---------------------------------------------


 Эмилио Сальгари
 Два тигра



 Глава 1
 «МАРИАННА»


 В то утро 20 апреля 1857 года на траверзе маяка Даймонд-Харбор примерно в сотне ярдов от берега можно было видеть небольшое судно, еще ночью вошедшее в Хугли, не запросив лоцмана.
 По оснастке это был малайский парусник, праос, но не имевший балансиров и того своеобразного навеса на палубе, который характерен для этого типа судов. К тому же корпус его был обшит железными пластинами, а водоизмещение значительно больше обычных праос, которые редко имеют его более пятидесяти тонн.
 Так или иначе, а это был прекрасный парусник, остроносый, маневренный, способный при попутном ветре развивать большую скорость, чем у тех паровых судов, которыми оснащен был в то время скоростной флот англо-индийского правительства. Настоящее гоночное судно, напоминавшее лучшие клиперы недавних времен, прозванные за их исключительную быстроходность пожирателями расстояний.
 Что удивляло, так это экипаж парусника, слишком многочисленный для небольшого судна и на редкость разношерстный. Казалось, все племена Малайзии послали в него своих представителей. Здесь были смуглокожие малайцы с мрачным взглядом черных, как уголь, глаз, даяки, стройные гибкие макасары и приземистые бугисы. Среди команды на борту было немало головорезов из лесов Борнео, негров из Минданао и даже несколько папуасов, выделявшихся живописной копной своих длинных волос, увенчанных ярким дикарским гребнем.
 Никто из них не носил, однако, своих национальных костюмов: на всех был одинаковый белый саронг — кусок ткани, спускавшийся до колен, и просторные куртки разных цветов, не стеснявшие движений.
 Только двое, под чьим началом находилась команда парусника, были одеты иначе: живописно и очень богато. Один из них, сидевший на широкой подушке красного шелка справа от руля, был мужчина ярко выраженного восточного типа, смуглолицый, с гордо посаженной головой, с густой черной шевелюрой, которая доходила ему до плеч и падала на глаза, сверкавшие каким-то смелым огнем. На нем был восточный наряд из голубого шелка, шитый золотом и украшенный рубинами, и высокие сапоги из желтой кожи. Красивый шелковый тюрбан с плюмажем и крупным алмазом, величиной с орех, довершал это роскошное одеяние.
 Другой, стоявший поблизости, озабоченно хмуря брови, читал письмо. Это был европеец, высокий и статный, с тонкими аристократическими чертами лица, мягким взглядом голубых глаз и темными усами, уже чуть седеющими, хотя он и казался моложе своего спутника. На нем была коричневая бархатная куртка, стянутая на бедрах широким поясом, темные брюки и кожаные башмаки с золотыми пряжками.
 Парусник уже почти поравнялся с белым домиком лоцманской станции, когда европеец, который только сейчас заметил ее приближение, обернулся к своему товарищу, погруженному в глубокие думы.
 — Сандокан, — сказал он, — мы уже входим в реку. Мы будем брать лоцмана?
 — Мне не нужны любопытные глаза на борту моего судна, Янес, — ответил тот, поднимаясь и устремляя взгляд на станцию. — Доберемся до Калькутты и без помощи лоцмана.
 — Ты прав, — кивнул Янес после недолгого размышления. — Лучше сохранить инкогнито. Никогда не знаешь, какая мелочь может навести на наш след этого мерзавца Суйод-хана.
 — Когда мы будем в Калькутте?
 — До захода солнца, — ответил Янес. — Вода поднимается, и ветер попутный.
 — Нам нужно как можно скорее увидеться с Тремаль-Найком. Бедный друг! Потерять жену, а теперь и единственную дочь!
 — Мы обязательно вырвем ее у Суйод-хана. Посмотрим, устоит ли Индийский Тигр против Тигра Малайзии.
 — Да, — сказал Сандокан, и молния блеснула в его глазах, а лоб грозно нахмурился. — Мы вызволим ее, даже если мне придется для этого перевернуть всю Индию и утопить этих подлых собак тугов в их подземных пещерах. Но дошла ли наша депеша до Тремаль-Найка?
 — Не тревожься, Сандокан: телеграммы всегда доходят до места назначения.
 — Значит, он нас ждет?
 — Думаю, да, но лучше все же предупредить его, что мы уже вошли в Хугли и к вечеру будем в Калькутте. Он пошлет Каммамури, чтобы тот встретил нас и проводил к его дому.
 — А есть тут телеграф по пути?
 — Есть, в Даймонд-Харборе.
 — Это лоцманская станция, которую мы только что миновали?
 — Да, Сандокан.
 — Тогда встанем на якорь и пошлем кого-нибудь. Полчаса для нас небольшая потеря. К тому же за домом Тремаль-Найка наверняка следят.
 — Ты прав. Предусмотрительность будет не лишней.
 — Тогда напиши, друг мой.
 Янес вырвал листок из записной книжки и быстро написал на нем карандашом:
 «С борта „Марианны“, господину Тремаль-Найку, улица Дурумтолах.
 Сегодня утром мы вошли в Хугли и вечером будем у вас. Вышлите Каммамури нам навстречу.
 Наше судно идет под флагом Момпрачема.
 Янес де Гомейра».
 — Вот, — сказал он, показывая листок Сандокану.
 — Хорошо, — ответил тот. — Лучше твоя подпись, чем моя. Англичане, наверное, еще помнят меня и не простили мои набеги.
 Парусник встал на якорь в полумиле от Даймонд-Харбора, и шлюпка с гребцами уже была спущена на воду, когда Янес подозвал рулевого, вручив ему записку и деньги.
 — Ни слова о нас, — приказал он. — Разговаривай только по-португальски. Капитан сейчас — я.
 Рулевой, высокий и крепкий парень, кивнул, проворно скользнул в шлюпку, и она тут же устремилась к берегу, взяв курс на лоцманскую станцию.
 Через полчаса он вернулся, объявив, что депеша отправлена по назначению.
 — Тебя о чем-нибудь спрашивали? — поинтересовался Янес.
 — Да, капитан. Но я помалкивал. Я был нем, как рыба.
 — Отлично.
 Шлюпку подняли на борт, и «Марианна» двинулась дальше, держась все время середины реки. Сандокан уселся на свою шелковую подушку и погрузился в раздумье, а Янес, закурив сигарету и опершись о борт, рассеянно оглядывал берега.
 Обширные бамбуковые джунгли, излюбленное прибежище местных тигров и носорогов, простирались по правую и левую сторону могучей реки, покрывая ее топкие берега, кишевшие змеями и крокодилами. Тучи птиц кружили над густыми зарослями бамбуков и тростника, но людей нигде не было видно. От затхлой, тинистой воды несло запахом гнили.
 — Плохие места, — пробормотал Янес, с напряженным вниманием оглядываясь кругом. — Все это разве что для охоты. Не сравнить эти дикие джунгли с прекрасными лесами Борнео. Если люди Суйод-хана и в самом деле обитают здесь, им не позавидуешь. Тростник, лианы и болота. Лианы, болота и тростник. И это знаменитая дельта священной реки!
 Ничто не изменилось тут с тех пор, как он последний раз бывал в Индии. Похоже, англичане заботились лишь о том, чтобы получше остричь этих бедных индийцев, а не о том, чтобы как-то улучшить тут жизнь. «Марианна» быстро продвигалась вперед, но по берегам реки была все та же картина. По крайней мере на правом. На левом же попадались изредка по несколько убогих хижин, с глиняными стенами и лиственными крышами, под сенью кокосовых пальм.
 Янес всматривался в одну из этих нищих деревушек, отделенных от реки изгородью для защиты от крокодилов, когда Сандокан встал и присоединился к нему.
 — В этих болотах и живут туги?
 — Да, дружище, — ответил Янес.
 — Не в этих ли зарослях их логово? Видишь, вон там что-то вроде деревянной башни на сваях?
 — Это приют для потерпевших крушение, — ответил Янес.
 — А кто его поставил?
 — Англо-индийское правительство. Река опаснее, чем кажется на первый взгляд. Здесь много песчаных отмелей, которые постоянно меняются. Кораблекрушения — обычное дело. По берегам много диких зверей — вот и пришлось построить эти башни. В них можно попасть лишь по приставной лестнице, которую втягивают затем наверх.
 — А что там, внутри?
 — Немного съестного. Эти запасы пополняются каждый месяц служащими на специальном катере.
 — Эти берега в самом деле опасны? — спросил Сандокан.
 — Они кишат зверьем, и плохо будет тому, кто случайно окажется на них. За этими зарослями и сейчас наверняка затаились тигры, которые наблюдают за нами. Они смелее тех, что в наших лесах. Они умеют охотиться даже в воде, внезапно нападая на лодки с людьми.
 — Их что, здесь никто не истребляет?
 — Англичане время от времени совершают облавы, но звери так многочисленны, что толку от этого мало.
 — У меня идея, — сказал Сандокан.
 — Какая?
 — Я скажу вечером, когда мы увидимся с Тремаль-Найком.
 В этот момент парусник проходил мимо одной из башен, которая стояла на заболоченном берегу, отделенная от джунглей небольшим рвом. Это была крепкая постройка из досок и бамбука, метров шести в высоту. Первого этажа у нее не было, наверх нужно было взбираться по приставной бамбуковой лестнице, видневшейся на площадке.
 Сейчас эта башня была пуста. Лишь несколько пар марабу дремали на верхушке ее, втянув голову в плечи и спрятав свой огромные клювы среди перьев на груди.
 Только к полудню берега реки сделались приветливее и оживленнее, хотя джунгли по-прежнему простирались куда ни кинь взгляд. Унылая желто-зеленая равнина, покрытая бамбуком и гигантскими тростниками, прерываемая кое-где лишь болотной трясиной и озерцами стоячей воды, чью темную поверхность разнообразили листья лотоса.
 Время от времени на берегах, от которых словно несло лихорадкой, можно было увидеть жителей, занятых добычей соли в специально сделанных для этой цели квадратных глинистых водоемах. Это были люди из племени молангов, голые, тощие, как скелеты, почти поголовно больные и больше похожие на детей, чем на мужчин, настолько они были хилые и низкорослые.
 С каждой милей, которую покрывал парусник, жизнь на реке становилась все оживленнее. Вверх и вниз по воде двигалось все больше барж и лодок с товарами, встречались и паровые суда, которые дымили и гудками издали оповещали о своем присутствии.
 Ближе к шести Янес и Сандокан, которые стояли на баке, уже могли разглядеть в туманной дали верхушки пагод и крыши Черного города, как называли Калькутту, и внушительные бастионы прилегавшего к ней форта Вильям. По правому берегу все чаще появлялись изящные бенгали, небольшие дворцы, выстроенные в характерном для этих мест смешанном англо-индийском стиле, окруженные садами с купами бананов и кокосовых пальм.
 Сандокан приказал поднять на главной мачте флаг Момпрачема, где на красном фоне красовалась голова тигра с широко раскрытой пастью, а большей части экипажа велел спрятаться в кубрике. Пушки на корме и на носу накрыли от чужих глаз брезентом.
 — Неужели Каммамури нас не встретит? — встревоженно спрашивал он Янеса, стоявшего рядом со своей вечной сигаретой во рту. Но тот как раз поднял руку, указывая на шлюпку, двигавшуюся навстречу им.
 — Вон он, верный слуга Тремаль-Найка!
 Сандокан последовал взглядом за его рукой и увидел маленькое, но изящное суденышко, с шестью гребцами и рулевым, украшенное резной головой слона на носу. Шлюпка уверенно маневрировала среди многочисленных судов и суденышек, буквально загромождавших здесь реку. На корме у нее плескался точно такой же, как у них, красный флаг с головой тигра. Заметив шлюпку, Янес сразу же отдал приказ бросить якорь.
 — Ты видишь его? — спросил он радостно.
 — Глаза Тигра Малайзии еще не ослабели, — ответил ему Сандокан. — Да, это он. Он сидит на руле. Спускайте трап. Сейчас мы узнаем от него все подробности.
 Шлюпка быстро подошла и пришвартовалась к «Марианне» с правого борта, где был заранее спущен трап. Пока гребцы вынимали весла и привязывали лодку, рулевой проворно, как обезьяна, вскарабкался по трапу и ступил на палубу.
 — Ах, господин Сандокан! Господин Янес! Какое счастье снова увидеть вас! — восклицал он взволнованно.
 Это был смуглый индиец лет тридцати или тридцати двух, довольно высокий, крепкотелый, в отличие от других бенгальцев, которые обычно бывают худыми, с бронзовым от загара лицом, которое особенно выделялось на фоне белого одеяния, а подвески в ушах придавали ему изящный, но несколько экзотический вид.
 Сандокан сжал руку, протянутую индийцем, и заключил его в объятия.
 — Ты здесь, на моей груди, дружище!
 — Ах! Господин! — воскликнул индиец прерывающимся от волнения голосом.
 Янес, более сдержанный, не столь экспансивный, лишь крепко от всей души пожал ему руку.
 — Что с Тремаль-Найком? — спросил Сандокан с беспокойством.
 — Ах! Господин! — горестно сказал индеец. — Боюсь, мой хозяин сходит с ума! Эти мерзавцы причинили ему страшное горе.
 — Ты нам скоро расскажешь все это, — перебил его Янес. — А пока укажи, где встать на якорь?
 — Только не на виду, — сказал Каммамури. — Туги наблюдают за нами. Эти негодяи не должны знать о вашем приезде.
 — Тогда мы поднимемся вверх по реке до места, которое ты укажешь.
 — По ту сторону форта Вильям, перед отмелью. Мои матросы отведут вас туда.
 — Но когда мы увидим Тремаль-Найка? — нетерпеливо спросил Сандокан.
 — После полуночи, когда город уснет. Нужна предельная осторожность.
 — Твоим людям можно доверять?
 — Да, они опытные моряки.
 — Пусть они поднимутся на борт и возьмут на себя управление судном, а сам приходи в мою каюту. Я хочу знать обо всем, что здесь у вас произошло.
 Каммамури свистком позвал на палубу своих людей, обменялся с ними несколькими словами и сразу же последовал за Сандоканом и Янесом в их салон на корме.




 Глава 2
 ПОХИЩЕНИЕ ДАРМЫ


 Если «Марианна» была великолепна снаружи, то салон на корме представлял собой еще более блестящее зрелище. Стоило переступить порог, как сразу же бросалось в глаза, что владелец не пожалел денег и на внутреннюю отделку и убранство своего судна.
 Этот салон, куда вошли трое мужчин, занимал значительную часть палубной надстройки. Его стены и пол из самых дорогих пород дерева были увешаны и устланы роскошными китайскими коврами из красного шелка с золотом, украшены разнообразным оружием, развешанным в изысканном беспорядке. Тут были и малайские ножи-криссы со змееобразным лезвием, и тяжелые паранги даяков, мерцающие синеватой сталью, и длинноствольные пистолеты, украшенные затейливыми арабесками, с рукоятками из перламутра, и редкие индийские карабины, и даже боевые трубки диких малайских племен, стрелявшие отравленными стрелами.
 Все четыре стены обегали удобные низкие диваны, а посреди каюты был вделан широкий стол из черного дерева с чудесными перламутровыми инкрустациями — над ним висела большая лампа из розового венецианского стекла, распространявшая мягкий, уютный свет.
 Янес достал из шкафчика бутылку, наполнил бокалы вином и протянул каждому его бокал.
 — Здесь ты можешь говорить без опаски, — сказал он Каммамури. — Туги все-таки не рыбы, чтобы появиться со дна реки и подслушать нас.
 — Если они и не рыбы, то уж дьяволы наверняка, — ответил индиец со вздохом.
 — Выпей и расскажи нам все в подробностях, — поторопил его Сандокан. — Ты видишь, что Тигр Малайзии покинул Момпрачем ради схватки с Индийским Тигром. Но мы должны узнать все об этом дьявольском похищении.
 — Уже двадцать четыре дня, господин, как маленькая Дарма была похищена подручными Суйод-хана, и все это время мой хозяин оплакивает ее беспрерывно. Если бы не известие о вашем отплытии из Момпрачема, он бы, наверное, уже сошел с ума.
 — Он разве боялся, что мы не придем ему на помощь? — спросил Янес.
 — Был момент, когда он так и подумал — ведь у вас там свои дела.
 — Пираты Малайзии уже не те. Они теперь впали в глубокую спячку. Времена Лабуана и Саравака уже далеко. Но каким же образом была похищена маленькая Дарма?
 — Все было так, словно тут рука дьявола, точно адские силы помогли Суйод-хану. С тех пор как умерла Ада, дав жизнь маленькой Дарме, всю любовь и нежность, которую мой хозяин питал к жене, он отдал своей единственной дочери. Темные слухи, которые доходили до нас относительно секты богини Кали, держали его в последнее время настороже. Говорили, что туги, скрывшиеся на время после карательных мер капитана Макферсона, вернулись в наши края и поселились в огромных пещерах, которые простираются под островом Раймангал. Был слух, что Суйод-хан задумал достать еще одну девственницу для их пагоды.
 Все это сильно беспокоило моего хозяина. Он боялся, что эти изуверы, которые некогда много лет держали в заключении Аду, почитая ее, как представительницу богини Кали на земле, могут похитить и ее дочь. Зная коварство и ловкость тугов, мы приняли самые серьезные меры предосторожности, поставили железные решетки на окна, сделали кованые двери во всем доме, тщательно осмотрели стены и подземелья: нет ли какого тайного хода, через который могут проникнуть к нам. Я все время спал в том коридоре, который ведет в комнату Дармы. И каждую ночь со мной были ручной тигр и Пунти, мой верный пес, которые некогда наводили страх на тугов.
 Мы провели целых полгода в таком напряжении, однако туги не подавали никаких признаков жизни. Но как-то утром Тремаль-Найк получил телеграмму из Чангернагара, подписанную его другом Мусдаром, который, спасаясь от преследования после неудачи последнего восстания, укрылся в одной из местных французских колоний.
 — Что было в телеграмме? — в один голос воскликнули Янес и Сандокан, не пропустившие ни одного слова.
 — В ней было только пять слов: «Приезжай, нужно срочно поговорить. Мусдар».
 Мой хозяин, бывший в большой дружбе с этим человеком, который немало помог нам, когда мы вернулись в Индию, полагая, что тот теперь сам нуждается в помощи и защите, собрался в дорогу без промедления, а мне поручил глаз не спускать с маленькой Дармы.
 В течение дня не случилось ничего подозрительного. Уже наступил вечер, когда я тоже получил телеграмму из Чангернагара, которая была подписана моим хозяином. Я помню ее слово в слово: «Немедленно приезжай ко мне с Дармой. Ей грозит большая опасность от наших врагов».
 Встревоженный, я быстро собрался и отправился на станцию вместе с маленькой Дармой и ее кормилицей.
 Телеграмма пришла в 6.34, а поезд уходил в 7.28.
 Мы заняли пустое купе, но за несколько минут до отхода туда же вошли два брамина и уселись напротив. Это были седовласые длиннобородые старцы, и вид у них был очень внушительный.
 Поезд тронулся, и поначалу все было спокойно, но примерно через час в нашем купе случилось странное, хотя, на первый взгляд, и не очень значительное происшествие. Чемодан одного из браминов упал, раскрылся, и оттуда выпал шар из тончайшего хрусталя, внутри которого были цветы. От удара шар этот разбился, и цветы рассыпались по купе, но брамины даже не шевельнулись, чтобы собрать их. Я увидел, однако, что оба тут же вынули носовые платки и прижали их к носу и рту, как был для того, чтобы приглушить резкий запах этих цветов.
 — Ах вот как! — с горящими глазами воскликнул Сандокан. — Ну-ну! И что же дальше? Говори, Каммамури!
 — Что было потом, — продолжал Каммамури, голос которого задрожал и пресекся, — я не могу вам сказать. Я почувствовал только, что голова моя стала быстро наливаться какой-то болезненной тяжестью — а после этого не помню уже ничего. Когда я очнулся, вокруг было темно и тихо. Поезд стоял, издалека же донесся какой-то продолжительный свист.
 Я вскочил на ноги и стал звать кормилицу и Дарму, но никто мне не ответил. На миг я подумал, что сошел с ума или вижу страшный сон. Я бросился к двери: она была заперта. Вне себя я разбил стекло кулаком, изрезав обе руки, открыл дверь и выскочил наружу. Поезд стоял на запасных путях, не было видно ни машинистов, ни кондукторов. Вдали чуть желтел свет фонарей, которые, казалось, освещали станцию. Я бросился туда с криком: «Дарма! Кетти!.. На помощь!.. Ее похитили!.. Туги! Туги!.. «
 Меня остановили двое полицейских и служащих станции. Меня приняли за сумасшедшего, настолько я был возбужден. Понадобилось не меньше часа, чтобы убедить их, что я в своем уме, и рассказать, что случилось в вагоне.
 Я оказался уже не в Чангернагаре, а в Хауфи, то есть в двадцати милях севернее. Никто из персонала не заметил моего присутствия, когда поезд переводили на запасной путь, так я и остался в купе до самого пробуждения.
 Полицейские на станции тут же пустились в розыски, однако безрезультатно. Утром я отправился в Чангернагар, чтобы предупредить Тремаль-Найка об исчезновении Дармы и ее кормилицы. Его там уже не было. От его друга Мусдара я узнал, что тот не посылал ему никакой телеграммы. Телеграмму на мое имя тоже послал неизвестно кто.
 — Дьявольски хитры эти туги! — воскликнул Янес. — Поистине адский план!
 — Продолжай, Каммамури, — сделал нетерпеливый знак рукой Сандокан.
 Индиец отвернулся, вытер слезы, выступившие на глазах, и продолжал с дрожью в голосе:
 — Невозможно описать горе моего хозяина, когда он узнал об исчезновении маленькой Дармы и ее кормилицы. Он так рыдал и стенал, что не знаю, как он вообще не сошел с ума.
 Тем временем тамошняя полиция вместе с французской жандармерией Чангернагара продолжала поиски похитителей. Было установлено, что обе телеграммы отправлены каким-то индийцем, которого служащие телеграфа никогда раньше не видели и который очень плохо говорил по-французски. А два брамина, ехавшие со мной, сошли на станции, поддерживая женщину, которая, казалось, была убита каким-то горем, и неся на руках белую девочку.
 На следующий день кормилица была найдена в банановой роще задушенной. Ее убили, стянув ей горло черным шелковым шнурком.
 — Негодяи! — воскликнул Янес, сжав кулаки.
 — Но что доказывает, что именно туги Суйод-хана похитили маленькую Дарму? — сказал Сандокан. — Это могли быть просто бандиты, которые…
 — Нет, господин, — прервал его Каммамури. — Это были именно они. Неделей позже мой хозяин нашел в своей комнате стрелу, которая была пущена с улицы. Наконечник стрелы имел форму маленькой змеи с головой женщины, эмблемой сектантов богини Кали.
 — Ах так! — воскликнул Сандокан, нахмурив лоб.
 — Но это не все, — продолжал свой рассказ индиец. — Утром мы нашли у дверей дома листок бумаги, на котором была эмблема тугов, а над ней нарисованы два кинжала, пересекающие букву S.
 — Подпись Суйод-хана? — вопросительно сказал Янес.
 — Да.
 — И что же, английская полиция так ничего и не обнаружила?
 — Они продолжали поиски еще несколько дней, но потом сочли, что это безнадежное дело. Я думаю, они просто не захотели связываться с тугами, чтобы не иметь лишних неприятностей от них.
 — Они не вели поисков в Сундарбане? — спросил Сандокан.
 — Они сказали, что не имеют достаточно средств и людей для этого.
 — Значит, у правительства Бенгалии нет больше солдат? — сказал Сандокан.
 — Англо-индийскому правительству сейчас не до этих сектантов-тугов. Восстание не улеглось, а ширится день ото дня и грозит захватить всю Индию.
 — Ах так! В Индии восстание? — воскликнул Янес.
 — Да, и оно становится все более грозным, господин. Полки сипаев восстали во многих местах: в Мируте, в Дели, Лакхнау, Канпуре и, расправившись с офицерами, соединились под командованием Тантия Топи и отчаянно смелой Рани.
 — Так, — сказал Сандокан, поднимаясь в сильном волнении. — Поскольку ни полиция, ни правительство Бенгалии не могут заниматься тугами, ими займемся мы. Не так ли, Янес?
 У нас пятьдесят человек, пятьдесят храбрецов Момпрачема, которых не испугают ни туги, ни их ужасная богиня Кали. Мы неплохо вооружены, у нас есть корабль, способный противостоять даже английским канонеркам. У меня с собой несколько миллионов, которые тоже будут нелишними в этом деле. С такими силами мы можем объявить войну всему племени тугов, и нанести этому чудовищу Суйод-хану смертельный удар.
 Индийский Тигр в схватке с Тигром Малайзии! Неплохое получится зрелище!..
 Он отпил вина из бокала и задумался на минуту, глядя куда-то в сторону. Затем спросил, резко повернувшись:
 — Тремаль-Найк полагает, что туги вернулись в свои пещеры на Раймангале?
 — Вне всякого сомнения, — ответил Каммамури.
 — Значит, и маленькую Дарму отправили туда?
 — Конечно, господин Сандокан.
 — Ты знаешь Раймангал?
 — И даже сами их подземелья. Я ведь целых полгода был пленником тугов.
 — Да, я помню. Насколько велики эти подземные норы?
 — Они огромны, господин, и тянутся под всем островом.
 — Под всем островом, говоришь! Прекрасный случай, чтобы разом утопить там этих каналий!
 — А маленькая Дарма?
 — Мы утопим их потом. Сначала вырвем из их лап эту малышку, мой добрый Каммамури. А где вход в эти подземелья?
 — Через отверстие в главном стволе огромного баньяна.
 — Отлично, скоро мы навестим Раймангал, — сказал Сандокан. — Скоро, дорогой Суйод-хан, ты услышишь о Тигре Малайзии.
 Послышался грохот цепи и всплеск от падения якоря. Вслед за тем все ощутили резкий толчок.
 — Бросили якорь, — сказал Янес, вставая. — Пойдемте на палубу.
 Уже давно спустилась ночь над Калькуттой, окутав ее башни и пагоды, ее колокольни, купола и дворцы, но мириады фонарей и фонариков сверкали вдоль широких улиц, на Стренде, на широких ее площадях.
 На реке, разлившейся вблизи города более чем на километр, стояло бесчисленное множество пароходов и парусников, с фонарями на мачтах, покачиваясь на своих якорях. «Марианна» стояла чуть поодаль от них, у самых крайних бастионов форта Вильям, чья внушительная громада смутно проступала во тьме.
 Удостоверившись, что якоря держат прочно, Сандокан велел убрать паруса. Затем приказал спустить шлюпку на воду для себя и своих спутников.
 — Скоро полночь, — сказал он Каммамури. — Теперь мы можем отправиться к твоему хозяину?
 — Да, но я бы посоветовал вам переодеться, чтобы не привлечь внимание шпионов. За нами, возможно, наблюдают люди Суйод-хана.
 — Мы переоденемся индийцами, — сказал Сандокан.
 — А еще лучше шудрами, — сказал Каммамури.
 — А кто это такие?
 — Слуги, господин.
 — Хорошая мысль. На борту нет недостатка в одежде; найди подходящие костюмы для нас — и вперед! Если Тигр Индии хитер, то и Тигр Малайзии — не ягненок. Пойдем, Янес!




 Глава 3
 ТРЕМАЛЬ-НАЙК


 Через полчаса шлюпка с «Марианны» уже спускались вниз по реке. Кроме Сандокана, Янеса и Каммамури в ней было шестеро матросов-гребцов.
 Оба командира не выделялись из команды. На них были простые одеяния из грубой коричневой ткани, под которыми каждый спрятал по паре длинноствольных пистолетов и малайский крисс — длинный кинжал с извилистым змеевидным лезвием, способным наносить ужасные раны, которые нелегко залечить.
 Город уже погрузился во тьму, фонари на улицах и площадях один за другим погасли. Только корабельные мачты отражались своими разноцветными огоньками в темной, как смоль, воде.
 Медленно пробираясь среди парусников, приземистых барж и пароходов, качавшихся вдоль берега на якорях, шлюпка направилась к южным бастионам форта. Вскоре она пришвартовалась у пристани, темной и совершенно пустынной.
 — Мы у цели, — сказал Каммамури. — Улица Дурумтолах в двух шагах.
 — Веди нас, — сказал Сандокан.
 Он первым вышел из шлюпки и повернулся к малайцам.
 — Оставайтесь здесь и ждите нас.
 — Да, капитан, — ответил ему рулевой.
 Каммамури пошел быстрым шагом, пересекая просторную площадь. Янес и Сандокан последовали за ним. Оба держали руки за пазухой на рукоятках пистолетов, готовые в любой момент, не раздумывая, пустить их в ход.
 Но пристань была пустынна или казалась такой, ибо в этой темноте было бы нелегко разглядеть на ней человека.
 Через несколько минут они достигли улицы Дурумтолах и остановились перед старым дворцом в индийском стиле — квадратным, с двумя небольшими куполами и террасами по бокам.
 Каммамури достал ключ и вставил в замок. Он уже отворял дверь, когда Сандокан, чье зрение было острее, чем других, заметил силуэт человека, который отделился от колонн веранды и тут же исчез в темноте. Было мгновение, когда он хотел броситься по следам беглеца, но удержался, опасаясь попасть в засаду.
 — Вы заметили этого человека? — спросил он шепотом своих спутников.
 — Какого человека? — в один голос ответили они.
 — Того, что прятался за колонной. Да, Каммамури, туги следят за вашим домом. Только что я убедился в этом. Но едва ли в такой темноте шпион нас видел в лицо. Значит, он не знает, кто мы такие. Еще можно застать их врасплох.
 Каммамури открыл дверь, потом осторожно запер ее, стараясь не шуметь, и, поднявшись по мраморной лестнице, освещенной китайским фонариком, ввел своих спутников в гостиную, где не было в этот час никого.
 Хрустальный шар, подвешенный здесь под потолком, распространял голубоватый мягкий свет, бросавший отблески на паркет, искусно инкрустированный черными, красными и желтоватыми плитками, и освещавший простую, но изящную обстановку и легкую мебель из бамбука, расставленную вдоль стен.
 Лишь только они вошли, как распахнулась другая дверь, и навстречу им бросился человек, заключивший в объятия сначала Сандокана, а затем и Янеса.
 — Друзья! Мои храбрые друзья! Как мне благодарить вас за ваш приезд?.. — взволнованно говорил он. — Вы поможете мне? Вы вернете мне мою Дарму, не правда ли?..
 Это был красивый бенгалец лет тридцати пяти, изящного и гибкого сложения, с тонкими энергичными чертами лица и с черными блестящими глазами, в которых застыло горе, терзавшее его.
 Сандокан и Янес по очереди сжали в объятиях друга, и Сандокан ласково сказал:
 — Успокойся, Тремаль-Найк. Мы оставили Момпрачем именно для того, чтобы помочь тебе.
 — Моя Дарма!.. — вскричал индиец с судорожным рыданием, прижимая руку к глазам, чтобы удержать слезы.
 — Мы вернем ее, — сказал Сандокан. — Ты знаешь, на что способен Тигр Малайзии. Если одно мое имя наводило страх на всех пиратов, на султанов и раджей Борнео, то я сумею справиться с Суйод-ханом и вернуть тебе дочь.
 — Да! — воскликнул Тремаль-Найк. — Только вы с Янесом сможете сделать это. Если я потеряю дочь, после того как потерял мою Аду, мне незачем оставаться на этом свете. Столько бороться, столько пережить, чтобы вырвать у этих фанатиков любимую женщину, и видеть теперь в их же руках мою дочь! Я не вынесу этого!..
 — Успокойся, Тремаль-Найк, — сказал Янес, и сам взволнованный горем друга. — Сейчас не время слез — нужно действовать без промедления. Мы слышали, дружище, что туги снова вернулись в свои подземелья на Раймангале?
 — Да, это так.
 — И Суйод-хан тоже там?
 — Говорят, он вернулся к ним.
 — Значит, маленькую Дарму отвезли в Раймангал? — спросил Сандокан.
 — Я не уверен в этом. Знаю только, что она должна занять то положение в их секте, которое когда-то занимала Ада, моя жена.
 — Девочке угрожает какая-нибудь опасность?
 — Нет, туги не тронут ее. Дева пагоды воплощает для них богиню Кали, они почитают ее и боятся, как настоящее божество.
 — Сколько лет твоей Дарме?
 — Четыре года.
 — Какая странная идея превратить ребенка в божество! — воскликнул Янес.
 — Она дочь Девы пагоды, которая семь лет представляла Кали в подземельях Раймангала, — сказал Тремаль-Найк.
 Голос его срывался, его душили рыдания.
 — Дружище, — сказал Янес, обращаясь к Сандокану, — сегодня утром на палубе «Марианны» ты говорил мне, что у тебя уже есть план?
 — Да, он созрел, — ответил Тигр Малайзии. — Только я бы хотел удостовериться, что туги действительно собрались в подземельях Раймангала. Это необходимое условие.
 — Что ты собираешься сделать?
 — Нужно захватить одного из тугов и добыть от него нет обходимые сведения. Полагаю, что в Калькутте немало этих фанатиков.
 — Конечно, — сказал Тремаль-Найк.
 — Если они собрались на Раймангале, мы отправимся туда под видом охотников. Каммамури мне сказал, что в джунглях там много тигров. Мы начинаем охоту на тигров Раймангала: сначала на тех, что бегают на четырех лапах, а затем и на двуногих без хвоста. Ты ведь всегда был заядлым охотником, не так ли, Тремаль-Найк?
 — Я полжизни провел в джунглях, — ответил индиец. — Но зачем начинать с охоты на тигров, не лучше ли сразу начать с людей?
 — Мы должны обмануть нашего приятеля Суйод-хана. Охотники ведь не сипаи, не полицейские. Поэтому тугов не встревожит наше присутствие. Что ты скажешь об этом плане, Янес?
 — Хитрость Тигра Малайзии не изменяет ему.
 — Мы вступаем в схватку с коварным врагом — без хитрости нам не обойтись. Ты знаешь те болота, Тремаль-Найк?
 — Все острова и протоки известны и мне, и Каммамури.
 — Там достаточно глубокое дно?
 — Да. Есть и удобные бухты, где судно может укрыться от шторма.
 — Прекрасно, — сказал Сандокан. — Кроме Каммамури, у тебя есть еще надежный слуга?
 — Даже два, если хочешь.
 Сандокан сунул руку за пазуху и достал толстую пачку банковских билетов.
 — Поручи слуге за любые деньги нанять нам двух слонов с надежными проводниками.
 — Но деньги… Зачем?.. — начал было индиец.
 — Ты знаешь, что у Тигра Малайзии достаточно алмазов, — прервал его Сандокан. И добавил с глубоким вздохом: — Что мне делать с этими сокровищами, накопленными за столько лет? У меня нет детей, у Янеса тоже. Судьба поступила жестоко со мной, отняв у меня Марианну…
 Этот суровый, сильный человек вдруг порывисто встал и спрятал лицо в ладони. Глубокая печаль овладела им. Он глубоко вздохнул; борясь с собой, он не смог преодолеть подступившего отчаяния.
 — Сандокан, дружище, — сказал Янес мягко, положив руку ему на плечо.
 Из груди Сандокана вырвалось сдавленное рыдание.
 — Нет, никогда не смогу я забыть ее! — воскликнул он страстно, почти с яростью. — Никогда! Никогда!.. Я слишком любил ее. О проклятая судьба!
 — Сандокан! — повторил Янес.
 Тремаль-Найк приблизился к охваченному горем другу. Индиец сам уже плакал, даже не пытаясь скрыть слез. Они бросились друг другу в объятия и оставались так несколько мгновений. Каммамури в сторонке тоже вытирал глаза. Один Янес сумел совладать со своими чувствами, но и он был этой сценой глубоко взволнован.
 Через минуту Тигр Малайзии мягко отстранился от Тремаль-Найка. Лицо его, еще очень бледное, однако же, вновь обрело энергию и уверенность.
 — Как только получим все нужные сведения, без промедления отплываем в Сундарбан. А когда ты переберешься на мое судно? — спросил он Тремаль-Найка. — Там ты будешь в большей безопасности, чем здесь.
 — Завтра вечером, с наступлением темноты. За моим домом следят, нужно уйти незаметно.
 — Мы ждем тебя. А теперь, Янес, вернемся на борт. Уже третий час ночи.
 — Оставайтесь у меня до утра, — сказал Тремаль-Найк.
 — Нет, мы не должны вызвать подозрений, — ответил Сандокан. — Если мы выйдем отсюда поутру, нас проследят до самого судна. Это совсем ни к чему. Прощай, Тремаль-Найк, завтра у тебя будут новости.
 — Значит, мы отправляемся уже завтра?
 — Да, если сможем найти слонов. Будь предельно осторожен, никто не должен знать о наших планах.
 — Хорошо. Я постараюсь обмануть шпионов. Ты хочешь, чтобы Каммамури проводил вас?
 — Нет, ни к чему. Мы оба вооружены, да и шлюпка совсем рядом.
 Они снова обнялись, потом Сандокан и Янес спустились по лестнице в сопровождении Каммамури.
 — Будьте начеку, — сказал тот, отпирая им дверь на улицу.
 — Не бойся, — ответил Сандокан. — Мы не из тех, кого можно захватить врасплох.
 Выйдя на улицу, они достали пистолеты и взвели курки.
 — Смотри в оба, Янес, — сказал Сандокан.
 — Смотрю, да только ничего не вижу дальше своего носа. Точно меня утопили в бочке со смолой. Самая подходящая ночь, чтобы устроить засаду!
 Несколько мгновений они стояли посреди улицы, прислушиваясь к ночной тишине, и, убедившись, что вокруг ни шороха ни звука, направились к пристани форта Вильям. Инстинктивно они держались подальше от стен домов, и один смотрел все время направо, другой — налево. Через каждые пятнадцать-двадцать шагов они останавливались, чтобы оглянуться и прислушаться. Казалось, что следом кто-то крадется — быть может, тот человек, что прятался среди колонн возле дома Тремаль-Найка.
 Но до конца улицы добрались без всяких происшествий и вышли на площадку перед фортом, где темнота уже была не такая густая.
 — Вот и река, — сказал Сандокан.
 — Я чувствую запах воды, — ответил Янес.
 Они ускорили шаг, но не прошли и полпути к пристани, как неожиданно рухнули один на другого.
 — Ах, канальи! — закричал Сандокан. — Это стальная проволока натянута у нас на дороге.
 В тот же миг несколько человек, прятавшиеся в кустах, бросились к ним. В темноте над их головой просвистело что-то невидимое.
 — Не поднимайся — это аркан! — закричал Янес.
 И оба разрядили свои пистолеты, выстрелив в сторону нападавших. Один упал, издав отчаянный крик, два других бросились наутек и тут же исчезли в темноте.
 — Кто идет? — закричал часовой с бастиона.
 Но они, опасаясь нового нападения, лежали молча, не двигаясь.
 — Ушли, — сказал наконец Янес, приподнимаясь на локте. — Не очень-то храбры эти туги. Я уверен, что это душители Суйод-хана. Разбежались, как зайцы, при первых же выстрелах.
 — Однако засада была хорошо подготовлена, — ответил Сандокан. — Опоздай мы разрядить пистолеты, они задушили бы нас. Вот она, проволока, которую натянули у нас под ногами.
 — Пойдем посмотрим, жив ли тот негодяй.
 — Он не шевелится.
 — Может быть, притворяется мертвым.
 Они поднялись, оглядываясь по сторонам, держа левую руку над головой, чтобы обезопасить себя от брошенного из темноты аркана. Упавший лежал в траве, обхватив голову руками и поджав ноги.
 — Он получил пулю в голову, — сказал Сандокан, обнаружив, что лицо у того залито кровью.
 — Это в самом деле туг?
 — Каммамури говорил, что у них на груди есть особая татуировка. Отнесем его в шлюпку.
 В отдалении послышался свист. Точно такой же ответил ему с улицы Дурумтолах.
 — В шлюпку, — скомандовал Сандокан. — В шлюпку, и без промедления. У нас еще будет случай рассмотреть татуировку тугов.
 Они выпрямились и быстро направились к реке. Во тьме опять раздался свист.
 Шлюпка была на месте; трое матросов стояли рядом на берегу с ружьями наперевес.
 — Это вы стреляли? — встревоженно спросил рулевой.
 — Да, Рангари.
 — Я понял, что стреляют из пистолетов Момпрачема. Мы уже хотели бежать вам на помощь.
 — Ничего, все в порядке, — ответил Сандокан. — Тут никто не вертелся вокруг шлюпки?
 — Нет, капитан.
 — Ну, пора домой. На борт, мои тигрята!
 Каждый занял свое место в шлюпке, и под удары весел она двинулась вверх по реке.
 В тот же момент маленькая лодка, которая пряталась за кормой стоявшего на якоре парохода, бесшумно отделилась от его борта и двинулась вслед за ними.




 Глава 4
 МАНТИ


 На следующее утро, когда Янес и Сандокан, уже выспавшись, сидели в салоне за завтраком, вошел боцман, смуглый малаец, мускулистый и крепкий, как борец.
 — Что тебе, Самбильонг? — спросил Сандокан, поднявшись. — Какое-нибудь известие от Тремаль-Найка?
 — Нет, капитан. Тут один индиец просит пустить его на борт.
 — Кто он?
 — Говорит, что он манти.
 — Что еще за манти?
 — Что-то вроде колдуна, — сказал Янес, который бывал в Индии и знал местные обычаи.
 — Он сказал, что ему нужно? — спросил Сандокан.
 — Он пришел принести жертву богине Кали. Сегодня праздник этого божества, и такая жертва приносит удачу.
 — Пошли его к дьяволу.
 — Видите ли, капитан, он уже побывал на борту соседнего судна, и его сопровождает индус-полицейский. Он сказал, что не стоит отказывать этому манти, если мы не хотим неприятностей.
 — Пусть он поднимется, Сандокан, — сказал Янес. — Проявим уважение к обычаям страны.
 — Что это за человек? — спросил Сандокан.
 — Старик, капитан, и очень величественный на вид.
 — Хорошо, прикажи спустить трап.
 Когда через несколько минут они вышли на палубу, манти был уже на борту, а полицейский остался в лодке в компании нескольких козочек, которые жалобно блеяли между ее бортов.
 Как и сказал боцман, этот колдун был представительный старик с длинной седой бородой, спускавшейся на загорелую грудь, с резкими чертами лица и колючими черными глазами, сухо блестевшими из-под седых бровей.
 На лбу, а также на руках, на груди и животе у него были заметны особые полоски: знак последователей Шивы. Его сухое тело прикрывала лишь набедренная повязка.
 — Что ты хочешь? — спросил Сандокан по-английски.
 — Принести в жертву козу в честь Кали-Гхат, ведь сегодня кончается ее праздник, — ответил колдун на том же языке.
 — Но мы не индийцы.
 Старик чуть прикрыл глаза и сделал удивленный жест.
 — Кто же вы тогда?
 — Это неважно, старик.
 — Но вы приехали издалека?
 — Пожалуй.
 — Тогда я принесу жертву за ваше благополучное возвращение домой. Ни один экипаж, даже иностранный, не отказывает в этом манти. Никто не хочет его проклятия. Спроси у полицейского, который со мной.
 — Ну хорошо, приступай, — махнул рукой Сандокан.
 Старик взял из лодки маленькую черную козочку, достал из сумки кувшин с маслом и два кусочка дерева: один плоский с отверстием посередине, другой в виде палочки, слегка заостренной.
 — Это священное дерево, — сказал он Янесу и Сандокану, которые наблюдали за его действиями.
 Он вставил заостренную палочку в отверстие плоской деревяшки и при помощи кожаного ремня начал быстро ее вращать.
 — Похоже, он добывает огонь, — сказал Сандокан.
 — Священный огонь для жертвоприношения, — улыбаясь, ответил Янес. — Какие забавные суеверия у этих индийцев.
 Через полминуты из дырки вырвалось пламя, и обе деревяшки загорелись, быстро запылав. Манти торжественно отвесил четыре поклона: сначала на восток, потом на запад, затем на юг и, наконец, на север — и заговорил нараспев молитвенным тоном:
 — О светочи Индии, Соурга и Агни! Вы, что освещаете землю и небо, примите кровь жертвы, которую я предлагаю Кали-Гхат, вместо крови людей, которые здесь рядом со мной…
 Он сложил два священных полена, дав им догореть и обуглиться, потом бросил их на медную плиту и полил маслом из кувшина. Оживив этим пламя, старый колдун взял козочку, вынул нож и ловким ударом обезглавил ее, направив кровь на священные поленья.
 Когда вся кровь вытекла, и огонь погас, он провел пальцем по оставшейся золе и поставил им какой-то знак у себя на лбу и на подбородке. Затем, приблизившись к Сандокану и Янесу, поставил такие же знаки и у них на лбу.
 — Теперь вы можете отправляться в путь безбоязненно, ибо дух Агни и сила Кали-Гхат с вами, — сказал он при этом.
 — Ты кончил? — спросил Сандокан, протягивая ему несколько рупий.
 — Да, господин, — ответил старик, вперяя в Тигра Малайзии пристальный взгляд. — Когда же вы отплываете?
 — Ты уже второй раз задаешь мне вопрос, — сказал Сандокан. — Почему тебя это интересует?
 — Этот вопрос я задаю всем после жертвоприношения, но ты можешь не отвечать на него. Прощай, господин, и пусть Шива и Агни, а также Кали-Гхат помогут тебе.
 Он взял обезглавленную козу и спустился в лодку, где полицейский в ожидании его покуривал на кормовом сиденье сигарету. Лодка отошла от трапа, но, вместо того чтобы спускаться по реке к другим парусникам, развернулась и пошла вверх по течению, огибая корму «Марианны». Седобородый манти, сам севший на веслах, так и впился взглядом в корму, на которой золотом было выведено название судна. Но, заметив, что оставшиеся провожают его взглядом, быстро отвернулся и старательно принялся грести.
 Сандокан и Янес взглянули друг на друга.
 — Что ты думаешь об этом старике? — спросил Сандокан.
 — Думаю, что этот забавный обряд был только предлогом, чтобы подняться на борт, — ответил португалец, слегка встревоженный.
 — У меня такое же чувство.
 — Неужели нас провели, как мальчишек?
 — Но откуда им было знать, кто мы такие и зачем явились сюда? Они что, в самом деле колдуны и якшаются с нечистой силой?
 — Не знаю, не знаю, — сказал Янес задумчиво. — Подождем Каммамури.
 — Ты, кажется, встревожился, Янес.
 — И есть отчего. Если туги уже знают о наших намерениях, нам придется нелегко.
 — Но, может, нам просто почудилось это? — сказал Сандокан. — Может, и вправду этот нищий старик всего лишь хотел заработать несколько рупий своими заклинаниями?
 — Но эти вопросы, заданные настойчивым тоном, этот взгляд, которым он точно хотел проткнуть наши борта.
 — Неужели и полицейский с ним заодно?
 — Довольно странно, что полицейский сопровождал этого нищего старика. Что, полицейскому больше делать нечего?
 Сандокан прошелся молча по палубе. Потом покачал головой и уверенно сказал:
 — Наверняка это туги. И один из них представился полицейским, чтобы лучше провести нас.
 Португалец посмотрел на Сандокана серьезно.
 — Ты так думаешь?
 — Ставлю сто против одного, что и ты склоняешься к этому.
 — Да, дружище. Скорее всего, нас опять провели. Индийский Тигр пока что хитрее Тигра Малайзии.
 — Ты прав, — усмехнулся Сандокан. — Это хитрость цивилизованная, а наша дикарская, простая. Но ничего, мы возьмем реванш. Да и сейчас этот мошенник манти ничего не узнал от нас.
 Он шагнул к борту и, приложив ладонь козырьком к глазам, стал наблюдать за шлюпкой, которая скользила среди стоящих на якоре кораблей.
 — Шлюпка с головой слона, — сказал он. — Та самая, что вчера привезла Каммамури. Пора бы ему уже объявиться.
 Они поднялись на капитанский мостик и действительно увидели эту шлюпку, которая, ловко маневрируя среди стоявших на якоре и двигавшихся по реке судов, приближалась к «Марианне». В ней было четыре гребца и рулевой — судя по костюму, мусульманин.
 Вскоре шлюпка подошла к борту «Марианны» и остановилась у трапа. Рулевой в мусульманском костюме, отдав какие-то приказания гребцам, быстро поднялся на борт и склонился перед Янесом и Сандоканом в характерном поклоне.
 — Не узнаете? — спросил он с улыбкой. — Тогда не узнают и туги.
 — Прекрасно, милейший Каммамури! — воскликнул Янес. — Если бы не твой голос, я бы сейчас приказал своим матросам швырнуть тебя назад в шлюпку.
 — Чудесное превращение, — подтвердил Сандокан. — Ты просто преобразился, дружище!
 Верный слуга Тремаль-Найка действительно был неузнаваем — настоящий мусульманин, ни дать ни взять. Его костюм походил на турецкий или татарский, и в дополнение ко всему он приклеил себе великолепную черную бороду, придававшую ему весьма внушительный вид.
 — Замечательно, — повторил Янес. — Ты неузнаваем, дорогой Каммамури. Ты мне кажешься каким-то святым из Мекки. Не хватает только зеленого на тюрбане.
 — Предосторожности не лишни, господин. Сегодня утром я опять заметил, что вокруг дома моего хозяина бродят подозрительные личности.
 — Вероятно, за тобой следили, — сказал Сандокан.
 — Я принял все меры, чтобы запутать свой след.
 — Смотри, туги очень хитры. Мы в этом и сами уже убедились. Они уже поняли, что мы друзья твоего хозяина, и устроили слежку за нами.
 Каммамури сделал испуганный жест и заметно побледнел.
 — Это невозможно! — воскликнул он.
 — Они даже пытались убить нас, когда мы возвращались на судно, — сказал Сандокан.
 — Убить вас?!
 — Да, но покушение не удалось, а из наших двух пуль одна не пропала даром. А утром к нам на судно явился колдун, чтобы принести жертву богине Кали.
 — Манти, — подсказал Янес.
 Каммамури вскрикнул и страшно побледнел.
 — Вы сказали, манти? — вскричал он.
 — Ты его знаешь? — с беспокойством спросил Сандокан.
 Но Каммамури безмолвствовал, с глазами, полными ужаса.
 — Говори, — сказал ему Янес. — Кто этот человек? Ты его знаешь?
 — Как он выглядит? — спросил Каммамури сдавленным голосом.
 — Высокий и тощий старик, с длинной седой бородой и черными глазами, сверкающими, как раскаленный уголь.
 — Это он! Точно он! Этот манти уже два раза приходил к моему хозяину совершать обряд путши. Не раз я видел, как он кружит по улице, глядя на наши окна. Да, высокий худой старик с седой бородой и пламенными глазами.
 — Путши! — воскликнул Сандокан. — Что это значит? Объясни лучше, Каммамури, мы ведь не индийцы.
 — Это обряд, который совершается в определенные дни, чтобы обеспечить благополучие дома.
 — А когда в последний раз он совершал этот обряд? — спросил Сандокан.
 — Полмесяца назад, — отвечал Каммамури. — Я уверен, это шпион Суйод-хана.
 — Его сопровождал местный полицейский! — напомнил в свою очередь Янес.
 — Полицейский! — воскликнул Каммамури с жестом изумления. — С каких это пор полиция участвует с манти в их делах? Над вами просто посмеялись.
 Каммамури ожидал, что Тигр Малайзии разразится гневом, но неустрашимый пират не потерял ни грана своего спокойствия, он даже скорее казался довольным.
 — Прекрасно, — сказал он. — Это шутка, из которой мы извлечем неоценимую пользу. Ты узнаешь при встрече этого человека, мой добрый Каммамури?
 — С одного только взгляда.
 — Я также. Нам надо разыскать этого манти. Он скажет нам, вернулись ли туги в свое прежнее убежище и там ли спрятана у них маленькая Дарма. Нам нужен туг, и он у нас под рукой. Мы заставим его спеть для нас, и петь он будет очень хорошо. Нужно лишь быстро найти его в городе.
 — Калькутта — огромный город, мой друг. Это все равно, что искать зернышко риса в пустыне.
 — Возможно, это не так трудно, как вы думаете, — неожиданно вмешался Каммамури. — Тут есть пагода в черном городе, посвященная богине Кали. Там сходятся туги, а сегодня у них праздник. Там вполне может быть этот манти.
 — Ну что ж, удачное совпадение, — сказал Сандокан. — Когда начинается праздник?
 — Вечером.
 — Ты должен вернуться к своему хозяину?
 — Я сказал ему, чтобы он не ждал меня. Впрочем, еще до завтрашнего утра он ведь и сам будет здесь.
 — Итак, пообедаем, а потом переоденемся, чтобы туги не узнали нас. Я и не надеялся на такую удачу, чтобы этот негодяй сам шел прямо к нам в руки. С его помощью мы поставим первый шах любезному Суйод-хану. Да, а как же слоны?
 — Слуги моего хозяина уже отправились покупать их, и скоро они будут у нас.
 — Нужно, чтобы туги не знали об этом. Иначе они заподозрят кое-что.
 — Их тайно переправят в Сундарбан. Там у моего хозяина есть дом в одной деревне.
 — Отлично, а теперь пошли обедать, друзья, — целый день еще впереди.




 Глава 5
 ПРАЗДНИК ОГНЯ


 Солнце уже заходило за высокие купола Черного города, когда шлюпка отошла от «Марианны» и стала подниматься вверх по реке, повинуясь энергичным взмахам восьмерых гребцов, отобранных среди самых крепких матросов экипажа.
 На корме находились Сандокан, Каммамури и Янес, переодетые мусульманами, и с ними боцман Самбильонг, незаменимый помощник Сандокана в самых смелых и рискованных предприятиях как на море, так и на суше.
 На первый взгляд, они были не вооружены, однако по тому, как оттопыривались на поясе и на груди их новые одеяния, можно было догадаться, что оружие есть, как холодное, так и огнестрельное.
 В то время как Белый город, с его оживленными улицами, роскошными садами и дворцами мог поспорить красотой и удобствами с самыми красивыми европейскими столицами, Черный город был ни чем иным как огромным скопищем грязных трущоб с древними пагодами, то здесь, то там возвышающимися над ним. От блестящих особняков, от огромных дворцов, от сияющих огнями магазинов, от театров и площадей Белого города сразу, почти без перехода, вы оказываетесь среди нищенских хижин, полуразрушенных древних пагод, среди неряшливых восточных базаров и грязных улочек. Эти трущобы тянулись несколько километров, без всякого порядка, без правила, разделенные только улочками, на которых опасно появляться по вечерам, несмотря на патрулировавшие их полицейские наряды.
 Было восемь часов вечера, когда Янес и Сандокан со своими спутниками высадились на одной из пристаней Черного города, загроможденной в этот час лодками рыбаков и плоскодонными баржами, прибывавшими сюда с верховьев Ганга. Хотя день уже подходил к концу, здесь царило оживление. Из подплывавших отовсюду лодок высаживалось много индийцев, явившихся из пригородов и ближних деревень, чтобы присутствовать на празднике в честь Дармы-Раджа, празднике огня, который, судя по доносившемуся издалека шуму толпы и грохоту барабанов, вот-вот должен был начаться.
 — Мы приехали вовремя, чтобы увидеть танец огня, — сказал Каммамури Сандокану. — Сегодня будет немало поджаренных пяток.
 Они присоединились к толпе, заполнявшей грязные улочки города, едва освещенные светильниками из кокосовых орехов, наполненных маслом, которые служили здесь уличными фонарями.
 Отдавшись течению этой толпы любопытных, уже минут через двадцать они оказались на обширной площади, немного ярче освещенной смоляными факелами на высоких шестах, возвышавшихся повсюду.
 С одной стороны площадь замыкалась старинной пирамидальной пагодой в древнем индийском стиле, с многочисленными колоннами и головами слонов, фигурами богов и каких-то фантастических животных, густо украшавших ее по фасаду, а с трех других переполнена собравшимися отовсюду толпами народа, среди которых можно было видеть и брамина, и торговца, и крестьянина. В середине ее оставалось довольно обширное свободное пространство, оцепленное охраной сипаев. Там, в розоватом мареве, виднелись жаровни с раскаленными углями, распространявшими вокруг нестерпимый жар.
 — Что они собираются готовить на этих жаровнях? — спросил Сандокан, с трудом прокладывая себе дорогу в толпе фанатиков и любопытных.
 — Собственные подошвы, капитан, — ответил Каммамури. — Скоро вы это увидите, а пока нам нужно протолкаться поближе к пагоде. Того, кто нам нужен, следует искать именно там.
 Помогая себе локтями, не без труда им удалось добраться до основания лестницы, которая вела к дверям пагоды. Однако дальше они натолкнулись на настоящую человеческую стену, которую никакими силами нельзя было пробить.
 Но отсюда, взобравшись на каменную террасу, которая тянулась перед храмом, они отлично могли наблюдать церемонию, разворачивавшуюся у входа в храм.
 Вокруг статуй Дармы-Раджа и Дробиде, его жены, было зажжено множество факелов. В то время как музыканты яростно били в свои барабаны и бамбурины, раздирая уши их оглушительным грохотом, несколько танцующих баядер сходились и расходились в ритуальном танце, красиво овеваемые своими голубыми покрывалами, сверкающими золотом и серебром.
 Тщетно вглядываясь в глубь толпы в надежде заметить старого манти и уже отчаявшись обнаружить его в этом колеблющемся море голов, наши путники отступили немного назад, к центру площади.
 — Поищем место поближе к огню, — сказал Каммамури. — Мы обязательно найдем старого колдуна там, когда начнется танец огня. Если он в самом деле туг, он обязательно будет участвовать в церемонии.
 — А разве это не праздник Дармы-Раджа? — спросил Янес.
 — Да, но поскольку пагода посвящена Кали, то вынесут также и ее статую.
 Решительно расталкивая толпу направо и налево, четверо мужчин добрались наконец до центра площади, которая на значительном пространстве была покрыта горящими углями. Множество индийцев, окружавших эту огромную арену, раздували угли при помощи вееров из пальмовых листьев и опахал.
 — Эти угли для почитателей Дармы-Раджа? — спросил Янес.
 — Да, скоро эти фанатики будут бегать по ним.
 — Хорошенький обычай поджаривать себе пятки.
 — Они этим заработают себе вечное блаженство.
 — Охотно оставляю им это вечное блаженство, — сказал пират, улыбаясь. — Предпочитаю сберечь себе ноги.
 Громкие крики и движение толпы показали, что процессия уже выходит из храма, чтобы начать обряд испытания огнем. Широкая брешь образовалась в расступившейся толпе, и целая стая танцовщиц вместе с факельщиками и служителями хлынула через нее.
 — Держитесь все рядом со мной, — сказал Каммамури. — Главное — не потерять наше место.
 Тем не менее сначала они были отброшены этим беспорядочным движением вправо, потом так же стремительно влево, но вскоре все опять успокоилось, и им удалось даже пробиться в первый ряд к самому краю обширной арены, густо усыпанной испускающими жар раскаленными углями.
 Процессия спустилась с лестницы и продвинулась к центру площади. Статуи обоих божеств, помещенные на некое подобие паланкина, несли на шестах десятка два верующих. Затем вынесли довольно зловещую на вид статую богини Кали, покровительницы пагоды, украшенную гирляндами из живых цветов.
 Жена могучего Шивы представляла собой черную женщину с четырьмя руками, из которых одна потрясала неким подобием меча, с другая держала отрубленную голову. Ожерелье из человеческих черепов свешивалось у нее до колен, пояс из отрубленных рук опоясывал ее бедра, а изо рта высовывался язык, раскрашенный для пущего эффекта в красный цвет.
 — Это и есть богиня тугов? — вполголоса спросил Сандокан.
 — Да, — отвечал Каммамури.
 — Ну и страшилище!
 — Она богиня смерти и истребления всего живого.
 — Это сразу видно по ней.
 — Внимание, господин. Если манти здесь, его надо искать рядом со статуей. Может быть, он даже среди носильщиков.
 — Это что, всё туги Суйод-хана, те, что окружают богиню?
 — Вполне возможно. Смотрите, большая часть их одета в рубашки, в то время как другие индийцы не очень-то заботятся, чтобы прикрыть свою грудь.
 — Татуировка?
 — Да, господин. И… Вот он! Это он! Я не ошибся: это он.
 Каммамури сжал руку пирата и показал на старика, который шествовал перед статуей богини, в толпе фанатиков, держа в руках странный инструмент, сделанный из двух больших тыкв, соединенных деревянной трубкой.
 Сандокан и Янес едва сдерживали волнение.
 — Тот самый, что приходил к нам на борт, — прошептал Сандокан.
 — Да, это манти! — подтвердил Янес.
 — Друзья, — сказал Сандокан, — ни в коем случае нельзя дать ему улизнуть.
 — Я не потеряю его из виду, капитан, — сказал Самбильонг, — и последую за ним даже на угли, если прикажете.
 — Проберемся в середину шествия.
 И, прорвав единым натиском первый ряд зрителей, они смешались с почитателями Кали, окружавшими статую.
 Манти был в нескольких шагах впереди, и благодаря его высокому росту нетрудно было держать его в поле зрения. Под оглушительный шум и крики толпы процессия совершила обход вокруг костра и остановилась перед пагодой, образовав нечто вроде четырехугольника. Воспользовавшись сумятицей, Сандокан и его друзья пробились еще ближе к манти, ставшему в первом ряду, рядом со статуей.
 По знаку главного брамина, который руководил церемонией, баядеры прекратили свой танец, а музыканты отложили инструменты в сторону.
 Вслед за тем вперед вышли сорок человек, по большей части факиры, которые держали в руках веера из пальмовых листьев.
 Они направились к кострищу, которое неустанно раздували их помощники и которое вспыхивало, выбрасывая в воздух густые клубы удушающего дыма. Но эти фанатики, которые готовились к испытанию огнем во имя искупления своих грехов, казалось, нисколько не страшились того, что им предстояло.
 Они остановились на минуту, взывая дикими воплями к покровительству Дармы-Раджа и его супруги, потерли себе лбы горячим пеплом и вдруг бросились босиком на горящие угли, в то время как тамбурины, барабаны и духовые инструменты вновь подняли страшный грохот, возможно, для того, чтобы заглушить вопли этих несчастных. Одни пересекали горящий участок бегом, другие, наоборот, медленным шагом, чтобы сильнее испытать боль, третьи приплясывали на месте. Они должны были ощущать сильные ожоги, ибо подошвы их заметно дымились, и воздух наполнился тошнотворным запахом горелого мяса.
 — Они что, сумасшедшие? — не удержался от возгласа Сандокан.
 При звуках этого голоса манти, который стоял в трех шагах от него, быстро обернулся.
 Взглядом, быстрым, как молния, скользнул он по лицу Сандокана и по его спутникам и тут же отвернулся, не показав даже вида, что заметил что-то особенное. Узнал он двух капитанов под их мусульманскими одеждами или обернулся по чистой случайности, этого никто бы не мог сказать.
 Сандокан заметил этот взгляд, острый, как лезвие кинжала, и сжал руку Янеса, шепнув ему по-малайски:
 — Осторожность! Боюсь, что он нас узнал.
 — Не думаю, — ответил португалец. — Он бы не стоял так спокойно, он бы попытался удрать.
 — Этот старик очень хитер. Но если он попробует убежать, мы схватим его.
 — Ты с ума сошел? Мы же посреди толпы фанатиков, и горстка сипаев, которая поддерживает порядок, не сможет нас защитить. Нет, будем осторожны. Здесь тебе не Малайзия.
 — Как хочешь, но я не дам ему улизнуть.
 — Мы последим за ним и посмотрим, где схватить. Но осторожно, иначе мы все испортим.
 Тем временем все новые толпы фанатиков пересекали костер, вдохновляемые криками зрителей и заклинаниями священнослужителей. Эти бедняги добирались до противоположного края кострища почти задохнувшимися от нестерпимого жара и с такими обожженными ногами, что не могли уже стоять. Однако они стоически терпели и не показывали, какая жестокая боль их терзает.
 Сандокан, Янес и два их товарища мало интересовались этими безумцами. Все их внимание было приковано к манти, который по-прежнему стоял от них в трех шагах. Старик ни разу больше не оглянулся, казалось, все его внимание устремлено на кающихся, которые бросались на угли все новыми группами. Но время от времени он нервным движением стирал пот, струившийся у него по лбу, и переминался с ноги на ногу, как будто ему было тесно и душно в толпе.
 Праздник уже кончался, когда Сандокан и Янес, которые были к нему ближе всех, увидели, как он поднес ко рту свой музыкальный инструмент и, воспользовавшись тем, что шум немного утих, издал несколько звуков, резких и тревожных, которые прекрасно были слышны во всех концах площади и произвели какое-то волнение среди людей, окружавших статую Кали.
 Сандокан обернулся к Янесу.
 — Что это значит? — спросил он. — Что за сигнал?
 — Спроси Каммамури.
 И в этот момент в другом конце площади раздалось три длинных пронзительных сигнала, напоминающих звук трубы, — точно кто-то ответил на сигнал манти.
 Каммамури побледнел.
 — Это рамсинга тугов! Звук смерти! Господин Янес, господин Сандокан, бежим. Это касается нас.
 — Мне бежать?.. — сказал Сандокан с холодной усмешкой. — Тигры Момпрачема никогда и никому не показывают спину. Эти люди хотят драки? Мы готовы, не так ли, Янес?
 — Черт побери! — ответил португалец, спокойно закуривая сигарету. — А зачем же мы явились сюда? Ведь не для того, чтобы почтить богиню Кали.
 — Капитан, — сказал Самбильонг, запуская руку под куртку, — скажите, и я прикончу этого старика.
 — Спокойно, мой тигренок, — остановил его Сандокан. — От его шкуры нам проку мало: он нужен мне живой.
 — По одному вашему слову я схвачу его.
 — Да, но не здесь. Праздник кончился. Следите за этим колдуном и готовьте оружие. У нас будет, чем поразвлечься.




 Глава 6
 БАЯДЕРА


 Понемногу площадь опустела. Священники подняли паланкин со статуей Кали и в сопровождении музыкантов торжественно отнесли ее в храм. Манти в числе других сопровождал статую до самой пагоды, но вместо того чтобы подняться с процессией туда, вдруг кинулся в толпу возле входа и, быстро пробившись сквозь нее, свернул в узкую темную улочку, отходящую от площади влево.
 Этот маневр не ускользнул от Каммамури и его спутников. Так же стремительно они прорвались сквозь толпу и бросились за манти в ту же улочку.
 — Быстрее! — воскликнул Сандокан. — Не давайте ему уйти.
 Улица, пустая и грязная, была так темна, что в десяти-пятнадцати шагах человека можно было потерять из виду. Но Сандокан не давал знака напасть на манти и схватить его -площадь была еще слишком близко.
 Манти все ускорял и ускорял шаги, но преследователи не отставали. Они уже достаточно отдалились от пагоды, и можно было схватить колдуна, когда внезапно из боковой улочки в развевающихся покрывалах, с цимбалами в руках вырвалась шумливая стайка баядер в сопровождении двух юношей с факелами.
 Во власти какого-то безудержного веселья, с громким смехом и возгласами баядеры окружили четырех мужчин, развевая в подбрасывая над головой голубые шарфы, своим танцем перекрыв им дорогу.
 — Расступитесь, красотки! Мы очень спешим! — закричал Сандокан, но баядеры ответили громким смехом. Вместо того чтобы уступить им дорогу, еще теснее сомкнулись вокруг.
 — А ну-ка в сторону! — загремел Сандокан, уже теряя из виду манти, который за всеми этими порхающими вокруг шарфами внезапно скрылся в конце темной улочки. — Ах негодяй, он уйдет от нас! Эти девицы с ним заодно. Вперед, не то мы упустим его!..
 Но тут баядеры, все до единой, быстро, как по команде, пригнулись, а за ними, за спинами их, держа наготове арканы, плотным полукругом стояли десятка два тугов. Ловкие, как пантеры, танцовщицы скользнули под руками мужчин, и ничто не мешало уже их атаке.
 — Ах так!.. — крикнул в ярости Сандокан, выхватив из-за пазухи кинжал и длинный двуствольный пистолет. — Ну, держитесь!.. — Молниеносным взмахом он рассек аркан, упавший на плечи и уже готовый обвиться вокруг него, и выпустил два заряда из своего пистолета, в упор уложив двух нападавших. Вслед за ним Янес, а мгновение спустя, и Самбильонг с Каммамури выхватили пистолеты, открыв смертельную для тугов пальбу. Не ожидая этого от безоружных с виду людей, туги побросали свои арканы и вместе с баядерами разбежались во все стороны.
 На земле остались лишь четверо убитых и факел, брошенный одним из юношей, что сопровождал танцовщиц.
 — Проклятие! — воскликнул в бешенстве Сандокан. — Снова они нас провели.
 — Недурная засада. Неплохо придумано, — сказал Янес, довольно хладнокровно засовывая за пояс свой пистолет. — Мне бы и в голову не пришло, что эти красавицы — сообщницы тугов. Ловко они пустили нам пыль в глаза своими прелестными покрывалами.
 — Это могло для нас плохо кончиться, — проворчал не остывший еще Сандокан. — Я уже чувствовал на своей шее аркан. Еще чуть-чуть, и он бы на ней затянулся. Но самое скверное, что колдун ушел от нас, ускользнул из-под носа.
 — Может, попробуем догнать его? — сказал Самбильонг. — Возможно, он еще недалеко.
 — В такой темноте его не найти. Так что партия проиграна, и нам остается только вернуться к себе, — сказал Сандокан.
 — И выспаться, — добавил, зевая и потягиваясь, Янес.
 — Но ничего, я еще поймаю эту старую лису, — сказал Тигр Малайзии, сжимая кулаки. — Мы не уедем из Калькутты, пока не отыщем его.
 — А сейчас нам самим нужно побыстрее уносить ноги, — напомнил ему Янес. — С минуты на минуту туги могут вернуться. В гораздо большем количестве и не только с арканами.
 Сандокан подобрал факел, догоравший на земле, и осветил дорогу впереди. Он готов был уже двинуться в путь, когда до слуха его донесся чей-то слабый, сдавленный стон.
 — Там раненый. Его надо прикончить, — сказал он, вынимая кинжал.
 — Или забрать с собой, — сказал Янес. — Пленник для нас гораздо ценнее.
 — Верно, дружище.
 Стон в темноте повторился снова. Он исходил со стороны улочки, в которую скрылись обманувшие их баядеры.
 — Оставайтесь здесь. Будьте начеку и зарядите свои пистолеты, — сказал Сандокан Каммамури и Самбильонгу. А сам вместе с Янесом двинулся к тому месту.
 Не прошли они и двадцати шагов, как увидели у стены дома распростертую на земле молодую девушку, которая стонала и тщетно пыталась встать.
 Это была баядера, очень юная и красивая, с тонкими и нежными чертами лица, искаженными в этот миг мучительной болью. Ее длинные волосы, как и у других танцовщиц, были перевиты цветами и ленточками. Нарядный костюм из розового шелка, украшенный жемчугом, с короткими шальварами, доходившими только до щиколоток, прикрывал ее стройное тело. Бедная девушка, должно быть, получила пулю в плечо — кровавое пятно расплывалось на тонкой шелковой ткани. Увидев вооруженных мужчин, она закрыла лицо руками и прошептала: «Пощадите… «
 — Какая миленькая! — воскликнул Янес, наклонившись над ней. — Недурные у этих тугов есть танцовщицы.
 — Не бойся, — сказал Сандокан, приближаясь к ней с факелом. — Мы не убиваем женщин. Ты ранена?..
 — В плечо, сахиб.
 — Ничего, мы поможем тебе, — сказал он, осматривая ее плечо. — Кажется, рана не очень опасна.
 Пуля попала рядом с ключицей, но прошла навылет, не задев, по-видимому, ее. Рана была скорее болезненна, чем опасна.
 — Через неделю все заживет, — пообещал Сандокан. — Надо только остановить кровь побыстрее.
 Он достал из кармана тонкий батистовый платок и крепко перевязал девушке плечо.
 — Пока достаточно. Куда тебя отвести? Мы, как видишь, не дружим с тугами, а они, похоже, не вернутся, чтобы забрать тебя.
 Девушка молчала. Она лишь смотрела то на Сандокана, то на Янеса своими блестящими черными глазами, видимо, не веря еще, что эти двое, еще минуту назад бывшие ее врагами, не только не собираются прикончить ее, но даже о ней заботятся.
 — Отвечай, — сказал Сандокан. — Есть у тебя дом, семья? Кто-нибудь заботится о тебе?
 — Возьми меня с собой, господин, — сказала наконец баядера дрожащим голосом. — Не отдавай меня тугам.
 — Сандокан, — сказал Янес, который ни на мгновение не отрывал глаз от лица танцовщицы, — она многое знает о тугах; это может нам пригодиться. Возьмем ее с собой?
 — Да, ты прав… Самбильонг!
 — Я здесь, капитан, — ответил малаец, приблизившись.
 — Возьми эту девушку на руки и неси вслед, за нами. Но осторожно: у нее рана в плече.
 Малаец бережно поднял девушку своими крепкими руками и прижал к широкой груди.
 — Пошли, — сказал Сандокан, беря факел. — Смотрите в оба и держите пистолеты наготове.
 Они прошли еще несколько улиц и улочек без всяких происшествий и вскоре достигли берега реки. Лодка была на месте, охраняемая матросами-малайцами.
 Баядеру поместили на корме. С ее губ за всю дорогу не сорвалось ни одного стона, ни одной жалобы, хотя страдала она от раны ужасно. Сандокан воткнул факел на носу и дал сигнал к отправлению.
 Янес сидел на скамье рядом с девушкой и невольно засмотрелся на нее. Нельзя было не восхищаться юной прелестью этого лица, глубиной этих черных очей, при свете факела сверкающих, как раскаленные угли.
 «Черт побери! — сказал он про себя. — Никогда не видел такой красавицы. Как она оказалась среди этих тугов?»
 Словно угадав его мысли, Сандокан наклонился к девушке и спросил:
 — Ты тоже поклоняешься богине Кали?
 Баядера, грустно улыбаясь, покачала головой.
 — Как же ты тогда оказалась вместе с этими негодяями?
 — Меня продали после гибели всей моей семьи, — ответила танцовщица.
 — Чтобы сделать из тебя баядеру?
 — Танцовщицы необходимы для религиозных церемоний.
 — Где ты жила?
 — В пагоде, господин.
 — Ты там оставалась по своей воле?
 — Нет; как видишь, я предпочла последовать за вами, чем возвращаться в пагоду. Там творятся ужасные вещи, там совершаются жестокие таинства, чтобы удовлетворить ненасытную жажду крови этой богини.
 — А с какой целью послали тебя и твоих подруг против нас?
 — Чтобы помешать вам преследовать манти.
 — А! Так ты знаешь этого колдуна? — спросил Сандокан.
 — Да, господин.
 — Он глава тугов?
 Девушка посмотрела на него, не отвечая. Глубокая тревога отразилась на ее прекрасном лице.
 — Говори, — приказал Сандокан.
 — Туги убивают тех, кто выдает их секреты, господин, — ответила девушка дрожащим голосом.
 — Ты среди людей, которые смогут защитить тебя от всех тугов Индии. Говори: я хочу знать, кто этот человек, которого мы преследовали и который нам так необходим.
 — Так вы враги этих душителей?
 — Мы ведем с ними войну, — сказал Сандокан. — Они сеют на земле насилие и зло.
 — Они злые, это правда, — ответила девушка. — Они убийцы. Я боюсь и ненавижу их.
 — Так скажи мне, кто этот манти.
 — Правая рука главы секты.
 — Суйод-хана! — воскликнули в один голос Янес и Сандокан.
 — Вы его знаете?
 — Нет, но надеемся познакомиться, и очень скоро, — сказал Сандокан. — Янес, манти нам необходим. Он поможет нам добраться до Суйод-хана. Старик все расскажет, уверяю тебя. Я должен вырвать у него признание.
 Во взгляде, которым баядера смотрела на Тигра Малайзии, были и страх, и восхищение. Какой отвагой должен был обладать в ее глазах этот человек, бросивший вызов самому Суйод-хану.
 — Старик исчез, — сказал Янес. — Но разве девушка не может помочь нам напасть на след Суйод-хана?
 — Я не знаю, где он, — ответила баядера тихо. — Я только слышала, что Суйод-хан вернулся, но не знаю, где он находится сейчас, в джунглях Сундарбана или в другом месте.
 — А ты когда-нибудь была в подземельях Сундарбана? — спросил Сандокан.
 — Там я стала баядерой, — сказала она. — Потом меня отправили в пагоду Кали и Дармы-Раджа.
 — А где обитает этот манти? Там же, в пагоде?
 — В пагоде я его видела всего несколько раз… Но вы сможете увидеть его, и скоро.
 — Где? — спросили одновременно Янес и Сандокан.
 — Через три дня на берегу Ганга будет совершен обряд сожжения вдовы, и манти там тоже будет, конечно.
 — А что это за обряд? — спросил Сандокан.
 — Будет сожжена вдова Ранджи-Нина вместе с телом ее мужа. Он был одним из предводителей тугов.
 — Ее что, сожгут живьем?
 — Живьем, господин.
 — И полиция им не помешает?
 — Никто не пойдет ей об этом докладывать.
 — Я думал, что такие ужасные вещи больше не совершаются.
 — Довольно часто, несмотря на запреты англичан. Еще много вдов сжигают на берегу Ганга.
 — Ты знаешь место, где это будет?
 — На краю джунглей, рядом со старой разрушенной пагодой, которая с давних времен посвящена Кали.
 — Ты уверена, что манти примет участие в этом мрачном обряде?
 — Да, господин.
 — Надеюсь, к тому времени ты уже сможешь ходить и отведешь нас туда. Устроим засаду и посмотрим, удастся ли ему улизнуть на этот раз. Дружище Янес, нам, кажется, еще раз повезло.
 В этот момент шлюпка подошла к «Марианне».
 — Спустите трап! — крикнул Сандокан часовым.
 Он быстро поднялся на палубу и сразу попал в объятия человека, ожидавшего его у трапа.
 — Тремаль-Найк! — воскликнул он.
 — Я очень беспокоился за вас, — ответил индиец.
 — Все хорошо, друг мой. Мы не теряли тут времени даром. Идемте в каюту.




 Глава 7
 РАССКАЗ БАЯДЕРЫ


 Молодую баядеру поместили в одной из лучших кают на судне. Ей тщательно обработали рану, наложили тугую повязку, и через три дня она если и не выздоровела полностью, то по крайней мере была в состоянии вставать и ходить.
 Все эти дни она была весела и довольна, ей явно нравилось и само судно, и элегантно обставленная каюта, и эти двое мужчин, белый и смуглокожий, которые по нескольку раз на дню заходили навестить и справиться о ее здоровье. Она немало рассказала им о тугах, об их организации и обычаях, но ничего не могла сказать о новой Деве пагоды, то есть о маленькой Дарме, о которой даже не слышала. Особую симпатию она выказывала к белому господину, как называла флегматичного Янеса, который стал при ней чем-то вроде сиделки, часами не выходил из ее каюты и много разговаривал с ней. Она хорошо говорила по-английски, что было редкостью среди баядер.
 Это удивило даже самого Тремаль-Найка, который, будучи индийцем, и, более того, бенгальцем, хорошо знал танцовщиц своего края.
 — Эта девушка, — сказал он Янесу и Сандокану, — явно принадлежит к какой-то высокой касте. На это указывают и ее внешность, и необычная для баядеры развитость.
 — Я попробую расспросить ее, — ответил Янес. — За этим, должно быть, кроется, какая-то непростая история.
 После обеда, когда Сандокан и Тремаль-Найк занялись отбором людей для предстоящей экспедиции, он спустился в каюту навестить раненую.
 Девушка уже не испытывала боли. Лежа в мягком и удобном кресле, она радостно улыбалась ему. Эта улыбка на розовых губах и нежный взгляд лучше всяких слов говорили о том, что ей приятно видеть белого господина, как она окрестила Янеса в отличие от смуглого господина — Сандокана.
 — Как твоя рана, девушка? — спросил Янес, осторожно беря в свои руки ее маленькую белую ручку.
 — Мне больше не больно, господин, твои руки меня излечили.
 — Ты еще не сказала нам своего имени, — сказал Янес. — Как тебя зовут?
 — Сурама, — ответила она.
 — Ты из Бенгалии?
 — Нет, господин. Я из Ассама.
 — Ты говорила, что твоя семья погибла. Что же произошло?
 — О-о!.. — произнесла она с глубоким вздохом, и лицо ее омрачилось, на глаза набежало облако грусти.
 — Ее убили туги? — осторожно спросил Янес.
 — Нет.
 — Англичане?
 — Нет.
 Она помолчала, борясь с подступившим волнением, потом тихо сказала:
 — Мой отец занимал высокое положение в Ассаме, он ведь был дядей тамошнего раджи. Он и погиб от руки своего племянника. Этот безумец вообразил, что отец покушается на его трон, на все его богатства, якобы он составил заговор, чтобы убить его. Раджа пригласил отца вместе со всей семьей к себе во дворец и в одном из припадков безумия, которым был подвержен, убил и его, и мою мать, и двух моих старших братьев. Я еще была так мала в то время, что на ребенка у него рука не поднялась. Меня отвезли в подземелья Раймангала, где отдали в храм, чтобы впоследствии сделать баядерой. А когда я достигла совершеннолетия, отправили в пагоду Кали.
 Вот моя история, белый господин. Я, которая была рождена на ступенях трона, теперь всего лишь несчастная танцовщица.
 — Бедная девушка! — произнес Сандокан, незаметно вошедший в каюту и слышавший конец этого рассказа. — Не под доброй звездой ты родилась. Но мы позаботимся о твоем будущем. Тигр Малайзии не бросает в несчастье своих друзей.
 — Вы очень добры, господин, — сказала Сурама все еще дрожащим голосом.
 — Ты никогда больше не вернешься к тугам и не будешь танцовщицей. Отныне ты под нашей защитой.
 Он сел на стул подле нее и спросил, наклонившись к девушке:
 — Скажи, есть ли у тугов корабли?
 — Не знаю, господин, — ответила она. — Когда я была в Раймангале, то видела шлюпки на протоках Сундарбана, но корабли никогда.
 — К чему этот вопрос, Сандокан? — спросил Янес.
 — Только что два двухмачтовых брига стали на якорь рядом с нами.
 — Ну и что?
 — На этих кораблях слишком многочисленные экипажи. Мне это кажется подозрительным.
 — И на меня они производят такое же впечатление, — сказал вошедший Тремаль-Найк. — Эти пушки на корме, эта странная, подозрительного вида команда…
 — Надо не спускать с них глаз, — сказал Янес. — Однако вы могли и обмануться. Они нагружены?
 — Нет, — сказал Сандокан.
 — Если даже это корабли тугов, они ничего не смогут предпринять против нас. По крайней мере до тех пор, пока мы под защитой артиллерии форта Вильям.
 — Будем наблюдать за ними, — решил Сандокан, — а пока займемся нашей экспедицией. Сурама уже может ходить и отведет нас в старую пагоду. Не так ли, девушка?
 — Да, господин, я смогу отвести вас.
 — Нужно будет подниматься по реке? — спросил Сандокан.
 — Пагода находится в семи или восьми милях от последних предместий Черного города.
 — Уже шесть часов; пора отправляться. Две шлюпки готовы, ружья спрятаны под скамьями.
 Он протянул Сураме широкий шелковый плащ с капюшоном, и все четверо поднялись на палубу.
 Две шлюпки были уже спущены, и двадцать четыре человека, выбранные из малайцев и даяков, заняли скамьи.
 — Видишь те корабли? — спросил Сандокан Янеса, показывая на два брига, стоявших на якорях в нескольких ярдах от «Марианны», один по левому борту, а другой по правому.
 Португалец мельком взглянул на них. Это были обычные парусники, немного меньше «Марианны», с высокими мачтами, приподнятой кормой и большими прямыми парусами, которые в основном были спущены и взяты на гитовы.
 Матросы-индийцы, которые в этот момент убирали оставшиеся паруса и приводили в порядок палубу, были и в самом деле слишком многочисленны для таких небольших судов.
 — Возможно, в них и есть что-то подозрительное, — сказал Янес, — но пока мы не будем заниматься ими. У нас на очереди другие дела.
 Они спустились в большую шлюпку и быстро отплыли, сопровождаемые второй шлюпкой, которой управляли Тремаль-Найк и Самбильонг.
 Быстро, как стрела, они прошли среди кораблей, потом вдоль Белого города, затем вдоль Черного и продолжали путь на север, следуя за изгибами священной реки.
 Через два часа Сурама указала Янесу и Сандокану на некое подобие пирамиды, которое возвышалось на правом берегу посреди кокосовой рощицы, на границе с густыми зарослями бамбука, переходящими дальше в джунгли.
 Место было совершенно пустынное: по обоим берегам ни хижины, ни лодок на якоре.
 Только несколько дюжин марабу тяжело ступали среди мангров в поисках корма. Удостоверившись, что вокруг нет никого, матросы с «Марианны» под командованием Сандокана высадились на берег и достали карабины.
 — Спрячьте шлюпки под манграми, — приказал Сандокан. — Четверо останутся здесь, остальные — за мной!
 — Сурама, — спросил Янес, — может, наши люди понесут тебя?
 — Нет, не нужно, белый господин, — отвечала девушка. — Я дойду и сама.
 — Когда начнется этот обряд?
 — Ближе к полуночи.
 — У нас еще час в запасе, этого хватит, чтобы устроить засаду манти.
 Они пустились в путь, углубившись в кокосовую рощицу, и через двадцать минут оказались на площадке, на которой возвышалась старая пагода, уже почти вся развалившаяся, за исключением центральной пирамиды.
 — Спрячемся внутри, — сказал Сандокан, заметив дверь.
 Они собирались уже войти, как вдруг заметили в джунглях крохотные огоньки, которые двигались прямо к пагоде.
 — Туги! — воскликнула Сурама.
 — Внутрь! — скомандовал Сандокан, устремляясь в пагоду. — Приготовьте оружие и будьте начеку, чтобы схватить манти.




 Глава 8
 ЗАСАДА


 Варварский обычай сжигания вдов на трупах их мужей, от которого давно отказалась большая часть индийцев, все еще тайно практиковался в то время некоторыми кастами и сектами, несмотря на все усилия английской колониальной администрации окончательно искоренить его.
 Страна была столь обширна, что англо-индийской полиции не всегда удавалось вовремя узнать об этом и вмешаться, ибо родственники покойного принимали чрезвычайные меры предосторожности, чтобы обмануть власти.
 Сегодня этот обычай довольно редок, особенно в Бенгалии, но в северных провинциях и в верхнем течении Ганга отмечается еще значительное число этих ужасных обрядов.
 В прошлом эти жертвоприношения были так многочисленны, что несмотря на суровые законы, изданные англо-индийским правительством, в 1817 году, например, в одной Бенгалии было совершено более семисот таких страшных обрядов.
 Сколько же их было насильно сожжено в прошлом веке! Лишь немногие были забраны париями, которые в последний момент спасали их от костра, чтобы жениться на них. Только эти несчастные, презираемые всеми кастами, не боятся обесчестить себя, взяв в жены вдову.
 Положение индийских женщин, которые на свое несчастье потеряли мужа, впрочем, таково, что многие из них сами предпочитают смерть. Траур же тех несчастных, которым не хватило мужества сгореть на трупе мужа, тянется до конца жизни.
 Они обязаны брить себе голову, не имеют права носить никаких украшений и нарядных одежд, им запрещается рисовать на лбу знак своей касты, присутствовать на семейных праздниках. Их избегают, как зачумленных, потому что индийцы верят, что встреча с вдовой приносит несчастье.
 Такая судьба выпала теперь и на долю той юной женщины, которую в сопровождении большой группы родственников и жрецов, принимающих участие в обряде, вели через джунгли к месту сожжения.
 Впереди шествия шли музыканты, за ними следовали факелыцики, затем несколько мужчин с паланкином на плечах, на котором лежал покойный, облаченный в богатейшие одежды, вышитые золотом; в конце процессии шла несчастная вдова, окруженная ближайшими родственниками. В руках они несли сосуды с благовонными маслами, чтобы жарче разжечь костер. Старый манти был тут же. Он шел впереди вдовы, читая молитвы вместе со священнослужителями.
 Вдова была молода и красива, ей только минуло пятнадцать лет. Она едва держалась на ногах, отчаянно плакала и причитала, но не сопротивлялась и безвольно позволяла тащить себя, видимо, одурманенная питьем, содержащим наркотики, которое дают женщинам в таких случаях.
 Когда процессия вышла на площадку перед пагодой, несколько человек быстро сложили штабель из сухого бамбука в полметра высотой, обильно полили его кокосовым маслом, а сверху положили покойника.
 факельщики уже разместились с факелами по углам этого сооружения и под гром барабанов и причитания родственников разом подожгли его со всех сторон. Жаркое пламя мгновенно занялось и быстро распространилось по всему сооружению, охватив лежащий на нем труп.
 Подошел страшный момент варварского жертвоприношения.
 Священники быстро схватили вдову и поволокли ее к пламени. Барабаны издавали страшный грохот, а родственники голосили, чтобы заглушить крики жертвы.
 — Нет!.. Нет!.. — ужасающе вопила она. — Пощадите!..
 С силой, которую трудно было предположить в этом хрупком молодом теле, она отчаянным рывком повалила одного из священников и, отпрыгнув на несколько шагов назад, яростно отбивалась, пытаясь вырваться из рук второго. Но тут на помощь ему бросились родственники мужа, им удалось скрутить ей руки назад и вновь подтащить к костру. Манти тем временем подобрал горящие угли, чтобы, осыпав ими жертву, поджечь на ней одежду.
 — Стойте, или мы застрелим вас, как собак!.. — вдруг прогремел над их головами властный, решительный голос, и Тигр Малайзии неожиданно появился на пороге пагоды в окружении пиратов и своих друзей с карабинами наизготовку.
 Его появление было таким стремительным и неожиданным, что в тот же миг перепуганные туги бросились наутек в разные стороны, оставив лежащую на земле вдову.
 — Хватайте манти! — Сандокан бросился вперед. — Его не упустите!
 Старый колдун, с первого же взгляда узнав в Сандокане капитана парусника, раньше всех бросился в чащу бамбуковых зарослей.
 Но Сандокан и Тремаль-Найк в несколько прыжков догнали его, в то время как Янес вместе с матросами палил из карабина в воздух, чтобы сильнее напугать родственников покойного и их спутников, бежавших через кокосовую рощицу.
 — Стой, старый мошенник! — Тремаль-Найк, приставил карабин к груди колдуна, который пытался выхватить из-за пояса кинжал. — На этот раз не уйдешь!
 — Кто вы, и что вам от меня нужно? — закричал манти, тщетно пытаясь вырваться из железных тисков Сандокана. — Вы не полицейские и не сипаи, чтобы арестовывать меня.
 — Кто я? Ты что, ослеп, старый колдун? — спросил Сандокан, крепко держа его. — Значит, не узнаешь меня?
 — Я тебя никогда не видел.
 — Значит, это не ты зарезал козочку на борту моего судна? — иронически спросил Сандокан. — А потом собрал своих друзей, чтобы задушить и меня самого возле пагоды богини Кали?
 — Я никогда не резал козу. Ты принимаешь меня за кого-то другого.
 — Ты пойдешь с нами, манти…
 — Ты сказал манти? Я никогда им не был.
 — В пагоде ты увидишь человека, который это опровергнет.
 — Что вы хотите от меня наконец? — закричал старик, скаля зубы.
 — Взглянуть на твою грудь прежде всего, — сказал Тремаль-Найк, неожиданно повалив его на землю и встав ему коленом на живот. — Вели принести факел, Сандокан.
 Просьба была излишней. Янес, разогнав тугов, как раз подошел вместе с Самбильонгом, в левой руке которого был карабин, а в правой — горящий факел.
 — Ага! Вы схватили его! — радостно закричал португалец.
 — Теперь не уйдет, — отвечал Сандокан. — А как вдова?
 — Она пришла в себя и совсем не грустит, что осталась жива. Ее отвели сейчас в пагоду.
 — А ну-ка, посвети, Самбильонг, — сказал Тремаль-Найк, одним движением разрывая одежду на груди пленника.
 На смуглой худой груди индийца была ясно видна голубая татуировка, изображающая змею с головой женщины, окруженную некими таинственными знаками.
 — Вот она, эмблема душителей, — сказал Тремаль-Найк. — Все, принадлежащие к этой секте убийц, имеют ее.
 — Ну и что, — закричал манти, — даже если я и туг, вам какое дело? Я никого не убил.
 — Встань и иди за нами! — приказал Сандокан.
 Старик не заставил повторять дважды. Он выглядел довольно напуганным, хотя и бросал яростные взгляды на окружавших ею людей.
 Его отвели к сооружению, на котором догорал труп и где уже собрались матросы, прекратившие преследовать других участников обряда.
 — Сурама, — сказал Янес молодой баядере, которая вышли из пагоды, — ты знаешь этого человека?
 — Да, — ответила девушка. — Это манти тугов Сына священных вод Ганга.
 — Мерзкая тварь! — закричал старик, бросая на баядеру ненавидящий взгляд. — Ты предала нашу секту.
 — Я никогда не была поклонницей богини смерти и резни, — отвечала Сурама.
 — А теперь, любезный, — проговорил Тремаль-Найк, — когда установлено окончательно, кто ты, ты скажешь мне, где сейчас туги, которые раньше обитали в подземельях Раймангала.
 Манти молча смотрел на бенгальца несколько мгновений, потом сказал:
 — Если ты надеешься узнать от меня, где твоя дочь, ты ошибаешься. Можешь убить меня, но этого я не скажу.
 — Это твое последнее слово?
 — Да.
 — Хорошо; сейчас мы это проверим.
 Он обернулся к Сандокану и обменялся с ним вполголоса несколькими словами.
 — Ты думаешь? — спросил Тигр Малайзии с жестом сомнения.
 — Ты увидишь, он долго не продержится.
 — Ну что ж, делать нечего.
 Услышав их разговор, манти побледнел, и лоб его покрылся холодным потом.
 — Что ты хочешь со мной сделать? — спросил он сдавленным голосом.
 — Сейчас узнаешь.




 Глава 9
 ПРИЗНАНИЯ МАНТИ


 Сандокан подал знак, и малаец Самбильонг, который уже знал, что делать, направился к большому тамариндовому дереву, возвышавшемуся в тридцати шагах в ограде старинной разрушенной пагоды. В руке он держал длинную веревку с петлей на конце. Он перебросил ее через толстую ветвь над своей головой и спустил петлю до земли.
 Тем временем несколько матросов крепко связали манти руки за спиной и провели под мышками две тонкие прочные веревки.
 Старик не оказывал никакого сопротивления, однако лицо его выражало сильный страх. Крупные капли пота текли с морщинистого лба, сильная дрожь сотрясала худое тело. Должно быть, он догадался, какая жестокая пытка его ожидает.
 — Так ты будешь говорить? — спросил, приближаясь к нему, Тремаль-Найк.
 Старик бросил на него яростный взгляд и выдавил: «Нет… «
 — Подумай, ведь ты все равно нам расскажешь все, что мы пожелаем узнать. Не лучше ли сразу сделать это?
 — Я скорее умру.
 — Тогда мы велим тебя подвесить.
 — Кое-кто отомстит за мою смерть.
 — Мстители твои далеко. Им никак не успеть.
 — Когда-нибудь Суйод-хан доберется до вас. Тогда вы все испытаете на своей шее крепкие объятия аркана.
 — Не смеши, старик. Мы не боимся вашей Кали и ваших арканов. Так ты не скажешь, где находится Суйод-хан и где спрятана моя дочь?
 — Спроси об этом у воды Ганга, — усмехнулся манти.
 — Ну что ж, тогда начинайте.
 Четверо малайцев поволокли старика к дереву. Самбильонг захлестнул ему петлю вокруг тела и крикнул своим:
 — Давайте!
 Малайцы схватились за другой конец каната и приподняли манти на пару метров.
 Несчастный испустил вопль ужаса. Петля под тяжестью тела так сжала его, что веревка врезалась в мясо.
 Все, включая Янеса и Сандокана, собрались вокруг дерева и смотрели на пытку молча. Португалец достал свою неизменную сигарету и неторопливо ее раскурил.
 — Подтолкните его, — холодно приказал матросам Тремаль-Найк. — Дайте ему покачаться. Пусть он погромче споет.
 Пираты встали рядом с висящим колдуном и сильно толкнули его сначала в одну, а затем в другую сторону. Манти сжал зубы, чтобы не закричать, но видно было, чего ему это стоит. Глаза вылезали у него из орбит, он страшно задыхался, поскольку в сдавленные легкие воздух не проходил.
 От нового толчка узел проник еще глубже в тело, и старик не мог сдержать воплей боли.
 — Хватит! — крикнул он хрипло. — Хватит… негодяи.
 — Будешь говорить? — спросил Тремаль-Найк, подходя к нему.
 — Да… да… я скажу все, что… вы хотите… знать… но вели снять… петлю… Я задыхаюсь…
 — Если ты передумаешь, мне придется снова начать пытку.
 Он велел остановить раскачивание, потом снова спросил:
 — Где Суйод-хан? Пока ты не скажешь, я не сниму с тебя петлю.
 Манти мучительно колебался, но это продолжалось недолго. Он уже чувствовал, что не сможет сопротивляться страшному мучению, изобретенному дьявольской фантазией его соотечественников.
 — Я скажу тебе, — простонал он с гримасой страдания.
 — Говори быстро.
 — В Раймангале.
 — В древних подземельях?
 — Да… да… хватит… убей меня…
 — Еще один ответ, — продолжал неумолимый бенгалец. -Где они спрятали мою дочь?
 — Она тоже… Дева… в Раймангале.
 — Поклянись мне в этом твоей богиней.
 — Клянусь в этом… Кали… довольно… не могу… больше.
 — Опустите его! — приказал Тремаль-Найк.
 — Он не выдержал этой пытки, — сказал Янес, бросая сигарету. — Дьяволы-индийцы могут дать сто очков старой испанской инквизиции.
 Манти тут же опустили и освободили от веревок. Лицо его налилось кровью, он тяжело дышал. Вокруг живота у него остался синий рубец, кровоточивший в нескольких местах. Малайцам пришлось усадить его — несчастный не держался на ногах.
 Тремаль-Найк подождал несколько минут, пока тот отдышался, потом сказал:
 — Предупреждаю, что ты останешься в наших руках, пока мы не убедимся, что ты нас не обманываешь. Если ты сказал правду, мы освободим тебя и даже щедро наградим за твои признания, но если ты солгал, ты умрешь в страшных мучениях.
 Лицо сидящего манти оставалось безучастным. Но в глазах сверкнула молния ненависти.
 — Где вход в подземелье? По-прежнему у баньяна? — спросил Тремаль-Найк.
 — Этого я не могу сказать, так как не был в Раймангале с тех пор как мы были разогнаны, — ответил манти. — Но думаю, что вход уже не там.
 — Ты говоришь правду?
 — Может быть, снова поклясться Кали?
 — Если ты не возвращался в Раймангал, откуда ты знаешь, что моя дочь там?
 — Мне сказали.
 — Почему ее забрали у меня?
 — Чтобы сделать из этой девочки Деву пагоды. Ты похитил у нас первую; Суйод-хан забрал у тебя дочь, так как в ее жилах кровь Ады Корихант.
 — Сколько человек в Раймангале?
 — Не очень много, — ответил манти.
 — Еще одно слово, — прервал Сандокан. — У тугов есть корабли?
 Старик бросил на него быстрый взгляд, стараясь угадать, чем вызван вопрос, потом сказал:
 — Когда я был в Раймангале, там были только лодки. Но потом Суйод-хан мог купить корабль.
 — Этот человек никогда не признается во всем, — сказал Янес Сандокану. — Впрочем, мы уже знаем достаточно и можем уходить, пока туги не вернулись с подкреплением.
 — А вдова, что делать с ней?
 — Я отправлю ее в свой дом, — сказал Тремаль-Найк. — Ей там будет лучше, чем у тугов.
 — Тогда отправляемся, — сказал Янес. — Слоны уже прибыли в Кхари?
 — Еще вчера, я уверен в этом.
 — Как они, хороши?
 — Прекрасные животные, приученные к охоте на тигров. Обошлись они дорого, но стоят этих затрат.
 — Тогда едем охотиться в Сундарбан, — заключил Янес. — Посмотрим, стоят ли бенгальские тигры малайских.
 Два матроса подняли манти на ноги, и отряд по знаку Сандокана покинул площадку, где на затухающих углях уже дотлевали кости покойного туга.
 Обратный путь прошли без всяких приключений, и в два часа ночи экспедиция, увеличившись на манти и вдову, заняла места в шлюпках.
 Возвращаться пришлось по течению, и вскоре все благополучно прибыли на борт судна. Манти заперли в трюме, для пущей предосторожности поставив там часового.
 — Когда отправляемся? — спросил Тремаль-Найк у Сандокана, прежде чем разойтись по каютам.
 — На рассвете, — отвечал пират. — Я уже дал распоряжения, чтобы все было готово к восходу солнца. К завтрашнему вечеру мы будем в Кхари?
 — Конечно, — ответил Тремаль-Найк. — От берега реки до этой деревни не больше десяти-двенадцати километров.
 — Легкая прогулка. Доброй ночи, до завтра!
 Утром еще не погасли последние звезды, а весь экипаж «Марианны» уже был на палубе и готовился к отплытию. В то время как поднимали огромные паруса, Самбильонг, который командовал на палубе, с беспокойством заметил, что на обоих бригах, ставших рядом вчера, тоже готовятся поднять якоря.
 На их палубах кипела лихорадочная деятельность, матросы забегали по вантам, поднимая сразу все паруса, точно боялись, что мало будет слабого утреннего ветерка. Малаец, которому с самого начала показались подозрительными эти два парусника, с экипажем чрезмерно многочисленным для таких небольших судов, настороженно поглядывал в их сторону.
 — Дело нечисто, — пробормотал он. — Тут что-то не то…
 Он уже хотел отправиться на корму и предупредить Сандокана, когда тот явился сам.
 — Хозяин, — сказал Самбильонг, — оба брига отплывают с нами.
 — Ага! — ограничился коротким ответом пират.
 Он спокойно разглядывал парусники, которые выбирали якоря, потом спросил:
 — Их отплытие тебя беспокоит, мой храбрый боцман?
 — Мне это кажется странным, хозяин. Они прибыли позавчера, не взяли никакого груза, и вот стоило только нам поднять паруса, как они делают то же. И потом, посмотрите, сколько человек у них на борту! Мне кажется, их за ночь стало еще больше.
 — Хотя их вдвое больше, чем нас, я бы им не позавидовал, если они надеются только на это. Когда мы пустим в дело свою артиллерию, не известно, кому будет жарче. К рулю, Самбильонг, и смотри в оба!
 Все паруса были подняты, кормовой и носовой якоря уже показались из воды, и «Марианна», подхваченная течением и легким утренним бризом, вышла на середину реки.
 Один из двух бригов тронулся следом, лавируя среди стоявших поблизости судов, второй готов был следовать за ним.
 Сандокан с капитанского мостика внимательно следил за ними, не выказывая, однако, никакого беспокойства. Он был не из тех, кто способен волноваться по такому поводу. Ему случалось помериться силами и с более сильным противником.
 Рука, которая легла ему на плечо, заставила его обернуться.
 Янес и следом за ним Тремаль-Найк поднялись на мостик в сопровождении Каммамури.
 — Неужели ты прав? — спросил португалец. — Или это просто случайность?
 — Случай подозрительный, — ответил Сандокан. — Я уверен, что они последуют за нами.
 — И что, они могут напасть на нас?
 — На реке не думаю; в море — возможно. Однако мне бы этою не хотелось, хотя я и полностью уверен в своей команде.
 — Мы высадимся раньше, чем доберемся до устья реки, — сказал Тремаль-Найк. — Кхари отстоит от моря на много миль.
 — Но раньше нам нужно избавиться от этих шпионов, — проворчал Сандокан. — Проведем ночь на борту, не станем высаживаться до утра. Так мы сможем выяснить намерения этих наших назойливых спутников. Я намерен с ними серьезно поговорить, если и сегодня вечером они бросят якоря рядом с нами. Пока же сделаем вид, что нам все равно. И пойдем пить чай. Кстати, как там вдова?
 — Мы оставим ее в моем доме в Кхари, — ответил Тремаль-Найк. — Она там составит компанию Сураме.
 — Баядера может нам понадобиться в Сундарбане, — сказал Янес. — Я бы предпочел взять ее собой.
 Сандокан пристально взглянул на португальца, и этот мужественный человек слегка покраснел, как девушка.
 — Янес, — сказал Сандокан с улыбкой, — твое сердце лишилось брони?
 — Я уже староват для этих дел, — пробормотал португалец смущенно.
 — Ну, это не беда. Глаза молоденькой Сурамы вернут тебе твою юность.
 — Будь осторожен, — сказал Тремаль-Найк. — Индийские женщины опаснее белых. Ты знаешь, из чего они сделаны, согласно нашим легендам?
 — Я знаю только, что они прекрасны и их глаза сжигают сердца, — ответил Янес.
 — Рассказывают, что когда бог Тваштри создал мир, он долго колебался, прежде чем сотворить женщину, и долго думал, из каких элементов сделать ее. Предупреждаю, что я говорю об индийской женщине, а не о белой, желтой или малайской.
 — Мы слушаем, — сказал Сандокан.
 — Он взял округлость луны и гибкость змеи, неутомимость вьюнка и трепетность тростника, бархатистость розы и легкость пуха, взгляд косули и веселье солнечного луча, сумеречность тучи и непостоянство ветра, робость зайца и важность павлина, сладость меда и твердость алмаза, жестокость тигра и холодность снега, стрекотание сороки и воркование голубки.
 — Черт побери! — воскликнул Янес. — Сколько всего набрал этот индийский бог!
 — Мне кажется, он не пожалел элементов, — сказал Сандокан. — Особенно заметь, Янес, что у индийских женщин есть даже жестокость тигра!..
 — Мы сами тигры Момпрачема, — отвечал португалец, смеясь. — И что ж нам бояться девушки, у которой… немного тигриной шкуры?
 Он еще громче захохотал, потом обернулся и, неожиданно став серьезным, сказал:
 — Эта парочка все еще следует за нами, Сандокан.
 — Ну что ж, посмотрим, так ли хорошо они будут держаться на воде завтра.
 — Что ты задумал?
 — Вечером узнаешь, — ответил Сандокан. — А пока пусть поплавают.
 «Марианна» выбралась из скопища кораблей и лодок, что загромождали реку вблизи города, и, ускорив свой ход, двинулась вниз по течению. Два парусника все еще следовали за ней на расстоянии трехсот-четырехсот метров, держась один в кильватер другому.
 Ближе к вечеру «Марианна» прошла перед лоцманской станцией Даймонд-Харбор и вышла в просторный канал, образованный рекой и лесистым островком, протяженностью в несколько миль. Здесь Тремаль-Найк решил высадиться на берег, отсюда начиналась дорога в Кхари.
 Экипаж только что отдал якоря, когда у северного края канала показались два знакомых судна. Заметив их, Сандокан, стоявший на палубе, нахмурил брови.
 — Ах так! — сказал он. — Они так привязаны к нам, что пришли за нами даже сюда? Ну тогда я с ними сейчас потолкую. Канониры, по местам! Расчехлить пушки!




 Глава 10
 ЖЕСТОКОЕ СРАЖЕНИЕ


 Матросы, уже готовые бросить якоря и спустить паруса, прервали свою работу и бросились каждый к своему боевому посту. Эти закаленные в сражениях морские волки, эти непобедимые пираты Момпрачема, эти тигры Малайзии, не раз заставлявшие трепетать даже Английского Леопарда, подорвавшие могущество самого Джеймса Брука, знаменитого раджи Саравака, вмиг пробудились, как только запахло порохом.
 Жажда битвы и воинственный азарт, уже давно дремавшие в них, овладели их душами. В одно мгновение все пятьдесят человек были на своих боевых местах, готовые к абордажу.
 Тремаль-Найк и Янес поспешно бросились к Тигру Малайзии, который, стоя на корме, внимательно следил за действиями обоих судов, настигающих «Марианну».
 — Они собираются напасть на нас? — спросил бенгалец.
 — И поставить нас меж двух огней, — ответил Сандокан.
 — Мерзавцы!.. Они специально выбрали пустынное место. Даймонд-Харбор уже далеко, на реке ни одного судна. Им не терпится потопить нас.
 — Пусть подойдут поближе, — сказал Янес со своим обычным спокойствием. — У них больше людей, но туги не стоят тигров Момпрачема.
 — Чего мы ждем, Сандокан? — с тревогой спросил бенгалец. — Не лучше ли первым открыть огонь?
 — Если бы это было в море, я бы так и сделал, но здесь, на реке, в английских водах, не стоит. У нас могут быть неприятности с властями, к нам бы отнеслись, как к пиратам.
 — Но туги воспользуются этим, чтобы занять выгодную позицию.
 — «Марианна» маневрирует лучше. В нужный момент мы сможем уйти из-под двойного огня. Пусть приблизятся, мы готовы их встретить.
 — А также пустить на дно, — добавил Янес. — Однако, смотри, один уже развернулся. На нас уже наводят пушки.
 — Прикажи бросить малый носовой якорь, — сказал Сандокан. — Никакой цепи, простой трос, который мы разрубим одним ударом. Попытаемся надуть этих мерзавцев.
 Оба брига уже вошли в канал и продвигались вперед с частью парусов на фок-мачте. Один направился к островку, другой держался ближе к левому берегу. Эти маневры явно указывали, что они собирались взять «Марианну» в клещи.
 На палубах там царило оживление. Матросы суетились на носу и на корме, явно готовясь к большому сражению.
 Сандокан оставался холоден и спокоен, как будто его лично это совсем не касалось, но глаза его внимательно следили за всеми маневрами парусников. Покинув его, Янес тщательно осмотрел пушки и велел матросам приготовить абордажные крючья.
 Лишь только стемнело, и луна показалась над вершинами деревьев, растущих на берегу, как оба судна подошли с двух сторон близко к «Марианне», и с ближайшего корабля послышался громкий голос: «Эй вы, там! Сдавайтесь, или мы вас пустим ко дну!»
 Сандокан взял в руку рупор.
 — Кто вы такие, чтобы нам угрожать? — выкрикнул он громовым голосом.
 — Суда бенгальского правительства, — ответил тот же голос.
 — Будьте добры показать нам свои документы, — смеясь, сказал Сандокан.
 — Вы отказываетесь подчиниться?
 — Пока еще мы к этому не готовы.
 — Мы откроем огонь!
 — Пожалуйста, если это доставит вам удовольствие.
 После такого дерзкого ответа страшные вопли поднялись на палубах обоих кораблей. «Кали!.. Кали!.. Кали!. « — истошно вопили там сотни голосов.
 Сандокан бросил рупор и вытащил свой кинжал.
 — Вперед, тигры Момпрачема! — закричал он. — Рубите канат, и берем их на абордаж!
 На вопли тугов экипаж «Марианны» ответил дружным воинственным кличем, еще более диким и страшным, чем у индийцев.
 Канат был перерублен одним ударом, и судно, предоставленное ветру, двинулось прямо на тот бриг, что был ближе к островку.
 С него раздался пушечный выстрел, далеко разнесшийся по реке и над лесами, теснившимися на берегу.
 На бриге, видно, надеялись, что их артиллерия легко пробьет борта «Марианны», но листы металлической обшивки, прикрывавшие ее от самой ватерлинии, были хорошей защитой от их маломощных пушек.
 — Пли, мои тигрята! — закричал Сандокан, сам вставший к штурвалу, чтобы вести свой корабль.
 Залп из нескольких десятков карабинов последовал за этой командой. Пираты, которые до тех пор прятались за фальшбортом, вскочили на ноги и открыли убийственный огонь по тугам, находившимся на палубе брига, в то время как артиллеристы наводили на него свои орудия.
 Бой завязался ожесточенный. Много людей попадало и на бриге, и на «Марианне», но больше на первом, чем на второй.
 Пираты, привычные к таким схваткам, стреляли только наверняка, а туги палили куда попало. Сандокан, сохраняющий абсолютное хладнокровие под градом пуль, свистевших над палубой его корабля, все время подбадривал своих людей.
 — Вперед, тигры Момпрачема! — кричал он. — Покажем этим тугам, как бьются в дикой Малайзии!
 Но не было нужды ободрять этих бесстрашных морских разбойников, прокопченных пушечным дымом, привыкших к жестоким сражениям. Стоя во весь рост, они яростно обстреливали из карабинов палубу вражеского корабля, в то время как канониры под командой Янеса точными выстрелами разбивали вдребезги его мачты и снасти.
 Сражение было в самом разгаре, когда сзади к «Марианне» подошел второй бриг и залпом разрядил по ней все свои пушки.
 — Право руля! — закричал Янес.
 Сандокан резко повернул руль, заставив судно сделать крутой вираж, а Тремаль-Найк и Каммамури бросились вместе с матросами к правому борту, чтобы встретить огнем карабинов нового противника.
 Этим молниеносным маневром «Марианна» выскочила за линию перекрестного огня и, развернувшись правым бортом, ударила по обоим сразу и из карабинов, и из пушек. У нее хватало огня и свинца сразу для двух противостоящих ей противников.
 Сначала Янес, который командовал артиллерией, разнес вдребезги фок-мачту первого корабля, заставив рухнуть ее на палубу, а когда туги окружили ее, пытаясь разрубить снасти и столкнуть в воду, залпом своей митральезы он учинил настоящую бойню среди них.
 Тем не менее положение «Марианны» было довольно сложным. Оба бенгальских корабля, хотя и были изрядно потрепаны, теснили ее, готовясь взять на абордаж с двух сторон. Имея численный перевес, туги надеялись легко овладеть ею, если им удастся вскочить на ее палубу.
 Искусными маневрами Сандокан пытался уйти от тисков, но канал был неширок, и ветер слишком слаб, чтобы сделать это наверняка. Разгоряченный сражением, к нему подошел Тремаль-Найк. Храбрый бенгалец дрался отважно, нанеся второму паруснику значительный урон со своей частью команды. И все-таки не смог остановить его натиск.
 — Они подошли вплотную и скоро кинутся на абордаж, — сказал он Сандокану, заряжая свой карабин.
 — Мы готовы их встретить, — ответил Тигр Малайзии.
 — Их вчетверо больше, чем нас.
 — Увидишь, как бьются мои люди. Самбильонг, ко мне!
 Малаец, стрелявший у бакборта, в несколько прыжков оказался на мостике.
 — Встань к рулю, — велел ему Сандокан. — Мы первыми пойдем на абордаж.
 — На какой из двух, капитан?
 — На тот, что по правому борту.
 И он устремился на палубу, крича громовым голосом:
 — В атаку! Ко мне, тигры Момпрачема!
 В то время как одни матросы выбрасывали за борт кранцы, чтобы при столкновении ослабить удар, а другие готовили абордажные крючья, Янес направил огонь всех пушек против второго брига, помешав ему прийти на помощь товарищу.
 Туги, ошеломленные этой смелой контратакой, не сумели избежать столкновения, что, впрочем, было бы нелегко с одной оставшейся у них мачтой и тяжелыми повреждениями.
 Тигры Момпрачема, ловкие, как обезьяны, обрушились на них, бросаясь с фальшборта, с палубных надстроек, с вантов и рей «Марианны».
 Сандокан и Тремаль-Найк, с кинжалом в правой руке и пистолетом в левой, первыми ворвались на палубу брига, в то время как Янес палил из пушек по второму.
 Нападение малайцев было таким молниеносным, что они овладели палубой брига, почти не встретив сопротивления.
 Туги, несмотря на свою численность, разбежались, кто куда, не слушая приказов своих начальников. Некоторые из них, сгрудившись у грот-мачты, с воплями страха и ненависти размахивали своими кинжалами. Здесь ничем не могли помочь их арканы, бесполезные в морском сражении.
 Столкновение было страшным, и тяжелые паранги тигров Момпрачема быстро покончили с теми, кто еще сопротивлялся.
 Теснимые отовсюду, туги готовы были уже броситься в воду и спасаться к острову вплавь, когда с «Марианны» послышались голоса: «Пожар! Пожар!»
 Энергичной командой Сандокан остановил яростный натиск своих людей:
 — На «Марианну»! — закричал он.
 Он первым вскочил на фальшборт и огромным тигриным прыжком бросился на палубу своего судна, в то время как Тремаль-Найк с горстью людей прикрывал это отступление.
 Густой дым поднимался из главного люка «Марианны», обволакивая паруса и мачты. Кусок фитиля, обрывок каната или кусок ткани, загоревшейся от пушечных выстрелов, должно быть, попал в трюм и вызвал пожар.
 Сандокан, не обращая внимания на пули, свистевшие над головой, велел приготовить помпы.
 — Вперед! — закричал он Самбильонгу, не отходившему от руля. — Держи к выходу из канала! Все на борт!
 Тремаль-Найк и Каммамури, вместе с матросами, прикрывавшими отступление, быстро перескочили на палубу «Марианны».
 Абордажные крючья были обрублены, и «Марианна» тут же оторвалась от одного парусника, пройдя перед носом у другого.
 Отступление было вынужденное, поскольку невозможно было сражаться против двух кораблей, имея к тому же пожар в своем трюме. Огонь вот-вот мог достигнуть бочек с порохом, и тогда все взлетели бы на воздух.
 Повреждения «Марианны» были незначительны и не мешали ее маневрам. Можно было не бояться, что ее настигнут, тем более что один из парусников оказался без мачты, а другой был изрядно потрепан.
 Сандокан быстрым взглядом оценил ситуацию и приказал Самбильонгу:
 — На Даймонд-Харбор!
 Это было лучшим решением в данной обстановке. Там они по крайней мере могли бы получить помощь, а туги не осмелились бы преследовать их до самой станции.
 Однако на втором бриге, вопреки ожиданиям, быстро подняли все паруса и явно намеревались настигнуть «Марианну», пока она еще не вышла из канала. Пушечный огонь с него, прекратившийся перед этим, возобновился с новой силой. Снаряды падали и вспенивали воду у самой кормы «Марианны».
 — Ах так! — закричал Сандокан, приведенный этим в ярость. — Ты хочешь преследовать меня? Погоди же! Тремаль-Найк!
 Бенгалец бросился на зов Тигра Малайзии.
 — В чем дело?
 — Ты и Каммамури займитесь пожаром. Отведи на мостик Сураму и вдову — они заперты в каюте. Возьми себе двадцать человек, остальные — мне.
 Затем он бросился на корму, где Янес командовал установкой перенесенных сюда носовых пушек, наводя их в сторону преследователя.
 — Разнеси его к дьяволу! — заорал Сандокан.
 — Будет сделано, — ответил португалец со своим обычным спокойствием. — Вот эта пушечка сейчас погреет им спины.
 — Заряжай картечью. Сделай им татуировку железом.
 Сандокан сам встал за одной из пушек и тщательно навел ее на мостик брига, который мчался вперед, как бы собираясь протаранить «Марианну».
 Два пушечных выстрела прогремели с кормы. Португалец и Тигр Малайзии выстрелили одновременно. Фок-мачта индийского корабля, подбитая у основания, закачалась и с грохотом повалилась на правый борт, засыпав палубу обломками и снастями, накрыв часть ее обрывками паруса.
 — К митральезам! — закричал Сандокан. — Разнесем им всю палубу!
 Еще два выстрела прогремели одновременно. Ужасные крики, крики боли и ужаса, раздались на корабле тугов. Картечь произвела по всей видимости страшные опустошения среди этих душителей. Клубы дыма и языки пламени показались над мостиком брига.
 Сандокан и Янес, оба прекрасные артиллеристы, стреляли без передышки, то целясь снарядами в корпус, то посыпая картечью палубу; она теперь вся простреливалась, от носа до кормы. Выстрелы из митральезы следовали с такой быстротой, что у вражеского экипажа не было никакой возможности избавиться от упавшей мачты, которая мешала движению корабля.
 Бриг замедлил ход и беспомощно закачался на волнах. Выстрелы с «Марианны» следовали один за другим. Вот уже и грот-мачта, следом за фок-мачтой, надломилась и рухнула в воду, накренив корабль и повредив мостик.
 Расстрел вражеского корабля продолжался. Это было уже не судно, а просто понтон, без мачт и парусов, продырявленный снарядами, загроможденный обломками, а «Марианна» все еще не ослабляла огня. Ее картечь и снаряды били по корпусу и по палубе брига, в то время как карабины малайцев уничтожали метавшийся там экипаж.
 Второй парусник тщетно пытался прийти на помощь первому, ибо, лишенный мачты, он почти не мог двигаться.
 — Давай быстрее, — торопил Сандокан. — Еще один натиск, и все будет кончено. Цельтесь точнее!
 Четыре прицельных выстрела последовали один за другим, оставив четыре бреши в борту побежденного брига. Это были выстрелы милосердия. Бедный парусник, который лишь чудом держался на плаву, резко накренился на правый борт, куда тянули мачты, куда через бреши врывалась вода, и медленно перевернулся килем вверх.
 Оставшиеся в живых бросились в воду и, отчаянно взмахивая руками, поплыли к острову. Второй бриг как будто попал на мелководье — он встал и больше не двигался.
 — Добьем их? — спросил Янес.
 — Пусть себе плывут, — ответил Сандокан. — На этот раз с них хватит. Самбильонг, мы выходим из канала.
 Оставив пушки, он кинулся к главному люку, где часть экипажа боролась с огнем, качая помпу и помогая ей ведрами воды, среди клубов дыма.
 — Как дела? — спросил Сандокан с беспокойством.
 — Опасности уже нет, — сказал Тремаль-Найк. — Огонь потушен, и наши люди уже в трюме. Сейчас они рубят сгоревшие переборки.
 — Я боялся за мою «Марианну».
 — Куда мы идем теперь?
 — Вернемся в реку, а затем спустимся с другой стороны острова. Нам лучше не появляться теперь у Даймонд-Харбора.
 — Лоцманы, должно быть, слышали канонаду.
 — Наверное, если они не глухие.
 — Какой концерт был для тугов!
 — Надеюсь, им не скоро захочется второго такого.
 — А как там другой бриг?
 — Не двигается. Скорее всего, сел на мель. К тому же мы так его отделали, что он уже ни на что не годен. Теперь мы сможем высадиться на берег без помех и отправим судно в бухту Райматла. Мы дешево отделались: дело могло быть хуже. Высадившись чуть дальше к югу, мы все равно попадем в Кхари?
 — Да, через джунгли.
 — Десять-двенадцать миль через бамбук нас не испугают, даже если там водятся тигры. Самбильонг! Право руля! Мы возвращаемся в Хугли.




 Глава 11
 В ДЖУНГЛЯХ


 «Марианна» была меньше каждого из бригов, имела меньший экипаж и, учитывая все это, действительно дешево отделалась.
 Несмотря на яростный обстрел вражеских пушек ущерб был невелик, и отправляться на верфь для починки нужды не было. Обшивка корпуса почти не пострадала. Достаточно было починить фальшборт и заменить изорванные снасти. Однако семь человек экипажа были убиты выстрелами из карабинов, еще столько же ранены.
 Но зато победа была полная. Один из двух бригов перевернулся и затонул; другой был изрешечен снарядами и сел на мель. Пробоины в его трюме оказались так велики, что заделать их тугам не удалось, и когда «Марианна», ведомая Самбильонгом, достигнув северной оконечности острова, вошла в реку, второй их корабль исчез под водой.
 Пожар на «Марианне» был полностью потушен, и никакое преследование ей не грозило. Подозревая, однако, что туги, которые нашли прибежище на острове, могут устроить засаду, Сандокан велел вести судно к противоположному берегу.
 — Где мы высадимся? — спросил Янес у Сандокана, внимательно осматривавшего берег.
 — Спустимся еще на десяток миль, — ответил тот. — Я не хочу, чтобы туги видели, где мы высаживаемся.
 — Это далеко от деревни?
 — Несколько километров, как сказал Тремаль-Найк. Придется, правда, пересечь джунгли.
 — Это не труднее, чем пройти по нашим девственным лесам на Борнео.
 — В этих бамбуковых зарослях полно тигров.
 — Ну, с тиграми мы давно на «ты». И потом, разве не для охоты на них мы явились сюда, в Сундарбан?
 — Твоя правда, — улыбаясь, сказал Сандокан.
 — Ты думаешь, туги знают о наших намерениях?
 — Возможно. Но вряд ли они сообразят, что мы можем высадиться здесь.
 — Может быть, они ждут, что мы нападем на них со стороны Мангала, и попытаются взять реванш?
 — Возможно, Янес, но они придут туда слишком поздно. Я уже дал Самбильонгу инструкции, чтобы не вызвать подозрений в Сундарбане. Он спрячет «Марианну» в бухте Райматла и разберет мачты, прикрыв корпус травой и тростником.
 — А как мы будем держать с ними связь? Возможно, понадобится их помощь.
 — Каммамури будет у нас связным.
 — Он останется с Самбильонгом?
 — Да, по крайней мере пока они не достигнут бухты. Он знает эти места и сможет найти отличное укрытие для нашего судна. Туги уже доказали, что с ними нельзя шутить. Мы должны быть хитрее. Только в этом случае мы сможем утопить их в подземельях Раймангала.
 — Посоветуй Самбильонгу хорошенько стеречь манти. Если старик сбежит, мы не сможем захватить их врасплох.
 — Не бойся, Янес, — сказал Сандокан. — Часовые стерегут его днем и ночью.
 — Пора высаживаться, — сказал подошедший Тремаль-Найк. — Не стоит слишком удаляться от дороги, ведущей в Кхари. Джунгли опасны.
 — Хорошо, — согласился Сандокан. — Вели приготовить шлюпку. Будем разбивать лагерь на берегу.
 — У нас есть отличное убежище, чтобы провести ночь, -сказал Тремаль-Найк. — Рядом одна из башен для потерпевших крушение. Мы прекрасно устроимся в ней.
 — Сколько людей возьмем с собой? — спросил Янес.
 — Хватит шестерых. Они уже отобраны, — ответил Сандокан. — Большой отряд может вызвать подозрения у тугов Раймангала.
 — А Сурама?
 — Пойдет с нами: она может нам пригодиться.
 «Марианна» бросила якорь недалеко от берега, шлюпка была спущена на воду.
 Сандокан отдал Каммамури и Самбильонгу последние приказания, напомнив, что надо быть максимально осторожными, затем спустился в шлюпку, где уже находились шестеро малайцев, Сурама и вдова туга, которую рассчитывали оставить в поместье Тремаль-Найка.
 В две минуты они достигли берега и высадились на краю диких джунглей, в нескольких шагах от башни-убежища, одиноко возвышавшейся среди колючего тростника и густых тропических зарослей.
 Взяв карабины и съестные припасы, они покинули шлюпку и направились к башне, к стене которой была прислонена легкая бамбуковая лестница.
 Это была башня, подобная тем, которые Сандокан и Янес уже видели в устье реки, деревянная, высотою метров в шесть. На стене ее висела дощечка с надписями на английском, немецком, французском и хинди, предупреждавшая о том, что судно с продовольствием приходит раз в месяц и съестные припасы надо беречь.
 Сандокан прислонил лестницу к окну и влез в башню первым; за ним Сурама и вдова.
 Наверху была всего одна комната, способная вместить дюжину людей, с несколькими гамаками, подвешенными на балках, и грубым сундуком, где лежали сухари и солонина. Не слишком роскошно для тех несчастных, которых злая судьба забросила бы на эти необитаемые берега; однако голодной смерти они могли не опасаться.
 Когда все забрались внутрь, Тремаль-Найк велел втащить лестницу, чтобы тигры, которых здесь было достаточно, не смогли проникнуть в убежище.
 Две женщины и командиры отряда устроились в гамаках; малайцы растянулись на полу, положив рядом оружие, хотя пока что опасности не было никакой.
 Ночь прошла спокойно, нарушаемая лишь жалобным воем какого-то голодного шакала да криками ночных птиц. Когда проснулись, «Марианны» уже не было видно. В это время она, наверное, уже достигла устья Хугли. Лишь какая-то лодка с кормовым навесом и с четырьмя полуобнаженными гребцами поднималась вверх по реке. Со стороны же джунглей вообще никого не было видно. Только стаи птиц поминутно взлетали в воздух и кружили над берегом.
 — Точно в пустыне, — сказал Сандокан, с высоты башни оглядывая реку и прибрежные джунгли.
 — Здесь дельта Ганга, — ответил Тремаль-Найк. — Скоро ты увидишь все это вблизи и составишь себе представление об этом огромном болоте, которое простирается между двумя главными рукавами священной реки.
 — Не понимаю, зачем туги выбрали для своего пребывания такое неуютное место. Тут наверняка круглый год лихорадка.
 — И не только. Еще и холера, которая производит огромные опустошения среди молангов. Но здесь туги чувствуют себя в безопасности, ибо никто не отважится сунуться в эти дебри, в эти болота, выделяющие смертельные миазмы.
 — К нам это не относится, — сказал Сандокан. — Мы лихорадки не боимся, мы к ней привыкли.
 — А где же они находят жертвы для своей богини, если земли эти почти необитаемы? — спросил Янес.
 — Они ловят какого-нибудь моланга, забредшего далеко от деревни. К тому же они орудуют не только в самом Сундарбане; туги имеют своих эмиссаров по всей Индии. Они подстерегают людей в местах паломничества, и многие паломники никогда уже не возвращаются домой. В Раймангале я знал одного, который орудовал среди паломников, направлявшихся на большие религиозные церемонии в Бенарес; он задушил семьсот девятнадцать человек; и этот негодяй сожалел только об одном: что ему не удалось довести число своих жертв до тысячи  1 .
 — Ну и зверь! — воскликнул Янес.
 — А почему они душат свои жертвы арканами, а не убивают, скажем, из карабина? — спросил Сандокан. — Странная привязанность к этим арканам!
 — Их религия требует этого, — отвечал Тремаль-Найк. — В жертву Кали можно принести только человека, умерщвленного без пролития крови.
 — К счастью, это ограничивает их возможности.
 — Тем не менее бойни, которые туги устраивали еще несколько лет назад, невозможно вообразить. Некоторые районы Центральной Индии буквально обезлюдели из-за этих свирепых убийц.
 — Но какое удовольствие находят они в том, чтобы передушить так много людей?
 — Какое удовольствие? Я слушал однажды туга, который говорил так: «Вы испытываете ни с чем не сравнимое чувство, когда настигаете дикого зверя в его норе, когда побеждаете тигра или пантеру в жестокой схватке. Но насколько же сильнее оно, когда борьба ведется с человеком, с человеком, которого нужно уничтожить! Тут требуется не только смелость, но и хитрость, осторожность, тут надо быть и дипломатом. Играть на его страстях, заставить дрожать в его душе струны любви и дружбы, чтобы в конце концов завлечь жертву в свои сети и уничтожить, — это ни с чем не сравнимое, это неописуемое наслаждение».
 Этот негодяй к тому времени уже принес своей богине несколько сотен жертв. Для тугов убийство разрешено и даже предписано их законом; убивать — для них высшая радость и долг; видеть агонию своей жертвы — несказанное счастье.
 — Так, значит, убить безоружного человека, по их понятиям, — это высокое искусство, — пробормотал Янес. — Настоящая апология преступления.
 — И много сейчас этих сектантов Кали? — спросил Сандокан.
 — Их насчитывается сотни тысяч, большей частью рассеянных в джунглях.
 — И все подчиняются Суйод-хану?
 — Он их высший глава, всеми признанный, — ответил Тремаль-Найк.
 — К счастью, большинство из них далеко, — сказал Янес. — Если бы все они собрались в Сундарбане, нам ничего бы не оставалось, как возвращаться на Момпрачем.
 — В Раймангале их, наверное, немного. Я думаю, что Суйод-хан, даже в случае опасности, не вызывает их из других районов. Власти Бенгалии следят за ними и при удобном случае не пощадят.
 — Однако власти не помешали им вернуться и снова обосноваться на Раймангале, — сказал Сандокан.
 — Властям не до этого сейчас. Как я уже говорил, в Северной Индии разгорается небывалое восстание, и на днях несколько полков сипаев взбунтовались и расстреляли своих офицеров в Мируте и Канпуре. Может, позднее, когда усмирят мятеж, они займутся и тугами Суйод-хана.
 — Надеюсь, что к тому времени в Сундарбане их уже не останется, — сказал Сандокан. — Мы не для того приехали сюда, чтобы дать им выскользнуть из наших рук. Не так ли, Янес?
 — Поживем — увидим, — ответил португалец. — Пойдем, Сандокан, я уже насиделся в этой клетке, мне не терпится увидеть наших слонов.
 Сурама и вдова приготовили чай, найдя глиняный горшок и кое-какую провизию среди припасов в сундуке.
 Выпив несколько чашек, наши путники установили лестницу и спустились к подножию башни.
 Трое матросов, вооруженных парангами, стали во главе отряда, чтобы расчищать путь среди густых зарослей бамбука, переплетенных лианами, и маленький отряд двинулся в путь под жгучими лучами тропического солнца.
 Кто не видел джунглей Сундарбана, тот не сможет даже отдаленно представить себе эту безотрадную картину.
 Даже пустыня, лишенная какой-либо зелени, не так уныла, как эти грязные равнины, хоть и покрытые густой растительностью. В ней нет ничего радостного, ничего живописного. Бескрайнее море гигантских тростников и бамбука, имеющее какой-то унылый, неприятный желтовато-бурый цвет. Здесь вы не увидите ни пышных цветов, ни яркой и сочной зелени, поскольку ничто из множества прекрасных цветов и пышных деревьев Бенгалии на этой болотистой почве не растет.
 Все растения здесь очень высокие и развиваются с необыкновенной быстротой, но вид у них какой-то болезненный, и вскоре они нагоняют тоску. Не только тяжелый и влажный воздух, но и эта тоска в придачу угнетают каждого, кто отважится углубиться в этот девственный хаос.
 Главный враг — сырость, в сочетании с палящим зноем. Здесь идет как бы непрерывная борьба между водой, которая затопляет эти земли, и солнечным жаром, который быстро высушивает их; борьба, которая возобновляется ежедневно из года в год, из века в век, без всякого перевеса в ту или другую сторону. Растения на этой почве быстро развиваются, но тут же заболевают и вскоре гибнут, разлагаются в воде и гниют. А испарения зараженной гниющими остатками воды вызывают лихорадку и азиатскую холеру.
 Ужасная болезнь, которая почти каждый год производит опустошения среди населения всей планеты, возникает именно здесь. Микробы размножаются в этих болотах с необыкновенной быстротой, а затем вместе с толпами паломников распространяются по всей Азии и Европе. Холера никогда не уходит из этих бедных деревень, затерянных среди бамбуковых джунглей. Но местные жители приспособились к ней и редко от нее умирают. Когда же появляется европеец, у которого нет иммунитета, она убивает его тотчас, буквально в несколько дней. Холера и лихорадка — союзницы тугов и защищают их лучше всех крепостей.
 Но не только болезни подстерегают путника среди этих болот. Змеи, тигры, носороги и огромные прожорливые крокодилы живут и плодятся здесь беспрепятственно.
 Если Сундарбан — сущий ад для всех остальных людей, зато он истинный рай для охотников. Множество диких животных живут здесь в полной безопасности, дразня английских офицеров и чиновников, среди которых немало страстных охотников, но которые не рискуют забираться сюда.
 Европеец не может здесь жить: смерть подстерегает его за каждой болотной кочкой, за каждым кустом. Если он избежит когтей тигра, ядовитого укуса кобры и зубов гавиала, он все равно умрет от тропической лихорадки или холеры.
 Маленький, но дружный отряд, ведомый Тремаль-Найком, медленно, шаг за шагом, продвигался сквозь непроходимые джунгли, прокладывая себе дорогу с помощью острых парангов. Малайцы, привыкшие действовать этими тяжелыми, как топорики, ножами, наделенные к тому же незаурядной силой и выносливостью, работали ими без передышки. Они срубали одним ударом толстые стволы бамбука, валя их направо и налево, расчищая путь двум женщинам и своим предводителям, которые бдительно следили, не появится ли поблизости какой-нибудь тигр.
 С каждым шагом растительность становилась все гуще, и это было трудным испытанием для терпения и ловкости малайцев, хотя они и не были новичками в джунглях.
 Бамбуки сменялись бамбуками, густыми и очень высокими, прерываясь время от времени нагромождением толстых лиан да лужами с гнилой желтоватой водой, вынуждавшими делать длинные обходы.
 Удушающая жара, которая царила среди этих растений, заставляя потеть малайцев и индийцев, но больше всех Янеса, который как европеец больше других страдал от обжигающих лучей тропического солнца.
 — Я предпочитаю наши девственные леса Борнео, — ворчал бедный португалец, весь красный и мокрый от пота, точно вышедший из парилки. — Долго это будет продолжаться, черт подери! Я уже сыт по горло бенгальскими джунглями.
 — Часов десять-двенадцать, — отвечал Тремаль-Найк, который, напротив, казалось, прекрасно себя чувствовал среди этих тростников и болот.
 — Я доберусь до твоего бенгали в весьма жалком виде. Хорошие же места выбрали эти туги! Черт бы побрал их всех! Могли бы найти себе убежище и получше.
 — Не уверен, что они предпочли бы другое. Здесь они чувствуют себя в полной безопасности. Звери и холера, болота и лихорадка — вот их лучшие стражи. У них хватает ума, чтобы понимать это.
 — И нам придется таскаться по этим джунглям целыми неделями? Хорошенькая перспектива!
 — Слоны помогут нам. Когда ты заберешься к ним на спину, в свежем воздухе недостатка не будет. Стоп!
 — Что такое? — спросил Янес, снимая с плеча карабин.
 Малайцы из авангарда остановились и склонились к земле, внимательно прислушиваясь.
 Перед ними было нечто вроде тропинки, довольно широкой, по которой могли пройти три-четыре человека в ряд и которая, казалось, была протоптана недавно — бамбуки, лежащие на земле, еще не успели завянуть.
 Сандокан, шедший сзади с Сурамой и вдовой, догнал ушедших вперед.
 — Проход? — спросил он.
 — Сделанный каким-то огромным животным, которое идет впереди нас, — ответил один из малайцев. — Бамбук повалили минут десять назад.
 Тремаль-Найк вышел вперед и осмотрел почву, на которой обозначились широкие следы.
 — Перед нами идет носорог, — пояснил он. — Он услышал удары парангов и ушел. У него, должно быть, один из тех редких моментов, когда он в добродушном настроении. Иначе он бы, как сумасшедший, накинулся на нас.
 — Куда он направляется? — спросил Сандокан.
 — На северо-восток, — ответил один из малайцев, взглянув на свой ручной компас.
 — Это и наше направление, — сказал Тремаль-Найк. — Поскольку он расчищает нам дорогу, пойдем за ним: это сэкономит наши силы. Однако держите наготове карабины: с минуты на минуту он может повернуть назад.
 — Мы готовы встретить его, — отозвался Сандокан. — Женщины сзади, а мы впереди. Начнем нашу охоту.




 Глава 12
 НАПАДЕНИЕ НОСОРОГА


 Свирепый гигант ушел отсюда всего несколько минут назад. Должно быть, он прятался здесь от жгучих солнечных лучей — от них часто трескается его кожа. Но шум, который производили паранги, заставил его подняться и уйти. Наверное, зверюга был и в самом деле мирно настроен, ибо очень редко эти исполины, сочетающие страшную силу с безрассудной яростью и жестокостью, добровольно уступают дорогу. На всех: и людей, и других животных, включая даже слона, — они нападают с дикой яростью, и ничто не может остановить этот страшный напор. А толстая шкура защищает их даже от пуль. Уязвим у него только мозг, и чтобы свалить носорога, нужно попасть ему точно в глаз, что, конечно же, дело нелегкое.
 Хотя носорог с минуты на минуту мог повернуть назад, Сандокан решительно шел вперед по проложенной тропе в сопровождении Янеса и Тремаль-Найка. Они продвигались, однако очень осторожно, держа палец на курке карабина, и часто останавливались и прислушивались.
 Но не было слышно никакого шума: очевидно, носорог успел уже уйти далеко.
 — Он очень любезен, — сказал Янес. — Проложил нам шикарный проспект, дал отдохнуть нашим людям. Пусть продолжает в том же духе, пусть так и следует прямо до ворот твоего поместья, дружище Тремаль-Найк.
 — А там пусть заходит в конюшню, — смеясь, ответил бенгалец. — Я бы задал ему хорошего корму из вкусных корней и свежей листвы.
 — А ведь факт: он все время придерживается нужного нам направления.
 — Посмотрим, насколько его хватит, — сказал Сандокан. — Как бы ему не надоело наше общество, и он не решил избавиться от нас. Если это взбредет ему в голову, нам не поздоровится, господа.
 Так они продолжали продвигаться вперед, а за ними на расстоянии пятидесяти шагов шли малайцы, охраняя Сураму и вдову. Пройдя еще семьсот-восемьсот метров, они заметили, что бамбук начинает редеть, а впереди слышится оглушительный гам, точно множество водяных птиц слетелись и устроили птичий базар у пруда.
 — Неужели выходим на открытое место? — спросил Сандокан. — Я мечтаю о глотке свежего воздуха.
 — Тихо, — сказал Тремаль-Найк. — Где-то здесь носорог.
 — Но его нигде не видно.
 — Он мог затаиться в зарослях. Янес, вышли на разведку трех человек.
 Едва португалец сделал знак трем малайцам подойти к ним, как впереди показалось открытое пространство с озерцом желтоватой воды, поросшим тростником и листьями лотоса.
 На противоположном берегу виднелись какие-то развалины: колонны, арки, обломки треснувших стен — видимо, остатки древней пагоды.
 Сандокан быстрым взглядом окинул водоем и тут же отпрянул назад в заросли.
 — Он там, этот зверюга, — прошептал он. — Похоже, он дожидается нас, чтобы наброситься.
 — Взгляну-ка и я на это чудовище, — сказал Янес.
 Он лег на землю и ловко пополз среди бамбука туда, где кончались заросли. Огромный носорог стоял на берегу пруда, наполовину погрузив свои ножищи в грязь и опустив голову. Его страшный рог был направлен в сторону людей. Это был один из самых крупных экземпляров, почти в четыре метра длиной и больше метра высотой. Его уродливая голова, короткая и треугольная, вросшая в массивное бесформенное туловище, казалась страшным тараном, на конце которого торчал длинный и острый рог.
 — Ну и зверь! — воскликнул Янес, разглядывая его. — Неужели он не даст нам пройти?
 — Скоро он не уйдет, — ответил осторожно подошедший бенгалец. — Они упрямы, эти животные.
 — Мы можем стрелять в него прямо отсюда. Шесть пуль достаточно, чтобы свалить его.
 — Гм! Сомневаюсь в этом.
 — Мы с Сандоканом убили не одного в лесах Борнео. Правда, те были не такие огромные.
 — Когда он стоит, трудно поразить его насмерть.
 — Это почему?
 — Складки, которые собираются на его броне, прилегают одна к другой и мешают пуле проникнуть внутрь. Когда же он идет, они раздвигаются, оставляя открытой внутреннюю ткань. Тогда вполне можно пробить шкуру.
 — Пусть его убьют где-нибудь в другом месте. А мы попытаемся просто обойти этот пруд.
 — Именно это я и хотел предложить. Постараемся по крайней мере добраться до развалин той пагоды. За ее колоннами и стенами мы будем в безопасности.
 — Лишь бы он не заметил нас.
 — Пока мы не выйдем из зарослей, он не двинется, — успокоил Тремаль-Найк.
 Они вернулись к Сандокану, который совещался со своими малайцами, что предпринять, чтобы не подвергать опасности двух женщин.
 Предложение Тремаль-Найка было сразу одобрено. На том берегу, усеянном обломками и огромными каменными глыбами, носорогу негде было бы развернуться. Стрелять же по нему было бы удобнее.
 Убедившись, что чудище не переменило позицию, они углубились в заросли, стараясь обогнуть пруд, не производя шума. До развалин оставалось уже не более ста шагов, когда со стороны пруда послышалось громкое пыхтение и вслед за тем тяжелый галоп, от которого задрожала земля. Исполин бросился в заросли, в ту сторону, где прятались его враги.
 Янес схватил за руку Сураму с криком:
 — Бежим! Он у нас за спиной!
 Заслышав это восклицание, носорог, который устремился было по своей старой тропе, сделал резкий поворот и бросился вслед за ними. Казалось, поезд на всех парах врезался в заросли бамбука. Толстые стволы ломались, как соломинки, падая в сторону, как скошенная трава.
 Обе женщины и с ними весь отряд ударились в отчаянное бегство. За несколько минут они добежали до развалин и укрылись за колоннами, за огромными гранитными глыбами. Но в тот же момент зверь выскочил из зарослей и устремился вперед, опустив голову и выставив воинственно свой ужасный рог.
 Янес и Сандокан выстрелили одновременно, почти в упор.
 Раненый колосс встал на дыбы, как пришпоренная лошадь, и с яростью бросился на каменную стенку, которая прикрывала их. Не выдержав мощного удара, она треснула. Кирпичи разлетелись, и оба пирата повалились среди ее обломков, выронив карабины.
 Тремаль-Найк, который вместе с Сурамой и вдовой успел взобраться на огромную каменную глыбу, издал крик ужаса, уверенный, что они погибли.
 И вдруг все увидели, что носорог отчаянно роет землю своими огромными ногами, по которым густо стекает темная кровь.
 — Готов! — раздался чей-то воинственный голос.
 Это один из малайцев, бросившись на помощь Сандокану и португальцу, сумел подобраться к нему сзади и своим парангом разрубил исполину сухожилия задних ног.
 Животное упало, издало страшный крик, но тут же опять поднялось. Однако этой минуты хватило Сандокану, Янесу и малайцу, чтобы спрятаться за каменной стеной.
 Их товарищи подняли карабины и открыли бешеный огонь.
 Весь израненный, с перерезанными ногами, носорог несколько раз крутанулся вокруг своей оси и, как безумный, испуская оглушительные вопли, бросился в пруд, оставляя за собой полосы крови.
 Несколько минут он бился в воде, поднимая вокруг себя красные волны, попытался было вернуться на берег, но силы изменили ему. Он упал. Еще несколько мгновений его тело содрогалось в конвульсиях, потом вся огромная серая масса оцепенела, погружаясь понемногу в топкое дно.
 — Ему конец, — сказал Янес. — Ну и громадина, черт побери!
 — Эти животные страшнее тигров, — сказал Сандокан, наблюдая, как погружается в воду мертвое тело. — Он разнес эту стенку, словно она картонная. Без этих двух ударов парангом не знаю, как бы мы выпутались.
 — Твой малаец сразил его слоновьим ударом? — спросил Тремаль-Найк.
 — Да, — ответил Сандокан. — У нас слонов убивают, подрезая им жилы на задних ногах.
 — Жаль, что нам не достанется его рог!
 — Ты хочешь иметь его? Тело не погружается больше, и голова на поверхности.
 — Это самый завидный охотничий трофей.
 — Я поручу нашим людям отрезать его. А мы расположимся здесь на пару часов и позавтракаем. Слишком жарко, чтобы продолжать путь.
 Заметив близ развалин пагоды несколько тамариндов, которые давали густую тень, они направились туда отдохнуть.
 Малайцы уже достали из сумок съестные припасы, состоящие из сухарей, консервов и бананов, которые они набрали на берегу реки, прежде чем покинуть башню-убежище.
 Место было живописное, и воздух не такой душный, как в джунглях, хотя солнце струило на пруд целые огненные потоки, вызывая сильнейшее испарение воды. Глубокое молчание царило в окрестных джунглях. Даже птицы не были слышны, они замолчали, казалось, устав от жары.
 Покончив с завтраком, Янес, Сандокан и Тремаль-Найк направились к пагоде и принялись с любопытством разглядывать ее колонны и стены, испещренные надписями на санскрите, ее арки и полуразбитые статуи, изображающие слонов и фантастических животных.
 — Она что, когда-то принадлежала тугам? — спросил Янес, который разглядел на верху колонны фигуру, более или менее похожую на богиню Кали.
 — Нет, — ответил Тремаль-Найк. — Должно быть, она была посвящена Вишну; я вижу на всех колоннах фигуру карлика.
 — А он был карликом, этот бог?
 — Он стал им в своем пятом воплощении, чтобы усмирить высокомерного великана Бели, который победил и изгнал богов из Сургана, то есть из рая.
 — Он важный бог, этот Вишну.
 — Самый почитаемый после Брамы.
 — А как получилось, что карлик победил великана? — со смехом спросил Сандокан.
 — Хитростью. Вишну поставил себе цель освободить мир от всех злодеев и гордецов, которые мучили человечество. Победив многих из них, он задумал укротить также и Бели, который хозяйничал и на земле, и на небе. Вишну предстал перед ним в облике карлика-брамина. Смиренно он попросил великана уделить ему три шага земли, чтобы построить хижину.
 Бели, хозяин целого мира, посмеялся над глупостью карлика и ответил, что он мог бы попросить у него и что-нибудь посущественнее. Но Вишну настаивал на своей просьбе, говоря, что ему, такому маленькому, трех шагов земли будет вполне достаточно.
 Великан согласился и, чтобы подтвердить этот свой дар, вылил ему на руки священную воду. Вишну сразу вырос до такой необыкновенной величины, что наполнил своим телом всю Вселенную. Одним шагом он отмерил землю, другим — небо, а третьим приступил к великану, чтобы тот отдал ему все, что отмерил.
 Великан узнал Вишну и склонился перед ним. За это Вишну сохранил ему жизнь и разрешил ему возвращаться на землю каждый год в ноябре в день полной луны.
 — Хорошо было индийским богам в те далекие времена, -сказал Янес. — Они превращались по своему желанию то в великанов, то в карликов.
 — И даже в животных, — добавил Тремаль-Найк. — Например, в своем последнем, десятом воплощении, которое произойдет в конце этой эпохи, Вишну явится в облике коня с человеческими руками — с мечом в одной руке и щитом в другой.
 — И что он будет делать? — спросил Янес.
 — Наши священники говорят, что он спустится на землю, чтобы покарать всех злодеев. Тогда солнце и луна погаснут, мир задрожит, и звезды попадают, а большой змей, который сейчас спит в дальнем море, выпустит столько огня, что сожжет все миры и всех, кто там обитает.
 — А сам ты веришь в этого ужасного коня? — шутливым тоном просил Сандокан бенгальца.
 Тремаль-Найк улыбнулся вместо ответа и направился к пруду, где малайцы трудились, чтобы извлечь рог. После нескольких ударов паранга им удалось отрезать его. Длиной он оказался в метр и двадцать сантиметров. Острый конец его уже заметно стерся, поскольку много лет служил носорогу не только оружием, но и для того, чтобы выкапывать из земли корни, составлявшие его пищу.
 Этот редкий охотничий трофей присоединили к прочей поклаже, и в прежнем порядке отряд двинулся дальше. Вскоре после захода солнца они достигли цели своего путешествия — поместья, принадлежавшего Тремаль-Найку.




 Глава 13
 ТИГР-ЛЮДОЕД


 Кхари было одним из тех поселений, которые еще оставались в джунглях Сундарбана, несмотря на эпидемии холеры и тропической лихорадки, набеги тигров и пантер. Существовало оно благодаря необыкновенному плодородию здешних рисовых плантаций, на которых выращивали особо ценный сорт риса, очень тонкого, белого и ароматного, высоко ценимого знатоками.
 Поселение это представляло собой беспорядочное нагромождение хижин с глинобитными стенами, крытых пальмовыми листьями, и два-три простеньких бенгали, загородных домов смешанной англо-индийской архитектуры, владельцы которых, опасаясь лихорадки, почти никогда в них не живут.
 Здешнее бенгали Тремаль-Найка совсем не походило на его бенгали в Калькутте. Это была старая одноэтажная постройка с остроконечной крышей и верандой вокруг, построенная капитаном Корихантом, когда он воевал здесь с тугами Суйод-хана.
 За оградой бенгали возвышались два огромных слона, которые под присмотром погонщиков поедали свой вечерний рацион. Время от времени они прерывали еду, чтобы издать громкий трубный звук, от которого вздрагивали стены старого дома.
 Это были совершенно разные животные, принадлежащие к двум различным породам. Первый был массивнее, с короткими ногами и широким хоботом, и обладал необыкновенной физической силой; а второй был повыше, более поджарый и подвижный, зато имел преимущество в скорости.
 — Какие великолепные животные! — в один голос воскликнули Янес и Сандокан, остановившись во дворе, в то время как оба исполина, по знаку погонщиков, приветствовали новоприбывших, вскинув над головой свои хоботы.
 — Да, очень красивые и крепкие, — сказал Тремаль-Найк, окинув их взглядом знатока. — Достанется от них тиграм Сундарбана.
 — Мы воспользуемся ими уже завтра? — спросил Янес.
 — Да, если хотите, — ответил бенгалец. — Все должно быть готово для охоты.
 — Мы все поедем в паланкине?
 — Да, мы вместе с Сурамой займем один, а малайцы другой. Дарма и Пунти побегут следом.
 — Дарма! — воскликнули Янес и Сандокан. — Твоя тигрица здесь?
 Вместо ответа Тремаль-Найк издал длинный свист.
 Тотчас с веранды во двор с легкостью кошки прыгнула прекрасная тигрица и с радостью потерлась мордой о ноги хозяина.
 Янес и Сандокан, хоть и знали, что тигрица ручная, невольно попятились; малайцы спрятались за слонов, схватившись за свои паранги.
 Следом за тигрицей из-под навеса выскочила и собака, черная и рослая, как гиена. Она с веселым лаем принялась прыгать вокруг хозяина.
 — Вот мои друзья, которые станут и вашими друзьями, — сказал Тремаль-Найк, лаская обоих. — Янес, Сандокан, подойдите. А ты поздоровайся со своими родственниками из Момпрачема, — сказал он тигрице. — Ведь они тоже тигры.
 Зверь внимательно посмотрел на них умными зелеными глазами и приблизился, приветливо помахивая длинным хвостом. Затем тигрица обошла два раза вокруг них, внимательно обнюхивая, и только после этого позволила себя погладить и приласкать, выказывая свое дружелюбие негромким рычанием.
 — Она великолепна, — сказал Сандокан. — Никогда не видел такой красавицы.
 — И очень послушна, — ответил Тремаль-Найк. — Она слушается меня, как Пунти.
 — У тебя такие стражи, от которых туги будут держаться подальше.
 — Туги уже с ними знакомы и испытали на себе их зубы и когти в подземельях Раймангала.
 — А как они ладят между собой? — спросил Янес.
 — Прекрасно, даже спят всегда вместе, — ответил Тремаль-Найк. — Ну, пора ужинать. Мои слуги уже накрыли на стол.
 На следующий день Пунти разбудил всех своим оглушительным лаем. Напившись чаю, Сандокан и Янес вышли во двор с карабинами в руках.
 Тремаль-Найк был уже там с Сурамой, которая должна была сопровождать их, и в окружении малайцев. Оба гигантских слона, уже навьюченные, ждали сигнала, чтобы отправиться в путь.
 — На охоту, — весело сказал Сандокан, взбираясь по веревочной лестнице на спину слона в паланкин. — Я рассчитываю сегодня на хорошую добычу.
 — Есть серьезная дичь, — ответил, взбираясь вслед за ним, Тремаль-Найк. — Один человек из деревни покажет нам место, где прячется тигр-людоед.
 — Тигр-людоед?
 — Да. Этот зверь предпочитает человеческое мясо любому другому. Он уже сожрал двух женщин из деревни, а на днях напал на крестьянина, который, к счастью, отделался несколькими царапинами. Он-то и поведет нас.
 — Значит, нам предстоит иметь дело с хитрым тигром, — сказал Янес.
 — Который не даст легко поймать себя, — добавил Тремаль-Найк. — Людоедами обычно становятся старые тигры, у них уже не хватает проворства, чтобы охотиться за антилопами или дикими буйволами, вот они и нападают на женщин и детей. Этот пустит в ход всю свою хитрость, чтобы уйти от нас. Но Пунти знает свое дело.
 — А Дарма как поведет себя?
 — Будет смотреть со стороны. Я никогда не видел, чтобы она приняла участие в борьбе. Она не любит общаться с дикими тиграми, как будто не считает себя принадлежащей к этой породе. Вот и проводник, он пойдет впереди слонов.
 У ворот стоял бедный моланг, черный, как африканец, маленький и уродливый, в одной лишь набедренной повязке, дрожащий от лихорадки.
 — Садись сзади нас, — крикнул ему Тремаль-Найк.
 Индиец, ловкий, как обезьяна, взобрался по лестнице и устроился на спине слона.
 Погонщики, которые уже сидели верхом на слонах, спрятав ноги в их огромные уши, взяли свои короткие пики с острым загнутым концом и громко крикнули. Оба колосса ответили оглушительным трубным звуком и пустились в путь. Пунти бежал впереди, а Дарма следовала чуть сзади — она не любила приближаться к этим животным.
 Пересекли деревню, еще пустынную в этот час, и вскоре добрались до края джунглей, нырнув в бамбуки и гигантские травы, заполнявшие их. Слоны шли быстро и не колебались в направлении. Достаточно было легкого нажатия ноги погонщика или простого свиста, чтобы они повернули направо или налево. Но ступали они осторожно, разводя хоботом стволы бамбука и ощупывая под ногами мокрую землю, чтобы не провалиться в трясину, что вполне могло бы с ними случиться на этих илистых почвах.
 Вокруг, насколько хватало глаз, простирались однообразные, унылые джунгли, лишь кое-где оживленные небольшими группами кокосовых пальм или одним из тех огромных деревьев, которое само образует собой целую рощицу, часто состоящую из нескольких сотен стволов; называется оно фиговое дерево пагод, или баньян.
 Глубокое молчание царило в этом море растений и еще спящих птиц, которые тысячами живут и кормятся на болотах.
 Солнце еще не взошло, но желтоватый туман, насыщенный тяжелыми испарениями, еще колыхался на этой огромной равнине, туман опасный, несущий в себе холеру и лихорадку, столь обычные для этих мест.
 Жара постепенно усиливалась, чтобы не спадать уже до самого заката.
 — Этот туман вгоняет в тоску, — сказал Янес, дымивший своей сигаретой. — Он должен действовать даже на тигров.
 — Возможно, поэтому, — ответил Тремаль-Найк, — тигры, обитающие в Сундарбане, кровожаднее, чем другие.
 — Они, должно быть, терроризируют здесь молангов.
 — Каждый год многие из этих несчастных кончают жизнь в зубах хозяина джунглей. Если по всей Индии от тигров погибают примерно четыре тысячи человек, то три четверти их приходится на жителей Сундарбана.
 — Каждый год?
 — Да, Янес.
 — И моланги спокойно дают себя пожирать?
 — А что им остается делать?
 — Уничтожать их.
 — Чтобы бороться с этими зверями, нужна смелость, а у молангов ее нет.
 — Они боятся охотиться на них?
 — Они предпочитают покидать свои деревни, когда людоед становится слишком прожорливым.
 — Они не умеют делать западни?
 — В тех местах, где обитают эти звери, они роют глубокие ямы с острым колом внутри, покрывают их тонким бамбуком, спрятанным под легким слоем земли и травы, но поймать тигра удается редко. Они хитры и к тому же настолько ловки, что, даже упав в яму, умудряются выскочить из нее.
 С большим успехом моланги пользуются другой ловушкой. Они выбирают молодое дерево, крепкое и гибкое, сгибают его наподобие арки и привязывают вершину к колу, вбитому в землю. Веревку соединяют с приманкой, обычно это козленок или поросенок, положенной так, чтобы тигр не мог достать ее, не просунув сначала голову или лапу в скользящий узел.
 — Который стягивается при распрямлении дерева.
 — Да, и тигр оказывается повешенным на дереве.
 — Я предпочитаю стрелять их из карабина.
 — Англичане тоже.
 — Так они все-таки приезжают сюда на охоту?
 — Время от времени устраивают набеги. И надо сказать, они прекрасные и храбрые охотники. Помню охоту, устроенную капитаном Леноксом, в которой я тоже участвовал, охоту со многими слонами, целым войском загонщиков и сотней собак. Я тогда сам едва не оставил тут свою шкуру.
 — В пасти тигра?
 — Да, по вине моего оруженосца, который испугался и убежал с моим запасным ружьем в критический момент, когда я оказался лицом к лицу с тремя тиграми и только с одним зарядом.
 — Расскажи-ка, как ты выпутался, — сказал Сандокан, который заинтересовался этим.
 — Как я вам сказал, была устроена грандиозная охота, чтобы проучить тигров, которые уже много месяцев устраивали настоящую резню среди жителей Сундарбана. Из-за голода или по другим причинам они покинули болотистые и чумные острова Бенгальского залива и устраивали отчаянные набеги на деревни молангов, где осмеливались появляться даже средь бела дня. За какие-нибудь пятнадцать дней они сожрали более двадцати человек, парализовали движение на дороге в Сонапоре, убили двух лоцманов из Даймонд-Харбора, которых разорвали на куски вместе с женами. Они настолько осмелели, что появлялись даже в окрестностях Порт-Каннинга и Ранагала.
 — Видно, им надоело в Сундарбане, и они захотели переменить климат, — пошутил Янес.
 — Первые вылазки дали хорошие результаты, — продолжая Тремаль-Найк, — днем англичане охотились на них со слонами, по ночам ждали их у водопоя, притаившись в засадах, и стреляли прекрасно. За три дня были застрелены четырнадцать тигров. Но однажды вечером, незадолго до заката, в лагерь пришли два бедных моланга, чтобы предупредить, что видели тигра, бродившего возле развалин старой пагоды. Все англичане уже отправились к своим засадам, в лагере оставался только я и несколько погонщиков. У меня был приступ лихорадки. Несмотря на то что руки мои дрожали от озноба, я решил отправиться к пагоде, взяв с собой оруженосца, которому вполне доверял, не раз я уже испытав его храбрость и хладнокровие на охоте.
 Мы пришли туда через час после заката и устроили засаду среди деревьев, росших невдалеке от маленького пруда, — на берегу там было много следов. Рано или поздно тигр должен был появиться, чтобы подстерегать здесь антилопу или кабана, пришедших на водопой.
 Я сидел там часа два и начал уже терять терпение, когда увидел вдруг крупного оленя с прекрасными рогами, осторожно подходящего к воде. Эта добыча стоила ружейного выстрела, и, забыв о тигре, я выстрелил в него.
 Олень упал, но не успел я добежать до него, как он поднялся и бросился в джунгли. Он хромал, и, думая, что он ранен, я кинулся следом, на бегу перезаряжая свой карабин. Мой оруженосец с запасным ружьем следовал за мной. Я уже готов был углубиться в тростниковую чащу, как вдруг среди высокий травы услышал рычание и чавканье. Я остановился, как вкопанный, не зная, идти вперед или бежать назад.
 В этот момент мой оруженосец закричал:
 — Осторожно, господин! Там в зарослях тигр.
 — Хорошо, — ответил я. — Стой возле меня. У нас сегодня будут и ребрышки оленя, и тигриная шкура.
 Я осторожно углубился в заросли, держа карабин на изготовку, и через несколько шагов оказался лицом к лицу с… тремя тиграми!
 — У меня мороз по коже, — произнес Янес, — невеселое положеньице!
 — Продолжай, Тремаль-Найк, — сказал Сандокан, — что же было дальше?
 — Эти проклятые звери прикончили бедного оленя и поедали его. Увидев меня, они собрались кучкой, готовые броситься. Не думая о страшной опасности, в которой оказался, я выстрелил в ближайшего, попав ему в загривок, и тут же быстро отскочил назад, чтобы избежать нападения двух других.
 — Мое ружье! — закричал я оруженосцу и протянул руку, не оборачиваясь.
 Никто не ответил. Моего оруженосца не было позади. Испугавшись внезапного появления сразу трех тигров, он сбежал, унеся с собой мою заряженную пулями двустволку. Этот мошенник и не подумал, что оставляет меня без оружия перед тремя страшными людоедами!
 Нет нужды говорить, что я испытал в тот момент. Я почувствовал, как по лбу у меня струится холодный пот, за спиной я ощутил дыхание смерти.
 — И что же тигры? — с волнением спросила баядера.
 — Они стояли прямо в двадцати шагах, пристально глядя на меня расширенными зрачками и не осмеливаясь двигаться. Так прошла минута, длинная, как век, и вдруг меня осенило, как я могу спасти свою жизнь. Я решительно прицелился из карабина, который был уже разряжен, и щелкнул курком. Вы не поверите, но, услышав этот щелчок, два диких зверя повернулись и огромным прыжком исчезли в зарослях бамбука.
 — Вот что значит иметь фортуну, — сказал Сандокан, — и обладать к тому же немалым хладнокровием.
 — Да, — отвечал Тремаль-Найк, — правда, уже к утру следующего дня я лежал в постели в сорокаградусном жару.
 — Но ты все равно заработал шкуру, — пошутил Янес. -Ведь собственная шкура стоит лихорадки, не так ли?
 Пока продолжался этот разговор о перипетиях тигриной охоты, два слона продолжали углубляться в джунгли, прокладывая себе дорогу среди огромного бамбука и жесткой густой травы.
 Пернатые уже проснулись и хлопотали среди растений, не обращая внимания на присутствие двух слонов и людей, восседавших на них. Стаи ворон, длинноклювых аистов, павлинов с гордым оперением, сверкающим на солнце, и белоснежных горлиц поднимались почти из-под ног у слонов, кружились с минуту над паланкином, а затем снова опускались среди высоких трав.
 Почва становилась все более зыбкой и болотистой, затрудняя слонам путь. Вода просачивалась повсюду; сами эти земли, составляющие дельту Ганга, образованы из илистых наносов, едва просыхающих. Но это были подходящие места для тигров, которые любят сырость и близость рек.
 И, действительно, слоны шествовали по этим болотам не более получаса, когда послышался голос моланга:
 — Господин, здесь логово тигра. Будьте осторожны: он должен быть недалеко.
 — Друзья, зарядите карабины, — сказал Тремаль-Найк, — Пунти уже идет по следу. Слышите?
 Огромный пес глухо зарычал и вздыбил шерсть на загривке. Он уже почуял людоеда.




 Глава 14
 ПЕРВЫЙ ТИГР


 Оба слона по команде погонщиков замедлили шаг. Должно быть, они тоже почувствовали присутствие опасного зверя, потому что вдруг стали необычайно осторожны, особенно первый, на котором сидели Сандокан и его товарищи. Он был пониже второго и мог быть захвачен врасплох, поэтому, раздвинув бамбук, он сразу же убирал хобот и прятал его между огромных бивней.
 Хотя слоны и имеют толстую шкуру, она у них чрезвычайно чувствительна. Особенно нежен хобот, поэтому они всячески оберегают его, тем более от когтей кровожадного зверя.
 С карабинами на изготовку Сандокан и его друзья всматривались в заросли, пытаясь увидеть тигра, однако безрезультатно. Впрочем, растительность в этом месте была столь густа, что нелегко было проникнуть взглядом за ее завесу. И все же тигр, видимо, прошел здесь недавно. Этот сильный и характерный запах, который они оставляют позади себя, еще чувствовался. Потревоженный лаем Пунти, он, должно быть, решил укрыться.
 — Куда он забился? — спрашивал Сандокан, нетерпеливо трогая курок карабина.
 — Он понял, что с нами не стоит связываться, — сказал Янес, — и спрятался в свое логово.
 — Неужели он сбежал от нас?
 — Если Пунти взял след, это ему не удастся.
 — А Дарма? — спросил Янес. — Я ее не вижу.
 — Не беспокойся, она идет за нами. Она просто не любит слонов, к этим животным у нее антипатия.
 — Тихо, — сказал Сандокан. — Пунти обнаружил его!
 Из чащи колючего бамбука слышался яростный лай.
 — Он схватился с тигром? — вскричал Янес.
 — Он не станет, мой умный пес, — ответил Тремаль-Найк. — Он понимает, что не в силах сразиться с тигром. Он только дает нам знать.
 В этот момент моланг, который стоял позади паланкина, держась за его край, крикнул Тремаль-Найку:
 — Господин, вон он.
 — Ты видел его?
 — Да. Он прячется там внизу, в траве. Разве ты не видишь, как трава шевелится? Тигр крадется там, стараясь уйти от твоей собаки.
 — Погонщик! — крикнул бенгалец. — Толкни слона вперед: сейчас мы будем стрелять.
 По свистку погонщика слон ускорил шаг, направляясь к высокой траве, из которой доносился прерывистый лай Пунти. Второй слон с шестью малайцами на спине следовал за ним.
 Запах дикого зверя больше не чувствовался. Тем не менее слон, не новичок в таких опасных охотах, казалось, чуял присутствие страшного врага. Он выказывал знаки живейшего беспокойства: шумно отдувался, тряс огромной головой; время от времени по всему телу его проходила сильная дрожь, которая ощущалась даже в паланкине.
 Несмотря на свою огромную силу и необыкновенную мощь хобота, которым они вырывают с корнями большие деревья, слоны испытывают настоящий страх перед тиграми. Бывает, что они даже отказываются идти вперед и остаются глухи к понуканиям своих погонщиков.
 Но первый слон был храбрец: он уже много лет участвовал в таких охотах и, как уверял его погонщик, немало тигров затоптал своими мощными ногами. Однако сейчас даже он колебался. Его товарищ, который шел следом, тоже был неуверен, и погонщику приходилось понукать его ударами пики.
 Неожиданно моланг, который прошел вперед и теперь стоял, держась за плечи погонщика, крикнул:
 — Смотрите!
 Две желтые полосатые тени мелькнули в высокой траве, ближе чем в пятидесяти шагах от слона, и тут же снова исчезли в ней.
 — Их двое! — воскликнул Тремаль-Найк. — Людоед здесь, оказывается, с подругой. Спокойно, друзья мои! Стреляйте только наверняка. Кажется, они решили дать нам бой.
 — Так охота будет интереснее, — ответил Сандокан.
 Янес посмотрел на Сураму. Молодая баядера была очень бледна, но сохраняла спокойствие.
 — Ты боишься? — спросил он ее.
 — Рядом с тобой, белый господин, нет, — ответила девушка.
 — Не бойся, мы старые охотники и с тиграми близко знакомы.
 Оба зверя вновь забились в заросли. Казалось, они уходили от погони — лай Пунти сделался более яростным.
 — Толкни слона! — закричал Тремаль-Найк погонщику.
 От удара острой пики слон сразу осмелел, он тут же зашагал вдвое быстрее. Но чувствовалось, что страх не совсем преодолен, насколько можно было судить по его дрожи и тяжкому пыхтению.
 Тремаль-Найк и его товарищи, взведя курки, внимательно всматривались в высокую траву, но звери упорно не показывались.
 Вдруг послышался лай Пунти слева, в нескольких шагах от слона.
 Моланг закричал:
 — Осторожно, господин! Тигры собираются напасть. Они кружат вокруг нас.
 В тот же миг слон остановился и быстро свернул хобот, спрятав его между бивнями. Он уперся своими крепкими ногами в землю, слегка наклонил корпус назад и издал трубный звук, словно предупреждая охотников.
 И тут трава всколыхнулась от яростного толчка, и огромный тигр мощным прыжком бросился на слона, обрушившись ему на лоб и пытаясь когтями достать погонщика, который отпрянул назад.
 Сандокан, находившийся в передней части паланкина, мгновенно разрядил в тигра свой карабин, раздробив зверю лапу.
 Несмотря на рану, страшный зверь не упал. В немыслимом перевороте он увернулся от выстрелов Янеса и Тремаль-Найка, сжался в комок и огромным прыжком пролетел над головами охотников, упав позади слона с громким рычанием. Малайцы, сидевшие на втором слоне, тут же разрядили в него свои карабины, рискуя попасть в ноги первого слона; но тигр уже исчез среди бамбука.
 Несколько мгновений по его следу еще колыхались верхушки тростников, потом все замерло, точно и не было ничего.
 — Ушел! — закричал Сандокан, поспешно перезаряжая ружье.
 — Нет, он готовится к новому нападению, — встревоженно сказал Тремаль-Найк. — Наверняка он подкрадывается к нам поближе.
 — Ну и бросок у этого зверя! — воскликнул Янес. — Я думал, он обрушится нам на головы, казалось, я чувствую уже, как его когти впиваются в мой мозг.
 — Постараемся не промахнуться, — сказал Тремаль-Найк.
 — Стрелять со спины слона не очень-то удобно, — ответил Сандокан. — Не знаю, как мне удалось попасть в него — паланкин так колыхался.
 — Слон весь дрожал, — сказал Янес. — Я, впрочем, его понимаю. При виде такого зверюги теряешь свое хладнокровие.
 — Осторожно, господин! — закричал моланг. — Слон опять его почуял.
 Действительно, слон начал выказывать беспокойство. Он пыхтел и еще сильнее задрожал. Вдруг он быстро закружился вокруг своей оси, потом снова встал неподвижно, опустив голову, и спрятал крепко скрученный хобот между бивнями.
 Через мгновение Сандокан и его товарищи увидели тигра. Он полз, извиваясь, среди бамбука, пытаясь приблизиться к ним незаметно.
 — Видишь его? — спросил Тремаль-Найк у Сандокана.
 — Да.
 — Ты тоже, Янес?
 — Я беру его на мушку, — ответил португалец.
 Несколько выстрелов из карабина раздались из паланкина второго слона.
 Малайцы открыли огонь, но в другом направлении.
 — Еще один тигр, он напал на другого слона! — закричал Тремаль-Найк. — Не теряйте из виду своего; разделаемся сначала с ним. Вот он!
 Тигр, который угрожал им, появился на свободном пространстве впереди. На минуту он замер, колотя себя хвостом по бокам, затем молниеносным броском кинулся в заросли и тут же снова появился в нескольких шагах от слона.
 Погонщик заорал:
 — Давай, сынок!
 Слон бросился вперед, наклонив голову и выставив бивни, готовый вонзить их в тело зверя, но тот извернулся немыслимым кульбитом и кинулся в новую атаку. Со страшным рычанием он обрушился снова на лоб слона; но раненая лапа не слушалась его, и он тут же свалился на землю.
 Слон проворно наступил ему ногой на хвост, вонзил ему в грудь один из своих бивней и рывком поднял в воздух. В ярости тигр испускал страшные вопли и отчаянно бился, стараясь достать до головы колосса, но тщетно.
 Сандокан и Янес прицелились из карабинов, но погонщик сделал им знак опустить оружие.
 — Пусть это сделает слон, — сказал он.
 Слон ловко обернул свой сильный хобот вокруг тела тигра, сжав ему лапы, чтобы не дать воспользоваться страшными когтями. Затем сорвал его с бивня, сжал так, что захрустели кости, приподнял вверх, раскачал короткими взмахами и с силой швырнул на землю. И сразу же, не дав подняться, наступил своей чудовищной ногой. Послышался хруст, потом трубный звук хобота, который прозвучал, как клич победителя.
 — Браво, слон! — закричал Сандокан. — Вот это называется отличный удар!
 — Спустимся! — закричал Янес.
 — Не двигаться! — скомандовал Тремаль-Найк. — Вот и другой приближается! Берегись!
 В самом деле, второй тигр, которому удалось избежать пуль малайцев, широкими скачками несся сквозь заросли, делая огромные пятиметровые прыжки.
 Видя, что слон топчет первого тигра, он ринулся на него с правого бока. Ему удалось вцепиться в попону, и его грозная пасть показалась под самым паланкином в полуметре от бедного моланга.
 — Огонь! — поспешно вскричал Тремаль-Найк.
 Три выстрела прогремели в один и тот же миг, а потом и четвертый — это стреляла Сурама.
 Тигр упал, окровавив слоновью попону.
 Охотники видели, как он судорожно ползет среди густой травы, но вскоре он лег и вытянулся, как бы пряча от врагов полученные раны.
 Сандокан и Тремаль-Найк снова зарядили карабины и выстрелили в голову, стараясь по возможности не попортить его чудесную шкуру.
 Тигр ответил страшным рычанием. Он снова вскинулся и обнажил клыки, как собака, но силы вдруг окончательно изменили ему, и он упал.
 — Это тебе, Янес, — сказал Тремаль-Найк. — Прикончи его! Тигр великолепный.
 Хищник лежал в тридцати шагах, с мордой, повернутой к слону, и с открытой грудью.
 Португалец прицелился, пока погонщик удерживал слона, и, поймав тигра на мушку, выстрелил.
 Зверь приподнялся, раскрыл пасть и тут же свалился замертво.
 — Мастерский выстрел! — закричал Тремаль-Найк. — Погонщик, бросай лестницу. Заберем эту великолепную шкуру.
 Из предосторожности они вновь зарядили карабины и быстро спустились в траву.
 Первый тигр представлял собой массу мяса и разбитых костей, раздробленных ногой слона. Его шкура, разорванная во многих местах, ни на что не годилась.
 Но у второго шкура была цела. Это был один из самых великолепных экземпляров, какой охотники когда-либо видели.
 — Настоящий королевский тигр, — сказал Тремаль-Найк. — В ваших лесах на Борнео подобных, конечно же, нет.
 — Нет, — ответил Сандокан. — На Малайских островах они не такие красивые. Там они помельче и не так развиты. Правда, Янес?
 — Да, — отвечал португалец, который рассматривал раны тигра. — Но наши не менее храбры и не менее свирепы, чем эти.
 — Прекрасный экземпляр, — не уставал восхищаться Тремаль-Найк. — «Господин тигр», как называют их наши поэты.
 — Черт побери! Какое уважение!
 — Вызванное страхом, — ответил Тремаль-Найк, смеясь.
 — Мы можем расположиться здесь, — сказал Сандокан, бросив взгляд вокруг. — Здесь открытое место: то, что нам нужно. На сегодня достаточно с нас. А затем пойдем к Сундарбану, и пусть нам предшествует слава страстных охотников. Это не вызовет подозрений у тугов.
 — Завтра все обитатели окрестных деревень заговорят о нашей охоте на тигров, — сказал Тремаль-Найк. — Моланг, которого мы взяли с собой, расскажет о нас чудеса.
 — Мы отошлем его?
 — Он нам больше не нужен. Не надо лишних свидетелей.




 Глава 15
 В ДЕБРЯХ СУНДАРБАНА


 Было только пять часов пополудни, когда оба слона пустились в путь, направляясь на юг, то есть к Сундарбану, чтобы добраться до совершенно необитаемых земель. Тот район, который они пересекали сейчас, был, хоть и редко, но населен бедными молангами. Время от времени там и сям среди бамбука и травы виднелись небольшие селения с высокими оградами, чтобы защитить от нападений диких зверей не только их обитателей, но также коров и буйволов. Вокруг были небольшие поля, обработанные под рисовые плантации, да несколько бананов, кокосов и манго, что дают превосходные плоды, высокоценимые в Индии. Лишь только путники миновали эти деревни, как джунгли снова вступали в свои права. Пруды становились все многочисленнее, все более заросшие тростником и полусгнившими водорослями — настоящие рассадники лихорадки.
 Стаи птиц поднимались с берегов при появлении двух гигантских слонов; охотники приветствовали их ружейными выстрелами, которые не пропадали зря.
 Среди бамбука мелькали иногда антилопы, попадались стаи диких собак с темно-рыжей шерстью и больные шакалы, обычно трусливые, но опасные, когда они голодны. Небольшая пантера на миг показалась из зарослей, чтобы тут же исчезнуть опять среди них.
 — Настоящий рай для охотников! — восклицал Сандокан. -Жаль, что мы должны больше заниматься тугами, чем тиграми, буйволами и носорогами. Я бы славно здесь поохотился.
 — Сегодня ночью я не лягу спать, — сказал Янес. — Я пойду в засаду. Говорят, что ночная охота не хуже дневной. Правда, Тремаль-Найк?
 — И к тому же гораздо опаснее, — отвечал бенгалец.
 — Возьмем с собой Дарму. Думаю, ты приучил ее к охоте.
 — Она обучена лучше, чем иная пантера.
 — Пантеры дрессируются для охоты?
 — И какими ловкими охотницами становятся! — воскликнул Тремаль-Найк, — Моя Дарма, однако, получше, она не побоится напасть даже на буйвола.
 — А, кстати, где эта плутовка? — спросил Янес. — Когда мы на слонах, она всегда держится подальше.
 — Не бойся, — отвечал Тремаль-Найк. — Она появится в час ужина, если только не поймает себе что-нибудь сама.
 — Я вижу впереди протоку, — сказал Сандокан. — Устроим лагерь на противоположном берегу. Больше всего дичи по берегам рек.
 Речонка шириной метров десять, с желтоватой гнилой водой, прокладывала себе путь меж двух берегов, поросших манграми, на аркоподобных ветках которых неподвижно сидели марабу, эти ненасытные пожиратели трупов и падали.
 — Осторожно, погонщик, — сказал Тремаль-Найк. — В этой реке могут быть гавиалы. Весьма свирепые крокодилы, — пояснил он своим товарищам.
 Оба колосса остановились на берегу, осторожно щупая землю и шумно нюхая воду, прежде чем войти в нее. Казалось, они не доверяют тому обманчивому спокойствию, которое царило под этой грязно-желтой водой.
 — Уверен, что я не обманываюсь, — сказал Тремаль-Найк, вставая. — Слоны чуют гавиалов и боятся их жестоких укусов.
 Первый слон, более решительный, чем его товарищ, наконец осмелился войти в реку, которая была довольно глубока и доходила ему до боков.
 Однако, пройдя три-четыре метра, он вдруг остановился так резко, что от толчка паланкина охотники едва не свалились в воду.
 — Что случилось? — спросил Сандокан, хватая карабин.
 Остановившись, слон издал яростный трубный звук, потом быстро погрузил хобот в воду, проворно отступив.
 — Он схватил его! — закричал погонщик.
 — Кого? — в один голос спросили Сандокан и Янес.
 — Гавиала, который укусил его.
 Хобот был поднят. Он сжимал чудовищную рептилию, похожую на крокодила, вооруженную двумя мощными челюстями, усеянными острыми желтоватыми зубами.
 Чудовище, вырванное из своей среды, яростно билось, пытаясь ударить слона своим мощным хвостом, покрытым, как и спина, острыми выступами.
 — Он задушит его? — спросил Янес.
 — Ни за что: увидишь, как он заставит эту рептилию расплатиться за полученный укус. Эти исполины и храбры, и умны, но при этом и чрезвычайно мстительны.
 — Тогда он затопчет его ногами.
 — Ничего подобного.
 — Какой же род смерти он предназначил этому болотному гаду? Я полагаю, он его не пощадит.
 — Увидишь, — сказал Тремаль-Найк. — Я бы не хотел оказаться на месте этого гавиала.
 Словно раздумывая, слон еще некоторое время сжимал хоботом извивающегося гавиала, держа его довольно высоко, чтобы избежать ударов хвоста, затем вышел на берег и быстро направился к гигантскому тамаринду, который рос отдельно, выбрасывая во все стороны свои раскидистые ветви.
 Несколько мгновений слон смотрел на огромное дерево и, найдя то, что ему было нужно, засунул рептилию в развилку двух ветвей, покрепче зажав ее, чтобы она не могла освободиться.
 Сделав это, он протяжно затрубил, что должно было означать удовлетворение, и спокойно вернулся к речке, пыхтя и комично раскачивая свой хобот, в то время как мстительный огонек сверкал в его черных глазках.
 — Видел? — спросил Тремаль-Найк Янеса.
 — Да, но не очень понял.
 — Он обрек рептилию на страшное мучение.
 — А как? Ах понял! — воскликнул португалец, разражаясь смехом. — Он медленно умрет от голода и жажды на верхушке дерева.
 — И солнце высушит его.
 — Какой мстительный слон!
 — Это казнь, которой они подвергают гавиалов и аллигаторов, когда удается поймать их.
 — Я бы не поверил, что эти колоссы, у которых такой мягкий, спокойный нрав, способны на подобную мстительность.
 — Больше того, они довольно злопамятны и очень чувствительны к тому, насколько вежливо с ними обращаются. Вот пример. Один погонщик имел привычку всякий раз, когда ему хотелось утолить жажду, разбивать кокосовый орех о голову своего слона. Слону эта процедура очень не нравилась, но до поры до времени он не показывал вида. И вот случилось однажды, что, проходя через плантацию кокосов, погонщик прихватил несколько штук, чтобы разбить, как обычно, на черепе слона. Тот позволил разбить один, другой, а потом схватил своим хоботом самый большой кокос и разбил его…
 — О голову своего погонщика? — захохотал и Сандокан.
 — Ну да, — ответил Тремаль-Найк. — Можешь представить себе, в каком состоянии оказался этот бедняга. Он отлеживался потом целый месяц.
 — Ну и шельма же этот слон! — воскликнул пораженный Янес.
 — Я знал еще одного, который жестоко проучил одного портного в Калькутте.
 — А портного-то за что?
 — Этот слон имел привычку, когда его вели на водопой, просовывать хобот в окна домов, и обитатели их никогда не отказывали ему в каком-нибудь лакомстве или фрукте. Портной же, наоборот, когда видел этот огромный нос, втыкал в него иголку, которую держал в руке. Какое-то время исполин терпел эту шутку, пока однажды терпение его не лопнуло. Во время водопоя он набрал в хобот как можно больше воды и грязи и, проходя мимо дома портного, сунул ему хобот в окно. Портной потянулся к нему с иголкой, но в это время целый фонтан грязной жидкости обрушился на него, опрокинув вверх ногами самого портняжку и совершенно испортив ему ткани, которые лежали на столе.
 — Озорная проделка, — сказал Янес, покатываясь со смеху. — Держу пари, что бедный портной больше не прикасался к слонам.
 — Господин, — сказал в этот момент погонщик, оборачиваясь к Тремаль-Найку, — хочешь, остановимся здесь? Здесь тенисто и хороший корм для слонов.
 Противоположный берег был и в самом деле наиболее подходящим для лагеря. Бамбуковые заросли здесь расступались, а вместо них то там, то сям теснились густые рощицы, под сенью которых и люди, и слоны должны были прекрасно чувствовать себя.
 — Река с одной стороны и джунгли с другой, — сказал Тремаль-Найк. — Хорошее место и для стоянки, и для охоты. Решено, остановимся здесь.
 Они слезли со слонов и пошли под деревья. Найдя подходящее место, разбили палатки, в то время как слоны принялись обирать листву с ближайших деревьев, тряся ветки так, что с них сыпался настоящий дождь.
 — Ух! — воскликнул Янес, который, проходя мимо, получил на голову хороший душ. — Что там у них среди веток, бочки с водой, что ли?
 — Ты не знаешь эти растения? — спросил Тремаль-Найк.
 — Я видел что-то подобное, но не знаю, что это за деревья.
 — Они называются ним, или дождевые деревья. Они способны накапливать атмосферную влагу в таком количестве, что каждый лист содержит добрый стакан воды. Попробуй потрясти ствол, и увидишь, какой дождь упадет на тебя.
 — А вода хорошая?
 — Не слишком вкусная. Листья, которые ее содержат, придают ей тошнотворный привкус. Но крестьяне поливают ею поля, поскольку одно растение дает пару баррелей такой воды.
 Его прервали лай и рычание. Пунти и Дарма, которые перебрались на другой берег вслед за слонами, вместе кинулись к деревьям, проявляя непонятное волнение. Они бежали вперед, потом возвращались назад, забирались в кусты, описывали прихотливые зигзаги, как будто шли по следу какого-то зверя.
 — Что случилось? — спросил Сандокан.
 — Не знаю, — отвечал Тремаль-Найк. — Может быть, питон недавно прополз там, а Пунти и Дарма его почуяли.
 — Или какой-нибудь человек?
 — Мы далеко удалились от последних деревень: ни один моланг не осмелится сюда забраться. Они слишком боятся тигров. Ну, пусть себе ищут, а мы пойдем ужинать. Нам еще надо выкопать яму для засады. Я вижу кустарник вон там, вдали от лагеря; он соединяет джунгли с рекой. Уверен, что именно там пройдут животные, направляясь к водопою.
 Они наскоро поели, приказали малайцам и погонщикам быть начеку и, вооружившись лопатой и заступом, направились к кустарнику в сопровождении Дармы. Пунти оставили в лагере, чтобы он своим лаем не распугал дичь, на которую Тремаль-Найк собирался охотиться с помощью тигрицы.
 Они уже потеряли из виду палатки и слонов и вступили в бамбуковые заросли, которые здесь были гуще, чем на сухих землях, когда заметили, что Дарма снова заволновалась. Она останавливалась, нюхая воздух, нервно била хвостом по бокам и глухо рычала.
 — А все-таки, что это такое с Дармой сегодня? — спросил Янес.
 — Я тоже себя спрашиваю, но не могу найти объяснения, — ответил Тремаль-Найк.
 — Мы ведь никого не видели, не слышали никакого шума, — сказал Сандокан.
 — Тем не менее я тоже начинаю беспокоиться, — сказал Тремаль-Найк.
 — А чего нам бояться? С нами Дарма, мы все трое вооружены и отнюдь не пугливы. Да и наши малайцы с погонщиками всего в миле отсюда.
 — Ты прав, Сандокан.
 — Ты подозреваешь, что тут бродит какая-нибудь банда тугов?
 — Мы далеко от Мангала, и я не думаю, что их уже оповестили о нас.
 — Пойдем вперед, — решил Янес. — Никто не осмелится побеспокоить нас в яме.
 Они вошли в рощицу, где тени начинали сгущаться, поскольку солнце уже заходило, и отыскали открытое место. Менее чем за час они вырыли яму глубиной в полтора метра и длиной в три, которую замаскировали связками бамбука, расположив так, чтобы можно было вылезти из укрытия, не двигая их, и залезли внутрь вместе с Дармой.
 — Вооружимся терпением, — сказал Тремаль-Найк. — Я уверен, что животные пройдут именно здесь. Свежее мясо на завтрак у нас будет.
 Небольшой лесок, в котором они устроили засаду, затих к вечеру. Время от времени доносились лишь крики обезьян и жалобный вой какого-то шакала.
 Растянувшись на дне ямы, покрытом во избежание сырости толстым слоем листьев, трое охотников молча лежали, прислушиваясь к этим далеким шумам. Дарма, расположившись рядом, была спокойна и довольно ворчала.
 Прошло несколько часов, как вдруг она поднялась, навострила уши и посмотрела на край ямы.
 — Похоже, что приближается какое-то животное, — сказал Тремаль-Найк, бесшумно вставая и беря карабин.
 Янес и Сандокан сделали то же.
 На открытом пространстве не было видно никого, однако слышался легкий шорох веток в гуще леса, как будто кто-то прокладывал себе дорогу среди кустов, разросшихся вокруг поляны.
 — Кто бы это мог быть? — спросили Сандокан и Янес, глядя на Тремаль-Найка.
 — Судя по треску веток, какой-то крупный зверь, — ответил бенгалец. — Больше, чем олень или антилопа.
 Едва он произнес эти слова, как огромная тень появилась на краю спутанной чащи кустов.
 Это был колоссальный буйвол, величиной с американского бизона, но с более короткой и широкой головой, с двумя длинными рогами, загнутыми назад и сближенными у основания, — животное могучее и очень опасное, способное сопротивляться даже тигру. Почуял ли он присутствие охотников или просто хотел проверить местность, но остановился и коротко замычал.
 — Прекрасное животное! — вполголоса пробормотал Янес.
 — Которое не свалишь выстрелом из карабина, — сказал Тремаль-Найк. — Наши буйволы действительно страшные, и не боятся охотников. Но у Дармы острые когти.
 Тигрица, которая оперлась передними лапами на край ямы, вся напряглась и посмотрела на хозяина.
 — Давай, Дарма, — сказал ей Тремаль-Найк, лаская ее и указывая на буйвола. — Давай, хорошая моя.
 Умный и ловкий зверь бесшумно проскользнул среди бамбука и, притаившись за кучей земли, выброшенной из ямы, пополз, но не к буйволу, а в сторону, к кустам, за которыми и исчез с легкостью кошки.
 — Она не нападет на него прямо? — спросил Янес.
 — Дарма не так глупа, — отвечал Тремаль-Найк. — Она знает, как опасны рога буйволов. Она выждет момент, притаившись, чтобы кончить одним прыжком, как это делают ее сородичи.
 — Впрочем, мы тоже готовы ей помочь, — сказал Сандокан, осторожно беря карабин.
 Буйвол, который несколько мгновений нюхал воздух, вдруг отступил назад, потом резко крутанулся вокруг своей оси, глядя на кусты, из которых он только что вышел, и, наклонив голову, выставил свои грозные рога.
 Заметил он приближение тигра или его потревожил шорох сухой листвы, треск какой-нибудь ветки?
 Несколько мгновений он стоял, прислушиваясь, бил себя по бокам хвостом и время от времени тревожно мычал.
 Вдруг быстрая тень взметнулась в воздух и огромным прыжком упала на круп животного. Это Дарма прыгнула на него и впилась когтями в живое мясо.
 Несмотря на свою мощь, буйвол присел от такого толчка. Но тут же он выпрямился, пытаясь сбросить врага, и снова упал, издавая жалобное мычание. Все было кончено в одно мгновение: страшные зубы тигра перегрызли ему горло.
 Охотники выскочили из ямы и уже готовы были бежать к Дарме, когда неожиданно неподалеку раздался ружейный выстрел, и вслед за ним чей-то голос прокричал по-английски:
 — Помогите! Меня душат! Помогите!..




 Глава 16
 ТУГИ


 Услышав этот крик, который доносился со стороны протоки, Тигр Малайзии с молниеносной быстротой кинулся туда, за ним последовали Янес и Тремаль-Найк. Одна и та же мысль мелькнула у всех троих: что туги захватили одного из их людей и душат его.
 Бросок неустрашимого пирата был так стремителен, что в несколько секунд он пересек рощицу, отделявшую его от берега протоки, и товарищи отстали от него.
 Пятеро полуобнаженных людей с маленькими желтыми тюрбанами на голове, тащили у берега реки по траве что-то на веревке, но что именно, с первого взгляда Сандокан не мог разглядеть. Но, помня крик: «Помогите, душат!», он не сомневался, что это был человек, а не дичь, пойманная арканом. Не колеблясь ни минуты, он бросился вперед с угрожающим криком:
 — Стойте, негодяи, или я пристрелю вас, как бешеных собак!
 Пятеро индийцев, видя незнакомца, поспешно бросили веревку и выхватили из-за повязок, опоясывавших бедра, длинные кинжалы с искривленным лезвием.
 Быстро, без единого слова, они образовали полукруг, как бы намереваясь взять в кольцо Сандокана, а один из них быстро размотал что-то вроде черного шнура, длиной с добрый метр, с шариком на конце и принялся раскручивать его в воздухе. Но Сандокан был не из тех, кто так просто даст себя задушить. На бегу он вскинул карабин и выстрелил, не целясь, в того, что со шнуром.
 С пробитой грудью туг раскинул руки и упал лицом в землю без единого звука.
 Остальные четверо готовы были броситься на Сандокана, но тут услышали за спиной грозное рычание, которое заставило их остановиться. Это была тигрица, которая мчалась на помощь другу своего хозяина, делая страшные многометровые прыжки.
 — Взять их, Дарма! — закричал Тремаль-Найк.
 При виде страшного зверя туги повернулись и бросились в реку, которая в этом месте так густо заросла водяными растениями, что они тут же исчезли из глаз Сандокана.
 Дарма была готова броситься за ними, но тугов уже и след простыл. От страха у них словно выросли крылья.
 — В другой раз, моя храбрая Дарма, — сказал Сандокан. -Случай еще представится. Эти негодяи уже на другом берегу.
 Подбежали Янес и Тремаль-Найк.
 — Где они? — в один голос спросили оба.
 — Я их не вижу, — ответил Сандокан, который спустился к реке и тщетно всматривался в темные заросли тростника. — В этой тьме ничего не увидишь. Одного появления Дармы хватило, чтобы они разбежались, как зайцы.
 — Это в самом деле были туги? — спросил Тремаль-Найк.
 — Думаю, да; один из них пытался набросить мне на шею шелковый шнур.
 — Но ты убил его?
 — Он лежит там, среди травы.
 — Пойдем посмотрим: мне важно знать, были это и в самом деле туги или просто какие-нибудь бандиты.
 Они поднялись от берега и приблизились к трупу, который лежал в траве лицом вниз, раскинув руки и ноги в стороны.
 Его перевернули и посмотрели на грудь.
 — Змея с головой Кали! — воскликнул Тремаль-Найк. -Я так и думал!
 — Отличный выстрел, Сандокан! — сказал Янес. — Твоя пуля прошла насквозь, пробив ему сердце.
 — Он был всего в пяти шагах, — ответил Тигр Малайзии. Вдруг он хлопнул себя по лбу. — А человек, который кричал? Я видел, как эти негодяи тащили кого-то по траве.
 Они оглянулись и в нескольких шагах под деревом увидели человека, одетого в белую фланель, который сидел, прислонившись к стволу и глядя на них расширенными от ужаса глазами.
 Это был молодой европеец лет двадцати пяти, с темной густой шевелюрой и черными усиками, с красивыми и правильными чертами. Вокруг шеи у него обвился тонкий шнурок — один из тех арканов, которыми пользовались туги, нападая на свои жертвы.
 — Не бойтесь, — сказал ему Сандокан. — Мы друзья, и готовы защитить вас от этих негодяев.
 Незнакомец медленно встал и сделал несколько нетвердых шагов.
 — Простите, господа, — сказал он по-английски, но с заметным акцентом, — что я сразу не поблагодарил вас. Я не знал, кто передо мной: спасители или враги.
 — Кто вы? — спросил Сандокан.
 — Лейтенант 5-го полка бенгальской кавалерии.
 — Но вы, кажется, не англичанин.
 — Вы правы, я француз по рождению, но на английской службе.
 — Что же вы делаете здесь один в джунглях? — спросил Янес.
 — Вы европеец! — воскликнул лейтенант живо.
 — Да, сударь, португалец.
 — Один? — сказал молодой человек, слегка поклонившись. — Нет, я не один, со мной были два человека. Во всяком случае еще несколько часов назад они были в моем лагере.
 — Вы боитесь, что их задушили? — спросил Сандокан.
 — Не знаю. Но едва ли эти негодяи, которые собирались убить меня, пощадили их.
 — Ваши люди моланги?
 — Нет, сипаи.
 — А кто стрелял из ружья?
 — Я, господин…
 — Зовите меня просто капитан, если ничего не имеете против, господин…
 — Реми де Люссак, — сказал молодой человек. — Я стрелял, когда эти пятеро набросились на меня. Я был в засаде, подстерегая антилопу, но подстерегли меня самого.
 — И вы ни в кого не попали?
 — К сожалению, хотя я неплохой охотник.
 — Значит, вы явились сюда охотиться?
 — Да, капитан, — ответил де Люссак. — У меня есть разрешение охотиться в джунглях сроком на две недели.
 Вдруг он отскочил назад с криком:
 — Стреляйте!
 Дарма поднималась от берега и приближалась к своему хозяину.
 — Это наш друг, не бойтесь ее, господин лейтенант, — сказал Тремаль-Найк. — Именно она разогнала душителей, которые едва не набросились на нашего капитана.
 — Удивительное животное.
 — Она слушается лучше иной собаки.
 — Господин де Люссак, — сказал Сандокан. — Где находится ваш лагерь?
 — В километре отсюда, на берегу реки.
 — Не хотите ли, чтобы мы вас туда проводили? Ваша охота на сегодняшнюю ночь кончена.
 — А вы тоже охотники?
 — Считайте нас таковыми. Пойдем посмотрим, что с вашими людьми.
 Француз нагнулся и отыскал в траве свой карабин.
 Они с Тремаль-Найком пошли вперед, а Янес и Сандокан с Дармой чуть сзади — предосторожность не лишняя: у тугов, кроме арканов, могли быть и ружья.
 Но туги, скорее всего, ушли, потому что Дарма не выказывала никакого беспокойства.
 — Что ты думаешь об этом приключении? — спросил Сандокан у Янеса. — Что нам ждать от этого офицера, помощи или помехи? Если он осмелился в одиночку отправиться в джунгли, он, без сомнения, храбр, а храбрые люди не помешают в нашем деле. Что если предложить ему присоединиться к нам?
 — Я бы не возражал, — ответил Янес. — Мы идем бороться с врагами, которых правительство Бенгалии и само было бы радо уничтожить.
 — А он не помешает нашим планам?
 — Какой ему смысл? Я думаю, что он и сам был бы рад присоединиться к нам. Он человек военный, и в качестве офицера мог бы обеспечить нам поддержку со стороны своего правительства.
 — Введи его в курс дела, если он присоединится к нам. По зрелом размышлении я бы не отказался иметь представителя англо-индийских войск в наших рядах. Никогда не знаешь, что может случиться и в ком явится нужда. Но у меня возникло одно подозрение.
 — Какое, Сандокан?
 — Что эти туги не следили за французом, а шли за нами,
 — Мне пришло на ум то же самое. К счастью, нас тут достаточно много, а в бухте Райматла мы найдем «Марианну».
 — Сейчас она, наверное, уже там, — сказал Сандокан.
 В это мгновение офицер вскрикнул.
 — Что с вами, господин де Люссак? — спросил Янес, догоняя его.
 — В моем лагере не горят огни. Значит, там случилась беда.
 — Где ваш лагерь?
 — Вон под тем огромным деревом, которое растет отдельно, близ берега реки.
 — Плохой знак, если огни больше не горят, — пробормотал Сандокан, нахмурив лоб.
 Он постоял минуту неподвижно, пристально глядя на дерево, потом решительно сказал:
 — Пошли, и Дарму вперед!
 Тигрица по знаку Тремаль-Найка пошла впереди, но, пройдя пятьдесят шагов, остановилась, глядя на бенгальца.
 — Она что-то почуяла, — сказал Тремаль-Найк. — Будем начеку.
 Они шли осторожно, держа наготове карабины, пока не увидели под деревом две маленькие лагерные палатки.
 — Ранкар! — окликнул де Люссак. Но на призыв никто не ответил. Только какие-то быстрые тени с воем кинулись в траву, убегая со всех ног.
 — Шакалы! — воскликнул Тремаль-Найк. — Господин де Люссак, ваши люди мертвы и, может быть, даже съедены.
 — Да? — спросил потрясенный француз. — Туги убили их?
 Вчетвером они быстро пошли вперед и скоро приблизились к палаткам.
 Страшное зрелище представилось их взорам. Два трупа, растерзанные и уже частично объеденные шакалами, лежали друг подле друга возле потухшего костра. У одного уже не было головы, а у другого она была так окровавлена, что узнать его было невозможно.
 — Бедняги! — воскликнул француз с рыданием. — О Господи, и я не могу отомстить за них!
 — Успокойтесь, — сказал Сандокан, кладя ему руку на плечо. — У вас еще будет такая возможность. Мы сможем вам предоставить ее.
 Француз быстро обернулся, не понимая, что он имеет в виду.
 — Мы поговорим об этом позднее, — добавил Сандокан. — А пока похороним мертвых.
 — Но… господин…
 — Позднее, господин де Люссак, — сказал ему Янес. — Вам бы хотелось отомстить за смерть ваших людей?
 — Вы еще спрашиваете?
 — Мы дадим вам такую возможность. Вы хотите что-нибудь унести с собой?
 — Туги опустошили палатки, — сказал Тремаль-Найк, который уже заглянул внутрь. — Сперва убийцы, потом воры: вот они, почитатели Кали.
 Здесь же, под деревом, с помощью сабель и кинжалов они вчетвером вырыли могилу и опустили в нее убитых, чтобы уберечь их останки от зубов шакалов.
 Закончив этот печальный обряд, Сандокан повернулся к лейтенанту, который выглядел очень подавленным.
 — Господин де Люссак, — сказал он, — что вы собираетесь делать теперь? Вернуться в Калькутту или отомстить за своих людей? Знайте, что мы пришли сюда не для того, чтобы охотиться на тигров или носорогов, а чтобы совершить великую месть по отношению к тугам и вернуть то, что они у нас взяли. Туги — наши враги.
 Француз молчал, с глубоким удивлением глядя на этих так внезапно и в такой трагический момент встретившихся ему людей.
 — Решайтесь, — продолжал Сандокан. — Если вы предпочитаете покинуть джунгли, мы предоставим в ваше распоряжение одного из наших слонов, чтобы он отвез вас в Даймонд-Харбор или в Кхари.
 — Но что собираетесь здесь делать вы сами, господа? -спросил француз.
 — Я и мой друг, Янес де Гомейра, знатный португалец, покинули наш остров, чтобы совершить страшную миссию, которая освободит эту несчастную страну от гнусной секты и позволит вновь обрести семью нашему другу, одному из самых сильных и мужественных людей, которыми только может похвастать Бенгалия, близкому родственнику одного из самых храбрых английских офицеров, капитана Кориханта.
 — Корихант! Истребитель тугов! — воскликнул француз.
 — Да, господин де Люссак, — сказал Тремаль-Найк, шагнув вперед. — Я был женат на его дочери.
 — Корихант! — повторил француз. — Это тот, кто несколько лет назад был убит в Сундарбане сектантами Кали?
 — Вы знали его?
 — Он был моим капитаном.
 — Мы отомстим за него.
 — Господа, я не знаю еще, кто вы, но с этого момента вы можете рассчитывать на меня. Я командирован в эти места на три месяца, и два из них, которые еще у меня остались, я посвящу вам. Располагайте мною.
 — Благодарю вас, господин де Люссак, — сказал ему Янес. — А сейчас мы все отправляемся в наш лагерь. Там вы будете в полной безопасности.
 — Я в вашем распоряжении, господин де Гомейра.
 — Пошли, — сказал Сандокан, — наши люди могут начать беспокоиться от такого долгого отсутствия.
 — Дарма, вперед! — приказал Тремаль-Найк.
 Четверо людей плотной группой пустились вслед за тигрицей, снова держась опушки леса. Два часа спустя, они достигли лагеря.
 Малайцы и погонщики сидели вокруг костра, куря и болтая.
 — Ничего нового? — спросил Сандокан.
 — Ничего, капитан, — ответил один из них.
 — Вы не заметили ничего необычного? Никакие люди не шатались вокруг лагеря?
 — Я и собаку бы заметил.
 — Господин де Люссак, — сказал Сандокан, оборачиваясь к французу, который загляделся на двух огромных слонов, спавших, стоя неподалеку от костров, — если не возражаете, вы разделите палатку с господином де Гомейрой.
 — Благодарю за гостеприимство, капитан.
 — Уже поздно, пошли спать. До завтра, господин де Люссак.
 Он сделал Янесу знак и вошел в свою палатку вместе с Тремаль-Найком, в то время как малайцы оживили костры, подбросив в них новых сучьев, и выставили часовых.
 — Господин де Люссак, — с улыбкой сказал Янес, — моя палатка ждет вас. Если вас не одолевает сон, поговорим немного.
 — Я предпочел бы объясниться, чем спать, — ответил лейтенант.
 — Прошу вас, — сказал Янес, предлагая ему сигарету.
 Они сидели перед палаткой, напротив одного из костров, которые освещали лагерь; Янес молча курил, но по его нахмуренному лбу было видно, что он перебирает старые воспоминания, не зная, с чего начать.
 Неожиданно он отбросил сигарету.
 — Эта история немного длинная, но, возможно, она покажется вам интересной, и лучше объяснит причину, по которой мы оказались здесь.
 Несколько лет назад один индиец, который жил в этих джунглях, отважно охотясь на тигров и буйволов, повстречал девушку с белой кожей и каштановыми волосами.
 Они виделись много дней, и в сердце индийца загорелась страсть к этой таинственной девушке, которая каждый вечер в час заката являлась ему. Этот цветок, затерянный в болотистых джунглях, был, к несчастью, Девой тугов, представительницей на земле этой чудовищной Кали. Она жила тогда в обширных подземельях Раймангала, где эти сектанты укрывались от правительства Бенгалии.
 Она была дочерью капитана Кориханта, одного из самых доблестных офицеров англо-индийского войска, но главарь тугов приказал однажды похитить ее в Калькутте.
 — Кориханта я хорошо знал, — сказал француз, с живейшим интересом слушавший этот рассказ. — Он был известен своей ненавистью к душителям.
 — Индиец — это тот человек, которого вы видели в нашей компании и который должен был однажды стать зятем этого несчастного капитана, после того как пережил невероятные приключения, проникнув в подземелья тугов, чтобы похитить девушку, которую любил. Смелый план не удался, однако, и бедняга попал в руки душителей. Но жизнь ему сохранили. Ему обещали даже руку девушки, лишь бы он убил капитана Кориханта, заклятого врага тугов.
 — Ах негодяи! — воскликнул француз. — Индиец не знал, что капитан — отец его невесты?
 — Не знал, потому что капитана Кориханта тогда звали еще Макферсон.
 — И он убил его?
 — Нет, по счастливому стечению обстоятельств он вовремя узнал, что капитан был отцом Девы пагоды.
 — И что случилось потом?
 — В то время правительством Бенгалии была организована экспедиция против тугов, и командование было доверено капитану Кориханту, их непримиримому врагу. Он вторгся со своим отрядом в подземелья тугов, большая часть их была истреблена, но многим сектантам вместе с их главарем Суйод-ханом удалось бежать.
 Они напали на сипаев в непроходимых джунглях, уничтожили их всех до единого, убили их капитана и вновь захватили индийца с его невестой.
 — Я помню эту историю, которая очень взволновала Калькутту несколько лет назад, — сказал француз. — Продолжайте господин Янес де Гомейра.
 — Девушка сошла с ума, а ее жених, признанный сообщником тугов, был приговорен к вечной ссылке на остров Норфолк.
 — Что за историю вы мне рассказываете, господин Янес?
 — Правдивую историю, господин де Люссак, — отвечал португалец. — Случилось так, что корабль, на котором узник направлялся в Австралию, пристал к Сараваку, где правил тогда Джеймс Брук.
 — Истребитель пиратов?
 — Да, господин де Люссак, наш непримиримый враг.
 — Ваш враг? Но по какой причине?
 — Но… — сказал, улыбаясь, Янес, — вопросы первенства и другие причины, но пока я не хочу объяснять их вам. Это вещи, которые касаются исключительно меня и моего друга Сандокана, бывшего правителя одного из княжеств Борнео и… Давайте пропустим то, что уводит в сторону и затрудняет мой рассказ.
 — Я уважаю ваши тайны, господин Янес.
 — Почти в то же время, — продолжал португалец, — корабль, шедший из Индии, потерпел крушение у побережья острова, который называется Момпрачем. На борту его были дочь капитана и верный слуга ее жениха.
 Хотя девушка все еще была безумной, ему удалось убедить ее бежать, и он вместе с ней сел на корабль, чтобы ехать к своему хозяину. Но буря разбила их корабль о скалы Момпрачема, и слуга вместе с дочерью капитана попали в наши руки.
 — Попали в ваши руки! — воскликнул француз, делая изумленный жест.
 — То есть мы приютили их, — сказал Янес с улыбкой. — Нас заинтересовала эта драматическая история, и мы с Сандоканом решили освободить бедного индийца, жертву беспощадной ненависти тугов.
 Дело было не из легких, так как он был пленником Джеймса Брука, в то время раджи Саравака, самого могущественного и грозного из султанов Борнео. Однако с нашими кораблями и нашими людьми нам удалось не только вырвать у него индийца, но навсегда изгнать его с Борнео, лишив этого трона.
 — Вы! Но кто вы такие, чтобы вести войну с целыми княжествами, находящимися к тому же под защитой могущественной Англии?
 — Два человека, у которых есть смелость, есть корабли, есть много отважных воинов, есть деньги и… кое-что еще, — ответил Янес. — Давайте продолжим, не прерываясь, иначе история этого индийца никогда не кончится.
 — Да, да, продолжайте, господин Янес.
 — Дочь капитана была вылечена благодаря моему другу Сандокану, и, спустя два месяца, жених с невестой уехали в Индию, где и сочетались браком. Но бедная дочь капитана Кориханта родилась под несчастливой звездой. Через два года она умерла, произведя на свет девочку Дарму. А еще через четыре года малышка, как и ее мать, исчезла, похищенная тугами. Дочь Девы пагоды заняла место своей матери.
 Вы хотите знать, почему мы здесь? Мы приехали, чтобы вырвать у душителей дочь нашего друга и уничтожить эту подлую секту, которая позорит Индию и ежегодно уносит тысячи и тысячи человеческих жизней. Это наша миссия, господин де Люссак. Хотите соединить свою судьбу с нашей? Сегодня мы сражаемся за человечность.
 — Кто же вы такие, что из далекой Малайзии явились сюда и бросили вызов могуществу тугов, которые противостоят всем усилиям правительства Бенгалии разгромить их?
 — Кто мы? — повторил Янес, вставая. — Люди, которые когда-то заставили дрожать всех султанов Борнео, которые вырвали власть у Джеймса Брука, истребителя пиратов, и заставили побледнеть даже Английского Леопарда: мы — страшные пираты Момпрачема!




 Глава 17
 ТАИНСТВЕННЫЕ СИГНАЛЫ


 Полчаса спустя, когда господин де Люссак уже спокойно уснул, Янес тихо вышел из палатки и вошел в палатку Сандокана, которая была все еще освещена.
 Неустрашимый главарь пиратов еще не спал; он курил трубку в компании Тремаль-Найка, в то время как Сурама, прекрасная баядера, готовила им чай. Казалось, что он, привыкший к долгим морским бдениям, и не помышляет о сне. Бенгалец также, хоть было уже далеко за полночь, выглядел свежим и бодрым, как человек, прекрасно отдохнувший.
 — Ну как, поговорили с французом? — спросил Сандокан, повернувшись к Янесу.
 — Беседа была длинновата, — сказал португалец. — Пришлось ему многое объяснить, иначе он бы нас не понял.
 — Он принял наше предложение?
 — Да, он будет с нами.
 — Он знает, кто мы?
 — Я не собирался утаивать это. К тому же, мой дорогой Сандокан, наши последние дела так прогремели в Индии, что это было бы невозможно. После того поражения, которое мы нанесли Джеймсу Бруку, нас тут знают больше, чем ты думаешь.
 — Значит, он согласился?
 — А почему бы и нет? Мы же приехали сюда не для того, чтобы захватить Индию, — сказал Янес, смеясь. — А чтобы помочь освободить ее от этой страшной секты. Мы оказываем Англии, нашему старинному врагу, слишком ценную услугу, чтобы ее офицеры этим не заинтересовались. И кто знает, мой дорогой Сандокан, не станут ли однажды старые главари тигров Момпрачема раджами или магараджами?
 — Я предпочту мой остров и моих тигрят, — ответил Сандокан. — Я буду там более могущественным и свободным, чем раджой в Индии, под пятой англичан. Но оставим это и займемся тугами. Когда ты вошел, мы как раз говорили об этом с Тремаль-Найком и Сурамой.
 После того, что случилось этой ночью, мне кажется, что пришел момент оставить в покое тигров о четырех лапах и всерьез заняться теми, что на двух ногах. Туги или угадали, или по крайней мере подозревают наши намерения. Он, и за нами шпионят, в этом уже нет никаких сомнений. Они следили за нами, а не за этим офицером.
 — Я тоже так думаю, — добавил Тремаль-Найк.
 — Неужели кто-то нас предал? — спросил Янес.
 — Но кто? — задумался Сандокан.
 — У тугов везде есть шпионы, их организация совершенна, — пояснил Тремаль-Найк. — Ваш отъезд заметили и сообщили тем, кто живет в этих джунглях. Ведь правда, Сурама, у них везде свои люди, следящие за безопасностью Суйод-хана, который для них что-то вроде божества?
 — Да, господин, — ответила девушка, — у них есть так называемая черная полиция, состоящая из людей необыкновенно хитрых и ловких.
 — Знаете, что нам надо сделать? — спросил Сандокан.
 — Говори, — сказал Янес.
 — Двинуться ускоренным маршем на Раймангал, стараясь оторваться от шпионов, которые следят за нами, и установить связь с нашим судном. Постараемся напасть на тугов раньше, чем они смогут организовать оборону или бежать вместе с маленькой Дармой.
 — Да! Да! — воскликнул Тремаль-Найк. — Они способны спрятать ее в другом месте, если заметят опасность.
 — В четыре часа мы отправляемся, — сказал Сандокан. -Используем эти три часа, чтобы немного отдохнуть.
 Янес проводил Сураму в ее палатку, а сам потом пошел в ту, где спал лейтенант.
 «Как крепко спит господин де Люссак, — сказал он, смеясь, — вот что значит молодость».
 И он растянулся на своей постели, закрыв глаза.
 В четыре утра их разбудил рожок погонщика. Слоны были готовы, и шестеро малайцев были уже на ногах.
 — Пора отправляться, — сказал Янес, войдя в палатку с двумя чашками чая.
 — Вы выследили какого-нибудь тигра? — спросил де Люссак.
 — Нет, но мы идем на тех, что водятся далеко, в Сундарбане. Те будут поопаснее.
 — Туги?
 — Пейте, господин де Люссак, и пошли садиться. В паланкине у нас будет время поболтать. Мы еще расскажем вам о наших планах.
 Четверть часа спустя, два слона покинули место стоянки и пустились на юг, понукаемые погонщиками, которые получили приказ двигаться как можно быстрее, чтобы постараться опередить тугов.
 Хотя индийцы, худые и ловкие, пользуются славой неутомимых бегунов, они не могут, конечно, соревноваться со слонами ни в скорости, ни в выносливости. Однако Сандокан и его товарищи зря надеялись опередить тугов, которые, вероятно, следовали за ними с самого их отъезда из Кхари. И, действительно, слоны не прошли еще и полумили, когда в зарослях высокого бамбука, которые покрывали эти болотистые земли, послышался резкий звук той длинной медной трубы, которую индийцы называют рамсинга.
 Тремаль-Найк вздрогнул и побледнел.
 — Труба тугов! — воскликнул он. — Шпионы сигналят о нашем отъезде.
 — Кому? — спросил Сандокан совершенно спокойно.
 — Другим шпионам, которые рассыпаны по всем джунглям. Слышишь?
 С юга, издалека, послышался другой звук, который на таком расстоянии казался не сильнее детской дудочки.
 — Эти мошенники передают вести трубами, — сказал Янес, нахмурив лоб. — Они известят всех, пока мы придем в Сундарбан. Положение сложное. Как вам кажется, господин де Люссак?
 — Эти проклятые сектанты хитры, как змеи, — ответил офицер. — Чтобы победить, их нужно перехитрить.
 — Каким образом? — спросил Сандокан.
 — Скрыть от них наше истинное направление.
 — То есть?
 — Отклониться пока в сторону, а потом идти весь вечер и всю ночь.
 — А выдержат ли слоны?
 — Мы дадим им хорошо отдохнуть во второй половине дня.
 — Ваша идея мне нравится, — сказал Сандокан. — Ночью нас увидят только звери на четырех ногах, а туги все же не тигры. Что ты об этом скажешь, Тремаль-Найк?
 — Полностью согласен с тем, что предложил господин де Люссак, — ответил бенгалец.
 — Совершенно необходимо, чтобы мы появились в Сундарбане неожиданно для тугов.
 — Ладно, — сказал Сандокан, — будем идти до полудня, потом устроим привал, а вечером снова в путь. Луны нет -нас никто не увидит.
 Он приказал погонщику повернуть на восток, а потом раскурил свою трубку и принялся попыхивать дымком без тени беспокойства на лице.
 Тем временем слоны продолжали свой нескончаемый ход, время от времени сотрясая паланкин. Никакое препятствие не останавливало их, на ходу они раздвигали толстенный бамбук, как соломинки, и прорывались сквозь кусты и заросли тростника, не останавливаясь ни на мгновение.
 Джунгли не стали разнообразнее: бамбук, все время бамбук, переплетенный бесконечными лианами, да болота, покрытые листьями лотоса, на которых спокойно расположились аисты и прочие пернатые обитатели их.
 Слоны продолжали свой бег до двенадцати часов, когда, завидя впереди открытое пространство и остатки какой-то хижины, Сандокан дал приказ остановиться.
 — Здесь никто не застанет нас врасплох. К тому же у нас есть Дарма и Пунти.
 — Они появятся только через несколько часов, — сказал Тремаль-Найк. — Они остались далеко позади, но собака не бросит тигрицу и приведет ее в лагерь.
 — Я немного беспокоюсь за них, — сказал Янес.
 — Не бойся, они придут.
 Слоны, едва их освободили от паланкинов, растянулись на земле. Бедные животные тяжело дышали, сильно вспотели и выглядели очень усталыми. Оба погонщика тут же занялись имя, задав им корму и смазав головы, уши и ноги жиром, чтобы не потрескалась кожа.
 Малайцы же занялись палатками, поскольку жара так усилилась, что на открытом воздухе оставаться было невозможно. Казалось, настоящий огненный дождь льется на джунгли, воздух становился удушающим.
 — Можно подумать, что надвигается ураган, — сказал Янес, который поторопился укрыться в одной из палаток. — Оставаясь снаружи, можно схватить солнечный удар. Ты, Тремаль-Найк, вырос в этих джунглях, что ты об этом скажешь?
 — Скоро задует горячий ветер. Нужно принять все меры предосторожности. Иначе можно погибнуть от удушья.
 — Горячий ветер? Что это такое?
 — Это индийский самум.
 — То есть ветер и жар вместе.
 — Он иногда страшнее, чем тот, что дует в Сахаре, — сказал де Люссак, войдя в этот момент в палатку. — Я испытал это дважды, когда был в гарнизоне в Лакхнау, и не знаю ничего более неистового, чем эти ветры. Правда, там они страшнее, потому что раскаляются, проходя через горячие пески Марустана, Персии и Белуджистана. Однажды у нас задохнулись четырнадцать сипаев, потому что оказались в открытом поле без укрытия.
 — Мне, правда, кажется, что собирается скорее циклон, чем горячий ветер, — сказал Янес, указывая на желтоватые облака, которые, показавшись на северо-востоке, надвигались на джунгли с невероятной быстротой.
 — Так всегда и происходит, — ответил лейтенант. — Сначала ураган, потом горячий ветер.
 — Укрепим палатки, — решил Тремаль-Найк, — и перенесем их за спины слонов, которые послужат нам здесь укрытием.
 Малайцы, под руководством погонщиков и Тремаль-Найка, принялись за работу, вбивая вокруг палаток множество кольев и укрепляя ткань веревками.
 Они поставили их между старой стеной, оставшейся от деревенской ограды, и слонами, которых уложили рядом.
 В то время как Сурама с помощью Янеса готовила завтрак, облака затянули все небо, накрыв джунгли и двигаясь в сторону Бенгальского залива.
 Время от времени налетали порывы жгучего ветра, который быстро высушивал растения и лужи с водой. А облака все сгущались, становясь все более грозными.
 Слоны беспокоились и выказывали признаки волнения. Часто трубили, трясли ушами и шумно втягивали воздух, как будто его было недостаточно, чтобы наполнить их огромные легкие.
 — Поедим побыстрее, — сказал офицер, вместе с Сандоканом наблюдавший за небом сквозь прорезь палатки. — Циклон надвигается со страшной быстротой.
 — Выдержат ли наши палатки? — спросил Тигр Малайзии.
 — Если слоны не сдвинутся с места, то да.
 — А они останутся спокойными?
 — Вот этого я не знаю. Я видел несколько раз, как, охваченные неожиданным ужасом, они вскакивали и убегали, как сумасшедшие, не слушая криков своих погонщиков. Увидите, какое побоище устроит ветер в этих зарослях.
 В этот момент послышался отдаленный лай.
 — Это Пунти возвращается, — сказал Тремаль-Найк, выскакивая из палатки. — Славный пес вовремя пришел.
 — А Дарма с ним, наверное? — спросил Сандокан.
 — Вон она, там, несется огромными прыжками, — показал де Люссак. — Что за умный зверь!
 — А вот и циклон, который обрушивается на нас, — сказал один из погонщиков.
 Ослепительная молния расколола надвое облака, в то время как внезапный порыв ветра с необыкновенной яростью налетел на джунгли, пригибая до земли огромный бамбук, ломая и скручивая ветви деревьев.




 Глава 18
 ЦИКЛОН


 Ураганы, которые бушуют на полуострове Индостан, обычно весьма кратковременны, однако ярость их такова, что невозможно даже сравнить их с европейскими. В несколько минут она опустошают целые районы и могут даже разрушить города. Сила ветра неизмерима, и противостоять ей могут только самые большие здания и самые мощные деревья вроде баньяна.
 Достаточно вспомнить лишь тот ураган, что разразился в Бенгалии в 1866 году, когда погибли двадцать тысяч бенгальцев в Калькутте и сто тысяч человек на равнинах и побережье Хугли. Люди, захваченные на улицах города, взлетели вверх, как пушинки; в воздухе носились паланкины вместе с находящимися внутри людьми; хижины Черного города, сорванные с места, катились по земле.
 Но самое худшее случилось, когда циклон, изменив направление, повернул вспять течение Хугли и выбросил на берег баржи и корабли, разбивая их друг о друга. Огромная масса воды, влекомая ветром, в несколько минут смела все предместья и бедные кварталы столицы, повалила мосты, колоннады, пагоды и дворцы, превратив благоустроенный город в страшную груду развалин.
 Но и это не все. Почти всегда вслед за циклоном налетают так называемые горячие ветры, которые не менее страшны. Их жар таков, что непривычные европейцы не могут выйти из дома без риска умереть от удушья.
 При первых порывах самума даже местные жители вынуждены прибегать к мерам предосторожности, чтобы их жилища не превратились в настоящую горящую печь.
 Они затыкают все отверстия, включая окна, тугими связками соломы, которые все время смачивают, чтобы ветер, проходя через эти мокрые препятствия, терял часть своего жара и не так нагревал воздух. Но несмотря на все эти предосторожности много людей погибает от удушья, особенно в высоких западных районах Индии, где дуют горячие ветры из пустынь.
 Циклон, который готов был обрушиться на джунгли, обещал быть не менее страшным, чем другие, и вызывал серьезные опасения Тремаль-Найка и погонщиков, которые были знакомы с его яростью.
 А вот Сандокан и Янес, казалось, совершенно не беспокоились. Хоть они и не встречались с индийскими циклонами, однако знали те, что налетают на моря Малайзии, тоже довольно страшные и опасные.
 Хотя первые порывы ветра уже начали трясти палатки, португалец, как заправский повар, приготовил завтрак с помощью Сурамы.
 — Ешьте побольше, — пошутил он, — чтобы стать потяжелее, и ветер вас не поднимет. Вместо музыки у нас будет гром — ну и что ж! Наши уши к нему привыкли и потом…
 Страшный грохот, подобный взрыву, раздался над головой, сопровождаясь оглушительным шумом, потрясшим землю и небо.
 — Какой оркестр! — воскликнул де Люссак, растягиваясь на ковре. — Не знаю, дадут ли нам Юпитер и Эол закончить завтрак.
 — Я бы сказал, что небо готово обрушиться на нас вместе со всеми своими мирами, известными и неизвестными, — сказал Янес. — Как удары большого барабана! Не так громко, музыканты, или вы разобьете свои инструменты.
 Грохот все усиливался. Казалось, что тысячи повозок, груженных железом, несутся бешено по железным мостам.
 Крупные капли дождя били по листьям растений, ослепительные молнии бороздили черное небо.
 Неожиданно в отдалении послышался жуткий свист, который быстро приближался, превращаясь по мере приближения в свирепый рев.
 Тремаль-Найк вскочил.
 — А вот и первый шквал! — воскликнул он. — Держите палатку, или ее унесет.
 Яростный вихрь обрушился на джунгли, вырывая с корнем бамбук, который встречал на своем пути. Ветки, тростник и кусты закружились в воздухе, как соломинки.
 Шквал прошел над лагерем с оглушительным шумом, разрушив глиняные стены, которые еще оставались от старой деревни, но палатка, защищенная огромными телами слонов, чудом устояла.
 — Неужели он повторится? — спросил Янес.
 — Он ведет за собой других, — ответил Тремаль-Найк. — Не надейся отделаться так быстро. Циклон еще только начинается.
 Несмотря на потоки дождя Сандокан и француз выглянули наружу, чтобы убедиться, что палатка малайцев тоже устояла.
 Однако они увидели, что их люди бегут, как сумасшедшие, среди бамбука вслед за палаткой, которую ветер нес через джунгли, подобно огромной фантастической птице.
 Шквал все разнес в окрестностях лагеря. Только самые могучие деревья устояли, да и то лишившись большей части своих ветвей. Тучи листьев, кусты, вырванные с корнем, летали во всех направлениях, а под ними бежали, подгоняемые ветром, антилопы и буйволы, аисты и павлины. Животные неслись по равнине, гонимые сумасшедшим страхом. Несколько антилоп, будто чувствуя себя в безопасности вблизи людей, остановилась и улеглись за стенкой, которая сохранилась около стоянки, скорчившись друг подле дружки и спрятав голову между ног.
 — Пусть остаются здесь до утра, чтобы нам было чем позавтракать, — шутливо сказал Сандокан, указывая на них французу.
 — Как только ветер утихнет, они убегут, как молнии, -отвечал лейтенант. — А вот и следующий шквал, пострашнее первого. Господин Сандокан, закройте палатку.
 Издалека послышался страшный свист, и те деревья, которые пощадил предыдущий вихрь, начали падать, точно срубленные гигантским топором.
 Раскаты грома слышались почти без перерыва. Грохот стоял такой, что люди в палатке почти оглохли.
 Оба слона, испуганные этими раскатами, этими взрывами и ревом ветра, начинали волноваться. Они больше не слышали криков своих погонщиков, которые, лежа за палаткой, пытались успокоить их.
 Новый вихрь, приближающийся со страшной быстротой, готов был обрушиться на лагерь, когда первый слон вскочил, громко затрубив. С минуту он стоял, вытянув хобот, нюхая ветер, потом, объятый безумным страхом, бросился в джунгли, не обращая внимания на крики погонщика.
 Сандокан и его товарищи выскочили, чтобы помочь двум погонщикам; но в этот момент вихрь налетел на них, и они почувствовали, что их сначала приподняло, а потом поволокло сквозь заросли. Палатка, сорванная с места, неслась за ними, хлопая, как парус.
 Минут пять все они катились кубарем через заросли бамбука, пока не остановились у ствола баньяна, который, по счастью, оказался на пути смерча и выдержал страшный напор.
 Когда шквал миновал и установилось короткое спокойствие, они поднялись, помятые, изрядно потрепанные, но без серьезных повреждений.
 Первый слон исчез вместе со своим погонщиком, который бросился вслед за ним; а второй слон все еще лежал посреди лагеря, но в какой-то неестественной позе, спрятав голову между ног.
 — А Сурама! — воскликнул вдруг Янес, когда они уже собирались вернуться в лагерь. — Где она?
 — Она, наверное, осталась около слона, — ответил Сандокан. — Я не видел, чтобы она выходила из палатки.
 — Скорее, господа, — сказал лейтенант, — чтобы вихрь не захватил нас здесь. Позади слона мы будем лучше защищены
 — А как же второй?
 — Не беспокойся о нем, Янес, — сказал Тремаль-Найк, -когда ураган пройдет, он вернется со своим погонщиком.
 — Как и наши люди, надеюсь, — добавил Сандокан. — Где они укроются? Я их не вижу больше.
 — Поторопимся, господа, — сказал лейтенант.
 Они уже собирались бежать, когда сквозь свист ветра и раскаты грома услышали крик:
 — На помощь, господин!
 Янес подпрыгнул.
 — Сурама!
 — Кто ей угрожает? — закричал Тремаль-Найк. — Где Дарма? Пунти!.. Пунти!
 Ни собака, ни тигрица не отзывались. Может быть, их тоже унес вихрь, и они нашли другое убежище?
 — Вперед! — закричал Сандокан.
 Все бросились в лагерь, поскольку крик Сурамы слышался именно оттуда.
 Нельзя было толком различить, что делалось в лагере. Было темно, как ночью, ибо огромная толща облаков полностью поглощала солнечный свет. К тому же вырванные вихрем растения носились в воздухе, крутясь и сталкиваясь, подхваченные порывами ветра, которые налетали беспрерывно.
 Только огромная слоновья глыба чернела сквозь мрак у разрушенной стены старой деревни.
 Сандокан и его друзья неслись, как будто у них выросли крылья. Поскольку они оставили свои ружья в паланкине, то вооружились охотничьими ножами, страшным оружием в их руках, особенно в руках двух пиратов, привыкших к малайскому криссу.
 Меньше чем в пять минут достигли они лагеря. Второй смерч разметал все их вещи, мешки с провизией, ящики с боеприпасами, запасные палатки, и даже опрокинул паланкины, которые лежали вверх дном.
 Там никого не было: ни Сурамы, ни погонщика, ни Дармы, ни Пунти. Только слон, казалось, дремал или был при последнем издыхании, потому что слышалось не то хрипение, не то храп.
 — А где же девушка? — спрашивал Янес, обводя взглядом лагерь. — Ее нигде не видно, но ведь кричала именно она.
 — А что, если ее засыпало тростником и листьями, — сказал Сандокан.
 Португалец три раза воззвал громовым голосом:
 — Сурама! Сурама! Сурама!
 Только хрипы слона были ответом.
 — Но что такое со слоном? — спросил вдруг француз. — Кажется, он умирает. Слышите, какое у него свистящее дыхание?
 — Правда, — ответил Тремаль-Найк. — Неужели его ранило каким-нибудь стволом дерева, принесенным этим проклятым смерчем? Я видел, как они кружились в вихре.
 — Пойдем посмотрим, — сказал Сандокан. — Мне кажется, здесь произошло что-то необычайное.
 Пока португалец обегал окрестности лагеря, разбрасывал кучи бамбука, которые ветер набросал в большом количестве, и тщетно окликал бедную девушку, другие приблизились к слону.
 Крик ярости вырвался у всех. Слон действительно умирал и был при последнем издыхании, но не из-за ствола, брошенного вихрем, а из-за удара, нанесенного преступной рукой.
 Бедное животное получило две страшные раны в задние ноги, на которых были перерезаны жилы. Слон истекал кровью, так что вся земля вокруг пропиталась ею.
 — Они убили его! — вскричал Тремаль-Найк. — Это сабельный удар охотников за слоновой костью!
 — Но кто? — спросил Тигр Малайзии свистящим голосом.
 — Кто? Туги, я в этом уверен.
 — И слон вот-вот умрет, — добавил де Люссак. — Все кончено: ему осталось жить лишь несколько минут.
 Тигр Малайзии взревел от гнева.
 — Неужели эти негодяи воспользовались смерчем, чтобы напасть на наш лагерь? — спросил он.
 — Вот доказательство, — ответил Тремаль-Найк, кивнув в сторону слона.
 — А как им удалось избежать вихря, когда нас унесло, как соломинки?
 Тремаль-Найк собрался ответить, когда его прервал крик француза.
 Де Люссак бросился за глиняную ограду, единственную, которая устояла. В руках он держал две шкуры антилоп, в ярости потрясая ими.
 — Проклятые туги! А мы приняли их за настоящих животных!.. О Боже, это непостижимо!
 Сандокан и Тремаль-Найк поспешили к нему.
 Рядом с офицером они увидели на земле шкуры еще двух животных.
 — Капитан Сандокан, — сказал француз, — вы помните тех антилоп, которые укрылись за этой оградой?
 — Это были туги, напялившие на себя их шкуры, — усмехнулся Тигр Малайзии.
 — Да, сударь. Вы помните, как они двигались, прижимаясь к земле и пряча ноги в траве?
 — Да, господин де Люссак.
 — Эти негодяи провели нас с невероятной наглостью.
 — И воспользовались бурей, которая вышвырнула нас из лагеря, чтобы изувечить слона.
 — И похитить Сураму, — добавил Тремаль-Найк. — Девушка, должно быть, досталась им.
 — Янес!.. — крикнул Сандокан. — Бесполезно искать Сураму. Сейчас она уже далеко, но не отчаивайся. Мы устроим охоту на похитителей.
 Португалец, который в глубине души давно уже питал нежное чувство к несчастной дочери раджи, впервые за всю свою жизнь потерял спокойствие. Его лицо было мрачным, грудь тяжело вздымалась.
 — Хоть они и убили одного слона, — произнес Сандокан, — у нас остался второй. Начнем погоню за этими бандитами, не давая им ни минуты передышки.
 — Слон уже возвращается вместе со своим погонщиком и малайцами, — сказал де Люссак. — Кажется, он успокоился.
 В самом деле, огромный слон бежал, неся на своей могучей спине не только погонщика, но и малайцев Сандокана, которым все же удалось после долгой погони завладеть улетевшей палаткой, хотя ветер занес ее довольно далеко.
 Не хватало только погонщика убитого слона и Сурамы. Не было также Дармы и Пунти.
 Что туги убили первого и похитили вторую, еще можно было допустить; но что они могли схватиться и одержать победу над страшным тигром и огромным псом, поверить было бы трудно.
 — Что ты думаешь, Тремаль-Найк, о своих животных? — спросил Сандокан.
 — Я уверен, они скоро вернутся. Ты знаешь, как умен Пунти и как он ненавидит сектантов Кали, после того как был их пленником в подземельях Раймангала, а Дарма разделяет его злобу.
 — Неужели тигр пойдет за собакой?
 — Не сомневаюсь. Они выросли вместе и много раз, когда я охотился в Сундарбане, видел, как они помогают друг другу и даже…
 Резкий звук, как бы исходящий из бронзовой трубы, прервал его фразу. Бедный слон отчаянным усилием поднялся на задние ноги, держа свой хобот почти горизонтально.
 — Он умирает, — сказал де Люссак взволнованным голосом. — Трусы! Убить такое славное животное!
 Слон задыхался, по телу пробегала крупная дрожь, которая заставляла шевелиться огромные уши.
 Сандокан и его друзья готовы были приблизиться к нему, когда колосс тяжело упал, повалившись набок и выпуская из хобота широкую струю крови, смешанной со слюной.
 В тот же миг послышался жалобный голос, кричавший:
 — Он мертв! Будь прокляты эти собаки!
 Это был его погонщик, который появился среди куч бамбука и кустов, вырванных ураганом, в сопровождении Дармы и Пунти.




 Глава 19
 ИСЧЕЗНОВЕНИЕ БАЯДЕРЫ


 Погонщик возвращался в лагерь в жалком состоянии. Он был в грязи с головы до ног, одежда порвана во многих местах, голые ноги разбиты в кровь. Он потерял сандалии и тюрбан, но не выпустил из рук остроконечный свой жезл, которым пользовался, чтобы управлять слоном, — оружие, подходящее, чтобы, в случае чего, раскроить череп и человеку.
 Все бросились ему навстречу, забросав вопросами. Бедняга тяжело дышал и отвечал только отчаянными жестами, указывая то на слона, то на джунгли.
 — Глотни немного, — продолжил Сандокан, протягивая ему фляжку с коньяком. — Отдышись и расскажи нам все по порядку. Что произошло? Кто убил слона? Где девушка?
 Погонщик жадно выпил несколько глотков и голосом, еще прерывающимся от волнения и изнурительного бега, сказал:
 — Туги… они были там… спрятались за той оградой… надев шкуры антилоп… они ждали момента, чтобы напасть на нас.
 — Спокойно, — сказал Сандокан. — Объясни лучше. Мы догоним их на втором слоне. У нас еще есть время.
 — Страшный вихрь отнес меня шагов за двести или триста от моего слона, — начал погонщик, слегка успокоившись. -Едва я вскочил на ноги и собрался бежать вам на помощь, как услышал в лагере женский крик. Не видя вас нигде и полагая, что девушка в опасности, я побежал в ту сторону.
 Первое, что я увидел там, были пять антилоп, которые прятались за глиняной изгородью. И вдруг эти антилопы сбросили шкуры из-под которых появились пять человек, худых и голых, как черви, обмотанных вокруг бедер арканами душителей.
 Двое из них с длинными саблями бросились к моему бедному слону, нанеся ему два мощных удара по задним ногам. Другие кинулись к паланкинам, которые ветер опрокинул и среди которых забилась Сурама, прячась за туловищем слона. Схватить ее, связать двумя арканами и унести было делом одной минуты. Несчастная только и успела крикнуть: «На помощь, господин!»
 — Мы слышали этот крик, — сказал Янес. — Это меня она звала. А потом?
 — Я бросился по следам похитителей, зовя в отчаянии собаку и тигра, которые, как я видел, покатились кубарем среди тростника и веток, когда ветер их подхватил. Они прибежали на мой зов, но туги уже исчезли среди хаоса перепутанных стеблей бамбука. Я бросился преследовать их, но все было бесполезно. Сквозь этот поваленный ветром тростник, не зная тайных тропинок, невозможно было пробиться.
 — В каком направлении они бежали? — спросил Сандокан.
 — На юг.
 — Как ты думаешь, Тремаль-Найк, они узнали в Сураме одну из своих баядер?
 — Не сомневаюсь, — ответил бенгалец. — Вопрос только в том, оставят они ее в живых или задушат, принеся в жертву своей гнусной богине.
 — Тогда среди них должен быть кто-то, кто ее знал.
 — Я полагаю, что эти люди следят за нами с того самого вечера, когда мы присутствовали на празднике огня.
 — А ведь мы приняли все меры, чтобы нас не выследили.
 — У меня возникло одно подозрение, — сказал Янес.
 — Какое?
 — Что несколько человек из экипажей тех парусников высадились на берег одновременно с нами и с тех пор за нами следят.
 — Я думаю, ты прав. — Сандокан помолчал минуту, потом добавил: — Циклон успокаивается, и ветер слабеет. Начнем погоню за похитителями. Погонщик, твой слон может нести нас всех?
 — Это невозможно, господин.
 — Разделим наш отряд, — посоветовал Тремаль-Найк. — Мы пустимся в погоню за этими негодяями на слоне, а твои малайцы догонят нас в бухте Райматла.
 — А кто их поведет?
 — Погонщик второго слона, который знает Сундарбан не хуже меня.
 — Это правда, господин, — подтвердил погонщик.
 — Отправим с ними Дарму и Пунти, которым трудно поспеть за нами.
 — Да, — сказал Сандокан. — Нас вполне достаточно, чтобы схватиться с похитителями. И потом, мне нужно связаться с людьми на «Марианне».
 — Еще одно слово, друг мой. Бухта Райматла большая, и нужно, чтобы твои люди нашли нас сразу, дабы нам не потерять драгоценного времени. Погонщик, ты слышал о старой башне Баррекпорре?
 — Да, господин, — ответил погонщик слонов. — Я сидел в ней три дня, спасаясь от тигров.
 — Вот там мы и будем тебя ждать.
 — Она находится почти напротив северной оконечности Райматла, на самом краю джунглей. Я отведу туда твоих людей: за четыре-пять дней мы доберемся до нее.
 — Прикажи поставить паланкин на слона.
 Два погонщика с помощью малайцев снарядили слона, который уже успокоился и снова стал покорным, широкими ремнями и цепью укрепили на нем паланкин, а затем погрузили багаж и ящики с боеприпасами. Янес, Сандокан, Тремаль-Найк и француз заняли места в паланкине, и слон, по свистку своего погонщика, пустился рысью, направляясь на юг, то есть туда, куда скрылись похитители Сурамы.
 Циклон после трех или четырех мощных шквалов, которые перевернули все джунгли, совершенно опустошив их, быстро успокоился. Массы облаков убегали по направлению к Бенгальскому заливу. Небо светлело, и сквозь разрывы в тучах уже сверкали лучи солнца, освещая произведенный циклоном погром. На многие километры вокруг джунгли превратились в хаос растений, разбросанных кучами там и сям. Поверженные стволы, огромные кучи листьев, множество мертвых животных, в основном оленей и антилоп, виднелись вокруг. Встречались огромные груды бамбука, высотой в несколько метров, которые слону приходилось обходить.
 К тому же почва была так пропитана водой, что превратилась местами в болото, войдя в которое, слон иногда проваливался по самый живот, подвергая паланкин таким резким толчкам, что охотникам приходилось хвататься за веревки, чтобы не вывалиться наружу.
 Но похитители Сурамы не оставили никаких следов. Тщетно Сандокан, Янес и их друзья шарили взглядами во всех направлениях: тугов нигде не было видно, хотя теперь, когда бамбук был повержен бурей, а трава полегла на земле, заметить их было бы нетрудно.
 — Неужели они обманули нас, и мы двинулись не в ту сторону? — спросил Янес после часа непрерывного галопа. -Мы прошли уже миль десять за этот час.
 — А вдруг мы их уже обогнали? — сказал Тремаль-Найк.
 — В таком случае мы бы их увидели. Джунгли открыты, и с такой высоты легко увидеть человека.
 — А слона еще лучше, — возразил бенгалец.
 — Что ты хочешь этим сказать?
 — Что туги раньше увидели слона, чем мы бы заметили их. А увидев, могли спрятаться и пропустить нас.
 — В убежищах тут нет недостатка, — сказал лейтенант. — Достаточно залезть в одну из этих куч листьев и бамбука, чтобы стать невидимым.
 — Пожалуй, — сказал Сандокан, поворачиваясь к Тремаль-Найку. — Как ты думаешь, куда они ведут девушку?
 — В Раймангал, конечно, — ответил бенгалец.
 — Раймангал — это остров, так ведь?
 — Да.
 — Что отделяет его от джунглей?
 — Река Мангал.
 — Чтобы добраться туда, где, по-твоему, они должны сесть в лодку?
 — В каком-нибудь заливе обширной лагуны.
 — Значит, если мы встретимся близ острова…
 — Мы сможем захватить их врасплох, если придем первыми и будем иметь в своем распоряжении шлюпку.
 — У тугов быстрые ноги, но нашего слона им, пожалуй, не обогнать. Как ты думаешь?
 — Нет, конечно.
 — Итак, решено, — задумчиво сказал Сандокан, прикидывая все еще раз. — Мы гоним слона как можно быстрее, с тем чтобы добраться до берега Сундарбана раньше их. Там мы свяжемся с нашим судном, вооружим людей и на шлюпке будем наблюдать за побережьем Раймангала.
 — И захватим их прежде, чем они высадятся на свой остров, — сказал де Люссак.
 — И перестреляем их, как собак, — добавил Янес.
 — Тогда вперед, и все время галопом, — сказал Сандокан. — Эй, погонщик, получишь еще пятьдесят рупий, если довезешь нас до побережья Сундарбана до полуночи. Как ты думаешь, Тремаль-Найк, это возможно?
 — Да, если слон выдержит, — ответил бенгалец.
 — У этого слона длинные ноги, и он вынослив необыкновенно. Гони, погонщик, гони быстрее!
 — Да, господин, — ответил погонщик. — Только дайте мне мешочек сахару, и слон будет бежать без остановки.
 Слон бежал действительно быстро, не вынуждая погонщика пользоваться жезлом, хотя прокладывать путь в этих болотистых землях было нелегко. Меньше чем за два часа он пересек пространство, пострадавшее от бури, и добрался до тех участков, которые не затронул циклон.
 Еще через час непрерывной рыси он вошел в густую чащу бамбука, необыкновенной толщины и высоты.
 — Смотрите в оба, — предупредил Тремаль-Найк. — Это удобное место для засады, тут могут убить нашего слона ударом в задние ноги.
 Однако ничего не случилось, никакая опасность не угрожала слону.
 Ближе к закату Сандокан приказал остановиться, чтобы дать немного отдохнуть славному животному, а для людей приготовить ужин. Все чувствовали необходимость какой-то передышки — беспрерывная гонка и толчки паланкина утомили всех.
 Погонщик, который обрадовался обещанной прибавке в пятьдесят рупий, особенно старательно ухаживал за слоном. Он удвоил ему рацион и дал сахара, чтобы исполин сохранил свои силы. В девять часов вечера, хорошо поев, а также выпив целую бутылку джина, которую он опустошил одним духом, словно это была простая вода, повеселевший слон снова пустился рысью, стремительно ломая огромные заросли бамбука.
 Влияние морского воздуха начинало чувствоваться. Легкий бриз, довольно свежий и пропитанный солью, тянул с юга, указывая на близость огромных лагун, которые тянутся между берегом континента и множеством островков, образующих Сундарбан.
 — Через пару часов, а то и раньше мы выйдем к берегу моря, — сказал Тремаль-Найк.
 — Но мы не подумали об одной вещи, — неожиданно вспомнил Янес. — Если судно ждет нас в бухте Райматла, как мы доберемся до него, не имея шлюпки?
 — Нет ли там рыбачьих поселков на берегу? — спросил Сандокан.
 — Когда-то были, — отвечал Тремаль-Найк. — Но туги уничтожили их обитателей. Там нет ничего, кроме маленькой английской станции Порт-Каннинг, однако она слишком далеко, и мы потеряем драгоценное время.
 — Ба! Построим плот, — решил Сандокан. — Бамбук прекрасно для этого подходит.
 — А слон? — спросил Янес.
 — Погонщик отведет его туда, где у нас назначено свидание с твоими малайцами, — сказал Тремаль-Найк. — Если потом… Но что это?..
 Громкий вой, донесшийся из джунглей, внезапно прервал его речь.
 — Крик шакала? — спросил Сандокан.
 — Хорошо сымитированный, — ответил Тремаль-Найк, который резко поднялся, не закончив предыдущую фразу.
 — Ты думаешь, это не настоящий шакал?
 — А что скажет погонщик?
 — Что кто-то пытался подражать пожирателю падали, — ответил тот с беспокойством в голосе.
 — Ты ничего не видишь?
 — Нет, господин.
 — Неужели за нами следят? — спросил француз.
 — Молчите, — приказал Тремаль-Найк.
 Резкий металлический звук раздался в густых зарослях колючего бамбука, сопровождаемый какими-то модуляциями.
 — Опять рамсинга! — воскликнул Тремаль-Найк.
 — И музыкант, должно быть, не дальше, чем в трехстах шагах, — добавил Янес, хватая карабин и щелкая курком. — Я же говорю, что место самое подходящее для засады.
 — Что они, дьяволы или духи, эти туги! — воскликнул Сандокан.
 — Или птицы? — сказал де Люссак. — Надо иметь крылья, чтобы так неотступно все время следовать за нами.
 — Слушайте! — воскликнул Тремаль-Найк. — Вот и ответ!
 Другая рамсинга ответила, и довольно далеко. Она прозвучала три раза в разных тонах, потом все смолкло.
 Четверо охотников в живейшем волнении вскочили с карабинами в руках, внимательно вглядываясь в высокий бамбук джунглей. Однако он был такой густой, а темнота такая глубокая, что невозможно было различить человека, спрятавшегося даже вблизи.
 — Неужели все-таки они готовят засаду? — спросил Сандокан, прерывая молчание. — А если мы остановим слона и дадим им бой? Что ты на это скажешь, Янес?
 Португалец готов был ответить, когда несколько ярких молний сверкнули среди бамбука, сопровождаемые грохотом выстрелов.
 Слон разом остановился, так тряхнув паланкин, что люди, которые в нем сидели, едва не вылетели. Потом он припал на задние ноги и страшно затрубил.
 — Слон ранен! — послышался крик погонщика.
 Сандокан, Янес и их товарищи выстрелили наугад туда, где сверкнули молнии.
 Им показалось, что они слышат крик, но убедиться в этом времени не было: слон отчаянно бросился вперед, наполняя джунгли оглушительным ревом.
 — Господин! — закричал погонщик со слезами на глазах. — Слон ранен! Слышите, как он жалуется?
 — Пусть бежит до последнего вздоха, — холодно ответил Сандокан.
 — Вы потеряете удачу, господин!
 Тигр Малайзии пожал плечами, не отвечая.
 Исполин, который, должно быть, получил не одну пулю, обезумев от боли, продолжал бежать со скоростью скаковой лошади, все валя и сокрушая на своем пути. Он беспрерывно трубил и так тряс паланкин, что четверым друзьям приходилось крепко держаться за борта и канаты, чтобы не вывалиться наружу.
 Этот безумный бег продолжался минут двадцать, потом слон остановился. Он стоял на берегу лагуны; но он был при смерти, на что указывала дрожь, сотрясавшая его тело, и трубные звуки, которые быстро слабели, переходя в тяжкий хрип. Слон умирал, но его миссия была выполнена. Охотники находились на краю джунглей, и болотистый Сундарбан расстилался перед ними по ту сторону лагуны.
 — Спускайтесь! — закричал погонщик. — Слон вот-вот упадет!
 Охотники быстро сбросили веревочную лестницу, схватили свое оружие и поспешно спустились, в то время как погонщик соскользнул по правому боку гиганта.
 Едва они отошли на несколько шагов, как бедный слон тяжело упал головой вперед, подогнув ноги, и замер неподвижно. Он был мертв.
 — Вот еще пятьдесят тысяч убытку, — сказал Янес. — Ну что ж, туги нам заплатят и за эту смерть!




 Глава 20
 БАШНЯ БАРРЕКПОРРЕ


 Слон упал в двадцати шагах от берега. Почва здесь была такая топкая и вязкая, что за несколько минут половину его огромного туловища засосало.
 Вода сочилась со всех сторон, как будто джунгли росли здесь на губке. Повсюду видны были водяные растения и мангры необыкновенной величины. Невыносимая вонь, словно на свалке с падалью, заставляла Янеса и француза затыкать нос.
 — Ну и местечко! — воскликнул Янес, который подошел к манграм, в то время как погонщик и Тремаль-Найк освобождали паланкин от поклажи, пока его не засосала грязь. — Видели ли вы что-нибудь более роскошное?
 — Это и есть наш Сундарбан, — отвечал француз.
 — Здесь нельзя даже устроить лагерь. Ноги вязнут повсюду -здесь нет и пяди твердой земли. И откуда этот ужасный смрад?
 — Посмотрите вперед, господин Янес: вы видите этих марабу, которые дремлют на поверхности воды и ходят по ней?
 — Да, и я просто недоумеваю, каким образом эти противные птицы, эти пожиратели падали держатся на поверхности на прямых ногах.
 — Знаете, на что они опираются?
 — Должно быть, на листья лотоса.
 — Нет, господин Янес. У каждого марабу под ногами труп индийца, который он постепенно склюет. Бенгальцы, у которых нет денег, чтобы заплатить за кремацию покойника, сбрасывают его в Ганг, священную реку, которая, по их понятиям, отнесет его в рай Брамы, Шивы или Вишну. Все эти трупы, если по пути их не сожрут гавиалы, пройдя протоку за протокой, кончают свой путь здесь. В этой лагуне настоящее плавучее кладбище.
 — Это заметно по тому восхитительному запаху, который переворачивает мне все внутренности. Господа туги могли бы выбрать себе место получше.
 — Им безопаснее здесь.
 — Вы ничего не видели? — спросил Сандокан, подходя к ним.
 — Птиц, которые спят, и трупы, которые плавают на поверхности воды. Прекрасное зрелище для могильщиков, — ответил Янес с кислой гримасой.
 — Надеюсь, мы скоро уйдем отсюда.
 — Я не вижу никакой лодки, Сандокан.
 — Я сказал, что мы построим плот. Возможно, «Марианна» ближе, чем ты думаешь. Мы ведь на берегу канала Райматла, Тремаль-Найк?
 — И вблизи башни Баррекпорре, — ответил бенгалец. — Вон она виднеется за верхушками тех деревьев.
 — Она пригодна для жилья? — спросил Янес.
 — Должна быть еще в приличном состоянии.
 — Тогда, не медля, к ней, друг Тремаль-Найк. Здесь мы не можем устроить лагерь.
 — К тому же опасно оставаться на этом берегу так близко от слона.
 — Не понимаю, чем этот бедняга опасен.
 — Он — нет, но те, что сбегутся, чтобы сожрать его, — да. Тигры, пантеры, шакалы не замедлят скоро собраться сюда, чтобы оспаривать его друг у друга. А эти хищники, злые от голода, могут наброситься на нас.
 — Пусть благодарят тугов, которые устроили нам засаду, -заметил француз. — Они хорошо стреляли, эти канальи!
 — Они целились прежде всего в слона, — сказал Сандокан. — Ему пробили шкуру в трех местах около легких.
 В этот момент в зарослях огромного бамбука неподалеку от берега раздался громкий вой, смешанный с хриплым лаем.
 — А вот и шакалы, которые уже почуяли мясо и собрались на ужин, — сказал Тремаль-Найк. — Друзья, освободим им место, пока они еще просят миром.
 Путники уже собрались отправиться в дорогу, когда в зарослях какой-то густой травы послышалось жалобное блеяние.
 — Что? — воскликнул Янес удивленно. — Откуда здесь овцы?
 — Это тсита; они приходят раньше шакалов и храбро оспаривают у них жертву.
 — А что это за животное? — спросил Сандокан.
 — Это грациозные леопарды, очень смелые и кровожадные. Они легко приручаются и становятся непревзойденными охотниками.
 — Вот и один из них: видите? Он не боится даже нас, но не беспокойтесь, он не нападет.
 Красивое животное, гибкое и изящное, с длинными ногами, у которого была голова кота, а тело собаки, длиной метра в полтора, покрытое длинной и мягкой шерстью, ловко выпрыгнуло из кустов и остановилось в двадцати шагах от людей, пристально глядя на них зеленоватыми фосфоресцирующими глазами.
 — Похож на леопарда, но немного и на пантеру, — заметил Сандокан.
 — И обладает смелостью одного и молниеносным броском другой, — ответил Тремаль-Найк. — Он даже более проворен, чем тигры, и догоняет на бегу самых быстрых антилоп, однако он не выдерживает больше пятисот шагов.
 — И они в самом деле легко приручаются?
 — Без труда, и великолепно охотятся для хозяина, лишь бы он оставлял им от добычи ее кровь.
 — Тут им будет, чем напиться, — сказал Янес. — У слона, вероятно, несколько баррелей крови в теле. Приятного аппетита, дорогая моя!
 Но тсита и не дожидалась особого приглашения — в четыре прыжка была уже на туше слона.
 Слыша, как в разных местах вокруг раздается и приближается все более угрожающий вой, наши путешественники ускорили шаги, держась ближе к берегу, где заросли были не столь густы.
 За кронами ближних деревьев отчетливо проступал силуэт башни с пирамидальной крышей, на которую показывал бенгалец.
 Осторожно следуя друг за другом, с карабинами на изготовку, они пересекли этот маленький лесок и наконец оказались на площадке, заросшей только каламусом, посередине которой возвышалась эта башня.
 Это была почти квадратная четырехэтажная постройка, украшенная головами слонов и статуями богов, со стенами, растрескавшимися от времени. Для чего служила она в прежние времена, трудно было даже представить: разве что для защиты от набегов морских разбойников.
 Лестница, ведущая внутрь, была разрушена вместе с частью стены, обращенной к лагуне, но сохранилась другая, деревянная, которая вела на второй этаж.
 — Видно, люди не раз приходили сюда укрываться, — сказал Тремаль-Найк. — Это лестница самодельная.
 Француз уже ступил на лестницу первым, когда какая-то тень выскочила из кустов поблизости и бросилась в сторону.
 — Осторожно! — закричал погонщик, который заметил ее. — Быстрее наверх!
 — А что это было? — спросил Сандокан, пока Тремаль-Найк и Янес поспешно последовали за французом, который был уже на вершине лестницы.
 — Не знаю, господин… какое-то животное.
 — Поднимайся… скорее!
 Погонщик не заставил повторять это дважды и в свою очередь бросился вверх по бамбуковой лестнице, которая скрипела и гнулась под тяжестью четырех мужчин.
 Сандокан же быстро обернулся, вскинув карабин. Он тоже видел эту тень, которая пересекла площадку и исчезла в кустах, но не понял, то ли это тсита, то ли какое-то более опасное животное.
 Но видя, что ветки там остаются неподвижными, он закинул карабин за спину и быстро стал подниматься наверх.
 Он добрался уже до середины лестницы, когда почувствовал под ногами сильный толчок, от которого едва не свалился вниз. Кто-то кинулся на лестницу чуть пониже его, и бамбук, из которого она была сделана, едва не сломался.
 В тот же миг де Люссак, который уже добрался до маленькой площадки, которая опоясывала башню, закричал:
 — Скорее, Сандокан! Сейчас она бросится на тебя!
 Но Тигр Малайзии, вместо того чтобы кинуться наверх, обернулся, одной рукой крепко схватившись за лестницу, а другой сжав ствол карабина.
 Большой зверь, который казался гигантским котом, с массивной круглой головой, острой мордой и рыжевато-желтой шерстью, покрытой пятнами в форме полумесяца, бросился на лестницу у ног пирата и пытался достать его, цепляясь когтями за бамбук.
 Сандокан не вскрикнул, не сделал попытки убежать. Он быстро поднял карабин, приклад которого был окован медью, и так хватил зверя по черепу, что тот завыл, как сирена, и, не в силах удержаться когтями на гладком бамбуке, соскользнул по лестнице вниз.
 Сандокан воспользовался этим, чтобы добраться до товарищей, пока зверь не возобновил свое нападение.
 Француз, вооружившись карабином, готов был выстрелить, но Тремаль-Найк остановил его.
 — Не надо, господин де Люссак. Выстрел может выдать наше присутствие, а мы не должны забывать, что туги следуют за нами по пятам.
 — Прекрасный удар, братец мой, — сказал Янес, помогая Сандокану забраться на площадку. — Ты, должно быть, раскроил этой твари череп. Я видел, как она с трудом добралась до кустов. Знаешь, что это за зверь?
 — У меня не было времени разглядеть его.
 — Пантера, мой дорогой. Будь ты на две пяди пониже, она бы вцепилась в тебя.
 — И преогромная, — добавил Тремаль-Найк. — Еще чуть-чуть, и лестница бы не выдержала такого прыжка, а мы все свалились бы один на другого.
 — Для пантер такие прыжки обычны. Это знают те, кто приезжает обновлять запасы провизии в башнях-убежищах, рассеянных по берегам Хугли, — сказал француз. — Однажды я спас двоих, которых едва не разорвали на куски на лестнице, которая вела в убежище.
 — Давайте-ка поднимем лестницу, — предложил Янес. — Пантера очень обиделась за ту суровость, с которой принял ее Сандокан, и, возможно, попытается взять реванш.
 — Двери здесь нет, — подходя к окну, сказал Тремаль-Найк. — Придется войти через окно.
 Бенгалец взобрался на подоконник, но тут же спрыгнул обратно на площадку.
 — Все этажи обрушились, — продолжил он, — и башня пуста, как камин. Проведем ночь снаружи, здесь даже свежее.
 — И в то же время мы сможем наблюдать за окрестностями, — сказал Сандокан. — Пантеры больше не видно?
 — Она ушла или по крайней мере спряталась в зарослях, чтобы напасть на нас, когда мы спустимся, — ответил Янес.
 — Она не застанет нас врасплох, — возразил де Люссак. — Я знаю, на что способны эти создания. Они хоть и меньше тигров и не такие сильные, но зато смелее и нападают даже тогда, когда не голодны. Они способны даже специально подстерегать вас.
 — Ого!.. — воскликнул в этот момент Янес, поспешно вставая. — Смотрите туда! Огонь!
 Все обратили взгляды в том направлении, в котором указывал португалец.
 На темной воде зачумленной лагуны действительно виднелась точка, светящаяся красным светом, которая медленно двигалась в сторону башни. Она шла с востока и как будто петляла.
 — А может, это наше судно? — спросил Тремаль-Найк.
 — Или шлюпка, — добавил Янес.
 — Мне кажется, что это ни то, ни другое, — сказал Сандокан, внимательно вглядевшись в светящуюся точку, которая четко вырисовывалась на черной поверхности воды. — А парусники заходят в эту лагуну?
 — Если только рыбачьи лодки, — ответил бенгалец. — Или потерпевшие крушение. Циклон, который налетел на джунгли, бушевал ведь и в Бенгальском заливе.
 — Я был бы рад, если бы эта шлюпка пристала здесь. Нам бы не пришлось тогда самим строить плот. На этом судне, должно быть, есть паруса. Ты не видишь, Янес, какое это судно?
 — Я вижу только, что оно направляется сюда, — ответил португалец. — Если они пройдут перед башней, мы привлечем их внимание выстрелом из ружья.
 — Мы это сделаем прямо сейчас, — сказал Сандокан. -Услышав выстрелы, они подойдут сюда.
 Он поднял карабин и выстрелил.
 Выстрел громко прозвучал над темными водами и затих в отдалении.
 Не прошло и полминуты, как стало видно, что светящаяся точка изменила направление и движется прямо к башне.
 — Когда рассветет, судно будет уже здесь, — определил Сандокан. — Небо уже светлеет. Приготовимся спуститься и сесть на судно.
 — А если эти люди откажутся взять нас на борт? — спросил француз.
 — Получат свинец, если не захотят золота, — холодно ответил Сандокан. — Увидим, что они предпочтут. Погонщик, спускай лестницу: они уже подходят.




 Глава 21
 ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТУГОВ


 Показался первый луч солнца, когда маленькое судно причалило напротив башни. Сандокан не ошибся: это была не шлюпка и не корабль. Это была пинасса, то есть большая лодка с высокими бортами и двумя небольшими мачтами, поддерживающими квадратные паруса, имеющая мостик.
 Обычно эти парусники используются в Индии для плавания по большим рекам, но могут выходить и в море, правда, недалеко.
 Пинасса, которая причалила вблизи башни, имела водоизмещение шестьдесят тонн. На борту ее было восемь индийцев, молодых и крепких, одетых в белое, как сипаи, под командованием шкипера, высокого старика с длинной белой бородой, который в этот момент держал руль.
 Увидев пятерых мужчин, среди которых было двое белых, старик вежливо приподнял тюрбан, потом сошел на землю, сказав на хорошем английском языке:
 — Добрый день, господа! Мы услышали ружейный выстрел и поспешили сюда, думая, что кто-то в опасности.
 — Как ты оказался здесь, старик? — спросил Тремаль-Найк. — В здешние воды суда не заходят просто так.
 — Мы рыбаки, — ответил старик. — В этой лагуне много рыбы, и каждую неделю мы приходим сюда.
 — Откуда?
 — Из Даймонд-Харбора.
 — Хочешь заработать сто рупий? — спросил Сандокан.
 Индиец поднял глаза на Тигра Малайзии и несколько мгновений смотрел на него внимательно и с некоторым любопытством.
 — Вы шутите, господин? — спросил он. — Сто рупий — большая сумма, мы не зарабатываем столько даже за неделю ловли.
 — Ты предоставишь свою пинассу в наше распоряжение на двадцать четыре часа, и сто рупий перейдут в твои карманы.
 — Вы щедры, господин, — сказал старик.
 — Ты согласен?
 — От такого предложения никто бы не отказался.
 — Ты сказал, что пришел с Даймонд-Харбора? — переспросил Тремаль-Найк.
 — Да, господин.
 — Ты вошел в лагуны из канала Райматла?
 — Нет, из канала Ямере.
 — Тогда не видел ли ты маленького судна, плавающего в этих водах?
 — Вчера я видел какую-то шлюпку в северном конце Райматла, — отвечал старик.
 — Это наверняка была наша шлюпка, которая искала нас, — сказал Сандокан. — Еще до вечера мы будем на судне. Садитесь, друзья, а завтра мы пришлем сюда шлюпку забрать остальных.
 Вручив старику половину условленной суммы, они взошли на борт, вежливо приветствуемые индийцами, составлявшими экипаж.
 Сандокан и Тремаль-Найк уселись на корме под навесом, который рыбаки натянули, чтобы защитить их от солнца. Янес, француз и погонщик спустились под палубу, в каюту, которую шкипер предоставил в их распоряжение, чтобы они немного смогли отдохнуть.
 Пинасса, которая казалась хорошим парусником, оттолкнулась от берега и направилась к нескольким островам, которые виднелись сквозь туман, поднимавшийся над лагуной.
 Ужасный смрад исходил от этих вод, где разлагалось огромное количество трупов, принесенных сюда по протокам Сундарбана течением. Попадались полуразложившиеся головы, разорванные спины, руки и ноги, которые колыхались и сталкивались на волнах от проплывавшей мимо пинассы.
 На некоторых из трупов стояли на своих длинных ногах марабу, время от времени вырывая клювом куски уже разложившегося мяса и жадно заглатывая их.
 — Сколько же этих плавучих кладбищ! — сказал Тремаль-Найк.
 — Не очень весело, — ответил Сандокан.
 — Правительство Бенгалии поступило бы мудро, приказав похоронить всех этих людей под трехметровым слоем земли. Оно бы избежало холеры, которая почти каждый год посещает столицу.
 — А зачем их бросают в реку?
 — Индийцы, которые желают попасть в рай, должны добраться туда по Гангу.
 — Который, видимо, в него впадает? — смеясь, спросил Сандокан.
 — Этого я не знаю, — ответил Тремаль-Найк, — Однако мне так не кажется. Я видел, как он впадает в Бенгальский залив и смешивает свои воды с морем.
 — Так все эти люди попадут в ваш рай?
 — О нет! Воды Ганга, которые считаются священными, не очистят душу человека, который убил, например, корову.
 — Тяжкое преступление, по-вашему?
 — Которое приведет его прямо в ад, где виновный будет страдать от голода, жажды и змей, непрерывно пожирающих его.
 — Страшное место — этот ваш ад, — сказал Сандокан.
 — Наши священные книги говорят, что там царит вечная ночь и не слышно ничего, кроме стонов и ужасных криков; страдания, которые там испытывают, ужасны. В зависимости от вида грехов там есть и муки для каждого органа, каждой части тела. Огонь, железо, змеи, ядовитые насекомые, дикие звери, хищные птицы — все используется, чтобы воздать осужденным за их грехи.
 — И это наказание длится вечно?
 — Нет, в конце каждой эпохи, которая длится несколько тысяч лет, они опять вернутся на землю: кто в облике животного, кто насекомого или птицы, чтобы в конце концов, настрадавшись, очистится. Вот каков этот наш ад, где правит Йама, бог смерти и тьмы.
 — Но у вас есть и рай, наверное.
 — И даже не один, — ответил Тремаль-Найк. — Есть рай бога Индры, обитель всех добродетельных душ; есть рай Вишну; есть другой, который принадлежит Шиве; есть тот, где правит Брама, предназначенный исключительно для браминов, которые считаются у нас людьми высшей касты и которые…
 Ружейный выстрел и пуля, просвистевшая над головами, внезапно оборвали их разговор. Один из матросов, находившихся на носу, выстрелил из карабина.
 Тремаль-Найк и Сандокан были настолько поражены, что застыли неподвижно. Оба решили, что выстрел случайный. Они и вообразить не могли, что тут измена. Но все дальнейшее подтвердило, что пуля предназначалась именно им.
 — Вперед, ребята! Доставайте ножи и арканы! — бросая руль, закричал шкипер своей команде.
 Индийцы выхватили ножи и размотали арканы, спрятанные под их широкими куртками.
 Увидя это, Сандокан зарычал от ярости. Он бросился за карабином, оставленным у борта, но карабин исчез, как исчезли и карабины его друзей.
 Молниеносным движением он схватил валявшийся на палубе обломок весла и бросился на бак, крича громовым голосом:
 — Измена! Янес, Люссак! На палубу!
 За ним последовал Тремаль-Найк, вооружившийся топором, который он заметил на соседнем бочонке.
 Индийцы расступились, стараясь их окружить; их ножи и арканы не предвещали ничего хорошего.
 — Вперед, ребята! — подбадривал их шкипер, размахивая саблей в правой и кинжалом в левой руке. — Хватайте врагов Суйод-хана!
 — Ах ты, старая собака! — закричал Тремаль-Найк. — Ах ты, пес шелудивый!..
 Он бросился к шкиперу с топором, но тот отступил за спины матросов.
 Силы на палубе были не равны: восемь матросов бросились на них, как тигры. Это были крепкие парни, гибкие и изворотливые. Они медлили, но не потому, что боялись их, а словно выбирая позицию для лучшей атаки.
 — Спасайся на корме, Тремаль-Найк! — закричал пират. — Продержись полминуты!
 Против него самого было трое. Прыжком пантеры он бросился на одного из них и, вскинув над головой обломок весла, молниеносным движением обрушил его на голову противника. Туг с проломленным черепом рухнул на палубу, как бык под ударом мясника. Но в ту же секунду аркан взвился над головой пирата и захлестнул его левую руку.
 — Попался! — закричали, торжествуя, душители. — Вали его на палубу, ребята!
 — Попробуйте!.. — вскричал Сандокан.
 Он бросил весло и, нагнувшись, ударил ближнего головой в живот. Переломившись в поясе, тот упал и покатился по палубе. А Сандокан набросился на третьего, который с ножом готовился напасть на него сзади. Обманным движением он выбил у него нож и стиснул руку железным захватом.
 Однако индиец был сильнее, чем думал Сандокан, и в свой черед вцепился рукой ему в горло. Набежавшая волна качнула пинассу, и оба они упали, продолжая бороться на палубе.
 Тем временем Тремаль-Найк отчаянно защищался, размахивая топором и отступая к корме. Он уже избежал двух арканов и сабельного удара, который пытался нанести ему шкипер, но долго шестерым сопротивляться не мог.
 Его прижали к мачте и уже набросили на шею аркан, когда на палубу ворвались Янес и де Люссак вместе с погонщиком слона.
 Разбуженные криком Сандокана, они сразу же вскочили с коек, ища глазами свои карабины, но их оружия в каюте не было; оно исчезло, как и оружие их товарищей. Однако ножи еще были при них, и, не медля ни секунды, все трое выскочили наружу.
 Туги, теснившие Тремаль-Найка, видя двоих белых и погонщика, ворвавшихся на палубу, тут же разделились: трое из команды бросились на них.
 — Ах, канальи! — выругался португалец, отпрянув к кормовому навесу и одним рывком срывая его, чтобы обернуть вокруг левой руки. — Так здесь измена? Ну, ублюдки, держись!
 И он бросился на тугов, подставляя под удары ножей защищенную брезентом левую руку, а правой готовясь нанести смертельный удар.
 На борту разгорелась яростная борьба, в то время как пинасса, предоставленная самой себе, кружилась и кренилась с борта на борт посреди лагуны.
 Туги побросали свои арканы, ставшие бесполезными в схватке лицом к лицу, и действовали ножами. Владели они ими надо сказать, совсем не плохо. Тремаль-Найк и погонщик отступали под натиском их к корме; де Люссак стремился прийти им на помощь, но пока безуспешно.
 Сандокан же боролся со своим противником на палубе, пытаясь покончить с ним голыми руками. Ему удалось повалить туга и схватить за горло, однако индиец сопротивлялся упорно. Его плечи и горло были смазаны кокосовым маслом, и в конце концов он выскользнул из рук Сандокана.
 Он уже вырвался и встал на колени, когда пират, обладавший мгновенной реакцией, свалил его страшным ударом кулака.
 — Готов! — закричал Сандокан. — Держитесь крепче, друзья! Я иду к вам на помощь.
 Он готов был броситься на корму, когда почувствовал, что сзади его схватили за шею. Индиец, сраженный его страшным ударом, все же очнулся и бросился со спины.
 — Как! — воскликнул пират. — Ты еще жив? Так иди же, составь компанию рыбам!
 Он резко нагнулся и ловким приемом перебросил противника через себя. Несчастный, тщетно цепляясь за борт, головой вниз полетел в воду.
 В этот момент крик боли раздался на корме, сопровождаемый взрывом ругани Янеса. Погонщик, который бился бок о бок с ним, упал, сраженный ударом в грудь.
 Но тугам рано было торжествовать; в тот же миг с проломленной головой упал и один из них. Это был старый шкипер. Тремаль-Найк, воспользовавшись неверным шагом своего противника, нанес ему страшный удар топором.
 Старик раскрыл руки, выпустил кинжал и рухнул на палубу, обливаясь кровью.
 Покончив со своим противником, Сандокан одним взглядом оценил ситуацию и сразу понял, что в самом опасном положении находится Янес, на которого нападали трое.
 Не раздумывая, он бросился другу на помощь и сразу сбил с ног одного. Другой, испугавшись, бросился на корму, но удар веслом достал его сзади. Он упал на колени, выронив нож, но тут же поднялся и, перескочив через борт, бросился вниз головой в лагуну.
 Сандокан был готов уже атаковать и последнего противника Янеса, но тот неожиданно упал и распростерся на палубе. Нож португальца пронзил ему сердце.
 Два туга, с которыми бился де Люссак, видя, что игра уже проиграна, побежали на нос и тоже бросились в воду, исчезнув среди листьев лотоса и тростника, которые росли здесь на отмели, соединяющейся с островком.
 На борту оставался только противник Тремаль-Найка, самый крепкий и самый храбрый из всей банды, который яростно сражался с бенгальцем, с ловкостью зверя избегая ударов топора.
 Сандокан уже замахнулся было веслом, чтобы покончить и с этим негодяем, когда Янес перехватил его руку.
 — Не надо: он нужен нам живой, мы заставим его говорить.
 Вдвоем они кинулись на туга сзади, повалили и связали его собственным арканом, валявшимся тут же на палубе.




 Глава 22
 СИРДАР


 Пленник, захваченный ими в этой кровавой схватке, был красивый молодой человек, сложенный, как Геркулес, с очень тонкими и правильными чертами лица, что могло указывать на принадлежность к высокой касте, несмотря на то что кожа его была темная, как у молангов.
 Уже связанный, он закричал Тремаль-Найку, который еще угрожал ему топором, покрытым кровью старого шкипера:
 — Убей же меня: я не боюсь смерти! Мы проиграли, так убей же меня!..
 Он еще бился, тщетно пытаясь разорвать узы, но видя, что это ему не удается, лег ничком, не говоря больше ни слова и не выказывая страха перед участью, которая его ожидала.
 — Господин де Люссак, — сказал Сандокан, — сядьте рядом с этим человеком, чтобы он не сбежал. Если попытается, покончите с ним ударом ножа. Дышит ли еще погонщик?
 — Он умер в тот же миг, — ответил Янес. — Бедняга! Нож его врага так и остался в ране.
 — Но я за него отомстил, — сказал Сандокан. — Ублюдки! Они продумали свой коварный замысел, мы живы только благодаря Аллаху.
 — Но как они узнали, что мы здесь?
 — Это нам скажет пленник. А пока очистим палубу от мертвецов. Этим до райских ворот плыть недолго.
 Они побросали в воду трупы тугов; тело же погонщика положили в каюте, накрыв брезентом, чтобы позже с честью похоронить его.
 Они вылили на палубу несколько ведер воды, чтобы смыть. кровь, и сориентировали паруса по ветру. Потом приволокла на корму пленника, поскольку нужно было следить за рулем.
 — Вот что, юноша, — предложил ему Сандокан без обиняков. — Тебе придется выбирать, предпочитаешь ты жить или умереть в страшных мучениях? Предупреждаю только, что мы люди, которые не шутят; ты только что сам это видел.
 — Что вы от меня хотите? — спросил юноша.
 — Узнать кое-какие вещи, которые нам необходимы.
 — Туги не выдают тайны своей секты.
 — А ты знаком с йоумой? — резко спросил Тремаль-Найк.
 Туг вздрогнул, и страх молнией мелькнул в его глазах.
 — Я знаю секрет этого питья, которое развязывает языки и которое заставит говорить даже самого упрямого немого. Листья йоумы, немного лимонного сока и зернышко опия; как видишь у меня есть рецепт, и я им воспользуюсь, если будет нужно. Так что бесполезно упрямиться. Все равно мы заставим тебя заговорить.
 Янес и Сандокан с удивлением смотрели на Тремаль-Найка, не понимая, о каком таинственном питье идет речь. Де Люссак кивнул и улыбнулся, одобряя слова бенгальца.
 — Решай, — сказал Тремаль-Найк. — Время не ждет.
 Юноша вместо ответа несколько мгновений пристально смотрел на бенгальца, потом спросил:
 — Ты отец девочки, так ведь? Тот страшный охотник змей и тигров, который когда-то похитил Деву пагоды?
 — Кто тебе это сказал? — спросил Тремаль-Найк.
 — Шкипер пинассы.
 — От кого он это узнал?
 Молодой человек не ответил. Он опустил глаза, и лицо его странно исказилось, но не от страха. Казалось, в его душе происходит какая-то мучительная борьба.
 — Что тебе сказал этот подлый предатель? — спросил Тремаль-Найк. — Все вы мерзавцы и негодяи!
 — Да! — неожиданно воскликнул юноша и рывком, несмотря на веревки, встал на колени. — Да, негодяи, вот их имя! И трусы! Они безжалостные убийцы, и я проклинаю тот день, когда вступил в их ужасную секту.
 Он опустил голову и добавил сдавленным голосом:
 — Будь проклята моя судьба, которая сделала меня, сына брамина, сообщником их преступлений. Кали или Дурга, под одним или под другим именем, богиня крови и убийств, я проклинаю тебя! Ты ложное божество!
 Тремаль-Найк, Сандокан и оба европейца, удивленные этой речью и страстным тоном, которым была произнесена она, слушали молча. Было ясно, что в этом человеке, которого они принимали за одного из самых фанатичных и решительных приверженцев страшной богини, происходит какая-то перемена.
 — Так, значит, ты не туг? — спросил, наконец, Тремаль-Найк.
 — Я ношу на моей груди знаки этих трусливых сектантов, — сказал юноша с горечью. — Но душа моя осталась душой брамина.
 — Ты разыгрываешь комедию? — не поверил де Люссак.
 — Пусть я потеряю свое спасение, пусть мое тело после смерти превратится в самое отвратительное насекомое, если я лгу, — сказал юноша.
 — Как же ты оказался тогда среди этих мерзавцев, если не отказался от своего Брамы ради Кали? — удивился Тремаль-Найк.
 Молодой человек помолчал несколько мгновений, потом снова потупил взгляд и сказал:
 — Я сын брамина и потомок раджи, я бы мог занять видное положение, но меня увлек порок, игра поглотила все мои богатства. Ступенька за ступенькой я спускался все ниже в грязь и стал наконец более презренным, чем пария. Однажды один старик, который называл себя манти…
 — Ты сказал манти? — спросил Тремаль-Найк.
 — Пусть он кончит, — остановил его Сандокан.
 — …встретился мне в компании игроков, — продолжал юноша, — к которой я присоединился, чтобы не умереть с голоду. Пораженный моей силой и ловкостью, он предложил мне принять религию богини Кали. Я узнал потом, что туги везде набирали осведомителей, чтобы следить за действиями властей Бенгалии, которые угрожали им полным истреблением.
 Я был на самом дне, и нищета стучалась в дверь моей хижины, я принял предложение, чтобы выжить. Так сын брамина стал презренным тугом. Чем я занимался потом, для вас не так уж важно; но теперь я ненавижу этих людей, которые вынудили меня убивать, чтобы умилостивить свою богиню кровью невинных жертв. Я знаю, что вы принесли войну в их логова: примите меня к себе! Сирдар предоставляет в ваше распоряжение свою силу и свою храбрость.
 — Откуда ты знаешь, что мы едем на Раймангал? — спросил Тремаль-Найк.
 — Мне сказал шкипер.
 — Кем он был?
 — Командиром одного из двух парусников, которые напали на ваше судно.
 — Он следовал за нами?
 — Да, вместе с тугами, которые составляли его экипаж, и я был в их числе. Мы следили за каждым вашим шагом, мы следовали за вами через джунгли, мы наблюдали, спрятавшись в зарослях, за вашими охотами, мы похитили баядеру из опасения, что она выдаст убежище тугов…
 — Сураму! — воскликнул Янес.
 — Да, эту девушку зовут так, — сказал Сирдар. — Это дочь одного из горских вождей в Ассаме.
 — А где она сейчас?
 — На Раймангале, конечно, — ответил юноша. — Мы боялись, что она приведет вас в тайные подземелья острова.
 — Продолжай, — сказал Сандокан.
 — Мы устроили засаду, чтобы убить вашего второго слона. Мы составили план, как уничтожить вас, прежде чем вы ступите на Раймангал.
 — А пинасса? — спросил Тремаль-Найк.
 — Ее нам послал Суйод-хан, предупрежденный о ваших намерениях. Мы узнали, что вы укрылись в башне Баррекпорре, решили предложить вам свои услуги, даже без ваших сигналов.
 — Какая организация у этих бандитов! — воскликнул Янес.
 — У них действительно есть тайная полиция, чтобы расстраивать все намерения правительства Бенгалии, направленные против них, — сказал Сирдар. — Они боятся неожиданного удара со стороны властей Калькутты, поэтому джунгли и Сундарбан напичканы шпионами тугов. Если какой-нибудь подозрительный отряд направляется туда, рамсинга сигнализирует об этом, и громкие звуки этих труб распространяются одна от другой до самого берега Мангала. Как видите, захватить их врасплох невозможно.
 — Значит, ворваться на их остров нельзя?
 — Можно, но только действуя с величайшей осторожностью.
 — Ты знаешь эти подземелья?
 — Я провел там несколько месяцев.
 — Когда ты их покинул?
 — Четыре недели назад.
 — Значит, ты видел мою дочь! — вскричал Тремаль-Найк с волнением, которое невозможно описать.
 — Да, я ее видел однажды вечером в пагоде, когда ее учили наливать в жертвенную чашу кровь бедного моланга, задушенного за несколько часов до того.
 — Негодяи! — завопил Тремаль-Найк. — То же самое они заставляли делать и ее мать, когда она была Девой пагоды. О, мерзавцы! О, исчадия ада!..
 Рыдания вырвались из его груди.
 — Успокойся, — произнес Сандокан мягко. — Мы вырвем ее у них. Зачем же мы приехали из далекого Момпрачема? Пусть даже кто-то из нас умрет здесь, но мы добьемся своего.
 Он взял у Янеса кинжал и разрезал веревки пленника.
 — Мы сохраняем тебе жизнь и возвращаем свободу, чтобы ты отвел нас на Раймангал и показал дорогу в таинственные подземелья.
 — Моя ненависть к этим убийцам равняется вашей, и Сирдар сдержит обещание. Пусть Йама, бог смерти и ада, осудит меня на вечные муки, если я изменю данному слову. Я отвергаю и проклинаю Кали, чтобы снова стать брамином.
 — К рулю, Янес! — закричал Сандокан. — Поднимается ветер, и «Марианна», наверное, недалеко. Натягивайте шкоты! Мы помчимся, как стрела.
 Свежий бриз начинал задувать сильнее, наполняя паруса маленького суденышка и разгоняя туман, образовавшийся от обильных испарений.
 Сандокан взял курс на юг, где открывалась широкая протока, тот самый канал Райматла, в котором парусник поджидал их.
 Пинасса, которая оказалась ходким судном, прекрасно двигалась и повиновалась рулю. Меньше чем за час они добрались до северной оконечности острова, который простирался к востоку, и поплыли вдоль берега, держась, однако, на почтительном расстоянии, чтобы не подвергнуться нападению с него.
 — Глядите в оба, — приказал Сандокан, который сменил Янеса у руля. — Если Самбильонг и Каммамури выполнили мои приказания, они разобрали мачты и спрятали судно так, что мы его можем и не заметить.
 — Сигнализируем им ружейным выстрелом, — предложил Тремаль-Найк. — Я нашел один из наших карабинов.
 — Тот самый, из которого в нас стреляли?
 — Должно быть, тот самый, Сандокан.
 — Да, — подтвердил Сирдар, который сидел на кормовой скамейке. — Остальные шкипер велел бросить в лагуну.
 — Старый дурак, — сказал Янес. — Он мог использовать их против нас.
 — Они были не заряжены, господин, а у нас на борту не было ни пороха, ни пуль, — ответил молодой человек.
 — Правда! — сказал Сандокан. — Другие мы разрядили на башне, чтобы привлечь внимание пинассы. Это было настоящее счастье, иначе нас расстреляли бы в упор.
 — Шкипер так и собирался сделать, — ответил Сирдар. — Они забрали у вас оружие с этой целью.
 — Капитан Сандокан, — окликнул в этот момент де Люссак, который залез на мачту, чтобы лучше охватить горизонт, — я вижу черную точку, бороздящую канал.
 Тигр Малайзии оставил руль Сирдару и направился на нос в сопровождении Янеса.
 — На юге, господин де Люссак?
 — Да, капитан, и, кажется, она направляется к Райматла.
 Сандокан, который имел необыкновенно острое зрение, посмотрел в указанном направлении и действительно заметил, но не точку, а тонкую черную черточку, которая пересекала протоку на расстоянии семи-восьми миль.
 — Это шлюпка, — определил он.
 — Это может быть только шлюпка с «Марианны», — добавил Тремаль-Найк.
 — Она направляется к острову, — сказал Янес, у которого глаза были не менее зоркие. — Возможно, наше судно укрывается там.
 — Право руля! — скомандовал Сандокан. — Держи к берегу.
 Пинасса, которую быстро гнал свежий ветер, повернула к Райматла, в то время как шлюпка исчезла за изгибами берега.
 Три четверти часа спустя маленькое судно достигло небольшой бухточки, которая вдавалась в остров на несколько сот метров, загроможденная тут и там крошечными островками, поросшими высоченным бамбуком и манграми.
 Сандокан, который снова взял руль, ловко ввел пинассу в эту бухточку, в то время как Тремаль-Найк и Сирдар мерили дно, опасаясь мели.
 — Стрельни-ка из карабина, — сказал Сандокан Янесу.
 Португалец уже взвел курок, когда неожиданно шлюпка с двенадцатью людьми, вооруженными до зубов, вышла из бокового канальчика и быстро направилась к пинассе.
 — Наша шлюпка! — закричал Янес. — Эй, друзья, не стреляйте!
 Эта команда поспела вовремя, поскольку экипаж шлюпки бросил весла и взялся за оружие, собираясь осыпать маленькое суденышко градом пуль.
 В ответ раздался радостный крик:
 — Господин Янес!
 Это кричал Каммамури, верный слуга Тремаль-Найка, который принял на себя командование экспедицией.
 — Подходите, давайте сюда! — закричал португалец, в то время как малайцы и даяки приветствовали своих капитанов восторженным воплем.
 В несколько ударов весел шлюпка пристала к бакборту пинассы в тот момент как де Люссак и Сирдар бросили маленький носовой якорь. Каммамури одним прыжком перелетел через борт и оказался на палубе.
 — Наконец-то! — воскликнул он. — Мы уже начали бояться, что с вами случилось какое-то несчастье. Ах! Какая красивая пинасса!
 — Какие новости, мой храбрый Каммамури? — нетерпеливо спросил Тремаль-Найк.
 — Мало хорошего, хозяин, — ответил тот.
 — Значит, что-то случилось за время нашего отсутствия?
 — Манти сбежал.
 — Манти! — воскликнули в один голос Сандокан и Тремаль-Найк с горестным удивлением.
 — Да, хозяин. Он исчез три дня назад.
 — Значит, вы его не стерегли? — закричал Тигр Малайзии.
 — Стерегли крепко, господин Сандокан, даю вам слово. Два матроса все время находились в его каюте, чтобы он не сбежал.
 — А он сбежал все равно? — спросил Янес.
 — Этот человек, наверное, колдун, демон, или не знаю что. Но факт в том, что на борту его больше нет.
 — Объясни! — потребовал Тремаль-Найк.
 — Как вы знаете, он был заперт в каюте, смежной с той, которую занимал господин Янес и которая имела только одно окно, такое узкое, что в него не пролезет и кошка. Три дня назад я спустился навестить его и обнаружил, что каюта пуста, а оба стража спят так крепко, что я едва их добудился.
 — Я прикажу их расстрелять, — с гневом сказал Сандокан.
 — Это не их вина, что они заснули, поверьте мне, господин Сандокан. Они мне рассказали, что накануне вечером, на закате, манти принялся так пристально смотреть на них, что это вызвало у них какое-то непонятное недомогание. Казалось, что глаза старика испускают искры. И вдруг спокойным, властным голосом он сказал им: «Спите, я вам приказываю, спите!.. « — и они уснули так глубоко, что когда я утром спустился в каюту, то решил, что они мертвые.
 — Он их загипнотизировал, — сказал де Люссак. — У индийцев есть такие гипнотизеры, и манти, наверное, один из них.
 — А как он смог потом убежать? — спросил Янес.
 — Разбойник вышел под покровом ночи и незаметно сошел на берег. С «Марианны» был перекинут трап.
 — Бегство этого человека может опрокинуть наши планы, — сказал Сандокан. — Он наверняка предупредит Суйод-хана.
 — Если раньше его не сожрут тигры или не укусят змеи, — сказал Тремаль-Найк. — К тому же бухта отделена от Раймангала широкими протоками и островами, чрезвычайно опасными. Взял он какое-нибудь оружие, прежде чем сбежать?
 — Паранг, который он вытащил у одного из сторожей, — ответил Каммамури.
 — Не беспокойся из-за побега этого старика, друг Сандокан, — сказал Тремаль-Найк. — Девяносто девять против ста, что его сожрут дикие звери раньше, чем он доберется до Раймангала. Если только он не демон в самом деле, он оставит свою шкуру среди болот и колючего бамбука. Пошли на твою «Марианну», чтобы собрать экспедицию и продумать, как следует, наши планы.




 Глава 23
 ОСТРОВ РАЙМАНГАЛ


 Сутки спустя пинасса покинула небольшое укрытие, где была спрятана «Марианна», чтобы захватить тугов врасплох в их логове и вырвать у них маленькую Дарму.
 Побег манти вынудил Сандокана поторопиться с экспедицией. Весь экипаж был посажен на маленький парусник с большим запасом оружия, боеприпасов и двумя пушками для подкрепления.
 Только шесть человек, привезенных шлюпкой с башни Баррекпорре вместе с погонщиком остались на «Марианне», которой, впрочем, не могла угрожать никакая опасность со стороны, так как никому не было известно ее укрытие.
 Маленькое судно, нагруженное до отказа, вместо того чтобы сразу спуститься к морю, направилось на север, огибая внутреннюю лагуну. Здесь, среди островов, было меньше опасности, что парусник заметят, и поэтому трое начальников экспедиции отдали предпочтение лагуне перед морем.
 Они стремились действовать на первых порах с величайшей осторожностью, чтобы в любом случае спасти маленькую Дарму, а напоследок приберегли страшный удар, который, если он удастся, полностью уничтожит кровавую секту и заставит навсегда покончить с Тигром Индии, жестоким Суйод-ханом.
 Четыре часа спустя после отплытия, незадолго до полудня, маленький парусник достиг северного конца Райматла и вошел на всех парусах в большую внутреннюю лагуну, которая протянулась от берега гангских джунглей до островов, которые образуют Сундарбан.
 — Если ветер не прекратится, — сказал Тремаль-Найк Сандокану, который с любопытством разглядывал эти низкие берега, — то еще до полуночи мы будем на плавучем кладбище Мангала.
 — Ты уверен, что мы найдем там хорошее место, чтобы спрятать пинассу?
 — Мангал я знаю вдоль и поперек. На его берегу я жил, когда был охотником в Черных джунглях. Кто знает, может, сохранилась и та хижина, что служила тогда мне приютом. Вблизи этой хижины я впервые увидел ту, что стала потом моей женой.
 — Аду?
 — Да, — ответил Тремаль-Найк со вздохом, и глубокое волнение исказило его лицо. — Это был прекрасный летний вечер, солнце медленно садилось за высокий бамбук среди огненного океана, когда она появилась, прекрасная, как богиня. Ах! Воспоминания разрывают мне сердце!..
 — Как же туги разрешали Деве пагоды выходить одной?
 — А чего им бояться? Ведь она не могла убежать. А о моем присутствии им тогда еще ничего не было известно.
 — И она приходила к тебе каждый вечер?
 — Да, в час заката. Мы подолгу смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Я принимал ее за божество и не осмеливался заговорить. Но однажды вечером она больше не появилась, и я пошел искать ее в пагоде.
 — А как ты попал туда?
 — Спустившись по канату, на котором висела большая лампа.
 — И эта лампа на канате по-прежнему там висит?
 — Да, Сирдар подтвердил мне это.
 — Хорошо бы и нам спуститься по ней, — сказал Сандокан. -Если в пагоде появится Дарма, мы похитим ее таким путем.
 — Подождем сначала, чтобы Сирдар предупредил нас.
 — Ты доверяешь ему?
 — Абсолютно, — ответил Тремаль-Найк. — Он теперь ненавидит тугов так же, как мы, если не больше. Он знает, к тому же, что будет щедро вознагражден. Если он поможет нам спасти мою маленькую Дарму, я сделаю его настолько богатым, что он сможет начать совершенно новую жизнь. С его помощью мы вернем и мою дочь, и баядеру.
 — Так Сураму уже доставили в подземелья?
 — Я так полагаю.
 — Это хорошо. Значит, мы выручим и ее. Только бы Суйод-хан при этом не ускользнул. Тогда каждый из нас получит свое: тебе — Дарма, Янесу — Сурама, а мне — шкура Тигра Индии, — сказал Сандокан с жестокой улыбкой.
 — Рима, — сказал в этот момент Сирдар, приближаясь к ним и показывая на остров, который вырисовывался за кормой пинассы, — это первый из четырех островов, которые прикрывают Раймангал с запада. Повернем на север, господин. Нам лучше пройти по внутреннему каналу. Там нас наверняка никто не увидит.
 — Встань к рулю.
 — Да, господин: я поведу пинассу.
 Вскоре маленький парусник обогнул северную оконечность острова Рима, войдя в новый канал, тоже довольно широкий. В темноватой стоячей воде его плавали многочисленные человеческие останки, распространявшие столь удушающий запах, что заставляли поводить носом даже Дарму и Пунти, которые бок о бок лежали на палубе.
 Это было то плавучее кладбище, о котором говорил Тремаль-Найк. Тысячи разлагающихся трупов, приплывших сюда по Гангу, рукавом которого является Мангал, плавали по поверхности затхлой воды со стоящими на них марабу. Головы, спины, ноги и руки сталкивались и качались на волнах, которые расходились от корпуса движущейся пинассы.
 В шесть вечера этот канал был тоже пройден, и пинасса углубилась в россыпь отмелей и островков, которые образовывали эстуарий Мангала.
 Берега понемногу сжимались; здесь Раймангал соединялся с джунглями континента, отделенный от них лишь мелководными протоками и болотами.
 Сандокан велел спустить паруса, оставив только небольшой кливер, и каждую минуту промерять дно, чтобы пинасса не села на мель. Тремаль-Найк стал рядом с рулевым, указывая ему путь.
 Через двадцать минут парусник поднялся по реке, потом, по указаниям Тремаль-Найка, приблизился к левому берегу и вошел в маленькую заводь, полностью скрытую под огромными деревьями, которые почти не пропускали свет.
 — Остановимся здесь, — сказал бенгалец Сандокану. — Здесь легко спрятать пинассу среди мангров, если снять мачты. К тому же рядом непроходимые джунгли. Никто не обнаружит нас.
 — А пагода тугов далеко?
 — Меньше мили отсюда.
 — Она стоит посреди джунглей?
 — На берегу пруда.
 — Сирдар!
 Юноша поспешил на зов.
 — Пришел момент действовать, — сказал Сандокан.
 — Я готов, господин.
 — Мы слышали твою клятву.
 — Сирдар может умереть, но не нарушит данное слово.
 — Итак, каков твой план?
 — Я отправлюсь к Суйод-хану и расскажу ему, что пинасса захвачена шайкой людей, что весь экипаж уничтожен, а мне самому удалось спастись с большим трудом.
 — Он поверит тебе?
 — А почему нет? Он мне всегда доверял.
 — А затем?
 — Я разузнаю, находится ли Дарма в подземельях и когда она будет участвовать в церемонии. Будьте готовы напасть на пагоду и берегитесь, чтобы вас не заметили.
 — Как ты предупредишь нас?
 — Если Сурама там, я пришлю ее.
 — Ты знаешь ее?
 — Да, господин.
 — А если ее еще не привезли на Раймангал?
 — Тогда приду я, господин.
 — В котором часу происходит церемония?
 — В полночь.
 — Это так, — подтвердил Тремаль-Найк.
 — Так мы сможем незамеченными проникнуть в пагоду? — спросил Сандокан.
 — Да, взобравшись на купол и спустившись по канату, на котором висит большая лампа, — сказал Тремаль-Найк. — Ведь этот канат еще существует, Сирдар?
 — Да, господин. Однако осторожности ради не приходите в пагоду слишком многочисленными, — сказал юноша. — Оставьте большую часть отряда спрятанной в джунглях и предупредите своих людей, чтобы бежали вам на помощь, только когда услышат звук рамсинги.
 — А кто даст этот сигнал?
 — Я, господин, потому что я тоже буду в пагоде, когда вы нападете на Суйод-хана.
 — Именно он приведет Дарму на церемонию? — спросил Янес, который присоединился к ним.
 — Да, он всегда сам присутствует при этом.
 — Ладно, — сказал Сандокан. — Не забывай, что, если ты поможешь нам, твоя судьба обеспечена, а если предашь — мы не уйдем отсюда без твоей головы.
 — Я сдержу данную клятву, — сказал Сирдар торжественным голосом. — Я больше не туг, я брамин.
 Взяв карабин, который Каммамури протянул ему, он сделал прощальный жест и, ловко спрыгнув на берег, исчез в темноте.
 — Неужели я скоро смогу обнять мою маленькую Дарму? — воскликнул Тремаль-Найк с волнением.
 — Я тебе обещаю это, — сказал Сандокан. — А пока вооружимся терпением и начнем устраивать лагерь.
 Его люди уже взялись за работу, чтобы спрятать пинассу, сняв ее мачты и паруса. Выгрузив оружие, боеприпасы, ящики с провизией и палатки, они сошли на землю и оттащили судно в заросли мангров, в которых прорубили зеленый тоннель для него. После этого они покрыли палубу охапками бамбука и тростника, так что полностью скрыли его.
 Между тем Сандокан, Янес и Тремаль-Найк с отрядом даяков прошли по краю джунглей и установили посты на берегу. Каммамури и Самбильонг сделали то же самое на восточном берегу, чтобы следить за теми, кто может прийти с островов Сундарбана. Главная же цель этого поста была помешать манти причалить к Раймангалу, если старику удастся пересечь лагуну и каналы на какой-нибудь лодке.
 Покончив с этим, все, кроме часовых, улеглись спать и уснули несмотря на мрачный вой шакалов. Ничто не нарушило их сна. Остров, если не считать скрытых здесь подземелий, где жили туги, был необитаемым.
 На другой день около полудня Тремаль-Найк, Сандокан и Янес, сжигаемые нетерпением, совершили вылазку в джунгли в сопровождении Дармы и Пунти и добрались до самой пагоды, но не встретили ни одной живой души.
 Они ждали вечера, надеясь увидеть Сураму или Сирдара, однако никто не появился. Не заметили часовые на постах и старого манти.
 В эту ночь они слышали, однако, повторяющийся несколько раз в отдалении звук рамсинги. Что означали эти звуки, от которых веяло глубокой тоской, ни Сандокан, ни его друзья не знали.
 Заслышав эти сигналы, они поспешно выходили из палаток в надежде, что появится Сирдар, но их ждало разочарование.
 К полуночи звуки трубы прекратились, и молчание воцарилось в темных джунглях.
 — Капитан, — сказал один малаец, — кто-то приближается к нам. Я заметил при свете луны, что бамбук колеблется, как будто кто-то старается проложить себе сквозь него дорогу.
 — Может быть, это Сирдар? — спросили в один голос Сандокан и Тремаль-Найк.
 — Я не мог разглядеть.
 — Веди нас, — сказал Янес.
 Взяв карабины и малайские криссы, они последовали за малайцем вместе с господином де Люссаком и Дармой.
 Едва они углубились в джунгли, как заметили, что верхушки высоких бамбуков действительно колеблются, как если бы кто-то старался проложить себе путь.
 — Окружайте его, — вполголоса сказал Сандокан.
 Они уже готовы были разделиться, когда мелодичный голос, хорошо им знакомый, произнес:
 — Добрый вечер, господин! Сирдар послал меня к вам.




 Глава 24
 ПАГОДА ТУГОВ


 Сурама, прекрасная баядера, неожиданно появилась среди зарослей, держа в руке кинжал, которым она прокладывала себе дорогу в чаще. Она была в живописном костюме храмовых танцовщиц, с легким корсажем, вышитым серебром и украшенным цейлонским жемчугом.
 Все бросились ей навстречу.
 — Дорогая моя, — воскликнул Янес с живейшим волнением, — я боялся, что ты погибла.
 — Как видите, белый господин, я еще жива, — улыбаясь, ответила Сурама. — Хотя поначалу мне тоже казалось, что туги хотят принести меня в жертву своему божеству.
 — Кто тебя послал? — спросил Тремаль-Найк.
 — Сирдар, я вам уже сказала. Он поручил мне предупредить вас, что сегодня ближе к полуночи состоится церемония приношения крови перед статуей Кали.
 — Кто будет ее наливать? — с тревогой спросил бенгалец.
 — Маленькая Дева пагоды.
 — Негодяи! Ты видела мою дочь?
 — Ее не видит никто, кроме священников и Суйод-хана.
 — Что еще сказал Сирдар?
 — Что это будет последнее приношение крови, поскольку туги решили рассеяться и присоединиться к восставшим в Дели и Лакхнау.
 — Восстание разгорелось? — спросил де Люссак.
 — Да, господин. Я слышала, что полки сипаев расстреливают своих офицеров, что в Канпуре и Лакхнау вырезали все английские семьи. Вся Северная Индия в огне.
 — И Суйод-хан собирается присоединиться к восставшим?
 — Здесь они не чувствуют больше себя в безопасности. Они уже знают, что вы идете на Раймангал.
 — Он знает, что мы уже здесь? — спросил Сандокан.
 — Туги этого не знают; шпионы потеряли ваш след. Сирдар мне сказал об этом.
 — Почему он сам не пришел сюда? — спросил Тремаль-Найк.
 — Чтобы не покидать Суйод-хана: тот может внезапно скрыться. Сирдар последует за ним, если главарь тугов сбежит.
 — Ты останешься с нами? — спросил Янес.
 — Нет, белый господин, — ответила Сурама. — Для вашей же пользы мне лучше оставаться у тугов до их отъезда.
 — Если раньше мы не утопим их в их пещерах, — сказал Сандокан.
 — Прощай, белый господин, мы скоро снова увидимся, — сказала прекрасная танцовщица, нежно пожимая руку Янесу.
 — Береги себя, — сказал он с тревогой. — Когда мы нападем на логово тугов, беги из подземелий. При первом ружейном выстреле скрывайся в пагоде.
 — Хорошо, господин.
 — Пещеры больше не соединяются со стволом священного баньяна! — спросил Тремаль-Найк.
 — Нет, эта галерея закрыта. Вам придется напасть из галереи, которая начинается в пагоде. До свидания, господин.
 И, улыбнувшись всем, она снова исчезла в зарослях бамбука.
 — Девять часов, — сказал Сандокан, когда они остались одни. — Займемся приготовлениями.
 — Мы пойдем все? — спросил де Люссак.
 — Нас не будет слишком много, — ответил Сандокан. — А что ты, Тремаль-Найк, посоветуешь нам делать, ведь ты знаешь пагоду.
 — Притаимся в чаще, которая окружает пруд, — ответил бенгалец. — Потом спустимся в пагоду и ударим на них первыми. Захватив Дарму, мы спустимся в подземелья и покончим с Суйод-ханом.
 — Да, я не вернусь в Момпрачем без шкуры Тигра Индии, — сказал Сандокан. — Я уже это говорил.
 Они поспешно вернулись в лагерь и сняли часовых с восточной протоки, чтобы иметь в своем распоряжении как можно больше людей.
 В одиннадцать часов Сандокан, Янес, де Люссак, Тремаль-Найк и четверо малайцев, самых сильных и храбрых, бесшумно покинули лагерь, следуя за Дармой. Все они были вооружены карабинами, пистолетами и парангами, а также снабжены веревками, чтобы забраться на купол пагоды. Основной отряд, состоящий из малайцев и даяков, под командованием Самбильонга, должен был последовать за ними через четверть часа. Матросы, вооруженные карабинами и парангами, несли с собой лампы и факелы. Кроме того, приготовлено было несколько взрывных устройств, которые могли пригодиться в подземных лабиринтах.
 Тремаль-Найк и Каммамури, знавшие остров, как свои пять пальцев, вели каждый отряд, соблюдая всяческую осторожность. Однако все было тихо, и чуткий Пунти, их верный пес, не выказывал никакого беспокойства.
 Джунгли казались пустынными; только вой голодных шакалов прерывал ночное безмолвие, царившее среди этих темных густых зарослей.
 Оставалось еще полчаса до полуночи, когда отряд достиг берега пруда. На противоположном берегу, посреди площадки, большая часть которой была занята старым баньяном, образовавшим множество стволов, возвышалась пагода тугов. Это было огромное сооружение, которое заканчивалось колоссальным куполом. Его стены, украшенные головами слонов и божеств, соединялись между собой поперечными карнизами, что давало возможность взобраться на купол.
 Ни на берегу, ни на площадке не было видно ни души. Окна пагоды тоже были темны — явный признак того, что церемония еще не началась.
 — Мы пришли вовремя, — сказал Тремаль-Найк, которым понемногу овладевало возбуждение.
 — Странно, что туги не поставили часовых вокруг пагоды, зная, что мы кружим по лагуне, — заметил Сандокан, настороженно осматриваясь.
 — И мне эта тишина кажется подозрительной, — сказал Янес. — А как тебе, Тремаль-Найк?
 — Мне тоже, — ответил бенгалец.
 — Тигрица неспокойна, — сказал француз. — Посмотрите на нее.
 В самом деле, Дарма, которая до этого спокойно шла впереди, остановилась перед зарослями высокого бамбука, которые протянулись до самой пагоды. Она навострила уши, нервно махала хвостом, била им себя по бокам и с тихим рычанием нюхала воздух.
 — Да, — сказал Тремаль-Найк. — Дарма почуяла врага. Там прячется какой-нибудь туг.
 — Что бы ни случилось, не стреляйте, — сказал Сандокан. — Нам нужно взять его тихо.
 — Да, Сандокан, — ответил бенгалец. — Я пойду вперед с Дармой. Если там кто-то есть, Дарма когтями покончит с ним.
 — Но там могут быть двое.
 — Вы пойдете следом, на коротком расстоянии.
 Он подозвал тигрицу, погладил ее по спине и коротко приказал:
 — За мной, Дарма.
 Затем перекинул карабин через плечо, взял паранг в правую руку и молча вступил в заросли бамбука, наклонившись и тихо раздвигая растения. Дарма неслышно кралась следом за ним.
 Из чащи не доносилось ни одного звука, однако Тремаль-Найк инстинктом чувствовал, что кто-то там прячется. Пройдя шагов пятьдесят, он оказался на тропинке, которая вела к пагоде.
 Он распрямился, чтобы оглядеться, нет ли здесь кого, когда услышал рядом шорох бамбука и почувствовал, как на плечи ему упала веревка, мгновенно сжавшая горло.
 Полуголый человек с татуировкой тугов на груди выпрыгнул из зарослей и бросился на него с длинным кинжалом.
 Стремительная тень метнулась из чащи бамбука в тот же миг. Тигрица прыжком кинулась ему на плечи, повалив его. Послышался сдавленный крик, потом хруст костей.
 Сандокан, который был шагах в десяти сзади, тоже в свою очередь бросился вперед.
 — Он поймал тебя? — спросил он.
 — Да, но не успел ни задушить, ни заколоть, — ответил Тремаль-Найк, освобождая горло от веревки. — У этого мерзавца уже кинжал был наготове, и только Дарма спасла меня.
 Подошли Янес, де Люссак и малайцы.
 — Не шумите, — сказал Тремаль-Найк. — Тут может быть еще туг, который притаился. Спокойно, Дарма, оставь его.
 Тигрица нервно била хвостом и, обнажив клыки, рычала на лежащего туга.
 — Оставь, — повторил Тремаль-Найк, хватая ее за шею.
 С недовольным рычанием тигрица повиновалась.
 — Бог мой! — воскликнул Янес. — Как она отделала этого беднягу! На нем места живого нет.
 — Молчи, — сказал ему Сандокан.
 Все прислушались: никакой шум не долетал до их ушей, кроме легкого шороха тростников, волнуемых ночным ветерком.
 — Вперед! — приказал Тремаль-Найк.
 Они пустились в путь все так же в глубоком молчании и через пять минут вынырнули из зарослей перед огромной пагодой.
 Несколько мгновений они стояли, разглядывая чудовищные головы слонов, ее статуи и широкие карнизы, потом быстро подошли к огромной вделанной в стену статуе, и Тремаль-Найк, самый ловкий из всех, уцепившись за ноги каменного гиганта, добрался до его груди, поднялся на плечо и в конце концов уселся верхом у него на голове. Он привязал веревку и бросил ее товарищу.
 — Быстро, — торопил он. — Выше лезть будет легче.
 Над великаном нависал хобот одного из слонов. Тремаль-Найк схватился за него и легко взобрался на первый карниз.
 Сандокан и остальные лезли следом, подтягиваясь на руках, упираясь в каменные выступы ногами. Даже француз, который не отличался особой ловкостью, на этот раз не отставал.
 Над карнизом были другие статуи, которые опирались одна на другую, представляя собой как бы ступени пирамиды. Переходя с одной статуи на другую, восемь смельчаков добрались наконец до вершины купола, остановившись перед круглым отверстием с железной решеткой, на которую опирался огромный позолоченный шар.
 — Отсюда я спустился когда-то, чтобы увидеть мою дорогую Аду, — сказал Тремаль-Найк с глубоким волнением.
 — И чтобы получить удар кинжалом от Суйод-хана, — добавил Сандокан.
 — Да, — мрачно согласился бенгалец.
 — Посмотрим, удастся ли ему заколоть всех нас восьмерых.
 Сандокан обернулся и внимательно посмотрел вниз, на темные заросли тростника, куда скрылась тигрица, которая не могла последовать за ними.
 — Там наши люди, — сказал он. — При первом же выстреле они прибегут сюда, и пощады тугам не будет.
 — Но удастся ли им проникнуть внутрь? — спросил Янес.
 — Каммамури знает, где находится дверь в пагоду, — ответил Тремаль-Найк. — Хватит одной петарды, чтобы взорвать ее.
 — Итак, спускаемся, — решил Сандокан.
 Тремаль-Найк схватился за толстый канат, на котором висела лампа, освещавшая внутренность пагоды, и слегка раскачал его. Из черного отверстия донеслось слабое металлическое позвякивание.
 — Уступи мне место, — попросил Сандокан. — Я хочу спуститься первым.
 — Статуя находится сразу под лампой, и голова у нее достаточно широкая, чтобы поставить ноги, не боясь упасть.
 — Хорошо.
 Проверив пистолеты и нож за поясом, пират закинул за плечо карабин; потом схватился за канат и принялся медленно спускаться, стараясь не раскачивать его и не давать звякать лампе.
 Внутренность пагоды была темна, глубокое молчание царило там. Удостоверившись в этом, он заскользил быстрее, пока не почувствовал под ногами металлический каркас лампы. Тогда он отпустил канат и, схватившись за перекладину, повис на ней. Ногами он нащупал что-то грубое и твердое.
 «Голова богини, — подумал он. — Теперь главное — не потерять равновесия».
 Он встал попрочнее, отпустил лампу и начал спускаться вдоль тела богини, пока не достиг пола.
 Он осмотрелся, но не мог ничего различить, настолько густая была темнота. В вышине, где виднелся кусочек неба, усыпанный звездами, он увидел тень, которая скользнула в отверстие.
 — Это, наверное, Тремаль-Найк, — подумал он.
 И не ошибся: вскоре бенгалец спустился по телу статуи и оказался рядом.
 — Ты не слышал никакого шума? — спросил он.
 — Никакого, — ответил Сандокан. — Можно подумать, что туги уже разбежались.
 Тремаль-Найк почувствовал, как лоб у него покрылся холодным потом.
 — Нет, — сказал он. — Невозможно, чтобы нас предали.
 — А ведь почти полночь, и я думаю, что…
 Барабанный грохот, донесшийся снизу, словно из-под земли, прервал его.
 — Что это? — спросил Сандокан.
 — Большой барабан для религиозных церемоний, — ответил Тремаль-Найк. — Туги не убежали, они собираются. Скорее, друзья! Спускайтесь!
 Янес был уже на голове богини; за ним и другие, заслышав грохот, заскользили вниз по канату с опасностью оборвать его.
 Когда барабан снова загремел, восемь человек уже собрались у статуи богини вместе.
 — Вон там должна быть ниша, — сказал Тремаль-Найк, подталкивая товарищей. — Спрячемся внутри.
 Странные звуки слышались из-под земли: далекие крики, грохот барабанов, звучание трубы, звон колоколов. Казалось, что среди обитателей огромных подземелий разразилась целая революция.
 Едва Тремаль-Найк, Сандокан и их товарищи успели спрятаться в нише, как с грохотом распахнулась дверь, и с яростными воплями в нее ворвалась группа людей, почти совершенно голых, с телами, блестевшими от кокосового масла.
 Их было сорок или пятьдесят, все с кинжалами и арканами у пояса, с факелами и шелковыми шнурами душителей в руках.
 Старик, худой, как факир, с длинной седой бородой, возглавлял их.
 — Вон там они, осквернители пагоды! — яростно закричал он. — Убейте их!
 Это был старый колдун-манти.




 Глава 25
 В ЛОГОВЕ ТУГОВ


 Как удалось этому старику, почти безоружному, пересечь джунгли, болотистые острова Сундарбана, переплыть лагуны и добраться до логова сектантов Кали? И почему вместо Суйод-хана с маленькой Дармой здесь появилась эта банда фанатиков? Предал их Сирдар или туги сами заметили, как они взбирались по куполу?
 Ни у Сандокана, ни у других не было времени задаваться этими вопросами. Со страшными криками туги набросились на них со всех сторон со своими арканами, шелковыми шнурами и кинжалами.
 — Смерть осквернителям пагоды! Кали!.. Кали!..
 Сандокан первым бросился из ниши, целясь прямо в грудь манти, который был впереди душителей, с кинжалом в одной руке и с факелом в другой.
 — Тебе первая пуля, старик! — крикнул он.
 За этими словами последовал выстрел, отдавшийся под огромным куполом, как взрыв петарды.
 Манти уронил кинжал, прижав руку к груди. Минуту он стоял прямо, глядя на Сандокана взглядом, полным ненависти, потом тяжело упал под ноги колоссальной статуи, которая возвышалась в центре пагоды.
 — Отомстите за меня… — прохрипел он, — убейте… уничтожьте… Кали так хочет!..
 Увидев, что старик упал, растерянные душители отпрянули назад, и это дало время Тремаль-Найку, Янесу и остальным сплотиться вокруг Тигра Малайзии, который, отбросив карабин, взялся за паранг.
 Однако колебания тугов длились всего несколько секунд. Надеясь на свое численное превосходство, они снова бросились вперед, раскручивая в воздухе арканы и шелковые шнуры.
 Сандокан вовремя заметил опасность, которая угрожала его отряду, если они позволят себя окружить. Он бросился к ближайшей стене, в то время как его товарищи выстрелами проложили себе дорогу, стреляя почти в упор.
 — Паранги в руки! — закричал Сандокан, прижимаясь к стене. — Следите за арканами!
 Янес, Тремаль-Найк и малайцы, воспользовавшись проложенной дорогой, быстро присоединились к нему, размахивая над головой кинжалами, чтобы рассекать арканы, которые, свистя, как змеи, падали на них со всех сторон.
 Решительность Тигра Малайзии и собственные потери, казалось, охладили пыл душителей, которые надеялись легко захватить маленький отряд.
 Голос манти, который при последнем издыхании бился в луже собственной крови, слабея, донесся до них:
 — Убейте… уничтожьте… рай Кали тому, кто погибнет… кто поги…
 Смерть прервала его последние слова; но все услышали обещание. Рай Кали тому, кто погибнет! Большего и не нужно, чтобы возбудить храбрость у этих фанатиков.
 Снова они бросились вперед, возбуждая себя дикими воплями; и снова были вынуждены отступить под огнем пистолетов. Сандокан и его товарищи стреляли наверняка, убивая ближних в упор.
 Несколько тугов упали мертвыми, образуя перед нападавшими что-то вроде барьера. Этот второй залп, гораздо более страшный, чем первый, посеял в рядах тугов настоящую панику. Растерянные, они метались по пагоде, не решаясь напасть на сбившихся в кучку друзей.
 — Вперед! — заметив это, закричал Сандокан. — Нападем на этих бандитов!
 И неустрашимый пират бросился вперед с отвагой зверя, чье имя он носил, нанося страшные удары парангом с немыслимой ловкостью и быстротой. Его малайцы с дикими криками рванулись вперед, не щадя своими кинжалами никого.
 Туги, бессильные противостоять этому яростному натиску, отступили к статуе и сгрудились вокруг нее. Они побросали свои арканы, бесполезные в сражении лицом к лицу, и, вооружившись ножами и кинжалами, решительно отбивались, словно надеясь на помощь своей богини.
 Тщетно Тигр Малайзии бросал своих людей в атаку. Туги падали, но, несмотря на страшную резню, учиненную тяжелыми борнезийскими саблями, большинство их, отбиваясь, еще крепко держалось на ногах.
 Сражение было в самом разгаре, когда в отдалении вдруг снова послышался грохот большого барабана и вслед за тем ружейные выстрелы, которые раздавались у стен пагоды.
 — Смелее, друзья! — закричал Сандокан. — Наши люди пришли нам на помощь! Вперед, на этих бандитов!
 Но повторять атаку уже не пришлось. Едва заслышав грохот своего барабана, туги стремительно бросились к той же самой двери, через которую они ворвались в пагоду и которая, видимо, вела в таинственные галереи подземного храма.
 Видя, что они бегут, Сандокан кинулся за ними с призывом:
 — Вперед! Врывайтесь в их логово!
 Но туги уже достигли двери и кинулись в галерею, толкая один другого, чтобы спастись первыми. Убегая, они побросали свои факелы. Янес и Тремаль-Найк подняли два из них и кинулись следом за Сандоканом.
 Когда они ворвались в подземные галереи, туги, которые бежали, как зайцы, уже имели немалое преимущество. Зная свои подземелья, они бросили факелы и убегали в темноте, но топот их ног звучно отдавался под темными сводами.
 Тремаль-Найк, который опасался засады, хотел было удержать Тигра Малайзии.
 — Подождем твоих людей, Сандокан.
 — Хватит и нас, — отвечал пират. — Не останавливайся!
 И, выхватив у Янеса факел, он смело бросился в темный переход, не обращая внимания на грохот барабана, который созывал всех обитателей подземелий. Все кинулись за ним, размахивая парангами и громко крича, чтобы усилить страх беглецов и внушить им, что преследователей гораздо больше.
 Галерея, ведущая в огромные пещеры Раймангала, полого спускалась вниз.
 Это был полукруглый коридор, прорытый в скальной породе, шириной два метра и такой же высоты, прерываемый время от времени короткими скользкими ступенями. Сырость просачивалась отовсюду, и местами по стенам струилась вода.
 Душители бежали, даже не пытаясь оказать сопротивления, что было бы нетрудно в этом узком проходе.
 Пираты Момпрачема преследовали их, крича и время от времени стреляя из пистолетов. Они решили достичь подземного храма и там ждать своих людей, которые, судя по отдаленным ружейным выстрелам, уже проникли в пагоду.
 Так пробежали они шагов четыреста или пятьсот, когда очутились перед дверью, которую туги, видимо, не успели запереть, дверью непомерной толщины, сделанной из бронзы или какого-то другого металла, которая вела в круглую пещеру.
 — Остановимся, — сказал Тремаль-Найк.
 — Нет, — возразил Сандокан, который мельком заметил последних беглецов, бросившихся вон из пещеры через вторую дверь.
 — Подождем твоих людей.
 — Они догонят нас позже. С ними Каммамури, он их приведет. Вперед, пока Суйод-хан не сбежал с Дармой.
 — Да, вперед! — вскричали Янес и де Люссак.
 Они устремились в пещеру, направляясь к той двери, через которую бежали туги, как вдруг послышались два громовых раската, как если бы взорвались две петарды или мины. Сандокан остановился, испустив крик ярости.
 — Они закрыли обе двери!
 — Черт возьми! — воскликнул Янес, который почувствовал, как дрожь прошла по телу, разом потушив его энтузиазм. — Неужели мы попали в ловушку?
 Все остановились, с беспокойством переглядываясь. Все стихло в подземелье, едва закрылись обе массивные двери. Не слышалось больше ни ружейной пальбы, ни грохота барабана, ни криков беглецов.
 — Мы попались, — сказал, наконец, Сандокан. — Значит, за спиной у нас тоже были враги? Я был не прав, что не последовал твоему совету, друг Тремаль-Найк; но я надеялся добраться до пагоды и вырвать у Суйод-хана Дарму, прежде чем он сумеет сбежать.
 — Туги пока нас не схватили, капитан, — сказал де Люссак, который все еще сжимал паранг, окровавленный по самую рукоятку. — Наши попытаются пробить эти двери, поскольку у них есть петарды.
 — Их больше не слышно, — сказал Янес. — Неужели душители одолели их?
 — Я никогда в это не поверю, — ответил Сандокан. — Ты знаешь, как отважны наши люди, и, бросившись вперед, они не остановятся и перед целой армией. Я уверен, что они уже овладели пагодой и открывают дверь галереи.
 — Тем не менее я беспокоюсь, — сказал Тремаль-Найк, который до тех пор молчал. — Я боюсь, что Суйод-хан воспользуется этим положением, чтобы сбежать с моей Дармой.
 — Тут есть еще выходы? — спросил Сандокан.
 — Тот, что ведет к священному баньяну.
 — Сирдар говорил, что он замурован.
 — Его могли открыть снова, — ответил Тремаль-Найк. -У Суйод-хана есть мастера на все руки.
 — Каммамури знает о существовании того прохода?
 — Да.
 — Тогда он велел, наверное, сторожить его.
 — Сударь, — сказал де Люссак, который обошел пещеру, -попытаемся выйти отсюда.
 — Правда, — сказал Сандокан. — Мы теряем время в бесполезной болтовне. Вы осмотрели двери, господин де Люссак?
 — И одну, и вторую, — ответил француз. — Мне кажется, что нечего и думать выйти отсюда, не имея петарды. Они бронзовые и огромной толщины. Эти канальи для того и бежали, чтоб завлечь нас в эту ловушку, что им в конце концов и удалось.
 — Вы не заметили никакого другого прохода?
 — Нет, господин Сандокан.
 — А что делают наши люди? — спросил Янес, который начинал терять свое спокойствие. — Они уже должны быть здесь.
 — Я бы отдал половину моих богатств, чтобы узнать о них, — проговорил Сандокан. — Это молчание меня беспокоит.
 — И меня также, — сказал Тремаль-Найк. — Но не будем терять времени и постараемся выйти отсюда, пока туги не сыграли с нами шутку еще похуже. Они способны на все.
 — Тихо! — сказал в этот момент Янес, который приблизился к той двери, что вела в пагоду. — Я слышу далекие выстрелы.
 — Откуда?
 — Из пагоды, мне кажется.
 Все бросились к массивной бронзовой двери и приложили уши к металлу.
 — Да, выстрелы, — сказал Сандокан. — Мои люди продолжают биться. Друзья, попытаемся добраться до них.
 — Невозможно сокрушить эту дверь, — сказал де Люссак.
 — Взорвем ее, — предложил Янес. — У меня в пороховнице около фунта пороху; и у каждого из вас должно быть почти столько же. Мы можем сделать хорошую мину.
 — Лишь бы не взорваться самим, — заметил Тремаль-Найк.
 — Пещера довольно просторная, — сказал Сандокан. — Как вы думаете, господин де Люссак?
 — Опасности нет, — отвечал француз. — Достаточно будет нам лечь ничком в противоположном конце.
 — Итак, приступим, — решил Янес. — Ссыпайте свой порох ко мне сюда.
 Малайцы уже взялись за паранги, чтобы копать яму для петарды под дверью, когда послышалось несколько взрывов, сопровождаемых страшными криками.
 — Что там происходит? — вскричал Янес.
 — Должно быть, наши люди взорвали двери в галерею, — ответил Сандокан. — Кажется, сражаются в пагоде.
 Неожиданно Тремаль-Найк издал крик ярости, и вслед за этим послышался шум бурлящей воды.
 — Что там еще? — спросил Сандокан.
 — То, что туги собираются утопить нас, — ответил Тремаль-Найк сдавленным голосом. — Смотрите!
 Из противоположного края пещеры через щель в углу свода вниз устремился поток воды. Скользнув по стене, он с шумом обрушился на пол, расплескиваясь и быстро заливая его.
 — Мы погибли! — воскликнул Янес.
 Сандокан хранил молчание, хотя в его глазах, наверное, в первый раз в жизни мелькнуло горестное бессилие, а лицо было мрачным.
 — Если через пять минут ваши люди не будут здесь, все будет кончено, — сказал де Люссак. — Этот водопад затопит нас. Что вы об этом скажете, господин Янес?
 — Скажу, что мину мы приготовить уже не сможем, — отвечал португалец. Он достал из кармана сигарету, зажег ее и принялся курить с видом человека, полностью отдавшегося на волю судьбы.
 — Что же нам делать, Сандокан? — спросил Тремаль-Найк. — Неужели мы так и позволим утопить нас здесь, как котят?
 Но пират не ответил. Стиснув зубы и мрачно скрестив руки на груди, он смотрел на темную воду, которая уже затопила весь пол пещеры и быстро поднималась к их коленям.
 — Господа, — сказал Янес, — не хотите ли поплавать. Я не прочь, но надеюсь все-таки, что туги дадут мне докурить сигарету и что…
 Страшный взрыв, от которого дрогнули стены, прервал его фразу. Бурлящая вода хлынула с удвоенной силой и вскоре дошла им до пояса, поднимаясь все выше и выше.




 Глава 26
 АТАКА ПИРАТОВ


 В то время как Сандокан и его товарищи бесстрашно лезли на купол пагоды, большая часть отряда, ведомая Каммамури и Самбильонгом, притаилась в чаще джунглей в ожидании условного сигнала.
 Пока они пересекали Мангал, они не встретили ни единой души, и Пунти, который бежал впереди, не выказывал признаков беспокойства.
 Каммамури, знавший окрестности пагоды, расположил своих людей напротив входа в нее, который был виден отсюда.
 Вскоре к ним присоединилась тигрица, что означало, что хозяин ее уже взобрался на купол пагоды. И Каммамури тотчас же приказал своему отряду придвинуться к самому краю джунглей, чтобы при первом же сигнале немедленно броситься ему на помощь.
 — Осталось несколько минут до полуночи, — сказал он Самбильонгу, лежавшему рядом с ним. — Скоро будет сигнал. Петарды готовы?
 — У нас их двенадцать, — отвечал боцман «Марианны».
 — Твои люди умеют ими пользоваться?
 — Мои люди с ними на «ты». Мы наигрались с этими игрушками, когда брали на абордаж английские корабли. А ты думаешь, туги будут сопротивляться?
 — Они не отдадут маленькую Дарму без отчаянной борьбы, — отвечал Каммамури. — Они не трусливы и встречают смерть без боязни.
 — А их тут много?
 — Когда я был пленником здесь, их было человек триста.
 — Боцман, — сказал один из малайцев, — я вижу, что окна пагоды осветились.
 Каммамури и Самбильонг вскочили на ноги.
 — Туги, должно быть, зажгли большую лампу, — сказал Каммамури. — Они готовятся приступить к обряду приношения крови.
 — А Тигр Малайзии, что будет делать? — спросил Самбильонг.
 — Приготовиться! — скомандовал Каммамури.
 Отряд быстро пересек бегом последние заросли, в то время как в пагоде загремели выстрелы.
 В пять минут пираты преодолели расстояние до главного входа, но, когда прибежали, в пагоде уже было тихо. Им показалось, что сражение кончено, поскольку выстрелов больше не было слышно, а крики людей как будто удалялись, затихая в отдалении.
 — Петарды! Живо! — закричал Каммамури, тщетно пытаясь открыть бронзовую дверь пагоды.
 Два малайца бросились вверх по лестнице с зарядами, короткие фитили которых уже полыхали. Они готовы уже были подложить их под бронзовую дверь, когда из ближних кустов послышались крики и лязг оружия. Толпа людей, вооруженных арканами и кинжалами, с двух сторон набросилась на пиратов, прижав их к основанию лестницы.
 Душителей было около двухсот, почти голых и намазанных кокосовым маслом, чтобы было легче выскальзывать из объятий противника. Однако малайцы и даяки, хоть и ошеломленные этим неожиданным нападением, не растерялись.
 С молниеносной быстротой они разделились на два фронта и уложили самых ближних залпами из карабинов, оставив человек тридцать мертвыми или умирающими.
 — Сожмите ряды! — закричал Самбильонг.
 Несмотря на эти два залпа, душители не остановились. Вопя, как безумные, они накинулись на маленький отряд, надеясь легко раздавить его и уничтожить. Но тигры Момпрачема, привыкшие к абордажным схваткам, не собирались уступать без борьбы. Спина к спине, они выдержали этот страшный натиск, осыпая ударами сабель и прикладов ближайших противников. Как сказал Сандокан де Люссаку, эти люди, ввязавшись в бой, уже не имели привычки останавливаться. Остановить их могла только полная победа над врагом.
 Видя, что туги смешались в панике, они бросились в прорыв между ними, уничтожая всех, кто стоял у них на пути.
 В тот же миг две петарды, помещенные наверху лестницы, взорвались со страшным грохотом и разнесли бронзовую дверь. Часть индийцев, которая отступила к лестнице, пытаясь организовать отпор, заслыша шум обрушившейся двери, быстро поднялась и наполнила пагоду.
 — Бросьте прочих! — закричал Каммамури. — В храм! В храм! Тигр Малайзии там! Самбильонг! Прикрой нас с тыла!
 Те туги, что устремились в пагоду, понимая, что противники намерены проникнуть в подземелья, встретили атаку даяков с кинжалами в руках.
 Четыре раза пираты атаковали лестницу, и столько же раз им пришлось отступать, оставив нескольких человек убитыми и ранеными. К счастью, малайцы Самбильонга пришли им на помощь. Двумя залпами из карабинов они очистили верхушку лестницы и бросились в пагоду по трупам убитых.
 Растерявшись, туги кинулись в галерею, что вела в подземелья, успев захлопнуть за собой дверь, такую же прочную и тяжелую, как и та, что вела в пагоду.
 — А мой хозяин? — воскликнул Каммамури, не видя больше никого в пагоде. — Где Тигр Малайзии и господин Янес?
 — Может быть, они вышли с другой стороны? — предположил Самбильонг.
 — А если их захватили в плен? Ведь они первыми пробрались сюда и открыли огонь. Посмотри, сколько тугов валяется здесь вокруг статуи. Но где же сами они?
 Глубокая тревога овладела ими. Все терялись в догадках и не могли понять, что же произошло здесь с их товарищами.
 — Самбильонг, — сказал Каммамури после нескольких мгновений тревожного молчания, — попробуем взорвать дверь и проникнуть в подземелья.
 — Ты думаешь, они там внутри? — спросил боцман.
 — Если здесь их нет, значит, они проникли в галерею. Поспешим: быть может, они в опасности.
 — Положите две петарды, — скомандовал Самбильонг, — зарядите карабины и зажгите факелы.
 Малайцы, которые несли с собой бомбы, готовы были выполнить приказ, как вдруг сбоку в стене, возле статуи Вишну, открылась маленькая потайная дверь, и в пагоду вбежала девушка с факелом в руке.
 — На помощь! — закричала она. — Белый господин и его товарищи тонут! Спасите их!
 — Сурама! — воскликнули Каммамури и Самбильонг, подбегая к ней.
 — Быстрее! Спасите их! — повторила баядера со слезами на глазах.
 — Где они? — спросил Каммамури.
 — Они внизу, в галерее. Туги заманили их в пещеру и пустили воду, чтобы утопить.
 — Ты можешь провести нас туда?
 — Да, я знаю галерею.
 — К двери! — закричал Самбильонг.
 Обе петарды были зажжены и положены на землю, а сами пираты поспешно отступили к лестнице в пагоду.
 Через десять секунд дверь, разбитая взрывом двух бомб, рухнула на землю.
 — Иди за мной, Сурама, — позвал Каммамури, беря второй факел. — Вперед, тигры Момпрачема!
 И они устремились в темную галерею, толкая один другого, чтобы первыми прийти на помощь своему капитану, но, пробежав шагов сто, остановились перед другой дверью.
 — Впереди еще одна, — сказала Сурама. — Она закрывает вход в пещеру, где заключены ваши друзья.
 — Ну что ж, у нас хватит петард, — успокоил ее Самбильонг.
 Малайцы зажгли фитили, и все отступили.
 Взрыв получился такой силы, что взрывная волна повалила их, но зато и дверь уступила.
 — Вперед! — скомандовал Каммамури, и они снова пустились бегом под темными сводами, пока не оказались перед третьей дверью. За нею слышался странный плеск, как будто шум водопада.
 — Они там внутри, — сказала Сурама.
 — Капитан! Господин Янес! — закричал Каммамури, что было силы. — Вы меня слышите?
 Несмотря на плеск и неумолкающий шум воды, до них донесся голос Сандокана.
 — Взрывайте дверь! — крикнул он. — У нас тут воды уже по горло.
 Бомба была тут же положена у двери, и все побежали в боковую галерею. Фитиль был укорочен до предела, и взрыв не заставил себя долго ждать. От страшного взрыва задрожали стены, и камешки посыпались с потолка.
 — К оружию! — закричал Самбильонг, бросаясь вперед.
 Все кинулись за ним. Но не прошли они и десяти шагов, как поток воды, который обрушился в галерею, с шумом повалил их и отбросил назад. К счастью, эта огромная волна быстро спала, растекшись по боковым переходам, которые имели значительный наклон.
 А через минуту они увидели в дальнем конце пещеры два горящих факела и услышали голос Сандокана:
 — Не стреляйте!.. Это мы!..
 Крик радости вырвался у всех, когда два отряда сошли вместе.
 — Спасены!.. Спасены! Да здравствует капитан!
 — И ты здесь? — воскликнул Сандокан, увидев Сураму, а Янес не сдержался и при всех обнял ее.
 — Этой храброй девушке вы обязаны своей жизнью, господа, — объявил Каммамури. — Именно она предупредила нас, что туги намереваются вас здесь утопить.
 — Кто тебе это сказал, Сурама? — заинтересовался Янес.
 — Я узнала это от тугов, которым поручили открыть трубу.
 — А что случилось с Сирдаром? — спросил Сандокан. -Он что, предал нас?
 — Нет, господин, — ответила Сурама. — Он отправился за Суйод-ханом.
 — Что ты хочешь этим сказать?! — вскричал Тремаль-Найк не своим голосом.
 — Что главарь тугов бежал еще до вашего прибытия, велев открыть выход через священный баньян.
 — А моя дочь?
 — Он увел ее с собой.
 Бедный отец издал сдавленный крик и закрыл лицо руками.
 — Бежал!.. Бежал!..
 — Но Сирдар следует за ним, — сказала Сурама.
 — А куда он бежал? — в один голос спросили Сандокан, Янес и де Люссак.
 — В Дели, чтобы оказаться под защитой повстанцев. Перед тем как бежать вместе с ним, Сирдар передал мне записку для вас.
 Сандокан нетерпеливо завладел листком, который девушка вынула из корсета.
 — Факел! — приказал он. — Двадцать человек к выходу из галереи, и пусть стреляют в первого, кто появится.
 Де Люссак, Янес и Каммамури с глубоким беспокойством окружили его. Сандокан развернул записку и прочел:
 «Суйод-хан бежал через старую галерею после неожиданного появления манти. Он знает все и боится вас, но его люди приготовились к сопротивлению и решили принести себя в жертву все до последнего, лишь бы вас уничтожить.
 Мы бежим в Порт-Каннинг, оттуда в Калькутту, а затем присоединимся к войскам повстанцев, которые концентрируются в Дели.
 Что бы ни случилось, я не оставлю его и не покину Дарму.
 На почте в Калькутте вы найдете вести от меня.
 Сирдар».
 После чтения этого письма наступило короткое молчание, прерываемое лишь глухими рыданиями Тремаль-Найка.
 Все смотрели на Тигра Малайзии, лицо которого окаменело. Все понимали, что этот несокрушимый человек разъярен, но не сломлен.
 Вдруг он шагнул к Тремаль-Найку и, положив ему руку на плечо, сказал:
 — Я обещал тебе, что мы не покинем эти места, пока ты не обретешь снова маленькую Дарму, а я — шкуру Тигра Индии. И я сдержу свое слово. Суйод-хан еще раз ускользнул от нас; но в Дели мы найдем его, и, может быть, раньше, чем ты думаешь.
 — Следовать за ним туда, когда вся Северная Индия в огне? — недоверчиво качая головой, проговорил Тремаль-Найк.
 — Ну и что? Разве мы не воины? Господин де Люссак, могли бы вы получить у губернатора Бенгалии, учитывая ту услугу, которую мы окажем английскому правительству, разрешение пересечь Северную Индию?
 — Надеюсь, капитан, ведь речь идет о том, чтобы схватить человека, за голову которого обещано десять тысяч фунтов.
 — Схватить его? Нет, сударь, убить его, — холодно сказал Сандокан.
 — Как пожелаете.
 Сандокан минуту помолчал, потом спросил:
 — Ты говорил, Тремаль-Найк, что над этими пещерами протекает река.
 — Да, Мангал.
 — И что есть шлюз, пропускающий воду сюда.
 — Да, я тоже видел его во время моего заключения, — вмешался Каммамури. — Он служит, чтобы снабжать водой обитателей подземелий.
 — Ты мог бы провести нас к нему?
 — Да, — сказал Каммамури.
 — Это далеко?
 — Нам придется пройти четыре длинных коридора и пересечь подземную пагоду.
 — Ведите нас туда! — приказал Сандокан с жестокой улыбкой. — Сколько петард у нас еще осталось?
 — Шесть, — сообщил Самбильонг.
 — Здесь есть другой проход, чтобы не взрывать дверь пещеры?
 — Галерея раздваивается в ста шагах отсюда, — сказал Каммамури. — По ней, должно быть, и бежали туги, укрывшись в подземной пагоде.
 — Ко мне, тигры Момпрачема! — закричал Сандокан. — Нам предстоит последний бой с тиграми Раймангала! Каммамури, вперед, и воткни свой факел в ствол карабина! За мной! Сейчас пробьет последний час душителей Индии!




 Глава 27
 КАТАКОМБЫ


 Сплотившись, отряд вошел в боковую галерею, ведущую в подземную пагоду и в главные пещеры, которые служили убежищем самым близким приверженцам Суйод-хана. Твердая решимость покончить с этой страшной сектой, погубившей столько человеческих жизней, была в груди каждого. Даже де Люссак, человек отнюдь не склонный к жестокости, был согласен с приговором, который вынес Сандокан этой подлой банде убийц.
 Туги не показывали признаков жизни, и даже большой барабан прекратил греметь в подземельях, однако Сандокан понимал, что они еще окажут упорное сопротивление, и потому отряд продвигался очень осторожно, выслав вперед авангард. Воткнув факел в ствол карабина, чтобы самому не стать мишенью для пули, Каммамури шел впереди. Рядом бежали Дарма и Пунти.
 Следом шли Сандокан, Тремаль-Найк и Янес с восемью малайцами, отборными храбрецами, а шагах в двадцати позади них — весь отряд под командой де Люссака и Самбильонга. Там же была и Сурама.
 Вода, которая продолжала течь, выбегая из пещеры и переливаясь в боковые галереи, приглушала шаги идущих. Она стекала, журча, под ногами пиратов по наклонному полу галереи.
 — Может, туги сбежали? — предположил Янес. — Мы, прошли уже порядочно, а никого нет.
 — Они ждут нас в какой-нибудь пещере, — ответил Тремаль-Найк, который шел впереди него, следом за Каммамури.
 — Я бы предпочел этой тишине звон кинжалов, — сказал Сандокан. — Я опасаюсь ловушки.
 — Какой?
 — Как бы они не попробовали утопить нас еще раз.
 — Тут нет второй двери; мы всегда сможем отступить назад, если заметим, что вода поднимается, — успокоил Тремаль-Найк. — Скорее всего, они все засели в подземной пагоде.
 — Внимание! — предостерегающе воскликнул Каммамури.
 Здесь был поворот галереи, и он заметил в глубине ее светящиеся точки, которые двигались с невероятной быстротой. Пунти звонко залаял, а тигрица издала глухое ворчание.
 — Наши звери почуяли опасность, — сказал Тремаль-Найк.
 — Ложитесь на землю, — скомандовал Сандокан, — и поднимите повыше факелы.
 Все повиновались, опустившись прямо в бегущую воду. Вода, хоть и неглубокая, бежала очень быстро, что указывало на значительный наклон пола. Огоньки продолжали двигаться, то разбредаясь, то группируясь вдали.
 — Что они делают? — спросил Сандокан. — Это сигналы или что-то другое?
 В этот момент Пунти залаял еще раз, словно о чем-то предупреждая.
 — Кто-то приближается, — тихо сказал Каммамури.
 Едва он проговорил это, как яростный залп потряс галерею. При свете выстрелов можно было увидеть нескольких человек, прижавшихся там к стене.
 Однако целились они слишком высоко, туда, где горели факелы, не подозревая, что те воткнуты в стволы карабинов.
 — Огонь! — вскричал Сандокан, вскакивая на ноги.
 Авангард, который состоял из отличных стрелков, разрядил карабины в тугов, замеченных у стены, а потом бросился на них с парангами в руках. Примчавшиеся сюда же Дарма и Пунти помогали им зубами и когтями.
 Услышав, что оставшиеся туги бегут (увидеть этого при свете факелов он не мог), Сандокан не стал удерживать своих людей, которые бросились в погоню.
 Галерея все понижалась, понемногу расширяясь. Огоньки, которые блестели на ее противоположном конце, исчезли. Тем не менее пираты успели заметить, в какую сторону они скрылись.
 Этот бешеный бег по темным галереям продолжался две или три минуты, как вдруг Сандокан и Каммамури, бежавшие впереди, закричали одновременно:
 — Стойте!
 Впереди раздался какой-то металлический лязг, точно захлопнулась тяжелая железная дверь. Пунти яростно залаял.
 Набежавшие сзади, столкнувшись с теми, кто шел впереди, остановились, опустив карабины.
 — Что случилось? — спросил Янес, нагнав Сандокана.
 — Туги перекрыли нам путь. — Перед нами дверь.
 — Мы взорвем ее доброй петардой, — сказал де Люссак.
 — Иди посмотри, Каммамури, — распорядился Тремаль-Найк.
 — Подними факел повыше, — посоветовал Сандокан, — а вы все ложитесь.
 Индиец готов был повиноваться, когда несколько выстрелов раздалось, но не впереди пиратов, а за их спиной.
 — Они нас поставили меж двух огней, — вскричал Сандокан. — Самбильонг, прикрой нас с тыла.
 — Да, капитан, — отвечал боцман.
 Выстрелы следовали один за другим, но туги, обманутые светом факелов, которые пираты держали очень высоко, попадали только в своды галереи.
 Тем временем Самбильонг со своими людьми полз на свет огоньков, производимый выстрелами, и, дождавшись, когда те перезаряжали ружья, вскочил и набросился на них с парангами.
 Пока его отряд разделывался со стрелками, Каммамури, Сандокан и Тремаль-Найк приблизились к двери, чтобы подложить под нее петарду. К своему удивлению, они обнаружили, что дверь не заперта.
 — Она просто прикрыта, — прошептал Тремаль-Найк.
 Он собирался толкнуть ее, но его остановил Сандокан.
 — За ней засада, — уверенно сказал он.
 Рычание тигрицы и глухое ворчание пса подтвердили его подозрение.
 — Они хотят расстрелять нас в упор? — спросил Тремаль-Найк вполголоса.
 — Я в этом уверен.
 — Но ведь мы не можем остановиться здесь.
 — Скажите вашим людям, чтобы они тихо вышли вперед, господин де Люссак, и приготовились открыть огонь. Дайте-ка мне петарду!
 Сандокан взял бомбу и раздул фитиль, чтобы горел быстрее, рискуя взорвать ее у себя в руках. Затем осторожно приоткрыл дверь и бросил петарду внутрь, крикнув:
 — Назад!
 В тот же миг послышался сильный взрыв, сопровождаемый страшными воплями.
 Дверь, разбитая на куски, упала.
 — Вперед! — закричал Сандокан, который был отброшен воздушной волной, но тут же вскочил невредимый.
 Его люди рванулись в открывшийся вход, перепрыгивая через тугов, бившихся на земле в смертельных конвульсиях.
 Они оказались в просторном подземном зале, освещенном факелами вдоль стен и украшенном каменными статуями.
 Душители, не в силах противостоять их страшному натиску, разбегались в боковые галереи с отчаянными криками. Часть их бросилась к подземной пагоде, чтобы воспользоваться выходом через священный баньян, вновь открытый Суйод-ханом.
 — Вперед! Вперед! — кричали малайцы и даяки, воодушевленные бегством врагов, сметающие все на своем пути.
 Но вдруг, когда меньше всего ожидали, они оказались перед целой тучей душителей.
 — Они прикрывают подземную пагоду! — заорал Каммамури. — Она за ними!
 Это была последняя схватка, на которую отважились туги, ибо им отступать уже было некуда. Размахивая топорами, ножами, карабинами и пистолетами, они плотной массой бросились на пиратов.
 — Стреляйте без пощады! — закричал Сандокан, который был в первом ряду вместе с Янесом и Тремаль-Найком. — Берегитесь, чтобы не погасли факелы!
 Первые из нападавших были уложены выстрелами в упор. Однако за первой шеренгой накатилась вторая, и тут уже пошло в дело холодное оружие.
 Тигры Момпрачема отважно защищались, и, несмотря на численное превосходство и яростные атаки фанатиков, не расстраивали свои ряды. Среди них тоже были убитые и раненые, но они не отступали и показывали чудеса храбрости, поражая де Люссака.
 Множество тугов уже валялось на земле, истекая кровью, но они все возобновляли свои атаки с неослабевающим упорством, казалось, решив умереть все до единого или покончить с этими смельчаками, которые дерзко вторглись в их пещеру.
 Но это не могло продолжаться долго. Отвага и выучка тигров Момпрачема взяли верх над тупым упорством этих фанатиков, которые нападали, как безумные, отчаянно, но неумело.
 Видя, что туги колеблются, Сандокан воспользовался этим, чтобы нанести последний удар. Он в свой черед бросил своих людей в наступление, разделив их на четыре группы.
 Натиск пиратов был таков, что в несколько мгновений передние ряды тугов были изрублены в куски ударами парангов. Победа была полная.
 Беспорядочной толпой остатки тугов отступили в галерею, которая вела в подземную пагоду. Тщетно пытались они закрыть бронзовую дверь, прикрывавшую вход. Тигры Момпрачема не дали им времени на это и вместе с ними ворвались в огромное подземелье, в центре которого под большой зажженной лампой возвышалась еще одна колоссальная статуя божества, с бесстрастной каменной улыбкой, точно наблюдавшая за развернувшимся у ее ног сражением.
 Пираты, ведомые Каммамури и Тремаль-Найком, бегом пересекли пагоду, продолжая стрелять по тугам, которые, толпясь и отчаянно крича, скрылись в противоположном проходе и рассеялись по боковым галереям.
 Коротким переходом пагода соединялась с еще одной пещерой. Страшная сырость царила здесь. Со сводов падали большие капли, вдоль стен змеились струйки воды, которые стекали в глубокую яму.
 Каммамури указал Сандокану на лестницу, на вершине которой виднелась массивная железная дверь с многочисленными трубами, разветвлявшимися в разных направлениях.
 — Она выходит к реке, так ведь? — спросил Тигр Малайзии.
 — Да, — отвечал Каммамури.
 — Дайте мне две петарды.
 — Что вы собираетесь делать? — поинтересовался де Люссак.
 — Затопить подземелья и покончить с этим царством Тигра Индии, — холодно ответил Сандокан. — Я поклялся уничтожить его, и я это сделаю… Приготовьтесь уходить!
 Он взял у Янеса две петарды с зажженными фитилями, поднявшись по лестнице, положил их под дверью и быстро спустился, приказывая:
 — Отступайте! Все отходите назад!
 У самой двери пагоды он обернулся и внимательно посмотрел на две светящиеся точки, которые тлели на верхней ступеньке лестницы. Он хотел убедиться, что сырость не потушила фитили, и взрыв неминуем.
 Прошло несколько секунд, как вдруг молния осветила темноту. За ней, как гром, последовал оглушительный взрыв, раскатившийся под сводами галерей многократным эхом.
 Огромная масса воды, с шумом сметая все вокруг, ворвалась в пещеру.
 — Быстрее! — кричал Сандокан, отступая в пагоду. — Вода затопляет подземелья.
 Все устремились за колеблющимися огоньками факелов, подгоняемые ревущими за спиной водами Мангала, неудержимо врывающимися в катакомбы. Вопли тугов, которых вода застала врасплох в их темных убежищах, смешались с грохотом потока.
 — Тоните все! — закричал Сандокан, отступая в последнюю галерею. — Теперь это убежище послужит только крокодилам и рыбам Мангала.
 Когда через первую пагоду они вышли на воздух, то заметили возле баньяна людей, которые выскакивали точно из-под земли и отчаянно убегали к болотам острова. Пираты готовы были броситься в погоню, но Сандокан остановил их.
 — Поручим тиграм и змеям прикончить их, — сказал он. — Мы свое дело сделали.
 И, обернувшись к Тремаль-Найку, ободряюще хлопнул его по плечу.
 — А теперь в Калькутту и в Дели. Какая дорога короче всего?
 — Через Порт-Каннинг, — ответил бенгалец.
 — Вперед! У меня будет шкура Суйод-хана, или я не буду больше Тигром Малайзии!




 Глава 28
 ПО СЛЕДУ СУЙОД-ХАНА


 Солнце начинало золотить высокий бамбук Сундарбана, когда пинасса с оставшимися в живых участниками экспедиции причалила к Порт-Каннингу, небольшой английской станции, расположенной в двадцати милях от западного побережья Раймангала и соединенной с Калькуттой хорошей проезжей дорогой, которая пересекала часть дельты Ганга.
 Так было проще добраться до столицы Бенгалии, в то время как по воде пришлось бы пересечь все западные лагуны, а потом подняться по Хугли.
 Первое, что сделали Сандокан и де Люссак, это собрали сведения о восстании сипаев, которое за несколько недель охватило всю Северную Индию. Новости были безрадостные. Все индийские полки восстали в Канпуре, Лакхнау и в Мируте, расстреляв своих офицеров и убивая всех европейцев в этих городах. Сам Дели, священный город, был уже во власти повстанцев.
 Древняя династия Великих Моголов вернулась на трон в лице одного из своих последних представителей. Полная растерянность царила в английских войсках, которые в настоящий момент были бессильны противостоять этой нежданной буре.
 — Ну что ж, — узнав все это, сказал Сандокан. — Мы все равно отправимся в Дели.
 — Все? — спросил Янес.
 — Большому отряду будет трудно пробиться, — ответил Сандокан, — даже имея пропуск губернатора Бенгалии. Как вы думаете, господин де Люссак?
 — Вы правы, капитан, — сказал лейтенант.
 — Поедем мы четверо и с собой возьмем шестерых человек. Остальных отправим на судно вместе с Самбильонгом, Каммамури, а также Сурамой. Теперь девушка скорее будет помехой, чем подмогой.
 — Господину Янесу тоже лучше остаться, — сказал лейтенант.
 — Почему? — удивился португалец.
 — С его белой кожей нельзя показываться в Дели. Повстанцы убивают всех европейцев.
 — Я загримируюсь под индийца, не беспокойтесь, господин де Люссак.
 — А вы сами составите нам компанию? — спросил Сандокан.
 — Надеюсь, что смогу сопровождать вас по крайней мере до аванпостов. Я знаю, что генерал Бернард концентрирует войска у Амбалы и что англичане уже установили сильные войсковые кордоны в тех местах. Мой полк перебазируется туда. В Калькутте меня наверняка ждет предписание присоединиться к моим товарищам как можно скорее, а поскольку вы тоже поедете быстро, я не откажусь сопровождать вас.
 — Тогда отправляемся, — заключил Сандокан.
 Каммамури уже нанял шесть почтовых колясок, каждая на двух человек, а Самбильонг получил точные указания насчет того, как отвести парусник в Калькутту, где он должен был дожидаться их возвращения.
 В девять утра коляски оставили Порт-Каннинг, быстро покатив по дороге, проложенной в гангских джунглях. Кучера, которым Сандокан обещал хорошо заплатить, не жалели лошадей. Упряжки неслись, как ветер, вздымая облака пыли.
 В два часа пополудни путешественники уже были в Сенапоре, станции, расположенной на полпути между Порт-Каннингом и столицей Бенгалии. Лошади совершенно выдохлись от этой дьявольской гонки, тем более под палящим тропическим солнцем.
 Сандокан и его товарищи сделали получасовую остановку, чтобы наскоро перекусить, и снова пустились в путь на свежих лошадях.
 — Двойные чаевые, если вы доставите нас в Калькутту до закрытия почты, — пообещал Сандокан, садясь в свою коляску.
 Нельзя было лучше подбодрить кучеров, которые тут же пустили в ход свои хлысты. Шесть колясок неслись с молниеносной быстротой, страшно подскакивая на широких колеях дороги, затвердевших под горячими лучами солнца.
 В пять часов на горизонте показались первые здания столицы Бенгалии, а в шесть коляски влетели в предместье, заставляя разбегаться пешеходов, попадавшихся им на пути.
 Оставалось десять минут до закрытия почты, когда они остановились перед ее внушительным зданием в центре бенгальской столицы.
 Господин де Люссак, у которого были знакомые среди здешних чиновников, и Сандокан вошли и вскоре вышли обратно с письмом, адресованным капитану «Марианны». На конверте стояла подпись Сирдара.
 Письмо тут же вскрыли и жадно прочитали.
 Брамин предупреждал их, что Суйод-хан прибыл в Калькутту сегодня утром, что нанял самую быструю шлюпку с отборными гребцами и собирается подняться по Хугли до Ганга и там из Патны отправиться поездом в Дели.
 Он добавлял, что с ними маленькая Дарма и четверо главарей тугов, и что новые известия они найдут на почте в Мунгере.
 — У него двенадцать или тринадцать часов преимущества перед нами, — сказал Сандокан, прочтя письмо. — Как вы думаете, господин де Люссак, мы сможем догнать его раньше, чем он доберется до Патны?
 — Возможно, если мы поедем на поезде через Ранигандж-Мадхупур, но нам придется, заехав в Патну, вернуться в Мунгер, чтобы взять письмо.
 — То есть вернуться назад?
 — На это понадобится по крайней мере шесть часов, и потом мне, вероятно, еще надо будет зайти к губернатору Бенгалии за пропуском для вас, а сейчас уже слишком поздно, и меня не примут.
 — Значит, нам придется потерять двадцать четыре часа, — сказал Сандокан с безнадежным жестом.
 — Это необходимо, капитан.
 — Когда мы сможем прибыть в Патну?
 — Послезавтра вечером.
 — Я доберусь туда раньше этой собаки Суйод-хана?
 — Все зависит от выносливости его гребцов, — ответил лейтенант.
 — А если нам тоже нанять очень быструю шлюпку?
 — Вы потеряете много времени и не выиграете ничего. Пойдемте ко мне, господа, отдохнем до завтрашнего утра. В девять я буду у губернатора, и еще до полудня мы отправимся дальше.
 Понимая, что все возражения бесполезны, Сандокан и его друзья приняли это предложение и отправились на Стренд, где находился дом француза.
 Вечер прошел в составлении планов, как догнать беглеца раньше, чем он присоединится к восставшим.
 На следующий день, еще до одиннадцати, лейтенант вернулся домой с довольным видом. У него была долгая беседа с губернатором, и он получил пропуск, который предоставлял его друзьям свободный проезд через расположение английских войск, рекомендательное письмо к генералу Бернарду, а также разрешение ему самому сопровождать их до военного кордона.
 Они быстро приготовились к отъезду, и вскоре маленький отряд покинул Калькутту, расположившись в удобном вагоне Северо-индийской железной дороги.
 Индийские железнодорожные компании ничего не жалеют для удобства своих пассажиров, и в их поездах можно ездить с большим комфортом. В каждом вагоне только два просторных купе, с удобными сиденьями, с отдельными спальными местами, и две туалетных комнаты. На каждой остановке в купе приходит служащий станции, чтобы узнать, что пассажиры желают на обед, и телеграфирует на следующую станцию. Так что, прибыв туда, путешественники все уже находят готовым; им даже нет нужды выходить из вагона.
 Поезд с мощным локомотивом мчался от станции к станции быстро, к великому удовлетворению Сандокана, который считал каждую минуту, отделяющую его от Патны. В три часа они проехали станцию Хугли, в полночь Ранигандж, и поезд уже ехал по Верхней Бенгалии, быстро приближаясь к величественному Гангу.
 Однако лишь на следующий день, в два часа пополудни, Сандокан и его друзья вышли в Патне, одном из главных городов Северной Бенгалии, который омывается водами священной реки. Они сразу же отправились на почту, чтобы получить известия от Сирдара, но там не оказалось ничего, адресованного капитану «Марианны».
 — Поехали в Мунгер, — сказал Тигр Малайзии. — Видно, Суйод-хан не остановился здесь, а сразу поехал дальше.
 Поезд был готов к отправлению. Они заняли места в вагоне и вскоре уже ехали вдоль берега Ганга. А еще через три часа уже были на почте в Мунгере.
 Сирдар сдержал свое обещание. В письме, датированным вчерашним вечером, сообщалось, что Суйод-хан распростился с экипажем и пересел на поезд в Патну, по линии Чхапра — Горакхпур — Дели.
 — Мошенник ускользнул и на этот раз, — в ярости воскликнул Сандокан. — Ничего не остается, как отправиться искать его в Дели.
 — Пропустят ли нас в этот город? — спросил Тремаль-Найк, глядя на лейтенанта.
 — Англичане пока еще не начали штурм, — отвечал де Люссак. — Поэтому, я думаю, вы легко сможете пробраться туда вместе с повстанцами, что покинули Канпур и Лакхнау. Никогда не знаешь, что может случиться.
 — Вернемся в Патну и оттуда уже двинемся в Дели, — решил Сандокан. — Там я покончу с Суйод-ханом.
 Брамин подумал и об этом. Он предупреждает в письме, что каждый вечер от девяти до десяти часов он будет ждать нас позади бастиона, называемого Кашмир.
 — А как мы его найдем?
 — Это самая мощная крепость в городе, — сказал де Люссак. — Любой вам ее укажет.
 — Поехали, — скомандовал Сандокан.
 В тот же вечер они вернулись в Патну. Поезда не было до утра, поэтому они отправились в гостиницу и воспользовались этим вечером, чтобы загримироваться под богатых мусульман, а также обзавестись добрыми индийскими карабинами и кинжалами, похожими на ятаган.
 Когда утром они явились на станцию, то узнали, что им придется сменить маршрут, ибо поезда через Горакхпур не ходили из-за участившихся набегов повстанцев. Однако была свободна линия Бенарес — Канпур, после того как повстанцы оставили этот город и сконцентрировали свои силы на защите Дели.
 Выбирать не приходилось, и, несмотря на более длинный путь, они отправились по этому маршруту, добравшись на следующий вечер до Канпура, еще носившего следы опустошений, нанесенных ему восставшими сипаями.
 Город был наводнен войсками, прибывшими из всех главных городов Бенгалии, которые готовились отправиться в Дели, где восстание с каждым днем разгоралось все больше.
 Благодаря пропуску и письму губернатора Бенгалии они получили у военных властей разрешение занять место в воинском эшелоне, который вез две артиллерийские роты до Койла на линию передовых английских постов.
 В полдень следующего дня они добрались до этой маленькой станции.
 — Наше путешествие по железной дороге закончено, — сказал лейтенант, выходя из вагона. — Дальше линия перерезана, но в лошадях здесь нет недостатка, и за десять часов вы доберетесь до Дели.
 — Мы расстанемся с вами здесь, господин де Люссак? — спросил Сандокан.
 — Здесь одна рота моего полка, однако я провожу вас до города, чтобы облегчить вам путь.
 — Правда, что его уже осаждают?
 — Можно считать так, хотя осажденные иногда выходят из города, чтобы дать сражение. А сейчас я должен достать лошадей и договориться с командиром.
 Не прошло и двух часов, как Сандокан, Янес, Тремаль-Найк и француз в сопровождении своего небольшого отряда покинули станцию, галопом направляясь в Дели.




 Глава 29
 ИНДИЙСКОЕ ВОССТАНИЕ


 Индийское восстание 1857 года было кратким, но столь кровопролитным, что вызвало панику среди завоевателей-англичан и привлекло к себе внимание всего мира.
 Выступление в Баррампуре, торопливо и с излишней жестокостью подавленное за несколько месяцев до этого военными властями, было только первой искрой огромного пожара, которому суждено было охватить большую часть Северной Индии. Уже давно глубокое недовольство, до поры до времени скрываемое, царило в полках сипаев, расквартированных в Мируте, Канпуре и Лакхнау.
 Одиннадцатого мая, в тот момент, когда англичане меньше всего этого ожидали, третий полк индийской кавалерии в Мируте, ближайшем городе к Дели, вышел из повиновения и, расстреляв своих английских офицеров, подал этим сигнал к восстанию.
 Военные власти попытались сразу же подавить его, бросив бунтовщиков в тюрьму, но вечером двенадцатого два полка сипаев силой оружия вынудили их выпустить заключенных. В ту же ночь сипаи и кавалеристы бросились в европейские кварталы, поджигая и грабя, убивая без жалости английских чиновников и офицеров вместе с семьями. Одновременно восстали гарнизоны в Лакхнау и Канпуре.
 Английские власти, захваченные врасплох этим страшным взрывом, ничего не могли противопоставить ему, не располагая к тому же достаточными силами. Они ограничились тем, что установили военные кордоны между Гвалиором, Бартпуром и Патиялой, надеясь изолировать повстанцев, которые собрались под командованием Тантия Топи, одного из самых ловких и храбрых индийских военачальников.
 Европейцы, спасшиеся от резни в Мируте и Алигархе, укрылись в Дели. Лейтенант Виллейби, понимая, что им грозит истребление, собрал их в башне Стенторедо, где организовал оборону.
 Видя, что их осаждают со всех сторон, этот смельчак с замечательным хладнокровием взорвал несколько пороховых мин и, воспользовавшись паникой среди осаждавших, вывел женщин, детей и стариков, отправив их частью в Каруол, а частью в Амбалу и Мирут, которые были уже очищены от повстанцев.
 Тогда же в Дели вошел восставший полк из Алигарха, который поторопился провозгласить императором одного из потомков старой династии Великих Моголов, что было ознаменовано кровавой резней европейцев, вместе с женами и детьми забаррикадировавшихся в королевском дворце.
 За этим последовали яростные сражения между повстанцами и английскими войсками, с разным исходом и с большими жертвами для обеих сторон.
 Англичане поставили во главе своих сил генерала Бернарда, и тот постепенно взял в кольцо Дели, где повстанцы лихорадочно укреплялись в ожидании неизбежного штурма.
 В первых числах июня город был полностью окружен, но, не имея осадных орудий и значительного преимущества в живой силе, англичане избрали выжидательную тактику.
 Тем не менее последний час для восставших уже пробил, и Дели со дня на день должен был пасть и захлебнуться в море крови.
 Миновав на быстрых лошадях английские аванпосты в Коиле, Сандокан и его друзья направились к Дели, от которого их отделяло лишь несколько часов езды.
 Де Люссак, который носил блестящий мундир бенгальских офицеров и имел пропуск от коменданта, расчищал дорогу своим товарищам. Достаточно было его присутствия, чтобы избежать формальностей и расспросов, которые в противном случае вынудили бы Сандокана терять много времени.
 Местность была наводнена солдатами, лошадьми, артиллерией — и все это двигалось к древней столице Великих Моголов, подтягиваясь для решающего штурма.
 В считанные дни восстание опустошило еще недавно цветущий край. Повсюду виднелись следы пожаров и разрушений. Разоренные селения, заброшенные поля, трупы, валявшиеся прямо на дорогах, над которыми кружили стервятники. Картина была безотрадная, и эта последняя часть путешествия прошла в угрюмом молчании.
 Через четыре часа всадники увидели впереди башни и бастионы столицы Великих Моголов.
 Линия осады была в нескольких местах прорвана восставшими, которые наводнили окрестности, грабя жителей и уводя скот, еще оставшийся в деревнях. Поэтому попасть в город не представляло особого труда для людей, наряженных индийцами, которые могли сойти за повстанцев, прибывших из Мирута или Канпура.
 Момент расставания настал.
 — Господин де Люссак, — сказал Сандокан, видя, что лейтенант сошел с лошади, после того как был пройден последний пост, — когда мы сможем снова увидеться?
 — Это будет зависеть от сопротивления повстанцев, — ответил француз. — Я буду в первых рядах моего эскадрона.
 — Вы думаете, что это затянется?
 — Завтра англичане поставят на батарею свои осадные орудия, и бастионы Дели долго не продержатся.
 — Каким образом я могу вам передать известия о нас?
 — Я думал об этом сегодня утром, — сказал француз. — Мне нужно знать, где вы остановитесь, чтобы защитить вас. Когда англичане войдут в Дели, они, без всякого сомнения, устроят там резню. Они очень ожесточились и поклялись отомстить за своих женщин и детей, убитых в Канпуре, Лакхнау и других городах. У меня идея!
 — Какая?
 — Каждую ночь с бастиона Кашмир бросайте на другую сторону рва какой-нибудь заметный предмет с письмом внутри. Тюрбан, например, по возможности, белый. Я поручу разыскивать его.
 — Хорошо, — сказал Сандокан.
 — А пропуска и письма губернатора недостаточно, чтобы защитить нас? — спросил Янес.
 — Я не говорю «нет», но неизвестно, что может произойти в пылу сражения. Будет гораздо лучше, если я сам буду там. Темнеет: для вас благоприятный час. Прощайте, мои храбрые друзья! Желаю вам найти маленькую Дарму и рассчитаться с мерзавцем Суйод-ханом!
 Они обнялись, опечаленные разлукой и взволнованные, потом лейтенант повернул в лагерь, а его друзья храбро двинулись к городу.
 Множество всадников рыскало по окрестностям, грабя предместья, которые англичане покинули утром. Увидя вооруженную группу людей, отряд грабителей во главе со смуглым всадником в чалме приблизился, приказав им остановиться. Тремаль-Найк, который ехал первым, с готовностью подчинился.
 — Куда вы направляетесь? — спросил командир.
 — В Дели, — ответил бенгалец.
 — С какой целью?
 — Защищать свободу индусов.
 — Откуда вы?
 — Из Мирута.
 — Как вам удалось пройти английские посты?
 — Мы воспользовались поражением, которое вы нанесли им сегодня утром, чтобы обойти их лагерь.
 — Правда ли, что они получили осадные пушки?
 — Да, их поставят на батарею сегодня ночью.
 — Проклятые собаки! — вскричал командир. — Они думают легко захватить нас, но посмотрим удастся ли им это. Нас в городе целая армия, и все решили скорее умереть, чем сдаться.
 — Пропустите нас, — сказал Сандокан. — Мы торопимся принять участие в сражении. К тому же с дороги мы очень устали и голодны.
 — Никто не может войти в город без разрешения нашего командующего. Я не сомневаюсь, что вы повстанцы, но не могу ослушаться полученных приказаний.
 — А кто командует вами? — спросил Тремаль-Найк.
 — Абу-Хассам, мусульманин, который примкнул к нам и уже подтвердил на деле свою верность и храбрость.
 — Где он находится?
 — На краю предместья.
 — Он спит уже, наверное, — сказал Сандокан. — А мне бы не хотелось провести ночь у стен Дели.
 — Я могу предложить вам кров и еду: следуйте за мной, — сказал командир.
 Он сделал знак своим людям окружить маленький отряд и поехал неторопливой рысью.
 — Вот этого я не предвидел, — пробормотал Тремаль-Найк, повернувшись к Сандокану, который тоже стал очень задумчивым. — Удастся ли нам выкрутиться?
 — У меня сильное желание разрядить мой карабин в этих грабителей и пришпорить наших коней.
 — И ты думаешь, что после этого нам удастся войти в священный город? Видишь вон там такие же отряды? При первых же выстрелах все они кинутся на нас. Да и с чего бы нам бояться допроса?
 — Увы, сегодня, мой друг, они весьма недоверчивы. К тому же в предместье немало тугов, которые могут тебя узнать.
 Бенгалец вздрогнул, почувствовав на спине озноб.
 — В этом было бы мало хорошего, — ответил он. — Но, может быть, мы преувеличиваем наши опасения.
 Было десять часов, когда они достигли полуразрушенной деревни, состоявшей из двух десятков развороченных хижин.
 Многочисленные костры горели там и сям, отражаясь в дулах пистолетов и ружей. Люди бандитского типа, с огромными тюрбанами, вооруженные до зубов, сидели и расхаживали среди них.
 — Здесь и живет ваш начальник? — спросил Сандокан у командира повстанцев.
 — Да, — ответил тот.
 Он расчистил дорогу для своего отряда и остановился перед маленькой хижиной с провалившейся крышей, которая была заполнена повстанцами, лежащими на кучах сухих листьев.
 — Освободите место, — сказал он властным тоном, не допускающим возражений.
 Когда солдаты вышли, он попросил Сандокана и его товарищей войти, извинившись за скромность помещения, но обещая прислать им сюда ужин.
 Уходя, он оставил караул, после чего удалился пешком, гремя на ходу своей огромной саблей.
 — Ну и дворец он нам предложил! — сказал Янес, который не потерял ни грана своего обычного хладнокровия.
 — Шутишь, дорогой? — сказал Сандокан.
 — Ничуть. Это прекрасный отель для военного времени. Здесь есть листья, которые заменят нам постели, и к тому же нам обещали еду. Я уже чувствую, что раньше завтрашнего утра нам в Дели не войти.
 — Если мы вообще туда попадем, — сказал Сандокан, которого словно бы мучило какое-то предчувствие.
 Янес собрался ответить, когда вошел солдат, одетый в свою старую форму сипаев, неся в одной руке факел, а в другой корзину с ужином.
 Едва он вошел, как издал крик удивления и радости:
 — Господин Тремаль-Найк!
 — Бедар! — воскликнул бенгалец, приблизившись. — Что ты здесь делаешь? Ты, сипай, сражавшийся под командой капитана Макферсона, здесь, среди мятежников!
 Повстанец сделал неопределенный жест, потом сказал:
 — Здесь нет хозяина, и потом я полностью порвал с англичанами. Мои товарищи дезертировали, и я последовал за ними. А вы, сударь, зачем вы пришли сюда? Хотите примкнуть к нашему делу?
 — И да, и нет, — ответил бенгалец.
 — Не слишком ясный ответ, сударь, — сказал тот, улыбаясь. — Но, как бы то ни было, я очень рад видеть вас, и буду рад вдвойне, если смогу быть чем-то полезным.
 — Мы увидимся позднее, и тогда я объясню тебе, почему я оказался у стен священного города.
 — Но учтите, здесь могут быть туги.
 — Пока молчи. Что ты принес нам, Бедар?
 — Ужин, сударь, хоть и довольно скромный, с припасами ведь у нас туговато. Немного жареной антилопы, лепешки и бутылка пальмового вина.
 — Нам хватит, — отвечал Тремаль-Найк. — Выложи это и, если ты свободен, поужинай с нами.
 — Не откажусь от такой чести.
 Он открыл корзину и достал ужин, не слишком разнообразный, но его хватило на всех. Проголодавшиеся путники ели с аппетитом, прикладываясь по очереди к бутылке с вином.
 — Позвольте представить вам доблестного сипая из отряда покойного капитана Макферсона, одного из тех, кто принимал участие в первой экспедиции против тугов Суйод-хана, — обращаясь ко всем, сказал Тремаль-Найк.
 — Значит, ты присутствовал при кончине этого несчастного капитана? — спросил Сандокан.
 — Да, сударь, — ответил сипай взволнованным голосом. — Он умер у меня на руках.
 — Тогда ты знаешь в лицо Суйод-хана, — сказал Сандокан.
 — Я видел его, как вижу вас сейчас. Когда он выстрелил в моего бедного капитана, он был в десяти шагах от меня.
 — А как же ты сам избежал смерти? Мне рассказывали, что туги уничтожили всех, кто был там.
 — По счастливой случайности, господин, — ответил сипай. — Меня ударили кинжалом по голове, в то время как я пытался приподнять капитана, получившего две пули в грудь. Я упал без сознания, а когда я пришел в себя, была ночь. Я лежал среди груды трупов. Туги не пощадили никого из наших. Моя рана оказалась не очень тяжелой. Я остановил кровь и бросился к реке в надежде найти канонерку, на которой мы прибыли в Сундарбан. Но я не увидел ничего, кроме обломков и плавающих на воде трупов: Суйод-хан, расправившись с сипаями, захватил и корабль. Он взорвал и потопил его на месте стоянки.
 — Да, мы знаем об этом, не так ли, Тремаль-Найк? — сказал Сандокан.
 Бенгалец с грустным видом сделал головой утвердительный знак.
 — Продолжайте, — попросил Янес, повернувшись к сипаю. — Эти подробности меня интересуют. Значит, на Мангале больше не было никого из ваших?
 — Никого, господа, потому что экипаж канонерки, который при первых ружейных выстрелах бросился нам на помощь, был тоже уничтожен тугами.
 — Значит, их было много, этих негодяев? — спросил Сандокан.
 — В пятнадцать или двадцать раз больше, чем нас, — ответил сипай. — Я две недели скитался в джунглях, питаясь дикими плодами, рискуя быть растерзанным тиграми, переходя с одного острова на другой, пока не достиг наконец берега океана.
 — Бедар, — сказал Тремаль-Найк после недолгого молчания. — Ты видел с тех пор Суйод-хана?
 — Никогда, сударь.
 — Однако мы знаем из верного источника, что он находится в Дели.
 Сипай подскочил от удивления.
 — Он здесь! — воскликнул он. — Я знаю, что к нам примкнуло много тугов, большие отряды пришли из Бенгалии, из Бунделкханда и даже из Ориссы, но я никогда не слышал о прибытии самого главаря.
 — Мы приехали, чтобы найти его, — сказал Тремаль-Найк.
 — Хотите свести старые счеты? Если так, можете рассчитывать на меня, господин Тремаль-Найк, — сказал Бедар. — Я тоже хочу отомстить за моего капитана — я любил его, как отца, хоть я индиец, а он англичанин, — и за моих товарищей, павших в болотах Сундарбана.
 — Да, — продолжил бенгалец мрачным голосом. — Я приехал сюда, чтобы убить его и вырвать у тугов мою дочь, которую они похитили несколько месяцев назад.
 — Ваша дочь похищена!
 — Я расскажу тебе это позже. Сейчас мне важнее узнать от тебя, сможем ли мы войти в Дели, или, вернее, даст ли нам Абу-Хассам разрешение?
 — Я не сомневаюсь в этом, господа, у него нет никакой причины видеть в вас английских шпионов. Кто мог бы подтвердить это? Вы уже видели генерала?
 — Еще нет: мы знаем, что командир, который привел нас сюда, предупредил его о нашем прибытии.
 — И давно вы здесь?
 — Час.
 — И он еще не прислал за вами?
 — Нет.
 — Это странно, — сказал сипай. — Обычно он не медлит. Позвольте, я схожу к командиру. Это, должно быть, тот же самый, что поручил мне отнести сюда ужин.
 Едва он поднялся и собрался выйти, как увидел, что командир сам входит в сопровождении двух индийцев, лица которых были спрятаны под кусками ткани, свисавшими с их огромных тюрбанов.
 — А я собрался искать вас, — сказал сипай. — Эти люди торопятся в Дели.
 — Я пришел как раз для того, чтобы попросить их потерпеть еще четверть часа, потому что генерал в этот момент очень занят. Ты отведешь их, Бедар.
 — Хорошо, — ответил сипай.
 Сказав это, командир удалился, сделав знак двум людям следовать за ним.
 — Кто эти два индийца в огромных тюрбанах? — спросил Сандокан у сипая, который провожал их взглядом. — Его адъютанты?
 — Не знаю, — ответил Бедар, несколько обеспокоенный. — Мне кажется, это шейхи.
 — А почему они прячут свое лицо?
 — Они, наверное, дали какой-нибудь обет.
 — А есть другие шейхи в лагере? — спросил Тремаль-Найк.
 — Немного. Большинство объединились с англичанами, забыв, что они индийцы, как и мы.
 — У вас есть надежда выстоять перед англичанами?
 — О-о!.. — сказал сипай, поникнув головой. — Если бы все индийцы поднялись с оружием, сейчас не было бы ни одного англичанина в Индостане. Но они боятся, а мы остались одни, и будем расплачиваться за всех. Англичане не дадут нам пощады. Что же, мы покажем им, как умеют умирать индийцы.
 Прошло еще четверть часа, Бедар поднялся со словами:
 — Следуйте за мной, господа. Абу-Хассам не любит ждать.
 Они покинули хижину и в сопровождении отряда кавалеристов направились к центральной площади, где Абу-Хассам расположил свой штаб.
 Все улицы были заполнены повстанцами, никто в эту ночь не спал. Они болтали, сидя вокруг гигантских костров, держа оружие в руках, готовые вскочить по первому сигналу трубы.
 Тут были сипаи, которые все еще носили свои живописные костюмы, приверженцы Тантия Топи и Рани, бородатые шейхи с огромными тюрбанами и тяжеленными саблями, отряды из Ориссы и даже маратхи, стройные и неподвижные, которые казались бронзовыми статуями.
 Отряд, возглавляемый Бедаром и охраняемый кавалеристами, скоро достиг широкой площади, тоже наводненной повстанцами и освещенной огромными кострами из цельных стволов горящего дерева, и, перейдя ее, остановился перед постройкой довольно жалкого вида, со стенами, пробитыми снарядами и пулями, которая раньше, наверное, была элегантным бенгали какого-нибудь богатого индийца из Дели.
 — Вот здесь живет генерал, — кивнул Бедар.
 Он сказал часовым пароль и ввел мнимых повстанцев в первую комнату, где находился знакомый командир, который разговаривал с несколькими людьми высокого роста, вооруженными до зубов.
 — Положите свои пистолеты и сабли, — сказал он, обращаясь к Сандокану и другим.
 Те повиновались.
 — Теперь следуйте за мной, — продолжал командир. — Генерал ждет вас.
 Их ввели в другую комнату, довольно просторную, с поломанной мебелью и хромыми стульями, на которых виднелись еще следы крови — верный знак, что здесь была ожесточенная схватка.
 Четыре шейха атлетического сложения сторожили две двери, держа обнаженные сабли.
 За столом сидел старый человек, с почти седой бородой, загнутым черным носом, похожим на клюв попугая, и черными глазами, блестевшими из-под чалмы.
 Увидев Сандокана и других, он поднял голову и прищурился, как если бы свет лампы мешал ему; несколько минут разглядывал их, а потом спросил сиплым голосом:
 — Это вы просили разрешения войти в Дели?
 — Да, — ответил Тремаль-Найк.
 — Чтобы сражаться и умереть за свободу Индии?
 — Против наших извечных врагов, англичан.
 — Откуда вы пришли?
 — Из Бенгалии.
 — А как вам удалось пройти через вражеские линии? -спросил старый генерал.
 — Мы воспользовались ночью, которая была очень темной вчера, потом спрятались в разрушенной хижине, пока не увидели ваш отряд.
 Старик помолчал еще несколько мгновений, особенно пристально глядя на Сандокана и его малайцев, потом снова спросил:
 — Ты бенгалец?
 — Да, — ответил Тремаль-Найк без колебаний.
 — Но другие, мне кажется, не индийцы. Цвет их кожи не такой, как в нашей стране.
 — Это правда, генерал. Этот человек, он указал на Сандокана, — малайский князь, ярый враг англичан. Он много раз сражался с ними на берегах Борнео. С ним его воины.
 — Так, — сказал генерал. — А зачем он приехал сюда?
 — Он приехал в Калькутту навестить меня. Сам я несколько лет назад был его гостем. Узнав от меня, что индийцы восстали, он решил примкнуть к нашему делу.
 — Это так? — спросил Абу-Хассам, обращаясь к Тигру Малайзии.
 — Да, мой друг сказал правду, — отвечал пират. — Я долгие годы был самым страшным врагом англичан на Борнео. Я много раз сражался с ними в Лабуане, и именно я сверг Джеймса Брука, могущественного раджу Саравака.
 — Джеймс Брук! — воскликнул генерал, кладя руку на лоб, как бы пытаясь вызвать старые воспоминания. — Да, да, это тот самый лейтенант Индийской компании, которого я знавал в молодости. Да, мне говорили, что он стал раджой на каком-то малайском острове. Он был англичанин, и, стало быть, твой враг. А этот, с лицом европейца, откуда приехал? — спросил он, указывая на Янеса.
 — Это друг князя.
 — Он тоже ненавидит англичан?
 — Да.
 — Только ли англичан? — спросил генерал, вставая и резко меняя тон.
 — Что вы хотите сказать, генерал? — с беспокойством спросил Тремаль-Найк.
 Вместо ответа старик сказал:
 — Хорошо, через два или три часа вы отправитесь в Дели с сопровождающими, которые привели вас сюда. Но оставьте свое оружие: его вам возвратят у стен города.
 — А куда нас поведут?
 — В вербовочный пункт, — ответил генерал, делая знак выйти.
 Тремаль-Найк и его товарищи вышли и снова оказались среди всадников во главе со знакомым им командиром.
 — Следуйте за мной, — сказал тот, делая знак своим людям окружить их. — Все в порядке.
 Бедар приблизился к Тремаль-Найку и шепнул ему на ухо:
 — Не доверяйте им: ваши дела плохи, но мы скоро увидимся.
 Отряд отправился в путь, когда два человека с лицами, полускрытыми огромными тюрбанами, вошли в комнату генерала.
 — Это они? — спросил генерал.
 — Да, мы их точно узнали, — ответил один из них. — Это те, что ворвались в пагоду Кали, что затопили подземелья и перебили множество наших. Они сторонники англичан.
 — Это тяжкое обвинение, — сказал старик.
 — Раз они явились сюда, у них одна цель: захватить нашего главаря и убить его.
 — Так чего же вы хотите от меня?
 — Или ты обойдешься с ними, как с предателями, или все туги, которые есть в Дели и которые готовы умереть за свободу Индии, покинут завтра ваши ряды.
 — Люди сейчас слишком ценны для нас, чтобы мы решились их потерять, — сказал старик после минутного размышления. — Нас и так слишком мало, чтобы защищать этот город. Идите. Я согласен на все.




 Глава 30
 ПРЕДАТЕЛИ


 Вместо того чтобы отправиться к хижине, где Сандокан и его товарищи оставили своих лошадей, отряд двинулся по другой дороге, которая проходила среди полуразрушенных бенгали и разоренных садов.
 Тремаль-Найк, который был настороже после предупреждения сипая и очень обеспокоен, боясь чего-нибудь непредвиденного, попробовал расспрашивать командира, но тот вместо ответа сделал ему знак продолжать путь.
 — Дружище, — сказал ему Янес, — мне кажется, что дела идут не слишком гладко. Так что же случилось?
 — Не знаю, — ответил бенгалец. — Но думаю, они нас не впустят в Дели.
 — Неужели они приняли нас за английских шпионов? — спросил Сандокан.
 — Это было бы самое скверное, — отвечал Тремаль-Найк. — Шпионов расстреливают и с той, и с другой стороны, не особенно разбираясь с ними.
 — Но ведь они ни в чем не могут нас обвинить, — сказал Янес.
 — У меня возникло одно подозрение, — вдруг сказал Сандокан.
 — Какое? — в один голос воскликнули Тремаль-Найк и португалец.
 — Кто-то видел, как мы разговаривали с де Люссаком.
 — Если это так, то беда, — сказал бенгалец. — Не знаю, сможем ли мы выкрутиться.
 — И у нас в руках нет оружия! — воскликнул Сандокан.
 — Даже если бы и было, что нам с ним делать? Вокруг тысячи повстанцев, и большинство из них — солдаты.
 — Верно, Тремаль-Найк, — сказал Янес. — Но, может, все кончится хорошо.
 — Куда нас ведут? — спросил Сандокан.
 Отряд остановился перед массивной постройкой, которая когда-то была пятиугольной башней. Но большая часть ее обрушилась, и обломки кучами валялись вокруг.
 — Неужели это и есть вербовочный пункт? — спросил Янес.
 Командир обменялся несколькими словами с двумя часовыми, стоявшими у ворот, потом сказал Тремаль-Найку и его товарищам:
 — Входите, там вы получите пропуск для прохода в священный город.
 — А когда мы сможем отправиться? — спросил Сандокан.
 — Через несколько часов, — ответил офицер. — Пойдемте, господа.
 Он зажег факел, который принес с собой, велел открыть массивную дверь и начал подниматься по узкой лестнице, полуобвалившиеся ступеньки которой были покрыты слоем грязи.
 — И здесь выдают пропуска? — удивился Тремаль-Найк.
 — Да, на верхнем этаже, — отвечал офицер.
 — Это скорее напоминает тюрьму.
 — У нас здесь нет более подходящего помещения. Быстрее, господа, я спешу.
 Оказавшись на втором этаже, он толкнул тяжелую металлическую дверь и отступил, чтобы пропустить Сандокана и его друзей. Но едва они очутились внутри, как быстрым движением с лязгом захлопнул ее, оставив их в глубокой темноте.
 Сандокан издал крик ярости:
 — Каналья! Он нас обманул!
 Тяжелое молчание было ответом ему. Даже Янес, которого нелегко было вывести из себя, казался ошеломленным.
 — Кажется, мы попались, — сказал он наконец. — Черт возьми, неприятный сюрприз! Я этого не ожидал, ведь мы не сделали повстанцам ничего плохого. Что ты об этом скажешь, друг Тремаль-Найк?
 — Этот мошенник генерал просто обманул нас, — ответил бенгалец.
 — Тремаль-Найк, — неожиданно сказал Сандокан. — А нет ли здесь лапы Суйод-хана?
 — Невероятно, чтобы он оказался здесь именно в момент нашего прибытия.
 — И все-таки у меня есть такое подозрение.
 — Скорее какой-нибудь туг узнал нас и донес генералу, будто мы шпионы, — высказал предположение Янес.
 — Вполне возможно, — ответил Сандокан. — Я даже уверен, что здесь рука душителей.
 — Давайте посмотрим, что можно сделать в этой ситуации, — предложил Янес. — Нас семеро, и мы смогли бы кое-что предпринять.
 — У тебя есть огниво и трут? — спросил Сандокан.
 — И даже веревка, которая послужит нам, как факел, — отвечал португалец. — И потом у наших малайцев найдется еще в глубине их карманов.
 — Зажигай! — сказал Сандокан. — Мы как слепые.
 Янес высек огонь и поджег трут, а затем и веревку. Сандокан поднял ее повыше и огляделся кругом.
 Они находились в просторной комнате, без всякой обстановки, с четырьмя окнами продолговатой формы, забранными толстыми железными решетками.
 — Это настоящая тюрьма, — заключил он.
 — Они выбрали для нас подходящее место, — ответил Янес. — Стены толщиной с добрый метр, и решетки что надо. Хотелось бы знать, чем кончится это приключение. Неужели эти ребята решили пустить нас в расход? Не слишком веселая перспектива.
 — Подождем, пока кто-нибудь придет, — сказал Сандокан. — Не оставят же они нас надолго без известий и без еды.
 — Есть еще Бедар, сипай капитана Макферсона, — вспомнил вдруг Тремаль-Найк. — Этот парень сумеет связаться с нами. По крайней мере на это можно надеяться.
 — Верно, — ответил Янес. — А я уже и забыл о нем.
 — Он мало что может сделать, — сказал Сандокан. — У него нет здесь власти.
 — Но у него, наверное, есть друзья, — заметил Тремаль-Найк. — Я доверяю ему.
 — Постараемся получше устроиться на ночь, — сказал Янес, бросив на пол догоревшую веревку. — До завтра никто не появится.
 Не имея ни постелей, ни соломы, все семеро растянулись на голом полу; впрочем, достаточно чистом и сухом. Все были так утомлены, что несмотря на свое беспокойство, вскоре уснули.
 Когда они проснулись на следующий день, солнце уже начало заглядывать через толстые железные решетки окон.
 — Подъем, — скомандовал Сандокан. — Оказывается, даже без постелей выспаться можно вполне прилично.
 — Ничего нового? — спросил Янес, потягиваясь.
 — Пока ничего. Они просто на нас наплевали. Не очень-то любезны эти повстанцы. Посмотрим, куда выходят окна.
 Он подошел к одному и выглянул. Окно выходило на полуразрушенную каменную ограду, заваленную обломками, рядом с которой возвышался густой и тенистый тамаринд. Сандокан уже собирался отойти от окна, когда его внимание привлекла одна ветка на дереве, которая раскачивалась сильнее других.
 «Обезьяны там, что ли?» — подумал он.
 Но, вглядевшись получше, понял, что обезьяна не может раскачивать такую толстую ветку, и заметил среди густой листвы что-то бело-красное, похожее на одежду человека.
 — Там человек, — сказал он. — Неужели он следит за нами? Эй, Тремаль-Найк!
 Бенгалец, который болтал с Янесом, подошел на зов.
 — Ты был прав, когда говорил, что этот сипай не оставит нас, — сказал ему Сандокан. — Смотри, он спрятался на этом тамаринде и подает нам знаки, которые я не могу понять. Кажется, он хочет что-то сообщить.
 — Слава богу! — воскликнул Тремаль-Найк. — Это в самом деле Бедар. Если он не осмеливается приблизиться, значит, за нами следят.
 — Ты понимаешь знаки, которые он делает?
 — Похоже, он просто советует нам набраться терпения.
 — Мне всегда не хватало именно этого, но я предпочел бы что-нибудь посущественнее, — проворчал Сандокан. — Дай понять ему, чтобы он как-нибудь достал нам оружие.
 — Поздно: Бедар уже спрятался. Кто-то, видимо, приближается к башне.
 Они посмотрели на ограду и увидели двух повстанцев, которые перелезли через нее и спрыгнули среди обломков.
 — Мне кажется, я уже видел эти два огромных тюрбана, — сказал Сандокан.
 — Да, вчера вечером, после ужина, — отвечал Тремаль-Найк. — Эти люди сопровождали командира, спрятав лицо.
 Оба индийца посмотрели снизу на окна, внимательно оглядели стены башни, затем снова перебрались через ограду и исчезли с другой стороны.
 — Они пришли убедиться, что мы не вырвали решетки и не проломили стены, — сказал Сандокан. — Дурной знак.
 В этот момент послышался лязг замка, потом железная дверь со скрежетом повернулась на своих петлях, и появился вчерашний офицер в сопровождении четырех шейхов, вооруженных карабинами, и двух солдат, которые несли корзины.
 — Как провели ночь, господа? — спросил он с насмешливой улыбкой, которая не ускользнула от Сандокана.
 — Прекрасно, — ответил тот. — Смею, однако, заметить вам, что у нас с пленниками обращаются если и не столь любезно, то более заботливо. Если для нас нет постелей, то можно принести хотя бы сухих листьев. Надеюсь, война еще не истребила все ваши деревья?
 — Вы тысячу раз правы, господа, — ответил офицер. — Но я не думал, что вам тут придется провести всю ночь. Я полагал, что вас расстреляют еще до рассвета.
 — Расстреляют нас!
 — Я так думал, — сказал индиец с натянутым смешком. Он, кажется, уже пожалел, что у него вырвались эти слова.
 — По какому праву здесь расстреливают иностранцев, ни в чем не замешанных? — спросил Сандокан. — Какие обвинения выдвинуты против нас?
 — Я не могу ответить вам, господа. Здесь командует генерал Абу-Хассам. Мне кажется, есть люди, которые подталкивают его к тому, чтобы вас расстреляли как можно быстрее.
 — Кто эти люди? — спросил Тремаль-Найк, подойдя ближе.
 — Я не знаю.
 — Тогда я тебе скажу: это презренные туги, эти подлые сектанты, которые бесчестят Индию и которых вы совершенно напрасно привлекли под свои знамена.
 Офицер не ответил; однако по его взгляду было видно, что ему нечего возразить.
 — Правда, что именно туги требовали нашей смерти? -спросил Тремаль-Найк.
 — Не знаю, — пробормотал он.
 — И вы объединились с этими убийцами? Мы уничтожили их логово в болотах Раймангала и тем сослужили Индии великую службу. А вы за это хотите нас расстрелять? Иди и скажи своему генералу, что он не солдат, который сражается на свободу Индии, а убийца.
 Офицер нахмурился и сделал нетерпеливый жест.
 — Хватит, — сказал он. — Это не моего ума дело. Мой долг — повиноваться и больше ничего.
 Он приказал своим людям поставить на пол обе корзины и вышел со своим эскортом, не добавив ни слова, с громким лязгом захлопнув дверь.
 — Черт возьми! — воскликнул Янес, когда они остались одни. — Этот бедняга слегка лишил меня аппетита. Он мог бы сказать нам это и немного позднее. Решительно, этот человек плохо воспитан.
 — Они собираются расстрелять нас! — воздел руки к потолку Тремаль-Найк.
 — Не очень-то приятная новость, не так ли, мой бедный друг? — изрек португалец, к которому уже возвращалось его обычное хладнокровие. — Что ты скажешь об этом, Сандокан?
 — Что эти канальи туги сильнее, чем я предполагал.
 — А мы-то думали, что перебили их всех!
 — А вместо этого оказались у них в руках, друг Янес, — ответил Сандокан. — Если мы не найдем способ выскользнуть отсюда, не знаю, чем кончится эта остановка, которую я не предвидел.
 — Да, поищем способ уйти, — сказал Янес. — Но только плотно позавтракав. На полный желудок идеи приходят быстрее.
 — Удивительный человек! — воскликнул Тремаль-Найк. — Ничего его не выбивает из колеи!
 — Нужно смотреть на вещи философски, — ответил португалец, смеясь. — Разве на нас уже навели ружья? Нет еще. А значит…
 — Янес — мой предохранительный клапан, — сказал Сандокан. — Сколько раз я обязан был даже своей жизнью его рассудительности и хладнокровию.
 — К дьяволу болтовню! — воскликнул Янес. — Посмотрим лучше, что нам принесли эти мошенники. Черт побери! Вот еще одна мысль, которая лишает меня остатков аппетита.
 — Какая? — спросили в один голос Сандокан и Тремаль-Найк.
 — А что, если эти продукты отравлены?
 — Какая странная мысль! — воскликнул Сандокан. — Если бы они захотели избавиться от нас, кто бы им помешал расстрелять нас?
 — Наверное, ты прав, — ответил Янес.
 Он открыл корзины и извлек оттуда лепешки, жареную антилопу, рис, приправленный рыбой, бутылку пальмового вина и даже сигареты.
 — Они довольно щедры, — сказал он. — Неплохое меню для приговоренных к расстрелу.
 И, забыв о своих страхах, он с аппетитом вонзил зубы в лепешку.
 — Канальи! — заорал он тотчас, скривившись. — Они положили туда камней. Я едва не сломал зуб.
 — Камни? — воскликнул Сандокан.
 — Там внутри что-то твердое.
 — Посмотрим.
 Он взял лепешку и разломил ее надвое. С удивлением он увидел внутри патрон, торчащий в ней среди мякиша.
 — Ого! — воскликнул он. — Что это такое?
 Янес проворно завладел патроном, разглядывая его с живейшим любопытством.
 — Внутри должно что-то быть, — сказал он.
 — Я тоже так полагаю, — ответил Сандокан.
 — Может, это положил Бедар? — спросил Тремаль-Найк.
 — Посмотрим, посмотрим, — пробормотал Янес.
 Он вынул патрон и достал из гильзы маленькую бумажную трубочку.
 — Так, так, — пробормотал он.
 И осторожно, чтобы не порвать бумагу, развернул записку. В ней было всего несколько слов, написанных голубыми чернилами.
 — Это по-индийски, — сказал он. — Возьми, Тремаль-Найк, ты скорее прочтешь.
 — Здесь только три слова, — ответил бенгалец.
 — Читай.
 — «Ждите сегодняшнего вечера».
 — И больше ничего? — спросил Сандокан.
 — Нет.
 — Даже подписи нет?
 — Ничего, Сандокан.
 — Кто бы мог прислать нам эту записку?
 — Только один человек: Бедар.
 — Ждите сегодняшнего вечера, — повторил Янес. — Он что, решил перепилить решетки на наших окнах?
 — Как бы то ни было, у нас есть надежда, — ответил Сандокан. — Великая удача, что мы его встретили. Я щедро вознагражу этого человека, если он поможет нам.
 — Ждите вечера… Лишь бы нас не расстреляли до вечера, — с сомнением сказал Янес.
 — Обычно это делается по утрам, — заметил Тремаль-Найк. — Наверное, они решили повременить с нами.
 — И все же не верится, что они расстреляют нас, даже не выслушав доводов в нашу защиту, — сказал Сандокан.
 — Им некогда разбираться с нами, мой дорогой Сандокан. Чего ждать от людей, которые пару недель назад жестоко расправились с европейцами, не пощадив ни женщин, ни детей? Кто мы для них? Шпионы, а значит, люди, которых в военное время ставят к стенке без церемоний даже и в более цивилизованных армиях. Но пока мы все-таки еще живы, воспользуемся этим, чтобы прикончить мой запас сигарет.
 И этот храбрец, не беспокоясь больше о завтрашнем дне, неторопливо, со вкусом, раскурил сигарету, наслаждаясь изысканным ароматом манильского табака.
 В течение дня не произошло ничего особенного. Никто не входил в тюрьму: только за оградой опять появились два индийца в огромных тюрбанах, которые произвели столь же тщательный осмотр, как и утром.
 Солнце уже заходило, когда вошел офицер в сопровождении своей охраны и двоих индийцев, которые принесли ужин.
 — Ну что, они убедились наконец, что мы не английские шпионы? — спросил его Сандокан, как только тот вошел.
 — Боюсь, наоборот, — ответил офицер, потемнев лицом.
 — Значит, нас расстреляют завтра на рассвете? — осведомился Янес совершенно спокойным тоном.
 — Не знаю, впрочем…
 — Не стесняйтесь, продолжайте. Мы люди не очень впечатлительные.
 Офицер посмотрел на пленников с удивлением. Это спокойствие людей, уже приговоренных к смерти, изумляло и озадачивало его.
 — Вы думаете, я просто пугаю вас? — спросил он.
 — Ни в коем случае, любезный, — ответил Янес.
 — Вы военные?
 — Мы не женщины, вот и все.
 — Если бы я был генералом, то, клянусь, пощадил бы вас, — сказал офицер искренне. — Жалко убивать таких храбрых людей…
 — Скажите, — перебил его Сандокан, — нас расстреляют без суда?
 — Кажется, так.
 — Какие же улики имеет генерал, чтобы не верить тем, кто пришел сражаться бок о бок с ним?
 — Кажется, кто-то предоставил ему доказательства.
 — Что мы шпионы?
 — Я этого не знаю, господа. Лучше отдохните пока и окажите честь этому ужину. Тут есть даже пирог, который вам посылает один сипай. Он знает одного из вас по прежней службе.
 — Бедар? — спросил Тремаль-Найк.
 — Да, Бедар.
 — Поблагодарите его от нашего имени, — сказал Янес, — и передайте ему, что пирог обязательно будет съеден.
 Офицер сделал знак своей охране и вышел с грустным лицом. Ему и в самом деле было не по себе от сознания, что таких людей собираются расстрелять без суда и следствия.
 — Пирог, посланный Бедаром! — воскликнул Янес, когда дверь закрылась. — Посмотрим, что в нем такого, что может нам пригодится.
 Он осторожно открыл корзину и вытащил аппетитный пирог в форме башни, с блестящей золотистой коркой, украшенный засахаренными ананасами.
 — Черт побери! — сказал португалец, вдыхая его запах с видимым удовольствием. — Вот не думал, что индийцы такие искусные кондитеры и что мы найдем здесь подобный шедевр.
 — Он, должно быть, куплен в городе, — сказал Тремаль-Найк.
 — Однако любезный человек этот Бедар!
 — Скорее хитрый, чем любезный, — сказал Сандокан, беря вилку и собираясь приподнять верхнюю корочку пирога. — Тут наверняка что-нибудь запрятано.
 Он осторожно снял корочку и тут же издал возглас удивления и радости.
 — Ого! Так я и думал.
 Башня была пуста, но на дне виднелись какие-то предметы, которые Сандокан поспешил извлечь.
 Это был большой моток шелковой веревки, не толще простого шнура, но очень прочной, способной выдержать человека, четыре пилки и, наконец, три ножа.
 Последним он достал листок бумаги, на котором по-индийски было написано несколько слов.
 — Читай, — сказал он, передавая листок Тремаль-Найку.
 — Это от Бедара, — ответил бенгалец, — что за парень! Ну и молодец!
 — Что он пишет? — спросили нетерпеливо Янес и Сандокан.
 — Что ночью придет к башне, где будет ждать нас и держать наготове слона, чтобы облегчить нам бегство.
 — Как он смог найти слона? — воскликнул Янес.
 — Вероятно, нанял его в Дели, — ответил Тремаль-Найк. — Это дело несложное, если есть несколько сот рупий, сумма небольшая, которой может владеть и сипай.
 — И которая принесет ему в сто раз больше, если ему удастся спасти нас, — заверил Сандокан. — К счастью, генерал не велел нас обыскать.
 — У тебя достаточно алмазов? — спросил Янес. — В резерве у нас есть и мой запас.
 — Резерв держи при себе, — сказал Сандокан. — Я еще могу заплатить сорок тысяч с закрытыми глазами. Но хватит болтать. Солнце зашло, а дела впереди еще много.
 — Индийские пилы стоят английских, — пробуя их ногтем, заметил Янес. — Решетки падут часа через два.
 Они подошли к окну и внимательно посмотрели, не наблюдает ли за ними кто-нибудь со двора.
 — Никого, — сказал Сандокан. — Они нас даже не подозревают.
 — Перекусим и за работу! — весело воскликнул Янес. — Воздадим-ка честь этому роскошному пирогу. Надеюсь, изнутри он не сильно пропах железом. За стол, друзья, а затем к решеткам.




 Глава 31
 ОХОТА НА ТИГРОВ МОМПРАЧЕМА


 Через четверть часа, снова убедившись, что никто не следит за ними со стороны ограды, малайцы энергично атаковали толстые решетки одного из окон, неутомимо и с яростью перепиливая их.
 Сандокан, Янес и Тремаль-Найк, чтобы снаружи не было слышно визга железа, принялись петь и громко разговаривать — предосторожность, может быть, и излишняя, поскольку башня казалась совершенно необитаемой.
 Конечно, у входа стояли часовые, но едва ли оттуда они что-то могли услышать.
 Бедар, видимо, был неподалеку. Уже три раза легкий свист доносился в молчании ночи со стороны тамаринда. Возможно, храбрый сипай, как и утром, притаился там среди густой листвы, чтобы наблюдать, и помочь заключенным в случае надобности.
 К одиннадцати часам уже два прута были вырваны, и не хватало еще одного, чтобы образовалось достаточно широкое отверстие.
 Сандокан, Янес и бенгалец сменили уставших малайцев, чтобы ускорить работу.
 Оставалось четверть часа до полуночи, когда мощным усилием Сандокана был вырван последний прут.
 — Путь свободен, — объявил Тигр Малайзии, полной грудью вдыхая свежий ночной воздух. — Нам осталось лишь бросить веревку.
 — И вооружиться этими прутами, которые пригодятся в случае чего, — добавил Янес. — Одним ударом такого можно убить человека.
 — Они не помешают, — отвечал Сандокан.
 Он взял моток, размотал веревку и выпустил один конец наружу, а другой привязал к оставшемуся пруту, предварительно проверив его на прочность. Затем засунул за пояс один из ножей и вылез в окно, сказав напоследок:
 — Следите за дверью.
 — Никто не войдет, пока вы все не спуститесь, — ответил Янес. Он взял прут и встал у двери.
 — Я составлю тебе компанию, — сказал Тремаль-Найк.
 — Черт возьми!
 — Что там? — спросил Сандокан, уже ухватившись за веревку.
 — Мне кажется, кто-то поднимается по лестнице.
 — Подоприте дверь и не давайте войти.
 — Слишком поздно!
 За дверью замелькал свет, и послышался голос офицера.
 — Приготовимся схватить его, — распорядился Сандокан, влезая обратно и вооружившись прутом. — Ко мне, малайцы!
 Четверо матросов встали рядом с ним, готовые к отчаянной схватке.
 — Сандокан, — сказал в этот момент Янес, который никогда не терял хладнокровия, — предоставь это дело мне. Ложитесь все и притворитесь, что спите. Я один пошлю к дьяволу этого вечного зануду. А схватка нас до добра не доведет.
 — Хорошо, — согласился Сандокан. — Но мы будем наготове.
 Едва они улеглись вдоль стены, спрятав под себя ножи и пруты, как появился офицер с зажженным фонарем в руке в сопровождении солдат с обнаженными саблями.
 Янес поднялся, ворча и ругаясь, как человек, которого потревожили во время сна.
 — Черт побери! Неужели нельзя поспать даже в последнюю ночь? — начал он. — И что это за проклятая страна, где никому никогда не дают покоя! Что вам еще нужно от нас? Напомнить, что завтра утром нас расстреляют? Новость не слишком свежая, чтобы мешать людям спать из-за этого.
 Индиец выслушал этот поток слов с легким удивлением.
 — Простите, — сказал он, наконец, — я не говорил вам этого наверняка. Это было просто мое предположение.
 — И что дальше? — спросил Янес, нахмурив лоб.
 — Что генерал поручил подтвердить вам это и спросить, не желаете ли вы чего-нибудь.
 — Скажите этому зануде, что нам нужен только хороший сон. Слышите? Мои товарищи давно храпят.
 — Так предупредите их.
 — Идите к дьяволу!
 Сказав это, Янес снова улегся, ворча и ругаясь.
 Офицер еще немного постоял в замешательстве, но, видя, что никто даже головы не поднял, робко пожелал им всем доброй ночи и ушел, осторожно закрыв дверь.
 — Чтоб тебя холера взяла! — воскликнул Янес, вставая. — Рано собрался отправить нас на тот свет, негодяй!
 — Твоя рассудительность и твое хладнокровие стоят в тысячу раз дороже моей горячности, — пожимая ему руку, сказал Сандокан. — Я бы сейчас бросился на них с железным прутом и погубил бы все дело.
 — Я твой противовес, — ответил, смеясь, португалец. — Поторопимся, а то Бедар, боюсь, заждался нас.
 Сандокан вылез в окно, схватился за веревку и соскользнул на землю без малейшего шума.
 Он огляделся вокруг, сжимая прут, но вокруг было тихо. Тогда он свистнул слегка, чтобы предупредить товарищей, и вскоре к нему присоединился Янес, а за ним и Тремаль-Найк.
 Малайцы спустились в свою очередь, один за другим.
 — Где же Бедар? — спросил Сандокан.
 Едва он произнес это, как увидел, что на ограде появилась человеческая фигура.
 — Это ты, Бедар? — окликнул вполголоса Тремаль-Найк.
 — Я, — ответил тихо Бедар.
 — Никого нет?
 — Нет, но поторопитесь: скоро явятся два туга.
 Беглецы перебрались за ограду и последовали за сипаем, который ускорил шаг.
 — Куда ты ведешь нас? — спросил его Тремаль-Найк.
 — В лес, господин, — ответил сипай. — Там у меня слон.
 — Как тебе удалось достать его?
 — Я взял его на время у моего друга в Дели. Его привели сюда три часа назад.
 — И куда ты нас отвезешь?
 — Сделаем петлю, чтобы запутать следы; потом вы попытаетесь войти в город. Охрана не слишком сильна.
 — Ты сказал о двух тугах. Кто они?
 — Это те двое, которые прятали лица. Они узнали вас и потребовали вашей смерти, угрожая в противном случае увести всех сектантов, примкнувших к восстанию.
 — И Абу уступил?
 — Туги очень влиятельны, и в Дели их много. Поторопитесь, господа: нас могут преследовать.
 — Кто? — спросил Сандокан.
 — Эти двое. Они крепко следят за вами и каждые два-три часа подходят к башне.
 — Тогда бегом, — сказал Янес. — Мне совсем не улыбается вновь попасть в руки старого мошенника, хоть он и генерал.
 В ночной тьме они незамеченными добрались до леса. Бедар быстро сориентировался и углубился в чащу, следуя по едва заметной тропинке, петлявшей среди кустов и деревьев. Он беспокоился и часто оборачивался, явно побаиваясь погони.
 Так они шли с четверть часа, пока не достигли поляны, посреди которой темнела какая-то огромная масса, колыхавшаяся во мгле.
 — Вот слон, — указал Бедар.
 Погонщик, который стоял рядом со слоном, подошел к нему, явно встревоженный.
 — Только что здесь были два человека, которые расспрашивали меня, кого я жду.
 — И что ты ответил?
 — Что жду одного господина из Дели, который отправился к Абу-Хассаму.
 — Ты правильно сделал, — одобрил Бедар. — А как они выглядели? У них были огромные тюрбаны?
 — Да, хозяин. И лица прикрыты.
 — Это были те самые туги, — сказал Бедар, обернувшись к беглецам. — Быстрее, господа, садитесь в паланкин.
 — А ты поедешь с нами? — спросил Тремаль-Найк.
 — Да, чтобы помочь вам при входе в город, — ответил храбрый сипай. — Я сяду за погонщиком.
 Тремаль-Найк и все остальные быстро забрались в просторный и удобный паланкин. Весьма кстати оказался и десяток карабинов, прислоненных к его бортам.
 — По крайней мере мы теперь не безоружны, — сказал Сандокан, беря в руки один из них.
 — А под ногами боеприпасы, — добавил Янес, нагнувшись. — Молодец, Бедар! Позаботился обо всем.
 — Вперед, Джуба! — приказал в этот момент погонщик. — И пошевеливайся — получишь двойную порцию сахара.
 Слон, к которому были обращены эти слова, махнул хоботом направо, махнул налево и, шумно вдохнув воздух, тронулся в путь, сотрясая землю своими огромными ножищами.
 Но не успел он пройти и двадцати шагов, как в гуще зарослей сверкнули две вспышки, и ночную тишину разорвали выстрелы.
 Пуля просвистела над головой Сандокана, не задев его.
 — Ах, канальи! — воскликнул пират с ожесточением. — Огонь, друзья!
 Мгновенно последовал ответный залп, но больше никаких звуков со стороны зарослей не доносилось.
 — Не останавливайся, погонщик! — крикнул Бедар.
 — Хорошо, хозяин, — отвечал тот, ударив своим жезлом по голове исполина.
 Слон продолжал свой бег: широкой грудью он раздвигал густые заросли, легко находя дорогу в темноте.
 — Нас не догонит и лошадь, — сказал Янес, крепко держась за борт паланкина, чтобы не вылететь наружу. — Если слон не выдохнется, через час мы будем далеко.
 — А что, если туги организуют погоню? — спросил Тремаль-Найк, обращаясь к Бедару.
 — Это возможно, — отвечал сипай. — Правда, у нас большое преимущество, и слон — сильный бегун.
 — А в лагере есть слоны?
 — Да, несколько.
 — На них они могут преследовать нас, — сказал Сандокан.
 — На этот случай, — ответил сипай, — я купил сотню пуль с медными наконечниками.
 — На слонов? — спросил Сандокан.
 — Да, господин.
 — Мы ими воспользуемся в случае надобности.
 Лес начинал редеть, облегчив бег исполина. Это животное обладало необыкновенной выносливостью и силой, не замедляя бег уже целый час.
 Наконец последним броском слон вырвался на широкую равнину, лишь кое-где поросшую бамбуком и кустарником.
 — Где мы? — спросил Сандокан у Бедара.
 — К северу от Дели, — отвечал сипай. — Мы обогнули лагерь, чтобы запутать следы.
 — И куда мы направимся?
 — В джунгли по берегу Джамны. И там подождем, пока наши преследователи устанут искать нас.
 — Я предпочел бы сразу войти в город, — обратился Сандокан Тремаль-Найку. — Мне не терпится увидеть Сирдара.
 — Разумнее повременить с этим, — ответил бенгалец. — Не найдя нас, туги организуют поиски в Дели, а мне бы не хотелось попасться в их лапы еще раз.
 — Верно, — сказал Янес. — Второго Бедара нам уже не найти.
 — Лишь бы добраться туда, — с угрозой сказал Сандокан.
 — Это точно, — присоединился к нему португалец. — Если эта собака Суйод-хан еще там, мы заставим его пережить очень неприятный момент.
 — Джамна, — возвестил в этот миг Бедар.
 Довольно широкая река пересекла равнину, мерцая в ночной мгле. Слон так резко остановился у воды, что едва не вышвырнул беглецов из паланкина.
 — Мы переправимся на тот берег? — спросил Янес.
 — Да, господин, — отвечал сипай. — На том берегу начинаются джунгли.
 — Тогда вперед, если тут имеется брод.
 Джуба раздвинул хоботом ветви деревьев, опустил конец его в реку и пощупал дно, как бы проверяя его. Удовлетворенный этим осмотром, он решительно вошел в воду, пыхтя и отдуваясь.
 — Что за умные и осторожные животные, — сказал Янес. — Я не перестаю удивляться им.
 Дальше от берега река становилась довольно глубокой и течение быстрым, но, казалось, ничто не может сбить с ног эту глыбу, прочную, как скала.
 Своей широкой грудью слон уверенно противостоял течению и продолжал двигаться вперед, повинуясь указаниям погонщика. Он готов уже был выйти на противоположный берег, когда беглецы услышали за собой трубные звуки других слонов и крики, а потом и ружейные выстрелы.
 — Они гонятся за нами! — встревожился Бедар.
 — Черт побери! — воскликнул Янес. — Они что, дьяволы, что догнали нас так быстро? Ведь этот замечательный слон бежал, как парусник при попутном ветре!
 — Увы, — ответил Бедар. — Они наверняка взяли лучших из тех слонов, что нашлись в лагере.
 — И сразу же напали на наш след, — добавил Тремаль-Найк.
 — Это было нетрудно, — отозвался Бедар. — Слон прокладывает целую просеку, когда бежит через лес.
 Джуба легко пересек реку и теперь выбирался на берег, заросший густыми зарослями бамбука и тамариндами.
 Три слона с преследователями, напротив, задержались на том берегу, точно хотели поискать брод полегче.
 — Займем позицию, — сказал Сандокан. — Дадим им сражение на реке. Бедар, останови слона и спрячь его где-нибудь в чаще.
 Погонщик отвел в сторону слона, в то время как Тремаль-Найк и тигры Момпрачема, прихватив карабины, сошли на землю.
 — Помешаем им пересечь реку, — решил Сандокан. — Их человек тридцать, и встреча с ними не сулит нам ничего хорошего.
 — Да, их именно столько, — подтвердил Бедар. — У них три слона. А на каждом помещается человек по десять-двенадцать.
 — Нет ли с ними и кавалерии? — спросил Сандокан.
 — Возможно, она придет попозднее.
 — Когда все будет кончено, — сказал Тремаль-Найк. — Стоп! А почему они не решаются пустить слонов в реку?
 — Они будут ждать зари, — ответил Бедар. — Они уже знают, что мы здесь, и уверены, что догонят нас.
 — Так мы помешаем им, — сказал Сандокан. — Доставайте пули с медным наконечником. Постараемся сразу же вывести из строя слонов.
 Они улеглись в траве, за первым рядом деревьев, чтобы лучше защититься от выстрелов противника, и стали ждать атаки, уверенные, что выбить их с этой позиции, будет не так-то легко.
 Индийцы, заметив, видимо, что беглецы остановились, казалось, вовсе не собирались их атаковать.
 В четыре часа небо начало бледнеть, и тьма поредела.
 — Бедар, — Сандокан, повернулся к сипаю, — у них было три слона, не так ли?
 — Да, господин.
 — Ты уверен, что не ошибаешься?
 — Нет, конечно, их было три.
 — Так куда же делся третий? Я его больше не вижу.
 — Действительно, сейчас видны только два, — подтвердил Янес. — Может, они его послали за подкреплением?
 — Или оставили его в резерве, спрятав за деревьями? — спросил Тремаль-Найк.
 — Это меня беспокоит, — сказал Сандокан. — Я бы предпочел видеть перед собой всех трех.
 Два слона, два огромных животных, осторожно спускались с берега, повинуясь крикам погонщиков.
 В каждом паланкине было по десять человек, и еще четверо сидели за ним. Таким образом, их было тридцать, считая и двух погонщиков, — сила внушительная, но не слишком страшная для тигров Момпрачема, привычных к схваткам с превосходящим противником.
 Слоны после короткого колебания вошли в воду, осторожно щупая дно, в то время как индийцы схватили карабины.
 — Первый выстрел твой, Сандокан, — сказал Янес.
 Тигр Малайзии поудобнее упер карабин в плечо и несколько мгновений целился в первого слона. Раздался выстрел, а вслед за ним отчаянный трубный звук. Исполин внезапно остановился и поднял хобот. Пуля в него попала.
 Индийцы, которые сидели на нем, открыли яростный ответный огонь.
 — Подтянем и мы, — сказал Янес. — Огонь, ребята!
 Пираты встали за стволами деревьев, которые защищали их, и открыли стрельбу из карабинов, целясь в паланкин. Прежде чем слонов, они предпочитали вывести из строя людей.
 Трое индийцев упали внутри паланкина убитые или раненые, но другие не прекратили огня. Погонщик яростно понукал слона, который застыл в нерешительности.
 Сандокан, снова зарядив карабин, прицелился во второго слона, и выстрелом исторг у него этот ужасный трубный звук.
 — Достал и этого. Продолжим, пока не упадут.
 Индийцы несмотря на бешеный огонь тигров Момпрачема храбро сопротивлялись, стреляя в чащу деревьев, но без всякого урона для противника, поскольку беглецы хорошо замаскировались в лесу. Разрядив карабины, они падали в траву, становясь невидимыми, и переползали к другому дереву.
 Первый слон, несмотря ни на что, достиг середины реки, когда пуля Янеса попала ему в горло. Бедный колосс, уже и так ослабевший от потери крови, тут же попятился назад, наполняя воздух оглушительным ревом.
 — Так, — подытожил Сандокан. — Этот вне игры, он скоро упадет.
 — Пристрели его, чтоб не мучился, — сказал португалец.
 — Я целюсь.
 Сандокан высунулся на миг и выстрелил в голову слона. Слон взревел, резко вскинулся на дыбы и повалился на бок, подняв пенистую волну и сбросив в воду людей, сидевших на нем.
 — Кончено! — воскликнул Янес громко. — Теперь другого, Сандокан.
 В то время как индийцы спасались вплавь, бросив карабины, первый исполин отчаянным усилием приподнялся, чтобы не утонуть, и тут же снова упал, исчезнув в воде.
 Другой, видя, что его товарищ упал, попятился назад, трубя и тряся огромной головой, под ударами жезла, которыми его осыпал погонщик.
 — Огонь! Стреляй, Янес! — закричал Сандокан. — Свалим его побыстрее.
 И оба пирата одновременно разрядили карабины, целясь в шею слона, чтобы свалить его наверняка.
 Это был мастерский выстрел. Гигант повернул к берегу, но, когда он уже собирался взобраться на него, неожиданно силы изменили ему, и он тяжело опрокинулся, вышвырнув в кусты тех, что сидели в его паланкине.
 Победные крики огласили противоположный берег. Тигры Момпрачема вскочили на ноги и открыли огонь по плывущим, чтобы помешать им присоединиться к товарищам.
 — Хватит, — приказал Янес. — Они получили сполна и больше не будут беспокоить нас.
 — К нашему слону, — скомандовал Сандокан.
 Они уже повернули в лес, когда услышали голос, вопивший: «Помогите! На помощь!»
 — Это наш погонщик! — крикнул Бедар.




 Глава 32
 К ДЕЛИ


 Заслышав этот крик, беглецы поспешно перезарядили свои карабины и бросились к деревьям.
 Едва они оказались в укрытии, как увидели, что к ним отчаянно несется погонщик. Бедняга был во власти какого-то дикого ужаса и все время оглядывался через плечо, как бы боясь, что за ним гонятся.
 — Что с тобой? Что случилось? — выскочил ему навстречу Бедар.
 — Там!.. Там!.. — отвечал погонщик сдавленным голосом.
 — Что там?.. Объясни…
 — Слон с несколькими людьми.
 — Должно быть, тот, который исчез, — сказал подошедший Сандокан. — Он, наверное, перешел реку дальше, чтобы зайти нам в тыл. Где он остановился?
 — Рядом с моим слоном.
 — Люди на нем видели, как ты убегал?
 — Да, господин. Они даже кричали мне вслед, чтобы я остановился, иначе будут стрелять. Они захватят Джубу, и я буду разорен.
 — В моем кармане достаточно, чтобы купить сто слонов, — успокоил его Сандокан. — Не бойся, мы не оставим твоего Джубу в беде. Друзья, вперед, но прячьтесь за деревьями! Постараемся захватить их врасплох.
 Малайцы бросились в кусты, довольно густые в этом месте, и забрались в чащу, маскируясь там.
 — Где же они? — спросил Сандокан, нигде не видя противника.
 — Может, они устроили нам засаду? — предположил Янес.
 — Я почти уверен в этом.
 — Погонщик, — сказал Тремаль-Найк, — мы близко к тому месту, где ты оставил Джубу?
 — Да, господин.
 — Дайте-ка я посмотрю, — вызвался Бедар. — Ждите меня здесь.
 — Если увидишь их, сразу же назад, — сказал ему Сандокан.
 Сипай проверил свой карабин и, бросившись на землю, пополз, как змея.
 — Приготовьтесь, — приказал Сандокан своим людям, — я чувствую нутром, что эти негодяи ближе, чем мы думаем.
 Не прошло и полминуты, как совсем рядом прогремел выстрел.
 Крик боли и отчаяния последовал за этим.
 — Канальи! — вскричал Сандокан, бросаясь вперед. — Они стреляли в Бедара. Вперед, тигры Момпрачема! Отомстим за него!
 Впереди зашевелились ветви деревьев, и из зарослей появился Бедар, прижимая обе руки к груди. С бледным лицом и остановившимся взглядом он шел им навстречу на подгибавшихся ногах.
 — Бедар! — вскричал Сандокан, бросаясь к нему.
 — Я… умираю… там… засада… на слоне… на…
 Индиец упал ему на руки. Поток крови, хлынувший горлом, прервал его фразу. Он обратил глаза к Тремаль-Найку, как бы посылая ему прощальный привет, и выскользнул из рук Сандокана, упав на траву.
 — Я уничтожу этих негодяев! — завопил Тигр Малайзии. — За мной!
 Шесть пиратов, Тремаль-Найк и погонщик бросились через чащу, как ураган, забыв об осторожности, не прячась и не маскируясь.
 Сразу же за кустами они увидели группу людей, вооруженных карабинами, сидевших на одном из слонов, и прямо на бегу, без промедления открыли по ним убийственный огонь. Сандокан и Янес стреляли в животное; а другие целились в паланкин, где было восемь человек, в том числе и оба туга в огромных тюрбанах.
 Захваченные врасплох, они беспорядочно отстреливались; слон их, раненный пулей, завертелся за месте, мешая целиться и угрожая всех их опрокинуть.
 Разрядив, как попало, свои карабины, они попрыгали на землю с риском сломать себе шею и побежали, как зайцы, сквозь кусты.
 Сандокан быстро перезарядил свой карабин.
 — Нет, мерзавцы! — крикнул он. — От меня не уйдешь!
 Один из двух тугов остался в паланкине, сраженный пулей, но другой бросился за убегавшими, крича им, чтобы они остановились и повернули назад.
 Сандокан прицелился и, прежде чем тот успел нырнуть в чащу, выстрелил ему в спину, свалив на землю.
 Тем временем остальные, видя, что раненый слон взбесился от боли и вот-вот бросится на них, открыли по нему стрельбу и прикончили его.
 — Все, бой окончен, — отирая пот со лба, сказал Янес. — Жаль, что погиб наш храбрый Бедар!
 — Похороним его здесь, — предложил Сандокан. — Бедняга! Он заплатил своей жизнью за нашу свободу. Я не оставлю без помощи его семью.
 В горестном молчании они вернулись туда, где в траве лежал убитый сипай, вырыли ножами могилу и осторожно опустили его в землю.
 — Покойся с миром, — сказал Тремаль-Найк, который давно знал Бедара и больше всех потрясен его гибелью. — Ты был храбрым солдатом и настоящим другом. Мы никогда не забудем тебя.
 Не будь враги еще так близко, они бы дали залп над могилой, но в данной обстановке пришлось ограничиться тем, что молча, сняв шляпы, постояли вокруг нее.
 — Пора в путь, — сказал Сандокан. — Не всех их достали наши пули — они могут вернуться с подкреплением. Погонщик, мы можем попасть сейчас в Дели?
 — Меня видели выходящим со слоном, меня там знают. Я скажу, что вы люди Абу-Хассама, и это приказание провести вас в город.
 — Мы будем там к вечеру?
 — Да, господин.
 Они влезли на слона, который отдохнул и подкрепил свои силы, объедая листву с деревьев, и пустились в путь.
 Джуба все ускорял и ускорял шаг, и к полудню они добрались до большого селения, лежавшего среди огромных плантаций индиго и хлопка, по большей части опустошенных.
 Похоже было, что в этих местах еще недавно происходило яростное сражение: множество марабу и прочих падальщиков кружило над бороздами, в которых лежали неубранные трупы.
 Ближе к закату показались высокие стены Дели.
 — Не вступайте в разговор, — обернувшись к ним, предупредил погонщик. — Если меня остановят, дайте отвечать мне одному.
 Было ровно девять часов, когда усталый слон прошел под воротами Туркоман, единственными, которые оставались еще открытыми, и, без лишних вопросов со стороны часовых, путешественники двинулись по улице к центру города.
 Дели — самый почитаемый мусульманами город Индостана, ибо в его стенах находится Йаммах-Масгид, самая богатая и большая мечеть в Индии. Кроме того, в нем есть еще двести шестьдесят мечетей, сто восемьдесят восемь индуистских храмов, более тридцати англиканских церквей и множество дворцов прекрасной архитектуры, самым восхитительным из которых является древний дворец Великих Моголов. Это сознавали и сами строители чудесного дворца, начертавшие над его главным входом: «Если есть рай на земле, то он здесь».
 Когда отряд вошел в город, за его бастионами царило необыкновенное оживление. Отряды солдат углубляли и удлиняли траншеи, насыпали земляные валы и устанавливали пушки на батареях при свете факелов. Известие, что англичане подтянули осадные пушки, уже распространилось, и осажденные спешно готовились к обороне.
 Тремаль-Найк и его товарищи велели погонщику отвезти себя к бастиону Кашмир. Там они остановились в доме одного из богатых горожан, который, принимая их за повстанцев, не смел отказать в гостеприимстве тем, кто в этот момент были безраздельными хозяевами в городе.
 Все так устали, что сразу после ужина улеглись спать.
 — Завтра отправимся на поиски Сирдара, — сказал Сандокан, укладываясь. — Должно быть, он приходит к бастиону каждый день.
 Но утром, еще до рассвета, их разбудили зловеще загремевшие на всех бастионах пушки.
 В течение ночи англичане установили батареи и яростно обстреливали из тяжелых осадных орудий город.
 Дели был неплохой крепостью. Прежние императоры потратили немало усилий, чтобы сделать его неприступным. Его стены были сложены из огромных глыб гранита, многочисленные укрепления и массивные башни хорошо дополняли их. К тому же стены были защищены широкими рвами и прочными бастионами. И все же повстанцы не могли продержаться долго против мощных осадных орудий и превосходящих сил противника.
 Когда Сандокан с товарищами вышли на улицу, первые снаряды уже начали падать на город, вызывая разрушения и пожары; утренний воздух был с примесью гари. Беспрерывно раздавалась ружейная пальба, составляя аккомпанемент орудийному грохоту. Повстанцы бежали на бастионы и стены в ожидании штурма.
 — Да, не в самый лучший день мы попали в Дели, — обратился Сандокан к Янесу. — Хотя кто-кто, а мы-то к этой музыке привыкли.
 Они направились к бастиону Кашмир, на котором индийцы разместили свою батарею, но в орудийном грохоте, под свистом случайных пуль так и не нашли там Сирдара.
 — Подождем вечера, — сказал Тремаль-Найк.
 — А если Суйод-хан не смог войти в Дели? — спросил Янес. — Если он не пришел вчера, сегодня это тем более не удастся: город в плотной осаде.
 — Не отнимай у меня эту надежду, — с мукой в голосе сказал Тремаль-Найк. — Иначе все будет кончено — Дарма потеряна для меня.
 — Мы найдем его в любом случае, — заверил Сандокан. — Мы не оставим Индию, пока ты не разыщешь свою дочь, а я не убью этого подлеца. С ним Сирдар, а он найдет способ известить нас: недаром он был в тайной полиции тугов. Вернемся к себе и подождем. Что-то подсказывает мне, что Суйод-хан здесь, и я не обманываюсь. Вот увидишь, друг Тремаль-Найк.
 — Мы не примем участия в обороне? — спросил Янес. — Сидеть дома, когда все дерутся — это довольно скучно.
 — Будем сохранять нейтралитет, — решительно заявил Сандокан. — Здесь англичане уже не являются нашими врагами, как на Момпрачеме.
 В течение дня пушки и ружья продолжали грохотать с нарастающей силой. Снаряды рвались на улицах повсюду. Дымом пожарищ заволокло полгорода.
 Повстанцы, поддерживаемые населением и вдохновленные присутствием Бахадур-шаха, своего нового императора, потомка Великих Моголов, защищались упорно. Несмотря на беспрерывный артиллерийский обстрел и шквальный ружейный огонь англичан, ни один бастион еще не был сдан, ни пяди своих позиций они не уступили.
 С наступлением сумерек, когда огонь прекратился, Сандокан велел сбросить с бастиона Кашмир белый тюрбан, как обещал де Люссаку. В письме были вести о том, где они нашли пристанище. Но тщетно они вглядывались в темноту в надежде увидеть приближающегося Сирдара — брамин и на этот раз не появился.
 — Может, завтра нам больше посчастливится, — сказал Сандокан находившемуся в мучительном ожидании Тремаль-Найку. — Невозможно, чтобы этот юноша предал. Наверняка какая-то случайность помешала ему прийти сюда. И потом нельзя забывать, что Суйод-хан, скорее всего, следит за ним.
 Однако и последующие вечера не принесли никаких новых известий, с каждым разом усиливая рой тревожных вопросов и сомнений. Что могло случиться с храбрым юношей? А вдруг сектанты разоблачили и убили его? Или Суйод-хан все же не успел войти в Дели?..
 Тем временем кольцо осады понемногу сжималось. Повстанцы несли огромные потери. По многим признакам было ясно, что день генерального сражения приближается.
 Одиннадцатого сентября форт Мори, атакованный англичанами при поддержке батареи мортир, был разрушен до основания и превращен в груду развалин; а двенадцатого англичане начали массированную бомбардировку форта Кашмир, павшего уже на следующий день, несмотря на отчаянное сопротивление повстанцев.
 Английские войска, значительно усиленные и передислоцированные поближе к городу, готовились к решающему штурму.
 Это был последний день для осажденного города, когда Сандокан и его друзья с наступлением вечера в очередной раз отправились к развалинам форта Кашмир на условленную встречу с брамином, на которую, по правде говоря, уже потеряли надежду.
 В тягостном молчании они провели там несколько долгих часов, когда внезапно чья-то легкая тень возникла у одного из боковых рвов, и знакомый голос окликнул их:
 — Добрый вечер, господа!




 Глава 33
 ДВА ТИГРА


 Крик радости вырвался у всех, когда они узнали в этом человеке долгожданного Сирдара, которого уже не надеялись больше увидеть.
 — Где Суйод-хан?
 — Он здесь, господа, — отвечал Сирдар.
 — А моя дочь? — бросился к нему Тремаль-Найк.
 — Вместе с твоей дочерью, господин.
 — Быстрее домой, — оглядываясь по сторонам, сказал Сандокан. — Здесь не место для разговоров.
 Почти бегом они пересекли несколько улиц и вскоре оказались в доме, где прожили все эти дни.
 — Здесь можно говорить свободно, — сказал Сандокан. — Когда вы вошли в город?
 — Только вчера вечером, — отвечал Сирдар. — Мы переправились через реку под шквальным огнем англичан и остались в живых лишь чудом.
 — Почему вы не могли войти раньше? — спросил Янес.
 — Железнодорожная линия была перерезана повстанцами; нам пришлось нанять двух слонов до Мирута.
 — А почему Суйод-хан пришел сюда как в ловушку? Ведь город почти в руках англичан.
 — Мы оказались между двух огней, — объяснил Сирдар. — Англичане и перед нами, и позади нас. Было уже поздно возвращаться: нас либо захватят, либо мы скроемся в Дели. Впрочем, Суйод-хан не предполагал, что город находится в таком бедственном положении.
 — Где он сейчас? — спросил пират.
 — В доме на улице Шандуи; это рядом с муниципалитетом.
 — Номер?
 — Двадцать четыре.
 — Зачем тебе номер, — удивился Тремаль-Найк, — если Сирдар отведет нас туда?
 — Скоро узнаешь.
 Сандокан повернулся к своим малайцам, молчаливо стоявшим поодаль.
 — Что бы ни случилось, — приказал он им, — не покидайте этого дома, пока не придет лейтенант де Люссак. Ему известно из нашей записки, что мы нашли пристанище в этом бенгали. Если мы не вернемся после штурма, который англичане, наверное, предпримут наутро, скажите ему, что мы ждем его в доме двадцать четыре по улице Шандуи. Запомните хорошо: от этого может зависеть и наше спасение, и ваше. А теперь, Сирдар, веди нас к Суйод-хану. Как ты думаешь, он там один?
 — Главари тугов сражаются на бастионах.
 — Маленькая Дарма с ним?
 — Час назад была с ним.
 — Ты можешь тайно провести нас туда?
 — Да, у меня есть ключи от дома.
 — Там остались другие жильцы?
 — Никого. Владелец уехал.
 — Тогда идем, — сказал Сандокан. — Нельзя терять ни минуты. Уже полночь, а утром наверняка будет штурм. Мы должны все решить этой ночью.
 Он сунул за пояс кинжал, закинул за плечо карабин и вышел, внешне спокойный, но быстрым и нервным шагом.
 На бастионах гремели орудия; ночь была темная, но багровое зарево пожарищ с разных сторон освещало небо. Горячий изнуряющий ветер дул с плоскогорий.
 Маленький отряд, держась поближе к домам, чтобы не попасть под шальную пулю, быстро шел по улицам города, ставшим почти пустынными. Лишь кучки бойцов время от времени попадались навстречу, волоча какую-нибудь пушку или фальконет, чтобы установить его на самых слабых и незащищенных участках.
 Было почти четыре часа, когда Сирдар остановился перед элегантным двухэтажным особняком индо-мусульманской архитектуры, окруженным небольшим садом. Все окна в доме были темны, кроме одного.
 — Это там, где спит Суйод-хан, — шепотом сказал Сирдар. — А в комнате рядом — малышка.
 — Можно пробраться в дом незаметно? — спросил Сандокан.
 — По этим столбам, которые поддерживают террасу, — показал брамин. — Хотя у меня есть и ключ.
 — Я предпочту взобраться, — решил Сандокан.
 Он сделал Янесу и Тремаль-Найку знак подойти и сказал:
 — Что бы ни случилось, вы просто зрители. Или Тигр Индии убьет Тигра Малайзии, или наоборот. Но я уверен в себе. Полезли, Сирдар!
 — Погоди, Сандокан, — остановил его Тремаль-Найк. — Я знаю, как опасен этот человек. Пусть ты сильнее и проворнее, но дай мне первому сразиться с ним.
 — У тебя есть дочь, а у меня никого, — ответил Сандокан. — За мной будет Янес. Он за меня отомстит.
 Сирдар ухватился за один из железных столбов, что поддерживали террасу, и с ловкостью обезьяны вскарабкался по нему. Сандокан и его товарищи сделали то же самое, и через несколько мгновений все четверо были наверху.
 Они собирались уже войти в дом, когда Тремаль-Найк задел в темноте какую-то вазу и опрокинул ее. С легким звоном она покатилась по полу террасы, затихнув только у самой стены.
 — Проклятие, — пробормотал бенгалец, сжимая зубы.
 В тот же миг в окне появилась какая-то тень. Человек, стоявший за окном, немного помедлил, всматриваясь из комнаты в темноту на террасе; затем подошел и открыл дверь.
 Две руки, как железные клещи, тотчас сомкнулись у него на запястьях, заставив выронить пистолет. Это был Сандокан, добравшийся наконец до Тигра Индии.
 Резким движением он втолкнул Суйод-хана в комнату, освещенную лампой, коротко предупредив:
 — Ни звука — иначе ты мертв!
 Тремаль-Найк и Янес тут же заняли позицию у окна и выходящей на террасу двери; Сирдар вдоль стены перешел на другую сторону. Таким образом, Суйод-хана взяли в полукольцо — за его спиной оставалась лишь одна стена и дверь, ведущая в соседнюю комнату.
 Главарь тугов был так ошеломлен этим внезапным нападением, что даже и не думал сопротивляться. С руками, прижатыми к груди, с искаженным злобой лицом он смотрел на своих противников. Его взгляд, остановившийся на Сирдаре, полыхнул особой, прямо-таки тигриной яростью.
 — Кто ты такой и что тебе нужно? — спросил он стоявшего прямо перед ним Сандокана.
 — Мое имя заставляло дрожать всю Малайзию, — холодно сказал пират. — Известно оно и тебе. Я приехал в Индию, чтобы уничтожить твою гнусную секту и вернуть дочь Тремаль-Найку.
 — Это твои люди объявили мне войну?
 — Да, и разгромили подземелье Раймангала. А теперь я пришел за девочкой, которую ты подло похитил у Тремаль-Найка. А также за твоей шкурой, Суйод-хан. И я получу ее сейчас.
 — Ну что ж… — мрачно выдавил тот. — Ведь вас четверо против одного — тебе это будет нетрудно.
 — Тигр Малайзии сразится один с Тигром Индии.
 Улыбка недоверия показалась на губах Суйод-хана.
 — Если я убью тебя, на меня нападут другие. Все равно вас будет трое против одного.
 — Негодяй! — закричал Тремаль-Найк, делая движение броситься на него. — Я один, я собственными руками убью тебя за мою дочь!
 Сандокан обернулся, властным жестом удерживая его. На это ушло лишь мгновение, но главарь душителей, быстрый, как молния, воспользовался им, чтобы нагнуться и схватить лежавший на полу пистолет.
 Не целясь, он выстрелил в Тигра Малайзии. Но пуля прошила лишь то пространство, в котором только что был Сандокан. Как в абордажной схватке, где все решают доли секунды, пират успел отклониться до того, как она покинула ствол.
 — Ах каналья! — закричал он, бросая карабин и хватаясь за свой кинжал. — Я бы мог пристрелить тебя, как собаку, но я предпочитаю драться с тобой.
 Суйод-хан отпрыгнул к двери, которая вела в комнату маленькой Дармы, и, отбросив бесполезный уже пистолет, тоже выхватил свой кинжал, пригнувшись и изготовившись к нападению.
 Это был противник, достойный Тигра Малайзии. Высокий, мускулистый, с решительным и мрачным лицом, окаймленным длинной с проседью бородой, с глазами, налившимися от ярости кровью, он был немолод уже, но в каждом движении его ощущалась звериная ловкость и сила. Несколько секунд он оставался недвижим, пронзая Сандокана взглядом, который у более робкого человека сам по себе мог отнять решимость. Но не таков был Тигр Момпрачема. Взгляд его черных глаз лишь разгорался, скрестившись со взглядом противника, какой-то неистовый огонек заплясал в них.
 — Ну вот и пришел твой последний час, Суйод-хан, — сказал он. — Я уже держу в руках твою шкуру.
 Видя, что противник не нападает, он сам подобрался и сделал молниеносный выпад вперед. Но туг еще более быстрым движением ушел от удара в сторону.
 Оба снова встали в позицию, напряглись, как два тигра перед прыжком, согнув левую руку перед грудью, чтобы защитить сердце, а правую с кинжалом держа на отлете.
 На этот раз Суйод-хан первым бросился в атаку. Обманным движением он заставил противника приоткрыться и своим кинжалом, с загнутым, как тигриный коготь, острием, распорол Сандокану ворот рубашки.
 При этом движении он сам поскользнулся на блестящем паркетном полу и упал на одно колено. Он быстро вскочил, но было уже поздно — кинжал Тигра Малайзии по самую рукоятку вошел ему в грудь.
 Несколько мгновений туг еще держался прямо, устремив на противника взгляд, полный ненависти; потом на губах его показалась струйка крови, и он упал, хватаясь за рукоять пронзившего ему грудь оружия.
 Тигр Индии был мертв!
 Перешагнув через него, Янес и Тремаль-Найк кинулись в комнату, на пороге которой он лежал. Это была маленькая уютная спальня, где под пологом на кроватке, отделанной золотом и перламутром, среди шелковых покрывал спала девочка с ангельски-ясным лицом и светлыми волосами.
 Быстрым движением Тремаль-Найк поднял ее и исступленно прижал к груди.
 — Дарма! Девочка моя! — воскликнул он, не в силах сдержать слезы. — Дочь моя, жизнь моя!..
 — Папа! — сказала девочка, открыв полусонные голубые глаза. — Где ты был? Я так долго ждала тебя!..
 В тот же миг странный грохот потряс весь дом до основания, а с улицы донеслась яростная ружейная пальба.
 — Англичане! — послышался крик Сандокана с террасы. — Все кончено! Они ворвались в Дели!
 Страшные вопли неслись со всех улиц, сопровождаемые взрывами и густой беспорядочной стрельбой. Повстанцы еще повсюду отчаянно дрались, в то время как женщины с детьми и часть жителей устремились к лодочному мосту в надежде вырваться из города и тем избежать бойни. По улицам неслись уже эскадроны кавалерии, рубя без пощады беглецов и топча их копытами коней.
 — Надо уходить, — сказал своим Сандокан. — Если нас тут захватят, то всех убьют, несмотря на пропуск и письмо губернатора. Попытаемся как-нибудь добраться до нашего бенгали.
 Они взяли карабины и поспешно покинули дом. Бережно завернув Дарму в покрывало и прижав ее к груди, Тремаль-Найк спустился за ними. Перед особняком был широкий двор, с трех сторон окаймленный садом.
 — Переберемся через ограду и спрячемся под деревьями, — предложил Сандокан. — Надо пропустить кавалерию, а затем выйдем на улицу.
 Но только они подошли к ограде, как ворота с шумом распахнулись, и во двор с отчаянными воплями ворвалась толпа беглецов, по большей части детей и женщин.
 — Слишком поздно! — воскликнул Сандокан, срывая с плеча карабин. — Мы попали в переделку!
 Семь или восемь кавалеристов влетели на взмыленных конях следом за беглецами, яростно размахивая саблями.
 — Бей! Руби!.. — кричали они, тесня своими лошадьми обезумевших от ужаса людей.
 Сандокан одним прыжком бросился вперед, заслонив собой беглецов, которые с воплями и плачем забились в угол двора, и решительно наставил карабин на солдат.
 — Стойте! Прекратите! — загремел он. — Вы бесчестите английскую армию! Стойте, или мы перестреляем вас, как бешеных собак!
 Тремаль-Найк, передавший дочь Сирдару, и Янес с карабинами в руках встали рядом с ним.
 — Убрать этих негодяев! — закричал, не слушая его, сержант, командовавший отрядом.
 — Осторожнее! — предупредил Сандокан. — У нас есть пропуск губернатора Бенгалии. А если на нас нападут, мы будем защищаться.
 — Рубите их! — скомандовал вместо ответа сержант.
 Его люди уже готовы были пустить своих лошадей, когда какой-то офицер на взмыленном коне в сопровождении нескольких вооруженных всадников вскачь ворвался во двор.
 — Стойте! Сабли в ножны! Не стрелять! — властно приказал он.
 Это был лейтенант де Люссак, который примчался сюда вместе с малайцами, оставленными в бенгали.
 Он спрыгнул на землю и крепко обнял Сандокана и его друзей.
 — О Господи! — тяжело дыша, воскликнул он. — Как я боялся, что не поспею вовремя.
 Потом повернулся к сержанту, который, опомнившись, смущенно ерзал в седле, и сказал ему:
 — Убирайся! Эти люди сослужили твоей стране такую службу, что у британского казначейства не хватило бы денег, чтобы оплатить ее. Убирайся и запомни, что только трусы нападают на женщин.
 Когда кавалеристы удалились, он велел закрыть ворота.
 — Подождем конца сражения, друзья. Я здесь, чтобы защитить вас в случае каких-либо неожиданностей.
 — Я бы предпочел поскорее уйти, — сказал Сандокан. — Моя миссия окончена. Мне больше нечего делать в Индии.
 А несколько дней спустя, Сандокан, Янес и Тремаль-Найк с Дармой, щедро наградив Сирдара и сердечно распростившись с храбрым французом, который так много содействовал им в этом опасном и полном невероятных приключений предприятии, взошли на борт «Марианны» и подняли паруса, взяв курс на далекий остров Момпрачем.
 Сурама, совершенно покорившая сердце Янеса, ручная тигрица и пес Пунти сопровождали их.