Аннотация: ...Из достоверных источников мне стало известно, что некоторые богатые бездельники в Кастилии интересуются мешикскими книгами. Эти каракули здорово подскочили в цене. Возможно, следует унять пыл уважаемых святых отцов и не жечь все подряд. Мы теряем деньги, мой сеньор. Диего. --------------------------------------------- Александр Марков Южный поход Эрлинга *** 15 октября 1523 года Храм Сатаны, Мешико, Новая Испания. Благородному дону губернатору, главнокомандующему и верховному судье Донесение Высокочтимый дон Эрнан! Нижайше прошу простить мою дерзость и не судить строго, ибо не праздности ради осмелился я отрывать Вас от государственных дел, злоупотребляя Вашим долготерпением и великодушием. Всемерно уповая на Ваше снисхождение и на милость Божью, не решаюсь, однако, указать свое подлинное имя, происхождение и должность, дабы не подвергнуться положенному наказанию за нарушение всех тех установлении и предписаний, кои мне пришлось нарушить во имя долга, чтобы найденный мною загадочный манускрипт смог попасть в руки Вашего вице-королевского величества. Буду краток, насколько возможно. Я один из тех, кому поручено было произвести осмотр внутренних помещений главного Храма Сатаны в городе Мешико-Теночтитлане, который Ваша беспримерная доблесть сделала недавно достоянием испанской короны. В приказе, подписанном Вашею рукою, нам предписывалось все золотые и серебряные предметы, буде таковые найдутся, подвергать тщательному взвешиванию и описи, после чего сдать их вашему полномочному представителю дону Хуану Родригесу для последующей переплавки; что же касается вещей, не представляющих ценности, как-то глиняные, деревянные и каменные идолы и языческие книги, то их надлежало сжигать или уничтожать иным способом, без описи и не разбирая. Признаюсь со всей откровенностью, что такое безоглядное сожжение мешикских книг представлялось мне чересчур поспешным, и, осмелюсь добавить, даже вовсе неразумным. Мне известно, что, по мнению отцов-инквизиторов, в писаниях астеков не может содержаться ничего кроме ереси, поскольку эти люди даже не слышали о Христе и Святой Троице. Многие также думают, что жители Новой Испании вовсе не являются людьми, ибо не происходят от Адама. Я же придерживаюсь иного мнения и считаю, что они люди, хоть и уступающие в разуме и могуществе нам, испанцам. Не следует забывать, что, помимо многих безобразных идолов, мешики почитают и изображение Святого Креста, а в давние времена среди них проповедовал сам святой апостол Фома, получивший здесь прозвище «Птицезмей». Таковы были мои соображения, побудившие меня не придерживаться в точности предписаний Вашего высочества и просматривать, хотя бы бегло, мешикские манускрипты перед сожжением. Все книги, виденные мною, представляли собой длинные, хитро сложенные листы плохой бумаги, покрытые искусно раскрашенными рисунками невразумительного содержания. Одни из них, возможно, представляли собою жития местных святых, другие же более всего походили на деяния демонов преисподней. Все эти писания я, повинуясь долгу, отдал на сожжение. По окончании работ, когда покоренные Вашей светлостью асте-ки уже готовы были, следуя приказу, приступить к сносу Храма, мне пришло на ум в последний раз осмотреть некоторые тайные покои, которые, как мне казалось, не были обследованы с должной тщательностью. В одном из помещений, весьма грязном и полузатопленном, я обнаружил незамеченный ранее свиток. Раскрыв его, я с величайшим изумлением увидел вместо привычных мешикских рисунков латинские буквы. Свою находку я сохранил в тайне и впоследствии подверг ее внимательному изучению. Текст написан по-немецки, или, возможно, по-датски. К несчастью, я не обладаю достаточными познаниями ни в одном из упомянутых языков, чтобы понять смысл написанного. Посему я счел своим долгом передать книгу Вашему сиятельству, в надежде на то, что Вы, с Вашим несравненным могуществом, без труда найдете переводчика. Если же Вы сочтете дело слишком хлопотным, покор-нейше прошу переправить манускрипт Их Величествам в Кастилию. Прошу Вас принять во внимание, что речь может идти о государственных интересах. Если некая христианская держава узнала об этих землях раньше нас и, возможно, уже ведет в тайне ото всех свою собственную конкисту, нам следовало бы приложить все возможные усилия, чтобы не быть застигнутыми врасплох. Искренне надеясь на Ваше благоразумие, остаюсь ваш покорный слуга и доброжелатель - Безымянный Ниже другой рукой: Диего, ведь это не латынь? Он пишет, что это латинские буквы, а по-моему, это говно. Найди его, кто бы он ни был, и сожги вместе с манускриптом. С нами Бог и Святая Дева. Эрнан Кортес САГА О ПОХОДЕ В АНАУАК I Эрлинг, сын Сигхвата, составил и записал эту сагу о своем походе на юг из страны манданов. Я начал записывать ее здесь, в городе теночков, именуемом Мешико, в лето от рождества Христова 1369. Сначала нужно рассказать о том, что произошло в Гренландии. Это будет сделано совсем кратко, потому что Бьёрн, сын Торда, взялся написать большую и подробную сагу о тех делах. Бьёрн обещал мне это, когда мы расставались с ним четыре зимы тому назад. Сигхват, мой отец, жил в Западном поселении Гренландии. Когда мне было десять зим от роду, Сигхват погиб в бою, а я попал в плен к инуитам. Я вырос в плену, в стране, где правил конунг по имени Белый Медведь. Великий колдун Иггнануак обучил меня своему искусству. Достигнув зрелости, я бежал от инуитов и вернулся в Западное поселение. К тому времени один бонд, чьего имени я не помню, завладел домом моего отца. Я убил его. Я убил также нескольких других, что были с ним заодно. Паль священник хотел объявить меня вне закона. Бонды собрались идти на меня войной. Но нашлись и такие, кто встал на мою сторону. Многим казалось, что готовится большая битва. Однако до этого не дошло. Вскоре все Западное поселение подчинилось мне. Я собрал людей и сказал, что хочу вернуть стране былую славу. Я сказал, что древних викингов погубили Гулльвейг и Олав конунг – жажда золота и христианство. Когда я сказал это, люди решили оставить старую веру и обратиться к древним богам. Они провозгласили меня своим конунгом. Вначале все было спокойно, и многие полагали, что так оно будет и впредь. Норвежцам никогда не было дела до того, что творится в Западном поселении. Мы победили инуитов в большой битве. После этого я отправился в поход на север, чтобы отомстить инуитам за своего племянника. Я разрушил много селений и зашел так далеко на север, как не удавалось никому из гренландцев прежде. В это время Ивар епископ привел в Вестрибюгд норвежское войско. Он хотел, чтобы жители снова приняли христианство. Его проповедь встретили насмешками. Тогда Ивар велел убить всех, кого он захватил, а это были женщины и дети. Затем он бежал в Аустрибюгд, опасаясь моей мести. По возвращении из северного похода я вспомнил уроки Иггна-нуака и Сигхвата и сотворил сильное заклятье, после чего во многих христианских странах началась чума. Однако, как всегда бывает при таком колдовстве, половина моего проклятия пала на меня самого. Поэтому все, что я делаю и чего коснется моя рука, обречено на скорую гибель и вечное забвение. Мы отправились в Аустрибюгд и победили норвежцев. После этого мы поехали в Виноградную страну, чтобы там поселиться. Мы поступили так, потому что в Гренландии наступил голод. Нас было около двухсот человек, когда мы прибыли в Винланд. Норвежский конунг Магнус послал войско против меня. Вел войско Паль Кнутсон, отважный и достойный человек. Паль отыскал меня в Винланде. Почти все мои воины погибли в сражении, сам я был ранен. Мы стали отступать вглубь материка. Паль преследовал нас. Так мы достигли страны манданов, что к западу от больших озер. Манданы спрятали гренландцев в своих норах, а я с небольшим отрядом повел Паля по ложному следу. Я заманил его далеко на юг, в Пустынную страну. Здесь мы вступили в бой. Я убил Паля, а сам получил тяжелую рану. Много дней мой дух скитался по окраинам Страны мертвых. Я был у подножия горы Ицтепетль, и туман ослеплял меня в земле Исмиктлан Апочкалока. Но когда ветер из каменных ножей рассеял туман, мне открылось многое из того, что до сих пор оставалось сокрытым. Когда силы вернулись ко мне, я объявил, что намерен идти дальше на юг. Те из моих людей, кто остался в живых, заключили с норвежцами мир после битвы. Пятеро вызвались идти со мной: Кетиль, сын Эйвинда из Пикшевого фьорда; Катла, его сестра; Торхалль, сын Иона, норвежец из войска Паля Кнутсона; Хельги Подкидыш из Вестрибюгда, юноша четырнадцати зим от роду; Сигрид, моя жена, та, что отрубила голову Кетилю Тюленю. Остальные отправились назад в Страну манданов. В тот день Бьёрн, сын Торда, обещал составить большую сагу о всех событиях, которые здесь упомянуты, а также о многих других, о которых я умолчал. Сага, которую задумал написать я, будет продолжением Бьёрновой. ПОУЧЕНИЕ ЮНОМУ ИЦКОАТЛЮ. О ТОМ, ПОЧЕМУ МУДРЫЕ ЛЮДИ НИКОГДА НЕ СПРАШИВАЮТ «ЗАЧЕМ?» Вот что я скажу юному Ицкоатлю, когда он станет достаточно разумен, чтобы слушать и понимать. Внимай мне, Ицкоатль: это пойдет тебе на пользу, когда ты станешь конунгом астеков. Деяния людей лишены смысла. Мне тоже довелось быть конунгом, и я совершил много дел, которые можно назвать великими. Вначале я полагал, что делаю это ради славы. В скором времени японял, что слава не стоит усилий. Подчас она достается вовсе не тем кто ее заслуживает. Совершивший подвиг в безвестности ничем не хуже того, кто сделал это при стечении народа. Ицкоатль, слава – лишь пустые разговоры глупцов. Было время, я думал, что живу ради блага своего народа. Теперь я смеюсь, вспоминая об этом. Очень скоро я понял, что моему народу суждены смерть и забвение, а мои дела лишь приблизили то и другое. Однако я был бы глупцом, если бы стал сожалеть о своих поступках. Ты будешь конунгом, Ицкоатль. Ты станешь совершать великие деяния, чтобы возвеличить славу астеков, чтобы принести благо астекам. Ты мечтаешь о том, чтобы у каждого астека была янтарная губная вставка. Но астеки погибнут так же, как и гренландцы: это будет скоро. Чем больше благ ты дашь своим людям, тем ленивее станут они, и тем беззащитнее перед теми, кто придет уничтожить вас. Ты спрашиваешь: значит ли это, о тольтекатль Эрлинг, что я должен оставить все свои гордые помыслы и покорно ждать того, что должно совершиться? Я отвечу на это: вовсе нет. Я, Эрлинг, пишу книгу, которую никто не прочтет, на языке, которого никто здесь не знает. Ты видишь, мой труд лишен всякого смысла. Я делаю это ради того, что больше меня и пока не может быть названо. Деяния и слава астеков – это тоже книга, которую никто не прочтет. Поступай, как подобает конунгу. Покори окрестные народы. Завоюй всю страну от Западного моря до Восточного. Возведи храмы вышиной до небес. Принеси все сокровища земли в Теночтитлан. Делай все это, о Ицкоатль, но помни: ты трудишься не для блага астеков и не для славы астеков. Ибо для вас нет ни блага, ни сдавы, ни будущего. Мудрец не станет спрашивать себя «Зачем я делаю это?» Он знает, что ответа не будет. Человек не может трудиться, не имея цели. Разум нам дан, чтобы придавать смысл лишенному смысла. Трудись ради блага и славы, но помни, что то и другое – лишь игра, танец с бубном. Это дым, что окутывает зеркало, пока оттуда не выйдет Тескатлипока. II Мы шли на юг два дня и попали в страну, где было много больших диких быков. Эти быки так ленивы и глупы, что охотиться на них может и ребенок. Мы задержались там, чтобы запасти сушеного мяса. Затем мы достигли горной страны. Там крутые склоны, глубокие ущелья, и почти нет воды. Мы шли очень медленно. Торхалль норвежец шел впереди. Возле одной скалы он остановился и громко закричал, как будто от радости. Мы подошли к нему. Торхалль сказал: – Вот так скала! Он стал бить по скале камнем. Там было золото. Сигрид сказала: – В другой раз не кричи так громко. Я подумала, ты нашел воду. Торхалль отколол два больших куска золота и нес их с собой несколько дней. Сигрид и Катла смеялись над ним. Потом он сказал, что ему надоело слушать насмешки.) – Вы, гренландцы, дикий народ. Что ж, я брошу золото, лишь бы замолчали эти две ведьмы. Впервые в жизни я разбогател, и что это мне принесло? Но запомните: теперь мы явимся нищими к тому великому народу, о котором твердит Эрлинг. На восьмой день пути по горной стране у Хельги Подкидыша помутился разум. Он перестал видеть нас и разговаривал с духами. Катла сказала: – Если завтра не пойдет дождь, мальчик умрет. Если дождя не будет еще три дня, мы все тоже умрем. Мы сделали носилки, чтобы нести Хельги, и шли теперь совсем медленно. Вскоре мы нашли покинутое селение. Все дома в нем были каменные. Они были вырублены в большой отвесной скале из мягкого камня. Там было несколько сотен покоев, соединенных лестницами и переходами. Еще там были большие чаши, также вырезанные в камне, искусно сделанные желоба и трубы для сбора дождевой воды. Из чаш вода по желобам и трубам стекала в огромный каменный котел, глубоко в толще скалы. Вода в котле была гнилая и мутная. В ней плавали белые слепые рыбы, похожие на червей. Мы оставались в городе три дня и пили воду из подземного котла. К Хельги вернулся рассудок. Тогда мы пошли дальше на юг. ПОУЧЕНИЕ ЮНОМУ ИЦКОАТЛЮ. О ГИБЕЛИ АСТЕКОВ И О НИЧТОЖНОСТИ БОЛИ И НАСЛАЖДЕНИЯ Ты говоришь: тольтекатль не убедил меня. У астеков будут и слава, и могущество. Я чувствую в себе силу. Наш народ готов к великим делам. Ицкоатль, не тешь себя пустыми надеждами. Христиане, что живут по ту сторону Восточного моря, скоро придут сюда на больших кораблях. И вы будете бессильны остановить их. Они придут, потому что у них уже есть корабли, чтобы долго плыть открытым морем. Им не сидится на месте. Они придут, как только узнают об этой земле. Вслед за первым придут тысячи. Они захотят отнять у вас землю, потому что эта земля богата. Здесь слишком много золота. Они уничтожат вас, потому что они сильнее. У них есть кони, железные мечи и тугие арбалеты. Обсидиановая булава не пробьет железный шлем, Ицкоатль. У них есть единство и общая цель. В Анауаке племена ненавидят друг друга. Ицкоатль, вам не спастись. Не нужно быть колдуном, чтобы предвидеть это. Ты говоришь: тольтекатль, если так, я не хочу быть конунгом. К чему труды и страдания, к чему тщетные усилия? Лучше прожить свою жизнь в покое и насладиться тем временем, что еще осталось. О нет, Ицкоатль, ты рассуждаешь неверно. Вспомни, о чем я говорил тебе раньше. Любое усилие тщетно. Всякая цель – лжива. Труд для того, кто знает свою выгоду – не труд. Подвиг с расчетом на славу – не подвиг. Муж поистине достойный не должен уподобляться торговцу, что выменивает груз какао на груз маиса. Величайшая доблесть в том, чтобы знать о тщете своих деяний, но совершать их. Ты спросишь: если все цели и помыслы тщетны, зачем мне тогда эта доблесть, о которой ты толкуешь? Неважно, буду я мужем достойным или недостойным – ведь и это тоже обман? Ицкоатль, все цели, о которых я говорил: золото, слава, благополучие – ничтожны, потому что они меньше нас, они внутри нас, они – наше собственное порождение. Не так уж трудно научиться владеть ими. Так же внутри нас, и так же подвластны нам, и так же ничтожны: боль, страдание, радость и наслаждение. Ицкоатль, предоставь глупцам искать наслаждений и бежать от боли; предоставь другим глупцам искать боли, чтобы купить себе посмертное блаженство. Тот, кто постиг ничтожность боли и наслаждения, становится поистине всесилен. Мы не станем поклоняться славе, богатству, боли или наслаждению, как не станем поклоняться собственным потрохам. Ты скажешь: тольтекатль Эрлинг хочет поклоняться лишь самому себе, потому что все остальное, что обычно отдается богам, он объявляет своим порождением. Правда, Ицкоатль, до сих пор я говорил тебе именно это. Но это только половина правды. Есть одно, что находится вне нас. Одно, что больше нас. Одно, о чем стоит думать мудрецу. Одно, что не лживо. Поэтому его так трудно заметить, так тяжело нести и невозможно понять. Имя ему – Анга. Это главное, чему я должен научить тебя, Ицкоатль. Приходи завтра рано, я расскажу тебе об Анге. III Вскоре пошел дождь, который не прекращался четыре дня. Мы спустились с гор на равнину, где росли диковинные деревья. Стволы у них толстые, мягкие и сочные, а веток и листьев нет вовсе. Таких деревьев много здесь в Анауаке. Это кактусы. Мы видели много мертвых городов. Потом мы подошли к городу, где еще оставались жители. Там было множество больших каменных домов. Там были также дворцы и храмы, сложенные из каменных плит размером две на полторы сажени. Все это было построено очень давно и теперь наполовину разрушено. В городе не было новых домов. Город мог вместить до пятнадцати тысяч жителей, но теперь там не было и двухсот. Многие из них лежали на улицах под открытым небом. Они едва шевелились, а тела их и лица были покрыты большими черными нарывами. Когда один из нарывов лопался, они умирали. В трех домах мы нашли большие запасы пищи, но все было гнилое или попорченное мышами. Мы не стали ничего брать оттуда. Мы зашли во все храмы и осмотрели их. Стены там были покрыты изображениями чудовищ, каких можно увидеть во сне, если вечером поешь слишком сытно. Вокруг алтарей лежали человеческие черепа, а также сгнившие руки и ноги. Там были сосуды из меди, полные человеческих сердец. Сигрид сказала: – Эти храмы больше похожи на нужники. Хельги ответил, что в нужнике пахнет получше. Катла сказала: – Эти люди поклонялись дерьму и собственным потрохам. – За это Господь покарал их, – сказал Торхалль. – Теперь они умирают от чумы. Я, Эрлинг, сказал: – Чума не миновала и вас, норвежцев. К тому же любой храм – это нужник, где люди оставляют отбросы своих душ. Анге не нужны храмы. Мы покинули город и пошли дальше на юг. Мы шли по следу, который прочертила Анга своим лучом. Я увидел этот путь, когда умирал от ран в Пустынной стране. Я вижу его и сейчас. Он привел нас из Вестрибюгда и Страны инуитов в Теночтитлан. И отсюда он следует дальше на юг. Когда-нибудь я пойду туда. ПОУЧЕНИЕ ЮНОМУ ИЦКОАТЛЮ Анга – невидимая звезда. Она вспыхивает лишь один раз в сто или в тысячу лет. Она посылает тонкий луч, который чертит по земле невидимые дуги. Луч Анги проникает в сердца людей и преображает их. Он подобен зернам маиса, падающим на вспаханное поле, и дождю, что делает землю плодородной. Ты спросишь, каковы из себя люди, отмеченные Ангой? Их нетрудно узнать. Они отважны и безрассудны. Многим они кажутся безумцами. Они совершают дела, которые раньше были под силу только богам. Они прилагают величайшие усилия и радостно идут на смерть ради того, что прочие считают вздором, пустой забавой или чем-то невероятным. Они не могут жить, как жили их отцы, и хотят все изменить, чтобы было как угодно, но иначе. Они, как и все люди, пытаются оправдать свои поступки разумом, но разум их тот же, что и у прочих, а поступки необыкновенно безумны. Поэтому цели, которыми дети Звезды прикрывают нелепость своих деяний, вызывают лишь смех. Эти люди подобны медведю, что хочет спрятаться за травинкой. Их объяснения призрачны, Ицкоатль. Дым вокруг зеркала становится реже. Тескатлипока – глашатай Черной Звезды. Мгла стала прозрачной: ты видишь сияние Анги. Ты спросишь: тольтекатль, как люди узнали об Анге, если она невидима? Как можно заметить сияние Черной Звезды? Я отвечу: ее свет кажется черным, потому что он слишком могуч и неистов для людских глаз. Слишком холодное может казаться горячим; слишком много боли – наслаждение; избыток добра порождает зло; избыток ненависти – любовь. В этом суть Анги. В ней слишком много всех качеств, поэтому одно неотличимо от другого, и наши глаза видят лишь мрак, но кожа чувствует ветер. Анга – это Омейокан, тринадцатое небо, где сливается свет и тьма, добро и зло, любовь и ненависть. Я видел Ангу, когда умирал от ран в Пустынной стране. Она явилась как ослепительтный бесконечный свет, словно весь мир превратился в огонь, и не осталось ничего, кроме этого могучего сияния. Я сам был частью этого света. Ицкоатль, ты можешь верить всему, что я говорю об Анге, потому что я сам – Анга. В Анге заключено все. В ней нет только неподвижности и небытия. Анга – это жизнь. Смерти не существует, Ицкоатль. Анга – это та прекрасная женщина, которую можно увидеть лишь во сне. Это та женщина, которую мы любим и ненавидим больше всего на свете. Мы любим и ненавидим только ее, потому что все прочее – лишь игра теней ее платья. Она не различает добра и зла, потому что добра и зла не существует. Ицкоатль, теперь ты понял, почему все наши цели лживы. Деяния детей Звезды – движение Анги. Это – первая и последняя цель и причина всего. Все, что мы делаем, мы делаем ради движения Анги, потому что движение Анги – это жизнь, а жизнь – это Анга. Подумай теперь о янтарных губных вставках, конунг астеков. Ну, вот видишь, ты уже смеешься. IV Шри или четыре дня мы шли по пустыне, где не было ничего, кроме кактусов и камней. У нас совсем не осталось еды. Мы шли медленно, потому что ослабели от голода и жаркого солнца. Сигрид сказала: – Лучше бы я вернулась в Страну манданов. Я не пошла бы с тобой, если бы знала, что поход принесет столько страданий. Я сказал: – Страдания существуют только внутри нас. Мы сами создаем их. Это обман. Не стоит поклоняться собственным потрохам, как делали жители чумного города. – Если так, – ответила Сигрид, – то обман и то, что слышат сейчас мои уши. Почему я должна верить тебе? – Почти все в мире – обман. Ты сама вольна выбирать, во что верить. Но если ты поверишь мне, идти станет легче. После этого мы шли на юг еще два дня. Потом мы увидели большую каменную пирамиду. Она стояла посреди пустыни, и кругом не было никакого жилья. На вершине пирамиды стояли фигуры воинов, высеченные из камня. Мы остановились отдохнуть в тени пирамиды. Кетиль нашел растения, похожие на круглые серые камни. Он набрал много таких растений, принес их нам и сказал, что они съедобны. Мы съели все, что он принес. Пища прояснила наше зрение. Тогда мы увидели в четверти мили от нас большой костер и людей, сидящих вокруг него. Мы вооружились и пошли к тем людям. Мы думали отнять у них пищу, потому что голод мешал нам продолжать поход. Когда мы приблизились настолько, чтобы рассмотреть лица сидящих, мы увидели, что эти люди более всего напоминают скелеты. Некоторые из них были наги, другие едва прикрыты обрывками шкур. Они отрезали друг у друга куски мяса от рук и ног, жарили их на костре и ели. Я понял, что это великие колдуны, построившие пирамиду много веков назад. Потом они увидели нас. Они вскочили и бросились к нам. В руках у них были острые каменные ножи, называемые «ицтли». Они хотели съесть нас живыми, чтобы взять себе нашу силу. Я сказал: – Зачем вам еще сила, глупцы! У вас ее и так слишком много: вы даже не можете умереть, хотя давно пора. Колдуны напали на нас. Мы стали защищаться. Мы защищались вчетвером: я, Кетиль и обе женщины. Торхалль и Хельги упали, хотя не были ранены, и лежали неподвижно. Скоро мы порубили нападавших в куски. Тогда Хельги поднял голову и сказал: – Не знаю, как мне теперь смыть с себя этот позор. Когда оборотни повернулись к нам, меня охватил такой страх, что я стал точно мертвец и не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Здесь не обошлось без колдовства. – Уж это точно, – сказал Торхалль норвежец. – Либо меня околдовали, либо я рехнулся. С чего бы мне терять голову от страха при виде этих уродов? Сигрид сказала: – По-моему, нам следует идти дальше на юг. Мне не хочется здесь оставаться. Мы пошли вперед и шли еще три дня, не встречая ничего необычного. ПОУЧЕНИЕ ЮНОМУ ИЦКОАТЛЮ Жизнь большинства людей пуста. Они не делают ничего. Лучшие из них делают то, что хотят. Лучшие из лучших делают то, что могут. Но только дети Звезды делают то, что должны. Со временем свет Анги в людях слабеет, и ее движение замирает. Жизнь тогда становится подобна увядшему цветку, от которого нет никакого проку. Это происходит быстрее, когда люди хотят накопить богатства или могущества, и когда пытаются во всем поступать разумно. Свет Анги нельзя накопить; чем больше его тратишь, тем сильнее он разгорается. Пусть твои поступки будут безумны, Ицкоатль. V Мы пришли к большому и красивому городу, где было множество жителей в разноцветных одеждах. Никто из нас не видел прежде таких больших городов. Торхалль сказал, что народу здесь куда больше, чем в Осло или Бергене. Когда мы приблизились к городской стене, навстречу нам вышел большой отряд воинов. В руках у них были копья, дубинки и украшенные перьями щиты. Их предводитель обратился к нам на языке, которого мы не знали. Я ответил на языке винландских скрелингов, но они не поняли ни слова. После этого они подняли щиты и пошли на нас. По всему было видно, что они собираются нападать. Тогда я указал мечом на их предводителя и объяснил, как мог, жестами, что вызываю его на поединок. Это они поняли; предводитель выступил вперед и издал боевой клич. Я отразил удар его копья, а потом рассек его пополам вместе со щитом. Тогда остальные воины легли на землю перед нами. Так они выражали свою покорность. Я показал, что хочу войти в город. Они принесли носилки, украшенные перьями, и хотели уложить нас на них. Но я запретил им приближаться. Нас провели в город и поселили в большом доме. Нам дали старого и уродливого раба по имени Куитлатль. От него мы научились языку науа. Мы провели в городе десять дней. Вокруг дома, где мы жили, все время стояли пятьдесят или более воинов. Мы были начеку и спали по очереди. Мы не знали, гости мы здесь или пленники. Когда мы выходили из дома, воины следовали за нами, а жители обсыпали нас разноцветными перьями птицы кецаль. Куитлатль приносил нам пищу: зерна маиса и собачье мясо. В этом городе, как и у северных скрелингов, не было никакого скота, кроме собак. Собак растили на мясо. Когда мы стали немного понимать местный язык, Куитлатль объяснил нам, что правитель города не может решить: то ли мы боги, то ли люди, которых боги назначили себе в жертву. Сейчас правитель склоняется к последнему, потому что мы не совершаем никаких чудес. Я спросил, почему правитель не хочет сам встретиться с нами. Куитлатль в ответ стал тыкать себе пальцем в лицо и корчить рожи. Я понял это так, что правитель города страдает некой тяжелой болезнью вроде оспы. Тогда мы решили уйти из этого города. Мы убили одного стражника, а остальные разбежались. Потом мы беспрепятственно вышли из города. Мы взяли с собой Куитлатля и много маиса. Мы ушли в безлюдные холмы и жили там до тех пор, пока не выучились языку науа. После этого мы отправились дальше на юг. БЕСЕДА С ИЦКОАТЛЕМ Ицкоатль сказал: – После твоих уроков, тольтекатль Эрлинг, мне стало яснее мое предназначение. Наша гибель неизбежна, но я хочу сделать так, чтобы мой народ встретил смерть достойно. Я должен подготовить астеков к гибели. Для этого я сделаю их великим народом. Эрлинг сказал: – Как ты добьешься этого, Ицкоатль? – Я покорю весь Анауак. Все народы Анауака сделаю рабами астеков. Все богатства страны я принесу в Теночтитлан. – Зачем тебе это, Ицкоатль? – Чтобы наши убийцы, которые придут разрушить Мешико, сказали друг другу: «Смотри, какой богатый город, какой великий город мы уничтожили!» Я хочу, чтобы гром от падения Мешико долетел до дальних окраин мира, чтобы от него содрогнулись боги и демоны. Эрлинг сказал: – Вот слова сына Анги! Тебе удастся все, что ты задумал, Ицкоатль. Я видел свет Анги в твоих глазах. Тебе больше не нужны мои уроки. Скоро я покину Мешико, мой ученик. Мне пора идти дальше на юг. Ицкоатль сказал: – Не оставляй меня, тольтекатль Эрлинг! Не оставляй Мешико! Разве ты не хочешь увидеть, как свершится задуманное мной, как вознесется Теночтитлан между всеми городами Анауака? Эрлинг сказал: – Для меня это все равно что уже свершилось. Я здесь больше не нужен. У меня свой путь. Ицкоатль сказал: – Прощай, учитель. VI Куитлатль сказал: – Мы почитаем бога по имени Кецалькоатль, Пернатый Змей. Давным-давно он пришел с востока из-за моря к людям Исчезнувшего народа. Он построил город, называемый Теотиуакан – Место, Где Родились Боги. После он жил у тольтеков в Туле. Он являлся также народу Ица. Он возвел города и пирамиды майя – Чичен-Ица и Майяпан. Везде, где появлялся Кецалькоатль, он давал людям знание, силу и волю к жизни. Он научил нас выращивать маис и какао, плавить золото и медь, строить большие дома из камней и украшать одежды цветными перьями. – Это не так уж много, – сказала Сигрид. – Он мог бы сделать для вас и побольше. Ему следовало научить вас ковать железо, разводить скот, строить корабли и делать повозки на колесах. – Это не так уж много, – сказала Катла. – Ему следовало научить вас предвидеть будущее. Тогда бы вы не стали пожирать друг друга и гнить от чумы. Куитлатль сказал: – Мудрецы говорят, у Кецалькоатля рыжие волосы и светлая кожа. Поэтому я вначале думал, что ты, Эрлинг – Кецалькоатль. И многие в нашем городе думали так же. Но Кецалькоатль знает наш язык, а ты не знал его. Хотя в остальном ты не уступаешь богам. Я, Эрлинг, помолчал немного и сказал: – Ваш язык стал другим с тех пор, как я был здесь в последний раз. Вот мне и пришлось учить его заново. Я – Кецалькоатль, и это мои последний приход в вашу страну. Я пришел приготовить ее к смерти. Куитлатль упал передо мной и сказал: – Как я мог сомневаться! Торхалль усмехнулся. Катла сказала: – Хорошие слова, Кецалькоатль, и во время сказаны! Хельги Подкидыш сказал: – Не понимаю, о чем вы. Кетиль сказал: – Давно бы пора догадаться, что это бог, а не человек. Сигрид сказала: – Ты побеждал богов, еще когда был человеком. Зачем теперь меняться с ними местами? Я сказал на северном языке: – Отныне во всех городах, что нам встретятся, я буду называться Кецалькоатлем. Туземцам тогда не захочется съесть нас или принести в жертву. Нам не придется убегать из плена и биться со стражей. Так мы быстрее доберемся до того города, который нам нужен. Все согласились, что так будет лучше. Мы пришли в город, где люди веселились и пели под бой деревянных бубнов. Посреди города было большое торжище. Там было много золота, но для туземцев оно не служило деньгами. Золотые вещи ценились лишь за их красоту. Купцы не продавали товар, а только меняли. Когда мы пришли на торжище, науа окружили нас и стали предлагать самые лучшие товары в обмен на наше оружие и одежду. Один торговец увидел мой щит с орлом и змеей и сказал: – Вы, верно, из города астеков. Дивные вещи теперь делают в городе астеков. Да и люди там не похожи на прочих людей. Другой торговец сказал: – Я Коатепетатль из Теночтитлана. Эти люди не из наших. У них светлая кожа и волосы, а один из них и вовсе рыжий, словно огонь. Я поднял щит, чтобы все его увидели, и сказал: – Запомните этот день, о науа! Я Кецалькоатль, и я пришел в вашу страну в последний раз. Я пришел, чтобы предупредить вас о тяжелых временах, что скоро настанут. Тут поднялся большой шум. Одни кричали от радости, другие от страха, третьи падали ниц. Самые же хитрые воспользовались сумятицей, чтобы украсть какой-нибудь мелкий товар. Вскоре появились воины. Они разогнали толпу, что нас окружила, и пригласили нас пойти к правителю города. Они говорили с нами почтительно, как и подобает обращаться к богам. Мы пришли во дворец конунга. Конунг со своими советниками вышел нам навстречу. Он приветствовал меня, как Кецалькоатля, и спросил, каковы мои намерения. – Я направляюсь в Теночтитлан, – сказал я, ибо к тому времени уже знал имя нужного мне города. – Не хочет ли мудрый Кецалькоатль остаться у нас? Здесь ему будет оказан лучший прием, чем у теночков. Я сказал, что охотно задержусь здесь на несколько дней. Нас поселили в красивом дворце. Мы жили там в полном довольстве. На другой день к нам пришел один из старших жрецов. Он спросил, не научу ли я жителей города какой-нибудь премудрости. Я обещал исполнить его просьбу. – Чему же ты их научишь? – спросила Сигрид. Я сказал, что еще не решил. – Мы могли бы научить их строить хорошие корабли, но здесь нет ни моря, ни озера. Торхалль сказал: – У них нет лошадей, и они таскают все грузы на спине. Наверное, они будут рады, если мы смастерим для них телегу. А я знаю толк в этом деле. Мы все решили, что это хорошее предложение. Мы получили все необходимое, а также десяток толковых работников. Мы сделали телегу за один день. Правитель города и все старейшины пришли смотреть телегу. Они долго разглядывали и ощупывали ее, а потом сказали: – Мы не можем постичь, что за дар дает нам мудрый Кецалькоатль. Мы не знаем, для чего он служит и какая от него польза. Я сказал: – Сколько носильщиков необходимо, чтобы перенести правителя с одного конца города на другой? – Четверо, – ответили науа. – Четверо тламеме и носилки правителя, украшенные перьями кецаля. – На этих носилках, которые я даю вам, один тламеме сможет перенести четырех правителей через весь город, даже не почувствовав усталости. Я предложил им испытать телегу. Старший жрец сказал: – Мы не решаемся, о Кецалькоатль, сразу показаться народу в твоих носилках. Пусть сначала нас перенесут через этот покой. Четверо из них взошли на телегу. Надо сказать, что были они весьма тучны. Один из работников-науа, который вместе с нами мастерил телегу, прокатил их по каменному полу через весь покой, туда и обратно, несколько раз. – Поистине, это чудесный дар, – сказал правитель. – Я заметил, что нас не несли, а волокли по земле, однако носилки двигались так же легко, как лодка скользит по воде. – Хвала мудрому Кецалькоатлю, – сказал жрец. – Наше удивление и благодарность так велики, что, будь они сделаны из камня, они превысили бы гору Истаксиуатль. Однако, сдается мне, что от этого дара больше пользы носильщикам, чем правителям. – Вовсе нет, – сказал я. – Вы получите большую выгоду. Городу не нужно будет кормить так много носильщиков. – Куда же мы денем лишних тламеме, о мудрейший? – Они могут стать воинами или земледельцами. – Это нарушит порядок, установленный отцами и дедами. Может начаться смута, Кецальткоатль. Земледельцы и воины будут обижены, если мы поставим носильщиков вровень с ними. Я сказал: – Бросьте молоть чепуху. Вы получили добрую вещь и полезное знание. Теперь сами распоряжайтесь этим, насколько у вас хватит ума. Потом я сказал, что намерен завтра же отправиться в Мешико. Я сказал, что хочу взять с собой половину из тех десяти работников, что помогали строить телегу, а также запас пищи в дорогу. Правитель ответил, что я могу взять все, что пожелаю. На другой день мы покинули город и двинулись дальше на юг. СОВЕТЫ ЮНОМУ ТЛАКАЭЛЕЛЮ –  Тлакаэлель, ты был на всех моих беседах с Ицкоатлем. Я позволил тебе слушать, потому что ты – живое подобие Анги. Хоть ты и мал, твой взгляд проникает в сердце, как луч Черной Звезды. У тебя есть сила, чтобы стать верховным жрецом и учителем всех астеков. Многие пойдут по твоему слову даже на смерть. Хочешь ли ты этого? – Да. – Так будет. Веришь ли ты в богов? – Нет, тольтекатль. – Чему ты веришь? – Себе, Анге и тебе, тольтекатль. – Недурной выбор. Ты прав, богов не существует. Боги – лишь тени людей, сны детей Анги. Каждый может стать богом. Не так ли? – Ты – Кецалькоатль. А я – Уицилопочтли. – Поэтому ты носишь высушенную птичку колибри на левой стороне груди? – Ты смеешься надо мной и думаешь, что я еще мал. Но ты ведь и сам носишь щит с орлом и змеей. – Ты рассмешил меня, маленький сын Звезды, но ты прав. Тебя непросто победить в споре. Ты убедишь любого даже в том, что кажется рассудку нелепым. – Не ты ли говорил, что все видимое и мыслимое нами существует лишь внутри нас? Не ты ли говорил, что важна толька Анга, а для Анги нет правды и лжи? – Довольно, Тлакаэлель. Ты достойный соперник даже для меня. По-моему, я ничему не научил тебя сегодня. – Ты ошибаешься, тольтекатль. Я многое понял. – Тогда приходи завтра. – Я приду. VII Мы миновали еще три селения, где меня встречали как Кецалькоатля. Весть обо мне разошлась по всей стране. На торжище в одном из селений какой-то купец рассказал Кетилю и Катле о том, что в городе, где мы смастерили телегу, был большой праздник. – Кецалькоатль подарил городу крылатые носилки, которые скользят по земле, как лодка по воде. Правители сказали, что ездить на таких носилках пристало богам, но не людям. – Что они сделали с носилками? – спросил Кетиль. – Их украсили перьями кецаля и отдали богам. Пятерых горожан, которых Кецалькоатль призвал себе в помощники, и которым он объяснил, как делать носилки – этих пятерых тоже отдали богам. Был большой праздник, большой пир для богов, много жертвенной крови. Кетиль пришел ко мне и рассказал о том, что узнал. Тогда мы решили, что не будем более учить науа ничему полезному, поскольку им это не впрок. Катла сказала: – Эти люди не многим отличаются от неразумного скота. Они достойны того, чтобы их всех пожрали их же собственные боги. Я сказал, что именно так оно и будет. – И мы поможем этому совершиться. Мы сделаем это руками мешиков, когда придем в Теночтитлан. Мы шли еще какое-то время, пока не достигли озера Тескоко. Посреди озера был остров, а на нем стоял город астеков, называемый Мешико, или Теночтитлан. Остров соединялся с берегом дамбами. Вокруг него плавали большие плоты, засыпанные плодородной землей. На этих плотах астеки выращивали себе пишу. Мы перешли озеро по дамбе и беспрепятственно вступили в город. Город был так могуществен, что не опасался чужеземцев, и стражи на входах не ставили. Дома здесь были велики и красивы, а жители ходили в богатых одеждах. У воинов были крепкие круглые щиты и тяжелые дубины, усаженные острыми осколками камня ицтли. Кое-кто из горожан приветствовал нас, как богов, другие проходили мимо. Торхалль сказал: – Похоже, многие здесь принимают нас за самозванцев. Тебе, Эрлинг, придется потрудиться, чтобы доказать свою божественность этим богачам. Мы поселились в доме, где жили купцы, приходящие из окрестных селений. Мы отдали хозяину дома полмешка какао за один обширный покой. Науа делают из какао напиток, называемый шоколатль. Он очень хорош на вкус. Мы не притрагиваемся к нему, чтобы не потерять боевого духа. На другой день мы осмотрели город. Он был очень велик. Мы увидели поле для игры в мяч. Игра была не та, в которую играют'в Гренландии. Игроки ходили на согнутых ногах вприсядку. Побеждал тот, кто попадал мячом в кольцо на столбе. После игры победитель отрубал побежденному голову. Я спросил у Куитлатля, всякий ли может принять участие в игре. Мне хотелось самому испытать свои силы. Куитлатль ответил, что это вовсе и не игра, а священный обряд, к которому жрецы готовят участников по нескольку зим. – Мяч – это солнце Тонатиу, – сказал Куитлатль. – Голова – это мяч. Кольцо – это солнце. Голова в кольце – человек стал солнцем. Теперь солнце накормлено и сможет завтра снова взойти. – Этих науа не стоит обижать, – сказала Сигрид. – Без них солнце ходило бы голодным. БЕСЕДА С ТЛАКАЭЛЕЛЕМ –  Тлакаэлель, знание об Анге доступно мудрецам и героям. Всем прочим требуются боги. – Уж здесь я не поскуплюсь, тольтекатль. Они получат столько богов, сколько захотят, а возможно и больше. – Боги суть тени людей. Они отрыжка людей. Но они же и пища людей. Люди пожирают богов, чтобы обрести силу. – Люди пожирают самих себя, тольтекатль. Они подобны змею, что глотает собственный хвост. – Верно. А боги пожирают людей. У трусов и глупцов нет иного пути, чтобы освободить силу Анги. – Я накормлю и людей, и богов, тольтекатль. Я накормлю их так, что они навсегда забудут о голоде. Я накормлю их до рвоты. – Ты полагаешь, тогда они поумнеют? – Я сделаю это во имя движения Анги. VIII В дом, где мы жили, пришел человек в богатых одеждах, в яркой причудливой шапке из цветных веревок и перьев. – Я Омейотеоатль, старейший из жрецов Тлалока и советник тлатоани Ицтейакатля. Кто из вас называет себя Кецалькоатлем? Я сказал, что Кецалькоатль – это я. Пришедший сказал: – Тлатоани астеков хочет знать твое природное имя. – Тлатоани неглуп, как видно. Эрлингом называли меня прежде, когда моя божественность еще не открылась людям. – О Эрлинг Кецалькоатль! Наш правитель Ицтейакатль желает взять в жены одну из женщин, что пришли с тобой. Он предлагает тебе за нее два мешка какао и почести, достойные такого бога, как ты. Он предлагает тебе все это за женщину с белыми волосами. – Это моя жена, жрец Тлалока. – Ицтейакатль даст тебе другую жену взамен этой. Я сказал: – Вот тебе пояс из тюленьей кожи, Омейотеоатль. Видишь, какой он красивый? Передай его правителю взамен женщины с белыми волосами. –  Разве ты не понял, Эрлинг Кецалькоатль? Верно, ты пришел издалека. Ицтейакатль берет эту женщину в жены, хотя, по-моему, это слишком большая честь для тебя. – Пожалуй, я выкину тебя отсюда, как вшивую собаку. Хотя, вероятно, это слишком большая честь для тебя. Я сделал, как сказал. – Мне это не нравится, – сказала Сигрид. – Теперь они придут с оружием, чтобы взять меня силой. Не лучше ли нам уйти из этого города? Я сказал, что ей нечего бояться. Катла сказала: – Разве ты не видишь, что удача сама идет тебе в руки, Эрлинг? Ведь это хорошая возможность для нас захватить город. Если Сигрид попадет во дворец конунга, ей не составит труда убить его, когда он придет к ней. А мы уж постараемся сделать так, чтобы место правителя не занял какой-нибудь скрелинг. Сигрид сказала: – Это хороший совет. Глупо упускать такую возможность. Я сказал: – Вы правы: так и нужно поступить. На этот раз женщины оказались мудрее меня, а я напрасно поддался гневу. Мы тотчас же взяли все свои припасы и вышли из дома. Хельги и Куитлатль направились в ту часть города, где жил тлатоани, чтобы разузнать все необходимое. Остальные пошли на торжище. Там мы отдали почти все, что у нас было, в обмен на оружие для наших шестерых рабов-науа. Мы купили дротики, тяжелые дубинки с каменными зубцами и крепкие щиты. Мы взяли также красивую одежду для Сигрид и Катлы, потому что их платье сильно обветшало за время похода. Торжище было шумным и многолюдным. Торговля часто переходила в драку, а порой в ход шло и оружие. Видно было, что астеки предпочитают спорить не словами, а копьями и дубинками. Один богач, которого несли четверо тламеме, окликнул меня и сказал: – Кецалькоатль! Ты умеешь предсказывать будущее? Скажи, долго ли еще мы будем платить дань владыке Аскапоцалько за право жить на этой земле? Я ответил, что уже его дети, возможно, будут собирать дань со всех городов Анауака. – Хотел бы я, чтобы твое предсказание сбылось, – сказал астек на носилках. – Прорицателей теперь много, но не все говорят одинаково. Как узнать, что ты не обманщик? Я сказал, что мне нет дела до того, верит ли он моим словам. – Но я берусь одолеть в поединке любого, кто осмелится выйти против меня, если ты сочтешь это достаточным подтверждением моей силы. Вокруг нас столпилось много народа. Один иноземный купец сказал: – Вы, астеки, слишком возгордились. Пора вас проучить. Мой носильщик Коатекстли одним ударом убивает двоих. Он покажет этому прорицателю дорогу в Миктлан. Коатекстли вышел против меня с тяжелой палицей и круглым щитом. Он был выше меня на целый локоть и на вид очень силен. Я увернулся от его удара и отрубил ему правую ногу выше колена. Он устоял на одной ноге и нанес такой удар, что мой щит треснул, а левая рука потеряла всю силу. Я ударил его в живот, так что потроха вывалились наружу. Коатекстли упал и умер. Астеки стали громко прославлять меня. Они говорили: – Боги даровали ему победу над таким силачом. Значит, его предсказание верное. – Он подлинный Кецалькоатль! Поглядите на его волосы, на его щит, на его длинный нож! – Астеки будут повелевать всеми народами науа! – Бей миштеков! Кецалькоатль, веди нас в бой! – Пусть будет Кецалькоатль правителем города! Пусть он ведет нас в бой! Сигрид сказала: – Вот ты и обошелся без моей помощи, Эрлинг. Видно, очень не хотелось тебе отдавать меня в жены другому. Я сказал: – Мне не хочется быть правителем города, потому что тогда придется остаться здесь надолго. – Не вижу в этом ничего дурного, – сказала Сигрид. – По-моему, это хороший город. –  Достаточно и того, что у меня есть такая возможность. Но я не собираюсь совсем отказываться от власти. Я обратился к астекам и сказал, что пришел к ним из далекой страны. Я сказал также, что звезды указали мне путь в Теночтитлан, потому что астекам суждено стать величайшим из народов. Я говорил им то, что они хотели услышать, и то, что вселяло в них боевой дух. Вокруг собралась большая толпа астеков, и видно было, что они готовы сделать все, что я скажу. Я говорил до тех пор, пока на торжище не появились Хельги и Куитлатль. тогда я обратился к Хельги на северном языке и спросил, удалось ли им что-нибудь разузнать. – Не только разузнать, – сказал Хельги, – но и сделать кое-что получше. Недаром я прослыл самым большим пронырой в Вестрибюгде, когда мальчишкой таскался по дворам. У здешнего правителя есть младший брат Попокаситлальин, который должен стать конунгом после смерти Ицтейакатля. Мы разыскали этого наследника. По-моему, он не слишком умен и думает только о том, как бы занять место брата. Он обещал нам любую поддержку и дал мне вот это золотое украшение в знак того, что не обманет. В это время мы увидели воинов, которые шли прямо к нам. Они велели толпе расступиться. – Эти чужеземцы нарушили законы. Тлатоани велел казнить их. Тогда я снова обратился к астекам и сказал: – Вы спрашивали, что нужно сделать, чтобы вознести Мешико над городами Анауака. Для этого нужно многое, но прежде всего вы должны сменить правителя. Ицтейакатль захотел отобрать у меня жену, а когда я воспротивился этому, он послал войско, чтобы убить меня. Правителю следует сдерживать свое вожделение. Если человек не может одолеть сам себя, покорятся ли ему народы? Когда я сказал это, толпа обратилась против воинов тлатоани. Те, у кого не было оружия, стали подбирать камни. Воины не стали сражаться с толпой и поспешно отступили. Тогда люди направились к дворцу правителя. Нас окружили так плотно, что мы не могли бы выйти из толпы без кровопролития. Многие кричали, чтобы я сам стал правителем. Но я сказал, что не хочу этого. Возле дома тлатоани нас встретила дружина Ицтейакатля. Там было триста или более отборных воинов, рослых и могучих. Началась битва. Мы, гренландцы, стояли посреди толпы мятежников и не могли пробиться к врагам, чтобы показать силу своего оружия. Я взял у Хедьги золотое ожерелье и поднял его на острие меча. – Вот ожерелье Попокаситлальина, – сказал я громко, так что все услышали. – Он дал его мне в залог того, что он убьет Ицтейакатля и сам станет правителем, и будет во всем слушать моих советов. Пусть будет правителем Попокаситлальин! Пусть Попокаситлальин сдержит свое слово и теперь же вынесет на крыльцо дома правителя голову Ицтейакатля! Тогда астеки с удвоенной силой стали теснить стражу и прижали ее к воротам. Несколько десятков стражников повернулись и вошли в дом. Кто-то в толпе крикнул: – Они убьют Попокаситлальина! Держи их! Сигрид сказала: – Зачем ты, Эрлинг, ведешь опасную игру и рискуешь нашими головами, когда можно действовать наверняка? Что, если Попокаситлальин струсит или не сумеет сдержать слово? Я сказал: – Мне все это и вправду кажется игрой. Науа просты, как дети, и управлять ими так же легко, как стадом овец. Куда труднее было покорить Вестрибюгд, хотя здесь людей не меньше ста тысяч, а там и двух тысяч не набралось бы. Стражники тем временем собрались с духом и отбросили толпу от дома. У ворот осталось лежать сто или более трупов. Сигрид сказала: – Сейчас народ разбежится, и наше дело будет проиграно. Торхалль сказал: – Пускай разбегаются, от них все равно никакого проку. Если бы они так не толкали и не теснили нас, мы могли бы сами вступить в бой, и тогда стражникам пришлось бы туго. Над главным входом в дом правителя была другая дверь, которая вела в верхние покои. Под ней было подобие каменного крыльца из трех ступеней. Нижняя ступень нависала над воротами. Когда толпа обратилась в бегство, из этой верхней двери выступил правитель Ицтейакатль. Его легко было узнать по причудливому одеянию и пестрой шапке из разноцветных перьев. У него были толстые губы и нос, а во рту не хватало половины зубов. Он указал рукой на меня и крикнул стражникам: – Убейте этого чужеземца! Он не Кецалькоатль. Он самозванец. Убейте всех его спутников, кроме женщины с белыми волосами. Женщину приведите ко мне. – Легче сказать, чем сделать! – крикнул Хельги. Толпа разбегалась, и стражники подступали к нам. Мы обнажили мечи и встали плечом к плечу. Наши рабы-науа стояли по обе стороны от нас с оружием наготове. Но я понимал, что их мужества не хватит надолго. Стражники бросилсь на нас всей гурьбой, размахивая обсидиановыми палицами. Мы выдержали первый натиск и убили пятерых, но наши рабы разбежались. – Убейте их! – снова крикнул Ицтейакатль. – Но не трогайте женщину с белыми волосами! – Замолчи, ты, старая беззубая собака! – ответила ему Сигрид. – Ты меня не получишь! И тем лучше для тебя, потому что я вырвала бы все янтарные кольца из твоих пухлых губ, а потом задушила бы тебя голыми руками. Стражники окружили нам и теперь нападали сразу со всех сторон. Мы защищались стойко и убили многих врагов, но было ясно, что в конце концов они одолеют нас числом. – Похоже, наш друг Попокаситлальин упустил случай стать конунгом, – сказал Кетиль. Ицтейакатль громко вскрикнул, раскинул руки и упал ничком на ступени, так что его голова свесилась над главными воротами. В тот же миг на спину ему вспрыгнули два мальчика лет семи от роду. В руках у них были обсидиановые топорики. Один из мальчиков отсек голову Ицтейакатля и показал ее людям на площади. – Ицтейакатль умер! – крикнул он. – Теперь правителем будет Попокаситлальин! Стражники перестали нападать на нас, опустили оружие и теперь во все глаза смотрели на мертвого конунга и его юных убийц. Разбежавшиеся астеки вернулись к дому тлатоани, так что теперь вся площадь снова была заполнена народом. Сигрид спросила на языке науа: – Кто этот мальчик, что отсек голову правителя? Ей ответил стражник, стоявший неподалеку. Только что он пытался ударить Сигрид палицей, а она закрывалась щитом. Теперь они уже не были врагами. Стражник сказал: – Это Ицкоатль, сын Попокаситлальина. Катла сказала: – Теперь понятно, почему мешкал Попокаситлальин: он отдал все свое мужество сыну. Я сказал: – Я возьму этого мальчика в ученики. Я сделаю из него настоящего правителя. Второй мальчик тем временем распорол убитому спину и вытащил сердце. Он протянул его Ицкоатлю с такими словами: – Великий бог Уицилопочтли забрал жизнь Ицтейакатля. Птичка колибри прилетела с юга и унесла его душу в Миктлан. Возьми это сердце и съешь его, Ицкоатль! Ицкоатль принял сердце и начал рвать его зубами. Кровь текла по его щекам. Народ на площади громко кричал от радости. – Кто этот второй? – спросил я. – Тлакаэлель, сын жреца Уицилопочтли, – ответили люди. – Его я тоже возьму в ученики. Он станет главным жрецом и верным помощником Ицкоатля. В тот же день Попокаситлальин был провозглашен конунгом астеков. Я стал его первым советником, и не было случая, чтобы он поступил наперекор моему совету. Я взял в обучение Ицкоатля и Тлакаэлеля. С тех пор минуло много зим. В Анауаке ход времени не так заметен, как у нас на севере, потому что зима здесь немногим отличается от лета. Мои ученики возмужали. Ицкоатль не уступит теперь в бою мне самому. Скоро он станет конунгом и завоюет всю страну от Западного моря до Восточного. Я не буду больше задерживаться здесь в ожидании его побед, потому что они уже неминуемы. Анга ведет меня дальше на юг. РЕЧИ ТЛАКАЭЛЕЛЯ Тдакаэлель сказал: – Свет Анги озаряет меня. Он превращает мой разум в чистую мудрость, мой дух – в чистую волю. Мне ведомо все. Я всесилен. Эрлинг сказал: – Похоже, тебе не нужны больше мои уроки. – Мне не нужно более ничего ни от людей, ни от богов. Я вижу весь свой путь и путь моего народа. Я вижу его ясно до самого конца. – Скажи, что будет с тобой и с твоим народом. – Астеки погибнут, но погибнут не так, как другие племена, покоряемые сильнейшими соседями. Астеки примут смерть спокойно, так, словно она ничего не значит для них. Они будут готовы. Астеки уйдут в Миктлан молча, в потоках крови и в сиянии Анги. – Как ты добьешься этого, Тлакаэлель? – Я велю построить огромный храм, и на вершине его я принесу в жертву богам сорок тысяч человек. Это будут лучшие из лучших, достойнейшие из достойнейших, гордость и слава Мешико. Сто шестьдесят помощников будет у меня, и они будут вспарывать тела жертв и бросать их сердца и печенки вниз, в толпу ликующего народа. Я сделаю так, чтобы лучшие из нас погибли, а остальные дрались за право сожрать их потроха. И все астеки украсят свои головы венками из омытых кровью цветов. Я совершу еще много подобных дел. И когда из-за Восточного моря придут беспощадные христиане, им достанутся только тела, но не души астеков. Ибо души их будут мертвы задолго до того дня. Кровавые реки унесут их в Миктлан, и они сольются с Ангой в невидимом страшном сиянии. – Многие назовут тебя безумцем, Тлакаэлель, услышав такие речи. – Только не ты, тольтекатль! – Только не я, мой ученик. НАПУТСТВИЕ ТЛАКАЭЛЕЛЯ Эрлинг сказал: – Я ухожу сегодня, прощай. Тлакаэлель сказал: – Куда ты пойдешь, учитель? – Я пойду дальше на юг. – Как далеко ты намерен идти? – Насколько хватит жизни. – Ты хочешь и другие народы этой земли подготовить к гибели? – Только самые достойные. – Ты многому научил меня, тольтекатль. Я в долгу перед тобой, и поэтому дам тебе один совет. Мудрость, которую я открою тебе, не менее истинна, чем та, что ты открыл мне. – Говори же. – Ты учил меня, что Анга объемлет весь мир, и весь мир – это Анга, и все сущее – игра лучей Анги. Ты говорил, что Анга – это Омейокан, где сливаются и неразличимы свет и тьма, любовь и ненависть, жар и холод. Ты пришел с севера из холодной страны, покрытой льдом, который не тает даже летом. Двигаясь на юг, ты заметил, что зимы становятся короче и теплее, а летнее время – длительнее и жарче. Но наш мир – это Анга. Ты пойдешь дальше на юг, и попадешь в еще более жаркие страны. Но когда-нибудь – такой день неизбежно придет – жар станет настолько велик, что начнет превращаться в холод. Таково тайное знание, которое я хотел открыть тебе, Эрлинг. Если идти очень долго на юг, в конце концов попадешь на север. Ибо наш мир – это Анга. Он подобен шару. Так ты сможешь вернуться в свою страну. – То, что ты сказал, похоже на правду, Тлакаэлель. – Не менее, чем то, что ты говорил мне. – Я пойду на юг и буду идти до тех пор, пока не приду в Гренландию. Тогда мой путь охватит весь мир кольцом, словно змей Йормунганд из древних сказаний. Вот поистине замысел, достойный сына Анги! Я благодарен тебе за совет, мой ученик. Ты превзошел мудростью своего учителя. – Прощай, брат мой Эрлинг. Анга зовет тебя в путь. IX Сегодня я ухожу на юг в Гренландию. Я непременно приду туда, потому что мир – это Анга. Тлакаэлель прав. Эту рукопись я отдам ему, чтобы он спрятал ее в надежное место. Он дал мне в дорогу горшок с сушеным грибом теонананкатль, что значит «пиша богов». Эта пища проясняет зрение колдунам, и она поможет мне не сбиться с пути. Я всегда буду видеть свой путь, прочерченный Ангой. Со мной пойдут Сигрид, Хельги и Торхалль, а также семеро астеков. Кетиль останется в Мешико. Он сдружился с Тлакаэлелем и не хочет покидать его. Он стал жрецом в храме Уицилопочтли. Катла умерла три зимы тому назад. Это случилось во время священного обряда, когда она прорицала перед народом, выкурив четыре трубки толченого гриба теонананкатль. На этом кончается моя сага. Слава узревшим в сумрачном небе, во тьме бездонной испепеляющий, грозный, невидимый Анги огонь, в котором зло и добро едины, жар или холод, жизнь или смерть – не все ли равно вам? Хеймдалля горн давно отзвучал, боги мертвы, Анга сияет. Пора мне идти дорогой огня в Омейокан – южным путем – в северный край, к Эйрика детям, мрущим от голода – глаза слепящим черным лучом Анга герою путь прочертила, круг земной кольцом опоясала. Птицей лечу, змеем стремлюсь – Кецалькоатлъ – навстречу сиянию, круг замыкая, сам стану огнем, стану Вселенной, Я – Анга. *** Губернатору в собственные руки По делу о латинских буквах Вы правы, сеньор, это не по-испански и даже не по-латыни. Подозреваемые сознались в измене и казнены. Манускрипт уничтожен. Диего Р. S. Из достоверных источников мне стало известно, что некоторые богатые бездельники в Кастилии интересуются мешикскими книгами. Эти каракули здорово подскочили в цене. Возможно, следует унять пыл уважаемых святых отцов и не жечь все подряд. Мы теряем деньги, мой сеньор.