---------------------------------------------


 Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир
 Тропа войны



 Глава 1


 На глубине двадцати пяти футов они наткнулись на человеческие кости.
 Ковш экскаватора, вгрызающийся в землю Монтаны, уже разрыхленную киркой и динамитом, вместе с комьями грязи выплюнули чьи-то останки.
 Это были пробитые черепа: большие, поменьше и такие крохотные, что, казалось, они когда-то принадлежали обезьянкам; кости рук и ног, целые, сломанные, раздробленные на части. Ноги вязли по колено в груде костей.
 Стоял сухой летний день 1961 года.
 Рабочие заволновались: может, не стоит копать дальше?
 — Я думаю, — высказался инспектор из Вашингтона, — надо продолжать. Дайте-ка мне взглянуть. Господи! Сколько их здесь, а?
 — Что верно, то верно, — отозвался бригадир, — тут их полно.
 — Господи! — снова пробормотал инспектор, исчезая в сером трейлере, где, по слухам, у него был телефон без номерного диска и личный сейф, спрятанный под походной кроватью. Там же обитал его неразговорчивый помощник, носивший при себе «пушку» 45-го калибра.
 Бригадир повернулся к рабочим:
 — Чего вы хотите от меня, эй? — Его выговор выдавал чужака. — Вам известно, что это за контракт? Кому понадобилась яма в сотню футов глубиной посреди прерии? Не ждите инспектора. Не теряйте времени. Он придет и скажет: «Продолжайте работать». Это уж точно. Скажет: «Валяйте! У вас еще осталось семьдесят пять футов.»
 Крановщик вылез из машины и теперь стоял, держа в руках предмет, отдаленно напоминавший разбитую фарфоровую вазочку.
 — Кто мог это сделать? Какой сукин сын? — спросил он, глядя на маленький череп, легко помещавшийся на его ладони. У черепа не было затылка. Крановщик осторожно положил находку на кучу земли и отказался копать дальше.
 — Не имеешь права, — сказал бригадир. — Так сказано в контракте. Контракты требуют соблюдения сроков. Тебя выгонят из профсоюза.
 — Подотрись своим контрактом! Сказал: не заведу машину! — выкрикнул экскаваторщик с сильным бруклинским акцентом.
 Остальные тоже заглушили моторы, все стихло. В прерии воцарилась тишина.
 Из серого трейлера выскочил инспектор.
 — Порядок! Все в порядке! — заорал он. — Продолжайте работу! Не беспокойтесь: этим костям несколько веков.
 — Слыхали? — крикнул бригадир рабочим. — Он говорит, костям сотни лет.
 — А как получается, что здесь в черепушке дырка и кусок свинца? Как так? — ответил один из работяг — Тут еще побрякушки какие-то, вроде бусы.
 И пуля.
 — Может, пуля здесь уже лежала. Откуда мне знать?
 — Ей не сотни лет, этой бабе.
 — А если ее и вчера прикончили, тебе-то какое дело? — заорал бригадир.
 — А вот такое, — ответил работяга.
 — Мы больше не воспользуемся вашими услугами! — рассердился инспектор. — Впрочем, если вам нужны доказательства, мы найдем человека, который объяснит вам, что мы не покрываем массовое убийство В конце дня на стройплощадке приземлился вертолет военно-воздушных сил США. Из него вылез светловолосый человек с великолепным загаром. Он говорил просто и убедительно, с видом настоящего эксперта. На самом деле здесь было не одно массовое убийство, а два. Они произошли с промежутками в несколько сотен лет Второе было в 1873 году, одно из последних сражений с индейцами, если это можно назвать сражением. Кавалеристы Соединенных Штатов, в поисках отряда воинов сиу, наткнулись на мирную индейскую деревню Вундед-Элк и перебили всех жителей мужчин, женщин, детей. Отсюда и пули в некоторых черепах.
 В те времена правительство начало стыдиться своего обращения с индейцами. Поэтому бойню решили сохранить в тайне, а кавалеристам в виде наказания велели выкопать яму пятидесяти футов глубиной и похоронить в ней страшные улики.
 Но на глубине двадцати пяти футов они обнаружили более старое захоронение, и капитан приказал им не копать дальше, а положить тела убитых тут же.
 — Откуда же взялись те, старые кости? — спросил крановщик.
 — Смотри: видишь на насыпи детский череп? — спросил светловолосый мужчина, кивая на находку крановщика, которую тот не так давно обливал слезами. — Ребенок был убит индейцами. Они обычно брали детей за ноги и головой о камни.
 На лице крановщика было написано отвращение.
 — Вот ужас, — сказал он. — А когда это случилось?
 — Десять-пятнадцать тысяч лет назад. Все это очень приблизительно, так как в прерии двадцать пять футов соответствуют примерно, пятнадцати тысячелетиям. Видите ли, индейцы не хоронили убитых, они оставляли их на земле. — Казалось, он находил все это занятным, однако, никто не разделял его чувств.
 Грубые обветренные лица мужчин были нахмурены и полны сожаления. Пятнадцать тысячелетий, сотня тысячелетий — какое это имело значение, если что-то брал ребенка за ноги, чтобы размозжить ему голову о камень?
 — Насчет того, последнего убийства, — начал один из мужчин, опиравшийся на рукоять кирки, — ну, с каваре... кавалеристами... откуда вам знать об этом, если правительство решило молчать?
 — Да, откуда? — поддержал его крановщик.
 Светловолосый человек улыбнулся. Было видно, что знание фактов доставляло ему удовольствие, даже если дело касалось убийства ребенка. — Об этом остались записи в архивах штаба армии, теперь Министерства Обороны.
 Мы приблизительно знали, где находится это место, но не ожидали, что вы наткнетесь именно на него. Вероятность была минимальной, если учесть, что на карте оно было отмечено звездочкой и соответствующим знаком — в прерии. К тому же, прерия очень велика...
 — Да уж, рассказывайте. Вот я, к примеру, не знаю, где мы сейчас, черт меня подери, — произнес крановщик — Вам и не надо знать, — сказал старший. — Ты что, думаешь, они наняли городских ребят, потому что обожают Бруклин? Любая деревенщина знает эти места, как свои пять пальцев. Ну, шевелитесь. Вы получили ответ, теперь за работу.
 Крановщик влез в кабину, дружно взревели моторы остальных машин. Вертолет удалялся в направлении более цивилизованных мест.
 Две недели рабочие копали котлован, пока он не достиг величины, указанной в контракте; затем их перебросили на другое место, в сотнях миль отсюда, где они начали рыть другую яму. Цель была одна — стереть память о том, первом котловане.
 Инспектор из Вашингтона и его молчаливый помощник остались у вырытой ямы. Вслед за землекопами пришли арматурщики и установили железную арматуру для заливки бетона. После того, как бетон был залит, в прерии штата Монтана образовалась аккуратная круглая дыра в сто одиннадцать футов глубиной. Инспектор с помощником все еще оставались на месте.
 Бетонщиков сменили специалисты, оборудовавшие огромный подземный бункер. И, наконец, в три захода, на грузовиках, была доставлена ракета, установка которой по сложности равнялась выполненному с ювелирной точностью возведению одиннадцатиэтажного подземного здания. Было завершено и это. Инспектор с помощником проводили специалистов.
 Уже наступила зима, когда трактор с прицепом привез огромный ящик. За рулем трактора сидел тот самый блондин, отвечавший на вопросы рабочих.
 Загар его был так же великолепен.
 Когда он вошел в серый трейлер, инспектор встал по стойке «смирно».
 «Генерал Ван Рикер, сэр».
 Вошедший подышал на озябшие руки и кивнул на торчащий из-под кровати кодовый замок сейфа:
 — Как вы все это понимаете? — спросил он.
 — У меня было достаточно времени, чтобы разобраться, сэр, — ответил инспектор.
 Генерал Ван Рикер посмотрел на молчаливого помощника. Тот кивнул.
 — Ладно, — сказал Ван Рикер, опускаясь на складной металлический стул. — Как вам уже известно, мы чуть не остановили работы из-за этого случая с костями. Вы должны были подготовиться к подобным неожиданностям. Мне не следовало появляться здесь до определенного момента.
 Инспектор развел руками:
 — Рабочие знали, что это обычная ракета с обычной ядерной боеголовкой.
 Их напугали кости, вот в чем дело. Над одним черепом наш крановщик произнес надгробную речь и организовал небольшие похороны. Кажется, это было на следующий день после вашего отъезда.
 — Я знаю, что они считают ее обыкновенной межконтинентальной баллистической ракетой. Дело не в том. Я не хочу, чтобы они запомнили именно этот бункер. Поэтому я послал их накопать ям по всей прерии. Пусть отвлекутся. Вам не надо беспокоиться: вы не виноваты.
 Генерал Ван Рикер снова кивнул в сторону сейфа:
 — А это нам понадобится.
 Инспектор достал из сейфа две магнитные доски с листками бумаги и диаграммами. Генерал Ван Рикер сразу же их узнал. Он сам вел эти записи.
 Под его командованием никогда не было больше взвода пехотинцев или одного-единственного самолета, но эти планы составлял лично он. В тот самый день, когда он придумал установку подземной ядерной ракеты за два дня в любых метеорологических условиях силами двух человек, ему было присвоено звание генерал-лейтенанта военно-воздушных сил США. До этого он работал в одной из лабораторий Комитета по использованию атомной энергии.
 Перед тем, как уйти из лаборатории, Ван Рикер сделал еще одно изобретение, которое некий ученый муж назвал «проигрышной боеголовкой», так как "ею следует воспользоваться лишь в двух случаях: если вы проигрываете мировую войну или теряете рассудок.
 В настоящий момент в прерии штата Монтана Ван Рикер применял свои теории на практике.
 Инспектор облачился в зимнюю одежду и с обеими досками под мышкой вышел в холодную зимнюю ночь вместе с генералом Ван Рикером.
 Вооруженный молчаливый помощник видел, как они сели в грузовик и подогнали его к крытому брезентом бункеру. Он погасил свет в трейлере, чтобы видеть в темноте, но разглядел лишь огромный металлический желоб, торчащий из прицепа. Нечто большое, темное, завернутое в ткань, медленно поехало вдоль желоба, очевидно, с помощью шкивного устройства, пока наконец не встало на место.
 Утром помощник увидел, что загадочный предмет оказался небольшим ангаром. Ван Рикер с инспектором вздремнули пару часов и вновь направились к ангару.
 Следующей ночью генерал Ван Рикер вошел в трейлер и обратился к помощнику:
 — Пошли! Не хочешь сначала выпить?
 — На работе не пью, — ответил тот.
 — А как насчет потом?
 — Не откажусь от двойного бурбона.
 Молчаливый помощник вытащил из кобуры свой 45-й калибр, проверил обойму, нажал на спусковой крючок и вернул револьвер на прежнее место.
 — Я знаю, что ты пьешь бурбон, — сказал Ван Рикер. — И в большом количестве.
 — Только не тогда, когда я завязываю.
 — Знаю, знаю. Ты можешь продержаться довольно долго. Ты способен на это.
 — Благодарю за доверие, — ответил помощник.
 Ван Рикер еще раз продемонстрировал свою всезнающую улыбку, как тогда, когда объяснял рабочим, откуда взялись в прерии на глубине двадцати пяти футов те кости и сколько им лет.
 Выйдя из трейлера, помощник ощутил морозный воздух зимней ночи, взглянул на яркие ледяные звезды над головой и пошел по хрустящей замерзшей земле, залитой лунным светом, настолько ярким, что можно было читать.
 — Ого! — вырвалось у него, когда они подошли к бункеру, на котором уже не было ни брезента, ни ангара. Вместо этого на нем возвышалась огромная мраморная глыба футов в пять высотой, а в длину явно около пятидесяти.
 Гигантский кусок мрамора посреди прерии. На верхушке глыбы фута на полтора выступал какой-то темный предмет. Помощник приблизился к камню, который теперь доходил ему до подбородка, и разглядел предмет, оказавшийся круглым медным цилиндром.
 — Я здесь, — раздался откуда-то голос инспектора, — я здесь, наверху.
 Генерал Ван Рикер пообещал мне, что вы поможете.
 Когда помощник взобрался на камень, он увидал большой бронзовый диск с рельефными буквами. Ему никогда не приходилось наступать на мемориальную доску, и он рассеянно подумал: должно быть, эти буквы здорово врезаются в подошвы.
 Он знаком попросил у инспектора магнитные доски и молча прикрепил их к поясу.
 — Ван Рикер сказал, что после того, как я отдам доски, ты объяснишь мне назначение вот этих дырок, — инспектор кивнул на дальний конец камня, где темнели две дыры, напоминающие миниатюрные бункеры, каждая по три фута в диаметре. — В планах я не нашел никаких объяснений, а генерал Ван Рикер говорит, что они просто необходимы, а ты мне о них расскажешь.
 Помощник кивком пригласил инспектора подойти к дыркам.
 — Ты скажешь что-нибудь наконец? — потребовал обозленный инспектор. — Ван Рикер говорит, что ты дашь мне объяснения. Я еще сказал ему, что так, может быть, нам посчастливится услышать твой голос. Ну!
 Помощник перевел взгляд с трехфутовых дыр на инспектора, с которым он прожил долгое время бок о бок, избегая на него смотреть, разговаривать с ним и выслушивать от него фразы, более значительные, чем просьба передать солонку за обеденным столом. Он даже стащил у инспектора со стола фотографию его семьи, чтобы не видеть трех мальчишек рядом с улыбающейся женщиной. Он выбросил фотографию вместе с рамкой в мешок с мусором, подлежащий сжиганию тут же, на стройке.
 — Я молчал все это время, потому что не хотел узнать вас поближе, — произнес помощник.
 Он вынул из кобуры пистолет и всадил первую пулю прямо в лоб инспектора. Он выстрела голова инспектора дернулась, как мяч под ударом бейсбольной биты. Тело опрокинулось навзничь, упало на доску, дернулось и затихло. Помощник убрал револьвер в кобуру, не поставив на предохранитель.
 Он оттащил инспектора за ноги к одной из дыр на краю мраморной глыбы.
 Ноги инспектора свесились через край. Затем он поднял его за плечи, согнул пополам и протолкнул в дыру. На расстоянии бронзовый диск мемориальной доски выглядел увеличенной до невероятных размеров монеткой, лежащей на спичечной коробке.
 Когда молчаливый помощник снова полез за револьвером, рукоятка оказалась мокрой на ощупь. Он понял, что его пальцы испачканы кровью. Он встал на колени на бронзовую доску и посмотрел вниз, вытянув перед собой руку с револьвером. Когда дуло дотронулось до головы трупа, он трижды выстрелил, чтобы дело было сделано наверняка. В лицо ему брызнули кровь, мозг, осколки костей.
 — Дерьмо, — пробормотал он, заталкивая липкий револьвер в кобуру.
 — Он сопротивлялся? — спросил генерал Ван Рикер, увидев брызги крови на лице и руках помощника.
 — Нет. Я запачкался, когда стрелял для верности. Я сделал из него решето.
 — Выпей. Он без льда, ты и так замерз. Дай-ка мне доски.
 Помощник взял стакан, поглядел на него, но не выпил.
 — А для чего вторая дыра, генерал?
 — Это что-то вроде вентиляции. Видишь ли, тело начнет разлагаться, будет запах...
 — А я было подумал... Ведь вы тот самый человек, который изобрел ракету... Я не специалист по ракетам, но, насколько мне известно, обычные боеголовки невозможно установить вдвоем за пару дней. Наверно, это какая-то особенная боеголовка. Поставить ее — это не ружье зарядить.
 — Значит, ты полагаешь, что раз я смог изобрести такую штуку, — прервал его Ван Рикер, — то придумать для каждого по одной дыре для меня не проблема. Верно?
 — Угу. Верно.
 — И еще ты думаешь, что мы убили инспектора подобно тому, как фараоны убивали строителей пирамид?
 — Да, вроде того.
 — А ты знаешь, какая это боеголовка? — спросил Ван Рикер.
 — Нет.
 — Тебе даже неизвестно, ядерная она или нет?
 — Неизвестно.
 — Вот видишь? Тебя даже незачем убивать. Ты ничего не знаешь. Ты догадываешься, что это что-то особенное и знаешь его местонахождение. Фараоны не убивали всех, кому было известно, где находятся пирамиды Честно говоря, если бы я мог убить человека, почему я сам не занялся инспектором? Зачем я нанял человека из вашей конторы?
 — Верно, — ответил помощник, не поднося стакана ко рту.
 — Я вижу, — заметил Ван Рикер, — что тебя учили быть чрезвычайно предусмотрительным. Ты защищаешься, словно на тебя нападают. Я слышал, как ты сделал несколько выстрелов вместо одного.
 Ван Рикер задумчиво кивнул, осторожно взял стакан из рук помощника и отпил ровно половину.
 — А теперь? — сказал он возвращая стакан. — Убедился, что неотравлено.
 — Да, — ответил тот. Однако, когда стакан снова был наполнен до краев, он подождал, пока генерал не сделает первый глоток.
 — Все это было так жутко, — проговорил он извиняющимся голосом. — С самого начала, когда мы наткнулись на кости. Ясно, было неприятно жить рядом с человеком, которого я должен был прикончить, но эти кости... Что они с ними сделали! Ведь это же были дети! И звери же эти индейцы, генерал!
 Он много выпил и размяк. Кроме того, он долго ни с кем не разговаривал.
 Генерал Ван Рикер выслушал его и кивнул: да, древние индейцы были жестокими. Вдруг, щелкнув пальцами, он вспомнил:
 — Черт! Мы забыли пломбу. Все это должно быть немедленно опечатано. Я так перепугался, увидев тебя в крови, что совсем забыл о пломбе. Придется сейчас же заняться этим. Пошли.
 Помощник попробовал выпрямиться, опираясь на столик. Он слегка покачивался, перед глазами все плыло. Давненько он так не набирался.
 — Знаете, генерал, хоть вы и не настоящий военный, вы мне нравитесь, — сказал он, наливая себе еще полстаканчика. — За прерию! — и она залпом выпил.
 Ван Рикер снисходительно улыбнулся и помог ему выбраться из трейлера.
 — Один стаканчик за мою милашку, а второй — за прерию! — орал помощник, который так долго не говорил ни слова. — Один за девчонку, другой на посошок, за прерию и ядерную ракету. И еще один — за пирамиды. Ван Рикер, дружище, я люблю тебя, просто обожаю. Не подумай ничего такого, я не голубой. Ты знаешь, ты самый необыкновенный парень в мире, старина!
 Ван Рикер помог ему взобраться на огромное мраморное основание монумента.
 — Я пойду выгружу из грузовика крышки, — сказал он — Угу. Давай, дружище. Прекрасная идея. Выгрузи их.
 И помощник, не так давно ценивший слова на вес золота, фальшивя, запел песню о крышках, грузовиках и старушке ракете, которая с утра до ночи бьет баклуши, ожидая, что кто-нибудь наконец нажмет кнопку.
 — Генерал, эй, генерал, любовь моя! Я сочинил песню, — завопил он, но запутался в словах и прекратил пение К тому же по металлическому рычагу, протянувшемуся от кузова грузовика, к нему приехало нечто, напоминающее расплющенную штангу. Обе крышки идеально подходили к отверстиям. К одной из них была прикреплена длинная проволока.
 — Закрепи проволоку на дне одного из колодцев! — крикнул ему Ван Рикер.
 — Один колодец занят.
 — Тогда лезь в другой.
 — Сейчас, дружище.
 Обеими руками он схватил конец проволоки и прыгнул в пустой колодец.
 Проволока последовала за ним, шелестя, разматываясь с невидимой катушки.
 — У твоих ног должен быть крючок, — услышал он голос Ван Рикера. — Привяжи к нему проволоку.
 — Сейчас, дружище, ищу крючок, — пропел помощник на мотив популярной песенки. Он не мог нагнуться, и ему пришлось сесть на корточки, чтобы поискать крючок возле ног. Спиной и щекой он ощущал ледяную внутренность этой черной шахты.
 Когда он наконец закрепил проволоку, сверху до него донесся какой-то странный звук. Это был шелест проволоки, наматываемой на катушку. Проволока натянулась, пригвоздив его к холодной металлической стене, и он увидел, как один конец плоской штанги накрывает колодец Он сразу протрезвел.
 Он попытался просунуть под крышку дуло револьвера, но, едва он успел достать его из кобуры, крышка плотно закрылась, заслоняя собой звездное небо. Он оказался в полной темноте.
 На том самом месте, где когда-то воины сиу и отряд кавалеристов США перебили беззащитных людей, генерал Дуглас Ван Рикер, взобравшись на грузовик, пытался залезть на мраморную глыбу.
 Теперь в ней были герметически запечатаны два человеческих тела и, кажется, навсегда. На дальней крышке было написано: «Убитые в Вундед-Элк», а на ближней: «17 августа 1873»
 Надпись на огромном центральном диске из бронзы гласила: «Здесь 17 августа 1873 года отряд кавалеристов Соединенных Штатов расстрелял пятьдесят пять человек, принадлежавших племени Апова. Комитет по делам индейцев и народ Америки глубоко скорбят о погибших, и в память о них воздвигнут этот монумент 23 февраля 1961 года».
 Ван Рикер прочитал надпись. Через десять лет он ужаснется страшному совпадению, но в тот момент он считал свой план верхом совершенства. Жизни двух людей, погребенных у его ног внутри мраморной глыбы, не имели большого значения.
 Ван Рикер услышал внизу глухой щелчок. Это помощник пытался выстрелами проложить себе путь наверх, но безрезультатно. Вероятно, пуля, стукнувшись о крышку, отрикошетила вниз и убила человека. Он мертв. Если нет, то скоро будет. Он задохнется от нехватки кислорода. Кто-то должен был, как это ни прискорбно, пострадать из-за этой ракеты. Это была необычная ракета. Две смерти сейчас окупятся в дальнейшем спасением миллионов жизней.
 В атомный век судьба планеты часто зависит от тех, в чьих руках находится оружие. Это относится ко всем народам. Речь не о том, у кого оружие лучше. Речь — о сохранении жизни на Земле.
 Ван Рикер лез вон из кожи не для того, чтобы спрятать обыкновенную ракету. Нет, это была ракета под кодовым названием «Кассандра», и лишь один человек знал ее местонахождение. Инспектор догадывался о необычности ракеты, так же как и его пьющий помощник, проживший с ним в вагончике немалый срок. Ван Рикер предусмотрел все детали.
 — Мне очень жаль, джентльмены, — сказал он зная, что вокруг нет ни души и никто не услышит его в этой безлюдной прерии, — но я спасу миллионы, может быть миллиарды жизней. Мой план джентльмены спасет нас от атомной войны.
 И он подумал о сотнях тел у него под ногами о тех кто погиб здесь за тысячелетия до Рождества Христова в 1873 году, и сейчас, в 1961. Если его план удастся новой войны не будет.
 Он вел грузовик по пыльной и грязной дороге. Проехав семьдесят миль, он наконец увидел следы человеческого присутствия: небольшую резервацию индейского племени Апова. Он оставил машину на стоянке автомобилей военной базы в пятидесяти милях западнее резервации и, не проверив в кармане присутствие ключа зажигания, пересел на грузовой лайнер, направляющийся на Багамы. Там у него был дом и прямая телефонная связь с Пентагоном.


* * *

 Пока Ван Рикер наслаждался лучами багамского солнца, в посольстве США в Москве прибыл новый военно-воздушный атташе. У него была назначена встреча в Кремле, и он заранее изучил досье тех лиц, которые должны присутствовать на встрече. Он поздоровался с кое-какими учеными, военными и людьми из КГБ. Кроме того, к удивлению русских, он назвал по имени-отчеству человека, чья фамилия держалась в секрете, и кого знали лишь немногие официальные лица из министерства иностранных дел. Это был Валашников.
 Двадцативосьмилетний Валашников был лет на двадцать моложе присутствующих здесь военных. В прежние века его бы приняли за лицо приближенное к императору. А сейчас, глядя на него все думали: вот будущий маршал. Вот гениальная личность. Если в зрелом возрасте он не возглавит страну, то, по меньшей мере, будет командовать армиями. В настоящее время он носил всего лишь форму полковника КГБ. Все были вежливы с ним, несмотря на его молодость и относительно низкий ранг: никто в этом зале не имел чина, ниже генеральского.
 — Джентльмены! — сказал Атташе. — Мое правительство уполномочило меня сообщить вам информацию по развитию нового направления в разработке баллистических ракет с ядерными боеголовками.
 Русские мрачно кивнули, за исключением Валашникова, который был занят рассматриванием собственных ногтей.
 — Для того, чтобы оружие было эффективным, вам необходимо знать о нем, — продолжал атташе.
 — В таком случае, мы уходим, — произнес полковник Валашников.
 Старшие коллеги удивленно посмотрели на него. Увидев, что он направляется к дверям, они тоже стали подниматься один за другим. Никто не хотел остаться в этом зале наедине с американцем.
 Однако у дверей Валашников остановился. На щеках его горел румянец победителя.
 — Что касается вашего оружия, мы не хотим о нем слышать и знать о его существовании. В этом случае оно останется неэффективным.
 Американец слабо улыбнулся.
 — Но мы разумные люди, — продолжил Валашников. — Если капиталисты предпочитают тратить деньги своих налогоплательщиков на оружие, которое может оказаться неэффективным, то мы войдем в ваше положение.
 И Валашников снова занял за столом свое место. Так же поступили и остальные, понимая, что Валашников уже выиграл половину битвы. Теперь американец расскажет им гораздо больше, чем намеревался сообщить, если он заинтересован в том, чтобы русские ему поверили. И все это было сделано легко и просто. Мальчик действительно гениален!
 Те, кто не знал Валашникова, бросали в его сторону одобрительные взгляды и улыбались. Теперь беседа шла между американским генералом и решительным молодым полковником.
 — Я здесь для того, — начал американец, чтобы сообщить вам о ракете под кодовым названием «Кассандра».
 И он рассказал о ядерной боеголовке, состоящей из более мелких боеголовок, каждая из которых имеет свою траекторию полета. Он рассказал о сферической зоне поражения и о нескольких ступенях ракеты. Кое-кто из русских записывал. А те, кто когда-то принимал участие в танковых сражениях с фашистами и не разбирался в ядерном оружии, слушали американца с притворно-понимающим видом, в душе благодаря Валашникова и подобных ему людей, чьи знания восполняли их собственное невежество в вопросах науки и международных отношений.
 — То, что вы описываете — полный идиотизм, — сказал Валашников. — Это самая гнусная из всех известным мне ракет. Она крайне непредсказуема. В лучшем случае она поразит объекты, находящиеся рядом с целью. Может, вам и удастся не промахнуться мимо нашего континента. Но после ядерного удара не рассчитывайте ловить рыбку в морях; по крайней мере, при жизни следующих пяти поколений. Конечно, если они еще будут. Абсурд!
 — Благодарю вас, — холодно сказал американец. — Благодарю вас за то, что вы поняли суть моего объяснения, суть «Кассандры». Мы воспользуемся ею лишь в ответ на ваш ядерный удар. Другими словами, теперь вы знаете, что в атомной войне победителей не будет.
 — Идиотизм! — закричал Валашников. — Два года назад я отверг подобную ракету еще на стадии разработки. Она опасна. Даже находясь под землей.
 Но американский генерал не слушал его. Он направлялся к дверям с вежливой улыбкой на лице. Теперь была его очередь не слушать.
 Когда американец ушел, гнев Валашникова утих. Он пожал плечами. Начальнику штаба он доложил, что единственный способ обезвредить «Кассандру» это узнать, где она находится.
 — Видите ли, — докладывал он маршалу, — слабость «Кассандры» — ее сила.
 Сейчас поясню. Если вы уверены, что никто не собирается вас атаковать, вы расслабляетесь. Если вы полагаете, что ваша защита безупречна, вы начинаете тратиться на разные социальные программы и тому подобное. Если мы найдем «Кассандру» и не тронем ее, у них останется иллюзия. Останется до тех пор, пока мы не нанесем первый удар, целью которого будет «Кассандра».
 — А если у них две «Кассандры»? Или три? — спросил маршал, некогда начинавший свою боевую карьеру красным конником, а теперь считающий себя ученым-философом.
 Валашников покачал головой:
 — Это технический вопрос. Думаю, ученые поддержат меня. Нельзя иметь две или три «Кассандры», потому что при их одновременном запуске возникнет так называемый «дрезденский эффект» в масштабе всей планеты.
 — Вы имеете в виду бомбежку во время Второй Мировой, когда горел даже воздух?
 — Вот именно, — подтвердил Валашников. — Только в данном случае огонь разгорится такой, что для его горения не хватит кислорода всей нашей планеты. Жизнь прекратит существование. Нет, две или три «Кассандры» это даже не безответственность, это безумие. Американца не сумасшедшие.
 — Не будьте так уверены в этом, — заметил специалист по международным отношениям. Посмотрите, что они сделали с Кубой.
 Оба засмеялись, и напряжение исчезло.
 Председателю КГБ и министру иностранных дел Валашников объяснил, что «Кассандру» не так уж трудно найти. По меньшей мере, пять футов ее должно находиться над землей и иметь защиту из мрамора или другого подобного материала. Кроме того, у «Кассандры» имелся еще один очень заметный недостаток.
 — Бронза, — улыбаясь, сказал один из ученых. — Конечно бронза. Бронзовый щит двадцати футов в диаметре. Подвижный, на случай пуска ракеты.
 Валашников кивнул. Имитируя манеру речи американского атташе он сказал:
 — Джентльмены! Перед нами стоит грандиозная задача. Мы должны найти огромный кусок мрамора с бронзовым диском посередине, в малонаселенной местности Повторяю вам, на тот случай, если вы не сразу узнаете его: диск должен быть абсолютно круглым. Вот ваша задача, джентльмены. Она займет у вас несколько дней джентльмены.
 Все, кроме маршала, рассмеялись.
 — Как несколько дней? — спросил он.
 У него в жизни было много неожиданностей, как например, уничтожение немцами нового советского танка, который должен был наводить на них страх. Он выбрался из горящей машины тогда, в июне 1941 года, но у него навсегда остались рубцы от ожогов.
 — У нас есть спутники для наблюдения, товарищ маршал. Они легко фиксируют мрамор и бронзу.
 — Статуи тоже сделаны из мрамора и бронзы, — заметил маршал, а в Америке статуй не сосчитать.
 — Да, конечно Но, думаю, вы разбираетесь в статуях и тому подобных вещах, и КГБ тоже. Разве мы не сможем отличить кусок мрамора с бронзовым диском в какой-нибудь пустыне от памятника? Кроме того, для строительства подземного бункера наверняка потребовалось много времени и рабочих рук. Наши агенты соберут нужную информацию.
 — А если он не в пустыне, а в городе?
 — Сомневаюсь, что они поместили «Кассандру» в городе. Она очень опасна, товарищ маршал. Кроме того, они тогда не смогли бы надежно засекретить строительство.
 — Я помню американцев, — сказал маршал. — Они способны на все. Пусть сегодня все над ними смеются, но, поверьте мне, эти глупые, потакающие своим слабостям дети, когда нужно, могут быть очень твердыми и проницательными. Да, я знаю, о чем вы думаете. Вы думаете: вот маршал, который начинал с сержанта в царской армии. Который носил горячий кофе в кабинет Сталина, выжил и дослужился до генерала; который воевал с фашистами, дружил с Берией и Хрущевым и стал наконец маршалом. Я говорю вам, кабинетным ученым: я видел кровь русских, пролитую русскими. Я видел кровь русских, пролитую немцами. Я видел кровь русских, пролитую китайцами, американцами, англичанами и финнами На глазах у маршала блеснули слезы, и все почувствовали себя неловко.
 — Я не хочу больше видеть, как льется русская кровь Я уже навидался.
 Валашников, вы молоды и уверены в себе, вы никогда не молились Богу. Да, не молились Богу! Я видел, как это делали комиссары во время Великой Отечественной. Вы думаете, все можно предусмотреть и рассчитать на бумаге. Сделайте одно: найдите «Кассандру»! Разыщите ее! Вам не поручат ничего другого, вас не повысят в звании, пока вы не найдете эту страшную ракету для матушки-России. Вы не ослышались: для матушки-России. До свидания, господа. Да хранит Бог матушку-Россию.
 После ухода маршала в комнате воцарилось неловкое молчание. Его нарушил Валашников.
 — Он попал прямо в их западню. Интересно, как он воевал с фашистами?
 Итак, не вижу оснований для того, чтобы тратить на поиск больше недели.
 Кто-нибудь считает иначе?
 Никто не возразил ему. Но, когда прошла неделя, затем месяц, несколько месяцев, кое-кто из высших чинов вспомнил этот разговор и, подобно маршалу, подумал что поиск «Кассандры» представляет определенные трудности.
 Валашников видел, что его коллеги становятся капитанами, майорами, подполковниками, полковниками... в то время, как он ищет «Кассандру». Однажды он был уверен, что нашел ее, но затем испытал горькое разочарование. По всем приметам это была «Кассандра», но в результате проверки мраморная глыба с бронзовым диском оказалась идиотским памятником каким-то погибшим дикарям. Такой же в точности русские могли поставить убитым татарам. В тот день Валашников впервые заметил в своих волосах намечающуюся лысину и понял, что уже не молод. И все еще полковник.


* * *

 Время не стояло и в Америке. Вокруг памятника, сооруженного Комитетом по делам индейцев, разгорелись споры многих возмущала вопиющая несправедливость по отношению к коренным американцам, особенно после выходя в свет книги Линн Косгроув «Я родом из Вундед-Элк».
 С криками «умрем как один», около сорока мужчин и женщин в боевой индейской раскраске и головных уборах захватили в прерии Монтаны мраморный монумент, а также помещение епископальной церкви, выстроенной неподалеку. По словам лидеров движения, «они хотели привлечь внимание к угнетению американских индейцев».
 Коренные жители этих мест индейца Апова, которые за последнее десятилетие выстроили себе городок Вундед-Элк в полумиле от памятника с недоумением наблюдали за происходящим.
 Вундед-Элк окружили телевизионные камеры. Местная полиция оцепила монумент вместе с епископальной церковью, но не делала никаких попыток прогнать индейцев. Генерал Ван Рикер по багамскому телевидению наблюдал, как полдюжины индейцев ружейными прикладами сбивают бронзовый диск с «Кассандры». Затем какие-то идиоты начали работать электродрелью. Генерал Ван Рикер позвонил в Пентагон и потребовал соединить его с председателем Объединенного Комитета начальников штабов.
 Раздраженный бригадный генерал объяснил Ван Рикеру что это возможно при помощи сверхсрочной седьмой линии, которой можно воспользоваться лишь в случае атомной войны.
 — Соедините меня с адмиралом, — сказал Ван Рикер, — или ваша карьера кончена.
 — Да, — донесся из трубки сонный голос адмирала. — Что вам нужно, Ван Рикер?
 — У нас возникла проблема.
 — Можем мы поговорить о ней в понедельник?
 — Понедельник может не наступить, — ответил Ван Рикер. — По крайне мере, для вас.




 Глава 2


 У человека по имени Римо было серьезное затруднение. Не применяя никакой техники, он должен был разыскать пятидесятишестилетнего белого человека, блондина с голубыми глазами по имени Дуглас Ван Рикер, с особой приметой — родинкой на левом боку. Поиск блондина являлся первой частью проблемы.
 — Вы случайно, не Дуглас Ван Рикер? — спросил Римо светловолосого голубоглазого человека с великолепным загаром. Тот читал журнал «Форчун» в багамском аэропорту. На нем был дорогой костюм из белого шелка, идущий к его белозубой улыбке. Казалось, он сошел со страниц этого журнала.
 — Нет. К сожалению, нет, дружище, — с приятной улыбкой ответил джентльмен.
 Римо рванул на нем белый шелковый костюм и одним движением сорвал нейлоновую сорочку. Родинки не было.
 — Вы правы, — сказал Римо — Вы сказали правду. Должен признать это. Вы правы. Родинки нет.
 Полуодетый блондин сидел с открытым ртом, растерянно моргая. Журнал наполовину свалился с его колен.
 — Что? — ошеломленно спросил он.
 — Почему ты в таком виде, Джордж? — спросила его сидящая рядом с ним дородная дама.
 — Ко мне подошел человек, спросил, не являюсь ли я Дугласом Ван Рикером и сорвал с меня одежду. В жизни не видел такой ловкости.
 — Дорогой, зачем ему было срывать с тебя костюм, если ты не тот самый Дуглас?
 — А зачем ему понадобилось его срывать, если я тот, кого он ищет? Смотри, вот он, — ответил раздетый джентльмен, указывая на скуластого худощавого человека футов шести ростом, с удивительно большими руками. Он был одет в серые брюки и синюю спортивную рубашку.
 — Кто-то указывает на вас, сэр, — сказал ему человек с необыкновенно светлыми, словно обесцвеченными волосами — Странно! Он почти раздет.
 — Ерунда, — ответил Римо — Вы не Дуглас Ван Рикер?
 — А почему вы спрашиваете?
 — Не грубите. Я спросил первым, — сказал Римо.
 — Обернитесь, этот человек направляется к вам в сопровождении двух констеблей.
 — У меня нет времени. Вы не Дуглас Ван Рикер?
 — Да, это я. Когда вас выпустят из тюрьмы, разыщите меня.
 Римо почувствовал руку на своем плече. Схватив ее и рванув вперед, он посмотрел на обладателя руки. Это был констебль. Констебль отлетел к билетной кассе, врезавшись в нее. Другая рука на втором плече принадлежала другому констеблю, который спикировал на круг для багажа и медленно крутился на нем вместе с чемоданами лайнера компании «Пан-америкэн», прибывшего рейсом 105 из Каира.
 — Боже мой! — произнес Ван Рикер. — Какая быстрота! Вы даже не обернулись.
 — Разве это быстро? Быстро — это когда рук не видно, — сказал Римо. — А теперь за работу. Значит вы Дуглас Ван Рикер.
 — Да. Но я хочу остаться одетым.
 — У вас есть багаж?
 — Только один саквояж.
 Римо взглянул на ярлык: Ван Рикер.
 Светловолосый предъявил свой бумажник. Там были его кредитные карточки, водительские права и военное удостоверение отставного генерал-лейтенанта военно-воздушных сил США.
 — Отлично, — сказал Римо. — А теперь пойдем. Этот рейс на Вашингтон. Вы туда не летите.
 — Но я лечу именно туда.
 — Нет, не летите. Вы идете со мной. Не капризничать. Я терпеть не могу сцен.
 — А я вам устрою сцену, — ответил Ван Рикер и внезапно ощутил острую боль справа в груди.
 — Вот это действительно быстро, — заметил Римо. — Пошли. На нас смотрят.
 Стараясь глубоко не дышать, боком, Ван Рикер сел с молодым человеком на такси. Они подъехали к небольшому частному аэропорту. Ван Рикер увидел черный реактивный самолет, готовый взлететь.
 — Куда мы летим? — спросил Ван Рикер своего сопровождающего, когда тот помогал ему взбираться по трапу.
 — Ваше дело — отвечать на вопросы, а не задавать их.
 Когда самолет оторвался от земли, Ван Рикер попросил у Римо какой-нибудь анальгетик, чтобы заглушить боль в ребрах. Но вместо таблетки он получил легкий толчок в спину, рядом с позвоночником. Боль сразу же исчезла.
 — Нервы, — сказал Римо. — Ваше ребро не сломано. Это все нервы.
 — Благодарю вас. Не могли бы вы объяснить, куда мы летим? Кто вы? Для чего вы меня похитили?
 — Я не похитил вас, — ответил Римо, — я вас одолжил. Думаю, мы на одной стороне.
 — Я ни на чьей стороне, — заметил Ван Рикер. — Теперь я на пенсии. Когда-то я был офицером военно-воздушных Сил США.
 — Я не разбил вам никакой аппаратуры?
 — Нет, — ответил Ван Рикер. — У меня никакой аппаратуры нет. Зачем она мне?
 — Не имею представления. Я всего лишь выполняю инструкции, — сказал Римо. — Скоро вы поговорите с человеком, который вам понравится.
 — Не думаю, что после всего этого мне кто-нибудь понравится. Вам нужны деньги? Я могу предложить вам солидное вознаграждение.
 — У меня достаточно денег, — ответил Римо.
 — Я заплачу вам еще больше.
 — Не бывает больше, чем достаточно, — произнес Римо. — Это глупое предложение. А мне сказали, вы большой ученый. Да хранит Бог Америку!
 — Если вы верите в Америку, доставьте меня в Вашингтон. Дело срочное.
 — Нет. Хватит об этом! — сказал Римо.
 — Да хранит Бог Америку! — произнес Ван Рикер.
 Они сидели молча до тех пор, пока не приземлились на частном аэродроме, по словам Римо, в Голдсборо, штат Северная Каролина, где расположена крупная военно-воздушная база.
 Как только они спустились по трапу, самолет развернулся и снова начал разбег.
 — Куда это он?
 — Уносит ноги. Смити не любит посторонних. С ним-то вы и должны встретиться. Он со странностями, но вообще-то парень неплохой.
 — Да поможет нам Бог: нам и ему, — сказал генерал Ван Рикер.
 — Что-то вы слишком религиозны для ученого, который придумал эту хреновую ракету, — заметил Римо.
 Слова Римо были хуже удара в грудь. Ван Рикеру помогли лишь многие годы готовности к разного рода неожиданностям.
 Не может быть чтобы этот человек знал о ракете. Невероятно! Все делалось в такой глубокой тайне, что о «Кассандре» знали только Ван Рикер, президент и председатель Объединенного Комитета начальников штабов. Рядовые члены комитета знали, что речь идет о каком-то оружии, но не имели представления, где оно находится и в чем его особенность. Сила «Кассандры» заключалась в ее засекреченности. Если о ней узнал кто-либо, кроме Ван Рикера, враги легко уничтожили бы ее. Наземный взрыв вызвал бы потрясающий «дрезденский эффект».
 Направляясь за юношей к дверям ангара, Ван Рикер услышал нечто, крайне его удивившее.
 — Это ты свистишь? — не веря своим ушам спросил он.
 — Угу.
 — А ты не думаешь, что в любую минуту можешь превратиться в горстку пепла?
 — Ну и что?
 — Чему же ты радуешься?
 — Я выполнил свою работу. Вы здесь. Аппаратура цела.
 — Тебя не впечатляет то, что ты можешь сгореть заживо в ядерной катастрофе?
 — А чем лучше пуля в висок? Ядерная катастрофа меня не колышет. Меня может убить потеря равновесия во время удара. Как вам это понравится: умереть от неверного выпада? Вот что меня пугает. Вот что я вижу в ночных кошмарах.
 В дальнем конце ангара Ван Рикер заметил человека в темном костюме с галстуком. Он сидел за столиком и читал. Справа от него на большом ярко раскрашенном дорожном сундуке в позе лотоса восседал старец-азиат с косматой седой бородой. Ван Рикер насчитал поблизости еще тринадцать человек.
 — Вон тот, дальше всех — Смитти, — сказал Римо, указывая на сидящего за столиком.
 Направляясь в глубину ангара, Ван Рикер услышал, как его похититель говорит старику:
 — Знаешь, папочка, этот парень не придает никакого значения боевым искусствам. Изобретает бомбу, которая может смести с лица земли целый континент и отравить всю планету, но не дает ломанного гроша за нашу школу.
 — Когда человек не знает в совершенстве ни одной вещи, он начинает хвататься за все, в качестве компенсации. В итоге он надеется, что никто не заметит его бездарности. Если бы он мог сделать бомбу для того, чтобы правильно убить одного человека, он бы создал стоящую вещь. Но он не смог. Поэтому он сделал бомбу для несовершенного убийства миллионов людей. Он угроза для самого себя и окружающих, — сказал старец.
 — Он генерал военно-воздушных сил, папочка.
 — О! — воскликнул старец, словно это заявление все объясняло. — Вот яркий пример торжества количества над качеством.
 Ван Рикер расслышал последнее замечание, но оно не взволновало его.
 Ведь сейчас может случиться катастрофа, мысль о которой засевшая глубоко в подсознании, терзала его во сне и наяву. А он, единственный, кто может предотвратить, находится в руках каких-то психов. Для него было огромным облегчением увидеть европейский костюм и длинное белое лицо человека, представившегося как доктор Харолд Смит.
 — Садитесь, прошу вас, — сказал Смит. — Я вижу вы в затруднительном положении. Мы можем вам помочь в решении ваших проблем. Не ищите лучших помощников. Мы помогаем далеко не всем в подобных делах. Но мы знаем о «Кассандре», которая находится в Вундед-элк.
 — Что вы имеете в виду? — спросил Ван Рикер. — Я направлялся в Вашингтон, в отпуск. Меня похищают и рассказывают о персонаже из греческой мифологии и какой-то ужасной ракете. Я не понимаю вас.
 — Конечно, конечно, — сказал Смит. — Почему вы должны нам доверять? Это я должен заработать ваше доверие. Генерал Ван Рикер создатель ракеты «Кассандра», я предлагаю вам свою помощь.
 — Боже мой, что за идиотизм! Кто вы? Я никогда не имел дела с ракетами. Я был тыловым офицером.
 — Так написано в вашем удостоверении, — сказал Смит. — И во многих других документах. Я предлагаю вам поразмыслить над тем, что мы с вами союзники и что мы единственные люди, способные вам помочь. Во-первых, мы не иностранцы. Если бы мы ими были, нам не нужно было бы знать ничего, кроме местонахождения «Кассандры». Это уязвимое, опасное оружие, чья защита в маскировке. Самую большую опасность она представляет для Америки, так как, если о ракете узнают за рубежом, ее могут взорвать прямо в ее убежище. Так ведь?
 Ван Рикер ничего не отрицал. Он выслушивал объяснения с каменным лицом.
 — Во-вторых: являемся ли мы преступниками, которые хотят с помощью «Кассандры» шантажировать правительство Соединенных Штатов? Надо сказать, такой шантаж имел бы успех. Чтобы ответить, на, этот вопрос, я должен дать вам информацию, представляющую, опасность для правительства Америки. Я дал, распоряжение убрать всех, знающих нашу тайну. Когда вы узнаете, кто мы, вы поймете, что, кроме вас, только нам может быть известного «Кассандре». Кроме того, вы получите в руки более грозное оружие, чем мы имеем против вас.
 — У вас не найдется сигареты? — спросил Ван Рикер. Он вспотел, и ему страшно хотелось то ли глотка свежего воздуха, то ли сигаретной затяжки.
 — Простите, но я не курю.
 — Я тоже бросил несколько лет назад, — сказал Ван Рикер. — Продолжайте, я слушаю вас.
 Ван Рикер ощущал слабость во всем теле. Смит предложил ему стакан воды и перешел к дальнейшим объяснениям.
 Более десяти лет назад находящемуся тогда во главе страны президенту стало ясно, что Америка очень быстро превращается в полицейское государство. Причиной того были не только уличные беспорядки, но, главным образом, действия корпораций, превратившихся в автономные державы со своими законами. Рэкет и коррупция приникли во все поры американского общества.
 — По историческим законам, хаос влечет за собой диктатуру, — сказал Смит, — но президент решил не сдаваться, а найти другое решение проблемы.
 Он счел, что нужно слегка подправить Конституцию. Вы понимаете, о чем я говорю: там помочь судье, тут — свидетелю, и тому подобные вещи.
 — Если я вас правильно понял, конституция не могла существовать без значительных искажений, — заметил Ван Рикер. — В таком случае, ваша организация должна обходиться полностью без посторонних лиц. Огласка вам явно противопоказана.
 — Вы поняли меня правильно, — сказал Смит. — Вы чрезвычайно проницательны. Для борьбы с оглаской у нас есть исполнитель.
 Ван Рикер вынул из кармана записную книжку и повертел в руках карандаш.
 — Исполнитель!? Таких у вас должно быть человек восемьсот!
 — Что вы, то невозможно! — воскликнул Смит. — Вы же специалист по засекречиванию, и знаете, что пять человек уже слишком много для тайны. Поэтому нас трое: я, Римо, с которым вы уже знакомы, и президент.
 — Вы контролируете президента? — спросил Ван Рикер.
 — Конечно. Он имеет право лишь распустить нашу организацию. Но приказывать нам он не может.
 — Вы хорошо поработали над распределением обязанностей, — заметил Ван Рикер.
 — Разумеется. Разделение функций: обычная компьютерная программа.
 Только так люди могут работать над деталями, не представляя себе операцию в целом. Большие числа. К тому же...
 Находящимся у дверей ангара людям были слышны взволнованные голоса Ван Рикера и Смита.
 — Я же говорил тебе, папочка, — сказал Римо, — что эти двое поладят. Совсем как мальчишки с новой игрушкой. — Разделение функций... О чем они рассуждают, черт возьми?
 — В Доме Синанджу тысячи лет назад нашли ответ на вопрос: почему представитель императорской династии выбирает себе жену не менее знатную, чем он сам, — сказал Чиун, Мастер Синанджу. — Вовсе не для усиления своего могущества. Потому, что взаимопонимание возможно только на одном уровне, то же касается и взаимной терпимости.
 — Не понимаю тебя, папочка, — сказал Римо. Более десяти лет назад он начал свое обучение и теперь мог понять без объяснения многие премудрости Дома Синанджу, основанной много веков назад школы корейского боевого искусства, нынешним мастером которой был Чиун.
 — С кем ты больше всего любишь разговаривать? — спросил Чиун.
 — Конечно, с тобой. Ведь мы занимаемся одним делом.
 Чиун кивнул.
 — А ты, вероятно, — со мной, — улыбнулся Римо.
 Чиун покачал головой.
 — Больше всего я люблю беседовать с самим собой. Понимаешь?
 — Я имел в виду, с кем ты любишь говорить помимо себя, — сказал Римо, стукнув носком ботинка о порог, — Бамс, — пробормотал он.
 Сидя за столиком, Ван Рикер вникал в дальнейшие подробности, касающиеся секретной организации.
 — Вдобавок, — говорил Смит, — мы не считаем, что военные смогут взять ситуацию под контроль; тем более теперь, когда дело приняло такой оборот.
 — Не вижу, что мы сможем сделать.
 — Когда вы в 1961 году создавали «Кассандру», у нас было стратегическое преимущество перед русскими. А сейчас его нет. Тогда «Кассандра» была нам не так уж необходима, если только на всякий случай. И вот настало время, когда она понадобилась. Имея стратегическое преимущество, русские могут напасть в любую минуту, стоит им лишь подумать, что они способны устранить «Кассандру». Как вам известно, если сейчас военные начнут спасать ее, для этого и потребуется целая дивизия. Весь мир узнает, где она. «Кассандра» во многом напоминает нашу организацию, КЮРЕ. Если нас рассекретить, мы пропали.
 — Что вы можете предоставить в мое распоряжение? — спросил Ван Рикер.
 — Самых лучших в мире убийц-ассасинов.
 — Сколько?
 — Двоих, — сказал Смит, кивая на двери ангара.
 — Старик выглядит доходягой. Догадываюсь, они-то, и есть все ваши люди. Восемьсот человек превратилось в двух.
 — В одного, — поправил его Смит. — Все мои люди — это Римо. Чиун — его учитель, он заботится лишь о продолжении своего дела. Мы не можем просить Мастера Синанджу выполнять наши поручения. Он считает их недостойными себя мелочами.
 — Армия из одного человека, — размышлял вслух Ван Рикер. — Наверно, у него масса дел. Друзья, знакомые, семья — все разбросаны по стране. Отпечатки пальцев... Дайте подумать... Вы использовали мертвеца?
 — Римо Уильямс, полицейский из Ньюарка, был убит больше десяти лет назад. Его отпечатки пальцев нигде не зарегистрированы, — сказал Смит.
 — Несуществующий человек для несуществующей организации, — с уважением кивнул Ван Рикер.
 Смит улыбнулся.
 — Если у меня будет преемник, мне бы хотелось, чтобы он был похож на вас. Вы правы на все сто.
 — Теперь я четвертый человек, посвященный в это дело, — сказал Ван Рикер, — потому что вы хотите...
 — Потому что нам нечего будет защищать, если мы не спасем «Кассандру», — продолжил Ван Рикер.
 Он встал и протянул Смиту руку. Смит тоже поднялся и пожал ее.
 — По рукам, — в один голос сказали они. Смит проводил Ван Рикера до дверей ангара.
 — Удачи вам, — сказал Смит. — Если я вам понадоблюсь, звоните: санаторий Фолкрофт, в местечке Рай, под Нью-Йорком.
 — Это для отвода глаз?
 — Да. Я директор санатория. Это официальная связь. Секретная связь переменный код, кратный пяти, по дням недели. Время по Гринвичу.
 — Удобно, — сказал Ван Рикер.
 — Ерунда, — произнес Римо.
 — Вы миритесь с таким нахальством? — удивился Ван Рикер.
 — Ничего не поделаешь. Он прекрасный специалист.
 — Откуда он знает? — шепнул Римо Чиун.
 — Подсчитывает трупы, папочка.
 — Очень мило с его стороны.
 У Ван Рикера оставался последний вопрос.
 — Как вам удалось узнать о «Кассандре»?
 — Такие вещи, сэр, — ответил Смит, — сами приходят в голову, если о них хорошенько подумать.
 И Римо впервые за сегодняшний день увидел удовлетворенную улыбку на лице Смита.
 — Конечно, — сказал Ван Рикер. — Ведь я, в отличие от вас, ориентирован всего лишь на один предмет.
 — Что это значит? — спросил Римо.
 — А это значит, — объяснил Ван Рикер, — что «Кассандра» была надежно защищена от разведки русских и от нашей военной разведки, но не от организации, имеющей сторонников в правительстве и разработавшей такую компьютерную сеть. В итоге вы узнали бы о «Кассандре» хотя бы по той причине, что она не попадала ни в какие данные.
 — Поиск путем исключения, — сказал Смит.
 — Вот именно, — подтвердил Ван Рикер.
 — Вот именно, — повторил Чиун.
 Римо обвел всех вопросительным взглядом.
 — Я займусь им, сынок. Он представляет определенную опасность, — по-корейски сказал Чиун.
 — Все еще не понял, — Римо посмотрел на Ван Рикера.
 На аэродроме их ждал другой самолет с новым пилотом. Пролетая над Арканзасом, Ван Рикер объяснил Римо, как КЮРЕ разоблачила «Кассандру».
 Просто-напросто сообщения о различных происшествиях обрабатывались в компьютерах, и то, о чем умалчивалось, само собой, выплывало наружу.
 — Не понимаю, хоть убей, — сказал Римо.
 — И не надо, — ответил Ван Рикер.
 — Попробуй понять, — сказал Чиун. — Ты можешь кое-чему научиться.
 За спиной Ван Рикера он подмигнул Римо и закатил глаза, словно показывая, что этот светловолосый тип явно не в себе.
 Над Вундед-Элк самолет неожиданно тряхнуло. Даже сквозь загар стало видно, как побледнел Ван Рикер. Через несколько секунд дрогнувшим голосом он произнес:
 — Слава Богу. Это всего лишь воздушная яма.




 Глава 3


 План по спасению американского Среднего Запада, предложенный Смитом, был невероятно прост. Во-первых, обеспечить надежную защиту ядерной боеголовки, находящейся под монументом. Во-вторых, не допустить огласки, которая могла бы нарушить равновесие сил в пользу противника.
 Однако в этом плане было одно маленькое «но». Оно заключалось в следующих названиях: «Эй-би-си», «Си-би-си», «Нью-Йорк Таймс», «Нью-Йорк Глоуб», «Вашингтон Пост», «Сан-Франциско Кроникл», «Чикаго Трибюн», «Дейли Мейл», «Тайм», «Ньюсуик», «Эсквайр», «Пари-Матч», «Асахи Шимбун», «Юнайтед Пресс Интернешнл», «Ассошиэйтед Пресс», «Рейтер», «Правда» и несколько сот других наименований средств массовой информации, представители которых собрались в рыжей от засушливого лета прерии Монтаны.
 В полумиле, на плоскогорье располагался городок Вундед-Элк, построенный десять лет назад индейцами Апова. Они покинули резервацию, проделали долгий путь по дороге, ставшей теперь большим шоссе, и начали строить новую жизнь. Но пресса интересовалась не ими. Ее интерес был прикован к сорока индейцам из Чикаго, Гарлема, Голливуда и Гарварда, захватившим памятник и церковь рядом с асфальтовым шоссе, которое ведет к городку Вундед-Элк.
 Местная полиция окружила индейцев кольцом, но, согласно приказу из Вашингтона, не трогала их, чтобы избежать обвинений в насилии. Сперва полицейские пытались не допустить прессу к митингующим, но это оказалось нелегким делом. Поэтому они не слишком старались.
 Римо наблюдал, как кто-то нес голубой флаг от здания церкви к монументу. Операторы засуетились. Потом человек бросил флаг, поднял над головой автомат Калашникова и, вспрыгнув на мраморную глыбу, исполнил индейский военный танец, после чего соскочил на землю.
 — Он не попал в кадр, он не попал в кадр! — услышал Римо. — Дайте им какой-нибудь знак.
 Из передних рядов представителей прессы замахали, и со стороны памятника донесся усиленный мегафоном голос:
 — Что вам еще. Дерьмо собачье?
 — Я не успел его заснять, сэр! — крикнул репортер.
 — Ладно, — ответил голос, — еще раз и на сегодня хватит.
 Человек с черными косами вновь вспрыгнул на памятник, исполнил военный танец, соскочил вниз и направился к церкви.
 Оператор нацелил камеру на ведущего, который, судя по всему, завершал программу теленовостей.
 — Итак, в окружении полиции, Партия Революционных Индейцев клянется продолжать борьбу до победного конца, пока их народу не будут возвращены все права на человеческое существование. Это...
 Ведущего прервали вопли белокурой девушки с индейскими бусами на шее:
 — На нас смотрит весь мир! На нас смотрит весь мир! На нас смотрит весь мир!
 Римо схватил орущую девушку за руку и потащил туда, где толпа была реже. Там полицейские отгородили огромную стоянку для автомобилей представителей прессы. Площадью в два футбольных поля, стоянка была так опутана телевизионным кабелями, что походила на блюдо черных спагетти.
 — Куда ты меня тащишь, ублюдок? — вопила девушка. — Шовинист! Свинья!
 — Я хочу попросить тебя об одной услуге.
 — Свинья! Ублюдок!
 — Пожалуйста, не ори. На нас смотрит весь мир, — сказал Римо, подводя ее к черному лимузину.
 — На нас смотрит весь мир! На нас смотрит весь мир! — мстительно выкрикивала девушка. — На нас смотрит весь мир!
 Одной рукой Римо открыл заднюю дверцу, а другой втолкнул голову девушки в машину.
 — На нас смотрит весь мир! На нас смотрит весь мир! — продолжала девушка. Римо показал ее Ван Рикеру и, получив одобрительный кивок генерала, швырнул девушку через крыши нескольких автомобилей. Она врезалась в капот и затихла.
 — Вот и небольшие «но» в вашем плане, — сказал Римо. — Трудно не привлекать к себе внимания, когда на вас смотрит весь мир.
 — Хм, — произнес Ван Рикер.
 — Есть какие-нибудь идеи?
 — Из минусов данной ситуации можно получить плюс, — сказал Чиун, и только Римо знал, что старик шутит.
 — Конечно, — сказал Ван Рикер. — Но как же мы это сделаем?
 — Слушайте, — сказал Римо, — я пойду к памятнику охранять диск. Вы делайте, что хотите. Можете, к примеру, попрактиковаться со Смитом в кодировании. Чиун останется с вами.
 — Что вы собираетесь предпринять?
 — Вы — самое большое бедствие для нашей страны, со времен Гражданской войны, и еще спрашиваете о моих планах. А планы у меня такие: предотвратить эту катастрофу. Вы довольны?
 — Не грубите. Вас выбрали вместо дивизии солдат лишь потому, что нам необходимо держать все в тайне. Нам нужна секретность.
 — Ну мы-то уж точно не широко известная организация, Ван Рикер, — сказал Римо.
 — Я поговорю с ним, — сказал Ван Рикеру Чиун, — и научу уважать старших.
 Чиун и Римо вылезли из машины, отойдя на почтительное расстояние, Чиун поинтересовался, действительно ли Америка на волосок от ядерной катастрофы. Римо объяснил, что слышал это от Смита, и что Ван Рикер подтвердил его слова.
 — И Америка может стать пустыней, если это произойдет?
 — Возможно, папочка.
 — Тогда мне все ясно. Надо искать работу в другой стране. Взять, например, Персию. Летом она — чудесное место для наемных убийц. Там растут замечательные дыни, и когда они созревают...
 — Забудь об этом. Я туда не поеду, — сказал Римо и направился к памятнику сквозь кольцо корреспондентов.
 В ушах у него звучали слова Чиуна. Он заранее знал все, что тот ему скажет. Речь старика пойдет, как всегда, о том, что он нашел неблагодарного поросенка и приобщил его к мудрости Дома Синанджу. А этот поросенок пренебрег мудростью и начал безответственно рисковать своей жизнью — после того, как Мастер Синанджу потратил на его обучение лучшие годы. Отдавал ли Римо себе отчет, сколько лет Мастера пропадет даром, если его ученик погибнет?. И было бы за что! За страну с двухсотлетней историей?
 Дом Синанджу насчитывает много сотен лет, но, вероятно, Римо, как многие европейцы, нс умеет хорошенько считать...
 Чиун, ворча, вернулся в машину Ван Рикера. К ним подошли два диктора и корреспондент газеты новостей, намереваясь взять интервью.
 — Кто вы? — спросили они Чиуна, думая, что тот принадлежит к какой-нибудь партии.
 — Сэр, вы поддерживаете движение за освобождение Третьего мира? — обратился к нему хорошо поставленным голосом репортер. Чиун увидел камеру и заметил грим на лице репортера.
 — А что такое — Третий мир? — спросил Мастер Синанджу.
 — Черные, желтые и латиноамериканцы.
 — Конечно, я всей душой поддерживаю движение за освобождение Третьего мира, правда, с небольшими исключениями, к которым относятся черные, латиноамериканцы, китайцы, таитяне, японцы, филиппинцы, бирманцы и вьетнамцы.
 — Но кто же тогда остается, сэр?
 — Как кто? Конечно, корейцы, — отвечал Чиун, поднимая иссохшую руку с длинными ногтями. И, чтобы репортер понял его правильно, объяснил, что даже не все корейцы достойны освобождения. Южные корейцы — лентяи, в деревнях Ялу страшная грязь, а Пхеньян — это хорошо замаскированный бордель. Освобождения заслуживает лишь деревня Синанджу, за исключением четырех домов на берегу залива, дома рыбака и дома ткача, не говоря уж о той части деревни, где живут земледельцы, которые никого не могут прокормить, кроме самих себя.
 — Что же вам тогда нравится в Третьем мире?
 — Отсутствие белых, — сказал Чиун.
 Увидев азиата, дающего интервью, к ним присоединился еще один телерепортер с намерением спросить, что тот думает о судьбе Вундед-Элк, об индейском движении и о том, как должно повести себя в данной ситуации правительство.
 Чиун подумал и пришел к выводу: так как все любят деньги, правительство должно давать индейцам больше денег, вместо сушеной рыбы. Ведь им может не нравится сушеная рыба. На собственном горьком опыте Чиун понял, что многие люди терпеть не могут сушеную рыбу, особенно американцы.
 Поэтому деньги — лучший выход из положения.
 Речь Чиуна была немедленно транслирована по телевидению, как требование воинствующего представителя Третьего мира.
 Репортера сопровождал фотограф, который, когда Чиун и Ван Рикер садились в машину, сфотографировал их. Ван Рикер закрыл лицо рукой, но это спровоцировало фотографа на новые снимки. Рассерженный Ван Рикер рванул машину с места и помчался по полю с телевизионными кабелями, мимо полицейских, что-то пробормотав Чиуну, у которого был абсолютно безмятежный вид.
 — У вас очень хрупкая аппаратура? — спросил Чиун.
 — Нет. Я не захватил ее с собой, — ответил Ван Рикер. — Мы едем за ней.
 Ван Рикер припарковал машину в ближайшем придорожном отеле, стилизованном под избу из неотесанных бревен, сбитых скобами. Он сразу же отправился в номер и открыл смолистую дверь собственным ключом. Он видел, как старик подошел к индейцу Алова в холщевых штанах у бюро регистрации. Индеец помог ему вытащить из машины и отнести в номер расписной сундук.
 Старик велел индейцу оставить сундук у порога, потому что другой молодой человек сам занесет его. Ван Рикер дал индейцу доллар чаевых и выпроводил из комнаты достал из чулана серую униформу уборщика и похожую на метлу щетку на длинной ручке.
 — Вот все, что мне нужно, — сказал он. — Правда, мне еще понадобится комната для работы над схемами.
 Чиун, поразмыслив с минуту, пришел к выводу, что бледнолицый человек говорит что-то не то, а поэтому не обратил на его слова никакого внимания.
 Ван Рикер поразился тому, с какой быстротой старик освоился в комнате.
 На столе, где Ван Рикер хотел разложить географическую карту Вундед-Элк и монтажную схему монумента, Чиун поставил телевизор с записывающим устройством и уже смотрел одну программу в то время, как магнитофон записывал то, что шло по двум другим.
 — Простите, — сказал Ван Рикер, — я не хочу показаться грубияном, но будущее Соединенных Штатов зависит от точности моих расчетов. Я был бы вам чрезвычайно обязан, если бы вы переставили куда-нибудь свой телевизор.
 Мне надо разложить бумаги.
 — Вы можете сделать это в ванной, — отозвался Чиун.
 — Думаю, вы не понимаете, насколько это важно.
 — Сегодня вы уже дважды прервали мои размышления о прекрасном. Многим я не прощал и одного раза. Но вас я прощаю, ибо Дом Синанджу заботится и о благе всего человечества.
 — Спасибо, — сказал Ван Рикер.
 — Я оставлю вас в живых, — сказал Чиун. — Идите в ванную и спасайте свою страну.


* * *

 Тем временем Римо приближался к рядам полицейских. Они махнули ему, чтобы он остановился, но он продолжал идти. Один из них прицелился в Римо, но Римо, увидев, что предохранитель не снят, подошел к оцеплению — Ты куда, парень? — спросил полицейский, круглолицый, с небольшими черными усиками.
 Римо дружески хлопнул его по плечу:
 — Меня направили к вам, — сказал он, скользнув рукой по его рубашке. — Из Вашингтона, для проверки. Старайтесь ребята!
 Римо отвернулся и пошел дальше, незаметно пряча в карман полицейский значок, который он снял с рубашки у круглолицого. Пройдя сто ярдов, он показал значок другому полицейскому, прошел через оцепление и направился к церкви и памятнику.
 Когда он приблизился к траншее около дороги, из нее поднялась молодая женщина в оленьих шкурах с удивительно белой для индеанки кожей. Она направила револьвер в грудь Римо.
 — Кто вы? — спросила она.
 — Джордж Армстронг Кастер, — ответил Римо, увидев, что предохранитель не снят.
 — Теперь вы пленник Партии Революционных Индейцев, мистер Кастер.
 Она повела его к церкви, подталкивая револьвером в спину. На церковных ступеньках двое играли в безик. Они положили дробовики на колени и по очереди отхлебывали виски из бутылки.
 Из их разговора Римо понял, что один задолжал другому 23 доллара 50 центов и обещал заплатить, как только они освободят еще один город от засилья белых.
 Они посмотрели на Римо. Женщина подошла к игрокам.
 — К нам пробрался репортер. Без приглашения, — сказала она.
 — Оставь его здесь и убирайся. Что сегодня на обед? — спросил один из них.
 — Не говори так со мной. Это освободительное движение, а я твой соратник по борьбе с шовинизмом бледнолицых.
 — Приношу свои извинения, товарищ. Что сегодня на ужин?
 — Буйвол.
 — Буйвол? Но мы его уже съели.
 — Новый буйвол!
 — Ты имеешь в виду корову, которая пасется за церковью?
 — Эту корову и всех остальных на нашей земле тех, которые бродят в универсамах, в супермаркетах и в ювелирных лавках, полных драгоценностей, принадлежащих нам, украденных у нас. Всех наших буйволов. Мы раса охотников.
 — Они все еще охотятся за ней, — сказал тот, что с козырями, вознаграждая себя глотком из бутылки.
 — Но к ужину она будет убита, — сказала девушка — С нее еще надо содрать шкуру.
 — Тогда придется экспроприировать продукты из магазина.
 — Магазины здесь только в деревне Апова, а экспроприация вряд ли им понравится.
 — Это наши продукты! — пронзительно закричала девушка. — Они принадлежат нам! Они наши! Эта земля оплачена нашей кровью.
 — Конечно, конечно. Тасуй карты.
 — Проводите меня к главному, — сказал Римо. — Я хочу поддержать вас в доблестной борьбе с расизмом белых. Я хочу быть с вами. Я индеец.
 — Я никогда не видел тебя в Чикаго, — сказал мужчина, взглянув на него. — Где ты там живешь?
 — А почему надо жить в Чикаго, чтобы вступить в Партию Революционных Индейцев? — спросил Римо.
 — Если все члены нашей партии живут в Чикаго, мы не тратим кучу денег на почтовые расходы. Знаешь что? Ты можешь оказать нам моральную поддержку. Что у тебя в карманах?
 — Сотни две, — сказал Римо и бросил на ступеньки несколько бумажек.
 — Я принимаю твою помощь, брат. А теперь уходи. Ты любишь индейцев?
 Можешь посетить деревню Апова.
 — Я знаю, где можно добыть еду. Сочный филей и жареных цыплят с румяной корочкой, мягких внутри, — сказал Римо.
 — Будьте тверды, братья. Мы будем охотиться на буйвола и останемся свободными, — сказала женщина.
 — Клубничное мороженое с черничным пирогом, пиво с креветками, пиццу с ветчиной и жареного гуся, фаршированного яблоками, — продолжал Римо.
 — Он лжет. Это неправда, — сказала девушка.
 — Заткнись, Косгроув, — сказал мужчина. — Парень, ты хочешь поговорить с Деннисом Пети?
 — Если он у вас главный, то да, — ответил Римо.
 — Когда ты добудешь еду?
 — Сегодня вечером.
 — Я уже сто лет не видал хорошей лассаньи. Ты можешь достать лассанью?
 Не привозную дребедень в коробках, а настоящую?
 — Такую, как делала твоя мама?
 — Моя мама не делала лассанью. Она была наполовину ирландка, наполовину индеанка Катоба.
 — Но ее душа была душой индеанки, — сказала Косгроув.
 — Заткнись, Косгроув.
 — Это Лини Косгроув? Автор книги «Я родом из Вундед-Элк»? — спросил Римо.
 — Что ясно как божий день, — добавил мужчина — Мое имя не Лени Косгроув. Меня зовут Горящая Звезда.
 — Она чокнулась на этом, — сказал мужчина, опуская руку с картами. — Я — Джерри Люпэн, а это Барт Томпсон.
 — Их имена — Дикий Пони и Бегущий Медведь, — сказала Горящая Звезда.
 — Где я мог ее видеть? — спросил Римо у Джерри.
 — На церемонии присуждения «Акэдеми Аворд» Она им испортила все шоу.
 Должна была петь Дебби Рейнольдс, а она решила рассказать о Партии. Такие чокнутые всегда все портят. Пошли, я отведу тебя к Пети.
 — Он на военном совете. Не допускайте белого захватчика на наши священные советы! — закричала Горящая Звезда.
 — Косгроув? — прикрикнул Люпэн, показывая ей кулак. — Закрой рот, или ты у меня попляшешь?
 Косгроув дрожащей рукой подняла револьвер и прицелилась в голову Римо.
 — Я увижу завтрашний день свободным или окроплю эту священную землю кровью бледнолицего. Только кровь бледнолицых может очистить от скверны наш континент. Реки крови. Целый океан, — монотонным голосом заговорила Горящая Звезда.
 Римо выбил револьвер у нее из рук. Горящая Звезда изумленно посмотрела на него и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
 — Она всегда такая, когда церковь посылает нам продукты, — сказал Люпэн. — Их привозит священник на грузовике и пытается прочесть нам проповедь. Словно он из Армии спасения, только его продукты — дерьмо. О считает себя идеально подходящим для этой миссии только потому, что он индеец.
 — Да? — удивился Римо.
 — Да, — сказал Люпэн, — он чероки. У него такие странные глаза и все остальное... Мы разрешаем ему тут околачиваться и иногда напускаем на него фотографа.
 Военный совет проходил в красивом белом церковном здании. Оно выглядело красивым — по крайне мере, снаружи. Внутри же скамьи были в беспорядке, библии порваны, полы загажены. На скамьях спали мужчины и женщины.
 Некоторые из них, опершись в полудреме о подоконники разбитых окон с остатками грязных стекол, выцеживая последние капли виски из пустых бутылок. Клочья американского флага прикрывали разбитое пианино.
 И еще было оружие. Пистолеты в кобурах, винтовки, ружья, зажатые в руках, прислоненные к стене, сваленные в груду. Если бы кому-нибудь пришло в голову оборудовать арсенал в сортире, он бы выглядел именно так, подумал Римо.
 На месте кафедры проповедника сидел человек с косами, в оленьих шкурах. Он махнул рукой в сторону Римо:
 — Уберите этого ублюдка. Я не знаю его.
 — Он знает, как добыть еду! — заорал Люпэн. — И виски.
 — Пусть подойдет.
 — Это Деннис Пети, — сказал Люпэн, подводя Римо к мужчине.
 Пети взглянул с возвышения, и его тонкие губы растянулись в усмешке.
 — Он похож на очередного репортера.
 — Он не репортер, Пети, — сказал Люпэн.
 У Пети было бледное лоснящееся лицо человека злоупотребляющего шоколадом, молочным коктейлем и арахисом. На переднем зубе у него сверкала золотая коронка, и усмешка казалась попыткой продемонстрировать ее.
 — Ну и как ты собираешься добывать для нас еду? И с какой целью?
 — Я хочу участвовать в военной кампании, — сказал Римо.
 — Мы уже дважды охотились, но в результате имеем двух дохлых коров, которые успели протухнуть.
 — Это потому, что вы не умеете охотиться, — сказал Римо.
 — Я не умею охотиться? Это я не умею? Я, верховный вождь сиу, ирокезов, могауков, шайенов и дакотов? Арапахо, навахо и...
 — Эй, босс, кажется, он в самом деле может добыть нам еду.
 — Дерьмо собачье! Он не может даже сохранить себе жизнь, — сказал Пети и щелкнул пальцами. — Закон гласит, что верховный вождь не должен видеть кровь, находясь на верховном совете.
 И Пети повернулся к гостю спиной. Римо, по всей видимости, не читал ни «Нью-Йорк Глоуб», ни «Вашингтон Пост», а то бы он сразу же узнал Пети.
 — Я пытался помочь тебе, — с сожалением шепнул провожатый Римо.
 — Все в порядке, друг, — сказал Римо.
 Из ризницы вышли пятеро. У одного был головной убор из перьев, у другого косы, как у Пети. Тот, что с перьями, вынул из-под пончо складной нож. Щелкнув, показалось лезвие.
 — Он мой, — сказал индеец, и сделал выпад, намереваясь вонзить нож в грудь Римо. К сожалению, ему это не удалось, так как нож выпал из его руки. Кроме того, у него возникли дополнительные трудности, так как палец Римо насквозь проткнул его шею.
 Насвистывая «Я иду к тебе Господи», в честь освобожденной из-под власти белых церкви, Римо отбросил владельца ножа к дальней стене. Затем он поймал индейца с самыми длинными косами и обмотал их вокруг его шеи, чтобы военная раскраска выглядела еще экзотичнее на темном фоне. Шаг налево — и он попал рукой в лоб еще одному. Шаг направо поверг наземь четвертого индейского революционера и явился причиной неожиданного прозрения пятого.
 — Ты — мой брат, — сказал он Римо. — Теперь ты один из нас.
 Услышав эти слова, Пети обернулся и увидел, как один из его людей захлебывается кровью, второй посинел от удушья, двое других лежат на скамьях с почерневшими лицами. Их недавние чаяния оказались последними.
 — Мы принимаем тебя в племя, — сказал Пети.
 — Спасибо, брат.
 Внезапно скамьи затряслись, и церковь содрогнулась до самого основания.
 — Что это? — спросил Римо.
 — Ничего особенного, — сказал Деннис Пети. — Просто мы взрываем памятник. Пойдем посмотрим, удалось ли им это сделать.
 — Спорю, что не удалось, — ответил, переводя дыхание, Римо.




 Глава 4


 Владивосток оказался не самым плохим местом для работы. По крайней мере, там было электричество, и кадровый офицер крупнейшего тихоокеанского порта России всегда мог рассчитывать на отдельную комнату в гостинице с одним телевизором на два номера.
 Конечно, это не дачи под Москвой, тут не было лимузинов, но мясо давали три раза в неделю, а весной из Кореи Японским морем привозили свежие дыни.
 Могло быть и хуже. В сталинские времена Валашникова, если бы ему посчастливилось, расстреляли бы. В худшем случае он оказался бы живым мертвецом в одном из концентрационных лагерей, заполнивших необъятные российские просторы.
 Но в России сейчас царили новые порядки, если их можно было с полным правом назвать новыми, и Валашников, избежав военного трибунала, был назначен служить в народный порт Владивосток, где занимался в основном просмотром отечественных телепередач. Однажды в конфиденциальной беседе он заметил, что если «часами смотреть наше телевидение, то вечный сон не покажется вечным».
 Темные глаза Валашникова уже не сияли умом и талантом юности. Щеки обвисли, он почти полностью облысел, лишь на висках и за ушами торчали пучки седых волос. Толстое брюшко выдавалось вперед, словно мяч. Он сидел за столом в старом шелковом халате и пил чай с сахаром вприкуску.
 — Правда, русское телевидение — лучшее в мире? — спросила его десятилетняя подружка, хорошенькая девочка с пухленькими щечками и миндалевидными глазами, которая терпела его объятия за финики в сахаре и мелкие монетки.
 — Нет. Оно скучное.
 — А ты когда-нибудь смотрел другое?
 — Да. Американское. Французское. Английское.
 — Ты был в Америке?
 — Я не имею права говорить об этом, лапочка. Иди сюда, сядь рядышком.
 — Мне снять трусики?
 — Да, ты же знаешь, как мне нравится.
 — Мама говорит, ты должен мне за это давать больше денег. А мне нравятся конфеты.
 — У меня мало денег. Я дам тебе лимонный леденец.
 — Я хочу сначала посмотреть новости. В школе спрашивают.
 — Хочешь, я расскажу тебе, что скажут в программе новостей? «Капитализм разлагается, коммунизм набирает силу, но мы должны остерегаться фанатичного ревизионизма китайских поджигателей войны, а также внутренних врагов — фашиствующих литераторов в нашей стране.» А теперь дай мне потрогать тебя.
 — Если я не посмотрю новости, — сказала девочка, — мне придется сказать учительнице, почему я не посмотрела их. Чем я в это время занималась.
 — Тогда давай посмотрим, — сказал Валашников, которого перехитрил десятилетний ребенок. Если бы его гениальный, но теперь спящий ум не обладал таким запасом знаний, Валашников мог бы подумать, что опустился на самое дно человеческой жизни. Но он знал, что всегда можно увязнуть еще глубже.
 Новости начались с показа того, как загнивает Америка. Оплот капитализма сотрясают массовые волнения. Индейцы — оборванные сыновья племен, стертых с лица земли, подняли восстание, с помощью марксистско-ленинской теории требуя вернуть украденные у них земли. Их учителями были истинные сторонники диалектического материализма, а не китайские ревизионисты.
 — Что это такое? — спросила девочка, показывая пальцем на экран телевизора.
 — Это, моя лапочка, памятник погибшему в 1873 году индейскому племени, убийство которого правительство сначала замалчивало, а потом, в начале шестидесятых годов, признало и соорудило памятник собственному вероломству. Монумент выполнен из черного мрамора, 50 футов в длину и 25 в ширину. В центре — бронзовый диск двадцать футов в диаметре. Это памятник. Всего лишь памятник. Недалеко от него вырос городок под названием Вундед-Элк, в нем живую индейцы племени Апова. Эти люди на экране, подделывающиеся под индейцев, — не Апова. Не говори никому. Я могу добавить, что ни один человек из племени Апова никогда официально не работал на правительство Соединенных Штатов, а также не изучал курса ядерной физики. Каждый год Вундед-Элк посещают сто тысяч человек, и все благодаря книге некой Линн Косгроув.
 Мисс Косгроув никогда не работала на правительство США, будучи членом Социалистической Партии. ЦРУ также не платило ей за эту книгу.
 В радиусе сорока миль вокруг памятника нет ни одного воинского подразделения. Единственный человек, находящийся на службе у правительства, посещает памятник раз в месяц, чтобы его помыть и очистить от мха.
 Хочешь узнать его имя, возраст, образование, привычки? Название отеля, где он живет? Спроси меня. Ты заслужила. Если честно, я тоже заплатил за эту информацию. Своей карьерой.
 Человек, который ухаживает за памятником, без сомнения, уборщик. Союз Советских Социалистических Республик потратил две недели на то, чтобы узнать, уборщик он или нет. Но он оказался уборщиком до мозга костей.
 Знаешь, почему было важно все это узнать? Для того, чтобы убедиться, памятник это или нет. Если это не памятник, раз в месяц потребовался бы инженер или ученый, а не уборщик. Со счетчиком Гейгера, а не со шваброй.
 Но уборщик оказался цветным.
 — Какого цвета? — спросила девочка, глядя на экран, где в прерии возле памятника маршировали люди. Глупый вопрос.
 — Бледно-лилового, — саркастически ответил Валашников.
 — Люди бывают разного цвета, — сказала девочка, отодвигаясь подальше от толстого старика.
 — Прости, лапочка, — сказал Валашников. — Он был коричневый — африканец, негр. А в Америке нет черных физиков-атомщиков, что послужило окончательным доказательством. В Америке многие чернокожие работают уборщиками. Виной этому — капитализм, от которого свободны мы, живущие в марксистско-ленинском государстве. А теперь садись сюда своей толстой попкой или выметайся из комнаты.
 — Белые люди летом загорают, — сердито сказала девочка. — Мы проходили это в школе. Зимой белые капиталисты едут на юг, чтобы загореть, а потом возвращаются на север, и выгоняют чернокожих из их дворцов и замков, построенных трудом рабочего класса.
 — Профессионал высшего класса, — закричал Валашников, — не спутает летний загар с цветом кожи!
 Девочка подтянула штанишки и, схватив свои книги, выбежала из комнаты.
 В ту самую минуту Валашников заметил на телеэкране кимоно с типично корейским рисунком — ведь Владивосток находился совсем недалеко от северной, дружественной СССР, части этой страны. Он увидел, как человек в кимоно садится в машину, за рулем которой — мужчина в светлом костюме. Лицо его показалось Валашникову знакомым. Это лицо Валашников встречал на цветных фотографиях в самом конце своей карьеры. Сейчас же в черно-белом цвете лицо казалось очень бледным, а его черты, прежде напоминавшие европейские — выглядели абсолютно европейскими. Валашников стукнул ладонью по лбу.
 — Конечно! Конечно же!
 Телекомментатор пустился в занудные объяснения того, что творилось в капиталистическом государстве, но Валашников не слушал его. Он радостно кричал:
 — Не уборщик! Не уборщик! Не уборщик!
 Громко смеясь, Валашников быстро оделся и выбежал из номера, задев на бегу блюдо с конфетами. Со дня приезда во Владивосток он ни разу не вышел из номера, не захватив с собой конфет. Но сейчас он торопился. Он бежал, пыхтя, смеясь и обливаясь потом в теплой влажной атмосфере портового города, в свой рабочий кабинет, где был телефон.
 Он вызвал Москву. Так как телефонные номера КГБ менялись каждые три месяца, он давно потерял прямую связь с этим учреждением, и сейчас говорил с отделом КГБ, занимающимся широким спектром дел, от контрразведки до нелегальной продажи помидоров — Говорит полковник Иван Иванович Валашников. Если вам незнакома моя фамилия, начальство вам напомнит. Я должен срочно вылететь в Москву.
 Нет, я не кадровый военный. Я полковник в отставке. Я должен немедленно вылететь в Москву... Нет, я не могу вам сказать... Тогда, черт возьми, дайте мне место в пассажирском самолете на Москву. Да, да, я знаю... Я Иван Иванович Валашников, офицер в отставке. Да я знаю, чем рискую, требуя немедленного вылета. Да, я понимаю это. Я могу лететь одним из ваших специальных самолетов. Если это розыгрыш или пьяная шутка, я отправлюсь прямиком в лагерь. Да, я согласен. Перезвоните.
 Валашников повесил трубку и стал ждать. Через десять минут телефон зазвонил. Это был более высокий чин Комитета Госбезопасности. Голос его звучал доброжелательно. Не хотелось бы Валашникову еще раз все обдумать, прежде чем предъявлять такие требования? Перед ним лежало раскрытое досье Валашникова. Глядя на записи, он понял, что стремительная карьера Валашникова внезапно застопорилась, и это, несомненно, было связано с пометкой: «Чрезвычайно секретно». Пометка означала дело чрезвычайной важности, о котором он мог лишь догадываться. Очевидно, тут было серьезное служебное упущение, граничащее с государственной изменой.
 Итак, может быть, товарищ Валашников все-таки подумает перед тем как просить самолет? Не следует ли ему изложить свои соображения в письменном виде и передать их в отдел КГБ во Владивостоке для рассмотрения и передачи по назначению. Если товарищ Валашников в чем-то заблуждается, он не будет наказан за ошибку. Также не пострадает никто другой.
 — Но я говорю вам, что дело срочное! — воскликнул Валашников. — Конечно, вы можете не дать мне самолет. В таком случае я буду вынужден предварить свой отчет сообщением о том, что в шестнадцать пятнадцать я просил у вас вылета в Москву в связи с делом, не терпящим отлагательства, и что вы посоветовали мне изложить суть дела в письме.
 На другом конце провода воцарилось молчание, и Валашников услышал, как его собеседник проглотил слюну. Наконец-то он загнал его в угол. Валашникову нравилось снова ощутить свою власть над людьми — власть, которую дает умственное превосходство.
 — Это ваше окончательное решение?
 — Это мое окончательное решение, — ответил Валашников. На его глазах от счастья выступили слезы: он снова в строю!
 — Сейчас мы имеем превосходство на международном уровне. Я предупреждаю вас: каждая минута промедления может привести к потере нашего превосходства.
 — Ждите в своем кабинете. Из уважения к вашим прежним заслугам я попробую изыскать для вас способ немедленной и тайной доставки в Москву. Но я предостерегаю вас, Валашников.
 — Не теряй зря времени, сынок, — сказал Валашников и повесил трубку.
 Он дрожал от волнения. Ему захотелось либо выпить, либо принять что-нибудь успокаивающее. Но нет, он не станет этого делать.
 Чувство волнения было приятным. Но вдруг он ошибся? Ведь он видел лицо на экране всего лишь одно мгновение. Вдруг он спутал человека в машине с тем самым уборщиком, только потому, что перед этим девчонка заморочила ему голову болтовней о загаре и о цвете кожи? Может быть, он слишком долго находился в стороне от дел? Что, если он ошибался? Он ведь мог и ошибиться. Он видел того светловолосого человека в машине лишь мельком.
 Затем его гениальный мозг начал взвешивать и оценивать факты. Если он совершил ошибку, была ли для него смерть хуже, чем такая жизнь? Когда-то в Москве он подсчитывал возможные потери в случае ядерной войны. Теперь он совершал иные подсчеты, на этот раз для отдельно взятого человека.
 Риск был оправдан. Несмотря ни на что, он будет стоять на своем: мраморный монумент с бронзовым диском — «Кассандра».
 Все это камуфляж. Если он увидит, как сдвинут эту глыбу, и там окажется просто земля... Что ж, он посвятил «Кассандре» всю жизнь. Ему было нечего больше терять.
 В дверь постучали, и не успел он сказать «войдите», как в номере оказались двое в форме КГБ. За ними следовал человек в штатском, которого Валашников принимал за директора гостиницы и явно недооценивал.
 Человек в штатском внес картонный чемодан с кожаными ремнями, принадлежащий Валашникову. Он сделал знак — и еще один офицер впустил в номер девочку, не так давно сбежавшую от Валашникова.
 — Вы готовы лететь? — спросил бывший директор гостиницы.
 — Да, — холодно произнес Валашников. — А что здесь делает ребенок?
 — Для вашего удовольствия, товарищ. В вашем деле сказано, что она вам нравится.
 — Уведите ее отсюда, — сказал Валашников, и его голос прозвучал авторитетно и убедительно.
 Услышав его слова, девочка заплакала.
 Валашников достал из кармана все свои деньги и, наклонившись к девочке, вложил бумажки ей в руки.
 — Моя маленькая, совсем недавно я думал, что падение бесконечно. Теперь я знаю: возвышение не менее бесконечно. Не плачь. Вот деньги для твоей мамы. Ты хорошая. Иди домой.
 — Я тебе не нужна, — рыдала девочка.
 — Ты будешь моей внучкой, но не больше. Расти большая и не подпускай к себе стариков. Ладно?
 Девочка всхлипнула и кивнула. Валашников дружески поцеловал ее в щечку, взял чемодан у директора гостиницы, который криво улыбнулся и пожал плечами.
 — Отвезите ее домой, товарищ директор. И не приставайте к ней. Я позвоню из Москвы.
 Валашников чувствовал себя на высоте: ведь он узнал этого человека, принятого по ошибке за чернокожего.
 Он был загорелым, а не черным, думал Валашников, по дороге в аэропорт.
 По дороге в Москву и, может быть, по дороге к своему возвышению.




 Глава 5


 Римо увидел, как два человека в джинсах и фланелевых рубашках тянут от монумента провода. Он предложил им остановиться.
 Очевидно, худощавый незнакомец произвел на них столь сильное впечатление, что они сразу же уронили катушки и, скорчившись, покатились в пыль.
 — Спасибо, ребята, — поблагодарил их Римо.
 — Зачем ты это сделал? — закричал Пети.
 — У меня есть идея получше, — сказал Римо.
 — Как это — «получше»? Даже «Ньюстайм» признает, что моя организация безупречна. Средства массовой информации назвали захват памятника хорошо организованным. По радио передавали, что местная полиция считает наши ряды очень сплоченными. Я не позволю бить моих людей без разрешения.
 — Извини, но взорвать эту изящную штучку — плевое дело, — сказал Римо, указывая на массивное мраморное основание. — Один взрыв — и у вас останется только дырка в земле. И никаких телерепортажей.
 К ним начали присоединяться революционеры, вышедшие из здания церкви: те из них, кто еще мог держаться на ногах. Стоящая в задних рядах Горящая Звезда, она же Линн Косгроув, издала низкий тревожный вопль.
 — Что это? — спросил Пети.
 — Это индейская песня, — сказал стоящий с ним рядом человек.
 — Откуда ты знаешь, черт возьми? — спросил Пети.
 — Я видел нечто подобное в «Сверкающих стрелах», с Рэндольфом Скоттом и Виктором Мэтьюре. К тому же, я твой министр культуры.
 Он поставил точку в своей речи, сделав последний глоток из бутылки с наклейкой «Старый дед» и запустил бутылку в мраморный монумент. Она ударилась в брезент и, скатившись на землю, не разбилась.
 — Братья! — закричала Горящая Звезда. — Не слушайте белого человека. Его язык раздвоен, как язык змеи. Мы должны разрушить памятник насилию, или мы никогда не будем людьми. Под игом белых мы стали пьяницами и ворами.
 Наше великое прошлое призывает стереть следы господства бледнолицых!
 — Да! Да! — закричали люди с ружьями в руках.
 Римо услышал индейский боевой клич.
 — Братья! — закричал Римо. — Если мы уничтожим памятник, мы ничего не добьемся. А если вы присоединитесь ко мне, у вас будут мясо, бифштексы, пирожки, пиво, жареная рыба и мороженое. Всего навалом.
 — Кто ты? — спросил министр культуры.
 — И виски! — заорал Римо.
 В предвкушении грандиозного набега министр культуры заехал Горящей Звезде по лицу.
 — Мы — за! — выкрикнул вождь Пети.
 — Мы — за! — выкрикнули едва держащиеся на ногах члены Партии Революционных Индейцев.
 — А как же наше великое прошлое? — закричал кто-то. Увидев, что это женщина, Джерри Люпэн стукнул ее прикладом по голове. Ее парень погнался за Люпэном, который присоединился к Римо и сделал в сторону парня непристойный жест.
 Парень показал ему кулак, обещая рассчитаться позже. Люпэн сцепил два указательных пальца, показывая, что он и Римо друзья.
 Пети знаком велел всем замолчать.
 — Мы совершим набег. Я назначаю этого человека главным.
 Слова Пети были встречены шумным одобрением.
 — Когда выберешься отсюда, берегись людей Апова, — шепнул Пети на ухо Римо. — Они ненавидят нас. Причем страстно. Если бы не полицейские, они бы нас прикончили. Эти Апова — крепкие орешки. Ты уверен, что сможешь пробраться мимо полицейских?
 — Конечно, — ответил Римо.
 — На грузовиках?
 — А сколько у тебя людей?
 — Человек сорок. Я их тебе дам, если ты привезешь мне мороженое и сливочную помадку. Только не диетические продукты, а настоящее мороженое.
 Римо ободряюще подмигнул, и Пети положил руку ему на плечо.
 — Но тогда памятник — мой, — заявил Римо. — Оставь его мне. Насчет памятника у меня есть план.
 — Что же? — заволновался Пети.
 — Полчаса лучшего времени в эфире, — объявил Римо. — Но погоди его взрывать.
 — У нас никогда еще не было лучшего эфирного времени, — сказал Пети. — Нас показывали в шесть утра и в вечерних новостях. На нас работает человек из «Нью-Йорк Глоуб», он пишет за меня или по нашим просьбам. Он освещал то знаменитое восстание в тюрьме, в Аттике. Но у него никогда не было лучшего времени.
 — Да еще получаса, — заметил Римо.
 Римо посмотрел, откуда тянутся провода. Огромный плоский монумент был похож на гигантский надгробный камень. Он вспрыгнул на мраморное основание и увидел, что недавний взрыв динамита разнес на куски бронзовый диск. Он ощутил пустоту под ложечкой, во рту у него пересохло.
 Он знал, что предмет, находящийся внизу, у него под ногами, мог стереть всю эту прерию, весь этот штат и множество соседних штатов с лица земли. И, хотя разум подсказывал ему, что любая смерть — это смерть; не все ли равно, от чего умереть: от брошенного в тебя камня или от баллистической ракеты, тем не менее, последнее его пугало больше.
 После смерти тело обычно разлагается на более простые субстанции. Римо предполагал, что со смертью кончается все. Но при этом считал, что человек каким-то образом участвует в продолжающейся жизни, пусть хотя бы в качестве удобрения для цветка. Ядерная же катастрофа разрушает саму материю. Тело не превращается в облачко пара или золу, а исчезает полностью. А запаса ядерной энергии под ногами у Римо хватило бы на все огромное пространство от Скалистых гор на Западе до Аппалачей на Востоке.
 Римо нагнулся и отсоединил провода, ведущие к динамитным шашкам. Так было безопаснее. Затем он проверил каждого из сорока бойцов Партии на предмет взрывчатки. Одного из подрывников он нашел в церкви, в ванной комнате.
 — Ты, парень, не указывай, что мне делать, — сказал тот, все еще злясь на Римо. — Если я решил взорвать этот паршивый памятник, то я взорву его!
 Римо принялся уговаривать упрямца. Он сказал, что находит его поведение несколько инфантильным. Может быть, эта подростковая враждебность происходит от того, что в детстве его не так, как надо, приучали к горшку? Римо понимал его проблемы, коренящиеся в раннем детстве. Ни к чему взрывать памятник. Нет, все, что ему требовалось — это ночной горшок.
 — Ты прав, дружище, — сказал подрывник, ухмыляясь и глядя на курчавого коротышку, которому просто посчастливилось нанести первый удар в тот момент, когда он, никому не мешая, тянул провода.
 — Вот так-то, дружище, — произнес Римо, познакомив молодого человека с горшком совсем не так, как его приучали родители два десятилетия назад.
 На этот раз не было ни увещеваний, ни просьб слезть с горшочка, — словом, никаких связанных с этим психологических травм. Было всего лишь несколько пузырей, всплывших на поверхность. Затем молодой человек сполз на пол рядом с унитазом. Изо рта у него капала вода, глаза остекленели. Римо запихал динамитные шашки ему в глотку, где их уж точно никто не отыщет.
 В сгущавшихся сумерках на пороге церкви собралось двадцать добровольцев, в том числе и Лини Косгроув.
 — Я беру тебя, если обещаешь не выступать, — сказал Римо. — А ты, Люпэн, не бей женщину по лицу.
 — Я хотел ей помочь, — начал оправдываться Люпэн.
 — Оставь ее в покое.
 — А я увековечу ваши подвиги, друзья, — сказала Горящая Заезда. — Я опишу, как бесстрашные воины охотились на лося и буйвола, как они решили возродить прежнюю Америку — с чистыми водами рек и высокими горами.
 Римо тихонько прижал палец к ее распухшим губам:
 — Мы собираемся всего лишь выпотрошить винный магазин и супермаркет.
 Это не штурм Бастилии.
 — Винный магазин и супермаркет — наша Бастилия, — сказала Горящая Звезда.
 — Мы все — Бастилии! — заорал кто-то в толпе, поднимая над головой автомат Калашникова.
 — Заткнись, или останешься голодным, — пригрозил Римо.
 В прерии Монтаны воцарилась тишина. Приглушенные голоса доносились лишь со стороны репортеров. Римо видел их освещенные трейлеры и палатки.
 Слева, на темном холме возвышался городок Вундед-Элк, населенный индейцами Апова, которые, по словам Пети, могут прикончить любого члена Партии Революционных Индейцев. А в центре всего этого под бронзовым диском, почти полностью разнесенным на куски взрывом, скрывалась гроза Америки, «Кассандра».
 Еще дальше от репортеров и полицейских, находился мотель, где Чиун наблюдал, как Ван Рикер производит свои научные расчеты.
 — И вот идут они по горной тропе, могучие воины: впереди всех человек по имени Римо, на ним Олгала и Чиппева, Не Персе и Навахо, Могауки и Кайены...
 — Косгроув, заткнись, или ты остаешься, — сказал Римо.
 Но, когда отряд со звоном и лязгом двинулся по траншее рядом с памятником, Римо понял, что так ничего не выйдет. Слишком много шума. Поэтому по дороге к оцеплению Римо приказывал то одному, то другому вернуться.
 На подходах к первому посту полиции у Римо остался лишь один человек. Он еще не понял, кто это, но по звуку шагов угадал верно рассчитанные движения — походку, собирающую энергию в единый центр.
 — Положи руку мне на спину и иди за мной, — шепнул Римо.
 Чувствуя на спине руку, Римо, крадучись, ступал по мягкой земле. В тишине он останавливался, а когда вновь начинался шум, продолжал движение.
 Приметив уставшего, сонного полицейского, который, казалось, почти ничего не видел, перед собой, Римо подкрался к нему на расстояние около пятнадцати футов. Затем внезапно вышел из темноты на свет, таща за собой того, кто шел сзади. Он развернулся, словно для того, чтобы бежать к памятнику. Его компаньон сделал то же самое.
 — За мной! — громко сказал Римо. — Мы прорвались.
 — Эй, вы, стойте! — закричал полицейский. — Вернитесь!
 — Сволочь! — мрачно сказал Римо.
 — Вас могли убить, проберись вы мимо меня, — сказал полицейский, сдвигая на затылок синюю бейсболку с эмблемой. — Не пытайтесь больше этого делать.
 — Ладно, твоя взяла, — махнув рукой, сказал Римо, и они прошли мимо полицейского в толпу репортеров.
 — И вот храбрый воин по имени Римо, умеющий идти в темноте, с чистым сердцем...
 — Заткнись, Косгроув, — сказал Римо, поняв, что за ним идет Горящая Звезда, одна из всех твердо держащаяся на ногах.
 — На ней оленьи шкуры, — заметил полицейский. — Она репортер?
 — Да, — ответил Римо.
 — Я репортерша, — сказала Горящая Звезда.
 — Косгроув, заткнись, — сказал Римо.
 — Зови меня Горящая Звезда.
 — Где ты научилась так ходить? Ты заслужила черный пояс каратиста, даже больше того.
 — Я занималась балетом, — ответила Горящая Звезда.
 — Хм, что-то не укладывается в традиции исторического прошлого, — заметил Римо.
 — Ты совсем как индеец, — сказала Горящая Звезда. — Когда мы шли, я поняла это. Ты ведь индеец, правда?
 — Не знаю, — честно признался Римо. — Во время учебы я узнал, что на Земле живут в основном корейцы, но есть еще много разных других народов.
 Увидев одетую в оленьи шкуры Горящую Звезду, кое-кто из газетчиков попытался ее проинтервьюировать, ко Римо тихонько шепнул ей, что придется пожертвовать славой ради грузовика общенационального телевидения, который им предстоит украсть.
 Да, конечно, она верила в то, что доллар стабилизируется, если стабилизируются цены на золото, ответила она наиболее настойчивому репортеру и нырнула за грузовик радиотрансляционной сети. Римо уже объяснял водителю, что необходимо передвинуть грузовик для расширения поля зрения.
 — Чего? — спросил водитель, выглядывая из кабины. Римо разъяснил остальное, оставив его лежать в бессознательном состоянии под соседней машиной.
 — А ты не мог угнать что-нибудь менее заметное, чем грузовик, общенационального радио? — спросила Горящая Звезда, откинув с лица прямые длинные пряди рыжих волос.
 — Это здесь-то? — спросил Римо. Выехав с импровизированной автостоянки, Римо внезапно заметил, как красива Горящая Звезда. По ее лицу и груди, скрытой оленьими шкурами, струился лунный свет.
 — Знаешь, — сказала Горящая Звезда, — ты интересный мужчина. И даже очень.
 — Я сам думал сказать тебе что-нибудь в этом роде, — произнес Римо.
 Но тут грузовик тряхнуло, и он выбросил из головы подобные мысли, хотя тотчас же понял, что это всего лишь выбоина на дороге. Он притормозил перед мотелем, где остановились Чиун и Ван Рикер.
 Он велел Горящей Звезде подождать в машине. Войдя в номер, Римо застал своего учителя за просмотром записанной ранее телепрограммы. Несмотря на то, что мыльные оперы длились не более полутора-двух часов, Чиун смотрел и смотрел все подряд.
 Было полдесятого вечера.
 Римо сел на гостиничную кровать, терпеливо глядя на экран, где девушка отказывалась идти на новоселье к свое родной сестре, только потому, что завидовала ее успехам. Мать обеих сестер не могла понять причину зависти, так как ее знаменитая дочь в действительности умирала от рака и, кроме того, у нее были большие трудности в общении с мужчинами. Перед тем, как заговорить, Римо убедился, что последние рекламные ролики закончились.
 — Где Ван Рикер?
 — Там, где он не помешает священному искусству, — сказал Чиун.
 — Что ты с ним сделал? Ты был обязан оставить его в живых! Ведь ты не убил его? Нам велели охранять его, а это значит, он должен дышать во что бы то ни стало, даже если это помешает твоим удовольствиям.
 — Я хорошо ознакомлен с инструкциями императора Смита, которым ты раболепно следуешь. Я прекрасно понимаю, что одни люди постигают мудрость Синанджу, а другие становятся всего лишь услужливыми исполнителями, независимо от учености Мастера. Смит никогда не поймет разницу между ассасином и слугой.
 — Где Ван Рикер?
 — Там, где он не может помешать мирному удовольствию нежной души, нашедшей скудное утешение в золотые дни заката человеческой жизни.
 Римо услышал громкий храп.
 — Ты запер его в ванной, да?
 — У меня не было под рукой темницы, — объяснил Чиун.
 Римо выбил дверь ванной комнаты, даже не потрудившись ее открыть.
 Ван Рикер, привалившийся к двери и так уснувший, упал навзничь, прижимая к груди свои бумаги.
 — М-м-м, — сказал он, поднимаясь на ноги. Он выпрямился, аккуратно собрал бумаги и заявил, что никогда еще с ним не обращались так неуважительно.
 — С Мастером Синанджу также, — заметил Чиун. — Римо, как долго еще я обязан терпеть этот поток бестактности и бесконечных упреков?
 — Все, что я сказал...
 — Тсс, — зашипел Римо, прикладывая к губам палец. — Слушай, у меня немного времени. Они пытались взорвать бронзовый диск с помощью динамита.
 — О Боже! — воскликнул Ван Рикер.
 — Успокойся. Есть и хорошая новость. Я могу с уверенностью сказать, что никто не догадывается о «Кассандре». Если бы они догадывались, стали бы они ее взрывать?
 — Верно. Просто меня напугал сам факт взрыва. Не попытаются ли они еще раз?
 — Сомневаюсь. Я спрятал динамит.
 — Прекрасно. А сейчас я должен попасть туда, чтобы проверить, нет ли утечки радиации.
 Для пояснения сказанного Ван Рикер развернул диаграммы и заговорил о критической массе и многих других вещах, непонятных Римо.
 — В общем, так, — заключил Ван Рикер. — Я должен измерить эту проклятую штуковину, чтобы понять, не взлетит ли она на воздух. Я умею это делать.
 Раньше я делал это каждый месяц. Там не одно ядерное устройство, а несколько. Их пять.
 — Ладно, ладно... — прервал его Римо. — Мы доставим тебя в Вундед-Элк сегодня же.
 Ван Рикер открыл чулан и достал специальную метлу, которую уже показывал старику.
 — Что это? — спросил Римо.
 — Счетчик Гейгера, — сказал Ван Рикер. — Мой последний штрих к плану «Кассандры». Одна из деталей, завершающих картину.
 — Картина так хороша, — заметил Чиун, — что все мы, здесь находящиеся, имеем возможность стать пеплом.
 — Она была настолько удачна, — побагровев, сказал Ван Рикер, — что устрашала русских больше десяти лет. И все благодаря тому, что счетчик Гейгера был замаскирован под метлу.
 На другом полушарии в комнате без окон, в московском Кремле совсем другой человек в этот момент говорил то же самое.
 Высшие чины слушали его чрезвычайно внимательно. Они не слушали его так даже тогда, когда он был молод и мог разъяснять научные тонкости военным, военные тонкости ученым и тонкости международной политики всем вместе взятым.




 Глава 6


 Неожиданно возникли возражения со стороны дипломатов. Валашников стоял у карты Соединенных Штатов, не помышляя, по сложившейся в последние годы привычке, незаметно сесть на боковое сиденье рядом с генералами и маршалами, пока специалист по международным отношениям высказывал свое мнение по этому вопросу.
 Улыбаясь, Валашников оперся правой рукой о край стола, и почти коснулся Главнокомандующего вооруженными силами.
 — Вы закончили? — спросил он дипломата. — Или хотите запросить военную разведку?
 — У нас возникли некоторые вопросы, — ответил тот. — Вопросы, которые должна была задать военная разведка перед тем, как нас всех тут собрали и заставили слушать рассказы отставного офицера из тихоокеанского парта о стратегическом преимуществе, могущем стать политическим и завоевать для нас весь мир. Правда, мы не сможем занять весь мир с такой быстротой.
 — Совсем не обязательно вводить войска, чтобы держать страну под контролем. Продолжайте, товарищ, — решительно сказал Валашников.
 — Не кажется ли вам, товарищи, несколько странным, что эта гигантская подлая ракета — а она является именно такой — спрятана американцами где-то посреди прерии? Той самой прерии, где было совершено преступление против этнического меньшинства? Не правда ли, странно?
 — Да, — спокойно ответил Валашников.
 Генералы обменялись взглядами, дающими понять, что карьера, а, возможно, и жизнь этого человека, уже закончена из-за совершенной им непростительной ошибки.
 — Да, — повторил Валашников. — Это крайне абсурдно. Вернее, было бы абсурдно, если бы «Кассандру» создали сейчас, а не в начале шестидесятых.
 В начале шестидесятых в Америке были другие индейцы. Все было другое.
 Тогда самым надежным местом для ракеты была индейская резервация, в которой не было белых. И желтых тоже.
 — Но к памятнику вела дорога?
 — Верно. Но она даже не была заасфальтирована, пока городок не стал знаменитым после выхода в свет одной книги, — сказал Валашников. — Но и без асфальта, эта дорога была вполне проходима для военных грузовиков с частями ракеты.
 Дипломат покачал головой:
 — Я вовсе не сторонник немедленной разрядки напряженности в наших отношениях с Америкой. Это следующий шаг в развитии советско-американских отношений, который не означает никаких радикальных перемен. Когда разрядка нам не будет нужна, мы от нее откажемся. Чего я боюсь, так это неосторожного использования оружия разрядки из-за того, что вы что-то там увидали на экране.
 — Но, когда впоследствии ленту восстановили, я совершенно точно идентифицировал этого человека. Он — инженер, специалист по ядерной физике, Дуглас Ван Рикер, генерал-лейтенант военно-воздушных сил США, и которого вы в течение многих лет принимали за уборщика, осуществляющего ежемесячный уход за памятником. Даже КГБ считало его уборщиком.
 Валашников громко хлопнул в ладоши и просиял:
 — ... что испортило мне всю карьеру. Я оказался позади на многие годы.
 Я не предполагал, что памятник мог быть «Кассандрой». А почему? Из-за рапорта КГБ. Не подумайте, что я критикую. КГБ был прав в общем направлении нашей политики. Я посвятил свою жизнь поиску «Кассандры» и проиграл. Видя провал за провалом с моей стороны, КГБ был прав, направляя своих лучших работников в самые горячие точки.
 Валашников получил одобрительный кивок от представителя КГБ. Он означал, что его организация может позволить себе незначительную оплошность при общем верном курсе.
 — Поэтому, — продолжал Валашников, — на эту работу был назначен менее компетентный человек. Тот самый, который отметил, что цвет кожи — уборщика — желто-коричневый. Когда его отчет был передан нижестоящему отделу, желто-коричневый превратился в коричневый. То есть уборщика сочли негром. А в те времена среди специалистов по ядерной физике не было негров. Но если мы сочтем желто-коричневый цвет кожи загаром, то поймем, что есть некий инженер-атомщик, живущий на Багамах и поэтому обладающий великолепным загаром. Его имя — Ван Рикер, генерал Ван Рикер, которого видели в Вундед-Элк, в автомобиле, хотя его частично заслонял человек в кимоно.
 И Валашников окинул взглядом сидящих за столом.
 — Я поздравляю вас с открытием, — сказал специалист по международным отношениям. — Вы неплохо поработали, вот только одна неувязка. Если это памятник — «Кассандра», почему правительство не пошевелит пальцем, чтобы защитить его от демонстрантов? Если он — «Кассандра», его охраняли бы дивизии. Много дивизий! Поверите ли вы в то, что местная полиция мирно сидит вокруг кучки негодяев, которая пляшет на устройстве, предвещающем конец света? Будьте самокритичны, товарищ.
 — А вы, товарищ, забываете, — ответил Валашников, — что лучшая защита «Кассандры» — в том, что никто не знает ее местонахождения.
 — Но мы действительно не знаем, где она, — сказал дипломат, — потому что она никогда не существовала. Это мое глубокое убеждение. Я понимаю, насколько могущественной была Америка в своем противостоянии России в начале шестидесятых. Вопрос, разумно ли с их стороны заставлять нас тратить силы на поиски несуществующей ракеты?
 — "Кассандра", — заявил Валашников, — в античной литературе — имя пророчицы, предрекавшей гибель. Никто не слушал ее. У нее была способность предвидеть будущее, но проклятие богов заключалось в том, что ей никто не верил. Вполне вероятно, что адская машина американцев названа очень точно. Может быть, нам следует поверить, чтобы не ошибиться.
 Все притихли. Затем снова заговорил международник.
 — Но вы не задали себе вопрос, почему сейчас никто не охраняет «Кассандру»? Ни одна страна не оставит подобную ракету без защиты, и тем более не отдаст на милость шайки сумасшедших.
 Валашников заметил, что человек из КГБ кивнул в знак согласия. Адмирал последовал его примеру. Командующий ракетными войсками присоединился к их мнению. Все кивали. Валашников был уничтожен. Затем представитель КГБ попросил еще раз показать кадр с Ван Рикером. Ассистент быстро нашел нужный слайд и высветил его на экране.
 — Рисунок кимоно у этого человека, кажется, мне знаком. Я где-то видел его в прошлом году, — сказал он.
 — Но где?
 — Это корейский вариант китайского иероглифического письма, — пришел на помощь его секретарь.
 — Но где я мог его видеть? Подобный снимок лежал у меня на столе. Значит, он был важен для дела.
 — Смысл надписи — «абсолют», или «мастер», — сказал секретарь. — Имеет отношение к Дому Синанджу. В справочнике значится, что это древняя школа наемных убийц-ассасинов.
 — Но что нам это дает?
 — Ничего особенного. Это длинная жалоба на непонимание важности наемных убийц в очень молодой стране, и намек на то, что Дом Синанджу ищет новых работодателей, как только удастся извлечь свое капиталовложение из лап бледнолицых.
 — Капиталовложение? Какое капиталовложение? — спросил глава КГБ.
 — Никак не пойму. — Он помедлил. — Казалось, что письмо не имеет никакой важности в глазах военных. Оно было бы гораздо уместнее на страницах какого-нибудь сентиментального романа. Вот, кажется, понял. Капиталовложение заключалось в подготовке белого человека, которому Мастер посвящал лучшие годы своей жизни. Далее речь идет о различных видах неблагодарности. Автор письма явно бьет на жалость.
 — Каким же образом письму сумасшедшего могло оказаться на моем столе?
 — Кого угодно, только не сумасшедшего. В Доме Синанджу их нет. Дом Синанджу работал на династию Романовых, а письмо предназначалось для Ивана Грозного. В царских архивах есть ссылки на Дом Синанджу. У них была взаимная приязнь. Но, во всяком случае, после революции наша страна распрощалась с Домом.
 — Почему же?
 — Потому что он был связан со всеми реакционными режимами со времен династии Минь.
 — А это учение, — Синанджу, — действительно эффективное боевое искусство?
 — Да. Человек, обладающий этим искусством, эффективнее целой дивизии.
 Синанджу была родиной теории рукопашного боя, названной солнцем всех боевых искусств. Теперь вы понимаете, почему снимок оказался на вашем столе.
 — Но человек в кимоно весьма преклонного возраста.
 — Согласно архивам. Мастеру Синанджу, служившему Ивану Грозному, было девяносто лет, когда он для развлечения царя перебил целый отряд казаков.
 В зале послышалось приглушенное покашливание, и международник сказал:
 — Поздравляем вас, Валашников. Вы нашли вашу «Кассандру». Конечно, вы должны все еще раз подтвердить.
 — Вам также поручается, — сказал глава КГБ, — перевербовать этого Мастера Синанджу. Мы все в вашем распоряжении.
 — Знаете, если нам действительно удастся найти «Кассандру», у нас появятся безграничные стратегические возможности, — высказался командующий ракетными войсками. И все вокруг поняли, что перевес стратегических сил во всем мире может радикально измениться, только благодаря тому, что секретарь смог расшифровать корейские символы.
 Но они не догадывались о том, что, хотя Мастер Синанджу одобрял их государственную политику и высоко ценил советское законодательство, для него не было особой разницы между загорелым светловолосым невежей и счетчиком Гейгера и теми, кто называл себя коммунистами. Для него они все были белыми людьми. А на его взгляд — все белые на одно лицо.




 Глава 7


 — Скольких мы должны лишить жизни ради освобождения своей страны? — спросила Римо Горящая Звезда, когда они мчались сквозь ночь в Вундед-Элк, городок племени Апова. — Сколько человек умрет во время охоты на буйвола, пока великая орлица не совьет гнездо среди родных скал?
 — Это ты о супермаркете Апова? — Спросил Римо. Впереди он различал множество огней, горящую неоновую стрелу и неоновую надпись: "Биг Эй Плаза: мы работаем по ночам.
 — Да, на новых охотничьих землях. Мы убьем десятки, сотни или тысячи человек, чтобы добыть священного буйвола и принести его шкуру в вигвам, где мужчины снова станут мужчинами, а не беспомощными детьми под властью алкоголя, разрушающего их личность и священное наследие предков?
 — Мы заплатим за продукты, если ты спрашиваешь именно об этом.
 — Но это наши продукты! Наш буйвол. Когда я говорю об убийстве, я знаю, что говорю. Надо привлечь внимание к несправедливости по отношению к нашему народу.
 — У меня куча денег, — сказал Римо. — По-моему, лучше заплатить за товары. Кстати, не хочешь ли погрузить их в машину?
 Горящая Звезда отрицательно встряхнула головой, и ее ярко-рыжие пряди взметнулись, как языки пламени.
 — Наших предков ограбили, их лишили собственной земли. Мы тоже отнимем у захватчиков украденного буйвола.
 — Эй, Косгроув! — сказал Римо, подъезжая к автостоянке. — Ты забыла, владельцы этих лавочек — кровожадные Апова?
 — Знаешь, они кто? Они — Сакайавеа.
 — Сакай... что?
 — Сакайавеа. Так звали предателя, который был проводником у Льюиса и Кларка. Он вел их по нашей земле.
 — И поэтому некто по фамилии Косгроув имеет право воровать у индейцев Апова?
 — Мы сожжем их детей, а разве они не сжигали наших? Если мы сожжем их заживо в их домах, похожих на дома бледнолицых, разве они не сжигали нас в наших вигвамах? Мы всего лишь восстаем против насилия и...
 В тот момент, когда они въехали на стоянку супермаркета, Линн Косгроув внезапно умолкла. Она не заметила движения руки Римо, но вдруг почувствовала, что в горле у нее запершило. Она не могла вымолвить ни слова.
 Римо нашел владельца магазина и попросил у него свежезамороженные продукты и обеды быстрого приготовления.
 — Не думаю, что там, в церкви, найдется кто-нибудь, кто сможет зажарить индейку, — сказа Римо хозяину, который, как и все владельцы супермаркетов, под конец дня устал до ижнеможения, но скрывал усталость под ослепительной улыбкой. Когда же он услышал упоминание о церкви, с его скуластого бронзового лица улыбка исчезла, и темные глаза больше не приветствовали Римо.
 — Это все — для головорезов, захвативших наш храм?
 — Но они тоже хотят есть.
 — Вы были там?
 — Да, — ответил Римо.
 — Говорят, они загадили нашу церковь.
 — Их скоро попрут оттуда.
 — Вы абсолютно правы, из скоро оттуда выкурят, — сказал хозяин магазина, и в его глазах блеснули слезы.
 — Что вы имеете в виду? — спросил Римо.
 — Не ваше дело. Вы пришли за продуктами. Забирайте их и уходите.
 — Но я хочу знать, что вы под этим подразумеваете. Ведь могут погибнуть люди. Много людей.
 — Пусть погибают.
 — Полиция разгонит их, — сказал Римо.
 — Когда-нибудь, без сомнения. Но стопятидесятимиллиметровая гаубица разгонит их еще быстрее, вот увидите. При этом настоящие индейцы не пострадают. Все произойдет в мгновение ока.
 Римо представил себе, как снаряд попадает в памятник. Как взлетит на воздух «Кассандра». Со всеми пятью ядерными боеголовками. Как взлетит на воздух вся Монтана. Южная часть Канады. Вайоминг, Колорадо и Мичиган, Канзас и Иллинойс, Индиана и Огайо — все в неукротимом ядерном пламени.
 — Неплохая идея, дружище, — сказал Римо, — но вы же не хотите разнести на куски собственную церковь?
 — Мы отстроим ее заново. Мы построили ее собственными руками, чтобы увековечить событие, о котором говорится на табличке этого памятника. Мы думали, если правительство имеет право поставить этот памятник, то мы тоже имеем на это право. Церковь — наш памятник. Знаете, хроникер из «Нью-Йорк Глоуб» не захотел даже разговаривать с этими ворами и мошенниками из Чикаго. Он-то разберется, кто настоящие индейцы. И что они чувствуют.
 — Зачем вам отстраивать церковь заново? Хотите, помогу вам взять Денниса Пети голыми руками?
 Когда хозяин услыхал слова «голыми руками», его глаза загорелись.
 — А не сможешь добыть для нас эту взбалмошную сучку, из-за которой вышел весь сыр-бор? Сочинительницу книжки? Как ее... Горящую Планету?
 — Горящую Звезду? Косгроув. Линн Косгроув.
 — Да.
 — Согласен. В том случае, если вы не будете взрывать собственную церковь.
 — Даю час времени. От силы полтора, — сказал хозяин. — А лучше бы пять минут.
 — Не могу. Мне нужно время, — ответил Римо.
 — Вот если бы они гадили в вашей церкви..., — сказал хозяин. — Что вы, белые, знаете о наших чувствах? Вы приходите на нашу землю и оскверняете ее. Вы оставляете нам клочки, и когда мы на них что-нибудь строим, вы приходите и смешиваете все с грязью.
 — Только не я, — заметил Римо. — А Партия Революционных Индейцев.
 — Да. Индейцев... Ха! Это земли Апова. Разве французы позволят немцам взять и разрушить Нотр-Дам только потому, что немцы тоже белые? Почему же мы, Апова, должны мириться с тем, что эти паршивые полукровки с разрисованными лицами стреляют наших коров?
 — Не должны, — сказал Римо. — Обещаю, что через день они будут в ваших руках. А где же гаубица?
 — Не твое дело, бледнолицый. Но я сдержу свое слово. До послезавтрашнего утра. Даже больше, чем день. Это наш подарок тебе.
 — Послезавтрашнее утро... Ладно. Кого мне тогда спросить?
 — Мое имя по документам Уэйн Рэмидж Хендерсон Хаббард Мэйсон Вудлиф Келли Брандт.
 — А как тебя обычно называют?
 — А не будешь смеяться?
 — Я же не смеялся над тем именем?
 — Меня зовут: Тот, Кто Ходит Ночью, Как Пума.
 — А его помнят хоть несколько твоих друзей?
 — А как зовут тебя, великий охотник? — с вызовом спросил Брандт.
 — Римо.
 Тот, Кто Ходит Ночью, Как Пума подозвал людей посмеяться над забавным именем. Вволю навеселившись, они нагрузили машину свежезамороженными обедами, консервами из креветок в собственном соку, сладостями и лимонадом.
 — Хорошо. Вот наш буйвол, — сказала Горящая Звезда, когда к ней возвратился голос и она увидела, что в грузовик складывают продукты. Римо стукнул ее так же, как в прошлый раз, и она умолкал.
 Он подъехал к оцеплению у церкви, но не смог найти свой полицейский значок. Со словами «Федеральный отдел юстиции Соединенных Штатов» он показал вместо него кусочек целлофана.
 — Да это же просто обертка! — воскликнул парнишка-полицейский в темно-синей бейсболке с карабином. На бейсболке красовался американский орел.
 — Не всякий план безупречен, — заметил Римо, выхватив карабин, отвесил пареньку увесистую затрещину, и поехал к церкви мимо памятника. Как раз вовремя: к Линн Косгроув вернулся голос, и она запела песню о храбром охотнике, возвращающемся домой с убитым буйволом.
 Мастер Синанджу пробрался в Вундед-Элк совсем иначе. Когда наступила ночь, он облачился в черное кимоно и объявил Ван Рикеру, что им пора.
 Странный белый человек был одет в костюм, отражающий свет, — химическое волокно, широко распространенное на Западе. Он взял с собой забавную метелку, с помощью которой мог предсказывать, случится катастрофа, или нет. Странные люди, эти американцы: сотворить оружие, представляющее большую опасность для них самих, нежели для их врагов, думал Чиун. Но он молчал, потому что даже он и вся многовековая мудрость не могли помешать дуракам уничтожить самих себя.
 — Ты должен переодеться, — сказал Чиун.
 — Не могу, отец, — ответил генерал Ван Рикер. — Этот костюм — защита от радиации.
 — А зачем мертвецу защита от радиации? — спросил Чиун.
 — Послушай, отец, я глубоко уважаю древние традиции и все такое прочее, но у меня нет времени отгадывать загадки. Пошли!
 Вежливо кивнув, Чиун последовал за белым человеком мимо автомобилей по дороге в темноту. Когда они шли рядом с грязной сточной канавой, Чиун столкнул Ван Рикера прямо в воду, после чего вспрыгнул на него и, перекатывая, словно бревно, извалял в грязи.
 Выплевывая грязь, Ван Рикер заорал:
 — Зачем ты это сделал? Зачем? Пригласил с собой и столкнул в канаву?
 — Ты хочешь жить?
 — Да, черт возьми! Но не в канаве же!
 — Конечно, — вздохнул Чиун. Как бы объяснить попроще этому великому американскому ученому и генералу... Чиун подумал: какую притчу ему рассказать, чтобы он понял. Притчу, понятную даже ребенку.
 Ван Рикер выбрался из канавы задыхаясь и отплевываясь.
 — Когда-то давно, — сказал Чиун, — жил-был нежный цветок лотоса, красота которого славилась повсюду...
 — Ради Бога, брось эту древнюю ерунду. Почему ты столкнул меня в канаву?
 Вежливый человек непременно найдет дорогу к взаимопонимаю, подумал Чиун. Поэтому он попробовал объяснить иначе.
 — Если бы мы поехали к церкви и к памятнику на машине, нас бы остановили. Все машины останавливают.
 Ван Рикер кивнул.
 — Видишь ли, плывущее в небесах утро...
 — Нет-нет, только не это! Раньше было понятнее. Итак: почему канава?
 — Потому что твой костюм светится, словно маяк в ночи.
 — Почему же ты просто не попросил меня переодеться вместо того, чтобы спихивать в канаву?
 — Я просил.
 — Но ты не объяснил, для чего это нужно.
 — Человек может сомневаться, что наперсток вмещает целое озеро. Лучше сразу поверить во что-либо, чем спрашивать почему.
 — Ну хорошо, хорошо.
 Оказавшись в трехстах ярдах от огней оцепления, Чиун велел подопечному спуститься в канаву слева от дороги, и они, нагнувшись, стали пробираться вперед. Некоторое время они шли по хрустящему гравию, пока Чиун не велел Ван Рикеру остановиться.
 — Я не устал, — сказал Ван Рикер.
 — Остановись и отдохни. Ты неправильно дышишь.
 На этот раз Ван Рикер не спорил. Он остановился.
 Он посмотрел на ночное небо, на звезды и ощутил свое ничтожество перед огромной Вселенной. Даже «Кассандра» не будет заметна там, среди звезд.
 — Изумительно, — сказал он. — Но как можно восхищаться таким зловещим великолепием?
 — Я одобряю подобные чувства, — заметил Чиун, несколько удивленный тем, что этот чудаковатый парень, которого он ничему не учил, понимает так много.
 — Глава вашей организации тогда, в ангаре, сказал, что ты самый искусный убийца в мире, — сказал Ван Рикер, чтобы как-то заполнить паузу.
 — Смит — не глава нашей организации. Глава моей организации — я сам. То, что он говорит — глупость.
 — Почему?
 — Если он не самый искусный убийца-ассасин или хотя бы просто искусный, какое право он имеет так говорить? Что я могу знать о «Кассандре» если не обладаю всей мудростью вашего Дома науки? Что я могу знать о ней?
 — Понимаю, — сказал Ван Рикер. — Тебе известен лишь эффект, производимый «Кассандрой». Мы же имеем дело с людьми, которые обладают лишь тайным знанием. Если они не обладали бы им, наше оружие было бы неэффективно.
 Чиун положил руку на грудь Ван Рикеру. Его дыхание наладилось, но он пока не хотел двигаться дальше, по крайней мере к той цели, к которой его вел Чиун.
 — "Кассандра", — плохое оружие, — сказал Чиун, — самое плохое из всех видов оружия. А самое грозное — человеческий разум. Если бы я был советником императора, ты бы никогда не сделал такого плохого оружия.
 — В нашей стране нет императоров. У нас президент.
 — Император — это президент, царь, епископ, король. Если ты назовешь того, кто вами правит, лепестком лотоса, значит, лепесток лотоса — ваш император. Ваш император сделал ошибку. Это плохое оружие.
 — Почему? — спросил Ван Рикер, заинтригованный рассуждениями этого странного азиата, обладающего необычайными способностями в убийстве людей.
 — Оружие — всегда угроза. Верно? — спросил Чиун, и не дожидаясь ответа, продолжил:
 — Но это оружие — угроза для вашей страны. Иначе мы бы здесь сейчас не стояли. Ты создал оружие, не имеющее цели. Ты мог с таким же успехом создать ураган. А хорошее оружие всегда нацелено на врага.
 — Но «Кассандра» — могущественное средство устрашения врага.
 — Это неправильно. Твое оружие должно быть могущественным в одной стране, а не в двух, поэтому оно плохое, — сказал Чиун, указывая на огни, освещающие памятник. — Здесь это оружие не на своем месте. Оно может поразить твою собственную империю.
 Чиун указал на свою голову:
 — Вот тут, в уме врага — надлежащее место для твоего оружия. Тут оно и должно быть, потому что только так оно может устрашить его. Если оно вообще его устрашит.
 — Но нам необходимо было его создать, чтобы сообщить им правдоподобные детали. Иначе как бы они поверили, что у нас оно действительно есть?
 — У меня нет привычки обдумывать подобные мелочи за горе вояк, — сказал Чиун. Приложив ладонь к сердцу Ван Рикера, он добавил:
 — Ты готов. Пошли!
 Они двинулись по темной равнине, ступая между норками сусликов. Когда они, все еще оставаясь в темноте, приблизились к полицейским огням, Чиун попросил Ван Рикера остановиться и подождать. Подумать о дыхании и о звездах. Что бы ни случилось, не двигаться.
 Затем Ван Рикер увидел такое, что он никак не мог понять. Фигура старика только что была перед ним — и вот ее нет. Темнота. И вдруг один огонь погас. За ним другой. Не было слышно ни звука: ни драки, ни криков. Просто был огонь — и нет его. Стараясь разглядеть, где же старик, он почувствовал, как кто-то тронул егоза плеча.
 — Пошли! — услышал он голос Мастера Синанджу, и Ван Рикер двинулся вперед. Проходя мимо постов, он увидел, что полицейские спят.
 — Ты ведь не убил их?
 — Взгляни еще раз.
 Ван Рикер обернулся и увидел, что огни снова горят, а полицейские стоят спиной к ним с ружьями в руках и лениво обмениваются друг с другом репликами, словно скучают здесь уже долгое время.
 — Как тебе это удалось?
 — Безделица, — ответил Чиун. — В нашей деревне такое умеют делать даже дети.
 — Но как ты это сделал?
 — А как ты сделал «Кассандру»?
 — Я не могу так просто объяснить.
 Чиун улыбнулся, видя, что белый человек все понял. Когда они подошли к памятнику, Чиун настоял на том, чтобы подождать. Небо уже светлело, близился восход. Они стояли на ровной местности, но никто не замечал их.
 — Римо возвращается, — сказа Чиун. — Пойдем. Иди со мной и не бойся.
 — Как ты узнал? — спросил Ван Рикер. — Но чувствую, я не должен в этом сомневаться.
 Они увидели, как к церкви свернул грузовик, принадлежащий радиокомпании. Его окружила группа мужчин и женщин, которые начали разгружать машину.
 Ван Рикер увидел, как Римо выпрыгнул из кабины. В движениях Римо была молчаливая грация, сведение двигательных усилий к простому скольжению, уже знакомое Ван Рикеру. Где он такое видел? Ах, да, старик! Ну конечно же!
 Увидев Чиуна и Ван Рикера, Римо направился к ним. В эту минуту часовой Партии Революционных Индейцев, вооруженный дробовиком и шестизарядным револьвером, встал, шатаясь, на краю траншеи. Пустые алюминиевые банки из-под пива, сверкая и звеня, покатились у него из-под ног.
 — Стой, зараза, кому говорю! — крикнул он Чиуну и Ван Рикеру.
 — Доброе утро, — сказал ему Римо.
 Часовой обернулся и наткнулся на руку Римо. Он отлетел назад в горизонтальном положении, увидев сперва темно-синее утреннее небо Монтаны, потом грязно-коричневую землю, и, наконец, все слилось и потускнело у него перед глазами.
 — Очень мило, — пожурил его Чиун. — Вечно ты, Римо, оставляешь после себя всякий мусор. Пивные банки, трупы... Всякую дрянь.
 — Что с Ван Рикером? — спросил Римо, видя, что генерал с ног до головы покрыт высохшей грязью.
 — У него необычайные врожденные способности к военному искусству. Кто знает, что бы с ним стало, займись он чем-нибудь более мирным.
 — Мы должны идти к «Кассандре», — сказал Ван Рикер. — И, пожалуйста, не называйте ее «Кассандрой». Лучше монументом или памятником.
 — Тогда поспешим к монументу или памятнику, — хихикнул Чиун, повторил свою реплику и снова засмеялся. Пока они шли сквозь толпу, потрошащую ящики с продуктами, Чиун повторял и повторял свою шутку.
 Ван Рикер удивился тому, что толпа расступалась перед ними. Перед Мастером Синанджу все сразу же разбегались, и, очевидно, по собственной воле. Это не было делом рук старика.
 — Великие духи вернули нам нашего буйвола! — взобравшись на грузовик, кричала Линн Косгроув. — Мы очищаем нашу землю от отравы бледнолицых.
 Порыв ветра задрал ее кожаную юбку, и один из головорезов швырнул недоеденную шоколадку, прицеливаясь в ее стройные белые ножки.
 Римо, Чиун и Ван Рикер продолжали свой путь. Когда они приблизились к монументу на расстояние сорока ярдов, метла Ван Рикера стала издавать потрескивание.
 — О! — только и мог сказать Ван Рикер.
 Ноги у него подогнулись, и Римо с Чиуном были вынуждены его поддержать. Он закрыл глаза. Затем отодвинул небольшой щиток у основания метлы, замаскированный под фирменную табличку. Под щитком находилась стрелка прибора. Ван Рикер взглянул на нее и улыбнулся Римо странной улыбкой.
 Римо увидел, что на брюках у генерала расплывается мокрое пятно.
 — Здесь где-нибудь есть туалет? — хрипло спросил Ван Рикер.
 — Слишком поздно, — заметил Римо.




 Глава 8


 — Она сейчас взорвется, — лицо Ван Рикера стало таким же мокрым, как и его брюки.
 — Прекрати истерику, — сказал Римо. — Как ты думаешь, за что тебе платило правительство все эти годы? За то, чтобы ты стоял сложа руки, писал в штаны и говорил: «Все, сейчас наступит конец света?»
 Он посмотрел на Чиуна в поисках моральной поддержки. Чиун укоризненно качал головой, глядя на Ван Рикера. Генерал снова посмотрел на стрелку прибора, постучав по ручке метлы указательным пальцем.
 — Я не могу ничего сделать, — сказал он. — Пусковой механизм находится под крышкой, а крышка запечатана.
 — Ты должен распечатать крышку во что бы то ни стало, — возмущенно сказал Римо, словно его логика была безупречна.
 К Ван Рикеру вернулось самообладание. Он подошел к черной гранитной глыбе монумента и указал на два бронзовых диска справа.
 — Вот эти крышки, — сказал он. — Но мы не сможем их открыть. Они сделаны с допуском на стотысячную долю дюйма. После того, как их закрыли, изнутри замкнулись внутренние замки. А устройство, открывающее эти замки, увезли. Сейчас оно находится в Вашингтоне. Только оно может их открыть.
 Римо усмехнулся:
 — Чиун, открой их.
 — Одну крышку или обе?
 — Бросьте дурачиться! Мне не до шуток, — сказал Ван Рикер. — У нас нет инструментов.
 Чиун медленно поднял руки перед собой:
 — Вот они, инструменты, мастер-ломастер. Белым людям пора бы уже научиться ими пользоваться.
 — Сколько у нас времени? — спросил Римо.
 Ван Рикер снова посмотрел на счетчик Гейгера.
 — Самое большее пятнадцать минут. Скоро наступит критический момент, и тогда процесс станет неуправляемым. Все взлетит на воздух. — Он сделал паузу. — Знаете, у меня такое странное чувство. Я думал, что скажу: быстрее, спасайтесь? Но за пятнадцать минут все равно далеко не убежать.
 — Чиун, открой крышки, пожалуйста, — попросил Римо. — Ведь скоро рассветет.
 Чиун кивнул и отвернулся от них.
 — Там прожекторы, — сказал Ван Рикер. — Все увидят.
 Он указал в сторону прожекторов, расположенных с обеих сторон памятника на сорокафутовых столбах.
 — Сейчас посмотрим, что можно сделать, — сказал Римо, отходя от Ван Рикера.
 Через секунду Ван Рикер услышал треск и обернулся. Римо направлялся от ближнего столба к следующему. Столб был повернут на 180 градусов в собственном гнезде, и прожектор вместо памятника освещал прерию.
 — Каким образом... — начал Ван Рикер.
 — Разве с спрашиваю, как ты сделал свою дурацкую ракету? — прервал его Римо.
 В тени, одетый в черное кимоно, сам похожий на ночную тень, Чиун склонился над первым медным диском. Темнота скрывала его движения, но вдруг раздались глухие удары, похожие на звуки огромного колокола.
 Затем Римо услышал другие звуки. Это были голоса людей. Они приближались.
 — Убейте этого дьявола. Конец белой свинье!
 — Бледнолицый захватчик!
 По прерии, залитой светом прожекторов, шагали члены Партии Революционных Индейцев во главе с Деннисом Пети. Его лицо все еще было вымазано шоколадным кремом; белки глаз дико сверкали. Он тяжело маршировал в первых рядах неистовых партийцев.
 — Вот он! — завопил Пети, указывая на Римо. — Вот он, предатель!
 Римо шагнул вперед и пошел им навстречу, чтобы они не помешали Чиуну.
 — Эй, ребята! — сказал он. — Ну как жратва?
 — Бледнолицый захватчик! — сказал Пети. — Готовься отдать свою душу вашему распятому Богу, висящему на небесах.
 — А в чем дело? — спросил Римо. Он все еще слышал, как за его спиной Чиун стучит по металлическим дискам. Римо знал, что он должен охранять его от этих психов, пока тот не закончит работу.
 — В чем дело? — повторил Римо. — Ведь вы получили священного буйвола? — Он указал в сторону грузовика. — Получили, и по уши вымазаны едой!
 — Ты обещал нам продукты, которые воодушевят нас на великую битву.
 — Ну да, — ответил Римо.
 — А вместо этого привез шоколадки.
 — Кроме шоколадок, мясо, молоко, хлеб, сыр, овощи и...
 — Да, — сказал Пети. — Верно. Но там нет виски.
 — Нет! Нет виски! — раздался рев голосов за спиной Пети. — Даже пива, и того не было, — пискнул кто-то.
 — Я подумал, — сказал Римо, — что будет лучше не привозить вам огненную воду бледнолицых. Ведь вам предстоит нелегкая борьба за возвращение ваших исконных земель и священного наследия предков. Вам предстоит борьба с великим вождем бледнолицых, который находится в Вашингтоне.
 — К черту Вашингтон!
 — К черту президента!
 — Долой Объединенный Комитет начальников штабов!
 — Распустить Палату Представителей!
 — Моя душа родом из Вундед-Элк, — раздался голос, который мог принадлежать только одному человеку — Линн Косгроув.
 — Заткнись, дубина, — заорал Пети. — Ты не лучше бледнолицых. Поехала с ним за едой и забыла про спиртное!
 Джерри Люпэн шагнул к Линн Косгроув и стукнул ее ружейным прикладом.
 — Что ты собираешься делать, чтобы исправить свою ошибку? — потребовал Пети.
 — Я дам вам деньжат, ребята, — сказал Римо, — и вы купите пару коробок пива.
 — Пиво — всего лишь предлог для того, чтобы лишить нас огненной воды, принадлежащей нам по закону.
 Бумм! Бумм! Бумм! Чиун все еще работал.
 И вдруг наступила тишина. Наверно, он открыл одну крышку. Ван Рикеру, вероятно, потребуется помощь, чтобы демонтировать устройство. Пора было разгонять веселую компанию.
 — Ну пока, ребята! — крикнул Римо. — Вам пора в церковь. Вы на верном пути.
 — Это слова рассиста! — завопил Пети. — Мое сердце трепещет, как раненый голубь.
 — Пошутили и хватит, — сказал Римо. — Расходитесь.
 — Ты один? — спросил Пети.
 — Один.
 — Вперед! — прорычал Пети.
 Услышав команду, сорок партийцев ринулись в атаку. Правда, половина бросилась не в ту сторону, а оставшиеся кинулись друг на друга, и завязалась драка. Лишь человек десять двинулись в сторону Римо. Первым к нему приблизился Пети, которого Римо тотчас же успокоил и, подняв над головой, швырнул в оставшихся.
 — Ваш лидер заболел, — сказал Римо. — Ему нужно много-много лекарства.
 Отнесите его домой и полечите. Или я откручу вам головы. Ну же!
 Напуганные дерзостью Римо, индейцы отступили, чтобы выработать новую стратегию.
 Новая стратегия начала вырисовываться в связи с известием о прибытии Перкина Марлоу. Перкин Марлоу, звезда Голливуда, по его собственным словам, на одну двести пятьдесят шестую индеец, во что мало кто верил, был на пути в Вундед-Элк. Уж он-то наведет порядок! Раз Марлоу играл мексиканского бандита, перехитрившего целую армию, сказал Пети, то как же он должен вступиться за нас, индейцев!
 Когда члены партии ушли, Римо вернулся к памятнику, чтобы помочь Ван Рикеру, но тут его остановил новый голос. Это Джерри Кэндлер, представитель газеты «Глоуб», ухитрился проскользнуть сквозь оцепление. Сейчас он стоял в свете прожекторов в десяти футах от Римо.
 — Какое зверство! — закричал он, указывая на Пери, которого волочили под руки. — Какое насилие!
 Жилы напряглись у него на шее, и от этого у него был вид цыпленка с человеческой головой. Он был очень маленьким, и в ослепительном свете прожекторов казался мертвенно-бледным.
 — Заткнись! — сказал Римо.
 — Аттика! Чили! Сан-Франциско! А теперь еще и Вундед-Элк! — кричал Кэндлер. — Я напишу об этой жестокости.
 Он пристально поглядел на Римо, сглотнул слюну и произнес:
 — Боже мой! Ты убил их!
 — Кого?
 Кэндлер смотрел куда-то мимо него, в темноту. Римо проследил за его взглядом и увидел, что крышки отодвинуты, и Чиун вытаскивает из люков два трупа. Ван Рикер полез в первый люк. От пятнадцати минут, которые дал им Ван Рикер, оставалось совсем немного.
 — У вас что-то с глазами, — сказал Римо Кэндлеру.
 Кэндлер усмехнулся.
 — С моими глазами все в порядке. Когда я вижу зверства, геноцид и убийства, я могу отличить их от чего-то другого.
 Римо покачал головой.
 — Нет. У вас непорядок со зрением. Совершенно точно.
 Поверив в его искренность, Кэндлер прикоснулся рукой к глазам.
 — Что с моими глазами? — спросил он.
 — Они открыты.
 Римо шагнул вперед и легонько стукнул Джерри Кэндлера по спине. Его веки опустились, словно налитые свинцом. Он сел на землю, а Римо поспешил на помощь к Чиуну и Ван Рикеру.
 Он слышал, как из люка доносится пыхтение и покряхтывание Ван Рикера.
 — Ну как? — спросил Римо.
 — Нация убийц, — сказал Чиун. — В люках было два мертвеца.
 — Да, это ужасно, — заметил Римо. — Со стороны Америки совершенно бессердечно показывать тебе такое жуткое зрелище.
 — Совершенно бессердечно, — согласился Чиун.
 Из люка показалась голова Ван Рикера.
 — Готово, — сказал он.
 — Обезврежена? — спросил Римо.
 — Да. Безобидна, как грудной младенец. — Он поднял над головой какой-то ящичек, похожий на коробку передач. — Если эту штуку вынуть, то она безопасна.
 Ван Рикер осторожно поставил ящичек на мрамор и вылез из люка. Отряхивая засохшую грязь с костюма, он сказал Чиуну:
 — Не знаю, как тебе удалось их распечатать.
 — Ты наблюдал за мной. Теперь ты можешь делать это сам.
 Ван Рикер слабо улыбнулся.
 — Наверно, науке неизвестны все тайны.
 — То, что ты называешь наукой, не знает ничего, — поправил его Чиун.
 — Спускайтесь. Давайте положим мертвецов обратно, — предложил Римо.
 Он шагнул к монументу, и Ван Рикер быстро схватил ящичек, вынутый из «Кассандры».
 — Не трогайте его, — сказал он. — Высокий уровень радиоактивности. Несколько минут — и вы покойники, — он швырнул ящичек под куст рядом с памятником и спустился с каменной глыбы.
 Взглянув на два трупа, лежащие на земле, он сказал:
 — Я думал, что никогда больше их не увижу.
 — Твоя работа? — спросил Римо.
 Ван Рикер кивнул.
 — Неприятно, но необходимо.
 Чиун кивнул в знак согласия. Затем он и Римо сбросили мертвецов обратно в люки и закрыли их двойной бронзовой крышкой, похожей на штангу.
 — Послушай, Ван Рикер. Тебе не понадобится снова открывать крышки?
 — Нет, не понадобится.
 — Прекрасно, — сказал Римо. — Чиун! Можешь хорошенько закрыть их.
 Он отошел назад и встал рядом с Ван Рикером. Оба наблюдали, как Чиун суетился вокруг бронзовых дисков.
 Его руки летали вокруг дисков подобно желтым искрам. Сначала один диск, потом другой. На все ушло секунд тридцать.
 Наконец он выпрямился.
 — Готово. Они запечатаны.
 — Когда все уладится, — негромко сказал Ван Рикер, — мы снова откроем их и приведем ракету в рабочее состояние. Но тогда уж мы захватим инструменты из Вашингтона.
 — Если ты когда-нибудь захочешь снова открыть их, — поправил его Чиун, — тебе придется захватить с собой взрывчатку. Я же сказал: они запечатаны.
 Их разговор был прерван чьим-то стоном. Джерри Кэндлер перевернулся, открыл глаза и поглядел в их сторону. Он встряхнул головой, словно не веря своим глазам, и увидел Римо, Чиуна и Ван Рикера около монумента.
 — Террористы! — закричал он. — Фашисты! Коричневые! Сторонники геноцида!
 — Кто это? — громко спросил Чиун. — И почему он кричит на меня?
 — Я частица разгорающегося самосознания Америки! — в истерике орал Кэндлер.
 — Сделай его частицей угасающего сознания Америки, — предложил Чиун Римо.
 — Я уже делал это.
 — Надо было хорошенько постараться.
 И Чиун обратился к поднимающемуся с земли Кэндлеру:
 — Уходи отсюда, пока я не запечатал твой рот.
 Кэндлер медленно попятился назад:
 — Что вы сделали с телами убитых?
 — Какими телами? — спросил Римо.
 Кэндлер все пятился и пятился. Крики его становились все громче по мере удаления от памятника.
 — Слушайте! — кричал он. — Я их видел! Я видел трупы! Я знаю, вы убили двух ни в чем не повинных индейцев. Все скоро узнают об этом.
 — Чудесно, — сказал Римо. — Приятно получить хоть какое-то вознаграждение за свои старания, Кэндлер исчез.




 Глава 9


 Джонатан Бушек был в плохом настроении. Кажется, у него начинали высыпать прыщи. Он ощущал, как на его лице под слоем грима начинается легкий зуд. Потом эти паршивцы увеличатся в размерах, созреют, образуя вулканические возвышенности, с гнойниками вместо вершин.
 И все из-за этого сволочного правительства!
 Бушек присутствовал при осаде Вундед-Элк уже четыре дня и ему приходилось быть в гриме двадцать четыре часа в сутки. Особенно важно было не спать по ночам, так как стоит правительству почувствовать, что пресса дремлет, оно пришлет войска и задушит революционное индейское движение.
 Ночь за ночью Бушек ожидал этого нападения. В голове у него вертелся сценарий возможных событий. Правительство пошлет танки и вооруженную пехоту. Кого оно думает одурачить тем, что прислало сюда только один джип с находящимися в нем лейтенантом и капралом? Всем репортерам было известно, что правительство собрало огромное количество людей и бронетехники всего в нескольких милях отсюда. Все считали, что правительство выберет вооруженное столкновение. Если оно разрешит индейскому восстанию набирать силу, то скоро вся Америка выйдет на улицы, маршируя по аккуратно подстриженным газонам, каждая семья сядет в одну из своих трех машин и поедет выражать протест правительству, которое их так притесняет.
 Когда же правительство введет войска, Бушек окажется в более выгодном положении, чем все остальные.
 Он успел познакомиться с лейтенантом национальной гвардии, страстно желающим прославиться. Бушек пообещал ему широкую известность, а лейтенант, в свою очередь, предложил Бушеку место в джипе, когда начнется баталия.
 Бушек поедет в зону военных действий; кинокамеры ждали его на заднем сиденье автомобиля. Он уже представлял себе в подробностях предстоящую поездку.
 Вот он, Джонатан Бушек, его силуэт в профиль вырисовывается на фоне огня и взрывов, он идет вперед, в самое пекло, чтобы первым сообщить Америке новости с поля брани. Эдвард Марроу, Элмер Дэвис, Фултон Льюис он оставит их всех позади. Он — Джонатан Бушек.
 Но ненавистное правительство не торопилось, и его грим по утрам начинал трескаться, повторяя контуры морщин. Лицо начинало чесаться, но он боялся дотронуться до него, потому что тогда прыщей не избежать. Он не сможет предстать перед камерой.
 Этот случай — его очередная удача. Когда правительство разгоняло молодежь в Аттике, Бушек сидел за чашечкой кофе совсем рядом, в кафетерии.
 Когда потребовался человек, чтобы выехать по поводу похищения ребенка, Бушек как раз звонил в редакцию насчет денег на текущие расходы, на расстоянии трех кварталов от места происшествия.
 На этот раз он будет начеку. Как бы ни зудело лицо, он до него не дотронется. Пуская по коже пойдут прыщи, он займется ими позже, у врача. Но сейчас он будет страдать ради блага Америки. В утреннем свете он оглядел спящий лагерь представителей прессы. Порылся в кармане, достал баллончик с лекарством и побрызгал себе в горло. Вот и прошла еще одна ночь без новостей. Там, в Вашингтоне, скоро начнут сомневаться в правильности своего выбора: стоило ли посылать Бушека, раз он сообщал так мало.
 Вдруг размышления Бушека были прерваны чьими-то воплями. К нему бежал Джерри Кэндлер, крича, что через полчаса собирает собственную пресс-конференцию и просит всех присутствовать.
 Бушек оставил приятные мысли на будущее. Собрать собственную пресс-конференцию! Если новостей нет, можно их придумать. Правда, он не был уверен, обрадуется ли таким новостям его начальство. Нет, надо разнюхать, что там творится на самом деле.
 Бушек взял с собой коллегу с ручной камерой и звукооператора. Выпив утренний кофе, он поспешил с толпой репортеров к месте пресс-конференции, находящемуся на полпути от оцепления к церкви.
 Кэндлер собрал целую толпу. Присутствовали все репортеры и около дюжины членов Партии Революционных Индейцев, включая Линн Косгроув, которая громко настаивала на том, чтобы ее называли Горящей Звездой. Во время конференции она все время кивала и иногда стонала. Рядом с ней стоял Дэннис Пети и сенатор и комиссии по делам национальных меньшинств Соединенных Штатов.
 Кэндлер махнул рукой, призывая всех к молчанию.
 — Это свинское правительство сегодня ночью зверски убило двух ни в чем не повинных индейцев. Я присутствовал при убийстве и видел, как все произошло. Они были безоружны и мирно стояли около памятника, когда пятеро людей в военной форме Соединенных Штатов зверски убили их.
 Конечно, армия будет отрицать это. И высшие сферы власти в Вашингтоне тоже. Но это произошло. Я видел собственными глазами. Я напишу статью для «Нью-Йорк Глоуб».
 Мало кто не прослезился в толпе, когда он закончил. Слушатели еще находились под впечатлением сказанного, когда некий энергичный репортер одной небольшой нью-йоркской радиостанции начал задавать вопросы. Ну и выдержка у парня, подумал Джонатан Бушек.
 — Кто были эти двое убитых? — спросил энергичный репортер.
 Кэндлер удивился тому, что это могло кого-то интересовать. Он повернулся к Деннису Пети.
 — Кто были эти две жертвы? — спросил он Пети.
 Пети посмотрел на Линн Косгроув и прошептал:
 — Ты соображаешь лучше. Придумай два индейских имени.
 — М-мм, как насчет Сверкающей Воды и Высокого Дерева? — шепнула она в ответ.
 Пети покривился:
 — Сверкающая Вода сойдет, а Высокое Дерево звучит как-то не так.
 Выгадывая время, он прикрыл глаза рукой, словно превозмогая боль утраты.
 — Скорее, сука! — прошипел он.
 — Солнце, Которое Никогда Не Заходит, — сказала она.
 — О-о-о... — громко простонал Пети. — Два моих товарища, которые шли со мной по следу лося и буйвола, Свергающая Вода и Солнце, Которое Никогда Не Заходит, были сегодня зверски убиты бледнолицыми. Мы больше никогда не увидим их.
 Репортеры поспешно схватились за блокноты. Сенатор по делам национальных меньшинств был вне себя от горя. Слезы струились по его лицу.
 — Это ужасно, — прошептал он. — Ужасно. Я думаю, мы должны заплатить каждому по тысяче долларов.
 — Символическая плата! — рассердился Пети. — Нам не нужны ваши грязные деньги. Но если речь пойдет о настоящих деньгах, мы всегда готовы переговорить с вами.
 — Мы дадим пять тысяч долларов, — сказал сенатор. — В качестве возмещения морального ущерба каждому представителю Индейской Партии.
 — О, моя душа разрывается на части в Вундед-Элк, — простонала Линн Косгроув.
 Пресс-конференция продолжалась. Кто-то дал Пети ружье, и он приплясывал, потрясая им над головой.
 Джонатан Бушек немного приободрился. Он зашагал прочь со своей небольшой командой от репортеров и толпы индейцев, которые все прибывали и прибывали, услышав, что их показывают по телевидению.
 Бушек послюнявил указательный палец и разгладил грим на лице.
 Когда на него навели объектив, он начал импровизировать:
 — Сегодня Вундед-Элк стал местом еще одного зверского убийства в своей многовековой кровавой истории. Два индейца, Сверкающий Океан... простите, Сверкающая Вода и Солнце, Которое Никогда Не Всходит, были застрелены группой военных здесь, в этом городке, занятом индейцами в знак протеста против угнетения. При этом присутствовали несколько человек, среди них репортер одной из крупнейших нью-йоркских газет. Лидер Партии Революционных Индейцев, Деннис Пети заявил, что убитые являлись мирными демонстрантами. Он сказал, что они были уважаемыми людьми и хорошими семьянинами, глубоко преданными индейскому революционному движению. Он поклялся отомстить за их смерть.
 Таким образом, Вундед-Элк снова может стать местом кровопролития.
 Джонатан Бушек пока не знал, что удача скоро опять улыбнется ему.
 Пока он стоял перед камерой, он пропустил конец пресс-конференции.
 Во-первых, сенатор по делам национальных меньшинств обещал расследовать это дело и назвал его самым крупным нарушением законности со времен убийства мексиканских патриотов в Аламо.
 Во-вторых, Деннис Пети поклялся, что члены Партии Революционных индейцев ступят на тропу войны, как только к ним присоединится Перкин Марлоу, великий актер, индеец и революционер.
 — Когда он прибудет, — сказал Пети, — мы возьмемся за оружие и восстанем против поработителей. Мы захлестнем всю страну кровавой волной.
 — Победа или смерть, — добавил он. — Так будет называться моя книга, посвященная нашей борьбе.
 Чиун и Ван Рикер возвратились в свой номер в мотеле.
 В лучах восходящего солнца Римо проследовал на пресс-конференцию и окунулся в волны дебатов, стараясь оставаться в тени и наблюдая, как психи состязаются друг с другом в красноречии.
 Но пресс-конференция закончилась так же быстро, как и началась. Слава хороша, но завтрак лучше, решил Пети, вспомнив о коробках со сладостями, оставленных в церкви.
 В редеющей тьме Линн Косгроув столкнулась с Римо.
 — Привет тебе, Горящая Звезда, защитница притесняемых, хранительница культурного наследия краснокожих предков! — обрадовался Римо.
 — Пошел ты... — ответила Горящая Звезда.
 Римо пожал плечами.
 — Катись ты вместе со своим правительством и своими обещаниями, — продолжала она.
 — Ну и язычок у тебя, — заметил Римо. — Ты была со мной. Почему ты не напомнила мне?
 — Я доверяла великому охотнику, а ты подвел меня. Я больше не поверю тебе.
 Она рванулась прочь от него. Ее грудь вздымалась, рыжие волосы рассыпались по плечам.
 — Давай-ка поговорим об этом наедине, — сказал Римо, беря ее за руку и увлекая в открытую дверь телевизионного вагончика. Внутри никого не было. Римо легко поднял ее, внес в вагончик и запер изнутри дверь.
 — Твое сердце не с нашим движением, — сказала Горящая Звезда.
 — Мое сердце с тобой, — шепнул Римо, запуская руку в вырез ее платья.
 — Тебе наплевать на историю нашего народа, — продолжала Горящая Звезда.
 — Мне не наплевать на тебя, — ответил Римо. Он скользнул рукой по ее спине и нашел эрогенную точку.
 Горящая Звезда вздрогнула.
 — Фашистская свинья, — сказала она.
 — Никогда не был фашистом, — возмутился Римо. Он нажал на эрогенную точку, и Горящая Звезда упала в его объятия.
 — О Великий охотник! — шепнула она. — Я твоя!
 Римо бережно уложил ее на коврик, отодвинув ящики с оборудованием, и нежно поцеловал в ухо.
 — Ты согласна? — спросил он.
 — Хватит разговоров, — ответила Горящая Звезда.
 Пока они лежали в объятиях друг друга, в небе над вагончиком пронесся самолет с серпом и молотом на фюзеляже. Он летел в ярком утреннем свете, как огромная серебряная птица.




 Глава 10


 Когда Римо вернулся в номер, Чиун сидел на полу меж двух кроватей и смотрел на маленькую настольную лампу без абажура.
 — А где Ван Рикер? — спросил Римо.
 — Я снял для него соседний номер, — ответил Чиун. — Там.
 Он указал на следующую дверь по коридору.
 — Как ты сумел? Ведь мотель переполнен.
 — Очень просто, — сказал Чиун.
 — А именно, — настаивал Римо.
 Чиун вздохнул.
 — Ну если тебе так интересно... Там был репортер, Уолтер, не помню по фамилии. Я велел ему отправляться домой, если он дорожит своей жизнью.
 Римо открыл было рот, но Чиун сказал:
 — Я и пальцем его не тронул. Ведь я знаю, что нам нельзя привлекать к себе внимание.
 Он снова посмотрел на лампочку, которая горела ярким светом.
 — Хорошая работа, — сказал Римо.
 Чиун молчал.
 — Я сказал: хорошая работа.
 — Ты хвалишь лампочку за то, что она горит?
 — Что за вопрос?
 — Обыкновенный. Ведь ты знаешь ответ на него.
 — Лампочка и должна гореть, — сказал Римо.
 — Ну вот, — удовлетворенно кивнул Чиун.
 — Верно, — сказал Римо. — А скала разрушается под натиском волн, только медленно?
 — Это глупость, — сказал Чиун.
 — Это глупость, независимо от того, борешься ты с ней иди нет, — настаивал Римо.
 — Все, что ты делаешь, глупо. Не осуждай то, что делают другие.
 — Вот в чем секрет всего необыкновенного, — сказал Римо. — К положительному через отрицательное.
 — Заткнись, пожалуйста, — отрезал Чиун.
 Когда Римо направился к телефону, Чиун сказал:
 — Мы сделали все, что могли. Еще одно дело, и мы уносим ноги.
 Чиун хмыкнул, а Римо, расценив последнюю фразу, как похвалу, продолжал, набирая номер:
 — "Кассандра"в безопасности. Завтра ее атакуют индейцы Апова, но это уже не наше дело. Привет, Смити!
 — Да? — ответил кислый голос.
 — Все в порядке, — заявил Римо.
 — Объясните подробнее.
 — Ван Рикер обезвредил устройство. Оно не взорвется.
 — Хорошо, — сказа Смит. — Вы знаете, что теперь делать?
 — Знаю. Между прочим, он неплохой старик. Куда лучше вас.
 — Сантименты.
 — Когда я возьмусь за него, постараюсь представить, что убиваю вас.
 Это упростит дело.
 — Чудесно. Договорились.
 Римо повесил трубку уже не в столь радужном настроении. Не хотелось начинать день с такого дела. Но что придется делать, лучше сделать быстро, решил он и направился в комнату Ван Рикера. Он тихо открыл дверь и вошел в номер.
 Кровать была пуста. Перед окном, спиной к Римо, Ван Рикер выполнял приседания.
 Он услышал шаги и обернулся:
 — Привет, — сказал он. — Зарядка. Делаю каждое утро. А ты?
 — Нет, — ответил Римо. — Мне это не нужно.
 Ван Рикер покачал головой:
 — Не годится, парень. Зарядка нужна всем. Неважно, в какой ты форме.
 Она продлевает жизнь.
 — Жизнь... — повторил Римо. — Вот о ней-то я и хотел с тобой поговорить.
 — Послушай, — предложил Ван Рикер, — если хочешь, я составлю для тебя комплекс упражнений. Немного гимнастики, бег трусцой... Тебе поможет.
 Как ты бегаешь?
 — Смотря на какую дистанцию.
 — Например, на милю.
 — За три минуты, — сказал Римо.
 Ван Рикер грустно взглянул на него.
 — А если честно?
 — За три минуты, — сказал Римо.
 — Мировой рекорд — четыре минуты, — сказал Ван Рикер.
 — А мой мировой рекорд — три.
 — Ну, как знаешь, — сказал Ван Рикер, видя, что Римо не разделяет его страсть к бесполезным упражнениям. — Но все-таки советую. Зарядка делает чудеса. Ты поверишь, что мне пятьдесят шесть?
 — Ты жил полной жизнью?
 — Да, — ответил генерал.
 — А ты был счастлив? — спросил Римо, подходя к загорелому человеку поближе.
 — Был. Исключая пару последних дней. Усмирение этой адской машинки снова сделало меня счастливым.
 — Счастливым? — переспросил Римо, делая еще один шаг.
 — Да, сэр, — ответил Ван Рикер. — Сейчас «Кассандра» безопасна... Ее может запустить, к примеру, только крупный артиллерийский снаряд.
 — Артиллерийский снаряд?
 — Да. Но он должен быть достаточно крупным. Хотя бы стапятидесятипятимиллиметровым.
 Римо вздрогнул и остановился как вкопанный:
 — Такой снаряд может ее запустить?
 — Думаю, да. Но для этого требуется точное попадание. Эй, ты куда?
 — На поиски стапятидесятипятимиллиметрового орудия, — бросил через плечо Римо.
 В дверях Римо столкнулся с Чиуном.
 — Если найдешь пушку, отдай ее генералу, — сказал Чиун. — Он хочет найти новый способ взорвать собственную страну.
 Римо выбежал на улицу, залитую теплыми лучами утреннего солнца.
 Он негодовал. Все, что требовалось для запуска «Кассандры» — это стапятидесятипятимиллиметровая пушка, которая была у индейцев Апова. Они готовы пустить ее в ход, если Римо не доставит им завтра утром членов Партии Революционных Индейцев.
 Римо разыскал Брандта в супермаркете «Биг Эй», где он отчитывал нескольких женщин за то, что они мяли рулоны туалетной бумаги. Гора рулонов возвышалась почти до самого потолка.
 — А почему нельзя ее менять? Она же мягкая? — поинтересовался Римо.
 — Нельзя, — ответил Брандт, — мягкого в ней только воздух между оберткой и рулоном. Сама по себе она похожа на наждак.
 Глядя на гигантскую гору, Римо заметил:
 — Ты должно быть, продал уже много.
 — Нет, — ответил Брандт. — Но парень, у которого я ее купил, продал действительно много.
 Он засмеялся, довольный своей шуткой, а потом поинтересовался:
 — Ну как дела?
 — Я как раз хотел поговорить об этом.
 — У меня нет времени, — ответил Брандт. — Я занят делом.
 — К черту дела, нам надо решать мировые проблемы.
 — Ты и решай. А я буду думать, как мне получить недельную выручку. Если я не буду следить за прилавками, мои служащие обдерут меня, как липку. Завтра утром эти слюнтяи из Партии должны быть у меня, или мы взорвем все к чертовой матери.
 — Сколько человек тебе надо?
 — Всех, — сказал Брандт.
 — А что ты собираешься с ними делать?
 — Сначала устроить хорошую головомойку. А потом повесить.
 — Но это противозаконно, — сказал Римо.
 — Плевать мне на закон. Эй, там, не трогайте бумагу! Плевать на закон.
 Они оскверняют нашу церковь, и закон позволяет им это. Но меня бесит еще больше то, что на них смотрят люди со всего мира и думают: вот они какие, индейцы. Мы должны прекратить безобразие. Они нужны мне все до единого человека. Хороший партиец — мертвый партиец.
 — Может, тебе хватит Пети и Косгроув?
 — Нет. У меня трещит башка от танцев и пения Косгроув. А Пети будет так пьян, что не почувствует, что его повесили. Мне нужны и все остальные.
 — Ладно, я постараюсь. Но что, если у меня не получится? Вообще-то твоя пушка стреляет?
 — Хочешь поспорить?
 — Как это пушка, из которой никогда не стреляли, может выстрелить?
 — Из нее стреляли, — сказал Брандт.
 — Да?
 — Целый год раз в неделю.
 — А для чего?
 — Мы купили ее у военных. Мы смотрели в теленовостях на все эти демонстрации и безобразия в городах и решили, что они могут докатиться и до нас. Мы должны быть готовы защитить наш город от мятежников.
 — Вот бы взглянуть на эту пушку, — сказал Римо.
 — Сначала ты услышишь ее. Завтра утром. А потом, если ты будешь здесь, я покажу ее тебе. Слушай, парень со смешным именем, они нужны мне все.
 До единого.
 — Хорошо. Ты их получишь, — пообещал Римо.
 — Не трогайте туалетную бумагу! — заорал Брандт, отворачиваясь от Римо и угрожающе надвигаясь на шестидесятилетнюю индеанку в джинсах и мокасинах. Она подождала немного, затем швырнула в него упаковку бумаги и пошла к выходу.
 Римо оказался на солнечной улице, испытывая к себе глубокое отвращение. Доставить одного человека в нужное время и в нужное место — для этого требовалась лишь определенная изобретательность. Но доставить Брандту сорок человек среди бела дня — дела явно невыполнимое.
 Римо зашел в небольшой муниципальный парк с аккуратно подстриженными газонами и цветами, посаженными в геометрическом порядке, в центре которого возвышался большой деревянный памятник ветеранам Апова. Он сел на скамейку и задумался.
 Парк и супермаркет «Биг Эй» находились на самом краю плоскогорья. В полумиле оттуда Римо мог различить монумент и церковь Вундед-Элк.
 Гнев индейцев Апова вполне справедлив. У них есть гордость. Они гордились собой и своей страной. И парк, где он сидел, был основан а память тех, кто погиб на войне. Индейские ребятишки играли среди пулеметов, установленных на бетонном цоколе, и пушек, наполовину вросших в землю. Был там и танк без башни и гусениц. Радостные детские голоса звенели в прозрачном воздухе.
 А внизу, в церкви, собралась всякая шушера, называющая себя революционными индейцами. Мошенники без чести и совести. Дрянные артисты, дурачащие прессу и правительство, которым в один прекрасный день поверит вся страна. Сначала все подумают, что они просто чокнутые. Но власть прессы над умами людей такова, что слушая день за днем, как отважные индейские борцы за свободу противостоят угнетателям, даже умные люди поверят им. Временами пресса становится опасной для страны. Как вода точит камень, она подтачивает традиции, веру, мораль. Для прессы нет ничего святого, единственный Бог для нее — Спаситель, но приспособленный для ее собственных целей.
 Римо слышал голоса детей, играющих среди орудий прошедших войн.
 Эти малыши не должны погибнуть. Если такое и случится, то когда-нибудь потом, во имя высшей цели. Нельзя позволить им умереть нелепой смертью, лишь потому, что какие-то подонки собрались вокруг ядерной установки.
 Римо поднялся и пошел к выходу из парка с прекрасным видом на церковь, памятник и шоссе. Он направлялся в мотель. Он решил доставить Брандту все сорок человек. Любой ценой.
 Когда Римо вернулся в мотель, он увидел Линн Косгроув сидящей на корточках под дверью. Она посмотрела на него умоляющим взглядом.
 — Ты совратил меня, бледнолицый, — сказала она.
 — Конечно.
 — Ты сделал меня Сакайавеа.
 — Может быть.
 — Я уничтожена твоей злой волей. Я ничтожество.
 — Ну и что?
 — Теперь мне ничего не остается, как только стать рабыней в твоих руках, запятнанных кровью.
 — Ужасно, лапонька, но не надо этого делать прямо сейчас.
 — Я пария среди своих соотечественников. Я твоя рабыня.
 — Съешь лучше шоколадку.
 Она вскочила и топнула ногой:
 — К черту шоколадку! Сожми меня в объятиях, Римо.
 Римо дотронулся до определенной точки около ее уха, и она мгновенно превратилась из разъяренной пантеры в ласковую кошечку.
 — О-о-о... — простонала она.
 — Знаешь, — сказал Римо, — сегодня днем я очень занят. Но в три часа ночи я жду тебя в церкви.
 — О-о-о... Да. О-о-о...
 Римо снял руку с ее шеи.
 — Значит, договорились. Пока!
 — Ухожу, мой повелитель. Рабыня удаляется, покорная твоей воле.
 Она ушла. Римо смотрел ей вслед. В три часа ночи в церкви. У него уже сложился план действий. Возможно, банда партийцев скоро окажется в городке.




 Глава 11


 В номере вместо Чиуна оказался Ван Рикер. Сидя в кресле перед телевизором, он внимательно следил за дискуссией, в которой принимали участие два социолога и сенатор по делам национальных меньшинств, выступавший на пресс-конференции Джерри Кэндлера. Они обсуждали важное социальное значение восстания в Вундед-Элк.
 Когда вошел Римо, Ван Рикер оторвался от телевизора.
 — Я слишком долго не был в Америке. Что, теперь здесь все такие чокнутые?
 — Не все, — сказал Римо. — Только самые умные. А заурядные личности мыслят вполне здраво.
 — Слава Богу! — сказал Ван Рикер, проводя рукой по чисто выбритой, загорелой щеке. — Ты только послушай, что они говорят.
 Римо присел на краешек кровати и услышал, как один из социологов — чернокожий — заявил, что события в Вундед-Элк — закономерный результат длительного рабства.
 — Конечно, в конце концов люди должны восстать против правящего класса, — говорил он. — В этом заключается смысл происходящего в Вундед-Элк.
 Нуждающиеся, обездоленные индейцы восстали против политики правительства, которая граничит, в лучшем случае, с фашизмом и геноцидом. Это пример для все национальных меньшинств.
 Да, подумал Римо, это пример для индейцев Апова, которые волнуются из-за пустяков, вроде туалетной бумаги в супермаркете «Биг Эй», в городе, который они выстроили собственными руками и где они живут по-человечески.
 Его утешало лишь то, что, наверно, никто в городке Апова не смотрит эту телепередачу. А если смотрит, то, конечно, катается по полу от смеха.
 Второй социолог — белый — был настроен крайне самокритично. Он предсказывал еще больший размах насилия, его глаза блестели, как у сумасшедшего, на губах выступила пена. Он был в порыве страсти, его воодушевляла мысль о том, что кто-то начнет борьбу с белыми.
 Затем выступил сенатор по делам национальных меньшинств.
 — Политическое решение проблемы потерпело поражение. Правительственная администрация отказалась поддержать мой план дать каждому восставшему десять тысяч долларов. Поэтому, несмотря на то, что я целиком и полностью с восставшими, я умываю руки. Эскалация насилия, которая за этим последует, будет не на моей совести, а на совести тех официальных лиц, В Вашингтоне, которые остались глухи к мольбам обездоленных индейцев.
 Ведущий, худощавый светловолосы человек, все время подшучивал над собой. Он напоминает, подумал Римо, одного французского генерала, который спрашивал, куда направляется его войско, чтобы успеть возглавить его и повести туда.
 Ведущий задал вопрос: что за люди заняли мемориал в Вундед-Элк?
 — Обыкновенные индейцы, — ответил сенатор. — Наши краснокожие братья, тщетно пытавшиеся построить для себя нормальную жизнь, несмотря на всяческие лишения и унижения со стороны властей.
 Ван Рикер вскочил, разозлившись:
 — Что они мелют? Или где-нибудь есть еще один Вундед-Элк, о котором мы не знаем?
 — Ты слишком долго отсутствовал, генерал. Видишь, этот чернокожий оправдывает любое насилие, если оно служит его идеям. Он хочет сделать насилие таким же будничным для Америки, как традиционный пирог с яблоками.
 А белый оправдывает насилие потому, что он хочет быть наказанным за то, что в детстве ходил в престижную школу. Ему даже в голову не приходит, что он посещал ее благодаря зарплате своих родителей и своим способностям. Он одержим идеей, что полученное им образование у кого-то отняли силой.
 — А сенатор?
 Римо пожал плечами.
 — Он просто марионетка.
 — Знаешь, я впервые слышу такой сочный социологический анализ происходящего, — сказал Ван Рикер.
 — Меня научил Чиун, — пожал плечами Римо. — Кстати, он сейчас вернется.
 Думаю, он не одобрит того, что ты смотришь его телевизор.
 Ван Рикер выключил телевизор.
 — Ладно. Я пойду проветрю мозги. Скорее бы назад, на Багамы! Жду не дождусь, когда Комиссия по атомной энергии вернет «Кассандру» в рабочее состояние, и вся эта нервотрепка кончится.
 — Счастливо прогуляться, — пожелал Римо.
 Ван Рикер исчез в своем номере, а Римо растянулся на постели обдумывая, стоит делать зарядку или нет.
 Он решил, что стоит: ведь у него целую неделю не было настоящей работы. Где бы ему поработать сегодня? В Лондоне? В Париже? Алжире? Сан-Франциско? Дейтоне, штат Огайо? Уайт Плейнз? Нью-Йорк? Ни один город его не воодушевлял.
 Стоп! В Беркширских горах есть небольшой городок, где у Чиуна абонентский почтовый ящик. Однажды он и Римо ездили туда забрать почту, пролежавшую несколько месяцев. Почта грозилась аннулировать ящик, Чиун ожидал предложений от работодателей и был разочарован их отсутствием.
 Ему не предлагали даже временной работы. Но он бесстрастно отверг предложение Римо выбросить письма.
 Как назывался городок? Ага: Питтсфилд, штат Массачусетс. Теперь он вспомнил. Там был пруд и лагерь герлскаутов. Девчонки дни и ночи напролет пели жуткие песни, а трубач почти каждое утро выходил на берег пруда и дул в свою трубу, вгоняя в краску птиц.
 Закрыв глаза, Римо живо представил себе Питтсфилд. Пруд. Он ступил на берег пруда и медленно пошел направо, по самому краю. Была безлунная ночь. Он легко и быстро продвигался вперед, стараясь не производить ни звука.
 Он услышал, как наступил на ветку, и ветка хрустнула. Он мысленно выругался и побежал по берегу, едва касаясь ступнями деревянных досок лодочных пристаней, встречающихся на пути. Вперед, вперед! Он увеличил скорость. Его шея вспотела. Он прислушался к своим ощущениям. Пульс учащался. Прекрасно. Никакая работа не на пользу, если пульс не учащается.
 Свежий ветерок с воды обдувал его разгоряченный лоб.
 Сейчас он бежал так быстро, как только мог. Он обежал ровно половину береговой линии. Но он о чем-то забыл. Конечно же! Он забыл разогреть ноги. Лежа на спине, он подкачал кровь к нижним конечностям и почувствовал, как они стали теплыми, а потом горячими.
 Хорошо. Он продолжил движение. У лагеря герлскаутов он замедлил бег, под покровом ночи, тайком прокравшись к громкоговорителям, перерезал ведущие к ним провода и побежал дальше.
 Через десять минут он вернулся туда, откуда начал свой путь.
 Его сердце бешено колотилось, частота вдохов в минуту возросла с обычных семи до двенадцати. Слегка вспотели шея, подбородок и правый висок.
 Отлично, подумал Римо, хватая ртом воздух, приводя пульс и дыхание в норму. Неплохая работа! Прекрасный вечер в Питтсфилд, штат Массачусетс.
 Дверь открылась, и вошел Чиун. Стоя в дверях, он посмотрел на валяющегося в кровати Римо.
 — Почему ты вспотел?
 — Я немного поработал, папочка, — ответил Римо.
 — А вот сейчас настало время поработать по-настоящему, — сказал Чиун. — Не лежать же все время, глядя в потолок.
 — Я к твоим услугам.
 Чиун вошел в комнату, ведя за собой кого-то.
 — Римо, познакомься! Я встретил очень приятного молодого человека. У него дурацкое имя, но сам он далеко не глуп.
 В номер, пошатываясь, вошел толстый мужчина. Он взглянул на Римо пронзительными блестящими глазами, похожими на осколки синего антрацита. Лицо обладателя глаз напоминало плохо пропеченую булочку.
 — Как вас зовут? — спросил Римо.
 — Валашников.
 — Он говорит правду, — заметил Чиун. — Это его настоящее имя. Но ты можешь называть его «товарищ». Он сказал, что все обращаются к нему именно так. Товарищ, познакомься с моим сыном Римо.
 Он подошел к Валашникову вплотную и сказал громким шепотом, так, что Римо все слышал.
 — На самом деле он мне не сын, но я так говорю, чтобы он не чувствовал себя не в своей тарелке.
 — Рад с вами познакомиться, — сказал Валашников Римо, все еще лежащему в кровати.
 — Римо, — восхищался Чиун. — Посмотри, как он мил! Он приветствует тебя.
 Он должен тебе понравиться больше, чем кое-кто из императоров, с какими нам приходилось иметь дело.
 Римо сразу же понял, что всей душой ненавидит Валашникова. Русский.
 Вундед-Элк и так был веселеньким местом. Не хватало только русских, чтобы перевернуть все верх дном окончательно.
 — Что вы здесь делаете, Валашников? — спросил Римо.
 — Я атташе по делам культуры в посольстве Советского Союза.
 — И вы прибыли сюда по делам культуры?
 — Я приехал по обмену культурными достижениями в области музыкального искусства. Мне хотелось бы услышать подлинную индейскую музыку. Матушка-Россия очень интересуется подобными вещами.
 — Россия интересуется разными вещами, Римо, — сказал Чиун. — Знаешь, в отличие от многих других стран, в России наемные убийцы — уважаемые люди.
 — Замечательно, — без энтузиазма отозвался Римо.
 Валашников тяжело опустился на табуретку рядом с трюмо.
 — Это правда, — сказал он. — Россия ценит всякие таланты. Мы ценим наемных убийц, особенно тех, кто работал долгие годы бесплатно.
 Он посмотрел на Римо испытующим взглядом. Римо, в свою очередь, посмотрел на Чиуна, который возвел очи горе с видом полнейшего безразличия.
 Римо заскучал. Значит, Валашников всего-навсего вербовщик! Римо предпочел бы встретиться с настоящим шпионом.
 Римо тошнило от попыток Чиуна найти работу. Ожидать, что завтра в три часа дня Америка взлетит на воздух — одно, а искать работу в других странах — совсем другое... В это было что-то аморальное. И убежденность Римо в аморальности своего наставника служила лишним доводом в пользу того, что ему не следовало становиться Мастером Синанджу. Чиун был профессиональным ассасином, для него были равны все, кто платил ему звонкой монетой. Римо же чувствовал себя патриотом; он хотел приносить пользу Америке. Он не осуждал Чиуна. Просто они были разными.
 — Каждого, кто нанимается на работу, ждет радушный прием, — заявил Валашников, глядя на Чиуна. — Всяческие почести.
 Он посмотрел на Римо.
 — И высокая оплата.
 — А служебный автомобиль? — поинтересовался Римо.
 — Конечно! — с готовностью воскликнул Валашников. — И не только автомобиль. Квартира под Москвой, с двумя спальнями. С телевизором, персональной радиостанцией. Кредит в ГУМе.
 Улыбка внезапно появилась и исчезла на его лице.
 — Ваши лидеры назвали бы мое предложение крайне соблазнительным.
 — Какой человек, Римо! — воскликнул Чиун. — Разве он тебе не нравится?
 — Он прекрасный человек, папочка. И ты тоже. Надеюсь, вы сработаетесь. — Римо поднялся с кровати. — Пойду прогуляюсь. Мысль о собственном телевизоре так потрясла меня, что мне необходимо подышать свежим воздухом.
 Римо вышел на улицу с твердым намерением на время выбросить русского из головы. Сейчас у него были другие проблемы.
 Индейцы Апова готовились пальнуть в памятник из 155-миллиметровой пушки, если Римо не доставит им всю банду революционеров. Как это сделать?
 Вот в чем заключалась проблема номер один. В случае неудачи Брандт сметет Америку с лица земли.
 В сравнении с этим русский не заслуживает никакого внимания. Пусть пока Чиун торгуется с Валашниковым. Римо знал, как можно прекратить торг, когда наступит решительный момент. У него был веский аргумент, о котором не догадывался Чиун.
 Надо же, русские послали вербовщика в такую даль только для того, чтобы заполучить Чиуна!
 Очень скоро Римо понял, что у него возникла еще одна проблема. На проселочной дороге, ведущей из мотеля к автостоянке прессы, он столкнулся с Ван Рикером. Генерал бодро шагал в темпе сто двадцать шагов в минуту.
 Увидав Римо, он улыбнулся:
 — А где старик?
 — У себя в номере с русским агентом. Обсуждают с ним деловые предложения, — с легкомысленным видом произнес Римо.
 Ван Рикер вздрогнул от удивления, не зная, верить или не верить словам Римо. Наконец он выдавил:
 — Как это? С кем?
 — Его фамилия Валаш... — не помню, как дальше.
 Несмотря на загар, Ван Рикер побелел, как полотно.
 — Валашников? Вспомни, он сказал Валашников?
 — Да, именно так.
 — Боже мой, — простонал Ван Рикер.
 — А в чем дело?
 — Много лет назад он был русским разведчиком и занимался поисками «Кассандры». Когда он потерпел неудачу, ему пришлось уйти в отставку. И вдруг после долгого отсутствия он возвращается. Что ж, на этот раз он нашел ее.
 — Не думаю, — сказал Римо. — Я верю, что он действительно хочет завербовать Чиуна.
 — Может, ради этого тоже. Но он здесь из-за «Кассандры». Он знает, где она.
 — Ну и что?
 — Тогда вся идея «Кассандры» обесценивается, — продолжал Ван Рикер. — Если враг узнает местонахождение «Кассандры», он первым ударом уничтожит именно ее. И мы потерпим сильное средство морального воздействия.
 — Если он точно знает, что она здесь, зачем тогда он прибыл? — спросил Римо.
 — Хм, — задумался Ван Рикер. — А ты прав. Он лишь догадывается, но полной уверенности у него нет.
 — Вот и прекрасно, — бросил Римо, — забудь о нем. Предоставь его мне.
 И Римо зашагал дальше, решив, что сегодня же позвонит Смиту и спросит, что делать с русским. Проще убить его, но это разозлит Чиуна, который подумает, что Римо не хочет принять предложение русского.
 Сплошные проблемы...




 Глава 12


 Смит, как всегда, был рассудителен. Нет, убивать Валашникова не следует: тогда русские получат неоспоримое доказательство того, что «Кассандра» — в Вундед-Элк.
 Если Римо помнит, у него сейчас две цели. Первая — не дать «Кассандре» взорваться. Римо должен сконцентрировать усилия, главным образом, на этом. А охранять ракету от русских — цель второстепенная.
 Смит разглагольствовал минут девять, пока Римо не надоело и он не повесил трубку. Римо добился, чего хотел: он доложил Смиту о русском и сбросил с плеч возникшую проблему. Пусть тот сам занимается Валашниковым.
 Римо же был занят мыслями о своем плане по доставке партийцев в городок Вундед-Элк. По его мнению, план был неплох. Римо весело насвистывал, шагая по темной дороге к революционному лагерю в епископальной церкви.
 Его план сработает. Вот будет потеха! Тот, кто мыслит, всегда побеждает.
 — Стой, кто идет?
 Римо не хотел быть замеченным и перестал свистеть.
 Он замер. В черной одежде он полностью сливался с темнотой. Часовой, находящийся от него в десяти футах, внимательно огляделся, но ничего не увидел. Он обошел вокруг Римо. Безрезультатно. Решив проявить крайнюю бдительность, он посмотрел на Римо в упор и, успокоившись, опустил ружье.
 Римо тихо проскользнул мимо, направляясь к церкви.
 Все будет очень просто.
 Бандиты хотели спиртного. Римо скажет им, что знает, где оно. Он пригласит их залезть в фургон машины телевизионщиков, которую те так и не решились потребовать обратно, и отвезет их в супермаркет Брандта. Вот и все.
 Браво, Римо!
 Перед ним возвышалась сияющая огнями церковь, единственный источник света в кромешной тьме. Римо услышал отдаленное пение. По мере приближения Римо голоса становились громче.
 — Прислонись к стене, милашка. Вот я...
 Они распевали непристойные песни. В полный голос, понял Римо, подходя к церкви.
 — Девчонка живет на холме у речонки, откажет — утешусь с сестрою девчонки...
 Они орали, как резаные. Ну что ж, по крайней мере, не придется их будить. Стоя на ступеньках церкви, Римо услышал шопот:
 — Тсс, бледнолицый!
 Он обернулся на голос.
 — Тсс, я здесь.
 Он шагнул в сторону и услышал шорох.
 — Ты опоздал.
 Он поглядел вниз и увидел лежащую на земле Линн Косгроув. Ее одежда была в беспорядке, а рядом с ней храпел Джерри Люпэн. Джерри был в чем мать родила.
 — Куда это я опоздал? Лучше посмотри на себя, как ты выглядишь. Непристойно.
 — Ты сказал, что придешь в три. А сейчас уже пять. Человеческое тело не может быть непристойным. Оно прекрасно в своих неистовых желаниях.
 Кроме того, я твоя рабыня. Ты изнасиловал меня, отнял мою честь. Я полностью в твоем распоряжении. Делай со мной, что хочешь. Прошу тебя! Я жду.
 — Ждешь? С ним? — указал Римо на Люпэна.
 Лини Косгроув улыбнулась.
 — Этим можно заниматься и с ним. И с кем-нибудь еще.
 — Прекрасно, — сказал Римо. — Ну и занимайся.
 — Ты обещал!
 — Ты же знаешь, что бледнолицому доверять нельзя, — коварно заметил Римо.
 — Нельзя доверять ни одному мужчине, которому за тридцать.
 — Нельзя доверять реакционеру, — продолжал Римо.
 — Любому мужчине, — поправила его Линн Косгроув. — Безмозглой, похотливой свинье. Ты понимаешь, что я человек, с человеческими чувствами?
 — Что-то не верится...
 — Ты хочешь изнасиловать меня?
 — Нет.
 — Ты должен это сделать.
 — Почему это? — удивился Римо.
 — Потому что я так хочу.
 — А я для тебя — человек или нет? С человеческими чувствами?
 — Не задавай дурацких вопросов. Возьми меня.
 — Нет, — не согласился Римо.
 — Грязная свинья, — прошипела она. — Больше никогда я не предложу себя недостойному мужчине.
 Римо услышал, как она шарит по траве.
 — Проснись! Ну проснись же! Я хочу еще. Вставай!
 Римо чуть не бросился поднимать с земли бесчувственного Джерри Люпэна.
 По крайней мере, занятие сексом могло утихомирить ее лучше любого другого средства.
 Из церкви доносился оглушительный рев:
 — Когда-нибудь мы победим...
 Римо взбежал по лестнице и вошел в церковь. Внутренность храма напоминала дешевый притон в воскресное утро. Люди спали кто сидя, кто лежа, на полу, на церковных скамьях. Алтарные принадлежности валялись на полу, а сам алтарь был превращен в стойку пивного бара. На нем стояли бутылки с разнообразными наклейками; Деннис Пети исполнял обязанности бармена, а заодно и дирижера.
 Он заметил Римо и махнул ему рукой:
 — Эй, присоединяйся к нам!
 — Нас не одолеть... — прорычал он, поднимая над головой стакан с виски, и его слова подхватили человек десять-двенадцать, которые еще могли шевелить губами.
 — Клянусь берегами Священного озера, — воскликнул Римо.
 — Когда-нибудь... мы... победим, — прохрипел Пети.
 — Клянусь старинной пагодой Муллмейна, — завопил Римо.
 — Какую чушь ты несешь, — сказал Пети.
 — Где ты достал выпивку? — с отвращением спросил Римо.
 Пети постучал по лбу указательным пальцем:
 — У нас есть друзья, придурок. Не ты один со своими шоколадками.
 — Неужели еще кто-то нашелся?
 — Нашелся. Перкин Марлоу, — сказал Пети.
 — Это он прислал вам выпивку?
 — Да. Целый грузовик.
 — А он придет? — спросил Римо. — Я имею в виду, сейчас. Мне очень хотелось бы его увидеть. Просто умираю от любопытства.
 — Не все ли равно, когда он придет? — продолжал орать Пети. — Выпивка у нас есть, а завтра будет еще больше. Когда-нибудь... мы победим! Мы победим сегодня, завтра и послезавтра! Пока есть чем опохмелиться!
 На этот раз его поддержали четыре или пять голосов. Остальные соратники отключились надолго. Римо огляделся вокруг. Его план рухнул. Каждому из лежащих потребуется хотя бы один трезвый человек, чтобы вовремя доставить его в городок индейцев Алова.
 Он подумал: что если притащить туда Пети и Линн Косгроув? Нет, Брандт не согласится на такую сделку.
 И вдруг его озарило. Надо найти эту стапятидесятипятимиллиметровую пушку!
 В то время как Римо под покровом ночи пробирался в городок Апова, Ван Рикер спал. Но генерал был не один в комнате. На стуле рядом с кроватью сидел грузный человек. Он курил сигарету за сигаретой, сжимая фильтр большим и указательным пальцем правой руки, а левой придерживал на коленях револьвер. Человек изучал загорелое лицо Ван Рикера, освещенное тусклым светом ночника.
 Ван Рикер спал беспокойно. Известие Римо взбудоражило его. Но когда Ван Рикер зашел в номер к старику, но не нашел там ни Чиуна, ни Валашникова.
 Генерал ждал несколько долгих часов, борясь с желанием срочно позвонить в Вашингтон. Но кому он позвонит. Что скажет? Никто в Вашингтоне не знает о «Кассандре», тем более о генерале Ван Рикера. Связаться с ФБР?
 Они сочтут его сумасшедшим. С ЦРУ? Через пять дней после того, как секретарь на телефоне сообщит новость Джеку Андерсену, они сделают в еженедельнике аккуратную пометку: обсудить данный вопрос через месяц на брифинге.
 В итоге Ван Рикер вернулся в свою комнату и уснул.
 Сон его был тревожен. Перед ним проносились картины будущей войны: ракеты русских наносят первый ядерный удар по североамериканскому континенту. И полдюжины этих ракет нацелены на Вундед-Элк, на единственную надежду американцев предотвратить всемирную катастрофу.
 Если Валашников знает местонахождение «Кассандры», то русским будет легко ее уничтожить. Валашникову даже не потребуется устанавливать рядом с ней наводящее устройство. Русским понадобится лишь географический атлас.
 Веки Ван Рикера дрогнули. Во сне он увидел холмы Монтаны, объятые ядерным пламенем; стертые с лица Земли города Америки.
 И тогда он проснулся. Он только что видел поднимающийся над Балтимором багровый огненный шар. Открыв глаза Ван Рикер увидел что-то красное. Когда первоначальный испуг прошел, он сообразил, что красный шар — всего лишь огонек сигареты. Кто-то сидел рядом с его кроватью.
 — Валашников?
 — Да, генерал, — ответил голос с сильным акцентом.
 — Сколько лет, сколько зим!
 — Когда мы встречались в последний раз?
 — Десять лет назад, — сказал Валашников, гася сигарету о донышко пепельницы. — Я потерял целых десять лет из-за того, что идиоты из КГБ не знали разницы между загорелым человеком и негром. Ну да ладно... Вот мы и встретились. Все остальное не имеет значения.
 — Я ничего вам не расскажу, — пообещал Ван Рикер.
 — И не надо. Сам факт вашего присутствия говорит обо всем. Если вы здесь — «Кассандра» здесь. Больше матушке-России ничего не надо знать.
 Ван Рикер медленно вылез из постели. За окном светлело. Скоро наступит утро.
 — Что-то не похоже на правду, — сказал он Валашникову. — Если все так просто, зачем вы сюда приехали?
 — Вы уж простите меня, генерал, — ответил Валашников. — Простите человеческую слабость: я приехал позлорадствовать. Долгих десять лет вы были проклятием моей жизни. Вы и ваше дьявольское изобретение. Но я все-таки победил. И вот я тут, рядом с вами, чтобы вы могли ощутить то, что чувствовал я все эти годы. Чувство поражения.
 Валашников засмеялся.
 — Конечно, это глупо, но я хотел отомстить.
 — Вы убьете меня? — спросил Ван Рикер.
 Валашников опять засмеялся нервным лающим смехом:
 — Убить вас? Убить? После всех этих лет? Ну нет, генерал. Я оставлю вас... как это говорят у вас в Америке... вариться в собственном соку.
 — Я спрячу «Кассандру» где-нибудь в другом месте.
 — На это у вас уйдут годы. Уже поздно. Тогда вы могли держать все в секрете, так как мы не знали о ваших планах. Теперь же у вас нет такого преимущества.
 — Я... — начал Ван Рикер и замолчал, осознав, что ему нечего возразить.
 Валашников неуязвим.
 Валашников поднялся.
 — Всего хорошего, генерал. По крайней мере, вы не стали мне врать. Можете спокойно спать, зная, что обрекли свою страну на гибель.
 Он сунул револьвер в карман и засмеялся:
 — Приятных снов.
 В коридоре еще долго звучал его раскатистый смех. Ван Рикер задумчиво сидел на кровати, затем встал, включил свет и направился к телефону.
 Только один человек во всем мире мог помочь ему.
 Доктор Харолд В. Смит, санаторий Форлкрофт.




 Глава 13


 Солнце уже показывалось над горизонтом, когда Римо добрался до городка Апова. С холма была хорошо видна толпа репортеров, полицейское оцепление и самозванцы, именующие себя индейцами.
 Римо постоял на краю плато, глядя вниз, на равнину, где рядом с дорогой, ведущей в городок, высились церковь, занятая Партией Революционных Индейцев, и монумент, скрывающий «Кассандру».
 Римо повернулся к ним спиной и направился в городок.
 Была уже половина пятого. У него оставалось буквально несколько минут, чтобы найти эту пушку и не дать ей взорвать «Кассандру».
 На мгновение Римо представил себе, что будет, если «Кассандра» все же взлетит на воздух. Он погибнет, вместе с ним погибнет и Чиун. Мысль о смерти Чиуна мало волновала Римо: поверить в это было невозможно, скорее исчезнет земное притяжение или что-нибудь еще вроде того.
 Но против «Кассандры» устоять невозможно.
 Смерть. Странная штука. Римо отметил, что относится к ней скорее отрицательно, и подумал: неужели все то, кого он отправил на тот свет, относились к смерти точно так же? В следующий раз он спросит своего клиента, как тот относится к смерти. Конечно, если следующий раз наступит.
 Брандт считал, что хорошо спрятал свою знаменитую пушку. Но Римо в порыве вдохновения пораскинул мозгами и нашел единственно верное решение.
 Почему бы не спрятать пушку на виду у всех? В парке, среди пулеметов, зениток и мирно играющий детей? Из парка очень удобно обстрелять церковь, памятник и шоссе. Все, что от него сейчас требовалось — это найти стапятидесятипятимиллиметровую пушку.
 Римо отправился на поиски.
 Но орудий было слишком много. Римо проверил их одно за другим. Ни одно из них не представляло опасности. Небольшие пулеметы, которые не стреляли. Бездействующие гранатометы. Минометы. Пушки, которые никогда не заряжались. Итак, орудия, из которого можно выстрелить в церковь, зацепив при этом «Кассандру», не было.
 У Римо оставалось еще двенадцать минут. Он растерялся. Он ведь даже не знал, где находится дом Брандта, чтобы пойти туда и вытрясти из того необходимую информацию. Что же делать, лихорадочно думал Римо?
 Городок мало-помалу просыпался. На улицах стали появляться люди. Вот она, рабочая, трудолюбивая, богобоязненная Америка. Сидя на скамейке в парке, Римо смотрел на прохожих.
 И вдруг его осенила идея. Кто же отправляется на работу в пять тридцать утра? В основном это были молодые мужчины. Воины. И все они шли в одном направлении.
 У Римо появилась слабая надежда. Он присоединился к одной из небольших групп, спешащих мимо парка в северном направлении. Римо быстро шагал рядом с индейцами, переходя от одной группы к другой, оказываясь при этом всегда впереди идущих.
 Тут он понял: они идут в супермаркет «Биг Эй!»
 Римо был в супермаркете почти ровно в шесть. Хотя супермаркет открывался через два часа, везде уже горел яркий свет. Невдалеке Римо заметил Брандта. Тот разговаривал с группой из двадцати человек, и каждую минуту через открытые двери главного входа прибывали все новые люди.
 До Римо доносились обрывки речи Брандта:
 — ... может быть, он придет... или мы избавимся от них сами... вы рассчитали наводку?
 Группа, насчитывающая уже человек сорок, последовала за Брандтом в дальний конец супермаркета. Римо увидел, как индейцы принялись разбирать огромную гору туалетной бумаги, сначала унося отдельные рулоны, затем упаковки из четырех рулончиков, коробки и, наконец, большие ящики. Под горой бумаги была спрятана пушка. Тут Римо сообразил, почему Брандт так выходил из себя, когда покупательницы вертелись около бумаги. Вероятно, Брандт перепрятал свою пушку вскоре после инцидента с храмом.
 Совершенно неподходящее место для пушки! До того неподходящее, что Римо с трудом отыскал ее.
 Сейчас его задача заключалась в том, чтобы не дать из нее выстрелить.
 Желательно уладить все мирным путем. Ведь в конце концов, Римо симпатизировал индейцам Апова и с радостью сам бы пальнул в банду, засевшую в церкви.
 Брандт наблюдал, как индейцы выкатывают пушку из железной клетки. Пушка оказалась не маленькой: выше человеческого роста.
 В поисках запасного выхода, через который будут вывозить пушку Римо обежал подсобные помещения и обнаружил большие двери для доставки товаров. Кроме того, он нашел главные кабели энергоснабжения всего здания.
 Римо посмотрел, нет ли где предохранителей, но не нашел их. Два кабеля шли по стене сверху вниз, не достигая всего двенадцати футов до пола, где были фарфоровые катушки, и исчезали в кирпичной стене.
 Римо подпрыгнул и дотронулся левой рукой до одной из катушек. Вот задача! Он ничего не понимал в электричестве, поэтому решил все тщательно продумать. Если, разрезая кабель, он дотронется до стены или до пола, то заземлится, и его ударит током. Удар может оказаться смертельным. А если бы он был в туфлях на резиновой подошве? Нет, они его не спасли бы. Придется резать провода, не заземляясь.
 Римо отступил немного назад, присел и подпрыгнул, рубанув рукой по одному из хорошо изолированных кабелей и разрезал его надвое.
 Римо ощутил в руке слабое покалывание и легко приземлился рядом с кабелем, извивающимся по земле, как змея, и выплевывающем искры. Он отпрыгнул подальше.
 Затем Римо отступил и прыгнул снова, ударив рукой по второму кабелю, который, рассыпая искры, также распался надвое.
 Приземляясь, Римо постарался его не задеть. Из супермаркета уже доносились встревоженные крики.
 — Что происходит?
 — Кто-нибудь, проверьте пробки!
 Надо было спешить. Небо уже розовело. Он обошел супермаркет и остановился перед автоматическими дверями главного входа, которые заклинило.
 Римо пришлось открыть их вручную. В помещении было темно. Он пробирался среди индейцев, бросивших пушку и ожидающих, когда включится свет.
 Он подошел к пушке вплотную и ощутил над головой гладкую холодную сталь. Он прикоснулся к металлу и слегка постучал по нему ребром ладони.
 В любом механизме есть слабые места, а пушка была всего лишь механизмом.
 Чиун говорил, что всегда нужно найти точку, где вибрация разнесет механизм на части. Римо заработал руками быстрее, ударяя по металлу. Наконец он нашел эту точку — место, которое вибрировало не так, как остальной механизм.
 Римо начал мерно бить по нему руками: то правой, то левой, взмахивая ими над головой — совсем как метроном. Супермаркет наполнился гулом металла.
 — Что за шум? — крикнул кто-то рядом.
 — Проверяю, на что годится эта пушка, — ответил Римо.
 Человек рядом с ним засмеялся.
 Скоро Римо понял, что металл начал вибрировать, в такт его ударам, и изменил ритм на более быстрый. Пушка издала протяжный стон. Римо, удовлетворенный, начал пробираться к выходу.
 Из глубины помещения донесся голос Брандта:
 — Кто-то перерезал кабели! У меня есть карманные фонарики. Подходите все ко мне.
 Люди разобрали фонарики и осветили им пушку.
 — Что за дьявольщина? — спросил кто-то.
 — Чтоб мне провалиться, — сказал Брандт.
 Пушка была на месте, но ее ствол, вместо того, чтобы с фаллической гордостью указывать вверх, бессильно уткнулся в землю, как сломанный стебель.
 А Римо уже несся по дороге навстречу другой проблеме — Валашникову.
 Но он не успел полностью скрыться из виду. Разъяренный Брандт, подойдя к окну, увидел убегающего в утреннем свете Римо.
 — Сукин сын! — выругался он. — Грязный двурушник. — Он стукнул кулаком по ладони левой руки. — Если ты думаешь, что так легко отделался, то ошибаешься.




 Глава 14


 Генерал Ван Рикер все-таки обставил его. Валашников осознал это после телефонного звонка первого заместителя атташе Советского Союза по делам культуры.
 — Товарищ Валашников, вы немедленно отзываетесь на родину, — без предисловий заявил главный красный шпион в Америке.
 — На родину? Почему?
 — И вы еще спрашиваете? Разве наша политика по отношению к Соединенным Штатам в корне изменилась?
 — Но я же нашел ее. Она здесь! Здесь! Я целых десять лет искал ее, — воскликнул Валашников.
 — Да. Вы нашли ее. Но чуть было не стали причиной международного скандала. Вы могли поставить под угрозу разрядку, а без разрядки, без дружественных отношений и взаимопонимания мы не сможем нанести внезапный удар. Вы идиот, Валашников. Вы отзываетесь немедленно.
 Валашников глубоко вздохнул. Он был слишком близок к победе, чтобы проиграть так просто.
 — Не объясните ли мне, в чем моя ошибка?
 — С радостью, — сказал первый заместитель атташе по делам культуры. — Во-первых, оскорбление девочки-индеанки, влекущее за собой уголовную ответственность для вас и осложнения в отношениях с Америкой для всей нашей страны.
 — Но...
 — Никаких «но». Если бы вы были только извращенцем, но вы еще и идиот.
 Подумать только, вы предложили русское оружие индейцам в Вундед-Элк! Вы вмешались во внутреннюю политику американцев. Вы влезли в дела, которые, нас не касаются.
 — Но я никогда...
 — Не отрицайте очевидного, Валашников. Я только что слышал это собственными ушами. Вам повезло, что мэр Вундед-Элк — рассудительный человек. Ван Рикер не станет предъявлять вам претензии.
 — Ван Рикер? Разве он...
 — Он официальное лицо, Валашников. Официальное. Станет ли он лгать? Вы немедленно возвращаетесь во Владивосток и ждете, пока вас не вызовут.
 В трубке щелкнуло и раздались гудки.
 Сумасшедшие! Психи! Ван Рикер их одурачил. Ему удалось раздобыть где-то компромат на Валашникова, и он сочинил для советского посольства вполне правдоподобную историю. И советское посольство поверило ему.
 Идиоты. Ладно, пусть дурью маются, Валашников им в этом деле не подмога. Десять лет назад он был прав! Его наказали за глупость КГБ. И вот теперь, когда он близок к успеху, он не подчинится русскому шпиону в Вашингтоне, поверившему в совершенно невероятную историю.
 Там, в Москве, должны знать, что Валашников прав. Это было целью всей его жизни, которая стала чередой невзгод и унижений. Теперь он должен взять реванш. Он докажет свою правоту.
 Взять и уехать? Вернуться во Владивосток? Нет! Даже если бы он решил вернуться, он понимал, что никогда не доедет до Владивостока. Любой дурак знал, что вмешательство во внутренние дела Америки влекло за собой ссылку и смерть.
 Валашников сунул пистолет в ящик трюмо, надел пиджак и вышел из комнаты. Он найдет способ доказать России, что он прав.
 Когда Римо шел по шоссе обратно, полицейских постов нигде не было. Все собрались вокруг огромной палатки, в которой находился штаб прессы.
 Римо направился к палатке и увидел, что там горели прожектора телевизионщиков, стрекотали камеры, а репортеры поспешно чиркали в блокнотах.
 В центре внимания находился человек, которого Римо сразу же узнал Его лицо украшало обложки журналов. Весь мир видел это лицо на киноэкранах, увеличенное в сорок раз. Перкин Марлоу. Актер в голубых джинсах и тенниске. Его длинные редеющие волосы были стянуты на затылке в «конский хвост».
 — Геноцид Америки, — тихо говорил он, едва шевеля губами.
 — Что он сказал? — всполошился один из репортеров. — Что он сказал?
 — Суицид Америки... — подсказал ему его коллега.
 — Спасибо, — поблагодарил его первый, довольный тем, что не пропустил ни слова.
 Перкин Марлоу продолжал отвечать на вопросы репортеров так тихо и невнятно, что все с трудом разбирали слова. Но идея была такова: Америка полна злодеяний; злым, глупым и скучным американцам недостает здравого смысла, чтобы поддержать правое дело честных, трудолюбивых, близких к природе краснокожих. Он не желал вспоминать, что злые, глупые и скучные американцы сделали его богачом, платя за просмотр фильмов с его участием. Репортеры также не вспоминали об этом, чтобы не показаться своим коллегам правительственными провокаторами.
 — Я сейчас отправлюсь в лагерь Партии Революционных Индейцев, — заявил Марлоу. — Там я объединюсь со своими братьями-индейцами. Пусть мы погибнем как герои под натиском правительственных войск.
 — Каких войск? — спросил Римо, проталкиваясь сквозь толпу.
 Марлоу смутился.
 — Все знают, что мы тайно окружены правительственными войсками.
 — Информация верна, — пискнул Джерри Кэндлер. — Я писал об этом в «Глоуб». Кто там сомневается, успокойтесь!
 — Да, мы можем погибнуть в бою, но мы будем бороться!
 — Забудь о борьбе, — крикнул Римо, — ты забыл, что обещал привезти им еще выпивки? Грузовик уже свободен.
 Римо опять переменил свое место в толпе. Марлоу оглядел толпу, тщетно пытаясь найти возмутителя спокойствия. В итоге он сказа:
 — Джентльмены, я заканчиваю. Если нам не придется встретиться вновь, продолжайте вашу работу и борьбу.
 Он повернулся и, покинув палатку, быстро зашагал к церкви. Кэндлер попытался аплодировать, но было уже поздно.
 Представители прессы последовали за Марлоу, таща с собой оборудование.
 Полицейские шли рядом с толпой, пересекающей поле.
 А по шоссе, ведущему от мотеля к памятнику, шагал не замеченный никем Валашников.
 Римо, не обратив на него внимания, вернулся в мотель. Чиун сидел на полу в позе «лотоса», глядя в большое окно.
 Он быстро поднялся на ноги:
 — Тебя так долго не было. Ну, как он тебе? Правда, он замечательный человек?
 — Сколько он тебе предложил?
 — Не только мне, — поправил его Чиун. — И тебе тоже.
 — Очень мило с его стороны, — заметил Римо. — Чиун, я всякий раз удивляюсь тебе.
 — Я пытался оговорить для тебя хорошую оплату чтобы ты не обиделся.
 — Да я не об этом, Чиун! Как можно доверять русским? Ты ведь не доверяешь китайцам? А русские гораздо хуже.
 — Я ни разу не слышал о них ничего плохого, — заявил Чиун.
 — Ни разу? А ты не спрашивал у Валашникова, что у них идет по телевидению?
 Чиун удивленно вскинул брови:
 — По телевидению? А почему я должен спрашивать? Я не такой уж фанатичный телезритель.
 — Я имею в виду твои дневные медитации. Что ты будешь смотреть вместо передачи «Вращение Земли»?
 — Что значит «вместо»?
 — В России не показывают «Вращение Земли», — сказал Римо.
 — Ты лжешь! — воскликнул Чиун, побелев как полотно.
 — Нет, папочка, это правда. Кроме того, там нет «мыльных опер».
 — А Валашников сказал, что есть.
 — Он соврал.
 — Ты уверен? Или ты не хочешь работать на Матушку-Россию из патриотических чувств?
 — Спроси его еще разок.
 — Спрошу.
 И Чиун вышел из комнаты. Они постучались к Валашникову. Ответа не было, и Чиун, положив правую руку на замок, легко сорвал его. Дверь открылась. Чиун заглянул внутрь.
 — Его нет.
 — Что отрадно видеть, — произнес Римо, глядя на замок в руке Чиуна.
 — Мы найдем его. Он может находится лишь в двух местах: либо в своей комнате, либо за ее пределами.
 Когда они шли по бетонной дорожке, ведущей из мотеля, на их пути возник Ван Рикер. Он удовлетворенно улыбался.
 — Вы его видели? — спросил Чиун.
 — Кого?
 — Русского мошенника с дурацким именем, — сказал Чиун.
 — Валашникова, — пояснил Римо.
 — Нет, — произнес Ван Рикер. — Наверно, он уже отправился обратно в Россию.
 — Мы проверим, — сказал Чиун и пошел по дороге, ведущей к памятнику.
 Представитель прессы были разочарованы. Перкин Марлоу исчез в помещении церкви, куда их не пустил Деннис Пети.
 — Когда вы нам понадобитесь, мы вас вызовем, — пообещал он.
 — Но мы информируем мировую общественность, — запротестовал Джонатан Бушек.
 — Пусть весь мир катится к чертям собачьим, — сказал Пети, захлопывая перед репортерами дверь.
 Репортеры недоуменно посмотрели друг на друга.
 — Вероятно, он очень устал, — сказал Джерри Кэндлер.
 — Да, — согласился его коллега. — Но все равно он не имеет права вести себя по-хамски.
 — Конечно, — сказал Кэндлер. — Его оправдывает лишь то, что он слишком долго имел дело с правительством, и ему теперь трудно перестроиться.
 Репортеры дружно закивали, соглашаясь, что в высокомерии Пети виноват Вашингтон, и гурьбой направились к памятнику.
 Валашников ждал их. Он стоял рядом с «Кассандрой», погубившей его карьеру и отравившей десять лет его жизни. Какие еще сюрпризы готовит она Валашникову?
 Он взглянул на бронзовую доску в центре мраморной глыбы. На редкость изобретательно, подумал Валашников. Ван Рикер постарался.
 Валашников медленно обошел памятник. Рядом в кустах что-то блеснуло.
 Он встал на четвереньки и вытащил из кустов металлический предмет, выброшенный Ван Рикером.
 Он тщательно осмотрел предмет, не осознавая, что впитывает смертельную дозу радиации. Он был счастлив узнать в металлической детали важное соединяющее устройство, обеспечивающее запуск «Кассандры».
 Без этого устройства «Кассандра» не сработает. Она просто не сможет взлететь. Если ее взорвать, она поразит Америку, а не Россию? Под ударом оказывалась Америка. Он должен срочно передать донесение в Москву. Нужно, чтобы там знали об этом.
 Валашников увидел приближающихся представителей прессы и помахал им.
 Он еще не заметил Римо, Чиуна и Ван Рикера, идущих в задних рядах.
 — Вот он. Вот он, обманщик! — закричал Чиун. — Ты сказал мне правду, Римо?
 — Да, папочка. Зачем мне врать?
 Чиун хмыкнул и умолк.
 Валашников взгромоздился на монумент. Он помахал над головой недостающей частью «Кассандры».
 — Все сюда! — позвал он. — Эй вы, там!
 Репортеры остановились, изумленно взирая на странного человека, приплясывающего на мраморной глыбе. Он продолжал размахивать металлическим предметом.
 — Все быстро сюда! — вопил он. — Я покажу вам свидетельство американского милитаризма.
 — Нам нужно поторопиться, — встревожился Кэндлер. — У него явно что-то есть.
 — Начинай снимать, — сказал Джонатан Бушек оператору. Застрекотали камеры, и репортеры бросились к Валашникову.
 Валашников поглядел на свои руки. Кожа на них покраснела, как обожженная. Ничего! Ради Матушки-России можно и потерпеть. Он приплясывал на монументе, крича:
 — Скорее! Скорее сюда!
 — Что он делает? — спросил Римо.
 Ван Рикер прищурился.
 — Черт! — сказал он. — У него в руках эта штука, которую я выбросил. Теперь ему известно, что «Кассандра» безопасна.
 — Ну и что? — спросил Римо.
 — Он сообщит русским. Любой инженер, увидевший эту деталь, скажет, что ракета не взлетит. Теперь Америка снова уязвима.
 Чиун не принимал участие в разговоре. Он решительно зашагал к монументу, на котором все еще вопил и приплясывал Валашников.
 — Эй! — позвал его Чиун.
 Валашников посмотрел вниз.
 — Скажи мне правду: по вашему телевидению идет передача «Вращение Земли» или нет?
 — Нет, — ответил Валашников.
 — Ты солгал мне.
 — Я солгал во имя великой цели.
 — Нехорошо дурачить Мастера Синанджу.
 Римо тем временем сдерживал толпу репортеров, не давая им приближаться к памятнику более, чем на тридцать футов.
 — Простите, ребята, но туда нельзя.
 — Почему?
 — Радиация, — объяснил Римо.
 — Я так и знал! — воскликнул Кэндлер. — Правительство использует ядерное оружие против индейского освободительного движения.
 — Ага, — ответил Римо. — А потом оно займется теми, кто сует нос не в свое дело.
 Все камеры были нацелены на Валашникова, который орал изо всех сил:
 — Я русский шпион! Эта ракета, чтобы взорвать весь мир! Она сломалась!
 Она больше не работает! Эта деталь делать ее сломанной!
 Он размахнулся над головой металлическим предметом, словно лассо, и бросил его на землю. Спрыгнув вниз, он посмотрел на свои руки. Ладони были покрыты волдырями, они горели, словно обваренные кипятком.
 Он встретился взглядом с генералом Ван Рикером.
 — Я выиграл, генерал! — торжествующе произнес Валашников.
 Ван Рикер молчал.
 — В России увидят эту хронику и поймут, что «Кассандра» безопасна.
 Вдруг Валашников резко обернулся: Чиун схватил его за плечо.
 — Почему ты солгал мне, — потребовал Мастер Синанджу.
 — Я не мог иначе. Простите меня. Но я победил. Я все-таки победил! — Лицо Валашникова сияло. — Теперь в России узнают, где находится «Кассандра»! Я победил!
 — Мы еще увидим, кто победил! — прошипел Чиун.
 Он нырнул под брезент, укрывающий мраморную глыбу. На пути продвижения Чиуна ткань зашевелилась. Так ребенок, играя, залезает с головой под одеяло.
 — Мы хотим побеседовать с русским шпионом, — обратился к Римо Бушек.
 — Нельзя, — сказал Римо, исказив лицо гримасой, чтобы сделать себя неузнаваемым. — Этот человек — опасный сумасшедший.
 — Что вы сказали о радиации? — задал вопрос другой репортер.
 — Государственная тайна. Не подлежит разглашению, — ответил Римо.
 Позади себя он услышал глухие удары и щелканье, исходившее от пальцев Чиуна.
 Римо бросил взгляд через плечо и увидел, что Чиун вылезает из-под брезента. Старик снял тяжелую материю с черной мраморной глыбы, в верхней части которой теперь тянулась тонкая длинная трещина.
 Ван Рикер беседовал с Валашниковым — Что ж, вы победили.
 — Спасибо, генерал, — ответил русский. Его сердце колотилось, а боль в обожженных руках стала невыносимой. — Сколько я проживу?
 — Как долго вы держали эту штуку?
 — Примерно, десять минут.
 Ван Рикер опустил голову:
 — Я глубоко вам сочувствую.
 — Я должен убедиться, что победил окончательно, — Валашников повернулся к представителям прессы, но на его пути встал Чиун.
 — Ты хочешь полной победы? Я тебе ее приготовил, — сказал старик.
 — О чем вы?
 — Ты хочешь доказать русским, что это — «Кассандра»?
 — Да.
 — Хорошо, — сказал Чиун. — Видишь там, вверху, трещину? Иди туда и раздвинь ее.
 Под жужжание телекамер Валашников, шатаясь, побрел к мраморной глыбе.
 Яд радиации уже разливался по его телу, отравляя мозг, в котором закипали какие-то отрывочные мысли. Он с трудом сохранял контроль над собой.
 — Я русский шпион... — выкрикивал он. — Это американская капиталистическая ракета...
 Он наконец нашел трещину, о которой говорил Чиун, споткнулся и упал рядом с ней. Кусок мрамора отъехал, обнажив под ним вторую мраморную плиту Валашников увидел ее:
 — Нет! — простонал он. — Нет!
 И потерял сознание. Камеры все стрекотали. Репортеры столпились вокруг его безжизненного тела, распростертого рядом с мраморной глыбой, на которой было высечено: «Кассандра-2»




 Глава 15


 Репортеры вопросительно смотрели друг на друга.
 — А что означает «Кассандра-2»? — спросил Джонотан Бушек у Римо.
 — Секретное оружие, предназначенное для того, чтобы взорвать весь мир, — ответил за него Кэндлер.
 — Вы ручаетесь за свои слова? — обернулся к нему Бушек.
 — А что же это еще, по-вашему? — возмутился Кэндлер. И внезапно умолк, услышав позади какой-то странный шум. Сначала он напоминал дуновение легкого западного ветра. Затем, по мере приближения, он усилился. Все обернулись.
 Их глазам предстало необычное зрелище.
 На плоскогорье, где находился городок индейцев Апова, появился всадник, за ним другой, третий. Множество всадников. Они выстроились в непрерывную линию на краю обрыва. Они были в перьях и военной раскраске, обнаженные по пояс, с ружьями и луками за спиной, они стояли и смотрели на церковь, в которой мирно выпивали члены Партии Революционных Индейцев.
 И вот один воин, находящийся посередке, поднял ружье над головой, и с оглушительными криками воины Апова устремились вниз по склону на своих небольших лошадках.
 Римо невольно улыбнулся. Не так-то легко заставить Брандта отказаться от своих намерений!
 — Это индейцы на тропе войны, — закричал один из репортеров.
 — Не дай себя одурачить. По всей вероятности, это переодетые зеленые береты, — сказал ему Кэндлер. — Для чего индейцам атаковать партию Индейцев, борющихся за счастье всех краснокожих в Америке?
 — Ты прав, — согласился Джонатан Бушек. — Идем, — сказал он оператору, и они побежали по дороге, ведущей от памятника к церкви. Вместе с ними ринулись и остальные.
 Воины Апова в количестве двухсот человек с воплями мчались по прерии туда, где возвышалась церковь.
 Находящиеся в церкви тоже услышали шум. Члены Партии праздновали прибытие Перкина Марлоу. Основным напитком пирующих был двойной шотландский виски. Первым очнулся Деннис Пети.
 — Что-то становится шумновато. Невозможно даже нормально отпраздновать встречу, — сказал он, швыряя пустую бутылку в угол алтаря, где она зазвенела и разбилась. Со стаканом в руке Деннис выбрался на крыльцо.
 — Перкин, старина, наливай, не стесняйся! — бормотал он. Открыв дверь, Деннис Пети выглянул наружу. — Вот это да! — присвистнул он.
 — Что там такое? — спросила сидящая на церковной скамье Линн Косгроув, что-то набрасывая в блокноте.
 — Индейцы, — ответил Пети.
 — Это индейцы! — завопил он на всю церковь. — Настоящие индейцы.
 — Наверно, они хотят изнасиловать женщин, — сказала Косгроув.
 — Вот зараза! Они приближаются, — орал Пети. — Они кричат: «Смерть революционерам!» Вот зараза! Я исчезаю.
 — Правительственные прихвостни! — надменно произнесла Косгроув.
 — Верно, — согласился Марлоу.
 — Как бы не так! Вот дерьмо! Это настоящие индейцы. С ними шутки плохи, — сказал Пети.
 Все сорок партийцев окружили Пети.
 — Он прав, — произнес кто-то. — Нужно смываться.
 — Быстрее, — крикнул Пети, — а то будет поздно.
 Они сбежали по ступенькам церкви и ринулись к полицейскому оцеплению.
 На бегу Пети сорвал с себя грязную рубашку и взмахнул ею над головой:
 «Просим защиты! Мы сдаемся. Защиты!»
 Остальные члены партии последовали его примеру, сняв рубашки и размахивая ими, как флагами.
 — Помогите! Просим защиты! Из их карманов выскакивали пивные банки и бутылки виски.
 Репортеры попытались остановить их, но их сбили с ног и затоптали.
 — Убирайтесь с дороги, придурки! — крикнул Пети, давая оплеуху Джерри Кэндлеру и наступая на Джонатана Бушека.
 Позади всех, спотыкаясь и падая, бежал Перкин Марлоу.
 — Я просто хотел помочь! Я хотел помочь! Не трогайте меня! — хныкал он.
 В одно мгновение бегущие миновали представителей прессы. Кэндлер приподнялся на локте и поглядел на спины улепетывающих революционеров.
 — Не виню их за панику. Они испугались, что переодетые военные их убьют, — сказал он лежащему на спине Бушеку.
 Кэндлер взглянул вверх и увидел смотрящего на него человека на небольшой приземистой лошадке. У него был бронзовый оттенок кожи и головной убор из перьев. В правой руке он сжимал ружье.
 — Кто вы? — спросил человек.
 Шатаясь, Кэндлер поднялся на ноги — Я рад, что вы спросили именно меня. Я — Джерри Кэндлер из «Нью-Йорк Глоуб»! Я знаю, зачем вы так вырядились, терроризируя этих несчастных индейцев. Вам это не сойдет с рук!
 — Вы имеете в виду индейцев из чикагского Саут Сайда? — спросил Брандт, сверху вниз глядя на Кэндлера.
 — Весь мир узнает о ваших зверствах, — сказал Кэндлер.
 — У вас от рождения не все дома, или вас плохо учили в школе? — спросил Брандт. Он посмотрел вдаль и увидел, что партийцы наконец добежали до оцепления и один за другим начали сдаваться полиции. Затем он обернулся к остальным воинам.
 — Пойдемте, друзья, вынесем мусор из нашего храма.
 Они повернули лошадок и направились к церкви. Кэндлер побрел к полицейским, на ходу сочиняя заголовок для воскресного номера «Вьетнам, Аттика, Сан-Франциско, Вундед-Элк продолжает список американских бесчинств».
 Римо наблюдал атаку и чуть не начавшуюся битву, сидя на мраморной глыбе. Он был весьма удовлетворен увиденным и повернулся к Чиуну, чтобы поделиться своими чувствами Но тот был занят разговором с Ван Рикером.
 — Вот оно, оружие, которое нужно было изобрести. Но для этого требовалось пошевелить мозгами, — говорил Чиун.
 — Что ты имеешь в виду, отец? — спросил Ван Рикер. — Теперь о «Кассандре» узнает весь мир.
 Чиун покачал головой.
 — О «Кассандре-2». Так я написал на табличке. А это значит, что еще есть"Кассандра-1", и никто никогда не узнает, где она.
 Ван Рикер смутился:
 — И русские тоже?
 — Русские тем более поверят в существование «Кассандры-1». Ведь они видели часть механизма «Кассандры-2». Я создал для тебя самое совершенное оружие. Безопасное и эффективное. Белым людям можно доверять только такие игрушки.
 Загорелое лицо Ван Рикера расплылось в улыбке.
 — А ты прав, отец. — Он поглядел на мраморную глыбу, где лежал Валашников. — Знаешь, мне его жаль. Он столько лет искал «Кассандру», и вот, когда он нашел ее, такое разочарование.
 — Так ему и надо, — проворчал Чиун. — Только низкий и подлый человек может лгать наемному убийце.
 Все втроем отправились обратно в мотель, и Ван Рикер немедленно приступил к работе. Он позвонил в Вашингтон и попросил прислать команду для демонтажа «Кассандры-2». Он делал все в открытую и был рад, что дело получило широкую огласку.
 Ван Рикер улыбался. Теперь он мог рассказывать о «Кассандре-2». Ведь у него есть более совершенное оружие — «Кассандра-1».
 Римо и Чиун сидели в соседней комнате. «Мыльные оперы» еще не начались, поэтому они смотрели программу новостей. Показывали Валашникова, «Кассандру-2», атаку воинов Апова и бегство Партии Революционных Индейцев.
 Джонатан Бушек сунул микрофон в лицо Линн Косгроув.
 — Горящая Звезда... — начал Бушек.
 — Мое имя Линн Косгроув, — ответила она.
 — Но я думал, ваше индейское имя...
 — Все это в прошлом. Время битв миновало. Настало время других боев.
 За сексуальное освобождение. Вот наброски к моей новой книге, — и она помахала блокнотом перед его носом. — Здесь изложены мои взгляды на честные и здоровые сексуальные отношения между людьми. Ложный стыд должен быть отброшен.
 Свободной рукой она рванула застежку платья из оленьих шкур, обнажив грудь перед камерой.
 — Долой стыд! — закричала она. — Да здравствует секс!
 За ее спиной кто-то крикнул:
 — Сакайавеа!
 Это был Деннис Пети.
 Линн Косгроув обернулась:
 — Подлый обманщик! Дерьмо собачье, ублюдок! В объектив камеры попало, как Пети расстегнул ширинку и сделал непристойный жест в сторону Линн Косгроув:
 — А это для тебя!
 Наблюдая превращение свободного обмена мнениями в непристойную перебранку, Бушек медленно опустился на землю. Последнее, что увидели телезрители, было искаженное лицо Бушека, по которому, смывая грим, текли слезы.
 Затем сенатор по делам национальных меньшинств объявил, что внесет на заседание Сената предложение выплатить двадцать пять тысяч долларов каждому члену Партии Революционных Индейцев. В заключение он назвал происшедшее «продолжением кровавого списка Вун-дед-Элк».
 Римо выключил телевизор.
 — Видишь, папочка, жизнь нации бьет ключом.
 — Я вижу, — ответил Чиун. — Безумие продолжается.
 — Кстати, о безумии... Надо бы позвонить Смиту.
 Смит терпеливо, без замечаний выслушал рассказ Римо событиях дня, из чего Римо заключил, что все его действия были правильными.
 — У тебя остается еще одно дело, — напомнил ему Смит.
 — Знаю, — ответил Римо.
 Он повесил трубку и отправился к Ван Рикеру. Сидящий у телефона Ван Рикер обернулся к Римо. Он улыбнулся, потирая руки.
 — Ну вот, все в порядке, — сказал он. — Пентагон уже распространяет версию о «Кассандрах», разбросанных по всему миру. На редкость удачный денек.
 Он посмотрел на Римо и еще раз улыбнулся:
 — Давай приступай к своему делу!
 — К какому делу? — удивился Римо.
 — Ты же пришел убить меня, я знаю. Я знаю все о тебе, старике, Смите и организации КЮРЕ.
 — Почему же ты не сбежал?
 — Помнишь тех двоих, в памятнике? Моих рук дело, чтобы сохранить тайну. Теперь ты сделаешь то же самое. Зачем мне убегать?
 — Верно. Все справедливо, — сказал Римо.
 — Передай Смиту мои наилучшие пожелания. Он умный человек, — произнес Ван Рикер.
 — Передам, — ответил Римо и покончил с генералом. Затем он положил его тело на кровать, чтобы имитировать смерть от сердечного приступа, вызванного переутомлением, и вернулся в свой номер.
 — Мы уезжаем, папочка.
 Чиун что-то писал на длинном пергаментном свитке.
 — Сейчас.
 — Что ты делаешь?
 — Пишу письмо сумасшедшему императору Смиту Поскольку создание «Кассандры-1» и починка «Кассандры-2» не входили в наш контракт, он должен заплатить мне за это отдельно.
 Он повернулся к Римо.
 — Тем более, что нам пришлось отклонить такое заманчивое предложение матушки-России.