Аннотация: Выдать замуж семь дочерей достопочтенного мистера Уитфелда… Превратить провинциальных простушек в принцесс лондонского света… За такое возьмется только безумец – или гений!
 Но разве знаменитый повеса и ловелас лорд Гриффин с этим не справится? Уроки начинаются… Ученицы преуспевают…
 А самая красивая и остроумная из сестер Уитфелд – Кэролайн – похоже, лучше других усваивает преподанные уроки.
 Перед ее чарами не устоять даже искушенному учителю!..


---------------------------------------------


 Сюзанна Энок
 Приглашение к греху



 Глава 1


 Лорд Закери Гриффин взял с подноса бокал кларета.
 – Господи, да когда же кончится этот вальс! – пробормотал он, глядя на пару танцоров в центре зала.
 Мимо него пролетали в танце другие пары, но он их едва замечал. Как, впрочем, и небольшую группу юных леди, пробиравшихся к нему вдоль стены. Они занимали его лишь потому, что вынуждали все время двигаться, чтобы не оказаться в гуще этой стайки, состоящей из разноцветного шелка и кружев.
 При обычных обстоятельствах он не возражал против того, чтобы сделать тур вальса с хорошенькой молоденькой куколкой. Это даже доставляло ему определенное удовольствие. Однако сегодня на первом плане у него было дело. А потанцевать он всегда успеет.
 Стоявшие по ту сторону зала два его старших брата – Себастьян, герцог Мельбурн, и Шарлемань – тоже не танцевали, а были заняты беседой с лордом Харви, у которого они наверняка выторговывали принадлежащие ему акции их судоходной компании. Закери желал им успеха, но у него самого голова шла кругом от одной мысли о всех этих чертовых цифрах и процентах.
 Вальс наконец закончился. Большинство танцевавших направились либо к своим компаниям, либо в буфет. Ему было видно, что пара, за которой он наблюдал, остановилась у столика с шоколадным кремом. Бросив последний взгляд на братьев, он направился туда же.
 – Рад, что вы все еще в Лондоне, майор. – Закери дотронулся до плеча, обтянутого красным мундиром.
 Лорд Трейси обернулся и с улыбкой протянул Закери руку:
 – Закери.
 – Хорошо выглядите.
 – Почему бы и нет? Есть причина? Разве что отказ вашей сестры выйти за меня замуж.
 – Никто из нас этого не ожидал, – признался Закери, но его улыбка стала более натянутой. Черт бы побрал Нелл! Сегодня ему не нужны осложнения. – Кроме Мельбурна, разумеется. Он всегда все знает наперед.
 – В таком случае он мог бы заранее предупредить меня, что леди Элинор собирается выйти замуж за маркиза Деверилла. Во всяком случае, до того, как поинтересоваться у меня, не желаю ли я войти в вашу семью.
 Закери пожал плечами. Он сомневался, что разочарование лорда Джона Трейси было искренним. Поскольку сестра Закери Нелл оказалась той еще штучкой, вряд ли он хотел бы быть прикованным к ней до конца своих дней.
 – Она сбежала с Девериллом. Нам удалось их поймать, но они каким-то образом ускользнули от нас. Валентина и Элинор, особенно когда они вместе, трудно остановить.
 – Я так и понял. Что я могу для вас сделать? Не могу же я снова делать предложение. В вашей семье больше нет отпрысков женского пола, а Пенелопе, дочери Мельбурна, всего восемь лет, не так ли?
 – Ей шесть. На самом деле я хотел просить вас об одолжении.
 – О каком?
 Набрав побольше воздуха, Закери бросился вниз головой с утеса.
 – Я хочу поступить в армию и отправиться на Пиренейский полуостров с фельдмаршалом Веллингтоном.
 – Ах, это, – рассмеялся майор. – Вы это серьезно?
 – Конечно. – Черт возьми, никто ему не верит. Ему уже надоели насмешки и поддразнивания членов семьи. Вот почему он постарался, чтобы сейчас Себастьян его не услышал.
 – Тогда примите мои извинения. Но вы отдаете себе отчет в том, что если вы поступите в армию, то уже не сможете просто передумать, потому что в противном случае вас ждут неприятные последствия?
 – Я это прекрасно понимаю, – ответил Закери, проигнорировав явно оскорбительное отношение майора к своему решению. – Я не спрашиваю у вас совета, стоит ли мне поступать в армию. Мне надо знать, в каком полку у меня будет возможность принять участие в боевых действиях. Я, знаете ли, не хочу оказаться где-то в двадцати милях от линии фронта и быть интендантом, ответственным за бочки с вином.
 – В таком случае присоединяйтесь к моему полку – сорок пятому пехотному, – тут же предложил Трейси. – И если вы не передумаете, я буду рад замолвить за вас словечко перед генерал-майором Пиктоном. Хотя с вашим именем и репутацией вам не требуются рекомендации.
 – Вы окажете мне честь, если поговорите с генералом. – Комплимент в адрес его семьи Закери оставил без внимания. Он обладал необходимыми для солдата качествами – умением обращаться с оружием и желанием отличиться. – Если вы меня представите, я ваш должник.
 – Если вы обещаете никогда больше не упоминать мое имя и слово «женитьба» в одном предложении, считайте, что мы квиты. – Трейси снова улыбнулся.
 – Благодарю вас.
 – Я сообщу вам, когда смогу устроить встречу. Мыс генералом возвращаемся в Испанию уже через две недели, так что ждать придется недолго.
 – Буду ждать.
 Когда они с Трейси расставались, Закери увидел, что Мельбурн за ними наблюдает. Однако он лишь удивленно поднял бровь и отправился высматривать партнершу для танца. Независимо от того, серьезно ли семья, а особенно старший брат, относится к его поступкам, он сам определит свое будущее. И сегодня вечером он сделал в этом направлении большой шаг. А значит, сейчас может насладиться танцем с какой-нибудь хорошенькой девушкой.
 На следующее утро Закери сидел за завтраком и читал сообщение, которое прислал майор Трейси. Оказалось, что генерал-майор Пиктон с большим удовольствием примет в свой штаб члена семьи Гриффинов и что они могут встретиться за обедом в клубе «Уайте».
 Закери сложил записку и положил в карман. Экземпляр газеты «Тайме», которую он начал читать, был слегка помят, из чего он сделал вывод, что газета побывала в руках кого-то из братьев. Скорее всего это был Шей – так в семье звали среднего брата.
 Согласно сообщению в газете, Элинор и Валентин проводили свой медовый месяц в Венеции. Об этом писала и Элинор, но Закери всегда находил интересным узнавать о подвигах клана Гриффинов из внешнего источника.
 –Доброе утро, дядя Закери. – В комнату влетела шестилетняя Пенелопа.
 – Привет, малышка. – Он наклонился, чтобы поцеловать девочку в щечку. – На прошлой неделе Валентин и Элинор катались в гондоле.
 С помощью дворецкого Пенелопа выбрала себе завтрак и уселась за стол рядом с Закери.
 – Я собираюсь поехать в Венецию. Если хочешь, можешь поехать со мной.
 – У меня на сегодня назначена встреча в клубе, – скрывая улыбку, ответил Закери. – Но завтра – пожалуйста.
 – Да я не сейчас собираюсь, а когда вырасту.
 – Ну, тогда я согласен.
 – Это хорошо. – Она откусила персик. – Потому что папа и дядя Шей слишком строгие.
 – А я нет?
 – Дядя Закери, ты же позволил мне попробовать виски из своего стакана.
 Вот это да!
 – Но мы никогда никому об этом не расскажем. Запомнила?
 – Забыла. – Она улыбнулась так, как улыбаются шестилетки – смело и беззаботно. – Папа обещал взять меня сегодня покататься верхом. Если хочешь, можешь к нам присоединиться.
 Прежде чем он успел отказаться, в комнату вошел отец Пенелопы. Себастьян, герцог Мельбурн, выглядел так, как должен был выглядеть – в свои тридцать четыре года он был одним из самых могущественных и влиятельных людей Англии и главой уважаемого семейства. Однако одет он был не для верховой езды.
 – Я уж было решил, что вы двое сегодня вообще не появитесь. – Он поцеловал дочь.
 – Я поздно лег, г – ответил Закери, не желая вдаваться в подробности прошедшего вечера. Умение вальсировать было лишь одним из множества талантов леди Амелии Брэдли.
 – А мне пришлось одевать миссис Хулигэн, – сказала Пенелопа, имея в виду свою куклу. – Она хочет поехать с нами.
 Герцог погладил кудрявую головку дочери.
 – Извини, Пип, но меня вызвали в Карлтон-Хаус.
 – Так ты увидишь Примни?
 – Наверное. Может быть, дядя Закери поедет погулять с тобой и твоей куклой.
 – А как насчет дяди Шея? – стараясь не хмуриться, спросил Закери.
 – Спроси его, может, он согласится. А у тебя на сегодня какие-то планы? – таким же непринужденным тоном поинтересовался Себастьян.
 – Он собирается на ленч в клуб, – заявила Пенелопа.
 – Вот как? Можно тебя на минутку, Закери? Закери кивнул и встал, напомнив себе, что Элинор клялась, будто их старший брат умеет читать чужие мысли, хотя доказательств этому не было.
 – Не трогай мою клубнику, Пип, – предупредил он племянницу и, выходя из комнаты, услышал, как она захихикала.
 Мельбурн повел его в свой кабинет. Разговор в кабинете не сулил ничего хорошего. Закери подошел к окну. Что бы ни задумал герцог, он не собирался садиться на один из «жертвенников», как он и другие члены семьи называли стулья в этом кабинете.
 Закрыв дверь, Мельбурн сказал:
 – У меня для тебя поручение.
 – С Пенелопой я покатаюсь верхом завтра. Как я уже сказал, на сегодня у меня есть дела.
 Герцог сел за свой массивный письменный стол. Закери смотрел в окно на сад, напоминая себе, что, хотя Мельбурн и имеет власть над остальным миром, для него он все равно просто старший брат.
 – Мне нет дела до твоего ленча, а с Пип может поехать погулять Шей. Я хочу обсудить с тобой дело, касающееся семьи.
 Это прозвучало не слишком зловеще. В последнее время никто не покидал пределы семьи, во всяком случае с тех пор, как Валентин и Элинор тайно сбежали в Шотландию. Мельбурну даже каким-то образом удалось – до того как новость просочилась в газеты – представить бегство сестры как заранее задуманную романтическую эскападу.
 Закери сел на широкий подоконник.
 – Давай говори.
 – Тетя Тремейн попросила меня найти ей сопровождающего.
 – Она снова хочет поехать на скачки в Дерби? – Закери усмехнулся. – В прошлый раз, когда она там была…
 – У нее разыгралась подагра, – перебил его Мельбурн, – и она хочет поехать на воды в Бат, чтобы пробыть там, возможно, до конца сезона. Я заверил тетю Тремейн, что ты будешь рад ее сопровождать.
 Еще не поняв до конца то, что сказал брат, Закери ответил:
 – Нет.
 – Прости…
 – Пошли Шарлеманя. У меня свои планы.
 – Шей нужен мне в Брайтоне, чтобы закончить покупку шести грузовых судов. А у тебя никогда не бывает планов.
 – А сейчас есть.
 – Не хочешь меня просветить? – Мельбурн откинулся на спинку кресла.
 – Я уже тебя просвещал, – стараясь говорить спокойно, ответил Закери. Он принял решение и был не намерен спорить. – Просто ты не воспринимаешь меня серьезно.
 В кабинете надолго повисла такая тишина, что было слышно, как в коридоре Пип болтает с дворецким. Герцог не двигался, но Закери понял, что Себастьян прокручивает в голове их разговоры и решает, как повернуть беседу в нужное ему русло. Закери не любил играть с Мельбурном в шахматы – он никогда не выигрывал. Но сейчас это были не шахматы. Речь шла о его будущем. И если он будет решительным, то не проиграет.
 – Скажи мне, – наконец заговорил герцог, – откуда появилось это неожиданное желание пойти в армию?
 Значит, он все же его слушал.
 – Оно вовсе не неожиданное. Я попытался поговорить с тобой на эту тему еще месяц тому назад, но тебе это было неинтересно.
 – А сейчас интересно.
 – Разве тебе не надо ехать в Карлтон-Хаус?
 – Закери, я не хочу, чтобы ты шел в армию. Закери готов был вскочить, но решил еще глубже усесться на подоконнике.
 – А что ты хочешь, чтобы я делал? Сопровождал Нелл на балы? Она теперь замужем, и я ей не нужен. Остается Пип, которую я должен возить на утренники, и сопровождать тетю Тремейн в придуманных ею поездках.
 – Почему придуманные? И еще всегда находятся…
 – Деловые интересы? Покупать и продавать неизвестно что и неизвестно с какой целью – этим вы занимаетесь с Шеем? От этих бесконечных сделок мне хочется уйти и запереться в сумасшедшем доме.
 – Я уверен, что есть что-то, что ты делаешь с удо-воль…
 – Это ты получаешь удовольствие, – оборвал его Закери. – Ты и Шей, а я – нет. Мне хочется чего-то другого. Хочу отвечать за что-то, Себастьян. А если это будет интересно и, может быть, принесет мне славу, тем лучше.
 Дворецкий тихо постучал в дверь.
 – Ваша светлость?
 – В чем дело, Стэнтон? – раздраженно спросил герцог.
 – Карета готова, ваша светлость.
 – Выйду через минуту. Закери слез с подоконника.
 – Думаю, мы закончим наш разговор позже. – После ленча с генерал-майором Пиктоном он будет лучше экипирован. Может быть, ему даже сразу дадут какое-нибудь поручение.
 – Мы закончим сейчас.
 – Но ведь ты…
 – Нет, я говорю – теперь. Помню, ты собирался стать духовным лицом.
 – Я никогда по-настоящему не хотел стать священником.
 – Поэтому увлечение продлилось всего неделю. А потом ты решил, что будешь объезжать скаковых лошадей.
 – Это нечестно, Себ…
 – Через два месяца у тебя пропал интерес и к этому занятию. Потом ты решил заняться земледелием.
 Закери выпрямился.
 – В этом виноват был ты. Бромли-Холл – это самая захудалая твоя собственность. Там была тоска смертная.
 – Почему? Провести ирригацию – это была совсем неплохая идея, если бы ты довел ее до конца.
 – То есть ты хочешь сказать, что я никчемный человек.
 – Я хочу сказать, что у тебя ни на что не хватает терпения. Если что-то требует труда, ты сразу же теряешь к этому интерес. Если ты хочешь ответственности, заведи собаку. Если тебе скучно, займись живописью. Незачем тебе маршировать в ярко-красном мундире по Европе, чтобы какой-нибудь французик тебя продырявил.
 – Большое спасибо, что ты веришь в мою глупость и абсолютную неспособность что-либо делать.
 – Это ни в коем случае не глупость, но ты знаешь сам себя. И отсутствие терпения в армии может сыграть с тобой злую шутку. Я не позволю тебе идти в армию, Закери, и ты знаешь, что я могу этому воспрепятствовать.
 Закери так крепко стиснул зубы, что у него задрожали мышцы лица.
 – Я третий сын в благородной семье, Себ. Мои возможности…
 – Более чем достаточны, если ты сделаешь выбор и не бросишь, не доведя ничего до конца.
 – Я уже сделал выбор. Спасибо за совет. – Закери повернулся и направился к двери.
 – Закери, ты…
 – Что – я, Себастьян? Я в безвыходном положении. И поскольку у тебя есть возможность не дать мне пойти в армию, как члену семьи Гриффинов, я могу притвориться, что я кто-то другой. – Он остановился, испугавшись, не загубил ли он свои планы. Ему надо было промолчать и просто уйти. – Я знаю, чего ты боишься. И мне жаль, что Шарлотта умерла. Я знаю, как ты ее любил. Ноты…
 Мельбурн поднялся так резко, что кресло перевернулось.
 – Довольно! – взревел он. – Моя жена здесь совершенно ни при чем.
 – Она была для тебя всем…
 – Ты поедешь с тетей Тремейн в Бат, – отрезал Мельбурн, сверкнув глазами. – Если ты за это время докажешь мне, что научился терпению, можешь владеть собой и достиг необходимого уровня ответственности, и если ты все еще не раздумаешь идти в армию, мы продолжим наш разговор.
 Он рассердился и опять сказал не то, что нужно, а после заявления Мельбурна он уже не мог взять назад свои слова.
 – Извини меня, Себастьян.
 – Не извиняйся. – Старший брат ходил взад-вперед по кабинету, видимо, пытаясь успокоиться, что само по себе было необычно: Мельбурн редко позволял кому-либо видеть, что он расстроен.
 – Я просто хотел сказать, ты не можешь держать всех нас под стеклянным колпаком и думать, что мы не попытаемся вырваться наружу, – сказал Закери более ровным голосом.
 – Советую тебе пойти и начать собирать чемодан. Ты уезжаешь через час.
 – Хорошо. Но однажды, Себастьян, ты переборщишь с приказами и увидишь, что вся твоя армия разбежалась.
 Проклятие! Они оба знали, что это была пустая угроза, но по крайней мере брат не стал смеяться. У Закери был свой достаточно большой доход, но его контролировал Мельбурн. Если он будет слишком настаивать, брат просто туже затянет кошелек. И тогда следующий выбор карьеры будет окончательным.




 Глава 2


 Кэролайн Уитфелд так сильно нажала на карандаш, что сломала грифель.
 – Грейс, перестань ерзать. Сестра почесала ухо.
 – Я не виновата. У меня чешется голова от этой шляпы.
 – Это не шляпа, а тюрбан. Пожалуйста, сиди спокойно. Мне надо еще две минуты.
 – Ты сказала то же самое пять минут назад, Каро. Кэролайн на секунду закрыла глаза. Она попыталась сосредоточиться на предмете своего рисунка, от которого у нее болела голова. Но она не собиралась сдаваться. Возможно, терпение является добродетелью, но в данный момент оно было и необходимостью.
 – Ты все время двигаешься, и поэтому я никак не могу закончить. И это ты захотела быть персидской княжной.
 Из холла внизу донеслись голоса:
 – Грейс! Мы уходим! Поторопись!
 Проклятие! Кэролайн схватила другой карандаш и начала судорожно рисовать светлые завитки волос, выбивавшиеся из-под шелкового тюрбана. Тюрбан она дорисует потом, для этого сестра не нужна.
 – Погоди, Грейс, ты же обещала. Но сестра уже направлялась к двери.
 – Они уедут без меня, а мне нужна новая шляпка.
 – Грейс…
 Тюрбан полетел на пол.
 – Прости, Каро, – бросила через плечо Грейс, – я вернусь после ленча.
 – Но тогда освещение будет другое… – начала было Кэролайн и умолкла.
 Положив карандаш, она встала и потянулась. Грейс не было никакого дела до освещения. Ей была нужна новая шляпка.
 Она могла бы попросить позировать другую сестру, но, выглянув в окно, увидела, что все шестеро усаживаются в четырехместную коляску Уитфелдов. Очевидно, всем сестрам были нужны новые шляпки.
 Такая настоятельная необходимость посетить шляпный магазин, вероятно, была связана с тем, что был вторник и Мартин, сын миссис Уильяме, недавно вернувшийся домой, в этот день обычно помогал матери раскладывать новый товар. Кэролайн улыбнулась. Бедный Мартин! На его месте, после трех месяцев мучений по вторникам, она бы поменяла день или по крайней мере часы. Конечно, продажи по вторникам были несравненно больше, чем в другие дни недели, так что появление в магазине Мартина именно утром во вторник не было простым совпадением.
 Кэролайн подняла с пола тюрбан и, положив его на стопку книг, обратила свой взор на эскиз. Она могла бы нарисовать любую из своих сестер по памяти, но без модели у нее не получался ни наклон головы, ни выражение лица. Но тюрбан-то она, во всяком случае, может закончить…
 – Каро?
 – Я здесь, папа. В оранжерее.
 – Что ты думаешь об этом? – В руках отец держал деревянный ящик, наполненный миниатюрными колоннами из папье-маше и камнями-подделками. – Конечно, это сейчас не в том масштабе, но посмотри…
 Эдмунд Уитфелд выглядел так, как, по ее мнению, должен выглядеть отец семи дочерей – озабоченным тем, как обеспечить семь приданных – тем более что пятеро его дочерей уже достигли возраста невест, – с начинающими редеть седыми волосами, в болтающемся на худых плечах камзоле.
 Кэролайн глянула на тщательно выстроенную миниатюрную диораму.
 – По-моему, это новые, – сказала она, указав на пару полуразрушенных греческих колонн рядом с нарисованным руслом реки.
 – Верно. Я решил, что так будет лучше.
 – Это уже начинает походить на руины Парфенона, как я себе их представляю. Древние и романтичные.
 – Ага! Я именно к этому и стремился. Завтра закажу эти колонны. – Он взял ящик и вышел, но тут же вернулся. – Я совсем забыл. Принесли почту. Тебе письмо.
 – Это ответ? – Она почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок.
 Отец пошарил свободной рукой в кармане.
 – Похоже, что так. Подержи ящик.
 – Папа…
 – Я не собираюсь тебя мучить, но я знал, что ты не выскажешь свое мнение о руинах, если я тебе до того отдам письмо. Вот оно. Держи.
 Кэролайн взяла письмо и посмотрела на адрес.
 – Это из Вены. Из студии Танберга.
 – Так прочти его, Каро.
 Она сунула палец под восковую печать, достала из конверта письмо и с бьющимся сердцем начала читать.
 – О Боже! Боже!
 – Что там? – спросил отец, осторожно поставив диораму на пол. – Они тебя берут? Давно пора, чтобы кто-нибудь тобой наконец заинтересовался.
 Она откашлялась и прочла вслух:
 – «М. Уитфелд. Спасибо за серию портретов, присланных вами вместе с заявлением о приеме. Я не вижу причин не включить вас в нашу программу обучения. Однако для того, чтобы я мог принять окончательное решение, – голос Кэролайн задрожал, – прошу вас прислать портрет какого-нибудь аристократа и подписанное им подтверждение того, что он (она) доволен вашей работой. Искренне ваш Рауль Танберг, директор студии Танберга».
 – Что ж, по-моему, это разумная просьба, – кивнув, сказал отец. – Наверное, бюджет студии складывается из денег, которые богатые граждане платят за портреты. А месье Танберг, видимо, хочет убедиться, что твоя работа принесет студии доход и привлечет к ней новых клиентов.
 Как он может быть таким спокойным? – недоумевала Кэролайн, чуть не задыхаясь от эмоций. Это не было безусловным согласием принять ее, но не было похоже и на те двадцать семь отказов, которые она до этого получила. Еще один шаг – и осуществится ее мечта! Больше не придется ссориться с сестрами, уговаривая их позировать, или просить кухарку немного повременить с обедом, чтобы она могла довести до совершенства наброски цыплят или какой-нибудь дичи. Все будет по-настоящему.
 – Думаю, тебе придется нанести визит лорду и леди Иде.
 Мыльный пузырь ее мечты в мгновение лопнул.
 Она уже писала портреты графа и графини раньше, и они висели у них дома. Но ей предстояла самая важная в ее жизни работа, а эти местные аристократы были самыми эксцентричными в Уилтшире. Она не собирается посылать в Вену двойной портрет – «Лорд и леди Иде в костюмах египетских фараонов». Рауль Танберг ославит ее на всю Европу.
 – Тебе придется заручиться их согласием, – продолжал Эдмунд Уитфелд.
 – Да, я что-нибудь придумаю.
 Может, ей удастся заменить портрет. Лорд и леди Иде этого не заметят. Ей нужно лишь их письменное одобрение, а описывать портрет нужды нет.
 – Это хорошая новость, Каро, – сказал отец, перечитывая письмо. – Я не хотел тебе ничего говорить, но раз ты получила такое письмо, ты должна знать.
 – О чем ты, папа? – У нее что-то сжалось в груди от предчувствия.
 – Ничего плохого. Но тебе двадцать три, и твоя мама все время напоминает мне, что у тебя шесть младших сестер, жаждущих выйти замуж. Ради них мы не можем…
 – Делать что? Я никому не делаю больно. Это всегда была моя мечта, папа.
 – Знаю. Именно поэтому я всегда поощрял и поддерживал твои усилия. Я понимаю, что такое мечта. Все же кое-кому ты наносишь вред. Например, своим сестрам, которым пора выходить замуж. Наше поместье небольшое, доходы ограниченны, а надо выкроить приданое для семи дочер…
 – Шестерых, – поправила отца Кэролайн, глотая слезы. Она так ясно представляла себе, чего она хочет, что не учла интересы сестер. Значит, теперь она оказалась преградой на их пути к счастью, как они его понимали. Замужество. – Я просила тебя исключить меня.
 – Я это помню, но ты по-прежнему остаешься членом семьи с ограниченными доходами. Краски, холст и…
 – Я плачу почти за все это сама, из своих карманных денег.
 – Не расстраивайся. У тебя такие хорошие новости. Просто я хотел, чтобы ты знала. Это последний год. Тебе придется принять решение.
 – А что случится, если месье Танберг мне откажет?
 – Конечно, он не откажет.
 – Но все-таки. Что тогда? Отец тяжело вздохнул:
 – Тогда к концу лета ты либо выйдешь замуж, либо примешь великодушное предложение лорда и леди Иде стать гувернанткой их детей. Они будут рады, если ты научишь их рисовать.
 – Их детей, – эхом отозвалась Кэролайн. Ужас. Другим словом нельзя было описать, что значит учить богатых, избалованных детей рисовать букеты.
 – Но теперь-то тебе не надо об этом волноваться. Его слова да Богу в уши.
 – Полагаю, что так.
 – Умница. Пойду расскажу твоей матери, что тебя почти приняли в студию в Вене. Нам всем станет легче.
 Ситуация была хуже, чем она предполагала. Разочарование и унижение от постоянных отказов из-за того, что она женщина, или из-за того, что было много желающих, наконец, просто потому, что она не могла внести вступительный взнос, не шли ни в какое сравнение с тем, чтобы стать гувернанткой. Ей придется отложить кисти и больше никогда к ним не прикасаться. Не будет ни живописи, ни той необъяснимой радости, которую она вызывала.
 Слава Богу, что отец наконец сказал ей, что ее ждет в будущем. Она убедит лорда и леди Иде позировать в своей повседневной одежде, и ее примут ученицей в студию Танберга.
 Другого выбора у нее не было.
 – Закери, если это проклятое существо еще раз укусит меня за ногу, я прикажу, чтобы его приготовили к обеду.
 Забери нагнулся и, схватив собаку за загривок, посадил рядом с собой на сиденье кареты.
 – Извини, тетя.
 Глэдис, тетя Тремейн, посмотрела на своего спутника.
 – А что это вообще за порода?
 – Думаю, что это помесь английской гончей и ирландского сеттера.
 – И с какой целью ты его приобрел?
 – Мельбурн сказал, что мне надо завести собаку. Видимо, он считает, что это научит меня терпению и разовьет во мне чувство ответственности. – Он сморщился, потому что щенок укусил его за палец. – Я назвал его Гарольдом.
 – Это второе имя твоего старшего брата.
 – Разве? Какое совпадение.
 Его тетя поднесла ко рту пяльцы и откусила голубую нитку. Потом достала из корзинки катушку зеленых ниток.
 – Знаешь, у меня есть нож, – сказал Закери, наблюдая за тем, как его тетя, отмотав нитку, тоже оторвала ее зубами.
 – Так быстрее, – сказала тетя и снова принялась за вышивание. – Никогда не знаешь, представится ли возможность заняться рукоделием.
 – Да, никогда не знаешь, вдруг возникнет необходимость вышить монограмму на носовом платке.
 – Можешь смеяться, мой мальчик, но я на тридцать лет старше и мудрее, чем ты.
 – К тому времени как мы приедем в Бат, ты ослепнешь, занимаясь вышиванием в этой тряске, и останешься без зубов, откусывая нитки.
 Она улыбнулась:
 –  Я занималась этим еще до того, как ты родился, Закери. Вышивание во время поездки в карете гораздо лучше помогает скоротать время, чем чтение.
 Закери был готов согласиться по крайней мере с частью этого заявления своей тетушки.
 Закери глянул на книгу, которую вчера утром, когда они уезжали, ему навязал брат Шарлемань, как будто две дюжины поэм Байрона смогут компенсировать ему ссылку в Бат. Гарольд, видимо, чувствовал то же самое: он уже разорвал обложку. Закери не сомневался, что подагра тети Тремейн не пройдет до тех пор, пока Мельбурн не сообщит, что нашел способ раз и навсегда отбить у своего младшего брата охоту идти в армию.
 Эта стратегия Мельбурна раздражала Закери, но ни через неделю, ни через месяц он не откажется от своего намерения. Ему нужна перемена. И если могущественный клан Гриффинов не придумает какой-нибудь совершенно неимоверный план, он присоединится к армии Веллингтона в Испании. Там по крайней мере он не будет лишним третьим братом, постоянным эскортом всех женщин семьи, более известный своим здоровым аппетитом и популярностью среди молоденьких девочек, а будет оценен по заслугам.
 – Вообще-то я хотел предложить немного поспать, – сказал он, увидев, что тетя смотрит на него очень внимательно.
 – Ты мог бы ехать верхом. Ты ведь настоял на том, чтобы взять свою лошадь. А я с тем же удовольствием вышивала бы и в одиночестве.
 Первым его побуждением было спросить, почему вообще было необходимо его присутствие. Однако все знали, что он едет в Бат не ради здоровья тети Тремейн. ради своего. Он достал часы и взглянул на них.
 – Гостиница будет через час. Если не возражает! мы с Гарольдом немного вздремнем.
 – По правде говоря, я договорилась с Фипсом, что мы сделаем небольшой крюк.
 – Как это? – спросил он. Уж не хотят ли они запереть его в каком-нибудь монастыре?
 – Я подумала, не провести ли нам ночь-другую в Уитфелд-Мэноре, чтобы я могла навестить свою школьную подругу Салли Уитфелд.
 – Это Мельбурн придумал?
 – Да нет. Мы с Салли кончали одну и ту же школу. Она писала мне, что я могу в любое время приехать к ней погостить. Мы не виделись почти шесть лет.
 Он поднял вверх руки в знак того, что сдается. Но потом ему пришлось локтем прижать к стенке щенка, пытавшегося прыгнуть ему на грудь.
 – Какая разница – Бат или Уитфелд-Мэнор. Не встану же я на пути школьной дружбы.
 – Умница.
 Усмехнувшись, Закери откинулся на кожаные подушки сиденья, крепко обхватил за шею щенка и закрыл глаза. Он совершал это путешествие не по своей воле, но он любил тетку. К тому же совсем неплохо подремать в теплой, мягко покачивающейся на рессорах карете.
 Через двадцать минут они свернули с основной дороги на проселочную. Карету начало бросать из стороны в сторону на ухабах, так что о том, чтобы дремать, не могло быть и речи. Щенок упал на пол и забился между его сапогами. Боже мой, кто же живет на другом конце этой ужасной дороги – дикие кельты? Тетя Тремейн как ни в чем не бывало продолжала вышивать, хотя ей вряд ли удавались прямые стежки.
 Вскоре дорога стала более ровной, – видимо, они подъезжали к частному владению.
 – Говорят, в этой части Уилтшира хорошая рыбалка. А мистер Уитфелд существует?
 – А как же. – Тетя Тремейн сунула вышивание в корзинку и искоса посмотрела на племянника. – Я полагаю, что несколько дней у тебя не будет недостатка в развлечениях.
 Неприятное подозрение шевельнулось где-то глубоко в душе Закери.
 – У Салли Уитфелд, часом, нет незамужней дочери?
 – Нет.
 – Отлично.
 Грузный дворецкий, тяжело дыша, открыл дверцу кареты. С помощью Закери, своей трости и дворецкого тетя Тремейн неуклюже спустилась на землю. Потом подняла голову и усмехнулась, глядя на Закери:
 – У нее их семь.
 – Чего – семь? – не понял он.
 В этот момент из дверей дома показалась стайка молоденьких девушек в цветастых муслиновых платьях.
 Гарольд залаял. Было уже поздно скрыться в карете и бежать, хотя это на какую-то секунду и пришло в голову Закери. Очевидно, предполагалось, что забота о тете Тремейн должна стать для него экзаменом на способность быть терпеливым и ответственным. И он так легко не сдастся. Хотя… Бог мой! Семь дочерей!
 Решив, что сделает тетке выговор позже, когда они останутся наедине, он спустился со ступенек кареты с деланной улыбкой. Вслед за ним выпрыгнул щенок и сразу же погнался за цыплятами, гулявшими вдоль дорожки.
 Девушки, очевидно, были знакомы с тетей Тремейн, потому что воздух огласился восторженными криками по поводу приезда «леди Глэдис», почти заглушившими лай Гарольда и писк цыплят.
 – Здравствуйте, девочки, – просияла тетя Тремейн, подставляя щеки для бесчисленных поцелуев. – Познакомьтесь. Это мой племянник, лорд Закери Гриффин.
 Армия женщин присела в почтительном реверансе:
 – Лорд Закери.
 Закери поклонился и тут же был окружен щебечущими девицами. В это время из дома вышли еще две женщины. Что это? Пансион благородных девиц?
 – Глэдис, – вскричала более пожилая – высокая и дородная леди – и крепко обняла его тетю.
 – О, дорогая! Я так рада тебя видеть! Это, очевидно, была мать выводка.
 Тетя поманила Закери пальцем, и он подошел к женщинам.
 – Вы, должно быть, миссис Уитфелд, – обратился он к подруге тети Тремейн и, взяв пухлую руку леди, склонился над ней. – Моя тетя Тремейн всегда говорит о вас с любовью.
 – Боже, какой душка, – закудахтала Салли, порозовев. – Ты правильно мне его описывала, Глэдис.
 Неужели они его обсуждали? Это не предвещало ничего хорошего.
 – У вас прелестные дочери, – сказал он, довольный тем, что и сам происходил из большой и шумной семьи. Иначе он не выдержал бы такой натиск.
 – Разрешите вас представить. Девочки, перестаньте таращиться, глупышки. – Сказав это, она выстроила девушек в шеренгу, весьма похожую на строй солдат, стоящих по стойке смирно, если бы не платья и чепчики, не хихиканье и перешептывание. В этот момент Гарольд оставил в покое цыплят и занялся сапогами Закери. Хорошо, что в дорогу он надел старые, а новую пару положил в чемодан.
 Когда девушки были построены, он обратил внимание на ту, что вышла из дома последней. У нее были мягкие каштановые волосы, немного более темные, чем у сестер, ясные зеленые глаза и высокая стройная фигура. Она оглядела его с головы до ног, даже повернулась, чтобы увидеть его профиль, словно он был каким-то насекомым, а она – энтомологом.
 –Лорд Закери, – сказала миссис Уитфелд, поставив зеленоглазую девушку в начало шеренги, – это моя старшая, Кэролайн.
 Он поклонился.
 – Мисс Уитфелд. Рад познакомиться.
 – Советую приберечь поклоны до того момента, когда все мы будем представлены, иначе у вас закружится голова, – низким насмешливым голосом сказала она. Поскольку ее мать уже перешла к следующей дочери, возможно, никто, кроме Закери, ничего не услышал.
 – Это Сьюзен, дальше близнецы – Джоанна и Джулия. Грейс только что исполнилось восемнадцать. Энн и Вайолет – самые младшие.
 Закери стряхнул щенка с сапог и, убедившись, что представление окончено, снова поклонился.
 – Рад познакомиться со всеми вами, – сказал он, глянув на старшую дочь, которая, кажется, забыла о своем замечании и рассматривала его левую руку. Он пошевелил пальцами, и она моргнула.
 – Вы все так выросли и стали такими очаровательными юными леди, – сказала тетя Тремейн. – Моя племянница вышла замуж месяц назад, и теперь мне даже не с кем поболтать и обсудить модные журналы.
 – Тогда вы должны остаться! – воскликнула одна из близнецов. – Мама, попроси леди Глэдис и лорда Закери остаться!
 – Конечно, они останутся. Я и не думала иначе и надеюсь, что мистер Уитфелд не будет против.
 – Если мы не помешаем, мы с радостью останемся на несколько дней, – уверила всех тетя Тремейн.
 Кэролайн немного отстала от сестер, которые кружили вокруг Закери, каждая оспаривая право показать гостю его комнату. Она видела, как он улыбнулся и дипломатично предложил руку самой младшей, Вайолет.
 Лорд Закери был необычайно красивым джентльменом. У него были темные, почти черные волосы, отливавшие бронзой в лучах послеполуденного солнца, серые глаза, высокая, атлетически сложенная фигура. Высокие скулы и аристократический лоб делали его лицо очень привлекательным. Кэролайн хотела было улыбнуться, но потом подумала, что рано праздновать победу. Сначала она сделает несколько набросков и посмотрит, сможет ли перенести на холст эту красоту.
 Казалось, что ее молитвы услышаны. Она просила Господа послать ей аристократа, и словно по мановению волшебной палочки в их доме появился лорд Закери Гриффин. А с ним и возможность навсегда уехать из Уилтшира.




 Глава 3


 Ее сестры проводили неожиданных гостей в их комнаты, а Кэролайн поднялась на третий этаж в свою мастерскую.
 Большая комната в форме башни с полукруглым эркером была некогда кабинетом Эдмунда Уитфелда – его убежищем от оравы женщин. Только Кэролайн разрешалось входить в эту святая святых. А когда у нее неожиданно обнаружился талант к рисованию и живописи, ее мать усмотрела в этом возможность привлечь внимание к дочери какого-нибудь джентльмена – ценителя искусств и – кто знает – выдать дочь за него замуж и тем самым увеличить доходы семьи. Кэролайн перебралась в кабинет и сначала заняла там угол, но потом начала постепенно отвоевывать пространство, пока через два года отец добровольно не переехал в меньшую, но такую же изолированную от всех комнату на первом этаже за кухней.
 Кэролайн взяла новый альбом для эскизов и уселась на широкий полукруглый диван под эркером. Комната была хорошо освещена в течение всего дня, позволяя ей утром писать маслом, а во второй половине дня – делать эскизы.
 Сейчас ей захотелось сделать наброски. Обычно она любила, чтобы ей позировали даже для предварительных эскизов или по крайней мере чтобы она могла наблюдать за предметом больше чем пять минут. Но сегодня карандаш почти помимо ее воли скользил по бумаге.
 Сегодняшний случай был необычным. Не потому, что ей предстояло написать самый важный в ее жизни портрет, а потому, что ей не так уж часто приходилось писать портреты мужчин. Конечно, ей позировал отец, и лорд Иде в костюмах короля Артура и других исторических персонажей, и местный адвокат мистер Андертон, пожелавший украсить портретом свой офис. Но все это были пожилые мужчины, с которыми она была знакома всю жизнь.
 Уверенными, короткими штрихами она нарисовала голову лорда Закери, потом – его темные волнистые волосы. Глаза она, как правило, не рисовала, если перед ней не сидел «объект», но сейчас она ясно представила себе серые глаза лорда Закери. Необычные. Незабываемые.
 Дверь мастерской с шумом распахнулась, и в комнату ворвались ее сестры, болтая без умолку, да так быстро и громко, что, наверное, не слышали друг друга.
 Кэролайн положила карандаш и закрыла альбом.
 – Да замолчите вы! От ваших криков лопнут стекла.
 Джулия села с ней рядом.
 – Разве ты его не видела?
 Сьюзен подтащила к ним табурет, села на него и заявила:
 – Я в жизни своей не видела такого красивого мужчину.
 Грейс плюхнулась на диван по другую сторону от Кэролайн.
 – Только не говори, Каро, что ты этого не заметила.
 – Конечно, заметила. Мне хотелось бы сделать набросок. Мистер Танберг в своем письме просит прислать ему портрет аристократа. А лорд Закери определенно аристократ. – Она поняла бы это и без того, что все называли его лордом. Его стать, уверенность, свет в глазах – ошибиться было невозможно.
 – Я тоже хочу его нарисовать, – хихикнула Джоанна.
 – Или сделать модель из глины, – предложила Джулия.
 – Да, из глины, – подхватила Джоанна. – Я могла бы вылепить его своими руками.
 Вайолет скорчила гримасу.
 – Ты делай свою модель, а я хочу выйти за него замуж.
 – Да тебе только пятнадцать, глупышка, – снисходительно усмехнулась Джулия. – Он ни за что на тебе не женится, пока мы все здесь.
 – А он и на тебе не женится, – проворчала Вайолет. – Каро самая старшая. Она должна выйти замуж первой.
 – Я ни за кого не выхожу замуж, – заявила Кэролайн, опустив взгляд на альбом, лежавший у нее на коленях. Он был здесь, в этом альбоме, и ей хотелось продолжить рисовать его. – И вы все это знаете. Я уеду в студию Танберга, буду писать портреты и путешествовать по миру.
 – Что ж, если он останется и после того, как ты уедешь в Вену, – сказала Сьюзен, – тогда я могу выйти за него.
 – Сначала дождись, чтобы он сделал тебе предложение, Сьюзен, – пожала плечами Джулия. – Кроме того, такой красавец, как он, наверняка уже с кем-то обручен. Судя по карете и по одежде, он к тому же и богат.
 – Мама сказала, что он не женат, – сказала Вайолет, раздосадованная тем, что ее матримониальным планам не суждено сбыться. – Он и вправду богат. И у него два старших брата, тоже неженатых.
 – У него два брата? – Грейс вскочила и захлопала в ладоши. – Значит, для трех из нас есть мужья! Надо поговорить об этом с мамой.
 – Ты же ничего ни о нем, ни о его братьях не знаешь, – возразила Кэролайн. – Почему ты решила, что хочешь за кого-нибудь из них замуж?
 – Ты, Каро, ни в чем не разбираешься, кроме своих холстов, – парировала Сьюзен. – Так что нечего нас критиковать.
 – Я…
 –Да. Ты, если хочешь, можешь стать старой девой, а я хочу выйти замуж. – Раскрасневшись, Джоанна вскочила. – Пойдемте спросим маму.
 Мастерская опустела в мгновение ока. Кэролайн покачала головой, взяла карандаш и открыла альбом.
 – Значит, тебе совсем не интересно? Кэролайн вздрогнула.
 – Энн, я думала, что ты ушла со всеми, чтобы услышать историю семьи Гриффин.
 – Я уже ее знаю. – Хорошенькая белокурая семнадцатилетняя Энн села рядом с Кэролайн. – В отличие от некоторых других домочадцев я читаю новости и светскую хронику, а не просто рассматриваю картинки в модных журналах. Старший из братьев Гриффин – герцог Мельбурн.
 – О Боже! Так он из тех Гриффинов?
 – Да, из тех.
 – Но они… знамениты.
 – И чрезвычайно богаты. На этот счет мама не ошиблась. Поэтому я повторю: тебе не интересно?
 – Если ты имеешь в виду лорда Закери, то мне очень интересно. Если мне удастся запечатлеть на холсте одного из Гриффинов, месье Танбергу придется меня принять. Жаль, что вместо лорда Закери не приехал герцог Мельбурн. Тогда, если бы я написала его портрет, меня приняли бы в студию Томаса Лоуренса.
 – Студия Лоуренса тебя отвергла.
 – Портрет герцога Мельбурна заставил бы их пересмотреть свое решение.
 – Ты такая целеустремленная.
 – Скажи честно, Энн, ты думаешь, что это имеет значение, заинтересовал ли меня лорд Закери или нет? При такой родословной он мог бы жениться на дочери принца-регента, если бы захотел. Сомневаюсь, что, имея выбор из сотен молодых леди высшего общества, он выбрал бы девушку из семьи Уитфелд. – Она хихикнула. – Даже Сьюзен.
 – Не говори ей об этом. – Она заглянула в альбом. – Вижу, кого ты рисуешь. Он действительно очень красив.
 – И слава Богу. Но независимо от того, красавец он или урод, мне важнее написать его портрет, чем выйти за него замуж.
 Энн поцеловала сестру в щеку и встала.
 – Для тебя – да, но я не умею рисовать.
 – Это означает, что ты тоже собираешься принять участие в охоте на лис?
 – Кто-то же должен поймать лиса. Какое-то время я буду бежать вместе с другими гончими, чтобы посмотреть, как будут разворачиваться события.
 – Тогда удачи тебе.
 Кэролайн посмотрела вслед сестре. Если даже рассудительная Энн уже мечтает о лорде Закери, это не сулит спокойной жизни. Он, безусловно, красив, но она ни за кого не собирается выходить замуж, тем более за лорда. Брак для нее означал сплетни, вышивание, заботу о нарядах – все, что угодно, только бы чем-то заполнить пустоту бесконечных дней. Возможно, ее сестры мечтают именно об этом, но она лучше умрет.
 Каким бы он ни был красивым, ей нужно только одно: нарисовать его портрет, который должен прибыть в Вену к двадцатому числу этого месяца.
 Опять Кэролайн Уитфелд не спускает с него глаз. Закери старался не обращать на это внимания, но всякий раз, как он оглядывал стол, дабы вовлечь всех членов семьи в общую беседу, он ловил на себе ее взгляд.
 Это было бы менее заметно, если бы она принимала участие в разговоре, но, по всей вероятности, ей было интересно только смотреть на него. Он поймал себя на том, что смотрит на нее чаще, чем на других, но она была единственной, от которой ему не приходилось отбиваться. А какие у нее необычные глаза – зеленые, с коричневыми крапинками… Закери встряхнулся. Здесь надо быть начеку, а то его невнимательность может обернуться весьма неприятными затруднениями, да еще умноженными на семь.
 – Лорд Закери, это правда, что у вас два старших брата? – спросила одна из близнецов.
 Он проглотил кусок жареного цыпленка и кивнул:
 – Да, Шарлемань и Мель…
 – И все вы не женаты?
 Неудивительно, что все сидевшие за столом пообедали, кроме него. Ему все время приходилось отвечать на вопросы, так что он едва успевал что-нибудь проглотить.
 – Мельбурн вдовец, но да, сейчас мы все не женаты.
 – Мама сказала, что ваша сестра недавно вышла замуж за маркиза Деверилла. Это правда?
 – Да, в прошлом месяце в Шотл…
 – Вам нравится цыпленок, лорд Закери?
 Те два кусочка, которые ему удалось проглотить, были холодными.
 – Очень вкусный. Спаси…
 – Я тоже люблю жареных цыплят, правда, Энн? А вы любите танцевать вальс?
 А старшая сестра продолжала смотреть на него почти в упор. Это уже начало его раздражать.
 – Я люблю танц…
 – У нас был учитель, который научил нас всем современным танцам. В Троубридже великолепный зал для танцев и раутов. Они украшают его серебряными лентами и воздушными шарами. Это так красиво!
 Закери не знал, что было более невежливо – смотреть в упор или обрывать его на полуслове.
 – Лорд Закери, вы…
 – Лорд Закери, как…
 – Милорд, вы…
 Он положил вилку и повернулся лицом к старшей сестре.
 – Мисс Уитфелд, вас что-то беспокоит? Она прищурилась.
 – Нет, милорд.
 Он заметил, что девушки перестали забрасывать его вопросами и вообще замолчали. Даже мистер Уитфелд, который не обращал внимания на болтовню, сосредоточив его на жареной картошке у себя в тарелке, замер с вилкой на полпути ко рту. Закери, обескураженный неожиданной тишиной, стал наконец есть.
 – О! Простите.
 Но прежде чем он начал жевать, какофония возобновилась:
 – Лорд Закери, а как зовут вашу лошадь?
 – Саграмор.
 – Как рыцаря в легенде о короле Артуре?
 – Да.
 – А вашу собаку?
 – Гарольд.
 А старшая сестра все смотрела и смотрела на него и не принимала участия в общем разговоре.
 – Лорд Зак…
 – На что вы так смотрите, мисс Уитфелд? – В такой ситуации трудно научиться терпению. Но никто не скажет об этом Мельбурну.
 – На ваши уши, милорд, – ответила она совершенно серьезно.
 – Мои… – Такого ответа он не ожидал. – Мои уши?
 – Да, милорд.
 Он украдкой так повернул нож, чтобы увидеть в отражении свои уши. Кажется, оба они были целы.
 – А что такого интересного в моих ушах, позвольте спросить?
 – Их форма.
 Ему показалось, что ее губы дрогнули, но, возможно, это ему показалось. Теперь все остальные Уитфелды смотрели на его уши.
 – Мне казалось, уши у всех более или менее одинаковы.
 На сей раз он увидел, что в ее глазах промелькнул озорной огонек, а в уголках глаз появились морщинки.
 – Нет, милорд. У вас особенные уши.
 – Это верно, потому что старший брат часто таскал его за уши, чтобы Закери вел себя хорошо, – вставила тетя Тремейн.
 – У меня самые обыкновенные уши, – заявил Закери.
 – Я считаю, что у вас прелестные уши, – отважилась самая младшая из Уитфелдов.
 – Нет, они не прелестные, а красивые, – поправила ее другая сестра.
 Завязался спор: можно ли называть уши мужчины «прелестными» или «хорошенькими», или более подходящими были бы мужские комплименты. Закери воспользовался моментом и, наклонившись через угол стола в сторону старшей сестры, пробормотал:
 – С моими ушами что-то не так?
 У нее в первый раз после начала разговора слегка порозовели щеки.
 – Нет. Но вы спросили, на что я смотрю, а я ответила. Если я была слишком прямолинейна, прошу меня простить.
 – Ничего страшного. И все же – почему мои уши? Она опустила ресницы.
 – Я их изучала. Я хочу нарисовать ваш портрет.
 – Вы часто говорите мужчинам, с которыми едва знакомы, что хотите нарисовать их портрет?
 Она покраснела еще больше, но посмотрела ему в глаза.
 – Нет, милорд. Вы первый.
 Да, это очень странное начало флирта. И к тому же весьма смелое, если учесть, что совсем близко за столом сидели ее родители. Как бы она это ни называла – рисовать или целоваться, – он не возражал. По крайней мере она не трещала без умолку, как остальной выводок. Вообще-то Уитфелдов можно было бы считать друзьями его семьи, а это означало, что он не может затевать ничего скандального. Но с другой стороны, она…
 – Так нарисуйте, – улыбнулся он. – Но вы должны будете показать мне, что у вас получилось.
 – Разумеется, милорд.
 Возможно, пребывание здесь будет не таким скучным, как он ожидал.
 – А где мы встретимся… чтобы вы… для портрета? – Он поддержал ее довольно очевидный намек.
 – Как насчет того, чтобы вы пришли в мою мастерскую завтра утром? – предложила она. – Около восьми. Я думаю, до девяти часов нам никто не помешает.
 – Я захвачу с собой свои уши. – И все остальное, добавил он про себя.
 – Ты видела письмо, которое она получила? – спросила миссис Уитфелд его тетю.
 – Да, многообещающее.
 – Месье Танберг пишет, как истинный джентльмен, А он даже не англичанин.
 Закери сдвинул брови. Он, видимо, что-то пропустил.
 – А кто это…
 Он не закончил вопрос, потому что разговор неожиданно перекинулся на Бо Браммела и его манеры джентльмена. Этот человек был хлыщом, но девицы Уитфелд и слышать об этом не хотели. Поэтому Закери попридержал свое мнение при себе и лишь прокомментировал несколько встреч, которые были у него с Браммелом.
 Однако его внимание было приковано исключительно к Кэролайн. Прежде чем решиться на флирт, нужно задать несколько вопросов тете Тремейн. Хотя она была самой близкой из родственников, у нее, по словам Мельбурна, всегда была пугавшая всех тенденция жить и действовать по собственному плану.
 Впрочем, возможно, она действует по подсказке Мельбурна. Себастьян лишь предложил ему завести собаку, и это, по мнению Закери, прозвучало больше как шутка. Но не мешает проверить, решил он.
 Как только обед закончился, Закери подошел к тете.
 – Позволь проводить тебя в гостиную, – сказал он, предлагая ей руку.
 – О, не беспокойтесь, мы сами справимся, – возразила миссис Уитфелд, не дав тете ответить. – Вы, наверное, хотите выкурить сигару и выпить стакан портвейна с мистером Уитфелдом. Я знаю, как аристократы любят свой послеобеденный портвейн.
 Закери посмотрел на главу дома: он был единственным членом семьи, не проронившим ни слова за обедом.
 – Я не хочу нарушать традиции, – сказал Закери, неохотно отпуская руку тети Тремейн.
 – На самом деле, имея семь дочерей, мне не всегда удается следовать традиции, – неожиданно сказал мистер Уитфелд и сделал Закери знак следовать за ним.
 Они прошли через холл и мимо кухни в маленькую угловую комнату на первом этаже. Когда мистер Уитфелд зажег две лампы, Закери обомлел: странные предметы заполняли комнату почти до потолка. Это были деревянные шары, какие-то дощечки с колесами с обеих сторон, глиняные горшки с пучками засохших трав, миниатюрные греческие колонны, сделанные, по всей вероятности, из папье-маше.
 – Садитесь, милорд, – предложил мистер Уитфелд, смахнув со стула круглую деревянную решетку.
 – Спасибо. – Закери стал осторожно пробираться между необычными предметами. Он был поражен их количеством и разнообразием. – Могу я задать вопрос?
 – Если вы хотите, чтобы я что-то объяснил, скажу прямо – я не могу справиться с девочками. Я хотел иметь двоих детей. Моя жена решила, что они должны были родиться мальчиками, и не собиралась останавливаться, пока не добьется своего.
 Закери откашлялся.
 – Значит, вы все еще…
 – Нет, упаси Бог. Еще один ребенок любого пола, и я пущу себе пулю в лоб.
 – У меня самого два брата и сестра. Иногда мне хочется, чтобы нас было больше. – Хотя в последнее время идея быть единственным ребенком стала казаться Закери довольно привлекательной.
 – Еще братьев и сестер? Вы либо сошли с ума, либо вам повезло.
 – Понемногу того и другого.
 – Ха-ха. Хорошо сказано, милорд. Портвейн или бренди?
 – Если можно, бренди, пожалуйста.
 – Я тоже отдаю предпочтение бренди.
 Отец семейства отпил большой глоток янтарной жидкости.
 – Надеюсь, вы не обиделись на Каро за ее комментарии по поводу ваших ушей? Она иногда бывает слишком… прямолинейна. Этим, я думаю, она в меня.
 Закери недоумевал. Очевидно, Кэролайн либо уже и раньше использовала рисование в качестве предлога, либо у нее было известное пристрастие к ушам. В этой семейке все возможно.
 – Вовсе нет, – ответил он, правда не сразу.
 – Спасибо. Она одна из двух разумных девушек в этом доме. Другие настолько глупы, что, откровенно говоря, я просто не знаю, что с ними делать.
 – Могу я спросить, почему ни одна из них не замужем?
 Уитфелд рассмеялся:
 – Вы заметили, что они чуть было не разорвали вас на части, как только увидели? Представьте себе молодого человека, пришедшего, чтобы поухаживать за одной из них. Все холостяки обращаются в бегство меньше чем через минуту.
 Это можно понять. Если бы не тетя Тремейн, он под любым предлогом уехал бы отсюда с первыми лучами солнца. И ни разу бы не обернулся. .
 – Все были очень дружелюбны, – сказал Закери, помня, что он – Гриффин, а все Гриффины неизменно вежливы. – После чопорного Лондона мне показалось это очень даже забавным.
 – Как скажете. – Уитфелд отпил еще глоток виски. – Что до меня, я рад, что у меня есть этот крошечный уголок.
 Закери посчитал упоминание об уголке лучшим поводом для того, чтобы начать разговор. Он огляделся и сказал:
 – Ваша коллекция довольно разнообразна. Что вы собираете?
 – Это не коллекция. Все это мои изобретения.
 – Ваши изобретения?
 – Да. Вот это, например, приспособление для сбора яиц.
 – Как это?
 – Знаю, что пока это не совсем то, что надо, но если немного повозиться, оно может быть очень полезным. Вот видите, здесь, в середине, есть вторая сфера, работающая, как гироскоп. Если поместить ее под гнездом, имеющим внизу отверстие, то снесенное яйцо падает вниз и под его тяжестью сфера катится вниз по наклонной плоскости и попадает в подставленную внизу корзину.
 – Вот как, – произнес Закери, не зная, следует ли ему рассмеяться или обеспокоиться тем, что этот человек не совсем в своем уме. – И это работает?
 – Работает. Однако проблема в том, что первая сфера с яйцами разбивает все другие, от других кур. – Вздохнув, Уитфелд поставил свое изобретение на пол и носком сапога задвинул его под стол.
 – Одно яйцо в день – это не слишком выгодно, – заметил Закери.
 – Совершенно верно, но я продолжаю работать, чтобы найти решение.
 – И все ваши изобретения находятся в процессе разработки?
 – Некоторые из них являются прототипами. Но некоторые уже нашли применение в нашем хозяйстве. Я могу завтра утром провести с вами экскурсию, если пожелаете.
 Что ж, это будет неплохо для разнообразия.
 – С удовольствием. – Закери снова посмотрел на приспособление для сбора яиц. – А вы не рассматривали идею нескольких коротких наклонных плоскостей, соединенных с одной главной? Тогда не будет иметь значения, какая курица первой снесла яйцо.
 Уитфелд с минуту смотрел на него. Когда на него так смотрел один из его братьев, это заканчивалось тем, что они обзывали его идиотом или тупицей. Закери автоматически приготовился к оскорблению.
 – А короткие плоскости будут расположены немного под углом, чтобы дать возможность сферам поворачиваться в сторону главной плоскости, – медленно произнес Уитфелд, доставая лист бумаги и начиная рисовать. – Я дурак, что не додумался до этого.
 – Ерунда. Но у вас все еще остается проблема: если две сферы сталкиваются, они блокируют главную.
 – Это все же не такая сложная проблема, как та, что возникла минуту назад.
 – Значит, вы считаете, что это будет работать?
 – Думаю, да. – Уитфелд встал. – Прошу меня извинить, но мне надо достать чертежи.
 Закери тоже поднялся.
 – Конечно. А мне надо проверить, как там моя тетушка.
 Они пожали друг другу руки.
 – Спокойной ночи, милорд. Я понял, что лучше всего плыть по течению вместе с моими женщинами, а как только они отвернутся, сразу же бежать.
 – Спасибо за совет, – улыбнулся Закери. Возвращаясь в гостиную, Закери думал о том, что совет вряд ли ему пригодится. Да, дочерей было семь, но две из них еще были девочками. Видит Бог, у него уже был неплохой опыт общения с женщинами. Разница была в том, что все эти девушки были родственницами.
 Он остановился перед дверью в гостиную. Там стоял невероятный шум, похожий на кудахтанье. И он мог бы поклясться, что за десять секунд его имя упоминалось не менее десяти раз и притом разными голосами.
 Противостоящие силы – пять невест, плюс две девочки, плюс их мать и его тетя – еще никогда не были так велики. И все они ожидали, что он прямиком угодит в расставленные сети.
 – Проклятие, – пробормотал он и почел за благо скрыться в своей спальне. Он пока еще не был специалистом в военной тактике, но знал, что стратегическое отступление предпринимается с той целью, чтобы остаться живым для нового наступления. Но прежде чем принять новый удар, он выспится.
 Однако новый удар не заставил себя ждать. Не успел он открыть дверь спальни, как ему на грудь бросился щенок.
 – Ты скучал без меня, Гарольд? – пробурчал он, опуская щенка на пол.
 – Слава Богу, что вы пришли, милорд! – воскликнул камердинер, сбрасывая на пол потрепанное одеяло.
 – А в чем дело, Рид? – Закери закрыл дверь прежде, чем Гарольд успел выскочить в коридор.
 – Это… это животное, милорд, – брызгая слюной, ответил камердинер. – Я пытался от него отбиться, но он чуть не съел меня живьем. – Рид выставил одну ногу, показывая разорванную брючину и чулок. Башмака вообще не было видно.
 – Он еще щенок, Рид. Придется прощать его резвость.
 – Как скажете, милорд. Что-нибудь еще?
 Хм. Что бы там мисс Уитфелд ни затеяла на утро, он должен подготовиться.
 – Приготовь мой серый камзол и будь здесь в семь часов. У меня наутро назначена встреча.
 Он будет элегантен, но скромен, дабы соответствовать ожиданиям деревенской девушки.
 – Хорошо, милорд, но…
 – В чем дело? Гарольд, иди сюда! Гарольд, ко мне!
 – Ваш Гарольд съел ваш серый камзол.
 Закери посмотрел на камердинера, потом – на щенка.
 – Что ты сказал?
 – Ну, не весь. Но оторвал левый рукав. Я достал его из гардероба, чтобы погладить, милорд, а он, наверное, подумал, что я с ним играю или…
 – Ладно, – оборвал его Закери, стараясь не показывать своего раздражения. – Подойдет и коричневый.
 – Да, милорд. И я попрошу, чтобы серый камзол отдали портному. Может быть, его еще можно починить.
 Кивнув, Закери сел в кресло у окна со сборником поэзии, который ему дал Шей. Когда Рид ушел, он грозно приказал Гарольду:
 – Прекрати есть мои вещи.
 Щенок вильнул хвостом. Закери решил принять это за согласие.
 Он уже клевал носом над поэмой Байрона, когда услышал, как кто-то скребется в дверь. Он было подумал, что это Кэролайн, но ведь она назначила ему свидание на утро.
 – Войдите! – крикнул он, выпрямляясь в кресле. Тяжело хромая, в спальню вошла тетя Тремейн.
 – Трус, – провозгласила она, закрывая за собой дверь.
 – Прошу прощения?
 – Ты сбежал от полудюжины молодых леди, ожидавших тебя в гостиной.
 – Я устал, – ответил он, снова открывая книгу. – К тому же мне надо было дисциплинировать Гарольда.
 Тетя Тремейн посмотрела на щенка, который храпел на кровати Закери.
 – Ты в жизни еще никого не дисциплинировал. – Она подошла к Закери и постучала своей тростью по книге. – Но я по крайней мере смогла подробно ответить на все вопросы.
 – Какие вопросы?
 – О тебе. Твоя любимая еда, любимый цвет, любимый цветок, люб…
 – У меня нет любимого цветка.
 – Как же! Это белые лилии.
 – Стало быть, я к тому же и сентиментален.
 – Очевидно, – ничуть не смутившись, ответила тетя.
 – А ты какая? – Он схватил конец трости и заставил тетю опустить ее. Он слишком часто получал тростью по лодыжкам и коленям и знал, как это больно. Иногда ему даже казалось, что подагра тети Тремейн всего лишь предлог для того, чтобы использовать трость в качестве оружия.
 – Что ты имеешь в виду?
 – Ты заранее спланировала этот заезд к Уитфелдам?
 – Я знала, что Салли живет недалеко от дороги в Бат.
 – И ты знала, что у нее семь незамужних дочерей. – Да.
 – И ты не поделилась со мной этой информацией до того момента, как мы оказались почти у их дома.
 – Не обвиняйте меня в сводничестве, молодой человек. Это Себастьян определил тебя в качестве сопровождающего. Я могла бы поехать сюда или в Бат с Шарлеманем или даже Мельбурном. Но мне казалось, что они были заняты.
 «Я тоже мог бы быть занят», – подумал Закери, провожая тетю в ее спальню.
 – Стало быть, у тебя не было никакой цели.
 – Почему ты такой подозрительный? Одолжи мне свою книгу, чтобы было что почитать в постели.
 – Хорошо. Это книга Шея, так что не удивляйся пометкам на полях. А обложку съел Гарольд.
 Тетя Тремейн поцеловала его в щеку и посоветовала:
 – Постарайся получить удовольствие от пребывания в этом доме. Здесь все по-другому. Не как ты привык. Только помни, мой мальчик, что Салли моя подруга, ее дочери страшно наивны. А ты нет.
 – Не бойся, тетя. Я ни одну из них не собью с пути.
 – Я знаю.
 Вернувшись в свою комнату, он разделся и подвинул храпевшего Гарольда на другую сторону кровати. Он никого не собьет с пути. Однако если одна из них захочет сбить куда-нибудь его, это будет совсем другое дело. А утром он будет позировать для своего портрета… если именно это она имела в виду. Проклятое путешествие в Бат начало казаться не таким уж и скучным.




 Глава 4


 Кэролайн приготовила четыре карандаша с разной толщиной грифеля. У нее все должно быть под рукой. Надо произвести впечатление на лорда Закери не только своим умением рисовать, но и профессиональной подготовкой к сеансу позирования.
 Она нахмурилась. Не очень-то профессионально было глазеть на него весь вечер за обедом. Он же был Гриффином. Одним из Гриффинов. Возможно, его портрет писали Лоуренс или Рейнолдс. Или оба.
 Но в свою защиту она могла сказать одно: он приехал в Уилтшир как раз вовремя. Помимо того что она отчаянно хотела запомнить линию его подбородка и изгиб бровей на тот случай, если он вдруг исчезнет, ей трудно было поверить, что он вообще здесь. Но поскольку это так, с того момента, как он начнет позировать ей для портрета, она покажет себя настоящим, безусловным профессионалом. Больше никаких томных взглядов. Это был ее единственный шанс.
 Она почти не спала ночь и не только потому, что Сьюзен половину ночи болтала без умолку, не давая ей спать, восхищаясь тем, какой красивый, богатый и знатный их гость. У Кэролайн просто чесались руки, так ей хотелось тут же взять карандаш и начать рисовать его портрет. Она была знакома с ним всего полдня, а казалось, изучила его настолько, что смогла бы нарисовать по памяти. Однако учитывая важность портрета, надо, чтобы он позировал. Только лучшая ее работа поможет ей попасть в Вену и быть подальше от Уилтшира и места гувернантки в семье Идсов.
 За ее спиной скрипнула дверь. Кэролайн вздрогнула и обернулась. Лорд Закери стоял на пороге мастерской и улыбался.
 – Доброе утро.
 С минуту она просто на него смотрела. Сьюзен была права. Он не был слишком толстым или волосатым, а мужественным в лучшем значении этого слова. И еще ни один мужчина не смотрел на нее с таким выражением на лице. Он стал приближаться, сокращая расстояние между ними и не отрывая от нее серых глаз. Она сглотнула.
 Кэролайн смотрела, как он приближается, стараясь запомнить, как он держит голову, как играют мускулы под лосинами, чтобы потом запечатлеть это на холсте. Какими бы эпитетами ни наградили его сестры, они не передавали главного: он был великолепен – физически.
 – Доброе утро, – ответила она, считая, что охватившее ее волнение объясняется желанием поскорее начать работу.
 – Да, определенно доброе.
 Он дотронулся пальцами до ее щеки, а потом, наклонившись, медленно поцеловал в губы.
 На несколько секунд Кэролайн оцепенела, сосредоточившись на ощущении теплого прикосновения его губ. Но туман быстро рассеялся, и она отпрянула.
 – Что… что вы делаете?
 – Целую вас.
 – Сейчас же прекратите!
 – Уже прекратил. Вы здесь никого не спрятали в качестве свидетеля? Ведь это было ваше…
 – Вы что, с ума сошли? – пискнула она, переводя дыхание. – О чем вы говорите?
 – Вы пригласили меня сюда на свидание. Я не…
 – Я пригласила вас в свою студию, чтобы нарисовать ваш портрет. – Она никогда не слышала, чтобы в семье Гриффинов были сумасшедшие, но в ином случае он никогда бы не действовал так открыто. И уж конечно, никто из ее моделей никогда ее не целовал. – Сейчас же откройте дверь, прежде чем придет моя горничная и застанет нас одних.
 Он перевел взгляд с нее на альбом для эскизов и карандаши, а потом на стену позади нее. Ей не надо было оборачиваться, чтобы понять, на что он смотрит. Это все были ее работы.
 – Значит, когда вы сказали, что хотите нарисовать мой портрет, вы имели в виду именно это?
 – Да. А вы что подумали… – Теперь стали понятны и его взгляд, и поцелуй. – О! Я не какая-нибудь… свистушка, сэр.
 – Черт побери! – пробормотал он и открыл дверь. – Я просто болван. Простите меня, мисс Уитфелд.
 Лорд Закери остановился на пороге и опять посмотрел на стену позади Кэролайн. Потом подошел поближе, чтобы рассмотреть работы.
 Она повернулась, так чтобы он оставался в поле зрения. Смешанные чувства злости и унижения охватили ее. Как он мог такое подумать? Да еще о ней?
 – Значит, женщины часто просят вас позировать для портрета, а потом…
 – Нет, – оборвал он ее. Его лицо потемнело. – Это была глупая ошибка. А это, – он показал на стену, увешанную картинами, – согласитесь, это довольно необычно.
 – Мне это не кажется необычным, милорд. Он кивнул:
 – Нет, конечно. Еще раз прошу меня простить. – Он снова обернулся к двери.
 «Проклятие, – думала она, глядя, как ее надежды рушатся. – Если он уйдет, мне придется стать гувернанткой».
 – Я… Не уходите, милорд, – пискнула она.
 – Что? – Он остановился.
 – Это просто глупое недоразумение. Но мы же взрослые люди. Давайте начнем сначала.
 Он удивленно поднял брови.
 – Вы не сердитесь?
 Кэролайн заставила себя улыбнуться.
 – Или вы предпочитаете дуэль из-за этого поцелуя?
 – Нет. Я умею неплохо обращаться с оружием, но мне вряд ли понравится, если вы одержите надо мной победу и тем унизите меня.
 Она фыркнула, но тут же покраснела и прикрыла рот и нос ладонью. Лорд Закери опять рассмеялся. Кэролайн решила, что, пока не поздно, надо все-таки вести себя как профессионал.
 – Значит, мы договорились. Начинаем сначала.
 – Согласен. – Он вернулся к ее картинам. – Как давно вы занимаетесь живописью?
 – С тех пор, как себя помню. Некоторые из этих картин не слишком хорошие. – Румянец на ее щеках от его поцелуя и его близости стал еще более густым. Вообще-то у нее никогда не возникало потребности защищать свои работы, но поскольку она пыталась восстановить свой статус профессионала, ей показалось важным, чтобы он не принял ее за дилетанта в живописи.
 – В моих ранних работах нет глубины и эмоций.
 – Тогда зачем вы их храните?
 Ее сестры постоянно задавали ей такой же вопрос. Но у него он прозвучал как-то иначе. Похоже, что его действительно интересовало, почему она их хранит.
 – Они напоминают мне, что живопись – это процесс, что надо учиться на своих ошибках, что я набираюсь опыта и пишу лучше, чем раньше.
 – Вы действительно преуспели. – Он показал на портрет ее отца, написанный недавно. – Этот хорош.
 – Спасибо.
 Ей и раньше это говорили, хотя за комплиментом как бы скрывалось какое-то условие, вроде того, что для женщины она пишет неплохо. Он уже назвал ее хобби странным.
 – Вы изучали искусство? – не удержалась она.
 – Немного, хотя моя семья об этом не подозревает. А почему в доме нигде нет вашего портрета?
 – Есть один – в холле перед гостиной. Я его не очень люблю, но папа настаивает, чтобы там были либо портреты каждого члена семьи или ни одного.
 – Поэтому вы ловите всех гостей и просите разрешения нарисовать их портрет?
 Он подошел ближе, и она почувствовала такое стеснение в груди, что стало трудно дышать.
 – Да, но я делаю только наброски. Ничего больше, – подчеркнула она.
 – Так нарисуйте меня. Где вы хотите, чтобы я сел? Уже хорошо, хотя она была почти готова к тому, что он снова ее поцелует.
 – Думаю, для начала – у окна. Это предварительный набросок, и я хочу попробовать различные ракурсы.
 – Я в полном вашем распоряжении. Мне стоять или сидеть?
 – Лучше стоять. – Ею уже овладело возбуждение и предвкушение. Взяв альбом и карандаши, она подвинула табурет на середину комнаты. – Смотрите в окно на поля.
 – Не приложить ли мне ко лбу руку козырьком, будто я обозреваю свои огромные владения? – предложил он и продемонстрировал, как это сделает.
 Она не удержалась и снова фыркнула:
 – Если вам так удобно, милорд.
 – Все, что мне нужно, это портрет, из-за которого я могу оказаться в Бедламе. Ав мое отсутствие братья смогут бросать в мое изображение дротики.
 Кэролайн начала рисовать.
 – Вы не очень-то ладите со своими братьями, не так ли?
 – В общем, мы ладим прекрасно. Они мои лучшие друзья.
 – Тогда зачем они будут бросать в вас дротики? Лорд Закери рассмеялся:
 – Они будут бросать лишь в мое изображение. Единственные колкости, которые они позволяют себе в мой адрес, словесного характера.
 – Полагаю, вы отвечаете им тем же?
 – Разумеется. Не могу же я лишать их удовольствия. – Держа голову прямо, он покосился на нее. – Вы могли бы нарисовать меня в военной форме?
 Черт! Он такой же невозможный, как граф и графиня Иде. Но мундир – это по крайней мере не курточка дрессированной обезьяны и не тога греческого бога.
 – Могу, почему же нет.
 – Отлично. Я отошлю его Мельбурну. У него будет апоплекс…
 – Нет!
 Он повернулся к ней лицом, так что ей пришлось перестать рисовать.
 – Почему?
 – Ваш портрет нужен мне.
 – Чтобы повесить на стену вместе с остальными? Я заплачу за него, мисс Уитфелд.
 – Не в этом дело… Я подала заявление о приеме в студию. Портрет – это как бы вступительный взнос. – Кэролайн попыталась успокоиться. Она не может отдать ему портрет. – Я могу позже нарисовать еще один портрет, после того как закончу этот. Прошу вас, поверните голову.
 – А в какую студию?
 Она на секунду закрыла глаза. Он наверняка спросит, почему она не обратилась к известным английским художникам, и ей придется объяснять, что она пыталась, но все ее отвергли.
 – Я уверена, вы о ней не слышали… Леди Глэдис сказала, что ваша сестра недавно вышла замуж?
 – Да, за лучшего друга моего старшего брата, что, на мой взгляд, хорошо, поскольку иначе нам пришлось бы убить его.
 – Боже праведный, почему?
 – Это длинная история.
 – Даже если бы я имела привычку сплетничать, сомневаюсь, что у нас с вами есть общие знакомые.
 Он чуть повернул голову, чтобы взглянуть на нее.
 – Они сбежали.
 – Вот как!
 – На самом деле даже дважды. Мы их поймали, но им удалось ускользнуть от нас. Они отвязали наших лошадей. Мне понадобилось двадцать минут, чтобы напасть на след Саграмора. Но к тому моменту Мельбурн решил согласиться на их свадьбу.
 – Я ценю ваше доверие, милорд. Я никому ничего не расскажу.
 – Зовите меня Закери. Я доверяю вам свое изображение на холсте, так что, полагаю, репутации Нелл и Валентина в надежных руках.
 Он сказал это довольно небрежным тоном, но Кэролайн поняла, что он не шутит. Если бы она кому-нибудь рассказала эту историю, он бы узнал, и тогда прощай его изображение на холсте.
 – В очень надежных.
 Она заметила, что выражение его лица смягчилось и стало еще более привлекательным. Если бы удалось передать этот взгляд, возможно, у нее был бы шанс попасть к одному из известных мастеров.
 Ему понравилось, с каким жаром она его уверила в своей деликатности. Похоже, он вызвал интерес у Кэролайн Уитфелд, несмотря на неуклюжую интерпретацию ее приглашения. У нее, несомненно, был характер, и это его интриговало.
 – В очень надежных, Закери, – подсказал он. Она вздохнула:
 – Да, Закери. Спасибо, что согласились позировать мне.
 – Не за что.
 Его будоражила эта странная ситуация. Он знал, что в известных кругах были бы убеждены, что за ошибкой, которую он совершил утром в отношении Кэролайн, последовала бы пощечина. А он стоит, позируя для какого-то художественного проекта, и рассказывает ей о семейном скандале. Мельбурна хватил бы удар, если бы он узнал, что Закери доверился ей. Однако Мельбурна здесь не было, но в том, что он оказался в этом доме, была, в конце концов, его вина.
 Хотя они решили забыть о поцелуе, они, по меркам Лондона, переступили рамки приличия. Но и здесь, в деревне, даже если дверь открыта, в доме, где семь сестер, их родители, его тетя и не менее двух дюжин слуг, это тоже могло обернуться неприятностями. Хорошо, что вся семья знает о ее склонности к рисованию и никто не посмотрел на них косо. В этом доме, видимо, были не такие строгие правила, и это обнадеживало.
 Вместе с тем он не позволит втянуть себя в компрометирующую ситуацию и тем самым – в женитьбу, пока не поцелует ее еще раз.
 – Не следует ли вам позвать кого-нибудь, кто присутствовал бы здесь с нами?
 – Моя горничная находится в коридоре, так что можете чувствовать себя в безопасности, – рассеянно ответила она, поглощенная рисованием. – Я обычно высылаю ее в коридор, потому что она либо начинает храпеть, либо ерзать. Это меня отвлекает от работы.
 До него начало доходить, что она и вправду забыла о поцелуе. Хм. Девушки так с ним не поступали. А поцелуй, черт возьми, был приятным.
 – Вообще-то я заботился не о своей безопасности.
 – Значит, о своей добродетели, – улыбнулась она, продолжая водить карандашом по бумаге.
 Видимо, она чувствовала себя спокойно, раз могла шутить. Чего доброго, расскажет своим сестрам, как он ее поцеловал, а потом начал извиняться. Не задумываясь над тем, правильно ли он поступает, Закери отошел от окна. Можно извиниться еще раз.
 – Перестаньте двигаться.
 Он проигнорировал замечание и остановился прямо перед ней.
 – Мисс Уитфелд, – сказал он, опять поднимая пальцем ее подбородок, – полагаю, что вы пока слишком мало меня знаете, чтобы отпускать замечания по поводу моей добродетели или отсутствия таковой. – Он медленно склонился над ней.
 – О! – выдохнула она.
 Он задумал остановиться в дюйме от ее губ, чтобы показать, что он не просто глиняная модель, которая ждет, чтобы ее запечатлели на бумаге, и что он любит пошутить. Но ее мягкие губы и отсутствие страха в глазах притягивали его. Закрыв глаза, он коснулся ее губ во второй раз за утро. Через мгновение карандаш упал на пол, а ее рука обвилась вокруг его шеи.
 – Каро, должно быть, его рисует, – раздался женский голос где-то на лестнице, и он отпрянул.
 Ее голова все еще была запрокинута, глаза – закрыты.
 – Мисс Уитфелд, сюда идут.
 – Я тоже займусь рисованием, если это позволит мне проводить время с лордом Закери. – Второй голос раздался где-то совсем близко.
 Кэролайн открыла глаза и прошипела:
 – Идите на место.
 – Уже иду, – так же тихо ответил он и, вернувшись к окну, принял прежнюю позу.
 Стало быть, она не собиралась заманивать его в ловушку и женить на себе, иначе она бы еще крепче обняла его и не отпустила. Первый поцелуй был ошибкой, пусть нечаянной. Но сейчас Закери прошиб холодный пот. Боже мой, как он мог быть так неосмотрителен!
 – Каро? – В комнату вошла одна из сестер, а за ней вереницей еще пять. Все шестеро сделали реверанс. – Лорд Закери.
 – Доброе утро, леди, – улыбнулся он.
 – Мы вас везде искали, – сказала младшая, Вайолет, или Виола, или как там ее. – Завтрак готов, лорд Закери.
 Он взглянул на Кэролайн поверх их голов. Ее щеки пылали. Если бы внимание сестер не было сосредоточено на нем, он и Кэролайн точно попали бы в беду.
 – Можно мне теперь пошевелиться, мисс Уитфелд?
 – Конечно. Ваши руки я нарисую потом. Может быть, в саду?
 – Хорошо.
 Кэролайн Уитфелд была целеустремленной девушкой и владела собой лучше, чем можно было предположить, если она могла думать о портрете, а не о двух поцелуях.
 – Ты не можешь его монополизировать, Каро. – Одна из близнецов схватила Закери за руку и потащила к двери. Еще одна сестра завладела его второй рукой. – Мы хотим показать ему Троубридж.
 – И сад, и пруд, – подхватила третья.
 – А на склонах гор распустились полевые цветы.
 – Мы совершим прогулку верхом, лорд Закери. Вы сможете поехать на Саграморе.
 – С удовольствием. Но я в распоряжении своей тети.
 – О! Вы должны поехать с нами!
 – Я постараюсь, – кивнул он.
 Здесь по крайней мере никто не считает его лишним родственником.
 Где-то в середине завтрака появилась миссис Уитфелд об руку с тетей Тремейн.
 – Что вы на это скажете, девочки? – дрожащим от волнения голосом спросила миссис Уитфелд. – Я поговорила с Глэдис, и она согласилась остаться у нас по крайней мере на две недели.
 – Ура!
 – Поэтому, кроме уже намеченного на четверг вечера в городском собрании, я думаю, что мы устроим свой собственный бал. – Она оглядела всех своими зелеными глазами и остановила взгляд на Закери.
 Он уже видел такие взгляды. Возможно, тетя Тремейн и не собиралась его женить, но кое-кто определенно об этом думал. Поднялся невообразимый шум, все девочки заговорили о новых платьях и о бале. Все, кроме одной.
 Кэролайн съела свой тост с маслом и уставилась в тарелку. Он сомневался, что она вообще слышала, о чем говорила мать. Отец сказал, что среди его дочерей лишь две отличаются здравым умом. Кэролайн, вероятно, была одной из них.
 – Каро, ты поедешь с нами в Троубридж?
 – Что? Нет. У меня работа.
 – У тебя всегда работа. – Сидевшая рядом девушка, кажется Сьюзен, тронула Закери за рукав: – Но вы ведь поедете с нами, лорд Закери? Мы обещали показать вам город.
 Он знал, где бы ему хотелось остаться, но Гриффины всегда были вежливыми.
 – С большим удовольствием… если тетя Тремейн не против.
 – Конечно же, нет. У нас с Салли есть кое-какая работа.
 – Мне не терпится увидеть, какое лицо будет у Мэри Горман, – прошептала одна из сестер. – Она умрет от зависти, когда увидит, кто у нас гостит.
 – Ты точно с нами не поедешь, Каро?
 Закери глянул на нее. Она смотрела на него в упор. И выглядела не очень-то счастливой. Видно, он сделал что-то такое, что нарушило ее планы.
 – К сожалению, я не могу оставить вам свои уши, – сказал он, и все, кроме Кэролайн, дружно рассмеялись. – Но они вернутся.
 – Не беспокойтесь. Пока я могу обойтись и без них. Одна из сестер зашла Кэролайн за спину и положила руки ей на плечи.
 – Поедем с нами. Я хочу, чтобы ты помогла мне выбрать цвет и материал для нового платья. – Наклонившись, она поцеловала сестру в щеку. – Пожалуйста.
 Очевидно, это была та вторая, отличавшаяся здравым умом. Закери не помнил ее имени, но неожиданно почувствовал, что благодарен ей. Ее лицо обрамляли белокурые волосы, голубые глаза смотрели из-под длинных ресниц. Очень мила, но ему почему-то больше нравилась та, которая фыркала совсем не как леди и не лезла за словом в карман.
 – Позвольте мне присоединиться к просьбе, мисс Уитфелд. Чем больше нас будет, тем веселее.
 – Ну хорошо, – вздохнула Кэролайн. – Только с условием, что днем вы будете позировать мне в саду.
 – Кэролайн, – упрекнула ее мать, – нельзя предъявлять ультиматум нашему гостю. И не следует монополизировать лорда Закери, особенно если у тебя есть не замуж…
 – Я всегда держу свое слово, – прервал ее Закери, не желая слышать окончание фразы. – Мои руки и уши будут в саду.
 Он постарается быть как можно больше времени рядом с Кэролайн до тех пор, пока не поймет, почему он отдает предпочтение той девушке семейства Уитфелдов, которой он интересен только как модель для портрета.




 Глава 5


 Кэролайн сидела, откинувшись на спинку сиденья, и пыталась не обращать внимания на Джоанну, которая то и дело толкала ее в бок и шептала на ухо всякие глупости. Она дорого бы дала за то, чтобы у нее был с собой альбом для эскизов и достаточно пространства, чтобы рисовать.
 Лорд Закери ехал на лошади рядом с коляской и весело обсуждал с Вайолет и Грейс состояние дорог в Уилтшире. Выглядел он образцом настоящего английского аристократа. Кэролайн не удивилась бы, если бы оказалось, что его Саграмор был чистых арабских кровей.
 Сам Закери был явно «чистопородным» – он сидел в седле непринужденно, как истинный аристократ, держа в одной руке вожжи, а другой – указывая на рощу тополей с таким видом, будто никогда прежде такой не видел, только потому, что на нее обратила внимание Вайолет. Легкий ветерок шевелил его темные волосы. Одна прядь упала на глаза и он отвел ее, не переставая смеяться над какой-то глупой шуткой Грейс.
 Насколько ей было известно, он еще не поцеловал ни одну из сестер – пока. Впрочем, он был у них в гостях всего двадцать четыре часа. Но если бы захотел, он, наверное, мог бы за неделю погубить репутацию всех до единой женщин в их графстве, особенно если учесть, как они перед ним заискивают. Кэролайн фыркнула и стала смотреть в окно кареты. Он выбрал для поцелуя ее, и он хорошо целуется. Ну и что? Пусть сестры забирают его себе, но после того, как она закончит портрет.
 Между тем Закери подъехал с ее стороны и, приподняв шляпу, сказал:
 – Я не хотел отрывать вас от рисования.
 – Но оторвали. Не понимаю, зачем вы это сделали. Шесть прелестных молодых девушек хотят поболтать с вами. Неужели вам нужна еще одна?
 – Да.
 – И зачем же?
 Он, несомненно, думает, что она будет польщена. А у нее всего три недели, чтобы сделать свой самый лучший портрет и отослать его в студию. Ей понадобится каждая минута этого времени, особенно если сестры будут все время уговаривать его поехать с ними в город, и даже несмотря на то, что она могла бы нарисовать его по памяти.
 В то же самое время она думала о том, почему его присутствие так ее волнует. Оно было как легкий ветерок – свежий, теплый и немного шальной. И это ей нравилось, хотя обычно у нее не было времени на такие глупости. А сейчас, когда у нее есть такая серьезная цель, тем более.
 – Сложно объяснить. Возможно, я – ваша муза, ваше вдохновение. Мне не нравится лишать вас моего присутствия.
 Она фыркнула:
 – Боже праведный.
 Кэролайн пришлось признаться, что она не ожидала от Гриффина такой доброжелательности – или такого остроумия. Зная, как герцог Мельбурн помогает правительству проводить его политику, как умело покупает и продает недвижимость и товары, можно было ожидать, что все Гриффины жесткие, сухие, старые скряги и ворчуны, пахнущие сигарами. Закери оказался совсем другим. Это удивило ее и немного вывело из равновесия. Непонятно только, какое это имеет значение, если ей нужно лишь написать его портрет.
 – Если бы вы были моей музой, то сейчас сидели бы в саду и позировали мне, пока я рисовала бы ваши руки, – сказала она, потому что он все еще смотрел на нее.
 Он приложил руку к груди.
 – По-моему, мисс Уитфелд, вам просто нравится водить меня за нос.
 – Каро? – воскликнула Сьюзен, сидевшая напротив. – Она даже не взглянула бы на вас, если бы ей не надо было написать ваш портрет. Она не собирается выходить замуж.
 – Правда? – Закери поднял одну бровь, а в его глазах блеснул озорной огонек.
 – Сьюзен, замолчи. – Краска залила Кэролайн щеки. – Лорда Закери это не касается.
 – Я просто тебя дразню.
 – Это было не смешно, – отрезала Кэролайн, чувствуя, что задета ее гордость, хотя не поняла почему. Сьюзен сказала правду. – Что, если бы я сказала, что твоя единственная в жизни цель – выйти замуж?
 – Кэролайн!
 Словно предчувствуя унижение Сьюзен, Закери сделал вид, что ничего не слышал, и поскакал впереди кареты.
 – Прекрати, Каро, – тихо сказала Сьюзен. – Не надо мешать остальным только потому, что он не нужен тебе.
 – Если бы вы все перестали к нему приставать, может быть, у одной из вас был бы шанс. Я слишком хорошо знаю тебя, и ты меня пугаешь. Удивляюсь, как это лорд Закери еще не сбежал от нас в Лондон.
 – Ерунда, – вмешалась в разговор Джулия. – Наше внимание ему льстит. И он должен выбрать одну из нас.
 – Как же! Он до сих пор холост только в ожидании визита к девицам Уитфелд. Подумай, Джулия. Он мог жениться на любой женщине, если бы захотел. Зачем ему выбирать одну из вас?
 – Почему бы и нет? Если разобраться, у него гораздо больше шансов выбрать одну из шести, чем жениться на единственной дочери какого-нибудь другого семейства.
 – Странная арифметика.
 – Я знаю одно, – наконец вмешалась Энн. – Если мы будем все время друг с другом спорить, он не захочет иметь дело ни с одной из нас. И не забывайте, что в наших интересах помочь Каро написать портрет.
 – Так, чтобы она могла переехать в Вену, а папа с мамой занялись бы тем, чтобы повыдавать нас всех замуж. – Вайолет расправила юбки.
 – Я буду скучать, – заметила Кэролайн, притворившись, что ей не больно от того, что сестра с такой легкостью готова с ней расстаться.
 – Я предлагаю, чтобы мы общались с ним по очереди, – сказала рассудительная Энн. – А то он теряется от такого напора с нашей стороны. И тогда у нас у каждой будет шанс. – Она похлопала Кэролайн по колену. – Мы хотим, чтобы ты поехала в Вену только потому, что сможем тебя там навещать.
 Кэролайн улыбнулась в надежде, что Энн поймет, как она ей благодарна.
 – Только прошу вас так поделить свое время с лордом Закери, чтобы у меня была возможность написать его портрет.
 – Я отдам тебе свое время, – нахмурившись, неожиданно предложила Вайолет. – Я не хотела тебя обижать, Каро.
 – Не волнуйся, я все понимаю. – Хотя она не была в этом уверена. Жизнь, к которой так отчаянно стремились сестры, не казалась ей такой прекрасной. Даже если это будет брак с человеком с теплым взглядом серых глаз, который умел так элегантно сидеть верхом на лошади.
 – Но, Вайолет, тебе всего пятнадцать лет. Я считаю, что тебе вообще еще рано проводить с ним время. Также как Энн, – заметила Грейс.
 – Мне будет восемнадцать через девять недель, Грейс, – парировала Энн. – Я сегодня составлю расписание, а вы все подумайте, на какие экскурсии вы хотели бы с ним пойти, и я каждой назначу время.
 – Почему ты? – попыталась возразить Джулия.
 – Потому что ты не смогла бы составить расписание, даже если от этого зависела бы твоя жизнь. – Джоанна была категорична. – Мы согласны, Энн.
 – Разумеется.
 Они проехали старинный каменный мост и свернули на главную улицу Троубриджа. Головы прохожих сразу стали оборачиваться, но все смотрели не на девиц Уитфелд. Все пялились на гостя Уитфелдов – великолепного всадника на не менее великолепной лошади. Вряд ли их можно было винить за это.
 Закери спешился и, подойдя к карете, помог девушкам выйти. Интересно, подумала Кэролайн, что бы он сказал, если бы узнал, что семь девушек только что решили поделить его, словно какой-нибудь пирог.
 Девушки одна за другой хватали его за руку, чтобы сойти на землю, хотя им никогда прежде не была нужна помощь. Кэролайн подождала, пока все выйдут, потому что не хотела, чтобы ее затоптали, а главное, чтобы сохранить чувство собственного достоинства.
 – Шутки в сторону, но я рад, что вы согласились поехать с нами, – сказал Закери, помогая ей.
 – Я сделала это ради своих сестер, а не потому, что вы меня поцеловали.
 – Но вы и дома не остались, потому что я вас поцеловал.
 – Это было бы глупо. Я ведь уже сказала вам, что мне необходимо написать портрет.
 – То есть вы хотите сказать, что я этим воспользовался.
 – Я начинаю думать, что вы все время меня поддразниваете, ло… Закери.
 – Вам давно следует это понять. Я уже стал бояться вашего здравомыслия, пока не услышал, как вы смеетесь.
 – Я не умею по-другому. – Она действительно пыталась много раз, даже зажимала нос, но от этого лишь начинала давиться. – Вам не следует над этим подтрунивать.
 – Ая и не думал. Мне нравится, как вы смеетесь. Почему вы думаете, что я над вами подтрунивал?
 Она не успела ответить, потому что Джулия схватила его свободную руку, а Джоанна умудрилась втиснуться между ним и Кэролайн. Покачав головой, она отстала и пошла позади всех. Господи, подумала она, Закери ни минуты не был свободен с тех пор, как приехал.
 Может быть, он потому обратил на нее внимание, что она не пыталась ему навязываться?
 Конечно, хорошо, что он красив, но мог бы быть и трехглазым драконом, только бы был аристократом и согласился позировать для портрета. И он ее поцеловал.
 Она готова терпеть, лишь бы это помогло заставить его позировать. Впрочем, эти поцелуи не были так уж неприятны.
 – Каро, что он тебе сказал? – спросила Энн.
 – Что? Ничего. А почему ты спрашиваешь?
 – Ты покраснела.
 – Ничего подобного, – запинаясь, сказала Кэролайн. – Просто тепло, вот и все.
 – Как скажешь.
 Вайолет выскочила из магазина шляп.
 – Он возьмет нас с собой на рыбалку!
 – Как это? – удивилась Кэролайн.
 – Грейс спросила его, чем он любит заниматься в деревне, и он сказал, что обожает ловить рыбу. Потом Сьюзен сказала, что никогда не была на рыбалке, и он пригласил нас всех пойти с ним. Он заявил, что каждый человек должен хотя бы раз испытать, что это такое.
 – Я все равно составлю расписание, – проворчала Энн.
 – Мне кажется, мы все ему нравимся, – проворковала самая младшая из сестер. – И я передумала. Я не уступлю Кэролайн своего времени с ним. Мама сказала, что, если я смогу найти мужа, я выйду замуж.
 Кэролайн вошла в маленький тесный магазин и, увидев лорда Закери Гриффина, подумала, не сошел ли он с ума. Другой причины для того, чтобы мужчина пригласил пойти с ним на рыбалку шестерых девушек, она не могла придумать. Сейчас он стоял посреди магазина с шляпками в обеих руках и высказывал свое мнение о третьей, которую примеряла Грейс.
 Поразительно. Он вел себя так дружелюбно и раскованно, что неудивительно, что все сестры были влюблены в него. Впрочем, она подозревала, что их энтузиазм объяснялся не столько возможностью замужества, сколько желанием получить его богатство и титул.
 «Я, наверное, сошел с ума», – думал Закери, глядя на шляпки у себя в руках. Одна из сестер Уитфелд примеряла шляпку у зеркала, но было совершенно очевидно, что это делается исключительно для него. Интересно, как бы она себя повела, если бы он сказал, что ему нравится вон та безвкусная лиловая шляпка?
 Но он решил не озорничать – этого и так было довольно – и указал на прелестную голубую шляпку. Тут же сразу три девушки одновременно потянулись за ней.
 – Я первой на нее посмотрела! – воскликнула блондинка.
 – Подумаешь. – Одна из близнецов постаралась не выдавать своего огорчения. – Я вообще приехала, чтобы выбрать материю на платье. – Она повернулась к Закери: – Леди Глэдис говорит, что ваш любимый цвет зеленый. Это правда?
 Он понятия не имел, но все же сказал:
 – Да, пожалуй.
 – Особенно для рыбалки, – произнес тихий голос слева от него.
 Он увидел Кэролайн Уитфелд и не смог сдержать улыбки. Она была так погружена в рисование, что утром он не смог устоять перед желанием немного подразнить ее. Он не стал бы этого делать, если бы она не была профессионалом, но она, слава Богу, им была. Однако чувство юмора ему не изменило, несмотря на окружавшее его море глупости.
 – Полагаю, вы не захотите пойти вместе с нами на рыбалку? Я бы позволил вам нарисовать форель, которую я поймаю.
 Ее губы дернулись.
 – У меня есть более интересные дела, так что благодарю вас.
 – Вы удивитесь, мисс Уитфелд, как всего один день на рыбалке расслабляет. Вам это может пойти на пользу.
 – Вы намекаете на то, что мне необходимо расслабиться?
 Он подошел ближе, чувствуя, что все взгляды устремлены на них.
 – Вы та, кто, очевидно, никогда не ездит в город, кому не нужно новое платье для бала, кто не хочет выйти замуж и все дни напролет прячется в мастерской.
 – Я не прячусь, с чего вы взяли. – Его слова явно ее задели. – Можете потешаться сколько вам угодно, но у меня по крайней мере есть цель в жизни.
 Закери и его братья возвели поддразнивание в ранг искусства.
 – Рисовать что-то другое, а не рыб?
 – Очень смешно. Да вам не понять. Лучше идите и помогите Сьюзен и Джулии выбрать перчатки.
 – Если я вам совсем не нравлюсь, – тихо сказал он, наклонившись и вдыхая лимонный запах ее каштановых волос, – тогда не следует искать поводов, чтобы заговорить со мной.
 – Если я… – Она сделала глубокий вдох. – Прошу меня извинить, отец просил купить ему глину для лепки. – Она повернулась и вышла из магазина.
 Проклятие! Бросив взгляд на девушек, окруживших горы рулонов тканей, Закери попятился к двери и вышел вслед за Кэролайн.
 – Мисс Уитфелд!
 Она остановилась и обернулась.
 – Так кто из нас ищет повод заговорить?
 Он вздохнул. Эта крошка понятия не имеет, что такое флирт. Да и другие – тоже. Их стратегия, с позволения сказать, была больше похожа на паническое бегство стада, чем на стремление соблазнить. Это чудо, что ему удалось урвать два поцелуя.
 – Я хотел извиниться, если я сказал что-то обидное.
 – А-а. Хотите быть джентльменом. Я подумала, что вы обратили на меня внимание лишь потому, что я та из сестер, имя которой вы никакие можете запомнить, – с ехидством в голосе сказала она.
 – Было бы неплохо, если бы у всех вас имена были написаны на рукавах, – усмехнулся он. В общем-то это было правдой. – Я думал, что портретисты утонченные и выдержанные люди.
 Она почувствовала, как краска заливает ей лицо.
 – Я… вы… вы просто несносны.
 – А вы совершенно уникальны, – ответил он, запнувшись на слове, которое должно было описать эту странную, талантливую, искреннюю девушку.
 – Уникальна, – повторила она.
 – Да. А там, откуда я родом, уникальность…
 – Уникальна? Он улыбнулся:
 – Я хотел сказать «необычна». Я надеюсь, вас не обижает мое внимание, но мне действительно хочется знать, в какую студию вы обратились. Если не хотите говорить, в какую именно, может быть, намекнете, где она находится? Я бывал во многих местах. Возможно, я бы смог порекомендовать вам приличную гостиницу или расположенный рядом парк.
 Он был уверен, что она тихо фыркнула.
 – В Вене, – бросила она через плечо, продолжая идти.
 – Вена? Прелестный город. Но зимой там холодно.
 – Я бы могла сказать то же самое, хотя никогда там не была.
 – Если быть честным, я тоже не бывал в Вене. Я надеялся, что вы назовете Лондон или Венецию.
 Она замедлила шаг.
 – Вы бывали в Венеции?
 – Да, во время своего большого путешествия. Был в Риме, Париже, Афинах и остановился на юге, где было тепло.
 – Значит, вы видели «Давида»?
 – Вы имеете в виду статую? – Он понял, что нащупал еще одно слабое место в ее броне. Юмор и скульптура. – Да, видел. И Сикстинскую капеллу…
 Кэролайн обернулась и схватила его за рукав.
 – Она была изумительна?
 Он ответил не сразу. В такой момент братья обычно задавали ему вопрос о выборе вин и качествах женщин, которых он встречал во время своего путешествия по Европе. Вернувшись в Англию, он очень скоро пришел к выводу, что ошибся, уделив так много времени знаменитым произведениям искусства, хотя не помнил, чтобы когда-либо искусство приводило его в такой трепет, как в Европе.
 Шей, Себастьян и даже Элинор любили посмеяться над его интересом к качеству и количеству еды. Сначала Закери это раздражало, но потом он сдался, решив, что легче принять их поддразнивание, чем протестовать – тем более что он не мог объяснить, почему его так поразило то, что он увидел.
 По крайней мере с мисс Уитфелд у него есть нечто общее, кроме чувства юмора. Ей, конечно, захочется услышать о произведениях искусства, которые он видел. И ему придется быть честным. И он вдруг почувствовал себя неловко.
 – Когда пошел в Лувр, – признался он, – я почти час стоял перед картиной Леонардо да Винчи «Мона Лиза». Вы слышали о ней?
 – Конечно, слышала. Я видела наброски и копии, но увидеть настоящую… Расскажите, пожалуйста, какое она на вас произвела впечатление.
 Притворившись, что не замечает, как она в волнении сжимает его руку выше локтя, Закери свободной рукой толкнул дверь в магазин.
 – Не знаю, насколько вам будут интересны мои впечатления, но я с удовольствием поделюсь ими.
 Она споткнулась о порог, и он прижал ее к своему боку, чтобы удержать от падения. Он еще не встречал женщины, которая была бы столь сосредоточенна, как она. Впрочем, и его сестра Элинор славилась своей целеустремленностью. Правда, иного рода.
 Скрывая улыбку, Закери поинтересовался:
 – Что просил купить ваш отец?
 – Что? – Она словно очнулась. – О! Здравствуйте, мистер Маллен, – приветствовала она грузного человека за прилавком. – Глина для папы уже прибыла?
 – Да, прибыла, мисс Уитфелд. А также те альбомы для эскизов, которые вы заказывали в Лондоне.
 Ее зеленые глаза засияли.
 – О! Великолепно. Сколько я вам должна?
 – Тридцать шиллингов.
 Кэролайн положила деньги на прилавок и, приняв из рук хозяина сверток с альбомами, потянулась за влажным, завернутым в бумагу прямоугольником глины. Закери, однако, перехватил его:
 – Позвольте мне.
 – Спасибо, милорд.
 Он обратил внимание на то, как выпрямились плечи у хозяина магазина. Если городок так страдает от отсутствия новых людей, как об этом говорили тетя Тремейн и Кэролайн, то новость о его приезде благодаря мистеру Маллену разлетится с быстротой молнии.
 К несчастью для мистера Маллена, половина Троубриджа уже была где-то поблизости, когда он и Кэролайн вышли из магазина. Ее сестры бегали по улице и звали их по имени, причем его имя звучало гораздо чаще.
 – Господи. Вот глупые гусыни, – пробормотала Кэролайн. – Грейс, Сьюзен, мы здесь.
 Через минуту все окружили их, громко упрекая Кэролайн за то, что она увела Закери.
 – Леди, – вмешался Закери, – я здесь л ишь для того, чтобы носить покупки. – Он забрал у Кэролайн и альбомы. – Позвольте мне положить это и все ваши покупки в коляску, а потом вы покажете мне следующую достопримечательность.
 Закери с трудом донес гору свертков до коляски и вместе с кучером уложил их в багажное отделение.
 Когда он обернулся, то увидел, что все девицы рассматривают его спину. В их число он мог бы включить и Кэролайн, хотя ее интерес скорее всего был чисто профессиональным.
 – Что ж, пойдем?
 – О! В булочную!
 – Нет, в кондитерскую!
 – А мне нужна брошка для шали!
 Значит, так он должен был доказать свое терпение и свою ответственность, но, поскольку дело касалось этих юных леди, испытанию определенно больше подверглось терпение, чем ответственность. Шей и Мельбурн умерли бы от смеха, узнав, как он себя ведет. Все же компания Уитфелдов была более приятна, чем та, с которой ему, по всей вероятности, придется иметь дело в Бате.
 Предложив руку обеим близнецам и признавшись себе, что предпочел бы общество той из сестер, которая только притворяется, что хочет говорить об искусстве, он весело сказал:
 – Ведите меня, леди.




 Глава 6


 – Джоанна, пожалуйста, не стой перед лордом Закери, – попросила Кэролайн, надеясь, что никто не услышал скрежета ее зубов.
 Джоанна бросила на сестру возмущенный взгляд.
 – Мы разговариваем, так что я не могу стоять позади лорда Закери. Это было бы невежливо.
 Тяжело вздохнув, Кэролайн встала и в четвертый раз перетащила табурет на новое место. Обычно ей приходилось прибегать к подкупу, чтобы заставить какую-либо из сестер попозировать. Сегодня же ни одна не желала уходить.
 Закери Гриффин сидел на каменной скамье, окруженный сестрами Уитфелд, словно король во время дворцового приема. Возможно, он и не чувствовал себя королем, поскольку он наверняка привык к лести, привык быть центром всеобщего внимания.
 – Какой профиль вы предпочитаете? – спросил он, подперев пальцами подбородок и поворачивая голову сначала налево, а потом направо.
 – Если вы говорите со мной, то я пытаюсь нарисовать ваши руки. Ваша голова мне не нужна, – отрезала она.
 – Каро. – В голосе Джулии звучал упрек. – Не слушайте ее, лорд Закери, я считаю, что оба ваши профиля прекрасны.
 Однако брат герцога, глядя на Кэролайн, все время посмеивался. Он вообще все время на нее смотрел, сначала утром, когда они были в городе, потом во время ленча и теперь, пока находились в саду. Она не понимала, как ему это удавалось – ведь в это же время он болтал с сестрами. Но каждый раз, когда она ловила на себе его взгляд, она вспоминала поцелуи и краснела. А еще ему нравился ее смех.
 – Расскажите мне, леди, – растягивая слова, спрашивал он, – мисс Уитфелд всегда разговаривает со своими моделями так… строго?
 – Нет, – покачала головой Вайолет, – обычно она ведет себя как профессионал.
 Превосходно. Он и ее сестры до того ее вымотали, что она начинает срываться и тем самым ставит под удар свое будущее. Ведь ей нужно письменное одобрение Закери, равно как и портретное сходство. Жаль, что все они не помогают ей. Хотя бы немного.
 – Прошу меня простить, – холодно сказала она. ~ Грейс, не могла бы ты…
 – Извините меня, мисс Уитфелд, – в конце дорожки появился дворецкий, – у вашей матушки гости, и она просит вас всех прийти в гостиную. И вас тоже, милорд.
 – Кто к нам приехал, Барлинг? – поинтересовалась Сьюзен, вставая.
 Когда Барлинг в ответ на вопрос часто замигал, Кэролайн поняла, кто это может быть.
 – Это миссис Горман, – сказала она, засовывая карандаш за ухо. Черт бы побрал Порцию Горман. К тому времени как она уедет, солнце уже начнет садиться и света будет совсем мало.
 – И мисс Горман, – добавил дворецкий. Джулия и Джоанна начали хихикать.
 – Давайте поторопимся. Хочется посмотреть на лицо Мэри, когда она увидит, кто у нас гостит.
 Джоанна повела все стадо за собой. Кэролайн встала и сунула подмышку альбом. Однако через секунду кто-то выхватил его.
 – Можно посмотреть?
 Лорд Закери заглянул в альбом. Трудно было сказать, понравились ли ему зарисовки рук или нет, но он довольно внимательно их разглядывал.
 – Пейте как можно больше жидкости, – посоветовала она небрежно, словно ей было наплевать, что он думает о рисунках. – Тогда у вас будет повод сбежать.
 – Спасибо за совет, – рассмеялся он и вернул альбом. – А вы снова спрячетесь в своей башне?
 – Я не прячусь, – возразила она. – Я работаю. – В доме, где столько шума, глупостей и отвлекающих моментов, как она может чего-то достичь иначе, чем отгородиться от всего дверью или целым этажом?
 – А я-то думал, что для работы вам нужен я, – сказал он, но тут они вошли в дом и миссис Уитфелд, схватив его за руку, увлекла за собой в гостиную.
 Кэролайн постояла перед открытой дверью. Она потеряла несколько часов драгоценного времени, необходимого для того, чтобы завершить самую важную в ее жизни картину. Каким бы приятным лорд Закери ни был, ей хотелось, чтобы он относился к ее просьбам более серьезно, чем к мольбе Джулии подержать шляпки.
 Что ж, если он разрешает сестрам вертеть собой, это его дело. Слава Богу, ее жизнь не так бессмысленна. Она стала подниматься наверх. Из набросков головы и рук она пока соберет портрет на бумаге.
 Когда Салли Уитфелд потащила Закери в гостиную, чтобы похвастаться своими гостями перед соседями, он увидел в дверях Кэролайн. Из-за шума и гама он не мог слышать ее слов, но видел, что она сердится на своих родственников, которые настолько легкомысленны, что могут провести день в сплетнях.
 Остальные сестры явно были довольны таким времяпрепровождением. А Закери все больше приходил к выводу, что на самом деле требовалась Кэролайн жаркая возня между смятыми простынями. Это должно было удовлетворить ее необычайную потребность быть все время чем-то занятой.
 Он тряхнул головой. Господи! Она была другом семьи. Неприкасаемой. К тому же ей даже в голову не приходило, что он мужчина, пока он ее не поцеловал. , – Это правда, милорд, что ваша сестра только что вышла замуж за маркиза Деверилла?
 Не успел Закери ответить на робкий вопрос Мэри Горман, как полдюжины голосов сделали это за него. Эти девицы решили, что настолько хорошо его узнали, что могут отвечать за него. Возможно, так оно и было. Он не мог похвастаться, что отличается особенной глубиной характера. И между прочим, не он один так считал. Пока он здесь сидит, Кэролайн, наверное, уже заканчивает его портрет. Ей даже не нужно его присутствие. Тут он заметил, что тетя Тремейн смотрит на него поверх чашки с чаем.
 – Что? – спросил он одними губами.
 Она подняла обе брови и вернулась к общему разговору. Интересно, что задумала его тетушка?
 У этих девочек жизнь, вероятно, была неимоверно скучна, раз они считают его таким интересным. Закери ухватился за эту мысль. Возможно, это относится и к Кэролайн, а не только к ее сестрам. Ей было скучно, и поскольку она умнее своих сестер, которых интересовали одни только тряпки и сплетни, обратилась к искусству, чтобы чем-то себя занять. А он может помочь ей оставаться занятой.
 Его губы искривились в улыбке, но он тут же ее подавил. Остановись, Зак. Можно поддразнить и пофлиртовать, но не более.
 Что же все-таки в ней такого? Остальные были готовы на все, чтобы понравиться ему. Они, конечно, ждут, что получат что-то взамен. Это «что-то» было замужество. Кэролайн не хотела замуж и, возможно, именно поэтому привлекала его. К тому же ее мягкие губы были на вкус словно теплая летняя клубника.
 Если она попросит его пофлиртовать с нею, отказать будет не по-джентльменски. Все, что ему надо сделать, – это заставить ее понять, что он больше чем просто руки, уши и портрет маслом на холсте. Сделав еще глоток жидковатой мадеры, Закери оглядел гостиную. По мнению его брата, вернувшись в Лондон, он должен будет продемонстрировать, что стал ответственным и терпеливым. И просто сопровождать тетю было мало, чтобы заслужить одобрение Мельбурна.
 У него, однако, была еще одна возможность проявить себя. Получить выгоду от его присутствия могла не только Кэролайн. Если эти девочки Уитфелд так хотят выйти замуж – что совершенно очевидно, – кому-то надо было привести в чувство это семейство.
 Интересно, что подумал бы Веллингтон, если бы узнал про проект реформирования Уитфелдов, предложенный одним из Гриффинов. На сей раз Закери не удержался от усмешки. Черт, если ему удастся организовать жизнь этих Уитфелдов, с Бонапартом он справится без труда.
 Но как это осуществить?
 Впрочем, на данной стадии даже не имело значения, как и зачем он будет это делать. Если уж человек по фамилии Гриффин что-то решил, он своего добьется, будь то нечто серьезное или так, мелочь. А этому Гриффину надо многое доказать – и семье, и самому себе. Он сейчас дрессирует собаку, и то, что он задумал, не может быть намного сложнее.
 Неожиданно Закери почувствовал удар трости по колену и увидел, что рядом с ним садится тетя Тремейн.
 – Я завтра собираюсь писать письмо твоему брату, чтобы сообщить, что мы задерживаемся здесь на две недели.
 – Очень хорошо, – тихо ответил он, одновременно кивая одной из близнецов, хотя представления не имел, о чем она болтает. – Я думаю, ему все равно, где мы, лишь бы я не имел доступа к Королевской конной гвардии в Лондоне.
 – Я не держу тебя здесь. – Голос тети был недовольным. – У тебя есть лошадь, так что скачи обратно в Лондон, если ты так хочешь.
 Но это лишь докажет, что Мельбурн был прав: он ни одно дело не может довести до конца. А он, словно ребенок, должен доказать, что может завершить одно дело, прежде чем приняться за другое. Но тетя Тремейн не была в этом виновата. Он прикрыл ладонью пухлую руку тети.
 – Мельбурн дал мне задание, и я его выполню. Кроме того, мне здесь нравится.
 – А мне нравится твое общество, – улыбнулась она.
 Помимо этого, если Закери не может справиться с таким пустяком, как просто тащиться за тетей Тремейн, Себастьян землю перевернет, но не даст ему надеть военный мундир.
 – Тогда мы уедем отсюда вместе.
 – Вообще-то я думала, ты будешь в восторге от того, что вокруг тебя столько юных леди. – К тете Тремейн вернулось ее обычное веселое расположение духа. – Ты уверен, что не в этом причина твоего согласия здесь задержаться?
 Причина была, но не та, на которую намекала тетя. Все же…
 – Во-первых, ты велела оставить их в покое, а во-вторых, ты уверила меня, что не собираешься меня сватать.
 – С чего ты взял, что я тебя сватаю? Я просто обращаю твое внимание на достоинства местного пейзажа. Так сказать, окрестностей.
 – Да, окрестности прелестны… и довольно болтливы. Мне едва удается вставить слово.
 – Ты к этому не привык, – засмеялась она.
 – Не волнуйся, тетя. У меня есть план. Настала ее очередь заподозрить неладное.
 – Какой еще план?
 – Не важно. Когда наш визит подойдет к концу, все сестры Уитфелд будут меня благодарить.
 – Закери, меня это настораживает.
 Ему сразу стало понятно, что тетя Тремейн по-настоящему любит семейство Уитфелд. Вот и хорошо. Она напишет о его успехах Мельбурну.
 – Не беспокойся. Но ты же знаешь, мне нравится пробовать свои силы.
 – О Господи, – пробормотала она.
 Ему не терпелось сразу приняться за осуществление своего плана. Лучше всего руководствоваться девизом «Разделяй и властвуй». Разумеется, если ему удастся достаточно долго удерживать остальных, пока он будет заниматься с каждой из них индивидуально.
 – Закери.
 Трость больно ударила его по щиколотке.
 – Что, черт возьми?
 – Ты собираешься позировать Кэролайн для портрета?
 – Я ей пообещал, – ответил он, украдкой потирая щиколотку. – Она уже сделала наброски моих ушей и рук. Сделать наброски моих ног ей сейчас не удастся, потому что ты их сломала.
 – Тогда слушай меня, когда я говорю, несносный мальчишка.
 – Не могу, даже если ты меня убьешь, сумасшедшая старушка. – Он поцеловал ее в щеку и встал. Кэролайн была права, посоветовав ему налегать на жидкость. – Извините меня, милые дамы, – сказал он, не обращаясь ни к кому персонально, и вышел.
 Но едва он вышел в коридор, как кто-то схватил его за рукав и оттащил в сторону.
 – Каро, – начал он и тут же замолчал, увидев, что это была вовсе не она.
 – Тише, мой мальчик, – прошептал мистер Уитфелд. – Идите сюда.
 – Ноя…
 – Пошли быстрее, а то они помчатся за вами, – прошептал он, указывая на парадную дверь.
 Хотя Закери был уверен, что мистер Уитфелд просто шутит, он все же не мог удержаться и бросил взгляд через плечо, когда усмехающийся Барлинг распахнул перед ними двери и они выскочили из дома. Закери почувствовал себя лисой, которую преследует свора собак.
 – Спасибо, что спасли меня.
 – Не за что. Я ведь обещал вам показать свои изобретения.
 Словом, это было не спасение, а скорее изменение направления. Но по крайней мере было не так шумно и у него появилась возможность начать думать о своем плане помощи сестрам Уитфелд. Они пересекли подъездную аллею, и Закери невольно поднял взгляд на окна мастерской. Вряд ли Кэролайн смотрит на него, она наверняка занята набросками. Да, она определенно нуждается в его участии – его губы на ее губах, а его петушок внутри ее. Господи Иисусе. Его передернуло. Сконцентрируйся, Зак. Ты сейчас с отцом девушки. И она должна тебя попросить.
 После того как они целый час осматривали изобретения Эдмунда Уитфелда, Закери был готов к тому, чтобы кто-нибудь вмешался, чтобы помочь ему.
 – Это корова, – сказал он, глядя на расстилавшийся перед ними луг.
 – Да, корова. – Держась за луку седла, мистер Уитфелд гордо расправил плечи.
 – И почему мы на нее смотрим?
 – Это новая порода. Я ее вывел. Она наполовину гернзейская молочная, наполовину саутдевонская мясная. Это уже третья моя попытка. Вообще-то на мясо я выращиваю бычков. А эта корова дает молока в два раза больше, чем ее предки.
 Фу, слава Богу. Закери было подумал, что Эдмунд Уитфелд сумасшедший и они проведут остаток дня, любуясь без всякой причины обычной коровой. У нее было четыре прелестных соска, но он предпочитал два соска, и чтобы они не были покрыты белой шерстью и не свисали почти до самой травы.
 Уитфелд смотрел на него и, очевидно, ждал, что он начнет восхищаться проклятой коровой.
 – Она выглядит очень здоровой, – наконец отважился он.
 Судя по счастливой улыбке хозяина коровы, он сказал то, что нужно.
 – Да. Я скрестил ее с одним быком-полукровкой, и она, слава Господу, выдала мне замечательную телку.
 – А у вашей коровы есть кличка? – спросил Закери главным образом потому, что этот человек будет разочарован, если он не проявит хотя бы какой-то интерес.
 – Димидиус. По-латыни это означает «половина».
 – Случайно, не ваша старшая дочь предложила так ее назвать?
 – Именно она. А как вы узнали?
 – Просто счастливая догадка.
 Сидя верхом на лошадях, они еще несколько минут смотрели на рыжую с белыми пятнами корову. Закери старался изо всех сил изображать интерес, хотя, по правде говоря, он с большим удовольствием выслушал бы очередную лекцию Мельбурна о жизни и высшем обществе.
 За этот день они осмотрели запряженную лошадью сеялку, веялку, которую крутила коза, заготовку для нового приспособления для сбора яиц и корову с высокими удоями молока и хорошим мясом. У Закери был большой опыт по части притворства, но сейчас он еле удерживался, чтобы не начать зевать.
 – Мы очень ценим, что вы решили помочь Кэролайн. Это счастливый случай, что вы к нам приехали.
 – За это благодарите мою тетушку. Но я уверен,  что есть и другие желающие позировать мисс Уитфелд. Мне кажется, она очень талантлива.
 – Да, но студия требует от нее портрет аристократа. А в нашей части Уилтшира наблюдается недостаток аристократов, особенно во время сезона. Я не разрешил бы ей поехать в Бат, где у нас нет знакомых. И бог знает что начали бы говорить, если бы молодая незамужняя женщина стала искать там среди аристократов модель для портрета.
 Закери откашлялся. Он и сам сделал бы подобный вывод.
 – Но…
 – Если бы не вы, ей пришлось бы писать портрет Идса, а он обожает наряжаться в костюм короля Артура.
 – К счастью, я предпочитаю одеяние египетских богов.
 – Вы ведь шутите?
 – Конечно.
 – Слава Богу, – рассмеялся мистер Уитфелд.
 – Позвольте, однако, спросить: если так важно написать портрет именно аристократа, почему бы вам все-таки, несмотря на тамошних снобов, не послать ее в Бат или, например, в Лондон, где многие согласились бы позировать для портрета женщине-художнице? Для приличия можно было бы послать с ней кого-либо из сестер.
 – Я так и хотел, но мы с миссис Уитфелд пришли к соглашению, что, если мы не можем отвезти в Лондон всех девочек, мы не должны отпускать ни одну.
 Возможно, джентльмен из глубинки, даже внук виконта, каковым был мистер Уитфелд, не мог себе позволить устроить дебют в светском обществе каждой из семи дочерей. Опасаясь обидеть Уитфелда, Закери уже было приготовился извиниться за свой неуместный вопрос, но его хозяин уже объяснял ему преимущества силы воды по сравнению с силой ветра при помоле зерна.
 Когда его собственной сестре Элинор исполнилось восемнадцать, ее дебют мог бы сравниться с дебютом королевской особы. Впрочем, Гриффины и были королевских кровей и были признаны таковыми в обществе. Но поскольку ни одна из сестер Уитфелд никогда не была в Лондоне, Закери сделал вывод, что их странные родители намеренно держали их подальше от светского общества. Почему ему не приходило в голову, что причиной могло быть банальное отсутствие денег? Недаром его родня так часто ругала его за глупость.
 Хотя он попробовал бы послать в Лондон Кэролайн. Ей так очевидно хотелось быть подальше от дома, и она так отчаянно желала жить в столичном городе, а не в каком-либо захолустном Троубридже. Сравнивая себя с нею, он понял, что ему в жизни ни в чем не отказывали, если на это не было веской причины. У нее причина была, и только он может помочь ей достичь цели.
 – Нам пора возвращаться домой, – заметил мистер Уитфелд. – Если я не дам своим девочкам шанс очаровывать вас во время обеда, они меня не простят.
 Они обогнули заросший лесом холм и выехали на открытое место. Прямо в центре большого луга Закери увидел освещенное последними лучами солнца нагромождение античных мраморных арок и колонн и полуразрушенную стену из камня и гранита, увитую плющом. На мгновение Закери показалось, что его вдруг перенесли в Грецию и он оказался у стен Парфенона.
 – Что…
 – О, это мои руины, – с гордостью сказал Уитфелд. – Что вы на это скажете? Они, правда, еще не закончены…
 – Они выглядят… древними, – все еще не придя в себя, сказал Закери. Теперь, когда они подъехали ближе, он смог разглядеть искусно составленные куски мрамора и умело расположенные ветки плюща и пучки мха. Уитфелд, видимо, поддался всеобщему увлечению древним миром.
 – Спасибо. Как бы вы их назвали… римскими или греческими?
 – Греческими.
 – Отлично. У вас меткий глаз, милорд.
 – Называйте меня Закери, пожалуйста. – В конце концов, он подумывал о том, чтобы соблазнить старшую дочь этого человека – или, скорее, убедить ее попросить, чтобы он ее соблазнил.
 – Тогда – Эдмунд.
 – Как вы думаете, Эдмунд, миссис Горман и мисс Мэри останутся к обеду?
 – Я очень надеюсь, что нет, – ответил Уитфелд. Все же, думал Закери, день не прошел даром. Одно стало совершенно очевидным. Эдмунд Уитфелд довел умение избегать своих домашних до уровня искусства. И возможно, он будет самым благодарным членом семьи, если Закери научит сестер Уитфелд, как стать невестами.




 Глава 7


 Кэролайн провела кончиком пальца по карандашной линии подбородка, чтобы немного смягчить ее. Сегодня она начала с того, что сделала несколько набросков его рук. Она умела рисовать пальцы – за исключением длины и ширины они не отличались у разных людей. А вот лица, и прежде всего глаза, уникальны. И интересны. Особенно у ее последней модели.
 Она провела тонкую линию, намечая контур глаза, и рисунок сразу стал похожим на Закери.
 – Вот так, – пробормотала она.
 Это был он и вместе с тем не он. Ей удались овал лица, примерное расположение рта, носа и глаз, но, глядя на лист бумаги, она поняла, что на рисунке он совершенно на себя не похож. Она чувствовала, что чего-то не хватает – какого-то света не только в глазах, но и во всем лице. Раньше с ней такого не было. Обычно ей быстро удавалось добиться сходства. Сейчас все иначе. Конечно, ей, как и всегда, не терпелось увидеть, что же у нее получится, но сейчас примешивалось что-то другое. Возбуждение. Нечто…
 Дверь мастерской распахнулась. Кэролайн чуть было не подскочила от неожиданности, увидев, как в комнату вбежала ее мать.
 – Мама! Что случилось?
 – Его здесь нет, – провозгласила Салли Уитфелд и снова исчезла, с шумом захлопнув за собой дверь.
 Кэролайн отложила альбом и встала.
 – Что происходит? – громко спросила она, выглянув в коридор.
 Мимо нее пробежала Энн.
 – Мама думает, что кто-то похитил лорда Закери.
 – Похитил? – С кого же она будет писать портрет? Потом к ней вернулось логическое мышление. – Почему маме пришло это в голову?
 – Он исчез из гостиной три часа назад, и с тех пор его никто не видел.
 – Только бы он не надумал вернуться в Лондон. – Уж лучше бы его похитили. – А где его лошадь?
 – О Господи! – вскрикнула Энн. – Неужели они похитили и бедняжку Саграмора?
 У Кэролайн закралось сомнение.
 – Ты что-то знаешь. В чем дело, дорогая?
 – Поскольку папа тоже исчез, я думаю, что они с лордом Закери где-нибудь в полях, отправились осматривать коров. Или, скорее, одну корову.
 – А ты поделилась с мамой своим предположением?
 – Мама и слушать ничего не хочет. Она паникует и дает этим понять нам всем, что просто умрет, если с лордом Закери что-то случится. Леди Глэдис сидит в гостиной и спокойно вышивает.
 – Паникой вряд ли чему-нибудь поможешь, но это любимое занятие мамы. – У Салли Уитфелд было семь незамужних дочерей. Она не только сама провоцировала хаос, она его всячески поощряла. – Может, пойдем на конюшню и посмотрим, не похитили ли папину лошадь тоже? Но Нельсона не так-то просто увести.
 – А еще есть Гарольд, который наверняка ест в саду мамины герани.
 – Хм. Давай сначала спасем брата герцога, а уж потом пошлем его спасать цветы.
 – Великолепная идея. Мы с тобой, можем стать героинями, если найдем потерянного принца.
 – Если это поможет избежать необходимости нести маму наверх в постель, я готова принять почести героини.
 Пока все домашние и половина слуг бегали по дому, словно цыплята, которым отрубили головы, Кэролайн и Энн выскользнули из парадных дверей и, хохоча, помчались в конюшни. Кэролайн добежала первой и с ходу уперлась в широкую, твердую грудь.
 – О! – Она бы упала навзничь, но лорд Закери успел схватить ее за плечи. – Извините.
 Она постаралась не заметить, как его руки скользнули вниз по ее рукам. Его интерес к ней был таким обескураживающим, что она не могла не обратить на него внимания, если учесть, что это из-за ее предложения позировать они неизбежно оказались в такой близости друг от друга.
 – Не беспокойтесь, – сказал он, посмотрев на нее так, словно понимал, какое производит впечатление. Да наверняка понимал, черт бы его побрал!
 – Мы искали вас, лорд Закери, – тяжело дыша, заявила Энн и тем самым дала Кэролайн возможность восстановить равновесие – физическое и моральное.
 Из-за спины Закери показался мистер Уитфелд.
 – Закери попросил меня показать ему некоторые из моих изобретений.
 Более вероятным было то, что отец предложил прогуляться по поместью, а гость проявил свойственную ему – но раздражающую – привычку быть благожелательным и согласился. Прекрасно. Теперь не только сестры, но и отец претендует на внимание ее модели.
 Закери и глазом не моргнул, услышав объяснение мистера Уитфелда.
 – Эдмунд проделал замечательную работу.
 – Спасибо, мой мальчик.
 – А мама решила, что лорда Закери похитили, – заявила Энн, не скрывая иронии.
 – Черт, – проворчал Эдмунд. – Нам лучше вернуться, а то она меня запилит.
 На самом деле, подумала Кэролайн, отец оказал брату герцога услугу, избавив его от общества Уитфелдов и Горманов.
 – Может быть, лорд Закери мог бы объяснить свое отсутствие тем, что он устал после путешествия из Лондона и понял, что ему необходим глоток свежего воздуха.
 – Устал? – Закери посмотрел на Кэролайн с удивлением.
 – Да, ужасно устал. И у него страшно разболелась голова, и ему придется остаться в постели не меньше двух недель, и он не сможет присутствовать ни на каких светских мероприятиях.
 – Похоже, я был на грани смерти. Слава Богу, что воздух Уилтшира такой…
 – Целительный, – подхватила Кэролайн, усмехнувшись. Он должен понять, насколько приятным может быть вечер, если у него будет отговорка.
 – Ты гений, – шепнула Энн и, обняв сестру за плечи, повела ее обратно в дом.
 – Просто практична. Постарайся и отца как-то отвлечь.
 – Не беспокойся, Каро. Я постараюсь, чтобы ты могла воспользоваться утренним освещением для работы.
 – Спасибо. Между прочим, лорд Закери, ваш щенок ест цветы в нашем саду.
 – Вот как? Проклятие! Я же велел Риду приглядывать за ним.
 – О! А мне казалось, что Гарольд ваш щенок. Шедший впереди нее Закери обернулся. Как бы ей научиться держать язык за зубами?
 – Это мой щенок. Я сегодня же отучу его есть цветы.
 – За один день?
 – Я объезжал лошадей, а справиться со щенком будет гораздо легче, поверьте мне.
 Она в этом сомневалась, но не стала возражать. В конце концов, он делал ей и отцу одолжение.
 – Намного легче, – согласилась она с невинным видом.
 – Вот именно.
 Барлинг как раз распахнул перед ними дверь, когда Салли Уитфелд с воплями сбежала с главной лестницы. Кэролайн передернуло: можно себе представить, что подумает Закери.
 – Лорд Закери! Слава Всевышнему! Мы все думали, что вас, должно быть, убили! – Обессиленная миссис Уитфелд опустилась на нижнюю ступеньку и отключилась.
 – Боже мой. Я буду у себя в кабинете, – пробормотал ее муж и исчез.
 Какое-то мгновение казалось, что Закери последует за ним, но он, расправив плечи, отстранил набежавших в холл сестер.
 – Позвольте, леди…
 – Но, лорд Зак…
 Не обращая внимания на возгласы протеста и восхищения, он поднял Салли Уитфелд на руки и понес вверх по лестнице. Когда он дошел до второго этажа, Кэролайн поймала себя на том, что не отрываясь смотрит на играющие под тугими лосинами мускулы его ног и широкие сильные плечи.
 Она сглотнула. Для того чтобы у нее получился хороший портрет, ей, очевидно, придется узнать побольше о мужском торсе, который скрывается под камзолом и галстуком. Ведь это должна быть не просто картина. Надо было показать человека таким, какой он есть. А этот мужчина очень сильный, раз может с такой легкостью нести ее мать вверх по лестнице.
 Тряхнув головой, Кэролайн присоединилась к процессии, направлявшейся в спальню матери. Никому и в голову не пришло сообщить Закери, что его действия были скорее всего излишними: Салли считала нужным падать в обморок регулярно. Но тогда они не насладились бы столь великолепным зрелищем.
 Наверху их встретила леди Глэдис. Она взяла Кэролайн под руку.
 – Каро…
 – Надеюсь, что мама не напугала вас, леди Глэдис. С ней часто такое бывает.
 Леди Глэдис улыбнулась:
 – В школе Салли чаще всех падала в обморок и проделывала это так искусно, что мы с девочками сшили подушку и наградили ею твою маму как лучшую «падальщицу в обморок».
 – Не может быть!
 – Правда, правда. Как ты думаешь, надо сказать об этом моему племяннику?
 – Мне кажется, что он горд собою.
 – Думаю, ты права. Не следует отбивать у него охоту совершать героические поступки. – Какая-то тень промелькнула на лице леди Глэдис. – Хотя, наверное, и следовало бы, – добавила она тихо.
 – Что вы хотите этим сказать? – удивленно спросила Кэролайн.
 – О! Он вбил себе в голову, что должен поступить в армию Веллингтона на Пиренеях.
 Так вот почему он хотел, чтобы на портрете он был в военном мундире.
 – Ведь он третий брат, не так ли?
 – Да, но… – Леди Глэдис запнулась. – Это очень длинная история, сейчас не время ее рассказывать. Лучше поищи для Салли нюхательную соль.
 Значит, Закери хочет поступить в армию, и по крайней мере один член его семьи этого не желал. Судя по его рассказам, братья скорее всего были против того, чтобы он облачился в военный мундир.
 То, что он хотел поступить вопреки желанию его семьи, вызывало у нее симпатию. Но это не делало их похожими. Ведь она предпринимает какие-то шаги, чтобы осуществить свою мечту, а лорд Закери не делает ничего. Просто сопровождает тетю на курорт и увеличивает хаос в их и без того неуправляемой семейке.
 Тогда что же ее так в нем привлекает? Да, у него прекрасные глаза, красивое лицо и стройная, атлетическая фигура. И он умеет ее рассмешить, когда она намерена быть серьезной, и заставить болтать, когда ей следовало бы молчать. Она не могла контролировать его поступки, не знала, чего он хочет. Ей надо написать его портрет и в срок отослать в Вену. Все остальное не имело значения. Даже его поцелуи.
 Закери отошел в сторону, чтобы не мешать сестрам, рвавшимся помочь своей матери. Вообще-то ему казалось, что все они переигрывают. По пути в спальню миссис Уитфелд дважды поправляла подол юбки.
 Тетя Тремейн явно очень любила Салли Уитфелд, но, с точки зрения Закери, подобные выходки матроны вряд ли пойдут на пользу ее дочерям. Некоторым его знакомым джентльменам нравились хрупкие, падающие в обморок девушки, но он не мог себе представить, чтобы хотя бы один из них по доброй воле женился на девице, склонной к истерике.
 Все дочери окружили кровать плотным кольцом и выражали – как могли – сочувствие своей матери, которая якобы была без сознания. Близнецы Джоанна и Джулия обмахивали ее веерами, младшая, Вайолет, держала мать за руку, в то время как Сьюзен и Грейс спорили о том, разрешить ли Мэри Горман танцевать на балу с Закери. Ближе к двери и дальше от хаоса стояла Энн, которую эта суматоха явно забавляла. Выражение лица Кэролайн было непроницаемым.
 Она повернула голову и встретилась с ним взглядом. Сначала ему показалось, что она смущена, но потом понял, что это была отстраненность. Подобная сцена, видимо, повторялась сотни раз, она знала все реплики и переиграла все роли.
 Осторожно, чтобы не привлечь внимания остальных, он придвинулся к ней и тихо сказал:
 – Я смотрел на «Мону Лизу» почти час и наконец понял, что так к ней притягивает.
 – И что же? – так же тихо спросила она.
 – Она что-то знала. У нее была какая-то тайна. Я увидел это в ее глазах, и у меня было такое чувство, что, если я буду долго смотреть, я смогу ее узнать.
 – И узнали?
 – Нет. В этом-то все дело. Мы всегда будем смотреть и гадать, никто никогда не узнает.
 Кэролайн посмотрела на него.
 – Я всегда думала, что именно такими должны быть великие произведения искусства. Не сам портрет или скульптура имеют значение, а то, какие чувства они вызывают у тех, кто на них смотрит.
 Если бы он завел такой разговор с кем-либо из своих братьев – или даже с Элинор, – они бы высмеяли его или пришли к заключению, что «Мона Лиза» напомнила ему одну из возлюбленных. А Кэролайн Уитфелд не только его выслушала, но и поняла. В этот момент ему страшно захотелось ее поцеловать.
 – О! А! – Салли Уитфелд попыталась сесть, а дочери начали поспешно подсовывать ей под спину подушки. – Я видела… У меня было видение… что лорд Закери жив.
 – Да, он жив, мама. – Вайолет похлопала мать по руке. – Он отнес тебя наверх.
 – Какая галантность! Девочки, как он галантен, не правда ли? И такой сильный!
 И он чуть было не сломал себе спину. Закери выступил вперед. Пришло время и ему сыграть роль в семейном спектакле.
 – Я рад, что вы пришли в себя, и прошу прощения за то, что заставил вас волноваться. – Он искоса глянул на Кэролайн. – Меня так утомил путь из Лондона, что мне необходимо было глотнуть свежего воздуха.
 – Бедный мальчик, – пробормотала за его спиной тетя Тремейн, но он проигнорировал это замечание. Никто, кроме Кэролайн и Энн, не мог его услышать, тем более что в спальне все еще стоял невообразимый шум.
 Закери поклонился.
 – Прошу меня извинить, но мне надо заняться своей собакой.
 Это было лишь одной задачей на сегодня. Ему надо было продумать кампанию по превращению семи – нет, шести – сестер в невест.
 Гарольд все еще носился по саду. Его путь было легко проследить: повсюду валялись кучки вырванных с корнем цветов. В дальнем конце сада его камердинер и щенок перетягивали палку.
 – Рид!
 – Милорд! Этот… Извините, милорд, но если вы настаиваете на том, чтобы я и дальше следил за этим животным, я должен, к моему великому сожалению, просить об увольнении.
 – Что? Ерунда. Ты служишь у меня уже давно. А собака – это…
 – Милорд, со всем к вам уважением… мне кажется, что это не собака, а демон. И я…
 Закери положил руку на костлявое плечо камердинера.
 – Не беспокойся, Рид. Иди в дом и выпей чашку чая. Я займусь Гарольдом.
 – Я пойму, сэр, если вы не захотите, чтобы я служил у вас и дальше.
 – Я не собираюсь больше это обсуждать. Гарольда надо кое-чему научить. Я его научу, а до этого все, что он наделает, – это моя вина, а не твоя. Тебе понятно?
 – Да, милорд. Спасибо.
 Когда камердинер ушел, Закери посмотрел на Гарольда.
 – Из-за тебя я чуть было не лишился прекрасного камердинера.
 Гарольд завилял хвостом и тявкнул.
 – Все это очень хорошо, но мы кое-что должны исправить. Пошли.
 Закери похлопал себя по бедру и пошел по дорожке. Однако когда он обернулся, то увидел, что Гарольд засунул морду в куст анютиных глазок.
 – Гарольд, фу!
 Щенок поднял морду и снова вильнул хвостом.
 Закери приходилось дрессировать лошадей для участия в скачках, и он всех приучил к седлу. Лошади знали, где лево, где право, умели по команде идти рысью или скакать галопом. А Гарольд, очевидно, ничего не знал о том, какой должна быть приличная собака.
 – Иди сюда, Гарольд. Иди. – Он снова похлопал себя по бедру.
 На сей раз Закери даже не удивился, когда Гарольд лег на спину и начал болтать лапами. Черт бы его побрал. Когда Мельбурн посоветовал ему завести собаку, он был так зол и разочарован, что пошел в первое же место, какое ему пришло в голову: к лорду Ротари – владельцу охотничьей собаки, которая дала приплод от соседского беспородного кобеля. Как он мог знать, что незапланированный щенок будет совершенно ни к чему не приученным. Так что теперь перед ним оказались две проблемы – необученный щенок и растущее подозрение, что брат знал его гораздо лучше, чем он сам.
 – Пойдем в дом, Гарольд. Завтра, когда у меня будет время обдумать стратегию, мы начнем все сначала.
 Ему только оставалось надеяться, что сестры Уитфелд будут более обучаемы, чем этот щенок-полукровка.




 Глава 8


 На следующее утро Кэролайн спустилась вниз и застала страшный беспорядок. На минуту ей показалось, что их дом разграблен. Это означало, что сестры засиделись до полуночи: они обсуждали график, в соответствии с которым между ними было распределено время, когда они могут претендовать на внимание Закери. Кэролайн удалось заполучить его на два часа сегодня утром, однако некие новые обстоятельства лишили ее и этого времени. Она спустилась вниз, чтобы выяснить, какие именно.
 В гостиной она застала полностью оправившуюся после вчерашнего обморока Салли Уитфелд, которая самозабвенно что-то обсуждала с местным флористом.
 – Что происходит? Почему такой шум? – услышала она низкий мужской голос.
 У Кэролайн по спине пробежали мурашки.
 – Полагаю, идет подготовка к приему в вашу честь.
 – Но до него еще целых восемь дней!
 Белый накрахмаленный шейный платок, идеально завязанный, контрастировал с коричневым камзолом и темно-желтым жилетом. Закери выглядел так, словно только что покинул самую элегантную гостиную Лондона. Может быть, они пожертвуют завтраком и ей удастся поработать еще полчаса? Погружаясь в работу, она частенько забывала о еде.
 – Да, но прошло всего четыре дня после приема в Троубридже. Маме придется превзойти все другие приемы в Уилтшире в этом сезоне.
 – В этом вряд ли есть необходимость. Я постараюсь ее переубедить.
 – Вы только ее обидите.
 Кэролайн любила свою семью, но считала предстоящий прием безумием. Ей был предъявлен ультиматум: после нынешнего лета семья больше не сможет ее содержать. А теперь тратится куча денег ради того, чтобы устроить прием в честь лорда Закери и этим произвести впечатление на местную знать. А ее тем самым почти лишают возможности достичь своей цели.
 Ее мать, конечно, рассчитывала на то, что одна из дочерей непременно выйдет замуж за лорда Закери Гриффина, а это окупало все усилия и расходы. Однако Кэролайн была твердо уверена, что Салли Уитфелд не учла, что гораздо более богатые, знатные и искушенные женщины уже не один год – и безуспешно – добивались той же цели.
 – Мисс Уитфелд?
 – Извините, милорд, я задумалась.
 Он спустился на несколько ступенек ниже.
 – О чем-то конкретном? О крушении своих надежд.
 – О вашем портрете, конечно.
 – Естественно. Вы так сосредоточены на своей работе.
 Она могла посчитать это комплиментом, если бы не была уверена, что он имел в виду совсем другое.
 – Я думаю, что сделаю ваш портрет в полный рост.
 – Я надеялся, что вы не напрасно так внимательно изучали мои руки.
 Его руки, его плечи, его рот…
 – Вы будете мне позировать сегодня утром?
 – Конечно. А ваши сестры не будут возражать?
 Еще как будут. Они начнут следить за графиком с первого же дня.
 – Я уверена, что не будут.
 – После завтрака я весь ваш.
 – После зав…
 –Доброе утро, лорд Закери, Каро, – вмешалась Салли Уитфелд. – Как выдумаете? Мистер Хеннекер предлагает для украшения зала желтые лилии.
 Закери выпрямился и вежливо поклонился.
 – Желтые лилии – это чудесно.
 – Я тоже так подумала. Но к ним нам понадобятся желтые ленты. Или белые будут выглядеть более элегантно?
 С белыми лентами это будет похоже на свадьбу.
 – Только желтые, мама.
 – Я спросила лорда Закери, дорогая. Закери откашлялся.
 – Желтые будут выглядеть более празднично.
 – Хорошо. Мистер Хеннекер…
 – По-моему, он уходит, мама. – Если мама втянет Закери в обсуждение украшений для зала, Кэролайн потеряет утренний свет еще до того, как сможет заманить его в мастерскую. Она быстро схватила его за рукав. – Мы как раз шли завтракать.
 Она потянула его, и он тут же пошел рядом с ней, а Салли побежала догонять флориста. Слава Богу, что Закери быстро все схватывает – впрочем, возможно, он просто любит поесть.
 На пороге столовой он остановился. Комната была пуста. Не было даже слуги, расставляющего блюда на буфете.
 – Где все? Пошли искать украшения?
 – Мама еще не сказала им, какие она выбрала цвета. Однако судя по пустым тарелкам, большинство сестер, видимо, уже позавтракали. Прекрасно. Никто не обратится к лорду Закери с просьбой и не отвлечет его от позирования.
 – Я уверена, что они поехали в город за новыми шляпками или еще за чем-нибудь.
 Ее слова прозвучали довольно ехидно, но она знала наверняка, что каждая из сестер строит планы, как бы получше использовать отведенное ей время для общения с Закери.
 – Всем понадобились шляпки? Опять? Кэролайн положила себе на тарелку тост, кусочек сыра и апельсин.
 – Кажется, вы скучаете по тому вниманию, которое они вам оказывают.
 Закери перестал накладывать себе куски ветчины на уже имевшуюся гору еды.
 – На это замечание я не могу ответить, не так ли?
 – Что вы имеете в виду?
 Он сел рядом с ней, хотя вокруг стола было много свободных стульев.
 – Если я скажу, что мне не хватает их внимания, значит, я самонадеянный хам. Если начну говорить, что рад отсутствию ваших сестер, я хам неблагодарный. – Он отпил глоток чая. – Черт, я забыл положить сахар.
 – Я принесу. Он остановил ее.
 – Так какой же я?
 – Простите?
 – Самонадеянный или неблагодарный? Кэролайн фыркнула:
 – Боюсь, на этот вопрос я не смогу ответить.
 – И правильно.
 Он встал и, взяв с буфета сахарницу, поставил ее между ними.
 – Сахар?
 Она уже положила в свою чашку кусок, но почему-то кивнула.
 – Один, пожалуйста.
 Он положил ей кусок сахара, чуть было не пролив чай через край чашки. Себе он положил три куска, попробовал чай и положил еще кусок.
 – Можно задать вам вопрос? – спросил он, отодвигая сахарницу.
 – Конечно.
 Кэролайн начала намазывать на тост масло. Она чувствовала себя странно, как будто что-то ее все время отвлекало. Но это не был ни предстоящий прием, ни погода, ни маячивший впереди срок отправки портрета в Вену. Ее мысли все время занимал сидевший рядом высокий, темноволосый мужчина, который сейчас уминал один кусок ветчины за другим, словно это была его последняя еда. Как отразить на портрете его жажду жизни?
 – О вашем увлечении живописью. Вы недавно поняли, что хотите стать портретистом, или всегда это знали?
 Она не уловила в тоне его голоса ни обычной снисходительности, ни язвительности. Интерес Закери Гриффина был неподдельным и искренним.
 – Мне всегда нравилось рисовать и писать красками. Папа нанял мне преподавателя, но это произошло после того, как я уже сама многому научилась. Боюсь, что стены детской уже никогда не будут прежними.
 – А когда вы решили, что живопись будет вашей профессией, а не просто развлечением в часы досуга?
 Кэролайн глянула на свои руки.
 – Вы из тех людей, которые верят, что единственное призвание женщины – это выйти замуж и иметь детей?
 – Разве я сказал что-либо подобное? Похоже, что только тот будет иметь у вас успех, кто терпелив и обращает внимание на детали.
 Он явно ее провоцировал, а потому вряд ли оценит ее мнение. Она видела, как он вчера пытался приручить своего щенка. Терпения ему явно не хватало.
 – Вы, право, несносны.
 – Это так. – Он откашлялся. – Признаюсь, что мне на самом деле интересно – вы все еще хотели бы стать живописцем, если бы состоялся ваш первый сезон в Лондоне?
 – А вы задали бы этот вопрос стряпчему или бочару?
 – Если бы мне было любопытно услышать ответ, то задал бы.
 – Хм. Тогда скажем так: это еще один вопрос, на который у меня нет ответа, поскольку сейчас я хочу запечатлеть ваш образ на холсте.
 Он непринужденно рассмеялся:
 – Ясно. Такое же выражение лица я видел у своей сестры, хотя, как правило, за этим следовала попытка надрать мне уши.
 Кэролайн впервые подумала, что иметь в семье брата было бы не так уж плохо, хотя, что касалось Закери Гриффина, она не могла представить его в качестве своего брата.
 Шарлемань Гриффин определенно назвал бы мисс Уитфелд синим чулком. Вообще-то Шею нравились образованные женщины, но упорство Кэролайн в достижении своей цели даже его могло бы озадачить.
 Закери наблюдал, как она, склонив голову, рисует в альбоме. Прядь каштановых волос упала ей на глаза, и она все время пыталась ее сдуть. Ему хотелось взять эту прядь пальцами и заправить ей за ухо. Нет, она совсем не была похожа на синий чулок. Высокая, стройная, с живыми зелеными глазами и острым умом, заставлявшим его все время быть начеку.
 Однако во многом другом черты старой девы угадывались безошибочно. Она отвергала идею замужества и с презрением относилась к необходимости дебюта во время сезона в Лондоне. Но самым типичным было ее стремление сделать карьеру, чтобы стать финансово независимой.
 Почувствовав его взгляд, она подняла голову, но тут же опустила. Однако он заметил, что в ее глазах промелькнула насмешливая искорка.
 – Сегодня вам не обязательно сидеть неподвижно, – сказала она, стирая кончиком пальца какую-то линию. – Если вы будете смотреть так пристально, у вас заболят глаза.
 – Хорошо. – Облегченно вздохнув, он сел поудобнее на широком подоконнике. – Но я пытаюсь помочь.
 – Вы никогда не позировали для портрета? Лоуренсу или Бичи?
 – Когда мне было два года, я, очевидно, позировал Джошуа Рейнолдсу. Себастьян сказал, что я опис… – Он прочистил горло. – Легенда повествует, что я вел себя не очень хорошо.
 – Понятно. Ну, теперь вы чуть старше и можете двигаться. Я хочу увидеть вас в движении. Ваши мускулы и кости.
 Он согнул руку в локте.
 – Пока я вижу только, что моя одежда помята.
 – А я могу указать места, где она не помята. Закери хотел отшутиться, но вдруг умолк. Все же можно попробовать пойти чуть дальше, подумал он.
 – Полагаю, вы видели собственные голые руки. Это помогает вам, когда вы пишете портреты дам?
 – Да, разумеется, но…
 Он встал, стянул с плеч плотно облегающий камзол и бросил на подоконник.
 – Я не могу… Сейчас же наденьте его!
 Сохраняя серьезное выражение лица, Закери расстегнул пуговицы на манжетах рубашки и начал закатывать рукава. Он не мог отказать себе в удовольствии подразнить ее, тем более что это было так легко: уж слишком она серьезна.
 – Не беспокойтесь. Я не собираюсь раздеваться совсем. – Он усмехнулся. – Если только вы меня об этом не попросите.
 Она встала и попятилась.
 – Я настаиваю, лорд Закери. Это неприлич…
 Он притворился, что не понимает, хотя слышал каждый звук ее голоса и то, как изменился тон. Он вдруг понял, что ступил на зыбкую почву. Он закатал рукава до локтя и снова сел, а она отложила альбом и подошла к нему.
 Он хотел, чтобы она взглянула на него как на образец мужского совершенства. Он, естественно, не считал себя тщедушным или нескладным, а знакомые женщины всегда им восхищались, но Кэролайн Уитфелд была художником. Притом талантливым. Она изучала человеческие фигуры более критически, чем обычные женщины.
 Помимо этого, он вдруг почувствовал к ней странное, доселе ему незнакомое влечение, а он обещал своей тете вести себя прилично. Это, по его мнению, означало, что Кэролайн придется сделать первый шаг.
 – Меня всегда удивляло, – она остановилась перед ним, глядя не на лицо, а на руки, – почему для женщин считается нормальным показывать свои руки и шею, а мужчины должны покрывать материей каждый клочок своего тела.
 – Честно? Потому что женщины как бы на витрине, а покупки делают мужчины.
 Она медленно провела пальцем по внешней стороне его запястья и вверх до локтя.
 – Думаю, вы правы. Но слишком открытый участок кожи лишен загадочности.
 Он не был так уж в этом уверен, но не стал спорить. Тем более что легкое прикосновение к его коже вызвало бурную реакцию крови. Он вдруг подумал: кто кого соблазняет? Но одного взгляда на ее сосредоточенное лицо было достаточно для ответа. В данный момент он был просто рукой – из кожи, костей и мышц.
 – Ну, что вы думаете? – наконец спросил он.
 – У вас… хорошая рука. – Она запнулась и отступила.
 – Хорошая? – Он подвигал рукой. – А почему не «красивая» или не «мускулистая»?
 Она фыркнула. Это был тихий звук плохо скрываемого смеха, к которому он в последние несколько дней уже привык и который ему нравился.
 – Это красивая рука, – поправилась она. – И мускулистая, хотя слишком явные мускулы предплечья будут выглядеть глупо. Мускулистыми у мужчин должны быть плечи, вы так не считаете? И бедра… какими они должны быть для верховой езды.
 Закери поднял брови.
 – Значит, по вашему мнению, мои предплечья хилые?
 – Нет! Я…
 – Я не позволю вам недооценить и остальное. – Он прервал ее и начал расстегивать жилет. Надо было защищать свою мужскую зрелость и силу.
 – Господи! Что вы…
 – Разве вы не желаете, чтобы ваши предположения подтвердились? Что, если мои плечи не в таком хорошем состоянии, как руки? Не сомневаюсь, тогда вы найдете кого-либо другого для вашего портрета.
 – Вы меня дразните, Закери. – Ее щеки пылали. – Сядьте и позвольте мне продолжить работу.
 – Но вы же сказали, что мне не надо сидеть спокойно. Я только пытаюсь помочь.
 Он бросил жилет на камзол и начал развязывать сложный узел галстука.
 Кэролайн глянула на каминные часы.
 – Хорошо. Во имя искусства. Он остановился, пораженный.
 – Правда?
 – Если только вы верите в то, что ваши плечи не хилые.
 О, с него довольно. Это он должен был ее дразнить. Но отступать было поздно.
 – Мне говорили, что я в приличной форме. Я занимаюсь боксом и фехтованием. И разумеется, верховой ездой.
 Он снова потянул узел галстука. Черт бы побрал Рида! Этот человек мог бы получить место палача, завязывающего узлы на шее висельников.
 – Вам не нужна помощь? – спросила она, скрестив руки.
 Видимо, он несколько ошибался насчет Кэролайн Уитфелд. Она точно не была кисейной барышней, а если была синим чулком, то он о таких никогда не слышал. Большинство не умели разговаривать с мужчиной, а лишь спорить, а уж если мужчина начал бы перед ними раздеваться, они и вовсе упали бы в обморок. Кэролайн явно не собиралась падать в обморок. Наоборот, она взяла альбом и стала рисовать, пока он боролся с узлом галстука.
 Где-то в коридоре хлопнула дверь, и он замер.
 – Нам ведь не помешают?
 Не хватало еще, чтобы кто-нибудь из семьи вошел и увидел его у окна без рубашки. К заходу солнца он был бы уже женат.
 Она снова глянула на часы.
 – Нет. У нас еще двадцать минут.
 – Откуда вы знаете?
 – Вы что, нервничаете? Вы это предложили, лорд Закери, не я.
 Так. Теперь настала ее очередь развлечься. А он был раздражен. Наконец он развязал галстук и швырнул его на гору своей одежды. Потом вытащил из брюк рубашку и стянул через голову.
 – Нет, не нервничаю. А вы?
 – Пег.
 Она посмотрела на пего долгим взглядом. Боже милостивый. Она видела изображения знаменитых скульптур: «Давида» Микеланджело, некоторые обнаженные фигуры греческих богов. Теоретически она знала, как устроен мужчина, но увидеть одного во плоти – как играли мускулы, когда он снимал рубашку, как сократились мышцы живота над брюками… У нее перехватило дыхание.
 Темно-серые глаза наблюдали за ней, они смотрели насмешливо и даже вызывающе. Наверное, думает, упадет она в обморок или нет? Она и не собиралась. Она, в конце концов, художник, какой бы сложной ни была ситуация, и не упустит случая – возможно, лучшего в ее жизни – увидеть, как сложен мужчина.
 – Так я хилый?
 – Нет. Вы прекрасны. Или, скорее, красивы, как сказали бы мои сестры.
 – Поскольку это комплимент, я не стану жеманничать, – со смешком ответил он.
 Кэролайн, затаив дыхание, сделала несколько набросков груди и плеч, твердых мускулов. Ее пальцы слегка дрожали, не потому, что она нервничала, а потому, что ей хотелось к нему прикоснуться.
 – Вы не сделаете один оборот вокруг себя? Немного растопырив руки и улыбаясь, он начал медленно поворачиваться. Она сжала пальцами карандаш и постаралась сконцентрироваться на форме и движении, а не на самом человеке. Рисуй, Кэролайн, рисуй.
 Приличия требовали, чтобы она выбежала из комнаты в тот же момент, как он снял камзол. Она также знала, что, если кто-нибудь сейчас войдет, их заставят пожениться. Она сглотнула. Трепет неожиданно пробежал по телу. Она почувствовала себя живой. Возбужденной.
 – Что? – спросил он.
 – Что значит «что»? – Она положила альбом на подоконник рядом с его одеждой.
 – Вы хмурились. Я видел ваше отражение в стекле. Хуже не бывает. Мало того что она позволила себе забыться, так он еще ее на этом и поймал.
 – Я думала о чем-то другом.
 – «О чем-то другом»? Сейчас? И о чем же, позвольте спросить?
 – Не важно. Можно?
 – Я же сказал, что я в полном вашем распоряжении.
 Заставив пальцы перестать дрожать, она дотронулась до его левого плеча. Под гладкой кожей угадывались железные мускулы. Провела ладонью по плечу. Она думала, что он, согласно моде, подкладывает под камзол «плечи», но оказалось, что ему это совершенно не нужно.
 Он стоял не шевелясь и, видимо, решил воздержаться от комментариев. Ей и без них было трудно ограничиться лишь движением руки и не прийти к заключению, что остальные части его тела так же красивы, как и обнаженные плечи.
 Она медленно обошла его, чувствуя, какое от него исходит тепло. Великолепен. Провела пальцем по грудным мышцам, потом вниз по грудине, и он, слегка вздрогнув, схватил ее за руку и отступил.
 – В чем дело?
 – Мне показалось, что скрипнули ступени лестницы.
 Кэролайн снова посмотрела на часы. В соответствии с расписанием, составленным Энн, у нее все еще оставалось девять минут. И она еще не закончила изучать его.
 – Думаю, вам показалось, Закери. Вы не могли бы согнуть руку?
 – Нет. То есть… я правда что-то слышал.
 Он отвернулся к окну и, схватив рубашку, начал натягивать ее через голову. Она наблюдала за ним, не понимая, почему так разочарована: то ли тем, что не сможет как следует изучить свою модель, то ли тем, что еще не закончила проводить пальцами по его коже.
 Но если он действительно слышал, что кто-то приближается к мастерской… Он, естественно, не хотел, чтобы его женили на деревенской девушке только потому, что, поддавшись ее уговорам, сделал ей одолжение. Да и она не желала очутиться замужем за ним – особенно при подобных обстоятельствах. Да и при других – тоже, потому что жене – жене Гриффина – не будет позволено иметь собственное занятие. Особенно такое, когда она будет следовать указаниям не мужа, а кого-то другого и проводить много времени с другими джентльменами, а не с мужем.
 Тут она услышала знакомый скрип ступенек.
 – О Господи, – прошептала она. Он был прав. Кэролайн схватила его камзол и швырнула прямо ему в спину. – Поторопитесь!
 – Только не пытайтесь меня запугать, – буркнул он, бросив на нее через плечо свирепый взгляд. Он положил камзол на подоконник и стал застегивать жилет. – Я и так тороплюсь.
 Ему удалось натянуть камзол в ту минуту, когда дверь распахнулась.
 – Твое время закончилось, Каро, – провозгласила Сьюзен, даже не взглянув на сестру. Она подошла к Закери и сделала книксен. – Не хотите ли пройтись со мной по саду, лорд Закери?
 Игнорируя Кэролайн, он предложил руку Сьюзен.
 – Глоток свежего воздуха будет весьма полезен, – галантно сказал он.
 Кэролайн посмотрела им вслед и снова села на табурет. Боже мой! Это был самый необычный и незабываемый в ее жизни сеанс позирования. Ей, конечно, было интересно, но она не ожидала, что почувствует себя так странно.
 Она сделала глубокий вдох и встряхнулась. А набросков получилось очень мало. Ей надо прекратить отвлекаться, потому что в своих неудачах ей придется винить только себя.
 Она начала лихорадочно рисовать. Это был рисунок, который она никогда никому не покажет, но ей он был нужен, иначе она не сумеет написать портрет Закери Гриффина в одежде.
 Проходя с Сьюзен под окнами мастерской, Закери украдкой бросил взгляд наверх, но не увидел Кэролайн. Скорее всего она занялась своей работой и вряд ли думает о чем-нибудь, кроме своих карандашей и красок. В отличие от него. Бог мой, он чуть было не расстегнул штаны, когда ее пальцы скользили по его обнаженному торсу.
 – Я думаю, что такой прекрасной погоды, как сегодня, у нас не было все лето, – щебетала Сьюзен.
 Он заставил себя вернуться с небес к своей спутнице.
 – Да, погода просто замечательная. Могу я спросить, что вы имели в виду несколько минут назад, когда сказали, что время мисс Уитфелд истекло?
 – О, время Каро было только до девяти часов, и она это знала. Если бы я не пришла, она не отпустила бы вас все утро из-за этого глупого рисования.
 Еще пять минут, и с набросками было бы покончено, и они оба оказались бы голыми.
 – Значит, вы хотели пойти погулять со мной в девять часов?
 – Нет, я хотела, чтобы мое время было в полдень, чтобы мы могли устроить пикник, но его захватила Энн. Она составляла расписание и отвела себе самое лучшее время. А почти все утренние часы отдала Каро.
 Он начинал понимать.
 – А кто же из сестер следующая за вами? Сьюзен скорчила гримасу.
 – Джулия в половине одиннадцатого. Она, верно, захочет поехать с вами в город за новыми шляпками. Глупышка просто с ума по ним сходит.
 Так вот в чем дело. Они решили поделить его между собой. Ему следовало бы рассердиться за то, что женское население Уитфелд-Мэнора считает его птичкой, которую надо поймать, разделить на равные порции и съесть. Но сегодня это ему на руку. Как иначе смог бы он разделить сестер и вставить хотя бы словечко? Лучше всего начать со Сьюзен, тем более если у него всего девяносто минут времени.
 – Вашему отцу, наверное, приходится отгонять ухажеров палкой.
 – На балах мы всегда танцуем, – ответила Сьюзен, накручивая на палец локон светлых волос, – но в нашей части Уилтшира не так уж много холостых мужчин. К северу от нас стоит полк, но папа не хочет отдавать нас за военных. Даже за офицеров.
 Для человека, имеющего семь дочерей, было явно неразумно отвергать такую обширную категорию неженатых мужчин – особенно офицеров.
 – Но вам разрешают с ними танцевать?
 – Иначе мы вообще никогда не танцевали бы. Одинокие мужчины, которые живут в нашей округе, такие… скучные. Все старшие сыновья только то и делают, что жалуются, что их отцы не умирают, а младшие все хотят быть либо фермерами, либо викариями, либо офицерами. А те…
 – …неприемлемы, – закончил за нее фразу Закери. Интересно, а что думает мистер Уитфелд о нем? Когда они были с глазу на глаз, он был вежлив и проявлял к нему интерес. С другой стороны, Закери еще не поступил в армию. Что касается миссис Уитфелд, она совершенно определенно имела в виду брак одного из Гриффинов с одной из своих дочерей. Возможно, Эдмунд Уитфелд – если только он не был полностью поглощен своими изобретениями – догадывался о планах жены.
 – Верно. А кто захочет выйти замуж за фермера или за викария, не так ли?
 Закери должен был немедленно где-нибудь уединиться и подумать. Если учесть, что Мельбурн настаивал на том, что он не должен идти в армию, Сьюзен только что обрисовала круг возможных женихов. Как сын герцога и брат герцога он определенно не станет ни уличным торговцем, ни продавцом, ни мясником. Кроме того, что это отразилось бы на репутации его семьи, для него это было совершенно неприемлемо.
 Он был не единственным младшим сыном, мечтавшим о военной карьере, хотя, возможно, единственным, семья которого этому всячески противилась. Что, если Эдмунд Уитфелд считает его достойным женихом? Но он не собирался жениться ни на одной из Уитфелд. В то же время, если бы Гриффин, будь он капитаном, майором или полковником, захотел жениться на любой девушке, у большинства отцов это не вызвало бы возражения.
 – Лорд Закери?
 Но сейчас речь шла не о нем, какой бы сложной ни была его ситуация. Сейчас надо подумать о том, как довести девочек Уитфелд до желаемого состояния. Терпение и ответственность.
 – Значит, в Уилтшире нет никого, кто вызывает ваш интерес?
 – Может, один и есть, – хихикнула она. Проклятие! Он уже слышал этот смешок и точно знал, к кому он относится.
 – Принимая во внимание то, что после моего визита к вам я уйду в армию, искренне надеюсь, что вы говорите о ком-то более достойном. – Он постарался, чтобы его тон был не слишком оскорбительным.
 – Вы… Ах, черт! – Сыозсп расплакалась. – Вы собираетесь стать поенным? Не может быть!
 Если бы Заксри был отъявленным негодяем, он наверняка нашел бы словечко, или поцеловал бы, или на худой конец как-то отвлек девушку. Но он не представлял, что ему делать. Он неуклюже похлопал ее по плечу.
 – Будет, мисс Сьюзен. Я уверен, что моя тетя рассказывала вам, что я собираюсь поступить в армию.
 – Нет! Не рассказывала! – Она топнула ногой. – Это нечестно.
 – Я здесь менее недели, мисс Сьюзен. Я не поверю, что до моего приезда вам не нравился ни один джентльмен.
 Она пожала плечами, чуть было не задев его зонтиком.
 – Какое мне дело до других джентльменов.
 – А мне есть. Расскажите, кто мои соперники? Слезы немного утихли.
 – Если вы так ставите вопрос, то извольте. Мартин, сын миссис Уильяме. Он служил в армии и вышел в отставку, чтобы помочь матери. Насколько мне известно, они купили второй магазин в Теллисфорде.
 – Второй магазин. Они, должно быть, неплохо обеспечены.
 – Мартин очень много работает. Его отец был стряпчим, но Мартин говорит, что у него нет склонности к юриспруденции.
 Звучит многообещающе. Сьюзен, похоже, тоже не терпит сложностей – любого рода.
 – Значит, вы разговаривали?
 – Новые товары поступают в магазин каждый вторник. На прошлой неделе они получили шелк прямо из Парижа. Он обещал отложить для меня отрез голубого шелка и никому его не предлагать, пока я не куплю себе на платье.
 – Значит, на приеме вы будете в голубом? А мистер Уильяме тоже будет?
 – Думаю, что не будет, потому что на наш бал мама вряд ли его пригласит.
 – Мне бы хотелось увидеть его на обоих мероприятиях. Замолвлю за него словечко перед миссис Уитфелд.
 – Правда? – Она схватила его за руку.
 – Я не хочу быть единственным неженатым мужчиной на этих балах. Это было бы нечестно.
 – Вы такой хороший, лорд Закери. Вы твердо решили пойти в армию?
 – Твердо.
 Одну пристроил. Осталось шесть… пять. Все прошло гораздо легче, чем он ожидал. Закери улыбнулся Сьюзен. При такой скорости к закату он найдет пару каждой из сестер, и при этом ему ничего не придется делать, а лишь пригласить нужных джентльменов на бал. Что касается старшей сестры, тут все обстоит гораздо серьезнее. Но он совсем не против того, чтобы попасться в ее сети.




 Глава 9


 Кэролайн отошла от окна. Уже почти час Сьюзен и Закери прогуливались по саду и вдоль пруда, при этом рука Сьюзен все время была просунута под локоть Закери. В уме она, вероятно, уже представляла, каким будет ее свадебное платье.
 Кэролайн не хотела, чтобы Закери сбежал, узнав, что сестры поделили его, словно рождественский пирог. И что ей достался довольно большой кусок.
 Хотя какое это имеет значение? Сам Господь Бог прислал его в Уилтшир, и не воспользоваться этим было бы непростительно. И он был так мил. Поцеловал ее и разговаривал с ней так тепло и искренно. Кэролайн глянула на свой незаконченный и очень личный набросок. Она рисовала его, потом до него дотрагивалась, а теперь ей стало интересно, о чем он думает, что делает и чувствует. И о чем думают ее сестры и что они с ним делают.
 Но разве это имело какое-то значение? Как только она закончит портрет, ей будет безразлично, что он делает или куда поедет. Просто он очень хорошо целуется.
 – Проклятие! – Она отшвырнула карандаш. – Это какое-то наваждение!
 – Наваждение? – Энн вошла в мастерскую и, наклонившись, подняла карандаш.
 Кэролайн быстро закрыла альбом.
 – Весь этот хаос вокруг лорда Закери. Ничего хорошего из этого не может выйти.
 – Я тебя не понимаю, Каро. Лорд Закери сказал что-то нехорошее? Ты провела с ним положенные тебе два часа?
 – И да и нет, – смутилась Кэролайн. – Помяни мое слово, Энн. Если вы будете поощрять его ухаживания, он разобьет и твое сердце, и сердце Сьюзен, и всех остальных.
 Энн уселась на подоконник.
 – А как насчет твоего сердца?
 – Моего? Мое сердце здесь ни при чем. Я просто… разочарована. Через три недели я должна отослать в Вену законченный портрет, а моя модель как ни в чем не бывало гуляет по саду.
 – У нас такое же право осуществить свою мечту, как у тебя, Каро. Ты так не думаешь?
 – Да-да, ты права. Но мне нравится думать – то есть я должна в это верить, – что моя мечта осуществима. Тогда как ваша…
 – Глупая трата времени, – закончила Энн, скептически взглянув на сестру. – У тебя было несколько часов, чтобы сделать наброски. Ты уже решила, в каком позе ты будешь писать лорда Закери?
 В такой, какую он вряд ли примет на публике.
 – Нет. Я все еще его изучаю.
 Энн посмотрела на сестру долгим взглядом, и Кэролайн стоило больших усилий не покраснеть.
 – Не беспокойся, Каро. Я записала на тебя три дня по два часа утром на этой неделе и еще два часа днем в пятницу. Но за это время ты должна подготовиться к тому, что он будет тебе позировать и ты начнешь писать портрет маслом. А у нас будет много времени, чтобы проводить его с лордом Закери.
 Она не будет готова до тех пор, пока не избавится от мыслей о его голой груди.
 – Да, конечно. Я не хотела быть эгоисткой.
 – Я знаю. Ты просто одержима своей мечтой, – улыбнулась Энн. – Так что у тебя будет пять дней, чтобы закончить портрет, и все еще останется время, чтобы отослать его месье Танбергу. И смею заметить, что у тебя даже будет время поехать на бал в Троубридж и присутствовать на нашем балу в честь лорда Закери.
 Кэролайн вздохнула. Какими бы ужасными ни были обстоятельства, Энн права. У каждой из сестер будет шанс осуществить свою мечту, хотя Кэролайн считала, что шансов у них нет. А у нее есть время, чтобы закончить портрет и отослать в Вену к сроку.
 – Ты права, – с натянутой улыбкой ответила она. – Возможно, я даже буду танцевать вальс.
 Закери придерживал Саграмора, внимательно наблюдая за Джулией Уитфелд, которая очень неуверенно держалась в седле. На самом деле оказалось, что Джулия никогда раньше не ездила верхом самостоятельно. Как правило, поводья держал грум либо ее вообще привязывали к седлу.
 – У вас замечательно получается, – сказал Закери, подъехав совсем близко, чтобы успеть подхватить Джулию, если она начнет падать.
 – Мне нравится ездить верхом, – заявила она и тут же, почти потеряв равновесие, так натянула поводья, что Дейзи попятилась. – Черт! Какая непослушная лошадь.
 – Может, она нервничает из-за Саграмора. Давайте я поведу Дейзи, чтобы она немного успокоилась.
 – Вы такой заботливый.
 Закери взял поводья и повел лошадь по лесистой тропе. Позади на расстоянии нескольких ярдов ехал грум – достаточно близко для приличия и достаточно далеко, чтобы их услышать, так что Закери решил, что ему померещилось, будто грум засмеялся.
 – Вы рассказывали мне о недостатке неженатых молодых мужчин в округе, – сказал он, наблюдая, как судорожно она держится обеими руками за луку седла.
 – Это правда. И все такие скучные. Правда, не все. С некоторого времени.
 Чудесно. Он научился этой стратегии во время беседы со Сьюзен.
 – Мне остается только сожалеть, что я, как будущий солдат, не могу ухаживать ни за одной из вас.
 – Но…
 – Я никогда бы не пренебрег мнением вашего отца. Расскажите, кто ваш любимый ухажер. У такой хорошенькой девушки, как вы, должен быть поклонник.
 Джулия хихикнула:
 – Один, может быть, и есть. Но вы уверены, что пойдете служить в армию? Папе никогда не понравился бы солдат.
 – Уверен. И к тому же я третий сын в семье. Как же зовут счастливчика?
 – Не скажу. Сами догадайтесь.
 – Я никого не знаю в Троубридже. Ну хотя бы намекните.
 – Хм. У него свое дело в городе.
 Он уже достаточно изучил повадки сестер Уитфслд, чтобы понять, что сначала они выбирают объект для обожания, а потом начинают все вместе его обхаживать. Поэтому он догадался, кто должен быть владельцем этого дела.
 – Случайно, не Мартин Уильяме?
 – Вы догадались? Он такой красивый, и отец оставил ему большое наследство.
 – Только не говорите мне, что за вами не ухаживал кто-либо еще, мисс Джулия.
 – Да, на балах меня всегда приглашает танцевать Питер Редфорд. Он довольно красив, но он сын викария. А я не хочу быть невесткой викария или женой будущего викария.
 Но если девушек семь, какой-нибудь из них придется выйти замуж за будущего викария. И Питер Редфорд определенно нравился Джулии.
 – А эти джентльмены догадываются, что они вам нравятся?
 – Господи, откуда мне знать. Я всегда стараюсь не пропускать ни одного танца.
 Закери скрыл улыбку.
 – А с офицерами вам разрешается танцевать?
 – Папа не может этому препятствовать. Это было бы невежливо, ведь так?
 – Конечно. – И бедняге будет трудно удержать от танцев семь дочерей. Интересно, а Кэролайн танцует? Будет приятно пригласить ее и иметь возможность прикоснуться к ней.
 Джулия покачнулась в седле, но успела предотвратить падение, схватившись за гриву Дейзи. Закери сделал вид, что ничего не заметил. Он не хотел, чтобы она изображала несчастный случай только для того, чтобы упасть в его объятия.
 – Надеюсь, что вы танцуете, лорд Закери.
 – Не сомневайтесь, мисс Джулия. Ничто не помешает мне танцевать с вами. И называйте меня Закери, пожалуйста.
 – Спасибо, Закери. И поскольку бал у нас дома будет еще более великолепным, чем в Троубридже, у нас будет не менее четырех вальсов. На один вы пригласите меня, Закери, договорились?
 – Договорились.
 Он незаметно глянул на свои карманные часы. До конца отведенного Джулии времени оставалось десять минут. Потом по расписанию у него должен был быть пикник с Энн. Он понятия не имел, какие у сестер планы на оставшейся день, но, очевидно, его время будет поделено между Джоанной, Грейс и Вайолет. Хорошо бы одна из них выбрала рыбалку, но если они столь же искусны в ловле рыбы, как Джулия в верховой езде, удовольствие он вряд ли получит.
 – Который сейчас час, Закери?
 – Без десяти одиннадцать.
 – Черт! Мне полагается больше времени, потому что мне пришлось ждать, пока Стедман оседлает Дейзи.
 Закери чуть было не предложил Джулии, чтобы в следующий раз она заранее продумала, как с пользой провести отведенное ей время, но Джулия не обладала умом Кэролайн, и ее было неинтересно поддразнивать. С другой стороны, только Сьюзен созналась, что они его поделили, и сейчас он об этом не знал бы.
 – У нас весь день впереди, не так ли? Ваш отец рассказал мне, что за пастбищем есть восхитительные тропы для верховой езды с небольшими преградами. – Он все же не удержался, чтобы немного не подразнить ее.
 – С преградами? – пискнула Джулия. – Знаете, мне кажется, Энн готовит для вас какой-то сюрприз. Может, нам стоит вернуться домой?
 Если учесть, что они проехати всего милю да и ту черепашьим шагом, возвращение будет не столь уж трудным.
 – Как пожелаете.
 Они повернули обратно. Ухмыляющийся Стсдман все также следовал за ними на некотором расстоянии.
 Первое, что увидел Закери в проеме каменной стены, отделявшей дом, сад и конюшни от остального поместья, была корзинка для пикника. Потом – поля розовой шляпки и, наконец, круглое улыбающееся лицо Энн.
 – А вот и она, – тихо пробормотала Джулия. – Могла бы дать мне еще пять минут в конюшне.
 – Добрый день, мисс Энн, – улыбнулся Закери и в знак приветствия приложил руку к шляпе.
 Закери пришел к выводу, что внимание со стороны такого количества привлекательных девушек было не таким уж и неприятным – особенно теперь, когда они не наваливались на него всем скопом. Если бы их намерения не были так безнадежно прозрачны и если бы они не были сестрами, которых он поневоле сталкивал лбами, он наслаждался бы ситуацией. Впрочем, не менее интересным было сделать этих девушек привлекательными для других джентльменов.
 – Лорд Закери. – Энн присела в реверансе. – Надеюсь, вам понравятся прогулка и пикник на берегу пруда.
 – Звучит замечательно. Разрешите мне проводить мисс Джулию до конюшни и…
 – Нет-нет, – проворчала Джулия. – Стедман, возьми поводья.
 Стедман подъехал, и Закери вручил груму поводья, а с ними отдал ему на попечение Дейзи и ее всадницу. Чтобы не дать Джулии передумать, он спрыгнул на землю и бросил поводья Саграмора все тому же Стедману. Потом поклонился Джулии:
 – Спасибо за приятную прогулку, мисс Джулия.
 – Это вам спасибо, Закери. – Она улыбнулась и махнула рукой груму, но ей пришлось тут же ухватиться обеими руками за луку седла, потому что Дейзи ринулась вперед.
 – Боже правый, – прошептала Энн, когда все три лошади скрылись за углом. – Надеюсь, с ней ничего не случилось.
 – Она справилась довольно сносно, – сказал Закери, исподтишка потрогав носком сапога корзинку. Она была полной. А это всегда приятно.
 – Вам оказана великая честь, милорд. Я думаю, Джулия лет двенадцать не садилась на лошадь.
 – Тогда зачем…
 – Затем, что вы любите ездить верхом. Ну, пошли? Он взял у Энн корзинку и предложил свободную руку.
 – Нас будет кто-нибудь сопровождать?
 – Вы же с Каро были одни. Чудесно.
 – Ее служанка была в коридоре прямо под дверью. – Он улыбнулся. – Моя тетя строго-настрого приказала мне вести себя прилично. Так что я пытаюсь.
 – Очень хорошо. Я просто вас проверяла. – Энн повернулась к дому: – Салли!
 Из-за увитой плющом стены появилась служанка.
 – Я здесь, мисс Энн.
 В сопровождении служанки они направились к пруду. Они не проговорили и нескольких секунд, как одно стало ему ясно: разговор с Энн потребует от него гораздо больших усилий, чем с Джулией или Сьюзен. Эдмунд Уитфелд упомянул, что две его дочери были более разумны, чем остальные. Энн была одной из них. Другая, вероятно, все еще укрывалась в своей башне с карандашами и красками.
 – Как прошло ваше утро? – поинтересовалась Энн.
 – Замечательно. Я позировал, гулял, ездил верхом, а теперь буду кушать. И все это либо кончалось, либо начиналось в начале часа, либо в его половине.
 – Хм. Вот как?
 – Да. На самом деле я беспокоился о том, что, если я, не дай Бог, подверну ногу или попрошу стакан воды, все в доме перевернется вверх дном. – Он искоса посмотрел на Энн.
 – Значит, вы все знаете. – Она поджала губы. – Мы составили это расписание лишь для того, чтобы все могли провести с вами время.
 – Очень разумно. Полагаю, что это придумали вы.
 – Если вы намерены пошутить, я в этом не признаюсь.
 – Нет, что вы. Я хотел сказать, что мне нравится ваше общество и общество ваших сестер, но гораздо легче разговаривать с одной из вас, чем со всеми сразу.
 – Несомненно. Иногда у меня просто звенит в ушах, когда я ложусь спать, а я выросла вместе со всеми.
 – У меня самого два брата, сестра и шестилетняя племянница. Еще месяц назад мы все жили под одной крышей.
 – Пока ваша сестра не вышла замуж.
 – Да.
 – Но почему вы все живете вместе? Наверняка у Гриффинов в Лондоне несколько домов.
 – У Шея, то есть Шарлеманя, на самом деле есть свои апартаменты в районе Мейфэр. Но Мельбурн нас подкупил, чтобы мы вернулись в Гриффин-Хаус. Мне кажется, он лучше себя чувствует, когда есть кем командовать. – Он пожал плечами, не желая вдаваться в подробности жизни старшего брата, пытавшегося пережить смерть жены. Это касалось только Гриффинов, а Гриффины не сплетничают, тем более друг о друге. – Дом достаточно большой, так что для всех есть место.
 – Представляю себе. Мне всегда хотелось поехать в Лондон.
 – Вам еще нет восемнадцати. Может быть, вы сумеете уговорить своих родителей.
 Она покачала головой:
 – Сомневаюсь. Они решили вывезти в свет одновременно меня, Грейс и Вайолет. Поскольку мы не будем представлены ко двору, моя мама решила, что так будет легче. Так что своего сезона у меня не будет. Но мне все равно. В каком-то смысле сезон приехал сюда, ко мне, разве не так?
 – Что вы имеете…
 – Мама и папа ни за что не согласились бы устроить у нас дома бал, если бы не приехали вы и леди Глэдис, и я совершенно уверена, что все в нашем графстве приедут на этот бал и разоденутся в пух и прах. Так что это вы подарили мне сезон, хотя и в Уилтшире.
 – Тогда я с удовольствием буду присутствовать.
 – Однако цель всякого сезона для молодой леди – это найти ей мужа, не так ли?
 Закери почувствовал, что галстук вдруг стал ему тесен, и он еле удержался, чтобы не ослабить узел.
 – Да, я слышал об этом.
 – Как получилось, что вам двадцать четыре года и вы происходите из такой семьи, как Гриффины, но до сих пор не женаты, милорд?
 – Я не тороплюсь связать себя узами брака. Прежде у меня есть кое-какие дела. Как только я вернусь в Лондон, я уеду в Испанию, чтобы присоединиться там к нашей армии.
 – Расквартированный под Троубриджем полк ждет приказа уже шесть месяцев. Очевидно, Веллингтон считает, что хорошо владеет ситуацией и без них.
 Какая разница между реакцией ее и сестер! Она либо уже слышала о его планах, либо была того мнения, что его имя сможет сокрушить предубеждение отца против военных. В обоих случаях это не сулило ему ничего хорошего.
 – Я не хочу ждать, пока меня призовут. Я намерен действовать.
 – Как это замечательно, лорд Закери. Я тоже не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, а буду действовать.
 Разгадать смысл этого заявления было нетрудно. Пора переходить от обороны к наступлению, решил Закери, прежде чем она отведет его к какому-нибудь священнику, которого спрятала где-то в кустах.
 – И кого же в Троубридже вы наметили в качестве объекта ваших действий? Непохоже, что свой план вы сочинили, только когда я приехал.
 – Нет. Но планы меняются.
 Он поднял бровь, радуясь тому, что у него был немалый опыт общения с амбициозными юными леди.
 – Вы откровенны, не так ли?
 – А вы не привыкли к откровенным женщинам? На самом деле он не привык к таким сугубо личным разговорам с незнакомыми людьми просто потому, что большинство из них не смели заводить с ним подобные разговоры. Что касается его семьи, на этой стадии беседы его уже несколько раз обозвали бы тупицей или придурком. Он понял, что в этом было отличие Кэролайн, а теперь – и Энн. Они предполагали, что он умен, интеллигентен и обладает способностью выражать свои мысли, а их предвзятое мнение касалось богатых джентльменов в целом. Это вселяло надежду.
 – Полагаю, что нет. А мне тоже будет позволено быть откровенным?
 – Пожалуйста.
 – Я приехал сюда не для того, чтобы найти жену, мисс Энн. Я выполняю свои обязанности перед тетей и делаю одолжение моему брату.
 – И все же вы здесь, на пикнике со мной.
 – Вы уверены, что вам всего семнадцать? Я испытываю тревожное чувство, что меня заманивают в ловушку.
 Она рассмеялась:
 – В таком случае прошу прощения. Я не собираюсь вас загонять в ловушку. Как раз наоборот. Я хочу, чтобы вы поняли мои намерения.
 Но это заявление было еще более обескураживающим. Господи! Он собирался наставить на путь истинный глупеньких, хихикающих девиц, а не откровенного убийцу мужчин. В Лондоне достаточно таких женщин, которые намеренно себя компрометируют с целью поймать мужа. Таких он старательно избегал. Впрочем, может, именно поэтому он сможет помочь Энн Уитфелд.
 – Вы умеете ловить рыбу? – спросил он, когда они пришли на место.
 – Ловить рыбу? Нет, но я видела, как это делается.
 – Стало быть, вы знаете, в чем заключаются основы этого вида спорта.
 Он помог ей сесть на одеяло, поставил корзинку рядом с ней и тоже сел. Но напротив, чтобы быть уверенным, что она хорошо его видит и слышит.
 – Думаю, да.
 Закери взял из ее рук сандвич.
 – Так что если вы, предположим, пошли бы на рыбалку, вы не бросились бы в воду с дубинкой и не начали ею размахивать?
 – Нет, конечно. Персик хотите?
 – Да, спасибо. Я это имел в виду.
 – Что? Персик?
 – Нет. Вы поймаете больше рыбы с помощью червяка на крючке, чем размахивая дубинкой.
 Она пристально на него посмотрела, задумчиво жуя сандвич с ветчиной.
 – У меня достаточно соперниц даже в собственном доме.
 – Только в том случае, если вы все преследуете одного и того же мужчину. Например, – он сделал глубокий вдох, – я же не смог бы жениться на вас всех, даже если бы захотел.
 – Значит, нам надо тянуть жребий?
 Случись такое, ему пришлось бы пустить себе пулю в лоб, потому что его семья никогда бы его не простила.
 – Нет, вам надо сосредоточиться на рыбе, которая, во-первых, желает быть пойманной, и, во-вторых, быть пойманной именно вами.
 Энн улыбнулась:
 – А вы не такой, как я думала.
 – Надеюсь, что это комплимент.
 – Разумеется. Я читаю в газетах светскую хронику, и в ней всегда полно сведений о вашей семье и о вас. Пари, скачки, бокс… Но Каро сказала, что вы разбираетесь в искусстве и обладаете большой долей здравомыслия.
 Он разбирается в искусстве? Кэролайн сказала, что он разбирается в искусстве? Это, пожалуй, был самый приятный комплимент, который ему когда-либо делали.
 – Газеты печатают всякий вздор для того, чтобы их лучше покупали. Не думаю, что моя жизнь так уж интересна.
 Как настоящий актер, знающий, когда наступает момент выйти на сцену, из кустов выскочил Гарольд.
 – Какого черта…
 Закери успел бросить сандвич обратно в корзину прежде, чем до него добрался щенок. Схватив пса за загривок, он вскочил, чтобы Гарольд не набросился на корзину с ленчем.
 – Рид!
 Кусты затрещали, и из них вывалился камердинер Закери.
 – Извините, милорд. – Рид тяжело дышал. – Я просто пытался спасти ваш сапог, а этот изверг проскользнул у меня между ног и выбежал в открытую дверь.
 Закери посмотрел на вилявшего хвостом Гарольда.
 – Бог мой, он все же действительно наполовину гончая, если он нашел меня по моему следу.
 – Или но следу пашей корзинки, – предположила Энн. – Каро сказала, что как дрессировщик вы никуда не годитесь.
 Закери взял щенка и передал его камердинеру:
 – Забери его в дом. Я погуляю с ним позже.
 – Да, милорд.
 Значит, Кэролайн видела, как он вчера занимался со щенком. Ему она ничего не сказала, а вот с Энн поделилась своим мнением о том, что видела. Он снова сел. Какое ему, в сущности, дело, что она о нем думает? Просто потому, что она сначала хвалит его за то, что он разбирается в искусстве, а потом – в весьма нелестных выражениях – подвергает сомнению его умение обращаться с животными, он не собирается…
 – Закери? – прервала Энн его размышления. – Вы заставили меня задуматься.
 – Ну так скажите, кого я должен буду встретить на балу?
 Следующий час они провели в приятной и неожиданно остроумной беседе. Как он и ожидал, у девушек Уитфелд были весьма странные теории относительно мужчин, при том что они не имели никаких возможностей воплотить их на практике. Согласно разработанному Закери плану, все должно измениться с последним танцем на балу у Уитфелдов. Этим девушкам были нужны мужчины, и он доведет их до состояния, необходимого для того, чтобы заполучить их.
 С обучением Гарольда, однако, дело обстояло хуже, чем он предполагал: он не смог выдрессировать Гарольда за один день. Но решил не сдаваться. И следующий сеанс дрессировки будет происходить где-нибудь подальше от окон мастерской. Однако выкроить для него время будет нелегко.
 Сразу же после пикника с Энн он совершил еще одну прогулку по поместью. На этот раз с Джоанной. Потом целый час собирал цветы с Грейс. Когда он пожаловался, что от прогулок у него болят ноги, Вайолет сжалилась над ним и предложила поиграть в карты.
 В ответ на его вопросы, все девушки признались в симпатии к какому-либо местному джентльмену. Энн, Джоанна и Грейс отказались назвать имена своих возможных поклонников, но Закери не сомневался, что ему не составит труда вычислить их на балу. Самой большой проблемой было заставить миссис Уитфелд пригласить на бал половину холостяков графства, которые могли бы соревноваться с ним. Впрочем, решил Закери, Салли достаточно разумна и вряд ли будет возражать против того, чтобы мужчин было как можно больше.
 В половине четвертого он наконец освободился. Гарольда он нашел наверху. Щенок с остервенением рвал подушку.
 – Я вижу, что и тебе нужна компания. Другие мои ученики просто одержимы желанием найти спутника жизни.
 – Закери, мальчик мой, – вдруг раздался снизу голос, и Закери, выйдя на лестницу и перегнувшись через перила, увидел внизу мистера Уитфелда.
 – Эдмунд? Добрый день.
 – Могу я вас побеспокоить и попросить сходить со мной в курятник? Я сконструировал новое приспособление для сбора яиц, и мне хотелось бы узнать ваше мнение.
 Спустившись вниз и оказавшись между Эдмундом и Гарольдом, Закери на минуту задумался. В курятнике Гарольд распугает всех кур, и они, чего доброго, перестанут нестись. После некоторого колебания Закери вручил поводок дворецкому.
 – Я скоро вернусь, – сказал он Барлингу, безуспешно пытаясь заставить Гарольда сесть.
 Когда они выходили из дома, Закери показалось, что на верхней площадке лестницы мелькнули желтые юбки.
 Он было нахмурился, но быстро изменил выражение лица. Какое ему дело до того, что думает Кэролайн о нем и его непослушном псе? А Гарольда он непременно обучит – если найдет для этого время.




 Глава 10


 Все эти дни Кэролайн почти не спала и с трудом могла сконцентрироваться на чем-либо, кроме рисования. Она истратила с полдюжины карандашей и все же никак не могла найти ракурса, который бы ее удовлетворил. Можно вообразить, какое разочарование испытывает Закери. А ей просто хотелось смотреть на него и беседовать с ним.
 – Как я выгляжу? – спросил он со своего места посередине мастерской.
 – Не пойму, – пробормотала она себе под нос. – Что-то не так.
 – Со мной или с вашим наброском?
 – Трудно сказать.
 – Тогда закончим. – Он встал и подошел к ней. – Давайте посмотрим.
 Ее первым побуждением было закрыть альбом, но сейчас она нарисовала его полностью одетым. Она повернула альбом так, чтобы он мог видеть ее работу.
 – Что скажете?
 Закери нагнулся, глядя ей через плечо.
 – По-моему, я похож. Мне нравится галстук. – Он ткнул пальцем в рисунок.
 – Спасибо. – Стараясь не замечать исходившее от него тепло и его дыхание у себя на щеке, Кэролайн затушевала складку на рукаве. – Я думаю, что дело в выражении вашего лица. Я не понимаю его.
 – А что вы хотите понять?
 – Что-нибудь. Ведь это я нарисовала.
 – Но это мое лицо. По выражению моего лица можно определить, что я думаю, а это обязательно будет ерундой. Так считают мои братья. Если хотите, я постараюсь придать лицу более суровое выражение, но я все равно не вижу, чем вы недовольны.
 – Ваши братья вряд ли думают о вас так плохо.
 – Это почему же?
 – Вас трудно не любить.
 Его чувственные губы изогнулись в улыбке.
 – Возможно, мой шарм является естественным следствием моей никчемности.
 Кэролайн встала. Ей пришлось немного отступить в сторону, чтобы не задеть его щеку плечом. Его близость вызывала в ней чувство неловкости. Главным образом из-за того, что, несмотря на его неумение справиться с Гарольдом и утверждение, что он желает пойти в армию, а сам проводит время в пустой болтовне с ее сестрами в Уилтшире, она хотела, чтобы он снова ее поцеловал.
 – Сядьте, пожалуйста. У нас осталось мало времени. Он вернулся на свое место.
 – Я заметил, что вы не опровергли мое заявление.
 – Я обращаюсь с вами как с клиентом, поэтому не возражаю вам.
 – Но мне нравится, когда вы со мной не соглашаетесь.
 Что верно, то верно, подумала она, и именно поэтому так трудно найти линию поведения, которую необходимо сохранять.
 – Не могли бы мы просто поболтать? Я давно заметила, что это позволяет человеку, которого рисуешь, расслабиться.
 – Я вполне расслаблен, но, прошу вас, продолжайте.
 – Очень хорошо. – Она стерла линию плеча и немного ее опустила. Но дело было не в этом. Проблема крылась где-то в его лице.
 – Расскажите о своей семье. Где вы живете?
 – Моя семья живет либо в Мельбурн – Парке в Девоншире, либо в Гриффин-Хаусе, когда мы в Лондоне.
 – Энн рассказала мне, что в Лондоне у вас есть свой дом, – сообщила она, попросив чуть ниже опустить голову. Выражение лица стало… более опасным, что ли, но это было не то, чего она добивалась.
 – И у меня, и у Шея есть свои апартаменты в городе, но мы вернулись в Гриффин-Хаус, когда Себастьян по – i просил нас об этом.
 – Вы уехали из своего дома?
 – Нет, время от времени я там останавливаюсь, и у меня есть небольшой штат прислуги, но живу я в доме брата.
 – Значит, вы, – начала она и запнулась, чуть было не спросив, как он мог упустить шанс быть независимым и жить своей жизнью, а не плыть по течению только потому, что был дружелюбен или безразличен.
 – Значит – что?
 – Ничего.
 – Понятно.
 Она взглянула на него: выражение лица стало более жестким, холодным. Теперь он выглядел так, как, по ее мнению, должен был выглядеть Гриффин: отстраненным, высокомерным и не терпящим возражений. А она-то хотела, чтобы он расслабился!
 – Закери, я не сказала ничего такого…
 – Жена Себастьяна, Шарлотта, умерла. Никто этого не ожидал. Она была совершенно здорова и вдруг начала быстро уставать и худеть. Через месяц она слегла и больше не встала. – Он откашлялся. – Себастьян был убит горем. Если бы ему не надо было заботиться о крошке Пип – его дочь зовут Пенелопа, – я не знаю, что бы он с coбой сделал. Поэтому когда он попросил нас вернуться домой, мы сразу же переехали.
 – Мне очень жаль, – тихо сказала она, не поднимая глаз от альбома. – Я не знала.
 – Никто, кроме нашей семьи, не знает подробностей, и я был бы вам признателен, если бы вы никому ничего не рассказывали. Просто я не хотел, чтобы вы думали, что я без всякой на то причины уехал из дома и вообще о нем забыл.
 – Я никому ничего не расскажу.
 Она сделала линию губ более плавной. Вот так. Не совсем, но ближе к тому, чего она добивалась. Он снова встал и подошел к ней.
 – Знаю. А теперь скажите, что не так в моем образе. Кэролайн вздохнула. Она и сама не знала, как это объяснить. Поза была правильной, но каждой косточкой в своем теле она чувствовала, что где-то закралась фальшь. Чего-то не хватало. Он поделился с ней сокровенным, но в своем рисунке она этого не увидела.
 – А вы стали бы изучать мой рисунок так, как вы изучали портрет «Моны Лизы»?
 – «Мона…» Я видел себя в зеркале тысячи раз. На вашем рисунке я очень похож. – Он вынул карманные часы. – Прошу прощения, но через двадцать минут я должен пойти на рыбалку с близнецами. Мне надо переодеться, потому что, подозреваю, все кончится тем, что я промокну до нитки.
 – Тогда зачем вы идете?
 – Потому что они меня об этом попросили. Я не намерен вносить сумятицу в расписание Уитфелдов.
 Значит, он знает о расписании, составленном Энн. Она это подозревала.
 – Да вы просто дипломат.
 – Это не я придумал.
 Но и не противился этому. Его не беспокоило, что другие ценят его время больше, чем он сам.
 – Я просто хотела сделать комплимент вашей дипломатичности. Я слышала, что вы обожаете рыбалку.
 – Не знаю, понравится ли мне, если придется лезть в воду, но это совсем другое дело. – Он остановился в дверях. – Вы поедете сегодня на бал?
 Кэролайн постаралась избавиться от видения промокшего до нитки Закери Гриффина с прилипшей к его стройному, мускулистому телу одеждой.
 – Мне приказано поехать. Чувственная улыбка заиграла на его губах.
 – Пришлось подкупить скрипача, чтобы он составил нужный мне список танцев, которые будет исполнять оркестр. – Закери достал из кармана листок бумаги. – Первый раз в жизни я расписал все танцы.
 Стараясь не отвлекаться, она стерла на своем рисунке прядь волос на лбу, потом вернула ее на место. Эта прядь также хорошо смотрелась на рисунке, как и на оригинале.
 – Да, полагаю, что даже без моих сестер на вас будет большой спрос.
 Он тихо прикрыл дверь.
 – Вы ревнуете, Кэролайн?
 – Не смешите меня. И я не разрешала вам употреблять мое имя.
 – Так разрешите.
 – Нет. – Притворившись, что занята рисунком, и надеясь, что не покраснела, она махнула рукой: – Отправляйтесь на свою рыбалку, а то опоздаете.
 Ответом было молчание. Когда она подняла голову, оказалось, что он стоит перед ней и совсем близко.
 – Если бы я не чувствовал ваши губы на своих, – пробормотал он, поднимая пальцем ее лицо за подбородок, – или ваши пальцы на своей коже, я, возможно, поверил бы, что вам все равно.
 – Мне все равно. Я говорила, что должна написать ваш портрет. Это вы меня поцеловали, а что касается остального, я изучала вашу мускулатуру с единственной целью – постараться стать хорошей художницей.
 – Вот как. – Серьезные серые глаза были устремлены на нее. – Значит, для вас я не мужчина, а объект.
 Наконец-то он понял. Она не отвела взгляд.
 – Да.
 Закери наклонился так низко, что она ощутила его дыхание на своих губах. Все ее существо стремилось сократить расстояние между ними, насладиться его мужественностью, которая уже была ей знакома. Но мозг кричал ей «Вена». Если она поддастся своему телу, своим чувствам, она будет счастлива на миг, а сожалеть будет всю жизнь. Подняв руку, она отвела его пальцы от своего лица.
 – Мне кажется, вы договорились пойти на рыбалку. – Она надеялась, что он не услышит, как дрожит ее голос.
 Кивнув, он отступил.
 – Верно. Но в следующий раз, Кэролайн, вам придется поцеловать меня. Если меня не хотят, я не стану навязываться.
 – Я вас не хочу.
 Закери насмешливо улыбнулся, и внутри у нее что-то перевернулось.
 – Лгунья.
 Прежде чем она придумала ответ, он выскользнул в коридор и тихо прикрыл за собой дверь. Кэролайн уронила альбом на колени и сделала несколько глубоких вдохов. Когда это не помогло, она поднялась и стала шагать по мастерской. Как он это делает? Она чувствует себя так, словно ее ноги поднялись над землей на два фута. Он заставляет ее чувствовать то же самое, что она чувствует, когда погружена в работу, – не то чтобы она была частью мира, но в то же время словно прикасается к нему.
 – Мужчины, – прорычала она. Он проявляет интерес лишь потому, что думает, будто она разыгрывает недоступность. Но то не была игра. Как дать ему это понять?
 Черт побери! Если бы она была одной из сверх озабоченных сестриц, он бежал бы от нее со всех ног. Кэролайн замедлила шаги. Может, дело в этом? До тех пор, пока он ей нужен, она будет говорить, что не нуждается в его ухаживаниях. Тогда он заинтересуется и не отстанет от нее.
 Однако когда она закончит работу, все, что ей надо, – это на несколько минут притвориться, что она Сьюзен, или Джоанна, или Джулия. Он подумает, что попал в ловушку, и сбежит, оставив ее в покое, до того, как она получит сообщение, что принята в студию месье Танберга.
 – Отлично.
 Оставалась одна проблема, – нет, две. Во-первых, как преодолеть тягу к нему и, во-вторых, понять, что не так в ее наброске, прежде чем начать писать маслом. Если ей удастся уговорить его снова снять рубашку, она будет считать это еще одним уроком в своем художественном образовании.
 Тетя Тремейн отдала свою коляску в распоряжение Уитфелдов. Но даже двух экипажей оказалось недостаточно, чтобы разместить всех домочадцев и их гостей. Закери оказался в первом экипаже с миссис Уитфелд, Сьюзен и Грейс, хотя очень этого не хотел.
 – Все будет так восхитительно! – восклицала Салли Уитфелд, сжимая руку Сьюзен. – Конечно, было бы лучше, если бы наш бал был сначала. Но не важно. Мы сегодня произведем такое впечатление, что все захотят приехать к нам.
 Закери пытался разглядеть, кто едет во втором экипаже, но их коляска так подпрыгнула на ухабе, что ему удалось увидеть лишь юбки из разноцветного шелка.
 – Я уверен, что вы правы. После сегодняшнего бала у всех разгорится аппетит.
 – Вот именно, милорд. Разве мои дочери не выглядят прелестно? Я посоветовала Сьюзен надеть новое голубое платье. Оно оттеняет ее глаза, не правда ли?
 – Да. Все ваши дочери так прелестны, что я не верю своему счастью быть среди них.
 – Вы такой джентльмен. – Миссис Уитфелд похлопала Закери веером по колену.
 – Спасибо, мадам. Вы уверены, что второй экипаж не нуждается в сопровождающем?
 – О нет. Джоанна, Джулия и Вайолет позаботятся о вашей тете.
 – А как же остальные члены вашей семьи? Кэролайн в особенности.
 – Мы все хорошо продумали, Закери, – сказала Сьюзен, хлопая ресницами. – Наша коляска вернется обратно за папой, Каро и Энн. Не важно, что они опоздают. Все равно папа и Каро очень редко танцуют.
 Пусть так. Но он из принципа оставит один танец за Кэролайн. Однако сейчас его беспокоил взгляд Сьюзен, и это после инструкций, которые он давал ей в последние дни. Он был не намерен позволить девицам Уитфелд стать посмешищем в глазах публики.
 – Вы прекрасно выглядите, Сьюзен. Все молодые джентльмены захотят заполучить местечко на вашей карточке для танцев.
 – Все это очень хорошо, но как же насчет меня? – Грейс разгладила длинные до локтя белые перчатки.
 – Вы заставите всех поволноваться.
 Когда они подъехали к городскому собранию, там уже стояло несколько экипажей. Салли с трудом удерживала возле себя свой выводок.
 – Девочки, девочки, – старалась она перекричать шум, – оставайтесь вместе и берегите туфли. Здесь столько лошадей.
 Сьюзен схватила Закери за руку:
 – Оставайтесь со мной, Закери. Я хочу, чтобы Мартин Уильяме увидел, как мы вместе входим в зал.
 Было сомнительно, что мистер Уильяме вообще сможет разглядеть Сьюзен в такой толпе, не говоря уже о том, что станет ревновать, увидев ее под руку с гостем семьи. Однако Закери подчинился, тем более что не знал, куда идти.
 – Идите вперед, – приказала миссис Уитфелд, приглаживая свою зеленую шляпку и подталкивая близнецов.
 Закери предложил тете Тремейн свободную руку.
 – Вы выглядите сегодня очень привлекательно, моя дорогая тетушка.
 – Да я могла бы надеть на себя мешок, и никто бы не заметил, – парировала она, тяжело опираясь на его руку, – если бы ты не был рядом.
 – Я всегда мечтал быть царицей бала, – пробормотал он.
 – Будь осторожен в своих желаниях, дорогой, – ответила тетя, глядя куда-то поверх голов.
 Он проследил за ее взглядом.
 – Черт! Значит, она так выглядит.
 – Что ты имеешь в виду?
 – Дорога в ад. Она вымощена благими намерениями или что-то в этом роде.
 Толпа женщин у входа в зал испугала его. Все они взирали на него с обескураживающей надеждой в глазах. Теперь он понял, что, должно быть, чувствует тетерев накануне открытия охотничьего сезона. А он-то думал, что только девицы Уитфелд такие необузданные.
 – Я еще никогда не видела, чтобы на балу было столько народу, – смеясь, прошептала Сьюзен. – Похоже, что сюда съехался весь восточный Уилтшир.
 Все, кроме Кэролайн Уитфелд. Изобразив на лице улыбку, он кивал головой направо и налево, когда его представляли людям, имена которых он завтра и не вспомнит. Но Гриффины были известны своей вежливостью, и он не собирался пятнать фамильную репутацию, тем более что ему необходимо было произвести благоприятное впечатление на Мельбурна.
 – Я разговаривала с миссис Ховард, – сообщила присоединившаяся к ним Джоанна. – Оркестр сыграет только два вальса. Она считает, что этот танец слишком неприличный.
 – Мама, а на нашем балу будет больше чем два вальса? – жалобно спросила Джулия.
 – Конечно, дорогая. О, смотрите! Это мистер Андертон. – Она наклонилась к Закери, обдав его удушающим запахом розовой воды. – Адвокат и большой ценители работ Каро. Знаете, она писала его портрет.
 Закери посмотрел на приближавшегося к ним мужчину. Ему было под сорок лет. Высок ростом, с начинающими редеть каштановыми волосами – точь-в-точь такой, каким должен быть адвокат, защищающий интересы землевладельцев Восточного Уилтшира. Закери вряд ли обратил бы на него внимание, если бы миссис Уитфелд не упомянула имени Кэролайн.
 – Мистер Андертон, – просияла миссис Уитфелд, – разрешите представить вам лорда Закери Гриффина. Лорд Закери, мистер Андертон.
 Они пожали друг другу руки. Глядя на мистера Андертона, Закери невольно подумал о том, как проходили его сеансы. Он не удивился бы, если бы узнал, что Кэролайн каким-то образом заставляла всех позировавших ей для портрета мужчин целовать ее и обнажаться до пояса. Закери эта мысль совсем не понравилась, особенно после того, как она отвергла его последнюю попытку пригласить ее ко греху.
 – Ваш приезд, милорд, оживил наше скучное провинциальное лето, – сказал мистер Андертон. – Еще никогда на бал в Троубридже не съезжалось так много народу.
 – Рад, что смог этому способствовать. Тем более все сестры Уитфелд пообещали танцевать со мной.
 – И уверяю, что вы не разочаруетесь.
 Значит, он танцевал и с Кэролайн, хотя, по словам сестер, она танцевала не часто. Так что он непременно будет сегодня вечером танцевать с ней.
 – О, а вот лорд и леди Иде! – воскликнула миссис Уитфелд. – Извините, мистер Андертон. Я должна представить им лорда Закери. Они очень расположены к Кэролайн, даже предлагали стать гувернанткой их детей.
 Место гувернантки? Что-то не сходится. Ведь семья была убеждена, что к концу лета старшая дочь уедет в Вену. По сравнению с этим упоминание о месте гувернантки было странным. Если только он пропустил какую-то часть этого уравнения, что, по мнению его семьи, случалось с ним довольно часто.
 Миссис Уитфелд уцепилась за рукав Закери, видимо, опасаясь, что он сбежит.
 – Лорд и леди Иде. – Она сделала такой глубокий реверанс, что чуть было не потеряла равновесие. – Разрешите представить лорда Закери Гриффина. Лорд Закери, младший брат герцога Мельбурна.
 Закери слегка поклонился:
 – Рад познакомиться.
 Закери знал большинство английских аристократов. Власть, как правило, тяготеет к власти, и никто не обладал большей властью, чем его брат. Однако то, что он незнаком с лордом Идсом, его не удивило. Граф и его жена были в напудренных париках – такова была мода среди аристократов десять лет назад. Эта пара, по-видимому, не была в Лондоне по крайней мере все это время.
 – Взаимно, милорд, – прогнусавил Иде. – Прошу вас нанести нам визит. Мы славимся своим гостеприимством.
 – Да, оно общеизвестно, – подхватила миссис Уитфелд.
 – Обязательно. – «Когда рак на горе свистнет», – подумал Закери.
 – Будем ждать вас. А теперь извините нас.
 – Сколько лет графу? – поинтересовался Закери у миссис Уитфелд, как только Идсы отошли достаточно далеко, чтобы услышать его.
 – Думаю, что лет сорок пять.
 – А почему они одеты так… формально?
 – Они выглядят так элегантно, не правда ли? Мы все стараемся им подражать.
 Закери лучше бы умер, чем стал подражать этим людям.
 Зал постепенно наполнялся, и стало так тесно, что, казалось, в такой толпе танцы невозможны. Но как только оркестр заиграл контрданс, середина зала очистилась как по волшебству.
 – По-моему, это наш танец, Закери, – сказала Джулия, ловко отстранив мать.
 Они встали в ряд вместе с другими сестрами и их партнерами. Сьюзен, очевидно, была права: строгий эдикт отца против офицеров не распространялся на балы. Море красных мундиров было впечатляющим. Закери мог представить себя в таком же мундире через месяц-два. Только он будет не танцевать на балу в Уилтшире, а сражаться в Бельгии или Испании против Бонапарта.
 Поскольку пар было много, Закери полагал, что они разобьются на две группы. Но он, видимо, был единственным, кто мог рассуждать логично. Пока они с Джулией дошли до конца ряда, прошло не менее двадцати минут.
 Как раз в тот момент, когда Закери подумал, что Кэролайн не приедет на бал, он ее увидел. На пей было платье из золотой парчи с низким декольте, плечи и грудь прикрывали воздушные кружева. Каштановые волосы были убраны в причудливую прическу, из которой выбивались локоны, обрамлявшие лицо.
 Закери чуть не сбился, и ему пришлось ускорить шаг, чтобы не нарушить стройность ряда. Черт! Не стоит терять голову только из-за того, что она не выглядит растрепанной и поглощенной своими мыслями, как обычно.
 Танец наконец закончился, и Закери отвел Джулию к матери и всем остальным.
 – Это нечестно, – заявила Вайолет. – Если каждый танец будет продолжаться так долго, у нас останется время всего на три танца.
 – Ты по крайней мере сможешь станцевать с ним, – сказала Энн, выглядевшая очаровательно в легком платье цвета лаванды. – А меня как будто здесь вообще не было.
 – Не расстраивайся, – возразила Сьюзен, – смотри, сколько здесь сегодня молодых джентльменов.
 На какую-то долю секунды Закери встретился взглядом с Кэролайн. Ему очень хотелось поговорить с ней, расспросить об Идсах и месте гувернантки. Но пока он лишь улыбнулся.
 – Вы сегодня прелестно выглядите, – сказал он тихо.
 – Вы тоже. Может, стоит написать вас в этом камзоле? Синий цвет оттеняет серый цвет ваших глаз.
 Это прозвучало как комплимент.
 – Вы пытаетесь соблазнить меня, Кэролайн?
 – Это вы из тех, кто снимает рубашку, – невозмутимо ответила она.
 – Я снял ее всего один раз после того, как вы практически меня вынудили к этому.
 Она зарделась, но вызывающе вздернула подбородок.
 – Я художница. Художники выше условностей.
 На какой-то момент ему захотелось, чтобы это было правдой.
 – Тогда откажитесь на сегодняшний вечер от той части себя, которая придерживается условностей, и станцуйте со мной вальс, Кэролайн.
 – Это вызовет бурю.
 – Я рискну. Я подарил вам несколько часов своего времени на этой неделе. Все, что я прошу, – вальс.
 – На этой неделе вы многим дарили ваше время. Но хорошо. Я согласна.
 Какое-то движение привлекло его внимание к буфету.
 – Что за…
 – О Господи, – пробормотала Кэролайн. – Бедный мистер Уильяме.
 Закери обернулся и увидел красивого молодого человека с каштановыми волосами. Так вот он какой – Мартин Уильяме. Его окружали шесть молодых девушек, и все они одновременно пытались с ним заговорить.
 – Черт побери, я считал, что у каждой из них есть свой поклонник.
 – Что вы считали? – Зеленые глаза смотрели на него с подозрением.
 – Ничего.
 – Вы всех натравили на мистера Уильямса, не так ли? – Я…
 – Но зачем? Просто для того, чтобы избавиться от их компании?
 – Нет, конечно. Но…
 – Или затем, чтобы сестры Уитфелд не поставили вас в неловкое положение своими выходками на глазах у всего Восточного Уилтшира?!
 – Кэролайн, разве я не был вежлив и доброжелателен с вашими сестрами?
 – Да, но…
 – И разве в их интересах то и дело приносить мне бокалы с мадерой и лимонадом и весь вечер жаловаться па то, что количество танцев недостаточно?
 – И вместо этого вы натравили их на мистера Уильямса?
 Он покачал головой, стараясь скрыть свое разочарование.
 – Я говорил им, что должен же быть молодой человек среди местных джентльменов, которым бы они восхищались и который, возможно, тоже считает их очаровательными.
 Она фыркнула:
 – А они имели в виду одного и того же молодого человека.
 – Я не хотел спускать на него всех собак. Она посмотрела на него пристально.
 – Возможно, мои сестры и наивны и немного введены в заблуждение, но я вряд ли могу назвать их собаками, которых можно на кого-либо натравить.
 – Я не это имел в виду, Кэролайн.
 – Мисс Уитфелд, – резко поправила она его. – Я не давала вам разрешения называть меня по имени.
 Понимая, что весь вечер пошел насмарку, Закери взял ее руку.
 – Я прошу прощения. Я не хотел оскорбить вас.
 – Вы не меня оскорбили. – Она отдернула руку. – Прошу меня извинить, лорд Закери. Я не стану монополизировать ваше время в этот вечер после того, как я злоупотребляла им всю неделю.
 Он смотрел ей вслед, пытаясь не замечать покачивания бедер и лимонного аромата волос. Проклятие! Да, он иногда ведет себя необдуманно, но не с леди. Кэролайн должна знать правду о собственной родне. Черт возьми, она жила в этом хаосе всю свою жизнь!
 Кэролайн уходила, но не для того, чтобы образумить сестер – так было бы еще хуже, – а чтобы притвориться, что она вообще с ними не знакома. К счастью, она наткнулась на Фрэнка Андертона.
 – Добрый вечер, – натянуто улыбаясь, сказала она.
 – Кэролайн, я познакомился с вашим гостем. Он производит впечатление настоящего джентльмена.
 Она не могла сказать ничего такого, что умаляло бы достоинство Закери, пока не отошлет портрет, а она и так немного перегнула палку и поставила под сомнение его согласие и дальше позировать ей.
 – А моя мать была счастлива встретиться после стольких лет с леди Тремейн.
 – Надеюсь, вы оставите мне танец, Кэролайн?
 – Конечно. С удовольствием.
 Кэролайн не удержалась и глянула через плечо. Закери был окружен гостями и, по всей вероятности, рассказывал благодарным слушателям какую-то смешную историю. О! У него очень хорошо получалось веселить людей. От одного его присутствия в комнате становилось как будто светлее. Она не ставила под сомнение его благожелательность и неизменно хорошее настроение – с этим у него все было в порядке. Другое дело – решительность, терпеливость и ответственность – вот что было под вопросом. В конце концов, он с таким же интересом прогуливался в саду в обществе ее сестер, с каким позировал ей, а то, что он не смог выдрессировать Гарольда… Этот пес не виноват в том, что он больше годится для зоопарка, чем в качестве компаньона для джентльмена.
 Очевидно, Закери не понимал ни ее, ни сестер, ни важности этого портрета. Кэролайн сжала кулаки. Если бы он иногда не делился с ней сокровенным и не проявлял желания заглянуть поглубже в область искусства… Впрочем, по окончании портрета ей будет все равно, утонет ли он в пруду или отправится на все четыре стороны.
 Ну, утонуть в пруду – это уж слишком, но уехать – во всяком случае. Или жениться на одной из ее сестер и остаться. К тому времени сбудется ее мечта, и она будет жить в Вене. А в этих мечтах его не было.




 Глава 11


 Кэролайн удавалось избегать Закери в течение следующих двух часов, хотя это было нелегко, так как все, с кем ей хотелось бы поболтать, оказывались в увеличивающемся кругу его поклонников. Как всякому профессиональному портретисту, ей следовало бы с самого начала быть с ним более дипломатичной и вежливой, но дело было сделано. Слава Богу, что ему, кажется, по нраву ее острый язычок, но зачем он все время ее испытывает?
 – Кэролайн!
 Она вздрогнула и поспешила к матери.
 – Да, мама? Ты устала? Хочешь вернуться домой?
 – Чепуха, девочка. Лорд Закери сказал, что он танцевал со всеми сестрами Уитфелд, кроме тебя.
 Одновременно чья-то теплая рука скользнула по ее голой руке и сжала ей пальцы.
 – Я только констатировал печальный факт, – непринужденно протянул Закери, – но я думаю, что несчастье поправимо.
 – Разумеется, милорд, – поспешила заметить миссис Уитфелд. – Иди потанцуй с ним, Кэролайн.
 – Но…
 – Никаких «но». Слышишь, начинается последний вальс вечера. Не заставляй лорда Закери ждать.
 Стиснув зубы, Кэролайн позволила Закери потянуть ее за руку, и они вышли в круг.
 – Незачем было впутывать мою мать, – сказала она, стараясь не замечать, как теплая рука обвила ее талию и он повернул ее к себе лицом. – Я и так согласилась танцевать с вами.
 – Это последний вальс вечера, а вы упорно оставались от меня на расстоянии целого зала.
 Значит, он заметил, что она его избегает. Она весь вечер наблюдала за тем, как он танцевал, легко и грациозно, но быть в его объятиях и кружить с ним по залу было совершенно другим делом.
 – Вы преувеличиваете. – «Опустись на землю, Кэролайн, – напомнила она себе. – Не забывай, почему ты здесь». – Я вовсе вас не избегала. Я разговаривала с друзьями.
 – А теперь вам придется несколько минут разговаривать со мной.
 – Конечно. – Она улыбалась, надеясь скрыть свое разочарование. Это было похоже на проблему с портретом: она никак не могла ухватить что-то важное. – Просто я подумала, что вам захочется провести время с кем-либо не из Уитфелдов, поскольку мы практически держали вас в заложниках всю прошлую неделю.
 Он серьезно смотрел на нее в течение нескольких туров.
 – Перестаньте делать это.
 – Что?
 – Притворяться вежливой, хотя на самом деле вы раздражены.
 – Простите? Я вежлива, как всякая воспитанная молодая леди.
 – А что произошло с вашим «отсутствием условностей»? Мне оно больше нравилось.
 – Просто не хочу, чтобы вы рассердились и отказались мне позировать.
 Он рассмеялся, но вдруг задумался.
 – Кроме моей семьи, все, с кем я общаюсь, научились искусству говорить со мной только о том, о чем, по их мнению, я хочу услышать. Меня баловали таким образом, и мне льстили до умопомрачения с тех пор, как я впервые выехал в свет. Я дал вам разрешение писать мой портрет и не собираюсь отказываться только потому, что вы прямо высказываете свое мнение. Я буду рад, если вы и впредь будете такой же откровенной, Каро… мисс Уитфелд.
 Возможно, в этом был смысл. Критика других людей, по-видимому, никогда его не трогала. А если и задевала, он приспосабливался, чтобы снова умиротворить их. Но теперь она будет одновременно и прямой, и дипломатичной. Она будет говорить ему все, что думает, особенно о нем – и хорошее и плохое.
 – В таком случае скажите, зачем вы натравили моих сестер на Мартина Уильямса?
 Он, видимо, ожидал этого вопроса.
 – Затем, что мне кажется, они хотят выйти замуж.
 – А себя вы отводите.
 – Разве я мог начать ухаживать за одной из них и не вызвать кровопролития?
 – А вы стали бы ухаживать за одной из них?
 – Я собираюсь стать офицером, а не жениться.
 Ему удалось выкрутиться и не оскорбить основательно разбавленную аристократическую кровь Уитфелдов. Иногда ей приходило в голову, а не с гнильцой ли он? Он был страстным, мог сочувствовать, но где его энергия, где сила характера? Он когда-нибудь сердится? Хочет чего-нибудь так, что готов за это драться? Она сомневалась, что такие вопросы вообще приходили ему в голову или что у него были на них ответы.
 – Вы уже рассказывали о своих планах. – Она заметила, как много гостей наблюдает за ними – или, скорее, за ним. – Почему вы их отложили?
 – Мой брат попросил меня сопровождать тетю в Бат.
 Она решила не упоминать о том, что Троубридж определенно не Бат.
 – Но у вас есть еще брат, ведь так?
 – Мельбурн попросил меня. Кроме того, вы не захотели бы писать портрет Шарлеманя.
 – Почему?
 – Потому что я красивее и не такой упрямый. И поскольку мы обмениваемся вопросами – почему ваша мать представила мне лорда и леди Иде и сказала при этом, что они предлагают вам место гувернантки? Значит, ему известен ее самый страшный кошмар.
 – Потому что они предложили.
 – Я думал, что все в Уилтшире знают, что вы собираетесь уехать в Вену.
 – Лорд и леди Иде немного эксцентричны.
 – Это я заметил.
 – Мы пытаемся им подыгрывать.
 Хотя он просил быть с ним откровенной, она не намеревалась говорить, насколько его согласие позировать было для нее важным. Он и без того имеет над ней слишком большую власть.
 – Кэролайн?
 – Простите. Я как раз подумала о том, что мне хотелось бы начать писать портрет завтра.
 – Я хотел спросить. Если вы должны написать портрет именно аристократа, почему вы не выбрали лорда Идса?
 Кэролайн скорчила гримасу.
 – Я уже писала его портрет. Даже их с леди Иде двойной портрет. Мне не хочется, чтобы студия решала принимать меня или нет на основании портрета графа и графини Иде в костюмах Антония и Клеопатры.
 – Хотел бы я посмотреть на этот портрет, – рассмеялся Закери.
 – Думаю, они будут очень рады пригласить вас на обед.
 – Они уже пригласили. Вы свободны завтра вечером? Полагаю, они с этим справятся.
 – Вы хотите пригласить меня? – почти крикнула она. – Я не имела в виду, что я поеду с вами…
 – Вы возражаете против того, чтобы нанести визит Идсам, или вы против того, чтобы сопровождать к ним Меня?
 – Ни то и ни другое. У меня осталось всего восемь дней для того, чтобы написать портрет и отправить его в Вену. У меня нет времени ни на визиты, ни на танцы!
 Это восклицание было хорошим поводом закончить беседу. Она попыталась вырваться, но он ее не отпускал.
 – Раз вы уже здесь, мы можем дотанцевать этот вальс, Кэролайн.
 – О! Хорошо.
 Он посмотрел на нее, и она снова ощутила его внутреннюю чувственность, скрывающуюся под маской непринужденности. Закери Гриффин обычно получал то, что хотел. И независимо от того, какова сейчас была его цель, он не сводил с нее глаз, и по ее спине разлилось тепло.
 Почему он так на нее действует? Ведь он только средство достижения цели. Ей нужно было его лицо для того, чтобы попасть в Вену. Что касается остального… у него прекрасная мускулатура, и Кэролайн не возражала бы снова ее увидеть, но отказывалась принимать дружбу, потому что это могло бы сбить ее с того пути, который она для себя выбрала.
 Однако почему так сильно бьется сердце и почему она уже знает, что будет мечтать, как его губы сомкнутся с ее губами. В зале было жарко и душно, так что, возможно, она просто переутомилась.
 – Мисс Уитфелд, – тихо позвал он.
 Она постаралась встряхнуться. Такое с ней случалось лишь во время занятий живописью. – Да?
 – Вальс кончился.
 А они стоят на середине зала – одна рука держит ее руку, а другая – обнимает за талию.
 – Конечно, кончился, – непроизвольно вырвалось у нее. – Это вы настояли на том, что мы должны танцевать. Теперь вы, надеюсь, удовлетворены?
 – Очень сложный вопрос. – Он повел ее в сторону столиков с закусками, где стояла миссис Уитфелд. При всем к нему внимании гостей конец вальса был настолько хаотичным, что вряд ли кто-либо заметил, что они замерли в полном молчании в самом центре зала. – Между прочим, – тихо продолжал он, – вы не меня отправите в Вену. Я остаюсь здесь. Отправляется мой портрет. Надеюсь, вы понимаете разницу?
 – Полагаю, что да.
 Он подвел ее к матери, извинился и отошел. Ему надо было срочно выпить. Ему нравилась Кэролайн. Нравились ее прямота и целеустремленность. Но пока они танцевали, прояснилось еще кое-что – о чем он до этого момента лишь подозревал, а сейчас был уверен. Кэролайн Уитфелд рассматривала его как набор частей – профиль, голова, руки – либо не понимая, что он на самом деле живой мужчина из плоти и крови, либо просто не желая видеть его таковым. К тому же Закери сомневался, что она вообще понимает разницу.
 Хмурясь, он выпил бокал кларета. Женщинам он нравился. Все остальные девушки Уитфелд определенно были от него без ума. Он поцеловал Кэролайн, и он снял рубашку, чтобы продемонстрировать, что он не просто жилет и галстук, которые лежат в чулане до тех пор, пока она не захочет их нарисовать. Она все же что-то в нем заметила. Ведь это она попросила разрешения написать его портрет. А он был вежлив и согласился. Правда, у него закралось подозрение, что единственной причиной было то, что он не претендовал на изображение в историческом костюме, подобно пресловутым Идсам.
 – Вот вы где, мой мальчик. – Эдмунд Уитфелд похлопал его по плечу. – Вам пришлось здорово поработать сегодня вечером, не так ли?
 – У вас столько дочерей, и все они обожают танцы, – улыбнулся Закери.
 – Да, дочерей у меня много… Вы знакомы с мистером Андертоном?
 – Да. Еще раз добрый вечер.
 – Милорд.
 – Мы с Андертоном подумали, что вы захотите заняться чем-нибудь другим после недели в моем курятнике. Не хотите ли порыбачить?
 – В пяти милях к северу есть прекрасное место, – добавил адвокат. – Там водятся самые большие форели в графстве.
 Провести день без того, чтобы давать уроки сестрам Уитфелд – в которых они очень нуждались, имея в виду «расчленение» Мартина Уильямса, – было бы неплохо. Да и Кэролайн нуждалась в уроке – ей пора разобраться, в чем разница между портретом и живым человеком.
 – Я бы с удовольствием порыбачил. Спасибо.
 – Мы отправимся на рассвете.
 – Я буду готов.
 Закери допил кларет. Наконец-то впереди маячит что-то интересное, а не полные разочарования и отчаяния сеансы с Кэролайн. Да, завтра у него будет настоящий день отдыха.
 Кэролайн поставила холст на мольберт и закрепила его. Конечно, лучше было бы начать писать портрет на свежую голову, а не после вчерашнего позднего возвращения с бала, но у нее и так времени было в обрез. Накануне вечером к ней подошла леди Иде и рассказала о склонности их сына Теодора к живописи и намекнула, какими щедрыми они с мужем будут, если найдут для него подходящего учителя.
 Этот разговор был достаточным поводом для того, чтобы немедленно прекратить делать предварительные наброски и достать краски. У нее сложилось впечатление, что Закери считает живопись просто ее хобби, и это раздражало. Он относился к позированию с тем же легкомыслием, что и к свиданиям с сестрами.
 Она подошла к окну и поправила занавески. Освещение было идеальным. Как всегда перед началом серьезной работы, ею овладело возбуждение. Она, правда, не нашла точную позу, ракурс и выражение лица, но она была уверена, что озарение придет, стоит только взяться за кисти.
 Кэролайн посмотрела на часы, потом пролистала альбом с набросками. Закери опаздывал, но в этом не было ничего нового. Следующей по расписанию была Вайолет, но ей наверняка удастся подкупить малышку и получить немного времени дополнительно. Энн по крайней мере это предвидела и отвела ей на сегодня полных три часа, несмотря на возражения Сьюзен.
 Его плечи, линия подбородка, мускулы бедер, когда он сидит верхом, – все складывалось в замечательную картину. Однако фон мастерской ему явно не подходил. Лучше было бы написать его портрет на фоне сада, но в саду у нее не будет ни минуты покоя. Как и в любом другом месте имения. Ее сестры всегда находят жизненно важную причину поговорить с ним, как только у них подавляется возможность завладеть его вниманием. Дверь открылась.
 – Ну наконец…
 – Я хотела задать Закери вопрос, – сказала Джоанна, проскользнув в мастерскую. – Это займет всего сек… А где он?
 – Он еще не пришел. Разве у тебя с ним свидание нe за ленчем сегодня, Джоанна?
 – Какая же ты эгоистка. У тебя целых три часа, а у меня всего один.
 На самом деле три часа уже превратились в два часа и сорок пять минут.
 – Не я составляла расписание. И вы все с этим согласились.
 – Это было до того, как он заставил всех нас погнаться за Мартином Уильямсом. А ты знаешь, что Мартин заявил, будто у него разболелась голова, и удрал после третьего танца? Теперь он не достанется никому.
 – Он и так никому из вас не принадлежал. Вы всегда нападаете на него, словно толпа католических кардиналов на якобинца.
 – Может, и так, но я не из тех, чей молодой человек даже не появился.
 Кэролайн нахмурилась:
 – Он не мой молодой человек. Извини, я пойду и поищу его.
 Она встала и положила альбом для эскизов на табурет. Может быть, она была вчера слишком прямолинейна, подумала Кэролайн.
 Джоанна побежала за ней:
 – Я с тобой!
 Судя по рассказу Джоанны, ни одна из сестер Уитфелд не была довольна Закери в это утро. Что ж, может, его сияющие доспехи стали понемногу тускнеть? Пора бы. Еще немного восторгов по поводу его хороших манер и красивой внешности, и ее начнет тошнить.
 – Барлинг, – обратилась она к дворецкому, охранявшему парадную дверь, – ты не знаешь, где мне найти лорда Закери?
 – Он уехал, мисс Уитфелд.
 – Как уехал? Куда?
 – Он, мистер Уитфелд и мистер Андертон поехали на рыбалку, мисс. Они обещали кухарке привезти к обеду целую корзину форели. Миссис Лэндис уже готовит сливочный соус.
 Он уехал. В то утро, когда она решила начать писать его портрет, он отправился на рыбалку.
 – Папа сказал, когда они собираются вернуться? – спросила Джоанна.
 – Думаю, они поехали в сторону Шейвертона, так что я жду их обратно ближе к вечеру.
 Джоанна топнула ногой.
 – Но у нас сегодня должен быть пикник. Кэролайн молча повернулась и поднялась в мастерскую, с силой захлопнув за собой дверь.
 – Проклятие! – бормотала она. – Проклятие! И тут она увидела собаку.
 Гарольд лежал в углу и рвал бумагу. Ее взгляд автоматически упал на табурет. Альбома не было.
 – Нет! – завопила она и бросилась отнимать у щенка разорванный альбом.
 Пес заскулил и, поджав хвост, забился в угол.
 Дрожа, Кэролайн стала просматривать разорванные страницы. Некоторые из них носили следы щенячьих зубов, другие – вообще отсутствовали. Ее любимый набросок – Закери с обнаженным торсом – был разорван на шесть частей, хотя она нашла всего четыре. С тяжелым вздохом и всхлипываниями Кэролайн опустилась на пол.
 – Нет, нет, – повторяла она, а слезы капали на остатки альбома.
 Гарольд осторожно приблизился к ней. Она сердилась на него, но понимала, что щенок необучен и винить надо не его, а хозяина.
 Закери не только пренебрег расписанием, потому что кто-то пригласил его куда-то, а он был слишком вежлив, чтобы отказаться, но из-за того, что он не уделял достаточного внимания своей собаке, целая неделя работы над эскизами оказалась напрасной. Она потратила все дни впустую.
 Это уж слишком. Он услышит, что она о нем думает, и если ему это не понравится, пусть катится к черту. И вообще… У нее не будет времени начать все сначала, учитывая дурацкое расписание, составленное сестрами.
 Рыдая, она подползла к кипе других эскизов, не тронутых Гарольдом. Сейчас она была готова написать портрет лорда и леди Иде в образе Адама и Евы, если они согласятся ей позировать. Кэролайн была слишком расстроена, чтобы заставить себя отказаться от надежды. Надежда – это все, что у нее осталось.
 Закери спрыгнул с повозки на землю. Двое слуг, сопровождавших их на рыбалку, вытащили корсаны с пойманной форелью и понесли их на кухню.
 – Вы отличный рыболов, Закери, – уже не в первый раз похвалил его мистер Уитфелд.
 – Я второй после вас, Эдмунд. Это ваше приспособление, с помощью которого вы вытаскиваете рыбу из воды, просто необыкновенное.
 – Ха, ха. Оно компенсирует отсутствие у меня терпения. К тому же следует учесть, что у меня более двух дюжин ртов, которых я должен накормить.
 Втроем – включая мистера Андертона – они наловили рыбы достаточно для того, чтобы накормить две такие семьи, как Уитфелды, включая слуг. Даже если бы Закери не поймал ни одной рыбы, он был бы доволен вылазкой. Никаких девиц, никаких вопросов насчет его матримониальных намерений – какое облегчение!
 – Прошу меня простить, но мне лучше зайти поздороваться с тетей. Еще раз спасибо, что пригласили меня.
 – Не стоит благодарности.
 После тети он проведет беседу с Кзролалм и попробует растолковать ей разницу между одномерным, плоским портретом и живым мужчиной из плоти и крови. Кроме того, придется отменить свидание со следующей по расписанию девушкой, потому что ему надо срочно принять ванну.
 Когда он вошел, дом показался жутко тихим и пустым. Даже вечно попадающегося везде Барлинга не было видно. Поднявшись наверх, он постучал в дверь спальни тети.
 – Тетя Тремейн?
 – Входи.
 – А где все? – спросил он.
 – Салли заперлась с Барлингом, чтобы обсудить предстоящий бал, а шесть девочек отправились в Троубридж.
 Шесть.
 – Тогда мне лучше зайти к мисс Уитфелд. Кажется, сегодня она собиралась начать писать маслом мой портрет.
 – Каро тоже нет дома. По-моему, она пошла прогуляться.
 – Вот как? – Закери был удивлен. Вряд ли она покинула дом по своей воле. – Что ж, пойду приму ванну и переоденусь. Надеюсь, ты любишь форель.
 – А я надеюсь, что ты все еще будешь голоден к тому времени, когда подадут обед.
 Закери остановился на полпути к двери.
 – Что это должно означать?
 – Надеюсь, ты сам узнаешь. Или не узнаешь.
 – Это утешает.
 – А я и не собиралась тебя утешать.
 Ах, эти женщины! Было бы лучше, если бы он остался на рыбалке. Впрочем, сейчас у него есть еще часа два, прежде чем эта орда вернется домой.
 Как только дворецкий принес ванну в спальню и наполнил ее водой, Закери снял грязную, в рыбьей чешуе одежду и погрузился в горячую воду с головой. Потом вынырнул и глубоко вдохнул. Блаженство!
 – Приятно, да? Он открыл глаза.
 – Господи! – Он схватил полотенце, чтобы прикрыть бедра. – Какого черта вы здесь делаете?
 Кэролайн смотрела ему в глаза, но щеки ее пылали, то говорило о том, что минуту назад она смотрела совсем в другую сторону.
 – У нас было назначено на сегодня утром.
 – Ваш отец пригласил меня на рыбалку, – ответил он, отказываясь чувствовать себя в невыгодном положении только потому, что сидел голый в ванне.
 – Вы могли сказать ему, что вы уже раньше договорились со мной. – Она скрестила руки на груди.
 – Мне казалось, что вам нужны лишь отдельные части, а они были у вас в альбоме. Остальные части хотели пойти на рыбалку.
 – Ах, в альбоме. Ясно. К сожалению, сегодня мне нужны были все ваши части, соединенные в целое.
 Она, видимо, все еще не понимала, к чему он клонит.
 – Вы сказали, что у вас неделя на то, чтобы упаковать меня и отослать в Вену. А я сказал, что никуда не собираюсь, мисс Уитфелд. Вы…
 – Я поняла, что вы имеете в виду, – прервала она его. – Прошу прощения, если я ненароком задела вас за живое или оскорбила ваше чувство собственной значимости.
 Теперь она пытается выставить его каким-то испорченным мальчишкой. Закери встал, обмотав вокруг бедер мокрое полотенце.
 – Я возражал вовсе не против этого.
 – Тем не менее я хочу, чтобы вы выслушали мои возражения.
 – Если вы не можете подождать, пока я оденусь, пожалуйста, продолжайте.
 Кэролайн сделала шаг назад, когда он вышел из ванны.
 – Стойте! – приказала она, нисколько не смущаясь его наготы. – Я понимаю, что вы хотели отдохнуть от нас. Лучше бы вы подождали еще несколько дней, но я понимаю. А еще я поняла, что вы не умеете противиться искушению, если кто-то предлагает вам что-то интересное или какое-либо развлечение.
 – Я не глупый ребенок, Каро…
 – Тогда почему вы так себя ведете, Закери? Мне нужна была ваша помощь. Я вас попросила. Я хочу заниматься живописью и сделать это своей профессией. Лорд и леди Иде хотят сделать меня гувернанткой, чтобы я научила их детей рисовать. Я перережу себе горло, прежде чем соглашусь надеть на себя этот хомут.
 – Тогда позвольте мне одеться, и я сразу же приду вам позировать. – Ее напористость поразила его. В конце концов, он отсутствовал всего несколько часов.
 – Сейчас я уже не могу писать. Пропало освещение. К тому же ваш пес разорвал все мои наброски.
 – Что он сделал?
 По ее гладкой щеке прокатилась слеза.
 – Поскольку вы не удосужились сообщить мне, что у вас изменились планы на это утро, я пошла вас искать. А когда вернулась в мастерскую, он рвал… разорвал на куски мой альбом с набросками.
 – Мне очень жаль, Кэролайн. Я завтра же отошлю Гарольда обратно в Лон…
 – Я не виню Гарольда! Я виню вас! Вы бог знает для чего приобретаете щенка, потом решаете, что у вас есть дела поинтереснее, чем обучать собаку. – Она швырнула в него клочками разорванной бумаги. – Чего вы ждали?
 У Закери окончательно пропало хорошее настроение.
 – Прошу меня извинить, мисс Уитфелд. Если я могу что-то сделать, скажите. Я все сделаю.
 – Очень мило с вашей стороны. Но уже поздно. Если бы у вас была хоть капля ответственности, у нас вообще не было бы этого разговора.
 Это уж слишком.
 – Разве это была моя идея – поделить меня на дольки, словно я апельсин? Как я могу заняться Гарольдом, если мое время целиком принадлежит вашей семье?
 – Если бы это были не Уитфелды, был бы кто-нибудь другой. Вы всегда ни при чем, не так ли? Утверждаете, что у вас есть цель – присоединиться к армии, – а на самом деле сидите и делаете то, что хотят другие. Вы не можете винить нас за это.
 – И что же вы предлагаете?
 – Если вы хотите что-то сделать, так делайте. Не утверждайте, что у вас есть желание, если это будет пустым сотрясением воздуха.
 – С меня довольно, мисс Уитфелд.
 – Кэролайн! – В комнату влетел Эдмунд Уитфелд, а за ним его жена, его дочери и, наконец, дворецкий. Все, стало быть, вернулись из Троубриджа. – Сейчас же уходи отсюда!
 Кэролайн не отрывала взгляда от Закери.
 – Поезжайте в армию, лорд Закери. Прямо сейчас. Если вас убьют, из вас по крайней мере получится полезное удобрение.
 – Кэролайн!
 Фыркнув на прощание, Кэролайн повернулась и вышла из комнаты. Застыв на месте, Закери смотрел ей вслед, не замечая Уитфелдов, которые с извинениями пятились в коридор и наконец оставили его одного. Когда дверь за ними закрылась, он сорвал с себя полотенце и с силой швырнул в ванну. Выплеснувшаяся при этом из ванны вода залила пол, но не остудила его гнев.
 – Удобрение? Удобрение?
 Разве она знала о том, что он хочет от жизни? Если он оказывает услугу Мельбурну и тете Тремейн, это вовсе не означает, что он какой-то порхающий мотылек, не имеющий цели в жизни. Он всего только вежлив и ответственен. А что касается Гарольда, у него не было ни секунды времени, чтобы заняться проклятым щенком.
 Он не сотрясает воздух впустую, у него есть цель, и, уж конечно, он не удобрение, которое зарывают в землю, чтобы выращивать капусту или еще что-нибудь.
 Он уедет. И немедленно.




 Глава 12


 Тетя Тремейн как раз собиралась войти в его спальню, когда Закери распахнул дверь.
 – Славно. Ты здесь. Собирай вещи.
 – И не подумаю. Вы с Кэролайн извинитесь друг перед другом, и мы все сядем обедать как цивилиз…
 – Замечательно. – Он сделал знак камердинеру передать ему седельную сумку. – Я поеду вперед и встречу тебя в Бате… или в Лондоне, если эта поездка была заговором против меня.
 – Это не был за…
 – Тогда встретимся в Бате. Рид, следуй за мной с моими вещами.
 – Да, милорд.
 – Гарольд!
 Щенок выполз из-под кровати и поплелся в коридор. Закери прошел мимо тети и скатился с лестницы. Гарольд, впервые послушавшись хозяина, бежал за ним по пятам. В холле собрались все женщины семейства Уит-фелд, но Закери даже не взглянул на них. Изумленный Барлинг, очевидно, решивший, что Закери может сломать дубовую дверь, услужливо распахнул ее.
 – Оседлайте мою лошадь, – приказал Закери, придя в конюшню.
 – И мою тоже.
 Закери обернулся и увидел Эдмунда Уитфелда.
 – В этом нет необходимости, – резко бросил Закери. – Спасибо вам и миссис Уитфелд за гостеприимство. А теперь, с вашего позволения, я отправляюсь в Бат.
 – Я доеду с вами до Троубриджа.
 – Как пожелаете.
 Он стал ходить по конюшне, не желая, чтобы Уитфелд продолжил разговор. Он предпочел бы, чтобы рядом была Кэролайн. В таком случае ему было что сказать. С другой стороны, он был Гриффин, а Гриффиньг всегда вежливы – даже если его так оскорбили, что впору было хвататься за пистолеты, если бы перед ним был мужчина.
 Гарольд сидел у дверей конюшни и смотрел на него В одном Кэролайн была права – нельзя ругать щенка за разорванный альбом. В этом виноват он сам.
 Наконец грум вывел Саграмора. Закери приторочил сумку и вскочил в седло. Если Уитфелд собирается ехать с ним, пусть поторопится.
 Эдмунд догнал его в конце дороги из дома. Гарольд бежал за ними.
 – Я знаю, вы не хотите слышать, что я вам скажу мой мальчик, – начал Эдмунд, – но есть вещи, которые вы непоним…
 – Я все отлично понимаю, благодарю вас.
 – Я не могу себе позволить содержать Кэролайн по окончании лета.
 Закери хотел было ответить, но передумал. Он не мог себе представить, что может не быть денег на содержание семьи, ведь Гриффины были очень хорошо обеспечены по любым меркам.
 – Печально слышать это, – наконец произнес он. – Но думаю, что меня это не касается.
 – Она обращалась в двадцать семь академий и студий за последние три года. Танберг единственный, кто предложил ей место, если она пройдет конкурс.
 Он, очевидно, должен был помочь ей пройти этот конкурс.
 – Кажется, я предлагал свою помощь.
 – Я знаю, она немного переиграла и зашла слишком далеко, и я извиняюсь за ее по…
 – Не надо, – оборвал его Закери. Уитфелд тяжело вздохнул.
 – Хорошо, мой мальчик. Если вы не хотите слышать о ее проблемах, поговорим о ваших.
 – О моих? У меня нет никаких проблем. Я еду в Бат, и если тетя Тремейн не появится там в течение недели, я возвращаюсь в Лондон и поступаю в армию.
 – Я тоже так сделал.
 Закери не хотел спрашивать, но вопрос вырвался сам собой:
 – Что вы сделали?
 – Поступил в армию. Отец Салли сказал мне, что, если я хочу на ней жениться, я должен доказать, что смогу содержать ее. Я женился на ней, будучи офицером.
 – Как романтично.
 – Но я отнесся к словам ее отца серьезно. Вскоре я приехал в отпуск, она снова забеременела, а я опять уехал на какую-то войну. Когда участвуешь в боях, лучше платят.
 Закери стиснул зубы и ничего не ответил.
 – Потом, когда родилась дочь номер пять, я был ранен в ногу пушечным ядром, и меня отослали домой. Я не мог содержать семью и продал свой офицерский патент. Я все время думал, что, если бы не был женат, я смог бы прожить, пока проклятая нога заживет, и вернуться в армию.
 – Мне жаль…
 – Я еще не закончил, – с неожиданной горечью сказал Уитфелд. – Я ненавидел свою жизнь здесь, среди этого курятника, поэтому заперся в своей мастерской и начал изобретать разные вещи. Я думал, что если изобрету что-нибудь путное, то заработаю и смогу уехать из Уилтшира. Я построил греческие развалины, чтобы вообразить себя в другой жизни. Если бы мне удалось достаточно отвлечься, возможно, я забыл бы, что меня лишили возможности стать знаменитым.
 – И вам это удалось?
 – Постепенно я пришел к выводу, что мне нравится то, что я делаю. Я имею в виду изобретения. А когда Кэролайн стала приходить ко мне в мастерскую, чтобы писать маслом картины, я понял, что у меня есть семья. Вы бы видели ее, когда ей было двенадцать или тринадцать лет. Уже тогда у нее на холсте появлялся цветок, если она делала всего несколько мазков. А у меня, как я ни старался, получалась только мазня. – Он откашлялся. – Я хочу сказать, что мог остаться солдатом и погибнуть, и после меня, возможно, остался бы памятник. Или я мог иметь семь дочерей, которых обожаю, несмотря на их чрезвычайную глупость, и изобрести что-то полезное для них и их детей. – Эдмунд посмотрел на Закери. – Поэтому прежде, чем вы отправитесь за некоей скоротечной и смертельной славой на поле брани, скажите, вы действительно хотите сделать то, что сделал я, и потратить впустую двадцать два года, прежде чем поймете, что по-настоящему важно в этой жизни?
 Теперь Закери стало ясно, почему Уитфелд не хотел иметь в своем доме солдат, хотя его дочери не догадывались о причинах.
 – Вы хороший отец, – наконец сказал Закери.
 – Я пытаюсь таким быть. Очень долго я был ужасным отцом. Вот почему у меня пять глупых дочерей и две разумные. Если бы я воспитывал их правильно, у меня, возможно, не было бы глупых дочерей, а было бы семь, которыми бы я гордился и которые были бы не хуже образованных и привилегированных молодых леди из аристократического Мейфэра.
 Черт возьми, Закери знал, каким должен быть следующий шаг. Он должен сыграть свою роль в судьбе сестер Уитфелд, во всяком случае тех двух, что были разумны, и вернуться, чтобы позировать для портрета Кэролайн. Но этот разговор был не просто разговором. Ему о многом надо подумать. Благодаря Эдмунду он вдруг понял, что был гораздо больше похож на мешок с удобрениями, чем ему хотелось признаваться. Кэролайн права. И Мельбурн прав. У него нет настоящей цели, одно лишь желание быть кем-то, а не просто третьим братом в семье Гриффин.
 По крайней мере старшая дочь Уитфелдов знала, чего она хочет в этой жизни, а он своим поведением как бы лишал ее этой цели. Отказался помочь ей осуществить мечту. Ему надо все серьезно обдумать, и он предпочел бы сделать это в одиночестве и, уж конечно, не так – верхом на лошади на пути неизвестно куда.
 – Как вы думаете, форель уже приготовили? – спросил он.
 Уитфелду не удалось скрыть улыбку.
 – К тому времени как мы вернемся, обед будет готов.
 – Отлично. Я страшно проголодался.
 Кэролайн сидела в утренней столовой, зажав ладонями уши. Но даже это не помогало уменьшить какофонию вокруг нее. Ее мать и по крайней мере три сестры бились в истерике, а Сьюзен рыдала, стоя у окна. Энн орала на Джоанну и Джулию, которые надрывались, горюя о несбывшихся надеждах на счастливое будущее, а Грейс все повторяла: «Ты назвала его удобрением».
 Да, она слишком зациклилась на отдельных частях его внешности, а не на нем в целом, но какое ему было до этого дело? Он уже совершенно ясно дал понять, что намерен избегать каких-либо затруднительных положений в Уилтшире. Она, конечно, могла больше ему льстить, больше расхваливать идеальные черты его лица и мужественность фигуры. И удобрением не должна была называть.
 Но сколько можно было терпеть его легкомыслие? Он поклялся помочь ей, а сам отправился рыбачить, оставив без присмотра своего глупого пса, который довершил несчастье. А теперь, когда она все ему высказала, он и вовсе уехал.
 Кэролайн передернуло. Теперь ни ее планы, ни мнение о Закери не имели значения. Он уехал, а ей придется уговорить лорда Идса позировать. Она подозревала, что лорд этого не сделает. Для него будет важнее развивать – с ее помощью – художественные наклонности своего сына Теодора. Все, что ему надо будет сделать, это привязать ее к себе на неделю, а потом отказаться одобрить работу. И тогда она будет принадлежать семейству Иде.
 Как же она глупа! Закери должен был стать для нее живым уроком. Наверное, большинство аристократов также живут без всякой цели. Если она не сумела принять это в джентльмене, который в других отношениях был добрым и обаятельным, почему она решила, что может зарабатывать среди тех, кто принадлежит к тому же обществу, что и он?
 По ее щеке прокатилась слеза. Никто, разумеется, этого не заметил, потому что все были заняты собственными несчастьями. Ей хотелось крикнуть, что ни у одной из них не было ни малейшего шанса окрутить лорда Закери, но ее никто не стал бы слушать. Не хотели, потому и не слушали. Она же смотрела на все более трезво. И поняла, что в тот момент, когда она открыла рот, чтобы обвинить Закери в невнимании к другим людям, она бесповоротно разрушила свою жизнь.
 – Я сказал – довольно!
 Кэролайн не знала, сколько раз отец просил их перестать, но на сей раз она его услышала. И все остальные – тоже. Наступила гробовая тишина.
 – Мистер Уитфелд, – со слезами в голосе сказала миссис Уитфелд, – я настаиваю на том, чтобы Кэролайн была наказана. Неблагодарная девчонка! Ты не…
 – Все идут и переодеваются к обеду. Возвращайтесь через двадцать минут, – приказал отец. – Ни слова больше. Кивните, но молча.
 Одна за другой все кивнули.
 – А ты, Кэролайн, зайди в мой кабинет. Сейчас же. Он повернулся и вышел. Кэролайн последовала за ним, не обращая внимания на взгляды, которые жгли ей спину. Более несчастной она себя никогда еще не чувствовала.
 Отец открыл перед ней дверь кабинета и пропустил вперед. Потом закрыл дверь, оставив ее одну. Гарольд подбежал к ней и лизнул руку. Только тогда она подняла голову и увидела человека, стоявшего у письменного стола. Я – Лорд… Я… Закери, я…
 – Если вы сделаете наброски сегодня вечером, а маслом начнете писать завтра утром, вы сможете закончить портрет в срок?
 Кэролайн перестала дышать. Он давал ей еще один шанс. Она почувствовала, как кровь отливает у нее от лица, и все еще не могла ни пошевелиться, ни заговорить, а лишь повторяла про себя, что он вернулся.
 – Господи, – пробормотал он и поспешил усадить ее на стул. – Дышите, Кэролайн. На вас лица нет. – Он не слишком нежно похлопал ее по спине. – Так легче?
 – Да, спасибо, – пролепетала она. – Но я думала, что вы уехали в Бат.
 – Я не помню, чтобы когда-либо был так зол.
 – Тогда почему… почему… – Ему на руку упала слеза.
 Закери пожал плечами.
 – Я заслужил немного из того, что вы сказали. – Он откашлялся. – Даже больше, чем немного. Думаю, я не понимал, насколько важна была для вас моя помощь. Если бы понимал, я не стал бы злоупотреблять этой привилегией.
 Несмотря на добрые слова, в его голосе не было обычной расслабленности, которую она привыкла слышать. Он, видимо, все еще сердился. У него на это есть причина, убеждала она себя, но была слишком благодарна ему и пыталась не забывать дышать.
 – Я прошу прощения за то, что сказала. Это было подло, и мне не следовало…
 – Все было правдой, и вы помогли мне кое о чем задуматься. Так что мы квиты. Увидимся за обедом.
 – Да. Я… спасибо, Закери. Большое спасибо.
  Он коснулся ее плеча, а потом они с Гарольдом вышли.
 Дверь снова открылась.
 – Все уладилось? – спросил отец.
 – Он сказал, что будет позировать для портрета, – ответила она, все еще немного ошеломленная.
 Где-то за стенами кабинета какофония возобновилась – это сестры обнаружили, что Закери вернулся. Кэролайн поняла, что возникла еще одна проблема.
 – У меня мало времени, папа. Альбом разорван, и я должна сделать хотя бы один предварительный набросок, прежде чем сяду за мольберт. – Так было всегда: сначала набросок, потом работа маслом. В данном случае она могла бы написать портрет Закери с закрытыми глазами, но не хотела рисковать.
 – Если бы я знал, что ты запланировала на сегодня, я никогда не пригласил бы Закери на рыбную ловлю. Хотя я думаю, что ваш спор был неизбежен.
 – Мне следовало бы подумать, прежде чем открывать рот. Я вела себя непростительно. Надеюсь, я тебя не слишком огорчила.
 – Ты сказала то, что думала. Я никогда не сомневался в том, что ты у меня умница.
 – Что ты сказал ему, чтобы убедить его вернуться?
 – Это останется между мною и им. Скажи, которая из сестер составила это проклятое расписание?
 – Энн.
 – Я его пересмотрю.
 – Но…
 – Ты должна написать этот портрет, Каро. Если тебя постигнет неудача, так это будет не от того, что у тебя не было шанса.
 – Спасибо, папа.
 – М-м. Иди переоденься.
 Разговор с отцом вернул ей душевное равновесие. В течение прошедшего дня не было, кажется, ни одной эмоции, которую она не испытала – предвкушение, гнев, смирение, ужас, разочарование, ярость, уныние и, наконец… надежда.
 Когда она спустилась в столовую, все уже сидели на своих местах за столом. На какое-то мгновение ей показалось, что сейчас придется снова выслушать обвинения, но никто даже не обратил на нее внимания. Все взгляды были устремлены на Закери, который стал еще красивее и галантнее, чем несколько часов назад.
 А он улыбался, и если бы Кэролайн не научилась читать по выражению его лица, что он на самом деле чувствует, могло показаться, что это все тот же веселый и легкомысленный Закери. Но она видела, как холодны его глаза и как натянута улыбка. Кэролайн испугалась: если ее сестры и дальше будут молоть чепуху, он может сорваться.
 Мистер Уитфелд постучал вилкой по бокалу, призывая всех помолчать.
 – Я хочу сделать объявление. Начиная с завтрашнего утра, на то время, которое потребуется Кэролайн, чтобы закончить портрет, вы все оставите ее и лорда Закери в покое.
 – Но, папа, у нас рас…
 – Я сказал – в покое, – с необычной для него строгостью повторил отец. – Вы можете докучать ему столько, сколько он сможет выдержать, во время ленча, обеда и по вечерам, но пока освещение позволяет Кэролайн писать портрет, старайтесь не попадаться ей на глаза.
 – Да, папа, – сказала Энн, ткнув локтем Грейс. Сестры немного поспорили, но потом все же согласились с отцом.
 – На самом деле я обещал Кэролайн позировать сегодня вечером, чтобы она могла восстановить некоторые испорченные наброски, а потом я займусь дрессировкой Гарольда. И мне надо поговорить с тетей Тремейн наедине.
 Кэролайн услышала в его голосе нехарактерную для него серьезность. Однако не была уверена, что и остальные ее услышали. Они все еще пребывали в унынии от того, что их лишили радости общения с вернувшимся Закери, и, верно, не заметили бы, если бы в доме снесло крышу.
 – Я могу чем-то помочь? – спросила она.
 – Мне нужно всего двадцать минут. – Холодные серые глаза были устремлены на нее.
 – Разумеется.
 – Хорошо. – Он положил салфетку и встал. – Прошу меня извинить. Передайте мою благодарность кухарке за прекрасно приготовленную рыбу. Я такой еще никогда не ел.
 Леди Глэдис тоже встала и последовала за племянником.
 – Увидимся утром, девочки, мистер Уитфелд.
 – Спокойной ночи, Глэдис, – ответила Салли.
 – Спокойной ночи, – тихо повторила Кэролайн. Эта ночь будет самой длинной в ее жизни.
 – Мы не собираемся сбежать в полночь, не так ли? – Тетя Тремейн села на свое обычное место – в кресло у окна – и положила распухшую ногу на низкую скамеечку. Она попросила принести ей чаю, но у нее было смутное предчувствие, что к тому времени, когда Закери выскажет ей все, что у него накопилось, ей потребуется что-нибудь покрепче.
 – Ты слышала что-нибудь о моем споре с Кэролайн? – начал Закери, медленно прохаживаясь по комнате.
 – Я слышала истерические крики и что-то насчет удобрений. После этого я ушла.
 Она ожидала, что он, по своему обыкновению, улыбнется, но он оставался серьезным.
 – Ты веришь, что я пойду в армию?
 – Если только Мельбурн не будет против. Он остановился перед ней.
 – Насколько я понимаю, вы все рассчитываете на то, что Мельбурну ничего не придется делать. Вы продержите меня пару месяцев где-то подальше от Лондона, и я забуду о своих планах или найду себе какое-либо другое занятие. Я прав?
 Пару недель назад леди Глэдис сказала бы что-нибудь остроумное и переменила тему. Однако перед ней был не тот Закери, к которому она привыкла. И этот новый Закери хочет знать правду. Более того, он был готов эту правду выслушать.
 – Ты прав. Моя подагра не выдумка, но она дала нам предлог, которым мы с твоим братом воспользовались.
 Закери кивнул.
 – Я хочу остаться здесь до конца месяца.
 Она попыталась не показать, что удивлена. Всего три часа назад он хотел бросить ее здесь и уехать в Бат.
 – Закери, что бы ни сказала Каро, тебе нечего стыдиться и не о чем сожалеть. Ты прекрасный молодой человек. Тебя любят, ты добрый, обая…
 – Я все это знаю, – прервал он тетю, скорчив гримасу. – Такова моя роль в семье.
 – Что ты сказал?
 – Ты знаешь, что Себастьян – скучный и неулыбчивый, Шарлемань – упрямый и амбициозный, Нелл – непокорная и умная, а я – обаятельный и покладистый.
 – И что в этом плохого?
 – Это не слишком вдохновляет, если задуматься о жизни. Мне хочется заняться чем-то по-настоящему интересным, иметь цель в жизни, тетя. Но я не знаю, что это могло бы быть.
 – Тебе двадцать четыре, Закери. У тебя еще не может быть ответов на все вопросы.
 – Но ты согласилась с тем определением, которое я сам себе дал, не так ли?
 – Я думала, что твое утверждение было риторическим.
 Дворецкий принес чай, и Закери поставил поднос рядом с креслом тети.
 – Что бы там ни было, я, как, очевидно, и все, устал от того, что ничего не могу довести до конца. Я считал, что армия… – Он сел на край кровати. – И оказался не прав. А теперь еще одно не доведенное до конца дело.
 – По крайней мере ты это понял, не успев наломать дров. – Леди Глэдис постаралась, чтобы ее голос звучал ровно, хотя ей хотелось кричать от радости. Благодарю тебя, Господи!
 – Сделай одолжение и не говори ничего Мельбурну. Когда я буду готов, я сам сообщу его святейшеству.
 – Закери, тебе не стоит так переживать. У тебя масса интересов, и если ты еще не решил, который из них больше всего тебя влечет, в этом нет ничего плохого. У тебя, слава Богу, есть время, чтобы понять, к чему именно ты склонен.
 Закери покачал головой. Ответ тети его, видимо, не удовлетворил.
 – До этого еще далеко.
 – Зак…
 – Одно я знаю точно. Я сделаю все, что могу, чтобы Кэролайн написала портрет и отослала его в Вену в срок.
 – Но это же чудесно!
 – И еще я должен обучить своего пса. Ты правда не против остаться в Уилтшире еще какое-то время?
 Даже если она и была против, она не собиралась ему этого говорить. Ее подагра немного утихла, но все еще могла служить предлогом.
 – Нисколько. Это приятная перемена обстановки – быть в доме, где так много женщин.
 – Что ж, отлично. – Он нагнулся и поцеловал ее в щеку. – Пойду позировать для новых набросков.
 Когда он ушел, Глэдис налила себе чаю. Она была рада, что рано ушла в свою комнату. Ей, как и новому Закери, было о чем подумать.




 Глава 13


 Кэролайн почти час ходила взад-вперед по мастерской до прихода Закери. Вчера вечером, пока она делала наброски, они едва обменялись несколькими словами, хотя раньше обычно оживленно беседовали. Возможно, частично причиной было то, что ее сестры не захотели выпускать Закери из поля зрения, хотя они, как и обещали, почти все время молчали. На самом деле Кэролайн почувствовала даже облегчение от того, что они с Закери не остались наедине. К тому же о чем они могли говорить? Но сегодня утром избежать разговора не удастся.
 И это ее нервировало. Она почти не спала ночь, но все же, проснувшись, представила себе более или менее четко, каким должен быть портрет. Чтобы решить окончательно, она должна увидеть Закери.
 – Я не знал, в чем вы хотели, чтобы я был одет, – сказал он, входя в мастерскую за пять минут до назначенного времени и полуприкрыв за собой дверь. Ее служанка Молли осталась в коридоре – достаточно близко, чтобы были соблюдены приличия, и достаточно далеко, чтобы ее бормотание и храп не нарушали творческий процесс. – Я захватил три камзола и три жилета. Какие вы предпочитаете?
 Она сделала глубокий вдох, чувствуя, что напряжение между ними все еще сильно и что стеснение в груди, которое всегда вызывала его близость, было, как никогда, давящим.
 – Темно-серый, – сказала она, силой воли заставив себя сосредоточиться.
 Кивнув, он снял с себя коричневый жилет и бросил его на подоконник. Ей снова пришла в голову мысль о том, что хорошо бы написать его без рубашки или даже совсем обнаженным, но тогда этот портрет подойдет для студии Танберга так же мало, как портрет лорда и леди Иде в напудренных париках или в костюмах Ромео и Джульетты.
 – Как вам? – спросил он, застегивая темно-серый камзол.
 – А вы не могли бы вообще снять камзол?
 Он колебался всего мгновение. Возможно, ей это просто показалось. Атмосфера была такой напряженной, что вряд ли он этого не чувствовал.
 – Как скажете. А где мне сесть?
 – Я подумала, – сказала она, надеясь, что он не станет смеяться или хуже того – откажется. – Мне хотелось бы, чтобы вы позировали на фоне руин.
 – Руин?
 – Благодаря запрету отца сестры не будут вмешиваться, а вы… вам этот фон очень подходит. Искатель приключений в естественной обстановке.
 – С тех пор как я в последний раз искал приключения, прошло много лет, – улыбнулся Закери. Выглянув в окно, он снял камзол и повесил его на руку. – Но идея мне нравится. Что мне нести?
 – О! Вам… не надо помогать. Я сама.
 – М-м. Кэролайн, я вчера сослужил вам плохую службу. Я не хочу повторять ошибки. Если я смог принять то, что вы сказали вчера, уже ничего, что, возможно, вы скажете, не может меня обидеть. Расслабьтесь, моя дорогая.
 – Я была слишком резкой.
 – Ничуть. Один мой друг сказал моему брату, что, если ты чувствуешь в себе силу совершить какой-то поступок, имей характер не извиняться за него после.
 – Хорошо.
 Остановившись совсем близко, он взял холст и мольберт. Было ощущение, что он мимоходом понюхал ее волосы, и по спине у нее пробежали мурашки.
 – Ведите меня.
 Что бы они вчера ни сказали друг другу, сегодня все изменилось. Это ее смутило, потому что его новое поведение понравилось ей и вчера вечером, и сегодня утром. Очень понравилось.
 – Вот так? – спросил Закери, ставя одну ногу на поваленную греческую колонну.
 – Замечательно. А теперь чуть-чуть поверните голову в сторону пруда. Да, вот так.
 – Вы уверены, что я не выгляжу как какой-нибудь завоеватель? Александр Великий из Уилтшира?
 Она фыркнула. Он ждал этого и улыбнулся. Его гордость и происхождение предполагали, что он никогда не должен был прощать ее за вчерашнее, а, не мешкая ни минуты, уехать в Бат и предаться там обычным развлечениям – картам и выпивке в клубе.
 И тот Закери, которого знал Мельбурн, бросил бы Гарольда при первой же возможности. А новый Закери провел три поздних часа, обучая Гарольда команде «сидеть», демонстрируя при этом терпение, которое он в себе не подозревал. Это, конечно, была мелочь по меркам больших дел, но для Закери она была крайне важна.
 Он уже трижды попытался объяснить Кэролайн, что не держит на нее зла. И он точно знал почему. Она не только высказалась довольно резко о важных вещах, но была права. Не просто права, а абсолютно права.
 Его братья обзывали его тупицей и шутили над его нежеланием брать на себя ответственность, но они никогда не называли его никчемным. И не стали бы называть. С точки зрения семьи, он не был бесполезен. Мельбурн держал всю свою семью вокруг себя, как ожерелье из драгоценных камней, и Закери был частью этого гарнитура. Но для остального мира, как и для самого Закери, это выглядело более чем мрачно. И ему это не нравилось.
 – Вы хмуритесь, – сказала она, критически его оглядывая. – Не могли бы вы немного расслабиться?
 – Прошу прощения. – Он снова изобразил улыбку. – Вы сначала сделаете набросок карандашом?
 – Я то рисую, то беру кисть. Хотя у меня только один целый набросок, я уже достаточно хорошо изучила черты вашего лица. Карандашом я намечаю некоторые линии, потому что освещение будет меняться, а вам захочется через какое-то время немного подвигаться.
 – Я останусь скалой столько, сколько потребуется.
 – Хорошо, но на это может уйти два дня, – улыбнулась она.
 Это означало, что, если бы он не был таким идиотом вчера, она смогла бы закончить эту позу уже сегодня.
 – У вас все еще достаточно времени?
 – Да.
 – Я заплачу за отправку картины.
 – В этом нет…
 – Вы теряете освещение, мисс Уитфелд. Пишите портрет.
 Она молча работала несколько минут, а он чувствовал, как его губы снова напрягаются, и попытался расслабиться. Незачем ей изображать его сумасшедшим, даже если он на самом деле на него похож.
 – Вы сказали, что видели «Мону Лизу»… и что никогда не были в Вене. – Кэролайн что-то быстро рисовала карандашом. – Расскажите мне о своих путешествиях.
 – Про еду или про искусство? По мнению моей семьи, я знаток первого и не разбираюсь во втором.
 – В это трудно поверить. Вас так поразила «Мона Лиза», что вы простояли перед ней целый час. Вы путешествовали по Греции, не так ли?
 – Да. Видел и Парфенон, и Эрехтейон. Чувство времени там просто подавляет.
 – Почему подавляет? – Она на секунду остановилась.
 – Возможно, это неправильное слово. – Он покачал головой, а потом снова замер. С ней так легко было разговаривать. – Я не могу это объяснить. Я знаю, что они символы культуры и образования, а я рядом с ними чувствовал себя таким маленьким. Незначительным.
 – Небольшая кочка на дороге человечества? Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее.
 – Вы опять хотите меня оскорбить? Кэролайн залилась краской.
 – Нет, что вы. Я иногда чувствую себя именно так, когда читаю Аристотеля, Платона и даже Шекспира. Я высоко ценю их знания и их искусство, но это заставляет меня посмотреть в глубь себя. Иногда я думаю, есть ли во мне хотя бы малая частица, равная этому величию.
 Она попросила его принять прежнюю позу.
 – Точно. Я попытался объяснить брату, что чувствовал в Греции, а он ответил, что я, наверное, съел протухший сыр.
 – А вы пытались объяснить ему по-настоящему?
 – Не очень. Шей не понимает моего тяготения к искусству. Он ценит во мне совсем другое. Например, я знаю, где в Лондоне находится ресторан, в котором лучше всего жарят фазанов.
 – Разве нельзя хорошо знать и то и другое?
 Господи! Теперь она напоминает ему Мельбурна, который пытался его убедить, что надо наметить цель и стремиться к ней. Теперь она, верно, думает, что может и дальше его критиковать.
 – Не знаю. Никогда даже не пытался.
 – А мне кажется, что это не так. Я ведь знаю и ваше мнение о Парфеноне, и о жареных фазанах.
 – Спасибо за комплимент, но это лишнее.
 Пока они разговаривали, она положила карандаш и взяла кисть. Закери очень хотелось посмотреть, что у нее получается, но он и так оказался причиной задержки. Его нога, стоящая на колонне, начала затекать, но он не обращал на это внимания.
 – Вы можете немного пройтись по поляне, если хотите размяться, – наконец предложила она.
 Слава Богу! Он поиграл плечами и поставил ногу на землю.
 – Можно посмотреть?
 – Пока смотреть особо не на что, но если хотите… Кэролайн не смутило, что кто-то будет заглядывать ей через плечо, да он этого и не ожидал. Она была профессионалом и по праву гордилась своим умением.
 Он увидел бледные очертания своей фигуры – одна нога согнута, другая опирается на карандашную линию, правая рука на бедре, левая – в кармане. Голова слегка очерчена. Написаны лишь волосы – темные с золотистыми бликами солнца над висками. Несколькими мазками были обозначены линия плеча и прямая нога.
 Вокруг были руины, на заднем плане слева был берег пруда, а за правым плечом – нарисованное карандашом стадо.
 – Выглядит так, будто я хозяин своих владений, – заметил он. – Или, скорее, владений вашего отца.
 – Именно этого я и добивалась. Передать вашу уверенность и раскрепощенность. Ваш аристократизм.
 Настала его очередь краснеть. Кэролайн, возможно, видела его недостатки даже лучше, чем он сам, и все же не поскупилась на комплименты. Она все-таки нашла в нем что-то, чем можно было восхищаться, и не постеснялась сказать это вслух. Закери откашлялся и стал рассматривать фон. Одна корова особенно привлекла его внимание.
 – Это же новая корова вашего отца, не так ли? Та, которой вы дали кличку Димидиус.
 – Да. Я решила, что папе понравится, что она будет на картине.
 – Она и вправду дает в два раза больше молока, чем обычная корова?
 Девушка пожала плечами.
 – Вроде бы да. И хорошего качества. Из него получаются хорошие сливки и масло. У нее смирный нрав, и она любит яблоки.
 Кэролайн обернулась, положила кисть и немного потянула за галстук.
 – Я могу позвать камердинера, если вы предпочитаете другой узел.
 – Нет. Все хорошо. Просто я хочу, чтобы лучше была видна кружевная оборка.
 Она продолжала расправлять галстук на груди.
 – Кэролайн?
 – М-м?
 – Вчера было еще кое-что.
 – Что?
 – Вы привлекли мое внимание.
 Закери обнял ладонями ее лицо и поцеловал. У ее губ был вкус сладкой клубники. Служанка мирно дремала по ту сторону поляны, и Закери осмелел. Кэролайн прислонилась к нему и обняла за плечи. Желание окатило Закери горячей волной, но впервые в жизни он не поддался искушению.
 Вместо этого он неохотно прервал поцелуй и прошептал:
 – Это было восхитительно.
 – Я хотела бы, чтобы вы преподали мне еще один урок анатомии, Закери.
 Господи! Он поцеловал ее еще раз. Настойчивее.
 – С превеликим удовольствием. Но после.
 – После?
 – После того как вы закончите портрет и у вас не будет причины быть мне благодарной.
 – Очень благородно с вашей стороны, – дрожащим голосом сказала она.
 – Нет. Просто это честное предупреждение. Поймите меня правильно, Кэролайн. Если только вы не передумаете, я намерен воспользоваться вами. Но я не хочу, чтобы меня обвиняли в том, что вам приходится откладывать работу. Кроме того, разве нет поговорки насчет того, что предвкушение делает вкус чего-то там слаще?
 Кэролайн хихикнула.
 – Не знаю такой поговорки, но звучит логично. – Она встала на цыпочки и поцеловала его. – А теперь, пожалуйста, вернитесь к колонне.
 Встав в прежнюю позу, он стал думать о некрасивых девушках и гнилых овощах. Позировать будет с каждым разом все труднее – как сделать, чтобы она не заметила, что вызывает в нем вожделение.
 Это просто невероятно. Еще двадцать четыре часа назад он был готов ее задушить, а теперь ему хотелось услышать, как она стонет от наслаждения. У нее была цель, но и у него она появилась. Она притягивала его буквально и метафорически. Никто еще не разговаривал с ним, как она, и ему придется либо доказать, что она ошибалась, либо овладеть ею. А может быть, и то и другое.
 «Перестань думать об этом», – приказал он себе. Надо на что-то переключить внимание. О чем он думал перед тем, как она попросила об уроке анатомии? Что это было, черт возьми?
 – Коровы, – пробурчал он.
 – Что, простите?
 – Димидиус. Как у вашего отца организована программа улучшения породы?
 – На самом деле она весьма ограниченна. Мы смогли приобрести всего двух коров гернзейской породы и одного быка смешанных кровей саутдевонской породы. Вот почему потребовалось так много времени, чтобы получить новую породу. А потом мы смогли вывести лишь одного теленка и то с помощью быка, принадлежавшего старому армейскому товарищу папы.
 – Значит, потомство Димидиус может и не обладать той же продуктивностью, что и она?
 – Правильно. Мы узнаем это еще через год.
 – А что другие фермеры? Одна только продажа высококачественного масла и сливок могла бы привлечь внимание аристократии к разведению новой породы. Неужели никто из ваших соседей не пожелал вложить деньги в дело, которое в конце концов окажется весьма прибыльным?
 – Честно говоря, в Троубридже к папе относятся как к… чудаку. Особенно после того, как он снес верхушку ветряной мельницы.
 – Ветряной мель…
 Это было загадкой, но сейчас Закери заинтересовало другое. Он завел разговор о коровах, чтобы отвлечься от мыслей о Кэролайн, но теперь ему стало по-настоящему любопытно. Он какое-то время занимался разведением лошадей – по крайней мере давал советы, – и одна лошадка из нового потомства выиграла дерби в прошлом году. Впрочем, лошадей разводят все.
 – Можно задать вам вопрос? – Кэролайн смешала серую краску с коричневой и добавила немного желтой.
 – Конечно.
 Она бросила взгляд на спящую служанку.
 – Минуту назад вы сказали, что собираетесь воспользоваться мною, а потом стали говорить о коровах. Как прикажете это понимать? Это какой-то намек?
 Закери рассмеялся:
 – Боже упаси. Никакого намека.
 – Слава тебе, Господи! Потому что я совсем не прочь, чтобы мною воспользовались.
 Думай о дурнушках. О дурнушках!
 – Просто мне показалось, что в случае с Димидиус это упущенная возможность.
 – Знаете, сколько требуется терпения, чтобы выращивать скот, Закери? К тому же у папы помимо этого масса других интересов.
 Закери понял. Эдмунд, несомненно, сделал бы все от него зависящее, но при отсутствии финансов Димидиус оставалась лучшей, но единственной представительницей новой породы. Мельбурн ни за что не упустил бы такой возможности, особенно если бы знал, что дело выгодное. А в два раза больше высококачественного молока от каждой коровы в стаде – это может принести огромный доход.
 Его вдруг как молнией ударило. Выгода, которая придется по вкусу Мельбурну, и выведение новой породы, которое интересно ему! Если он сумеет запустить успешную программу, это потребует от него терпения и ответственности. И обеспечит дополнительный доход Уитфелдам, в котором они так нуждаются.
 Ему захотелось сразу же пойти в дом и найти Эдмунда. Ему не терпелось начать действовать. Кто бы мог подумать, что он найдет решение своих проблем в корове?
 Кэролайн сидела в двадцати футах от него, поглощенная своей работой. Благодаря этим планам он сможет проводить с Кэролайн и ее семьей еще больше времени, и это было здорово, несмотря на хаос, царивший в этом доме. В ее каштановых волосах играли блики солнца, зеленые глаза блестели, словно изумруды. Как же он ее хотел!
 – Как вы думаете, Кэролайн? Что, если я предложу вашему отцу помощь в его программе выведения новой породы коров?
 Она подняла голову.
 – Я думала, что вы собираетесь пойти в армию.
 – Планы меняются.
 Она кивнула, опустила глаза и вернулась к работе. Он понял этот взгляд. Он видел его раньше. Так смотрели на него домашние.
 – Что? – потребовал он.
 – Ничего. Я не хочу, чтобы вы опять рассердились. Закери нахмурился:
 – Я же сказал, что никуда не уеду, пока вы не закончите портрет. Так что вы думаете?
 – Я подумала, что вы очень быстро и легко меняете свои планы. Мне бы не хотелось, чтобы вы подали папе надежду, а потом отказались, если подвернется что-нибудь такое, что заинтересует вас больше.
 Как же хорошо она его знала! А ведь они знакомы совсем недавно. Вернее, она знала того человека, каким он был. Но всего один день – короткий, если считать по минутам, и длинный по времени, необходимому, чтобы подумать и понять, – совершенно изменил его. Больше он никогда не захочет быть тем Закери Говардом Гриффином, каким был.
 И также ясно, как он помнил свой вчерашний разговор с Кэролайн, он помнил, что сказал ее отец. Это беспокоило его даже больше, чем ее резкая отповедь. Отныне больше не будет никаких ошибок – от скуки ли или от нетерпения. Пришло время выбрать будущее.
 – На сей раз я не изменю своих планов, – твердо заявил он.
 – Закери, я надеюсь, что вы переменили свои планы не из-за того, что я вам наговорила.
 – Именно поэтому. – Он посмотрел ей прямо в лицо, не обращая внимания на то, что она нахмурилась, потому что он пошевелился. – Многие годы мои близкие дразнили меня за мое отвращение к ответственности. Перед тем как я сюда приехал, Мельбурн, вероятно, пытался сказать мне то, что вы сказали вчера. Но либо он был слишком великодушен, либо я не был готов его услышать. Кое-что изменилось. И я благодарю вас за то, что вы сказали о моих недостатках.
 Она бросила кисть.
 – Закери, пожалуйста, не сваливайте все это на мою голову. Ради Бога…
 Он усмехнулся. Значит, не только он беспокоится.
 – Я сваливаю все на вашу голову, моя дорогая. А теперь продолжайте работать.




 Глава 14


 Когда наступило время ленча, сестры Уитфелд выпрыгнули из кустов, словно садовые феи. По их неоднозначному вниманию к Закери и энтузиазму, с которым они рассказывали ему, чем занимались все утро, Кэролайн решила, что они сдержали слово, данное отцу, и ни одна из них не шпионила за ними.
 И слава Богу. Потому что невозможно было объяснить, что именно между ними произошло. Он подошел, похвалил ее работу, а она… растаяла. Если бы она к нему не прикоснулась, то почувствовала бы физическую боль.
 К счастью, она оказалась достаточно разумной, чтобы тут же не обнажиться и не погибнуть, но сосредоточиться на работе уже не могла. И тут он вдруг заговорил о коровах.
 Наверное, так ей и надо. Она совершенно забыла о своей вчерашней решимости быть спокойной и вежливой. Но он продолжал искушать ее, так что трудно было ждать от нее чего-либо другого. Но дело было не только в этом. Даже с Энн она никогда не была так откровенна, как с ним.
 Кэролайн смотрела, как он удаляется, окруженный ее сестрами. Возможно, он подумал, что ее решение отдаться ему пришло внезапно. Но теоретически она обдумывала эту возможность с тех пор, как он снял рубашку. А с прошлого вечера эта идея и вовсе перестала казаться ей глупой.
 Поскольку в намерения Кэролайн никогда не входило замужество, а приехав в Вену, она не собиралась делать ничего такого, что могло бы погубить ее репутацию, а тем самым – и карьеру, Закери был лучшим и самым благоразумным шансом познать, что такое близость с мужчиной. А как только портрет уедет из Уилтшира, его покинет Закери, а потом – и она.
 Во всяком случае, таков был ее план, когда они целовались. Но потом началась эта дурацкая дискуссия о коровах, и она уже не была уверена в его намерениях. Впрочем, это не имело никакого значения, потому что ее цель оставалась неизменной. Так что план относительно Закери идеален. Никаких эмоций, никаких осложнений, и при этом он был порочно заманчивым.
 Одно обстоятельство все же ее беспокоило. Даже, скорее, два. Во-первых, если бы он не отошел, она бы просто набросилась на него, даже рискуя не закончить вовремя портрет. Это было бессмысленно и так на нее не похоже, что даже пугало. А во-вторых, он отложил их свидание в пользу ее работы.
 Она совершила ошибку. Глупую необъяснимую ошибку. Но с этого момента и до тех пор, пока портрет не будет закончен, больше ничто не должно ее отвлекать. Особенно лорд Закери Гриффин. Вот потом… От этой мысли у нее появилось восхитительное ощущение внизу живота.
 Кэролайн нахмурилась. Вот что происходит, если позволить себе отвлечься. Но ведь это длилось всего минуту! Неужели у нее недостаточно силы воли? Однако если это так, она не достигла бы столь многого. Надо просто помнить об этом.
 – Мама, ты же не отменишь бал из-за того, что Кэролайн забрала себе все время с лордом Закери? – спросила Грейс.
 – Конечно, нет, дорогая. И вечера лорда Закери свободны и принадлежат вам.
 Кэролайн хотела сказать, что вечера принадлежат Закери, но если ему захочется, он может провести их в обществе ее сестер, а не своей собаки, но Закери уже смеялся.
 – На самом деле я придумал одну игру, в которой все, кто хочет, могут принять участие.
 – Да, да! – хором ответили девушки.
 – А что это за игра, в которой участвуют все? – поинтересовалась Сьюзен, положив руку на руку Закери.
 – Подождите немного и все узнаете.
 – Каро, ведь тебе не очень нужен лорд Закери после ленча? – спросила Джулия, метнув злобный взгляд на Сьюзен. – Освещение уже не то.
 Если бы они могли, они бы увели его. А он был такой непредсказуемый и покладистый, что нельзя было сказать, что он сделает, если ему представится возможность.
 – Я многое сделала, но даже при этом освещении мне нужно еще часа два. – Она глянула на Закери. – Если это приемлемо.
 – Я обещал простоять хоть всю ночь, если это нужно. А как только я кончу позировать, у меня свидание с Гарольдом.
 – С вашим щенком? Закери кивнул.
 – Когда я его купил, я взял на себя ответственность сделать из него настоящего пса. Я слишком долго отлынивал от своих обязанностей. Так что прошу прощения, леди, я занят до самого вечера.
 Даже его улыбка не была такой беззаботной, как несколько дней назад. Она была более осмысленной и, как показалось Кэролайн, более… интригующей. И он не поддался уговорам. Он сдержал слово, данное ей… и Гарольду.
 – Знаете, – сказала Джоанна, разрезая ветчину на своей тарелке, – я думаю, что искусство – это замечательно. Я тоже начала писать красками.
 – Ты? – удивилась Кэролайн.
 – Да. Я пишу Аполлона и Психею. Я – Психея, и мне бы хотелось, чтобы лорд Закери позировал мне для Аполлона. – Джоанна взмахнула ресницами. – Если вы, конечно, согласитесь.
 – Я…э…
 – Я тоже рисую, – заявила Грейс.
 – И я тоже, – вставила Вайолет.
 Чудесно. Кэролайн на секунду закрыла глаза. Наверное, все это было бы очень смешно, если бы ей не было так больно. Из всех сестер даже Энн не проявляла ни малейшего интереса к искусству, кроме как к книге неприличных скульптур, которую она случайно обнаружила на полках книжного магазина миссис Уильяме. После того как Кэролайн увидела Закери в ванне, она подумала, что хорошо было бы изучить эту книгу самой.
 – Мне бы хотелось посмотреть на вашу работу, – сказал Закери, сохраняя серьезное выражение лица, хотя глаза его смеялись. – После того как помогу мисс Уитфелд и Гарольду. Может быть, вечером, после обеда?
 Слава Богу, что чувство юмора у него осталось.
 – Как долго ты еще будешь удерживать лорда Закери возле себя, Каро? – спросила Сьюзен.
 – Да, Каро, – поддержала ее миссис Уитфелд. – Я знаю, что очень важно закончить портрет, но мы должны быть справедливы к твоим сестрам.
 – Я…
 – Знаете, девочки, – вмешалась леди Глэдис, – я вот о чем подумала. Вместо того чтобы присылать всем вам подарки на Рождество, не лучше ли поехать в Троубридж, где вы сможете сами их себе выбрать? Я полагаю, в магазине миссис Уильяме есть каталоги.
 Господи, благослови леди Глэдис! Кэролайн бросила наледи Тремейн благодарный взгляд, и баронесса ей подмигнула. Кто-то по крайней мере понимает, как важно закончить портрет к сроку. То есть кто-то, кроме Закери, поскольку по этому вопросу у них уже было полное взаимопонимание.
 Когда все встали из-за стола, оказалось, однако, что ее сестры не позабыли о своей внезапно вспыхнувшей любви к искусству.
 – Каро, – прошептала Джоанна, хватая сестру за руку, – у тебя есть лишние холсты?
 – Да, в шкафу за дверью мастерской.
 – А мне нужен альбом для эскизов, – заявила Вайолет.
 – Они лежат на полке у дальней стены.
 – Спасибо, Каро! – хором сказали сестры и убежали.
 – Берите только новые, больше ничего не трогайте, – крикнула Кэролайн им вдогонку.
 – Вернемся к руинам? – пробормотал Закери, предлагая ей руку.
 Так, рука об руку, они вышли из дома.
 У нее по спине пробежал холодок. Ничто не должно ее отвлекать. Но убеждать себя в этом – одно дело, а не реагировать на его прикосновение – совершенно другое. Прожить два или даже три дня с таким напряжением, с таким ощущением его близости было еще хуже, чем ждать, какой ответ даст студия Танберга.
 – Да, я оставила там бедняжку Молли.
 – Она, наверное, все еще спит, – тихо сказал он. – Постарайтесь, чтобы она была с нами и следующие дни.
 «Как уверенно он держится, – подумала она. – Вероятно, понимает, какое действие на меня оказывает».
 – Пожалуйста, попытайтесь не отвлекать меня. Мне не хотелось бы потратить третий день на исправление ошибок.
 – Но я хочу рассказать, что произойдет в тот момент, когда вы отложите ваши кисти и палитру в последний раз. Как я сорву с вас платье, вытащу шпильки из волос и покрою ваше обнаженное тело поцелуями.
 Боже, она сейчас упадет в обморок!
 – Надеюсь, это означает также, что я увижу часть вашей анатомии, как это было, когда вы были в ванне, – все же смогла произнести она, чувствуя, как запылали щеки.
 – Разумеется. Тем более что на самом деле – это жизненно важная часть. – Они дошли до огибавшей пруд дорожки, которая вела к руинам. Когда они вошли в небольшую рощицу на берегу пруда, он остановился и привлек ее к себе.
 Он медленно накрыл ее рот своими губами. Да, их отношения определенно изменились за последние двадцать четыре часа. Однако эта мысль была настолько мимолетной, что не задержалась в голове Кэролайн. Она вообще перестала думать. Она чувствовала лишь его губы на своих, охватившее ее желание, его руки, скользнувшие по плечам вниз к бедрам и то, как крепко он прижал ее к себе.
 Кэролайн обвила руками его шею и ответила на глубокий, требовательный поцелуй. Она услышала свой собственный стон. Это была страсть. Ощущение было удивительным… близким к тому, что она чувствовала, когда какая-нибудь картина захватывала ее полностью. Ей хотелось, чтобы это ощущение длилось вечно.
 – Каро, – прошептал он.
 Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Портрет. Она должна его закончить.
 Она сама удивилась, с каким самообладанием отпустила его. Руки Закери освободили ее не сразу, губы еще слегка касались ее губ.
 – Что ж, – прохрипел он, – на этом я продержусь еще день.
 – Вы уверены? – Она пригладила немного растрепавшиеся волосы.
 – Нет, разумеется. Но вам не следует меня об этом спрашивать.
 Она запомнит совет. Потому что положение и так становилось все запутаннее, а после этих объятий и поцелуя она почувствовала опасную тенденцию отвлекаться, несмотря на данную себе клятву.
 – Не буду. Идемте. Я хочу поработать над вашим лицом, пока светит солнце.
 Когда они дошли до руин, он снял камзол и бросил его возле мольберта. Ее сестры в данный момент, вероятно, опустошали мастерскую, приводя в негодность кисти и разбрасывая альбомы для эскизов.
 Раньше сама мысль об этом привела бы ее в отчаяние. Она экономила каждое пенни, заработанное на портретах, чтобы иметь возможность покупать принадлежности для рисования и живописи. Но если они оставят ее в покое следующие два дня, необходимые для того, чтобы закончить портрет и… познать Закери Гриффина, она все им простит. В конце концов, они останутся в Уилтшире с их Мартинами Уильямсами и Питерами Редфордами, а она будет в Вене, осуществив свою мечту.
 – Вот так? – Он поставил ногу на поваленную колонну.
 Она сверилась с наброском.
 – Правую ногу отставьте назад на восемь дюймов, а левую отодвиньте примерно на четыре, – ответила она, прищурившись.
 – Так лучше?
 – Да. А теперь немного приподнимите голову и смотрите вдаль через мое плечо, чтобы я могла написать ваши глаза.
 – Горизонт за вашим плечом довольно скучный. Почему мне нельзя смотреть на художницу?
 Потому что если он уставится на нее и будет так смотреть весь день, его лицо станет похожим на миску с пудингом.
 – Потому что я не ваше владение. Смотрите туда, куда я сказала.
 – Все, что я вижу, – это какой-то пень и птицу, клюющую жучка.
 – Хорошо. Сосредоточьтесь на жучке. И расслабьте рот.
 Она взяла тонкую кисть и дотронулась ею до щеки, чтобы убедиться, что она чистая и сухая.
 – Я думал, что вы будете писать мое лицо, а не свое.
 – По-моему, вы смотрите не на жучка.
 – Жучка уже съели, а вы мне более интересны. Кэролайн наконец оторвалась от картины и увидела, что он все еще изучает ее лицо с таким вниманием, что у нее кровь прилила к щекам. Неудивительно, что в светской хронике его имя всегда было связано с какой-либо девушкой на выданье – во всяком случае, так говорила Энн.
 – Закери, пожалуйста, взгляд на пень.
 – Хорошо. На пень.
 – И не хмурьтесь.
 – Но птичка оставила подарочек.
 Губы Кэролайн помимо воли дернулись, вопреки ее решимости не думать о всякой чепухе.
 – Значит, придется сосредоточиться на подарочке.
 – Я не собираюсь целый час смотреть па птичьи подарочки.
 Она не удержалась и хихикнула.
 – А ради искусства?
 – Нет. Только ради Кэролайн Уитфелд.
 У нее вдруг задрожала рука, и ей пришлось тряхнуть кистью, чтобы унять дрожь.
 – Прекратите, или вам придется стоять всю ночь.
 – Хорошо. Только не назовите картину «Лорд Закери Гриффин рассматривает птичьи подарочки».
 – Обещаю.
 Он снова принял нужную позу, и она смогла сконцентрировать внимание на его лице. Ей нравилось выражение его лица—уверенное, немного насмешливое, немного загадочное и даже чуть порочное. А о том, что в этой порочности виновата она, никто никогда не узнает. Если ей удастся схватить это выражение, месье Танбергу ничего не останется как принять ее в ученицы. Ведь «Мона Лиза» притягивает внимание зрителя именно своей загадочной улыбкой.
 После сорока минут непринужденной болтовни – от бальных платьев до Леонардо да Винчи – Молли вдруг громко всхрапнула и свалилась с каменной скамьи.
 – Молли? – позвала Кэролайн.
 – О! Да, мисс Уитфелд. Я, наверное, на минуту заснула. Простите меня.
 – Ничего страшного. – Кэролайн решила не ругать Молли, а то она больше не будет спать или Барлинг заменит ее на более бдительную служанку. – Принеси, пожалуйста, мне и лорду Закери по стакану лимонада, а себе – что-нибудь перекусить.
 – Да, мисс Уитфелд.
 Кэролайн, набрав на кисть краски телесного цвета, легким мазком обозначила мочку уха Закери, которая была видна из-под его темных волос. Но когда она опять на него посмотрела, она чуть было не выронила кисть.
 – Что вы делаете? Вернитесь на место! Он и не думал ее слушаться.
 – Я решил воспользоваться отсутствием вашей внимательной служанки, чтобы поцеловать художницу.
 – Я же сказала, что мне нужно закончить ваше лицо сегодня, – возразила она.
 Он обошел ее.
 – Я выгляжу великолепно. А это что?
 – Это рот.
 – Мой рот выглядит совсем по-другому.
 – В данный момент я его не вижу, так что придется подождать.
 Его критика не имела к ней никакого отношения. Она еще не дошла до рта – он был лишь обозначен карандашом и полоской розовато-коричневой краски.
 Легким прикосновением пальцев он отвел с ее шеи прядь волос, и она замерла. А когда на месте пальцев оказались его теплые губы, она выронила кисть.
 – Зак…
 – Ш-ш. Я демонстрирую свои губы, чтобы вы поняли, как нужно писать мой рот, – пробормотал он, не прекращая целовать.
 Если бы она это понимала, она бы уже была голой. А пока… Ловкие пальцы уже стягивали платье вниз по одному плечу, а губы следовали за ними.
 Кэролайн начала понимать, почему поэты сравнивают сексуальный экстаз со смертью. Если он только своими губами, ласкающими ее шею и плечи, может заставить почувствовать такое – это может убить ее.
 – Не надо, пожалуйста. Его лоб уперся ей в плечо.
 – Извините. Этот пень вызвал во мне какие-то фантазии.
 Она фыркнула и воспользовалась моментом, чтобы немного восстановить равновесие.
 – Я надеюсь, что вы считаете меня немного лучше, чем гнилое дерево.
 Он рассмеялся:
 – Господи, Кэролайн. Девственницам не положено говорить такие вещи.
 – Разве? А почему?
 – Потому что вы можете напугать нас, практичных мужчин. – Поцеловав в последний раз ее в плечо, он вернул платье на место. – А мне будет позволено посидеть на моей колонне, чтобы выпить лимонад?
 На дорожке показалась Молли. Так вот почему он опомнился. Надо запомнить, что у него очень тонкий слух.
 – Конечно. И я сяду рядом.
 – Отлично. Я предпочитаю закусывать кислое конфеткой.
 Она хотела было возразить, но Молли уже подошла к ним и подала обоим по стакану лимонада.
 – Вы не выбились из графика из-за того, что я вас отвлек? – уже более серьезно спросил он.
 Она поняла, что научилась угадывать его настроение по еле заметным изменениям в выражении лица.
 – Нет. Если Богу будет угодно, картина прибудет в Вену вовремя.
 – Должен сказать вам, что вчера вечером я послал записку своему брату Шею и попросил, чтобы его яхта в Дувре была готова срочно переправить груз через пролив.
 На минуту она просто онемела. Он уже предлагал свою помощь в пересылке портрета, но она не знала, что он предпринял какие-то шаги. И он сделал это до того, как она – как они – начали этот новый флирт.
 – Спасибо.
 – Не стоит благодарности.
 Господи, как ей хотелось поцеловать его теплые чувственные губы! Но Молли шумно поглощала еду на своей скамье, так что физический контакт был невозможен. Это означало бы гибель репутации, принудительное замужество и никаких уроков живописи в Вене. По его глазам она поняла, что он пришел к такому же заключению, хотя не смогла разгадать, чем вызвана мимолетная тень, пробежавшая по его лицу.
 – Я сказала что-то не так? – спросила она тихо, чтобы Молли не могла услышать.
 – Нет. Моя птичка улетела.
 – Если вы выдержите еще час, – отпивая лимонад, сказала она, – я смогу написать серые тона ваших брюк и жилета вечером при свечах. Я попрошу вас надеть все то же самое завтра, чтобы я смогла прописать тени.
 – У моего камердинера может случиться удар, но я как-нибудь с этим справлюсь.
 Она улыбнулась. Он улыбнулся ей в ответ, и в его глазах вспыхнул теплый свет. Она опустила глаза, откашлялась и стала пить лимонад. Если бы она знала, что привлечет его внимание и даже вызовет интерес, откровенно высказав ему все, что о нем думает, практически оскорбив его, она никогда даже рот не раскрыла бы.
 Кэролайн глянула на Закери исподтишка. Он допил лимонад, но одна капля стекла у него по подбородку. Он вытер ее тыльной стороной ладони. На какую-то секунду ей захотелось эту каплю слизнуть. Но она удержалась. Не все сразу. Сначала портрет, потом интимный момент с Закери, а потом – Вена.
 Проблема была в том, что Вена на другом конце света, а Закери Гриффин рядом, и он, казалось, не мог удержаться, чтобы не целовать ее. А она и не хотела вовсе, чтобы он воздерживался.
 Но два дня она сможет подождать.




 Глава 15


 Закери мог уподобить себя Трое, на которую напали легионы греков. Не успел он проглотить последний кусок жареной свинины, как атака началась.
 – Лорд Закери, вы будете мне позировать?
 – Закери, я хочу нарисовать вас в образе Адониса.
 – Сыграйте с нами в шарады, лорд Закери. Натянуто улыбаясь, Закери вышел из-за стола.
 – Сначала мне надо переговорить с мистером Уитфелдом, а потом я присоединюсь к вам в гостиной для нашей игры.
 – Я пойду за альбомом для эскизов, – вскочила Сьюзен.
 Немедленно за ней побежали все остальные, за исключением его тети, которая лишь покачала головой и проводила девиц насмешливым взглядом. Миссис Уитфелд была так погружена в подсчет приглашений на свой бал, что пропустила половину разговоров за столом. А Кэролайн выглядела счастливее, чем обычно.
 Верно, потому, что ее мечта была близка к осуществлению. И он был доволен, что сделал это возможным. Если бы он тогда, разозлившись, уехал, то никогда бы этого себе не простил.
 – Пойдемте ко мне в кабинет, мой мальчик, – сказал Эдмунд.
 Когда они остались одни, Закери начал:
 – Я тут подумал…
 – О чем?
 – О Димидиус.
 – О моей корове?
 – Я разговаривал с Кэролайн, и она сказала, что вам было трудно приобрести достаточное число животных, подходящих для того, чтобы начать программу улучшения породы.
 Выражение лица Эдмунда стало жестким.
 – Я только рассказал вам, что я сделал, чтобы убедить вас вернуться и помочь Кэролайн. Я не нуждаюсь в благотворительности, милорд.
 – А я ее и не предлагаю. Я предлагаю партнерство. Мистер Уитфелд явно сконфузился.
 – Объясните, пожалуйста.
 – С удовольствием. У вас есть корова, которая дает в два раза больше молока, чем обычная корова. У меня есть деньги и ресурсы, чтобы вы могли развернуть вашу программу и вывести целое стадо таких коров.
 – И что будете иметь с этого вы? В этом-то и была загвоздка.
 – Поскольку Мельбурн является главой семьи, мне придется написать ему о деталях и просить его одобрения, но я думаю, что в любом случае будет справедливо получить часть прибыли.
 – От продажи молока?
 – От продажи молока, качественных сливок, масла и скота. Если вы повторите свой успех с Димидиус, в Англии не останется фермера, который не заинтересуется улучшением собственного стада. Мы сможем продавать коров или племенных бычков, и фермерам не придется терять годы на выведение породы, потому что мы уже сделали это за них.
 – Это не краткосрочная программа, мой мальчик.
 – Знаю.
 – Значит, вы отказались от мысли пойти в армию?
 – Если честно, кое-кто заставил меня пересмотреть решение отдать свою жизнь ради славы, а может быть, и смерти. Я немного разбираюсь в разведении лошадей. Это захватывает, но это хобби каждого джентльмена. А у вашего проекта гораздо больший потенциал, чем просто вырастить победителя для дерби. И если совсем честно, мне надоело быть дилетантом.
 – А что, если герцог не согласится?
 – У меня есть собственные деньги. Конечно, без его денег и поддержки процесс будет медленнее, но у меня есть знакомые со связями. Если Мельбурн откажется понять, что дело прибыльное, это не значит, что и другие отнесутся к нему так же.
 – Вы пойдете в обход своего брата?
 – Ему я предложу первому. После этого, что касается меня – «пусть победит лучшая корова».
 Эдмунд кивнул.
 – Я уже много лет хотел этим заняться. Вот почему я в первую очередь вывел Димидиус. Но при моих возможностях я в лучшем случае получил бы полдюжины коров и смог бы продавать излишки молока на местном рынке. – Он протянул руку. – Считайте, что сделка состоялась. И вы получили партнера.
 Закери пожал руку Эдмунда.
 – Я сегодня же напишу брату. Вы не пожалеете, сэр.
 – Папа, не задерживай лорда Закери, – услышали они голос Джоанны за дверью. – Не лишай нас его общества.
 Уитфелд улыбнулся:
 – Я-то не пожалею, а вот вы…
 Закери нужно было сделать еще одну вещь. Предстояло кое-что исправить, прежде чем он окончательно свяжет свою жизнь с этим серьезным бизнесом. Он оставил Эдмунда, который тут же принялся подсчитывать доходы от их будущего предприятия, а Закери отправился с Джоанной и Джулией обратно в гостиную.
 Там уже были все, включая Кэролайн. Это его удивило. Она же сказала, что собирается работать весь вечер, но теперь он не сомневался – что бы ни случилось, портрет будет закончен в срок.
 Тетя Тремейн и миссис Уитфелд секретничали, сидя в уголке, и Закери был уверен, что они не станут вмешиваться. Его встретили шумными возгласами и требованиями объяснений, но он поднял руку, призывая к тишине: – Прошу вашего внимания. Все умолкли и выжидательно на него посмотрели.
 – Благодарю. Прежде всего прошу прощения за свои промахи, которые я допустил во время бала в Троубридже.
 – Нет-нет, лорд Закери, – неожиданно отреагировала миссис Уитфелд и приложила руку к сердцу. – Вы были так добры. Вы танцевали со всеми моими малютками.
 Закери хотелось бы, чтобы мать семейства снова занялась подсчетом приглашений, но, видимо, его желанию не суждено было сбыться.
 – Спасибо, миссис Уитфелд, но я дал вашим дочерям негодные или, во всяком случае, неполные советы, и мне хочется это исправить.
 – Да, вы всем нам посоветовали обхаживать Мартина Уильямса, – сказала Энн.
 – Я не понял, то есть я был недостаточно внимателен, чтобы понять, что вы все решили выбрать одного и того же мужчину.
 – А я все еще выбираю вас, лорд Закери, – зардевшись, заявила Грейс.
 – И это мне хотелось бы прояснить. Я здесь не для того, чтобы жениться или вводить кого-либо в заблуждение.
 – Но…
 – Погоди, Вайолет, – упрекнула Энн, – пусть лорд Закери закончит фразу.
 Закери бросил на Энн благодарный взгляд. Своего слова еще не сказала Кэролайн, да он этого и не ожидал. Этот вопрос ее не интересовал.
 – Но что бы мне, однако, хотелось сделать, так это помочь вам немного разобраться в мужчинах, а может, и научить, как подъехать к мужчине, который вас интересует.
 Миссис Уитфелд издала какой-то неопределенный звук.
 – Знаешь, Салли, – сказала тетя Тремейн, вставая, – ты обещала мне показать вышивку, которую заканчиваешь. Давай оставим молодых с их делами…
 – Я…
 – Пойдем, – настаивала леди Глэдис. – К тому же мне необходимо немного походить.
 – О! Хорошо. Если ты считаешь, что без нас они все сделают правильно…
 – Мой племянник – истинный джентльмен. – Проходя мимо Закери, она слегка стукнула его по спине своей тростью и прошептала: – Веди себя прилично.
 Он поцеловал ее в щеку и так же тихо ответил:
 – Не сомневайся.
 Когда обе леди вышли, Закери продолжил свой инструктаж.
 – Во-первых, совершенно очевидно, что вы не можете все получить одного и того же мужчину.
 – Но как решить, кто из нас получит какого мужчину? – спросила Джулия. – Я не считаю, что это должно быть по возрасту, потому что это несправедливо.
 – На самом деле, согласно традиции, это справедливо, – возразил он. – Но это не мое решение, а ваше.
 – А разве джентльмену в таком случае не позволено иметь свое мнение? – неожиданно спросила Кэролайн.
 – Хороший вопрос. Но давайте все по порядку. Сначала я расскажу вам, какие три вопроса джентльмен хотел бы от вас услышать.
 – Их три? – удивленно спросила Кэролайн. Несмотря на то что каждая его клеточка, казалось, была настроена на ее присутствие, он подумал, что лучше бы уж она пошла в мастерскую заканчивать портрет.
 – Их больше. Но эти три самые простые и скорее всего привлекут внимание мужчины. А дальше выбирайте сами.
 – Какие же три? – был нетерпеливый вопрос Вайолет.
 – Прежде всего надо спросить, не хочет ли он присоединиться к вам, чтобы немного подкрепиться. Не важно – съесть что-либо или выпить. Но мой опыт подсказывает, что все джентльмены любят поесть.
 – А если мы не на приеме? – поинтересовалась Грейс. – Вдруг мы встретились в магазине?
 Значит, по крайней мере одна из них все еще думает о Мартине Уильямсе.
 – Тогда воспользуйтесь вторым вопросом. Скажите, что у него задумчивый вид, и попросите рассказать, о чем он думает, потому что вам это очень интересно. – Он глянул на Кэролайн и, увидев, что она намерена задать вопрос, поспешил продолжить: – Подтекст такой: вы считаете джентльмена интеллектуалом и его мнение для вас важно. Это ему польстит, можете мне поверить.
 Похоже, что даже на Энн его инструктаж произвел впечатление. Хорошо. Вообще-то все они были очень приятными девушками, даже если некоторые из них были немного легкомысленными, но не их вина, что каждой приходится соревноваться с шестью – пятью – другими сестрами. А учитывая, что у их мамаши были свои представления о тонкостях поведения в свете и тот факт, что они никогда не были в Лондоне и не кончали пансион для благородных девиц, кто-то же должен был их вразумить.
 – А третий вопрос?
 Он смотрел на их милые заинтересованные личики. Да простят ему все мужчины Англии – или по крайней мере Уилтшира – за то, что он на них обрушит.
 – Это тоже связано с едой.
 – Почему это меня не удивляет? – пробормотала Кэролайн.
 – Помолчи, Каро. Может, тебе и все равно, а нам – нет.
 – Прости, Джоанна. Пожалуйста, продолжайте, лорд Закери.
 – Скажите, что, глядя на него, вы вспоминаете ваш любимый пирог с персиками, или пудинг, или печенье. А потом спросите, не хочет ли он это попробовать, когда в следующий раз пойдет на рыбалку.
 – На рыбалку? Нам надо идти с ним на рыбалку?
 – Нет, вы предлагаете приготовить для него это кушанье, когда он пойдет на рыбалку. А потом, независимо от того, согласится он или нет, на рыбалке или когда он будет о ней думать, он будет вспоминать о вас и о ваших сладостях. Если у выбранного вами джентльмена другое хобби – например, охота или еще что-либо – замените этим рыбалку.
 – Надо же! – восхитилась Сьюзен.
 – Однако я бы предложил, чтобы вы написали имена джентльменов, которых вы считаете приемлемыми, на отдельных листочках, а потом разыграли их, как в лотерее. Вы, конечно, можете меняться выигрышами, если вы считаете, что более совместимы с другим джентльменом, но поскольку вы сестры, то напоминаю вам, что, если вы будете преследовать одного и того же мужчину, либо он откажется от всех вас, либо одна из вас причинит боль остальным.
 – Грейс, сходи и принеси бумаги. Мы прямо сейчас распишем всех возможных претендентов по билетам, – сказала Энн.
 Кэролайн встала.
 – По-моему, это сигнал, чтобы я ушла. Мне все равно надо работать.
 – А мне надо написать несколько писем, – сказал Закери, тоже вставая. – Леди? Увидимся завтра утром.
 – Спокойной ночи, Закери, – хором ответили девушки.
 Кэролайн покинула гостиную первой.
 – Все было очень интересно, – бросила она через плечо, подойдя к лестнице.
 – Я пытаюсь помочь.
 – Я думаю, вы помогли. Это было гораздо лучше, чем совет устроить на балу облаву на бедного Мартина Уильямса.
 – Я им этого не советовал. Я только сказал, чтобы на меня они не рассчитывали, а нашли кого-нибудь, кто бы их оценил по достоинству. – Он стал подниматься за ней по лестнице, стараясь немного отстать, чтобы полюбоваться покачиванием ее бедер. Два дня. Сможет ли он продержаться?
 – Вы хотели от них отделаться.
 – Нет, я попытался избежать противостояния между вашими сестрами. Честно говоря, мне следовало бы быть более осторожным в выборе слов. Я думал, что делаю благое дело и никому не причиню неудобств.
 – А я причиняю?
 – Если и так, то я это заслужил. – Поднявшись на пару ступенек, он взял ее за руку. – Но вы не причинили мне никаких неудобств.
 – Я все думаю, – тихо сказала она, – вы стали таким внимательным, потому что вы по натуре такой или хотите чего-то добиться?
 Он понял, что она имела в виду. Очень просто было бы залезть к ней под юбку, а потом высмеять ее.
 – Я восхищаюсь вами, Кэролайн. Я завидую вам и не сержусь.
 – Почему же вы мне завидуете?
 – Потому что вы всегда знали, чего хотите от жизни, и добивались этого. Вы преподали мне весьма важный урок, а в благодарность за это я вас должен кое-чему научить.
 Она с таким неспешным вниманием оглядела его с головы до ног, что у него вдруг пересохло во рту.
 – Что ж, буду ждать с нетерпением.
 Себастьян, герцог Мельбурн, пил утренний кофе, когда вошел дворецкий с подносом, на котором горой лежали письма.
 – Спасибо, Стэнтон, – сказал он и указал на место возле своего локтя.
 – Да, ваша светлость.
 Мельбурн довольно рассеянно перебрал почту, занятый мыслями о предстоящей встрече с премьер-министром. Новые тарифы тормозили его бизнес с Америкой. В бывшей колонии Великобритании тоже не хотели с ними мириться.
 – Мне нет писем, папа? – спросила Пенелопа, сидевшая от него по правую руку.
 – Есть приглашение леди Джефферс покататься с ней и ее дочерью завтра в Гайд-парке.
 – Мне нравится Алиса, а вот леди Джефферс, я думаю, хочет выйти за тебя замуж.
 Себастьян глянул на дочь. Он уже давно перестал удивляться интуиции детей, но дочь все больше его поражала.
 – И это плохо?
 Пип покачала головой.
 – Она слишком много смеется, даже тогда, когда ей этого совсем не хочется.
 Он был согласен с такой оценкой леди Джефферс.
 – Так ты хочешь поехать?
 – Да, хочу. Говорят, там выступают акробаты.
 – Тогда я приму приглашение от твоего имени. Нацарапанный небрежным почерком адрес на одном из конвертов привлек внимание Мельбурна. Закери. Он взломал восковую печать и достал письмо.
 «Мельбурн, – прочитал он, – я говорил с Эдмундом Уитфелдом здесь, в Уилтшире. У него есть новая порода коров, которая дает в два раза больше молока, чем обычная гернзейская. Тебя заинтересовало бы инвестирование в разведение этой новой породы? Нам надо увеличить племенное стадо, чтобы убедиться, что Димидиус не случайность. Закери».
 Себастьян предположил, что Димидиус именно та корова, о которой писал Закери. Для первого письма, которое Закери удосужился прислать с тех пор, как покинул Лондон, это было несколько неожиданным. Всего две недели назад брат был на него Зол и собирался пойти в армию и быть убитым. Теперь он хотел разводить скот, что само по себе не было странным. Странно то, что не было ни обычной болтовни, ни пространных комментариев, и ни слова о том, что одна из дочерей Уитфелда пишет его портрет ради какого-то делового предложения.
 Хотелось бы, чтобы в письме тети Тремейн содержалось больше полезных деталей. Именно из ее письма он узнал, что они остановились у ее друзей, не доехав до Бата.
 – Это почерк дяди Закери, да? – Пенелопа подпрыгнула на стуле. – Когда он возвращается домой?
 – Он об этом не пишет.
 – А тетя Тремейн чувствует себя лучше?
 – Он и об этом не пишет.
 – Тогда о чем же он пишет?
 – Что нашел корову.
 – Корову?
 – Да. Ее зовут… – Он сверился с письмом. – Димидиус.
 – А что он собирается с ней делать? По-моему, тетя Тремейн говорила, что он взял щенка.
 – Я понятия не имею, что происходит. – И черт побери, это было правдой. Себастьян прочел письмо еще раз и сунул его в карман. Разведение скота могло оказаться весьма дорогостоящим и длительным предприятием, а он не собирался вкладывать деньги, не обдумав все хорошенько. Потому что если дело касалось Закери, это всегда оборачивалось сиюминутной прихотью.
 Он подождет пару дней, прежде чем ответить. К тому времени Закери, возможно, окажется вовлеченным в совершенно другой проект, так что отказ дать деньги его не рассердит. Попивая кофе, Себастьян даже почувствовал что-то вроде благодарности к корове по кличке Димидиус. Закери по крайней мере забыл об армии. Оставалось лишь молиться, чтобы увлечение коровами длилось как можно дольше.
 – Я еще никогда не видела, чтобы они были так озабочены разговором с мужчиной, – сказала Кэролайн, когда они с Закери вышли из дома после ленча. – Похоже, они поняли, что их усилия могут оправдаться на балу в нашем доме.
 – Я очень надеюсь, что их ожидания сбудутся. – Закери посмотрел на нее, пытаясь угадать, как она отнесется к вопросу, который он собирался ей задать. – А вам когда-нибудь хотелось выйти замуж? Может, когда вам было лет шесть или семь?
 Кэролайн пожала плечами.
 – Думаю, что эта мысль иногда приходила мне в голову. Но тогда это было связано с верховой ездой на великолепных лошадях, с жизнью в огромных дворцах, с одетыми в ливреи слугами и великолепными бальными залами со сверкающими полами, усеянными лепестками роз.
 За исключением лепестков роз она могла бы описывать Мельбурн-Парк. Однако он не собирался говорить ей об этом. Сейчас он думал лишь о ее молочно-белой коже и стонах удовольствия. Завтра.
 – Вы все еще укладываетесь в срок с портретом?
 – Да. Если не случится непредвиденное, я закончу завтра, а послезавтра буду готова отправить его в Вену.
 – Хорошо. – Он протянул руку и потрогал завиток волос у нее за ухом. От этого прикосновения ее слегка передернуло, а он почувствовал, что брюки вдруг стали тесны. Что бы ни случилось, она закончит этот проклятый портрет завтра.
 Взглянув на законченный портрет, Кэролайн поняла, что ухватила главное, что составляло сущность Закери Гриффина. Все сомнения, которые она испытывала вначале, улетучились, как только она решила писать его портрет на фоне греческих руин. Довольно хаотичный, но экзотический фон как нельзя лучше подчеркивал несколько авантюрный, оптимистический склад характера Закери Гриффина.
 Сделав последний мазок, она все же не решалась что-либо сказать. К завтрашнему утру краски высохнут, и она упакует портрет в заранее приготовленный деревянный ящик. В правом нижнем углу картины она написала свою фамилию, а он все еще стоял, опершись ногой на упавшую колонну.
 Оставался последний шаг – его письменное одобрение. И чтобы получить его, ей надо сказать, что работа окончена. Она глубоко вдохнула и спросила:
 – Хотите взглянуть?
 Он снял ногу с колонны и потянулся, расправляя плечи.
 – Вы закончили?
 – Закончила. – У нее по спине пробежал холодок. Но к портрету он не имел отношения. Она вспомнила, что он обещал ей, когда работа будет закончена.
 Закери бросил взгляд на похрапывающую за кустами роз Молли и подошел к Кэролайн. Он долго молча смотрел на портрет, и она уже начала беспокоиться, не допустила ли какую-либо ошибку, которая станет видна любому, кто увидит портрет. И ей в конце концов придется стать гувернанткой детей этих глупых Идсов.
 – Кэролайн, я потрясен. Если бы я не знал, кто автор портрета, я бы сказал, что он написан Джошуа Рейнолдсом.
 – Зак…
 – Я говорю серьезно. Если месье Танберг хотя бы немного разбирается в живописи, я уверен, что он сразу же примет вас в свою студию.
 Ей захотелось петь, танцевать, а больше всего – целовать его.
 – Спасибо.
 Он покачал головой:
 – Не надо меня благодарить. Я просто стоял. А вы проделали всю работу. – Он потянулся за камзолом и сунул руку во внутренний карман. – И поскольку я украдкой взглянул пару раз на портрет вчера и позавчера, у меня появилось такое чувство, что мы можем выиграть немного времени. – Он протянул ей сложенный вдвое лист бумаги.
 Это было письмо, адресованное месье Танбергу, в котором говорилось не только о том, что он, лорд Закери Гриффин, доволен портретом, но выражалось восхищение таким талантливым и профессиональным художником.
 – Вы действительно так думаете? – прошептала она, тронутая такой оценкой.
 – Теперь, когда я вижу портрет, я доволен, что не написал больше. Портрет говорит сам за себя.
 – Я хочу сказать… вы написали это не потому, что хотите… Ну, вы знаете…
 – Нет, – покачал он головой, – в этом письме написано то, что вы заслуживаете.
 Она сложила письмо и положила его на мольберт. Ей так хотелось броситься ему на шею, но он счел бы это за благодарность – впрочем, он не был бы далек от истины, – а ей хотелось, чтобы это был праздник, символ завершенности, восклицательный знак, означающий, что ее прежней жизни больше не существует.
 – Когда вы сможете упаковать картину? – спросил он, поднимая с земли плед, которым она прикрывала утром ноги.
 – Думаю, что завтра после полудня. А пока пусть сохнет здесь, на свежем воздухе.
 Закери снова глянул в сторону Молли. Потом сунул палец в открытую петлю накидки Кэролайн и притянул ее к себе. Она споткнулась и упала ему на грудь, а он поднял ее лицо за подбородок и поцеловал в губы. Кэролайн, застонав, запустила пальцы ему в волосы.
 – Тише, – прошептал он, прерывая поцелуй и показывая глазами на каменную скамью, где дремала Молли. – Идите сюда.
 Взяв за руку, он повел ее мимо поваленной колонны на небольшую поляну. Она хотела поблагодарить его за все, что он для нее сделал, но он закрыл ей рот поцелуем. Вообще-то этого уже было достаточно, потому что ее окатила горячая волна и она куда-то поплыла. Неужели лишь одно соприкосновение губ может вызвать такое неистовое желание?
 Потом его руки скользнули по ее груди и ладони накрыли соски. Когда он надавил на них, она даже подпрыгнула. Что-то теплое напряглось у нее между ног. Просто целоваться было недостаточно.
 – Кэролайн, – пробормотал он. – Я хочу вас спросить, хотите ли вы этого. Говорите правду.
 Она посмотрела ему в глаза.
 – Нечестно, что мужчина может делать это, когда захочет, при условии, что будет тактичен, а женщина, хотя и решила прожить свою жизнь в одиночестве, но прилично – не может. Я выбираю свой собственный путь.
 Он усмехнулся:
 – Означает ли это «да»?
 Она положила руки на его ладони, все еще прикрывавшие ей грудь. Отодвинув их, она расстегнула пуговицу на накидке.
 – Это совершенно определенное «да».
 – Отлично.
 Не прошло и секунды, как он расстегнул накидку и спустил вниз. На этот раз, когда он поцеловал ее, у нее подкосились колени. Губы, рты, языки… Боже, разве  можно ожидать от женщины, что она от этого откажется просто потому, что решила остаться незамужней?
 Она обвила его шею руками и прижалась к нему, почувствовав, какой твердой стала его плоть. Дыхание участилось, сердце забилось с бешеной скоростью.
 – Закери, я не знаю, сколько у нас времени.
 – До ленча двадцать минут. – Он стал расстегивать пуговицы платья на спине с такой удивительной ловкостью, что у нее перехватило дыхание. – Этого, конечно, мало, но нам придется уложиться.
 Когда он стянул с плеч платье и сорочку, она поежилась от легкого летнего ветерка – не от холода, а от предвкушения. Негнущимися пальцами она начала расстегивать его жилет, потом вытащила из брюк полы рубашки. Все это время он говорил правильные слова, разумные и утешительные, – такие, какие она хотела слышать. Однако если это было частью соблазнения, это была напрасная трата времени. Она хотела его, и это было лучшим моментом, чтобы удовлетворить свою страсть.
 Он опустился на колени на плед и увлек ее за собой.
 – Я хочу, чтобы вы показали мне все, – пробормотала Кэролайн, запустив руки ему под рубашку.
 – Дело не в показе, а в ощущениях.
 Он еще ниже опустил платье и сорочку и прикоснулся губами к ее груди.
 – Понимаю,  что вы имеете в виду, – удалось ей сказать.
 – Вряд ли. Пока еще не понимаете. Пока.
 Он немного отклонился и, спустив платье до талии, остановил свой взгляд на ее обнаженной груди. Потом обхватил каждую грудь ладонью и стал ласкать.
 О Боже! Кэролайн всегда считала, что во всем, кроме живописи, она руководствуется умом и логикой, но это ощущение было необычным и вызывало такое желание, что она не знала, сможет ли это вытерпеть. А он взял один сосок губами и стал водить по нему языком.
 – О Боже!
 Подложив ей руку под спину, он опустил ее на плед. Когда Закери переключил внимание на правую грудь, она выгнула спину и запустила пальцы ему в волосы, чтобы удержать его.
 Он приподнялся, но ровно настолько, чтобы стянуть с себя рубашку, а потом снова вернулся к мучительным прикосновениям к ее телу. Ей понравилось водить руками по его голой спине и чувствовать, как напрягаются мускулы. Но когда она попыталась заняться застежкой его брюк, он ее остановил:
 – Еще не время.
 Он начал тянуть вниз ее платье. Она приподняла бедра, и через минуту он снял платье вместе с сорочкой, а потом и туфли, которые полетели в траву.
 Кэролайн лежала голая под тополями и вьющимися розами, а он приподнял за щиколотку ее левую ногу и стал осыпать легкими поцелуями. И пока он так двигался вверх, она извивалась, гладила себя по бедрам и груди и стонала.
 Но тут Закери лег на живот, раздвинул ей бедра, а его язык проник внутрь ее. Она вздрогнула.
 – Пожалуйста, Закери, я больше не могу терпеть, – тихо говорила она, уже не помня, почему ей надо почти шептать. – Я не могу…
 – Можешь, – неровным голосом произнес он. Потом он проделал то же самое с ее правой ногой, с той же неторопливостью. Она не понимала, как он может столько терпеть, когда ее тело изнемогало от желания слиться с ним?
 Наконец он опять встал на колени и расстегнул брюки. Потом приподнялся и стянул их с себя.
 – Вот почему художники лепят скульптуры, – прошептала она, глядя на него широко раскрытыми глазами.
 – Я хотел сказать то же самое о тебе, любовь моя, но я тебя благодарю.
 Он накрыл ее своим телом и начал осыпать жадными поцелуями горло и грудь.
 – Закери, у нас кончается время, – жалобно сказала она.
 – В следующий раз мы не будем спешить.
 В следующий раз? Она не была уверена, что переживет то, что было сегодня.
 – Пожалуйста.
 – Подожди, – прошептал он и медленно, очень осторожно – хотя она хотела, чтобы он поторопился, – вошел в нее.
 Она почувствовала резкую боль. Удивившись, она закрыла глаза и сосредоточилась на том, что происходит внутри ее, пока он не вошел в нее до конца.
 – Господи, – прошептал он. – Да открой же глаза. Она увидела его лицо в нескольких дюймах от своего. А он начал двигать бедрами. Она схватила его за плечи, впившись в них ногтями, и прижала к себе так крепко, как только могла. Ей хотелось большего. Ей хотелось всего.
 Ритм его движений ускорился, а напряжение внутри ее все росло и росло, пока не взорвалось, оставив ее опустошенной и беспомощной.
 Из его груди тоже вырвался стон, и он упал лицом ей на плечо. Тяжело дыша, она целовала его в ухо, стараясь вспомнить, где они находятся и почему им надо остановиться и одеться. Но она не была готова к тому, чтобы этот дивный момент кончился.




 Глава 16


 Закери лег, опершись на локоть, и посмотрел на Кэролайн. Кто бы мог подумать, что девственница может быть такой страстной, а его завести так, что он не снял сапоги, а брюки спустил только до колен. Считалось, что девственницы должны быть нервными и застенчивыми, а к этому моменту рыдать, оплакивая свою погубленную репутацию.
 Однако Кэролайн провела пальцами по его груди, возможно, для того, чтобы запомнить мускулатуру или еще для чего-нибудь. А потом рука опустилась ниже, и ее прикосновение заставило его подскочить. Ему пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не начать все сначала. При всей своей смелости Кэролайн вряд ли хотела забеременеть.
 – Ты должна дать мне передышку, прежде чем мы повторим наш опыт. – Он наклонился и поцеловал ее. – Но сегодня у нас вряд ли будет время, учитывая обстоятельства.
 – Это было великолепно, – сказала она, все еще не совсем придя в себя. – А что бы ты сделал по-другому, если бы у тебя было больше времени?
 – Ты не удовлетворена?
 – Даже очень. Просто ты сказал, что тебе хотелось бы, чтобы у нас было больше времени. Так что бы ты в таком случае сделал?
 Закери провел пальцем вокруг соска, наблюдая затем, как он затвердевает.
 – Ну, во-первых, есть другие положения.
 – Господи, – прошептала она, снова выгибая спину. Оказывается, двадцать минут – это мало.
 – А еще…
 – Я видела книги по искусству с неприличными рисунками, – прервала она его, очевидно, пытаясь вернуть свое умение рассуждать логически.
 – О! – Он подавил усмешку. – А еще существуют взаимные ласки, доставляющие удовольствие обоим.
 – Ты не ощутил удовольствия?
 – Ощутил. Но я не об этом…
 – Мне тоже так показалось…
 – Каро, Закери, время ленча!
 Словно в ответ на голос Сьюзен, Молли всхрапнула и что-то пробормотала. Закери вмиг вскочил, натянул и застегнул брюки, потом схватил в охапку рубашку, жилет и галстук. Шаги все приближались. Кэролайн судорожно натягивала платье, он помог ей с накидкой, прикрыв открытую спину.
 – Скажи им, что я пошел прогуляться, – прошипел он и нырнул в кусты.
 Он нашел место за большим фальшивым камнем и, спрятавшись за ним, стал надевать рубашку. Он слышал, как Кэролайн совершенно спокойным, ровным голосом говорила, что они закончили портрет и Закери сказал, что ему необходимо размять ноги. Слава Богу, что она была рассудительна и не такая, как ее сестры, жаждавшие выйти замуж. Иначе Эдмунд Уитфелд, наверное, уже несся бы из дома с мушкетом в руках, а за ним бежал бы священник с Библией.
 Застегнув пуговицы жилета и с некоторым трудом завязав галстук, он обошел руины и вышел на дорожку, огибавшую пруд. Потом, глубоко вздохнув и проверив, в порядке ли его одежда и все ли пуговицы застегнуты, он вернулся на то место, где он позировал Кэролайн.
 – Мне показалось, что кто-то звал на ленч? – как ни в чем не бывало спросил он, увидев девушек.
 – Вы должны увидеть бальный зал. – Джоанна схватила его за руку. – По-моему, мама скупила все желтые ленты в Уилтшире.
 – Все это похоже на паутину, – прокомментировала Энн.
 – Неправда. Выглядит прелестно. А сейчас как раз привезли желтые ирисы и лилии, – сказала Джулия, завладев второй рукой Закери.
 А ему хотелось взять за руку Кэролайн. Он подвел близнецов к портрету.
 . – Вы уже видели, что получилось? – Он освободился от девичьих рук, чтобы указать на портрет.
 – Ты отлично справилась, Каро. Месье Танбергу наверняка понравится.
 – Спасибо. Идите вперед. Мне надо отнести портрет ближе к дому, чтобы высохли краски.
 – Я помогу вам, мисс Уитфелд, – поспешил сказать Закери. – Мы вас догоним.
 Закери показалось, что Энн глянула на него с подозрением, но скорее всего он просто нервничал. Ведь они чуть было не попались. Когда сестры, громко жалуясь на Кэролайн за то, что она так надолго отняла у них Закери, скрылись за поворотом, он подошел к Кэролайн.
 – Я не могла найти свои туфли, – прошептала она, осторожно, чтобы не смазать краски, опуская портрет в деревянный ящик.
 Когда она наклонилась, он мельком увидел ее голые ступни, и его снова охватило желание.
 – Я сейчас их найду.
 Он перелез через поваленную колонну и стал шарить в траве, пока не нашел пару светло-зеленых туфель. Мятый плед все еще валялся на земле, и он с минуту на него смотрел. Что-то здесь произошло. Что-то совершенно из ряда вон выходящее. Но что именно, он сейчас не мог понять. Он стряхнул плед, сложил его и положил на дальний конец колонны, как будто они с Кэролайн просто его забыли.
 – Вот они, – сказал он и встал между ней и Молли, чтобы Кэролайн могла надеть туфли.
 – Спасибо.
 – А тебе спасибо за то, что не… запаниковала, когда явились твои сестры. Иначе это по меньшей мере было бы подозрительно.
 Это было не совсем то, что он хотел сказать, но один из них должен был говорить.
 Кэролайн закрепила картину в ящике.
 – Это я должна тебя благодарить. Я получила ценные сведения анатомического характера. Тебе не трудно будет донести этот ящик до дома?
 Пока она собирала краски, кисти и мольберт, он любовался ее спиной и округлыми ягодицами. Жаль, что у него не было времени получше ее рассмотреть и изучить. Она была, очевидно, вполне удовлетворена и физически, и в смысле образования. А может, рассердилась на него за то, что он сбежал и оставил ее выкручиваться.
 – Кэролайн, ты же знаешь, что нас не должны были видеть вместе.
 – Конечно. Я говорила тебе, что я не хочу выходить замуж. И уж конечно, не хочу вводить тебя в заблуждение относительно того, что я готова стать твоей любовницей. Мы заключили сделку, и ты замечательно выполнил свою часть. – Она пошла по дорожке, сделав знак Молли идти впереди. – Пойдемте, милорд.
 – Минутку. – Он догнал ее и схватил за руку, чтобы она пошла медленнее и тем самым увеличила бы расстояние между ними и служанкой. – У меня не было намерения просить тебя стать моей любовницей. И я, конечно же, не нуждаюсь в твоей оценке моих действий. Ты прекрасно знала, что у нас было всего двадцать минут.
 – Может быть, я неправильно выразилась, Закери. Я просто хотела уверить тебя в том, что я не собираюсь устраивать сцен или цепляться за тебя и становиться жеманной. У меня нет никаких планов, касающихся тебя. – Она похлопала по ящику. – У меня есть планы, но они связаны только с твоим портретом.
 Ах так. Проклятие! Она не только не стала жеманной и перестала быть девственницей. К ней вернулась ее рассудочность, и намного быстрее, чем он думал. А у него было только одно желание – уединиться с ней в таком месте, где бы у него было времени больше чем двадцать минут и он мог бы заставить ее стонать и громко кричать от вожделения.
 Он хорошо понимал ее логику. У нее есть дела поинтереснее, чем заниматься с ним любовью. Прекрасно.
 – Полагаю, это означает, что вы можете уделить мне время сегодня вечером, – все же рискнул он спросить, «невольно переходя на вы.
 Возможно, он и ошибся, но она замедлила шаги.
 – Полагаю, что смогу.
 – Хорошо. Тогда согласитесь станцевать со мной вальс. Ваши сестры уверяют, что оркестр сыграет его не меньше десяти раз.
 – Сомневаюсь. Даже мама поймет, какой это может вызвать скандал.
 – Тем не менее, сколько бы их ни было, один – мой.
 – Вы могли бы попросить, а не приказывать. Приказывать? Так обычно поступал Мельбурн. Но если бы он попросил, она могла бы ему отказать.
 – Вы согласитесь оставить для меня один вальс? – тем не менее попросил он.
 – Мы и раньше с вами вальсировали. Не вижу причины, почему мы не можем повторить это сегодня вечером.
 Вот и хорошо. Он надеялся, что до вечера у нее будет достаточно времени вспомнить, как это приятно – лежать рядом с ним голой. А если нет – вальс ей об этом напомнит.
 После ленча Закери, одолжив у Эдмунда его записи и один из справочников по скотоводству, отправился в свою комнату, чтобы изучить проблему разведения племенного скота в Уилтшире. У него было такое чувство, что Димидиус не была результатом простого скрещивания, иначе кто-то другой уже разгадал бы секрет Эдмунда. К счастью, Уитфелд вел подробные записи о родословной Димидиус. Закери хотел выяснить происхождение предков коровы – прямых и более отдаленных, а также от кого она унаследовала те или иные качества.
 Кто-то постучал в дверь, и Гарольд вскочил и залаял. Закери надеялся, что это Кэролайн, но вошла тетя Тремейн.
 – Прячешься?
 – Нет. Занимаюсь исследованием.
 Она закрыла за собой дверь и, нагнувшись, почесала Гарольда за ухом. На этот раз пес на нее не прыгнул. Труд Закери, видимо, не пропал даром.
 – Каким исследованием?
 – Проблемами разведения племенного скота. – А-а…
 Он вернулся к записям Эдмунда, но чувствовал затылком, как тетя сверлит его взглядом.
 – Могу я чем-нибудь помочь? – спросил он со вздохом.
 – Ты завтра отправляешь нашу карету с портретом Каро?
 – Только до Троубриджа, где его перегрузят в почтовую карету. Я хочу, чтобы картина попала в Вену к назначенному сроку.
 – Очень по-джентльменски.
 В отличие от совращения Кэролайн, что было отнюдь не джентльменским поступком. Однако тетя Тремейн не обладала способностью читать чужие мысли, а Закери не собирался в чем-либо сознаваться.
 – Из-за меня она потеряла целый день, так что справедливо, если я ей помогу хотя бы с отправкой.
 Тетя села на край кровати.
 – Я подумываю о том, что пора ехать в Бат.
 Закери подавил в себе желание вскочить и запротестовать.
 – Я в полном твоем распоряжении, – спокойно сказал он, – но если хочешь знать мое мнение, я предлагаю, как я уже говорил, задержаться здесь еще на неделю или две.
 – Это почему?
 – Из-за коров. Я написал Мельбурну о том, что хочу начать новый проект – разведение племенного скота. Полагаю, ты не знаешь, кто такая Димидиус?
 – Молочная корова? Салли упоминала о ней как об одном из малозначащих дурацких проектов Эдмунда.
 – Если я прав, проект вовсе не дурацкий и не малозначащий. На самом деле он может стать колоссальным.
 Тетя Тремейн перебрасывала свою трость из одной руки в другую. С годами она достигла в этом упражнении такой сноровки, что, вероятно, легко смогла бы управиться и с мечом.
 – Что ж, – сказала она после паузы, – я не возражаю против того, чтобы остаться здесь еще какое-то время. Это так приятно – быть вдали от сплетен светского общества.
 – Этого проклятия клана Гриффинов?
 – Не столько проклятия, сколько ответственности. – Она подмигнула Закери. – Хотя после сегодняшнего бала я, возможно, с тобой соглашусь. – Уже у двери она обернулась. – Ты знаешь, что приглашена половина Уилтшира?
 – О, радостный день! – пробормотал он и снова обратился к записям Эдмунда.
 Когда Кэролайн спускалась по лестнице, уже было слышно, как музыканты настраивают свои инструменты и переговариваются первые гости. После бала в зале городского собрания слух о госте Уитфелдов достиг, очевидно, самых отдаленных уголков графства и никто не хотел пропустить такого редкого события – увидеть воочию настоящего аристократа голубых кровей.
 Никто из гостей не видел его обнаженным, думала Кэролайн. Никто не был в его объятиях и не чувствовал его страсти. Никто из них…
 – Каро, – сказала Энн, спускавшаяся вслед за ней, – ты сегодня выглядишь прелестно. По-моему, я никогда раньше не видела тебя в лиловом.
 Кэролайн лишь пожала плечами, будто она не провела два часа перед зеркалом, перемерив несколько платьев, пока не остановилась на этом.
 – Я заказала его на весну и еще ни разу не надевала. – Она опустила глаза на глубокое декольте. – Не слишком, как ты считаешь?
 – Что ты! Ты закончила портрет и заслужила, чтобы сегодня хорошо провести время.
 – Спасибо. Постараюсь.
 Энн рассмеялась и обняла сестру за талию.
 – Мне нравится, что ты повеселела. Последние несколько недель ты была такая серьезная.
 Кэролайн и вправду чувствовала, будто у нее гора спала с плеч. Завтра портрет отправится в Вену. Она сделала все, чтобы произвести впечатление на месье Танберга. Но не только это. Она чувствовала себя более уверенной… более взрослой, что ли, словно ее мир стал намного шире. Но это больше имело отношение к тому, что произошло между ней и Закери, чем к портрету.
 Неплохо было бы улизнуть куда-нибудь и опять его поцеловать. Она вообще может привыкнуть, что он где-то рядом. Слава Богу, что он оскорбил ее, испугавшись, что их застанут вместе. Она дала ему понять, что не хочет продолжения отношений. И уж конечно, не желает стать его любовницей.
 Когда она вошла в зал, она сразу его увидела. Это было нетрудно. Надо было лишь поискать наибольшее скопление юных леди на выданье. А он стоял как раз посередине.
 – Посмотри на Лидию Рейнолдс, – прошептала Энн. – Хлопает ресницами, как сова.
 – Энн, будь милосердна. Разве мы сами не виноваты в таком поведении?
 – Мы? Может быть, я, но не ты. Можно поделиться с тобой секретом?
 – Конечно.
 – Мы все вытащили билетики с именами, чтобы решить, какой джентльмен кому принадлежит. Мой – Джордж Беннет.
 – Мне нравится мистер Беннет. – У сына судьи было по крайней мере чувство юмора, и он был привлекателен внешне.
 – Да, но я нацелилась на другого.
 – Неужели ты решила поохотиться на Мартина Уильямса?
 – Боже, нет, конечно. Пусть его забирает Сьюзен. – Энн наклонилась к Кэролайн поближе. – Я собираюсь подкатиться к лорду Закери.
 Что-то сжалось внутри Кэролайн.
 – По-моему, он ясно дал понять, что не собирается ни на ком из нас жениться.
 Энн пожала плечами.
 – Я не больше твоего хочу провести остаток жизни в Уилтшире.
 – Что ты этим хочешь сказать?
 – Пока не знаю. Подождем – увидим.
 О Господи! Кэролайн посмотрела вслед Энн, которая пошла через зал, чтобы присоединиться к стайке девиц вокруг Закери. Первой мыслью Кэролайн было предупредить Закери: Энн всего лишь нужно скомпрометировать себя в его присутствии, и тогда приличия потребуют, чтобы он женился. Кэролайн сама была сегодня утром на волосок от этого.
 – Кэролайн, – проворковала мать, схватив ее за руку, – разве это не чудесно? Я превзошла самое себя. До конца сезона все только и будут говорить о нашем вечере.
 – Не сомневаюсь, мама. Ты просто совершила чудо.
 – Мистер Хеннекер хотел в последний момент всучить мне оранжевые лилии, но я их не взяла. Оказалось, что он припрятал желтые для какого-то вечера в Грэнстоне. Теперь им придется довольствоваться оранжевыми.
 Кэролайн заставила себя улыбаться, хотя ее внимание было поглощено Энн. Она видела, как сестра взяла Закери под руку и сказала что-то, что заставило его засмеяться. Ей это не понравилось. И не только потому, что план Энн, каким бы он ни был, показался ей подлой интригой.
 Во-первых, Закери не собирался жениться, и все они это знали. Во-вторых, он только что начал новый проект, и, хотя, очевидно, делал подобное не в первый раз, Кэролайн хотела, чтобы ему сопутствовал успех. Если Энн заставит его жениться на ней, он скорее всего сбежит в армию, только бы избежать неудовольствия своей могущественной семьи. Хуже того, он может влюбиться в Энн и остаться в Уилтшире, так что всякий раз, как она будет приезжать из Вены навестить родителей, ей придется видеть их вдвоем.
 – Кэролайн, ты выглядишь бледной. Бедняжка, ты так много работала. – Мать потрепала ее по щеке.
 – Да, я немного устала, но я справлюсь. Скажи, мама, ты собираешься сегодня танцевать?
 – Нет, что ты, – хихикнула Салли. – Я не стану танцевать с холостяком, если всем моим дочерям нужны мужья.
 – Я не собираюсь замуж.
 – Конечно, дорогая. Но если кто-нибудь подвернется…
 Миссис Уитфелд не договорила и засеменила навстречу лорду и леди Иде. Кэролайн отошла к стене, чтобы видеть прибывающих гостей. Мартин Уильяме приехал с матерью, и к ним сразу же подошла Сьюзен, что-то сказала и повела к буфету. Очевидно, она выполняла первый или третий совет Закери, поскольку оба они были связаны с едой, и это сработало. По крайней мере Мартин не сбежал.
 Одна за другой ее сестры находили одиноких мужчин – несомненно, холостяков, которых они выиграли в предложенную Закери лотерею – и занимали их разговорами. Даже Энн в конце концов выпила пунш с Джорджем Беннетом. Было так приятно наблюдать, что ее сестры ведут себя как настоящие молодые леди, а не как толпа обезумевших плакальщиц. Закери совершил просто-таки чудо!
 Хотя она убедила себя, что дальнейшие интимные отношения с Закери ее не интересуют, взгляд Кэролайн то и дело невольно обращался к нему. На нем был темно-серый камзол, жилет в серую и зеленую полоску, а галстук заколот булавкой с ониксом. Как он был красив! И он обещал ей больше того, что они успели за двадцать минут, хотя она никогда в жизни не была так возбуждена и удовлетворена. При мысли о том, что это была лишь прелюдия, у нее пересохло во рту и сильнее забилось сердце.
 Слава Богу, что он скоро уедет. Его тете все еще нужно поехать в Бат. Если он действительно заинтересовался проектом с Димидиус, они с отцом могут переписываться сколько угодно. Но остаться в Уилтшире – да он и двух минут не останется, если в этом не будет необходимости. Как, впрочем, и она.
 – Мисс Уитфелд.
 Услышав гнусавый голос, она сделала реверанс.
 – Леди Иде. Лорд Иде.
 – Ваша мать сказала, что вы закончили портрет, – сообщила графиня. – Полагаю, вы решили использовать для него лорда Закери?
 – Да. Спасибо, что проявляете интерес.
 – Да, но я надеюсь, вы не думаете, что мы будем ждать бесконечно, пока вы решите принять наше великодушное предложение, – вставил граф. – Когда вы получите ответ?
 – Недели через две или немного больше. Они сообщат мне, как только получат портрет. – Кэролайн хотела бы сказать, что не намерена принимать их предложение, но она уедет, а ее семья останется в Уилтшире. Нет смысла раздражать местную аристократию только потому, что ее ужасала одна лишь мысль стать гувернанткой. – Я очень ценю ваше терпение. – Она снова почтительно присела. – Прошу меня извинить.
 Повернувшись, она уткнулась в серо-зеленую мускулистую грудь. Она инстинктивно схватилась за лацканы камзола, а он скользнул руками по ее бедрам.
 – Извините.
 Она покраснела и отпрянула.
 – Мне надо было смотреть, куда…
 – А я смотрел. И у меня перехватило дыхание.
 – Это потому, что я на вас налетела. Но вы оправитесь.
 – Очень остроумно. Надеюсь, вы оставили мне местечко на вашей карточке?
 Ее карточка была девственно чиста.
 – Разве вы не должны танцевать с нашими гостями?
 – Я тоже гость. И хочу танцевать с вами. Вы уже обещали, помните? Дайте вашу карточку.
 Она протянула ему карточку, их пальцы соприкоснулись, и у нее по спине пробежали мурашки. Неужели так будет всегда?
 –  Я хочу все ваши танцы, – прошептал он.
 – Будет скандал.
 Он нацарапал свое имя на одной строчке.
 – Мне кажется, что сегодняшний бал должен быть в вашу честь. Вы так многого добились.
 – Пока еще ничего.
 – Вы сделали все, что могли. Завтра мы отошлем портрет, а следующий шаг за месье Танбергом. Вы должны гордиться собой, Кэролайн. Помимо того что портрет великолепен, у вас есть мечта, и она скоро осуществится.
 Она поняла, что не сможет встретиться с ним взглядом, и глянула на свою карточку. – – Последний вальс? Чувственная улыбка появилась на его губах.
 – Предвкушение, – прошептал он и, поклонившись, растворился в толпе.




 Глава 17


 Кэролайн не припомнит более счастливого вечера. Она сделала это! Она получила приглашение в студию, получила анкету с условиями для поступления, заполнила ее и готовилась отправить свою самую лучшую работу в качестве вступительного взноса. Дело оставалось за профессиональной оценкой месье Танберга.
 – Еще один такой длинный танец, и я упаду замертво, – задыхаясь, пожаловался Фрэнк Андертон и отвел ее туда, где стояла миссис Уитфелд.
 – По-моему, музыканты испытывают те же чувства, – согласилась Кэролайн.
 Следующим танцем после перерыва – пока оркестранты немного отдохнут – был последний вальс, и она поймала себя на том, что все время улыбается. Что ж, можно и признаться. Скоро она окажется в объятиях Закери – нужды нет, что оба они будут одеты и на них будут устремлены сотни глаз.
 Однако Закери, похоже, не испытывал тех же чувств, что она. Он стоял неподалеку, разговаривая с Энн и Джорджем Беннетом. По выражению их лиц нельзя было понять, который из джентльменов находит сестру более очаровательной. Зато она знала, кого из них выбрала Энн.
 – Пойду глотну свежего воздуха, – сказала Кэролайн матери.
 – Долго не задерживайся, дорогая, – рассеянно ответила Салли, не прерывая беседы с миссис Уильяме.
 В коридоре и музыкальной комнате было немного прохладнее, чем в зале. Кэролайн стала прохаживаться по коридору – до библиотеки и обратно. Она не ревновала Энн. Но Закери собирался предпринять серьезный шаг и изменить свою жизнь, и было бы несправедливо, если бы сестра разрушила его планы. Но она скорее всего не думала ни о Закери, ни о его будущем, а лишь планировала свое.
 – Понятия не имею, – произнес женский голос в конце коридора. – Может, это был любимец семьи.
 Кто-то гнусаво рассмеялся.
 – А может, они хотели воздать должное этому петуху, прежде чем зажарить.
 – Смотрите, – сказал третий голос, – она нарисовала их собаку.
 Кэролайн застыла. Первые два голоса принадлежали леди и лорду Иде. Третий, кажется, принадлежал еще одному местному аристократу – Винсенту Пауэллу.
 – А это ее сестры? Они похожи на дочерей шекспировского короля Лира.
 Они действительно просили сделать их похожими на героинь Шекспира. Единственным способом убедить их позировать, было разрешить им нарядиться в старые платья их прабабушки.
 – А вы слышали, что она подала заявление о приеме в художественную студию?
 Опять раздался смех.
 – Будем надеяться, что в качестве моделей у них есть петухи и собаки.
 О, это нечестно. Она рисовала и писала все, что могла. И это отец решил повесить некоторые из ее работ в коридоре.
 – Бедняжка. Большого таланта у нее нет, но она очень старается. Мы предложили ей место учительницы для нашего Теодора и других детей, но она думает, что и вправду уедет в Вену.
 – Извините, – услышала она еще один голос, более низкий, и похолодела. Закери.
 – Милорд, мы как раз восхищались некоторыми работами мисс Уитфелд. Оригинальные, не правда ли?
 – Не столько оригинальные, сколько талантливые, – после паузы ответил Закери. – Вам известно, что этого петуха она написала, когда ей было всего четырнадцать лет?
 – Но это всего-навсего петух.
 – Чарлз Коллинз как-то написал лобстера, а Джон Вуттон часто писал собак. И не так хорошо, как мисс Уитфелд.
 – Так вы знаток живописи?
 – Я провел шесть месяцев в Париже, где учился у мастера. Но у меня нет такого врожденного таланта, как у мисс Уитфелд.
 – Она написала наш с женой двойной портрет в костюмах египетских фараонов, – неохотно признался лорд Иде.
 – А меня она нарисовала с моим быком-рекордистом, – более вежливым тоном вступил в разговор мистер Пауэлл.
 – На вашем месте я бы сохранил эту картину, – холодно заявил Закери. – Настанет день, и она окажется в большой цене. Мистер Пауэлл, раз вы упомянули о своем быке, что вы думаете о программе разведения племенного скота, которую разработал Эдмунд Уитфелд?
 Наступила пауза. Они хотели высмеять ее отца, но не посмели сделать это в присутствии Закери.
 – Программе? Да у него есть всего одна корова, которой он всегда хвастается.
 – Эта корова могла бы стать родоначальницей новой породы. Не хотели бы вы с лордом Идсом встретиться с нами завтра утром? Если мы хорошо заработаем, я бы предпочел, чтобы деньги пошли на благо Уилтшира, прежде чем я распространю опыт Уитфелда дальше.
 Кэролайн услышала, как оба не раздумывая согласились на встречу. Потом, сообразив, что они вот-вот выйдут из-за угла, она бросилась обратно в зал. Значит, вот что думают о ней местные аристократы – она так же эксцентрична, как отец, и можно в глаза говорить ей одно, а за спиной высмеивать.
 Чья-то рука легла ей на плечо.
 – Кэролайн.
 – О, Закери, я вышла немного подышать свеж… Он накрыл ей рот ладонью.
 – Стало быть, вы слышали, что говорили эти идиоты, не так ли? – прошептал он.
 Она отстранила его руку.
 – Я не понимаю, о чем…
 – Нет, это они не понимали, о чем говорили. Сомневаюсь, что кто-нибудь из них был когда-либо в музее или картинной галерее, а уж тем более изучал искусство. Не позволяйте их невежеству вас расстроить.
 – Я не расстроилась, – солгала она. – Просто я знаю, как они иногда высмеивают моего отца. – Кэролайн не понимала, почему почувствовала потребность довериться ему. – Было немного больно узнать, что они то же самое говорят обо мне.
 – По мне так пусть говорят. Вы поедете в Вену и будете смеяться над их никчемными жизнями.
 – Вы гораздо лучше, чем я думала, – улыбнулась она.
 – Я? – Подняв брови, он ударил себя в грудь. – Да я закоренелый соблазнитель или что-то вроде этого.
 – Вовсе нет. Об этом я тоже думала.
 – Вот как?
 – Я думаю, что вы соблазняете женщин без всякого умысла. Просто вы так вежливы, приятны и внимательны, что они падают к вашим ногам, а вы даже не понимаете почему.
 – А вы упали к моим ногам, Кэролайн?
 – Я имела в виду своих сестер.
 – Я так и думал. – Он наклонился и поцеловал ее. Она на секунду закрыла глаза, упиваясь ощущением тепла и мягкости его губ. Но тут заиграла музыка и вернула ее к реальности. Она толкнула его в грудь и прошипела:
 – Сейчас же прекратите. Хотите, чтобы кто-нибудь нас увидел?
 – Нет. Пойдемте танцевать.
 – А как вы вообще оказались в этом коридоре?
 – Искал вас.
 Кэролайн вся отдалась во власть музыки. Впрочем, сначала она испугалась, что все увидят по выражению ее лица, как ей нравится танцевать с ним, а возможно, даже поймут, что в его объятиях она не только вальсировала. Но никто на нее не смотрел. Все взгляды – особенно женщин – были прикованы к ее кавалеру.
 – Вы никогда не рассказывали, что шесть месяцев изучали искусство в Париже.
 – Ничего я в Париже не изучал. То есть формально. Я это сочинил, чтобы до них лучше дошло то, о чем я говорил.
 – А вы знали, что я все слышала?
 – Нет.
 – Значит, вы не пытались завоевать мою благодарность?
 – Любовь моя, – шепнул он, прислонившись на миг лбом к ее лбу. – Я уже был внутри вас. Мне не нужна ваша благодарность.
 Она сглотнула.
 – Мне нужно ваше уважение, Кэролайн. Потому что я вас очень уважаю.
 Ей пришлось напрячься, чтобы удержаться – ей так хотелось его поцеловать. Она закусила нижнюю губу.
 – Я уважаю вас, – наконец сказала она.
 – Потому что вас все еще удивляет то, что я делаю?
 Закери Гриффин определенно был гораздо более проницательным, чем она думала раньше. Возможно, он прав. Она действительно ему благодарна, потому что если бы не он, у нее не было бы шанса получить место в студии месье Танберга. Но уважение? Всего несколько дней назад она сказала, что он никчемный человек. Если бы он захотел наказать ее за такое оскорбление, у него была возможность сделать это гораздо раньше, а не сейчас.
 – Я удивляюсь все меньше и меньше, – созналась она.
 – Это уже что-то. – По его тону она поняла, что обижен он явно не был, но особо и не радовался.
 – После того как вы выполнили свое обещание, вы, очевидно, поедете в Бат, – сказала она, чтобы переменить тему. Чем скорее он уедет, тем скорее она вновь обретет равновесие. Кэролайн хотела быть с ним, но не думала продолжать отношения. Ей не нужны были осложнения.
 – Мы с тетей Тремейн решили остаться еще на две недели.
 У нее возникло подозрение, что он читает ее мысли, и это страшно ее обеспокоило.
 – Вот как! Почему?
 – А вам не терпится от нас избавиться?
 – Нет, конечно. Просто… зачем оставаться в Уилтшире, если вы не обязаны этого делать?
 – Есть несколько причин. Одна из них – Димидиус.
 – Да, я слышала, как вы вербовали лорда Идса и мистера Пауэлла. Значит, вы серьезно?
 – Более чем. Я читал заметки вашего отца о том, как он пришел к мысли вывести новую породу. Ему удалось найти нечто, над чем фермеры и скотоводы бились несколько десятилетий.
 – Но ведь он просто скрестил гернзейскую корову с саутдевонским быком.
 – Корова не была чисто гернзейской породы. Все обстоит сложнее. Поэтому, если только вы не попросите, чтобы я уехал, мне бы хотелось остаться и, возможно, начать осуществлять широкую программу выведения новых пород, используя опыт вашего отца. Если только вы не попросите меня уехать, – повторил Закери.
 Он оставлял это на ее усмотрение. И каждая клеточка ее существа молила о том, чтобы он уехал и избавил ее от дальнейших осложнений.
 – Если ваши намерения серьезны, я думаю, вы должны остаться, – почти против воли ответила Кэролайн.
 – Мои намерения серьезны, – ответил он, и от его улыбки ее сердце перевернулось в груди. – Очень серьезны.
 – В два раза больше молока, Уитфелд? Вы, наверное, шутите. – Винсент Пауэлл пнул сапогом в ограждение загона.
 – Я взвесил среднее количество молока от шести коров и сравнил его с удоем от Димидиус. В два раза – это надежная цифра. – Уитфелд говорил довольно спокойно, но после того как Закери невольно подслушал накануне вечером разговор соседей-аристократов, он понял, как они относятся к изобретениям Уитфедда и что Эдмунд хорошо об этом осведомлен. Это обстоятельство делало встречу интересной по многим причинам. – Кроме того, молоко высокого качества, идеально подходит для получения масла и сливок, которые можно будет поставлять в лучшие дома Бата и Лондона.
 – Что-то не верится…
 – Я видел исследования, которые провел мистер Уитфелд, – вступил в разговор Закери. – Они обоснованны. Я готов рискнуть своими деньгами. Я не прошу вас делать то же самое. Мне нужны лишь ваше сотрудничество и немного вашего времени.
 – Для чего, можно узнать? – Недоверие было написано на лице лорда Идса, стоявшего со скрещенными на груди руками.
 – Я предлагаю обеспечить вас животными, которых надо кормить и выращивать согласно моим и Эдмунда инструкциям. Но прежде я должен заручиться вашим словом, что животные не будут ни проданы на рынке, ни отправлены на бойню, ни использованы для каких-либо других целей, кроме выведения новой породы молочного скота.
 – И на какое время рассчитана ваша программа? – поинтересовался Пауэлл.
 У Закери было время лишь для самых предварительных расчетов, но он понимал, что местные фермеры ждут от него ответов на все свои вопросы. Если он не сможет ответить или скажет какую-нибудь явную чушь, вся программа провалится, не начавшись.
 – Эта программа не может быть краткосрочной, – медленно произнес он, стараясь продемонстрировать знаменитую уверенность Гриффинов. – Чтобы поддерживать контроль над процессом, я готов обеспечить стопроцентную оплату затрат на следующие пять лет. К тому времени у нас будет достаточное стадо, чтобы подсчитать, выгодно продолжать программу или нет.
 – Пять лет, – повторил Пауэлл, взглянув на Идса.
 – Я рассчитываю привлечь еще по крайней мере четырех фермеров, чтобы исключить узкородственное спаривание животных, – продолжал Закери. – Но я поговорил с Эдмундом, и он сказал, что хочет, чтобы его в первую очередь поддержали вы, потому что остальные потянутся за вами. – Закери не имел ни малейшего представления, так ли это, но ему показалось, что он задел нужную струну.
 – Но вы говорите об огромных деньгах, милорд.
 – У меня есть огромные деньги, – улыбнулся Закери. Оба джентльмена одновременно посмотрели на Димидиус, которая опустила морду в большое ведро с овсом. Она выглядела очень хорошо – большая, здоровая и смирная. Рядом с ней пасся теленок.
 – Хорошо, лорд Закери, – сказал Иде, протягивая руку. – Сделка состоялась. Но за свое участие мы ожидаем получить процент от всех прибылей.
 Закери пожал руку лорда:
 – Обещаю.
 Потом, пожав руку Пауэллу, он отступил, чтобы оба джентльмена пожали руку Уитфелду, а сам достал из повозки бутылку виски и несколько стаканов.
 – Надо закрепить наше партнерство.
 – Вы хороший парень, Закери, – с улыбкой сказал Пауэлл. – Когда начнем?
 Это было самое трудное.
 – Мне надо объехать несколько ферм в округе и посмотреть на их стада, так что я думаю, что животные начнут прибывать в течение следующих двух недель, а возможно, и раньше.
 – Отлично. Уитфелд разлил виски по стаканам и поднял свой:
 – За нашу Димидиус. Партнеры тоже подняли стаканы:
 – За Димидиус.
 – Теперь можете взглянуть.
 Закери оторвался от юридического справочника, который он одолжил у Фрэнка Андертона. Ему было необходимо удостовериться, что юридически ни один из фермеров не может взять корову, а потом продать все их исследования без привлечения его к ответственности.
 – Прошу прощения?
 Джоанна отложила кисть и пригладила муслиновое платье.
 – Я сказала, что закончила, и вы можете посмотреть, что у меня получилось.
 Он и забыл, что снова позирует для портрета.
 – Между прочим, я забыл спросить, как прошел ваш вечер с мистером Томасом.
 – О, очень хорошо. Он пригласил меня на пикник завтра.
 – Отлично. Тогда почему вы пишете мой портрет?
 – Я больше не пишу ваш портрет.
 – Вот как? – заинтересовался Закери и обошел импровизированный мольберт.
 – Что это? Тога?
 – Сначала я писала ваш портрет в костюме Аполлона, а когда вытянула из корзинки билетике именем Джона Томаса, то решила, что лучше буду рисовать его.
 – Хорошо придумали. – На самом деле голова, сидевшая на тоге без всякой шеи, и выглядывавшие из-под нее кривые ноги кавалериста могли принадлежать кому угодно, начиная от принца-консорта до безумного императора Нерона, но Закери был рад, что, судя по размеру носа, это, во всяком случае, был не он. – А мистер Томас уже видел вашу работу?
 – Нет еще. Я решила подарить ему портрет на пикнике.
 – Думаю, он будет приятно удивлен, – дипломатично заявил Закери. – Могу поспорить, что прежде никто еще не писал его портрет.
 – Это я придумала.
 Судя по улыбке Джоанны, он сказал правильную вещь. И по крайней мере она переключила свое внимание с него на кого-то другого.
 – Вот вы где, – услышал он голос Кэролайн, и у него забилось сердце.
 – Добрый день, мисс Уитфелд.
 – Добрый день. Я была в Троубридже и встретила там мистера Андертона. Он просил передать вам это. – Кэролайн протянула ему большой том в кожаном переплете. – Он сказал, что здесь больше говорится о соревновании колесниц, но возможно, и вы для себя найдете что-либо полезное.
 – На тот случай, если мы вдруг начнем выводить коров для скачек? – сказал он, принимая книгу.
 Она фыркнула и прикрыла лицо рукой. Он обожал, когда она так делала.
 – Полагаю, здесь говорится об имущественных спорах. Хотите я посмотрю?
 – Вы предлагаете мне свои услуги? – Его пальцы так и чесались убрать локон с ее лица и дотронуться до мягкой кожи.
 – У меня почти две недели до того момента, когда придет сообщение из Вены. Я могу отплатить вам за вашу помощь…
 – Принимаю.
 – Если вы закончили убивать друг друга своей вежливостью, – саркастически заявила Джоанна, – посмотри, что я написала, Каро. Это Джон Томас.
 Кэролайн попыталась сохранить нейтральное выражение лица.
 – Бог мой, у тебя получилась замечательная цветовая гамма. И мазки у тебя такие деликатные.
 Джоанна распушила перья, словно певчая птичка.
 – Вот видишь! Я тоже могла бы стать художницей, если бы захотела.
 – Не сомневаюсь.
 – Пойду покажу Джулии. Она обзавидуется, потому что она нечаянно облила пуншем своего джентльмена, так что вряд ли ему понравилась.
 Закери посмотрел вслед Джоанне, а потом обернулся к Кэролайн. Покосившись на служанку, штопавшую в углу носки, он украдкой погладил Кэролайн по тыльной стороне ладони.
 – Еще раз спасибо зато, что предложили свою помощь.
 – Мне надо чем-то себя занять, чтобы не сойти с ума, пока придет письмо из Вены.
 – Рад услужить.
 – Между прочим, позвольте спросить, для скольких портретов вы еще позируете?
 Он-то думал, что она собирается предложить ему найти укромное место, где бы они могли продолжить свое знакомство, а она интересуется портретами.
 – Началось с четырех, но после бала многие потеряли к этому интерес.
 – Это хорошо, не так ли?
 Значит, она не ревнует? Закери не решился спросить об этом. Самое большее, на что, по-видимому, можно надеяться, это что она захочет получить еще один урок анатомии.
 – Не хочу показаться пристрастным, но на вашем портрете я больше похож.
 – Спасибо, – хихикнула она. – Вы уже получили известие от вашего брата? Он согласен дать средства на поддержание папиной программы?
 – Нет еще. Он всегда долго обдумывает, прежде чем принять решение, но он будет дураком, если проект его не заинтересует. А Мельбурн далеко не дурак.
 Открыв том, Кэролайн спросила:
 – Что надо искать?
 – Любые прецеденты о защите исследований.
 – И о коровах, выращиваемых для скачек.
 Ее зеленые глаза заискрились от смеха. Как бы к этому не привыкнуть, подумал он. Просто сидеть напротив нее за столом и болтать… Эта мысль вызвала у него беспокойство.
 – И об этом, если найдете.




 Глава 18


 Шарлемань сел напротив Себастьяна и бросил на письменный стол пачку корреспонденции.
 – Между прочим, тебе пришло письмо от тети Тремейн. – Он взял нож для вскрытия конвертов и взломал восковую печать своего письма.
 Герцог Мельбурн поднял глаза от кучи счетов и писем и посмотрел на младшего брата.
 – Меня во что-то пытаются втянуть, – сказал он, отодвигая бумаги.
 Шей продолжал читать свое письмо.
 – Я просто хотел узнать, пишет ли тетя о коровах или это просто Зак… Зак в своем репертуаре.
 – Можешь удовлетворить свое любопытство, – ответил Мельбурн и протянул брату письмо тети.
 Шей начал читать, довольно умело пародируя медоточивый голос леди Глэдис:
 – «Дорогой Мельбурн, рада сообщить тебе, что погода в Уилтшире стоит прекрасная. Кэролайн – старшая мисс Уитфелд, как я уже тебе писала, – закончила портрет Закери и отправила его Шарлеманю. Надеюсь, этот пройдоха отослал его в Вену». Мило, не правда ли? Конечно, я его отослал.
 – Продолжай, – приказал Себастьян, не скрывая своего удовольствия от того, какое определение тетя Тремейн дала его брату.
 – Ладно. «Полагаю, что Закери написал тебе о своем новом увлечении – коровах». Мне так многое хочется тебе сказать в ответ на это, Себ.
 – Не надо.
 – Ну почему, Мельбурн?
 – Дай мне это чертово письмо.
 – Читаю, читаю. «Он убедил шестерых местных фермеров принять участие в программе, а завтра он отправляется в Хеддиигтон, чтобы купить две дюжины коров и попытаться повторить результаты, полученные Эдмундом».
 Шей продолжал читать список фермеров, которых Закери уговорил участвовать в проекте, но Себастьян уже не слушал. Его младший брат был знаменит тем, что легко мог уговорить любого, но обычно он ограничивался тем, что уговаривал юных девиц лечь с ним в постель. Когда дело доходило до проектов – и до связей с любовницами, – Закери предпочитал, чтобы все они были простыми и краткосрочными.
 На сей раз все было иначе. Он, видимо, потратил немало усилий, чтобы завербовать партнеров, и сделал это без одобрения своей собственной семьи.
 – …бурн? Себастьян?
 – Что? – очнулся Мельбурн.
 – По-моему, я подошел к самому главному. Я не хотел, чтобы ты это пропустил.
 – Рад, что есть что-то важное. – Он любил тетю Тремейн, но иногда она могла быть такой занудой.
 – «Я решила вообще не ездить в Бат и останусь в Уилтшире на неопределенный срок. Закери тоже согласился остаться, по крайней мере до того времени, как Кэролайн получит ответ из Вены. Тебе следует заказать ей свой портрет, Мельбурн. Она необыкновенно талантлива и очень умна. Твой брат уговорил ее помогать ему, и она оказалась очень полезной. Пожалуйста, поблагодари Шея за книгу стихов, которую он передал через Закери, и спроси, не будет ли он против, если я подарю ее Кэролайн. Думаю, что она больше, чем ее сестры, сумеет оценить достоинство стихов. Книга в хорошем состоянии, если не считать обложки, побывавшей в зубах Гарольда. Передай привет Пип. Г.Т.». – Шей вернул письмо брату. – Напиши ей, что она может делать с книгой, что захочет. Элоиза Хардинг подарила мне еще один экземпляр… и при весьма романтических обстоятельствах.
 – Уволь меня от рассказов о своих подвигах, Шей, – сказал Мельбурн, перечитывая письмо. – Проклятие!
 – Что такое? Это всего-навсего книга. Я удивлен, что он до сих пор не потерял собаку.
 У Шарлеманя была неплохая голова, когда дело касалось бизнеса, но в другом он мог быть удивительно бестолковым.
 – Посмотри, что у тебя намечено на следующие две недели. – Себастьян встал из-за письменного стола. – Я хочу, чтобы к концу недели мы с тобой были в Уилтшире.
 – Какого черта мы забыли в Уилтшире? Не думаешь же ты, что затея Закери насчет коров действительно серьезна?
 – Меня беспокоят не коровы… – Он еще раз перечитал письмо. – А Кэролайн Уитфелд, которая «необыкновенно талантлива и очень умна». Наша любимая тетушка, похоже, занялась сватовством.
 – Помнится, ты велел Закери не забывать об ответственности. Но кажется…
 – Я велел ему завести собаку, – отрезал Мельбурн, направляясь к дверям.
 Из частых писем тети Тремейн он уже знал, что у Уитфелдов семь дочерей, известных своей глупостью и страстным желанием поскорее выйти замуж. Принимая во внимание это обстоятельство, а также явную заинтересованность тети Тремейн, было совершенно очевидно, что нехарактерный для Закери интерес к разведению племенного скота был внушен ему женщиной. Не важно, понимал ли он махинации девиц Уитфелд. Но разъезжая по графству в поисках коров, он может оказаться в ловушке, и ему придется заключить неравный брак с какой-нибудь местной девушкой. А романтически настроенная тетя Тремейн, возможно, надеется именно на это.
 Она, очевидно, решила, что расстояние между Уилтширом и Лондоном достаточно велико и ей удастся свести своего племянника с дочерью какого-нибудь фермера.
 Но тетушка явно просчиталась.
 – Мне совсем не обязательно ехать с вами, – бросила Кэролайн через плечо, поднимаясь к себе в мастерскую.
 – Мне пригодилось бы еще одно мнение. – Закери шел за ней по пятам.
 Она решила, что это будет легко – провести время с джентльменом в интимной обстановке и узнать кое-что о мужской анатомии и больше никогда к этому не возвращаться, разве что в своих фантазиях. Тогда почему у нее перехватывает дыхание каждый раз, когда она оказывается с Закери в одной комнате, и начинает биться сердце при звуке его низкого тихого голоса? И почему ей четыре ночи подряд снилось, будто он в ее постели и она наслаждается его близостью?
 – Еще одно мнение выскажет мой отец. Он схватил ее за руку.
 – Ладно. – Он повернул ее к себе. – Мне нужно ваше общество. Я хочу провести с вами день и не буду при этом прикован ногой к колонне.
 – Мы вчера провели вместе два часа в библиотеке.
 – Верно. А между нами был стол и кипа книг и всяких бумаг.
 Закери отпустил ее, но прошел вслед за ней в мастерскую. Она сделала вид, что просматривает какие-то наброски. Ей надо привести их в порядок и решить, какие из них взять с собой в Вену.
 – Мне надо кое-что узнать, – сказал он.
 – Что именно?
 – Сначала посмотрите на меня.
 Она подняла голову и сцепила руки за спиной, чтобы не было видно, как они дрожат.
 – Да?
 Взгляд его серых глаз был серьезен. Он не подошел к ней, а сел на подоконник.
 – Я пробуду здесь еще две недели. Неужели мы проведем все это время в разных углах комнаты?
 – В разных углах? Я не пон…
 – Вы понимаете, что я имею в виду. – Он бросил взгляд на дверь и понизил голос. – Я хочу вас. А вы меня хотите?
 – Господи, – выдохнула она, надеясь, что дрожь в голосе можно было принять за шок, а не за похоть. Возможно, ей удастся его одурачить, если уж она не может обмануть себя.
 – Я всего лишь просила об уроке анатомии.
 Из груди Закери вырвалось тихое рычание. В мгновение ока он оказался с ней рядом. Он схватил ее за плечи и поцеловал. Поцелуй был грубым, глубоким и требовательным.
 Ее ноги стали ватными, и она прильнула к нему. Самоконтроль, благие намерения, логика – все было позабыто. Она даже не могла вспомнить, почему решила, что быть с ним всего раз – это мудрое решение.
 – Закери, – прошептала она, обнимая его за шею.
 – Закери, вы готовы?
 Услышав голос отца, она оттолкнула Закери так, что он снова отлетел к окну. Она боялась обернуться к двери. Если отец увидит сейчас ее лицо, он все поймет. А если поймет, она никогда не уедет в Вену. Ее заставят стать леди Кэролайн Гриффин, и ей придется устраивать рауты и вышивать инициалы мужа на его носовых платках. А поскольку у Закери множество важных знакомых, у нее уже не останется времени, чтобы взять в руки кисть даже ради развлечения.
 – Я сейчас спущусь. Пойдемте, Кэролайн.
 – Не пойду.
 – Вам лучше провести этот день с вашим отцом и со мной. Свежий воздух не помешает нам обоим.
 – Свежий воздух, возможно, и полезен, но проводить время с вами – это вряд ли приведет к чему-либо хорошему.
 – Обещаю быть таким же осторожным, как вы. Кроме того, вы хорошо знакомы с местными аристократами, а я – нет.
 – Мой отец…
 – Ваш отец также заинтересован в продвижении своего проекта, как и я. Помогите мне.
 Она не понимала, как можно после такого страстного поцелуя рассуждать о разведении скота. Что до нее, она все еще не совсем пришла в себя.
 – Ладно. Только держитесь от меня на расстоянии. Когда она проходила мимо него к двери, он усмехнулся:
 – Никаких обещаний.
 Эдмунд Уитфелд уже сидел в четырехместном открытом экипаже. Кэролайн поспешила вперед, чтобы сесть ей помог не Закери, а отец. Чем меньше физических контактов с Закери, тем лучше для ее душевного покоя. Осталось всего несколько дней. А после он может разъезжать по Уилтширу и сколько угодно флиртовать, потому что она уже будет на континенте.
 На полпути к карете она остановилась, увидев приближающуюся к ним Энн. На ней были хорошенькая зеленая шляпка и зелено-желтое муслиновое платье. Очевидно, сестра куда-то собралась. Но когда Энн улыбнулась и поклонилась Закери, Кэролайн все стало ясно.
 – Энн? – нахмурилась она.
 – Лорд Закери упомянул, что вы собираетесь поехать навестить некоторых наших соседей. – Она протянула Закери руку, чтобы он помог ей сесть в экипаж. – И я сама себя пригласила. А он был слишком вежлив, чтобы мне отказать.
 – Чепуха, – ответил Закери. – Я всегда говорю, что чем больше общество, тем веселее.
 Ах, вот как? Несколько минут назад он был готов сорвать с нее платье, а теперь с веселым видом приглашает поехать с ними еще одного человека. Его чувства к ней не имеют значения. Ему важен скот.
 – Мисс Уитфелд? – Он предлагал ей руку.
 Она приняла ее, хотя только что решила не ехать. Он сел в экипаж рядом с Энн, так что Кэролайн пришлось сесть рядом с отцом.
 Сколько раз он говорил, что приехал в Уилтшир не для того, чтобы найти жену? Если Энн задумала какую-то нечестную игру, это было ужасно. А если он лгал и все же искал невесту, почему не сделал предложение ей? Она, конечно же, отказалась бы, но он ни разу даже не намекал. Существовал еще худший сценарий: Закери одурачил всех, и прежде всего ее, а Энн будет второй в списке соблазненных.
 Пока они мило болтали и смеялись, Кэролайн внимательно изучала их лица. Она отметила его непринужденный смех, серьезное выражение глаз и то, с каким уважением он обращался к отцу с вопросами о Димидиус и теленке.
 Нет, он не Казанова, собирающийся соблазнить всех девиц в графстве. А если бы собирался, шести из них ему даже не пришлось бы домогаться, а седьмая уже не устояла.
 Из этого следовало, что вина за следующие грехопадения полностью лежала на Энн. Когда они доехали до первой фермы к югу от Хеддингтона и отправились вместе с фермером осматривать пастбище, Кэролайн решила понаблюдать за сестрой.
 Энн всегда была самой решительной из сестер – возможно, кроме нее, – но тогда как Кэролайн могла отвлечься от одиночества живописью, у Энн был только ее ум.
 – О Господи, – прошептала Кэролайн, заметив, как ее сестра сделала вид, что гладит корову. Это, несомненно, должно было продемонстрировать ее заинтересованность в проекте и смягчить сердце Закери.
 – О Господи – что? – пробормотал Закери прямо за ее спиной.
 Она даже не заметила, что он подошел так близко.
 – Ничего.
 – Я не знал, что Энн в курсе намерений вашего отца. Кажется, она интересуется разведением скота.
 – Ода.
 – И что это значит?
 – Я ничего не собираюсь говорить об интересах своей сестры или о ее характере, – так же тихо отозвалась Кэролайн. – Скажу одно: если вы не относитесь к проекту серьезно, вы немедленно должны сказать об этом отцу. Наша семья не может позволить  себе пасть жертвой вашей фривольности.
 Он схватил ее за руку и оттащил от остальных.
 – Фривольность? Энн попросила взять ее с собой, и я не вижу причины, почему она не должна была поехать с нами. Какой грех, кроме вежливости, вы мне приписываете?
 Кэролайн оторопела.
 – Извините меня. Мои ощущения сугубо индивидуальны и не обязательно связаны с реальностью.
 Закери отпустил ее руку, и выражение его лица немного смягчилось.
 – Энн занята Джорджем Беннетом и этим счастлива. Если она желает моего присутствия, чтобы мистер Беннет еще больше ею заинтересовался, я не возражаю.
 – Она вам сказала, что хочет вызвать ревность мистера Беннета?
 Он пожал плечами.
 – Она сказала, что, когда разговаривает со мной, мистер Беннет больше обращает на нее внимания. – Его губы тронула улыбка. – Точно так же, как вы обращаете на меня внимание, когда я разговариваю с Энн.
 – О! Это неправда!
 – Как вам будет угодно, Кэролайн.
 Боже мой, что она делает? Сама по себе поддержка Гриффином проекта отца была достаточна, чтобы поднять престиж их семьи в глазах провинциального общества. А его финансовое участие может изменить жизнь Уитфелдов и многих других, вовлеченных в этот проект.
 Нельзя оскорблять его только потому, что она разочарована и смущена. Из двух слов, сказанных сестрой, она почему-то сделала вывод, что Энн собирается соблазнить Закери, а он будет не в силах ей противостоять. Глупо вести себя как обиженный ребенок, когда кто-то другой играет его любимой игрушкой. А то, что, во-первых, игрушка ей не принадлежит и, во-вторых, она не собирается больше в нее играть, делает ее еще более жалкой.
 – Мне очень жаль, – сказала она. – Наверное, это от того, что я не привыкла к безделью. Но я уверена, что исправлюсь.
 – Я могу придумать что-нибудь, чтобы занять вас.
 – И что бы это могло быть? – вызывающе спросила она. Вдруг он опять заговорит о коровах? Ведь он уже не раз поддразнивал ее.
 – Интимные отношения со мной.
 – Тише.
 Он словно забыл о присутствии всех остальных.
 – Ладно. Вам легче притвориться, что ничего не случилось. Просто урок анатомии. Пусть так, я не возражаю.
 – Как вы великодушны, – съязвила она.
 Кивнув, Закери повел ее к остальной группе.
 – Продолжайте убеждать себя в этом, дорогая. Но не забывайте, что в некоторых кругах меня считают довольно сообразительным и весьма желанным. И у меня есть глаза, которые видят то же, что и ваши. Возможно, даже больше.
 – Я понятия не имею, о чем вы говорите. Так что, пожалуйста…
 – Тише. Убеждайте себя, а не меня.
 Он отпустил ее прежде, чем она успела что-либо возразить, и подошел к Эдмунду. Нахмурясь, Кэролайн смотрела ему вслед. Пусть считает себя умным и проницательным, но он не догадывается о ее мыслях. А вот она точно знает, чего он хочет, потому что он не устает об этом говорить.
 Что страшного, если она позволит себе еще раз провести время с Закери, перед тем как уедет навстречу своей новой жизни? Когда Энн схватила его за рукав и во всеуслышание восхитилась умением торговаться при покупке скота, Кэролайн больше не раздумывала над ответом.




 Глава 19


 К четырем часам, имея опыт общения с восхищенными поклонницами и немалочисленными бывшими возлюбленными, Закери решил, что вряд ли научится чему-либо у молодой девушки. Однако Кэролайн Уитфелд, видимо, решила доказать ему, что он ошибается.
 Когда он надумал пойти в армию, казалось смешным даже думать о женитьбе. Он знал многих вдов военных и не хотел бы оставить еще одну. Впрочем, это решение далось ему легко, потому что большинство женщин, желавших произвести впечатление на члена семьи Гриффин любыми доступными им методами, казались ему глупыми и скучными.
 – Что это такое, как вам кажется, лорд Закери? – спросила сидевшая рядом с ним Вайолет.
 Он тряхнул головой и снова остановил свой взгляд на тете Тремейн, которая надула щеки и протянула руки.
 – Я рад, что я не в команде тети, – рассмеялся он.
 – Посмотрим, что ты скажешь, когда до тебя дойдет очередь разыгрывать шараду, – сказала тетя, делая вид, что обгладывает большую кость, а потом швыряет ее через плечо. – Я видела кое-какие из твоих попыток.
 Сидевшая напротив него Кэролайн в приступе неудержимого смеха повалилась на плечо Джоанны. Она редко смеялась. Чаще либо фыркала, либо хихикала, словно боялась, что если не будет серьезной, то не сможет добиться своей цели.
 Она была не похожа ни на кого из тех женщин, которых он знал, и определенно была единственной, которая была более высокого мнения о себе, чем о нем. Что касается ее страсти, она прозрела гораздо раньше, чем он. И даже тогда, когда он подумал, что наконец сделал свой выбор, только ее страсть и способность проникать в сущность явлений помогли ему задуматься над последствиями своих действий. В армии он мог завоевать славу и умереть на поле брани, но, взявшись за разведение скота – процесс медленный и гораздо менее престижный, – он сможет улучшить жизнь не только свою, но и многих других.
 Он тоже преподал Кэролайн один урок, но ей придется еще многому научиться. Закери не считал ее скучной. Глядя на нее, он ловил себя на мысли, что перемены в нем не ограничились выбором карьеры. Изменился он сам. Ему еще предстоит узнать насколько, но обратного хода уже нет. Да и зачем?
 Ему нравилось, что Эдмунд прислушивается к его планам, взвешивает все «за» и «против» и находит их разумными. Нравилось, что местные фермеры, которых он привлек к участию в проекте, приходили к нему с вопросами и он мог на них ответить. Возбуждение от того, что он ступил на новый путь, начало сменяться спокойным удовлетворением, которого он раньше не испытывал. Закери не собирался отказываться от этого дела и совершенно точно знал, кого ему благодарить за то, что у него открылись глаза.
 Кэролайн встретилась с ним взглядом и тут же отвела глаза. Нет, он никогда не считал ее скучной. Ни как женщину, ни как художницу, ни как… жену.
 Господи! А это откуда взялось? Уж слишком большой скачок от намерения отказаться от славы и смерти до идеи женитьбы. Он встал.
 – Закери? – спросил Эдмунд.
 – Извините, – сказал он, неожиданно охваченный паникой, смешанной с каким-то непонятным восторгом. – У меня разболелась голова. Надо глотнуть свежего воздуха. Я вернусь через несколько минут.
 Чуть было не сбив с ног Барлинга, он вылетел за дверь. Полная луна освещала тропинку к пруду и ближайшему пастбищу, и он отправился в этом направлении.
 Он шел медленно, стараясь привести в порядок свои мысли. Неожиданная мысль о женитьбе вовсе не означает, что он на самом деле решил жениться. И то, что он восхищается Кэролайн и она ему нравится, не означает, что он хочет на ней жениться. Да если бы и захотел, она не собирается выходить замуж за него. Через неделю она уедет в Вену.
 Закери прислонился к ограде пастбища. Это просто смешно. Конечно же, он не хочет жениться. Просто дело в том, что благодаря Кэролайн и ее отцу он вдруг прозрел и увидел свое будущее, которое казалось теперь интереснее и перспективнее. Перемены вызывали мысли о еще больших переменах, и, кроме карьеры, самое большее, что он мог бы сделать, – это стать женатым человеком. Вот так, очевидно, возникла эта мысль о женитьбе.
 Тут к нему подошла Димидиус, видимо, желая получить морковку или яблоко. Закери начал рассеянно чесать ее за ухом. Как странно, что он нашел свое будущее в корове. Красивой, но все же корове.
 – Не помешала? – услышал он за спиной голос Кэролайн.
 Он вздрогнул от неожиданности, но продолжал чесать за ухом коровы.
 – Разговор был каким-то односторонним. Как вам удалось избежать шарады?
 – Наверное, ваша тетя изображала короля Генриха Восьмого, а потом пошла за своей шалью.
 – Ах, Генриха. А я думал, что она изображает моего брата Шарлеманя.
 – А я все думала и думала. Значит, не он один.
 – О чем?
 – О том, какой ответ я получу через пять дней от месье Танберга.
 А потом она уедет и даже не обернется.
 – Да. Вам помочь уложить вещи?
 – Нет.
 Кэролайн провела рукой по его спине, а когда он обернулся, ее ладонь переместилась ему на грудь.
 – В последние несколько дней вы сделали кое-какие заявления. Но я подумала, не были ли они лишь пустыми разговорами.
 – Нет, мисс Уитфелд, это не так.
 – Докажите.
 Сказки о том, что лунный свет вызывает безумие, видимо, имели под собой почву, но он не собирается терять драгоценное время, пытаясь найти лекарство от этого вида безумия.
 Они страстно поцеловались, и Закери понял, что она не флиртует.
 – Мы не можем делать это здесь, – пробормотал он.
 – Может, в конюшне? – спросила она, стягивая с его плеч камзол.
 – Не очень романтично.
 – Мы не можем вернуться в дом. Кто-нибудь нас увидит. И я точно не собираюсь пройти пешком три мили до гостиницы в Троубридже. Тем более что там все знают нашу семью.
 – Вы меня убедили. Конюшня так конюшня. Взявшись за руки, они обогнули дом и направились к задней двери конюшни. Внутри был лишь один помощник конюха, но он спал в каморке, где хранилась упряжь. Они поднимутся на сеновал, и там им никто не помешает.
 Кэролайн поднялась по стремянке первой, так что Закери смог насладиться видом ее голых ног. Он поддразнивал ее уже несколько дней, но удивился, что она поддалась. Но это была Кэролайн, и она всегда добивалась своего. Конечно, в своем воображении он представлял их в мягкой постели с шелковыми простынями в окружении мерцающих свечей, но возможности не всегда совпадают с намерениями.
 Он сбросил камзол, жилет и сапоги на кучу сена.
 – Иди ко мне, – прошептал он, целуя ее.
 Она повернулась к нему спиной, и он медленно стал расстегивать платье, хотя ему не терпелось опрокинуть ее на спину и овладеть ею, прежде чем к ней вернется благоразумие. Каждую расстегнутую пуговицу он перемежал поцелуями в шею, пока не почувствовал, как она дрожит.
 – Закери.
 Он медленно стянул до талии платье и сорочку. Он предпочел бы дневной свет или на худой конец романтические свечи, но бело-голубой свет луны, проникавший через двери сеновала, придавал ее коже неземное мерцание, которое опьяняло его.
 Она перешагнула через упавшее платье и очутилась в его объятиях. С ее помощью он стянул через голову рубашку и отшвырнул в сторону. Плоть натянула брюки. Она оттолкнула его руки и сама расстегнула ширинку. Они стояли друг против друга обнаженные, и Закери упивался видом белокожей богини.
 А она опустила глаза на его плоть. Потом обхватила ее пальцами.
 – Еще один урок анатомии? – спросил он нетвердым голосом.
 – В прошлый раз я не очень хорошо тебя рассмотрела.
 – Можешь смотреть и делать все, что угодно.
 Кэролайн воспользовалась этим великодушным разрешением. Закери, стиснув зубы, терпел. Если она собирает информацию для картины или скульптуры, результат обещает быть интересным.
 – Закери, что ты чувствуешь?
 – Если я буду так чувствовать еще какое-то время, боюсь, я не смогу выполнить свою часть обмена информацией.
 Улыбка тронула ее губы. Она опустилась на колени и, подняв на него глаза, поцеловала кончик плоти.
 – Господи, Каро. Довольно.
 Он тоже опустился на колени и прильнул к ее губам. Их языки встретились, и взаимное желание притянуло их друг к другу. Подложив руки ей под спину, он опустил ее на сено и лег сверху.
 Медленно двигаясь, он взял в рот один сосок, одновременно лаская другой. Поменяться ролями будет только справедливо, решил он, и, продолжая целовать ее, сунул палец ей между бедрами.
 Кэролайн вздрогнула и сначала впилась ногтями ему в плечи, но потом откинула голову и расслабилась. Ему не пришлось спрашивать, что она чувствует: жар и влага говорили сами за себя. Он раздвинул бедра шире и еще глубже погрузил в нее палец.
 Она стонала и извивалась. А он, несмотря на боль в паху, провел губами вниз по груди и животу, а потом, подняв ее колени, скользнул языком внутрь.
 – О Боже! – Она схватила его за волосы. – Остановись. Пожалуйста, остановись.
 Но ее руки прижимали его к себе, а не отталкивали. Он поднял голову.
 – Скажи, чего ты хочешь, Кэролайн. Если скажешь, чтобы я остановился, я остановлюсь. – Пусть это убьет его, но он сделает так, как она просит.
 – Нет, нет. Просто… это так… Я не могу больше сдерживаться.
 Закери понял, что она имеет в виду. Он и сам уже был на самом краю.
 – И не надо, любовь моя.
 Он стал покрывать поцелуями внутреннюю сторону ее бедер, потом поднялся выше, чтобы целовать грудь. Он хотел, чтобы она лежала на спине, стонущая и беспомощная, а он найдет наконец свое освобождение внутри ее. Но он дал обещание – даже несколько обещаний, – и если в конце недели она уедет в Вену, пусть запомнит эту ночь.
 Вытянувшись вдоль ее тела, он снова ее поцеловал, а потом, обхватив руками, перевернул так, что она оказалась сверху.
 – А теперь сядь.
 Он тоже сел и, приподняв ее бедра, направил ее на свою твердую плоть. Боже, она была такая горячая, такая напряженная. Кэролайн упала ему на грудь, целуя соски.
 Закери уже не мог сидеть спокойно и начал двигаться, медленно и погружаясь так глубоко, как только мог выдержать. Он чувствовал, как Кэролайн все больше напрягается, потом ее плоть начала пульсировать, и она взорвалась.
 Обессиленная, Кэролайн лежала на его груди, тяжело дыша. Закери вынул шпильки из ее волос и запустил в них пальцы. Но с каждым ее вздохом, движением или стоном он все больше терял над собой контроль.
 Когда она села, он взял в ладони ее мягкую, влажную от пота грудь.
 – Как приятно, – пробормотал он.
 – А так, приятно? – спросила она и, опершись на колени, начала подниматься и опускаться.
 Черт! Какая она понятливая. Он решил больше не сдерживаться и, обхватив ее за бедра, стал раскачивать. Все сильнее, глубже и быстрее, снова и снова, пока не почувствовал, что она двигается в том же ритме. Тогда он перевернул ее под себя. Она обхватила щиколотками его бедра, и их тела продолжали раскачиваться в едином ритме. Чувствуя, что она снова приближается к пику, Закери увеличил темп и со стоном вышел из нее в последний момент.
 Кэролайн одной рукой держала его голову, другой – плечо. Они медленно приходили в себя. В первый раз в своей жизни ей не хотелось двигаться – никуда не идти, ничего не делать, ничего не говорить.
 Однако это было и глупо, и небезопасно.
 – Нам надо вернуться в дом, пока нас не хватились.
 – Нет.
 – Мы не можем здесь оставаться.
 – Возможно, но нам пока не нужно возвращаться. Она провела пальцем по его нижней губе. Он сказал, что намерен доставить ей удовольствие, и она чувствовала себя совершенно удовлетворенной. Но где-то в подсознании билась мысль: все это ради него самого, хотя это не должно было иметь значения. Все же она спросила:
 – Закери, ты повеса?
 – Кажется, ты сама сказала, что я не повеса.
 – А я не ошибалась?
 – Я сам себя таковым не считаю. Возможно, найдутся те, кто со мной не согласен.
 – А что делает мужчину повесой?
 – Это не разговор об искусстве.
 – Я собираюсь в Вену. Любая информация может оказаться для меня полезной.
 – Вена… Так вот. Повеса интересен лишь сам себе, ему нужны лишь удовольствия, его не заботят чувства или репутации своих жертв, коль скоро не возникает скандал, который может заставить его изменить свой образ жизни. – Все это время его пальцы блуждали по ее груди.
 Ей не хотелось ни дышать, ни двигаться, только бы он не перестал прикасаться к ней.
 – Значит, ты не повеса.
 – Спасибо.
 – А я не любовница.
 Он посмотрел на нее. Его глаза были темными, как вода в колодце при лунном свете.
 – Я ни разу не попросил тебя стать ею. Я не против того, чтобы ты осталась, и если твоя работа требовала бы, чтобы ты жила в Лондоне, а не в Вене, я тоже не возражал бы, но я не собираюсь управлять твоей жизнью, Кэролайн.
 – Я знаю. Просто… я правда хотела бы быть с тобой снова, но я уеду в Вену. Я хочу стать художницей.
 – Ты уже художница.
 – Да, но теперь я собираюсь сделать это своей профессией и брать за это деньги. И хочу, чтобы меня уважали.
 Перекатившись на спину, Закери подложил под голову руку и стал смотреть, как она одевается. Ей казалось, что от его взгляда у нее теплеет кожа, но она изо всех сил старалась этого не замечать. Возможно, в будущем мужчины будут смотреть на нее именно так, но она не совершит ошибки с тем, кому не будет доверять.
 Закери она доверяла. Больше, чем она предполагала после их первой встречи.
 – Давай я помогу. – Он встал, чтобы застегнуть пуговицы на спине.
 Сознание того, что очень красивый голый мужчина стоит от нее всего в нескольких дюймах, заставило ее сердце бешено забиться. Волна желания окатила снова, но это вызвало у нее раздражение. Что это с ней? Господи, неужели она стала распутной? Больше она не поддастся этой слабости. И как только уедет, она выкинет его из головы.
 – Спасибо.
 Он повернул ее к себе лицом, положил руки на плечи и поцеловал. От этого нежного, но собственнического прикосновения у нее сжалось сердце. Ладно, пусть чувствует себя собственником до того момента, как они подойдут к дому. После этого эпизод будет окончен.
 Она подколола волосы и подождала, пока он оденется. Оба уже немного успокоились, когда, спустившись вниз по стремянке и взявшись за руки, направились к дому.
 – Придется вернуться к шарадам, – тихо сказал он, отпуская ее руку у самого дома.
 – И к коровам.
 – Да. Между прочим, дюжина коров, которых я купил, должна быть у Пауэлла завтра утром. Хочешь поехать со мной? Я должен объяснить ему детали нашего проекта.
 – Думаю, что смогу выкроить время в моем расписании.
 – Отлично, – улыбнулся он и опять ее поцеловал. Ей надо было отказаться. Что это с ней? Пока Закери задержался на ступенях, Кэролайн вошла в дом, быстро поднялась в свою спальню за шалью и так же быстро вошла в гостиную. Как она и предполагала, никто не заметил ее отсутствия.
 Они лишь удивились, что так долго нет Закери, и стали обсуждать, не послать ли за доктором. Энн пересела со своего стула на диван рядом с Кэролайн.
 – Ты не могла сразу найти свою шаль?
 – Меня что-то отвлекло, и я засмотрелась в окно. Сегодня полная луна и кругом так красиво.
 – А что ты еще увидела?
 – Трава на пастбище блестит от росы.
 – Глупая. Я имела в виду лорда Закери. Он где-то там бродит. – Энн вздохнула. – Наверное, отправился к коровам. Мне нравилось больше, когда он непременно хотел стать солдатом.
 – А мне – нет. Неужели ты хотела, чтобы его убили только потому, что он хорошо бы выглядел в красном мундире?
 – Нет, разумеется. Но согласись, армия более привлекательна, чем стада коров и их молоко.
 Кэролайн была с этим не согласна. Она находила привлекательным не дело, которому он решил себя посвятить, а блеск в его глазах. Но сказать такое вслух не могла.
 – Папа был солдатом, а теперь он фермер. Я предпочитаю, чтобы он был здесь, с нами.
 В это время Закери с непринужденным видом вошел в гостиную. Голос Энн тут же потонул в какофонии голосов. Все хотели знать, прошла ли у него головная боль, чувствует ли он себя лучше или дать ему виски, или теплого молока, или чаю с медом.
 – Спасибо, мне намного лучше. Мне просто надо было немного подышать свежим воздухом.
 – У вас сено на рукаве, – сказала Сьюзен.
 – Меня чуть не сбила с ног Димидиус, – усмехнулся он.
 Кэролайн отвела от него взгляд и заметила, что на нее пристально смотрит леди Глэдис. Осталось четыре дня. Если она сможет удержаться еще четыре дня, все мечты сбудутся.




 Глава 20


 Закери посмотрел на Кэролайн искоса.
 – Вы действительно хотите знать мое мнение о Парфеноне?
 – Я бы не спрашивала, если бы не хотела.
 – Но ваш отец довольно точно воссоздал его.
 Они ехали по проселочной дороге, ведущей к небольшому поместью Винсента Пауэлла. Саграмор, по-видимому, застоялся в конюшне, потому что гарцевал кругами вокруг более спокойной кобылки Кэролайн. Закери тоже был бы не прочь промчаться с ветерком, но ему хотелось продлить хотя бы на пару часов удовольствие быть рядом с Кэролайн.
 – Он работал по наброскам и в большой степени руководствуясь своим воображением. Хотела бы я увидеть, как выглядят настоящие руины.
  Она не имела в виду просто описание. Хотелось знать его мнение и впечатление от увиденного.
 – Я помню белый цвет. Белые колонны, окруженные пологими склонами из белого камня и земли. Было жарко и сухо. С моря дул легкий ветерок. – Он на секунду закрыл глаза. – И была тишина. Разговаривали туристы, пели птицы, и все же казалось, что вокруг очень тихо. Будто все замерло в ожидании. Было ощущение, что вот-вот появится Аполлон или Афина…
 – Я могу представить себя там. Это, наверное, было чудесно. – Она отвернулась и откашлялась.
 Он посмотрел исподтишка на ее профиль, на стройную фигуру в зеленом костюме для верховой езды и такого же цвета шляпке на каштановых волосах, и ему страшно захотелось поехать с ней туда, в Грецию, чтобы она все увидела своими глазами. Но это было бы сверх того соглашения, которое они заключили.
 – У меня к вам вопрос.
 – Да?
 Подумай, Закери. Ты знаешь, о чем не должен спрашивать.
 – А какие условия для проживания в Вене предоставляет месье Танберг своим ученикам? Вам ведь не придется спать на лавке, не так ли?
 Она фыркнула:
 – Он владеет небольшим зданием и сдает апартаменты своим сотрудникам за умеренную плату.
 – И вы будете счастливы в такой квартире в Вене?
 – Я буду заниматься тем, о чем мечтала всю жизнь. Да, я буду счастлива.
 – Вы привыкли жить в большом доме, где живет много народу: ваши родители, сестры, слуги. Для вас это будет большая перемена.
 Закери было важно знать: она стремится в Вену, чтобы стать художницей, или просто хочет уехать из Уилтшира.
 – Большую часть времени моя семья вообще не замечает, что я живу в этом доме. Нет, не подумайте, что я жалуюсь – просто констатирую факт. У них у всех своя жизнь, свои цели и мечты. Но они отличаются от моих.
 – По-моему, Энн вас понимает.
 По лицу Кэролайн пробежала тень, но тут же исчезла.
 – Энн очень умная. Но цель у нее та же, что и у остальных моих сестер.
 – Найти мужа.
 – В ее случае – найти мужа и сбежать из Уилтшира. Зачем он задает все эти вопросы, подумал Закери. Он просто с ума сошел.
 – А вы согласились бы выйти замуж, если бы ваш муж был художником или покровителем искусства.
 – А в чем смысл?
 – Любовь, привязанность…
 – Когда мои родители собирались пожениться, – прервала она его, – моя мать, которая окончила пансион благородных девиц вместе с вашей тетушкой, считала, что ее самыми полезными достоинствами были вышивание, умение быть хозяйкой великосветских раутов и игра на фортепиано. Но все это ушло на второй план, когда обнаружилась ее способность рожать детей. Я не собираюсь так жить.
 В ее словах было много горечи. Но он почувствовал, что она винит не своего отца за то, что он ждал именно этих качеств от Салли Уитфелд, а скорее свою мать за то, что она оправдала эти ожидания.
 – По-моему, ваша мать счастлива.
 – Да, она превратила щебетание и беспомощность в искусство. А я решила заниматься совсем другим видом искусства.
 – Значит, если я, например, попросил бы вас выйти за меня замуж, вас бы это не заинтересовало? – спросил он, надеясь, что она не услышит серьезных ноток в его голосе. Если бы она так не стремилась уехать и если бы до отъезда не оставалось так мало времени, он, возможно, нашел бы способ избавиться от странного чувства удовольствия – даже счастья – от того, что он с ней разговаривает или просто на нее смотрит.
 – Никоим образом. Выйти замуж за Гриффина было бы еще хуже, чем быть сосланной в Уилтшир.
 – Это почему же. – Закери был глубоко оскорблен таким отношением к его аристократическому происхождению, но не подал виду. Ответ его не удивил, в каком-то смысле он даже почувствовал облегчение, но… черт возьми, он практически сделал ей предложение. Незачем ей было отвечать так, будто она нечаянно проглотила таракана.
 – Вы брат герцога. Государственные праздники, обеды с политическими деятелями, употребление модных словечек света, невозможность высказать собственное мнение – я лучше буду красить дома, чем вести такую жизнь.
 – Есть много достойных леди, которые могли бы доказать вам, что вы не правы. – Он с трудом сохранял легкомысленный тон. – Писательницы, активистки, авантюристки. Моя сестра, например. Ее мнением я дорожу больше, чем мнением очень многих.
 – Понимаю. И сколько этих женщин, помимо вашей сестры, замужние?
 – Некоторые из них.
 – М-м. Смотрите, прибыли ваши коровы. Винсент Пауэлл стоял у изгороди пастбища. —Доброе утро, Закери, мисс Уитфелд. Я получил двенадцать телок гернзейской породы.
 Закери соскочил с Саграмора и помог спешиться Кэролайн.
 – А два быка саутдевонской породы прибудут завтра. Надо будет разделить коров, чтобы знать, от какого быка получено какое потомство, потому что это будет следующая ступень процесса выведения новой породы.
 – Они выглядят здоровыми, – неохотно признался Пауэлл.
 Закери все же убедил его принять участие в проекте. Конечно, помогло и то, что это не стоило фермеру ни пенса.
 – Семь из них чисто гернзейской породы, а в пятерых есть примесь херефордской крови, поскольку эта порода хорошо набирает вес на обыкновенном травяном пастбище. Я хочу понять, которые из них дают больше молока при более низкой себестоимости.
 – А сколько голов вы передали Идсу?
 – Столько же. Мне пришлось купить еще дюжину дальше отсюда, на севере, и трех быков в Южном Девоншире. Тогда ваши соседи – Сэммс, Доннели, Хэллет и Прентисс – получат каждый по восемь коров, а Уитфелд добавил к своему стаду еще двадцать в качестве контрольной группы, поскольку он продвинулся дальше вас в осуществлении программы.
 – Вижу, тебе пришлось поработать, парень, не так ли? – сказал Пауэлл. – И потратиться.
 Закери пожал плечами, хотя было видно, что он доволен похвалой фермера.
 – Я хочу, чтобы у нас была прочная основа.
 – А герцог Мельбурн тоже в этом участвует?
 – Я ожидаю его ответа со дня на день. Если он согласится инвестировать деньги, мы сможем начать с того, что удвоим стадо. Если нет, вы ухаживаете за вашими гернзеями в течение следующих шести месяцев.
 – А как насчет размеров пастбища? Если я удвою свое стадо…
 – Я как раз занят расчетами. К концу недели я буду знать, сколько мне понадобится купить для вас земли и зерна.
 Пауэлл протянул ему руку:
 – Спасибо, Закери. Закери пожал руку.
 – Мы пока еще ничего не достигли.
 – Да, но вы прибавили мне оптимизма. И вам не обязательно было включать меня в ваш проект, особенно после… – Фермер запнулся, глянув на Кэролайн.
 – Мы все совершаем ошибки. – Он соскочил с изгороди и, подойдя к Кэролайн, взял ее за руку. Даже сердясь на нее, он не мог отказаться от желания прикоснуться к ней. – Вы покажете нам ваше хозяйство, Пауэлл.
 – С большим удовольствием!
 К тому времени как они с Закери закончили осматривать поместье Пауэлла, Кэролайн пришла к выводу, что Уитфелды были не единственными, кто восхищался Закери. Она сказала ему об этом на обратном пути.
 – Он полон энтузиазма, и в этом нет ничего плохого. Я благодарен ему за это. Одного противника было бы достаточно, чтобы все отказались отдать под проект свои пастбища.
 – Вы хотите сказать – пастбища, которые вы им компенсируете в случае потери.
 С момента их глупого утреннего разговора о женитьбе Закери, казалось, был немного не в себе, и Кэролайн подумала, что он, возможно, говорил серьезно. Но сама идея приводила ее в ужас. Она не возражала бы против их близости, но остальные атрибуты замужества, даже с таким человеком и вопреки его утверждениям, что есть замужние женщины, которые ведут активную независимую жизнь, просто ее убьют. Это она знала точно.
 – Вы считаете, что я принял неправильное решение? – спросил Закери, помолчав.
 – Я так не считаю. А для вас это имело бы значение, если бы я была против?
 – Не особо.
 Она удивилась, что он с такой легкостью отмел ее участие в проекте.
 – О!
 – Вы очень умны, Кэролайн, и разумны. Конечно, я предпочел бы, чтобы вы и меня считали умным и прогрессивным.
 – Я именно так и считаю. Я только надеюсь, что коровы согласятся сотрудничать.
 – Ваши слова да Богу в уши, любовь моя.
 Когда они подъехали к дороге, ведущей к дому, там уже стояли, поджидая их, Энн и Джоанна. Кэролайн мельком глянула на Закери, но его лицо не выражало ничего, кроме обычного дружелюбия. Она не понимала, почему это так ее беспокоит. Даже если Энн строит планы, как заполучить Закери, это будет не первый случай, что молодая девушка пытается окрутить его.
 Все же ей хотелось предостеречь его. Но что она тогда будет за сестра? Особенно если считать, что Энн самая умная и понимающая из всех сестер? Если бы Закери не сделал предложения ей, Кэролайн, легче было бы решить, предупреждать его или нет, но сказать все же надо бы. Ничего не говорить было бы трусостью. Но какие найти слова?
 – Доброе утро, – поздоровался он с сестрами.
 – Доброе утро, Закери, – ответила Джоанна, схватив его за носок сапога. – Мне надо с вами поговорить.
 – Я была здесь первая, – возразила Энн.
 – Может, вы позволите лорду Закери слезть с лошади, а уж потом на него наброситесь? – Кэролайн решительно отгородила Энн от Саграмора.
 – Ты больше не имеешь права нам указывать, Каро. – Джоанна пошла вслед за ними к конюшне. – Портрет отослан в Вену, так что мы имеем столько же прав на время лорда Закери, как и ты. Даже больше, потому что ты захватила слишком много дней.
 – Я не захватывала. Я…
 – Может, мы прогуляемся вокруг пруда, мисс Джоанна, – предложил Закери, спешившись. – А с вами, мисс Энн, мы прогуляемся после ленча. Согласны?
 – Да, конечно. Спасибо.
 Джоанне не терпелось уйти, и она чуть ли не силой потащила Закери со двора конюшни. Закери пошел за ней главным образом потому, что ему надо было подумать о своем будущем и о будущем Кэролайн и о том, что оба они были полны решимости не связывать себя никакими отношениями. Она была чертовски упряма. Правда, он не вполне четко выразился насчет своих намерений, поскольку не был уверен в том, что делает. А еще потому, что был слишком горд и не хотел, чтобы его отвергли.
 Он вдруг понял, что не хочет, чтобы она уехала в Вену: тогда он наверняка ее больше никогда не увидит. Более того, он никогда больше не будет держать ее в своих объятиях, как прошлой ночью. Ему нравилось с ней разговаривать, нравилось, что она не высмеивает его интерес к искусству и даже… к разведению скота. Черт! У них было много общего. Она была умна – возможно, больше, чем он. По крайней мере у нее была цель и она уверенно шла к ней, между тем как он двадцать четыре года валял дурака, прежде чем определился.
 – Я подарила Джону Томасу портрет, который написала, – сказала Джоанна. Она практически тащила Закери за собой по обсаженной деревьями дорожке.
 – Вот как? Замечательно. Что он сказал?
 – Он сказал, что это выглядит как репа, которую насадили на картофелину. А потом съел жареного цыпленка и яблочный пирог, которые я принесла на пикник, и все время рассказывал мне, какое большое приданое у Мэри Горман и как хорошо она играет на фортепиано.
 – Не очень-то вежливо с его стороны. Значит, вы думаете, что он хочет жениться на Мэри Горман?
 – Я в этом уверена. Теперь у всех, кроме меня, будет кавалер, а потом и муж, а все мои глупые сестры будут надо мной смеяться.
 – Не будут, Джоанна. Мы найдем вам кого-нибудь другого. Такого, кто оценит вашу живопись и ваш яблочный пирог.
 «Может быть, не стоило делать предложение Кэролайн, чтобы ее удержать?» – размышлял он. Гриффины достаточно богаты, чтобы он мог ездить в Вену по крайней мере два раза в год. Два раза в год? А что он будет делать в остальное время? Желающих провести с ним ночь было предостаточно, но почему-то мысль о бесконечных связях с бесчисленным числом женщин уже его не прельщала. Им надо было просто провести время, а он сейчас нашел человека, с которым хотелось проводить время ему.
 И благодаря этому человеку он наконец нашел свой путь, оказавшийся иесьма неожиданным. Разведение скота. Его страшно заинтересовала эта идея: найти правильное сочетание породы, пола животного и его норова. У него всегда была склонность к теоретизированию, хотя он неохотно это признавал, тем более что семья никогда не воспринимала его серьезно. По их мнению, его голова была занята лишь едой и женщинами.
 Он с этим смирился, потому что возразить было нечего: разумного ответа у него не было. А теперь, благодаря женщине-портретисту, джентльмену-фермеру и корове, ответ появился. Жизнь иногда поворачивается весьма странным образом.
 – О! Вы даже меня не слушаете, – заныла Джоанна.
 – Конечно же, слушаю. Я просто мысленно просматривал список местных джентльменов. Что…
 – Здесь не так много мужчин, а мои сестры уже захватили пятерых из них. Даже у глупой Мэри Горман есть один, а у меня никого нет.
 – Джоанна, вам всего двадцать лет. Нет причины терять надежду. Я уверен…
 Джоанна вскрикнула и сомлела. Это было так неожиданно, что он едва успел подхватить ее за талию, чтобы она не упала, и повел по дорожке. Потом, поддерживая ее согнутые колени, он склонился над ее лицом, чтобы похлопать по щеке.
 – Джоанна?
 Ее глаза оставались закрытыми, тело – обмякшим. Черт побери! Он не сказал ничего особенного, и секунду назад она была совершенно здорова.
 – Эй, кто там?
 – Да это мисс Джоанна, мистер Уитфелд, – услышал он голос грума.
 Прежде чем Закери успел поднять голову, Джоанна обняла его за шею и, притянув его голову, впилась в него поцелуем.
 У Закери остановилось сердце. Как же он этого не заметил? Он должен был понять, что Джоанна не хотела, чтобы сестры посмеялись над ней.
 Он попытался вырваться, но для этого ему надо было сбросить ее на землю.
 – Джоанна, отпустите меня, – прорычал он, схватив ее руки.
 Неожиданно на дорожке появилась запыхавшаяся Энн. Взглянув на лицо Закери, она упала на колени возле Джоанны.
 – Папа! – завопила она. – Мы здесь! Джоанна упала в обморок.
 Джоанна подняла голову и свирепо посмотрела на сестру.
 – Уходи, – прошипела она.
 – Если ты без сознания, тебе следует его отпустить, – спокойно возразила Энн. – Иначе твой рассказ и мой не совпадут. А я думаю, что Закери расскажет то же, что и я.
 – Ведьма!
 Из-за поворота дорожки появились мистер Уитфелд и два грума.
 – Что случилось?
 – Не знаю, – сказала Энн, встала и начала обмахивать Джоанну рукой. – Мы гуляли, а она вдруг вскрикнула и упала в обморок. Я думаю, что ее ужалила оса.
 – Уэнделл, поезжай за доктором Ингли, – приказал Уитфелд, опускаясь на колени рядом с дочерью. – Я рад, что вы были с ними, Закери.
 Если честно, Закери в тот момент предпочел бы находиться в Бедламе с другими сумасшедшими.
 – Все, что я мог сделать, это подхватить ее, чтобы она не упала. – Он встал, все еще с Джоанной на руках, и передал ее отцу, хотя, наверное, с большим удовольствием бросил бы в пруд.
 – Мы пойдем за тобой, – сказала Энн и взяла Закери под руку.
 Уитфелд поспешил к дому, а Закери немного задержал шаги.
 – Спасибо. – Его сердце все еще громко стучало. Он чуть было не попался! – Как вышло, что вы шли за нами?
 Энн пожала плечами.
 – Я почему-то заподозрила, что…
 – Простите, что говорю вам это, но из замечаний вашей матери я понял, что она была бы счастлива, если бы одна из вас вышла за меня замуж, какими бы ни были обстоятельства, способствовавшие этому.
 – Возможно. Но я слишком верю в честную игру. И я вижу то, чего многие другие не видят.
 – Что именно?
 – Соломинку в волосах Каро вчера вечером и то, что она была босиком в тот день, когда закончила портрет.
 – Но вы ничего не сказали.
 – Я люблю Каро. Я знаю, какой она хочет жизни. Зачем губить то, о чем она мечтает. – Энн бросила на него взгляд. – Вы ведь остаетесь в Уилтшире не только из-за коров. А Джоанне вы были бы плохим мужем.
 – Правда? Почему вы так считаете?
 – Ну вот вы и обиделись, – рассмеялась она.
 – Вовсе нет. Просто ваши утверждения, как мне кажется, несколько противоречивы.
 – Джоанна – это не Кэролайн. А Каро уезжает через несколько дней. – Энн чуть к нему прислонилась.
 – Я это знаю.
 Энн усмехнулась и отпустила его, так чтобы он мог догнать мистера Уитфелда.
 – Загадка, не правда ли?
 Это было явным преуменьшением. Кэролайн мечта-а уехать, он хотел, чтобы она осталась, но был не уве-ен, что какое-либо его заявление заставит ее изменить ешение. В конечном счете его меньше всего заботила обственная гордость. Он прожил совершенно безмятеж-ую жизнь. Так, во всяком случае, ему казалось. Кэро-айн убедила его, что он жил в ожидании чего-то необыкновенного. И благодаря ей он нашел нечто – или скорее кого-то – необыкновенное. Ему нравилась его теперешняя жизнь, но, если она уедет в Вену, у него ничего не получится.
 Из утренней комнаты до Кэролайн донесся шум какого-то возбужденного разговора. Она закрыла справочник и вышла из библиотеки.
 – Что случилось? – спросила она пронесшуюся мимо нее Вайолет.
 – Джоанна упала в обморок, а Закери ее подхватил. Ну разве он не герой?
 – Да, герой.
 Ну что за ненормальная семейка! Ее сестра упала в обморок, а они все еще думают только о Закери. Разумеется, он должен был подхватить Джоанну – ведь он джентльмен, к тому же очень добрый и внимательный.
 Энн перехватила Кэролайн у дверей в утреннюю комнату и потащила обратно в библиотеку.
 – Как Джоанна? Вайолет сказала, что она…
 – Она вскрикнула и упала на Закери, потом схватила его за шею, а когда услышала, что к ним идет папа, впилась в него губами.
 Сердце Кэролайн застучало в груди, словно молот. Нащупав за спиной стул, она рухнула на него.
 – Не может быть.
 – Может. Если бы она сегодня утром не сказала что-то вроде того, что всех нас оставит с носом, я бы ничего не заподозрила. Вообще-то она умно придумала.
 – А по-моему, это стыдно. А что сделал Закери? А папа? Ему…
 Она не могла закончить предложение. Закери придется женитьсятга Джоанне? Неужели Джоанна не понимала, что они не подходят друг другу? Она была для него слишком глупа и легкомысленна. Он, возможно, слишком покладистый, но не дурак. Если бы папа заставил их пожениться, она не удивилась бы, если Закери назло всем бросил свой проект, а потом уехал в армию, только чтобы сбежать от Джоанны и от всех них.
 – Все в порядке, Каро, – успокоила ее Энн. – Я следила за ними. К тому моменту, когда появился папа, я уже была там и сказала, что мы гуляли все вместе, когда Джоанна неожиданно упала в обморок.
 Кэролайн закрыла глаза. Никто не скомпрометирован, – значит, никакой свадьбы не будет.
 – Слава Богу. А что подумал Закери? Не удивлюсь, если он сегодня же соберет вещи и уедет.
 – Я не думаю, что он уедет до тех пор, пока ты в Уилтшире. Неужели ты ничего не видишь, кроме своих холстов?
 – О чем ты говоришь?
 Энн вздохнула и вернулась к двери.
 – Ни о чем, по-видимому. Но я хочу, чтобы ты знала, поскольку Закери, возможно, решит все это обсудить с тобой. Ведь он так любит с тобой разговаривать.
 – Я думала, что у тебя на него планы.
 – Он очень приятный человек. Так что, может, есть, а может, и нет. Но не все ли тебе равно? Ведь ты уедешь в Вену?
 – Я не… то есть… О, уйди, Энн.
 Когда Энн ушла, Кэролайн еще немного посидела в библиотеке. Это была бы катастрофа, думала она. Всем было известно, что член семьи Гриффинов никогда не женился бы на девушке из семьи бедного сельского дворянина, если только он не был бы замешан в каком-либо скандале.
 Что касается остального, мысль о том, что Закери построит семью с Джоанной, ляжет в постель с Джоанной, будет обнимать и целовать Джоанну… или Энн, поскольку он, несомненно, благодарен Энн, была невыносима. Она отказывалась даже думать об этом. Ей нет дела до того, что будет, когда она уедет. Но пока она здесь и не хочет, чтобы он прикасался к кому-нибудь, кроме нее.




 Глава 21


 Кэролайн нашла Закери в мастерской.
 – Вы в порядке? – спросила она.
 – Да. Джоанна упала в об…
 – Энн мне все рассказала. Мне очень жаль.
 – Вашей вины нет. Я рассказал ей, каким образом можно поймать в свои сети мужчину, но не учил ни падать в обморок, ни целоваться и, уж конечно, не учил подлости.
 – И она чуть было не поймала в сети вас.
 – Да, она была близка к этому. Я очень обязан Энн. Как раз этого она и боялась.
 – У Энн, может быть, свой план, – сказала она, убеждая себя, что очень неохотно сообщает эту информацию. Совесть она успокоит потом.
 – Так вот в чем дело. Я больше ни с кем не буду гулять, кроме вас.
 – Почему я оказалась исключением?
 – Потому что вы не хотите выходить замуж. – Он подошел к ней ближе. – Или хотите, Кэролайн? Вы уверены, что никогда не выйдете замуж даже при самых что ни на есть идеальных обстоятельствах?
 У нее вдруг перехватило дыхание. «Прекрати», – приказала она себе.
 – Я надеюсь, что никто, кого я считаю другом, никогда не задаст мне этот вопрос, – ее голос чуть-чуть дрожал, – потому что мой друг будет знать, чего я хочу в этой жизни и что замужество мне помешает.
 – Я хочу заняться разведением скота. Это не означает, что в моей жизни не может появиться что-то еще. Счастье может принести не только что-то одно.
 – Это вы так считаете. Но вы мужчина, вы – лорд, вы – Гриффин. А я мисс Уитфелд из Уилтшира, праправнучка виконта. И я с ужасом думаю о жизни, в которой то, чем я хочу заниматься, будет считаться хобби, говоря о котором будут глупо ухмыляться и на которое будут смотреть свысока. Или, еще того хуже, будут препятствовать и вообще запретят из боязни, что это повредит репутации мужа и его семьи.
 – Но, Кэролайн…
 Она прикрыла его рот ладонью, чтобы он замолчал, а потом, убрав руку, прильнула к нему губами. Поцелуй был долгим и страстным.
 – Не спрашивайте меня, Закери. Пожалуйста. Он оттолкнул ее и подошел к окну.
 – Хорошо. Я не буду спрашивать. Спрошу только, что вы намерены делать, если месье Танберг вам откажет?
 – Не откажет.
 – А если? Вы предпочтете стать гувернанткой у Ид-сов или выйдете замуж за того, кто не будет возражать против ваших занятий живописью?
 – Снова хобби? – отрезала она, больше потрясенная мыслью, что ее не примет Танберг, чем – пусть завуалированным – предложением выйти замуж. – Если бы я стала гувернанткой, я по крайней мере могла бы продолжать рассылать заявления о приеме в различные студии. А как только я выйду замуж, надежды больше не будет.
 – Господи! – прорычал он. – Вы помогли мне найти себя в этой жизни, но я думаю, что сами вы не понимаете, что такое на самом деле жизнь.
 – Понимаю. И я постараюсь, чтобы моя жизнь состоялась.
 – Вы ошибаетесь.
 – Нет, это вы ош…
 – Черт побери, – прервал он, остановившись и выглянув в окно.
 – Что случилось? – испугалась она.
 – Посмотрите.
 Она подошла к окну, и он показал пальцем. У подъезда стояла большая черная карета с красным гербом на дверцах. Одним из символов на щите был грифон. Следом за большой каретой подъехала еще одна, поменьше.
 – Ваша семья?
 – По крайней мере один из семьи. И с багажом. Его семья?
 – Это… герцог?
 – Пока не знаю. Но поскольку я просил одобрить мой проект только Мельбурна, думаю, что его появление или появление Шарлеманя в Уилтшире в разгар сезона не предвещает ничего хорошего.
 Она спустилась вслед за Закери вниз. Из гостиной доносились восторженные возгласы ее матери, и оба поспешили туда.
 – О! Не беспокойтесь, вы нисколько не помешаете! – восклицала Салли Уитфелд, нервно хихикая. – Глэдис моя лучшая подруга, а лорд Закери – воплощение джентльмена.
 Может, и не совсем джентльмен, подумала Кэролайн, но с ним было неплохо. Но все это надо прекратить.
 – Мама? – Кэролайн остановилась на пороге.
 Не один, а два хорошо одетых джентльмена встали при звуке ее голоса. Миссис Уитфелд тоже поднялась, а Закери остановился за спиной Кэролайн достаточно близко, чтобы она могла ощутить его присутствие.
 – Каро, дорогая! Посмотри! К нам с визитом приехали герцог Мельбурн и его брат лорд Шарлеманъ. Подумать только, они проделали весь этот длинный путь до Уилтшира!
 Они приехали, чтобы повидаться со своим братом и тетей, хотела сказать Кэролайн, но не стала поправлять мать, а воспользовалась моментом, чтобы разглядеть приехавших мужчин. Сходство с Закери было несомненным – те же темные волосы, проницательные серые глаза, стройное, атлетическое телосложение. Старший из братьев довольно пристально на нее посмотрел, и она, спохватившись, сделала реверанс.
 – Ваша светлость, милорд.
 – Мисс Уитфелд. Значит, это вы художница.
 – Да, ваша светлость.
 – Что вы, черт возьми, здесь делаете? – вмешался Закери.
 – Здравствуй, Зак. – Шарлемань обнял младшего брата.
 Закери вырвался и посмотрел на Мельбурна:
 – Так что?
 – Ты прислал мне письмо, – спокойно ответил герцог. – Я приехал посмотреть, о чем ты написал.
 – Ты проделал весь этот путь до Уилтшира, чтобы взглянуть на корову. – Это было утверждение, а не вопрос.
 – Ты пробыл здесь дольше, чем мы ожидали. – Герцог оглядел хихикающую стайку сестер Кэролайн. – Почему бы тебе не показать нам эту Димидиус, о которой я столько прочитал?
 – Да, – выступил вперед Шарлемань. – А кое-кто обещал показать мне свое вышивание.
 Закери и герцог ушли, а Кэролайн осталась и с ужасом наблюдала за тем, как ее сестры окружили Шарлеманя. Уроки, преподанные им Закери относительно того, как надо подступиться к мужчине, чтобы расположить его к себе, очевидно, не относились к членам семьи Гриффин. Даже Джоанна, очевидно, забыв про обморок, примчалась из своей комнаты.
 Кэролайн не станет привлекать внимание братьев показом своих картин. Сейчас ей нужно мнение лишь месье Танберга. А пока можно начать собираться, а не думать о том, что сказал Закери и почему он может захотеть на ней жениться.
 – Тетя Тремейн, кажется, чувствует себя намного лучше, – заметил Мельбурн, пока они шли по направлению к пастбищу.
 – Да, – согласился Закери. Он ломал себе голову над тем, что привело в Уилтшир его братьев и заставило их совершить столь длительное путешествие. Раз они оба на это пошли – в самый разгар светского и делового сезона – причина, видимо, была серьезной. Раньше он умел разгадывать намерения своего довольно загадочного старшего брата, но сейчас ему было не до этого. Сейчас он пытался склонить к замужеству невероятно упрямую женщину, увернуться от падающих в обморок девиц и запустить самую сложную программу разведения племенного скота. И все это одновременно. Вряд ли Себастьян мог выбрать для своего приезда более неподходящий момент. – Я думаю, что ее подагра вообще была не очень серьезной.
 – Мы опять возвращаемся к тому же самому? Я придумываю поводы, чтобы убрать тебя из Лондона?
 Закери пожал плечами.
 – Да нет. Как поживает Пип?
 – Рассердилась на нас зато, что мы оставили ее в Лондоне с миссис Бичем. Но она передает тебе привет и хотела бы познакомиться с твоей коровой.
 – Димидиус не моя корова. Она принадлежит Уитфелду.
 – Тогда в чем выгода для меня? Ты не объяснил детали.
 Закери рассказал о программе, включая все относящиеся к ней детали: размер стада, графики спаривания и оценочную стоимость на первый год. У него создалось впечатление, что Себастьян слушал его вполуха, однако, зная своего брата, он мог предположить, что герцог уже опросил Идса, Уитфелда и половину фермеров, задействованных в проекте, еще до того, как приехал к нему.
 Они подошли к пастбищу, и Закери показал ему Димидиус и теленка. Мельбурн долго молча смотрел на животных.
 – Мой бизнес – это торговля и отправка грузов, – наконец сказал он.
 – Да, я знаю. Ты занимаешься всем тем, что у меня вызывает головную боль.
 – Но эти дела приносят деньги семье.
 – Означает ли это, что мое дело тебя не заинтересовало?
 – Пока не заинтересовало. Мне нужно больше информации.
 Закери стиснул зубы.
 – Что, если я скажу, что это дело удержит меня от поступления в армию?
 – Я уже отвадил тебя от армии. Перескакивать от одной затеи к другой – это не решение, Зак. Что мне хотелось бы знать, как это ты вдруг решил заняться коровами?
 Закери предполагал, что никто в его семье не поверит, что этот проект отличается от многочисленных других, которые он начинал и бросал.
 – Если тебе необходимо получить больше информации, прочти мои записи. Я еще не закончил своего исследования. Мне помогают и сам Уитфелд, и мисс Уитфелд. К тому же существует много факторов, о которых мне станет известно только через год, но я намерен довести дело до конца.
 – А ты уже закончил позировать для портрета?
 – Ты прекрасно знаешь, что закончил. Я попросил Шея помочь мне отправить портрет в Вену.
 – Ты хочешь сказать – помочь ей.
 Закери нахмурился. Это начало походить на допрос.
 – Я просил его об одолжении. А тебе лучше решить, за что ты собираешься на меня сердиться или в чем я тебя разочаровал, и тогда мы можем на этом сосредоточиться.
 – Мы с тобой не разговаривали целый месяц. Я наверстываю упущенное.
 – Хорошо. У меня много работы и хотелось бы, чтобы ты перешел к делу.
 – Почему ты сердишься?
 – Я сержусь потому, что вы оба приехали, не удосужившись предупредить меня, и потому, что вы заранее решили отвергнуть то, что я предлагаю – не важно, что именно, – даже не ознакомившись с моим планом.
 – Я уже видел твои планы. Сотни раз. К какому выводу, по-твоему, я должен был прийти?
 – Люди меняются, Мельбурн. Почему бы тебе не оглянуться вокруг, прежде чем ты начнешь свои чертовы нравоучения? – Стиснув кулаки, Закери отвернулся. Он не помнил, чтобы когда-либо так сердился на Себастьяна, хотя такие стычки происходили между ними много раз. Возможно, потому, что сейчас он был уверен в своих аргументах. – Между прочим, я лишь спросил, хочешь ли ты принять участие. Программа будет продолжаться – с вами или без вас, ваша светлость.
 – Закери…
 – Проваливай, Себастьян. Ты больше не приглашен участвовать.
 Молва по графству Уилтшир, видимо, распространяется со скоростью ветра, решил Мельбурн. Потому что не прошло и двух часов с того момента, как они с братом приехали, как к Уитфелдам явились еще девять визитеров из Троубриджа и окрестных поместий.
 Сын бакалейщика, некто Уильяме, сидел за столом в утренней комнате и бросал томные взгляды на одну из сестер. Салли Уитфелд что-то нашептывала на ухо Себастьяну. Напротив них сидели еще две ее дочери – похоже, что близнецы, – которые перешептывались, хихикали и строили глазки ему и Шарлеманю.
 Шарлемань взял со стола чашку чая.
 – Что мы здесь делаем, Мельбурн? – пробурчал он. – И где, черт возьми, Закери?
 Учитывая прием, оказанный ему Закери, Себастьян затруднялся ответить на оба эти вопроса. Но был уверен, что происходило что-то не связанное с разведением скота. Семь девиц Уитфелд совершенно очевидно имели виды на каждого холостого мужчину в графстве, так что он не уедет, пока не убедится, что Закери не грозит опасность.
 – Разбираемся в происходящем, – тихо ответил Себастьян. – А Закери где-то здесь. – Мельбурн не хотел признаваться, что понятия не имеет, куда подевался его младший брат.
 Самым надежным источником информации могла бы быть тетя Тремейн, но Мельбурну не удалось остаться с ней наедине хотя бы на минуту и вряд ли удастся до вечера. Что ж, терпения ему не занимать.
 А пока миссис Уитфелд наверняка не будет возражать, если он попросит разрешения поговорить с одной из ее дочерей. Сделав Шарлеманю знак оставаться на месте, он встал.
 – Где я могу найти мисс Уитфелд? Мне было бы интересно посмотреть на ее картины.
 – Возможно, она в своей мастерской, – ответила миссис Уитфелд. – Но зачем вам говорить с ней? Она уезжает в Вену через несколько дней и не хочет выходить замуж. Вам лучше поболтать с Джоанной. Она очень приятная девушка и сегодня утром упала в обморок. Ваш брат ее спас.
 – Неужели? – Мельбурн посмотрел на Джоанну. Девица выглядела вполне здоровой. – Я не стану утомлять столь хрупкое создание. Кто-нибудь покажет мне, где мастерская?
 – Я покажу, ваша светлость, – встала другая сестра.
 – А вас как зовут? – спросил Мельбурн, следуя за ней.
 – Энн. Я не пишу картин и не падаю в обморок. Его мнение о девушке немного изменилось в лучшую сторону.
 – Я тоже.
 – А скот разводите?
 – У меня есть стада в нескольких поместьях.
 – Могу поспорить, что ни одна из ваших коров не дает столько молока, сколько Димидиус.
 Себастьян стиснул зубы. Он выслушает мнение Закери, но не намерен слушать какую-то девчушку.
 – Я не желаю обсуждать коров, – сказал он твердо, но достаточно вежливо.
 – Значит, вы приехали в Уилтшир по другой причине, – тут же откликнулась она.
 Очевидно, не все девицы Уитфелд такие тупые, как он думал. Интересно.
 – Это была серьезная причина. – Обычно люди не спрашивали о мотивах его поступков. Особенно девочки, которые в два раза моложе его.
 – Вообще-то в нашем графстве больше разводят овец, – ничуть не смутившись его тоном, продолжала Энн.
 – Да, я знаю.
 – А еще у нас делают кирпич, а Троубридж известен своим текстилем.
 – Я слышал об этом. – Он начинал думать, что она нарочно его поддразнивает. Последующее развитие сценария могло быть разным. Она либо сумасшедшая – что маловероятно, – либо недовольна его присутствием. Второе было более вероятно, особенно если Уитфелды решили женить Закери на одной из своих дочерей. Правда, логика не всегда себя оправдывала и Себастьян предпочитал знать наверняка, прежде чем действовать. – Если ваше графство знаменито овцами, кирпичом и текстилем, почему ваш отец решил разводить коров?
 – Значит, вы все же хотите обсуждать коров? Себастьян сделал глубокий вдох.
 – Да, хочу.
 – Очень хорошо. На самом деле отец не думал разводить коров. У него была своя теория о скрещивании пород, но именно Закери понял, какой важной в этом деле может стать Димидиус. Он убедил нескольких местных фермеров и землевладельцев отдать часть своей земли для увеличения племенного стада.
 Значит, Уитфелды действительно полюбили Зака. Впрочем, Мельбурна это не удивило. Все считали его младшего брата добродушным и обаятельным.
 – Могу поспорить, вам нравится, что Закери и тетя Тремейн гостят у вас.
 – Да. Если бы Закери не согласился позировать Каро для портрета, ей пришлось бы просить лорда и леди Иде.
 Но они любят рядиться в костюмы средневековых героев, а студия вряд ли приняла бы такие портреты.
 – Вот как.
 Они остановились перед входом в студию, и Энн постучала.
 – Каро? Герцог Мельбурн хочет посмотреть твои картины.
 Дверь открылась, и стройная девушка с каштановыми волосами отступила, пропуская их в мастерскую.
 Пол в мастерской был дубовый, половину одной стены занимал эркер с широким низким подоконником. Дальняя сторона была занята полками с книгами и кипами альбомов для рисования. Правая стена была почти не видна, так как была сплошь увешана картинами.
 Он подошел ближе и стал рассматривать семейные портреты, пейзажи, изображения собак, кошек и цыплят, портреты незнакомых ему людей, по-видимому соседей. Мисс Уитфелд остановилась у него за спиной, и он ждал, что она начнет извиняться за не до конца прописанные картины или за странные для живописи объекты.
 Но она молчала, и он спросил:
 – Это все ваши работы?
 – Нет, не все. Некоторые висят в коридоре за гостиной, а большинство семейных портретов соседи забрали к себе домой.
 – А здесь картины, которыми вы меньше всего гордитесь?
 – Картины, которыми я меньше всего горжусь, я сожгла. Мой отец хотел, чтобы наши портреты – я имею в виду нас, сестер, – висели в коридоре, и отобрал еще несколько своих любимых картин.
 Никакого хныканья, никакого вежливого подчеркивания своего таланта – того, что он ожидал бы услышать от большинства женщин, с которыми был знаком. Многие признанные художники его поколения искали знакомства с ним и неизменно просили либо о покровительстве, либо уговаривали позировать им. Отдавая дань артистическому сообществу, он, таким образом, собрал небольшую коллекцию картин лучших английских художников.
 – У вас талант, – сказал он, двигаясь вдоль стены.
 – Спасибо.
 Не обращая внимания на стоявшую в дверях Энн, он сказал:
 – Боюсь, я не большой любитель картин с изображениями животных.
 Она смело встретилась с ним глазами.
 – Я писала их не для вас, ваша светлость. Хотите еще что-нибудь посмотреть?
 – Я слышал, что вы через несколько дней уезжаете в Вену.
 – Я подала заявление в одну из студий.
 – А ваши родители не против вашего переезда на континент?
 – Вам придется спросить об этом у них.
 – Но вы твердо намерены стать портретистом в Вене, независимо от препятствий, которые могут встретиться вам на пути?
 Она ответила не сразу, но слегка покраснела. Для Себастьяна это был сигнал, тревожный звонок, но он ждал, что она ответит. С коровами, портретами, армией – со всем этим он может справиться. Он должен защитить Закери. Несмотря на внешний лоск, у него было ранимое сердце. Что-то случилось здесь, в Уилтшире. Нечто, чего не было в многочисленных связях и коротких романах у прежнего Закери.
 – Мои сестры, отец и даже мать скажут вам, ваша светлость, что моя единственная цель в жизни – стать успешным портретистом. И с этого пути меня не собьют никакие препятствия или предложения.
 – И какие…
 – Мельбурн. – В дверях с раздраженным видом стоял Закери. – По-моему, хватит.
 – Я интересуюсь планами мисс Уитфедд. Ты здесь был дольше, чем я, так что я просто наверстываю упущенное.
 – Ты похож на испанского инквизитора, – сказал Закери и обратился к Кэролайн: – Я еду в Троубридж, чтобы одолжить у Андертона ту новую книгу и заказать еще одну поставку кормового зерна. Хотите поехать со мной?
 – Конечно. Мне надо кое-что купить в Троубридже для Вены.
 Она сделала книксен и вышла из мастерской. Бросив на брата суровый взгляд, Закери последовал за ней. Хм… Интересно.
 – Не хотите ли посетить еще какие-нибудь места, ваша светлость? – спросила Энн, про которую он совершенно забыл. – Вас могут заинтересовать некоторые изобретения моего отца. Закери помог ему сконструировать приспособление для сбора яиц.
 – С удовольствием. – Ему начало казаться, что все это очень любопытно. Во всяком случае, он понял, что намерения Закери были гораздо прозрачнее, чем планы мисс Уитфедд. – Ведите меня.
 Шею удалось вырвать у Закери приглашение поехать с ним и Кэролайн в Троубридж, что означало, что все остальные обитатели дома должны были к ним присоединиться. Дамы сели в большую карету, а Закери на Саграморе и Шарлемань на взятой в конюшне кобыле поехали сзади.
 – Что за кислая у тебя физиономия, Зак?
 – А ты как думаешь?
 – Это не я придумал. Мельбурн велел собираться. Пришлось отказаться от очень выгодного предложения купить акции фарфоровой фабрики. И если ты думаешь, что я останусь еще на секунду в этом сумасшедшем доме, ты ошибаешься.
 – И поэтому ты позволил этой толпе увлечь тебя за собой.
 – Отсюда по крайней мере больше шансов сбежать.
 – Хотелось бы, чтобы ты сбежал в Лондон. Спорю, ты даже не привез мне сигар.
 Шарлемань внимательно посмотрел на брата.
 – Ты не можешь винить Мельбурна зато, что он озабочен, Зак. За какой-то месяц ты переметнулся с армии на коров. Это слишком даже для тебя.
 – Все не так, как ты думаешь. – Закери постарался сохранять спокойствие. Если он начнет кричать на Шея, ничего хорошего не будет. Ведь он сказал, что это была идея Мельбурна – поехать в Уилтшир. И судя по тому, с каким пристрастием он допрашивал Кэролайн, Себастьян, похоже, заподозрил, что Закери решил заняться весьма сомнительным делом только ради того, чтобы завоевать расположение женщины. На этот раз брат не мог понять, что происходит.
 – Тогда объясни, Зак. Со мной нет цыганки, которая бы угадала твою судьбу.
 Закери бросил взгляд на карету и встретился с глазами Кэролайн, которая тоже на него смотрела. Осталось всего три дня до того, как придет известие из Вены и она уедет. Всего три дня, а тут приехали братья и осложнили еще больше то, что и так было запутано. Не говоря уже о том, что он не сможет устроить еще одно тайное свидание с Кэролайн.
 – Я много думал, – тихо сказал он. – Об армии, например. Думал о том, почему я решил идти в армию, и понял, чего я хочу от жизни.
 – И это тебе дадут коровы?
 – Я могу это получить, составив план, и, следуя ему, увидеть, что он поможет развитию не только Уилтшира, но, возможно, и всей Англии.
 – Стало быть, теперь ты филантроп.
 – Если ты собираешься все обратить в шутку, я ничего тебе не буду рассказывать. Ты не тот, Шей, кто мне нужен, чтобы меня убеждать.
 – Подумать только, – нахмурился Шей, – я мог бы сейчас быть занят покупкой столовой посуды.
 Закери фыркнул.
 – И ты считаешь мои планы идиотскими? Если не удастся увеличить надои молока, у меня еще останется мясо.
 – Я не думаю, что Себастьян против твоего проекта. Он просто хочет узнать о нем побольше.
 – И о том, не брошу ли я его на полпути. Не брошу. Я дойду до конца. И не могу сказать, что меня очень беспокоит, одобрит ли он то, что я делаю, или нет. – Как им объяснить так, чтобы они не подумали, что он сумасшедший? Как рассказать своим циничным братьям, что он никогда не чувствовал такого энтузиазма, и если бы удалось уговорить Кэролайн остаться, он считал бы, что нашел свой идеал.
 – Я ему это передам. Но у меня есть вопрос.
 – Какой?
 – Ты здесь четыре недели. – Шей понизил голос. – Которую из девиц Уитфелд ты обрабатываешь? Мне бы не хотелось наступить на любимую мозоль.
 Такое предположение могло принадлежать Себастьяну, но Закери решил, что для герцога это был слишком прямой вопрос.
 – Познакомься с ними поближе, и тогда, возможно, решишь, что не следует меня оскорблять. – Закери мысленно похвалил себя за то, что ему удалось избежать прямого ответа. – Родителям с ограниченными финансовыми возможностями удалось вырастить семь очаровательных девушек, и я уважаю их за это. Наверное, им часто приходилось нелегко.
 – Считай, что ты меня отчитал. Полагаю, однако, что тетя Тремейн не позволила бы, чтобы тебе сошло с рук что-либо неприличное, братец.
 Пусть думает что хочет. Он не признается Шарлеманю, насколько важной для него стала Кэролайн. Он ее отпускает, и это лучшее, что он может для нее сделать.




 Глава 22


 – Но мистер Уитфелд!
 – Как бы высоко, по вашему мнению, миссис Уитфелд, ни поднялся престиж нашей семьи среди соседей, мы не можем позволить себе еще один раут только потому, что к нам приехал герцог – между прочим, без приглашения.
 Кэролайн вошла было в кабинет отца, но тут же повернулась, чтобы уйти. Меньше всего ей хотелось присутствовать при ссоре родителей. Особенно сейчас, когда она в ссоре с самой собой. «Только бы они меня не заметили», – взмолилась она, собираясь тихо прикрыть дверь.
 – Кэролайн!
 – Проклятие, – процедила она сквозь зубы, снова открывая дверь. – Да, папа?
 – Твоя мать считает, что мы должны дать прием в честь приезда герцога Мельбурна. Твое мнение?
 – Я не думаю, что герцог и лорд Шарлемань намерены оставаться в Уилтшире достаточное время, чтобы присутствовать на приеме. Им вряд ли удобно в комнатах Грейс и Вайолет. А Энн и Сьюзен не очень-то довольны, что Грейс и Вайолет их потеснили.
 – Но если мы устроим вечер, им придется остаться! – Миссис Уитфелд комкала в руках платок и вряд ли слушала, что говорит дочь. – Еще ни у кого не было в гос­тях трех таких джентльменов одновременно. Отец смотрел только на Кэролайн.
 – А на сколько, как ты думаешь, они останутся здесь?
 – Герцог приехал лишь для того, чтобы узнать про планы Закери и убедиться, что его не принуждают ос­таться в Уилтшире.
 – Принуждают? Как это?
 Объяснить это будет труднее всего. У Кэролайн не было опыта общения с всесильными главами могуще­ственных семей, но она знала точно, что герцог Мель­бурн подозревает, будто она является причиной интере­са Закери к разведению скота вообще и в Уилтшире в ча­стности. И надо отдать ему должное, он был не так уж и не прав.
 – У тебя семь привлекательных дочерей, папа, – улыбнулась Кэролайн, хотя ей было не до смеха.
 – Ну и что? – вмешалась миссис Уитфелд. – У тебя и твоих сестер был месяц, чтобы заставить лорда Закери влюбиться в одну из вас, и что мы слышим? Ему более интересны коровы!
 – Мама, эта программа может оказаться очень вы­годной и полезной для нашей семьи. А ее успех повысит наш престиж в Уилтшире.
 – Престиж? Среди кого? Среди фермеров?
 – Не старайся, Каро, – сказал отец, открывая гросс­бух. – Я уже много дней пытаюсь объяснить это твоей матери. Ей нужен зять, а не толстый кошелек.
 – Нет, я хочу и то и другое! – Фыркнув, миссис Уит­фелд вышла из кабинета.
 – Мне жаль, что ты стала свидетелем нашего разго­вора с твоей матерью. Что я могу для тебя сделать? Я от­ложил двадцать фунтов на непредвиденные дорожные расходы, или, может быть, ты захочешь купить новое пла­тье, чтобы произвести впечатление на твоего нового пат­рона.
 – Мы еще не получили письма, папа. Спасибо за деньги, но я не вправе просить…
 – Тебе не надо просить.
 Слезы подступили к глазам Кэролайн. Она знала, как важны могут быть для семьи даже двадцать фунтов.
 – Папа, – решилась она, – я знаю, почему приехал Мельбурн.
 – Разве не для того, чтобы посмотреть на Димидиус?
 – Я думаю, что из-за меня. Мистер Уитфелд закрыл гроссбух.
 – Тебе известно, что годовой доход Мельбурна составляет более ста тысяч фунтов?
 – Нет, я не знала. Но что…
 – Какими бы полезными ни оказались Димидиус и все новое стадо для нас и для многих аристократических семей Англии, инвестиции в размере нескольких тысяч фунтов вряд ли его взволновали.
 – Я не понимаю…
 – Возможно, я в последнее время был слишком занят своими делами, но я не слепой, моя дорогая. Я знаю, что его светлость здесь вовсе не из-за коров. Расскажи мне все, что хочешь. Обещаю выслушать тебя и рассуждать здраво.
 Она попыталась вспомнить свой разговор с Закери с точки зрения логики: он предложил ей альтернативу того пути, который она для себя выбрала, и она отказалась. Но логике не поддавалось чувство боли в груди при мысли, что она никогда его больше не увидит.
 – Закери попросил… не совсем попросил, а предложил… – ее голос сорвался, – он дал понять, что он вроде бы не прочь на мне жениться.
 На какой-то момент ей показалось, что в доме вдруг наступила такая тишина, что она могла бы поклясться, что слышит, как тикают старинные часы в библиотеке.
 – Боже милостивый, – побледнев, наконец сказал отец и откашлялся. – И что же ты ему ответила?
 ? Даже крошечная часть от ста тысяч фунтов сделала бы жизнь в Уилтшире намного легче. Она снова прибегла к логике, на которую возлагала такие надежды все утро.
 – Я сказала ему, что хочу стать портретистом, а если выйду замуж, то не смогу этим заниматься. И я ему отказала.
 Помолчав, отец кивнул.
 – И я полагаю, он это принял?
 – Да. Но я хочу, чтобы ты знал, что… его светлость что-то подозревает и хочет удостовериться, что ни один из драгоценных Гриффинов не собирается жениться на девушке с более низким положением в обществе.
 – Кэролайн, ты лучше самого высокородного аристократа в Англии, но я не хочу, чтобы ты была несчастна даже в самом выгодном браке.
 В этом-то и было дело. Она не просто раздумывает а своем будущем, если выйдет замуж за Гриффина. Появление у них в доме Мельбурна лишь подтверждает ее опасения. Он не позволит войти в их семью женщине-художнице, которая станет настаивать на том, чтобы иметь свою студию, клиентов и собственный доход. А она не собирается отказываться от своей цели.
 Проблема была, однако, в том, что ее мечтания все больше расходились с тем, что происходило не во сне, а наяву. А мысль о том, что Закери женится на ком-либо еще – а не на ней, – была невыносимой.
 – Ты сердишься, папа?
 – У тебя есть цель, Кэролайн. Ни за что на свете я не хотел бы, чтобы ты от нее отказалась. – Он наклонился через письменный стол и сжал ее руки. – Но я хочу, чтобы ты была уверена. Брак с Закери мог бы открыть перед тобой многие двери.
 – Но он закроет одну важную дверь, не так ли? – Она так хотела, чтобы отец с ней согласился – или не согласился. Она и сама не знала.
 Он улыбнулся:
 – Двери – это такая непредсказуемая штука, моя дорогая: никогда точно не знаешь, что за ними, пока их не откроешь.
 – Я боялась, что ты скажешь именно это. – Она встала.
 – Проблема выбора всегда трудна. Я не могу советовать тебе, что выбрать. Постарайся сама понять, какой путь сделает тебя счастливей, и иди по нему.
 – Спасибо, папа. Ты дал мне пищу для размышлений.
 Пробормотав еще что-то, Кэролайн вышла из кабинета. Она чувствовала, что ей необходима долгая, долгая прогулка. Она шла по коридору и вдруг увидела Закери, который стоял у окна утренней комнаты. Она остановилась, не зная, сможет ли вынести еще один разговор с ним. Насколько было бы легче, если бы он ей не нравился, если бы она им не восхищалась и так ему не доверяла. Но может быть, у него есть ответ? Ведь никто другой до него не заставлял ее задавать себе такие вопросы.
 – У вас задумчивый вид, – процитировала она фразу из его наставления сестрам, как заинтересовать мужчину, надеясь при этом, что он не слышит, как гулко бьется ее сердце. – Вас что-то беспокоит? Хотелось бы знать, что именно. Или принести вам кусок яблочного пирога?
 – Очень смешно. Идите сюда и посмотрите.
 Она подошла к окну. На минуту ее захлестнула волна тепла от того, что он так близко, что можно к нему прикоснуться, прильнуть, раствориться в нем. Спокойно, Каро. Надо найти логическое решение дилеммы. Но тут она увидела свою сестру Сьюзен, прислонившуюся к стволу дуба, и Мартина Уильямса, который что-то говорил ей весьма настойчиво.
 – Они ругаются?
 – Нет, видите, Сьюзен улыбается. Думаю, что он объясняется ей в любви.
 – Вы хотите сказать – делает ей предложение? Закери посмотрел на Кэролайн, а потом снова на сцену в саду.
 – Такое иногда случается в мире, моя дорогая. На самом деле, насколько мне приходилось наблюдать, мужчины и женщины очень часто женятся.
 – Закери…
 – Одна из шести сестер – это не слишком много, но еще рано подводить итоги. Я очень надеюсь, что в ближайшие несколько недель по крайней мере двум из ваших сестер будут сделаны предложения о замужестве. Кэролайн не знала, кивнуть ли ей, бежать или закричать. Но в данный момент Закери явно ей не симпатизировал. Ведь его отвергли. И несмотря на это, он не столько на нее сердился, сколько был разочарован. Конечно, если бы они поженились, она не смогла бы поехать в Вену, тем более что его новое дело задержало бы  его в Англии, но ни то ни другое не заставило бы ее прекратить заниматься живописью, даже если бы она надела обручальное кольцо.
 – Надеюсь, вы окажетесь правы, – только и ответила она, все еще глядя в окно.
 Он вдруг подумал, что ему хочется написать ее портрет. Он запечатлел бы ее такой, как сейчас, – тихой, задумчивой, смотрящей в окно. Будет ли она счастлива, добившись своей цели? Благодаря ей он нашел свою, но без нее эта цель будет неполной.
 – Я люблю вас, – тихо сказал он.
 Она посмотрела на него. В ее глазах стояли слезы. Но потом она молча повернулась и ушла. Он еще долго стоял у окна, недоумевая, почему его сердце все еще бьется, если в груди такая пустота. Ему и раньше отказывали девушки, но главным образом потому, что находился кто-то, кто хотел на них жениться, тогда как он искал лишь развлечений. Но еще никогда его не оставляли ради красок и холстов.
 – Неплохо получилось, – пробормотал он и подошел к подносу с виски. Самое время выпить.
 – Доброе утро, мисс Уитфелд.
 Кэролайн нагнулась вниз через перила – она как раз собиралась спуститься по лестнице – и была рада, увидев, что это не Закери.
 – Лорд Шарлемань.
 – Закери сказал мне, что в ваших краях замечательная рыбалка.
 Кэролайн кивнула.
 – Река Уайли всего в нескольких милях отсюда. О ней даже написал Айзек Уолтон в своем трактате о рыбной ловле. У нас вообще в каждой реке или ручье полно рыбы.
 – Звучит заманчиво. Вы не видели кого-нибудь из моих братьев?
 – Его светлость, по-моему, в библиотеке, а лорда Закери я сегодня не видела.
 Она вообще его почти не видела в последние три дня, но не винила его в этом, потому что сама избегала встреч. Три слова, сказанные им, когда они были наедине, лишили ее сна и повергли сначала в состояние эйфории, а потом – глубокого отчаяния. Ах, если бы он был бедным художником без гроша в кармане, как она. Если бы он жил в Вене. Если бы он не был Гриффином.
 Парадная дверь распахнулась и чуть было не сбила с ног Шарлеманя.
 – Каро! – В холл с криками вбежала Энн.
 – Ради Бога, что случилось? – Кэролайн сбежала вниз по лестнице, а средний из Гриффинов с опаской отошел в сторону.
 – Пришло! Пришло!
 – Что пришло?
 В холл с коробкой в руках вошел отец.
 – Это пришло из Вены, – сияя, сказал отец.
 Боже мой, Боже мой, Боже мой! Ее руки так дрожали, что она стиснула кулаки. Что это за коробка? Портрет? В этом был какой-то смысл. Они возвращают оригиналы, которые она посылала с заявлением о приеме в студию. Они же не галерея. Вообще-то ей хотелось бы иметь в Вене портрет Закери. Если не его самого, так хотя бы его изображение. Он ведь не заплатил за него и…
 – Пойдем в утреннюю гостиную? – предложил отец. Кэролайн тряхнула головой. Господи, настал самый важный момент в ее жизни, а она думает о ком-то другом.
 – Да-да. Надо позвать маму.
 – Я позову, – вызвалась Энн и побежала наверх. Кэролайн шла за отцом словно в тумане. Она ждала ответа с тех пор, как отослала портрет, но то, что он пришел раньше на один день, не должно было так на нее подействовать. Надо взять себя в руки и не расплакаться, когда отец будет читать письмо месье Танберга.
 Она села, а отец положил ей на колени коробку и поцеловал в лоб, прежде чем сел рядом. Не важно, что не все разделяли ее мечту. Она чувствовала, что вся семья должна присутствовать, когда она откроет коробку. Пока все собирались, Кэролайн немного пришла в себя.
 Правда, приход Закери снова заставил ее волноваться. Следом за ним появился Шарлемань, а за ним – герцог Мельбурн.
 – Боже милостивый, – прощебетала миссис Уит-фелд, вплывая в комнату, словно знатная дама в бальный зал. – Я просто вся дрожу от нетерпения. Каро, открывай же!
 – Хорошо. – Кэролайн глубоко вдохнула и выдохнула.
 И открыла коробку. В ней под слоем мягкой ткани лежал портрет Закери, а поверх него – конверт с письмом. Она достала из коробки портрет и поставила его возле себя на пол, прислонив к стулу. Мельбурн и Шарлемань обменялись взглядами, и старший брат сказал что-то среднему. Было похоже, что это был комплимент, но она слишком нервничала, чтобы задержать на этом свое внимание.
 Сломав восковую печать, она достала письмо.
 – Читай вслух, Каро, – попросила Энн. Кэролайн откашлялась.
 – «Дорогая мисс Уитфелд. Когда вы прислали свое заявление о приеме вас в студию, у нас сложилось впечатление, что вы мужчина. В традициях нашей студии не принимать женщин. – Она запнулась, но заставила себя читать дальше, хотя сердце ее оборвалось. – Ваш стиль прозрачен и исключительно привлекателен, но, будучи женщиной, вы идеализировали предмет вашей картины, что недопустимо. Возвращаем вам эту работу. По нашему мнению, вы обладаете несомненным талантом и мы предлагаем вам найти место учительницы рисования, поскольку это больше подходит женщине. С уважением Рауль Танберг. Студия Танберга, Вена».
 Итак, все кончено. Никаких фанфар, никакой драмы, никакой надежды на то, что ее когда-нибудь где-нибудь примут. Единственная студия, где попросили прислать портрет, не принимает женщин. Правда в том, что после того, как ей отказали в двадцати семи местах, она подписала заявление «М. Уитфелд». Возможно, она сделала это подсознательно, полагая, что работа произведет такое большое впечатление, что ее пол не будет иметь значения. Оказалось, что имеет.
 – О, мистер Уитфелд! – воскликнула ее мать и упала в обморок.
 В наступившей суматохе Кэролайн осталась сидеть. Она словно оцепенела. Ей казалось, что после стольких отказов уже ничто не могло ее тронуть. Она даже понимала, почему студия не хочет принимать женщин: их успех зависел от числа клиентов, а если клиенты не одобрили бы ее работу, они обратились бы в другую студию.
 Но они просили прислать портрет, и на самом деле  она не солгала.
 А насчет того, что портрет Закери идеализирован, это просто смешно. Она написала его точно таким, какой  он есть. Не ее вина, что он так потрясающе красив и что выражение его лица таково, что вызывает восхищение и доверие.
 Ее плеча коснулась рука.
 – Кэролайн.
 Она вздрогнула. Закери. Что ему сказать? Что она лучше выйдет за него замуж, чем станет гувернанткой у лорда и леди Иде?
 Закери сел рядом и взял ее руку, сжатую в кулак. Теперь он даже не скрывает, что выделяет ее среди всех остальных. Может, он думает, что она загнана в угол? Хочет, чтобы ее заставили выйти за него замуж? Мысли проносились у нее в голове с такой скоростью, что она не успевала составить предложение. Она хотела, чтобы он ушел и… чтобы остался.
 – Мне так жаль, – тихо сказал он.
 – Правда?
 – Я знаю, как вы этого хотели. Конечно, мне жаль. Я мог бы написать Танбергу. Возможно, фамилия Гриффин заставит его изменить свое решение и…
 – Нет. – Она встала. Ей все еще надо было о многом подумать, но она точно знала, что не хочет получить место в студии путем просьб или угроз со стороны Закери.
 – У вас все еще остается альтернатива стать гувернанткой в семье Иде, Кэролайн. Я не изменил своего…
 – Позвольте мне, – вмешался герцог Мельбурн. – После того как я увидел на днях ваши работы, мисс Уитфелд, я взял на себя смелость написать одному своему другу  о вашем таланте. – Он достал из кармана письмо  и передал его Кэролайн. – Вот его ответ.
 Замечательно. Он, вероятно, предлагает место гувернантки в более престижной семье на самом севере Йоркшира. Что угодно, лишь бы уберечь Закери от женитьбы на какой-то Уитфелд. Она развернула письмо и сразу же увидела подпись.
 – Это от Томаса Лоуренса, – прошептала она, не веря своим глазам.
 – Он готов предложить вам место ученицы в своей студии в Лондоне, – сказал герцог, глядя не на нее, а на Закери, – при условии, что вы начнете работать в конце месяца.
 В конце месяца. Значит, у нее есть три дня, чтобы собрать вещи и доехать до Лондона.
 – Я уже посылала письмо сэру Томасу, но его секретарь ответил, что сэр Томас не принимает учеников и, уж конечно же, не женщин.
 – Видимо, я более настойчив, чем вы, – сказал Мельбурн.
 – Но…
 – Мисс Уитфелд, разве вы не убеждали меня несколько дней назад, что никакие препятствия не поколеблют вашего желания стать профессиональным художником? Я рекомендовал вас Лоуренсу. У вас все еще есть возможность произвести на него впечатление. Но у вас остается всего три дня на то, чтобы доказать свою убежденность.
 – С твоей стороны это очень великодушно, Мельбурн, – сердито сказал Закери, – но мне хотелось бы знать, зачем ты использовал свое влияние, чтобы помочь мисс Уитфелд?
 – Это ты сделал все, чтобы поддержать ее. Мне осталось лишь довершить дело.
 – Я не позволю…
 – Довольно! – резко оборвала его Кэролайн.
 На самом деле Мельбурн хотел заставить ее отказаться от предложения и признаться, что все разговоры о замужестве как о последнем прибежище для женщин, у которых не было ничего другого, были всего лишь пустой болтовней. А тут еще вмешался Закери с его утешительным призом в виде брака с человеком, который будет по крайней мере терпеть, если она захочет продолжать заниматься живописью как любитель. Но на деле это будет лишь временное утешение. Первое время она, возможно, даже будет счастлива. Но только до тех пор, пока не захочет снова взять в руки кисть по-настоящему.
 Так что теперь у нее появилась еще одна альтернатива. Первая – стать гувернанткой сына графа Идса. Вторая – брак с Закери, и третья – стать ученицей сэра Томаса Лоуренса. При этом первые две означали, что она признает, что ее мечта недостижима и никогда не сбудется.
 Она посмотрела на своих родителей. Ее мать не знала о предложении Закери, но она, несомненно, предпочла бы замужество для одной из своих дочерей. А ее отец хотел бы, чтобы она стала ученицей знаменитого художника и реализовала свою мечту, потому что у него никогда не было шанса реализовать свою.
 – Кэролайн, – прошептал Закери за ее плечом, – подумай, пожалуйста, прежде…
 – Мне лучше пойти и начать собираться, – твердо заявила она, прижимая к груди письмо Лоуренса. – Мне надо быть в Лондоне через три дня.
 Ее сестры начали прыгать от радости, но Кэролайн смотрела на Закери. Он так стиснул челюсти, что у него заходили желваки на щеках. Коротко кивнув, он вышел из комнаты.




 Глава 23


 – Черт побери, ты не имел права!
 – Не кричи так, Закери, – ответил Мельбурн со своего места перед камином в библиотеке.
 Он чувствует себя здесь как дома, подумал Закери. Впрочем, куда бы его брат ни приходил или приезжал, он всегда был желанным гостем.
 – Значит, ты хочешь, чтобы я вел себя благородно? Сохранял спокойствие и поболтал бы с тобой по-братски. Может, мы обсудим наши разногласия за партией в шахматы и стаканом бренди?
 То, что Мельбурн был один, выпроводив из кабинета Шея, говорило о том, что он воспринимает ситуацию серьезно.
 – Извини, если я ошибался, – таким же спокойным тоном сказал герцог, – и неправильно истолковал твое отношение к артистическим наклонностям мисс Уитфелд.
 – – Речь не об этом.
 – В таком случае просвети меня. О чем же?
 Черт! Мельбурн все понимал, иначе он не предпринял бы шагов, чтобы изолировать Кэролайн от Закери.
 – Ты ее даже не знаешь, – прорычал Закери. – Ты мог бы это сделать прежде, чем вмешаться в мои дела.
 – Твои дела? Я помог мисс Уитфелд. Ты же сейчас интересуешься коровами, разве не так?
 – Можешь сколько угодно играть в свои игры, Себастьян, но когда-нибудь одна из них обернется против тебя. Я хочу жениться на этой женщине. Я люблю ее.
 Себастьян посмотрел на брата, но его взгляд был непроницаем.
 – А она знает об этом?
 – Конечно, знает.
 – Тогда я не понимаю, почему ты винишь меня? Она приняла предложение Лоуренса. Я ее не заставлял.
 Нет, брат не заставлял. Именно по этой причине Закери не чувствовал себя достаточно спокойным для разговора с Кэролайн. Отыграться на Себастьяне было легче. Часть вины все же лежала на нем. Он вклинился в нужный момент со своей обычной интуицией и все перевернул. В свою пользу.
 – Ты мог бы дать ей возможность подумать, прежде чем огорошить своим известием, чтобы заставить ее отклонить мое предложение.
  – Я ни за что не прошу прощения, Закери. Я говорил с тетей Тремейн,  и при данных обстоятельствах она готова продолжить свою поездку в Бат. Ты будешь ее сопровождать.
 – Нет, не буду. У меня есть обязательства перед людьми. Я начал программу по разведению племенного скота, и я доведу ее до конца. Я говорил тебе об этом.
 – Я вложу пять тысяч фунтов, если ты сформулируешь свои предложения и докажешь, что эта программа может приносить доход.
 – Пять тысяч фунтов? Да это еще большее оскорбление, чем если бы ты вообще отказался участвовать. – Закери стал ходить по комнате. На самом деле он был слишком рассержен, чтобы чувствовать себя оскорбленным. – Я уже говорил тебе, что ты можешь не участвовать. Это мой проект, и я не хочу, чтобы ты себя с ним связывал.
 – Я предлагаю пять тысяч фунтов на покупку скота в этом году, – сказал Мельбурн, немного теряя свое знаменитое терпение. – И предлагаю тебе их принять. А если я одобрю твои предложения, я оплачу все сто процентов расходов.
 – Ты решил меня подкупить, чтобы я уехал из Уилтшира?
 – Здесь остаются еще шесть дочерей. Вряд ли стоит рисковать.
 Закери сжал кулаки.
 – Если ты будешь продолжать гнуть свою линию, Мельбурн, я сделаю что-нибудь такое, что вы никогда не придете в себя.
 – Если ты всерьез возьмешься за реализацию своей программы,  у тебя будет мало свободного времени. Кэролайн Уитфелд хочет стать художником, Закери. Тебя она не хочет.
 – Я не спрашивал твоего совета и не просил, чтобы ты вмешивался, черт бы тебя побрал.
 Мельбурн пожал плечами.
 – Я делаю то, что считаю нужным, ради своего брата и ради своей семьи. Решай, Закери. Согласись с моим предложением, и я организую поездку мисс Уитфелд в Лондон и помогу ей найти там квартиру.
 – А если я не соглашусь, ей придется все делать самой?
 – Если ты будешь искать ей квартиру, ее репутация будет погублена. А семья Гриффин может это сделать без ущерба для мисс Кэролайн.
 – Мне надо поговорить с Кэролайн.
 – Поговори. Но мне кажется, что она уже все для себя решила.
 – Ты самоуверенный нахал, Себастьян, и я надеюсь, что наступит день, когда ты получишь свое.
 – Я уже получил, – спокойно сказал Мельбурн и взял книгу.
 Себастьян, конечно, имел в виду потерю жены. При других обстоятельствах Закери извинился бы за грубость, но не сегодня. Сегодня ему хотелось кому-нибудь врезать. Кэролайн сделала свой выбор, однако выбрала не его. Одно дело, если бы ее приняли в студию в Вене – он с самого начала знал, что это была ее мечта. Ему было бы нелегко, но он понял бы ее.
 Закери не мог сладить с ее непоколебимым желанием осуществить свою мечту. Если бы это был другой мужчина, он мог бы вызвать его на дуэль. Но она была тверда, и Мельбурн это быстро понял, а поняв, обратил в свою пользу.
 Однако Закери отчетливо понимал, что то, к чему она стремилась, не сделает ее жизнь полной. Может, ему все-таки удастся убедить ее в этом. Вряд ли, потому что любовь к искусству, живописи у нее всегда перевешивала здравый смысл и логику.
 Бросив последний взгляд на Мельбурна, Закери хлопнул дверью библиотеки и отправился искать Кэролайн.
 Дверь в ее спальню была полуоткрыта, и он вошел не постучавшись.
 Горничная, державшая в руках охапку одежды, пискнула:
 – Мисс Уитфелд. Пришел лорд Закери, мэм.
 – Я сейчас занята, лорд Закери. Поговорим за обедом.
 – Нет, сейчас, – отрезал он. – А ты, Молли, выйди. – Но…
 – Вон!
 Пробормотав что-то себе под нос, горничная поспешила выйти.
 – Не смейте командовать моей горничной. – Кэролайн побледнела. – Мне нужна ее помощь.
 Закери схватил охапку вещей и швырнул в открытый чемодан.
 – Как вам это?
 – Прекратите, Закери. Закери ее не слушал.
 – А как насчет книг? – Он бросил несколько книг поверх платьев. – Что это я? У вас не будет времени читать. Вы же будете писать. – Он схватил книги и бросил их на пол.
 Это было уже слишком.
 – Зак…
 – Может, лучше возьмете семейный портрет? Тогда вы сможете лицезреть их лица на холсте. Больше вам ничего не нужно, не так ли? Вам вся жизнь представляется именно такой – плоским изображением на холсте.
 – Сейчас же покиньте мою комнату. Я не желаю терпеть ва…
 Закери увидел свой портрет, прислоненный к стулу, и поднял его.
 – Вы не можете его забрать.
 – Поставьте на место!
 – Нет. Если вам захочется меня увидеть, придется посмотреть на меня живого. Вам кажется, что, взглянув на мой портрет, вы вспомните, что мы занимались с вами любовью и вы тогда чувствовали себя живой. Но это будет не жизнь. – Он посмотрел на нее так пристально, словно хотел заставить ее понять. – Я передумал. Можете оставить его себе. Я хочу, чтобы вы помнили. Чтобы вы поняли, что обладание чем-то одним, даже очень желанным, не означает полноту жизни. Если вы преследуете одну цель и отбрасываете все остальное, вы вообще не живете. Все, что у вас есть, – это порт…
 Она размахнулась и влепила ему пощечину. Он сжал кулаки. Ярость и разочарование прокатились по нему волной.
 – Как вы смеете! – Она чуть было не задохнулась от негодования. – Еще несколько недель назад вы хотели пойти в армию. А что было до этого? Флот? Разведение скаковых лошадей? Покупка цыплят? Что дает вам право объяснять мне, что такое цель в жизни или что такое сама жизнь?
 Она непроизвольно назвала некоторые из его прежних проектов. Он был поражен, насколько хорошо она его знает. Но она не знала всего.
 – Я по крайней мере был искренним. И учился на своих ошибках. Я видел свое будущее и хотел, чтобы в нем были вы.
 – После того что вы только что мне сказали? Если бы передо мной стояла необходимость выбора – выйти за вас замуж или стать каменщиком, я бы выбрала второе. А теперь уходите. Сейчас же.
 – Отлично. – Повернувшись, он рванул дверь, и испуганная горничная чуть было на него не упала.
 – Радуйся своей чертовой жизни, Кэролайн. Надеюсь, это все, о чем ты мечтала.
 Он направился в комнату Салли Уитфелд, где тетя Тремейн радовалась вместе со своей подругой тому, как быстро решилось будущее Кэролайн.
 – Тетя Тремейн, – сказал он, как только служанка объявила о его приходе, – я хочу уехать еще до наступления темноты.
 Видимо, Мельбурн договорился с тетушкой о ее роли в этой игре, потому что она кивнула:
 – Я буду готова.
 Ему нужно было предупредить еще одного человека. Он нашел Шея играющим в вист с Джоанной, Джулией и Грейс. Девушки, очевидно, решили больше не преследовать каждого мужчину, попавшегося им на глаза, но ведь он учил их этой тактике почти месяц.
 – Закери, – приветствовал брата Шей. – Думаю, нам надо научить этих юных леди, как играть в фаро.
 – Да, пожалуйста, – хихикнула Джулия. Закери покачал головой.
 – Скажи Мельбурну, что мы с тетей Тремейн к вечеру уже будем по дороге в Бат. А еще скажи ему, что я ожидаю, что он сдержит слово.
 – Но вы не можете уехать! – Джоанна вскочила с места.
 – Мне надо в Бат по делам. – Он поклонился. – Извините меня. Мне надо собраться.
 Ему, конечно, надо было собираться, но основную работу сделает его камердинер. Приказав Риду укладывать вещи, он надел поводок на Гарольда и отправился на прогулку вокруг пруда. Однако прогулка не пошла ему на пользу. Он не мог поверить, что Кэролайн будет больше счастлива со своими красками, холстами и портретами, чем с ним.
 Но если она сама этого не понимает, то, возможно, он хочет от нее слишком многого. Если ей никогда не приходило в голову, что за ее красивым окном – целый мир, ему будет трудно ей это объяснить. Потому что ей, по-видимому, все равно.
 – Закери, – услышал он голос Эдмунда Уитфелда. Закери вздрогнул от неожиданности и огляделся. Отец Кэролайн сидел на большом валуне на берегу пруда. С удочкой в руках и ведерком с рыбой рядом он являл собой воплощение сельской безмятежности. Закери даже ему позавидовал.
 – Я гулял, – зачем-то сказал Закери, свистнув Гарольду, который собрался сунуть нос в ведерко. Щенок тут же сел.
 – Да, я вижу. Принимая во внимание переполох в доме, я тоже решил, что мне нужен свежий воздух.
 – Тетя Тремейн и я собираемся ехать в Бат. Мой брат проявил интерес к нашей программе, поэтому мне надо составить полный список наших предложений. – Закери замялся. – Было бы полезно, если бы мы с вами могли переписываться.
 Уитфелд обернулся к Закери и внимательно на него посмотрел.
 – Если вы решили продолжить только для того, чтобы доказать Кэролайн или вашему брату, что не она была причиной, по которой вы решили инвестировать деньги в проект, мне бы хотелось, чтобы вы сказали об этом сейчас. Я привык, что мои соседи считают меня чудаком, но будет неприятно, если они подумают, что я вовлек их в нестоящее дело.
 – А как они это назовут, если одновременно пересекутся шанс, рок и здравый смысл? Счастливое совпадение? Каковы бы ни были причины, Эдмунд, я нашел свое дело, и я от него не откажусь. Я заведу папку на каждую корову и запишу, какая корова была скрещена с каким быком, когда ожидается потомство и все прочее, и пришлю вам все сведения в конце недели.
 – Хорошо. Если это имеет значение, – помолчав, сказал он, – я думаю, она все же немного поколебалась. Даже больше чем немного.
 – Это не имеет значения.
 В последний раз оглядев красивые окрестности, Закери повернул к дому. Ему не хотелось присутствовать при отъезде Кэролайн. У него сердце разорвется, если он увидит, как она от него уезжает. Ему непременно надо уехать первым.
 У дома стояли две большие черные кареты с гербом Гриффинов на дверцах. Одна направится в Бат, другая – в Лондон.
 Кэролайн наблюдала из окна мастерской, как вся ее семья высыпала из дома и окружила трех высоких, модно одетых джентльменов с шляпами в руках и властностью во взглядах. Какое ей было дело до того, что они уезжают? Пусть едут. Особенно Закери.
 – Скатертью дорога, – пробормотала она, увидев, как он помог тете Тремейн сесть в первую карету и сел вслед за ней.
 На секунду ей показалось, что Джоанна и Грейс тоже собрались сесть в карету, но слуга успел оттеснить их и закрыть дверцу. Через мгновение карета тронулась.
 Он должен был понимать, что она будет наблюдать из своего окна, но он ни разу не посмотрел в ее сторону. Ну и прекрасно. Единственным из семьи Гриффинов, кому она была обязана, был герцог Мельбурн, пусть даже на самом деле им двигало лишь желание разлучить ее с Закери. Хотя его действия обернулись для нее счастьем, они не были так уж необходимы. На какое-то мгновение ей пришла в голову мысль, как это было бы, если бы она вышла замуж за Закери. Но она не стала бы этого делать. Теперь она была рада, что не согласилась выйти за этого высокомерного, несносного человека.
 Она все еще смотрела в окно и видела, как Мельбурн все никак не может вырваться из объятий ее матери.
 – Ах, да, да, – говорила Салли. – Все Уитфелды так вам благодарны. А наша глупая старшая дочь и дальше продолжала бы чудить, если бы вы не вмешались и не предоставили ей такую чудесную возможность.
 Мельбурн и Шарлемань наконец сели в свою карету и укатили.
 А ей надо запаковать кисти, краски и холсты. Что бы там ни наговорил ему Мельбурн, сэр Томас Лоуренс захочет увидеть ее работы.
 А Закери – и вообще всех Гриффинов – она выбросит из головы. О чем это говорил Закери? О том, что одной ее мечты недостаточно. Как будто ей нужен мужчина, чтобы сделать ее жизнь полной и счастливой. Она будет учиться в лучшей студии Англии и станет портретистом. Больше ей ничего не надо. Ничего. И никого.
 Это чувство почему-то расходилось с тем, что она запаковала портрет Закери вместе с полудюжиной других, которые она хотела показать своему наставнику. Танберг обвинил ее в идеализации, но ведь не обязательно показывать этот портрет Лоуренсу. Просто ей хотелось, чтобы он был у нее.
 Боль в сердце постепенно пройдет, думала она, глядя на портрет. А сейчас она чувствует себя так плохо потому, что она рассчитывала, что Закери порадуется за нее, а он вместо этого вообще ничего не понял. Ему бы просто пожелать ей удачи и сказать, что он навестит ее, когда будет в Лондоне. А он наговорил ей всяких гадостей. Поэтому она плачет…
 – Каро?
 Кэролайн успела отложить портрет до того, как на пороге мастерской появилась Энн.
 – В чем дело?
 – Они уехали.
 – Знаю. Я видела, как они уезжали.
 – Герцог мне понравился, – призналась Энн. – Он так в себе уверен.
 – Да.
 – А лорд Шарлемань пообещал, что, если будет в Уилтшире, обязательно заедет, чтобы повидать всех нас.
 Ха. Она в этом очень сомневалась.
 – Как мило. Энн вздохнула.
 – А Закери обязательно вернется. Он сказал мне, что уезжает на три месяца, но я думаю, что он приедет раньше. Теперь, когда его дела устроились, он захочет устроить свою личную жизнь.
 У Кэролайн вдруг задрожали пальцы, и она схватила накидку, чтобы спрятать руки в ее складках.
 – Я не удивлюсь.
 – Если я постараюсь, то ко времени его возвращения мне, возможно, удастся помочь по крайней мере двум нашим сестрам быть помолвленными. Тогда мне будет легче.
 – Энн, если ты пытаешься вызвать у меня ревность, прекрати. Мне абсолютно все равно. Я уезжаю в Лондон, и я могу предположить, что мои дни будут настолько заняты работой, что я даже о нем не вспомню.
 – Если тебе все равно, моя дорогая, то почему ты плачешь?
 Кэролайн смахнула слезы.
 – Только потому, что мне придется расстаться с тобой и папой.
 Энн обняла Кэролайн.
 – Может быть, ненадолго. Если дела у Закери и папы пойдут так, как они ожидают, мы сможем позволить себе навестить тебя в Лондоне. Может, даже на Рождество. И мы будем писать тебе каждый день.
 – Да, мне будет интересно узнать, как продвигается проект.
 – А еще что-нибудь тебе будет интересно? Интересно, будет ли сердце Закери разбито или он сразу же закрутит роман с другой женщиной? Например, с Энн?
 – Конечно. Знать, как вы все поживаете. И нашли ли лорд и леди Иде гувернантку для этого ужасного Теодора и других маленьких монстров.
 – Клянусь писать тебе о всех слухах и сплетнях, – хихикнула Энн. – А теперь пойдем обедать. Уверена, что мама захочет опять тебе сказать, что ты ее любимица.
 – Это что-то новенькое.
 – Да, но это продлится по крайней мере три дня.
 – Ты замечательная сестра, Энн.
 – И ты тоже. Если ты будешь счастлива, я буду готова радоваться за тебя. Дай Бог, чтобы работа с Лоурен-сом дала тебе все, о чем ты мечтала.
 – Я в этом уверена, – твердо заявила Кэролайн, надеясь, что она окажется права.




 Глава 24


  Два месяца спустя 
 Закери поднял голову от письменного стола и посмотрел на дождь за окном. Дождь лил уже неделю, а до этого – почти через день весь месяц. В Бате только и было разговоров о том, что, если дождь не прекратится, город будет затоплен рекой Эйвон, и о том, что вряд ли кто-либо сможет устроить раут или вечер, потому что не найдется смельчака, который отважился бы выйти из дома в такую погоду. Закери любил дождь. Его не волновали ни рауты, ни игра в карты. Снова глянув в окно, он отпил порядочный глоток виски.
 Он уже почти закончил читать отчет Эдмунда, когда в дверь постучали.
 – Поставь чай на стол, пожалуйста, Эндрюс, – сказал он. Гарольд поднял голову, вильнул хвостом и снова уснул.
 Закери не понимал, почему его тетя настаивала на том, чтобы ему каждый раз приносили чай. Он никогда его не пил.
 – Дождь снова залил плиту, – сказала вошедшая вслед за дворецким тетя Тремейн. – Твой чай немного запоздал.
 – Не важно. У меня достаточно виски, чтобы поддержать силы. – Он указал на графин, который был на три четверти пуст.
 – Вижу. Ты пойдешь сегодня в зал городского собрания?
 – Нет, не думаю. Разве тебя не будет сопровождать леди Холдридж?
 – Конечно, будет. Письмо от Эдмунда? Закери рассеянно кивнул.
 – Мы получим первый за этот год приплод от тридцати пяти коров. У девяти из них потомство сравнимо с тем, что у Димидиус, и Эдмунд уверен, что по крайней мере двадцать должны в скором времени отелиться.
 – У вас будет напряженная весна, насколько я понимаю.
 – Я с нетерпением жду, какие появятся телята. Она вздохнула.
 – Мне жаль, но я ничего не жду. Как Салли?
 – В восторге. Сьюзен в субботу выходит замуж, а Грейс и Джулия обручены.
 – Значит, трое из семи. Салли, должно быть, счастлива. Напишу ей, чтобы поздравить.
 Закери не стал уличать тетю в незнании арифметики и напоминать ей, что только шесть сестер Уитфелд хотели выйти замуж. Потому что это означало бы, что он все еще одержим Кэролайн. Он сделал глоток виски.
 – Я подумываю о том, чтобы наняться воспитателем молодых девушек и учить их, как завоевывать мужчин.
 – Я могу нанять тебя для себя.
 – Уволь, тетя. Ты могла бы уже сто раз выйти замуж после того, как умер дядя Томас. Тебе просто нравится мучить нашего брата – мужчин.
 – Раз уж мы заговорили о мучениях, как долго мы еще здесь останемся?
 – Так ведь подагра у тебя.
 – Подагра прошла, но теперь меня беспокоит моя голова. И твоя – тоже. Здесь так скучно и сыро, что мне кажется, я начинаю плесневеть.
 – Мы приехали сюда на воды. Дождь просто многое упрощает.
 – Какой ты злой мальчик. Отвези меня обратно в Лондон.
 Закери вздрогнул. В Лондоне была  она. 
 – Здесь лучше работается. Никто не мешает.
 – Сезон в Лондоне кончился. Здесь даже больше приемов, чем там. Но если ты хочешь найти отговорку, чтобы остаться в Бате, придумай хотя бы что-нибудь более правдоподобное.
 – Это не отговорка. – Он налил себе еще виски.
 – Закери, если дождь продлится еще неделю, нас всех смоет в Атлантический океан и мы будем плавать на подушках от стульев. В Лондоне мы пробудем недолго. Ты же знаешь, что твой брат любит быть зимой в Мельбурн-Парке.
 – Тогда я поеду отсюда прямо в Девоншир.
 – Значит, ты останешься здесь до Михайлова дня, а я утром уезжаю в Лондон. Я заберу карету, так что тебе придется ехать верхом на Саграморе. Смотри не подхвати пневмонию.
 – А ты еще говоришь, что я злой мальчик. Пожалуйста, скажи Эндрюсу, что мы уезжаем утром во вторник. До этого дня у меня намечено несколько встреч, которые я не могу отменить, тем более что о них просил я. – Он постарался, чтобы голос не выдал его волнения. – Согласна на такой компромисс?
 – Хорошо. Три дня. И слава Богу. Потому что мой следующий план был подсыпать тебе снотворного и выкрасть. Я очень рада, что мне не пришлось прибегнуть к крайним мерам.
 Кто ее знает, от нее всего можно ожидать.
 – Я заставлю Гарольда пробовать мою еду, чтобы подстраховаться, – сухо ответил Закери. – А теперь иди одевайся и поезжай на бал. У меня много работы. И надо сообщить Уитфелду, что я переехал, а Мельбурну – что мы приедем в субботу.
 Закери надеялся, что Уитфелд никому не сообщит, что он в Лондоне, особенно живущей там дочери или кому-нибудь из сестер, с кем она переписывается.
 Ему повезло, что он в течение нескольких недель ничего не слышал о Кэролайн. Ему было известно лишь, что Лоуренс принял ее и она получила заказы на несколько портретов. Он не знал, где именно она живет в Лондоне, но скорее всего не в районе Мейфэр. Так что можно быть уверенным, что он не встретится с ней до того времени, когда семья уедет из Лондона на зиму.
 Было важно, чтобы он больше никогда ее не увидел. А если увидит… Он мог сколько угодно подсмеиваться над угрозами тети усыпить его и выкрасть, но по отношению к Кэролайн, оставившей в его душе огромную пустоту, этот план не был лишен смысла. Безумный, конечно. Но все же план.
 – Они возвращаются домой? – воскликнула Пип, встретив отца в холле. – Ура!
 – Давно пора, черт возьми, – проворчал Шарлемань, передавая пальто Стэнтону.
 – Папа, дядя Шей сказал «черт возьми».
 – Да, сказал. – Себастьян укоризненно глянул на Шея. – Иди и вымой рот с мылом.
 – А я вымою свой стаканом кларета. Тебе тоже налить?
 Он поднимался вверх по лестнице в бильярдную.
 – Нет, мне налей бренди. А тебе, моя дорогая, – сказал он, обнимая дочь, – давно пора спать.
 – Вам с дядей Шеем не следовало выходить сегодня вечером, – строго ответила Пенелопа. – Миссис Бичем сказала, что может пойти снег.
 – Не было никакого снега. Даже дождя не было. Пока еще только середина сентября. Ты уверена, детка, что миссис Бичем сказала «снег»?
 – Нет, это я так подумала, – ничуть не смутившись, поправилась девочка.
 – Вот как. Может, чашка горячего шоколада успокоит твои расстроенные нервы?
 – Возможно.
 – Стэнтон? – Себастьян, поднимаясь по лестнице с дочерью на руках, обернулся.
 – Сейчас будет сделано, ваша светлость.
 – О чем еще написал дядя Закери в своем письме? – спросила Пип.
 – Только то, что он и тетя Тремейн будут дома в субботу.
 – И Гарольд?
 Что бы там ни было, они решили, что непременно поменяют собаке имя. Себастьян не позволит, чтобы этот невоспитанный щенок носил его второе имя.
 – Наверное.
 – В субботу. Здорово. А он знает, что тетя Нелл и дядя Валентин вернулись из Венеции?
 – Да, я писал ему об этом.
 – Я думаю, что дядя Валентин будет рад возвращению дяди Закери. Я слышала, как он говорил тете Нелл, что, если им придется провести Рождество в этом чертовом Мельбурн-Парке, он хотя бы сможет еще поохотиться на чертовых фазанов и тетеревов у себя в Деверилле перед тем, как снова уехать. Ему, видимо, не нравится сидеть в Лондоне.
 – Наверное, не нравится, иначе бы он так не ругался. – Мельбурну самому хотелось бы быть в Мельбурн-Парке, но дела каждый год задерживали его в Лондоне.
 Вдобавок к обычному желанию поскорее отправиться в свое поместье у Мельбурна была еще одна причина увезти семью из Лондона к тому времени, как Закери вернется из Бата. Кэролайн брала Лондон штурмом. Слава Богу, что она приехала к самому концу сезона, иначе она стала бы желанной гостьей на всех балах и раутах. Высшему свету Мейфэра нравились эксцентричные особы и импонировало, что Кэролайн умела сохранить свою репутацию. Этого умения у мисс Уитфелд хватило бы на десятерых.
 – Папа?
 – Да, детка?
 – Я буду рада, когда дядя Закери вернется домой. Мне нравится, когда все становится по-прежнему.
 – Я тоже, Пип. – Он надеялся, что Закери разделяет эти чувства. Когда все вернется к тому, как было, они будут счастливы. Закери познакомится с другими женщинами, найдет более подходящую и, возможно, еще поблагодарит Мельбурна за то, что он разлучил его с Кэролайн Уитфелд.
 Кэролайн сидела в углу своей маленькой гостиной, служившей одновременно и столовой, и обедала. В квартире жили только она и Молли, так что было необыкновенно тихо. Были моменты, когда эта тишина доставляла ей большое удовольствие, но сейчас она ее угнетала.
 За окном раздавался колокольчик уличного торговца, возвращавшегося домой, а, откуда-то издалека доносились звуки безудержного веселья – должно быть, из ближайшего к ее дому паба.
 Чипсайд, конечно, не был похож на их поместье в Уилтшире, но ей пришлось напомнить себе, что она в Лондоне всего два месяца. Она уже начала понемногу откладывать деньги, и если дела пойдут так же успешно, как начались, она сможет перебраться в более приличную квартиру в Айлингтоне или Бромптоне.
 Мистеру Фрэнсису Хеннингу, портрет которого она только что закончила, ее работа очень понравилась, и он заявил, что к весне все его знакомые будут осаждать мастерскую с просьбами написать их портрет. А еще он предложил ей выйти за него замуж, «о, по слухам, он делал это регулярно, и ей показалось, что он вздохнул с облегчением, когда она ему отказала.
 Сэр Томас, хотя и держался по отношению к ней несколько отчужденно, был настоящим мастером. Он не предлагал ей дружбы, но это как раз ее устраивало. Зато он дал ей шанс приобрести опыт и тот уровень профессионализма, о которых она мечтала.
 Кончив обед и запив его стаканом вина, которое она иногда себе позволяла, Кэролайн распечатала письмо, полученное от Энн.
 «Дорогая Каро, – читала она, – ты не поверишь, но Питер Редфорд сделал предложение Джулии, и она его приняла. Это обстоятельство настолько воодушевило маму, что она пытается уговорить папу позволить нам приехать на несколько недель в Лондон на будущий год во время сезона. Можешь себе представить?»
 – Прекрасно, – произнесла Кэролайн и улыбнулась. Но не только сокращение числа незамужних дочерей сможет сподвигнуть ее отца привезти остальную семью в Лондон. Доходы Уитфелдов увеличились за счет того, что Гриффины оплачивали Эдмунду надзор за новым проектом. Возможно, плата была слишком высокой, но если кто и заслуживал ее, так это отец. Наконец-то ему не надо было беспокоиться о деньгах.
 «Единственный несчастный член семьи, – продолжала читать Кэролайн, – это Джоанна. Я все еще думаю, что она больше винит себя за то, что не сумела заарканить Закери, чем за свою жадность и отсутствие терпения. Надеюсь, она найдет кого-нибудь до того, как мы приедем в Лондон, не то бог знает что может случиться».
 – Да уж.
 – Мисс Уитфелд, – спросила Молли, забирая грязные тарелки, – хотите чаю?
 – Да, это было бы замечательно. А потом постели мне постель. Я очень устала.
 – Неудивительно, мисс, вы так много работаете.
 – Я рада, что так занята.
 Молли вышла, и Кэролайн снова начала читать.
 «Грейс страшно расстроена, что ты увидишь новые парижские модные журналы раньше ее. Если сможешь, пришли мне последний каталог, чтобы я могла ее подразнить. Это все новости на сегодня. У нас идет дождь, и я пообещала папе закончить еженедельный отчет для Закери. Обещаю, что я упоминаю его имя в последний раз. С любовью Энн».
 Двух упоминаний было вполне достаточно. Насколько Кэролайн было известно, Закери все еще в Бате. Над камином в красивой рамке красного дерева висел его портрет. В первую неделю своего пребывания в Лондоне она то вешала портрет на стену, где она могла его видеть, то убирала в тумбу для постельного белья. Но потом перестала убирать, и теперь не было вечера, чтобы она не смотрела на него по крайней мере в течение десяти минут.
 Она не знала, идеализировала она его или нет, но за то время, что она была с ним знакома, он стал ей не только любовником, н.о и другом. И она скучала и по тому и по другому. Вспоминая о том, что он сказал ей в последний день, она оглядела свою комнатку. Но ее беспокоил не размер квартиры, а то, что она сидит в ней одна.
 Сбылась ее мечта. Однако каждый вечер она сидела у окна спальни и долго смотрела в темноту. Она не знала, как заглушить в себе это глубокое чувство тоски и пустоты. А ведь она должна быть совершенно счастлива и довольна.
 Днем, занимаясь живописью, она именно так себя и чувствовала – особенно в первые дни. Если бы Кэролайн не встретила ни одного из Гриффинов, она все еще была бы счастлива. А теперь она постоянно возвращалась мыслями к поддельным греческим руинам и к Закери, который ей позирбвал, и к тому, как он ей рассказывал о том, что чувствовал, когда в первый раз увидел «МонуЛизу».
 Кэролайн смахнула непрошеную слезу, прокатившуюся по щеке. Ее беспокоило не то, что она одна, и не то, что ей нужен мужчина, чтобы чувствовать себя счастливой. Да у нее никогда не было мужчины до тех пор, пока три месяца назад не появился Закери!
 Нет, она скучала не по мужчине вообще, а именно по Закери, с которым могла бы разговаривать, к которому могла бы прикасаться. Правда, в последний раз она к нему прикоснулась, отвесив ему оплеуху. Это был конец. Он был Гриффин и мог иметь любую женщину, и она не могла придумать ни одной причины, по которой он все еще хотел бы быть с ней.
 – Ты дура, Кэролайн, – пробормотала она, складывая письмо сестры. Ей казалось, что он из тех, кому должен быть преподан урок, а кончилось тем, что урок получила она, но теперь уже не могла им воспользоваться.
 Мельбурн перевернул страницу последнего отчета Закери.
 – Что у тебя получается по самым скромным подсчетам? – спросил он младшего брата.
 – Я просмотрел цены на мясо и молоко за последние шесть лет и вывел среднюю, потом сравнил затраты на переработку молока на сливки и масло с перевозкой быков и разделкой туш. Доход неплохой и превзошел мои ожидания.
 – Я хочу, чтобы ты расширил свою программу.
 – Нет, я не буду. – Закери сидел на широком подоконнике в кабинете Мельбурна и рассеянно постукивал носком сапога о стену. – Пока слишком много предположений. Только когда наши телята достаточно подрастут для скрещивания и начнут давать молоко, мы сможем понять, нашел ли я правильную комбинацию наследственных признаков. Тогда мы сможем расширить программу.
 – Но если ты правильно подсчитал, увеличение стада вдвое позволит нам начать…
 – Я не собираюсь торопиться, – прервал Мельбурна Закери. – Я хочу, чтобы все было сделано правильно. Авторитетом в нашем деле является Уитфелд, а он согласен со мной.
 – Хорошо. – Мельбурн отложил отчет. – Пип уже уговорила тебя поехать с ней верхом? Она только и говорит об этом с тех пор, как мы узнали, что ты возвращаешься в Лондон.
 – Мы поедем завтра утром.
 – Отлично. Если мне удастся закончить через пару дней дело об имуществе Примтона, мы сможем уехать в Мельбурн-Парк.
 Закери понял, что ему надо что-то ответить.
 – Здорово.
 – Шей сказал тебе, что Хантли все еще в городе? Они пригласили нас к себе завтра вечером.
 Закери встал и направился к двери. Гарольд поплелся рядом. Закери нагнулся и почесал пса за ухом.
 Казалось, ничто не могло его взволновать. Его дни проходили в каком-то тумане, и только письмо Эдмунда или вести от других фермеров ненадолго выводили его из этого состояния.
 – Пожалуйста, извинись за меня. У меня работа. – Он открыл дверь.
 – Там будет генерал Пиктон.
 – Тебе не кажется, что мое присутствие может вызвать неловкость? Этот человек практически предложил мне место офицера в своем полку, а я, не.говоря ни слова, неожиданно исчез из Лондона.
 – Черт возьми, Закери, сядь.
 – Зачем?
 – То, что ты дуешься, ничего не изменит. Закери вздохнул.
 – Я не дуюсь, Себастьян. Я все время занят, и мне это нравится. Мне жаль, если ты ждешь, что я вдруг взорвусь, но меня мало что волнует. Единственное мое желание – поспать.
 – Надеюсь, ты понимаешь, почему я разлучил тебя с мисс Уитфелд?
 – Прекрасно понимаю. Ты полагаешь, что имя Гриф-финов пострадает, если один из нас женится на воспитанной женщине, которая намерена завоевать свое место в мире.
 – Ты упрощаешь.
 – Да, я делаю это намеренно, потому что не хочу ранить твои чувства. Это не ты разлучил нас, Себ. Она испытывает такой же ужас перед браком со мной, какой испытываешь ты при мысли, что я женюсь на ней. По ее мнению, от замужней женщины ждут только, что она должна приглашать дам на чай, вышивать, хорошо одеваться, рожать детей, а во всем остальном быть совершенно бесполезной. Смешно, не правда ли, что ее взгляды почти совпадают с твоими?
 – Зак…
 – Извини меня. Мне надо сегодня отправить письмо Эдмунду Уитфелду.
 Поднимаясь наверх, Закери вдруг подумал о том,  что он наконец понял самую суть проблемы. Дело было не столько в том, что Себастьян был против этого брака. Это его не остановило бы, разве что на мгновение, но не более того. Проблема была в том, что брака не хотела Кэролайн – по крайней мере она так думала. У нее пока не было опыта противопоставить что-либо своей мечте об идеальной жизни. Теперь ей представился шанс жить так, как она мечтала. Интересно, так же привлекательна и сладостна ее мечта, как прежде?
 Он остановился перед дверью в спальню. Она в Лондоне, и он, во всяком случае в данный момент, тоже в Лондоне. Возможно, он не сумеет убедить ее выйти за него замуж, но, черт возьми, попытаться-то можно. Если ему повезет, он поцелует ее, поговорит с ней, обнимет. А если очень повезет…
 Жаркая волна окатила его с головы до ног. Схватив шляпу и перчатки и свистнув Гарольду, он сбежал вниз по лестнице.
 – Стэнтон, у меня назначена встреча. Пожалуйста, передай Мельбурну, что я, наверное, вернусь… не скоро.
 – Хорошо, лорд Закери.
 О, как он на это надеялся, черт возьми!




 Глава 25


 Кэролайн опустила кисть в банку с растворителем, потом тщательно вытерла ее тряпкой и, отложив в сторону, взяла другую.
 Краски. Ей нравился их запах и восхитительная радуга цветов. Но в последнее время она стала понимать, что именно хотел Закери довести до ее сознания. В конечном счете люди, с которыми она встречалась, искусство, которым она занималась, вся ее жизнь – все это были всего лишь… краски. И она пришла к выводу, что потеряла самого хорошего, самого живого человека, которого когда-либо знала. Господи, как же она по нему истосковалась – по звуку его голоса, смеху, по его оптимистическому взгляду на жизнь. Без него жизнь была… неполной, как бы успешно ни складывалась ее карьера.
 – Мисс Уитфелд?
 – Да, Брэдли?
 Ассистент Лоуренса вошел в хорошо освещенную студию и протянул ей сложенный лист бумаги.
 – Сэр Томас просил узнать, не согласитесь ли вы встретиться с его клиентом. У него самого назначена встреча, которую он не может отменить.
 – Встретиться с клиентом? – автоматически переспросила она. Насколько ей было известно, все клиенты приходили в студию, если хотели позировать для портрета.
 – Это какой-то эксцентричный старый лорд. Он не желает выходить из своего дома. Сэр Томас уже когда-то писал его портрет.
 – А он не будет сердиться, если я заменю сэра Томаса?
 – Это вам придется убедить его в своем мастерстве. Сэр Томас просил не опаздывать.
 Кэролайн прочла бумагу, которую принес Брэдли. Джон, лорд Хогарти. Имя было ей незнакомо, но по крайней мере прервется установившийся порядок, обычная рутина. К тому же был указан адрес в районе Мейфэр, так что это не будет чем-то неприличным. Да и не могло быть. Ее наставник сразу же, с первого взгляда, внушил ей доверие. Собрав краски и только что отмытые кисти, она постучала в кабинет мастера.
 – Сэр Томас?
 Художник поднял голову от письменного стола.
 – Кэролайн. Брэдли дал вам адрес?
 – Да. Есть еще что-либо, что мне следует знать?
 – Хогарти может быть вам полезен. Он немного странный, но разбирается в живописи. Я уже предупредил его запиской о вашем приходе. – Сэр Томас улыбнулся. – Просто пишите, как всегда, и у вас появится клиент на всю жизнь. Лорд знает, что мне иногда нужна помощь.
 – Спасибо, сэр Томас.
 Художник уже не раз посылал к Кэролайн своих менее высокопоставленных клиентов, а сама Кэролайн уже подумывала о том, не открыть ли ей собственную студию. А насчет помощи сэр Томас был прав. Когда художник становится таким знаменитым, как он, у него не хватает времени, чтобы написать портреты всех желающих.
 На улице она наняла экипаж и назвала кучеру адрес. Когда они ехали по Мейфэр, она не могла удержаться и стала смотреть в окно, как всегда делала, когда осмеливалась проезжать этот район. Она даже не знала, в Лондоне ли Закери, но должна была посмотреть на эти роскошные дома. Не смотреть на них было бы так же больно, как не видеть Закери, кроме как на портрете.
 Двадцать минут спустя экипаж остановился и кучер постучал по крыше:
 – Приехали, мисс. Пять шиллингов. Дороговато, но она не собиралась торговаться, стоя посреди улицы. Когда экипаж отъехал, она повернулась к дому.
 – Господи!
 Перед ней был квартал близко поставленных друг к другу домов, в каждом из которых было по две или три квартиры.
 Она поднялась по ступеням парадной лестницы нужного ей дома и только собралась постучать, как дверь открылась.
 – Да, мисс? – В дверях стоял солидный человек в черной ливрее.
 – Мне надо видеть лорда Хогарти. Меня послал сэр Томас Лоуренс.
 Дворецкий кивнул и, отступив в сторону, пропустил ее внутрь дома.
 – Вас ждут. Сюда, пожалуйста, мисс.
 В каком-то смысле она была права, говоря Закери о жизни замужней женщины. Светской даме никогда не было бы позволено входить в дом незнакомого мужчины без соответствующего сопровождения. Она не принадлежала к высшему обществу, но желание людей света быть увековеченными для потомков перевешивало их снобизм. Но ей от этого не было легче. Уже не было.
 – Сюда, мисс. – Дворецкий открыл дверь в комнату, видимо, служившую для утренних приемов. Несмотря на то что день уже клонился к вечеру, в комнате было достаточно светло. – Вы можете разложить здесь ваш холст и краски. Лорд Хогарти сейчас придет.
 – Спасибо, – сказала она, заметив, что уже был приготовлен мольберт.
 Комната ей понравилась. Хотя она и была немного скудно обставлена, Кэролайн, памятуя описания сэра Томаса, этому не удивилась. На каминной полке стояло несколько изысканных чернофигурных греческих ваз. Разложив принадлежности для живописи, она подошла к камину, чтобы рассмотреть вазы поближе.
 Благодаря интересу своего отца к греческим руинам – настоящим и поддельным – она хорошо знала искусство Древней Греции. Если она не ошибалась, то три хорошо сохранившиеся вазы были подлинными, а следовательно – бесценными. Закери бы знал. Он обладал интуицией, возможно даже большей, чем сам понимал.
 Дверь за ее спиной открылась. Она обернулась и застыла на месте.
 На пороге стоял Закери Гриффин. У нее остановилось сердце. Вообще все остановилось.
 – Что вы здесь делаете? – пропищала она.
 – Я Джон Хогарти. – Его низкий голос вызвал у нее дрожь.
 – Ничего подобного. Что происходит?
 – Это моя квартира.
 – Нет. Сэр Томас сказал, что он уже писал портрет лорда Хогарти и что лорд мог бы быть хорошим клиентом.
 – Я попросил его сказать это.
 – Значит, мой наставник считает, что я отправилась на сомнительное рандеву с одиноким мужчиной? Как вы могли?
 – Он ничего такого не считает. Я сказал ему, что ваша семья в Лондоне и они хотели сделать вам сюрприз.
 – Слава Богу, что вы не погубили мою репутацию окончательно. – Она быстро собрала краски и сунула их под мышку. Ей надо бежать отсюда, пока ее сердце не повлияло на разум. – Посторонитесь, пожалуйста. Я ухожу.
 – Прошу прощения. Я хотел увидеть вас, но думал, что вы не согласитесь.
 – Правильно, не согласилась бы, – солгала она. Он здесь. И он хочет ее видеть. Ее сердце бешено колотилось.
 – Ваш отец писал мне, что у вас все хорошо.
 – Да. То же самое он писал мне о вас.
 Он не хотел, чтобы она уходила, но усилием воли не двинулся с места, чтобы остановить ее. Все, что он мог, – это смотреть, как она свернула чистый холст и направилась к двери. Проклятие! Он пробыл с ней всего две минуты, а хотел бы прожить всю жизнь. Но если она хочет уйти, он не станет мешать. Ему надо заставить ее захотеть остаться.
 – Моя семья уезжает в Девоншир через неделю.
 – Прекрасно.
 Ладно. Ни логика, стало быть, ни мягкие уговоры, ни светские разговоры – ничего не помогает. Закери захлопнул дверь перед самым ее носом.
 – Я пытаюсь вести себя как полагается, – прорычал он, – и уважать ваши желания.
 – Разрешите мне прой…
 – А потом мне вдруг пришло в голову, что вы не очень-то уважаете мои.
 – Ваши желания? И каковы же они, позвольте спросить?
 – Вот они.
 Он схватил ее за плечи, прижал к своей груди и впился в губы. Он почувствовал ее удивление, а потом желание, равное тому, что испытывал сам. Коробка с красками упала на пол, раскрылась, и разноцветные тюбики рассыпались по полу.
 – О!
 – Тише! – Он взял у нее холст и бросил на пол. Языком он разомкнул ее губы и провел по зубам. Его руки скользнули по ее телу и крепко прижали.
 Он целовал ее до тех пор, пока оба уже не могли дышать. Потом, отстранившись, он прохрипел:
 – А теперь скажите мне, что хотите уйти.
 – Л-логически это просто…
 – К черту логику! Вы изучали искусство всю свою жизнь, Кэролайн. Какое отношение имеет к нему логика? Разве выбирая цвет, позу или выражение лица, вы руководствуетесь логикой? Искусство развивается, меняется, живет. Так же как любовь.
 – Закери, п…
 – Вы хотите уйти?
 Она посмотрела ему в глаза.
 – Нет.
 Он опустился вместе с ней на пол. Она стянула с него камзол, а потом – галстук, пока он расстегивал пуговицы (ему показалось, что их было не меньше тысячи) на ее накидке. Он должен прикоснуться к ней, быть внутри ее, иначе все это будет нереально.
 – Я скучал по тебе, – шептал он, продолжая раздевать ее.
 – И я скучала, – шептала она в ответ, расстегивая его рубашку.
 Освободив ее от платья, он скинул сапоги, расстегнул брюки и стал стягивать их вниз. Но тут его рука угодила в красную краску, вытекшую из тюбика.
 – Проклятие!
 – Ее просто так не смоешь, – дрожащим голосом сказала Кэролайн.
 – Правда? – Он положил ладонь ей на бедро и притянул к себе, оставив красную метку на ее белой коже. – Хорошо.
 Он медленно вошел в нее. Его другая рука попала в желтую краску, и он оставил желтую метку на ее правой груди, а на левой – красную.
 – Зак… О! – стонала она, пока он ритмично двигал бедрами, закрыв глаза и наслаждаясь остротой ощущений.
 – Закери, – выдохнула она.
 Он открыл глаза и увидел на своей груди синий отпечаток ее ладони.
 Не переставая двигаться, он прижался к ней, и синяя краска смешалась с красной и желтой. После этого единственно правильным было перевернуть ее, так что оба они оказались измазанными красками спереди и сзади.
 Когда они почти одновременно достигли вершины, он снова перевернул ее и, улыбаясь, сказал:
 – Ты выглядишь лучше, чем «Мона Лиза».
 – Во всяком случае, я думаю, что мы использовали больше краски, чем Леонардо да Винчи на ее портрет. – Она села, обхватив ногами его бедра. – Но я говорила правду. Смыть эту краску будет чертовски трудно.
 – Ты не можешь вернуться домой в таком виде, – согласился он, обводя зеленым пальцем ее груди.
 – Придется, – возразила она и хотела встать. Он удержал ее.
 – Знаешь, я не хочу, чтобы ты отказалась от живописи. Я никогда не намеревался просить тебя об этом.
 – Тебе и не пришлось бы. Жена Гриффина…
 – …может заниматься тем, чем пожелает, черт возьми, – закончил он за нее. – Кто, скажи, осмелится публично тебя игнорировать?
 – Но…
 – Работай на Лоуренса или открой собственную студию. Открой здесь. Я выбрал на сегодня эту комнату, потому что в ней много света. – Он тоже сел, чтобы заглянуть ей в глаза. – Подумай об этом, Кэролайн. Если ты хочешь быть со мной, у нас все получится. Я не буду требовать от тебя, чтобы ты вышивала монограммы на моих носовых платках, а ты не будешь…
 Она закрыла ему рот ладонью.
 – Я скучала по тебе, – прошептала она и наклонилась, чтобы поцеловать его. На ее губах – как и на его – остался синий след. – Теперь я понимаю, что ты имел в виду, когда говорил, что для полноты жизни одной живописи недостаточно.
 – Неужели понимаешь? – Сердце Закери застучало, как полковой барабан. – Значит, если бы я снова попросил тебя выйти за меня замуж, ты, возможно, согласилась бы?
 Она кивнула, и по ее измазанной щеке прокатилась слеза.
 – Ты выйдешь за меня замуж, Кэролайн? Станешь моей женой?
 – Да. Мне бы очень хотелось выйти за тебя замуж. Он крепко прижал ее к себе. Слава Богу. Слава Богу.
 – Мне так много надо тебе сказать, никто, кого я знаю, кроме тебя, никогда не считал, что я умный и забавный.
 – Мне тоже всегда не хватало друга. Громкий стук в дверь заставил его вздрогнуть.
 – Ну и задам же я этому Хогарти!
 – Хогарти?
 – Моему слуге, Джону Хогарти. Надо же было найти подходящее имя.
 Хогарти поцарапался в дверь.
 – Милорд? Приехал герцог Мельбурн…
 – Черт! Попроси его подождать в холле. Я выйду через минуту.
 – Хорошо, милорд. Посмотрев на себя, Закери понял, что в следующие пять минут – а может быть и час – он вряд ли сможет предстать перед братом в презентабельном виде.
 – Ладно, – буркнул он, натягивая брюки. – Рано или поздно Себастьян все равно узнает. Так пусть это случится сейчас.
 Впервые в жизни Себастьян толком не знал, что он хочет сказать или сделать. Но тот факт, что Закери по возвращении в Лондон провел большую часть двух дней в своей старой квартире, не сулило никому из них ничего хорошего.
 Однако стоило вмешаться. Брат был как-то странно печален, да и к рюмке прикладывался чаще обычного. Мельбурн молча стоял в холле, прямой и суровый, как скала.
 Но Закери не отказался его принять, и Себастьян немного расслабился. В ожидании брата он стал рассматривать одну из картин, висевших в холле. Оказывается, у Закери был более изысканный вкус, чем он ожидал.
 – Я хотел поговорить с… Черт возьми, что это с тобой? – Синее пятно шло у Закери от подбородка к уху.
 Закери ухмыльнулся:
 – Ничего. А что?
 – Но это… – Себастьян осекся, увидев на голой груди брата и руках красные, желтые и зеленые мазки. – Ты какой-то… многоцветный.
 – И в чем проблема?
 Себастьян помолчал. Что-то определенно происходило, и у него было неприятное чувство, что он чего-то не знает. А Мельбурн привык контролировать не только себя, но и всех, кто его окружал.
 – Я не совсем уверен в том, что понимаю… Ты опять собираешься переехать из нашего дома?
 – Думаю, что настало время.
 Себастьяну понадобилось огромное усилие воли, чтобы не отреагировать на это заявление Закери и подавить в себе неожиданное воспоминание о днях, проведенных после смерти Шарлотты, когда он остался в большом пустом доме практически один с трехлетней плачущей дочерью. Но сейчас речь шла не о нем, а о Закери.
 – Я надеюсь, что зиму ты все же проведешь с нами в Мельбурн-Парке?
 – Это будет зависеть от тебя, Себ.
 – От меня?
 Дверь открылась, и появилась Кэролайн Уитфелд. Отдельные части головоломки встали на место. Ее рот был того же синего цвета, а руки в мазках красного, желтого и зеленого. Она сделала реверанс, и на ее губах заиграла лукавая улыбка.
 – Мисс Уитфелд, – автоматически сказал Мельбурн с поклоном.
 Закери взял ее за руку.
 – Мы с Кэролайн женимся, – сказал Закери уверенным и даже немного вызывающим тоном.
 – Вчера ты этого не говорил.
 – Мы разрешили наши разногласия.
 – Это более чем заметно.
 Кэролайн покраснела. Сегодняшний день даже отдаленно не походил на то, как она себе это представляла, но она не собиралась жаловаться. Господи! Да стоило ей только взглянуть на Закери, как ее сердце растаяло. А потом он сказал все правильные вещи, и, что более важно, она поняла, как он искренен и как одинок. Так же одинок, как она. А теперь она будет просыпаться утром рядом с ним, видеть его вечером, а днем болтать с ним обо всем, о чем захочет.
 – Значит, вы отказываетесь от живописи?
 Она расправила плечи, тайно обрадовавшись, что Закери держит ее руку в своей. Противостоять герцогу Мельбурну было нелегко даже для его семьи, членом которой она скоро будет. «Помоги мне, Господи!»
 – Нет, не отказываюсь.
 – Она может открыть здесь студию. Мы еще точно не решили.
 Мельбурн кивнул.
 – Я пришел сюда, чтобы сказать Закери, что я решил отстраниться. Но видимо, это было лишним.
 – Однако не лишним было бы извиниться за свое непрошеное вмешательство.
 – Если я это сделаю, вы проведете зиму в Мельбурн-Парке?
 Кэролайн хорошо помнила, что ей рассказывал Закери о том, как тяжело пережил Мельбурн смерть жены и каким важным стало для него, чтобы его семья была рядом.
 – Вы отдаете себе отчет, что приглашаете всю мою семью? – улыбнувшись, спросила она. – Думаю, вам следует знать кое-какие подробности, прежде чем делать такой шаг.
 – Всю вашу семью, – эхом отозвался герцог. – Что ж, если Гриффины переживут, что членом их семьи стала портретистка, мы уж как-нибудь переживем Рождество с Уитфелдами. – Он протянул руку Закери. – Прошу прощения. Мне не следовало вмешиваться. Просто я не хотел, чтобы ты был несчастен, но я понял, что разлука с мисс Уитфелд делала тебя именно таким.
 – Твое извинение принято.
 – Приезжай вместе с мисс Уитфелд к обеду. Я уже познакомился с ее семьей, пора ей познакомиться с твоей.
 Коротко кивнув, герцог удалился. Все еще держа Кэролайн за руку, Закери повел ее к лестнице.
 – Хогарти, прикажите принести в мою спальню ванну.
 – Будет исполнено, милорд.
 Кэролайн как будто покраснела, но он был в этом не уверен – на лице у нее было столько разноцветных пятен.
 – Закери… все узнают… что мы делали.
 – А если ты уедешь, перепачканная краской, то не узнают?
 – А кто из твоей семьи сейчас в городе?
 – Моя сестра Элинор, ее муж Валентин и Пип. Это дочь Себастьяна, ей шесть лет. И не волнуйся. Она будет в восторге от того, что ты войдешь в семью, уравновесив таким образом соотношение мужчин и женщин. Я вот о чем подумал, – сказал он, поцеловав ее и заправив прядь волос за ухо, – я хочу, чтобы мы провели медовый месяц в Париже.
 – В Париже… – Лувр был в Париже. «Мона Лиза» была в Париже.
 – А потом мы поедем в Грецию. И вообще туда, куда ты пожелаешь. Возможно, тогда моя семья поймет, что мой интерес к искусству очень, – он опять ее поцеловал, – очень, – еще один поцелуй, – серьезен.
 – Ты хочешь сказать – к искусству и коровам.
 – Коровы останутся в Уилтшире, а ты, мое живое произведение искусства, пойдешь со мной принимать ванну.
 Он рассмеялся, поднял ее на руки и понес в свою спальню.