---------------------------------------------


 Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир
 Убить время



 Глава первая


 «Ролс-ройс» сорокового года выпуска бесшумно скользил по дорожкам нью-йоркского Центрального парка. Его затемненные стекла изолировали гитарные аккорды «Каньона» Пакелбела от однообразных звуков большого города.
 В машине, позади шофера, одетого в ливрею, утопая в бархатных сидениях под цвет своих темных волнистых волос, сидел доктор Феликс Фокс и потягивал «дайкири» из бокала резного хрусталя «баккара». Он нажал кнопку на перегородке, отделявшей сиденье водителя от салона.
 — Есть бегуны? — спросил он шофера.
 — Нет, сэр.
 — Смотри внимательней, — сказал Фокс и отключил микрофон.
 Да, это жизнь, подумал он и понюхал розу в маленькой вазочке. Он допил и поставил пустой бокал в лакированный бар, имевшийся в салоне, скользнул рукой по галстуку от Триплэра за 55 долларов и лацканам безукоризненно сшитого костюма от Ланвина за 1200 долларов. Глянул вниз на туфли от Ботичелли на фоне белого плюша, покрывавшего пол ковра.
 Настоящая жизнь.
 Голос из динамиков привлек его внимание.
 — Бегуны, сэр.
 Глаза Фокса сузились в жесткие злые щелочки.
 — Где?
 — Впереди слева.
 Он пригляделся сквозь затемненное стекло. Впереди на обочине он увидел мужчину и женщину в спортивных костюмах. Их кроссовки «Адидас» поднимали облачка пыли. Лица были влажны и светились радостью.
 — В исходную позицию, — сказал он.
 Машина догнала бегунов, затем немного проехала вперед.
 — Готов? — спросил Фокс, и искорка удовольствия проскользнула в его глазах.
 — Да, сэр.
 Через затемненные стекла «ролс-ройса» Фоксу хорошо была видна пара бегунов. Они буквально источали здоровье, да еще и флиртовали друг с другом.
 — Давай, — прорычал он.
 Машина рванула вперед, подняв и бросив в лицо изумленной паре целое облако песка и гальки. Фокс обернулся и с удовлетворением увидел через заднее стекло, как они кашляли и плевались, а их блестевшие от пота лица покрыл слой копоти.
 — Точно в цель! — закричал он и громко расхохотался.
 — Да, сэр, — сказал шофер.
 — Заткнись!
 Он хлопнул по выключателю переговорной системы, посмеиваясь, вынул из жилетного кармана серебряную бутылочку и вдохнул порцию кокаина с серебряной ложечки.
 Он ненавидел бегунов, он ненавидел здоровье. Если бы не миллионы, которые приносили ему «Бег и теория относительности» и «Живи свободно на сельдерее» — две книги Фокса, входящие в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс» — он бы показал всем этим бегунам, лыжникам, теннисистам, туристам, танцорам и прочим сумасшедшим представителям здорового мира! Он первыми занес бы их в список на умерщвление.
 Машина вылетела из парка и плавно затормозила у обочины.
 — Отсюда два квартала до телевидения, сэр, — сказал шофер.
 Фокс вздохнул и с недовольной гримасой убрал кокаин.
 — Ладно, ладно, — обреченно произнес он. — Давай все сюда.
 Окно в перегородке за спиной шофера раздвинулось, и тот передал шефу аккуратно сложенную стопку одежды. Здесь была футболка, пара нежно-голубых спортивных брюк и такая же куртка. Фокс не спеша снял свои вещи и передал их шоферу. Затем с отвращением надел на себя спортивный костюм. Он терпеть не мог ощущение спортивной одежды на теле.
 — Превосходно, — угрюмо произнес он.
 Шофер передал назад бутылку с «Эвиан», из которой Фокс побрызгал на лицо, чтобы изобразить выступивший пот.
 Настоящий ад — изображать из себя помешанного на здоровье.
 — Есть кто-нибудь вокруг? — спросил он.
 — Фарватер свободен, сэр.
 Шофер соскользнул с сидения и обошел машину, чтобы открыть Фоксу дверь.
 — Заберешь меня через час, — сказал Фокс, срыгнул и рысцой посеменил вперед.
 По мере приближения к телестудии отрыжка утихла, и ощущение горечи на его лице сменилось одной из самых лучезарных улыбок. Он помахал толпе возле входа в телецентр. Пошутил с секретаршей в студии, рассказал пару анекдотов гостям, ожидавшим начала съемок шоу Алмазного Франка в зеленом зале студии и с триумфом взбежал на сцену.
 Камеры зафиксировали встретивший его шквал приветствий и одобрительных возгласов. Алмазный Франк представил его: «Феликс Фокс — символ стройности».
 Тепло улыбаясь Фокс призвал располневших домохозяек обрести счастье в стройности и своих книгах. Собравшиеся подтвердили сокрушительный эффект вдохновенных бесед доктора Фокса. Женщины средних лет вопили в экстазе, когда он демонстрировал идиотские прыжки. Полненькие девушки яростно бросали конфеты в урны.
 У выхода со сцены группа фанатов совала ему для автографа книги «Бег и теория относительности» и «Живи свободно на сельдерее».
 Среди мелькающих страниц он заметил симпатичную грудь приличного размера, обтянутую тоненьким розовым свитерком. Фокс поднял глаза от груди и обнаружил под копной светлых курчавых волос мордашку в стиле Ширли Тэмпл.
 — Привет, — взволнованно дышала девица, и ее свитер растягивался на груди почти до пределов прочности. — Вы кажетесь мне просто нереальным, доктор Фокс, — прошептала она и губы ее задрожали.
 — Да? — сказал Фокс.
 Она была такого сорта, что вполне могла бы устроить его. Не многие могли. Последняя была крикливой. Крикливые не подходили.
 — Вы читали мои книги?
 — Нет Я жду, когда появится фильм. — Она вытолкнула вперед себя неряшливую рыжеволосую девицу с лицом, похожим на географическую карту и покрытым толстенным слоем пудры. — Это моя подруга Дорис. Мы живем вместе. И она тоже считает вас очень симпатичным.
 — Правда? — с ужасом спросил Фокс. Раздавая автографы он разглядывал ротик блондинки. Его уголки задирались вверх, как края молодого месяца. Он увидел синяки у нее на шее. — Откуда это? — спросил он, многозначительно проведя рукой по ее шее, и толпа фанаток тоскливо застонала.
 — А, это мой приятель, — хихикнула девица. — Он иногда бывает таким грубым. Но меня это заводит.
 Да, это то, что нужно, решил Фокс. Она подойдет.
 — Вам стоит показать это доктору.
 — Ничего страшного, — вспыхнула девица. — Это всего лишь синяки. Они у меня всегда.
 Дорис пихнула ее в бок.
 — Ой, я что-то не так сказала? Дорис говорит, что я все время болтаю какую-то чушь.
 — Дорогая моя, вы просто очаровательны, — сказал Фокс. — Давайте-ка я лучше посмотрю ваши синяки.
 Ее глаза округлились.
 — Вы хотите сказать, что вы настоящий доктор? Я имею в виду, как в больнице?
 — Совершенно верно. — Он непринужденно повел ее сквозь толпу в сторону стоявшего неподалеку «ролс-ройса». — Вот и все, леди, — с очаровательной улыбкой сказал он сопровождавшей его толпе. — У меня есть небольшое, но очень важное дело, которым я должен срочно заняться.
 Женщины разочарованно вздохнули. Одна из них крикнула, что любит его. Он дружески пожал ее руку.
 — Стремитесь стать как можно лучше, — искренне сказал Фокс.
 Женщина восторженно взвизгнула.
 В машине Фокс предложил блондинке бокал шампанского.
 — Я обожаю шипучку, — сказал она. — Однажды я сломала руку и мне пришлось принять обезболивающий алка-зельцер. Мне так понравилось!
 — Что, ломать руку?
 Она рассмеялась:
 — Нет же, глупый. Шипение. А руку я вообще не чувствовала.
 Фокс замер.
 — Она что же, не болела?
 — Не-а. Один мой случайный знакомый — он работал на карнавале — сказал как-то, что есть специальное слово для такого типа людей, как я. Ну для таких, знаете, которые не чувствуют боли. Я знаю, это странно, но так со мной было всегда...
 — Лошадь, — сказал Фокс, в упор уставившись на девицу.
 Это было как раз то, что нужно. Именно то, что нужно, и даже немного больше.
 — Ага, точно — лошадь! Он так и сказал. Может, вы его знаете — Джонни Калипсо, татуировщик?
 — М-м-м, сомневаюсь, — пробормотал Фокс.
 Вечер обещал быть замечательным.
 «Ролс» остановился под козырьком здания на Пятой авеню. Навстречу шагнул швейцар и помог выйти из машины.
 — Между прочим, меня зовут Ирма, — сказала девица. — Ирма Шварц.
 — Очаровательно, — сказал Фокс.
 Ирма была чудо. Фокс начал с булавок и переходил постепенно к иголкам, веревкам, хлыстам, цепям и огню.
 — Что, все еще не больно? — изможденно выдохнул он.
 — Нет, док, — произнесла Ирма, отхлебнув из бутылки шампанского, которую она прихватила с собой из машины. — Я же говорила — я лошадь.
 — Вы сенсация!
 — И вы тоже, Фокси. Бег изменил мою жизнь. На прошлой неделе. А до этого, я каталась на роликовых коньках. Правда, сломала нос. После этого я как следует не различала запахов и пришлось сделать операцию. А до роликов я каталась на доске. Очень неплохо. Только бросила это дело, потому что мне не нравилось, когда меня называли жопой. Понимаете, когда тебя поколотит собственный приятель — это одно, но когда какой-нибудь полный придурок называет тебя жопой — это, ну, вы понимаете...
 — А когда нос сломала, тоже не было больно? — спросил он, дергая ее за волосы.
 — Ну конечно нет. Я же говорила, что абсолютно ничего не чувствую. Ну вот, а до этого, до роликовой доски, я танцевала. Но начала очень много кушать. Дорис, моя подруга, рассказывала мне, как ребята из «Метрополя» обсуждали, какая я толстая.
 — М-метрополь, — пробормотал Фокс, впиваясь зубами в плечо Ирмы.
 — Я там работаю. Я ведь стриптизерша. Они чуть не умерли, когда прочли в анкете, сколько мне лет. Клянусь, вы тоже не угадаете.
 — Меня это не волнует.
 Он снова был на пути в рай.
 — Нет, пожалуйста, угадайте.
 Вздохнув, Фокс сел.
 — Двадцать, двадцать пять?
 — Сорок три!
 Фокс глубоко выдохнул:
 — Сорок три? — На ее лице не было морщин, никаких других следов того, что Ирма Шварц существовала на белом свете дольше двух десятков лет. — Ты и вправду лошадь, — задумчиво произнес он. — Редчайшая порода лошади.
 — Я как-то читала об этом в книге Рипли «Хотите — верьте». У меня в организме есть особое вещество. Не то, что я его принимаю как лекарство по необходимости, нет. Оно просто там находится. Доктора называют его прокатин.
 — Прокаин, — отвлеченно поправил Фокс.
 Его мозг лихорадочно работал. Ирма Шварц была слишком хороша, чтобы быть реальностью. То, чем она обладала, было более ценно, чем все достопримечательности мира. И было бы слишком эгоистично держать ее только для себя. Она принадлежала всему миру.
 — Да, точно. Прокаин.
 — Ты счастливая, — сказал Фокс. — Люди платят многие тысячи долларов, чтобы получить то, что тебе досталось задаром. Все сорокатрехлетние женщины хотели бы выглядеть на двадцать. Долгие годы прокаин использовался военными. В небольших количествах он может служить как обезболивающее. Он принадлежит к одной группе с новокаином и кокаином, но вырабатывается только человеческим организмом. А в больших дозах это вещество замедляет процессы старения. Теоретически он может вообще остановить старение, позволяя людям на протяжении всей жизни оставаться молодыми. Но конечно это только в теории. Это вещество слишком редкое, чтобы использовать его в таких количествах.
 — Ну как вам это нравится? — сказала Ирма. — В моем организме плавает что-то, стоящее больших денег.
 — Огромных денег, — заметил Фокс. — Любая европейская клиника заплатит целое состояние за твой прокаин.
 — Да? — просияла Ирма. — Может, я могу продать немного? У меня же его слишком много, правда?
 Фокс улыбнулся.
 — Боюсь, что это невозможно. Его можно получить только из мертвого тела.
 Ирма хихикнула.
 — Ну тогда я лучше буду танцевать в «Метрополе».
 Фокс щелкнул ее по уху с выражением нежности на лице.
 — Я сейчас приду.
 Он вернулся через минуту.
 На руках были резиновые перчатки. В левой руке он держал медицинского вида коричневую бутылку, в правой — большой кусок ваты.
 — Что это? — спросила Ирма.
 — Кое-что, способное свести тебя с ума.
 — Как наркотики, да?
 — Почти.
 Он смочил вату содержимым бутылочки. Испарение обожгло ему глаза и заставило перехватить дыхание.
 — Знаете, вы так добры ко мне, — хихикала Ирма, — сначала шампанское, теперь вот это...
 — Дыши глубоко, — сказал Фокс.
 Она повиновалась.
 — Только меня не берет.
 — Возьмет.
 — Это та новая штука, что появилась сейчас в дискотеках?
 — Новейшая. Говорят, человек как будто умирает и направляется в рай.
 — А как называется? — спросила Ирма и глаза ее округлились.
 — Синильная кислота.
 — Не очень привлекательное название, — сказала Ирма Шварц. И умерла.




 Глава вторая


 Его звали Римо, он перелезал через электрофицированную ограду. Однажды его здорово ударило током, но после того, как один старик показал ему, как побеждать электричество, взобраться на двенадцатифутовую стену, опутанную электрическими проводами, не было для него проблемой. Весь секрет заключался в том, чтобы использовать это самое электричество.
 Большинство людей пытаются бороться с током так же, как они борются с гравитацией, пытаясь взбираться вверх. Старик давным-давно показал Римо, что гравитация слишком сильна для человека, чтобы с ней сражаться, и это объясняет, почему большинство людей срываются вниз, пытаясь штурмовать высокие здания. Римо не падал вниз, потому что он использовал гравитацию, и она подталкивала его вперед, а затем он перенаправлял выработанную в его теле движущую силу, и она толкала его вверх.
 То же происходило и с электричеством. Сейчас, приближаясь к вершине ограды, он держал ступни и ладони строго параллельно поверхности ограды, в нескольких дюймах от стальной рамы. Он находился в контакте с электрическим током, потому что это как раз и держало его подвешенным в воздухе, но никогда не изменял расстояние до ограды.
 Для того, чтобы овладеть этим, ему потребовалось много времени. В начале, во время практических занятий, он приближался к ограде слишком близко, и его так било электрическим током, что сводило мышцы. А потом он научился бороться с электричеством, и все прекратилось. Никто не может сражаться с электричеством и победить. Так говорил старик.
 Старика звали Чиун. Он уже был довольно стар, когда Римо впервые встретил его много лет назад. Когда электрический ток вел себя так, будто хотел зажарить Римо живьем, Чиун учил расслабляться и принимать его. Если бы кто-нибудь другой посоветовал Римо повиснуть и расслабиться, когда смертельная доза электричества проходила через его тело, он сказал бы ему пару ласковых. Но Чиун был не кто-нибудь. Он был Мастером. Он пришел в жизнь Римо для того, чтобы создавать. Из состарившейся формации мертвого офицера полиции — боевую машину, более совершенную, чем что-либо известное западному миру. Этим полицейским был Римо, втянутый в дело, к которому не имел никакого отношения и приговоренный к смерти на электрическом стуле, который как следует не работал...
 Хоть и не как следует, но все же достаточно сильно. В то утро, когда он оказался в санатории Фолкрофт в Рай, штат Нью-Йорк, ожоги на его запястьях были свежими, и он помнил этот электрический стул. Много лет спустя после того, как он встретил человека с лицом цвета лимона, который лично отобрал его для эксперимента, а потом представил древнему корейцу по имени Чиун, — он помнил. Целую жизнь спустя после того, как Чиун превратил тело Римо в нечто настолько отличное от тела нормального человека мужского пола, что изменилась даже его нервная система, — ужас перед электричеством таился в его теле.
 Поэтому когда Чиун велел ему расслабиться, он боялся. Но слушал.
 Теперь он лез к вершине ограды и концы электрического провода прикасались к его коже. Дыхание было глубоким, подвластным ему. Равновесие автоматически восстанавливалось при каждом движении. Ток был силой, державшей его наверху. Используя его, ни на мгновение не прерывая контакта, он медленно скользил вверх по ограде, передвигая руки осторожными кругами, вырабатывая трение, продвигавшее его вверх. Добравшись до верха, он неожиданно оторвался от поверхности, подтянул ноги и кувырком прыгнул вниз.
 Имение, в котором он оказался, представляло собой акр или более того покрытого снегом гравия и замороженной грязи в отдаленном конце Стэтн-айлэнд — района большого Нью-Йорка. Повсюду валялись гниющие деревянные ящики, ржавые банки и намокшие листы старых газет. В углу имения находился огромный грязный шестиэтажный шлакоблочный склад. Рядом стоял грузовик. Приблизившись, Римо увидел трех здоровых мужиков, таскавших в грузовик ящики.
 — Здорово, ребята, — сказал Римо, запуская руку в один из ящиков. Он вытащил наружу запаянный в пластик мешок белого порошка, фунтов пять весом. — Так я и думал, — сказал он.
 — Что? — Один из рабочих достал девятимиллиметровый автоматический браунинг. — С кем имею честь, мистер?
 — Я из отдела по контролю за продажей героина, — не разжимая губ сказал Римо. — И боюсь, что эта партия не пойдет. Грязная упаковка, нет названия фирмы-изготовителя, нет даже пластмассовых мерных ложек — знаете, какие раздают при продаже кофе. Нет, это совсем не на уровне. Извините, ребята.
 Он вспорол пластиковый мешок и выпустил содержимое на ветер.
 — Эй, эта штука стоит больше полумиллиона долларов! — воскликнул человек с браунингом.
 — "Делай дело хорошо, либо вообще не делай!"— вот наш девиз, — сказал Римо.
 — Прочь с дороги, парень! — крикнул человек с пистолетом и через две секунды выстрелил.
 Он опоздал всего на одну секунду. Потому что секундой раньше Римо свернул ствол браунинга дугой, и когда из него вылетела пуля, она попала точно в грудь рабочего и вошла в нее с глухим чавканьем.
 — У меня нет оружия, смотри, — сказал другой рабочий, высоко подняв руки вверх и намочив штаны.
 — У меня тоже нет, видишь? — спросил другой, упав на колени.
 — Ты главный? — спросил Римо.
 — Ни в коем случае! — закричал рабочий с трогательной искренностью. — Мы только работяги. Вам начальники нужны, да сэр?
 — Кто же начальники?
 — Мистер Бонелли. Бонз Бонелли. Он где-то там, — он показал внутрь склада.
 Джузеппе Бонз Бонелли сидел за столом в единственной отапливаемой во всем здании комнате, с ковром на полу. У него за спиной, высоко над полом имелось маленькое окошко. Он сидел в большом красном кожаном кресле и был похож скорее на престарелого призрака, чем на теневого героинового дельца. Волосы у него были жидкие, а кожа на щеках обтягивала лицо, похожее на череп. Под столом сидела девица и что-то делала, припав лицом к паху Бонелли.
 — О... О, черт! — сказал Бонелли, заметив фигуру Римо, появившуюся в дверях. — Вы кто?
 Одна рука неистово задергалась на коленях, пока другая доставала из кармана до смешного большой кольт 45-го калибра.
 — Гр-р-р, — зарычал он, выхватив, наконец, оружие. — Молния! Гребаная молния зацепилась.
 — Спасибо, — сказал Римо, выхватив у него пистолет.
 — Проклятая молния. Все ты виновата!
 — Пользуйтесь пуговицами, — посоветовал Римо, — или фиговым листом. Вам, наверное, вполне подойдет и виноградный.
 Указательный палец несколько раз дернулся вперед и назад, прежде чем Бонелли понял, что в его руке ничего нет.
 — Отдайте мой пистолет!
 — Обязательно, — произнес Римо, и раздавив его в пыль, высыпал в ладонь Бонелли.
 — Умный, черт, — пробормотал Бонелли. Он толкнул девицу под столом. — Эй ты, пошла отсюда! У меня дела.
 Из-под стола выползла блондинка с потрясающей фигурой.
 — А как же я? — проворчала девица и лицо ее исказилось злобой. Потом она увидела Римо и злость прошла.
 Римо часто производил на женщин подобный эффект. Ее оценивающий взгляд потеплел когда она разглядела стройную подтянутую фигуру с непомерно широкими запястьями, хорошо развитыми плечами, чисто выбритым лицом с высокими скулами, продолговатыми темными глазами и густой черной шевелюрой. Она улыбнулась.
 — Вы часто здесь бываете? — спросила она.
 — Только когда надо кого-то убить.
 — Вы такой милый.
 — Пошла вон! — закричал Бонелли.
 Девица медленно выплыла из комнаты, давая Римо возможность разглядеть все достоинства своего зада.
 — Что это за чепуха про «убить кого-то», — Бонелли сплюнул. — Что это за разговоры?
 Римо пожал плечами.
 — Это то, для чего я здесь оказался.
 — Ах, так? — Быстрым движением Бонелли выхватил нож и вспорол им воздух. — Ах так?
 — Ага, — сказал Римо, схватив нож за лезвие.
 Он закрутил и подбросил его вверх. Нож продырявил в потолке аккуратную дырку. На голову и плечи Бонелли посыпалась штукатурка.
 — Умник, — сказал Бонелли. — Эй, ты что собираешься делать?
 — Хочу немного покатать тебя, — сказал Римо, пытаясь вложить в свои слова все гангстерские интонации, которые слышал в ночных сеансах по телевизору. Он поднял Бонелли за шиворот.
 — Осторожней, ты. Это шелковый костюм! Испортишь костюм, я с тобой серьезно поговорю.
 Римо вывернул карманы пиджака. Об пол звякнули два ножа и стилет.
 — Ладно приятель, — взбесился Бонелли, — ты сам напросился! Коротышка, Коротышка!
 — Коротышка? — Римо прикинул, что Бонелли весил самое большее фунтов сто. И ростом был едва около пяти футов. — Я — коротышка? А сам-то ты кто?
 Бонелли усмехнулся. Он ткнул пальцем в окно.
 — Вот Коротышка!
 Оконце заполняла физиономия с поросячьими глазками и настолько переломанным носом, что он походил на кусок оконной замазки, по которой проехала гусеница танка. Затем в окне появились два массивных плеча. Стекло разлетелось градом осколков. В углах окна появились трещины и поползли по стене с оглушительным грохотом. Потом стена поддалась и в комнату влетел Коротышка.
 — Звали, Босс?
 — Да, займись-ка этим умником.
 Коротышка надвинулся на Римо.
 — Этим?
 — А кем же еще? — заорал Бонелли. — В этой комнате только ты, я и он. Ты что решил выкинуть вон меня?
 Лицо Коротышки изобразило смирение.
 — О, нет, босс. Вы же босс. Как я могу так с вами поступить!
 — Тогда, может, ты думаешь о себе?
 Коротышка задумался. Его брови сосредоточенно задвигались. Затем морщины раздумий на лбу разгладились и он просиял счастливой улыбкой.
 — Я понял. Это шутка, да, босс? Выставить вон меня самого! Правда смешно, босс! Ха-ха-ха.
 — Заткнись!
 — О'кей, босс.
 — Итак, кто же должен выйти вон, Коротышка? — примирительно спросил Бонелли.
 Коротышка оглядел комнату и начал загибать пальцы:
 — Так, есть вы, но вы босс. Есть я ха-ха-ха, это было смешно, босс!
 — Кто еще, тупица?
 Коротышка стал поворачиваться в стороны, пока взгляд его не наткнулся на Римо.
 — Остается он, — убежденно произнес Коротышка. Он поднял руку, похожую больше на дубовую ветвь, и вытянул ее вперед.
 — Правильно, — сказал Бонелли.
 — Не правильно, — сказал Римо. И двумя пальцами отклонил удар. Рука Коротышки в результате ударила в центр его собственного лица отчего многострадальный нос вынужден был исчезнуть окончательно. Коротышка с глухим звуком упал ничком вперед. — С этим все, — сказал Римо, вновь поднимая Бонелли, на этот раз за ремень, и пронес его через пролом в стене, раскачивая из стороны в сторону.
 — Ремень, мой ремень! — причитал Бонелли. — Это же Пьер Карден!
 Римо полез вверх по отвесной стене склада. Бонелли взглянул вниз и завопил:
 — Проклятое дерьмо, куда ты меня тащишь?
 — Наверх.
 Римо методично взбирался по стене здания. Ноги отыскивали грани кирпичей, свободная рука задавала направление.
 — Пусть небеса проклянут тебя, — рыдал Джузеппе Бонелли, — пусть твоя жизнь будет полна лишений и страданий. Пусть твои дети и дети твоих детей...
 — Эй, ты там заткнешься? Я готовлюсь убить кое-кого, а ты меня отвлекаешь.
 — Пусть твои внуки будут покрыты нарывами! Пусть твоя жена заболеет проказой!
 — Слушай, если ты не перестанешь раздражать меня, я предпочту оставить тебя здесь, — сказал Римо.
 — Это идея. Пусть твой дядя подавится куриной косточкой!
 — Минуточку, — сказал Римо останавливаясь. — Это уже слишком. Не трогай чужого дядю.
 Он подбросил Бонелли вверх. Бонелли оглушительно завопил, его голос по мере удаления от земли звучал все тише.
 — Берешь свои слова обратно? — спросил Римо.
 — Беру! — завыл Бонелли.
 — Какие?
 — Все. Абсолютно все! — Он на минуту остановился в воздухе, затем заорал вновь: — Помогите!
 — Заткнешься ты или нет?
 — Да-да, навсегда. Молчу.
 — Дашь ты мне сосредоточиться?
 — Делайте все, что вам угодно. Только поймайте меня!
 Когда он достиг уровня глаз Римо, тот потянулся и поймал Бонелли за ремень. Глотая воздух и размахивая руками как утопающий, Бонелли заскулил, потом открыл глаза и обнаружил, что все еще жив.
 — Умник...
 — Но-но, — предупредил Римо.
 Бонелли замолчал.
 Остаток пути высотой в шесть этажей был мирным. Римо насвистывал древнюю корейскую мелодию, которую слышал от Чиуна. Мелодия была запоминающаяся и очень милая, а то, что она звучала в холодном зимнем воздухе, делало ее еще более красивой. Аккомпанементом звучало пение птиц. Римо почти забыл о нарко-короле, болтавшемся в его правой руке.
 Иногда Римо почти нравилось то, что он делал. Он думал, что это совратило его. Наемные убийцы не были по-настоящему счастливыми людьми, и Римо предполагал, что не счастливее большинства людей, убивавших других ради того, чтобы жить. Но, по крайней мере, он убивал таких людей, которые заслуживали того. Он не нанимался на работу к жадным землевладельцам, которым надо было убрать упрямых жильцов, потому что эти жильцы не имели достаточно изящества чтобы быстро умереть в арендованных квартирах. Он не убивал иностранных студентов оттого, что так постановил трепещущий сумасшедший диктатор. Он убивал, когда надо было убить. Когда ничего другого уже нельзя было сделать.
 Как и все профессиональные убийцы, Римо не решал сам, чьи души подлежат освобождению от их бренных тел. Это делалось за него организацией, образованной президентом Соединенных Штатов как крайняя мера борьбы с преступностью. Только борьба продолжалась, президент был убит, а организация осталась.
 Называлась она КЮРЕ. КЮРЕ, наверное, была самым нелегальным инструментом, когда-либо изобретенным в Америке для контроля за преступностью. КЮРЕ действовала вне рамок Конституции — абсолютно за ее пределами. Ее задача — бороться с преступностью, когда все другие способы потерпели неудачу.
 Из трех людей, знавших о существовании КЮРЕ, президент Соединенных Штатов был наименее важным. Он решал — воспользоваться или нет специальным красным телефоном, находившимся в его спальне в Белом Доме. Красный телефон был напрямую связан со штаб-квартирой КЮРЕ в Рай, штат Нью-Йорк. Почти каждый новый президент, узнав от своего предшественника о существовании КЮРЕ, клялся, что не будет использовать ее. Существование организации, подобной КЮРЕ, было признанием того, что американская правовая система не срабатывала, а ни один новый президент не мог допустить этого. Поэтому красный телефон мог молчать, забытый до поры. Но время от времени им пользовались.
 И когда трубку этого телефона поднимали, на другом конце немедленно отвечал человек с кислым голосом, второй человек, знавший о существовании КЮРЕ. Это был доктор Харолд Смит.
 Смит был самым неподходящим по характеру человеком для того, чтобы возглавлять нелегальную организацию. Более всего его интересовал компьютерный анализ информации. Он был точен, привередлив, методичен и законопослушен по своей природе.
 Работа на посту директора КЮРЕ заставляла его ежедневно сталкиваться с убийствами, поджогами, изменами, шантажом. Давно почивший Президент, основавший КЮРЕ, самолично отобрал для этой работы Смита. Смит был выбран потому, что обладал одним качеством, которое — президент был в этом уверен — отвергнет все возможные возражения, которые мог бы высказать Смит о сущности этой работы. Харолд Смит любил свою страну больше, чем что-либо на свете. Поэтому он мог довести работу до конца. Или не довести вследствие высших интересов государства. Даже президент мог давать Харолду Смиту не более чем советы относительно новых заданий. КЮРЕ никому не подчинялась.
 Третьим человеком, знавшим тайну КЮРЕ, был исполнитель — «карающая рука». Единственный человек, обученный древней системе защиты и нападения, созданной тысячелетие назад в корейской деревушке Синанджу. Единственный человек, способный делать невозможное.
 Этого человека звали Римо Уильямс.
 Он уже преодолел все шесть этажей склада, буксируя притихшего и подавленного Джузеппе Бонелли. Внизу двое рабочих вновь укладывали в припаркованный грузовик ящики, наполненные белой смертью. Римо бросил Бонелли на ровную, покрытую снегом крышу. Тот скривился и схватился за бок.
 — Что случилось? — подозрительно спросил Римо.
 — Эта песня.
 — Какая песня?
 — Та, что вы насвистываете.
 — И что же?
 Бонелли согнулся пополам.
 — У меня от нее образуются газы! — сказал он. — Я конечно не могу распоряжаться, — он повел рукой по сторонам, — но, хочу сказать, если вам очень хочется петь, не могли бы вы напевать, скажем «Мой путь» или «Я влюбился в Сан-Франциско»? Только не это ужасное дерьмо. Вот здесь появляется такой воздушный мешок. — Он указал себе на живот.
 — У вас просто нет вкуса, — сказал Римо. Он становился похож на Чиуна и знал это.
 Но не стоит беспокоиться об этом, потому что сейчас у него есть о чем позаботиться. Например о том, что Джузеппе Бонз Бонелли залез и карман и вытаскивал на свет что-то металлическое с черной рукояткою. Это был небольшой топорик. Весело захохотав, Бонелли взмахнул им в сторону Римо, лезвие запело.
 — О'кей, умник. Ты долго напрашивался!
 Он снова взмахнул топором. Лезвие пронеслось точно по тому месту, где была голова Римо. Только ее там уже не было. Молодой человек совершенно незаметно оказался в другом месте так быстро, что Бонелли даже не заметил. Бонелли махнул еще раз. И опять промахнулся.
 — Ну, хватит, — сказал Римо, небрежно отшвырнув топорик. Отлетев на приличное расстояние, тот вонзился в ствол дерева и глубоко увяз в нем.
 — Здорово! — восхищенно воскликнул Бонелли. — Эй, а кто вы, кстати?
 — Можете звать меня Римо.
 Бонелли широко улыбнулся.
 — Римо. Хорошее имя, звучное. Звучит «по итальянски». Вы итальянец?
 — Возможно, — сказал Римо.
 Он воспитывался в детском доме. Насколько ему было известно, его предки могли быть кем угодно.
 — Я так и подумал. У вас крестьянский склад ума. Здорово получилось с этим деревом. Римо, я могу надеяться на участие в моем бизнесе такого парня, как вы?
 — Мне не нравится ваш бизнес.
 — Да, но деньги очень хорошие. И вы станете членом нашей дружной семьи. Мы будем вместе делать множество дел по-семейному.
 — Например, «сажать на иглу» детей, да?
 — Римо, крестьянин! — экспансивно воскликнул Бонелли. — Это всего лишь бизнес, и больше ничего. Поставка товара. Покупаешь дешевле, продаешь дороже.
 Римо задумался.
 — Нет, — сказал он. — Я лучше сделаю кое-что другое.
 — Лучше, чем заработать деньги? Что же?
 — Лучше я убью тебя.
 Бонелли зарычал:
 — О'кей, парень. Я давал тебе шанс. Никакого мистера Симпатяги больше не будет. — Он пошарил в кармане брюк и вытащил ручную гранату. — Ты уйдешь сам или подождешь пока я дерну чеку?
 — Вот так? — сказал Римо выхватил гранату у него из рук и выдернув чеку.
 — Ты что сделал! Быстро бросай!
 Римо не глядя подбросил опасную игрушку вверх и поймал у себя за спиной.
 — Нет, — сказал он. — Мне надоело все выбрасывать.
 Он снова подкинул гранату в воздух. Бонелли подпрыгнул, но Римо успел перехватить ее.
 — Дай сюда!
 — Зачем тебе? — спросил Римо, подбрасывая гранату в одной руке.
 — Я ее выкину, — сказал Бонелли покрываясь испариной.
 — Я нашел ей лучшее применение, — сказал Римо. — Ты ее съешь. — Он запихнул гранату Бонелли в рот и пожал ему руку. — Приятно было познакомиться. Я подумаю над вашим предложением.
 Потом он толкнул Бонелли в воздух, и тот вытаращив глаза взял курс точно на стоявший внизу грузовик. Все ящики были загружены, и кузов опечатан. Оба рабочих уже сидели в кабине, мотор был заведен.
 Как раз вовремя, подумал Римо, когда Джузеппе приземлился на крышу грузовика и разлетелся на мелкие части.
 На минуту воздух наполнился белым порошком и щепками. Потом небо просветлело, снова стало синим и холодным, и Римо начал спускаться вниз по стене, напевая старинную корейскую мелодию.
 Чиун напевал ту же мелодию, когда Римо вошел в комнату мотеля на Манхеттене. Текст в переводе с корейского звучал приблизительно так. «Любовь моя, когда я увидел твою грациозную походку, твою красоту, то, как весной тает снег, так омыли мои глаза слезы радости». Он напевал ее, разглядывая себя в зеркале и разглаживая на себе кимоно из золотой парчи. Он раскачивался взад-вперед, отчего колыхались редкие пряди серебряных волос и бородки. По телевизору шла реклама зубной пасты. Десятилетняя девочка не давала младшему брату любимую всей семьей пасту.
 — К чему такой шум? — сказал Римо и выключил телевизор.
 — Деревенщина, — пробормотал Чиун. Он спрыгнул с туалетного столика и медленно приземлился на пол. — Кто бы мог ожидать от белого человека, чтобы он понимал красоту. — Он снова включил телевизор. — О, любовь моя, когда я увидел твою грациозную походку...
 — Слушай, папочка, если ты хочешь петь, может лучше выключить телевизор? Он не будет тебя отвлекать.
 — Только кусок бледного свинячьего уха можно так легко отвлечь. Кроме того, там все равно нечего смотреть.
 — Тогда почему же он работает?
 Чиун горестно вздохнул.
 — Он работает, потому что там будет, что посмотреть. Это всякому ясно.
 На экране появился дешевый, неуклюжий как коробка, маленький автомобиль, съезжавший вниз с горы под аккомпанемент симфонического оркестра.
 — Что это? — вскричал Римо, заглушая грохот увертюры к «Вильгельму Теллю».
 Автомобиль исчез с экрана, а вместо него возникла ядовито вытаращившаяся в камеру ведущая новостей, женщина восточного типа, которая выглядела так, будто она ест младенцев на завтрак.
 — О, это она! — с придыханием произнес Чиун и расположился перед телевизором в позе лотоса. Пальцы с длинными ногтями затрепетали у него на груди.
 — С вами Чита Чинг и самые последние новости! — прорычала ведущая. — Сегодня вечером по-настоящему плохие новости, — добавила она, и плоское лицо исказила злорадная усмешка.
 — О прекрасная, о несравненная! — воспевал Чиун.
 — Перестань, пожалуйста, — сказал Римо. — Это ты называешь — есть, что посмотреть? Эту злобную шарманку?
 — Прочь! — скомандовал Чиун. — Ты не достоин находиться в одной комнате с таким цветком лотоса, как мисс Чита Чинг. Ты, предпочитающий коровье вымя западных великанш. Ты, которому нравятся бессмысленные взгляды бледнолицых дурочек с круглыми глазами, таких же, как ты сам.
 — Я предпочту все что угодно этой Чите Чинг, — сказал Римо.
 Когда он вышел, Чита с явным удовольствием изрыгала самые страшные новости сегодняшнего дня.
 — Полиция до сих пор не выявила участников ужасного убийства командующего Военно-воздушными силами Гомера Ватсона, известного в кругах Третьего мира как «капиталистическая свинья» и «разжигатель войны». Ватсон был убит в собственном доме вчера утром одним или несколькими наемными убийцами, использовавшими оружие, возможно — огнемет, — сообщает полиция. Версия использования огнемета возникла в связи со следами огня, обнаруженными в доме жертвы в штате Мэриленд. Сожженный и расчлененный труп был опознан по зубным коронкам. Полиция докладывает, что делается все возможное, чтобы обнаружить преступников, совершивших убийство, но до сих пор нет ни одной улики. Напоследок наш телеканал приветствует всех доблестных борцов за свободу, кто так умело устранил бюрократа от Военно-воздушных сил, словами: славно сработано, ребята!
 — О, мистер Римо! — громко окликнула девушка за стойкой администратора. — У меня для вас информация. — Она достала из ячейки с номером комнаты Римо сложенный листок бумаги. — Позвони тете Милдред, — прочла она. — Это все, что здесь есть. Вы должны позвонить тете Милдред.
 — Смитти опять пользуется этим идиотским шифром, — пробурчал Римо.
 Девушка закрыла уши руками.
 — Нам не положено быть осведомленными в частной жизни наших гостей, мистер Римо.
 — Отлично. Здесь есть телефон-автомат?
 — У вас есть телефон в комнате, мистер Римо.
 — Я знаю. Но мне туда нельзя.
 — Я же вам сказала, что мы не интересуемся частной жизнью наших гостей. Почему бы вам не позвонить из своей комнаты?
 — Я не хочу звонить из своей комнаты. Я хочу звонить из автомата. А теперь скажите-ка мне, где здесь автомат!
 — Ну, хорошо. — Она указала тоненьким пальчиком в конец вестибюля.
 Как только Римо повернул за угол, он увидел как она подскочила к телефонному пульту и поменяла несколько проводов. Он вошел в телефонную кабину и поднял трубку. Как он и предполагал, на другом конце был едва различим звук сдерживаемого дыхания, где его подслушивала девушка.
 Он понизил голос.
 — Через пять секунд я схвачу эту хорошенькую девушку у пульта и сорву с нее одежду.
 На другом конце он услышал легкий шорох, а затем все стихло. Юбка администраторши взметнулась на ветру, когда она вылетала за дверь.
 Римо поймал ее прежде, чем она успела выскочить на тротуар.
 — Так в чем же дело?
 — Я — я не знаю, о чем вы говорите, — пробормотала она. — Вы что, и правда собираетесь стянуть с меня одежду?
 — Вы подслушивали мой телефонный разговор. На кого вы работаете?
 — Ни на кого.
 — На кого! — он сильнее сжал ее руку.
 — О'кей, о'кей, — произнесла она. — Думаю, это не столь важно.
 — Кто это?
 — Я не знаю. Правда. Кто-то позвонил мне и попросил прослушивать все телефонные линии. Те, что в комнатах, слушать легче, а для телефонных автоматов мне приходится переключать кое-что на пульте.
 — Зачем все это?
 — Откуда мне знать. Он только просил меня записывать все, что будет сказано кем-либо об армии, морском или воздушном флоте. За каждую информацию, которую я отправляю на компьютерный информационный центр в Альбукерке, я получаю двадцать долларов.
 — Компьютерный центр? — спросил Римо, удивленно подняв брови.
 — Да, он сказал, что я получу государственный чек. Я вычислила, что он либо из ЦРУ, либо из ФБР.
 — А как говорил этот человек?
 — Говорил? Ну, каким-то кислым голосом. Пожалуй, это единственное, как его можно описать. Наподобие вашей тети Милдред.
 — Ладно, — с отвращением сказал Римо. Опять Смит. Щупальца Смита достигали любого уголка в каждом городе. — Ладно, не думайте об этом. Я не хотел вас напугать, — сказал он девушке и пошел вниз по улице.
 — Эй, минуточку! — окликнула его девушка. Ее лицо было смешным от растерянности. — Вы разве не станете срывать с меня одежду?
 — Позже, — сказал Римо.
 Неподалеку он нашел телефонный автомат и набрал номер в Чикаго, который помнил как «Отче наш» и автоматически соединился с телефоном Смита в Фолкрофтском санатории.
 — Да? — услышал он кислый голос Смита.
 — Что за чертовщиной вы сейчас занимаетесь?
 — Через час встречаемся на Улице Мотт в Китайском квартале.
 — Я хочу знать, почему ваши прихвостни слушают мои телефонные разговоры в мотеле «Изи рест».
 — Не ваши, Римо, а все разговоры. А этот человек — один из тысячи, которые этим занимаются.
 — Что происходит?
 — Я все расскажу позже. Через час. У дракона.
 Смит повесил трубку.
 В Китайском квартале был только один дракон, и этот дракон проплывал вниз по улице Мотт на шествии в честь празднования китайского Нового года.
 — Извините, — говорил Римо, прокладывая себе путь сквозь толпу ликующих участников карнавала.
 — Это везде, — зловеще произнес Чиун за его спиной.
 Римо оглянулся.
 — Что везде?
 — Свинина, — сказал старик. — Запах свиных шкварок исходит из каждого дикого китайского рта.
 — Не обращай внимания.
 — Только белый может попросить корейца терпеть чернь, китайцев-свиноедов.
 — Тогда зачем ты пошел со мной? Тебе ведь не обязательно было приходить сюда, — раздраженно заметил Римо.
 Чиун засопел.
 — Я пошел, потому что это мой долг, — высокопарно произнес он. — Будучи Мастером Синанджу, я обязан лично выполнять пожелания императора Смита.
 — Папочка, на Смита работаю я. Ты мой учитель. Ты вовсе не должен был идти.
 — Нет, должен, — настаивал Чиун. — Когда император желает наградить подарком ценного сотрудника, получатель подарка должен присутствовать лично. Это всего лишь вежливость.
 — Подарок? О каком подарке ты говоришь?
 — О портрете Читы Чинг. Император Смит обещал подарить его мне.
 — Но у тебя уже есть портрет этой плосконосой кляузницы. Ты же сделал из нее святыню!
 — Это портрет Читы Чинг в западной одежде. А мне нужен такой, где эта красивая и грациозная леди облачена в традиционное платье своей родной Кореи.
 — Она даже не знает, где эта Корея находится. Ей что горы, что равнина — все едино.
 — Белый грубиян! Свиноед!
 — Я думал, свиноеды у нас сегодня китайцы.
 — Китайцы, белые — какая разница. Отбросы — они и есть отбросы.
 Когда они приблизились к картонному дракону, он начал раскачиваться и мотаться по улице во все стороны, разбрасывая повсюду жареную лапшу. Римо поднырнул под покрытые попоной бока зверя как раз в тот момент, когда Смит обессилено пригнулся к земле. Он подхватил его одной рукой, а другой ухватился за томящуюся от жара раковину дракона.
 — С вами все в порядке, Смитти?
 — Вы опоздали на четырнадцать минут, — сказал Смит, сверившись со своим «Таймексом». — Как долго еще по-вашему я мог один держать эту махину?
 — Извините, Смитти. Но почему все-таки мы встречаемся здесь?
 — Тише, безумец, — произнес Чиун. — Император назначил нам встречу в этом вонючем месте, потому что он очень чувствительный и смиренный человек. — Он поклонился Смиту. — Он хочет преподнести свой прекрасный подарок среди этого убожества, дабы подчеркнуть, насколько красота может затмить уродство. Это очень правильно, император. Самое подходящее место.
 — Я не император, Чиун, — в сотый раз начал объяснять Смит.
 Чиун упорно верил, что Смит нанял на службу его и Римо для того же, для чего на протяжении многих веков императоры нанимали его предков.
 — Я счастлив принять ваш подарок, о всемогущий, — сказал, улыбаясь Чиун.
 — Подарок? — Смит посмотрел на Римо. — Какой подарок?
 — С изображением корейского варианта Годзиллы, взявшей след, — сказал Римо.
 — Фотографию, — подсказал Чиун. — Портрет несравненной Читы Чинг.
 — Я думал, что уже дарил одну.
 — В церемониальном одеянии. Традиционный предсвадебный портрет, — Морщинистое лицо Чиуна погрузилось в растерянность. — Вы не забыли?
 — Э-э, боюсь, что забыл, — с нетерпением сказал Смит. — Я подумаю, как это можно устроить. Я пригласил вас сюда потому, что то, о чем пойдет речь, является абсолютно секретным, и должно таковым остаться.
 — Так же, как и просьбы ваших ценнейших агентов, — проворчал Чиун.
 — Простите?
 — Не обращайте внимания, — сказал Римо. — Продолжайте.
 Смит заговорил торопливо:
 — Вам, полагаю, известно, что вчера утром был убит командующий Военно-воздушными силами?
 — Кажется, я слышал об этом. Его сожгли огнеметом или чем-то похожим?
 — Верно. Но прессе не известно, что прошлой ночью командующий Военно-морскими силами, Торнтон Ивс, тоже был убит. Заколот штыком. Его тело обнаружили возле дома сенатора Джона Спанглера в Вирджинии. И выглядит это так, будто работали несколько наемных убийц.
 — Белых, — проворчал Чиун. — Только белому может придти в голову мысль убивать человека мундштуком. А для настоящей работы кое-кто обращается к Мастеру Синанджу. Но разве кое-кто побеспокоится о том, чтобы выполнить маленькую просьбу старого Мастера? Никогда. Может, нам тоже начать работать мундштуками? Мы можем измолотить врага мундштуком, как дубинкой.
 — Мундштук и штык — не одно и то же, папочка, — объяснил Римо. — Штык — это нож на конце ружья.
 — А, понятно. Белый наемник использует ружье, чтобы заколоть. Очень квалифицированно.
 — Хватит, Чиун, — сказал по-корейски Римо. — Из-за того, что тебе не дали картинку...
 — Из-за того, что угас один маленький огонек в моей сумрачной жизни...
 — О, пожалуйста, — взмолился Смит. — У нас очень мало времени.
 — Простите меня, о император, — покорно произнес Чиун. — Я не стану больше говорить. Все равно ведь никому не хочется ублажить старика.
 — Теперь серьезно, — начал Смит, но Чиун сомкнул челюсти и повернулся к ним спиной. Смит вздохнул и продолжил. — Человек, обнаруживший тело, садовник в доме Спанглера, не может ничего сказать. ФБР и ЦРУ до сих пор допрашивают его.
 — Сообщили в полицию?
 — Нет. Полиция не в курсе. Они потеряли все нити, расследуя убийство командующего Военно-воздушными силами, и президент боится, что они запутают и это дело. Мы не можем этого допустить. Все это похоже на цепочку.
 — Кто же следующий?
 — Командующий Сухопутными силами, вероятно. Спецслужба уже установила круглосуточную охрану, так же, как и для других важных лиц из окружения президента. Но это не может продолжаться бесконечно. Тот, кто совершил эти убийства, кто бы он ни был, должен быть остановлен.
 — Из-за этого вы и раскинули целую сеть шпионов?
 — Конечно. Пока у нас ничего нет, каждая капля информации может помочь вытащить на свет хоть какие-то части этой головоломки.
 — О'кей, — сказал Римо. — Если этих ребят убили огнеметом и штыком, похоже на работу военных. Прикажете начать оттуда?
 — Мне так не кажется. У военных все подразделения ведут собственные расследования, и я уже влезал в их компьютерные банки информации. Думаю, стоит начать с преступного мира. Отправляйтесь в дом сенатора Спанглера и выясните, кто еще был вчера на этой вечеринке. Эти люди последними видели командующего живым.
 — Но это рутинная работа для полицейских, — запротестовал Римо.
 — У нас есть все основания полагать, что это не обычное убийство, — сказал Смит. — И мы с чего-то должны начать. Все, что известно полиции — тело было обнаружено на лужайке перед домом Спанглера. Дочь сенатора, Цецилия, немедленно позвонила в ФБР и труп забрали из морга прежде, чем его успели узнать.
 — Тогда почему этим не занимается ФБР?
 Смит посмотрел на часы.
 — Если бы у нас было два года, этим могло заняться и ФБР. Но у нас нет времени. Уничтожены главы двух военных подразделений правительства Соединенных Штатов, и я не уверен, что это конец игры. Президент оповещен. А мы должны работать быстро, пока дело не приняло серьезный оборот.
 — Хорошо, хорошо, — сказал Римо, которому совсем не нравилась идея стучаться в закрытые двери и задавать вопросы о каждом из гостей этой вашингтонской пьянки. — Но я не представляю, куда это может нас завести.
 — Хотя бы вытащит нас из этой вонючей свиной дыры, — сказал по-корейски Чиун. — Соглашайся. Сделай вид, что император знает, о чем идет речь. Тогда мы сможем вернуться к цивилизации.
 — Я думал, ты с нами не разговариваешь.
 — Это я с ним не разговариваю. А тебе я говорю, отведи меня домой.
 — К людям с круглыми глазами?
 — К телевизору, — огрызнулся Чиун. — Скоро начнется обзор новостей мисс Чинг.
 — Опять! — сказал Римо. — Слушайте, Смитти, мне кажется, мы должны еще раз обсудить все это.
 В этот момент кто-то стал рваться под попону, крича по-китайски, внутри появилась голова, размахивавшая десятидолларовой купюрой и показывающая на часы.
 — Похоже, наше время истекло, — сказал Смит. — Я арендовал эту штуковину на полчаса.
 — За десять долларов? — воскликнул Римо. — Такси обошлось бы дороже.
 — Десять долларов — вполне достаточно.
 — Любите вы дешево прокатиться, Смитти.
 — Не ваша забота!
 Наклонившись Чиун выскользнул из-под картонного дракона, и тут же куда-то исчез китаец, кричавший на Смита. Римо приподнял попону и увидел Чиуна в окружении толпы китайцев. Он что-то оживленно говорил и жестикулировал, а те кланялись и понимающе кивали. Затем Чиун вернулся и поклонился Смиту.
 — Мы уходим, о знаменитый император, и оставим тебя с миром. Не теряй своего драгоценного времени на воспоминания о моей скромной просьбе о портрете красивой девушки. Это ни для кого ничего не значит, кроме меня самого, а мои недостойные желания не должны касаться ушей столь могущественного человека, как вы. Пошли, Римо.
 Только они ушли, толпа китайцев схватила дракона и, обступив Смита, стала прыгать вокруг него, что-то злобно крича.
 — Что это с ними? — спросил Римо.
 Смит беспомощно озирался, а вокруг него кипел шумный муравейник.
 — Они поняли, что император обманул их, — сказал Чиун.
 — Интересно, кто мог подать им такую идею?
 Чиун пожал плечами:
 — Это не я. Я не могу предать человека, который платит скудное жалованье моей деревне за услуги Мастера Синанджу.
 — Я видел, что ты говорил с тем китайцем. О чем?
 — Просто я рассказал ему, что когда арендовал такого картонного зверя в прошлый раз, я заплатил хозяину сто долларов. А меньшая сумма — это просто оскорбление. Вот и все, что я ему сказал.
 Римо увидел, как Смит все-таки достал бумажник и отдал китайцу небольшую стопку купюр. Китаец поклонился и Смит механически кивнул в ответ, зло покосившись на Чиуна и Римо.
 — Думаю, нам стоит ненадолго убраться из города, — сказал Римо.




 Глава третья


 Резиденция сенатора Джона Спанглера в Вирджинии представляла собой большую усадьбу с белыми колоннами и садом со снежными верхушками. Толстая женщина средних лет, одетая в спортивные брюки и свитер, распахнула дверь прежде, чем Римо успел постучать в нее.
 — Если вы из газеты — убирайтесь вон.
 — Это дом Спанглеров?
 — Вы и так это знаете. Убирайтесь!
 — Вы ведь не госпожа Спанглер?
 — Нет.
 Она хлопнула дверью. Римо остановил ее плечом. Дверь дрогнула и слетела с петель.
 — Скажите пожалуйста, она дома?
 — Вы соображаете, что делаете? — заорала женщина, перекрикивая свист ветра, и пытаясь удержать дверь, которая начала падать внутрь.
 Он вошел через огромную черно-белую прихожую в величественную, шикарно обставленную гостиную. На стене, над каминной полкой висел портрет сенатора — подтянутого человека в расцвете лет с мужественным волевым лицом. Издалека донесся женский вопль.
 — Я сказала повесить одежду Боба Макки, а не упаковать ее! — бушевал голос. — А это — пакет для печенья. Не надо его выбрасывать. Понял?
 — Да, мэм, — почтительно ответил мужской голос.
 — Последний слуга, который выбросил мешок от печенья, теперь проводит время в тюрьме в Ливенворте.
 — Да, мэм, — повторил мужчина, спускаясь по винтовой лестнице с шестью местами багажа.
 Три человека, следовавшие за ним, также тащили по несколько тюков каждый. Процессия тяжело проследовала на улицу через просторный вход.
 За ними, окутанная в длинную соболью шубу, появилась красивая брюнетка, набивавшая рот печеньем. На голове ее был тюрбан, украшенный фиолетовыми цветами, подчеркивавшими цвет ее глаз.
 Скользнув взглядом мимо Римо она завизжала на толстуху, пыхтевшую в попытках установить дверь на место.
 — Что ты на этот раз сломала?
 Женщина обернулась, лицо ее выразило глубокую печаль.
 — Я ничего не делала, — пыталась объяснить она — Это он, — она ткнула пальцем в сторону Римо. — Он ворвался сюда...
 — Ну и ну, — брюнетка с фиолетовыми глазами неожиданно одарила Римо ослепительной улыбкой, — сколько лет, сколько зим, дорогой!
 — Мы с вами не встречались, — остановил ее Римо. — Вы миссис Спанглер?
 Она уставилась на него и заморгала.
 — Я не помню, — сказала она. — Я миссис Кто-то. Так было всегда. Моего мужа зовут Пол. Или Джордж. Что-то простое. — Она показала на портрет сенатора на стене. — Джон, точно. Видите там, над камином? Это и есть мой муж. Кажется. Если мы не развелись. А вы мой адвокат?
 — Нет, — сказал Римо. — Я друг вашего друга.
 — Мило. А как вас зовут?
 Она проглотила еще одно печенье.
 — Римо.
 Она задумалась.
 — Я никогда не была замужем за человеком по имени Римо. Если только это не было слишком давно. Мы ведь никогда не были с вами женаты, да Римо?
 — Думаю, что нет.
 — Замечательно. У меня есть прелестное простенькое платье для венчания, я его припасла. Вас устроит следующий четверг?
 — Думаю, я буду слишком занят, чтобы жениться.
 — Жаль. Ну что ж, мне пора идти. Парам-парам!
 — Я бы хотел задать вам несколько вопросов прежде, чем вы уйдете. По поводу приема.
 — Приема? По случаю свадьбы?
 — Нет.
 — Хорошо. А то я только начала привыкать к этому, как его?
 — Сенатору?
 — Да, к нему. Мы как-то были женаты.
 — Мне показалось, вы были женаты с ним сейчас.
 — Правда? Как замечательно. Джордж так мне дорог!
 — Джон, — поправила толстая дама.
 — Джон? Я вышла замуж за Джона?
 — Джон Спанглер, — сказал Римо. — Сенатор.
 Она взорвалась раскатистым хохотом.
 — Эта божественно! Я вышла замуж за сенатора. Подождите, пока об этом узнают мои друзья. Идите сюда, съешьте печенье, — она протянула пакет Римо. — Только не очень большое. Большие я сама люблю. Лучше послюнявьте пальцы и прилепите несколько крошек.
 — Я воздержусь, — сказал Римо. — Миссис Спанглер, мне действительно надо поговорить с вами о Торнтоне Ивсе, командующем Военно-морскими силами. Он был у вас на приеме вчера.
 — Напрасно теряете время, — жестко сказала она. — Кем бы ни был этот Торнтон Ивс, он не мог быть моим мужем. Я бы никогда не вышла замуж за командующего. Какие бриллианты может потянуть командующий?
 — Он был командующим Военно-морским флотом. Адмирал, не меньше.
 — А, — сказала она, — это другое дело. Мне очень нравятся романтические встречи на борту какого-нибудь судна. Он прислал вас просить моей руки?
 — Он умер, мэм. Кто-то убил его прошлой ночью возле вашего дома. Заколол штыком.
 — Ужасно, — вздохнула миссис Спанглер. — Медовый месяц на борту яхты — это божественно. Чарльзу и Леди Ди в свое время понравилось. А теперь иди, будь послушным мальчиком, — проговорила она, потащив Римо к двери. — Я очень расстроюсь, если опоздаю на самолет. Столько беспокойства с этими поездками в аэропорт. У моего третьего мужа, а может у шестого, был свой самолет. Надо было мне остаться с ним. Ральф был таким душкой, в смысле Ричард. Да, точно это был Ричард. На недельный юбилей нашей свадьбы он подарил мне прекрасный бриллиант. Ладно, не важно, — она потрепала Римо по плечу: — Не пропадай, милый. То что было между нами — было божественно. Никогда не смогу полюбить другого мужчину так, как тебя.
 Она быстро поцеловала его в щеку, и ни слова не говоря, прошмыгнула мимо толстой леди к ждавшему ее лимузину. Мгновение спустя машина прошуршала по извилистой дорожке.
 Римо застыл в молчании. Вскоре его прервал грубый хохот. Толстая женщина позади него наконец впихнула дверь на место, бока ее тряслись от смеха.
 — Очень смешно, — сказал Римо.
 — Могу поклясться, что вы никогда не были здесь прежде. Фу!
 — Фу на вас. Кто-нибудь еще есть в доме?
 — Ни души. Только я.
 — А сенатор?
 — Он уже на ферме. Мать поехала к нему.
 — Мать? — спросил Римо. — Какая мать?
 — Головокружительная грубиянка, которая только что вышла. Это мама. Мутэр. Дорогая мамочка. Мамуля. Виноградная лоза, давшая стоящую сейчас перед вами нежную ягоду.
 Римо с недоверием смотрел на женщину. Ей с легкостью можно было дать вдвое больше, чем поедавшей печенье куколке, севшей в лимузин.
 — Вы хотите сказать, она ваша мачеха или что-то в этом роде? — спросил Римо.
 — Моя настоящая мать, несносный тип! — заорала она. Она соскребла грязным ногтем, какие-то присохшие яйца со своей робы. — Я выгляжу не очень похоже на сенаторскую дочку?
 — Слушайте, — сказал Римо. — Вы можете быть чьей хотите дочерью. — Мир был полон безнадежности. — Только скажите, где я могу найти... некую... Цецилию Спанглер.
 — Прекратите вести себя со мной как с идиоткой, — сказала она, сложив руки на своей огромной груди. — У Спанглеров есть всего одна дочь, Цецилия, и она перед вами. Но меня не волнует, надо вам со мной разговаривать или нет, потому что я не собираюсь говорить с вами. Так что катитесь-ка отсюда.
 В вестибюле появилась чернокожая домработница.
 — Вас к телефону, мисс Спанглер.
 — Кто бы там ни был, скажи, что я занята. Скажи, что я умерла. Все равно. Им, видимо, тоже.
 — Да, мисс.
 — Наверное, нужны деньги на благотворительность. Мне никто больше не звонит, — сказала она.
 Римо оглянулся вслед удалившейся негритянке.
 — Вы что, действительно Цецилия Спанглер?
 — Я уже сказала, кто я. Чего не сделали вы. Римо...?
 — Римо Уильямс. Друг друга.
 — Чьего друга?
 — Вашего, — соврал он.
 — Этого не может быть, гнусный репортер. У меня нет друзей, имеющих друзей, которые выглядели бы, как вы. Такие друзья могут быть только у моей матери. А они все сейчас находятся в том же месте, где и она.
 — Где же это?
 — На жироферме, — сказала Цецилия, задумавшись о чем-то своем. — Она бывает там каждый месяц. Она считает, что именно это помогает им с отцом выглядеть так молодо. Подумаешь! Меня не волнует, как она выглядит. Мне все равно, как выгляжу я. Я знаю, что я корова, но мне наплевать, понятно?
 Она обнажила сточенные зубы.
 — Прекрасно, — примирительно сказал Римо. — Совсем не обязательно злиться.
 — Я как раз должна злиться! Разве вы бы не злились, если бы ваша мать выглядела, как ваша дочь, а вы выглядели бы как непонятно чья незамужняя тетушка?
 — Не знаю, — сказал Римо. — Никогда об этом не думал. — Он легонько ущипнул ее за левую мочку. Это был один из 52 способов достижения сексуального экстаза, которым обучил его Чиун. Если что-то и может заставить женщину заговорить, то это ее левая мочка. — Я не репортер, — мягко произнес он, чувствуя, как она поеживается от его прикосновения. — Но мне необходимо задать вам несколько вопросов об убийстве, которое произошло здесь прошлой ночью.
 — Прекрасное ощущение, — сказала она, дрожа.
 — Человек, которого убили, был командующим Военно-морским флотом. Вам это известно?
 Он мягко продвинулся вглубь ее уха. Согласно учению Синанджу, строгая последовательность ступеней должна была соблюдаться неукоснительно. Каждая ступень медленно поднимала женщину к высотам физического удовольствия, пока не оставляла ее разбитой, использованной и удовлетворенной.
 Римо удовлетворял многих женщин с разными целями. Не все женщины были желанны, и его цели редко стимулировались его собственным желанием. Но женщины постоянно вели себя так, как он и ожидал от них. Они получали удовольствие, которое он им давал, а в ответ они предлагали ему то, что ему было нужно — информацию, время, соучастие.
 Он ненавидел это. Любовь никогда не была для него вопросом. Так же, как и не приносила удовольствия. Он прекратил получать удовольствие от акта любви очень давно. Это было лишь частью его работы, равно как и видеть таких женщин, как Цецилия Спанглер, — ущербных, давно позабытых, уродливых девчонок, к которым никогда не прикасались с нежностью или привязанностью, и они знали об этом, и больше об этом не переживали. На душе у Римо стало мутно.
 — Я конечно знаю, кем он был. Именно я позвонила в ФБР. Остальные были слишком пьяны. Что вы делаете с моим ухом?
 — Расскажите, что вам известно о нем. Об Ивсе. Командующем Военно-морским флотом.
 — Торнтон Ивс, — тихо произнесла она. — Он был очень приятным человеком... Он был старым. Он позволял себе стареть. И мне это нравилось. — Крупная слеза появилась у нее в глазу и медленно скатилась вниз по щеке. — Пожалуйста, — сказала она. — Пожалуйста, не надо.
 Римо искренне удивился.
 — Почему? Вам не нравится?
 — Нет, мне очень нравится, — ответила она. — Но раньше или позже вы обнаружите, что мне ничего не известно, и тогда вы разозлитесь и назовете меня толстой коровой. Так обычно поступают со мной репортеры.
 — Я ведь сказал вам, что я не репортер, — вспылил Римо. Он взял ее за руку. — И я так с вами не поступлю.
 Она зажмурила глаза.
 — Мне ничего не известно об этом убийстве. Я не знаю, кто, я не знаю, за что, я не знаю ничего, за исключением места происшествия, потому что этим местом был двор моего дома. И мне хотелось сохранить это в тайне, потому что адмирал Ивс был единственным из друзей отца и матери, кто не третировал меня, как единственный недостаток семьи.
 Она встала и прошлась по комнате. Цецилия была похожа на затравленное, жалкое косматое животное с фермы.
 — Меня даже не приглашали никогда на их приемы, здесь, в моем родном доме! Мать боялась, что кто-то, посмотрев на меня, сможет вычислить, что ей уже пятьдесят восемь. Но адмирала Ивса это не волновало. Он мог бы оставаться молодым. У него было достаточно денег. Но он этого не делал. Он был нормальным. Он был единственным нормальным человеком, когда-либо появлявшимся в этом зверинце.
 Она резко повернулась к Римо.
 — Так что не стоит терять время и соблазнять меня. Больше вы ничего не узнаете.
 — А вы довольно сообразительная.
 Она присела рядом с ним, глаза с красными веками глядели мрачно. Постепенно в них появились искорки улыбки.
 — Было довольно смешно, когда вы изображали, что я вам нравлюсь.
 — Простите меня, Цецилия, — сказал Римо.
 — Да ничего. Такое уже случалось раньше. Но моя гордость вовсе не сдерживает меня, — мягко рассмеялась она. — Какая гордость, если я готова принять все, что только возможно. Но не больше. Торнтон Ивс, был для меня чем-то большим, чем мимолетное увлечение. Хотя я должна заметить, что вы ужасно хорошо это делали.
 Римо улыбнулся.
 — Думаете, я ненормальная, да?
 — Нет, — мягко произнес он. — Я так не думаю. Мне даже кажется, что вы более нормальная, чем ваша мать. И что у вас гораздо больше гордости, чем вам самой кажется.
 Цецилия достала из кармана несвежий платок и высморкалась.
 — А вы тоже ничего. Жаль только, что вы репортер.
 — Раз и навсегда: я не репортер. Я не могу вам сказать, на кого я работаю. Все, что я могу сказать, это то, что этим делом не занимается полиция, и поэтому если вы не поможете мне, все мы потеряем массу времени. То, что Ивс мертв — ужасно, но, к сожалению, мы имеем дело не с единственным убийством.
 — С двумя, — сказала Цецилия. — Вчера ухлопали командующего Военно-воздушными силами.
 — О'кей. А вы позвонили в ФБР вместо полиции просто потому, что не могли вспомнить номер «9-1-1».
 Она посмотрела на Римо долгим взглядом:
 — Вы точно на нашей стороне?
 — Да. Вы мне поможете?
 Она пожала плечами:
 — Если смогу. А что вы хотите?
 — Список гостей. Со вчерашней вечеринки.
 — Он в библиотеке. Сейчас я принесу.
 В списке было сто с лишним имен:
 — Как вы думаете, откуда стоит начать?
 — В любом случае это не займет много времени. Большинство людей из этого списка вы все равно не застанете дома. Они все сейчас там же, где мои мать и папа, на жироферме.
 — Где это?
 — Не знаю точно. Меня никогда не приглашали туда. Да это и не важно. Просто какая-то клиника в Пенсильвании, точно такая же, как в Швейцарии, только ближе. Грязевые ванны, тоник, морковь на обед, — такого типа. Так мне мать рассказывала.
 — А как насчет остальных? Мог ли кто-нибудь хотеть убить адмирала Ивса?
 — Конечно, — ответила Цецилия. — Русские, ливанцы, ООП, Красные бригады, Баадер-Мейнхоф, красные китайцы, — можете продолжить. Вы же знаете, он был командующим Военно-морским флотом.
 — Никак не можете обойтись без сарказма, — сказал Римо, — Мне этого дома хватает.
 — А, вы тоже живете с матерью?
 — Почти.
 Она проводила его к двери и распахнула ее с хрюканьем.
 — Спасибо, — сказал Римо. — Вы очень расстроитесь, если я поцелую вас на прощанье?
 Она улыбнулась.
 — Попробуйте.
 Он легко прикоснулся к ее губам. Она покраснела.
 — Вы не собираетесь сейчас вновь заняться моей левой мочкой?




 Глава четвертая


 Первых восемнадцати человек из списка гостей Спанглеров в городе не оказалось. Когда Римо прозвонил все номера из Вашингтона, Вирджинии и Мэриленда, он решил заняться нью-йоркскими адресами.
 Под номером девятнадцать в списке значился некто Бобби Джей, имя, знакомое Римо по телевизионным передачам, которые смотрел Чиун, в то время, когда Римо занимался гимнастикой. Судя по телевизионной рекламе, Бобби Джей обладал одним из выдающихся в мире голосов, известным раньше только утонченным вкусам европейцев, а теперь, благодаря телевидению, ставшим доступным и американцам. Судя по рекламе, его пластинки не продавались в магазинах, факт благосклонно принимаемый миллионами, поскольку у Бобби Джея в сущности, абсолютно отсутствовал слух.
 Только что вернувшись из Атлантик-сити со званого ужина в ресторане «Стик Хаус Фила», Боби Джей сам отправился открывать дверь своей квартиры в мансарде дорогого дома на Манхэттене. Ему было около тридцати, у него были красиво уложенные волосы и немного детское, без морщин лицо, выказывавшее отрицание всего, мало-мальски предполагавшего умную мысль.
 — Привет, красавчик, как твой мерзавчик? — пропел он в приветствии, щелкая пальцами в такт.
 Судя по обстановке гостиной, состоявшей из скульптуры, картин, вышивок и других художественных средств, изображающих обнаженные мужские задницы, Римо отчетливо понял, что через секунду Бобби Джей взорвется потоком сюсюканья.
 Он оказался прав.
 — Сладкий мой, ты из службы сопровождения?
 — Я странник, — сказал Римо, — и хотел бы им остаться.
 Глаза Бобби Джея просканировали мускулистую фигуру молодого мужчины, стоявшего перед ним, одетого в джинсы и черную футболку.
 — Вы хотите сказать, что явились сюда не для того, чтобы отвезти меня в аэропорт? — спросил он.
 — Только не говорите, что вы тоже уезжаете из города.
 — Всякий и каждый, мой дорогой. О, черт! Где этот парень? Я так раздражен, что сейчас закиплю. — Его лепет сменился на легкий присвист. Он плюхнулся на гигантскую белую софу, стоявшую в обрамлении свежесрезанных лилий. — Проходи, присядь рядом. Мне станет немного легче.
 — Слушай приятель, если я расположусь здесь рядом с тобой, могу гарантировать, что легче тебе не станет.
 — Ладно, похоже, мне лучше уже не будет. Ну все-таки, кто ты такой? Грабитель или что-то в этом роде? В такой тонкой футболочке... Между прочим, сейчас январь.
 — Я не грабитель. Мне нужно задать вам несколько вопросов о вчерашней вечеринке.
 — По поводу кого, Элвуда? Ничего особенного не было. Это была одна из тех встреч... — пропел он.
 — Я о приеме в доме Спанглера.
 — ...одна из веселеньких встреч...
 Римо поймал руку Бобби Джея своей железной рукой.
 — Ах ты, огромное животное, — сказал Бобби, захлопав ресницами.
 — Мне нужен разговор, а не песни.
 — Боже, какой натиск! А какие красивые у него руки. Такие широкие и непослушные. Хорошо. О чем тебе надо поговорить со мной, кареглазый? Хочешь узнать о том, как я стал звездой? В буквальном смысле, я проснулся знаменитым.
 — Я хочу поговорить об адмирале Торнтоне Ивсе, командующем Военно-морским флотом.
 — Вы знали его?
 Бобби Джей захихикал:
 — Не в Библейском смысле.
 Римо схватил его за воротник:
 — Если ты не будешь прямо отвечать на мои вопросы, я тебя пришибу.
 — Мне так нравится, когда ты изображаешь из себя грубияна.
 Римо заставил себя сосчитать до десяти.
 — О'кей, давай с начала. В каких отношениях вы были с адмиралом Ивсом?
 — Ой, я тебя умоляю. С этим стариком? У меня не может быть никаких отношений с шестидесятилетним матросом. Что я по-твоему, такой приставучий? Я лучше утону в море слоновьей мочи. Слушай, а я никогда об том не задумывался — слоновья моча — как изысканно звучит. Как думаешь?
 — Думаю, что ты тянешь время. Твои друзья имели дела с адмиралом?
 — О, Господи, нет. Он не был в группе.
 — В какой группе?
 Бобби Джей похотливо улыбнулся и пододвинулся к Римо.
 — В группе посвященных, разумеется. В группе бомонда. «Ка Элов». В группе тех, кто причастен.
 — Как, например, кто?
 — Как все. Миссис Спанглер и сам сенатор — они в группе. Пози Понзелли — актриса...
 — Пози Понзелли? Я думал, что она умерла.
 — О небо, конечно нет! Она до сих пор привлекательна. Для женщин, конечно. Хотя ей должно быть уже лет сто, — злобно добавил он. — Но это наша Шангри-ла. Ой, я кажется, не должен был этого говорить. Так трудно хранить секреты от мужчины своей мечты.
 — Шангри-ла?
 — Ага. Знаешь: «Твои поцелуи уносят меня...»
 — Я знаю мелодию, спасибо.
 Бобби Джей погладил его руку:
 — Это оздоровительная клиника.
 — В Пенсильвании?
 — Да. Ты там был?
 — Нет, — сказал Римо. — Туда собиралась миссис Спанглер, когда я с ней разговаривал. И что клиника?
 — Теперь я правда ничего не могу говорить. Они все просто взорвутся, если узнают, что я рассказал о нас чужому. Ты ведь понимаешь, правда? Если все узнают о Шангри-ла, тогда все нищие толстяки со всего света будут штурмовать эту клинику.
 — Конечно, — сказал Римо — Вам не захочется чтобы чужие, нехорошие люди находились там с вами, такими как вы и остальные «ка эмы».
 — Ка Элы, — поправил Бобби. — Сокращение от слов «Красивые Люди».
 Он еще плотнее прижался к Римо.
 — Похоже, ты считаешь красивым человека с черными глазами и сломанным носом?
 Бобби Джей отпрянул, презрительно фыркнув.
 — Плебей. А я чуть не спросил тебя, не хочешь ли ты присоединиться. Да ты все равно не можешь. Я тебе скажу, ты не достаточно богат. На твоей футболке даже нет какого-нибудь имени.
 Римо вытащил список гостей, который дала ему Цецилия Спанглер. Имя Пози Понзелли было в списке среди тех, кого Римо не застал на месте. Она тоже уехала из города.
 — Просмотри эти имена, — попросил Римо. Бобби прочел и вернул бумагу.
 — Да?
 — Ты сказал, что сенатор и миссис Спанглер отправились в это местечко Шангри-ла? Несомненно, что Пози Понзелли отправилась туда же, да и ты собираешься по тому же адресу. Есть ли в этом списке другие члены вашего клуба?
 — Ну конечно же, красивый мой. Большинство.
 — Где это место?
 — Ой-ой-ой, я же говорил тебе, что не могу больше открывать секретов. Если только ты не думаешь присоединиться.
 — В таком случае, я присоединяюсь.
 Бобби рассмеялся.
 — Это не так просто. Вступительный взнос составляет три тысячи долларов, а твой годовой доход должен быть не меньше полумиллиона.
 — Полмиллиона? А ты-то как туда попал?
 — У меня сосед работает в налоговой инспекции, — сказал Бобби.
 — Ничего себе клуб. А что происходит на ваших встречах?
 — Этого я точно не могу сказать. Мы все поклялись хранить тайну.
 — Я надеюсь, скажешь, — сказал Римо, скрутив ухо Бобби пока лицо певца не исказилось от боли.
 — О-о-о, — простонал он. — Еще пожалуйста. Так приятно болит!
 Римо остановился. Это было бесполезно. Может быть он вообще пошел не по тому пути? Ведь адмирал Ивс не был членом группы посвященных «Ка Элов». Придется начать все с начала.
 — Забудь об этом, — сказал он.
 — Ни за что, — вздохнул Бобби. — Это было замечательно. Меня так еще никогда не щипали. А кусаться ты умеешь?
 — Вернемся к адмиралу, — с отвращением произнес Римо.
 — Почему он тебя так интересует? — надулся Бобби. — Он ведь никто, ноль.
 — Он мертв.
 — Вот видишь. Он настолько никто, что я даже не слышал о его смерти. Рона Барретт сообщала об этом в своих новостях? Или передавали специальный выпуск известий?
 — Ты знаешь кого-нибудь из его друзей?
 — Определенно нет. Я не общаюсь с нолями.
 — С кем он разговаривал на этом приеме?
 — Откуда я знаю? С такими же, как сам. — Он улыбнулся Римо. — Я знаю, с кем ты можешь поговорить. С Сеймуром Бардихом.
 — Кто такой Сеймур Бардих?
 — Никто. Он заведует информационной службой знаменитостей. Выясняет наши любимые цвета, имена наших собачек, — подобные вещи. Потом он печатает свою чепуху на каких-нибудь лохмотьях и рассылает фанатам. Это держит подонков подальше от наших задниц. Сеймур появляется на всех вечеринках. Мы, звезды, любим его. Он стал нашим маленьким талисманом.
 — Он тоже будет в Шангри-ла?
 Бобби Джей расхохотался:
 — Сеймур никогда не будет в Шангри-ла! У него нет ни гроша.
 — Я так понял, что вы все его любите.
 — Так далеко может зайти только дружба. Каждый должен заботиться о репутации каждого.
 Римо снова заглянул в свой список. Имя Бардиха было в самом конце. Он проживал в Нью-Йорке на Хаустон-стрит, в районе Трибека.
 — Это точно домашний адрес, или рабочий? — спросил Римо.
 — И то и другое. Ты его без проблем найдешь. Любой может выделить из толпы бедных людей. Кстати о бедняках, ты ведь не по-настоящему бедный? — спросил он, отодвигаясь от Римо. — Я имею в виду, что я разговариваю с тобой. И мне бы очень не хотелось, чтобы что-нибудь вырвалось наружу.
 В дверь позвонили.
 На пороге стоял мускулистый молодой неуклюжий парень-блондин. Бобби вздохнул и неожиданно запел:
 — Приятно посмотреть, замечательно увидеть...
 — Я из эскорта, — сказал парень.




 Глава пятая


 Седой человек сидел на сломанном крутящемся столике в передней части магазинчика в части города, которая выглядела будто только что откопанная из забвения. Не было и следа былого величия на пустынной, заваленной мусором улице, завывавшей покинуто на сухом зимнем ветру. Кусок старой газеты влетел в широкое окно фасада магазина, на котором прописными буквами белой краской были выведены слова «Звездная пыль, Инкорпорейтед». Газета с треском ударилась об оконное стекло, пронзительно зашелестев.
 Римо зашел внутрь. Помещение звенело и пенилось от шума печатной машины. Одинокая фигура в комнате склонилась над столом. Длинные волосы косматились по вороту черной водолазки.
 — Вы Бардих? — закричал Римо.
 — Ага. Кого вам надо? — Он торопливо обвел рукой несколько штабелей бумаг на столе. Они были помечены именами знаменитых людей и разделены на категории: кино, музыка, спорт, политика и прочее. — Доллар штука Или вы можете приобрести «Звездную новость». Это газета, полтора бакса. — Он склонил голову к звенящей машине. — Будет готова через пару секунд.
 Машина выплевывала наружу только что отпечатанные страницы с заголовками типа «Что едят на завтрак звезды» или "Как увидеть «Роллинг Стоунз» Пока Бардих говорил, грохочущая машина затихла и совсем остановилась. Помещение заполнила тишина.
 — Мне нужно поговорить с вами о вчерашнем приеме у Спанглеров в Вирджинии, — сказал Римо.
 Бардих широко улыбнулся. В воздухе нетопленного помещения из его рта выходили облачка пара.
 — Ах, да. Моя вторая жизнь, — с некоторым достоинством произнес он и обернул кашне вокруг шеи. — Я полагаю, вы из журнала?
 — Да, — сказал Римо.
 — Из какого? «Кумир подростков» или «Рок удар»?
 — "Звезды и полосы", — ответил Римо. — Я хочу поговорить с вами об адмирале Торнтоне Ивсе. Командующем Военно-морского флота. Как я понял, вы говорили с ним вчера вечером.
 — Да, я общаюсь со всеми гостями, даже если они не нашего круга, — самодовольно произнес Бардих. — Такая у меня работа. Правда, я бы с большим удовольствием проводил время с людьми моего калибра. А военные не принадлежат к этой группе. Ивса пригласили только из-за сенатора.
 — Второй раз я слышу об этой «группе». Бобби Джей тоже говорил о ней.
 Бардих удивленно поднял брови.
 — Бобби Джей? Он разве не уехал? Вы наверное знаете, что вся группа ежемесячно уезжает из города.
 — Вам тоже это известно?
 — О, абсолютно все — он надулся от гордости. — Они посвящают меня во все происходящее. Они очень доверяют мне. Даже присылают авиабилеты, чтобы я мог приехать к ним на вечеринки. — Он приблизился к Римо и конфиденциально прошептал: — Вы знаете, «Ка Элы» и вправду очень красивы. Я всегда говорю, что чем больше их становится, тем они становятся больше.
 — Очень глубокое замечание... Пожалуйста об адмирале.
 — Ой, он не в счет. Скажите, а вы слышали о моих папках? — Он обвел рукой гору поломанных ящиков. — Они легендарны. Мне известно все, что только возможно обо всех знаменитостях. Я даже достал личный телефон Греты Гарбо, он, кстати, не продается. Знаете, они очень верят мне. — Он моргнул.
 — Бобби Джей назвал вас талисманчиком.
 Бардих встал и прошипел:
 — Ах, напыщенный трутень... — Он взял себя в руки и сел на место, разглаживая складки на поношенном свитере. — Я хочу сказать, что Бобби настоящее трепло. Мы все время подшучиваем друг над другом. Такая уж манера в группе. Минутки смеха, знаете.
 Он заставил себя рассмеяться.
 — Откуда вы знаете Бобби Джея?
 — О, мы знакомы уже сто лет. Мы вместе учились в школе, правда-правда. Я близок со всеми. Они меня очень любят.
 — Вы что, ровесники? — с удивлением спросил Римо. Бардих выглядел лет на двадцать старше.
 — Мне пятьдесят два, — раздраженно сказал Бардих. — А Бобби Джей на три года меня старше.
 Римо уставился на него. Опять то же самое. Сначала была Цецилия Спанглер, которая выглядела вдвое старше собственной матери. А теперь вот Бардих оказался на три года моложе человека, который вполне сошел бы за его сына.
 — Вы мне не верите, — вздохнул Бардих. — А я вам скажу, это часть игры. Они все — жертвы эпидемии тщеславия, все до одного. — На его лице появилось выражение горькой обиды. — Все время носятся повсюду, ведут себя как дети. Дети! Кому это нужно? Для чего нужно выглядеть вполовину моложе своего возраста? Это все последствия рекламы. «Новое поколение выбирает Пепси».
 — Ну-ну, — сказал Римо, смущенный неожиданной переменой в поведении Бардиха. — Давайте об адмирале...
 — Шангри-ла, — прошептал Бардих прерывающимся голосом. — Шангри-ла существует только для группы посвященных. Они оставили меня далеко позади. Теперь слишком поздно, слишком поздно.
 Римо почувствовал себя неуютно и поежился. Ему надо было выяснить все о командующем Военно-морскими силами. А приходилось выслушивать нытье из-за чьей-то навязчивой идеи по поводу оздоровительного комплекса, называемого Шангри-ла.
 — Слишком поздно для чего?
 — Посмотрите на меня! — вскричал Бардих. — Я же стар! — Он подошел к маленькому зеркалу, висевшему на стене и швырнул его об пол — Стар! И больше никогда не стану молодым. Они все оставили меня позади. Они, их деньги и их колдун-врач. Их группа посвященных. Лучше бы я умер. Вы слышите меня? Умер!
 Он стоял посреди комнаты, плечи его дрожали, глаза горели гневом.
 — Попробуйте подышать глубоко, — посоветовал Римо.
 — Какой смысл! — сказал Бардих, сметая на пол стопку листовок. — Я знаю, кто я такой. Тусовщик! Вы считаете, что я тусовщик, так ведь?
 — Я считаю, что вы ненормальный, — сказал Римо. Он настойчиво продолжил: — Мне необходимо поговорить с вами об адмирале Ивсе, если вы не возражаете. Прошлой ночью он был убит, и я хочу выяснить, кто мог это сделать. Как вы думаете, кто-нибудь на этом приеме мог желать его смерти?
 — Я же вам сказал, он был не в счет. Никто о нем и не думал. Их не заботит никто, кроме них самих. Их драгоценной молодости. Их превозносимом докторе Фоксе.
 Римо насторожился.
 — Фокс? Кто это?
 — Их диетолог. Феликс Фокс. Он организовал эту клинику и до сих пор предоставлял группе местечко, где они могли бы общаться с себе подобными раритетами, вдали от толпы. Он делает их молодыми. Именно это и отделяет членов группы от нас, бедных простаков.
 — Что вы хотите сказать — делает их молодыми?
 — Именно то, что вы слышали. Он делает их молодыми. Ни один из них там, на райской горе Фокса, никогда опять не станет пятидесятилетним. Это колдовство, скажу я вам. Колдовство для богатых. Шангри-ла. Волшебное царство, где никто никогда не стареет, прямо как в сказке. Вот что он делает. — Бардих пнул ногой кучу бумаг на полу. — Для тех, кто может себе это позволить, — добавил он. — Огромная демаракационная линия между теми, кто имеет и теми, кто не имеет. Вечная молодость и красота принадлежат только имущим. Такие, как мы с вами, демонстрируем окружающим свое место в жизни тем, что будем становиться старыми и уродливыми. Мы увянем, как осенние листья, сражаясь с немощью и недостатками своего возраста до конца своих дней. А они — нет. Ни один из группы допущенных, с их деньгами, связями и их доктором Фоксом со своей Шангри-лой. Они никогда не состарятся. Никогда. Они всех нас оставят позади.
 Депрессия, в которую впал Бардих, повисла в комнате, как облако.
 — Вам знакомы какие-то имена из этого списка? — с притворной веселостью спросил Римо, вытаскивая список гостей, который дала ему Цецилия.
 — Все. Все это члены группы... Свиньи!
 — Вы хотите сказать, что все они сейчас отсутствуют? — простонал Римо.
 — Все до последней богатенькой вонючки. Сейчас время их ежемесячного сбора в Шангри-ла.
 Выходило так, что независимо от того, в каком направлении Римо заводил разговор, все сводилось к пресловутому оздоровительному комплексу в Пенсильвании.
 Римо посмотрел на картотеку Бардиха.
 — Скажите, у вас есть что-нибудь об этом местечке?
 Тот хрюкнул в ответ.
 — Абсолютно все. Я же вам сказал, что мне все известно о них. Как они живут, на что тратят деньги, чем занимаются... Именно поэтому мне так тяжело находиться в стороне.
 — Я могу взглянуть на материалы о Шангри-ла?
 — Ни за что. Это в папке с телефоном Греты, и я никогда не открою ее простому смертному.
 — Судя по вашему внешнему виду, вы тоже простой смертный.
 Бардих поднялся.
 — Я не обязан выслушивать это от вас.
 — А как насчет этого? — сказал Римо, протягивая ему толстую пачку купюр.
 Смитти держал его при деньгах. Не то, чтобы Римо было много нужно, но время от времени деньги могли пригодиться.
 — Сколько здесь? — спросил Бардих. Глаза его горели.
 — Посчитайте. Думаю, достаточно, чтобы вступить в Шангри-ла, если это то, о чем вы мечтаете. Дайте только мне посмотреть, что у вас есть об этом местечке.
 — Но мне еще нужно иметь больше полумиллиона дохода в год, чтобы меня приняли, — захныкал Бардих.
 — Скажите, что получили наследство. Папки!
 — Думаю, это не повредит. Наследство, а? Может, они и поверят. Пересчитывая деньги, он вытащил ржавый ящик, а из него тонкую папочку. В ней был один-единственный листок, на котором от руки был нарисован план местности на северо-западе Пенсильвании. — Я сам набросал его на основе рассеянных разговоров, но он довольно точен, — сказал Бардих. — Я даже съездил туда, чтобы удостовериться в его правильности, но они не пустили меня. Он помахал перед собой пачкой долларов. — Теперь они это сделают.
 — Я думал, что вам уже слишком поздно.
 — Я покрашу волосы. Они примут меня. Я займу там свое место. Я стану одним из «Ка Элов». — Он упал на колени и схватил Римо за колени. — Спасибо! Храни вас Бог, — скрипел он, волочась за Римо до самой двери.
 Такие вот дела, думал Римо. Если все, кто последними видели адмирала Ивса, были в Шангри-ла, — он отправлялся туда же. И это обошлось ему всего лишь в пять или шесть тысяч долларов наличными.
 — Вы уверены, что вам не нужен телефон Греты? — прокричал Бардих вслед Римо.
 Римо позвонил Смиту и рассказал о бесполезных встречах.
 — Они что, все уехали?
 — Практически. Они находятся в Пенсильвании, это клиника или что-то в этом роде, называется Шангри-ла. Последний болван, с которым я разговаривал, сказал, что они там молодеют.
 — Это то, о чем объявляют все подобные заведения, — сказал Смит.
 — Да, я знаю. Но похоже, что только это действительно помогает.
 Он рассказал о несоответствии возраста гостей вечеринки их внешнему виду и о том, что Бардих говорил о докторе Фоксе.
 — Многие люди в свои пятьдесят выглядят на двадцать лет моложе, — проговорил Смит, запуская свой компьютер. — Это такой возраст. Как вы сказали — Фокс?
 — Феликс Фокс.
 Некоторое время телефон молчал, слышно было только как работает компьютер.
 — Странно, — сказал Смит, и снова погрузился в тишину, в то время как жужжание и писк компьютера в трубке нарастали.
 — Между прочим на улице всего два градуса, а я стою в открытой телефонной будке, — сказал Римо.
 — Очень странно, — опять пробормотал Смит. — У меня есть на экране Феликс Фокс, но у него слишком короткая биография, в основном из архивов ИРС — налоговой службы. Похоже, здесь нет даты рождения.
 — Думаю, это означает, что его вообще не существует, — съязвил Римо.
 — Возможно, — ответил Смит. Харолд Смит полностью доверял своим компьютерам. Они не могли, полагал он, давать неправильных ответов.
 — Его показывают по телевидению, где он орет на всю страну, — пытался возразить Римо. — Его фотография на обложке журнала «Лица».
 — И похоже, что его жизнь началась с публикации его книг, — сказал Смит. — Тогда, когда появляются первые сведения о нем в ИРС. А до этого — ни банковских счетов на его имя, ни кредитных карт — ничего. Как будто он материализовался всего год назад.
 Римо вздохнул.
 — Я просто звоню для того, чтобы узнать, что делать. Мне все равно, есть этот парень или его нет. Но если хотите, я поеду в Шангри-ла.
 — Прекрасно. Я попробую свериться со своими данными.
 — И еще одна вещь — мне понадобится немного денег.
 Кислый голос на том конце измученно произнес:
 — Я же только что перевел вам несколько тысяч долларов.
 — Я отдал большинство из них одному парню для омоложения.
 Телефонная трубка всхлипнула и линия отключилась.




 Глава шестая


 Патрульный полицейский Гари МакАрдл в двадцатый раз за сегодняшний день открыл выдвижной ящик своего стола и схватил спрятанный там маленький резиновый штемпель.
 Это его спасение! Спасение от счетов на аренду квартиры, продукты. Спасение от тягот Рождества и Нового года, от истощения, в которое попал и без того его мизерный банковский счет. А штемпель, если он будет пользоваться им достаточно часто, поможет ему продержаться на плаву до очередного продвижения по службе и повышения зарплаты. Штемпель мог спасти его.
 Он не думал о том, что это незаконно. Многие парни — даже совсем молодые желторотики, как и сам он, — брали взятки с уличных торговцев, которых они должны были арестовать, или собирали дань с публичных домов. Но МакАрдл играл честно. Он хотел быть полицейским, хорошим полицейским. И тем не менее, он понял, как хороший полицейский может оказаться выжатым после первого Рождества в жизни своего сына, когда в январе пришли счета. Поэтому МакАрдл каждую ночь оставался на сверхурочное дежурство, редко видел жену и сына, с ног валился от усталости, и теперь не имело большого значения — было это легально или, нет.
 Хотя Герберт снизу уверял, что здесь нет ничего противозаконного. Он клялся ему в этом, здесь в приемной. Все, что требовалось от МакАрдла — это ставить штамп на любом донесении, где упоминается слово «фокс» — «лисица», и за это он получит правительственный чек на двадцать долларов. Чек без имени, названия отдела, без налога на прибыль. Чистые деньги. И Герберт тоже получит чек, только за то, что при занесении информации в компьютер, добавит в начале кода лишнюю цифру девять.
 Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что его никто не видит, МакАрдл промокнул печать о штемпельную подушечку и оставил оттиск на клочке бумаги из своего стола. Это была серия номеров, начинавшихся с трех нулей.
 Разве это могло быть незаконно? Никто кроме Герберта даже не увидит текст донесения до того, как он будет внесен в компьютер, а Герб тоже имел к этому отношение. А после всего, когда текст пройдет через компьютер и выйдет уже зарегистрированным и готовым к хранению, его также никто не увидит, ну разве что это будет что-то очень важное, да и в этом случае это будет кто-то из компьютерщиков.
 — Но кто все-таки платит деньги? — спросил тогда в приемной МакАрдл Герберта.
 Герб уже занимался подобными вещами раньше. Не с «лисами», но с другими ключевыми словами. Время от времени на протяжении нескольких лет Герб, который начинал свою карьеру за пределами дежурной части 37-го участка, получал телефонный звонок. Поначалу он думал, что кисло звучащий голос был каким-то чудачеством, но поскольку ему нечего было терять, он добавил девятку к нужному документу только для того, чтобы посмотреть, что случится. А случилось то, что он получил чеки за каждый документ, который он занес в компьютер с цифрой 9. Никаких концов. Никаких вопросов. Только деньги.
 — Я не знаю, — ответил Герб. — Но точно, не мафия присылает нам чеки от правительства Соединенных штатов. Думаю, что это ЦРУ.
 — Что? Ты что, сошел с ума? Зачем ЦРУ могли понадобиться лисицы?
 — Откуда мне знать? — сказал Герб. — Может в Нью-Йорке развелись бешеные лисы и ЦРУ хочет их всех выловить. Все что мне известно, это то, что они очень спешат на этот раз, и не могут ждать, пока отчеты спустят сюда, в архив, обычным путем. Именно поэтому тебе придется помечать штемпелем всю информацию со словом «лисица» и самому приносить ее сюда. Понял?
 МакАрдл был настроен скептически.
 — Все равно я не могу понять, почему ЦРУ заинтересовалось нашим участком.
 — Не терзай себя, детка, — сказал Герб. — У меня есть приятель в северной части города, у которого точно такой же штамп, как у тебя. Мы их сами сделали, так, как объяснил тот тип по телефону. А когда пришел первый чек, там даже была некоторая сумма на покрытие расходов по изготовлению этого штампа. И если это не правительство, то я не знаю кто.
 Итак, Гари МакАрдл взял штемпель, и понес его с собой, и остался на службе сверхурочно, и поужинал на своем рабочем месте, на тот случай, если подвернутся какие-нибудь «лисьи» документы. Теперь он с грохотом захлопнул ящик стола, потому что дураку ясно, что на Манхэттене нет никаких лис.
 И тут пришла Дорис Домбровски.
 Это была рыжая неряха с таким количеством веснушек на лице, что можно было покрасить Гудзон в оранжевый цвет. Она завизжала на дежурного сержанта.
 — Что это за безобразие, что за сборище?! Что все эти бездельники делают здесь вместо того, чтобы бороться с преступностью на улицах города, где вы и должны находиться?
 — Полегче, — устало остановил ее дежурный сержант. Он тоже работал сверхурочно всю неделю. — Какие проблемы?
 Рыжеволосая хлопнула ладонью по стойке.
 — Проблема в том, что моя соседка уже десять дней как пропала, а вы, тунеядцы, болтаетесь здесь, как будто ждете, когда вам поднесут пиво.
 — Вы подавали заявление об исчезновении? — спросил сержант.
 — Да, я заполняла заявление об исчезновении, — передразнила она. — На прошлой неделе. Через день после того, как Ирма пропала. А вы даже не помните. Как могут налогоплательщики надеяться, что...
 — В Нью-Йорке пропадает очень много людей, мэм, — произнес сержант. Он взял карандаш и начал записывать. — Имя?
 — Чье?
 — Ваше.
 — Дорис Домбровски.
 Сержант поднял глаза от бумаги.
 — Да, я помню, вы — стриптизерша.
 — Слушайте. Я исполнительница экзотических танцев.
 Она отработанным движением взбила волосы.
 — Верно, — заметил сержант. — В «Розовом котенке». А кто ваша подруга? Та, что потерялась?
 — Ее зовут Ирма Шварц, точно так же, как и неделю назад, — сказала Дорис.
 — О'кей, подождите секундочку, — он рассыпал по столу стопку бумаг. — Шварц. Шварц...
 — Что это вы смотрите? — спросила Дорис.
 — Убийства. Шварц... Ирма, — сержант вновь поднял глаза. — Мне очень жаль, мадам, но ее имя здесь.
 Дорис уставилась на него открыв рот.
 — Убийства?.. Вы хотите сказать, что ее убили?
 — Похоже, что так, мэм. Мне очень жаль. У нее было при себе удостоверение личности, но лично ее еще никто не опознал. Она только сегодня поступила к нам. Вам должны были позвонить из морга.
 — Меня не было дома, — отрешенно проговорила Дорис. — Я не могла предположить, что она может быть убита. — Я думала, что она загуляла с каким-нибудь парнем.
 — Думаю, что так оно и было, — заметил сержант.
 На глаза Дорис Домбровски навернулись слезы.
 — Так что же мне теперь делать? — выдавила она.
 Дежурный сержант был очень заботлив. Ему часто приходилось видеть такое.
 — Если вы не возражаете, я бы попросил вас спуститься вниз в морг с одним из полицейских. Если умершая действительно окажется вашей соседкой, офицер заполнит донесение об убийстве. Вас это устраивает?
 — Конечно, — неуверенно произнесла она. — Я только не могу поверить, что Ирма мертва. В смысле, она так была полна жизни, вы понимаете!
 — Как и многие другие, — сказал сержант. — Эй, ребята, кто-нибудь хочет проводить леди в морг для опознания?
 Желающих не было. Почти все на этаже остались работать сверхурочно, и никто не чувствовал в себе сил болтаться по моргу для полного скорби опознания, а затем заполнять бесконечное донесение, которое может продлиться до начала следующего дежурства.
 — Я хочу сказать, что это был для нее такой счастливый день! — продолжала Дорис.
 — Зависит от того, кто как смотрит на вещи, я так полагаю, — изрек сержант.
 — Я просто хочу сказать, что она была на телестудии, а затем совершенно неожиданно она приглянулась доктору Фоксу, и после она уехала с ним на его потрясающем лимузине и всякое такое...
 Патрульный МакАрдл выронил резиновый штемпель, который подбрасывал в руке.
 — Фокс? — закричал он, подпрыгнув. — Что там о лисах?
 — Доктор Фокс. Диетолог. Тот, с которым Ирма уехала в тот день.
 — Когда?
 — В понедельник, Тогда я и видела ее в последний раз.
 Дежурный сержант записал имя.
 — Я займусь этим, сэр, — сказал МакАрдл.
 — Надо будет спуститься с ней в морг и заполнить донесение, — сказал сержант. — Ваше дежурство уже почти закончилось. Вы действительно не против?
 — Уверен, сэр. Того человека звали Фокс, так? — спросил он Дорис.
 — У него были такие симпатичные кудряшки и все такое. Я имею ввиду, как будто между ними что-то такое возникло...
 — Полицейский МакАрдл все запишет, — сказал сержант.
 — Да, сэр, — сказал МакАрдл. Штемпель был в кармане. — Пойдемте со мной, мэм.
 Дорис Домбровски засопела и размазала черные круги вокруг глаз.
 — По крайней мере Ирме не было больно, когда она умирала, — сказала она.
 — И то хорошо, — с симпатией произнес МакАрдл. — Погодите, откуда вам это известно?
 Дорис опят шмыгнула носом.
 — Потому что ей вообще не было больно. Она была из тех людей... Она никогда не испытывала боли. Кто бы ни был ее убийцей, он не причинил ей боли. Бедная Ирма.
 МакАрдл проводил ее к выходу. Все из того, что сказала Дорис Домбровски, все до последнего слова, будет занесено в протокол. Это будет самый подробный самый полный и аккуратный протокол, который когда-либо получали ЦРУ, или мафия, или кто-то еще — тот, кто посылал эти чеки. Снова наступали счастливые дни.




 Глава седьмая


 Код с тремя нолями работал. Смит сидел возле монитора пока компьютеры Фолкрофт беззвучно анализировали донесения с упоминанием имени Фокс, полученные от 257 полицейских участков по всей стране.
 Компьютеры обрабатывали информацию по программе, заданной Смитом, автоматически отсеивая все лишнее: лисы, Фоггсы и Фоксы с двумя «экс» исключались с головокружительной точностью. Все остальные Фоксы — оштрафованные за нарушение правил дорожного движения, арестованные за подростковые правонарушения или освидетельствованные как жертвы несчастных случаев будут скрупулезно проверены Смитом лично. Он неподвижно сидел у экрана, боясь моргнуть, считывая каждый пункт, нажимая клавишу «сброс» в каждом случае ничего не значащего Фокса.
 Его глаза горели. Он на мгновение снял очки и вытер лицо носовым платком. Потом открыл глаза и пробежал глазами текст, выведенный на экран. Он нажал «паузу» и снова перечитал текст.
 — ФОКС, ФЕЛИКС, ДОКТОР МЕДИЦИНЫ, ЗАМЕЧЕН ПОСЛЕДНИМ С ЖЕРТВОЙ УБИЙСТВА ШВАРЦ, ИРМОЙ.
 Смит ввел команду — ДАЙТЕ ПРИЧИНУ СМЕРТИ.
 Компьютер пожужжал секунду, а затем выдал на экран свою версию кончины Ирмы Шварц. — ШВАРЦ, ИРМА Л. СМЕРТЬ НАСТУПИЛА ВСЛЕДСТВИЕ ПОПАДАНИЯ В ОРГАНИЗМ ГЦК ЧЕРЕЗ НОСОвоЙ КАНАЛ.
 — РАСШИРИТЬ.
 — ГЦК = ГИДРОЦИАНОВАЯ КИСЛОТА, ТО ЖЕ СИНИЛЬНАЯ КИСЛОТА. СОСТОЯНИЕ ЖИДКОЕ ИЛИ ГАЗООБРАЗНОЕ. НЕСТАБИЛЬНОЕ МОЛЕКУЛЯРНОЕ СОЕДИНЕНИЕ...
 — СТОП.
 Если его не остановить, компьютер будет выжимать всю известную информацию по этому предмету до последней капли, и для этого потребуется вечность. Смит отменил команду «расширить». На экран вернулось прежнее объяснение смерти Ирмы Шварц, с подробным описанием количественного состава ее крови. В самом конце списка стоял ПРОКАИН..... 0001. Текст сопровождался пояснением: — ВСЕ ПОКАЗАТЕЛИ В ПРЕДЕЛАХ НОРМЫ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ПОСЛЕДНЕГО ПУНКТА.
 — ПРОКАИН: РАСШИРИТЬ.
 — ПРОКАИН = НОВОКАИН, ОБЩИЙ ТЕРМИН. ОБНАРУЖЕН В РАСТЕНИЯХ КАКАО. ТАКЖЕ В ОЧЕНЬ ЧИСТОМ ВИДЕ, НО В МАЛЫХ КОЛИЧЕСТВАХ В ЭНДОКРИННОЙ СИСТЕМЕ ЧЕЛОВЕКА...
 — ОТНОШЕНИЕ К ШВАРЦ, ИРМЕ Л.
 — ПРАКТИЧЕСКИ ПОЛНОЕ ОТСУТСТВИЕ В КРОВИ ОБЪЕКТА В МОМЕНТ СМЕРТИ... НЕСООТВЕТСТВИЕ С 000 ДОНЕСЕНИЕМ... НЕСООТВЕТСТВИЕ...
 — РАСШИРИТЬ НЕСООТВЕТСТВИЕ.
 На экран вернулась картинка полицейского донесения: — ОБЪЕКТ НЕ ИСПЫТЫВАЛ ЧУВСТВА БОЛИ.
 — Что-о? — вслух спросил Смит. Он попросил пояснений у компьютера.
 — ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОНЕСЕНИЕ 000315219. ОБЪЕКТ ПО ДОНЕСЕНИЮ НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ ЧУВСТВОВАТЬ БОЛИ... НЕСООТВЕТСТВИЕ С НИЗКИМ УРОВНЕМ ПРОКАИНА В КРОВИ ОБЪЕКТА...
 Смит заинтересовался. Он снова вернулся к информации о прокаине и нажал клавишу «ОБЪЯСНИТЬ». Компьютер вывел на экран прежний текст, и в течение следующих двадцати минут выплескивал новые подробности о прокаине. Среди прочего Смит обнаружил, что уровень прокаина в крови в некоторых размерах приводит к тому, что организм становится нечувствителен к боли.
 Если количество прокаина в крови Ирмы Шварц было близко к нулю, тогда непонятно почему возникло примечание в донесении о том, что она не испытывала боли. В довершение всего Феликс Фокс находился вместе с ней в день ее смерти. Все это никак не проливало свет на убийство адмирала Ивса, если только не...
 — НЕОБЫЧНЫЙ УРОВЕНЬ ПРОКАИНА ПО РЕЗУЛЬТАТАМ ВСКРЫТИЯ ВАТСОНА, ГОМЕРА Г; ИВСА, ТОРНТОНА? — попросил Смит.
 — УРОВЕНЬ ПРОКАИНА В НОРМЕ, — ответил компьютер.
 Никакой связи.
 Смит вернул программу на прежнее место.
 Компьютер развернуто излагал сведения по истории препарата, включая различные публикации по этому вопросу. Смит исполнительно читал каждый абзац, появлявшийся на экране, анализируя десятки сообщений, снова и снова возвращаясь назад. В 1979 году имелось 165 упоминаний слова «прокаин» в прессе всего мира, включая бульварные издания Шри Ланки и энциклопедии. Обычным способом это займет вечность.
 — ТОЛЬКО АМЕРИКАНСКАЯ ПЕРИОДИКА, — скомандовал Смит. — ТОЛЬКО ПОДСЧЕТ СЛОВА.
 В 1978 году слово «прокаин» упоминалось двадцать раз, все только в «Журнале Американской Стоматологии». Имя Фокса не встречалось. Ни единственного упоминания о Фоксе за целое десятилетие шестидесятых. И пятидесятых. И сороковых. У Смита мучительно заболела голова.
 В 1938 году в американских газетах и журналах слово «прокаин» упоминалось 51 тысячу раз. — СТОП. ОБЪЯСНИТЬ.
 Статьи появлялись на экране одна за другой. Все они касались скандала вокруг ныне не существующего исследовательского центра в Энвуде, штат Пенсильвания, из которого исчезли огромные количества эндокринного прокаина, извлеченного из человеческих трупов. Исследования были продолжены, как военные эксперименты в целях повышения болевого порога воюющих солдат.
 Общественный вой против заигрываний с болевыми опытами на «наших мальчиках в военной форме» отменил любое упоминание о похитителе препарата. В результате исследовательский центр в Пенсильвании был покинут, опыты оборвались, а руководитель исследовательского проекта без особого шума эмигрировал. Его звали Вокс.
 Феликс Вокс.
 — Вокс, — повторил Смит, с новыми силами задавая компьютеру новую программу.
 — РАСШИРИТЬ: ВОКС, ФЕЛИКС. РУКОВОДИТЕЛЬ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО ЦЕНТРА В ЭНВУДЕ, ШТАТ ПЕНСИЛЬВАНИЯ. ОБЪЕКТ 416. КАЛИФОРНИЯ. 1938 ГОД, — указал он.
 — ВОКС, ФЕЛИКС. РОДИЛСЯ 10 АВГУСТА 1888 ГОДА... МЕСТО РОЖДЕНИЯ... УНИВЕРСИТЕТ ЧИКАГО...
 — СТОП.
 1888? Получается, что ему девяносто четыре года. Это был не тот человек. Смит проработал шесть часов кряду с самым современным и мощным компьютерным комплексом в мире, и все это привело его к другому человеку.
 Он с отвращением выключил монитор. Это тупик. Несомненно, Римо тоже вышел на след не того человека. Если бы Смит был обычным компьютерным аналитиком, работавшим с обычным компьютером, он надел бы сейчас свое твидовое пальто двадцатилетней давности и тридцатилетней давности коричневую фетровую шляпу, закрыл замки своего атташе-кейса, в котором хранился телефон экстренной связи, и ушел домой.
 Но Харолд В. Смит не был обычным человеком. Он был очень пунктуален. Пунктуален во всем И если его каша не оказалась бы перед ним на тарелке ровно в девять часов, он страдал бы расстройством желудка весь вечер. Он был настолько пунктуален, что не верил ничему — ни словам, ни людям, ни даже времени. Ничему кроме четырех вещей на земле, которые Смит считал абсолютно точными, чтобы заслуживать его доверие: компьютеры Фолкрофта.
 А все четыре компьютера говорили категорически, что Феликс Фокс, профессор медицины, каким-то образом существовал без даты рождения. Получив так много в самом начале, нужно было готовиться к чему угодно.
 Он снова решительно включил терминал.
 — КООРДИНАТЫ, ЭНВУД, ШТАТ ПЕНСИЛЬВАНИЯ. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР, КАЛИФОРНИЯ, 1938 ГОД, — запросил он.
 Координаты появились на экране. Они в точности совпадали с теми, что дал ему Римо для Шангри-ла.
 — Гм-м-м, — пробормотал Смит. Возможно, совпадение.
 — ВЕРОЯТНОСТЬ: ВОКС, ФЕЛИКС = ФОКС, ФЕЛИКС? — спросил он еще раз.
 — ВЕРОЯТНОСТЬ: ФОКС = ВОКС 53%, — ответили четыре объекта, которым Харолд Смит единственным доверял на земле.
 Больше, чем шанс! Компьютеры оценили невероятное предположение, что доктор Феликс Фокс, самый популярный автор бестселлеров и безусловный авторитет в мире диет и похудания, ведущий телепрограмм и огромная знаменитость, чье моложавое лицо было известно миллионам, мог оказаться девяносточетырехлетним стариком по имени Вокс, пятьдесят лет назад с позором покинувшим страну после общенационального скандала, и на все это компьютеры ответили — 53%!
 Это было равносильно тому, как если бы хирург, осматривая останки сгоревшего человека не пригодного для опознания, чьи ступни и кисти свернулись в обуглившиеся шарики, чьи зубы — ничего больше, чем растаявшие огрызки, прилипшие к до сухости зажарившимся губам, — сказал: — Через две недели он приступит к работе.
 Смит был в исступлении. Ни один хирург на земле не мог оценить захватывающее дух предположение компьютеров Фолкрофта. Если они сказали — пятьдесят три процента, — тогда прокаин мог быть основным ключом к решению задачи. А ключ этот находился у Фокса. А Римо как раз и направлялся в какое-то местечко, называемое Шангри-ла, чтобы поговорить с этим Фоксом.
 — СПАСИБО, — ввел он в компьютер, как делал всегда, заканчивая работу с четырьмя возвышенными созданиями.
 — НА ЗДОРОВЬЕ, — ответили, как обычно, они.
 Какая точность!
 Конечно, была и другая вероятность, которая не была известна компьютерам, единственная во вселенной, непреодолимая во всех отношениях. Возможность того, что они ошибались.
 Брови Харолда Смита сложились глубокой морщиной. Он почувствовал, что его дыхание стало быстрым и прерывистым, а сердце учащенно забилось. На лбу выступили капельки пота.
 Ошибались? Четыре компьютера?
 Он стал дышать глубже, что, как однажды научил его Римо, может моментально снять стресс, взял телефон и стал набирать длинную комбинацию цифр, которая соединит его прямо с Римо.
 Вопрос был не в том, ошибались или нет компьютеры. Если они действительно ошибались, то, как полагал Смит, незачем было бы жить. Мир снова погряз бы в бездне гипотез, угадываний, подозрений, советов, полуправды, уверток, двухсторонних соглашений, пожеланий, надежд, в чарах обаяния, колдовства и инстинктов.
 Он вздрогнул.
 Когда Смит был маленьким мальчиком и жил в Вермонте, в один зимний вечер его мать познакомила его с вероятностью невозможного. Она перенесла юного Харолда через эту пропасть одним предложением. Вот что она сказала:
 — Снег не идет оттого, что сегодня слишком холодно.
 Слишком холодно для снега? Она наверное пошутила? Что может быть холоднее снега? Это же практически лед, только пушистый. Когда на улице холодно, идет снег. А если еще холоднее...
 То это слишком холодно для снега.
 Эта концепция заинтриговала воображение молодого Харолда Смита так, что невозможно описать. Позже он мог сгруппировать мысли о невозможности снегопада из-за сильного холода с другими такими же мистическими парадоксами, как например жидкий кислород и сухой лед. Как можно дышать жидкостью? Разве он не перегородит тебе горло? А когда кладешь в стакан с водой кусок сухого льда, не должен ли он впитать всю влагу как губка?
 Даже после того, как он осознал, как работают эти чудесные феномены, Смит продолжал помнить оставленные ими следы благоговейного трепета. Это была часть большого мира незыблемых вещей. Некоторые вещи просто были. Одной из них был сухой лед, так же как и абсолютная непогрешимость и неизменная правдивость четырех компьютеров Фолкрофта.
 Нет, компьютеры не ошибались. Это был пятидесятитрехпроцентный шанс, что Фокс был Воксом и был, следовательно, девяносточетырехлетним стариком и, возможно, был связан с препаратом, называемым прокаин, до такой степени, что мог убить неизвестную женщину из-за небольшого количества этого вещества в ее организме, и что каким-то образом эти цепочки вероятностей приведут к убийствам двух военных лидеров, случившихся в один день одно за другим.
 Телефон по адресу Шангри-ла продолжал звонить.
 Было пятьдесят три процента за то, что Римо был на пути к тому, что даже компьютеры назвали бы странным.




 Глава восьмая


 — Тебе сколько лет? — спросил Римо, включая светильник с розовой лампочкой.
 Это был великолепный секс. Безупречный. Жаркий, изобретательный, страстный и нежный, как секс «первый раз в автомобиле». Только он был в постели, и фантастическая блондинка рядом с ним побила рекорд продолжительности и частоты для женщин. Она была не просто быстрая, она была ультразвуковая. И очень, очень хороша. Здесь не было никакой романтики, чтобы подсластить пирог. Но это было все равно. Никаких существенных разговоров, никаких откровений о глубоко личных мечтаниях. Только старый добрый натуральный секс. И это было лучшее, что он знал с тех пор, как это произошло с Розанной Зевеки на бейсбольной площадке позади приюта, когда ему было четырнадцать.
 Розанна знала свое дело, но бледная блондинка с лицом кошечки и глазами цвета морской волны, должно быть, была самой опытной партнершей в сексе, когда-либо существовавшей на планете. И теперь Римо понял, почему.
 — Мне семьдесят, — замурлыкала она, поглаживая его бедро. — С половиной.
 — Семьдесят? — его влечение увяло.
 Это случилось когда она впервые произнесла эту ужасную новость. Теперь, после второго взрыва этой фразы, его живот вспенился будто он был захвачен волной эдипова греха, приукрашенного по краям венчиками полного абсурда.
 — Семьдесят?!
 — Здесь не нужно притворяться, — сказала она. Она заботливо покачивала руку Римо в своей руке. В семьдесят, подумал Римо, у нее должна быть особая манера держать руку. — Мы здесь все молоды. За это и платим, — нежно рассмеялась она. — Ну вперед, постарайся это принять. Ты ведь такой же!
 — Нет, ни чуточки! — искренне признался Римо. — Я обычный, самый обычный.
 Она раздраженно поднялась, ее безупречные бедра блестели в освещенной луной спальне без малейшего намека на складки или морщины. Римо пытался составить воедино все события, приведшие его сюда, в эту постель, где семидесятилетняя женщина волнообразно двигалась перед ним здоровой поступью молодого жеребенка.
 Они с Чиуном прибыли в Шангри-ла менее часа назад. Добраться до места не составило труда. На эти земли въезд на машине был запрещен.
 — Они отвлекают от безвременности существования в Шангри-ла, — высокомерно объяснил сопровождающий.
 Сопровождающий — шофер, как выяснилось — провез гостей мимо покрытых снегом холмов, по узким дорожкам к огромной равнине, открывшейся неожиданно, и окруженной высокой металлической оградой с еще более высокими воротами с электронным управлением.
 — Добро пожаловать в Шангри-ла, — произнес гид, остановившись в центре громадного запорошенного снегом парка, где дорога кончилась.
 Чиун вел нелицеприятные рассуждения о том, что Шангри-ла — это более дорогой вариант многочисленных лагерей с неизменным массажем, морковным коктейлем и индейскими вигвамами для ночевки. Но по мере продвижения вглубь возникала Шангри-ла, Мекка Мечты, дарующая молодость, своеобразная дозаправочная станция для «Ка Элов» наподобие Бобби Джея на пути к строгости жизни средневековья.
 Это было громадное сооружение, поместье викторианских масштабов, но с реквизитами в голливудском стиле в виде олимпийских размеров бассейна и неоновых светильников, влекущих к его знаменитым гостям, как маяки в темноте.
 И все равно, несмотря на парадный мундир, что-то зловещее было в этой Шангри-ла. В памяти Римо всплыло и крутилось все время слово из старых романов про вампиров. Зловещий. Воздух в Шангри-ла был каким-то зловещим. Римо почти чувствовал этот запах. А Чиун сказал, что он определенно ощущал его.
 — Или это просто запах от такого множества бледнолицых, — пренебрежительно сказал он.
 Сами гости Шангри-ла больше не вызывали удивления у Римо. Многие из них были знаменитостями, чьи имена Римо смутно помнил по очень далеким воспоминаниям. Все они были крепкими, привлекательными, стильными, богатыми и молодыми. Сенатор Спанглер с супругой стояли возле камина в огромной гостиной дома, болтая с группой симпатичных молодых людей, одетых в самые лучшие и дорогие костюмы. Бобби Джей стоял в углу у большого рояля и щелкая пальцами напевал мелодию «Я люблю парня, который рядом со мной».
 Легким движением головы Римо отказался от «мартини», появившегося в его поле зрения. Чиун тоже отказался, но сделал это, так быстро подбросив стакан в воздух, что мозг официанта не успел зафиксировать недовольство старика.
 Канапе тоже были плохи.
 — Пища белых людей, — усмехнулся Чиун. — Куриная печенка в окружении свиного жира, усажены на ломоть зеленого сыра и кусочек сухаря. Неудивительно что вы все ленивы и бестолковы. Посмотри, что вы едите.
 — Это ведь только закуска, — объяснил Римо. — Обед еще не подавали.
 — Я уж вижу. Поесть перед едой, чтобы к еде подготовиться.
 — Канапе мы тоже не будем, — сказал Римо официанту.
 И тут появилась блондинка. С минуту она кралась через толпу в своем воздушном красными блестками платье, делая серьезные знаки глазами Римо, и через минуту они оказались наверху вместе в постели с блондинкой, мурлыкавшей, и ласкавшейся, и делавшей сногсшибательные вещи. И Римо забыл обо всех 52 идиотских шагах к женскому экстазу, поскольку у этой был запас экстаза на целую армию с самого первого их рукопожатия.
 А затем она взорвала бомбу о том, что ей было семьдесят лет от роду.
 — Зачем ты здесь? — с сожалением спросил Римо, уверенный в глубине своего сердца, что ему уже никогда не будет так хорошо в постели.
 — Перестань притворяться таким наивным, — сказала она, затем остановилась и посмотрела на него с некоторым изумлением. — Или... ты что, здесь впервые?
 — Впервые для чего?
 — Дай-ка мне свои руки.
 — Что? — Он пытался сопротивляться, но она уже была на нем и взяв его левую руку поднесла ее к свету розовой лампы. — Ни одного следа, — пробормотала она еще больше удивляясь. — Ты что, нетронут?
 — Чем?
 — Инъекциями, — ответила она. — Инъекциями доктора Фокса. — Она взяла его руки в свои: — Я не хочу тебя пугать, или что-то в этом духе, но надеюсь, что ты понимаешь, во что ввязываешься.
 — Не представляю, о чем ты говоришь, — сказал Римо. — Я не имею ни малейшего понятия о том, что происходит в этом сумасбродном месте.
 Она показала ему свои руки.
 — Во-первых, вот это. — Под розовым светом лампы внутренние поверхности ее рук были похожи на старую древесину, покрытые таким количеством дырочек, что через них, наверное, можно было просеивать муку.
 — Я знаю, эти следы уродливы, раз в пять лет я делаю пластическую операцию, чтобы скрыть их. Но это то, что осталось, — ее голос звучал мягко и отдаленно.
 — Господи Иисусе, — в ужасе произнес Римо. — И как часто ты пользуешься этим соком счастья?
 — Давно, — сказала она, глядя на Римо свысока. — Ужасно давно. Я же тебе говорила, мне семьдесят лет. И получаю инъекции большую часть из этих семидесяти.
 — О, оставь, — сказал Римо. — Что бы ни значили эти отметины, они не значат, что ты старушка.
 — Но это так. Мы здесь все старые.
 — Слушай, Бобби Джей может выглядеть моложе пятидесяти пяти. Миссис Спанглер может сойти моложе пятидесяти восьми, которые объявила ее дочь. Но если тебе семьдесят, тогда я сам Метазела. А теперь, зачем ты мне это рассказываешь?
 — Затем. Тебя как зовут?
 — Римо.
 — А я Пози Понзелли. — Римо уставился на нее. — Ты обо мне слышал?
 — Имя слышал, — ответил Римо. — Кинозвезда тридцатых, по-моему?
 — Меня сравнивали с Гретой Гарбо, — задумчиво произнесла она. — Богиня любви.
 Римо искоса посмотрел на нее.
 — Мадам, если вы хотите, чтобы я поверил, что вы Пози Понзелли...
 — Ты не должен ничему верить. Я только хочу, чтобы ты знал, на какой путь ты вступаешь, если сделаешь завтра первую инъекцию.
 — О'кей, — вздохнул он.
 Она, а не Римо, прервала очарование. Но это было все равно, подумал он. Пора было заняться делом.
 — Когда ты встретила Фокса?
 — Сорок лет назад, — не моргнув, ответила Пози.
 — Брось!
 — Ты сам спросил.
 — Ну ладно, — сказал Римо. Если бы он должен был выслушать другую заморочку от другой сумасшедшей, прежде чем получить крохи информации, ну тогда ему надо было справиться с этим заданием. Здесь определенно не было здравомыслящих людей. — Продолжай.
 — Это было в Женеве. Как раз перед концом войны мои фильмы перестали быть популярными. Говорили, что я начала стареть. Мне было двадцать восемь. — Она достала сигарету из бисерной сумочки и закурила. — Поэтому я отправилась в Швейцарию, чтобы провести курсы омолаживающей терапии в новой клинике, о которой я узнала. Там я и встретила Фокса.
 — Того же самого Фокса?
 Она кивнула.
 — Он никогда не стареет. И его пациенты тоже — до тех пор, пока они продолжают принимать лечение. Но если нет...
 Голос ее задрожал.
 — Если они не продолжают, тогда что?
 Она вздохнула и зажгла новую сигарету дрожащими пальцами.
 — Ничего особенного. Но необходимо продолжать. Ты должен получать инъекции ежедневно. Вот что я хочу, чтобы ты понял прежде, чем начнешь лечение.
 — Я думал, что вы приезжаете сюда раз в месяц, — сказал Римо.
 — За новой порцией. Фокс дает нам препарата ровно на тридцать дней. Раз в тридцать дней мы должны приезжать сюда, и обязательно с наличными. Чеки и кредитные карточки не принимаются. В противном случае он немедленно прекращает лечение.
 Ее голос задрожал. Головокружительная старушка, подумал Римо. Большинство женщин, предполагал он, заботятся о своей внешности. Но эта вела себя так, будто стать для нее старше на тридцать дней значило конец света.
 — Ладно, — сказал он. — Но вещь, которую я не могу понять, — почему Фокс держит эту клинику в таком секрете. Если он действительно обладает какой-то волшебной вакциной, способной сохранить людям молодость, — он может сделать на этом огромной состояние.
 — Он и так его делает, — сказала Пози. — Но не на нас. Дохода от тридцати пациентов Шангри-ла едва ли хватит на то, чтобы содержать эту клинику.
 — Чем же он еще занимается?
 — Точно не знаю. В любом случае, не сейчас, но несколько лет назад, когда я на него работала, кое-что происходило.
 — Когда это было?
 — В сороковых и пятидесятых. После нескольких лет лечения в Швейцарской клинике я осталась совсем без денег. Я пыталась уговорить своего агента в Голливуде найти мне подходящую картину, но никто не хотел рисковать и браться за меня. Коммерческие полеты в Европу были практически отменены во время войны, поэтому я не могла поехать и поговорить с ними лично. Кроме того, у меня не было столько наличных денег, чтобы выкупить достаточное для поездки в Америку количество препарата. Потому я осталась.
 — Что за работу предложил вам Фокс?
 — Обычную, — сказала она. — Сначала я была его любовницей. Он был ужасен, груб. Ему нравилось причинять боль. Я его ненавидела, но мне нужны были инъекции. Со временем он от меня устал. Я была очень рада. Но он стал доверять мне. И ко времени, когда он был готов перевести клинику сюда, в Шангри-ла, я вела его бумаги.
 — Да? — заинтересовался Римо. — Что в них было?
 — Разные вещи. В основном регистрировались доходы женевской клиники. Там он производил свой препарат. В те дни он довольно часто отсутствовал, и я за него занималась делами клиники. В то время там, конечно, не было гостей. Фокс собирался вернуться в Америку, поэтому он отказал всем пациентам...
 Ее снова затрясло.
 — Что случилось? — спросил Римо.
 — Ничего. Просто я вспомнила...
 Она пересилила себя.
 — В любом случае он время от времени уезжал на месяцы. В эти периоды, пока я находилась в швейцарской клинике, он давал мне инструкции по телефону. Иногда он просил меня забирать странные пакеты в самых странных местах — на аллеях, заброшенных складах. Они всегда были завернуты в одинаковую коричневую бумагу.
 — Что в них было?
 Она посмотрела на него.
 — Золото. Это-то и было странно. Так к нему приходили миллионы. Всегда одни и те же свертки коричневой бумаги брошенные где попало со слитками золота внутри.
 — Ты знала, кто их оставлял?
 — Откуда? Они были просто брошены где попало. Но это еще не все. Кое-что еще стало происходить в это же время. Фокс начал звонить мне и просить отправлять огромные количества препарата в Штаты.
 — Сюда?
 — Нет. И это тоже было странно. Он просил отправлять их в Южную Дакоту.
 — Южную Дакоту?
 — Не спрашивай меня, почему именно туда. Почтовые отделения, в которые я отправляла посылки, находились по всему региону Черных Холмов.
 — И это до сих пор продолжается?
 — Не знаю. Клиника в Женеве была продана. Дозы для гостей он держит здесь — в подвале, но я не знаю, где он сейчас производит препарат.
 Она говорила так, будто была в шоке.
 — Покидая Швейцарию, он собирался отказать мне. Он говорил, что если я не буду платить за инъекции тем или другим способом, я должна буду обходиться без него.
 — Может быть это было бы самое доброе, что он мог для тебя сделать, — сказал Римо.
 Она горько улыбнулась.
 — Может быть. Такое правда могло случиться. Я вышла замуж за швейцарского промышленника, с которым познакомилась во время одной из долгих отлучек Фокса в Америку. К счастью, он был очень богат. Перед окончательным отъездом из Женевы Фокс снабдил нас большим количеством препарата, на несколько месяцев. Моему мужу тоже захотелось попробовать, поэтому я стала делать ему иньекции.
 — Два маленьких счастливых наркомана, — сказал Римо.
 Ее снова затрясло.
 — Это я его приобщила, — прошептала она. — Он погиб в автомобильной катастрофе два месяца спустя. Я видела его после смерти...
 Низкий стон вырвался из ее горла. Похоже было, что она готова была закричать.
 — Пози? Пози! — он потряс ее и вернул в действительность.
 — Римо, — сказала она. — Пожалуйста, не начинай лечения. Я знаю, к чему это ведет. Даже после первого раза. Я видела. Я прошу тебя. Не надо... Не надо...
 Она разрыдалась.
 — Эй, ну не надо так, — сказал Римо, покачивая ее на руках.
 — Уезжай отсюда, как только сможешь. Пока это не стало слишком поздно и для тебя.
 Он поцеловал ее. И вдруг он понял, что ему наплевать на ее возраст. Что-то такое было в этой Пози Понзелли, что заставляло его ощущать себя счастливейшим из мужчин, что-то очень женственное и в то же время невероятно хрупкое, что могло в любой момент исчезнуть в его руках.
 Они снова занялись любовью. Сейчас было даже лучше, чем в предыдущий раз, потому что теперь было больше Пози — не просто Пози, прекрасной блондинки, которая владела любым из способов ублажить мужчину, которые только можно было представить, но другой — мудрой, печальной и бесконечно нежной.
 — Если ты не поостережешься, я могу в тебя влюбиться, — сказал Римо.
 Улыбка сползла с ее лица:
 — Не делай этого. Ради меня, не надо. Просто уезжай отсюда.
 — Не могу. По крайней мере пока не поговорю с Фоксом.
 — Зачем это? — встрепенулась она. — Ты же не шпионить за ним приехал, правда?
 Римо тряхнул головой.
 — Пози, пока я не могу сказать тебе, кто я такой, но мне кажется, что доктор Фокс более опасен, чем тебе кажется. Я обязательно должен увидеться с ним.
 Она посмотрела на него долгим взглядом.
 — Если я устрою вам эту встречу, обещаешь мне уехать отсюда? Не принимая лечения?
 — Я не стану принимать препарат, — ответил Римо.
 — Достаточно прямо.
 Она надела платье, поцеловала его на прощанье и закрыла за собой дверь. Римо сидел в тишине в круге розового света, оставляемого ночником.
 Ее руки! Если половина странной истории, расказанной Пози, — это правда, он должен вытащить ее отсюда. Феликс Фокс занимался гораздо большим, чем оздоровительная клиника.
 Римо ощутил странную вибрацию за кроватью. Он стал искать источник и не обнаружил ничего, кроме обрезанного телефонного провода, очевидно обрезанного преднамеренно. Он взял его в руки и колебание несуществующего звонка пробежало по его пальцам.
 Это было смешно. Не было слышно ни одного телефонного звонка во всем доме, получалось, что все телефоны в Шангри-ла были тоже отключены. Он попытался приладить провода к аппарату На пятнадцатом беззвучном сигнале, ему удалось соединить их.
 — Кто это? — спросил он в трубку.
 Кислый голос ответил:
 — Смит. Я звоню по аппарату из моего чемодана. Если рядом никого нет, приготовьтесь к секретному разговору.
 — Все в порядке, здесь никого. Похоже, все телефонные линии обрезаны. Откуда у вас этот номер?
 — Разумеется из компьютера.
 — Разумеется, — сказал Римо. — Он рассказал Смиту о каждодневных инъекциях и все, что знал о Пози Понзелли, кроме ее выдающегося представления на простыне. — Она говорит, что ей семьдесят лет, а Фокс и того старше.
 — Ой-ой-ой.
 Это прозвучало так, будто Смит стоял на краю небоскреба и мог упасть вниз.
 — Что такое?
 — Тише! — В трубке послышались щелчки и жужжание, издаваемые четырьмя работающими компьютерами. — Бог мой! — дрожащим голосом произнес Смит. — Семьдесят восемь процентов!
 — Семьдесят восемь процентов чего?
 Смит рассказал возникшую теорию о Фоксе-Воксе и скандале вокруг прокаина в 1938 году.
 — Компьютер дает семьдесят восемь процентов за то, что доктор Фокс — это тот самый Вокс, который ставил эксперименты с прокаином пятьдесят лет назад. Фокс мог убить женщину из-за прокаина, содержавшегося в ее организме. Ее имя Ирма Шварц, если это может вам пригодиться.
 — А что насчет Ивса? И парня из военно-воздушных сил?
 — Уровни прокаина в норме. Пока никакой связи.
 — Есть что-нибудь от военных?
 — Ничего, — ответил Смит. — Если мы гоняемся не за тем человеком, значит тот, кто убил их, навсегда останется гулять на свободе. Что вам удалось узнать от других гостей, кроме той женщины? Откровенно говоря, Римо, это факты о слитках золота и поставках препарата в Южную Дакоту звучат не очень убедительно.
 — Мне показалось, что она говорит правду, — сказал Римо.
 — Пока эта информация не обработана, она непоследовательна, — отрывисто произнес Смит. — С кем вы еще говорили?
 — Э-э, я как раз собирался, — ответил Римо, натягивая брюки.
 Провода в его самодельном телефонном приспособлении закоротились. Звук стал пропадать.
 — Мы не можем терять время! — кричал Смит, едва различимый на фоне шумов и щелчков телефонной линии.
 — Хорошо! — прокричал Римо. — Я здесь проведу еще сутки или около того, поскольку здесь завтра намечается важный денек, Смитти?
 Он пошевелил провода, но звука не было. Связь прервалась.
 И это было очень кстати потому что в этот момент...
 В этот момент за окном пролетела фигура человека ростом шесть футов, четыре дюйма, одетого во что-то белое, похожее на тогу.
 — Ой-ой-ой! — кричал человек, взмывая вверх, к крыше.
 Римо выглянул вниз, на заснеженный сад, уже зная, кого он там увидит.
 Толпа одинаково одетых зевак возле бассейна, дрожавших от холода, затаила дыхание и сочувственно вздохнула, когда фигура второго человека стремительно взлетела в воздух. Посреди постамента стоял Чиун, победоносно скрестив руки на груди, его лицо выражало безмятежность.
 — Ох, осел, — вздохнул Римо.
 Первый человек, описав дугу в воздухе, начал падение. Первым летел нос, выделявшийся будто на белом рыцарском шлеме. Когда человек несся вниз вдоль стены здания, его чувства были в точности отображены в маске неподдельного ужаса.
 — Держитесь! — крикнул Римо распахнув окно и предлагая человеку приземлиться к себе на колени.
 — За что? — простонал человек.
 — За меня.
 Римо раскинул руки и медленно повернулся к нему лицом, зацепившись голенями за раму окна. Он был как раз на одном, уровне с падающим телом.
 Женщина внизу вскрикнула и упала в обморок.
 — Это ужасно, — сказала другая.
 — Действительно ужасно, — сказал сочувственно Чиун, — этот Римо всегда мне мешает.
 — Как вы могли это сделать? — закричал Чиуну белый как полотно человек.
 — Ну, ничего страшного, — излучая скромность ответил Чиун. — Всего лишь небольшой толчок вверх. Простейший маневр...
 Но никто его не слушал, потому что в этом момент стройный молодой человек с сильными руками отчаянно пытался спасти двух летящих к земле в воздухе людей, которые один за другим набирая скорость приближались к твердому промерзшему грунту.
 — Нет — нет! — вопил человек в воздухе, которому через три секунды предстояло встретиться с Создателем.
 — Выпрямись! — кричал Римо.
 — Мама!..
 Человек свернулся клубком. Это будет гораздо труднее. Труднее, но все же не слишком тяжело. Это было сделать легко, почто до неудобного легко. Чиун будет смеяться над ним всю дорогу обратно в Фолкрофт, если Римо не сможет сейчас поймать этих двух падающих человек, держась только коленями. Может быть только носками ботинок...
 За годы обучения Римо Чиун метал в него валуны и с высоты тридцать футов и требовал, чтобы он останавливал их тремя пальцами. Тогда было трудно. Сейчас — не стоило ничего.
 Но когда он поймал этих двух человек, схватив их за странные развевающиеся одежды, движением своих пальцев, которые перераспределили энергию и запеленали их как младенцев, толпа внизу сошла с ума. Они вели себя так, будто он только что прилетел с Марса и привез им поиграть двух маленьких красных человечков. Женщина, которая перед этим потеряла сознание посмотрела на него с сияющим восторгом лицом, и прокричала. «Храни вас Господь!» Остальные трижды прокричали им «ура» и возбужденно обсуждали, каким героем был Римо.
 Только Чиун видел, насколько незначительным на самом деле был этот маневр, и он смотрел на плачущие и вопящие лица вокруг так, будто он оказался в сумасшедшем доме. Римо пожал плечами втягивая внутрь дома через окно оцепеневших мужчин с дикими глазами.
 — Спасибо, спасибо вам, — бормотал седовласый человек, падая на колени и целуя все еще босые ноги Римо.
 — Эй, полегче! — раздраженно сказал Римо.
 Достаточно того, что ему пришлось демонстрировать детсадовские трюки при скоплении зрителей, но терпеть чьи-то губы на своих ступнях — это переходит все границы.
 Человек поднял вверх заплаканное лицо.
 — Это судьба, — нараспев произнес он.
 Этим человеком оказался Сеймур Бардих, наконец расставшийся со своей черной водолазкой и надевший греческую тогу, которая, похоже, была в стиле Шангри-ла.
 — Опять вы? — сказал Римо.
 — Вы вернули мне мою жизнь. Вы настоящий герой! Что я могу для вас сделать? Все, что угодно.
 Римо задумался.
 — Что угодно?
 — Все, что вы скажете.
 — Хорошо. Подождите, пока этот тип придет сюда и я скажу, что вы можете для меня сделать.
 Бардих удрал в сторону от подоконника, откуда как раз появлялся другой человек, которого спас Римо, огромный. Толстяк прокашлялся и простер руку в сторону Римо.
 — Сынок, — сказал он, в его голосе теперь звучала власть. — Такой человек, как вы, может далеко пойти. Я президент Объединения железа и стали из Хьюстона, и я хочу, чтобы вы знали, что место вице-президента ждет вас.
 — Ладно, — сказал Римо. — Окажите любезность.
 — Говорите.
 — Все что угодно, — сказал Бардих. — Я на край земли за вами пойду. В горы, по горячим углям...
 — Я хочу, чтобы вы сказали всем, что вы сами там оказались.
 — Что? — удивленно спросил Бардих.
 Объединенная Сталь протянул:
 — Слушай парень, какой-то старый китаец зашвырнул меня в небо и я хочу увидеть как он опустит свой маленький желтый нос.
 Римо пытался убедить его.
 — А как будет выглядеть если вы будете ходить и рассказывать на каждом углу как маленький старикашка весом в сто фунтов запустил вас в воздух на высоту десятого этажа?
 — Но пойми, что они видели это своими собственными глазами.
 — Впечатление может быть обманчиво, — философствовал Римо.
 — Ри-мо! Ри-мо! — скандировали за дверью.
 Толстяк задумался. Потом тряхнул головой и сказал:
 — Нет. Извини, сынок. Ты хороший парень, но справедливость должна восторжествовать. Правда это правда, справедливость есть справедливость.
 Римо взял его за лодыжку и высунул его снова в окно.
 — А несчастный случай — это несчастный случай, — сказал он.
 Толстяк взревел болтаясь вверх-вниз, его рыжие волосы развевались на ветру.
 — Ладно, я сам это сделал! — Римо втянул его обратно. — Хотя я очень сомневаюсь, что кто-нибудь поверит в это. — Каким образом я мог это сделать? Играя в классики?
 — Скажите им, что это старинный семейный секрет, — ответил Римо. Он повернулся к Бардиху, который снова расположился возле его ног, совершая частые низкие поклоны. — Вас это устраивает? — спросил Римо.
 — Абсолютно. Я готов проглотить жабу. Я готов сразиться с целой ордой.
 — Отлично. Тогда посражайтесь немного с ордой за дверью.
 — Все, что вы скажете, — мрачно ответил Бардих.
 — И вы тоже, — сказал Римо, подталкивая толстяка к выходу. — Расскажите им какую-нибудь историю.
 Когда они вышли, Римо бросился к окну. Чиун все еще стоял внизу, презрительно глядя вверх.
 — Подожди меня, папочка, — сказал Римо.
 Он медленно перелез за окно, прижимая ступни и ладони к поверхности стены. Как паук, без видимых усилий, он сполз по кирпичам вниз и, перевернувшись в последнее мгновение, оказался на земле.
 Чиун испепелил его взглядом.
 — Они называли тебя героем! — мрачно произнес старик.
 Римо повел его к небольшому потайному углубленному окну в фундаменте здания.
 — Хочу проверить подвал, — сказал он.
 — Герой! За небольшое дельце, которое мог провернуть любой шимпанзе.
 — Что же я могу поделать? — сказал Римо, приподнимая раму и проскользнув внутрь. Чиун последовал за ним. — Они же не знали, как легко мне было поймать этих двух парней. Ничего обидного в этом нет.
 — Ничего обидного? Ничего обидного! Мне обидно. Я отправил этих двоих в рай двумя превосходными восходящими спиралями. Разве ты не видел, какой получился узор, когда тела начали снижение?
 — Замолчи, — прошептал отвлекшись Римо.
 Вполне возможно, что Пози Понзелли говорила правду, независимо от того, соответствовало ли это мнению компьютеров Смитти. И если она была права, здесь, в подвале, могли находиться ощутимые доказательства ее жуткой истории.
 — Ах, это действительно было прекрасно, Чиун. Просто превосходно.
 — Мне не нужны твои дешевые похвалы. Это не было превосходно. Это было безупречно. Это был один из самых исключительных воздушных запусков двойной спиралью, когда либо совершенных в истории учения Синанджу. Но я, сам Мастер, услышал ли от этих пресных бледнолицых хотя бы слова «здорово сработано»? — Он презрительно ткнул пальцем в направлении верхних этажей здания. — Хоть один из них попытался наградить меня всего лишь ненужной безделушкой?
 — Чиун, — позвал Римо. Под шаткой лестницей он обнаружил десятки сложенных запечатанных коробок. В каждой из них оказалось по тридцать бутылочек с прозрачной жидкостью. — Вот эта штука для гостей.
 Чиун не обратил никакого внимания на его слова.
 — Натурально, ни один из них даже не попытался похвалить Мастера Синанджу за его славный поступок.
 Римо ощупал покрытые паутиной стены. Камни фундамента лежали здесь уже более ста лет. Соединяющий их цемент растрескался и порос плесенью. Он начал ритмично постукивать по камням, одна рука повторяла движения другой и в результате стены стали вибрировать с низким грохотом. Он проверил камень за камнем три стены подвала. Достигнув последней, в самом темном углу, звук от его постукиваний резко изменился. Он снова попробовал этот камень. Ошибки быть не могло. За ним была пустота.
 Барабаня пальцами по цементу вокруг камня, Римо раскрошил его в мелкую пыль. Это был другой, недавно положенный раствор. Он с легкостью вынул камень и ощупал пространство, открывшееся за ним. В нескольких дюймах от поверхности находилось нечто похожее на кусок брезента, покрывавшего большую геометрическую фигуру.
 Чиун продолжал шагать из угла в угол, излагая свои различные психологические травмы.
 — Вместо этого они смотрели на тебя! На тебя, который не сделал ничего кроме того, что безо всякого изящества повис в окне...
 — Вот оно, — сказал Римо. Под брезентом оказался огромный куб мерцавшего в темноте золота. Он просунул голову внутрь, чтобы определить размеры золотого слитка. — Интересно, сколько миллионов эта штука может стоить?
 — Ты меня слушаешь? — проворчал старик.
 — Нет, — Римо поставил камень на прежнее место и прислушался. Сверху, из коридора возле покинутой ими спальни, доносился настойчивый гул голосов. — Пошли. Я видел, то, что хотел. Нам надо вернуться туда.
 — Зачем? — спросил Чиун, взбираясь по стене вслед за Римо. — Ты что получил недостаточно незаслуженной похвалы на сегодня?
 — Я просто хочу, чтобы все выглядело нормально, — объяснил Римо. — Мы до сих пор не поговорили с Фоксом. До тех пор, пока мы не сделаем этого, я хочу чтобы все считали нас просто парой симпатичных парней.
 — Я и так симпатичный, — ответил Чиун. — Я самый симпатичный, обаятельный, чудесный...
 — Ты чуть не убил тех двоих, — прошептал Римо, переваливаясь через подоконник обратно в комнату. — Ты отдаешь себе отчет в том, какой шум поднялся бы, если бы они погибли?
 — Это смешно, — сказал Чиун. — Никто бы даже не заметил этого. Они все выглядят абсолютно одинаково в этих непристойных балахонах.
 — Я не могу спорить с тобой целый день. Факт в том, что ты подверг смертельной опасности двух людей, которые не сделали ничего плохого.
 — Не сделали!.. — Чиун отшатнулся назад, не в силах вымолвить слово. — Разве ты не видел, какое ужасное оскорбление они нанесли мне?
 — Конечно нет. Меня же там не было.
 Лицо старика стало жестоким.
 — Ты был с этой женщиной с желтыми волосами и бесформенной грудью, я не сомневаюсь.
 — Это не имеет отношения к делу. Так что они натворили?
 — Они попытались пристыдить меня публично. — Он потупил взгляд. — При всех, в самый разгар парада.
 — Ты бы мог поступить лучше, Чиун, — сказал Римо. — Парада? Какого парада в снегопад? Не ври, Чиун.
 — Это чистая правда! Пока ты был наверху и развлекался с этой выпуклой бледнолицей штучкой, эти идиоты сначала исчезли, а потом вернулись в своих странных ночных сорочках со свечами в руках. Они пели и ходили кругами по комнате. После этого построились рядами и вышли маршировать на улицу. Поскольку это было единственное интересное дело за весь вечер, я прозволил себе присоединиться к ним. Чтобы доставить им удовольствие я исполнил для них строевую песню киприотов на марше, которые тоже были дураки и одевались в ночные сорочки.
 — И что?
 — То, что я подвергся оскорблениям. Я. Не они!
 — За песню?
 Чиун вздохнул.
 — Нет, глупый ты человек. Никто не может осуждать Мастера Синанджу за его безукоризненное пение. Это было похоже на пение летящей птицы...
 — Тогда за что?! — воскликнул взбешенный Римо.
 — За то, что я отказался надеть эту безобразную одежду! — взвизгнул Чиун. — Ты что, ничего не понимаешь? Те двое посмели остановить шествие и требовать от меня, чтобы я снял свой замечательный халат и напялил на себя это убогий белый наряд. Я был в шоке.
 — Послушай, мне тоже не понятно, для чего они ходят в этих штуках, — сказал Римо. — Но это не причина, чтобы убрать их.
 — Я и не собирался убирать их, — с достоинством ответил старик. — Я лишь опробовал запуск в воздух двойной спиралью. Я только слегка дотронулся до них. О, это было так красиво...
 — Ладно, считаем, что ничего не было, хорошо? — сказал Римо, прислушиваясь к растущему шуму толпы за дверью, выкрикивающей его имя. — Те двое, которых ты чуть не угробил, любезно согласились сказать, что ты их не трогал.
 Чиун улыбнулся.
 — Очень мило с их стороны. Но должен тебе сказать, Римо, что даже мастер Синанджу не сможет исполнить спиралевидный запуск не дотронувшись до чего бы там ни было. О, это был легкий, почти символический шлепок, но тем не менее...
 — Я имел ввиду, они скажут, что взлетели в воздух сами.
 Глаза старика сделались круглыми.
 — Что?!
 — И тогда никто не попытается выкинуть нас отсюда. Мы должны продержаться здесь ровно столько, чтобы я мог закрутить гайки этому доктору Фоксу.
 — Сами? Два этих вялых стручка? Ты, наверное, шутишь!
 — У нас нет другого выхода, Чиун.
 Чиун сверкнул глазами.
 — Никогда, Римо. Только подумать, как я тебе доверял, вскормил тебя своей добротой и своим трудом, и все для того, чтобы получить удар в спину от такого неблагодарного ученика — это все равно, что запятнать славное имя всего Дома Синанджу.
 — Доверься мне, — произнес Римо направившись к двери.
 — Довериться? — переспросил Чиун с легким намеком на улыбку на своих губах. — Он говорит мне о доверии. Он, кто вонзил мне в грудь кинжал опасности.
 — Эй, приятели, — бросил Римо толпе, стоявшей за дверью. В ответ раздались возгласы и приветствия.
 — Ри-мо! Ри-мо!
 — Бог мой! — выдохнул Чиун.
 — Просим! Просим!
 — Нет, ну правда, — сказал Римо, застенчиво улыбаясь. — Ничего особенного я не сделал. Эти парни просто сами создали себе некоторые проблемы, да?
 Он пихнул Бардиха под ребро.
 — Совершенно верно.
 — Он даже подготовил себе соучастников! — завопил старик из глубины комнаты.
 — Эй, кто это там? — спросил кто-то из толпы.
 — Никто, — поспешно ответил Римо.
 — Никто! — повторил Чиун.
 — У меня есть идея, — сказал Римо. — Давайте все спустимся вниз.
 — Замечательно, — мурлыкнул в ответ голос Пози Понзелли. Она проскользнула вперед и отстранила техасца, который стоял на пути Римо. — Вниз, мальчики, — сказала она, сжав руку Римо. — Доктор Фокс ждет встречи с нашим героем. — Она подмигнула Римо и прошептала; — Как я обещала.
 — Спасибо, Пози.
 — Наш герой! — воскликнула стоявшая рядом женщина.
 Из комнаты за спиной Римо раздался звук, похожий на затянувшийся приступ дыхания астматика.
 Фокс сидел в своем кабинете. На нем была шелковая мантия, а в руке рядом с носом — маленькая ложечка с кокаином. Он приветствовал Римо.
 — Вы наш герой, — сказал он, предлагая кокаин Римо.
 — Нет, спасибо. У меня от него нос чешется.
 Фокс улыбнулся. Это была та же приветливая, мягкая улыбка, что покоряла сердца миллионов.
 — Мы все вам очень признательны, — сказал он. — Этим приятелям без вас пришлось бы худо.
 — Ерунда, — с трудом выдавил Римо. Ему не хотелось, чтобы Фокс имел больше представления о том, что он может делать. Всегда лучше оставаться неразгаданным. — Счастливое стечение обстоятельств.
 — М-м-м, — Фокс втянул носом новую порцию порошка. — Вы здесь для того, чтобы начать лечение, мистер...
 — Римо. Называйте меня просто Римо. Да, сэр. Просто один из мальчиков.
 — Должен заметить, что вы как раз выглядите наиболее нехарактерным пациентом для нашей клиники, — сказал Фокс. — Большинство из наших гостей боится наступления среднего возраста. А вы, похоже, вкушаете прелести зеленой молодости.
 Фокс не понравился Римо. В нем было что-то фальшивое. И запах... Здесь, в Шангри-ла присутствовал какой-то запах. Вокруг Фокса он был значительно сильнее, чем где-либо еще.
 — Я всегда говорю: нет другого времени, кроме настоящего.
 — Но вы не зарегистрировались.
 — Я наверное, опоздал.
 Фокс прокашлялся.
 — Один из гостей, Бобби Джей, узнал вас когда вы героически высунулись из окна. Он заявил, что сегодня утром вы приходили к нему домой.
 — Э-э, да...
 — И что вы интересовались военными областями.
 — Не совсем так, — запнулся Римо, недовольный тем, что его вычислили слишком рано. Он хотел подбираться к Фоксу медленно, наблюдать за ним, следовать за ним, пока доктор не приведет его к чему-то важному.
 Все это сорвалось. Фокс понял, что здесь что-то не так.
 — Думаю, меня неправильно поняли.
 — Я хочу заявить вам прямо здесь, сейчас, что ни я, ни эта клиника не имеют никакого отношения к военным сферам. Более того, люди со стороны в Шангри-ла не допускаются. — Он окинул Римо испытующим неприязненным взглядом. — Как бы там ни было, чем вы занимаетесь?
 — Разная работенка, — ответил Римо. — Знаете — сильная спина, слабый ум. Я кое-что слышал об этом местечке и захотел посмотреть.
 Полегче, сказал себе Римо. Когда настанет подходящий момент, он заставит Фокса крутиться быстрее. Только не спугнуть его сейчас. Пусть все будет легко и приятно.
 — И что же вам удалось увидеть? — снисходительно спросил Фокс.
 — Ничего особенного, — ответил Римо. — Только вот телефоны... Вы знаете, что ни один телефон не работает?
 — Правда? — язвительно спросил Фокс.
 — Да-а. Может мне стоит взглянуть. Я хорошо в этом разбираюсь. Может, я смогу их починить.
 — В этом нет необходимости, — ответил Фокс. — Они были отключены преднамеренно.
 — Почему? — невинно спросил Римо.
 — Потому что нам не нужны здесь посторонние, — голос Фокса приобрел угрожающие нотки. — Телефоны искушают связываться с посторонними.
 — В таком случае, почему вы позволили мне находиться здесь так долго?
 — Вас, если так можно выразиться держала под стражей одна из гостей, — сказал Фокс. — Могу вас уверить, мисс Понзелли уже получила выговор за свое поведение. И еще получит.
 Римо улыбнулся.
 — А сейчас и остальные гости не хотят, чтобы вы выкинули меня отсюда.
 Фокс презрительно фыркнул:
 — Раз уж вы оказались столь полезны для двух наших попавших в беду гостей, вам и вашему престарелому другу будет даровано специальное разрешение остаться на церемонию Выхода из власти возраста сегодня вечером. Как бы там ни было...
 — Выхода из власти возраста?
 Фокс отмахнулся возражающим жестом.
 — Небольшое ритуальное представление, на котором гости получают препарат на следующий месяц. Им это нравится. Вы можете остаться на церемонию, но должны уехать отсюда до наступления утра. Кроме всего, это ведь довольно дорогая клиника. И было бы неправильно позволить вам оставаться здесь наравне с гостями, которые за это платят. Вы должны понять.
 Он говорил так по-отечески, так настойчиво и в то же время мягко, в такой уверенной натренированной манере.
 Тьфу, подумал Римо. Но надо терпеть. Если он хочет, чтобы они убрались отсюда до утра, значит вскоре должен наступить момент, когда он начнет действовать. Все, что будет нужно, — это небольшой толчок со стороны Римо, и Фокс запрыгает как испуганный кролик. А Римо будет у него за спиной.
 — Да, конечно, я понимаю, — ответил Римо тоном мальчика из приюта — лучшим, на который он был способен. — Я очень вам признателен за то, что вы разрешаете мне и моему другу остаться на Церемонию. Нам было бы очень жаль упустить такое зрелище. Ни за что, сэр.
 Для начала маленький толчок.
 — На этом все, — сказал Фокс, отправляя Римо взмахом своей кокаиновой ложечки.
 Пора, подумал Римо. Пора начинать.
 — Да, кстати, доктор.
 — Да? — раздраженно спросил Фокс.
 — Одна моя знакомая просто сходит по вам с ума. Вы однажды встречались с ней.
 — Действительно? — без интереса спросил доктор.
 — Да, она просила передать вам привет.
 Фокс натянуто улыбнулся и кивнул.
 — Она сказала, что даже не надеется, что вы ее вспомните, но я сказал, что по телевизору вы выглядите отличным парнем. Я ей сказал: «Ирма, он точно должен тебя вспомнить. Он выглядит отличным парнем.» Вот что я ей сказал.
 Фокс насторожился.
 — Ирма немного болела, но сейчас ей лучше. О, я знал, что вам захочется это услышать. Ирма Шварц. Вспомнили ее?
 — Это невоз... — начал Фокс, поднимаясь с кресла.
 Он сглотнул, и мелькнувшая было неуверенность исчезла с его лица.
 — Это очень плохо, — мягко произнес он. — Обязательно передайте Ирме мой привет.
 — Я знал, что вы ее вспомните, — улыбнулся Римо. Пришло время закручивать гайки. — Я слышал, что вы помните многие вещи. Например то, что происходило в этом доме в 1938 году.
 Фокс моргнул.
 — Какие-то эксперименты с лекарствами, не так ли? Доктор... Вокс.
 — Я не понимаю, о чем вы говорите, — быстро проговорил Фокс. — Должно быть вы спутали меня с кем-то еще.
 — Я так не думаю, доктор Вокс. Ведь те эксперименты проводились с прокаином, правда? А это как раз и есть то, чем вы пичкаете этих богатых идиотов. Итак, совершенно не важно, сколько вы берете с них за это, все равно это не те деньги. А у вас в подвале сейчас лежит около миллиона долларов в золотых слитках. И если только издатели не платят теперь за ваши книги в триллионах золотом, — я не вижу, как вам удалось приобрести столько.
 — Вы сейчас же уйдете отсюда, — произнес Фокс, руки его тряслись.
 — Поэтому я сказал себе: «Римо, наверное здесь что-то не так». Но это всего лишь мои мысли.
 Он повернулся, чтобы уйти, оставляя в комнате бледного, испуганного человека, вцепившегося в подлокотники кресла так, будто он катался на американских горках непристегнутый.
 Этот толчок сработал.
 — Спасибо за гостеприимство, доктор. Может быть, мы еще встретимся.
 Доктор не ответил. Еще долго после того, как за спиной Римо с мягким щелчком закрылась дверь, он неподвижно, будто приклеенный, сидел в своем кресле, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники.




 Глава девятая


 Последние десять минут Римо разговаривал сам с собой. Чиун находится с ним рядом, в той же комнате, где Римо и Пози открывались друг другу, но старик был не здесь. Он сидел на полу в позе полного лотоса, соединив средние и большие пальцы, и с низким жужжанием напевал старинные корейские заклинания. Единственный ответ, который мог услышать от него Римо, были вариации жужжания. Интенсивное жужжание говорило о несогласии с кажущимися разрозненными аргументами Римо. Чиун, и Римо это знал, не собирался удостоить присутствие Римо словами. Став героем, он сослал себя на навозную кучу эмоциональных задворков Чиуна. И, судя по бешенству жужжания, он, кроме того, не был в восторге от предложения Римо.
 — Это задание, папочка, — взмолился он, держа перед стариком белую тогу, который продолжал оглушительно жужжать. — Это ведь ничего не значит. Мы наденем их поверх своей одежды.
 Короткое фырканье выразило взгляды Чиуна на это предложение, за ним последовало все то же низкое жужжание. Глаза старика были закрыты.
 — Церемония может начаться в любую минуту, а Фокс уже начеку. Он знает, что мы следим за ним и он напуган. Если он собирается выкинуть что-то, то сейчас самое подходящее время.
 Чиун закатил глаза и продолжал жужжать.
 — Он может с кем-то связаться, или что-нибудь перепрятать. Или переговорит с кем-то на месте. Я тебе объясняю, сейчас он покажет свое лицо.
 Лицо старика сжалось в яростной гримасе, а жужжание возвысилось до визга и оборвалось.
 — Так же как ты показал свое? — взорвался он, не в силах дольше сдерживать себя. — Ты одурачил этих безумцев и они поверили, что ты совершил подвиг, исполнив упражнение для второкурсников, пока подвиги Мастера Синанджу были приписаны парочке кретинов, завернутых и банные полотенца!
 — Это не полотенца, — вступился Римо, протягивая ему одеяние. — Это тоги. Их носили римские сенаторы.
 — И люди за них голосовали? Они что были нудистами?
 — Их носили все.
 — Кто? — вопросил Чиун. — Ни один уважающий себя человек не наденет такую дегенератскую вещь.
 — Очень многие их надевали. Аристотель носил.
 — Никогда о таком не слышал, — фыркнул Чиун. — Шарлатан.
 — Это один из самых значительных философов всех времен.
 — Он рассказывал о красоте берегов Синанджу?
 — Э-э, не совсем...
 — В таком случае он шарлатан. Каждому известно, что все настоящие философы были корейцами.
 — Ладно, — вздохнул Римо. Он напряг память, вспоминая, кто же еще носил тогу. — Есть! Юлий Цезарь. Великий император.
 Чиун надулся:
 — Кого волнует, в чем ходили бледнолицые.
 — Только набрось ее. Мы не можем присутствовать на церемонии без них.
 Нехотя старик взял тогу из рук Римо.
 — Я надену это позорное одеяние на одном условии, — сказал он.
 — На каком? — с надеждой спросил Римо. — Слушаю тебя.
 — Ты скажешь собравшимся там идиотам, что это я отправил в рай двойной спиралью тех двоих дегенератов.
 — Я не могу этого сделать. Тогда я оберну их против нас. Сейчас мы им нравимся, так что даже Фокс не может выкинуть нас отсюда. А мы должны находиться здесь, чтобы наблюдать за ним.
 Пока Римо говорил, Чиун качал взад-вперед своей головой, глаза его были закрыты, челюсти окончательно и многозначительно сомкнуты.
 — О, Чиун! Это лишь создаст дополнительные трудности. Кроме того, нам надо быть внизу, прежде чем Фокс начнет действовать.
 — Таково мое условие.
 — Давай что-нибудь еще. Все, что угодно, и я выполню твое условие. Если ты захочешь, мы проведем следующий отпуск в Синанджу.
 — Мы в любом случае проводим следующий отпуск в Синанджу. Теперь моя очередь выбирать место очередного отпуска. И я уже сообщил о своем решении императору Смиту.
 — А как насчет нового телевизора «Бетамакс»? — предложил Римо. — Там будет все, что надо и экран размером четыре фута.
 — Я вполне удовлетворен теми скромными ящиками, которые у меня есть, — произнес Чиун.
 Римо сдался.
 — Что же ты хочешь взамен того, чтобы надеть эту тогу? — отчаявшись спросил он.
 Чиун молчал. Затем его старые миндалевидные глаза блеснули и он заговорил:
 — Думаю, есть кое-что. Одна маленькая вещица.
 — Ну сейчас будет!
 — Принеси мне портрет Читы Чинг в традиционном корейском платье. Ради этого я отброшу свое самомнение и появлюсь на публике завернутым в полотенце. Это будет доказательством моего бесконечного восхищения ее красотой.
 У Римо стало кисло во рту.
 — Считай, что он уже у тебя.
 — О удивительный день! — защебетал старик, оборачивая белую тогу вокруг своего желтого парчового кимоно. — Запомни, ты мне обещал.
 Римо хрюкнул.
 Банкетный зал в Шангри-ла представлял из себя море белых одежд и искрящихся бокалов «мартини». Шофер, который доставил гостей с вокзала в Энвуде, выглядел очень неуютно в своей белой тоге, он кружился в толпе и раздавал гротесковые маски Ацтеков высотой в два фута.
 — А это для чего? — спросил Римо шофера, когда тот вручил ему огромную бело-зеленую маску.
 — Для маскарада, — строго ответил шофер, переходя к следующему гостю.
 — Здесь будет представление, — пояснил Чиун. — Как по телевизору. — Он с особой торжественностью водрузил маску себе на голову. — О красавица, когда я увидел твою грациозную поступь...
 — Ш-ш-ш, — сказал кто-то, когда притушили свет и на помост в дальнем углу комнаты шагнула фигура Феликса Фокса, без маски.
 — Леди и джентльменты! — начал он.
 Чиун громко захлопал.
 — Всегда нужно приветствовать актеров, — сказал он.
 — Мы собрались здесь сегодня, чтобы приобщиться к чуду под названием Шангри-ла. Содрать с себя годы, не повиноваться времени. Триумф молодости и красоты — это сфера немногих избранных, тех, кто слушает меня сегодня.
 — Слышим, слышим! — закричал Чиун.
 Фокс глянул в темнеющую толпу, затем продолжил:
 — Как писал Кольридж о мечтателе в своей незабываемой поэме «Кубла Хан»:
  "Обведи круг вокруг него трижды, 
  И тронь его глаза святым страхом, 
  Потому что он вскормлен нектаром, 
  И пьян райским молоком." 
 Здесь, в Шангри-ла, мы все — такие мечтатели, рисующие свои собственные магические круги, получившие возможность приобщиться к райскому молоку...
 — С помощью игл с препаратом, добытым из тела убитой девушки, — шепнул Римо Чиуну.
 — Тихо, непросвещенный, — огрызнулся старик. — Он прекрасный актер. Возможно даже такого уровня, как Ред Рекс в фильме «Пока Земля вертится». Но конечно, не так хорош, как Чита Чинг.
 — Итак, в таком духе волшебства, мы начинаем нашу церемонию Выхода из власти возраста. Попросим артистов.
 Фокс сошел со сцены. В тот же момент Чиун бросился вперед, расталкивая всех на своем пути по дальним углам, и поднялся на помост.
 — Мы начнем с оды, которую я сам написал. Она описывает печаль корейской девушки Хсу Тчинг, которая проводила воина Ло Панга, в провинции Катсуан во времена правления Ко Канга, регента Ва Синга, — произнес Чиун.
 Толпа издала низкий стон страха пока актеры в маскарадных костюмах пытались вскарабкаться на помост, а Чиун толкал их вниз, отбиваясь от них, как от мух, а сам продолжал читать. Двое мужчин исхитрились влезть на помост и схватить Чиуна за обе руки. Легким движением он оттолкнул их и они распластались по стенам.
 Пока все смотрели на безумного старого азиата на сцене, Римо следил за Феликсом Фоксом, стоявшим у правой стены рядом с аркой, ведущей в небольшую кухню, откуда обслуживались гости в зале. Игнорируя спектакль, который разыгрывал сейчас на подмостках Чиун, Фокс шептал что-то шоферу. Тот в ответ кивал. Римо очень не понравилось лицо шофера, когда тот передал Фоксу огромную черную с красным маску, И ему еще больше не понравилось, когда Фокс выскользнул из комнаты.
 Римо последовал за ним, расталкивая гостей, но к тому времени, когда он добрался до арки, Фокс вернулся, держа в руках стакан с мартини, и с маской, закрывавшей лицо. Он поприветствовал Римо холодным кивком и слегка приподнял свой стакан. Пока Фокс перемещался по комнате, Римо не спускал с него глаз.
 — И тогда Ло, ветер, дикий как ярость копья воина...
 — А мы не могли бы продолжить маскарад? — робко предложил кто-то.
 Чиун презрительно фыркнул.
 — Злой ветер Ло...
 Фокс остановился за спиной Римо. Своим боковым зрением Римо мог проследить движения Фокса, который медленно кружил по комнате, продвигаясь к дальнему углу зала, пока Фокс не оказался точно за его спиной. Римо сконцентрировался на своих ступнях, которые могли улавливать вибрацию шагов через пол. Те, что он ощущал сейчас, были почти сбалансированы. Но не совсем. В них было какое-то предчувствие, почти незаметная запинка. И человек что-то нес. Что-то не настолько тяжелое, как оружие, но что-то, которое он держал перед собой так, что его вес слегка переместился вперед.
 — Так въехал Ло Панг в Катсуан, держа в руках рожок антилопы... — вещал Чиун.
 И тут комната погрузилась в полную темноту.
 Началась паника. Толпу охватила суета и ужас. Но даже еще до первого визга, Римо успел почувствовать, что человек за его спиной метнул вперед свое оружие, и Римо знал, что это за оружие, пока оно еще летело над головами.
 Провод.
 Он образовал петлю и устремился вниз, разрезав воздух прямо перед лицом Римо.
 Он поймал ладонями провод, рванул назад и услышал болезненный, оглушительный треск костей, затем использовал инерцию и бросил человека вперед. Под аккомпанемент безумных воплей, человек с глухим звуком приземлился на полпути посередине зала.
 Несколько человек достали газовые зажигалки и комната, неожиданно погрузившаяся в темноту, осветилась тусклыми рваными клочками света. Римо взял одну их зажигалок и поднес ее ближе к неподвижной фигуре человека на полу. Черная с красным маска на его голове находилась под неестественным углом к телу.
 Не позволяй ему умереть! — подумал Римо в спешке и панике. Если я убил Фокса, все его секреты могут уйти вместе с ним. Я должен был быть более осторожным. Я знал, что он подбирается ко мне. Мне надо было всего лишь шагнуть назад... Он стащил маску Под ней, с открытыми вытаращенными глазами, с тонкой струйкой крови, вытекающей изо рта, оказалось безжизненное лицо шофера Фокса.
 — Чиун! — позвал Римо.
 Но тот уже был рядом, лицо прижато к наружной стене.
 — Он ушел, — произнес старик. — Ворота на улицу закрыты.
 — Ушел? — взвизгнул кто-то. — Фокс?
 Неожиданно Римо оказался в окружении людей, которые вели себя так, будто находились в горящем самолете.
 — А как же наши инъекции? Мы пропустим инъекции!
 — Думаю, вам просто придется подождать, — язвительно сказал Римо, пытаясь выбраться из окружения хватающих его рук и громких причитаний гостей.
 — Мы не можем ждать! — рыдала женщина. — Мы все умрем. Вы не понимаете. Это должно быть завтра! — Она ухватилась за Римо, как утопающий. — Это будет слишком поздно. Мы мертвы. Мы все мертвы!
 — Вам не кажется, что вы немного драматизируете? — спросил Римо, прокладывая себе дорогу к выходу. На улице Чиун уже перелезал через сугробы в пять футов высотой. — Пожалуйста, я должен идти.
 — Нет, не уходите, — кричала она. — Вы уже помогли нам. Вы должны помочь нам еще раз. Помогите нам! Вы должны, вы обязаны помочь нам!
 Она сражалась и визжала, пока пара рук пыталась оторвать ее от Римо. В темноте Римо пришлось прищуриться, чтобы разглядеть своего спасителя.
 Это была Пози. Она улыбалась странной, печальной улыбкой.
 — Не волнуйся о нас, — сказала она.
 — Ты знаешь, куда он мог направиться? — спросил Римо.
 Она тряхнула головой.
 — Где бы это ни было, он хочет остаться в одиночестве, — произнесла она с легкой иронией. — Он отключил электричество и запер ворота. И я только что была в подвале. Препарата для нас он не оставил.
 — Мне очень жаль, Пози, — сказал Римо. — Думаю, что следующие несколько дней будут для вас очень паршивыми. Без вашего лекарства, я имею ввиду.
 — Ничего, — сказала она. Она улыбнулась, но ее лицо выглядело ужасно, устрашающе. — Он должен оставить следы, по которым вам надо идти. Это уже что-то, если только вы не замерзнете до смерти. У тебя потрясающее тело, но на твоем месте я все-таки набросила бы что-то сверху кроме тоги.
 Римо посмотрел вниз, смутившись, увидел развевающуюся белую драпировку и сорвал ее.
 — Ты можешь держать всех под контролем до моего возвращения?
 — Конечно, — ответила она. — Только не особенно торопись вернуться. Ты в любом случае не успеешь.
 — Что ты такое говоришь?
 — Главное — найди Фокса, — ответила Пози. — Он один в ответе за то, что произойдет здесь.
 — Вы что, все сошли с ума? — воскликнул Римо. — Все ведут себя так, будто какие-то дурацкие инъекции — это вопрос жизни и смерти.
 Он на мгновение заколебался. Ее лицо вдруг просветлело и стало... старым, — так показалось Римо. Но она улыбнулась и это впечатление исчезло. Даже в семьдесят лет Пози Понзелли была великолепным созданием.
 — Не беспокойся о нас. Мы все останемся здесь и будем при свечах рассказывать друг другу истории о привидениях. — Она дотронулась до его лица. На мгновение ему показалось, что снова старость вкралась в ее сногсшибательные черты. — Римо, — с трудом произнесла она, — можно я попрошу тебя кое-что сделать пока ты не ушел?
 — Тебе не нужно просить, — ответил он.
 — Поцелуй меня.
 Он притянул ее к себе и прижал свои губы к ее губам. То же электрическое тепло, которое он почувствовал прикоснувшись к ней впервые, пронзило его тело.
 — Я буду очень скучать по тебе, — сказал он.
 Она провела ногтем с маникюром по его щеке.
 — Я тоже буду скучать. И даже больше, чем ты можешь представить.
 Она отпустила его. Возле двери стоял в ожидании Сеймур Бардих. Теплая парка на подкладке смешно смотрелась поверх его тоги.
 — Я не знаю, что за чертовщина здесь происходит, но я иду с вами, — сказал он, дрожа и бледнея.
 — Не стоит, — ответил Римо. — Сейчас слишком холодно, да вам все равно не поспеть за нами.
 — Здесь как-то жутко, — пожаловался он. — Все кричат о каком-то кровавом убийстве. Здесь происходит что-то ужасное. Я хочу помочь.
 — Вы ничего не можете сделать. В радиусе двадцати миль отсюда нет ни домов, ни бензоколонок. Каждый, кто проведет на улице при такой погоде больше десяти минут, замерзнет насмерть.
 — Но вы-то уходите!
 — Мы не такие как все, — сказал Римо. — А вы оставайтесь в доме. Я пришлю помощь при первой возможности.
 Прежде чем уйти, Римо оглянулся и еще раз посмотрел на Пози Понзелли. Она несла из кухни в зал две зажженных свечи. В их свете, в своей греческой тоге, она казалось похожей на прозрачную красивую статую. Он почти полюбил ее и за это он всегда будет ей благодарен. Под его взглядом она подняла голову и посмотрела на него. Пози улыбнулась. В этом момент она была более красива, чем когда-либо еще.
 Ее губы беззвучно произнесли одно единственное слово.
 — Прощай, — сказала она, повернулась и ушла.




 Глава десятая


 Чиун уже был за воротами. Взамен тоги на нем переливалось длинное желтое кимоно. Следы колес Фоксова джипа уходили вдаль по заснеженной дороге. На стоянке машин не было. И тут Римо понял, что Фокс все спланировал заранее.
 Фокс не мог бы выбрать для бегства более удобного времени. Уже через пять минут после того, как Римо перепрыгнул через железный забор Шангри-ла, повалил сильный снег, а еще через двадцать минут все следы были заметены.
 Холод был Римо нипочем. Подобно ящерице, Римо научился принимать температуру окружающей среды. В шестидесятые годы научные круги Америки буквально стояли на ушах: прошел слух, будто советские космонавты начали эксперименты по регулированию температуры тела и дошли до того, что научились понижать температуру большого пальца ноги. Римо же мог снизить температуру большого пальца ноги даже во сне. Управлять температурой тела было для него столь же естественно, как дышать, и он уже подошел к тому рубежу, когда в зависимости от погоды температура тела меняется автоматически, точно так же, как у обычного человека во сне уменьшается пульс.
 Так что мороз Римо совсем не мешал, зато раздражала плохая видимость.
 — Приехали, — сказал он, добравшись до развилки.
 Расходившиеся в стороны дороги были занесены снегом; под темным, беззвездным небом не было и намека на следы автомобильных шин.
 — Все шутишь, — проворчал Чиун, выбегая на дорогу. Он двигался с такой скоростью, что, казалось, летит — над землей. — И к тому же весьма неудачно. Прежде чем шутить, научись быть смешным, гласит корейская народная мудрость.
 — Я не шучу. Слушай, а откуда у тебя такая уверенность, что он поехал налево? По следам вполне можно предположить, что Фокс вместе в джипом взлетел в небеса.
 Чиун обернулся, его миндалевидные глаза округлились от удивления.
 — Ты это серьезно? У тебя что, носа нет?
 — А при чем здесь нос?
 Старец поднял пригоршню пушистого снега, даже не подтаявшего в его сухих ладонях.
 — А ты принюхайся!
 Римо принюхался. В условиях разбушевавшейся метели он полностью сосредоточился на температуре тела и просто забыл, что у него существуют органы чувств. Но стоило ему переключиться на ощущения, как он действительно уловил какой-то запах. Высокооктановый бензин, моторное масло, резина, металл днища... Хотя все это существовало в крайне малых дозах, так что даже электронный микроскоп вряд ли обнаружил бы частицы этих веществ, но они все же присутствовали здесь, упорно пробиваясь сквозь снег.
 — Действительно! Просто я не мог стоя их унюхать! — удивленно воскликнул Римо и тут же смутился: его слова прозвучали так, словно он оправдывается.
 Он пристыженно посмотрел на Чиуна, но тот только улыбнулся.
 — Вот почему я все еще Мастер Синанджу, а ты лишь ученик.
 Он прав, думал Римо, следуя за хрупким старцем сквозь снежный буран. Чиун мог быть невыносим, но когда касалось дела, он по-прежнему умел распознать под снегом каплю машинного масла, даже выпрямившись во весь рост. Он умел скользить по снежному покрову, почти не касаясь его. И бросок в воздух двойной спиралью тоже был очень хорош.
 — Папочка, ты действительно молодец!
 Чиун удивленно обернулся к нему. На лице его мелькнуло выражение, свойственное малышам: радость от похвалы, — но это длилось лишь один миг.
 — Дурак, — проворчал Чиун.
 Джип Фокса с еще не остывшим мотором стоял на стоянке у небольшого, освещенного синим светом аэропорта Грэхэм милях в двенадцати от Энвуда. Там была короткая взлетно-посадочная полоса, серое бетонное здание, вышка и другие постройки. Римо подошел к машине: блок зажигания был снят. Фокс предпринял все меры предосторожности на случай погони.
 В здании аэропорта сидел диспетчер, толстяк с хриплым фальцетом, звучавшим, как из граммофонной трубы. На нем был ярко-оранжевый жилет, мешковатые коричневые брюки и охотничья шляпа с опущенными полями. При дыхании изо рта у него валил пар. Несколько минут он тупо глядел на парчовое кимоно Чиуна и тенниску Римо и никак не мог взять в толк, чего от него хотят.
 — ...зарегистрировался или как?
 — Чего вам надо, ребята?
 — Я говорю, парень, который только что улетел, зарегистрировался или нет?
 Диспетчер с явной неохотой поднялся со стула и лениво подошел к заляпанной пластиковой стойке. Там лежал регистрационный листок, придавленный бумажным стаканчиком с недопитым и уже остывшим кофе.
 — Точно. Вот здесь, — сказал диспетчер, держа лист на вытянутой руке и щуря глаза. — Фокс, что ли?
 — Он самый.
 — Здесь сказано, он полетел в Дивер. Только Дивер закрыт.
 Он швырнул регистрационный лист обратно на стойку.
 — Что еще за «дивер»?
 — Да, на летчика вы явно не тянете, — хмыкнул толстяк. — Дивер — это аэропорт. Возле Клейтона, Южная Дакота.
 Неожиданно Римо вспомнил рассказ Пози, которая говорила, что в Южную Дакоту регулярно переправлялись ящики с прокаином.
 — А этот Дивер случайно не в районе Черных гор?
 Диспетчер издал смешок, больше напоминающий кашель.
 — Точно. — Он покачал головой. — Только сумасшедший мог полететь туда в такую погоду. Именно в Черных горах. Я слыхал, там сейчас минус тридцать и снега по грудь. Я его предупреждал, но этим любителям полетать все нипочем: глотнут виски и уже готовы на Северный полюс улететь. — Он пожал плечами. — Похоже, самолет его собственный.
 — Нам нужно срочно чуда попасть, — сказал Римо. — Не найдется ли здесь пилот, который согласился бы подкинуть нас в этот Дивер?
 Хриплый смех диспетчера перешел в радостный гогот, живот заходил ходуном.
 — Послушай меня, сынок. Во всей стране не сыщется пилота, который согласился бы вылететь сейчас в эту дыру. Сейчас во всей Южной Дакоте такая погода, что туда и птица-то вряд ли долетит. Я говорил этому психу Фоксу, что Дивер закрыт и ему придется садиться в чистом поле, но он меня не послушал. Нехорошо, конечно, так говорить, но я не удивлюсь, если он и вовсе не долетит. — Он слегка тронул Римо за плечо. — Послушай моего совета, сынок: оставайся здесь. Не знаю уж, чего ты нанюхался, что заявился сюда в одной майке, но точно тебе говорю: воспаления легких тебе не миновать. Так что иди-ка ты лучше домой.
 Его глаза светились искренним сочувствием, добрые глаза, столько раз наблюдавшие, как хорошие ребята прощались с жизнью из-за юношеской импульсивности.
 И тут вдруг Римо вспомнил про гостей в Шангри-ла.
 — Можно от вас позвонить? Тут недалеко есть дом, где сидят люди без телефона и электричества. Хочу вызвать полицию.
 — Вы, городские, вечно паникуете, — прохрипел диспетчер. — В этих местах вечно отключают электричество и вырубают телефон. Здешний тоже не работает.
 — Но у вас должна быть рация или что-то в этом роде, — настаивал Римо. — Ведь должен же этот Фокс как-то связываться с вами во время полета.
 — Федеральное авиационное управление не одобряет, когда рация используется не по назначению. Да и вряд ли кто из полицейских потащится туда в такую метель. Ничего с твоими приятелями не случится, сынок. Подумаешь, снегопад. А к утру телефон у них заработает, вот увидишь. Тогда, если ты уж так хочешь, я и вызову полицию, хотя, думаю, они сами будут этим недовольны.
 — Но их линию перерезали! — воскликнул Римо. — И гости Шангри-ла вели себя так, будто вот-вот умрут...
 — Ты говоришь о доме, где собираются какие-то странные люди? — презрительно фыркнул дежурный, пренебрежительно махнув рукой. — Горстка испорченных горожан, вот кто они такие. Привыкли получать все, что хотят. А я слыхал, они наркоманы, вот так.
 Может, он и прав, подумал Римо. Может, истерическое ощущение обреченности пациентов клиники — не более чем паника кучки испорченных богачей, привыкших, чтобы любое их желание немедленно исполнялось.
 — Хорошо. — Он согласился оставить диспетчеру адрес Шангри-ла. — Думаю, это действительно может подождать до утра.
 Он сам все уладит, как только освободится. Если бы он смог найти телефон, то позвонил бы Смиту, а уж тот позаботился бы о заложниках в Шангри-ла. Однако сейчас его главная задача — найти Фокса.
 — Эй, гляди! — вдруг заорал диспетчер.
 Чиун, не обращавший ни малейшего внимания на переговоры, которые вел Римо с диспетчером, стоял у стены, осматривая и ощупывая закрепленные там лыжи. Один болт из удерживавших стойку, отошел, и лыжи опасно покачивались. Одним движением Чиун сорвал лыжи со стойки, которая немедленно рухнула на пол.
 — Очень странное приспособление, — заметил Чиун, рассматривая гладкую скользящую поверхность лыж.
 — Старик, ты даешь. — Круглое лицо диспетчера начало темнеть. — Я полдня потратил, чтобы установить эту стойку. И лыжи мне эти нужны.
 — Я оплачу любую поломку, — поспешно произнес Римо. У него в голове зародилась одна идея. — Послушайте, а зачем они вам?
 Диспетчер мрачно подошел к груде лыж и принялся их осматривать.
 — Я в них хожу на работу. Моя старушка ни за что не заведется в такую погоду, хоть ты ее озолоти. И держу еще несколько штук на всякий случай — вдруг кому понадобится. Мы здесь привыкли к снежной зиме. — Он пыхтел и ворчал, осматривая рухнувшую стойку. — Ну, похоже, поломок нет. Да, нелегко будет прибить эту штуку назад.
 Он медленно, вразвалочку вернулся на место, достал откуда-то молоток и принялся рыться в столе в поисках гвоздей.
 — Не стоит беспокоиться.
 Римо подобрал упавшие на пол гвозди, совместил отверстия в стойке с отверстиями в стене и аккуратно вдавил гвозди туда. Когда диспетчер вернулся со своим инструментом, стойка была уже в полном порядке.
 — Что ж, очень любезно с вашей стороны. — К диспетчеру вновь начало возвращаться хорошее расположение духа. — Как это вам удалось так быстро?
 — Сущие пустяки, — ответил за Римо Чиун.
 — Я бы купил у вас две пары, — сказал Римо.
 — Собираетесь предпринять лыжную прогулку в Южную Дакоту? — хихикнул диспетчер.
 — Возможно. Я дам вам за них тысячу долларов.
 И Римо вытащил бумажник.
 У диспетчера отвисла челюсть.
 — Неплохая сделка — выговорил он.
 — И для меня тоже. Так вы согласны?
 — Ну, я не знаю... Боюсь, нехорошо с моей стороны выгонять вас с этим пожилым джентльменом на мороз. Почему бы вам не подождать, пока кончится метель, а утром я найду вам хорошего пилота.
 — Нет времени ждать до утра. Так по рукам?
 — Ну... — После короткого раздумья диспетчер взял деньги. — И все же не нравится мне эта затея.
 Но Римо уже прилаживал лыжи на ногах Чиуна. Старец просто сиял.
 — Коньки, — с горящими глазами проговорил он.
 — Лыжи, — исправил Римо. — С ними нам будет легче бежать.
 — Конечно, я понимаю, у нас свободная страна, но идти в Южную Дакоту на лыжах — это просто смешно, — гнул свое диспетчер. — Я не имею права останавливать тебя, если ты решил покончить с собой, но ты должен подумать о старике. Ведь он не пройдет и половины пути.
 Чиун распрямился, слегка покачиваясь, и направился к выходу.
 — А как они действуют? — поинтересовался он, явно потрясенный своей новой игрушкой.
 — Надо отталкиваться и скользить, — объяснил Римо, подавая ему палки.
 Но было уже поздно. Чиун уже выехал на улицу и, быстро набирая скорость, побежал прочь.
 — У старика природный талант! — удивленно воскликнул диспетчер.
 В свете огней взлетной полосы было видно, как Чиун на большой скорости приближается к большому сугробу. Он легко преодолел вершину, почти не задев поверхности, и, объехав высокую сосну, исчез за горизонтом. При этом он возбужденно гоготал.
 — Думаю, вы можете за него не беспокоиться, — сказал Римо.




 Глава одиннадцатая


 Сеймур Бардих установил ломик и пошевелил пальцами, пытаясь вернуть им чувствительность. Он стоял по колено в снегу возле железных ворот, отгораживающих Шангри-ла от остального мира. Сквозь метель с трудом можно было различить очертания особняка.
 Они были там, правящие миром. Прекрасные люди, только теперь они уже не были прекрасными. Они кричали и дрожали в бессильном страхе, потому что их гуру, доктор Фокс покинул их. Прямо как дети, подумал Бардих, дуя на руки. За час работы ему удалось немного раздвинуть прутья, так что в образовавшийся зазор уже вполне можно было протиснуться. Он поднял ломик и снова принялся за работу.
 Благодаря этому он станет героем. Эта мысль грела его в сто раз сильнее, чем старая керосиновая лампа, слабо мерцавшая возле железных решеток забора. Героев эта компания всегда принимала на ура. Взять хотя бы Римо. Он даже не уплатил членский взнос, а ему разрешили остаться. Потому что он был герой.
 Бог видит, он один только и был героем среди этого сброда, хотя нельзя не признать, что Пози Понзелли тоже была в порядке. Она, по крайней мере, сохранила здравый рассудок: принесла одеяла и организовала команду по поддержанию огня в камине; она варила кофе прямо на открытом огне и играла на рояле. К тому же ей удалось уговорить собравшихся сбросить эти дурацкие тоги и надеть вечерние туалеты. В этом была вся Пози — она умела обратить в вечеринку даже ночной кошмар.
 Она, конечно, что надо. Бардих посвятит ей специальный репортаж в «Селебрити-скуп», как только вернется в Нью-Йорк. Но остальные не заслуживают даже упоминания: все как с ума посходили, вопят о конце света, о смерти от старости и прочей ерунде. Грудные младенцы да и только. Тоже мне, Красивые люди. Просто какой-то детский сад.
 Подумать только: он двадцать лет мечтал попасть в эту бесценную Шангри-ла. Ну и ну! Когда дошло до дела, ни один из них даже и не подумал предложить ему свою помощь, чтобы попытаться открыть ворота. Они, видите ли, слишком стары для этого.
 Услышав такое, он едва сдержал смех. Здесь собрались сливки общества, горстка избранных, которые, подобно мечтателю из процитированной Фоксом поэмы Кольриджа, вступили в «магический круг вечной молодости»; те, кто еще со времен потопа ежемесячно вкушали райский эликсир, так что теперь каждый из них выглядел лет на двадцать моложе Бардиха. И они еще заявляют, что слишком стары. Ну, чистые дети.
 Хотя странно: когда перед уходом Бардих взглянул на них при свете камина, они действительно показались ему старыми. Это было жуткое ощущение. Даже Пози Понзелли, одна из самых красивых женщин на свете, выглядела осунувшейся. Какая-то тень залегла у нее вокруг глаз и губ. Она по-прежнему оставалась непревзойденной по красоте, но где-то внутри, возможно, под кожей, притаилось нечто, готовое вот-вот вырваться наружу. Какое-то разложение.
 Бардих потряс головой, пытаясь отогнать от себя эти мысли. Просто разыгралось воображение. Пози устала, вот и все. Как и остальные. Устали и впали в истерику. Что в результате легло тройным бременем на плечи Бардиха. Он уже был еле жив от холода, но так и не справился с воротами.
 Но игра стоит свеч. Когда он вернется с полицейскими, все эти богатые снобы в Шангри-ла встретят его как героя. Он не будет — как это Римо его назвал? — талисманом. Больше не станет служить им талисманом, которого терпят на великосветских приемах ради кое-каких незначительных услуг. Никогда. После того, как он спасет этих недостойных богачей, они полюбят его как родного. Он станет одним из них. Станет своим.
 И все же сейчас предстоящий триумф казался Бардиху пустым. Несмотря на своих именитых гостей, Шангри-ла было странным местом, и, если честно, он вышел на мороз не для того, чтобы стать героем, а чтобы поскорее отсюда сбежать. Да, он хотел им помочь, хотел стать их спасителем, но еще больше он хотел убраться от этого мрачного дома, полного стенающих полупризраков-полулюдей.
 И вот последний рывок, так что рубашка с майкой выбились из брюк, обнажив спину пронизывающему ветру со снегом, — благодаря ему прутья раздвинулись еще на сантиметр с небольшим, чтобы он мог наконец вылезти наружу. Он полез в образовавшееся отверстие, чувствуя себя так, будто проходит сквозь машину для производства лапши, и радуясь, что с возрастом не располнел. Поддержание фигуры было, конечно, простым ребячеством, но в конце концов это пригодилось. Он поднял мигающую лампу и начал долгий поход... но где он? Вокруг все будто вымерло. Но должно же здесь быть хоть какое-то жилье. Ведь это Пенсильвания, а не Гималаи. Должен же здесь кто-то жить.
 Снега намело столько, что он с трудом передвигал ноги; на расстоянии вытянутой руки уже ничего невозможно было разглядеть. Он знал, что принял верное решение — ему необходимо было покинуть Шангри-ла. Он ощущал это всем своим существом. Уже за воротами воздух стал приятнее, стал каким-то более живым. А там, на территории клиники, пахло как-то нехорошо. Там царил неприятный, зловонный запах гниения.
 Внезапно у него перед глазами вновь возник образ Пози Понзелли. Словно разложение, прямо под кожей... Ему стало стыдно так думать о ней. Пози — хорошая баба, самая лучшая из них, но даже от нее исходит что-то, напоминающее вонь от бродяги.
 И тут с ослепляющей ясностью Бардих понял, чего он так боялся в этом доме и от чего готов был бежать без оглядки всю ночь сквозь буран, это было ощущение смерти. Теперь ему это стало столь же очевидно, как и то, что идет снег. Эти богачи не шутили, когда с безумными от страха глазами кричали о смерти. Смерть уже прокралась в дом, как собачонка, учуявшая запах мяса.
 Он шел уже около получаса. Так, по крайней мере, ему показалось, хотя могло пройти и гораздо больше времени. А могло и не более нескольких минут. Он точно не знал. Его мозг застыл вместе с онемевшими пальцами и превратившимся в ледышку носом. Перед глазами у него то и дело вставало лицо Пози, точнее, то, что скрывалось под кожей — смерть. Но он пытался отогнать видение, сосредоточившись на ходьбе.
 Ресницы его заиндевели. Они сверкали, словно искры, когда он моргал, и это было чудесно. Шаг за шагом, только вперед. Шаги постепенно становились все короче, потому что ноги тоже онемели от холода. Он давно перестал тереть руки, пытаясь вернуть их к жизни. В последний раз он потер их над керосиновой лампой, отчего на тыльной стороне ладони образовался ожог, а потом лампа вспыхнула и погасла, хотя он этого даже не заметил.
 Но что случилось с ресницами? Они весят целую тонну! Из-за этого невозможно открыть глаза... Щелка, щель, приятные мысли... Мысли путались. «Селебритискуп» проходил через типографские машины, с грохотом вылетая наружу, чтобы рассказать миру о новом любовнике Джеки О. и «НЕРВНОМ СРЫВЕ ЛИЗЫ» — так, по крайней мере, будет гласить заголовок, хотя на самом деле с ней никогда ничего подобного не происходило, о чем и будет сообщено в статье. Но ее поклонники уже раскупят журнал, так что это не имеет ни малейшего значения. И вот все первые полосы «Селебрити-скупа» смешались в одну, и там оказались фотографии всех звезд, всех Красивых людей, и его фотография тоже — в полный рост. СЕЙМУР БАРДИХ, ПРЕКРАСНЫЙ НАКОНЕЦ.
 — Красивые люди, — запел Бардих на мотив популярной песенки, — очнитесь и узнайте обо мне...
 Спать нельзя. Он затерялся в снегах, где что-то притаилось и ждет. Но оно его не коснется. Он Красивый мечтатель. Обойдите три раза вокруг него и притроньтесь к его глазам...
 Глаза закрывались. Превратившиеся в сосульки ресницы, распухшие от холода веки, непреодолимое, болезненное желание уснуть, — все это не имело значения, он пока еще был на ногах, он просто даст немного отдохнуть глазам (в священном трепете притроньтесь к его глазам), а затем продолжит свой путь. Важно продолжать путь, идти не останавливаясь, только вперед и вперед. Хотя вряд ли ты встретишь кого-нибудь на своем пути. Красивый мечтатель.
 — Ибо пищей его был нектар! — крикнул Бардих в ночь, но крик тут же оборвался, подхваченный ветром, едва слова успели сорваться с губ. Продолжай свой путь. Все равно никого не встретишь на своем пути.
 Но он ошибался.
 С усилием приподняв отмороженные веки, он увидел, что оказался на опушке густого соснового бора. А где же дорога? Он стоял по пояс в снегу, прислонясь к стволу огромной голубой ели. И тут он увидел ее. Ее, притаившуюся здесь же на опушке. Она ждала.
 — Ты ведь все время шла за мной по пятам? — произнес Бардих тихим шепотом, от которого обожгло легкие, и опустился на снег.
 Это было так приятно. Глаза невыносимо устали. И пока Смерть замыкала вокруг него кольцо, он улыбался, и его губы едва заметно шевелились, повторяя последнюю строчку поэмы. «Ибо пищей его был нектар.» Теперь все будет хорошо. Смерть не станет долго задерживаться здесь. У нее назначена еще одна встреча, чуть дальше по дороге, — там целый дом людей, ожидающих ее появления.
 — И пил райский эликсир, — прошептал он.
 У него не хватило сил закрыть глаза, и туда набился снег, а затем метель укутала его сверкающим белым покрывалом.
 И тогда Смерть продолжила свой путь.




 Глава двенадцатая


 А тем временем в Вашингтоне, милях в двухстах восьмидесяти от того места, где лежал занесенный снегом труп Сеймура Бардиха, командующий сухопутными войсками Клайв Р. Доббинс, сидя на заднем сиденье своего темно-синего «линкольна», украдкой поглядывал на часы. Жена осыпала его упреками.
 — Правда, Клайв, просто ума не приложу, зачем нам понадобилось так рано уходить? Вечер был просто замечательный. Нэнси дала мне рецепт этой восхитительной шарлотки по-русски, и Генри был в прекрасном расположении духа.
 — Видишь, идет снег, — на ходу придумал отговорку Доббинс.
 В Вашингтоне не было и намека на ту метель, которая бушевала в пригородах, но лучше было сослаться на плохую погоду, чем сказать жене правду.
 — Что?! — воскликнула миссис Доббинс с преувеличенным удивлением, но способность преувеличивать была у нее в крови, так что Доббинс не стал ее перебивать. — Милый, но снега и на два дюйма не нанесло. К тому же Форсайт — великолепный водитель, не правда ли, Форсайт?
 — Да, мэм, — откликнулся с переднего сиденья шофер.
 — У меня назначена встреча, — пробормотал Доббинс.
 Что было истинной правдой. Встреча с двадцати четырехлетней сотрудницей отдела по связям с общественностью Государственного департамента. У Ронды были куриные мозги, но фигурой она способна была остановить межконтинентальную баллистическую ракету.
 Доббинс обещал быть у нее ровно в час ночи, но уже опаздывал на двадцать минут. И еще понадобится как минимум полчаса, чтобы добраться из Джорджтауна до той части Шестнадцатой авеню, где обитала Ронда. Мало хорошего, если она уже спит. Девицу пушкой не разбудишь. А если и разбудишь, то с тем же успехом можно заниматься любовью с мумией.
 — Прибавь-ка газу, Форсайт, — приказал он.
 Через заднее стекло он видел фары зеленого «форда», принадлежащего секретной службе. Они следовали за ним тенью, куда бы он ни направлялся. Доббинс с самого начала был против этого, но поступил приказ самого президента, а такие приказы не принято обсуждать.
 Так что пришлось примириться с их постоянными засадами и проверками, хотя из-за этого Доббинс чувствовал себя салагой. Он, черт, побери, прошел офицером три войны, и вот теперь кучка штатских будет его защищать.
 Защищать! Ха! Хотел бы он встретить того сукина сына, который прикончил Ватсона и Ивса. Хотел бы он поглядеть в глаза этому засранцу, когда тот попытался бы напасть на него, генерала армии США, потому что при первой же попытке нападения тяжелый кулак Доббинса просто размозжит ему череп.
 Лимузин въехал в Джорджтаун и поехал мимо роскошных особняков с закрытыми бассейнами и зимними садами; за ним неотступно следовал зеленый «форд».
 — Никчемные гонцы, — пробормотал Доббинс.
 — Что, дорогой? — переспросила миссис Доббинс, так быстро хлопая накладными ресницами, будто собиралась взлететь. — Ты знаешь, как я волнуюсь, когда ты перевозбуждаешься, Клайв. Я всегда говорила, что ты слишком много играешь в гольф.
 — Хильда, но зимой не играют в гольф.
 — Разве? — В ее голосе вновь прозвучало безграничное удивление. — Ну, значит, это работа. Ты слишком много работаешь. Все эти встречи, — с осуждением хмыкнула она.
 — Я командующий сухопутными войсками, — мягко напомнил Доббинс.
 — Но уже за полночь! Вряд ли русские поведут себя так неинтеллигентно, что нападут на нас до завтрака!
 Доббинс вздохнул и отключился от монолога жены. Слава Богу, что Ронда ограничивается лишь непристойностями. Ему нравилось, когда женщины обходились без лишних слов. «Линкольн» уже подъехал к трехэтажному особняку, а Хильда все еще продолжала что-то говорить. Она едва обратила внимание, что он проводил ее в дом, — словесный поток ее никогда не иссякал. Он закрыл за ней дверь и направился к машине, а она все говорила и говорила.
 — Форсайт, вылезай! — рявкнул он.
 — Простите, сэр?
 — Быстро, пока не появились ребята из секретной службы. Они наверняка были поблизости, притаившись где-то на дороге, но игра стоила свеч. — И дай мне свою фуражку.
 Водитель с явной неохотой вылез из машины.
 — Сэр, но у меня приказ...
 — Я тебя нанял, черт побери, и приказы здесь отдаю я!
 — Слушаюсь, сэр! — Водитель протянул Доббинсу свою темно-синюю фуражку.
 Доббинс пробурчал что-то в знак одобрения и втиснулся за руль.
 — Ты сейчас же отправишься домой, ясно?
 — Слушаюсь, сэр, — удрученно повторил Форсайт.
 Доббинс медленно отъехал от тротуара и направил машину к 34-й авеню. Фары последовали за ним. Да, эти ребята сегодня начеку, подумал он. Но это ненадолго, подумал он. Он проехал на красный свет, хорошенько надавил на газ и помчался по Висконсин-авеню. Но фары попрежнему висели у него на хвосте.
 — А мы вот так, ребята. Давайте, отрабатывайте свое жалованье, — сказал он вслух и ухмыльнулся, на максимальной скорости вылетая на набережную Потомака.
 Клайв Р.Доббинс не позволит никаким «защитникам» шпионить за ним, торжествовал он, несясь что есть сил по заснеженной дороге в сторону Бетезды. Его личная жизнь никого не касается, и если он решил трахнуть Ронду втайне от жены, то никто не должен об этом знать. Конечно, кроме него и Ронды, если она еще не спит, да, может быть, душ на Страшном суде. Но только не тупоголовые штатские в «форде».
 Мимо проносился Потомак; холодный лунный свет отражался от воды и выхватывал из темноты грязно-белые льдины, которые всегда плавали на реке в это время года. Машин было мало, а те, которые попадались ему на дороге, тащились со скоростью черепахи. Доббинс пулей пролетал мимо них. Он обгонял всех.
 Генерал посмотрел в зеркало заднего вида. Нет, не всех. Пара фар неотступно следовала за ним.
 Доббинс выругался про себя. На эти «форды» ставят моторы от гоночных машин. Но чтобы его догнать, сидящим там молокососам понадобится нечто большее, чем просто хороший движок.
 — А теперь попробуйте это, щенки! — крикнул он, выезжая на левую полосу, резко развернувшись, он на полной скорости двинулся в противоположном направлении. — Сейчас я покажу вам одну шутку, ребята, — прорычал он, давясь смехом. Надо быть идиотами, чтобы подумать, что он действительно направляется в Бетезду. Кто же станет трахаться в Бетезде?
 В зеркало заднего вида он наблюдал, как зеленый «форд» забуксовал и его развернуло поперек движения. На ходу он задел две машины. Несколько автомобилей, резко затормозив, объехали его с разных сторон. Наконец зеленый «форд» на полной скорости врезался в дорожное ограждение и замер.
 Доббинс в восторге заулюлюкал. Теперь путь свободен. Он поставил крейсерскую скорость — 60 километров в час, двигаясь к городу по Коннектикут-авеню. Все его мысли были только о Ронде. Ронда в прозрачном розовом неглиже и поясе с чулками, который он подарил ей на день св. Валентина. Ронда с изумительно порочным ртом — только она одна умела воплотить в жизнь его самые разнузданные фантазии. Ронда... если Ронда еще не спит. В противном случае с тем же успехом можно было остаться дома с женой. Он надавил на газ.
 Дорога была свободна, и он быстро приближался к цели. И только подъехав к Шестнадцатой авеню, он заметил, что фары по-прежнему преследуют его.
 Черт побери, если это не ребята из секретной службы, то, значит, это вездесущие репортеры. Хотя не было сделано никаких официальных заявлений относительно убийств командующих ВВС и ВМС США, газетчики сумели заметить повышенные меры безопасности вокруг Доббинса и пользовались любым случаем, чтобы взять у него интервью. Но с того самого момента, как около него появились ребята из секретной службы, он отказывался от каких бы то ни было встреч с журналистами и отделывался быстрым «Без комментариев», когда его останавливали на улице.
 Этого мне только не хватало, подумал Доббинс, вглядываясь в зеркало заднего вида. За ним явно был хвост. Продажные клеветники. Он так и видел их заголовки: «Армейский начальник манкирует безопасностью ради рандеву с вашингтонской любовницей». А рядом — фото Ронды в розовом неглиже и чулках с подвязками. Подробности — в рапорте Пентагона, после чего — позорная отставка.
 — Оставьте меня в покое, сукины дети! — крикнул он, сворачивая на боковую улочку и притормаживая перед въездом в переулок. Если это не хвост, то машина, преследовавшая его на протяжении последних двадцати минут, проедет мимо.
 Но этого не произошло. Она свернула боковую улочку с такой решимостью, что у Доббинса по спине пробежал холодок. Он въехал в переулок, старательно объезжая кучи мусора, попал на другую улочку, а затем вновь в переулок.
 Машина по-прежнему ехала за ним.
 Шикарный дом Ронды был уже меньше, чем в двух кварталах. Если ему все же предстоит быть сфотографированным, то только не перед этим домом. Он остановил «линкольн».
 Отлично. А теперь снимайте, ребята! Думаете, вы самые умные? Вы сможете снять меня только в этом переулке, после чего я сообщу вам, что мой адвокат собирается предъявить вашей вшивой газетенке иск о причинении беспокойства.
 Так что запишите это в свои сраные блокноты.
 Он медленно вылез из машины и направился к автомобилю преследователей с величавостью короля. Они узнают, кто здесь хозяин, видит Бог.
 На дороге стоял неопределенного вида «шевроле», такой же побитый и помятый, как и любой другой автомобиль в Вашингтоне. Из окна водителя что-то торчало. В темноте Доббинс решил, что это треклятое журналистское удостоверение, которое, по мнению репортеров, давало им доступ в любой потаенный уголок. Сейчас он им покажет, куда засунуть их хваленое журналистское удостоверение.
 Только это было не удостоверение. И ребята в машине не собирались набрасываться на него со своими вспышками. Подойдя ближе, Доббинс нахмурился. В ночи раздавался лишь скрип его ботинок по грязной, заснеженной мостовой. Да, они вели себя совсем не так, как обычные репортеры.
 Должно быть, новички. Или независимые журналисты. Пытаются сделать свое первое крупное разоблачение и понятия не имеют, как к этому подступиться. Что ж, вот ваша сенсация, ребята. А утром, в качестве подтверждения, получите повестку в суд. Он выпрямился в полный рост и погрозил им пальцем, а затем хорошо поставленным генеральским голосом произнес:
 — Что, черт побери, все это?..
 Но слова застыли у него в горле: торчавший из окна водителя темный предмет выдвинулся дальше, и тут же из заднего окна показался такой же второй. А когда они подняли длинные темные предметы к плечу и прицелились, он наконец понял, кто эти люди в машине. Из стволов с оглушительным грохотом вырвалось белое пламя, генерал задохнулся, изо рта у него хлынула кровавая пена, ноги подогнулись, а машины и след простыл.
 Расстрелянный в упор (следствие установило, что в него было выпущено сто пуль и стреляли из АК-47 китайского производства), Клайв Р.Доббинс лежал в пустынном переулке. Его последней мыслью было, что никакая секретная служба не смогла бы остановить этих ребят. Сам президент не смог бы их остановить, как он не сможет предотвратить их следующий удар.
 А следующий удар будет значительно серьезнее.




 Глава тринадцатая


 ПУНКТ НАЗНАЧЕНИЯ — ЗАДНИЯ.
 Компьютеры Фолкрофта сделали еще один шаг по пути разгадки тайны Феликса Фокса. Сквозь жалюзи кабинета пробился луч восходящего солнца, и от света у Смита заболели глаза. Он провел здесь две бессонные ночи, пытаясь разобраться в той мешанине, которую выдавали компьютеры.
 Он чувствовал, что близок к разгадке. Она была где-то здесь. За последние сорок восемь часов «фолкрофтская четверка» выдала ему миллион различных данных. Утомленный мозг Смита начал воспринимать свои верные компьютеры как каких-то изощренных инопланетян, которые дают ему все составные части машины и, подмигнув, говорят: «О'кей, Смитти, а теперь собери сам?»
 Но он до сих пор так и не сумел ее собрать. Уже в сотый раз он пытался систематизировать полученные данные — об этих усилиях свидетельствовала корзина, полная смятых и изорванных листов. Но ничего не получалось. Части машины казались столь же несовместимыми, как яблоки и картошка. Со вздохом он положил перед собой чистый лист и начал все сначала.
 Во-первых, убийства командующего ВВС и командующего ВМС — оба погибли при странных обстоятельствах, напоминающих настоящий бой. Каждый отдел военного ведомства вел собственное полномасштабное расследование, но пока без каких-либо видимых результатов. Даже сотрудник КЮРЕ Римо — и тот практически ничего не нашел. Раскопал какого-то диетолога доктора Фокса, которого компьютеры по какой-то неведомой причине опознали как девяносточетырехлетнего старца по имени Вокс — последняя информация о нем поступила пятьдесят лет назад в связи со скандалом вокруг продлевающего молодость вещества под названием прокаин.
 Во-вторых, недавно этого Фокса-Вокса видели в обществе девицы, которую впоследствии обнаружили мертвой, причем из трупа выкачали весь прокаин, запас которого в ее организме составлял небывалое количество. Полиция Нью-Йорка возбудила по этому факту уголовное дело против Фокса, но была не в состоянии его найти. Сам Фокс находился в Пенсильвании, в своей клинике по борьбе со старением под названием Шангри-ла; там же находился и Римо, так что Смит не имел права передавать информацию правоохранительным органам, пока Римо не разберется что к чему.
 Пунктом третьим шла Шангри-ла. Совершенно очевидно, что это не обычный санаторий с массажем и грязевыми ваннами. Римо продиктовал список гостей — всем им было под семьдесят, хотя выглядели они так, что не во всяком баре им продали бы спиртное. Все это прокаин. Должно быть, молодость им сохраняют большие количества вещества. По крайней мере, такую теорию Вокс разработал в 30-х годах, когда бесследно исчез с лица земли. Этим объясняется возраст Фокса-Вокса, но больше это ничего не дает. Так что в конечном счете нет ничего, что связывало бы события в Шангри-ла с убийствами военачальников.
 К командующему сухопутных войск Клайву Р.Доббинсу, очередной предполагаемой жертве, приставили ребят из секретной службы, но кто будет следующим, если его не уберегут? «Фолкрофтская четверка» ответила с леденящей душу прямолинейностью: министр обороны, госсекретарь и президент США.
 Так что время не ждет. К тому же вполне вероятно, что пресловутый Феликс Фокс, несмотря на все связанные с ним разоблачения, не имеет никакого отношения к убийствам высокопоставленных военных. Возможно, к убийству девчонки в Нью-Йорке, но даже эта зацепка может оказаться случайной. А вдруг Римо пошел по ложному следу? Чтобы не терять времени, Смит уже готов был отозвать Римо из Шангри-ла. Возможно, придется начинать все сначала.
 Было уже 4.51 утра, когда Смит получил от компьютеров четвертый пункт. «ПУНКТ НАЗНАЧЕНИЯ — ЗАДНИЯ», — высветилось на экране. Эта фраза была повторена четыре раза подряд. За последний год Фокс под именем Феликс Вокс три раза летал в Заднию, а два месяца назад снова купил открытый билет в эту страну.
 Здесь была главная загвоздка. Зачем признанному диетологу понадобилось за год четыре раза посещать расположенную на севере Африки страну с нестабильной экономикой? В Заднии не было ничего — ни технологий, ни пахотных земель, да и толстяков там раз-два и обчелся. Зато там правил помешанный на власти диктатор Руомид Халаффа, готовый любыми средствами добывать оружие и военные секреты, чтобы снабжать ими без разбора все террористические организации мира. И еще там добывали нефть, все доходы от продажи который Халаффа тратил на вооружения.
 — Задния, — в недоумении произнес Смит.
 «Фолкрофтская четверка», казалось, самодовольно ухмыляется: она дала Смиту все необходимые части. А вот теперь попробуй собери!
 Надо позвонить Римо. Может, за ночь он раскопал что-то такое, что прольет дополнительный свет на эту историю с Заднией? Смит набрал номер Шангри-ла: линия молчала. Ни гудка, ни шуршания, — ничего. Он вызвал телефонистку и попросил соединить его с Шангри-ла, но та ответила, что связи нет — возможно, сильные снегопады повредили кабель.
 Пока он слушал объяснения телефонистки, на столе зазвонил красный телефон — прямая связь с президентом. Смит схватил трубку на первом же звонке.
 — Слушаю, господин президент, — произнес он. Затем несколько минут слушал, что говорит президент, и за эти несколько минут постарел на пять лет. С каждым новым словом на том конце провода он чувствовал, как у него на лице прибавляется морщин. — Спасибо за информацию, господин президент. Мы над этим работаем, — сказал наконец он и повесил трубку.
 Доббинс убит. Убийцам вновь удалось их переиграть.
 Оставалось только одно. Смит проверил хранившийся у него в «дипломате» переносной телефон и защелкнул замок. Затем припомнил сообщенные Римо координаты Шангри-ла, надел калоши и пальто и водрузил на голову коричневую фетровую шляпу. Нет времени ждать до конца снегопада. Если Римо не может выбраться из Шангри-ла, Смит отправится туда сам.




 Глава четырнадцатая


 В тот момент, когда Харолд Смит закрывал свой «дипломат», Римо сидел под сосной где-то в Черных горах, штат Южная Дакота.
 Он должен был заранее понять, что Чиуну наскучит его новая игрушка еще до того, как они успеют пройти сорок миль. Слава Богу, они хоть смогли попасть на шоссе, и какой-то грузовик отвез их в Чикаго.
 Несмотря на холодный ветер, дующий с озера Мичиган, Чикаго был поистине подарком судьбы. Аэропорт там работал даже в такую погоду, и им удалось попасть на самолет, направляющийся в Сиу-Фоллз.
 Конечно же, Чиун стал настаивать, чтобы его посадили возле левого крыла, где уже расположилась какая-то китайская вдова, не менее буйная, чем Чиун. После двадцати минут пререканий остальные пассажиры стали требовать, чтобы придурковатого старого китайца вместе с женой попросту вышвырнули из самолета. Чиун принялся доказывать, что он, во-первых, не китаец, а во-вторых, в своем уме, чего нельзя сказать ни об одном человеке, женатом на китаянке и потому вынужденном терпеть ее выходки, являющиеся результатом употребления в пищу собак. Он особо подчеркнул этот момент, выбив стекло в иллюминаторе над левым крылом, отчего «Боинг-727» начал немедленно терять высоту, с потолка свесились кислородные маски и несколько незакрепленных предметов одежды улетели в небытие. Температура в салоне резко пошла вниз.
 Остановить падение удалось лишь тогда, когда Римо заткнул иллюминатор краснорожим американским туристом, который, ввиду того обстоятельства, что являлся туристом, был до безобразия живуч. Затем Римо продемонстрировал всем трем стюардессам все 52 ступени к экстазу — без этого они никак не соглашались признать, что разбитый иллюминатор — всего лишь досадный несчастный случай.
 В Сиу-Фоллз Римо взял со стоянки первый попавшийся автомобиль, розовый «нэш-рэмблер» 1963 года, который дотащился аж до Бельведера в округе Джексон. Но там он безнадежно заглох, выпустив облачко черного дыма. Римо захватил регистрационную карточку, чтобы владельцу возместили ущерб. Смитти это понравится. По его представлениям, кража машин не входила в должностные обязанности сотрудников КЮРЕ, так что платить за них он очень не любил.
 Им оставалось еще двадцать миль до нужного округа, а потом еще восемьдесят миль через скалы Бэдленда в две тысячи футов высотой. Слава Богу, им попались какие-то подростки-самоубийцы, которые и доставили их в аэропорт Дивер. Который, как и предупреждал диспетчер, был закрыт. Да, путешествие было что надо.
 И вот теперь Римо сидел под сосной, наблюдая, как занимается заря, и пытался сообразить, что же делать дальше. Буран прекратился за час до рассвета, и девственный снежный покров ярко сверкал под первыми солнечными лучами. В нескольких футах от Римо на сплетенной из прутьев циновке мирно спал Чиун.
 Сюда они пришли по настоянию Чиуна, который выбрал этот район как наименее заселенный. Римо пытался убедить его, что Фокс еще в меньшей степени, чем они, готов покорять снежную целину в такую метель, но Чиун настоял на своем. Он слышит эхо, заявил он. Честно говоря, Римо тоже слышал какие-то отдаленные отзвуки в горах, которые, казалось, возникали ниоткуда, сами по себе. Но к тому времени он уже так устал, что не мог понять, то ли это присутствие людей, то ли ветер шумит в верхушках деревьев.
 Едва они разбили лагерь, как Чиун тут же уснул. Римо ничего не оставалось, как снизить пульс. Это был ненастоящий сон; все его чувства были обострены, но проснувшись, он все же почувствовал некоторое облегчение.
 Внезапно Чиун резко сел и весь обратился в слух. Римо открыл было рот, но Чиун знаком приказал ему молчать. Еще несколько секунд он прислушивался, а затем произнес:
 — Готовность номер один.
 Тогда Римо тоже услышал и пулей вылетел из-под сосны.
 Их было шестеро. Они были очень молоды, одеты в военную форму и вооружены до зубов. Римо отметил про себя, что форма на них американская но она мало напоминала ту, которой его снабдили во Вьетнаме — это было еще до того, как он попал в КЮРЕ. В них было что-то странное, что-то непривычное и одновременно очень знакомое. Ощущение... Нет, запах. Запах, который напомнил Римо о смерти, гниении и еще о чем-то фальшивом, ненастоящем.
 Чиун одним ударом вырубил двоих, буквально размазав их по стволам двух огромных деревьев. Римо попал одному молодому парнишке, лет девятнадцати-двадцати, в солнечное сплетение, после чего резким ударом вдавил четвертому нос в мозги.
 Все произошло в мгновение ока: четверо солдат упали замертво еще до того, как остальные успели понять, что происходит. Перед ними стояли двое штатских: азиат пяти футов ростом, которому на вид было лет сто, и какой-то псих, вышедший в одной тенниске на двенадцатиградусный мороз, — и они так легко расправляются с Командой!
 Команда, произнес про себя сержант Рэндалл Райли, наблюдая, как старик-азиат кружит с Дейвенпортом. Дейвенпорт был одним из членов команды. Как и остальные, он был непобедим. Он непревзойденно манипулировал ножом, поэтому Фокс и нанял его. Регулярная армия не заслужила такого замечательного бойца, как Дейвенпорт.
 Армия — это такое место, где приказывают: иди убивай, — а за это тебе дают награды и объявляют героем. Но это пока продолжается война. А когда война кончается, ты больше не получаешь наград за убийство. Нет-нет. Подписав какой-то клочок бумаги, такой мастер ножа, как Дейвенпорт, уже больше не имеет права убивать. Вдруг выясняется, что стоит тебе кого-то убить, и тебя ждет трибунал, а потом и тюрьма, где ты заживо сгниешь.
 Вот что сделала армия с Дейвенпортом. Он бы до сих пор тянул свою лямку, изготовляя кожгалантерею, если бы не Фокс.
 И Команда.
 И вот теперь команда потеряла четверых, а этот косоглазый ублюдок пытается голыми руками взять Дейвенпорта с его ножом. Райли снял с предохранителя «смит и вессон» и стал ждать. Пусть Дейвенпорт как следует позабавится с этим старым дураком, а потом он прикончит щуплого парня в тенниске из своего пистолета.
 Во имя Команды.
 А Чиун с Дейвенпортом тем временем все кружили на месте — нож Дейвенпорта яростно рассекал воздух. Казалось, старик застыл на месте, но стоило ножу обрушиться на него, как он вновь и вновь уходил от удара.
 Райли прищурился. Должно быть, его подводит зрение, решил он. Но вот наконец Дейвенпорт достал косоглазого, да, он уже был сверху, и звук обрушившегося на жертву ножа прорезал спокойный утренний воздух. Нож блеснул в ярких солнечных лучах, как вдруг... Райли не поверил собственным глазам! Нож взлетел над деревьями, как выпущенный из пушки снаряд, причем с одного конца у него было что-то белое с красным неровным срезом, и оттуда ручьем хлестала кровь. Тут вдруг Дейвенпорт заорал, глаза у него вылезли из орбит, и он схватился рукой за кровавый обрубок, который только что был его плечом. Господи, вдруг снова стало, как на войне, со стонами раненых и оторванными конечностями. О Боже!
 Райли открыл огонь. Глаза словно заволокло туманом, и он закричал: пуля, предназначенная для тощего парня в тенниске, разворотила Дейвенпорту живот. Невероятно, но «смит и вессон» вдруг выпал у него из рук, и Райли понял, что надо бежать.
 Команда. Нужно рассказать остальным, подумал Райли. Мысли путались, страх приобрел привкус мочи — такого ужаса он не испытывал с момента своего первого боя во времена второй мировой войны. Бегство было уже победой. Спастись ему удалось лишь благодаря обрыву глубиной в двадцать футов — поджарый парень в тенниске уже было схватил его за штанину, но Райли ступил в снежную пропасть, и штанина порвалась. Правда, теперь от мороза ногу защищало только шерстяное нижнее белье, но зато он был свободен.
 Во имя Команды. Во имя Фокса. Надо будет все ему рассказать.
 — Пусть уходит, — сказал Чиун. — Его будет несложно догнать. — И он указал на четкий след, оставленный Райли во время спуска по крутому склону. У основания скалы отчетливо виднелись его следы.
 Римо вернулся к трупам пятерых солдат и поднял личный знак одного из них.
 — Странно, — произнес он. — Здесь сказано, что он двадцать третьего года рождения. Выходит, ему 59 лет, а выглядел он, как мальчишка. А взгляни на этого...
 — Они явно не дети, — заметил Чиун.
 Римо вновь посмотрел на трупы и с изумлением увидел, что Чиун прав. Это были не те, кого он убивал. У этих были серые лица хорошо сохранившихся, но тем не менее пожилых мужчин.
 — Но ведь они только что были молодыми! — воскликнул Римо, чувствуя, как по коже ползут мурашки.
 Запах усилился. Это был запах смерти, но какой-то застарелый, словно смерть на протяжении многих лет таилась в телах этих мужчин и вот теперь вырвалась наружу, как джин из бутылки.
 Римо снова склонился над солдатом. Он выглядел именно так, как о том свидетельствовал личный знак, — под шестьдесят. Как теперь объяснить Смиту, что Римо убил девятнадцатилетнего парня, а его тело за какие-нибудь пять минут превратилось в тело шестидесятилетнего старика? Он должен еще кое-что уточнить. Разорвав рукав форменной рубашки и фуфайки почти до подмышки, он обнаружил то, что искал: руки мужчины носили следы частых уколов.
 Те же следы, что и у Пози Понзелли.
 — Чиун, — позвал Римо.
 Такие же следы он обнаружил на всех трупах.
 — Оставь их. Я слышу шум мотора.
 Они что есть сил побежали догонять Райли.
 Но не успели они добежать до сосновой чащи, как шум двигателя перерос в рев и над лесом показалась маленькая «цессна». Самолет летел низко, и в ярких лучах утреннего солнца Римо ясно разглядел лицо пилота. Фокс очертил над ними большой круг, а затем промчался у них над головой. Набирая высоту, он отсалютовал Римо двумя пальцами и ехидно ухмыльнулся. Затем сделал еще один круг и был таков.
 Несколько минут Римо и Чиун хранили молчание. Римо, не отрываясь, смотрел в небеса, наблюдая, как протянувшаяся за самолетом белая полоска постепенно растаяла и исчезла. Они были так близки к успеху. Так чертовски близки.
 На поляне перед взлетной полосой, которой только что воспользовался Фокс, Римо обнаружил остатки лагеря. Ох, Римо-Римо, сказал он себе. Лагерь, солдаты. Фокс, налаженное производство прокаина, — все это было так близко. И ты дал им уйти. Тоже мне, наемный убийца!
 Он переходил от палатки к палатке — там царил безупречный порядок, вот только нигде не было ни души. Не было ни транспорта, ни следов шин или ног, — ничего. Складывалось впечатление, что расположившаяся здесь небольшая воинская часть просто дематериализовалась.
 — Римо! — Высокий голос Чиуна резко прорезал тишину. Издали казалось, что старец танцует, притаптывая землю возле огромной сосны. С сосредоточенным видом он топал сначала одной ногой, а затем другой, будто пытался что-то нащупать. — Здесь пустота!
 Римо ощупал отмеченный Чиуном участок размером четыре на четыре фута.
 — Точно, — сказал он, очищая площадку от снега.
 Под снегом пушистым ковром лежал мох.
 — Ха! — воскликнул Чиун.
 — Что — «ха»? Это мох.
 — Это не мох, о темнота, — раздраженно произнес Чиун. — Это южная сторона дерева. — Он указал на сосну. — А мох всегда растет на северной стороне. Этот мох специально сюда пересажен. Для маскировки — одним движением он сорвал мох с земли, и их взорам открылась стальная дверь с кодовым замком.
 Лицо Римо расплылось в ухмылке.
 — Что ж, папочка, не так плохо!
 — Ничего хорошего, — отозвался Чиун. — Берегись!
 Солдаты прятались на деревьях. На этот раз их было гораздо больше и они были намного лучше вооружены — вплоть до огнемета. Он первым вступил в бой, выпустив струю пламени прямо в Римо.
 Но Римо успел сорвать с петель стальную дверь и держал ее перед собой, как щит. Пламя ударило в щит, не задев Римо, пули отскакивали от стали, не причиняя ему никакого вреда. Воздух наполнился запахом пороховых газов.
 — Держи, — быстро сказал Римо, протягивая дверь Чиуну.
 В сейфе он обнаружил кипы бумаг: оплаченные счета, отчеты о переговорах с европейскими фармацевтическими фирмами и медицинские карты. Сверху на каждой карте значилось имя и порядковый номер, напомнивший Римо о личных знаках. Возможно, это карты солдат, которые только что стреляли в него, солдат, которых Фокс по какой-то причине взял под свою опеку. Там содержались подробные результаты наблюдений, проводившихся в течение нескольких лет: пульс в состоянии покоя, реакция на стресс... Часть, озаглавленная «Анализ крови», имела множество подразделов. Первым в списке стоял прокаин. Уровень этого вещества в крови каждого солдата с каждым годом неуклонно возрастал.
 Под медицинскими картами лежали четыре конверта из плотной бумаги. В первом хранились фотографии и биографическая справка о генерале Гомере Г. Ватсоне, ныне покойном командующем ВВС, к которой были прикреплены листки с подробным распорядком дня генерала, расписанием его встреч и списком любимых ресторанов. В правом верхнем углу конверта стоял маленький черный крестик. Второй конверт содержал информацию об адмирале Торнтоне Ивсе. На нем тоже стоял крестик, как и на третьем, принадлежащем Клайву Р.Доббинсу.
 — Они все-таки добрались до командующего сухопутными войсками, — упавшим голосом проговорил Римо.
 — Не нашел другого времени почитать сводку новостей? — оборвал Чиун. — Дурак, нас обстреливают. Надо поскорее убираться отсюда.
 Но Римо не двинулся с места. Последнее досье принадлежало президенту США. Слава Богу, на нем не было рокового знака. Пока.
 Римо вновь углубился в изучение сейфа. Там больше ничего не было, за исключением каких-то блестящих предметов на самом дне. Протянув руку, Римо вытащил один из них. Это была стеклянная колба дюймов десять в высоту, наполненная прозрачной жидкостью и закрытая пробкой. Эликсир Фокса, решил Римо, глядя колбу на свет. Вдруг пулеметная очередь разнесла колбу на куски. Больше ничего не произошло, только кто-то на дереве принялся выть.
 Прямо плач по покойнику, пронеслось у Римо в голове, когда высокий горестный звук перекрыл шум стрельбы. Это не был предсмертный крик солдата. Это была жалоба, горестная и жуткая.
 И тут пальба смолкла так же внезапно, как и началась.
 — Вот, видишь! — воскликнул Чиун. — Ты столько времени провел в библиотеке, что у них кончились патроны.
 — Не думаю, — с сомнением ответил Римо. — Скорее, их поведение как-то связано с этой дрянью. — Он вынул из сейфа ящик, где хранились остальные колбы.
 — Остановитесь! — крикнул тот же пронзительный, горестный голос. — Только не разбивайте их!
 Римо поставил ящик на землю.
 — А что это такое? — спросил он.
 — Только не разбивайте, умоляю вас! — крикнул солдат, слезая с дерева и размахивая пистолетом над головой. Римо узнал в нем сержанта, сбежавшего после боя в сосновом бору. Райли бросил пистолет на землю. — Пожалуйста! Оставьте эликсир в покое, и тогда мы сдадимся на милость победителей. — В его голосе звучала мольба.
 Римо с удивлением наблюдал, как солдаты побросали оружие и принялись спускаться вниз, не отрывая глаз от стеклянных колб.
 Только Чиун не удивился.
 — Просто они обнаружили мое присутствие, — довольно заявил он.
 — Ты прятался за дверью, — возразил Римо. — Они даже не видели тебя.
 — Извини меня, о ученый муж. О неистовый убийца! Я уверен, что именно твое великолепное умение читать вселило в их души страх.
 — Сейчас я все объясню, — перебил Райли. — Только пожалуйста... — Он бросил недобрый взгляд на склянки. — Ящик. — И Райли направился прямиком к нему.
 Но Римо быстро схватил ящик.
 — Угу. Сначала объяснения, потом товар.
 Райли колебался.
 — А вы обещаете? Поклянитесь, что не причините вреда ни ящику, ни нам.
 Римо внимательно посмотрел на него. Этот человек наверняка знает, где находится Фокс. И может многое рассказать относительно этой необычной военной базы в Черных горах, где живут пожилые военные с лицами детей. Но не причинить им вреда?
 — Бросьте оружие! — приказал он.
 — Есть! — быстро отчеканил сержант. — Значит, вы даете слово?
 Он безумными глазами глядел на ящик у Римо в руках.
 — Вам известно, куда направился Фокс?
 — Да.
 — А какие у меня гарантии, что вы говорите правду?
 — Я даю вам слово. Вы дали мне свое, я вам — свое. Мое слово надежное. А ваше?
 Мгновение подумав, Римо ответил:
 — Хорошо. Мы не причиним вреда ни вам, ни этому ящику. Велите своим приятелям построиться в шеренгу по одному.
 Райли кивнул.
 — Я верю вам, — произнес он.
 Испуганные юнцы образовали неровный строй посередине поляны и замерли в молчании, не сводя глаз с металлического ящика, где хранился волшебный эликсир.
 — И это вы называете шеренгой по одному? — воскликнул Римо. — Строй добровольцев и то выглядел бы лучше.
 Райли поднял глаза — в них стояли гордость и гнев.
 — Это не рота почетного караула, мистер. Это Команда.




 Глава пятнадцатая


 Рэндалл Райли вступил в Команду в апреле 1953. Ему было тридцать восемь, и его уволили из армии с небольшой пенсией после двадцати лет беспорочной службы. Когда большинство мужчин только начинали идти в гору, его карьера была окончена. Кавалер двух «Пурпурных сердец», он стал посудомойкой в одном из чикагских баров.
 И тогда появился Фокс. Фокс тоже служил в армии, только это было давно, и его однополчане были уже старики, гораздо старше самого Фокса. Он летал на первых американских самолетах, принимал участие в воздушных боях Первой мировой.
 Фокс выдавал информацию небольшими дозами. Во время их первой встречи в дешевой забегаловке, где работал Райли, Фокс лишь улыбнулся ему понимающей улыбкой и пожал руку. Райли тогда начал пить и быстро шел ко дну. Бутылка стала последним прибежищем закаленного в боях ветерана, и Фокс сразу это угадал.
 — Я еще вернусь, — пообещал Фокс — У меня есть к вам дело.
 И ушел.
 Вернулся он неделю спустя На этот раз он приехал в длинном лимузине и дал обалдевшему от виски отставному сержанту сто долларов наличными.
 — Это вам независимо от того, согласитесь вы на мое предложение или нет. Но если вы согласитесь, то получите еще. Впрочем, я могу предложить вам кое-что большее, чем все деньги мира.
 — Что же, например? — спросил Райли, глядя на двоящееся изображение посетителя.
 — Уважение к себе.
 — А вы случайно не из Армии спасения?
 — Я врач и не принадлежу ни к какой организации. Я сам по себе. Если вы согласитесь работать на меня, то нас будет двое. Но потом к нам присоединятся и другие, поскольку я даю людям вроде вас возможность делать то, что у них получается лучше всего. — Он собрался уходить. — Так да или нет?
 Райли положил тряпку и пошел за странным, словно лишенным возраста незнакомцем. С тех пор он никогда больше не видел Чикаго.
 В тот вечер они сидели в роскошной обеденной зале особняка близ Энвуда, Пенсильвания, и ели утку, спаржу, черную икру и другие деликатесы. Такого Райли еще никогда не доводилось пробовать. После обеда его угостили хорошей гаванской сигарой, а хозяину дома дворецкий налил «Наполеон» в красивый пузатый бокал.
 — А мне нельзя глоточек? — жалобно попросил Райли.
 — Ни в коем случае. Если вы подпишете со мной договор, вам нельзя будет взять в рот ни капли спиртного, иначе у нас ничего не выйдет.
 Райли поднялся и хотел уходить. Что толку жить в мире, где нельзя даже выпить! Но дворецкий преградил ему путь.
 — Выслушайте меня, — сказал Фокс, соблазнительно наливая коньяк в бокал. В камине потрескивал огонь, из открытых окон веяло апрельской прохладой. — Мне стоило большого труда вас найти, сержант Райли.
 — Мистер Райли, — с горечью поправил его отставной солдат. — Все кончено, я больше не сержант. Теперь я всего лишь мойщик посуды. И то бывший.
 Фокс поднял бровь.
 — В действительности все не так, как мы себе это воображаем. Мне кое-что о вас известно. Например, я знаю, чего вы хотите больше всего на свете.
 — Очень просто: большой стакан бренди со льдом, — хохотнул Райли.
 — Я серьезно. Разве вы сами не знаете? Подумайте хорошенько. Если бы к вам явилась фея, чего бы вы пожелали?
 На мгновение Райли задумался, а потом ответил:
 — Войны.
 — Все верно, — улыбнулся Фокс. — Я знал, что вы именно тот, кто мне нужен.
 Десять дней Райли просидел под домашним арестом в особняке, и все это время по ногам его ползали воображаемые тараканы, а на стенах танцевали синие слоны. Десять дней он находился в бреду, без капли спиртного, больше всего на свете мечтая умереть. А на одиннадцатый день, когда он едва мог сидеть в заблеванной кровати, снова пришел Фокс.
 В руке он держал шприц.
 — Сейчас вам станет намного лучше. Это гораздо приятнее алкоголя, — сказал он и всадил Райли в руку иглу.
 Уже через несколько минут Райли почувствовал, что все тело его наливается силой. В нем было столько сил, что, казалось, он мог достать звезду с неба.
 Фокс вывел его в сад.
 — Бегите как можно дальше, но обязательно возвращайтесь, — напутствовал он. — Если вы не вернетесь, я не смогу сделать вам следующий укол.
 И Райли побежал. Он бежал очень долго, мимо озер и лесов, мимо фермы, которую позже Фокс купил и снес, чтобы обеспечить необходимую секретность. Он добежал до ближайшего города милях в тридцати от особняка Фокса и уже через два часа устроился грузчиком на Энвудском рынке. А вечером он вдруг почувствовал, что начинает слабеть. Он сильно вспотел, и его охватила страшная паника: дарованная уколом сила исчезла, уступив место полной пустоте.
 На следующий день бригадир пожаловался начальству, что Райли спит на работе, но тот просто не мог пошевелить ни рукой ни ногой, а тем более таскать ящики с дынями и морковью. К полудню ему казалось, что он вот-вот умрет.
 Из последних сил он побрел назад к особняку Фокса. Какой-то водитель хотел отвезти его в больницу, но Райли сказал, что у него дядя врач. Он едва смог доползти до парадного крыльца.
 Фокс открыл дверь со шприцем наготове.
 — Я не сомневался, что вы вернетесь, — сказал он.
 Райли почувствовал, что к нему снова возвращается жизнь. Он испытывал благодарность и трепет.
 — А что там у вас в шприце? — поинтересовался он, вновь ощущая в себе силу.
 — Мое собственное изобретение. Лекарство на основе прокаина.
 Тогда-то Райли и узнал, что Фокс работал над этим лекарством тридцать лет. Благодаря ему можно остановить разрушительное воздействие времени: так что человек на всю жизнь останется молодым, а старики смогут победить смерть.
 — Вот это да! — произнес Райли, испытывая благоговейный страх перед этим странным человеком с волшебной иглой. — На этом можно заработать целое состояние.
 — Я уже заработал, — отозвался Фокс. — У меня клиника в Европе, где богатые дамы и страшащиеся старости франты могут удовлетворить свое тщеславие. Но у каждого есть мечта: у вас своя, а у меня — своя.
 И Фокс поведал сержанту свой план, зародившийся еще в небе Европы во времена войны, когда Фокс еще не был Фоксом. Он носил имя Вокс и был военным летчиком.
 Из донесений разведки Вокс узнал, что армия США начала эксперименты по использованию прокаина для повышения эффективности живой силы в бою. И сразу понял, что это вещество способно перевернуть мир.
 Он рос в богатой семье, которая в состоянии была оплачивать его учебу, и в свое время он окончил медицинский институт. Но лечить больных казалось ему занятием малоинтересным. Вокс хотел летать. Летать было здорово, и он провел так молодые годы своей жизни.
 Но к концу Первой мировой войны ему исполнилось тридцать, а летчицкая профессия после войны — это удел молодых и глупых. Демонстрационные полеты, воздушные парады и прочая карнавальная чушь, которой вынуждены были перебиваться военные летчики в начале двадцатых годов, казались унизительными человеку с опытом и воспитанием Вокса. В этом было что-то сродни судьбе боксера, вынужденного участвовать в заранее проигранных поединках. Полеты больше не доставляли ему удовольствия, и вот в тридцать лет его ждал жалкий удел врача, жизнь которого наполнена недугами и вечными жалобами пациентов.
 Подобно Райли, ему не хватало волнения боя. Ему, пресытившемуся всем, для полного счастья нужна была только тотальная война.
 Тогда-то он и вспомнил о разведданных относительно экспериментов с прокаином. Прокаин. Само слово таило в себе какой-то магнетизм. Лекарство, которое позволит создать армию вечно молодых солдат. Благодаря которому обычный человек сможет находиться в пике физической формы в течение многих лет, пока не станет, благодаря своей подготовке, лучшим солдатом на земле. Которое предохранит организм от старения, тогда как разум накопит небывалый жизненный опыт. Батальон таких солдат, подпитываемых прокаином, сможет овладеть миром.
 Имеющиеся рекомендации тут же открыли перед ним двери исследовательского центра. Вокс был богат, имел безупречную родословную, хорошую подготовку, медицинский диплом и к тому же участвовал в боях: Он был просто находкой для исследовательского института.
 Но исследования в центре близ Энвуда в Пенсильвании, по мнению Вокса, продвигались слишком медленно. Во избежание риска никто не хотел переходить к экспериментам над людьми. Им, видите ли, недостаточно того, что морские свинки демонстрируют небывалую выносливость и способность преодолевать большие физические нагрузки! А еще кошки, собаки, обезьяны. Нет, только не над людьми. Еще не время. Существует опасность побочных эффектов, говорили ему.
 Эти страхи вызывали у Вокса только отвращение. Единственным побочным эффектом был абстинентный синдром, когда внезапно прекращали вводить препарат. Все верно, этого нельзя отрицать. Одна морская свинка даже умерла. Но ведь это ерунда. Ерунда! Эликсир из прокаина может навсегда изменить облик войны. Ему хотелось крикнуть об этом на весь мир.
 Но в исследовательском центре ничего не менялось. Он возглавил лабораторию, но ничего не произошло. Пентагон требовал, чтобы был полностью исключен риск побочных эффектов, прежде чем переходить к экспериментам над людьми. Это был какой-то заколдованный круг. Армия никогда не сможет получить эликсир, если не разразится война. Но тогда будет слишком поздно.
 — Хорошо, — решительно заявил Вокс, когда Пентагон отклонил его очередную просьбу форсировать эксперименты над людьми. Если армии не нужно полученное вещество, она его не получит. Прокаин и все, что он может дать, будет принадлежать лишь ему одному.
 И Вокс принялся потихоньку перетаскивать склянки с бесценным эликсиром к себе домой. После первой кражи он почувствовал страх, но когда никто ничего не заметил, он стал выносить все больше и больше. К 1937 году он вынес из лаборатории 1200 доз вещества и перевез их в родовое поместье на севере штата Нью-Йорк.
 Когда в 1939 году Германия напала на Польшу, Пентагону вдруг понадобился прокаин. Но было уже поздно, как Вокс и предполагал. И тут чиновник, имевший тягу к инвентаризации, обнаружил отсутствие 1200 доз препарата. Против Вокса возбудили уголовное дело, и вся работа остановилась. В результате Вокс был выслан из страны, а прокаиновая программа закрыта. Эксперименты были заброшены, а энвудские лаборатории вместе с оборудованием проданы.
 Но их через подставных лиц купила семья Вокса. И пока сам Вокс находился в Женеве, организуя клинику по борьбе со старением, впоследствии заложившую основу его состояния, семья преспокойно переправила ему 1200 доз вещества.
 Так началась карьера Феликса Фокса. С новым именем и клиникой в Швейцарии он зарабатывал достаточно, чтобы содержать собственную армию. И если даже порой требовалось пополнять запасы прокаина с помощью «лошади» вроде Ирмы Шварц, то этого никто даже не замечал. Так начала сбываться его мечта. А когда он перенес свои исследования обратно в Пенсильванию, он уже был полностью готов претворить ее в жизнь.
 В течение полутора месяцев Райли тренировался в полном одиночестве, и когда он достиг пика физической формы, Фокс отправил его набирать Команду.
 Остальные члены Команды были значительно моложе Райли, но все они были отличными солдатами. Их уволили из разных родов войск, и причины этого тоже были различны. Был среди них морской пехотинец, изгнанный из армии за невыполнение приказа; моряк, способный положить на обе лопатки любого во взводе; курсант военно-воздушного училища, отчисленный за нападение на своего инструктора строевой подготовки. Позже к ним присоединился «зеленый берет», который, затерявшись где-то в джунглях Вьетнама, развлекался тем, что совершал массовые убийства из конца в конец реки Меконг. Были среди них ребята вроде Дейвенпорта. И, конечно, наемники. Наемники были лучше всего. Они убивали потому, что убийство было их профессией, и не задавали лишних вопросов.
 Именно убийство объединяло всех членов Команды. Каждый из отобранных Фоксом людей знал, как надо убивать. Но что еще более важно — они хотели убивать. За пять лет Фокс заложил основу самой боеспособной армии в мире. И это была Команда, которая душой и телом принадлежала ему.
 Заинтересованные страны с самого начала поддерживали Фокса и его команду поставками золота, В 1960 году Команда была готова к выполнению своей первой боевой задачи. 17 сентября по просьбе правительства Панамы Команда напала на посольство США. В 1963 году был убит вьетнамский президент Нго Дин Дьем. В 1965 Команда подстерегла где-то на задворках Гаваны известного кубинского диссидента. Его тело, изуродованное до неузнаваемости, удалось обнаружить лишь три недели спустя. В 1968 году диктатор небольшого острова устроил переворот против своих советских хозяев. Команда оставалась там до тех пор, пока на острове не образовался новый марионеточный режим — как раз в день похорон бывшего диктатора.
 Прошло десять лет, потом еще десять, и каждый раз, когда лидерам той или иной страны требовалось провернуть какое-нибудь грязное дело, причем в максимально короткие сроки, они неизменно обращались к Фоксу с его командой. Все страны мира знали о Команде, за исключением США, где находилась ее база.
 Америка и не подозревала о существовании Команды, поскольку Фокс предпочитал там не «светиться». Он изо всех сил старался быть чистым, так что даже выпустил под своим новым именем две книги по диетологии и гимнастике, чтобы получить запись в налоговой службе.
 Книги были хорошим прикрытием. И их выход было как нельзя кстати, поскольку Команде предстояла новая миссия. Самая интересная из всех.
 Рвущийся к власти лидер Заднии Руомид Халаффа нанял Фокса с Командой для убийства военных лидеров США. Это, как объяснил Халаффа, ослабит боеспособность страны. Его главным условием было первоочередное устранение командующих ВВС, ВМС и сухопутными войсками.
 — А как же министр обороны? — поинтересовался Фокс.
 На что Халаффа презрительно махнул рукой.
 — Бизнесмен. — Он самодовольно ухмыльнулся. — Пусть сидит со своими графиками и схемами. Я хочу уничтожить могущественных людей США, а не канцелярскую крысу, у которой вместо головы задница.
 Халаффа напугал Фокса. Это был здоровенный детина нечеловеческой силы, которая, казалось, волнами исходила из его безумных глаз.
 — Вы ведь сделаете это для меня? — спросил Халаффа, но его слова прозвучали словно приказ.
 — Хорошо, — ответил Фокс. — Это все?
 Халаффа расхохотался. Он так заразительно хохотал, что Фокс тоже захихикал, но Халаффа вдруг резко оборвал смех. Лицо его выражало ярость.
 — Дурак! Это только начало. Настоящее убийство состоится только тогда, когда будут устранены первые три фигуры.
 — А что значит настоящее убийство? — поинтересовался Фокс.
 — Президент. Вы убьете президента США. А потом, поскольку эта жалкая нация уже не в состоянии постоять за себя, приду я, очищу страну от отбросов и покажу всем, что значит крепкая рука.
 Фокс вздрогнул. Позднее, когда он пересказывал все Райли, он вздрогнул опять.
 — Глаза, — вновь и вновь повторял Фокс. — У него безумные глаза.
 — Вот и все, — закончил Райли свой рассказ. — Сейчас он находится на пути в Заднию. В Бостоне он пересядет на рейсовый самолет и к вечеру уже будет на месте. — В вершинах сосен свистел ветер, и Римо впервые ощутил, что на улице мороз. — А теперь можно мы заберем эликсир?
 — Вы что, с ума сошли? Неужели вы собираетесь проводить операцию после того, как рассказали мне обо всем?
 — Мы уже не сможем ничего предпринять, — спокойно ответил Райли. — Фокс сбежал, не снабдив нас новой порцией лекарства. Не только морские свинки умирают без иньекций.
 Римо оглядел строй солдат: они дрожали от холода; глаза ввалились и вокруг них залегли темные круги. Пока Райли говорил, кто-то упал в обморок. Римо подумал о Пози, оставшейся в Шангри-ла.
 — Вы хотите сказать, что обречены на смерть?
 Райли пожал плечами.
 — Может, и нет. Может, Фокс еще вернется.
 — Тогда с моей стороны будет просто безумием оставить вас в живых!
 Один из солдат подавился собственной слюной, двое других с выкатившимися глазами упали на землю.
 — Вы дали слово, — сказал Райли.
 Римо повернулся к Чиуну.
 — Присмотри за ящиком, — попросил он.
 Зачем подошел к солдатам и уничтожил все оружие, какое только смог найти. Затем обыскал каждого и сломал припрятанные пистолеты и ножи. Хотя была не исключена возможность существования тайного оружейного склада где-то под землей.
 — На сколько вам хватит запаса в ящике? — спросил он.
 — Дней на пять.
 — А потом?
 — Не знаю. Может, существуют какие-то методы лечения. — Райли грустно усмехнулся. — Хотя скорее всего мы умрем. Но если существует такая возможность, я лучше умру через пять дней. — Римо изучающе смотрел на него. — Вы дали слово, — напомнил ему солдат. — Я свое сдержал.
 Все еще колеблясь. Римо протянул ему ящик.
 — А теперь поднимайтесь на этот холм. — И он указал на гору, вершина которой уходила в небеса. — И не останавливайтесь на привал. Идите и все.
 — Слушаюсь, сэр.
 Райли взял ящик.
 Римо видел, что колени у него дрожат. Поддерживая более слабых, солдаты, шатаясь, побрели прочь.
 — Ты вполне мог их убить, — заметил Чиун.
 — Я знаю.
 Римо сжал губы.
 — Тебе следовало их убить.
 Римо кивнул.
 — Неужели твое слово так много для тебя значит? — с отвращением произнес Чиун.
 — Да, — ответил Римо после минутной паузы.
 Молча они пошли по глубокому снегу. Римо чувствовал, что это может обернуться самой большой ошибкой его жизни. Если он сейчас же не отыщет Фокса, за его ошибку придется расплачиваться президенту США.




 Глава шестнадцатая


 Харолд Смит прибыл в Шангри-ла на вертолете ВВС. Пилот посадил машину на площадке возле особняка. Огромные лопасти все еще продолжали вращаться, а Смит уже входил в дом.
 Едва он переступил порог, как ему в нос ударил резкий запах. Он с трудом подавил приступ рвоты и смахнул невольно навернувшиеся на глаза слезы. Зажав нос и рот носовым платком, он настежь распахнул дверь и шагнул в темный дом.
 Там царила полная тишина, нарушаемая лишь шумом вертолетного винта. Комнаты были пусты, шторы на окнах опущены. Наверное, чтобы сохранить тепло, подумал Смит, глядя на кучи пепла в камине. Из рта у него шел пар. Но несмотря на холод, в здании стоял нестерпимый запах, который становился все сильнее по мере приближения к банкетному залу.
 Слава Богу, что сейчас зима, подумал Смит. Этот запах запомнился ему по Корее, когда коммунисты вырезали все население и даже скот на территории протяженностью пять миль, чтобы «очистить» ее от ненавистных янки. Смит, тогда еще сотрудник ЦРУ, проходил там с частями регулярной армии США, направляясь в Пхеньян, где должен был получить от своих агентов срочные донесения, которые они не могли переправить по обычным каналам. Когда американцы пришли в деревню, трупы пролежали под палящим солнцем больше трех дней. Запах смерти указывал путь к деревне лучше, чем любой дорожный знак.
 Посереди деревни стояло приземистое глинобитное строение. Это была единственная постройка среди разбросанных повсюду камней и соломы. Пнув ногой дверь из бамбука и тростника, Смит остановился. Его взору предстали две дюжины трупов, в глазницах которых копошились черви; языки вывалились изо рта и выделялись на распухших лицах черными пятнами — их облепили мухи, и создавалось впечатление, что языки шевелятся.
 Вонь, царившая в Шангри-ла, до такой степени напомнила Смиту ту глинобитную хижину, что у него задрожали руки. Неужели и Римо здесь? И Чиун?
 Делай свое дело, приказал он себе, останавливаясь на пороге банкетного зала. Он знал это здесь. Именно отсюда исходил запах. Он мысленно собрался, хотя понимал, что никогда не сможет морально подготовиться к зрелищу, которое должно было предстать его глазам.
 Зал походил на мавзолей. Тридцать трупов немыслимого возраста расположились на роскошных диванах и креслах, словно гости, собравшиеся на какой-то жуткий праздник смерти. Их одежда отражала целый спектр различных исторических эпох. Девушка в платье по моде двадцатых годов со сморщившимся и помертвевшим под цветастой шляпкой лицом застенчиво прильнула к майору в полной парадной форме времен Первой мировой войны — вместо носа у него зияла черная впадина. Какой-то одетый во фрак мужчина с глазами, напоминавшими сморщенные изюмины, сжимал в руке рюмку шартреза. Рядом в камине догорали последние поленья.
 Как в склепе, подумал Смит, оглядывая зал. Для тех, кто уже при жизни был мертв. Если бы не запах смерти, сочившийся из каждой щели, можно было бы подумать, что они умерли несколько десятилетий назад. Они были мертвы задолго до того, как их настигла физическая смерть.
 В самом углу зала за роялем сидела женщина в вечернем платье из белой парчи. Плечи ее были укутаны в горностаевый палантин, белокурые волосы упали на крышку рояля, пальцы так и остались на клавиатуре.
 Она кажется такой молодой, подумал Смит, подходя ближе. Может, хоть она уцелела. Если бы эта девушка смогла припомнить...
 Он поднял ее за плечи. Ее голова резко откинулась назад — перед ним было высохшее лицо мумии. Тяжело вздохнув, Смит отпустил ее. Рука женщины вновь опустилась на клавиши. Резкий, протяжный звук казалось, навеки повис в воздухе.
 В страхе Смит подхватил свой «дипломат» и поспешно ретировался в соседнюю комнату. Она была пуста. На кухне тоже не было ни души, как и в спальне наверху. Он был благодарен судьбе за это: ему сполна хватило того шока, который он испытал в гостиной.
 Поставив чемоданчик на кровать, Смит вытер платком липкие от пота ладони. Вдруг в чемоданчике зазвонил телефон, и от неожиданности носовой платок выпал у него из рук. Он облизнул пересохшие губы и принялся возиться с застежками «дипломата»
 — Слушаю, — произнес он в трубку, чувствуя, как хрипло звучит его голос.
 — Это Римо. Я на ранчо где-то в районе Бэдленда в Южной Дакоте. — Затем он кратко изложил историю, рассказанную сержантом Райли, не упомянув лишь о том, что дал членам Команды безнаказанно уйти. Смит никогда бы не смог этого понять. — К вечеру Фокс будет в Заднии, и я немедленно должен вылететь туда.
 — Можете дать мне ваши точные координаты?
 — Да.
 Римо продиктовал нужные цифры.
 — Оставайтесь там. Я пришлю за вами самолет.
 — Только поживей. Пока вы там спите, я всю задницу себе отморозил в этих горах.
 — Я в Шангри-ла, — сказал Смит.
 — Да? — В голосе Римо прозвучало наигранное безразличие. — И как там публика?
 — Все мертвы, — после минутного молчания ответил Смит.
 В трубке воцарилось молчание.
 — Все? — заговорил наконец Римо. Голос его звучал очень тихо. — И блондинка?..
 — Все, — повторил Смит. — Мы позже об этом поговорим. А пока оставайтесь на месте.
 Он повесил трубку.
 Следующий его звонок был президенту. А потом он, не называя себя, позвонил в местный морг и сообщил о тридцати трупах в особняке близ Энвуда.
 После этого Смит покинул дом, забрался в вертолет и подал пилоту знак взлетать. Пилот получил приказ в точности исполнять любое желание этого человека с кислый лицом. Он служил летчиком-испытателем на военно-воздушной базе Эдвардс, испытывал все новые летательные аппараты, которые поступали на базу, и выполнял все самые идиотские распоряжения начальства, так что и глазом не моргнул, когда получил срочный секретный приказ отправиться на вертолете туда, куда пожелает его штатский пассажир. Он не выказал ни малейшего удивления, когда пассажир велел ему лететь на ближайшую базу ВВС со сверхзвуковыми самолетами. Там он без лишних слов получил новое секретное предписание взять скоростной «Ф16», посадить на клочок голой земли где-то в западной части Южной Дакоты и подобрать там еще двух гражданских, которые объявят дальнейший маршрут. Ему достаточно было увидеть, сколько топлива заливается в бак, чтобы понять, что предстоит долгий путь.
 Но работа есть работа. Пилоту было безразлично, кто отдает приказы, коль скоро эти люди не претендовали на управление самолетом. Откинувшись в кресле, он сидел в зале ожидания, потягивая кофе и наблюдая, как человек с кислым лицом ловит такси, которое отвезло бы его в ближайший аэропорт. Наверно, какой-нибудь бюрократ, инспектирующий проведение чрезвычайных операций, или что-нибудь в этом роде. И те двое в Южной Дакоте, должно быть, занимаются тем же.
 Да, полет на «Ф-16» пощекочет им нервы. Ну и черт с ним, решил пилот. По крайней мере, хоть что-то внесет разнообразие в их скучную, серую жизнь.
 Штатские, что с них взять, думал пилот, забываясь недолгим сном. Им никогда не узнать, что такое настоящее счастье. Ему даже стало их немного жаль.




 Глава семнадцатая


 А тем временем в Заднии Феликс Фокс стоял перед дверью парадной опочивальни Большого дворца и курил тонкую сигару. Дворец построил принц Анатоль и назвал его, как и столицу, в свою честь. В дни продажного правления язычника принца Анатоля парадная опочивальня самым позорным образом использовалась принцем и его приближенными для того, чтобы вершить государственные дела среди оргий, пьянства и распутства, которому они предавались с женщинами, выписанными из южных пустынь. Но Руомид Халаффа с горсткой военных, которым ради такого случая пришлось изменить присяге, именем справедливости и благопристойности захватил власть и заклеймил позором развратного принца.
 После казни Анатоля, когда его окровавленную голову водрузили на минарет для всеобщего обозрения, Халаффа зачитал длинный список коренных преобразований, которые он собирался осуществить в Заднии. Одним из пунктов его пламенной речи было, в частности, обещание никогда больше не обсуждать государственные дела в той греховной и порочной атмосфере, которая была свойственна пресловутой парадной опочивальне.
 И слово свое он сдержал: во время оргий, пьянства, распутства и азартных игр Халаффа никогда не обсуждал государственные дела. Обсуждение подобных вопросов было ограничено получасом с десяти до десяти тридцати утра в понедельник, непосредственно после утренних казней и перед перерывом на курение гашиша.
 Фокс стряхнул пепел на пол, пополнив тем самым уже имевшуюся там гору окурков. От хриплых криков, пения и громких стонов наложниц находившаяся за спиной Фокса золоченая дверь ходила ходуном.
 — Но это срочно, — объяснил Фокс стражнику, охранявшему вход во дворец, — тот имел указание посылать куда подальше любого, кто осмелится явиться без бутылки. — Дело государственной важности.
 — Приходите в понедельник, — ответил стражник с гортанным акцентом. — Государственные дела решаются с десяти до десяти тридцати.
 — Но дело не терпит отлагательств!
 — Дела чрезвычайной важности с часу до часу тридцати.
 Голос стражника напоминал звуки волынки.
 — Но может произойти вселенская катастрофа! — в отчаянии воскликнул Фокс.
 — Вселенские катастрофы с трех до половины четвертого.
 Фокс впал в неистовство.
 — Послушайте, но я должен его увидеть! Неужели нет никакого способа встретиться с Халаффой до десяти утра в понедельник?
 — До десяти утра в понедельник можно обращаться только с супер-пупер чрезвычайной вселенской катастрофой, повлекшей много жертв.
 — Хорошо, годится.
 — Понедельник, девять тридцать.
 Наконец с помощью пятидесятидолларовой бумажки Фоксу удалось уговорить стражника пропустить его в приемную. Было это шесть часов назад. С тех пор возбуждение Фокса успело достичь таких пределов, что грозило перерасти в нервный срыв. Руки его дрожали, перед глазами расплывались круги, во рту пересохло так, что когда он пытался сглотнуть слюну, то горло слипалось, словно туда залили клей.
 Все пропало! Прекрасная, надежная крыша Шангри-ла приказала долго жить из-за какого-то психа в футболке, которому удалось внедриться туда! Человек по имени Римо сумел добраться и до Команды. Конечно, Команда быстро разберется с этим щуплым юнцом и его престарелым азиатским приятелем, но сам факт! Теперь им все известно! После тридцати лет существования Команды им все-таки удалось пронюхать про нее. А раз узнали они, то может узнать и кто-то другой.
 Настало время затаиться, лечь на дно. Хорошо бы переждать в Заднии годик-другой, пока все утрясется. Он захватил с собой достаточно прокаина, чтобы хватило на все время пребывания здесь. Конечно, оставшихся запасов лекарства Команде едва хватит на неделю, но он сможет потом набрать новую Команду. Что говорить, потребуется много сил, но это возможно. А что касается этих идиотов в Шангри-ла, то всегда найдутся денежные мешки, согласные все отдать за вечную молодость, которую предложит им Фокс. Впрочем, гости особняка в Пенсильвании сейчас уже наверняка мертвы. Он не мог позволить себе тратить на них драгоценное время.
 Внезапно позолоченная дверь с грохотом распахнулась, наполнив приемную запахом застоявшегося табачного дыма и алкогольных паров. На пороге, спиной к Фоксу, стоял Халаффа, смеясь и крича что-то по-арабски тем, кто остался внутри. Выйдя навстречу Фоксу, он все еще продолжал смеяться.
 — Ваше Превосходительство, — произнес Фокс, падая перед Халаффой ниц.
 Улыбка на лице Халаффы тотчас же сменилась суровым взглядом.
 — Что это еще за неотложное дело, которое позволило тебе отвлекать меня от исполнения важных государственных дел? — вопросил он.
 — Я прошу у вас политического убежища. Ваше Величество, — пропищал Фокс. — Про ваши планы пронюхал какой-то псих. Ему удалось проникнуть в расположение лагеря, и он теперь знает обо всем. Боюсь, что он успел передать эти сведения кому-то еще, так что наш план потерпел фиаско. Я прошу у вас не платы за уже совершенные убийства, а лишь разрешения укрыться в вашей стране от преследования властей, пока капиталистические шуты не забудут об этом деле.
 — Что-что? — переспросил Халаффа.
 — Они у нас на хвосте. Нам необходимо...
 — У нас? Нам? — взревел Халаффа. — Это твой план провалился! И как ты смеешь впутывать в это дело меня, самого Халаффу?
 — Но это был ваш пл...
 — Ты совершил предательство по отношению к собственной стране, но был настолько глуп, что попался. И после этого ты хочешь, чтобы я предоставил тебе политическое убежище?
 — Я только подумал...
 — Где твои солдаты?
 — На базе, сэр, Ваше Величество, сэр.
 — Ты бросил их?
 — Понимаете, тот человек гнался за мной. Дело в том, что это очень необычный человек. Он высунулся из окна...
 — Ты еще больший дурак, чем я предполагал. Клянусь Аллахом, ты самый большой идиот на свете! Ты что, спятил? Неужели ты думаешь, я стану заботиться о человеке, который ради спасения собственной шкуры бросил своих солдат на произвол судьбы?
 — На самом деле все не так трагично, — пытался объяснить Фокс.
 — И ты полагаешь, я стану доверять человеку, который без тени сомнения готов меня и мою страну ославить на весь мир, заявляя, будто мы участвуем в постыдном заговоре?
 — Но уже через несколько недель все уляжется...
 — Стража! — громко позвал Халаффа — Уведите этого предателя! А завтра на рассвете расстреляйте его!
 — Меня? Расстрелять? — Фокс предпринимал безуспешные попытки вырваться из рук двух дюжих стражников, подхвативших его за руки. — Но, ваше превосходительство... ваше преподобие. Ведь я служил вам верой и правдой...
 — Ты потерпел поражение.
 — Значит, посадите меня в тюрьму! — безумным голосом завопил Фокс. — Я согласен на тюрьму. Ведь не можете же вы убить меня только за то, что я допустил незначительный промах!
 — Действительно, — задумчиво произнес Халаффа. — Погодите, — бросил он стражникам, и гиганты застыли на месте. Поглаживая подбородок, Халаффа размышлял. — Вы правы, доктор Фокс. Находясь в здравом уме и трезвом рассудке, я не могу казнить вас за невыполнение вами своих обязанностей. В конце концов, я честный человек. И вдобавок милосердный. Я следую путями Аллаха во имя мира и процветания моей страны.
 — Слава тебе, господи! — прошептал Фокс, припадая к ногам Халаффы. — Дай Бог вам всяческих благ, ваше совершенство!
 — Я принимаю решение: ты не будешь расстрелян завтра утром за то, что совершил промах.
 — Ваше величество, ваша божественность...
 — Ты будешь расстрелян за то, что помешал мне отдыхать! А теперь прощай!
 — Нет! Нет! — завопил Фокс, но дюжие стражники уже потащили его по вонючей лестнице в подземелье, где крысы обгладывали последние кости тех, кто уже успел побывать на плацу.
 Захлопывая за Фоксом ржавую дверную решетку, один из стражников погрозил ему пальцем и назидательно произнес:
 — Мог бы и подождать понедельника.




 Глава восемнадцатая


 «Ф-16» летел над Средиземным морем.
 Пилот изобразил на лице свою самую лучезарную улыбку, специально для двух штатских пассажиров.
 — Не скучаете? — поинтересовался он со свойственным летчикам деланым южным акцентом.
 — Кино не крутят, — пожал плечами Чиун.
 Римо навел позаимствованный у пилота мощный бинокль на Анатолу. Вот их цель Не думай ни о чем, кроме поставленной задачи, сказал он себе. Пози мертва, а ведь он мог бы ее спасти, если бы... нет, лучше об этом не думать. Все кончено, она умерла. И точка. С этого расстояния казалось, будто глинобитные стены домов белы, а на извилистых улочках не лежат отбросы, и они свободны от нечистот и переносящих страшные болезни мух, которые были визитной карточкой Заднии.
 — Отлично, — произнес Римо. — Можете парковаться.
 Скрытый шлемом, пилот ухмыльнулся. Одно слово, штатские. Что они понимают в летном деле? Да и можно ли ожидать, чтобы низшие существа могли отличить перлы от плевел?
 — Извини, приятель. Это Задния, — сказал он.
 — Нам это прекрасно известно, — перебил Чиун. — Неужели вы думаете, что мы согласились бы лететь на столь шумной машине и при этом даже без кино, если бы направлялись в Кливленд?
 — Ладно, — произнес пилот. — Но сесть в Заднии мы не можем. Они разнесут нас в клочья, едва мы коснемся земли.
 — Понятно, — сказал Римо. — В этом есть резон. Где у вас парашюты?
 — Парашютов не держим.
 Римо покачал головой.
 — Из-за вас мы бы лишились багажа, если бы таковой у нас имелся. Ладно. Как низко вы можете опустить эту штуковину?
 — Низко?
 — Ясное дело, низко. Низко.
 — Могу лететь, касаясь крылом волны.
 — Нет, так низко не надо. Достаточно сотни футов.
 — Для чего? — поинтересовался пилот, переводя рычаг управления вперед и направляя самолет к синим волнам Средиземного моря.
 — А как вы думаете? — ответил Римо вопросом на вопрос, — Вы пристегнуты?
 — Да.
 — Тогда прощайте.
 С этими словами Римо выбил потолок над кабиной и прыгнул. Сначала он кувыркался в свободном падении, но вскоре перешел в плавный полет, направляясь к белым барашкам волн далеко внизу.
 — Неаккуратно, — произнес Чиун, ерзая на сиденье.
 — Вы-то хоть не станете прыгать? — крикнул пилот, стараясь перекрыть шум ветра.
 — Если бы вы могли сесть...
 — Не могу.
 Это ЦРУ. Просто ничего другого и быть не может. Какая-то безумная акция по самоуничтожению, а эти два простофили — в качестве жертв.
 Чиун поднялся.
 — Вам бы парашют! — заметил пилот.
 — Оставьте рекомендации относительно состояния моего здоровья при себе, — возмутился Чиун и грациозно выпрыгнул из самолета — его желтое кимоно развевалось на ветру, подобно парусам корабля.
 Пилот сделал круг, желая понаблюдать, как море поглотит его недавних пассажиров. Начальство наверняка захочет получить подробный отчет, так что сейчас важна каждая деталь.
 И тут он заметил, что старик каким-то загадочным образом догнал тощего парня в майке.
 Тогда он зашел на второй круг и подлетел поближе: они что-то обсуждали. Старый размахивал руками и кричал, молодой пожимал плечами и указывал на самолет. Пилот не мог поверить своим глазам: падая прямиком в морскую пучину, эти два психа еще о чем-то спорят! Затем, даже не дав себе труда вскрикнуть от страха, двое безумных штатских почти одновременно вошли в толщу воды.
 Ну, вот и все, сказал себе пилот. Может, ЦРУ решило таким образом избавиться от этих двух психов? Впрочем, нельзя не отдать им должного: они держались что надо. Ни тени страха, хотя заранее знали свою судьбу. Вот смерть, достойная летчика.
 Пилот поднялся выше и уже не мог видеть происходящего внизу, а двадцать секунд спустя на поверхности воды показались две головы.
 — Ни тебе кино, ни уборной, ни бесплатного мыла, ни чая, а вдобавок еще и пилот — трепло, не знает, что говорит, — пожаловался Чиун. — В штате Нью-Джерси такси и то лучше. Как ты мог обречь мою хрупкую, чувствительную душу на такой примитивный способ передвижения?!
 — Зато быстро, — объяснил Римо — в четвертый раз с тех пор, как они покинули самолет.
 — Все спешим, спешим, — ворчал Чиун. — В призрачной погоне за скоростью мы жертвуем всеми радостями жизни. Ты пренебрег ароматом лотоса ради вони общественного транспорта. Ты...
 — Чем скорее мы покончим с этим делом, тем быстрее ты сможешь вернуться к своему телевизору.
 — А мы успеем сегодня на одиннадцати часовой сеанс?
 — Возможно.
 — Тогда хватит болтать, — приказал Чиун, словно торпеда, прорезая морские волны.
 Над Анатолой занималась заря, окутывая розоватым сиянием белые, иссушенные солнцем дома. В этом сиянии начали просыпаться жирные городские мухи, готовясь к новому дню и новому пиру в стране, казалось созданной специально для них. С жужжанием они вылетали на зловонные улицы, останавливались попить из вонючих, наполненных нечистотами ручьев, непрерывно текущих по узким улочкам. Никем не потревоженные, они садились на мясо, сильно отдающее тухлятиной, потому что оно провисело на крюке уличного торговца не меньше трех дней. А на десерт к их услугам были соблазнительные груды гниющих фруктов, которые скармливались детям из бедных семей, после того как мухи получали свою часть. Так начинался еще один чудесный день.
 Римо устроил настоящую охоту на мух, напоминавших жужжащее облако. Неожиданно к ним подбежал какой-то торговец, размахивая вонючим серым куском мяса и бормоча что-то сквозь гнилые, почерневшие зубы.
 — Ты с ума сошел, — сказал Римо и пошел прочь.
 Чиун хранил молчание. При входе в город он настолько замедлил дыхание, что его не смогли бы зарегистрировать самые точные приборы. Он сказал, что при встрече с Заднией и ее жителями надо находиться во всеоружии.
 В отдалении виднелись все двенадцать башен Анатольского дворца, выделяясь на красноватом небе, подобно гигантским иглам.
 — Похоже, нам туда, — сказал Римо. — Папочка, тебе бы лучше привести себя в боевую готовность.
 — Не хочу, — буркнул Чиун.
 Вдруг неумолчное жужжание мух прорезал душераздирающий вопль. Поначалу Римо решил, что кричит кто-то из торговцев, призывая безумцев, отваживающихся покупать в Заднии продукты питания, купить что-нибудь у него, но быстро понял, что ошибся. Этот крик ужаса донесся из-за высокой стены, окружавшей дворец.
 — Он не имеет права меня расстреливать! — вопил голос — Это несправедливо! Я делал все, как он хотел! Будьте благоразумны, возьмите эту сотню! Умоляю вас!
 Ему ответил другой голос, высокий, говорящий немного в нос.
 — Когда тебя расстреляют, мы так и так ее получим. А еще снимем все кольца и вынем золотые коронки изо рта. У нас оплата по исполнении.
 Римо забрался на стену и заглянул во двор. Там выстроилось в ряд двенадцать солдат в форме заднийской армии, держа оружие наизготовку. Перед ними в страхе застыла одинокая фигура с повязкой на глазах.
 — Готовсь! — скомандовал командир.
 Солдаты прицелились.
 — Делаем «внутреннюю линию»? — прошептал Римо.
 — Пустая трата времени, — покачал головой Чиун. — Их всего двенадцать. Делаем бросок вверх с двойной спиралью.
 — Зачем? Ведь это все понарошку.
 — Цельсь!
 — Ладно, — вздохнул Римо. — Как скажешь.
 И он перепрыгнул через стену.
 — Пли!
 Но тут из носа у командира почему-то показалось дыхательное горло, и он полетел вверх тормашками над своей расстрельной командой.
 — Выше, — сказал Чиун.
 Схватив каждой рукой по винтовочному стволу, он едва заметным движением послал их владельцев вверх, так что они даже не успели выпустить оружие из рук. Солдаты, вращаясь, как спицы в колесе, разлетелись в разные стороны, футов на двадцать оторвавшись от земли. Вскоре их траектория начала превращаться в параболу, и через мгновение, стукнувшись лбами, они замертво рухнули вниз.
 — Красиво, — улыбнулся Чиун.
 — Мне приятно, что ты себе нравишься, — отозвался Римо, поднимая одной рукой самого толстого солдата, которого ему когда-либо доводилось встречать. В это время другой солдат пытался подкрасться к нему сзади. — А я лично, похоже, заработаю грыжу.
 С «внутренней линией» все было бы гораздо проще, подумал он, глядя на солдата, наставившего «Калашникова» ему в грудь. Но когда тот уже готов был открыть огонь, Римо резко подпрыгнул и выстрел пришелся в другого солдата, после чего Римо одним движением отбросил их прочь. Мгновение спустя еще трое подлетели вверх, словно футбольные мячи, а затем аккуратно опустились на три остроконечных шпиля дворца.
 — Как видишь, бросок вверх с двойной спиралью не так прост, — торжествующе заметил Чиун.
 — Кто спорит! — проворчал Римо, отправляя очередного солдата на дворцовую стену.
 — Ты! Это ты сказал тем людям, будто вовсе не я так восхитительно подбросил двух гостей в Шангри-ла. Ты не оценил меня по достоинству!
 — Чиун, берегись!
 В спину престарелого азиата были нацелены дула целых трех «Калашниковых».
 — А это была мастерская работа! — продолжал Чиун, нанося удар.
 Оружие внезапно упало в пыль, а солдаты один за другим полетели вверх, описав в воздухе гигантский круг. Стоило им приблизиться к земле, как Чиун вновь их подбрасывал, причем каждый раз они взлетали все быстрей и быстрей, и вот уже в воздухе мелькали какие-то бесформенные предметы, которыми Чиун жонглировал, как вареными яйцами.
 — Ладно, это был прекрасный бросок, — задыхаясь, выговорил Римо.
 Он резко выбросил вперед руку, и солдаты попадали на землю, образовав небольшой могильный холм.
 — Что здесь происходит?! — вдруг раздался приглушенный крик, в котором звучал страх.
 Римо снял с глаз Фокса повязку и развязал веревки на руках. Фокс взглянул на двенадцать бездыханных тел, затем перевел взгляд на Римо.
 — Это вы? — с ужасом в голосе произнес он. — А я думал, вы хотите убить меня.
 — Нет. Что значит измена родине или пара-другая убийств, когда имеешь дело с друзьями? Подумаешь, собирались убить президента. Какая ерунда! Хотели заработать немного деньжат и установить в Америке новый режим во главе с террористом. Подумаешь!
 — Я рад, что вы воспринимаете все под таким углом, — осклабился Фокс.
 — Только один вопрос, где сейчас изготавливают ваш прокаиновый эликсир?
 Фокс вздрогнул.
 — Видите ли, с этим вышла небольшая загвоздка, — извиняющимся тоном начал он. — Три недели назад лаборатория в Швейцарии, где он производился, сгорела. Но это не беда. Небольшие количества этого вещества можно получать непосредственно из крови некоторых людей. Их еще называют «лошади»...
 — Да, знаю. Вроде Ирмы Шварц.
 — Точно, — просиял Фокс. — Они, конечно, встречаются очень редко, но достаточно всего шести-семи трупов, чтобы получить необходимое количество вещества. Это действительно очень просто. И делать это можно прямо в Шангри-ла. Я, кстати, так и планировал. Эта Шварц была первым опытом. С вашими данными мы добудем остальных в считанные дни.
 — Приятно слышать. Пришить всего несколько ребят — и дело в шляпе.
 — И забьет фонтан юности.
 — У всех, кроме тех несчастных, которых вы ради этого лишите жизни.
 — Да кто они такие, чтобы их жалеть? — махнул рукой Фокс. — Так каково будет ваше слово?
 — Я скажу так: слишком много развелось непрофессиональных наемных убийц, — вмешался Чиун.
 — Полностью разделяю это мнение, — заметил Римо.
 — О чем это вы? Нам абсолютно не понадобятся наемные убийцы. Нам вообще никто не нужен, коль скоро мы все трое будем работать вместе. — Фокс принялся оживленно жестикулировать. — Мы станем новой командой. Сначала пойдем к Халаффе и спросим, не передумал ли он насчет президента. Готов биться об заклад, что вы справитесь с этим делом, даже если вас связать. Халаффа полюбит вас как родных.
 — Замечательно, — сказал Римо. — Вот, занятие на день у меня уже есть.
 — А затем предложим свои услуги Советам. На свете есть миллионы людей, которых русские хотели бы убрать. А еще существует красный Китай.
 — Это точно.
 — Мы заработаем целое состояние. Создадим новую Команду. Это лучшая идея всей моей жизни. Нет, вы только представьте!
 — Представляю, — произнес Римо, опуская ему на голову кулак.
 Фокс зашатался и упал.
 — Он лишний в новой Команде, — бросил Чиун.
 И тут же оба они раскрыли рот от удивления, наблюдая, какую трансформацию произвела в Фоксе смерть.
 Прямо у них на глазах его тело словно сморщилось, сжалось, кожа плотно обтянула скелет, внезапно став какой-то прозрачной. Еще через мгновение на ней выступили старческие пятна. Глаза ввалились, обведенные серными кругами. Один за другим, изо рта выпали зубы, серые, нездоровые; губы побелели, рот сморщился и ввалился. Темные волнистые волосы поседели и клаками попадали на землю. Спина согнулась, руки скорчились от подагры. Казалось, плоть истаяла, оставив на хрупких костях тонкую оболочку сморщенной сухой кожи. Фокс неожиданно постарел — таких старцев Римо еще не доводилось видеть. Было ощущение, будто Фокс родился несколько столетий назад.
 — Идем, — тихо позвал Чиун.
 Труп уже начал разлагаться. Под высохшей серой плотью кости рассыпались в пыль; глазные яблоки почернели. Вскоре его облепил рой мух, пожирая смрадные останки.




 Глава девятнадцатая


 Во дворце Халаффы царила зловещая тишина. В обставленных с безвкусной роскошью покоях не было ни души. Стража исчезла. Большой дворец Анатолы словно вымер.
 — Не нравится мне это, — сказал Римо, переходя из одной пустой комнаты в другую.
 — Тишина тысячи криков, — задумчиво произнес Чиун.
 Парадная опочивальня, все еще хранившая застоявшийся запах разгула, выглядела так, будто ее оставили в страшной спешке, словно ее обитатели испарились прямо в разгар самого буйного веселья. Казалось, тени пустынной залы все еще хранили крики и гортанный смех. Лестницы тоже были пусты. Римо с Чиуном дошли до самого верхнего этажа, и единственным звуком на всем их пути было шуршание кимоно.
 Все было безжизненно, пока они не добрались до уровня двенадцати башен. Поднявшись по каменной лестнице, Чиун поднял голову и прислушался.
 — Он здесь, — проговорил наконец он.
 Римо кивнул. Он тоже уловил ритмичное колебание воздуха, возникающее от дыхания живого существа.
 — Прошу вас. Господа!
 В зловещей тишине дворца голос прозвучал как гром среди ясного неба.
 Халаффа стоял в библиотеке, устроенной в одной из башен. Вместо привычной военной формы на нем были ниспадающие одежды древних кочевых племен. Голову его венчал тюрбан, украшенный сапфиром. Халаффа был привлекательный мужчина, смуглый и молодой. Он словно источал силу, и это придавало ему уверенный вид... Но глаза!
 Глаза безумца, подумал Римо. В них застыло то же выражение, какое бывает у людей, когда жажда власти берет верх над здравым рассудком. Такие же глаза были у Иди Амина, обрекшего собственный народ на голодную смерть. И у Гитлера, уничтожившего миллионы людей. Глаза, горящие страстью убивать.
 — Я ждал вас, — тихо произнес он и снял в полки книгу в кожаном переплете. — Ваши действия во дворе произвели на меня сильное впечатление. — В его взгляде читалось одобрение. — Я вижу, ко мне вас привела антипатриотическая деятельность Фокса.
 — Верно, — подтвердил Римо.
 Халаффа погрузился в чтение, будто его совершенно не волновало происходящее.
 — Понятно, — сказал он наконец. — И что, позвольте спросить, вы собираетесь здесь делать?
 — Мы ассасины, — ответил Чиун.
 — Достойная профессия. Насколько я понимаю, вы явились, чтобы меня убить?
 — Вы не ошиблись.
 Теперь — в любой момент. Все тело Римо напряглось. Он чувствовал, как рядом энергия Чиуна сворачивается в спираль.
 — Тогда нападайте, — холодно произнес Халаффа, захлопывая книгу.
 Из переплета прямо в Римо вылетело шесть пуль. Он увернулся, но со стороны Халаффы это был лишь отвлекающий маневр. Стоило Римо поддаться на его уловку, как увешанные полками стены разошлись и комнату наполнили свирепые воины местных кочевых племен. Их сабли рассекали воздух, словно лазерные лучи.
 — А вот теперь атака по внутренней линии, — скомандовал Чиун.
 Летали сабли, по замысловатым узорам ковра ручьями текла кровь. Крики раненых эхом разносились по каменным лестницам и пустынным коридорам. И вот все стихло.
 Римо, Чиун и Руомид Халаффа молча глядели друг на друга. Одежды Халаффа были забрызганы кровью. В его безумных глазах застыли обреченность и страх. На мгновение он замер, озираясь в поисках путей отступления.
 Но отступать было некуда. Только окошко-бойница связывало его с остальным миром, но оно находилось на высоте нескольких этажей. На грязной улице внизу копошились люди. Они спешили по своим делам, молча перешагивая через облепленный мухами собачий скелет, валявшийся возле лотка торговца дынями. Город уже проснулся, лениво копошась под ослепительными лучами южного солнца.
 Халаффа не сводил глаз со своих противников.
 — Нет, вам не взять меня голыми руками! — вдруг крикнул он и принялся карабкаться на подоконник. — Вас настигнет праведный гнев моего народа! Он разделается с вами, подлые убийцы! Он отомстит вашей никчемной стране!
 Несколько собравшихся внизу зевак посмотрели вверх и увидели, как их диктатор собирается совершить прыжок. Он что-то кричал — диктаторы всегда что-то кричат. Принц Анатоль тоже перед смертью что-то кричал. И следующий будет кричать точно так же. Зеваки отвернулись и отправились по своим делам.
 — Граждане Заднии! — призывал Халаффа. — Враги нации сеют разрушение и бедствия в нашей стране! Поднимитесь и сразитесь с ними! Боритесь, с ними на прекрасных городских улицах, которые я вам дал! И в ваших уютных домах, моем вам подарке! Штурмуйте дворец и убейте тех, кто осмелился посягнуть на жизнь вашего вождя! Убейте! Убейте! Убейте!
 — Хватит болтать, — раздраженно сказал Римо. — Будут они штурмовать дворец или нет?
 — Идите сюда и спасите мою жизнь, вы, жалкие кретины! — вопил Халаффа — Во имя славы... славы... — Он замахал руками, стараясь удержать равновесие — Зад... — выкрикнул он, падая из окна.
 С глухим стуком тело упало вниз, как раз возле лотка с дынями, рядом с трупом пса. Видя, как на его товар брызнула кровь, торговец визгливо заорал на Халаффу. Мухи оставили собачий труп и немедленно перекочевали на новый, отдав должное неожиданно появившемуся деликатесу. Теперь прохожие без лишних слов перешагивали сразу через два трупа.
 — Так умирает могучая скала, — философски заметил Чиун. — Рассыпается в прах и теряется среди забытых песков.
 Римо вскинул на него глаза.
 — Неплохо сказано.
 — Такова корейская мудрость. — Аккуратно обходя разбросанные по комнате трупы, Чиун подошел к стене и снял большой портрет Халаффы в богато украшенной резьбой золотой рамке. — Это как нельзя лучше подойдет.
 — Тебе что, нужен его портрет?
 — Ни в коем случае.
 Ногтем большого пальца Чиун вырезал портрет из рамки и протянул рамку Римо.
 Тот с удивлением уставился на странный подарок.
 — Спасибо, конечно, но, честно говоря...
 — Прекрасная рама для портрета Читы Чинг.
 Римо застонал.
 — В корейском национальном костюме, — добавил Чиун.




 Глава двадцатая


 Харолд В.Смит сидел у себя в кабинете и казался еще более кислым, чем всегда. Перед ним лежала куча бело-зеленых полосатых компьютерных распечаток.
 — Где Римо?
 — Скоро придет, — ответил Чиун.
 Смит потряс перед носом Чиуна пачкой бумаг.
 — Сегодня утром в Черных горах, штат Южная Дакота, были обнаружены тела пятнадцати солдат, одетых в военную форму времен второй мировой войны. Все они умерли от старости. Вам что-нибудь известно об этом?
 — Откуда? — невинно спросил Чиун.
 — Они умерли от старости, — повторил Смит.
 — Все мы не вечны, — пожал плечами Чиун.
 — Ведь это и есть та самая Команда? — прошипел директор КЮРЕ. — Команда Фокса. Римо их не убил. У них был приказ совершить покушение на президента США, а этот негодяй оставил их в живых! Я прав?
 Чиун вздохнул.
 — Что я могу знать? — грустно произнес он. — Я всего лишь старый человек на закате своих дней, мечтающий лишь о том, чтобы слабый лучик прекрасного озарил беспросветную тьму моей жизни. Я просил тебя, о могущественный император, лишь о маленькой фотографии прекрасной Читы Чинг в бессмертном одеянии ее родной страны, но, увы, даже в этой скромной просьбе мне было отказано. И я принял отказ. Я всего лишь недостойный раб, наемный убийца, душа которого никому не нужна. Жалкая песчинка среди больших камней на берегу жизни...
 — О, давайте не будем об этом! — устало попросил Смит.


* * *

 — Черт побери, хотела бы я видеть, как ты будешь поджариваться на медленном огне! — прорычала Чита Чинг, наблюдая, как Римо связывает ей руки, закрепляя веревку аккуратным морским узлом.
 Ноги ее уже были привязаны к стулу, выполненному в стиле раннего Гестапо, как и вся остальная мебель в комнате. Все тело у Римо было в синяках. По тому, как она брыкалась, Римо заключил, что она проходила журналистскую практику во Вьетконге.
 После долгой борьбы ему все же удалось нарядить ее в ниспадающие красно-желтые атласные одежды, взятые напрокат. Она уже трижды сбрасывала их с себя, так что когда ему удалось надежно привязать телеведущую к стулу, наряд представлял из себя сплошные лохмотья, скрепленные клейкой лентой.
 — Я же сказал: мне нужна только фотография, — объяснил Римо.
 — Тогда свяжитесь с моим агентом, идиот! Из тюрьмы. Незаконное вторжение в частную квартиру в этом штате считается преступлением, болван.
 — Хорошо, хорошо, приношу свои извинения, — говорил Римо, наводя фотоаппарат. — Но я просил вас по-хорошему. И обращался к вашему агенту, но вы мне отказали.
 — Вы правы, черт вас побери! — завопила Чита. — Какой-то извращенец просит меня позировать в этом дурацком наряде, словно взятом из какой-то мыльной оперы. Так чего же вы ожидали?
 — Фотографии, — терпеливо повторил Римо.
 — Полагаю, потом вы захотите меня изнасиловать.
 — Ошибаетесь, — успокоил Римо. — Улыбочка!
 — Я знаю, что на уме у людей вроде вас. Стоит вам увидеть симпатичную девчонку, как вы уже готовы на все, лишь бы ее заполучить.
 — Если мне когда-нибудь доведется увидеть симпатичную девушку, я уж стану решать на месте, как с ней поступить. Так что не говорите ерунды.
 — Знаете, кто вы такой? — вскипела Чита.
 Римо вздохнул, переводя кадр. Он собирался отснять целую пленку этой гарпии во всей красе, чтобы Чиун мог сам выбрать наилучший ракурс этого отвратительного женского существа. Возвращаться сюда Римо не собирался.
 — Нет. Расскажите.
 — Сексуальный маньяк, капиталист, империалист, раздувающая военную истерию свинья, — сообщила Чита с торжествующей улыбкой.
 — Великолепно. — Римо как раз успел отснять два кадра. Старику понравится, что Чита улыбнулась. — А еще?
 — Что еще?
 — Скажите, что еще вы обо мне думаете.
 На мгновение Чита задумалась.
 — Грязный, омерзительный, отвратительный дегенерат? — осторожно спросила она.
 — Отлично, просто прекрасно! — воскликнул Римо, щелкая фотоаппаратом. Это выражение лица будет числиться как «безмятежные думы». — А еще несносный, нахальный, порочный, бесчеловечный зверь?
 Чита просияла, ее лицо озарила невинная радость.
 — А что, неплохо. Честно, неплохо. Вам нужно заняться подготовкой теленовостей — там масса возможностей для настоящего творчества.
 — Я уже заметил. Лучше назовите меня империалистическим милитаристом, вам это больше идет.
 — Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне, вы, мерзкий, вонючий, безмозглый ублюдок!
 — Потрясающе! — Римо сделал еще два кадра. — Мерзкий — это хорошо. Напоминает улыбку.
 — Сравнили Божий дар с яичницей, — ухмыльнулась Чита.
 Римо снова нажал на кнопку.
 — Я такой, — ласково улыбнулся он. — И вы мне очень симпатичны.
 Чита испустила воинственный клич.
 — Вы грязный слизняк, тошнотворный паразит, вшивый ниггер и вонючий засранец! — взвизгнула она.
 Римо закончил пленку.
 — Ну, вот и все. Вы держались очень естественно. Вашу бы фотографию да на разворот иллюстрированного журнала. Вами мог бы заинтересоваться «Солдат удачи». Они любят печатать фотографии танков. Было приятно познакомиться.
 Пытаясь сбросить веревки, Чита прыгала на стуле так, что он отрывался от земли.
 — Эй, вы не смеете так уйти! Развяжите меня!
 — Я позову консьержа.


* * *

 Чиун поставил фотографию на самое почетное место — прямо на окно. Она полностью закрыла собой свет.
 — Если мы обратимся сюда в поисках солнца, то найдем его в лучистых глазах Читы Чинг, — сказал он.
 — Великолепно, — ответил Римо, поднимая глаза от книги, которую тщетно пытался читать. — Хотя она лучше смотрится в темноте.
 Он вновь обратился к книге. Там рассказывалось о кинозвездах тридцатых годов. Страницы, посвященные Пози Понзелли, были порваны и замусолены В который уж раз Римо смотрел на ее портрет — здесь она выглядела такой, какой он ее помнил.
 — Да, порадовал ты меня, сынок.
 — Я рад, папочка, — тихо ответил Римо.
 Пози уже не вернешь. Может, так оно и лучше? Она сама говорила, что есть кое-что пострашнее старости, а уж она знала, что говорит. Но он очень скучал по ней и ничего не мог с собою поделать.
 — Сердце мое почти исполнено счастья, — гнул свое Чиун.
 — Хорошо.
 — Я говорю «почти», потому что недостает еще одной детали, одной мелочи, которое сделала бы мое счастье полным.
 Римо промолчал.
 — Я сказал, недостает одной мелочи, — возвысил голос Чиун. Римо с негодованием посмотрел на него. — Конечно, если тебе безразлично счастье старика на закате дней... — Римо снова попытался читать. — У меня такая маленькая, скромная просьба, — продолжал Чиун. — Сущий пустяк. Мелочь из мелочей...
 — Что еще, черт побери? — воскликнул Римо, захлопывая книгу.
 Лицо корейца осветилось предвкушением чего-то очень приятного.
 — Просто я подумал, — сказал он, так и подпрыгивая на месте, — как было бы мило, если бы мы могли сфотографироваться вместе: несравненная Чита Чинг и я, Мастер Синанджу. И чтобы ее крошечная, утонченная ручка держала мою, и она с восхищением смотрела бы на меня. Что-нибудь простенькое. А на заднем плане — романтическое побережье Синанджу. Римо... Римо, ты куда?
 — Слыхал об Иностранном легионе? — бросил Римо с порога.
 — Нет.
 — Вот и хорошо.