---------------------------------------------


 Клод Фелисье
 ТАЙНА ПОХИЩЕНИЯ ГЕНЕРАЛА КУТЕПОВА



 I. Негоциант Дегро


 Мадам Жюли обладала неприятным характером, но когда она бывала чем-нибудь недовольна, то превращалась в фурию.
 В раздражении она походила на ракету: со свистом взлетала на воздух скороговорка ее речи и рассыпалась пышным цветистым букетом огненно-страстных восклицаний.
 Полковник Посвистов хорошо изучил ее темперамент: когда дело доходило до «ракеты», нужно было платить за комнату. Хоть умри, а добывай деньги.
 На этот раз счет был 986 франков. Больше мадам Жюли не желала верить ни одного су.
 — Завтра вы получите свои деньги, мадам Жюли. В 12 часов и ни на минуту позже.
 — Это уже пятое «завтра», мосье, — язвительно заметила хозяйка пансионата.
 — Да, но это — последнее «завтра», — с достоинством ответил полковник.
 Когда за хозяйкой закрылась дверь, полковник задумчиво прошелся по комнате. Просвистал славный боевой марш заозерского полка, где начал свою службу когда-то в чине прапорщика, потом «Гей, славяне».
 — К черту! какая там «речь свободно льется», когда из-за 1000 фрэнков приходится погибать…
 Стук в дверь оборвал оригинальную нить его размышлений. Посвистов обернулся к двери:
 — Entrez, — неуверенно сказал он.
 Приличного вида пожилой господин показался в дверях. Бритый, с проницательными серыми глазами, он был похож на дипломата в своей безукоризненной черной паре.
 — Я имею честь видеть бывшего полковника Посвистова? — осведомился он, учтиво наклонив голову.
 Слово «бывшего» резануло слух Посвистова.
 — Я — Посвистов, полковник. Слово «бывший» совершенно неуместно, так как я не подавал в отставку, и никто меня не исключал из списков моей части… С кем имею честь?
 По лицу гостя скользнула усмешка.
 — Извините, я обмолвился. Мое имя Дегро. Разрешите переговорить с вами по одному делу…
 Посвистов с любопытством взглянул на посетителя: давно никто не обращался к нему с делами. Профессия дансера, к которой принадлежал полковник, исключала какие бы то ни было деловые сношения.
 Он жестом указал гостю на диван, а сам поместился в кресло.
 — Я к вашим услугам…
 — Вы в стесненном положении, полковник, — начал Дегро без всякого стеснения. — Насколько мне известно, хозяйка пансионата завтра, если ей не будут внесены вами 986 франков, обратится за помощью в полицию… Как дансер, вы выдохлись, как рабочий — никуда не годитесь.
 Посвистов едва не вспылил. Но во взгляде Дегро было что-то заставившее его сдержаться.
 — Милостивый государь, — начал полковник, но Дегро оборвал его:
 — Разговоры потом. Я пришел предложить вам дело. Заработать можно много, а сама работа не потребует ни усилий, ни особого труда.
 Посвистов насторожился.
 — Да, но если вы потребуете от меня чего-нибудь бесчестного…
 Дегро пожал плечами.
 — Если вы считаете бесчестным передать одной даме в дансинге во время танца два ничего не значащих слова, то…
 Дегро замолчал, холодно глядя на Посвистова.
 — Два слова даме? Какой даме и какие слова?
 Дегро жестом остановил поток его вопросов.
 — Это я скажу потом. Мне важно сперва узнать, согласны ли вы принять на себя исполнить несколько поручений, ничтожных, совершенно ничтожных, и ни к чему вас не обязывающих? Если согласны, то подпишите эту бумажку — и наша сделка оформлена. Я сейчас же вручаю вам 20000 франков авансом в счет оплаты ваших услуг.
 Дегро достал из кармана сафьяновый бумажник с золотой монограммой и вынул оттуда сложенный вчетверо листок бумаги.
 «Я обязуюсь исполнить четыре поручения, данные мне господином Дегро, негоциантом, за что не имею права требовать гонорар свыше 100000 франков».
 — Ваша подпись под этой бумагой будет только гарантией того, что вы не станете преследовать меня просьбами об увеличении гонорара…
 У Посвистова закружилась голова: 100000 франков! За сотую часть этой суммы он наговорил бы сотне дам сколько угодно глупостей…
 — Сто тысяч франков! — простонал он. — Но разве даются даром такие деньги?
 — Вы и не получите их даром. Вы исполните четыре поручения, для вас совершенно легких, но имеющих большое значение для других, то есть для меня, — быстро поправился Дегро. — Вы понимаете, что документ этот не может обязать вас совершить что-либо противозаконное. Подписывайте, и вот вам чек на 20 000 франков.
 Вихрь соображений промчался в голове полковника.
 — Слушайте, вы не «оттуда»? — откидывая перо, которое подносил уже к бумаге, спросил он.
 Дегро улыбнулся.
 — Я понимаю. Вы намекаете на улицу Гренель. Как странно, что все русские в Париже опасаются каких-то козней со стороны этого посольства. Право, мне смешно, мосье…
 — Да, но вы не оттуда?
 Дегро покачал головой и указал пальцем на бумагу, где после его фамилии значилось «негоциант».
 — Купцу нет дела до политики.
 Посвистов подписал бумагу, и перед ним очутился чек, на котором красиво и аккуратно было выведено «20000».
 — Вот мы и покончили, — бережно пряча документ в бумажник, сказал Дегро и добавил уже тоном начальника: — Завтра в полночь в вашем дансинге появится дама в голубом платье в сопровождении пожилого господина. К ее плечу будет приколота роза. Вы должны танцевать с ней и сказать: «Дегро ожидает». Это должно быть сказано так, чтобы никто, в особенности ее спутник, не слышал. Понимаете?
 Посвистов наклонил голову.
 «Э, да ты, по-видимому, старый ловелас», — подумал он.
 И сказал:
 — Все будет исполнено в точности. А остальные три поручения?
 — В свое время вы их получите, — холодно ответил Дегро и, поклонившись, вышел.




 II. Дама в голубом


 «Ла Рушо» не был фешенебельным рестораном. Это было одно из тех кафе на Монпарнасе, которые посещают иностранцы ради соприкосновения с жизнью знаменитой парижской богемы.
 Помимо живописных фигур монпарнасских литераторов и художников был в «Ла Рушо» и еще магнит, привлекавший иностранцев, — оркестр балалаечников, «настоящий русский оркестр», как величал его в рекламах владелец кафе — сухопарый, маленький, высохший точно маслина марселец — мосье Жак Лабрю.
 Других достопримечательностей в кафе «Ла Рушо» не было, но это не мешало ему пользоваться большой популярностью среди ночных гуляк.
 Посвистов был дансером в этом учреждении. Около года он пожинал лавры успеха среди женщин на зависть коллегам по профессии, но затем в кафе появился негр-танцор, и звезда полковника померкла.
 Целые вечера проводил он в бездействии или танцуя с тяжелыми расплывшимися матронами — женами нуворишей, разжиревших на военных поставках.
 Потянулись серые дни безденежья и жизни впроголодь… Коллеги поддерживали, чем могли, Посвистова, и особенно балалаечники, среди которых было несколько его однополчан.
 В этот вечер коллеги-дансеры и хор балалаечников были изумлены поведением Посвистова.
 Явился он в новом с иголочки фраке, особенно возбужденный и жизнерадостный, и огорошил всех предложением поужинать за его счет после окончания «работы».
 — Ты что, наследство получил? — осведомился капельмейстер хора Чернояров — бывший бравый штабс-капитан 9-го сибирского полка. — Или подцепил богатую старуху?
 — Ни то, ни другое. Получил выгодную работу, — пояснил полковник.
 Вечер потянулся, как все вечера в кафе. Танцевали под неистовый рев джаз-банда, танцевали под залихватский рокот балалаек.
 Посвистова уже не раздражал конкурент-негр, записывавший на манжете имена очередных партнерш, жаждавших соприкоснуться с настоящей экзотикой в танце.
 Время близилось к двенадцати. Посвистов сидел за столом дансеров, поглядывая на дверь… Приближалась минута, когда должно быть выполнено первое поручение странного негоцианта Дегро.
 Посвистов начинал немного нервничать: именно нервами он ощущал приближение соприкосновения с какой-то шайкой. Не было ничего сложного в поручении негоцианта, все смахивало на пошлое пособничество в амурном похождении, и все-таки полковник не мог отделаться от странного ощущения: точно вот-вот погрузится он из яркого света в мрак, где придется пробираться ощупью, не видя дороги.
 Пожилая дама, постоянная клиентка Посвистова, направилась к нему через зал. Полковник шепнул такому же, как и он, не занятому коллеге, скучавшему рядом с ним:
 — Жорж, возьми ее, ради Бога… Я скажу, что болен сегодня…
 Жорж безразлично кивнул головой.
 И в это время в дверях мелькнуло бледно-голубое платье…
 Сердце полковника забилось сильнее. Он сказал что-то очень нелюбезное толстухе, атаковавшей его, и опомнился только тогда, когда Жорж увел ее, громко извиняясь за него:
 — Вы извините его, мадам: он сегодня совершенно болен…
 «Голубое платье», как мысленно назвал Посвистов свою таинственную незнакомку, опиралась на руку высокого красивого пожилого человека с выправкой военного. Лицо этого господина показалось немного знакомым Посвистову, но он не обратил на это внимания.
 Его всецело заинтересовала женщина.
 Она шла через зал, со скучающим видом рассматривая танцующих. Только на секунду глаза ее загорелись любопытством, когда она увидела негра, изнемогавшего в танце с какой-то полновесной матроной, но сейчас же отвела взор в сторону.
 Вместе со своим спутником она прошла в конец зала к эстраде балалаечников. Метрдотель указал столик, очевидно, заказанный заблаговременно, и парочка уселась.
 Посвистов встал и направился к ней.
 Только вблизи Посвистов понял, что перед ним не просто красивая женщина. Она была воплощением каких-то тончайших чар, излучавшихся как от ее лица, фигуры, так и от каждого движения.
 Посвистов понял, что ее спутник прикован к ней этими чарами, и сам ощутил странный жуткий трепет, когда встретил взгляд ее глаз — тихий, мерцающий, точно отсвет далеких лампад, погруженных в сумрак храма.
 Она приняла предложение Посвистова просто, без жеманства и даже без улыбки.
 — Я потанцую, Серж, пока ты распорядишься ужином, — сказала она, поднимаясь со стула.
 По-видимому, «Голубое платье» знала хорошо обычаи дансингов и на дансера смотрела, как на вещь, необходимую, но не имеющую никакой особой ценности. Если бы вместо живого человека был перед ней автомат, она так же отнеслась бы и к нему.
 Посвистов привык к такому обращению, но в высокомерии «Голубого платья» было что-то особенное. Так могли держаться разве только принцессы крови, и это понравилось полковнику.
 Он увлекся танцем. Гибкое, упругое молодое тело в непосредственной близости с ним точно опьянило его. Он забыл даже о поручении Дегро, и только бледная роза на плече дамы напомнила ему о его странной миссии…
 Очарование пропало. Посвистов склонился к уху «Голубого платья» и произнес:
 — Дегро ожидает…
 Дикий взгляд, полный панического ужаса, был ответом ему. Она сделала инстинктивное движение руками — хотела оттолкнуть его… Но сейчас же овладела собой…
 — Я устала… Проводите меня, — сказала она действительно усталым голосом. — Что вы сказали? — чуть хмуря брови, спросила она.
 — Дегро ожидает.
 — Когда вы его видели?
 — Вчера.
 — Хорошо…
 Последнее слово она сказала, точно отвечая на собственные мысли. Они подошли к столу. Пожилой господин взглянул на нее, и тревога отразилась на его лице.
 — Что с тобой, Эллен? Может быть, этот… господин позволил себе что-нибудь? — Он угрожающе посмотрел на Посвистова.
 — Нет, нет, Серж, — поспешно ответила она. — Этот господин очень мил и любезен… Нет… У меня закружилась голова… Я бы хотела поскорее уйти отсюда.
 Посвистов отвесил ей профессиональный поклон дансера — нечто среднее между поклоном джентльмена и лакея — и удалился.
 Спустя пять минут он видел, как его недавняя партнерша по танцу промелькнула голубой мечтой в дверях и скрылась.
 А минуту спустя перед ним очутился мосье Жан Лабрю и, полный кипучего негодования, заявил:
 — Вы с ума сошли, мосье Посвистов? Вы разгоняете моих гостей! Вы были так нелюбезны с мадам Фише, что она жаловалась мне и сказала, что ее ноги больше у нас не будет… А теперь ушли и эти отсюда… Я видел сам, как вы испугали даму, танцуя с ней… Мосье Посвистов, я вынужден буду расстаться с вами.
 В другое время слова маленького марсельца, пожалуй, произвели бы сильное впечатление на Посвистова, но теперь его забавлял задор мосье Лабрю.
 Он усмехнулся.
 — Полноте кипятиться, мосье Лабрю, — ответил он. — От мадам Фише было немного проку и вам, и мне. А что касается «Голубого платья», то она еще придет к нам…
 Почему он сказал это — и сам не знал. Но была в душе странная уверенность, что это должно быть именно так.




 III. Деловые сношения негоцианта Дегро


 Бакалейную лавочку на тихой малолюдной улице Русселе трудно назвать солидным коммерческим предприятием. Полутемная, маленькая, с одним окном, она не давала простора ни для торговых оборотов, ни для запасов товаров.
 И между тем негоциант Дегро, имевший возможность швырять сотни тысяч франков, мирился с такой ничтожной ареной деятельности.
 Утром он собственноручно открывал двери лавочки и, попыхивая сигарой, поджидал приказчиков — двух молодых людей, приходивших ровно в 9 часов.
 По ходу дел предприятие Дегро с полнейшим успехом могла бы обслуживать не слишком проворная особа женского пола. Но, очевидно, мосье Дегро был коммерсантом с широкими замашками и не мог обходиться без двух помощников.
 Дождавшись приказчиков, негоциант Дегро удалялся в глубь помещения. Невзрачная низенькая дверь вела из лавки в темные сенцы, заставленные ящиками; отсюда скрипучая деревянная лестница поднималась наверх почти под прямым углом к полу.
 По этой лестнице Дегро попадал в совершенно изолированную комнатку, обставленную наподобие конторы. На пустом письменном столе красовался телефон.
 Здесь Дегро проводил время до обеда, читая газеты и не делая никаких попыток заняться какими бы то ни было коммерческими операциями.
 Приблизительно в таком же положении находились и его помощники внизу. Они с неослабным вниманием созерцали пустую улицу и дом напротив — унылую каменную громаду довольно непрезентабельной внешности. Это занятие изредка нарушали мелочные покупатели.
 В это утро Дегро по обыкновению поднялся в свою контору, но вместо того, чтобы углубиться в газету, подсел к телефону.
 Добившись нужного соединения, он кинул в трубку по-русски:
 — Номер 48.
 Несколько минут протекли в молчании. Наконец, лицо негоцианта оживилось приятной подобострастной улыбкой.
 — Все налажено, — начал он услужливой скороговоркой. — В два часа Посвистов и шофер будут в ресторане. Ожидаю Марго для снабжения ее точными инструкциями. Нет, товарищ Аренс, на этот раз промаха не будет. Будьте покойны. Что? Ну, конечно. Посвистов никогда не догадается. Он чересчур глуп. Да… Да…
 Дегро повесил трубку с самым удовлетворенным выражением на лице.
 Скрип лестницы возвестил о прибытии посетителя. Дегро согнал с лица довольную улыбку. Стал холоден и деловит.
 — Войдите, — ответил он на стук по-французски.
 В комнату вошла женщина в скромном наряде прислуги небогатого семейства с молочным кувшином в руке. Если бы Посвистов находился в этот момент здесь, он вряд ли узнал бы в ней свое «Голубое платье».
 Она была явно раздражена.
 — К чему этот глупый маскарад? — бросив кувшин, сердито заговорила она. — Есть тысячи способов видеться в более приличной обстановке.
 — Тише, моя красавица, — спокойно и властно остановил ее Дегро. — Ваше дело подчиняться и не рассуждать. Только за это вам платят. Насколько подвинулось у вас дело с Посвистовым?
 Марго вздрогнула.
 — Он ходит за мной по пятам, — ответила она деланно равнодушно. — Вы же знаете, что и сегодня мы встретимся в «Ла Гушо». Вы тоже будете?
 Дегро кивнул головой.
 — Да, я буду там с Гельфандом. Мы будем наблюдать за вами, милочка, и за тем, как вы исполните мое поручение.
 В пристальном взгляде Дегро было что-то заставившее Марго снова вздрогнуть.
 — Какое поручение? — спросила она равнодушно.
 Дегро вынул из жилетного кармана маленькую стеклянную трубочку, в которой виднелись крохотные белые пилюли.
 — Одну из этих пилюль вы должны незаметно положить в стакан с вином…
 — Кому? Посвистову? — быстро спросила она.
 Дегро пытливо поглядел на нее, но ничего не прочел на ее лице.
 — Не перебивайте. Пилюлю положите в стакан приятеля Посвистова, шофера. Это не яд — не бойтесь. Она вызовет лишь обморок… Это должно случиться ровно в половине третьего. Поняли?
 Марго кивнула головой.
 — Теперь можете идти. Кстати, вы напрасно презираете этот наряд — он вам к лицу.
 По лицу женщины пробежала гримаска брезгливости. Она вышла из комнаты, еле кивнув Дегро на прощание головой.




 IV. Приключения шофера


 — Мне сейчас повезло, и у меня искреннее желание распить с тобой бутылочку вина. Кроме того, ты познакомишься с очаровательнейшей женщиной, дружище. В два часа ты не занят?
 С таким радушным предложением обратился Посвистов к шоферу такси, дежурившего на бульваре Инвалидов.
 Фортунато в прошлом был офицер-гренадер, проведший всю войну на германском фронте и потом в армии Деникина. С Посвистовым его соединяли прочные дружеские узы, родившиеся под грохот немецких пушек посреди мазурских топей.
 — В два часа? В два-то я свободен, но к четырем я должен выполнить поручение организации.
 — Успеешь.
 — Хорошо… А пока — прощай, я подаю машину вон тому господину — мой постоянный пассажир…
 И Фортунато, кивнув головой другу, тронул с места такси.
 — В два часа в «Ла Гушо!» — крикнул ему Посвистов.
 Он пошел по бульвару, довольный собой и окружающим. Настроение у него было радостное, солнечное, а мысли занимало «Голубое платье».
 Она явилась в ресторан на следующий же день, и они познакомились. Посвистова сразу потянуло к ней — точно действовала какая-то гипнотическая сила.
 Она была и красива, и остроумна — сочетание, нередкое для француженки. Чутьем мужчины Посвистов почуял, что в ней зародилось нечто большее, чем простой интерес к нему.
 Они ужинали вдвоем, а на следующий день завтракали. Случайно, говоря о своих друзьях, он упомянул фамилию Фортунато. Марго загорелась интересом к нему.
 — Это так романтично: блестящий офицер в роли шофера. Познакомьте меня с ним…
 Посвистов готов был сделать для «Голубого платья» и многое побольше этого. Сейчас же было назначено время и место встречи, и Посвистов пригласил к завтраку своего друга.
 В два часа Марго выскочила из автомобиля у подъезда «Ла Гушо». Посвистов вышел к ней навстречу.
 И в этот же момент подкатил на такси Фортунато. Он привез двух пассажиров.
 Посвистов изумился, узнав в одном из них Дегро. Второй был маленький сухощавый человек с очень смуглым нервным лицом. Черные, как маслины, глаза его беспокойно бегали по сторонам.
 Посвистов и Марго задержались у входа, поджидая Фортунато. Дегро и его спутник прошли мимо. Дегро сухо ответил на поклон Посвистова.
 — Ты знаком с этим господином? — спросил Фортунато.
 — Случайно, — не вполне искренно ответил Посвистов. — А что?
 — Ничего. Мне очень не нравится его спутник.
 Завтрак протекал весело и оживленно. Посвистов нашел, что Марго была особенно очаровательна в этот день, и если бы она не уделяла столько внимания Фортунато, то ничто не омрачило бы его настроения.
 Дегро и его маленький спутник сидели за столиком неподалеку от стола Посвистова. Они пили вино и были углублены в беседу.
 Дегро вынул часы, взглянул на них и бросил взгляд в сторону Марго. Она уловила этот взгляд, и рука ее, державшая стакан вина, слегка дрогнула.
 Ни Посвистов, ни Фортунато не заметили, как из ладони ее выпала белая крупинка и мгновенно растворилась в вине.
 — Я хочу выпить за ваше здоровье, полковник, — кокетливо улыбнулась Марго Фортунато… — Только погодите… На моей родине, когда предлагается тост, пьющие обмениваются стаканами. Вы не против этого?
 — Польщен, — любезно поклонился Фортунато.
 — Ну, этого я тебе не уступлю, — вдруг вспыхнула ревность в душе Посвистова, и он завладел стаканом Марго.
 Кровь отлила от щек женщины. Она сделала движение — удержать руку Посвистова, но он поднес стакан к губам.
 Странный возглас неудовольствия долетел от стола Дегро. Маленький смуглый человек вскочил и почти выбежал из зала…
 Фортунато постарался шуткой изгладить напряжение, создавшееся благодаря выходке друга. Но шутка не подействовала на Марго. Она недовольно и со странной боязнью во взоре следила за тем, как Посвистов глоток за глотком осушал стакан.
 Были налиты новые стаканы, но веселье не возвращалось к столику друзей.
 Вдруг Посвистов побледнел и схватился рукой за грудь.
 — Опять сердце! — пробормотал он, криво улыбаясь. — Давно не было такого…
 Он не закончил фразы и откинулся на спинку стула. Марго испуганно крикнула.
 Фортунато кинулся к другу.
 — Обморок, — констатировал он, ощупав холодную влажную руку полковника. — Эй, кто-нибудь!
 Среди публики оказался врач.
 — Сердечный припадок, — сказал он, осмотрев больного. — Его необходимо перенести в отдельную комнату… В кабинет… Ничего опасного, мадам. Не беспокойтесь, — обратился врач к Марго, бледной как полотно.
 Дегро, подошедший к столу, обменялся с врачом быстрым взглядом. Взгляд этот точно говорил: «Не тот».
 — Я немного знаю этого господина, — сказал негоциант. — Если угодно, я могу отвезти его домой.
 — Спасибо, — отозвался холодно Фортунато. — Это мой друг, и я беру заботы о нем на себя… У меня внизу такси.
 Гарсоны перенесли бесчувственного полковника в кабинет. Врач последовал за ними.
 — Через полчаса он будет на ногах, — пояснил он Фортунато.
 Через полчаса! Слова эти напомнили о чем-то шоферу. Он взглянул на часы: три. В половине четвертого он должен подать машину генералу Кутепову на улицу Севр!
 Он оглянулся. Бросить друга в беспомощном положении нельзя. Не подать машину генералу значило подвергнуть начальника большому риску. Взгляд его вдруг поймал Черноярова, входившего в этот момент в зал.
 Фортунато бросился к нему. Нескольких слов оказалось достаточно, чтобы бравый шеф балалаечников взял на себя дальнейшие заботы об их общем друге.
 Фортунато, облегченно вздохнув, кинулся к выходу, забыв даже попрощаться с Марго. Впрочем, и она исчезла куда-то из зала.
 Швейцар с сильным изумлением посмотрел на спешившего Фортунато, отворяя ему дверь.
 Шофер-офицер выскочил на улицу и тоже замер в изумлении: его машины не было у подъезда!
 Фортунато кинул быстрый взгляд вдоль улицы. Кроме какого-то подозрительного апаша, стоявшего у витрины магазина по соседству с рестораном, никого не было.
 Шофер бросился обратно в подъезд. Швейцар встретил его таким же растерянным взглядом, каким проводил минуту назад.
 — Вы не отлучались никуда из подъезда? — спросил Фортунато.
 — Нет, — ответил швейцар и продолжал, предупреждая дальнейший вопрос: — Разве не вы уехали минут пятнадцать тому назад на своей машине?
 Фортунато дико взглянул на него.
 — Значит, автомобиль угнали на ваших глазах? Вы видели, кто?
 Швейцар, все еще не пришедший в себя от страшного изумления, улыбнулся.
 — Готов поклясться, что это были вы, своей собственной персоной: то же лицо, тот же костюм. Вы торопливо сбежали вниз, сунули мне десять франков pour boir и уехали.
 — Какой вздор вы несете, дорогой! Я только что сошел вниз…
 — Это я и сам вижу теперь. Но тот, другой, был как две капли воды похож на вас. Ах, мосье, мне право жаль, но воры в наше время так изобретательны, что диву даешься!
 Смутное подозрение, что похищение автомобиля находится в связи с чем-то более серьезным, зародилось в мозгу Фортунато. Часы в вестибюле показывали двадцать пять минут четвертого. Фортунато кинуло в холодный пот: через пять минут генерал Кутепов должен выйти и не найдет ни автомобиля, ни его!
 — Куда направился похититель? — быстро спросил Фортунато.
 — К улице Севр…
 Фортунато подавил вопль бешенства и как сумасшедший бросился на улицу. Хоть без автомобиля, но он должен поспеть на место к моменту выхода генерала!
 Из-за угла выехал автомобиль-такси. Фортунато махнул ему.
 — Улица Севр. Гоните скорее!
 Шофер кивнул головой, давая ход машине. Взволнованный Фортунато опустился на скамью и погрузился в поток бурных размышлений.
 Вдруг, взглянув в окно, он заметил, что машина мчит полным ходом по бульвару Инвалидов, но в совершенно противоположном направлении…
 Фортунато обомлел.
 — Эй, вы, — крикнул он шоферу, — куда вы меня везете?
 Никакого впечатления. Шофер гудел сиреной и, очевидно, не слыхал крика Фортунато.
 — Стойте, вы, или я размозжу вам голову! — гаркнул Фортунато голосом, которым привык командовать в шуме сражений. Шофер взглянул на него в зеркало. Очевидно, лицо пассажира было чересчур выразительно: он затормозил машину.
 — Что угодно, мосье? — обернулся он к Фортунато.
 Тот выскочил на мостовую и миг спустя сидел уже рядом с шофером.
 — Мне угодно ехать на улицу Севр! — крикнул он. — А вы куда едете?
 Шофер забормотал какое-то извинение, ссылаясь на то, что не разобрал адреса.
 — Но вы, мосье, много позволяете себе резкого, — добавил он обиженно, — и я не могу дальше ехать с вами. Извольте покинуть такси…
 — Ну, это мы посмотрим! — по-русски сказал Фортунато. — Вы поедете, куда я захочу, — добавил он по-французски. — Я не имею времени менять такси.
 И прежде, чем шофер успел опомниться, Фортунато завладел рулем и дал скорость автомобилю.
 — Это насилие! Вы не имеете права!
 — О праве поговорим потом. Лучше молчите пока… вы получите свои деньги…
 Машина мчалась, нарушая все полицейские постановления о предельной скорости. Два «ажана» по дороге записали номер… Шофер такси мрачно и угрожающе смотрел на Фортунато.
 — За все это вы заплатите мне, — бормотал он, кусая губы. — Я этого не оставлю…
 На углу бульвара Инвалидов и улицы Севр Фортунато затормозил машину. Кинув шоферу все, что было в его кошельке, он выскочил на тротуар. Через дорогу, по диагонали от него, был пункт, где он должен был встретить генерала Кутепова. Он кинул быстрый взгляд в этом направлении и опять остолбенел: его машина стояла на условленном месте целая и невредимая.
 — Что за наваждение! — вырвалось у Фортунато, и он бегом кинулся к своему такси.
 Он думал найти в нем таинственного похитителя, но в автомобиле никого не оказалось. Между тем мотор был заведен, и такси в любой момент могло тронуться в путь. Фортунато оглянулся по сторонам — никого, кто бы мог сойти за автомобильного вора.
 — Чудеса!
 В нескольких саженях позади его машины стоял какой-то автомобиль темно-красного цвета. Это был, вероятно, частный лимузин; стекла его закрывали плотные занавески. Опытный взгляд Фортунато оценил машину: это было сильное четырехцилиндровое авто.
 Фортунато занял свое место, не теряя надежды, что похититель появится откуда-нибудь. Но в то же время на тротуаре показалась знакомая высокая, стройная фигура генерала…
 — Здравствуйте, капитан! — приветствовал генерал шофера.
 — Здравия желаю! — по-военному отозвался Фортунато. — Куда прикажете везти?
 — На улицу Мадемуазель… Я вас заставил ждать, капитан? Ничего не поделать, пришлось задержаться дома на четверть часа; неожиданно прибыла из Сербии вдова генерала Свирского…
 Фортунато, слушая генерала, дал ход. Такси проехало мимо красного лимузина. Невольно взгляд капитана скользнул по машине. В задней стенке лимузина было незанавешенное большое окно, и Фортунато не сдержал крика изумления: в этом окне за стеклом мелькнуло его собственное лицо. Таинственный двойник-похититель находился в закрытой машине!




 V. Человек со стальными глазами


 Посвистов очнулся в кабинете. В голове ощущалась тяжесть, точно она налилась вдруг свинцом. Он лежал на диване, полуодетый, с расстегнутой на груди сорочкой. Издали, заглушенные портьерами, доносились звуки лихой русской песни, исполняемой оркестром Черноярова.
 — Черт возьми, что это такое?
 Посвистов приподнялся и с недоумением оглянулся по сторонам. Рядом, на стуле, было брошено его платье — пиджак и жилет. На столе виднелась какая-то лекарственная склянка и стакан с водой. Внезапное ощущение тошноты заставило Посвистова взять стакан и отпить глоток. Вода освежила и точно прояснила мозг Посвистов вспомнил все, происходившее за завтраком, и вскочил, точно наэлектризованный.
 — Не мог же я напиться до потери сознания? Куда девались Марго и Фортунато?
 Он надел жилет и пиджак, машинальным движением руки нащупав бумажник. Мысль о возможности ограбления неприятно кольнула его. Он вытащил бумажник и открыл его: деньги и документы были целы. Но, когда он закрывал бумажник, из него выпала небольшая сложенная вчетверо записка.
 Посвистов поднял клочок бумаги, развернул и, прочтя, вытаращил глаза от изумления:

 «Вы вовлечены в неприятную политическую авантюру.
 Если дорожите жизнью, берегитесь.
 ВКБЕ»

 Странные инициалы ничего не говорили Посвистову. Ясно было одно: они могли принадлежать или организации, или группе лиц.
 Посвистов задумался.
 Звуки оркестра умолкли. Кто-то прошел по коридору, и дверь кабинета отворилась. Посвистов, увидя входившего Черноярова, сунул записку в карман пиджака.
 — А, ты очнулся?
 Всегда горячий, сердечный и порывистый, Чернояров задал этот вопрос странно холодным тоном. Посвистов почувствовал, что в отношениях к нему балалаечника произошла какая-то перемена.
 — Что случилось, Коля? — спросил он, протягивая ему руку.
 Тот замялся и с видимой неохотой коснулся протянутой руки. Не глядя на Посвистова, он передал ему объяснения доктора о сердечном припадке.
 — Сердечный припадок? — удивился Посвистов. — Но до сих пор сердце у меня не уступало бычьему… Не фокстроты же могли сломить его.
 — Я не знаю, что, — уклончиво сказал Чернояров. — Однако, мне надо идти играть. Всего доброго.
 И Чернояров исчез, прежде чем Посвистов задал ему вопрос, вертевшийся в мозгу, — о внезапном охлаждении друга.
 — Какая муха его укусила? — подумал полковник и, приведя в порядок галстук, тоже покинул кабинет.
 В коридоре, почти у самых дверей, он столкнулся с высоким господином в черном костюме. Бритое лицо с энергичным подбородком и холодными, точно высеченными из камня чертами, выдавало в нем англичанина.
 — Извините, — проговорил незнакомец, — вы господин Посвистов?
 Посвистов утвердительно кивнул головой. Встретившись взглядом со взором незнакомца, он был поражен цветом его глаз. Они напоминали хорошо закаленную сталь: в них блестело что-то тяжелое и холодное, почти зловещее, как острие шпаги.
 — Я хотел побеседовать с вами, — продолжал незнакомец, — но в помещении этого ресторана считаю это неудобным. Не согласились бы вы последовать за мной в другое место?
 Незнакомец держался с уверенностью, парализовавшей возможность возражений. Посвистов осознал это только потом, когда они вышли из ресторана и сели в автомобиль, поджидавший его странного спутника.
 — Позвольте, — спохватился полковник, — что вам угодно? И кто вы такой?
 — Мне нужно поговорить с вами. А фамилия моя Брадлей. Это все, что я могу вам пока сообщить о себе.
 «Человек со стальными глазами» — как мысленно окрестил его Посвистов — сам правил машиной и делал это с большим искусством и опытностью. Он лавировал среди массы автомобилей на бульваре Инвалидов с такой легкостью, с какой сам Посвистов вряд ли носился с дамой среди танцующих пар в кабачке «Ла Рушо».
 — Видите ли, меня интересуют два вопроса, — продолжал Брадлей, точно беседуя сам с собой: — насколько вы близки к генералу Кутепову и кто дама, с которой вы сегодня завтракали? Что касается Дегро и тех 20000, которые вы от него получили, то это вопрос второстепенный. Дегро мне хорошо известен, а также и источник его средств.
 Посвистов сперва изумился тону и сведениям человека со стальными глазами, а потом рассердился.
 — Остановите машину, — сказал он. — Я не имею ни времени кататься с вами, ни желания слушать вашу болтовню…
 — Вы будете раскаиваться, если прервете сейчас знакомство со мной, — невозмутимо перебил его англичанин. — То, чему вы будете свидетелем через четверть часа, заставит вас отнестись ко мне с большим доверием… Да, так каковы ваши отношения к генералу?
 Посвистов не знал, негодовать ему или смеяться: поведение Брадлея выходило за рамки обычных человеческих отношений. Он пожал плечами.
 — Вы наивны, если думаете получить от меня, русского офицера, ответ на этот вопрос. Сами вы, видно, никогда не были военным.
 Брадлей улыбнулся.
 — Во время сумасшествия, охватившего Европу в 1914 году, кажется, все, способные носить оружие, побывали на военной службе. Мне же пришлось, кроме того, вмешаться в русские дела на северо-западном фронте. Кажется, вы не были в войсках Юденича? Да, вспомнил: вы были в армии Врангеля. Извините за праздный вопрос. В армии Юденича был полковник с фамилией, похожей на вашу… Но мы приехали. Разрешите попросить вас заглянуть со мной в этот ресторанчик.




 VI. Подслушанная тайна


 Посвистов, почти ошеломленный, вошел в ресторан. Его поразила осведомленность Брадлея: казалось, англичанину были известны малейшие подробности его прошлого и настоящего.
 И полковник шел за ним, подчиняясь странной силе любопытства и боязни, овладевшей им: должно было произойти нечто важное и решительное — он чувствовал это.
 По-видимому, англичанина поджидали в ресторане. Гарсон кинулся навстречу и отрапортовал, что кабинет и все, что было угодно заказать мосье, готово. Решительно все: и вино, и кушанья, какие изволил приказать мосье.
 И шаркая и рассыпаясь в любезностях, гарсон пробежал вперед по коридору, услужливо распахнув двери кабинета.
 Здесь оказался прекрасно сервированный на два прибора стол. Вино, цветы, прикрытые серебряными колпаками блюда с горячей закуской ожидали гостей.
 Брадлей движением руки заставил лакея удалиться; потом подошел к портьере, закрывавшей двери в соседний кабинет, отодвинул ее и приложил ухо к щели.
 — Подойдите сюда, — шепотом пригласил он Посвистова. — Слушайте.
 Полковник приник ухом к двери. Голоса, услышанные им, сначала не произвели на него никакого впечатления. Русская речь, однако, заставила его насторожиться. На лице его засветилось любопытство, а затем и напряженный интерес. Говорили о России — о том, что было дорого и мило его сердцу.
 Брадлей улыбнулся, знаком приглашая к молчанию. Так оба они слушали несколько минут, застыв неподвижно у дверей. Вдруг новый голос раздался в соседнем кабинете. Голос этот был слишком хорошо знаком Посвистову. Изумление, колоссальное изумление отразилось на его лице. Он раскрыл рот, готовый крикнуть что-то, но Брадлей бесцеремонно прикрыл ему рот рукой.
 — Он, — вздохом вырвалось у Посвистова.
 Брадлей кивнул головой.
 — Молчите, — почти беззвучно произнес он.
 Но Посвистов и без предупреждения не нарушил бы больше молчания: доносившееся до его слуха из соседнего кабинета было так чудовищно, что он отказывался верить своим ушам… Неужели это говорил генерал?
 Бледный, потрясенный, отошел наконец Посвистов от дверей. Там, за стеной, договорились до конца. Хлопнула пробка, послышался звон стаканов.
 — За Россию! — провозгласил чей-то голос.
 — За Россию! — ответил голос генерала.
 — Я не верю своим ушам, — сказал Посвистов, кидаясь в кресло.
 Брадлей, холодный и серьезный, поместился против него.
 — Приходится верить, — сухо сказал он. — Вы знаете, с кем находится генерал?
 Посвистов отрицательно кивнул головой.
 — Один из них должен быть известен вам. Это де Роберти, бывший врангельский офицер, когда-то изгнанный из части по приказу генерала Кутепова, а теперь — большевистский военный специалист. С ним Попов — тоже бывший офицер и теперь большевик. Оба приехали со специальной миссией вступить в сношения с генералом. Как видите, миссия имела успех.
 Брадлей улыбнулся с мрачной иронией.
 — Но я все-таки не могу поверить, что там, за стенкой, был генерал. Это невозможно. Просто голос похожий или, — он подозрительно посмотрел на англичанина, — это какая-то провокация с неизвестными для меня целями.
 — Не говорите глупостей, — ответил Брадлей. — Вы их увидите. Они скоро уйдут.
 Действительно, в соседнем кабинете вскоре послышалось движение: шум отодвигаемых стульев и затем шаги. Брадлей, жестом пригласив Посвистова следовать за собой, осторожно подкрался к двери. Он приоткрыл их, образовав узенькую щель, к которой можно было приникнуть глазом без опасения быть замеченным из коридора. Посвистов превратился в ожидание.
 В нем от напряженного возбуждения трепетал каждый нерв; ему казалось, что он может сойти с ума, если действительно увидит генерала. Не мог же генерал, единственный предводитель и глава русской армии в зарубежье, обсуждать странный план, отрывки которого долетели до Посвистова, — с большевиками.
 Но вот открылась дверь соседнего кабинета. В коридоре показалась плотная стройная фигура. Она была слишком хорошо известна Посвистову, и он закусил губу, чтобы не застонать от боли, сдавившей вдруг сердце: это был генерал Кутепов.
 Спустя минуту покинули кабинет и двое других. Одного из них тоже знал полковник. Вспомнились славный поход Деникина на Москву и офицер, уличенный в разных темных делишках. Это был подпоручик де Роберти.
 Оба большевика прошли по коридору, заливаясь веселым смехом. Посвистов еле удержался от бешеного желания броситься на них.
 Брадлей наблюдал за переживаниями полковника. Его стальные глаза светились живейшим интересом. Он коснулся рукою плеча Посвистова.
 — Теперь побеседуем, — сказал он с холодной деловитостью в тоне.




 VII. ВКБЕ


 Посвистов находился в состоянии, похожем на транс. Он почти не ощущал собственной воли — казалось, его раздавило неожиданное открытие.
 Он сел против Брадлея, готовый слушать, хотя мысли его были далеко от окружавшей обстановки. Несколько фраз, сказанных генералом Кутеповым в соседнем кабинете, хотя и не объясняли всего, но обнаруживали тайный замысел, родившийся давно и теперь приближающийся к развязке.
 — Никто не знал, что Роберти появился в Париже, — сказал он, отвечая на собственные мысли.
 — Это прямое продолжение и завершение берлинских переговоров, — заметил Брадлей. — Эта пара только вчера прибыла из Москвы.
 — Да, но сегодня генерал должен был быть в три часа на заседании в союзе бывших воинов. Как он попал сюда?
 — Генерал отпустил своего шофера на улице Мадемуазель, поднялся в помещение союза и скоро покинул его, выйдя на улицу… Здесь ждал автомобиль, в котором генерал и прибыл сюда. Встреча была подготовлена заблаговременно. Но это вас не должно интересовать. Какого вы мнения о слышанном?
 — Я отказываюсь обсуждать это до тех пор, пока не поговорю с генералом.
 Брадлей холодно сощурил глаза.
 — Если вы сделаете это, то будете недалеким человеком, так как с момента объяснений с генералом за вашу жизнь нельзя будет дать и сантима. Мне кажется, вы получили какое-то предупреждение?
 Посвистов вспомнил о записке, найденной им в бумажнике, и подозрительно посмотрел на англичанина.
 — Уж не вы ли?
 — Нет, не я, — перебил Брадлей. — Это ВКБЕ.
 — Что это значит?
 — Верховный Комитет Безопасности Европы, — отчеканивая каждое слово, произнес англичанин.
 Посвистову приходилось слышать о таком учреждении. Правда, это были только слухи, так как никто не мог сказать ничего определенного о ВКБЕ. Среди русских эмигрантов были лица, возлагавшие на таинственный комитет большие надежды в смысле освобождения России от большевиков, но так как и они не могли сообщить ничего реального о деятельности и даже о самом существовании этого учреждения, то полковник считал комитет мифом, созданным пылким воображением эмиграции, цепляющейся за каждый слух и во всяком вздоре видящей «спасение России».
 — Так он действительно существует? — спросил недоверчиво полковник.
 Брадлей утвердительно кивнул головой.
 — Да, это учреждение борется с большевизмом, не давая ему распространяться по Европе за пределами России. Это — бдительное око, наблюдающее за каждым шагом агентов Советской России. ВКБЕ строго законспирирован, он создан правительствами великих держав, видящими в большевизме гибель для Европы.
 Тон и выражение лица англичанина не допускали сомнений в правдивости сказанного. Посвистов заинтересовался.
 — Комитет распространяет свою деятельность и на территорию России?
 — Нет. Комитет не ввязывается во внутренние дела России. У него много дела и за ее пределами.
 Холодность тона кольнула Посвистова. Проснулась бдительная ненависть к губителям русского Белого дела — англичанам, — жившая в его душе.
 — Мне кажется, комитет этот английского происхождения, — сказал он, пытливо глядя на собеседника.
 — Не важно, кто подал идею, — отпарировал Брадлей. — Важно, что комитет существует и представляет собой могущественнейшую организацию, не стесняющуюся в выборе средств борьбы. Это вам следует знать. — В его голосе послышалась угроза.
 — Вот как? При чем же тут я?
 — Вы, сами того не зная, вовлечены в авантюру, подготовляемую большевиками с генералом Кутеповым. Дегро — большевистский агент, купивший вас для проведения плана, о котором вы кое-что уловили из разговора в соседнем кабинете. В этом плане, подготавливающемся давно, комитет видит большую угрозу европейскому миру. Как ни безумен он по замыслу, но может угрожать самыми тяжелыми последствиями политическому равновесию Европы, если такая личность, как генерал Кутепов, окажется во главе движения. До сих пор, несмотря на все интернациональные бредни коммунистов и их программное отвращение к империализму, Россия не распалась. Она сохранила почти всю свою территорию и, пожалуй, никогда не была спаяна так прочно в единое целое, как теперь. И советская армия, в сущности, русская армия, на последних военных премьерах — война с Польшей и экспедиция в Китай — показала свою мощь. Если эта армия, снабженная всеми последними достижениями военной техники, будет брошена на Европу, то это грозит очень серьезными последствиями.
 «Хорошо бы эту армию перекинуть в Индию и на ваш остров — проклятое гнездо пиратов», — подумал Посвистов, но сказал другое:
 — Может быть, опасения комитета и не лишены оснований, но чего, собственно говоря, комитет желает от меня?
 — Вы должны, — тоном, не допускавшим возражений, начал Брадлей, — сообщать мне о всех распоряжениях Дегро, сколь бы невинными они ни казались. Кроме того, вы должны информировать нас о каждом шаге Марго. Это для вас не составит труда, так как она влюблена в вас. Пока это все.
 Посвистов нахмурился. О Дегро, раз он большевистский агент, он мог сообщать без зазрения совести, но шпионаж за дамой, к которой чувствуешь сердечное влечение, казался ему несовместимым с личным достоинством.
 — А если я откажусь от этой роли?
 — Тогда вам придется считаться с возможностью крупной неприятности. Прежде всего, ваши отношения с Дегро и их истинный характер станут известны во всех русских кругах, а кроме того, комитет может счесть необходимым и вовсе устранить вас.
 Посвистов почувствовал, что это — не только угроза.
 Он налил стакан вина и выпил, так как ощутил вдруг страшную сухость в горле.
 — Надеюсь, мне не придется уговаривать вас, — сказал Брадлей. — Вы человек достаточно умный, чтобы здраво оценить положение. Кроме того, комитет оплатит все расходы, связанные с выполнением обязательств, принятых вами.
 Посвистов хмуро кивнул головой.
 — Вы будете сноситься со мной. Каким образом, — об этом я сам позабочусь. Я очень рад, что мне не пришлось убеждать вас. Разрешите чокнуться с вами стаканом этого вина — оно неплохой марки. — Англичанин налил вина, чокнулся с Посвистовым и поднес стакан к губам.
 Вдруг раздался сухой, приглушенный щелк выстрела, стакан разбился в руке Брадлея, и вино залило белый пластрон его сорочки.
 Посвистов обернулся в сторону, откуда раздался выстрел, и увидел колышущуюся портьеру, занавешивающую дверь.
 Брадлей прыжком пантеры кинулся к двери и распахнул портьеру. За ней никого не было.
 В коридоре поблизости оказался гарсон. Лицо услужливого малого выразило искреннее удивление, когда он увидел англичанина, залитого вином.
 — Пойдите сюда, — приказал Брадлей.
 Гарсон вошел в кабинет.
 — Кто пытался войти сейчас в наш кабинет?
 — Господин из кабинета № 1. Он ходил в уборную и ошибся дверью. Но он только просунул голову в дверь и тотчас же ретировался.
 — Где кабинет № 1?
 Гарсон указал на дверь в конце коридора. Брадлей и Посвистов кинулись к этой двери и распахнули ее.
 В кабинете № 1 никого не оказалось. Остатки обеда на столе, приборы и недопитое вино в стаканах указывали на то, что комната недавно покинута гостями.
 Гарсон же с испугом посмотрел на англичанина.
 — Что-нибудь случилось, мосье?
 — Ничего особенного, — небрежно бросил Брадлей, — просто, увидав этого господина, я вспомнил, что мне нужно сказать ему пару слов.
 Очутившись снова в своем кабинете, Брадлей вытер салфеткой вино на лице и сорочке.
 — Неплохой выстрел, — сказал он, — но это не первое и, конечно, не последнее покушение на меня. Меня волнует другое: боюсь, что увидели вас в моем обществе и, благодаря этому, может провалиться все дело. Будьте настороже.
 — Но куда же скрылся стрелявший? — в недоумении задал вопрос Посвистов.
 — Ушел через другой выход. В конце коридора, рядом с кабинетом № 1, имеется выход, которым пользуются парочки, опасающиеся излишних встреч и любопытных глаз. Преследовать его бесполезно. Впрочем, я знаю, откуда был направлен выстрел.
 — Откуда?
 — С улицы Гренель. Повторяю, это не первое и, вероятно, не последнее покушение. Однако, нам пора расстаться. Завтра я подам весть о себе. Всего хорошего.




 VIII. Дегро в затруднении


 Негоциант Дегро был в скверном настроении. Открыв, по обыкновению, лавочку, он поднялся в свою контору и принялся ходить взад и вперед по пыльной неубранной комнате, недружелюбно поглядывая на телефонный аппарат, точно ожидая от него неприятностей.
 Он с удовольствием бы уничтожил телефон, если бы это могло избавить его от нежелательных разговоров, но такое безрассудство могло только осложнить неприятности, не устранив их ни на полсантиметра с дороги Дегро.
 Телефон не заставил себя долго ждать. Раздался звонок, и Дегро с неохотой взялся за трубку.
 Резкий повелительный голос бросил несколько слов в ухо негоцианта, слов, заставивших его побледнеть.
 — Этого только не хватало, — вздохом отчаяния вырвалось у него. — Проклятая Марго!
 Шаги за дверьми помешали ему закончить фразу. Кто-то по-свойски, без предварительного стука, вошел в комнату. Капли пота осели на лбу негоцианта, когда он увидел вошедшего. Волнение, однако, не помешало ему отвесить низкий, учтивый поклон.
 — Господин Лурье… не ожидал… Вы могли бы меня вызвать… Тут так неудобно…
 Посетитель оборвал его лепет резким движением руки. Это был высокий, очень смуглый брюнет, с резко выраженными семитскими чертами лица и вьющимися волосами. Держался он не столько повелительно, как нагло и вызывающе. Очевидно, это был человек из низов, волею случая занявший положение, дававшее ему возможность повелевать другими.
 — Полно болтать. Я приехал поговорить с вами, Дегро. Ваши промахи начинают походить на провокацию. Берегитесь!
 Дегро почти сжался в комок.
 — Но я не виноват. Мои агенты…
 — Ваши агенты не на высоте положения. Скажите, вам известно, что делается в кафе у вас под носом — на углу улицы Севр?
 Брюнет остановился перед испуганным негоциантом, пронизывая его злым, колющим взглядом.
 — Что делается? — совсем выбитый из равновесия, спросил Дегро.
 — Вы не знаете даже того, что там учрежден ВКБЕ наблюдательный пункт? Агенты комитета наблюдают за каждым шагом нашим и генерала Кутепова. Они фотографируют его, не стесняясь. Вам это известно?
 — Нет… То есть я знал… но я думал, что это ваши фотографы…
 — Вы, идиот! — презрительно бросил Лурье. — У нас портретов генерала больше, чем нужно. Да если бы мы пожелали сфотографировать его, то сделали бы это, не обращая на себя ничьего внимания. А это — явная провокация, желание подыграться под нас. И вы ничего не сообщили нам об этом гнезде!
 — Но… вы же знаете… — прошептал Дегро.
 — Знаем, но слишком поздно. Молодцы Брадлея успели взбудоражить своим поведением всю эмиграцию. Там толкуют о «наглости чекистов с улицы Гренель». Ваше бездействие, Дегро, граничит с провокацией.
 Дегро отступил в угол комнаты, за письменный стол, и тяжело опустился на стул.
 — Затем случай в «Ла Рушо». Марго оказалась крайне неловкой. Мне кажется, что она неравнодушна к Посвистову. А женщина, почувствовавшая влечение к мужчине, не только непригодна к работе, но даже опасна. Марго — бесценный сотрудник, но ее придется устранить, если она действительно влюбилась. Вам придется выяснить это сегодня же. Кроме того, вы должны достать человека, совершенно непричастного к нашей организации, который бы взялся играть роль полицейского. В воскресенье мнимый полицейский должен показаться на улице Удино и занять пост у дома № 12 на два часа — с двенадцати до двух. Понимаете?
 Дегро утвердительно кивнул головой. С того момента, как Лурье от угроз перешел к поручениям, негоциант почувствовал облегчение. Понемногу он пришел в себя и даже развеселился.
 — Все будет исполнено, господин Лурье. Что еще прикажете? — подобострастно спросил он.
 — Пока ничего. Только помните: малейшая небрежность, малейший промах, и песня ваша спета. — Голос Лурье снова принял зловещий оттенок.
 — Донесение о Марго должно поступить сегодня же до пяти часов дня.
 И, не прощаясь, Лурье вышел, захлопнув за собой дверь.
 Дегро свободно вздохнул.
 — Вы все еще нуждаетесь во мне, — пробормотал он. — А когда перестанете нуждаться, то… — Озноб прохватил солидное тело негоцианта. — Но Дегро не глуп и сумеет убраться вовремя — будьте покойны!
 Потом он задумался над поручениями Лурье. Он принял их, совершенно не считаясь с возможностями осуществления. Другого выхода не было. Несложные на первый взгляд задачи теперь показались ему трудными.
 Полицейский? — для этой цели можно было бы использовать Посвистова. Полковнику не угрожало никакой опасности, раз за организацию полицейского поста брались люди с улицы Гренель. Посвистов должен вспомнить, к тому же, свои обязательства. Этот вопрос будет улажен. Но как выяснить, влюблена ли Марго в Посвистова? Она чересчур хитра, чтобы выдать себя. К тому же Лурье дал слишком ничтожный срок для выполнения этого поручения.
 Но нужно хорошенько обдумать положение.
 И Дегро углубился в размышления.
 Конечно, можно было бы просто сообщить «да» или «нет», не собирая никакого материала. «Да» — это значило бы гибель для Марго, «нет» — если бы оно оказалось несоответствующим действительности, накинуло бы петлю на жирную шею самого Дегро.
 У Дегро были свои виды на Марго. Она не только нравилась ему, но и казалась идеальным типом женщины. Такая именно подруга жизни грезилась ему в том недалеком будущем, когда он, покончив с делами, превратится, как и подобает всякому порядочному французу, в рантье. Обстоятельства могут приблизить этот момент, и жалко было бы именно теперь пожертвовать Марго.
 До сих пор Дегро ничем не обнаруживал своих планов относительно Марго. Он был уверен в могуществе денег и во власти драгоценных безделушек над душою женщины и не допускал мысли о возможности отказа.
 Если она увлечена Посвистовым — не беда. Голыш-эмигрант не может быть конкурентом ему. Он сумеет увезти Марго на край света и устроить ей там уютное гнездышко.
 Нет, жертвовать Марго нельзя. Лучше поставить ее в известность об опасности, угрожающей ей, и этим расположить к себе. А после, как бы хитры ни были господа с улицы Гренель, он, Дегро, сумеет перехитрить их.




 IX. В Булонском лесу


 Марго проснулась с тяжелым чувством в душе. Вчерашняя сцена в «Ла Рушо», виновницей которой была она, не выходила из головы. Когда произошла «ошибка», и Посвистов выпил стакан, предназначавшийся Фортунато, она потеряла голову и чуть было не выдала себя излишним волнением. Врач, подоспевший на помощь, был, по-видимому, своим, так как незаметно шепнул ей:
 — Уходите скорее.
 Она повиновалась и поспешила скрыться, но когда вышла на улицу и села в такси, — почувствовала сильное беспокойство за Посвистова и вдруг поняла, что этот человек ей дорог, дороже, чем она могла предполагать.
 Она долго бесцельно ездила по улицам. Наконец, не выдержала и решила справиться по телефону о здоровье дансера-полковника.
 Марго приказала шоферу остановиться возле кафе.
 Ей пришлось ждать, так как все три телефонных кабинки были заняты. Наконец, одна освободилась. Из нее вышел пожилой бритый человек с надменным, типично английским лицом.
 Марго не обратила на него внимания, но англичанин окинул ее пытливым взглядом. Едва Марго затворила за собой дверцу кабинки, как освободился соседний телефон, и англичанин поспешил занять его.
 Из «Ла Рушо» ей ответили не сразу.
 Наконец, чей-то голос крикнул:
 — Алло!
 Марго задала вопрос, мучивший ее. Для большего веса она добавила:
 — Я та дама, которая завтракала в компании с мосье Посвистовым и его другом. Я так испугалась происшедшего. Скажите, ему лучше?
 — Ничего серьезного, мадам, — раздался ответ. — Доктор определил небольшой сердечный припадок. Сейчас мосье Посвистов отдыхает в кабинете.
 — Он пришел в себя?
 — Да, да, — поспешили ей ответить, и эта поспешность влила сомнение в душу Марго.
 Но она прекратила расспросы: ведь и Дегро уверял ее, что пилюля безопасна.
 Вечером Марго заехала в «Ла Рушо». Среди дансеров Посвистова не было. Она осторожно справилась о нем у метрдотеля и получила успокоительный ответ:
 — Мосье Посвистов час спустя после припадка покинул ресторан с каким-то господином.
 Остаток вечера и ночь Марго провела плохо: все время ею владело какое-то странное раздражение. Уснула она поздно, и сон был беспокоен и тяжел…
 И только проснувшись утром, она окончательно уяснила причину своего странного состояния: ей недоставало Посвистова.
 Марго выскочила из постели, полная решимости немедленно же снестись с Посвистовым и назначить ему свидание. Это решение успокоило ее, и она почти детски-веселая вбежала в ванную комнату, где уже ожидала ее горничная.
 — Скорей, скорей, Мари. Я никогда еще не торопилась так, как сегодня. В пять минут я должна быть готова.
 Марго сидела в ванне, когда раздался телефонный звонок. Она с неудовольствием взяла из рук горничной изящную перламутровую трубку.
 — Кто это? Ах, вы, Серж? Я чувствую себя хорошо, только все утро меня не будет дома, дорогой… я ужасно занята… Что? Вечер? Я подумаю… Во всяком случае мы увидимся… Конечно… Ах, вчера я навещала больную подругу и пропадала у нее весь день… Не сердись, голубчик… Хорошо, в четыре…
 Она взглянула на часы, вставленные в мрамор туалетного столика. Было десять. До четырех она могла провести время с Посвистовым. Сержа тоже нельзя было обидеть — он оплачивал и квартиру, и многие прихоти Марго. Только что за глупая у него мысль — ехать сегодня на бал русских инвалидов? Впрочем, Серж Баталин сам русский… Кстати, почему бы там не быть и Посвистову?
 Выпрыгнув из ванны, Марго занялась сразу же туалетом и завтраком. Пока Мари возилась с ее бубикопфом, она выпила несколько глотков шоколаду из крохотной, тоненькой чашки и скушала бисквит.
 Марго накинула уже пальто бежевого цвета с собольим воротником, выгоднее всего оттенявшее ее несколько загадочную, неожиданную привлекательность, как снова раздался телефонный звонок.
 Она с неприятным чувством в душе подошла к телефону.
 Голос Дегро, раздавшийся из трубки, точно обдал ее могильным холодом.
 — Это вы, Марго? У меня имеется к вам спешное дело. Можете вы быть в 11 часов в Булонском лесу?
 — Нет, — холодно отозвалась Марго.
 — Вы должны быть, — подчеркнул Дегро, но очень мягко, напомнив ей об ее обязательствах к группе лиц, в распоряжение которых она когда-то легкомысленно отдала себя.
 В голосе Дегро на этот раз звучала непривычная мягкость, удивившая Марго; обычно он давал поручения и назначал встречи тоном приказа. И сейчас, конечно, это был приказ, уклониться от которого невозможно.
 — Хорошо, — сказала она, — но я располагаю лишь четвертью часа.
 — Прекрасно. Я всегда знал, что вы умница, милочка. Ровно в 11 часов встретимся возле киоска, как всегда.
 Прекрасный январский день собрал много праздной публики в Булонском лесу. Автомобиль Марго медленно двигался по дороге парка в шеренге таких же автоэкипажей.
 Возле киоска, указанного Дегро, Марго вышла из автомобиля и направилась по дороге в глубь парка — к озеру. Было только половина одиннадцатого, и она решила подышать свежим воздухом.
 Она шла, склонив голову, в глубокой задумчивости. Сейчас она впервые почувствовала, что ее тяготит роль, которую она до сих пор играла. Дух авантюризма, страсть к приключениям и роскоши, толкнувшие ее когда-то в ряд шпионов и агентов большевиков, притупились в ней.
 Два года тому назад, очутившись на парижских бульварах без крова и денег, Марго с радостью приняла предложение работать в пользу посольства на улице Гренель. Началась авантюра, увлекательная по своей таинственности, волнующим переживаниям. Марго оказалась в руках могучей организации слепым орудием. Она была окружена такими же, как сама, агентами, но не знала никого в лицо, кроме Дегро, от которого получала поручения. Она чувствовала, что за каждым шагом следят, но не знала кто, — как и сама следила за другими. Ей давались поручения, но никогда она не знала истинной их цели; одно было хорошо известно ей — отказ от работы или предательство угрожало немедленной и жестокой расправой.
 Связь с русским богачом Сергеем Баталиным, спустя год, материально освободила ее от большевиков, но прекратить свою деятельность она не смела.
 Знакомство с Посвистовым внесло новое, обнаружило обратную сторону медали. Она поняла, что в ее деятельности не могло быть ни неприкосновенности лиц, ни положений. Если понадобится ее неизвестному господину, она должна будет предать и близкого, и даже любимого человека.
 Марго вздрогнула от ужаса, точно заглянула вдруг в бездну, к которой подвел ее легкомысленно избранный путь.
 Марго подняла взор и увидела Посвистова, только что вышедшего из-за поворота дорожки.
 — Вот неожиданная встреча!
 — Вы? — вырвалось у Марго, и в возгласе этом прозвучало столько оттенков чувства, что сердце Посвистова всколыхнула радость: просто знакомого так не встречает женщина.
 Марго смутило неожиданное изъявление радости. Она постаралась овладеть собой.
 — Вы так напугали меня вчера, — сказала она. — Как вы себя чувствуете?
 — Прекрасно. Особенно в данный момент.
 Марго, казалось не слышала его последних слов.
 — Но как вы очутились здесь? — спросила она.
 — Вышел подышать свежим воздухом, так же, как вы, вероятно.
 — Я… не совсем так, — она взглянула на браслетик с часами. — Я должна встретиться здесь с одним человеком. Простите, что должна повернуть обратно.
 — И я не могу проводить вас?
 — Нет, нет, — испуганно вырвалось у нее. — Я должна быть одна.
 Искры ревности вспыхнули в его глазах. Так странно созданы мужчины: не имея никаких прав на женщину, они считают ее своей собственностью. Эта мысль позабавила Марго, но и доставила ей удовольствие.
 — Я хотела вас видеть сегодня, но позже. Если хотите, погуляйте полчаса в этой аллее, и я приду сюда снова одна.
 Хотел ли он этого? Он хотел бы и вовсе не расставаться, но вспомнив, что Брадлей направил его сюда к одиннадцати часам, очевидно, не ради простой прогулки, не высказал этого желания.
 — Придется подчиниться, — сказал он, завладевая маленькой ручкой, затянутой в перчатку, — но вы придете?
 — Через полчаса, самое большее — через сорок минут.
 Посвистов отвесил молчаливый поклон и прижал к губам ее руку. Она мягко освободила ее из его руки и ушла. Он следил за ее стройной фигуркой в бежевом пальто до тех пор, пока она не скрылась за кустами боярышника, окрашенными в багряные тона.
 Дегро, заметив Марго, быстрыми шагами подошел к ней.
 — Вы опоздали на пять минут, — сказал он, — а у меня время дорого. Уйдем в глубь парка, туда, где можно было бы поговорить. Я должен вам сообщить кое-что.
 Она молча последовала за ним. Дегро вел ее в глухую, пустынную часть леса, куда почти никогда не заходили гуляющие. Выбрав довольно обширную полянку, негоциант увел свою спутницу на середину ее, и, оглянувшись по сторонам, сказал:
 — Будем говорить вполголоса. Кто-нибудь да следит за нами — это не подлежит сомнению, но услышать нас будет невозможно. Я пригласил вас сюда только потому, что не доверяю никаким стенам.
 Это предисловие заинтриговало Марго. Если бы дело касалось просто поручения «свыше», то Дегро вызвал бы ее к себе в контору. Сейчас же он хотел, по-видимому, сообщить ей нечто особенное, что не должно было коснуться чуткого слуха людей с улицы Гренель.
 — Могу ли я положиться на вас? — спросил Дегро, глядя ей в глаза. — Я думаю, что могу, так как дело касается не только меня, но и вашей безопасности.
 Марго подняла брови.
 — Безопасности?
 — Да. Только прошу вас даже лицом не выдавать ваших чувств. Нас могут наблюдать из-за любого куста. Старайтесь казаться совершенно равнодушной. Вы знаете Лурье?
 Она отрицательно покачала головой.
 — Это руководитель сыска, начальник местного неофициального ГПУ при советском посольстве. На его обязанности лежит устранение лиц опасных или уже ненужных большевикам. Он был у меня.
 Марго ничем не проявила любопытства, охватившего ее. Лурье — чекист, человек-зверь, выдвинувшийся во время революции беспримерной жестокостью и страстью к убийствам, понаслышке был известен ей.
 — Лурье был у меня. Он интересовался вами, а когда Лурье интересуется кем-нибудь, это значит, что лицо, заинтересовавшее его, может подвергнуться большим неприятностям.
 Дегро говорил спокойно, сохраняя полную неподвижность лица.
 — У меня есть основания полагать, что Лурье не доверяет вам… впрочем, и мне тоже. Это и побудило меня предложить вам… Гм… милая моя, что вы скажете, если я предложу вам убежище — такой укромный уголок во Франции, где не только Лурье, но и сам Вельзевул не найдет вас… По ходу дел я вижу, что нам придется исчезнуть, и очень скоро к тому же… Как вы смотрите на мое предложение?
 У Марго шевельнулось подозрение, что за предложением Дегро скрываются какие-то особые планы. Дегро точно уловил ее мысль.
 — Дорогая Марго… Это — предложение джентльмена, может быть, и питающего к вам нечто большее, чем уважение, но умеющего держать себя в рамках корректности. Вы колеблетесь?
 Марго тряхнула головой.
 — Нет, Дегро… Я готова принять ваше предложение об убежище, если в этом встретится необходимость. Но… Раз вы так милы и обязательны, то, я полагаю, не будете иметь ничего против того, если дадите приют и еще одному человеку, которому угрожает такая же опасность.
 Тень неудовольствия пробежала по лицу Дегро. Негоциант нахмурился.
 — Это несколько усложнит положение… Впрочем, мне приходится доверять вам, Марго… Если вы поручитесь за его надежность…
 Дегро принадлежал к той породе людей, которые ради достижения цели могут давать обещания в надежде найти способ безболезненно отделаться от них. В конце концов, стоило сказать пару слов Лурье, чтобы Посвистов вообще сошел со сцены.
 — Вашего ручательства мне вполне достаточно, а в моем уголке хватит места и для троих, — продолжал он. — Теперь, милая Марго, когда мы устраним все препятствия к соглашению, нам нужно разыграть небольшую сентиментальную сценку. Я вижу, что кто-то сидит в кустах там, позади вас… Не оборачивайтесь… Нам нужно создать впечатление, что здесь происходило нежное свидание. Разрешите обнять вас и сделать вид, что мы целуемся…
 Марго не нашла ничего странного в этом предложении. Ей приходилось прибегать и не к таким фокусам, чтобы вводить в заблуждение чрезмерно любопытных шпионов. Она не противилась, когда Дегро обвил ее стан руками и приблизил к ее лицу губы. Брезгливость передернула ее, но сразу же сменилась глубоким удивлением: в глазах Дегро вспыхнуло вдруг далеко не наигранное чувство, точно прорвалось что-то из-под спуда — долго сдерживаемое и подавляемое…
 — Для игры это чересчур натурально, — не в силах сдержать улыбку, проговорила Марго, освобождаясь от объятия Дегро. — Надеюсь теперь мы сможем расстаться.
 Он взял ее под руку и вывел на дорожку… Марго протянула ему руку.
 — Мне направо, а вам налево, конечно, — сказала она.
 Оставшись один, Посвистов прошелся взад и вперед по дорожке, потом опустился на скамью. Утром по телефону Брадлей вызвал его в эту часть Булонского леса к одиннадцати часам, Посвистов приехал раньше и никак не ожидал встретить здесь Марго. Неожиданность приятно порадовала его, но сейчас эта встреча показалась ему странной: почему сегодня и в это же время у Марго оказалось здесь с кем-то свидание? Не подстроил ли все Брадлей?
 Беспокойство закралось в душу. Посвистов взглянул на часы — четверть двенадцатого. Он полагал, что в одиннадцать явится Брадлей, но, очевидно, англичанин или вовсе не собирался прийти, или его что-нибудь задержало.
 Это усугубляло подозрения Посвистова. Не грозила ли Марго какая-нибудь опасность? Он решил направиться в ту сторону, куда ушла Марго.
 Но едва он сделал несколько шагов, как столкнулся с Сергеем Баталиным. Посвистов встречал его несколько раз на вечерах, но не был знаком с ним. По лицу Баталина, когда он столкнулся с Посвистовым, пробежала тень неудовольствия. Он пошел было дальше, но вдруг, точно приняв неожиданное решение, круто повернулся и нагнал Посвистова.
 — Господин Посвистов, — поравнявшись с полковником, заговорил он. — Я не привык играть в жмурки, и думаю, что вы, как джентльмен и офицер, тоже будете откровенны. Я не люблю интриг… поэтому обращаюсь к вам прямо. Вас вызвала сюда на свидание женщина?
 На этот вопрос Посвистов мог ответить вполне откровенно, не поступаясь честью:
 — Нет, господин Баталин, меня вызвал мужчина.
 И тут же понял, что кто-то устроил Марго ловушку. Какая неосторожная была она, условившись встретиться с ним опять на этой дорожке! Она могла появиться здесь каждую минуту.
 — Вам может показаться диким, — продолжал Баталин, — что я обратился к вам с таким вопросом, но когда любишь женщину, становишься способным на сумасшедшие выходки. Я верю вашей искренности и склонен думать, что меня ввели в заблуждение. Прошу прощения.
 Надо было во что бы то ни стало убрать влюбленного коммерсанта отсюда. Посвистов предложил ему проводить его. Баталин кивком головы изъявил согласие. Он принадлежал к числу тех русских, которые, раз начав говорить о том, что засело им в душу, должны высказать все до конца.
 — Конечно, все это глупо, — продолжал он, — но для нас, мужчин, самое скверное оставаться в дураках. Только вот это самое самолюбие и заставило меня явиться сюда. Понимаете, получаю утром записку, в которой говорится, что, если я явлюсь сюда к одиннадцати часам, то застану в укромном уголке близкую мне женщину в объятиях некоего негоцианта. Насколько мне кажется, профессия ваша не соприкасается с торговлей. А кроме вас здесь нет ни души. Я очень доволен, что все кончилось так хорошо… Позвольте познакомиться с вами поближе. Моя фамилия Баталин.
 — Полковник Посвистов…
 Они с серьезным видом пожали друг другу руки. Недалекий, добродушный коммерсант был, по-видимому, очень доволен.
 Посвистов вздохнул с облегчением, когда за купой кустарников попалась узкая боковая тропинка. Он свернул на нее, увлекая за собой Баталина. Когда пару минут спустя он обернулся, за кустами промелькнуло бежевое пальто.
 Посвистов понял: кому-то нужно было положить начало разрыву между Баталиным и его любовницей. Правда, Посвистов не видел в этом ничего ужасного, но в душе был рад, что оказал услугу своей приятельнице. Во всем он заподозрил Брадлея.
 — Вероятно, сегодня вечером мы встретимся, — сказал, прощаясь, Баталин. — Вы ведь будете на вечере инвалидов?
 Посвистов не собирался на бал. Но услышав, что Баталин (значит, и Марго) будет там, утвердительно кивнул головой:
 — Конечно, конечно…
 Снова оказавшись в одиночестве, Посвистов пошел искать Марго. Но тут его постигла новая неудача — точно из-под земли перед ним вырос Брадлей.
 — Вот вы где гуляете, — сказал он. — Если бы вы не были так нетерпеливы, то насладились бы замечательным зрелищем, застав на укромной поляне Марго с нашим общим знакомцем Дегро.
 — С Дегро? — изумился Посвистов и сразу же закусил губу; в этом не было ничего удивительного: ведь он сам передал недавно Марго таинственные слова Дегро.
 От Брадлея не ускользнуло его замешательство.
 — Да, это был Дегро. Только хитрая лиса этот Дегро: обставил свидание так, что не было слышно ни слова из разговора.
 Посвистов прервал болтовню англичанина:
 — Вы из-за этого вызывали меня?
 — Почти.
 — И Баталина тоже?
 В глазах полковника вспыхнул враждебный огонек. Брадлей бросил на него удивленный взгляд.
 — Баталина? Друга нашей Марго? Он мне совершенно не нужен.
 — Да. Его вызвали анонимным письмом.
 Брадлей покачал головой.
 — Это странно. Тут работал еще кто-то третий.
 Он замолчал, погрузившись в раздумье. Не проронив ни слова, они подошли к закрытому автомобилю, поджидавшему Брадлея.
 — Садитесь, — лаконично распорядился англичанин.
 За рулем сидел человек, лицо которого было совершенно закрыто кожаным шлемом.
 Машина бесшумно сдвинулась с места и помчалась.
 — Вы видали сегодня Дегро? — спросил Брадлей, тщательно закрывая занавески на окнах.
 — Нет.
 — Значит, увидите. Вы получите очень странное предложение: сыграть роль полицейского. Вы должны принять это предложение.
 Посвистов не мог привыкнуть к тону, каким говорил с ним англичанин: раздражение поднялось у него в душе.
 — Я не собираюсь ни фиктивно, ни в действительности быть полицейским.
 — Это может сказать лишь независимый человек, — холодно отрезал англичанин. — Русский офицер, получающий деньги от большевиков, вынужден делать то, что ему прикажут.
 Кровь бросилась в голову полковника. Он готов был кинуться на англичанина.
 — Умерьте свой пыл, — остановил его Брадлей. — вы не мальчик, чтобы не знать, что деньги даром не даются. Дегро — агент большевиков, а значит и вы, раз вы обязались письменно исполнить его четыре поручения. Итак, вы примете предложение Дегро и в ближайшее воскресенье займете пост на улице Удино… Вам лучше довериться мне, полковник, — более мягко продолжал англичанин. — Работая со мной, вы спасете себя и своего генерала. Больше я вам ничего не скажу. Потом узнаете все. Терпение.
 Человеку, припертому к стене, приходится быть сговорчивым. Посвистов понял безвыходность своего положения: он оказался между двух сильных организаций, ведущих беспощадную борьбу, и ему не оставалось ничего, как до поры до времени подчиняться той и другой.




 X. На балу инвалидов


 Посвистов скучал среди веселья.
 Святочный бал-маскарад инвалидов, как и все русские балы в Париже, был попыткой создания русского кусочка быта.
 Громадная елка горела разноцветными огнями, и на ней колебались бумажные флажки — громадная коллекция флагов от императорских до значков всех русских городов включительно.
 Преобладали русские костюмы. В пестрой толпе под масками сновали бояре, боярыни, задорные малороссиянки в сафьяновых черевиках с монистами из золоченого и посеребренного картона, парубки, черкесы, казачки и казаки; среди масок были даже черемисы, представители мордвы и других народностей, населяющих Россию.
 Звенели балалайки, заливались гармоники. Шум веселья заполнил громадный зал, украшенный киосками в русском стиле.
 Все это, хотя и напоминало о России и русском, но в то же время было жалкой попыткой создать иллюзию минувшего, близкого и дорогого. Посвистову сперва почудилось, что он попал на ярмарку где-нибудь в Поволжье; но не хватало синего неба наверху, золотой ласки родного солнца, и иллюзия сразу же пропала. Блеск лампионов на потолке был жалкой заменой солнечного света и лишь подчеркивал убожество мишуры, пытавшейся заменить настоящий быт.
 «Мы носимся с мишурой, воображая, что храним родные заветы и делаем русское дело», — думал Посвистов, бродя по шумным залам.
 Он искал Марго, но ее не было. Полковник прошел в буфет.
 У стойки закусывали несколько знакомых офицеров. Посвистов подошел к ним.
 Его приветствовали довольно сдержанно. Панов, бывший казачий офицер, даже посторонился, когда Посвистов встал рядом с ним. В пожатиях рук, которыми обменялся полковник с компанией, не было братской теплоты. Посвистов вспомнил поведение Черноярова, когда он вошел в кабинет после памятного обморока, и сопоставил с холодностью этой встречи.
 «Что с ними? — пронеслось в мозгу. — Неужели подозревают?»
 Он спросил рюмку водки.
 — Господа, я, кажется, помешал вам? — спросил он. — До моего появления у вас было весело.
 От него не укрылся быстрый взгляд, которым обменялись Панов и бывший штаб-ротмистр Черненко. Во взгляде этом было предостережение.
 Панов ответил:
 — Полно, как ты можешь помешать нам? Говорили о всяких пустяках.
 Черненко спросил равнодушным тоном:
 — Бают, тебе повезло, хлопче? Богатым стал?
 Горячая волна ударила Посвистову в голову.
 — Верно. Выиграл несколько тысяч в карты. Слепое счастье. — выдавил он нехотя.
 — Н-да…
 Опять переглянулись и замолчали. Будь они уверены в правдивости его слов, потребовали бы спрыснуть удачу.
 Лучше было уйти отсюда, но Посвистов не мог найти подходящего предлога. Он чувствовал себя неловко и злился в душе.
 — Господа, не спрыснуть ли нам мою удачу? — предложил он, чтобы нарушить неловкое молчание. — Я полагаю, вам не повредит пара-другая рюмок.
 И понял, что сделал еще большую неловкость.
 — Спасибо, — живо отозвался Панов и прикрыл рукой свою рюмку, — я лично уклоняюсь от выпивки: мы изрядно уже вонзили в себя всякого добра.
 Черненко тоже отказался от угощения. Оба они расплатились и ушли. У стойки остался только молодой высокий штаб-ротмистр Быстрицкий, допивавший бокал вина.
 — Какая муха их укусила? — спросил Посвистов, ощущая краску досады на лице.
 Быстрицкий замялся.
 — Не знаю… Впрочем, Посвистов, мне кажется, будет лучше сказать вам… О вас пущен очень странный слух…
 — Какой? — насторожился Посвистов.
 — Сказать — значит оскорбить вас. Я не люблю передавать слухи, тем более, что сам только что услышал его. Спросите у Панова.
 И допив вино, Быстрицкий удалился, сухо поклонившись Посвистову.
 В маленькой гостиной за чаем сидела компания почетных гостей.
 Ветераны войны и борьбы с большевиками — седовласые генералы, полковники и атаманы — сплотились в тесный кружок. Молодцеватая фигура генерала Кутепова выделялась среди них. Лицо, полное энергии, с седеющей бородой, подстриженной так, как подстригал ее умученный большевиками последний русский император. Серые глаза светились решимостью и силой воли.
 Широкоплечий полный атаман, прославившийся и ратными делами, и обширными романами, мечтательно говорил о будущем России:
 — Я верю, что скоро настанет конец торжеству шайки хищников в Кремле. Как это произойдет — трудно сказать. Но я верю, что в одно прекрасное утро солнце встанет над свободной Россией.
 — Мы все мечтаем об этом, вот уже скоро двенадцать лет, — прервал его седоусый полковник саратовских гусар. [1] — Но, чтобы солнце взошло в одно прекрасное утро над свободной Россией, нужно, чтобы мы не сидели сложа руки.
 — Пока Европа не перестанет якшаться с большевиками, нам делать нечего, — вставил еще кто-то.
 — Поправьте: Англия, — раздалась суровая реплика со стороны генерала Кутепова. — Россия вздохнуть свободно может лишь тогда, когда Англия вынуждена будет разжать свои стальные тиски, которыми она захватила политику Европы.
 — Вы так думаете, генерал? — безразлично осведомился седоусый полковник.
 — Да, я так думаю, — сурово сверкнул глазами генерал. — Англия не теряет надежды колонизировать Россию, и ослабление ее мощи на руку только англичанам. Впрочем, о слабости России даже сейчас говорить преждевременно, господа…
 — Как, вы находите, что мошенники… — начал было изумленный полковник.
 — Мошенники, ограбившие Россию, создали сильную армию. Не забудьте, господа, что наш покойный Верховный Вождь подписался под собственными словами: «Красную армию я считаю русской армией». Заслуга этой армии перед Россией велика: она отстояла и сохранила территорию России и стойко отражает всякие покушения на нее со стороны наших квазидрузей европейцев. Штыки красной армии в любой момент могут стать просто русскими штыками… Это лучше всего сознают англичане и больше всего боятся, чтобы красная армия не забрела в Индию. А из газет мы знаем, что большевики деятельно разрабатывают план похода на Индию. Я…
 Генерал оборвал на полуслове, точно спохватившись, что коснулся какой-то интимной темы, которую не следовало затрагивать.
 — Я полагаю, что вообще не стоит говорить о политике, — поправился он и добродушно улыбнулся.
 Никто не заметил ничего странного в поведении генерала. Только Посвистов, стоявший в отдалении, вздрогнул от внезапной мысли, точно молния озарила его сознание: слова генерала установили недостающую связь между обрывочными фразами, подслушанными в кабинете ресторана.
 Поход на Индию. Вот причина особенной тревоги Брадлея и ВКБЕ.
 Взволнованный ушел Посвистов из маленькой гостиной. Он снова прошел в буфет и выпил рюмку коньяку — необходимо было успокоить волнение.
 За маленьким столиком в углу, в компании со знаменитым русским писателем и каким-то молодым человеком, сидел Баталин. Сердце Посвистова забилось радостью — значит, где-то здесь и Марго. Он поклонился коммерсанту. Тот широким жестом пригласил его к столу.
 Посвистов подошел, но не сел. Маленькие, почти калмыцкие, но проницательные и сверкающие живыми огоньками глаза писателя точно пронзили его.
 «Если бы нарядить его в тюбетейку, — подумал про писателя Посвистов, — вышел бы татарин из Казани».
 Он отклонил радушное предложение Баталина разделить компанию и ускользнул в зал: там, среди масок, несомненно была Марго.
 Он снова вмешался в толпу. Маски окружили его. Перебрасывались с ним шутливыми фразами. Посвистов чаял услышать знакомый голос — этот голос он узнал бы среди тысяч голосов.
 Но ожидания его были напрасны. Марго или не было, или она не желала подать о себе вести.
 Посвистов прошел в малый зал, где был представлен уголок Кавказа — шашлычная и кофейная на фоне декораций, изображавших горы.
 Разочарованный, он опустился на диван и потребовал кофе. И в этот момент, когда мальчуган, наряженный татарчонком, бросился исполнять его заказ, в комнату вошел Дегро в сопровождении маски, одетой аркадской пастушкой.
 Посвистов отвернулся, не желая, чтобы Дегро узнал его. Негоциант, увлеченный разговором с пастушкой, прошел мимо и занял место рядом, за громадным розовым кустом.
 — Вы должны дать мне немедленно ответ, — донеслась до слуха полковника речь Дегро.
 — Вы неосторожны, Дегро, — остановила его пастушка, и Посвистов узнал голос Марго. — Здесь сотни ушей. Я сказала вам, что не могу пока сказать ни да, ни нет. И не задерживайте меня — здесь я принадлежу только себе и моему покровителю.
 Маска выпорхнула, но моментально овладела собой.
 — Идите за мной, — еле слышно проронила она.
 Посвистов не заставил себя просить. Кинув мальчику монету, он вскочил с дивана и вышел вслед за аркадской пастушкой.
 Он нагнал ее в толпе и взял осторожно за руку.
 — Марго, это вы?
 — Тсс, — приложила она палец к губам. — Не называйте меня по имени… Ждите здесь… Когда увидите красное домино с розой в руке, подойдите к нему…
 И она исчезла в толпе.
 Мимо прошел Дегро. Негоциант и виду не подал, что знает полковника. Это внесло облегчение в душу Посвистова: говорить с Дегро было бы для него сейчас пыткой.
 Он подошел к киоску, изображавшему русскую избу. Известная актриса торговала здесь шампанским — несуразность, рассмешившая полковника.
 — Квас был бы более уместен вашему павильону, — сказал он.
 — Во время монархии, — смеясь, ответила актриса. — А теперь революция изменила порядок вещей: каждый мужик на Руси пьет шампанское. Налить бокал?
 — Бравый военный угостит, конечно и меня, — раздался голос Марго рядом. Посвистов оглянулся: его держало под руку красное домино.
 — Однако, вы прытки, маска, — поддержал маскарадный тон Посвистов. — Ничего не поделаешь — налейте нам.
 Марго чокнулась с ним и шепнула:
 — Я очень сердита на вас. Куда вы пропали утром?
 Рядом вертелся какой-то арлекин, и Посвистов счел благоразумным не ответить на вопрос. Он заплатил за вино и увлек Марго в гущу танцующих.
 — Я требую пояснений, — сказала Марго, прижимаясь к нему.
 Посвистов рассказал ей все, что произошло утром. Марго закусила нижнюю губу, чуть не до крови.
 — Значит, была устроена… как это говорится? Облава? Кажется, так?
 Посвистов кивнул головой.
 Он чувствовал теплоту ее тела сквозь мягкий шелк просторного домино, закрывавшего ее до пят. Гибкие, упругие формы, казалось, трепетали, соприкасаясь с ним, вливая огонь в его кровь. Огнем дышали и ее губы, ярко-пунцовые, пухлые и сладострастные…
 Посвистов крепко прижал ее к себе. Лица их почти соприкасались. Марго не протестовала, только дрогнули ее тонкие ноздри, напоминавшие лепестки чайной розы.
 — Марго, — прошептал Посвистов, — я без вас не могу жить.
 — Сумасшедший, — улыбнулась она, испытывая острое наслаждение и от его слов, и от его близости.
 Их губы готовы были слиться в поцелуе. Они забыли об окружающих. Все же Марго опомнилась первая: отклонилась от жадных зовущих губ Посвистова.
 — Нельзя себя вести так легкомысленно, — усталым голосом прошептала она. — Я больше не могу танцевать.
 И выскользнула из его объятий. Посвистов, пошатываясь, точно пьяный, вышел из толпы.
 Арлекин, вертевшийся возле киоска-избы, снова попался навстречу. Он обежал вокруг, кривляясь и визжа, и исчез в толпе.
 Посвистов увел свою даму в уголок, изображавший грот «Спящей царевны». Это была декоративно воспроизведенная иллюстрация к сказке Пушкина. Не было только хрустального гроба и самой царевны в нем.
 — Марго… моя Марго… — усаживая ее на маленькую скамью и опускаясь рядом, страстно произнес Посвистов. — Сегодня я — самый счастливый человек в мире.
 Она не уклонилась от поцелуя. Несколько секунд они пили блаженство. Наконец, она оторвалась от него бледная, измученная. Грудь ее порывисто вздымалась под балахоном маскарадного наряда.
 — Я совершаю безумство, — сказала она. — Но я люблю тебя… Боже, но как тебя звать?
 — Анатоль… Когда-то меня звали просто Толь.
 — Толь? Так, видно, называли тебя женщины, которым ты дарил свои ласки? — ревниво осведомилась она. — Я не хочу так называть тебя. Я хочу, чтобы ты был для меня совсем маленьким и совсем моим. Я назову тебя Оль. Хорошо? Мой Оль, мой мальчик Оль…
 Он снова привлек ее к себе.
 — Нет, погоди, — вспомнив утреннюю беседу с Дегро, освободилась она из объятий Посвистова, — я должна сказать тебе что-то очень важное.
 — Ничего важнее того, что ты уже сказала, для меня не существует. Любимая…
 — Погоди, безумец, — отбивалась она. — Есть нечто, затмевающее любовь, вернее, убивающее ее.
 — Что же это? — встревожился Посвистов.
 — Смерть, — произнесла она с трепетом в голосе. — А я не хочу смерти, особенно сейчас, когда впервые в жизни узнала, что такое истинная любовь.
 — Что ты болтаешь, Марго? — изумился Посвистов. — Что за странные мысли о смерти?
 Марго покачала головой. Из-под капюшона домино в прорезе маски глядели на Посвистова серьезные, озабоченные глаза.
 — Я говорю серьезно. Наша любовь сопряжена с большой опасностью. Но, Оль, говорить об этом здесь довольно рискованно.
 Она оглянулась по сторонам. Вблизи никого не было. Джаз-банд наполнил воздух вакханалией звуков.
 Марго склонила голову к плечу Посвистова и шепотом передала ему все, что узнала от Дегро: и о Лурье, и об угрозах «устранения».
 — Я бы хотела тебя видеть завтра у себя, Оль, — сказала она в заключение. — Утром… Хорошо? А теперь еще один чарльстон, и я должна спешить к Сереже.
 — Он не скучает. С ним Куприн, — увлекая ее в толпу танцующих, ответил он.
 — Потом и ты приходи ужинать к нашему столу. Серж будет рад. Только смотри, будь осторожен.
 Она погрозила пальцем и, засмеявшись, выскользнула из его объятий, направилась в дамскую комнату.
 Ни она, ни он не заметили, как из-за груды камней грота вышел арлекин. Он не проронил ни слова из беседы влюбленных.
 Посвистов бродил по залу, тщетно дожидаясь появления красного домино. Когда он заглянул в столовую, то увидел за столом Баталина шаловливую аркадскую пастушку.
 Красное домино, очевидно, существовало только для него.




 XI. Псевдополицейский


 Обитатели улицы Удино, вернее, наиболее беспокойный ее элемент, в воскресенье 12 января были обеспокоены непривычным явлением.
 В двенадцать часов дня на безлюдной улице появился полицейский и начал шагать взад и вперед со всей важностью и солидностью, подобающей «ажану».
 Пекарь Берсье, лавочка которого находилась напротив, первый обратил внимание на необыкновенное явление. Он сказал своему единственному помощнику:
 — Смотри-ка, Жак, на нашей улице появился ажан. С сотворения мира этого не водилось.
 И оба некоторое время следили за полицейским, обмениваясь ироническими замечаниями насчет его внешности.
 — Парень довольно внушительный и, видно, не новичок в своем деле, — заметил Берсье.
 — Откуда вы это заключаете, хозяин?
 — Он не молодой уже. Только люди под пятьдесят носят еще бородку буланже… А что он не первый день на службе — видно по плащу и по кепи — они не первой свежести.
 Замечание было вполне основательное, и с ним согласился долговязый помощник метра Берсье.
 Полицейский гулял около часу по улице без всякого дела: время было тихое, на улице почти не было прохожих.
 В час дня появился другой полицейский с нашивкой капрала и подошел к новому постовому.
 …Когда Посвистов увидел приближавшегося к нему полицейского чина, то первым его желанием было бежать, а потом — провалиться сквозь землю.
 Но бегство было бесцельно. Оно на несколько минут внесло бы оживление в тихую жизнь улицы, но вряд ли кончилось бы благополучно для Посвистова. Еще неосуществимее было второе его желание. Поняв это, Посвистов решил идти навстречу опасности.
 Вспомнив свою роль, он приветствовал капрала, приложив руку к кепи привычным жестом военного. Капрал сурово взглянул на него.
 — Я вас не знаю, — буркнул он. — Кто распорядился поставить вас тут?
 Наступил решительный момент игры. Посвистов вынул из-за обшлага мундира бумагу.
 — Честь имею представиться — полицейский Баптист Дельвю, район VI комиссариата Сен-Клод.
 Капрал пробежал взглядом бумагу. Лицо его продолжало выражать неудовольствие.
 — Эти господа из министерства вмешиваются постоянно не в свое дело, — проворчал он, отдавая бумагу Посвистову. — Но вы, конечно, не при чем, товарищ. Служба — службой.
 — Так точно, господин капрал, — вытянувшись, ответил Посвистов. У него отлегло от сердца: Дегро был прав, утверждая, что ему не угрожает ни малейшей опасности.
 Капрал ушел, ворча что-то нелестное о «министерских господах». Посвистов снова остался один.
 После предупреждения Брадлея, предложение Дегро сыграть роль полицейского не было для него неожиданностью. Он согласился, не отказавшись также принять очередной чек на 10000 франков.
 Посвистов чувствовал себя вовлеченным в центр какой-то сложной интриги. С одной стороны большевики, с другой — Брадлей со своим комитетом безопасности. Он находился точно между молотом и наковальней.
 Хуже всего в его положении было то, что он не знал, какого рода интрига плелась вокруг него, и кто должен стать жертвой этой интриги. Он догадывался, что все разгоралось вокруг генерала Кутепова. Он чувствовал, что генералу угрожает серьезная опасность, но не мог понять — со стороны ли большевиков, или со стороны ВКБЕ.
 Он сам был свидетелем беседы генерала с большевистскими агентами. Из обрывков этой беседы он мог понять, что у генерала Кутепова зародился какой-то грандиозный план. О том, что генерал может оказаться предателем эмиграции, он не думал: слишком велик был генерал для такой низкой роли, слишком чист ореол, создавшийся вокруг его личности. Даже если бы генерал начал вести переговоры с самим Сталиным и чокнулся с ним бокалом вина — даже тогда Посвистов не заподозрил бы его. Случайная фраза об Индии, брошенная генералом на балу инвалидов, казалась Посвистову ключом к тайне переговоров. Величие и мощь России — вот лозунги, которым только и мог служить генерал. Уничтожение Англии означало для него новую зарю в России. Большевики, меньшевики, любой образ правления — явления преходящие. Великий народ сам творит историю, и важно лишь, чтобы хищники в лице европейских государств не оторвали бы кусков от тела самой России. Несомненно, генерал должен был думать таким образом… А если бы он возглавил поход на Индию?
 У Посвистова даже дыхание захватило при этой мысли. Он вспомнил рассуждения Брадлея в кабинете ресторана и ему показалось, что Брадлей в курсе планов генерала.
 О, тогда со стороны англичан генералу угрожает серьезная опасность.
 Так же, как и ему, Посвистову. Уж если ему, в конце концов, придется делать выбор между генералом и Брадлеем, он не задумается ни на минуту. Только как проникнуть в тайну генерала? Как узнать, чем помочь ему в решительную минуту?
 Он пробовал расспрашивать Марго. Между упоительными минутами счастья, отдыхая от бурь в тихих нежных взаимных ласках, задавал он волнующие его вопросы.
 Но и она знала не больше его. Она была тоже слепым орудием в чужих руках.
 …Дама в бежевом пальто, показавшаяся на улице, изменила направление мыслей Посвистова. В груди его заплескала радость, зазвенела любовь.
 «Сумасшедшая», — подумал он с нежностью.
 Марго подошла к нему и с изумлением уставилась взором в незнакомое лицо. Грим Посвистова был очень искусен.
 — Простите, — залепетала она, — я хотела бы узнать, как пройти на улицу… улицу Севр.
 Посвистов засмеялся, и тогда она узнала его.
 — О, да ты ли это, мой дорогой? Боже мой, какой безобразный грим!
 — Ты неосторожна, Марго.
 — Ах, мне нужно было тебя видеть, — она оглянулась по сторонам и, достав из перчатки крохотную записку, сунула ему. — Сейчас же, как только покончишь с этим глупым маскарадом, приходи по этому адресу. Больше ничего, я исчезаю. До свидания, мой дорогой.
 И она быстро удалилась.
 Посвистов положил записку в карман и зашагал размеренным шагом взад и вперед по тротуару.
 Никто не видел этой сцены, если только в окнах домов на противоположной стороне не было соглядатаев.




 XII. Несостоявшееся свидание


 «В 6 час. в кафе „Монплезир“. Узнала все».
 Таково было содержание записки, сунутой Марго Посвистову.
 «Все» касалось таинственной интриги большевиков и ВКБЕ, невольными орудиями которой являлись Марго и Посвистов.
 Прочесть записку Посвистову удалось только около четырех часов. В два часа он покинул свой пост на улице Удино. У бульвара Инвалидов его поджидал лимузин, в котором мнимый полицейский должен был переодеться, смыть грим и превратиться снова в дансера Посвистова.
 Пока полковник проделывал всю эту процедуру, лимузин мчался по улицам Парижа. Шофер ни разу не обернулся в сторону пассажира. Ясно, это был «свой», может быть, такое же невольное орудие в руках политических авантюристов и интриганов, как и сам Посвистов.
 Очевидно, шоферу были даны точные инструкции. Покружив сорок минут по городу, он остановил машину. Посвистов выглянул из-за занавески — они остановились у моста Императора Александра III. Посвистов успел принять свой обычный облик, но не вышел, решив перекинуться с шофером парой слов.
 Однако, попытка не удалась. Шофер открыл дверцу и, поворачиваясь к Посвистову, кинул всего одно слово:
 — Выходите.
 Слово было сказано по-русски, с округлением буквы «о», как говорят только москвичи. Пришлось подчиниться. Полковник выскочил из автомобиля и хотел подойти к шоферу, чтобы заглянуть ему в лицо. Но едва он оставил автомобиль, как шофер дал ход и, не оборачиваясь, укатил.
 Посвистов развел руками, глядя вслед удалявшемуся. Он заметил только № F64.
 В три часа его ждал Брадлей. Нужно было дать обстоятельный отчет о своем дежурстве. Посвистов рассказал ему инцидент с полицейским капралом, но ни словом не обмолвился о Марго. Брадлей хмуро выслушал его.
 — Это все? — пронзив взглядом Посвистова, осведомился он.
 — Да, — не сморгнув, отвечал полковник.
 — Гм… А какая дама подходила к вам?
 — Дама? — сделав невинное лицо, спросил Посвистов. — Ах, да. Совсем забыл. Какая-то особа, скверно говорившая по-французски, спросила, как пройти на улицу Севр.
 Очевидно, шпионы Брадлея уже успели сделать ему точный доклад о дежурстве Посвистова, но Марго, по-видимому, была им неизвестна. Брадлея ввел в заблуждение естественный тон полковника.
 — Только? Прекрасно. Больше мне ничего не нужно. Послезавтра, впрочем, будьте готовы к небольшой загородной поездке.
 Так как было бы совершенно излишне задавать вопросы о цели поездки, Посвистов только кивнул утвердительно головой.
 В кафе «Монплезир» собирались обычно представители монпарнасской богемы — странные люди в странных костюмах, с не менее странными талантами. Занятые исключительно собой, эти люди ни на кого не обращали внимания, и в этом отношении были прекрасной обстановкой для конспиративной встречи.
 Посвистов пришел в кафе без четверти шесть. Марго еще не было. Он занял уединенный столик в глубине комнаты, заказал вина и взял иллюстрированный журнал.
 Стрелки больших стенных часов доползли до шести, Марго не появлялась.
 Посвистов с усмешкой подумал о женской аккуратности. Выпил стакан вина и заставил себя углубиться в чтение.
 Прошло еще полчаса. Посвистов озирался на каждого входившего в кафе, но Марго не появлялась.
 Странное беспокойство начало заползать в душу. Он пытался успокоить себя мыслью, что Марго задержали какие-либо непредвиденные обстоятельства. Борясь со скукой ожидания и с беспокойством, Посвистов просидел в кафе до семи часов. Тогда появилась уверенность, что Марго вовсе не придет.
 Он позвонил ей на квартиру. Мари сообщила ему, что Марго уехала в пять часов. Хмурый и полный тревоги, Посвистов покинул кафе.
 Он побывал всюду, где можно было встретить Марго, дважды заходил к ней, но бесполезно — дома он не показывалась.
 Около десяти часов вечера Посвистов в третий раз позвонил у дверей квартиры Марго.
 Мари открыла дверь.
 — Нет, — впуская его в переднюю, покачала она головой. — Барышня не возвращалась. Ей много раз звонили по телефону, кто-то очень хотел говорить с ней. Я не знаю, что могло так задержать ее. Тем более, что барышня не в вечернем туалете.
 — Звонил мосье Баталин? — спросил полковник.
 — Нет, мосье Батален (Мари на французский лад произносила эту фамилию) не звонил. Сегодня он вообще не давал о себе знать. Но вы, мосье, может быть, подождете немного? Барыня все равно должна заехать переодеться.
 Посвистов прошел в гостиную. Время тянулось с убийственной медлительностью. Он ушел, поручив Мари передать Марго, чтобы она немедленно по возвращении позвонила ему по телефону.
 Тревога его сгустилась до степени уверенности в том, что с Марго случилось что-то из ряда вон выходящее.




 XIII. Приключение Марго


 Любовь вспыхнула в сердце Марго с силой степного пожара. До встречи с Посвистовым Марго являла собой модный в наше время тип холодной женщины, о котором исследователи сексуализма говорят, как о самом опасном для мужчин.
 Ее чувственный мир был погружен в спячку. Точно в ледяной коре лежало сердце: ни один мужчина не заставлял его усиленно биться. Читая книги фривольного содержания, Марго не испытывала ничего, кроме брезгливости.
 Забронированная от страстей, она представляла собой значительную опасность для любящих пожить мужчин — к ней стремились и юнцы, и солидные, богатые рантье. Иногда она отдавалась из чувства простого любопытства, иногда из-за расчета, но никогда не испытывала ничего волнующего. Поэтому наслаждения любви, о которых ей приходилось читать в романах, казались ей красивым вымыслом романистов.
 Посвистов разбудил в ней чувство. Впервые, танцуя с ним, она ощутила словно нежный, сладостный ток, исходивший от него, заставлявший оттаивать лед, сковывавший душу, и любовь вспыхнула сразу всесожигающим огнем. Страсти, неизведанные и непонятные, опустошающим ураганом хлынули в душу. Она ни о чем не могла думать, не могла ничего делать — все ее помыслы и вся она принадлежали Посвистову.
 Связь с Баталиным опротивела ей. Она тянула ее, не зная, как освободиться от коммерсанта, питавшего к ней самые пылкие чувства. Теперь эта связь превратилась для нее в оковы, добровольно надетые, но от которых не так-то легко было освободиться.
 Другими оковами, еще более тяжелыми, были ее обязанности большевистского агента. Правда, она делила их со своим возлюбленным, но от этого они ни капли не казались легче.
 От Баталина можно было отделаться: можно уехать куда-нибудь, исчезнуть. Хотя и влюбленный, и ревнивый, Баталин не стал бы искать беглецов, но от большевиков, от тусклого глаза чекиста Лурье нельзя было скрыться. И Посвистов, и Марго прекрасно понимали, что у их господ руки более длинные, чем у кого бы то ни было. Их организация тайной сетью опутывает мир, нет такого уголка на свете, куда бы не дотянулась их преступная рука.
 Единственным выходом из положения было овладеть тайной замысла, ради которого привлекли к делу Посвистова. Тайна, вырванная у большевиков, могла оказаться прекрасным орудием против против них, умело использованная, она могла оградить влюбленных от каких бы то ни было посягательств на их счастье.
 И Марго, призвав на помощь всю свою хитрость, весь опыт, добытый работой с большевиками, с головой ушла в рискованную разведку.
 Естественно, клубок запутывался возле Дегро. Он, сам не большевик, был центром, управляющим частной парижской агентурой большевиков. Его лавочка была замаскированным бюро, проводившим такие «дела», в которых господам с улицы Гренель нельзя было скомпрометировать себя.
 Марго уловила в отношениях Дегро нечто новое еще во время свидания в Булонском лесу. На балу эмигрантов Дегро окончательно вышел из равновесия, упорно требуя от нее согласия на бегство от большевиков. Марго поняла, что негоциантом руководит не просто желание «спасти» ее. Такой человек, как Дегро, не мог спасать женщину из чисто платонических побуждений.
 В ее руках оказалось оружие, которым Марго умела пользоваться в совершенстве.
 Несколько встреч, пара взглядов и неясных намеков вскружили голову Дегро. Человек, много лет боровшийся со всякими «слабостями» и страстями ради приобретения состояния, не мог устоять.
 Кроме того, Дегро чувствовал себя уже на пороге к заветной цели. Состояние его было более чем круглым, — еще один, последний шаг, и он может наслаждаться полной независимостью и всеми благами жизни.
 Марго входила в круг этих благ, и Дегро мог позволить себе немного понежиться у входа в обитель собственного благополучия…
 Во вторник Дегро не ожидал Марго, и когда она неожиданно явилась к нему на квартиру, он казался очень растерянным и смущенным.
 — Вы, кажется, не рады мне, Дегро? — бросая на него лукавый взгляд, спросила Марго. — Я, пользуясь свободным временем, хотела более подробно поговорить с вами о нашем плане.
 От взгляда молодой женщины Дегро растаял. Но растерянность не покидала его.
 — О, что вы… милочка… Я рад, я безумно даже рад… Только я… Да, я занят.
 — Это ничего не значит. У вас есть кто-нибудь?
 — Никого.
 — Ну и прекрасно. Поболтаем полчаса, и я уйду.
 И, не ожидая приглашения, Марго вошла в кабинет. Дегро последовал за ней.
 — Знаете ли, Дегро, — опускаясь в кресло, заговорила Марго, — от людей, собирающихся вдвоем укрыться на неизвестное время в какой-то норе, можно требовать полной откровенности. Не так ли?
 Дегро кивнул головой. Взгляд его с беспокойством остановился на часах.
 — Милая Марго… Почти сейчас, через две минуты, ко мне явится некто, кому лучше не встречаться с вами. Я, право, не знаю, что делать.
 — А, вы хотите спровадить меня? — прикинулась обиженной Марго. — Что же, я уйду. Но вряд ли я еще раз буду обсуждать с вами вопрос, ради которого явилась сегодня.
 Она поднялась. Дегро в величайшем волнении замахал руками.
 — Ах, Марго! Все дело в том, что и уйти от меня, не встретившись с ним, вам не удастся. Это из рук вон… Я в необычайном затруднении. Понимаете?
 В это мгновение в передней задребезжал звонок. Дегро подпрыгнул.
 — Вот, видите… Уже… Я поклялся этому человеку, что в квартире не будет ни души, кроме меня. Вот что.
 Он отдернул портьеру и открыл двери в соседнюю комнату.
 — Идите сюда и сидите тихо, как мышь: никогда еще мы с вами не подвергались большей опасности, как в эту минуту. Ну, скорее!
 Марго прошмыгнула в дверь. Дегро запер ее на ключ и опустил тяжелую портьеру.
 Комнатка, в которой очутилась Марго, была чем-то вроде маленькой гостиной или приемной. У Марго не было времени рассматривать обстановку и любоваться картинами Ватто, глядевшими на нее со стен. Она придвинула мягкий пуфик к дверям, села и приложила ухо к замочной скважине. Она решила подслушать разговор Дегро с таинственным посетителем.
 У прибывшего был громкий, с неприятным оттенком, голос. По-видимому, он был уверен, что находится наедине с хозяином, и не сдерживал голоса.
 Дегро, конечно, чтобы не выдать присутствия постороннего, приходилось следовать примеру гостя.
 И до Марго, хотя и полузаглушенный, долетел весь разговор.
 — Теперь окончательно разрешится все 26-го. Все было бы кончено, если бы ваша глупая женщина сумела тогда усыпить Фортунато. Сейчас мы окончательно условились на 26-е. От вас требуется доставить автомобиль.
 — Положение все то же?
 — Да. Иллюзия увоза должна сохраниться. Автомобиль будет ждать на углу улиц Удино и Русселе — в десять часов.
 — Там же гуляет в это время наш переодетый полицейский?
 — Посвистов? В этот день он не будет гулять. Его заменит другой. Посвистов нужен лишь для того, чтобы приучить население к виду полицейского. Для ограждения от каких-либо случайностей мы выставим своего полицейского.
 — Разве могут быть какие-либо помехи?
 — Брадлей не дремлет. Боюсь, что он слишком хорошо осведомлен обо всем. В последний момент он может что-нибудь выкинуть. Тут-то нам и нужен полицейский, который в крайнем случае мог бы рассчитывать на поддержку обитателей улицы.
 — Вы такого высокого мнения о Брадлее? — осведомился Дегро.
 — Брадлей — талантливый проныра. Кроме того, он в сношениях с Посвистовым. Правда, от этого типа он вряд ли узнал что-либо, но вообще ему известно многое. А главное, ему и его правительству известен план похода на Индию.
 — Так что генерал?..
 — Их заклятый враг и лицо, незаменимое для успеха кампании. Все это известно Брадлею и ВКБЕ. Мы можем ожидать всего.
 Помолчали.
 — Да, но поднимется страшный шум, — снова заговорил Дегро. — Вряд ли мне удастся ускользнуть от следствия.
 — Вы можете исчезнуть в тот же день. Впрочем, это ваше дело.
 — А что делать с Посвистовым?
 — И его, и бабенку мы берем на себя, — прозвучал ответ и вслед за ним резкий, неприятный смех.
 Марго слушала, затаив дыхание. Случай помог ей вырвать истину. Вся сложная, загадочная интрига стала ей теперь совершенно ясной и понятной.
 Дело касалось соглашения главы русской эмиграции возглавить поход русских на Индию. Это ее мало трогало.
 Но последние фразы, долетевшие до нее из-за дверей, заставили ее похолодеть. Они касались уже непосредственно ее и Посвистова.
 Циничный смех и слова: «И его, и бабенку берем на себя» таили в себе определенный смысл: оба они стали неудобны большевикам. Каждую минуту можно было ожидать расправы. Следовало искать выхода, не теряя ни минуты.
 Марго знала, что Посвистов находится сейчас на улице Удино, играя роль полицейского. Не теряя времени, тут же набросала она маленькую записку, назначив свидание в кафе «Монплезир», и спрятала ее в сумочку. Потом отошла от дверей и остановилась в ожидании у окна.
 Вскоре появился Дегро.
 Он пытливо поглядел на нее.
 — Вы не скучали, милочка?
 — Очень скучала. Если бы хоть что-нибудь можно было услышать из вашего разговора, тогда, может быть, я бы и не скучала. У вас чертовски плотные портьеры, Дегро.
 Она рассмеялась. Засмеялся и Дегро.
 — Я знал, что вы будете подслушивать. Однако вы откровенны, Марго.
 — Я же говорила, что мы должны быть откровенны друг с другом — в этом залог нашего успеха. Скажите, это был Лурье?
 Дегро замялся.
 — Я не могу сказать этого. Впрочем… Да, это был Лурье. Марго, в нашем распоряжении всего десять дней, даже меньше.
 Он приблизился к ней и взял ее руки. Лицо его хранило странную торжественность.
 — Мне кажется, Марго, у вас меньше времени, — он подчеркнул «у вас». — Что вы скажете, если добрый друг даст вам убежище в замечательном уголке, где-нибудь в Бретони, где не найдет вас ни замечательном уголке, где-нибудь в Бретони, где не найдет вас ни одна ищейка в мире?
 Марго молчала.
 — И этот друг скажет: «Дорогая Марго, весь этот уголок в вашем распоряжении. Пользуйтесь им, как собственностью».
 — Благодарю вас, — улыбнулась Марго. — А что еще скажет этот добрый друг?
 — Спустя несколько дней он приедет и скажет: «Дорогая Марго, в какой части света прикажете воздвигнуть вам дворец, чтобы окружить вас сказочной роскошью?» Что вы ответите?
 — Подумаю, любезнейший Дегро, подумаю. Во всяком случае, это великодушно со стороны друга. Но до дворца остановимся в уголке Бретони.
 — Конечно, конечно… Я думаю, Марго, что вам не следует терять времени, и чем скорее вы очутитесь в Бретони, тем лучше. Мне лично раньше 26-го января покинуть Париж не удастся.
 Марго ушла от Дегро с точным адресом «уголка в Бретони», оставив в душе своего шефа приятную уверенность в том, что ни одна красавица не может устоять против мощи толстого кармана.
 Это было неосторожно — подходить к Посвистову во время его псевдодежурства, но Марго не могла терять ни минуты времени. Назначив свидание полковнику в шесть часов, она предполагала до этого времени повидаться с Баталиным, уладить все свои дела, чтобы вечером же покинуть Париж.
 С Баталиным она была необычайно нежна, искусно разыграв роль любящей подруги, и охотно согласилась отужинать с ним в одиннадцать часов, где он пожелает. Обещание это она дала с легким сердцем, так как в одиннадцать часов предполагала быть в нескольких лье от Парижа.
 Она действовала по строго обдуманному плану, не делая ни одного лишнего шага.
 Побывала в банке, где хранились сбережения и где у нее был собственный сейф. В сейф она положила почти все свои драгоценности, за исключением нескольких безделушек, необходимых даже в деревне.
 Потом отправилась на вокзал и взяла купе первого класса: поезд отходил в 8.40.
 В четыре часа Марго приехала домой. Услав горничную за кое-какими покупками, она собрала небольшой саквояж, решив не предполагать, что она уехала.
 В пять часов с саквояжем в руках она покинула квартиру.
 Возле дома стояло такси красного цвета. Шофер услужливо открыл дверцу.
 Марго вошла в автомобиль, приказав везти себя на Монпарнас.
 С этого момента она оказалась бессильна распоряжаться собой и попала во власть странных случайностей.
 Погруженная в размышления, Марго не заметила, что автомобиль поехал не той дорогой, какой следовало. Она спохватилась лишь тогда, когда очутилась на плохо освещенной улице. Взглянув в окно, она увидела блеск воды и очертания лодок и судов на ней.
 Сена…
 — Послушайте, куда вы меня везете? — крикнула Марго шоферу. — Я же вам сказала: Монпарнас!
 Шофер приостановил машину. Лицо его было полно любезности и смущения.
 — Ради Бога, простите, мадам. Я немного туг на правое ухо и не разобрал, Монпарнас? Не беспокойтесь, я исправлю ошибку, и вам не придется платить за лишнюю прогулку. Сию минуту, мадам.
 По акценту Марго заключила, что шофер — русский. Если бы она была знакома с оттенками русских наречий, то причислила бы его к москвичам.
 Она успокоилась. Между тем, машина остановилась совершенно.
 — Прошу прощения, мадам, я должен посмотреть, что случилось.
 И он выскочил из автомобиля.
 На часах-браслете было ровно половина шестого, и Марго начала нервничать.
 — Да скорее вы! — крикнула она раздраженно. — Я тороплюсь!
 В это мгновение дверца автомобиля открылась, и перед Марго вынырнул из мрака улицы силуэт мужчины.
 — Не торопитесь так, сударыня, — насмешливо произнес неприятный скрипучий голос. — Путь предстоит довольно большой. Тише, тише, голубка. Держите ваши руки на виду!
 И перед Марго блеснуло дуло револьвера.
 — Что это значит? — бледнея от ужасной догадки, спросила она.
 — Ничего неприятного, если вы спокойно подчинитесь неизбежному и поедете со мною без истерик и других дамских штучек.
 Он сел напротив, не спуская с нее насмешливого взора. Машина дрогнула всем кузовом и понеслась вдоль темной набережной Сены.
 Марго приходилось не раз переживать опасные и неприятные минуты. Она поняла, что всякое сопротивление с ее стороны будет сломлено самым бесцеремонным образом. В тяжелых положениях лучший спутник — хладнокровие, и она усилием воли заставила себя успокоиться.
 — Я не собираюсь сопротивляться, — сказала она, — но что значит это насилие? Я попала в руки бандитов?
 Незнакомец покачал отрицательно головой.
 Теперь она разглядела его. Это был брюнет с большим горбатым носом, бритый. Черные брови сходились над переносьем в одну черту, придавая лицу неприятный отпечаток тупой жестокости. Черные навыкате глаза напоминали маслины.
 — Птичка решила ускользнуть, — сказал он насмешливо. — Голубка с голубком думала упорхнуть в далекие края, не предупредив кое-кого, кому она обязана отчетом. И этот кое-кто решил не выпускать голубку… А чтобы не подвергаться напрасному риску, решил посадить голубку в клетку. О, только на время, конечно…
 Марго ощутила озноб, пробежавший по всему ее телу. Она знала, в чьи руки попала, и не могла рассчитывать на пощаду. Только самообладание и случай могут выручить ее. И Марго стала холодно-спокойной, а лицо ее превратилось в непроницаемую маску.
 Брюнет задвинул занавески на окнах, и Марго потеряла возможность видеть дорогу. Она не знала даже, в каком направлении ее увозят.




 XIV. В поисках исчезнувшей


 Марго исчезла.
 Посвистов окончательно констатировал этот факт, когда утром позвонил на квартиру Марго.
 Ответила горничная, и в голосе ее слышалось сильное волнение:
 — Нет, барыня не ночевала дома. Я не знаю, что с ней случилось.
 Посвистов больше не задавал вопросов и повесил трубку. Если Мари не знала, что случилось с ее госпожой, то для него ясно было почти все. Исчезла Марго — очередь за ним.
 Правда, вопрос о личной безопасности почти не беспокоил его. Душа полковника страдала от сознания, что, может быть, в этот момент, когда он сам сидит у себя дома, она тщетно призывает его на помощь, в последней неравной борьбе с убийцами.
 Мысль эта леденила душу. Посвистов вскочил и сжал голову руками:
 — Что я наделал? Что наделал?
 В этот момент он, наверное, убил бы Дегро, появись тот в комнате.
 Однако отчаяние скоро прошло. Долгий боевой опыт, учивший, что хладнокровие всегда создает шанс на спасение, и сейчас пришел на помощь. Посвистов взял себя в руки. Отчаяние перешло в тихую душевную боль за любимого человека, не мешавшую, однако, работать мыслям.
 Нужно было найти след Марго. Нужно было узнать, куда она девалась, и постараться спасти ее.
 Что ее похитили большевики, он не сомневался. Но куда они ее девали?
 Конечно, меньше всего можно было предполагать, что Марго находится в посольстве на улице Гренель, — такие опытные бандиты никогда не станут навлекать подозрения на свое главное гнездо. У них имеется, вероятно, много укромных уголков, где можно изолировать и даже уничтожить нежелательную личность, без опасения навлечь подозрение.
 Искать эти «уголки» было более чем бесполезно. Нужно было сперва уловить хоть самую слабую нить. В этом отношении может принести пользу Дегро.
 Посвистов встал с твердой решимостью заставить Дегро сказать все, что он знает об исчезновении Марго.
 Спускаясь по лестнице, он наткнулся на Баталина.
 — Я к вам, — крикнул, задыхаясь, Баталин.
 Посвистов любезно поклонился.
 — К сожалению, я не могу сейчас вернуться с вами к себе — я очень тороплюсь. В чем дело?
 — С Марго что-то случилось. Она исчезла!
 Посвистов ничем не выдал своего волнения. Лицо его было полно простого светского участия, когда он произнес:
 — Неужели? Бог с вами, не говорите таких ужасных вещей!
 — Я говорю вполне серьезно, — ответил Баталин. — Марго пропала вчера вечером. Я сильно беспокоюсь.
 Посвистов тоже беспокоился, но не мог же он сказать об этом Баталину. Тут его поразила мысль, случайно пришедшая в голову: с какой стати Баталин, почти незнакомый ему человек, бежит к нему делиться беспокойством относительно своей пропавшей любовницы?
 — Послушайте, — сухо заговорил Посвистов, — конечно, если Марго исчезла, это очень печально… Но при чем тут я? Не подозреваете ли вы, что я замешан в этом исчезновении?
 По лицу Баталина проскользнуло выражение какой-то скрытой тревоги. Он замялся.
 — Нет, что вы… Впрочем, что тут скрывать… Марго из тех женщин, у которых всегда много поклонников. Я заметил, что и на вас она произвела впечатление… Вы встречались с ней, вы бывали у нее… В этом нет ничего предосудительного. Могло случиться, что вы знаете что-нибудь.
 Они вышли на улицу. Посвистов в душе изумился спокойствию Баталина, с каким тот допускал возможность его сближения с Марго. В этом ему почудилась какая-то ловушка.
 — Да, я был у нее раза два, — ответил он. — Мадемуазель Марго интересовалась бостоном и новым чарльстоном. Мне пришлось дать ей пару частных уроков.
 — Да, да, — с поразительным добродушием согласился Баталин. — Видите, вы заходили и вчера и тоже ждали ее бесполезно. Нет ли у вас каких-нибудь предположений относительно ее исчезновения?
 — Нет, — буркнул Посвистов, — я не думал об этом. Но извините, я спешу…
 Баталин рассеяно пожал ему руку.
 — Знаете, полковник, — сказал он на прощание, — мне нужно уехать на несколько дней в Капбретон. Не окажите ли мне услугу сообщить о Марго, если что-нибудь узнаете… случайно узнаете, конечно… Вот мой адрес. Телеграфируйте…
 Посвистов обещал. Он готов был обещать что угодно, лишь бы только отделаться от Баталина. Сунув протянутую ему карточку в карман, он подозвал такси.
 Баталин задумчивым взглядом проводил уезжавшее такси. Потом странная самодовольная улыбка заиграла на его губах.
 Дегро принял Посвистова в высшей степени любезно.
 — А я собирался вызвать вас к себе, дорогой мосье Посвистов. Видите ли, в будущее воскресенье, то есть 26-го января, вам нечего беспокоиться наряжаться в полицейский мундир — в этом миновала надобность. Вы блестяще справились с ролью. Позвольте вам вручить небольшой чек.
 Посвистов молча взял голубую полоску бумаги, на которой стояла аккуратно выведенная цифра 10 000. Ему хотелось заговорить о Марго, но он решил выслушать сначала все, что скажет ему Дегро.
 — Следующее поручение совершенно невинного свойства, мосье Посвистов. Вам придется съездить километров за сто от Парижа. Вы знаете Вилье? Нет? Это небольшая деревушка близ Шампьена. Там, по соседству со старыми заброшенными каменоломнями, на ферме того же названия, живет мой старый приятель, которому вы отвезете вот что.
 Дегро выдвинул ящик письменного стола и вынул из него небольшой кожаный портфель.
 — Фамилия этого человека — Денло, Анри Денло. Вот тут точный адрес. Портфель должен быть доставлен сегодня же, а потому в шесть часов вечера вы должны быть на площади Сен-Лазар, где вас будет ждать автомобиль — темно-красная машина.
 Посвистов взял портфель и взглянул на бумажку с адресом.
 — Это все? — осведомился он.
 Глаза Дегро радостно поблескивали. Никогда Посвистов не видел на лице его такого самодовольного выражения.
 — Все, — отвечал негоциант, разваливаясь в кресле с видом человека, намеревающегося отдохнуть от трудов праведных. — Может быть, разрешите предложить вам стаканчик вина?
 — Нет, мерси. Я зашел к вам по собственной нужде и хотел бы поговорить немного, — сказал Посвистов тоном, заставившим Дегро насторожиться.
 — Я слушаю вас. В чем дело?
 — Вам известно, что наша общая знакомая Марго исчезла? — спросил Посвистов, пронизывая взглядом Дегро.
 Лицо негоцианта обесцветилось — точно сдунуло с него вдруг краски, стало серым.
 — Исчезла? — переспросил он, подавшись туловищем к полковнику. — Когда исчезла?
 — Вчера около пяти часов вышла из дому и не вернулась. Никто не знает, куда она делась.
 Дегро заерзал в кресле, охваченный неподдельным беспокойством.
 — У вас есть основания предполагать, что она исчезла не по собственному желанию? — спросил он.
 — Да. И мне кажется, Дегро, что вы должны знать это лучше меня.
 Если бы Дегро возмутился или каким бы то ни было иным способом выразил протест против этого обвинения, Посвистов не поверил бы ему. Но Дегро весь поник, точно пришибленный, и не пытался возражать. Он только отрицательно покачал головой, и подозрения полковника о том, что Дегро в курсе исчезновения Марго, рассеялись.
 — Вам ничего не известно? — невольно меняя тон, задал он новый вопрос.
 — Нет.
 Новость, действительно, сразила Дегро. Он почувствовал, что невидимая рука путает все его ходы, и страх охватил его душу. Накануне завершения дела ему нанесли чувствительный удар. Потеря Марго, в конце концов, была не так уж страшна, но Дегро почуял вдруг непосредственную опасность и для себя. Он отер капли пота, проступившего на лбу.
 — Нужно спросить у Баталина, — сказал он, точно отвечая на собственную мысль.
 — Баталин ничего не знает. Он был сейчас у меня.
 — Не знает? Это странно! — вырвалось у Дегро… — Впрочем… Конечно, где ему знать. Но я должен повидать Баталина.
 — Это бесполезно, — возразил Посвистов. — Баталин сегодня покидает Париж. Он просил меня сообщить ему, если удастся узнать что-либо насчет Марго.
 Казалось, это больше всего изумило Дегро.
 — Просил сообщить? Странно… А куда же он едет?
 — В Капбретон. Он дал мне свой адрес… Погодите, я его достану сейчас.
 Посвистов вынул из кармана карточку, врученную ему Баталиным, взглянул на нее и заметил в недоумении:
 — Что это? — вырвалось у него. — Это тот же адрес, что вы только что дали мне. Шампьен. Вилье. Ферма Вилье, Денло. Я брежу?
 Дегро выхватил из рук Посвистова карточку.
 — Совершенно верно, — сказал он, — это тот же адрес. Но Шампьен совсем не в той стороне, где Капбретон. Вероятно, Баталин ошибочно дал вам не тот адрес.
 Он вернул карточку Посвистову, и полковник изумился тому, что Дегро вдруг стал совершенно спокоен. Для него совпадение адресов казалось более, чем темной загадкой, а Дегро это обстоятельство, видимо, успокоило.
 — Что вы скажете на это? — спросил Посвистов.
 — Ничего, — спокойно ответил Дегро. — У Баталина дела с Денло: он покупает в Вилье шерсть. По ошибке он вам дал не ту карточку — и только. А что касается Марго, то, по-моему, она просто уехала куда-нибудь на пару дней. Дама эта любит приключения…
 Но увидев, что Посвистов нахмурился, негоциант добродушно рассмеялся.
 — Я пошутил… Хотя больше чем уверен, что Марго уехала куда-нибудь по секретному делу.
 Когда Посвистов ушел, Дегро, подумав немного, взял телефонную трубку.
 — Автомобиль к семи часам, — распорядился он. — Запаситесь бензином на сотню километров.
 Дегро далеко не успокоил Посвистова. Он уходил от него с таким чувством, с каким человек, попавший в лабиринт, убеждается, что совершенно заблудился.
 Посвистов решил отправиться к Брадлею. Может быть, всезнающий англичанин прольет свет на странное происшествие. Кроме того, он должен сообщить Брадлею о новом поручении.
 Но на квартире Брадлея не оказалось. Посвистов написал на листке блокнота сообщение и сунул его в ящик для писем.
 День он провел, тоскливо слоняясь по Парижу, и чуть ли не каждый час звонил к Марго. И всякий раз разочарованно вешал трубку: голос Мари сообщал ему одно и то же:
 — Нет, не приехала. Боже мой, я не знаю, что думать!
 В шесть часов Посвистов прибыл на маленькую темную площадь Сен-Лазар. Небольшая мрачная церковь возвышалась над кучей маленьких старинных домов, окружавших ее. Несколько лип доживали свой век, придавая этому уголку совершенно старомодный, заброшенный вид.
 Посвистов едва свернул на площадь, как увидел автомобиль. В вечернем мраке окраска его не была заметна, и только, подойдя вплотную, мог убедиться полковник, что он темно-красный.
 Шофер, увидев Посвистова, распахнул дверцу.
 — Вы поджидали меня? — спросил полковник.
 — Да, если вы намерены совершить прогулку в Шампьен.
 Полковник влез в автомобиль, опустился на мягкое кожаное сиденье. Вспыхнула лампочка, осветившая лимузин внутри, и Посвистов увидел, что по удобству и роскоши автомобиль далеко превосходил лучшие наемные такси.
 Он положил портфель рядом с собой на диванчик и, откинувшись на мягкую спинку, погрузился в размышления.
 Эта поездка не нравилась ему. По существу, в ней не было ничего особенного. Очевидно, портфель содержал кое-какие бумаги. Посвистов пытался днем вскрыть его, чтобы посмотреть, что именно заключается в нем, но это оказалось не по силам: портфель был кожаный только снаружи, внутри же представлял собой плотно закрытую стальную коробку. Бесполезно потратив полчаса, Посвистов отказался от мысли познакомиться с содержимым портфеля. Потом он успокоил себя мыслью, что вряд ли большевики доверили бы ему особые секреты.
 Он охотно уклонился бы от этой поездки. И сделал бы это без всякого зазрения совести, но совпадение адресов — Баталина и Дегро — заинтриговало его. В мозгу мелькнула смутная догадка, что богатый коммерсант Баталин связан какими-то нитями с посольством на улице Гренель.
 Догадка была дикая. Ведь сама Марго ничего никогда не говорила ему об этом, но, чем больше Посвистов думал на эту тему, тем менее сверхестественной казалась она ему. Почему бы Баталину не быть особым тайным агентом, между прочим и наблюдающим за Марго? Ведь большевики вообще гениальны в организации сыска и системы наблюдения.
 В нем заговорила странная уверенность, что не где-нибудь, а в Шампьене можно наткнуться на загадку исчезновения Марго. Почему Дегро, увидев этот адрес, проявил признаки беспокойства за Марго? А до этого — появление у него Баталина разве не было более чем странным и не являлось ли желанием сбить с толку Посвистова? Да и Баталин должен был бы проявить больше волнения и беспокойства… Нет, тут что-то неладно…
 Автомобиль мчался уже за пределами Парижа. Два ослепительных луча прожекторов прорезали ночь, вырывая из мрака деревья, сады, живописные дачи, расположенные возле шоссе.
 Посвистов ощупал карманы. Два браунинга, захваченных в дорогу, внесли в его душу успокоение: он был застрахован от каких бы то ни было случайностей и мог постоять за себя, если бы кто-нибудь вздумал померяться с ним силами.
 От скуки Посвистов попробовал заговорить с шофером, но парень оказался не из разговорчивых. На вопросы Посвистова он отвечал неохотно и крайне односложно, а некоторые просто обходил молчанием.
 По-французски говорил он с отвратительным акцентом, изобличавшим в нем русского. Посвистов перешел вдруг на родную речь и услышал в ответ знакомый московский говор.
 — Мы, кажется, встречались с вами?
 — Возможно, — ответил шофер. — Мне приходилось возить много всякого народа.
 — Мне кажется, вы вчера возили меня по Парижу. Помните полицейского на бульваре Инвалидов? Вы высадили меня у моста Императора Александра II.
 — Все может быть, — уклончиво ответил шофер.
 — Вы эмигрант? Служили в армии?
 — Нет, — был резкий ответ.
 Около половины девятого автомобиль миновал Шампьен. Сразу за селением шофер свернул на проселочную дорогу и замедлил ход. Автомобиль трясло и покачивало на ухабах.
 Местность стала глухой.
 — Должно быть, мы скоро доедем? — спросил Посвистов у шофера.
 — Десять километров, — лаконично ответил тот.
 Дорога, по которой медленно двигался автомобиль, вероятно, служила раньше сообщением с каменоломнями, о которых упомянул Дегро.
 — Вам знакома эта местность? — задал Посвистов новый вопрос шоферу.
 — Да, — буркнул тот и добавил: — тут имеется целая русская колония.
 Это сообщение подбодрило Посвистова. Однако, сколько он ни напрягал зрение, всматриваясь в темноту, нигде не было видно жилья.
 Наконец, автомобиль свернул в сторону, и дорога снова стала лучше. Шофер прибавил ходу.
 Несколько минут спустя перед автомобилем сверкнули огоньки, и среди деревьев обрисовались очертания дома.
 Мелькнули раскрытые железные ворота, автомобиль въехал в усадьбу и остановился перед небольшим каменным домом. При свете автомобильных фонарей Посвистов разглядел плющ, обвивавший кирпичные стены.
 — Мы приехали, — сообщил шофер.
 Посвистов вышел из автомобиля несколько удивленный, что его никто не встретил. Шофер рассеял недоумение. Он тоже вышел из автомобиля и уверенно пошел ко входу в дом.
 — Все, должно быть, ужинают. Входите, полковник.
 Он пропустил Посвистова вперед. Полковник вошел в небольшие темные сени.
 В тот же момент отворилась дверь из внутренних помещений, и вспыхнула лампочка на потолке, над самой головой Посвистова. Кто-то вышел ему навстречу.
 — Руки вверх! — раздался повелительный голос, и прямо в лицо полковника уставился внушительный кольт.
 — Да, руки вверх, полковник, — проворчал сзади голос шофера, и Посвистов ощутил прикосновение к затылку холодного дула.




 XV. Застенок


 Путь показался Марго очень длинным. Автомобиль два часа мчался по каким-то дорогам. Куда — Марго не могла выяснить, так как ее конвоир тщательно завесил окна. Она пробовала заговорить с ним. Но ее непрошеный спутник, по облику типичный еврей, не отвечал на вопросы. Он только улыбался злорадно, блестя черными навыкате глазами.
 Видя, что попытка расшевелить его ни к чему не поведет, Марго откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Так лучше было думать и наблюдать за ним сквозь заслон густых ресниц.
 Марго ни на минуту не обманывала себя: она знала, что находится в руках тех, кому служила, и теперь предстоит последний расчет с ними. Не могло быть и тени сомнения в том, какого характера будет этот расчет: чекисты не стеснялись убирать с дороги своих слуг, если они оказывались неудобными. Дегро, значит, нисколько не преувеличивал опасности и вовремя предупредил ее.
 Марго крепко стиснула зубы, ей не хотелось, чтобы чекист, не спускавший с нее глаз, заметил ее волнение и уловил след боязни на ее лице.
 — Хладнокровие… хладнокровие… хладнокровие… — лихорадочно выстукивала в ее голове приливающая кровь, и мысли вихрем кружились в мозгу.
 Чем дальше уносил ее от Парижа автомобиль, тем меньше становились шансы на случайное спасение. Марго не сомневалась в том, что ее везут в какой-то большевистский притон, где ее ожидает заключение, а затем гибель. Возможно, и — пытки.
 Она содрогнулась в душе.
 — Да, скажите же, наконец, скоро ли мы доедем? — не выдержала она.
 Чекист снова улыбнулся противной, скользкой улыбкой.
 — Через четверть часа мы приедем, — проронил он.
 — Куда?
 Он покачал головой.
 — Узнаете себе потом.
 Должно быть, долгий путь и вынужденное молчание утомили его. Он решил развлечься.
 — Это недалеко уже. Я не понимаю-таки, почему такая храбрая дама боится небольшой прогулки? Хе-хе…
 — Я ничего не боюсь, — вспыхнула Марго. Ее задел издевательский тон чекиста. — Во всяком случае таких, как вы…
 Черные, как маслины, глаза недружелюбно уставились на нее.
 — Это мы еще посмотрим, — почти с угрозой протянул он. — Ведь мы еще ни капельки не знакомы с вами.
 Теперь не ответила Марго, ограничившись взглядом, полным презрения и надменности.
 Когда автомобиль, наконец, остановился, Марго вопросительно взглянула на своего конвоира.
 — Приехали, — сказал он. — Выходите и не забудьте, что у меня в руке браунинг.
 Марго закусила губу от бешенства, охватившего ее.
 Она очутилась перед небольшим каменным домом, заросшим густой растительностью. Входная дверь была распахнута, и в ней виднелся силуэт мужчины. В зубах у него вспыхивал огонь папиросы.
 — Сюда, сюда, Марго. Милости просим, — не вынимая изо рта папиросы, произнес мужчина у дверей и посторонился, пропуская ее.
 На секунду Марго охватило безумное желание оказать сопротивление, кричать, драться, царапать этих людей. Но благоразумие одержало верх над этим порывом.
 — Я выйду, — сказала она почти беспечно, — только вы избрали довольно странный способ приглашать гостей.
 В ответ раздался смех.
 — Вряд ли бы вы добровольно пожаловали к нам. Сюда, прямо…
 Перед Марго распахнулась вторая дверь, и она очутилась в небольшой комнате, обстановкой которой служили лишь стол и три стула.
 Человек, встретивший ее, был белокур, высокого роста, плотного сложения. На нем была бархатная куртка, на которую падал белый широкий воротник сорочки.
 Голубые глаза глядели на Марго добродушно, точно это был гостеприимный хозяин, испытывавший удовольствие при виде редкой гостьи, забредшей к нему благодаря забавной случайности.
 — Прежде всего, сударыня, позвольте ваше оружие, — вежливо попросил блондин. — Такая дама, как вы, вряд ли совершает поездки без оружия. Надеюсь, вы не заставите нас настаивать.
 Марго хотела раскрыть сумочку, но ее черный спутник предупредил ее и выхватил сумочку.
 — Вы, товарищ Марго, неосторожны. Если оружие в сумочке, то мы сами возьмем его.
 Раскрыв сумочку, он вынул из нее браунинг совсем не дамского образца.
 — Недурная штучка, — заметил блондин. — Больше у вас ничего нет?
 — Есть, — неожиданно ответила Марго. — Вот.
 Быстрым движением она вынула из-под пальто что-то и протянула.
 — Ого, да вы запасливая дамочка! — воскликнул он. — Прелестные вещицы.
 В его руке оказался маленький дамский револьвер с перламутровой ручкой и тонкий, как игла, стилет.
 — Больше у меня нет ничего, опасного для вас, — сказала Марго.
 — Достаточно и этого, — добродушно улыбнулся Марк. — А теперь садитесь, пожалуйста.
 Марго едва сдержала вздох облегчения и с трудом скрыла радость, вспыхнувшую в душе. Опасность обыска миновала, а у нее было нечто, с чем ей не хотелось расставаться.
 — Что вам нужно от меня? — задала она вопрос, опускаясь на стул.
 — Сущие пустяки, — любезно отозвался Марк, занимая стул за столом. Он попросил Марго пододвинуться ближе, так, что свет электрической лампы залил ее лицо. Сам же он сидел в тени.
 — Мне нужно задать несколько вопросов… Надеюсь, что вы не откажете в любезности ответить на них.
 — Я сама сначала хотела бы узнать, кому именно предназначаются эти ответы, — ответила Марго.
 — О, неужели вы не догадываетесь? Мы вместе с вами служим одному и тому же делу.
 — Тогда мне кажется весьма странным способ, которым вы доставили меня сюда. С единомышленниками так не поступают.
 — Не будем говорить на эту тему, — остановил ее Марк. — Лучше покончим поскорее. Мне поручено допросить вас. Вы согласны отвечать?
 Марго решительно покачала головой.
 — Нет. Кто мне может поручиться за то, что это не ловушка? Я не знаю, кто вы и кто уполномочил вас допрашивать меня.
 — Дельное замечание, очень, очень дельное… Но, к сожалению, вам придется довериться на слово. Я действую по поручению товарища Лурье.
 — Но вы — не Лурье. Я не желаю верить вам на слово и потому категорически отказываюсь отвечать…
 По-видимому, решительный тон Марго возымел действие. Марк обратился к черному человеку:
 — Что же нам делать, товарищ Самуил, с такой несговорчивой дамой?
 Самуил выдвинулся вперед, так, что Марго могла видеть его лицо.
 — По моему, нужно дать даме отдохнуть до утра. Мы проводим ее в маленькую комнатку, где она подумает себе на досуге. Ха-ха. Отдых хорошо действует на дамочек.
 Марго почувствовала издевательскую угрозу в тоне Самуила.
 — Вы полагаете? — задумчиво спросила Марго.
 — О, я убежден в этом, — суетясь и хихикая, ответил Самуил. — Утром наша гостья станет говорить. Недоверие как рукой снимет.
 — Ну, так действуйте, — со вздохом разрешил Марк. — Действуйте, как знаете, товарищ Самуил. Или, может быть, вы лучше ответите на пару вопросов? — обратился он снова к Марго.
 Марго лишь отрицательно покачала головой.
 В ней говорило не упрямство, а странный инстинкт, подсказывавший, что чем дольше она будет молчать, тем дольше ее жизнь будет в безопасности. Им нужно было что-то выпытать у нее.
 — Тогда не взыщите, если прием, оказанный вам, будет не совсем соответствовать правилам хорошего тона. Товарищ Самуил, устройте нашу дорогую гостью на ночлег.
 Самуил крякнул, словно поручение Марка доставило ему большое удовольствие.
 — Идемте! — коротко кинул он Марго.
 Любопытство в душе Марго боролось с неприятным чувством страха. Она пошла за Самуилом, наружно спокойная, но внутренне полная тревоги.
 Ее ввели в маленький коридорчик, освещенный тусклой угольной лампочкой, укрепленной на потолке. Тяжелая, окованная железом дверь, по-видимому, вела в подвал. Марго много слышала о чекистских подвалах и оледенела вся, когда Самуил, открыв большим ключом дверь, распахнул ее.
 На Марго пахнуло сыростью и плесенью.
 Она отшатнулась от мрачного отверстия, но Самуил толчком в спину заставил ее сойти на ступеньки, ведшие куда-то вниз.
 Марго беспомощно оглянулась. Самуил с тупой жестокостью глядел на нее. Браунинг в его руке заставил Марго бросить всякую мысль о сопротивлении.
 Вспыхнула лампочка на потолке. Марго увидела помещение — обыкновенный подвал для хозяйственных нужд. Голые кирпичные стены, покрытые сыростью, и земляной пол. От одной мысли провести здесь ночь ее охватил ужас.
 Но, очевидно, не это помещение предназначалось ей. Она не заметила, что сделал Самуил, но впереди открылась какая-то дверь, вернее — часть стены. Ее мучитель силою заставил ее пройти туда.
 Она очутилась в каком-то мрачном коридоре, точно пробитом в сплошном каменном массиве. Справа показалась небольшая дверь. Самуил отпер ее ключом и без церемоний втолкнул туда Марго.
 — Вот ваша комнатка, мадам. Спокойной ночи. Надеюсь, к утру вас осенит благоразумие.
 Дверь захлопнулась, скрипнул ключ в замке, и Марго осталась одна в кромешной темноте.




 XVI. В каменном мешке


 Марго, оцепенев от ужаса, прислушивалась к звукам шагов Самуила, удалявшихся от ее камеры. Ей захотелось крикнуть, позвать его — мысль остаться одной в такой обстановке сводила ее с ума. Нечеловеческим усилием воли подавила она приступ малодушия и чуть ли не облегченно вздохнула, когда услышала звук запираемой двери вдали: никакой вопль уже не мог достигнуть слуха ее мучителя.
 Миниатюрная коробочка спичек и портсигар с папиросами остались в сумочке наверху. Она не могла даже осмотреть помещение, куда ее втолкнули.
 Марго ощупала стенку. Она была из неровного сырого камня. Держась за стенку, она обошла вокруг всего помещения. Это была каморка в пятнадцать шагов в окружности — настоящий каменный мешок, выдолбленный в песчаник.
 Никаких признаков мебели. Хотя бы скамья, связка соломы, которая полагалась даже в тюрьмах средневековья, — ничего. И в этом каземате ей предстояло провести ночь, да одну ли ночь?
 Марго, обессилев, опустилась на пол у дверей.
 За свою богатую приключениями жизнь Марго повидала многое. Приходилось ей иметь дело с властями различных государств и познакомиться, хотя на короткий срок, с различными арестными помещениями. Но такого ужаса ей не приходилось переживать.
 Марго слышала много о приемах работы чекистов в России, но не подозревала, что во Франции, в сотне километров от Парижа, могли существовать подобные застенки.
 Рассчитывать на гуманность и пощаду не приходилось. Нужно было готовиться к самому ужасному. Впереди — смерть, но в ее власти оттянуть или ускорить ее приближение.
 Вдруг Марго вспомнила о том, что там, наверху, вдохнуло в нее радость: под платьем у нее был спрятан маленький браунинг — третий по счету револьвер. Она питала страсть к огнестрельному оружию и постоянно носила с собой несколько револьверов.
 Она нащупала плоскую вещицу под платьем, и одно прикосновение к ней вернуло ей бодрость: нельзя считать дело проигранным окончательно, если обладаешь оружием. Если оно окажется бессильным вернуть ей свободу, то, во всяком случае, может в критический момент сослужить последнюю службу.
 Марго провела кошмарную ночь.
 Глаз она не сомкнула. Сидя на корточках, прижавшись спиной к двери, она то предавалась бешенству, то впадала в тупое отчаяние. Тысячи мыслей, тысячи невероятных планов приходили ей в голову, но все в конце концов лишь подчеркивали ее бессилие.
 Она знала, что когда-нибудь придут за ней и снова повторится комедия допроса. Если бы, кроме. Марка и Самуила, никого не было в доме! О, она своей маленькой игрушкой сумела бы постоять за себя.
 Два неожиданных выстрела — и все готово.
 Порой усталость давала себя знать. Ныло все тело. Хотелось растянуться хотя бы на полу и погрузиться в сон. Но пол был земляной и сырой. На нем, очевидно, кишели мокрицы, и одна эта мысль заставляла Марго отказаться от удовольствия протянуть усталые члены.
 Вечность прошла или несколько часов?
 Марго не сумела бы ответить на этот вопрос.
 …Ее сердце забилось бешеной радостью, когда она услышала знакомый скрип дверей вдали и звук шагов. Она чуть не вскрикнула, когда в ее двери тоже повернулся ключ. Но вовремя сдержала себя. Выпрямилась и отошла от дверей, стараясь казаться спокойной.
 Знакомый силуэт Самуила обрисовался в дверях. В коридоре было светло, и даже этот тусклый свет одинокой лампы на потолке казался ей ослепительным блаженством.
 — Как изволили почивать, сударыня? — раздался насмешливый голос. — Я думаю, теперь у вас появится охота побеседовать с товарищем Марком?
 Марго ничего не ответила. Она боролась со странным желанием немедленно пустить в ход свое оружие.
 — Ну, пойдемте, — приказал чекист.
 Марго повиновалась.
 Только поднявшись наверх, в комнату, напоминавшую человеческое жилье, Марго почувствовала, как устала. Все тело ее ныло. Голова болела, разрываемая жесточайшей мигренью.
 Товарищ Марк сидел за столом, и рядом с ним дымился ароматный кофе. Подрумяненные булочки лежали в ажурной плетеной корзиночке, прикрытой белоснежной салфеткой.
 Марго до сих пор не чувствовала голод, но запах кофе наполнил ее всю. Один глоток черного кофе, казалось, внес бы облегчение, исцелил бы от головной боли.
 Вид свежих булочек пробудил в ней жестокий аппетит.
 Все выглядело так, словно Марк завтракает за работой, но Марго поняла, что это — пытка.
 — Садитесь, сударыня, садитесь, — точно вежливый хозяин, засуетился Марк. — Садитесь, поговорим.
 Марго опустилась на стул против него. Кофе неприятно раздражало зрение и обоняние. Больших трудов стоило Марго казаться равнодушной.
 — Видите ли, сударыня, — начал Марк, — если вы ответите как следует на мои вопросы, то все уладится как нельзя лучше. Ни вашей жизни, ни свободе не угрожает ни малейшей опасности. Но если вы будете продолжать упрямствовать, нам придется…
 Он не договорил, взял стакан с кофе и поднес его к губам.
 — Я могу ответить вам только то, что сказала вчера. Я не знаю, к какой цели ведет этот допрос и чей вы агент.
 Марк равнодушно развел руками.
 — Опять тоже самое. Из моих вопросов вы уясните себе, кому я служу. Что вы знаете о Брадлее?
 — Решительно ничего. Он агент Англии, но это вам известно.
 Марк улыбнулся.
 — Вот мы и начали разговор. Прекрасно. А теперь не можете ли мне сказать, какие отношения существуют между вами и Посвистовым — агентом Брадлея.
 Он подчеркнул последние слова и уставился пытливым взором в лицо Марго.
 — Ах, теперь я понимаю, в чьих интересах вы ведете этот допрос. Но на этот вопрос я не могу и не хочу отвечать. Могу сказать лишь, что Посвистов никогда не был агентом Брадлея.
 — Гм… — буркнул многозначительно Марк. — Нам многое известно о его сношениях с Брадлеем, а вам, вероятно, еще больше. Ни вы, ни Посвистов нас не интересуют, но нам нужно знать, что Брадлей изобрел в нашем деле.
 — С генералом Кутеповым?
 Восхищение отразилось на лице большевика.
 — Бесподобно! Вы очень догадливы. Вам, вероятно, известно, что двадцать восьмого января это дело должно быть закончено.
 — Двадцать шестого! — сорвалась с языка Марго невольная поправка, и она поняла, что совершила промах: чекист нарочно назвал неправильную дату, зондируя ее сведения.
 — Так, так… Верно, двадцать шестого, я перепутал, — заговорил он, не скрывая лукавости, заигравшей в его взоре. — Совершенно правильно. А Брадлею эта дата известна?
 — Откуда я могу знать? — резко бросила Марго.
 — От вашего друга Посвистова. Кажется, могу вам сообщить, что по-видимому, и этот бравый полковник навестит нас. Должно быть, сегодня.
 Кровь отхлынула от сердца Марго.
 — Как? Добровольно? — воскликнула она.
 — Совершенно добровольно. Но это к делу не относится, милая мадам. Откуда, позвольте спросить, вы узнали, что известное событие должно произойти двадцать шестого января?
 Марго закусила губы, поняв, что попалась в ловушку. Сказать, что сведение это она подслушала, значило выдать себя с головой. Она решила молчать.
 — Больше я ничего не скажу, — решительно заявила она. Но это была последняя вспышка силы. Голова вдруг закружилась, в глазах поплыли зеленые круги, и она упала бы со стула, не подоспей Самуил. Чекист грубо поддержал ее за плечо.
 Это был секундный обморок. Она пришла в себя от невыносимо близкого аромата кофе и увидела перед лицом полную чашку дымящегося напитка. Не рассуждая, не раздумывая, она схватила чашку обеими руками и залпом, обжигаясь, осушила ее. Кофе оживило ее и вернуло утраченные силы и самообладание. Ну, как вы себя чувствуете? — участливо осведомился Марк.
 Она ответила презрительным взглядом.
 Снова тот же каменный мешок. Марк, не добившись больше ни слова от Марго, приказал увести ее.
 Только на этот раз тусклая угольная лампочка засветилась на потолке камеры. Самуил простер любезность до того, что принес в камеру деревянный табурет.
 Освещение не скрасило, а даже более подчеркнуло ужас обстановки.
 Когда дверь закрылась, Марго осмотрела стены и потолок и убедилась, что вся камера выдолблена в горной породе. Камень был довольно мягкий, слоистый, и это натолкнуло ее на мысль о каменоломнях. Должно быть, ферма большевиков находилась в ближайшем соседстве с каменоломнями. Нельзя было не подивиться изобретательности чекистов. Тюрьма была укрыта от нескромных взоров и была чрезвычайно надежной…
 Идя на допрос, Марго питала надежду, что ей удастся выяснить, нет ли в доме еще кого-нибудь, кроме двух чекистов, а также ознакомиться с расположением дома. Но надежды ее не оправдались. Кроме подземного коридора и подвала она ничего не увидела, а из людей были все те же двое — Самуил и Марк.
 Стекла окна комнаты, где происходил допрос, были оклеены узорной бумагой, так что увидеть что-нибудь за окном не было возможности. Марго вернулась в свой каземат, не обогатившись никакими сведениями.
 Одно она узнала: ее Оль также попадет в ловушку. От этой мысли боль сжимала ее сердце. Он будет томиться, может быть, по соседству с ней, и они не будут в состоянии перекинуться словом и пожать друг другу руки.




 XVII. Ловушка


 Нападение было слишком неожиданным. Под прицелом двух револьверов нечего было думать о сопротивлении. Посвистов поднял руки.
 Шофер продолжал держать дуло браунинга у черепа полковника, а второй подошел вплотную к нему. Минуту спустя в его руках оказался револьвер Посвистова.
 — Протяните руки, полковник! — приказал затем обыскивающий.
 Посвистов повиновался, и не успел он сообразить, в чем дело, как на руках его с легким звоном замкнулись кандалы.
 — Так будет покойнее, — сказал блондин, производивший обыск. — Вы, товарищ, свободны, — обратился он к шоферу. — Ведите машину в «Три Лилии» и дожидайтесь там особого распоряжения.
 Посвистов был вне себя от бешенства и досады. Попасть в такую примитивную ловушку! О чем он думал, когда взялся выполнить это идиотское поручение? Вообразил, что два браунинга оградят его от случайностей!.. «Эх, российская беспечность», — с горечью пронеслось в мозгу.
 Он молча последовал предложению пройти в комнаты. Высокий блондин следовал на шаг позади с револьвером в руке.
 — Пока присядьте здесь, полковник, — с иронической вежливостью предложил он стул своему пленнику. Это была та же комната, в которой допрашивали Марго.
 Посвистов сел, не проронив ни слова. Перед ним за столом, опустился в кресло «красный бандит», как мысленно обозвал его Посвистов.
 «Красный бандит» долго вглядывался в лицо полковника. Издевательская усмешка играла на его губах.
 — Вы не узнали меня, полковник? А когда-то мы встречались с вами. Теперь меня зовут товарищ Марк, а в те времена, по крайней мере для вас, я носил фамилию Борщова. Помните под Мелитополем прасола Борщова? Тогда наши роли были несколько иными: допрашивали вы меня.
 Посвистов вспомнил один из бесчисленных эпизодов боевой жизни: изба, освещенная скудным светом маленькой лампочки, и человек в поддевке перед ним, испуганный, дрожащий… Арестованному удалось убедить Посвистова, что он — прасол, случайно попавший в военную зону.
 Посвистов проворчал сквозь зубы:
 — Жаль, что тогда я не повесил вас.
 — Да, дали промах, полковник. Впрочем, это бы не изменило вашего положения в данный момент.
 В комнату вошел брюнет еврейского типа. Кинув взгляд на Посвистова, он подошел к Марку и зашептал что-то на ухо. До слуха Посвистова долетело одно слово: Лурье.
 Марк, хмурясь, выслушал сообщение брюнета.
 — Раз этого хочет товарищ Лурье… Что же, товарищ Самуил, куда вы денете его? Единственное надежное помещение занято…
 По лицу Самуила пробежала нехорошая усмешка. Он снова склонился над ухом Марка.
 — Наручники… Это будет забавно, — долетело до слуха Посвистова.
 — Ну, делайте, как знаете, — согласился Марк. — Господин полковник, не желаете ли вы отдохнуть с дороги? — обратился он к Посвистову, — товарищ Самуил проводит вас. А поговорим потом — утром.
 Самуил увел Посвистова знакомой уже читателю дорогой — через подвал.




 XVIII. Шанс на спасение


 День тянулся для Марго так же мучительно, как и ночь. Кроме чашки кофе, ей не дали ни крошки пищи и питья. Ее мучили голод и жажда.
 Отчаяние нашептывало ей безотрадные мысли. Несколько раз в течение дня вынимала она свой миниатюрный браунинг и, как зачарованная, смотрела на него. Одно движение пальцами — и кончена жизнь. Но жажда жизни одерживала победу над малодушием. Нет, только не это! Ее, конечно, еще раз поведут наверх, и тогда нужно этот шанс использовать для борьбы за свободу.
 Товарища Самуила можно будет пристрелить здесь без особых хлопот — звук выстрела даже не долетит до Марка. Труднее, конечно, будет справиться с Марком. К нему нельзя будет подойти вплотную, а на свою меткость Марго мало рассчитывала. Но все равно — попытаться нужно, иначе голод и жажда сломят ее, превратят в лишенное воли животное, готовое сделать все ради того, чтобы получить кусок хлеба и глоток воды.
 И Марго твердо решила при первом же появлении Самуила перейти в наступление.
 Медленно тянулось время. Усталость и бессонница окончательно сломили Марго. На ее часиках-браслете было без четверти три, когда она присела возле дверей и оперлась на косяк…
 …Когда она проснулась от тяжелого сна, похожего на обморок, на часах было семь. Кто-то входил к ней, так как на полу стояла кружка с водой и на ней лежал маленький хлебец.
 Марго, не рассуждая, набросилась на воду и хлеб. Колебалась только в одном, — не использовать ли остатки воды, чтобы немного умыться. Но благоразумие осилило желание освежить хоть немного лицо — она отставила остатки воды в угол.
 Теперь стало досадно, что она заснула не вовремя. По-видимому, приходил Самуил, и она упустила удобный момент. Теперь ждать придется до утра, если не случится что-нибудь…
 И это «что-нибудь» случилось.
 Около девяти часов потух вдруг свет. Марго услышала движение и шаги. С лихорадочной поспешностью достала она из-под платья револьвер и остановилась у дверей, затаив дыхание.
 Прислушавшись к шагам, она разочарованно вздохнула: по подземелью пробирались двое — она ясно разобрала шум от двух пар ног. Ее план пока потерпел крушение.
 Остановились возле ее дверей. Заскрипел ключ в замке. Марго отпрыгнула подальше от дверей. В тускло освещенном четырехугольнике появились две фигуры.
 — Желаю вам приятной ночи! — проскрипел ненавистный голос товарища Самуила.
 Кого-то втолкнули в каморку, и дверь закрылась.
 Марго видела, что этот «кто-то» был мужчина. В кромешной тьме она чувствовала его присутствие, слышала его дыхание. Страх охватил ее. Неизвестный шаркнул ногой по земле — инстинктивное движение человека, впотьмах ощупывающего почву под ногами.
 — Не подходите! — дико закричала Марго: — Я убью вас!
 И она подумала, что бредит, когда из мрака донесся до нее знакомый голос, полный безумной радости и изумления.
 — Марго, ты ли это?
 Миг спустя она была уже около него, висела на его шее. Ощупывала руками лицо, плечи и рыдала, рыдала…
 — Оль, это ты! Какое счастье!
 Но ее удивило, что его руки не сжимают ее в объятиях. Быстро скользнула она ладонями по плечам вниз и нащупала наручники.
 — Оль, ты закован?
 — Да, — отозвался Посвистов, — а я дорого бы дал за то, чтобы иметь свободные руки.
 И сразу же действительность придавила кошмаром счастье встречи. Марго притихла, прижавшись к плечу Посвистова.
 — Послушай, — сказала она, — у меня есть револьвер.
 И только теперь сообразила, что уронила его, услышав голос Посвистова. Точно сумасшедшая, бросилась она наугад к тому месту, где стояла раньше, и начала шарить по земле руками.
 — Марго, где ты? Что делаешь? — спросил Посвистов.
 — Я здесь… Ищу револьвер… Он выпал у меня из рук. Помоги мне.
 Он не много мог помочь ей в поисках — мешали наручники. Но он вспомнил, что в жилетном кармане у него была бензиновая зажигалка.
 Марго вынула зажигалку. При бледном свете маленького язычка пламени они продолжали совместные поиски. Наконец, браунинг нашелся — он был втоптан в грязь, и только блеск вороненой стали рукоятки помог разыскать его.
 — Вот, — с торжеством произнесла Марго, — в этом наше спасение!
 — Это, конечно, шанс, — согласился Посвистов. — Но если бы у меня были свободны руки!
 Нечего было и мечтать освободить руки: наручники оказались новейшей конструкции с автоматическим затвором, благодаря которому браслеты наручников плотно облегают любого размера кисть руки.
 — Их можно только распилить или раскрыть ключом, — с печалью в голосе сказал Посвистов.
 — Скоро мы их откроем, — уверенно отозвалась Марго. К ней вернулась вся ее энергия, и она была полна жажды деятельности.




 XIX. Освобождение


 Ферму Вилье — бездоходное жалкое владение возле старых заброшенных каменоломен — арендовал Денло, он же товарищ Марк. Официально он и его сподвижник Самуил считались бывшими русскими эмигрантами, акклиматизировавшимися во Франции.
 За лесом, в двух километрах от Вилье, находилась целая русская колония, организованная на началах коллективизма.
 Между колонией и фермой была постоянная связь. Кроме чисто соседских взаимоотношений, существовали и иные: товарищ Марк часто давал членам колонии поручения довольно странного свойства.
 И в тот вечер, когда Посвистов был брошен в каземат к Марго, товарищ Марк вызвал к себе одного из обитателей колонии.
 Это был человек с военной выправкой, белокурый, с серыми глазами. Марк, держа в руках какую-то фотографию, начал разглядывать колониста.
 — Рост тот же, — одобрительно сказал он. — Глаза похожи. Остальное дополнит костюм и грим. В субботу вечером вы должны выехать в Париж. Вам придется погулять в форме полицейского, а грим будет этот. Поняли, товарищ Ванкин?
 Марк протянул ему фотографическую карточку. На ней был изображен Посвистов в гриме и форме полицейского.
 — Слушаюсь, товарищ Марк! — по военному ответил Ванкин. — Когда прикажете ехать?
 — В субботу, семичасовым поездом. Явка — площадь Сен-Жермен. Можете идти.
 Ванкин повернулся на каблуках и вышел.
 Марк взглянул на часы. Было около десяти. Он вышел на двор и наткнулся на Самуила, прислушивавшегося к звукам автомобиля на дороге.
 — Вероятно, это сам Лурье, — сказал он с почтительной дрожью в голосе. — Говорили, что он приедет с Гельфандом.
 — Я не понимаю, зачем столько церемоний с этими двумя проходимцами. Прикончить их — и все, — заметил Марк.
 — Да, я того же мнения. Но товарищ Лурье думает узнать от них кое-что о плане Брадлея. Посвистов должен знать. У Лурье серьезные опасения, что Брадлей подготовил что-то и в самую решительную минуту оглушит какой-нибудь неожиданностью.
 — Но у нас свой полицейский! Все организовано так, что ошибки быть не может.
 К ферме подкатил автомобиль. Оба чекиста бросились ему навстречу. Но вместо важных гостей из него вышли Баталин и Дегро.
 Марк попятился.
 — Вы? Рискнули ехать вместе?
 — Авто Баталина испортилось и осталось у «Трех Лилий», — пояснил Дегро. — Я подвез его.
 Марк пробурчал что-то и прошел в дом. Неожиданные гости последовали за ним. Самуил замыкал шествие.
 — Давно я не был у вас, — заметил Баталин. — Но, кажется, никаких перемен. Даже Афродита по-прежнему на камине, хотя правоверному коммунисту и не следовало бы держать на виду такой сюжет. Это для растленных буржуев куда ни шло…
 Они очутились в уютно обставленной гостиной. Ковры на полу, мягкая мебель, несколько картин, делавших честь вкусу их владельцу, наконец, рояль в углу с открытыми нотами на пюпитре — все так же мало походило на суровую спартанскую обстановку «рабочего» кабинета Марка, что, казалось, под одной кровлей в этом доме уживались два враждующих мира — пролетарский и утонченно-буржуазный.
 Самуил исчез куда-то и появился с двумя бутылками и стаканами.
 — Ну, что вас принесло? — почти грубо спросил Марк.
 Баталин вынул из кармана бумагу и сунул ее Марку. Тот пробежал ее взглядом и хмуро посмотрел на коммерсанта.
 — Так… Вы замещаете Лурье? Прекрасно…
 Самуил мрачно улыбнулся.
 — О, у вас, товарищ Баталин, будут приятные минуты! Нужно-таки, чтобы судьба устроилась так: своя любовница с любовником!
 — Замолчите, Самуил! — поморщился Баталин. — Я был любовником по приказу партии и нахожу, что эта особа обошлась нам дороже, чем принесла пользы. Если меня не обманывает чутье, то и по отношению к ВКБЕ мы от нее не получим ничего нового. Для них это будет хороший сюрприз…
 — Которым поделиться им не придется ни с кем, — прервал Самуил и снова засмеялся.
 — А вы, Дегро, зачем пожаловали?
 — Я проездом. Как же не навестить старых знакомых. Кстати, оказал услугу Баталину…
 Марк угрюмо посмотрел на него.
 — Время вы выбрали довольно неудобное для поездок, — начал он и остановился, встретив странный взгляд Баталина.
 Баталин отставил стакан с вином и рассеянно порылся в боковом кармане.
 — У меня тут еще одна бумажка, самая пустяшная, — сказал он. — Касается Дегро… Где же она? Ах, кажется, эта.
 Дегро побледнел и почувствовал дрожь в коленях.
 Самуил, точно поняв, в чем дело, придвинулся к нему и следил за каждым его движением.
 — Дегро — провокатор, — так же спокойно продолжал Баталин. — Я получил приказ нагнать его по дороге сюда и…
 Дегро вскочил с быстротой молнии, но руки Самуила обхватили его сзади за талию. Марк кинулся помогать товарищу. После отчаянной борьбы руки Дегро оказались скованными тонкими стальными браслетами.
 «Негоциант» дрожал от возбуждения, гнева и страха.
 — Так вы платите за службу, бандиты? — кричал он, захлебываясь. — Мне обещали полную безопасность и разрешили к двадцать шестому января исчезнуть и вдруг…
 — Да, это расплата, — серьезно ответил Баталин. — Людей вашего сорта можно прикармливать до тех пор, пока они приносят пользу. Потом же…
 Он сделал жест, словно смахнул что-то ничтожное, не стоящее внимания.
 — Лучшего вы не заслуживаете. Уведите его туда, к тем. Через час я займусь всеми. До рассвета все должно быть кончено.
 Посвистов и Марго услышали новый шум в подземелье. Кто-то не хотел идти и упирался. Его, очевидно, «подбадривали», потому что раздался глухой шум удара и крик:
 — Подлец, бьет беззащитного!
 — Голос Дегро, — прошептала изумленная Марго. — Неужели и его захватили?
 — Вполне возможно…
 — Оль, что же делать теперь? Стрелять в этого негодяя, как мы говорили, или подождать?
 Посвистов подумал секунду. Потом сказал решительно:
 — Если он будет один, то стреляй! Постарайся пустить ему пулю в затылок.
 Марго с револьвером в руках притаилась у двери.
 Скрипнул замок. В слабо освещенном четырехугольнике двери появились две фигуры. Плотная фигура Дегро уперлась на секунду.
 Самуил занес над головой пленника рукоятку револьвера, и это движение решило все дело.
 Черной молнией метнулась Марго из мрака каземата. Раздался крик — это вскрикнула она от возбуждения, затем — короткий звук выстрела.
 Занесенная рука чекиста странно задвигалась в воздухе, револьвер выпал из нее, и сам он опустился на землю.
 — Браво, Марго! — одобрительно крикнул Посвистов. — Надо втащить его сюда. Помогите, Дегро!
 Дегро быстро освоился с положением. Не задавая никаких вопросов, он помог впихнуть тело чекиста в камеру. Выстрел Марго был очень удачен: пуля пронзила мозг.
 — Теперь что?
 Эта мысль молнией пронеслась в мозгу Посвистова. Он беспомощно поднял скованные руки.
 — Мы с вами точно младенцы, — с горечью произнес он. — Подумайте: два револьвера, а свободны только слабые руки женщины.
 — Вас беспокоят эти штучки? — спросил Дегро. — От них можно освободиться. Если милейшая Марго поищет у меня в заднем кармане брюк, то найдет ножик, снабженный пилкой. В четверть часа мы освободимся от наручников. Какое счастье, что эти ослы отобрали у меня только револьвер!
 Марго исполнила просьбу. Универсальный нож Дегро был снабжен множеством различных инструментов, в том числе и хорошей английской пилкой.
 Баталин перешел в «рабочий» кабинет. Сейчас это был уже не добродушный мешковатый богач-коммерсант, каким его знала русская колония Парижа. Лицо его стало холодным и непроницаемым, в глазах залегла суровость. Казалось даже, что и ростом он стал выше. Маска, которую он носил в Париже, упала, и теперь в кабинете Марка сидел чекист Баталин, исполнявший ответственные и редкостные по жестокости поручения III интернационала.
 В нем не было и тени мягких чувств по отношению к женщине, с которой он, вольно или невольно, прожил два года. Склонившись над бумагами, положенными перед ним Марком, он недовольно хмурил брови.
 — Что за допрос? — пренебрежительно говорил он. — Вы не сумели вырвать у нее ни слова. Увидите, как пойдет дело у меня. Где же товарищ Самуил?
 — Должно быть, в подвале. У товарища развито чувство юмора. Он любит поговорить со своими арестантами… Вот, должно быть, он…
 За дверью, ведшей в подвал, послышалось движение. Не обращая внимания на шум, Баталин продолжал разбирать бумаги на столе.
 — Руки вверх! — загремело вдруг в комнате.
 Посвистов и Дегро, вооруженные револьверами, стояли в дверях. Посвистов держал на мушке Баталина, а Дегро, улыбаясь, целился в Марка. Марк поднял руки. Баталин был человеком другого сорта: он вскочил и схватился рукой за задний карман брюк.
 Грянул выстрел. Баталин, изрыгнув ругательство, отвалился корпусом на кресло.
 — Так будет лучше, — сказал Посвистов. — Милая Марго, — крикнул он в открытую дверь подвала, — не сумеешь ли ты чем-нибудь связать этих молодцов?
 Марго вышла и застыла в удивлении.
 — Серж? — пробормотала она, переводя недоуменный взор с чекиста на Посвистова. — Что с ним?
 — Ваш Серж — видный чекист и ему предназначалось удовольствие свернуть нам голову, — пояснил Дегро. — Если вы, Посвистов, покараулите этих молодцов, то я мигом разыщу все, что нужно. Я знаю дом.
 Он передал Марго револьвер, а сам исчез внутри дома.
 Прошла минута в напряженном тягостном молчании. Раненый Баталин шевельнулся и застонал. Марго била нервная дрожь: все пережитое за сутки не могло сравниться с последней неожиданностью — с превращением богатого русского коммерсанта Баталина в чекиста!
 Вернулся Дегро. В руках у него была связка наручников.
 — Этих вещиц у них изрядный запас, — весело сказал он, прилаживая одну пару наручников к рукам Марка. — Через этот дом в каменоломне прошло немало русских эмигрантов. Если откачать воду, заполняющую большую шахту, то можно найти с дюжину трупов, снабженных этими штучками. Утро и нас должно было застать там…
 Он надел наручники и на Баталина, раненного в плечо.
 — Вот и прекрасно! — самодовольно произнес он. — А не отправить ли их в каменоломню?
 Марго в ужасе вскрикнула:
 — О, нет, нет!
 — Это было бы вернее, но раз у вас слабые нервы, то я готов только проводить их в камеру к покойному товарищу Самуилу, — и дело с концом!
 Спустя пять минут они покинули дом.
 На дворе стоял автомобиль Дегро — великолепный четырехместный лимузин. Посвистов завел мотор.
 — Погодите, я сейчас вернусь, — сказал Дегро и скрылся в доме.
 Пропадал он довольно долго и вышел, нагруженный свертками. Из карманов торчали горлышки бутылок. Боковой карман подозрительно оттопыривался: Дегро не забыл захватить и найденную денежную наличность.
 — Нам не придется делать остановок для ужина, — весело объявил он. — Я захватил кое-что в дорогу.




 XX. Пристанище Дегро


 Бельдит — маленькая рыбачья деревушка на пустынном побережье Бискайского залива. Высоким голым утесом врезается здесь в море мыс Трех Святых — длинная и мрачная громада камня, населенная чайками и гагарами.
 Деревушка укрылась за мысом в лощине, окруженная каменными глыбами и сосновым лесом, в беспорядке громоздившимися по уступам. Лес и скалы отделили этот уголок от всего мира и, должно быть, поэтому о его существовании позабыли и люди, и небо.
 По крайней мере, жители Бельдита не могли похвастать частым лицезрением начальства, за исключением собственного мэра, который олицетворял собой карающую десницу закона и в то же время был самым богатым человеком в Бельдите.
 Что касается небес, то и они редко давали знать о себе бельдитцам, во всяком случае, очень скупо расточали свои блага на население — оно было бедно и свыше головы набито предрассудками. Не расточая милостей, небеса не очень часто простирали над Бельдитом и наказующий перст — население не знало болезней, и потому оравы босоногих ребят росли и крепли на радость родителям в суровой, чисто спартанской обстановке — в обрез пищи и по горло работы.
 Когда-то в благословенные времена королей, в лесу за Бельдитом высился замок, принадлежавший маркизам Сомбертон. Революция погасила довольно невзрачный блеск этой семьи и разрушила самый замок. Никто не заботился о его восстановлении. В небольшом кирпичном домике возле руин жил когда-то сторож, неизвестно что охранявший, но он умер от старости, и владение было окончательно предоставлено милости провидения.
 Рыбаки Бельдита использовали руины в качестве строительного материала, и несколько кирпичных домиков украсило деревню. Сорок лет никто не заявлял никаких претензий на имение, но год тому назад явился из Парижа некий полный господин, нанял рабочих, и закипела работа в запущенном поместье.
 У Дегро были особые основания приобрести это владение. Дикий, заброшенный уголок как нельзя лучше соответствовал его намерениям. Работая на большевиков, Дегро никогда не строил иллюзий насчет того, что его господа когда-нибудь оставят его в покое и примирятся с его отставкой за «выслугой лет». Дегро знал, что большевики не упускают человека, сколько-нибудь знакомого с их секретами, и решил на всякий случай обзавестись таким укромным уголком, где можно было бы чувствовать себя в безопасности, хотя бы на время.
 Сколотив определенный капитал, Дегро собирался исчезнуть из Парижа. В Бельдите он думал пожить ровно столько времени, сколько понадобится для того, чтобы естественным образом изменить свою внешность — отрастить солидную бороду и акклиматизироваться под именем Клода Деливрон, рантье, живущего на покое в собственном имении.
 За год до событий, описываемых в этой книге, на месте руин старого замка Бельдит выросла вилла в стиле швейцарского шале.
 Заброшенный парк — чудный уголок зелени между скал — был приведен в порядок и огорожен высокой чугунной решеткой. Плющ, разросшийся на развалинах, был направлен рукой садовника на ограду и постройки. Издали казалось, что могучая волна зелени плещется, разбиваясь о белый домик и силясь захлестнуть его.
 Садовник Барбю в течение года был единственным хранителем и обитателем имения Дегро. Он с женой и восьмилетним сыном занимал бывший домик сторожа, тоже приведенный в порядок и стоявший возле главного въезда в парк.
 Рантье Деливрон навещал свое владение всего несколько раз и проводил здесь не больше двух-трех дней сряду. В эти дни жена садовника — добродушная толстушка Мари-Жозефина — стряпала в барском доме для хозяина. Во время таких поездок мнимый рантье Деливрон делал распоряжения относительно последних мелочей убранства дома. Из некоторых подробностей обстановки Мари-Жозефина сделала вывод, что в доме будет жить и дама.
 Перед Рождеством Дегро в последний раз навестил Бельдит.
 Осмотр дома произвел на него самое приятное впечатление. Особенно радужные мысли навевала просторная спальня, снабженная двумя великолепными кроватями под общим балдахином и убранная с умопомрачительной роскошью.
 — Мари-Жозефина, — сказал он жене садовника, подававшей ему утренний кофе, — возможно, что через месяц я уже приеду сюда на постоянное жительство. Не можете ли вы к этому времени подыскать какую-нибудь молодую расторопную девушку для постоянных услуг даме? Сами вы, я надеюсь, не откажетесь заведовать кухней и хозяйством. Кроме того, вам в помощь придется подыскать какого-нибудь парня — для черной работы.
 Мари-Жозефина не теряла времени, и к указанному сроку у нее на примете была и девушка из деревни Бельдит, и высокий неуклюжий силач из местных жителей с изрытым оспой лицом. Парень был рыбаком, но несчастный случай лишил его ноги, а вместе с ней и возможности рыбачить. Деревяшка вместо ноги, совершенно неуместная в морском промысле, не мешала ему справляться с метлой, топором и заступом. Мари-Жозефина была вполне довольна своим выбором.
 25-го января ночью возле запертых чугунных ворот парка громко заревела автомобильная сирена. Барбю, мирно почивавший в своем маленьком домике, вскочил с постели, спросонья не понимая причины такого необычайного шума.
 Взглянув в окно, он увидел полосы яркого света от автомобильных фонарей и мокрый блестящий кузов машины — шел дождь.
 — Вставай, Мари-Жозефина, — крикнул он жене, — приехал господин Деливрон.
 Он поспешил впустить хозяина, широко распахнув чугунные ворота.
 — Как поживаете, Барбю? — крикнул ему Дегро — он сам сидел за рулем автомобиля.
 — Спасибо, господин Деливрон. — ответил, снимая шапку, садовник. — С благополучным приездом!
 Машина покатила по широкой аллее. Садовник успел заглянуть в нее и заметил двух пассажиров — даму и мужчину.
 Затворив ворота, садовник поспешил к дому, где уже суетилась его жена.
 Прибывшие казались очень усталыми и изнуренными. У мужчин подбородки заросли щетиной — их несколько дней не касалась бритва. Более свежей выглядела женщина, но и ее костюм был грязен и сильно помят.
 Было похоже, что путники несколько дней не вылезали из автомобиля. Это подтверждала и сама машина, сильно облепленная грязью.
 — Добрейшая Марго, — сказал Дегро, предлагая ей руку, чтобы выбраться из автомобиля, — будьте хозяйкой этого дома, распоряжайтесь, как вам заблагорассудится. И вы, милейший Посвистов, тоже…
 Марго выскочила из автомобиля, отказавшись от помощи Дегро. Она взяла под руку Посвистова, едва тот вышел из машины.
 Дегро нахмурился, но продолжал по-прежнему любезным тоном:
 — Пожалуйста в дом, господа. Мари-Жозефина, бегите в кухню, голубушка, и приготовьте нам ужин. Мы чертовски устали. Впрочем, сперва помогите этой даме привести себя в порядок. Все, что найдется в гардеробной по части дамского туалета, предоставьте в полное распоряжение нашей гостьи.
 Поручив Марго заботам Мари-Жозефины, Дегро взял под руку Посвистова и повел его наверх.
 — Я полагаю, что и нам не помешает привести себя в порядок, дорогой Посвистов, — сказал он. — Кстати, какое имя вы выбрали для себя? Посвистов должен быть похоронен на время, так же, как Марго и Дегро. Что вы имеете против, например, Базиля Депортена? И звучно, и легко запоминается.
 — Мне безразлично, каким именем называться. Пусть будет Базиль Депортен. Немного нелепо, но ничего — согласен.
 — Итак, милейший мосье Базиль, позвольте вам предложить гардероб из моего запаса. Он будет немного просторен для вашей фигуры, но в деревенской глуши это неважно. Пожалуйста.
 Дегро распахнул дверцу гардеробного шкафа, и перед Посвистовым предстало более дюжины всяких костюмов.
 Марго с наслаждением приняла ванну. Измученная приключениями последних дней, она испытала почти блаженство, погрузившись в теплую воду. В прозрачной влаге, надушенной эвкалиптовой смолкой, точно сходили с ее тела, вместе с утомлением, и тяжести переживаний последних дней. Все время после бегства с фермы Вилье ее преследовал запах сырости и плесени. Казалось, этим смрадом она пропиталась вся. Теперь и это напоминание о застенке фермы Вилье перестало существовать. Марго отдыхала и душой, и телом.
 Мари-Жозефина принесла ей гонкое изысканное белье. Марго подумала, что оно из личных запасов жены садовника, и удивилась ее вкусу.
 Но ее изумление приняло иное направление, когда жена садовника позвала ее к гардеробу и предложила выбрать платье по вкусу. В доме Дегро оказался большой запас дамского белья и платьев.
 Одеваясь, Марго не могла удержаться от смеха: Дегро, по-видимому, основательно готовился в ее приему. А когда она увидела по соседству с ванной и гардеробом роскошную спальню, какие бы то ни было сомнения относительно намерений Дегро у нее улетучились.
 Спустя полчаса обитатели виллы сидели внизу в столовой. В большом камине пылал огонь. В ставни стучали капли дождя, из парка доносился гул холодного зимнего ветра.
 Хотя и изысканный, но обильный и сытный ужин, приправленный хорошим вином, которым тоже заблаговременно запасся Дегро, создал хорошее настроение. Посвистов закурил сигару.
 — Что вы думаете делать, Дегро? — спросил он, откидываясь на спинку стула и пуская кольца синего дыма к потолку.
 — Во-первых, не Дегро, а Деливрон, дорогой мосье Базиль, — поправил Дегро. — А делать я не расположен ничего. Пару месяцев можно посидеть, забившись в этой дыре.
 Посвистов ничего не ответил. Он думал о чем-то.
 — А вы? — спросил его Дегро.
 — Мне сидеть сложа руки нельзя, — ответил Посвистов: — От всей истории у меня осталось только ощущение, точно я окунулся с головой в липкую грязь.
 — И сорок тысяч франков, — добавил Дегро.
 Посвистов сдвинул брови.
 — Вы поймали меня в тяжелую минуту, — сказал он. — Зачем я вам понадобился?
 — О, вы принесли много пользы, — самодовольно улыбаясь, ответил Дегро. — Видите ли, в то время существовал проект насильственного увоза генерала Кутепова. Через вас нам надо было добраться до шофера Фортунато и заменить его своим в автомобиле, обслуживающем генерала. Помешала ваша ревность. Потом, в тот же день, положение изменилось. Вопрос о похищении отпал. А вы зато с честью провели роль мнимого полицейского.
 — А это зачем?
 — Теперь вашу роль сыграет надежный чекист. Для того, чтобы не вышло никаких недоразумений… Наши господа боятся Брадлея, и не без оснований… Их беспокоит, что Брадлей хорошо осведомлен о наших планах, а мы ничего не знаем о планах Брадлея. Большевики полагают, что ВКБЕ в последнюю минуту постарается испортить всю игру. Вы подверглись неприятности из-за Брадлея, дорогой Базиль, — не забывайте этого…
 — Не забуду, — сквозь зубы процедил Посвистов. — Черт возьми, если бы я мог быть полезен генералу!
 Дегро пытливо взглянул на него.
 — Не вздумайте впутаться в игру двадцать шестого января. Вы ничего не знаете о действительных намерениях генерала Кутепова и можете оказать ему медвежью услугу… Сидите лучше здесь пока…
 На ночь Дегро устроил своих гостей в специальных комнатах. Сам он с неприятным чувством пустоты в душе отправился в свою роскошную спальню. Он вздохнул, увидев лишнюю кровать рядом со своей. Присутствие Посвистова разрушало все его планы на Марго.
 — Черт его возьми! — вслух выругался он, залезая под одеяло. — Впрочем, Дегро, — пожурил он самого себя, — от тебя зависит помочь в этом черту. Выждем несколько дней, и если молодчик сам не уберется с дороги, можно будет придумать чего-нибудь.
 И, успокоенный беседой с самим собой, Дегро погасил свет и погрузился в сон.




 XXI. Таинственный незнакомец


 На утро Дегро проснулся в прекрасном настроении. Он обладал счастливой особенностью — почти бесследно изглаживать из памяти все неприятное, приключившееся с ним.
 Он потянулся в кровати с видом человека, отбросившего все деловые тяготы и начинающего новую жизнь — жизнь хорошо обеспеченного рантье. Пустая кровать рядом омрачила его настроение. Надевая шелковую пижаму, он подумал о том, что другой, под его же кровлей, пользуется счастьем, которое он давно наметил себе. Эта мысль влила в душу его горечь, и Дегро, хмурый, подошел к окну и поднял жалюзи.
 Тусклое зимнее утро тяжелой сыростью залегло среди оголенных деревьев парка. Свинцово-серые тучи ползли по небу, чуть ли не касаясь верхушек деревьев на пригорках. Дождь косыми прозрачными полосками бороздил стекла.
 Дегро прошел в уборную и безо всякой охоты принял душ. Когда он сменил пижаму на просторный домашний пиджак, к нему постучала Мари-Жозефина.
 — Я слышала, что вы встали, господин Деливрон, — сказала она. — Прикажете подать вам завтрак сюда, или… Ваши гости давно уже поджидают в столовой.
 Дегро показалось что-то лукавое и насмешливое в лице жены садовника.
 — Да, я сойду вниз… Мадемуазель и мосье Базиль хорошо себя чувствуют?
 Теперь уже явная усмешка пробежала по лицу Мари-Жозефины.
 — Мадемуазель и мосье? — переспросила она. — Простите, сударь, я предполагала, что они что-то вроде супругов.
 По ее многозначительному тону Дегро понял, что Мари-Жозефина сделала кое-какие наблюдения относительно взаимоотношений его гостей, и это неприятно кольнуло его.
 — Я скоро сойду вниз. Какие новости у вас?
 — Я подыскала и парня для работы, и горничную, господин Деливрон. Угодно вам посмотреть на них?
 Дегро поморщился. Он заботился о горничной для своей Марго, а совсем не для подруги Посвистова.
 — Потом, после завтрака. Кстати, пришлите и вашего мужа.
 В столовой Марго и Посвистов, в ожидании хозяина, проводили время без скуки.
 Оба были веселы и оживлены. Посвистов ночью ознакомился с расположением комнат для гостей в доме Дегро, и легкая синева под глазами Марго и странное сияние счастья, исходившее от нее, говорило за то, что ночь эта принесла ей нечто большее, чем отдых после жутких приключений последних дней.
 Дегро сошел к завтраку олицетворением любезного хозяина. Трудно было, глядя на него, догадаться, что душу его гложет червь ревности.
 Его гости вели себя точно влюбленные гимназисты. Дегро делал вид, что не замечает нежностей, которыми обменивались они, стараясь коснуться руки друг друга при бесконечных передачах ложечек, сахара, сливок и т.п., — но в душе каждое проявление ласки со стороны Марго ставил в счет Посвистову, как похищенное у него.
 — У вас тут очень мило, Деливрон, — наконец удостоила его вниманием Марго. — Я и не предполагала себе, что в таком захолустье можно встретить столько уюта.
 «Еще бы, — пронеслась в голове Дегро ироническая мысль, — все удобства, до любовника включительно». Вслух он сдержанно сказал:
 — Я приспособил этот уголок для отдыха. Будь время года более подходящее, вы могли бы совершить здесь чудесную прогулку.
 — Я думаю погулять даже в эту погоду. У вас найдутся какие-нибудь макинтоши… Дег… простите — мосье Деливрон? Хотя, знаете, разрешите мне маленькую вольность: разрешите называть вас просто «дядюшка Констанс». Вы так похожи на милого провинциального дядюшку. Хорошо? Так мы с Ол… то есть с Базилем нарядимся во что-нибудь рыбачье и прогуляемся к морю. Мне хочется добраться до этого мыса, что виден из окна моей комнаты. Вы пойдете с нами, дядюшка Констанс?
 Дегро кисло улыбнулся.
 — Н… нет… Я не люблю сырости… Кроме того, у меня дела по хозяйству… А все, что вам нужно, спросите у Мари-Жозефины.
 Он остался один в столовой и точно застыл, погрузившись в раздумье. Спустя пятнадцать минут он увидел в окно странную пару в кожаных рыбачьих пальто и просмоленных шляпах, спускавшуюся от дома по мокрой дорожке парка. Ветер трепал полы пальто на Марго и обнаруживал ее стройные ножки в туфлях, совсем не приспособленных для такой прогулки. Дегро следил за ножками в телесных чулках, пока они не скрылись за деревьями.
 — Все равно ты будешь моей, — сказал он задумчиво.
 Мари-Жозефина пришла представить ему новых слуг.
 Хромой рябой великан произвел на него сильное впечатление. От него веяло несокрушимой силой и стойкостью. В чертах лица, обнаруживавшего крайнюю простоту и примитивность душевной конструкции, было написано тупое упрямство — человека этого никакие силы не могли бы заставить сойти с позиции, занятой им.
 — Как звать тебя? — спросил Дегро, почуявший в великане будущего преданного раба.
 — Март…
 — Что? — изумился Дегро.
 — Мартин, — поправила за него Мари-Жозефина.
 — А… Ну, Март, так Март… Я доволен, Март, можешь идти… Кстати, вот тебе мелочь — выпей что-нибудь за мое здоровье.
 Хромой верзила от избытка чувств раскрыл рот и подавился словом признательности — в его шершавую длань попала золотая монета.
 — Ну, не смущайся… Это — для первого знакомства. Ступай с Богом.
 Дегро похлопал парня по плечу, и тот вышел, неуклюже пятясь задом и цепляясь деревяшкой за ковер.
 Горничная, хотя и миловидная, была немного глуповата для роли субретки. Дегро не нашел нужным расточать ей милостей.
 — Тебя зовут?
 — Шарлотта Бос, сударь, — неуклюже присела девушка и покраснела.
 — Шарлотта… хм… — пробурчал Дегро (имя ему не понравилось) и кивком головы отпустил ее.
 Потом, вызвав садовника, он занялся с ним строительными планами, вдруг пришедшими ему в голову.
 — Вот что, дорогой, — сказал Дегро своему управителю, — я хочу построить на холме, откуда открывается вид на море, павильон… Распорядитесь вырыть яму для извести глубиной не меньше сажени — этого материала у меня пойдет много — и можете сразу же наполнить ее известью… гм… известь делается лучше, если постоит подольше… Я бы хотел, чтобы сегодня же вы справились с ямой… Наймите людей для этого… Видите ли, я хочу доставить удовольствие моей гостье, выстроив красивый павильон в ее честь…
 Садовник был изумлен прихотью господина. Время года совершенно не соответствовало строительным намерениям, но о причудах господ ему приходилось слышать немало. Он улыбнулся, как человек понимающий.
 — Все будет исполнено, господин Деливрон. — Яму придется вырыть там же, на месте постройки?
 — Конечно. Идем, я укажу место.
 С холма, где задумал Дегро постройку, открывался прекрасный вид на морское побережье. Отсюда был виден целиком мыс Трех Святых, врезавшийся в воду, точно нос гигантского судна. Вправо, за грудой грязно-бурых скал, виднелись домики рыбачьего поселка. Несколько неуклюжих лодок валялось на берегу и покачивалось на воде. Возле них суетились рыбаки, на расстоянии казавшиеся лилипутами.
 Налево от мыса скалы сбегали вниз причудливыми ступеньками, переходя в небольшой песчаный пляж. Эта площадка со всех сторон была закрыта каменными глыбами, но с холма видна была часть ее, соприкасающаяся с морем. Глаз Дегро уловил на ней фигуру человека, стоявшего у самой воды.
 — Опять этот англичанин, — сказал садовник.
 Он тоже смотрел на этого человека. Дегро насторожился.
 — Какой англичанин?
 — Не знаю. Рыбаки прозвали его англичанином. Вот уже две недели, как он появился в наших краях. Он точно исследователь какой-то — ходит, осматривает побережье. Сперва его видели километров за десять к востоку отсюда, потом он облюбовал наши края и, кажется, больше всего полюбил эту вот отмель… О нем сообщили мэру — подозрительный человек.
 Дегро почувствовал тревогу. Всякий посторонний, что-то выслеживающий и вынюхивающий по соседству, таил угрозу его безопасности. Вору или грабителю нечего было делать в этих краях — в особенности же рассматривать побережье. Для контрабандиста он вел себя чересчур неосторожно. Впрочем, местные контрабандисты не потерпели бы какой бы то ни было посторонней конкуренции. Оставалось лишь предположить, что это агент большевиков, всегда занятых всякими таинственными и совершенно неожиданными делами.
 — Где он живет? — спросил Дегро.
 Садовник пожал плечами.
 — Неизвестно. Он приезжает на автомобиле. Вот за теми камнями поджидает его машина. Погуляв пару часов, он уезжает, а куда — неизвестно.
 — Он англичанин?
 — Ну, этого нельзя сказать. Рыбаки предполагают, что он англичанин, но никто еще не разговаривал с ним. Во всяком случае, он похож на иностранца.
 Дегро снова посмотрел на песчаную отмель. Фигура незнакомца исчезла. Спустя минуту послышался гул автомобиля, и Дегро заметил серый кузов машины, выскользнувший из-за камней на дорогу.
 Он вернулся домой в подавленном настроении. Соседство большевистского шпиона делало его убежище крайне ненадежным. Он не связывал, конечно, появление шпиона со своей особой — у него были, вероятно, другие задания, — но и не мог чувствовать себя в безопасности.
 Нужно было выяснить, что представляет собой этот таинственный незнакомец, и если он действительно окажется большевистским агентом, придется немедленно покинуть Бельдит и искать другого укромного уголка.
 Посвистов и Марго, вернувшись с прогулки, застали Дегро погруженным в мрачное раздумье.
 — Что с вами? — воскликнула Марго.
 Оба они прозябли, но веселые и жизнерадостные стояли перед ним — олицетворение здоровья и счастья. От них крепко пахло морем и свежестью.
 Дегро рассказал о таинственном исследователе побережья и с удовольствием увидел, как тревога омрачила лица его гостей.
 — Это от них! — убежденно сказала Марго. — Нам опасно оставаться здесь. Как думаете, Базиль?
 Посвистов пожал плечами.
 — Бежать, не справившись об опасности, глупо. По-моему, нужно выследить этого молодца и выяснить, откуда дует ветер.
 Дегро кивнул головой.
 — Верно, это наша ближайшая задача. Несколько дней мы можем считать себя в безопасности, а чтобы не быть объектом наблюдений, нам придется жить с некоторой осторожностью и поменьше бродить на людях. Кто бы ни был этот человек, мы должны проследить его, даже если бы пришлось гнаться за ним на автомобиле на край света. В первый же день, как он явится, мы будем наготове. Согласны, полковник?
 — О, конечно… А пока не мешало бы перекусить чего-нибудь. Здесь воздух замечательно способствует развитию аппетита.




 XXII. 26-го января 1930 г.


 В девять часов утра, в воскресенье, 26-го января, по глухой улице Сен-Клод в Сен-Жерменском предместье шел полицейский. Встреть этого человека Посвистов, он был бы немало поражен: полицейский являлся точной копией его самого в той же роли.
 Полицейский почти прошел всю улицу, как из ворот маленького невзрачного дома выбежал взволнованный человек. Увидав полицейского, человек кинулся к нему.
 — Ради Бога, господин полицейский! В этом доме убивают человека! Скорее, скорее!
 У полицейского, по-видимому, не было никакого желания вмешиваться в чужие дела. Он выдернул свой рукав из рук взволнованного человека и сказал:
 — У меня нет времени… Проваливайте!
 Но тут из ворот выбежала растрепанная женщина и с диким воплем кинулась к представителю власти.
 — На помощь! Моего сына убивают! Убьют! Скорее на помощь!
 Полицейский казался озадаченным. Уйти, не создав неприятностей, не было возможности. Бросив замысловатое проклятье, он пошел в ворота за женщиной.
 Поднялись по полутемной грязной лестнице. Женщина вбежала в отворенную дверь какой-то квартиры; за ней вошел полицейский. Шествие замыкал потрепанный субъект.
 — Ну, что тут у вас, — начал было недовольным тоном полицейский и остолбенел: потрепанный субъект направил на него револьвер и сказал властным тоном:
 — Руки вверх, товарищ Ванкин! Хватит с вас маскарада!
 — Брадлей! — хрипло вырвалось из груди Ванкина. — О, черт!
 Все последовавшее затем развернулось с молниеносной быстротой.
 С полицейского была снята форма. Трое каких-то людей возились с ним, а четвертый надевал на себя все снятое с полицейского. Ванкин остался в одном белье, крепко связанный по рукам и ногам. Над ним склонился человек в полицейской форме, и Ванкин подумал, что видит в зеркале свою загримированную физиономию.
 — Так будет хорошо, — точно одобряя себя, признался человек в форме. — Я ухожу, господа.
 И из ворот невзрачного дома на улицу вышел полицейский. Какой-то любопытный, остановившийся у ворот, мог бы поклясться, что это тот же самый полицейский, который четверть часа тому назад вошел в дом.
 — Что случилось! — спросил любопытный.
 — Человек хватил лишнего. Теперь его связали, — ответил полицейский и ушел своей дорогой.
 …Около десяти часов утра на улице Удино против госпиталя де Дье остановился полицейский, хорошо знакомый местному населению.
 Почти в то же самое время большой темно-красный автомобиль подъехал к месту слияния улиц Удино и Русселе и остановился. В автомобиле сидели два человека — Гельфанд и Лурье.
 Маленький обезьяноподобный чекист выглянул из-за занавеса на улицу.
 — Все в порядке. Товарищ Ванкин на своем посту. Генерал пойдет по той стороне, мимо него. Первый раз в жизни товарищу Ванкину придется играть роль телохранителя белого генерала.
 Лурье окинул взглядом пустынную улицу.
 — Странно, что не заметно шпионов Брадлея, — пробурчал он. — А что, если генерал откажется в последнюю минуту? У меня есть основания… Кстати, куда пропал Баталин? И от Марка никаких известий? Уладив дело с генералом, придется, пожалуй, прокатиться в Вилье. Что там такое, смотрите!
 Оба с изумлением увидели темно-зеленый лимузин, спешивший со стороны улицы Севр и остановившийся против стены, отделявшей сад госпиталя Сен-Жан де Дье. Полицейский подошел к автомобилю. Было видно, что он говорит с кем-то сидящим внутри. Оба чекиста наблюдали за этой картиной. Гельфанд заметил успокаивающе:
 — Свои. Иначе товарищ Ванкин не остался бы так спокойно стоять на своем посту.
 Лурье хмурился.
 — Не нравится мне это, — пробурчал он. — Кто же это внес новую деталь в дело? Аренс, что ли? Это он все говорил о подкреплении…
 В эту минуту на пустынном тротуаре показалась фигура человека в пальто и мягкой фетровой шляпе. Даже на расстоянии в ней нетрудно было узнать генерала Кутепова.
 — Генерал, — шепнул Гельфанд.
 Оба чекиста замерли в ожидании.
 Генерал поравнялся с темно-зеленым автомобилем. И тут произошло нечто неожиданное.
 Полицейский остановил генерала. Из автомобиля выскочило двое каких-то мужчин. Один из них предъявил генералу бумагу. Генерал развел руками, что-то сказал, но двое неизвестных взяли его под руку и не то подсадили, не то втолкнули в автомобиль.
 — Что это значит? — воскликнул Гельфанд, бледнея от догадки, пришедшей в голову.
 — Это — Брадлей! Вот что это значит! — в бешенстве проревел Лурье. — Шофер, туда, к зеленому автомобилю! Живо!
 Но прежде, чем машина тронулась, зеленый автомобиль двинулся с места. Полицейский вскочил в него на ходу последним и захлопнул за собой дверцу.
 — Проклятье! Следом за ним! Скорее! — кричал Лурье.
 Темно-красная машина помчалась вслед за зеленым автомобилем, сразу развившим громадную скорость. В незанавешенное заднее окно автомобиля виден был полицейский в форме и три человека, точно боровшихся друг с другом.
 В это утро генерал был крайне задумчив и рассеян. Вставал он обыкновенно рано и все утро проводил в своем кабинете. И в этот день он долго разбирался в старых бумагах, заполнивших ящики стола. Часть их он сгруппировал по папкам, часть уничтожил — рваной бумагой была наполнена почти до краев корзина для бумаг.
 — Я пойду на панихиду по генералу Каульбарсу, — сказал он жене, вышедшей проводить его в переднюю.
 — Как же ты без автомобиля? Вчера ты распорядился не подавать машины. Ты не собирался выходить.
 — Я забыл о сегодняшней панихиде.
 Привычным движением генерал ощупал карманы — все ли на месте.
 Рука его нащупала толстую записную книжку. Генерал, точно спохватившись, что забыл что-то, вернулся в кабинет.
 Здесь он вынул из кармана записную книжку и положил на стол.
 — С собой этого таскать не надо, когда идешь в гости к тем господам, — произнес он, улыбаясь, и вышел.
 Генерал Кутепов в глубокой задумчивости шел по улице Русселе, направляясь к улице Севр. Прохожие с изумлением смотрели на статного бородатого господина, погруженного в думы до такой степени, что шел он, никого и ничего не видя.
 Дойдя до перекрестка улиц Русселе и Севр, генерал свернул направо, к бульвару Монпарнас. Дойдя до шумного, полного движения перекрестка Монпарнас-Севр-Инвалид, генерал остановился возле трамвайной остановки.
 Проезжавший мимо шофер такси — русский офицер, поклонился генералу, но генерал не заметил ни шофера, ни поклона: он точно разрешал в мозгу какую-то сложную задачу.
 Направо — путь в церковь галлиполийцев, где должна состояться панихида. Обратно — путь к тем, встретиться с которыми генерал обещал в половине одиннадцатого. Его должен был поджидать темно-красный автомобиль и затем важное и решительное совещание.
 Генерал колебался несколько минут. Потом резким энергичным движением повернулся и пошел по улице Удино.
 Дойдя до тихой улочки, он увидел вдали темно-красный автомобиль. Ближе, против госпиталя де Дье, стояла другая машина, возле которой виднелась фигура полицейского.
 Генерал поравнялся с полицейским.
 — Постойте, мосье… Вы, наверное, генерал Кутепов? — заговорил полицейский, прикладывая к кепи руку.
 — Да.
 — Вас поджидают здесь инспектора охраны.
 Из автомобиля вышло два человека в штатском.
 — Не будете ли вы любезны, генерал, поехать с нами? Вчера был арестован господин, назвавшийся русским офицером. Он сослался на вас, и если вы можете удостоверить личность этого человека, то его можно будет освободить от ареста. Будьте любезны сесть в автомобиль…
 Генерал плохо изъяснялся по-французски. Ему показали какую-то бумагу с казенным бланком и печатями. Он хотел было возразить, сослаться на отсутствие времени… Господа в штатском не дали ему опомниться — взяли под руки и посадили в автомобиль.
 — Мы отнимем у вас всего несколько минут времени, — сказал один из них, со странным стальным блеском в глазах.
 Генерал пристально взглянул на него. Ему почудился враждебный огонек в глазах незнакомца.
 Вдруг мозг генерала осенила догадка: почему именно здесь, на улице Удино, по которой он никогда не ходил, его поджидали полицейские для срочного дела? Он снова посмотрел в лица своих конвоиров и решительно сказал:
 — Я не поеду с вами. Остановите машину.
 Незнакомцы переглянулись. Полицейский, сидевший напротив, улыбнулся.
 — Теперь поздно, генерал, — сказал насмешливо человек со стальными глазами. — Вы арестованы по приказу ВКБЕ.
 И он, и его товарищ, сидевший по правую руку генерала, одновременно накинулись на него.
 Короткая отчаянная борьба. Генералу природа не отказала в физической силе, но и негодяи, напавшие на него, оказались не слабыми. Несколько секунд три человека извивались в автомобиле в отчаянной борьбе.
 Полицейский с невозмутимым спокойствием наблюдал картину борьбы.
 — Все готово, — отделился наконец от общего сплетения тел Брадлей.
 Выпрямился и его спутник.
 Только генерал лежал неподвижно на полу автомобиля. Голова его была закинута на сидение, а рот и нос прикрывала хлороформная маска.
 — Теперь последняя предосторожность, — сказал Брадлей, вынимая наручники из кармана…
 Автомобиль мчался по улицам Парижа с головокружительной быстротой… За ним долго следовала по пятам темно-красная машина, в которой бесновались обманутые чекисты.
 Но на одном перекрестке палочка полицейского задержала движение. Зеленый автомобиль успел проскользнуть, а темно-красный вынужден был остановиться.
 Чекисты потеряли след автомобиля Брадлея.




 XXIII. Пленник англичанин


 — Отсюда мы рассмотрим его как следует и увидим, чем он занимается.
 Дегро вызвал Посвистова на маленькую вышку, устроенную на крыше дома. Она представляла собой крохотную комнатку со стенами, застекленными разноцветными стеклами. Отсюда можно было видеть побережье и всю песчаную отмель, отгороженную от остального берега грядами скал и мысом Трех Святых.
 На узкой песчаной полосе виднелась фигура незнакомца, нарушившего покой Дегро. Он стоял лицом к морю и размахивал руками.
 — Сумасшедший, что ли? — изумился Посвистов. — Чего ради он машет морю?
 Дегро наблюдал за странным незнакомцем в бинокль.
 — Менее всего он сумасшедший, — пробурчал он. — Вы смыслите что-нибудь в сигнализации флажками?
 — Еще бы.
 — Так возьмите бинокль.
 И Дегро передал Посвистову бинокль.
 В бинокль полковник увидел картину, сразу же заинтриговавшую его. Незнакомец подавал сигналы флажками кому-то находившемуся в море. Этот «кто-то» тоже попал в поле зрения, и Посвистов почти застыл от изумления. Он думал найти какое-нибудь подозрительное суденышко контрабандистов, но это оказалось военное судно — небольшой миноносец, низко сидящий в воде. На миноносце не было флага.
 — Черт возьми! — вырвалось у Посвистова. — Все это чересчур таинственно. Нельзя же предположить в наше время существования в европейских водах пиратских судов, снаряженных по всем требованиям современной военной техники.
 — Положим, — возразил Дегро, — такие пиратские суда существуют, хотя и признанные всем светом. Флот СССР? Разве это не легализованные бандиты? Но все это — болтовня. Что он сообщает судну — вот в чем дело.
 — Он в третий раз повторяет один и тот же сигнал: «28-23». Что значат эти цифры — не знаю. По-видимому, сообщение поняли на судне: оно уходит от берега.
 Едва судно начало удаляться, как незнакомец спрятал сигнальные флажки и направился к автомобилю, дожидавшемуся его. Посвистов прекрасно разглядел его лицо — оно было незнакомым ему и не могло принадлежать французу: в нем выражены были черты северных народов — удлиненные скулы и резко очерченный подбородок.
 Когда автомобиль незнакомца зашумел по дороге, Дегро и Посвистов спустились вниз.
 — Ну, что вы думаете об этом? — спросил Дегро.
 — Не знаю, что и думать. Будь в море какое-нибудь самое обыкновенное суденышко, я решил бы, что дело касается контрабанды.
 Дегро кивнул головой.
 — Нда… Что может значить «28-23»? Не номер же телефона?
 — Черт его знает, что… Постойте, — вдруг осененный догадкой, воскликнул Посвистов. — Сегодня у нас двадцать седьмое января?
 — Ну и что из этого? — буркнул Дегро.
 — Тогда двадцать восемь может обозначать дату завтрашнего дня, а двадцать три — час. Что-то должно случиться в одиннадцать часов ночи завтра.
 — Вы полагаете? — задумчиво спросил Дегро. — Но касается ли это нас?
 — Выясним завтра, почтеннейший, а пока я не вижу причин для особого беспокойства.
 В гостиной их поджидала Марго. Она чувствовала себя не совсем здоровой и полулежала на кресле перед камином, кутаясь в теплую шаль.
 Рассказ о таинственной сигнализации напомнил ей о Баталине и Марке, оставленных в подземелье фермы Вилье.
 — Что сталось с нашими заточенными в Вилье? — задумчиво спросила она.
 — Что это, вам жалко стало вашего покровителя, богатого коммерсанта? — иронически осведомился Дегро.
 — Его превращение было для меня полной неожиданностью, — кутаясь в шаль, созналась Марго. — Брр… Меня в холод бросает при одной мысли, что два года возле меня был палач, притворявшийся пылким любовником… А они, должно быть, погибли там…
 — Для нас это было бы счастьем… — хмуро ответил Дегро. — Только на это трудно рассчитывать. Их давно хватились, а ферма Вилье не так далеко от Парижа. Боюсь, что когда-нибудь нам придется встретиться с ними.
 Это прозвучало по-особому зловеще. Марго зябко повела плечами и уставилась взором в пламя, гудевшее в камине. Посвистов отошел к окну.
 — Что это вы затеяли соорудить на холме? — спросил он Дегро, чтобы переменить тему разговора.
 — Храм Венеры, — нехотя ответил Дегро. — Только пока там роют яму для извести.
 — Хм… Яма, по-видимому, будет солидного объема. Я думаю, не поздоровится человеку, которому случайно довелось бы попасть в эту яму, когда она будет полна известью…
 Дегро вздрогнул и подозрительно посмотрел на полковника.
 — Да, я рекомендовал бы гулять подальше от нее, — сказал он и в его тоне прозвучало предостережение.
 К обеду на вилле дожидались гостя — местного мэра. Дегро не хотел создавать ореола таинственности вокруг себя в глазах местного населения и уговорил Посвистова нанести визит мэру.
 Результатом этого визита было приглашение мэра на виллу к обеду.
 В шесть часов в гостиную шариком вкатился маленький толстый человек с круглым красным лицом. Метр Дюбуа или «дядюшка Дюбуа», как звали его рыбаки, казалось, олицетворял собой добродушие и веселую жизнерадостность.
 Несмотря на свои шестьдесят лет и грузную комплекцию, он двигался с завидной быстротой, точно шарик ртути. Марго не без интереса взглянула на него, когда подвижной старичок подкатился к ней и отвесил самый церемонный, но вполне безукоризненный, немного старинный поклон.
 — Счастлив засвидетельствовать вам, сударыня, свое нижайшее почтение. Ах, как жаль, что моя старушка не дожила до возможности приветствовать вас — в наших краях столичные звезды восходят не часто… Простите великодушно, что я немного опоздал — задержало неотложное дело.
 — Неужели в этой глуши еще встречаются дела, требующие вмешательства власти? — спросил Посвистов, в душе забавляясь поведением и немного чопорными манерами гостя.
 Мэр почувствовал себя задетым.
 — Помилуйте, дела сколько угодно и в нашей глуши… Но это дело было несколько необыкновенное. Мне приходится наблюдать за всеми появляющимися людьми, и сегодня…
 Тетушка Барбю доложила, что кушать подано. Она с некоторой фамильярностью, обнаружившей старинное знакомство, поздоровалась с мэром. Тот ответил ей ласковой улыбкой и спросил о здоровье «дядюшки Барбю». Так было принято в этих краях, не знающих ни классовой, ни ранговой розни.
 Перешли в столовую. Дегро заинтересовали слова мэра «о всяких людях, появляющихся здесь». Он почувствовал, что они связаны с их таинственным незнакомцем, и решил выведать о нем кое-что у метра Дюбуа.
 — Так что же вас задержало, любезнейший мосье Дюбуа? — осведомился он, наливая в рюмки душистую старую мадеру. — Надеюсь, ничего ужасного не случилось?
 Дюбуа весело взглянул на него.
 — Пустяки… Ко мне прибежал дядюшка Жосселен — трактирщик наш — и сообщил, что у него остановились очень подозрительные путники. Они приехали на автомобиле и привезли с собой какого-то бесчувственного человека. Человека этого они внесли в комнату, отведенную им Жосселеном, и заперлись там… Это встревожило дядюшку Жосселена, и он побежал ко мне.
 Посвистов и Дегро проявили величайший интерес к рассказу Дюбуа. Их лица, вероятно, отразили это, потому что метр Дюбуа, самодовольно улыбнувшись, заявил:
 — Да, и у нас бывают странные явления. Только в этом случае не было ничего необыкновенного. Я отправился в трактир Жосселена, и как официальное лицо, потребовал объяснений у проезжих. Все оказалось в порядке: богатый англичанин везет своего безумного брата домой. С ним врач. Больной в буйном состоянии и ему, во избежание неприятности, пришлось надеть даже наручники. Врач, кроме того, усыплял его время от времени. Документы у них в порядке. Они сказали, что собственная яхта должна прибыть завтра за ними…
 Мозг Посвистова, точно молния, осенила ужасная мысль.
 — Как выглядит больной? — осведомился он.
 — Очень неважно. Порядочно изнурен болезнью, — не понял мэр. — Я застал его спящим.
 — Нет, не то. Не заметили ли вы чего-нибудь особенного в его внешности?
 Мэр с недоумением посмотрел на полковника.
 — Нет, ничего… Лицо самое обыкновенное, бритое, как полагается у англичан, да и у прочих культурных людей.
 — Бритое? — в вопросе Посвистова послышалось облегчение и разочарование.
 — Да, бритое… Самое обыкновенное лицо больного человека, — подтвердил мэр. — Почему вы спрашиваете об этом?
 — Не знаю. Просто мне подумалось, что у этого человека должна быть борода. Представится же такой вздор.
 Дюбуа закатился хохотом.
 — Ха-ха-ха… Почему же должна быть борода? Раз сумасшедший, то и борода? Ха-ха-ха. Дикий взгляд и дикий вид? Нет, нет, любезнейший мосье Депортен, этот сумасшедший чисто выбрит.
 Но это сообщение не внесло окончательного успокоения в душу Посвистова. Ему казалось почему то, что не так просто обстоит дело с больным англичанином. Что-то говорило ему, что оно связано с появлением таинственного шпиона на морском берегу и какими-то невидимыми нитями сплетено непосредственно с ним.
 Эта мысль преследовала его в течение всего обеда и не оставила и потом. Какое-то тревожное чувство заставило его не обмолвиться на словом о своих мыслях и смутных догадках ни с Дегро, ни с Марго.
 Трактир Жосселена стоял на холме перед въездом в самую деревню. Это было старое двухэтажное строение, воздвигнутое в те времена, когда люди заботились не о приятной внешности, а о солидности постройки.
 Внизу большая полутемная зала с громадным очагом в глубине, на котором жарилась для гостей на вертелах всякая снедь, отдавала средневековьем. Тут же стояли бочки с вином и сидром, а на прилавке, сооруженном в позднейшие времена, на блюдах и тарелках лежали несложные закуски. Тяжелые дубовые столы и стулья довершали убранство комнаты.
 Вправо от очага деревянная лестница вела наверх, где имелись комнаты для приезжих. Когда-то, в блаженные времена блеска маркизов Сомбертон, комнаты эти часто занимались богатыми и щедрыми постояльцами, но теперь они редко видели какого-нибудь заблудившегося постояльца. Чаще всего это бывал художник с тощим кошельком и с волчьим аппетитом, ищущий сюжетов для этюдов, или не менее общипанный поэт, удаляющийся для отдыха и поисков вдохновения в деревенскую глушь.
 Прибытие четверых гостей, потребовавших лучшую комнату и не справлявшихся о цене, ошеломило дядюшку Жосселена. А когда он увидел, как трое прибывших извлекли из автомобиля бесчувственного и скованного четвертого, то изумление его перешло в подозрение, что здесь дело неладно. Только мэр, проверив документы странных гостей, успокоил испуганного трактирщика.
 Скованный оказался сумасшедшим, которого везли на родину, в Англию; родной брат в сопровождении врача и санитара — так значилось в бумаге, предъявленной мэру. Брат больного пояснил, что вызвал свою яхту к этому именно побережью, чтобы избежать слишком населенных пунктов: чересчур тягостно для него любопытство праздной публики.
 Все это Жосселен очень охотно пояснил Посвистову, зашедшему вечером в трактир. «Господина Базиля» из виллы Бельдит он знал уже понаслышке и видел его, когда он вместе с Дегро, ехал с визитом к мэру.
 — Представьте, какой несчастный человек этот англичанин, — продожал словоохотливый трактирщик. — Богатейший человек — и вдруг сошел с ума в чужой стране. Из-за какой-то артистки… Мне это рассказывал брат. Какое несчастье! Конечно, со стороны брата вполне естественно желание привезти его на родину, хотя врач не надеется на излечение… Да, как бренно все на свете… К чему теперь этому человеку его богатство, раз Господь отнял у него разум?
 Трактирщик вздохнул.
 Посвистов выбрал самый темный и самый укромный маленький столик, почти загороженный громадными бочками. Освещение было очень тусклое.
 Лампа, висевшая под потолком посредине зала, могла считаться роскошью в сороковых годах прошлого столетия, но в веке электричества была очень ненадежной попыткой борьбы с мраком. Она кидала круг света на середину комнаты, а углы окутывали такие тени, что можно было только различить силуэты людей, сидевших за столами.
 Это было на руку Посвистову. Ему хотелось увидеть кого-нибудь из англичан, но демонстрировать им себя не входило в его планы. Почему-то в нем жило убеждение, что во всю эту историю замешан Брадлей.
 Посвистов слушал болтовню словоохотливого хозяина в тайной надежде, что кто-нибудь из англичан спустится вниз. Надежда его, однако, не оправдалась.
 Но вдруг наверху поднялась какая-то возня. Послышались возгласы… У постояльцев несомненно происходило что-то.
 — Вероятно, проснулся больной и буянит, — высказал догадку трактирщик. — Его сейчас же усыпит врач.
 У Посвистова забилось сердце: ему послышались знакомые голоса, но трудно было точно разобрать их оттенки. Похоже было, что наверху борются, и кто-то зовет на помощь.
 Жосселен сокрушенно качал головой, а Посвистов еле сдерживал желание вбежать наверх.
 Но шум скоро затих… Хлопнула дверь, кто-то подошел к лестнице и крикнул:
 — Хозяин, пришлите горячей воды и вина.
 Трактирщик кинулся исполнять приказание, а Посвистов разочарованно вздохнул: голос был ему незнаком.
 Он вышел из трактира после одиннадцати, ничего не выяснив и ничего не узнав. Жосселен запер за ним двери, пожелав спокойной ночи, и полковник оказался один среди непроглядной тьмы.
 Мелкий мокрый снег бил в лицо… Ветер трепал полы пальто и силился сорвать шляпу с головы. Глухо гудело море, разбиваясь о скалы.
 Посвистов взглянул на трактир. Внизу погас огонь, но наверху два окна были освещены. Эти окна точно гипнотизировали полковника.
 Толстая дуплистая липа росла в нескольких шагах от дома, и ее ветви тянулись к окнам. Полковник сообразил, что, взобравших на липу, можно будет заглянуть в окно. Он скинул пальто, затруднявшее движения, и попытался влезть на дерево. Это была нелегкая задача, так как ствол, лишенный веток внизу, был в два обхвата. Помогли только трещины в коре и дупло. Цепляясь за них руками, полковник, утомленный, тяжело дыша, добрался до первых ветвей.
 Проползти по толстой ветке поближе к освещенным окнам было делом одной минуты. Посвистов заглянул в ближайшее окно.
 Оно было прикрыто изнутри только тюлевыми занавесками, но и это затрудняло наблюдения. Полковник увидел внутренность комнаты со старинной меблировкой и кроватью, на которой лежал человек. Голова его была закинута на подушку, и Посвистов разглядел только нижнюю часть лица — энергичный бритый подбородок, ничем не напоминавший человека, которого он полагал увидеть.
 Возле кровати, лицом к окну, сидел незнакомый ему молодой человек. Второй находился тоже в комнате, но лица его не было видно.
 «Пожалуй, я вмешиваюсь не в свое дело», — подумал Посвистов и хотел спуститься вниз, но в это время второй англичанин поднялся и подошел к столу, стоявшему у окна. Посвистов чуть не вскрикнул от изумления: перед ним, отделенный стеклом окна, стоял Брадлей!
 — Нет, дело это может касаться меня, — пробормотал Посвистов. — Но кого поймали эти господа? Кого-нибудь из большевиков? На генерала Кутепова этот человек не похож.
 Он сполз с дерева, довольный итогом разведки. Теперь он был убежден, что сигнал «28-23», данный таинственным человеком военному судну, касался именно Брадлея и его пленника.
 Так вот какова была яхта, поджидавшая сумасшедшего!
 Спустя час после того, как Посвистов заглянул в комнату, занятую англичанами, пленник пошевелился…
 Спутник Брадлея встал и наклонился над ним.
 — Через полчаса проснется, — заявил он.
 Брадлей выругался сквозь зубы.
 — Больше нельзя его усыпить?
 — Невозможно, если вы хотите доставить живьем эту русскую скотину на место.
 — Только живым! У меня точные инструкции на этот счет, Марч.
 — Тогда придется воздержаться от применения усыпительных средств. Больше он не выдержит.
 В комнату постучался кто-то.
 — Войдите, — процедил Брадлей. — Это Вильямс, — пояснил он Марчу.
 Вошел человек в шоферском костюме. Брадлей гневно взглянул на него.
 — Теперь из-за вас может провалиться все дело. Зачем вы, проклятый идиот, вытребовали судно на завтра?
 — Я действовал по вашей инструкции. «28-23» значилось в телеграмме, полученной мной.
 — Да, да… — недовольно остановил его Брадлей, — вы говорите об этом… Проклятые французы! Даже телеграмму правильно передать не могут… Эта ошибка телеграфа может нам обойтись чересчур дорого: завтра, если не сегодня уже, вся Франция будет искать этого господина.
 Он пренебрежительно кивнул головой в сторону кровати.
 Пленник глубоко вздохнул, повернув голову, и глаза его открылись. Это был мутный бессмысленный взгляд человека, пробужденного от наркотического сна.
 Генерала Кутепова нельзя было узнать. Лицо его осунулось, пожелтело. Отсутствие бороды до такой степени резко меняло выражение его лица, что даже жена не сразу бы признала в этом человеке близкое и дорогое ей существо.
 Генерал поднял голову и сейчас же со стоном опустил ее на подушку, почувствовав невыносимую боль в висках. Он протянул скованные руки, и это движение точно вернуло ему ясность мысли. Он повернул лицо к Брадлею и в глазах его вспыхнул гнев.
 — Я еще в ваших руках? — хрипло вырвалось из груди генерала. Он сказал это по-русски. Брадлей ответил на том же языке:
 — Да, генерал. Вы наш гость. Правда, против желания.
 Судорога пробежала по лицу генерала.
 — Предатели… Бандиты… Вам Россия обязана позором и гибелью… Но вы поплатитесь за эту последнюю дерзость.
 Брадлей холодно кивнул головой.
 — Это мы увидим потом. Пока же, генерал, ваши планы потерпели крушение. Как дела с Индией? Через месяц Индия, охваченная восстанием и поддержанная большевиками, при вашем благосклонном участии, отпадает от Англии? Не так ли? Это будет первый удар по могуществу Великобритании, а там последуют другие, и Англия будет уничтожена, доведена до степени лимитрофных государств? Ха-ха-ха.
 Брадлей издевательски засмеялся. Генерал, сдерживая гнев, окинул его презрительным взглядом.




 XXIV. Ночной налет


 Сообщник Брадлея, по-видимому, собирался осуществить угрозу насильственного питания. Он раскрыл ящик с медицинскими инструментами и достал зонд.
 В это время тонкий слух Брадлея уловил какой-то особый шум за окном, приковавший его внимание. Он встал и подошел к окну.
 — Стойте, Марч, не гремите своими инструментами. Вы слышите шум автомобиля?
 Марч отложил зонд и подошел к Брадлею.
 Оба они прислушались к шуму за окном. Сквозь гул ветра и волн слышался все нараставший звук, в значении которого трудно было ошибиться: где-то мчался автомобиль.
 Брадлей задумчиво посмотрел на Марча.
 — В этих краях не часто встречаются автомобили. Кому понадобилось разъезжать в такую погоду ночью?
 — Вы полагаете… — с тревогой в голосе начал Марч.
 — Всего можно ожидать, — оборвал его Брадлей. — Погасите свет.
 Марч бросился к выключателю. В темноте Брадлей мог наблюдать, что делается за окном, не рискуя быть замеченным.
 Автомобиль приближался к гостинице. Гул нарастал, и ухо Брадлея уловило шум мотора. По-видимому, это была большая и сильная машина, мчащаяся с быстротой, рискованной для ночной поездки.
 — Марч, — начал англичанин, но в этот момент снопы яркого света залили дорогу возле гостиницы и из-за поворота вынырнул автомобиль. Проклятие сорвалось с губ Брадлея: это был, по-видимому, полицейский автомобиль.
 — Марч, скорее усыпите пленника. Слышите?
 — Но, — послышалось из темноты, — он может не выдержать новой дозы хлороформа…
 — Черт с ним! — заревел Брадлей. — Делайте, что вам говорят…
 Слышно было, как стучали внизу в двери гостиницы. Марч понял опасность и бросился исполнять приказание. Брадлей открыл свет. Марч дрожащими руками наливал наркотик в маску.
 Генерал следил за ним взглядом, полным надежды. Там внизу была помощь. Нужно только продержаться несколько минут. Он вскочил с кровати.
 — Держите его, Брадлей, — простонал Марч.
 Генерал не рассчитал своих сил. Голова у него кружилась, и странная слабость мешала движениям. Брадлей в одну секунду справился с ним и пригвоздил беспомощного пленника к подушке. Марч наложил маску на лицо несчастного.
 В это время в коридоре послышались шаги. Испуганный голос трактирщика заявил:
 — Вот эта комната…
 Громкий властный стук в двери… Марч сдернул маску с лица генерала Кутепова. Пленник был неподвижен: наркотик парализовал его волю и тело.
 Брадлей, убедившись, что все в порядке, подошел к двери.
 — Кто там? — спросил он.
 — Именем закона отворите!
 Брадлей отворил. В комнату бесцеремонно ворвались четверо полицейских во главе со штатским.
 — Руки вверх! — скомандовал человек в штатском.
 — Что за насилие! По какому праву? — возмутился Брадлей. — За это вторжение вам придется ответить.
 — Руки вверх, любезный! — раздался новый окрик.
 Брадлей, пожав плечами, повиновался.
 — Делайте свое дело! — приказал полицейским человек в штатском — очевидно, сыщик.
 Полицейские бросились к англичанам. Минуту спустя оба были в наручниках.
 — За это оскорбление великобританских граждан вы жестоко поплатитесь! — заревел, задыхаясь от бешенства, Брадлей. — Что вам нужно?
 — Вы арестованы за покушение на жизнь и свободу русского генерала Кутепова. Вот этого самого господина, что лежит в таком жалком состоянии на кровати.
 — Это вздор, — попробовал возражать Брадлей. — Это мой больной брат. У меня имеется документальное доказательство.
 Сыщик не слушал его.
 — Осторожно поднимите генерала и уложите в автомобиль, — отдал он новое приказание полицейским.
 Двое полицейских бережно подняли неподвижное тело генерала. Никому не пришло в голову освободить его от наручников.
 — Приготовьте место для арестованных, — обратился сыщик к остальным полицейским, когда унесли генерала. — Я сам побуду с ним.
 Брадлей был ошеломлен. Кое-что в манере и поведении полицейских показалось ему странным.
 — Скажите ваше имя, — обратился он к сыщику. — Я должен знать, на кого жаловаться.
 Незнакомец разразился смехом.
 — Хоть вы и Брадлей, а все-таки идиот, — ответил он. — Я бы мог навеки освободить от вас мир в эту ночь, но мне некогда заниматься вами.
 Брадлей побелел и в бешенстве потряс наручниками.
 — Так это маскарад? Вы — бандиты с улицы Гренель?
 — Если вас может утешить подобная мысль, то пусть мы будем бандиты.
 И, иронически поклонившись, незнакомец вышел.
 — Советую вам не поднимать шума, — сказал он на прощанье.
 В громадном восьмиместном автомобиле на диванчик был уложен генерал. Над ним склонились две фигуры, не принимавшие участия в налете на Брадлея.
 Маленький обезьяноподобный человек заботливо ощупывал генерала. Другой сосредоточенно следил за его движениями. В это время полицейские заняли места в машине, и она тронулась.
 — Ну, что?
 — Мне кажется, генерал умер, — ответил на вопрос Гельфанд. — Никакие силы не пробудят его от этого сна, товарищ Лурье. Брадлей переборщил хлороформом.
 Гельфанд сообщил это так спокойно, точно дело касалось не человека.
 — Брось шутить, Гельфанд. Неужели он подох?
 — В лучшем виде. Уже холодеет.
 Лурье в свою очередь ощупал тело. Генерал не подавал никаких признаков жизни.
 — Вот так история! — вырвалось у чекиста. — Что же нам делать с ним?
 Гельфанд пожал плечами.
 — Выбросить. На что нам эта падаль?
 Лурье наморщил лоб, точно решая сложнейшую задачу.
 — Да, вы правы, — согласился он.
 Шум автомобиля был услышан и в вилле Дегро. Компания сидела за ужином, и Дегро, впав в хорошее настроение, рассказывал какой-то эпизод из своей полной приключений жизни.
 Посвистов первый уловил шум приближающегося мотора.
 — Пожалуй, это снова катит наш таинственный англичанин, — сказал он.
 О своей разведке в гостинице Жосселена Посвистов не обмолвился ни словом. Мысленно он сопоставил в связь появление автомобиля с Брадлеем и его таинственным пленником.
 Дегро обеспокоился.
 — Мне кажется, нужно узнать, в чем дело. Чересчур много таинственности вокруг, и мои нервы могут не выдержать.
 Дорога проходила внизу у склона холма, на котором была расположена вилла. Чтобы увидеть автомобиль, достаточно было подойти к окнам гостиной.
 Автомобиль промчался во мраке, словно сказочное огнедышащее чудовище, и исчез в направлении к кабачку Жосселена. Спустя минуту шум мотора затих. Посвистов был убежден, что машина остановилась у гостиницы.
 — Как хотите, а я пойду посмотреть, — заявил он. — Мне не нравятся ни англичане в трактире, ни ночные путешественники.
 — Я пойду с вами, — решил Дегро.
 — Я тоже, — подхватила Марго.
 — Ну, вам не стоит, дорогая, — остановил ее Посвистов. — Эта прогулка не для женщин. Ждите лучше нас.
 Пока собрались и вышли из дому, прошло порядочно времени. Посвистов и Дегро не успели дойти до дороги, как загадочный автомобиль снова загудел поблизости. С возвышения, на котором стояли они, была видна дорога.
 — Мы опоздали, — с сожалением в тоне сказал Посвистов. — Они уезжают.
 — Черт с ними, пускай убираются, — проворчал Дегро.
 Посвистов ускорил шаг. Дегро, ворча что-то под нос, еле поспевал за ним, спотыкаясь о неровности почвы.
 Они подошли к дороге в тот момент, когда автомобиль поравнялся с виллой. Посвистов увлек Дегро в тень кустов. Предосторожность эта была излишней, так как трудно было бы разглядеть их из быстро мчавшейся машины.
 Вдруг автомобиль замедлил ход и остановился в нескольких шагах от того места, где стояли Дегро и Посвистов. Полковник крепко стиснул руку своего спутника от волнения, вдруг охватившего его: он услышал русскую речь. Эффект, произведенный тем же обстоятельством на Дегро, был еще сильнее: он затрясся, как осиновый лист, — он узнал голос чекиста Лурье.
 — Бросим его здесь, — донеслось из автомобиля. — Дальше везти не стоит. Скандала все равно не избежать, но прямых улик не будет.
 — А Брадлей? — спросил другой голос, тоже знакомый Дегро.
 — Этих молодцов и след простынет через час. И вряд ли кто-нибудь из них обмолвится хоть словом. Ну, живо за дело!
 Несколько темных теней зашевелилось на дороге возле автомобиля. Видно было, что люди извлекают что-то тяжелое из машины.
 — Куда положить? — спросил один из них.
 — Отнесите в кусты у края дороги, — распорядился Лурье.
 Услышав это, Дегро готов был бежать, но боязнь обнаружить свое присутствие пригвоздила его к месту. Посвистов слышал, как лязгнули от страха зубы его спутника.
 Трое людей подняли темное тело, страшное в своей неподвижности, и понесли к кустам. Они не дали себе труда проникнуть в кусты, а сбросили труп под ними возле дороги.
 — Одним белым коршуном меньше, — произнес грубый сиплый голос. Ему ответил чей-то смех.
 — Ну, полно вам возиться, — крикнул из автомобиля Лурье. — Уж не вздумали ли вы служить панихиду над генералом?
 Точно ледяная рука сжала сердце Посвистова. Все ушло куда-то, исчезло: и завывание холодного ветра, и мокрый липкий снег, ударявший в лицо… Черная пустота глянула в душу, а из нее родилась страшная догадка, заслонившая собою все:
 «Генерал Кутепов… Вот кто был пленником Брадлея и кого каким-то образом перехватили у него большевики».
 Тяжело застучала кровь в висках… Посвистов не слышал, как убрались эти люди, как укатила машина. Только прикосновение Дегро вернуло его к действительности.
 Он одним прыжком пробился сквозь кусты к неподвижной ноше большевиков, сложенной у дороги.
 — Эй, вы, скорее сюда! Дайте света!.. Ради Бога, света! — В голосе Посвистова звучало почти безумие. Дегро, весь дрожащий, подбежал к нему. Он вынул из кармана электрический фонарик, но пальцы не слушались, и он долго не мог справиться с кнопкой.
 Наконец, луч света упал на тело под кустами. Посвистов вырвал из рук Дегро фонарик и направил его на лицо убитого.
 Это был генерал Кутепов, хотя и обезображенный отсутствием бороды и усов. Посвистов узнал благородные черты хорошо знакомого лица — высокий лоб и застывшую на нем скорбную складку.
 Буря горя, бешенства и отчаяния обрушилась на душу полковника. Из-под налета подлости, непроходимой пошлости и грязи эмигрантской жизни в нем заговорил прежний доблестный русский воин, не раз глядевший в глаза смерти вместе со своим генералом. Теперь генерал лежал мертвый у ног его — жертва коварства, темных интриг и… предательства.
 Предательства.
 Полковник, полный горести, покачал головой. Странным образом, точно раздвоившись, он видел перед собой жалкого дансера Посвистова, замешанного в это предательство, и качал головой, осуждая и презирая его.
 — Предатель, — сквозь зубы выдавил он.
 — Что же вы думаете делать? — спросил Дегро. Поведение Посвистова начинало нагонять на него невыносимый страх.
 Посвистов взглянул на него, точно пробуждаясь от кошмара, и, овладев собой, сказал тихо, но жестко и властно:
 — Помогите мне снести генерала к вам…
 — Вы с ума сошли! — воскликнул Дегро, стуча зубами. — Это… погубит нас…
 Одну минуту Посвистов думал.
 — Мы похороним его, — решительно сказал он. — Снесем к вам в парк и похороним… предадим земле…
 Эта мысль пришлась по вкусу Дегро. Труп генерала Кутепова, даже найденный возле его владения, причинил бы массу неприятностей: лучше всего было скрыть его.
 — Тогда проделаем это скорее, — вдруг охваченный приливом деятельности, заторопился он.
 Вдвоем они с трудом подняли тело генерала. Ощупью, борясь с ветром, продираясь сквозь кусты, перенесли они свою ношу в другую часть парка.
 — Здесь, — сказал Дегро. — Тут будет земля помягче. Погодите, я сбегаю за лопатами.
 На холме, где начали рыть яму для извести, лежало несколько заступов, оставленных рабочими. Захватив пару из них, Дегро вернулся к Посвистову.
 Молча принялись за работу. Скрипели заступы, углубляясь в землю… Бесновался ветер, кидая мокрые снежинки…
 Только под утро Дегро и Посвистов вернулись домой.
 Марго пережила за это время тысячи беспокойств. Она ушла к себе в комнату, но не раздеваясь сидела у окна, ловя каждый звук, доносившийся извне. В каждом шорохе ей слышались шаги Посвистова.
 Когда, наконец, она услышала в доме шаги мужчин, кинулась к ним навстречу. Бросилась к Посвистову и отшатнулась в ужасе: на нее глядело страшное, бледное, застывшее, точно камень, лицо любовника.
 — Оль, Оль, что случилось? — крикнула она, забывая о присутствии Дегро.
 Посвистов только посмотрел на нее и прошел мимо. Но в этом взгляде Марго прочла нечто, заставившее ее похолодеть от ужаса.
 Она хотела кинуться вслед Посвистову, поднявшемуся к себе, но Дегро удержал ее.
 — Нет, Марго, Бога ради не идите к нему! Оставьте его наедине с собой. Он сейчас в таком состоянии, когда лучше быть одному.
 — Но что случилось? — полная недоумения и страха, спросила она.
 — Не спрашивайте, я не могу сказать… После, может быть.
 Дегро уже пришел в себя. Уверенность, что никто не видел их страшную работу, вернула ему самообладание.
 — Бывают минуты, милая Марго, — сказал он слегка задумчиво, — когда человек переживает ужасную душевную ломку. Тогда ему нельзя мешать…
 — Но я не могу оставить его одного, — дрожа от нервного возбуждения, воскликнула Марго, — я должна пойти к нему…
 Короткий звук — точно щелкнул сухо бич в комнате Посвистова — оледенил кровь Марго. Страшная догадка пригвоздила ее к месту. Она с мольбой отчаяния взглянула на Дегро.
 Дегро побледнел от той же мысли. Минутное замешательство, а затем оба, точно подхлестнутые невидимой рукой, бросились наверх в комнату Посвистова.
 Горела лампа на столе, и тут же в кресле сидел Посвистов, склонив голову на стол. Правая рука откинулась в сторону и свесилась со стола… Из нее выпал маленький браунинг, тот самый, что был «шансом на спасение» недавно в застенке чекистов на ферме Вилье.
 Полковник свел счеты с жизнью…
 Добродушный мэр Бельдита долго ахал и охал, составляя акт о самоубийстве Посвистова. Таких драм не знало население рыбачьего поселка.
 — Какой красивый, богатый и благородный господин! — говорил он. — Какое несчастье! Какое ужасное несчастье! Вообще столько неприятностей в нашем тихом уголке. Посудите сами, какая-то таинственная история в трактире Жосселена с пленником и англичанами, а потом еще это самоубийство. У меня голова идет кругом.
 — Куда же делись англичане? — осторожно спросил Дегро.
 Мэр рукой махнул.
 — То, что рассказывает Жосселен, похоже на бред пьяного. Полицейские, видите ли, увезли пленника, а двух скованных наручниками англичан оставили в комнате. Все это так напугало Жосселена, что он решил бежать ко мне. Я, конечно, захватив людей, поспешил в трактир, но англичан уже не было и следа. Пропал и их автомобиль… Я, право, не знаю, как донести об этом начальству…
 — Да, история странная, — согласился Дегро и прибавил про себя: «Ну, слава Богу, ни Лурье, ни Брадлей больше не сунутся в эти края… Я могу спокойно заняться Марго».
 Полковника Посвистова похоронили на том холме, где Дегро думал соорудить павильон. Яма для извести послужила его могилой.
 — Милая Марго, — сказал Дегро Марго, бившейся в истерике над могилой человека, впервые подарившего ей блаженство любви, — дорогая Марго, мое сердце тоже разрывается от скорби… Будем любить память покойного… Клянусь, я воздвигну ему целый мавзолей на этом холме…
 Марго притихла, слушая эту речь. Дегро приподнял ее и придержал за талию рукой.
 — Мы будем строить этот мавзолей вместе. Не покидайте моей скромной хижины… Ну хотя бы до тех пор, пока мавзолей не будет построен. Обещайте мне это.
 Далекая от каких бы то ни было подозрений относительно истинных намерений Дегро, Марго шепнула, заливаясь новым потоком слез:
 — Да…