Аннотация: ...Эта сага записана Сигфусом, сыном Гудбранда, монахом аббатства святого Олава в Рейкъярдале в Исландии в лето от Рождества Христова 1565. Сигфус взялся за этот труд вскоре после того, как славный наш мореплаватель Йон, прозванный Гренландцем, вернулся из своего путешествия. Йон побывал в Гренландии, куда вот уже больше ста лет из-за льдов не мог пройти ни один корабль...


---------------------------------------------


 Александр Марков
 Сага о Западных Землях



 Пролог


 Эта сага записана Сигфусом, сыном Гудбранда, монахом аббатства святого Олава в Рейкъярдале в Исландии в лето от Рождества Христова 1565. Сигфус взялся за этот труд вскоре после того, как славный наш мореплаватель Йон, прозванный Гренландцем, вернулся из своего путешествия. Йон побывал в Гренландии, куда вот уже больше ста лет из-за льдов не мог пройти ни один корабль.
 Йон разведал побережье от Заслон-горы до Медвежьих островков и нигде не нашел белых людей. Где раньше стояли дома поселенцев. теперь развалины, на месте пастбищ – лед и голые камни. На Херьольвовом мысу Йон нашел мертвого человека, обличьем норманна, в изношенной одежде и высокой бургундской шапке. Росту тот человек был малого, чуть что не карлик, с кривыми ногами и большой головой. Йон решил, что это, наверно, последний гренландец. Рядом с ним лежал железный нож с костяной ручкой, до того сточенный, что и лезвия-то почти не осталось. На том же мысу Йон отыскал среди развалин несколько старых кож с письменами. Кожи большею частью сгнили, и не везде можно было разобрать написанное. Йон отнес эти кожи на корабль и после передал Сигфусу.
 Во время своего плавания Йон встретил множество узкоглазых, плосконосых язычников, которые раньше назывались скрелингами, а теперь именуются индейцами. Попадались среди них и бородатые люди со всетлыми волосами. Это, должно быть, потомки белых женщин, которых скрелинги забирали в рабство. Кое-кто из скрелингов говорил на нашем языке, и от них Йон узнал многое о судьбе гренландских поселенцев.
 Сигфус немало потрудился над обрывками кож с Херьольвова мыса, и ему удалось прочесть почти все, что там написано. Это оказались саги о древних временах. В одной из них говорится о мятежнике Эрлинге, который двести зим назад подчинил себе Гренландию, прогнал епископа и утвердил в стране старую веру. В другой саге рассказано об Эйрике РЫжем, первооткрывателе Гренландии, и его детях, которые плавали в Виноградную Страну. Лейв, сын Эйрика, открыл Виноградную Страну в лето 1003 от Рождества Христова. Недавно она была заново открыта южанами и теперь называется Америкой.
 Эта гренландская сага об Эрике более подробна, чем та, что сохранилась у нас в Исландии. Сигфус считает, что она также более правдива, потому что во всем совпадает с рассказами бородатых скрелингов.
 Люди недальновидные скажут, что сейчас не время составлять саги. В Исландии, мол, натупили темные времена: голод, нищета и болезни. Людям едва хватает сил, чтобы выжить, и никому нет дела до книг. Отчасти это верно. Страна наша раньше была богаче и лесом, и пастбищами, и рыбой, да и зимы не были такими суровыми.
 Однако главная беда не в том, что мы потеряли свои богатства, а в том, что у нас больше не рождаются люди, подобные Эйрику и другим героям давних времен. Всего-то и осталось у нас хорошего, что старые книги; и в них, быть может, наша судьба и последняя надежда. Стариков уж не переделать, но молодые, если захотят быть похожими на предков, глядишь, и вернут стране былое богатство и славу.
 Если же этого не случится, нас может постигнуть судьба гренландцев. Вот почему Сигфус, сын ГУдбранда, решил составить эту новую сагу об Эйрике РЫжем и его детях и об их плаваниях в Западные Земли. Пусть люди прочтут ее и увидят, какими достойными и отважными людьми были их прародители. Пусть они увидят также и ошибки предков. Сигфус считает, что причины гибели гренландцев можно найти уже в тех давних временах, когда страна только начинала заселяться.
 Сигфус составил эту сагу по рассказам бородатых скрелингов, а многое переписал с тех кож, что передал ему Йон.
 Ныне часто случается так, что молодые читают саги и не понимают, о чем там речь, да и старики не всегда могут помочь им.
 Поэтому Сигфус подробно разъяснил здесь все, что непонятно нынешним неучам, и то, что многими уже забыто.




 I


 Начинается эта сага с того, что правил Норвегией Хакон Могучий. Он был не королевского рода, но правил как конунг. По рождению Хакон был хладирским ярлом.
 Жил в Норвегии человек по имени Торвальд. В молодости он ходил в викингчкие походы и стяжал себе большую славу. Нужно сказать, что викинги занимались разбоем и грабили корабли и селения в чужих странах. Это считалось самым достойным делом, и никто не видел здесь греха.
 Торвальд всегда возвращался из походов с богатой добычей. Он отличался силой, выносливостью и гордым нравом. Жену Торвальда звали Хельга. У Торвальда и Хельги был сын по имени Эйрик, прозванный Рыжим. Эйрик с малых лет удивлял людей упрямством и своенравием. Только к советам отца он прислушивался, в остальном же всегда поступал по-своему.
 Торвальд был щедр, часто давал пиры и богато одаривал своих гостей. Многие считали, что он живет не по средствам. К тому же Хельга не очень умело вела хозяйство. Год за годом, и усадьба Торвальда обеднела. Самон был уже слишком стар, чтобы ходить в викингские походы.
 Жил человек по имени Тьостольв. Он приходился Торвальду дальним родичем. Однажды Тьостольв собрался плыть на своем корабле на юг, в Данию и страну Саксов. Он хотел взять с собой Эйрика. Вот Торвальд зовет к себе Эйрика и говрит:
 – Не хочешь ли ты отправиться в викингский поход с Тьостольвом, нашим родичем?
 Эйрик сказал:
 – Вряд ли мне найдется достойное место на корабле Тьостольва, ведь я не вышел ростом. Да и добычи мне, думаю, достанется немного. Другое дело, будь у меня свой корабль.
 И Эйрик остался в то лето дома.
 Жил человек по имени Хаги. Он был дружинником Хакона ярла.
 Хаги владел обширными землялми и богатой усадьбой. В его доме ни в чем не было недостатка. Однажды Хаги созвал соседей на осенний пир. Торвальд и Эйрик тоже были приглашены. Накрыли длинный стол, стены завесили тканью, как полагалось к празднику. Гостям подали хорошее угощение. Эйрик выпил очень много браги. Он несколько раз выходил во двор. Вот Эйрик снова встал из-за стола и оперся рукой о стену. Хаги позвал своего работника, чтобы тот помог Эйрику. Но Эйрик оттолкнул этого работника и сказал:
 – Обойдусь без твоей помощи!
 Хаги сказал Торвальду:
 – Не удивительно, что твой сын отказывается от помощи. Ведь он и сам не любит помогать кому-то, даже собственному отцу. Если бы он заботился о тебе так же рьяно, как пил за этим столом, ты мог бы устроить пир не хуже моего.
 – Нечего кичиться своим богатством, – сказал Торвальд. – Ты не с оружием в руках добывал его. Ведь ты любимчик Хакона ярла6 и всем, что у тебя есть, обязан ему.
 Хаги скахал:
 – Что плохого, если ярл отблагодарил меня за верную службу.
 Твоего-то сына он не возьмет в дружинники, ведь всем известно, что Эйрик испугался пойти в поход с Тьостольвом.
 Торвальд промолчал. Тогда многие гости стали насмехаться над Торвальдом и Эйриком. Эйрик сказал:
 – Видно, из меня и впрямь плохой помощник. И все же я готов сделать то, на что у отца не хватает духа. Ты, Хаги, рассажешь о моей трусости ярлу, если доживешь до завтра.
 С этими словами Эйрик вынимает меч и убивает Хаги. Затем Эйрик и Торвальд побежали к выходу. Два родича Хаги, Бьярни и Торд, бросились на них с оружием. Торвальд ударил Бьярни мечом и разрубил его пополам, а Эйрик расправился с Тордом. После этого Эйрик и Торвальд вернулись в свою усадьбу.
 Люди много говорили об этих убийствах, и все сходились на том, что недолго теперь отцу и сыну оставаться в живых. Хельга. жена Торвальда, сказала:
 – Напрасно вы думаете, что стены нашего дома защитят вас от гнева ярла. Придется вам либо покинуть страну, либо погибнуть.
 Торвальд и Эйрик согласились с ней и решили уехать из Норвегии, как только будет возможно. Торвальд сказал, что намерен поехать в Исландию, "потому что там нет ни конунгов, ни ярлов, и каждый сам себе господин". В ту осень было уже поздно выходить в море. Торвальд отправлися просить своих родичей и друзей, чтобы те помогли ему продержаться зиму. Почти все отказали ему в поддержке, потому что мало кому хотелось становиться врагом ярла.
 Согласились поехать с Торвальдом только два его друга, Альгольв и Гейр. Всего в усадьбе Торвальда собралось 25 человек, способных носить оружие. Начало зимы прошло спокойно. Ударили сильные морозы. Эйрик сказал:
 – Похоже, наши враги боятся, что их злость остынет, едва они выйдут из дому.
 Накануне праздника середины зимы люди Торвальда заметили множество вооруженных людей. Они шли на лыжах прямо к главному строению. Торвальд сказал:
 – Это люди Хакона ярла. Их вдвое больше, чем нас. Поспешим в дом и будем защищаться, пока сможем.
 Они укрылись в доме и принялись бросать копья в нападавших.
 Дружинники подбежали к дому. Торвальд и Эйрик тогда встали по обе стороны двери. Они хотели первыми встретить врагов. Вот засов не выдержал6 и первый дружинник вбежал в дом. Эйрик бросился на него и зарубил, едва тот переступил порог. Следом ворвались сразу несколько человек. Началась битва. Люди Торвальда храбро защищались. Гейр убил двоих врагов, Альгольв – четверых. Эйрик зарубил троих дружинников, и срежди них Кетиля Старого, приближенного ярла. Люди ярла нападали с большим упорством. Вскоре Альгольв и Гейр были убиты, и с ними еще пятеро защитников дома.
 Товальда ранили в правую руку: ему отрубили кисть. Тогда Эйрик сказал отцу:
 – Нужно бежать отсюда. Терять нам нечего: нас и так уже обвиняют в трусости, и если мы погибнем здесь, это дела не изменит. А оставшись в живых, мы сумеем рассчитаться с обидчиками.
 – Не по душе мне это, – сказал Торвальд. – Но, видно, ничего другого не остается. Ведь я ранен и не могу больше сражаться.
 Они выбежали из главного зала через пристройку во двор, надели лыжи и ушли в лес. Была сильная пурга, и ветер замел их следы.
 Ярловы дружинники убили всех мужчин в усадьбе и разграбили дом. Они оставались там весь следующий день, надеясь, что Торвальд и Эйрик вернутся. Потом они забрали все добро и ушли.
 Торвальд с сыном шли всю ночь и наутро добрались до усадьбы Альгольва в Гудбрандсдале. В доме там остались только женщины, а все мужчины и сам Альгольв погибли, защищая усадьбу Торвальда.
 Торвальд идет к Грелёд, дочери Альгольва, и рассказывает ей о том, что случилось. Потом он просит укрыть их до весны, когда они смогут покинуть страну.
 – Оставайтесь у меня, – сказала Грелёд, – И будь что будет.
 У нас теперь одна судьба, ведь кроме вас, некому отомстить за моего отца.
 Торвальд и Эйрик прятались у Грелёд до весны. У Альгольва был боевой корабль. Он стоял в Согнефьорде. Как только сошел лед, Торвальд стал просить Грелёд одолжить ему этот корабль.
 – Если ты согласишься, то скоро, возможно, мы сумеем наконец-то отблагодарить тебя, как подобает.
 – Не сомневаюсь в этом, – сказала Грелёд. – Я дарю тебе корабль, Торвальд, с тем условием, что ты не откажешь мне и моим домочадцам в месте на этом корабле, когда поедешь в Исландию.
 Ведь ярл, говорят, уже проведал, где вы прячетесь, и он не склонен миловать своих врагов.
 Эйрик, и с ним 16 человек, тотчас же поехали в Согнефьорд, взошли на корабль и поплыли к усадьбе Хаги. Торвальд остался дома, потому что не мог держать меч с тех пор, как потерял кисть правой руки. Эйрик достиг дома Хаги вечером, когда уже стемнело.
 Викинги сошли на берег и направились к дому. Эйрик встал у двери. Какой-то человек вышел во двор, и Эйрик ударил его мечом.
 Тот сразу умер, не успев вскрикнуть. Спустя недолгое время другой работник вышел из дому, и его постигла та же участь. Но этот работник громко закречал перед тем как умереть. Тогда из дома выбежало сразу много народу. Большинство были безоружны, потому что в доме Хаги не ожидали нападения. Викинги убили их всех, а потом ворвались в дом. Они перебили всех мужчин и взяли богатую добычу. Затем они сожгли дом и вернулись на корабль.
 Эйрик и его люди благополучно достигли Согнефьорда, и оттуда верхом направились к усадьбе Альгольва. Торвальд сказал:
 – Теперь мы смыли пятно со своей чести, и нет больше причин откладывать отъезд.
 Они спешно снарядили корабль для дальнего плавания, и уже через пять дней вышли в море. Грелёд поехала с ними, как и хотела. Торвальд и Эйрик в благодарность за поддержку отдали ей половину добычи.




 II


 Они пробыли в море сорок дней и благополучно достигли Исландии. У Рогового побережья они бросили якорь и сошли на берег. Неподалеку от места, где они высадились, находился двор Орма, сына Эвинда. Орм был годи, а это значит – староста и к тому же языческий жрец. В то время и в Исландии, и в Норвегии все были язычниками. У Орма было капище, и там стояли идолы: деревянные фигуры Одина, Тора и других богов. Орм часто приносил им жертвы, хотя многие уже тогда считали, что это глупость – верить в богов.
 Орм вышел навстречу Торвальду и Эйрику и спросил, кто они и откуда прибыли. Те назвались.
 – Мы хотим здесь поселиться, – сказал Торвальд. – Тесновато нам стало в одной стране с Хаконом ярлом.
 – Это нетрудно утсроить, – сказал Орм. – И вряд ли вам придется жалеть о своем решении.
 – Я тоже так думаю, – сказал Торвальд. – Если правда все то, что рассказывают об Исландии.
 Орм сказал, что поможет им найти жилье.
 – А пока вы можете погостить у меня.
 Тогда Эйрик сказал:
 – Едва ли нам понадобится чья-то помощь. У нас хватит денег, чтобы купить столько земли, сколько нам нужно.
 Орм сказал:
 – Делайте как хотите. Но от ваших ленег будет мало проку, если вы станете зазнаваться и не заручитесь поддержкой влиятельных людей.
 – Это мы еще посмотрим, – сказал Эйрик. – К тому же у нас есть кое-что посильнее денег, и наши враги в Норвегии уже убедились в этом.
 Орм вернулся к себе и был весьма сердит. Его жена Торгерд спросила, что это его так разгневало. Орм сказал:
 – Сюда приехали два викинга, и вид у них такой, словно они собираются захватить страну. Похоже, это новое соедство не сулит нам ничего хорошего. И вряд ли мы станем долго терпеть их выходки.
 Торвальд и Эйрик купили на Роговом побережье хутор, который назывался Скалы, и поселились там. Надо сказать, что в то время дома в Исландии строили не так, как теперь. Главное строение в Скалах было длиною в шестьдесят сажен, а шириною в восемь. Длинные стены там были земляные, а короткие – из бревен. Крыша была двучкатная, крытая дерном, а потолка не было вовсе. Вдоль стен шли деревянные скамьи и спальные ниши, а посередине – очаг длиною в четыре сажени и большие земляные печи. В них варили пищу.
 К главному дому были пристроены хлевы для скота и светелка, где жили незамужние девушки.
 Эйрик взял на себя все заботы по хозяйству. Дела у него бымтро пошли в гору, так что пришлось нанять еще десять работников к тем пятнадцати рабам, которые у нних были.
 Эйрик держался гордо и независимо и не держал дружбы ни с кем из соседей.
 Однажды зимой Торвальд заболел. Он целыми днями лежал на лавке и не мог подняться. Вот Торвальд почувствовал приближение смерти и велел позвать Эйрика.
 – Сын мой, – сказал Торвальд. – Уже третью зиму мы живем здесь в Исландии, и дела у нас как будто идут хорошо. Почему же ты все время срачен и зол и сторонишься людей? По-моему, никто здесь не мешает тебе жить, как ты хочешь. Люди не лгали, когда говорили, что в Исландии нет другого конунга, кроме закона.
 – По мне, так и этого многовато, – сказал Эйрик.
 – Чего же ты хочешь?
 – Не знаю, – говорит Эйрик. – Но порой мне бывает жаль, что я не рожден конунгом.
 – Ты слишком много на себя берешь, – говорит Торвальд. – Вот тебе мой совет: отправляйся на нашем корабле в викингский поход.
 Я не вижу иного способа утолить твою злобу. Заодно ты сможешь добыть себе славу и богатство.
 – Что проку в богатстве, – говорит Эйрик, – Если не можешь распорядиться им, как считаешь нужным. К тому же, по-моему, викингские походы – на такое уж славное дело. Нынче много всякого сброда можно встретить в море.
 Торвальд помолчал и немного погодя сказал:
 – Мне не всегда было просто понять тебя, Эйрик, вот и сейчас я не знаю, что у тебя на уме. И все же я хочу, чтобы ты выполнил мою последнюю волю. Ты должен жениться на достойной женщине, и лучше всего, если это будет исландка из знатного рода. И я хочу, чтобы ты поклялся мне не затевать распрей ни с кем в этой стране, если, конечно, тебя не вынудят обстоятельства.
 Эйрик обещал исполнить волю отца. Вскоре Торвальд умер. Эйрик похоронил его с великими почестями и насыпал над ним курган, как полагалось у язычников.
 Весной Эйрик поехал в Хаукадаль (Ястребиную долину) и посватался к Тьодхильд, дочери Ёрунда. Тьодхильд была хороша собой, на своенравна и несговорчива. Они сыграли садьбу той же весной в Ястребиной долине. Потом Эйрик и Тьодхильд поехали в Скалы.
 Эйрик захотел пристроить к дому светлицу для Тьодхильд, но у него не было леса. Тогда он пошел к Орму, сыну Эйвинда, и сказал, что хочет купить у него половину холма к западу от Скал.
 Этот холм принадлежал Орму. В то время там росли березы и ели.
 Теперь там пустошь.
 – Я не хочу продавать землю, – сказал Орм. – Но могу продать бревен, сколько тебе нужно.
 Эйрик настаивал на своем и сулил Орму большие дентги, но тот не соглашался. Тогда Эйрик сказал:
 – Ты, верно, думаешь, что я так и буду бегать к тебе всякий раз, как только мне понадобится пара досок. Но ты этого не дождешься.
 – Не понимаю, чем тебе не нравится мое предложение, – сказал Орм.
 – Не удивительно, – сказал Эйрик. – Я от многих слышал, что меня трудно понять. Тогда ты, должно быть, не поймешь и того, что я скажу сейчас.
 – Ну и что же ты скажешь?
 – А то, что тебе следует поблагодарить моего отца Торвальда: ты обязан ему больше, чем кому-либо другому.
 Потом Эйрик вернулся к себе в Скалы и был в большом гневе.
 – Собирайтесь, – сказал он своим людям. – Я не намерен больше оставаться здесь на Роговом побережье.
 Никто не смел ему перечить, потому что его очень боялись.
 Тем же летом Эйрик продает усадьбу и перебирается на юг, в Ястребиную долину. Там он расчищает незанятый участок земли возле Озерного Рога и строит двор. Своему новому жилью он дает название Эйрикова усадьба. Эйрик и здесь ведет себя заносчиво, не желает ни с кем знаться и все делает по-своему. Скоро пошли у него нелады с соседями, а особенно с Вальтьовом из Вальтьового двора и с Храфном Драчуном из Двора игрищ.
 Эйрик сдружился с Торбьёрном, сыном Вивиля. Торбьёрн жил на Купальном Склоне. Он был годи, жил на широкую ногу и слыл очень щедрым человеком. Нрав у Торбьёрнабыл такой же гордый и неуступчивый, как у Эйрика. Люди говорили, что это их и сблизило.
 На вторую зиму после того, как Эйрик переселился в Ястребиную долину, Тьодхильд родила сына. Его назвали Лейвом. Мальчик рос крепким и сообразительным.
 У Эйрика были два раба-ирландца, Кьяртан и Бран. Они пасли овец. Однажды три овцы потерялись, и пастухи поехали верхом их разыскивать. Вот они поднимаются на обрыв, что возвышался над усадьбой Вальтьова. Они видят внизу каких-то овец, и им кажется, что это те самые, которых они ищут. Кьяртан и Бран спускаются к Вальтьовову двору. Здесь они теряют овец из вида. Пастухи выезжают на ячменное поле Вальтьова, рыщут там повсюду и топчут посевы. Вальтьов видит это и говорит своим работникам:
 – Глядите, вон скачут люди Эйрика Рыжего. Поедем и проучим их хорошенько, чтоб неповадно было впредь топтать мои поля.
 В то время у Вальтьова гостил Храфн Драчун. Он сказал:
 – Давно пора это сделать, и сейчас как раз подходящий случай.
 Они садятся на коней, всего семь человек, и скачут к ирландцам. Те пускаются наутек, но их настигают, и Вальтьов сшибает обоих на землю древком копья. Потом Вальтьов, Храфн и их люди избили эйриковых рабов и привязали их, окровавленных и едва живых, к лошадям лицами назад. Лошади пришли домой в Эйрикову усадьбу, а ирландцы так и сидели на них, пока их не отвязали.
 – Вот так штука, – сказал Эйрик7 – Кто же это вас так отделал?
 Узнав о случившемся, Эйрик сказал:
 – Я поклялся не ввязываться в распри, пока возможно. Поэтому я не стану мстить вашим обидчикам. Да я и сам поступил бы так же, будь я на месте Вальтьова. Но я считаю, что только тот достоин называться мужчиной, кто умеет постоять за себя. Решайте сами, что вам теперь делать.
 Некоторое время все было спокойно. Вальтьов и Храфн поначалу опасались мести и были настороже. Вот подошло время вызовов в суд. Люди ожидали, что Эйрик начнет тяжбу против соседей, но Эйрик не сделал этого. Он даже не поехал на альтинг. Надо сказать, что в то всремя на альтинг съезжались многие знатные люди и простые бонды со всей Исландии. Там принимались законы и разбирались тяжбы, и не было в стране другой власти, кроме этого всенародного собрания.
 Вальтьов иХрафн увидели, что Эйрика нет на тинге. Тогда они совсем расхрабрились. Храфн был большим болтуном. Он заходил в землянки, что во множестве стояли на поле тинга, и всем своим родичам и друзьям рассказывал, как они с Вальтьовом "укротили Эйрика Рыжего".
 – Теперь-то он перестанет задаваться, – говорил Храфн. -
 Вот, даже не решился приехать на тинг, видно, со стыда не хочет никому попадаться на глаза. Есть такие люди: строят из себя героев и кричат больше всех, пока кругом тихо, а как дойдет до дела – их и след простыл.
 Торбьёрн с Купального склона услышал эти речи и после тинга поехал прямиком к Эйрику и рассказал ему обо всем, что там говорил Храфн. Эйрик усмехнулся и сказал:
 – Плохо мое дело. Так недолго и трусом прослыть, – и велел позвать Кьяртана и Брана.
 – Не пойму, что вы за люди такие, – сказал Эйрик своим рабам, – что позвоялете избивать себя и даже не думаете возвращать долги. Поезжайте немедленно к Вальтьову и поступите с ним, как считаете нужным.
 Ирландцев не пришлось долго упрашивать. Они тотчас же садятся на коней и едут к Вальтьовову двору. Они поднимаются на гору и устраивают обвал на усадьбу Вальтьова. Огромные камни с грохотом летят в долину и пробивают в трех местах стену главного дома. Дом обрушивается, и под обломками погибают сам Вальтьов и многие из его людей. А Кьяртан и Бран ворзвращаются в Эйрикову усадьбу. Эйрик сказал:
 – Давно бы так.
 И обещал дать им обоим вольную после сенокоса.
 Жил в Ястребиной долине человек по имени Эйольв, по прозвищу Дерьмо. Его стали звать так с тех пор, как один сосед пришел требовать с него уплаты долга, а он спрятался в отхожем месте, со страху не смотрел, куда ступает, и встал на подгнившую доску.
 Эйольв приходился родичем Вальтьову. Двор Эйольва и Двор Игрищ, где жил Храфн Драчун, стояли ограда к ограде. Вот Эйольв узнает о случившемся и спешит к Храфну за советом.
 – Как ты думаешь, сосед, – говорит Эйольв, – Сам собой случился этот обвал, или тут не обошлось без злого умысла?
 – Сам собой только пол в нужном месте проваливается, – говорит Храфн. – А на том склоне камни всегда держались крепко. Обвал устроил Эйрик Рыжий или его рабы. И я первый назову тебя трусом, если ты не отомстишь за родича.
 – Не лучше ли начать тяжбу против Эйрика и обвинить его в убийстве?
 – Не выйдет, – отвечает Храфн. – Ведь для этого нужны свидетели.
 – Тогда, может быть, ты захочешь поехать со мной? Один я едва ли одолею Эйрика. Народу у него много, да и сам он, говорят, силен как бык, хоть и не вышел ростом.
 – Этого еще не хватало, – говорит Храфн. – Чего ради я стану впутываться в это дело? Убит твой родич, а не мой.
 – Не так уж ты отважен, как про тебя рассказывают, – говорит Эйольв. – Но я не стану долго тебя упрашивать. Поеду один, и будь что будет.
 Он уходит от Храфна, и руки у него дрожат, и он все время дергает пряжку у себя на плаще.
 На другой день Эйольв берет меч, копье и щит, и скачет на восток, к усадьбе Эйрика. С ним едут восемь его людей. Вот они приездают на луг, где рабы Эйрика пасли овец. Там были Кьяртан,
 Бран и еще двое работников. Эйольв скачет прямо к ним, громко кричит и машет копьем.
 – Вот она, наша вольная, – говорит Кьяртан Брану. – Ловко же наш хозяин умеет загребать жар чужими руками.
 Эйольв пронзил Брана копьем, а его люди зарубили Кьяртана.
 Два других пастуха убежали.
 – Повезло нам, – сказал Эйольв. – Отомстили за Вальтьова и не получили даже ни одной раны.
 – По-твоему, это достаточная месть? – спросил один из работников. – За такого знатного человека, как Вальтьов, следовало убить кого-то поважнее, чем эти два раба.
 – Нет уж, – сказал Эйольв. – Кто мудр, должен знать меру.
 Едем домой, да поживее.
 Они направились сначала в соседнюю усадьбу и объявили о совершенном убийстве. В то время считалось недостойным, совершив убийство, не объявить о нем. Такое убийство называлось тайным умерщвлением. Затем Эйольв вернулся в свою усадьбу.
 Пастухи прибежали к Эйрику и рассказали о том, что случилось.
 – Это меняет дело, – сказал Эйрик. – теперь я свободен от клятвы.
 И он идет в чулан, где хранилось оружие, и берет меч и копье. Потом он надевает синий плащ с большой медной застежкой на груди и направляется к выходу.
 – Куда это ты собрался? – спрашивает Тьодхильд.
 – К Эйольву, куда же еще, – отвечает Эйрик.
 – Не стоит этого делать. Ты и так уже нажил много врагов.
 – И еще больше дал поводов для насмешек, когда оставлял безнаказанными обиды, которые мне наносили. Хватит с меня. Я еду, и немедленно.
 – Сколько человек ты возьмешь с собой?
 – Не потащу я много народу к Эйольву Дерьмо. Поеду один.
 Но женщины настояли, чтобы он взял хотя бы одного работника.
 – Да помгут тебе боги, – сказала Грелёд, дочь Альгольва.
 – Спасибо на добром слове, – сказал Эйрик. – Надеюсь, мне не понадобится ничья помощь.
 Эйрик и его работник по имени Коль сели на коней и поехали к усадьбе Эйольва. У самого дома они спешились. Эйрик постучал в дверь древком копья. Из дому вышел Эйольв с секирой в руках.
 Увидев Эйрика, Эйольв бросился обратно и попытался закрыть дверь. Но Эйрик удержал дверь ногой и вошел в дом.
 – Что-то ты дрожишь, Эйольв. Видно, жалеешь, что тебя выловили из нужника, когда ты провалился туда десять зим назад. Ну, да я в том не виноват. Уж я бы точно не подал тебе руки.
 С этими словами Эйрик рубит Эйольва мечом по шее так, что голова слетела с плеч. Тут подбегают работники Эйольва, но не решаются напасть. Эйрик выходит во двор, и они с Колем садятся на коней. Эйрик говорит громко, так, чтобы его слышали в доме:
 – Я, Эйрик, сын Торвальда, объявляю об убийстве Эйольва, сына Хамунда. Я объявляю об этом по закону, в день убийства, так, что меня слышат.
 Эйрик едет на восток, и вскоре видит под холмом усадьбу Храфна Драчуна. Она называлась Двор Игрищ, потому что там каждую зиму играли в мяч на льду тростникового озерка. Эйрик остановил коня и некоторое время сидел молча. Потом он сказал:
 – Теперь поздно поворачивать. Все равно этого не избежать, так лучше сделаем это сейчас, чтобы два раза не ездить.
 И он поскакал вниз, к дому Храфна. Он увидел каких-то женщин и спросил, дома ли хозяин. Те сказали, что Храфн косит сено с пятью работниками.
 – Тем хуже для него, – сказал Эйрик. Он поехал на луг, разыскал Храфна и крикнул ему:
 – Бросай-ка косу и бери оружие, да поживее!
 – Ты, видать, совсем сдурел, Эйрик, – сказал Храфн. -Что это тебе взбрело в голову? Мы, кажется, не враждуем.
 – Ты называл меня на альтинге трусливым рыжим недоростком.
 Теперь у тебя есть возможность проверить это на деле. Посмотрим, хватит ли у меня роста, чтобы дотянуться до тебя острием копья.
 – Вранье, – сказал Храфн. – Не говорил я этого. Впрочем, раз ты сам награждаешь себя такими прозвищами, то я, пожалуй, не стану спорить. И если вам так хочется поскорее сдохнуть, что вы нападаете вдвоем на шестерых, то я и тут не буду возражать.
 Храфн взял меч и прикрылся щитом. Его работники тоже вооружились. Эйрик метнул в Храфна копье. Острие пробило щит, вонзилось Храфну в глаз и вышло из затылка. Храфн умер на месте. Тогда Эйрик бросился на людей Храфна с мечом. Коль от него не отставал, и они ранили двоих, а остальных обратили в бегство.
 – Хватит на сегодня, – сказал Эйрик. В соседнем дворе он объявил об убийстве. После этого они с Колем вернулись в Эйрикову усадьбу.
 У Эйольва Дерьмо был брат по имени Гейрстейн. Его хутор назывался Пески. Гейрстейна считали большим знатоком законов. Когда Гейрстейн узнал об убийстве Эйольва, он сказал:
 – Теперь-то Эйрик не уйдет от ответа, как в тот раз, когда он устроил обвал на Вальтьовов двор. Я начну тяжбу против него и добьюсь, что его объявят вне закона и изгонят из страны. И уж я постараюсь не ударить в грязь лицом, потому что дело тут верное.
 Гейрстейн тотчас же начал тяжбу. Он созвал девятерых соседей места убийства и двух свидетелей. Он назвал их всех по именам и сказал:
 – Я призываю вас в свидетели того, что я обвиняю Эйрика, сына Торвальда, в том, что он незаконно первым напал на Эйольва, сына Хамунда, и нанес ему рану, которая оказалась смертельной и от которой Эйольв умер. Я объявляю об этом при девяти соседях места убийства, и объявляю по закону.
 Гейрстейн повторил это дважды, как тогда полагалось. Потом он снова назвал своих свидетелей и сказал:
 – Я призываю вас в свидетели того, что я требую, чтобы все эти девятеро соседей места убийства поехали на альтинг и засвидетельствовали, что Эйрик, сын Торвальда, первым незаконно напал на Эйольва, сына Хамунда, и нанес Эйольву рану, которая оказалась смертельной и от которой Эйольв умер. Я требую, чтобы вы сказали все, что сказать вас обязывает закон, что я потребую от вас на суде и что относится к этому делу. Я требую этого от вас по закону, так что вы сами слышите.
 И это он тоже повторил дважды.
 Эйрик узнал, что Гейрстейн начал против него тяжбу, и сказал Тьодхильд:
 – Найдется ли кто-нибудь среди твоих родичей, кто согласился бы оказать мне поддержку в этом деле? Сам я не слишком хорошо разбираюсь в законах и не смогу вести защиту.
 – Нечего рассчитывать на помощь моих родичей. Случилось то, о чем я тебя предупреждала. Сам теперь и выпутывайся. Не думаю, чтобы многие согласились помогать тебе, ведь ты ни с кем не желал знаться. К тому же, после того, что ты совершил, нет никакой надежды на благополучный исход дела.
 – Я не часто обращался к тебе за помощью, – сказал Эйрик. -
 И, как теперь вижу, правильно делал.
 Тогда Грелёд сказала:
 – Обратись к Торбьёрну, сыну Вивиля. Он не откажет тебе в поддержке. Человек он мудрый и уважаемый, и вряд ли кто-то лучше него знает законы.
 – Это хороший совет, – сказал Эйрик. – Так я и сделаю.
 Тьодхильд сказала:
 – Запомни, Грелёд, если Эйрика изгонят, ты тоже здесь не останешься. Мне надоело, что ты все время лезешь не в свое дело и держишься так, как будто хозяйка здесь ты, а не я.
 – Конечно, я не останусь, – ответила Грелёд. – Уж в этом ты можешь быть уверена.
 Эйрик поехал на Купальный Склон к Торбьёрну и рассказал о случившемся.
 – Дела мои, похоже, плохи. Я не знаю законов и не смогу вести тяжбу. Я всегда стремился к тому, чтобы самому выбирать законы, по которым мне жить. Теперь-то я вижу, что из этого ничего не выйдет, пока я живу в Исландии. А податься отсюда мне некуда, и придется, видно, считаться с тем, что здесь принято.
 И он попросил Торбьёрна о поддержке.
 – Согласен, – сказал Торбьёрн. – Я возьму на себя ведение тяжбы, потому что считаю, что твое дело правое. Но это дорого нам обойдется, и не следует особо рассчитывать на успех.
 Эйрик поблагодарил Торбьёрна, как умел, и вернулся домой.
 Вот подошло время альтинга, и Эйрик с Торбьёрном поехали на поле тинга. Тогда у каждого рода была на поле тинга своя палатка, а вернее сказать землянка: земляные стены, которые на время тинга покрывали сукном или кожами. У Эйрика не было своей землянки, и он стал жить в землянке Торбьёрна.
 Вот тинг начался. На третий день Гейрстейн поднялся на Скалу Закона, назвал своих свидетелей и сказал, что обвиняет Эйрика в убийстве Эйольва, сына Хамунда. Затем он сказал так:
 – Я говорю, что за это Эйрик должен быть объявлен вне закона и изгнан, и никто не должен давать ему пищу, указывать путь и оказывать какую-нибудь помощь. Я говорю, что он должен лишиться всего добра, и половина его должна отойти мне, а другая половина – тем людям из четверти, которые имеют право на добро объявленного вне закона.
 Здесь нужно сказать, что Исландия была тогда поделена на четыре четверти: северную, восточную, южную и западную, и у каждой четверти был свой суд.
 Гейрстейн говорил дальше и сказал:
 – Я объявляю об этом суду южной четверти, в котором по закону должно рассматриваться это обвинение. Я объявляю ою этом по закону. Я объявляю об этом со Скалы Закона, так, чтобы все слышали. Я объявляю, что Эйрик, сын Торвальда, должен быть судим этим летом и объявлен вне закона.
 Люди нашли, что Гейрстейн говорил хорошо и складно. Вот пришло время, когда суды должны были разбирать дела. Гейрстейн назвал свидетелей и принес присягу. Потом он изложил свое дело суду. Затем он велел соседям занять свои места.
 – Гейрстейн допустил ошибку, – сказал Торбьёрн Эйрику. – Ведь один из соседей, которых он назначил, находится с ним в троюродном родстве.
 Торбьёрн выступил перед судом и сказал:
 – Я отвожу этого человека из числа соседей, потому что он троюродный родственник Гейрстейна. Я отвожу его законным отводом, по установлениям альтинга и общенародным законам.
 Потом Торбьёрн обратился к оставшимся восьмерым соседям и сказал:
 – Вы должны быть справедливы к обеим сторонам. Вы должны объявить суду, что не можете вынести решения, потому что вас восемь, а должно быть девять.
 Тут Гейрстейн приуныл, а люди стали говорить, что тяжба, похоже, проиграна. Гейрстейн отправился в землянку своего родича Одди и спросил, не знает ли он, как спасти тяжбу.
 – Это не так уж сложно, – сказал Одди. – Назови своих свидетелей и дай присягу в том, что большинство соседей назначены правильно. А за того, кого Торбьёрн отвел, тебе придется заплатить три марки серебра. Тогда, по закону, тяжба может продолжаться.
 Гейрстейн сделал все, как сказал Одди. Тут уж приуныл Торбьёрн.
 – Не иначе, как кто-то помог Гейрстейну, – сказал он. – Я уверен, что сам он не знал этого закона.
 Эйрик спросил, есть ли у них еще возможность сорвать суд.
 – Нет, – сказал Торбьёрн. – Но я постараюсь добиться более мягкого приговора. Однако будь готов к тому, что дешево отделаться не удастся.
 – Эьто не так уж важно, – сказал Эйрик. – В любом случае, я сумею постоять за себя. Мне просто хотелось узнать, насколько это сложно – добиться справедливого решения.
 Торбьёрн сказал:
 – Мы с тобой не так понимаем справедливость, как большинство людей.
 Тяжба между тем идет своим чередом. Свидетели принесли присягу и дали свои показания. Потом Гейрстейн выступил перед судом и сказал:
 – Я требую, чтобы соседи, которых я вызвал для этой тяжбы против Эйрика, сына Торвальда, вынесли бы решение, виновен он или нет. Я требую этого по зкону, на суде, так что все судьи слышат это.
 Соседи выступили перед судом. Один из них произнес решение, а остальные подтвердили его. Вот что он сказал:
 – Мы все принесли присягу, и вынесли решение, и были единодушны в своем решении. Мы выносим решение против Эйрика и объявляем, что он виновен в том, в чем его обвиняют. Мы выносим это решение в суде южной четверти, как этого потребовал от нас Гейрстейн.
 – Так я и знал, что этим кончится, – сказал Эйрик. – Не стоило и надеятся на что-то другое. Однако Гейрстейну придется еще немало потрудиться, чтобы получить то, что он себе отсудит: мою жизнь и мое добро.
 Нужно сказать, что в Исландии испокон веку не было никакого войска, и исполнять приговоры суда приходилось самим истцам.
 Впрочем, дела это не меняло: никто из объявленныхвне закона не умер своей смертью. Говорят, один человек по имени Греттир прожил вне закона девятнадцать зим, а другой, Гисли, – тринадцать, но и они в конце были убиты.
 Торбьёрн сказал Эйрику:
 – Еще не все потеряно. Ведь мне должны дать слово для защиты.
 Вот Гейрстейн снова выступает перед судом и говорит так:
 – Я предлагаю Торбьёрну, сыну Вивиля, которому Эйрик передла защиту своего дела, изложить свои возражения против того обвинения, которое предъявлено Эйрику, сыну Торвальда. Я предлагаю по закону, на суде, так что судьи слышат.
 Торбьёрн встал и назвал своих свидетелей. А это были те два работника, что пасли тогда овец с Кьяртаном и Браном. Они были свободными людьми и могли выступать в суде. Торбьёрн сказал:
 – Я призываю вас в свидетели того, что я возражаю против обвинения, которое Гейрстейн предъявил Эйрику, сыну Торвальда. Я возражаю законным возражением, на том основании, что в тот день, когда Эйрик убил Эйольва, сына Хамунда, Эйольв поехал к Эйрику м враждебными намерениями, первым незаконно напал на его людей и убил двух рабов. Я требую, чтобы эти убийства были учтены судом.
 Я требую, чтобы из наказания, полагающегося Эйрику за убийство свободного человека, судьи вычли то наказание, которое полагалось бы Эйольву за убийство двух рабов. Я требую этого по закону, так что судьи меня слышат.
 Когда Торбьёрн кончил говорить, Эйрик спросил:
 – Много ли останется от моего наказания?
 – Мало, – сказал Торбьёрн. – Но подожди радоваться. По правде говоря, мое требование не вполне законно, но я надеюсь, что Гейрстейн этого не знает.
 Свидетели Торбьёрна принесли присягу и подтвердили слова Торбьёрна. Они сказали, что Эйольв убил двух рабов Эйрика, Кьяртана и Брана. Гейрстейн не стал отводить возражение. Он сказал:
 – Что верно, то верно. Хотя никто не скажет, что Эйольв убил этих рабов без причины. Пусть судьи теперь вынесут приговор. Но если вы, Торбьёрн и Эйрик, и дальше будете юлить и крючкотворствовать, я начну против вас тяжбу за умышленный обвал на усадьбу Вальтьова.
 И Гейрстейн сказал судьям, чтобы они судили. В конце дня был вынесен приговор. Эйрика присудили к изгнанию из южной четверти, и он должен был уплатить родичам Эйольва виру в пять марок серебра. Такой же выкуп ему пришлось заплатить родичам Храфна Драчуна.
 – На этот раз обошлось, – сказал Торбьёрн. – Но будь осторожен: может случиться, что в другой раз выкрутиться не удастся.
 Эйрик стал благодарить Торбьёрна. Торбьёрн сказал:
 – Благодари не меня, а судьбу, что дала нам не самых мудрых противников. Гейрстейн мог бы отвести мое возражение, знай он законы получше.
 – Теперь-то я увидел, на что годны эти законы, – сказал Эйрик. – Выходит по ним, кто лучше умеет молоть языком, тот и прав.
 Потом Эйрик и Торбьёрн поехали по домам. Эйрик, не мешкая, грузит добро на корабль, а остальное продает, и плывет на запад, в Брейди-фьорд (Широкий фьорд). Он должен был покинуть южную четверть до середины зимы, иначе его объявили бы вне закона. Эйрик купил два острова в Широком фьорде – Пушичный и Бычий. Он сказал:
 – Не очень-то хорошо я умею ладить с соседями. Для всех будет лучше, если я поселюсь на острове, пусть люди пореже попадаются мне на глаза.
 После тяжбы с Гейрстейном Эйрик стал известным человеком в Исландии. Большинство считали его гордецом и забиякой, но были и такие, кто говорил, что он вел себя, как подобает мужчине. И все сходились на том, что эта тяжба принесла ему славу. Многие теперь приглашали Эйрика на пиры и звали погостить. Эйрик сдружился с некоторыми из своих новых соседей, что жили на островах Широкого фьорда: с Херьольвом, Стюром, Эйольвом и другими. Первую зиму он провел у Стюра с Южного острова. Летом он построил усадьбу на Бычьем острове и назвал ее Эйрикова усадьба. Эйрик жил, как и прежде, на широкую ногу.
 Тем летом у Эйрика и Тьодхильд родился второй сын. Его назвали Торстейном. Рассказывают, что Эйрик так любил своих сыновей, что нянчился с ними чуть ли не больше матери.
 Осенью Эйрик позвал соседей на пир. Приехали Стюр, Эйольв со Свиного острова, Херьольв и много другого народу, а также Торгест с Широкого Двора. Этот Торгест был очень жаден до денег и любил роскошь. Говорят, он даже спал у себя дома на тюфяке из гагачьего пуха.
 У Эйрика были красивые резные доски красного дерева, которые приделывали к скамьям во время праздников. Вот и теперь Эйрик велел украсить ими скамьи. Пока продолжался пир, Торгест не сводил глах с этих досок. После пира гости стали разъезжаться. Эйрик дал каждому богатые подарки, как было принято в то время.
 Торгесту достался золотой перстень.
 – Красивый перстень, – сказал Торгест. – Да и пир был хорош.
 Но люди стали бы еще больше прославлять твою щедрость, если бы ты дал мне вместо перстня вот эти скамьевые доски. Уж очень они мне приглянулись.
 – Это чресчур, – сказал Эйрик. – Ведь таких досок нет больше ни у кого в Исландии. Торвальд, мой отец, добыл их в викингском походе, когда воевал на юге, в Стране Франков.
 – Значит, ты не хочешь подарить мне доски?
 – Не хочу, – говорит Эйрик.
 – Тогда дай мне их взаймы, и я верну тебе их сразу после праздника середины зимы.
 Эйрик нехотя согласился, и Торгест увез доски к себе на Широкий двор. Торбьёрн, сын Вивиля, сказал:
 – Опрометчиво ты поступил. Этот Торгест так скуп, что тебе нелегко будет вытребовать назад свое добро.
 – Пусть только попробует не отдать, – сказал Эйрик.
 После праздника середины зимы Эйрик послал Коля, своего работника, к Торгесту за досками. Вскоре Коль вернулся ни с чем.
 Он сказал, что Торгест не хочет возвращать доски.
 – Сначала он говорил, что вовсе не брал их, а потом, когда я увидел их у него в доме, он сказал, что получил их в подарок.
 – Он поплатится за это! – говорит Эйрик и идет к ларю с оружием. Его лицо и шея побагровели, как это всегда случалось с ним, когда он гневался. Тьодхильд сказала:
 – Вот ты каков, Эйрик! Готов убить человека за пару никчемных досок!
 Эйрик сказал, что дело не в досках.
 – Но я никому не позволю грабить меня и водить за нос, пользуясь моей добротой. Я не собираюсь убивать Торгеста: слишком много чести. Но свое добро я у него заберу.
 Эйрик взял с собой шестерых работников. Они плывут на лодке, а потом идут пешком, пока не приходят к Широкому двору. Эйрик врывается в дом и сразу видит свои доски: они стоят у стены.
 Торгеста в доме не было. Эйрик отталкивает людей Торгеста, берет доски и выходит.
 – Едем домой, – говорит он своим людям. – У Торгеста хватило ума не попадаться мне на глаза.
 Они идут к берегу, где оставили лодку. Коль говорит:
 – Какие-то люди гонятся за нами. По-моему, это Торгест и его сыновья, и с ними еще четверо.
 Эйрик остановился и стал ждать, пока те приблизятся. Когда первый из бегущих оказался на расстоянии полета копья, Эйрик бросил копье и пронзил этого человека насквозь. А это был один из сыновей Торгеста. Тогда Торгест крикнул своим людям, чтобы они смелее нападали и рубили изо всех сил.
 – И пусть никто из них не уйдет отсюда живым!
 Потом Торгест стал поносить Эйрика и называть его вором и рыжим недомерком. Эйрик сказал:
 – Языком молоть всякий умеет, не то, что рубиться мечом. Что-то ты никак не решишься подойти ко мне ближе, только брешешь издалека, как трусливая собака.
 Вот люди Торгеста подбегают к Эйрику. Они бьются, и Эйрик убивает другого сына Торгеста, а Коль – еще одного человека. Тут Торгест видит, что дело плохо, и велит своим отступать. Эйрик и его люди не стали их преследовать и вернулись к себе на Бычий остров. В ту же ночь еще трое умерли от ран: двое у Торгеста и один у Эйрика.
 С тех пор в Эйриковой усадьбе все мужчины постоянно были при оружии. Эйольв, Стюр и Херьольв обещали Эйрику свою поддержку и готовы были приехать, как только станет известно, что Торгест готовится к нападению.
 Торгест собрал у себя много народу. Ни та, ни другая сторона не нападала, и так продолжалось долго. В конце лета к Эйрику на Бычий остров приехал Торбьёрн. Эйрик встретил его с большими почестями и спросил, что слышно нового.
 – Новости есть, – сказал Торбьерн. – и все больше плохие.
 Торгест собирается вызвать тебя в суд за убийство сыновей, а твоих людей – за убийство двоих работников.
 – Такое уже приключалось со мной, – сказал Эйрик. – Тогда все обошлось. Если ты и в этот раз поможешь мне, думаю, мы сумеем посрамить Торгеста.
 Торбьёрн сказал:
 – Не надейся на это. Теперь все обстоит гораздо хуже, чем тогда. Торгест заручился поддержкой многих влиятельных людей, и они намерены расправиться с тобой во что бы то ни стало. На примирение они не согласятся, даже если ты предложишь двойную виру за каждого убитого.
 – Означает ли это, что ты отказываешься мне помочь?
 – Нет. Я сделаю все, что смогу, но боюсь, что этого будет мало.
 – Только это я и хотел узнать: что ты не откажешь мне в помощи, даже если дело безнадежно, как теперь.
 Торбьён сказал:
 – Ты должен передать мне право вести тяжбу, по закону и при свидетелях.
 – Нет, – сказал Эйрик. – Достаточно того, что я убедился в твоем благородстве, а злоупотреблять им я не хочу. Раз дело безнадежно, не будем попусту тратить время. Я не передам тебе тяжбу, а сам и вовсе не поеду на тинг.
 Тьодхильд сказала:
 – Что я слышу, Эйрик! Ты отказываешься от защиты и обрекаешь себя на верную гибель! Никогда ты не отличался умом, но такой глупости я от тебя не ожидала: бросаться в бой из-за жалких скамьевых досок и сидеть сложа руки, когда речь идет о твоей жизни! Подумал бы хоть о том, что обрекаешь своих детей на нищету: ведь объявленный вне закона лишается и земли, и всего добра.
 – Это верно, – сказал Эйрик. Потом он помолчал немного и добавил:
 – Я позабочусь, чтобы моим сыновьям не пришлось ходить с сумой, когда я буду осужден.
 Он обратился к Торбьёрну и сказал:
 – Друг Торбьёрн! Я хочу отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал. Я дарю тебе Пушичный остров вместе со всеми постройками и скотом, который там пасется, а также половину всего добра, что есть в доме. Я делаю это сейчас, пока еще могу распоряжаться своим добром. Я хочу передать тебе право на владение этой собственностью по закону и при свидетелях, и пусть дарственная вступит в силу за день до суда.
 Торбьёрн принялся отговаривать Эйрика, но все было тщетно7
 Тогда Торбьёрн сказал:
 – Я сберегу твое добро и верну его тебе, если будет такая возможность. И я обещаю позаботиться о твоей жене, сыновьях и всех домочадцах. Никто из них не будет терпеть нужды, пока я жив.
 Торбьёрн и Эйрик расстались еще большими друзьями, чем были, если такое возможно. Эйрик раздарил много добра другим своим друзьям: Херьольву, Стюру, Эйольву и Ингольву с Островного Лежбища. Договоры вступали в силу за день до суда, а совершалось все в большой тайне, так что Торгест ни о чем не подозревал. Эйрик оставил себе только Бычий остров, свою усадьбу и корабль, а также ту часть имущества, которое являлось приданым Тьодхильд, и ее не могли отобрать по суду.
 Вот приходит время тинга, и Торгест начинает тяжбу. Он хорошо ведет дело и не допускает ни одной ошибки. На тинге нет ни ответчика, ни другого человека, которому была бы поручена защита. Кончается дело тем, чего и следовало ожидать: Эйрика и его людей объявляют вне закона. Это означало, что они лишаются всего добра, всякий может безнаказанно их убить, и никто не должен давать им пищу, указывать путь и оказывать другую помощь.
 Сразу после тинга Торгест едет с большим отрядом на острова, чтобы убить Эйрика и завладеть его добром.
 Тем временем Эйрик узнает о случившемся, и по нему не видно, чтобы он пал духом. Он сказал:
 – Не страшна та беда, к которой успел подготовиться. Не видать Торгесту ни меня, ни моего добра.
 – Что ты задумал? – спрашивает Тьодхильд.
 – Снаряжу корабль и уеду отсюда.
 – Нет такого места, где бы тебя ждали. Если ты даже здесь не ужился, то в странах, где правят конунги, а не законы, не уживешься и подавно.
 Эйрик сказал:
 – Мне и не нужно, чтобы меня ждали. Я сыт по горло этой страной и ее законами. Тем более я не поеду на восток, в Норвегию или любую другую страну, где и вовсе нет правды.
 – Так куда же ты собрался?
 – Поплыву на запад, в открытое море.
 Когда Тьодхильд услышала эти слова, она набросилась на Эйрика с бранью и стала всячески поносить его и называть глупцом.
 – Ты еще более безумен, чем я предполагала. Что ты будешь делать на западе, где нет ничего, кроме моря до самого края света? Многих уносило в те воды бурей, но мало кто вернулся живым, и никто не встречал там земли.
 – А я слышал, что Гуннбьёрн, сын Ульва Вороны, открыл на западе какие-то островки и видел большую землю.
 – Гуннбьёрн был припадочный и к тому же глупец. Всем известно, что ему померещились эти островки, ведь он так и не смог потом отыскать их, хотя дважды пытался.
 – Может, и так, и все же я остаюсь при своем решении. Я не вижу для себя другого выхода, кроме как открыть новую землю и поселиться там. Даже если я не найду земли и погибну в море, все равно это лучше, чем пасть от руки вора и труса, или жить в чужой стране и подчиняться законам, конунгам или кому-то еще.
 Тьодхильд сказала:
 – Вижу, тебя не убедить. Поступай, как знаешь. Мне нет дела до твоих дурацких выходок. И не надейся, что я поеду с тобой.
 – Я и не надеюсь, – сказал Эйрик.
 Тогда Тьодхильд забирает свое приданое и едет в Ястребиную долину к Ёрунду, своему отцу. Но о разводе она не объявляет. Тьодхильд взяла с собой Торстейна, их младшего сына, но старшего,
 Лейва, Эйрик не отпустил. Рассказывают, будто они долго из-за этого бранились и только что не подрались.
 В тот же день Грелёд пришла к Эйрику и завела такой разговор:
 – Я слышала, тебе предстоит нелегкое плавание.
 – Не известно, каким оно будет, – ответил Эйрик. – В любом случае, едва ли я поверну назад.
 – Я тоже так думаю. Тебе всегда удается задуманное, и удача редко оставляет тебя, иначе ты не решился бы взять с собой сына.
 – Зачем ты говоришь мне все это?
 – Когда я подарила корабль тебе и твоему отцу, мы условились, что мне не будет отказано в месте на этом корабле. Я хочу воспользоваться своим правом и поплыть с тобой. Тем более, что тебе понадобится женская помощь, раз ты берешь с собой Лейва.
 Эйрик сказал, что будет рад, если Грелёд поедет.
 Вот стало известно, что Торгест с войском едет на Бычий остров. У Торгеста было так много народу, что они едва помещались в двадцати лодках. Эйрик тогда грузит на корабль остатки своего добра, перегоняет корабль в Эйриков залив и прячет его там. Потом он едет на Свиной остров к Эйольву, своему другу, и просит спрятать его и тех из его людей, кого объявили вне закона, на то время, пока Торгест обыскивает острова. Эйольв укрыл их в заливе Димуна. Оттуда они ходили к кораблю и тайно снаряжали его для дальнего плавания. С Эйриком остались некоторые из его домочадцев, а другие поехали на Купальный Склон к Торбьёрну. Сам Торбьё рн жил в эти дни у Стюра, эйрикова друга, чтобы быть поблизости, если Эйрику понадобится помощь.
 Торгест обыскивал острова несколько дней и никого не нашел.
 Это его весьма опечалило, а пуще всего он огорчился, когда узнал, что добра ему достанется куда меньше, чем он рассчитывал.
 Торгест уехал с островов, но не прекратил поисков и искал теперь на берегу.




 III


 В середине лета Эйрик вышел в море у Ледника Снежной Горы. С ним поехали Грелёд и Лейв, и еще 20 человек. Его друзья Стюр,
 Херьольв, Торбьёрн, Эйольв и Ингольв проводили его за острова.
 Эйрик обещал вернуться, если найдет землю на западе, и забрать с собой тех, кто захочет туда переселиться.
 Два дня корабль плыл с восточным ветром. Как только земля пропала из виду, ветер переменился, и их стало относить к югу.
 Эйрик приказал убрать парус и грести на запад. Он сам сел за весла и греб вместе со всеми. Через несколько дней ветер усилился и перешл в бурю.
 Когда море успокоилось, люди Эйрика заметили стаю птиц на северо-западе и решили, что там и лежит земля, которую они ищут.
 Они гребли два дня, а потом подул попутный ветер, и они поставили парус.
 Наконец впереди показалась земля. Эйрик встал на носу корабля и не отвечал, когда к нему обращались, а Лейв стоял рядом с ним. Потом Эйрик обернулся и сказал:
 – Теперь ясно: это та самая земля, которую я искал.
 Они подошли к скалистому мысу, спустили лодку и высадились.
 Осмотревшись, они увидели, что на этой земле можно селиться.
 Вдоль берега тянулись пастбища, а за ними поднимался горный кряж. Вершины гор разделялись ледниками, и ледники эти ярко сверкали на солнце. У подножия гор росли низкие, кривые деревья – береза, ольха и рябина. На берегу было много прибойного леса, пригодного для постройки домов.
 Эйрик и его люди вернулись на корабль и поплыли вдоль берега, выбирая место для зимовки. Они остановились на острове, который лежал в устье длинного фьорда. Эйрик дал имена фьорду и острову и назвал их Эйриксей (Эйриков остров) и Эйриксфьорд (Эйриков фьорд). Они построили два больших дома на Эйриксее и зазимовали там. Всю зиму они ловили в море рыбу и били морского зверя, так что у них не было недостатка в пище.
 Еще во время плавания Эйрик и Грелёд стали жить как муж и жена, а весною Грелёд родила сына. Эйрик назвал его Торвальдом в честь отца. Он сказал:
 – Жаль, что с нами нет моего отца, и он никогда не увидит этих метс и не узнает, что сын не посрамил его. Пусть этот мальчик будет славным викингом, как его дед. Думаю, он достойно продолжит дело, которое я начал, недаром же он – первый, кто родился в этой стране.
 Летом Грелёд с сыном оставалась на Эйриксее, и с ней еще несколько человек, а Эйрик плавал в обе стороны вдоль берега и выбирал место для постройки усадьбы. Лейв был на корабле вместе с отцом. Мальчику было всего пять зим, но он уже умел определять страны света и разбирался в устройстве корабля не хуже бывалых моряков.
 В то лето Эйрик достиг южной оконечности страны. Он открыл там множество островков и назвал их Эйриковы островки. На самом южном острове была высокая гора. Эйрик назвал ее Заслон-Горой, потому что под ней была удобная бухта, закрытая от ветра.
 На другое лето Эйрик поплыл на запад и на север вдоль берега. Грелёд поехала с ним. В одном из фьордов на севере они поймали очень много рыбы, и Эйрик назвал это место Пикшевый фьорд (Люсу-фьорд). Однажды они высадились на каменистом мысу. Эйрик нашел там остатки древних построек: земляные основания стен и следы кострищ. Все заросло травой и голубикой. Возле одной из стен лежал наконечник от гарпуна. Он был вырезан из кости. Эйрик долго смотрел на эти развалины. Потом он сказал:
 – Значит, мы не первые на этой земле. Кто-то нашел ее раньше нас, и вот какая судьба постигла этих людей! Как знать, не останутся ли когда-нибудь и от нас и наших домов лишь развалины и безымянные могилы.
 Грелёд сказала:
 – Судьба сильнее наших желаний, но дела, совершенные доблестными людьми, не становятся от этого менее славными.
 Они вернулись на корабль и поплыли дальше на север, заходя во фьорды. Один из фьордов вдавался далеко вглубь страны и заканчивался у подножия горы, покрытой снегом. Ледник подходил там почти к самому морю. Эйрик назвал эту гору Снежной.
 В конце лета они достигли группы небольших островов. Эйрик решил не плыть дальше, потому что в море стало попадаться много плавучих льдин, и с севера дули холодные ветры. Они высадились на одном из островков и заночевали там, а на утро Эйрик и Грелёд поплыли на лодке вокруг острова. Они огибают мыс и видят в воде большого белого зверя. Зверь плывет с острова на материк, и из воды торчат только голова и часть шеи. Это был белый медведь. Ни Эйрик, ни Грелёд никогда не слышали о такой диковине.
 – Надо добыть этого зверя, – говорит Эйрик. Они плывут наперерез медведю, и когда тот приблизился, Эйрик бросаил копье. Острие вонзилось в шею, и вода вокруг станола красной от крови.
 Медведь громко заревел, повернулся и поплыл к лодке. Он с такой силой работал лапами, что высунулся из воды почти наполовину.
 Тут Эйрик увидел, что зверь велик и силен, и смекнул, что им не поздоровится, если он доберется до лодки. Эйрик стал грести к берегу. Все же медведь настиг их и навалился на борт. Тогда Грелёд встала во весь рост и всадила второе копье медведю в загривок. Медведь отпустил лодку и плыл теперь медленнее. Грелёд дважды оттолкнула его веслом, и тогда только медведь утонул.
 Эйрик и Грелёд вернулись на корабль и рассказали об этом случае. Все хвалили Грелёд, что она не растерялась и действовала решительно. Эйрик сказал:
 – Пусть эти островки зовутся Медвежьими, – и добавил, что не уедет отсюда, пока не добудет хотя бы одного медведя. Он берет с собой трех спутников, и они несколько дней плавают на лодке между островами. Наконец они увидели на льдине медведя, и Эйрик сказал, что это подходящий медведь. Охотники бросили четыре копья и убили зверя. Он оказался таким большим, что не помещался в лодку. Тогда Эйрик снял с него шкуру и с этой шкурой вернулся к кораблю.
 Осенью Эйрик и его спутники отправились на Эйриксей и зазимовали там. Эйрик сказал:
 – По-моему, мы достаточно разведали страну. Здесь немало хороших мест для поселения, но саморе лучшее – в глубине Эйриксфьорда, на южном его берегу. Там я построю свою усадьбу.
 Этой зимой Грелёд родила дочь. У девочки были ярко-рыжие волосы, как у отца. Ее назвали Фрейдис.
 Весной они снарядили корабль и поплыли в Исландию. Во время плавния Грелёд сказала Эйрику:
 – Ты многое назвал здесь, но до сих пор не дал названия самой стране. А у нее должно быть хорошее название, если ты хочешь, чтобы люди сюда поехали.
 – Это верно, – сказал Эйрик. – Но, по-моему, тут нечего долго раздумывать. Страна должна называться Страной Эйрика, ведь это я ее открыл.
 – Это плохое название, – сказала Грелёд. – Люди полумают, что им придется во всем тебе подчиняться, и не поедут сюда.
 – Тогда пусть она зовется Гренландией (Зеленой Страной).
 Здесь, правда, не так много зелени, но люди охотнее поедут в страну с таким названием, чем если она будет называться Снежной или Холодной Страной.




 IV


 Эйрик благополучно достиг Исландии и бросил якорь в Широком фьорде. Ингольв с Островного Лежбища встретил его и сказал, что Эйрик может остановиться у него со всеми людьми и жить, сколько сочтет нужным. Эйрик принял приглашение. Он сказал:
 – Я хочу, чтобы ты устроил пир в честь моего возвращения, и позвал на этот пир всех моих друзей.
 – Это неразумно, – сказал Ингольв. – Ведь ты вне закона, так что лучше держать твой приезд в тайне.
 – Я не собираюсь ни от кого прятаться, – сказал Эйрик. -
 Напротив, я хочу, чтобы обо мне знало как можно больше народу, ведь у меня есть что рассказать людям. Я открыл новую страну и думаю предложить всем, кто захочет, поехать со мной занимать там земли.
 – Это другое дело, – сказал Ингольв. – Теперь, мне кажется,
 Торгесту стоит подумать, прежде чем нападать на тебя.
 И он обещал устроить пир в середине лета. Скоро все в Исландии узнали о возвращении Эйрика и о том, что он открыл новую страну. За несколько дней до пира на Островное Лежбище приехала Тьодхильд со своим сыном Торстейном. Она увидела, что там вовсю идет подготовка к празднику, и всем распоряжается Грелёд. Тьодхильд подошла к работникам и тоже стала распоряжаться, так что те не знали, кого им слушать, и ругали обеих. Потом Тьодхильд пришла к Эйрику и завела такой разговор:
 – Что это за красивая рубашка, которую ты носишь? Не помню, чтобы я шила такую.
 – Ее сшила Грелёд, пока мы жили в Гренландии, – ответил Эйрик7 – Ты думала, когда моя одежда износится, я приду к тебе?
 Далековато пришлось бы ездить.
 – Хорошая работа, – сказала Тьодхильд. – Не скажешь, что это сделано служанкой.
 – Грелёд никогда не была служанкой: ее род не менее знатен, чем твой. Если ты так уж хочешь знать, Грелёд – моя жена, она родила мне сына и дочь. И я нисколько не жалею об этом, потому что лучшей жены трудно найти.
 Тьодхильд сказала:
 – Ваш брак – незаконный, ведь я не давала тебе развода. А не поехала я с тобой только потому, что боялась за маленького Торстейна. Он не перенес бы всех трудностей этого плавания. И, конечно, я не ожидала, что ты так опозоришь и меня, и себя.
 – Законы мне теперь не указ, – ответил Эйрик. – И мне все равно, что будут говорить люди. Я не собираюсь тебя прогонять, поскольку ты и вправду не объявляла о разводе, но и Грелёд останется со мной.
 Тьодхильд пришла в большой гнев и стала кричать так, что ее слышали во всем доме:
 – Я не позволю ей ехать с тобой! Ты станешь конунгом в Гренландии, и все будут судачить о том, как ты живешь. Я не хочу, чтобы я и мои дети стали посмешищем!
 Эйрик сказал, что не желает больше об этом разговаривать.
 – Я и сама вижу, что это бесполезно, – сказала Тьодхильд. -
 Но не думай, что я не найду на тебя управы.
 Вот подошел день пира, и на Островное Лежбище приехали все друзья Эйрика и много другого народу. Было подано хорошее угощение. Эйрик рассказывал о Гренландии, а гости хвалили его и говорили, что рады были бы поселиться в этом благодатном краю.
 Тьодхильд и Грелёд носили брагу в кувшинах и кислое молоко.
 После того, как убрали столы и посуду, Тьодхильд вошла в пристройку, где Грелёд складывала ножи и миски.
 – Мне кажется, сегодня ты делала лишнюю работу, – сказала Тьодхильд. – Я бы и сама справилась. В другой раз лучше не выходи к гостям, если не хочешь, чтобы о тебе пошла дурная слава.
 – Не понимаю, о чем ты, – говорит Грелёд.
 – По-моему, ты слишком вольно держишься с моим мужем. Люди могут подумать, что Эйрик соблазнил тебя. Если так пойдет и дальше, тебе нелегко будет выйти замуж.
 – Ты, кажется, смеешься надо мной, Тьодхильд. Зачем мне другой муж? Я жена Эйрика, и я родила ему двоих детей.
 – В одном ты права, – говорит Тьодхильд. – Второй муж тебе действительно не понадобится.
 С этими словами Тьодхильд хватает один из ножей и со всей силы рубит Грелёд по шее. Кровь заливает Грелёд грудь и лицо, и она тут же умирает. Потом Тьодхильд бросает нож, выходит во двор и ведет себя так, словно ничего не случилось.
 Люди много говорили об убийстве Грелёд, и некоторые подозревали Тьодхильд в этом злодеянии. Эйрик долгое время был очень мрачен и неразговорчив. Он запретил всем рассказывать об этом событии и говорить плохо о Тьодхильд. Грелёд он похоронил на Островном Лежбище с большими почестями.
 Теперь нужно рассказать о том, что Торгест с Широкого Двора узнал о возвращении Эйрика и тотчас же поехал в Длинную долину к своему родичу Аслаку.
 – Я хочу, чтобы ты помог мне расправиться с Эйриком Рыжим, – сказал Торгест Аслаку. – Сделать это нужно быстро, потому что скоро он навсегда покинет страну и уедет в Гренландию. А в одиночку мне с ним не справиться, ведь у него теперь много друзей.
 Аслак сказал:
 – Не буду я тебе помогать. По-моему, давно пора забыть старые распри. Никто не назовет твой поступок благородным, если ты убьешь Эйрика. Ведь он открыл новую страну, а это большое дело.
 На мой взгляд, Эйрик принес нам больше пользы, чем вреда. Пусть он уезжает в Гренландию, а вместе с ним и все наши враги. Если же ты убьешь его, тебе придется туго, ведь Эйрика поддерживают многие знатные люди. Они его чуть не на руках носят с тех пор, как он пригласил их занимать землю в Гренландии.
 Аслак долго отговаривал Торгеста. Наконец тот сказал:
 – Все это верно, что ты говоришь. Но не могу же я не отомстить за своих сыновей! Раз ты не хочешь мне помочь, я попрошу других.
 И Торгест ездит по дворам и уговаривает друзей и родичей оказать ему поддержку. Но все отвечают ему то же, что и Аслак.
 Кончилось тем, что Торгест отправился к Эйрику в одиночку.
 Эйрик встретил его у дома Ингольва на Островном Лежбище. С Эйриком было тогда пятнадцать вооруженных людей, все они стояли поблизости. Эйрик усмехнулся при виде Торгеста и спросил, чего это он вздумал пожаловать. Торгест сказал:
 – Я приехал узнать, не хочешь ли ты заплатить мне виру за сыновей.
 – С какой стати? Ты и так неплохо поживился моим добром.
 – Теперь, говорят, ты снова разбогател, – сказал Торгест. – А мне мало что досталось из твоего имущества, и ты это знаешь не хуже меня.
 – А как ты поступишь, если я все-таки не стану платить?
 – Тогда я вызову тебя на поединок!
 В то время поединки в Исландии еще не были запрещены.
 – Не знаю, что для меня хуже, – сказал Эйрик. – Но, видно, придется все же выбирать, уж больно ты надоедлив.
 Потом Эйрик подумал немного и сказал, что выбирает поединок.
 – Будем биться на вершине вон того холма, – сказал он. – Там как раз есть ровное место.
 Они поднимаются на горку и втыкают по краю площадки ореховые жерди, как это было принято у язычников. Потом они начали биться, и бились с большим упорством, пока не изрубили друг другу щиты. Торгест нанес Эйрику легкую рану, но тот как будто не заметил этого и продолжал бой. Потом он спросил Торгеста, не хочет ли тот передохнуть.
 – Пожалуй, – говорит Торгест. И они садятся и отдыхают.
 – По-моему, сегодня я возьму верх, – говорит Торгест. – У Широкого Двора ты бился лучше.
 – Что поделаешь, – говорит Эйрик. – Сказать по правде, мне сейчас нет дела ни до тебя, ни до этой распри.
 Вот они бьются снова, и теперь Эйрик ранит Торгеста, но тот не хочет прекращать бой. Вскоре Эйрик говорит:
 – Подожди-ка. У меня башмак развязался.
 – Тем хуже для тебя, – говорит Торгест.
 – Что же, ты не дашь мне завязать башмак?
 – И не подумаю.
 – А я все-таки завяжу, – говорит Эйрик. И он садится и завязывает башмак, а Торгест стоит над ним с занесенным мечом. Потом он опускает меч и говорит:
 – Я буду считать это твоим поражением.
 – Считай это чем угодно, – отвечает Эйрик.
 Тут Торгест поспешно убирает меч в ножны.
 – Итак, ты побежден, – говорит он. – Так что придется все же раскошелиться.
 – Будь по-твоему, – говорит Эйрик. – Есть у меня одна вещь, как раз для тебя.
 Они спустились к дому, и Эйрик вынес Торгесту шкуру белого медведя.
 – Это большое сокровище, – сказал Эйрик. Торгест схватил шкуру и принялся ее щупать.
 – Никогда я не видел такого красивого белого меха. Что это за зверь?
 – Белый медведь, – сказал Эйрик. – Он водится только в моей стране, которую я открыл.
 Торгест сразу смекнул, что шкура стоит больших денег, и не мог скрыть своей радости. Тут и состоялось их примирение. Торгест и Эйрик поклялись отныне не причинять никакого вреда друг другу. Так закончилась эта распря.
 Весной Эйрик стал снаряжать корабль, чтобы плыть в Гренландию. Вместе с ним собрались плыть его друзья. В начале лета они отплыли из Широкого и Городищенского фьордов на 25 кораблях. В то лето поехали в Гренландию Херьольв, Стюр, Ингольв, Храфн и многие другие.
 Как только земля скрылась из виду, попутный ветер стих, а вслед за тем началась буря. Корабли разметало по морю. Гребцы налегали на весла, чтобы удержаться носом к волне, но не всем это удавалось. Никто не помнил такой бури. Она продолжалась два дня. Семь кораблей утонуло, четыре отнесло обратно к берегам Исландии. Всего четырнадцать кораблей продолжали путь. Однажды моряки увидели: море на горизонте как будто поднялось. С юга на них двигался гигантский водяной вал, такой длинный, что концов его не было видно. Гребцы в ужасе побросали весла и стали молить богов пощадить их, а некоторые в сердцах проклинали Эйрика и его страну. На корабле Херьольва был один христианин с Гебридских островов. Херьольв сказал ему:
 – Проси своего бога спасти нас, видишь, нашим богам и дела до нас нет!
 Тогда этот христианин призвал на помощь Иисуса и Святую деву. Водяная гора приблизилась, корабли плавно поднялись на вершину и медленно спустились к подножию. После этого плавание было благополучным, но многие сочли появление чудо-волны дурным предзнаменованием.
 Вскоре все четырнадцать кораблей достигли Гренландии. Здесь многие стали выбирать землю, и поступали так: бросали в море столб с изображением бога Тора. Потом плыли за столбом и высаживались там, где столб прибивало к берегу. Нужно сказать, что почти все первые гренландцы были ярыми язычниками, и многие из них потому и поплыли в Гренландию, что в Исландии в то время уже пошли разговоры о новой вере и появились христианские проповедники.
 Эйрик поселился в Эйриковом фьорде, как и хотел. Он построил там большие дома и назвал усадьбу Браттахлид (Крутой Склон).
 Многие поселенцы заняли земли к югу и северу от Эйрикова фьорда, и эти дворы стали называться Восточным поселением (Эстербюгд). Другие же поехали дальше на запад и поселились в окрестностях Пикшевого фьорда. Это поселение называют Западным (Вестербюгд).
 Нужно сказать, что в Гренландии долгое время не было ни конунга, ни тинга, ни законов. При этом там было куда меньше распрей и убийств, чем в других странах. Сигфус, сын Гудбранда, считает это обстоятельство странным и весьма примечательным.
 Вот что рассказывают о первых гренландцах.
 Жил в Исландии человек по имени Сёльви. Он был небогат и решил попытать счастья в Гренландии. В то лето, когда Эйрик собирал переселенцев, Сёльви пришел к нему и сказал:
 – Я хотел бы поехать в Гренландию, если ты согласишься взять меня на свой корабль.
 Эйрик сказал:
 – Хорошее дело ты задумал, и я, конечно помогу тебе. В Гренландии всем хватит места. Однако, этого не скажешь о моем корабле. Ведь ты не первый, кто пришел ко мне с такой просьбой. Вот как мы поступим: ты поплывешь на корабле моего друга Храфна. Думаю, он не откажет, если я сам попрошу его.
 Сельви поехал в Гренландию с Храфном. Они сошли на берег в Эйриковом фьорде. Тут Храфн стал требовать с Сёльви плату за переезд. Сёльви сказал:
 – Не было у нас такого договора. И ты знаешь, что мне нечем заплатить тебе.
 – Я этого так не оставлю, – сказал Храфн. – Имей в виду, я и сам могу взять то, что мне причитается.
 После этого Храфн поехал выбирать место для усадьбы, а Сёльви остался на берегу, там, где они высадились. Он поставил палатку и жил там некоторое время. Работники Храфна пришли к Сёльви, когда того не было на месте, и унесли все его добро: немного серебра и полсотни локтей сукна. Сёльви сильно разгневался. Он отправился к Эйрику и все рассказал ему.
 – Может, я и вправду должен был заплатить Храфну, но теперь он сам мне кое-что должен.
 Тогда Эйрик позвал Храфна и сказал:
 – Разве мало у тебя добра, Храфн, что ты ограбил этого бедняка? Это серебро и сукно, которое ты взял у него, не прибавят тебе богатства, а славы и подавно. И я не хочу, чтобы гренландцы враждовали между собой.
 Эйрик потребовал, чтобы Храфн вернул Сёльви его добро и помирился с ним. Эйрик дал Сёльви хорошую землю в долине Сёльви, а Храфну – на севере, в Храфновом фьорде.
 Гренландия была заселена в лето от Рождества Христова 985.




 V


 Теперь нужно рассказать о том, что у Херьольва, Эйрикова друга, который также поехал в Гренландию, был сын по имени Бьярни. Он подавал большие надежды. Смолоду Бьярни ездил по чужим странам и торговал. Дела его шли так успешно, что вскоре у него был уже свой корабль. Бьярни слыл человеком надежным и верным, и притом весьма упрямым. Его трудно было заставить изменить решение. Он продолжал держаться своего даже тогда, когда любой другой давно бы уже отступился.
 У Бьярни было заведено проводить одну зиму у отца, другую в чужих краях. В ту зиму, когда Эйрик жил у Ингольва и готовился к переселению, Бьярни был в Норвегии. Летом он приехал в Исландию.
 Он намеревался, как обычно, провести зиму у отца, но тут узнал, что Херьольв переселился в Гренландию, оставив свой хутор. Бьярни сильно огорчился. Его люди уже разгружали корабль, но Бьярни остановил их.
 – Грузите все назад, – сказал он.
 Его спросили, что он собирается делать.
 – Хочу плыть в Гренландию, если вы согласны меня сопровождать. Жаль, что отец не дождался меня, но я не стану из-за этого отказываться от заведенного порядка. Я проведу зиму у отца, как обычно.
 Все ответили, что как он решит, так они и сделают. Бьярни был щедр и хорошо платил людям, но никогда не давал сверх того, что обещал.
 Бьярни попытался найти кого-нибудь, кто плавал в Гренландском море и мог бы помочь им добраться до места. Но ему сказали, что никто там не плавал, кроме тех, кто переселился в Гренландию этим летом.
 Был среди спутников Бьярни купец-южанин по имени Тюркир. Он отговаривал Бьярни от плавания.
 – Неразумно пускаться в путь, не зная дороги, – говорил он.
 – Лучше нам дождаться, пока сюда приедет кто-нибудь из гренландцев.
 Бьярни сказал:
 – Многие назовут мой поступок неразумным. Но это лучше, чем прослыть человеком, который не держит слова и, чуть что, отказывается от своих решений. Раз уж я надумал провести зиму у отца, то так и сделаю, и ничто меня не удержит, кроме разве что смерти. А за ценой я не постою: каждому, кто поедет со мной, заплачу по марке серебра.
 Люди Бьярни отнесли весь груз обратно на корабль. Они взяли запас дров, воды и пищи и сразу же вышли в море.
 Они поплыли на запад с попутным ветром и плыли так три дня.
 Тут ветер переменился, поднялся туман, и в продолжение многих суток они не знали, куда плывут. Наконец они снова увидели солнце и смогли определить страны света. Бьярни велел поднять парус, и они сутки плыли на запад, пока не увидели землю. Подойдя ближе, они стали обсуждать между собой, что это за страна. Бьярни сказал:
 – Одно мне ясно: это не Гренландия. В Гренландии, как я знаю, большие ледники, берег гористый, а леса почти нет. А эта страна лесистая с низкими холмами. И я не замечаю здесь ни гор, ни ледников.
 – Это, должно быть, неизвестная земля, – сказал Тюркир южанин. – Нам повезло. Теперь ты, Бьярни, сможешь прославится не меньше, чем Эйрик Рыжий, а то и больше, потому что, как мне кажется, эта страна богаче Гренландии. Погляди, ведь здесь кругом лес.
 – Каждому свое, – сказал Бьярни. – Как ты думаешь, Тюркир, далеко ли нас отнесло к югу?
 – Далеко, – ответил тот. – Эта земля напоминает мне мою родину, а я родился на юге в Стране Саксов.
 – Раз так, поворачиваем на север, – сказал Бьярни.
 – Разве ты не хочешь высадиться и разведать страну?
 – Я считаю, что нужно плыть на север вдоль берега.
 Они так и сделали и плыли двое суток ввиду земли. Потом берег повернул на запад, а Бьярни повел корабль в открытое море, оставив землю с левого борта.
 – Ты поступаешь, как глупец, – сказал Тюркир. – Да ты и есть глупец, раз отазываешься от славы и богатства, когда они сами так и лезут в руки.
 – Будь добр, не указывай мне, – ответил Бьярни. – Мы и так уже сильно задержались из-за тумана, да еще сбились с пути. А если я стану вдобавок рыскать по всем незнакомым землям, которые попадутся, то мы не успеем до зимы в Гренландию.
 Они плывут еще двое суток с попутным ветром и снова видят землю. У Бьярни спрашивают, не думает ли он, что уж это Гренландия. Но он отвечает, что и это не Гренландия.
 Они приблизились к этой земле и увидели, что она плоская и покрыта лесом. Тюркир так обрадовался, что принялся размахивать руками и бормотать что-то по-немецки. Потом он снова заговорил на северном языке и сказал:
 – Бвот видишь, боги снова направили твой корабль к неизвестной земле. Теперь-то ясно, что это веление судьбы. Мы должны открыть новую благодатную страну. Поскорее бы сойти на берег!
 Бьярни молчал и хмурился, а корабль плыл вдоль берега на северо-запад. Тут все стали говорить, что нужно высадиться и посмотреть, чем богата эта земля. Бьярни сказал:
 – Замолчите! Вы, похоже, забыли, кто главный на корабле.
 И он велел поворачивать в открытое море и плыть на север.
 Тогда люди сказали, что нужно хотя бы запастись дровами и водой.
 – У вас довольно и того, и другого. – сказал Бьярни. Он снова приказал плыть прочь от берега, и все бранили его за это.
 Тюркир сказал:
 – Боги не простят тебе такой глупости. Я буду очень удивлен, если тебе когда-нибудь снова улыбнется удача.
 Бьярни ответил на это:
 – Напрасно ты сердишься. Видно, тебе не дает покоя слава Эйрика Рыжего. Что до меня, то мне нет дела до чьей-то славы, кроме своей собственной, и я не желаю терять свое доброе имя только потому, что мои спутники слишком любопытны и непременно хотят исследовать все, что увидят нового. Мы отправились в этот путь для того, чтобы провести зиму у Херьольва, моего отца, а вовсе не для поиска новых земель. И я не вижу причин отказываться от своих планов. Никто не назовет дельным человека, который хватается то за одно, то за другое, смотря что подвернется, и меняет свои решения по пять раз на дню. Каждый должен заниматься своим делом, так я считаю. Покончим же с этим, и хватит разговоров.
 Вот так и вышло, что им не осталось ничего другого, кроме как подчиниться.
 Они плыли на север четыре дня. И вот они видят третью землю.
 Она была пустынна и гориста, в горах лежали ледники, а на берегу не было заметно никакой растительности.
 – Это тоже не Гренландия, – сказал Бьярни. – Не понимаю, сколько это может продолжаться. И ведь мы, как будто, идем правильным курсом.
 На этот раз никто уже не предлагал высадиться на берег, потому что знали, чем это кончится. Бьярни смотрел на своих спутников и видел, как они угрюмы. Он сказал:
 – Не будем здесь высаживаться. По-моему, в этой стране нет ничего хорошего.
 Тюркир сказал:
 – Брось молоть языком. Ты не сошел бы на берег, даже если бы там лежали груды золота.
 Они снова плывут на север и видят четвертую землю.
 – Это больше всего похоже на то, что я слышал о Гренландии,
 – сказал Бьярни.
 Они бросили якорь у какого-то мыса и высадились. На берегу там лежала лодка. Бьярни сказал, что узнаёт ее. Это была лодка Херьольва, его отца. Мыс, где они высадились, назывался Херьольвов мыс, и оттуда было рукой подать до усадьбы Херьольва. Бьярни провел зиму у отца, как и хотел, и потом еще долго жил там и никуда не ездил.
 Теперь нужно сказать, что Тюркир южанин поехал на Крутой Склон к Эйрику и рассказал ему о плавании Бьярни и о землях, которые они видели.
 – Жаль, что я не могу рассказать больше, – добавил он. – Бьярни ни разу не позволил нам сойти на берег.
 – Странно он поступил, – сказал Эйрик. – Мало найдется людей, столь же упрямых и недальновидных, как он. И все же не исключено, что этот поступок прославит Бьярни, хоть я и не знаю, какая это будет слава, дурная или хорошая.
 Потом Эйрик спросил Тюркира, почему он поспешил с этими вестями к нему, а не к кому-то другому.
 – Мне хотелось бы побывать в тех землях, – ответил Тюркир. -
 А кроме тебя вряд ли кто решится на такое плавание. Вот я и подумал, что ты, возможно, захочешь открыть эти новые страны и возьмешь меня с собой.
 – Мне это ни к чему, – сказал Эйрик. – Ведь я уже открыл страну, в которой мы живем. К тому же мне не хочется отбирать славу у своих сыновей. Я надеюсь, что когда они вырастут, кто-то из них отправится попытать счастья в неизвестных землях. Тогда и ты сможешь поехать с ними, если не передумаешь.
 Лейв, старший сын Эйрика, слышал этот разговор. Ему было тогда девять зим. Эйрик спросил его, шутя, не хочет ли он отправиться открывать новые земли.
 – Хочу, – ответил Лейв. – Но только если ты поедешь со мной.
 Эйрик и Тюркир рассмеялись. Потом Эйрик сказал Тюркиру:
 – Хороший ты человек, как я вижу. Вот что я хочу тебе предложить: оставайся у меня и будь воспитателем Лейва. У меня-то совсем нет времени на детей, ведь я здесь хоть и не конунг, но вроде старосты. А Тьодхильд, моя жена, как мне кажется, не очень хорошо их воспитывает.
 Тюркир сразу же согласился и с тех пор жил на Крутом Склоне.
 Лейв очень привязался к Тюркиру и даже называл его отцом.
 У Тюркира был крутой лоб, живые глаза и маленькое лицо. Он был небольшого роста и невзрачен на вид, но мастер на все руки.




 VI


 Лейв, сын Эйрика, вырос и стал ладным и сильным юношей. Люди любили его, потому что он был человеком доброго нрава, спокойным, умным и рассудительным. Лейв был сведущ в мореходных делах.
 В то время в Норвегии пришел к власти конунг Олав, сын Трюггви. Этот конунг прославился тем, что боролся с язычеством и вводил христианство в северных странах. С теми, кто был упорен в своих суевериях, Олав жестоко расправлялся.
 Вот Лейв приходит к отцу и говорит:
 – Отец, я намерен поехать в Норвегию к Олаву конунгу. Я наслышан о его подвигах и хочу послужить ему.
 Эйрик не стал перечить, хотя было видно, что решение Лейва ему не понравилось. Он сказал:
 – Немногого ты добьешься, прислуживая другому. Чтобы ты ни сделал на службе у конунга, вся слава достанется ему, а не тебе.
 По мне, так лучше самому быть себе хозяином. Но я не стану тебя отговаривать, раз уж ты так решил.
 Весной Лейв отправился в Норвегию на отцовском корабле. С ним поехали 20 человек. Погода им не благоприятствовала, и корабль отнесло к Гебридским островам. Там они бросили якорь в тихой бухте. Лейв сказал, что будет ждать попутного ветра. Они снесли на берег спальные мешки и разбили шатер.
 Вечером к лагерю пришла женщина. Ее сопровождали трое рабов.
 Она была хороша собой, волосы у нее были светлые, а глаза – зеленые. По облику ее было видно, что она знатного рода.
 Она сказала, что ее имя – Торгунна, и она дочь правителя острова. Некоторое время она разговаривала с Лейвом, а потом сказала остальным:
 – Мой отец не жалует чужеземцев, но вы кажетесь мне людьми достойными, и поэтому я попрошу отца позволить вам оставаться здесь.
 Гренландцы узнали у нее, что остров называется Скай, а правит здесь ярл Сигурд. В то время многие области в Шотландии и Англии были захвачены викингами.
 На другой день к Лейву пришел человек от Торгунны. Он передал, что ярл приглашает гренландцев в свои палаты и хочет послушать рассказы о стране, откуда они прибыли. Лейв принял приглашение и в тот же вечер пришел со своими спутниками в дом ярла Сигурда. Им подали хорошее угощение, и обращение с гостями было учтивым. Лейва посадили на почетное сидение. Пока продолжался пир, Лейв не сводил глаз с Торгунны. Она сидела по левую руку от него на женской скамье. Торгунна тоже смотрела на Лейва и улыбалась. Лейв был красив лицом и хорошо сложен.
 Ярл предложил Лейву жить у него, пока тот не соберется продолжить путь. Лейв охотно согласился. Он подарил ярлу шкуру белого медведя и десять кругов гренландского сыру. Нужно сказать, что в то время нигде не делали такого хорошего сыра, как в Гренландии.
 Лейв стал жить у ярла. Он подолгу беседовал с Торгунной и часто оставался с ней наедине.
 Вскоре подул попутный ветер, но Лейв сказал, что еще рано выходить в море, "потому что припасы на корабле подошли к концу, а нам предстоит далекий путь". Пока они собирались, ветер снова стих. Спутники Лейва стали спрашивать, сколько он намерен здесь оставаться. Лейв сказал, что пробудет здесь столько, сколько захочет, а Олав конунг еще успеет поглядеть на него. Один гренландец сказал:
 – Сдается мне, наш корабль надолго встал на якорь, а якорный канат не скоро перетрется, ведь он свит из женских юбок.
 – Не беспокойся, – сказал Лейв. -Сам знаешь, такие канаты самые непрочные. Но пока мне не хочется спешить.
 Лейв оставался на острове Скай до конца лета. Потом он сказал своим спутникам, что хочет плыть в Норвегию. Торгунна хотела плыть с ним, но Лейв воспротивился этому. Он сказал:
 – Разве твой отец отпустит тебя со мной?
 Торгунна сказала, что это не имеет значения, раз она сама хочет ехать.
 – Но это имеет значение для меня, – сказал Лейв. – Потому что я не намерен затевать вражду с твоим семейством и поступать бесчестно после того, как ярл так хорошо меня принял.
 Лейв тепло простился с ярлом и отправился к кораблю. Он собирался выйти в море на рассвете. Вечером к лагерю гренландцев пришла Торгунна. Она была одета в белый плащ и, казалось, светилась в темноте. Она принесла кувшин с молоком и чашку из белой глины. Лейв вышел ей навстречу. Торгунна сказала:
 – Я хочу на прощание рассказать тебе о твоем будущем и о том, что ждет твою страну. Но ты должен мне помочь.
 – Что мне нужно сделать? – спрашивает Лейв.
 Тогда Торгунна наливает в чашку молока и велит Лейву выпить половину. Другую половину она выпивает сама, а остатки молока брызгает Лейву в лицо. Потом она бросает чашку о камень, так что та разбивается на множество осколков. После этого Торгунна долго молчит и стоит очень прямо, повернувшись к морю.
 – Ты что-нибудь увидела? – спрашивает Лейв.
 – Да, – отвечает Торгунна. – И это тебе вряд ли понравится.
 Но сначала я скажу то, что знала и без колдовства. Я беременна, и когда придет срок, я рожу мальчика. Я назову его Торгильсом.
 Когда он вырастет, я пришлю его тебе в Гренландию. и ты примешь его, потому что у тебя не будет других детей, кроме этого сына.
 И другой жены у тебя тоже не будет. Потомок Торгильса будет последним в твоем роду и последним гренландцем, о котором можно будет сказать, что он настоящий мужчина. Эрлинг, Эрлинг его имя.
 Он будет рыжим, как твой отец, и с его смертью придет конец тому делу, которое начал Эйрик. А дальше я ничего не вижу, дальше – кровь и тьма.
 Торгунна смолкла. Лейв и его спутники тоже молчали и не знали, что сказать, так взволновало их это предсказание. Потом Торгунна повернулась и пошла прочь. Лейв догнал ее и отдал ей свой плащ, перстень и пояс с пластинками из моржового бивня. Он попросил передать эти вещи Торгильсу, когда он поедет в Гренландию.
 Утром Лейв вышел в море. Незадолго до начала зимы он прибыл к Олаву конунгу. Конунг хорошо его принял и много расспрашивал о Гренландии.
 Зимой Лейв крестился по настоянию конунга, и конунг сделал его своим дружинником. Олав послал Лейва в Гаутланд собирать дань с тамошних жителей, и Лейв хорошо справился с этим поручением. Он снискал себе большую славу и прослыл человеком достойным, умным и доблестным. Летом Лейв сказал конунгу, что хочет вернуться в Гренландию.
 – Странно ты решил, – сказал конунг. – По-моему, у тебя здесь ни в чем не было недостатка. Мне жаль отпускать тебя, но все же я не буду тебя удерживать, и вот почему. Меня весьма печалит, что гренландцы досих пор пребывают в язычестве, и я хотел бы, чтобы свет истинной веры дошел и до вашей страны. Ты сослужил бы мне хорошую службу, если бы согласился проповедовать христианство в Гренландии.
 – Это благородное дело, – сказал Лейв. – Но едва ли оно мне по силам. Ведь большинство гренландцев и слышать не хотят о новой вере.
 – Все же ты попытайся, – сказал конунг. – И с тобой будет твоя удача.
 Лейв сказал, что этого недостаточно.
 – Мне понадобится еще и ваша удача, государь. Я готов отвезти в Гренландию шестерых ваших священников, они привычнее к таким делам.
 – Будь по-твоему, – сказал конунг.
 Конунг подарил Лейву большой золотой крест, украшенный драгоценными камнями. Лейв вышел в море, как только снарядил корабль. Его провожали два исландца, Хельги и Финнбоги. Они были двоюродными братьями Лейва и племянниками Тьодхильд. Они тоже служили Олаву конунгу. Лейв коротко сошелся с ними, пока зимовал в Норвегии. Он пригласил их в Гренландию, и они обещали приехать, когда будет возможность.
 Лейв пробыл в море все лето и благополучно достиг берегов Гренландии. Священники, которых он привез, рьяно взялись за дело. Они ездили по всем дворам и объясняли людям, почему новая вера лучше старой. Многие гренландцы тогда крестились, но были и такие, кто не захотел менять веру, и среди них Бьярни, сын Херьольва, и сам Эйрик Рыжий. Священники долго уговаривали Эйрика принять христианство.
 – Нехорошо, – сказали они. – Если самый уважаемый в стране человек будет язычником. Посуди сам, ведь большинство знатных людей в Гренландии уже крестились, остались только упрямцы вроде тебя и Бьярни. Чем, по-твоему, так хороша старая вера, что ты не хочешь от нее отказаться? Разве она лучше той, которую мы проповедуем?
 – Понятия не имею, – ответил Эйрик. – Я ничего не смыслю в этих делах. А раз так, зачем мне бросать одну веру и принимать другую? У нас в Гренландии каждый свободен в выборе веры, как и во всем остальном. И я никому не позволю вводить здесь христианство силой, как это делал Олав конунг у вас в Норвегии.
 – Но ты хотя бы не станешь препятствовать тем, кто хочет креститься?
 – Не стану, – сказал Эйрик.эТьодхильд приняла крещение одной из первых. Она велела построить церковь на Крутом Склоне, вдали от домов. Это было вскорости исполнено. Церковь получилась красивая. Ее называли Тьодхильдина церковь. Туда ходили молиться все гренландские христиане.
 Тьодхильд сказала, что не желает больше жить с Эйриком, потому что он язычник. Эйрик был очень недоволен этим. Тьодхильд не уехала с Крутого Склона, но жила с тех пор в отдельном доме.
 Из детей Эйрика крестились Лейв и Торстейн, а Торвальд и Фрейдис отказались принять новую веру. Торвальд сказал, что поступает так больше из любви к отцу, чем по убеждению, а Фрейдис сказала так:
 – Все мы рыжие, и я, и отец, и бог Тор. Это неспроста, так я считаю.
 И она прогнала проповедников из дома и не стала их слушать.




 VII


 Следующей весной бьярни, сын Херьольва, отправился в Норвегию. Он поплыл на том же корабле, на котором приехал в Гренландию шестнадцать зим назад. В Норвегии к тому времени снова сменился конунг. Олав, сын Трюггви, погиб в битве при Свольдре на корабле, который назывался Длинный Дракон. Престол занял ярл Эйрик, сын Хакона Могучего.
 Бьярни приезжает к Эйрику ярлу, и тот хорошо его принимает и делает своим дружинником. Бьярни рассказал ярлу и его людям о своем давнем плавании, когда он нашел на западе неизвестные земли. Тут все стали бранить его, а больше всех сам ярл. Он сказал, что не найти другого такого человека, настолько неразумного, упрямого и ко всему безразличного, чтобы даже не сойти на берег и не разведать эти новые страны. Много еще обидных слов пришлось выслушать Бьярни. Как только лед во фьордах растаял, Бьярни вышел в море и вернулся в Гренландию. С тех пор он всегда был печален и молчалив, и никуда больше не ездил до самой смерти.
 Теперь надо рассказать о том, что Лейв пришел к своему отцу и сказал:
 – Отец, я задумал совершить дальнее плавание. Наверное, ты уже знаешь, куда я хочу поплыть, потому что все к этому шло. Ты ведь сам не раз говорил мне, что надо разведать неизвестные земли, которые видел Бьярни.
 – Хорошо, что ты решился, – сказал Эйрик. – Конечно, я ждал этого. Поезжай, и да будет с тобой удача.
 – Я поеду, – сказал Лейв. – Но только в том случае, если ты поедешь со мной и будешь командовать этим походом. Ведь у тебя больше удачи, чем у любого другого человека, а без этого нам не обойтись.
 – Ну нет, – сказал Эйрик. – Никуда я не поеду. Я уже стар и не так вынослив, как прежде. К тому же, если я поплыву с тобой, то вся слава достанется мне, а не тебе. А я этого не хочу, у меня-то славы довольно. Я уже добился всего, чего хотел, зачем же мне еще куда-то плыть?
 – Разве тебе самому не хочется поехать? – спросил Лейв. Эйрик сказал, что это не имеет значения. Лейв долго уговаривал его, но Эйрик стоял на своем. Тогда Лейв сказал:
 – Без тебя я никуда не поеду.
 – И ты не переменишь своего решения?
 – Нет, – сказал Лейв.
 – В таком случае мне, конечно, придется согласиться, – сказал Эйрик. – Но знай, что ты меня сильно огорчил. Не думал я, что мой сын – малодушный человек.
 – Раз ты согласен, я немедленно начинаю готовиться к плаванию.
 Лейв поехал на Херьольвов мыс и купил у Бьярни его корабль.
 Он хотел плыть в те земли на корабле, который уже побывал там однажды. Потом он набрал людей для плавания. Всего их должно было ехать 35 человек, считая Лейва, Эйрика и Тюркира.
 После окончания сборов Лейв с Эйриком поехали к кораблю.
 Ехать было недалеко. Вдруг конь под Эйриком споткнулся. Эйрик упал и повредил ногу. Это считалось очень плохой приметой. Эйрик сказал:
 – Не суждено мне открыть других стран, кроме той, в которой мы живем. Видно, разошлись наши пути.
 – Ты это нарочно подстроил, – сказал Лейв.
 – Стану я из-за тебя ноги ломать!
 – Я никуда не поеду, – сказал Лейв.
 – Теперь поздно отступаться. Ты должен ехать, если не хочешь стать посмешищем.
 Эйрик вернулся на Крутой Склон, а Лейв поехал к кораблю и вышел в море со своими спутниками. Тюркир говорил им, куда плыть, ведь он уже знал этот путь. Они поплыли сначала на запад вдоль берега, и так добрались до Западного поселения и дальше, до Медвежьих островков. Здесь они повернули на юго-запад и пробыли два дня в открытом море. Им помогали и ветер, и течение. На третий день они увидели землю. Она была гориста и покрыта ледниками. Тюркир сказал, что это та земля, которую Бьярни видел последней.
 Они подошли к берегу и бросили якорь. Потом спустили лодку, высадились и осмотрелись. Берег был голый и пустынный, трава нигде не росла. Вдали виднелись большие ледники. От моря до ледника все было как сплошная каменная плита. Они увидели нескольких лисиц, а больше никакого зверья. Тюркир южанин сказал:
 – По-моему, в этой стране нет ничего хорошего.
 – Мы хоть побывали здесь, не то что Бьярни, который даже не сошел на берег, – сказал Лейв. – Нужно дать этой стране название, пусть она зовется Хеллуланд, Страна Каменных Плит.
 Все согласились, что это подходящее название. Они вернулись на корабль и поплыли на юго-восток, оставив Хеллуланд с правого борта. Спустя четыре дня они увидели вторую землю. Здесь они тоже высадились. Эта страна была плоская и покрыта лесом. Всюду по берегу был белый песок, и берег отлого спускался к воде. Тюркир сказал:
 – Это, должно быть, та страна, которую мы с Бьярни увидели второй.
 Лейв сказал:
 – Наверное, нужно остаться здесь и получше разведать окрестности.
 Тюркир сказал, что это необходимо сделать, но и так уже ясно, что хороших пастбищ здесь нет, и поэтому страна не годится для поселения.
 – По-моему, из трех стран, что мы видели с Бьярни, лучше всех была первая, самая южная. Ведь я немало путешествовал, и мнение мое таково, что чем дальше на юг, тем лучше земли.
 Лейв сказал:
 – В таком случае не будем терять попусту время и поплывем на юг в ту, первую страну. До сих пор все у нас складывалось удачно, и можно поэтому надеятся, что мы найдем и ее. С таким проводником, как ты, отец, трудно сбиться с пути.
 – Надо все же исследовать и эту страну, – сказал Тюркир.
 Лейв ответил, что это ни к чему. Некоторое время они спорили, и одни поддерживали Лейва, а другие Тюркира. Кончилось тем, что они вернулись на корабль и поплыли дальше на юг. Лейв сказал:
 – Я дам этой стране название по тому, что в ней есть хорошего. Назову ее Маркланд, Лесная Страна.
 Они плыли ввиду берегов, но далеко от них. Земля была у них по правому борту. Потом берег повернул к западу, а они взяли курс на юго-запад и пробыли в открытом море четыре дня. И вот они снова увидели землю. Они направились к ней и подошли к острову к северу от нее. Они высадились и осмотрелись. На берегу росла высокая трава. Погода была хорошая. Они увидели, что трава покрыта росой. И когда они касались росы руками, а потом подносили руки ко рту, им казалось, что они никогда не пробовали ничего слаще этой росы.
 Затем они вернулись на корабль и вошли в пролив между островом и мысом, протянувшимся на север. Здесь корабль сел на мель.
 Шел отлив, и скоро море оказалось далеко. Лейв сказал:
 – Не будем же мы ждать полдня, пока вода вернется!
 Им так хотелось поскорее высадиться, что они тут же оставили корабль и побежали к берегу. В море там впадала река, вытекавшая из озера. Когда корабль внова оказался в воде, они завели его в реку, а потом в озеро и там бросили якорь. Они снесли на берег спальные мешки и сделали себе землянки.
 Страна была лесистая, и деревья здесь росли не те, что в Маркланде. Никто не знал, как называются многие из этих деревьев. Одно из них, с очень прочной древесиной, стали потом называть мёсур.
 От леса до моря все заросло сочной травой. Ее хватило бы прокормить большое стадо. В реке и озере водилось много лосося, такого крупного, какого они раньше и не видывали. Люди Лейва били рыбу копьями, когда она поднималась по реке в озеро, и могли добыть ее, сколько хотели. Все были довольны, что нашли такую благодатную страну, и почитали это за большую удачу.
 – Здесь мы зазимуем, – сказал Лейв. – Но для этого придется построить большие дома.
 Они принялись за работу и сложили два длинных дома из бревен и дерновых кирпичей. Когда дома были построены, Лейв сказал:
 – Я хочу, чтобы мы разделились и разведали край. Пусть поочередно половина из нас остается дома, а другие разведывают окрестности. Но пусть далеко не заходят и к вечеру возвращаются и держатся вместе.
 – Так мы не много разведаем, – сказал Тюркир. – Пусть лучше разведчики уходят на несколько дней.
 Но Лейв сказал, что это опасно, потому что страна им не знакома.
 Они стали делать, как сказал Лейв. Сам он то оставался дома, то ходил с другими на разведку. Они нашли колосья, которые годились в пищу. Лейв считал, что это самосеянная пшеница, а Тюркир говорил, что это то зерно, которое едят сарацины на востоке.
 Случилось как-то вечером, что Тюркир пропал. Люди, ходившие с ним в разведку, вернулись и сказали, что он захотел зайти подальше, а они не решились нарушить приказание Лейва возвращаться к вечеру и не стали его ждать. Лейв выбранил спутников Тюркира и отправился его искать, взяв с собой двенадцать человек. Но только они отошли от домов, как Тюркир сам идет им навстречу. Они ему очень обрадовались. Видно было, что Тюркир доволен и весел.
 Лейв сказал:
 – Почему ты так поздно, отец, и почему отстал от других?
 Тюркир сперва что-то долго говорил по-немецки, вращая глазами и корча рожи, но никто не понял ни слова. Спустя некоторое время он заговорил на северном языке.
 – Я был прав. Я говорил, что не годится разведывать страну, как ты велел. Я зашел немногим дальше своих спутников, но у меня есть что рассказать. Я нашел виноград.
 И он показал им гроздь ягод.
 – Это правда, отец? – спросил Лейв. – Это действительно виноград?
 – Конечно, правда, – сказал Тюркир. – Ведь я родился там, где вдоволь и виноградной лозы, и винограда. Он мелковат и не очень сладок, но все же это настоящий виноград. Мы можем сделать из него вино, а еще лучше насушить его побольше, чтобы хватило на всю зиму.
 Тут все стали пробовать ягоды и нашли, что они хороши на вкус. Они пошли в дом и спали остаток ночи, а утром Лейв сказал:
 – Теперь у нас будет два дела. Один день мы будем собирать виноград, а другой – валить деревья, чтобы был груз для моего корабля.
 Этим они и занимались до самой зимы. Зима выдалась мягкая.
 Морозов не было, и трава почти не завяла. Дни здесь не так различались по длине, как в Гренландии и Исландии. В самое темное время года солнце стояло в небе четверть суток.
 Спутники Лейва спрашивали его, не хочет ли он здесь поселиться.
 – Ведь эта страна столь благодатна, что не нужно даже заготавливать корм скоту: коровы и овцы могут пастись всю зиму.
 Лейв сказал, что намерен весной вернуться в Гренландию.
 – Ведь мы не собирались переселяться, и не подготовились к этому, не взяли даже скота. Достаточно того, что мы разведали страну и вернемся не с пустыми руками.
 Он добавил, что, возможно, переселится сюда после.
 Зима прошла спокойно. Всю зиму у них было вдоволь рыбы и дичи. Лейв дал стране название по тому, что в ней было хорошего.
 Он назвал ее Винланд, Виноградная Страна.




 VIII


 Теперь нужно рассказать о том, что произошло в Исландии с Торбьёрном, сыном Вивиля, другом Эйрика Рыжего.
 Торбьёрн получил много добра в подарок от Эйрика, когда того объявили вне закона, как уже было рассказано. Торбьёрн хотел вернуть Эйрику его добро, когда тот приезжал после в Исландию, но Эйрик отказался взять его. Он сказал:
 – По-моему, это еще недостаточная плата за твою помощь. Отблагодарить тебя по-настоящему я сумею только когда ты приедешь ко мне в Гренландию.
 Торбьёрн не поехал с Эйриком, потому что был очень уважаемым человеком в Исландии и имел много земли. Говорят, что благодаря Эйрику богатство Торбьёрна увеличилось на треть. Теперь он жил еще более широко, чем прежде, и давал пиры не только осенью, но и весной, и на праздник середины зимы. Вскоре, однако, дела у Торбьёрна пошли хуже, и у него стало не хватать денег. Ою этом никто не знал, кроме родственников, потому что Торбьёрн не желал уменьшить свои расходы и тратил на пиры и подарки все больше денег с каждым годом.
 Однажды Торбьёрн в сердцах сказал, что дары Эйрика не прибавили ему богатства, а скорее наоборот.
 – Как будто какое-то проклятие лежало на этих деньгах, ведь с тех пор, как я их получил, ничего у меня не ладится, и хозяйство пришло в упадок.
 В то время в Исландии уже вовсю шли разговоры о новой вере.
 Торбьёрн и его дочь Гудрид крестились одними из первых. Торбьёрн надеялся, что Христос поможет ему сохранить богатство. Но получилось так, что дела теперь шли еще хуже прежнего.
 Вскоре христианство стало законом в Исландии. Это было решено на альтинге в то самое лето, когда погиб на Длинном Драконе святой Олав конунг, и за три зимы до плавания Лейва в Винланд, по нашему летосчислению – в лето от Рождества Христова 1000. Говорят, Исландия – единственная страна, где христианство было введено не силой оружия и без кровопролития. Язычникам разрешили справлять свои обряды в том случае, если они не будут делать этого прилюдно. Торбьёрн немало посодействовал тому, чтобы закон о христианстве был принят на альтинге.
 Жил человек по имени Орм. Он жил на Орлиной Горе. Его жену звали Халльдис. Она была колдунья и знала тайные языческие обряды. Орм был большим другом Торбьёрна. Гудрид, дочь Торбьёрна, жила у Орма на воспитании. Однажды Орм пришел к Торбьёрну и сказал:
 – Один человек по имени Эйнар хочет посвататься к Гудрид, твоей дочери. Он попросил меня помочь ему со сватовством.
 – Кто таков этот Эйнар? – спрашивает Торбьёрн.
 – Он удачливый купец, человек весьма достойный и, главное, богатый. Правда, он сын вольноотпущенника.
 Торбьёрн сказал:
 – Не ожидал я от тебя, что предложишь мне отдать дочь за сына раба. Значит, вы находите, что у меня становится мало денег!
 Плохо же ты меня знаешь.
 В сватовстве было отказано, как и многим другим женихам до Эйнара. Торбьёрн так рассердился на Орма, что забрал у него Гудрид, и она провела зиму с отцом.
 Весной Торбьёрн созвал друзей на пир, как это было у него заведено. Приехало много народу, и пир удался на славу. Во время пира Торбьёрн попросил внимания и сказал:
 – Я прожил долгую жизнь и пользовался расположением людей и их дружбой. Можно сказать, что мы хорошо ладили. Но теперь мне стало не хватать денег. Никогда мой дом не считался бедным, и я лучше уеду отсюда, чем потеряю свое достоинство, лучше покину страну, чем обесчещу свой род. Я хочу принять предложение Эйрика Рыжего и этим летом поехать в Гренландию, если мне это удастся.
 Люди были потрясены этим решением, ибо Торбьёрна всегда любили. Потом пир кончился, Торбьёрн одарил гостей подарками, и все разъехались.
 Торбьёрн продал свои земли и купил корабль. В начале лета он вышел в море. С ним поехала Гудрид и еще тридцать человек, и среди них Орм и другие друзья Торбьёрна, которые не захотели с ним расставаться. Едва они отошли от берега, началась буря, и их долго носило по морю, так что за много дней они почти не продвинулись вперед. На корабле началась хворь, от которой люди умирали один за другим. Умерли Орм с Орлиной Горы, его жена Халльдис и еще семеро. Когда умер Орм, Гудрид заплакала, а Торбьёрн воскликнул:
 – Труден путь в Гренландию!
 И они вспомнили тогда рассказы о чудо-волне и о том, как из двадцати пяти кораблей, поплывших в Гренландию девятнадцать зим назад, лишь половина добралась до места. Люди стали молить Господа, чтобы он сжалился над ними и позволил достичь хоть какой-нибудь земли. Гудрид сказала:
 – Ни к чему все это. Сам Христос не в силах спасти нас, ибо проклятие лежит на всем, что связано с Эйриком, на его деньгах и его стране, и на тех, кто хочет переселиться в эту страну. Не случайно там до сих пор так много язычников. Думаю, Гренландию ожидает горькая участь, какой не выпадало ни одной стране.
 – Опомнись, Гудрид, и не говори таких слов, если не хочешь накликать на нас еще худшие беды! – сказал Торбьёрн. -Помолись лучше вместе с нами!
 И они молились и боролись с ветром, как могли, и так продолжалось еще несколько дней. Наконец буря утихла, и они смогли поставить парус. Люди продолжали умирать от болезней, но теперь это происходило реже. Вскоре показались берега Гренландии. Все, кто был на корабле, возликовали и стали благодарить бога за свое спасение. Сильный ветер гнал их прямо к берегу. Внезапно корабль налетел на подводный камень. До земли оставалось еще полдня пути. Шел отлив, и они не могли снять корабль с камня, так что его быстро разбило волнами в щепки. Многие утонули, а пятнадцать человек удержались на камне, который уже начал показываться из воды. Среди спасшихся были Торбьёрн и Гудрид. Торбьёрн приказал ловить бревна и доски, чтобы сделать плот. Но люди так окоченели, что едва могли двигаться, и им мало что удалось поймать.
 Большуючасть обломков отнесло к другому, более высокому камню, что находился неподалеку, и выбросило на скалу, но Торбьёрн и его люди не могли туда перебраться.
 И вот они лежат на камне, в отчаянии и безо всякой надежды, и ждут, когда пойдет прилив и их смоет в море.




 IX


 В то самое лето, когда Торбьёрн отправился в Гренландию,
 Лейв собрался плыть домой после зимовки в Виноградной Стране.
 Люди Лейва погрузили на корабль все, что успели добыть: лес и виноград. Бревна уложили на дно, а сушеный виноград насыпали в лодку, что была у них на корабле. Они наполнили ее виноградом до краев, а это была большая лодка.
 Они вышли в море и плыли, пока не увидели Гренландию, ее высокие горы и ледники. Тут один из людей Лейва спросил его:
 – Почему ты держишь так круто к ветру?
 Лейв отвечает:
 – Я смотрю за тем, куда идет корабль, но также и за кое-чем другим. А вы разве не видите ничего особенного?
 Они пригляделись и увидели что-то, им показалось – камень.
 Но у Лейва глаза были зорче, он видел на камне людей.
 – Надо идти круто к ветру, чтобы подойти к ним, – сказал Лейв. – Если им нужна помощь, то надо ее оказать. Если же они люди не мирные, то все преимущества на нашей стороне, а не на их.
 Они подошли к камню, убрали парус и спустили маленькую, другую лодку, которая у них была. Большую-то заняли под виноград.
 Тюркир спросил у людей на камне, кто их предводитель.
 – Один из вас мог бы меня помнить, – отозвался Торбьёрн. -
 Ведь я знал его ребенком.
 Тут Лейв узнал Торбьёрна и вскрикнул от радости, поняв, какого достойного селовека он спас. Те, на камне, радовались ничуть не меньше.
 – Повезло вам, – сказал Тюркир. – Что кораблем правил Лейв, а не Бьярни, прежний хозяин этого корабля. Бьярни проплыл бы мимо и сказал бы, что не собирался, отправляясь в путь, снимать с камней кого ни попадя.
 – Мы перевезем вас на корабль, – сказал Лейв. – И доставим в Гренландию, на Крутой Свлон к моему отцу. Вы можете взять с собой столько добра, сколько сочтете нужным.
 Торбьёрн сказал, что это не составит труда, потому что все их добро утонуло.
 – А что это за доски там на скале? – спросил Лейв.
 – Это обломки нашего корабля.
 – Боюсь, теперь они годятся только на дрова. Пусть пока полежат здесь, груза у нас и так довольно.
 Лейв привез Торбьёрна на Крутой Склон, как и обещал.
 После этой поездки Лейва стали называть Счастливым. В то время люди почитали за большое счастье спасти от смерти пятнадцать человек, особенно таких знатных и уважаемых. Открыть три новые страны считалось не меньшей удачей.
 Лейв выгодно продал товары, привезенные из Винланда, и щедро расплатился со своими спутниками. Он был теперь и богат, и славен. Эйрик хвалил его и говорил, что теперь может спокойно умереть, потому что добился в жизни всего, чего хотел.
 Эйрик дал Торбьёрну хорошую землю на Бревенном мысу. Первую зиму Торбьёрн и Гудрид провели на Крутом Склоне. Там Гудрид завела дружбу с Торвальдом, младшим сыном Эйрика. Они часто забавлялись игрой в шашки, и Торвальд все время проигрывал, потому что смотрел больше на свою противницу, чем на доску. Торвальд был рослым юношей и мастером на все руки, хоть и не очень красив лицом.
 В ту зиму в Гренландии было голодно. Мужчины возвращались с промысла с небогатой добычей, и во многих домах не хватало пищи.
 Кроме этой напасти, в Восточном поселении распространилась хворь, от которой многие умирали. Это была та самая хворь, что началась на корабле Торбьёрна.
 В то время жила в Гренландии женщина по имени Торбьёрг. Она была ворожея и знала толк в колдовских делах. Ее называли Малой Вёльвой. У Торбьёрг было в обычае ходить по пирам и показывать свое искусство. Торвальд пригласил ее на Крутой Склон, чтобы она предсказала людям будущее, потому что все устали от несчастий и хотели знать, когда же они кончатся.
 Торбьёрг, когда она пришла к Торвальду, была одета так: синий плащ с кожаными завязками спереди, отороченный самоцветными камушками до самого подола, черная смушковая шапка, подбитая белым кошачьим мехом, мохнатые башмаки из телячьей кожи с большими пряжками из желтой меди, перчатки из кошачьего меха, белые и мохнатые изнутри. Пояс у нее был из трута, а на поясе висел большой кошель с зельями для ворожбы. Торвальд взял ее за руку и подвел к почетному сиденью. На сиденье лежала подушка, набитая куриными перьями. Перед Торбьёрг поставили угощение: кашу на козьем молоке и варево из сердец всех животных, которые водились в стране. Обращались с колдуньей очень уважительно. Когда столы убрали, Торбьёрг сказала, что сегодня не сможет ответить на вопросы, потому что ей нужно поспать в доме ночь, чтобы яснее увидеть будущее.
 На исходе следующего дня все собрались в главном помещении и сели вдоль длинного очага. Торбьёрн ушел в тот вечер из дому, сказав, что не желает оставаться здесь, пока люди предаются такому суеверию. Торбьёрг сидела на специальном помосте, так что лицо ее освещалось снизу, а глаза и лоб оставались в тени. Она спросила:
 – Знает ли кто-нибудь из женщин песню вардлок? Эта песня необходима для ворожбы.
 Сначала никто не отвечал, а потом Гудрид сказала:
 – Моя приемная мать Халльдис научила меня этой песне. Но это такая песня и такой обряд, в котором мне не пристало участвовать, ведь я христианка.
 – Это меня не касается, – сказала Торбьёрг. – Торвальд должен был позаботиться обо всем, раз позвал меня.
 Торвальд стал уговаривать Гудрид и сказал, что она не станет хуже оттого, что поможет людям. Гудрид сперва не соглашалась, но потом уступила. Она сказала, что делает это только ради Торвальда. Она стала петь таким красивым голосом, какого никто прежде не слышал. Пока она пела, поленья в очаге задымили и затрещали.
 Торбьёрг сказала:
 – Ты хорошо спела. Теперь многие духи явились к нам, и гадание будет удачным. В Гренландии скоро кончатся несчастливые времена. Болезнь отступит, и даже скорее, чем вы думаете. А тебя,
 Гудрид, я хочу отблагодарить особо и рассказать о твоей судьбе, ибо я ясно вижу ее. Ты вступишь в Гренландии в самый почетный брак, но он не будет долог, потому что все твои пути ведут в Исландию. Там от тебя произойдет большой и славный род.
 Потом люди стали подходить к колдунье по одному и задавали вопросы, какие хотели, а Торбьёрг всем отвечала, и мало что не сбылось из ее предсказаний.
 Той же зимой Гудрид спустилась однажды к проруби и полоскала там одежду. Ветер подхватил и унес одну рубашку, очень красивую, вышитую разноцветными нитками от ворота до подола. Торвальд был в это время поблизости. Он побежал за рубашкой, поймал ее и принес Гудрид.
 – Вот твоя рубашка, – сказал он. – Она необычайно красива, на я думаю, что есть наряд, который тебе еще больше к лицу.
 – Какой же?
 – Я говорю о свадебном наряде. Я собрался просить твоего отца, чтобы он дал мне тебя в жены.
 Гудрид молчала, а Торвальд сказал:
 – Разве тебе не понравились мои слова?
 Гудрид сказала:
 – Отец не согласится на этот брак, потому что мы разной веры. Бесполезно и просить его. Другое дело, если бы ты принял крещение. Это было бы для нас обоих самое лучшее.
 – Не могу я этого сделать, – сказал Торвальд. – Ведь я поклялся отцу хранить верность старым богам. Он считает, что они покровительствуют нашему роду и этой стране.
 – Тогда нашим желаниям не суждено сбыться.
 Спустя несколько дней Торвальд снова встречается с Гудрид и говорит ей:
 – Я решил, как мне поступить, и это, думаю, нам поможет. Виноградная страна, которую открыл мой брат, разведана пока очень плохо. Я поеду туда, чтобы получше все исследовать. Если мне повезет, я вернусь с большими богатствами: привезу винограда, леса и всяких диковинок. Я стану богат и славен, как Лейв, и тогда Торбьёрн не сможет мне отказать в сватовстве.
 – Хорошо, – сказала Гудрид. – Делай, как задумал. Но ты должен обещать мне, что вернешься следующим летом. Этот год я буду тебя ждать. Но если ты не вернешься в условленный срок, может случится так, что отец захочет выдать меня за кого-то другого, и я не смогу противиться его воле.
 – Конечно, я вернусь, – сказал Торвальд.
 Весной, как только сошел лед, Торвальд идет к Лейву и просит у него корабль. Еще он хочет, чтобы Лейв отдал ему свои дома в Виноградной Стране.
 – Я не отдам тебе дома насовсем, – сказал Лейв. – Но готов их одолжить, так же как и корабль. Но сначала корабль пойдет за дровами, которые остались на камне, когда я спас Торбьёрна.
 Торвальд отправился в Винланд, как только Лейв привез дрова с камня. С ним опехало 30 человек. Тюркир южанин очень хотел поехать с Торвальдом, но его поразила тяжкая болезнь. Тюркир не смог даже проводить корабль. Когда Торвальд отплывал, Гудрид вышла на берег и стояла на скале до тех пор, пока корабль не пропал из вида.
 Тюркир вскоре умер. Вслед за ним заболел Эйрик Рыжий. Он пролежал в болезни несколько дней и тоже умер. Оба они, Тюркир и Эйрик, умерли от той хвори, которую привез в Гренландию Торбьёрн.
 Гудрид оплакивала Эйрика вместе с другими женщинами, и люди слышали, как она сказала:
 – Вот умер Эйрик Рыжий, и некому похоронить его, как подобает, и утешить меня в моем горе.
 Фрейдис сказала:
 – Если ты о том, что Лейв и Торстейн христиане, а Торвальд уехал, то ведь у Эйрика есть еще и дочь. Я провожу отца в этот путь с честью.
 Эйрик был похоронен в кургане, по языческому обычаю.




 X


 О плавании Торвальда ничего не рассказывают до того, как они приплыли к домам Лейва в Виноградной Стране. Половина людей и корабль остались там, а остальные поехали на лодке разведывать берега на северо-востоке. Они увидели, что страна красива и лесиста, а по берегам всюду белый песок и большие мели. Они нигде не встретили человеческого жилья. Осенью разведчики вернулись.
 Корабль они вытащили на берег и провели зиму, ловя рыбу себе на пищу.
 Весной Торвальд отправился на корабле на восток, а потом на север вдоль берега. Они заплыли очень далеко. Однажды они попали в сильную бурю, и корабль выыбросило на каменистый мыс. У корабля оказался сломан киль. Торвальду пришлось долго оставться на этом мысу, пока вместо сломанного киля был поставлен новый. Торвальд назвал это место Килевым мысом (Кьяларнес). Он сказал:
 – Из-за этой задержки мне придется нарушить свое обещание и зазимовать здесь еще один раз. Не могу же уехать, когда мы еще так мало разведали.
 Они отправились обратно к домам Лейва, но плыли другим путем, огибая с востока ту землю, которую они обошли с запада на пути к Килевому мысу. Однажды они вошли в устье двух фьордов, разделенных длинным мысом. По берегам росла густая трава и цвели яркие цветы, холмы поросли лесом, а вдали виднелись горы. Торвальд сказал:
 – Здесь красиво, здесь я хотел бы поселиться.
 Они высадились и обошли окрестности. Они заметили на песке какие-то бугорки и подошли к ним. Это оказались перевернутые кожаные лодки. Под каждой из них спали три человека. Торвальд и его спутники долго их разглядывали, потому что никто никогда не видел таких людей. Они были низкорослы и некрасивы, с грубыми волосами и широкими скулами. Одеты они были в шкуры, и рядом с каждым лежал короб с костным мозгом, смешанным с кровью.
 – Как мы поступим с этими людьми? – спросил один из спутников Торвальда. Тот ответил:
 – Разумнее всего будет их убить. Раз люди спят в таком жалком виде, без крова и всякого добра, значит, они объявлены вне закона и изгнаны. Мы поступим по справедливости, если убьем их, и местные жители будут нам благодарны.
 – О каком законе ты говоришь? – спрашивает один из гренландцев. – Здесь могут быть совсем другие законы, нежели те, которые нам известны.
 – Это вряд ли, – говорит Торвальд.
 Гренландцы обнажили мечи и убили восьмерых туземцев, а девятый вскочил и бросился наутек. Люди Торвальда не смогли его догнать.
 Потом гренландцы вернулись на корабль. Здесь их всех одолел сон, и они заснули. Вот Торвальду снится, будто он и Гудрид стоят на этом мысу возле большого дома. На Гудрид прекрасные белые одежды. Она берет Торвальда за руку и ведет по тропе через лес.
 Вдруг Торвальд видит, что они пришли на Крутой Склон к дому Эйрика в Гренландии.
 – Зачем мы здесь, – говорит Торвальд. – Ведь мой дом в Виноградной Стране. Я построил там большой и красивый дом в удивительном месте.
 – Но я хочу, чтобы ты был со мною в Гренландии. А ты разве не хочешь этого?
 – Хочу, – говорит Торвальд. Тут Гудрид меняется в лице и кричит:
 – Тогда просыпайся, Торвальд, и уезжай из этой страны! Просыпайся скорей, если хочешь сохранить жизнь!
 Торвальд тут же очнулся от сна и увидел, что огромное множество лодок плывет к кораблью из глубины фьорда. Тут проснулись остальные. Торвальд сказал:
 – Поставим вдоль борта щиты и будем обороняться, а сами не станем нападать.
 Так и сделали. Туземцы начали стрелять в них из луков, но стрелы отскакивали от щитов. Постреляв какое-то время, туземцы уплыли. Торвальд сказал:
 – Видите, как мы разумно поступили. Никто из нас не ранен.
 Одному мне не повезло. Стрела пролетела между бортом и моим щитом и попала мне в подмышку. Вот эта стрела. У нее зазубренный наконечник. Она принесет мне смерть.
 Потом он сказал им, что видел вещий сон, и велел поскорее уезжать из этой страны.
 – И я хочу, чтобы меня похоронили на этом мысу, где мне так хотелось поселиться. Похороните меня по обычаю христиан. Гудрид будет довольна, когда узнает об этом. Поставьте кресты в ногах и головах моей могилы. А это место пусть зовется Крестовым мысом.
 Торвальд умер, и его люди сделали все, как он просил. Потом они вернулись к домам Лейва и зазимовали там. Весной они нагрузили корабль виноградом, виноградной лозой и лесом, вышли в море и благополучно прибыли в Гренландию.




 XI


 В Гренландии между тем случилось вот что. Год прошел после отъезда Торвальда, и он не вернулся в условленный срок. Летом Торстейн, сын Эйрика, пришел к Тьодхильд, своей матери, и сказал:
 – Не думаешь ли ты, мать, что мне пора жениться?
 – Конечно, – ответила Тьодхильд. – Но в этом деле главное – выбрать подходящую невесту.
 – У меня есть кое-кто на примете, – сказал Торстейн. – Но я не уверен, что поступлю правильно, если посватаюсь к этой девушке.
 – Ты, должно быть, говоришь о Гудрид, дочери Торбьёрна.
 – Верно, – сказал Торстейн. – В Гренландии нет девушки красивее и искуснее.
 – Это хорошая невеста, – сказала Тьодхильд. – И я не понимаю, почему ты сомневаешься. Вряд ли Торбьёрн откажет тебе в сватовстве.
 – Дело в том, что, как мне кажется, Торвальд тоже собирался жениться на Гудрид, а мне не хотелось бы становиться на пути у брата.
 – Пусть тебя это не беспокоит, – сказала Тьодхильд. – Никто ведь не гнал Торвальда в чужие страны. Ему следовало бы сначала уладить свои дела здесь, и уже потом уезжать. К тому же он обещал вернуться этим летом, но его до сих пор нет. Возможно, он вообще не вернется.
 Торстейн поблагожарил мать и сказал, что хочет все же посоветоваться еще с Лейвом и Фрейдис. Лейв сказал:
 – В таких делах опасно давать советы. Ты должен сам решить, что для тебя лучше. А я не хочу, чтобы обо мне говорили, что я предпочел одного брата другому.
 Тогда Торстейн пошел к Фрейдис и рассказал ей о своем деле.
 Фрейдис сильно разгневалась. Она так громко кричала, что ее слышали во дворе.
 – Пусть падут стыд и срам на твою голову! Как ты можешь так поступить с собственным братом! Пусть не будет тебе удачи ни в чем, мерзавец!
 Торвальд сказал:
 – Дело в том, что Торвальд, судя по всему, не вернется. Он, наверное, утонул в море или погиб в чужих странах.
 – Замолчи, собака! – вскричала Фрейдис. – Я знаю, чьи слова ты повторяешь! Видно, Тьодхильд очень уж хочется отправить Торвальда вслед за его матерью, вот она и говорит так нарочно, чтобы накликать на него беду!
 Торвальд сказал:
 – Не понимаю, о чем ты.
 – Можно подумать, ты не слышал, что говорят люди о Тьодхильд и о том, как она уезжала из Исландии. Тогда она показала, на что способна.
 – Не смей вспоминать эти сплетни! – воскликнул Торстейн. -
 Вижу, с тобой бесполезно говорить: слишком много в тебе злобы.
 Теперь я уж точно женюсь на Гудрид, хотя бы для того, чтобы досадить тебе.
 С тех пор Торстейн и Фрейдис не разговаривали друг с другом.
 Торстейн отправился на Бревенный мыс к Торбьёрну и посватался к Гудрид. Торбьёрн сказал, что согласен отдать дочь за Торстейна.
 Они договорились устроить свадебный пир на Крутом Склоне в начале зимы. Потом Торстейн уехал. Торбьёрн позвал Гудрид и сказал:
 – Торстейн, сын Эйрика, приходил просить тебя в жены. Это для тебя прекрасная партия. Я дал свое согласие, и мы назначили свадьбу на начало зимы. Вас обвенчают в церкви с соблюдением всех христианских обычаев.
 Гудрид заплакала, услышав эти слова.
 – Что ты наделал, отец! Я не хочу выходить замуж за этого человека. Разве ты не мог посоветоваться со мной, или мое мнение для тебя ничего не значит?
 – Трудно было бы сделать большую глупость, чем отказаться от такого предложения. Ведь это самый почетный брак, какой можно заключить в Гренландии. Или тебе больше нравилось, когда за тебя сватался Эйнар, сын раба? Торстейн – челоовек знатный, богатый и разумный. К тому же не забывай, что твое приданое невелико.
 – У Эйрика есть еще сыновья, кроме Торстейна. – сказала Гудрид.
 – Верно. Но Лейв, как ты знаешь, даже не смотрит на женщин после своего плавание в Норвегию. Говорят, его там околдовали.
 – Я говорила о Торвальде, отец.
 – Не смей и думать об этом язычнике! – вскричал Торбьёрн. -
 Не хватало еще такого позора на мою голову! Ты выйдешь за Торстейна Эйриксона, и это мое последнее слово!
 Гудрид ушла в свою светлицу и долго там стонала и плакала.
 В начале зимы Торстейн и Гудрид обвенчались, как и было условлено. Свадебный пир был богатым и пышным, но никто не назвал бы его веселым. Гудрид была печальна и молчалива. После свадьбы они стали жить на Крутом Склоне в самом большом доме, вместе с Лейвом и Фрейдис. А Тьодхильд жила отдельно с тех пор, как приняла христианство.
 Гудрид оказалась расторопной хозяйкой. С торстейном она держалась ровно и приветливо, как и подобает доброй жене.
 Однажды, вскоре после свадьбы, Гудрид вскрикнула во сне и разбудила Торстейна.
 – Что случилось? – спросил он.
 – Мне показалось, будто мне обожгло левую подмышку, вот я и вскрикнула.
 – Мало ли что приснится, – сказал Торстейн и велел ей спать.
 В ту зиму умер Торбьёрн, сын Вивиля.
 Следующим летом вернулись спутники Торвальда. Все сильно опечалились, узнав о его гибели. Фрейдис сказала:
 – Вот и вторая смерть. Неужели и она останется неотмщенной?
 Это было сказано тихо, так что услышали немногие.
 Гудрид стала уговаривать Торстейна, своего мужа, плыть в Виноградную Страну. Торстейн не хотел ехать. Он сказал:
 – Мало тебе, что Торвальд погиб там, ты и меня хочешь отправить в могилу.
 – Вот уж не думала, что мой муж – трус, – сказала Гудрид.
 – Дело не в страхе, а в благоразумии. Нам незачем ехать в Винланд: у нас и так всего довольно.
 – Но там осталось тело Торвальда. Мы должны привезти его сюда и похоронить в освященной земле. Ведь он перед смертью принял христианство.
 – Его и так похоронили по всем правилам, – сказал Торстейн.
 – Так что его душа теперь успокоилась.
 – Зато моя душа неспокойна, – сказала Гудрид. – И мы все-таки поедем в Винланд, хочешь ты того или нет.
 Торстейн сказал:
 – Пустые это слова и неразумные. И не надейся, что я пойду у тебя на поводу.
 После этого Гудрид стала говорить всем людям, которых встречала, что Торстейн задумал поехать в Винланд за телом Торвальда, чтобы похоронить его в освященной земле.
 Она пошла в церковь и дала священнику денег, чтобы он молил бога об их удачном плавании. Скоро все в округе узнали о предстоящем походе Торстейна в Винланд и хвалили его за смелость и благородство. Торстейн сказал:
 – Все-таки ты вынудила меня отправиться в это плавание. Раз уж так получилось, не будем тянуть с отъездом.
 Торстейн подобрал себе спутников – самых рослых и сильных людей, и нагрузил корабль оружием, чтобы защищаться от туземцев.
 В начале лета они вышли в море. Как только земля скрылась из виду, погода испортилась, начались бури и туманы. Все лето их носило по морю, и они не знали, куда плывут. За неделю до начала зимы они увидели какую-то землю. Это их очень обрадовало, потому что припасы подошли к концу, и все были измучены этим плаванием.
 Торстейн спросил у Гудрид:
 – Что это за земля, по-твоему?
 – Не знаю, – сказала она. – Но уж верно не та, к которой мы стремились. Видно, бог не желает, чтобы мы попали в Винланд.
 Придется смириться с этим.
 Они подошли к земле и высадились. Тут они встретили людей и узнали, что корабль их занесло в Пикшевый фьорд в Западном поселении Гренландии.
 Они вынесли корабль на берег, и Торстейн стал ходить по дворам и подыскивать жилье себе и своим спутникам. Вышло так, что всем он нашел жилье, кроме себя и Гудрид. Тогда Торстейн с женой поставили палатку возле корабля и оставались там вдвоем несколько ночей.
 Однажды рано утром к их палатке подошел человек и спросил, кто здесь.
 – Двое, – сказал Торстейн. – А кто спрашивает?
 – Мое имя Торстейн, а зовут меня Торстейном Черным. Я пришел, чтобы пригласить вас обоих пожить у меня.
 Торстейн, сын Эйрика, говорит жене:
 – Принять ли нам предложение этого человека?
 – Не знаю, – отвечает Гудрид. – Очень уж он срачен на вид, не удивительно, что его прозвали Черным. Но я хочу, чтобы ты сам решил.
 – По-моему, у нас нет другого выхода.
 И они согласились поехать к Торстейну Черному и провести у него зиму.
 – Тогда я приеду за вами на телеге. У меня нет недостатка в средствах, чтобы вы могли безбедно жить в моем доме6 но, боюсь, вам будет у меня скучно. Мы живем вдвоем с Гримхильд, моей женой, и мы оба очень нелюдимы. К тому же мы другой веры, чем вы.
 Надо сказать, что в Западном поселении в то время, да и после, было очень много язычников.
 Торстейн и Гудрид поехали к Торстейну Черному и жили у него в полном довольстве. В начале зимы болезнь стала косить людей Торстейна, сына Эйрика. Он велел делать гробы и отвозить трупы на корабль, потому что собирался весной отвезти все тела в Восточное поселение и похоронить в церкви. Вскоре болезнь пришла и в дом Торстейна Черного. Первой заболела Гримхильд, его жена.
 Она была высокого роста и сильная, как мужчина, но болезнь свалила и ее. Вслед за ней заболел Торстейн, муж Гудрид.
 – Горе мне, – сказала Гудрид. – Видно, на этой стране и впрямь лежит проклятие. И сама я тоже несу его, ибо вот уже второй раз болезнь уносит людей, которые плыли со мной на корабле.
 Вот Гримхильд захотела выйти в отхожее место. Гудрид довела ее до двери. На пороге Гримхильд громко вскрикнула.
 – Напрасно мы это сделали, – сказала Гудрид. – Тебе не следовало выходить на холод. Давай вернемся.
 – Нет, я уже не вернусь. Я вижу множество мертвецов, вот они, столпились у двери. И среди них – твой муж и я сама. Как ужасно это видеть!
 Тут Торстейн Черный говорит жене:
 – Приглядись, Гримхильд, не видишь ли ты еще чего-нибудь?
 – Я вижу толпу черноволосых людей, узкоглазых, с широкими скулами. Мне кажется, что они стреляют в нас из луков.
 Гудрид сказала:
 – Должно быть, это те люди, которым господь предначертал жить в Гренландии и Виноградной стране, а мы нарушили волю всевышнего.
 Тут Гримхильд застонала и умерла на руках у Гудрид. Торстейн Черный положил труп на постель и вышел из дому. Его долго не было. Гудрид сидела подле больгого мужа. Вдруг Торстейн, сын Эйрика, сказал:
 – Что-то неладное творится с нашей хозяйкой. Гляди, она пытается встать.
 Гудрид сильно перепугалась. А труп уже свесил ноги с постели. Тут вернулся Торстейн Черный. Гудрид сказала:
 – Наконец-то ты пришел, друг! Посмотри, мертвая Гримхильд хочет слезть с постели.
 – Этого следовало ожидать. У нас и не такое случается, ведь мы живем на самом краю света. Тем более, что она была колдунья.
 И он подходит к Гримхильд и всаживает ей секиру в грудь. Потом он увозит ее хоронить. Он был мужчина рослый и сильный, но и ему понадобилась вся его сила, чтобы вытащить гроб с ее телом из дома.
 Здесь следует сказать, что Западное поселение Гренландии – это и впрямь край света, и о его жителях издавна шла дурная слава. Там было много колдунов и творились недобрые дела, и старая вера удерживалась там дольше, чем где бы то ни было. Кончилось все тем, что однажды гренландский епископ, приехав в Западное поселение, нашел его полностью опустевшим. Там не нашли ни живых людей, ни трупов, ни каких-либо следов побоища. Куда подевались жители, неизвестно и по сей день, если не считать того, что рассказывается в саге об Эрлинге. Монах Сигфус, сын Гудбранда, считает эту сагу лживой.
 Далее случилось вот что. Через два дня умер Торстейн, сын Эйрика. Гудрид была в большом горе. Сначала она долго плакала, а потом сидела на стуле у скамьи, на которой лежал ее муж. Торстейн Черный поднял Гудрид со стула и сел на скамью напротив, посадив Гудрид себе на колени. Он всячески успокаивал и утешал ее.
 – Весной мы поедем на Эйриков фьорд, – сказал он. – И отвезем туда тело твоего мужа и всех его спутников, которые умерли этой зимой. Там их смогут похоронить по обычаям вашей веры, с отпеванием и прочим.
 Надо сказать, что в Гренландии существовал обычай хоронить людей в неосвященной земле в усадьбе, где они умерли. В могилу вбивали столб, а после, когда приезжал священник, столб вынимали, в дыру от столба вливали святую воду и совершали отпевание, хотя бы это было спустя много времени. Так делали потому, что в Гренландии всегда было мало священников, а усадьбы стояли далеко одна от другой. Но люди набожные считали, что не подобает так поступать.
 Торстейн Черный сдержал слово и весной отвез всех покойников и Гудрид на Эйриков фьорд. Торстейна, сына Эйрика, и его спутников похоронили в церкви. Торстейн Черный остался на Эйриковом фьорде и построил себе усадьбу. Он слыл очень доблестным человеком.
 Гудрид отправилась на Крутой Склон к Лейву. Лейв хорошо ее принял, и Гудрид жила там некоторое время.
 Вскоре к ней посватался Торстейн Черный. Он сказал, что готов ради нее принять крещение. Но Гудрид отказала ему.
 – У меня дотстаточно причин не выходить вторично замуж за гренландца. К тому же мне предсказали, что все мои пути ведут в Исландию, и я предпочитаю верить этому пророчеству.
 В Гренландии тогда было много разговоров об открытии новых земель и о поездках в Виноградную Страну. Говорили, что такая поездка приносит богатство и славу. Но после гибели Торвальда и неудачного плавания Торстейна в Гренландии не нашлось охотников плыть в Виноградную Страну. Верно говорят, что всегда легче сказать, чем сделать.




 XII


 На другое лето в Эйриков фьорд пришел корабль из Исландии.
 Правил кораблем человек по имени Торфинн, по прозванию Карлсефни (Из Него Выйдет Мужчина). Он был знатного рода и очень богат.
 Торфинн совершал торговые поездки по всем северным странам. Он был хорош собой, статен и знал правила обхождения.
 Карлсефни привез в Гренландию много разного товару. Он велел снести все на берег и сразу же начал торговлю. Собралось немало народу, и торговля шла бойко. Вот приходит туда Гудрид, и видит красивую меховую шапку и Страны Бьярмов и спрашивает Торстейна, сколько он хочет за эту шапку.
 – Я дарю ее тебе, красавица, – отвечает Карлсефни. – И возьми также других товаров, сколько хочешь. Вот уж не думал, что в Гренландии можно встретить таких женщин, как ты.
 – Здесь немало достойных людей, – говорит Гудрид. – Не стоит верить сплетням, которые распускают злые люди, будто в Гренландии одни колдуны и язычники.
 – я им и не верю, – говорит Торфинн. Потом он одарил Гудрид богатыми подарками. Гудрид сказала:
 – Даже не знаю, чем тебя отблагодарить. Если ты еще не присмотрел себе жилья на зиму, можешь перезимовать у нас на Крутом Склоне. Там много больших домов, так что тебе и твоим людям будет где разместиться. А запасов у нас с лихвой хватит.
 Гудрид распоряжалась четвертой частью имущества на Крутом Склоне, а другие три четверти принадлежали Лейву, Фрейдис и Тьодхильд.
 Карсефни принимает приглашение и велит перевезти свои вещи на Крутой Склон.
 Лейв и Торфинн быстро стали друзьями и подолгу беседовали, сидя у очага ы центральном зале. Гудрид обычно сидела рядом на женской скамье и принимала участие в беседах. Торфинна очень интересовало, какие товары можно купить в Гренландии, чтобы потом выгодно продать их в Норвегии или Дании.
 Однажды Карлсефни сказал:
 – Я слышал, здесь водятся белые медведи. Мне бы очень хотелось поймать одного и отвезти живьем в Норвегию.
 Лейв рассмеялся и сказал:
 – Что толку в живом медведе? Не собираешься же ты водить его по дворам и показывать за деньги!
 – Конечно, нет, – сказал Карлсефни. – Я хочу подарить медведя конунгу.
 – Вот это разумно, – сказал Лейв. – Конунг щедро отблагодарит тебя за такой подарок. И все же советую тебе хорошенько подумать, прежде чем браться за это дело. Смекни сам, сколько мороки у тебя будет с живым медведем. Не лучше ли взять другого товару, не менее выгодного и притом не требующего никаких забот?
 – Что бы ты мог предложить? – спрашивает Карлсефни.
 – Почему бы тебе не съездить в Виноградную Страну, которую я открыл? Там растет дерево мёсур – прекрасное дерево, оно не боится гнили. И там сколько угодно винградной лозы и винограда.
 – Я уже немало наслышан о Виноградной Стране. Одного не могу понять: почему ты сам не хочешь съездить туда второй раз? Если все дело в туземцах, то с ними, думаю, можно поладить, как с любыми людьми. Есть ли в Виноградной Стране еще другие опасности, о которых я не знаю?
 – Нет, больше никаких, – сказал Лейв. – Что до меня, то я очень хочу туда поехать, и, может быть, даже поселюсь там спустя какое-то время. Но после смерти Эйрика я стал как бы старостой в Гренландии. Ты сам видишь, люди то и дело приходят ко мне за советом и просят разрешить их споры. Я считаю, не годится мне оставлять Гренландию, пока мне нет здесь достойной замены.
 – Если так, я, пожалуй, послушаю твоего совета, – говорит Торфинн. – И поеду в Винланд следующим летом, и поселюсь там, если будет возможно. Тогда у меня всегда будет вдоволь дерева мёсур и винограда, и я буду возить эти товары сюда или в Исландию и быстро разбогатею.
 Гудрид сказала:
 – Торвальд тоже хотел поселиться там, и ты знаешь, чем это кончилось.
 – Надеюсь, мне повезет больше, – сказал Карлсефни. – Пока что мне удавалось все, за что бы я ни брался.
 – Пусть же твоя удача не оставит тебя, – сказала Гудрид.
 На праздник середины зимы на Крутом Склоне был устроен большой пир. На него приехали все знатные люди Восточного поселения.
 Лейв и Карлсефни позаботились, чтобы и угощение, и подарки были на славу. На пиру много говорили о Виноградной Стране. Карлсефни объявил, что намерен отправиться туда следующим летом. Все хвалили его и желали удачи, а некоторые вызвались поехать с ним.
 На том же пиру Карлсефни посватался к Гудрид. Он сказал:
 – Лучшей неветсы мне не сыскать, а в такое плавание, какое я задумал, негоже пускаться без доброй жены. Я хотел бы этой же зимой сыграть свадьбу, если, конечно, ты согласна.
 – Я бы не стала тебе отказывать, но мне кажется, что я приношу несчатсье тем, кто связывает со мной свою жизнь. Я уже не раз могла убедиться в этом.
 Карлсефни сказал:
 – Странно, что такая разумная женщина, и к тому же христианка, предается суевериям. Все это чепуха, по-моему. В любом случае моя удача сильнее твоих неудач.
 Гудрид сказала, что не может сама принять решение.
 – Спросим у Лейва, и как он скажет, так я и сделаю.
 Лейв выслушал их и сказал:
 – Я очень признателен тебе, Гудрид, что ты доверила мне решать твою судьбу. Так уж повелось у нас в Гренландии: все, чуть что, идут к Лейву за советом. Мнение же мое таково, что этот брак как раз для тебя. Можно сказать, тебе крупно повезло. Выходи за Торфинна и поезжай с ним в Винланд. А что касается приданого, то ты получишь у меня свою долю добра по первой просьбе.
 Той же зимой на Крутом Склоне сыграли свадьбу. Карлсефни был доволен, да и Гудрид не казалась такой угрюмой, какой была со времени гибели Торвальда и Торстейна.
 Весной Карлсефни стал снаряжать корабль и набирать людей. К нему пришел Торстейн Черный и сказал, что хочет ехать с ним.
 – Я с радостью возьму тебя, – сказал Торфинн. – я от многих слышал, какой ты доблестный человек, и мне известно, что ты оказал большую услугу моей жене позапрошлой зимой.
 Карлсефни попросил Лейва отдать ему дома в Виноградной Стране. Лейв сказал, что охотно одолжит их, но только не насовсем.
 Карлсефни договорился со своими спутниками, что всю добычу они будут делить поровну.
 Вскоре сборы были закончены, и корабль вышел в море. С Торфинном поехали 60 человек. Они взяли с собой всякого скота, потому что собирались поселиться в Виноградной Стране, если будет возможно.
 Торстейн Черный все время усмехался и подмигивал Гудрид.
 Карлсефни это не нравилось, и он уже стал жалеть, что взял Торстейна на корабль.
 Они поплыли старым путем: мимо Западного поселения к Медвежьим островкам, потом на юго-запад, пока не достигли Страны Каменных Плит. Они не стали высаживаться и поплыли на юг. Через трое суток они увидели вторую землю. Они решили, что это Лесная Страна, но не та ее часть, которую видел Лейв. Они хотели высадиться, но не смогли, потому что вдоль берега тянулись длинные песчаные отмели и был сильный прибой. Тогда они поплыли на юго-восток, держась совсем близко к берегу, и нигде не могли высадиться. Карлсефни назвал эту местность Фюрдюстрандир (Удивительные Берега), потому что так долго пришлось плыть вдоль них.
 Наконец они подошли к какому-то мысу, и там бросили якорь и высадились. Гудрид заметила что-то среди камней и вскрикнула – не громко, но так, что услышал Карлсефни.
 – Что там? – спросил Торфинн.
 – Так, одна безделица, – сказала Гудрид. – Право же, не стоит и смотреть.
 Тогда он подошел к ней и увидел в трещине скалы сломанный киль от корабля. Увидели его и другие, и кое-кто смекнул, что это киль от корабля Торвальда, но вслух ничего не было сказано.
 – Пусть этот мыс зовется Килевым, – сказал Карлсефни.
 – Трудно придумать лучшее название, – сказала Гудрид.
 Один из людей карлсефни нашел на мысу незаконченное резное украшение из дерева мёсур. Гудрид сказала:
 – Дай мне его.
 Она решила, что это украшение делал Торвальд для нее, ведь он был мастер на все руки, и она узнала его работу.
 – Возьми его, – сказал тот человек. – Но смотри, как бы Карлсефни не рассердился.
 – В этом нет ничего дурного, – ответила Гудрид. – Ведь я не знаюсь с мужчинами за спиной у Торфинна.
 Они разведали берега и увидели, что лес повсюду подступает к самому морю, а хорошей травы для скота нигде нет. Они не нашли ни винограда, ни дерева мёсур. Карлсефни сказал:
 – Эта страна нам не подходит, здесь нет пастбищ. Поедем дальше вдоль берега, пока не найдем чего-нибудь получше.
 Они взошли на корабль и двое суток плыли на юго-восток, пока на пришли к устью какого-то фьорда. Там были сильные течения.
 Напротив устья находился остров. Карлсефни назвал этот фьорд Оточным (Страумфьорд), а остров – Оток (Страумей). К востоку от устья был мысок, а за ним – удобная бухта. Здесь они высадились и осмотрелись. Эта местность показалась им более приветливой, чем та, которую они обследовали первой. Лес не подступал здесь так близко к морю, и от леса до берега всюду росла высокая трава. У самого моря берег круто поднимался, а дальше шел ровный луг, посередине которого протекала речка. На юге за лесом виднелись горы.
 – Это место мне нравится, – сказал Карлсефни. – Тут мы и обоснуемся.
 – Но это еще не Виноградная Страна, – сказал один моряк из тех, кто плавал с Лейвом. – Эту землю нужно обогнуть и плыть на юго-запад.
 Карлсефни ответил:
 – Нам уже достаточно повезло, что мы удачно добрались сюда и нашли хорошее место для поселения. Не зачем лишний раз искушать судьбу. И потом, если это и не Виноградная Страна, то какие-то ее окрестности, так я понимаю.
 Гудрид сказала:
 – Мне хотелось бы проплыть дальше на восток, потому что там, как мне кажется, должен находиться Крестовый мыс и могила Торвальда.
 – Не слишком ли часто ты его вспоминаешь? – сказал Карлсефни. – А я-то думал, что делаю все возможное, чтобы ты поскорее забыла о прошлом. Ведь мертвого не воротишь, а что толку в старых костях?
 Гудрид сказала, что они окажут немалую услугу Лейву, если привезут в Гренландию прах его брата.
 – Ведь мы оба многим обязаны Лейву.
 – Это верно, – сказал Карлсефни. – И мы, конечно, постараемся найти могилу Торвальда. Но это будет следующим летом, когда мы поплывем разведывать страну. А зимовать будем здесь, как я сказал.
 Люди Карлсефни перенесли на берег спальные мешки и другую кладь, и пустили скот пастись на лугу. Потом они принялись за постройку домов. Карлсефни хотел, чтобы это были большие и крепкие дома.
 – Ведь мы можем остаться здесь надолго, а то и насовсем.
 Они построили на правом берегу ручья два больших дома и баню. Потом они нашли болотную руду, и тогда на левом берегу построили кузницу. Они стали выплавлять железо и ковать ножи, гвозди и другие вещи, необходимые в хозяйстве.
 Здесь следует рассказать о том, как добывали железо в старину, потому что ныне об этом почти никто не знает, и мы предпочитаем покупать готовые ножи и топоры у норвежских торговцев.
 Шли на болото и вокруг него под дерном искали болотную руду.
 Это рыжие камешки, их много возле болот. Потом пережигали дерево на уголь в больших ямах, выложенных камнями и прикрытых дерном.
 Толкли руду и смешивали с углем. Потом такую же яму наполняли этой смесью и закрывали. Затем поджигали уголь и качали мехами воздух. Здесь нужно было немалое мастерство. Если жар будет слаб, руда не расплавится, слишком силен – выйдет не железо, а чугун. Когда уголь прогорал, яму раскрывали и вынимали слиток железа со шлаком, раскаленный до красна. Его клали на наковальню и били молотом, пока весь шлак не отлетит. И сразу же ковали из горячего железа меч или лопату, кому что нужно.
 Еще мы должны сказать об этом крае, который открыл Карлсефни. Недавно южане открыли его заново и увидели развалины домов Карлсефни. Они поняли, что это не дома туземцев, и, значит, ктото уже находил эту землю раньше. Южане тогда дали стране название – Вновь Найденная Земля, иначе Ньюфаундленд.
 Постройка домов продолжалась до самой зимы. Все это всремя Карлсефни и его люди кормились рыбой и ягодами. Они били в ручье лосося, а на поливе вырыли ямы, и когда вода уходила, в ямах оставалась камбала. Карлсефни не позаботился озапасах на зиму, ибо считал, что зима будет мягкой и они всегда смогут найти себе пропитание. Но надежды его не оправдались. Пришла суровая зима, море замерзло на три мили от берега, и они не могли добыть ни рыбы, ни дичи. Корм был только для скота, потому что снега выпало мало,и скот мог по-прежнему пастись на лугу. Дело шло к тому, что весь скот придется забить, чтобы самим не умереть с голоду.
 Карлсефни, Гудрид и их люди усердно молили господа посалть и какую-нибудь добычу. Но их молитвы не были услышаны так скоро, как им хотелось.
 Однажды Торстейн Черный пришел к Гудрид и сказал:
 – Теперь ты видишь: ваша вера никуда не годится. Я мог бы еще добавить, что от нашего предводителя толку и вовсе никакого.
 Вряд ли кто-то смог бы подготовиться к зиме хуже, чем он. Скоро я докажу тебе, что моя вера лучше вашей, а сам я больше гожусь в предводители, чем Карлсефни. Может быть, ты согласишься тогда развестись с ним и стать моей женой.
 – Этого я не могу обещать, – сказала Гудрид. – Но мы все будем тебе признательны, если ты добудешь какое-нибудь пропитание.
 Торстейн сказал, что сделает это в ближайшие дни. Затем он ушел, и три дня его не видели. Карлсефни послал людей на поиски, и вскоре Торстейна нашли на вершине скалы. Он лежал там, глядя в небо, и что-то бормотал. Его стали бранить, но он сказал, что он не ребенок и не нуждается в их присмотре. Потом он вернулся, и на другой день к берегу прибило кита. Все очень обрадовались и тут же наварили китового мяса в больших земляных печах.
 Торстейн сказал Гудрид:
 – Теперь ты убедилась, что рыжебородый Тор сильнее вашего Христа. Он всегда мне помогает. Этого кита он дал мне за песнь, которую я сочинил в его честь.
 – Пусть так, – сказала Гудрид. – Только не говори никому об этом.
 – По-моему, тут нечего скрывать, – сказал Торстейн.
 И он принялся громко похваляться и говорить, что, мол, ни Карлсефни, ни Христос не смогли накормить людей, а Тор сделал это по его, Торстейна, просьбе.
 Карлсефни и другие только усмехались. А когда мясо сварилось, все набросились на еду и так наелись, что у многих разболелись животы. Тогда некоторые стали бранить Торстейна и говорить, что это дурной кит, и Торстейн выпросил его не иначе как у самого дьявола.
 Карлсефни сказал:
 – Что за глупые суеверия! Всем известно: если с голодухи наешься до отвала, живот будет болеть. А в китах я разбираюсь и могу сказать, что это отличный кит.
 Они заготовили китового мяса впрок, так что хватило на всю зиму.
 Весной Торстейн Черный сказал, что хочет плыть на поиски Виноградной Страны. Он хотел плыть на северо-запад, мимо Килевого мыса и Удивительных Берегов. Он надеялся обогнуть Лесную Страну с запада и попасть в Винланд более коротким путем, а заодно и разведать новые края. Но Карлсефни не хотел туда плыть. Люди долго спорили между собой и наконец решили разделиться. Торстейн взял большую лодку и поплыл на северо-запад с девятью спутниками, а Карлсефни остался у Оточного фьорда. Перед отплытием Торстейн сказал Гудрид:
 – У тебя есть последняя возможность уехать со мной. Если ты и теперь откажешься, мы больше не встретимся.
 – Я не могу поехать, и тебе советую остаться, – сказала Гудрид.
 – Ну и сиди тут! – сказал Торстейн. – Вари себе китов и пей воду вместо вина! А я уезжаю!
 Торстейн уехал, и больше о нем ничего не известно. Либо он поселился где-то, либо погиб, и последнее вернее.
 В начале лета Карлсефни решил доплыть до вершины Оточного фьорда и получше разведать страну. Они долго плыли на юг между берегами, а фьорду все не было конца. Потом берега расступились, и корабль вышел в открытое море. Тогда они поняли, что принимали за фьорд длинный и узкий пролив. Но называли его по-прежнему Оточным фьордом. Они плыли еще двое суток и увидели землю. Это был полуостров. Они обогнули его с востока и плыли на юг вдоль берега четыре дня, пока не приплыли к домам Лейва. Здесь они оставались до осени. Они нашли поля самосеянной пшеницы, дерево мёсур и виноградную лозу всюду на возвышенностях. Этим лтом Гудрид родила сына Его назвали Снорри.
 Осенью они вернулись к своим домам у Оточного фьорда. Корабль был доверху нагружен лесом и виноградом. Карлсефни решил поселиться там, где построил свои дома. Он считал, что из Виноградной Страны слишком далеко плавать в Гренландию, и легче привозить товары с юга на Оточный фьорд, а потом уже отправлять их в Гренландию на продажу.
 Этой осенью они плавали на восток и искали могилу Торвальда, но не нашли ее. На этот раз они хорошо подготовились к зиме и запасли много рыбы и мяса.
 В начале зимы из леса вышли трое туземцев и направились к домам. Неподалеку пасся скот. Вдруг один бык громко замычал, туземцы испугались и бросились бежать.
 – Вот и они! – воскликнул Карлсефни. – Я ждал этого.Теперь главное – не упустить их.
 Он берет полкруга сыра и немного сушеного винограда и бежит за туземцами. Он догоняет их в лесу и окликает. Те останавливаются. Тогда Карлсефни отламывает кусок сыра и дает им. Они попробовали сыр, и он пришелся им по вкусу. У одного из туземцев на плече висела лисья шкура. Карлсефни жестами показал, что хочет взять эту шкуру в обмен на сыр. Туземцы тут же согласились. Они съели весь сыр сразу, как только получили его. Карлсефни дал им еще сушеного винограда, но они стали плеватья и всячески показывать, что эта еда им не нравится. Тогда Карлсефни вернулся к своим. Он показывал всем лисью шкуру и говорил, что теперь-то туземцы не станут на них нападать.
 – И глупо будет не извлечь выгоду из соседства с людьми, которые отдают отличные меха за кусок сыру!
 Все хвалили Карлсефни и говорили, что он поступил очень храбро. Потом Карлсефни велел обнести дома высокой изгородью. И как только это было сделано, явились туземцы. Они приплыли из-за мыса на кожаных лодках. В бухте они высадились и пошли к домам.
 Дойдя до изгороди, они стали вытряхивать из тюков свой товар: шкурки лис, белок, куниц и другого зверья. Карлсефни сказал:
 – Вынесите им молока, простокваши и сыра, а больше ничего не давайте.
 Так и сделали. Туземцы с жадностью набросились на еду, а свою пушнину стали перебрасывать через изгородь. Потом они увидели у людей Карлсефни оружие и стали просить, чтобы им его тоже дали в обмен на меха. Но Карлсефни запретил давать им оружие.
 Торговля шла своим чередом, и похоже было, что все окончится благополучно: туземцы унесут свои покупки в животах, а меха останутся у Карлсефни и его людей.
 В это время Гудрид сидела у колыбели своего сына Снорри.
 Вдруг она увидела, как дверь отворяется, и в дом входит женщина в черном.
 – Кто ты? – спросила Гудрид. Женщина не ответила. Потом раздался как будто удар грома, и видение исчезло.
 В этот самый миг произошло вот что: туземец попытался выхватить секиру из рук гренландца. Тот оттолкнул его, взмахнул секирой и зарубил этого туземца. Тогда остальные подняли громкий крик, побросали свои товары и бегом бросились к лодкам. Они тут же отчалили и уплыли за мыс, в сторону Оточного фьорда. Карлсефни сказал:
 – Непросто иметь дело с этими людьми! Теперь, скорее всего, они вернутся в большем числе и с враждебными намерениями. Мы должны подготовиться к битве.
 Карлсефни велел валить лес у основания мыса, чтобы вырубить прогалину от бухты до фьорда. Потом он поставил десять человек на мысу и велел им, если появятся лодки, привлечь внимание туземцев. А скот пустили пастись возле прогалины. Карлсефни сказал:
 – Если нападать будут с моря, люди с мыса пусть отступают к домам, и когда они минуют прогалину, мы погоним на туземцев быка и коров. А если они придут с суши, мы дадим им бой на мысу, и опять между нами окажется прогалина и скот, а они боятся быков.
 Сражаться же будем там, где деревья гуще, чтобы они не могли стрелять в нас из луков.
 Зима была мягкой и море на этот раз не замерзало. В конце зимы дозорные на мысу заметили множество кожаных лодок. Гренландцы стали кричать и размахивать оружием, чтобы туземцы увидели их. Так и вышло: туземцы направились к мысу, а люди Карлсефни стали отступать на юг, к прогалине. Когда нападавшие высадились, те уже скрылись среди деревьев. Туземцы бросились их догонять и убили одного в лесу, а другого уже на вырубке. Этому человеку в голову угодил плоский камень, пущенный из пращи. У одного из нападавших был длинный шест с синим шаром на конце. Туземец взмахнул шестом, и шар полетел на гренландцев. При этом раздался ужасный вой. Люди Карлсефни так перепугались, что едва не обратились в бегство. Но Карлсефни сумел удержать их. Синий шар упал со страшным ревом, но никто не пострадал. Тогда гренландцы погнали на врагов стадо. Бык разъярился и кинулся вперед с опущенной головой. Всё вышло, как и рассчитывал Карлсефни: туземцы бросились наутек. Гренландцы преследовали их и многих убили.
 Среди туземцев выделялся один, высокого роста и могучего сложения. Люди Карлсефни решили, что это вождь. Он подбежал к убитому гренландцу, тому, которого убили в лесу. Рядом с телом лежала секира. Вождь поднял секиру, осмотрел ее, потом замахнулся и ударил одного из своих. Тот сразу упал и умер. Тогда вождь швырнул секиру далеко в море. Он, видно, решил, что опасно иметь дело с таким страшным оружием. После этого туземцы еще быстрее побежали к своим лодкам, сели в них и тотчас же уплыли.
 После битвы Карлсефни сказал, что не намерен оставаться в этой стране.
 – Страна красива и богата, но жизнь здесь всегда будет неспокойна из-за туземцев.
 Все согласились с Торфинном. Весной они снарядили корабль вышли в море. Корабль был полон дорогих товаров: леса, винограда и пушнины. Гудрид настояла на том, чтобы сначала плыть на поиски Торстейна Черного. Так они и сделали и направили корабль на северо-запад, за Килевой мыс и Удивительные Берега. Земля была у них с левого борта. К западу местность становилась все более суровой. Лес здесь рос низкий, а в море плавали большие льдины. На одной из них Карлсефни заметил белого медведя. Он хотел его поймать, но медведь нырнул в море с другой сторону льдины и уплыл.
 Семь дней они плыли на северо-запад вдоль берегов Лесной Страны. Однажды они увидели далеко на севере землю с горами и ледниками. Карлсефни решил, что это Страна Каменных Плит. Они поняли, что вошли в пролив между Маркландом и Хеллуландом. Потом берег повернул к югу, и здесь они прекратили поиски.
 На обратном пути они несколько раз высаживались в Лесной Стране. Однажды они захватили в плен двух молодых туземцев. Их взяли на корабль. С тех пор Карлсефни и Гудрид всюду возили их с собой. Они обучили их северному языку, а после крестили. Эти туземцы немало рассказали о своей стране. Люди там живут в землянках, похожих на норы, а правят страной два конунга. Еще они сказали, что неподалеку от их страны живут какие-то странные люди.
 – Они белы лицом, как и вы, и ходят в белых одеждах с тряпками на шестах и громко кричат. Мы называем места, где они живут, Страной Белых Людей (Хвитраманналанд).
 Гудрид, услышав это, рассмеялась и сказала:
 – Да ведь это крестный ход с хоругвями и песнопениями!
 И по всему выходило, что в Лесной Стране есть поселение ирландских монахов.
 Осенью корабль пришел в Эйриков фьорд. Карлсефни сдержал свое слово, и добыча была поделена поровну между всеми. Доля каждого оказалась весьма велика. Карлсефни и Гудрид зазимовали на Крутом Склоне у Лейва.




 XIII


 Тем же летом в Эйриков фьорд пришел корабль из Норвегии.
 Правили кораблем два брата, Хельги и Финнбоги, племянники Тьодхильд. Лейв пригласил их в Гренландию, когда служил в Норвегии Олаву конунгу. Братья собирались поселиться в Гренландии, если им там понравится. Они отправились на Крутой Склон и остановились в доме Тьодхильд, хотя Лейв и звал их к себе. Фрейдис сказала:
 – Хорошо, что они пошли к Тьодхильд. Не хватало еще терпеть этих двух ублюдков в нашем доме.
 – Слава Всевышнему, что никто не слышит твоих слов, – сказал Лейв. – Как ты можешь так говорить, ведь ты даже не знаешь этих людей. А они – люди весьма достойные.
 К Фрейдис посватался человек по имени Торвард. Он был очень богат, но тихоня. Он жил в усадьбе Гардар (Дворы) на Эйнаровом фьорде в Восточном поселении. Лейв поддержал сватовство и очень настаивал на этом браке. Он сказал:
 – Может, ты хоть немного присмиреешь, когда выйдешь замуж за Торварда. Хотя, признаться, мне жаль его, ведь он, должно быть, не подозревает, какой у тебя злобный нрав.
 Свадьбу сыграли в начале зимы. На пиру были и братья Хельги и Финнбоги. Их посадили по левую руку от Лейва, а по правую сидел Карлсефни. Он много рассказывал на пиру о своем плавании, и все хвалили его. Он сказал, что в Западных землях много богатств, но поселяться там неблагоразумно. Фрейдис тогда сказала:
 – Почему бы и мне не отправиться в Винланд? Богатство и слава будут мои, а опасности путсь достаются другим.
 Торвард и все остальные поддержали ее, сказав, что это хорошее дело. Фрейдис была весела и довольна. После свадьбы она переехала к мужу на Эйнаров фьорд.
 Фрейдис часто ездила в Браттахлид повидаться с Лейвом и Гудрид. Однажды она встретила там Хельги и Финнбоги.
 – Вот удачная встреча, – сказала она. – Я как раз хотела поговорить с вами.
 Она сказала, что не оставила мыслей о поездке в Виноградную Страну.
 – Я хочу предложить вам поехать туда со мной. Посудите сами.
 Если вы собираетесь остаться в Гренландии, вам понадобятся деньги и лес для постройки домов. Всего этого у вас будет в избытке, если вы съездите в Винланд. Кроме того, вы заслужите уважение в округе, ведь пока про вас только и знают, что вы родственники второй жены Эйрика Рыжего. А туземцы нам будут не страшны, потому что мы поедем на двух кораблях и возьмем много народу.
 Хельги и Финнбоги сказали, что подумают, но по всему было видно, что предложение пришлось им по душе. Через несколько дней они известили Фрейдис о свом согласии.
 Фрейдис просит у Лейва корабль и дома, и он, как и прежде, соглашается одолжить дома, но не насовсем. Исландцы тем временем снаряжают свой корабль. Они договариваются с Фрейдис, что на каждом корабле будет по тридцать человек, способных носить оружие.
 В начале лета оба корабля отплыли из Эйрикова фьорда. Они пробыли в море семь суток и бросили якоря в бухте, где стояли большие дома. Они решили, что это дома Лейва. Корабль исландцев ервым достиг берега, и люди стали переносить кладь в дома. Фрейдис, увидев это, закричала:
 – Что вы делаете? Выносите немедленно все, что там уже есть вашего.
 – Что случилось, Фрейдис? – говорит Хельги. – Разве не так мы договаривались?
 – Лейв одолжил дома мне, а не вам. Убирайтесь, куда хотите.
 А если не уйдете, я выгоню вас силой, ведь у меня побольше людей, чем у вас.
 И она сказала, что взяла на пять человек больше, чем было уговорено.
 – Не нравится мне это, – сказал Хельги. – Но я не хочу с тобой ссориться. Куда нам против твоей злобы. Мы построим дома в другом месте.
 Так они и сделали, построили дома у озерка подальше от берега.
 Все лето люди валили лес. Ходили также на поиски винограда, но не нашли его. Однажды Хельги сказал:
 – Сдается мне, что это вовсе нето место, где останавливался Лейв. Это, скорее, дома Карлсефни.
 Фрейдис ответила:
 – Мне безразлично, чьи это дома и найдем ли мы виноград. Меня вполне устраивает это место.
 Когда наступила зима, люди отдыхали и ловили рыбу. Братья сказали, что неплохо было бы позабавиться и устроить игры в мяч на льду озерка. Так и сделали. Люди Фрейдис проигрывали чаще, чем выигрывали. Фрейдис на это говорила, что Хельги и Финнбоги играют против правил, и она напоминала о тех случаях, когда игра и впрямь шла не по правилам. С этого начались раздоры между домами. Игры были оставлены и взаимные посещения прекратились. Так продолжалось всю зиму.
 В конце зимы случилось вот что. Однажды Фрейдис проснулась рано утром и, выйдя из дому, увидела множество кожаных лодок, которые плыли прямо к домам. Фрейдис крикнула:
 – Просыпайтесь и вставайте! К нам едут гости, и они не очень-то похожи на купцов, слишком уж их много. Пойдем и покажем этим людишкам, каковы наши копья и секиры.
 С этой вестью был послан человек к исландцам. Викинги вышли из домов и приготовились к бою. Туземцы огромным числом высыпали на берег. В руках у них были пращи. В гренландцев полетели камни, и несколько человек было убито. Гренландцы бросали копья, но ни одно из них не попало в цель. Натиск был так силен, что викинги стали отступать. Нападавшие громко вопили и свистели.
 Фрейдис сказала:
 – Вы такие молодцы, а бежите от этих заморышей! Вы могли бы перебить их всех, как скот!
 Она подбирает меч одного из убитых и идет навстречу туземцам. На ней белая рубашка. Туземцы подбегают к ней, и она кричит громко, так что все услышали:
 – Как бы я хотела быть мужчиной!
 С этими словами она выпрастывает из-под рубашки одну грудь и шлепает по ней мечом. Туземцев это повергло в такой страх, что они со всех ног бросились к лодкам и тотчас же уплыли.
 С тех пор этих туземцев не называли иначе, как скрелингами (заморышами).
 Все очень хвалили Фрейдис за мужество. Торвард сказал:
 – Меткое прозвище ты придумала для здешних жителей. Теперь мы так и будемих звать, скрелингами.
 – Многие из наших тоже могут носить это имя, – сказала Фрейдис.
 На другой день братья исландцы пришли к Фрейдис. Хельги сказал:
 – Вчерашнее нападение было для нас большой неожиданностью.
 Если бы не ты, нас бы всех перебили.
 – Это так, – продолжил Финнбоги. – Тем более, что до этого мы не встречались со скрелингами и ничем не могли их прогневить.
 Вероятно, им не нравится, что мы живем на их земле.
 – Что из того? – спросила Фрейдис.
 – Мы считаем, что нужно уезжать отсюда, и как можно скорее.
 – Я бы назвала это по-другому: не уезжать, а удирать, как побитые псы.
 – Называй как хочешь, – сказал Хельги. – Мы уедем, как только приготовим корабль: через неделю или раньше.
 – Ваш корабль может вместить вдвое больше леса, чем вы нарубили. Стыдно уезжать, не закончив дела.
 – Что это ты вздумала нас удерживать? Кажется, мы не слишком хорошо ладили. Мы не переменим решения. Ты можешь уехать с нами, если хочешь.
 – Немного же времени вы мне оставляете! – сказала Фрейдис.
 Той же ночью ближе к рассвету Фрейдис вышла из дому босиком, в широком мужнином плаще. Она пришла к дому Хельги и Финнбоги и осторожно проскользнула внутрь. Дверь была приоткрыта. Фрейдис подошла к месту, где спал Хельги. Тут Финнбоги проснулся и увидел ее. Он спросил:
 – Что тебе здесь нужно?
 Фрейдис вздрогнула и поплотнее запахнула плащ. Помедлив, она сказала:
 – Я хотела разбудить Хельги, чтобы поговорить с ним.
 – Странное время ты выбрала для разговора. Не надо будить Хельги, можешь поговорить со мной.
 Они вышли во двор, и Фрейдис сказала:
 – Я решила не уезжать с вами и хочу предложить вам поменяться кораблями. Ваш корабль больше, и в него поместится много леса. А у вас груза немного, вам хватит и моего корабля.
 Финнбоги сказал:
 – Твой корабль старый и подточен червями. И нам не будет никакой выгоды от этого обмена.
 – Так я и знала, что с вами не договоришься по-хорошему.
 Слишком уж вы скупы. Но ты еще пожалеешь об этом.
 Она пошла к своему дому, а Финнбоги лег спать. Фрейдис входит в дом и залезает в постель, а ноги у нее холодные, потому что в ту ночь выпала сильная роса. Торвард, ее муж, просыпается и спрашивает, почему она такая холодная и мокрая, и где ее носило среди ночи.
 – Я хотела поговорить с братьями, чтобы поменяться кораблями, но они не стали меня слушать и жестоко избили. На мне живого места не осталось. Но ты, жалкий человечишка, конечно, не захочешь отомстить за мой позор. Знай, что если ты не отомстишь, я разведусь с тобой.
 Она говорила так громко, что многие в доме проснулись. Торвард встал и велел своим людям взять оружие. Они пошли к домам исландцев, ворвались туда и связали всех, кто там был. Те со сна не разобрались, что происходит, и не смогли защититься. Потом их стали выводить во двор по одному. Фрейдис велела убивать каждого, кого выводили. Вот настал черед братьев, и их головы полетели с плеч. Фрейдис засмеялась и сказала:
 – Вот и свершилось то, о чем я мечтала: теперь моя мать Грелёд и брат Торвальд успокоятся в своих могилах. Я отомстила за них!
 Рассказывают, что ее лицо так перекосило от злобы, что на нее страшно было смотреть.
 Наконец все мужчины были убиты, и остались только пятеро женщин. Фрейдис велела убить и их тоже, но никто не хотел этого делать. Тогда Фрейдис взяла секиру и сама зарубила всех пятерых.
 – Я и не думал, что моя жена так жестока, – сказал Торвард.
 – Я давно задумала эту месть, – сказала Фрейдис. – Для того я и приехала сюда. Я не могла убить племянников Тьодхильд в Гренландии, потому что отец не хотел кровопролития в своей стране, а я чту его слово.
 Фрейдис приказала всем молчать об этих убийствах и обещала щедро заплатить каждому за молчание.
 – Мы скажем, что братья оставались здесь, когда мы уплывали, и нам не известно, вернутся они или поселятся в этой стране.
 Они тотчас же стали собираться в обратный путь. Фрейдис велела грузить весь лес на корабль братьев. Они решили возвращаться на хорошем корабле, а свой оставить.
 Они благополучно прибыли в Гренландию, и рассказали все, как было уговорено. Фрейдис поехала с Торвардом в Гардар. Она вела себя тихо и старалась показать себя хорошей хозяйкой и доброй женой.
 Вот проходит зима и лето, а Хельги и Финнбоги не возвращаются. Тогда Лейв приходит к Фрейдис и говорит:
 – Сдается мне, они уже не вернутся.
 – Это их дело, возвращаться им или нет.
 – Боюсь, что их нет в живых.
 – Откуда у тебя такие мысли? – спрашивает Фрейдис.
 – Мне сразу показалось мало похожим на правду то, что вы рассказали. Вряд ли братья отдали бы тебе свой корабль.
 – Ты очень умен, брат, но на этот раз ты ошибаешься.
 – Хорошо, – сказал Лейв. – Вижу, ты не хочешь говорить начистоту. Но я найду способ узнать правду.
 После этого Лейв велел схватить трех спутников Фрейдис. Он пригрозил им страшными карами, если они не расскажут все, как было. Те увидели, что делать нечего, и рассказали о том, как были убиты исландцы и их люди. Рассказы всех троих сошлись. Тогда Лейв вызвал Фрейдис и потребовал, чтобы она объяснила причину этих убийств.
 – Тогда я решу, – сказал он, – какого наказания ты заслуживаешь.
 Фрейдис отвечала дерзко, гордо вскинув голову.
 – Мне нечего стыдиться. Я отомстила Тьодхильд за убийство моей матери и за то, что она накликала гибель Торвальда, моего брата.
 Лейв долго молчал, а потом сказал:
 – Выходит, я должен еще быть тебе благодарен, что ты убила не саму Тьодхильд, а только ее племянников.
 Фрейдис сказала:
 – Не было смысла убивать Тьодхильд. Посуди сам, ведь она старуха. А Хельги и Финнбоги были последними в роду ее отца.
 Лейв сказал:
 – Я не хотел бы поступать с тобой так, как ты того заслуживаешь. Все же ты моя сестра; к тому же нельзя сказать, что у тебя не было причин так поступить, хоть мне и непонятна твоя жестокость. Но теперь все стало известно, и люди не простят тебе такого злодеяния. Единственное, что я могу сделать – попытаться убедить людей оставить тебя в покое.
 Лейв сдержал слово. Фрейдис осталась в Гренландии, но с тех пор о ней и ее семье пошла дурная слава. Не было удачи и ее потомству. Единственная дочь, которую она родила, умерла во младенчестве, а больше детей у нее не было. Фрейдис жила очень замкнуто до конца своих дней.




 XIV


 Теперь надо рассказать о Карлсефни и Гудрид. Они покинули Гренландию в то лето, когда Фрейдис вернулась из Виноградной Страны. Говорят, более богатый корабль, чем корабль Карлсефни, никогда не отплывал из Гренландии. Помимо той добычи, которую они взяли в Винланде, на корабле было много гренландских товаров: сыра и масла, шкур песцов и медведей и моржовых бивней.
 Карлсефни раздобыл также живого белого медвежонка, как и хотел.
 Медвежонка везли в деревянной клетке.
 Плавание было удачным, и осенью корабль пришел в Норвегию.
 Карлсефни выгодно продал все товары, а медвежонка подарил Эйрику ярлу. Норвежский правитель был очень доволен подарком и щедро вознаградил Торфинна: дал ему корабль, груженный мукой, ларец с золотом и пятьсот локтей сукна.
 Карлсефни и Гудрид перезимовали в Норвегии, а весной стали снаряжать корабли, чтобы плыть в Исландию. Однажды Карлсефни стоял на пристани и наблюдал за погрузкой. Вдруг к нему подходит человек и говорит:
 – Не ты ли тот купец, что привез диковинные товары из Виноградной Страны?
 – Да, это я, – говорит Торфинн. – А ты кто такой?
 – Мое имя Вильхьяльм, – отвечает тот. – Я родом из города Бремен в Стране Саксов. Мой родич Тюркир, я слышал, тоже плавал в те земли. И я хотел бы купить какую-нибудь вещь из Винланда на память о родиче.
 – Тебе бы прийти пораньше, – говорит Карлсефни. – Ведь я все уже продал.
 – Давай взойдем на корабль и посмотрим, вдруг что-нибудь осталось.
 – Изволь, – говорит Карлсефни. – Но только это маловероятно.
 Они идут на корабль и ищут там, и Вильхьяльм находит украшение из дерева мёсур, то самое, что было обронено Торвальдом на Килевом мысу.
 – Вот подходящая вещь, – говорит южанин. – Я хочу купить ее.
 Назови свою цену.
 – Это украшение принадлежит моей жене. Я не могу его продать.
 – Я дам за него полмарки золота.
 – Будь по-твоему, – говорит Карлсефни. – Глупо отказываться, когда за безделицу предлагают такие хорошие деньги.
 И он продал южанину украшение. Гудрид, узнав об этом, сказала:
 – Видно, Богу было угодно, чтобы у меня и памяти не осталось о том времени и о тех, кто был мне дорог когда-то.
 – Думаю, это к лучшему, – сказал Карлсефни.
 Они приплыли в Исландию и купили богатую усадьбу, которая называлась Веселый Хутор. Карлсефни жил там до самой смерти и слыл очень знатным человеком. От него и Гудрид произошло большое и славное потомство.
 После смерти Карлсефни хозяйство стали вести Гудрид и Снорри, ее сын, родившийся в Виноградной Стране. Потом Гудрид совершила паломничество в Рим, вернулась в Исландию и стала монахиней и отшельницей. Она окончила свои дни в служении Богу.
 Теперь надо сказать о Лейве. Он жил на Крутом Склоне до старости и был славен и почитаем. Лейв не имел ни жены, ни детей.
 Однажды, когда он был уже совсем стар, в Эйриков фьорд пришел боевой корабль и бросил якорь напротив Крутого Склона. На корабле приплыли двадцать викингов с богатой добычей, которую они взяли на востоке. Предводитель викингов явился к Лейву. Тот лежал в постели и уже не мог подняться, так он был стар. Лейв посмотрел на гостя и увидел, что у того низкий лоб, близко посаженные глаза и суровый взгляд. Было в нем-что-то зловещее.
 – Кто ты? – спрашивает Лейв.
 – Здравствуй, отец, – говорит викинг. – Мое имя Торгильс.
 Торгунна, моя мать, умерла прошлым летом на острове Скай. Перед смертью она велела мне ехать в Гренландию и поселиться здесь.
 Еще она велела показать тебе этот перстень и пояс и сказала, что ты должен узнать их. Но, по-моему, ты не очень-то рад меня видеть.
 – Напротив, – сказал Лейв. – Я рад тебе, Торгильс. Ведь я думал, что умру бездетным, а теперь у меня есть наследник.
 Лейв признал Торгильса своим сыном, и Торгильс остался в Гренландии. Спустя некоторое время Лейв спросил Торгильса, не хочет ли тот посетить Виноградную Страну.
 – Это принесло бы тебе немалое богатство, – сказал он и добавил, что готов отдать Торгильсу свои дома.
 – Я не поеду туда, – сказал Торгильс. – У меня и так всего довольно. Я уже немало поездил по чужим странам и хочу остаток дней прожить на своей земле.
 Лейв сказал:
 – Вот и вышло, что ни к чему было мое плавание и все эти открытия. Едва ли теперь кто-нибудь поплывет в Виноградную Страну: слишком поздно я ее нашел. Ныне не осталось людей, способных освоить и заселить новые земли, подобно Эйрику. Об одном я хочу попросить тебя, Торгильс: постарайся сделать так, чтобы память о наших плаваниях сохранилась у потомков. Не исключено, что когданибудь это им пригодится.
 Вскоре Лейв умер. Торгильс вступил во владение его землями и усадьбой. Торгильс был единственным потомком Эйрика в третьем колене, потому что Торвальд и Торстейн погибли бездетными, а ребенок Фрейдис умер во младенчестве.
 Слова Лейва Счастливого сбылись: никто из гренландцев больше не плавал в Виноградную Страну.
 Здесь мы кончаем сагу о Западных Землях.