--------------------------------------------- Шукшин Василий Даешь сердце ! Василий Шукшин ДАЕШЬ СЕРДЦЕ! Дня за три до Нового года, глухой морозной ночью, в селе Николаевке, качнув стылую тишину, гулко ахнули два выстрела. Раз за разом... Из крупнокалиберного ружья. И кто-то крикнул: - Даешь сердце! Эхо выстрелов долго гуляло над селом. Залаяли собаки. Утром выяснилось: стрелял ветфельдшер Александр Иванович Козулин. Ветфельдшер Козулин жил в этом селе всего полгода. Но даже когда он только появился, он не вызвал у николаевцев никакого к себе интереса. На редкость незаметный человек. Лет пятидесяти, полный, рыхлый... Ходил, однако, скоро. И смотрел вниз. Торопливо здоровался и тотчас опускал глаза. Разговаривал мало, тихо, неразборчиво и все как будто чего-то стыдился. Точно знал про людей какую-то тайну и боялся, что выдаст себя, если будет смотреть им в глаза. Не из страха за себя, а из стыда и деликатности. Он даже бабам не понравился, хоть они уважают мужиков трезвых и тихих. Еще не нравилось, что он - одинок. Почему одинок, никто не знал, но только это нехорошо - в пятьдесят лет ни семьи, никого. И вот этот-то человек выскочил за полночь из дома и дважды саданул из ружья в небо. И закричал. Недоумевали. В полдень на ветучасток к Козулину прехал грузный, с красным, обветренным лицом участковый милиционер. - Зравствуй, товарищ Козулин! Козулин удивленно посмотрел на милиционера. - Зравствуйте. - Надо будет... это... проехать в сельсовет. Протокол составить. Козулин поискал что-то глазами на полу... - Какой протокол? Для чего? - Что? - Протокол-то зачем? Я не понял. - Стреляли вчера? Вернее, ночью. - Стрелял. - Вот надо протокол составить. Предсельсовета хочет это... побеседовать с вами. Чего стрельбу-то открыли? Испугались, что ль, кого? - Да нет... Победа большая в науке, я отсалютовал. Участковый с искренним интересом, весело смотрел на фельдшера. - Какая победа? - В науке. - Ну? - Я отсалютовал. А что тут такого? Я - от радости. - Салют в Москве производят, - назидательно пояснил участковый. А здесь - это нарушение общественного порядка. Мы боремся с этим. Козулин снял халат, надел пальто, шапку и видом своим показал, что он готов. У ворот ветучастка стоял мотоцикл с коляской. Предсельсовета ждал их. - Это... оказывается, ночью-то, салют был, - заговорил участковый и опять весело посмотрел на Козулина. - Мне вот товарищ Козюлин объяснил... - Козулин, - поправил фельдшер. - А? - Правильно - Козулин. - А какая раз... А-а! - понял участковый и засмеялся. И тяжело сел в большое кожаное кресло. И вынул из планшета бланк протокола. Извиняюсь, я без умысла. Председатель скрипнул хромовыми сапогами, поправил правой рукой ремень гимнастерки (из другого рукава свисала аккуратная лакированная ладонь протеза), пригласил фельдшера: - Садись, товарищ Козулин. Козулин тоже сел в глубокое кресло. - Так что случилось-то? Почему стрельба была? - Вчера в Кейптауне человеку пересадили сердце, - торжественно произнес Козулин. И замолчал. Председатель и участковый ждали - что дальше? - От мертвого человека - живому. У участкового вытянулось лицо. - Что, что? - Живому человеку пересадили сердце мертвого. Трупа. - Что, взяли выкопали труп и... - Да зачем же выкапывать, если человек только умер! - раздраженно воскликнул Козулин. - Они оба в больнице были. - Ну, это бывает, бывает, - снисходительно согласился председатель, - пересаживают отдельные органы. Почки... и другие. - Другие - да, а сердце впервые. Это же - сердце! - Я не вижу прямой связи между этим... патологическим случаем и двумя выстрелами в ночное время, - строго заметил председатель. - Я обрадовался... Я был ошеломлен, когда услышал, мне попалось на глаза ружье, я выбежал во двор и выстрелил... - В ночное время. - А что тут такого? - Что? Нарушение общественного порядка трудящихся. - Во сколько это было? - строго спросил участковый. - Не знаю точно. Часа в три. - Вы что, до трех часов радио слушаете? - Не спалось, слушал... Участковый многозначительно посмотрел на председателя. - Какая это Москва в три часа говорит? - "Маяк". - "Маяк" всю ночь говорит, - подтвердил председатель, но внимательно смотрел на фельдшера. - Кто вам дал право в три часа ночи булгатить село выстрелами? - Простите, не подумал в тот момент... Я - шизя. - Кто? - не понял милиционер. - Шизя. На меня, знаете, находит... Теряю самоконтроль. Фельдшер как бы в раздумье потрогал лоб, потом глаза - пальцами. Ширво коло ширво... Зубной порошок и прочее. Милиционер и председатель недоуменно переглянулись. - Простите, - еще раз сказал фельдшер. - Да мы-то простим, товарищ Козулин, - участливо произнес председатель, - а вот как трудящиеся-то? Им некоторым вставать в пять утра. Вы же человек с образованием, вы же должны понимать такие вещи. - Кстати, - по-доброму оживился участковый, - а чего вы-то салютовать кинулись? Ведь это не по вашей части победа-то, - вы же ветеринар. Не кобыле же сердце пересадили. - Не смейте так говорить! - закричал вдруг фельдшер. И покраснел. Помолчал и тихо и горько спросил: - Зачем вы так? Некоторое время все молчали. Потом заговорил председатель: - Горячиться не надо. Конечно, это большое достижение ученых. Дело не в том, кому пересадили, все мы, в конце концов, животный мир, важно само достижение. Тем более, что это произошло на человеке. Но, товарищ Козулин, еще раз говорю вам: эта ваша самодеятельность с салютом в ночное время - грубое нарушение покоя. Мало ли еще будет каких достижений! Вы нам всех граждан психопатами сделаете. Раз и навсегда запомните это. Кстати, как у вас с дровами? Фельдшер растерялся от неожиданного вопроса. - Спасибо, пока есть. У меня пока все есть. Мне здесь хорошо. Фельдшер мял в руках шапку, хмурился. Ему было стыдно за свой выкрик. Он посмотрел на участкового: - простите меня - но сдержался... Участковый смутился: - Да ну, чего там... Председатель засмеялся: - Ничего. Кто, как говорят, старое помянет, тому глаз вон. - Но кто забу-удет, - шутливо погрозил участковый, - тому два долой! Протокол составлять не будем, но запомним. Так, товарищ Козулин? - При чем тут протокол? - сказал председатель. - Интеллигентный товарищ... - Интеллигентный-то интеллигентный... а дойдет до наших в отделении... - Мы вас больше не задерживаем, товарищ Козулин, - сказал председатель. - Идите работайте. Заходите, если что понадобится. - Спасибо. - Фельдшер поднялся, надел шапку, пошел к выходу. На пороге остановился... Обернулся. И вдруг сморщился, закрыл глаза и неожиданно громко - как перед батальоном - протяжно скомандовал: - Рр-а-вняйсь! С'ирра-а! Потом потрогал лоб и глаза и сказал тихо; - Опять нашло... До свиданья. - И вышел. Милиционер и председатель еще некоторое время сидели, глядя на дверь. Потом участковый тяжело перевалился в кресле к окну, посмотрел, как фельдшер уходит по улице. - У нас таких звали: контуженный пыльным мешком из-за угла, сказал он. Председатель тоже смотрел в окно. Ветфельдшер Козулин шел, как всегда, скоро. Смотрел вниз. - Ружье-то надо забрать у него, - сказал председатель. - А то черт его знает... Участковый хэкнул. - Ты что, думаешь, он правда "с приветом"? - А что? - Придуривается! Я по глазам вижу... - Зачем? - не понял председатель. - Для чего ему? Сейчас-то?.. - Ну, как же - никакой ответственности. А вот спроси сейчас справку - нету. Голову даю на отсечение - никакой справки нету. А билет есть. Ты говоришь: ружье... У него наверняка охотничий билет есть. Давай на спор: сейчас поеду, проверю - билет есть. И взносы уплачены. Давай? - Все же я не пойму: для чего ему надо на себя наговаривать? Участковый засмеялся. - Да просто так - на всякий случай. Мало ли - коснись: что, чего? - я шизя. Знаем мы эти штучки!