Аннотация: Бывшая воровка, а теперь строгая гувернантка, Саманта приезжает в Озерный край, чтобы взять на себя заботу о шести отчаянных дочерях полковника Уильяма Грегори. Ожидая встретить пожилого вдовца, Саманта никак не была готова к тому, что хозяин роскошного поместья молод и невероятно хорош собой. Однако это не помешало ей бросить ему вызов, и не только по поводу излишне суровых методов воспитания. Очарованный и восхищенный красотой юной гувернантки, Уильям почти готов жениться, вот только и в его и в ее прошлом, кажется, слишком много тайн…


---------------------------------------------


 Кристина Додд
 Темное прощлое



 1.


  Лондон. 
  Лето 1847 года 
 – Дело не только в твоем прошлом, Саманта. Люди нанимают гувернантку вовсе не для того, чтобы она разоблачила в глазах всего света их самые ужасные пороки. – Адорна Бакнел говорила тихим, чуть хрипловатым голосом, и на первый взгляд могло показаться, что она вовсе не сердится на девушку, снова, уже в который раз, со скандалом потерявшую место. Но Саманта слишком хорошо знала свою покровительницу, чтобы поверить в это.
 Девушка стояла перед столом леди Бакнел, расправив плечи и высоко подняв голову, как учила ее Адорна, и старалась изо всех сил изобразить раскаяние.
 Кабинет начальницы Академии гувернанток был отделан в голубых тонах, и обитые шелком стены служили отличным фоном для изысканной красоты его хозяйки.
 – Я ведь предупреждала тебя, как надо вести себя с мистером Уордлоу. Говорила, что этот человек – настоящий тиран, считающий, что женщина должна знать свое место и не сметь раскрывать рта. Ты заверила меня, что сумеешь с ним справиться.
 Саманта с трудом боролась с желанием переступить с ноги на ногу самым неподобающим для юной леди образом.
 – Да, мэм.
 – Но не прошло и двух месяцев, как ты вернулась в Академию, оставшись без работы и без рекомендаций. К тому же можно не сомневаться, что мстительный мистер Уордлоу непременно расскажет о твоем небезупречном прошлом тем немногим представителям лондонского света, кто еще не осведомлен о нем.
 Подперев подбородок руками, Адорна внимательно посмотрела на Саманту.
 – Итак, что ты скажешь в свое оправдание на этот раз?
 Саманта судорожно пыталась сообразить, что же такое сказать Адорне, чтобы смягчить ее гнев. Фантазии ей было не занимать, но девушка дала себе слово никогда не лгать в тот же самый день, когда решила покончить с воровством.
 – Этот человек тиранит собственного сына, – тихо произнесла Саманта. – Мальчик не хочет изучать право. Норман заикается с детства, а когда отец начал передразнивать его перед всей семьей, мое сердце не выдержало. Мне хотелось… – Кровь бросилась Саманте в голову при одном воспоминании о том ужасном дне. – Мне захотелось как следует проучить мистера Уордлоу.
 – И тогда ты рассказала его жене, что у него есть любовница, а любовницу убедила порвать с ним? Чем же это помогло юному Норману?
 – Всеми деньгами семьи распоряжается отец миссис Уордлоу. Миледи взяла сына и переехала к отцу. Ей надо было поступить так много лет назад, но эта женщина слишком горда, чтобы признать, что совершила ошибку, выбирая мужа. Не сомневаюсь: дедушка Нормана позаботится о том, чтобы его внук мог выбрать себе занятие по душе. Мальчик очень талантлив. Он наверняка станет ученым и сделает какое-нибудь удивительное открытие.
 – А как же любовница?
 Саманта улыбнулась:
 – Она – моя подруга. Малышка с радостью порвала со старым негодяем, чтобы начать охоту на юного лорда Пенвина. Разве можно упустить такой шанс?
 – И как она познакомилась с лордом Пенвином?
 – С моей помощью, леди Бакнел.
 – Почему-то я так и подумала, – со вздохом заметила Адорна.
 Саманта почувствовала, что на нее больше не сердятся, и продолжала:
 – Мне очень жаль, миледи, что я потеряла место и навлекла позор на Академию, – каждое слово было чистой правдой. – Но мне вовсе не жаль, что я помогла юному Норману.
 – Что ж, я тоже рада, что ты помогла ему. Но ведь есть более тонкие способы добиться своего.
 – Я знаю, я знаю, что это так, – с жаром произнесла девушка. – Я все время повторяю себе то, чему вы меня учили. Но иногда… иногда я выхожу из себя и делаю глупости. А потом жалею об этом, но уже поздно, ничего уже нельзя исправить.
 Саманте была невыносима мысль о том, что она не оправдала надежд Адорны – уже в который раз.
 – Садись, Саманта, – Адорна указала на стоящий рядом с девушкой стул, обитый голубым бархатом.
 Саманта опустилась на краешек стула.
 Прошло шесть лет с тех пор, как Адорна подобрала ее на улице и дала шанс начать жизнь сначала. Первые три года Саманта ловила каждое слово леди Бакнел, копировала каждый жест, надеясь перенять изысканные манеры и неповторимый шарм. Но теперь, когда ей исполнилось двадцать два, Саманта вынуждена была признать, что высокая девушка с наружностью валькирии и необузданным темпераментом никогда не сможет сравниться с деликатной, безукоризненно воспитанной Адорной. Однако время, проведенное рядом с леди Бакнел, и привычка изучать свою покровительницу привели Саманту к одной мысли: за изысканной внешностью белокурой красавицы скрывался поистине живой ум, вовсе не чуждый хитрости и изворотливости.
 Что ж, Саманта не ошиблась, леди Бакнел уже не сердилась на свою воспитанницу. Самое страшное позади. Но теперь придется пожинать плоды своих поступков. Ее ожидают весьма неприятные последствия.
 Впрочем, Саманта с детства привыкла противостоять неприятностям. И этому научила ее вовсе не Адорна. Эти уроки преподал ей отец, чуть ли не с того дня, как Саманта научилась ходить, учивший ее залезать в чужие карманы, не забывая при этом очаровательно улыбаться своим жертвам.
 – Когда мистер Уордлоу приходил жаловаться на тебя, я заметила синяк у него под глазом, – продолжала Адорна.
 Саманта невольно подняла руку, сжимая ее в кулак.
 – Именно об этом я и подумала, – улыбнулась леди Бакнел. – Он напал на тебя?
 – Попытался. После того, как его жена покинула дом. – Схватка их была короткой и яростной. Рука Саманты, которую вывернул этот негодяй, до сих пор немного ныла. Но Саманта ни за что не согласилась бы признаться даже Адорне, что воспоминания об этом до сих пор повергают ее в трепет, и она даже просыпается по ночам с отчаянно бьющимся сердцем, очнувшись от мучающего ее кошмара. – Этот мужчина – мелкий паршивец и…
 – Он выше шести футов ростом, – напомнила ей Адорна. – Вряд ли можно назвать его мелким.
 – Я имею в виду не его рост, а его душу, миледи.
 – Хм. Что ж, вынуждена с тобой согласиться. Но это не мешает ему быть уважаемым в Лондоне судьей.
 – Уважаемым?
 – Пока что это так. Но вскоре я позабочусь о том, чтобы весь Лондон узнал о его истинной сущности.
 – Вы так добры, миледи. – Саманта сложила руки на коленях, старясь изо всех сил казаться степенной и скромной. Впрочем, как всегда, без особого успеха.
 – Однако, – продолжала леди Бакнел, – в нашем обществе преобладают люди, уверенные в том, что женщина должна чтить святость семейных уз и нести безропотно свой крест, каким бы негодяем ни оказался ее муж.
 – И это в основном мужчины, – заметила Саманта.
 – В основном да, – согласилась Адорна. – Тебе будет трудно найти место еще и потому, что ты – молодая, красивая женщина.
 – Спасибо, миледи. В этом есть и ваша заслуга.
 Адорна научила Саманту подчеркивать выгодные детали своей внешности. Саманта носила длинные белокурые волосы заплетенными в две косы и уложенными в узел на затылке. Мужчины были без ума от ее огромных карих глаз, и Саманта запомнила раз и навсегда, что глаза хороши для флирта, но не стоит показывать окружающим светящийся в них живой ум. У нее были полные губы – слишком полные, как казалось Саманте, но Адорна объяснила ей, что мужчины будут стремиться поцеловать эти самые губы. И оказалась, как всегда, права.
 Саманта казалась, пожалуй, чересчур худой, но было что-то такое в ее гладких сильных плечах, худощавом теле, в ее походке, что неизменно привлекало внимание противоположного пола. Гораздо чаще, чем ей хотелось бы. В детстве Саманта насмотрелась без прикрас на то, что представляют собой отношения мужчин и женщин, прекрасно знала, как устроено человеческое тело, и ничто из того, что она знала, не привлекало ее. Ничего подобного ни за что не случится в ее жизни!
 И тут Адорне не удалось переубедить ее, хотя она не раз пыталась это сделать.
 – Мне непросто найти тебе место еще и из-за твоей прошлой профессии, – продолжала леди Бакнел. – Если бы ты не была такой известной – печально известной – охотницей за чужими кошельками, нам было бы гораздо проще.
 – О, да я им давала то, чего они хотели сами. – Саманта вдруг заговорила на кокни, надеясь рассмешить Адорну. – Немного волнующих приключений. Кто ж виноват, что эти господа любят хвастаться направо и налево тем, что такие девчонки, как я, отбирают у них кошельки.
 Но Адорна даже не улыбнулась.
 – В этом и есть главная проблема, – абсолютно серьезно произнесла она. – Ты и тогда была хорошо одета, отлично выглядела. Ты заманивала людей в темные аллеи, грабила их, и им это нравилось.
 Саманта вновь перешла на язык высшего света, который усвоила, общаясь с леди Бакнел:
 – Только мужчинам, миледи. Женщины были не столь терпимы.
 – А я думала, что проявила достаточную терпимость, когда не отправила тебя на виселицу, – заметила Адорна.
 – Я никогда не понимала почему.
 Точно так же Саманта не понимала, как Адорне удалось понять, что ее сумочку разрезали. Но за годы общения с леди Бакнел она не раз убеждалась, что той присуще некое шестое чувство, которое помогает ей видеть окружающих в истинном свете и все время быть начеку.
 – Я разглядела в тебе что-то такое, что мне понравилось, – Адорна наконец улыбнулась. – Ты показалась мне похожей на меня.
 – Вам никогда в жизни не доводилось красть, миледи.
 – Нет, но зато у меня был отец, который собирался выдать меня замуж ради собственной выгоды. – Адорна посмотрела на лежавшее перед ней на столе распечатанное письмо. – Но поговорим о сегодняшнем дне. Тебе придется покинуть Лондон.
 Саманта вскочила на ноги.
 – Покинуть Лондон?! – изумленно воскликнула она.
 – Истинная леди никогда не повышает голоса, – строго напомнила Адорна.
 Саманта попыталась говорить нормальным голосом, но у нее ничего не получалось.
 – Покинуть Лондон? – на этот раз прошептала она.
 – Передо мной лежит письмо от полковника Уильяма Грегори из Кумберленда.
 – Из Кумберленда?
 – Кумберленд находится в Озерном крае.
 – В Озерном крае? Но это же… в деревне…
 – Да, тебе предстоит жить на свежем воздухе, – кивнула Адорна.
 Саманта замахала руками:
 – Это же далеко на севере… Там горы, ужасные, высокие горы…
 – Снег, – перебила ее Адорна. – Хрустящий, чистый белый снег. Журчащие ручьи, прозрачные голубые озера. Я завидую тебе. Каждый день в таком месте был бы для меня настоящим праздником.
 Саманта в отчаянии посмотрела на Адорну, надеясь увидеть по выражению ее лица, что леди Бакнел пошутила, и отчаяние ее сделалось еще сильнее, потому что Саманта ясно поняла, что это не так.
 – Полковнику Грегори срочно требуется гувернантка для его детей. А ты – отличная гувернантка.
 – Я знаю, но… но жить в деревне!
 В памяти всплыл вдруг пейзаж, который Саманта видела однажды в Королевском музее. Петляющая по полям дорога. Пышные кроны зеленых деревьев. Из-за кустов выглядывает олень, а вдалеке виднеются лазурная гладь озера и пронзающие небо высокие горы. Самый ужасный пейзаж из всех, какие приходилось видеть Саманте.
 Но Адорна была непоколебима.
 – Работать на полковника? Или этот человек уже вышел в отставку?
 – Мистер Грегори – младший сын в семье. Он поступил в армию и служил в Индии, где немало отличился. Там же мистер Грегори женился на англичанке. Миссис Грегори была известна своей красотой и добрым нравом. Это была очень счастливая пара. Три года назад старший брат мистера Грегори умер, и полковник унаследовал поместье в Кумберленде. Но прежде чем семейство успело перебраться в Англию, миссис Грегори была убита при весьма странных обстоятельствах. Должно быть, полковник глубоко любил свою жену, потому что с тех пор он не взглянул ни на одну женщину.
 Адорна выдержала паузу. Саманта не сразу поняла, что от нее ожидают подобающих комментариев.
 – Какая трагическая история, – пробормотала она.
 – Поистине трагическая. Когда полковник с семьей вернулся в Англию, история была на слуху, – с легкой улыбкой произнесла Адорна. – Наши матроны, разумеется, надеялись, что мистер Грегори поселится в Лондоне, где он сможет вскоре найти себе новую супругу. Но полковник не задержался в столице ни на день – сразу отправился в свое поместье Сильвермер, которое находится неподалеку от гор Девилз-Фелл, и с тех пор неотлучно живет там.
 – Девилз-Фелл? – Перед мысленным взором Саманты встал обдуваемый ветрами покосившийся от времени дворянский замок на вершине серой скалы на фоне предгрозового неба.
 – Говорят, это очень красивое место, – прервала ее размышления Адорна.
 «Особенно если любишь летучих мышей», – подумала Саманта.
 – Вы встречались с полковником Грегори? – спросила она вслух.
 – Нет, – покачала головой леди Бакнел. – Но он офицер и джентльмен. Весьма любим и уважаем всеми, кто служил под его началом. И у него репутация человека весьма строгих правил. – Адорна внимательно посмотрела на Саманту. – Уверена, что он не даст тебе повода для скандала.
 – Надеюсь на это, миледи.
 Адорна предостерегающе закашляла, словно прочищая горло.
 – Уверена в этом, миледи, – быстро поправилась Саманта.
 Надев очки, Адорна принялась читать письмо полковника:
 – «Мой дом стоит уединенно…
 На этом месте Саманта тихо вздохнула.
 –…Но гувернантке не следует волноваться о своей безопасности, – продолжала Адорна. – Дороги патрулируют вооруженные отряды, которые я помог организовать и усилил своими людьми».
 Не замечая расстроенных взглядов Саманты, Адорна продолжала:
 – А чуть ниже полковник Грегори пишет: «Я предлагаю жалованье четыре фунта в месяц, оплачу расходы на чай и сахар. Кроме того, полдня в неделю девушка может быть свободна от своих обязанностей, а раз в год она может покинуть на неделю мой дом, чтобы навестить родных». – Адорна посмотрела на Саманту поверх очков. – Весьма щедрое предложение. Куда более щедрое, чем можно получить в Лондоне.
 – Но, миледи, туда ведь даже не доходит железная дорога.
 Если уж Саманте предстоит покинуть свой любимый Сити, она должна быть, по крайней мере, уверена, что сможет быстро вернуться домой, если обстоятельства сложатся так, что придется спасаться бегством.
 – Поезд проходит достаточно близко, – успокоила ее Адорна. – Полковник пишет: «Надо доехать поездом до Йорка, а там воспользоваться почтовой каретой, которая довезет девушку до Хоксмута. В местной гостинице ей следует сказать, кто она, и ее доставят со всеми удобствами в Сильвермер, где она получит возможность приступить немедля к своим обязанностям».
 – Вот почему он предлагает четыре фунта. – Саманта представила себе путешествие по чахлым полям в окружении гор и содрогнулась. – Иначе никто не захочет жить в этих диких местах.
 – Думаю, что не поэтому. – Адорна внимательно изучала лежащее перед ней письмо. – Похоже, все дело в детях.
 – В детях? – «Час от часу не легче!» – А что с ними не так, с этими детьми?
 – Полковник Грегори пишет, что все в порядке…
 – Если он пишет об этом, значит, наверняка что-то не так.
 – Да. Я и сама так думаю. К тому же бог послал полковнику и его супруге изобилие нежных созданий.
 – Изобилие? – В душе Саманты зашевелились тревожные предчувствия. – А какое количество детей вы называете изобилием, миледи?
 Адорна снова пробежала глазами письмо.
 – Их шестеро. Возраст – от четырех до двенадцати.
 – Полковник не терял времени даром! – И вовсе ей не нужен такой хозяин. Наверняка захочет запереть гувернантку в доме со своим выводком, чтобы иметь возможность носиться по лесам в поисках местных разбойников. – Миледи… – Саманта молитвенно сложила руки.
 Адорна медленно сняла очки, аккуратно сложила их и положила перед собой на стол.
 – Я уверена, что ты должна принять это предложение, Саманта.
 О, нет! Адорна очень редко высказывала свои суждения столь беспрекословно. Да, это правда, леди Бакнел практически всегда добивалась того, чего хотела, но обычно она делала это в мягкой, тактичной манере. Когда же Адорна говорила столь решительно, это означало, что у жертвы нет ни малейшего шанса вымолить спасение.
 – Миледи? – Саманта вопросительно посмотрела на свою наставницу.
 – Ты посягнула на доходы мистера Уордлоу, на его положение в обществе и на его мужскую гордость. Можешь мне поверить, судья весьма мстителен и не остановится ни перед чем, чтобы окончательно разрушить твою репутацию. Я не смогу найти для тебя место в Лондоне.
 – Но… я никогда в жизни не покидала Лондон.
 – Ты сама обрекла себя на это. Настала пора пожинать плоды своей дерзости. – Адорна в упор посмотрела на Саманту. – Решено, ты едешь в Кумберленд.
 Все оборвалось у Саманты внутри. Только сейчас она поняла, что попала во власть обстоятельств, которые не в силах изменить.
 – Я уже написала полковнику Грегори, чтобы он ожидал твоего приезда недели через две. И вот еще что, Саманта…
 Тон Адорны был серьезен как никогда.
 – Да, миледи? – настороженно переспросила девушка.
 – Ни при каких обстоятельствах не рассказывай полковнику Грегори о своем прошлом. – Адорна сложила руки перед собой на столе. – Я навела о нем справки. Это честный, справедливый человек. Но терпимость к порокам ближних не входит в число его добродетелей.
 – И он наверняка считает, что, «кто украл однажды, останется вором до самой своей смерти». – Саманта вдруг почувствовала, что горло предательски сжимается. – Что ж, в этом нет ничего нового. Я могу вести жизнь святой, но эти тупые ослы все равно не простят мне моего прошлого.
 – Перестань сквернословить. И обещай мне, что ничего не скажешь полковнику ни при каких обстоятельствах.
 – Обещаю, миледи, – печально улыбнулась Саманта. – Я ничего не скажу этому самодовольному тирану.




 2.


 Саманта стояла посреди дороги рядом с чемоданом и смотрела, как исчезает в облаке пыли экипаж, в котором она только что ехала.
 – И что я такого сказала! – крикнула девушка вслед юному кучеру, который проигнорировал ее слова с самым неуважительным видом.
 А ведь она всего лишь поинтересовалась, едят ли волки местных жителей или ограничиваются домашним скотом. И часто ли ей придется спасать своих юных воспитанников от медведей. Ну, разве что еще решила узнать, держит ли полковник Грегори скот в доме или у него есть скотный двор. Все это были очень важные вопросы, которые ей не терпелось выяснить как можно скорее. Но вместо того чтобы ответить, кучер из гостиницы Хоксмута обиделся и буквально выбросил ее из экипажа посреди дороги.
 Место, куда занесла ее судьба, оправдывало худшие опасения Саманты. Деревья обступали дорогу плотной стеной, превращаясь в лес, в котором, она не сомневалась, водились огромные медведи со зловещими длинными когтями и запачканными кровью клыками. Медведи, которые уже наверняка учуяли ее и собираются к краю леса в ожидании темноты, чтобы наброситься и разорвать на мелкие кусочки.
 Однако перед ней простирались зеленые луга, перегороженные низкими белыми заборами. По лугам мирно бродили белые овечки с огромными влажными глазами, овечки жевали травку, опасливо поглядывая, не появятся ли из леса волки.
 Да, волки. Саманта не сомневалась – здесь наверняка водятся волки. Она так и представляла, как серый хищник крадется, невидимый, вдоль опушки леса, глядя с вожделением на белую кучерявую шерстку, затем вдруг оборачивается, утратив к добыче всякий интерес. Так как унюхал в воздухе запах другой жертвы, с куда более нежным и вкусным мясом…
 Поежившись, Саманта медленно опустилась на стоящий в пыли дорожный сундук. Наверное, Адорне все же было жаль свою протеже, потому что леди Бакнел позаботилась о том, чтобы снарядить девушку всем необходимым для жизни в ссылке. Она накупила ей кучу платьев, шалей, шляпок, туфель и сапожек. К сожалению, все это так и сгниет, ни разу не надетое, на обочине дороги, потому что вскоре наступит ночь, а Саманта так и будет сидеть тут, и каждый обитатель этого жуткого леса, имеющий клыки, получит возможность полакомиться ею, и никто не услышит ее криков, ведь кругом нет ни души.
 Заставив себя подняться на ноги, Саманта медленно побрела в сторону Сильвермера. Юбки ее волочились по грязи. Девушка огляделась вокруг. Тени становились длиннее, солнце двигалось к горизонту, скрытому за вершинами видневшихся вдалеке гор. Если бы она была умнее, то вернулась бы к сундуку и приготовилась бы встретить достойно свой конец. Но Саманта была не из тех, кто сдается без боя. Она понимала, что это глупо, но все же решила попытаться добраться до Сильвермера.
 Девушка решительно поправила небольшую сумочку, которую держала в руке. Что ж, вперед, к полуразрушенному замку, который ожидает ее в конце пути.
 Путь ее лежал мимо озера, холодного и глубокого синего озера, в глубине которого жили огромные чудовища. Саманта не сомневалась в этом – время от времени поверхность воды покрывалась мелкой рябью, иногда слышался плеск. Это вполне могла быть рыба, но могли быть и чудовищные монстры, притаившиеся на дне. Саманте приходилось слышать о чудовищах, обитавших в озерах. Она даже читала роман об одном таком монстре, поселившемся в Шотландии.
 Саманте вспомнились готические романы, с десяток которых она заботливо положила в чемодан. Если только она переживет эту ночь, то выкинет их все… нет, не в озеро – это могло бы потревожить чудовище. Она просто выбросит их и забудет о них навсегда.
 Саманта пристально вглядывалась в темноту, надеясь заметить хоть какие-то признаки жилья. Но впереди было пусто. Ничего, кроме дороги, петляющей по полю, то поднимаясь, то спускаясь с небольших пригорков. Деревья, равнодушно шелестящие зеленой листвой. И над всем этим – горы, неумолимые, холодные и равнодушные. Юный возница, так безжалостно бросивший ее на обочине, сказал, что местные называют их холмами. Саманта спросила, часто ли с них падают люди и часто ли. камнепады губят тех, кто решил по неосторожности прогуляться в горах. Вопрос казался ей вполне логичным, но противный мальчишка нахмурился. Наверное, именно в тот момент ему впервые пришло в голову сделать то, что он сделал.
 Солнце садилось слишком быстро, вершины гор уже окрасились в багровый цвет. Дымка поднималась над лесом и плыла, подгоняемая ветром. Словно клубы пара, вырывающиеся изо рта тяжело дышащего огромного великана, притаившегося в чаще. Сумерки между тем сгущались.
 У Саманты закололо в боку. Она остановилась и прижала ладонь к корсету.
 Вообще-то ни один уважающий себя волк не стал бы есть ее сейчас. Саманта была в пути уже четыре дня – сначала два дня на поезде, потом, после короткой ночевки в гостинице в Йорке, два дня в экипаже. Платье ее было все заляпано грязью, а ноги… Саманта привалилась спиной к ближайшему дереву.
 – Господи, как же у меня болят ноги!
 Впрочем, сейчас это не имело значения. Потому что слева от себя Саманта вдруг услышала оглушительный треск ломавшихся веток. Не тратя времени на то, чтобы рассмотреть, кто же ломится к ней сквозь чащу, девушка кинулась бежать.
 Но огромный зверь выскочил на дорогу прямо перед ней, и пришлось остановиться.
 – Черт побери! – прежде чем девушка успела развернуться и кинуться в другую сторону, ее схватила за шиворот чья-то сильная рука.
 – Стоять! Что вы делаете здесь?
 Конь! Это был конь с всадником!
 От нахлынувшего облегчения у Саманты вдруг болезненно сжалось горло, и она едва смогла произнести:
 – Я пытаюсь добраться до Сильвермера.
 – До Сильвермера? Зачем?
 Только в этот момент Саманта обратила внимание, что мужчина по-прежнему держит ее за воротник, словно она была нашкодившим щенком. Девушка резко обернулась и посмотрела на таинственного всадника.
 – А кто вы, собственно, такой, чтобы задавать мне подобные вопросы, да еще так грубо?
 В мозгу Саманты тут же прозвучал ответ на ее собственный вопрос. «Огромный, высокий и потрясающе красивый мужчина». Она не могла в деталях разглядеть его лицо, так как было уже совсем темно, но то, что она видела, было поистине великолепно. Густые черные волосы, коротко подстриженные над ушами. Правильный овал лица, чуть выступающий вперед квадратный подбородок, тонкий нос, пожалуй, чуть длинный, но не портящий лица.
 Фигура его была безупречной – широкие плечи, тонкая талия и большие, сильные руки. Его запястье, за которое схватилась Саманта, пытаясь освободиться, было таким широким, что девушка не могла обхватить его рукой.
 Она не видела его глаз и не могла прочесть его мыслей, но мужчина был настроен враждебно – это витало в воздухе.
 – Отвечайте! – приказал всадник. – Кто вы и почему направляетесь в Сильвермер?
 И тут Саманте пришло в голову, что она, пожалуй, напрасно испытала облегчение, увидев перед собой человека, а не волка или медведя. Мужчина по-прежнему держал ее так близко к своему разгоряченному скакуну, что она чувствовала запах конского пота. Лошадь перебирала ногами слишком близко от ее ног, и Саманта невольно попятилась, но и конь шагнул в ее сторону.
 – Остановите его! – испуганно воскликнула Саманта.
 – Стойте спокойно, и все будет хорошо, – произнес мужчина тоном констебля, задерживающего попавшегося преступника. Саманта хорошо помнила этот тон. Холодный и неумолимый, наполняющий душу отчаянием.
 – Я – мисс Саманта Прендрегаст, новая гувернантка детей полковника Грегори.
 Она не стала спрашивать, обитаемы ли эти места – о, нет, Саманта не из тех, кто повторяет собственные ошибки.
 Мужчина наконец-то отпустил воротник ее платья.
 Вздохнув с облегчением, Саманта расправила юбки.
 – Вот так-то лучше. А теперь объясните, кто вы такой, что ездите в темноте по дорогам и хватаете незнакомых девушек за…
 Наклонившись, мужчина попытался вырвать ридикюль из рук Саманты.
 Но девушка крепко вцепилась в ручку. Мужчина потянул снова.
 – Что вы делаете? – воскликнула Саманта. О, она прекрасно понимала, что он делает, просто не могла поверить в то, что это происходит с ней. Стоило ей выехать из Лондона, и вот ее уже пытаются ограбить на проселочной дороге.
 Вырвав сумку, мужчина стал быстро вытаскивать ее содержимое. Носовой платок. Ключик от дорожного сундука. Билет на поезд. И весьма скромная сумма денег.
 Саманта всегда носила в ридикюле совсем немного, всего несколько фунтов. Большая часть сбережений лежала в специальном кармашке за подвязкой, и если сегодня ей не повезет и этот разбойник догадается о ее тайнике, то рука его вскоре окажется у нее под юбкой.
 Но мужчина, к изумлению Саманты, сложил все, что вынул, обратно и протянул девушке ридикюль.
 Девушка быстро схватила его, интересуясь про себя, сколько еще сумасшедших бродят ночами по здешним дорогам.
 – Почему идете пешком? Что-то случилось с экипажем?
 Мужчина отпустил воротник ее платья, но продолжал разговаривать все тем же властным, требовательным тоном.
 – В каком-то смысле, – пробормотала Саманта. – Возница из гостиницы Хоксмута выбросил меня и мой дорожный сундук на обочине дороги и вернулся в город.
 – Почему?
 – Очевидно, его обидели мои слова.
 Внимательно оглядев Саманту с ног до головы, незнакомец пробормотал:
 – Могу себе представить.
 И спрыгнул с лошади.
 Саманта была высокой, но он оказался выше – около шести футов двух дюймов. У него была отличная фигура. Многие добиваются этого усердными тренировками, но есть счастливцы, которые рождаются с таким телом, и Саманта готова была поклясться, что перед ней – один из них.
 Саманта никогда не чувствовала с такой остротой исходившей от мужчины угрозы. За несколько секунд мысли о маньяках, насилующих и убивающих своих жертв, пронеслись в ее мозгу, и девушка пожалела о том, что не успела освоить несколько простых приемов, помогающих справиться с мужчиной в такой ситуации. С мистером Уордлоу она поступила просто – надавила пальцем на его адамово яблоко, и наглец поспешил ретироваться. Но с этим парнем такое вряд ли сработает.
 – Кто вы? – снова спросила Саманта.
 Но незнакомец вновь не удостоил ее ответом.
 – У вас есть бумаги, подтверждающие, кто вы? – спросил он.
 – Письмо от леди Бакнел.
 – Покажите его мне.
 – Оно осталось в дорожном сундуке.
 Саманта солгала и была рада, что ей удалось нарушить хоть как-то планы этого нахала, пугающего по ночам беззащитных женщин на большой дороге.
 Мужчина внимательно смотрел на нее, словно пытаясь прочесть ее мысли. Но Саманта знала, что ему это не удастся. Уже окончательно стемнело. Саманте никогда не приходилось видеть такой полной темноты, ведь в городе ее рассеивал свет фонарей. А здесь только звезды призрачно мерцали на высоком черном небе, а рядом возвышалась угрожающая фигура таинственного незнакомца. Саманта невольно поежилась.
 – Откуда вы, мисс Прендрегаст? – вдруг спросил мужчина.
 – Из Лондона, – ответила Саманта, нервно сжимая тесемки ридикюля.
 – Вы никогда не покидали пределов столицы, не правда ли?
 – Никогда. – Саманта замерла, с ужасом ожидая от него каких-нибудь ужасных слов о том, что ожидает непрошеных гостей в здешних местах.
 Но мужчина лишь рассмеялся.
 – Надеюсь, вы первоклассная гувернантка, – сказал он.
 – О да, – напряженно произнесла Саманта.
 – Хорошо. – Быстро вспрыгнув в седло, он пришпорил лошадь и скрылся в чаще леса.
 Саманта смотрела ему вслед, испытывая непонятное облегчение и в то же время изумление. Лишь через несколько минут девушка осознала, что снова осталась одна.
 – Подождите! – закричала она. – Вы должны спасти меня!
 Ответом ей был лишь затихающий шелест веток, смыкающихся за спиной всадника.
 – Но меня могу съесть дикие звери! – прокричала Саманта. – Скажите хотя бы, далеко ли до Сильвермера? Вы, беспринципный негодяй, могли бы дать мне хотя бы палку, чтобы было чем отбиваться от медведей, – сказала она уже тише.
 Вряд ли ее слова заставят его вернуться. Она снова осталась одна среди дикой природы, и ей предстоит брести несколько миль до дома, где коровы, возможно, ночуют прямо в хозяйских спальнях, а люди спят на полу. Всхлипнув, Саманта потерла глаза. Затем, гордо расправив плечи, снова тронулась в путь.
 В Лондоне, даже на ночных улицах, никогда не бывало так тихо. Время от времени мимо грохотал припозд-нившийся экипаж, или плакали в домах дети, или свет и музыка вырывались из приоткрытой двери какой-нибудь таверны.
 Здесь же тишину нарушали лишь время от времени шелест крыльев какой-нибудь птицы, пролетающей над головой, или зловещий шорох в кустах. Саманте казалось, что она все отдала бы сейчас за отчетливый, негромкий звук, способный нарушить эту мертвую тишину. Далеко впереди сверкнула молния, и ушей девушки достиг раскат грома.
 – Будь осторожна со своими желаниями, милая, – пробормотала самой себе Саманта, – вот тебе и звук, о котором ты просила.
 Она устала так, что каждый шаг был настоящей мукой. Саманта спотыкалась о торчащие из земли кочки, о камни, но даже чудовищная усталость не могла заставить ее пойти по траве, свернув с дороги. Ведь там наверняка водятся змеи. Меж тем молнии сверкали все ближе и ближе, слепили глаза и казались все более угрожающими.
 Звук, раздавшийся позади нее на дороге, Саманта сначала приняла за отдаленный раскат грома, потом ей показалось… она боялась поверить своим ушам… звук был похож на… Саманта застыла, пристально вглядываясь в темноту.
 На дороге появились два фонаря, раскачивающиеся на… на крыше экипажа! Снова сверкнула молния, и Саманта увидела, что зрение не обмануло ее. К ней действительно приближался экипаж. Если бы она не была так вымотана, то запрыгала и закричала бы от радости. Теперь необходимо привлечь внимание кучера.
 Саманта вышла на дорогу и замахала руками. И – о, чудо! – экипаж остановился. Удача повернулась к ней лицом впервые с тех пор, как она встретила на своем пути злополучного судью Уордлоу. Лакей спрыгнул с запяток и открыл перед девушкой дверцу. Саманта дала ему руку, и он помог ей забраться в экипаж, шикарно отделанный изнутри.
 – Мне надо…
 – В Сильвермер. Да, мисс Прендрегаст, мы знаем.
 И дверца захлопнулась.
 Саманта сидела, привыкая к темноте и поглаживая пальцами бархатную обивку. Но как… что произошло?..
 Тот человек на лошади! Он поленился отвезти ее сам, но прислал своих друзей!
 Экипаж развернулся и тронулся с места с такой скоростью, что Саманту отшвырнуло на спинку сиденья. Она так устала, что у нее не возникло даже желания выпрямиться. Сонно подумав о том, не стала ли она жертвой похищения, Саманта решила, что похищение – не такая уж большая цена за возможность наконец-то дать отдых своим измученным ногам.
 Они, должно быть, ехали довольно долго, потому что Саманта успела несколько раз задремать и проснуться. Но вдруг экипаж остановился, дверца открылась, и, опираясь на протянутую руку лакея, Саманта шагнула на ступеньку.
 И замерла, пораженная великолепием простиравшегося перед ней поместья.




 3.


 Саманта проснулась от позвякивания посуды. Откинув со лба волосы, она увидела пухленькую горничную в черном платье и белом фартуке, накрывавшую на стол. Девушка подошла к окну, отдернула гардины, и в комнату хлынул утренний свет. Саманта невольно зажмурилась.
 – Доброе утро, мисс, – затараторила горничная, затем быстро присела в реверансе. На вид ей было не больше пятнадцати – эдакое дитя природы, взращенное на свежем воздухе и деревенских продуктах. – Меня зовут Кларинда. Я принесла вам завтрак.
 – Спасибо, – Саманта села на постели. – Сколько сейчас времени?
 – Уже больше семи, мисс. Но вы так устали вчера в пути, что мне не велели вас будить.
 Саманта окинула взглядом комнату, на которую лишь мельком взглянула вчера вечером. Спальня на втором этаже была довольно просторной, видимо, ее устроили в комнате для гостей. И, как везде в доме, все здесь так и лучилось роскошью и великолепием. Мебель из темного дуба с резными ножками, широкая кровать с огромным балдахином и мягким пуховым матрацем. Еще ей отвели отдельную гардеробную с раковиной и проточной водой, текущей из специального резервуара на крыше.
 И все это – вместо убогого жилища стареющего полковника, отца шестерых детей, которое представляла себе Саманта.
 – Кушайте, мисс. – Кларинда поставила поднос с завтраком на колени Саманте и открыла серебряную крышку. Аппетитный пар поднимался от поджаренных яиц, колбасы, свежих лепешек и тарелки с овсянкой, обильно политой медом, а также лежащей на блюдечке печеной груши с корицей. – Кухарка еще не знает, что вы любите, поэтому положила всего понемногу.
 – Выглядит потрясающе. – Вдыхая аппетитные запахи, Саманта, впервые с тех пор, как покинула Лондон, осознала, как она голодна.
 – Сегодня чудесный день, мисс, – сказала Кларинда, наливая ей чаю.
 Саманта и сама видела, что день выдался солнечным. В окна заглядывали ветви зеленых деревьев, а сквозь их густые кроны просвечивало небо, такое синее, что глазам становилось больно. И на небе – ни облачка.
 Подойдя к старинному камину, Кларинда подкинула в него дров.
 – Ваш сундук подобрали на дороге, мисс, – Кларинда похлопала по черной деревянной крышке, перехваченной кожаными ремнями и запертой на тяжелый замок. Из-под белой шапочки горничной выглядывали непослушные каштановые кудряшки, а в карих глазах сверкало любопытство. – Мне распаковать вещи?
 – Да, пожалуй. Ключ в… – Но где же ее ридикюль?
 – Вот здесь, мисс? – Кларинда взяла с туалетного столика бархатный мешочек.
 – Да, благодарю вас. – Саманта протянула руку, радуясь, что не потеряла ридикюль.
 Уж не привиделось ли ей все, что было вчера ночью? Одинокий путь в темноте, мужчина на коне, выскочивший из кустов на дорогу. Не успела она обрадоваться, что ее спасет джентльмен, как он стал засыпать ее вопросами, словно констебль, затем выхватил из рук сумочку.
 Да, он вернул ридикюль обратно, но тут же повернулся и поехал прочь, не предложив помощь. Какой неотесанный невежа!
 Хотя… как мог так быстро появиться на дороге спасший ее экипаж?
 Все это выглядело слишком невероятным, чтобы быть правдой, но ноющие ноги Саманты говорили об обратном. К тому же девушка до сих пор не могла оправиться от шока, который испытала, когда вышла из кареты и перед ней открылся Сильвермер во всем его великолепии. Огромный четырехэтажный дом возвышался над навесом для экипажей, сияя всеми окнами. Широкие двойные двери были открыты, а на пороге стояла миссис Шелбурн, подтянутая и суровая экономка, которая пригласила Саманту внутрь со словами:
 – Входите, милая, вас ожидает горячий ужин.
 Саманта не в состоянии была ужинать, она поела совсем немного, но этого оказалось достаточно, чтобы утолить голод до утра.
 И вот теперь, покончив с завтраком и допив чай, Саманта выбралась из кровати и подошла босиком к окну.
 Под окнами простирался потрясающей красоты парк – ухоженные лужайки, огромные величественные деревья, кроны которых поднимались выше окон второго этажа. То здесь, то там виднелись беседки и клумбы с красочными цветами. Слева она увидела кусты, подстриженные в форме львов и птиц. Все выглядело красиво и безмятежно и, самое главное…
 – Отсюда не видны горы?
 – Нет, мисс, но горы тут кругом. Они обнимают Сильвермер, как огромные руки.
 – Хм. – Саманта повернулась к окну спиной. – Вчера был сильный дождь?
 – Такая гроза, мисс! Молнии так и сверкали, гром грохотал и лило как из ведра. – Кларинда улыбнулась, и на ее пухлых розовых щечках появились ямочки. – Должно быть, вы страшно устали, если ничего не слышали. Когда вы оденетесь, полковник Грегори хочет поговорить с вами.
 – Да, конечно. – Интересно, полковник Грегори удивит ее так же, как удивил его дом? Саманта больше не представляла его седым, морщинистым воякой. Кто бы ни жил в этом доме, он имеет представление о красоте, хотя и провел много лет в Индии, гоняясь по джунглям за туземцами и делая время от времени детей своей несчастной жене.
 Саманта протянула Кларинде ключ от сундука и спросила:
 – Какой он – полковник Грегори?
 – О, мисс, он очень хороший человек. – Встав на колени перед сундуком, Кларинда открыла тяжелую крышку.
 Саманта подождала немного, но продолжения не последовало.
 – Он очень старый?
 – Не очень. Не такой старый, как мой дедушка.
 – О, – перед глазами Саманты снова встал образ вояки с испещренным морщинами лицом.
 – Но он все равно красивый, так говорит моя мама.
 Наверное, седой, с пронизывающим взглядом стальных глаз.
 – И слишком строг с детьми, мне кажется. Только я вам этого не говорила. – Кларинда вынула из сундука первое платье из прозрачного розового шифона и разложила его на стуле. За ним на свет появилось платье в цветочек и наряд из ярко-синего поплина. И наконец – строгое платье из темно-зеленой саржи. – Погладить вот это, мисс?
 Саманта подумала о человеке, которого ей предстоит увидеть. Пожилой вояка наверняка лучше отреагирует на юное цветущее создание.
 – Пожалуй, нет, – сказала она Кларинде. – Мне кажется, лучше подойдет розовое.
 Кларинда внимательно оглядела платье, затем Саманту.
 – Посмотрим, – сказала она и исчезла за дверью.
 Когда горничная вернулась, Саманта успела допить остававшийся в чайнике чай, умыться над раковиной в гардеробной и надеть свежее белье. Кларинда помогла ей надеть платье.
 – Почему же полковник Грегори так строг с детьми? – спросила она.
 – Все его военное воспитание. Хочет, чтобы они умели подчиняться приказам, маршировали строем, никогда не пачкались. А если уж пачкаются, чтобы чистили свою обувь до блеска.
 Саманта удивленно подняла брови.
 – Эти дети, должно быть, святые. Мне ничего не придется делать!
 Кларинда рассмеялась в ответ и снова сказала:
 – Посмотрим, мисс!
 – Чшш, – звук донесся до нее из другого конца коридора, когда Саманта шла по второму этажу.
 Саманта остановилась и огляделась. Одна из дверей была приоткрыта. Три детские мордашки выглянули в коридор, и три детские ручки сделали ей знак зайти.
 – Вы – мне? – Саманта удивленно ткнула себя в грудь. Как будто ответ не был очевиден.
 – Шшш… – дети дружно прижали пальцы к губам, затем снова оживленно замахали руками.
 Заинтригованная, Саманта вошла в детскую. То, что она увидела, поразило ее. Три железные кровати, застеленные тонкими пледами, стояли вдоль стены. На подоконнике ровными рядами были рассажены куклы. На дощатом полу не было ни ковра, ни разбросанных игрушек, как обычно бывает в детской. На окнах – простые шторы. Это спальня девочек, с удивлением отметила про себя Саманта, хотя больше всего это место походило на спальню в приюте для сирот, а не на комнату любимых отпрысков богатого семейства.
 Через несколько минут, когда все шестеро детишек – те, что махали ей у двери, и те, что ожидали внутри, – выстроились перед ней в ряд, Саманта поняла, что все шестеро детей полковника Грегори – девочки.
 Она чуть не рассмеялась.
 С того памятного разговора с Адорной Саманта все время волновалась, сумеет ли справиться с возложенными на нее обязанностями.
 Но девочки из аристократических семейств – это нежные, скромные существа, с которыми очень легко управляться, и только такому безмозглому солдафону, как полковник Грегори, могло прийти в голову превратить их детскую в подобие казармы.
 – Здравствуйте, юные леди, – с улыбкой произнесла Саманта. – Так вы и есть мои воспитанницы?
 Самая старшая девочка, черноволосая красавица с уже наметившейся грудью и суровым выражением лица, достала из-за спины хлыстик и щелкнула себя по голенищу черного сапожка.
 – А вы – наша новая гувернантка?
 Слегка растерявшись, Саманта внимательно рассматривала девочку и ее сестер. Все они были одеты в безликие темно-синие платья и белые передники. Волосы девочек были заплетены в тугие косы, перевязанные синими лентами. На всех были одинаковые сапоги. Все смотрели на Саманту с одинаковым выражением отвращения и агрессии на хорошеньких личиках.
 – Да, – произнесла Саманта. – Я – мисс Саманта Прендрегаст. Вы можете звать меня мисс Прендрегаст.
 – Я – Агнес. – Старшая девочка сделала знак стоящей рядом с ней, давая понять, что та может подать голос.
 – Я – Вивьен, – вторая девочка была почти такой же высокой, как ее старшая сестра, с темными волосами и высоко поднятыми бровями.
 Агнес показала кнутом на следующую девочку, тоже. темноволосую, с голубыми глазами.
 – Мара, – отрапортовала та.
 Овладев собой, Саманта улыбнулась:
 – Что ж, очень приятно познакомиться с вами, Вивьен и Мара. Сколько же тебе лет, Вивьен?
 – Одиннадцать, – ответила Вивьен.
 – А тебе, Мара?
 – Девять.
 Агнес исподлобья посмотрела на Саманту.
 – Не перебивайте!
 – Ты слишком молода, чтобы отдавать приказы, – тихо сказала Саманта. – Подумай над этим, прежде чем мы продолжим.
 Удивленная этой неожиданной отповедью, Агнес часто заморгала, затем решительно произнесла:
 –Нет!
 Ее тон кого-то напомнил Саманте. Кого-то, с кем она виделась совсем недавно – но кого? Девушка нахмурилась, пытаясь вспомнить.
 Агнес указала хлыстом на следующего ребенка.
 – Генриетта, – малышка с темными глазами явно не понимала схемы устрашения новой гувернантки. Она улыбнулась и присела в реверансе.
 Саманта вовсе не собиралась плясать под дудку маленькой грубиянки Агнес. Она снова прервала церемонию и сказала:
 – Какое красивое имя! Тебе семь, Генриетта?
 Девочка кивнула, глядя на Саманту удивленными глазами.
 – А откуда вы знаете?
 – Я очень догадливая, – доверительно сообщила малышке Саманта.
 Агнес стукнула хлыстом по сапогу, привлекая всеобщее внимание, и указала на улыбающееся создание с дырами между зубами.
 – Эммелин, – прошелестела малышка.
 – Тебе пять? – спросила Саманта.
 – Да, – кивнула девчушка. – И у меня выпали жубы.
 – О, я вижу, – улыбнулась Саманта.
 Агнес, хмурясь, указала на самую маленькую сестричку. Такую же черноволосую и темноглазую, как и старшие.
 Малышка стояла, засунув в рот палец, и смотрела себе под ноги.
 – Это Кайла, – со вздохом сказала Агнес.
 Кайла подбежала к ней и спрятала личико в складках ее платья.
 Агнес погладила малышку по голове и с вызовом посмотрела на Саманту.
 – Кайла обожает тебя, – сказала гувернантка. – И я ее понимаю. Ведь это ты хранишь мир и гармонию семьи, не так ли?
 – Да, – Агнес гордо вскинула голову. – И поэтому вы не нужны нам. Мы позвали вас, чтобы объяснить, почему вам лучше уехать домой.
 Саманта серьезно посмотрела на Агнес и произнесла, копируя безапелляционный тон девочки:
 – Я не могу.
 – Можете! И вам придется уехать!
 – Меня направили в Кумберленд с четкими инструкциями оставаться здесь, чтобы учить тебя и твоих сестер всему, что я знаю по географии, естествознанию, музыке, письму, литературе, и изящным манерам.
 – Мне ничего этого не нужно! – воскликнула Агнес.
 Саманта подняла брови.
 – А по-моему, очень даже нужно. – Она оглядела девочек. – Нужно всем вам.
 Мара выступила вперед. Эта девочка выглядела не слишком аккуратной. На ней была та же одежда, что и на остальных, но юбка помялась, а на фартучке красовалось огромное розовое пятно. И волосы ее были так же заплетены в косу, но непослушные пряди выбивались и торчали вокруг лба и щек.
 – Папа не любит гувернанток, – выпалила она.
 – Ваш папа нанял меня.
 – Он уволил пять гувернанток подряд, значит, он их не любит, – вступила в бой Вивьен.
 – Сколько же всего гувернанток здесь побывало?
 – Одиннадцать, – сказала Агнес.
 – Одиннадцать! – Саманте не хотелось демонстрировать свое изумление, но она ничего не могла с собой поделать. Если победу в этой схватке обеспечивало равнодушное высокомерие, то на сегодня она явно проиграла. – И что же случилось с остальными?
 Мара переминалась с ноги на ногу.
 – Они уехали.
 Саманта взяла девочку за руку.
 – Почему?
 Все шестеро одновременно раскинули руки и недоуменно пожали плечами.
 – Что ж. Одиннадцать, – Саманта вздохнула. – Но можете не волноваться. Я понравлюсь вашему папе. Я нравлюсь всем, особенно детям. – Ей было ясно, что этим детям просто необходима гувернантка. Саманта сделала шаг в сторону Агнес, которая явно была инициатором происходящего. – Даже если я не понравлюсь мистеру Грегори, не беда. Потому что я понравлюсь вам.
 Генриетта тоже решила поучаствовать в маленьком бунте.
 – Нет, не понравитесь, – заявила она.
 – Обязательно понравлюсь, – твердо произнесла Саманта.
 – А мне она уже нравится, – сказала Эммелин. – Она смешная.
 Саманта улыбнулась малышке.
 Кайла подняла головку от юбки Агнес.
 – Мне тоже нравится, – сказала она.
 Эммелин застыла с выражением негодования на лице.
 – Нет, тебе не нравится! Она моя – только моя!
 Взяв Эммелин за руку, Саманта постаралась успокоить ее.
 – Все в порядке, малышка. Я же говорила, что нравлюсь всем. – Она присела на небольшую тумбочку для игрушек и сказала, обращаясь к Вивьен: – И поэтому ваш папа не уволит меня.
 Вивьен подошла поближе.
 Эммелин крепче прижалась к Саманте.
 – Кстати, я из Лондона и ничего не знаю о жизни в деревне.
 – Правда? – спросила Агнес.
 Саманта почти видела, как вращаются в ее головке маленькие колесики – девочка старалась побыстрее придумать новую пакость для гувернантки.
 Но у Саманты были совсем другие планы.
 – Зато я многое знаю о моде и нахожу надетые на вас платья поистине ужасными.
 Агнес и Вивьен посмотрели друг на друга, потом на свои платья.
 – У меня есть кое-что, чем их можно расшить, чтобы они стали красивее, – продолжала Саманта.
 – О, правда? – воскликнула Вивьен. – Мне так надоело носить изо дня в день это старье!
 – Может быть, ваш папа привезет нам какой-нибудь ткани для новых платьев. Для занятий рукоделием, разумеется, – она подмигнула Агнес.
 Та отвела глаза.
 Кайла подбежала к Саманте и спросила:
 – А можно мне тоже новое платье?
 Агнес нахмурилась и отвернулась.
 Саманта понимала, что ее не перетянуть на свою сторону за один день.
 – Ну конечно, малышка, – сказала она, похлопав Кайлу по щеке.
 Дверь вдруг распахнулась, с силой ударившись о стену.
 Изумленная Саманта поднялась, сжимая руки Эммелин и Генриетты.
 В дверном проеме стоял мужчина. Высокий, крупный и… знакомый. Темные волосы, коротко подстриженные над ушами, выступающие скулы. Чуть выдающийся вперед квадратный подбородок. Нос, пожалуй, чуть длинноват…
 Окинув взглядом комнату, мужчина остановил его по очереди на каждой девочке.
 Все молча смотрели на него.
 – Здравствуй, папа, – сказала Агнес, выступая вперед.
 Теперь Саманта поняла, почему голос и манеры девочки показались ей знакомыми. Она была копией своего отца – та же решительность и то же высокомерие.
 И тут же Саманта вспомнила, где уже видела все это раньше.
 Полковник Грегори оказался не кем иным, как тем самым всадником, которого она встретила вчера в лесу.




 4.


 При свете дня полковник выглядел еще более привлекательным – и еще более опасным, – чем в темноте. Он был одет в черное. Черный шерстяной костюм. Черные сапоги, начищенные до зеркального блеска. Белая рубашка, отглаженная и, как видно, накрахмаленная до хруста. И черный шейный платок, завязанный с армейской аккуратностью. Все это безукоризненно сидело на полковнике.
 Мистер Грегори был из тех мужчин, вид которых способен заставить женщину обернуться. Саманта не могла отвести от него глаз, и от этого ей стало вдруг как-то не по себе. Она хотела высказать ему все, что думает по поводу мужчин, бросающих женщин на темной дороге. И в то же время ей хотелось стать незаметной, слиться со стеной и смотреть, смотреть на него. Саманта чувствовала, что у нее задрожали колени и какое-то странное ощущение возникло вдруг внизу живота. Она не понимала, что с ней происходит, но ей совсем не нравилось происходящее.
 Гораздо проще было понять гнев и ярость.
 Полковник посмотрел на Кайлу, вытиравшую нос рукавом, на Мару, которая терла одной ногой о другую, и скомандовал:
 – Построиться!
 Девочки поспешно повиновались. Они стояли по стойке «смирно», как послушные маленькие солдатики, расправив плечи и выставив вперед подбородки.
 Полковник Грегори приблизился к Агнес, повернулся направо и прошел вдоль строя. Остановившись, он велел Эммелин поправить фартук. Затем полковник подошел к Маре.
 – Что это за странный хлюпающий звук? – спросил он.
 – Какой звук? – недоумение отразилось на лице девочки.
 – О, подожди-ка. – Он наклонился, так что глаза его оказались на уровне глаз дочери. – Ага, я понял, это твои сапоги сосут ваксу с моих.
 Мара посмотрела на свои сапоги, покрытые слоем пыли, затем на обувь отца, начищенную до блеска.
 Глядя, как глаза девочки наполняются слезами, Саманта не выдержала:
 – А вы сами чистите свои сапоги, полковник? – громко спросила она.
 Обернувшись, мистер Грегори посмотрел на нее взглядом, полным раздражения.
 – Я – офицер. Разумеется, нет.
 – Вот и Мара не чистит, – с самым что ни на есть жизнерадостным видом заявила новая гувернантка. – У вас есть кое-что общее.
 Саманта услышала несколько сдавленных смешков с той стороны, где стояли девочки.
 Мара как-то сразу расслабилась, словно с плеч ее сняли тяжесть.
 Но полковнику эта сцена вовсе не показалась забавной. Он сердито произнес своим густым басом:
 – Мисс Прендрегаст! Посылая за новой гувернанткой, я рассчитывал, что она будет подчиняться данным ей указаниям с большим усердием.
 – Я учту это в будущем, сэр.
 «Чертов солдафон», – подумала про себя Саманта.
 – В будущем мне не хотелось бы вновь увидеть, как вы пытаетесь вступить в сговор с моими детьми, подкупая их несбыточными обещаниями, какими-то там платьями, которые вы надеетесь у меня выклянчить.
 Так он все слышал! Глядя прямо в глаза полковнику, Саманта спросила:
 – Так к кому же я могу обратиться по поводу одежды?
 Багровый румянец вдруг залил щеки полковника, но он тут же справился с собой и сказал, глядя прямо в глаза Саманте:
 – Если надо будет заказать одежду, приказ должен исходить от меня. А я пока не собираюсь отдавать подобного приказа.
 Агнес встала рядом с отцом и с видом победительницы посмотрела на Саманту.
 – Я говорила мисс Прендрегаст, что она должна немедленно отправиться к тебе, но она настаивала на том, чтобы сначала зайти к нам.
 Пораженная способностью старшей дочери полковника врать, не моргнув глазом, Саманта изумленно подняла брови, затем, прищурившись, посмотрела на Агнее.
 Девочка вспыхнула.
 Полковник Грегори внимательно наблюдал за этой молчаливой дуэлью.
 – Понятно, – сказал он и махнул рукой остальным детям. – Вольно.
 Девочки, вздохнув, разбились на три группки, при этом Генриетта не упустила возможности ткнуть Агнес в бок.
 А полковник Грегори переключил внимание на Саманту. И, глядя на стоявшего перед ней мужчину, девушка вновь оказалась во власти самых противоречивых, незнакомых ей прежде чувств. Адорна сказала бы про этого мужчину, что он величествен и неприступен, как царящие вокруг горы.
 Саманта, пожалуй, согласилась бы с этим и добавила от себя, что он кажется жестким и неумолимым. У него был волевой подбородок, а небольшие уши были прижаты к голове, словно их долго тренировали находиться на своем месте. На губах полковника застыла улыбка, но по глазам можно было ясно прочесть, что он невысоко ставит женщину, которая впадает в панику, оказавшись после заката в лесу.
 Саманта поежилась. Ночь в лесу в этой дикой местности. Она осталась жива лишь по счастливой случайности. Гнев вдруг охватил Саманту. Ведь вчера ночью полковник не захотел потратить даже нескольких слов, чтобы успокоить ее и сказать, что скоро придет помощь.
 – Что ж, – заявила Саманта, уперев руки в бока и оглядывая полковника с ног до головы. – По крайней мере, теперь я понимаю, почему за мной так быстро приехал экипаж.
 Полковник и не подумал извиниться за свое неподобающее поведение. Вместо этого он также оглядел Саманту, задержавшись взглядом на кружевных оборках, украшавших лиф и подол платья.
 – Странный наряд для гувернантки, – заметил он.
 Вчера ночью Саманте не удалось заглянуть ему в глаза, зато сейчас ей представилась такая возможность. Глаза были голубыми, ясными и яркими, но холодными, как лед на зимнем озере, а прямые черные брови придавали лицу угрюмое выражение. Однако перед ней стоял вовсе не пожилой вояка. Полковник Грегори был мужчиной в расцвете сил, настоящим красавцем. И такого, конечно, не впечатлить облаком розового шифона. Неудивительно, что Кларинда предложила ей надеть строгое платье из зеленой саржи.
 Эммелин подбежала к отцу и обняла его за ногу.
 – Папа…
 – Эммелин? – полковник положил ладонь на головку девчушки.
 – Мисс Прендрегаст нравится всем. Она так нам сказала.
 – Вот как? – полковник удостоил Саманту снисходительным взглядом. – Что ж, надеюсь, и вам она тоже понравится.
 – И тебе, папа! Она и тебе понравится!
 – Непременно… если у нее имеются подобающие рекомендации и она продемонстрирует, что способна жить в деревне и учить детей должным образом.
 Эммелин с сомнением посмотрела на Саманту.
 – Лучше уж пусть продемонстрирует…
 На секунду глаза полковника расширились, и Саманте показалось, что он вот-вот рассмеется.
 Но ничего такого не произошло, и Саманта решила, что ошиблась.
 Полковник осторожно оторвал от себя Эммелин и подтолкнул ее в сторону Вивьен.
 – Прошу вас следовать за мной, мисс Прендрегаст, – пригласил он.
 Полковник и не подумал пропустить ее вперед. Саманте вдруг захотелось громко выругаться. Она едва подавила в себе это желание. Оглянувшись, девушка увидела, что за ней внимательно наблюдают шесть пар глаз. О нет, она не доставит им удовольствия видеть свою слабость и отчаяние.
 Полковник спустился по лестнице и направился к широким двойным дверям, ведущим в глубь дома. Они вошли в огромный холл высотой в два этажа. Внушительных размеров колонны служили опорой для открытой галереи, тянувшейся вдоль стен и нависавшей над холлом. Звук шагов гулким эхом разносился по мраморному полу, стены отливали лазурью и золотом, а над головами сверкала тысячью огней хрустальная люстра. В холл выходило несколько дверей. Некоторые были приоткрыты, и Саманта успела различить за ними библиотеку, комнату для игр и бальную залу. Полковник Грегори подвел ее к одной из дверей и посторонился, пропуская вперед.
 Саманта поблагодарила его, интересуясь про себя, всегда ли полковник так вежлив со слугами или же просто решил оценить ее фигуру со всех сторон. Но одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы исключить подобные мысли, – оно выглядело совершенно бесстрастным. Почти безжизненным. Так что неловкость, которую испытывала Саманта, следовало приписать собственному воображению, а не действию его взгляда.
 У старых дев всегда богатое воображение. Неужели она уже стала одной из них, и теперь ей вечно будут мерещиться посягательства на ее честь там, где их нет и в помине?
 О нет, ей не хотелось даже думать об этом.
 – Что-то не так, мисс Прендрегаст? – поинтересовался полковник.
 – Нет, сэр, с чего вы взяли?
 – Вы вздохнули.
 – Нет, я просто любуюсь вашим домом. – Отчасти это была правда.
 Саманта ожидала увидеть в кабинете армейскую строгость обстановки, но он оказался выдержан в индийском стиле. Стены и драпировки цвета красного вина и нежных нефритовых оттенков. Ковер ручной работы в той же цветовой гамме покрывал дощатый пол. Обитые плюшем стулья с высокими спинками приглашали присесть рядом с письменным столом черного дерева с резной крышкой.
 – Почему вчера ночью вы не сказали мне, кто вы? – перешла в наступление Саманта.
 – А с какой целью я должен был это сделать? – полковник возвышался над ней, всем своим видом демонстрируя, кто здесь хозяин.
 – Но мне было бы не так страшно, если бы я знала…
 – А я хотел, чтобы вам было страшно. Мне не нравится, когда в окрестностях моего поместья бродят подозрительные дамы без сопровождения.
 – Одинокие юные леди представляют для вас угрозу?
 – Все зависит от того, что у них на уме. – Полковник подошел к письменному столу. – Не соблаговолите ли присесть?
 Что ж, новый хозяин уже успел оскорбить ее в первый же день. Саманта, проглотив обиду, присела напротив полковника в одно из кресел.
 Полковник остался стоять.
 – Должен сказать, мне не понравилось, что в лесу вы приняли меня за разбойника. Вы абсолютно неопытны в подобных делах.
 – Ха! – не смогла сдержаться Саманта.
 – Прошу прощения, – сказал полковник, иронично поднимая одну бровь. – Я забыл: вы ведь из Лондона, а это очень опасный город. Видимо, у вас есть опыт общения с грабителями.
 Но только не в качестве жертвы.
 – Нет, сэр, – быстро сказала Саманта.
 Полковник удивленно посмотрел на девушку.
 – Ну что ж, как скажете. – Он продолжал пристально изучать новую гувернантку, словно перед ним сидела диковинная птица. – Прощаю вам на первый раз. Но в будущем, если вы столкнетесь с разбойником, ни в коем случае не следует сопротивляться. И еще одно – попридержите свой норов.
 – Вы хотите сказать, что я должна с улыбкой отдать свой ридикюль любому мужчине, который этого пожелает?
 – Если вас грабят – да.
 – Нет, – твердо сказала Саманта, хотя, если задуматься, она, пожалуй, дали бы потенциальной жертве грабителя точно такой же совет. – Мне нелегко досталось то, что удалось заработать, и я не собираюсь так просто с этим расставаться.
 – Ваше имущество можно заменить. Вашу жизнь – нет.
 – Это ваше имущество можно заменить. – Да и ни один разбойник в здравом уме не станет нападать на такого сильного мужчину. – А мое имущество надо заработать.
 – То, что есть у меня, так же заработано, мисс Прендрегаст. Хотя моя семья живет в этом поместье более трехсот лет, я был младшим сыном у родителей. Отец купил мне военный патент, но я сам зарабатывал на пропитание для себя и своей семьи. Теперь, конечно, все это мое, – он обвел рукой кабинет. – Но я не перестаю оплакивать отца и брата.
 Что ж, может быть, и не стоило обвинять этого человека в том, что он имеет привилегии, масштаб которых Саманте даже трудно себе представить. Полковник Грегори, по крайней мере, понимает, что живет лучше многих, и ведет себя достойно. Пожалуй, подумала Саманта, глядя на его суровое, непроницаемое лицо, он даже относится ко всему слишком серьезно.
 – Примите мои соболезнования, – тихо произнесла девушка.
 – Мои дочери – все, что у меня осталось, и они очень дороги мне.
 – Ваши чувства делают вам честь, – хотя, когда они были в детской, Саманта не заметила, чтобы полковник был сильно привязан к девочкам. – А много ли в округе грабителей?
 – Это дикие места. И разбойники бродили по здешним дорогам еще во времена римлян.
 – Тогда вам не следовало оставлять меня одну на дороге, – с раздражением произнесла Саманта.
 Полковник посмотрел на нее так, словно девушка говорила на непонятном ему языке, и снова ничего не ответил.
 – Уверяю вас, что избавлю эти места от негодяев, желающих поживиться за чужой счет, но, пока этого не произошло, я попросил бы вас не выходить за пределы моих владений без сопровождения моих людей. Я прошу вас об этом ради вашего блага и ради блага моих дочерей.
 – Хорошо.
 Полковник в упор посмотрел на Саманту.
 – Сэр, – добавила Саманта, снова жалея о том, что дала втравить себя во все это. Теперь, случись что-нибудь, – а с ней всегда что-нибудь случалось, – она даже не сможет сбежать в Лондон. – Обещаю вам, что не стану бродить по этим диким лесам без сопровождения сильного и сообразительного слуги.
 Губы полковника дрогнули, выражение лица стало не таким серьезным, Саманте снова показалось, что в глазах его мелькнула искорка смеха.
 – Из-за ужасных тварей, которые могут вами полакомиться?
 Так он слышал вчера ее слова, брошенные ему в спину!
 – Вы считаете ужасных зверей с огромными клыками смешными?
 – Я считаю, что вы вряд ли встретите их тут. Но если вера в бродящих по лесам огромных медведей и волков обеспечит вашу безопасность и безопасность моих детей, верьте себе во что вам вздумается. – Наконец полковник уселся на стул. – Могу я взглянуть на ваши рекомендации?
 Черт бы его побрал, этот человек поистине невыносим! Полковник Грегори служил доказательством той простой истины, что у красивых мужчин всегда имеются недостатки, делающие их невыносимыми. Впрочем, эти самые недостатки – настоящее спасение для девушек, так как заставляют их все время быть начеку.
 – У меня есть письмо от леди Бакнел, – Саманта достала из кармана юбки запечатанный конверт. – Насколько я поняла, она писала вам о моих профессиональных качествах.
 – Не особо вдаваясь в детали.
 – Даже не могу представить себе почему, – с самым невинным видом удивилась Саманта.
 Сломав печать, полковник Грегори пробежал глазами письмо.
 – Охотно верю – это трудно себе представить, – дочитав до конца, полковник удивленно поднял брови.
 Господи, что это значит?
 – Все в порядке?
 Сложив письмо, полковник засунул его в нагрудный карман.
 – В общем, да. Леди Бакнел не скупится на похвалы в ваш адрес.
 Но Саманта сама была слишком хорошей актрисой, чтобы позволить себе расслабиться. Интересно все же, что же такого написала Адорна в своем письме.
 – Перейдем к делу. Ваша обязанность – следить за тем, чтобы все дети учились по расписанию, которое висит в классной комнате.
 Саманта почувствовала, что с этим человеком сразу следует взять верный тон, иначе он просто подомнет ее под себя, как делал это со всеми остальными.
 – Я настаиваю на том, чтобы вносить изменения там, где они кажутся мне разумными.
 – После того как вы продемонстрируете свою компетентность, сможете обсудить со мной свои усовершенствования.
 – А кто будет оценивать мою компетентность?
 Полковник посмотрел на нее тяжелым взглядом.
 – Разумеется, я, мисс Прендрегаст. Вам не стоит с самого начала заблуждаться на этот счет.
 Саманта кивнула. Что ж, все не так плохо. Этот человек, по крайней мере, волнуется за своих дочерей. Он заинтересован в том, чтобы ее работа принесла плоды. А это было редкостью, насколько позволял судить опыт Саманты.
 – Дети ложатся спать ровно в девять, – продолжал полковник. – Никаких исключений. У каждой девочки своя горничная, так что после обеда вы можете быть свободны. Но не стоит посвящать это время праздности и флирту.
 Этот человек специально оскорбляет ее или просто не имеет понятия о светских приличиях? Что ж, она не собирается сдаваться.
 – И с кем же, по-вашему, тут можно флиртовать? С кучером из гостиницы?
 Полковник Грегори задумался на секунду, наверное, над тем, отчитать ли Саманту за то, что она посмела его перебить.
 – Я поговорил с хозяином гостиницы, – сказал он. – Кучера освободили от его обязанностей.
 Руки Саманты непроизвольно сжали плюшевые подлокотники стула.
 – Что вы хотите этим сказать?
 – Он обязан был доставить вас сюда. А вместо этого оставил слабую женщину одну на дороге. Это приравнивается к преступлению.
 – Но тогда вы тоже преступник!
 – Мисс Прендрегаст! – полковник стукнул костяшками пальцев по столу. – Вам не угрожала опасность!
 – Если не считать диких зверей!
 Полковник прикрыл глаза, словно не мог больше смотреть на нее.
 – Если на вас нападет кролик, обязательно дайте мне знать.
 – Я только хотела сказать, что этот парнишка виновен ничуть не более вас. В Лондоне, когда человек теряет место, он оказывается на улице, или в работном доме, или его ожидает смерть от голода и лишений. Да и не такая уж я слабая. Хорошенько отчитать этого парня – и было бы вполне достаточно.
 – Ваше милосердие говорит в вашу пользу, но я не изменю свое решение. Вы – женщина, вы чужая в этих местах, и ваши слова могли показаться оскорбительными только такому горячему юнцу, как этот мальчишка.
 –Но…
 – Не волнуйтесь, мисс Прендрегаст. Это был не первый его проступок. Он не окажется на улице – он вернется к родителям на ферму. А после нескольких месяцев тяжелой работы наверняка найдет способ принести извинения и получить свое место обратно. Это будет для него хорошим уроком.
 Невежество полковника Грегори в житейских вопросах было поистине удивительным. Саманта отлично знала, что такие, как этот кучер, не спешат усвоить преподанные им уроки. Они лишь злятся на тех, кто пытается им эти уроки преподать, и винят в своих бедах всех вокруг, но не себя. Впрочем, может быть, в сельской местности царят иные нравы.
 Окно вдруг зазвенело – и явно не от ветра.
 – Что это? – Саманта посмотрела в ту сторону. Окна кабинета полковника выходили на веранду, за которой простирался парк. Верхушки деревьев были абсолютно неподвижными.
 – Ветер, – полковник даже не оглянулся. – В Озерном крае довольно ветрено. Так что покрепче завязывайте шляпку.
 – Но…
 Полковник посмотрел на нее, как на пустое место.
 – Да?
 – Ничего, сэр, – Саманта не собиралась спорить с этим несносным человеком. Во всяком случае, из-за такой ерунды. Есть много других, куда более важных поводов.
 – Итак, мы обсуждали, что вы будете делать вечером.
 – Да, сэр.
 Столько свободного времени, плюс еще полдня, плюс отпуск, и все за четыре фунта в неделю – это напоминало подкуп. И теперь, когда Саманта познакомилась со своими подопечными, она отлично понимала, в чем подвох.
 Саманта улыбнулась. Не стоит отказываться от столь щедрого предложения. Она также не будет рассказывать полковнику, что ей удавалось воспитать примерных детишек из куда более трудного материала.
 – Чем же я должна заниматься в это время?
 – Вы должны читать, повышать свой уровень, писать письма, планировать занятия. – Полковник откинулся на спинку стула. – Раз в неделю по понедельникам вы будете обсуждать эти планы со мной.
 – Как пожелаете, сэр, – Саманта поймала себя на том, что ей почти приятно произносить эту фразу. В общем и целом беседа с хозяином оказалась не такой уж ужасной.
 Конечно, полковник Грегори невыносим. Но если верить большинству ее хозяев, она тоже невыносима. Полковник Грегори не замечал ее дерзости или не подавал виду, что замечает. Это немного удивило Саманту. Насколько она была знакома с военными, они склонны настаивать на беспрекословном подчинении. Может быть, полковник отчаялся удержать в доме гувернантку и теперь готов практически на все? Или… что же все-таки написала о ней Адорна в своем письме?
 – Отлично. Я все вам объяснил. – Взяв со стола письмо, полковник еще раз пробежал его глазами. – Жду вас в этом кабинете ровно в семь в понедельник.
 Что ж, указания предельно точны. Но теперь ее очередь.
 – По поводу платьев для девочек…
 Полковник медленно опустил письмо.
 – Вы что, не понимаете слова «нет»?
 – Они – юные леди, а не солдаты.
 – Они носят удобную одежду, отлично подходящую для здоровых детских игр.
 – Но они – девочки, а девочкам нужны красивые, а не просто удобные платья. Наряды, в которых можно танцевать на балах…
 – Мои дочери не танцуют на балах.
 – Неужели никто в округе не устраивает детских праздников?
 Полковник посмотрел на нее с раздражением:
 – Нет!
 – Но если это так, как же дети учатся вести себя в обществе? – Саманта сокрушенно покачала головой. – Полковник Грегори, вы ведь наверняка один из самых влиятельных помещиков в здешних краях. Значит, вам надо подать пример остальным семьям. Мы должны как можно скорее устроить в доме детский праздник.
 – Я не собираюсь… – Он вдруг осекся и застыл с видом человека, на которого снизошло озарение. И произнес уже медленнее и не так решительно: – Я не собираюсь устраивать детских праздников.
 – Тогда вы могли бы распорядиться привезти материи, чтобы девочкам сшили платья, а потом я сама устрою для них домашнее торжество, во время которого у меня будет возможность научить их светским манерам.
 – Что ж, об этом стоит подумать, – полковник рассеянно теребил подбородок.
 Саманта ясно видела, что мысли его сейчас далеко, он словно бы не замечал, что в комнате есть еще кто-то. Она не знала, хорошо это или плохо, но решила закончить свою мысль, не собираясь сдаваться.
 – До дебюта Агнес не так уж далеко, а там и Вивьен пора вывозить в свет.
 Саманта встала и направилась к двери, надеясь ускользнуть, пока полковник пребывает в странном оцепенении.
 – И пожалуйста, закажите ткань разного цвета, – добавила она на ходу. – Надо, чтобы каждая девочка чувствовала себя личностью, единственной в своем роде. Что же касается материала, думаю, подойдет джерси – одежда на детях так и горит.
 Ответа не последовало. Саманта вынуждена была признать, что, пожалуй, проиграла первое сражение. Но война только начинается.
 Полковник встал, и у Саманты снова возникло ощущение исходящей от него угрозы.
 – Мисс Прендрегаст…
 – Да, полковник Грегори?
 – Кайла простудилась немного. Сообщите об этом ее горничной, и пусть девочку переведут в отдельную спальню.
 Саманта удивленно заморгала. Она ожидала чего угодно, но не этого.
 – Но… как вы узнали?
 – Она чесала нос. А Мара выросла из своих сапог. Я закажу новые, но они прибудут не раньше чем через неделю. Пока что надо примерить на нее старые сапоги Вивьен и посмотреть, подходят они или нет. – Он сложил руки за спиной. – И вообще, проверьте, впору ли остальным девочкам их обувь.
 – Да, сэр. – Саманта старалась вспомнить, что насторожило полковника в поведении Мары. – Мара терла одну ногу о другую.
 – И отказалась чистить свою обувь, как это требуется. Я говорил им, что они должны сказать мне, если обувь становится тесной, но Мара старается разговаривать со мною как можно меньше.
 – Интересно, почему? – Саманта даже не пыталась скрыть сарказма.
 Полковник обогнул стол и подошел вплотную к девушке. Он стоял так близко, что юбки Саманты касались его сапог.
 Ей захотелось попятиться, но она сдержалась. Черт побери, она не привыкла отступать! Но сердце билось все чаще и чаще. Может, оно все время бьется именно так, только раньше Саманта этого не замечала. А сейчас она вдруг остро ощутила и биение своего сердца, и работу легких, жадно вдыхавших исходивший от полковника запах сильного, здорового мужчины, и еще каждый волосок на своем теле. Собственная реакция смущала и одновременно интриговала Саманту.
 – Материал привезут на следующей неделе. Это подходит?
 Полковник произносил каждое слово отчетливо, пристально глядя на Саманту. Не могло быть ни малейших сомнений: этот человек понял, что им манипулируют. И он позволил ей это. Интересно, почему? Или лучше не знать этого?
 – Я достал бы его и раньше. Но очень немногие из наших гувернанток пробыли здесь дольше нескольких дней. И даже нескольких часов.
 Он бросал ей вызов! Что ж, Саманта готова его принять!
 – Полковник Грегори, я буду здесь и помогу сшить платья для своих воспитанниц. Я буду здесь и через год. Ни одному ребенку еще не удалось одержать надо мной верх. Уверяю, не удастся это и вашим дочерям.
 «И даже вам», – мысленно добавила Саманта.




 5.


 Мисс Прендрегаст вышла из комнаты с гордо поднятой головой и закрыла за собой дверь. Полковник Уильям Грегори подошел к окну и подождал, пока Дункан Монро влезет внутрь…
 – Ну, как добыча? – быстро поинтересовался Уильям.
 – Поймал прошлой ночью еще одного русского, – Дункан отряхнул пыльные бриджи и поправил крестьянскую шляпу с полями. – Забрал у него бумажник и отпустил на все четыре стороны.
 – Что-нибудь интересное?
 Дункан раскрыл мешочек на тесемках и вывалил на стол Уильяма свою добычу. Несколько помятых фунтовых банкнот. Трубка. Кисет с табаком. Письмо…
 Пробежав его глазами, Уильям нахмурился. Написано по-русски.
 – Немедленно отошлю это Трокмортону, – сказал он.
 Уильям встретил Дункана в Индии, и тот уже много лет был его лучшим офицером и самым близким другом. Никого из них не смущала некоторая странность сегодняшнего положения вещей. Полковник Грегори изображал из себя хранителя мира и спокойствия в Кумберленде, а Дункан Монро – грабителя, орудующего в здешних лесах. Они тщательно избегали встреч друг с другом в лесу, прочесывая окрестности в поисках русских шпионов и их английских агентов. Впрочем, время от времени им попадались и настоящие грабители. Это была игра, которую придумали для себя двое мужчин, и, играя в нее, они добыли немало ценной информации для министерства внутренних дел. Но пока им так и не удалось выяснить, почему центром шпионской деятельности иностранных разведок стал именно Озерный край.
 По крайней мере, до сегодняшнего дня.
 – Кстати, с чего это тебе пришло в голову скрестись в окно, когда кто-то находится со мной в кабинете?
 – Кто-то… Это был не кто-то, – Дункан картинно закатил глаза. – Она – настоящая красавица. Я и не знал, полковник, что вас взяли в плен…
 – Разве может взять в плен женщина? В плен могут взять… – заметив ухмылку Дункана, полковник осекся.
 Дункан был известен своей насмешливостью не меньше, чем храбростью, и Мэри считала его красавцем. Но Уильям знал, как стереть с его лица эту ухмылку.
 – Эта женщина – новая гувернантка моих детей.
 Вытянувшаяся физиономия Дункана была ему наградой.
 – Гувернантка? Когда я был маленьким, гувернантки были другими.
 – Она прибыла с превосходными рекомендациями от элитной Академии гувернанток. – Впрочем, он был согласен с Дунканом. О чем думала эта самая леди Бакнел, посылая ему такую гувернантку? Вернее, не ему, а его детям. Ведь гувернантку прислал и его дочерям, напомнил себе Уильям.
 Наполнив два стакана виски, он протянул один другу.
 Отхлебнув с полстакана, Дункан покачал головой:
 – Моя гувернантка была старой и ворчливой.
 – Не сомневаюсь, именно такую ты и заслуживал. Наши были молоденькие и пугливые. – Уильям никогда не подумал бы, что будет с ностальгией вспоминать этих никчемных глупышек. Ни одна из них не походила на мисс Прендрегаст. Мисс Прендрегаст с осанкой и походкой амазонки и языком… О нет, о ее языке ему не стоит, совсем не стоит думать. При мысли о ее языке хотелось думать о поцелуях и всяких других глупостях. Поэтому лучше просто назвать ее дерзкой и забыть об этом.
 Уильям сделал большой глоток виски.
 – Эти ее волосы… Тебе не кажется, что это парик?
 – Парик? Да ты с ума сошел! Никакой не парик!
 – Слишком уж они белокурые. – Вчера ночью, в лесу, прядки, падавшие на щеки Саманты, отливали серебром в лунном свете. – Это должен быть парик.
 – Мы ведь оба знаем, что ты ничего не понимаешь в женщинах, – снисходительно заметил Дункан. – И насчет ее волос наверняка ошибаешься. – Дункан опустился на стул, где незадолго до этого сидела гувернантка. – А впрочем, я не видел ее глаза. Какого цвета глаза нашей прекрасной валькирии?
 – Карие. – Уильям снова поднес к губам стакан. – Или почти карие. Какого-то такого странного цвета…
 – Так ты все же заметил цвет ее глаз. – Уильям почувствовал, что его начинает не на шутку раздражать самодовольная физиономия Дункана. – Жду не дождусь возможности самому заглянуть в глаза этой юной леди.
 – Тебе никто не позволит соблазнять мою гувернантку, – предостерегающе произнес Уильям. – Если только ты не хочешь занять ее место и сам учить моих детей.
 – Я и не мечтаю об этом, – вздохнул Дункан. – Ты обратил внимание на ее походку? Настоящая пантера, преисполненная сдержанной силы и грации.
 – Она слишком высокая.
 Уильям привык к хрупким женщинам, смотревшим на него снизу вверх и почти невесомым в его объятиях, когда приходилось вальсировать на балах.
 – Ты можешь представить себе, что чувствует мужчина, когда его обнимают эти сильные ноги…
 Черт побери, он легко может себе это представить! Слишком легко! Дункан никогда не умел вовремя остановиться!
 – Она слишком худая.
 – Слишком худая, слишком высокая, – передразнил Уильяма Дункан. – А ты чересчур разборчив! Особенно для бедного безутешного вдовца, которому отчаянно требуется жена, чтобы заботиться о его детях. Может быть, мисс… мисс…
 – Мисс Прендрегаст.
 – Может быть, мисс Прендрегаст сумеет стать ответом на этот вопрос.
 – Нет.
 – Нет? – Приподняв одну бровь, Дункан внимательно изучал полковника. – Но ведь Мэри умерла уже три года назад.
 – Мэри была убита, – поправил его Уильям.
 – Да, но это – не твоя вина, – как можно мягче заметил Дункан.
 Сам Уильям, разумеется, считал иначе.
 – За безопасность жены отвечает муж!
 – Но полк ведь был на задании! Как ты мог знать, что Мэри выедет из лагеря и попадет в засаду русских?
 Дункан был тысячу раз прав, но чувство вины не покидало Уильяма все эти годы.
 – Я должен был отослать ее домой. Я должен был их всех отослать домой! Мы ведь знали, что в горах таится опасность.
 Дункан встал, подошел к Уильяму и положил руку ему на плечо.
 – Я знаю, ты любил Мэри, и сердце твое разбито, но…
 Уильям стряхнул руку друга, подошел к окну и стал растерянно смотреть в парк. В этом-то и была главная проблема. Да, он любил Мэри, но жизнь с ней лишь доказала ему то, о чем он подозревал уже много лет. Ни одна женщина не способна завладеть его воображением так, как сложная военная операция, или привести его в такой восторг, как жаркая погоня за врагом. В его душе, одержимой страстью к войне, любви к женщине, даже самой прекрасной, не оставалось места.
 И отчасти именно поэтому Уильям был твердо намерен схватить рано или поздно предателей, повинных в смерти Мэри, беззаветно любившей мужа, который так и не смог ответить на ее чувства в полной мере.
 Им владело и двигало чувство раскаяния, но он даже не думал сказать об этом такому безнадежному романтику, как Дункан, считавшему, как и все вокруг, что Уильям страдает от разбитого сердца, утратив единственную любовь всей своей жизни.
 – Мы добьемся справедливости! – с жаром произнес он.
 – И мы все ближе к этому! – обрадованно воскликнул Дункан, снова усаживаясь на стул. – Но тебе необходима женщина! У мужчины есть ведь определенные потребности…
 – Тебе виднее, – усмехнулся Уильям. – Ты удовлетворяешь свои достаточно часто.
 – И могу сказать тебе, что это – отличный способ вылечить разбитое сердце.
 В Индии Дункан тоже пользовался успехом у офицерских дочек, пока его не угораздило влюбиться в дочь лорда Баррет-Дервина. Его превосходительству вовсе не понравилась мысль о том, что за его старшенькой ухаживает головорез-шотландец, и девицу отослали в Англию. Дункан подал в отставку, но, вернувшись в Англию, поспел как раз к свадьбе своей возлюбленной с графом Колье. Дункан впал в ярость, и неизвестно, куда бы обратился гнев храброго шотландца, если бы именно в этот момент Уильям Грегори не предложил ему службу.
 – Мисс Прендрегаст привезла мне письмо. – Достав из кармана письмо леди Бакнел, Уильям через стол бросил его Дункану. – Якобы с рекомендациями.
 – Якобы? – удивленно переспросил Дункан.
 – Прочти его!
 Дункан пробежал глазами первый абзац.
 – Мисс Прендрегаст отлично владеет своими навыками… умна, способна. Все это замечательно, Уилл, но…
 Уильям молча ждал, пока Дункан доберется до важной информации.
 Дойдя до нужного места, Дункан напрягся и, не отрываясь от письма, поставил на стол свой стакан.
 – Это прислала тебе леди Бакнел? Так она работает на министерство? На Трокмортона? Леди Бакнел – одна из агентов?
 – Мне кажется, леди Бакнел время от времени оказывает Трокмортону кое-какие услуги в меру своих возможностей. Но называть ее агентом, пожалуй, было бы некоторым преувеличением.
 Дункан жадно глотал строчки.
 – По мнению Трокмортона, Озерный край стал центром… потому что… – Он уронил руку с письмом на колени и изумленно посмотрел на Уильяма. – Лорд и леди Фезерстоунбо? Эта парочка божьих одуванчиков контролирует шпионскую сеть, опутавшую не только Англию, но и весь мир? Лорд и леди Фезерстоунбо?
 – Насколько я знаю Трокмортона, он никогда не ошибается. Тем более в таком важном вопросе.
 – Я не ставлю под сомнение его выводы, но… Как?
 Уильям на секунду задумался.
 – Их принимают в лучших домах Англии. Никто не подозревает их ни в чем более серьезном, чем отчаянное желание посплетничать. Даже если бы их поймали с секретными документами на руках, то отпустили бы, сочтя это недоразумением.
 – Теперь начинаю понимать.
 – Это объясняет очень многое. Например, постоянно снующих по дорогам подозрительных личностей – женщин без сопровождающих, иностранцев…
 – Ну да. Поместье Фезерстоунбо находится неподалеку и тянется до самого моря. В их владениях есть гавань. Похоже на дорогу, по которой ускользают от нас засвеченные или проваленные агенты. – Дункан снова перечитал письмо. – Трокмортон направляет эту парочку к нам. И хочет, чтобы мы вытянули из них как можно больше информации, прежде чем их арестуют. Но как мы это сделаем?
 – У меня уже есть план, – сказал Уильям.
 План этот созрел у него в мозгу совсем недавно и требовал серьезного обдумывания, но все же он не мог не поделиться с другом.
 – Мы будем пытать их? – Дункан картинно потер руки. – Ворвемся в их поместье? Запряжем их в упряжку и станем гонять по окрестным полям, как собак, подлых старых собак?
 – Нет, – Уильям поморщился. – Я собираюсь устроить прием.
 – Прием? – изумленно переспросил Дункан.
 – Ну да, прием, в своем доме. Подумай как следует: ведь именно этим занимаются лорд и леди Фезерстоунбо. Посещают лучшие дома Англии. Лорд Фезерстоунбо пытается поцеловать каждую юную дебютантку, а леди Фезерстоунбо сплетничает без умолку. И, теперь это ясно, они подслушивают все, что можно, собирая информацию, которую можно было бы продать русским. Так вот, мы заманим их сюда, соблазнив возможностью получить ценную информацию, а потом схватим в тот момент, когда они попытаются ее отослать.
 – Что ж, идея превосходная. Но ты никогда не устраивал ничего подобного, Уильям. Что натолкнуло тебя на мысль о приеме?
 – Гувернантка.
 – Малышка мисс Прендрегаст?
 – Она сказала, что я, один из львов местного высшего общества, игнорирую светское воспитание собственных дочерей самым непозволительным образом.
 – Я говорю тебе это уже три года. Почему ты послушал ее, а не меня?
 – Потому что делаю это, чтобы поймать с поличным лорда и леди Фезерстоунбо.
 – А, ну да, – Дункан поднял стакан в сторону Уильяма.
 Полковник прекрасно знал, о чем думает сейчас его лучший друг. О том, что этот прием станет первым шагом к возвращению в свет, а там наверняка появится на горизонте какая-нибудь благородная леди сказочных добродетелей, и в результате полковник снова женится. Уильям знал, что Дункан не одобряет его затворничества.
 Дункан задумчиво посмотрел на друга.
 – Но как… извини, милый мой, но у тебя ведь нет ни малейшего опыта в организации подобных мероприятий. Как ты сумеешь устроить этот свой прием? Трокмортон пишет, что эти две старые собаки приедут сюда не позже первого сентября. Разве мы успеем все подготовить?
 – Я напишу графине Маршан и попрошу ее помочь мне.
 Дункан застыл на секунду, затем губы его искривились.
 – Ужасной леди Маршан? Это обязательно, Уильям?
 Полковник никогда не понимал и не разделял антипатии Дункана.
 – Тереза была лучшей подругой Мэри. А лорд Маршан – моим другом. И Тереза уже не раз предлагала мне свою помощь.
 – Не сомневаюсь в этом! – фыркнул в ответ Дункан. – Ради бога, Уильям, кто угодно, только не она! Неужели ты не понимаешь, на что она надеется?
 – Нет. На что же?
 – Что ты влюбишься в нее без памяти, и она заполучит еще одного богатого и красивого мужа, на зависть всему высшему свету.
 – Ты думаешь, я красивый?
 – Я думаю, ты… – Приподнявшись, Дункан шутливо ударил друга по плечу. – Я думаю, ты – осел, Уильям.
 Полковник рассмеялся в ответ:
 – Я пытаюсь, все время пытаюсь придумать другой план. Все было бы лучше, чем…
 – Чем Тереза? Согласен с тобой!
 – Я хотел сказать – «чем прием», – Уильям задумчиво смотрел на огонь, пылающий в камине. – А знаешь, друг мой? Пожалуй, я позволю Терезе заполучить меня.
 – О нет! – изумлению Дункана не было предела.
 – Мне нужна жена. – Уильям всегда презирал людей, которые готовы полжизни горевать о потерянной любви или об упущенных возможностях. Но смерть матери нанесла глубокую душевную травму девочкам. И Уильям все время носил в себе сознание вины. Он справлялся с этим, как умел, – с помощью военной дисциплины и личного примера.
 Но недавно Уильям стал замечать, что дисциплину поддерживать все труднее, а заданные им высокие стандарты оказались почти недостижимы. Он все чаще ловил себя на том, что уже не знает, что происходит в его собственном доме. Девочки росли, а он не знал, как с ними обращаться.
 – Хотя мисс Прендрегаст выглядит весьма многообещающе. До сих пор нам с гувернантками не везло.
 – Весьма многообещающе, – с улыбкой подхватил Дункан.
 – Ни одна гувернантка не способна занять в жизни девочек место матери. Им нужна стабильность. Так что мне нужна жена. – Уильям подошел к столу и достал из ящика какой-то листок. – Я составил список своих требований.
 – Список требований? – Дункан едва сдерживал смех. – Ну-ка, ну-ка, интересно…
 – Большинство из них очевидны. Жена должна быть одного круга со мной, иметь безукоризненную репутацию. Она должна уметь то, что необходимо для процветания моей семьи, – например, давать приемы и балы, подготовить моих дочерей к выходу в свет.
 – Что ж, это разумно.
 – Еще она должна быть хороша собой, с приятным голосом.
 – О, да. Для твоего же блага.
 – Да, – кивнул Уильям, не замечая или не желая замечать иронии. – И Тереза соответствует всем требованиям из этого списка.
 – Плюс – тебе не придется за ней ухаживать. Она и так уже готова на все.
 – Вот именно.
 – Да, романтик из тебя хоть куда! – рассмеялся Дункан. – Любая женщина потеряет голову от твоих объяснений!
 Непонятно почему Уильямом овладело вдруг странное беспокойство. Встав со стула, он принялся мерить комнату шагами.
 – В том-то и дело, Дункан. Мужчина выбирает себе жену, руководствуясь вовсе не романтическими соображениями. Он думает о ее репутации, ее положении в обществе, о том, насколько она ему подходит…
 – На графиню весьма даже приятно посмотреть. Если честно, она – красавица. – Отпуская Терезе комплименты, Дункан выглядел так, словно вот-вот заснет.
 – Да, все это так, но это неважно. – Ни красота правильных черт Терезы, ни ее густые темные волосы, ни точеная фигурка не волновали Уильяма. – Главное, она образец добродетели.
 – По-моему, ты знаешь графиню не так хорошо, как тебе кажется.
 Дункан процедил это сквозь зубы себе под нос, но слова друга сильно удивили Уильяма.
 – Если ты знаешь что-то такое, о чем следует знать мне…
 – Нет, нет, я просто… – Дункан махнул рукой. – Забудь об этом.
 Уильям окинул Дункана пристальным взглядом.
 – Я-то думал, тебя обрадует, что я задумался о женитьбе.
 Дункан вдруг стукнул ладонью по крышке стола.
 – Никакая это не женитьба. Ты задумал холодный, расчетливый союз. Иногда меня радует, что я не богат. Я непременно женюсь по любви, и черт с ними, с условностями и предрассудками.
 Дункан нередко пугал Уильяма полным отсутствием здравого смысла.
 – Неразумно подходить таким образом к столь важному делу, – заявил он.
 – Да, пожалуй. – Дункан вдруг поспешил сменить тему. – Ты дашь мне знать о своих планах?
 – Ты будешь участником всего, что я захочу провернуть.
 Хитро посмотрев на Уильяма, Дункан вдруг спросил:
 – Твоя гувернантка – одна из людей Трокмортона?
 – Нет! – с раздражением произнес Уильям. – Она – моя гувернантка.
 – Она читала письмо?
 – Конверт был запечатан.
 – Это не препятствие для ловких рук.
 Иногда Дункан раздражал Уильяма не на шутку.
 – Она не читала письмо. Леди Бакнел поручилась за нее.
 – Хорошо, хорошо. Я просто решил проявить осторожность, беря пример с тебя. – Дункан снова отпил виски. – Но как ты сумеешь уснуть, зная, что за соседней дверью спит такая женщина?
 Иногда Уильяму хотелось дать Дункану хорошего пинка. Он старался не выдавать раздражения, отлично понимая, что стоит только показать, что ему не безразличны колкости Дункана по поводу новой гувернантки, как тот станет дразнить его намеренно.
 – Были тут гувернантки и покрасивее.
 Мисс Прендрегаст, судя по всему, совсем не боялась его и не слишком им заинтересовалась. Такое положение дел было необычно.
 Но все к лучшему. Очень хорошо, что мисс Прендрегаст не проявляет к нему ни малейшего интереса!
 Она обещала остаться здесь хотя бы на год, и Уильям верил ей, сам не зная почему. Интересно, сможет ли он сам выдержать ее присутствие в доме? В ней было что-то такое… дерзкое и одновременно таинственное, словно эта женщина что-то скрывала. И в то же время она казалась весьма решительной особой, уверенной, что способна справиться с любой ситуацией. А к мужчинам она относилась так, словно видела в них только самое худшее и ничего другого не ожидала.
 И под всем этим было едва различимо какое-то радостное удивление, словно она поняла неким загадочным образом, какое действие оказало на полковника ее появление, и теперь не знала, что с этим делать. Да, не стоит лгать самому себе. Ему ведь очень хотелось встать во время их беседы, чтобы припугнуть хоть чуть-чуть эту белокурую валькирию своим огромным ростом и грозным взглядом, но пришлось сидеть, чтобы скрыть вполне естественную реакцию своего организма на появление красивой женщины.
 Уильям вдруг заметил, что Дункан смотрит на него с таким видом, словно прочел его мысли.
 – Остальные твои гувернантки были маленькими глупышками. А эта… Я ведь все слышал через окно. Тяжело тебе пришлось. Такому искушению непросто будет противостоять!
 – Я не люблю женщин, которые не знают своего места.
 – Что ж, повторяй себе это почаще, – снова ухмыльнулся Дункан, но на этот раз улыбка его была уже не такой веселой.




 6.


  Блит-Мэнор, резиденция Трокмортона, 
  Суффолк, Англия. В тот же день. 
 – О, мой прелестный, мой милый молодой человек, вы отлично умеете угодить пожилой даме. Давно я так не танцевала! – Валда, графиня Фезерстоунбо, прислонилась к мраморной колонне большой бальной залы дома Трокмортона, тяжело дыша и обмахиваясь веером из павлиньих перьев.
 Юный неуклюжий лорд Хит ухмыльнулся и подал Валде ее трость.
 – Спасибо, мэм, мне нравится думать, что я доставляю пожилым леди удовольствие. Принести вам мороженого или лимонада? После таких смелых па леди вашего возраста, должно быть, сильно устала.
 Сложив веер, Валда игриво стукнула юношу по руке.
 – Ах вы, маленький баловник. Если вы готовы уделить мне еще несколько минут своего драгоценного времени и принести лимонад, я буду на седьмом небе.
 – Да, мэм, буду рад, мэм, – отвесив Валде поклон, мальчишка удалился. Высокий, темноволосый, почти красавец. Если не считать отвратительных розовых прыщей, усыпавших его физиономию. Валда подождала, пока он скроется, затем медленно пошла по залу, двигаясь, словно волчица среди блеющего стада овец. Одна из юных овечек воткнула перо в нерасчесанные волосы и жеманно улыбалась всем вокруг. Другая догадалась нарядиться в платье из золотистого шелка, на фоне которого ее несвежая кожа приобретала серовато-зеленый оттенок. Мужская часть стада, разумеется, была одета одинаково: черные сюртуки, клетчатые штаны, безукоризненно белые рубашки.
 Валда в своем сиреневом тюрбане с бриллиантовой булавкой и сиреневом платье с розовым лифом выглядела лучше их всех.
 Она скосила глаза на свое отражение в одном из множества огромных зеркал, украшавших зал. Вернее, она выглядела бы лучше их всех, если бы не была такой старой.
 В лице и фигуре ее сохранились остатки той красоты, что пленила в свое время графа. Она по-прежнему была очаровательна и элегантна.
 Но стара. Слишком стара. Как ей не нравилось стареть! Валда ненавидела старость! Она боролась с ней и проиграла, а для женщины с ее умом и характером это было невыносимо. Всю жизнь Валда. боролась с судьбой, подбрасывавшей ей один за другим неприятные сюрпризы. Она была не слишком знатной и слишком бедной. Ей удалось выйти замуж за богатого лорда. Но муж потерял все свои деньги и обрек ее на ссылку в этот ужасный фамильный склеп в Озерном крае… О, выбраться из Мейтданд-Мэнор – это был самый большой успех в ее жизни. Она нашла способ получить больше денег, чем мог себе представить ее недалекий супруг, она научилась обманывать овчарок, стороживших этих разодетых и надушенных овечек, которые танцевали, смеялись, флиртовали и не подозревали о том, что среди них бродит, выискивая добычу, коварная волчица.
 Валде нравилось чувствовать себя умнее всех вокруг. Но она ненавидела пигментные пятна на лице и на руках, свою старческую сутулость и трость, ставшую теперь ее постоянной спутницей. А больше всего ей не нравилось, с каким видом приглашали ее танцевать прыщавые юнцы вроде этого несносного лорда Хита. Тридцать лет назад мужчины умоляли ее подарить хотя бы один танец. Теперь они исполняли свой долг перед старостью. К тому же от танцев у Валды болели ноги и ныла спина.
 Фезерстоунбо, этот старый дурак, до сих пор мог скакать как козел. Остановившись за высокой вазой с роскошными цветами, Валда наблюдала, как Руперт несется в танце с молоденькой мисс Кей. Он был таким же вертопрахом, как всю жизнь, по-прежнему волочился за каждой юбкой и отдавал предпочтение женщинам, которые и в подметки не годились Валде, какой она была лет тридцать назад. Он бы бросил ее вовсе, но скрюченные артритом пальцы Валды крепко держали тесемки семейного кошелька. А в последнее время… в последнее время Валде удалось заставить его понервничать не на шутку. Кажется, после стольких лет совместной жизни Руперт понял наконец, что женился на волчице, которая может перегрызть ему горло.
 Ей нравилось, что муж боится ее, но, к сожалению, с этим надо было что-то делать. Если его настороженное отношение станет видно окружающим, все вокруг задумаются, достаточно ли хорошо знают эту безобидную с виду пожилую даму. И постараются приглядеться к ней поближе, а это совершенно не в ее интересах. Ведь она знала весь лондонский свет, и эти люди считали, что знают ее.
 Ей нельзя, ни в коем случае нельзя вызывать подозрение. В ее опасном деле неприятности влекут за собой беду, а следом приходит смерть. Не хотелось бы окончить свои дни, получив пулю в лоб. Она сама слишком часто отдавала подобные приказы, чтобы сомневаться, что и с ней поступят именно так. Так что придется быть полюбезнее с Рупертом и перестать мечтать о том, чтобы придушить его во сне подушкой. Вдову никто не станет приглашать на светские приемы. Вдове положено скорбеть, запершись в доме, а если Валда перестанет посещать балы и вечеринки, она не сможет собирать информацию, которую так охотно и беспечно поставляли ей эти глупые разодетые овечки.
 – Леди Фезерстоунбо!
 Молодой хозяин дома, подкравшийся бесшумно из-за колонны, заставил ее вздрогнуть. Она слышит с каждым днем все хуже и хуже, а в ее деле это недопустимо.
 Трокмортон церемонно поклонился. Большинство женщин считали этого человека привлекательным. Валда не понимала, что они в нем находят. Слишком высокий, слишком огромный. Чересчур серьезный, с этим ужасным взглядом, способным пронзать насквозь любую женщину, если она не будет достаточно осторожна.
 – Гарри, мой мальчик, как я рада вас видеть! Вы уже получили бесценную информацию о том, куда пожилой леди лучше вложить свободные средства?
 «Не позволишь ли посидеть в твоем кабинете? А сам сбегай за лимонадом, чтобы я могла тем временем порыться в ящиках письменного стола».
 – Не сегодня. – Он протянул руку за колонну и вывел оттуда эту несносную дочку садовника, на которой имел глупость и наглость жениться.
 – Мы с Селестой хотели поблагодарить вас за то, что вы почтили вниманием наш первый совместный прием.
 Валда улыбнулась, но глаза ее были холодны.
 – О, мои дорогие, разве могла я пропустить ваш маленький праздник? Ведь мы с Рупертом помогли двум голубкам соединиться, – добавила она не без тайного злорадства.
 У этой маленькой шлюхи Селесты не хватило даже приличия покраснеть после намека на весьма неприличную сцену в графской оранжерее.
 Она лишь распахнула еще шире свои бесцветные желтые глазки и сказала:
 – Да, миледи, и мы очень благодарны вам за это.
 Взяв Валду за руку, она дружески пожала ее. Несносная нахалка!
 Валде захотелось отдернуть руку, но это никак не соответствовало ее роли доброй тетушки, а Трокмортоны были настоящим кладезем интересующей ее информации, и с ними никак нельзя было ссориться. Они были профессиональными шпионами, и ловить рыбку в их водах Валде было особенно приятно. Вот и сегодня она надеялась вытянуть кое-что из Трокмортона.
 Меж тем хозяин дома снова церемонно поклонился и заявил:
 – Хочу оставить Селесту на ваше попечение, миледи. Только что прибыл человек со сведениями, имеющими огромную важность для моего… для того важного дела, которым я занимаюсь. И я должен срочно переговорить с ним.
 Валде хотелось стряхнуть с себя эту Селесту, как стряхивают блоху с рукава платья, но вместо этого она шутливо погрозила пальцем Трокмортону:
 – Что-то затевается, мой милый мальчик? Если речь идет об инвестициях, надеюсь, ты не забудешь о своих добрых друзьях – лорде и леди Фезерстоунбо?
 – Речь идет не совсем об инвестициях, – Трокмортон потянул за тесный воротник сорочки. – Скорее о том, что мы понесли кое-какие потери по вине… хм… ненасытных крыс, и вот мне сообщили, что удалось установить, кто плодит этих самых крыс. Так что вынужден ненадолго оставить вас.
 Валда ошалело смотрела ему вслед. Крысы? Это какой-то шифр? Он говорил о них? О ней? Нет, конечно, нет. Она вовсе не напоминала маленького вонючего грызуна. Она была волчицей – волчицей, которой надо срочно выяснить, что происходит сейчас в кабинете Трокмортона.
 Валда обернулась к Селесте, с лица которой не сходила эта ее невыносимая улыбка.
 – Вам ведь совсем не хочется развлекать тут пожилую скучную леди, когда можно пойти потанцевать. Я отлично понимаю вас, милочка. Еще помню, как сама была молода.
 – О, леди Фезерстоунбо, можете не сомневаться, мне гораздо интереснее узнать поближе старую и почетную гостью этого дома.
 Маленькая мерзавка намеренно подчеркнула слово «старая». Рука Валды непроизвольно сжалась в кулак. Как ей хотелось залепить нахалке пощечину!
 Поймав взгляд мужа, Валда сделала ему одними глазами знак приблизиться. Сейчас она отомстит Селесте!
 – Вы так добры ко мне, дорогая, – проворковала графиня, передавая Селесту Руперту. – Как, наша очаровательная хозяйка осталась без партнера?
 Руперт не верил свалившейся на него удаче. Он давно искал возможность потереться около юной миссис Трокмортон, еще с тех пор, как увидел ее впервые, когда маленькая куртизанка только что вернулась из Парижа и готова была строить глазки всякому, кто проявлял к ней интерес. Руперт распушил хвост – церемонно поклонившись Селесте, он повел ее в центр зала.
 Валда постояла еще немного у колонны, затем, убедившись, что Руперт вцепился в Селесту мертвой хваткой, медленно двинулась в сторону кабинета Трокмортона.
 Но голос Трокмортона донесся до нее из малой гостиной. Хозяин дома был явно чем-то взволнован.
 – Это невероятно! Я отказываюсь верить! Кто выдвинул такое нелепое обвинение?
 Валда вся превратилась в слух.
 Глухой и невнятный голос ответил Трокмортону что-то неразборчивое.
 – Не может быть! Ему не хватило бы ума водить меня за нос так долго! – заявил Трокмортон.
 Валда вздохнула и потерла ладонью затянутую в шелк грудь.
 Низкий голос снова ответил что-то. Валда подошла поближе к двери.
 – Но такое просто невозможно! Она уже старая. К тому же эти люди – давние и верные друзья семьи Трокмортон.
 Валда услышала достаточно. Разговор шел о Руперте и… о ней. Очень скоро людям Трокмортона удастся убедить его в своей правоте, и ее ожидает веревка.
 Леди Фезерстоунбо медленно побрела обратно в бальный зал. Руперт стоял в стороне, рассеянно потирая бок. Наверное, юная Селеста не оценила ухаживаний старого развратника.
 Валда молча смотрела, как он идет в ее сторону – высокий костлявый старик с острым подбородком, беспомощный идиот, которого ей так хотелось оставить в прошлом, но он, как всегда, висел камнем у нее на шее.
 Руперт знал слишком много. И его слишком легко было испугать. Он поедет с ней в Озерный край, в ненавистный Мейтланд-Мэнор. Туда, где она спрятала накопленные сокровища.
 А там она найдет способ осуществить давно продуманный план, и они покинут Англию.
 Валда потерла ноющее бедро. Если бы она была по-прежнему молода! Тогда все происходящее показалось бы ей еще одним забавным приключением.




 7.


 – Эти дети – настоящие чудовища!
 – Да, мисс.
 – Я отношусь к ним с уважением, и все, чего прошу в ответ, – это чтобы меня тоже немного уважали.
 – Да, мисс.
 – Но они продолжают дуться, отказываются сделать шаг навстречу. Они притворяются, что не понимают своих уроков, хотя я вижу, что это не так.
 – Могло быть и хуже, мисс.
 Саманта подняла голову и удивленно посмотрела на Кларинду.
 – Что же может быть еще хуже?
 – Вот мисс Ивз… Две гувернантки назад… Для нее они наполнили мешок навозом, подожгли его и поставили у ее стола. Когда она попыталась затоптать пламя…
 Саманта завтракала у себя в комнате, ставшей для нее убежищем, а девочек кормили в классной под присмотром их горничных. Саманта стыдилась собственной трусости, но она оказалась впервые в жизни в такой ситуации, когда абсолютно не представляла, что же ей делать дальше, как продолжать выполнять свои обязанности перед лицом крепнущей враждебности со стороны учениц.
 – Но как все это сходит им с рук? Или кто-то в этом доме помогает маленьким чудовищам в их жестоких проделках?
 – В каком-то смысле да, мисс. Отец уделяет девочкам куда больше внимания, когда у них нет гувернантки. Но я вам этого не говорила, мисс. Вот все мы и помогаем им время от времени. Особенно горничные. Они обладают в такие моменты кое-какой властью, и эта власть кружит некоторым из них головы. Но и этого я вам тоже не говорила. – Кларинда подала Саманте вилку. – Поешьте, мисс, вам нужны силы.
 Закончив завтрак, Саманта поднялась на третий этаж, где находилась классная, обдумывая слова Кларинды. Неудивительно, что ей никак не удается подружиться с девочками. Ведь им помогают в их проделках горничные. Да и вся прислуга в доме поощряет их непокорность и высокомерие. Если Саманта намерена добиться успеха, ей надо придумать нечто из ряда вон выходящее.
 Надо вывести девочек из дома. Подальше от их так называемых помощников.
 Она слышала за дверью оживленную болтовню своих учениц, но, как только Саманта появилась на пороге, все затихли и напряженно посмотрели в ее сторону.
 Что ж, может быть, пока она думала над своими проблемами, малышки поняли, как некрасиво себя вели, и теперь все будет иначе?
 Саманта улыбнулась девочкам.
 Они улыбнулись в ответ.
 – Надеюсь, вам понравился завтрак, – сказала Саманта.
 – Да, мисс Прендрегаст, – хором ответили все шестеро.
 – А сейчас займемся математикой.
 Девочки оживленно переглянулись, а у Саманты возникло вдруг неприятное предчувствие.
 – Пожалуйста, достаньте ваши книжки, – она открыла стол и заглянула в ящик.
 На дне его копошился целый клубок отвратительных зеленых змей. Почувствовав свободу, они стали расползаться в разных направлениях, но большинство из них ползли прямо к ней. Саманта никогда в жизни не видела змей и надеялась прожить до старости, так и не увидев ни одной. Видя перед собой черные глаза без век и раздвоенные языки, она не смогла удержаться. Оглушительный визг разнесся по всему этажу.
 Дочери полковника Грегори насмешливо фыркали, весьма довольные своей проделкой.
 Змеи падали на пол, извивались на столе, норовили забраться на стул.
 – Черт побери! – вдруг воскликнула Саманта. Дети! Ведь змеи покусают детей! Собрав в кулак все свое мужество, она кинулась к самым маленьким – Кайле и Эммелин, – схватила их за руки и выволокла в коридор. С отчаянно бьющимся сердцем она вернулась в классную за остальными. Смех вдруг затих.
 – Выходите! – велела Саманта. – Пока вас не покусали!
 Агнес спокойно встала из-за стола и произнесла со своим обычным высокомерием:
 – Это ведь всего-навсего ужи, мисс Прендрегаст. Вы не способны отличить ужа от змеи?
 Одно из ужасных созданий поползло в угол комнаты как раз между Самантой и детьми. Перепрыгнув через извивающуюся зеленую ленту, Саманта взяла за руку Генриетту.
 – Пойдем!
 – Это ужи, а не змеи! – властно повторила Агнес.
 – Что-то мне перестало это нравиться, – пробормотала Генриетта, выходя из комнаты вместе с Самантой.
 За дверью, стояли с широко открытыми глазами младшие дети. Вивьен и Мара с неохотой вышли в коридор, а Агнес, поняв, что они зашли слишком далеко, перешла от высокомерия к откровенной враждебности.
 – Неужели так трудно отличить ужа от змеи! – почти прошипела она.
 Саманта отвела детей в спальню, где обнаружила их горничных, собравшихся вместе. Когда Саманта вошла в комнату, они испуганно замолкли, и по их виноватому виду Саманта поняла: Кларинда сказала ей правду. Горничные потворствовали своим подопечным во всем. Тихо-тихо, так что им пришлось прислушиваться к каждому ее слову, Саманта приказала:
 – Переоденьте девочек для прогулки. Я скоро зайду за ними. А вы… – она посмотрела в упор на каждую из шести горничных. – Вы все – позаботьтесь о том, чтобы все змеи до одной были убраны из классной комнаты к нашему возвращению.
 Чем спокойней она говорила, тем сильнее становилась охватившая ее ярость. Горничные, видимо, почувствовали это, потому что все они испуганно закивали и заторопились выполнять ее указания.
 Саманта медленно побрела в свою комнату. Посмотрев в окно, она увидела, что солнце выглянуло из-за облаков. На губах ее играла почти зловещая улыбка. Саманта быстро сменила легкое лиловое платье на другое, из зеленой саржи, надела удобные для ходьбы туфли с тяжелыми подошвами и вернулась к девочкам. Все шестеро сели на полу спальни в кружок, оживленно перешептываясь. Прислуги в комнате не было. Саманта сделала вид, что ничего не заметила.
 Она хлопнула в ладоши, привлекая их внимание, и объявила:
 – Пойдемте, девочки. Мы отправляемся на прогулку.
 Шесть темных головок повернулись в ее сторону.
 – Почему? – спросила Агнес.
 – Чтобы вы могли поделиться со мной тем, что знаете. Я ведь мучила вас скучными вещами, которые вам давно известны. Надо это изменить.
 – Но сейчас нам положено учиться, – сказала Мара.
 – Мы должны узнать друг друга поближе. – Саманта посмотрела в окно. – На улице светит солнышко, но если вы предпочитаете остаться дома…
 Эммелин отделилась от остальных и подбежала к Саманте. Кайла последовала за ней. Остальные поднимались медленно и смотрели на Саманту с подозрением. Агнес и Вивьен обменялись взглядами. Генриетта и Мара с задумчивым видом кивнули головами. У них было время придумать новые испытания для гувернантки. Саманте не терпелось узнать, что же ждет ее на этот раз. Она была полна решимости и не сомневалась, что победа останется за ней.
 Если только в ход опять не пойдут змеи. Вспомнив о мерзком извивающемся клубке в ящике ее стола, Саманта невольно поежилась.
 В доме полковника Грегори грядут большие перемены. Уж Саманта позаботится об этом. Направляясь к двери, она сказала:
 – Это первый солнечный день с тех пор, как я приехала в Сильвермер. А я почти не видела окрестностей. Почему бы вам не показать мне свои любимые места?
 Агнес захлопала в ладоши:
 – Давайте покажем ей веревочный мост!
 – Да! – радостно воскликнули остальные. Даже Эммелин и Кайла захлопали в ладоши и весело запрыгали.
 – Звучит заманчиво, – улыбнулась Саманта.
 Звучит как ловушка. Что это за веревочный мост? Наверняка через какой-нибудь каньон. Маленькие мучительницы надеются, что она упадет вниз и разобьется насмерть.
 Но, поглядев на сияющие глаза Эммелин и Кайлы, она подумала, что ее просто собираются попугать, дергая за веревки, из которых состоит мост.
 – Я уже надела шляпу и перчатки, – сказала Саманта. – И вы надевайте свои.
 Шляпки девочек были так же ужасны, как их платья. А перчаток и вовсе не хватало на всех.
 Саманта оглядела своих воспитанниц, уперев руки в бока.
 – Как приятно видеть, что вы – такие же, как другие дети.
 Агнес резко обернулась:
 – Что вы имеете в виду?
 – Вы теряете перчатки. Вы любите порезвиться на свежем воздухе. Это напоминает мне других моих воспитанниц и воспитанников.
 – А вот вы не похожи на других наших гувернанток, – бросила сквозь зубы Агнес. – Те были умные.
 – Вряд ли эти леди были так уж умны. Иначе здесь стоял бы сейчас кто-нибудь из них, а я мирно жила бы себе в Лондоне. – Но ей оставалось только мечтать об этом. – Вивьен, где твои старые сапоги?
 Пока Маре примеряли старые сапоги Вивьен, собрались и все остальные.
 – Что ж, пошли, – Саманта открыла перед ними дверь. – Ну-ка, поторопитесь!
 Дети построились в колонну, как маленькие солдатики, начиная с Кайлы и заканчивая Агнес. Они шли по лестнице, чеканя шаг. Саманта поспешила за ними через огромный холл к величественным дверям, которые, подобно театральному занавесу, внушали благоговейный трепет в предвкушении предстоящего зрелища. Лакей распахнул створки, и, выйдя на веранду, Саманта застыла, пораженная открывшейся перед ней панорамой Сильвермера.
 Она видела тот же пейзаж из окна, но только сейчас осознала, какой простор царит кругом.
 Солнце заливало лучами изумрудно-зеленую лужайку, спускавшуюся к синей глади озера. В его прозрачных водах отражались величавые утесы и горные склоны, поросшие травой и цветами. То здесь, то там на вершинах мелькали островки ослепительно белого снега, а в лощинах выстроились, подобно солдатам перед боем, ясени и вязы, отбрасывающие тени на заросли орешника. Птицы – огромные птицы – кружили стаями в лазурном небе.
 Потрясенная увиденным, Саманта схватилась за каменные перила веранды, едва сдержав крик.
 Эммелин подергала ее за рукав:
 – Мисс Прендрегаст, почему у вас такой странный вид?
 – Я… просто… Я никогда не видела ничего подобного. Такое огромное пространство дикой природы… это немного… пугает.
 Агнес выступила вперед:
 – Я скажу папе, что вы так говорите. Он любит горы больше всего на свете.
 С трудом оторвав взгляд от пейзажа, Саманта посмотрела на Агнес:
 – Ваш отец уже знает, что я думаю о дикой природе. Я говорила ему.
 – Вы… не может быть. – Агнес смотрела на нее с изумлением и недоверием. – Никто никогда не говорит нашему папе то, что ему не нравится слышать.
 – А я говорю, – Саманта окинула взглядом огромную гранитную веранду. То здесь, то там стояли столы и стулья под огромными льняными навесами от солнца.
 – Здесь очень красиво, – сказала она. – Почему бы нам не расположиться на веранде?
 – Нет! Нет! – Генриетта запрыгала на месте, сжав руки в кулаки. – Мы хотим отвести вас к…
 Вивьен легонько ударила сестру по губам, призывая замолчать.
 – К веревочному мосту. Мы хотим отвести вас к веревочному мосту.
 Саманта посмотрела на Вивьен, на Генриетту, потом на остальных девочек.
 –…к веревочному мосту?
 Все шестеро дружно закивали головами.
 – Тогда мы, разумеется, отправляемся к веревочному мосту. – Она посмотрела на Агнес. – Веди нас, Макдуф!
 Они пошли по мощенной камнем дорожке, огибающей озеро, затем направились по аллее между дубов. Дубовая роща прерывалась время от времени небольшими лужайками, по бокам которых стояли лавочки. Но вот парк закончился, теперь они шли по тропинке, петлявшей по лугу с дикими цветами.
 Саманта замедлила шаг.
 – Мы все еще на земле вашего отца? – поинтересовалась она.
 Агнес быстро посмотрела в ее сторону:
 – А что?
 – Ваш отец просил, чтобы мы оставались в пределах его владений.
 – Почему же вы не возразили ему? – ехидно спросила Агнес.
 – Потому что я нахожу его требования разумными. Я предпочитаю оставаться в безопасности. Как и вы, надеюсь.
 Она смотрела на Агнес в упор, пока девочка не отвела взгляд.
 Тропинка бежала с пригорка на пригорок. Им приходилось обходить лужи и непроходимые заросли кустарника. На крутых подъемах Агнес приходилось помогать Кайле, а Вивьен помогала Эммелин.
 Агнес выбрала момент, чтобы снова поддеть Саманту.
 – Вам не утомительна прогулка на такое расстояние, мисс Прендрегаст?
 – Несмотря на мой преклонный возраст, я пока что справляюсь, – парировала Саманта.
 От Агнес не укрылся холодный тон ответа, хотя остальные вряд ли обратили на него внимание. Она бросила на Саманту сначала удивленный, а затем откровенно неприязненный взгляд.
 Ничего не заметившая Мара протянула Саманте руку:
 – Давайте я помогу вам, мисс Прендрегаст.
 Саманта взяла девочку за руку.
 – Уже недалеко, – пообещала та.
 Веревочный мост оказался именно таким, каким представляла его Саманта. Толстая веревка и поперечные дощечки. Мост был привязан к столбам по обе стороны небольшой ямы, наполненной жидкой грязью.
 Ничего похожего на перила мост не имел.
 Агнес остановилась, подперев бока руками, и с вызовом посмотрела на Саманту:
 – Готова спорить, вы побоитесь здесь пройти!
 Младшие девочки были еще детьми, предсказуемыми, как большинство детей. А вот Агнес стояла на пороге юности, и, пожалуй, она уже слишком долго возглавляла это маленькое восстание против новой гувернантки. Саманта схватилась за веревку и подергала ее. Мост заходил ходуном. Она сделала вид, что смотрит вниз, на яму, затем покачала головой:
 – Я боюсь!
 Агнес выглядела обескураженной.
 – Вы… боитесь? Ни одна из наших прежних гувернанток не боялась.
 – Я никогда раньше не покидала пределов Лондона. И мне никогда не приходилось ходить по таким мостам. Это очень сложно.
 Вивьен нахмурилась:
 – Нет! Вовсе нет! Это просто!
 Саманта поставила одну ногу на мост.
 Дети пришли в восторг.
 Но Саманта тут же отдернула ногу.
 – Нет, это слишком трудно, – она замахала руками. – И вообще, это место такое дикое! Пойдемте скорее домой.
 Генриетта первой заглотнула наживку.
 Выбежав на середину веревочного мостика, она стала качаться и подпрыгивать, крича:
 – Смотрите же, как это здорово!
 – Осторожнее! – Саманта постаралась, чтобы голос ее звучал как можно тревожнее.
 – Она не упадет, – приободрила ее Агнес. – Она сейчас вернется, и тогда вы сможете пройти.
 – Я слишком тяжелая. Мост может не выдержать, – не сдавалась Саманта.
 – Смотрите! – Вивьен подошла по мосту к Генриетте, обняла ее за талию, и девочки стали прыгать вдвоем.
 Мара потянула Саманту за руку:
 – Пойдемте! Я не дам вам упасть!
 – Сначала ты, милая, – Саманта подтолкнула Мару к мостику.
 Мара последовала за сестрами. Мостик ходил ходуном под тяжестью трех прыгающих детей.
 – Разве вы не видите, как это здорово, – сказала Агнес.
 Саманта покачала головой:
 – Я боюсь высоты.
 – Даже Эммелин не боится высоты, – с презрением заметила Агнес.
 Словно в доказательство ее слов малышка, смеясь, побежала по мостику.
 – Не отпускай ее одну! – воскликнула Саманта.
 Наверное, Саманта все же успела приобрести за прошедшие дни хоть какой-то авторитет, потому что Агнес повиновалась.
 Саманта схватила за ручку Кайлу, побежавшую вслед за сестрами:
 – Погоди-ка, малышка.
 Опустившись на колени рядом с опорой мостика, Саманта схватилась за веревку.
 Послышался изумленный хрик: Агнес поняла, что они попались в собственную ловушку. Но было поздно. Улыбаясь во весь рот своим воспитанницам, Саманта развязала веревку и резко отпустила ее.
 Все пятеро покатились, размахивая руками и ногами, в жидкую грязь, издающую чавкающие звуки, которые были словно бальзам для горящей жаждой мщения души Саманты. Агнес упала лицом. Вивьен умудрилась приземлиться на ноги, но тут же потеряла равновесие, уселась прямо в грязь и заплакала. Саманта внимательно наблюдала за Эммелин. Та с восторженным криком упала на колени и тут же поднялась, хохоча во все горло. Генриетта сидела в грязи, ошеломленно глядя на происходящее. А Мара скинула с головы шляпу и радостно опрокинулась на спину, громко смеясь. Одна за другой девочки поднимались на ноги, скользили, хватались друг за друга, падали снова.
 Кайла восторженно визжала, прыгая рядом с Самантой.
 – Я тоже хочу туда, – заявила она.
 – Правда? – Саманта рассмеялась. Она любила маленьких детей. Малыши еще не научились притворяться. Они обожали грязь и совершенно не думали о том, как их будут потом отмывать и ругать за испачканную одежду. Кайле не хотелось отставать от сестер.
 Приподняв девочку, Саманта поставила ее на край ямы и позволила ей соскользнуть вниз.
 Визжа от восторга, Кайла врезалась в Эммелин, и они обе упали в черную жижу.
 Саманта дала девочкам повозиться так еще несколько минут, смеясь или плача – это уж кому что подсказывал характер. Затем она встала на краю ямы, уперев руки в бока. И впервые за сегодняшний день заговорила с ними как учительница и наставница:
 – Юные леди!
 Девочки затихли и посмотрели на нее.
 – Я умнее, и больше, и ловчее, чем вы все, вместе взятые! И если вы будете продолжать бороться против меня, то все время будете проигрывать. Лучше вам поверить мне на слово и оказывать мне впредь уважение, которого я заслуживаю. – Она посмотрела в упор на Агнес, отчаянно и безуспешно пытающуюся очистить от грязи лицо. – Впрочем, можете не верить. Но вам все равно не одержать надо мной верх. Я не такая, как ваши прежние гувернантки, изнеженные и испуганные. Ни одна из них не была такой строгой и такой хитрой, как я.
 Мара рассмеялась и сказала Вивьен:
 – Я так и знала, что с ней не соскучишься.
 – Я обещала вашему отцу пробыть здесь не меньше года. И я сдержу свое обещание. – Саманта с торжеством оглядела всех шестерых. – Есть ко мне вопросы?
 – Да, – Агнес встала и побрела по грязи к краю ямы. Она протянула Саманте руку. – Не поможете ли мне вылезти отсюда?
 – С восторгом, – Саманта протянула девочке руку, но как раз в тот момент, когда Агнес приготовилась за нее схватиться, резко отдернула ладонь.
 Девочка опрокинулась навзничь, а Саманта сказала, склонившись над ямой:
 – Послушай меня внимательно, Агнес. Я умнее и хитрее. Лучше сдавайся. – Не ожидая, пока Агнес опомнится, она продолжала, обращаясь к остальным: – Ну, хорошо. Я дам вам еще десять минут повозиться в грязи, а потом все дружно вылезают, и мы отправляемся домой.
 Вивьен снова принялась плакать.
 – Папа будет кричать, – всхлипывала она.
 – Вашего папу я беру на себя, – Саманта присела на лежащий рядом камень и достала из кармана часы. – Играйте. Я крикну вам, когда пора будет вылезать.
 Мара толкнула Вивьен. Та перестала плакать и опустила Мару в грязь лицом.
 – Не утопи свою сестру, Вивьен, – крикнула Саманта, затем сказала, обращаясь к Агнес, бредущей к краю ямы: – Ты тоже можешь поиграть. Все равно без меня отсюда никто не уйдет.
 Агнес задумалась. Саманта видела, как она перебирает в голове различные варианты. Затем, приняв решение, Агнес вылезла из ямы, цепляясь за растушую сверху траву, добрела до камня и уселась на нем спиной к сестрам, сложив руки на груди, с обиженно оттопыренной нижней губой.
 Убедившись, что она не собирается уходить одна, Саманта снова посмотрела вниз. Грязь летела во все стороны, дети катались в ней, ползали на четвереньках, а Саманта с улыбкой наблюдала за ними.
 Вокруг приятно пахло свежей зеленью и немного – мятой. Сорвав листик с какого-то растения и растерев его между пальцев, она поняла, что приятный запах исходил именно от него. Но тут же поспешила вытереть руки – а вдруг растение ядовито и приятный запах служит ему приманкой для будущих жертв. Оставалось надеяться, что сам запах несмертелен. Надо было привезти с собой из Лондона книгу, в которой говорилось бы обо всех подстерегающих в диких местах опасностях, включая змей.
 Откинув на спину шляпу, Саманта подставила лицо солнышку. Она знала, что не стоит этого делать, особенно при ее молочно-белой коже, но в Лондоне солнце никогда не светило так ярко. В Сити в воздухе всегда висела угольная пыль, и Саманта ни разу в жизни не видела над головой такого пронзительно синего неба. Но если бы только… а впрочем, глупо жалеть о том, чего не может быть. Она здесь в ссылке, вдали от своего любимого Лондона, и обещала полковнику Грегори остаться в Сильвермере не менее чем на год.
 Не такое уж плохое обещание. Леди Бакнел ни за что не позволила бы ей вернуться, пока она не докажет, что способна жить в семье своих хозяев, не вмешиваясь во все их дела. Двенадцати месяцев, пожалуй, вполне достаточно. За это время лондонские матроны наверняка успеют забыть все, что наплетет про нее мистер Уорд-лоу, и тогда Адорна подыщет ей другое место.
 Она посмотрела на часы и объявила:
 – Десять минут истекли.
 Девочки были покрыты грязью с ног до головы. Они вылезали из ямы, помогая друг другу. Саманта подумала, как не похожи девочки на тех угрюмых детей, которые шли сюда час назад. Пожалуй, ей удалось добиться кое-каких успехов.
 Она посмотрела на сгорбившуюся на камне фигурку Агнес. Похоже, старшая дочь полковника не собиралась сдаваться так быстро. Что ж, у Саманты впереди целый год.




 8.


 – Мы не можем обедать в таком виде, – Генриетта указала на свою юбку, покрытую слоем грязи.
 – После того как приведете себя в порядок, обед ждет вас, – пообещала Саманта. – Пойдемте скорее. Для быстрых ног дальний путь не помеха!
 Агнес шла за весело щебечущей группкой сестер на некотором отдалении и, когда Вивьен попыталась подойти к ней, оттолкнула сестру.
 Саманта вновь подумала, что должна что-то предпринять по поводу Агнес. И как можно скорее. А также разобраться с полковником Грегори, настаивающим на том, что дети должны придерживаться строгой военной дисциплины, независимо от возраста и индивидуальных особенностей. Вот только полковника ей не столкнуть в яму с грязью. С ним придется куда сложнее.
 – Почему вы делаете такие ужасные вещи, юные леди? – строго спросила Саманта. Впрочем, ответ был ей известен.
 – Какие вещи? – Генриетта захихикала. – Купаем в грязи наших гувернанток?
 – Или сажаем пауков к ним в карманы? – подхватила Мара.
 – Или кладем жмей к ним в штол? – прошепелявила Эммелин.
 Саманта посмотрела на малышку.
 У Эммелин дрожали губы.
 – Все говорят, что сердце нашего папы разбито из-за смерти мамы, – вмешалась Вивьен. – Но это не так. Его никогда не было дома. Он все время командовал своим любимым полком, – в голосе ее звучало негодование. – Это мы потеряли нашу мамочку, это мы скучаем по ней, а он – настоящий эгоист и все время злится, потому что ему приходится сидеть дома с нами и он не может снова идти воевать вместе со своими приятелями.
 – Каждую ночь, когда мы уже в кроватках, он садится на своего коня и уезжает из дома, – пожаловалась Кайла.
 – Неужели он думает, что мы не замечаем? – подала голос Агнес.
 Саманту не удивило то, что она услышала, но ее поразил тон, которым девочки говорили об отце. Надо срочно что-то предпринять! Но что? Ведь она должна быть уверена, что выбрала правильный путь. И представится ли ей возможность поговорить с полковником до следующего понедельника?
 – Мисс Прендрегаст, – дернула ее за юбку Эммелин. – Шмотрите!
 О нет! Возможность не заставила себя ждать. На лужайке у озера стояли два лакея с ведрами, полными воды, а рядом с ними – полковник Грегори с лицом мрачнее тучи. Он нервно постукивал хлыстом по сапогам.
 – Так вот откуда у Агнес эта неподобающая привычка, – пробормотала себе под нос Саманта, поправляя шляпу. Ей требовалось вдохновение, чтобы пережить предстоящую сцену. Но вдохновение не торопилось ее посетить.
 Когда они подошли ближе, Саманта отметила, что полковник внимательно изучает своих измазанных с ног до головы отпрысков. В глазах его был лед, а густые брови изумленно застыли.
 Он что-то сказал одному из лакеев, который поставил ведро на землю и побежал к дому.
 Дети следовали за Самантой, сбившись в стайку, словно надеясь на ее защиту от отцовского гнева.
 Что ж, если не посещает вдохновение, пусть уверенность в том, что она делает, займет его место. Когда они подошли поближе, Саманта растянула губы в улыбке и радостно произнесла:
 – Полковник! Какая удача встретить вас здесь. Я собиралась найти вас сразу по возвращении. – И это почти не было ложью. Каждый ведь волен вкладывать свой собственный смысл в слово «сразу». – С детьми произошло… недоразумение. Они упали в лужу.
 – Я вижу. – Хлыст продолжал отбивать такт по сапогам полковника.
 – Однако никто не пострадал.
 Тук. Тук.
 – Но они все в грязи с головы до ног, – нахмурился полковник.
 – Неужели? – Саманта не сводила глаз с его лица. – А я и не заметила.
 – Их одежда испорчена. – Его глаза, в которые так боялась смотреть Саманта, запылали синим пламенем.
 – Немного мыла… немного холодной воды…
 Он сделал шаг в сторону, чтобы внимательнее разглядеть девочек, которые не решались поднять на него глаза.
 – В то утро, когда мисс Прендрегаст прибыла в наш дом, я объяснил ей, чего жду от нее. Я жду, что она будет следовать установленному расписанию. – Полковник снова стукнул хлыстом по сапогам. – И того же самого я жду от вас. А что вы должны делать по расписанию в это время?
 Эммелин робко выступила вперед.
 – Но мы старались узнать получше мисс Прендрегаст, папа.
 Полковник не обращал на малышку ни малейшего внимания.
 – Так что же должно происходить сейчас согласно расписанию? – Он переводил глаза с одной девочки на другую, и все они опускали головы под его взглядом. – Агнес?
 – Не смей, Агнес, – процедила сквозь зубы Вивьен.
 Саманта внимательно смотрела на старшую мисс Грегори. Одержит ли верх желание взять ситуацию в свои руки, потешив одновременно уязвленное самолюбие и оставшись честной перед отцом? Но Агнес оглянулась на сестер и, должно быть, испугалась выражения их лиц, потому что она лишь пробормотала:
 – Мы должны быть в классной, папа.
 – Правильно. – Тук. Тук. – Вы должны заниматься. Почему же вы здесь?
 – Мисс Прендрегаст, – собралась с духом Мара, – хотела узнать, что нам уже известно, чтобы не повторяться.
 Эммелин вдруг кинулась к отцу, разбрызгивая грязь во все стороны, но тот остановил ее, выставив вперед руку.
 – Только не прогоняй мисс Прендрегаст, папа!
 Полковник подошел поближе к девочкам. Он внимательно изучал их, потирая пальцами подбородок.
 – Мне не нравится все это. Существует четкое расписание, и вы, мои дети, должны ему следовать.
 Агнес открыла было рот, чтобы вставить реплику.
 – Да, Агнес, – резко повернулся к ней полковник. – Ты что-то хотела мне сказать?
 – Мисс Прендрегаст не любит горы! – злорадно выпалила маленькая вредина.
 Желание поквитаться с гувернанткой все-таки победило.
 Тоном холодным, как горный ручей, Саманта медленно произнесла:
 – Я люблю горы не больше, чем девочек, которые ябедничают своим отцам.
 – Мисс Прендрегаст обозначила в разговоре со мной свое отношение к дикой природе, но я считаю такое отношение лишь проявлением невежества.
 Саманта набрала в легкие побольше воздуха, собираясь ответить, но сдержалась. Некоторые вещи не стоили того, чтобы устраивать из-за них перепалку.
 – Мы докажем ей, что она не права. – Сделав шаг назад, полковник вновь внимательно оглядел детей. – Вашу одежду уже не удастся привести в прежний вид.
 Девочки посмотрели на свои платья.
 – Может быть, немного мыла… немного холодной воды… – пробормотала Мара.
 Полковник Грегори резко повернулся к Саманте, которая не успела стереть с лица улыбку.
 – Может быть, воде и мылу действительно что-то удастся, – он махнул рукой в сторону дома, и только теперь Саманта и девочки увидели, что к ним приближаются все шесть горничных и еще трое слуг с ведрами воды. Дворецкий и экономка стояли на веранде, изумленно глядя на происходящее.
 – У меня для вас хорошие новости. Я заказал материал для ваших новых платьев.
 – О, папа! – Девочки запрыгали и захлопали в ладоши.
 – И сегодня ткань уже доставили. – Мистер Грегори улыбнулся, и Саманта вдруг подумала, что он очень даже мил, почти очарователен, когда улыбается. – А знаете, почему я заказал эту ткань?
 – Нет, папа, почему? – хором затараторили дети.
 – Мисс Прендрегаст убедила меня, что вам действительно нужны новые наряды.
 Измазанные личики детей засветились радостью. Почти одновременно они издали торжествующий крик.
 Саманта поняла, что сейчас произойдет.
 – Нет! Нет! – воскликнула она, выставляя вперед руку, но было уже поздно.
 Девочки бросились к ней. Саманта попятилась, но и это не помогло. Грязные руки уже обнимали ее, чумазые щеки терлись о ее юбки. Зато наградой ей была искренняя благодарность, звучавшая в их словах:
 – Спасибо, спасибо вам, мисс Прендрегаст!
 Она погладила девочек по слипшимся волосам и подняла взгляд на полковника Грегори. На этот раз ошибиться было невозможно – он действительно улыбался. Так вот оно что! Полковник сделал это специально! Он подставил ее!
 – Не благодарите меня, – сказала Саманта. – Это ваш отец купил для вас ткань на новые платья.
 Издавая все те же радостные вопли, девочки развернулись и кинулись к отцу. Теперь порция липких объятий досталась полковнику.
 Саманта улыбалась, сложив на груди руки.
 – Такое трогательное проявление дочерней любви. – Девушка произнесла это довольно тихо, но полковник расслышал ее слова. Глаза их встретились, и у Саманты вдруг впервые в жизни возникло ощущение, что она встретила родственную душу. Перед ней был человек, прячущий за маской строгости свои истинные чувства. Человек не в ладах с самим собой.
 Она ведь сама была такой же. Чопорной и разумной с виду. Хотя на самом деле ей нравилось смеяться, петь и танцевать. Наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях.
 Саманта тут же испугалась собственных мыслей. Разумеется, она ошиблась. У них с полковником не могло быть ничего общего. Поняв, что все еще смотрит ему прямо в глаза, Саманта вдруг смутилась, ей стало жарко. Девушка поспешила отвести взгляд. Ничто в жизни ни разу не вызывало у нее подобного волнения. До сих пор она умудрялась оставаться хладнокровной в любой ситуации, заставляя себя наблюдать за происходящим словно бы со стороны. И сейчас ей очень не нравилось собственное состояние, а еще больше не нравилось это возникшее у нее ощущение, словно они были тут одни, совсем одни.
 Полковник едва отодрал от себя детей, но они успели оставить следы грязи на его синих бриджах, кремовом жилете и блестящих черных сапогах.
 Саманта испытала нечто напоминающее злорадство.
 – А теперь, девочки, заходите в озеро и позвольте слугам окатить вас водой из ведер, – велел полковник Грегори.
 – Но сейчас холодно, – захныкала Вивьен.
 Полковник наклонился к дочери, так, чтобы смотреть ей глаза в глаза, и отчетливо произнес:
 – А это наказание для тех, кому не удалось уронить в грязь свою гувернантку.
 У Саманты перехватило дыхание. Так вот чего он ждал здесь с двумя слугами и ведрами!
 Полковник Грегори прекрасно знал о милых забавах своих дочурок. И это сходило им с рук. Но почему?
 Он выдал себя самым недвусмысленным образом, но явно не придавал этому значения.
 – Тот, у кого шестеро дочерей, должен быть готов ко всему, – сухо сказал он, обращаясь к Саманте, словно прочитав ее мысли.
 – Я вижу, вам это неплохо удается, – Саманта прочистила горло. – Но тем, кто выбрал карьеру гувернантки, тоже следует быть готовыми ко всему. А еще, мне кажется, вам пора сменить девочкам горничных.
 – Вот как? – брови его поползли вверх. – Вы это серьезно? Это – ваша продуманная рекомендация?
 – Да.
 – Что ж, считайте, что дело сделано.
 Саманте вдруг захотелось запеть и запрыгать от радости. Похоже, ей все же удалось завоевать уважение полковника Грегори.
 Девочки недовольно переглянулись.
 Полковник обернулся к ним:
 – Если вы считаете, что это неправильно, то должны обосновать свое мнение.
 Девочки потупились и промолчали. Не могли же они сказать отцу правду!
 – Когда смоете грязь, поднимайтесь наверх. Я прикажу экономке проследить, чтобы для вас приготовили ванны. И не опаздывайте к обеду, я должен сообщить вам что-то важное… Мисс Прендрегаст, мне кажется, вам тоже придется зайти в озеро, – он указал на заляпанную грязью юбку Саманты.
 Девушка посмотрела на его запачканные брюки и жилет.
 – Непременно, как только это сделаете вы.
 – Вы – весьма дерзкая юная леди. – Полковник предложил ей руку, словно бросая вызов.
 Саманта приняла его руку с тем же саркастическим выражением лица.
 – А вы – весьма понятливый джентльмен.
 И они направились к дому вдвоем, давая пищу слухам, которые – оба знали это – ни за что потом не удастся прекратить.




 9.


 В элегантно обставленной столовой, стоя во главе длинного стола, полковник Грегори нарезал на тонкие ломти ростбиф. А дети, сидевшие по обе стороны стола, смотрели на отца во все глаза.
 Напротив полковника сидела слегка смущенная Саманта, одетая в лиловое платье, и изо всех сил старалась вести себя так, будто во всем происходящем нет ничего необычного. На самом деле она не могла прогнать от себя мысли о том, что большинство ее прежних хозяев скорее предпочли бы есть в одиночестве, но не посадили бы за свой стол гувернантку. И уж конечно, они не стали бы есть вместе со своими детьми. Поэтому сейчас Саманта с интересом человека, никогда не принимавшего участие в семейной трапезе, жадно впитывала каждый нюанс, стараясь понять, что же такое на самом деле семья.
 Сегодня дети были очень голодны после своих приключений, то же могла сказать о себе и Саманта. Рот ее тут же наполнился слюной от одного запаха пищи.
 Продолжая резать тонким ножом поджаристый кусок ростбифа, полковник объявил:
 – Мисс Прендрегаст указала мне на то, что я пренебрегаю своими светскими обязанностями, поэтому я решил устроить в нашем доме праздник.
 Ничто, казалось, не способно было отвлечь девочек от предстоящего обеда, но полковнику это удалось. Шесть пар глаз ошеломленно смотрели на полковника, шесть ртов открылись от удивления.
 «Так вот почему он заказал материал на новые платья», – подумала Саманта.
 Затем она посмотрела на полковника, на его волевой подбородок, массивную фигуру без унции лишнего жира, военную выправку, снова заглянула в его холодные синие глаза, обрамленные густыми черными ресницами. Саманта не поверила ни на секунду, что этот человек последовал ее совету. Так почему же он все-таки решил устроить здесь прием?
 Заметив взгляд Саманты, полковник вопросительно приподнял одну бровь. Девушка выдержала его взгляд, придав лицу такое же ироничное выражение. Неизвестно, кто из них отвел бы глаза первым, но в этот момент девочки пришли в себя и принялись засыпать отца вопросами.
 – Когда праздник, папа?
 – Кого мы пригласим?
 – Сколько будут жить у нас гости?
 – А к нам приедут дети, с которыми можно поиграть?
 Миттен, дворецкий, подал знак лакеям, и на стол начали подавать посыпанный петрушкой отварной картофель, дымящийся горох, нежную зеленую спаржу, вкусно пахнущий пудинг и золотистые хлебцы. Лакеи подносили пищу, Саманта помогала сидящим рядом с ней Кайле и Генриетте наполнить свои тарелки.
 Полковник Грегори, продолжая раскладывать на блюде мясо, методично отвечал на вопросы один за другим.
 – Приглашения будут разосланы немедленно. Прием назначен на первое сентября. Я приглашу всех соседей, а также друзей из-за границы и тех, с кем служил. Они пробудут здесь три дня. Гости, подобно рыбе, через три дня начинают дурно пахнуть.
 Миттен принял от хозяина блюдо и разложил мясо по тарелкам старших девочек.
 Кайла наморщила носик и спросила:
 – А разве они не могут принять ванну?
 Саманта украдкой взглянула на полковника Грегори и увидела, что глаза его смеются, хотя лицо остается серьезным. Ей вдруг снова стало жарко, но Саманта усилием воли заставила себя не обращать на это внимания. Она похлопала по ручке Кайлу и сказала:
 – Это образное выражение, дорогая. Гости могут принимать ванну сколько угодно. На самом деле от них не будет дурно пахнуть.
 – Взрослые всегда говорят такие странные вещи, – громким шепотом сказала Кайле Вивьен.
 Миттен поднес блюдо Саманте, но был вынужден спешно поставить его на стол, чтобы поймать вилку Генриетты до того, как она упадет на пол. Положив себе мяса, Саманта помогла Генриетте очистить платье от попавшей на него картошки. Лакей тем временем отправился за новой вилкой.
 Обед в обществе детей всегда обещал неожиданности.
 – Но первое сентября всего через две недели, папа, – вдруг послышался недовольный голос Агнес. – Как же мы успеем подготовить все вовремя?
 Полковник помог Эммелин нарезать мясо на кусочки.
 – Три дня назад я послал письмо графине Маршан и попросил ее о помощи.
 Раздавшийся стон был подобен звукам хора в капелле.
 Полковник быстро поднял глаза, ставшие опять холодными как лед.
 Дети поспешили сосредоточиться на содержимом своих тарелок.
 Полковник сделал слугам знак удалиться, убедился в том, что все они вышли за дверь, затем произнес таким тоном, каким, должно быть, отдавал приказы в армии:
 – Леди Маршан имеет большой опыт в организации приемов, и мы должны быть рады, что она согласилась помочь.
 Саманта не понимала, что происходит, но чувствовала потребность разрядить атмосферу за столом.
 – Я уверен, что это именно так, – продолжал полковник. – И уверен, что помощь графини будет поистине бесценной.
 Агнес быстро заморгала, словно одно упоминание имени графини вызывало у нее желание заплакать.
 Саманта положила в рот немного гороха и принялась методично пережевывать его.
 – Когда ожидается приезд ее светлости? – поинтересовалась она.
 – Если нам повезет и у графини не окажется других приглашений, ее следует ожидать на следующей неделе.
 Генриетта не смогла сдержать тяжелый вздох.
 Саманта быстро подвинула девочке тарелку:
 – Позволь, я помогу тебе порезать мясо.
 – О! – испуганно воскликнула Мара. – Но разве успеют нам сшить платья к первому сентября?
 – Я нанял нескольких портних, – объявил полковник. – Ваши уроки временно откладываются.
 Дети радостно загомонили.
 – Временно, – подчеркнул мистер Грегори. – Вы будете заняты подготовкой своих выступлений на празднике.
 Агнес не пыталась скрыть откровенной враждебности.
 – Почему это мы должны выступать?
 Полковник пронзил ее взглядом и процедил сквозь зубы:
 – Чтобы продемонстрировать нашим гостям свои достижения.
 – Юные леди всегда так поступают, – вставила Саманта.
 Кровь бросилась в лицо Маре.
 – Но… я ничего не умею, – пробормотала девочка.
 – У тебя хороший голос, – сказал на это полковник. – Значит, ты будешь петь.
 – Но я не могу петь… перед всеми.
 – Ты поешь как твоя мать.
 Мара вновь раскраснелась, на этот раз от удовольствия, а Саманта подумала о том, что иногда полковнику все же удается найти верные слова.
 – У миссис Грегори был хороший голос? – поинтересовалась она.
 – Превосходный. Все дети поют хорошо, но только Мара унаследовала голос такой же силы и чистоты, как был у ее матери.
 – Я… я попробую, – пробормотала польщенная Мара.
 – Ты обязательно будешь петь, и будешь петь превосходно! – отрезал полковник.
 Тон его был таким решительным и уверенным, что Маре оставалось только кивнуть.
 – А что будут делать остальные? – спросил полковник, обводя дочерей взглядом. – Агнес, ты практиковалась в игре на фортепиано?
 Агнес оттолкнула стул с такой силой, что он опрокинулся навзничь, и, разрыдавшись, бросилась прочь из столовой.
 Девочки удивленно переглядывались, пытаясь сообразить, что происходит.
 Саманта встала было со своего места, но полковник Грегори сказал:
 – Сядьте, мисс Прендрегаст, и закончите обед. Кого ей сейчас меньше всего хочется видеть, так это вас.
 Саманта снова опустилась на стул. Наверное, полковник был прав, но в то же время ей очень не нравилась мысль о том, что ребенок, вверенный ее попечительству, сейчас плачет в одиночестве.
 – Экономка даст ей теплого молока с гренками и уложит в постель. – Полковник полил мясо соусом.
 Нижняя губа Генриетты тоже едва заметно дрожала:
 – Агнес никогда не делала так раньше.
 – Это потому, что до сих пор у вас не было такой гувернантки, как мисс Прендрегаст, которая могла бы преподать Агнес столь необходимый ей урок. – Полковник Грегори окинул детей взглядом, в котором ясно читалось, что отцу все известно об их проделках.
 Вивьен и Мара покраснели, Кайла и Эммелин сползли пониже на своих стульях. Генриетта же, напротив, выпрямилась и сложила руки на груди, дерзко глядя на отца.
 – Не беспокойтесь. Каждый солдат должен научиться с честью принимать поражение. И когда Агнес овладеет этой наукой, все будет хорошо. – Пока мистер Грегори говорил, Кайла потянулась за своим молоком и опрокинула его. Полковник помог малышке вытереть молоко и, когда все снова спокойно уселись за свои тарелки, объявил: – Хватит обсуждать проблемы каждого в отдельности. Вам известны правила. Мы используем время за обедом, чтобы обсудить то, что интересно всем. И сегодня тема – природа нашего края.
 Саманта перестала жевать и бросила быстрый взгляд на полковника. Он пытается таким образом восполнить пробелы в ее образовании?
 – Но, папа, меня, например, эта тема вовсе не интересует, – заявила Вивьен. – Давайте поговорим лучше о модах.
 – Думаю, тебе лучше помолчать, – посоветовал мистер Грегори, – потому что всех остальных, кто сидит за столом, очень даже интересует природа нашего края.
 Девочки молча замотали головами.
 – Все, кого не интересует природа нашего края, могут покинуть столовую, – холодные голубые глаза полковника были похожи на две льдинки. – Кстати, на десерт кухарка, кажется, приготовила клубничный пирог со взбитыми сливками.
 Пять маленьких головок так же молча закивали, давая понять, что ради пирога с клубникой согласны обсуждать все, что угодно, и до конца обеда, хотя Генриетта также пролила свое молоко, а Эммелин уронила на ковер кусок пудинга, Саманта узнала о благородном олене, барсуке, белке и многих других обитателях местных лесов и гор. Она не стала сообщать полковнику, что все это совершенно ей неинтересно, кроме разве что рассказов о тех зверях, которые могут ее съесть. Ей тоже совсем не хотелось остаться без пирога.
 Когда с десертом было покончено и девочки попросили разрешения выйти из-за стола, полковник отпустил их.
 – Останьтесь, – попросил он Саманту, когда за ними закрылась дверь. – Выпьем по стаканчику ратафии или портвейна, если вы предпочитаете портвейн, и просветите меня относительно истинного положения вещей.
 Это мало напоминало приглашение. Вряд ли полковник Грегори вообще представлял себе, что такое приглашение. Но это был куда более мягкий приказ, чем те, что он отдавал раньше. Саманте очень хотелось остаться. И именно поэтому необходимо было уйти.
 – Мне надо готовиться к завтрашним урокам, – сказала она.
 – Может быть, моим детям следует подробнее рассказать о пресмыкающихся?
 Саманта села обратно на свой стул.
 – Так вам известно обо всех их проделках?
 Полковник не рассмеялся, но его сапфировые, его кобальтовые, его лазурные глаза – боже правый, они все время меняют цвет! – приобрели такое выражение, от которого Саманту вдруг бросило в жар и у нее почему-то задрожали колени.
 – Не обо всех. И не всегда. Я обычно отстаю на шаг и опаздываю на час.
 Не стоило обманывать себя. У нее не хватит сил встать и уйти. Ей хотелось посидеть и поговорить со взрослым человеком – ведь последние дни она проводила исключительно в обществе детей. Ей хотелось побеседовать с полковником Грегори о его дочерях, о погоде, о предстоящем приеме.
 Да о чем угодно – ей просто хотелось поговорить с этим человеком.
 – Пожалуй, я предпочту портвейн, – сдалась Саманта.
 Встав, полковник наполнил два бокала и поставил один из них перед Самантой.
 Она отхлебнула немного, и ее передернуло. Портвейн пах смолой и обжигал, как керосин.
 – Неужели кто-то пьет это по доброй воле? – хрипло произнесла Саманта.
 Полковник улыбнулся:
 – Это всего лишь один из видов. Попробуйте вот этот – он послаще.
 С этими словами мистер Грегори поставил перед Самантой еще один бокал, с рубиновой жидкостью.
 Ставшая осторожной Саманта сначала понюхала то, что ей предложили. Запах был приятным. Она пригубила жидкость.
 – О! Вот это мне, пожалуй, нравится.
 – Так вы никогда не пробовали портвейна?
 Саманта не смогла удержаться от сарказма:
 – Большинство хозяев не предлагают гувернанткам выпить с ними. И абсолютное большинство против их самостоятельных набегов на шкафчик с напитками.
 – Значит, у вас нет проблем, связанных со спиртным?
 Саманта рассмеялась, но тут вдруг поняла, что полковник смотрит на нее вполне серьезно.
 – Нет, вовсе нет, – удивленно ответила она. – А почему вы спрашиваете?
 – Когда мы жили в Индии, жена подарила мне как-то специальный кожаный мех для вина. Туземцы используют такие в путешествиях, и я всегда брал его с собой на ночные рейды. То же самое я продолжал делать и здесь.
 Саманта покрутила в руках бокал.
 – Мех с портвейном?
 – С виски, мисс Прендрегаст. Моим людям приходится скакать со мной бок о бок по нескольку дней. И время от времени я наливаю им понемногу виски, чтобы приободрить их.
 – И кто-то выпил виски?
 – Кто-то украл мех, – поправил ее полковник. – В ту ночь, когда вы прибыли в Сильвермер.
 Саманта медленно поставила бокал на стол. Ее не однажды в жизни обвиняли в воровстве, но почему-то особенно непереносимой показалась мысль о том, что именно этот человек мог подумать о ней такое.
 – Я не пью по ночам украдкой, мистер Грегори, – сухо произнесла девушка. – И не краду у своих хозяев.
 – Нет, конечно, нет. Ведь за вас поручилась леди Бакнел. А она знает, как и все мы, что, кто украл однажды, останется вором до самой своей смерти.
 Саманта вспыхнула от негодования, к которому примешивался страх. Неужели полковнику Грегори известно о ее небезупречном прошлом? Неужели он решил намекнуть на это, чтобы таким образом держать ее в рамках приличий?
 Но нет. Только не полковник Грегори. Тонкие намеки явно не в характере этого человека. Он не имеет ни малейшего понятия о деликатности. Тогда что же делает его таким привлекательным?
 – Возможно, я льщу себе, но я никогда не сомневался, что разбираюсь в людях. Вы не похожи на женщину, которая выбрала бы такой простой и скучный способ обеспечить свое существование, как кража.
 – Замечательный комплимент, полковник! – не сдержалась Саманта.
 Она уже слышала подобные слова в прошлом от мужчин, которые не представляли себе, что такое нужда и голод, которые никогда не видели занесенный над ними кулак родного отца и не знали, что значит быть нежеланным ребенком. После всего, что произошло сегодня, ей показалось на секунду, что полковник Грегори не из них. Но нет, напрасно она забыла предостережение Адорны. Перед ней был мужчина. Богатый мужчина, влиятельный помещик. И не стоило ожидать от него чего-то необыкновенного только лишь потому, что он живет не в Лондоне, а в глуши, в роскошном просторном доме. И тем более потому, что у него ясные синие глаза и волосы цвета ночи.
 – Что-то не так? – спросил полковник.
 Что ж, он был весьма наблюдателен, этого у него не отнимешь. Наверное, только таким и мог быть человек, который командовал полком в непроходимых джунглях Востока.
 – Наверное, вы сами переложили куда-нибудь мех с портвейном, – заявила Саманта. – Обычно так и бывает в подобных случаях.
 – Может быть, вы и правы. – Подвинув себе стул, полковник уселся справа от Саманты.
 Сильный и суровый офицер, привыкший к традициям и строгой дисциплине, садится рядом с гувернанткой. С чего бы это?
 Саманта чуть отодвинулась от стола.
 Что означает подобная фамильярность? Чего ей следует опасаться? Что полковнику известно о ее прошлом? Или скорее посягательств на свою добродетель?
 Полковник смотрел на нее пронизывающим взглядом, от которого Саманте было не по себе. Она не хотела, совсем не хотела, чтобы этот человек интересовался ее прошлым, задавал вопросы, на которые ей будет трудно ответить. Но Саманта сама приговорила себя, пообещав ему остаться здесь на год. Теперь ей придется держать данное слово.
 Поэтому она спросила:
 – Почему вы позволяете девочкам купать гувернанток в грязи и подсовывать им змей? Может быть, вам было бы проще удержать здесь гувернанток, если бы вы запретили им шутить подобным образом.
 Полковник продолжал рассматривать ее.
 Саманта постаралась стойко выдержать его взгляд, но у нее ничего не вышло. Все было против – ее прошлое, ее заблуждения относительно этого человека, и главное – крепнущее влечение к нему вопреки всему. Саманта не могла смотреть ему в глаза, она косилась на стол, на его правое плечо, на зеркала в золотых рамах, украшавшие столовую, на его подбородок… А когда он отвечал, Саманта смотрела на его губы.
 – Я часто уезжаю из дома, и если гувернантка не в состоянии справиться с нестандартной ситуацией, мне будет от такой гувернантки мало толку.
 – Пожалуй, вы правы, – теперь взгляд Саманты упал на пятна, оставленные детьми на скатерти. – Кто такая графиня Маршан?
 – Тереза – очаровательная женщина. Подруга моей покойной жены. – Он повертел в руках бокал и улыбнулся портвейну, словно смотрел в глаза этой самой графини Маршан. – Она очень помогла мне по возвращении в Англию. Тереза всячески поощряла меня вернуться к светской жизни, так что не сомневаюсь: она рада будет помочь мне организовать этот прием.
 – О, – Саманте стало вдруг холодно. Она так и знала, что прием устраивается неспроста. Теперь понятна истинная причина. Полковник Грегори решил поухаживать за графиней Маршан, вот и придумал замечательный предлог – предложить ей распоряжаться в своем доме как хозяйке. Это объясняло отношение детей к приезду графини. Они никому не позволят занять место их нежно любимой матери, которой судьба лишила их так рано.
 Но это вовсе не объясняло, почему Саманта вдруг почувствовала себя такой несчастной.
 – А дети будут обедать с вами, когда графиня приедет? – Саманта пригубила еще портвейна, смакуя сладкую ароматную жидкость.
 – На приеме нет, а все остальное время – разумеется. А почему вы спросили об этом?
 Саманта не знала, как объяснить то, что казалось ей очевидным.
 – Они… они будут разливать молоко.
 – Ну, разумеется. Мои дочери разливают молоко постоянно. Весь дом омыт молоком. Я удивляюсь, что нас еще не смыло этим потоком.
 Саманта удивленно рассмеялась. Значит, чувство юмора ему все же не чуждо.
 – Именно поэтому большинство родителей предпочитают питаться отдельно от детей.
 – И вам интересно, почему я поступаю иначе? – Мистер Грегори положил руки ладонями на стол и наклонился к Саманте. – Ведь вы об этом хотели спросить, мисс Прендрегаст?
 Неудивительно, что тогда, ночью, на дороге, он схватил ее так крепко. У него были большие сильные руки с длинными пальцами, широкими ладонями и чистыми, ухоженными ногтями. Глядя на эти руки с просвечивающими сквозь кожу мускулами и венами, Саманта снова почувствовала странное жжение внизу живота и густо покраснела. Она, прежде не красневшая ни при каких обстоятельствах! Что бы это все значило?
 «Ты прекрасно знаешь, что это означает», – поддразнил ее внутренний голос. Но Саманта тут же прогнала от себя подобные мысли. Просто она одна, вдали от дома и друзей, и поэтому ее тянет к сильному мужчине, способному служить ей защитой. Вот и все.
 – Большинство аристократов не предоставляют своим детям такую замечательную возможность поучиться у них хорошим манерам.
 – Я – занятой человек. И вижу своих дочерей не так часто, как мне хотелось бы. Но мне почти всегда удается пообедать с ними. А кто же еще научит их манерам лучше родного отца?
 – Как это необычно, – прошептала Саманта.
 Перед нею был человек, который поступал так, как считал нужным, а не так, как было принято. И это делало его опасным для Саманты, для которой счастливая семейная жизнь была ярким маяком, обманчиво мерцающим вдали. В детстве она заглядывала в освещенные окна, за которыми видела такие вот семьи, сидящие за столами, людей, которые ели, смеялись, разговаривали и выглядели абсолютно счастливыми. Она давно решила, что все это не для нее, однако желание быть частью большой любящей семьи все же упрямо возвращалось время от времени, всплывая откуда-то из глубин подсознания.
 Но как мог этот человек за столь короткое время вызвать у нее такое неподдельное восхищение?
 – У вас появился загар, мисс Прендрегаст. – Мистер Грегори вдруг коснулся пальцем кончика ее носа. – И даже немного обгорел нос.
 Саманта воспользовалась случаем отойти от стола, от этого человека, от его вопросов и этой совершенно неуместной близости его большого сильного тела. Вскочив со стула, она подошла к зеркалу. Мистер Грегори был прав. Щеки ее действительно приобрели золотистый оттенок, а кончик носа покраснел.
 – Леди Бакнел все время говорила, что с моей кожей нельзя снимать шляпку ни на секунду, но сегодня я просто не смогла удержаться.
 – Выглядит очаровательно, – сказал полковник и тут же испортил все, задав ей самым беспардонным образом самый что ни на есть нелепый вопрос:
 – Почему вы не замужем?
 Саманта резко повернулась к нему:
 – Что за странный вопрос!
 – Вы красивы, вы молоды. Может быть, вы пребываете в поисках мужа и останетесь здесь лишь до тех пор, пока не найдете его?
 Теперь понятно. Полковник Грегори беспокоился, не покинет ли Саманта его детей, едва они успеют наладить отношения. Он интересовался ее планами исключительно в личных интересах, и Саманта прекрасно его понимала.
 – Если бы я искала мужа, уверяю вас, в Лондоне достаточно мужчин. – Она вернулась на свой стул. – Замужество не интересует меня.
 – Так вы предпочитаете заботу о чужих детях стабильности и безопасности, которую могла бы дать вам семейная жизнь?
 Интересно, насколько откровенно следует отвечать на его вопрос? Пожалуй, достаточно откровенно, но без лишних подробностей.
 – Я происхожу из не слишком счастливой семьи, мистер Грегори. С двенадцати лет мне пришлось работать на собственного отца, чтобы он мог предаваться праздности и пороку. – Она снова пригубила портвейн, но на этот раз почти не ощутила запаха.
 – Но не глупо ли делать выводы о том, каковы мужчины, глядя лишь на одного из них – пусть на самого близкого вам, но все же на одного?
 Саманта не знала, что заставило ее ответить этому человеку. Может быть, то, как он приподнял одну бровь, склонив голову набок, всем своим видом демонстрируя, что не стоит ожидать от женщин рациональных рассуждений, это – привилегия мужчин.
 – Когда мне было четырнадцать, моя подруга без памяти влюбилась в юного лорда, и он тоже любил ее. Но лишь до тех пор, пока не стал всем виден ее живот. Тогда его любовь исчезла, а вскоре исчез и он сам. Я помогала принять ребенка, а потом и похоронить его. – Глядя сейчас на полковника, Саманта удивлялась, как это он мог показаться ей привлекательным. Такой же напыщенный, самоуверенный нахал, как и все мужчины. – Так скажите же мне, полковник Грегори, какие, по-вашему, преимущества дает женщине брак?
 – Порядочный мужчина не бежит от проблем, относится к своим близким с уважением и поддерживает свою жену.
 – Найдите мне такого человека, и я выйду за него замуж, – Саманта постаралась вложить в игравшую на губах улыбку все свое неверие в мужчин – и в него лично. – Может быть, – добавила она.
 Но полковник Грегори не стал и дальше вести себя как напыщенный болван. Он не пустился в рассуждения о том, что гувернантка не должна вести себя так непочтительно, что, будучи женщиной, она должна позволить ему и любому другому существу мужского пола, у кого возникнет такое желание, управлять ее жизнью, неважно, насколько развиты при этом умственные способности этих мужчин. Вместо этого мистер Грегори спросил:
 – Ваш отец умер?
 – Да, – больше Саманта не собиралась говорить об этом.
 – А ваша мать?
 – Тоже.
 Это произошло много лет назад в одну чудовищную холодную ночь, которую Саманта не забудет никогда.
 Они бы еще долго сидели так, глядя в упор друг на друга в молчаливом поединке характеров, но тут вошел Миттен, неся на серебряном подносе запечатанный конверт, который он передал мистеру Грегори:
 – Это доставили из Лондона, сэр.
 Тот открыл его, быстро пробежал глазами послание, затем встал и поклонился Саманте:
 – Мне необходимо отлучиться. Пожалуйста, скажите девочкам, что я не смогу сегодня зайти пожелать им спокойной ночи.
 – Хорошо, – пообещала Саманта, затем спросила, смутившись: – Опять бандиты?
 Глаза полковника Грегори снова стали холодными как лед.
 – То, что я делаю, мисс Прендрегаст, никоим образом вас не касается, – отрезал он.




 10.


 Дункан Монро скакал на своем огромном жеребце по залитой лунным светом дороге. Дункан служил под началом Уильяма Грегори в Индии и уже два года здесь, в Англии, но еще никогда не получал от него таких жестких приказов. Никакой информации, никаких объяснений. Только две короткие рубленые фразы: «Посылай за людьми. Приезжай немедленно».
 Уильям был прирожденным командиром и привык, чтобы его командам повиновались беспрекословно. Однако он всегда уважал военный опыт Дункана и советовался с ним или хотя бы объяснял ход собственных мыслей. Но только не сегодня.
 Этому могло быть только одно объяснение – дело приближалось к развязке.
 Натянув узду Тристана, Дункан свернул на тропинку между деревьями и ехал по ней до самой поляны. Уильям был уже там, лошадь его нетерпеливо переступала с ноги на ногу.
 – Что случилось? – спросил, подъезжая, Дункан.
 – Я получил письмо от Трокмортона. Лорд и леди Фезерстоунбо покинули Лондон и направляются на север.
 – Мы готовы к их приезду?
 – Приглашения разосланы. Все крупные чиновники приняли их. Им было велено принять. Среди них и генерал Уилсон, и министр Грей.
 Дункан присвистнул, впечатленный списком важных персон.
 – С женами?
 – Разумеется, – кивнул Уильям. – Из местной гавани уходит раз в две недели корабль в Ирландию. Наверное, на него и рассчитывают успеть лорд и леди Фезерстоунбо. Но я устроил так, что, как только они прибудут в Мейтланд-Мэнор, им сообщат, что корабль уже ушел.
 Дункан злорадно засмеялся.
 – И они окажутся запертыми в своем поместье в ожидании возможности сбежать. И тут узнают, что я устраиваю прием всего в нескольких милях, и на этом приеме будут мои друзья, набитые доверху важнейшими секретами Англии. – Тень улыбки пробежала по лицу Уильяма, как едва уловимый ветерок по мрачному болоту. – Они обязательно захотят узнать эти самые секреты. И обязательно приедут на прием.
 – Ты дьявольски изобретателен, – с восторгом произнес Дункан.
 – И дьявольски решителен. Итак, сейчас они медленно движутся в направлении Хоксмута.
 – Почему медленно? – удивился Дункан.
 – Они заезжают по дороге ко всем, кто может обладать хоть какой-то информацией, остаются на ночь, словом, изо всех сил стараются создать у всех впечатление самой обычной поездки в свое поместье. Да и двигаются они зигзагами, видимо, надеясь сбить со следа возможных преследователей.
 Тристан беспокойно переступал копытами под Дунканом.
 – Но если Фезерстоунбо предполагают возможность погони, то почему не боятся, что преследователи могут оказаться в их доме раньше их?
 – У них ведь не одно поместье. Может быть, надеются, что Трокмортон не поймет, куда именно они направляются. – Прежде чем Дункан успел возразить, Уильям поднял руку, призывая его к молчанию. – Из подслушанных разговоров Трокмортон сделал вывод, что старый лорд Фезерстоунбо заартачился.
 Дункану приходилось встречать лорда Фезерстоунбо. Это был глупый и лицемерный напыщенный старик, обожавший посплетничать не меньше своей жены. Дункану по-прежнему трудно было представить, что этот стареющий пшют мог водить много лет за нос лучших английских агентов.
 – Заартачился? – переспросил он.
 – Старик не верит, что им угрожает опасность.
 Дункан удивленно поднял брови.
 – Он тридцать лет торгует секретами своей родины и не верит, что это – опасное занятие?
 – Лорд Фезерстоунбо – аристократ старой школы. Он считает себя выше закона.
 Дункан удивленно вскинул брови, а Уильям продолжал:
 – Их поспешный отъезд вызвал немало сплетен. Сплетен, распущенных Трокмортоном и его людьми в надежде выявить подручных и связи Фезерстоунбо, – Уильям взял Дункана за руку. – Из Лондона поспешно выехал граф Гаев – Свирепый Пашенька.
 Дункан прекрасно понимал важность этой информации.
 – Пашенька? Хм…
 Граф Гаев был весьма элегантным мужчиной, пользующимся немалым успехом в лондонском свете, особенно у дам. Этот русский аристократ уже много лет вращался в обществе, рассказывая всем историю о том, как он был незаконно лишен царем своих земель. Но история его больше всего напоминала русскую волшебную сказку.
 – Так он держит путь в поместье Фезерстоунбо? Это на него мы будем охотиться сегодня ночью?
 – Трокмортон считает, что Пашенька направляется именно туда, а оттуда – к морю. – На дороге послышался цокот подков – начинали прибывать люди. Уильям и Дункан заговорили тише. – Скоро мы не только поймаем двух самых вероломных шпионов Англии, но и, если поведем себя правильно, разделаемся с графом Гаевым – есть мнения, что именно он руководит шпионской сетью и именно ему Фезерстоунбо посылают свои отчеты.
 – Что ж. Это умно, – Дункан улыбнулся. – Но не разумнее ли будет снабдить их фальшивой информацией, и пусть Пашенька увозит ее из Англии?
 – Черт побери, Дункан! – воскликнул Уильям. – Теперь я понимаю, почему держу тебя возле себя. Кто же захочет потерять такого умного капитана!


* * *

 Третью ночь подряд под ясным ночным небом, полным звезд, отчетливо звучало громкое уханье совы, служившее условным сигналом. Люди Уильяма возвращались на поляну. Полковник Грегори ждал их, чтобы выслушать их отчеты.
 Первым прибыл Дуайт Гревилль, мэр Хоксмута.
 – На севере спокойно, сэр. До самого Джордж-Кросс, – он потянул ноздрями, словно принюхиваясь. – Но мне не нравится все это, сэр, сильно не нравится. У моей жены чешется левый глаз, а это – верный признак беды. Что-то такое витает в воздухе, сэр…
 – Пока оно не опустится на землю, нам волноваться не о чем, – успокоил его Уильям. Гревилль постоянно пророчил опасность, боясь больше всего на свете, что в его правление будет нарушено мерное течение жизни Хоксмута. Уильяму приходилось целыми вечерами утешать его, доказывая, что все в результате обойдется.
 Вслед за мэром прискакал Дункан на своем норовистом жеребце, который куда лучше умел бить копытами по воздуху и отходить задом с поля боя, чем просто спокойно перевозить своего хозяина с места на место.
 – Довольно спокойная ночь, – объявил Дункан. – Никакого движения на юг.
 Остальные кони беспокойно переступали с ноги на ногу рядом с воинственным Тристаном.
 Даже Озборн, конь Уильяма, запрядал ушами и замотал головой.
 Но на Озборна действовало не только присутствие Тристана, но также лунный свет, поднимающийся ветер, усыпанное звездами небо и шуршащая под ногами трава. К тому же животному наверняка передавалось беспокойство хозяина. Уильяму тоже не сиделось сегодня на месте. Впервые за много лет он чувствовал, как пульсирует его кровь, как отчаянно бьется сердце, ощущал в воздухе радостное возбуждение при мысли о предстоящей операции. Вернее, он не уставал повторять себе, что волнуется так именно потому, что цель его близка. Скоро к нему в руки попадут те, кто виновен в смерти его жены. Скоро, очень скоро он отомстит за Мэри.
 Но была и другая причина его беспокойного поведения. С тех пор, как Уильям встретил Саманту, ему все время… хотелось чего-то. Чего-то иного, чего-то нового.
 Неисправимый плут Дункан заметил эту перемену. И немедленно приписал ее появлению Саманты. Уильям же продолжал повторять себе, что страдает от обострения естественных мужских инстинктов, в удовлетворении которых он слишком долго себе отказывал. Но если все дело в этом, почему же он не думает с вожделением о Терезе? Она была весьма привлекательной женщиной его круга, настоящим образцом красоты и грации, она знала свое место, никогда не спорила с ним, не передразнивала, не допускала даже мысли, что Уильям может что-то сделать неправильно. Ведь именно такая женщина ему и нужна. А вовсе не дерзкая гувернантка, посмевшая отчитать его за то, что он уделяет воспитанию девочек мало внимания, и к тому же абсолютно равнодушная к красотам Кумберленда.
 Однако именно из-за этой белокурой бестии он не может уснуть по ночам, кожей ощущая ее присутствие в доме.
 Следующим приехал Зефания Эван. Спокойный и задумчивый молодой фермер контролировал дорогу, проходящую мимо его земли. Он имел особое чутье и всегда безошибочно угадывал, кого можно пропустить спокойно, а кого следует остановить. Потрепав по холке коня, Зефания сообщил:
 – Дороги к востоку пусты, сэр, если не считать разбитого неподалеку цыганского лагеря.
 – Цыгане? – встрепенулся Гревилль. – Всем известно, где цыгане – там беда.
 – Только не эти цыгане, – возразил Эван. – Они проходят через эти земли каждый год по пути на ярмарку. И заняты только своими делами.
 – Мы охотимся не за цыганами, – напомнил Уильям, – нас интересуют подозрительные иностранцы и англичане, а также женщины, которым нечего делать в этих местах.
 – Шпионы держались бы подальше от этих мест, если бы мы схватили парочку и повесили в назидание остальным, – заявил Гревилль.
 – Но мы вовсе не хотим, чтобы они держались отсюда подальше, – возразил Уильям. – Наша цель в том, чтобы заманить их в руки местных разбойников, и это лишь часть цены, которую им придется заплатить за то, что они ввязались в опасную игру.
 – Так было раньше, но не теперь, не правда ли? – глаза Гревилля возбужденно сверкнули в лунном свете. – Теперь мы ловим их и держим под замком, потому что… – Гревилль осекся. Он не знал, почему полковник Грегори сменил тактику, а тот не собирался объяснять ему больше, чем необходимо.
 – Да, это так, – лишь кивнул он. – Теперь мы хватаем их всех, чтобы обыскать их вещи, одежду, обувь – все тайные места, где можно спрятать письмо или записку.
 Ушей Уильяма достиг отдаленный цокот копыт на большой дороге. Кто-то скакал во весь опор прямо к ним. Все четверо мужчин отступили в тень окружающих поляну деревьев.
 Это был юный Мило, гнавший лошадь, чтобы сообщить, что на дороге, ведущей от Хоксмута на запад, он видел большую карету с крестом на дверцах.
 – Что за крест? – Уильям приготовился скакать в том направлении.
 – Я не сумел разглядеть в темноте.
 – Сегодня? Сейчас? – взволнованно забормотал Гревилль.
 Уильям, Дункан и Эван не стали тратить время на расспросы, они поскакали вслед за Мило к большой дороге. В некотором отдалении за ними следовал Гревилль.
 Неужели это возможно? Неужели лорд и леди Фезерстоунбо смогли добраться сюда раньше, чем ожидал Трокмортон? Доскакав до поворота дороги, все четверо поглубже надвинули на глаза шляпы и повязали лица платками, превращаясь в страшных разбойников, терроризирующих Озерный край.
 Когда на дороге показалась карета, они заняли свои места на обочинах. Уильям выстрелил в воздух. А остальные нацелили свои ружья на кучера, который тут же безропотно натянул поводья, останавливая карету.
 – Стоять и не двигаться! – крикнул Уильям.
 Дункан подъехал к карете и распахнул дверцу.
 – Выходите!
 В ответ раздался низкий и слегка насмешливый женский голос:
 – Вот это встреча. О такой приятно будет рассказать друзьям!
 Уильям еще раз порадовался тому, что лицо его скрыто под платком, потому что у него непроизвольно приоткрылся рот. Тереза? Тереза уже здесь? Как быстро она поспешила откликнуться на его зов!
 Голова леди Маршан показалась из кареты. И лунный свет озарил ее прекрасные черты. Она улыбнулась, но улыбка ее была улыбкой хищницы, без тени обаяния. Тереза вышла из кареты и встала на дороге. Под распахнувшимся плащом была видна ее высокая грудь, привлекавшая взгляды всех находившихся возле кареты мужчин. Уильям не мог не признать, что в лунном свете Тереза походит на изящную и пикантную фарфоровую статуэтку.
 – Красавец разбойник останавливает карету, чтобы отобрать у меня мои драгоценности? Интересно, что скажет на это тот, к кому я еду, – полковник Грегори? Не сомневаюсь, эта история позабавит его!
 Дункан, должно быть, был поражен ее красотой не меньше остальных. Но он стойко продолжал играть отведенную ему роль негодяя с большой дороги. Спрятав пистолет, он подошел к графине и, в шутовском приветствии приподняв шляпу, спросил:
 – Кого я имею честь приветствовать, миледи?
 – Графиню Маршан, негодяй, и ты очень скоро пожалеешь об этом.
 Быстро намотав на кисть волосы Дункана, она дернула руку вниз, заставляя его опуститься на колени. Затем, выхватив из-за пояса «разбойника» его же собственный пистолет, Тереза приставила его к виску несчастного и все с той же улыбкой, от которой у Уильяма застыла в жилах кровь, оглядела остальных нападавших и спокойно произнесла:
 – Вы дадите нам проехать спокойно, или я вышибу ему мозги.
 Гревилль заблеял что-то, словно овца. Эван отвел своего коня назад.
 Тереза выглядела миниатюрной, но отнюдь не беззащитной. Напротив – весьма решительной и непоколебимой. Уильям дал своим людям знак, и они поскакали к лесу.
 – Мои люди уже обнажили свои мушкеты, – заявила Тереза. – Если вы попытаетесь последовать за нами, в вас будут стрелять.
 Уильям наблюдал сквозь сучья деревьев, как Дункан пытается подняться. Но тут, даже не взглянув на свою жертву, Тереза ударила его коленом по лицу.
 Уильям никогда не видел ее такой. Графиня Маршан была всегда безукоризненно причесана, элегантно одета и мила со всеми вокруг. Кто бы мог подумать, что эти маленькие ручки способны справиться с разбойником с большой дороги!
 По-прежнему целясь в Дункана из пистолета, Тереза забралась в карету и захлопнула дверцу. Экипаж тронулся в сторону Сильвермера.
 Дункан с трудом поднялся на ноги. Держась рукой за нос, он с ненавистью смотрел вслед удаляющейся карете. Уильям схватил за поводья его жеребца и помог другу взобраться в седло.
 – Сломан нос? – озабоченно поинтересовался он.
 – Не думаю, – Дункан промокнул кровь платком. – Но утром у меня наверняка будут синяки под обоими глазами. А тебе лучше поторопиться, чтобы поспеть домой раньше своей очаровательной гостьи. И если это та женщина, которую ты выбрал себе в жены, будь осторожнее, когда опустишься перед ней на колени, чтобы предложить руку и сердце. Да, колени у нее что надо!
 – Сэр, – по дороге к ним приближался со стороны Хоксмута викарий, преподобный Уэббер, оживленно жестикулируя. – В гостинице остановился иностранец. Судя по всему, очень богатый человек. Прежде чем отправиться спать, он спрашивал дорогу до поместья лорда Фезерстоунбо. Нам следует задержать его?
 – Ну разумеется! – Уильям повернул коня в сторону Хоксмута. – Сейчас он подвергнется нападению самых свирепых разбойников, какие когда-либо появлялись в этой маленькой гостинице.
 Дункан шмыгнул носом.
 – А если мы ничего не найдем?
 – Тогда мы позволим ему доехать до Фезерстоунбо и позаботимся, чтобы там его снабдили самой что ни на есть ценной и секретной информацией об английском правительстве.
 Уильям холодно улыбнулся.
 – Очень жаль, что, когда он вернется с этим в Россию, информация окажется фальшивкой.
 – Это будет для него смерти подобно! И как это такое пришло тебе в голову? – с наигранным изумлением произнес Дункан.




 11.


 На следующий день, вскоре после рассвета, леди Маршан сошла по мраморной лестнице в холл к ожидавшему ее Уильяму. При свете дня она выглядела совсем иначе. Тереза улыбалась, ее темные волосы нежными волнами обрамляли щеки, янтарные глаза блестели, а пышные юбки из пронзительно розового атласа шуршали при каждом шаге.
 – Уильям, как приятно видеть тебя вновь, – сладким голосом произнесла она, протягивая ему руки. Улыбка ее была смесью сдержанности и очарования.
 Ничего общего с широкой и прямодушной, чуть лукавой улыбкой мисс Прендрегаст.
 Беря в ладони протянутые руки Терезы, Уильям сказал:
 – Благодарю тебя за то, что ты откликнулась на мою просьбу о помощи. Жаль, что вчера меня не было в доме и я не смог приветствовать тебя лично.
 – А мне так не хватало тебя, – с упреком произнесла Тереза. – Ты не поверишь, что произошло, дорогой. На меня напали в лесу разбойники.
 Никогда в жизни Уильям не ощущал с такой силой, что актерство и притворство – не по его части. Все же он постарался изо всех сил изобразить изумление и гнев.
 – Что? Где?
 – На дороге недалеко отсюда.
 – Какая чудовищная наглость! Надеюсь, ты не пострадала?
 – Мои слуги прогнали их в лес. Но я была так напугана! – она сжала своей маленькой ладошкой руку Уильяма.
 Уильям постарался изо всех сил не выдать своего удивления при этих словах.
 – Бедная Тереза! Ты смогла бы… узнать кого-нибудь из них?
 – Я знала, что ты спросишь об этом. Но ничем не могу тебе помочь. На них были маски. В любом случае, дорогой, я не хочу, чтобы ты рисковал ради меня жизнью. К тому же они ведь ничего не взяли. Кроме… кроме моего покоя. – Приложив руку ко лбу тыльной стороной ладони, Тереза сделала вид, что находится на грани обморока.
 Что это – позерство? Или откровенная ложь? Уильям никогда еще не видел, чтобы женщина вела себя так, как Тереза.
 – Прими мои горячие извинения, – произнес Уильям. – Охрана дорог – моя прямая обязанность. Боюсь, я не справился.
 – Ах, ты – само воплощение совестливости и порядочности, дорогой. Но не кори себя. Ты ведь лорд, а не охотник за бандитами. Никто не ожидает от хозяина одного из крупнейших поместий в этих краях, что он будет лично скакать по дорогам в поисках разбойников.
 – И все же…
 – Хотя мне очень интересно, где же ты был прошлой ночью. А впрочем, не обращай внимания, – Тереза рассмеялась и беззаботно махнула рукой. – Не надо ничего объяснять. Мужчины на всю жизнь остаются мальчишками, и если причина твоего отсутствия не слишком благородна, я ничего не хочу об этом знать.
 Уильям оторопел. Она только что обвинила его в том, что он бесполезный пшют, неспособный обеспечить безопасность собственных владений, и к тому же выдала ему разрешение вести себя непорядочно. И как она посмела предположить такое?
 – Я дворянин, – сухо произнес Уильям.
 – Знаю, знаю, дорогой, – улыбнулась в ответ Тереза.
 И только тут до Уильяма дошло, как высокомерно и помпезно прозвучало его заявление. Будь перед ним Саманта, она наверняка бы пренебрежительно фыркнула. Но Тереза столь усиленно льстила его самолюбию, что Уильям задумался вновь: кем же считает его эта женщина? Пугливым, неуверенным в себе человеком, которого необходимо постоянно подбадривать с помощью лести?
 Ну да. Разумеется. Тереза думала так обо всех мужчинах, поэтому она щедро осыпала их лестью, чтобы добиться своего, и притворялась слабее, чем была на самом деле. Он ведь знал это и раньше, и это вовсе не казалось ему чем-то странным. Но теперь, когда Уильям успел пообщаться несколько дней с откровенной и прямолинейной мисс Прендрегаст, лицемерие Терезы казалось ему почти что аморальным.
 – Но что с тобой, дорогой? Ты выглядишь как-то странно, – Тереза пристально вглядывалась в его лицо.
 Уильям усилием воли отогнал от себя действительно очень странные мысли, крутившиеся в его голове.
 – Все твои новости. Я потрясен.
 А может быть, дело было в весьма удачном «ограблении» Свирепого Пашеньки в хоксмутской гостинице. Граф Гаев оказался нелегкой добычей. Он держал Эвана на мушке, пока Уильям не обрушился на него сзади. Но пистолет успел выстрелить, и пуля слегка оцарапала руку Дункану.
 Бедняга Дункан. Прошедшую ночь он запомнит надолго!
 Все вместе они связали Пашеньку и забрали у него множество ценных вещей, в том числе деньги и письма, зашитые в подкладку его дорожного сюртука. Сейчас эти письма на пути к Трокмортону, а граф Гаев, которому хозяин гостиницы наверняка уже помог освободиться от пут, – на пути в Мейтланд. Что ж, пусть прячется там до приезда лорда и леди Фезерстоунбо.
 Уильяму не нужна была снисходительная жалость Терезы. Близился момент, когда он отомстит наконец за смерть Мэри.
 – Итак, мы устраиваем прием, – оглядев огромный холл, Тереза словно невзначай прижала его руку к своей груди с такой откровенностью, что Уильям предпочел считать, будто она и вправду не понимает или не замечает, что делает. – Я так рада, что ты позвал меня, Уильям!
 – Кого же еще я мог позвать, если не лучшую подругу Мэри? Я приказал накрыть нам завтрак на веранде, – сообщил Уильям, подводя леди Маршан к дверям.
 – Ты такой сильный, дорогой, – произнесла Тереза, снова прижимая к себе его руку.
 Уильям высвободился, чтобы пропустить ее вперед. Он улыбнулся, услышав вздох восхищения, который вырвался у графини при виде открывшейся перед ней роскошной панорамы.
 – Это просто потрясающе! – Тереза подошла к каменным перилам и огляделась вокруг. – И как ты только мог уехать отсюда в Индию!
 – Ты ведь знаешь. Младший сын, военный патент. Никакого выбора. – Он тоже смотрел на горы. Этот пейзаж всегда успокаивал его истерзанную душу. – Но знаешь, я заставил себя полюбить горы Кашмира. Только после смерти Мэри я понял, что должен вернуться домой. Не знаю, как я смог бы пережить ее смерть без видов и запахов Сильвермера. Мне просто необходимо это место.
 Тереза накрыла своей маленькой ручкой его огромную ладонь, лежащую на перилах.
 – Прости меня, мой друг. Я ведь могу считать тебя другом, не правда ли?
 – Разумеется, – он всегда думал, что отлично знает Терезу, но сейчас леди Маршан казалась ему чужой и далекой. Уильям подумал, что ему вовсе не стоило приглашать ее сюда.
 – Спасибо, – явно не замечая, что Уильяму не по себе, Тереза продолжала одаривать его своими фальшивыми улыбками. – Мы все очень любили Мэри, и обстоятельства ее смерти были поистине ужасны, но ее нет с нами уже три года. Пора тебе снять свой траур.
 Уильям натянуто улыбнулся. Слова Терезы резали ему слух. Разумеется, она была первой кандидатурой на роль его жены, но ей, пожалуй, следовало бы научиться деликатности.
 Потерев руки, как делают землекопы, прежде чем взяться за лопату, Тереза спросила:
 – Итак, сколько народу мы ожидаем?
 – Я пригласил около тридцати человек.
 – Тридцать? – Тереза удивленно заморгала своими янтарными глазами. – И ты уже пригласил их? Я думала, ты дашь мне просмотреть список и объяснить тебе… – Тут Тереза, видимо, поняла, что переступила некую черту, потому что она замолчала и через несколько секунд добавила: – Ну что ж. Это ведь твой прием. Я уверена, что все, кого ты пригласил, достойны этого приглашения. – Тереза посмотрела на лакея, стоявшего у покрытого белой скатертью стола, и снова улыбнулась своей тщательно рассчитанной улыбкой. – О, Уильям, какая красивая у тебя веранда! Думаю, мне стоит сделать ее своим штабом и именно здесь продумать детали нашего приема.
 – Как пожелаешь, дорогая, – подведя Терезу к столу, Уильям отодвинул для нее стул. – Мои гости приедут с детьми и слугами.
 Тереза застыла, не успев опуститься на стул.
 – Дети? Ты пригласил… детей?
 – Одна из целей этого приема – научить моих дочерей светским манерам и искусству принимать гостей, – это было неправдой, но не рассказывать же Терезе, что он устраивает прием, чтобы заманить сюда лорда и леди Фезерстоунбо возможностью получить ценную информацию, которая якобы обеспечит им безбедную старость.
 – О да! Оригинальная идея, должна признать. Сколько твоей старшей? Восемь?
 – Агнес уже двенадцать – очень трудный возраст.
 – Уже! Боже! Как летит время! Я ведь помню, как родилась Агнес. Счастливое было время. Индия. Ты и Байрон в военной форме. Она так шла вам обоим. Ах, друг мой, мне так не хватает Байрона! – она промокнула уголки глаз шелковым платком. – А как звали того привлекательного военного, твоего помощника? Того, что запятнал офицерскую честь романом с дочерью лорда Баррет-Дервина?
 Уильям отвел глаза. Ну не странно ли устроен мир? Тереза спрашивает о Дункане после того, как он напал на нее прошлой ночью и она одержала над ним верх.
 – Дункан Монро. Он по-прежнему мой друг. Ты увидишь его вскоре.
 – Вот как? – Тереза улыбнулась какой-то странной улыбкой, улыбкой хищной кошки. – Твоя верность дружбе делает тебе честь, Уильям. Я уже говорила тебе, как потряс меня вид, открывающийся с твоей веранды?
 Откинувшись на спинку стула, Уильям набрал полные легкие свежего утреннего воздуха.
 – Я всегда готов услышать это вновь.
 Тереза тоже глубоко вздохнула:
 – А я готова повторять это вечно.
 – Однако некоторые считают иначе. Некоторым вообще не нравится в деревне. Например, одной юной леди по имени мисс Прендрегаст.
 – Неужели! Не могу себе представить, что этот вид может оставить кого-то равнодушным!
 Уильям чуть не рассмеялся, вспомнив о том, что Саманта уверена, будто по местным лесам бродят свирепые голодные волки и медведи. А как осторожно она ступала по траве, словно все время боялась, что кто-то схватит ее за ногу. Он дорого дал бы за то, чтобы увидеть лицо Саманты в тот момент, когда она нашла ужей в своем столе.
 – Почему ты так странно улыбаешься? – вдруг спросила Тереза.
 Уильям взял со стола салфетку и сделал знак лакею.
 – Ничего такого. Я просто очень голоден.
 Он поел в это утро как следует.
 Тереза же клевала, словно птичка, разбавляя трапезу светской беседой. Когда завтрак был закончен, она оперлась локтями на стол и спросила:
 – Итак, начнем планировать стратегию нашего приема?
 Тут внутри дома раздался топот множества ног по лестнице.
 – Что за какофония? – поморщилась Тереза.
 – Это дети. Наверное, наступил перерыв в уроках.
 – Мужчина вроде тебя не должен заниматься такими вещами, – заметила Тереза. – Ты ведь наверняка даже не умеешь составить правильно расписание занятий.
 – А я думал, мне это удалось.
 – И они придерживаются твоего расписания?
 Уильям едва удержался, чтобы не фыркнуть.
 – У нас новая гувернантка, – сообщил он. – Она обладает потрясающей способностью нарушать расписание и при этом держаться так, будто все идет по плану.
 – Удивляюсь тебе, Уильям! – воскликнула Тереза. – Должно быть, это весьма грозная пожилая особа, если она сумела справиться с тобой.
 Испытывая какое-то странное злорадство, о причинах которого ему не хотелось размышлять, Уильям сказал:
 – Ты сейчас познакомишься с мисс Прендрегаст. Она приведет детей сюда поздороваться.
 Одна за другой девочки вышли на веранду. Они слишком оживленно болтали, что заставило Уильяма нахмуриться, но были построены по росту должным образом, одежда их была в порядке, и все они приветливо улыбались. Все, кроме Агнес, которая выглядела так, будто съела только что лимон. Похоже, это выражение лица становилось для нее привычным.
 Уильям поймал себя на том, что совсем перестал понимать свою старшую дочь. А ведь когда-то они были так близки. В какой же момент Агнес перестала садиться к нему на колени и поверять ему свои детские тайны? Он окинул взглядом фигуру девочки. И когда она успела вырасти так, что теперь уже просто не поместится у него на коленях?
 Первой их заметила Кайла. Малышка остановилась, и на лице ее отразилось подобие отчаяния. Эммелин налетела на Кайлу, Генриетта – на Эммелин, и все остановились.
 Тут из-за двери появилась мисс Прендрегаст, хлопнула в ладоши и объявила:
 – Не останавливаемся, девочки! Мы отправляемся на прогулку. Чтобы Мара смогла прорепетировать в окружении гор, где ничто не… – Саманта осеклась, заметив сидящих за столом Уильяма и Терезу. И на секунду лицо ее стало таким же несчастным, как у Кайлы. Но затем черты ее разгладились, она подошла к Кайле, взяла малышку за руку и повела всех детей к столу поздороваться с отцом и его гостьей.
 Мисс Прендрегаст присела в реверансе. Нижняя губа Агнес опять задрожала.
 Что же происходит с девочкой? С каждым днем она становится все более нервной.
 Не сводя глаз с Агнес, Уильям поднялся, чтобы соблюсти светские формальности.
 – Дети, вы, разумеется, помните графиню Маршан?
 – Да, папа, – хором ответили его дочери, синхронно приседая в реверансе. – Здравствуйте, леди Маршан.
 – Здравствуйте, юные леди. – Тереза откинулась на спинку стула и обратилась к Вивьен: – Итак, ты собираешься петь, Мара?
 – Я не Мара, – ответила Вивьен. – Мара вот, – она указала на сестру. – Она поет, как наша мама.
 Губы Терезы болезненно скривились, и она не стала больше рисковать, обращаясь к девочкам по отдельности.
 – Это просто прекрасно. Я уверена, что каждую из вас господь наделил каким-то талантом.
 – Да, леди Маршан, – снова хором ответили девочки.
 – Леди Маршан, – продолжал Уильям, не спеша сесть. – Позвольте представить вам гувернантку моих дочерей, мисс Прендрегаст.
 Саманта снова присела в реверансе.
 – Большая честь для меня, миледи.
 Тереза окинула Саманту оценивающим взглядом и одарила девушку весьма прохладной улыбкой.
 – Вы ведь не совсем обычная гувернантка. Не так ли?
 Саманта не улыбнулась и не нахмурилась, ее лицо не отражало в этот момент вообще ничего.
 – Я – воспитанница леди Бакнел, – сказала она, словно это должно было объяснить все. – Простите нас, но мы вынуждены откланяться. У нас не так много времени, прежде чем мы должны будем вернуться в класс и заняться…
 – Математикой, мисс Прендрегаст, – подсказала ей Генриетта.
 – Математикой, – повторила Саманта.
 Уильям кивнул, давая понять, что все они свободны, и Саманта повела девочек прочь с веранды, в парк и дальше, в сторону гор. Вскоре они скрылись из виду.
 Тереза сидела, сжав руки в кулаки.
 – Предерзкая особа, – заявила она Уильяму.
 – Ты так думаешь? – Слышала бы она мисс Прендрегаст в день ее приезда!
 Словно осознав вдруг, что выглядит сварливой и вздорной, Тереза расслабилась и снова накрыла ладонью его руку.
 – Но в наши дни так сложно найти хорошую прислугу. По крайней мере, она молода и красива. Это должно нравиться детям.
 Ни одному мужчине еще не удалось понять женщин до конца, но даже Уильям, не слишком сведущий в этом вопросе, понимал, что не стоит слишком уж охотно соглашаться с подобными словами, произнесенными одной женщиной в адрес другой.
 – Да, – кивнул он, стараясь казаться безучастным. – Наверное, им это нравится.
 – Но… вид у нее такой болезненный.
 – А мне казалось, что мисс Прендрегаст успела загореть.
 – Да, но все же цвет лица у нее неважный, – с напускным сочувствием произнесла Тереза. – Впрочем, это вполне естественно. Бедняжке приходится много быть с детьми на воздухе. К тому же мисс Прендрегаст всего лишь гувернантка. И вряд ли стоит ожидать от нее, что она будет выглядеть как леди. Интересно, как она добивается такого цвета волос?
 – Так волосы покрашены?
 Тереза рассмеялась:
 – А ты решил, что цвет натуральный?
 – Я не мог понять. – Черт бы побрал Дункана! Он сказал, что мисс Прендрегаст – натуральная блондинка.
 – Любопытно, какого же цвета на самом деле ее волосы, если она считает нужным их красить? Наверное, какого-нибудь ужасного рыжего, который так вульгарно выглядит. Что ж, не все женщины способны справиться с испытаниями, которые посылает им господь, – Тереза покачала головой. – Да и худая она какая-то. Ты как следует кормишь ее, Уильям?
 – В этом можешь не сомневаться, – Уильям улыбнулся, вспомнив, какое количество пищи способна поглотить мисс Прендрегаст. – Она весьма обильно питается за ужином.
 – Она что – ужинает с тобой? – голос Терезы готов был сорваться на визг.
 – Да. Так же, как и дети, – Уильям улыбнулся Терезе. – А сегодня и ты, надеюсь, почтишь нас своим присутствием.
 – Да… конечно, – Тереза вдруг испуганно заморгала. – Ужинать с детьми? Я всегда говорила, что ты настоящий оригинал, дорогой.
 Интересно, что она имеет в виду?
 Тереза улыбнулась:
 – Может быть, когда ты в следующий раз станешь нанимать гувернантку, мне лучше помочь тебе?
 – Благодарю тебя, Тереза, но мисс Прендрегаст обещала остаться с нами не менее чем на год. И я знаю, что могу на нее положиться, – он поднес к губам руку графини. – Подожди, ты скоро узнаешь ее поближе и поймешь, о чем я.
 – Жду этого с нетерпением, дорогой. Жду с нетерпением.


* * *

 Руперт, граф Фезерстоунбо, ворчал по поводу старого экипажа, дорожной пыли и медленных лошадей до тех пор, пока не довел Валду, леди Фезерстоунбо, до такого состояния, что миледи готова была сорваться на крик. Хотя кричать было совсем не в ее стиле. Сдержавшись, она повернулась к мужу, пытаясь испепелить его взглядом.
 – Может быть, тебе лучше было поехать поездом, дорогой?
 – Это имело бы смысл!
 – Имело бы смысл сделать именно то, чего ожидают от нас в Министерстве иностранных дел? Лишь бы ты мог путешествовать с комфортом? Я слышала разговор этих людей, Руперт! Они идут по нашему следу!
 – Пфф, – граф махнул рукой. – С чего бы, после стольких лет?
 – Потому что до сих пор нам несказанно везло. Это должно было когда-нибудь случиться, – добавила Валда устало и печально.
 – Эта карета растрясет все мои кости, дороги в таком ужасном состоянии! – снова затянул свое Руперт. – Яма на яме. Когда я буду в следующий раз разговаривать с премьер-министром, непременно доведу до его сведения…
 – В следующий раз ты будешь разговаривать с премьер-министром лишь в том случае, если он решит лично зачитать тебе приговор! Нас хотят посадить в тюрьму, Руперт! Нас хотят убить! – она говорила слишком быстро, пытаясь силой собственной воли убедить Руперта. Но с ним это никогда не получалось, поэтому Валда замедлила темп и отчетливо произнесла: – А если нас не убьют англичане, это сделают русские.
 – Ну, дорогая, ты преувеличиваешь, – граф похлопал графиню по затянутой в перчатку руке. – У тебя, должно быть, снова случились эти твои приливы? Леди твоего возраста склонны к депрессиям.
 Ярость охватила Валду, но она постаралась не подать виду.
 – Я не страдаю ни от какой депрессии! Я просто слышала разговор в гостиной юного Трокмортона. Наша карьера закончена. Но я думала об этом моменте с самого начала. Мы покинем Англию, и если все сложится хорошо – а все должно сложиться хорошо, – меньше чем через месяц мы будем жить под вымышленными именами в собственном палаццо в Италии.
 – Могла бы придумать что-нибудь получше. Я не люблю жить у моря! – сложив на груди руки, граф скорчил пренебрежительную гримасу. – К тому же это сейчас не модно.
 Тяжело вздохнув, Валда подумала о том, что, возможно, хорошая истерика с громкими криками все же вполне в ее стиле.




 12.


 Легкое поскребывание по двери заставило Саманту поднять голову от плана урока, который она составляла. Кто это в такой час? За окнами стояла тьма, пылавший в камине огонь не мог вполне справиться с прохладой горного вечера, и поэтому Саманта писала, лежа на кровати и укрывшись пледом. Ее белая ночная рубашка из тонкого хлопка была застегнута на все пуговицы, белокурые волосы заплетены в косу, и так не хотелось вылезать из теплой постели, чтобы впустить непрошеного ночного посетителя. Поэтому она крикнула не слишком дружелюбным тоном:
 – Кто там? Заходите, если уж вам так надо.
 Последовала долгая пауза, затем дверь медленно приоткрылась.
 На пороге стояла Агнес, напоминавшая сейчас уменьшенную копию Саманты – точно такая же застегнутая на все пуговицы рубашка, босые ступни, заплетенные в косу волосы. Девочка дрожала всем телом, в больших глазах ее застыл ужас.
 Саманта тут же вскочила с кровати и, уже стоя на ледяном полу, остановилась, засомневавшись, стоит ли ей подбежать к девочке, которая выглядела так, словно вот-вот упадет, или все же подождать, пока Агнес войдет в комнату и подойдет к ней. В конце концов она сняла с плеч шаль и протянула ее Агнес.
 – Иди, согрейся, дорогая, и расскажи, что привело тебя сюда.
 Лицо Агнес перекосила гримаса, она бросилась к гувернантке и разрыдалась у нее на груди, словно Саманта была ее последней надеждой, последним прибежищем.
 Саманта откинула волосы с лица Агнес.
 – Что случилось, милая? Что с тобой?
 Агнес не переставала рыдать.
 – Это… ужасно… Это так… больно. Я не знаю… кому рассказать. Я умираю.
 – Умираешь? – испуганно переспросила Саманта. – Почему ты решила, что умираешь?
 – Потому что я… потому что у меня… – Агнес крепче прижалась к Саманте. – Это так отвратительно!
 Смутные подозрения зашевелились в голове Саманты.
 – Ты умираешь и это отвратительно?
 – Я… я… – продолжала рыдать Агнес, не в силах заставить себя произнести вслух то, что ее беспокоило. Да и зачем ей это делать? Неужели никто не мог объяснить ей все раньше?
 – У тебя идет кровь?
 Агнес посмотрела на нее изумленными глазами. Личико девочки распухло от слез.
 – Откуда вы знаете?
 Саманта подавила в себе возмущение по поводу того, что никто не подготовил Агнес к этому событию в ее жизни, и спокойно произнесла:
 – Потому что так бывает у всех женщин.
 – У всех? – подавив рыдания, переспросила Агнес.
 – У всех.
 – И часто?
 – Каждый месяц.
 Агнес задумалась на секунду, затем снова разразилась потоком слез.
 – Но это же ужасно! – рыдала она.
 – Да, ты права, – вынуждена была согласиться с нею Саманта.
 К тому времени, когда ей удалось успокоить девочку, объяснить ей все необходимые факты и помочь справиться с возникшей проблемой, она успела разозлиться еще больше, но вместе с тем ей стало понятно многое в поведении Агнес. Неудивительно, что девочка была такой агрессивной и легко возбудимой, – приблизившись к порогу взросления, бедняжка оказалась один на один со своими страхами, со своими противоречивыми чувствами и порывами, и никто в доме не счел нужным объяснить ей, что происходит с ее собственным телом.
 – Можно мне лечь спать с вами? – тонким жалобным голосом попросила Агнес.
 «Все дети отправляются в постель ровно в девять. Никаких исключений», – вспомнились Саманте слова полковника. К черту мистера Грегори! Этот человек считает себя непогрешимым, а посмотрите только, до чего он довел собственного ребенка своим невежеством и самоуверенностью! Поднимая одеяло, Саманта сказала:
 – Ну конечно, ты можешь лечь со мной. Мы ведь обе теперь взрослые девочки.
 Агнес быстро забралась в постель.
 – Спасибо, мисс Прендрегаст. Мне очень не хочется возвращаться в ту постель, – она вдруг вздрогнула. – Но утром всем станет известно…
 – И что с того? – успокоила ее Саманта. – Горничные ведь тоже женщины. И будут рады пополнению в своих рядах. Знаешь, все не так уж плохо. Ведь именно благодаря этому ты сможешь однажды прижать к груди собственного ребенка.
 – Тогда это могло бы подождать до моего замужества, – перед Самантой снова была прежняя, язвительная и дерзкая Агнес.
 Саманта едва сдержала улыбку.
 – В любом случае пора поговорить о том, как лучше поднять твои волосы в высокую прическу.
 Агнес села на кровати и обвила руками колени.
 – И я буду носить длинные юбки?
 – Это только когда тебе исполнится пятнадцать. И знаешь, что я тебе скажу. Длинные юбки смотрятся красиво, но они так путаются под ногами! К тому же, представь себе, как неудобно в длинной юбке забираться на дерево!
 – Я спокойно могу долезть до этого окна, держа в руке коробку с ужами, – похвасталась Агнес.
 – О да, я знаю. Но попробуй только проделать это вновь – я обязательно отомщу, – заверила ее Саманта.
 – Я знаю, – кивнула Агнес, и на губах ее заиграла шаловливая улыбка. – Но можно ведь залезть и в спальню госпожи Маршан.
 При мысли об этом сердце Саманты почему-то вдруг радостно подпрыгнуло в груди. Но она не преминула нахмуриться, как подобает в таких случаях истинной гувернантке.
 – Это совершенно недопустимо!
 – Она хочет выйти замуж за папу, – пожаловалась Агнес.
 – Ты не можешь знать этого наверняка, – возразила Саманта.
 Во взгляде Агнес блеснула ненависть.
 – Вы что, не видели ее за обедом? Она же смотрит на папу, как паук на муху!
 Сравнение было очень смешным, но Саманте почему-то вовсе не хотелось смеяться, и это было плохо, очень плохо!
 – Думаю, твой папа вполне способен защитить себя сам.
 – И она сидела за столом на вашем месте!
 Странно, что Агнес заметила это. Саманте и самой не понравилось, что ей приходится теперь сидеть среди детей и она как бы отрезана от взрослых разговоров, в которых отсутствовала теперь тема образования, зато их можно было по праву считать светской беседой. Впрочем, вела эту беседу практически одна госпожа Маршан. Полковник Грегори в основном кивал со смущенной улыбкой.
 – Но это вовсе не мое место, – тем не менее возразила она Агнес. – Леди Маршан исполняет в данный момент роль хозяйки дома по просьбе вашего отца. А хозяйка всегда сидит во главе стола.
 Агнес скрестила руки на груди и опустила голову.
 – Она хочет стать не просто хозяйкой приема, ей надо куда больше.
 Как бы сильно ни хотелось Саманте согласиться с Агнес, надо было помнить свое место. И прислушаться к доводам рассудка.
 – Не может же она заставить вашего папу жениться на себе насильно.
 – Но мне кажется, он сам хочет. По-моему, она ему нравится.
 – Тогда и вы должны радоваться за него. Не может же он всю жизнь оплакивать смерть вашей матушки.
 – Я знаю. И даже не хочу, чтобы так было, – Агнес прикусила губу. – Я отлично помню мамочку. И Вивьен тоже. Нам не надо другой мамы. Но нашим сестрам нужна женщина, которая… которую можно было бы назвать мамой.
 Доводы Агнес были доводами взрослого мудрого человека. И от этого Саманте вдруг захотелось плакать.
 – Но только не леди Маршан, – твердо сказала девочка. – Она не любит нас. Меня и моих сестер. И вы тоже поняли это.
 Не подумав, Саманта выпалила:
 – Лучше бы вы не были девочками. Она видит, что под носом будут расти шесть соперниц. – Саманта осеклась. Как можно было забыть, что Агнес вовсе не ее подруга? Да и возраст разделяет их.
 – Она не может считать нас соперницами. Она старая, – Агнес обхватила руками голову. – А где ваша мама?
 – На небесах.
 – Вместе с моей. Как вы думаете, они там дружат?
 Леди и подметальщица улиц? Саманте почему-то так не казалось.
 – Возможно, – сказала она.
 – Я проснулась однажды утром, и мне сказали, что мама умерла, – на наволочку капнула слезинка, которую тут же стерла Агнес. – А как умерла ваша мама?
 – Она заболела, и у нас не было достаточно пищи, вот она и умерла, – на покрытом тряпками холодном полу, прижимая к себе семилетнюю Саманту.
 – Как это ужасно!
 – Да. Это было ужасно. Моя мама была доброй женщиной и хотела, чтобы я стала такой, как она. Доброй, честной и работящей. Но… – Саманта прервала себя. Вовсе не стоило открывать свое прошлое несчастной плачущей Агнес.
 – Вы нравитесь мне, мисс Прендрегаст, – Агнес робко обняла ее.
 – Спасибо, дорогая, – Саманта крепче прижала к себе девочку. – Ты мне тоже очень нравишься.
 Агнес зевнула.
 – Я так устала. У меня болит голова. И живот.
 – Знаю, милая, – Саманте не хотелось больше говорить об этом. – Перевернись.
 Агнес легла на живот и позволила Саманте помассировать ей спину. Через несколько минут девочка уже мирно спала.
 – Бедная малышка, – пробормотала Саманта.
 Громкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Кто еще?
 Впрочем, она прекрасно знала, кто это. Только один человек мог так властно стучать в дверь ее спальни. На пороге наверняка стоял полковник Грегори.
 Прежде чем открыть дверь, Саманта попыталась успокоиться, напомнила себе, что просто обязана сдерживать свой темперамент, не позволять ему вырваться из-под контроля, иначе те проблемы, от которых она сбежала из Лондона в эту глушь, встанут перед ней вновь.
 Выскользнув из постели, она надела голубой фланелевый халат, потуже завязала пояс и только после этого открыла дверь.
 На полковнике был черный костюм для верховой езды и высокие черные сапоги. На поясе висели черные кожаные перчатки. Он выглядел точно так же, как в ту, первую ночь, когда Саманта увидела его на дороге. Его синие глаза пылали гневом, а прямые черные брови придавали его лицу поистине дьявольское выражение.
 Так он снова решил напугать ее? Саманта почувствовала, как ее охватывает злость. Схватив Саманту за руку, мистер Грегори рывком вытащил ее в коридор и закрыл за ней дверь.
 – Где моя дочь Агнес? – требовательно спросил он.
 Полковник отлично знал ответ. Он наверняка видел девочку, мирно спящую в ее постели, но если ему нравится играть в глупые игры, что ж, пускай! Знавала она противников и поопаснее.
 – Она спит в моей постели, полковник, – сказала Саманта, глядя ему прямо в глаза. – И знаете почему?
 – Потому что моя гувернантка не способна подчиняться даже самым простым приказам.
 – Потому что ее отец не справляется со своими обязанностями.
 Его зрачки расширились, затем снова сузились.
 – О чем это вы, черт побери?
 – Этот ребенок, – Саманта махнула в сторону двери, – эта девочка, ваша дочь, не понимает, что с ней происходит.
 Надо отдать ему должное, на лице его появилась неподдельная тревога.
 – И что же с ней произошло?
 Саманта не собиралась щадить его.
 – Сегодня ночью она стала девушкой.
 Полковник смотрел на нее, явно ничего не понимая.
 Обманчиво спокойным тоном учительницы, объясняющей урок, Саманта медленно произнесла:
 – У вашей дочери начались месячные кровотечения.
 От неожиданности полковник вздрогнул.
 – Мисс Прендрегаст! Мне не подобает обсуждать с вами подобные темы!
 Да как он смеет?
 – А с кем же прикажете мне это обсуждать? Вы ведь ее отец. Вы претендуете на то, что отвечаете за все, что происходит с вашими дочерьми. Но при этом игнорируете такой важный вопрос! А ведь им предстоит пройти через это всем по очереди!
 Рот его непроизвольно приоткрылся, затем закрылся. Впервые с того момента, как они встретились, полковник явно не знал, что сказать.
 – Я ничего не игнорирую, – наконец выдавил он из себя. – Ничего, что касается моих дочерей. Но ведь это… естественное явление, и я был уверен, что об этом рассказал им кто-нибудь из их учителей.
 – Этого не было в расписании, – почти прорычала Саманта, прислоняясь к стене и складывая на груди руки. Она едва сдерживалась, чтобы не схватить его за плечи и не встряхнуть как следует. – Женщины ничем не лучше мужчин. Им тоже не нравится объяснять ребенку, что скоро закончится его беззаботное детство. А тело созреет для взрослой жизни, и кое-что в этой взрослой жизни весьма неприятно и даже болезненно. И как посмели вы предположить, что кто-то другой возьмет на себя эту ответственность?
 – Мисс Прендрегаст, вы разговариваете со мной непозволительным тоном!
 Твердая решимость Саманты оставаться спокойной окончательно покинула ее.
 – Мне приходится делать это, мистер Грегори. Кто-то должен был поговорить с вами именно в таком тоне. Вы живете в свое удовольствие. Скачете где-то всю ночь, не подозревая, что ваши дочери волнуются о вас, не зная ни о том, что горничные составляют заговоры против гувернанток, в которые вовлекают детей, ни о кашле Кайлы, ни о страхах Мары, ни о ночных кошмарах Вивьен, ни о том, что происходит с Агнес. Вы считаете высшим проявлением заботы то, что обедаете вместе со своими детьми, но при этом разговор за столом превращается по вашей милости в тот же урок по выбранной вами теме.
 – Дети с пользой проводят время, – полковник отступил на шаг назад.
 – Вы не знаете своих детей и делаете все для того, чтобы они не могли поговорить с вами. Вы не позволяете им поделиться с вами своими страхами, своими надеждами, не даете им спросить вас, как им расти дальше. Вы никогда не признаете, что не правы, никогда не признаете, что не все на свете вам известно. О да, вы знаете все о том, какие виды рыб водятся в озерах Кумберленда, но ничего – о собственных детях. Вы уезжаете каждую ночь гоняться по лесам за бандитами, – она указала на дверь. – И вам невдомек, что пора уже остаться дома. С собственными детьми.
 – Мисс Прендрегаст! – он протянул к ней обе руки, словно собираясь схватить за плечи, но вовремя остановился и оперся ладонями о стену по обе стороны от ее головы. Глаза его горели. Грудь тяжело вздымалась. – Вы можете собирать вещи. Утром вы покинете мой дом.
 Саманта указала на дверь своей спальни. Палец ее дрожал.
 – Агнес думала, что она умирает, – голос тоже дрожал.
 Полковник перевел дыхание. Лицо его вдруг густо покраснело, потом побледнело.
 – Она думала, что истечет кровью до смерти. Если вы считаете, что я рассказала ей слишком много и недостойна больше работать на вас, дело ваше, я не могу вас остановить. Но, полковник, такой момент наступит в жизни каждой из ваших дочерей. Думаю, Вивьен осталось до этого всего несколько месяцев. Вам нужен кто-то, кто подготовит их к испытаниям. Объяснит, что значит быть женщиной. Пройдет всего несколько лет, Агнес встретит человека, который полюбит ее и захочет на ней жениться. И ей придется рассказать о первой брачной ночи, о рождении детей и о других вещах, которые кроются за волшебной сказкой о любви. Вы способны сделать это, полковник Грегори? – Она наклонилась к нему так близко, что он чувствовал весь жар ее гнева. – Вы действительно способны это сделать?
 Глаза его сверкали гневом. Руки дрожали.
 – Вы никогда не знаете, когда вам нужно заткнуться, черт побери!
 И вдруг губы его жадно впились в ее губы.
 Саманта была слишком поглощена своей речью, чтобы сразу понять, что происходит. Затем словно молния озарила ее сознание. Полковник Грегори целует ее!
 Гнев, смущение, изумление – ворох чувств подхватил и закружил ее. Она попыталась отстраниться, но сзади была стена. Саманта прижала руку к его горлу в том месте, где начинался галстук.
 – Вы сумасшедший? – прерывающимся голосом прошептала она.
 – А как вы думаете? – И мистер Грегори снова целовал Саманту.
 Наверное, она тоже сошла с ума, потому что ей нравились его поцелуи.
 Весь дом спал. Не было никого, кто мог бы их увидеть. Никого, кто мог бы помешать. И это нравилось ей.
 Плохо, очень плохо!
 Саманта вновь попыталась отстраниться.
 – Мы не должны этого делать.
 – Не должны, – согласился мистер Грегори, но даже не подумал отодвинуться.
 – Вы – тот, кто вы есть, и я – тоже. И все это неправильно.
 – Да, да. – Лицо его было близко, слишком близко. От него пахло портвейном – терпкий, сладкий запах, тот же, что ощутила Саманта, сделав первый глоток. Она чувствовала щетину, пробивавшуюся на его подбородке, видела его губы, такие чувственные, такие…
 «Я совершила в своей жизни много сумасбродных поступков, но этот – хуже всех».
 Потянув за концы шейного платка, Саманта снова привлекла его к себе. Руки его все так же упирались в стену по обе стороны от лица Саманты, а тело прижималось к ее телу. Если стоять спокойно, может быть, ему скоро надоест ее целовать. Но пока губы его ласкали уголки ее рта, Саманта жадно вдыхала запахи кожи и алкоголя.
 Глаза ее сами собой закрылись, и перед сомкнутыми веками замелькали яркие разноцветные круги. Она чувствовала под пальцами, как бьется на его шее пульс, и сердце Саманты билось в унисон.
 Так вот почему целуются мужчины и женщины! Чтобы видеть, чувствовать, узнавать друг друга таким удивительным образом. Она могла бы простоять вот так всю ночь и не устала бы от его нежности.
 Теперь он ласкал ее губы языком.
 Саманта открыла глаза и удивленно посмотрела на мистера Грегори. Она потянула его за запястье, большое и сильное, с черными волосками. Надо освободиться, и как можно скорее.
 – Открой, открой губы, – прошептал он. Саманта не понимала его.
 Уильям смотрел ей прямо в глаза. Лицо его было так близко, Саманта видела каждую ресницу вокруг потрясающих синих глаз.
 – Вот так, – прошептал он, и веки его снова сомкнулись. А язык властно проник ей в рот.
 Теперь Саманта понимала, что первый поцелуй был лишь прелюдией, и только теперь Уильям целовал ее по-настоящему, и она чувствовала себя… изменившейся. Такого не было с ней еще никогда. Саманта не была больше уверенной в себе, независимой женщиной, какой заставила ее стать жизнь, она чувствовала слабость и одновременно ликование в объятиях этого мужчины, и ей нравилось быть слабой. Кровь стучала у нее в висках, перехватывало дыхание. Только стена за спиной не давала ей упасть. Саманте захотелось, вдруг ответить на его страстный поцелуй.
 Она не знала и никогда не хотела знать, как это делается. Но рядом с ним… его сила покоряла ее. А воображение рисовало сцены, в которых они были вместе. Тела их сплетались, а руки его касались тех мест, которых не касался до сих пор никто. Саманта представляла, как будет выглядеть Уильям без одежды. Представляла, как он будет делать с ней все то, что она всегда презирала и отвергала. Потому что это не приносило женщинам ничего, кроме горя. И звуки, сопровождавшие близость мужчины и женщины, всегда казались ей неприятными и неприличными. Но когда она представляла, как все это будет делать с ней Уильям, ей становилось приятно, словно щеки ее касался мягкий мех.
 Он был нежным и в то же время настойчивым. Он продолжал и продолжал целовать ее, побуждая ответить, разделить овладевшую им страсть.
 Грудь ее сладко ныла, Саманта сомкнула бедра, стараясь избавиться от непонятного ощущения неловкости. Ей хотелось, чтобы все это прекратилось, и в то же время хотелось продолжать до бесконечности. Ей хотелось прижаться к его большому сильному телу, но остатки здравого смысла заставляли ее по-прежнему прижиматься к стене. Рука его, за которую держалась Саманта, вдруг задрожала. Саманта ответила на его поцелуй, неловко и смущенно, и в то же время со всей страстью, которую испытывала. И чем дольше длился поцелуй, тем безрассуднее отдавались они во власть желания.
 Саманте хотелось, чтобы он сказал ей что-нибудь. Она хотела услышать…
 Вдруг Саманта с тихим вскриком отвернулась от него, все тело ее напряглось.
 Полковник Грегори выпрямился.
 – В чем дело? Что не так?
 – Мне показалось, я слышала, как захлопнулась чья-то дверь.
 Полковник оглядел коридор.
 – Это все ваше воображение.
 Схватив Саманту за плечи, он снова склонился к ней. Но момент безудержной страсти уже миновал для них в эту ночь.
 – У вас такие… необычные глаза, – хрипло произнес Уильям.
 – Просто карие. Цвета грязи на дороге, – Саманта сама не понимала, что говорит.
 – Нет же, сегодня они цвета меда, золотистые глаза, огромные и испуганные. – Взяв Саманту за подбородок, он поднял к себе ее лицо. – Знаете ли вы, что у вас очень выразительные глаза?
 Саманта молча покачала головой.
 – Я могу прочесть в ваших глазах ваши мысли.
 – О нет! – испуганно воскликнула девушка. Слишком часто мысли ее были о нем и только о нем, и это были отнюдь не целомудренные мысли. Саманта отвела глаза.
 Мистер Грегори усмехнулся:
 – Вы могли бы соблазнить меня одними лишь своими глазами.
 Встревоженная, Саманта снова посмотрела на него.
 – Я не хотела…
 – Я знаю. Этот поцелуй был ошибкой.
 – Да. Конечно. Ошибкой.
 Но, произнося все это, Уильям продолжал гладить ее плечи.
 – Мы не должны больше этого делать.
 – Нет. Никогда. – Саманта смотрела на свои босые ноги, стоявшие на холодном полу. Никогда еще она не ощущала так отчетливо каждую клеточку своего тела. И она никогда раньше не целовала полковника Грегори. Хотя сейчас ей казалось, что она всегда хотела этого где-то в тайных уголках своей души.
 Но одно дело хотеть, другое дело делать это. Так долго и так дерзко. И ведь ей понравилось, еще как понравилось! И полковник прочел это по ее лицу.
 Как она теперь посмотрит ему в глаза при свете дня? Ведь даже сейчас она не могла найти в себе силы взглянуть на него.
 – Так о чем мы говорили… до этого? – голос его по-прежнему срывался. И в словах его ясно звучали нежность и симпатия.
 При звуках его голоса сладкая дрожь охватывала Саманту. Но она должна, просто обязана прекратить это.
 – До… до этого вы велели мне покинуть ваш дом, – Саманта от души надеялась, что он не замечает ее босых ног. Леди Бакнел не учила ее тому, как вести себя, стоя перед мужчиной босиком, но если женщине не полагалось без должных церемоний обнажать перед мужчиной даже руку, то босые ноги – это, должно быть, верх неприличия. – Вы хотели, чтобы я отправилась собираться немедленно?
 – Нет, нет! То есть… я погорячился, – он закашлялся. – Я сказал то, чего не должен был говорить.
 Подняв наконец голову, Саманта увидела, что полковник с легкой улыбкой на губах рассматривает ее босые ноги.
 Саманта постаралась встать так, чтобы ничего не было видно из-под халата, и только тут ей пришло в голову, что под халатом на ней ничего нет, кроме ночной рубашки. Конечно, халат был крепко завязан, и полковник не смог бы ничего разглядеть Но сама мысль о том, что она стоит тут рядом с ним, почти обнаженная, и он может в любой момент, подняв подол ее халата, коснуться ее кожи, заставила ее вздрогнуть и сжать покрепче колени. Ведь если бы он сделал это, то тут же понял бы, какое наслаждение доставляют ей его прикосновения, как она тает в его объятиях.
 – Я хотел бы, чтобы вы остались. Если, конечно, вы согласитесь забыть о моих словах.
 Саманта молчала. Полковник Грегори выпрямился и убрал руки со стены, затем сделал шаг назад.
 – И не волнуйтесь по поводу того, что произошло только что. Я больше не позволю себе ничего подобного. Я понимаю, как неприлично навязывать свое внимание девушке, которая работает на меня. Не представляю, что на меня нашло.
 Кровь бросилась Саманте в лицо. Она-то прекрасно представляла себе, что на него нашло, и при мысли об этом ей становилось неловко.
 – Но вы не навязывали мне… Я могла закричать или…
 – Тем не менее абсолютно очевидно, что вы – юная леди, не имеющая опыта в подобных делах.
 – Неужели мой поцелуй был так плох? – выпалила Саманта, прежде чем успела понять, что делает.
 – О нет! – Уильям коснулся пальцами ее губ.
 Саманта боролась с желанием поцеловать его пальцы.
 – Вовсе нет. Мне очень понравилось. Именно то, о чем я мечтал.
 «Так он мечтал о моем поцелуе?» – вихрем пронеслось в голове Саманты.
 – Но вы не обняли меня и не ответили на мой первый поцелуй. – Уильям снова провел пальцами по ее губам. – Это не было похоже на сопротивление. Наверное, это было смущение.
 – И вы поняли это по моим губам?
 – А вы разве не поняли по моим, что чувствую я?
 Саманта смущенно опустила глаза, теребя пуговицы на рубашке.
 – Пожалуй, да.
 – К тому же, – его взгляд упал на руку Саманты, – когда женщина хочет соблазнить мужчину, она обычно оставляет расстегнутыми пару пуговиц на рубашке. Чтобы он имел возможность невзначай взглянуть на ее грудь.
 Оставив в покое пуговицы, Саманта непроизвольно сжала полы халата, которые под его обжигающим взглядом казались ей прозрачными.
 – Вы понимаете, что делаете со мной? – он потянул за пояс ее халата. Затем рука его обняла Саманту за талию и скользнула ниже. По животу, по бедру. – Нет, конечно же, не понимаете.
 Если бы у нее оставалась хоть частичка разума, она бы влепила ему такую пощечину, от которой у полковника Грегори зазвенело бы в ушах. Но вместо этого Саманта закрыла глаза и запрокинула голову, наслаждаясь его прикосновениями.
 Однако Уильям тут же убрал руку и посмотрел на свою ладонь так, словно на ней остался отпечаток ее кожи.
 – Но благородный человек не может позволить себе соблазнить гувернантку. – Он расправил плечи и снова заговорил тем холодным, строгим тоном, которым всегда говорил полковник Грегори. – Я ведь говорил вам как-то, мисс Прендрегаст, что на свете все еще существуют благородные люди. И я – один из них.
 – Да, – Саманта тихо скользнула к двери. – Я верю вам. Утром отошлю Агнес в ее спальню.
 Во взгляде Уильяма ясно читалось, что больше всего ему хотелось бы сейчас последовать за ней.
 – Я преклоняюсь перед той мудростью, которую вы проявили, заботясь о физическом здоровье моей старшей дочери.
 – Да. Спасибо. Благодарю вас, – Саманта растерянно теребила ручку двери. Больше всего ей хотелось скорее оказаться внутри, спрятаться под одеялом, и в то же время… В то же время ей хотелось стоять тут перед ним, смотреть на него, вести с ним этот странный разговор ни о чем. Да, она хотела этого, каким бы глупым это ни казалось.
 Сделав над собой усилие, Саманта открыла дверь и переступила через порог.
 – Спокойной ночи, мисс Прендрегаст, – голос Уильяма был нежным, бархатным, он напоминал о шоколаде и о сладком вине.
 – Спокойной ночи, полковник Грегори. – Она закрыла дверь прямо у него перед носом и почувствовала себя так, словно только что избежала большой беды – и одновременно обрекла себя на одиночество.




 13.


 Уильям распахнул окно спальни и высунулся наружу, вдыхая холодный горный воздух, еще не прогретый лучами солнца, поднимающегося над горизонтом.
 – В такой день особенно приятно жить! – воскликнул он.
 – Да, сэр, – с плохо скрываемым сарказмом произнес его лакей Кливерс, высокий статный парень, скучающий, будучи оторванным от волнующих кровь опасностей военной жизни. – На небе ни облачка, никаких опасностей, можно умереть от скуки, – проворчал лакей себе под нос.
 Скука? О какой скуке может идти речь, когда чуть дальше по коридору живет мисс Саманта Прендрегаст? Кто бы мог подумать, что столь дерзкая и бесстрашная юная особа целуется с таким трепетом и таким испугом и в то же время с такой страстью?
 – Идите примите ванну, пока не остыла вода, – прервал его размышления Кливерс, пробуя воду локтем. – Сейчас она как раз такая, как вы любите, – достаточно горячая, чтобы варить в ней лобстеров.
 Оставив окно открытым, Уильям погрузился в медную ванну.
 – Замечательно! – Горячая вода успокаивала мускулы, напряженные после вчерашней ночной скачки.
 События продолжали развиваться. Вчера его люди задержали русского, двигавшегося по дороге в Мейтланд. Еще были задержаны двое англичан и одна англичанка. Все трое оказались шпионами, пробирающимися в казавшееся им безопасным убежище под крылом лорда и леди Фезерстоунбо. Мужчины были простыми слугами, собиравшими информацию, чтобы выгодно ее продать, а вот женщина оказалась настоящей леди. Умной и хитрой. При ней нашли письмо, описывающее расположение английских войск за рубежом. Женщина была уверена, что сумеет избежать ареста, воспользовавшись своей красотой.
 Она испробовала свои чары на Уильяме, но тот остался равнодушен и позаботился о том, чтобы ее охраняла женщина. Теперь мерзавке не удастся ускользнуть.
 Уильям поместил всех троих шпионов в деревенскую тюрьму. Он надеялся, что сегодня ночью их тоже ожидает успех. План Трокмортона приносил плоды, о которых они не могли даже мечтать. А его собственный план поимки с поличным лорда и леди Фезерстоунбо с каждым днем приобретал все более четкие очертания.
 Приняв ванну, Уильям вытерся и надел брюки и рубашку. Кливерс предложил ему на выбор два сюртука:
 – Зеленый или черный, мистер Грегори?
 – Конечно, черный, – ответил он Кливерсу. – Не понимаю, почему ты упрямо продолжаешь предлагать мне одежду самых немыслимых цветов?
 – Потому что она висит в вашей гардеробной, сэр. Потому что мужчины носят одежду этих благородных, вовсе не немыслимых, а благородных оттенков, – не унимался Кливерс. – А еще потому, что надеюсь рано или поздно вытащить вас в свет, сколько бы вы ни отбивались. Может, вам удастся найти женщину, которая согласится стать вашей супругой, и тогда мне больше не придется выбирать для вас одежду.
 Уцепившись за эту мысль, Уильям перебил Кливерса:
 – А женщинам нравится зеленое?
 Кливере повесил зеленый двубортный сюртук обратно на вешалку и приготовился убрать его в шкаф.
 – Да, полковник. Я говорю вам об этом с тех пор, как похоронили госпожу. Но вы ведь никогда меня не слушаете.
 – Тогда я надену зеленый. – Уильям всегда принимал решения быстро, не вдумываясь в собственные мотивы. Выбрав подходящий по цвету шейный платок, он завязал его, затем надел черный жилет с зеленым позументом на лацканах.
 А Кливерс стоял, словно пораженный громом, продолжая держать в руках черный сюртук.
 – Поторопись же! – приказал ему Уильям.
 Кливерс быстро подал ему зеленый сюртук, затем начищенные до блеска сапоги.
 Настроение у него было отменное. Итак, скоро они выловят всех предателей и арестуют главарей шпионской сети.
 К тому же новая гувернантка отлично справляется со своими обязанностями. Конечно, она имеет склонность к дерзкой критике. А вчера ночью весьма непочтительно отчитала его перед дверью своей спальни. Но при этом он с сожалением вынужден был признать, что девушка говорила правду. И потом она утешила его таким образом, о котором он не смел даже мечтать.
 Уильям ждал, пока лакей расправит на нем галстук и сюртук.
 – Спасибо, Кливерс, – нетерпеливо произнес он.
 – Всегда рад служить, полковник, – Кливерс сложил руки на груди, разглядывая результат своих трудов. – Видимо, это в честь приезда леди Маршан? – заметил он.
 – Кого? – Уильям не сразу понял, о чем идет речь. – Ах да. Леди Маршан.
 Глядя, как хозяин идет вниз по коридору, Кливерс думал о том, что слухи, ходящие среди слуг, возможно, окажутся правдой.
 Уильям и представить себе не мог, что Агнес выросла так быстро. Ему никогда не приходило в голову, что растущей девочке требуются внимание и помощь женщины. Именно поэтому им овладело стремление наверстать упущенное. Ведь он всегда считал, что готов к любым неожиданностям в жизни своих дочерей, и вот – не сумел вовремя помочь Агнес. Это просто чудовищно. Уильям не переносил поражений. Он должен исправить ситуацию немедленно. Сегодня же. Сейчас.
 Уильям открыл дверь, ведущую в классную.
 Все шестеро девочек сидели за партами. Уильям с удивлением осознал, что Саманта проводит урок истории. Она следовала составленному им расписанию, но в то же время объясняла предмет так эмоционально, что девочки буквально не сводили с нее глаз. Его дочери были вместе, не ссорились и выглядели вполне счастливыми. И всем этим Уильям был обязан Саманте Прендрегаст. Девушка стояла у доски с указкой и с энтузиазмом рассказывала своим ученицам:
 – Итак, королеве Елизавете удалось объединить нацию, счастливо избежав брачного контракта, который помешал бы ее независимости и подорвал бы ее авторитет в правительстве, состоявшем исключительно из мужчин. Что бы ни говорили об этом мужчины, женщина вполне может добиться успеха и процветания и без помощи мужа.
 Уильям нахмурился. Чему это она учит его дочерей?
 Семь пар глаз устремились на него.
 – Папа! – Агнес встала.
 Все остальные тоже начали подниматься со своих мест, но полковник сделал им знак сидеть. Улыбнувшись Саманте, он прошел в конец класса и сел за парту, затем сделал ей знак продолжать.
 Девушка снова подняла указку. От Уильяма не укрылся легкий румянец, окрасивший ее щеки. К тому же девушка старалась не смотреть в его сторону. Саманта явно помнила их вчерашний поцелуй.
 Ему не стоило испытывать по этому поводу такую радость. Ведь он пригласил сюда Терезу и ясно дал ей понять, что она может рассчитывать на предложение руки и сердца. Уильям понимал, что Тереза – именно та жена, которая ему нужна. Он также понимал, что охватившая его страсть к Саманте совершенно недопустима.
 – Славная королева Бесс годами оттягивала нападение испанцев, чередуя обещания с обманом. Типично женское оружие. Но именно оно помогает тогда, когда бессильны все иные средства.
 Вивьен задумчиво подперла рукой подбородок.
 – Так что же она сделала, мисс Прендрегаст?
 – Она все время говорила, что подумает о браке с королем Испании, прекрасно понимая, что, если бы она и вправду вышла за него замуж, ей пришлось бы подчиниться своему супругу. А Англии – подчиниться Испании.
 Взгляд Саманты скользил по фигуре Уильяма, но она не смела взглянуть ему в лицо. Чуть наклонившись, он поймал ее взгляд. Но Саманта тут же отвела глаза, покраснела еще больше и даже запнулась, объясняя урок.
 – К тому времени, когда король Испании понял, что ему просто морочат голову, и атаковал берега Англии, Елизавета успела построить сильный флот, который разбил корабли Испанской Армады.
 Саманта была настоящей красавицей. Облако белокурых волос, лучащиеся теплом карие глаза. Высокая, стройная, некоторым она, пожалуй, показалась бы худой, но они не правы, совсем не правы. Уильяму никогда не нравились полные женщины, тело которых выпирает из-под одежды. Он представил, как снимает с Саманты корсет… о, нет! Он не имеет права думать об этом. Он представил, что если бы он мог снять с Саманты корсет… нет, это, пожалуй, ничуть не лучше.
 А впрочем, мужчина ведь имеет право хотя бы на фантазии. И Уильям представил себе, как сжимает ее грудь, ласкает ее, целует ее напрягшиеся соски…
 Неожиданно возникший дискомфорт заставил его положить ногу на ногу. А все из-за того, что на Саманте снова было совершенно неподобающее платье из фиолетового муслина, отделанное розовым атласом. Разве так должна одеваться гувернантка? И разве гувернантки объясняют урок с таким энтузиазмом? И разве они целуются, как… испуганные девственницы, отдаваясь поцелую со всей страстью и самоотречением. Саманте не стоило становиться гувернанткой. Она могла бы стать гурией… или куртизанкой… или… женой.
 Женой. Уильям опустил глаза и уставился в пол. Да, женой, но только не его, а какого-нибудь другого мужчины. Она не соответствовала ни одному из критериев в его списке. Он не знал ее прошлого. Он не знал ее семьи. Он неплохо изучил ее характер, и эту женщину никак нельзя было назвать послушной и покорной. У них явно не было ничего общего. И все же… и все же Уильям не сомневался: она была бы ему отличной женой.
 И это было глупо, невозможно глупо. Как раз сейчас, когда он пригласил Терезу, чтобы посмотреть, как она впишется в уклад жизни Сильвермера, он мечтает о Саманте. Похоже, он сошел с ума.
 Кроме того, поимка лорда и леди Фезерстоунбо требовала полной сосредоточенности на деле. И он вполне справился бы с этим, ухаживая за леди Маршан. Но он вряд ли справится, ухаживая за мисс Прендрегаст.
 Уильям поморщился. Он не может думать ни о ком, кроме нее, ни о чем, кроме своей страсти к Саманте.
 Подняв глаза, он обнаружил, что Саманта и девочки смотрят на него.
 – Вы не согласны со мной, полковник? – обманчиво сладким голосом спросила мисс Прендрегаст. Она больше не прятала глаза. Напротив, смотрела прямо на него.
 Полковник обвел растерянным взглядом дочерей. Он ни за что не может признаться, что не слушал урок. Это подорвало бы авторитет Саманты. Но он также не может согласиться, не слыша, на все, что она наговорила тут. Тщательно подбирая слова, Уильям произнес:
 – Меня просто заинтересовало, как вы пришли к подобному выводу.
 – О том, что Ее Величество королева Елизавета Первая была одним из самых выдающихся тактиков в английской истории? А вы хотите поспорить с этим?
 – Нет, нет! Я согласен. Просто мне казалось, что, подобно другим великим правителям, она добивалась успеха, окружая себя мудрыми советниками. – Почувствовав, что он уже может встать, Уильям поднялся из-за парты. – Но она также внимательно прислушивалась к себе, и ее интуиция не раз сослужила хорошую службу Англии.
 – Насколько верно замечено, полковник! – воскликнула Саманта. – Королева Елизавета обладала неограниченной властью, и в то же время она не была тираном, как многие из наших монархов.
 Уильям улыбнулся ей, и Саманта снова покраснела.
 В комнате было тихо, а они стояли и смотрели друг на друга – два человека, у которых не было ничего общего и которых так много связывало.
 Затем Эммелин спросила:
 – Папа, а ты и на математику останешься?
 Стряхнув с себя оцепенение, Уильям опустился на корточки перед Эммелин.
 – Почему именно на математику, малышка?
 – Потому что вычитание очень трудное.
 – Только не для тебя, ты ведь самая умная из моих дочек, – громким шепотом произнес он.
 – Вовсе она не самая умная! – воскликнула Кайла.
 Уильям протянул руки, и дети подбежали к нему, чтобы обнять его. Они давно не обнимались вот так, все вместе, и Уильяму казалось, что, подняв голову, он увидит Мэри, глядящую с улыбкой на свое семейство. Но он увидел Саманту, и это вдруг показалось ему абсолютно правильным. Мэри понравилась бы Саманта с ее добротой, ее преданностью, ее любовью к детям.
 Агнес стояла чуть в стороне, наблюдая за тем, как он смотрит на Саманту. Уильям протянул руку своей взрослой дочери, и она с улыбкой протянула ему свою, которую он поднес к губам и поцеловал со всем почтением, которое полагалось теперь выражать этой девочке-женщине.
 Уильям обнял их всех вместе и каждую в отдельности и заверил Кайлу, что именно она – его самая умная дочь, если не считать Генриетту, Мару, Вивьен, Агнес и Эммелин. После этого полковник Грегори подошел к Саманте: и почтительно поклонился единственной гувернантке, которой удалось взять верх над его непослушными дочурками.
 – Вы творите в этой классной комнате настоящие чудеса, – искренне сказал он.
 Саманта посмотрела на него серьезно и печально.
 – Спасибо, полковник. Мне доставляет огромное удовольствие общаться с вашими девочками.
 Уильям снова обвел взглядом свое семейство.
 – Ваши платья уже готовы?
 Они все заговорили одновременно, но полковник знаком призвал их к молчанию и указал на Агнес.
 – Еще не совсем, папа, но скоро будут готовы, – ответила она. – Нам постоянно устраивают примерки.
 – Это так скучно, – пожаловалась Генриетта.
 – Я скажу портным, чтобы они прекратили работу, раз моей дочери скучно.
 – Нет, нет! – испуганно воскликнула Генриетта. – Я притворяюсь, что я принцесса, у которой скоро первый бал, и совсем забываю о них. Вспоминаю, только если они уколют меня булавкой.
 Все девочки со вздохом согласились.
 – Мне не терпится увидеть вас в новых нарядах, – сказал Уильям. – А теперь мне надо идти распорядиться насчет праздника, а вас ожидает математика, – он потрепал по щеке Эммелин, затем Агнес, затем, сам не понимая, что делает, – стоящую рядом Саманту.
 Девушка испуганно вздрогнула.
 – Полковник Грегори! – воскликнула она. – Я ведь не одна из ваших дочерей!
 Ее невольное движение и гневная отповедь только раззадорили его.
 – А я вовсе не перепутал вас с одной из них, – сказал Уильям, глядя на нее горящим взглядом, говорившим яснее ясного, что он помнит события прошлой ночи и не позволит забыть и ей.
 Густо покраснев, Саманта сжала губы и посмотрела на него взглядом женщины, которую невозможно завоевать. Разве что самым нежным оружием.
 – Хорошего вам дня, мисс Прендрегаст, девочки.
 Повернувшись, он вышел из классной.
 Не одна из его дочерей! О да, он сознавал это каждой клеточкой своего тела.




 14.


 Уильям нашел Терезу там, где и ожидал, – на веранде, которую она успела, как и обещала, превратить в центр подготовки приема. Стол перед нею был завален списками, карточками и конвертами. В руках у леди Маршан был колокольчик, которым она вызывала слуг. Слуги приходили и уходили, получали указания и отчитывались в выполнении ее приказов. Цветы в вазе, стоявшей на столе, – белые, розовые и красные гвоздики – весело трепетали на ветру. Глядя на Терезу, Уильям подумал, что из этой женщины получился бы отличный генерал.
 И она была бы для него хорошей женой.
 – Уильям! Наконец-то! – улыбаясь, Тереза протянула ему руки.
 Полковник галантно поцеловал каждую, и Тереза тут же вновь схватилась за перо.
 Уильям был лишь помехой, ненадолго завладевшей ее вниманием.
 Обмакнув перо в чернила, она написала несколько слов, затем объявила:
 – Я решила разбить шатры на лужайке между домом и озером, и, если позволит погода, все три дня будем накрывать ленч там. – Она выглядела свежей и прекрасной в элегантном желтом платье и шляпе с большими полями.
 – Шатры на лужайке, – никогда в жизни Уильям не слышал ничего глупее. – Но зачем – у нас ведь имеется отличная столовая.
 Тереза сердито нахмурилась.
 – Но ты же не хочешь, чтобы мы все время ели именно там. Это было бы скучно. Нет, шатры на лужайке внесут разнообразие, к тому же сейчас в моде пикники.
 – Что ж, – обреченно согласился полковник, – тогда придется устроить пикник.
 Всю прошлую ночь Уильям провел в седле, он не успел выспаться, и у него попросту не было сил отговаривать Терезу от ее странных затей. Но он не мог также высказать своего раздражения. Ведь Тереза приехала сюда по его просьбе, чтобы помочь.
 – Мне хочется произвести впечатление на моих гостей.
 Особенно на лорда и леди Фезерстоунбо.
 – Ну конечно, дорогой, – проворковала Тереза. – Ведь это твой первый прием после многих лет затворничества, – она потрепала его по руке, снова одарила весьма неискренней улыбкой и вернулась к своим спискам. – В первый день надо будет накрыть стол, чтобы все могли подкрепиться с дороги, потом они пройдут в свои комнаты, чтобы освежиться. Мы поставим стулья, но немного, чтобы гости постоянно перемещались. Для первого вечера мы создадим легкую, дружескую атмосферу. Комната для карточных игр, спорт на свежем воздухе, музыка. Леди будут петь…
 – Не забудь о детях.
 – О нет! Как я могу забыть о них! – с показным энтузиазмом воскликнула Тереза. – Дети, приехавшие с гостями, будут стоять рядом и мило улыбаться, потом можно потанцевать, если гости захотят. Ужин будет подан в полночь.
 Если не считать шатров, предложенное Терезой ничем не отличалось от любого другого званого приема, но Уильям был не так глуп, чтобы высказать эту мысль вслух.
 – Весьма необычно, – слукавил он.
 – Спасибо. А на второй день мы приготовим стулья, накроем столы и сможем поесть на свежем воздухе, если погода позволит.
 – Если ты распорядишься, я уверен, что будет ясно. – Даже погода вряд ли осмелилась бы пойти наперекор планам Терезы.
 – Спасибо! – польщенно воскликнула графиня Маршан. – Какой оригинальный комплимент. Мы подадим заливную семгу, сыр, холодный пирог с телятиной и мороженое. Я так рада, что у тебя есть ледяной погреб, дорогой.
 – Очень кстати в данных обстоятельствах. Кстати, не забудь, что мои дети тоже захотят развлечь гостей.
 – О боже!
 Энтузиазма в ее голосе было куда меньше, чем хотелось бы Уильяму. Леди Маршан до сих пор путала имена девочек и оказалась совершенно не способна затеять с ними разговор. Неужели Тереза не любит детей? Это ставит под угрозу его планы жениться на этой женщине.
 Тереза снова просмотрела свои списки.
 – Но для них тут совсем не осталось времени. Хотя… можно поставить их вот сюда, вечером, перед чаем. А потом гости смогут пойти переодеться. Потому что именно в эту ночь мы устроим бал.
 Наверное, Тереза ждала от него восторженных возгласов. Но Уильям едва подавил тяжелый вздох. Развлечения – это тяжелая работа, а между тем его людям придется в эту ночь патрулировать окрестности без него.
 – Я уже заказала оркестр, – заявила Тереза. – Музыканты приедут из Йорка.
 Оставалось только надеяться, что королева Виктория оценит по достоинству его труды на благо королевства, потому что это воистину стоит ему титанических усилий. И немалых средств.
 Должно быть, Тереза прочла его мысли.
 – О, дорогой, я вижу на твоем лице типичное выражение экономного хозяина. Но вспомни: ты ведь не устраивал приемов уже три года. Считай, что за это время ты немало сэкономил и теперь можешь устроить нечто поистине грандиозное.
 – Ну да. А потом каждый следующий прием придется устраивать еще грандиознее.
 Взяв из вазы гвоздику, Тереза обломала стебель и вставила цветок в петлицу на лацкане его сюртука. Положив руку ему на грудь, она заглянула прямо в глаза Уильяму.
 – Большинство мужчин не понимают этого.
 Она касалась его. Она смотрела на него. Она говорила с ним своим певучим, мелодичным голосом. Но Уильям не испытывал и сотой доли того волнения, которое охватывало его, стоило только услышать хоть одно слово, произнесенное Самантой. Самантой с ее дерзостью и язвительными репликами, Самантой с ее сладкими губами и стройным телом.
 – Да, ты права, – довольно мрачно произнес Уильям, уже не помня, с чем именно он соглашается.
 – Не беспокойся по поводу бала. Все будет прекрасно, вот увидишь.
 – Я и не беспокоюсь.
 Он беспокоился лишь о том, что лорд и леди Фезерстоунбо могут не попасть в расставленную для них ловушку.
 – И правильно, – Тереза снова похлопала его по лацкану и убрала руку. – В полночь можно подать ужин. А в последний день – еще один пикник в шатрах или, может быть, на веранде, затем гости могут отправляться по домам.
 Она умолкла. Уильям едва сдержал вздох облегчения.
 – Планы звучат просто потрясающе. С нетерпением буду ждать их воплощения.
 Уильям вдруг подумал о том, что, если Тереза станет его женой, таких приемов и таких приготовлений его ожидает впереди великое множество. И мысль эта не прибавила ему оптимизма.
 – Позаботься о том, чтобы было множество уединенных местечек, где гости смогут поговорить о делах и о развлечениях.
 – Да. Конечно. Впрочем, развлечений этот праздник сулит не так уж много. Видишь ли, Уильям, мужчин среди гостей гораздо больше, чем женщин, – она забарабанила по столу остро отточенными ноготками. – Намного, намного больше.
 – Да, я знаю. – Не его вина, что в министерстве внутренних дел и министерстве обороны служили мужчины. Только мужчины помогут ему расставить ловушку на таких ловких и отчаянных шпионов, как лорд и леди Фезерстоунбо. А мужчины, посвятившие себя карьере, очень часто не успевали жениться. – Но я просто не знаком с таким количеством женщин. Единственное, что я мог сделать, это пригласить всех соседей с дочерьми.
 – Вот почему тебе надо было подождать моего приезда, прежде чем рассылать приглашения, – вновь укорила его Тереза. – Но что сделано, то сделано. Те несколько одиноких леди, которых ты пригласил, будут, безусловно, счастливы стать объектом внимания такого количества неженатых мужчин.
 Как странно. Тереза вроде бы симпатизировала ему, ей нравился его дом, его земли. И все же она казалась в Сильвермере совершенно не на своем месте. Она переливалась, подобно бриллианту, все время демонстрируя разные грани. Но Уильям никак не мог понять, какая же Тереза настоящая. Интересно, какие еще тайны таятся за безукоризненными манерами и внешностью этой женщины?
 А впрочем, почему это должно его волновать? Тереза по-прежнему соответствует практически всем пунктам его списка. Она – женщина его класса, она грациозна, отлично одевается, она превосходная хозяйка, и она сможет вывезти в свет его дочерей. Зачем же тратить время, пытаясь понять ее истинную сущность? Ни один мужчина все равно не способен до конца понять женщину. Но с тех пор, как Уильям узнал Саманту, он ловил себя иногда на нелепой мысли, что прекрасно понимает ее. А ведь у них не было практически ничего общего.
 Надо как можно скорее выбросить из головы все эти нелепые мысли. Подозвав лакея, он спросил Терезу:
 – Ты уже завтракала?
 – Да, но ты можешь приказать накрыть тебе здесь. – Она окинула его внимательным взглядом. – Никогда не думала, что ты такой лежебока. Провел ночь вне дома?
 Что ж, леди Маршан еще в день приезда выдала ему индульгенцию на ночные отлучки, поэтому он посчитал возможным признаться:
 – Я уехал около одиннадцати.
 – После одиннадцати, хм? – снова взяв перо, Тереза погрузила его в чернильницу, затем вдруг отбросила прочь. Перо приземлилось на один из листов, оставив на нем кляксу, но графиня Маршан не обратила на это никакого внимания. – Я должна поговорить с тобой, Уильям!
 – Разумеется, дорогая. В чем дело?
 Расправив свои хрупкие плечи, Тереза сказала:
 – Я знаю, как ценят военные конфиденциальность, и понимаю, что нарушу ее, заговорив, но речь идет о твоих детях.
 – В чем дело? – насторожился Уильям.
 – Прошлой ночью мне не спалось. И я слышала голоса в коридоре. Выглянув за дверь, я увидела мисс Прендрегаст. Твоя гувернантка разговаривала с мужчиной.
 Уильям провел много лет в армии, ему приходилось вести переговоры с недоверчивыми туземными вождями, иметь дело с высокомерными и чопорными офицерами. И он неплохо научился скрывать свои мысли. Никогда еще это умение не было так кстати, как в эту минуту. Тереза видела, как Саманта говорила с мужчиной? С ним? Или же графиня Маршан видела, что произошло потом? Как он целовался с собственной гувернанткой?
 Но если бы Тереза стала свидетельницей их поцелуя, она наверняка сказала бы об этом прямо. Какой смысл скрывать, если уж Тереза затеяла разговор.
 Уильям ни за что не позволит этому повториться, каким бы наслаждением ни было для него целовать Саманту. Он уважал мисс Прендрегаст. Возможно, она была чересчур прямой и дерзкой, но эта девушка была по-настоящему предана его детям. Она заслужила награду за то, что не постеснялась отчитать его за пренебрежение делами Агнес.
 – Этим мужчиной был я, Тереза, – признался он. – Агнес приболела и решила перебраться в спальню мисс Прендрегаст. Это рассердило меня, и мы немного повздорили.
 И больше того. Но если Тереза знала, что было дальше, она только что ясно дала понять, что не намерена его осуждать.
 – О боже! Так, значит, мисс Прендрегаст не может быть предоставлена самой себе даже по вечерам?
 Тереза удивила его. Уильям был уверен, что она заговорит об аморальном поведении гувернантки. А вместо этого леди Маршан сокрушалась по поводу неудобств положения Саманты.
 – В моем доме действует незыблемое правило: дети должны быть в кровати в девять часов.
 – Наверное, мисс Прендрегаст так очаровала девочек, что они считают возможным вторгаться к ней в спальню в любое время.
 – Да, – на это Уильяму нечего было возразить.
 – Бедная мисс Прендрегаст, – Тереза покачала головой и вздохнула. – Всякий раз, когда кому-нибудь из детей захочется чем-то с ней поделиться, они будут врываться к ней в спальню. Ты не боишься потерять ее, Уильям? Ты говорил, она из Академии гувернанток? Я слышала, что на выпускниц этого заведения большой спрос. Ей не обязательно оставаться в доме, где ни секунды не дают побыть одной.
 Уильям нахмурился. К чему это клонит Тереза?
 – К сожалению, мисс Прендрегаст настолько общительна, что не послушает меня, если я скажу, чтобы она запретила девочкам себя беспокоить.
 – У нее безукоризненные манеры и речь. Она красивая женщина. Поистине очаровательная женщина. – Тереза задумчива потерла щеку. – Может, лучше было бы просто поселить ее в отдельном коттедже, чтобы обеспечить ей покой хотя бы по ночам.
 – Нет! – не успев остановиться, выпалил Уильям.
 – Но почему же нет?
 Потому что он хотел спать с Самантой под одной крышей.
 Взяв в ладони обе руки Уильяма, Тереза заглянула ему в глаза.
 – Я знаю, тебе гораздо удобнее, чтобы мисс Прендрегаст была под рукой на случай, если одна из девочек захворает, но, дорогой, ты должен подумать и о бедной девушке. Мисс Прендрегаст и без того такая худая. А если она не сможет спать спокойно, то скоро станет походить на тень. Я опасаюсь за здоровье бедняжки.
 – Тебе кажется, что она больна? – встревожился Уильям.
 – Нет, уверена, что нет. У нее вполне крепкий вид, когда она марширует во главе твоих дочек в музыкальную комнату. И ест она за обедом неправдоподобное количество пищи, так что невольно задумываешься, уж не солитер ли поселился у нее внутри. В общем, тебе не стоит беспокоиться о ее здоровье. Но подумай о ее покое, и, я уверена, ты примешь правильное решение.
 Уильяму не хотелось признавать этого, но Тереза была права. А его первая реакция была абсолютно неразумной.
 К тому же по ночам Саманта будет подальше от него, и, может быть, он перестанет все время думать о ней. Он просто обязан перестать, ведь он намерен ухаживать за Терезой. Мысли о Саманте отвлекали его. Наверное, легче будет не думать о ней, если видеть ее как можно меньше. И тогда он сможет преодолеть это нелепое влечение к гувернантке. Он слышал, что один из его знакомых в прошлом году влюбился так сильно, что пренебрег условностями и женился на собственной экономке. Но Уильям не собирался терять голову из-за женщины. Особенно из-за такой женщины, которую он никогда не сможет ввести в свой круг.
 – Спасибо тебе, Тереза, – сказал он. – Мисс Прендрегаст завтра же переедет в отдельный коттедж.
 – Думаю, так будет лучше, – улыбнулась Тереза, не проявляя больше ни малейшего интереса к делу, которое решилось в ее пользу.
 Встав из-за стола, Уильям поклонился и направился прочь, но вдруг остановился и обернулся к Терезе.
 – Мне пришла в голову одна мысль. Ты ведь сама сказала, что у мисс Прендрегаст отличные манеры.
 – Да, – Тереза настороженно посмотрела на Уильяма.
 – Значит, она может быть одной из женщин, которых нам так не хватает на приеме. – О, каким тяжелым испытанием будет смотреть на Саманту, улыбающуюся его холостым друзьям. – Как хорошо, что я вспомнил об этом.
 – Да уж, – пробормотала Тереза.




 15.


 – Эй!
 Агнес подняла голову от подушки и уставилась в темноту.
 – Вивьен?
 – Да, это я. Пусти меня к себе.
 Агнес подняла одеяло, и Вивьен забралась внутрь.
 – Чего тебе? – Ей не очень хотелось лежать рядом с Вивьен. У Агнес все еще продолжала идти кровь, и иногда ей хотелось плакать, особенно когда она вспоминала, как отец обнимал их всех сегодня в классной. Это напомнило ей те времена, когда еще жива была мама. Если не считать взглядов, которые бросал их отец на мисс Прендрегаст. Агнес передергивало от этих взглядов.
 – Я знаю кое-что, чего ты не знаешь, – поддразнила ее Вивьен.
 Агнес напряглась. Неужели Вивьен угадала, что происходит с ее телом?
 – Папе нравится мисс Прендрегаст.
 Агнес с облегчением вздохнула. Ей вовсе не хотелось просвещать Вивьен по поводу месячных кровотечений. Достаточно того, что с ней происходит весь этот ужас. Еще и говорить об этом было бы слишком.
 – Как ты узнала?
 Вивьен спряталась с головой под одеяло. Агнес последовала ее примеру. Они всегда делали так, желая поделиться секретами.
 – Вчера ночью, когда все спали, я вышла в уборную, и угадай, что я увидела?
 – Что?
 – Папа целовал мисс Прендрегаст.
 – Нет!
 Этого просто не могло быть – мисс Прендрегаст была в постели рядом с Агнес.
 – Да! Говорю же тебе, я видела своими глазами!
 Конечно, Агнес спала. Она проспала до самого рассвета, когда мисс Прендрегаст разбудила ее и попросила перебраться в свою спальню.
 – Он целовал ее, как… как… я даже не знаю как, – Вивьен не удавалось подобрать нужные слова.
 – Как если бы она нравилась ему? – пришла ей на помощь Агнес.
 – Да! А мисс Прендрегаст была в одной ночной рубашке! – Вивьен была явно шокирована увиденным. – Что нам теперь делать?
 Именно так они всегда составляли заговоры против гувернанток. Лежа в постели и укрывшись с головой одеялом. Но сейчас все было по-другому. И, пожалуй, гораздо интереснее.
 – Ты хочешь сказать… как нам заставить мисс Прендрегаст уехать? – неуверенно произнесла Агнес.
 – Да нет же, дурочка, – как заставить папу жениться на ней!
 Агнес облегченно вздохнула.
 – И тогда мы снова станем семьей.
 – Именно этого я и хочу!
 – И я тоже.
 Сестры смолкли, услышав приближающиеся шаги. В щель между матрацем и одеялом они увидели свет свечи и выглянули наружу.
 Перед ними с сердитым видом стояла экономка в ночной рубашке и чепце.
 – Хватит шептаться, юные леди. Немедленно отправляйтесь спать, мисс Вивьен! Завтра тяжелый день, а я буду усталой и некрасивой, если не посплю, сколько мне положено.
 Обе девочки захихикали, но ни одна не произнесла вслух, что вряд ли сон поможет миссис Шелбурн стать красавицей. Экономка была доброй женщиной. Но ей очень не нравилось спать в одной комнате с девочками.
 – Хорошо, мэм, – Вивьен послушно выбралась из кровати Агнес. – А что будет завтра?
 – Ну, осталось ведь всего два дня до нашего праздника. – Мисс Шелбурн отвела Вивьен к ее постели и вернулась, чтобы поправить одеяло Агнес и погладить ее по голове. – Все в порядке, дорогая?
 Она, наверное, интересовалась, не требовалась ли Агнес какая-то помощь в связи с ее новым состоянием.
 Мисс Прендрегаст оказалась права. Все женщины были очень милы с ней и относились с пониманием, и сейчас Агнес вовсе не смутилась вопроса миссис Шелбурн. Она лишь покачала в ответ головой и закрыла глаза. И стала думать, как же им заставить папу жениться на мисс Прендрегаст.
 Никто не знал, зачем их собрали. Во всяком случае, Саманта не имела ни малейшего понятия. Слуги встали вдоль стен холла, девочки – прямо перед ними, по росту. Саманта держала за руку Кайлу, и все смотрели на полковника Грегори.
 Он стоял посреди зала в новом синем сюртуке и осматривал стоявших перед ним домашних своими ясными синими глазами, при взгляде которых дрожь пробегала по спине Саманты.
 – Я пригласил вас сюда по двум причинам, – объявил полковник. – Завтра приезжают гости. И я хочу сказать каждому: если вы увидите что-то такое, что заставит вас остановиться, немедленно сообщайте об этом мне.
 Саманте приходилось бывать на званых приемах, и она прекрасно понимала, что имеет в виду полковник: скучающие светские львы способны вытворять самые неподобающие вещи просто так, от безделья.
 Дворецкий наверняка также был искушен в подобных вопросах. Но все же он счел нужным сказать:
 – Не могли бы вы, сэр, для новых слуг пояснить, что вы имеете в виду?
 – Мне вряд ли понравится, если кто-то из гостей прикарманит столовое серебро. – Уильям скорчил шутливую гримасу. – Иногда, к сожалению, такое случается.
 Миттен и другие слуги угрюмо кивнули.
 – И это подводит нас ко второму поводу пригласить вас всех сюда. Миниатюра с изображением моей покойной жены, которую я хранил на своем столе, исчезла.
 Саманта почувствовала, как все похолодело у нее внутри.
 Слуги испуганно переглядывались.
 – Я знаю, что жизнь иногда преподносит неприятные сюрпризы. Может быть, во время уборки…
 Все посмотрели на горничную, убиравшую первый этаж. Но та покачала головой.
 – Если кто-то из вас – любой из вас – разбил случайно рамку или случилось что-то еще, столь же неприятное, и вам не хочется признаваться в этом, я обещаю отнестись с пониманием. – Полковник Грегори был сейчас настоящим командиром. Суровым и мудрым. – Пусть тот, у кого находится миниатюра, принесет ее мне. Я обещаю не наказывать виновного. Или просто поставьте ее снова на стол, и я не буду задавать никаких вопросов. Но, пожалуйста, верните эту вещь. Она очень дорога мне.
 Саманта оглядела собравшихся, пытаясь угадать виновного.
 Все слуги молчали и выглядели либо смущенными, либо обиженными. Дети стояли со слезами на глазах. Агнес тоже разглядывала присутствующих, а Мара стояла, закусив губу.
 Полковник Грегори также внимательно изучал слуг и домашних. На секунду его взгляд остановился на Саманте. Но он не пытался уличить в ней воровку. Взгляд его был теплым и нежным, и Саманта поймала себя на том, что переминается с ноги на ногу, как человек, которому очень хочется убежать. Или кинуться к Уильяму и спрятать лицо у него на груди. В холле были все, кто жил в доме. И все наверняка заметили, как густо покраснела Саманта.
 Девушка опустила глаза. Если они действительно заметили, что с ней происходит, то вполне могут принять ее смущение за вину. Ведь даже полковник Грегори умудрился обвинить ее в краже меха с виски, хотя ничего не знал о ее прошлом.
 Саманта расправила плечи. Ей следует помнить, кто она, и не обольщаться по поводу проявленного к ней интереса.
 На лестнице послышались шаги, заставившие всех обернуться. Леди Маршан стояла наверху в темно-синем платье, расшитом серебряными цветами и подпоясанном серебристой лентой.
 – Извините, – она поднесла к губам руку в серебристой перчатке. – Я, кажется, прервала вас. Я собиралась позавтракать.
 – Отличный план, – полковник Грегори улыбнулся Терезе.
 Саманта стиснула зубы. Она должна, просто обязана преодолеть свою необъяснимую неприязнь к леди Маршан. Тереза практически не замечала Саманту, и у нее были на то причины. Она прекрасно знала, как и сама Саманта, что гувернантка не может стать помехой ее положению в этом доме – положению будущей жены его хозяина. А на следующей неделе Саманта вообще не увидит, скорее всего, ни леди Маршан, ни полковника Грегори, ни кого-либо из гостей. Разве что ее призовут в гостиную сопровождать девочек. А когда леди Маршан выйдет замуж за Уильяма, она наверняка захочет привезти в дом собственных слуг. Наверное, она уволит и Саманту, и у Адорны не будет поводов для недовольства ее возвращением в Лондон.
 Так что леди Маршан вполне может стать ее освободительницей. Саманта должна быть благодарна этой женщине. И уж конечно, необходимо удержаться от соблазна и не передразнивать скользящую походку и вечно хлопающие ресницы графини.
 – Пройди на веранду, Тереза, – продолжал мистер Грегори. – Тебе скоро подадут еду.
 Леди Маршан прошествовала наружу, словно фея, за которой струился волшебный серебристый шлейф.
 Полковник Грегори снова повернулся к слугам.
 – Пожалуй, у меня все. Мы должны поработать на славу, чтобы праздник удался, – он щелкнул пальцами. – Все свободны!
 Саманта смотрела на Уильяма с восхищением. И в то же время его солдатские манеры невольно вызвали у девушки саркастическую улыбку. Все быстро разошлись. У каждого было множество дел, которые необходимо сделать в последние часы перед приездом гостей. Особенно волновался повар.
 Саманта приготовилась отвести девочек обратно в классную, но тут полковник сказал:
 – А своих детей я попрошу остаться.
 Девочки по-военному четко развернулись в его сторону и застыли в ожидании дальнейших приказов.
 Подойдя вплотную к Саманте, Уильям заговорил так, что его могла слышать только она:
 – Я кажусь вам смешным, мисс Прендрегаст?
 – Вовсе нет, полковник.
 – Но вы только что смеялись надо мной.
 Саманта не могла смотреть ему в глаза. Она слишком хорошо помнила вкус его поцелуев, помнила, как он склонился над ней, и сейчас она не могла говорить от смущения и… надо признаться себе в этом… от восхищения этим человеком. Ей хотелось находиться рядом с ним, слышать его голос, представлять, что он снова хочет ее поцеловать.
 – Я вовсе не смеялась. Я просто… вы были так похожи на офицера на плацу.
 – Я и есть офицер. Я служил в Индии более десяти лет. И некоторые привычки засели во мне навечно. Вас это смущает?
 Пораженная, Саманта подняла на него глаза.
 – А вас заботит, что я об этом думаю?
 – Я вообще очень заботливый человек, – улыбка играла на его губах, Уильям казался весьма довольным собой и немного напоминал сейчас озорного мальчишку.
 Или он просто смеялся над ней?
 Саманта сжала губы. Лучше ему этого не делать, иначе она… иначе за обедом она поможет Кайле разлить молоко прямо ему на колени. Саманта расслабилась. Месть, доступная гувернантке, выглядит немного смешно, зато, несомненно, доставит ей удовольствие.
 Повернувшись к детям, полковник сказал:
 – Мы направляемся в комнату для игр. Все за мной!
 И он повел их вверх по лестнице.
 Саманта шла позади Агнес и старалась изо всех сил не смотреть, как плотно облегают бриджи стройные бедра мистера Грегори. Девчонки на лондонских улицах иногда обсуждали проходящих мимо мужчин, но, поскольку Саманта давно решила для себя, что мало кто из них достоин внимания, она никогда их не разглядывала.
 Однако полковник Грегори оказался исключением из правила. От его подтянутой фигуры Саманта буквально не могла отвести глаз.
 Они вошли в комнату для игр, и Саманта увидела миниатюрную женщину лет пятидесяти, которая поднялась им навстречу из кресла-качалки. У нее было приятное круглое лицо и добрая улыбка.
 Дети улыбнулись в ответ, немного смущенно и в то же время радостно.
 Подойдя к пожилой леди, полковник Грегори взял ее за руку и подвел к Саманте.
 – Миссис Честер, позвольте представить вам мисс Прендрегаст, нашу гувернантку.
 – Рада познакомиться с вами, мисс Прендрегаст, – снова улыбнулась миссис Честер. – Вы уже стали знаменитостью в Хоксмуте, – миссис Честер присела в реверансе. – До сих пор никому не удавалось приручить дерзких девчонок полковника.
 К удивлению Саманты, девочки заулыбались еще шире.
 – Миссис Честер, позвольте представить вам моих дерзких дочерей, – полковник представил каждую, называя по имени. Девочки продолжали внимательно изучать миссис Честер.
 Не переставая улыбаться, пожилая леди сложила руки на груди.
 – Так вы и есть те самые милые дети, которые любят забираться по ночам в чужую постель?
 Саманта посмотрела на полковника Грегори. Он тоже улыбался. Ей снова стало жарко. И когда она наконец перестанет краснеть, видя его улыбку?
 – Я – ваша новая горничная, – объявила миссис Честер. – Думаю, мы отлично проведем время. Мне не приходилось заботиться о таком количестве милых крошек с тех пор, как выросли мои собственные дети.
 Девочки, словно по команде, удивленно посмотрели на отца.
 – Миссис Честер, – сказал он, – согласилась быть вашей горничной до тех пор, пока вам требуется горничная, а она особенно потребуется вам на этой неделе, во время праздника, потому что мы попросим мисс Прендрегаст быть нашей гостьей.
 В полной тишине девочки перевели глаза на опешившую Саманту.
 – О, мисс Прендрегаст, – первой опомнилась Генриетта. – Так вы пойдете на праздник!
 – Да, мисс Прендрегаст, вы пойдете на праздник, – Агнес со значением посмотрела на Вивьен. – Вместе с папой.
 Глаза Вивьен стали круглыми.
 – Да, на праздник. И вы будете танцевать… с папой.
 – Вы будете царицей бала! – Агнес положила руку на локоть полковника Грегори. – Она будет самой красивой на балу, не правда ли, папа?
 – Все леди будут красивыми, – дипломатично ответил Уильям, но при этом одарил Саманту таким взглядом, что у той сладко заныло под ложечкой.
 Она тут же напомнила себе, что симпатия, возникшая между ней и полковником Грегори, не доведет до добра. Она была бывшей воровкой, дочерью вора, женщиной с необузданным темпераментом, неспособной молчать при виде несправедливости. Черт побери! Как ей не хотелось идти на этот прием!
 – Вы ничего не перепутали, полковник? – спросила она. – Вашим гостям вряд ли понравится сидеть за одним столом с гувернанткой.
 – Мои гости слишком хорошо воспитаны, чтобы делать замечания по поводу других моих гостей.
 – Мисс Прендрегаст, вы будете самой красивой леди, – подхватила Мара.
 – Спасибо, дорогие мои, но я гувернантка, а не леди. – «И бывшая воровка», – добавила она про себя. Но в этом Саманта не могла признаться. Она обещала Адорне. К тому же ей не хотелось, чтобы Уильям узнал. Только не сейчас. И вообще никогда.
 Мара обняла себя за плечи.
 – Вы будете как Золушка – отправитесь на бал и выйдете замуж за принца.
 – Да, мисс Прендрегаст, вы наверняка найдете там свою истинную любовь, – подхватила Вивьен.
 – Надеюсь, что нет, – оборвала ее Саманта. – Я не ищу никакой такой любви.
 Агнес и Вивьен обменялись едва заметными улыбками.
 – Большинство гостей на этом приеме, – почти с досадой произнес полковник Грегори, – мои друзья по военной службе. Среди них много младших отпрысков весьма уважаемых семейств, есть даже те, кто сам добился дворянского чина за свои выдающиеся заслуги. Они жалуются на отсутствие в их жизни женщин, так что я решил обеспечить им достойное общество.
 – Сэр, мое прошлое, к сожалению, не таково, чтобы даже младшие сыновья и простые солдаты наслаждались моим обществом.
 Полковник посмотрел на нее с таким раздражением, что Саманте вдруг захотелось плакать.
 – Мисс Прендрегаст, не стоит волноваться из-за подобной ерунды. Вы – всего-навсего недостающая персона женского пола за нашим столом.
 – Хорошо, – пробормотала Саманта. – Только не говорите потом, что я вас не предупреждала.
 – Что? – все так же раздраженно переспросил мистер Грегори. – Я не расслышал.
 – Ничего, сэр.
 – А сейчас я оставлю девочек наедине с миссис Честер, чтобы они получше познакомились друг с другом, – он взял Саманту за руку. – А мисс Прендрегаст отправится со мной, и я введу ее в курс новых обязанностей.
 Уильям подтолкнул Саманту вперед.
 – Подождите! – попросила девушка, но полковник словно не слышал ее.
 – В три часа у девочек примерка, – бросила Саманта через плечо миссис Честер.
 – Я позабочусь об этом, – заверила ее пожилая женщина.
 – Затем им надо попрактиковаться в игре на фортепиано и пении.
 – Я прослежу и за этим.
 – Новые туфли Кайлы не ее размера. Замена прибудет с почтовой каретой.
 – Не волнуйтесь, мисс Прендрегаст, – улыбнулась миссис Честер. – Я справлюсь, а девочки мне помогут.
 Полковник Грегори буквально выволок ее за порог и захлопнул дверь комнаты для игр.
 Саманта немедленно вырвала руку.
 – Не смейте обращаться со мною, как со строптивым ребенком!
 – Но вы иногда ведете себя именно как строптивый ребенок!
 – Я отвечаю в этом доме за ваших детей!
 – Я временно освободил вас от исполнения прямых обязанностей.
 Саманта открыла было рот, чтобы возразить, но Уильям знаком остановил ее.
 – За расписанием будет следить миссис Честер. Думаю, она справится.
 Ну конечно, как она могла забыть! Ведь это не ее семья. Она здесь только для того, чтобы учить девочек. А потом им предстоит расстаться.
 Глядя прямо перед собой, Саманта упрямо произнесла:
 – Лучше было бы оставить меня в детской. По крайней мере до тех пор…
 – Пока не кончится праздник?
 – Да. Мое прошлое…
 – Независимо от того, каким было ваше прошлое, леди Бакнел научила вас держаться с изяществом и грацией, – сказал Уильям. – Неужели вы думаете, что я отвел бы вам роль гостьи, не понаблюдав за вами во время наших совместных трапез, во время уроков, во время наших разговоров?
 Так он и в самом деле тщательно изучал ее все это время?
 – Вы не совсем понимаете, о чем я, – она пыталась объяснить ему все, не вдаваясь в подробности. – Из-за моего прошлого мне приходилось несколько раз терять место.
 – А из-за вашего настоящего я предложил вам быть среди моих гостей, – мистеру Грегори явно понравился собственный каламбур. – И еще я переселяю вас жить в отдельный коттедж.
 – Что? – Саманта посмотрела на дверь своей спальни и увидела, что слуги выносят оттуда ее дорожный сундук. – Вы не можете этого сделать! К кому придут ваши дети, если заболеют?
 Впрочем, Саманта знала ответ до того, как он прозвучал.
 – Именно для этого я нанял миссис Честер. Леди Маршан совершенно справедливо заметила, что вы не имеете времени на личные дела, поскольку девочки постоянно прибегают к вам в комнату.
 – Леди Маршан… – Но не могла же Саманта вслух назвать эту женщину коварной интриганкой! – Леди Маршан весьма заботлива, – пробормотала она вместо этого.
 – К тому же нам нужна свободная спальня в доме для одной из одиноких леди, которая прибудет на праздник.
 Коттедж стоит так уединенно, а Саманте так хотелось остаться в доме, рядом с ним, хотя она и не могла понять почему.
 – Мне хотелось бы, чтобы вы перестали подвергать сомнению вещи, в которых ничего не смыслите.
 – Отчего же, – вдруг вспылила Саманта. – Я отлично все понимаю. Вы выгоняете меня из моей комнаты.
 – Да. Потому что вы не должны находиться рядом и постоянно подвергать испытанию мои моральные устои. Я ведь не такой сильный, каким кажусь. Особенно когда речь идет о вас, – голос его звучал абсолютно спокойно, но Саманта вдруг снова вспомнила их поцелуи перед дверью ее спальни. Охватившую их страсть, чувство слияния друг с другом.
 – О, – Саманта шевелила губами, но из горла ее не вырывалось ни звука.
 – Кларинда поселится с вами в коттедже. Никто из гостей вас не потревожит. У вас будет компаньонка. – Он нежно коснулся ладонью ее подбородка, и от этого мимолетного жеста у Саманты побежали по спине мурашки. В синих глазах его снова горел огонь, сжигавший Саманту дотла.
 – Не надо! – Саманта оттолкнула его руку.
 Уильям удивленно посмотрел на свои пальцы, только что касавшиеся ее кожи, словно они жили своей жизнью, а не являлись частью его тела.
 – Сами видите, мисс Прендрегаст, вам просто необходимо переехать в коттедж. Так будет лучше для нас обоих. Поэтому советую вам согласиться, сохраняя достоинство и без ненужных споров.
 Уильям явно не доверял ей. Но почему? Потому что Саманта не его круга? Он считал, что она использует увлечение хозяина, чтобы скомпрометировать его. Саманта говорила, что мужчины не интересуют ее, но, как всякий мужчина, полковник Грегори, судя по всему, считал себя неотразимым.
 Своими действиями она выдает свои истинные чувства. Надо остановиться!
 – Что ж, благодарю вас за заботу, я готова переехать. Вы ведь скоро женитесь на леди Маршан. – Тут характер все-таки взял верх. – И я не хочу, чтобы меня поймали в один прекрасный день… за поеданием печенья из ее коробки.
 – Вряд ли меня стоит сравнивать с печеньем, – раздраженно произнес Уильям.
 – Это точно!
 – Пойдемте же. – Он схватил Саманту за руку и потащил вниз по лестнице.




 16.


 Леди Маршан сидела на веранде под балдахином. На ее молочно-белой коже не было ни пятнышка. Густые каштановые волосы были тщательно уложены: кудри по бокам и пучок на затылке… Тереза пила чай, изящно отставив мизинец. С самой очаровательной улыбкой она почти неслышно поставила чашку на поднос и улыбнулась.
 – О, вот и наша очаровательная маленькая гувернантка, которая поможет нам сравнять число мужчин и женщин на приеме. Надеюсь, вы оцените привилегию, предоставленную вам полковником Грегори.
 Уильям подвинул ей стул, Саманта села.
 – Жду не дождусь возможности выразить ему свою благодарность, – довольно резко произнесла она.
 Тереза удивленно заморгала.
 Саманте тут же захотелось спросить, не попало ли ей что-нибудь в глаз.
 – Мисс Прендрегаст опасается, что нашим гостям не понравится ее родословная.
 – Как вы чувствительны, милочка! Впрочем, Уильям, я ведь тоже выражала озабоченность по этому поводу.
 Уильям сидел на изящном стуле с гнутыми ножками, который должен был бы казаться слишком хрупким для его огромного тела. Но фигура его была так невероятно хороша, что выглядела словно бы продолжением изящных линий ножек и спинки. Интересно, все ли мужчины в роду Грегори имели такие отличные фигуры, или дело в том, что вот уже много лет Уильям каждый день проводил в седле?
 – Я знаю своих гостей. Это разумные и простые люди. Они наверняка захотят отдохнуть в обществе красивой, очаровательной женщины. – Уильям окинул Саманту задумчивым взглядом.
 Что он пытается разглядеть?
 – И, как ты видишь сама, Тереза, мисс Прендрегаст является воплощением того и другого.
 – Разумеется, – поддакнула леди Маршан. – Я беспокоюсь только за мисс Прендрегаст. Я не хочу, чтобы она чувствовала себя… неловко. Не на своем месте.
 Лицемерка! Кого она пытается обмануть?! Саманта не сомневалась: эта наглая ломака только и мечтает, чтобы она почувствовала себя неловко.
 – Мне приходилось иметь дело с разумными людьми. – Конечно, ведь она не раз обчищала их карманы. – И я обнаружила, что они ничем не отличаются от неразумных – ими так же легко манипулировать, – Саманта посмотрела в упор на Уильяма.
 – Так вы считаете, что мною легко манипулировать, мисс Прендрегаст?
 Саманта спокойно выдержала его угрожающий взгляд.
 – Вы не настолько заинтересовали меня, чтобы я решилась попробовать, полковник Грегори.
 Притворяясь, что не замечает напряжения между Уильямом и Самантой, леди Маршан рассмеялась:
 – Не всех женщин ты так интригуешь, как меня, Уильям. Но знаете, мисс Прендрегаст, главное в искусстве манипулировать мужчинами – чтобы они этого не замечали.
 – Мы просто позволяем вам думать, что у вас это получается, – процедил сквозь зубы Уильям.
 Саманта едва сдерживалась, так раздражала ее леди Маршан со своей лицемерной философией.
 – Главное – не попадать в такое положение, когда тебя волнует мужчина. Независимая женщина отлично может о себе позаботиться.
 Леди Маршан снова удивленно заморгала.
 – Вы просто потрясающая женщина, мисс Прендрегаст. Я восхищаюсь вашей независимостью. Как нам повезло с прислугой. Ты ведь тоже аплодируешь ей, Уильям?
 – О да! – Он имел наглость скептически улыбнуться! – Редкая женщина желает столкнуться один на один с этим холодным жестоким миром.
 Но Саманта быстро нашлась что ответить.
 – Только та, которой приходилось видеть, что женщина куда более одинока рядом с равнодушным спутником.
 Леди Маршан удивленно подняла брови.
 – Так вы были замужем, мисс Прендрегаст?
 – Нет, и не собираюсь, – отрезала Саманта.
 – Как это оригинально! – леди Маршан откинулась на спинку кресла. – А теперь, я думаю…
 Но Уильям перебил ее, словно не слыша ее слов:
 – Женщина, которая объявляет, что не стремится к союзу с достойным мужчиной, должно быть, просто бесчувственна и абсолютно лишена женственности.
 Какой несносный человек!
 – Так вы считаете меня лишенной женственности?
 – Вы ведь любите детей, – проигнорировал ее вопрос Уильям. – Неужели вам никогда не хотелось иметь своих собственных?
 – Мне очень хотелось бы родить детей, полковник Грегори. Своих детей. Но для этого требуется муж. А это – плохое начало семьи.
 – Позволь налить тебе стакан воды, Уильям. – Леди Маршан взяла кувшин, и – о ужас! – первые капли упали на колено полковнику Грегори.
 Саманта чуть не рассмеялась, наблюдая за молчаливым негодованием полковника. Он прекрасно понимал, что Тереза проделала это специально. Но положение хозяина не позволяло ему укорить свою гостью за подобную «неловкость». Тереза извинилась, а Уильям стряхнул с одежды капли воды и заверил ее, что не стоит беспокоиться.
 По правде говоря, Саманта рада была, что Тереза прервала их напряженный диалог. Ее так захватила ссора с Уильямом, что теперь сердце учащенно билось, а воздух с трудом проникал в легкие. И чего ради? Он был всего лишь мужчиной. Мужчиной, который волновал ее – да, она вынуждена была это признать. Но также мужчиной, который может захотеть использовать Саманту, как использовал отец ее мать, а Саманта была слишком гордой, чтобы позволить мужчине посягнуть на свою личность и свое достоинство. Взяв со стола стакан, наполненный для нее леди Маршан, Саманта подняла его в сторону женщины, которой Уильям предложил роль хозяйки в своем доме.
 – Благодарю вас, миледи. Глоток воды – это как раз то, что мне сейчас нужно.
 – Очень хорошо, – леди Маршан снова откинулась на спинку кресла. – Постойте-ка. Прендрегаст… Прендрегаст… мне кажется смутно знакомым это имя.
 Руки Саманты непроизвольно сжались в кулаки. Если леди Маршан вспомнит, откуда ей известно имя мисс Прендрегаст, ее роль гостьи на празднике закончится, не успев начаться. И с местом гувернантки полковника Грегори тоже придется расстаться.
 – Вы из тех Прендрегастов, что из Соммерсета? – продолжала допрос леди Маршан. – Мне казалось, я знаю их всех, но вас почему-то не припоминаю.
 Саманта понимала, что этот допрос будет продолжаться до бесконечности, все три дня, что займет праздник.
 – Я из Лондона, миледи.
 Саманта понимала, что Терезу не удовлетворит столь краткий ответ.
 – Только из Лондона?
 – Мисс Прендрегаст – городская девушка, – пришел ей на помощь Уильям. – Она боится всего, что связано с деревней. Боится, что на нее упадут горы, что ее укусит змея или проглотит целиком какое-нибудь чудовище, вылезшее из озера.
 Рука Саманты невольно потянулась к горлу, у нее снова перехватило дыхание.
 – Откуда вы узнали про чудовище из озера?
 Уильям заливисто рассмеялся, и Саманта поняла, что он ничего не знал о ее страхах – просто догадался, и весьма проницательно.
 – Чудовище из озера? – переспросила леди Маршан. – Ты, должно быть, просто дразнишь мисс Прендрегаст, дорогой.
 – Ну да. Разумеется.
 Саманте хотелось залепить ему пощечину, чтобы он не смел смеяться над ее страхами, но тут она почувствовала, как его нога касается ее ноги под столом – куда более чем откровенно, и все это в присутствии женщины, которую он, по мнению окружающих, включая его собственных детей, собирался сделать своей женой.
 Саманта не понимала, на каком свете находится. Ей хотелось узнать правила игры, в которую ее заставили играть. Пока она узнала только, что наказанием за нарушение этих неведомых правил является унижение и ссылка. Но теперь правила, похоже, нарушал сам полковник Грегори, хотя Саманта с трудом могла себе представить, чтобы столь респектабельный джентльмен способен был на такое. Может быть, он считает себя выше всех законов? Глядя прямо в глаза Уильяму, она отодвинула свою ногу.
 – Здесь действительно очень страшно, полковник.
 – Ничего, – улыбнулся мистер Грегори. – Мы научим вас любить наши места.
 Голос его звучал, как всегда, абсолютно уверенно.
 – Тут все такое огромное, – Саманта указала на горы. – Вода в озерах голубая, а не серая, как в городе. А воздух такой прозрачный, что его почти не видно.
 – Это потому, что здесь нет угольной пыли, – пояснила леди Маршан.
 Глаза полковника снова встретились с глазами Саманты, и она прочла в них какое-то… заговорщицкое выражение, словно он давал понять, что их все же связывает что-то, непонятное Терезе.
 Но тут и Тереза, видимо, поняла, что на самом деле хотела сказать Саманта.
 – О, так это была просто красочная метафора, – она издала неестественный смешок. – Как мило! Но откуда мне все-таки знакомо ваше лицо, мисс Прендрегаст? – Тереза напоминала хорошо обученную охотничью собаку, которая ни за что не упустит свою добычу.
 – Я не жила нигде, кроме Лондона, вот почему это место кажется мне таким странным. Я работаю гувернанткой последние четыре года. Может быть, вы видели меня в доме кого-то из прежних хозяев.
 «А может быть, вы видели меня в галереях Ньюмаркета, где я вытаскивала у людей кошельки, но в этом я ни за что не признаюсь».
 Полковник Грегори внимательно прислушивался к беседе двух женщин.
 – Я очень хорошо знаю Лондон. Скажите мне, на кого вы работали, и я… – Тут Тереза вдруг нахмурилась и приставила к глазам ладонь, вглядываясь в сад. – А что это за молодой человек шагает сюда от конюшни?
 Саманта не знала, кто это, но заранее прониклась теплыми чувствами к незнакомцу, спасшему ее от допроса Терезы.
 Между тем высокий и красивый молодой человек, одетый в коричневые бриджи, подходящий по цвету сюртук и черный цилиндр, уже взбегал по ступеням веранды, улыбаясь присутствующим. Мужчина снял цилиндр, и на Саманту глянули живые черные глаза. Вместе с тем она отметила, что нос незнакомца слегка распух.
 – Я прибыл, Уильям, – радостно объявил незнакомец. – Праздник можно начинать.
 Полковник Грегори рассмеялся и встал, чтобы пожать своему гостю руку.
 – Только тебя мы и дожидались, чтобы начать, Монро.
 Итак, мистер Монро был другом полковника Грегори.
 – О, – скучающим тоном произнесла леди Маршан, едва взглянув на молодого человека. – Дункан Монро. Так это вы.
 Дункан явно не был любимцем Терезы.
 Уильям представил ему Саманту. Дункан поднес к губам ее руку. Затем поклонился, не переставая оценивающе разглядывать девушку.
 – Я так рад наконец-то познакомиться с вами лично, – сказал он, улыбаясь. – О вашем очаровании уже ходят легенды.
 Саманта сразу поняла, что за человек стоит перед ней. Дункан Монро только казался легкомысленным. За маской праздности скрывались тонкая натура и живой ум.
 – Что ж, наверное, у меня действительно неплохая репутация, – в тон ему ответила Саманта. – Среди обитателей детской.
 Даже леди Маршан рассмеялась на этот раз абсолютно искренне.
 Продолжая держать Саманту за руку, Дункан сказал:
 – Вам известно, что у вас весьма необычные глаза, мисс Прендрегаст? Цвета виски – по-моему, этот цвет называется именно так.
 – Достаточно, Дункан, – нахмурившись, произнес полковник Грегори.
 Саманта забрала у Дункана руку.
 – Благодарю вас, мистер Монро.
 По тону Дункана, по реакции полковника было отлично понятно, кому принадлежат слова о цвете ее глаз. Все за столом понимали это, и леди Маршан была недовольна, очень недовольна. Саманта понимала, что это глупо, но при мысли о том, что полковник говорил о ней со своим другом, она вдруг почувствовала себя счастливой.
 – Думаю, Монро, вы уже знакомы с графиней Маршан, – все тем же свирепым тоном продолжал Уильям.
 Дункан поклонился так низко, с таким напускным подобострастием, что шляпа его коснулась пола веранды.
 – Для меня всегда огромное удовольствие видеть леди Маршан.
 У Терезы было такое лицо, словно она только что проглотила какое-нибудь насекомое.
 – Мистер Монро, я думаю, успех нашего праздника вряд ли зависит от вас.
 – Нашего праздника? – Монро перевел взгляд с Терезы на Уильяма. – Нашего? Так нам следует ожидать объявления о помолвке?
 Саманта затаила дыхание. Леди Маршан и полковник Грегори отлично подходили друг другу – статный темноволосый офицер и изящная аристократка. Но всего две ночи назад он целовал Саманту, и девушка почему-то чувствовала, что это странным образом дает ей какие-то права. На его роскошное тело. На место в его мыслях.
 Это надо немедленно остановить! Саманта внимательно смотрела на полковника, а тот – на нее. Он не смотрел с обожанием на леди Маршан, но и не торопился возразить Дункану. Уильям жадно сверлил взглядом Саманту, словно наблюдая за ее реакцией.
 Саманта изобразила на лице вежливую улыбку светской дамы, одарила ею Уильяма, затем повернулась к Дункану.
 – Меня пригласили быть хозяйкой приема, – подала голос Тереза. – Так что это и мой праздник.
 – Ах да, – Монро уселся за стол, продолжая ехидно улыбаться. – Вы ведь всегда любили устраивать приемы. Помню, в Индии именно на ваших приемах всегда можно было встретить самых интересных людей.
 Леди Маршан ответила на это с такой откровенной враждебностью, что брови Саманты удивленно поползли вверх.
 – А вы всегда вели себя как полный идиот на моих приемах!
 – О да, – Дункан принялся раскачиваться на стуле. – Как мило с вашей стороны напомнить мне об этом.
 Саманта не понимала взаимоотношений этой парочки. Они явно не выносили друг друга, но в то же время им, похоже, доставляла удовольствие эта перепалка.
 Луч солнца упал на лицо Дункана, и в этот момент леди Маршан, казалось, впервые как следует взглянула на сидящего перед ней мужчину.
 – Постойте-ка… эти отметины на вашем лице. Откуда они? – Она вдруг стукнула по столу ладонью. – Так это вы остановили в ту ночь на дороге мой экипаж!
 Теперь Саманта, не отрываясь, смотрела на леди Маршан.
 – Он остановил ваш экипаж?
 – Дункан – тот человек, который остановил ваш экипаж? – эхом отозвался полковник Грегори. – Не думаю, что это возможно: его не было в здешних местах в тот день.
 – Очень даже возможно, – злобно кинула полковнику Тереза, и Саманта вдруг усомнилась в правдивости Уильяма и Дункана. – Я схватила того негодяя за волосы и ударила коленом в лицо. Посмотри-ка на мистера Монро. Он явно наткнулся на что-то…
 – На дверь! – с самым невинным видом перебил ее Дункан.
 – И ты еще смеешь врать! Обвиняю тебя в том, что это ты разбойничаешь на большой дороге. – Тереза повернулась к полковнику Грегори и накрыла своей маленькой ручкой его ладонь. – И знаешь, что я тебе скажу – я уверена в том, что я права.
 – Но, Тереза, ты ведь говорила, что разбойников прогнал твой кучер, – в голосе полковника звучал сарказм, почти издевка. Саманте трудно было поверить, что он может говорить с Терезой в подобном тоне.
 Пойманная на лжи, леди Маршан слегка смутилась. Но ненадолго.
 – Боюсь, я слегка исказила факты.
 – Тут вообще происходит что-то странное, – вмешалась Саманта. Между двумя мужчинами явно существовала какая-то тайна, что-то не сходилось в их словах. – В ту ночь, когда я направлялась сюда, полковник Грегори остановил меня на дороге и обыскал мою сумочку. Разумеется, он охотился на бандитов, но с чего он взял, что я, одинокая женщина, путешествующая пешком, могу быть чем-то опасна? Может быть, мистер Монро работает вместе с полковником Грегори?
 Уильям и Дункан растерянно переглянулись.
 – Боже правый! – воскликнула Тереза. – А ведь вы попали в точку. Эти двое выглядят виноватыми, словно солдаты, надравшиеся на посту.
 – Мисс Прендрегаст права, – вынужден был капитулировать Уильям. – Мы действительно патрулируем окрестности по ночам, пытаясь поймать бандитов, которые продолжают нам досаждать. – Он строго посмотрел на обеих женщин. – Но я буду очень признателен вам, если вы сохраните это в секрете.
 – Ты обеспечиваешь безопасность, грабя проезжающих по большой дороге? – леди Маршан была в ярости.
 – Я вовсе не грабил вас, – подал голос Дункан.
 – Потому что я направила на тебя пистолет, грозясь прострелить тебе голову!
 Саманта с уважением посмотрела на хрупкую, субтильную леди Маршан. Наверное, она была несправедлива к этой женщине – Тереза оказалась куда умнее и куда сильнее, чем делала вид. Что ж, надо запомнить это.
 – Я не собирался обыскивать вас, – оправдывался Монро. – Вашу карету остановили по ошибке.
 – Неужели того, кто путешествует в карете с крестом, можно принять за бандита?
 – Уверяю тебя, Тереза, Дункан говорит правду, – заверил ее Уильям.
 Леди Маршан внимательно изучала полковника. Вдруг глаза ее сузились. И Тереза воскликнула:
 – Так ты тоже был одним из бандитов!
 Саманта с наслаждением наблюдала, как лицо мистера Грегори утрачивает свое обычное невозмутимое выражение.
 – Да, я вынужден признаться, я тоже был там, но, как я уже сказал…
 – Не верю ни единому слову, – перебила его Тереза. – Все, что ты нагородил тут, абсолютно бессмысленно. А прибывающих к тебе гостей ты тоже поедешь грабить?
 – Нет, вовсе нет. Все и так под контролем.
 Леди Маршан повернулась к Саманте, и впервые девушка почувствовала солидарность со стороны этой женщины.
 – Вы что-нибудь понимаете? – спросила Тереза.
 – Нет, миледи. Кроме одного. На месте мистера Монро я бы в следующий раз подумала дважды, прежде чем становиться у вас на пути.
 Глаза Дункана сверкнули.
 – В следующий раз я буду обращаться с леди Маршан с заботой и нежностью!


* * *

 Валда поднялась на второй этаж, молча пройдя мимо череды слуг, склонившихся в почтительном приветствии. Она слышала за спиной попискивание горничных, которых щипал за все места идущий следом за женой Руперт.
 Глаза ее сузились. Этот старый идиот вздумал приставать накануне даже к ней. И у Валды хватило глупости уступить. А потом, когда она спала, Руперт попытался улизнуть. Старый дурак до сих пор не верил, что им действительно угрожает опасность. Если бы только он не знал так много, она давно убила бы его!
 И сделала бы это с наслаждением.
 Дворецкий поспешил забрать у нее плащ и шляпу.
 – Мы не знали, когда нам ждать вас, миледи.
 Валда огляделась вокруг. Мейтланд-Мэнор был красивым поместьем – дом постройки восемнадцатого века находился посреди солнечной долины. Дом был буквально напичкан картинами известных мастеров и разными дорогими безделушками. Все это придется оставить. Валде становилось плохо, когда она думала о предстоящих потерях.
 – Это не имеет значения, – рассеянно ответила она дворецкому. – Ничего больше не имеет значения.
 Кроме карты, которую ей удалось раздобыть по пути сюда. Кретин по имени капитан Фарвелл оставил ее в запертом чемодане, и хотя раньше Валда не брала вещи, которые так легко отследить, сейчас было уже абсолютно все равно, даже если капитан узнает, в каком именно направлении уплыла его карта. Потому что в ближайшие дни они отплывают в Ирландию, затем в Италию, и уж там никто их не найдет.
 На карте значились места работы и номера всех английских шпионов на территории России. Валда продаст ее за кругленькую сумму, которая будет ее гарантией на случай, если что-то пойдет не так. Впрочем, в ней просто говорила ее обычная осторожность. Если не считать несносного Руперта с его глупостями, все шло пока что просто замечательно.
 Хотя разговора, подслушанного в доме Трокмортона, было достаточно, чтобы напугать ее до смерти.
 – Но ваш гость предупредил, что, как только вы приедете… – продолжал дворецкий.
 Валда резко обернулась к нему.
 – Мой гость? – у нее вдруг задрожали колени. – Кто бы это мог быть?
 Голос, который ей меньше всего хотелось услышать – густой бас с легким акцентом, – эхом отразился от стен фойе.
 – Разумеется я, миледи. Граф Гаев, ваш старый друг. Неужели позабыли Пашеньку?
 Валда медленно повернулась на голос.
 Граф Павел Гаев стоял в дверях, держа одну руку на спрятанном, впрочем, не слишком удачно, под его длинным плащом пистолете, дуло которого было направлено прямо ей в сердце.




 17.


 Коттедж был очень милым. Крошечным, но весьма удобным. Отличное убежище для того, кто старался избегать гостей, наводнивших Сильвермер.
 Стены внутри и снаружи оказались белыми, коттедж буквально утопал в белых флоксах, сиренево-розовых анютиных глазках и пурпурных бегониях. Перед дверью находилась крытая терраса с креслами-качалками, на случай, если обитатели домика захотят посидеть на воздухе и полюбоваться видом, открывавшимся на горы.
 Но Саманта, разумеется, не хотела. Вместо этого она растерянно бродила по двум небольшим комнатам, укоряя себя за то, что не проявила большую твердость и не отказалась наотрез развлекать гостей полковника Грегори. Она провела бессонную ночь, рисуя себе картины ужасов, которые ожидают ее, если она встретит здесь кого-нибудь из лондонских знакомых. Адорна отправила ее в Кумберленд, чтобы вокруг не было никого, кто знает о прошлом Саманты. Но, похоже, леди Бакнел просчиталась.
 – Уже уходите, мисс Прендрегаст? – раздался из спальни голос Кларинды.
 – Пока нет, – Саманта ходила взад-вперед по гостиной, размахивая руками, словно солдат на параде.
 Да, коттедж был просто замечательный. Высокие потолки с открытыми стропилами под кровлей, создававшими ощущение пространства. В гостиной стоял небольшой столик и два кресла – просто идеально для двоих гостей, которым, скажем, захотелось бы сыграть в какую-то игру, а также буфет, в котором стояла посуда и лежало постельное белье. Перед камином располагался диван, обитый блестящей синей парчой, а сам камин был двусторонним – он обогревал не только гостиную, но и находившуюся за стеной спальню.
 Спальня тоже была просто идеальной. Здесь нашелся и туалетный столик с ящичками, куда Кларинда разложила белье Саманты, и шкаф с крючками для одежды. Над туалетным столиком висело зеркало в дубовой раме. Кровать, правда, оказалась поуже той, на которой спала Саманта в большом доме, но на одного человека места было вполне достаточно, а коричневое в полоску одеяло было таким же теплым, как и то, что пришлось оставить.
 Словом, замечательное уютное гнездышко для романтической натуры.
 Глаза Саманты вдруг сузились. Какова истинная причина, по которой полковник решил поместить ее сюда?
 Но нет. Глупо было даже думать об этом. Да, он поцеловал ее. Но потом ясно доказал свое недоверие, отправив от себя подальше. Полковник явно подозревал, что его гувернантка способна на неблаговидные поступки. Например, на кражу миниатюры с портретом его жены. Или, может быть, он подумал, что Саманта решила его соблазнить. Ведь он считает, что всем женщинам хочется занять в жизни надежное положение и ради этой цели они готовы практически на все. На самом деле все было наоборот. Это Уильям чуть было не соблазнил свою гувернантку. А потом – это свойственно всем мужчинам – попытался свалить вину на нее.
 – Полковник Грегори удивится, не увидев вас, мисс, – прервала ее размышления Кларинда.
 Вот она – настоящая беда. Ей бы волноваться сейчас о том, не узнает ли ее кто-то из гостей. А вместо этого она снова думает о полковнике Грегори. Это просто недопустимо! Черт бы побрал этого нахала! Как она зла на него! Мало того, что он позволил себе поцеловать ее, на это еще можно было бы закрыть глаза. Но когда он сказал, что ей надо переехать в коттедж, потому что она стала для него почти непреодолимым искушением… такое трудно забыть. Особенно теперь, когда ей предстоит несколько дней встречаться с ним уже не в качестве его гувернантки, а как бы на равных, будучи одной из гостей.
 Остановившись, Саманта потерла ладонью ноющий лоб.
 В дверях спальни появилась Кларинда.
 – Что же вы не сказали, мисс, что ждете прихода девочек? Они такие милые в своих новых платьицах!
 Саманта подошла к окну и раздвинула кружевные занавески. Полковник Грегори знал, кого послать за ней. Девочки шли по дорожке, смеясь и громко переговариваясь, старшие вели за руки младших. Полковник Грегори послушался совета Саманты – на каждой было платье своего цвета, и все вместе они напоминали переливающуюся радугу – желтый, синий, красный, фиолетовый, зеленый и розовый.
 Маленьких девочек одели в более темные цвета, на Агнес было розовое платье, прекрасно сочетавшееся с игравшим на щеках румянцем. Даже Мара умудрилась выглядеть опрятной в своем зеленом платье со скромным кружевным воротничком. Шляпки, завязанные под подбородком цветными лентами, были под цвет платьев.
 Впервые за сегодняшний день Саманта улыбнулась.
 – Какие прелестные получились платья! Девочки в них просто красавицы!
 Кларинда подошла и встала рядом.
 – Да, мисс, они такие миленькие. Вы сделали их счастливыми, не сомневайтесь. Они ждали, очень ждали, чтобы в их жизни появилась такая женщина, как вы, – Кларинда похлопала ее по плечу. – Помните об этом, мисс, когда вам покажется, что вы чужая среди знатных гостей.
 Саманта скосила глаза на горничную:
 – Неужели это так заметно?
 – Вполне понятно, что вы волнуетесь. Каждый бы волновался, если бы его позвали сидеть за одним столом с такой знатью. Но вы ведь умеете держаться как следует! Мисс Шелбурн говорит, что манеры у вас как у настоящей леди, а разговор вы ведете лучше многих из них. И вы везде будете на своем месте.
 Саманте вдруг стало тепло на душе.
 – Леди Бакнел говорила то же самое, – пробормотала она. – Спасибо, Кларинда. Мне необходимо было услышать это вновь.
 – Так идите же к детям и позвольте им отвести вас на праздник.
 Что ж, если даже кто-то и узнает ее… Саманта сумеет справиться с ситуацией. Зачем жить грядущими бедами? Ведь раньше она всегда жила одним днем, борясь с трудностями по мере их возникновения. И не стоит позволять полковнику Грегори выбивать ее из колеи. Да и как можно обвинять этого человека в том, что он сделал правильную, в сущности, вещь, удалив ее от себя как можно дальше. А когда закончится праздник, Саманта вернется к своим обязанностям гувернантки. Ей надо пережить ближайшие три дня. А обо всем остальном будет время подумать позже.
 Приняв решение, Саманта направилась к двери.
 Но Кларинда опередила ее со словами:
 – Нет, нет, мисс, это ваша горничная должна открывать дверь вашим гостям.
 Распахнув дверь, Кларинда подождала, пока девочки поднимутся на террасу, затем присела в реверансе и серьезно произнесла:
 – Как доложить о вас, юные леди?
 – Это же мы, Кларинда! – растерянно произнесла Кайла. – Неужели ты нас не узнала?
 – Конечно, узнала. Просто притворяется, будто мы – настоящие взрослые дамы, пришедшие к другой даме с визитом, – объяснила малышке Генриетта.
 – О, – Кайла подняла свой пухленький подбородок с ямочкой посередине и важно произнесла: – Впрочем, я и сама это знала.
 Стоя за порогом, Саманта наблюдала, как Агнес выстраивает девочек в ровную линию.
 – Мы – мисс Грегори из Сильвермера, – представила всех Вивьен. – Пришли с визитом к мисс Саманте Прендрегаст.
 – Я посмотрю, может ли она вас принять. – Отступив на два шага, Кларинда громко произнесла: – К вам барышни Грегори, мэм.
 С сияющей улыбкой Саманта появилась на пороге.
 – Как это мило с вашей стороны нанести мне визит, юные леди, – но смотреть на них было таким наслаждением, что Саманта не выдержала своей роли. Всплеснув руками, она воскликнула: – Ну какие же вы хорошенькие, милые мои девочки!
 – Да, все так ждорово! – радостно запрыгала Эммелин.
 – Вы тоже очень красивая, мисс Прендрегаст, – с восторгом произнесла Мара.
 – Спасибо, милая, – Саманта расправила юбки. Кларинда достала для нее из сундука одно из платьев, столь неподходящих для гувернантки, по мнению полковника Грегори, зато отлично подходящих для светского приема, – сапфирово-синяя юбка, отделанная золотом, и золотая коса от плеча к плечу по линии выреза, которую Саманта пришила сама. Адорна наверняка одобрила бы это изменение – коса подчеркивала длинную стройную шею Саманты и ее красивые руки, и все это придавало девушке уверенности в себе.
 – Могу я пригласить вас внутрь, леди? – поинтересовалась Саманта.
 – Нет, нет, папа послал нас привести вас в дом, – Генриетта подбежала к Саманте. – Он сказал, – девочка вдруг заговорила басом, изображая голос отца: – «Неужели она боится прийти на наш праздник?»
 – Вовсе я не боюсь! – быстро выпалила Саманта.
 – Я сказала ему то же самое, – Мара схватила Саманту за руку. – Вы ведь вообще ничего не боитесь, правда?
 Если бы только это было правдой!
 – Все чего-то боятся, Мара.
 – И чего же боитесь вы, мисс Прендрегаст? – спросила Агнес.
 Саманта прекрасно представляла себе, чего боится в данный момент больше всего. Того, что кто-то из гостей ткнет в нее пальцем и объявит, что узнал известную лондонскую воровку. Милые личики детей исказятся от ужаса, а полковник Грегори укажет ей на дверь, и она покинет этот дом, униженная и несчастная. Адорна предупреждала, что ей не удастся убежать от своего прошлого. И Саманта думала, что смирилась с этим. Но никогда еще ставка в игре не была столь высока. Никогда еще ей не хотелось с такой силой остаться в семье, где она работала.
 Больше всего ее привлекали близкие отношения членов семьи Грегори. И любовь детей. Шутки и смех. Слезы и объятия. И все. Больше ничего. Только не сам полковник Грегори! Разумеется, нет.
 – Не волнуйтесь, мисс Прендрегаст, – сказала вдруг Агнес. – Мы будем вести себя очень хорошо.
 – И никаких игр в грязи! – с напускной строгостью сказала Саманта.
 – Нет! Нет! – в один голос воскликнули девочки.
 – А Мара будет так красиво петь! – продолжала Агнес.
 – Так кра-си-во! – подхватила Генриетта.
 Эммелин подбежала к Саманте.
 – И мы тоже крашиво поем!
 – Да, мы тоже, – сказала Вивьен. – Мы будем петь вместе с Марой, и ей не будет так страшно.
 – Я знаю, что Мара выступит отлично. И вы все тоже, – Саманта хваталась за любую возможность оттянуть свое появление на празднике. – Кстати, почему бы нам не прорепетировать прямо сейчас?
 – Нет-нет, не сейчас! Слуги накрывают ленч под шатрами на поляне, и там есть специальный шатер для детей со сладкими пудингами и десертами, – Мара потянула Саманту за руку. – Пойдемте же скорее!
 Тут из домика появилась ожидавшая этого момента Кларинда.
 – Вот ваша шляпка, мисс Прендрегаст. – Она завязала ленты под подбородком Саманты, затем девушка надела принесенные горничной перчатки из золотистой лайковой кожи.
 – Но мы должны порепетировать, – все еще сопротивлялась Саманта.
 – Я буду репетировать в пять часов, так что сейчас мне репетировать не надо. Но в пять вы можете прийти и помочь мне, – сказала Мара.
 – Замечательная идея, – быстро произнесла Саманта.
 – Мисс Честер сказала, что я должна петь завтра после ленча.
 Все лучше и лучше.
 – Что ж, я тоже буду там. Тебе ведь нужно аккомпанировать.
 Они пересекли лужайку, и Саманта увидела у озера три огромных красочных шатра, открытых со всех сторон и украшенных флагами. Внутри первого шатра слуги накрывали длинные столы, во втором, под бдительным присмотром своих нянь и гувернанток, весело играли с десяток детишек. А в третьем, самом большом, бродила целая толпа шикарно одетых мужчин, среди которых выделялись своими пестрыми нарядами несколько дам. Они оживленно переговаривались и приветствовали друг друга с видом людей, встретившихся вновь после долгой разлуки. У Саманты предательски сжалось горло. Она с ужасом прислушалась, боясь услышать знакомый голос. Но смогла узнать только голос полковника Грегори. Саманта поискала Уильяма глазами. Он стоял под руку с леди Маршан и говорил с группой гостей, одетых в военную форму, которые слушали и кивали, словно внимая оракулу. Тереза с обожанием смотрела снизу вверх на своего спутника.
 Такое повышенное внимание не сослужит ему добрую службу, с ревностью подумала Саманта. Этот человек и без того слишком уверен в себе.
 Девочки с чувством выполненного долга оставили Саманту и побежали вприпрыжку к остальным детям.
 – Пока, мисс Прендрегаст! До встречи! – прокричали они.
 При звуке ее имени полковник Грегори поднял глаза и окинул ее взглядом, от которого Саманте стало горячо. Уильям не улыбнулся, но глаза его горели, словно синие угли. Саманта покраснела, проклиная про себя свою белую кожу.
 Если леди Маршан и заметила взгляд Уильяма и реакцию Саманты, она не подала виду. Кинувшись к Саманте, она схватила девушку за руку и повела в круг.
 – А это наша маленькая гувернантка, джентльмены.
 Мрачные лица военных разгладились, они стали кланяться с таким восторгом, что Саманта поняла: полковник Грегори говорил правду об этих людях. Им было все равно, что перед ними всего-навсего гувернантка – они жаждали женского общества.
 Леди Маршан снова взяла Уильяма за руку. Если и были у нее какие-то опасения по поводу присутствия Саманты на празднике, она тщательно скрывала их под очаровательной улыбкой.
 – Ну, разве она не прелестна?
 – О да, мэм. – Молодой офицер с весьма внушительными усами галантно поклонился. – Я был бы весьма обязан, если бы меня представили даме.
 – Представить тебя? Вечно ты лезешь первым, Дюкло, – еще один офицер пытался потеснить приятеля. – Разумеется, леди Маршан сначала представит меня.
 Саманта рассмеялась.
 – Пожалуйста, представьте их всех, леди Маршан, – попросила она. – Иначе начнется драка.
 Мужчины со стоном отступили на несколько шагов и выстроились в подобие военного строя.
 Тереза шутливо погрозила им пальцем.
 – Прежде чем начать, джентльмены, я должна предупредить мисс Прендрегаст, что вы все не женаты и находитесь в поисках спутницы жизни. Так что, если в ее планы не входит скорое замужество, ей следует быть осторожнее.
 – Холосты и ищут жену? Хорошо, я запомню, – пообещала Саманта.
 Леди Маршан начала с лысеющего мужчины лет пятидесяти:
 – Мистер Лэнгдон, джентльмен, общества которого добиваются все дамы, так как он очарователен и отлично танцует.
 Мистер Лэнгдон поцеловал кончики ее пальцев.
 – Весьма польщен, мисс Прендрегаст!
 – Граф Хартун. Его матушка просто мечтает, чтобы ее отпрыск женился и остепенился, – Тереза с пониманием улыбнулась молодому человеку. – Я обещала ей свою помощь в этом вопросе.
 – Спасибо, что предупредили, леди Маршан. Мисс Прендрегаст, огромное удовольствие видеть вас среди нас.
 Лорд Хартун носил свой мундир с непревзойденным шармом, но Саманте стало вдруг не по себе под его холодным, испытующим взглядом. Этот мужчина словно знал, что с ней что-то не так, и был твердо намерен вывести ее на чистую воду.
 Следующим оказался усатый красавчик Дюкло.
 – Лейтенант Дюкло был другом моего мужа. Он вернулся из Индии этой весной и прославился там в основном умением ухаживать за женщинами.
 Лейтенант Дюкло тоже поцеловал руку Саманты долгим, влажным поцелуем, от которого ей стало почему-то неприятно. Манеры лейтенанта и характеристика, данная ему Терезой, говорили о том, что перед ней – завзятый ловелас. Не хотелось бы ей остаться с этим типом наедине.
 – Джентльмены! Джентльмены! – леди Маршан захлопала в ладоши. – Постарайтесь держаться в рамках! Конечно, мисс Прендрегаст наша новая гостья, но нельзя же налетать на нее вот так, всем сразу. Может быть, кто-то из вас наполнит ее тарелку, а кто-то еще – принесет вина?
 Вокруг Саманты продолжали клубиться мужчины, и она оценивающе разглядывала каждого. Опыт прошлого сослужил ей в этом неплохую службу. Она не слушала, что ей говорят, а сразу смотрела человеку в глаза. Пока что ни один не показался ей опасным. Что ж, надо вести себя разумно, и все закончится хорошо.
 И, конечно же, надо надеяться на то, что госпожа Фортуна будет к ней благосклонна. Ни один вор никогда не забывает, как важна в этой жизни удача.




 18.


 – Вот видишь, Уильям, дорогой, я была права – наша маленькая гувернантка пользуется бешеным успехом, – довольным голосом произнесла Тереза.
 Нетрудно было понять причину ее радости – толпа желающих познакомиться отодвигала Уильяма все дальше от Саманты. Все шло по плану леди Маршан – поместить Саманту в центр внимания. И тогда Уильям достанется ей. Замечательная стратегия – отлично подходит и для Терезы, и для Саманты – только Уильям остается в дураках!
 А впрочем… почему? Ведь он сам не сомневался, что Саманта будет отлично вести себя в обществе, и всячески желал ей этого. Не потому, что ему это нравилось, а потому, что успех в свете придаст ей уверенности в себе и улучшит ее профессиональные качества. Теперь ей проще будет учить непринужденности манер его дочерей. Уильям посмотрел на осколки разбитого бокала у себя под ногами. Почему она не дерзит другим мужчинам, как грубила ему? С ними она само очарование. Почему ему всегда доставались шипы, а не розы?
 А тот факт, что Тереза чувствует себя сейчас хозяйкой положения, говорит лишь о том, что Уильям не сумел скрыть свой интерес к Саманте, и это было плохо для них всех. Даже если Тереза не вызывала у него ни малейшего энтузиазма как будущая жена, она, безусловно, заслуживала его внимания и почтения как хозяйка праздника.
 – Пойдем, – сказал Уильям Терезе. – Прибыли генерал Стивене с женой. Надо поздороваться.
 Он повел Терезу прочь, продолжая, сам того не желая, уголками глаз следить за Самантой, купавшейся в комплиментах и восторженных улыбках военных и штатских. Ей удалось завладеть даже вниманием лорда Хартуна, представителя богатого и знатного рода. Человека, у которого, по слухам, имелись огромные связи в самых секретных подразделениях министерства внутренних дел. Лорд Хартун был одним из добровольных участников операции по разоблачению лорда и леди Фезерстоунбо.
 Если бы не рекомендации леди Бакнел, внимание Саманты к этому джентльмену показалось бы полковнику Грегори крайне подозрительным.
 Но как можно было не попасть под очарование Саманты? Девушка была такой искренней и открытой, в отличие от светских дам вроде Терезы. Она была такой живой и веселой, такой красивой, второй такой не найти на всем белом свете…
 Уильям приветствовал гостей, болтал с друзьями, улыбался, но краем глаза все время следил за Самантой. И вовсе не потому, что боялся, что гувернантка допустит оплошность. Он просто не мог отвести от нее взгляд.
 Ее хрипловатый смех звучал то и дело, такой свободный, такой искренний.
 При появлении Саманты в шатре все женщины повернули головы в сторону Саманты, но потом так же дружно отвернулись.
 – Дорогой, – Тереза посмотрела на дам холодными, сердитыми глазами, ясно говорившими: тому, кто имел несчастье не угодить этой женщине, сейчас не поздоровится. – Позволь покинуть тебя, чтобы поболтать с моими милыми подругами.
 – Разумеется, – Уильям следил, как Тереза подходит к группке женщин, только что с раздражением рассматривавших Саманту, и с неподражаемым шармом, сказав им всего пару слов, ведет их прямо к девушке. Она представила им Саманту, и через несколько минут смеялись уже все вместе.
 – Как это разумно с вашей стороны – выбрать на роль хозяйки леди Маршан, – раздался над его ухом голос мистера Грея – довольно скучного субъекта с бесцветной физиономией. Затем, оглядев собравшихся вокруг Уильяма четырех джентльменов и опознав в них единомышленников, мистер Грей спросил, слегка понизив голос:
 – Крысы заглотнули нашу наживку?
 – Пока еще нет. Они по-прежнему в своей норе. Но я не только послал им приглашение с дифирамбами и мольбами посетить наше скромное сборище и осветить его своим шармом и элегантностью. Я также передал нашему человеку среди их слуг список приглашенных. Думаю, лорд и леди Фезерстоунбо уже изучили его, – Уильям обвел рукой собравшихся. – Зная, что здесь вы, мистер Грей, и Хартун, и генерал Стивене, и так много других гостей, напичканных государственными секретами, – я думаю, крысы не заставят себя долго ждать.
 Встретившись взглядом с Терезой, Уильям улыбнулся и кивнул, всем своим видом давая понять, что ведет с друзьями обычную непринужденную беседу старых приятелей.
 Генерал Стивене, чисто выбритый подтянутый военный, задумчиво произнес:
 – Все же чертовски рискованный план. Ведь кто-то может случайно выдать достоверную информацию.
 – Мы вообще занимаемся рискованным делом, – кивнул Уильям. – Но ведь ни один из вас, джентльмены, не оказался бы на своем посту, если бы имел привычку ошибаться.
 К ним присоединилась леди Стивене. Мужчины расступились. Все они уважали эту женщину. Жена генерала знала пять языков и имела огромные наивные голубые глаза, которыми ей удалось заморочить головы многим иностранцам, притворяясь полной дурочкой.
 – Что-то здесь не так, – произнесла леди Стивенс, окидывая собравшихся проницательным взором. – Ты ни за что не согласился бы ехать в такую даль ради обычного приема, Генри. Вот если бы речь шла о битве…
 Все весело рассмеялись.
 Тереза вернулась и снова взяла Уильяма под руку.
 – Извини, что покинула тебя, дорогой, но мне необходимо было объяснить нашим гостьям, почему среди них оказалась гувернантка.
 – И почему же она здесь? – полюбопытствовала леди Стивенс.
 – Потому что Уильям пригласил неодинаковое количество мужчин и женщин. А у мисс Прендрегаст такие чудесные манеры, что мы сразу подумали о ней. Но эта юная особа так скромна, что нам непросто было уговорить ее появиться среди гостей, – Тереза похлопала по руке Уильяма. – Так что за ее появление здесь можете судить полковника Грегори.
 – Скорее стоило бы выдать ему медаль, – воскликнул генерал Стивенс.
 Остальные громко рассмеялись.
 – О да, мужчины так и вьются вокруг нее, – леди Стивенс задумчиво рассматривала Саманту. – Вам известно, кто эта девушка?
 – Вы имеете в виду происхождение? – Тереза сделала кислую мину. – Нет. Она, кажется, сирота, но ей покровительствует леди Бакнел.
 – О! – пробормотал генерал Стивенс. – Неплохая рекомендация.
 На губах миссис Стивенс расцвела ее знаменитая улыбка.
 – Что ж. Если леди Бакнел сказала, что она нам подойдет, значит, она подойдет, можете не сомневаться. Смотрите-ка, кого я вижу. Посол из Италии. Пойду поздороваюсь!
 – Только не одна, моя дорогая, я иду с тобой! – воскликнул генерал, устремляясь за супругой. – Этот парень влюблен в тебя с тех пор, как ты впервые появилась в свете двадцать лет назад.
 Все рассмеялись и разошлись в разные стороны.
 Уильям повернулся к Терезе.
 – Ты отлично справилась с дамами.
 Тереза попыталась изобразить непонимание, но поняла, что не получится, и рассмеялась:
 – Мне нравится заставлять их плясать под мою дудку.
 – Ты зря тратишь силы, вращаясь в светском обществе. Тебе бы руководить нашим посольством в Париже!
 Тереза вдруг покраснела, а глаза ее радостно блеснули.
 – О, я бы справилась! – воскликнула она. – Смело можешь меня рекомендовать!
 – Что ж, возможно, я так и сделаю.
 Уильям с улыбкой подумал о том, что упустил один важный пункт в своем списке. Его жена должна нравиться ему. А Тереза, несмотря на многие ее недостатки, Уильяму, безусловно, нравилась.
 – Удалось найти портрет Мэри? Тот, что пропал вчера? – озабоченно спросила Тереза.
 Улыбка Уильяма померкла.
 – Пока нет. Мне не хочется думать, что один из моих слуг украл его, но, похоже, так и есть.
 – Ты не успеваешь уследить за всем в доме, – Тереза провела пальцами по его щеке. – Тебе нужна жена, дорогой.
 Этот жест, столь откровенный, немного смутил Уильяма. Тереза всегда была образцом изысканных манер. Оглянувшись, Уильям заметил, что многие из собравшихся с улыбкой наблюдают за ними. Дункан стоял нахмурившись, а Саманта повернулась спиной. Похоже, леди Маршан хочет подтолкнуть его к решительным действиям.
 – Что ж, – с улыбкой произнесла Тереза. – Ты, наверное, думаешь, что прекрасно обойдешься и без жены. Ведь обходился же ты эти три года.
 Уильям стоял, словно пораженный громом. Не ждет же она, что он сделает ей предложение при всех. Это же совершенно невозможно! Уильям не успел продумать все заранее. А ведь он из тех, кто не привык действовать впопыхах. А впрочем, глупо закрывать глаза на истинную причину, из-за которой он медлил в столь важном деле.
 Дело было вовсе не в его нерешительности – а в поцелуе другой женщины, который Уильям, как ни старался, не мог забыть.
 – Льщу себя надеждой, что справляюсь со слугами не так уж плохо, – ответил он Терезе. – Больше ведь ничего до сих пор не пропадало.
 Он обидел Терезу и сразу понял это по тому, как вдруг искривились ее губы.
 – Позволь оставить тебя, – быстро заговорила она. – Мне необходимо пойти проверить, привезли ли шелк для завтрашнего бала.
 Шелк? Сколько же все это стоит, черт побери!
 – Мы украсим шелком потолок бальной залы. Не волнуйся, гости будут в восторге.
 – Не сомневаюсь, – пробормотал Уильям, стараясь изо всех сил сделать вид, что его действительно заботит этот вопрос.
 Но ему это явно не удалось, потому что Тереза сказала, рассмеявшись:
 – Обещаю больше не докучать тебе мелочами.
 – Спасибо, – Тереза ушла, а Уильям снова окинул взглядом гостей, собравшихся на праздник. Его дочери повели своих сверстников, которых приехало не менее дюжины, на лужайку играть в крокет. Женщины равномерно распределились среди мужчин, и их мелодичные голоса звучали время от времени среди раскатистого баса мужских. Все было замечательно – праздник явно удался, да и ловушки, ради которой он устраивался, были расставлены как надо.
 Уильям поймал встревоженный взгляд Дункана. Лорда и леди Фезерстоунбо до сих пор не было. А ведь его люди доложили, что парочка прибыла в Мейтланд. Полковник Грегори послал чете Фезерстоунбо персональное приглашение. И не получил ответа. Уильяму стало не по себе. Если его план не сработает, придется просто арестовать лорда и леди Фезерстоунбо на основании имеющихся подозрений. Это будет не так удачно, как то, что они задумали: сначала снабдить Пашеньку фальшивой информацией, которую он сможет увезти в Россию.
 С другой стороны, раз лорда и леди Фезерстоунбо пока что нет среди гостей, Уильям имеет полное право пойти поболтать с Самантой.
 Толпа вокруг девушки чуть расступилась: трое офицеров изображали шутливый поединок ради прекрасной дамы. Казалось, что Саманта не заметила, как подошел Уильям, но, когда он заговорил, девушка тут же повернула голову в его сторону. Значит, она тоже наблюдала за ним все это время.
 – Вот видите, мисс Прендрегаст! – сознавая, что на него смотрят не менее дюжины пар внимательных женских глаз, Уильям старался не касаться Саманты. – Я говорил вам, что вы прекрасно будете смотреться на моем приеме.
 – А никто не говорил вам, что это невоспитанно – обращаться к даме со словами «Я говорил вам»?
 Уильям едва удержался, чтобы не рассмеяться.
 – Никто… только дамы, к которым я обращался с этими словами.
 Саманта улыбнулась, но вовсе не той жизнерадостной открытой улыбкой, которая так привлекала Уильяма. К тому же она старалась не смотреть на него. Саманта смотрела мимо или на тех, кто стоял рядом. Для постороннего взгляда между полковником Грегори и его гувернанткой происходил обычный обмен светскими любезностями.
 – Если вы не в состоянии запомнить таких простых вещей, боюсь, ваши шансы заполучить на тур вальса кого-нибудь из этих очаровательных леди сильно уменьшатся.
 – И все же я буду танцевать вальс с вами!
 Саманта вдруг жадно впилась глазами в лицо Уильяма, всего на несколько секунд, потом снова отвела взгляд, но этого было достаточно, чтобы их обоих обдало горячей волной.
 Уильям был доволен. Этим взглядом Саманта продемонстрировала ему свою уязвимость, он понял, что девушке вовсе не все равно, стоит он рядом или нет.
 Саманте хотелось, очень хотелось снова очутиться в его объятиях, пусть даже под предлогом тура вальса. И он, который всегда ненавидел танцевать, вдруг захотел всей душой, чтобы бал был сегодня, а не завтра, чтобы он мог прижать Саманту к себе, заставить ее забыть обо всех, кто наперегонки ухаживал за ней сегодня.
 Но Саманта снова обрела самообладание. Голос ее звучал абсолютно спокойно.
 – Итак, отвечу сначала на ваш комментарий – да, я неплохо чувствую себя среди ваших гостей. Это совсем несложно. Я обращаюсь с мужчинами, как с маленькими детьми. Устанавливаю визуальный контакт, делаю вид, что мне интересны их глупые проблемы, и могу слегка пожурить, если их жеребячьи игры заходят слишком уж далеко.
 – Как саркастически вы относитесь к мужскому полу! – и это вполне устраивало его. Уильям вовсе не хотел, чтобы Саманта восхищалась другими мужчинами.
 – Вовсе нет. Джентльмены весьма дружелюбны со мной, – она посмотрела на группку женщин. – Впрочем, с помощью леди Маршан женщины тоже оказались весьма дружелюбны.
 – Как могли они не полюбить вас с первого взгляда?
 – Очень просто. Ведь женщин, в отличие от мужчин, не отвлечь модным платьем и шляпкой.
 Уильяму снова захотелось рассмеяться. Неужели эта девушка действительно так наивна?!
 – Поверьте мне, дорогая, собравшихся здесь мужчин привлекают вовсе не ваше платье и шляпка.
 Саманта нахмурила брови.
 – Вы хотите сказать… что их привлекает моя фигура? Это вряд ли… Я слишком худа. – Видимо, поняв, что говорит слишком резко, Саманта добавила: – А впрочем, спасибо за комплимент.
 Если бы только они могли побыть хоть немного наедине, уж он бы сумел доказать ей, что она достойна восхищения. Но гости, стоявшие чуть поодаль из уважения к нему, начинали проявлять нетерпение. Мужчины раздраженно переглядывались и что-то бормотали себе под нос. Уильям окинул своих друзей скептическим взглядом.
 – Позвольте мне предостеречь вас. Молодые офицеры только что приехали из Индии. Там они изрядно одичали. Так что советую относиться с подозрением к предложениям прогуляться по саду и полюбоваться на звезды.
 – Если я не хочу, чтобы вечер закончился рукопашной схваткой? – в глазах Саманты мелькнуло раздражение, и Уильям никак не мог понять, чем оно вызвано. – Поверьте мне, мистер Грегори, мужчины всех социальных слоев используют одинаковые уловки. И я прекрасно знаю их.
 Ревность больно кольнула его в самое сердце.
 – Вас много раз пытались соблазнить?
 – Много, очень много раз. Но пока еще никому это не удалось. Как я уже говорила, я самостоятельная, свободная женщина. И такой собираюсь остаться, – она окинула Уильяма с ног до головы почти что презрительным взглядом. – Ничто не способно изменить мое мнение, так и знайте!
 Саманта, разумеется, имела в виду, что ему не по силам изменить ее взгляды на жизнь и на мужчин. Но в то же время она невольно дала понять, что не собирается увлекаться никем из столпившихся вокруг мужчин. Уильям постарался скрыть свое удовлетворение, но Саманта, как видно, успела заметить, как заблестели его глаза, потому что она вдруг посмотрела на него с какой-то странной нежностью, смешанной со смущением.
 – Мисс Прендрегаст, как приятно увидеть вас вновь, – прервал их только что подошедший Дункан.
 Уильям отметил про себя, что его друг всего-навсего вежливо поздоровался, почти не глядя на Саманту. А Дункан никогда не забывал обратить внимание на хорошенькую девушку. Разве что если был погружен в работу.
 – Уильям, прибыли лорд и леди Фезерстоунбо. Мне кажется, ты сочтешь нужным поприветствовать их лично.
 Обернувшись, Уильям увидел леди Фезерстоунбо, ковыляющую в его направлении через лужайку, тяжело опираясь на свою трость.
 Впервые за сегодняшний день он невзначай коснулся затянутой в перчатку руки Саманты. Но этого было достаточно, чтобы между ними снова вспыхнула искра. Глаза девушки сузились, дыхание участилось.
 – Помните: вы вовсе не так опытны, как кажется вам самой, – тихо произнес Уильям.
 Уже направляясь к леди Фезерстоунбо, он услышал за спиной тихое бормотание Саманты:
 – Но и не так наивна, как нравится думать вам.
 – Извините, джентльмены, – объявила Саманта собравшейся вокруг группе поклонников после ленча. – Но у меня есть обязанности, которые необходимо выполнять.
 – Полковнику Грегори вы сейчас не нужны, – возразил ей лейтенант Дюкло с очаровательной, хотя и слегка напряженной улыбкой. Юный лейтенант не справился с собой и не сумел спокойно принять равнодушие понравившейся ему Саманты. – Наш хозяин развлекает лорда и леди Фезерстоунбо.
 – Я нужна не полковнику, а одной из его дочерей, – присев в реверансе, Саманта помахала джентльменам рукой и направилась к дому. Интересно, почему Дюкло решил, что речь идет о полковнике Грегори? Неужели он заметил, что Саманта неравнодушна к своему хозяину? Что она сделала не так? Улыбалась Уильяму слишком часто? Смотрела с немым обожанием?
 Саманта потерла ладонями виски. Да, быть влюбленной – нелегкое дело.
 Влюбленной.
 Саманта споткнулась о порог, входя в дом, но лакей успел подхватить ее под локоть. Поблагодарив его, Саманта направилась дальше, надеясь, что на ее пути не встретится больше препятствий. Саманта радовалась, что в доме не было никого из гостей. Ей легче было бы сейчас взлететь, подобно птице, чем поддерживать с кем-нибудь непринужденную светскую беседу.
 Влюблена? В полковника Грегори? Но это просто невозможно! Это было бы верхом глупости и неосторожности.
 Ну, хорошо. Она не будет лгать себе. Ее тянет к этому мужчине. У него потрясающая фигура, он такой остроумный, с ним так приятно разговаривать. И он отлично целуется. Вот и все. Она просто находится во власти своих воспоминаний о его волшебных поцелуях. Вот почему, разговаривая с Уильямом, она все время смотрит на его губы, представляет, как они вновь касаются ее кожи. Вот почему она полночи не могла решить, что же ей надеть сегодня. Она просто находилась во власти его обаяния, и не более того. Эта ставшая почти постоянной ноющая боль в сердце, это безумное желание кружиться в танце прямо на лужайке в лучах солнечного света, эта жажда постоянно видеть его и днем, и вечером, – все это не любовь, вовсе не любовь. Она не могла влюбиться в человека, который стоит в этой жизни настолько выше ее. И вообще… она не могла влюбиться. Ни в одного мужчину. Не такая она дурочка. Вернее, была не такой.
 Войдя в пустой зал для музыкальных занятий, Саманта уселась за фортепиано, открыла его и пробежала пальцами по клавишам. Когда она аккомпанирует, чудесные звуки инструмента сливаются в божественной гармонии со звуками голоса Мары. Полковник Грегори будет гордиться своей дочерью после сегодняшнего выступления. У Мары действительно был потрясающий голос.
 Саманта нахмурилась. Полковник будет доволен. Но вот сама Мара… Девочка казалась последнее время такой подавленной. Напуганной. Ей страшно было петь при таком скоплении зрителей.
 Саманта отлично понимала ее. Когда ее отцу впервые пришла в голову мысль, что малышке пора приносить в дом деньги, ей было четыре года. Через день она уже стояла на углу двух оживленных улиц с перемазанным грязью лицом, чтобы вызывать у людей большую жалость, и пела, собирая подаяние. Она была так напугана, что голос ее дрожал. Пела Саманта плохо, и никто не хотел подавать ей. В ту ночь Саманта легла спать голодной, потому что отец сказал, что не собирается кормить нахлебницу. Саманте довольно быстро удалось преодолеть свой страх, но она так и не смогла его забыть.
 Ее отец. Да. Всякий раз, когда ей покажется, что она влюбилась, полезно вспомнить об отце. Он был почти сумасшедшим, этот выходец из Уэльса. Надо почаще вспоминать те дни, когда он, придя домой, валился пьяным на кровать. И те дни, когда он был трезв и со свирепым видом громил все в их крохотной комнатке в поисках денег на выпивку, которые сам не помнил куда засунул. И те дни, когда он, разодетый и надушенный, улыбаясь, осыпал подарками свою жену и дочь. Саманта была еще маленькой и при жизни матери не понимала, почему та все время плачет – ведь ее папа был таким замечательным, таким веселым! Только спустя годы она поняла, что подарки и шикарная одежда появлялись в доме после того, как он находил себе богатую женщину, чтобы ублажать ее. Он был красивым мужчиной, обаятельным, когда ему этого хотелось, и когда Саманта вспомнила, как он окончил свои дни, девушка прикрыла ладонью глаза, прогоняя ужасные воспоминания.
 Да. Когда влечение к полковнику Грегори становится слишком сильным, очень полезно вспоминать отца.
 Услышав шаги, Саманта быстро опустила руку.
 В дверях появилась раскрасневшаяся Мара.
 – Простите, мисс Прендрегаст. Я опоздала. Но мы все играли в мяч.
 – Вот почему на тебе старая одежда.
 – На этом настояла миссис Честер. Ей уже пришлось зашивать карман на моем новом платье. Я наложила туда слишком много камней, вот он и оторвался, – в голосе Мары не слышно было и тени раскаяния.
 Полковник Грегори не ошибся в миссис Честер. Она держала детей под контролем, не смущаясь их количеством, и здравый смысл никогда ей не изменял. Саманта поняла, что не стоит больше беспокоиться о своих воспитанницах: они в хороших руках. По крайней мере, до конца праздника.
 Саманта снова пробежала пальцами по клавишам.
 – Будем репетировать?
 Сначала Мара распелась, затем начала мелодично выводить «Барбару Аллен». Голос ее был высоким и чистым, и она пела старую балладу с подкупающей искренностью и воодушевлением. Но вдруг посреди второго куплета Мара остановилась и быстро спросила:
 – Вы знаете, куда пропадает по ночам мой отец?
 Саманта уронила руки на колени.
 Что имеет в виду девочка? Неужели она видела, как Уильям целовал ее в ту злополучную ночь?
 – А ты видела, как твой отец уходит куда-то по ночам?
 – Да! Папа каждый вечер садится на коня и уезжает!
 Саманта вздохнула с облегчением.
 – А! Это он гоняется за разбойниками.
 – Кое за кем похуже разбойников, – абсолютно спокойно произнесла Мара.
 – Кто же может быть хуже разбойников?
 – Не знаю, но одного из них он поймал вчера ночью.
 Он поймал не разбойника. Он поймал Саманту. Поймал ее в свои сети, в сети любви. Потому что она была безмозглой дурочкой.
 – Очень хорошо, – ответила Саманта Маре. – Просто замечательно, что твой папа такой храбрый и охраняет безопасность этого края. Ты должна им гордиться.
 Мара только пожала в ответ плечами.
 – Да, мисс Прендрегаст.
 Но вместо того чтобы продолжить репетицию, девочка смотрела на нее, склонив голову набок и переминаясь с ноги на ногу.
 Сомнения снова зашевелились в душе Саманты.
 – А как ты узнала обо всем этом?
 Мара подняла голову.
 – Я пряталась под столом у папы в кабинете и услышала, как он разговаривает с мистером Монро.
 – Сегодня утром?
 – Да.
 Такие моменты были настоящим испытанием для любой гувернантки. Саманта протянула Маре руки.
 – Сядь-ка поближе, дорогая.
 Когда Мара устроилась поудобнее на скамеечке возле фортепиано, Саманта обняла ее за плечи и откинула прядку волос со лба девочки.
 – Разве ты не знаешь, что ты не должна подслушивать?
 – Знаю, – кивнула Мара. – Но ведь мне не полагалось быть в кабинете. Так что у меня не было выбора. Папа накричал бы на меня.
 Все это звучало вполне логично для Мары, а впрочем, и для Саманты тоже.
 – Пожалуй, но больше не надо так прятаться.
 – Обещаю.
 – И будет лучше всего, если ты никому не станешь рассказывать о делах своего отца. Это может быть для него опасно. – Воображение Саманты быстро нарисовало ей Уильяма, сражающегося с бандитом. Вот разбойник побеждает его, ранит, и полковник Грегори валится в дорожную грязь, а негодяй между тем поднимает второй пистолет…
 – Я знаю, – хмуро произнесла Мара. – Я рассказала только вам. Ведь вам я могу рассказать все-все, правда?
 Дрожащий голосок девочки заставил Саманту вернуться к действительности. С Марой явно было что-то не так.
 – Правда, дорогая. Ты хочешь рассказать мне что-то еще?
 – Да нет.
 – Хочешь, чтоб я догадалась сама?
 – Нет, – вырвавшись из объятий Саманты, Мара вскочила и встала рядом с инструментом. – Я хочу петь.
 Саманта знала по опыту, что ребенка невозможно заставить поделиться своими секретами, если он замкнулся в себе.
 Когда Мара закончила песню, Саманта попыталась приободрить девочку.
 – Сегодня ты поешь перед гостями. И наверняка будешь иметь успех. Обещаю тебе! Твой отец будет гордиться тобой.
 Лицо Мары вдруг стало грустным.
 – Мисс Прендрегаст.
 – Что, моя дорогая?
 – Это… – Мара несколько раз тяжело вздохнула.
 – Когда ты будешь петь сегодня вечером, ты забудешь обо всех своих страхах и бедах, ты словно перенесешься отсюда в другое место – в чудесную долину.
 – Да, мэм, я знаю, так и будет, но… – Мара посмотрела на Саманту глазами, полными отчаяния. – Дело не в этом.
 – Тогда в чем же?
 – Мисс Прендрегаст, я ведь могу рассказать вам все, правда? – голос девочки дрожал.
 Снова тот же вопрос. Саманта встала, подошла к Маре и обняла ее.
 – Абсолютно все.
 – Даже если это…
 Голоса и звуки шагов заставили Мару замолчать. Она посмотрела на дверь, в которую вбегали одна за одной остальные дочери полковника Грегори.
 – Мы пришли репетировать, – объявила Агнес.
 – Мы будем репетировать! Мы будем репетировать! – Кайла и Эммелин прыгали и хлопали в ладоши.
 Мара оторвалась от Саманты.
 – Да, я тоже хочу репетировать со всеми вместе.
 Саманте хотелось позвать ее обратно, но сейчас Мара выглядела как ни в чем не бывало. Оставалось только надеяться, что все будет хорошо у Мары, у остальных девочек, у полковника Грегори – и у Саманты.
 Ей надо только помнить все время, кто она, откуда родом, и никогда никому не признаваться в своей любви к отцу этих милых девочек.
 Даже себе самой.




 19.


 В тот вечер в музыкальном зале несносные девчонки полковника Грегори тянули какую-то жалобную песню. Валда кивала и отстукивала такт тростью. Волчица в овечьей шкуре, вот кто она. Женщина с мозгами, скрытыми под натянутой на лицо улыбкой эдакой доброй бабушки. По крайней мере, эту роль она пока что вынуждена исполнять. Хотя бы пока не заживут ее раны. Валда коснулась разбитой губы.
 Она ненавидела Поля всем сердцем. Если бы не этот мерзавец, она была бы уже в Италии, где лежали в банке ее денежки и хранились в надежном месте фальшивые документы. Солнце Италии согрело бы ее старые кости, которые болели теперь не только от артрита. Этот негодяй Поль сбил ее с ног и чуть не задушил, пытаясь выудить у Валды информацию.
 И только потом граф Гаев выложил перед ней все карты. Полковник Грегори устраивает неподалеку большой прием. Среди его гостей будут множество видных военных, несколько послов и даже кое-какие важные шишки из министерства внутренних дел. Поль не хотел рисковать, появляясь там. Вдруг кто-то из этих людей уже знает о его провале? Он хотел, чтобы на это сборище отправилась Валда. И, разумеется, Руперт. Пашенька обещал, что, если они вернутся оттуда с достаточным количеством важных сведений, Валда останется жить.
 И вот она сидит тут в последнем ряду и слушает, как мяукают, словно котята, противные девчонки, смотрит, как светится от гордости их безмозглый папаша. Сегодня она просидела полдня в удобном кресле в одной из ниш большого зала, потом позавтракала на неудобном стуле в одном из шатров. А после ужина придется надеть красивое платье и отправляться на бал ради сомнительного удовольствия смотреть, как танцуют другие.
 Разбитая губа и ноющее бедро не располагали к улыбкам, и это было не похоже на леди Фезерстоунбо. Обычно она так и вилась вокруг высокопоставленных болванов, осыпая их лестью и расточая улыбки направо и налево. А сама слушала, слушала, слушала. Теперь же приходилось вести себя как старой леди, сидеть и ждать, пока кто-то подойдет поближе и случайно заговорит рядом с ней о том, что лучше держать в секрете.
 И ей повезло: они подходили, они говорили. Как всегда, эти надутые генералы и дипломаты недооценивали ее ум и коварство. Они видели перед собой только старуху с трясущейся головой, которая наверняка плохо слышит. Они говорили о войсках в Крыму и в Египте, о шпионах, о взрывах. О новых поставках оружия. В их словах ей слышался звон золотых монет. Но сначала надо суметь ускользнуть от Пашеньки.
 Руперт вдруг подошел к ней и сел так близко, что нога его оказалась на ярко-синей бархатной юбке ее платья. Черт бы побрал этого мужчину. Всю жизнь на него можно было положиться только в двух вещах – он умел привлечь к себе внимание и всегда портил ее лучшие наряды.
 – Валда, а где находится та карта? – громким театральным шепотом спросил Руперт.
 Валда испуганно оглядела находившихся вокруг гостей.
 – Прекрати болтать, – тихо прошипела она. – Мы не можем говорить об этом здесь.
 – Никто не услышит. Дети поют.
 Валда с удивлением посмотрела на мужа. Вот почему Руперт так и не смог стать первоклассным шпионом, и всю работу приходилось делать ей. Этот человек всегда видел только то, что хотел видеть, делал только то, что ему нравилось.
 Граф слегка повысил голос.
 – Я мужчина! Я твой муж! И я говорю тебе: ты должна отдать эту карту графу Гаеву!
 – Ради бога! – прямо перед Валдой сидела леди Маршан и еще двое разодетых в пух и прах женщин. – Нас услышат!
 – Они не обратят внимания. А даже если обратят, ни за что не поймут, о чем это мы.
 Валда улыбнулась на публику, делая вид, что граф несет какую-то чушь, как это всегда бывает с мужьями.
 – Не стоит недооценивать силу сплетен. Они могут повторить этот разговор при ком-то, кто окажется сообразительнее их. И тогда мы погибли.
 – Мне все равно, – но все же Руперт понизил голос. – Если мы не отдадим Пашеньке карту, то погибнем в любом случае.
 – С чего ты это взял? – Валда окинула мужа внимательным взглядом. Тонкий нос крючком, длинные пальцы, тощие икры в старомодных чулках. – Гаев вообще не знает об этой карте.
 Руперт открыл было рот, затем резко закрыл его, но в душе Валды уже зародились подозрения.
 – Ведь он не знает? – с нажимом спросила она.
 Глаза графа забегали из стороны в сторону.
 – Ты рассказал ему? – теперь голос повысила Валда.
 – Если ты отдашь ему карту, он не станет больше тебя бить. – С тех пор, как Руперт увидел ее, избитую, лежащую, словно груда тряпья, у стены в гостиной, он поверил наконец в то, что они занимаются весьма опасным делом. О, он бросил бы ее в ту же минуту, если бы только мог убежать один. Но он был недостаточно умен, чтобы выкрутиться в одиночку, поэтому плясал теперь под Пашенькину дудку. И еще Руперт следил за Валдой, отлично понимая, несмотря на всю свою глупость, что, если она ускользнет без него, он – покойник.
 – Нет, Руперт, – с сарказмом произнесла она. – Как раз именно после того, как я отдам ему карту, он и убьет меня. И тебя тоже.
 – Нет, не убьет. Он обещал этого не делать.
 Валда снова улыбнулась на публику, хотя душу ее пронзил леденящий холод. Она нащупала в кармане пистолет, который украла из коллекции полковника Грегори, случайно оказавшись в его кабинете. Как приятно было бы нажать на курок, чтобы пуля вошла в бок этого несносного старика, испортившего всю ее жизнь.
 – Пока ноги мои не ступили на землю Италии, я – живой труп. И я утащу тебя за собой в могилу, Руперт. Так что не вздумай предать меня!
 – Где карта? – продолжал скулить граф.
 Итак, Пашенька подобрал ключи к Руперту и теперь дергает за ниточки, пытаясь выведать ее секреты. Неужели он считает ее такой безмозглой курицей? Как только Валда отдаст карту, граф Гаев убьет ее и покинет Англию. Он воспользуется полученной информацией, чтобы обеспечить собственную безопасность.
 Что ж, из-за глупости Руперта ей придется поменять свои планы. Вернувшись в Мейтланд, она пообещает Пашеньке карту. Может быть, даже отдаст ее, если Гаев снова станет ей угрожать. Но секреты, которые она узнает на этом приеме, останутся при ней. Валда скажет, что откроет их только тому, кто стоит над Пашенькой, – только в России.
 Полная ерунда, конечно. Тот, кто стоит над Пашенькой, убил бы ее еще вернее, чем граф Гаев. Но так она выиграет время. Время, чтобы придумать, как ей убежать от Свирепого Пашеньки. И вот леди Фезерстоунбо сидит тут и слушает во все уши военные секреты Англии.
 Она ведь всегда выпутывалась раньше из всех опасных ситуаций. Удача не покинет ее и в этот раз!
 Валда улыбнулась. И тут же поморщилась от боли в разбитой губе.
 Уильям стоял, сложив на груди руки, и слушал, как его дочери поют для гостей. Девочки были в своих новых ярких платьях, они стояли словно бы вдоль ровной невидимой линии. Саманта, в потрясающем розовом платье, которое так шло ей, аккомпанировала им со своей неподражаемой улыбкой на губах. Когда девочки закончили, они присели в реверансе, восторженно слушая, как аплодируют им гости.
 То и дело слышались слова «Потрясающе!», «Великолепно!». Все родители сияли, думая о том, что и им надо бы научить своих детей вот так же прекрасно петь.
 Саманта что-то прошептала, и Агнес с Вивьен почти вытолкнули вперед Мару. Девочка поклонилась. Аплодисменты стали еще оглушительнее. Уильям готов был лопнуть от гордости.
 Прежде чем смолкли аплодисменты, Саманта вывела девочек из зала, держа Эммелин за руку, чтобы она не могла посылать в толпу воздушные поцелуи.
 – Это было очаровательно, полковник Грегори, – разразилась комплиментами леди Блэр. – У вас очень талантливые дети.
 – Ну конечно, – Уильям улыбался с таким видом, словно его дочери были лучшим хором на земле. Впрочем, сам он нисколько в этом не сомневался. – Ведь у них очень талантливый отец.
 Все весело рассмеялись. Гостям нравился праздник – нравилось угощение, нравилось вино, нравилось, как украсила Тереза шатры. А те, кто знал об истинном назначении этого праздника, были довольны тем, что среди них появились наконец лорд и леди Фезерстоунбо. Все видели, как внимательно прислушивается Валда к приватным беседам, которые ведутся возле нее о передвижении английских войск, о планах внедрения агентов, даже о том, как внедрить своих людей в русское посольство в Париже.
 Да. Все шло именно так, как спланировал Уильям.
 Все, кроме его ухаживаний за Терезой.
 Он увидел, что за пределами шатра детей ожидает миссис Честер, чтобы взять их под свое крылышко, и сделал Саманте знак вернуться.
 Ему совсем не хотелось думать о женитьбе на Терезе, и виной тому была Саманта. Это она отвлекала его от сознания собственного долга. Это по ее вине он с таким равнодушием думал о весьма выгодном для всех брачном союзе.
 Как всегда, появление Саманты вызвало восторженный ропот. И на этот раз на нее с восхищением смотрели не только молодые люди, но и семейные пары, имеющие маленьких детей. Многим из них хотелось бы переманить его гувернантку.
 Слуги обошли гостей с бокалами шампанского. Дункан поднял тост в честь Саманты.
 – Этим чудесным представлением мы обязаны во многом гувернантке юных мисс Грегори.
 – Да, это так, – сказал Уильям и весьма красноречиво посмотрел на Саманту.
 Как всегда, девушка вспыхнула.
 Леди Стивенс и ее супруг внимательно смотрели то на Уильяма, то на мисс Прендрегаст. Слишком красноречивы были их взгляды из-под полуопущенных ресниц. И это начинали замечать многие из присутствующих. Уильяму вовсе не хотелось, чтобы пошли сплетни о нем и его гувернантке. Хотя, если бы такое случилось, это необыкновенно упростило бы все дело. Погубив репутацию Саманты, он обязан был бы жениться на ней. Потрясающий план.
 Что это, что сделала с ним эта девушка? Околдовала его? Ведь он старый неприступный вояка, считавший любовь выдумкой мечтательных барышень.
 – Ну что ж! – прервал его замешательство Дункан. – Садимся скорее за стол. Мне просто необходим обед! И хорошая компания за столом.
 Он сделал было шаг в сторону Терезы. Но та, резко повернувшись к Дункану спиной, проследовала в столовую.
 Гости удивленно смотрели на Дункана, который быстро пришел в себя и заявил со свойственной ему находчивостью:
 – Женщины всегда считали меня неотразимым.
 И все пошли в столовую, где был накрыт сегодня легкий ленч, чтобы гости не проголодались в ожидании грандиозного ужина, предстоявшего в полночь.
 Дункан шел рядом с Уильямом.
 – Прекрати пялиться на мисс Прендрегаст, – процедил он сквозь зубы.
 В этот момент Саманту как раз взял под руку лейтенант Дюкло. Она слушала болтовню своего поклонника, но все время ощущала на себе взгляд Уильяма, заставлявший ее трепетать всем телом, от корней волос до кончиков пальцев.
 Уильям же не мог, просто не мог перестать смотреть на нее. Ему хотелось быть с ней рядом, как можно ближе. Хотелось крепко сжать ее в своих объятиях, овладеть ее гибким красивым телом. Ему хотелось уложить ее на спину, раздвинуть ее колени и целовать, целовать ее стройные бедра, ее упругий живот, вьющиеся колечки волос внизу живота, ласкать ее до тех пор, пока Саманта не будет изнемогать от желания. А затем он войдет в ее горячее лоно…
 Уильям рывком стряхнул с себя эти неподобающие мысли и постарался как можно скорее покинуть музыкальный зал.
 – Я бросился тебе на помощь, и это стоило мне унижения, – услышал он над ухом тихий голос Дункана. – Надеюсь, ты хоть благодарен мне…
 Уильям с удовольствием отметил, что леди Фезерстоунбо, повисшая на руке юного Хартуна, внимательно прислушивается к их разговору.
 – Но я вижу, что вовсе нет, – продолжал Дункан. – Странный ты человек. Ты смотришь на мисс Прендрегаст. Леди Маршан смотрит на тебя…
 – А ты смотришь на леди Маршан, – закончил за него Уильям. – Что ты натворил такого, что Тереза ведет себя подобным образом?
 – Она влюблена в меня, и ей это не нравится, – неожиданно серьезным тоном ответил Дункан.
 – Вот как? – без малейшего оттенка ревности Уильям пытался осмыслить сказанное. – А ты влюблен в нее?
 – Как сумасшедший мальчишка. А ты… она ведь не нужна тебе по-настоящему.
 – Я этого не говорил.
 – Тебе и не надо говорить. Это и так ясно. По крайней мере, мне.
 Уильям взял у проходящего мимо лакея бокал вина.
 – Тереза богата. А у тебя ни гроша за душой.
 Дункан смотрел в спину Терезе, рассаживающей гостей.
 – Зато я могу сделать ее счастливой.
 Вдруг Дункан осекся и увлек Уильяма за собой в одну из курительных комнат.
 – Подожди… ты хочешь сказать… что тебе абсолютно все равно? Но ведь ты говорил, что она подходит по всем пунктам из твоего списка на роль жены мистера Грегори…
 – Знаешь, если поискать, Тереза ведь, в общем, не единственная, кто соответствует моим требованиям, – Уильям посмотрел на друга проницательным взглядом. – А у тебя, кажется, впервые в жизни появились серьезные намерения?
 Дункан пристально вглядывался в лицо Уильяма. То, что он увидел, видимо, обрадовало его, потому что Дункан вдруг расслабился и улыбнулся.
 – Не исключено… если речь идет о Терезе… но мне надо действовать как можно осторожнее. Впрочем, с кем я говорю об осторожности. Ты делаешь все, чтобы разрушить репутацию бедняжки мисс Прендрегаст. Для этого вполне достаточно твоих безумных взглядов.
 Сегодня явно был день признаний.
 – Были не только взгляды. Я поцеловал ее.
 – Всего один раз?
 – Всего один.
 – Это не считается. Если, конечно, тебе не хочется повторить. Ну конечно, хочется, это видно невооруженным взглядом.
 – Не стоит делать этого – по крайней мере, пока.
 Сейчас ему надо сосредоточиться на последнем шаге их плана.
 – Но почему? Эта женщина создана для тебя. Я сказал тебе, как только увидел ее впервые. Давай же. Всю жизнь ты делал только то, что надо, только то, что положено. Сделай же хоть что-то просто ради собственного удовольствия!
 – Ты предлагаешь мне сделать ее своей любовницей? – Уильям покачал головой. – Это было бы несправедливо по отношению к Саманте. Она девственница.
 – О! – Дункан вздохнул. – Что ж, если ты предпочитаешь одинокие ночи…
 – В любом случае это невозможно, – настаивал на своем Уильям. – Я переселил мисс Прендрегаст в коттедж для гостей подальше отсюда.
 Дункан застыл с поднесенным к губам бокалом.
 – Ты – что?
 – Переселил ее из дома.
 – В уединенный коттедж, где вы можете заниматься ночи напролет всем, чем угодно, не заботясь о том, что дети могут услышать неподобающие звуки…
 Теперь настала очередь Уильяма застыть с открытым ртом.
 Дункан похлопал приятеля по плечу.
 – Неплохая работа, дружище. Теперь тебе больше никогда не спать в своей постели.
 Покинув Уильяма, Дункан быстро вернулся в столовую.
 Неужели его друг прав? Неужели он выселил Саманту из дома, подсознательно надеясь, что ее уединение будет ему на руку? Неужели им двигала тайная надежда проводить ночи в ее объятиях?
 Уильям не знал сам себя. Он совсем, совсем себя не знал!
 Он стоял так еще долго, прислушиваясь к звону столового серебра и к голосам. К голосу Саманты. Как он обожал ее голос! Слегка хрипловатый для женщины, певучий и нежный, словно она устала, занимаясь всю ночь любовью, и теперь способна лишь тихо постанывать. Одного ее голоса было достаточно, чтобы каждый мужчина захотел проверить, способен ли он заставить эту женщину застонать от удовольствия. А Уильям знал, что ему это удастся.
 Саманта жила теперь одна, только Кларинда должна была охранять ее покой и репутацию, но у Кларинды было столько обязанностей в доме…
 Дункан вдруг вылетел ему навстречу из столовой с таким видом, словно им выстрелили из пушки.
 – У тебя в кабинете. Немедленно, – быстро бросил он на ходу Уильяму, стараясь, чтобы никто не услышал.
 Сейчас? Нет, только не сейчас. Ему необходимо успокоиться. А Дункан наверняка не упустит случая поддразнить его немного, какая бы потрясающая информация ни достигла его ушей – а, судя по его виду, дело обстояло именно так. Возможно, Дункан прав. В конце концов, Уильям был взрослым мужчиной, отцом шестерых детей, одним из крупнейших помещиков Кумберленда. И вести себя, словно спятивший мальчишка, было, разумеется, нелепо, но, как ни странно… пожалуй, приятно. Уильям улыбнулся. Лучше не говорить об этом Дункану.
 Он направился к кабинету, не забывая кивать по дороге гостям, торопившимся в столовую, и, когда подходил к дверям, успел уже вполне успокоиться и овладеть собой. А впрочем, с тех пор, как в доме появилась мисс Прендрегаст, Уильям Грегори никогда уже не был собой прежним.
 – Что такое? – спросил он, входя в кабинет и закрывая за собой дверь.
 Дункан вышел из тени, и лицо его, обычно такое жизнерадостное, сейчас было озабоченным и серьезным.
 – Черт бы побрал этого старого болтуна! Тереза слышала разговор лорда и леди Фезерстоунбо.
 – Где?
 – В музыкальном зале. У этого старого дурака совсем отказали мозги.
 Уильям кивнул.
 – А почему Тереза рассказала это тебе?
 – Потому что разговор показался ей странным. А тебя рядом не было, – в глазах Дункана мелькнуло раздражение. – Послушай только. Руперт сказал леди Фезерстоунбо, что она должна отдать карту Пашеньке, иначе их ждут новые неприятности.
 – Карту? – переспросил Уильям.
 – Тереза расслышала не все, но похоже, что по пути в Мейтланд леди Фезерстоунбо украла где-то какую-то карту, которую прячет теперь, надеясь, что, пока неизвестно, где карта, Свирепый Пашенька оставит ее в живых, – Дункан пожал плечами и засунул руки в карманы.
 – Так, значит, это граф Гаев наградил ее синяками на лице?
 – Думаю, можно не сомневаться в этом.
 – Мне, возможно, было бы даже жаль старушку, если бы не десятки смертей, в которых она повинна, – руки Уильяма непроизвольно сжались в кулаки. Мэри! Как ужасно было думать о той страшной смерти, которая постигла его жену! – Так что же это может быть за карта?
 – На пути сюда Фезерстоунбо останавливались в доме капитана Фарвелла, – Дункан с остервенением трепал свои густые бакенбарды. – Можно послать к нему гонца и справиться о карте, но, думаю, это не имеет особого значения. Леди Фезерстоунбо – очень умная женщина. Карта, должно быть, большой важности.
 – И где же она может быть?
 – Руперту это явно неизвестно. Старый дурак наверняка предал бы свою дражайшую половину, имей он такую возможность.
 – Возможно, – пробормотал Уильям, думая о том, что в его распоряжении находятся сейчас лучшие, честнейшие люди нации, но только толку от них в таком деле маловато, потому что ни один из них никогда не был в бою, никогда не ходил в разведку, никогда не участвовал в сложной военной операции. Кроме Дункана, разумеется.
 – Вечером, когда начнется бал, ты обыщешь спальню Фезерстоунбо. Но Валда была бы такой же безмозглой идиоткой, как ее муж, если бы хранила эту карту где-нибудь, кроме как при себе. А она далеко не идиотка.
 – Об этом я и подумал, – Дункан рассеянно перебирал перья на столе Уильяма. – Мы можем арестовать ее и забрать карту. Но мы же хотели отослать Валду обратно к Гаеву со всей фальшивой информацией, которую ей удастся «добыть» на твоем празднике. – Дункан взял одно из перьев и внимательно посмотрел на него, затем перевел взгляд на Уильяма.
 – Ты ведь не думаешь, что нам удастся заставить почтенную пожилую леди раздеться?
 – Ты такой великий соблазнитель, – ухмыльнулся в ответ Уильям. – Может быть, у тебя и получится.
 Дункан потер подбородок, притворяясь, что всерьез обдумывает этот вариант.
 – Знаешь, только что вспомнил – пожалуй, я не такой уж великий соблазнитель.
 – Нам надо произвести подмену.
 Дункан кивнул.
 – Дать ей поддельную карту вместо настоящей.
 – Если бы мы знали, где эта карта, и если бы кто-то мог проделать такой трюк, – Уильям перебирал в уме варианты, но каждый из них казался безнадежнее другого. – Но кто? И как?




 20.


 Тереза с довольным видом любовалась на дело своих рук. К всеобщему изумлению, с потолка свисали шелковые занавеси, превращавшие огромную бальную залу в подобие восточного гарема, в хрустальных подсвечниках горели сотни свеч из превосходного воска. Оркестр играл потрясающе. Шампанское лилось рекой, Дамы не успевали потанцевать со всеми желающими, да и как могло быть иначе – ведь их было гораздо меньше, чем мужчин. Джентльмены стояли группками по несколько человек и вели свои серьезные разговоры, и лишь время от времени кто-то из них садился за карточный стол или выходил в курительную. Все говорило о том, что они отлично проводят время. И даже Уильям занялся наконец насущными проблемами, вместо того чтобы провожать влюбленными взглядами Саманту. Напротив, сейчас Уильям выглядел весьма серьезным. А мистера Дункана Монро вообще не было в зале.
 Это хорошо. Если все пойдет, как задумала Тереза, ему здесь и не место.
 Тереза смотрела на толпу гостей и думала о своем. Она никогда, с самого детства, не совершала никаких ужасных поступков. Всегда была в меру послушна, хорошо училась, ей всегда хватало ума держаться подальше от неприятностей. Тереза была утешением родителей и прекрасной женой своему покойному мужу, но… но бог явно заставляет ее платить за какие-то грехи, потому что все, буквально все в этой поездке в Сильвермер с самого начала шло наперекосяк.
 Мало того, что по дороге на нее напали разбойники, которыми оказались Уильям и этот невыносимый Дункан Монро. Мало того, что полковник Грегори, на брак с которым Тереза не без основания рассчитывала, оказался влюблен, как мальчишка, в свою гувернантку. Сплетни разносились подобно пожару. Но Тереза привыкла к подобным вещам. Она постаралась заткнуть сплетникам рты – подходила к Саманте несколько раз за вечер и всегда при этом лучезарно улыбалась. Говорила о ней с другими только в самых восторженных выражениях. И даже помогла ей сегодня пришить ленту кружев вдоль выреза ее шелкового синего платья. Да, ей почти удалось погасить пожар разгорающегося скандала, но, черт побери, если Уильям будет и дальше смотреть на Саманту такими глазами, все ее старания пойдут насмарку.
 Но самое главное, чем больше времени проводила Тереза рядом с Уильямом, тем больше она сомневалась, действительно ли ей хочется стать женой этого мужчины. Да, он нравился ей. Но…
 Но существовала еще одна проблема. Мистер Дункан Монро, бывший капитан Ее Величества Третьего драгунского полка и огромная неприятность в жизни Терезы Маршан. Он смотрел на леди Маршан такими голодными глазами, что ее невольно бросало в жар. То, что не было нужно мистеру Монро когда-то в прошлом, весьма интересовало его сейчас. И он давал понять это весьма неоднозначно. Но Терезе… Терезе ничего уже не хотелось…
 Впрочем, это была неправда. Очень даже хотелось. Но гордость останавливала ее. И потом, женщина имеет право строить планы. Разумеется, женщина имеет также право менять свои планы, но Тереза никогда не меняла планов под давлением. А Дункан Монро оказывал на нее давление своими пылкими взглядами, от которых останавливалось сердце. Тереза нервно обмахнулась веером.
 К тому же – вот еще одно доказательство того, что Тереза прогневала чем-то господа бога, – к ней как раз направлялась леди Фезерстоунбо. Леди Фезерстоунбо, которая начала говорить, еще не дойдя до Терезы:
 – Какую необычную девушку нанял полковник Грегори гувернанткой к своим детям.
 Тереза критически оглядела пожилую леди. Шелковое платье цвета соломы с узкими рукавами и низким вырезом, отделанным кружевом, хорошо смотрелось бы на юной дебютантке, но никак не на женщине, чья молодость давно миновала, и уж тем более не на пожилой леди, которая вынуждена ходить, опираясь на трость. Веер из позолоченных перьев и такое же перо на голове были весьма изысканными деталями, но на фоне их блеска леди Фезерстоунбо выглядела особенно уставшей от жизни. У нее были мешки под глазами – наверняка бедняжку мучает бессонница. «Или чувство вины», – подумала Тереза. По поводу той карты, о которой она говорила с мужем. Тереза была несказанно зла на лорда Фезерстоунбо. Стоило ей рассказать Дункану о затеянном старым графом разговоре о карте, как капитан Монро тут же испарился из бальной залы. Наверняка речь шла о чем-то очень важном, хотя Тереза не понимала и даже не собиралась гадать, в чем тут дело.
 – Мисс Прендрегаст отлично играет на музыкальных инструментах, прекрасно поет, умеет заботиться о детях, все мужчины на празднике вьются вокруг нее, и она вполне способна… соблазнить своего хозяина. – Оркестр играл вальс, пары кружились по залу, а леди Фезерстоунбо смотрела на свою собеседницу с самой что ни на есть обворожительной улыбкой. – Это было бы довольно унизительно для вас, леди Маршан.
 Тереза не любила леди Фезерстоунбо. Она всегда презирала старую сплетницу, и Валда отвечала ей взаимностью. Впрочем, она ненавидела всех женщин, с которыми сталкивала ее жизнь. Тереза считала ее жестокой и беспардонной, а к старости Валда сделалась особенно злой. И сейчас леди Маршан получила лишнее тому доказательство. Это был их первый приватный разговор на празднике, а леди Фезерстоунбо уже постаралась уколоть Терезу побольнее.
 – Не беспокойтесь о полковнике Грегори, леди Фезерстоунбо, – сказала она. – Я вот абсолютно не беспокоюсь. Мисс Прендрегаст – не только весьма талантливая, но и весьма разумная молодая особа. Ей никогда не придет в голову положить глаз на такого богатого и знатного мужчину, как полковник Грегори.
 – И все же кто-то должен сказать ему. Он смотрит на гувернантку такими глазами… А впрочем, – леди Фезерстоунбо махнула рукой, давая понять, что тема исчерпана, – я подошла к вам вовсе не за этим. Мне нужно поделиться кое-чем… с другой женщиной, а их так мало на этом сборище. – Наклонившись к Терезе, Валда понизила голос. – Я вспомнила, где слышала имя мисс Прендрегаст.
 Глаза Терезы загорелись, но она постаралась не подать виду.
 – Вот как? Вы вспомнили?
 – Мисс Прендрегаст – знаменитая воровка, которая буквально затерроризировала весь Лондон лет шесть назад. Она подкарауливала у театра мужчин, вытаскивала у них бумажники, а они еще хвастались наперебой, какой очаровательной улыбкой одарила их прекрасная незнакомка. – Сложив веер, Валда поднесла его к губам. – Думаю, полковнику Грегори следует знать об этом, не так ли?
 Словно пораженная громом, Тереза смотрела на нелепую старуху в открытом платье, которому не удалось вернуть ей молодость, на ее нарумяненные щеки. Или… неужели это были синяки?
 И лишь через несколько секунд до леди Маршан дошел смысл сказанного. Черт побери! Она прекрасно помнила эту историю. Адорна ведь рассказывала ей о маленькой воровке, которую взяла под свое покровительство, научила манерам, изысканной речи, музыке и танцам, превратив ее в отличную гувернантку. Как гувернантка Саманта была известна тем, что отчаянно сражалась за интересы своих воспитанников даже с их родителями. И это она дала отпор омерзительному негодяю Уордлоу. Тереза готова была аплодировать ей за это. Что же ей делать с полученной от Валды информацией? Тереза не могла решить прямо сейчас, но не упустила случая испортить радостный момент леди Фезерстоунбо. Взяв у проходившего мимо лакея бокал шампанского, Тереза пригубила вино, изображая скуку.
 – Я знаю, о ком вы говорите, но, миледи, вы перепутали имена. Та девица звалась мисс Пенни Гаст. Так что перепутать нетрудно, – она снова пригубила шампанское. – Особенно пожилой особе, у которой проблемы со слухом.
 Эту реплику леди Фезерстоунбо расслышала отлично. Щеки ее окрасились в багровый цвет, перо на шляпе задрожало, и на секунду Тереза задумалась, не стоит ли ей отойти подальше от старухиной трости. Но леди Фезерстоунбо только спросила низким тихим голосом:
 – Вы уверены?
 – Моя дорогая леди Фезерстоунбо, я ведь люблю внимание мужчин, как любая другая женщина, – она напустила на себя самый что ни на есть невинный вид. – А мисс Прендрегаст буквально купается во внимании наших гостей. Остальным ничего не достается! Так неужели вы думаете, я не позаботилась бы о том, чтобы исправить положение, если бы все было так просто?
 – Думаю, непременно, – кивнула леди Фезерстоунбо, вцепляясь в свой ридикюль с такой силой, что что-то даже хрустнуло внутри. – Мне необходимо присесть, – пробормотала Валда.
 – Вам помочь? – Тереза спросила это абсолютно искренне. С самого своего приезда леди Фезерстоунбо выглядела так, словно вся тяжесть жизни вдруг свалилась на ее плечи. Конечно, Тереза никогда в жизни не видела такой противной старухи, но от этого не легче было смотреть, как она мучается.
 – Я вполне способна добраться вон до той ниши, – Валда одарила Терезу улыбкой, полной такой скрытой злобы, что той захотелось поежиться. – Оттуда все очень хорошо слышно.
 Когда Валда отошла, леди Маршан потерла вдруг ставшие холодными руки. Если бы эта злобная женщина только могла, она навредила бы больно и Терезе, и наверняка многим другим. Леди Фезерстоунбо ненавидела их всех. Тереза поискала глазами Саманту. Девушка разговаривала с лордом Хартуном. И ей леди Фезерстоунбо обязательно сделает больно, если сможет.
 Конечно, можно было найти оправдание для леди Фезерстоунбо. Ее муж, как всегда, скакал по залу с одной из молодых дам, приглашенных на праздник, не забывая шарить руками по спине красотки. Старый волокита мог вывести из себя любую женщину, но Тереза почему-то сомневалась, что он имел большое влияние на свою жену.
 Тереза посмотрела на Уильяма. Тот разговаривал о чем-то вполголоса с этим негодяем Монро, который соизволил наконец появиться в поле зрения. Дункан Монро. Лучший друг Уильяма. Дункан, не сводящий с нее глаз, своих чудесных глаз, такой желанный… черт бы побрал этого Дункана Монро вместе с его глазами!
 Она снова перевела взгляд на Уильяма. Слишком часто они с Дунканом шептались о чем-то. Дункан исчез из зала после того, как Тереза передала ему разговор о какой-то карте между лордом и леди Фезерстоунбо, и ни его, ни Уильяма не было видно не менее получаса. Они вообще не присутствовали за ужином. А вчера ночью, когда гости улеглись, Тереза выскользнула из спальни, чтобы налить себе немного виски – дамам никогда не предлагали виски. Вдруг она услышала голоса из кабинета Уильяма. И хотя Тереза прижала к стене стакан, расслышать ей удалось немногое. Уильям и Дункан все время упоминали Фезерстоунбо и Пашеньку Гаева. Когда Тереза покидала Лондон, ходили слухи, что граф Гаев болен, хотя на самом деле все знали, что он уехал из города по какой-то непонятной причине. •Так, значит, он направился в Озерный край? Может быть, Уильям и Дункан встретили его случайно во время одного из своих ночных рейдов и напали на него? С их стороны это было бы глупейшей ошибкой. Впрочем, ту же ошибку они совершили и с ней.
 Тереза внимательно смотрела на пузырьки в своем бокале. И вдруг что-то словно вспыхнуло в ее мозгу. Фезерстоунбо, Пашенька, ночные вылазки Уильяма и Дункана. Она оглядела гостей. Слишком много генералов. Слишком много послов. Слишком много одетых в черное молодых людей, которые явно недостаточно богаты и знатны, чтобы присутствовать на этом приеме. Зато от них так и веет скрытой силой и какой-то тайной. Это люди из министерства внутренних дел. Леди Маршан давно узнала их, хотя и не сделала никаких выводов из факта их присутствия.
 Тереза снова посмотрела на Уильяма и Дункана. Они напали на ее карету не потому, что считали, будто там могут находиться разбойники. Они искали шпионов, выехавших из Лондона вслед за своим предводителем, графом Гаевым. О да! Тереза, много лет прожившая в Индии, прекрасно знала о соперничестве между Англией и Россией за сокровища Востока. В Кашмире шпионы действовали буквально в каждом поселке. Но леди Маршан не догадывалась до сих пор, что то же самое происходит в Англии.
 Ну что ж. Теперь все встало на свои места.
 Она попала в настоящее шпионское гнездо.


* * *

 Саманта поблагодарила мистера Лэнгдона за танец, – она танцевала с ним сегодня во второй раз – и в последний, что бы он сам ни думал по этому поводу. Двери на веранду были открыты, и ветер играл шелковой тканью, украшавшей зал, но по мере того, как приближалась полночь, здесь становилось все более душно, и Саманта чувствовала себя все более усталой. Она устала танцевать, устала от сплетен и лести, льющихся на нее, но больше всего ее расстроило то, что полковник Грегори не спешил пригласить ее на обещанный вальс. Вместо этого он с хмурым видом вел какие-то беседы сначала с Дунканом Монро, а потом с лордом Хартуном.
 Не то чтобы это очень волновало ее, нет. Она могла вообразить, что влюблена в полковника Грегори, но к любви все равно относилась так, как следовало – как к облаку дыма из каминной трубы, которое рассеивалось в небесах. Может быть, если поцеловаться с другим мужчиной, ей будет точно так же казаться, что она влюблена в него?
 Да. Отличный план. Так она и сделает. И сравнит свои ощущения. От поцелуя другого мужчины чары полковника Грегори наверняка рассеются. Уйдет эта ноющая боль из сердца, и она снова будет собой, мисс Самантой Прендрегаст, независимой и уверенной в себе.
 Саманта улыбалась, кивала головой, снова улыбалась, кивала головой, пока ей не удалось наконец ускользнуть в пустую комнату для отдыха дам. Стены здесь были в зеркалах, каждый столик окружали несколько стульев, а на столиках стояли кувшины с водой и лежали носовые платки и пудра, которой могли воспользоваться все желающие. Со вздохом облегчения Саманта налила в миску воды из кувшина, окунула туда носовой платок и протерла лицо. Как хорошо! Прохладно! Саманта закрыла глаза от удовольствия.
 И тут же перед глазами встал образ полковника Грегори. Ни на одном из мужчин одежда не сидела так ладно. Темно-синий сюртук подчеркивал широкие плечи, парчовый жилет облегал тонкую талию, а бриджи облегали его бедра, как… хм, как сделала бы это она сама, будь она начисто лишена здравого смысла. Но здравый смысл еще не покинул Саманту окончательно. И если ей нравится смотреть на этого мужчину, это вовсе не значит, что она готова на опрометчивые поступки.
 А его лицо… на празднике было много красивых мужчин, но чьи еще черты казались такими мужественными, такими благородными? Глядя на Уильяма Грегори, любая женщина сразу понимала, что такой человек способен позаботиться о ней. А когда он смотрел на Саманту… колени ее становились ватными, и она совсем, начисто забывала о здравом смысле и добродетели.
 Тут девушка услышала приближающиеся шаги. Черт побери! И здесь ей нет покоя.
 – Я искала вас, – произнес над ухом голос леди Маршан.
 Что еще она сделала не так?
 Леди Маршан опустилась на стул напротив и со звоном поставила свой бокал на мраморную крышку столика. Затем она взяла Саманту за руки – странный жест, немного напугавший девушку.
 – Вы ведь совсем одна на свете, милая, – сказала Тереза. – И некому дать вам совет. Поэтому беру это на себя.
 – Вот как?
 – Дюкло красив, но беден. Вам удалось понравиться мистеру Лэнгдону, на него и советую обратить внимание. Он вдовец с восемью тысячами годового дохода. Но, разумеется, вам придется видеть его лицо каждый день напротив за завтраком, так что тут есть о чем задуматься. А с лордом Хартуном я была бы осторожнее. Он подходит по всем статьям, но принадлежит к такому старинному и знатному роду, что, даже если влюбится настолько, что сделает вам предложение, сомневаюсь, чтобы его семья одобрила этот брак.
 Смущение боролось в Саманте с желанием сказать Терезе какую-нибудь гадость. Что двигало этой женщиной? Да, она была отъявленной эгоисткой, но сейчас слова ее звучали так искренне. И казалось даже, что Тереза немножко стесняется взятой на себя роли ментора.
 – Миледи, – нервно сглотнув слюну, заговорила Саманта. – Я здесь вовсе не для того, чтобы найти себе мужа.
 – Тогда вы просто дурочка, – решительно заявила Тереза. – Эти мужчины едят из ваших рук. Им все равно, что они имеют дело с гувернанткой. Немного усилий с вашей стороны – и ничего не стоит стать женой одного из них. Тогда вам больше не придется зарабатывать на жизнь.
 Саманта нервно бросила платок обратно в миску.
 – Но мне нравится работать!
 – Ерунда. Вы нравитесь мне. Сама не знаю почему. Не должны нравиться, но нравитесь, – опасливо обернувшись на дверь, леди Маршан понизила голос. – Леди Фезерстоунбо узнала вас. Она вспомнила о вашем прошлом на улицах Лондона.
 И тут Саманта все поняла. Ее поймали и вот-вот разоблачат. Наверное, уже сейчас леди Фезерстоунбо рассказывает обо всем Уильяму. И в следующий раз, когда он посмотрит на Саманту, в глазах его будет светиться презрение. Именно этого она и боялась с самого начала. Саманта не могла вздохнуть – воздух обжигал легкие.
 – Черт побери! – вырвалось у нее, прежде чем она успела проглотить эти слова. А впрочем, теперь в этом не было смысла. Леди Маршан все знала.
 – Думаю, мне следует немедленно покинуть этот дом.
 Тереза вдруг крепко сжала ее руку, и Саманта с удивлением поняла, что леди Маршан пытается ее приободрить.
 – Вовсе нет. Мне удалось убедить эту старую сплетницу, что она ошиблась. Пока вы в безопасности. И если сумеете довольно быстро заманить одного из своих поклонников в сети Гименея, он ничего не узнает, а если узнает, будет уже слишком поздно.
 Саманта не понимала, почему леди Маршан говорит все эти ужасные вещи.
 – Но это же… это невыносимо. Оказаться на всю жизнь связанной с мужчиной, который будет меня стыдиться.
 – Это лучше, чем вообще остаться без мужа, – досадливо отмахнулась от ее слов Тереза. – Вы и так уже знамениты не только своим темным прошлым, но и своей красотой, обаянием, отличными манерами. Если прибавить ко всему этому богатого мужа, вашего общества будут искать, а вовсе не избегать.
 – А если мой муж придет в бешенство, узнав, что его провели подобным образом? – Саманта помнила, отлично помнила, как болит щека после сильного удара кулаком – о, она не забудет этого никогда в жизни!
 – Это не имеет значения. Вы красивы и необычны, примерно на год, а то и больше, вам удастся завладеть его вниманием. Затем ваш муж захочет иметь наследника. А потом он, так или иначе, заведет любовницу. Таковы правила игры, – Тереза подняла бокал и одним глотком допила остававшееся в нем шампанское. – А у низших слоев общества бывает иначе?
 У Саманты чуть не вырвался истеричный смешок.
 – Нет. Брак одинаков для всех. Вот почему я предпочитаю остаться незамужней.
 – Что ж, удачи вам, – губы леди Маршан вдруг скривила гримаса отвращения. – А я – леди. Леди с состоянием. И мне необходим муж, чтобы меня приглашали в приличные дома.
 Леди Маршан была с ней весьма откровенна. Леди Маршан оказала ей большую услугу, предупредив об опасности. И Саманте очень хотелось ответить ей тем же.
 – У вас уже есть все, что нужно для жизни. Неужели вы не предпочли бы проводить ночи в постели с тем, по ком сходите с ума?
 Леди Маршан вдруг побелела, и Саманте показалось, что она вот-вот упадет в обморок.
 – Что вы имеете в виду?
 – Вы прекрасно понимаете. Вы нравитесь мне, Тереза. Не должны нравиться, но нравитесь, – Саманта вдруг поняла, что говорит не пустые слова, а чистую правду, и это показалось ей довольно забавным. – Вы – леди, которая всю свою жизнь поступала правильно. Вышла замуж за хорошего жениха, общалась с нужными людьми, носила модные платья… и что же? И перестала быть собой!
 – Но мне нравятся мои платья и мои… и те, с кем я общаюсь.
 Саманта внимательно смотрела на Терезу.
 – Вот видите, вы даже не захотели назвать этих людей своими друзьями.
 – Дружба – это еще не все, – едва слышно произнесла Тереза.
 На Саманту вдруг накатила волна одиночества. Как хотелось бы ей сейчас поболтать с Адорной или со своими подружками по Академии.
 – И все же мне не хватает моих подруг!
 На секунду сидящая перед ней смущенная и чем-то напуганная женщина тоже показалась ей подругой, и Саманта нарушила одно из своих правил. Она решила дать Терезе совет.
 – Мистер Монро желает вас так сильно! Вы наверняка будете на седьмом небе в его объятиях.
 – Но это не продлится долго, – Тереза ответила так быстро, что стало ясно: она думала о том же самом.
 – А что в этом мире длится долго? – Саманта понимала весь цинизм собственных слов. Но она говорила правду.
 У Терезы дрожал подбородок, к глазам подступили слезы. Справившись с собой, она снова заговорила:
 – К тому моменту, когда закончится этот праздник, я должна найти себе мужа. Это – самый большой приз в игре!
 Полковник Грегори. Ну конечно! Тереза имеет в виду Уильяма.
 – Если вы поступите так, то оба будете обмануты, – видя, что леди Маршан хочет что-то возразить, Саманта подняла ладонь, призывая ее к молчанию. – Я с самого начала не сомневалась, что вы хотите заполучить его. Но это – просто позор, когда вашего внимания ищет мужчина, влюбленный в вас до беспамятства! И все же желаю вам удачной охоты.
 Но пожеланий Саманты леди Маршан было явно недостаточно.
 – У вас все равно ничего не получилось бы с ним, – воскликнула Тереза. – Вы знаете историю гибели его жены?
 – Нет, миледи, – Саманте не хотелось ничего знать, и все же она жадно внимала каждому слову.
 Леди Маршан говорила быстро, словно ей хотелось скорее досказать свою историю и покончить со всем этим:
 – Мы все жили тогда в Кашмире. Прекрасный город среди удивительно красивых гор. Каждая семья занимала отдельный коттедж, и… я не могу передать вам, как одиноко жить в чужой стране, где все вокруг неродное. И туземцы – они ненавидели нас. Если кто-то из знакомых присьшал приглашение, мы тут же отправлялись в путь. Мы могли проделать сотни миль, чтобы встретиться со старыми друзьями, услышать последние сплетни, английскую речь без акцента. – Тереза смотрела на Саманту, но видела перед собой далекую чужую страну и свое прошлое. – В Кашмире все время были какие-то беспорядки. В основном их инспирировали русские. Когда что-то такое случалось, Уильям всегда вызывался вести батальон. И вот перед самым грандиозным приемом, который устраивался раз в год, он снова ушел с войсками подавлять очередное восстание.
 Саманта нервно сглотнула слюну. Глупо испытывать такое волнение – ведь Уильям остался жив! – но у нее вдруг предательски задрожали колени.
 – Мэри была очень сердита, и это было весьма необычно, потому что Мэри всегда была воплощением кротости. Она боготворила Уильяма. И все в этой семье делалось так, как хотел он. Мэри мечтала вернуться в Англию, но этого не хотел Уильям. И они оставались в Индии. Моя бедная подруга хотела хотя бы девочек отослать в английские школы, но Уильям был иного мнения, и никто никуда не поехал. Мэри очень скучала по своим родным. Я говорила ей, что нельзя так потакать мужу, но Мэри не слушала меня, – Тереза досадливо махнула рукой. – Она никогда ни о чем не просила Уильяма. А в тот раз ей так хотелось повидаться со старыми друзьями! Но Уильям приказал ей остаться дома. Они поссорились. Единственный раз в жизни она не послушалась его и поступила по-своему. Но так и не приехала на тот прием.
 Саманта зашарила руками по столу в поисках носового платка. Слушать о страданиях и смерти жены Уильяма оказалось куда ужаснее, чем она могла себе представить. Тереза тоже едва сдерживала слезы.
 – Ее тело нашли на следующее утро. На экипаж напали разбойники. Слава богу, Мэри убили сразу же. А потом убили кучера и слуг и посрывали со всех одежду и драгоценности.
 Леди Маршан нужна была возможность выговориться, и теперь ей стало легче.
 – Бедная женщина, – прошептала Саманта. – Бедные дети.
 – Уильям никогда не был терпимым человеком. Но после смерти Мэри он сделался просто одержимым. Он охотился на разбойников и вешал их лично. Он шел по следу каждого русского, каждого повстанца, каждого вора в Кашмире. – Леди Маршан невольно поежилась. Воспоминания давались ей нелегко. – Он отвез девочек в Англию и стал вести себя с ними как командир маленького отряда из шести солдатиков. Не сомневаюсь, он убедил себя, что так нужно для их безопасности. Он винит себя в смерти Мэри.
 – И не без основания, – тихо произнесла Саманта. Бедный Уильям с его чудовищным чувством ответственности, от которого он так страдал и которое он так культивировал в себе. Как он, должно быть, оплакивал смерть своей нежно любимой жены! Как тосковал! Как мечтал о мщении…
 – Да, тут вы правы, – продолжала Тереза. – Уильям никогда не ценил Мэри по-настоящему. Он всегда воспринимал ее любовь и преданность как должное. Он не понимал, какое сокровище послал ему господь, пока не потерял ее, – Тереза часто дышала, сжимая в руках платок.
 – Вы злитесь на него за то, что он пренебрегал вашей подругой, – вдруг озарило Саманту.
 – Я не позволю ему обращаться с собой подобным образом, можете не сомневаться, – глаза Терезы сверкали от слез и гнева. – Но говорю вам, Саманта, лучше оставьте Уильяма мне. Он простил бы вам все, что угодно, но только не прошлое воровки.




 21.


 Звуки музыки доносились из бальной залы, лунный свет серебрил лужайку и воды озера, но любимый пейзаж на сей раз не успокаивал Уильяма. Он был вне себя от злости. Саманта вот уже полчаса стояла на веранде в обществе лейтенанта Дюкло.
 Что она себе возомнила? Ведь вчера Саманта заверила его, что остережется оставаться наедине с лейтенантом. Решение, которому Уильям готов был аплодировать. А теперь мисс Прендрегаст стояла, облокотившись о перила, и смотрела на мерзавца с таким обожанием, что этот безмозглый мальчишка был просто на седьмом небе от свалившейся на него удачи. Вот он наклонился к Саманте. Его губы почти касались ее губ…
 Уильям громко хлопнул дверью.
 – Лейтенант!
 Дюкло резко обернулся.
 – Ваше присутствие требуется внутри!
 И этот мальчишка еще имел наглость огрызнуться.
 – Кто же требует его, сэр? – с недовольным видом проворчал он.
 Уильям на секунду растерялся.
 – Хозяйка бала, – быстро нашелся он. – Ей не хватает партнеров для танцев.
 Лейтенант Дюкло переминался с ноги на ногу, отлично понимая, что ему сказали полную ерунду, и явно собираясь с духом, чтобы возразить Уильяму. Наконец, щелкнув каблуками, он снова склонился к Саманте.
 – Могу я проводить вас внутрь, мисс Прендрегаст?
 Саманта наблюдала за двумя сгоравшими от ревности мужчинами, и эта сцена явно забавляла ее.
 – Благодарю вас, лейтенант, но мне неплохо и здесь, – ответила она Дюкло.
 Лейтенант поклонился и направился к двери. На пороге он обернулся и спросил:
 – Вы тоже идете, полковник Грегори?
 Уильям посмотрел лейтенанту прямо в глаза, и Дюкло смог выдержать этот тяжелый взгляд лишь несколько секунд.
 – Не будьте назойливы, – сказал ему Уильям, затем, повернувшись к лейтенанту спиной, направился с хмурым видом прямо к Саманте.
 Девушка посмотрела на него и, еще выше вздернув свой упрямый подбородок, заявила с вызовом:
 – Я решила целоваться с другими мужчинами.
 – Что? – Черт побери, он пришел сюда вовсе не для того, чтобы выслушивать подобные глупости!
 – С тех пор, как вы поцеловали меня, я… – Саманта пыталась подобрать нужное слово. —…я хожу сама не своя. Когда я вижу вас, я краснею.
 – Это получается у вас очаровательно, – Уильям облокотился о перила веранды рядом с Самантой.
 – Я потеряла аппетит и иногда словно грежу наяву, причем это часто случается посреди разговора с кем-нибудь другим.
 – Вот как! – Уильяму хотелось заурчать от удовольствия. А потом закричать во весь голос!
 – Это просто недопустимо! – покачала головой Саманта. – Вот я и решила, что мне просто необходимо набраться опыта в подобных вопросах.
 – Согласен!
 Саманта удивленно посмотрела на Уильяма, затем тихо произнесла:
 – Хорошо.
 – Но, – подхватил Уильям, – опыт вовсе не следует приобретать с другими мужчинами. Особенно с такими, как лейтенант Дюкло.
 – Все кругом говорят мне, что он – дамский угодник. Значит, этот человек умеет хорошо целоваться.
 – Дюкло – большой мастер компрометировать юных девиц. А целоваться я готов научить вас сам!
 – Но от этого я не перестану краснеть, когда вижу вас.
 – Зато, может быть, начну краснеть я.
 Она была такой умной и в то же время такой несведущей, его Саманта. Такой красивой и такой… прекрасной. Кожа ее переливалась перламутром в лунном свете, губы дрожали. Ей и вправду было не по себе. Она была обижена. Испугана. Несчастна. Она не понимала, что ей делать с чувствами, бушующими внутри.
 Уильям же прекрасно понимал, что делать, как и знал, что делать этого не стоит. Он не должен был целовать ее в ту ночь, как и сейчас не должен, не должен заключать ее в объятия, искать губами ее губы… Но руки Уильяма уже обвили ее тонкую талию. Саманта уперлась ладонью ему в грудь и отвернула лицо.
 – Саманта, – прошептал Уильям, и губы его нашли ее губы.
 Она была такой сладкой. Такой страстной и такой неопытной. Она так хотела его! Но Уильям заставил себя отстраниться. Как будто это что-то меняло! Как будто он не был уже и без того последним подлецом, посмевшим скомпрометировать гувернантку своих дочерей и мечтавшим лишь о том, как скомпрометировать ее еще больше.
 Уильям чуть было не рассмеялся. Всю жизнь он мечтал только о новых походах и сражениях и плюнул бы в лицо каждому, кто сказал бы ему, что он способен мечтать о женщине. Встреча с Самантой перевернула всю его жизнь. Он прижимал к себе ее горячее тело, гладил ее точеные белые плечи, и воображение рисовало ему картины жарких объятий. Уильям представлял, как раздвинет ее упругие бедра и медленно войдет в нее, ведя за собой по дороге страсти. Мечтал о том, как сделает ее женщиной. Своей женщиной.
 – Полковник, пожалуйста, – жалобно попросила Саманта. – Нас могут увидеть.
 Руки ее висели теперь вдоль тела, словно Саманте не хотелось касаться его, подбородок снова был задиристо вздернут. И в глазах Саманты он прочел… гнев.
 Она сердилась?
 – Если нас увидят, на вас это не отразится никак, мистер Грегори. Вы – респектабельный помещик из Сильвермера. А я – простая гувернантка, а в прошлом была… еще менее респектабельной особой. Пожалуйста, перестаньте. Я знаю, что не смогу больше оставаться здесь. Но не лишайте меня возможности получить другое место.
 Уильям отдернул руки, словно обжегся об нее.
 – Вы правы, мисс Прендрегаст. Приношу свои извинения.
 Саманта, потупившись, расправила юбки.
 – Значит, вы согласны с тем, что я должна уехать отсюда?
 Нет. Нет, он вовсе не был с этим согласен. Но если она останется… не стоило обманывать себя. Если Саманта останется, то рано или поздно непременно окажется в его постели.
 – Наверное, стоит поставить вопрос иначе. Ведь у детей вскоре появится новая мама, и она наверняка захочет сменить гувернантку. – Саманта сделала шаг назад. – Думаю, эта честь будет оказана леди Маршан.
 Уильям ничего не мог на это ответить. Сейчас не время. Сначала надо покончить с Фезерстоунбо. Так что сегодня он вряд ли сможет решить свои проблемы.
 А впрочем, разумнее будет расставить акценты.
 – Леди Маршан соответствует каждому пункту в моем списке, – Уильям постарался произнести это как можно спокойнее. – Она показала себя неподражаемой хозяйкой. И совершенно логично с моей стороны остановить свой выбор на ней.
 – Прекрасно, – Саманта натянуто улыбнулась. – Желаю вам обоим счастья. Вы стоите друг друга! – Резко повернувшись к Уильяму спиной, она сбежала по залитым луной ступеням веранды и исчезла в темноте сада.
 Дрожащими руками полковник Грегори достал сигару и с трудом зажег ее. Черт побери, его пресловутый список качеств, необходимых будущей жене, рассыпался в прах. Да, на бумаге Тереза была самым логичным выбором. Она потрясающе справлялась со своими обязанностями хозяйки. Была хороша собой. Была приятна Уильяму. Но мысль о браке с ней доставляла ему столько же удовольствия, сколько мысль о походе к цирюльнику, чтобы вырвать больной зуб.
 Да и Тереза наверняка относилась к нему так же. Она проводила все меньше времени рядом с Уильямом – предпочитала посплетничать с подругами или присмотреть за слугами. При этом она так демонстративно избегала Дункана, что Уильяму хотелось смеяться. Его друзья явно увлечены друг другом. Что ж, дай им бог удачи!
 Все складывается преотлично. Как только будет покончено с лордом и леди Фезерстоунбо, а Пашенька Гаев отправится в Россию, напичканный фальшивой информацией, он сделает предложение Саманте. А потом женится на ней. Только так все они будут счастливы.
 Сзади послышались легкие шаги и шелест шелкового платья. На веранде появилась Тереза.
 – Мне доводилось слышать от мужчин много признаний, но это я попрошу написать на бумаге и повешу в рамочке на стену. «Совершенно логично остановить мой выбор на ней». Как тепло на душе делается от этих слов!
 Тереза внимательно смотрела на Уильяма. По крайней мере, у него хватило ума не начать оправдываться.
 – Тереза… – только и смог произнести он.
 Но тут ее охватило странное смятение. Тереза вдруг почувствовала, как устала она быть умной и все время, всю жизнь делать только то, чего от нее ждут. Она устала от мужчин, топчущихся вокруг в надежде урвать кусок ее состояния. Она устала день и ночь думать о том, как обезопасить себя от охотников за приданым, выйдя замуж за богатого человека. Хотя охотники за приданым все как один были куда симпатичнее приличных женихов.
 Тереза подняла руку, призывая Уильяма к молчанию.
 – Можешь не продолжать. Я не знаю, собирался ли ты сделать мне предложение или уже успел передумать, но я скажу тебе вот что, Уильям Грегори. Я не хочу тебя. Я не выйду за тебя. Я уже была однажды замужем за человеком, который не любил меня. Я нравилась ему, я забавляла его. Но он не любил меня ни одной минуты. Его единственной страстью была война. – Взяв сигару из рук ошеломленного Уильяма, Тереза жадно затянулась. – А ты, Уильям, влюблен до чертиков в свою гувернантку.
 Уильям ошеломленно задержал дыхание.
 Тереза не знала, что именно вызвало такую реакцию: то, что она ругается, то, что она курит, или то, что она назвала вещи своими именами. Ей было все равно.
 – Тебе тяжело даже думать о твоем деле. Я, кажется, вычислила, в чем оно состоит. – Тереза снова затянулась. – Потому что я вовсе не такая дурочка, какой притворяюсь. Если хочешь знать, я умнее многих из тех, кто здесь собрался, – и я так устала это скрывать.
 – О моем деле? – осторожно переспросил Уильям.
 – О ваших с Дунканом шпионских играх, – прошептала Тереза. – Не волнуйся, я никому ничего не скажу. – Она снова повысила голос. – Но вот что я хочу посоветовать тебе, Уильям. Отправляйся за своей мисс Прендрегаст. Ты – человек чести с консервативными взглядами, и ты отлично знаешь, кому и на ком надо жениться, что хорошо и что плохо. Но если ты не сделаешь мисс Прендрегаст своей любовницей только потому, что это неправильно, и уговоришь меня выйти за тебя, я буду просыпаться каждое утро с мыслью о том, что мой муж не любит меня. А ночью, кувыркаясь со мной в постели, ты будешь представлять, что я – это Саманта. Нет, я не заслуживаю такой участи, Уильям. Я слишком хороша для этого. – Тереза махнула рукой с сигарой в сторону темного сада. – Саманта сейчас одна в своем коттедже для гостей. Наверняка плачет. Или ругается. Или то и другое. И, насколько я успела ее узнать, решает, имеет ли право быть с тобой. Так иди же и помоги ей сделать выбор.
 Уильям все еще продолжал ошалело смотреть на сигару в тонких пальцах Терезы. На ироничное выражение ее лица.
 Затем он улыбнулся, поднес к губам ее свободную руку и поцеловал. Поклонился, перемахнул через перила веранды и исчез в темноте.
 Тереза, фыркнув, снова затянулась сигарой. Какой же он глупец! Глупец, который не волнует ее ни грамма. Она чуть было не сделала самую большую ошибку в своей жизни.
 – Отлично, – вдруг раздался бархатный баритон из темноты. – Никогда в жизни не наблюдал более интересной сцены.
 Резко обернувшись, Тереза смотрела, как на веранду поднимается высокий мужчина. Дьявол и преисподняя! Это был он! Опять он!
 – Но ты, помнится, хвасталась раньше, что всегда добиваешься своего, особенно если речь идет о мужчине.
 Падавший из окна свет осветил его лицо, и Тереза вновь заметила ямочки на щеках Дункана. Черт бы побрал этого мерзавца!
 – И как долго ты подслушивал тут?
 – Разумеется, я последовал за тобой сразу, когда ты испарилась из бальной залы. Ведь у меня свой интерес в исходе этой беседы.
 – Вот как? И какое же тебе дело до того, выйду ли я замуж за Уильяма?
 – Но ведь тогда ты не смогла бы выйти за меня.
 Тереза затянулась так сильно, что закашлялась, поперхнувшись дымом.
 А Дункан – о, этот человек никогда не научится вести себя как джентльмен – не нашел ничего лучше, как хлопнуть ее по спине.
 – Дай-ка мне это, – он вырвал сигару из рук леди Маршан и зашвырнул ее подальше в кусты. Затем, сжав плечи Терезы, грубо и сильно поцеловал ее в губы.
 Она оттолкнула его и залепила звонкую пощечину. Боже, как она ненавидела этого человека!
 Тереза замахнулась для следующего удара, но Дункан перехватил ее руку.
 – А вот это было ошибкой, дорогая моя.
 Обвив рукой талию Терезы, он рывком привлек ее к себе, запрокинул назад ее голову и снова впился ей в губы долгим, страстным поцелуем.
 Тереза пыталась сопротивляться, но язык его властно проникал к ней в рот. Отпустив руку, которой Тереза пыталась замахнуться, Дункан гладил ее по спине. Чтобы не потерять равновесие, Терезе пришлось схватить его за плечи. Перила веранды впивались ей в бедра. Как ей хотелось бы сейчас потерять сознание и не чувствовать ничего – ни гнева, ни унижения.
 Но она не могла не чувствовать страсти, которая поднималась из глубин ее существа в ответ на то немыслимое, что проделывал с нею Дункан. Это не вписывалось ни в какие рамки. Это было то, о чем мечтает каждая женщина. И это происходило с ней. Закрыв глаза, Тереза отдавалась во власть новых для нее ощущений. Теперь ей хотелось прижаться к Дункану как можно крепче, двигаться в такт его движениям. Но руки Дункана продолжали крепко держать ее, прижимая к перилам. Когда он прервал поцелуй, чтобы перевести дыхание, здравый смысл чуть было не напомнил о себе. Но Дункан снова целовал ее – ее подбородок, висок, глаза, затем он легонько укусил Терезу за мочку уха.
 – Мне больно! – воскликнула она.
 Дункан лишь усмехнулся в ответ.
 – Моя дорогая, – прошептал он. – Ты даже не представляешь, что тебе нравится на самом деле.
 И он снова укусил ее.
 – Боже, Дункан! – Тереза впилась в его волосы, желая тоже сделать ему больно.
 Но Дункан, казалось, и не заметил этого. Он продолжал целовать ее за ухом, ее шею, ее плечи.
 Тереза услышала откуда-то издалека собственный стон. Она, словно сумасшедшая, не способна была сдерживать охватившие ее чувства.
 Дункан целовал и целовал ее, будто пробовал на вкус и никак не мог насытиться.
 Открыв глаза, Тереза посмотрела на звезды в черном небе. И ей захотелось вдруг, чтобы руки его сжали ее груди, чтобы голова оказалась между ее бедер… Черт побери, как она хотела этого мерзавца!
 Дункан снова целовал ее в губы, и она радовалась каждому движению его языка, отвечала на его поцелуй, как не отвечала еще никому на свете. Никогда еще все ее тело не горело такой страстью в ответ на поцелуи, никогда еще она не хотела с такой силой мужчину, который держал ее в своих объятиях.
 Когда поцелуй наконец закончился, Тереза, обессилевшая, провела пальцами по волосам Дункана и хрипло произнесла:
 – Я жду тебя в своей спальне.
 – Да, дорогая, – прошептал Дункан. – Но позже.
 Тереза не верила своим ушам. Растерянно моргая, она пыталась понять, что это такое он говорит ей.
 – То есть… как это… позже?
 – Милая моя, ведь ты сама только что отправила Уильяма навстречу его любви. Он – хозяин этого праздника. А ты – хозяйка. Значит, теперь тебе придется развлекать гостей.
 Тереза отказывалась верить услышанному. Она вся горела от страсти. А он? Значит, Дункан вовсе не хотел ее так же сильно, как она хотела его? Он вовсе не потерял голову.
 – Так ты… сделал это специально?
 – Что именно? Поцеловал тебя? Черт побери, да! Я должен был сделать это еще много лет назад!
 Унижение и отчаяние овладели Терезой.
 – Ты… ты ворвался на веранду, ты силой принудил меня… пока я… Ты заставил меня!
 – Моя милая, но я ведь вовсе не держу тебя!
 И это было правдой. В какой-то момент во время их второго поцелуя Дункан поставил ее прямо, а Тереза все еще продолжала цепляться за его плечи.
 Тереза отдернула руки и сжала их в кулаки. Ей хотелось кричать от отчаяния и унижения. Хотелось ударить Дункана, выцарапать ему глаза!
 – Когда закончится бал, – сказал Дункан, – я обязательно приду в твою спальню.
 И снова эти невыносимые ямочки на его щеках! Да он просто смеется над ней! Сначала заставил ее трепетать от страсти, а теперь дает понять, кто из них истинный хозяин положения.
 – Вряд ли тебе будут там рады! – гневно выпалила Тереза.
 – Поначалу, может быть, и нет, – кивнул Дункан. – Но я, похоже, знаю способ тебя переубедить.
 Тереза размахнулась, чтобы снова залепить ему пощечину. Дункан не стал перехватывать ее руку, но произнес неожиданно серьезно и твердо.
 – Не смей больше бить меня! Никогда!
 Тереза, поколебавшись секунду, опустила руку. И только тут поняла истинный смысл происходящего. Ей ведь и вправду надо было возвращаться к гостям, а она стояла здесь и целовалась с Дунканом Монро. Мерзавец просто хотел поквитаться с нею за то, что она так высокомерно отворачивалась от него все эти дни. О, он хотел отомстить, и ему это удалось!
 – Ты испортил мне прическу?
 – Нет. Я старался, чтобы этого не произошло, – он поднес дрожащие руки Терезы к ее голове. – Посмотри сама. Ни одна шпилька не выскочила.
 – Ты успел что-нибудь расстегнуть? – Тереза попыталась ощупать свою спину.
 – Все пуговицы застегнуты. Твой наряд выглядит так же безукоризненно, как в тот момент, когда ты вышла на веранду, – Дункан отступил на шаг назад и внимательно оглядел Терезу. – Ну, может, он чуть более помят, но это вполне можно объяснить бурными танцами.
 – Да. Да. Уверена, что ты прав, – тяжело вздохнув, Тереза расправила плечи. – Ты уверен, что в моем виде нет ничего, способного скомпрометировать меня?
 – Моя дорогая, ты просто чересчур подозрительна по натуре.
 – А ты всегда готов перепутать черное с белым!
 Дункан рассмеялся. Этот мерзавец запрокинул голову и смеялся от души.
 Тереза пошла было прочь, но Дункан поймал ее за руку.
 – Твое платье и твоя прическа в полном порядке. И не моя вина, если глаза твои горят страстью и у тебя вид женщины, которую хотят.
 – Я должна вернуться к своим обязанностям!
 – Я приду сегодня ночью к тебе в спальню!
 – Не стоит беспокоиться!
 Леди Маршан вплыла в бальную залу с чересчур высоко поднятой головой, словно пытаясь почерпнуть в этой позе уверенность в себе, которая была ей так необходима сейчас. Гости улыбались, приветствовали ее поднятыми бокалами, Тереза улыбалась в ответ. Сегодня она, как никогда, полна была осознанием важности своей роли. Да-да, она – хозяйка этого великолепного праздника, леди из высшего общества. А это безумие на веранде… это было всего лишь безумие. То, что не должно повториться.
 Подойдя к сцене, Тереза велела музыкантам играть потише. Затем, убедившись, что ей удалось завладеть всеобщим вниманием, леди Маршан произнесла:
 – Полковник Грегори почувствовал легкое недомогание, но просил всех продолжать веселиться. И я думаю, нам следует выполнить его просьбу. – По залу прошел шепот. – А теперь приглашаю всех на ужин – его накрыли в большом зале.
 Все улыбались, пока она не сошла со сцены. Это вызвало у Терезы самые неприятные подозрения. Она невольно поискала глазами Дункана. Его силуэт выделялся на фоне открытых дверей – мерзавец стоял и спокойно курил сигару. С трудом отведя глаза, Тереза направилась в большой зал, ведя за собой гостей. Проходя мимо зеркала, Тереза окинула себя беглым взглядом и едва сдержала крик, готовый вырваться из горла. Ну, так и есть! Небольшое малиновое пятнышко на том месте, где кончалась шея и начиналось плечо. След от его укуса. Тереза готова была заплакать. К тому же она видела в зеркале Дункана, который шел через бальную залу от двери прямо к ней. На глазах у всех. А на щеке его красовался след от ее ладони.
 Дойдя до Терезы, Дункан поклонился и прошептал всего два слова:
 – Сегодня ночью!




 22.


 Уильям взбежал на крыльцо коттеджа Саманты, сорвал с себя сюртук, затем жилет, бросил все это на перила и поднял руку, чтобы постучать в дверь, но вдруг так и застыл с поднятой рукой.
 То, что он задумал, было непорядочно. Саманта не заслуживает такого обращения. Даже если она с такой готовностью отвечала на его поцелуи.
 Уильям опустил руку.
 Эта девушка отвечала на его, только на его поцелуи. И ему должно быть стыдно. И за то, что он вновь осмелился ее поцеловать, и за то, что испытывает такую радость при мысли о том, что его гувернантка к нему неравнодушна.
 Она ведь была такой юной, такой невинной.
 И, разумеется, совершенно несведущей в делах света. Напротив, Саманта не раз давала понять, что относится к светским дамам с их уловками с некоторой долей презрения. Ее раздражала их манера заискивать перед своими мужьями, о которых они высказывали за глаза вовсе не лестные мнения.
 Уильям вернулся на крыльцо и сжал перила с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Он хотел Саманту. Каждая клеточка его тела, его мозга, его сердца требовала овладеть ею. Он мечтал об этой женщине – о ее белокурых волосах, рассыпанных по его подушке, о том, как будет касаться губами шелковой кожи ее плеч, как будет входить в нее вновь и вновь, без устали наслаждаясь ее прекрасным телом. Он думал о ней как о поле битвы, как о чужом племени, которое предстоит подчинить своей воле. Он должен научить эту женщину понимать, где ее место. И место это – в его постели.
 Уильям несколько раз стукнул по перилам кулаком. Черт побери! Черт побери!
 Все же он был цивилизованным человеком. Солдатом, многое повидавшим в походах и всегда считавшим себя порядочным человеком. Глядя на Саманту, он должен думать о том, как добра она к его детям, как ровно держится с его слугами, как мила с его гостями.
 Но вместо этого Уильям вспоминал, как открыто и искренне она смеялась, с какой дерзостью противостояла ему. У нее была походка пантеры. Она источала дразнящий аромат юности и страсти. И Уильям испытывал к ней первобытные, примитивные чувства мужчины к женщине, которые не в силах был держать под контролем.
 Позади его вдруг хлопнула, распахнувшись, входная дверь, и, обернувшись, Уильям увидел стоявшую на пороге Саманту. Глаза ее пылали яростью, на щеках играл лихорадочный румянец. Она была прекрасна в своем гневе. Саманта хлопнула дверью с такой силой, что та снова распахнулась. С тихим звуком, похожим на рычание, девушка обернулась, чтобы захлопнуть ее.
 Этого было достаточно, чтобы окончательно вывести Уильяма из равновесия.
 – Саманта! – тихо позвал он.
 Девушка застыла неподвижно и медленно обернулась.
 На крыльце было темно. Свет едва проникал наружу из зашторенных окон, но Уильям хорошо видел напряженную фигуру Саманты на фоне стены. На ней было то же открытое платье, что и на балу. Обнаженные плечи и шея отливали серебром в лунном свете. Саманта глубоко вздохнула.
 – Вы? – произнесла она. – Как вы посмели явиться сюда один, ночью?
 И тут Саманта кинулась прямо на него, словно и впрямь была разъяренной пантерой. Уильям приготовился к удару, но вместо этого она схватила его за лацканы сюртука, привлекла к себе и поцеловала.
 Выдержка окончательно покинула Уильяма.
 Губы Саманты прижимались к его губам, она отвечала на его поцелуй так, как он успел научить ее. Но тут Саманта вдруг укусила его – не сильно, но с такой агрессией, что Уильяму стало немного не по себе. Уж этому он ее точно не учил!
 И он вовсе не собирался дать ей стать хозяйкой положения. Только не сейчас, когда кровь его буквально кипит от страсти. Присев на перила, Уильям привлек Саманту к себе и властно проник языком в ее рот. Все тело девушки напряглось, она пыталась воспротивиться охватившей ее страсти, но в следующую секунду, так и не справившись с собой, уже отвечала на поцелуй Уильяма. Ладони его скользили по обнаженным плечам Саманты, и кожа ее загоралась огнем от каждого его прикосновения.
 Саманта стояла здесь, прямо перед ним, грудь ее касалась его груди, живот – его возбужденной плоти, и Уильяму хотелось… ему хотелось всего. И прямо здесь. И прямо сейчас. Уильям встал, прерывая поцелуй.
 Саманта издала недовольный стон. Обняв девушку за талию, Уильям чуть приподнял ее, прижимая к стене. Саманта схватила его за руки, извиваясь всем телом, словно кошка, которая требует, чтобы ее продолжали гладить.
 Уильям прижимался к ней все крепче и крепче, напрасно пытаясь хоть чуть-чуть притушить пламя, которое разжигали в нем ее огромные глаза, ее чувственные губы, ее тело, двигавшееся с такой грацией. Руки его скользили выше от талии, и Уильям с удивлением обнаружил… Боже правый! На Саманте не было корсета! Ни корсета, ни нижней рубашки. Тело ее отделял от его пальцев лишь тонкий шелк, и скоро он коснется каждого дюйма ее обнаженной кожи.
 Уильям нащупал ее груди и сжал их ладонями. У Саманты невольно вырвался сдавленный крик.
 – Ты ведь шла ко мне? – Уильям не узнал собственного голоса.
 Саманта прижималась к стене, запрокинув голову. Она была самим воплощением страсти.
 – Что? – шепотом переспросила девушка, не понимая ни где она находится, ни о чем ее спрашивают. – Что ты сказал?
 – Ты хотела найти меня?
 Саманта ничего не ответила, лишь помотала невнятно головой.
 – Саманта, – Уильям сделал шаг назад и тут же пожалел об этом. Но ему необходимо было знать. – Ответь же мне!
 Схватив Уильяма за руку, Саманта притянула его к себе.
 – Да, – прошептала она. – Я искала тебя. Я хочу только тебя.
 Руки Уильяма снова нашли ее грудь, пальцы ласкали напрягшиеся соски, и Саманта снова застонала от удовольствия.
 Он целовал ее шею, вдыхая нежный аромат кожи. Эта женщина сводила его с ума!
 – С того самого дня, когда я встретил тебя на дороге, я знал: жди беды!
 Саманта рассмеялась хриплым счастливым смехом.
 – Ты напугал меня тогда до полусмерти!
 – Никогда бы не подумал.
 Уильям шарил по ее спине в поисках пуговиц. Его руки дрожали от возбуждения.
 – Ты так бойко сражалась со мной!
 Сжав плечи Уильяма, Саманта изогнулась, чтобы ему было удобнее.
 – Я думала, ты хочешь утащить мою сумочку. Пообещай мне…
 Пуговицы наконец были расстегнуты, и лиф упал с ее плеч.
 – Пообещай мне, что тебя… не убьют…
 – Нет, нет, дорогая. Меня не убьют!
 Он хотел бы сказать ей больше, куда больше. Но руки его уже сжимали ее обнаженную грудь, а губы жадно искали напрягшийся сосок.
 Саманта снова тихо вскрикнула. Затем застонала от немыслимого наслаждения, прижимая к себе его голову и гладя по волосам.
 – Уильям, пожалуйста… Уильям.
 Долгие дни подавляемых желаний, долгие ночи одиночества в мечтах об этой женщине, и вот теперь он ласкал ее со всей неудержимостью охватившей его страсти, в то же время напрасно пытаясь совладать с тем неистовым, страстным созданием, в которое превращали Саманту его ласки. Уильяму хотелось смеяться вместе с ней, танцевать вместе с ней, овладевать ее прекрасным телом до тех пор, пока она не признает его, наконец, своим повелителем.
 А она…
 Эта маленькая ведьма делала все, чтобы он окончательно потерял голову.
 Легким движением руки Саманта развязала и отбросила прочь его шейный платок. Затем дрожащими пальцами расстегнула воротник, распахнула рубашку и положила ладонь на его грудь.
 Уильям едва перевел дыхание. Он легонько укусил Саманту, даря новые ощущения и в то же время предупреждая, что не стоит так торопиться. Девушка снова застонала и закинула ногу ему на бедро.
 Все условности, все душевные терзания были позабыты. Все существо его откликалось на ее смелые ласки.
 Снова прижав Саманту к стене, Уильям резко поднял ее юбки и раздвинул ноги девушки. В движении его не было нежности – лишь неистовая сила страсти, натиск завоевателя. Саманта удивленно вскрикнула.
 – Уильям, – прошептала она. – Не надо…
 Но Уильям лишь усмехнулся в ответ, скользя ладонью между ее ног, нащупывая пальцами жесткие колечки волос внизу живота и проникая все глубже и глубже.
 – Уильям, – вскрикнула Саманта, впиваясь пальцами в его плечи. – Пожалуйста…
 – Пожалуйста, не надо – или пожалуйста, продолжай?
 Сжимая бедра Саманты, он чуть приподнял ее, затем снова опустил. И еще раз. Чтобы она почувствовала всю силу собственного желания.
 Саманта не могла вырваться. Было слишком поздно. Видит бог, она пыталась. Она прижималась спиной к стене, толкала его ладонями в грудь. Но все же ей пришлось сдаться.
 И – Уильям почувствовал это – сдавшись, Саманта дала волю дремавшим в ней доселе инстинктам. Ничто больше не сдерживало ее. Она вцепилась обеими руками в его рубашку, откинула голову назад. Уильям обнял ее за талию, продолжая ласкать, и уже через секунду все тело ее сотрясали волны оргазма. Саманта закричала так громко, что Уильяму пришлось закрыть ей рот поцелуем. Если бы кто-то вдруг решил прогуляться по саду, он ни с чем не перепутал бы этот звук – крик женщины, впервые познавшей чувственное наслаждение.
 Уильяму хотелось уберечь ее от сплетен и осуждающих взглядов. И в то же время хотелось крикнуть на весь свет: смотрите, я довел эту женщину до высшей точки наслаждения. Я – и только я! Держа Саманту в объятиях, он нежно гладил ее по волосам. Что ж, он вполне может гордиться собой. Сгорая от страсти, он все же подумал сначала о ее удовольствии.
 Но тут Уильям почувствовал, что пальцы Саманты сжимают его возбужденную плоть. И как только ей удалось расстегнуть его бриджи, так что он даже не заметил этого?!
 До сих пор ни одна женщина не ласкала так его откровенно и дерзко, с таким любопытством и вызовом. Он едва сумел сдержать стон, рвущийся из груди.
 – Ты хоть понимаешь, что делаешь?
 – Нет, – прошептала Саманта. – Но мне очень нравится это делать.
 Уильям все еще продолжал сжимать ее обнаженные бедра. Так ей было мало? Что ж, сейчас он покажет ей, что бывает дальше! Вновь просунув руку под юбки Саманты, он нащупал вход в ее лоно. Саманта задрожала и сжала его плоть еще крепче.
 Уильям проник пальцем глубже. У Саманты вырвался стон, и она снова попыталась обвить ногой его бедро.
 – Все, – решил он. – Это все.
 Как ему хотелось оказаться внутри ее тела! Крепче прижав Саманту к стене, он прижался к ней возбужденной плотью, пальцами готовя себе вход.
 – Это больно? – едва слышно прошептала Саманта.
 Вместо ответа Уильям поднял свободной рукой ее подбородок и крепко поцеловал девушку в губы.
 Она и не подумала отстраниться, прильнув к нему всем телом.
 Резким движением он вошел в нее. Саманта задохнулась от боли.
 – Ты ведь знала, что будет больно, – его дыхание обжигало ее.
 – Да. Я знала, что когда-нибудь ты сделаешь мне больно.
 Это было совсем не то, что хотел услышать Уильям, но он не успел ничего возразить, потому что Саманта крепче прижалась к нему, и он начал двигаться. Именно об этом он мечтал. Она была горячей и в то же время прохладной, гладкой, как шелк, и зыбкой, как песок. Жар ее проникал в самые потайные уголки его души, давно забытые им самим, и впервые за много лет Уильям вдруг снова почувствовал себя единым целым. А может быть, впервые за всю свою жизнь.
 Громкий смех гостей послышался со стороны дома.
 Черт побери, они не могут оставаться здесь, на крыльце!
 Оглядевшись, Уильям сказал:
 – Нам надо уйти отсюда.
 – Но я не хочу! – дерзость Саманты снова возбуждала его.
 – Нас увидят!
 Обхватив руками ее бедра, Уильям приподнял Саманту. Но тут она снова задвигалась, и он уже не мог больше терпеть – он проник в нее так глубоко, как только можно, ломая хрупкую преграду ее девственности. Саманта вскрикнула – от боли или от гнева, он так и не понял, затем ткнула его кулаком в плечо и громко выругалась.
 Черт побери! Эта женщина ругалась, как солдат, но тело ее жило своей жизнью – мускулы Саманты сжались вокруг его плоти.
 И тут Уильям окончательно забыл о том, что им надо прятаться, что их могут заметить, что надо вести себя тише. Сейчас он жаждал лишь удовлетворения. Снова прижав Саманту к стене, он почти совсем вышел из ее лона. Затем проник в нее снова. И еще раз. И еще.
 Дыхание ее было хриплым и порывистым.
 – Уильям! – стонала она. – Боже мой! Уильям!
 Похоже, ей уже не было больно, но даже если бы и было – Уильям уже ничего не смог бы с собой поделать. Ничто не могло остановить его лихорадочных движений. Он должен овладеть этой женщиной, овладевать ею вновь и вновь, до бесконечности. Пока она не поймет и не признает, что принадлежит ему.
 Саманта сжимала его плечи, стараясь удержать равновесие. Это блаженство было почти нестерпимым, и в то же время ему хотелось, чтобы оно продолжалось вечно.
 Уильям двигался все быстрее, проникал все глубже, стараясь отыскать то место внутри ее тела, которое навеки даст ему власть над этой женщиной. Ну же, ну! Сейчас, это должно случиться сейчас!
 – Сейчас! – вслух выкрикнул Уильям.
 Ноги Саманты крепко сжали его бедра. Она застонала. А мускулы ее лона снова сжались вокруг его плоти, еще и еще, словно помогая ему наполнить Саманту излившимся в этот момент семенем.
 Уильям медленно опустился на колени, осторожно придерживая Саманту и тяжело дыша от насыщения. И от просыпающегося желания овладеть ею вновь.




 23.


 Саманта проснулась от треска дров, разгоравшихся в камине. В лицо ей пахнуло жаром. Устроившись поудобнее на подушках, она с улыбкой ждала. И не была разочарована. Подбросив дров в камин, Уильям скользнул под одеяло и прижал девушку к себе.
 – М-м-м, – пробормотала она. – Ты горячий, как печка.
 – Горячий? – переспросил Уильям прямо ей в ухо.
 – Очень, очень. – Открыв глаза, Саманта повернулась к нему лицом. Огонь отбрасывал блики на его темные волосы, и лицо его в отблесках пламени казалось мягче, а может быть, так было потому, что с него исчезла обычная печать высокомерия. Уильям наблюдал за нею со спокойной улыбкой, словно один вид Саманты вызывал у него радость. Прошлая ночь была полна удовольствий. После того как они слились друг с другом, забыв обо всем, прямо на крыльце, Уильям внес ее в дом. Но не успели они оказаться у стоявшего в гостиной дивана, когда страсть их вспыхнула с новой силой. Страсть столь неистовая, что в результате диванные подушки оказались на полу, как и они сами, а одежда их была разбросана во все стороны. Здесь они и заснули.
 И лишь под утро Уильям принес с кровати Саманты одеяла и подушки и свил для нее гнездышко, словно орел для своей подруги.
 Саманта коснулась ладонью небритой щеки Уильяма.
 – Сколько же сейчас времени?
 – Два часа до рассвета, – быстро взглянув на окно, ответил Уильям.
 – А мне совсем не хочется спать, – Саманта посмотрела в глаза Уильяму. – Чем ты хотел бы заняться, чтобы скоротать время?
 – Флиртом. – Пальцы Уильяма погрузились в копну ее волос, лежащих на подушке. Синие глаза его казались в предрассветных сумерках почти черными. – Какая ты красивая! Стройная и сильная, как чистопородный скакун.
 Саманта улыбнулась. Потому что теперь она может говорить этому человеку все, что захочет. Потому что он сделал ее счастливой.
 – Ты сравниваешь меня с лошадью?
 – А как ты думаешь?
 – Я думаю, что ты считаешь меня красавицей. Что ж, пожалуй, я готова доверять твоему мнению.
 – И доказываешь тем самым, что не только красива, но и умна. – Уильям притянул к себе Саманту, и она почувствовала, что он снова возбужден и готов заняться с нею любовью. Однако Уильям не спешил войти в нее.
 – Ты еще не отошла после вчерашней ночи, чтобы я мог снова овладеть тобой, – сказал он.
 – Но разве тебе не хочется? – пальцы Саманты гладили его горячую грудь.
 – Еще как! – Подперев щеку, он внимательно смотрел на девушку. – Но, несмотря на свое неподобающее поведение вчера вечером, я знаю, как обращаться с женщиной.
 Саманта тоже приподнялась и посмотрела на него удивленно.
 – Что ты называешь неподобающим поведением?
 – Я овладел тобой прямо на крыльце.
 – И что же в этом неподобающего? У меня остались самые приятные воспоминания…
 – У меня тоже, – он прижал палец к губам Саманты. – Но лишить тебя невинности вот так, второпях, не заботясь о твоем удобстве…
 – Об удобстве? – удивилась Саманта. – Эта мысль как-то не приходила мне в голову.
 – Мужчина должен быть бережным со своей возлюбленной, зная, что с ней это происходит впервые. Вчерашняя грубая страсть – для опытных любовников, – Уильям нахмурился. – Но не для тебя. Нет… не так быстро.
 – Ты чувствуешь себя виноватым?
 – Просто не могу поверить, что до такой степени утратил контроль над собой.
 – А ты ведь утратил его, не так ли? – Саманта, смеясь, похлопала Уильяма по плечу. – Полковник Грегори потерял голову из-за женщины!
 – Не просто из-за женщины, Саманта. Из-за тебя, и только из-за тебя.
 Она была на седьмом небе от счастья.
 – Поговори со мной, – попросил Уильям, играя с прядкой ее волос. – Раз мы не можем снова заняться любовью, расскажи мне о себе. О своей семье, о своем детстве…
 Настало время очнуться от сладкого сна. Уильям задавал эти вопросы не из праздного любопытства. Он хотел знать все о женщине, которая заставила его поступиться своими драгоценными принципами.
 Значит, он вовсе не был от нее без ума.
 Уильям смотрел на Саманту так пристально, словно пытался прочитать ее мысли.
 – Почему ты всегда так обвиняюще смотришь на меня своими прекрасными карими глазами, когда я пытаюсь поступать правильно?
 – Хочешь узнать побольше о женщине, с которой спишь? – задумчиво произнесла Саманта, словно не слыша его слов.
 – Но любовники обычно разговаривают. Рассказывают друг другу о своей жизни. О своем прошлом.
 – О своей семье, – продолжила за него Саманта.
 – Я уже сделал свой выбор, – твердо сказал Уильям. – Мне нужна ты, а не твоя семья.
 Саманта знала это. Она ведь уже не раз намекала Уильяму на свое прошлое. Она понимала, что может все рассказать ему об отце и матери, о своем детстве, и Уильям не переменится к ней. Если только… если только она не зайдет слишком далеко и не расскажет ему о том, что не раз проделывала со многими людьми в темных аллеях Лондона.
 – Думаю, ты выросла на улицах Лондона, – задумчиво произнес Уильям.
 – Ты догадался? Неужели у меня еще остался акцент? – усмехнувшись, она перешла на кокни. – Иль же птому што я беру пишшу рками? Иль ты видал, как я тру нос ркавом?
 Брови Уильяма удивленно поползли вверх.
 – Ты сердишься? – он демонстрировал необыкновенную прозорливость.
 Но Саманта не злилась. Она была в отчаянии. Первый раз в своей жизни она хотела всей душой того, что никогда не сможет получить. Как там говорила леди Маршан? «Если сумеете довольно быстро заманить одного из своих поклонников в сети Гименея, он ничего не узнает, а если узнает, будет уже слишком поздно». Уильям доказал, что не способен устоять. Если ухватиться за эту возможность… но ведь рано или поздно он все равно узнает. Не следует забывать об этом. Она любит Уильяма всем сердцем. Но он никогда не будет принадлежать ей.
 Уильям погладил морщинки над переносицей Саманты.
 – Наверное, кто-то сделал тебе очень больно.
 Этих «кто-то» было очень много – и он вот-вот станет одним из них.
 – Я не оставалась в долгу, сэр, – Саманта снова перешла на безукоризненный выговор высшего света. – Если вы действительно верите, что черное – это черное, а белое – белое и что никаких оттенков серого цвета не существует, вы должны знать: я вымазана с ног до головы черной угольной пылью.
 Уильям улыбался ей с такой нежностью, с таким восхищением.
 – Ты – самая честная женщина из всех, кого я знаю.
 – Нет! – воскликнула Саманта, резко садясь.
 Как умеет этот человек перевернуть все с ног на голову! Она пыталась предостеречь его, а он восхищался ею за это. Но только лишь потому, что не осознавал всей глубины ее падения.
 – Знаю, знаю, – примирительно заговорил Уильям. – Ты снова хочешь обвинить меня в предвзятости к женщинам. Хорошо, скажу по-другому. Ты – самый честный человек из всех, кого я знаю.
 Она должна была, обязана была сказать ему. Прямо сейчас. Но воздух в комнате был таким холодным, а Уильям – таким горячим. И у них был впереди еще один день счастья. Саманта просто не могла отказаться от такого щедрого подарка судьбы.
 Уильям потянул ее к себе, и Саманта, не сопротивляясь, снова оказалась в его объятиях, позволяя согреть себя. Гладя ладонями его сильные плечи, она старалась запомнить каждое мгновение этой близости. Как он выглядит, как дышит, как падают на лоб его волосы, какие у него сильные пальцы…
 Уильям погладил подбородок Саманты.
 – Скажи же мне хоть что-нибудь хорошее о своих родителях!
 – Они были женаты.
 Глаза Уильяма вдруг стали серьезными и печальными.
 Была ночь – время откровений. Он был ее любовником – мужчиной, которому Саманте отчаянно хотелось довериться. Почему бы не рассказать ему обо всем? Худшее, что может случиться, – он отвернется от нее.
 – Дорогая, у тебя такой вид, будто я сделал тебе больно, – заботливо произнес Уильям. – Прости… мне не стоило… я уже жалею, что спросил.
 – Моя мать была дочерью приходского священника, – вдруг выпалила Саманта. – Она работала гувернанткой в одном большом доме.
 Она слышала, как Уильям вздохнул с облегчением у нее под ухом.
 – Так, значит, ты пошла по стопам матери!
 – Надеюсь, что нет.
 Не напрасно ли она надеется на это? Что будет с нею дальше? После сегодняшнего дня?
 – Мой отец встретил мать в парке, когда у нее был выходной и она пошла прогуляться. У мамы было небольшое наследство, доставшееся ей от бабушки. Отец постарался ей понравиться, и она вышла за него замуж против воли дедушки. И попала в настоящий ад. Разумеется, она потеряла место. Семья ее не хотела иметь с нею больше ничего общего. А мой отец оказался бессердечным негодяем. Сначала он спустил ее деньги. Потом заставил маму работать. Но это была не та работа, к которой она привыкла. Сначала мама шила – шила и шила дни и ночи напролет, пока у нее не начали болеть глаза. Потом ей пришлось попрошайничать. Мама ненавидела попрошайничать. Стоять на углу с протянутой рукой под проклятия бывших знакомых и насмешки проходивших мимо мужчин, которые предлагали ей деньги за совсем другие услуги. Мой отец обычно бил их за это.
 – Слава богу! – с отвращением произнес Уильям. Видимо, его обрадовало то, что отец Саманты проявлял хоть какие-то признаки благородства.
 Но Саманта развеяла его надежды.
 – Ему больше не нужна была моя мать, но никто другой не смел покуситься на то, что ему принадлежало.
 И зачем только она начала исповедоваться? Теперь перед Самантой всплывали одно за другим воспоминания об ужасных, бесконечных днях и ночах, о постоянном чувстве голода.
 – Моя мать родила меня в ужасных условиях, а отца даже не было рядом. Он уже ухаживал в то время за другой леди. Он любил делать из них дурочек. Низводить до своего уровня. Иногда у его женщин были деньги – тогда они бывали и у нас – достаточно, чтобы покупать еду и уголь.
 Уильям погладил ее по волосам.
 – Так тебе приходилось голодать и мерзнуть?
 – Да, сэр. Хотя моя мама все отдавала мне, – теперь она испытывала знакомое с детства чувство вины. – Я знаю, что это неправильно, но я сидела перед огнем и ела ее еду.
 – Сколько же тебе было лет? – Уильям гладил Саманту по спине, стараясь успокоить, но во всем теле его чувствовалось напряжение.
 – Мама умерла, когда мне было семь.
 – Семь? Тебе было всего семь? Значит, ты сделала свою мать счастливой уже тем, что выжила, – Уильям крепко прижал Саманту к себе. – Милая моя девочка, у тебя ведь еще нет своих детей. Вот что я тебе скажу: когда ты подаришь жизнь собственному ребенку, ты будешь готова на все – и голодать, и мерзнуть, чтобы только сохранить эту драгоценную жизнь.
 Саманта чуть не рассмеялась ему в лицо, но это было бы несправедливо по отношению к Уильяму.
 – Как вы наивны, сэр. Мой отец не испытывал ко мне ничего подобного. И достопочтенные родители моей матушки – тоже. Она говорила им, что у них есть внучка. Она умоляла их забрать меня к себе. Она, которая так ненавидела унижаться и просить, – пальцы Саманты впились в плечи Уильяма. – Но они отказали ей. Эти люди считали, что мама заслужила свою судьбу, а я – свою, хоть я и была тогда невинным ребенком.
 – Ты должна пожалеть этих людей с их черствыми душами.
 – Или возненавидеть за то, что они отвернулись от нас, – Саманта действительно ненавидела их. – Когда умерла мама, отец послал им весточку. Я была ему не нужна, и он, видимо, рассчитывал сбыть меня маминым родственникам. – Саманта покачала головой. Не зашла ли она слишком далеко? Не пора ли остановиться и замолчать? Она никогда не рассказывала никому того, что говорила сейчас Уильяму. Слишком больно и унизительно было оказаться отвергнутой теми, кто должен был бы любить ее, чьей плотью и кровью она была.
 – И как же ты выжила? Семилетняя девочка, о которой некому позаботиться?
 – Я пела на площади. Попрошайничала. Подметала улицы. Делала все то, что делают бездомные дети в Лондоне. Тебе ведь наверняка не раз приходилось это видеть.
 Уильям ничего не сказал. Наверное, теперь он презирает ее. Саманта выболтала все свои секреты. И он понял, что за женщина лежит в его объятиях. Саманту пробирала дрожь при одной мысли о том, что придется заглянуть ему в глаза. Но это нельзя было оттягивать до бесконечности. Саманта медленно повернула голову.
 Уильям смотрел на нее… с сочувствием. И с прежним восхищением.
 – Ты – замечательная женщина, – нежно взяв в ладони ее лицо, он поцеловал Саманту.
 На глазах девушки появились слезы. Она отвечала на его поцелуй, глубокий и страстный. Ни с кем больше не будет она так близка, как с этим человеком. Саманта отдала ему себя целиком и полностью. И надежда начинала предательски шевелиться в ее душе. Но глупо, глупо было думать, что, если у Уильяма вызвали сострадание ужасные события ее детства, он примет также и все, что было с ней потом. И все же Саманта уже не могла остановиться. Кто знает, может быть… может быть, она и вправду обретет наконец свой дом.
 Прижавшись лбом ко лбу Уильяма и глядя ему прямо в глаза, Саманта тихо сказала:
 – Я поведала тебе все мои секреты. Теперь ты поделись своими.
 Саманта не знала, что она ожидала услышать, но только не то, что услышала.
 – Мои секреты? У меня есть только один. Я ловлю шпионов.
 – Что-о? – Саманта удивленно заморгала.
 – Вот видишь, как я доверяю тебе, – синие глаза его сверкали. Уильям задиристо улыбался и был похож сейчас на мальчишку. – Клянусь тебе, это правда. Я ловлю шпионов.
 Какой же дурочкой была она до сих пор!
 – Той ночью на дороге… ну конечно! – Саманта крепче сжала плечи Уильяма. – Но ведь это очень опасно!
 – Опаснее, чем ловить разбойников? – поддразнил ее Уильям.
 – Думаю, да, – серьезно ответила Саманта. – Разбойники – это зачастую люди, которым нечем больше заработать себе на жизнь.
 – Ты слишком добра к людям, которые не заслуживают жалости, – довольно резко произнес Уильям.
 Он ничего не понял! Она заботится о нем! О его безопасности!
 – А шпионы холодны и безрассудны. Им не надо грабить тебя.
 – Ты не совсем права. Шпионы крадут у нас наши жизни, нашу честь, наши земли, наших товарищей, верно служивших отечеству. Наших детей… наших жен!
 Ситуация становилась все более странной.
 – А я думала, твою жену убили грабители, – осторожно вставила Саманта.
 – Перед смертью эти негодяи во всем признались. Им заплатили русские, чтобы они напали именно на Мэри, дождавшись, когда та выедет из лагеря. Я ведь и там, в Индии, делал все, чтобы очистить окрестности от русских шпионов. Вот они и решили избавиться от меня таким образом.
 – Черт побери!
 – После смерти Мэри я покинул Индию вместе со своими детьми, полный решимости расследовать это дело до конца, найти гнездо этих ядовитых гадов. И мне это удалось. Я пригласил на свой праздник тех, кто предавал все эти годы свою страну…
 Открывались все новые, все более удивительные подробности. Значит, этот праздник был для Уильяма не просто предлогом поухаживать за леди Маршан. Он был ловушкой.
 – И кто же они?
 – Ты – такая честная, такая… искренняя. Боюсь, если я скажу тебе, ты не сумеешь скрыть своего отношения к этим людям.
 Саманта вспомнила, какой невинной овечкой притворялась, когда ее руку кто-нибудь ловил в своем кармане. А сколько раз она ускользала от ареста, имитируя великосветский выговор и изображая праведный гнев несправедливо обвиненной.
 – Я так искренна только с тобой, Уильям, – сказала она. – А вообще могла бы украсить собой театральные подмостки.
 – Лорд и леди Фезерстоунбо! – Уильям внимательно смотрел на Саманту, ожидая ее реакции.
 Девушка на секунду задумалась. Сначала она вспомнила старого болтуна Руперта с его дурацкими попытками флиртовать и пощипывать проходивших мимо молоденьких барышень. Затем – его супругу, которая, прищурившись, внимательно наблюдала за всем происходящим.
 – Только не он, – покачала головой Саманта. – Она.
 Уильям восхищенно присвистнул.
 – Но как ты догадалась?
 – По этой женщине видно, что она что-то скрывает.
 – Ты права. Она украла одну важную карту. Тереза подслушала разговор супругов Фезерстоунбо между собой. А теперь мы знаем все еще и от того человека, у которого пропала карта. И нам надо добыть ее. Но еще больше хотелось бы подменить на такую же, только с ложной информацией. – Уильям сжал плечи Саманты. – Если бы это удалось, мы спасли бы жизни сотен англичан.
 Саманта тяжело вздохнула. Воздух словно обжигал легкие. И произнесла хриплым шепотом:
 – Вам нужен опытный вор.
 – Ну да! Ты знаешь, где найти такого? – Он усмехнулся, но тут же осекся и внимательно посмотрел на Саманту. – А впрочем, ты-то как раз и знаешь. Ведь ты наверняка знакома с преступным миром Лондона.
 –Да.
 Потирая подбородок, Уильям смотрел куда-то вдаль.
 – Но ведь обыкновенный вор не сможет изобразить из себя джентльмена. Думаю, его придется провести на прием в качестве слуги. Но нет – мы не сумеем так быстро доставить нужного человека из Лондона. – Тут Уильям заметил, что Саманте явно не по себе, и поспешил утешить ее: – Не волнуйся, дорогая. Что-нибудь придумаем. Не забивай себе голову этой чепухой.
 Через несколько минут, крепко прижимая к себе Саманту, он заснул, оставив ее лежать с широко открытыми глазами под гнетом своих мыслей.
 Уильям проснулся с первыми лучами солнца, разогнавшего утренний туман. В камине весело потрескивали поленья, но Саманты рядом не было. Уильям снова закрыл глаза, вдохнул исходивший от подушки запах ее волос и стал ждать, когда она вернется, чтобы он мог рассказать ей, каким предстоит жить дальше. Они будут вместе до конца дней. Еще надо поговорить о свадебном путешествии. Возможно, о детях.
 Размышления его прервал тихий шелест ткани.
 Уильям открыл глаза. Саманта сидела за столом, одетая в простое зеленое платье, и смотрела на него выжидающе, но при этом довольно холодно. Ни тени восторга, который ожидал увидеть Уильям. Что ж, может быть, она просто смущается. Или боится, что Уильям отвергнет ее, как отверг отец ее мать.
 Ну да. Своим вчерашним рассказом Саманта показала, что имеет все основания не доверять людям его круга. И теперь ему придется постараться, чтобы переубедить ее.
 Улыбнувшись, Уильям похлопал ладонью по одеялу.
 – Иди сюда, дорогая. Присядь, я объясню тебе, как надо правильно покидать супружеское ложе.
 Холодность исчезла с лица Саманты, но на смену ей пришел неподдельный ужас.
 – Супружество? Но разве речь шла о супружестве?
 Недоумение Саманты лишило Уильяма дара речи ровно настолько, сколько требовалось, чтобы рассмотреть ее повнимательнее.
 Саманта сидела, сжав руки в кулаки, она дышала тяжело и порывисто. Все понятно! Наверняка в тишине ночи она задумалась о будущем. И в душе ее проснулись страхи и сомнения по поводу намерений Уильяма. Но если так, то упоминание о супружестве должно было прогнать эти самые сомнения, а не вызвать такую панику.
 Не сводя глаз с Саманты, Уильям откинул одеяло. Девушка смотрела на него совершенно отрешенно.
 Он встал и собрал разбросанную по полу одежду, пытаясь угадать, что же случилось. Он сделал Саманте больно? Да. Но потом он попытался загладить свою вину. Он испугал ее? Но разве что-то способно испугать Саманту? Уж во всяком случае, не его откровения по поводу лорда и леди Фезерстоунбо. Или она волнуется по поводу того, что он подвергает свою жизнь опасности? Но если так, то зачем сидеть так далеко от него и с таким серьезным видом?
 – Скажи мне, что же не так! – потребовал Уильям.
 Саманта отвернулась к окну, губы ее задрожали, и она сжала их покрепче.
 – Пойдем со мною в дом. – Он должен заставить ее заговорить. И ни в коем случае нельзя оставлять ее сейчас одну. – Я должен подготовиться к сегодняшнему дню – переодеться, посоветоваться с Дунканом.
 Наконец Саманта повернулась к нему, и Уильям прочел в ее взгляде зияющую пустоту.
 – Сначала я должна кое-что сказать тебе, – медленно произнесла Саманта.




 24.


 – Эй, ты собираешься развязать меня или мне предстоит лежать тут вот так весь день?
 Прервав свой туалет, Тереза взглянула на Дункана, распростертого на ее постели, руки которого были привязаны к изголовью ее шарфом.
 – Да. Да, сейчас развяжу, – она подошла кровати с нарочито скучающим видом. Неужели всего час назад леди Маршан целовала этого мужчину? Она принялась развязывать узлы, которые чуть раньше сама затянула с таким наслаждением.
 – Конечно же, развяжу. Ты нужен мне, чтобы помочь застегнуть платье.
 – С удовольствием, миледи, – как только руки Дункана освободились, он крепко обнял Терезу за талию, усаживая рядом с собой. – Но сначала хотелось бы узнать, что такого я сказал, что так разгневало тебя.
 Тереза смотрела на него влажными глазами, полными тревоги.
 – Ты сказал, что тебе нужен карманник. Что вы с Уильямом готовы воспользоваться услугами вора.
 – Если бы я только знал, что это разгневает тебя, я бы заткнул свой рот. Я просто думал, что ты знаешь все обо всех и сможешь подсказать человека, подходящего для такой работы.
 – Я должна пойти предупредить Саманту, – пробормотала Тереза с отсутствующим выражением лица. Дункан отпустил ее и медленно сел на постели.
 – Предупредить Саманту? Мисс Прендрегаст? О чем?
 Тереза быстро подошла к окну и стала смотреть на укрытый туманом сад.
 – Она не… Она… – Тереза обернулась к Дункану. – Как ты думаешь, Уильям доверится ей так же, как ты доверился мне?
 – Я не знаю. – Самые страшные догадки роились в голове Дункана, но он гнал их от себя. Не может быть, чтобы юная гувернантка… нет, только не это. – Еще неделю назад я сказал бы, что нет, но сейчас не знаю. Уильям влюблен по уши.
 – Так он скажет ей? – Тереза нервно заламывала руки. – Больше всего я боюсь, что Саманта решит… но ведь он не станет рассказывать ей о вашей проблеме? Он ведь считает женщин изнеженными созданиями, хрупкий мозг которых нельзя напрягать такими вещами.
 Подозрения Дункана оформились в уверенность, и он резко вскочил с кровати.
 – Черт побери, ты хочешь сказать, что Уильям ухаживает за воровкой?
 Уильям вел Саманту по лужайке, крепко держа ее за руку.
 У этой ведьмы хватило наглости затеять с ним рукопашную!
 – Тебе не надо держать меня, – сказала Саманта. – Я ведь рассказала тебе все лишь для того, чтобы доказать, что могу помочь тебе!
 – Ты сказала мне слишком поздно, – Уильям крепче сжал ее руку. – Я уже опозорил себя, лишился дворянской чести.
 Свободной рукой Саманта ударила его меж ребер – предательским ударом, которому она могла научиться только в своем преступном прошлом.
 Вскрикнув, Уильям непроизвольно разжал пальцы.
 Прежде чем он снова успел схватить Саманту, она была уже на несколько шагов впереди.
 – Я и забыла, – с хорошо знакомым ему сарказмом произнесла Саманта, – что все события прошлой ночи произошли лишь с тобой одним.
 В несколько прыжков Уильям догнал ее.
 – Только у меня была честь, которую я сумел потерять.
 – Что ж, и об этом я тоже забыла, – вздохнула Саманта.
 Туман окутывал все серебристой дымкой, прозрачные капельки висели на паутине, свитой среди ветвей розового куста. Деревья выступали из дымки своими мокрыми стволами, а кроны их терялись наверху. Если туман не рассеется, Терезе придется расстаться со своими планами устроить прощальный обед под шатрами в саду. Впрочем, Уильяму туман был на руку. Он спрячет их от любопытных глаз. Конечно, гости еще не проснулись, но вот их слуги наверняка уже встали, и ни к чему, чтобы они доложили своим хозяевам, что полковник Грегори провел ночь в объятиях собственной гувернантки. Разумеется, многие и так заметили вчера вечером их исчезновение. Но не стоило подтверждать их подозрения. Ведь на карту было поставлено сейчас его положение в обществе, во всех смыслах этого слова.
 – Я зол на себя, как никогда, – Уильям не пытался смягчить свой тон.
 – Да, парень, я вижу, – она специально перешла на этот ужасный говор, чтобы подразнить его, но больше ничего не сказала.
 А Уильяму хотелось, чтобы Саманта продолжала говорить, чтобы она спорила с ним, доказывала свое, разжигая его праведный гнев, вновь и вновь убеждая его в том, что он связался с недостойной женщиной. Потому что это он был жестоко обманут. Он, а не она. Уильям не обманывал эту женщину!
 – Если бы ты сразу сказала мне правду…
 – То ехала бы на поезде обратно в Лондон в ту же ночь, когда прибыла сюда. Тогда мне совсем не нравилась эта перспектива, – Саманта печально улыбнулась. – Зато теперь она кажется весьма заманчивой.
 Улыбка эта сделала то, о чем так мечтал Уильям, – привела его в бешенство! Он был прав, тысячу раз прав, отвергнув Саманту с ее воровскими повадками.
 – Ты задумывалась когда-нибудь, какое влияние ты оказывала на моих дочерей? Общаться с воровкой – это могло поломать навеки их неокрепшие души.
 – Если я оставила свой след в их душах, – а я надеюсь, что так оно и есть, – то вовсе не тем, что делала в юности.
 – Но грязь твоих преступлений все еще лежит на тебе.
 – В таком случае тебе не следует встречаться со своими дочерьми. Потому что и ты в той же самой грязи после того, что произошло вчера.
 Резко развернувшись, Уильям схватил Саманту за плечи, заставив ее остановиться.
 – Хочешь сказать, что пометила меня?
 – Я просто показала тебе всю глупость подобных размышлений.
 Слова Саманты звучали грубо, но глаза ее были мудрыми и печальными.
 – Ты крала и у меня! Из кабинета пропало золотое перо, портрет… – Только тут до Уильяма дошел весь ужас происходящего, все, что он потерял. – Ты… какой же испорченной надо быть, чтобы украсть единственную память, которая осталась у меня о моей жене.
 – О, – Саманта прикусила губу и отвела взгляд. – О…
 Это было куда больнее, чем он мог себе представить. Значит, Саманта преследовала его, стараясь удалить то, что осталось от его законного брака, от его приличной семейной жизни, чтобы он остался с нею. То есть остался ни с чем.
 – Где мои вещи? – пророкотал Уильям, встряхивая Саманту.
 – Я не знаю.
 – Наглая ложь! – он тряс Саманту с такой силой, что голова ее моталась из стороны в сторону.
 – Я действительно не знаю, – вдруг Саманта поднесла палец к губам: – Шшш…
 Уильям тоже услышал приближавшиеся голоса. Мужчина и женщина спорили о чем-то, направляясь прямо к ним. Невозможно было разобрать слов, но Уильям узнал спорящих. Дункан и Тереза. Интересно, что выгнало их из дома в такую рань? Уж не его ли они искали, чтобы предупредить о небезупречном прошлом Саманты?
 Нет. Они ничего не знали об этом. Скорее его друзья шли попенять ему на то, что он забыл о невинности и неопытности своей гувернантки. Но эта самая пресловутая невинность была лишь товаром, который Саманта собиралась продать подороже. Она надеялась заманить Уильяма в ловушку, женить на себе обманом.
 Тереза и Дункан вынырнули из тумана и резко оборвали свой разговор. Вернее, свой спор.
 Всегда элегантная Тереза выглядела как-то не так, хотя Уильям и не смог бы сразу сказать, в чем дело. Волосы леди Маршан казались почти такими же встрепанными, как обычно бывают у Мары, а шаль была небрежным узлом завязана на груди.
 Простирая руки, Тереза кинулась в их сторону. На секунду Уильяму показалось, что Тереза хочет его обнять, но вместо этого она подбежала к Саманте. Уильям отпустил плечи девушки.
 Схватив Саманту за запястья, Тереза буквально потащила ее в сторону дома, приговаривая:
 – Саманта, дорогая, я как раз ищу вас. Хотела попросить помочь мне украсить зал к прощальному обеду… – Она повернулась к Уильяму, стараясь не встречаться с ним глазами. – Знаешь, Уильям, есть вещи, в которых женщине может помочь только другая женщина, и это как раз тот самый случай.
 – Он знает, – тихо прервала ее Саманта.
 Тереза резко замолчала, затем, запинаясь, пробормотала:
 – Не может быть… но как… – Она поняла все, не дожидаясь ответа. – Ты сама рассказала ему, да? Чтобы он дал тебе возможность выполнить свой долг? Ты не могла убедить себя, что это – не твое дело?
 – Шшш, – прервал их Дункан.
 – Но это мое дело, – возразила Терезе Саманта. – Это моя страна…
 Уильям фыркнул, но Саманта не обратила на него внимания.
 – Могут погибнуть ни в чем не повинные люди…
 – Шшш, – повторил Дункан.
 Обе женщины удивленно посмотрели на него, словно только сейчас вспомнили о его существовании, затем огляделись вокруг и кивнули.
 Дункан пригладил свои торчащие волосы и тихо произнес:
 – Благодарю вас, мисс Прендрегаст.
 Уильям резко повернулся к нему.
 – За что это ты благодаришь ее? Мы не позволим ей сделать это! Она же предупредит леди Фезерстоунбо. Со злости. Я собираюсь запереть это чудовище в чулане и выкинуть ключи.
 – Нет, Уильям, ты не сделаешь ничего подобного, – Дункан старался говорить тише, но голос его звучал весьма решительно.
 У Уильяма чуть не открылся рот от удивления, причем он ни за что не смог бы сказать, что изумило его больше – слова друга или тон, которым произнес их Дункан.
 – Что ты сказал?
 – Я сказал, что мы примем помощь мисс Прендрегаст. И должны благодарить бога за то, что эта женщина оказалась в нужное время в нужном месте.
 – Как ты можешь говорить такое?
 – А как ты смеешь считать иначе? – все так же тихо, но решительно произнес Дункан. – Нам обязательно надо добыть эту карту. Капитан Фарвелл сказал, что она имеет огромное значение. Нам повезло также и в том, что лорд Хартун привез с собой секретаря, а этот малый – отличный картограф. Тот урон, который мы можем нанести русским, подменив карту, не поддается описанию. Но у нас ничего не получится без мисс Прендрегаст.
 – И ты считаешь, что сотрудничество с этой… распутной женщиной – выход из положения? – Уильям ткнул в Саманту трясущимся пальцем.
 Напрасно он повторял, что должен взять себя в руки. Полковник Грегори всегда был отличным командиром – хладнокровным и рассудительным. Никогда не позволял эмоциям влиять на принимаемые решения. Но сейчас он просто ничего не мог с собой поделать.
 А Саманта слушала его абсолютно спокойно, безвольно опустив руки. С таким видом, словно они не провели эту ночь в страстных объятиях друг друга. Словно для нее ничего не значили его слова.
 – Она не распутная женщина. По крайней мере, не была ею до сегодняшней ночи, – вмешалась в разговор Тереза. – Так что гнев тебе следует обратить на самого себя. И на меня, как ни стыдно мне в этом признаваться. – Тереза снова взяла Саманту за руку, пытаясь приободрить девушку. – Ты – совсем не тот мужчина, каким я считала тебя, – обвиняюще бросила она Уильяму.
 Уильяму вдруг захотелось закричать на нее. На Терезу – на женщину, которую он считал достойной чести стать его женой!
 Но он так и не смог привыкнуть к мысли о союзе с нею. А сейчас не решался повысить на Терезу голос. Леди Маршан умела, когда ей это нужно, выглядеть весьма внушительной.
 – Ну разумеется, он именно такой, каким ты его считала, Тереза, – сказал Дункан, поднося к губам руку Терезы. – Ведь ты совершенно верно угадала, как именно отреагирует Уильям, когда обнаружит… особые таланты мисс Прендрегаст.
 Саманта опустила голову.
 Но Уильям видел, что девушка улыбается. Она с явной симпатией смотрела на Дункана и Терезу. Уильям проследил за ее взглядом. И только тут он понял… Было раннее утро. Тереза была не причесана. А Дункан выглядел совершенно неприлично – небрит, неумыт, во вчерашней одежде… наверное, так же выглядел и сам Уильям. Так эти двое стали любовниками! Тереза отправила его вечером к Саманте, чтобы самой иметь возможность принять Дункана. Она хотела отвести ему глаза… А впрочем, Уильям поймал себя на мысли, что вчера вечером его вряд ли взволновала бы мысль об измене Терезы. Он мог думать вчера только об одной женщине. О Саманте, которая предала его так подло, так жестоко. Уильям решил прибегнуть к последнему аргументу, который – он знал это – не оставит равнодушными его друзей.
 – Но она крала у меня! Она украла портрет Мэри. Портрет моей жены!
 Глаза Саманты сверкнули, руки сжались в кулаки.
 На секунду Уильяму показалось, что сейчас она ударит его по лицу.
 Но кулаки Саманты разжались, руки снова безвольно упали вдоль тела. И она не пыталась отрицать обвинения Уильяма.
 Что-то внутри его вдруг болезненно заныло. Но Уильям не собирался прислушиваться к голосу сердца.
 – Ну что? – он с триумфом посмотрел на Дункана и Терезу. – Вы готовы поручить ей такую важную миссию?
 – Ты – самый настоящий дурак, – сердито ответила на это Тереза.
 Видя, с каким отвращением смотрят на него друзья, Уильям вдруг понял: ничего не изменит их отношения к Саманте. Но все будет так, как решит он. В конце концов, кто командует этой операцией?!
 – Я сказал: мы не станем прибегать к помощи мисс Прендрегаст.
 Дункан сделал шаг в сторону Уильяма. Он вытянулся, словно по команде «смирно», но сдаваться не торопился.
 – В таком случае, полковник Грегори, – твердо сказал он, – я отстраняю вас от командования!
 – Что? – пророкотал Уильям.
 – Вы так взбудоражены, что утратили способность ясно мыслить. Вы упоминаете о нашей миссии и нашем объекте в тот момент, когда вас могут услышать наши враги, громким голосом и без малейшей осторожности.
 Решимость Дункана поразила Уильяма. К тому же он говорил правду. Туман покрывал сад, и кто угодно мог прятаться там и слышать их разговор. Конечно, не леди Фезерстоунбо – они услышали бы стук ее палки. Но это вполне мог быть граф Фезерстоунбо. Или Пашенька Гаев. Или любой другой из десятков шпионов, устремившихся в Озерный край вслед за своим предводителем.
 Дункан и Уильям в упор смотрели друг на друга. Ни один не собирался опускать глаза.
 Прежде чем Уильям успел решить, как же ему поступить, вдруг заговорила Саманта:
 – Я чувствую себя костью, из-за которой дерутся три собаки. Но я – не кость. И, несмотря на мое сомнительное прошлое, я – патриот своей родины. – Она спокойно посмотрела на Уильяма. – Вы спорите с Дунканом, а между тем у вас просто нет другого выхода. Ведь на вашем празднике нет больше воров и карманников. А дело это тонкое. Вам необходим профессионал. Так что я – ваше единственное спасение. – Она смотрела прямо в глаза Уильяма, как делала это не раз прошлой ночью. Но тогда в глазах ее светились совсем другие чувства.
 Сейчас же она была холодна и рассудительна.
 То есть была именно такой, какой не должна быть женщина.
 – Вот что, – сказала Саманта, поворачиваясь к Дункану и Терезе. – Давайте найдем место, где мы могли бы спокойно обсудить и спланировать дальнейшие действия. Я хочу сделать все как можно скорее и уехать отсюда немедленно, чтобы никогда больше не видеть полковника Грегори.
 – Браво! – Тереза захлопала в ладоши, с презрением глядя на Уильяма.
 – Очень хорошо, мисс Прендрегаст, – Дункан предложил Саманте руку. – Думаю, нам лучше пройти в беседку.
 Терезе полагалось бы взять под руку Уильяма, но она проигнорировала его и схватила вторую руку Дункана.
 Все трое удалялись прочь.
 – Поскольку от Уильяма в этом деле никакого толку, надо попросить его постоять возле беседки и покараулить, чтобы никто не подслушал. По крайней мере, на это ты способен? – через плечо бросил другу Дункан.
 Уильям уныло поплелся за ними, радуясь впервые в жизни, что ему не приходится возглавлять шествие. Слишком невыносимой была мысль о том, что Саманта поступает правильно и честно вопреки всему, что он узнал о ней сегодня.
 И полковнику Грегори тоже придется поступить так, как велит долг. Все клокотало у него внутри. Он, который всегда считал женщин приятным украшением жизни мужчины, не способными ни на что серьезное, теперь должен был довериться женщине в таком важном и опасном деле! Он, который был уверен, что женат на военной карьере, который никогда в жизни не влюблялся, теперь оказался на вторых ролях из-за того, что сгорал от позорящей его страсти.
 Саманта словно околдовала его. Дункан прав, Уильям утратил способность оценивать ситуацию. Он говорил слишком громко и уже готов был принять решение, продиктованное не разумом, а уязвленной гордостью. Он не способен сейчас адекватно оценивать риск операции, а значит, не может продолжать командовать ею.
 Дункан, Саманта и Тереза вошли в беседку, даже не оглянувшись.
 Уильям обошел вокруг, чтобы убедиться, что возле беседки никого нет. Они были одни. Одни, словно заблудившиеся в тумане.
 Уильям оперся одной рукой о стену беседки. Он и вправду заблудился. Впервые в жизни он не понимал, что ему делать, как вести себя. И все время повторял себе, что всем виновата Саманта, а ведь он всегда презирал людей, которые сваливают на других свои проблемы.
 Что же сделала с ним эта ведьма?
 – Карта у нее в ридикюле, – послышался из беседки голос Саманты. – Наверняка в ридикюле.
 Уильям просунул голову в беседку и спросил с пренебрежительной ухмылкой:
 – Откуда это известно?
 – Заткнись, Уильям, – потребовал Дункан.
 А Саманта вообще проигнорировала его присутствие.
 – В черном ридикюле с блестками, – продолжала она. – Графиня Фезерстоунбо носит его со всеми своими платьями и, что гораздо важнее, постоянно ощупывает. Я сначала подумала, что эта женщина пристрастилась к опиуму и носит свои капли в ридикюле. Так что можете не сомневаться – карта именно там.
 Дункан кивнул. Тереза кивнула. Они оба полностью доверяли мнению Саманты.
 Уильям снова оперся о стену беседки и стал пристально вглядываться в туман. Все лучше, чем пялиться, словно идиот, на Терезу и Дункана. И на Саманту.
 – Вы сможете совершить подмену? – спросил Дункан.
 Уильям весь превратился в слух. Но Саманта ничего не отвечала.
 – Вы сможете заменить настоящую карту на фальшивую? – настойчивее спросил Дункан.
 – Конечно, сможет, – бросил через плечо Уильям. – Она сумела прославиться своим искусством.
 – Заткнись, Уильям, – на этот раз его оборвала Тереза. – В чем проблема, Сэмми?
 – Обычно карманник просто подрезает тесемки кошелька или просовывает руку внутрь и забирает деньги. Мне никогда не приходилось открывать ридикюль, брать оттуда что-то, а потом класть туда другую вещь.
 – Понимаю, – кивнула Тереза.
 – С другой стороны, Тери, все могло быть гораздо хуже, – Саманта улыбнулась своей обычной широкой и жизнерадостной улыбкой. – Графиня ведь могла бы держать карту за корсажем.
 Дункан и Тереза рассмеялись.
 Уильям снова саркастически ухмыльнулся. Сэмми и Тери. И когда эти двое успели так спеться?
 Но прежде чем Уильям успел объяснить этой безмозглой троице, что он думает по поводу их дурацких планов, на пороге беседки вырос Дункан.
 – Уильям, – сказал он. – Обойди еще раз вокруг беседки. Я хочу точно знать, что здесь никого нет.
 – Здесь никого нет, – заверил его Уильям.
 Но все же послушался Дункана и снова обошел беседку, пристально вглядываясь в туманную дымку. На всякий случай. Вдруг граф Гаев решит проверить, как выполняют супруги Фезерстоунбо его задание. Но до сих пор Пашенька оставался в Мейтланде. Оставался там, где был в безопасности.
 Вернувшись к входу, Уильям услышал лишь обрывок слов Дункана:
 – Что ж, так мы и поступим. Молю бога, мисс Прендрегаст, чтобы ваши пальчики оказались достаточно проворными.




 25.


 Он близился к концу – этот дурацкий праздник, на который полковник Грегори собрал полный дом идиотов.
 Когда обед закончится, Валда сможет уйти наконец из этого чудовищно безвкусного зала, где несносный наглец Грегори и леди Маршан – нахалка, выполнявшая роль хозяйки праздника, – велели подать обед. Валда выйдет на улицу, сядет в приготовленный заранее экипаж и отправится наконец домой, в Мейтланд. Она не спала две ночи. Ей мешала боль, терзавшая покрытое синяками тело.
 И страх. Валда боялась Пашеньку. И никак не могла придумать, как вернее обвести его вокруг пальца. Как выпутаться из этой трудной ситуации живой и свободной?
 Еще совсем недавно ничто не смогло бы заставить ее не спать по ночам. А необходимость ускользнуть от Пашеньки Валда посчитала бы забавной игрой. Но сейчас… сейчас она чувствовала себя в ловушке. Она была стара и загнана в угол.
 Но нет! Она не позволит себе быть слабой!
 К тому же в ночном бодрствовании были свои преимущества. Валда слышала, как Руперт встал среди ночи и стал рыться в ее вещах в поисках карты. Валда лишь тихо улыбалась в подушку, под которой лежал ее драгоценный черный ридикюль, где хранилась бесценная карта.
 Она обязательно отдаст ее Пашеньке. Но лишь после того, как намекнет, что куда более ценные сведения хранятся у нее в голове. Это даст ей возможность оставаться в живых до тех пор, пока она не придумает, как ей ускользнуть.
 Валда нервно ощупала ридикюль, свисавший с ее руки, затем окинула взглядом собравшихся в зале гостей, старательно наполнявших свои тарелки клубникой, хлебом, тоненькими кусочками ростбифа и холодной спаржей. Валде тоже надо было бы поесть, но она не испытывала голода. Ей просто хотелось уехать отсюда скорее. Она даже не помнила, что надела сегодня утром. Валда осмотрела себя. Ах да, на ней потрясающее платье бронзового цвета с серебристой окантовкой. Леди Фезерстоунбо, как всегда, была одета элегантнее всех собравшихся.
 Руперт тоже выглядел неплохо. Высокий, стройный, он был настоящим аристократом, не то что все эти военные и послы. Руперт разговаривал с одной из провинциальных дебютанток, улыбаясь своей самой обаятельной улыбкой. Черт бы его побрал! Если бы только он был верным другом! Или надежным партнером! Или хотя бы не таким отчаянным трусом. Тогда Валда оставила бы его при себе. Но теперь у Руперта не было шансов. Этот человек предал ее во всем, абсолютно во всем. И в нужный момент его придется убрать.
 Опираясь на трость, Валда прислушивалась к тому, что говорят вокруг. Она и сама не знала зачем. И без того уже Валда не могла запомнить все из подслушанного ею. Вчера вечером ей даже пришлось записать кое-что. Ей, которая всегда помнила все до мельчайших деталей! Увы, годы берут свое.
 Кроме того, некоторые люди, с которыми она встретилась на этом празднике, вдруг стали казаться ей какими-то… странными. Иногда Валда видела краем глаза мужчину, похожего на скелет. Женщину, бледную как смерть. Или ребенка, говорящего странным, трубным голосом. Валда поворачивала голову – и люди исчезали. Словно ее стали навещать призраки тех, кто погиб по ее вине.
 Ерунда. Ей просто надо выспаться.
 – Леди Фезерстоунбо, – раздался прямо над ее ухом голос несносной леди Маршан.
 Валда вздрогнула, и Терезе пришлось поддержать ее под локоть, чтобы она не упала.
 – Леди Фезерстоунбо, вы непременно должны попробовать обед полковника Грегори, – леди Маршан почти силой повлекла Валду к столу. – Мы хотим, чтобы вы насладились последней трапезой в этом доме.
 Валде пришлось снова притворяться безмозглой старухой из высшего общества.
 – Моя дорогая, – проворковала она. – Я просто не могу пробраться через толпу. Может быть, вы будете так любезны наполнить мою тарелку.
 – Миледи, меня всегда потрясала ваша сила и энергия. Пойдемте, проскользнем вот здесь, – леди Маршан толкала и толкала Валду все дальше в толпу. – Вы не должны пропустить такую отличную возможность.
 – Возможность? – Ее толкали локтями под ребра, по которым прошлись кулаки графа Гаева, гомон толпы заглушал ее голос, и Валда почти сорвалась на крик. – Пробираться через сборище идиотов, чтобы есть отвратительные блюда и пить кислое вино? И это вы называете возможностью? Так вы ошибаетесь, милочка. – Вдруг поняв, что она показала свое истинное лицо, забыв о маске добродушной старушки, под которой столько лет его скрывала, Валда попыталась исправить положение. Но у нее ничего не получилось. – Не стоит смотреть на меня так, – сказала она желтоватому черепу, скалившемуся из-за плеча леди Маршан. – Так укоризненно. Становясь английским солдатом, вы сами шли на риск…
 – Английским солдатом? – леди Маршан удивленно оглянулась.
 Но за ее спиной не было никого, кроме леди Блэр и леди Стивенс.
 – О чем это вы? – спросила Тереза.
 – Да так, ни о чем.
 И тут в толпе вдруг раздались крики.
 – Смотрите-ка, они дерутся, – леди Маршан указывала на середину зала, где гости образовали круг вокруг Дункана Монро и полковника Грегори. Мужчины вцепились друг другу в горло. Полковник, казалось, с удовольствием убил бы мистера Монро. А Дункан стоял перед ним, защищаясь, с возбужденным видом.
 – Лжец, наглый лжец! – кричал полковник на своего друга. – Ты исчезал по ночам вовсе не для того, чтобы ловить шпионов!
 Слово это врезалось в уши Валды. Шпионов? О чем это он?
 Мистеру Монро удалось освободиться от мертвой хватки полковника.
 – Как ты смеешь называть меня лжецом? Я честно делал свое дело. Я – герой. Не хуже, чем ты!
 – Ты – ничто. Жалкое шотландское отродье, – полковник Грегори снова схватил Дункана за руку, скалясь, словно бешеный пес. – Ты – охотник за приданым.
 К черту, к черту охоту за приданым. Валде хотелось послушать про шпионов. Она наклонилась вперед, жадно прислушиваясь.
 – Я, я охотник за приданым? – возмущался Монро. – А что же тогда сказать о тебе? Я, по крайней мере, люблю эту женщину.
 Леди Маршан едва слышно вскрикнула над ухом Валды.
 Валда посмотрела на нее и тут же поняла – эти мужчины дерутся именно из-за леди Маршан. Весьма занимательно. И в своей перебранке они упоминают шпионов. Еще занимательнее. Боль в ушибленных ребрах, страх – все это в одно мгновение оставило Валду. Она всецело сконцентрировалась на том, что происходило посреди зала.
 – Я знаю, что ты делал, вместо того чтобы выполнять мои приказы, – орал полковник Грегори. – Ты преследовал леди Маршан.
 По толпе прошел возбужденный рокот.
 Валда, с горящими глазами, наклонилась вперед.
 Мистер Монро кинулся на полковника Грегори. Полковник ловко увернулся. Мужчины кричали. Женщины визжали.
 А Валда почувствовала, как кто-то потянул ее за бесценный ридикюль. Она тут же схватилась за свою драгоценность. Все было в порядке. Ридикюль по-прежнему висел на руке. Валда быстро посмотрела на того, кто стоял рядом. На того, кто пытался украсть у нее карту.
 Это была та самая воровка. Высокая белокурая гувернантка полковника. Мисс Пенни Гаст. Ловкая шельма! Валда быстро схватила девицу за запястье и выкрутила ей руку.
 – Верни то, что взяла!
 – Что такое, миледи? – Мерзавка изображала недоумение.
 Свободной рукой Валда проникла в потайной карман под юбкой и быстро достала оттуда маленький пистолет.
 – Отдай! – сказала она, нацеливая его на мисс Гаст.
 – Черт побери! – мисс Гаст попыталась сделать шаг в сторону, увидев нацеленное на нее дуло, но толпа удерживала ее на месте.
 Леди Маршан повернулась к Валде.
 – Леди Фезерстоунбо! – изумленно воскликнула она. – Что вы делаете?
 Люди вокруг заметили пистолет. Женщины закричали еще громче. Драка между полковником Грегори и Дунканом Монро прекратилась. Теперь все смотрели на Валду.
 – Отдай! – рычала она.
 Мисс Гаст подняла руки, демонстрируя пустые ладони.
 – Смотрите! У меня ничего нет!
 – Что здесь происходит? – полковник Грегори пробирался к ним.
 Валда уперла пистолет в живот мисс Гаст.
 – Не двигайся, Саманта! – закричал полковник.
 – Она украла… мои бумаги, – вопила Валда. – Все знают, что она – известная воровка.
 – Нет, вовсе нет, – вмешалась несносная леди Маршан. – Я же говорила вам – вы перепутали имя.
 – Ради бога, Валда, ты сошла с ума, – послышался с другого конца зала голос Руперта.
 – У меня ничего нет! – снова показала пустые руки мисс Гаст. Она говорила отвратительным успокаивающим тоном, каким говорят с выжившими из ума стариками и который всегда приводил Валду в ярость.
 Валде хотелось бы перестрелять их всех. Но у нее была только одна пуля. Только одна пуля, которой она убьет эту наглую воровку.
 – Никто не смеет красть у меня!
 – Почему бы вам не проверить свои бумаги, – тихо произнесла мисс Гаст. – Вы тут же убедитесь, что я ничего не брала.
 Валда колебалась.
 Казалось, мисс Гаст говорит искренне.
 Зато леди Маршан выглядела весьма раздраженной. А полковник Грегори был бледен как смерть.
 Свободной рукой Валда распустила тесемки ридикюля и… услышала шелест бумаги. Ей чуть не стало плохо. Она осторожно отвела дуло пистолета от живота мисс Гаст. Никто в толпе не проронил ни звука. Валда заглянула внутрь. Карта была на месте. Все так же сложена четырехугольником. И красная чернильная метка, означавшая повышенную секретность, была на месте.
 Пистолет прыгал в ее руке.
 – Я… – забормотала Валда. – простите меня, мисс Гаст. Я… приняла вас за кого-то другого.
 – Меня зовут мисс Прендрегаст, – девушка говорила спокойно, но руки ее дрожали так, что бедняжке пришлось спрятать их в складках юбки. – Мисс Саманта Прендрегаст.
 Рядом с Валдой появился Дункан Монро и забрал у нее пистолет. По толпе пронесся вздох облегчения. Леди Маршан поднесла руку ко лбу и упала в обморок самым неудобным образом – тем, при котором ударяются об пол щекой. Валда в ее годы никогда не была столь неосмотрительна.
 Мистер Монро опустился рядом на колени с криком:
 – Принесите нюхательную соль!
 Полковник Грегори заключил в объятия мисс Гаст. Казалось, она тоже готова упасть в обморок. Но через секунду глаза Саманты бешено сверкнули, и она сказала, обращаясь к мистеру Грегори:
 – Я не нравлюсь тебе. Ты не нравишься мне. Я не виновата в смерти твоей жены и не собираюсь отвечать за все грехи мира. Отпусти меня! Сейчас же!
 Надо было видеть выражение лица этого напыщенного болвана Грегори. Валда с удовольствием осталась бы, чтобы досмотреть сцену до конца, но Руперт схватил ее и потащил к двери. Валда сопротивлялась. Но люди по-прежнему смотрели на нее. Особенно министр внутренних дел. Присев, Валда взяла свой пистолет, который Монро положил на пол, засунула его обратно в потайной карман и с высоко поднятой головой последовала за Рупертом.
 Последнее, что она слышала, были слова разъяренного полковника Грегори:
 – Мисс Прендрегаст, пакуйте свои чемоданы. Утренним поездом вы возвращаетесь в Лондон.




 26.


 Уильям буквально ворвался в комнату и закричал лакею:
 – Прочь! Прочь отсюда!
 – Да, сэр, – невозмутимо ответил ему Кливерс. – Мне не надо повторять дважды.
 Он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Уильям ошалело смотрел ему вслед.
 Что это случилось с ними со всеми? Даже его гости, что совсем уж странно, стремились как можно меньше быть в его обществе. На Уильяма смотрели так, словно он собственными руками утопил котенка, хотя он сделал всего лишь то, что сделал бы на его месте любой здравомыслящий человек, обнаружив вора в своем доме. Конечно, он выгнал Саманту. И наплевать, что она была красавицей, что все кругом любили ее. Наплевать и на то, что вчера вечером лишил ее невинности с изяществом пьяного матроса, а она отдала ее ему со всей красотой и грацией… женщины. Его женщины.
 Но Саманта была воровкой. А кто украл однажды, останется вором до самой смерти. Она оказала услугу ему, им всем, Англии, она рисковала жизнью. Если бы это было все, что она сделала, он наплевал бы на то, что это компрометирует его, и женился бы на Саманте.
 Но она крала у него, у него лично. Незначительные вещи. Некоторые из них – совсем недорогие безделушки. Но не все. И она ведь так и не вернула ничего из украденного в доме. Несмотря на все неопровержимые улики, так и не призналась, что брала их. Сказала, что не знает, где они находятся. А по ее лицу было видно, что она отлично это знает. Саманта была не только воровкой, но и лгуньей.
 Уильям сорвал с себя галстук и воротничок. Затем отбросил прочь сюртук и жилет. И посмотрел в окно, ища глазами огни ее коттеджа.
 Ему надо было посадить ее в тюрьму прямо здесь, в Хоксмуте, и приказать, чтобы ее никогда не выпускали оттуда. Но он не мог. Как только речь заходила о Саманте, Уильям становился мягким, словно пудинг, и абсолютно беспомощным. Но почему?
 Потому ли, что не мог забыть, как выглядели в лунном свете ее обнаженные плечи? Потому ли, что помнил ту боль, которая отражалась в ее глазах, когда Саманта рассказывала о своем детстве? Или потому, что стыдно было вспоминать, с какой любовью относилась она к его детям?
 Сев на стул, Уильям начал стягивать сапоги.
 Завтра он отправит Саманту обратно в Лондон. С письмом, в котором предупредит леди Бакнел о преступных наклонностях ее воспитанницы. После этого девушке никогда уже не получить места в приличном доме. Ей придется вернуться на улицы Лондона. Придется снова резать кошельки, чтобы прокормиться. А потом ее поймают и повесят.
 Ужас, пронзивший его при этой мысли, заставил Уильяма вскочить и снова натянуть сапоги.
 Нет. Он поступает неправильно. Он не должен заставлять Саманту возвращаться к ее преступному промыслу. И он не собирается спокойно смотреть, как эта безумная гордячка губит себя.
 В конце концов, она ведь не одна виновата в том, что произошло. Это он соблазнил ее.
 Он уже бежал по лестнице вниз, не понимая, что делает. Лакей едва успел распахнуть перед ним дверь. Спустя всего несколько секунд Уильям уже барабанил в дверь коттеджа Саманты.
 На крыльцо вышла испуганная Кларинда.
 – Полковник, – встревоженно воскликнула она. – Но мисс Прендрегаст сказала, что никого не хочет видеть.
 Схватив Кларинду за руку, он выпихнул ее наружу, а сам шагнул внутрь.
 – Не вздумай возвращаться, – прорычал он вслед испуганной горничной.
 Оглядев гостиную, Уильям увидел пылающий камин и несколько свечей возле раскрытого чемодана.
 – Кларинда? – послышался из спальни голос Саманты. – Кто на этот раз? Только не говори, что кто-то из детей. Я не перенесу этого!
 Она вошла в комнату и замолчала, застыв с поднятыми руками, которыми только что расчесывала свои замечательные белокурые волосы. Как и в тот, первый раз, когда Уильям поцеловал ее, на Саманте были простая белая ночная рубашка и синий халат. Какая она красивая! Сердце Уильяма больно заныло. Единственное, чего ему хотелось сейчас, – это быть с ней. Несколько минут Саманта стояла неподвижно. Затем принялась расчесывать волосы щеткой с ручкой из слоновой кости. Потом она очень медленно, так и не проронив ни слова, сделала шаг назад, в спальню, и захлопнула за собой дверь.
 Она отвергала его – окончательно и бесповоротно. Наглость Саманты приводила Уильяма в ярость! А когда он услышал, что в замке повернулся ключ, то впал в настоящее бешенство.
 Подойдя к двери, он ударил по замку. Дверь была крепкой, чего не скажешь о замке. Самый обычный замок. Он был вделан в дверь, чтобы дать обитателю коттеджа для гостей возможность уединиться, а не защитить от вторжения.
 Уильям ударил снова.
 Замок отвалился и со звоном упал на пол.
 Тогда Уильям с разбегу ударил по двери и влетел в комнату.
 – Здесь открыто окно, – холодно заметила Саманта. – В школе воров нас учили выбирать самый простой вход и выход.
 Когда эта женщина наконец поймет, что его лучше не злить? Уильям стоял перед ней, сжимая кулаки и наклонив голову, словно разъяренный бык. От него исходил жар. Саманта понимала: он пришел сюда, чтобы отомстить ей напоследок за свою драгоценную репутацию, которой лишился по ее вине.
 Но ей было все равно, что руки его дрожат от ярости. Ей тоже хотелось сейчас ударить его. Хотелось отбросить к черту осторожность, заорать в голос и наброситься на Уильяма. Потому что он снова преподал Саманте урок, который ей следовало усвоить давным-давно.
 Неважно, что она изменила свою жизнь. Неважно, что она столько работала, чтобы стать лучше. Неважно даже, что она ничего не украла.
 Саманта была когда-то воровкой, и теперь она запятнана на всю жизнь.
 А он… мужчина, которого она любила, мужчина, которому отдала всю себя без остатка, – он должен был поверить в нее, но он первым осудил ее. Он презирает ее, но все же хочет использовать в своих целях.
 Саманта сжала ручку щетки так, что побелели костяшки пальцев.
 Уильям тяжело вздохнул и вдруг выпалил:
 – Я решил жениться на тебе.
 Саманта задохнулась от неожиданности, но в следующую секунду рассмеялась хриплым, издевательским смехом:
 – Жениться? На мне? Ты сошел с ума?
 Кулаки Уильяма снова сжались, кровь бросилась ему в лицо. Сейчас перед Самантой стоял не мужчина, а разъяренный зверь, готовый броситься на свою добычу. Он старался изо всех сил держаться в рамках приличий, выглядеть цивилизованным.
 – Ты была невинна… в физическом смысле. Я похитил твою невинность…
 – А… Значит, ты тоже вор, – Саманта улыбнулась своей неподражаемой нахальной улыбкой. – Подобное тянется к подобному.
 Уильям зарычал – иначе нельзя было назвать этот звук, полный ярости, вырвавшийся из его горла.
 – Я не вор! Это ты воровка. И я не могу позволить, чтобы ты ушла отсюда и продолжила свою преступную жизнь.
 – Значит, ты приносишь жертву, позволяя мне согревать твою постель, – слова ее были злыми и горькими. – Как благородно!
 – У тебя доброе сердце, – тихо произнес Уильям. – Тебе только нужно руководство настоящего мужчины.
 Это он о себе? Ухмыльнувшись, Саманта расправила рубашку и халат, дразня его изгибами своего роскошного тела.
 – А ты уверен в своих мотивах? Уверен в том, что делаешь это не потому, что хочешь меня?
 – Нет, не уверен, – признался Уильям. – Я действительно хочу тебя.
 Саманта самодовольно улыбнулась.
 – Я буду следить за тобой. Следить за тем, чтобы ты оставалась честной. Ты будешь носить под сердцем моих детей, – страшная мысль вдруг пронзила его. – Ведь ты, возможно, уже беременна.
 Улыбка Саманты поблекла.
 – Я говорила об этом с Тери. Она считает, что маловероятно. Сейчас неподходящие дни месяца.
 – Ты останешься здесь, и мы посмотрим. А пока я позабочусь о том, чтобы у тебя не было времени потакать своей склонности к воровству.
 Ярость охватила Саманту.
 – Негодяй! – выпалила она. – Чертов лицемер! – Саманта бросила щетку, целясь ему в голову. – Да как ты смеешь… Как смеешь…
 Уильям кинулся на нее и, обхватив за талию, повалил на кровать.
 Саманта оказалась на спине, а Уильям – прямо на ней. Все обиды, все напряжение последних дней вырвались наружу – Саманта отчаянно колотила его по лицу, по груди, по плечам. Ей удалось нанести ему несколько весьма ощутимых ударов, прежде чем Уильям поймал ее руки и прижал их к подушке. Саманта извивалась, подобно змее. Только бы вырваться и нет, не убежать, а избить как следует этого чертова идиота!
 – Слезай с меня немедленно! Ты… глупый… подлый… тиран!
 Но он не слушал ее! Вместо этого Уильям вдруг укусил ее за шею. Саманта вскрикнула. Как она ненавидит его!
 Уильям держал ее запястья, пока силы не оставили Саманту. Она затихла на минуту, чтобы перевести дух. Тогда он нежно лизнул то место, куда только что укусил ее.
 Саманта тяжело дышала.
 – Я не выйду за тебя замуж, даже если сама королева Виктория предложит мне тебя на серебряном блюде!
 Уильям слегка приподнялся, по-прежнему навалившись на нее. Саманта заглянула ему в лицо. Синие глаза его сверкали в обрамлении черных ресниц. Яростью? Нет, страстью!
 Он укусил ее вовсе не в наказание за сопротивление. Он хотел разозлить ее.
 – Так ты хочешь, чтобы я злилась? Тебе все равно, что ты бесишь меня до чертиков?
 – А почему бы и нет? Мне нравится, когда ты злишься. Это объединяет нас, дорогая.
 Ногти ее впились в ладони.
 – Ты ошбаешься, парнь. У нас нет ничо общго. Забыл? Я двчонка с улицы, воровка, а ты – чертов полковник Ее Вличства чертвой армии. Командир, кторый не сделал в своей жизни ничо нечеснага.
 Уильям засмеялся низким и тревожным, угрожающим смехом.
 – Я помню, дорогая, что у нас все же есть кое-что общее.
 Он сжал оба ее запястья одной рукой, освобождая вторую. Саманта знала, что он собирается сделать. Она отчаянно заерзала под его весом, снова пытаясь освободиться. И опять напрасно.
 Достав из кармана складной нож, Уильям выкинул лезвие.
 Все похолодело внутри у Саманты.
 – Не двигайся, – прошептал Уильям.
 Одним махом он вспорол ее рубашку, и рука его сжала грудь Саманты.
 Волосы падали Уильяму на лоб, свечи отбрасывали отблески на его лицо. Подбородок его был словно высечен из мрамора, а губы… на этих неподражаемых красных губах играла улыбка завоевателя. Саманте захотелось заплакать.
 Какой дурочкой она была, когда позволила себе влюбиться в этого человека! Его любовь обжигала. Она делала больно.
 Уильям привстал, пытаясь снять с нее остатки рубашки, не забывая при этом сжимать коленями ее бедра, чтобы Саманта не могла вырваться.
 – Что ты делаешь? – закричала Саманта. – Ты сошел с ума?
 – Я хочу сорвать с тебя эту рубашку. И халат. Чтобы ты была обнаженной и беззащитной. Это – единственный способ справиться с тобой, Саманта. Моя бы воля, я бы заточил тебя прямо вот так в башню и никогда не выпускал оттуда.
 В словах его было столько ярости, столько искренности, что Саманта на секунду испугалась. Но все же не удержалась, чтобы не подразнить его.
 – Я и оттуда выбралась бы, чтобы что-нибудь украсть!
 Уильям закрыл глаза. А открыв их, снова улыбнулся. Затем картинным движением сложил нож. Свободной рукой он расстегнул брюки. Саманта смотрела, словно зачарованная, как он предстает пред ней обнаженный.
 Медленно, словно танцуя менуэт, он раздвинул коленом ее бедра. Саманта изо всех сил старалась сжать их посильнее, но у нее снова ничего не вышло. Наклонившись к самому ее уху, Уильям прошептал:
 – Ты ведь знаешь, что такое безрассудство, не так ли?
 Он не посмеет… или посмеет? Она готова была поклясться, что не посмеет, но ведь посмел же он вспороть ножом ее рубашку…
 Она вдруг поняла, что совсем не знает этого человека.
 – Я никогда не прощу тебе этого, – сказала Саманта.
 – Чего именно? – он поцеловал ее в губы. – Того, что я научил тебя любить это? – Он целовал ее лоб, ее глаза, ее пылающие щеки. Он ласкал языком ее ушную раковину, покусывал мочку уха.
 И Саманта поняла вдруг, о чем говорит Уильям. Да, он держал ее пленницей, схватив за руки и пригвоздив к кровати собственным весом. Да, боль и обида кипели в ее душе. Но при этом в ней разгорался огонь, который ни с чем нельзя было перепутать.
 Она неспроста досталась ему девственницей. И он не просто так не прикасался ни к одной женщине с тех пор, как умерла его жена. Они ждали друг друга. Ждали этой страсти, которая захватила, смела их обоих. Ничто не смогло остановить ее. Что бы ни стояло между ними, какими бы оскорблениями ни осыпали они друг друга, Уильям и Саманта продолжали сгорать от страсти.
 Саманта вдыхала его запах – запах мужчины. Его распахнутая рубашка, такая белая и мягкая, касалась ее сосков, ее бедра обнимали его колено. Она хотела его с каждой секундой все сильнее.
 – Нет! – Саманта снова попыталась вырваться.
 – Что такое? – тихим голосом, полным торжества, спросил Уильям. – Тебе нравится слишком сильно? Кожа твоя горит, все внутри сжимается – так сильно ты хочешь меня. – Он целовал ее шею, грудь. – А если я войду в тебя сейчас, то почувствую, что внутри ты горячая и влажная, потому что тело твое жаждет этого вторжения?
 Все, что он говорил, было правдой. И тем хуже было слышать это, сознавать, что одних его слов, одних звуков его голоса достаточно, чтобы довести ее до оргазма.
 – Надо разрезать твою рубашку до самого низа, – пробормотал Уильям.
 – Нет! – воскликнула Саманта.
 – Ты права – пожалуй, я возьму тебя прямо так. Беспомощно дрожащую в моих объятиях, гадающую, что же я стану делать дальше, – он смотрел на нее все с той же хищной улыбкой. – Какая у тебя красивая грудь! Я не успел рассмотреть ее в прошлый раз – было темно, и я слишком торопился. Она именно такая, как я всегда представлял. Белая, с нежными розовыми сосками, которые становятся твердыми, когда ты возбуждена. Как сейчас.
 – Мне просто холодно.
 Уильям знал, что она лжет, но изобразил на лице озабоченность.
 – Что ж. Значит, я просто обязан тебя согреть!
 Наклонив голову, он сомкнул губы вокруг соска Саманты и стал играть с ним языком.
 Глаза ее закрылись, спина непроизвольно выгнулась, бедра сжали его колено.
 Они провели вместе всего одну ночь. Откуда же этот человек знал так хорошо, как довести ее до безумия? Как он догадался прижаться щекой к ее груди, затем подняться выше и легонько укусить ее за нижнюю губу? Саманта вскрикнула, и Уильям воспользовался этим, чтобы проникнуть языком к ней в рот.
 Саманта выгибалась, стараясь прижаться к нему как можно крепче.
 Он целовал ее до тех пор, пока Саманте не стало казаться, что, даже если ей удастся вырваться, она запомнит его вкус на всю жизнь.
 – Саманта, – тихо прошептал он.
 Открыв глаза, она увидела, что Уильям смотрит на нее, словно хищная птица, склонившаяся над своей добычей.
 – Не вставай! – приказал он. – Не двигайся. Или ты не выберешься из этой постели, пока не придет викарий, чтобы обвенчать нас. Поняла?
 Не сводя с него глаз, Саманта кивнула.
 Но он поверил ей явно не до конца, потому что, хотя и отпустил ее руки, все еще сидел, склонившись над ней, точно готовясь в любой момент схватить вновь.
 Гордость требовала, чтобы она сделала еще одну попытку освободиться. Но гордость была глупой особой. Не то что Саманта. Она была весьма практична. Она была маленькой воровкой, резавшей кошельки в Ист-Энде.
 Саманта понимала, что у нее нет шансов освободиться. Уильям был сильнее и, возможно, быстрее ее.
 И – самое важное – Саманта хотела того, что с нею происходило. Хотела не так, как Уильям, желавший навсегда привязать ее к себе. Саманта же хотела прощания с любимым мужчиной. Да и – надо было признаться себе в этом – она не могла противостоять ему. Она любила его слишком сильно, чтобы отказать ему – и себе – в близости.
 Уильям содрал с себя рубашку. Затем опасливо взглянул на Саманту, желая убедиться, что она все еще лежит спокойно. Избавился от брюк. Разорвал одним рывком подол ее ночной рубашки.
 Саманта подумала о том, что он в бешенстве. Она не привыкла к таким вещам. Он мог сделать ей больно.
 А впрочем, нет. Уильям Грегори не способен сделать ей больно. Во всяком случае, физически. А ее бедное сердце он и без того уже разбил. Так что терять ей нечего.
 Между тем ладони Уильяма гладили внутреннюю часть ее лодыжек, поднимаясь все выше, к бедрам. И вдруг он резким движением закинул ее ноги себе на плечи.
 – Что ты делаешь? – Саманта попыталась освободиться.
 Но Уильям лишь усмехнулся, крепче сжав ее бедра.
 – Именно то, что ты видишь.
 Он подул тихонько на волоски внизу ее живота.
 Саманта с ужасом поняла, что он смотрит прямо туда, внутрь ее, прямо на то место, которое жаждало его больше всего. И он собирался… поцеловать ее.
 Нет, она не вынесет этого! Саманта извивалась, пытаясь вырваться. Но Уильям рассмеялся и вдруг резко вошел в ее лоно языком. Спустя несколько секунд она двигалась, уже не пытаясь вырваться, а стараясь насладиться в полной мере этим в высшей степени интимным поцелуем. Теперь Уильям знал все ее секреты, и бесполезно было скрывать, как сильно она возбуждена. Язык его все проникал и проникал в нее быстрыми, плавными движениями. Саманта комкала в руках простыню, мотая головой. Внутри нее костер страсти разгорался с такой бешеной силой, что боль желания становилась почти невыносимой. Она знала, что Уильям чувствует все это, но не могла остановиться. Он вел ее к оргазму, безрассудный в своем решении завоевать эту женщину, сделать ее своей и заставить понять, что она принадлежит ему.
 И она понимала это. Так же, как понимала и то, что их история закончится трагически.
 Но только не сегодня. Сегодня наслаждению не было конца!
 Губы Уильяма завладели самой чувствительной частью ее тела, подводя ее все ближе к точке наивысшего наслаждения. Близко, но не совсем. Пока еще нет…
 Но тут на месте языка оказался его палец, и все тело Саманты забилось в конвульсиях оргазма. Крик вырвался из груди Саманты, бедра ее вздымались и опускались – вечные как мир движения.
 Тогда одним быстрым движением Уильям вошел в ее тело своей возбужденной плотью.
 Он был таким горячим, таким твердым, он жадно ловил каждой клеточкой тела волны ее оргазма, подстраиваясь под них.
 Затем, начав медленно и плавно и двигаясь все быстрее и быстрее, он стал возбуждать ее снова.
 Саманта не могла остановиться. Она то содрогалась от оргазма вновь и вновь, то впивалась ногтями в его плечи, заставляя его двигаться медленнее, чтобы получить передышку.
 – Пожалуйста, Уильям, пожалуйста, – шептала она, сама не понимая, о чем просит. Может быть, о его любви.
 Он двигался то быстрее, то медленнее, то проникая в нее как можно глубже, то почти выходя из ее лона. Он дразнил ее своими движениями, продолжая держать за бедра одной рукой, а другой лаская самые сокровенные уголки ее тела.
 Но вдруг Уильям отпустил ее бедра и навалился на нее всем телом.
 – Саманта. Посмотри на меня!
 Она едва понимала смысл его слов.
 Уильям взял в ладони ее лицо.
 – Посмотри же на меня!
 Она с трудом заставила себя разлепить веки.
 Она смотрела в самое его сердце, отражавшееся в глазах. Этот мужчина, такой сильный, такой цивилизованный с виду, был примитивен до мозга костей. Он сделал ее своей и не желал слушать никаких возражений.
 – Ты моя, – с гордостью сказал он. – Моя!




 27.


 Саманта проснулась с первым лучом солнца. Огонь в камине догорел, но ей не было холодно. Горячая спина Уильяма оказалась теплее любой печки. Девушка смотрела на лежащего перед нею мужчину, прекрасного в своей наготе. Ноги их до сих пор были переплетены.
 Что ж, вчера он поступил так, как хотел. А сегодня ее очередь. Со всем искусством, которым удалось ей овладеть за последние два дня, она покажет ему свою любовь, покажет, что он теряет и о чем будет вспоминать каждый день все те долгие годы, что они проживут друг без друга. Это будет ее маленькая месть за ту боль, которая – Саманта знала это – не покинет ее до конца жизни.
 Одной рукой Саманта обнимала Уильяма за плечи. Наверное, так они и проспали всю ночь. А другая… Саманта улыбнулась: другая находилась почти что там, где надо.
 Саманта тихонько поиграла с волосами, растущими на его груди, восхищаясь крепкими мускулами, проступавшими под кожей. Она легко пробежала пальцами сначала по одной, потом по другой стороне его груди. И улыбнулась, увидев, что Уильям глубоко вздохнул и зашевелился во сне.
 Неужели он еще не проснулся? Ладонь Саманты скользнула ниже, к колечкам жестких волос внизу его живота. Нашла то, что искала, и убедилась: может быть, сам он и спит, но одна часть его тела, безусловно, бодрствует. Саманта снова улыбнулась. Пусть она неопытна и не знает, как доставить удовольствие мужчине, но она безусловно знает, как доставить его Уильяму. Все, что она делала, доставляло ему удовольствие. Разумеется, если речь шла о физической близости.
 Потому что во всем остальном он считал ее неподходящей парой. Улыбка Саманта стала печальной. Для нее слишком много значило все остальное. И для него, в конечном счете, тоже. Поэтому Саманта оставит Уильяма и будет жить жизнью, в которой нет места любви, нет места чувственным наслаждениям.
 Зато она сохранит свою гордость.
 Саманта поморщилась. Гордость не согреет ее постель! Но жить всю жизнь с человеком, который подозревает тебя в непорядочности, в том, что ты способна украсть, предать, убить… Разыгравшись, воображение Уильяма наверняка способно и не на такое. Она никогда больше не будет предоставлена самой себе, за ней все время станут следить.
 Поэтому у нее осталось только сегодняшнее утро, чтобы еще раз испытать его страсть, запомнить его вкус, так, чтобы запомнить это на всю жизнь.
 Саманта сжала рукой начинавшую просыпаться плоть Уильяма. Ей нравилось смотреть, как его мужской орган поднимается, наливаясь силой, от ее прикосновения. Она сжимала его в ладони, пробегала вдоль него пальцами, играла с самой чувствительной частью, касаясь ее большим пальцем.
 – О господи, Саманта! – сонно пробормотал Уильям.
 Приподнявшись на локте, она поцеловала его в плечо – а затем укусила.
 Уильям подпрыгнул и повернулся к ней лицом. К удивлению Саманты, глаза его абсолютно не были сонными. Неужели он не спал все это время? Или так просыпаются старые солдаты и опытные разведчики?
 Не имеет значения. Она все равно не пробудет здесь достаточно долго, чтобы узнать ответ…
 – Я осталась тебе должна, – заявила Саманта.
 Уильям посмотрел на след собственных зубов на ее шее. И протянул руки, чтобы обнять ее.
 – Нет! – увернулась Саманта. – Теперь моя очередь.
 Уильям снова попытался заключить ее в объятия.
 – Моя очередь, – твердо повторила Саманта.
 Уильям прикрыл глаза.
 – Ты заставишь меня пожалеть…
 – О да – именно это входит в мои планы.
 Она ласкала его грудь, глядя ему в лицо, восхищаясь твердой линией его губ, синими глазами, волевым подбородком. Она запомнит его целиком, но особенно его лицо в этот момент – застывшее в предвкушении наслаждения и в то же время немного настороженное.
 Ноги его зашевелились под одеялом.
 – Мне уже очень жаль, если это имеет значение.
 – Ни малейшего, – Саманта лучезарно улыбнулась.
 Солнце вставало над горами, его лучи освещали Уильяма, подчеркивая его красоту. Саманта и представить не могла, что существуют на свете мужчины с таким прекрасным телом. Ей хотелось спросить, чем он занимался, чтобы сохранить такую фигуру. Боксом? Фехтованием? Впрочем, это не имело значения. Всего лишь еще один факт, еще одно воспоминание, которое будет мучить ее остаток дней.
 Перекинув волосы через одно плечо, Саманта пощекотала его белокурой прядью. Она видела, как напряглась шея Уильяма, как заходил под кожей его кадык.
 – Тебе не надо ничего делать, – прошептала Саманта.
 – Если я не буду ничего делать, то возьму тебя прямо сейчас.
 – Этого нельзя допустить.
 Саманта откинула черные кудри со лба Уильяма, снова поражаясь его мужественной красоте. Неправильные черты придавали ему силу, нос, пожалуй, был чересчур большим, хотя вряд ли кто-то решился бы сказать об этом его обладателю. Впрочем, скорее всего, Уильям только рассмеялся бы в ответ. Он не был тщеславен. И его мало заботило мнение других. Щетина, покрывавшая подбородок Уильяма, царапала ей пальцы. Повинуясь мгновенному порыву, Саманта укусила его за мочку.
 Уильям застонал.
 Прижавшись лбом к его лбу, Саманта тихо сказала:
 – Вот и я нашла то, что тебе нравится.
 – Мне нравится все, что ты делаешь со мной.
 Продолжая гладить его по груди, Саманта сомкнула губы на соске Уильяма. Все тело его ответило на эту ласку легкой дрожью.
 – О боже! – воскликнул он. – Саманта!
 – Хм? – ей нравилось ощущать, что сейчас этот сильный мужчина находится всецело в ее власти. Никто не сможет помешать их последним минутам вместе. Она смахнула слезу, упавшую на грудь Уильяма.
 – Саманта? – Уильяма поднял ее голову, держа за подбородок.
 Но она скользнула ниже вдоль его тела и принялась осыпать поцелуями то место, где заканчивались ребра.
 – Саманта! – голос его звучал глухо, но он все еще пытался заглянуть ей в лицо.
 Одной рукой она попыталась обнять Уильяма за бедра, но они оказались слишком широкими.
 – Я могла бы написать поэму о твоих бедрах, – заявила Саманта, покрывая поцелуями его живот.
 – Это слишком позабавило бы приличное общество. Пожалуй, мне не нравится эта идея, – усмехнулся Уильям.
 – Мне тоже, – Саманта прижалась щекой к его животу. – Я никак не могу придумать рифму к фразе «мраморная колонна».
 Уильям рассмеялся, и Саманта снова поцеловала его в живот.
 Рука Уильяма проникла между их телами и сжала ее грудь.
 Взяв эту самую руку, она положила ее на грудь Уильяма и похлопала по ней.
 – Я же сказала – сегодня все буду делать я.
 «Я хочу запомнить твое тело. Хочу запомнить удовольствие, которое оно дарит. И позаботиться о том, чтобы ты не забыл меня никогда, как я не забуду тебя».
 – Если ты хочешь, чтобы я держал руки при себе, тебе придется привязать меня к постели.
 Саманта удивленно подняла брови.
 – Неплохая мысль.
 Мысль эта нравилась ей тем больше, что Уильям наверняка попытается удержать ее, когда она будет уходить. А он ведь был сильнее ее, и Саманта отнюдь не была уверена, что сумеет с ним справиться.
 Взяв его руки, она обвила их вокруг изголовья кровати.
 – Считай, что они привязаны. Это поможет тебе.
 – Сомневаюсь, – сквозь зубы процедил Уильям.
 Саманта засунула руку под одеяло и стало медленно поднимать его, заглядывая внутрь с таким видом, словно не знала, что увидит там. И увиденное было в какой-то степени сюрпризом. Из вьющихся колечек черных волос возвышался…
 – Как вы называете это?
 – Что? – Уильям был явно шокирован.
 – Я не могу все время говорить «это»? Как называют мужчины свой орган?
 – То, что говорят мужчины, не предназначено для ушей леди.
 – Ну, значит, мне ты можешь сказать.
 – Саманта, – Уильям протянул руку и коснулся ее щеки.
 Она перехватила его запястье и снова отвела руку к изголовью кровати.
 – Так скажи же мне, как вы это называете?
 – Если я говорю, что ты – леди, значит, так оно и есть!
 «Я никогда не буду леди. Я не принадлежу к твоему миру». Саманта тяжело вздохнула.
 Так будет лучше для них обоих. Уильям поймет это когда-нибудь. И она тоже поймет рано или поздно.
 – Саманта, послушай меня…
 – Так что же это такое? – Саманта провела пальцем вдоль его восставшего члена.
 – Когда я женюсь на тебе, ты станешь леди.
 Саманта сжала пальцы.
 – Что это, Уильям?
 – Ты станешь леди, потому что…
 Саманта коснулась губами самого чувствительного места, затем провела языком вокруг.
 – Скажи мне, что это, или я никогда больше не поцелую его!
 – Боже правый, Саманта! – голос Уильяма дрожал от возмущения… и восторга.
 Саманта разжала губы.
 – Член, пенис, охотничий рог, – быстро выпалил Уильям.
 Саманта снова начала целовать его, но через несколько секунд остановилась.
 – Старина Джек, петушок…
 Саманта снова коснулась его языком, но продолжать не спешила.
 – Маленький братишка, старый бродяга…
 Голос его дрогнул, и Саманта подняла голову. Сейчас он принадлежал ей и только ей.
 Склонившись над Уильямом, Саманта поцеловала его в губы и прошептала:
 – Ты так красив, Уильям. Словно рождественский подарок, который я уже раскрыла и увидела, но мне еще только предстоит насладиться им.
 – Так насладись же скорее, – бедра его нетерпеливо шевелились под тяжестью ее тела.
 От этого невольного движения Саманта прижалась к нему самой чувствительной частью и испытала прилив такого жгучего желания, что невольно вздрогнула.
 Если он сделает так еще раз, она перестанет понимать, что происходит.
 – Не двигайся! – снова приказала Саманта. – Сегодня главная я. Я все контролирую.
 – Контролируешь? – рассмеялся Уильям. – Ничего ты не контролируешь. Так же, как и я. Мы оба во власти страсти, владеющей нами. – Глядя в глаза Саманте, он дразнил ee, делая вид, что собирается разжать пальцы. Затем он и вправду сделал это. Медленно потянул руки к бедрам Саманты, развел чуть шире ее колени, скользнул выше…
 Саманта непроизвольно выгнулась ему навстречу. Уильям был прав. Страсть овладела ими, изменив навсегда их жизни.
 Уильям заставил ее подняться на колени, проник в ее горячее лоно, затем нащупал пальцем центр наслаждения. Вместе они застыли в предвкушении удовольствия.
 Уильям входил в нее медленно, рывок за рывком. А она принимала его постепенно, дюйм за дюймом. И эти секунды были прекраснее всего, что происходило когда-либо в ее жизни. Хотя они уже не в первый раз занимались любовью, ощущения были новыми для Саманты. Она снова купалась в горячих волнах наслаждения. Уильям проник так глубоко, что все тело Саманты вдруг сжалось, и она попыталась отстраниться, но он удержал ее руками за бедра и снова вошел в нее резким рывком.
 Оба они застонали и замерли, сотрясаемые порывами одновременного оргазма, но не давая блаженству закончиться. Затем Саманта снова начала двигаться. Сначала медленно, потом со все более неистовой силой. Вот она поднесла свое лицо к лицу Уильяма и тихо прошептала.
 – Я – твоя!
 – О да! – в глазах Уильяма светился триумф.
 – А ты – мой!
 – Нет!
 – О да, да!
 «Я люблю тебя, Уильям. Я так люблю тебя!»
 – Не оставляй меня никогда.
 «Я так люблю тебя!»
 Закинув голову назад, Уильям отдался целиком и полностью во власть наслаждения, увлекая ее за собой. Бедра его изогнулись, все тело задрожало, и он наполнил лоно Саманты своим семенем. Наполнил ее собой.




 28.


 Когда Уильям забылся сном, Саманта тихонько выскользнула из-под одеяла. Вчера вечером Кларинда собрала ее вещи и приготовила дорожный костюм. Надев его, Саманта вышла в гостиную. Чемодан стоял возле стола, на котором лежали перчатки и шляпка. Саманта огляделась, желая убедиться, не забыла ли что-нибудь. Но нет, никаких следов ее присутствия не останется в этом доме, где она была так счастлива. И так несчастна. Может, это и неплохо, вот только… Она достала из ридикюля перочинный нож и присела рядом со столом. С другой стороны крышки Саманта нацарапала свои инициалы, инициалы Уильяма и обвела все это сердечком.
 Конечно, это было глупо. Никто никогда не увидит ее метки. Но Саманта будет знать, что ее инициалы остались здесь навсегда. Пусть хоть что-то в ее несчастной жизни будет навсегда.
 Впрочем, страсть ее тоже останется с нею навсегда. Уильям прав. Только страсть могла заставить такого мужчину, как он, захотеть жениться на женщине, которую он презирал. Только страсть могла заставить ее так безрассудно соблазнить мужчину, от которого следовало держаться подальше.
 Выглянув в окно, Саманта вдруг увидела перед домом шеренгу маленьких девочек, одетых в темно-синие платьица, доходившие им до колен. Волосы их были заплетены в косы. На Эммелин была всего одна перчатка, а шляпа Вивьен болталась на затылке. Все они были немного сонными. И все смотрели выжидающе на крыльцо коттеджа. Неужели она надеялась, что ей удастся покинуть этот дом, не объяснившись со своими воспитанницами?
 С тяжелым сердцем Саманта вышла на крыльцо и подошла к шеренге маленьких солдатиков.
 – Девочки, – Саманта раскрыла им объятия.
 – Экономка сказала, что вы уезжаете! – воскликнула Агнес. – Это ведь неправда? Скажите, что это неправда?
 Эммелин вдруг вырвалась вперед, подбежала к ней, спрятала лицо в ее юбках, а вслед за ней и все остальные бросились в объятия Саманты.
 – Мисс Прендрегаст, мисс Прендрегаст, не бросайте нас! – умоляла Генриетта.
 – Да, мисс Прендрегаст, мы будем очень, очень хорошими, – хныкала Эммелин.
 А Агнес произнесла голосом взрослый дамы, а не упрямого подростка, каким была еще неделю назад:
 – Мисс Прендрегаст, вы были нашей самой лучшей гувернанткой. И моей самой лучшей подругой. Пожалуйста, пожалуйста, постарайтесь придумать что-нибудь, чтобы остаться с нами.
 Слова ее разрывали сердце Саманты. И слова остальных девочек тоже. Сколько же может разрываться ее бедное сердце?
 – Пойдемте погуляем, – она взяла младших девочек за руки.
 – Это значит «нет», – со слезами прошептала Кайла.
 Маленькая унылая группка двинулась к поляне по мокрой траве.
 Саманта понимала: она должна сказать им что-то. Что-то доброе и мудрое. Что-то правильное. Она подозревала, что это может быть только одна вещь, и только сейчас у нее есть возможность сказать это. Сказать правду.
 – А вы знаете, почему я уезжаю? – спросила она. – Миссис Шелбурн рассказала вам об этом?
 Девочки замотали головами.
 – Потому что, когда я была совсем, совсем молодой, я была воровкой.
 Все хором удивленно вскрикнули.
 – О да, я была худшей из грешниц. Я грабила людей, забирала их деньги. Резала им кошельки, – Саманта остановилась и внимательно посмотрела на девочек. Бедные, бедные малышки. Они смотрели на нее широко раскрытыми глазами, не зная, что сказать. И не зная, что делать дальше. – Я хорошо умела делать все это, и обо мне шла дурная слава. У меня даже было прозвище – Воровка из театра. Богатые джентльмены хвастались тем, что я обчистила их карманы. Но однажды я разрезала не тот кошелек, и его владелица поймала меня за руку, – Саманта тяжело вздохнула. – Леди Бакнел заставила меня понять, что я веду неподобающий образ жизни. И я исправилась. Но если ты приобрел однажды в жизни дурную репутацию, она остается с тобой на всю жизнь. Когда люди слышат, что я была раньше воровкой, они думают, что я и осталась ею и украду у них что-нибудь. Если что-то пропадает и я нахожусь поблизости, все подозрения падают на меня.
 – Так это вы украли портрет нашей мамы? – выпалила Вивьен.
 Саманта вздрогнула. Ей стало еще больнее. Хотя секунду назад она готова была поклясться, что это невозможно.
 – Нет, она не брала его! – Мара ударила Вивьен.
 Саманта попятилась и присела на стоявшую за ее спиной скамейку.
 – Вот видите? Даже Вивьен подозревает меня, – она посмотрела на свои перчатки, затем снова на девочек. – Нет, Вивьен, я не брала портрет вашей мамы. Но твой папа считает, что это сделала я.
 – А я думала, что вы помогли ему вчера поймать ту нехорошую женщину. И значит, теперь он относится к вам лучше, – сказала Мара.
 – Я действительно помогла ему, но он стал думать обо мне только хуже. Потому что, чтобы помочь ему, я использовала свои прежние навыки – навыки воровки. И теперь ваш папа презирает меня.
 – Но кто же на самом деле взял мамин портрет? – задумчиво произнесла Агнес. – Если бы мы выяснили это, вы смогли бы остаться.
 Саманте следовало быть осторожнее.
 – Я не знаю, кто взял портрет вашей матушки, но, даже если бы мы его нашли, я не смогла бы остаться. Видите ли, ваш папа очень плохого мнения обо мне, и я не хочу оставаться и ждать, когда он обвинит меня вновь.
 – Мисс Прендрегаст, простите, – Вивьен подбежала к Саманте, села рядом и обняла ее за плечи. – Я не должна была подозревать вас!
 – Все в порядке, – Саманта погладила девочку по волосам. – Ведь взрослые люди совершили ту же самую ошибку.
 – Мы хотели, чтобы вы стали нашей мамой, – сказала Агнес.
 О господи!
 – Я с удовольствием была бы вашей мамой, но вы же понимаете, девочки, что бывшая воровка, гувернантка, женщина без прошлого, без семьи не может выйти замуж за такого важного и знатного господина, как ваш папа.
 – Но вы можете, – прошепелявила Эммелин.
 – К тому же это сослужило бы вам дурную службу, когда пришло бы время представить вас в свете.
 – Хотела бы я посмотреть на того, кто посмел бы сказать о вас дурное слово, – Агнес решительно уперла руки в бока.
 – Таких найдется немало.
 – Папа любит вас, – заявила Генриетта.
 У Саманты перехватило дыхание. Так Уильям требует, чтобы она осталась, потому что влюблен в нее? Или все же потому, что лишил ее девственности и теперь считает, что, как порядочный человек, должен на ней жениться?
 – Может быть, ему так кажется. Но это быстро пройдет. У мужчин такое всегда проходит очень быстро.
 – Это несправедливо, – вдруг заплакала Кайла.
 Саманта вдруг с удивлением обнаружила, что на губах ее играет улыбка.
 – Жизнь не всегда справедлива, дорогие мои. И вы должны усвоить один урок – если вы делаете что-то, зная, что это неправильно, надо вовремя остановиться и все исправить.
 – Но мы ведь еще дети, – дрожащим голосом произнесла Мара. – Откуда нам знать, что хорошо, а что плохо.
 – Если у тебя каждый раз сосет под ложечкой, когда ты думаешь, что кто-то об этом узнает, и дрожат коленки, и краснеют щеки, значит, ты поступаешь неправильно. Если тебе все время хочется спрятаться, забиться в какой-нибудь темный уголок, значит, ты поступаешь неправильно. И если ты причиняешь боль другим, это тоже неправильно. – Встав со скамейки, Саманта подошла к Маре и взяла ее за подбородок. – Прислушайся к своему сердцу, Мара, и все будет хорошо.
 «Пожалуй, хватит, – решила Саманта. – Сейчас не время читать им лекцию».
 – Ну вот, а теперь мне пора идти. Я никогда не забуду вас, девочки.
 Черт побери, это была правда!
 – Вы всегда будете жить в моем сердце.
 Саманта обняла и поцеловала каждую из них, стараясь найти какие-нибудь особые слова и не находя их. Может быть, профессия гувернантки вообще не для нее. И для девочек только лучше, что она уезжает.
 Они так и остались стоять посреди поляны, шестеро маленьких несчастных девочек, завладевших ее сердцем.
 Вернувшись в коттедж, Саманта обнаружила, что в гостиной больше нет ее чемодана.
 Дурной знак.
 Уильям стоял посреди спальни полностью одетый и с обескураженным видом рассматривал дыру на простыне, которую проделал вчера своими сапогами.
 – Слуги будут сплетничать, – произнесла Саманта.
 Уильям смотрел на нее абсолютно спокойно. Он наверняка слышал, как она вошла. Он стоял и смотрел на Саманту. Выражение лица его было вполне добродушным, но все же ей казалось, что его синие глаза прожгут дыру на ее лице.
 – Почему это на тебе перчатки и шляпа? Только не говори, что собралась наносить визиты в столь ранний час. Нам надо обсудить нашу свадьбу.
 Ей хотелось плакать.
 Ей хотелось кричать.
 Но она не могла позволить себе ни того, ни другого.
 – Я уезжаю, как и планировала, – твердо сказала Саманта. – Отправляюсь в Лондон, в Академию гувернанток. Постараюсь объяснить леди Бакнел, что гувернантки из меня не получится. Лучше мне быть компаньонкой какой-нибудь пожилой леди или директором школы для девочек. Или занимать любую другую должность, которая даст возможность держаться подальше от мужчин.
 Уильям подошел к ней так быстро, что Саманта невольно попятилась и больно ударилась о стоявший сзади шкаф.
 – Боюсь, мне придется написать леди Бакнел, что тебе нельзя доверять ни одну работу, подразумевающую доступ к чужим деньгам и вещам.
 Боль пронзила все существо Саманты. Какая же она дура, если решила, что ночь безумной телесной любви способна изменить его мнение о ней, помочь разглядеть, кто перед ним на самом деле.
 Конечно, нет, если Уильям не только продолжал считать ее воровкой, но и был уверен, что она готова остаться с ним.
 – Да, – кивнула Саманта. – Не сомневаюсь в этом. После твоего письма я наверняка вообще не смогу найти место в Англии. Мне придется уехать за границу.
 – Ты не можешь так поступить. – Уильям говорил спокойно и уверенно. – Да и какой в этом смысл? Ты ведь можешь остаться здесь, стать моей женой, и у тебя будет всего гораздо больше, чем смогла бы заработать гувернантка. И даже воровка.
 Он не смеет диктовать ей свою волю. Он утратил это право.
 – Зато не будет волнующего кровь ощущения кражи. Удовольствия, которое получаешь, разрезав чужой карман или кошелек. Игры, когда изображаешь, что позволила ухаживать за собой. Все это уйдет из моей жизни.
 Поставив ногу на стул, Уильям оперся локтем о колено.
 – Можешь украсть у меня все, что захочешь, если останешься.
 – Если я выйду за тебя, все это и так будет моим. Не могу же я красть у себя самой.
 Уильям пристально смотрел на Саманту, проникая взглядом в глубину ее души, но не понимая того, что он там прочитал.
 – Верни мне, по крайней мере, портрет моей жены.
 Саманта закрыла глаза, прогоняя подступившие слезы.
 Нет! Она ни за что не заплачет. Уж лучше гнев, чем слезы.
 – Вещи твоей жены – жалкое подобие награды за то, что я помогла вам с леди Фезерстоунбо. – Саманта слышала, как у Уильяма перехватило дыхание при этих словах. Затем он аккуратно, но настойчиво взял ее за руку.
 – Это отец научил тебя воровать?
 – Да, но пусть тебя это не смущает. У меня отлично получалось, и мне это нравилось. Я испытывала приятное волнение. Иногда мне даже не хватает его. – Она закусила губу. Это было правдой, но лишь еще больше убеждало Уильяма в том, что она похитила портрет его жены. И что было толку терять время, пытаясь убедить его в своей невиновности. Уильям все равно никогда не поверит ей.
 – Но тебе нечего было есть, если не удавалось ничего украсть…
 – Такое можно сказать о тысячах воров. Не заставляй себя испытывать к ним сочувствие. Тебе будет потом неловко.
 Уильям возвышался над ней, словно башня. Саманта чувствовала жар его тела, и он все смотрел и смотрел на нее своими потрясающими глазами.
 – Ты нужна моим детям.
 – У них все будет хорошо и без меня.
 Саманта от души надеялась, что так и будет.
 – Ты нужна мне, – он гладил ее пальцем по щеке и произносил слова, за которые она отдала бы все на свете еще несколько дней назад. – Я люблю тебя.
 Неужели он верит в это? Да. Разумеется. Чем еще объяснить предложение стать его женой? Уильям думает, что любит ее, – но при этом не доверяет ей.
 На этот раз Саманте не удалось сдержать слезы.
 – Неужели это и есть любовь? Затмение, которое проходит при первых признаках надвигающихся трудностей? Эмоции без доверия? Пустые мозги и возбужденная плоть?
 Уильям пытался говорить что-то, но Саманта зажала ладонью его рот.
 – Не говори ничего. Я знаю – это и есть любовь. Я видела ее раньше, теперь я испытала ее сама, и я отвергаю ее. Я не хочу той любви, которую ты способен мне предложить. – Саманта отбросила прочь его руку. – Я достойна большего.
 Уильям посмотрел на свои пальцы с таким видом, словно прикосновение Саманты обожгло его.
 – Я не могу больше выносить это. Мне очень больно.
 – Прекрасно. Но твои мелкие собственнические инстинкты несравнимы с тем, что испытываю я.
 Глядя на Саманту сверху вниз, Уильям улыбнулся, и в улыбке этой было столько боли.
 – Значит, ты страдаешь так же, как я.


* * *

 Уильям сидел у себя в кабинете, спрятав лицо в ладони, и все никак не мог понять, почему же все закончилось так быстро и так ужасно. Он влюбился, страстно, безумно. Он пренебрег всеми правилами морали и овладел Самантой прямо на крыльце коттеджа для гостей, когда в его доме горели свечи, играла музыка и сам он должен был в это время развлекать своих гостей. Саманта была женщиной не его круга, низкого происхождения. Но он потерял голову… что ж, хорошо. Это лишь доказывало, что все, чему его учили с детства, было правдой. Ему не следовало поддаваться своим страстям.
 Надо было потребовать, чтобы Саманта рассказала, кто ее родители. Навести о ней справки. И тогда ни за что не случилось бы то, что случилось.
 Вот только… Уильям снова хотел ее. Прямо здесь, прямо сейчас. На столе, на полу, на диване. Он готов был отказаться от всего, что ценил в жизни. Готов был позволить Саманте отравлять своей преступной моралью жизнь его дочерей, только бы она осталась с ним.
 А она отвергла его.
 Уильям застонал. Боль казалась невыносимой. Эта маленькая воровка облила его волной презрения и навеки ушла из его жизни.
 Конечно, боль его со временем пройдет. Он забудет ее.
 Но сейчас Уильям чувствовал себя так, словно пуля только что попала ему живот. Или в сердце. Но главное, он никак не мог избавиться от того, что жгло его больнее всего.
 Сомнения.
 А что, если Саманта не брала пропавшие вещи? Что, если гордость не позволила ей отрицать обвинения? Что, если под его крышей притаился еще один вор, который знал о прошлом Саманты и хотел по какой-то причине разлучить их? Но все слуги жили в доме уже много лет.
 Нет, все его сомнения были лишь желанием утопающего схватиться за соломинку. Это сделала она. Саманта.
 Уильям даже не поднял головы, услышав, что открылась дверь. Ему было все равно, кто нарушил его покой. Пусть уходит! Немедленно!
 – Я принес тебе вести с побережья, – раздался над ухом голос Дункана.
 – Все прошло хорошо? – Уильяму было все равно.
 – Смотря что ты считаешь хорошим, – Дункан стоял в дверях, не желая подходить ближе. Никто больше не хотел находиться рядом с Уильямом. – Корабль бросил якорь в заливе. Пашенька поступил именно так, как мы думали. Схватил ридикюль Валды, прыгнул в воду, доплыл до лодки и велел грести к кораблю. Лорд Фезерстоунбо бросился за ним, блея, как баран. Ему почти удалось забраться в лодку.
 – Что значит – почти?
 – Леди Фезерстоунбо достала пистолет и выстрелила в него.
 – О боже! Он мертв?
 – Мертвее не бывает. Потрясающе, как ей удалось достать его на таком расстоянии из твоего пугача. Тут в дело вмешались мы. Пришлось перестрелять почти всех, кто был в лодке. Пашенька требовал, чтобы матросы гребли быстрее, спасая его драгоценную жизнь. Да и свои заодно. Мы арестовали леди Фезерстоунбо. Но… Уильям, она абсолютно безумна. Все время разговаривает с какими-то мужчинами и женщинами, которых видит только она сама.
 – Может быть, судья пожалеет ее и приговорит к сумасшедшему дому.
 – Ты называешь это жалостью? Пожалуй, уж лучше петля.
 – Итак, все это наконец закончилось.
 Странно было думать, что теперь у него нет больше никакой цели, нет дела, ради которого он живет. Уильям отомстил за смерть Мэри и должен был бы чувствовать себя победителем. Но он не испытывал ничего, кроме боли.
 Дункан смотрел на Уильяма почти сочувственно.
 – Ты в порядке?
 – Я выживу.
 – Я знаю это, – вздохнул Дункан. – Но признаешь ли ты когда-нибудь, что совершил ошибку? – Дункан вздохнул. – Не надо, не отвечай. Я уезжаю. И беру с собой Терезу. Мы заглянем по дороге к викарию. Нам еще надо обвенчаться.
 Уильям старался изо всех сил порадоваться за своих друзей. И одновременно завидовал им. Встав из-за стола, он подошел к Дункану и протянул ему руку.
 – Желаю вам счастья.
 Дункан пожал протянутую руку. Они посмотрели друг на друга в упор, вспоминая, сколько было пережито вместе. Оба рассмеялись почти одновременно и обнялись, как и полагается старым друзьям.
 – Поздравляю тебя, – сказал Уильям. – Тереза замечательная женщина.
 – Я недостоин ее. Только не рассказывай ей об этом.
 Он вышел, и Уильям услышал, как Дункан произносит за дверью:
 – Привет, малышка. Пришла повидать своего папу?
 – Н… нет, – послышался испуганный голосок.
 Мара.
 Уильям понимал, что это чистой воды эгоизм, но он был рад, что девочка отказалась от мысли зайти к нему. Слишком невыносимо было бы сейчас объяснять детям, почему Саманте пришлось покинуть их дом. Что он мог сказать им, кроме того, что провалил самую важную миссию в своей жизни?
 Уильям вернулся к столу и снова закрыл лицо руками.
 Но нет, его не собирались оставить в покое.
 – Папа?
 Он быстро поднял голову.
 Перед ним стояла Мара. Бледная и испуганная.
 – У тебя что-то неотложное? – Уильям старался изо всех сил, чтобы голос его звучал как можно спокойнее. – Я очень занят сейчас.
 Девочка оглянулась на дверь, словно подумывая о побеге. Затем решительно тряхнула головой и пошла прямо к нему, загребая носками сапог.
 Уильям едва сдержал обычное в таких случаях приказание идти, печатая шаг, высоко держа голову и расправив плечи. Если уж быть справедливым – а если бы Саманта была сейчас здесь, она бы обязательно потребовала, чтобы Уильям был справедливым, – он и сам не был сейчас образцом военной выправки.
 Мара подошла к столу вплотную и остановилась.
 – В чем же дело? – спросил Уильям.
 – Папа, ты плакал? – изумленно произнесла Мара.
 – Нет. Нет, я не плакал, – глаза полковника Грегори были сухими. Плакало только его несчастное разбитое сердце.
 Опустив глаза, Мара залезла в карман и достала оттуда крошечную золотую рамку. Дрожащей рукой она протянула ее Уильяму. Он взял Мару за запястье.
 Перед ним был портрет его покойной жены.
 – Где ты нашла это?
 – Я не нашла его, – голос девочки дрожал, но она была полна решимости. – Я взяла его с твоего стола.
 Рука Уильяма разжалась. В глазах у него потемнело. Он не понимал, что происходит. Что он должен говорить, что делать. Только смотрел и смотрел на портрет Мэри в маленькой дрожащей ручке своей дочери.
 Его дочь. Его собственная плоть и кровь. Кто украл однажды, останется вором до самой смерти. Черное – это черное, белое – это белое, и никаких оттенков серого не существует.
 Уильям едва обрел дар речи.
 – Ты… ты взяла и остальные мамины вещи?
 Мара кивнула. Лицо ее стало еще бледнее, губы дрожали, но девочка изо всех сил старалась не расплакаться. Малышка была близка к обмороку.
 Что же он наделал!
 Уильям встал.
 Мара невольно отшатнулась. Храбрая маленькая девочка, которой потребовалось все ее мужество, чтобы признаться.
 Двигаясь как можно медленнее, чтобы не напугать ее еще больше, Уильям снова сел, отодвинул стул от стола и похлопал себя по колену.
 – Иди, малышка, расскажи своему папе, как это произошло.




 29.


 Карета петляла по горной дороге, и на каждом повороте Саманта ударялась о ее стенку. А все, кто сидел к ней лицом, валились прямо на нее. Затем они ехали ровно, и тогда пассажиры рассаживались поудобнее, но все равно были начеку в ожидании следующего поворота. Их было восемь человек – четверо сидели лицом, четверо спиной к движению. Две женщины и шестеро мужчин. Все они были заперты в душной карете, окна которой не открывали, чтобы не наглотаться дорожной пыли. И всем им хотелось как можно скорее оказаться в Йорке.
 Саманта смотрела в окно кареты, стараясь убедить себя, что рада покинуть эти горы и поля. Она ведь всегда ненавидела деревню. Ненавидела горы и гуляющий в них ветер. Колышущиеся травы и животных, поджидавших в чаще леса момента напасть на ничего не подозревающую девушку из города. Она соскучилась по Лондону с его вечным шумом, вонью мусорных куч, тяжелым смогом, окрашивающим в мрачный серый цвет все, начиная от домов и заканчивая женскими перчатками. Адорна вряд ли будет рада ее видеть.
 – Тпру! – послышался крик кучера. – Тпру! Стойте!
 – Почему мы останавливаемся? – торговец из Эдинбурга выглянул в окно. – Ага. Там на дороге завал из бревен.
 Пассажиры тяжело вздыхали. А Саманта старалась не подать виду, как радует ее эта неожиданная задержка, возможность побыть еще немного в Озерном крае. Полюбоваться на утесы Девилз-Фел, на водопады, на стены из известняка и… поплакать немного, потому что приходится покидать все это. Сколько бы ни обманывала себя Саманта, правда была в том, что она успела полюбить эти места. И людей, которых она встретила в Кумберленде.
 – Всем стоять и поднять руки! – вдруг раздался с дороги грубый мужской голос.
 Стоять и поднять руки? Саманта нахмурилась. Деревья на дороге. Да нет, простое совпадение. Конечно, это не мог быть голос Уильяма. Он ни за что не поехал бы за ней после тех горьких слов, которыми они обменялись на прощание. Саманта высказала ему все, что думала о нем.
 Почтенная матрона с воплем откинулась на спинку сиденья, прижимая руку к груди:
 – Разбойники! Это разбойники! Нас ограбят! Нас изнасилуют!
 – Уж тебя-то первую, – сквозь зубы пробормотала Саманта.
 – Их много, – озабоченно произнес шотландец. – Некоторые из них – злобные коротышки.
 Злобные коротышки? Что он имеет в виду? Впрочем, Саманта, кажется, знала ответ на этот вопрос.
 – Похожи на… детей?
 – Мы ищем женщину, – послышалось снаружи. – Красивую, стройную…
 Опустив глаза, Саманта пыталась вжаться в сиденье.
 Да, это был Уильям, и она никогда не простит ему этого.
 И в то же время ей хотелось… смеяться.
 – У нее белокурые волосы, светлые и блестящие, как лунные лучи. Отдайте ее нам, и мы не тронем остальных.
 Взгляды пассажиров уперлись в Саманту.
 – И вовсе она не красивая, – пробормотала матрона. – Но в остальном описание совпадает.
 Один из мужчин рывком открыл дверь экипажа, и Саманту буквально выкинули наружу. Она споткнулась и упала на дорогу.
 – Эй вы! – закричал кучер шестерым «злобным коротышкам» и одному взрослому мужчине. У всех семерых лица были повязаны черными платками. – Я не могу позволить вам просто так взять и похитить мою пассажирку. Обо мне пойдет дурная слава.
 – Но ты ведь уже получил ее деньги! – закричал самый высокий из коротышек. – Так какая тебе разница?
 Агнес! Агнес участвовала в этом дурацком маскараде! Впрочем, все шестеро «разбойников», сидящих на лошадях вдоль дороги, казались подозрительно знакомыми. Приглядевшись, Саманта заметила, что двое самых младших сидят на пони.
 Весь клан Грегори приехал, чтобы вернуть ее в Сильвермер. Но с чего бы это? Она посмотрела на Уильяма.
 Полковник Грегори выглядел точно так же, как при их первой встрече. Он был одет в черное. Слишком высокий, слишком крупный, слишком мужественный. Упрямый, дерзкий тиран… но эти синие глаза… эти пронзительно синие глаза, смотревшие прямо на нее с такой страстью, с таким обожанием…
 Саманта вспыхнула, но упрямо подняла подбородок, не собираясь сдаваться.
 – Я не позволю вам забрать ее, – упорствовал кучер.
 Саманта вдруг увидела, как Вивьен кивнула самому маленькому разбойнику.
 – Она – моя мама, – выкрикнула Кайла. – И я буду скучать без нее!
 Кучер ошалело поглядел на Саманту.
 – Так вы убегаете от ваших крошек, леди?
 – Это не мои дети, – сказала Саманта.
 Пассажиры удивленно вскрикнули один за другим.
 – Как ты можешь говорить так, мама? – подхватила Агнес. – Мы скучаем без тебя.
 – Мама, мама! – на разные лады заныли девочки.
 Сложив руки на груди, Уильям наблюдал за этой трогательной сценой.
 Не обращая на него внимания, Саманта окинула девочек строгим учительским взглядом.
 – Я ожидала чего-то подобного от вашего отца, юные леди. Но от вас я требую приличного поведения!
 Пассажиры, высунувшись в окна, с любопытством наблюдали за происходящим.
 – Это не ограбление, – вынесла свой приговор матрона. – Это…
 Она пристально смотрела на Саманту, пытаясь подобрать нужное слово.
 – Но, мисс Прендрегаст, – Эммелин сняла с лица платок. – Вы кое-что украли у нас.
 Саманта с яростью посмотрела на Уильяма.
 Но тот продолжал стоять все так же спокойно.
 – Вы украли мое сердце! – продолжала Эммелин.
 – И мое тоже! – подхватила Кайла.
 Саманта не знала, смеяться ей или плакать.
 – Вы увозите с собой наши сердца, – Агнес спешилась, подошла к Саманте и взяла ее за руки. – Пожалуйста, мисс Прендрегаст, останьтесь с нами.
 Саманта посмотрела на Агнес. Затем на остальных. Перевела взгляд на Уильяма. Сняв перчатки, он приложил одну руку к сердцу.
 Сердце Саманты разрывалось на части. От жалости и от любви, такой сильной, что ничто на свете не могло помешать ей.
 Кучер с недовольным ворчанием уже отвязывал от кареты ее чемодан, который он небрежно кинул на обочину дороги. Деревья убрали, и экипаж покатил прочь, растаяв в облаке пыли.
 Остальные дети соскочили со своих лошадей и кинулись к Саманте, весело подпрыгивая.
 – Разве не здорово у нас получилось? – кричали они. – Вам хотелось плакать, мисс Прендрегаст? Вы рады, что остаетесь с нами?
 Саманта обнимала их всех, счастливо смеясь.
 – Хорошо, девочки, – раздался над ухом голос Уильяма. – А теперь оставьте нас ненадолго одних.
 Дети переглянулись и захихикали.
 Затем все они забрались на лошадей. Старшие, как всегда, помогали младшим.
 Саманта старалась смотреть только на девочек, делая вид, что Уильяма не существует. Но он властно требовал ее внимания. Он загораживал собой горизонт. Он стоял слишком близко, дышал слишком шумно. У Саманты кружилась голова, и ей казалось, что она вот-вот упадет в обморок.
 – Мы любим вас, мисс Прендрегаст, – крикнули дети, отъезжая от дороги и уводя за собой жеребца Уильяма.
 Саманта растерянно помахала им рукой.
 Солнце ласкало лучами ее кожу. Легкий ветерок трепал шелковый шарф на шее.
 – Ну вот, – произнес Уильям, беря руку Саманты. – Мы снова на дороге. И снова совсем одни, – он медленно стянул перчатку с ее руки и прижался к ней губами. – Наконец-то одни.
 От прикосновения его горячих губ у девушки побежали по коже мурашки. Саманта попятилась, но Уильям тут же сделал шаг вперед и оказался еще ближе.
 – Спасибо, что согласилась выслушать меня.
 Он уже пытается перевернуть все в свою пользу!
 – Я ни на что не соглашалась, – возразила Саманта.
 – Но ты не убежала. А это уже кое-что. Этого вполне достаточно, – Уильям махнул рукой в сторону лежавшего под тенью деревьев бревна, которым еще недавно была перегорожена дорога.
 – Не согласишься ли присесть вон туда на время нашего разговора?
 Она знала, что им придется поговорить, но все равно медлила. Уильям сразу понял, в чем дело.
 – Сейчас проверю, нет ли там змей, – похоже, он даже не смеялся на этот раз над ее страхами.
 Саманта прошла по траве к бревну, позволила Уильяму перевернуть его, чтобы убедиться, что никто не спрятался под ним. Сняв с себя черный сюртук для верховой езды, Уильям сложил его и постелил на бревно. Саманта села, изо всех сил стараясь сохранять манеры настоящей леди. Как будто бы это могло стереть память о том, что она вела себя как куртизанка.
 Затем, к удивлению Саманты, Уильям опустился перед ней на колени.
 – Полковник Грегори! – воскликнула девушка. – Не делайте этого. Право, не стоит!
 Но ничто не могло его остановить.
 – Полковник Грегори? Но ты, кажется, называла меня Уильям сегодня утром?
 Кровь бросилась ей в лицо.
 – Да, но до того, как мы… – попыталась возразить Саманта, но тут же поняла, что все это звучит нелепо. – Ты прав. Раз уж мы уже были близки, глупо делать вид, что это не так.
 – Абсолютно точно!
 – Но только, пожалуйста, встань с колен.
 – Не встану. Я большой приверженец протокола и убежден, что перед королевой следует стоять коленопреклоненным. А королева должна приветствовать своих офицеров. Еще я убежден, что мужчина должен ухаживать за женщиной, прежде чем жениться на ней, и что они должны оказаться в одной постели только после венчания, которое, в свою очередь, происходит после того, как мужчина на коленях делает своей избраннице предложение. – Уильям снял перчатку со второй руки Саманты и засунул обе перчатки в карман жилета. Затем он сжал ее руки в своих. – А с тобой я все сделал неправильно.
 Саманта вспомнила прошлую ночь. И сегодняшнее утро. И снова вспыхнула.
 – Не все, – тихо произнесла она.
 – Спасибо хотя бы за это, – загадочная улыбка заиграла на его губах. Но вот Уильям снова сделался серьезным и произнес: – Я также считаю, что мужчина должен на коленях просить у женщины прощения, если он был к ней чудовищно несправедлив, как я был несправедлив к тебе. Это Мара взяла вещи моей покойной жены.
 Что-то внутри ее вдруг расслабилось, словно развязали тугой узел. Так, значит, Мара призналась после ее прощальных слов! Хоть что-то Саманта сделала правильно.
 – Я знаю.
 Брови Уильяма удивленно поползли вверх.
 – Но как? Откуда?
 – Вор всегда узнает другого вора, – Саманта пожала плечами. – У этого ребенка переходный возраст. Нет, она еще не превращается в женщину, как Агнес и Вивьен. Но она уже и не милая девчушка, как Генриетта, Кайла и Эммелин. Вот Мара и чувствует себя потерянной и одинокой.
 Уильям так и стоял на коленях, словно пораженный громом.
 – Я даже не подумал об этом! И как я вообще растил своих дочерей до того, как появилась ты с твоей добротой и мудростью?
 Саманте хотелось объявить его льстецом, но он говорил правду. Саманта появилась вовремя. Еще немного – и у Уильяма с его военным стилем воспитания возникли бы серьезные проблемы с девочками.
 – Мара рассказала мне, что стала забывать мать. Ложась ночью в постель, она пыталась вызвать в памяти ее черты, но ничего не получалось. Тогда она стала брать вещи Мэри – чтобы вернуть свою маму. Чтобы найти утешение в памяти о ней.
 Саманта задохнулась от нахлынувшей волны жалости к несчастной сиротке.
 – Бедная девочка!
 – Я приказал сделать копии миниатюры – для каждой из них, – поднеся к губам руки Саманты, он стал целовать ее пальцы. – И я надеюсь, что у моих дочерей появится новая мама, которая будет целовать их перед сном.
 Саманта смотрела в сторону, в глазах ее стояли слезы.
 – Если, конечно, она простит меня за те чудовищные обвинения, которые я бросил ей, узнав о ее прошлом.
 Все годы боли и унижения, презрения и проклятий вдруг всплыли в ее душе. Саманта хотела, очень хотела остаться с Уильямом, простить его, но… не могла.
 Есть вещи, которые невозможно простить – Саманта поняла это совсем недавно. Она покачала головой.
 – Я не могу, Уильям.
 Уильям заговорил быстрее, голос его срывался:
 – Я был непоколебим в своих устоях. Считал, что нет и не может быть оправдания лжи, мошенничеству, воровству. Но моя дочь, моя плоть и кровь, требует моего сочувствия, и я не собираюсь отвергать ее за то, что она поступила нечестно, – он изобразил скучное, серьезное лицо. – Хотя придется побеседовать с нею о морали.
 – Да. Конечно. Но Мара все равно всегда будет человеком, который пытается поколебать устои.
 – Мне необходима твоя помощь, чтобы наставить ее на путь истинный.
 Саманта снова отвела глаза.
 – Даже до того, как я узнал про Мару, – продолжал Уильям, – я понял, что должен измениться, или я не удержу тебя. Я ненавидел эту жестокую правду. Это было очень тяжело. Вот я и подумал, что сам изменюсь совсем чуть-чуть, зато попробую, как следует изменить тебя.
 Враждебность боролась в ней со смехом, и последний явно побеждал. Но в то же время Саманте хотелось поморщиться от боли.
 – Но ты отвергла меня. Я предложил тебе все свое имущество. А тебя оно не волновало. Я признался, что люблю тебя. Но ты взглянула на меня с презрением.
 Саманта потерла глаза тыльной стороной ладони.
 – Я не хотела. Просто ни один мужчина никогда не говорил мне ничего подобного.
 – И вот теперь я стою на коленях, – Уильям придвинулся поближе, теперь он почти касался ее колен. – И я молю тебя о прощении. Я был к тебе несправедлив. Я был безмозглым глупцом. Высокомерным, эгоистичным болваном. Пожалуйста, пожалуйста, прости меня, Саманта!
 – Хорошо! – Не стоило, не стоило ей сдаваться, но она ничего не могла с собой поделать. – Я прощаю. – Она так хотела его. Она так любила его!
 – Тогда… может быть, ты посмотришь на меня наконец? – Саманта чувствовала щекой горячее дыхание Уильяма.
 Девушка посмотрела ему в лицо, затем перевела взгляд на их сомкнутые руки.
 – Саманта, – продолжал Уильям. – Я, как и ты, не могу изменить прошлого. – Большим пальцем он гладил ее ладонь. – Единственное, что я могу пообещать, – это постараться не повторять своих ошибок.
 Саманте вдруг захотелось почему-то щелкнуть его по лбу.
 – Никогда-никогда? Даже в самых дальних уголках своего сознания? Если положишь что-нибудь не на свое место или вороватый слуга украдет столовое серебро – ты не будешь втайне считать, что это могла быть я?
 Он молчал так долго, что Саманте захотелось вырваться, убежать… и в то же время сделать так, как он говорит. Наконец, решившись заглянуть в глаза Уильяма, она прочла в них понимание и в то же время искреннее осознание причиненных ей обид.
 – Я обещаю никогда не подозревать тебя ни в чем, кроме того, что ты – самая красивая, самая умная и добрая женщина в мире. Потому что я верю в тебя. Но я не могу заставить тебя поверить в меня, – лицо его скривилось, словно от боли. Уильям поднялся с колен. – Неудивительно, что тебе так трудно полюбить меня. Ты сомневаешься в моей правдивости, помня, каким я был до сих пор.
 – Нет, нет! Ни в чем я не сомневаюсь, просто… все… всегда… – она не могла поверить, что говорит это. Такая мелкая причина, за которой не спрятать ее огромный страх. Ведь если она останется с Уильямом, это означает боль, новую боль. Это была игра, еще одна игра. Но ставки в ней были так высоки, что Саманта готова была скорее прожить в одиночестве остаток жизни, изнуряя себя тяжелым трудом, чтобы заработать на жизнь, чем рискнуть и согласиться стать женой Уильяма Грегори.
 И только одно мешало ей покинуть его. Встав, Саманта взяла Уильяма за руку и серьезно посмотрела ему в глаза.
 – Я люблю тебя. Люблю с того первого мгновения, когда увидела всадника на огромной лошади в ночной мгле и подумала, что передо мной дьявол, чертовски красивый и не менее опасный.
 Теперь он испытующе смотрел ей в глаза.
 – И ты любишь меня достаточно, чтобы доверить мне свое сердце?
 – А ты обещаешь хорошо обращаться с ним?
 – Обещаю! Еще как обещаю!
 – Я верю тебе, Уильям Грегори. Ты никогда не стал бы обманывать меня, – на этот раз Саманта не колебалась ни секунды. – Я выйду за тебя замуж.
 Не сводя с нее своих лучистых синих глаз, Уильям вдруг закричал:
 – Дети! Все в порядке! Она согласилась стать моей женой!
 Они улыбнулись друг другу, представляя радость девочек. Саманта оглянулась. Ее удивило немного, что из кустов не выглядывают довольные детские мордашки.
 – Но где же дети?
 – Ты не представляешь себе. Они решили добиться своего любой ценой, – Уильям потрепал Саманту по подбородку. – И выбрали отличную тактику. Я горжусь ими.
 – И как же они собирались это сделать? – Глаза Саманты изумленно расширились. – Неужели бросив нас вдвоем в этой глуши?
 Уильям усмехнулся, но, взглянув на испуганную Саманту, попытался сделать серьезное лицо.
 – И вовсе здесь не глушь! Наверное, они подумали, что, если нам придется провести ночь наедине, после этого ты не сможешь отказаться стать моей женой. Ведь мы оба будем безнадежно скомпрометированы.
 Саманта не могла поверить, что дети способны на такое.
 – Что за дьявольский план! – воскликнула она.
 – Да, есть немного, – снова усмехнулся Уильям.
 – И ты гордишься ими?
 – Не совсем. Горжусь – неверное слово. Я просто восхищаюсь их логикой, – прочистив горло, Уильям поспешил сменить тему. – Впрочем, если мы останемся на дороге, кто-нибудь наверняка пройдет здесь в ближайшие несколько дней…
 – В ближайшие несколько дней?!
 – Нам надо идти вдоль дороги, и если никто не проедет мимо, дня за два – в крайнем случае за четыре – мы доберемся до Сильвермера, – Уильям нежно обнял Саманту за талию. – Но если ты доверяешь мне – я знаю короткий путь через лес.
 У Саманты кружилась голова от его близости.
 – И сколько времени?..
 – Доберемся до дома к утру.
 Тяжело дыша, Саманта посмотрела на Уильяма, затем перевела взгляд на лес.
 – Там водятся волки?
 – Никаких волков, – заверил ее Уильям. – Никаких медведей. Здесь совершенно безопасно.
 – Но мы будем голодать!
 – Поверь, я сумею накормить тебя!
 – А где мы будем спать?
 Оглянувшись, Уильям указал ей на довольно объемный мешок, валявшийся на обочине дороги.
 – Кажется, дети оставили нам кое-что. – Он открыл мешок. – Ну, так и есть. Одеяла. И кусок парусины. Я ведь солдат. Мне приходилось устраиваться на ночлег и с меньшими удобствами, – подойдя к Саманте, Уильям снова обнял ее. – Подумай только. Мы одни. Под звездным небом.
 – Комары. Летучие мыши. И разные ползучие насекомые…
 – Дорогая, когда стемнеет и тебе станет страшно, я буду стараться изо всех сил отвлечь тебя, – Уильям с нежностью смотрел на Саманту.
 Она понимала, что он хочет поцеловать ее. Она знала, что эта ночь будет особенной в их жизни. Прильнув к нему всем телом, Саманта подняла голову и коснулась губами его горячих губ. Поцелуй этот был чудесен, как и все поцелуи, но теперь в нем не было прежней примеси горечи предстоящего расставания. Ничего, кроме сладкого касания губ, сплетения языков, кроме святости их чувств и крепости их обетов.
 – Это отвлекает тебя? – спросил, улыбнувшись, Уильям.
 Саманта кивнула, не открывая глаз.
 – Так мы пойдем по лесу? Ты готова довериться мне?
 Саманта снова кивнула.
 – Это все, о чем я прошу, – перекинув через плечо лямку мешка, Уильям взял ее за руку и повел в чащу леса. – Сегодня ночью ты расскажешь мне, почему же я показался тебе таким дьявольски красивым тогда, на дороге.
 Если ему повезет, Саманта будет скомпрометирована как следует, и местный викарий обвенчает их раньше, чем девушка успеет понять, что деревня находилась всего в двух милях от того места, где «разбойники» напали на почтовую карету.
 Не только дети полковника Грегори понимали толк в тактике.