--------------------------------------------- Дэшил Хэммет Смерть Мэйна * * * Капитан сказал, что этим делом занимаются Хэкен и Бегг. Я перехватил их на выходе из кабинета. Веснушчатый Бегг сложен, как боксер-тяжеловес, и добродушен, как щенок сенбернара, но менее смышлен. Смекалкой отличается Хэкен, высокий, худой сержант-детектив с узким, всегда хмурым лицом. — Спешите? спросил я. Мы всегда спешим, когда кончается рабочий день, ответил Бегг, и его веснушки сложились в улыбку. — Что тебе нужно? спросил Хэкен. — Все, что есть о Мэйне. — Будешь этим заниматься? — Да, ответил я. По поручению Ганжена, шефа Мэйна. — Так, может, ты знаешь, почему при нем были эти двадцать кусков наличными? — Расскажу утром, пообещал я. Сегодня вечером у меня встреча с Ганженом. Разговаривая, мы прошли в кабинет и расположились за столом Хэкена. — Мэйн, — начал рассказывать Хэкен, — вернулся домой из Лос-Анджелеса в воскресенье, в восемь вечера. С двадцатью тысячами. Ездил кое-что продать Ганжен послал и сказал жене, что возвращался со знакомым. Имя не назвал. Примерно в пол-одиннадцатого жена ушла спать, а Мэйн засиделся в гостиной, читал. Деньги двести стодолларовых банкнот были при нем, в коричневом бумажнике. Итак, Мэйн читает в гостиной. Жена спит в спальне. Больше в квартире никого. Вдруг шум. Она вскакивает, бежит в гостиную и видит, что муж борется с двумя типами. Один высокий, крепкого сложения; другой маленький, фигура, как у девушки. У обоих на лицах черные платки, кепки надвинуты на глаза. Когда миссис Мэйн появляется в гостиной, маленький приставляет к ее голове пистолет и советует хорошо себя вести. Другой в это время выворачивает Мэйну запястье, и тот выпускает револьвер. Направив пистолет на Мэйна, бандит наклоняется за его оружием. И тут Мэйн бросается на него, выбивает пистолет, но бандит успевает схватить револьвер Мэйна. Несколько секунд они стоят лицом к лицу. Миссис Мэйн не видит, что происходит. Вдруг паф! Мэйн падает. По жилету расползается красное пятно... Миссис Мэйн теряет сознание. Когда она приходит в себя, в комнате, кроме нее и мертвого Мэйна, никого нет. Револьвер и бумажник исчезли. Женщина была без сознания около получаса. Это мы знаем, соседи слышали выстрел, хотя не знали, где стреляют. Они и сообщили время. Квартира Мэйнов находится на седьмом этаже. Дом девятиэтажный. Рядом, на углу Восемнадцатой аллеи, стоит трехэтажный дом с продовольственным магазином. За домом проходит узенькая улочка. Кинни, патрулирующий этот район, шел как раз по Восемнадцатой аллее. Он четко услышал выстрел, но пока добрался до места происшествия, птички уже упорхнули. Кинни все же нашел следы брошенный револьвер. Из окна четвертого этажа дома Мэйнов можно легко перебраться на крышу дома с магазином. Мы с Беггом запросто это проделали. Те двое, видимо, поступили так же. На крыше мы нашли бумажник Мэйна пустой, разумеется, и носовой платок. Бумажник с металлической монограммой. Платок зацепился за нее и полетел вместе с бумажником. — Это платок Мэйна? — Женский, с монограммой "Э" в углу. — Миссис Мэйн? — Ее имя Эгнис, сказал Хэкен. Мы показали ей бумажник, револьвер и платок. Две первых вещи она опознала, а вот платок нет. Однако сказала, что он пахнет духами «Дезир дю Кёр». Из этого она делает вывод, что один из бандитов женщина. Она и до этого уверяла, что его фигура смахивала на девичью. — Есть отпечатки пальцев или другие следы? — Фелс осмотрел квартиру, окно, крышу, бумажник и револьвер. Никаких следов. — Миссис Мэйн могла бы их опознать? — Говорит, что узнала бы маленького. Возможно... — А у вас есть какие-нибудь соображения? — Пока нет, ответил Хэкен. Мы вышли. Распрощавшись с ними, я направился к дому Бруно Ганжена возле Уэствуд-парка. Ганжен, торговец антиквариатом, был маленьким забавным человеком лет пятидесяти. Он носил тесный смокинг с накладными плечами. Волосы, усы и козлиная бородка выкрашены в черный цвет и так набриолинены, что блестели почти так же, как и розовые наманикюренные ногти, а румянец явно образовался с помощью косметики. Он представил мне свою жену. Та кивнула, не вставая из-за стола. Ей было лет девятнадцать, а на вид не больше шестнадцати. Маленькая, круглые карие глаза, оливковая кожа, ямочки на щеках и пухлые накрашенные губки делали ее похожей на дорогую куклу. Бруно Ганжен детально объяснил жене, что я из Континентального детективного агентства и что он меня нанял, чтобы помочь полиции найти убийц Джеффри Мэйна и украденные двадцать тысяч... — Вот как... — сказала она тоном, не выражавшим ни малейшего интереса, и встала. — Я оставлю вас, чтобы вы могли... — Нет, нет, моя дорогая! запротестовал муж. У меня нет от тебя никаких тайн. Я притворился, что согласен с ним. — Я знаю, — моя дорогая, обратился он к жене, которая послушно села, — что это касается и тебя. Ведь мы оба очень любили нашего Джеффри, правда? — О, да, сказала она тем же безразличным тоном. — Итак... поощряюще обратился ко мне ее муж. — Я разговаривал с полицией, сказал я. Не могли бы вы, мистер Ганжен, добавить что-нибудь? То, о чем вы с ними еще не говорили? Ганжен взглянул на жену. — Есть ли у нас что-нибудь такое, Энид, моя дорогая? — Я ничего не знаю, ответила она. Он засмеялся и умиленно посмотрел на меня. — Именно так и есть, сказал он. Мы больше ничего не знаем. — Мэйн вернулся в Сан-Франциско в восемь вечера. При нем было двадцать тысяч в стодолларовых банкнотах. Откуда у него эти деньги? — С нами расплатился один клиент, объяснил Бруно Ганжен. Мистер Натаниел Оджилви из Лос-Анджелеса. — Но почему наличными? — О, это такой трюк, — маленький крашеный человечек скривился в хитрой усмешке. — Профессиональный прием, как говорится. Вот, послушайте. В мои руки попадает золотая диадема древнегреческой работы, точнее, якобы древнегреческой. Найдена в Южной России, возле Одессы... тоже якобы. Правда это или нет, но диадема прекрасна... Он засмеялся. — И вот Джеффри везет эту диадему в Лос-Анджелес, чтобы показать ее мистеру Оджилви страстному коллекционеру. Он не говорит, каким образом нам досталась вещь, упоминает только о каких-то запутанных интригах, контрабанде, о трениях с законом, о необходимости хранить тайну. Для настоящего собирателя это лучшая приманка. Трудности так привлекают! Джеффри заинтриговывает мистера Оджилви, а потом отказывается и очень решительно принять чек. Никаких чеков! Никаких следов! Только наличные! Такой вот трюк, как видите. Мистер Оджилви купил диадему. Вот откуда двадцать тысяч долларов у бедного Джеффри. Он взмахнул своей розовой ручкой, покивал накрашенной головой и закончил: — Вуаля! Это все. — Мэйн вам звонил по возвращении? — спросил я. Мистер Ганжен засмеялся, как будто мой вопрос пощекотал его, и повернулся к жене. — Как это было, дорогая? — перебросил он ей мой вопрос. Энид Ганжен надула губки и равнодушно пожала плечами. — Мы узнали, что он вернулся только в понедельник, — перевел мне эти жесты Ганжен. — Правда, моя голубка? — Да, буркнула голубка. — И добавила, вставая: — Прошу извинить меня, господа, но мне нужно написать письмо. Разумеется, моя дорогая, — ответил Ганжен, и мы оба встали. Когда она проходила мимо Ганжена, он сморщил свой маленький носик и закатил глаза в карикатурном экстазе: — Какой чудесный аромат, моя дорогая! Просто божественный запах! Есть ли у него название, дорогая? — Да, — ответила она и, не поворачиваясь, приостановилась в дверях. — Какое? — «Дезир дю Кёр», — бросила она через плечо и вышла. Бруно Ганжен взглянул на меня и хохотнул. Я сел и спросил, что он знает о Джеффри Мэйне. — Все как есть, — заверил Ганжен. — Двенадцать лет, с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать, он был моим правым глазом, моей правой рукой. — Что это был за человек? — А что вообще можно сказать о человеке? Я не знал, в чем дело, и поэтому промолчал. — Скажу вам, — продолжал он после минутой паузы, — что, конечно, Джеффри обладал и хорошим глазом, и хорошим вкусом. Ни у кого не было такого чутья, как у него... кроме меня, разумеется. Плюс исключительная честность я доверял ему ключи. И все же есть «но». Гуляка! Выпивал, играл в азартные игры, любил женщин и транжирил деньги безо всякой меры. И свое состояние, и приданое жены пятнадцать тысяч! промотал полностью. Если бы не страховка, осталась бы жена без единого цента!.. Бруно Ганжен проводил меня до двери. Я пожелал ему спокойной ночи и направился к автомобилю. Тихая, темная, безлунная ночь. Высокая живая изгородь образовывала черные стены по обе стороны владений Танжена. С левой стороны я увидел в этой черноте едва заметное пятно темно-серое, овальное. Я проехал до первого перекрестка, свернул, припарковал машину и вернулся пешком к дому Ганжена. Овальное пятно меня заинтриговало. Когда я дошел до угла, то заметил идущую по другой стороне улицы женщину. Я осторожно отступил. Женщина пересекла улицу. Я не мог ее детально рассмотреть. Может быть, она вышла из дома Ганжена, а может, и нет. Может, ее лицо я видел на фоне изгороди, а может, и нет. Игра в орлянку. Я поставил на орла пошел за ней вслед. Она вошла в магазин. Там был телефон, по которому она говорила минут десять. Я не пытался подслушать оставался на другой стороне улицы и наблюдал. Девушка лет двадцати пяти, среднего роста, неуклюжая брюнетка со светло-серыми припухшими глазами, толстым носом и выступающей нижней губой. Окутана длинной голубой пелериной. Я следил за ней до самого дома Ганжена, куда она вошла через черный ход. Теперь я не сомневался, что она служит в этом доме. Я вернулся к автомобилю и поехал в агентство. — Свяжись с Диком Фоли, — обратился я к дежурному, — и скажи, что для него есть работенка: нужно проследить кое за кем завтра в Уэствуд-парке. Оставив для Дика адрес и описание девушки, я зашел в свой кабинет, где составил и зашифровал телеграмму в наше отделение в Лос-Анджелесе с запросом относительно последнего пребывания Мэйна в этом городе. На следующее утро ко мне ворвались Хэкен и Бегг. Я передал им рассказ Ганжена о том, как у Мэйна оказались двадцать тысяч наличными. Они, в свою очередь, рассказали, что некий Банки Даль, известный в городе налетчик, приблизительно со дня смерти Мэйна сорит деньгами; об этом донес один из их информаторов. — Мы его еще не нашли, — заявил Хэкен, — но вышли на след его подружки. Впрочем, не исключено, что он поживился в другом месте. Вечером пришла телеграмма из Лос-Анджелеса; сообщалось, что Джеффри Мэйн закончил свои дела с Оджилви в субботу после полудня; сразу же после этого он выписался из отеля и выехал ночным поездом; значит, в Сан-Франциско должен был приехать рано утром в воскресенье. Оджилви заплатил за диадему новыми стодолларовыми банкнотами; указывались номера наши парни в Лос-Анджелесе узнали их в банке, где Оджилви получил деньги. Перед уходом домой я позвонил Хэкену и сообщил содержание телеграммы и номера банкнот. — Мы еще не взяли Даля, поделился Хэкен. — На следующее утро я получил рапорт Дика Фоли. Девушка покинула дом Ганжена в девять пятнадцать вечера и пошла на угол Мирамар-авеню и Зюйдвуд-Драйв. Там ее ждал мужчина в «бьюике». Дик дал его описание: около тридцати лет, рост сто семьдесят семь, вес примерно шестьдесят; худой, кожа обычная, темные волосы и глаза, продолговатое лицо с острым подбородком; коричневая шляпа, костюм и туфли; серый плащ. Девушка села в машину; они поехали к пляжу вдоль Грейт-Хайвей, потом обратно; девушка вышла на том же углу Мирамар-авеню и, похоже, вернулась домой. Дик оставил ее и поехал за мужчиной. Тот остановил машину перед зданием «Футурити Эпартментс» на Мейсон-стрит, вошел туда и через полчаса вышел с двумя женщинами и каким-то субъектом. Этот субъект примерно такого же возраста, как и хозяин «бьюика», рост около ста семидесяти двух, вес килограммов семьдесят пять; темные глаза и волосы, темная кожа, плоское широкое лицо с выступающими скулами. На нем были голубой костюм, серая шляпа, коричневый плащ, черные ботинки; на галстуке Дик заметил жемчужную запонку грушевидной формы. Одной из женщин маленькой, худенькой блондинке около двадцати двух лет, другая года на три-четыре старше, рыжая, среднего роста, нос вздернутый. Все они забрались в автомобиль и поехали в кафе «Алжир», где развлекались до часу ночи. Потом вернулись в «Футурити Эпартментс». В три тридцать мужчины вышли, проехали на «бьюике» до гаража на Пост-стрит, затем пешком пошли в отель «Марс». Прочитав все это, я вызвал Микки Лайнхэна, вручил ему рапорт и сказал: — Проверь, кто эти люди. Когда Микки вышел, позвонил Бруно Ганжен. — Добрый день. Есть новости для меня? — Возможно, ответил я. Вы в городе? — Да, у себя в магазине. Буду до четырех. — Хорошо. Зайду после полудня. В полдень вернулся Микки Лайнхэн и доложил: — Парня, которого Дик видел с девушкой, зовут Бенджамин Уилл. У него есть «бьюик», а живет он в «Марсе», номер 410. Торговец, но чем торгует, не знаю. Второй его приятель, живет в его номере уже два дня. Кто такой, не могу сказать. Он не записывался. Женщины из «Футурити Эпартментс» проститутки, обитают там в номере 303. — Минутку, — сказал я и пошел в архив. Там порылся под литерой "у" и вскоре нашел, что искал: Уилл Бенджамин, он же Бен-Кашлюн. Три года сидел. В прошлом году его снова задержали и обвинили в попытке шантажировать известную киноактрису, но доказать не удалось. По описанию похож на хозяина «бьюика». На снимке, сделанном полицией, я увидел молодого мужчину с резкими чертами лица и треугольным подбородком. Я показал фотографию Микки: — Это Уилл. Поброди за ним немного. Потом я позвонил в полицейское управление. Ни Хэкена, ни Бегга не застал. Льюис торчал в отделе информации. — Как выглядит Банки Даль? — спросил я его. — Минутку... — сказал Льюис. — Тридцать два, шестьдесят семь с половиной, сто семьдесят четыре, плоское лицо с выдающимися скулами, золотой мост в нижней челюсти слева, коричневая родинка под правым ухом, деформированный мизинец на правой стопе. — Снимки имеются? — А как же! — Благодарю. Пришлю кого-нибудь за фотографией. Я послал за снимком Томми Хауда, а сам пошел перекусить. Затем отправился в магазин Ганжена на Пост-стрит. Мистер Ганжен в этот день был одет еще крикливее: и смокинг теснее, и ваты в плечах побольше. Серые брюки в полоску, ярко-красный жилет и фантастический галстук, вышитый золотом. — Итак, что вы мне скажете? спросил Ганжен, когда мы вошли в его контору и сели. — Есть пара вопросов. Во-первых, кто такая девушка с толстым носом, оттопыренной нижней губой и припухшими серыми глазами, которая живет в вашем доме? — Ее зовут Роз Рубери. — Его улыбка демонстрировала, насколько ему приятно удовлетворять мое любопытство. — Это горничная моей женушки. — Эта девушка водится с известным уголовником. — В самом деле? — Он с явным удовольствием погладил розовой ладошкой свою крашеную бородку. — Но я знаю лишь то, что она горничная. — Мэйн не приехал из Лос-Анджелеса на машине с приятелем, как он говорил своей жене. Он выехал в субботу ночным поездом и прибыл в Сан-Франциско на двенадцать часов раньше, чем появился дома. Бруно Ганжен наклонил голову и захохотал: — А ведь это прогресс! Прогресс! Правда? — Возможно. Не помните ли вы, была эта Роз Рубери дома в воскресенье вечером... скажем, с одиннадцати до двенадцати? — Помню. Была. Точно. В тот вечер моя женушка неважно себя чувствовала. В воскресенье она уходила рано утром, сказала, что поедет за город с друзьями, с кем не знаю. Вернулась в восемь вечера и пожаловалась на ужасную головную боль. Ее вид меня встревожил, и я часто наведывался к ней справлялся, как она себя чувствует. Поэтому-то и знаю, что горничная была дома, во всяком случае до часу ночи. — Полиция показывала вам носовой платок, который нашли вместе с бумажником Мэйна? — Да. — Он поерзал на стуле; у него был вид ребенка, который таращится на рождественскую елку. — Платок моей жены. Смех мешал ему говорить; он кивал головой, а его бородка, как метелка, подметала галстук. — Может, она оставила платок, когда навещала супругу Мэйна? — Это невозможно. Моя женушка не знакома с миссис Мэйн. — Ну, а с Мэйном ваша жена знакома? Он вновь захохотал, подметая бородкой галстук. — И как близко? — продолжил я свой вопрос. Он поднял подбитые ватой плечи почти до ушей. — Не знаю, — сказал он радостно. — Но ведь я нанял детектива... — Неужели? — Я посмотрел на него сердито. — Вы наняли меня, чтобы разобраться в убийстве и ограблении Мэйна вот и все. А если думаете, что я буду копаться в ваших семейных тайнах, то вы глупы, как сухой закон. — Но почему же? Почему? взорвался он. Разве я не имею права знать? Не беспокойтесь ни скандала, ни развода не будет. Джеффри мертв значит, все в прошлом. Пока он был жив, я ничего не видел, и лишь теперь стал кое-что замечать. Для собственного удовлетворения, поверьте, только для этого, я хотел бы знать наверняка... — Об этом не может быть и речи, — отрезал я. — Мне известно только то, что вы сказали. И не пытайтесь уговорить меня рыться в этих делах. А раз вы ничего предпринимать не собираетесь, не лучше ли вообще забыть все это? — Нет, нет, дорогой мой! — В глазах Ганжена вновь появился радостный блеск. — Я еще не стар, но мне уже пятьдесят два года. Моей жене восемнадцать, и она настоящая красавица. Он захохотал. То, что случилось, может случиться снова. Разве не благоразумно сделать так, чтобы она была у меня на крючке? Ведь если муж располагает такой информацией, неужели жена не станет более послушной? — Это ваше дело. — Я встал. — А я не хочу в это ввязываться. — Ну, ну, не будем ссориться! — Он вскочил с места и схватил меня за руку. — Нет так нет! Но ведь остается криминальный аспект дела, то, чем вы занимались до сих пор. Вы ведь не бросите, правда? — Ну, а если окажется, что ваша жена причастна к убийству Мэйна? Что тогда? — Тогда, — он пожал плечами и развел руками, — этим будет заниматься суд. — Ясно. Что ж, наш договор остается в силе, но лишь при условии, что вы не станете допытываться о том, что не связано с вашим «криминальным аспектом». — Чудесно. И я понимаю, что в случае чего вы не можете исключить из дела мою жену. Я кивнул. Он снова схватил меня за руку и похлопал по плечу. Я высвободился и вернулся в агентство. Там меня ждала записка: просили позвонить Хэкену. Позвонил. — Банки Даль никак не связан с делом Мэйна, — сообщил Хэкен. — Они с Беном-Кашлюном в тот вечер устроили попойку в заведении на Восемнадцатой улице. Были там с десяти, а в два ночи учинили дебош, и их вышвырнули. Это установлено точно. Я поблагодарил Хэкена, позвонил в резиденцию Ганжена и спросил миссис Ганжен, сможет ли она меня принять, так как мне необходимо поговорить с ней. — Вот как, — сказала она. — Пожалуй, это было ее излюбленное выражение. Я поймал такси и отправился к ней с фотографиями Даля и Уилла, по пути продумывая, что буду врать жене своего клиента, чтобы получить необходимую информацию. Метрах в ста пятидесяти от дома Ганжена стоял автомобиль Дика Фоли. Худая горничная с землистым лицом отворила мне дверь и провела в гостиную на втором этаже. Когда я вошел, миссис Ганжен отложила «Солнце тоже восходит» и сигаретой, которую держала в руке, указала на стул. Одетая в оранжевое персидское платье, она сидела в обтянутом парчой кресле, заложив ногу на ногу, и как никогда была похожа на дорогую куклу. Я рассматривал ее, закуривая сигарету и вспоминая предыдущие разговоры с ней и ее мужем. В конце концов я отказался от вранья, которое придумал по дороге. — У вас служит горничная по имени Роз Рубери, — начал я. — Не хотелось бы, чтобы она слышала, о чем мы говорим. — Хорошо. — В ее голосе не было ни намека на удивление. — Извините, я на минуту. Она вышла из комнаты и вскоре вернулась. Села в кресло, поджав ноги. — Ее здесь не будет, по меньшей мере, полчаса. — Этого достаточно. Ваша Роз дружит с уголовником по фамилии Уилл. Кукла наморщила лоб и сжала пухлые накрашенные губки. Я ждал, что она скажет, но она не произнесла ни слова. Я показал фотографии Даля и Уилла: — Этот, с худым лицом, приятель Роз. Другой его кореш, тоже мошенник. Тонкой, но не менее сильной, чем моя, рукой, она взяла снимки и внимательно рассмотрела. Ее губы сжались еще крепче, темные глаза еще больше потемнели. Потом лицо медленно прояснилось. Она сказала: «Вот как», и вернула мне фотографии. — Когда я сказал про Уилла вашему мужу, — веско произнес я, он ответил: — «Это горничная моей жены», и засмеялся. Энид Ганжен молчала. — Что он этим хотел сказать? — спросил я. — Откуда я могу знать? — прошептала она. — Вам известно, что ваш платок был обнаружен с пустым бумажником Мэйна? — бросил я мимоходом, делая вид, что занят сигаретой, пепел которой я стряхивал в яшмовую пепельницу в форме гроба без крышки. — Вот как... — пробормотала она без интереса. — Мне об этом говорили. — Как это могло случиться? — Понятия не имею. — А я имею, — сказал я, — но хотел бы знать наверняка. Миссис Ганжен, мы бы не тратили столько времени, если бы поговорили откровенно. — Почему бы нет, — согласилась она равнодушно. — Муж вам доверяет и позволил меня допросить. Это унизительно, но я всего лишь его жена. И вряд ли возможно большее унижение, чем то, что я уже испытала. В ответ на это театральное заявление я откашлялся и продолжил: — Извините, но меня интересует лишь одно: кто обокрал и убил Мэйна. Все остальное касается меня лишь в связи с этим. Вы понимаете, о чем идет речь? — Разумеется, — ответила она. — Я понимаю, что вас нанял мой муж. Это было нелепо. Я попробовал снова: — Как вы думаете, какое у меня сложилось впечатление, когда я был здесь в первый раз и разговаривал с вами и вашим мужем? — Понятия не имею. — А вы попробуйте. — Несомненно, — она чуть заметно улыбнулась, — у вас сложилось впечатление, что муж считает, будто я была любовницей Джеффри. — Ну и?.. — Вы спрашиваете, была ли я действительно его любовницей? — На ее щеках появились ямочки. Казалось, происходящее забавляло ее. — Нет, хотя, конечно, хотел бы знать. — Вполне понятно, что хотели бы. — Она усмехнулась. — А какое впечатление сложилось у вас в тот вечер? — У меня? она наморщила лоб. Ну... что мой муж нанял вас, чтобы доказать, что я была любовницей Джеффри. Она произнесла слово «любовница», явно смакуя его. — Вы ошибаетесь. — Зная мужа, мне трудно в это поверить. — А зная себя, я уверен в этом абсолютно. И насчет этого никаких неясностей между мной и вашим мужем нет. Моя задача найти того, кто ограбил и убил. И ничего больше. — Неужели? — Она попыталась вежливо прекратить спор, который ее явно утомил. — Вы связываете мне руки, — посетовал я, вставая и делая вид, что не смотрю на нее. — Мне ничего не остается, как прижать Роз и тех двух типов. Вы говорили, что она вернется через полчаса? Она смотрела на меня своими круглыми карими глазами: — Роз должна явиться через несколько минут. Хотите ее допросить? — Не здесь. Отвезу ее в полицейское управление. Тех двоих тоже. Можно от вас позвонить? — Конечно. Телефон в той комнате. — Она встала, чтобы открыть мне дверь. Я набрал Девенпорт 20 и попросил соединить с кабинетом детективов. И тут миссис Ганжен заговорила так тихо, что я едва услышал. — Подождите, пожалуйста. Все еще держа трубку, я повернулся. Она нервно щипала свои красные губы. Только когда она отняла руку ото рта и протянула ее ко мне, я положил трубку. — Не буду притворяться, что доверяю вам. — Голос ее звучал так, словно она обращалась сама к себе. — Вы работаете на моего мужа, а для него даже деньги не так важны, как мои дела. Но надо выбирать меньшее из двух зол: с одной стороны уверенность, с другой вероятность... Она замолчала и начала потирать руку об руку. Было видно, что она колеблется. — Мы говорим с глазу на глаз, — заверил я ее. — Потом вы можете от всего отказаться. И убедите в этом кого угодно. Но если вы не скажете сами... что ж, я знаю, кто скажет. И когда я вытяну правду из тех троих, ваш муж обо всем прочтет в газетах. Так что для вас, миссис Ганжен, единственный выход довериться мне. Решайте, все зависит от вас. Полминуты тишины. — А если бы я заплатила вам за... — прошептала она. — За что? Если я и вправду намерен рассказать вашему мужу, то возьму ваши деньги, а потом все равно расскажу, верно? Она расслабилась, перестала сжимать губы, ее глаза заблестели, на щеках снова появились ямочки. — Вы рассеяли мои сомнения, — произнесла она. — Я все скажу. Джеффри вернулся из Лос-Анджелеса пораньше, чтобы мы смогли провести этот день вместе. Для этого мы сняли квартиру. И вдруг в середине дня туда врываются двое с пистолетами! Представьте, у них был ключ! Они забрали деньги у Джеффри. Похоже, они заранее знали и про двадцать тысяч, и вообще про нас: обращались по имени и угрожали, что все расскажут, если мы заявим в полицию. Ситуация сложилась совершенно безвыходная. Возместить похищенную сумму нам было нечем. Заявить, что деньги потеряны или украдены, Джеффри не мог. Его тайное раннее возвращение в Сан-Франциско выглядело бы подозрительно. Джеффри потерял голову. То он просил меня бежать с ним, то говорил, что надо пойти к моему мужу и рассказать правду. Для меня и то и другое было абсолютно немыслимо. Мы вышли из квартиры по одному после семи. По правде говоря, расстались мы нехорошо... Когда все так осложнилось, Джеффри уже не был таким... Нет, я не должна так говорить... Она оборвала фразу. Я спросил: — Те двое... Это их фотографии я вам показывал? — Да. — Ваша горничная знала о вас с Мэйном? Об этой квартире? О его поездке? О том, когда и как он собирался вернуться? О деньгах? — Не берусь утверждать, но наверняка знала многое. Она ведь шпионила за мной, рылась в моих вещах и могла найти письмо Джеффри, где он сообщал об отъезде из Лос-Анджелеса и договаривался о встрече в воскресенье. Я бываю так невнимательна... — Что ж, я пойду, сказал я. А вы сидите тихо, ничего без меня не предпринимайте. И, пожалуйста, не спугните Роз. — Не забудьте, что я ничего вам не говорила, — напомнила она, — провожая меня до дверей. От дома Ганжена я проехал прямо к отелю «Марс». Микки Лайнхэн сидел в холле и просматривал газету. — Они в номере? — спросил я. — Ага. — Пойдем наверх. Микки постучал в дверь. Раздался металлический голос: — Кто там? — Посылка, — ответил Микки, — притворяясь коридорным. Худой мужчина с острым подбородком отворил дверь. Я сунул ему визитную карточку. Он не пригласил нас в комнату, но и не помешал войти. — Ты Уилл? — спросил я его, когда Микки закрыл дверь, и, не дожидаясь ответа, обратился к сидевшему на кровати широколицему мужчине: — А ты Даль? — Ищейки, — металлическим голосом произнес Уилл, повернувшись к Далю. Тот посмотрел на нас и ощерил зубы. Не теряя времени, я перешел в наступление: — А ну, гоните бабки, что вы накатали у Мэйна! Оба, как по команде, презрительно рассмеялись такая реакция, казалось, была отрепетирована заранее. Я вытащил револьвер. — Бери шляпу, Банки, — с хриплым смехом произнес Уилл. — Они нас арестовывают. — Ошибаешься, — прервал я его. — Это не арест. Это нападение. Руки вверх! Руки Даля молниеносно устремились к потолку. Уилл колебался, пока Микки не ткнул ствол пистолета ему в ребра. — Обыщи их, — приказал я Микки. Он обыскал Уилла, вынул пистолет, немного мелочи, какие-то документы и специальный пояс для денег. То же самое проделал и с Далем. — Сосчитай деньги. Микки вынул деньги из пояса, поплевал на палец и принялся за работу. — Девятнадцать тысяч сто двадцать шесть долларов шестьдесят два цента, — отрапортовал он через минуту. Свободной рукой я достал из кармана клочок бумаги с номерами банкнот, полученных Мэйном от Оджилви, и подал его Микки: — Проверь, сходятся? Он взял листок и сличил номера. — Сходятся. — Ладно. Спрячь все у себя и пошарь по комнате может, еще что-нибудь найдешь. Бен-Кашлюн обрел, наконец, дар речи. — Эй, парень! взбунтовался он. Что за дела? Это тебе так не пройдет! — И все же я попробую, — осадил я его. — Может, ты завопишь: «Полиция!» А? Небось, думал: так прижал ту дамочку, что не пикнет, и все шито-крыто. А теперь я с вами играю в ту же игру, что вы с ней и Мэйном. Только играю получше вас. Рыпнетесь и сами себя заложите. Так что заткнись! — Бабок больше нет, — доложил Микки. — Только четыре почтовые марки. — Возьми, — сказал я. — Как-никак восемь центов. Идем! — Эй! Оставьте нам хоть пару долларов! — взмолился Уилл. — Кому сказано заткнись! процедил я, направляясь к двери. Коридор был пуст. Микки приостановился, держа Уилла и Даля на мушке, а я взял ключ, сунул его в дверь снаружи, повернул в замке, вынул и положил в карман. Мы спустились вниз. Машина Микки стояла за углом. Сев в нее, мы переложили добычу из его карманов в мои. Доехали до агентства; Микки вылез, а я свернул и направился к дому Мэйна. Миссис Мэйн было лет двадцать пять. Это была высокая молодая женщина с темными вьющимися волосами, серо-голубыми, окруженными густыми ресницами глазами и круглым лицом. Полноватая фигура от шеи до ног облачена в черное Она изучила мою визитную карточку, кивком головы рассчиталась за объяснение, что Ганжен нанял меня найти убийц ее мужа и провела в серо-белую гостиную. — Это та комната? — спросил я. — Да. — У нее был приятный хрипловатый голос. Я подошел к окну, бросил взгляд на крышу магазина, на узкую улочку... — Миссис Мэйн, — тут я понизил голос, стараясь этим сгладить остроту того, что собирался сказать, — когда вы увидели, что ваш муж мертв, вы выбросили револьвер в окно. Потом вы прицепили платок к бумажнику и тоже выбросили. Бумажник был легче револьвера, поэтому не соскользнул с крыши. Зачем вы прицепили платок к бумажнику? Она потеряла сознание. Я подхватил ее, не дав упасть, отнес на диван, отыскал одеколон и нюхательную соль. — Вы знаете, чей это платок? — спросил я, когда она пришла в себя. Миссис Мэйн покачала головой. — Тогда зачем все это? — Платок был у него в кармане. Полиция стала бы о нем спрашивать. А я не хотела никаких вопросов. — Для чего вы рассказывали сказки о нападении? Она не ответила. — Страховка? — подсказал я. Она тряхнула головой и крикнула: — Да! Он промотал все деньги свои и мои! А потом... Потом такое натворил! Он... Я прервал этот поток обвинений: — Надеюсь, он оставил какое-то письмо, какое-то доказательство... Я имел в виду доказательство того, что это не она его убила. — Да. — Ее пальцы скребли черную ткань платья на груди. — Что ж, — сказал я, вставая, — завтра утром вам следует отнести письмо вашему адвокату и рассказать ему все. Она не ответила. Я пробормотал что-то успокаивающее и вышел. ...Уже наступала ночь, когда я позвонил в дверь дома Ганжена. Бледная горничная сообщила, что мистер Ганжен дома, и повела меня наверх. Роз Рубери как раз спускалась вниз. Она задержалась на лестничной площадке, чтобы пропустить нас. Я остановился перед ней, а моя провожатая пошла в библиотеку. — Игра кончена, Роз, — сказал я. — Даю десять минут на то, чтобы ты смылась. А не хочешь, так придется познакомиться с тюрьмой изнутри. — Неужели? — Операция не удалась. — Я вынул из кармана пачку денег, добытых в отеле «Марс», — Вот, только что навестил Бена-Кашлюна и Банки. Это ее убедило. Она повернулась и помчалась наверх. Бруно Ганжен подошел к открытой двери библиотеки и застыл, бросая удивленные взгляды то на меня, то на Роз, которая уже взлетала на четвертый этаж. Вопрос вертелся у него на языке, но я опередил его. — Дело сделано, — объявил я. — Браво! — воскликнул он, заводя меня в библиотеку. — Слышишь, моя любимая? Дело сделано! Его любимая, сидевшая, как и в тот вечер, за столом, улыбнулась и пробормотала: «Вот как», Голос и улыбка были одинаково равнодушными. Я подошел к столу и опорожнил карманы. — Девятнадцать тысяч сто двадцать шесть долларов семьдесят центов, включая марки, — доложил я Ганжену. — Не хватает восьмисот семидесяти трех долларов тридцати центов. — Ах! — Бруно Ганжен дрожащей розовой рукой гладил свою черную бородку, впиваясь в меня взглядом. — Где вы нашли? Умоляю, садитесь и расскажите все-все! Мы умираем от любопытства, правда, моя дорогая? Его дорогая зевнула: — Вот как... — Ну, мне нечего вам рассказать, — заявил я. — Чтобы отыскать деньги, мне пришлось пойти на компромисс и дать слово молчать. Мэйна ограбили в воскресенье после полудня. Так уж вышло, что преступников задержать нельзя. Один человек может опознать их, но он отказывается дать показания. — Но кто убил Джеффри? — Ганжен ухватил меня за лацкан. — Кто его убил? — Это было самоубийство. Он покончил с собой в отчаянии, потому что его ограбили, а объясниться по поводу этого он не мог.