ее золотой набалдашник поблескивает в тусклом свете фонаря. Глава 10 Рваные ярко-красные облака плыли по вечернему небу. Холодный воздух щипал щеки. Зима не хотела сдаваться, и из последних сил цеплялась за землю. В середине марта город Мобил все еще дрожал от холода. Близился закат, и температура воздуха стремительно падала. Предстояла еще одна длинная холодная ночь. Темноволосый молодой человек осторожно вышел из наемной кареты, остановившейся перед маленьким аккуратным домиком на Макгрегор-авеню. Седовласая леди отодвинула тяжелую штору и выглянула на улицу. Радостная улыбка появилась на ее тонких бледных губах, а в темных глазах заплясали веселые чертики. Отойдя от окна, она подхватила тяжелые юбки и поспешила в холл. Оттолкнув дворецкого, Белл Кортин сама распахнула тяжелую парадную дверь. — Хилтон! — радостно воскликнула она. С растрепанными черными волосами, с лицом, заросшим черной бородой, Хилтон ворвался в дом вместе с потоком холодного воздуха. Поцеловав старческое напудренное личико, он ласково спросил: — Может ли сбившийся с пути внук найти на один вечер приют в этом доме? Вглядываясь с любовью в его лицо, Белл Кортин, улыбаясь, ответила: — Ты как раз вовремя! Я должна посетить одно очень важное мероприятие, и ты будешь меня сопровождать. Хилтон, взяв бабушку за руку, повел ее в библиотеку. — Дорогая, это невозможно. Дело в том, что я… — Ты провел всю ночь и весь день в прокуренных игорных домах? — Она выдернула свою руку и подтолкнула его к камину. — Как ты проницательна, любовь моя, — ответил, улыбаясь, Хилтон. — Не дерзите, молодой человек. Я этого не выношу. Хилтон протянул к огню замерзшие руки. — Ты слушаешь меня, Хилтон Дэниел Кортин? Хилтон усмехнулся. Бабушка всегда называла его полным именем, когда была недовольна. Он повернулся к ней. — Да, дорогая, слушаю. Что мне нужно сделать, чтобы завоевать твое расположение? Скажи мне, и все будет исполнено. — Он склонился в галантном поклоне. — Вот так-то лучше. — Белл Кортин поправила пучок седых волос на маленькой голове. — Сегодня вечером ты будешь сопровождать меня на бал. Хилтон застонал, но обидеть любимую бабушку отказом он не мог. — Буду ждать с нетерпением. — Он подошел к мраморному столику, взял хрустальный графин и плеснул в стакан коньяка. — Надеюсь, ты дашь мне пару часиков, чтобы помыться с дороги и отдохнуть. — Он залпом осушил содержимое стакана. Белл посмотрела на часы, висевшие над камином. — Осталось меньше трех часов, а мне еще надо поделиться с тобой последними сплетнями. — Она лукаво улыбнулась. — Боже праведный, — устало протянул Хилтон, направляясь к двери. Белл Кортин последовала за ним. — Но, дорогой, ты ведь ничего не знаешь… — Белл Кортин, если уж ты решила подвергнуть меня очередному испытанию, то хотя бы избавь от рассказов о городских новостях. Хилтон с упреком посмотрел на нее. Она любила сплетни, а он их терпеть не мог. Белл Кортин раздражало, что ее красивого внука совсем не интересует, чем живет общество. Иногда дело даже доходило до скандала, но он только качал головой и укоряюще смотрел на нее. — Хилтон, дорогой, я просто хотела рассказать тебе о… Он поднял руку, останавливая ее. — Вечером я буду сопровождать тебя, а сейчас дай мне поспать. Надеюсь, ты сможешь продержаться хотя бы пару часиков? — Он погладил ее по седой голове. Маленькая хрупкая женщина отбросила его руку. — Полагаю, что смогу. Я только это и делаю вот уже двадцать лет! Хоть раз кто-нибудь вспомнил обо мне? Я ведь все время одна.. Хилтон поднимался по лестнице, никак не реагируя на ее слова. Он слышал это десятки раз. Он любил эту маленькую седую женщину, и она знала это. Белл Кортин улыбалась — она была в восторге оттого, что ее обожаемый внук будет сопровождать ее на этот важный вечер. * * * Эдвин Фэрмонт ждал в своем адвокатском офисе, расположенном на втором этаже дома по Ройал-стрит. В тот момент, когда он вынимал из кармана жилета золотые часы, на лестнице послышались уверенные шаги. Эдвин поднялся с кресла и встал около своего письменного стола. Дверь открылась, и в офис вошел Хайд Рэнкин, одетый во все черное и с неизменной тросточкой с золотым набалдашником в виде головы Горгоны в руке. Его мордочка хорька расплылась в дьявольской улыбке. — Надеюсь, я не заставил вас ждать, — сказал он, снимая черную фетровую шляпу. Эдвин проигнорировал его шутовской тон, выдвинул средний ящик стола и достал из него банкнот. — Берите это и уходите. Хайд Рэнкин поднял руку. — Не торопитесь, сэр. Он сел на стул с высокой спинкой, стоявший у стола. Скрестив ноги и положив шляпу на колено, Рэнкин погладил золотой набалдашник своей трости. Страх сковал сердце Эдвина Фэрмонта, но он старался не показывать этого. — В чем дело? Что вы еще хотите? — Ничего особенного. Просто пришел к вам с визитом на несколько минут. — Берите деньги и убирайтесь! — Эдвин швырнул банкнот на стол, но Рэнкин даже не пошевелился, чтобы взять его. — Насколько мне известно, ваша очаровательная дочка встречается с этим парнем Бакстером. — Круглое лицо Эдвина Фэрмонта побледнело. Дьявольская улыбка Хайда Рэнкина стала еще шире. — Друзья сказали мне, что эта красивая парочка собирается пожениться. Вы и ваша жена, должно быть, довольны. Бакстеры… Ведь в них течет голубая кровь, не так ли, Фэрмонт? — Скажите, ради Бога, чего вы хотите? — Того же самого, что и вы: счастья вашей дочери. Ненавидя себя за то, что приходится унижаться перед этим чудовищем, Эдвин Фэрмонт взмолился: — Пожалуйста… Прошу вас, Рэнкин… — Бог здесь ни при чем. — Рэнкин поднялся и, сделав несколько шагов по офису, повернулся к Эдвину: — Счастье вашей дочери в моих руках. Разве не так? — Назовите вашу цену, — сказал Фэрмонт сквозь стиснутые зубы. — Два таких банкнота, Фэрмонт. — Рэнкин вернулся к столу. — Вы можете потерять вдвое больше. Ваша дочь влюбилась в аристократа. Как вы думаете, что скажут Бакстеры, если узнают, что… — Хорошо, — сдался Эдвин Фэрмонт. Пять минут спустя Хайд Рэнкин с довольным видом вышел из офиса. Свернув за угол, Рэнкин увидел маленькое кафе и зашел туда, чтобы отпраздновать победу. Выбрав столик у стены, он положил на него шляпу и тросточку и, лениво потягивая джин, равнодушно оглядывал тускло освещенное помещение. Было занято всего два-три столика, и у длинной полированной стойки бара стояли несколько джентльменов. Внимание Рэнкина привлек столик, за которым сидели смеющиеся молодые люди. Двое уже встали, собираясь уходить. Третий, красивый блондин, сидел за столиком, качая головой в ответ на приглашение присоединиться к компании приятелей. Как только друзья ушли, он, вздохнув, внимательно оглядел зал. Взгляд молодого человека столкнулся со взглядом Хайда Рэнкина, и лицо его расплылось в широкой дружеской улыбке. Пульс Рэнкина учащенно забился. Допив джин, он поднялся и направился к столику блондина. — Я Хайд Рэнкин, — представился он. — Разрешите купить вам выпить, мистер… — Филипп Лоусон. — Голубые глаза с интересом смотрели на Рэнкина. — Присаживайтесь. Глубоко вздохнув, Хайд Рэнкин щелкнул пальцами и сел за столик напротив молодого человека. Часом позже Хайд Рэнкин вышел из кареты у своего дома на Уотер-стрит. С ним был и Филипп Лоусон. * * * Эдвин Фэрмонт снял меховую пелерину и устало поднялся наверх по застеленной ковром лестнице. Тихонько постучав в дверь спальни, он заставил себя улыбнуться, когда нежный голос жены разрешил ему войти. — Дорогая, — сказал он, подходя к кровати, на которой лежала Серина, — как ты себя чувствуешь? — Немного лучше. — Она взяла мужа за руку, и он сел на кровать рядом с ней. — Через пару дней я встану. — У тебя уже появился легкий румянец. — Он поцеловал руку жене. — Ну, вот видишь, я ведь говорила, что у меня просто легкая простуда. Не надо волноваться. Мне только жаль, что нам придется пропустить бал в честь победы. Мы обещали Бакстерам… — Бакстеры поймут нас, Серина. Пусть тебя это не волнует. Полагаю, Сильвия уже одевается… — Она одевается уже целый час. Она так возбуждена… — Серина внимательно посмотрела на мужа. — Эдвин, что с тобой, дорогой? Ты выглядишь таким расстроенным. — Мне бы не хотелось делиться с тобой своими тревогами. Я должен щадить тебя… — Я не хочу, чтобы меня щадили. Эдвин тяжело вздохнул. Он поднялся и стал ходить вокруг кровати, сокрушенно качая головой: — Сегодня ко мне заходил Рэнкин. — Серина испуганно посмотрела на него. — Он недоволен суммой, которую запросил вначале, и потребовал ее удвоить. — Удвоить? Да как он смеет! Ты не должен… — Послушай меня, дорогая. Этот человек знает о предстоящей помолвке. Он прямо сказал мне, что если я… У меня не было выбора. Господи! Что нам теперь делать? Эдвин выглядел таким несчастным, что у Серины заболело сердце. — Эдвин, любимый, не терзай себя. — Она сжала его руку. — Дорогой, это не продлится долго. Помолвка Рэндольфа и Сильвии состоится на следующей неделе. Через год они поженятся, и тогда все образуется. — Дорогая, неужели ты действительно думаешь, что этому настанет конец? — Я прекрасно знаю, что мы испытываем финансовые затруднения и не можем жить так вечно. Но после того, как Сильвия выйдет замуж, нам не надо будет вести светскую жизнь. Мы станем отшельниками и будем жить только друг для друга. Ну, разве это не чудесно? — Дорогая, даже после того, как дети поженятся, наши беды не кончатся. — Ш-ш-ш. — Серина положила палец на губы мужа, заставляя его замолчать. — Эдвин, в своей жизни я имела все, о чем может мечтать каждая женщина. Мы будем жить экономно и, возможно, даже переедем в другой город, подальше от наших друзей. — Серина почувствовала, что не убедила мужа, и быстро добавила: — Когда Рэндольф и Сильвия поженятся, этот человек не сможет больше помешать их счастью. Рэндольф любит ее, через два года после женитьбы он будет любить ее еще сильнее, особенно если появится ребенок. Думаю, тогда его уже не будут волновать эти грязные сплетни. Давай будем верить в него. Он прекрасный мальчик, Эдвин. Ты сам говорил это много раз. — Да, говорил. — Эдвин попытался улыбнуться. — Он хороший человек. Я в этом просто уверен. Возможно, ты права. Нам бы только продержаться пару лет. — Продержимся? — Конечно. — Стараясь не поддаться соблазну рассказать своей верной жене, что они на грани разорения, Эдвин Фэрмонт постарался улыбнуться. — А теперь давай поговорим о чем-нибудь приятном. Хочешь, я пообедаю здесь с тобой? — Сочту за честь. — Серина улыбнулась и потянулась к колокольчику. * * * Наступили сумерки, когда Рэндольф Бакстер ворвался в особняк «Дубовая роща». Отец с удивлением посмотрел на сына, когда тот вошел в гостиную в теплом пальто, из-под которого виднелись красный халат и шелковая пижама. — Сын, — отец поднялся с кресла, удивленно глядя на Рэндольфа, — мне кажется, тебе пора одеваться. — Папа, я пришел сказать, что я заболел и не могу пойти с вами на бал. В это время Джоан Бакстер, мать Рэндольфа, спускалась с лестницы. Услышав, что ее единственный сын заболел, она, побледнев, бросилась к нему. — Рэнди, дорогой, что случилось? Скажи своей маме. Рэндольф, засунув руки в карманы халата, улыбнулся: — Ничего серьезного. Я подхватил насморк, и мне кажется, будет несправедливо распространять заразу. Встревоженная мать положила руку на лоб сына. — Мы все останемся дома! Иди немедленно наверх и ложись в постель. Я попрошу Винни… Стараясь сдержать раздражение, Рэндольф отстранил руку матери. — Мама, спасибо за хлопоты, но в этом нет необходимости. Мне будет вполне удобно в моем домике. Кроме того, вам надо идти. Сильвия ждет нас. Мы не можем подвести ее. — Но, но… — начала миссис Бакстер. — Мальчик прав, Джоан, — прервал ее Мартин Бакстер. — Мы должны ехать на бал. Джоан Бакстер бросила сердитый взгляд на мужа, но возражать не осмелилась. — Передайте Сильвии мои сожаления и любовь, — торопливо сказал Рэндольф. — Попросите ее не беспокоиться. Возможно, завтра мне станет лучше. — Хорошо, — согласилась Джоан Бакстер. Она с тоской смотрела, как ее сын уходит в холодную ночь. — Ты считаешь, что с ним все будет в порядке, Мартин? — спросила она мужа. — Господи, Джоан, он взрослый мужчина! От простуды еще никто не умирал. Широко улыбаясь, абсолютно здоровый Рэндольф Бакстер пересек широкий двор, пролез через живую изгородь и вышел на дорожку, ведущую к уютному домику, скрытому в гуще деревьев. Он вошел внутрь, закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Она вопросительно посмотрела на него. — Они мне поверили, — с гордостью произнес он. — Значит, мы останемся здесь на всю ночь? — Джинджер Томпсон, с распущенными по плечам рыжими волосами, предстала перед ним во всей своей красе. — Да, но это в последний раз, Джинджер. Я уже говорил тебе. — Ты ведь и сам не веришь в это, Рэнди, — сказала она, подступая к нему. — Я люблю Сильвию и собираюсь на ней жениться. Джинджер изобразила безразличие, которого на самом деле не испытывала. Смело распахнув его красный халат, она улыбнулась: — Ты любишь меня, Рэнди. Если бы не любил, ты не был бы сейчас здесь. — Ее пальцы начали расстегивать перламутровые пуговицы его пижамы. Ловким движением она сняла ее, и у Рэндольфа перехватило дыхание. — Ты ошибаешься! — резко оборвал он ее. — Я здесь потому, что ты вызываешь у меня физический голод. Сильвия слишком респектабельна, чтобы я мог вести себя с ней подобным образом. — В самом деле? — спросила она и провела кончиком языка по его губам. — В самом деле, — ответил Рэндольф сдавленным голосом, так как в это время она начала гладить его грудь, побуждая медленными чувственными прикосновениями. — Джинджер, прошу тебя… — Ложись, — приказала она. Рэндольф растянулся на полу. Она опустилась рядом с ним на колени и вновь стала гладить его. Опытные руки нежно ласкали его широкие плечи, мускулистую грудь, плоский живот, длинные ноги. Она ласкала его повсюду, кроме одного места, и он ждал этих ласк с мучительным нетерпением. Ради этого он готов был умереть зa нее. Стыдясь самого себя, он начал умолять ее об этом. И когда искушенная соблазнительница довела его до исступления, она быстро села на него верхом и наклонилась к его лицу. Он жадно целовал ее груди с затвердевшими сосками, сжимая ее округлые ягодицы, окружавшие его плоть. Когда элегантно одетые родители Рэндольфа садились и карету, отправляясь за его невестой, сам он лежал на полу, и рыжая дьяволица сидела на нем, широко расставив ноги и доставляя ему неизъяснимое наслаждение. Джинджер старалась довестись его до экстаза и одновременно внушала ему: — Ты мой, Рэндольф, только мой. Ты принадлежишь только мне. — Да, — стонал он, сотрясаясь всем телом. — Я твой, только твой! Глава 11 Сильвия Фэрмонт в отделанной кружевами ночной рубашке лежала на высокой пуховой постели, строя планы на сегодняшний вечер и предаваясь размышлениям и воспоминаниям о «Ривербенде». Сильвия не осмеливалась рассказать родителям о том, что она тоскует по «Ривербенду» и Новому Орлеану. И она никому не могла признаться, что поцелуи Рэндольфа были теплыми и приятными, но слишком уж короткими и лишенными чувства, к тому же их было не так много, как ей бы хотелось. Сильвия закрыла глаза и заскрипела зубами, когда в ее голове прозвучали язвительные слова Рэндольфа: «Сильвия, дорогая, ведь ты хорошо воспитанная молодая леди. Пожалуйста, не веди себя как обычная… как невоспитанная девчонка». Как она была оскорблена! Как смущена! А ведь всего-то она попыталась поцеловать его так, как ей хотелось, чтобы он поцеловал ее. И после этого он смерил ее таким взглядом, будто она сделала что-то непристойное. Обескураженная, она спросила: — Тебе не нравятся мои поцелуи? Ты находишь меня непривлекательной? — Дорогая, конечно, ты привлекательна. Я ведь собираюсь жениться на тебе… — Тогда я не понимаю, почему… — Сильвия, ты — леди! И должна вести себя, как подобает леди. Когда мы поженимся, все будет по-другому. Вот увидишь. — Если ты не перестанешь грезить наяву, то непременно опоздаешь. — В комнату вошла Делила, прервав размышления Сильвии. — Я думала о том, какой прекрасной была эта зима, — сказала Сильвия, вставая с постели. — Каникулы, проведенные с Рэндольфом, и как хорошо… ну, что на следующей неделе — всего через семь дней — состоится наша помолвка. — Да, деточка. Хочу надеяться, что миссис Серина поправится к тому времени. — Я тоже. А сейчас помоги мне одеться. Ты права — мне надо спешить. Рэндольф с родителями скоро за мной приедут. — Так куда вы сегодня идете? — На бал в честь победы техасцев, он состоится в отеле «Конде». — Сильвия подняла руки, чтобы Делила надела на нее сиреневое бархатное платье. * * * Сильвия была разочарована, когда Бакстеры сообщили ей, что Рэндольф болен и не сможет приехать на бал, но ее настроение быстро поднялось, когда они подъехали к старинному отелю «Конде». Перед помпезным четырехэтажным зданием стояла длинная вереница карет. Пораженная количеством приглашенных, Сильвия пришла в себя, лишь когда стала подниматься по широкой лестнице, ведущей в огромный бальный зал, расположенный на втором этаже. Здесь собралась вся элита Мобила, чтобы внести деньги на поддержку техасских повстанцев. Когда Сильвия проходила мимо респектабельного седовласого джентльмена, она услышала, как тот говорит своему собеседнику: — Только вчера заголовки газет гласили: «Техасцы осадили Сан-Антонио-де-Бехар». Шампанское лилось рекой, весело звучала музыка. Счастливые лица сияли в свете сотен свечей, ярко горевших в многочисленных канделябрах. Сильвия, улизнув от Бакстеров, взяла бокал с пуншем и присоединилась к группе молодых леди, знакомых ей еще со школы. Они были разочарованы, узнав, что с ней нет ее красивого жениха. Она объяснила им, что он и сам ужасно разочарован, но просил ее напомнить всем, что на следующей неделе состоится их помолвка. — Рэндольф сказал, что он… он… — Сильвия замолчала, почувствовав среди гостей какое-то волнение. Смех и разговоры внезапно смолкли, и по залу пробежал шумок. Подруги уже не слушали ее. Их взгляды устремились в конец зала. Сильвия медленно обернулась. У нее перехватило дыхание. Через открытую дверь она увидела высокого красивого джентльмена, склонившегося к худенькой седой женщине в меховой накидке. Сильвия сразу узнала его. Он стоял в противоположном конце зала, элегантный и очень красивый. Его фрак превосходного качества плотно облегал широкие плечи и подчеркивал тонкую талию. Вьющиеся черные волосы блестели под ярким светом свечей. — Хилтон Кортин! — выдохнула Сильвия, чувствуя, как у нее кружится голова. Он был гораздо красивее, чем она его запомнила. Сейчас она ни капли не сомневалась в правдивости слухов о его победах в любовных делах. В зале не было ни одной женщины, молодой, старой, дурнушки или хорошенькой, одинокой или замужней, которая бы не ощутила его присутствия. Леди в десятки раз опытнее и искушеннее, чем Сильвия Фэрмонт, не могли оторвать взглядов от этого пользующегося дурной славой мужчины, о шальных выходках которого говорили во всех салонах, и который к тому же прославился как потрясающий любовник. Хилтон вошел со своей бабушкой в зал, обмениваясь рукопожатиями со старыми знакомыми. Он внимательно оглядел всех присутствующих. Наконец его взгляд достиг Сильвии. Хилтон увидел потрясающе красивую молодую женщину. Она была выше своих подруг и гораздо красивее их. Он продолжал смотреть на нее, и вдруг его глаза расширились от удивления: он узнал ее. Она мило улыбнулась ему, и Хилтон непроизвольно напрягся, как зверь перед прыжком. Он медленно отвел взгляд и оговорил о чем-то с бабушкой, но все его мысли были заняты темноволосой красавицей с золотистой кожей. Сильвия уловила в его взгляде интерес к ней. Польщенная его вниманием, она почти не слышала болтовню подруг. — Этот красавчик посмотрел на тебя, Сильвия! Ты его знаешь? Он друг Рэндольфа? Ты можешь представить нас ему? — Гм-м, — промычала Сильвия. Ей очень понравилось, что он посмотрел на нее, но она тут же вспомнила, какой дурочкой он ее выставил в один прекрасный летний день в Новом Орлеане. Он сказал ей, что она ребенок, и он бы с удовольствием отшлепал ее. Сильвия улыбнулась. «Сейчас я уже не ребенок, мистер Хилтон Кортин, — мысленно сказала она ему. — Я женщина, и вы не можете отрицать этого. Еще до того как закончится этот вечер, мой любезный друг, вы попытаетесь поцеловать меня — именно так, как мне хотелось, чтобы вы поцеловали меня и тот день в Новом Орлеане. Вам до смерти захочется поцеловать меня. Я сделаю вид, что позволю вам, но в последний момент рассмеюсь вам в лицо!» — Сильвия, ответь нам! — Невысокая блондинка тронула ее за локоть. — Что? Простите, я… — Ты знаешь этого джентльмена? — Какого, Вивиан? Вивиан только вздохнула. — О Господи, — прошептала круглолицая брюнетка, — он идет к нам. Сильвия сглотнула и приказала сердцу успокоиться. Встряхнув локонами, она открыто посмотрела на мужчину, целенаправленно пробиравшегося сквозь толпу к ней. Ее пальцы сжали бокал с фруктовым пуншем. Хилтон надеялся, что, никто, включая и объект его внимания, не сможет прочитать его мысли. Эта девчонка околдовала его. Необыкновенная золотистая кожа, блестящие каштановые волосы! А какой рост! Богиня, возвышающаяся над окружавшей ее стайкой малорослых невзрачных женщин. Его взгляд пробежался по ее лицу и спустился ниже, отметив попутно изысканный цвет ее нарядного бархатного платья. Оно подчеркивало тонкую талию и полную высокую грудь. Он чуть не задохнулся от восторга. Ему нестерпимо захотелось покрыть поцелуями ее стройную лебединую шею. Их взгляды встретились. — Мисс Фэрмонт. — Мистер Кортин. — Я с трудом узнал вас, Сильвия, — сказал он с нежностью в голосе, и Сильвия почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки, когда она услышала этот приятный баритон, который так хорошо помнила. — Прошло много времени с тех пор, как мы виделись в Новом Орлеане, мистер Кортин, — пытаясь изобразить улыбку пересохшими от волнения губами, пролепетала Сильвия. — Даже слишком много, — ответил он, беря бокал из ее оцепеневших пальцев и ставя его на поднос проходившего мимо официанта. — Вы позволите? — Он кивнул в сторону танцующих. — С удовольствием. — Она протянула ему дрожащую руку. Бросив победоносный взгляд на онемевших подруг, она позволила ему увести себя. Хилтон Кортин вел ее за руку по скользкому паркету, с такой легкостью и грациозностью лавируя среди гостей, какие трудно было подозревать в этом высоком мужчине. Сильвия уже стала достаточно взрослой женщиной, чтобы распознать огонь в горящих глазах Хилтона. Вне всякого сомнения, она вызвала в нем интерес. Он больше не считал ее ребенком. Теперь все будет по-другому. Не пройдет и получаса, как он захочет ее поцеловать. Она улыбнулась ему очаровательной улыбкой и посмотрела на белый шрам, рассекавший его левую бровь. — О Господи, мистер Кортин! — воскликнула она. — Зовите меня Хилтон, дорогая. В чем дело? — Ваша бровь. Вы получили этот шрам в тот день, когда спасли меня на причале в Новом Орлеане? Облизав губы, она стала ждать от него ответа, который, ей казалось, должен был прозвучать примерно, так: «Это ваша метка на мне, мисс Фэрмонт» или: «Я боготворю этот шрам. Он напоминает мне о вас». Именно так сказал бы Рэндольф. Или Билл Грейлорд. Или Джейк Робардс. И даже Томми Мейсон, Да и еще с десяток джентльменов, которые ухаживали за ней. — У меня множество таких шрамов, — ответил Хилтон с ленивой улыбкой, играя ее изумрудным кольцом. — Это мероприятие важно для вас, потому что вы обеспокоены судьбой техасцев, мистер Кор… Хилтон? — спросила Сильвия, стараясь скрыть разочарование. — Да. — Лицо Хилтона стало серьезным: он подумал о своем друге Крисе Кемпбелле, который готов пожертвовать жизнью, лишь бы одержать победу над мексиканцами. — Я тоже хочу помочь техасцам. На лице Хилтона снова появилась улыбка. — Ваши родители здесь? — Нет. Моя мама больна… Хилтон облегченно вздохнул. Он с удовольствием смотрел на сиреневый бархат, виднеющуюся из-под платья нижнюю юбку, вдыхал аромат жасмина и наслаждался веселой девичьей болтовней. Они не замечали никого вокруг и смотрели только друг на друга. Сильвия без умолку болтала, а околдованный ею Хилтон кивал, улыбался, позволяя ее чарам прочно укрепиться в его сердце. «Я так скучаю по „Ривербенду“, что хоть плачь… Что? Нет-нет, я пока не нашла сокровища, но наступит день…» Сильвия продолжала болтать, стараясь очаровать Хилтона. И именно по этой причине она ни словом не обмолвилась о Рэндольфе Бакстере и умолчала о том, что скоро состоится ее помолвка. Хилтон говорил мало, но его горящий взгляд притягивал Сильвию, и ее бросало то в жар, то в холод. Она торжествовала победу и была абсолютно уверена в том, что после окончания танца он не выпустит ее из своих объятий. Но он всего лишь сказал: — Спасибо, Сильвия, — и повел ее к подружкам. — Я был рад снова увидеться с вами. Не успела Сильвия возразить, как этот загадочный мужчина начал протискиваться сквозь толпу, уходя от нее. Она ревниво наблюдала, как он пригласил на танец роскошную гибкую блондинку. Он низко склонился к улыбавшемуся лицу счастливой избранницы, и Сильвии Фэрмонт захотелось умереть. Вечер был в самом разгаре, но Хилтон Кортин больше не приглашал Сильвию танцевать. Однако он наблюдал за ней. Время от времени Сильвия ловила на себе его внимательный взгляд. Извинившись перед подругами, Сильвия стала пробираться сквозь толпу. Она намеренно прошла перед Хилтоном, окруженным небольшой группой мужчин. Бросив на него взгляд из-под длинных ресниц, она быстро двинулась дальше. Подойдя к высоким стеклянным дверям, она открыла их и вышла на холодный пустой балкон. Глубоко вдохнув морозный воздух, Сильвия подошла к перилам. Вцепившись в холодное железо, она смотрела на ярко освещенный город и укоряла себя за то, что не догадалась взять накидку. Холод пробрал ее до костей. А что, если он не видел, как она выходила? А если видел, но решил не следовать за ней? Что, если она простоит здесь на холоде весь оставшийся вечер? Вдруг за ее спиной открылась дверь, и она еще крепче вцепилась в железные перила, моля Бога, чтобы это был он. — Пожалуй, холодно стоять здесь без накидки, не так ли, дорогая? Сильвия вздрогнула, услышав его голос. Загорелые руки легли на перила по бокам от нее. Она почувствовала тепло, исходившее от его тела, и, к своему ужасу, обнаружила, что не может вымолвить ни слова. — Повернитесь ко мне, дорогая, — прошептал он ей на ухо. Сильвия медленно повернулась. Хилтон Кортин стоял, все так же держась за перила, и она оказалась в кольце его рук. — Вы слишком хороши, чтобы позволить вам замерзнуть. — Он улыбнулся и расстегнул фрак. — Подойдите ближе. Сильвия молча повиновалась. Прижавшись к нему, она обняла его за талию и улыбнулась, когда он прикрыл фраком ее обнаженные плечи и сомкнул руки у нее за спиной. — Все еще холодно? — прошептал он. Ее ногам было холодно, но щеки пылали. — Немного. — Она вздрогнула, когда он провел горячей рукой по ее обнаженной спине. Ей показалось, что он уже целую вечность прижимает ее к своему крепкому, сильному телу. Его сила обещала безопасность, а в темных глазах таилась угроза. Внезапно Сильвия поняла, что ее руки гладят его теплую спину, а он в это время крепко сжимает ее талию, все теснее прижимая се к себе. Он смотрел на нее не отрываясь, и Сильвия решила, что нужный момент настал: он сейчас поцелует ее. Положив руку ей на затылок, он склонился к ее лицу. Она, затаив дыхание, ждала, завороженная его горящим взглядом. — Сильвия, почему вы боитесь меня? — спросил он. — Я… я… нет, — пробормотала она, хотя боялась его так, как никогда в жизни не боялась ни одного мужчины. Она боялась его мужественности. Его дьявольского взгляда. Его необузданности. Его пыла. Его страсти. Она боялась, что не устоит перед искушением. — Вы не должны бояться, — ласково сказал он и раздвинул губами ее губы. Сильвия сразу забыла о своих планах. Мысли отвернуть голову в последний момент будто и не существовало. Остатки страха все еще бродили в ней, но сразу исчезли, когда жадный требовательный рот Хилтона Кортина завладел ее губами. Сильвию ошеломило странное, доселе незнакомое ей желание. Страсть, охватившая ее, была так сильна, что колени ее подогнулись, и она повисла на его руках. Его поцелуй действовал на нее как наркотик. Его губы были умелыми и настойчивыми. Его язык совершал странные и чудесные движения внутри ее влажного рта и не пропустил ни одной чувствительной точки в его теплой глубине. Постепенно Сильвия начала осознавать, что их горячие губы не были единственными частями их тел, вовлеченными в этот сказочный поцелуй. Опытные руки Хилтона блуждали по ее спине, талии и бедрам, и сквозь складки пышной сиреневой юбки она почувствовала его восставшую плоть. Унесенная волной эмоций, которых она никогда еще не испытывала, Сильвия вдруг поняла, что ей хотелось бы жить, чувствовать, таять в объятиях этого необыкновенного мужчины как можно дольше, может быть, даже всю жизнь. Хилтона опьянила их близость. Он с трудом сдерживал себя. Наконец он оторвался от ее губ и, уткнувшись лицом в ее роскошные кудри, прошептал: — Дорогая, давай уйдем отсюда. Я увезу тебя в такое место, где мы будем одни. Сильвия, прижавшись щекой к его груди, слушала, как сильно бьется его сердце, и смысл его слов не сразу дошел до нее. Она с трудом возвращалась к реальности, пока, наконец, не осознала, где она и с кем. Взяв Сильвию за подбородок, он посмотрел ей в глаза, но она упорно отводила взгляд. — Дорогая, — спросил Хилтон, — в чем дело? Помолчав, она сказала дрогнувшим голосом: — У меня на следующей неделе помолвка. Я люблю другого. Хилтон кивнул и отступил на шаг. — И кто же этот счастливчик? — холодно спросил он. — Рэндольф Бакстер. Из тех Бакстеров, что живут в штате Миссисипи. — Мои поздравления мистеру Бакстеру и пожелания счастья лично вам. — Спасибо. Наступила напряженная тишина, и Сильвия почувствовала, что заплачет, если он не перестанет вести себя подобным образом. Ей вдруг захотелось, чтобы он отшлепал ее, как непослушного ребенка, что он и собирался сделать когда-то в Новом Орлеане. Все, что угодно, только не это холодное презрительное молчание. — Вы находите мое поведение ужасным? — Вовсе нет, — ответил он, и его губы растянулись в улыбке. — В конце концов, вы вышли сюда, чтобы побыть одной, а я последовал за вами и воспользовался удобным моментом. — Это не совсем так. — Вы правы, Сильвия. Вы вытащили меня сюда. Но скажите мне, дорогая, зачем? Чтобы доказать, что вы можете сделать это? Вы это доказали. Я пришел. Я целовал вас. Ваш эксперимент завершен? — Это не был эксперимент. Это было… Вы заставили меня почувствовать себя дурой в тот день в Новом Орлеане, и я… — Вам захотелось отыграться? — Да. Хилтон рассмеялся, сверкнув белыми зубами. — Может, поначалу так все и было, но потом это переросло в нечто большее. Я прав? — Да… Вас шокирует мое поведение? — Дорогая, мне кажется, вы немножко похожи на меня. Стоит вам чего-то захотеть, и вы начинаете этого добиваться. Я не думаю, что это плохо. — Но я помолвлена. Я люблю Рэндольфа. — Я знаю. — Тогда как я могла… — Боюсь, моя дорогая Сильвия, что то, что произошло между нами, не имеет никакого отношения к вашему браку. — Мне ужасно стыдно. Я позволила вам думать… Хилтон улыбнулся ей своей загадочной улыбкой, от которой у нее заныло в груди. — Сильвия, вы такая… женщина, такая желанная, и вы готовы отдать всю себя. В вас столько очарования. Постарайтесь не меняться ни при каких обстоятельствах. — Как вы можете говорить так? Я опозорила себя, и вы должны меня ненавидеть. — Я никогда не смогу этого сделать, дорогая, но должен вам кое-что сказать. Если вы не хотите, чтобы о вас пошли сплетни по всему Мобилу, советую вернуться в зал. — А как же вы? Ведь о вас тоже будут сплетничать. Хилтон расхохотался. — Дорогая, я бы умер, если бы обо мне перестали говорить! А сейчас идите. — Да, сэр. — Сильвия направилась к двери, но, не дойдя до нее, остановилась. — Хилтон! — Нет, Сильвия. Я никогда никому не расскажу об этом. — Спасибо. — Но мне хочется дать вам совет, дорогая. — В голосе Хилтона звучала нежность. — Какой, Хилтон? — Всегда целуйте Рэндольфа Бакстера из тех Бакстеров, что живут в штате Миссисипи, так, как вы целовали меня, и он будет счастливейшим из мужчин. Глава 12 Сильвия охнула и убежала с балкона. Глядя ей вслед, Хилтон облегченно вздохнул. Он был рад, что она помолвлена, рад, что она выходит замуж за другого. Девушки, подобные Сильвии Фэрмонт, приносят одно беспокойство. Красивая молодая девственница, жаждущая любви, вряд ли сделает жизнь мужчины приятной. Она ему совершенно не нужна. Облокотившись о перила, Хилтон закурил сигару. Он смотрел на мерцающие огни города, но видел перед собой только красивое нежное личико, обрамленное блестящими кудрями. Он слышал милый, почти детский голосок, в порыве страсти шептавший его имя, чувствовал вкус меда на жадно тянувшихся к нему губах. Он ощущал мягкие изгибы молодого тела, которое он прижимал к себе. Хилтон покачал головой и выбросил недокуренную сигару. Да, он чертовски рад, что очаровательная Сильвия Фэрмонт ему не принадлежит. Он бы посоветовал ее жениху сыграть свадьбу как можно скорее. В ней слишком много огня и страсти, и если она будет целовать мужчин, как только что целовала его, какой-нибудь негодяй быстро затащит ее в постель. Хилтон содрогнулся. У него было отчетливое ощущение, что ночь, проведенная в постели с Сильвией, — это самая опасная вещь, которая только может случиться с мужчиной. * * * Сильвия, раскрасневшаяся от обиды и раскаяния, влетела в переполненный гостями зал и принялась озираться по сторонам в поисках Бакстеров. Заметили ли они ее исчезновение? Видел ли кто-нибудь, как она вышла на балкон? А что, если все уже знают, что она вела себя как уличная женщина? Нервно поправляя руками взъерошенные кудри, Сильвия ходила по залу в поисках своих будущих родственников, и чувство вины и отвращения к самой себе не покидало ее. Их доброта еще более усугубила ее вину. — А вот и Сильвия! — Мартин Бакстер поспешил ей навстречу. — Вы хорошо провели время? — Да, очень, — ответила Сильвия. — Где вы были, дорогая? — спросила Джоан Бакстер, ласково улыбнувшись ей. — Я была со своими подружками, — солгала она, надеясь, что молния ее не поразит. Джоан поправила локон, упавший на лицо Сильвии. — Кто этот красивый джентльмен, с которым вы танцевали? — Это Хилтон Кортин. Я знаю его еще с того времени, когда была девочкой. — Понимаю. Но нам лучше не говорить об этом Рэндольфу: он будет очень ревновать. — У Рэндольфа нет ни малейшей причины для этого. — Я просто дразню вас, Сильвия. — Джоан Бакстер рассмеялась и посмотрела на мужа. — Дорогой, почему бы тебе не потанцевать с Сильвией? — С удовольствием, — ответил Бакстер, предлагая Сильвии руку. Танцуя, Мартин Бакстер болтал не переставая, но Сильвия почти не слышала его. Она кивала, говорила «да» или «нет» в соответствующих местах, но все ее мысли были сосредоточены на холодном балконе, где всего несколько минут назад она сгорала в жарких объятиях Хилтона Кортина. —…а через год или два вы подарите мне первого внука. Ну, разве это не чудесно? — Мартин Бакстер ждал от нее ответа. — Да, — сказала Сильвия. — Чудесно. Сильвия старалась не смотреть на Хилтона Кортина, но глаза ее помимо воли следили за каждым его движением. Она сразу засекла момент его появления в зале. И когда, чуть позже, элегантный джентльмен, взойдя на трибуну, произнес короткую речь с призывом собирать деньги для техасских повстанцев, она видела, как Хилтон опустил в цилиндр всего несколько банкнотов — не больше, чем дали другие джентльмены. Сильвия была рада этому. Она сказана себе, что он не очень-то щедрый человек. Его лучший друг сражается за свободу в Техасе, но это, по всей вероятности, его мало беспокоит, раз он пожертвовал так мало денег. Теперь она уже восхищалась им меньше. Он не был настоящим джентльменом, этот Хилтон Кортин. У него нет никаких принципов, и слухи о нем абсолютно правдивы. Спасибо Господу, что она полюбила порядочного человека, а не такого бессердечного эгоиста, как он. Как только сбор денег закончился, Хилтон Кортин повел к выходу маленькую седую женщину. Они оделись и уехали. Сильвия вздохнула с облегчением, но вскоре удивилась, почему же ей стало так тоскливо и одиноко. Прошел почти час, прежде чем Мартин Бакстер сказал: — Леди, уже поздно. Не пора ли нам ехать домой? Сильвия сразу согласилась. * * * — Спокойной ночи, дорогая, — сказал Хилтон, входя с бабушкой в дом. — Спокойной ночи? — Она бросила на него сердитый взгляд. — Куда вы замыслили отправиться, молодой человек? Сейчас уже за полночь. — Мне уже есть двадцать один год, Белл. — Хилтон, ты спал всего пару часов. Тебе надо выспаться. — Я не устал. У меня бессонница. — У тебя всегда бессонница. Когда же ты найдешь хорошую девушку и остепенишься? — Увидимся завтра. — Хилтон приподнял шляпу и вернулся в карету. — Томас, вези меня в клуб «Рай» на Уотер-стрит. — О, мистер Хилтон, говорят, там очень опасно. — Я буду осторожен, Томас. Я просто сыграю несколько партий в покер. Кучер кивнул и тронул лошадей. * * * В четыре часа утра Хилтон сидел в прокуренной комнате за карточным столом, обитым зеленым сукном. Он снял фрак, развязал белый шейный платок, расстегнул рубашку и закатал рукава. В зубах он зажал сигару. Ее дым застилал ему глаза. Подбородок оброс черной щетиной. Плантатор, сидящий слева от него, поставил на кон пятьсот долларов. Хилтон поднял ставку до тысячи. Остальные игроки вышли из игры, а плантатор удвоил ставку. Затем он раскрыл карты. Очко. Хилтон улыбнулся и бросил свои карты на середину стола мастью вниз. — Забирай, — сказал он, наблюдая, как довольный партнер придвигает к себе выигрыш. Хилтону не везло весь вечер, и он все время проигрывал. Неожиданно дверь игорного дома распахнулась, и в помещение ворвались возбужденные речники. В порт пришла шхуна, и матросы рассказали, что Аламо пал. Все его защитники погибли. Хилтон почувствовал сильную боль под лопаткой. Сунув в рот сигару, он достал из бумажника аккуратно сложенную расписку, которую Крис Кемпбелл прислал ему несколько месяцев назад, и поднес ее к пламени свечи. Когда бумага загорелась, бросил ее в стоявшую рядом хрустальную пепельницу. Он больше не был богатым человеком. Крис Кемпбелл уже никогда не войдет в правительство Техаса. Состояние Хилтона погибло вместе с его другом в Аламо. * * * Сильвия металась в постели. Снедаемая чувством вины и стыда, она никак не могла заснуть. Она обещала себе, что впредь будет особенно доброй и внимательной к Рэндольфу. Сильвия считала себя испорченной женщиной и боялась, что Бог накажет ее за грехи. Слезы ручьем текли по разгоряченному лицу. Ее прекрасная чистая мать никогда бы не стала вести себя как последняя распутница. Всю длинную холодную ночь Сильвия взывала к Богу, умоляя его даровать ей прощение и понимание, и обещала никогда больше не вести себя так плохо. — Прошу тебя, Господи, — молила она, — если ты простишь мне этот проступок, клянусь, я никогда больше не взгляну на Хилтона Кортина. Она вздохнула и почувствовала себя немного лучше. Чище. Спокойнее. Но еще долго Сильвия вертелась в постели, содрогаясь всем своим измученным телом. — Кортин, отпусти меня, — прошептала она, подтягивая колени к груди. * * * Со дня бала в отеле «Конде» миновала неделя. Хилтон вернулся в Новый Орлеан. Солнце уже садилось, когда он вошел в свой номер в отеле «Ричардсон». Все последние сутки он провел за карточными столами. Он продолжал проигрывать. Хилтон прошел в гостиную и взял с мраморного столика пачку писем. Он небрежно просматривал их, пока его взгляд не остановился на конверте со знакомым почерком. Хилтон вскрыл длинный белый конверт и сел в кресло, стоявшее у окна. Письмо было датировано 5 марта 1836 года. Его руки дрожали, когда он начал читать торопливо написанные строчки. Хилл, старый дружище! Наступило временное затишье, и все сели писать письма своим любимым. Ну, разве это не позор, что мне некому писать, кроме тебя? Господи, как мне жаль твоих денег, Хилл! Я сделал тебя нищим и погибну, так и не расплатившись с тобой. Сможешь ли ты простить меня? Наш посыльный готов к отъезду. Так же, как… Моя рука дрожит так сильно, что я не могу писать. Я напуган, Хилл. Я должен умереть, и мне страшно. Я люблю тебя, дружище, и если я тебе дорог, то никогда не рассказывай нашим друзьям по Уэст-Пойнту, что старина Крис Кемпбелл умер как трус. Прощай! Крис. Хилтон медленно опустил письмо. Солнце исчезло за горизонтом, и в комнате стало темно и холодно, так как в камине не горел огонь. Хилтон сидел неподвижно в сгущающихся сумерках и вспоминал добродушного, всегда улыбающегося Криса Кемпбелла. Теперь Крис мертв. Он погиб смертью храбрых в Аламо. Победившие мексиканцы подняли его тело на сверкающие сабли, перенесли на сложенные посреди городского сквера дрова, разожгли костер, и он сгорел вместе со своими товарищами по оружию. Хилтон закрыл руками лицо и заплакал впервые с тех пор, когда был совсем маленьким мальчиком. * * * В этот же самый вечер Сильвия Фэрмонт была официально помолвлена с Рэндольфом Бакстером. Ровно в полночь под аплодисменты собравшихся Сильвия и Рэндольф подняли бокалы с шампанским и поцеловались. Они стояли в гостиной дома Фэрмонтов, принимая поздравления и поцелуи от огромного количества приглашенных гостей. Серина Фэрмонт, еще слабая после недавней болезни, решила хоть пару часиков побыть с гостями. Сильвия видела по счастливым глазам матери, что она рада за свою дочь, которой удалось найти такого хорошего жениха, как Рэндольф Бакстер, и за которого в скором времени она выйдет замуж. Сильвия крепко держалась за руку Рэндольфа. Все шло хорошо. Обе семьи счастливы, и она тоже. Она и Рэндольф проживут вместе долгую счастливую жизнь и народят кучу детей с такими же, как у него, светлыми волосами. Перед ее мысленным взором проплыло загорелое лицо Хилтона Кортина, но она быстро отогнала его. То, что она испытала в его объятиях, было низменным и вульгарным и не имело ничего общего с любовью и замужеством. Ей не нужны, да она и не хочет взаимоотношений подобного рода. Ей нужен только ее красивый Рэндольф, человек правильный и добрый, который любит ее и готов сделать своей женой. Она хочет лежать каждую ночь только в его объятиях и только с ним заниматься любовью. Сильвия считала себя счастливой женщиной. Но настроение ее испортилось, когда гости, пожелав всем спокойной ночи, разъехались, и Рэндольф заявил, ему тоже пора уезжать. Оторвав взгляд от своего сверкающего бриллианта обручального кольца, Сильвия горячо воскликнула: — Рэндольф, нет! — Сильвия, мы скоро поженимся, и тогда… — Возможно, ты прав, — со вздохом согласилась Сильвия. — Я люблю тебя, Рэндольф. — Она прижалась губами к его губам. — Я тоже тебя люблю, — ответил Рэндольф, целуя ее. — Проводи меня до двери. Они, взявшись за руки, прошли по коридору, a когда Рэндольф снял с вешалки свой плащ, Сильвия обвила руками его шею и попросила: — Дорогой, поцелуй меня так, как будешь целовать, когда мы поженимся. Рэндольф рассмеялся, но обнял ее и горячо поцеловал. Когда поцелуй закончился, его дыхание было тяжелым, а глаза блестели. — Спокойной ночи, — выдохнул он и скрылся за дверью. Сильвия улыбнулась, сжала руками горевшие щеки и взлетела по лестнице, счастливая, полная любви и надежд. * * * Рэндольф ступил в темноту своего домика и снял плащ, Яркий свет луны освещал гостиную. Раздался шорох, и Рэндольф насторожился. — Кто здесь? — громко спросил он. В лунном пятне появилась женская фигура. — Джинджер! — Да, любимый, — проворковала она и подошла к нему. Она была обнажена, и ее тело светилось в лунном сиянии, а рыжие волосы горели, рассыпавшись по плечам и пышной груди. — Черт возьми, Джинджер, ты не можешь оставаться здесь! Уходи немедленно. Она подошла к нему еще ближе. Его взгляд охватил ее полные груди, плоский живот, округлые бедра, стройные ноги с рыжим треугольником волос между ними. — О Господи, — простонал Рэндольф. Она рассмеялась глубоким, чуть хриплым смехом. Обвивая его шею руками, она прошептала: — Позволь мне остаться хотя бы на час, Рэндольф. — Это невозможно. — Ну, хоть на пять минут. — Джинджер, говорю тебе в последний раз: я люблю Сильвию Фэрмонт. Джинджер улыбнулась и взялась руками за ремень его брюк. Он стоял, не смея сдвинуться с места, пока его подружка расстегивала и снимала с него брюки. Обняв его и глядя ему в глаза, она медленно опустилась на колени. — Скажи мне, Рэнди, — сказала она, целуя его бедра, — сможет ли твоя ненаглядная Сильвия сделать то, что делаю я? Глава 13 Особняк на Руссо-стрит, построенный из кирпича и коричневого камня, был высотой в три этажа. Его интерьер составляла мебель красного дерева, а оконные рамы и двери были сделаны из черного ореха. Дорожки и мягкие ковры восточной работы устилали полы. В расположенных внизу гостиных стояли рояли, скульптуры, на стенах висели копии картин известных мастеров, дверные ручки отливали серебром. На третьем этаже, в просторной угловой комнате с камином и каминной полкой из натурального белого мрамора, спал мужчина. Над каминной полкой висело дорогое французское зеркало. Перед ним стояла молодая красивая женщина. Расчесывая длинные светлые волосы, она тихо что-то напевала. Хилтон Кортин спал обнаженным в одном из самых дорогих публичных домов Нового Орлеана. Милли Морей, одетая только в темно-лиловую атласную ночную рубашку, считала себя самой счастливой женщиной. Из двух дюжин красавиц, живущих в этом доме, Хилтон выбрал именно ее. Поднимаясь вверх по мраморной лестнице под руку с Хилтоном, она ловила на себе завистливые взгляды девушек. Милли не могла опомниться от счастья. Какую ночь она провела! Хилтон Кортин был из тех мужчин, которых каждая девушка мечтает затащить к себе в постель, но не каждой это удается. Хилтон Кортин относился к ней так, будто она принадлежала к одной из самых известных креольских семей в Новом Орлеане. Он привел ее в гостиную на первом этаже и целых два часа развлекал забавными историями из своей жизни, угощал дорогим шампанским, внимательно слушал ее, когда говорила она, будоража ее кровь нежными ласками и поцелуями. Потом они поднялись в ее комнату, он начал медленно раздевать ее, и она совершенно забыла, что имеет дело с клиентом, который купил ее для собственного удовольствия. Они провели вместе великолепную ночь, двое молодых страстных любовников, стремящихся доставить друг другу наслаждение. Хилтон открыл глаза, почувствовав запах ароматного кофе, который Милли разливала по чашкам. Подойдя к кровати и откинув кружевную противомоскитную сетку, она поставила перед Хилтоном поднос, на котором стояла чашка. — Нет ли у тебя утренней газеты, Милли? — спросил он, отхлебывая кофе. — Да, есть. — Разочарованная Милли протянула ему газету. — Спасибо, дорогая. — Поставив кофе на прикроватный столик, он взял газету. Его внимание привлекла статья озаглавленная: «Победа техасцев во главе с Сэмом Хьюстоном». Хилтон углубился в чтение. «Храбрые техасцы разгромили ненавистного врага — мексиканскую армию во главе с Санта-Аной. Двадцать первого апреля генерал Сэм Хьюстон со своим войском настиг армию Санта-Аны в устье реки Сан-Хасинто. Сражение было коротким, но ожесточенным, и эти восемнадцать минут никогда не забудутся. Сверкая ножами, используя приклады ружей как дубинки, техасцы прорвали вражескую оборону, выкрикивая в пылу боя: „Запомните Аламо!“ Генерал Санта-Ана, уцелевший в сражении, был приведен к генералу Хьюстону. Известный мексиканец поздравил Хьюстона с победой. Докладывают, что Хьюстон оставался совершенно спокойным и даже не поднялся, чтобы приветствовать Санта-Ану, так как во время боя повредил ногу. Похоже, техасцы, наконец, завоевали свою независимость. Мы преклоняемся перед их храбростью и упорством. Да здравствует Республика! Запомните Аламо!» Хилтон сложил газету. — Запомните Аламо! — повторил он. — Крис, дружище, ты сделал это! Ты завоевал свободу! Техас отстоял свою независимость. — Хилтон! — Милли удивленно смотрела на него. — С тобой все в порядке? — Я прекрасно себя чувствую, дорогая, просто прекрасно! — воскликнул Хилтон, вскакивая с кровати. — Хилтон, — сказала Милли, удерживая его, — ложись. Я думала, что мы… Ты не хочешь снова заняться со мной любовью? — Милли, дорогая, не искушай. Я полный банкрот. — Хилтон рассмеялся, настолько забавным показалось ему это признание. — Я согласна принадлежать тебе бесплатно, Хилтон. — Это будет несправедливо. — Вполне справедливо. Кроме того, куда ты пойдешь? Лицо Хилтона посуровело. Своим вопросом Милли невольно задела его гордость. В самом деле, куда он пойдет? Где в нем нуждаются? Чем он займется? А впрочем, какая разница… — Я полагаю, — задумчиво протянул он, — что займусь тем, чему меня учили. — И что же это такое? — Поступлю на службу в армию Соединенных Штатов. Возможно, они во мне нуждаются. — Сомневаюсь, — ответила Милли, стараясь не показывать своего разочарования. — Я тоже. — Хилтон ухмыльнулся. — Вот и проверю это. * * * Подъезжая к дому, Сильвия увидела карету доктора Толбота, остановившуюся у парадных дверей, и ее зазнобило от страха, несмотря на жаркий августовский день. — Делила, — сказала она, повернувшись к негритянке, — маме стало хуже. Делила, которую почти не было видно за горой коробок и свертков, сжала ее холодную руку. — Не спеши с выводами. Доктор постоянно навещает ее. Это вовсе не означает, что ей стало хуже. — Я знаю, но сегодня утром она была не совсем здорова. Поэтому не смогла пойти с нами по магазинам. Мама была такой бледной… Не договорив, Сильвия выпрыгнула из кареты и побежала к дому. Кучер и Делила, подхватив коробки, последовали за ней. Кухарка Нана стояла в холле, заламывая руки и крича: — Я послала Тео за мистером Фэрмонтом! Он будет здесь с минуты на минуту. Сильвия с сильно бьющимся сердцем взбежала по лестнице и остановилась перед закрытой дверью спальни матери. Приказав себе перестать дрожать, она сжала кулаки и прислушалась к голосам, доносившимся из-за двери. — Никаких перегрузок, миссис Фэрмонт. Вы еще слабы и должны проводить в постели как можно больше времени, — услышала она хрипловатый голос доктора. — Доктор, Сильвия самое бесценное, что у меня есть. Через несколько месяцев она выходит замуж, и я хочу, чтобы все было устроено по высшему разряду. А нам так много надо сделать! — Если вы хотите увидеть вашу дочь идущей к алтарю, вам лучше поручить все дела кому-нибудь другому. Сильвия побледнела от страха. Постояв немного, чтобы собраться с силами, она заставила себя улыбнуться и пошла в комнату. — Мама, — сказала она, пожимая слабую руку матери. — Мне так жаль, что ты не очень хорошо себя чувствуешь. Но я надеюсь, что доктор Толбот быстро поставит тебя на ноги. — Она улыбнулась и посмотрела на седого врача. — Нет, — возразил доктор, — это можете сделать только вы, молодая леди. Вы и ваш отец. — Тогда скажите мне, что надо делать, доктор Толбот. — Вашей матери нужен покой. Она не может носиться по магазинам, покупая для вас наряды. Она сообщила мне, что вы собираетесь поехать в Новый Орлеан за покупками. Сильвия виновато кивнула. — Ваша мать не должна туда ехать! Она не выдержит такой нагрузки. И если вы хотите знать мое мнение, то я считаю это глупой затеей. Разве в Мобиле нет магазинов, достаточно хороших для вас, молодая леди? — Для нас нет, — вмешалась Серина. — Мы уже не первый год покупаем все ее наряды в Новом Орлеане и не собираемся менять свои привычки. — Она подмигнула Сильвии. — Прекрасно. Прекрасно. Продолжайте делать покупки в Новом Орлеане, но вы туда не поедете, миссис Фэрмонт. Сильвии придется найти другого сопровождающего. — Мама, нам нет нужды ехать в Новый Орлеан. Мы можем… — Нет, дорогая, все приданое мы купим именно в этом городе, — ответила Серина. * * * Серина Фэрмонт пролежала в постели все жаркое влажное лето. Она прилагала героические усилия, чтобы казаться здоровой, но Сильвия и Эдвин Фэрмонт видели, как она слаба и как тяжело ей дается малейшее усилие. И, тем не менее, в октябре Серина объявила изумленному мужу, что намерена отправиться вместе с ненаглядной дочерью в Новый Орлеан, чтобы купить ей свадебное платье и всю необходимую одежду для медового месяца. Эдвин умолял ее остаться дома, обещая, что как только он немного разберется со своими делами, то сам повезет Сильвию в Новый Орлеан. — Дорогой! — Серина ласково погладила мужа по щеке. — Неужели ты не понимаешь, что такое событие происходит не каждый год? У нас только одна дочь. Она выходит замуж раз и навсегда. Пожалуйста, мой дорогой, скажи, что ты разрешаешь мне поехать. Ты даже представить себе не можешь, как много это для меня значит. Эдвин Фэрмонт поднес к губам руку жены. — Моя милая, ты же знаешь, что я не могу ни в чем отказать тебе, но я буду волноваться… — Обещаю тебе, Эдвин, что после ее свадьбы я только и буду делать, что отдыхать. — Она рассмеялась своим нежным волнующим смехом, который всегда так радовал Эдвина. — Каждый раз, когда ты захочешь узнать обо мне, тебе станут отвечать, что эта ленивая бездельница валяется в постели. — Поезжай, дорогая, но возьми с собой Делилу и обещай мне не перетруждаться. — Обещаю, — ответила Серина, целуя мужа. * * * Октябрьская погода была ясной и прохладной, и их визит в Новый Орлеан оказался удачным. Сильвия заказала свадебное платье, и модистка обещала сшить его и прислать в Мобил задолго до свадьбы, которая была намечена на июнь. Сильвия, Серина и Делила проводили чудесное время, покупая одежду для путешествий, платья на каждый день, бальные платья, тонкое белье, ночные рубашки, шляпки, зонтики и туфли. Они посещали самые фешенебельные магазины, где продавались дорогие украшения. Серина сказала дочери, что деньги не должны волновать ее. В конце концов… — Я знаю, — рассмеялась Сильвия, — замуж выходят один раз в жизни! — Совершенно верно. Все шло хорошо до того дня, когда они собрались покинуть Новый Орлеан. Был ясный полдень. Сильвия с матерью сидели в кафе, наслаждаясь великолепным ленчем. Глаза Сильвии расширились от удивления, когда чернокожий официант поставил перед ней аперитив. — Мама! — воскликнула Сильвия. — Это же мой первый в жизни крепкий напиток! Большое тебе спасибо. Серина рассмеялась. Ее нежный смех смешивался с гулом мужских голосов, а голубые глаза сияли тем внутренним светом, который появлялся в них, когда она смотрела на любимую дочь. — На здоровье, дорогая, — сказала она, отпивая черный кофе. — Я никогда не забуду свой первый аперитив. Тогда я была в том же возрасте, что и ты. — Правда, мама? — Сильвия отпила из бокала, облизнула губы и одобрительно кивнула. — Расскажи мне об этом. Где это было? — Здесь, в Новом Орлеане. Эдвин повел меня в театр посмотреть музыкальную комедию. После театра мы зашли в маленькое кафе. — Она замолчала, вспоминая. — В этот день мне исполнилось восемнадцать. — Мама, как это романтично! Готова держать пари, что ты была очень красивой. Ты хорошо тогда провела время? Серина снова рассмеялась и дотронулась до руки дочери. — Да, дорогая, но, по правде говоря, мое сердце разрывалось от тревоги. Твой отец хотел, чтобы мы остались в городе и провели ночь в отеле. — Ты, конечно, согласилась? — Я же сказала тебе, что мое сердце рвалось на части. Дело в том, что я впервые уехала, оставив тебя одну. — О, мама, не говори, что ты… — Я уговорила его вернуться в «Ривербенд». Я не могла смириться с мыслью, что оставлю свою малютку одну, пусть даже всего на ночь. — Мама, если уж речь зашла о «Ривербенде», почему мы сегодня не поехали туда? — Сильвия, что за глупая мысль! — рассердилась Серина. — Почему глупая? Я очень скучаю по «Ривербенду» и знаю, что и ты тоже скучаешь. Мы могли бы навестить мистера Рэнкина… — Ни в коем случае! — Серина побледнела как смерть. — Но почему, мама? Я знаю, что мистер Рэнкин женился… — Откуда тебе это известно? — резко оборвала ее Серина. — Почему ты вдруг заговорила о нем? — Мама, каждый раз, как я заговариваю о мистере Рэнкине, ты начинаешь сердиться. Почему? Что тебе не нравится в нем? — Нам пора возвращаться в отель, — уклонилась от ответа Серина. — Мама, почему ты не хочешь рассказать мне о мистере Рэнкине? Кто он? Какая тайна с ним связана? И что ты можешь сказать о Кашке? — Увидев недовольный взгляд матери, Сильвия поспешила добавить: — Я знаю, что Кашка умер. Я это прекрасно знаю, но ты что-то скрываешь от меня. Пожалуйста, расскажи мне. — Милая, я уже рассказывала тебе: Кашка умер задолго до того, как я приехала в «Ривербенд». — Да, но определенно кто-то другой знает о… — Сильвия, дорогая, мне бы хотелось, чтобы ты забыла эту историю с сокровищами, якобы спрятанными в «Ривербенде». Это миф, и не более. Ты слышала сплетни слуг и слепо приняла их за истину. Забудь о спрятанном золоте. Забудь о Хайде Рэнкине. Забудь о «Ривербенде». — Но я не могу, мама. Мне хочется вновь увидеть его. Сейчас еще нет двух часов. Мы можем сесть на пароход и отправиться в «Ривербенд». Если ты не хочешь заходить к мистеру Рэнкину, мы просто прогуляемся по поместью… — Нет! — Серина быстро встала из-за стола, чуть не опрокинув чашку. — Мы не поплывем в «Ривербенд»! И ты должна обещать мне, что никогда не поедешь туда — ни одна, ни с кем-нибудь из своих друзей. Ты меня поняла? Сильвия от удивления открыла рот: она еще никогда не видела мать в таком состоянии. Серина направилась к двери, и Силъвия последовала за ней, забыв на столе сердечные капли матери. Она терялась в догадках, почему ее мать так рассердилась. — В чем дело, мама? Что я сделала? — Найдя нам карету. Я плохо себя чувствую. — Конечно. О, мама… ты такая бледная. Когда они вернулись в отель, Делила, едва взглянув на Серину, сказала: — Позвольте мне раздеть вас и уложить в постель. Оставшись, в гостиной, Сильвия заметалась по комнате, в который раз задавая себе одни и те же вопросы. Почему ее мать отказывается говорить о мистере Рэнкине? Ничему она так сильно ненавидит этого странного человека? В гостиную вошла Делила, и Сильвия бросилась к ней. — Как мама? — Твоя мама устала, и ей необходимо отдохнуть, — ответила служанка. — Дело не только в усталости. — Сильвия схватила Делилу за рукав. — За ленчем я заговорила о мистере Рэнкине, и это ее, кажется, очень расстроило. В черных глазах Делилы вспыхнула ненависть. — Я запрещаю тебе говорить об этом человеке! — Послушать тебя, так мистер Рэнкин сам дьявол. — Возможно, и так, — содрогнувшись, ответила служанка. * * * На следующий день, когда Сильвия, Серина и Делила взошли на борт колесного парохода «Саванна», чтобы плыть в Мобил, солнце спряталось за тучи, резко похолодало, и вскоре первые капли дождя упали на палубу. Делила потрогала лоб Серины: он был горячим и влажным. — Попробуй найти врача, — сказала она Сильвии. — Миссис Серину лихорадит. Сильвия выскочила из каюты, чувствуя, как от волнения кровь стучит в висках. К счастью, ей повезло, и она быстро нашла врача. К вечеру Серине стало совсем плохо. Она вся горела, дыхание было тяжелым и хриплым. Ее милое лицо казалось белым, как простыня, на которой она лежала. Врач очень заботливо отнесся к своей пациентке. Он дал Серине лекарство и остался сидеть у ее постели, отказавшись даже от обеда. Он держался спокойно, уверенно и утешал Сильвию как мог. — Не надо так волноваться, деточка. Я позабочусь о твоей маме. Почему бы тебе не спуститься в столовую и не поесть? — Я не голодна, — ответила Сильвия. — Пожалуйста, дорогая. — Серина открыла глаза. — Ты должна поесть, и Делила тоже. Скрестив на груди руки, Делила упрямо покачала головой и не сдвинулась с места. Сильвия, почувствовав, что если еще хоть минуту просидит без дела, то разрыдается, ответила: — Возможно, ты права. Я быстро поем и вернусь обратно. Но Сильвия не пошла в столовую. Она поднялась на палубу и, вцепившись руками в деревянные перила, долго смотрела на мутную воду. Ей хотелось плакать, но она сдерживала слезы, понимая, что если заплачет, то уже не сможет остановиться и этим только расстроит мать. Она стояла под холодным дождем, и мысли ее крутились вокруг мистера Рэнкина. Тут была какая-то тайна, и Сильвия дала себе слово рано или поздно узнать все, что связывает ее семью с этим человеком. И главное, почему, стоило ей заговорить об этом с матерью, как здоровье Серины резко ухудшилось, хотя еще накануне она выглядела абсолютно здоровой, веселой и жизнерадостной? Делила что-то знала об этом, но не желала отвечать на вопросы Сильвии. Впрочем, как только они вернутся в Мобил, она снова расспросит Делилу о мистере Рэнкине. Сильвия стояла одна в сгущающихся сумерках и молча молилась, чтобы мама поскорее выздоровела. Она дала себе клятву, что больше никогда не будет ее огорчать и не задаст ей ни одного вопроса, который мог бы испортить ей настроение. Глава 14 Хорошенькое личико Джинджер Томпсон покраснело от гнева. Она металась по комнате и высказывала своей изумленной матери все, что о ней думает. — Послушай меня, старая! — злобно кричала она. — Я не такая, как ты! Ты бесхарактерная, мягкотелая! Бледные глаза маленькой измученной женщины наполнились слезами, и она попыталась защитить себя: — Джинджер, пожалуйста, не будь такой грубой. Твой отец сильный человек, и он… — Мой отец неудачник! А ты? Ты всю жизнь делала вид, что этот отвратительный домишко — дворец, и что ты вполне довольна своей судьбой. — Но это так, Джинджер! Я вышла замуж за уважаемого человека, и у меня красивая дочь. — Миссис Томпсон попыталась улыбнуться. — Возможно, ты и счастлива, а вот я нет! Я не хочу провести свою жизнь так, как ты! — Джинджер, я знаю, ты расстроена, потому что этот молодой человек, которым ты так увлечена, выбрал мисс Фэрмонт, а не тебя. Насколько я знаю, ты не виделась с ним уже много недель, верно? Джинджер посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна тем, что там увидела. — Да, я давно не виделась с Бакстером, и все по твоей вине! — бросила она в лицо матери. — По моей вине? — Миссис Томпсон схватилась за горло. — Дорогая, но что я сделала? Как я могла… Джинджер обдала мать ледяным взглядом. — Это твоя вина, твоя и папы. Он владеет магазином, и ты убеждена, что этого вполне достаточно. А для меня нет, и для Рэнди — тоже. — Джинджер снова повернулась к зеркалу. — Сильвия Фэрмонт отняла у меня Рэнди, но я не собираюсь мириться с этим и ждать, когда он женится на ней. — Но что ты можешь сделать, Джинджер? Повернувшись, Джинджер прошла мимо матери, словно не замечая ее. Она взяла зонтик и, подойдя к двери, оглянулась на мать. — Я уже сказала тебе, мама, что отличаюсь от тебя. Я не буду сидеть сложа руки и смотреть, как жизнь проходит мимо. — На лице Джинджер появилась довольная улыбка: — У меня есть план. Миссис Томпсон дотронулась до плеча дочери. — Какой план, дорогая? Джинджер брезгливо сбросила с плеча руку матери. — Это тебя не касается, старушка! — фыркнула она и скрылась за дверью. Джинджер спешила к своей цели, которая была расположена почти рядом с ее домом. Она уже давно заметила табличку на двери, еще год назад, когда та только появилась там. Джинджер проходила мимо нее сотни раз, иногда кивая высокому мужчине с каштановыми волосами, когда он входил или выходил из дома. Судя по табличке, его звали Маккарен, но она не была в этом уверена. Подходя к Брод-стрит, Джинджер, к своему удивлению, обнаружила, что нервничает. Никогда прежде ей не приходилось иметь дел с частным детективом. А что, если он сначала поинтересуется ее мотивами? А что, если он попросит ее все объяснить, а потом скажет, что не намерен совать нос в чужие дела? Какую цену он заломит? А вдруг он вообще откажется помогать ей? Джинджер стояла перед закрытой дверью. Два окна с непрозрачными стеклами не позволяли ей заглянуть внутрь. Возможно, детектива там не было. Возможно, он уехал из города по делам и не скоро вернется обратно. Наконец она собралась с духом и толкнула дверь. Дверь открылась, и Джинджер вошла в комнату. За столом, уткнувшись носом в бумаги, сидел тот самый мужчина с каштановыми волосами. Он поднял голову и, взглянув на нее, улыбнулся и встал со стула. Протянув ей через стол руку, приветливо сказал: — Входите, мисс. Я Спенсер Маккарен. Чем могу быть полезен? Джинджер заметила его оценивающий взгляд и интерес, промелькнувший в ясных голубых глазах, когда она улыбнулась ему обворожительной улыбкой. — Мистер Маккарен, — начала она, когда они обменялись рукопожатием. — Я мисс Джинджер Томпсон. У меня есть проблема, и я нуждаюсь в вашей помощи. — Сделаю все, что в моих силах. Пожалуйста, садитесь и расскажите, что вас волнует. Джинджер села на стул с высокой спинкой, расправила пышные юбки и положила шелковый зонтик на край стола. — Перехожу сразу к делу. Я люблю человека, который собирается жениться на другой. Я не могу позволить, чтобы это случилось. Я хочу, чтобы вы провели расследование относительно девушки и ее семьи. Уверена, что в прошлом у них было что-то скандальное… Возможно, в их роду были грабители, контрабандисты, или в них течет негритянская кровь. Ну, хоть что-нибудь! Помогите мне это узнать. — Вы очень решительная молодая леди, мисс Томпсон. — Я же сказала вам, что не позволю ему жениться на ней. Вы можете мне помочь? — Мисс Томпсон, мои услуги стоят дорого, — задумчиво глядя на нее, произнес он. — У меня есть кое-какие деньги… Немного, но… А сколько вы берете, сэр? — Двадцать долларов в день плюс дорожные расходы. — Вам придется поехать в Новый Орлеан. Ее семья жила там. У меня есть триста долларов. Вы можете начать прямо сегодня? — Триста долларов я израсходую за две недели, мисс Томпсон. — Возможно, вы что-то раскопаете за это время. — А если нет? — Поговорим, когда возникнет необходимость. Маккарен кивнул: — Расскажите мне все, что вы знаете об этой девушке и ее семье. * * * Солнечный теплый октябрь близился к концу. Яркие краски деревьев постепенно исчезали. Их сменил унылый коричневый цвет. Мертвые сухие листья, шурша, падали на землю. Близилась полночь. К вечеру пошел снег, и ледяной северный ветер пробирался в дом сквозь высокие двери. Пламя свечей, стоявших на рояле в серебряных подсвечниках, колебалось от сквозняка. Холод затаился в темных углах просторной комнаты, но двоим, сидевшим на диване у потрескивающего огня в камине, совсем не было холодно. Вздыхая от удовольствия, Сильвия нежилась в объятиях Рэндольфа. Он смотрел в ее большие серые глаза и дивился их чистоте и невинности. — Не замерзла, моя дорогая? — спросил он. — Нет, Рэндольф, — ответила Сильвия, покраснев. — Мне жарко. — Я хочу, чтобы тебе всегда было тепло в моих объятиях. — Рэндольф нежно поцеловал ее. Сильвия охотно отзывалась на его поцелуи. Когда он оторвался от нее, она блаженно вздохнула и положила голову ему на плечо. Рэндольф начал расстегивать крошечные пуговки на ее высоком воротнике. — Сильвия, — прошептал он, — я очень тебя люблю. Ты веришь, что я не сделаю тебе ничего плохого? — Конечно, — ответила она, взмахнув длинными ресницами. — Я этому рад, любимая, — улыбнулся он, продолжая заниматься пуговицами. — Помни всегда, что моя любовь к тебе так же незыблема, как восход солнца, и будет длиться до тех пор, пока мы живы. — Я чувствую то же самое, — заверила его Сильвия. — Я… Что ты делаешь? Он поцеловал ее в курносый носик. — Ты говорила, что тебе жарко. — Он расстегнул пуговицу у нее на груди. — Но… это же… — Тс-с… — Он снова поцеловал ее. Сильвия перестала сопротивляться. — О Господи, Сильвия, — хрипло прошептал он и поцеловал ее в подбородок. — Его рука забралась под расстегнутый лиф платья и нежно сжала ее сосок. — Рэндольф, — застонала она, прижимаясь к нему. — Я знаю, милая, я знаю… — Дрожащей рукой он пытался застегнуть пуговицы ее платья. Затем отстранил ее от себя и поднялся с дивана. — Уже поздно. Я должен уйти. Думай обо мне, когда ляжешь спать. — Буду думать, Рэндольф. А ты? Ты будешь думать обо мне? Впервые за все время их знакомства Рэндольф мог сказать правду. Он перестал встречаться с Джинджер Томпсон. Сейчас он вернется в свой домик в «Дубовой роще», будет ворочаться с боку на бок, думая только о красивой сероглазой девушке, доверием которой он не воспользовался. — Да, дорогая, я буду думать о тебе. Я буду молить Бога, чтобы время текло быстрее. Я не могу дождаться, когда мы поженимся. Я хочу, чтобы ты проводила со мной в постели все эти холодные долгие ночи. Давай сбежим. Давай сегодня ночью… — Рэндольф, дорогой, — Сильвия засмеялась и покачала головой, — мы не должны этого делать. Я заказала свадебное платье. Я хочу венчаться в церкви. Скажи, что ты меня понимаешь. — Понимаю, — вздохнув, ответил Рэндольф. — Я веду себя глупо. Мы обвенчаемся в церкви. Я все сделаю так, как ты скажешь. Я люблю тебя. О Господи, как же я тебя люблю! — Я тоже тебя люблю, — ответила Сильвия со счастливой улыбкой. * * * Серина Фэрмонт как могла скрывала свою болезнь от дочери. Она хотела, чтобы ничто не омрачало счастья ее единственного ребенка. Радость Сильвии была словно солнечный луч среди морозной зимы. Серина, уютно устроившись в ее спальне, была единственным и самым взыскательным зрителем, весело аплодирующим, когда ее дочь расхаживала по комнате, демонстрируя многочисленные наряды, присланные из Нового Орлеана. Никогда еще они не были так близки, как в эту длинную холодную зиму. Сильвию тревожили бледность матери, измученный взгляд ее голубых глаз, потеря веса, но она никогда не говорила об этом вслух. Она любила мать и отлично понимала, что предстоящая свадьба так же важна для Серины, как и для нее самой. Сильвия была счастлива. Она любила Рэндольфа Бакстера всем своим юным доверчивым сердцем и была уверена, что впереди их ждет долгая счастливая жизнь. Она не знала, почему Рэндольф начал более откровенно проявлять свою любовь, но ее это только радовало. Временами глубина его страсти пугала Сильвию. Он даже целовать ее стал по-другому — как настоящий мужчина. И это напоминало ей горячие, захватывающие дух поцелуи того смуглого мужчины, что обнимал ее на холодном балконе. Это были поцелуи, которыми, как ей казалось, муж должен обмениваться со своей женой. Сильвия с нетерпением ждала дня свадьбы. — Мне жаль, мисс Томпсон, — сказал Спенсер Маккарен, глядя на нее через стол, — но я не нашел ничего порочащего в прошлом семьи Фэрмонт. Я занимался этим делом больше месяца, мисс Томпсон. — Он помолчал, прокашлялся и продолжил: — На вас ушло больше времени и сил, чем на других моих клиентов. — Вы хотите сказать, что больше не будете заниматься этим делом, если я вам не заплачу? — Совершенно верно. Мне жаль, но я… Хорошенькое личико Джинджер опечалилось. — Но я уверена, что вы обязательно что-нибудь найдете, если продолжите ваши поиски. Не могли бы вы… — Я не работаю бесплатно, мисс Томпсон. — Я… уверена, что нет. — Джинджер медленно встала со стула. У нее не было больше денег, чтобы ему заплатить, но ее изворотливый ум подсказал ей выход из щекотливой ситуации. Положив перчатки на край стола, она улыбнулась. — Вы женаты, мистер Маккарен? — Я холостяк, мисс Томпсон. А что? Обогнув стол, Джинджер остановилась перед ним. — Вы находите меня привлекательной, мистер Маккарен? Спенсер Маккарен внимательно оглядел ее роскошное тело, не пропустив ни одного изгиба. — Я нахожу вас очень красивой, мисс Томпсон. Одарив его обворожительной улыбкой, Джинджер повернулась и пошла через комнату, покачивая бедрами. Она заперла дверь и опустила тяжелые жалюзи. Комната погрузилась в полумрак, единственным источником света теперь оставалась горевшая на столе лампа. Джинджер медленно вернулась к нему, сняла шляпу и положила ее поверх перчаток. Спенсер Маккарен с интересом наблюдал за ней. Он вцепился руками в ручки кресла, когда она, задрав пышные юбки, спустила панталоны и они упали на пол. Она ногой отшвырнула их в сторону. Маккарен покраснел, сердце его бешено колотилось в груди. Джинджер, глядя ему в глаза, медленно опустилась на колени. Он сидел, широко расставив ноги. Джинджер села на корточки между его раздвинутых ног. — У меня больше нет денег, мистер Маккарен, но, возможно, я смогу доставить вам удовольствие. — Она положила руку на его пах. Он застонал и заерзал, когда она через брюки стала гладить его восставшую плоть. — Вы? хотите меня? — О Господи, да, — выдохнул он. — Вы мне поможете? — Помогу. Давай быстрее! Рядом, за закрытой дверью, сновали прохожие, а Джинджер Томпсон, задрав юбки, уверенной рукой направляла его твердую плоть в свое влажное лоно. На улице скрипели кареты, ржали лошади, кричали торговцы, но Спенсер Маккарен, частный детектив, ничего не слышал. Он сидел в кресле, отдавая себя бесстыдной молодой женщине, сидевшей на нем верхом, и его руки сжимали ее круглые ягодицы, а язык ласкал груди, вывалившиеся из расстегнутого лифа. Ерзая на нем, она шептала: — Тебе это нравится, Мак? Я сделаю для тебя все, что ты захочешь. Только обещай мне, что будешь продолжать поиски. Я не могу позволить ему жениться на ней. Я люблю его. Я его действительно люблю. — Конечно, продолжу, — отвечал Спенсер Маккарен. — Я буду работать столько времени, сколько ты захочешь. И вскоре он уже кричал от наслаждения, когда Джинджер умелыми действиями довела его до экстаза. * * * Весна пришла рано. Мирт во дворике за домом Фэрмонтов покрылся розовыми цветами, и его отяжелевшие ветви спускались до самой земли. По каменной стене вились ползучие розы, а камелии готовы были распуститься в любой момент. Сильвия и Рэндольф проводили чудесное время, сидя на белой скамейке, вдыхая аромат роз, целуясь и считая дни, оставшиеся до свадьбы. Вечера, проводимые вместе, стали для них пыткой. Их поцелуи становились все горячее, продолжительнее и доводили их до отчаяния. Их руки гладили, трогали, исследовали. Тела прижимались друг к другу, стремясь слиться воедино. Они так любили друг друга, что им стало казаться, что они не выдержат еще одной недели, еще одного дня, еще одного часа. И, наконец, до свадьбы осталась всего неделя. Сильвия проснулась с восходом солнца и улыбнулась. — Одна неделя, — прошептала она. — Всего одна неделя, и мы больше никогда не расстанемся! Она вскочила с постели и стянула через голову ночную рубашку. В это время открылась дверь. Прикрыв тело пеньюаром, она посмотрела на Делилу. — Ты могла бы и постучать. Я… — Она замолчала, и страх сковал ее сердце. — В чем дело, Делила? Что случилось? — Деточка, твоя мама… Миссис Серина… Она… — Делила заплакала. Пеньюар Сильвии упал на пол. — Что — мама? Говори же, Делила! — О Господи, она умирает! Миссис Серина умирает! Глава 15 Сильвия смотрела на Делилу, которая с трудом сдерживала рыдания. Размахивая руками, она что-то невнятно бормотала, и по ее испуганному черному лицу потоком текли слезы. — Прекрати! Прекрати, Делила! Ты должна держать себя в руках. В таком состоянии ты не сможешь помочь мне. Врача вызвали? Служанка молча кивнула в ответ. — Папа с ней? — Да, мистер Эдвин у нее. — Послушай меня, Делила: пожалуйста, возвращайся к маме. Я приду, как только оденусь. — Да. — Делила выбежала из комнаты. Сильвия решительной походкой направилась в гардеробную. Утро выдалось жарким, и ее стройное тело покрыла испарина, но сердце сковал ледяной страх. Она не рыдала. Сильвия знала, что сейчас она должна быть сильной. Она убедилась в этом, когда, одетая и подтянутая, вошла в спальню родителей и увидела расстроенного отца, сидевшего рядом с кроватью. Она тихо подошла к нему и положила руку на его плечо, но он даже не взглянул в ее сторону. — Папочка, успокойся, — прошептала она, наклонившись к нему. — Мама может проснуться в любую секунду, и мне бы не хотелось, чтобы она видела у нас слезы. — Ты права, — ответил отец. — Я… прости. Я… — Вынув из кармана носовой платок, он вытер слезы и высморкался. — Вот так-то лучше. Сильвия улыбнулась ему, склонилась над кроватью и взяла в руки маленькую холодную руку матери. — Мама, дорогая. — Она нежно сжимала руку матери. — Мы здесь. Мы с папой не оставим тебя одну. Весь долгий июньский день Эдвин Фэрмонт и его дочь сидели у постели больной. Состояние Серины Фэрмонт ухудшалось с каждым часом. День тянулся бесконечно долго. Наконец солнце начало опускаться за горизонт. Мягкий свет залил комнату и ее молчаливых обитателей. Сильвия сидела в кресле, распрямив спину. И вдруг ресницы Серины затрепетали, и она медленно открыла глаза. Сильвия, вскочив со стула, метнулась к матери. Эдвин, вскинув поникшую голову, бросился вслед за ней. Серина слабо улыбнулась ему и тихо сказала: — Мой дорогой, ты выглядишь усталым. Тебе надо отдохнуть. Эдвин попытался ответить, но рыдания душили его. Он схватил руку жены и молча покачал головой. — Что мы можем для тебя сделать? — спросила Сильвия, глядя с улыбкой на мать. — Тебе удобно? — Два самых дорогих мне человека рядом. Что мне еще желать? — Мы не хотим утомлять тебя, — сказала Сильвия. — Я пойду и оставлю тебя с папой. — Нет, дорогая, подожди. — Серина посмотрела на мужа. — Эдвин, любимый, позволь мне поговорить с Сильвией. Ты потом зайдешь ко мне? Тяжело сглотнув, Эдвин прошептал: — Да, дорогая. Я буду рядом. — Зажечь лампу? — спросила Сильвия, когда отец ушел. — Нет. Здесь так мирно и спокойно. Сильвия, в верхнем ящике комода лежит изумрудное кольцо. Пожалуйста, достань его оттуда. — Да, мама. — Сильвия была рада, что мать дала ей возможность хоть что-то для нее сделать. Она достала кольцо и подошла к постели. — Надеть его тебе на палец? — Нет, надень его на свой. Сильвия почувствовала, как ее сердце вновь леденеет от страха. — Но ведь это твое кольцо, мама! Оно тебе дорого, и ты… — Ты даже представить себе не можешь, как дорого мне это кольцо, Сильвия. — Голос Серины был таким слабым, что Сильвия с трудом слышала ее. — Обещай мне никогда не расставаться с ним, хорошо? — Серина замолчала, перевела дыхание и тихо продолжала: — Он бы захотел, чтобы ты носила его. — По щекам Серины потекли слезы. — Кто, мама? Папа? — Да, твой отец, — ответила, плача, Серина. — Обещай мне еще одну вещь, дорогая. — Все, что угодно, мама. — Сильвия зажала кольцо в кулаке так крепко, что оно врезалось ей в ладонь. — Присматривай за Эдвином. Он очень дорог мне. Ему будет нужна твоя помощь. Сильвия не стала говорить матери, мол, ничего плохого с тобой не случится, ты скоро поправишься и сама будешь присматривать за мужем. Сильвия знала, что ее мать не доживет до утра. — Обязательно буду. Ты можешь положиться на меня. — Я знаю, Сильвия. Ты сильная и так похожа… так похожа… — Серина на секунду прикрыла глаза, затем снова посмотрела на дочь. — Хочу попросить тебя еще кое о чем. — Да, мама? — Скажи мне… скажи мне, ты прощаешь меня за то, что я… мы… — Тс-с. — Сильвия достала из кармана носовой платок и вытерла слезы на глазах матери. — Простить тебя? За что? Это ты должна простить меня. Мне всегда хотелось быть похожей на тебя. Серина посмотрела на прекрасное лицо дочери и снова увидела, как видела каждый день на протяжении всей жизни девочки, красивое лицо мужчины, который был ее отцом. Его смуглая кожа приобрела у Сильвии оттенок золотистого меда. Его черные глаза превратились у девочки в дымчато-серые. Она унаследовала от него длинное гибкое тело, упрямый подбородок, высокие скулы, грациозную походку, быстрый ум и властность. — Я всегда благодарила Бога, что ты так похожа… — На моего отца? — подсказала Сильвия, хотя всегда считала, что совершенно не похожа на Эдвина, как внешностью, так и темпераментом. — Да, — выдохнула Серина. — Сильвия, я люблю тебя и очень тобой горжусь. Ты будешь хорошей женой Рэндольфу, и вы будете очень счастливы. Дорогая, пожалуйста, не переноси день свадьбы. Пожалуйста, не делай этого. Поцелуй меня на прощание. Сильвия молча наклонилась и поцеловала мать в холодные губы, затем положила голову на ее грудь и на миг представила себя маленькой девочкой. Серина нежно гладила своего ребенка по голове. Сильвия посмотрела на нее и улыбнулась: — Я пришлю папу. — Она вышла из комнаты. Она знала, что мать никогда уже не будет держать ее в своих объятиях. И она уже никогда не почувствует себя маленькой девочкой. Детство ушло навсегда. Сильвия стояла в холле в окружении плачущих слуг. Она разжала кулак и посмотрела на вспыхнувший ярким светом изумруд. На его внутренней стороне виднелась надпись: La croix — «Крест». Она надела кольцо на палец и поклялась никогда не снимать его. Из спальни донесся приглушенный крик, потом наступила тишина. Серина Фэрмонт умерла. — Рэндольф, нам придется отложить свадьбу, — сказала Сильвия, сидя с ним на скамейке во дворике ее дома. Они вышли на несколько минут из дома, полного людей, собравшихся на поминки. — Как скажешь, дорогая. — Рэндольф, обнял ее за плечи. — Я сделаю все, чтобы облегчить твое горе. — Я знаю, — тяжело вздохнула Сильвия. — Ты так мне сейчас нужен, дорогой, и мне бы хотелось, чтобы мы были уже женаты. Но папа совсем обезумел от горя, да и что скажут люди? — Ты права. Подождем несколько месяцев. Возможно, осенью мы уже сможем обвенчаться. — Спасибо, Рэндольф. Я люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, Сильвия. — Мне повезло, Мак! — Джинджер Томпсон ворвалась в офис Спенсера Маккарена. — Мать Сильвии Фэрмонт умерла. Разве это не чудесно? Густые брови Маккарена изогнулись дугой, и он поцокал языком. — Ты бессердечная маленькая дрянь, моя дорогая! — Конечно, я не радуюсь смерти бедной женщины, но ты ведь понимаешь, что это дает нам дополнительное время. Свадьба будет непременно отложена, и ты сможешь продолжить свои поиски. — Джинджер радостно порхала по комнате, вздымая пыль пышными юбками. — Это судьба! Рэндольф Бакстер не женится на Сильвии Фэрмонт. Он женится на мне! Спенсер Маккарен смотрел на возбужденную, кружившуюся по комнате молодую женщину и чувствовал себя последним негодяем. Он начал собирать со стола бумаги. Джинджер продолжала кружиться по комнате и напевать. В два шага он настиг ее. Взяв Джинджер на руки, он положил ее на стол и задрал ее юбку до самой талии. Одной рукой он быстро расстегнул брюки и освободил свою пульсирующую плоть. Вторая рука раздвинула ей ноги и проникла во влажную глубину ее лона. Джинджер, хихикая, расстегнула лиф, обнажая грудь. Она лежала, заложив руки за голову, и ее груди подпрыгивали при каждом толчке. — Тебе лучше поторопиться, Мак, — сказала она смеясь. — Почему? — спросил он, не прекращая движения. — Потому что ты забыл запереть дверь. * * * Венчание было назначено на первое воскресенье сентября. Оставалось меньше недели до того, как Сильвия Фэрмонт станет миссис Рэндольф Бакстер. Длинное печальное лето близилось к концу. Сильвия помогала отцу разделить его горе: страдала вместе с ним, утешала, когда он рыдал, заставляла есть, когда им обоим еда не лезла в горло, приглашала в дом друзей, чтобы подбодрить его, и с нетерпением ждала дня, когда она станет миссис Бакстер и сможет лежать в объятиях мужа, занимаясь с ним любовью. Сильвия и Рэндольф сидели на крыльце маленького белого павильона, укрывшегося в тени деревьев за особняком «Дубовая роща», и наблюдали закат солнца. Огромные дубы скрывали влюбленную пару от посторонних глаз. — Подумай только, дорогая, — улыбнулся Рэндольф, обнимая ее, — через несколько дней мы сможем поселиться в моем домике и прятаться там от всего мира как угодно долго. — Молю Господа, чтобы ничего не случилось… Он заглушил ее слова поцелуями. — Ничего не случится, — сказал он уверенно. — На следующей неделе ты станешь моей женой. — Да, — прошептала Сильвия, прижимаясь к нему. * * * Двенадцатью часами позже мисс Джинджер Томпсон пожаловала по Брод-стрит в офис Маккарена. Он прислал ей списку, извещавшую, что у него есть новости. — Что это, Мак? — Глаза Джинджер блестели от возбуждения. Спенсер Маккарен усмехнулся и указал ей на стул. — Кажется, мне удалось решить твою маленькую проблему. Он рассказал, что молодая леди, известная Рэндольфу Бакстеру и всему остальному обществу как аристократка Сильвия Фэрмонт, на самом деле незаконнорожденная дочь известного Жана Лаффита. Наслаждаясь изумлением, вспыхнувшим в широко открытых глазах Джинджер, Маккарен продолжал: — В одном из салунов Нового Орлеана я встретил молодого человека, который когда-то был любовником священника Хайда Рэнкина. Юноша был совершенно пьян и все мне рассказал. Рэнкин был священником в монастыре урсулинок, но даже и там он умудрялся вступать в связь с молодыми людьми. Тетушка Сильвии, монахиня, застала его однажды с молоденьким студентом. По ее настоянию его лишили сана и выгнали из монастыря. Он ушел, прихватив с собой очень важный документ. — Какой? — Глаза Джинджер были круглыми как блюдца. — Свидетельство о рождении Сильвии Фэрмонт. В качестве отца ее мать назвала Жана Лаффита. — Вот дура! — возмутилась Джинджер. — Рэнкин нуждался в деньгах, поэтому он направился к Эдвину Фэрмонту и рассказал ему этом документе. Фэрмонт так сильно любил свою жену и дочь, что сразу заплатил Рэнкину, чтобы тот держал язык за зубами. Но Рэнкин оказался жадным. Он продолжал шантажировать Фэрмонта до тех пор, пока тот не разорился и уже не мог содержать большую сахарную плантацию. — Чудесно! — воскликнула Джинджер. — Значит, эта роскошная и всеми уважаемая мисс Сильвия Фэрмонт обыкновенный ублюдок? Отпрыск жестокого пирата. Неужели это правда? — Правда, Джинджер. Ты считаешь, этого достаточно, чтобы удержать Бакстера от женитьбы на ней? — Я вижу, ты совсем не знаешь этих Бакстеров из Миссисипи, — рассмеялась Джинджер. — В них течет английская и французская королевская кровь. Они просто помешаны на чистоте своей родословной, и им даже в страшных снах не снится, что их единственный сын может жениться на пиратском ублюдке! — Все это так, но позволят ли они ему жениться на тебе? — Конечно, они не придут от этого в восторг, но, наверняка, согласятся. Дело в том, что Рэнди слабый человек. Когда он узнает правду, ему будет необходима такая сильная женщина, как я. Старшие Бакстеры вздохнут с облегчением, увидев, что я не позволяю ему предаваться отчаянию. — Джинджер поднялась. — Запомни, что через полгода я стану миссис Рэндольф Бакстер! — Означает ли это, что наша связь закончится? — спросил Маккарен. — Мак, ты ведь не испортишь мне все дело? Ты не будешь… — Шантажировать тебя? Нет, Джинджер, я не из породы шантажистов. — Он поднялся. — Ты сегодня со мной расплатишься и можешь идти на все четыре стороны. — Но, Мак, я… Ну, хорошо, давай побыстрее закончим с этим делом. — Джинджер упала в его объятия. — Я хочу походить по магазинам. Мне нужно новое платье для сегодняшнего визита в «Дубовую рощу». * * * — Я этому не верю! — Красивое лицо Рэндольфа Бакстера налилось кровью. — Ты лжешь, Джинджер! — Хотелось бы, Рэнди. — Джинджер покосилась на его потрясенных родителей. Полчаса назад она без приглашения заявилась в «Дубовую рощу», когда Рэндольф уже собирался ехать к Фэрмонтам на скромный обед. Усевшись в кресло, она быстро выложила все, что ей удалось разузнать о них. Сейчас, однако, она начала нервничать. Судя по реакции Рэндольфа, он действительно любил Сильвию. Впервые Джинджер задумалась, повлияет ли ее разоблачение на его брак с Сильвией Фэрмонт. Ведь он столько раз повторял ей, что ничто не помешает ему жениться на Сильвии. Этого Джинджер не учла. Рэндольф налил полный стакан виски и, одним глотком осушив его, снова наполнил. Зеленые глаза с ненавистью смотрели на Джинджер. — Если ты уже все выложила, Джинджер, почему бы тебе не убраться из моего дома? — Ты этого хочешь, Рэнди? — спросила Джинджер дрогнувшим голосом. — Нет, подождите! — вмешался Мартин Бакстер. — Я хочу разобраться в этом деле. Вы уверены, мисс, что это правда? У вас есть доказательства? — Он посмотрел на нее тяжелым взглядом. — Да, мистер Бакстер, есть. Все, что я сказала, правда. Клянусь вам. Джинджер еще раз подробно изложила факты рождения Сильвии, а Рэндольф кружил по комнате со стаканом в руке. — Может, теперь ты уберешься отсюда? — рявкнул он, когда она закончила. — Да, Джинджер, — поддержала его Джоан Бакстер, — пожалуй, будет лучше, если вы уйдете. Рэндольф очень расстроен… — Конечно, миссис Бакстер. — Джинджер встала. Бросив обеспокоенный взгляд на Рэндольфа, она пробормотала: — Рэнди, мне так жаль… Я понимаю, что ты себя ужасно чувствуешь, но я не могла допустить, чтобы ты ничего не знал. Рэндольф промолчал. Казалось, он ее не видел, и беспокойство Джинджер возросло. После ухода Джинджер Рэндольф сказал заплетающимся языком: — Мне на это плевать! Я люблю Сильвию, и ее происхождение ничего не меняет. Мартин Бакстер налил себе виски, сделал глоток и затворил: — Ты ошибаешься, сынок, это как раз все меняет. Никакой свадьбы! По крайней мере, не с мисс Фэрмонт. Или, лучше сказать, с мисс Лаффит? — Черт возьми, отец, она милая, красивая девушка, и я женюсь на ней с твоим или без твоего благословения. — Но, дорогой, — обратилась к нему мать, — ты не можешь так поступить с нами. Мы станем посмешищем для всего города. Дочь пирата! Ты должен немедленно забыть о ней. — Положив руку на грудь сына, она погладила его. Рэндольф грубо сбросил руку матери. — Я не могу забыть Сильвию! Я люблю ее. Неужели вы не можете этого понять? Мартин Бакстер повернулся к жене: — Дорогая, оставь нас на минутку. Я хочу поговорить с Рэндольфом как мужчина с мужчиной. — Конечно, дорогой. — Миссис Бакстер вышла из комнаты. — Рэндольф, я знаю, что ты увлечен Сильвией. Но ты не можешь жениться на ней! Решение твоей маленькой проблемы очень простое. Женись на достойной женщине, которая родит тебе наследников, чтобы продолжить наш род, а Сильвию сделай своей любовницей. Если захочешь, купи ей дом, чтобы вам было удобно встречаться, и время от времени навещай ее. Все так делают, и в этом нет ничего дурного. — Он с улыбкой посмотрел на сына. — Я женюсь на Сильвии Фэрмонт, нравится тебе это или нет! — упрямо заявил Рэндольф. — Нет! — Отец был непреклонен. — Не женишься. Поставив стакан на стол, он подошел к камину и, засунув руки в карманы, повернулся к сыну: — Рэндольф, тебе xорошо известно, что я один из богатейших людей в Алабаме… один из богатейших людей на всем Юге. — Отец, пожалуйста… — начал Рэндольф. — Если ты женишься на Сильвии Фэрмонт, то не получишь от меня и ломаного гроша. Я лишу тебя наследства так быстро, что ты даже не успеешь понять, что случилось. Тебе все ясно, молодой человек? — Ты не сделаешь этого, — сказал Рэндольф, пытаясь сфокусировать взгляд на лице отца. — Сделаю. Ты мой единственный ребенок, Рэндольф. Моя единственная надежда на внуков. Моя единственная мечта о бессмертии. Неужели ты полагаешь, что я позволю тебе обзавестись кучей смуглых пиратских выродков? — Господи, как ты можешь быть таким грубым? — Рэндольф удивленно покачал головой. — Грубым? Нет. Я люблю тебя, Рэндольф, и я сколотил для тебя большое состояние. Для тебя и для тех поколений, которые будут после меня. — Мартин облокотился о каминную полку и спокойно сказал: — С любовью приходят знание, понимание, близость. Я знаю тебя, Рэндольф. Ты не сможешь смириться с бедностью. Ты скорее оставишь девушку, чем откажешься от денег. Женщин можно найти всегда, а деньги имеет далеко не каждый. — Он повернулся и вышел из комнаты. * * * Золотые часы на камине пробили девять. Сильвия, нервничая, ходила по комнате. Рэндольф Бакстер обещал прийти на обед ровно в половине восьмого. Нана уже несколько раз заглядывала в столовую. Лицо Делилы выражало недовольство. Даже Эдвин Фэрмонт, сидевший на любимом парчовом диване Серины, то и дело поглядывая на часы. Когда у дома остановилась карета, Сильвия, подбежав к окну, отогнула угол занавески и увидела выходившего из кареты Рэндольфа. Его волосы блестели в свете луны. Он рванул створку ворот, вошел во двор и захлопнул ее с такой силой, что закачался весь забор. Потом он споткнулся и чуть не упал. Сильвия сразу заподозрила неладное. Опустив занавеску, она выскочила в коридор, распахнула тяжелую входную дверь и, увидев его взлохмаченные волосы, остекленевшие глаза и неровную походку, вскрикнула: — Рэндольф! Что случилось? Он стоял, злой и расстроенный, и смотрел на нее в упор. В холле появился Эдвин Фэрмонт. — Что с тобой, сынок? — спросил он. — Что случилось? — Я не могу жениться на тебе, — сказал Рэндольф, глядя на Сильвию. — Но почему, Рэндольф? Я не понимаю. Рэндольф ткнул в Сильвию пальцем, и его глаза наполнились слезами. — Я, Рэндольф Бакстер, принадлежу к роду Бакстеров из Миссисипи. Я не женюсь на внебрачной дочери Жана Лаффита! Глава 16 — Внебрачной дочери Лаффита? — потрясение повторила Сильвия. За ее спиной Эдвин Фэрмонт побледнел как смерть. — Не притворяйся, будто ты потрясена, Сильвия. Это я перенес сегодня сильное потрясение! — Глаза Рэндольфа метали молнии, он схватил ее за руку. — Пожалуйста, Рэндольф, — взмолилась она. — Ты сам не знаешь, что говоришь, дорогой. — Я? — Он сильнее сжал ее руку. Лицо его напряглось от боли и гнева. — Немедленно отпусти мою дочь, Бакстер! — Эдвин Фэрмонт шагнул вперед и обнял Сильвию за талию. Рэндольф громко рассмеялся и разжал руку. — Вашу дочь, мистер Фэрмонт? Сомневаюсь. Она даже… — Хватит! Немедленно покиньте мой дом, молодой человек! Сильвия продолжала недоуменно смотреть на Рэндольфа. Его слова еще не дошли до ее сознания, но она видела, что он ужасно расстроен, и решила ему помочь. Вырвавшись из рук отца, она схватила Рэндольфа за лацканы сюртука. — Что ты говоришь, Рэндольф? Что заставило тебя вести себя подобным образом? Случилось что-то плохое? — Плохое? — прогремел он. — Все ужасно плохо! — Он схватил Сильвию за руки. — Ты погубила мою жизнь. — Каким образом? Ты говоришь глупости, Рэндольф. Какое отношение имеет к нам покойный пират из Нового Орлеана? — Не к нам, Сильвия. К тебе. Этот человек был твоим… — Будь ты проклят, Бакстер! — гневно прервал его Эдвин Фэрмонт. — Немедленно убирайся из моего дома! — Но, папа, он… я… — Сильвия еще крепче вцепилась в Рэндольфа. Внезапно она задрожала и пошатнулась. — Рэндольф, здесь какая-то чудовищная ошибка. — Она попыталась улыбнуться. — Это же абсурд! Неужели ты этого не понимаешь? — Она бросила взволнованный взгляд на Эдвина Фэрмонта. — Скажи ему, что он ошибается, папа. Скажи ему, что у нас нет ничего общего с Жаном Лаффитом. Скажи ему, что ты мой единственный отец! Выражение страдания в голубых глазах Эдвина Фэрмонта напугало ее больше, чем все, что сказал Рэндольф. В них она прочитала правду. — Да, мистер Фэрмонт, скажите ей. Какая же ты актриса, Сильвия! — процедил Рэндольф сквозь зубы. — Уж ты-то хорошо знаешь, что этот человек тебе не отец. Ты обманула мое доверие. Ты заставила меня поверить, что у тебя безупречная родословная, в то время как ты… О, будь ты проклята, будь ты проклята! — Он грубо притянул ее к себе, крепко поцеловал и оттолкнул. Сильвия была настолько ошеломлена, что не могла произнести ни слова. Рэндольф Бакстер стремительно выбежал из дома, сел в карету и исчез. Исчез из ее жизни. — Это правда? — спросила Сильвия, повернувшись к Эдвину Фэрмонту. — О, дорогая… — Эдвин замолчал и схватился рукой за сердце. — Сильвия, Сильвия… — Пожалуйста, расскажи мне все… Обняв Сильвию за талию, Эдвин привел ее в гостиную и усадил на диван. Затем налил в стакан немного бренди и заставил ее сделать глоток. Сев с ней рядом, он, тяжело вздохнув, начал свой рассказ: — Я расскажу тебе все, но сначала ты должна знать, что я очень тебя люблю. — Она кивнула и взяла отца за руку. — Для меня ты такая же родная и любимая дочь, как если бы я был твоим отцом. Это правда, что другой мужчина ответственен за твое появление на свет, но я благодарен ему за это. — Я действительно дочь Жана Лаффита? — Да, Сильвия, это так, но… — А кто тогда моя мать? — Серина. — Выходит, моя мать и Лаффит… они были… — Голос Сильвии дрогнул. Она закрыла глаза и покачала головой. — Это совсем не то, что ты думаешь, Сильвия. Позволь, я расскажу тебе все, что знаю. Сильвия посмотрела на отца. — Пожалуйста. Все. — Хорошо. — Он откашлялся, погладил ее руку и начал: — Летом 1819 года я вернулся в Новый Орлеан после длительного путешествия за границей. По прибытии я немедленно отправился в монастырь урсулинок навестить мою сестру. — Он печально улыбнулся и пояснил: — Сестру Сильвию, в честь которой тебя назвали. Там я встретил девушку такой необыкновенной красоты, какой мне до сих пор не приходилось видеть. У Серины Донован были длинные золотистые волосы, белая кожа и печальные голубые глаза. — Эдвин замолчал. — Пожалуйста, продолжай, — поторопила его Сильвия. — Я сразу заметил, что она беременна. Я попросил у сестры разрешения поговорить с Сильвией. Она согласилась, и мы с Сериной долго просидели в монастырском саду. Она рассказала, что отцом ребенка, которого она носила под сердцем, был Жан Лаффит, и она его очень любит. С Жаном Лаффитом она встретилась на острове, когда жила там с отцом. Однажды на остров обрушился ужасный ураган, сметая все на своем пути. Ее отец погиб. Лаффит спас ей жизнь… — Понимаю, — протянула Сильвия и вопросительно посмотрела на отца: — Но Лаффит, конечно, не любил ее? — Я этого не говорил, Сильвия. Я уверен, что он увлекся ею, но дело в том, что у него была семья — жена и сын. Поэтому Лаффит отослал Серину в Новый Орлеан. Он так никогда и не узнал, что она ждала ребенка. — Значит, мой отец… Лаффит… ничего не знал обо мне? — Не знал. — Эдвин тяжело вздохнул. — Я полюбил твою мать с первого взгляда и попросил ее выйти за меня замуж. Она согласилась. Сестра Сильвия нашла документ, согласно которому Лаффит передавал Серине «Ривербенд» в вечное пользование. Документ должен был вступить в силу, когда ей исполнится двадцать один год или когда она выйдет замуж. — Значит, «Ривербенд» раньше принадлежал Жану Лафиту. … В голове Сильвии всплыли старые истории о спрятанных там сокровищах. — Да, принадлежал, и Лаффит подарил поместье Серине. Из этого можно сделать вывод, что он тоже любил ее. Мы с Сериной решили пожениться как можно быстрее. Никто не знал, что я вернулся из-за границы. Мы должны были тихо обвенчаться, и я бы сказал друзьям, что встретил в Европе американку и женился на ней. Что, вернувшись, домой, мы купили «Ривербенд». К тому времени, как ты должна была родиться, мы бы спокойно жили на плантации как мистер и миссис Эдвин Фэрмонт. — Что же помешало осуществить этот план? — Через два дня у Серины начались преждевременные роды. Сестра Сильвия послала за мной, и когда я приехал и монастырь, твоя мать была в ужасном состоянии. Около ее постели дежурили врач и священник. Нам бы пожениться в тот же день, когда мы встретились, но я думал: днем раньше, днем позже, какая разница… — Как же все стало известно? — Твоя мама была еще совсем юной и глупой. Она прошла через такие муки, рожая тебя, что когда ты, наконец, появилась на свет, у нее все смешалось в голове. Поэтому, когда врач попросил назвать имя отца, она сказала правду. — Она сказала ему, что мой отец Жан Лаффит? — Да. Мы поженились на следующий день, все вместе благополучно добрались до «Ривербенда» и обосновались в нем. Вскоре я рассказал своим друзьям, что недавно вернулся из Европы с женой, и у меня родилась дочь. Мы стали устраивать приемы. Все, кто приезжал в «Ривербенд», восхищались красотой моей жены и моей дочери. Я был счастливым человеком, Сильвия. Я очень сильно любил твою мать и тебя. — Я знаю это, папочка, — сказала Сильвия, погладив Эдвина по щеке. — Наша жизнь была чудесной. Твоя мать была доброй и любящей. Ты была жизнерадостным ребенком. Все шло великолепно, пока сестра Сильвия не застала священника в компрометирующей ситуации. Она настояла, чтобы его лишили сана и выгнали из монастыря. Он ушел, прихватив с собой твое свидетельство о рождении. — Хайд Рэнкин! — выдохнула Сильвия. — Да, Хайд Рэнкин. Вскоре он появился в «Ривербенде», угрожая раскрыть всему свету наш секрет. Я не мог позволить, чтобы это случилось, поэтому я заплатил ему. — Эдвин потер рукой затылок. — Я думал, что, заплатив, я заставлю его замолчать. Я дал ему значительную сумму и запретил появляться снова. Но через год он вернулся и потребовал еще денег. — Он шантажировал тебя все эти годы? Эдвин кивнул. — И все же, несмотря на деньги, он все рассказал… — Сильвию била дрожь. — Теперь Рэндольф все знает, и он… он больше не хочет меня. — Господи, деточка, мне так жаль, так жаль! Эдвин прижал к себе Сильвию, и она разрыдалась у; него на груди. — О, папочка, что же мне теперь делать? Ведь я так люблю Рэндольфа. Эдвин Фэрмонт крепко прижимал к себе дочь. Его гнев и возмущение возрастали с каждой секундой. Видеть, как его дорогая девочка страдает, было выше его сил, ведь он всегда относился к ней как к родной дочери. Целуя ее мокрые щеки, он поклялся отомстить Рэндольфу Бакстеру. Он обнимал Сильвию, пока та не успокоилась, потом поднял ее на руки и отнес в спальню. Делила слышала весь разговор и знала, что сердце ее молодой хозяйки разбито навсегда. — Положите ее на кровать, — сказала она Эдвину. — Я сама займусь ею. — Спасибо, Делила. — Эдвин положил Сильвию на кровать, поцеловал и прошептал: — Отдыхай, деточка. Завтра утром тебе станет лучше. Спустившись вниз, Эдвин позвал своего верного слугу. — Делсон, ступай в дом моего клерка Тома Мейсона и попроси его немедленно явиться ко мне. — Делила, — позвала Сильвия слабым голосом, — ты знала, что я дочь пирата? — Всегда знала, деточка. — Почему же ты не рассказала мне? Почему мне никто ничего не рассказал? — Какая разница, ведь ты была дочерью мистера Эдвина. Встань, мое золотце. Сильвия встала, и Делила сняла с нее платье. — Рэндольф больше меня не любит. Он не хочет жениться на мне, Делила. — Этот человек не подходит для моего ангела, — сказала Делила, снимая с Сильвии платье. — Я люблю его, Делила… Господи, что я сделала, чтобы заслужить такое? — Сильвия снова начала дрожать. — Ты ничего не сделала, деточка. — Делила обняла ее. — Так же, как и твоя мама. Бедная женщина страдала эти годы, боясь, что ты можешь что-то узнать. Спасибо Господу, что он унес на небеса ее нежную душу, и она не увидела всего этого. — Делила, как тебе удалось узнать правду? — спросила Сильвия, ложась в постель. — Золотко, слуги всегда все знают. Я знала об этом еще тогда, когда была ребенком. — Ты знала о Хайде Рэнкине? — Да, знала. — Делила нахмурилась. — Этот человек сам дьявол. На нем грехи Содома. — Господи! Ты хочешь сказать, что… Делила кивнула: — Сестра Сильвия выгнала его из монастыря. — Делила! — Сильвия схватила служанку за руку. — Сколько времени прошло между его уходом из монастыря и смертью моей тети? — Меньше полугода. Знаешь, что я всегда подозревала? — Что Хайд Рэнкин убил ее? — Ее нашли мертвой на рассвете во дворе монастыря. У нее на голове была огромная шишка. Доктор сказал, что она упала, но я в это не верю. Я знаю, что сестру Сильвию убил этот дьявол. Я так считаю! — И ничего нельзя сделать с этим человеком? — спросила Сильвия, растирая виски. — Думаю, нет, деточка. Он был и всегда останется дьяволом. — Делила, ты знала слугу по имени Кашка? — Я его не помню, но много о нем слышала. Он умер, когда я была совсем маленькой. Я знаю, почему ты спрашиваешь о нем. Я тоже слышала разговоры о спрятанных в «Ривербенде» сокровищах. — Ты в это веришь? — Нет. Говорят, что только Кашка знал, где запрятано золото. Когда твоя мама приехала в «Ривербенд», она первым делом велела позвать Кашку, но он к тому времени уже умер. * * * — Что я могу для вас сделать, мистер Фэрмонт? — спросил Том Мейсон, обмениваясь рукопожатием с Эдвином. — Я хочу, чтобы вы передали записку Рэндольфу Бакстсру в имение «Дубовая роща». — Жениху мисс Сильвии? — Я вызываю Бакстера на дуэль, — процедил Эдвин сквозь зубы. — Доставьте ему мое уведомление и будьте моим секундантом. Мейсон чуть не упал со стула. — Сэр, вы, наверное, шутите! Вы собираетесь драться на дуэли с человеком, за которого ваша дочь выходит замуж? — Она не выходит за него замуж, Том. Так вы доставите ему мой вызов? — Я?.. Да, сэр, если вы этого хотите. — Отправляйтесь немедленно. Я буду вас ждать. Том Мейсон вернулся через час. — На рассвете, — сказал он. — Он выбрал пистолеты, сэр. — Прекрасно, — ответил Эдвин Фэрмонт, наливая себе бренди. * * * Сильвия и Делила проговорили всю ночь. Сильвия плакала, вспоминая Рэндольфа Бакстера, мать и морского разбойника Жана Лаффита. Вконец измученная, она забылась глубоким сном, лишь когда первые лучи солнца прорезали темноту. — Спи, деточка, — приговаривала Делила, натягивая одеяло на плечи Сильвии. — Делила не оставит тебя. Когда проснешься, тебе станет лучше. — Она на цыпочках подошла к креслу и грузно опустилась в него. — Рэндольф Бакстер, — бормотала она. — Я знала, что он слабый человек. Совсем не мужчина. Тебе будет без него лучше. — Голова Делилы склонилась набок, и она уснула. Громкий стук в дверь спальни разбудил обеих женщин. Сильвия села в постели, а Делила поспешила к двери. На пороге стоял Делсон, и по его щекам катились крупные слезы. — Идите скорее! — закричал он. — Мистера Эдвина застрелили! Сильвия, в одной ночной рубашке, кубарем слетела с лестницы. Эдвин Фэрмонт лежал на парчовом диване, глаза его были закрыты, на груди расплывалось большое кровавое пятно. Том Мейсон стоял перед ним на коленях. Сильвия склонилась к отцу. — Папа, — прошептала она, сдерживая слезы. — Ответь мне, пожалуйста, ответь мне! Том, что случилось? — Мисс Сильвия, час назад ваш отец дрался на дуэли с Рэндольфом Бакстером, чтобы защитить вашу честь. — А Рэндольф? — спросила она, продолжая его любить, несмотря на случившееся. — Он невредим. Ваш отец так и не выстрелил. Полагаю, что Бакстер сделал это преднамеренно. — Врача вызвали? — спросила Сильвия, убирая седую прядь со лба отца. — Он уже в пути. Я послал за ним Тео. — Папа, все будет хорошо, — прошептала Сильвия. — Скоро приедет врач. Глаза Эдвина Фэрмонта открылись. Он посмотрел на Сильвию, попытался что-то сказать и перестал дышать. Глава 17 Леди из нетитулованного мелкопоместного дворянству вскоре перестали заходить в дом Фэрмонтов. К осени общество стало оспаривать право Сильвии на посещение приемов, обедов и вечеринок. С приходом зимы ей дали понять, что Сильвии Фэрмонт нет места среди них. Она не принадлежит к их обществу. — Милая девушка, — говорили одни, — но… — Отпрыск морского разбойника, — вторили им другие. — И ее мать — упокой Господи ее душу — ничем не лучше шлюх с пристани, — фыркнула Лаура Ланкастер, жена банкира, пухленькая хорошенькая брюнетка с маленькими ручками, огромной грудью и таким же большим самомнением. — Каждый раз, когда я вспоминаю, что они обедали в нашем доме, меня начинает тошнить. В жизни Сильвии произошло столько трагичного, причем за очень короткое время, что она не обращала внимания на те сплетни, которые городская элита разносила о ней. Длинная душная осень прошла для нее как в тумане. Смерть Эдвина и Серины Фэрмонт, предательство Рэндольфа Бакстера принесли ей столько боли и отчаяния, что ей было не до прохладного отношения ее бывших друзей. Она предпочитала одиночество и долгие часы проводила во дворике своего дома. Ей нужны были тишина и покой. Она не замечала, что за все эти долгие месяцы ей никто не нанес визита. Сильвия распрощалась со всеми дорогими ее сердцу людьми в эту печальную восемнадцатую осень своей жизни, и когда грянули первые морозы, она запрятала поглубже свое горе и взвалила на хрупкие плечи роль главы дома Фэрмонтов. Том Мейсон устроился на работу в другую адвокатскую фирму и прислал Сильвии ключи от офиса, даже не потрудившись прийти лично. Сильвия просмотрела все бухгалтерские книги и тщательно проверила все счета. С каждым проверенным счетом возмущение ее возрастало. Огромные суммы уходили Хайду Рэнкину. Этот дьявол лишил Эдвина Фэрмонта всего состояния. Даже их дом был заложен и перезаложен, и ей оставалось только продать его. Кипы неоплаченных счетов возвышались перед ее изумленным взором: счета от модистки за очень дорогой свадебный наряд, который она так никогда и не наденет, бесконечные счета за платья и шляпы, белье. Никакого состояния не хватит, чтобы оплатить все это. Были там и счета за ремонт дома, за новые дорогие обюссонские ковры, счета от доктора Толбота, от бакалейщиков, владельцев конюшен и каретников. У Сильвии закружилась голова. Напуганная, одинокая, она сидела в офисе, аренда которого тоже не была оплачена, и тоскливо думала о том, что ей теперь делать. Что будет с Делилой, Делсоном, Наной, Тео и Бодин? Как они проживут без нее? Как она сможет прокормить их? Где они будут жить? Стараясь не поддаваться панике, она поднялась, взяла с полки бархатную шляпку и решительно направилась в Национальный банк города Мобила. Президент и владелец банка Ньютон Ланкастер поднялся, когда она вошла офис. Перейдя сразу к делу, Сильвия заявила, что осведомлена о долгах отца и хотела бы немедленно продать дом, чтобы вернуть долг банку. — Это разумно, дорогая. — Ланкастер с любопытством смотрел на решительную молодую женщину. — Я знаю очаровательную молодую пару, которая, как мне известно, заинтересована в покупке дома. Могу я сказать им, чтобы они приехали осмотреть его? — Чем скорее, тем лучше, — ответила Сильвия. — До свидания, сэр, и передайте мои лучшие пожелания миссис Ланкастер. Сильвия увидела смущение на лице банкира, но не придала этому значения. Она и не догадывалась, что жена банкира распускает о ней грязные сплетни. — Обязательно передам. Уверен, что Лаура скоро навестит вас. — Банкир покраснел, произнося эти лживые слова. Возвращаясь домой, Сильвия впервые заметила пренебрежительное отношение к себе. Две модно одетые леди, которые много раз пили кофе в доме Фэрмонтов, встретив Сильвию на улице, прошли мимо, о чем-то перешептываясь между собой. Она торопливо отвела глаза и заметила группу джентльменов, которые смеялись, глядя на нее. Сильвию охватил страх, когда она услышала за спиной разговор прохожих: «Дочь пирата… Серина Фэрмонт переспала с пиратом… Возможно, старина Эдвин так никогда и не узнал…» Внезапно страх пропал. Исчез металлический привкус во рту, и ее захлестнула ненависть. Развернувшись, Сильвия решительно ступила на проезжую часть. Не обращая внимания на экипажи и кареты, заполонившие мостовую, она, сжав кулаки и гордо вздернув подбородок, перешла через улицу. Подойдя к группе элегантно одетых бездельников, она гордо произнесла: — Вы называете себя джентльменами, но у вас нет ни малейшего представления о значении этого слова! Послушайте, что я вам скажу: обзывайте меня как угодно, говорите плохо о Жане Лаффите, но только попробуйте сказать хоть одно порочащее слово о моей матери или Эдвине Фэрмонте, и вы ответите перед Создателем! Мужчины ошарашенно уставились на высокую молодую женщину. Прохожие по обеим сторонам улицы остановились, чтобы услышать ее слова. Никто не издал ни звука. Холодно оглядев их, Сильвия повернулась и направилась к дому. Только тогда с их губ сорвался нервный смешок, но Сильвия не слышала его: голова ее разламывалась от боли. Она еще никогда не была так зла, так охвачена возмущением. Только приблизившись к дому, она почувствовала, что намного успокоилась и может разжать зубы. Войдя в дом, Сильвия облегченно вздохнула. Отдав шляпку Делиле, она, сделав вид, что ничего не случилось, спокойно попросила ее принести кофе и газету. Служанка помрачнела. — В чем дело, Делила? — Солнышко, не надо читать эту газету. Там нет ничего интересного. Сильвия подозрительно посмотрела на Делилу, встала и сама сходила за газетой. Вернувшись в гостиную, она села на диван и развернула ее. Заголовок на третьей странице гласил: «Мисс Джинджер Томпсон становится невестой мистера Рэндольфа Дж. Бакстера». Сильвия не стала читать дальше. Делила взяла газету из ее холодных рук и села рядом. — Мне жаль, солнышко, что я ничем не могу тебе помочь. — Ты со мной, и этого вполне достаточно. Никогда не покидай меня. — Никогда, — твердо ответила Делила. * * * Сильвия смотрела на пятерых преданных слуг, у которых глаза округлились от страха. Она подошла к камину, протянула к нему озябшие руки и повернулась к слугам. — Вы все хорошо знаете, что я продала этот дом супружеской чете, переехавшей недавно в Мобил из Кентукки, — начала она. — Мы… Я должна выехать отсюда до рождественских каникул. — Она тяжело вздохнула. — Мистер и миссис Поль Кинг любезно согласились оставить вас в доме. Они вам понравятся, я в этом уверена. На лицах Наны, Тео и Бодин появилось облегчение. Они любили Сильвию, но знали, что она не сможет содержать их, и были благодарны ей за то, что у них будет дом. Что же касается Делсона, то этот вариант его не устраивал: глаза его наполнились слезами, и он начал дрожать мелкой дрожью. Видя его отчаяние, Сильвия поспешила успокоить его: — Делсон и Делила поедут со мной, — сказала она. — Вы можете поехать тоже, но уверяю вас, что ваша жизнь будет намного лучше, если вы останетесь с Кингами. — Мне не нужна хорошая жизнь, миз Сильвия. Я просто хочу ухаживать за единственным ребенком миз Фэрмонт. — Делсон вытер ладонью слезы, катившиеся по его черным щекам. — Тогда ты поедешь и будешь заботиться обо мне, Делсон. Сильвия улыбнулась старику, и его глаза засветились радостью. — Я буду много работать для вас, миз Сильвия, — ответил старик. Сильвия обратилась к слугам: — Идите собирайте свои вещи. Я вернусь только к обеду. Уверена, что скоро найду работу. — Надев накидку, она ушла. Холодный ветер больно хлестал по щекам, выбивая из глаз слезы. Пышные юбки путались в ногах, мешая движению. Пока Сильвия дошла до квартала, где были расположены самые модные магазины, она продрогла до костей. Она подошла к магазину «Дамские шляпы» и дернула колокольчик. Мередит Торнберг, хозяйка магазина, взглянула на нее из-за шляпы с перьями, которую она осторожно водружала на голову покупательницы. — Я занята, — бросила она через плечо и занялась леди, примерявшей шляпку. — Хорошо, миссис Торнберг, я подожду, — ответила с улыбкой Сильвия. Услышав ее голос, покупательница повернула голову, увидела Сильвию и скорчила гримасу. Склонившись к миссис Торнберг, она что-то зашептала ей на ухо. Сильвия прекрасно знала, о чем они шепчутся, но решила остаться и непременно поговорить с владелицей магазина. Прошло два часа, прежде чем Мередит Торнберг обратила внимание на Сильвию. — Миссис Торнберг, я знаю, что с приближением рождественских каникул вы подыскиваете себе человека, который мог бы помочь вам в магазине. Мне бы очень хотелось получить это место. Мы с мамой с удовольствием проводили здесь время, примеряя шляпки, и вы были всегда так… — Мне жаль, мисс Фэрмонт, — резко оборвала ее хозяйка магазина, — но у меня нет для вас места. — Но вы… Я видела объявление в окне. Я буду много работать, и вы останетесь мной довольны. — Сюда приходят дамы из высшего общества, и я не могу позволить… — Мередит опустила глаза. — Мне очень жаль… — Жаль? — прищурив глаза, спросила Сильвия. — Сомневаюсь! И нечего жалеть меня! Сильвия вышла, хлопнув дверью, и направилась к другому, более дорогому магазину, где Серина за последние пять лет потратила тысячи долларов. Результат был тот же. Сильвия зашла в галантерейный магазин, но и там получила от ворот поворот. Промерзшая, разочарованная и злая, она возвращалась домой, когда тусклое зимнее солнце уже садилось за горизонт. Погруженная в свои мысли, она не заметила, как от толпы зевак отделились два мальчика и последовали за ней. Вскоре к ним присоединились и другие подростки, не знающие, чем себя занять. Постепенно их становилось все больше, и их громкие разговоры и смех, наконец, привлекли к себе внимание Сильвии. Она оглянулась и увидела, что они подражают ее походке, кривляются и отпускают непристойные шутки. Самый высокий из них, по всей вероятности вожак, сложил руки рупором и громко закричал: — Ублюдок идет! — Он разразился смехом и оглянулся на своих приятелей, ища у них поддержки. И все подростки, подражая ему, хором закричали: — Ублюдок! Ублюдок! Ублюдок! Кровь прилила к лицу Сильвии, живот свело, словно от удара. Она повернулась, чтобы отразить нападки мальчишек, но вовремя остановилась. Они всего лишь дети, сказала она себе, и повторяют то, что слышали от взрослых, то, о чем судачит весь город. Сильвия ускорила шаг. Сердце в груди сильно стучало, из глаз брызнули слезы, и она до боли кусала губы, чтобы сдержать рыдания. Если бы только она смогла поскорее оказаться дома! «Господи, помоги мне поскорее добраться до дома!» Сильвия бежала по улице и спрашивала себя, как бы на ее месте поступила мать. Нет, не так! Как бы на ее месте поступил Жан Лаффит? Это сработало. И очень сильно. Слезы высохли. Подбородок гордо вздернулся вверх. Походка стала уверенной. Она уже достаточно наслышалась о Лаффите, чтобы знать о его бесстрашии. Он, скорее всего, сам вселял страх в сердца других мужчин. Сильвия ощутила, как в ее венах забурлила его кровь, чуть ли не явственно услышала его спокойный холодный голос, шептавший ей, что она не должна убегать от своих мучителей. Сильвия резко остановилась, повернулась к подросткам и посмотрела на них таким холодным и презрительным взглядом, что они опешили. Двое мальчиков повернулись и убежали. Даже их вожак остолбенел, и ругань застряла у него в горле. Сильвия молча повернулась и пошла дальше. Это была маленькая, но победа, и она ощутила ее божественную сладость. Она смаковала ее, идя в сгущающихся сумерках, приказав себе не давать волю слезам, пока не доберется до дома, где сможет расслабиться и поплакать на груди у верной Делилы. Но и дома ей пришлось сдерживать себя. Она весело поздоровалась со слугами и сказала им, что сегодня ей не удалось найти работу, но она уверена, что скоро ей что-нибудь подвернется. Пообедав и прочитав газету, она с наслаждением окунулась в ванну, которую Делила приготовила для нее. Оказавшись в постели, Сильвия снова вспомнила жестокое слово «ублюдок». Страх и отчаяние охватили ее, и она заплакала, не сдерживая слез. И вдруг ей в голову пришла мысль: «Действительно ли Жан Лаффит никогда никого не боялся или просто не позволял другим увидеть его страх?» Не по годам мудрая Сильвия решила, что, скорее всего, было последнее. Внезапно она почувствовала, что ей нравится человек, который был ее отцом. Конечно же, он неоднократно испытывал страх, но был достаточно сильным, чтобы не показывать его всему свету. Да, он ей нравился. Она должна походить на своего отца. Холодный бессердечный мир никогда больше не увидит, что она его боится. По воле Господа Жан Лаффит стал ее отцом, и она должна быть достойна его. В эту ночь Сильвия впервые за многие месяцы спала спокойно. * * * Лейтенант Хилтон Кортин, награжденный двухнедельным отпуском, вышел из наемной кареты на отдаленной хлопковой плантации, расположенной на берегу Миссисипи, под названием «Брайфилд». Подняв голову, он увидел высокого сухощавого мужчину, стоявшего на балконе и смотревшего на него. — Джефф! — крикнул Хилтон, и Джефферсон Дэвис, медленно поднял худую руку, приветствуя его. — Добро пожаловать в «Брайфилд», — грустно произнес Дэвис и исчез в доме. Его друг очень изменился с тех пор, как Хилтон виделся с ним в последний раз. Взгляд серо-голубых глаз Дэвиса потух, и озорная улыбка исчезла с лица. На небольшом обеде, устроенном в честь Хилтона, Дэвис ел неохотно, говорил мало и казался утомленным и рассеянным. После обеда он вышел во двор, бросив Хилтону: — Коньяк в буфете. Хилтон проследил за удаляющейся фигурой друга, затем поднялся и посмотрел на гостей, сидевших за столом. — Коньяк? Он с удовольствием исполнял роль хозяина, поддерживал разговор, провожал гостей. Хилтон отметил в глазах друзей Дэвиса беспокойство, хотя никто не говорил об этом вслух. Брайан Ле Нобль, крупный мужчина с седеющими волосами, резкими чертами лица и острым умом, рассказал Хилтону, что он переселенец с востока. — Знаете, почему я приехал на Юг? — спросил он, широко улыбаясь. Хилтон тоже улыбнулся и, посмотрев на красавицу жену Брайана, ответил: — Для меня это не тайна. Вы ведь южанка, не так ли? — спросил он миссис Ле Нобль. Алекс Ле Нобль, самоуверенная и очаровательная, наградила Хилтона обольстительной улыбкой. — По моему акценту вы легко можете определить, откуда я родом, лейтенант. Натчез — мой родной дом и единственное место, где я жила. Хилтон усмехнулся: — Вполне понимаю вашего мужа. — Он не отрывал взгляда от очаровательной миссис Ле Нобль. Она положила изящную руку на плечо супруга и одарила его искрящимся взглядом зеленых глаз. — Лейтенант Кортин, вы знали Сару? — Я видел ее один раз. — Улыбка исчезла с лица Хилтона. Ле Нобли рассказали ему, что делают все возможное, чтобы вытащить Джеффа из его депрессии, но ничто не помогает. Позже, вечером, когда Ле Нобли уехали, настояв, чтобы Хилтон и Джефф приехали к ним на обед, приятели по Уэст-Пойнту устроились у камина в гостиной и наполнили бокалы коньяком. Алкоголь развязал язык Джеффа, и он, глядя на огонь, тоскливо произнес: — Я устал от жизни, Хилл. Как жаль, что я не умер вместе с Сарой. — Ты не должен так говорить, Джефф. Ты молод… — В душе я старик, дружище. Я перестал мечтать, у меня нет цели в жизни, мое существование бессмысленно. — Он осушил бокал и понуро опустил плечи, голова его склонилась на грудь. — Джефф, я знаю, что ты очень любил свою жену… — Любил Сару? — прервал Хилтона Джефф. — Я боготворил ее! Три месяца! Хилл, всего три месяца мы были вместе. Ей был двадцать один год, совсем девочка. Она умерла у меня на руках, и я ничем не мог ей помочь, ничем! — Прости… — У меня тоже была лихорадка. Какого черта я не умер? Ты можешь ответить мне на этот вопрос? — Не могу, Джефф. Но скажу тебе одно: раз ты выжил, значит, в этом есть определенный смысл и ты должен жить дальше. Но Джефф не слушал Хилтона. — Моя драгоценная Сара умерла два года и три месяца назад, но не проходит и дня… не проходит и часа, чтобы я не пожалел, что не умер вместе с ней. — Это не будет длиться вечно, Джефф. Ты как-то сказал мне, что судьба преподносит нам удивительные вещи. Наверное, потому ты и выжил. Джефф Дэвис промолчал. * * * В день переезда погода была под стать настроению Сильвии: небо затянули тучи, холодный воздух был пропитан влагой. Она наблюдала, как вносили любимый парчовый диван матери в крошечную гостиную в маленьком домике, арендованном ею на Уотер-стрит. Невзрачный дощатый домик навевал грустные мысли. На нижнем этаже было четыре комнаты со щелястыми деревянными полами: гостиная, достаточно просторная кухня, крошечная спальня, смежная с гостиной, и еще одна маленькая комнатка. Наверху были две небольшие спальни. За домом, посреди обнесенного забором двора, стояла коптильня. Зелени во дворе не было. Сильвия выбрала этот домик, потому что там были три спальни, но одна из них будет теперь пустовать, потому что старый Делсон тихо умер во сне за неделю до переезда. Сильвия погладила рукой диван, такой неуместный в этой скромной обстановке, и улыбнулась. До тех пор, пока любимые вещи мамы — диван, позолоченные стулья, пианино, зеркало в позолоченной раме — будут окружать ее, и она сможет их трогать, этот жалкий домишко будет напоминать ей о «Ривербенде». Часть III Глава 18 Стоял необычный для февраля теплый день. Небо была голубым и безоблачным, в воздухе чувствовалось дыханием весны. Сильвия решила, что этот день очень подходит для вторника масленой недели, но тут же рассмеялась, обозвав себя глупой. Какая ей разница? В этом году она не будет отмечать этот праздник. Ей не гулять среди веселой толпы по Театральной улице под огромной головой буйвола. Она не заметила, что свернула не в ту сторону, пока не оказалась в квартале чернокожих. Сильвия остановилась и стала раздумывать: вернуться ли ей назад или продолжить свой путь? Ее усталые ноги решили за нее. Она исходила весь город в поисках работы и сейчас мечтала о горячей ванне. Поэтому она пошла дальше и вскоре оказалась на невольничьем рынке, где продавались негры-рабы: мужчины, женщины и дети. Продажей руководил веселый крикливый джентльмен. На платформе стояла рыдающая молодая негритянка. Аукционист, смеясь, нахваливал ее: — Прекрасное тело! — Он грубо схватил негритянку за локоть и начал вертеть во все стороны на обозрении толпе. — Она может работать по двенадцать, четырнадцать часов в сутки, собирая хлопок, и все же у нее хватит сил, чтобы удовлетворить ваше желание. Она хороша для воспроизведения себе подобных! Охваченная ужасом и одновременно любопытством, Сильвия подошла ближе. Девушка была продана за семьсот пятьдесят долларов. На платформу привели огромного негра. Толпа загудела. Все взгляды были устремлены на великана, на целую голову возвышавшегося над толпой. Невольник чем-то напоминал Голиафа: мощная грудь, широкие сильные плечи. На больших руках бугрились мускулы, под бриджами угадывались длинные стройные ноги. Его кожа была желтовато-коричневого цвета и блестела от пота. Он стоял, гордо подняв голову, я смотрел на толпу с презрительным спокойствием. Начались торги, и возбуждение в толпе нарастало. Многим джентльменам захотелось приобрести этот удивительный человеческий экземпляр. Но особенно старался один из них, все время набавлявший цену. Сильвия повернулись, чтобы рассмотреть его получше, и в ужасе застыла. Хайд Рэнкин. Затаив дыхание, она смотрела на человека с мордочкой хорька, который украл у нее «Ривербенд» и загубил ее жизнь. Рэнкин улыбался и, поднимая руку, предлагал новую цену. Молодой блондин схватил его за руку и что-то зашептал ему на ухо. Рэнкин кивнул и продолжал торг. Сильвия молила Бога, чтобы нашелся благородный плантатор, который бы перебил цену и вырвал гордого негра из грязных рук Рэнкина. Но этого не случилось. Когда цена достигла двух тысяч долларов, Рэнкин стал хозяином огромного негра. Разочарованная, Сильвия повернулась и продолжила свой путь. Что делает этот зловещий Хайд Рэнкин в Мобиле? Она вспомнила рассказы о нем Делилы, и ее чуть не стошнило. Что будет вытворять этот мерзавец со своим рабом? Она даже мысленно боялась представить себе это. * * * На следующее утро снова повалил снег. Сильвия надела самую теплую шерстяную накидку и накинула на голову капюшон. — Милочка, сегодня слишком холодно, чтобы выходить на улицу. — Делила взяла ее за руку. — Подожди, когда станет теплее, и ты сможешь снова отправиться на поиски работы. — Все в порядке, Делила. Я не собираюсь уходить далеко от дома. Я, наконец, начала понимать, что владельцы магазинов никогда не позволят мне работать у них. Дело в том, что своим присутствием я оскорбляю светских леди… — Не говори так, Сильвия. — Я ублюдок, Делила. Вот кто я, и кем буду оставаться всегда. Поэтому я пойду туда, где мое происхождение не имеет значения. Глаза Делилы округлились. — Ты ведь не собираешься… у тебя нет намерения… — Делила схватилась рукой за сердце. — Господи, нет!.. Я запру тебя… — Нет, дорогая, у меня и в мыслях этого не было! — Сильвия расхохоталась. — В порту проституток и без меня достаточно. Я не собираюсь пополнять их ряды. — Ну и напугала же ты меня! — воскликнула Делила. — Прости. Просто я решила поискать работу в порту. — Какую работу? — Пока не знаю. Через двадцать минут она остановилась перед мелочной лавкой, расположенной всего в квартале от пристани, Войдя внутрь, она вежливо поздоровалась с двумя пожилыми леди, суетившимися за прилавком. — Я хотела бы поговорить с Джоном Спенсером, — сказала она. — Я Джон Спенсер, — раздался за ее спиной низкий скрипучий голос. Сильвия обернулась и увидела невысокого, средних лет мужчину, со светло-каштановыми волосами, бачками на щеках, носом-бульбочкой и добрыми зелеными глазами. — Мистер Спенсер, я дочь Жана Лаффита, и мне нужна работа. Мне бы хотелось работать у вас. Сильвия услышала, как вскрикнули две женщины за прилавком, но продолжала твердо смотреть в глаза Джону Спенсеру. — А вы разбираетесь в этом бизнесе, моя дорогая? — Нет, сэр, но я сообразительная. Я быстро всему научусь и буду хорошо работать. — Я в этом не сомневаюсь, ню мне кажется, что мелочная лавка не место для светской молодой леди. Обе леди за прилавком громко фыркнули. — Возможно, вы меня не поняли. Я сказала, что я — дочь Жана Лаффита… В чем дело? — спросила Сильвия, заметив, что Джон Спенсер пристально рассматривает ее. — Деточка, ваш отец был самым лучшим покупателем в моей лавке. — Мой… Лаффит бывал здесь? Он заходил в вашу лавку? Джон Спенсер энергично закивал. — Я сейчас познакомлю вас с моими сестрами. — Он взял Сильвию за локоть. — Вам повезло, что они здесь. Эстер, Мария, поздоровайтесь с мисс Лаффит. Старшая из двух сестер, Эстер, опять фыркнула и проворчала: — Я думала, вас зовут мисс Фэрмонт. — Она укоризненно посмотрела на Сильвию, а ее сестра захихикала, одобряя выходку Эстер. Сильвия переводила взгляд с одного некрасивого лица па другое. — Знаете что? — спросила она. — Я тоже думала, что меня зовут мисс Фэрмонт. — Она разразилась громким смехом. Она смеялась над ними. Над собой. Над жизнью. Женщины во все глаза смотрели на Сильвию, а Джон Спенсер хохотал вместе с ней и, когда они, наконец, успокоились, сказал: — Вы будете ценным приобретением для нашей лавки. Ваш отец был умным и обходительным. Не сомневаюсь, что вы унаследовали его амбиции и ум. Приходите на работу завтра утром. Ровно в девять. — Вы добрый человек, Джон Спенсер, — произнесла Сильвия. Улыбаясь, она направилась к двери, но внезапно остановилась и посмотрела на сестер. — Это семейная чета? — спросила она и в ответ услышала веселый смех Джона Спенсера. — Как ты посмел, Джон?! — налетела на Спенсера Эстер. — Мы все знаем об этой женщине! Ее мать спала с пиратом. Ты можешь себе это представить? — Да, могу, — ответил умудренный жизнью Джон. — Мне нравился Жан Лаффит. Но даже если бы он мне и не нравился, я бы все равно взял на работу его дочь. Она одинока и нуждается в помощи. Вы считаете себя христианками. Так где же ваши сострадание, понимание и любовь? Он смотрел на этих старых дев и думал — уже в который раз, — имеют ли они представление, что значит — быть молодой и влюбленной, совершать ошибки, поддавшись страсти? Нет, они этого не понимают. — Нет, Джон Спенсер, ты не заставишь нас смириться с ее присутствием, — заявила Мария. — Как ты можешь требовать от нас, чтобы мы общались с этой… этой… Лицо сестры стало пунцовым. — Ублюдком? — подсказал Джон, наблюдая, как сестры обмениваются взглядами. — В этом нет необходимости, мои дорогие. Если вы не желаете видеть ее, то сидите у себя наверху, потому что эта девочка будет работать в моей лавке. — Но, Джон, мы не можем… — Мне больше нечего вам сказать, — ответил Джон Спенсер, снимая салфетку с подноса с завтраком. Он откусил кусочек бутерброда и уткнулся в газету. * * * Лейтенант Хилтон Картин в промокшей от пота рубашке сидел на поваленном кипарисе в самом сердце Флориды. Он курил сигару и в который уже раз спрашивал себя, что он делает в этих тропиках и зачем гоняется за неуловимыми семинолами, которым он тайно симпатизировал. Это была их земля, их дом, их мир, а им приказали убраться с насиженных мест. Мог ли он винить их за неповиновение? Опустив голову, Хилтон закрыл глаза. Он слышал о приказе Эндрю Джэксона, предписывающем семинолам убираться с их земель. — Я говорю, что вы должны убраться отсюда, и вы уберетесь! — заявил он вождям семинолов на встрече в Форт-Кинге. Храбрый молодой Оцеола воткнул нож в документ. — Вот наш ответ! — гордо заявил он. Отбросив сигару, Хилтон передернул плечами. Этот молодой храбрец был вождем семинолов. Он приехал в Сент-Огастин под белым флагом перемирия, присланным ему генералом Джессапом. Но генерал нарушил собственное обещание, арестовал Оцеолу и посадил его в тюрьму. Гордый Оцеола умер там от малярии. Ходили слухи, что тюремный врач отрубил индейцу голову и взял ее себе в качестве сувенира. Вождь коакучи Дикий Кот стал постоянной головной болью армии Соединенных Штатов. Плененный вместе с Оцеолой, он совершил побег из тюрьмы и, вернувшись в болота, рассказал своим соплеменникам, что белым людям доверять нельзя. Хилтон полностью разделял его точку зрения. — По коням! — Голос генерала Захарии Тейлора прервал размышления Хилтона. — Этот проклятый Дикий Кот скрывается где-то здесь. Мы выкурим его из логова. Надев фуражку, Хилтон вскочил на коня. Он вместе с тысячью других солдат поскакал в направлении болот. Через час генерал приказал своим людям спешиться. — Дальше мы пойдем пешком. Лошади здесь не пройдут, — сказал он. Слева от них простиралась бескрайняя саванна, справа в непроходимые болота, впереди — целый лес острой как бритва осоки. Индейцев нигде не было видно. Тейлор стал искать добровольцев, и, к великой досаде Хилтона, его указующий перст уперся ему в грудь. — Кажется, вы хотите, лейтенант? — Взгляд стальных глаз генерала пронизывал Хилтона насквозь. — Да, сэр, — ответил Хилтон. Он и другие добровольцы разделились на две группы и начали пробираться через болота. Тишину нарушали лишь редкие крики птиц да плеск воды под сапогами. Хилтон почувствовал, как волосы на голове встают дыбом. Он был уверен, что за ними наблюдают тысячи враждебных глаз. Они забирались все дальше и дальше в джунгли, и свисавший с деревьев лишайник цеплялся за их лица, затрудняя обзор. Они вышли на открытое пространство и увидели войско семинолов. Дикий Кот хорошо подготовился к встрече непрошеных гостей. Он поднял руку, и со всех сторон загремели выстрелы. Хилтон сразу узнал Дикого Кота, словно был знаком с ним всю жизнь. Хилтон прицелился в его голую грудь, но в тот момент, когда хотел нажать на курок, пуля настигла его, и он упал на землю, не успев сделать ни одного выстрела. * * * Когда на следующее утро Сильвия Фэрмонт пришла в мелочную лавку, суровых сестер там не было. Джон Спенсер, подняв взгляд от гроссбуха, широко улыбнулся, подергал себя за бачки и весело сказал: — Доброе утро, мисс Фэрмонт. Пришли точно вовремя. Прекрасно, прекрасно! — Мистер Спенсер, я мисс Лаффит, а не мисс Фэрмонт, — поправила его Сильвия. — Знаете что? — Джон Спенсер вышел из-за прилавка. — Чтобы не было путаницы, я буду звать вас Сильвией, а вы меня Джоном. Согласны? — Глаза его светились дружелюбием, когда он помогал Сильвии снять накидку. — Джон, — Сильвия рассмеялась, — вы мне нравитесь. — Рад это слышать, Сильвия. Идемте, я покажу вам мое хозяйство, пока нет покупателей. Джон Спенсер был прекрасным человеком, но плохим бизнесменом. Он провел Сильвию по лабиринтам, заполненным товарами и провизией, разложенными в таком беспорядке, что Сильвия начала сомневаться, сможет ли она в случае необходимости найти здесь нужную вещь. Бочки с дегтем, бочонки с хлебной водкой, гвозди, китовый жир, колесная мазь, свечи, парусина, канаты — весь товар был свален в одну кучу. Но Спенсер чувствовал себя здесь уверенно и прекрасно знал, где что лежит. — Это не очень доходный бизнес, но он нас кормит, — сказал Спенсер. — Присаживайтесь на этот бочонок и давайте поговорим. Сильвия смахнула пыль с бочонка и села, сложив на коленях руки. Она уже планировала, как все здесь вычистит, приведет в порядок, по-другому разложит товары. Сложив коротенькие руки на крепкой груди, Спенсер заговорил извиняющимся тоном: — Сильвия, мои сестры вчера были грубы с вами… — Джон, не извиняйтесь. Я все понимаю. — Можно я расскажу вам немного о своей семье? — Сильвия кивнула. — Я и мои сестры жили на ферме недалеко от Кливленда, штат Огайо, близ озера Эри. Отец был проповедником и сторонником строгой дисциплины. Он считал, что грех таится за каждым углом, проникает в каждую дверь, в каждое место, где есть любовь и смех. Он полагал, что дьявол везде поджидает нас. — Спенсер рассмеялся. — Похоже, мои сестры хорошо усвоили его уроки. Они слепо принимали его слова за истину. Когда умерла мама, он запретил дочерям выходить замуж. Они должны были сидеть дома и заботиться о нем. — Может ли быть присущ служителю церкви такой грех, как эгоизм? — спросила Сильвия. — Вы остроумная молодая женщина, Сильвия! Жаль, что Мария и Эстер не так умны, как вы. — Джон покачал головой. — В Огайо я женился на милой девчушке, распрощался с друзьями и семьей, привез молодую жену в Алабаму, имея в кармане совсем мало денег. Мы купили эту лавку у старика, ушедшего на покой, поселились в квартире наверху и были двумя самыми счастливыми людьми на земле. — Он тяжело вздохнул, помолчал и продолжал: — Моя очаровательная Лили вскоре забеременела. Она была хрупкой девочкой, маленького росточка… и слабенькой. Она умерла при родах вместе с сыном. — О, Джон… — Сильвия погладила его по руке. — Мне так жаль. — Я остался один, но мое одиночество длилось недолго. Вскоре умер отец, и я послал за Марией и Эстер. С тех пор мы живем вместе. У них никогда не было кавалеров. Они практически не выходили из дома, а теперь, когда мы живем в шумном порту, вообще не высовывают нос на улицу. Они никуда не ходят, кроме церкви и рынка, и каждый раз только в моем сопровождении. — Вы хороший человек, Джон Спенсер, — улыбнулась Сильвия. — Я рада, что вы мне все рассказали. Я буду более уважительно относиться к вашим сестрам, и, возможно, со временем они увидят, что у меня нет ни когтей, ни хвоста. — Она рассмеялась и спрыгнула с бочки. — Пора приступать к работе, Джон. Где тут у вас метла? Джон Спенсер посмотрел на очаровательную молодую женщину. Ее сияющая улыбка согрела его сердце. Сильвия распрощалась с Джоном Спенсером в шесть часов вечера. Целый день она, по выражению Спенсера, носилась как ураган и сейчас видела плоды своих усилий. Никогда еще за всю свою молодую жизнь она не работала так много. Она вытирала пыль, мыла, скребла, передвигала коробки, открывала ящики, выбрасывала мусор. И встречала каждого посетителя, открывавшего скрипучую дверь. Большие и сильные моряки, вернувшиеся после многомесячных плаваний по Атлантике, оглядывали ее с откровенным интересом. Одинокие матросы, забегавшие в лавку за провизией, почтой или просто перекинуться словцом с Джоном Спенсером, не могли оторвать глаз от хорошенькой Сильвии. Отъявленные головорезы столбенели от вида красивой и явно принадлежавшей к высшему свету молодой женщины. — Сильвия, — сказал Джон Спенсер, когда она собралась уходить, — на нижней полке под кассой лежит заряженный револьвер. Воспользуйся им в случае опасности. Когда Сильвия рассказывала Делиле о своем первом рабочем дне, чернокожая служанка довольно улыбалась, видя, что к ее хозяйке вернулась былая жизнерадостность. — Ложись-ка спать, милочка, — приказала она, заметив, что Сильвия начала неудержимо зевать. Она откинула одеяло, и Сильвия уютно свернулась на мягкой постели. — Спокойной ночи, солнышко. — Делила задула лампу и приоткрыла окно, чтобы свежий воздух проникал в крошечную спальню. Сильвию разбудили странные звуки. Открыв глаза, она оперлась на локоть и прислушалась. Сквозь приоткрытое окно доносились глухие удары. Сильвия подошла к окну и выглянула на улицу. Она чуть не задохнулась от ужаса: в соседнем дворике к огромному дубу был привязан обнаженный чернокожий раб. Его запястья и лодыжки были закованы кандалы, и высокий тощий мужчина избивал беднягу эбеновой тростью. Сильвия не раздумывала ни минуты. С неистово бьющимся сердцем она подбежала к бюро, рывком выдвинула верхний ящик, вынула из него большую кожаную коробку и достала дуэльный пистолет с перламутровой рукояткой. Дрожащими пальцами она зарядила его, накинула на плечи шерстяную шаль и выскочила из спальни. В узком коридоре ее встретила Делила с круглыми от страха глазами. — Ты не выйдешь отсюда! — закричала она. — Выйду, — буркнула Сильвия через плечо, сбегая по лестнице. Открыв дверь, она бросилась через двор; ее длинные волосы рассыпались по плечам, белая ночная рубашка обвивала стройное тело, босые ноги стыли на холодной земле. Она толкнула высокие ворота и влетела в соседний двор. В этот момент очередной удар обрушился на окровавленную спину привязанного к дереву человека. Направив тяжелый пистолет на мужчину с тростью, Сильвия решительно заявила: — Если ударишь его еще хоть раз, я вышибу тебе мозги! Незнакомец обернулся, и Сильвия вскрикнула. На нее смотрел Хайд Рэнкин. Его глаза горели от возбуждения, губы искривились в дьявольской усмешке, в руках он держал окровавленную трость с головой Горгоны. Охватившая Сильвию ярость вытеснила страх. — Сию же минуту брось трость и отвяжи его! — приказала она, испытывая сильное желание нажать на курок и разнести голову этого негодяя на миллион кусочков. Хайд Рэнкин быстро оправился от изумления. Он опустил трость, но не бросил ее. — Меня покоряют ваше мужество и благородство, но они здесь не к месту. Этот раб — моя собственность, и я наказываю его, как считаю нужным. — Ты умрешь, если дотронешься до него. — Голос Сильвии был решительным, рука твердой. — Немедленно освободи его, иначе тебе не жить! — заявила она Рэнкину. — Будь ты проклята, маленькая ведьма! — выругался Рэнкин. — Этот негр мой! Я заплатил за него две тысячи долларов. — Я покупаю этого человека, — сказала Сильвия. — Отпусти его немедленно! Разъяренный Хайд Рэнкин шагнул к привязанному человеку. — Плати и забирай! — злобно рявкнул он, развязывая негра, который за все это время не издал ни звука. — Ты получишь свои деньги завтра, — ледяным тоном ответила Сильвия, все еще держа пистолет направленным на Рэнкина. Рэнкин грубо схватил раба за руку и крутанул его лицом к Сильвии. Негр стыдливо опустил голову, но Сильвия успела заметить боль в его черных глазах. Это был высокий светло-коричневый раб с аукциона! Свободной рукой Сильвия сдернула с себя шаль и, не спуская глаз с Рэнкина, протянула негру, чтобы он прикрыл наготу. Затем обняла его за талию и почувствовала, как рукав ее ночной рубашки пропитался кровью. — Ты можешь идти? — спросила она. — Да, — последовал ответ. Скованный по рукам и ногам, раб медленно шагал вслед за ней через двор. Сильвия слышала, как блондин сказал Рэнкину: — Хорошо, что мы от него отделались. От него нет никакого удовольствия. Теперь Сильвия поняла, почему они били его: он нужен был им не для работы, а для извращенных удовольствий, но раб отказался потворствовать их желаниям. Сердце Сильвии наполнилось гордостью за этого человека. — Коптильня будет для меня в самый раз, — сказал негр. — Пойдешь в дом, — твердо заявила Сильвия. — Делила! Делила! — закричала она, когда они подошли к двери. — Я не потерплю голых черномазых в этом доме! — презрительно бросила Делила, оглядывая высокого, закованного в кандалы мужчину. — Помоги мне втащить его в дом, иначе тебе не поздоровится! — резко оборвала ее Сильвия. Делила фыркнула, но повиновалась. — Где ты собираешься разместить его? — В спальне рядом с гостиной. — Женщины уложили гиганта в постель. — Подними руки над головой, — сказала ему Сильвия. Негр быстро исполнил ее просьбу. — А сейчас мы перевернем тебя на живот. Делила, увидев исполосованную спину раба, заплакала. — Делила, беги за врачом и за кузнецом. — Сняв льняную наволочку с пуховой подушки, Сильвия приложила ее к кровоточащим ранам негра. — Но сейчас ночь. Я не могу идти за док… — Иди! — рявкнула Сильвия, и Делила полетела наверх одеваться. Когда Делила ушла, Сильвия вскипятила воду и промыла глубокие раны, восхищаясь мужеством человека, который за все это время не издал даже стона. — Мое имя Наполеон, — сказал он сочным, мелодичным голосом. — Наполеон, — повторила Сильвия, не отрывая взгляда от ран. — Мне жаль, что я причиняю тебе боль. Что еще я могу сделать для тебя? — Уже делаете, — ответил Наполеон, не открывая глаз. — Спасибо, что спасли меня. — Ты… ты… — Она разрыдалась. — Не плачьте, — сказал он на хорошем английском языке. — Я чувствую себя превосходно. Просто превосходно. На следующий день Сильвия пошла в Национальный банк Мобила. С собой она взяла пару дуэльных пистолетов с перламутровыми ручками, принадлежавших Эдвину Фэрмонту, и прекрасное изумрудное кольцо матери — кольцо, с которым она обещала никогда не расставаться. Она выложила пистолеты и кольцо на стол Ньютона Ланкастера. — Мне нужен заем в две тысячи долларов, мистер Ланкастер. Я принесла эти вещи в качестве залога. Президент Национального банка надел кольцо на палец и долго молча изучал его, потом положил на стол и открыл кожаный футляр, в котором на красном бархате покоились дорогие дуэльные пистолеты. Откинувшись в кресле, он погладил серебряную рукоятку. — Мисс Фэрмонт, я весьма сожалею, но не могу одолжить вам денег под залог этих вещей. — Но почему? — недоуменно спросила Сильвия. — Это кольцо стоит очень дорого, а пистолеты были специально сделаны… — Я вам верю, и все же… Я должен соблюдать права акционеров и действовать в их интересах. Мне приходится быть очень осторожным в отношении займов. — Он повертел кольцо и задумчиво посмотрел на нее. — Похоже, вы очень нуждаетесь в деньгах, поэтому я вам помогу. Я куплю все эти вещи за две тысячи долларов. Сильвия сразу согласилась — выбора у нее все равно не было. Ей эти деньги нужны были сегодня. — Согласна, — сказала она, вставая. — Я спешу и хочу получить их наличными. Взяв деньги, Сильвия отправилась в дом Хайда Рэнкина. Она громко постучала в дверь и, стоя на маленьком крылечке, прислушалась к шуму, доносившемуся из дома. Приглушенные голоса, смех, быстрые шаги, и, наконец, молодой блондин появился на пороге. — Я пришла расплатиться за своего раба, — сказала она. — Я Филипп Лоусон. — Молодой человек с усмешкой посмотрел на нее. — Добро пожаловать в мой дом. Не хотите войти? — Нет, — нетерпеливо ответила Сильвия. — Вот. — Она протянула ему деньги. — Пусть леди войдет, — раздался голос из глубины дома. На лице Филиппа Лоусона появилась широкая улыбка. — Вы слышали, что сказал Хайд? Он хочет, чтобы вы вошли в дом. — Меня не интересуют его желания, — холодно произнесла Сильвия. — У меня нет ни малейшего намерения… И тут в дверях появился Хайд Рэнкин. На нем были только черные брюки, и Сильвия содрогнулась: при свете дня он выглядел еще отвратительнее. Длинное худое лицо было желтоватым и рябым, прозрачные глаза-бусинки холодно смотрели на нее. Узкая грудь и тощие руки заросли густыми волосами, что делало его больше похожим на зверя, чем на человека. Тонкие губы Рэнкина растянулись в презрительной усмешке. — Вы принесли две тысячи наличными? — Он обнял худенького Филиппа за талию и привлек к себе. — Вот ваши деньги. — Сильвия протянула ему пачку купюр. — Но если негр умрет, я позабочусь, чтобы вас привлекли к суду за убийство! Хайд Рэнкин рассмеялся. Он отпустил Филиппа и взял деньги. Сильвия повернулась, чтобы уйти, но Рэнкин быстро схватил ее за руку. — Не смей угрожать мне, я этого не люблю! — Он злобно оскалил зубы. — Запомни, Рэнкин, ты заплатишь мне за все мои несчастья! — Сильвия вырвала руку из его цепких пальцев. — За все! — Сомневаюсь, — протянул он, сжав ее плечо и близко наклонившись к ней. — Ты ненавидишь меня? Я, девочка, так же как и ты, недоволен таким поворотом событий. Сейчас, когда все знают, что ты пиратский ублюдок, ты не представляешь для меня никакой ценности. Это мне следовало бы убить тебя. — Тебе меня не запугать, — процедила Сильвия презрительно. — Как ты правильно заметил, терять мне нечего. — Она впилась зубами в его тощую руку. — Будь ты проклята! — закричал он, отталкивая ее. Сильвия сбежала с крыльца, а он кричал ей вслед: — Мерзкая сука! Ты пожалеешь о том, что сделала! Ты слышишь? Пожалеешь! Сильвия бросилась через двор к дому. Позвав Делилу, она рассказала ей о своем визите к банкиру, ни словом не упомянув об инциденте в соседском дворе. — Ты продала материнское кольцо?! — возмутилась Делила, — Как ты могла это сделать?! — Человеческая жизнь ценнее кусочка камня, — невозмутимо ответила Сильвия, кивнув в сторону спальни, где лежал спасенный ею раб. Глава 19 — Она ублюдок, и мы намерены сказать ей это прямо в лицо, — в негодовании заявила Эстер Спенсер. — Ничего подобного вы не сделаете! — Джон Спенсер стукнул кулаком по столу. — А этот черный, который следует за ней как тень, просто наглый негр с оксфордским произношением, — встряла Мария. — Мы устали от них обоих. — Два с половиной года она работает здесь, — возмутился Джон Спенсер, — и посмотрите, как отлично выглядит наша лавка! — Он указал им на полки, где были аккуратно разложены провизия, головки сыра, стояли жестянки с кофе, чаем и сухими бисквитами, рядом выстроились бочонки с хорошим вином, мешки с мукой и сахаром. У другой стены лежали канаты, сети, навигационные приборы и плотницкие инструменты. Тут же были сложены одеяла, подвесные койки, подушки, матросские брюки и рубахи, шерстяные фуфайки и береты. Сестры, напуганные гневом брата, молча смотрели, как он ходит между рядами полок с товарами. — Возможно, она и помогла тебе, Джон, — осмелилась сказать Эстер, — однако мы не… — Помогла? — сердито перебил ее брат. — Наш доход увеличился в четыре раза с тех пор, как Сильвия начала работать на меня! — Он подошел к Эстер и погрозил ей пальцем. — Вы не хотите, чтобы она отпраздновала с нами День независимости? Так вот что я тебе скажу! Пока вы тут унижаете ее, Сильвия понесла мешки с мукой на борт «Сьюзен» и «Черной вдовы», чтобы капитаны этих пароходов смогли оценить качество нашей муки. * * * Сильвия шла по причалу, улыбаясь рабочим, таскавшим ящики и тюки. Она узнала Амоса Декстера, белая борода и усы которого делали его похожим на Санта-Клауса. Она окликнула его, и он, просияв, взмахнул в знак приветствия бутылкой, которую грузчики передавали по кругу. — Не сегодня, Амос, — засмеялась Сильвия. Она знала старика с первых дней своей работы в лавке. Он много пил, но был сердечным и добродушным холостяком, проведшим всю свою жизнь в море. — Давай мы понесем твои мешки, Сил! — предложил один из близнецов Коулов. Сильвия улыбнулась и передала свою ношу Кейту Коулу. Кейт и Кен шли с ней рядом и возбужденно рассказывали о предстоящем плавании. Девятнадцатилетние близнецы были высокими стройными юношами с густыми каштановыми волосами, румяными лицами и заразительными улыбками. Сильвия очень любила этих веселых парней. Они, как и большинство людей, работавших на реке, знали, что ее настоящим отцом был Жан Лаффит, и завидовали тому, что она дочь такого известного пирата. Близнецы привозили ей подарки из экзотических стран и каждый раз, когда были в порту, навещали ее. — У тебя найдется время пойти с нами в морской ресторан? — спросил Кен. — Боюсь, что нет, Кен. Может, отправимся туда все вместе вечером? — Нет, — ответил Кейт. — На закате мы отплываем. — Он широко улыбнулся. — В Вест-Индию, Сил. Ты можешь себе представить? — Почему бы мне не спрятаться на пароходе? — весело предложила Сильвия, внезапно почувствовав себя беззаботной и счастливой в этот жаркий июльский день. — Кейт, дай мне муку. Они стояли перед колесным пароходом, готовым к отплытию. Потные рабочие таскали на его борт по шатким сходням огромные ящики и бочки. Это был пароход «Сьюзен». Его капитан Стив Эндрюс громко отдавал приказы с мостика. — У нас есть время, давай мы поможем тебе поднять муку на борт, — предложил Кейт. — Я справлюсь сама, — улыбнулась Сильвия и взвалила тяжелый мешок с мукой на свое худенькое плечо. — Желаю вам приятного путешествия. Навестите меня, когда вернетесь. — Ступив на трап, она оглянулась и посмотрела на веселые мальчишеские лица. — Привезите мне с Барбадоса морскую раковину, договорились? — Да, мэм, — ответили они хором, наблюдая, как она осторожно поднимается по сходням. Послеполуденное солнце палило вовсю, когда Сильвия сошла с борта «Сьюзен». В гавани стояло множество шхун с высокими гордыми мачтами и свернутыми парусами, но среди них не было «Черной вдовы», хотя Сильвия была уверена, что она где-то поблизости. Наконец, она увидела шхуну и, облегченно вздохнув, поспешила к ней. На мостике стоял капитан Джонатан Пек. Сильвия помахала ему, он, кивнув в ответ, поднес к губам рупор и прокричал: — Тащите скорее груз на борт, бездельники! Мы отплываем с закатом солнца, и я не намерен уходить отсюда с пустыми трюмами! Рассмеявшись, Сильвия прошла мимо двух огромных чернокожих, сгибавшихся под тяжестью украшенного искусной резьбой пианино, и подошла к трапу, ведущему на мостик. И тут она услышала женский смех и оглянулась. На палубе, тесно прижавшись друг к другу, стояли мистер и миссис Рэндольф Бакстер. Застыв, она смотрела на них, а они, не отрываясь, смотрели на нее. Наконец Сильвия отвернулась, и, прижав руки к груди, чтобы унять бешеный стук сердца, начала подниматься по трапу. Она избегала встреч с Рэндольфом с того ужасного дня, когда он убил ее приемного отца. И вот он стоит над ней, рассматривая ее и молча оценивая, и, по всей вероятности, думает, что сделал удачный выбор, женившись на Джинджер, а не на ней. Приказав себе перестать дрожать и шепотом повторяя, что она всем сердцем ненавидит Рэндольфа Бакстера, Сильвия гордо вздернула подбородок, расправила плечи и с независимым видом поднялась на мостик. За ее спиной раздался веселый женский смех. Капитан Пек уже ждал ее. — Пройдем ко мне в каюту. — Он взял у нее мешок с мукой и повел к себе. Он усадил ее за стол и предложил кофе. Пока Сильвия наслаждалась ароматным напитком, капитан курил трубку и потягивал виски. Наконец он вытер рот ладонью и посмотрел на нее. — Ты принесла муку без долгоносиков, девочка? — Я это гарантирую. Откройте мешок и посмотрите. Мука чистая. Мы хотим установить с вами деловые отношения. — Почему я должен покупать провизию у Спенсера? — Капитан удивленно поднял брови. — Есть и другие торговцы… — Капитан, — прервала его Сильвия, — сейчас у Спенсера самый большой выбор. Мы можем достать вам все, что нужно для плавания. Я предлагаю вам своего рода соглашение. Вы даете мне ваше расписание и список необходимых товаров. Мы выполняем все ваши заказы и доставляем груз на борт «Черной вдовы». — Заманчивое предложение, — протянул капитан, посасывая трубку. — Безусловно, — заверила его Сильвия. — Еще раз повторяю, капитан: вы даете мне список необходимых товаров, а Большой Наполеон все раздобудет и доставит вам на борт без дополнительной оплаты. — Вы очень деловая леди, не так ли, моя дорогая? — Да, — без ложного стыда ответила Сильвия. — Если вы тоже деловой человек — а я знаю, что это так, — вы примете мое предложение. Капитан вскрыл мешок и, поддев муку кончиком ножа, стал искать в ней насекомых, но ничего не нашел. — Ну? — Сильвия бросила на него торжествующий взгляд. — Чиста как снег, мисс. Чиста как снег. Руку, партнерша! Улыбнувшись, Сильвия пожала его большую сильную руку. — Вы не пожалеете, — сказала она, вставая. — А сейчас я должна идти. Солнце уже садится. — Я тоже скоро отплываю. — Капитан поднялся, пригнув голову под низким потолком. — Иду на Багамы. Помимо груза, у меня на борту два пассажира. — Два пассажира? — Богатая молодая семья жаждет уединения. Я отвезу их на Багамы и буду стоять на якоре, пока они отдыхают. — Он взял Сильвию за локоть и повел к двери. — Никогда в жизни я не видел такой прекрасной молодой пары. Они так влюблены друг в друга, что я не могу смотреть на них без смущения. Эта хорошенькая женщина ни на минуту не отпускает руки своего мужа. — Да, сэр, я это заметила. * * * Сильвия быстро спускалась на палубу, стремясь поскорее покинуть судно, которое увозило Бакстеров на райский остров. Солнце клонилось к западу, окрашивая воду в красный цвет. На многих шхунах зажглись сигнальные фонари, и в вечернее небо взвились огни фейерверка. — Подожди, Сильвия. — Капитан Пек схватил ее за руку. — Посмотри туда, девочка. «Морская принцесса» возвращается из Флориды. Ты когда-нибудь видела такое зрелище? Сильвия посмотрела на огромный пароход, встававший на якорь рядом с «Черной вдовой». Он скользил по воде, высокий и гордый, с длинным изящным корпусом, затмевая собой все другие суда. В лучах заходящего солнца белые поручни отливали розовым цветом. Высокие трубы гордо устремились в небо. У Сильвии от восхищения перехватило дыхание. — Он просто красавец, капитан! Что он перевозит? — Не имею ни малейшего представления! — прокричал капитан, так как в это время прогремел залп из петард и одновременно раздался громкий гудок красавца парохода. Пожелав капитану доброй ночи, Сильвия поспешила вниз по трапу. Прекрасный летний вечер был для нее испорчен. * * * На высокой палубе «Морской принцессы» одиноко стоял высокий загорелый мужчина. На нем были светло-синий китель с золотыми галунами и капитанскими звездами на погонах, белые брюки, обрисовывающие длинные стройные ноги, и начищенные до блеска сапоги. Облокотившись о поручни, капитан Хилтон Кортин разглядывал маленькую шхуну справа от «Морской принцессы». И тут он увидел ее. Неожиданно она остановилась и посмотрела в его сторону. — Сильвия! — закричал он. Но она его не видела. Она продолжала идти своим путем, а он кричал снова и снова, звуки фейерверка заглушали его голос, а пароходы гудели в честь Дня независимости страны. Хилтон наблюдал за красивой молодой женщиной, пробиравшейся сквозь толпу, и не мог понять, что она здесь делает. На него вдруг накатила слабость, сердце сильно стучало в груди. Он не мог понять, что в этой девочке так притягивало его. Почему при виде ее его охватило сильное желание? — Господи, какая женщина! — воскликнул он восхищенно, но его голос потонул в звуках фейерверка, свистках пароходов, в криках и смехе людей. Было четвертое июля 1840 года. Глава 20 — Хилтон Кортин! Хилтон обернулся и, улыбнувшись, пожал протянутую руку Ньютона Ланкастера. — Ньютон, рад тебя видеть, — сказал он. — Я тоже, Хилтон. — Выпустив руку Кортина, он похлопал его по плечу. — Капитан, примите мои поздравления. Наконец-то вы выгнали этих дикарей с их насиженных мест. Не испытывая гордости за свои подвиги во Флориде, Хилтон быстро сменил тему разговора: — Ньют, что привело тебя на пирс? — Я праздную, Хилтон. — Ньютон Ланкастер указал на сверкающую шхуну, украшенную японскими фонариками. — Она моя, и я решил закатить праздник по случаю Дня независимости, какого в Мобиле еще не видели. Это здорово, что ты приехал и сможешь повеселиться вместе с нами. Улыбнувшись, Хилтон засунул руки в карманы брюк. Он живо представил себе Сильвию. Возможно, именно прием, устроенный Ланкастером, явился причиной ее появления в порту? Скорее всего, она сейчас на борту шхуны, пьет шампанское и весело щебечет своим милым незабываемым голоском. Возможно, ему удастся пригласить ее хотя бы на один танец, несмотря на то, что она теперь замужняя женщина. — Веди меня, Ньют, — сказал Хилтон, чувствуя, как в жилах начинает играть кровь при звуках скрипки, доносившихся с палубы. Поднявшись на борт и взяв с подноса бокал с шампанским, он оглядел собравшихся гостей. Обмениваясь рукопожатиями со старыми друзьями, кланяясь дамам и слушая их болтовню, он быстро обошел всю шхуну и, разочарованный, остановился у поручней. Сильвии на шхуне не было. — Вы, кажется, скучаете? — Раздался нежный голосок за спиной Хилтона. — Сейчас, когда вы пришли мне на помощь, я просто уверен, что перестану скучать, — повернувшись к молодой женщине невысокого роста, с блестящими каштановыми кудрями, большими зелеными глазами и очаровательным ротиком, галантно ответил Хилтон. Восхищенная его ответом, девушка подошла ближе. — Меня зовут Грейс Сент-Клер, и я никогда еще не танцевала с капитаном. Хилтон поставил бокал с шампанским на полированные поручни. — Боюсь, моя дорогая мисс Сент-Клер, — усмехнулся Хилтон, протягивая к ней руки, — вы обнаружите, что капитаны танцуют так же, как и все прочие мужчины. Грейс Сент-Клер, обвила его шею руками. Очарованная, она млела в его объятиях, прислонившись щекой к широкой сильной груди. Хилтон вел ее в танце, убеждая себя, что она красива, у нее превосходная фигура, а рот просто создан для поцелуев. — Вы ошибались, капитан, — сказала девушка с каштановыми кудрями. — Ошибался? Она облизнула пухлые губки и улыбнулась: — Да. Танцевать с капитаном — это самое прекрасное, что было в моей жизни. — Рад, что доставил вам удовольствие, дорогая. — Зовите меня Грейс. А как ваше имя, капитан? — Простите. Я Хилтон Кортин… — Хилтон Кортин? — Грейс Сент-Клер онемела от изумления. — Насколько мне известно, я один ношу это имя. — О, капитан Кортин, я столько слышала о вас! — У вас еще есть время убежать. — Хилтон остановился. Но девушка лишь крепче вцепилась в его шею. — Мне этого совсем не хочется. Хилтон взял с подноса проходившего мимо официанта бокал с шампанским и предложил его своей партнерше. — За что вы получили эту медаль? — спросила Грейс, дотрагиваясь пальцем до бело-голубой ленты с маленьким золотым медальоном на ней. Хилтон пожал плечами, затем отстегнул медаль и приколол ее к низкому вырезу ее платья. — Мисс Грейс Сент-Клер, — сказал он торжественно. — Вы награждаетесь этой медалью за мужество, проявленное в танцах на борту шхуны, и за выполнение своего долга. Ошеломленная молодая женщина смотрела на блестящую золотую медаль, угнездившуюся между ее грудей, и чувствовала себя очень счастливой. Хилтон, крепко ухватив ее за тонкую талию, поднес бокал с шампанским к ее пересохшим губам. Она выпила его залпом, словно это были вода. Хилтон рассмеялся, взял из ее рук бокал и, нагнувшись, поцеловал. — Хилтон Кортин! — окликнул его женский голос. Он поднял голову и увидел смеющиеся глаза Лауры Ланкастер. — Грейс захватила вас на весь вечер? — Она посмотрела на сиявшее лицо девушки. — Разумеется! — воскликнула та, еще крепче вцепившись в Хилтона. — Вы слышали, что сказала леди? — спросил хозяйку Хилтон. — Слышала, но я этого не допущу, — заявила Лаура. — Моя дорогая, я не позволю вам монополизировать нашего почетного гостя. В конце концов, это я пригласила его сюда. А сейчас будьте хорошей девочкой и разрешите мне потанцевать с нашим красивым капитаном. Грейс Сент-Клер вспомнила о хороших манерах. — Конечно. — Она отпустила Хилтона и заглянула в его черные глаза: — Мы ведь не расстаемся, правда? Вы еще вернетесь ко мне? — Можете на меня рассчитывать, — поклонился он, погладив ее по щеке. Обняв пышногрудую Лауру Ланкастер, он повел ее в танце. Она расспрашивала его о приключениях во Флориде, но он на все вопросы отвечал уклончиво. Его рука, державшая ее руку, коснулась гладкой поверхности камня, и он рассеянно посмотрел на кольцо, которое красовалось им ее пальце. Он сбился с такта. Это было кольцо Сильвии Фзрмонт. Он видел его на балу в отеле «Конде», устроенном в честь победы над мексиканцами, и знал, что оно принадлежит ее матери и ему нет цены. Хилтона так и подмывало спросить у Лауры, как у нее оказалось это кольцо, но он решил пока промолчать. Когда музыка закончилась, и Грейс Сент-Клер подбежала к нему, Хилтон обнаружил, что потерял к ней даже тот маленький интерес, который она вызывала в нем. Он был рад, когда Ньютон Ланкастер, пробившись сквозь толпу гостей, сообщил ему, что в салоне на главной палубе расставлены столы для игры в покер. — Вы извините меня? — спросил Хилтон у разочарованной Грейс. Он поцеловал ее в щеку. — Мы еще встретимся. — Надеюсь, — уныло ответила она и с грустью смотрела вслед уходившему от нее высокому красавцу капитану. Дотронувшись до сверкавшей на груди медали, она улыбнулась. Это действительно был самый восхитительный вечер в ее жизни. — Увеличиваю ставку на пять сотен, Ньют, — сказал Хилтон, сидевший за столом без кителя и в расстегнутой рубахе. Ньютон Ланкастер посмотрел на непроницаемое лицо друга, но ничего не прочитал на нем. Он снова взглянул на пару королей и троек в руке, поскреб подбородок и задумался. Кортину сегодня везет, и ему не стоит бросать деньги на ветер, решил он. Ланкастер швырнул карты на стол мастью вниз. Хилтон раскрыл свои карты. Впервые за много лет ему повезло в игре. Другие игроки за их столом сдались через пару часов, и только Хилтон и Ньютон Ланкастер продолжали игру. Хилтон был рад такому повороту событий. Он решил, если выиграет, потребовать у друга не денег, а кольцо Сильвии. Наконец, уже под утро, Ньютон Ланкастер с шумом отодвинул стул и поднял руки, сдаваясь. — Мне не побить тебя сегодня, дружище. Если не ошибаюсь, я должен тебе пять тысяч. У меня нет с собой такой суммы, но если ты придешь в банк завтра утром… Хилтон поиграл колодой карт, сонно зевнул и, откинувшись на стуле, сказал: — Знаешь что, Ньют. Я планирую на рассвете уехать из Мобила. — Бросив карты на стол, он почесал затылок. — Я видел у Лауры красивое кольцо. Может, оно стоит… ну, скажем… пару тысяч? — Да, это кольцо стоит две тысячи. — Ты должен мне пять, кольцо стоит две… — Хилтон медленно поднялся. — Отдай мне это кольцо, и мы квиты. — Господи, Хилтон, я не знаю! Лаура без ума от него… — У Лауры много таких колец. — Что верно, то верно. — Ньютон помолчал. — Решено. Полагаю, ты хочешь получить это кольцо сейчас? Хилтон притворно зевнул. — Я смертельно устал, Ньют. — Он взял свой китель и перекинул его через плечо. — Возьми у Лауры кольцо, и я отправлюсь спать. Ланкастер согласился. Через пять минут Хилтон спустился на пустынный причал с изумрудным кольцом на мизинце. Карета Ланкастера подвезла его к темному дому Белл Кортин на Макгрегор-авеню. Хилтон постучал в дверь и стал ждать. Вскоре дверь приоткрылась, и на сонном лице дворецкого отразилось удивление. — Милорд! Капитан Хилтон! — воскликнул старый слуга, сияя улыбкой. — Доброе утро, Джеймс. — Хилтон вошел внутрь и пожал старику руку. — Все хорошо? — Просто чудесно, капитан Хилтон! Лучше и быть не может. А как вы? — Немного устал, Джеймс. Как вел себя Джас? — С ним иногда бывает трудно, — осторожно ответил Джеймс. — Мне это известно, — рассмеялся Хилтон, поднимаясь по лестнице. — Отправляйся спать, Джеймс. — Спасибо, капитан Хилтон. Поднявшись наверх, Хилтон прошел мимо гостевой комнаты, где он всегда останавливался, и направился по темному коридору в спальню бабушки. Отрывисто постучав, он вошел к ней, не дожидаясь, пока старушка проснется. — Просыпайся, Белл! — воскликнул он весело и, сняв абажур, зажег лампу. — Что… Кто? — Худенькая седовласая женщина села в постели и испуганно посмотрела на Хилтона. — Хилтон Дэниел Кортин, как смеешь ты врываться в мою спальню посреди ночи? У тебя такие же манеры, как у дикарей, с которыми ты воевал! — Я тоже рад тебя видеть, дорогая! — Хилтон, наклонившись, поцеловал ее в щеку. — Убирайся отсюда и дай мне одеться! Сколько сейчас времени? Почему ты не приехал вчера вечером, как обещал? Хилтон снял висевший в ногах кровати атласный пеньюар и протянул ей. — Тебе не надо одеваться. Я зашел всего на минуту. Садись, я помогу тебе. Не отрывая взгляда от внука, Белл накинула пеньюар и оттолкнула руки Хилтона, когда он хотел завязать атласные ленточки у нее под подбородком. — Если ты хочешь остаться в моей спальне, то сядь на стул и веди себя как джентльмен. Хилтон усмехнулся, подвинул к кровати стул с высокой спинкой и сел. — Расскажи мне о Сильвии Бакстер, — попросил он. — Сильвия Бакстер? — Белл удивленно подняла седые брови. — Мальчик, похоже, ты перегрелся на солнце, Я такой не знаю… — Черт возьми, Белл, ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю! Ее звали Сильвия Фэрмонт. Она высокая темноволосая девушка с большими серыми глазами и золотистой кожей. Она вышла замуж за… — Ни за кого она не вышла замуж! — Скрестив на груди руки, Белл прислонилась к спинке кровати. — Не вышла… — Хилтон широко раскрыл глаза. Он пересел на кровать, чтобы лучше видеть Белл. — Я не понимаю. — Сколько раз я пыталась рассказать тебе последние новости, и как ты на это реагировал? Распекал меня. Недоверчиво качал головой. Смотрел на меня со скучающим видом. — Господи, Белл, какого черта ты тянешь? — Не выражайся в моем доме, молодой человек. Я не посмотрю, что ты герой, и… — Пожалуйста. — Хилтону захотелось взять бабушку за плечи и встряхнуть. — Обещаю не ругаться, только расскажи мне о Сильвии. — Это случилось несколько лет назад, Хилтон. Ты тогда уехал во Флориду. Сильвия и молодой Бакстер должны были пожениться, но умерла ее мать, и свадьбу отложили. Потом внезапно выяснилось — каким образом, я не знаю, — что Сильвия не является дочерью Эдвина Фэрмонта. Что на самом деле она дочь пирата Жана Лаффита. — Жана Лаффита? — ошеломленно повторил Хилтон. — Да. Когда молодой Бакстер узнал об этом, он отказался жениться на ней. Эдвин Фэрмонт вызвал его на дуэль, и мальчишка застрелил его. Потрясенный Хилтон смотрел на бабушку, а она тем временем продолжала: — Кажется, какой-то священник, лишенный духовного сана, знал о происхождении девочки и годами шантажировал Фэрмонтов. Из-за него Эдвин Фэрмонт оказался банкротом и умер, не успев расплатиться с долгами. Бедная девочка лишилась своего возлюбленного, осталась без родителей и средств к существованию. И вдобавок ко всему все друзья от нее отвернулись. — Господи! — воскликнул Хилтон, хватаясь за сердце. — На что же она существует? Кто о ней заботится? — Никто. Мне рассказывали, что она работает в какой-то мелочной лавке в порту, и сделала ее весьма прибыльным предприятием. Мне кажется, у нее есть способности к бизнесу и деловая хватка. Наверное, она унаследовала все это от негодяя Лаффита. Он был тот еще человек, скажу я тебе. Каждый раз, когда мы с твоим дедушкой приезжали в Новый Орлеан, я видела этого красивого корсара в компании самых влиятельных людей. Я вспоминаю, как один раз… — Белл, — перебил бабушку Хилтон, — кому принадлежит лавка? Где это? — Спенсеру. Джону Спенсеру. Это где-то в порту. А что? — Я собираюсь увидеться с ней, Белл. — Хилтон улыбнулся, и его глаза заблестели. — Хилтон, я ничего не имею против Сильвии Фэрмонт, но я думаю, что с твоей стороны будет глупо навещать ее. Говорят, она уже не такая порядочная молодая леди, какой была раньше. Она водит дружбу с грузчиками, самыми грубыми людьми в порту. Известно, что она заходит в винные лавки, и многие проститутки с Уотер-стрит зовут ее по имени, настолько она дружна с ними. Она живет в маленьком домике недалеко отсюда. Рассказывают, что вместе с ней в доме живет огромный негр. — Ее новые друзья оказались более человечными людьми, чем те, которые отвернулись от нее, — сказал Хилтон, вставая. — Белл, разбуди меня не позже девяти часов. Я собираюсь повидаться с Сильвией. — Не уходи. Мне теперь все равно не заснуть, так что расскажи мне о индейцах. За что ты получил звание капитана? Я хочу знать, как ты провел эти два с половиной года. — Нечего рассказывать, Белл, — хмуро ответил Хилтон и вышел из спальни. * * * Ровно в девять часов в дверь комнаты Хилтона постучали, но он к этому времени уже проснулся от сильного озноба. Джаспер со счастливой улыбкой на лице вошел в комнату. — Рад снова видеть вас, хозяин, — сказал он, подходя к кровати. Но тут улыбка исчезла с его лица. — Мой мальчик заболел! — испуганно вскрикнул он. Быстро поставив поднос с завтраком на ночной столик, он дотронулся до лба Хилтона. — Привет, Джас, — произнес Хилтон, стуча зубами. — Я, кажется, простудился. — Да у вас жар! — Слуга укрыл Хилтона стеганым одеялом. — Я позову миз Белл. Через несколько минут бабушка ворвалась в залитую солнцем комнату и склонилась над внуком. — Дорогой! — вскричала она взволнованно, откидывая с его лба мокрые от пота волосы. — Что с тобой? — Не надо беспокоиться, Белл. Я подхватил малярию в болотах Флориды, и время от времени она дает о себе знать. — Принеси стеганые одеяла, Джаспер! — распорядилась Белл. — Сейчас мы тебя согреем, Хилтон, — улыбнулась она внуку. Хилтона, несмотря на три теплых одеяла, почти весь жаркий летний день сотрясала дрожь. Лишь к вечеру ему полегчало. Открыв глаза, он увидел бабушку, сидевшую около его постели, и Джаспера, стоящего у окна. — Белл, попроси повара сварить мне рис, — сказал Хилтон, и бабушка немедленно поднялась. — Все, что захочешь, мой ангел. — Белл вытерла носовым платком его мокрый лоб. — Рис — это все, что я хочу. — Бабушка кивнула и ушла. — Джас, будь добр, приготовь мне ванну. — Бегу. Ванна поможет моему мальчику. — Старый слуга вышел из комнаты. * * * Сильвия была в кладовой и не слышала, как прозвенел колокольчик, и открылась дверь. Она вернулась в зал и, усевшись на высокий стул, стоящий у прилавка, начала просматривать каталог, не подозревая, что в помещении она не одна. Мужчина старался не шевелиться, чтобы она не услышала его, и был благодарен судьбе за то, что мог смотреть на нее, пока она не заметила его присутствия. Какая же она красавица! Ее длинные густые волосы были зачесаны в высокую прическу, из которой выбивались отдельные локоны, падая ей на лицо и шею. Прикусив губу, она листала страницы каталога. На ее левой щеке, как раз под густыми ресницами, темнело небольшое чернильное пятнышко. На ней было простое платье из набивного ситца в розовые и белые цветочки. Лиф платья застегивался до самого подбородка, но она из-за жары расстегнула несколько верхних пуговиц, и время от времени обмахивала лицо веером. Капли пота покрывали шею, и от этого ее золотистая кожа блестела. У него перехватило дыхание. Таких женщин он никогда еще не видел, и он желал ее с такой страстью, что у него подгибались колени. — Сильвия, — позвал он, подходя к ней. Она посмотрела на него, вздрогнула, и каталог упал на пол. — Рэндольф! — Да, это я, — сказал он заплетающимся языком. — Что ты здесь делаешь? — Она вскочила со стула и вышла из-за прилавка. — Ты должен был сегодня отправиться в путешествие! — Я увидел тебя — и остался. Джинджер уехала без меня. — Он подошел еще ближе. — Ты пьян, — брезгливо скривилась Сильвия, отступая в глубь торгового зала. — Нет… нет… — бормотал он. — Я… я хочу тебя, и пришел сказать тебе об этом. — Немедленно убирайся отсюда, Рэндольф Бакстер! Я не желаю тебя видеть. — Не говори так, Сильвия, пожалуйста. — Он шагнул к ней. Сильвия отступила. — Я пришел сказать тебе, что допустил ошибку, дорогая. Мне не надо было их слушать, я должен был жениться на тебе. — Пожалуйста, уходи, Рэндольф. — Сильвия, я люблю тебя. Я хочу тебя. Я очень богатый человек, дорогая. Я куплю тебе красивый дом. Ты будешь купаться в роскоши, одеваться у самых лучших портних. Сильвия побледнела от ярости. — Ты отвратительный пьяница! Ничтожество! Ты предлагаешь мне стать твоей любовницей? Я правильно поняла тебя, Рэндольф Бакстер? Он кивал головой, лицо его расплылось в пьяной улыбке. — Ты можешь поехать со мной прямо сейчас. Мы остановимся в отеле, пока я не подыщу для тебя подходящий домик. — Его улыбка стала еще шире. — Мы поедем в отель «Конде». Мы займемся любовью… — Убирайся отсюда, отвратительный грязный развратник!.. — Нет, дорогая. Я люблю тебя. Я должен тебя иметь. Я никогда не любил Джинджер, и ты это знаешь. Я любил только тебя и никого больше. — Рэндольф, я хочу, чтобы ты ушел. У тебя жена и ребенок, но даже если бы их не было, я не желаю иметь с тобой дела. — Сильвия уперла руки в стройные бедра. — Ты убил моего отца! Безжалостно застрелил его. И по одной только этой причине я буду ненавидеть тебя до самой смерти! — Сильвия, он не был твоим отцом. Ты это знаешь. Твоим отцом был… — Да будь ты проклят, Бакстер! — закричала Сильвия. — Ты жалкое подобие человека. И я не желаю тебя знать! Я благодарю Бога, что ты отказался жениться на мне. Из всего, что со мной произошло, это самое лучшее. Слава Богу, что я не твоя жена, и я очень этому рада! — Ты просто расстроена, — настаивал он. — Я не виню тебя. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была моей. — Он стал надвигаться на нее, лицо его исказила страсть. Сильвия испугалась. Она была одна в лавке. Джон вернется только через час. Сестры где-то в городе. Ей грозила опасность, и она понимала это. — Рэндольф, ты не в себе, — сказала она, отскакивая назад. — Я прекрасно себя чувствую. Иди ко мне, дорогая, — Он поманил он ее пальцем. — Нет, Рэндольф, нет!.. — Да, Сильвия! — прорычал он, бросаясь к ней. — Дотронься до нее, и я убью тебя! — раздался угрожающий голос. Рэндольф быстро обернулся и увидел смуглое, очень сердитое лицо Хилтона Кортина. — Послушай, — возмущенно начал Рэндольф. — Ты вообще в этом деле посторонний, не так ли, незнакомец? — Он пьяно ухмыльнулся. — Нет, Бакстер, — холодно ответил Хилтон, — это ты тут посторонний. Леди желает, чтобы ты ушел. И я тоже. Рэндольф переводил взгляд с Хилтона на Сильвию. — Он сказал правду, Рэндольф: я хочу, чтобы ты ушел и никогда не возвращался. — Ты предпочитаешь постель этого солдафона моей? — Рэндольф ткнул пальцем в сторону Кортина. — Вот именно! — Хилтон схватил Рэндольфа за шиворот и потащил к двери. — Если не хочешь, чтобы я вызвал тебя на дуэль, ты оставишь в покое мисс Фэрмонт. — Он выволок Рэндольфа на улицу и добавил: — Но предупреждаю, мистер Бакстер из штата Миссисипи, я противник посильнее, чем Эдвин Фэрмонт. Он отпустил Рэндольфа, и тот, покачиваясь на нетвердых ногах, двинулся вниз по улице. — Он больше не побеспокоит тебя, Сильвия, — улыбнулся Хилтон, возвратившись в лавку. — Ты мне так же не нужен здесь, как и он, — ответила Сильвия, обдав его презрительным взглядом серых глаз. — И это благодарность за то, что я спас тебя? — хмыкнул Хилтон. — Никто не просил тебя об этом! Я уже большая девочка и могу сама постоять за себя. — Я знаю, что ты… Сильвия прервала его, подняв руку. — Меня не волнует, зачем ты пришел сюда — злорадствовать или утешать. И то и другое одинаково оскорбительно для меня. Я дочь Жана Лаффита, мистер Кортин! Я знаю это, ты знаешь, знает весь свет. Я этого и не скрываю. Я знаю свое место и останусь там, где мне положено быть, и я была бы тебе очень благодарна, если бы и ты оставался на своем месте. — Да Бог с ними, с нашими местами! У меня для тебя кое-что есть, Сильвия. То, чем ты дорожишь больше всего на свете. — Нет, Кортин, мне от тебя ничего не надо. Ты ничем не отличаешься от Рэндольфа Бакстера. Вы братья по крови. В ваших жилах течет голубая кровь. Вы высокомерные аристократы. Безнравственные хлыщи. Жалкие маменькины сыночки. — Господи, неужели я заслужил все это? — Да, заслужил. Что тебе надо от меня? Что? Ты сожалеешь, что тебя не было рядом, чтобы внести свою долю, когда весь свет плюнул мне в лицо? Или ты чувствуешь себя обойденным, что не принял участия в общем веселье. Так ведь, Кортин? — Сильвия покраснела от гнева. — Милая, что же они с тобой сделали? Господи, что же они сделали? — потрясение восклицал Хилтон. — Они? Ты, черт возьми, один из них! Убирайся! Немедленно убирайся, Кортин! Возвращайся в тот мир, к которому ты принадлежишь. Я не хочу тебя видеть! У меня свои друзья, своя жизнь, свой мир. Ты не принадлежишь к нему. Убирайся! — Ухожу, Сильвия. Но если ты будешь нуждаться во мне, я приду. — Я ни в ком не нуждаюсь. Убирайся! Когда он ушел, Сильвия обнаружила, что ее сотрясает дрожь, и она вот-вот потеряет сознание. Немного придя в себя, она попыталась разобраться в своих чувствах. Она не знала, чей визит расстроил ее больше. Она все еще размышляла об этом, когда дверь открылась, и вошел Джон Спенсер. Всего один взгляд, и Сильвия поняла, что он болен. Вскочив со стула, она подбежала к нему. — Что с тобой, Джон? Он пошатнулся, и она подхватила его. — У меня нестерпимая головная боль, девочка, и меня шатает. Глава 21 Желтая лихорадка! Эти слова пронзили ужасом сердце Сильвии Фэрмонт. Она вспомнила свою дорогую подругу Розали. Страшная лихорадка была равносильна смертному приговору, и Сильвия решила вывезти своих слуг и Спенсеров из города. Она сказала сестрам, чтобы они взяли только самое необходимое и были готовы к отъезду через час, а сама побежала разыскивать Большого Наполеона. Задыхаясь от быстрого бега, она приказал ему найти повозку и лошадь. Не задавая лишних вопросов, Наполеон отправился выполнять поручение хозяйки. Менее чем через час он вернулся с грохочущей повозкой, запряженной парой вислоухих мулов. — Надеюсь, что еще не слишком поздно, — обеспокоенно сказала Сильвия, когда они пробирались по запруженной экипажами дороге к лавке. — Уже прошло два дня… Джон Спенсер тяжело дышал, кожа приобрела желтоватый оттенок, тело сотрясал озноб. Наполеон уложил его и повозку. Сестры сели рядом, дрожа от охватившего их ужаса. Дорога в порт казалась кошмарным сном. Эпидемия быстро распространялась по городу, и все стремились поскорее покинуть Мобил. Узкие улочки были заполнены всевозможным повозками и экипажами. Порт походил на осажденный город. Все магазины были закрыты, жалюзи опущены. Густой черный дым поднимался к безоблачному небу от сотен бочек с горящей смолой, то и дело стреляли пушки в тщетной попытке очистить воздух. Люди плакали и кричали, некоторые падали прямо на дороге и умирали. В порту царил кромешный ад. Два больших парохода отплыли от причала, их палубы были забиты пассажирами. В порту осталось только одно судно. Сильвия выпрыгнула из повозки на деревянный причал, крикнув на бегу: — Скорее! Мы должны спешить! Она подбежала к трапу, где была остановлена сердитым владельцем парохода. — У меня есть деньги! — закричала она, размахивая пачкой долларов. Мужчина посмотрел на деньги, на нее, затем оглядел тех, кто был с ней. — Скажите этому здоровому негру, чтобы он не смел вносить больного на борт. — Но мы должны взять его с собой! Он живой и еще поправится! — Я не возьму его, мисс. Не возьму и негров. Вы и две пожилые леди можете подняться, а остальные пусть остаются здесь! — Господи, разве можно быть таким бесчеловечным?! — заплакала Сильвия. — Вы должны увезти нас отсюда! Мы заплатим… — Они не поедут! — ответил владелец судна, и в это время раздался оглушительный свисток парохода, возвещавший об отплытии. Сильвия побежала обратно к сестрам. — Быстро на борт! Вы должны уехать! — Нет, — ответила Эстер, — мы не оставим Джона. — Поезжайте вы, мисс Сильвия. Я присмотрю за ними. Сильвия переводила взгляд с Наполеона на Делилу. Ее верная подруга кивнула: — Он прав, милочка. Поезжай. С нами все будет хорошо. Сильвия снова посмотрела на пароход. Она могла бы быть на нем. Она могла бы оставить позади весь этот ужас, забыть их всех, начать новую жизнь. — Мы остаемся здесь, — твердо завила она и пошла к повозке. Позади нее пароход отчалил от причала, уходя в открытые воды Мексиканского залива. В обычно шумном порту стояла тишина. Тонны груза лежали на земле, и никому до них не было дела. Крысы набросились на гниющие продукты. Дорога домой была таким же кошмаром, как и дорога в порт. По пустынным улицам шныряли собаки и кошки в поисках пищи. Напуганные жители, оставшиеся в городе, сидели за закрытыми дверями, изнывая от духоты и боясь впустить внутрь струю свежего воздуха, чтобы нe занести в дом микробы смертельной болезни. Сильвия чувствовала, как испуганные глаза следят за ними из-за занавесок. На ее вспотевшую шею сел москит, и она с яростью прихлопнула его, стараясь заглушить в себе подступавшую к горлу панику. — Джон умер, — вдруг сказала Эстер и схватилась за виски. Глаза ее наполнились слезами. Мария тихо застонала. По улице прогрохотал обоз смерти. Измученный возница кричал охрипшим голосом: — Выносите ваших мертвых! Есть мертвецы сегодня? Двери домов открывались, люди выносили своих мертвыx и клали их на груду неподвижных человеческих тел. Мария, нагнувшись к Наполеону, тихо сказала: — Большой Наполеон, не позволяй им так поступить с Джоном. — Не позволю, мисс Мария, — ответил он. — Не позволю. * * * Капитан Хилтон Кортин был расстроен. Не успел он приехать в Новый Орлеан, как его настиг слух о разразившейся в Мобиле эпидемии лихорадки. Ругая себя за то, что не остался с бабушкой, он стал искать пароход, отплывающий в Мобил, но ни один из них не желал отправляться навстречу смерти, и Хилтону ничего не оставалось, как сидеть в отеле «Ричардсон» и ждать весточки из Мобила. Он очень беспокоился за бабушку: ей перевалило за семьдесят, она была женщиной слабого здоровья, и если подхватит лихорадку, ей не выжить. Беспокоился он и о другой женщине — Сильвии Фэрмонт. После долгих беспокойных недель ему в отель доставили письмо. Мой драгоценный Хилтон! Я так рада, что ты уехал из Мобила до того, как в городе начался мор. Каждый вечер я благодарю Бога, что ты в безопасности. У меня из головы не выходит, что если бы ты остался здесь, как я просила тебя, то непременно подхватил бы эту смертельную болезнь. Она в первую очередь уносит тех, кто ослаблен другой болезнью, такой, как твоя малярия. Лихорадка миновала меня, но я скорблю по тем, кому не повезло. Хилтон, ходят слухи, что болезнь унесла семьсот жизней. Семьсот! Это даже трудно себе представить! Будь осторожен, внук, или я должна сказать — капитан? Ах да, я навела для тебя справки. Она выжила. Лихорадка не затронула ее. Сильвия Фэрмонт жива и чувствует себя хорошо. Хилтон, прочитав письмо, улыбнулся: — Она жива. — Он радостно засмеялся. Никакая желтая лихорадка не сможет убить храбрую дочь Жана Лаффита. — За тебя, Лаффит! — Он поднял стакан с виски, осушил его, надел пальто и отправился играть в покер. После двух месяцев, проведенных в Новом Орлеане, Хилтон заскучал. Поэтому, взяв с собой Джаспера, он отправился на север, в Натчез. Сняв номер в отеле «Паркер», он решил навестить Джефферсона Дэвиса. Угрюмость и мрачное настроение Дэвиса прошли за то три года, что они не виделись. Джефф, увидев его, весело улыбнулся. Его светлые волосы блестели на солнце, в серо-голубых глазах появились прежние озорные огоньки. — Капитан Кортин! — Рукопожатие Джеффа было крепким. — Джефф, ты прекрасно выглядишь. Я в восторге. — Проходи и расскажи мне о войне. — Джефф ввел Хилтона в дом. — Говорят, ты стал героем… — Не верь, Джефф. — Хилтон поспешил сменить тему разговора: — А как ты? Я слышал, ты проводишь много времени в Вашингтоне, встречаешься с известными людьми, присутствуешь на слушаниях в конгрессе. Ты решил заняться политикой? — Мой приятель Джордж Джонс знает всех, и он представил меня некоторым сенаторам. Однажды я даже завтракал в Белом доме с президентом. — Ты подумываешь поступить на службу? — Нет-нет. — Джефферсон указал на мягкий кожаный диван, и Хилтон сел. — Ты выбрал удачный день, чтобы приехать ко мне. — Он разлил по стаканам виски. — Я приглашен на обед к Ле Ноблям, и ты поедешь со мной. Хилтон кивнул: — Мне нравятся Брайан и Алекс. — Прости, Хилл. Я думал, ты знаешь… Брайан умер два года назад. С ним случился сердечный приступ, когда он объезжал свои владения. — Печально слышать это. А как миссис Ле Нобль? Как она справляется с хозяйством без мужа? — Алекс редкая женщина, Хилл. Она вела себя спокойно и рассудительно и все взяла в свои руки. Она горевала по Брайану, но не сошла вместе с ним в могилу. Самые богатые и облеченные властью мужчины — частые гости в ее доме. — Два года — долгий срок, — протянул Хилтон, заметив, как заблестели глаза друга. — Ты ухаживаешь за красивой вдовушкой? — Не говори глупостей, Хилл. Для меня существует лишь одна женщина — Сара. Никто и никогда не заменит ее. Мне нравится Алекс, и, как я уже сказал, у нее очень влиятельные друзья. Если я захочу заняться политикой, она может оказать мне неоценимую помощь. * * * — Капитан, какая неожиданная радость видеть вас снова! Добро пожаловать в «Бомонд». — Ослепительно красивая Алекс Ле Нобль в белом шелковом платье, со сверкающими бриллиантами на шее и в ушах, улыбаясь, смотрела на Хилтона. — Дорогая, позвольте мне выразить вам свое запоздалое соболезнование, — сказал Хилтон, целуя протянутую руку. — Мне доставляет удовольствие снова увидеться с вами, миссис Ле Нобль. — Спасибо, капитан. — Большие зеленые глаза Алекс неотрывно смотрели в глаза Хилтона. — Хотите быть моим соседом по столу? — Сочту за честь, миссис Ле Нобль. — Зовите меня просто Алекс, капитан. Взяв Хилтона под руку, она стала водить его по просторной гостиной, представляя своим друзьям и нашептывая ему на ухо самое важное о каждом госте, чтобы ему легче было запомнить их. Она была сама любезность и очарование. — Мне кажется, дружище, — ухмыльнулся Джефф, когда они вернулись к нему домой, — ты очаровал миссис Ле Нобль. — Алекс неотразимая женщина, — ответил Хилтон. — Она пригласила меня к себе на обед завтра вечером. — А меня нет, — рассмеялся Джефф. * * * Это был первый из многих романтических вечеров, которые Хилтону предстояло провести в богатом особняке с Алекс Ле Нобль. Она были интеллигентной, красивой и чувственной. Она любила оперу, хорошую еду, прекрасные вина. Веселая и остроумная, Алекс смеялась над непристойными рассказами Хилтона. Она боролась с несправедливостью, ненавидела сплетни и отказывалась иметь дело с ханжами. Алекс никогда не обременяла других своими заботами и обдавала презрительным взглядом зеленых глаз тех, кто пытался вмешиваться в ее личную жизнь. Она не теряла головы в рискованных ситуациях и была настоящей леди на публике. А дома, наедине с Хилтоном Кортином, она была открытой, расслабленной и очень страстной. Впервые он занялся с ней любовью холодной декабрьской ночью. Хилтон пришел к ней на обед, после которого они уютно расположились на узорчатом диване, неторопливо потягивая коньяк из тонких хрустальных бокалов. В огромном камине горел огонь, и они наслаждались его теплом, прекрасным напитком и уединением. Было за полночь, когда Хилтон сонно сказал: — Уже поздно, — и посмотрел на Алекс. По взгляду ее больших зеленых глаз он понял, что она хочет, чтобы он остался. — Или я ухожу, или остаюсь. Выбор за вами, моя дорогая. — Еще никогда в жизни я не просила мужчину остаться. Не попрошу и вас, Хилтон Кортин! — Она гордо вздернула подбородок. Хилтон улыбнулся, взял из ее рук бокал и отставил в сторону. Через секунду атласное вечернее платье утонченной Алекс Ле Нобль валялось на обюссоновском ковре. Ее глаза были закрыты, губы распухли от поцелуев, которыми Хилтон осыпал ее. Он осторожно положил ее на ковер, и она завороженно наблюдала, как он снимает с себя вечерний костюм. Хилтон разделся и, услышав ее нетерпеливый стон, опустился рядом с ней на колени. Она протянула к нему руки, и он мощным толчком вошел в нее и продолжал двигаться в ее теплом лоне, пока не довел до экстаза. Опытный любовник, Хилтон понял, что эта красивая холодная женщина слишком долго была без мужчины. Он начал целовать ее осторожно, нежно, пока Алекс прильнула к нему, страстно целуя и лаская. Она снова была готова к любви. Глава 22 И опять наступил вторник на масленой неделе. Масленица 1843 года была холодной и сырой. Ветер стонал и завывал, продувая насквозь маленький дощатый домик на Уотер-стрит. На ясном небе уже появилось несколько звезд. Впереди была долгая холодная ночь в городе… Одеваясь на карнавал, Сильвия раскраснелась, ей почему-то казалось, что сегодня непременно случится что-то хорошее. Три женщины суетились вокруг нее, словно она была королевой, готовившейся к коронации. Мария Спенсер расправляла сборки на ее длинной ярко-красной юбке, а Делила завязывала на ее голове шарф из такого же ярко-красного шелка, концы которого свисали над ее левым ухом. Эстер и Мария придирчиво осмотрели Сильвию. Их взгляды медленно скользили по фигуре молодой женщины, которая за последние годы стала дорога их сердцу. Крутые локоны обрамляли овальное лицо Сильвии, а красный шарф подчеркивал румянец ее щек. Белая блузка с длинными рукавами была очень нарядной, ее декольте позволяло видеть золотистую кожу обнаженных плеч. Тонкую талию стягивал широкий черный пояс, длинные концы которого доходили до подола ее красной юбки. Из-под юбки виднелись новые туфли, купленные в дорогом магазине. — Ты выглядишь очаровательно, дорогая, — задумчиво сказала Эстер, — но меня беспокоят эти туфли. У них слишком высокие каблуки, ты можешь подвернуть ногу. Улыбнувшись, Сильвия подняла юбки. — Я буду очень осторожна, Эстер, — заверила она подругу. Поглядев на себя в зеркало, она в восторге воскликнула: — Я просто сама на себя не похожа! Я чувствую себя как… как… — Как красивая свободная цыганка? — засмеялась Делила. — Да! — Сильвия обняла служанку, не переставая удивляться ее правильному английскому языку. Куда девался негритянский диалект! В последние несколько лет Делила научилась говорить, как Большой Наполеон. Она начала следить за собой, и теперь относилась к Наполеону гораздо приветливее. Она больше не жаловалась на него, а когда он входил в комнату, на лице ее появлялась улыбка. — Какая очаровательная цыганочка! — воскликнула Мария. — Сестра беспокоится о твоих туфлях, а меня больше беспокоит блузка. Уж очень она открытая. Боюсь, молодые люди будут вести себя неподобающим образом. — Мария, ведь ты сама шила эту блузку, — напомнила ей Сильвия. — Знаю, знаю, но все же… Будем надеяться, что в присутствии Большого Наполеона никто не посмеет тебя обидеть. — Я сама могу о себе позаботиться, — засмеялась Сильвия. — Не понимаю, почему вы все так настаиваете, чтобы он пошел со мной… — Обязательно пойдет, — сказала Делила, расправляя пояс. — Это вопрос решенный. Он не станет мешать тебе, но будет рядом в случае необходимости. — Ну, хорошо, он готов? — спросила Сильвия, взяв из рук Эстер золотые серьги. — Да, мисс Сильвия. На нем белый костюм с пурпурными галунами, пурпурный кушак и такого же цвета тюрбан. — Глаза Делилы светились гордостью. — Он выглядит очень величественно, и ты сможешь разглядеть его тюрбан издалека. — Говорят, что Белл Кортин скончалась, — услышала Сильвия голос Эстер. — О Господи! — вскрикнула Мария. — Не та ли это седая леди, которую мы как-то встретили на базаре шесть или семь лет назад? — Та самая, — подтвердила Эстер. — Она была такой дружелюбной и разговорчивой, и у нее есть красивый внук, который потом подошел к ней. Его имя Хилтон Кортин. В газетах пишут, что он приехал в Мобил, чтобы заняться ее делами. Рука Сильвии сжала перила лестницы. Хилтон Кортин в Мобиле! Сердце ее бешено забилось. Будет ли он на празднике? Пройдет ли вместе со всеми горожанами по улицам города? Посетит ли костюмированный бал? Сильвия покачала головой, осуждая себя, и стала спускаться по лестнице. Какое ей дело до того, что Хилтон Кортин в городе? Ей это безразлично. Абсолютно безразлично. * * * Ветер задирал яркую юбку Сильвии, трепал волосы, откидывая их на лицо, но она только смеялась и взмахом головы отбрасывала их назад. Город был расцвечен огнями фейерверка и праздничными фонариками. Раскрасневшаяся, возбужденная, Сильвия разглядывала красочные костюмы и разноцветные флажки. Ее восхищали маски, сделанные из папье-маше, шляпы и маскарадные костюмы. Огни фейерверка освещали ясное звездное небо, и залпы петард эхом отдавались в ее ушах. Портовые рабочие в масках и маскарадных костюмах обнимали ее и протягивали ей фляжки с вином. Она рассматривала римских гладиаторов, средневековых лордов, королей, Клеопатр и Марий Антуанетт. Она хлопала в ладоши, пела вместе с ними, поддаваясь общему веселью, и чувствовала себя беззаботной и счастливой. И предвкушала встречу. А вдруг где-то здесь ходит и Хилтон Кортин? Была уже почти полночь, когда Сильвия поднялась по каменным ступеням в зал отеля «Конде». Она всматривалась в лица, пытаясь угадать, кто скрывается под карнавальными масками, говорила себе, что ей некого искать в этом переполненном зале, однако не переставала пристально рассматривать приглашенных на бал. И тут она увидела его. В свои тридцать пять Хилтон Кортин достиг пика возмужалости. Его плечи, широкие и крепкие, подчеркивал хорошо сшитый смокинг из дорогой черной ткани. Под расшитой бисером атласной маской блестели темные глаза, а под аккуратно подстриженными усиками полные чувственные губы растянулись в широкой улыбке. Подавив нервный смешок, Сильвия, как и все прочие женщины, не могла не отметить сексуальную привлекательность этого высокого красивого мужчины, который, как ей казалось, смотрел прямо на нее. Подняв руку, он провел длинными смуглыми пальцами по белоснежной накрахмаленной сорочке, и во рту у Сильвии пересохло. Сразу было забыто все, что разделяло их до сих пор. И даже то, что этот необыкновенно привлекательный мужчина принадлежал к стану ее врагов — аристократов. Все сразу было забыто перед лицом мощной магнетической силы, исходившей от него. Он был сильным, неотразимым, зрелым мужчиной. Она была слабой, привлекательной, влюбленной женщиной. Сильвия с трудом оторвала от него взгляд, борясь с искушением посмотреть на него снова. Внезапно ей очень захотелось пить, и она стала протискиваться сквозь толпу. Нервничая, она потеряла бдительность и, поскользнувшись на высоких каблуках, подвернула ногу. Чувствуя, что падает, она взмолилась: «Господи, нет! Неужели я растянусь на полу перед всей…» Сильные руки сомкнулась вокруг ее тонкой талии, и знакомый голос произнес: — Мисс Фэрмонт, могу я пригласить вас на этот танец? Слишком смущенная, чтобы ответить, Сильвия почувствовала, как его руки обнимают ее, прижимают к груди, и нежный голос шепчет ей на ухо: — Вот я и поймал вас. Теперь вы от меня не уйдете. Теряющая сознание от близости этого сильного красивого мужчины, Сильвия смотрела в его блестевшие под черной маской смеющиеся глаза, чувствовала на щеке его дыхание, млела от тепла и нежности, исходивших от него. Сегодня ей хотелось этого тепла и этой нежности. Приблизив лицо к его шее, она вдохнула его чистый мужской запах. Впрочем, она постаралась не поддаваться его обаянию и сказала себе, что этот смуглый загадочный мужчина наверняка до сих пор считает ее надоедливым, глупым ребенком, за которым надо присматривать и которого следует защищать. — Мне кажется, мистер Кортин, вы всегда приходите мне на помощь в трудную минуту. — Она положила голову ему на грудь. — Моя дорогая, для меня это огромное удовольствие, — ответил он, улыбаясь. — И я никогда не устану это делать. — Вы очень добры ко мне. Хилтон сжал ее руку и рассмеялся. — Многие были бы с этим не согласны. Они могли бы даже сказать, что у меня присутствуют личные мотивы. — О? И что же вы хотите получить за то, что спасли меня от падения на пол? — Мне всегда хотелось поцеловать вас во впадинку на вашей шее. Сильвия рассмеялась и игриво откинула голову, как бы приглашая его сделать это. К ее удивлению, он наклонился и поцеловал ее в шею, и она почувствовала его горячие губы на своей трепещущей коже. — Хилтон! — воскликнула она, забыв о том, что должна называть его на вы и «мистер». — Здесь полно народа! — Похоже на то, — спокойно сказал он, оглядывая маски, смотревшие на них. Сильвия рассмеялась, очарованная его пренебрежением к мнению света. — Обычно леди не смеются, когда я целую их, Сильвия, — с упреком произнес Хилтон. — Разве вы забыли, что я не леди? — Благодарю за это Господа, — прошептал он, подводя ее в танце к длинному столу, где стояли бокалы с шампанским. Они пили шампанское и танцевали. Хилтон развлекал Сильвию легкой беседой, восхищая своей непринужденностью и близостью. Он крепко держал ее за талию, низко склоняясь к ее уху, когда говорил. Было так весело! Никогда еще Сильвия так хорошо не проводила время. Она расслабилась, перестала бояться, что ее кавалер может в любой момент оставить ее одну. Казалось, он и не собирался отходить от нее, и его совершенно не беспокоили взгляды, бросаемые на них из-под масок. Сильвия получала от всего этого огромное удовольствие. Общество отвергло ее, а Хилтон Кортин все еще оставался всеобщим любимцем и принадлежал к сливкам аристократии. Видеть, как этот неотразимый мужчина, принадлежащий к их классу, открыто ухаживает за ублюдком Жана Лаффита — портовой шлюхой, чья мораль, как они полагали, была ниже всяких стандартов, — было для них невыносимо. Наконец Хилтон поставил на стол их бокалы, улыбнулся и с намеком сказал: — Леди-цыганка, здесь очень жарко. Он отошел от нее, и Сильвия с интересом смотрела, как высокий, широкоплечий красавец исчезает за пальмами, расставленными по периметру танцевального зала. Она точно знала, куда он направился. И она знала, что он хочет, чтобы она последовала за ним. Сильвия взяла бокал с шампанским и залпом осушила его. Здравый смысл подсказывал ей, что будет разумнее остаться в зале. Если она выйдет на холодный балкон, Хилтон Кортин сможет получить от нее гораздо больше, чем несколько невинных поцелуев под луной. От этой мысли пульс ее участился. Необыкновенный магнетизм, исходивший от этого человека, притягивал ее к себе — и она не смогла устоять. Ей был брошен вызов, и она приняла его. Она осторожно пробиралась сквозь толпу, у высоких дверей остановилась, затем, зажмурившись, распахнула их. Он стоял спиной к ней, и его длинные гибкие пальцы лежали на перилах. Он даже не обернулся. Сильвия улыбнулась, вспомнив ту далекую ночь, когда она сделала то же самое. По всей вероятности, он тоже это помнил. Она подошла к нему сзади и вцепилась в перила, заключив его в кольцо своих рук. Встав на цыпочки, она прошептала ему на ухо: — Немного прохладно на балконе без накидки, не так ли? — Его смех наполнил ее сердце радостью, и она приказала: — Повернись, Кортин. Хилтон с улыбкой повернулся и взял ее лицо в свои ладони. — Это ты, моя маленькая цыганка… — Он медленно приблизил свой рот к ее губам. Это был очень нежный, спокойный поцелуй. Его губы пробовали, дразнили, спрашивали, нежно лаская ее, и это было восхитительно и доставляло ей необъяснимое блаженство. Его усы слегка покалывали ее рот, и это тоже было приятно. Когда он поцеловал ее в висок, она вздохнула и положила ладони на его широкую грудь. — Ты хочешь, чтобы я потеряла бдительность, Хилтон? — Моя милая, я хочу этого больше всего на свете! — Он поцеловал ее в носик. Она льнула к нему, таяла от его поцелуев, чувствовала, как воля ее слабеет, а неутоленное желание огнем опаляет тело. От страсти у нее подогнулись колени, и дрожь пробежала по позвоночнику, а одежда, которая была на ней, казалась лишней, обременительной и ненужной. Ее руки исследовали его спину и бедра и наслаждались, ощущая крепкие мускулы, скрытые под одеждой. Ей внезапно захотелось, чтобы он стоял перед ней обнаженным, и она могла бы исследовать подушечками пальцев каждую складочку его великолепного тела. — Милая цыганочка, пойдем ко мне в комнату, — прошептал Хилтон Кортин. — Хилтон, — выдохнула она, не открывая глаз, — мы не можем… — Сильвия Фэрмонт не может, — согласился он, — а цыганка может. Пошли. Мы не будем снимать маски. Мы проведем долгую ночь, полную любви, и при этом не будем видеть друг друга. Сильвия содрогнулась: картина, которую он нарисовал, взбудоражила ее кровь, и без того уже бурлившую в венах. Она живо представила себе их обнаженные тела и лица, скрытые под масками. — Да, — прошептала она. — Цыганка свободна, и она пойдет с тобой. Взяв Хилтона за руку, она перегнулась через перила и помахала Большому Наполеону. Он кивнул и исчез. Хилтон Кортин ничего не заметил. Он повел Сильвию вверх по лестнице в просторную комнату, выдержанную в приглушенных желтовато-коричневых тонах. Увидев огромную кровать красного дерева, занимающую почти все свободное пространство, Сильвия покраснела от смущения. По обеим сторонам кровати в настенных хрустальных канделябрах горели свечи. Тяжелые бархатные шторы были раздвинуты, и серебристый свет луны свободно проникал в помещение сквозь легкие белые занавески. Сильвия вздрогнула, услышав голос Хилтона: — Иди ко мне, милая цыганочка. — Он протянул к ней руки и улыбнулся. С напускной храбростью, которой она вовсе не испытывала, Сильвия подошла к нему. Он развязал ее шарф и нетерпеливо бросил его на пол. Осторожно сняв золотые сережки, он опустил их в свой карман и привлек к себе. Он поцеловал Сильвию со всей страстью, на которую только был способен, и она, дрожа от желания, все крепче прижималась к нему. Не отрываясь от ее губ, Хилтон поднял Сильвию и понес через комнату. Подойдя к комоду, он осторожно посадил ее на его полированную поверхность. — Кортин, что ты делаешь? — спросила она, нервно хихикая. — Я собираюсь раздеть тебя, цыганочка. — Хилтон, улыбаясь, снял с нее туфли и поставил их на пол. У Сильвии перехватило дыхание, когда его руки коснулись ее лодыжек. — Ты ведь не собираешься ложиться в мою постель в чулках и туфлях, не так ли, дорогая? — Но прежде чем она успела ответить, его сильные руки поднялись к ее колену. Невольно Сильвии пришла в голову мысль: сажал ли когда-нибудь Эдвин Фэрмонт ее мать на комод, чтобы снять с нее туфли и чулки? Делают ли мужья подобные вещи со своими женами? Впрочем, она тут же перестала думать об этом, так как пальцы Хилтона, наконец, добрались до красной атласной подвязки на ее ноге. Он снял ее и аккуратно положил на комод. Затем стал нежно ласкать ее ногу, пока она, закусив губу, не начала извиваться, желая, чтобы его руки поднялись еще выше. Он почувствовал ее нетерпение и улыбнулся. — Потерпи, моя прекрасная цыганочка, — прошептал он, медленно снимая с нее чулок. Ее юбка задралась, обнажив бедро, и Хилтона охватил острый приступ желания. Сдерживая себя, он поднял ее обнаженную ногу и склонился над ней. Его теплые губы припали к тонким пальчикам, и Сильвию начала сотрясать дрожь. — Хилтон, — еле выговорила она пересохшим ртом, — ты ведь не собираешься… — Собираюсь, дорогая, — ответил он, покрывая поцелуями ее ногу. — Я собираюсь перецеловать все твое тело. Его губы прижались к нежной коже бедра, осыпая его быстрыми поцелуями. У Сильвии внезапно закружилась голова, и она испугалась, осознав, что ее тело больше не принадлежит ей, и этот человек в маске полностью покорил ее своей воле. Когда он начал проделывать все то же самое с ее правой ногой, Сильвию охватил огонь желания, и она едва сдерживалась, чтобы не закричать, умоляя его целовать ее снова и снова. Лицо Сильвии горело, и она была рада тому, что маска и полумрак не позволяют ему увидеть ее глаза, и он не догадывается, как сильно она его желает. — Хилтон, Хилтон, — повторяла она, не сознавая, что губы шепчут его имя. Наконец, он снял ее с комода и, улыбнувшись, посмотрел на нее. Хилтон не ошибся, считая ее страстной натурой. Такой же страстной, как и он сам. Он знал, что она несколько лет прожила на реке среди матросов, портовых рабочих и проституток, и не сомневался, что в ее постели побывало много мужчин. Впрочем, это не волновало Хилтона. Он радовался тому, что этой ночью испытает ни с чем не сравнимое наслаждение. А с приходом утра не будет слез, угроз, сожалений, обвинений. Будет только удовольствие. Для нее. Для него. Для них обоих. Хилтон с Сильвией на руках подошел к огромной кровати, сел на нее, посадив ее к себе на колено. Она осыпала его поцелуями, запустив пальцы в его густые черные волосы. Она гладила его грудь и, прижавшись к ней щекой, слушала, как бьется его сердце. Сильвия приникла к его рту и провела языком по его губам, а в это время руки ее осторожно исследовали густую черную линию волос, сбегавшую вниз живота. Она была так увлечена этим занятием, что не заметила, как Хилтон высвободил ее груди, и, лишь почувствовав, как холодный воздух коснулся ее разгоряченной кожи, вскинула голову и смущенно посмотрела на него. Ее груди были обнажены, и она прикрыла их руками, чем весьма озадачила Хилтона. — Дорогая, позволь мне ласкать тебя так, как ты ласкаешь меня. — Он осторожно раздвинул ее руки и спустил блузку к талии. — Какие прекрасные, необыкновенно прекрасные! — услышала она страстный шепот. Ее спина напряглась, когда он взял в руку ее грудь и медленно склонился к розовому соску. Сильвия выгибала спину и стонала от страсти, а когда Хилтон слегка прикусил ее сосок, она вскрикнула и вцепилась в его волосы. — Хилтон, — выдохнула она, — дорогой, как это чудесно! — Цыганочка, ты такая сладкая, — прошептал он. — Какая же ты сладкая! Он целовал и ласкал ее груди, пока она не начала извиваться и выкрикивать его имя. И тогда Хилтон поставил ее на пол. Она доверчиво смотрела на него сквозь прорези алой маски, а он, не спеша, раздевал ее, бросая на пол широкий кушак, алую юбку, сорочку, панталоны. Хилтон, увидев ее прекрасное обнаженное тело, с трудом сдержался, чтобы не упасть перед ней на колени и не вознести хвалу Господу за то, что создал подобное совершенство. Он молча откинул одеяло и уложил Сильвию на постель. Она с любопытством смотрела, как высокий мужчина в маске раздевается при свете свечей. Отбросив в сторону белую сорочку, он стал расстегивать брюки, а Сильвия с восхищением разглядывала его широкие плечи, волосатую грудь, плоский живот и прямую спину. Наконец он снял брюки, и у Сильвии перехватило дыхание. Раскрасневшись от смущения, она разглядывала его огромное копье, и в ее голове промелькнула мысль, что такого просто не бывает на свете. В своей жизни они видела только одного обнаженного мужчину — Большого Наполеона, в ту ночь, когда вырвала его из рук Рэнкина. Она тогда лишь мельком увидела его член и поэтому даже представить себе не могла, что этот мужской орган может быть таких внушительных размеров. Эта пульсирующая, мощная штука, которую она видела перед собой, вряд ли сможет войти в нее. Она испуганно смотрела на Хилтона. Он растянулся на постели рядом с ней, и Сильвия съежилась от страха. Его сильная рука легла на ее плечи, и он прошептал: — Милая, я не сделаю тебе больно. Тебе будет хорошо, поверь мне. Сильвию сотрясала дрожь, и она смогла лишь кивнуть, радуясь, что маска скрывает ее лицо. Он снова начал целовать ее щеки, уши, шею, рот. И когда она расслабилась, он сбросил с нее одеяло. — Твоя кожа цвета меда, — сказал он, — а на вкус еще слаще. Поцелуй меня, цыганочка. Их губы слились в поцелуе, а руки Хилтона начали изучать ее тело: груди, живот, бедра. Его губы оставили ее рот и двинулись дальше — к подбородку и чувствительной впадинке на шее, которую он поцеловал на балу. Наконец его пальцы пробрались к черному треугольнику кудрявых волос между ее ног и двинулись ниже, к ее лону, которое нетерпеливо ожидало его прикосновений. Он погрузил пальцы в теплую влагу и начал нежно ласкать ее самое чувствительное место. Сильвия тяжело дышала, выгибала спину, ее тело сжигал огонь страсти; каждый мускул и каждый нерв ее существа были сосредоточены на том месте между ног, где двигались его пальцы. С каждой секундой ее желание возрастало. Она готова была закричать от незнакомого ощущения, которое заставляло ее тело трепетать, и только теперь поняла, что не может дождаться момента, когда же, наконец, Хилтон ворвется в нее. Она повернулась на бок и провела рукой по его телу, опускаясь все ниже и ниже. Едва ее пальцы коснулись этого удивительного органа мужского тела, как он поднялся ей навстречу и оказался в ее руке. Стон восторга сорвался с ее губ, и она сжала его, дрожа от нетерпения. — Господи, цыганочка… — Пожалуйста, Хилтон, сейчас! — Милая. — Он раздвинул ей ноги. Он резко вошел в нее и тут же остановился. — О Боже! — воскликнул он, пораженный. Сорвав маску, он отбросил ее в сторону. — Сильвия, дорогая, — прошептал он в ужасе. — Мой ангел, не бойся меня. В ее больших испуганных глазах стояли слезы, и у него защемило сердце. — Я не знал, любимая, я не знал, — смущенно шептал он. — Я сделал тебе больно? Сильвия, у которой болело все тело от сильного внезапного удара, быстро завертела головой, приказав себе не плакать и не изображать из себя скромную молодую невесту. — Не останавливайся, — попросила она, стараясь сдержать слезы. Хилтон уже не мог остановиться, он хотел ее еще больше, чем прежде. Мысль, что эта красивая, чувственная молодая женщина никогда не была с мужчиной, что она подарила ему свою девственность, распалила его, и он снова задвигался в ней, но теперь осторожно, медленно, стараясь доставить ей радость. — Милая, — улыбнулся он, — худшее уже позади. Сильвия смущенно посмотрела на него из-под длинных ресниц. — Хилтон, я не знаю… что я должна делать? Я… — Успокойся, любимая. — Он поцеловал ее в дрожащие губы. — Тебе ничего не надо делать. Просто лежи и позволь мне любить тебя. — Я… Я… — Ты такая красивая, такая сладкая, — говорил он между поцелуями. — Такая теплая и нежная. Сильвия с удовольствием занималась с Хилтоном любовью. Его тело сейчас принадлежало ей. Боль исчезла, и она уже не вспоминала о ней. Они двигались в одном ритме, сливаясь воедино, и это было прекрасно. Ей хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно. Хилтон увидел восторг на ее лице и улыбнулся. Она продолжала льнуть к нему, вонзая ногти в его спину, ее сердце учащенно билось, тело жаждало освобождения. И оно наступило. Она содрогнулась, и… Сильвия не слышала своих криков. Она продолжала прижиматься к своему любовнику, пока не достигла вершины. До этой минуты она и не подозревала, что когда-нибудь сможет испытать такое наслаждение. Наконец Хилтон медленно поднялся и нежно поцеловал ее. Его глаза слипались. Он тихо пробормотал: — Спать, дорогая, спать. — И к удивлению Сильвии, быстро заснул. А Сильвия при свете свечей изучала его смуглое красивое лицо. Она провела пальцем по шраму, рассекавшему его густую черную бровь, и улыбнулась, вспомнив, как храбро он вел себя в тот день. Ей нравились его по-девичьи длинные черные ресницы, отбрасывающие тени на смуглые щеки, нравился прямой, классической формы нос и большой чувственный рот, только что так страстно целовавший ее. Все в нем было прекрасно! Сердце Сильвии сжалось от боли. Она лежит в постели с мужчиной, которому его социальное положение никогда не позволит ухаживать за ней. Он взял ее на одну ночь, и она ничего не значит для него. Ничего. Она была для него развлечением на вечер и теплым телом в постели. Оторвав голову от подушки, Сильвия снова посмотрела на его лицо, такое спокойное и безмятежное во сне. «Что я наделала? — спросила она себя. — Я в постели с Хилтоном Кортином! Мужчиной, известным своими похождениями. Я должна немедленно бежать». Сняв руку Хилтона со своего живота, она попыталась незаметно отодвинуться от него. Но он почувствовал это движение и проснулся. — Не вставай, дорогая. — Он поцеловал ее в шею и посмотрел на нее с такой нежностью, что ей захотелось плакать. — Моя милая девочка, почему же ты ничего не сказала мне? — Он поцеловал ее в губы. — Я ведь не знал, что ты девственница, Сильвия. Господи, дорогая, я бы не стал… — Он покачал головой. Напуганная его нежностью и смущением, Сильвия не нашла ничего лучшего, как сказать: — Не переживай так, Кортин. Дело в том, что я намеренно рассталась со своей девственностью. — Я благодарен тебе за это и счастлив, — прошептал он, тронутый ее словами, — но почему?.. — Потому, — ответила она, сознательно делая ему больно, — что я знала: ты не будешь так переживать, как переживал бы настоящий джентльмен. Взгляд Хилтона обдал ее холодом. — Ты абсолютно права, цыганочка. Я всегда думаю только о себе и прямо сейчас хочу тебя снова. — Его глаза сузились, а губы растянулись в хищной усмешке. — Нет! — закричала Сильвия, пытаясь встать. — О да, маленькая чаровница! Я уже был в тебе и получил от этого удовольствие. И собираюсь сделать это снова. — Он притянул ее к себе. — А я всегда получаю то, что хочу! — Нет, — взмолилась Сильвия. — Позволь мне уйти. Я очень сожалею, что вообще… — Я тоже, — ответил он, целуя ее. Сильвия кричала, отталкивала его, но Хилтон не обращал на это внимания. Она обидела его и должна за это поплатиться. Она узнает, что такое необузданная страсть, дикое желание, животное совокупление. Он был с ней ласков — сейчас он продемонстрирует ей грубую похоть. Сжав ладонями голову Сильвии, он впился в ее губы голодным, требовательным поцелуем. Его язык проник ей и рот, и она с наслаждением встретила его, переплетая со своим языком. Они стонали, сжимали друг друга в объятиях, их тела спивались в единое целое. Они вжимались друг в друга, их разгоряченные тела были мокрыми от пота, их сердца бешено стучали, дыхание было тяжелым и прерывистым. Лежа на огромной кровати, они никак не могли заставить себя разжать объятия. Это событие останется в их памяти навсегда — минуты неизъяснимого блаженства, невероятной нежности и полной искренности. Они смаковали эти сладкие мгновения, шепча друг другу слова любви. Когда Хилтон почувствовал, что она успокоилась, он выпустил ее из своих объятий и лег рядом с ней. Вскоре он заснул, так и не услышав ее признания: — Хилтон, я люблю тебя. Я люблю тебя, дорогой. * * * Хилтон проснулся с первыми лучами солнца и посмотрел на спавшую рядом с ним возлюбленную. Она лежала на спине, и ее длинные волосы рассыпались по подушке. Хилтон, укрыв ее одеялом, поднялся и начал одеваться. Он знал, что должен уйти, и уйти именно сейчас, пока она не проснулась. Она ясно дала ему понять, что он ничего для нее не значит, и что он ведет себя совсем не по-джентльменски. Хилтон подошел к комоду, вынул из кармана ее серьги и изумрудное кольцо, положил их рядом с чулками и алыми подвязками. Подойдя к кровати, он склонился, чтобы посмотреть на нее в последний раз. Его рука невольно потянулась, чтоб погладить ее по щеке, но на полпути замерла, так и дотронувшись до ее лица. Он схватил накидку и тихо закрыл за собой дверь. Сильвия открыла глаза, когда зимнее солнце осветило комнату. Улыбаясь счастливой улыбкой, она повернулась к Хилтону… Но постель была пуста! И тут она все поняла! Он бросил ее, как дешевую проститутку! Щеки ее загорелись от стыда и унижения, и она долго рыдала на смятой постели. Наконец рыдания прекратились, слезы высохли, и ее глаза потемнели от ненависти. Она ненавидела Хилтона Кортина, и это чувство вытеснило из ее груди все прочие эмоции. Во всем, что произошло между ними, виноват только он. Он заманил ее в эту комнату, он пустил в ход свое обаяние, перед которым она не смогла устоять. Это он шептал ей ласковые слова и осыпал поцелуями ее тело. Но ведь так же он обращался с каждой своей любовницей, и она была просто одной из них. А она расслабилась и даже объяснилась ему в любви! Наверняка он уже забыл о ней, ведь десятки женщин влюблялись в него — благородные, красивые, богатые. Сильвия подошла к комоду и вздрогнула: рядом с чулками лежало изумрудное кольцо ее матери. Она взяла его и невольно улыбнулась. Ее не интересовало, где Хилтон нашел его. Главное — ее кольцо снова вернулось к ней. Надев его на палец, она спросила себя: только ли это кольцо осталось ей на память о Хилтоне Кортине? Глава 23 В погруженной во мрак столовой горела единственная свеча, и маленькое слабое пятно света освещало сидящего за столом человека. В мерцающем свете блестела голова Горгоны на эбеновой трости, издававшей глухой звук, когда человек, сидевший за столом, рассеянно постукивал ею по ладони. Жуткие тени плясали на потрескавшихся обоях, а вдоль плинтуса нагло бродила мышь. Воздух в комнате был спертый, пропитанный зловонием, исходившим от давно не мытого тела. Хайд Рэнкин отложил в сторону трость, взял столовый нож и начал небрежно поигрывать им. В его холодных глазах, блестевших в полумраке, плескалась ярость. очесав под мышкой, Рэнкин закричал в тишину дома: — Джонс! — На его узком лбу вздулись вены. — Джонс, чтобы твоя черная задница была здесь сию же минуту! Джонс, стройный, с хорошими манерами чернокожий, выполнявший роль дворецкого в пришедшем в упадок поместье «Ривербенд», возник в дверях с круглыми от страха глазами. — Да, масса Рэнкин? — Подойди ближе, Джонс! — Рэнкин глотнул виски и поднял дьявольскую трость. — Иди сюда, чтобы я мог тебя видеть. — Слуга повиновался. — Джонс, ты знаешь, что два дня назад миссис Рэнкин ушла от меня? — Ужасно жалко, масса Рэнкин, — выдавил из себя слуга. — Значит, знаешь, — холодно заметил Рэнкин. — А Бетти Лу? Ей тоже жаль? При упоминании жены Джонс побледнел и закивал головой: — Да-да, и ей жалко, масса. Прищурив глаза, Хайд Рэнкин одним взмахом руки смел со стола весь фарфор и засмеялся, увидев, как черный раб задрожал. — Страшно, Джонс? — с угрозой спросил Рэнкин. — Похоже, это единственный способ привлечь внимание таких, как ты. Негр опустил голову, боясь встретиться со взглядом этого дьявола, который был теперь его хозяином. Он в который раз пожалел, что не забрал жену и двоих детей и не скрылся в болотах, как это сделали многие рабы с тех пор, как Хайд Рэнкин поселился в «Ривербенде». — Приведи сюда Бетти Лу, Джонс. — Но, масса, она убирает на кухне. Она… Рэнкин посмотрел на чернокожего холодным тяжелым взглядом. — Когда я разберусь с ней, она не сможет больше заниматься уборкой! — Рэнкин снова сел на стул и поскреб волосатую грудь. — Бетти Лу нашептала моей жене ужасные вещи, и миссис Рэнкин от меня ушла. — Он посмотрел на дрожавшего негра. — Приведи сюда жену и раздень ее. — Нет, масса Рэнкин. Лучше выпорите меня. — Напуганный негр начал расстегивать рубашку. — Это я виноват, — с мольбой произнес Джонс. — Порите меня, а не мою жену. И тут в полутемную комнату неслышно вошла Бетти Лу. Молодая негритянка подошла к столу и улыбнулась хозяину. — Масса Рэнкин, — заявила она спокойным решительным тоном, — вы не должны пороть Джонса. Он знает секрет, который сделает вас богатым. — Секрет? Что за секрет, Джонс? Ты и вправду собираешься сделать меня богатым? Негр с упреком посмотрел на жену. — Масса Рэнкин, но я ничего не знаю. — В «Ривербенде» спрятано золото, — вмешалась в разговор Бетти Лу. — Давным-давно пираты закопали его где-то здесь, на плантации. — Золото на моей земле? — Глаза Рэнкина заблестели. Что ж, вполне возможно. Пират Лаффит спал с Сериной Фэрмонт и сделал ей ребенка. И может быть, он подарил ей эту плантацию вместе с золотом. — Где оно спрятано, Джонс? — Масса, я не знаю. Я только слышал об этом. — Он не знает, масса, — снова вмешалась Бетти Лу, — но некоторые рабы знают. Глаза Рэнкина заблестели от возбуждения, и он вскочил со стула. Взяв в руки трость, он подошел к Бетти Лу вплотную. Она бесстрашно смотрела ему в глаза, не двигаясь с места. Схватив ее за курчавые волосы, Рэнкин притянул ее лицо к себе. — Тебе лучше сказать мне правду, Бетти, — угрожающе прошипел он. — Из-за твоего болтливого языка я потерял жену. Так что берегись, рабыня! — С дьявольской улыбкой он подтащил ее к столу и толкнул на груду разбитой посуды. — Убери это, — приказал он, не обращая внимания на ее крики. — Надо поговорить с рабами на плантации, — повернулся он к Джонсу. — Да, — ответил тот, не спуская глаз с жены. — Завтра же утром. — Он направился к Бетти Лу. — Нет. — Рэнкин повертел в руках трость. — Сегодня! — Но уже ночь, масса Рэнкин. — Ты даже это знаешь? — презрительно процедил Рэнкин. — Идем! Усталые, испуганные рабы выползли из своих хижин. Постукивая по ладони золотым набалдашником, Рэнкин оглядел растерянную толпу негров. — Где спрятано золото? — спросил он грозно. — Ведите меня туда. Рабы переглянулись, но никто не произнес ни слова. Рэнкин ходил вдоль строя, заглядывая в лицо каждого. Его холодный взгляд наводил на всех ужас. Рэнкин поскреб подбородок и усмехнулся. И вдруг его руки со скоростью нападающей змеи метнулись вперед и вцепились в высокого чернокожего юношу. — Начнем с тебя, сынок? Хочешь, чтобы я тебя выпорол прямо сейчас? — Нет, хозяин! — Охваченный ужасом, юноша завертел головой. Хайд Рэнкин отпустил его и начал прохаживаться взад и вперед. — Слушайте меня внимательно: вы живете на моей земле, спите в моих постелях и прячете от меня мое золото. Я хочу получить его, и получить сегодня же ночью. — Он замолчал и многозначительно посмотрел на трость. — Я думаю начать с самого младшего из вас и закончить самым старшим. — Он остановился перед молодым отцом с пятилетней малышкой на руках. Концом трости он ткнул в щеку спящей девочки. — Ну что, Руфус, начнем с твоей дочери? — Нет, хозяин, прошу вас, — взмолился отец, прижимая к себе девочку. — Начните с меня. — Старый седой негр по имени Саул вышел из строя. — Отпустите остальных. Они не знают о золоте. Сокровища спрятаны где-то здесь, в «Ривербенде», но даже я не знаю где. Саул рассказал Рэнкину все, что знал: — Посыльный от Жана Лаффита передал золото Кашке, рабу, который давно умер. Кашка спрятал золото и драгоценности, но не сказал никому где. — Что ты несешь? Кашка рассказал тебе о золоте, но не сказал, где он его спрятал? — Я не хотел знать об этом, — спокойно ответил Саул. — Будь ты проклят, старый дурак! — Хайд Рэнкин схватил старика за шиворот. — Ты покажешь мне могилу Кашки. — Он вытащил из толпы четверых самых сильных мужчин. — Берите лопаты и следуйте за нами. Мы выкопаем тело Кашки из могилы. Я получу это золото! * * * В феврале погода часто меняется. Вот и сегодня, на следующий после бала день, светило яркое весеннее солнце. Сильвия возвращалась домой и мерзла под теплыми лучами, вспоминая прошедшую ночь. Единственное, чего ей сейчас хотелось, — повернуть время вспять, чтобы не было этого злосчастного бала и встречи с обаятельным негодяем Хилтоном Кортином. Но над временем она была не властна. Приближаясь к дому, Сильвия замедлила шаги. Будут ли они ее расспрашивать? Будут ли возмущаться и ругаться, усугубляя тем самым ее позор? Будут ли сестры смотреть на нее с таким же отвращением, как в былые дни? Будет ли Делила распекать ее, говоря, что она ведет себя как портовая шлюха? К счастью, сестер Спенсер не было дома. Большой Наполеон был в лавке, и только Делила терпеливо дожидалась ее. Стоило служанке увидеть печаль во взгляде ее воспитанницы, как она тут же раскрыла ей свои объятия. — Делила, — заплакала Сильвия, прижимаясь к груди негритянки, — он бросил меня. Хилтон Кортин ушел, не сказав ни слова, после того как я… как мы… — Пойдем наверх. Я приготовлю тебе горячую ванну, вымою твои волосы, и ты почувствуешь себя намного лучше. Сильвия последовала за Делилой на второй этаж и села в приготовленную деревянную ванну. Делила намылила и осторожно расчесала ей волосы, тихо приговаривая при этом: — Господь заглядывает в наши сердца, Сильвия. Он знает, что ты хорошая девушка. Он знает, что ты страдаешь. Ты должна принимать каждый день таким, какой он есть. Ты должна задать себе вопрос: хорошо ли ты провела вчерашнюю ночь? Сильвия заглянула Делиле в глаза. — Делила, я даже и не подозревала, что существует такая радость. Мне и во сне не снилось, что мужчина и женщина могут доставлять друг другу такое удовольствие. Это было необыкновенно. Такого блаженства я никогда не испытывала! Делила улыбалась, продолжая мыть Сильвии голову. — Возможно, не все бывают так счастливы, как ты, дорогая. Возможно, для вас двоих это было что-то особенное. — Нет, Делила. Если бы это было так, он бы не покинул меня. — Милая, я не могу ответить на этот вопрос. Но я знаю одно: ты всегда будешь помнить эту ночь, и ты получила обратно свое кольцо. — Делила, — улыбнулась Сильвия, — говорила ли я тебе когда-нибудь, что ты очень умная женщина? Служанка тихо рассмеялась. Наступили сумерки, и Сильвия вышла подышать воздухом в небольшой дворик. Она села на деревянную скамейку, сколоченную Большим Наполеоном прошлым летом, и стала смотреть на луну, показавшуюся на усеянном звездами небосклоне. На нее нахлынуло чувство одиночества, а на сердце легла печаль. Разные мысли бродили у нее в голове. Испытала ли ее мать такое же блаженство в объятиях Жана Лаффита, какое испытала она в объятиях Хилтона Кортина? Раньше она не переставала удивляться, как ее дорогая, такая правильная мать могла отдаться мужчине, которого она едва знала и которого больше никогда не видела. Сильвия посмотрела на изумрудное кольцо и вздохнула. — Этот колумбийский изумруд принадлежал Жану Лаффиту, — раздался за спиной голос Большого Наполеона. Сильвия посмотрела на гигантского чернокожего мужчину, стоявшего перед ней, и жестом предложила ему сесть рядом. — Наполеон, я дочь Жана Лаффита. — Раньше она никогда не говорила с ним на эту тему. — Это Делила сказала тебе, что кольцо принадлежало ему? — Нет, мисс Сильвия. Когда-то я жил на «Гран-Терр» вместе с Лаффитом. — Ты знал моего отца? — удивленно посмотрела на него Сильвия. — Ты знал Жана Лаффита? — Знал и уважал его! — Ты должен рассказать мне все о человеке, который был моим отцом. Наполеон долго рассказывал Сильвии о ее отце, и она слушала его, затаив дыхание. — Расскажи мне, как ты познакомился с ним, — попросила Сильвия. — Я всегда удивлялась твоему правильному английскому языку. Ты ведь не родился рабом? — Да, мисс Сильвия. — Он улыбнулся, и в темноте блеснули его белые зубы. — Я сын африканской королевы и белого мужчины. Мой отец был адмиралом флота ее королевского величества. Он приехал в Африку, чтобы подавить небольшое восстание, и там встретил мою мать. Мой отец любил ее, но был женат на высокородной английской леди. Каждый год он приезжал к нам. Он привозил подарки, книги и учил меня. Когда мне исполнилось двадцать лет, мне захотелось путешествовать, и я вопреки желанию матери отправился в Вест-Индию. Корабль, на котором я плыл, атаковали пираты. Меня захватили и отправили в Новый Орлеан на аукцион рабов. Мне удалось бежать, и я скрылся в болотах. Измученный, без воды и пищи, я пробирался через болота, пока у меня не отказали ноги. Я упал и собрался умирать, но на следующий день меня нашел сам Лаффит. Он не задал мне никаких вопросов, а просто взял к себе и вылечил. — Почему же ты ушел от него, Наполеон? — Когда Лаффит уехал в Галвестон, он попросил меня ждать его, пообещав, что вернется, но так никогда и не вернулся. Меня поймали охотники за рабами, привезли в Мобил и продали с аукциона Хайду Рэнкину. Вы спасли меня от смерти так же, как ваш отец спас меня много лет назад. — Наполеон, ты веришь, что где-то в «Ривербенде» зарыты сокровища? — Я знаю это. Лаффит доверил мне отвезти в «Ривербенд» золото и бриллианты, чтобы спрятать их там. — А ты знаешь, где они спрятаны? — Нет, мисс Сильвия. Ваш отец поручил мне только отвезти золото. Я передал его человеку по имени Кашка. Он все припрятал, но не сказал никому куда, за исключением Жана Лаффита. Я доставил вашему отцу запечатанное письмо, в котором Кашка рассказал, где спрятал золото. Лаффит прочитал его и сжег. Только они двое знали, где спрятаны сокровища. А сейчас они оба мертвы. — Кашка тоже был африканским принцем? — Нет, мисс Сильвия. Кашка был таким же христианином, как и вы. У него была такая же профессия, как и у Иосифа. — Он был плотником? — Да, мисс. Они замолчали, думая о сокровищах. — Наполеон, — нарушила тишину Сильвия. — Да, мисс Сильвия? — Есть ли у нас шанс найти это золото? — Вы забываете, что «Ривербенд» теперь принадлежит Хайду Рэнкину. Он убьет нас, если поймает на своей земли. — «Ривербенд» мой! Жан Лаффит подарил его моей матери. Рэнкин обокрал нас. — Глаза Сильвии сверкнули ненавистью. — Это правда. И, тем не менее, этот человек законный обладатель… — Мы могли бы пробраться туда ночью через болота. Он никогда не узнает об этом. — Сильвия с надеждой посмотрела на Наполеона. — Мисс Сильвия, это очень далеко. Для этого нужны время и деньги. — Мы переедем в Новый Орлеан! — воскликнула Сильвия. — Я буду копить деньги. Через год, а может быть, и раньше мы продадим лавку и получим достаточно денег, чтобы переехать в Новый Орлеан. Однажды ночью мы с тобой отправимся на поиски сокровища. — Вы хозяйка — вам виднее, — осторожно заметил Наполеон, не желая лишать ее надежды. — Вы хотите переехать в Новый Орлеан, и я поеду с вами. Но только одного я не допущу. — Чего, Большой Наполеон? — Я не возьму с собой в болота молодую белую женщину, особенно ночью. Или я пойду туда один, или мы вообще не пойдем. — Посмотрим. * * * Хилтон Кортин вышел из ванной, подошел к комоду и достал из ящика чистое белье и сорочку. Одевшись, он расчесал перед зеркалом густые черные волосы и потянулся за сюртуком. Открыв средний ящик комода, он хотел взять носовой платок, и тут его взгляд упал на маленькую бежевую перчатку. Хилтон поднес ее к губам, а затем бережно положил обратно. Он не мог забыть необыкновенную ночь, которую провел в объятиях хозяйки этой перчатки. Эта ночь сделала его другим человеком. Хилтон сел на кровать и вздохнул. Он снова видел перед собой ее прекрасное милое личико, серые глаза и пухлые чувственные губы. Он вспомнил ее кожу медового цвета, ее юное тело, которое ласкал в темноте спальни, он слышал ее нежный милый голос, шептавший в порыве страсти его имя. Хилтон знал, что никогда не забудет Сильвию Фэрмонт. К тому времени, когда Хилтон сел в карету Дэвиса, чтобы ехать на обед, он принял окончательное решение и незамедлительно рассказал об этом другу. Глаза Дэвиса расширились от удивления. — Хилл, я уверен, что Сильвия Фэрмонт хорошая девочка, однако женитьба на ней помешает твоей политической карьере. — Ради Сильвии я готов пожертвовать всем. — Верю тебе, дружище, и хотя мне не нравится эта затея, я тобой восхищаюсь. Скажи мне только одно: эта девочка любит тебя? — Нет, — ответил Хилтон и рассмеялся. * * * Никто даже и не догадывался, что Хилтон собирается уехать из Натчеза. Он стоял рядом с Алекс и обменивался рукопожатиями с самыми именитыми гостями, с первого взгляда очаровывая тех, с кем его знакомили. Наконец уехали последние гости. Хилтон закрыл за ними дверь, вернулся в гостиную, налил в два бокала бренди и посмотрел на Алекс. Она улыбнулась ему и похлопала по дивану, приглашая сесть рядом с ней. — Моя дорогая, — начал он смущенно, — ты ведь знаешь, что я увлечен тобой. — Я говорю те же самые слова джентльменам, которых не хочу больше принимать у себя, — заметила Алекс, беря у него бокал с бренди. — Согласен, Алекс. Дело в том, что я долгое время был несправедлив по отношению к тебе, да и к себе самому тоже. — Продолжай. — Алекс внимательно посмотрела на него. — Год назад я похоронил бабушку. Когда я был в Мобиле, я присутствовал на балу, посвященном вторнику масленой недели. — Ты говорил мне об этом, дорогой. Думаю, ты встретил там хорошенькую девушку и провел с ней ночь. Это не имеет значения, Хилтон. Такие вещи часто случаются. Меня это совсем не расстраивает. Я не требую от тебя быть святым, дорогой. — Алекс с надеждой посмотрела на него. — Это больше, чем карнавальное увлечение. Я полюбил эту девушку. Я собираюсь жениться на ней, если она мне не откажет. — Хилтон залпом осушил бокал. — Нет! — выдохнула сраженная Алекс. — Я думала, что я и ты… Нам было так хорошо вместе… И более того: перед тобой блестящая политическая карьера. Ты уже на пути к ней. Только вообрази, как далеко ты пойдешь, если ты… если мы… — Я уже все решил, — перебил ее Хилтон. — Сожалею, если огорчил тебя. В мои планы не входило причинять тебе боль, дорогая. Прости меня. Ты мне очень… — Нравишься, — закончила она с горечью. — Да. — Кто она, Хилтон? Назови мне ее имя. — Мисс Сильвия Фэрмонт, — ответил Хилтон улыбаясь. — Сильвия Фэрмонт, — задумчиво повторила Алекс. — Сильвия Фэрмонт… Я где-то слышала это имя… Господи, Хилтон, разве ты не знаешь, кто такая Сильвия Фэрмонт? — Дочь Жана Лаффита. — Совершенно верно. — Алекс посмотрела на улыбающегося Хилтона. — Это несерьезно, дорогой. Весь Юг знает о ней. У тебя не будет ни малейшего шанса стать сенатором. — Моя дорогая, ради Сильвии я готов пожертвовать далее президентством. — Ты так сильно ее любишь? — Больше своей жизни. — Он поднялся и протянул Алекс руку. — Проводи меня до двери. — Лучше не надо, — ответила она, заглядывая ему в глаза. — Я ненавижу, когда женщина плачет, но сейчас могу разрыдаться, видя, как ты в последний раз выходишь из моего дома. — Как хочешь, — ответил Хилтон, целуя ее в щеку. — Прости. — Он направился к двери. — Хилтон! — окликнула его Алекс. Он повернулся и посмотрел на нее. — Ты хотя бы понимаешь, чем жертвуешь? Богатством, властью, безоблачной жизнью… — Для меня это не в первый раз, дорогая, — улыбнулся он. Глава 24 Хилтон Кортин на подгибающихся ногах спустился по трапу «Джудит Энн», как только пароход встал на якорь в порту Нового Орлеана жарким июньским днем. У него снова был приступ малярии, и он провел все путешествие, не вставая с койки, в сильнейшем приступе лихорадки. А сейчас Хилтон мечтал поскорее попасть в чистый гостиничный номер, где он мог бы отлежаться до выздоровления. Джаспер ворчливо заметил: — Вам надо провести в постели не меньше недели. Как только мы приедем в гостиницу, я вызову врача. — Мне не нужен врач, Джас, — устало ответил Хилтон, взмахом руки останавливая экипаж. — «Ричардсон», — сказал он кучеру и закрыл глаза. Кучер тронул лошадей, и карета покатила по широкой улице, где располагались многочисленные салуны, кабаки, публичные дома и дансинги. И новая корабельная лавка. Хилтон не заметил вывески, которая появилась всего два дня назад: «Лавка Спенсеров». * * * Сильвия обосновалась в маленьком белом домике на краю болот. Она перевезла сюда почти всю мебель, украшавшую когда-то их дом в Мобиле. Вместе с ней в доме поселились сестры Спенсер и Делила с Наполеоном. * * * Прошла неделя. Был теплый июньский день. Сильвия в одних чулках стояла на высокой стремянке, раскладывая только что поступившие товары на верхних полках. Ее густые длинные волосы были небрежно заколоты на макушке. В лавке громко прозвенел колокольчик. — Минуточку! — закричала она. Покупатель молчал. Прислонившись спиной к двери, он скрестил на груди руки, оглядел лавку, и его рот расплылся в широкой улыбке. Взгляд Хилтона скользнул по стройной фигуре на стремянке. При виде той, которую он не мог забыть, сердце его радостно забилось. Ее маленькие ступни, выглядывающие из-под юбок, вызвали в нем неудержимое желание целовать их, как он целовал их в ту ночь, которую они провели вместе. Тонкая талия, высокая грациозная шея, блестящие темные волосы составляли такую приятную картину, что Хилтону нестерпимо захотелось броситься к ней, стащить с лестницы и осыпать поцелуями до тех пор, пока она не растает в его объятиях. — Я закончила, — сказала Сильвия, спустив ногу на нижнюю ступеньку. По-кошачьи ловко Хилтон прыгнул к ней и обхватил за тонкую талию. — Какого черта… — возмутилась Сильвия и закрутила головой, пытаясь разглядеть нахала. — Можно, я помогу тебе, Сильвия? Сильвия увидела черные волосы, загорелое лицо, прямой гордый нос, красиво очерченный подбородок. Черные глаза горели огнем, рот, полный и чувственный, расплылся в улыбке под черными усами. Ее руки легли на его широкие плечи, и она улыбнулась ему. — Может, ты отпустишь меня? — Голос Сильвии звучал не так грозно, как ей бы того хотелось. — Конечно, — ответил Хилтон и, поставив ее на пол, развел руки в стороны. У Сильвии перехватило дыхание и подкосились ноги, но она тут же напомнила себе, что он подлец, грубиян, бессердечный хам, что он отнял у нее девственность и покинул ее без единого слова прощания. — Какого черта ты здесь делаешь, Кортин? — Она сердито посмотрела на него, уперев руки в бока. — Я пришел за тобой, — спокойно ответил он, любуясь ее раскрасневшимся от гнева личиком. — На конкурсе самых тупоголовых, чванливых и самонадеянных нахалов ты занял бы первое место! — Я всегда стараюсь быть первым. Гордо вздернув подбородок, она приблизилась к нему. — Слушай меня внимательно, так как я не собираюсь повторять дважды, Кортин! Я не знаю, что ты здесь делаешь, но если ты не собираешься что-то покупать, то немедленно убирайся вон! Хилтон лениво улыбнулся, посмотрел вокруг и взял с прилавка маленький компас. — Прекрасно! — воскликнула Сильвия. Она взяла компас из его рук. — Стрелка показывает на дверь. Почему бы тебе не проследовать в этом направлении? — Я еще не сказал тебе, зачем пришел. — И зачем же ты пришел? — За тобой, мое сердечко. — За мной? — За тобой, дорогая. — Хилтон засунул руки в карманы, подавляя желание дотронуться до нее. — Сильвия, с той ночи не было и дня, чтобы я не думал о тебе. Мысленно я никогда не покидал тебя. Сейчас я пришел за тобой. — Я не хочу тебя видеть, — ответила она, сжимая кулаки. — Ты непроходимый глупец, Кортин! — Вполне возможно, — согласился он, — но от меня не так легко отделаться. Значит, глупец? — Вынув руки из карманов, он стал надвигаться на нее. Дрожа всем телом, Сильвия опустила глаза. Он взял ее за подбородок и впился ей в глаза гипнотическим взглядом черных глаз. — Сильвия, я никогда не покидал тебя. Я вернулся, потому что люблю тебя и сделаю все, чтобы ты тоже меня полюбила. Я люблю тебя, милая, и хочу, чтобы ты стала моей женой. Отпустив ее лицо, он взял холодную руку Сильвии и поцеловал ее ладонь. Сильвия вырвала руку и указала на дверь. — Убирайся! * * * С этого дня Сильвия жила в постоянном страхе — и надежде, — что увидит Хилтона входящим в дверь лавки. Или она входит в комнату, а он там. Сознание того, что он в Новом Орлеане, только усиливало ее страх — и ожидание — в любое время дня или бессонной ночью. Сильвия не верила его признанию в любви и считала, что он вернулся в Новый Орлеан в поисках развлечений. Она была достаточно умна, чтобы понять, что он хотел бы вновь затащить ее в постель, и решила не позволить ему снова проделать с ней это. Она была уверена, что если он добьется своего, то снова уйдет из ее жизни и потом ни разу даже не вспомнит о ней. Это не должно случиться. С той ночи в отеле «Конде» прошло восемнадцать месяцев, и до сих пор она просыпалась по ночам, шепча его имя. Первые недели разлуки были наполнены болью и страданием, и она не хотела повторять все сначала. Она говорила себе, что Хилтон Кортин не задержится в Новом Орлеане. Он скоро вернется в Натчез к прекрасной вдовушке, о которой она читала в газетах. Там говорилось, то Алекс Ле Нобль была сказочно богата и безумно влюблена в Хилтона Кортина. — Миссис Ле Нобль, — шептала по ночам Сильвия, — мне вас искренне жаль. Вы любите мужчину, который никого, кроме себя, не любит. Пока вы вздыхаете, ожидая его возвращения, он гоняется здесь за каждой юбкой. Сильвия раз и навсегда решила, что больше никогда не впустит в свое сердце Хилтона Кортина. Никогда. * * * — И что вы собираетесь делать? — спросил Джаспер, наблюдая, как хозяин одевается. — Еще только два часа дня. Вы никогда не выходили из дома так рано. — Я собираюсь раздобыть нам денег. — Похоже, вы умеете делать только две вещи — воевать и играть. Хилтон рассмеялся. — Ты прав, Джас. Из армии я ушел в отставку, так что мне остается? — У вас нет ни капли здравого смысла. Вы могли бы сделать себе карьеру конгрессмена или сенатора и жениться на богатой высокородной леди Алекс, но нет, вы все бросили и вернулись сюда, чтобы продолжать играть. — Я никогда и не переставал, Джас, да и не перестану. — Хилтон разгладил усы. — Однако у меня возникла одна маленькая проблема. * * * — Какая? — У меня нет денег. Может, ты припрятал немного? Джаспер фыркнул и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. В своей комнате он достал из тайника потрепанный кожаный кошелек, набитый деньгами. Хилтон регулярно выплачивал жалованье своему верному слуге, но у Джаспера не было необходимости тратить эти деньги, поэтому кошелек всегда был полон. — Спасибо, Джас, — сказал Хилтон, пряча деньги в карман. — Я непременно возвращу тебе долг. Хилтону снова не повезло. Через час он поднялся из-за покерного стола, кивнул партнерам и направился к двери. Из соседней комнаты вышел мужчина среднего роста, с белыми, как снег волосами, смуглым лицом, прозрачными голубыми глазами и тонкими губами. Жак Гайар заметил высокого джентльмена, направлявшегося к двери, и поспешил перехватить его, пока тот не ушел. — Позвольте мне купить вам выпить, капитан Кортин. — Жак похлопал Хилтона по плечу и повел его в свой шикарно обставленный офис. Разливая бургундское по бокалам, хозяин игорного дома поинтересовался: — Много проиграли, капитан? — Да нет, Жак. — Хилтон усмехнулся. — Дело в том, что мне и проигрывать-то нечего. — Капитан Кортин, поступайте ко мне на работу. Вы мне нужны. — Как, разве вы не слышали, что у меня нет денег? — Впереди вас ждут лучшие времена, — доверительно сказал Жак. — Принимайте мое предложение. — Я не смогу выплатить свою долю. — Вы всегда играли честно в моем казино. Игроки высокого класса любят играть с вами. — Я буду работать на вас, Жак. — Хилтон поставил на стол бокал. — Я буду играть в фараон, блэк-джек, покер — все, что угодно, но только не предлагайте мне партнерство. — Я предлагаю вам долю… — Я отклоняю ваше предложение, Жак. — Хилтон взял бокал с вином. — Если вы хотите, чтобы я был крупье и привлекал игроков, — я ваш человек. Зная, что гордость Хилтона не позволит ему принять предложение о партнерстве, которое он расценивал как подачку, Жак вздохнул и сказал: — Денежные мешки приходят поздно. Вы будете работать с восьми вечера до четырех утра. Хилтон осушил бокал, поднялся и пожал руку своему другу и работодателю. — Я съезжу в отель, приму душ, переоденусь и в назначенное время приступлю к работе. — Прекрасно, капитан. Вашим будет покерный столик у стены, за ним играют исключительно моты. * * * Хилтон Кортин изучал тактику в Уэст-Пойнте. Он успешно применял эту тактику в войне с индейцами. Он начал играть в покер, будучи четырнадцатилетним мальчиком, и скоро научился обыгрывать своих партнеров. Он был не глуп и прекрасно понимал, что полученные в сражениях и за карточным столом навыки помогут ему укротить норовистую Сильвию Фэрмонт. Хилтон, зная, что Сильвия будет ждать его появления в лавке в ближайшие дни, решил не показываться ей на глаза, по крайней мере, месяц. * * * На следующий день после неожиданного появления Хилтона в лавке Сильвия вскакивала при каждом звяканье дверного колокольчика. И каждый раз, убедившись, что это не Хилтон, она, к своему удивлению, испытывала облегчение. Когда же начало смеркаться, Сильвия, горько вздохнув, заперла лавку и отправилась домой. То же самое повторилось и на следующий день. Прошла неделя, и она постепенно стала успокаиваться, смирившись с мыслью, что Хилтон опять обманул ее. Он, наверняка, нашел себе другую женщину, более покладистую и, уж конечно, принадлежащую к его кругу. Прекрасно. Решив, что этот человек больше не будет ее беспокоить, Сильвия, подавив разочарование, направила свои мысли в другое русло: она займется поисками сокровищ в болотах «Ривербенда». Она умоляла, требовала и обхаживала Большого Наполеона, пока тот, наконец, не согласился взять ее с собой. Когда прошел месяц, а Хилтон так и не появился, Сильвия решила, что этот негодяй вернулся к своей богатой вдовушке. Она больше не вздрагивала от звона дверного колокольчика и почти перестала думать о нем. Однажды вечером Сильвия задержалась в лавке, чтобы проверить бухгалтерские книги. Просидев над ними до темноты, она, наконец, захлопнула последнюю книгу, потерла усталые глаза и поднялась с неудобного стула. Окинув торговое помещение придирчивым взглядом, чтобы убедиться, что все товары лежат на своих местах, Сильвия взяла сумочку и вышла из лавки. Она заперла дверь, повернулась… и уткнулась носом в широкую грудь Хилтона Кортина. — Хилтон, — изумленно воскликнула она, — что ты тут делаешь? — Ты позволишь проводить тебя домой? — улыбнувшись, спросил он. — Я не хочу, чтобы ты провожал меня домой, Кортин! Оставь меня в покое. Мне не нужна твоя забота! — Я надеялся, дорогая, что ты дашь мне возможность изменить твое мнение обо мне. — Никогда! — Повернувшись, она быстро пошла вперед. Хилтон, улыбаясь, смотрел ей вслед. Когда она скрылась за поворотом, он вздохнул и зашагал в противоположную сторону, унося с собой образ сердитой молодой женщины, сердце которой решил завоевать. * * * Жак Гайар сделал правильный выбор, пригласив Хилтона к себе в качестве крупье. Самые богатые игроки Нового Орлеана валом повалили в клуб, узнав, что за одним из столов работает капитан Кортин. Идя навстречу пожеланиям богатых игроков, Хилтон иногда переносил игру наверх, в небольшой уютный салон. Невозмутимый и сдержанный, он спокойно смотрел, как за его столом люди теряли огромные плантации, городские особняки, рабов — словом, все, чем они владели. Капитаны проигрывали свое жалованье, владельцы судов — грузы, плантаторы — деньги, вырученные от продажи урожая. Впрочем, игроки, как и Хилтон Кортин, относились к этому спокойно. Хилтон-игрок не жалел проигравших и не завидовал выигравшим. Вскоре в Новом Орлеане не осталось ни одного джентльмена, который не посетил бы игорный дом. К тому же леди очень скоро узнали о том, что в город вернулся очаровательный повеса. Знатные креолки всех возрастов находили способ, чтобы проникнуть в это заведение в надежде удостоиться улыбки или недвусмысленного предложения со стороны капитана Хилтона Кортина. Но новоорлеанские кокетки напрасно теряли время. Хилтона интересовала только одна женщина; высокая темноволосая богиня с серыми глазами и золотистой кожей, которая и не подозревала, что, отвергнув его, разбудила в нем инстинкт охотника. Хилтон знал — наступит день, и самая прекрасная из женщин упадет в его объятия. Глава 25 Девон хмуро оглядел рваные обои в гостиной. — Я знаю, что в «Ривербенде» давно пора навести порядок, — произнес Хайд Рэнкин извиняющимся тоном. — Хайд, ты обманул меня, когда утверждал, что «Ривербенд» — роскошное имение с богатой обстановкой, бесценными картинами и скульптурами. — Все это скоро снова появится здесь, не волнуйся. — Рэнкин улыбнулся. — Идем, я хочу тебе кое-что показать. Мужчины поднялись по лестнице в комнату хозяина. Пока Девон со все возрастающим неудовольствием оглядывал запущенное помещение, Рэнкин подошел к секретеру, выдвинул ящик и достал потертую кожаную карту. Затем осторожно развернул ее на мятой постели и начал объяснять: — Это карта «Ривербенда». Мы сейчас здесь, в этом доме. — Он ткнул пальцем в карту. Девон кивнул. — На этой земле — моей земле — достаточно золота, чтобы купить все, о чем ты мечтаешь. — Золото в «Ривербенде»? — удивился Девон. — Я говорю не о залежах золота. Я говорю о золотых монетах, спрятанных здесь. Много лет назад их спрятали пираты, и они мои. Наши. — И где же они? — Пока не знаю, но это вопрос времени. Скоро золото будет в наших руках, и мы отремонтируем «Ривербенд». У нас будет дорогая одежда, роскошные кареты, хорошие вина. Мы будем много путешествовать. И вообще будем иметь все, что пожелаем. Девон посмотрел на карту, затем снова оглядел комнату — рваный ковер, старая мебель… Он содрогнулся. К горлу подступила тошнота. Девон бросился к двери, толкнув се с такой силой, что из окна выскочило стекло, упало на пол и разбилось на мелкие осколки. Он выбежал на балкон, вцепился в перила и глубоко вдохнул в себя чистый воздух. — Я не вру тебе! — умоляюще протянул к нему руки Хайд Рэнкин. — Здесь есть золото, Девон, поверь мне! Девон посмотрел на высокого мужчину, стоявшего рядом с ним, затем перевел взгляд на расстилавшиеся перед ним неухоженные лужайки, на сад, заросший сорняками, опустевшие поля сахарного тростника, покосившиеся хижины рабов, темные пятна болот… Где-то здесь спрятано золото. Сверкающее золото. Бесценное золото, на которое можно купить все! — Хайд, когда мы начнем искать наше золото? — Прямо сейчас, — расплылся в счастливой улыбке Хайд Рэнкин. * * * Ночь была беззвездной, небо заволокли тучи. Наполненные дождем, они нависли над землей. Воздух был плотным и влажным. Неожиданно тишину разорвал пронзительный крик ночной птицы. С реки раздался гудок парохода. Сильвия, сидя в плоскодонке, крепко сжимала фонарь, стараясь увернуться от свисающего с деревьев лишайника. Наполеон, отталкиваясь шестом, направлял лодку сквозь мрак и сырость болот, окружавших «Ривербенд». Готовый к любой опасности, гигант стремился, тем не менее, избежать встречи с вооруженными рабами, охранявшими подступы к «Ривербенду». Свет фонаря выхватил из темноты огромную водяную змею, аллигаторов, разбуженных их появлением, пантеру, которая при виде непрошеных гостей издала устрашающий рев, и Сильвия с трудом сдерживала нервную дрожь, стискивая зубы, чтобы не закричать от ужаса. Наконец лодка уткнулась в берег, и Наполеон шагнул через борт. Отдав Сильвии длинный шест, он вытащил лодку на песок. Сильвия подняла фонарь и, увидев вдалеке колокольню с крестом, облегченно вздохнула. — Погасите фонарь, мисс Сильвия, — прошептал Наполеон. — Дальше мы пойдем в темноте. Он помог ей выйти на берег, и она, крепко вцепившись в сильную руку негра, повела его к церкви. Когда они подошли к часовне, Сильвия чуть не закричала, увидев груду свежей земли и открытую могилу. Преодолев страх, они подошли ближе. На дне лежал истлевший белый скелет. На надгробном камне проступала надпись: «Кашка». — Рэнкин знает о золоте. Вот почему он раскопал могилу Кашки, — прошептал Большой Наполеон. — Он ищет его? — Да, мисс Сильвия. Давайте приступать к работе. * * * Сильвия была поглощена мыслями о сокровищах, когда неожиданно столкнулась с Хилтоном Кортином. Это случилось в раннее воскресное утро, когда она отправилась на рынок купить к завтраку свежие фрукты. Рассеянно выбирая большие спелые сливы и складывая их в плетеную корзинку, она неожиданно почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернувшись, она увидела Хилтона Кортина, стоявшего у одного из прилавков. Обезоруживающе улыбаясь, он направился к ней. — Доброе утро, дорогая, — сказал Хилтон, взяв у нее корзинку. — Не хочешь перекусить? — Нет, — ответила Сильвия, пытаясь отобрать у него корзинку. — Уверен, тебе очень хочется узнать, почему я в вечернем костюме, — ухмыльнулся Хилтон. — Мне этот вопрос даже в голову не приходил, — фыркнула Сильвия. — Приходил, дорогая, поэтому я удовлетворю твое любопытство. Я работаю крупье в одном из игорных домов, моя работа заканчивается в четыре часа утра. — Тебе не кажется, Кортин, что работать в игорном доме унизительно? — Вовсе нет. Впрочем, если тебе это не нравится, я сегодня же уволюсь. Я вполне понимаю, что ты… — Ради Бога, Кортин, меня совершенно не волнует, чем ты занимаешься. — Сильвия остановилась и посмотрела на него. — Впрочем, есть одна вещь, которая меня волнует. Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. — Сильвия повернулась и ускорила шаг. — Дорогая, — громко позвал он, — ты кое-что забыла! Сильвия оглянулась и увидела у него в руке корзинку с фруктами. — Принеси ее мне, пожалуйста. Хилтон ухмыльнулся, но не сдвинулся с места. Сильвия подбежала к нему, выхватила корзинку и быстро зашагала домой, сопровождаемая его громким веселым смехом. * * * Сильвия продолжала искать спрятанное Лаффитом золото, а капитан Кортин продолжал завоевывать сердце Сильвии. В том и в другом случае усилия были огромными, но не давали результатов. Каждый из них уже не раз готов был отказаться от своей затеи, но пока все оставалось по-прежнему. * * * Сильвия регулярно — по крайней мере, раз в неделю — совершала вместе с Наполеоном опасное путешествие в «Ривенбенд», пытаясь отыскать спрятанное отцом золото, Хилтон регулярно — один, а иногда и два раза в неделю навещал Сильвию. Он приходил в лавку и сидел там до тех пор, пока она не прогоняла его. Или поджидал ее поздно вечером и просил разрешения проводить до дома, но всегда получал отказ. * * * Прошло больше года с того дня, как Хилтон приехал в Новый Орлеан, но ни он, ни Сильвия не приблизились к своим целям. Хилтон не завоевал Сильвию. Сильвия не нашла золото. Страну сотрясал глубочайший экономический кризис. Всю зиму дела в лавке шли плохо. В довершение ко всему, на побережье обрушились сильные штормы, и корабли перестали заходить в порт. У Сильвии едва хватало денег, чтобы прокормить домочадцев. Она выплатила за аренду и не знала, что ей делать. Однажды, возвращаясь домой, она подумала о Хилтоне. Он мог бы помочь ей… Но она тут же отбросила эту мысль. Ей нужно найти выход самой. Погруженная в невеселые размышления, она шла мимо таверн и игорных домов. Внезапно ее взгляд привлекла вывеска «Счастливчик». Сильвия остановилась и достала из сумочки серебряную монету в двадцать пять центов. Зажав деньги в кулаке, она вошла в игорный дом. За столиками сидели одни мужчины. Увидев Сильвию, они удивленно уставились на нее. Здесь был и Хилтон Кортин. Он смотрел на Сильвию и спокойно попыхивал сигарой. Смуглый коротышка подошел к Сильвии и, с интересом оглядев ее соблазнительные формы, поклонился. — Я Пьер Жоссе, хозяин этого заведения. Позвольте мне помочь вам. — Я не нуждаюсь в помощи! — Сильвия гордо вздернула подбородок и направилась к кассе. Заплатив двадцать пять центов, она купила карточку. Хилтон тихо рассмеялся и сразу потерял интерес к игре. — Я выхожу из игры, — сказал он, вставая. Игнорируя любопытные взгляды и удивленный шепот, Сильвия подошла к игрокам в лото и села рядом с мужчинами, заполнявшими свои карты. Подумав, она поставила большой крест на цифре двадцать шесть — это был ее возраст. Затем на цифре тридцать четыре — возраст Делилы. Сорок два — возраст Большого Наполеона. Не зная возраста сестер, она пометила цифру шесть — через шесть месяцев будет ее день рождения. Тридцать семь — возраст Хилтона Кортина. Сильвия едва успела отдать свою карту, как игра началась. Ее взгляд был прикован к мужчине, стоявшему на возвышении рядом с большим шаром, в котором находилось девяносто девять помеченных цифрами Шариков. Мужчина крутанул шар, и один из шариков выпал ему в руку. — Цифра тридцать четыре! — объявил он. Улыбаясь, Сильвия с нетерпением ждала появления следующей цифры. — Сорок два! Еще два шарика выкатились из большого шара, и цифры на них сошлись с цифрами, которые пометила Сильвия. Оставалась последняя. Шар продолжал вращаться. В любую минуту кто-нибудь мог выиграть. У кого-то совпадут все пять цифр. Кто-то заберет все деньги, поставленные на кон игроками. Кто-то потеряет все, что имел. — Номер тридцать семь! — Выиграла! — Сильвия вскочила со стула и закричала так громко, что все взгляды обратились к ней. Но ее это не беспокоило: главное, она выиграла! Она поспешила к человеку, который собирал карты. Она стояла рядом с ним, пока он сверял цифры, и когда он кивнул, признавая ее выигрыш, громко захлопала в ладоши. Сильвия выиграла пятьдесят три доллара! Теперь она была богата. Она оглядела мужчин, чьи деньги достались ей. Им это очень не нравилось, и они этого не скрывали. — Не стоило впускать сюда эту проклятую юбку, — прошипел один из них. — Приличные леди не ходят в игорные дома, — прогундосил пьяный рыбак. Сильвия быстро спрятала деньги в сумочку и направилась к двери, но двое проигравших перекрыли ей дорогу. Хилтон Кортин поспешил на помощь. — Сколько раз я говорил тебе, что моя женщина не должна приходить сюда! — проворчал он, беря ее за руку. — Твое место рядом с нашими детьми. Немедленно отправляйся домой! Сильвия открыла было рот, но Хилтон взглядом приказал ей молчать. Притихшая, она позволила ему вывести себя из прокуренного зала, в то время как мужчины за их спинами продолжали негодовать. — Когда придете домой, проучи ее, капитан! — закричал им вслед пьяный моряк. — Если ты так нуждаешься в деньгах, то почему не пришла ко мне? — спросил ее Хилтон, когда они вышли на улицу. — Кортин, — сказала Сильвия, отталкивая его, — запомни раз и навсегда: мне не нужны ни твоя жалость, ни твоя защита. — А моя страсть? — спросил он улыбаясь. — О! * * * Через несколько дней Хилтону, наконец, повезло. Он пришел в лавку Спенсеров уже после того, как туда явились Эстер и Мария с горячим завтраком для Сильвии и Большого Наполеона. Сильвия уплетала жареного цыпленка, когда в лавку вошел Хилтон. Привыкшая к его вторжениям, она продолжала спокойно наслаждаться едой, в то время как сестры с интересом разглядывали высокого смуглого джентльмена. Его красивое лицо расплылось в улыбке. — Сестры Спенсер, — произнес он с подчеркнутой любезностью. — Эстер и Мария, не так ли? Сестры переглянулись, затем снова уставились на Хилтона, улыбавшегося им. Первой опомнилась Эстер: — Капитан Кортин! Вы нас помните? — Конечно, помню. Это было восемь… нет, девять лет назад. Благотворительный базар. Я пришел туда за своей бабушкой, и одна из вас дала мне кусок восхитительного орехового пирога. — Это была я, капитан Кортин, — покраснев от смущения, сказала Мария. — Его пекла я, — вмешалась Эстер. — Твой пирог был с персиками. — Она посмотрела на Хилтона. — Ваша бабушка была такой приятной леди, капитан. Сильвия, сидя за прилавком, продолжала завтракать, словно Хилтона здесь и не было, но, услышав дальнейшие слова Эстер, чуть не поперхнулась. — Капитан, мы бы сочли за честь, если бы вы пришли к нам на обед в один из ближайших вечеров. Сильвия уже заранее знала ответ Хилтона. — Я с удовольствием принимаю ваше предложение, мисс Спенсер. — Он бросил торжествующий взгляд в сторону Сильвии. — Назовите день. — Завтра подойдет, капитан? — Мария с надеждой посмотрела на Хилтона. — Вполне, — последовал невозмутимый ответ. Сильвии ничего не оставалось делать, как улыбнуться, когда Эстер обратилась к ней: — А я и не знала, дорогая, что ты знакома с капитаном Кортином. — Не было случая сказать вам об этом. — Сильвия бросила предостерегающий взгляд на Хилтона. — Я знаю Сильвию еще с тех пор, когда она была маленькой девочкой, — непринужденно заметил Хилтон. — Мы подружились очень давно. — Это слишком хорошо, чтобы быть правдой! — воскликнула Мария, а Эстер добавила: — Мы живем в хорошеньком маленьком домике около болот. Хотите, я нарисую вам план, как туда… — Уверена, что капитан неоднократно бывал в домах на нашей улице, — прервала ее Сильвия. Сестры ничего не поняли, а Хилтон проигнорировал ее замечание. — Я найду дорогу, — сказал он. — А сейчас я должен идти. С нетерпением буду ждать завтрашнего дня. Он подошел к Сильвии и обнял ее за талию. Сильвия хотела вырваться, но постеснялась сестер. Хилтон незамедлительно воспользовался этим: — Мне бы хотелось остаться, дорогая, но я действительно должен идти. — Давно пора, — пробурчала Сильвия. — До завтра, дорогая, — сказал он и вышел из лавки. — Какой очаровательный мальчик, — заметила Мария, сияя глазами. — Этот очаровательный мальчик уже тридцатисемилетний мужчина, — информировала сестер Сильвия. — Он крупье в игорном доме. — Извини, дорогая? — сказала Эстер. — Крупье. Распорядитель игры в покер за карточным столом. — Сильвия улыбнулась и стала с интересом ожидать реакции сестер. — С чего-то надо начинать молодому человеку, — сочувственно вздохнула Эстер. — Я уверена, что этот красивый капитан очень скоро найдет работу, где он сможет проявить свой талант. Сильвия закатила глаза. Глава 26 Когда вечером следующего дня Сильвия пришла домой, она была одновременно удивлена и раздражена. Маленькая гостиная сияла чистотой. Деревянная мебель и пол были натерты до блеска, столик с мраморной столешницей стоял у парчового дивана с двумя придвинутыми к нему золочеными стульями. На столике в высокой хрустальной вазе красовался роскошный букет. Высокое зеркало перекочевало на стену, обои на которой выгорели от жаркого луизианского солнца, светившего по утрам в окно. Сильвия улыбнулась и отправилась на кухню, откуда доносились аппетитные запахи. — Дорогая — сказала Мария, увидев Сильвию, — тебе следует поторопиться. Капитан Кортин будет у нас ровно в семь. Эстер согласно кивнула, протыкая длинной вилкой кусок сочного мяса. — Делила ждет тебя наверху. Поднимайся скорее и прими ванну. — Вы уверены, что у нас хватит еды? — спросила Сильвия с сарказмом. Помимо огромного куска ветчины и фасоли, на плите кипела картошка, в духовке пекся хлеб, в медовом соку плавал сладкий батат, на столе стояли фруктовый салат с апельсинами, яблоками и орехами, салаты из свеклы, тертой моркови и тыквенная каша. — Хочу надеяться, — явно нервничая, ответила Мария. — Может, ты предложишь что-нибудь еще, что пришлось бы по вкусу капитану Кортину? Сильвия не могла удержаться от смеха. Она впервые видела сестер такими возбужденными и мысленно поклялась, что постарается не испортить им праздник. Она будет хорошо себя вести. Она будет с ним вежливой, чего бы ей это ни стоило, В конце концов, он пробудет здесь всего лишь час. — Уверена, Мария, что капитан найдет на столе все, что его душе угодно, — ответила Сильвия. — Должно быть, вы готовили весь день. — Мы делали это с удовольствием, — ответила Эстер, вытирая со лба пот. — Капитан такой большой и высокий, не сомневаюсь, что у него отменный аппетит. — Чего не знаю, того не знаю, — ответила Сильвия, выходя из кухни. Делила ждала ее в спальне с белоснежным полотенцем, перекинутым через плечо, и гребнем на длинной ручке в руке. — Нам надо спешить, — сказала она, сверкая черными глазами. — Он будет здесь ровно в семь. — И ты туда же, — вздохнула Сильвия. Ее уже ждала горячая ванна. На кровати лежало отглаженное платье из голубой тафты. — Не понимаю, что ты хочешь этим сказать, — проворчала Делила, расстегивая крючки ее ситцевого рабочего платья. — Ты все прекрасно понимаешь, Делила Фэрмонт. Приготовила мое лучшее платье, ванну с лепестками жасмина. Ты что, забыла, кто наш сегодняшний гость? — Капитан Кортин… — Он бессердечный негодяй, который оставил меня одну голой в номере отеля! — Уфф! — Сверкнув глазами, Делила подбежала к двери и поплотнее закрыла ее. — Ты хочешь, чтобы нас услышали сестры? — Меня это не волнует. Если бы они знали, что он за человек, то, возможно, не пригласили бы его и не стали сидеть с ним за одним столом. — Мне кажется, ты несправедлива к капитану, милочка. — Делила развернула Сильвию к себе спиной и опять принялась расстегивать крючки. — Возможно, если бы ты дала ему шанс… — Он не получит этого шанса. Никогда! — Перешагнув через платье, Сильвия повернулась к Делиле. — Я не собираюсь портить сестрам вечер, но и участвовать в этом… этом фарсе не буду. Вежливость — это все, что он может от меня ожидать. И повесь в шкаф это платье. Я не буду надевать свой лучший наряд для капитана Кортина. — Я причешу тебя после того, как ты примешь ванну, — сказала Делила, вешая платье в шкаф. — Этого от тебя не требуется. Я причешусь сама. Оставшись одна, Сильвия взяла с комода голубую ленту, завязала на макушке волосы и шагнула в ванну. Откинув голову, она с наслаждением вытянулась, жалея лишь о том, что не сможет остаться в этой благоуханной воде до тех пор, пока Кортин не уйдет. Почему, думала она, большая часть жизни состоит из вещей, которые не хочется делать? Она уже вытиралась, когда внизу послышались взволнованные голоса. Ее сердце застучало, но она решила, что торопиться не будет. Подойдя к шкафу, Сильвия оглядела свои платья и выбрала самое старое и самое простое из них. Она всегда не любила этот наряд. Платье было светло-голубым, с высоким корсажем и маленькими рукавами-фонариками. Юбка была не по моде узкой, широкая гофрированная оборка вокруг бедер зрительно увеличивала их в объеме. Спускаясь по лестнице, Сильвия надеялась, что выглядит хуже некуда. Когда она вошла в маленькую гостиную, Хилтон вежливо поднялся и посмотрел на женщину, такую прекрасную, что у него перехватило дыхание. Она выглядела свежей и чистой, ее роскошные волосы были перевязаны шелковой голубой ленточкой, но несколько непокорных локонов выбились из прически и падали на ее маленькие ушки и стройную шею. На ней было небесно-голубое платье с высоким корсажем, который поднимал ее высокую маленькую грудь, а узкая юбка подчеркивала ее округлые бедра. Никогда в жизни она не казалась ему такой соблазнительной. — Кортин, — сказала она, не протягивая руки. — Сильвия, как ты себя чувствуешь? — спросил он ласково. — Устала, — бросила она хмуро, обнаружив, что сестры заняли стулья, а ей оставался только диван. Она села на него и громко кашлянула, когда Хилтон опустился рядом с ней. По выражению лиц сестер Спенсер Сильвия безошибочно могла сказать, что они поддались магнетизму этого человека. Они не спускали с него глаз, и на их обычно бледных лицах горел румянец. В этот вечер они болтали, смеялись и даже… кокетничали! За обедом сестры, опережая друг друга, предлагали ему отведать то или иное блюдо. Они приходили в восторг, когда он брал большие куски и ни от чего не отказывался. — Хочу надеяться, капитан Кортин, что вы не чувствуете себя неуютно среди стольких женщин, — сказала, хихикая, Мария. — Мисс Спенсер, — ответил Хилтон, глядя в глаза Марии, — для меня нет ничего приятнее, чем находиться в компании женщин. Один кадет военного училища, Эд По, как-то сказал: «Только женщина водит пером поэта». Сестры всплеснули руками, а Эстер, повернувшись к Сильвии, объяснила: — Дорогая, капитан говорит об Эдгаре Аллане По. — Что вы говорите? Скажите мне, Кортин, этот кадет учился до того, как вас вышибли из Уэст-Пойнта, или после? — с невинным видом спросила Сильвия. — Полагаю, что после, — не растерялся Хилтон, продолжая очаровывать сестер, смотревших на него с обожанием. — Ты не опоздаешь в свой игорный дом? Уже почти восемь. — Как мило с твоей стороны, дорогая, что ты беспокоишься обо мне, но я сказал своему работодателю, что не появлюсь там до девяти. У меня в запасе еще целый час. — Как хорошо! — хором воскликнули сестры, а Сильвия чуть не лопнула от злости. Наконец Хилтон встал из-за стола и распрощался с сестрами, пообещав зайти снова в самое ближайшее время. В суматохе прощания он ухватил Сильвию за локоть и потащил к двери. — Уже февраль, Сильвия, — сказал Хилтон. — Какой ты умный, Кортин! Оказывается, ты знаешь названия всех месяцев. Ну и что с того? — Скоро наступит вторник масленой недели, — ответил он. — Отпразднуй его со мной. — Он заглянул ей в глаза и добавил: — Цыганочка. У Сильвии закипела кровь в жилах, и ей сразу стало трудно дышать. Она вспомнила ту незабываемую ночь, когда он нежно называл ее «цыганочка». Она почувствовала тепло и силу, исходившие от него, и ей захотелось упасть в его объятия. — Нет! — закричала она, с трудом сдерживая себя. — Не вздумайте снова называть меня так, мистер Хилтон Кортин! — От злости в глазах у Сильвии заблестели слезы, и Хилтон понял, что зашел слишком далеко. — Дорогая, прости меня, — сказал он и протянул руку, чтобы погладить ее по щеке. Она так резко отпрянула от него, что его пальцы погладили воздух, и у Хилтона возникло чувство, что ему никогда не завоевать эту гордую прекрасную женщину. * * * К счастью, Хилтон имел двух сильных союзников в лице сестер Спенсер. Они или не замечали враждебности Сильвии к этому человеку, или просто игнорировали ее. Они полюбили капитана и продолжали приглашать его в гости. Хилтон никогда не отказывал им. Сильвия вела себя с ним холодно, вежливо и неприступно. Бывало, что, когда он приходил к ним гости, она отказывалась спускаться вниз, ссылаясь на усталость. И вот однажды Хилтон попросил у сестер разрешения навестить ее. Не совсем уверенные, прилично ли красивому молодому мужчине входить в спальню незамужней девушки, они, склонив головы друг к другу, пошептались и, наконец, вынесли вердикт. — Сестра и я, — заявила Эстер, — решили, что вы можете навестить Сильвию, но при условии, что оставите дверь открытой. — Мне даже и в голову бы не пришло закрывать ее, — улыбнулся Хилтон. Услышав тяжелые шаги на лестнице, Сильвия запаниковала. Хилтон тихо постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, открыл ее и остановился на пороге. И вдруг Сильвия вспомнила, что на ней всего лишь легкая батистовая рубашка, которая почти не скрывает ее наготы. Она увидела, как вспыхнули его глаза, но он тут же потупил взор. — Я нанял кабриолет, Сильвия, — сказал он. — Я подумал, что ты захочешь покататься. — Ты ошибся. — Сильвия натянула на себя простыню. — Я бы показал тебе места, где Жан Лаффит вел свой бизнес. Сильвия от удивления открыла рот, и Хилтон понял, что сумел ее заинтересовать. Не давая ей времени на раздумья, он быстро бросил ей платье. — Помочь тебе одеться? — спросил он, пряча в усах улыбку. Сильвия молча указала на дверь. — Жду тебя внизу через десять минут. — Хилтон удалился. Сильвия постаралась забыть, что Хилтон ей враг, когда он помог ей подняться в легкий двухколесный экипаж и уселся с ней рядом. Как только они отъехали от дома, Хилтон начал рассказывать о Жане Лаффите: — Твой отец был очень умным человеком, Сильвия. Он говорил на нескольких языках, был очень красив и жил как король. Его принимали в лучших домах Нового Орлеана, и он вел дела с самыми уважаемыми людьми этого города. — Хилтон внезапно рассмеялся. — Он обладал хорошим чувством юмора. Он разыграл губернатора Луизианы, и тот так разозлился, что повсюду расклеил объявления, в которых предлагал награду в пятьсот долларов за поимку Жана Лаффита. На следующий день, когда Жан Лаффит приехал в Новый Орлеан, он увидел на фонарном столбе одно из этих объявлений. — Его не арестовали? — Никто не посмел до него дотронуться, дорогая. В ту же ночь все объявления бесследно исчезли, но появились новые, в которых Жан Лаффит предлагал полторы тысячи долларов тому, кто поймает и доставит к нему губернатора. На всех объявлениях стояла подпись: «Жан Лаффит». — Это правда, Кортин? — усомнилась Сильвия. — Правда, и это только одна из историй о нем. Хилтон продолжал рассказывать, и враждебность Сильвии к нему постепенно исчезала. Хилтон провез ее по улицам, показывая магазины, которыми владел Жан Лаффит. Потом остановил кабриолет у низкого здания, где братья Лаффит тайно встречались. Он показал ей дом, где жил Пьер Лаффит. — А Пьер жив, Хилтон? — Нет, дорогая, он тоже умер. У Лаффита был еще магазин на Ройал-стрит. К сожалению, он не сохранился. Сильвия наслаждалась каждой минутой, проведенной в обществе Хилтона. По дороге домой он рассказал ей о битве за Новый Орлеан: —…И когда победители вернулись в Новый Орлеан, их встречал весь город. Генерал Джэксон возглавлял парад, и за ним ехали братья Лаффит. Все они были героями. — Хилтон, ты не знаешь, владел ли Лаффит «Ривербендом»? — Нет, дорогая, не знаю. Может, там действительно зарыт клад? Помнишь, ты показывала мне золотой дублон, когда была маленькой девочкой? Сильвия кивнула и чуть не рассказала ему, что они с Большим Наполеоном ищут там сокровища, но вовремя передумала. Он может запретить ей заниматься поисками, а она не хотела ему перечить. Солнце уже село, когда они подъехали к дому. Хилтон помог Сильвии выйти из коляски и чуть не лишился дара речи, когда услышал: — Кортин, почему бы тебе не зайти к нам на чашку кофе? С этого дня Сильвия стала относиться к Хилтону более дружелюбно. Они часто катались по городу, и Хилтон показывал ей кабаре и кафе, где Жан Лаффит проводил свой досуг. Они посетили Конго-сквер и Орлеан-авеню, где веселились чернокожие. Увидев среди них Большого Наполеона и Делилу, она не могла удержаться от счастливого смеха. Они прокатились по Сент-Чарлз-авеню мимо величественного отеля «Сент-Чарлз» с огромным куполом и коринфскими колоннами, и Хилтон сказал ей, что ему больше нравится отель «Сент-Луис» во французском квартале. Сильвия сразу ревниво подумала, скольких леди он приглашал в эти отели. Хилтон показал Сильвии все игорные дома, и в частности тот, в котором он работал. — Ты могла бы навестить меня здесь, Сильвия, — однажды предложил Хилтон. — Уже становится поздно, — ответила она. — Давай спустимся к реке. Перед тем, как вернуться домой, они всегда приезжали на пристань. Сильвии никогда не надоедало смотреть на большие колесные пароходы, стоявшие в порту. — Ты знаешь, Хилтон, — как-то сказала она, — когда-нибудь я сяду на самый большой пароход и поплыву вверх по Миссисипи до самого Сент-Луиса. Правда, это будет замечательно? — Правда, — ответил Хилтон, которому захотелось прямо сейчас подняться на борт и всю дорогу заниматься с ней любовью. Он любил ее так сильно и желал так страстно, что едва сдерживал себя. Однако он не хотел сдавать завоеванных позиций и старался к ней не прикасаться. Эти месяцы были самыми тяжелыми в его жизни. Никогда прежде он не знал отказа и всегда добивался чего хотел. Самые красивые женщины охотно падали в его объятия. Никогда прежде Хилтон не был так сильно влюблен. Сильвия, вот уж действительно дочь своего отца, умело скрывала свои чувства. Она проводила с Хилтоном много времени и ни разу, даже намеком, не дала ему понять, что он для нее что-то значит. На самом деле, когда она заглядывала в его горящие черные глаза, ей хотелось утонуть в их глубинах. Глядя на его полные чувственные губы под густыми черными усами, она мечтала о том, чтобы они прижались к ее губам. Слушая его глубокий ласковый голос, она трепетала, как девчонка. И каждый раз, глядя на его сильные руки, она надеялась, что когда-нибудь они вновь будут ласкать ее. * * * Лето прошло, наступила холодная мрачная зима. Теперь Хилтон проводил воскресные дни в маленьком домике на Рампарт-стрит, наслаждаясь обществом Сильвии. Его сердце замирало всякий раз, когда она случайно дотрагивалась до его руки или, сидя перед камином, сонно клала голову на его плечо. Как-то вечером она сидела на диване и читала ему стихи Шелли из сборника, который он однажды принес ей. Ее голос был мягким и чистым, она читала с выражением и большим чувством, и Хилтон слушал и смотрел, как двигаются ее очаровательные губки. Но вот она замолчала, отложила книгу и посмотрела на него большими серыми глазами. Потом осторожно провела пальцем по шраму над его левой бровью. — Тебе было больно, Хилтон? — спросила она. — В тот день, когда тебя ранили? Боясь пошевелиться или заговорить, Хилтон, откинувшись на подушки, позволил ей гладить свой шрам. Она вытянула губы, и на какое-то мгновение ему показалось, что она хочет поцеловать шрам, но она тут же отвернулась, взяла сборник стихов и продолжила читать, словно ничего не случилось. * * * Миновала зима, и напоенная запахами цветов весна застала капитана Кортина все еще ухаживающим за молодой красавицей из маленького домика на Рампарт-стрит. В один из вечеров Хилтон, свободный от работы в игорном доме, пришел навестить Сильвию и ее домочадцев. Сестры, пожелав всем спокойной ночи, ушли спать. Большой Наполеон и Делила исчезли на заднем дворе, оставив Сильвию и Хилтона одних на широкой галерее. К радости Хилтона, Сильвия не делала никаких попыток с ним распрощаться. Они сидели, наслаждаясь теплой погодой, слушая звуки вечернего города и восхищаясь несравненной красотой столь милой их сердцу Луизианы. Было уже поздно, когда она, повернувшись к нему, сказала: — Хилтон, тебе пора уходить. Я очень хочу спать. Он поднялся и помог встать ей. Притянув к себе Сильвию, Хилтон поцеловал ее в щеку и нерешительно прикоснулся к ее губам. Сильвия отвернулась от него, но он крепко сжимал ее в объятиях. — Милая, я хотел бы в один из вечеров вывести тебя в свет. Скажи, что ты согласна. Ты была когда-нибудь в театре «Д'Орлеан»? — Я много слышала о нем, но никогда не была там. — Приглашаю тебя послушать оперу. — Я не могу, — ответила Сильвия, несмотря на то что ей этого очень хотелось. — Ты ведь знаешь, что я не могу пойти туда, Кортин. — Почему? — Что за глупый вопрос! В оперу ходят только аристократы… — Боишься? — Я ничего не боюсь, Кортин. — Тогда скажи, что пойдешь, — Глаза его сверкнули в лунном свете. Вообразив, что она будет находиться в зале с представителями высшего общества Нового Орлеана, и слегка напуганная этим обстоятельством, Сильвия, тем не менее, гордо вскинула подбородок, принимая вызов, который прочитала в черных глазах Хилтона. — Хорошо, — ответила она. Глава 27 Сильвия согласилась пойти в оперу с Хилтоном при условии, что он даст ей возможность скопить денег для покупки нового платья. Рассмеявшись от счастья, он заявил, что в этом нет нужды, и он сам купит ей платье. Он немедленно пожалел о своем предложении, когда она со злостью ответила, что никогда ни от кого не принимала подачек. С восемнадцати лет она содержит себя сама и пока еще не голодала, так что спасибо, но не надо! Она будет соответствующим образом одета, и ему не придется краснеть за нее, когда он приведет ее в театр. Хилтон промолчал, едва сдерживая улыбку. — Я просмотрела свои бухгалтерские книги, Хилтон Кортин, и подсчитала, что в июле у меня будет достаточно денег, чтобы купить новое платье. Заглянув в календарь, я пришла к выводу, что смогу пойти с тобой в театр вечером в пятницу двадцать четвертого июля. В новом платье. Ты доволен? — Дорогая, это чудесно, — улыбнулся Хилтон. — А на меня не рассердятся, если я по случаю этого грандиозного события преподнесу леди цветы? Сильвия посмотрела в его черные глаза, в которых плясали веселые чертики, и милостиво согласилась: — Мне бы хотелось белую гардению. — Ты приколешь ее к волосам? — Куда захочу, туда и приколю! — ответила она с вызовом. — Куда моя леди пожелает! — Хилтон в который раз подумал, что никогда в жизни не встречал более упрямой и более очаровательной женщины, чем Сильвия. * * * Полковник Джефферсон Дэвис, оставив насиженное место в конгрессе и решив послужить своей стране, прибыл в Новый Орлеан двадцать первого июля. Его полк, насчитывавший более девятисот добровольцев и состоящий из молодых аристократов, ждал своего командира. Многие молодые люди имели при себе личных слуг, призовых лошадей, корзинки с винами и деликатесами. Все они принадлежали к богатым и известным семьям. Один из добровольцев не был ни молодым, ни богатым. Хилтон Кортин вышел из строя, чтобы обменяться рукопожатием со старым другом. Вечером за обедом Джефф спросил Хилтона: — Как твои дела? — Сильвия согласилась пойти со мной в оперу в пятницу. — Тебе нужна компания? — спросил Джефф, отодвигая тарелку. — Не тот случай, дружище, — улыбнулся Хилтон, предлагая полковнику сигару. — У меня остался всего один вечер, чтобы побыть с ней наедине. — Хилл, я знаю, что она значит для тебя. — Джефф сочувственно посмотрел на друга. — Я не стану меньше уважать тебя, если ты не поедешь со мной в Мексику. Мы справимся с ними и без тебя. — Я должен ехать, Джефф. Ради Криса. — Ты сказал Сильвии, что уезжаешь? — Пока нет. А как Барина восприняла твой отъезд? — Она рассердилась из-за того, что я оставляю ее одну. Ее можно понять: она женщина, и к тому же восхитительная. Хилтон грустно кивнул. * * * Всю пятницу в белом домике на Рампарт-стрит бурлила кипучая деятельность. Сильвия сидела на залитом солнцем маленьком дворике, а Делила сушила ей волосы. На кухне Эстер гладила платье из розового шелка. Мария полировала старую мебель, готовя гостиную для столь важного в их жизни вечера. Была середина дня. Капитан должен был заехать за Сильвией в восемь часов. Все женщины в доме возлагали большие надежды на этот вечер. Сестры были наслышаны о «Д'Орлеане» и, относясь к Сильвии как к родной дочери, гордились тем, что их единственный ребенок проведет вечер под сводами такого знаменитого театра. Они были уверены, что их дорогая Сильвия в новом бальном платье своей красотой затмит всех леди в зале. Они также были уверены, что сопровождающий ее мужчина будет самым красивым джентльменом в театре. Делила радовалась, что ее упрямая воспитанница наконец-то сменила гнев на милость и согласилась пойти с капитаном. Она знала Сильвию как никто другой. Она знала, что ее воспитанница влюблена в Хилтона Кортина, хотя и отрицала этот факт. Она знала также, что только капитан Кортин сможет укротить строптивую дочь Жана Лаффита, и что только рядом с ним она будет в безопасности. * * * В этот же день, в полдень, капитан Кортин зашел в лавку Спенсеров и встретил там Большого Наполеона, который, увидев его, расплылся в улыбке. — К сожалению, капитан Кортин, вы разминулись с Сильвией. Она уже ушла. — Я пришел повидаться с тобой, Наполеон, — ответил Хилтон, пожимая руку негра. — Со мной, капитан? Чем могу быть полезен? — В воскресенье я уезжаю. — На войну с Мексикой? — Да. — Вы ей об этом не говорили? — Нет, но скажу сегодня вечером. Я хочу, чтобы ты оказал мне услугу. — Буду рад, капитан. — Пообещай, что приглядишь за ней, пока меня не будет. Я знаю, что она упряма, и с ней трудно справиться, но… — Хилтон вздохнул. — Я люблю ее, Наполеон. — Я это знаю, капитан. Она замечательная женщина. С того самого вечера, когда она вырвала меня из лап Хайда Рэнкина, Сильвия не перестает удивлять меня. — Хайда Рэнкина? — удивился Хилтон, и Наполеон понял, что Сильвия ничего не рассказала ему о Хайде Рэнкине и об их ночных путешествиях в болота. Как и ее отец, она умела держать язык за зубами, сама решала свои проблемы и ни у кого не просила помощи. — Не имеет значения, капитан, — смутился Наполеон. — Я собираюсь жениться на ней, как только вернусь с войны. Ты ведь не допустишь, чтобы с ней что-то случилось? Большой Наполеон сразу решил, что больше никогда не возьмет Сильвию с собой в болота. Хилтон Кортин доверил ему оберегать Сильвию, и он выполнит его просьбу, чего бы это ему ни стоило. — Клянусь, капитан, я не позволю упасть ни единому волоску с ее головы! — Наполеон торжественно пожал ему руку. — Я знал, что могу положиться на тебя, — улыбнулся Хилтон. — Спасибо, мистер Кортин. — Сильвия сказала мне, что вы с Делилой собираетесь пожениться? — В августе, капитан. Мне потребовалось много времени, чтобы завоевать эту женщину, но все-таки я победил. — Надеюсь, что и мне посчастливится. * * * Жаркое солнце Луизианы клонилось к закату, когда сверкающая черная карета подкатила к дому. Эстер, Мария и Делила, открыв рты, смотрели, как Хилтон Кортин идет к дому. Его отлично сшитый смокинг сидел на нем как влитой. Белую накрахмаленную рубашку украшал белый галстук-бабочка. Черные ботинки были начищены так, что в них можно было смотреться как в зеркало. В руке у него была коробочка с белой гарденией. Он вошел в тесную прихожую и остановился, наблюдая, как Сильвия грациозно спускается по лестнице. Она выглядела неотразимой в платье из розового шелка с высокой талией и двумя широкими оборками, украшавшими воротник. На маленьких ножках были элегантные розовые туфельки. Волосы, собранные на затылке, удерживал перламутровый гребень, несколько локонов кокетливо ниспадали на плечи. — Мисс Фэрмонт, — воскликнул восхищенный Хилтон, — вы великолепны! С сияющими глазами Сильвия спустилась вниз, подошла к Хилтону и протянула ему руку. — А вы, капитан Кортин, элегантны. Вынув из коробочки гардению, Хилтон протянул ее Сильвии. Она подняла руку к волосам, затем передумала и засунула цветок в декольте. Он посмотрел на то место, где покоился цветок, и почувствовал, как кровь вскипает в его жилах. В карете Сильвия поддерживала легкую беседу, стараясь казаться беззаботной, но когда они подъехали к театру, она начала нервничать. Хилтон, напротив, чувствовал себя легко и непринужденно. Увидев беспокойство на милом личике, он сжал ее холодную руку. — Сильвия, если хочешь, мы можем вернуться домой. — Я не пропущу такого события ни за что на свете! — твердо заявила она. Карета остановилась возле парадного входа, и Сильвия, подобрав юбки, с гордым видом вышла из кареты прямо в толпу высокопоставленных горожан. Борясь с желанием потихоньку улизнуть, пока ее не заметили, она вцепилась в руку Хилтона и направилась с ним в театр. Его то и дело останавливали старые знакомые, прося представить им Сильвию, а дамы протягивали затянутые в перчатки руки для поцелуя, бросая пренебрежительные взгляды на спутницу капитана Кортина. Хилтон провел ее в бельэтаж, откуда она могла видеть всех сидящих в зале. Сильвия жадно разглядывала зрителей, и ей казалось, что они тоже смотрят на нее. Она сказала об этом Хилтону. — Они смотрят на нас, Хилтон, — прошептала она, прикрываясь веером. — Пусть смотрят, — спокойно ответил он. — Они говорят обо мне. Они говорят, что я… —…самое красивое создание на свете. Сильвия вздохнула с облегчением, когда бархатный занавес, наконец, поднялся, и все взоры устремились на сцену. Она слушала известную диву, мадам Симон Рувильер, певшую по-французски. Почувствовав на себе взгляд Хилтона, Сильвия повернулась и вопросительно посмотрела на него. Выражение, которое она увидела в его черных глазах, смутило ее: взгляд его горел страстью, но он быстро потупил взор и сказал: — Мадам Рувильер похожа на пухлого напудренного ребенка, а ее голос напоминает вопли младенца. — Хилтон Кортин! — возмутилась Сильвия. Но, прислушавшись повнимательнее, она поняла, что Хилтон прав. Певица была толстой маленькой женщиной с круглым лицом. Когда она брала высокие ноты, ее кукольное личико напрягалось и краснело, Сильвия улыбнулась, а затем, не выдержав, рассмеялась. К счастью, выступление мадам скоро закончилось, и все, включая Сильвию и Хилтона, перешли в бальный зал, который, как сказал Хилтон, был лучшим танцевальным залом в стране. А Хилтон Кортин, подумала Сильвия, лучший танцор страны. Ее мнение разделяли и красивые леди, смотревшие на них, и она знала, что они недоумевают, почему самый завидный жених Нового Орлеана пришел сюда с женщиной ниже его по положению. Она и сама этому удивлялась. Но главное, она здесь. Она с ним. Она в раю. После театра они сели в карету и поехали в ресторан. Сильвия заметила печаль в глазах Хилтона. — В чем дело, Кортин? — спросила она, дотрагиваясь до его руки. — Что тебя тревожит? Скажи мне. — Я уезжаю, — ответил Хилтон. — На войну с Мексикой? — Да, дорогая. — Но почему? Ты ведь ушел из армии, и никто не может приказать тебе отправиться на войну. — Я должен быть там. Санта-Ана убил моего лучшего друга. Я хочу отомстить за него. — Да… я помню, — сказала она взволнованно, — ты рассказывал мне о нем. Когда… когда ты уезжаешь? — В воскресенье. — Он сжал ее руку. Ее губы начали дрожать, и в глазах заблестели слезы. Он уезжает. Он уезжает и может никогда не вернуться. — Хилтон, — выдохнула она. — Да, Сильвия? — Я… я хочу… — Она погладила его по щеке. — Нет, Хилтон, я не могу позволить тебе уехать. — Она обвила руками его шею. — Милая, — прошептал он, целуя ее. Сильвия прижалась к нему, и они целовались жарко, неистово, не в силах оторваться друг от друга. — Сильвия, я люблю тебя, и всегда любил. — Тогда не уезжай! — взмолилась она. — Ты нужен мне. Не покидай меня. — Она страстно целовала его, умоляя не бросать ее. Никогда прежде она так не целовала его, и желание вспыхнуло в нем с новой силой. Он погладил ее обнаженное плечо и вдруг услышал слова, которые не надеялся когда-нибудь услышать: — Я люблю тебя, Хилтон. Я люблю тебя. Не уезжай. Не покидай меня. — Господи, милая, — прошептал он, не веря своему счастью. Их поцелуи становились все более страстными. Он спустил платье с плеча Сильвии, обнажив ее прелестную грудь. Сильвия, расстегнув рубашку Хилтона, гладила его торс. Они и не заметили, как карета остановилась, и кучер постучал в дверцу. — Приехали, капитан Кортин! — крикнул он. Тяжело дыша, Хилтон взглянул на Сильвию. — Ты голодна? — спросил он. — Я хочу тебя, — прошептала она. — Мы передумали, Эдвард, — сказал Хилтон кучеру. — Вези нас в отель «Сент-Луис». — Слушаюсь, хозяин. В номере было тепло и уютно. Горела лишь одна свеча. Бархатный полог, закрывавший кровать, свисал с высокого потолка до устланного пушистым ковром пола. Простыни были белыми как снег, прохладными и без единой складочки. На этих простынях, украшенных вышивкой ручной работы, лежала обнаженная красивая женщина, ее золотистая кожа блестела в тусклом свете свечи. Рядом с ней, на боку, лежал смуглый мужчина, его рука покоилась на нежной груди подруга. Они отдыхали после бурных занятий любовью. Войдя в номер отеля, едва закрыв за собой дверь, они сорвали друг с друга одежду, нетерпеливо побросав ее на пол. И в следующую секунду уже предавались любовным утехам. Сейчас настало время, когда Хилтон мог научить Сильвию искусству любви, открыть ей секреты ее стройного тела и посвятить в тайны своего тела, — время, когда он мог заверить ее в своей глубокой, всепоглощающей, вечной любви. — Ты первая женщина, которую я полюбил. Ты даже представить себе не можешь, сколько мучительных бессонных ночей я провел, мечтая, чтобы ты вот так, как сейчас, лежала в моих объятиях. — Почему ты покинул меня в ту карнавальную ночь, Хилтон? Тогда я призналась тебе в любви… — Любимая, я ничего не слышал. Я думал, ты меня не любишь и не хочешь больше видеть. — Я уже тогда любила тебя, Хилтон. — А я полюбил тебя, впервые поцеловав на холодном балконе отеля «Конде». — Он осыпал поцелуями ее грудь. — У нас с тобой нет будущего… — Есть. Как только я вернусь из Мексики, мы поженимся. — Я боюсь… — Ты со мной, дорогая, и тебе нечего бояться. — Ты аристократ, и если ты на мне женишься, люди, начнут сплетничать о нас. — Милая, меня совершенно не волнует, что будут говорить о нас люди. И если хоть кто-нибудь попробует плохо отозваться о тебе, ему придется иметь дело со мной. Сильвия, сегодня в опере ты должна была почувствовать, что такое быть миссис Хилтон Кортин. Когда мы поженимся, ты сможешь ходить куда угодно и делать все, что пожелаешь. — Хилтон… а если у меня будет ребенок? Хилтон рассмеялся. — Милая, у нас будет куча детей, и я с радостью стану отцом потомков Жана Лаффита. А сейчас поцелуй меня и скажи, что ты станешь моей женой. — Да, — ответила Сильвия, прижимаясь к нему — Я так люблю тебя! — Я говорил тебе, что очень ревнив? — С того самого дня, как мы занимались любовью, ни один мужчина не поцеловал меня. А ты можешь сказать то же самое про себя? — Нет, но я обещаю тебе: теперь, когда ты моя, я больше никогда не буду заниматься любовью с другими женщинами. Ты для меня все на свете. Ты мой прекрасный ребенок, моя бесконечная любовь. Он снова начал ласкать ее, осыпая поцелуями ее тело. Он ласкал ее, пока страсть не вспыхнула в ней с новой силой и она не забыла обо всем на свете. Его теплые губы целовали ее бедра, зубы покусывали ее трепещущую плоть. Сильвия извивалась, вцепившись ему в волосы. Он лег на нее, слегка придавив своим телом, сделав ее своей пленницей. В уютном номере, освещенном единственной свечой, он довел ее до вершины блаженства, которое сменилось счастливым освобождением. Сегодня они узнали, что такое счастье. * * * Яркий солнечный свет залил просторный номер. Сильвия проснулась и протянула руку, но нащупала только прохладную простыню. Ее охватила паника: Хилтона в постели не было. Она опять осталась одна… Он занимался с ней любовью, говорил лживые слова, а потом бросил ее. Он грубое, эгоистичное животное. Как она могла быть такой дурой, что поверила ему? Сильвия села в кровати и увидела Хилтона. Он сидел в кресле в одних брюках и спал. Встревоженная Сильвия вскочила с кровати и подбежала к нему. — Хилтон? — позвала она, опускаясь перед ним на корточки. — Что с тобой? Он медленно открыл глаза и посмотрел на нее. — Доброе утро, дорогая. — Что случилось? — спросила Сильвия, чувствуя, как сильно забилось ее сердце. — Все нормально, любимая. Иногда я просыпаюсь весь в поту, и мне не хотелось беспокоить тебя. — Хилтон, ты дрожишь. Ты болен, дорогой! — У меня малярия. Время от времени она дает о себе знать. — Вид у Хилтона был смущенный. — Мой дорогой, — прошептала она, обхватив его руками за талию. — Я люблю тебя, Хилтон Кортин, и постараюсь вылечить. А теперь слушайся меня. Ты мой пациент, и я сделаю все, чтобы тебе стало лучше. — Согласен. Делай со мной что хочешь. Обхватив Хилтона за плечи, Сильвия довела его до кровати, сняла с него брюки и уложила в постель. — Я сейчас вернусь, — сказала она. Надев на себя его рубашку, Сильвия исчезла и вскоре возвратилась с тазиком холодной воды. Намочив полотенце, она осторожно протерла его грудь, живот и ноги. Она обращалась с ним нежно и ласково, как с маленьким ребенком. Через час лихорадка отступила, и Хилтон задремал.; Склонившись над ним, Сильвия поцеловала его шрам и прошептала: — Спи, моя любовь. Я буду здесь. Я никогда не оставлю тебя. Никогда. * * * Хилтон проснулся через два часа и обнаружил, что Сильвии рядом нет. Его охватила паника. — Сильвия! — позвал он, и она появилась в дверях в его белой рубашке. — Тебе лучше, дорогой? — спросила она, подходя к кровати. — Господи, я думал, ты ушла, и я снова потерял тебя. — Ты никогда не потеряешь меня, Хилтон. Я люблю тебя, дорогой, и это навсегда. — Это правда? — Правда. — Тогда сними эту рубашку. Только в пять часов вечера им удалось, наконец, поесть. Столик был накрыт в гостиной номера. Они обедали полуодетыми: на нем были только брюки, на ней — его рубашка. Она жадно уплетала жареного утенка в винном соусе, он в секунду расправился с устрицами. Они пили шампанское, закусывая его черным шоколадом, пропитанным ромом. Сильвия отломила кусочек шоколада, прожевала его и вдруг вскрикнула: — Господи, Хилтон! — В чем дело, любимая? — Мои близкие! Они сходят с ума от волнения. — Она вскочила со стула. — Сядь, дорогая. Я позаботился о них. — Когда? — удивилась Сильвия. — Вчера вечером, когда я расплачивался с кучером, я попросил его заехать к тебе домой и предупредить Наполеона. — Что они подумают обо мне? — Иди ко мне. Обогнув стол, Сильвия подошла к нему, и Хилтон усадил ее к себе на колени. — Ты моя. Ты принадлежишь мне. Тебя не должно волновать, что о тебе подумают или скажут. Поняла? — Я понимаю, милый, но сестры Спенсер… — Завтра мы поедем к тебе домой и скажем всем, что мы поженимся, как только я вернусь из Мексики. — Хилтон, женись на мне сегодня. — Нет, дорогая. — Но почему? — Я не хочу оставить тебя вдовой, если я вдруг не вернусь. — Обещай мне, что ты вернешься! — испуганно вскрикнула она. — Поцелуй меня, милая, — попросил Хилтон, прижимая к себе Сильвию. На закате они вместе купались в мраморной ванне. С наступлением сумерек они занимались любовью на диване в гостиной. Всю ночь они провели в объятиях друг друга. С восходом солнца они снова занимались любовью. В полдень они ели икру и целовались. В два часа дня они, наконец, оделись и покинули отель. — Я должен заехать к себе и попросить Джаса собрать вещи, — сказал Хилтон, помогая Сильвии сесть в карету. — Джас? Твой слуга? Хилтон кивнул. — Ты берешь его с собой в Мексику? — Да. Надеюсь, он хорошо перенесет дорогу. Он уже очень старый… — Оставь его со мной. — Не могу. Джас… — Твой друг, я знаю. Он будет жить с нами, пока ты не вернешься. Наполеон и Делила собираются пожениться, и у нас освободится одна комната. — Ты действительно хочешь оставить его у себя? — Давай заедем за ним. Глаза старого слуги засияли от счастья, когда Хилтон сказал ему, что он не поедет в Мексику. — Я буду полезен вам, мисс Сильвия. Я могу управлять лошадьми, обслуживать вас, защищать. Старый Джаспер сделает для вас все, что захотите. — Мне будет спокойнее с вами, пока капитан Кортин не вернется, — ответила, улыбаясь, Сильвия. — Моя детка! — Делила поцеловала Сильвию, когда она и Хилтон объявили всем, что любят друг друга и по возвращении Хилтона с войны поженятся. Большой Наполеон улыбнулся ему поверх голов женщин и оттащил Делилу от Сильвии. Наступила очередь сестер. Заливаясь слезами, они обняли Сильвию, затем застенчиво протянули руки к Хилтону. Он заключил сестер в объятия. — Помогите Сильвии привести себя в порядок, — попросил он. — Я хочу, чтобы она проводила меня. Попрощавшись со всеми, Хилтон обнял старого слугу, в глазах которого блестели слезы. — Не знаю, что я буду делать без тебя, Джас, но ты нужен здесь, чтобы присматривать за Сильвией. Ты ведь меня понимаешь? — Понимаю, — ответил старик, гордо распрямляя спину. Ради Хилтона он был готов на все. — Дорогая, познакомься с полковником Джефферсоном Дэвисом. — Хилтон представил Сильвию высокому блондину, стоявшему на залитом солнцем причале. — Счастлив познакомиться с вами, дорогая. — Полковник галантно склонился к руке Сильвии. — Хилл много рассказывал о вас. Надеюсь, вы не осуждаете меня за то, что я увожу его в Мексику? — Полковник, я не осуждаю вас, но буду перед вами в вечном долгу, если он вернется живым и невредимым. Я люблю его. Очарованный ее прямотой, полковник улыбнулся: — Он вернется. А когда все закончится, вы приедете ко мне в гости. Моя Барина полюбит вас. — Спасибо, полковник. — До встречи, дорогая! — Он помахал ей рукой, поднимаясь по сходням «Алабамы». Пароход дал два длинных гудка, и у Сильвии на глазах навернулись слезы. — Поцелуй меня, — попросил Хилтон. Сильвия крепко обняла его за шею. Не обращая внимания на толпу провожающих, на пронзительные крики и свист, издаваемые волонтерами, стоявшими на палубе «Алабамы», она обнимала и целовала своего возлюбленного, стараясь навсегда запечатлеть в памяти его образ. На ее пальце сверкал колумбийский изумруд. Сильвия прижималась к Хилтону и не видела скромно одетого молодого человека, впившегося взглядом в ее кольцо. Не видела она, и как он подошел к мужчине с мордочкой хорька, стоявшему у ящиков с грузом. Она не слышала, как молодой человек сказал: — Я хочу это кольцо, Хайд. Она ничего не видела и не слышала. Для нее существовал только Хилтон Кортин. Наконец, он разжал ее руки и, поднявшись на палубу, послал ей воздушный поцелуй. Она опять осталась одна. Вернется ли Хилтон к ней? Кто знает… Глава 28 «Алабама» скрылась за горизонтом, и Сильвия почувствовала себя такой несчастной, что у нее заболело сердце. Сказав себе, как делала это много раз в прошлом, что выплачется ночью, Сильвия направилась к карете. — Он вернется, — уверенно заявил Наполеон. — Капитан обязательно вернется. Сильвия улыбнулась негру: — Обязан вернуться! — Капитан просил меня приглядывать за вами. Поэтому вы больше не будете ходить со мной в болота «Ривербенда». Это слишком опасно. — В голосе Большого Наполеона звучала решимость. Сильвия хотела возразить, но передумала. — Возможно, ты прав, — задумчиво протянула она. — У меня есть ради чего жить, это намного ценнее, чем «Ривербенд» и золото Лаффита. Большой Наполеон вздохнул с облегчением. * * * Сильвия отчаянно скучала по Хилтону и с нетерпением ждала его писем. Он писал регулярно, но сдержанно, умалчивая о солдатской жизни. Он писал о своей любви, об одиночестве, а иногда затрагивал в письмах такие интимные стороны их отношений, что она краснела, читая их. Каждый раз, когда приходило письмо, она ловила на себе жадный взгляд старого Джаспера, которому не терпелось узнать последние новости о его хозяине. Сильвия читала ему общие места, объясняя, что остальное сугубо личное. Он кивал головой и уходил, что-то шепча себе под нос. В невыносимо жаркую субботу, день свадьбы Наполеона и Делилы, пришли сразу два письма: одно для Сильвии, второе для Джаспера. Сильвия позвала старика и увидела, как его глаза вспыхнули радостью, когда он протянул за письмом дрожащую руку. Он медленно вскрыл конверт и вынул из него короткое послание. Пока он разворачивал письмо, Сильвия уже прочитала свое. Джаспер страдал старческой дальнозоркостью, поэтому держал письмо далеко от глаз. — Джаспер, я буду счастлива прочитать тебе письмо капитана, — сказала она. — Спасибо, — Джаспер прижал письмо к впалой груди, — но оно личное. Вы меня понимаете, мисс Сильвия? — Конечно, Джас. Возьми стул и сядь к окну. Там тебе будет удобнее. Джаспер все еще читал письмо, когда свадебный кортеж был готов тронуться в путь. — Джаспер, пора ехать, — сказала Сильвия. — Разве ты забыл, что сегодня свадьба Делилы и Большого Наполеона? По выражению его лица Сильвия поняла, что он совершенно забыл о свадьбе. — Сегодня слишком жарко, мисс Сильвия, и мне лучше остаться дома. — Хорошая идея, — похвалила Сильвия. — Советую тебе полежать. — Я сейчас снова прочитаю мое письмо, чтобы ничего не пропустить, и прилягу. Сильвия была рада за старика. На улице действительно было очень жарко, и он устал бы прежде, чем свадьба закончится. Сильвия и сестры Спенсер стояли в толпе чернокожих, наблюдая, как сияющая от счастья Делила надевала кольцо на палец Наполеона. На Делиле было платье из белого хлопка и кружев. Ее черные плечи блестели на солнце, глаза светились, колени дрожали. Худенький черный проповедник в длиннополом фраке и алой рубашке провозгласил их мужем и женой. Толпа зарукоплескала, когда Большой Наполеон поцеловал Делилу. После бракосочетания все пустились в пляс. Смеркалось, когда Делила и Наполеон сообщили о своем отъезде. Негр сказал Сильвии, что они вернутся через пару дней. Она обняла Делилу и пожелала обоим счастья. Это был счастливый день, и Сильвия собиралась рассказать о нем Джасперу. Но она не смогла этого сделать. Старик с простреленной грудью лежал на пороге ее спальни, сжимая в мертвой руке письмо своего хозяина. В комнате все было перевернуто вверх дном. На полу валялась изящная коробочка для драгоценностей. Кольцо с изумрудом исчезло. * * * Письма Хилтона стали приходить реже. Сильвия с волнением читала о войне в газетах «Пикаюн» и «Би». 30 сентября 1846 года «Пикаюн» напечатала официальное сообщение из Монтерея: «Полковник Джефферсон и его полк взяли форт. Три дня упорных боев, и город, который мексиканцы считали неприступным, пал». Город Монтерей стал очень популярен в Соединенных Штатах. На всех площадях салютовали в честь победы. Сильвия побежала на главную площадь, чтобы послушать речи, восхваляющие армию генерала Захарии Тейлора. Полковник Джефферсон Дэвис и майор Хилтон Кортин получили свою долю похвал, и сердце Сильвии наполнилось гордостью. Хилтон даже не сообщил ей, что ему присвоили звание майора. * * * — Через два дня мне исполнится сорок лет, — сказал капитан Роберт Ли своему старому другу майору Хилтону Кортину. Хилтон оторвал взгляд от разложенной перед ним карты и достал из кармана сигару. — Ты не поверишь, Хилл: меня перевели под командование генерала Скотта как раз накануне сражения! Подальше от пушечных выстрелов. Почему мне не разрешают остаться на передовой? Если так пойдет и дальше, то я и в пятьдесят лет все еще буду ходить в капитанах. — Роберт, хотя мне и очень жаль, что ты уезжаешь, я считаю, тебе повезло. Ты ведь знаешь, что президент отозвал генерала Тейлора и все его войска передал главнокомандующему Скотту. — Хилтон раскурил сигару и продолжил: — Тебе придется брать Мехико с Уинфилдом Скоттом. — Роберт, Хилтон! — Чья-то рука отдернула полог, и в палатку вошел полковник Дэвис. — Уже вернулся? Отлично, — обратился он к Хилтону. — Насколько я понимаю, тебя отправляют под начало Скотта? — это уже относилось к Роберту. — Таков приказ, сэр. Как поживает миссис Дэвис? Дэвис покраснел. Он получил письмо от жены, в котором она настоятельно просила его приехать домой. Он был недоволен, что Барина заставила его оставить полк в самый разгар войны, и сразу сказал ей об этом, но его сердце растаяло, когда он услышал ее слова: — Я так соскучилась по тебе, Джефф, что хотела побыть с тобой хоть пару дней. — Миссис Дэвис чувствует себя хорошо, — заверил полковник капитана Ли и повернулся к Хилтону: — Лихорадка отступила? Когда ты выписался из госпиталя? Как ты себя чувствуешь? — Выписался вчера. Чувствую себя хорошо. У меня был приступ малярии. — Рад, что ты здоров. Скоро нам предстоит большое сражение. Хилтон и Роберт переглянулись. — Вот видишь, Хилл. Меня выгоняют из театра в тот момент, когда занавес поднимается. — Послушай, Роберт… — Лучше пиши письма, чтобы я мог их доставить, прервал Ли Хилтона и вышел из палатки. Хилтон сразу сел писать письмо Сильвии. Моя драгоценная! Я нахожусь на мексиканском плато у подножия Сьерра-Мадре. Армия генерала Санта-Аны продвигается вперед. Чувствую себя прекрасно, так что не беспокойся. И не верь тому, что читаешь в газетах. Никакой я не герой, любимая, хотя ради тебя готов им стать. Ты в моих мыслях каждую минуту. Мои руки скучают по тебе, любимая, и стоит мне закрыть глаза, как передо мной возникает твое прекрасное лицо. У меня есть счастливый амулет, который я всегда ношу с собой. Это маленькая бежевая перчатка, которая когда-то принадлежала самой очаровательной девочке Луизианы. Береги для меня свои сладкие поцелуи. Спокойной ночи, дорогая. Хилтон. Хилтон сложил листок и отправился искать Роберта, чтобы отправить с ним письмо. Двадцать первого февраля прискакал гонец на взмыленной лошади и сообщил генералу Захарии Тейлору, что сильная мексиканская кавалерия находится от них всего в двух днях пути. — Они превышают нас по численности чуть ли не в четыре раза, генерал, — сообщил возбужденный гонец. — У нас нет ни малейшего шанса победить Санта-Ану. — Видит Бог, мы покажем Санта-Ане, что двадцать тысяч мексиканцев нас не испугают. Генерал тут же отдал приказ: — Дэвису с войском немедленно двигаться на север и, закрепившись на каком-нибудь плоскогорье, отразить нападение врага. * * * Холодной февральской ночью майор Хилтон Кортин одиноко стоял на столовой горе, глядя на костры в лагере противника. Завтра враг будет здесь. Ненависть переполняла Хилтона. Он был готов сразиться с Санта-Аной и его армией. * * * Майор Хилтон Кортин проснулся отдохнувшим и свежим. К середине утра тяжелые тучи заволокли голубое мексиканское небо. В воздухе запахло грозой. Ветер сменил направление. Сейчас он дул с юга прямо в напряженные лица американских солдат. Ровно в полдень Санта-Ана послал в долину отряд из двух с половиной тысяч всадников. Грозный мексиканский диктатор отправил к американцам своего генерала, приказывая им сложить оружие. Американские войска были окружены двадцатью тысячами вооруженных людей, и полный разгром был неминуем. Генерал Тейлор вежливо отклонил предложение о капитуляции, и его войска перешли в наступление. Майор Хилтон Кортин с ружьем в руке и пистолетами за поясом гордо сидел на сильном гнедом жеребце. Он невозмутимо смотрел на приближающегося врага, а за его спиной стоял готовый к сражению Первый миссисипский стрелковый полк. Вдоль строя проскакал юный рядовой. — Пароль «В честь Вашингтона»! — кричал он. — Ко мне, солдат! — раздался голос майора Кортина. Юноша подъехал. — Имя и возраст? — Рядовой Дэвид Уолтере, штат Иллинойс, возраст четырнадцать лет, сэр! — Держитесь за моей спиной, рядовой Уолтере, — приказал Хилтон, не спуская глаз с противника. — Есть, сэр, — ответил юноша. Сплотив ряды, всадники Санта-Аны на лошадях, покрытых попонами, бросились в атаку. Долина наполнилась оглушительным стуком копыт. — Смотреть вперед! — крикнул майор Кортин, объезжая войско. — Держать прицел и слушать мою команду! — Он двинулся на правый фланг, чтобы встретить армию врага. — Огонь! — скомандовал он, и воздух сотрясли оглушительные звуки выстрелов. Мексиканцы надвигались на американцев тремя плотными колоннами. Левый фланг американцев дрогнул и побежал. Правый фланг во главе с Хилтоном удерживал свои позиции. Подставляя себя под выстрелы, вперед выехал генерал Захария Тейлор, абсолютно невозмутимый перед лицом смертельной опасности. Появление генерала на боевом коне, произвело магический эффект: солдаты остановились и повернулись лицом к врагу. Генерал Тейлор приказал полковнику Дэвису идти в атаку. Хилтон скакал рядом с Дэвисом. Одна из пуль угодила Дэвису в ногу, но он даже не заметил этого. Вокруг Хилтона свистели пули, и внезапно он почувствовал острую боль в подбородке. Сражаясь бок о бок, старые друзья по Уэст-Пойнту продолжали атаковать противника, несмотря на полученные раны. Прогремел гром, тучи разверзлись, и на землю стеной обрушился ливень. Никогда еще Хилтон не чувствовал себя таким молодым, сильным, отважным. Дождь хлестал ему в лицо, смывая кровь, но он продолжал скакать вперед. Наступление американцев было таким стремительным, что среди мексиканцев началась паника. Хилтон засмеялся, когда увидел, что старый генерал Тейлор направил своего коня в самую гущу сражения. Пули рвали на Тейлоре одежду, но он не отступал. Хилтон гнал коня вперед. Внезапно огромный жеребец споткнулся, упал на колени, затем повалился на бок. Пуля, попавшая ему в глаз, сразила его наповал. Хилтон успел спрыгнуть на землю. — Сюда, майор! — услышал он звонкий голос рядового Уолтерса. Парнишка протянул руку, и Хилтон вскочил на его коня. Раненый майор и четырнадцатилетний рядовой продолжали сражаться с врагом. * * * Сильвия читала в газетах все, что писали о войне. Тот факт, что двадцать тысяч солдат Санта-Аны противостоят армии генерала Тейлора, не предвещал ничего хорошего. И вдруг город узнал об удивительной победе американцев. Вот что писали газеты: «Головная колонна мексиканцев с позором отступила под интенсивным перекрестным огнем. В полдень прогремел гром и разразился ужасный ливень. Солдаты мексиканской армии разбежались по пещерам в поисках укрытия». В статье также говорилось о героизме воинов, которыми командовал полковник Джефферсон Дэвис: «За мужество, проявленное в бою, раненому майору Хилтону Кортину присвоено звание полковника». Отложив газету, Сильвия с облегчением вздохнула: он жив, а это значит, что он скоро вернется домой. * * * Сильвия с нетерпением ждала возвращения Хилтона, и, наконец, счастливый день настал. Это случилось девятого июня 1847 года. Весь Новый Орлеан высыпал на площадь встречать героев Буэна-Висты. Сердце Сильвии бешено забилось, когда она услышала звуки военного марша. Стреляли из пушек. Били в барабаны. Женщины плакали. Мужчины кричали «ура!». Встав на цыпочки, Сильвия смотрела на марширующих солдат. За солдатами в открытой карете ехал полковник Дэвис. Несмотря на раны, он радостно улыбался толпе. Весь путь перед каретой был усыпан цветами, их бросали со всех балконов. Креольские женщины в нарядных платьях украшали солдат гирляндами и венками. И тут Сильвия увидела его. Полковник Хилтон Кортин сидел на вороном жеребце с врожденной грацией и был необыкновенно красив в голубой военной форме. На небесно-голубом френче, обтягивающем его широкую грудь, сверкали эполеты с золотыми орлами, указывающими на полковничий чин. Хилтон улыбался возбужденной толпе, кивал красивым женщинам и был до того хорош, что у Сильвии перехватило дыхание. Она изо всех сил пыталась обратить на себя его внимание: махала рукой, звала его. Словно почувствовав ее взгляд, Хилтон повернулся и посмотрел на нее. Сильвия, работая локтями, начала пробираться сквозь толпу. Наконец она оказалась рядом, и он, приподняв ее, крепко поцеловал под восторженные крики и аплодисменты толпы. — Я люблю тебя и хочу тебя, — прошептал он ей на ухо. — Встретимся у тебя дома через час. — Он снова нежно поцеловал ее и опустил на землю. — Хилтон вернулся, — шептала счастливая Сильвия, возвращаясь домой. Когда парад закончился, Хилтона окружили мужчины. Кто-то предложил ему выпить, и все направились в ближайший бар. — За полковника! — закричал кто-то. — За полковника! — хором подхватили остальные. Хилтон смущенно поднял стакан с ромом, и тут его взгляд случайно упал на руку, не поднятую в тосте. На мизинце этой руки сверкало уникальное изумрудное кольцо, окруженное крошечными бриллиантиками. Хилтон поставил стакан на стойку бара. Прищурившись, он твердой походкой направился к мужчине с кольцом. Мужчина с лицом хорька смотрел в зеркало, висящее позади бара. Перед ним лежала эбеновая трость с золотым набалдашником. Подняв стакан, он залпом выпил виски и вытер рот ладонью. На пальце сверкнуло кольцо Сильвии. Хилтон стоял и молча смотрел на незнакомца. Наконец тот почувствовал его взгляд и обернулся. — Вы что-то хотите от меня, полковник? — спросил он. — Почему на тебе кольцо Сильвии Фэрмонт? Незнакомец разразился смехом. — Полковник, та, о которой вы говорите, вовсе не Сильвия Фэрмонт. — Наклонившись к Хилтону, он весело добавил: — Эта маленькая сучка — внебрачный ублюдок пирата! Хилтон с размаху ударил кулаком в улыбающееся лицо мужчины. Он снял с его пальца кольцо и надел на свой мизинец. — Если ты посмеешь дотронуться до нее или неуважительно о ней отозваться, считай себя покойником. «Может, прикончить это животное?» — подумал Хилтон, но решил не связываться. Сейчас он дома и сможет позаботиться о Сильвии. Никто не посмеет обидеть ее. Хилтон не спеша направился к двери. — Полковник, оглянись! — крикнул кто-то, но было уже поздно. Хилтон почувствовал сильный удар, ноги его подкосились, и он рухнул на пол. Хайд Рэнкин, размахивая тростью, выскочил на улицу и скрылся в толпе. Глава 29 Хилтон лежал на постели, вытянув руки поверх одеяла. Его лицо, несмотря на загар, казалось мертвенно-бледным, на голове была повязка. Глаза его были закрыты, он дышал медленно и ровно, и Сильвии казалось, что он спит. Он выглядел почти так же, как тогда в гостиничном номере накануне его отъезда в Мексику. Сильвия улыбнулась, вспомнив, как она смотрела на него спящего. Но тогда он лежал обнаженным, и она с любопытством рассматривала его тело. Когда она уставала просто любоваться им, когда ей хотелось, чтобы он ее обнял, ей было достаточно пощекотать его волосами или прикоснуться губами к его губам. Дверь тихо открылась, и молчаливая сиделка ввела в комнату врача. Сильвия с надеждой посмотрела на него. Доктор Данн склонился над кроватью и поднял веко Хилтона. Он долго разглядывал зрачок, затем проделал то же самое с другим глазом. Сняв повязку, доктор осмотрел рану, из-за которой Хилтон вот уже несколько дней не приходил в сознание. — Доктор, ему лучше? — спросила Сильвия. — Молодая леди, — он взял Сильвию за локоть и вывел в коридор, — мне бы хотелось сообщить вам приятную новость, но я не могу. Полковник Кортин все еще в коме. Никаких улучшений, к тому же я вряд ли смогу ему помочь. — Но, доктор Данн… — Единственная надежда на хирурга из Мемфиса, который достиг больших успехов в области лечения черепно-мозговых травм. Он просверливает в черепе маленькое отверстие и дренирует рану. Это очень опасно, и нет никакой уверенности в успехе. — Есть ли альтернатива, доктор Данн? — Нет. За свою жизнь я встречал много подобных случаев. Обычно такие раны заканчиваются смертью через несколько дней, а в лучшем случае — через несколько недель. Очень редко бывает, что пациент выходит из комы и выживает. Но чаще он умирает, так и не приходя в сознание. — Кто этот хирург? Как скоро он сможет приехать сюда? — Это доктор Теодор Килборн из клиники, которая ему принадлежит. Он известный специалист, к тому же очень дорогой. Очень. Сильвия побледнела: денег у нее не было. Не было денег и у Хилтона. Все свое армейское жалованье он присылал ей, чтобы она могла содержать близких. У нее нет денег, чтобы заплатить знаменитому хирургу. Она не знает, где их можно раздобыть. — Мне очень жаль, — вздохнул доктор и вместе с сиделкой вышел из палаты. Сильвия подошла к Хилтону. Стемнело, и на металлическом столике рядом с кроватью горела лампа. За окном прогремел гром. От резкого порыва ветра заколыхались легкие занавески. Сильвия молча смотрела на мужчину, которого любила больше жизни. Нагнувшись, она поцеловала шрам над его левой бровью, затем шрам, полученный в сражении, и, наконец, холодные неподвижные губы. — Мой дорогой, — прошептала она, — ты не можешь покинуть меня. Я тебе не позволю. — Сев на кровать, она положила голову ему на грудь. Грудь была теплой, и она слышала биение его сердца. — Я что-нибудь придумаю, Хилтон. — Она сжала его загорелую руку. Слезы застилали Сильвии глаза. Ее сердце было переполнено любовью к этому бесстрашному человеку, который сейчас лежал перед ней беспомощный как младенец. Она сняла с мизинца Хилтона свое изумрудное кольцо и, повертев его в руке, внезапно обратила внимание на гравировку: La croix — «Крест». И тут она поняла… Она раскрыла тайну Лаффита! Золото спрятано в кресте! Сильвия надела кольцо на мизинец Хилтона, поцеловала его в холодные губы и сказала: — Держись, любовь моя. Я спасу тебя. Тебе сделают операцию. Ты будешь жить, мой дорогой. Только, пожалуйста, держись! Она вышла из палаты и отправилась на поиски сиделки. Найдя ее, Сильвия попросила: — Пожалуйста, посидите с полковником. Мне надо уйти. Я пришлю к нему мисс Спенсер. Не дожидаясь ответа, Сильвия выбежала на пустынную ночную улицу и увидела сидящего на ступеньке крыльца Большого Наполеона. — Как полковник? Он… — Нет-нет. Он в том же состоянии. Наполеон, ты говорил мне, что Кашка был плотником? — Какое это имеет отношение к полковнику? — удивился негр. — Золото Лаффита спрятано в церковном кресте, — тихо сказала Сильвия, пропустив мимо ушей вопрос Наполеона. — Идем! — Как вы узнали? — Гравировка на кольце. Раньше я не обращала на нее внимания. Как я могла быть такой слепой? На пороге дома их встретила беременная Делила. Узнав об их планах, она попросила: — Если вы не найдете золото сегодня ночью, обещайте мне оставить эту затею раз и навсегда. — Обещаем, — ответила Сильвия. — Мария, оставайся здесь и присматривай за Делилой. А ты, Эстер, поезжай в клинику и посиди с полковником. И пусть доктор Данн напишет доктору Килборну и попросит его немедленно приехать в Новый Орлеан. Только он может спасти Хилтона. Была уже глубокая ночь, когда Наполеон и Сильвия бесшумно выскользнули из дома, направляясь в сторону окутанных туманом болот «Ривербенда». Летняя гроза следовала за ними по пятам, и под порывами ветра верхушки деревьев раскачивались, шелестя листьями. Молнии пронзали ночное небо, тишину разрывали удары грома. Аллигаторы, разбуженные грозой, сползали с насиженных мест и с шумом шлепались в мутную воду. Водяные змеи черными лентами вились вокруг лодки. Несколько раз кладоискатели слышали рев пантеры. Сжавшись в комок, Сильвия внушала себе, что весь этот ужас закончится, как только они найдут сокровища. Ради этого стоит рискнуть. Ведь это в последний раз. Больше им не придется путешествовать по топким болотам. Больше не будет страшных змей, аллигаторов и пантер. Сердце Сильвии наполнилось надеждой, когда она увидела туманный берег и очертания кипарисового креста на фоне грозового неба. Не обращая внимания на хлеставший дождь, она с помощью Большого Наполеона выбралась из лодки и направилась к церкви. Негр, держа в руке топор, неотступно следовал за ней. Дождь лил сплошной стеной, и мягкая земля, не успевая впитывать влагу, превратилась в непролазную грязь, затруднявшую путникам движение. Юбки Сильвии намокли и липли к телу, ноги утопали в глине, и она с трудом вытаскивала их. Наконец, они достигли церкви. В небе сверкали молнии. Над головами грохотал гром. — Я полезу на крышу, мисс Сильвия, — прошептал Наполеон. — А вы подадите мне топор. И в этот момент в церковь ударила молния. Прогнившие балки не выдержали и рухнули. Большой кипарисовый крест дрогнул и упал на мокрую землю прямо к ногам Сильвии и Наполеона. * * * Молния и оглушительные раскаты грома разбудили Эстер Спенсер, дремавшую на стуле у постели Хилтона. Снова сверкнула молния, и Эстер в ужасе прижала руки к щекам: струйка алой крови потекла из носа капитана, пачкая белую подушку. — Господи! — изумленно воскликнула Эстер, увидев, что Хилтон открыл глаза. — Сильвия, — прошептал он. — Полковник Кортин, ее здесь нет. Она вернется утром. — Нет? — спросил Хилтон, поднимая голову. — Пожалуйста, полковник, лежите! — попросила Эстер, осторожно дотронувшись до его груди. — Где она? Где Сильвия? — заволновался Хилтон. Эстер не знала, что ответить. Никогда в жизни она не лгала. Уж лучше бы ей не знать ответа, чем говорить неправду. — Полковник, она с Большим Наполеоном отправилась в «Ривербенд». — Скажите, ради Бога, зачем? — Хилтон приподнялся на локте и, зажимая рукой нос, посмотрел на Эстер. — Вам надо лежать, полковник Кортин. Я схожу за доктором. — Мисс Эстер, зачем они пошли в «Ривербенд»? — Хилтон схватил ее за руку. — Сильвия полагает, что золото спрятано в старой церкви. Доктор Данн сказал, что вам нужен специалист, поэтому она и Большой… — Подайте мне брюки. — Нет, вам нельзя вставать. — Тогда я возьму их сам, — ответил Хилтон, садясь в кровати и прикрываясь простыней. Покраснев, Эстер бросила брюки ему на колени и побежала к двери, крикнув на ходу: — Я позову доктора! Он не позволит вам уходить из клиники! * * * Сильвия в ужасе прижалась к Большому Наполеону, не в силах оторвать взгляд от деревянного креста. Вспышки молнии освещали золотые монеты, тысячи монет и бриллианты величиной с грецкий орех. Не в силах сдержать восторг, они бросились к сокровищам и погрузили руки в холодный мокрый металл. Смеясь, как дети, они пригоршнями черпали золото и драгоценные камни. — Могу я разделить ваш восторг? Сильвия подняла голову и увидела Хайда Рэнкина, стоявшего в нескольких шагах от них с дьявольской улыбкой на мокром лице. Под мышкой он держал эбеновую трость с головой Горгоны, в правой руке сжимал пистолет. — Вы избавили меня от больших хлопот, мисс Лаффит. Мне больше не надо будет искать сокровища. Вы нашли их для меня. Теперь мне придется убить вас. — Он хрипло рассмеялся. — У меня нет выбора. Сильвия медленно поднялась, но Наполеон схватил ее за руку и спрятал за своей спиной. — Тебе придется пристрелить сначала меня, Рэнкин! — Негр поднял топор над головой. — В этом пистолете шесть пуль, черномазый! Хватит для вас обоих. — Только подойди, и я раскрою тебе череп, — спокойно заявил Большой Наполеон. Раздался выстрел, и Наполеон покачнулся. Сильвия закричала. Но негр устоял на ногах. — Бегите, мисс Сильвия! — приказал он, но Сильвия от ужаса не могла сдвинуться с места. — Бегите! — крикнул он снова и, подняв топор, двинулся на Рэнкина. Раздались выстрелы. Наполеон застонал, но снова устоял. — Будь ты проклят, черный ублюдок! — воскликнул Рэнкин, глядя на огромного человека, которого даже пули не могли свалить с ног. Он задрожал от страха и, снова подняв пистолет, выпустил три оставшиеся пули в грудь надвигавшегося на него гиганта. Наполеон, приложив руку к окровавленной груди, хотел что-то сказать, но изо рта его хлынула кровь, колени подкосились, и он упал лицом в грязь. Сильвия бросилась к нему. Открыв глаза, он посмотрел на нее и еле слышно шепнул: «Беги!» Сильвия приложила руку к ране на груди верного друга, пытаясь остановить кровь. Она разрыдалась, когда поняла, что сердце его перестало биться. Большой Наполеон погиб, спасая ей жизнь. — Черномазый уже не поможет тебе, — услышала она голос Рэнкина. Сильвия попыталась выхватить топор из руки Наполеона, но Рэнкин наступил на топорище. Сильвия вскочила и бросилась бежать, оскальзываясь на раскисшей земле. Оглянувшись, она увидела Рэнкина, который, подняв топор, мчался за ней. Кровь застыла в ее жилах. Она пожалела, что в пистолете уже нет патронов: лучше быть застреленной, чем разрубленной топором. — Тебе не уйти от меня, мисс Лаффит! — кричал Рэнкин. — Я разделаюсь с тобой, как разделался со старой ведьмой, в честь которой тебя назвали! Во всем виновата только она. Это она раскрыла мою тайну, за что я и убил ее. Тебе это известно, мисс Лаффит? Сильвия, задыхаясь от быстрого бега, неслась через джунгли, стремясь достичь реки по знакомой ей с детства тропе. Голос Рэнкина стал глуше, и в Сильвии вспыхнула надежда. — Мисс Лаффит, где ты? Я начинаю терять терпение. Ты бесишь меня, как тот смуглый дурак, который обнаружил, что я стащил твое кольцо. Мне пришлось убить его. Теперь настала твоя очередь. Сильвия старалась не поддаваться панике. Она должна успеть добежать до реки. Там она спрячется под деревянным причалом или в старой сторожке. Дождь продолжал лить как из ведра, и вода в болотах быстро поднималась. Сильвия теряла последние силы. Остановившись, чтобы передохнуть, она оглянулась назад и увидела надвигающуюся тень. Глотнув воздуха, она снова побежала. Голые ноги болели и кровоточили, колени подгибались, в горле пересохло, но она продолжала бежать. Дождь и слезы застилали ей глаза, и она не заметила лежавшего впереди бревна. Споткнувшись, Сильвия упала на землю. Ее охватило отчаяние и страх. Она попыталась подняться, но тяжелый сапог Рэнкина придавил ее к земле, а в руке его блеснул огромный топор. — Проси пощады, маленькая распутница! — Рэнкин расхохотался. Кровь Жана Лаффита вскипела в жилах Сильвии. — Никогда! — Закрыв глаза, она покорно ждала, когда топор обрушится на ее голову. Взбешенный ее неожиданной храбростью, Хайд Рэнкин поднял топор. Раздался выстрел. Сильвия закричала, а Рэнкин удивленно повернул голову, пытаясь разглядеть стрелявшего в него человека. Сильвия откатилась в сторону, потом села и оглянулась по сторонам. Рядом с ними стоял Хилтон, ружье дымилось в его руке. — Тебе конец, Рэнкин, — спокойно сказал он. — Пожалуйста, не убивайте меня, полковник, — взмолился негодяй. Хилтон снова нажал на курок, и Хайд Рэнкин упал мертвым к его ногам. Сильвия с трудом встала и, подняв с земли эбеновую трость, подошла к Хайду Рэнкину. Его глаза были широко открыты, и дождь заливал мертвые глазницы. Глядя на его дьявольское лицо, Сильвия подняла колено и, переломив через него трость, бросила ее на неподвижное тело. Золотая голова Горгоны упала на залитую кровью грудь убийцы. Истерически рыдая, Сильвия бросилась в объятия Хилтона. Дождь лил всю ночь. Деревянный причал «Ривербенда» снесло разлившейся рекой. Вода хлынула на сахарные плантации, сметая покосившиеся хижины рабов, которым пришлось спасаться вплавь. Тело дьявола Хайда Рэнкина смыло в могучую реку Миссисипи, воды которой понесли его в морской залив и дальше в Атлантику. Глава 30 Солнечным сентябрьским днем мистер и миссис Хилтон Кортин поднялись на борт парохода «Гордость Миссисипи», чтобы отправиться в свадебное путешествие вверх по реке. Чемоданы, сундуки, баулы миссис Кортин были заполнены бальными платьями, нижним бельем, ночными рубашками, туфлями, шляпками, зонтиками и туалетными принадлежностями. Сильвия решила устроить свадьбу в сентябре, и Хилтону пришлось терпеть все лето, прежде чем он смог, наконец, повести свою любимую под венец. И вот теперь его мечты сбылись, и самая красивая женщина Нового Орлеана стала его женой. Пароход был готов к отплытию и оглашал воздух громкими гудками. Очень скоро они отчалят, и он сможет увести свою молодую жену в каюту и заняться с ней любовью. Сильвия, держа Хилтона за руку, сияла от счастья. В элегантном дорожном костюме, в шляпке, с маленькими полями и шелковым зонтиком, защищавшим ее от солнца, она казалась Хилтону прекрасной, как никогда. Махая провожающим затянутой в перчатку рукой, она почувствовала, как большой пароход пришел в движение, и засмеялась от восторга. — До свидания! — крикнула она. Сестры Спенсер замахали носовыми платками, а Делила с трехмесячным сыном Наполеоном на руках улыбалась сквозь слезы. Сильвия послала им воздушный поцелуй, Хилтон помахал шляпой. Раздался последний гудок, и мощный пароход отчалил от пристани. Началось путешествие в Сент-Луис. — Пойдем, дорогая? — спросил Хилтон. — Куда? — В нашу каюту. Сильвия лукаво посмотрела на него. — Я еще никогда не видела такого большого парохода, Хилтон Кортин. Ты должен показать мне его. Не могу понять, почему ты так спешишь, — добавила она, глядя на него невинными серыми глазами. Хилтон решил подыграть ей. — Я не спешу, дорогая. — Он ухмыльнулся, увидев удивление в ее больших выразительных глазах. — Если тебе хочется осмотреть пароход, я согласен. — Чудесно, — ответила она, надеясь, что их игра не продлится слишком долго. По правде говоря, ей тоже не терпелось остаться наедине со своим красивым мужем. Стоило ему прикоснуться к ней, и по телу ее пробегала горячая волна. — Идем на верхнюю палубу, — предложил он. Он повел ее вверх по трапу. Когда они вышли на правый борт, Хилтон обратил ее внимание на резные колонны и поручни в готическом стиле. Сильвия, улыбаясь, кивала, восхищаясь резными цветами, желудями и завитками. Хилтон провел ее по коридору мимо кают с дверями из темного ореха, который заканчивался большим салоном. Они вошли туда, и Хилтон подвел ее к стойке бара. Он заказал бутылку вина, и официант разлил его по бокалам. Удобно откинувшись на стуле, Хилтон медленно пил вино, делая вид, что никуда не спешит. Они болтали о том, о сем и вели себя так, словно не сгорали от нетерпения уединиться в каюте. Спустя час Хилтон поднялся из-за стола. Наступали сумерки, и в салоне зажгли канделябры. На небе появились звезды. Сильвия улыбалась, уверенная, что сейчас муж поведет ее в каюту. Но Хилтон решил подразнить ее: он повел ее на верхнюю палубу, откуда по трапу они поднялись к рубке. — Отсюда ты можешь увидеть всю реку с расстилающимися по берегам плантациями. — Потрясающий вид, правда, Хилтон? — спросила Сильвия, оглядывая берега, где в наступивших сумерках мерцали огни. — Да, дорогая, — ответил Хилтон. — Прошу тебя, муж мой, отведи меня в нашу каюту. Займись со мной любовью, дорогой. — Как скажешь, любимая. Они вошли в каюту, заперли дверь и, сгорая от нетерпения, сорвали с себя одежду. Хилтон, подняв свою любимую жену на руки, отнес ее на кровать. Они любили друг друга страстно, жадно, безостановочно. Два тела слились воедино. Одно — нежное, изящное, золотистое. Второе — крепкое, стройное, смуглое. Они стали одним целым. На время, на ночь, на всю жизнь. Глава 31 Солнце садилось. Сильвия стояла на широкой галерее «Ривербенда» и ждала мужа. Запах магнолий и жасмина разливался в теплом воздухе, вызывая счастливую улыбку на лице хозяйки. Ее взгляд скользнул по ухоженным лужайкам, и сердце наполнилось гордостью. Сады цветут, для рабов построены новые хижины. Размытые дождем поля сахарного тростника засажены хлопком. Пустовавшую сахарную фабрику, деревянную сторожку и разрушенную церковь снесли. На высоком холме была построена новая церковь, в которую каждое воскресенье приходили толпы народа. Рядом с церковью располагалось новое кладбище. Здесь были похоронены Большой Наполеон и старый Джаспер. Здесь же покоились тела Эдвина и Серины Фэрмонт. В это тихое место долетали гудки пароходов, посылающих прощальный привет тем, кто уже никогда не сможет отправиться в путешествие по могучей реке. Отреставрированный особняк поражал своим великолепием. Мебель была заказана в Европе и доставлена по реке из Нового Орлеана. Любимый диван Серины, обитый парчой цвета шампанского, и стулья с позолоченными спинками были обиты заново и заняли почетное место в гостиной. Они будут украшать элегантную комнату, как украшали ее тогда, когда хозяйкой особняка была золотоволосая красавица, а когда Сильвия присоединится к той, которая покоится сейчас на кладбище, ее сыновья и дочери будут любоваться ими. Сильвия ходила по галерее и удовлетворенно вздыхала. Ее жизнь теперь была похожа на сказочный сон. Ночи, пропитанные запахом цветов, она проводила в просторной спальне в объятиях любимого мужа, и его сильное обнаженное тело прижималось к ней, согревая и защищая ее. Высокие двери в сад были распахнуты настежь, и тихое пение рабов, доносившееся в комнату, было еще одной составляющей ее счастья. Гудки пароходов вызывали у нее улыбку, и она еще крепче обнимала мужа. Дом. Она была дома. «Ривербенд». Ее «Ривербенд». Она вернула его. Она всегда знала, что вернет его.