---------------------------------------------


 Александр Марков
 Сага о Харальде Мореходе
 (789 г.)



 1


 Жил человек по имени Хрут. Двор его стоял на южном берегу пролива Олесунд в Суннмёри. Хрут был не богат. Он ловил треску в проливе и держал немного скота. У Хрута был сын по имени Харальд. Он слыл драчуном и задирой, и в округе его не любили.
 По соседству с Хрутом жил бонд по имени Хёгни. Он тоже не имел большого богатства и жил ловлей рыбы. Дочь Хёгни звали Сигрун. Говорят, другой такой красавицы не было в то время в Норвегии.
 Харальд и Сигрун с детства были дружны и играли вместе. Когда оба выросли, они вдвоем пасли овец на склоне горы Винбьёрг, что находилась между их дворами.
 Однажды Харальд приехал к Хегни в лучших своих одеждах, с серебряным запястьем на руке. Сигрун встретила его и сказала, что отец поехал ловить рыбу с сыновьями.
 – Хотела бы я знать, какое у тебя к нему дело, что ты так нарядился.
 Харальд ответил:
 – Хочу просить у него твоей руки.
 Сигрун засмеялась и сказала:
 – Забудь и думать об этом.
 – Странно мне слышать от тебя такие слова, – сказал Харальд. – Или ты, как и другие соседи, считаешь меня драчуном и разбойником?
 – Вовсе нет. По мне, так ты мухи не обидишь. Но я не хочу прожить жизнь, как моя мать, не видя ни богатства, ни настоящего веселья. И уж скорее бы я вышла за человека, который и вправду чтит память и славу предков.
 – Какая там слава, – говорит Харальд. – Предки наши были кто рыбаками, кто торговцами до четвертого колена, а дальше их никто и не помнит.
 – Найдутся люди, которые помнят больше.
 Сигрун велела Харальду следовать за ней и повела его тропой через лес. Вот они приходят к холму, поросшему высокой травой, без единого дерева на склонах.
 – Знаю это место, – сказал Харальд. – Здесь хорошая трава, и напрасно вы ее не косите.
 Сигрун сказала:
 – Это не простой холм. Это курган великого воина.
 Харальд удивился и спросил, что же за воин здесь похоронен.
 – Звали его Готольв, а жил он четыре сотни зим назад. Говорят, ему не было равных в бою. Перед ним разбегались полчища папаров и гуннов. От его меча пала тысяча врагов.
 – И впрямь, великий воин этот Готольв. – сказал Харальд. – Откуда ты знаешь о нем?
 – Отец говорит, что мы ведем от него свой род.
 Харальд сказал:
 – Не захочет ли Готольв поделиться свой славой с кем-то из нас?
 – На холме лежат могучие чары, – сказала Сигрун. – А время героев давно миновло.
 Харальд возвращается домой, а наутро тайно от всех едет к куграну. Он пускает коня пастись, а сам берет лопату и начинает раскапывать холм. Он трудится до тех пор, пока не выбивается из сил. Тогда он едет домой, думая завтра продолжить работу.
 На другое утро отец разбудил его раньше обычного со словами:
 – Вставай, негодник, и погляди, что ты сделал с нашим лучшим конем. Недаром все считают тебя разбойником и никчемным человеком.
 Харальд идет в стойло и видит: конь лежит мертвый, и ребра у него торчат из-под шкуры, словно он издох от голода.
 – Не печалься, отец, – говорит Харальд. – Не иначе, тут виновны колдовские чары, либо же он наелся ядовитой травы. Обещаю тебе возместить этот убыток десятикратно.
 – Что ты мелешь, глупец, – говорит Хрут. – Смотрел бы получше за скотиной, чем раздавать пустые обещания.
 Харальд идет пешком к кургану и видит: от ямы, что он выкопал накануне, не осталось и следа, и все опять заросло травой. Харальд снова принимается за работу, и к вечеру у него готова яма вдвое глубже прежней. И теперь уже, кажется ему, недалеко и до середины холма. Но когда он приходит на другое утро, нигде не видно ни ямы, ни выброшенной земли, ни снятого дерна. Склоны холма кажутся нетронутыми, и трава зеленеет повсюду, как прежде.
 Харальд возвращается домой и целый день ходит угрюмый, и все думают, что ему жаль коня.
 Проходит четыре дня. Потом Харальд встает затемно и идет к кургану. По пути он режет на черенке лопаты тайные руны и колдовские знаки и бормочет заклятья. Он начинает копать с таким усердием, что пот катится с него градом. К вечеру он чуть не падает с ног от усталости, но не бросает работы. В тот миг, когда солнце заходит за гору Винбьёрг, острие его лопаты ударяется в деревянную дверь внутреннего покоя кургана. Тотчас же падает пласт земли, и вся дверь обнажается. Лезвие лопаты вспыхивает, словно бы оно было не железное, а деревянное, и истлевает в прах до самого черенка.
 Дверь кургана отворилась, и на Харальда повеяло такой вонью, что в глазах потемнело. За дверью стояла мгла, и лился оттуда бледный зеленый свет.
 Харальд сказал:



   Готольв, готовь
   Достойную встречу
   Славы наследнику!
   Время пришло
   Для бури мечей,
   Снова земля
   Героев родит.
   В могильную мглу
   Смело ступаю.



 Готольв сказал:



   Давно уж готов
   В подземном чертоге
   Горький удел
   Юному Харальду.
   Холод земли
   Разом остудит
   Жаркую кровь,
   О ищущий смерти!



 Харальд шагнул в проем. Тут сам Готольв вышелш ему навстречу. А был он великан, трех сажен ростом. Он схватил Харальда за горло и стал душить. У Харальда в руках был только осиновый черенок от лопаты, заостренный там, где входил в лезвие. Харальд изловчился и всадил со всей силы черенок мертвецу в брюхо. Готольв тотчас же выпустил Харальда, отступил на девять шагов и издал ужасный, протяжный вопль. После этого он рассыпался в прах.
 Одни полагают, что причиной тому были руны, которые Харальд вырезал на черенке лопаты; люди же менее суеверные объясняют все проще. Ведь издавна известно, что осина – лучшее оружие против мертвецов.
 Харальд вынес из кургана оружие Готольва: меч, щит и бронзовый кинжал, а также множество золотых и серебряных украшений. Рассказывают, что было там не менее восьми марок чистого золота.


ПЛАВАНИЕ НИАЛЛА В СТРАНУ БЕЛЫХ ЛЮДЕЙ

 Повесть эту сложил и записал Ниалл, сын Фебала, первый из филидов славного Муйредаха, сына Кормака из рода Уи Бриуйн, короля Коннахта. Ниалл изложил здесь правдиво, искусно и благочестиво все то, что сам он пережил и увидел во время своего удивительного плавания в Западном Океане.
 Трижды девять сотен мужей Ирландии собрались на широком дворе королевского замка в Круахане, чтобы приветствовать великого Муйредаха, сына Кормака, неустрашимого, краснолицего, грозного, непобедимого, в тот день, когда он взял в жены прекрасную Грайне, дочь Арта, из рода Туат Лойн.
 Поистине великолепен был Муйредах, когда ехал он с молодой женой из божией церкви после венчания в колеснице из чистого золота. И воскликнули все:
 – Нет в Ирландии другого короля, столь могучего, мудрого и прекрасного, чем ты, о Муйредах! Нет жены красивее и достойнее, чем златокудрая Грайне!
 Великий пир устроил Муйредах в Круахане. Больше, чем песчинок на морском берегу, было там серебряных блюд с лучшими яствами и золотых чаш с изысканными напитками. Три дня и три ночи продолжался пир. А потом выступил перед гостями Ниалл, сын Фебала, и, взяв свою серебряную арфу, запел он песнь радости. Ивсе гости, сколько их было, веселились и хохотали до упаду. А когда все насмеялись вдоволь, запел Ниалл сонную песнь, и все тотчас же заснули и проспали три дня и три ночи. Отдохнувшими и полными сил разъехались мужи и жены Ирландии со свадебного пира и всюду славили Муйредаха и Грайне.
 Три зарока лежали на Муйредахе: никому не отказывать в просьбе более двух раз подряд, не принимать пищу у людей, чьего имени не знаешь, и не обходить своего дома против солнца.
 Месяца не прошло со свадьбы Муйредаха, когда двое странников появились у дверей королевскогго покоя. Позвал Муйредах Ниалла, сына Фебала, первого филида, и сказал:
 – Взгляни, о Ниалл, кто эти двое, что стоят у дверей моего дома. Верно, это святые монахи из Клонмакферта пришли за своей долей королевских доходов.
 Ответил Ниалл:
 – Вижу я двоих незнакомцев: жену и мужа. Муж росту малого, бледен лицом, с красными глазами и черными волосами. Одна половина его плаща – черная, другая – белая.
 – Знаешь ли ты этого человека, о Ниалл?
 – Не ведаю, кто он, если не Койра, сын Рианга, великий друид и прорицатель, владеющий могучими заклятьями Фет Фроге и Фет Доральтах.
 – А кто эта женщина с ним?
 – Облик ее не сулит добра: одна рука у нее и одна нога, и одни глаз посреди лба, нос крючком, волосы черные, спутанные и волочатся по земле, а росту в ней три сажени и три вершка. Я не знаю ее имени, но, по всему судя, может она принести немало зла.
 – Впустить ли мне в дом этих двоих, о Ниалл?
 – Мой совет тебе: гони их прочь от дверей.
 Тогда Муйредах спросил Аэда мак Ройга, лучшего из своих воинов:
 – Впустить ли мне в дом этих двоих, о Аэд?
 – Ты должен впустить их, – сказал Аэд. – Если не хочешь нарушить законы гостеприимства и навлечь на себя гнев могучего Койры.
 – И так уже я навлек на себя его гнев, – воскликнул Муйредах. – Ибо от моей руки пали трижды девять братьев и племянников Койры в битве у горы Слиаб Фремайн! Поистине, не знаю я, как мне поступить.
 Сказала тогда Грайне, дочь Арта:
 – Ты должен впустить их, и пусть Койра предскажет нам судьбу, если он прорицатель. Не тебе, о Муйредах, боятся колдовских чар!
 Тогда Муйредах впустил странников в дом, и они сели у очага. Собрались там все воины Муйредаха. Рабы короля подали мясо и пиво. Тут Койра, сын Рианга, сказал:
 – Прикажи убрать это мясо, о Муйредах, слишком жестко оно для королевского стола. Позволь моей жене угостить тебя сегодня.
 Одноглазая женщина произнесла заклятье, и посреди покоя появилась чудо-свинья ростом с быка, гладкая и розовая. И тут же на столах встали девять больших кувшинов с душистым, сладким вином, лучше которого не найти во всей Ирландии.
 Рабы Муйредаха зарезали свинью, изжарили ее и подали всем мясо свиньи. И Муйредах и все его воины ели мясо, и казалось им, что никогда они не пробовали ничего вкуснее. И у всех, кто ел мясо свиньи, не стало четверти силы в руках и ногах. Так Муйредах нарушил зарок и принял пищу у человека, чьего имени не знал.
 Одноглазая женщина запела колдовскую песнь, и так прекрасен был ее голос, что все воины застыли и онемели, очарованные чудесным пением. И не стало у них еще четверти силы.
 – Зачем ты пришел, о Койра? – спросил Муйредах. – Чего ты хочешь от меня?
 – Я пришел просить у тебя Грайне, дочь Арта, ибо поклялся я Конну, сыну Лайра, королю сидов из Бойру, найти для него в жены прекраснейшую из дочерей Ирландии.
 – Не могу я выполнить твою просьбу, – сказал Муйредах. – И стыдно должно быть тебе просить такое, ведь Грайне – моя жена, и никогда я не соглашусь на такой позор, чтобы отдать ее Конну, сыну Лайра.
 Трижды повторил свою просьбу Койра, и трижды Муйредах отказал ему, и так нарушил второй зарок.
 Сказал Койра:
 – Раз не хочешь ты добром отдать Грайне, найдем мы средство забрать ее против твоей воли.
 Тогда Муйредах вскочил в великом гневе и приказал воинам выкинуть за дверь Койру и его одноногую жену. Но Койра прикрыл рукой правый глаз, простер левую руку и произнес страшное заклятие Фет Фроге. И такая немощь охватила воинов Муйредаха, что ни один из них не сумел подняться. Только сам Муйредах, Ниалл и Аэд сохранили силу и втроем бросились на обидчиков. Койра и жена его выбежали из дома, а Муйредах преследовал их. Трижды обежал Койра вокруг дома Муйредаха против солнца, и король не отставал от него. Так нарушил Муйредах третий зарок.
 Наконец Муйредах настиг Койру и замахнулся своим могучим копьем Га Дагу, и Ниалл, подоспев, обнажил свой славный меч Риальтах.
 В этот миг Койра и жена его вдруг исчезли, словно их и не было. Дружны они были с сидами из холма Бойру, и сиды наложили на них заклятие Фет Фиатах. Колдовской туман, волшебная мгла скрыли их от людских глаз.
 Раздался из пустоты голос Койры:
 – Скоро отомщу я тебе, Муйредах, за все обиды, что ты нанес мне. Лишишься ты и жены, и царства, и самой жизни.
 Тем временем посмотрела вокруг себя Грайне, дочь Арта, и видит: исчез королевский покой, и все воины, и замок, и город. Оказалась Грайне словно бы посреди ровного луга. Долго ходила Грайне в высокой траве и звала Муйредаха, Ниалла, Аэда, своих рабынь и служанок, но никто не откликался на ее зов. Наконец Грайне заметила двух человек и, присмотревшись, едва узнала в них Койру и его жену. Ибо Койра был теперь высоким и статным воином, а жена его – златокудрой красавицей с щеками красными, как солнце на закате, и руками белыми, как молоко.
 Подошли они к Грайне и сказали, что нет ей больше дороги в мир людей: по велению Конна, сына Лайра, похищена она у мужа и теперь будет жить в мире сидов.
 – И никогда бы не удалось нам околдовать тебя, и заклятие Фет Фиатах отскочило бы от тебя, как горох от стены, если бы Муйредах, твой муж, не нарушил все свои зароки.
 И еще они сказали, что Грайне должна идти в холм Бойру и стать женой Конна, короля сидов.
 Горько заплакала Грайне, и вновь стала призывать Муйредаха. Койра и жена его смеялись над ней и говорили:
 – Поистине, сквозь тебя сейчас прошел Муйредах и не услышал твоих воплей, да ведь и он тебя зовет, а разве ты слышишь?
 Поняла тогда Грайне, что придется ей подчиниться, как ни велико было ее горе. Пошла она в сид Бойру и стала женой Конна, сына Лайра. С тех пор не видел ее никто из людей.
 Скажем теперь о Муйредахе. Пришел он в великий гнев, узнав о похищении милой жены, и возжаждал мести. Посоветовал ему один монах, святой клирик из Клонмакферта, пойти к сиду Бойру с тремя сотнями мужей и срыть весь холм, так чтобы осталось ровное место. Муйредах послушал совета, пришел к холму и приказал сровнять его с землей.
 Когда коннахты добрались до середины холма, из земли донесся стон, и ужасный голос сказал:
 – Горе вам, Ирландцы! Гибель вас ждет за то, что вы совершили над нами! Злая напасть, черный недуг, кровавые реки! Парус надут, ворон на стяге, кровь на копье! Мгла едет с востока, от Лохланна до Альбы вскипело море!
 Побледнел Муйредах и пал на колени, ибо не стало у него силы в ногах. Все же он приказал довершить начатое, воскликнув:
 – Поздно теперь отступать!
 Холм срыли, и с тех пор то место зовется Маг Бойру.


ЗАПИСКИ ПРЕПОДОБНОГО КЛИРИКА ПАТРИКА О'КОННОРА О ПЛАВАНИИ В



СТРАНУ БЕЛЫХ ЛЮДЕЙ, ИНАЧЕ НАЗЫВАЕМУЮ БОЛЬШОЙ ИРЛАНДИЕЙ

 Как известно всем образованным людям, нет в Ирландии более славной и мощной твердыни благочестия, просвещения и веры Христовой, чем монастырь Клонмакферт на озере Лох Ри. Как бы ни пытались монахи из Армы и Инис Мора оспаривать наше первенство, никто не посмеет отрицать, что именно мы, святые иноки Клонмакферта, привели в лоно церкви Христовой ютов и диких пиктов, отстояли в неравной борьбе с заблудшим Римом единственно верный способ совершения святого причастия; мы же, наконец, изгнали друидов и колдунов из всей земли западных Уи Нейллов и срыли до основания чародейскую гору Слиаб Бойру.
 Неисповедимы пути господни! Почему именно на нас, при нашем благочестии, скромности и заслугах, обрушил Господь карающий меч свой? Почему именно нас смела и погубила ниспосланная Господом лютая орда разъяренных варваров? Думается мне, то была не кара за грехи, а испытание на верность Господу. Сильнее всех испокон веку страдали те из детей адамовых, кого Господь возлюбил и вознес над толпой. В страдании познаешь Бога, а мир и благополучие изнеживают дух.
 Как же случилось, что я, Патрик О'Коннор, смиренный монах, оказался заброшен на утлом суденышке в заповедные дали Западного Океана, в неведомые земли?
 Нетрудно сказать. В то время правил южным уделом земель Уи Бриуйнов в восточном Коннахте Муйредах, сын Кормака, муж доблестный, но неразумный. Он знался с друидами и колдунами и мало прислушивался к словам набожных людей. За это покарал Муйредаха Господь: умерла у него молодая жена, которую король любил больше жизни.
 Задумался тогда Муйредах о своих грехах, и пришел в Клонмакферт просить совета и помощи. И я, Патрик О'Коннор, дал ему разумный и добрый совет. Я велел ему во искупление грехов срыть чародейский холм Слиаб Бойру, известный также как сид Бойру. На этом холме собирались ведьмы и чародеи. Они творили там языческие обряды, служили сатане и совершали прочие мерзости.
 Король внял совету и отправился к названному холму со своим войском, и было их там три десятка человек. Мы, монахи, тоже собрались и пришли Муйредаху на подмогу, числом сто десять. Начали мы копать, и работали с божьей помощью легко и быстро, ибо земля там мягкая и камней мало. Добрались мы до середины горы, как вдруг из-под лопат посыпались человеческие кости. То был прах людей, захороненных в древние времена по языческому обряду, в неосвященной земле. Великий страх обуял тогда Муйредаха и многих других, ибо они боялись мести мертвецов. Но мы освятили закоронение, и погребли тот древний прах по христианскому обычаю, и вернулись к работе.
 Тут появился возле ямы некий Койра, сын Рианга, известный нечестивец, друид и растлитель душ слабых. Сказал он:
 – Вон отсюда, о глупый, недостойный Муйредах! Мало тебе, что ты убил моего брата и племянника у горы Слиаб Фремайн и отобрал у них двух коров! Теперь ты еще хочешь лишить меня этого священного холма! И вы, монахи, тоже убирайтесь! Не смейте раскапывать холм!
 Еще он пригрозил, что обитающие в холме злые духи жестоко покарают нас за содеянное. И предрек Койра Муйредаху скорую и мучительную смерть, а славному монастырю Клонмакферт – позор и разрушение.
 Стал Койра прыгать на одной ноге и, прикрывая правый глаз, выкрикивать дьявольские заклятья. Тут Муйредах и все его люди, объятые ужасом, бросились прочь от Слиаб Бойру, и бежали, роняя оружие, до самой королевской крепости. А мы, монахи, не стерпев богохульства, хотели схватить Койру и убить его. Но тот лишь смеялся и говорил, что нам не подойти к нему из-за могучих заклятий, что его оберегают. Тогда я выступил вперед и сказал, что знаю молитву, составленную самим святым Колумбой, против которой бессильны заклятья друидов. И я прочел эту молитву, которая начинается словами:
 Господь великий, благостный
 Да пребудет с нами вовек.
 После этого мы беспрепятственно подошли к Койре и отрубили ему голову. Затем мы продолжили работу и срыли сид Бойру до самого основания.




 2






САГА О ХАРАЛЬДЕ МОРЕХОДЕ

 Харальд принес золото Хруту, своему отцу, и сказал:
 – Возвращаю тебе долг, как было обещано. Думаю, этих денег хватит не на десять, а на сорок коней.
 Хрут онемел, увидев такое богатство. Долго он не мог раскрыть рта, а после спросил, откуда у Харальда это золото. Харальд ответил, что взял его в кургане Готольва. Тогда Хрут пришел в большой гнев и сказал:
 – Забирай свой золото, нечестивец, осквернитель могил! Если нет у тебя почтения к предкам, побоялся бы хоть гнева богов! Теперь ты проклят богами, уж это точно. Не принесет тебе счастья твое богатство, как сказано:



   Золото звонкое,
   Клад огнекрасный,
   Погубит тебя!



 И как ты мог так опозорить нас перед всей округой! Тебя и так -то мало кто любит, а теперь нас и вовсе не пустят на порог честные люди. Убирайся вон из дома, мерзавец!
 Хрут схватил золотое запястье и бросил его сыну в лицо, так что у Харальда из носа потекла кровь.
 – Будь по-твоему, отец, – сказал Харальд. – Но не проси меня потом вернуться.
 Харальд забрал деньги и оружие Готольва и отправился в лес Рунмёрк, что к востоку от Олесунда. Там он сделал себе землянку и некоторое время жил, промышляя охотой. Однажды он пришел к бонду, что жил по соседству, чтобы купить немного хлеба, браги и сыру. Но бонд сказал, что не возьмет проклятого золота и прогнал Харальда со двора.
 На тинге на мысу Фрейра Харальда объявили вне закона за богохульство и осквернение могил. теперь он не мог показываться людям на глаза.
 Спустя недолгое время Харальд встретил в лесу шайку разбойников, таких же, как он сам, объявленных вне закона и изгнанных. Главаря разбойников звали Торгейром, а всего их было семнадцать человек. Харальд стал разбойничать вместе с ними. Они нападали на прохожих людей и отнимали у них добро, а иногда забирались в усадьбы и воровали скот и припасы.
 На другое лето Харальд тайно пришел на гору Винбьёрг, чтобы встретиться с Сигрун. Он поднимается на вершину и видит: Сигрун пасет овец на южном склоне горы, как обычно. Он спускается к ней, и она тепло его приветствует и говорит, что рада его видеть.
 – Хотя таких, как я, найдется немного. Не кажется ли тебе, Харальд, что начинают сбываться слова твоего отца? Может, и впрямь, проклятое золото скоро тебя погубит?
 – Я так не думаю, – ответил Харальд. – Вряд ли мне что-нибудь может угрожать, пока я живу в лесу и сторонюсь людей.
 – Во всей округе не найдешь бонда, который не держал бы зла на Торгейра и его шайку. Уж очень вы стали донимать нас. И не забывай, что людям известно, где вы скрываетесь.
 – Можешь ты дать мне какой-то совет?
 – Я могу лишь обещать, что предупрежу вас в случае опасности.
 – Да будет счастье тебе и твоему роду. И я не останусь перед тобой в долгу.
 Харальд достал красивую золотую застежку для плаща и сказал, что хочет подарить ее Сигрун. Сигрун долго молчала, но потом протянула руку и взяла подарок.
 – Будь что будет, – сказала она. – Верно, не я первая, кто добровольно берет на себя проклятие.
 В конце лета Сигрун пришла в лес Рунмёрк к разбойникам и сказала:
 – Бонды собрали войско и идут сюда, чтобы разделаться с вами.
 – Сколько у них народу? – спросил Торгейр.
 – Сто и три дюжины. По-моему, вы должны бежать, если не хотите расстаться с жизнью.
 – Это единственное, что нам остается, – сказал Торгейр.
 – Я отведу вас в место, где вы будете в безопасности какое-то время, – сказала Сигрун. она повела разбойников на юг, через горы, к заливу Хёгни. Там они перешли по узкому перешейку на остров Бирк. Этотро перешеек обнажается только на малой воде.
 – Бонды не станут преследовать вас так далеко, – сказала Сигрун. – Они успокоятся на том, что вы ушли из их округи.
 Некоторое время Торгейр и его люди жили на острове Бирк. они ловили треску в заливе и грабили окрестные дворы. Сигрун оставалась с ними. Она сказала, что ей больше по душе жить с разбойниками, чем у отца, потому что здесь жизнь богаче и вольнее, и не приходится терпеть нужды, как раньше. однажды все разбойники ушли на промысел, а Харальд и Сигрун остались стеречь лагерь. Сигрун сказала:
 – Что собирается делать Торгейр дальше?
 – По-моему, он доволен нашей жизнью здесь, и постарается, чтобы все шло по-прежнему. Хотя мне кажется, что мы способны и на большее.
 – Я тоже так считаю, – сказала Сигрун. – Глупо грабить этих бондов, у них у самих-то ничего нет. Да и не слишком это хорошо, по-моему, разбойничать в своей стране.
 – Верно, – сказал Харальд. – Но ты же знаешь, что мы вынуждены так поступать.
 В то лето несметно расплодились лемминги. Они шли с востока в таком множестве, что казалось, будто течет река. Там, где сидели Харальд и Сигрун на острове Бирк, они тоже шуршали повсюду в траве, и видно было, как они целыми стаями падают со скалы в залив.
 – Мыши, и те не знают ныне покоя, – сказала Сигрун. – Такие времена настают. Как будто они указывают нам путь, и мы могли бы побежать вслед за ними.
 – Мало толку бросаться в море, не умея плавать, – сказал Харальд. – Но я был бы не прочь отправиться в чужие страны, будь у нас корабль.
 – Того золота, что ты взял в кургане, хватит на два корабля, – сказала Сигрун. – Но нам нужен особый корабль, быстрый и легкий, который мог бы ходить по мелководью, за которым нельзя угнаться, и чтобы мы могли нести его на плечах, если понадобится.
 – Где же найти такой корабль?
 – Я знаю человека, который сумеет его построить.
 – Тогда можно сказать, что мы сделали выбор, и я верю, что наше решение правильное.


ПЛАВАНИЕ НИАЛЛА

 Трижды девять дней и столько же ночей Муйредах раскапывал сид Бойру. Он оставался крепок телом и духом, хотя земля изрыгала проклятия, и тяжелым камнем легли на сердце короля злые пророчества.
 По истечении названного срока вышел Муйредах из своего шатра и видит: скачет к сиду с севера Ниалл, сын Фебала. На черном коне он скакал, и черны были его одежды, а с морды коня падала пена, ибо скакали они, не останавливаясь, от самого Круахана. Ниалл подъехал к королю, и конь его упал замертво к ногам Муйредаха. Сказал король:
 – Видно, не с доброй вестью ты спешил ко мне, о Ниалл!
 – Истинно так, – ответил Ниалл. – Черны мои вести, как плащ на моих плечах и как этот конь у твоих ног. Слишком долго тебя не было с нами, о Муйредах!
 Три несчастья пришли,
 О, горе великое!
 На землю твою,
 Ты слышишь, Муйредах!
 Увы зароки нарушившему!
 Проклятие сидов – правду сказал я!
 Пало на нас. Поистине,
 Нет больше силы у короля!
 – Каковы эти три несчастья, о верный Ниалл?
 – Нетрудно сказать. Вот первое: пала половина скота от неведомой хвори. Второе несчастье: не уродился хлеб. Третье: пришли в страну полчища бурых мышей, и пожрали они все наши запасы, и пищу для людей, и корм для скота.
 Сгорбился Муйредах, услышав эти слова, и спал румянец с его щек.
 – Верно ты сказал, видно, нет у меня больше силы, если хлеб в моей земле не родится, скот падет, а мыши пожирают запасы. И мало кто из моих людей встанет теперь на мою защиту, случись комуто из соседей напасть на меня. Скажут люди: зачем нам такой король? Горе мне!
 – Не время сейчас предаваться скорби, – сказал Ниалл. – Ибо есть еще и четвертое несчастье.
 – Говори, верный Ниалл, и господь поможет моему духу не сокрушиться от этих бед, будь их у тебя в запасе еще хоть три дюжины.
 – Рассказывают люди, о Муйредах, что пришел Кондла, сын Финнлиата, из уладских земель, к Диармайду, сыну Фейдлимида, королю севернух Уи Нейллов, с тремя сотнями мужей. Сказал Кондла: "Трижды девять сыновей было у Финнлиата, моего отца, короля уладов. После его смерти стали мы делить отцовскую землю, но, как ни старались, так и не смогли найти в ней двадцать семь равных наделов: все получалось двадцать шесть. Тогда мы бросили жребий, и выпала мне злая участь, и я остался без земли". "Зачем же ты пришел ко мне, Кондла?" – спросил Диармайд. "За советом, – ответил Кондла. – Ибо я не знаю, где мне найти себе землю". "Не удастся тебе добыть землю, – сказал Диармайд. – Если только ты не победишь Муйредаха, сына Кормака, и не отнимешь у него его царства." "Как же мне одолеть его, – воскликнул Кондла. – Ведомо всем: нет в Ирландии другого воина, столь же неустрашимого, доблестного и могучего, как славный Муйредах". "Мы соединим наши силы и вместе пойдем на Муйредаха, а потом поделим его землю поровну, – сказал Диармайд. – И можешь не бояться мощи Муйредаха, ибо нет уж у него прежней силы. Он нарушил три своих зарока и навлек на себя проклятие сидов из Бойру. Теперь в его землях хлеб не родится, скот падет, а мыши пожирают запасы. И мало кто из его людей встанет на его защиту, случись кому-то из соседей напасть на него. Скажут люди: зачем нам такой король? Пусть лучше правят нами доблестный Диармайд и славный Кондла! Поистине, голыми руками можно сейчас взять Муйредаха в его крепости, и пинком ноги вышвырнуть его за дверь! Побежит он от нас быстрее ветра, пока не загоним мы его в глубокие, черные воды озера Лох Ри! Правду я сказал".
 На другой же день пошли Диармайд и Кондла на Круахан с огромной ратью; и по левую руку шагали грозные улады, а по правую – коварные, жестокие северные Уи Нейллы. В двух дневных переходах от твоей крепости они стоят сейчас, о Муйредах. И ты должен поспешить, если хочешь отстоять свою честь, и кровью врагов смыть позор со своего имени.
 Поднялся тогда Муйредах во весь рост, лицо его налилось кровью, а волосы встали дыбом. Воскликнул он:
 – Оставьте работу, о мои верные воины! Срыли мы холм, свершилась месть! Бросьте лопаты, возьмите мечи, просуньте пальцы в петли копий! Поспешим в Круахан, отстоим свою землю, не позволим подлым врагам угнать наш скот, а нас обратить в рабство!
 Оставили тогда коннахты работу, взяли оружие и пошли за королем на север, в Круахан. Поднявшись на гору Слиаб Фремайн, король остановился и посмотрел на глубокие, черные воды озера Лох Ри. И было ему страшное видение: будто бы всколыхнулись воды, и появилась из них змеиная голова девяти сажен в длину, на тонкой длинной шее. Огнем пылали глаза чудовища, а из пасти сыпались красные угли. Испугался король, ибо испокон веку не водилось в Ирландии змей, а уж таких чудищ и подавно. Воины тоже увидели змея и в страхе пали на землю. Муйредах сказал:



   Тяжки грехи мои!
   Змей небывалый
   Вспенил воды Лох Ри,
   Пламя пышет из глаз.
   Злое знамение не сулит мне победы,
   Близка моя смерть!
   В замке моем коварный Кондла
   Кровью коннахтов стены зальет,
   Сбылись пророчества!
   Но не отступит Муйредах!
   Трижды три сотни мужей
   Падут от руки его у входа в дом,
   И столько же в доме,
   Прежде, чем Кондла повесит
   Мою голову у седла.



 Затем поспешил Муйредах в Круахан и вошел с войском в крепость. В тот же час подоспели Кондла и Диармайд. Окружили они дом короля, и по левую руку встали злобные улады, а по правую – подлые, кровожадные северные Уи Нейллы.


ЗАПИСКИ ПАТРИКА О'КОННОРА

 В то лето Господь посылал ирландцам страшные знамения, предвещавшие, как мы увидели после, нашествие варваров и разрушение Клонмакферта. Мы, монахи, вели счет этим знамениям прилежно и со всем старанием, так что иные из нас насчитали до трех дюжин. Я же упомяну лишь три: бурые мыши, расплодившиеся сверх всякой меры и понимания; недород овса и ячменя; появление ужасного длинношеего чудища в озере Лох Ри. Последнее диво особенно огорчило нас, и даже повергло некоторых в уныние и страх, ибо, как всем известно, земля Ирландии издавна была любезна Богу, и так преисполнена благочестия и очищена деяниями святых и непорочных монахов, что в ней никогда не водилось змей и иной ядовитой нечисти, что так и кишит в иных не столь просвещенных странах.
 Все названные знамения смутили народ и ослабили власть всех королей: родовых Ри Туайте, и удельных Руи Ри, и старших Ри Руирех, и верховного короля Ард Ри Муйрхертаха. По всей стране усилились смуты и междуусобицы.
 Одним из первых пал жертвой этих кровавых бед несчастный Муйредах, сын Кормака. Два короля с севера, Кондла уладский и Диармайд Уи Нейлл, пришли к стенам Дин Бо, крепости Муйредаха, что к югу от Круахана в восточном Коннахте. К тому времени проклятые мыши съели либо испортили все запасы в Дин Бо, и король не мог долго продержаться, будучи осажденным и отрезанным от своих полей и пастбищ. К тому же почти все его войско разбежалось, одолеваемое голодом, страхом и бурыми мышами.




 3.




САГА О ХАРАЛЬДЕ МОРЕХОДЕ

 На другой день Харальд сказал Торгейру:
 – я хочу, чтобы мы купили корабль и отправились воевать за море, в чужие страны. Там мы возьмем добычу побогаче. Довольно отбирать крохи у нищих бондов: пора найти лучшее применение нашей храбрости.
 – Нам и здесь хватает еды и браги, – сказал Торгейр. – Бонды боятся нас, и едва ли кто-то осмелится снова против нас выступить. Я не собираюсь отказываться от всего, что мы имеем здесь, ради глупых выдумок. Выбрось ты лучше эту дурь из головы.
 Харальд долго пререкался с Торгейром, но тот стоял на своем. Тогда Харальд в гневе схватил меч и сказал, что вызывает Торгейра на поединок.
 Они стали биться, а разбойники стояли кругом и смотрели. Бой продолжался недолго. Харальд нанес Торгейру рану в правое плечо, и Торгейр признал себя побежденным. Харальд сказал разбойникам:
 – Теперь, по праву, я буду вашим конунгом вместо Торгейра. И вот мое решение: мы поедем воевать за море.
 Харальда спросили, в какую страну он собирается, и много ли там добычи. Харальд сказал:
 – Купцы с Фарерских островов рассказывали моему отцу, что нет богаче людей, чем папары. Больше всего добра можно взять в крепостях папаров, в монастырях. А самые большие и богатые монастыри, если верить тем купцам, на западе, в Вестманналанде, в Ирландии.
 Разбойники решили, что это разумные слова, и согласились идти за Харальдом, куда он пожелает.
 Сигрун привела на остров своего родича Хёскульда, строителя кораблей. В то время не было в Норвегии более искусного мастера. Харальд сказал, что отдаст Хёскульду все свое золото, если он сделает такой корабль, какой ему нужен.
 – Я согласен, – сказал Хёскульд. – Но вам всем придется немало потрудиться. Я построю такой боевой корабль, какого еще не бывало. Давно я ждал случая приложить свое умение, и я рад, что наконец-то смогу показать себя по-настоящему.
 На другой же день они начали работу и трудились, не покладая рук, лето и зиму. Хёскульд ни на шаг не отходил от корабля. Он почти вовсе не спал и даже ночами все ходил вокруг корабля и что -то бормотал.
 По округе пошли слухи, что на острове Бирк в заливе Хёгни строится чудо-корабль. Многие приходили издалека взглянуть на это диво, и кое-кто из них оставался в дружине Харальда.
 Корабль6 который построил Хёскульд, был двадцати сажен в длину и трех в ширину. В нем было пятнадцать скамей для гребцов. Все доски были сшиты еловыми корнями. На носу Хёскульд вырезал голову ястреба. Даже с полным грузом киль корабля погружался в воду всего на два локтя. Корабль был легким, и люди Харальда могли нести его на плечах.
 Когда корабль спустили на воду, всем показалось, что никогда они не видели ничего красивее этого корабля.
 – Работа на славу, – сказал Харальд Хёскульду. – Ты заслужил свое золото.
 Хёскульд взглянул на деньги, потом на корабль, и сказал:
 – Забери назад половину. Я не могу расстаться с этим кораблем. Я поеду с тобой, куда бы ты ни отправился.
 – Хорошо ты решил, друг, – сказал Харальд. – Я охотно возьму тебя. и все же оставь себе все золото. В таком деле мне не хотелось бы скупиться.
 Харальд назвал корабль Ястреб Готольва, Готольвсхаук. Сигрун вышила на стяге ворона, и этот стяг поставили на носу корабля. они решили немедля выступить в поход. И вот все взошли на корабль. Сигрун сказала:



   Боги нам шлют
   Ветер с востока,
   Вспенились волны
   В заливе Хёгни.
   Крылья раскинул
   Готольва ястреб —
   Чует он битву!
   Ворону пир
   В Вестманналанде
   Грядет кровавый!



 С попутным ветром они вышли в море.


ПЛАВАНИЕ НИАЛЛА

 Послал Диармайд Кримтайна, сына Котайда из рода Фир Ройс, своего филида, к королевскому дому разведать, там ли Муйредах и его воины. Кримтайн подкрался к дому, заглянул во все окна и вернулся.
 – Расскажи, что ты видел, о Кримтайн! – сказал Диармайд.
 – Я видел большой покой, и в нем девять раз по трижды девять мужей, все как на подбор, статные, крепкие, краснолицые, золотоволосые. В боевых доспехах сидят они у очага, у каждого в руке меч, а на плече щит. По целому барану жарят слуги для каждого из них.
 – Кто эти люди, о Диармайд? – спросил Кондла.
 – Неведомо мне, кто они, – ответил Диармайд. – Если только это не славные дружинники Муйредаха, сына Кормака. Трижды три наших воина убьет каждый из них у входа в дом. Поистине, Кондла, надо тебе отступиться! Уведем войско, вернемся домой!
 – Не могу я, – сказал Кондла. – Мгла страха туманит твой дух. Позором покроем мы себя, если уйдем, не забрав головы короля!
 – Скажи, кого еще ты видел, о Кримтайн! – сказал Диармайд.
 – Видел я двух мужей, ростом выше других, широкоплечих, неустрашимых. Гневом горят их глаза. В серебряных доспехах сидят они у очага. Один из них точит меч, а другой играет на арфе. Могучее, длинное копье в левой руке у каждого из них. По целому кабану жарят для них слуги.
 – Кто это, о Диармайд?
 – Знать не знаю, ведать не ведаю, – ответил Диармайд. – Если это не Аэд мак Ройг и Ниалл мак Фебал. Во всей Ирландии не найти им равных. Трижды девять наших воинов сразят они у входа в дом, и столько же в доме. Поистине, Кондла, надо тебе отступиться!
 – Не могу я, – сказал Кондла. – Мгла страха туманит твой дух. Позором покроем мы себя, если уйдем, не забрав головы короля.
 – Кого еще ты видел, о Кримтайн?
 – Я видел мужа, ростом на голову выше всех, грозного, ужасного, великолепного. Огнем ярости пылают его глаза. Сидит он на королевском месте в золотых доспехах. Он отдает приказания, и все в доме слушаются его. Целого быка жарят для него слуги.
 – Кто это, о Диармайд?
 – Во всю жизнь не догадаться мне, кто это, – ответил Диармайд. – Если не сам Муйредах, сын Кормака. Трижды три сотни мужей сразит он у входа в дом и столько же в доме. Отступись, о Кондла! Уведем войско, вернемся домой!
 – Не могу я, – сказал Кондла. – Мгла страха туманит твой дух. Позором покроем мы себя, если уйдем, не забрав головы короля.
 – Раз так, идем к дому, – сказал Диармайд. Поднялись улады и северные Уи Нейллы и бросились к дому. Закипела жаркая битва вокруг стен и у входа. Пало там воинов без счета с обеих сторон. Наконец ворвались враги Муйредаха в дом. Муйредах сразил девять сотен мужей у входа и столько же в доме, и изломал он все свое оружие. Осталось у него лишь копье Га Дагу. Воскликнул Муйредах:
 – Королевский подарок шлю тебе, Кондла!
 Муйредах метнул копье Га Дагу, и попало оно Кондле в грудь, и, пролетев насквозь, убило еще девять мужей за его спиной.
 После этого вырвался Муйредах с боем из дома, и с ним Аэд, сын Ройга, и Ниалл, сын Фебала, и еще два воина. Отбились они от врагов и ушли лесом на юг, в Маг Лиахру. Оттуда они направились в Клонмакферт просить убежища, и монахи впустили их и спрятали за могучими стенами. Сказал Муйредах:
 – Поистине, теперь я король только сам над собой!
 Велика была печаль Муйредаха, и горько скорбел он об утраченном царстве и своих грехах. Однажды позвал он Ниалла и сказал:
 – Посоветуй мне, мудрый Ниалл, как мне уменьшить эту печаль, что камнем лежит у меня на сердце?
 – Нетрудно сказать, – ответил Ниалл. – Откажись от царства, забудь о благах мирских, стань монахом и служи господу так же верно, как мы служили тебе – и покой придет в твое сердце.
 – Так я и сделаю, – сказал Муйредах. – Добрый совет ты дал мне, мой верный Ниалл. стал Муйредах монахом.
 Тем временем прознали Айсиль, сын Кондлы уладского, и Диармайд, сын Фейдлимида, король северных Уи Нейллов, что скрывается Муйредах в монастыре Клонмакферт. Пришли они под стены монастыря с большим войском и стали требовать голову Муйредаха. Сказали они, что не выпустят никого из ворот и никого не впустят до тех пор, пока не выдадут им Муйредаха живым или мертвым. Сплошным кольцом окружили они Клонмакферт и держали осаду три дня и три ночи. К исходу же третьей ночи ужас великий пришел на землю Ирландии.


ЗАПИСКИ ПАТРИКА О'КОННОРА

 Муйредах вывел остатки войска за стену и первым напал на врагов, чтобы пробиться в Клонмакферт, где он надеялся найти убежище. В той схватке погибло не менее двух десятков воинов, и сам Кондла уладский пал от руки Ниалла, сына Фебала, филида короля Муйредаха. Лишь четверо мужей прорвались вместе с Муйредахом сквозь строй воинов севера и ушли через Маг Лиахру в Клонмакферт. Все они постриглись в монахи и стали жить праведной жизнью, но недолго это продолжалось.
 Мало показалось Диармайду Уи Нейллу, что отобрал он у Муйредаха царство, захотел он забрать у него и голову. Пришел он с войском к монастырю и осадил его, и стал требовать выдачи Муйредаха. Давно уже в Ирландии не совершались дела столь недостойные, нечестивые и богомерзкие, как в это злосчастное лето.
 Многие иноки, увидев, какая смута и нечестие охватили зеленый остров Ирландию, решили уйти подальше от мирских сует и, отправившись за море, найти уединение и покой на пустынных островах в бескрайнем океане. Я был одним из них. Мы построили два больших корабля. На крепкие рамы из тиса натянули мы умело сшитые бычьи шкуры, по семь шкур на каждый корабль, сделали скамьи, и мачты, и весла, и прочные паруса. Стояли корабли на островке, что напротив монастыря, в озере Лох Ри, и все уже было готово к отплытию, когда пришло в Ирландию новое горе, и было оно хуже всех прежних. Сбылись злые пророчества друида Койры, и испили мы полную чашу страданий и позора, и не смягчил Господь гнев свой.




 4.




САГА О ХАРАЛЬДЕ МОРЕХОДЕ

 Харальд направил корабль на юг, вдоль берега. Возле мыса Санднес они заметили другой корабль, похожий на Ястреба, хоть и не такой красивый.
 – Не твоя ли работа, Хёскульд? – спросил Харальд.
 – Скорее, кого-то из моих учеников.
 Когда корабли сблизились, Харальд обратился к незнакомцам и сказал:
 – Кто вы и зачем идете нам наперерез? Уж не хотите ли вы напасть на нас? Если так, клянусь, вы не успеете оглянуться, как отправитесь кормить рыб.
 Те сказали, что не собираются нападать.
 – Мы разбойники из Хёрдаланда. Есть среди нас изгнанные, и объявленные вне закона, и такие, кого разыскивают, чтобы убить. Мы слышали, что ты едешь в Ирландию, и решили к тебе присоединиться. Нам нельзя оставаться дома, да и хочется посмотреть чужие страны.
 – Тогда вы должны признать меня своим конунгом и подчиняться мне. А добычу я буду делить поровну между всеми.
 – Мы согласны на такие условия.
 Дальше они плывут вместе. У острова Скатей они видят еще два корабля, похожих на Ястреба. Харальд сказал:
 – Много же у тебя учеников, Хёскульд!
 – Было бы больше, – ответил тот. – Но кто бы мог подумать, что в Норвегии будет такая нужда в боевых кораблях.
 С этими двумя все вышло так же, как и с первым, и теперь у Харальда было уже четыре корабля.
 Сигрун сказала:
 – Видно, много нынче в Норвегии лихих людей, что им стало тут тесно и они так и рвутся в чужие страны.
 Всех этих разбойников прозвали викингами (заливниками), потому что они собирались в заливах и там строили корабли.
 Вскоре Харальд повернул корабли на запад, и они плыли открытым морем, пока не достигли Фарерских островов. В то время там жили норвежские рыбаки и ирландские папары-отшельники.
 Харальд ненадолго задержался на островах, чтобы пополнить запасы пищи, воды и дров. Здесь тоже нашлись лихие люди, и многие из них просились на корабли Харальда. Харальд никому не отказывал, и когда он ушел с островов, на кораблях было уже более сотни воинов.
 Их плавание было удачным, и в середине лета они достигли Пентландсфьорда в Шотландии, которую также называют Альбой. Отсюда Харальд направился к Гебридским островам. Там викинги перезимовали, а на другое лето поплыли дальше на юг и вскоре подошли к берегам Ирландии. Они приблизились к земле и увидели остров к западу от нее, а на острове – большую деревянную крепость с высокими башнями. Все обрадовались, а Сигрун сказала:
 – Теперь я вижу, что ты, Харальд, не обманул нас. Я сно, что мы попали в очень богатую страну. Только богачи могут построить такую красивую крепость.
 Из пролива навстречу викингам вышли не веслах пять больших кожаных лодок. Викинги приготовились к бою. Вестманны подплыли к ним, но не стали нападать и обратились к ним на своем языке. У Харальда на корабле было немало фарерцев, понимавших западную речь, и кое-кто из норвежцев выучился за время плавания немного говорить по-ирландски. Предводитель вестманнов назвался Брианом и сказал, что он знатного рода и отец его был конунгом, но потерял землю и власть в междуусобных распрях.
 – Теперь мы живем тем, что грабим дворы и крпеости по побережью, – сказал Бриан. – И поскольку вы, как мне кажется, тоже люди не мирные, я решил потолковать с вами и договориться, чтобы вы не грабили в тех же местах, что и мы.
 Харальд сказал:
 – Я не собираюсь идти у вас на поводу, и не потерплю, чтобы мне указывали, куда направлять корабли. Но, по-моему, для нас обоих будет лучше, если мы будем воевать вместе. Вы знаете здешние края, но корабли у вас тихоходные и неуклюжие. У нас же быстрые корабли, но мало опыта.
 Бриан сказал, что согласен попробовать.
 – Что это за крепость на острове? – спросил Харальд. – Много ли там богатств?
 – Это монастырь Инис Мор, – сказал Бриан. – Богатств там не счесть, но взять их нам не под силу. Никому еще не удавалось боем овладеть этой крепостью.
 – Посмотрим, – сказал Харальд. Он велел плыть к острову. Викинги высадились под стенами крепости, и люди Бриана поступили так же, хоть и было видно, что им это не по нраву. Харальд взял в левую руку стяг с вороном, а в правую меч Готольва. Он прокричал боевой клич и побежал к земляному валу, окружавшему монастырь. Викинги не отставали от него, а вестманны Бриана шли позади и наступали без большой охоты. Папары заперли ворота и встали на вершине стены, что венчала земляной вал, и приготовились защищаться. Викинги стали взбираться на вал. Тогда один из папаров крикнул:
 – Ступайте прочь! Разве вы не боитесь гнева нашего бога?
 Это было сказано на северном языке, так что все норманны поняли. Ирландские папары ездили в Англию и Данию обращать людей в свою веру, и там выучились северному языку. Все папары знают по многу языков, считая один тайный, которого никто, кроме них, не понимает.
 Харальд сказал:
 – Наш бог с нами. Вот его птица!
 И он высоко поднял стяг. Норманны увидели своего ворона и побежали вперед еще быстрее и решительнее. Они добрались до вершины вала и принялись карабкаться на стену. У них не было лестниц, и они подставляли к стене бревна и взбирались друг другу на плечи. Папары стали бросать в них копья и стрелять из луков, и разбивали им головы тяжелыми камнями. Никому не удавалось добраться до верха стены.
 Харальд обернулся и увидел, что люди Бриана только еще поднимаются на вал.
 – Не слишком-то вы смело нападаете, – крикнул Харальд. – Теперь я вижу, какие вы храбрецы!
 – Мы не боимся сражаться, – ответил Бриан. – Но опасаемся бога папаров.
 Тут из ворот крепости выбежала большая рать. Папары ударили в тыл викингам, а людей Бриана стали теснить к морю. Те недолго сопротивлялись и бросились бежать к кораблям. Норманны оказались между стеной и вражеским войском. На валу началась кровавая битва. Харальд убил троих врагов мечом Готольва. Его дружинники тоже защищались отважно и стояли насмерть. Тут копье попало в левую руку Харальда, и он выронил стяг. Викинги увидели, что стяг пал, и решили, что конунг убит. Тогда многие обратились в бегство. Некоторым удалось пройти вдоль стены, спуститься с вала и добраться до кораблей.
 Пятнадцать викингов, что стояли рядом с Харальдом и видели, что он только ранен, собрались вокруг конунга. Всех их охватила боевая ярость. Они подобрали стяг и высоко его подняли. Потом они встали плечом к плечу и тесным строем пошли на папаров. Харальд шел в сердине строя. Папары не выдержали их натиска и расступились, и викингам удалось пройти к кораблям.
 Они тотчас же отплыли и направились к материку. Здесь они прошли немного на запад вдоль берега и высадились в тихой бухте. Харальд сказал Бриану:
 – Лучше тебе не плыть дальше с нами. Толку от тебя совсем не так много, как можно подумать с виду. Не стоило мне с тобой связываться.
 – Я не хотел нападать на монастырь, – сказал Бриан. – И впредь не стану этого делать, потому что бог папаров очень силен.
 – Не думаю, что дело здесь в боге, – сказал Харальд. – Просто мы нападали не так решительно, как следовало бы.
 Они разбили лагерь и переночевали. На другой день викинги увидели, что у них совсем не осталось еды. Харальд сказал:
 – Позор нам, если мы не сумеем даже прокормить себя! А ведь мы еще хотели разбогатеть.
 Бриан сказал:
 – Поблизости есть богатый двор. Там мы сможем взять не менее пяти коров, зерна и других запасов.
 – Так пойдем и возьмем, – сказал Харальд.
 Они отправились вслед за Брианом и вскоре пришли к круглой земляной крепости с деревянными воротами. Вокруг стены были луга, и там пасся скот. При виде войска вестманны спешно заперли ворота. Викинги прокричали боевой клич и побежали вперед. На этот раз люди Бриана не отставали. Они перелезли через стену и попали на круглый двор с земляными и каменными строениями. Там было много народу, на мало кто пытался сопротивляться. Вскоре все бросились бежать через ворота в поле. Викинги преследовали ирландцев и многих убили. Один из бегущих вдруг остановился, сел и стал завязывать башмак. Харальд подошел к нему и спросил, почему он не бежит. Тот ответил на северном языке:
 – Боюсь, что мне не добраться сегодня домой, даже если я буду бежать весь день. Ведь мой дом в Норвегии.
 – Как твое имя и как ты здесь очутился?
 – Меня зовут Тьёльви, я купец из Вика. Я попал в плен к ирландским дибергам (морским разбойникам), и меня продали в рабство в этот дом. Я был тут рабом четыре года, и так мне это опостылело, что я не стал убегать, когда вы напали. И теперь вижу, что не ошибся, ведь вы, судя по всему, мои земляки.
 Харальд предложил Тьёльви вступить в его дружину, и тот охотно согласился.
 Викинги взяли в том дворе немало скота и зерна. Потом они вернулись к кораблям. По совету Бриана они некоторое время плыли вдоль берега на запад и на юг и нападали на дворы и крепости ирландских бондов. Так продолжалось до конца лета. У викингов было теперь вдоволь еды, но ни золота, ни серебра они нигде не добыли. Многие дружинники стали роптать и говорили, что Харальд не очень-то спешит выполнять свои обещания. Сигрун сказала:
 – Вот уж не думала, что ты отступишься при первой же неудаче и снова возьмешься за старое. Похоже, это папарское копье, что попало тебе в руку, отняло у тебя не только силу, но и мужество.
 И многие другие, как и Сигрун, хотели захватить какой-нибудь богатый монастырь.
 Харальд сказал:
 – Я и сам бы рад отомстить папарам и взять стоящую добычу. Но вы помните, что у нас вышло под Инис Мором. А Бриан не станет нам больше помогать в таком деле.
 Тьёльви сказал:
 – Могу дать тебе хороший совет. Ведь я давно живу в этой стране и знаю здешние дела. Ирландцы все время воюют друг с другом, и нам нужно этим воспользоваться. Мы можем встать на сторону какого-нибудь конунга, если увидим, что его положение лучше, чем его врагов. А что до монастырей, то с ними не стоит связываться: они слишком сильны.
 Сигрун сказала:
 – Расскажи о всех распрях и войнах, какие сейчас есть в Ирландии, а я постараюсь придумать что-нибудь подходящее.
 Тогда Тьёльви стал говорить и рассказал о многих распрях. Едва он заканчивал один рассказ, Сигрун требовала, чтобы он продолжал. В числе прочего Тьёльви рассказал о конунге Мюредаке. Этот конунг владел землями в глубине страны. Два других конунга, Дьярмад и Контла, победили Мюредака, но Контла пал в битве. Его убил воин по имени Ньяль. Вся земля и добро Мюредака достались Дьярмаду. Сам Мюредак едва спасся. Он попросил убежища у папаров, и те впустили его с четырьмя воинами в свою крепость.
 – Хороша ли эта крепость? – спросила Сигрун.
 – Очень хороша, – сказал Тьёльви. – И одна из лучших. Там полным-полно золота. Называется она Клонмакферт.
 В тот день Сигрун больше не просила Тьёльви рассказывать. Она пошла к Харальду и сказала, что нужно воспользоваться распрей Мюредака и Дьярмада и попробовать так повернуть дело, чтобы сами ирландцы помогли им добыть золото Клонмакферта.
 – Я не мастер говорить, – сказал Харальд. – Едва ли я сумею столковаться с конунгами вестманнов.
 – Дело мужчины сражаться, – сказала Сигрун. – В остальном ты можешь рассчитывать на меня.
 Потом Сигрун спросила Бриана, что он думает об этой распре.
 – Мне нечего тут сказать, – ответил Бриан. – Кроме того, что я не стал бы оплакивать Мюредака, погибни он сам в той битве. Ведь это его родичи отняли землю у моего отца.
 – Тогда ты, наверное, был бы не прочь поквитаться с ним?
 – Я бы не отказался, будь у меня такая возможность. Но на Клонмакферт я не пойду: довольно с меня и одной попытки. Только глупец может надеятся взять силой монастырь папаров.
 – Я и не ждала, что ты будешь рваться в бой. Но этого и не понадобится. Будет достаточно, если ты приведешь своих людей под стены монастыря и простоишь там вместе с нами какое-то время. Всё самое трудное достанется нам, как обычно. За это ты получишь голову Мюредака и положенную долю добычи, если удастся ее взять.
 – Дурное это дело – нападать на монастыри, – сказала Бриан. – Но видно, придется мне согласиться, раз уж вы так просите.
 На другой день Сигрун сказала Харальду:
 – Отправляйся с войском на юг, в Клонмакферт. Бриан укажет тебе дорогу. А я поеду сначала на восток, в Динбу, к Дьярмаду. Возможно, я буду у стен Клонмакферта раньше тебя. И я постараюсь привести туда ирландское войско.
 – Мне не хотелось бы расставаться с тобой, – сказал Харальд. – Наш поход без тебя едва ли будет удачным. Но, видно, такова судьба. И я, конечно, не стану тебя отговаривать. Пусть Один поможет нам встретиться под стенами Клонмакферта!
 Сигрун и Тьёльви с дюжиной воинов пошщли на восток вглубь страны. В одном дворе они взяли повозку и четырех лошадей. Дальше они ехали в этой повозке. Тьёльви показывал, куда ехать. Они ни на кого больше не нападали, и вестманны тоже их не тревожили, так что вскоре они благополучно прибыли в Динбу, крепость Мюредака. Динба была окружена высоким валом с изгородью наверху, а внутри стоял дом, сложенный из больших камней. Ворота были открыты. Викинги въехали во двор и сошли с повозки. Во дворе кишели лемминги. Из дома выбежали ирландские воины.
 – Мы пришли с миром, – сказала Сигрун. – И хотим говорить с конунгом Дьярмадом.
 Сигрун уже знала много слов на западном языке, а Тьёльви подсказывал ей, когда она что-то забывала.
 Норманнов пригласили в дом и посадили у очага. В доме тоже было полно леммингов. Повсюду бегали огромные черные собаки. Они ловили леммингов и ели их. Вокруг очага сидели воины, пять или шесть дюжин. Слуги жарили им уток, гусей и собак. На почетном месте сидел конунг Дьярмад. При нем был меч длиной в рост человека и тяжелое копье. По правую руку от конунга сидел рыжеволосый юноша. Это был Эйсиль, сын Контлы. Конунг приветствовал гостей и спросил, кто они, откуда и зачем пришли к нему.
 – По вашему виду не скажешь, что вы робкого десятка, и похоже на то, что вы не в первый раз сегодня взяли оружие в руки. Должно быть, вы хотите вступить в мою дружину. Я был бы рад принять на службу таких молодцов.
 Сигрун поблагодарила конунга и сказала:
 – Мы не можем вступить в вашу дружину, государь, потому что уже служим другому конунгу, Харальду из Суннмёри. Но мы хотим помочь вам в одном деле, которое вы уже пробовали совершить, но добыча ускользнула у вас из-под носа.
 – Какое это дело? – спросил Дьярмад.
 – Добыть голову Мюредака, вашего врага.
 Тут Эйсиль, сын Контлы, вскочил и воскликнул:
 – Ничего не пожалею для тех, кто поможет мне добыть головы Мюредака и Ньяля! Не могу я спать спокойно, пока отец мой не отмщен!
 Дьярмад велел Эйсилю угомониться и сказал:
 – Пустые это слова, чужеземка. Папары не выдадут Мюредака. Уж не хочешь ли ты, чтобы я стал воевать с папарами?
 – Скорее всего, обойдется без боя. Мы подойдем к монастырю со своим войском, а вы со своим. Этого хватит, чтобы напугать папаров до смерти. Они сами будут рады отдать Мюредака, а также выкуп, который мы с них потребуем за то, что они укрыли у себя вашего врага. Если же они заупрямятся, мы силой возьмем все, что нам нужно. Ведь мы другой веры и не боимся бога папаров. От вас потребуется только держать монастырь в осаде, пока мы не закончим дела.
 Дьярмад сказал:
 – В Клонмакферте много сокровищ. Никто не знает, как всё повернется. Мы должны заранее договориться, как будем делить добычу, или, вернее сказать, выкуп, который заплатят папары.
 – Вы получите четвертую часть добычи, – сказала Сигрун.
 – Это слишком мало, – скзала Дьярмад. Сигрун не ответила, и они с Дьярмадом некоторое время смотрели друг на друга. Потом Дьярмад сказал, что согласен на ее условия.
 Сигрун была очень красива, и мало нашлось бы мужчин, которые сумели бы отказать ей хоть в чем-то.
 На другой день Дьярмад выступил из Динбы с двумя сотнями воинов и направился на юг в Клонмакферт. Сигрун и викинги ехали на повозке следом за войском. Два дня они провели в пути и на третий пришли к озеру, Монастырь стоял на берегу. Воины Дьярмада разбили лагерь и встали под стенами Клонмакферта с севера и запада.
 – Где же твое войско? – спросил Дьярмад у Сигрун.
 – Харальд конунг придет на кораблях.
 Тут Дьярмад пришел в гнев и стал бранить Сигрун.
 – Выходит, ты обманула меня! И как только я мог так легко поддаться твоим уговорам! Ведь река, что соединяет озеро с морем, мелководна. Боевые корабли не войдут даже в устье! Вашим людям придется обносить все мели, и до зимы они сюда не доберутся.
 – Они будут здесь через три дня, – сказала Сигрун.
 – Это ложь, – ответил Дьярмад. – Но знай: если через девять дней войска не будет, вы жестоко поплатитесь за свой обман.
 Дьярмад и Эйсиль потребовали у папаров в крепости голову Мюредака и получили отказ.
 Теперь нужно рассказать о Харальде. Он плыл с войском на юг вдоль берега, пока не достиг устья реки Синанд. В этой реке много мелей, особенно в устье. Бриан сказал, что кораблям не войти в реку.
 – Подождем большой воды, – сказал Харальд. Как только прилило, Харальд повел свои корабли в устье реки. Они миновали мели и быстро пошли на веслах вглубь страны. Бриан попытался сделать так же, но его корабли не смогли там пройти, потому что глубже сидели в воде. Людям Бриана пришлось обносить мели, и они сильно отстали от норвежцев.
 Корабли Харальда двигались вверх по реке. Они ни разу не задели килем дна. Однажды викинги заметили на берегу каких-то ирландцев, которые громко кричали и махали руками.
 – Что они кричат? – спросил Харальд.
 – По-моему, они говорят, что мы проплыли там, где не проплывал еще ни один большой корабль, – сказал Хёскульд. – Им не приходилось видеть такой работы. Они говорят, что наши корабли, похоже, могут пройти везде, где мокро.
 Викинги плыли по реке до озера Дерг. Миновав озеро, они снова вошли в реку и поднимались по ней до озера Ри. У западного берега озера они увидели островок, а напротив него большой монастырь.
 – Думается мне, это и есть Клонмакферт, – сказал Харальд. – И похоже, Сигрун сделала все как обещала: я вижу войско под стенами.
 Они подплыли к островку и высадились. Там были два больших кожаных корабля и несколько папаров. Викинги убили папаров и отдыхали недолгое время. Незадолго до рассвета Харальд поднял своих людей и сказал:
 – Довольно спать, пора приниматься за дело. Ждать Бриана мы не будем: сами знаете, какая от него польза, когда дело доходит до битвы. Возможно, мы застанем папаров врасплох. К тому же это ирландское войско, что стоит под стенами, должно нас поддержать.
 Викинги взошли на корабли и подплыли к монастырю. Они высадились почти под самой стеной и побежали к крепости. Было еще темно, и небо застилали тучи. Вдруг с запада послышался топот и звон оружия. Викинги не знали, кто там: свои или враги. Внезапно с фланга на них обрушилась большая рать папаров. Харальд прокричал боевой клич и бросился в самую гущу схватки. Хёскульд корабелш бился с ним плечом к плечу. Они прорубились далеко вперед и разили направо и налево, не разбирая, кого рубят. Вражеское оружие ни разу не коснулось их, словно бы они сделались неуязвимыми. Обе рати смешались, и битва кипела уже по всему берегу.
 В это время в лагере ирландцев Сигрун сказала Дьярмаду:
 – Я слушу шум битвы на востоке, со стороны озера. Харальд конунг сдержал слово: он пришел во-время, и сразу вступил в бой. Будь же и ты честен, помоги ему.
 – У нас не было такого уговора, – сказал Дьярмад. – Я не стану помогать ему до тех пор, пока он не войдет в монастырь.
 – Это верно, что у нас не было уговора, – сказала Сигрун. – И все же ты, Дьярмад, ничтожный человек и трус. Ты и в рабы не годишься Харальду конунгу.
 – Замолчи, собака! Я не собираюсь терпеть поношения жалкой простолюдинки!
 Дьярамд схватился за меч, но Сигрун не двинулась с места и спокойно смотрела ему в глаза. Тогда Дьярмад сказал:
 – Будь по-твоему, хоть это и не принесет нам добра. Сейчас ты увидишь, что я вовсе не трус.
 Дьярмад поднял войско и повел его к месту битвы. Когда они пришли туда, уже совсем рассвело. Папары к тому времени отступили за стену, а викинги собирались на берегу у кораблей. У них было много убитых и раненых.
 – Привет тебе, Харальд! – сказала Сигрун. – Похоже, и на этот раз с тобой не было удачи.
 – Я не уйду отсюда, пока не возьму эту крепость, – сказал Харальд. – Что-то твое войско не очень спешило нам на подмогу.
 – Нужно привыкнуть к тому, что чаще всего нам придется рассчитывать только на себя.
 В тот день викинги дважды пытались взобраться на стены, но папары хорошо защищались и каждый раз отбрасывли нападавших. Викинги сильно разгневались из-за этих неудач. Все так и рвались в бой.
 На другой день они снова пошли на приступ. Нескольким воинам удалось добраться до вершины стены. На папары набросились на них и всех убили. В той схватке на каждого норманна нападало по десять или больше папаров. Харальду снова пришлось отступить. Многие тогда поклялись не оставить от монастыря камня на камне, когда они все же ворвутся туда. Харальд сказал:



   Кружится ворон
   У Клонмакферта,
   Красен туман
   Над озером Ри.
   Ныне в крови
   Клинки у папаров,
   Завтра себя
   Славой покроем!





ПЛАВАНИЕ НИАЛЛА

 Едва солнце окрасило на восходе в пурпур могучие стены Клонмакферта, увидели монахи на озере странные, зловещие корабли. Были они длинны и узки, как ножи, а носы их загибались, как когти льва. Словно птицы, летели они, едва касаясь верхушек волн, над глубокими, черными водами озера Лох Ри. Полосаты были их паруса, и черные вороны кружили над ними.
 Позвал Муйредах Ниалла, сына Фебала, и спросил его:
 – Что это за корабли идут к монастырю под парусами, и почему их вид кажется мне таким злвещим?
 Ответил Ниалл:
 – Никогда я не видел таких кораблей, что летели бы, подобно птицам, едва касаясь верхушек волн. Не иначе, как из далекого, сумрачного Лохланна пришли они, чтобы нести смерть всему, что есть в мире доброго и прекрасного. А вид их потому кажется тебе зловещим, что понял ты: сбываются пророчества Койры, сына Рианга. Ведь это по его призыву и по воле коварных сидов из Бойру пришли к монастырю кроважадные лохланнахи.
 – Рука моя сильна, как прежде, – сказал Муйредах. – И я готов достойно встретить врагов. Видно, придется нам либо победить, либо погибнуть.
 Созвал тогда преподобный Брандан, аббат Клонмакферта, всех монахов, и велел им приготовиться к тяжелой битве.
 Вот подошли корабли к берегу, и с каждого сошло по три сотни угрюмых, могучих, безжалостных воинов. Последним ступил на землю их предводитель, ужасный, жестокий, безобразный великан Гарольд Лохланнах. Был он семи сажен ростом, и клыки торчали у него из пасти, как у дикого вепря. На плече у него сидел железный ворон.
 Гарольд Лохланнах вскричал страшным голосом, и от этого крика застыла кровь в жилах у всех монахов, и затряслись монастырские стены. Железный ворон взлетел с плеча великана и пронесся над Клонмакфертом, роняя железные перья, и каждое перо было как меч и разило насмерть того, в кого попадало. Увидели лохланнахи ворона и бросились вперед. Выли они и рычали подобно своре боевых псов.
 Отец Брандан помолился господу и повел монахов в бой. Сошлись войска у стен Клонмакферта, и была там кровавая битва. Лохланнахи в бою теряли разум и человеческое обличье, и становились подобны бешеным волкам или львам. Отбрасывали они оружие и рвали монахов когтями и грызли зубами до смерти.
 С самых древних времен не было в Ирландии битвы ужаснее, чем эта. В самой середине схватки бились Муйредах, Ниалл и Аэд. По девять мужей Лохланна сразил каждый из них. Храбро сражались монахи, не дрогнули они, не побежали перед лютой звериной ордой. Так крепко они стояли, словно сам господь бился в их рядах. Наконец лохланнахи отступили к своим кораблям, а святые иноки вернулись за крепкие стены. Триста монахов погибло в той битве.
 Послал Брандан гонцов к Диармайду и Айсилю со словами:
 – Приди нам на подмогу, о Диармайд! Ты видишь, какая беда обрушилась на землю Ирландии. Пора оставить наши распри. А если не хочешь ты сам помогать нам, сними хотя бы осаду и пропусти наших людей, чтобы смогли мы дать весть верховному королю Муйрхертаху.
 Сказал Диармайд:
 – Не приду я вам на подмогу, и не сниму осады, и не пропущу ваших людей к Ард Ри Муйрхертаху, пока не получу головы Муйредаха, сына Кормака. Таково мое слово.
 Вернулись гонцы в Клонмакферт ни с чем.
 На другой день лохланнахи снова пошли на приступ, и был их натиск еще ужаснее, чем первый. Но и на этот раз монахи не устрашились, и не пустили врагов в монастырь, и отбросили их от стен назад к кораблям. Погибло в той битве три сотни святых иноков.
 На третий день всё повторилось снова. Опять не удалось чужеземцам ворваться в крепость, но и монахов стало меньше еще на три сотни.
 Увидел тогда коварный Гарольд Лохланнах, что не может он силой взять Клонмакферт. Призвал он тогда на помощь Конна, сына Лайра, короля сидов из Бойру. Предстал перед ним Конн, словно вырос из-под земли. Сказал Гарольд Лохланнах:
 – Я пришел на твой зов, о Конн, с тремя тысячами неустрашимых воинов приплыл я из далекого, сумрачного Лохланна, чтобы отомстить твоим обидчикам, что срыли сид Бойру и лишили тебя пристанища. Третий день уже стоит мое войско под стенами Клонмакферта. Трижды мы пытались взобраться на стены, и трижды монахи прогоняли нас обратно к кораблям. Помоги нам, о Конн, одолеть этих строптивых монахов!
 – Я помогу, – сказал Конн. – Сегодня же ночью придет к тебе помощь.
 Конн исчез, а Гарольд Лохланнах до самой ночи сидел неподвижно на берегу озера Лох Ри, погруженный в свои злобные мысли.


ЗАПИСКИ ПАТРИКА О'КОННОРА

 Рано утром, еще до рассвета, мы увидели на озере четыре незнакомых корабля. По виду они не были похожи на наши, шли очень низко и сидели в воде неглубоко. Брат Кумайл сказал, что это, должно быть, те морские разбойники, что два месяца назад напали на Инис Мор. Мы все согласились с Кумайлом и послали разбудить отца Брандана, чтобы он принял необходимые меры на случай нападения. Отец Брандан немедленно явился, собрал всех иноков и сказал, что мы должны преисполниться мужества и быть готовыми к жестокой битве, потому что разбойники эти очень отважны, воинственны и беспощадны. Еще отец Брандан сказал, что, по мнению ученых мужей из Инис Мора, эти пираты родом из Норвегии, страны, лежащей от Дании к северу, которую мореплаватель Пифей назвал Туле.
 Пока мы вооружались, разбойники высадились на островке, где стояли наши корабли. Мы опасались, что норвежцы похитят их, ведь корабли были превосходные. Однако разбойники, видимо, не заметили кораблей.
 Тут мы вспомнили, что на островке оставались двое монахов, и сильно обеспокоились. В последствии мы узнали, что их обоих убили, но в то время их судьба была нам неизвестна. Мы слышали голоса с островка, но не могли с такого расстояния отличить вопль о помощи от пьяного крика или языческой песни.
 Отец Брандан вывел нас в поле к югу от монастыря. Там мы спрятались в овраге, решив внезапным ударом отбросить разбойников от стен. Войска Диармайда стояли в половине лиги от нас к западу, а также на севере и северо-востоке.
 Норвежцы высадились напротив ворот и сразу побежали к монастырю. Они громко вопили и, должно быть, предвкушали легкую поживу. Их главарь нес дьявольскую хоругвь с вороном. Эта отвратительная птица, питающаяся, как говорят, падалью, считается священной у темных северных племен.
 Мы не стали ждать, пока язычники добегут до ворот, и обрушились на них со всей мощью и решительностью, на какую были способны. Именно таким маневром, сказал отец Брандан, удалось прогнать этих варваров от Инис Мора.
 Наше нападение было внезапным, и несколько разбойников сразу пали под нашими мечами. Однако остальные варвары нимало не испугались, остановили наш натиск и даже стали сами теснить нас к оврагу. Норвежцы так разъярились, что стали подобны безумцам или диким зверям. Битва опьяняла их, как вино. Многие рычали по-звериному и даже грызли края щитов, а лица их так исказились от злобы, что в них трудно было признать людей. Да и можно ли назвать людьми этих слуг дьявола?
 Сражение продолжалось около получаса и было на редкость ожесточенным. Лишь благодаря большому превосходству в числе нам удалось, с божьей помощью, заставить разбойников отступить.
 Отец Брандан отвел нас обратно за стены и велел накрепко запереть ворота. Он сказал, что более не будет совершать вылазок, дабы сократить наши потери. В бою погибло шестьдесят четыре инока, варваров же не более двадцати. Это говорит о высоком ратном искусстве норвежцев.
 Уже после того, как войска разошлись, к месту битвы приблизился Диармайд со своей ратью. Увидев, что сражение уже закончилось, Диармайд отвел воинов обратно. Мы были обеспокоены поведением Диармайда, поскольку не знали, чью сторону он принял бы, подоспев во-время. Многим монахам показалось, что он равно боится и нас, и норвежских разбойников.
 Весь день мы усердно молились за души павших братьев и за наше избавление, хотя в последнее мало кто верил. Варвары не ушли от монастыря, а разбили лагерь, и видно было, что они собираются либо овладеть монастырем, либо погибнуть.
 Дважды в тот день мы отражали атаки. Ни одному из варваров не удалось проникнуть в монастырь, что подтвердило молву о неприступности наших стен и укрепило наш дух.
 Отец Брандан сказал, что более всего опасается сговора между Диармайдом и язычниками. Он отправил к Диармайду посольство, и главой посольства назначил меня, Патрика О'Коннора.
 Я явился к Диармайду и обратился к нему с такими словами:
 – Стыдно должно быть тебе, Диармайд, выступать против святых иноков в столь грозный и роковой час, когда варвары с севера ополчились против веры Христовой и хотят разрушить и разграбить лучшее, что есть в Ирландии. Мы просим тебя прийти к нам на помощь, чтобы мы могли вместе одолеть разбойников. А наши собственные дела мы уж как-нибудь уладим после. Подумай о своей душе, Диармайд. Господь дает тебе возможность искупить грехи. Горе тебе, если ты ее упустишь.
 Тут Диармайд залился слезами и сказал, что горько раскаивается в содеянном.
 – Я давно бы уже снял осаду, – добавил он. – Если бы не обещал Айсилю, сыну Кондлы уладского, головы Муйредаха и Ниалла в уплату за гибель его отца. Но теперь-то я отбросил сомнения и твердо стою на вашей стороне. К несчастью, сил у меня пока недостаточно для битвы с варварами. Я уже послал за подкреплением, и как только оно подоспеет, сразу нападу на язычников. Если же разбойники – да не допустит того Господь! – сумеют проникнуть в монастырь, я немедленно прид к вам на помощь, не дожидаясь подкрепления. Клянусь славой своего рода, могучего клана Уи Нейллов, и нашим прародителем Ниаллом Девяти Заложников, что не нарушу обещания.
 – Спаси Господь твою душу, – сказал я Диармайду и с тем вернулся в Клонмакферт.
 В течение двух последующих дней норвежцы неоднократно пытались взять монастырь приступом, но мы, благодарение Господу, успешно противостояли их атакам. Однако силы наши таяли, а подкрепление к Диармайду все не приходило.
 Тем не менее мы, безусловно, сумели бы продержаться еще долго, и в конце концов дождались бы помощи и спасения. Не сила варварского оружия погубила нас, а подлая измена.




 5.




САГА О ХАРАЛЬДЕ МОРЕХОДЕ

 На рассвете другого дня Сигрун одна подошла к стене. Воины на башне окликнули ее и спросили, кто она и чего хочет.
 – Я Сигрун, дочь Хёгни из Суннмёри. А вы кто?
 Те сказали, что перед ней Мюредак из Динбы, скальд Ньяль и Одд, бывший дружинник Мюредака.
 – Вы-то мне и нужны, – сказала Сигрун. – Я слышала, что здесь неподалеку есть люди, которые много бы дали за ваши головы. Говорят также, что именно вы трое – причина всех бед, что обрушились на Клонмакферт.
 – Что до Дьярмада и его войска, то это не такая большая беда, как может показаться, – сказал Мюредак. – Дьярмаду не взять крепость, да он и не решится идти на приступ. Другое дело – эти чужеземные разбойники. Но ведь ты, похоже, одна из них.
 – Это неважно, – сказала Сигрун. – Я хотела бы помочь вам. Вы, наверное, думаете, что вам удастся продержаться еще долго. Но это напрасные надежды, потому что скоро к нам на помощь придет Бриан, конунг разбойников, с большим войском. У вас есть только один способ спасти монастырь и себя – бежать отсюда тайно от всех. Тогда у Дьярмада не будет больше причин осаждать крепость, и мы тоже снимем осаду, ведь мы с ним заодно.
 – Как же мы можем бежать, когда кругом враги?
 – Я проведу вас к берегу и постараюсь сделать так, чтобы этого никто не заметил, – сказала Сигрун. – Там есть лодки, и вы сможете уплыть, куда захотите.
 – Это хорошее предложение, – сказал Мюредак. – Но мне непонятно, чего ради ты взялась нам помогать, и это кажется мне подозрительным.
 – Я и не собиралась помогать вам даром. Я хочу, чтобы вы сначала впустили меня в крепость и разрешили выбрать те сокровища, которые мне понравятся. Я возьму золота, сколько захочу. Ведь в крепости много богатств. Только после этого я отведу вас к лодкам.
 – Но мы не можем взять сокровища. Они не нам принадлежат, и, к тому же, их охраняют.
 – Это меня не касается, – сказала Сигрун. – Либо вы соглашаетесь на мои условия, либо не позднее, чем через пять ночей, Клонмакферт будет разрушен.
 Сигрун добавила, что придет за ответом завтра ночью. В условленное время она снова пришла к стене. Мюредак, Ньяль и Одд ждали ее. Они сказали, что согласны провести ее в сокровищницу.
 – Как я попаду в крепость? – спросила Сигрун.
 – Мы спустим тебе лестницу.
 – Мне это не подходит. Я не собираюсь карабкаться по лестнице, как воровка. Если вы хотите спасти свои жизни, вам придется открыть мне ворота.
 – Странная это просьба, – сказал Ньяль. – И я бы решил, что ты обманываешь нас, если бы не верил тебе, как себе, из-за твоей красоты.
 Сигрун пришла к Харальду и сказала:
 – Завтра ночью я подойду к воротам, и ирландцы впустят меня. Ты должен загодя прийти туда так, чтобы никто не заметил, с дюжиной воинов. Вы спрячетесь под самой стеной у ворот. Как только снимут засовы, вы ворветесь в крепость.
 – Ловко же у тебя все выходит, – сказал Харальд.
 – У меня есть к тебе просьба, – сказала Сигрун. – Пощадите тех людей, что откроют ворота.
 – Ты могла бы попросить и о большем, – сказал харальд. – Мы перед тобой в долгу. конечно, мы не тронем этих людей, раз ты так хочешь.
 Ночью Харальд с несколькими воинами подкрался к воротам. Они спрятались в высокой траве под стеной. Сигрун пришла вслед за ними. Мюредак оклкнул ее из-за ворот.
 – Это ты, Сигрун?
 – Я. Все ли вы сделали, как было уговорено?
 – Да.
 – Тогда открывайте ворота.
 – Поклянись, что ты не обманешь нас. Ты пришла одна?
 – Даю вам слово, что норманны вас не тронут. Откройте ворота и увидите, обманула ли я вас.
 Мюредак открыл ворота. Харальд и его люди тотчас же вскочили и ворвались в крепость. Харальд прокричал боевой клич. Викинги в лагере у озера в ту ночь не ложились спать и ждали наготове. Папары не успели взять оружие, как все войско Харальда было уже в монастыре. Мюредак, Ньяль и Одд пытались защищаться, но викинги навалились на них толпой, обезоружили и связали. Потом они стали врываться в дома и убивали всех, кто им попадался. Их ярость была столь велика, что папары не могли устоять перед ними. Вскоре почти все они были убиты. Норманны вынесли золото из сокровищницы и сложили его грудой посреди крепости. Потом они стали поджигать дома. Один воин подбежал к Харальду с охапкой искусно сшитых кож с непонятными письменами.
 – Я нашел это в одном из домов. Там много таких кож. Папары отчаянно их защищали, видно, это для них большое сокровище. Что с ними делать?
 – Не знаю, на что они годны, – сказал Харальд. – Разве что пустить их на башмаки. Боюсь, как бы они не принесли нам вреда, ведь они покрыты какими-то рунами.
 Хёскульд Корабел сказал:
 – Вели их сжечь, Харальд. Это колдовские книги папаров. На них начертаны тайные заклинания. Говорят, в таких кожах заключена вся сила папаров.
 Харальд приказал сжечь кожи.
 Викинги разрушали и жгли дома и убивали уцелевших папаров до самого рассвета. Харальд и Сигрун развязали Мюредака, Ньяля и Одда и велели им идти, куда хотят. За воротами Ньяль обернулся и сказал:
 – Никогда бы вам не взять крепость, если бы ты, Сигрун, не одурачила нас, пользуясь своей красотой. Мы поплатились за свою доверчивость.
 В это время небольшой отряд папаров вышел из какого-то тайного убежища. Папары встали тесным строем и быстро пробились к воротам. Викинги не ожидали, что кто-то в монастыре еще остался в живых, и не успели задержать их. Папары побежали к лодкам. Тут один из них увидел Мюредака, бросился к нему и отрубил ему голову.
 Папары сели в лодки, доплыли до островка и спустили на воду кожаные корабли. Потом они направились на юг через озеро.
 Утром Дьярмад пришел в монастырь и стал требовать своей доли добычи. Викинги очень разгневались. Хёскульд Корабел сказал:
 – Стыдно слушать этого удальца. Другого такого умника еще поискать надо: постоял немного возле крепости, ни разу не вступил в бой, а теперь хочет получить свою долю. По-моему, Харальд, нужно гнать его в шею.
 Сигрун сказала:
 – Дьярмаду была обещана четверть добычи за то, что он будет держать крепость в осаде.
 – Он получит свою долю, – сказал Харальд. Потом он взял золотой крест с изображением прибитого гвоздями человека. Это был бог папаров. Харальд отрубил один из концов креста и бросил Дьярмаду.
 – Вот тебе четверть!
 Викинги засмеялись, а Дьярмад побагровел от гнева и выбежал за ворота.
 – Похоже, нас ждет еще одна битва, – сказал Харальд. – Судя по всему, она будет легкой.
 Он вывел войско за стену. Дьярмад уже собирал своих людей, и видно было, что они готовятся к бою. В это время на озере показались пять кожаных кораблей. Они быстро шли на веслах к Клонмакферту.
 – Это Бриан, – сказал Харальд. – Возможно, хоть от этого союзника нам будет какая-то польза.
 Люди Бриана успели высадиться и построиться в боевом порядке прежде, чем войско Дьярмада приблизилось. Дьярмад увидел, что к Харальду пришло большое подкрепление, и приказал своим отступать. Не прошло и часа, как они скрылись в лесу на севере.
 Викинги вернулись в монастырь. Там остался неразрушенным только самый большой дом. В нем было много крестов, а посередине стоял плоский камень. Этот дом назывался церковь, и в нем папары служили своему богу. Викинги забрали оттуда всю золотую и серебряную утварь. На плоском камне они принесли в жертву Одину конунга папаров. Ему вырезали на спине кровавого орла. Сигрун пела хвалу Одину, стоя на этом камне в крови по щиколотку. Потом Харальд велел сжечь церковь.
 Викинги нашли в кладовых много хлеба, мяса и пива, а также отличное вино. Они пировали до поздней ночи. Харальд поделил добычу между всеми, считая и людей Бриана. Каждому досталась большая доля.
 Бриан сказал:
 – Зачем вы разрушили дома, и почему не пощадили пленных?
 – Мы хотели посмотреть, так ли силен бог папаров, как многие говорят, – сказал Харальд. – Теперь ясно, что это ложь: нет у него никакой силы.


ПЛАВАНИЕ НИАЛЛА

 Ночью Муйредах, Ниалл и Аэд несли дозор на стене Клонмакферта. Вдруг видят они: словно из-под земли выросла перед ними юная дева. Даже в лунном свете румяными были ее щеки, а волосы золотыми, и так была она хороша собой, что Муйредах, Ниалл и Аэд онемели от изумления. Когда они справились с немотой, Муйредах спросил Ниалла:
 – Кто эта юная дева, и почему при одном взгляде на нее мне кажется, что глаза мои слепнут, а сердце перестает биться?
 – Не знаю я этой девы, – ответил Ниалл. – Но точно скажу: испокон веку не бывало в мире людей подобной красоты. Должно быть, дева эта из дочерей сидов. Берегись, Муйредах, как бы не попасть нам под власть ее чар.
 Муйредах сказал:
 – Думается мне, что это сама Грайне, дочь Арта, вернулась ко мне из мира сидов в новом, волшебном обличьи. И так она кажется мне еще прекраснее, чем прежде.
 Заговорила тогда незнакомка звонким и ясным голосом, и сказала:
 – Привет тебе, славный муйредах, и вам привет, доблестные Ниалл и Аэд. Мое имя Син, а пришла я из дальней, туманной страны, вам неведомой.
 Странным был говор незнакомки, словно долго жила она в ином мире и стала уж забывать людскую речь.
 – Зачем ты пришла к нам, прекрасная Син? – спросил Муйредах.
 – Чтобы спасти вас, – ответила дева. – Дошли до меня вести о вашей беде, и задумала я прийти к вам на помощь. Ибо только из-за вас троих обрушились на Клонмакферт все нынешние несчастья. Я помогу вам выйти из крепости незамеченными, посажу в свою лодку, что мчится быстрее ветра, и отвезу на запад, в свою волшебную страну, если вы сделаете то, о чем я вас попрошу.
 – Назови же свою просьбу, – сказал Муйредах.
 – Просьба моя пустяковая: откройте ворота и впустите меня в моеастырь. Не властна я над судьбой монахов, пока не ступит моя земля на священную землю Клонмакферта.
 – Не смеем мы открывать ворота без позволения отца нашего настоятеля Брандана, – сказал Аэд. – Лучше мы спустим тебе лестницу.
 – Лежит на мне зарок: не подниматься по лестницам, – сказала Син. – Из доброй земли Ирландии черпаю я свою силу, и сразу исчезнет все мое могущество, едва лишь взойду я на третью ступеньку. Вы должны выбрать одно из двух: открыть ворота или погибнуть, ибо не более, чем через пять ночей сокрушит Гарольд Лохланнах стены Клонмакферта, если не смогу я увести вас.
 Сказал Муйредах:
 – Откроем ли мы ворота, впустим ли деву в крепость? Ответьте, мои верные Ниалл и Аэд.
 – Не откроем, – сказал Ниалл. – Не могут быть добрыми помыслы сидов. Обман скрыт в ее сладкоголосых речах. Но если и правду она говорит, превыше всего – наш долг перед этой святой обителью и верность отцу Брандану.
 – Нужно открыть ей, – сказал Аэд. – Не верю, что может замыслить злое дева, прекраснее которой не найти среди людей. И как иначе спасти нам себя от ярости ужасного великана Гарольда Лохланнаха?
 – Не схожи ваши советы, – сказал Муйредах. – Значит, мне самому решать. И вот что я решаю: мы не откроем ворот, не совершим этого греха перед господом и отцом Бранданом.
 Сказала Син, услышав эти речи:
 – Даже против вашей воли спасу я вас, ибо больше всего на свете хочу я вам добра.
 Произнесла Син тайное, могучее заклинание, и наложила на всех троих нерушимые чары любви. И почувствовали Муйредах, Ниалл и Аэд, что отныне не в силах они противиться ее воле, и нирчего не желают так страстно, как служить ей и выполнять ее желания.
 – Завтра норчью я приду снова, – сказала Син. – И вы откроете мне ворота и впустите меня в монастырь.
 – Что ты сделала с нами, о прекрасная Син! – воскликнул Муйредах. – Ведь теперь мы не в силах противиться твоей воле, и ничего не желаем так страстно, как выполнять твои желания! Ах, зачем ты наложила на нас нерушимые чары любви!
 – Скоро вам откроются мои помыслы, – молвила Син и исчезла.
 Муйредах, Ниалл и Аэд весь день провели в скорби и молитвах, но не смогли избавиться от могучих любовных чар. Не нашли они также и сил поведать отцу Брандану о том, что с ними случилось.
 И, хотя теперь уже ясно видели все трое, что не с добрыми помыслами приходила Син, и обман скрыти в ее сладкоголосых речах, не смогли они противиться ее воле, и ночью, тайно от других монахов, открыли ворота Клонмакферта.
 Но не было за воротами прекрасной Син, лишь смех ее донесся из темноты. Вместо девы шагнул навстречу Муйредаху ужасный, огнекглазый великан Гарольд Лохланнах. Завопил он тысячей звериных голосов, и железный ворон на его плече каркнул так, что пригнулись и затрещали стены Клонмакферта. И тотчас же трижды девять сотен воинов Лохланна ворвались в монастырь.
 Монахи спали, когда раздался вопль Гарольда Лохланнаха, и не успели приготовиться к бою. Только Муйредах, Ниалл и Аэд встали у ворот и преградили врагам путь. Насмерть стояли они, и скоро выросла перед ними гора из тел, голов, рук и ног павших мужей Лохланна.
 Тут встала перед тремя героями Син, коварная сида, и сказала:
 – Остановись, о Муйредах! Пощади моих воинов!
 И тотчас ушла вся сила из рук Муйредаха, и он выронил меч и щит, и упало оружие со звоном к его ногам. Подскочил к Муйредаху Гарольд Лохланнах, взмахнул мечом, и слетела с плеч голова короля.
 Снова стали враги наступать, и теперь только Ниалл и Аэд стояли у них на пути. Вдвое выше стала гора из тел убитых врагов, что лежала перед ними.
 Вновь сказала Син:
 – Пощадите моих воинов!
 И не стало силы в руках у Аэда и Ниалла. Тотчас подскочил к ним Гарольд Лохланнах. Воскликнул тогда Ниалл:
 – Что совершила ты, о прекрасная, коварная Син! Нет тяжелее греха, чем предавать смерти тех, кто забыл о своем долге ради любви к тебе!
 Сказала Син:
 – Пусть эти двое останутся живы.
 Тогда Гарольд Лохланнах опустил свой меч, а его воины связали Ниалла и Аэда и положили их под стеной монастыря.
 Потом кинулись чужеземцы в дома и церкви и стали грабить, жечь, разрушать все без разбора. Не осталось в монастыре камня на камне, и не уцелел никто из монахов, кроме малой горстки, что сумели пробиться к воротам и уплыть на лодках по озеру Лох Ри.
 Гарольд Лохланнах сжег все священные книги, и порубил кресты, и осквернил все божии храмы. А святого отца Брандана он сам растерзал когтями на алтаре, и разбросал кровавые клочья по всей церкви, а сердце и печень сожрал.
 Так бесновались злые, ненасытные, кровожадные лохланнахи в Клонмакферте всю ночь и весь день.
 Рано утром вышел Диармайд, сын Фейдлимида, король северных Уи Нейллов, из своего шатра и увидел густой черный дым, поднимающийся над Клонмакфертом.
 – Горе мне! – воскликнул Диармайд. – Не пришел я на помощь монахам, не внял их мольбе, и вот теперь чужеземцы оскверняют храмы, жгут священные книги и рубят кресты. Поспешим же в монастырь и спасем то, что еще можно спасти.
 Повел Диармайд войско к воротам. Гарольд Лохланнах вышел ему навстречу со всей своей ратью. Вот стали они сближаться, как вдруг Диармайд увидел на озере пять боевых кораблей. Подошли они к берегу, и сошло с кораблей большое войско. Встало оно рядом с лохланнахами, и предводитель его обнял великана Гарольда, словно родного брата.
 Крикнул Диармайд этому человеку:
 – Кто ты такой и почему помогаешь этому ужасному и кровожадному великану Гарольду Лохланнаху?
 – Я Бриан, сын Фергуса, король клана Туат Фиахрах. Три года назад я лишился земли, и теперь разбойничаю. А помогаю я великану Гарольду Лохланнаху, потому что он мне дороже родного отца, и мы поклялись никогда не оставлять друг друга в беде.
 – Поистине, – сказал Диармайд. – Не я самый грешный из королей Ирландии! Ведь я только осадил Клонмакферт, чтобы получить голову Муйредаха, моего врага, а этот человек сам сражается на стороне лиходеев и оборотней, сам помогает кровопийцам и врагам веры Христовой! Уйдем отсюда, о мои верные воины! Ничем уже не поможем мы Клонмакферты и милой Ирландии, ничем не смоем с нее этот позор.
 Велел Диармайд своему войску отступать, и ушли они на север в Круахан, и оставили Клонмакферт на растерзание варварам и разбойникам.


ЗАПИСКИ ПАТРИКА О'КОНОРА

 Причиной наших бед и на этот раз оказался Муйредах и его бывшие слуги, ныне послушники, Ниалл и Аэд.
 За время своего царствования Муйредах привык предаваться плотским утехам, порой грубым и неумеренным, и дух его изнежился и почти не в силах был противостоять дьявольским искушениям. То же самое можно сказать и о его слугах. К несчастью, они слишком короткое время провели в Клонмакферте, и мы, нерадивые монахи, не успели приучить их к смирению и скромности, укротить их гордыню и обуздать распущенность нравов. За это пришлось нам поплатиться сполна, как будет видно из дальнейшего.
 Однажды Муйредах, Аэд и Ниалл несли дозор на восточной стене, недалеко от ворот. Глубокой ночью подошла к стене некая дева, и показалась она Муйредаху необычайно красивой, хоть и непонятно, что уж там он мог разглядеть в потемках и с большой высоты.
 – Кто ты, прекрасная дева? – спросил Муйредах.
 – Я Син, дочь Хакена. Я приплыла из Норвегии вместе с разбойниками.
 При виде сей девы Муйредаха и его слуг охватило греховное вожделение; попали они в дьявольские сети, и, не слоушая голоса разума, сами очертя голову кинулись навстречу гибели. Стали они просить деву, чтобы она вошла в монастырь и возлегла с ними. Так просили они ее и умоляли, забыв о смирении и долге и нисколько не заботясь о добром имени послушника Клонмакферта, до тех пор, пока дева не согласилась на их уговоры.
 – Я возлягу с вами, – сказала она, – Если вы дадите мне золота и самоцветов из монастырской сокровищницы.
 – Мы дадим тебе все, что ты пожелаешь, – сказали горе-послушники, подлые слуги сатаны Муйредах, Ниалл и Аэд.
 – Догда будьте готовы завтрашней ночью открыть ворота, – сказала Син.
 На другой день Муйредах и его бывшие слуги попросились держать ночью дозор у ворот. В условленный час они открыли засовы, чтобы впустить чужеземную блудницу и утолить свою похоть. Но когда ворота открылись, не юная красотка бросилась в их объятья, а грозные и беспощадные норвежские воины сбили их с ног, не дав опомниться. Главарь разбойников Гарольдиус хотел убить всех троих, но коварная Син за них заступилась. Их связали и оставили лежать у ворот.
 Язычники тем временем устремились в монастырь. Произошло все это так внезапно, что многие монахи не успели даже вооружиться. Разбойники врывались в храмы и кельи, и грабили, жгли и убивали всю ночь. Никому не было от них пощады, и погибли тогда все иноки, и сам отец Брандан пал геройской смертью, защищая алтарь храма святого Патрика.
 Лишь тридцать девять монахов сумели уцелеть в этой кровавой бойне. Они спрятались в глубоком подвале в скриптории и просидели там до середины дня. Я, Патрик О'Коннор, прятался там вместе с остальными. Наконец наверху смолкли вопли истязаемых братьев, и слышны были только пьяные, глумливые крики норвежцев, праздновавших победу.
 Горько мы скорбели о павших и о милой нашей обители, и проклинали трусливого Диармайда, не пришедшего нам на помощь в сей страшный час. Вскипела в нас ненависть к проклятым варварам. Мы вышли из подвала и, призвав Господа, напали со всей яростью на пирующих язычников. Никто из нас уже не думал о смерти, и многих мы убили, мстя за поруганные святыни и непорочную кровь святых иноков.
 Пробившись к воротам, мы увидели на земле связанных Муйредаха, Аэда и Ниалла, подлых предателей, погубивших ради своей необузданной похоти наш славный, прекрасный монастырь. Охватил тогда меня праведный гнев, и я подбежал к Муйредаху и отрубил ему голову, оборвав эту греховную, жалкую жизнь. Хотел я и двух других отправить вслед за первым, но варвары уже настигали нас, и мы поспешили к берегу. Там мы сели в лодки и, добравшись до островка, спешно спустили на воду свои корабли, приготовленные для дальнего плавания. Мы сразу же подняли паруса и с попутным ветром поплыли на юг.
 Вскоре мы увидели пять других кораблей, плывущих нам навстречу на веслах. К ужасу своему мы узнали в людях, что плыли на кораблях, воинов Бриана, сына Фергуса, главаря разбойников-дибергов. Бриан спешил, как мы узнали позже, на помощь Гарольдиусу, чтобы вместе с ним грабить и жечь несчастный наш Клонмакферт. Но, как видно, слишком грозным показался Бриану наш вид, либо же осеняла нас в тот час десница Господня, ибо не осмелился Бриан напасть на нас и проплыл мимо. Мы же, возблагодарив Господа, продолжили свой путь туда, где река Синанд, вытекая из озера, начинает свой бег к Западному Океану.




 6.




САГА О ХАРАЛЬДЕ МОРЕХОДЕ

 Утром викинги стали грузить добычу на корабли. Харальд заметил неподалеку Ньяля и Одда. Они бродили вокруг лагеря норманнов и словно не решались ни уйти, ни приблизиться. Харальд окликнул их и спросил, почему они не уходят.
 – Некуда нам идти, – ответил Ньяль. – У нас нет другого дома, кроме этого монастыря. К тому же скоро все ирландцы будут знать, что это мы открыли врагам ворота Клонмакферта. Любой тогда почтет за благое дело убить нас. Я не говорю уже о Дьярмаде и Эйсиле, для которых нет ничего желаннее нашей смерти. Есть у нас и другие причины не уходить.
 – Что вы собираетесь делать? – спросил Харальд. Одд сказал:
 – Похоже, нам остается только просить тебя взять нас в свое войско.
 Ньяль сказал:
 – Я тоже так считаю, хоть мне и не по душе ваше ремесло. Однако выбирать не приходится, ведь иначе нас ждут лишь позор и смерть.
 – Не уверен, что от вас будет большая польза, – сказал Харальд. – Но и вреда вы не сможете принести, уж это точно. Могу взять вас на какое-то время, а там посмотрим.
 Ньяль и Одд остались в дружине Харальда. Ньяль был скальдом. Он пел норманнам ирландские песни, и это их забавляло, хоть они и мало что понимали.
 На третий день после взятия Клонмакферта люди Харальда увидели большую рать, приближающуюся с севера. Харальд спросил у Ньяля, что это за войско и кто его предводитель.
 – Точно не скажу, – ответил Ньяль. – С такого расстояния трудно разглядеть стяги и одежду воинов. Вероятнее всего, это Мюркьяртан, верховный конунг ирландцев. И ему незачем идти сюда, кроме как для того, чтобы расправиться с вами.
 – Этого следовало ожидать, – сказал Харальд. – Слишком далеко мы забрались вглубь страны и слишком надолго здесь задержались. Не всегда поймешь сразу, где кончается храбрость и начинается глупость. Вступать в бой мы не будем: эта битва не сулит нам никакой добычи, кроме смерти, ведь войско Мюркьяртана раз в тридцать больше нашего. Нужно поскорее уходить.
 Викинги и бриановы разбойники взошли на корабли и спешно отплыли. Они направились на юг, к реке. Войско Мюркьяртана преследовало их по берегу. Корабли были доверху нагружены золотом, серебром, вином, мясом и другой добычей. Разбойники пересекли озеро и двинулись вниз по реке Синанд. На другой день они достигли озера Дерг. По озеру они нарочно плыли медленно, чтобы Бриан мог догнать их. Едва они снова вошли в реку, путь им преградила запруда из огромных деревьев.
 – Похоже, нам приготовили встречу, – сказал Харальд. Он спросил у Ньяля, кто мог сделать этот завал.
 – Не знаю, – ответил Ньяль, – Но вряд ли ошибусь, если скажу, что его сделали люди Эохайда, сына Эогана, конунга муманов, что правит южной частью Ирландии. Его земли тянутся по левому берегу реки.
 Харальд сказал:
 – Войско Эохайда наверняка сидит в засаде в лесу. На этот раз, судя по всему, нам не избежать битвы.
 Харальд окликнул Бриана и велел ему обносить завал по правому берегу.
 – А мы попытаем счастья на левом. И пусть тот из нас, кому будет полегче, придет на помощь тому, кто окажется в беде.
 Ньяль сказал:
 – Вот уж не подумал бы, что человек, так жестоко поступивший с Клонмакфертом, способен на благородный поступок.
 – Я вовсе не из благородства выбрал опасный берег, – сказал Харальд. – Нам так сподручнее: не придется переходить реку по бревнам.
 Харальд повел половину воинов вперед, в лес, чтобы не дать ирландцам подойти к берегу. Остальные во главе с Хёскульдом принялись переносить корабли и добычу.
 Не успел Харальд отойти от реки на две сотни шагов, как в его людей полетели стрелы и копья. Вестманны появлялись повсюду из-за деревьев и нападали там, где норвежцы менее всего ожидали. Викинги храбро защищались, но силы были неравны.
 – Отступать нельзя, – сказал Харальд. – Скорее зовите Бриана. И дайте нам знать, когда корабли будут на воде.
 Люди Эохайда теснили норманнов с трех сторон. Те викинги, что остались у кораблей, успели перенести только Ястреб Готольва и треть груза. Они кричали Бриану, чтобы он шел на подмогу, но им никто не отвечал. Корабли Бриана по-прежнему стояли у берега выше запруды, а людей не было видно. Хёскульд сказал:
 – Придется оставить корабли и самим идти на помощь Харальду.
 В лесу тем временем шла жаркая битва. Из отряда Харальда уцелело не более половины.
 – Неважные новости, – крикнул Хёскульд. – Похоже, Бриан сбежал вместе с добычей и всеми своими вестманнами, а корабли бросил.
 – Чего еще ждать от трусливого пса, – сказал Харальд. – Будем отступать к кораблям, и кто сможет, спасется.
 Люди конунга Эохайда стали заходить в тыл викингам, чтобы отрезать их от реки. Теперь норманны были окружены со всех сторон. Харальд приказал пробиваться назад, к кораблям, и сам пошел впереди, прорубая себе дорогу мечом Готольва. Ньяль и Одд сражались плечом к плечу с викингами и, если и уступали им в храбрости, то не намного.
 Бой был очень жестоким. Только тридцать шесть норманнов добрались живыми до Ястреба. Они сразу поплыли вниз по реке, а ирландцы осыпали их стрелами.
 На берегу выше запруды остались три корабля, много припасов и целая груда золота. Люди Эохайда кинулись делить деньги, и это спасло викингов от преследования.
 Они плыли всю ночь, и на утро миновали устье реки. Тут поднялась сильная буря, и пошел снег. Харальд сказал:
 – Пора подумать о том, где провести зиму. В это время года уже поздно выходить в море, поэтому придется зимовать в Ирландии. Вряд ли Эохайд и Мюркьяртан станут рыскать за нами по всей стране. Найдем подходящий мыс и построим земляную крепость.
 Они переждали бурю и поплыли вдоль берега на север. Вскоре они подошли к длинному мысу. Харальд велел рагрузить корабль и приниматься за постройку землянок и вала. Никто не успел еще сойти на берег, как с севера из-за мыса вышли восемь ирландских боевых кораблей и несколько десятков деревянных лодок.
 – Что это за войско? – спросил Харальд.
 – Точно не знаю, – сказал Ньяль. – Но я вижу стяги Мюркьяртана, верховного конунга.
 – Похоже, нам не удастся спокойно перезимовать в этой стране, – сказал Харальд. – Ирландцы следят за каждым нашим шагом. Придется выходить в море, несмотря на непогоду.
 – Ветер дует с севера, – сказал Хёскульд Корабел. – Мы не уйдем от погони, если станем грести боком к ветру. Поплывем лучше на юг, вдоль берега. Тогда мы быстро оставим Мюркьяртана позади.
 Викинги поплыли на юг, и вскоре флот Мюркьяртана отстал так сильно, что почти скрылся из виду. К этому времени Ястреб Готольва снова подошел к устью реки Синанд. Здесь норманны увидели еще два кожаных корабля, идущие им навстречу. Хёскульд сказал, что корабли ему знакомы.
 – Это те самые, что стояли на островке напротив Клонмакферта. И пусть я никогда не вернусь домой, если люди, что сидят там на веслах, не папары, сбежавшие от нас во время битвы.
 Харальд сказал:
 – Пусть плывут, куда хотят. Не будем их трогать: взять с них все равно нечего.
 – Мы должны убить их, – сказала Сигрун. – Ведь это они, должно быть, пустили Мюркьяртана и Эохайда по нашему следу. К тому же нам пригодятся их корабли: на Ястребе теперь тесновато.
 – Будь по-твоему, – сказал Харальд. – Надеюсь, это не займет много времени.
 Папары, завидев викингов, повернули на запад и стали грести в открытое море. Харальд направил корабль вслед за ними. Ястреб Готольва быстро настигал папаров, хоть те и налегали на весла изо всех сил. Спустя какое-то время Ньяль сказал:
 – По-моему, скоро нам всем придется расплачиваться за легковерие и уступчивость. Нельзя было слушать советов этой женщшины. Смотрите: вы так увлеклись погоней, что не заметили даже, как переменился ветер.
 Тут повалил такой густой снег, что скрылись из виду и корабли папаров, и берег. Все небо затянуло тучами, и стало темно, как ночью. Ветер повернул к востоку и быстро стал усиливаться. Вскоре разразилась такая буря, какой никому из людей Харальда не приходилось видеть. Норманны попытались вернуться к берегу, но не могли выгрести против ветра. У многих так замерзли руки, что им пришлось бросить весла. Корабль отяжелел от мокрого снега и едва не шел ко дну. Только самые сильные продолжали грести и удерживали корабль на волнах.
 – Что ты скажешь теперь о боге папаров, Харальд? – спросил Ньяль. – Не думаешь ли ты, что это его месть?
 – Я думаю, что нужно грести, – ответил Харальд.


ПЛАВАНИЕ НИАЛЛА

 После битвы лохланнахи развязали Аэда и Ниалла и велели им уходить.
 – Куда мы пойдем, друг мой Аэд? – спросил Ниалл. – Где нам теперь искать пристанища и у кого просить помощи? Мы потеряли все, что имели, считая честь и доброе имя.
 – Поспешим на восток, в Тару, и оповестим Муйрхертаха, верховного короля, о том, что здесь случилось.
 – Не пойдем мы в Тару, – сказал Ниалл. – Не станет нас слушать Муйрхертах, а велит утопить или бросить на растерзание боевым псам. Да и никто во всей Ирландии теперь не пустит нас на порог. Поистине, горек наш удел!
 Еще он сказал:



   Черные дни нас ждут.
   Нет больше веры предателям.
   На беду коварная Син
   Гибельной страстью пронзила мне грудь,
   Могучим закляьем лишила воли.
   Ей место в аду рядом с нами.
   Одна только смерть, о храбрый Аэд,
   Рану мою остудит.



 – Пойдем в Маг Лиахру, – сказал Аэд. – Укроемся в лесу и будем жить, сторонясь людей, и замаливать наш грех до конца жизни.
 Встали они и пошли в Маг Лиахру. Пройдя три сотни шагов, разом остановились оба, и Аэд сказал:
 – Трудно мне сегодня шагается.
 – Похоже на то, Аэд, что коварная Син по-прежнему держит нас своим заклятьем, и по-прежнему лежат на нас чары любви.
 Трижды они пытались уйти от монастыря, и трижды словно стена вставала перед ними, едва удалялись они от стен на триста шагов. Упали тогда оба на землю и зарыдали от горя и отчаяния.
 – Остается нам только вернуться в монастырь, – сказал Ниалл. – И отдаться под власть жестокой Син и ужасного великана Гарольда Лохланнаха. Как ни горек этот выбор, другого нам не дано.
 Понурив головы, вернулись Аэд и Ниалл к стану язычников. Вышел им навстречу великан Гарольд Лохланнах. Он был великаном только во время битвы и когда замышлял недоброе, а в иное время не сильно отличался от простых людей. По правую руку от Гарольда стояла прекрасная Син.
 – Позволь нам остаться с тобой, Гарольд, – сказал Ниалл. – После того, что мы совершили, не найти нам пристанища во всей Ирландии, никто не пустит нас на порог, так жестоко обошлась с нами Син. Не можем мы и уйти, ибо сильнее железных цепей держат нас нерушимые чары любви, что наложила на нас Син могучим заклятьем.
 – Что вы умеете делать? – спросил Гарольд Лохланнах. Аэд сказал:
 – Умею бросать копье на семьсот шагов, разить восьмерых одним ударом меча, взмахом щита разбивать головы троим, скакать в боевой колеснице быстрее ветра, так что головы врагов сыпятся на землю по обе стороны от меня, словно град.
 – А я умею играть на арфе лучше всех в Ирландии, – сказал Ниалл. – И складывать песни, что сильнее заклятий. Знаю сонную песнь, лишь заслышав которую, все засыпают, и песнь радости, что развеет любую печаль; о враге же могу сложить песнь поношения, что покроет его позором, как дегтем, до конца его дней. А в бою я из всех ирландцев второй после Аэда.
 Сказал тогда Гарольд Лохланнах:
 – Ответь, о Син, взять ли мне этих двух героев в свое войско?
 – Возьми их, – сказала Син. – И береги, кк зеницу ока, ибо нет в твоем войске более славных и могучих мужей, чем эти двое.
 – Я беру вас, – сказал Гарольд. – И в знак дружбы готов исполнить одну вашу просьбу, если то будет в моих силах.
 – Тогда обещай нам, – сказал Ниалл. – Не нападать больше на монастыри Ирландии и ее дворы, не убивать и не грабить ни монахов, ни знатных людей, ни простолюдинов, и никогда не нарушать первым мира до тех пор, пока ты остаешься в нашей стране.
 – Обещаю вам это, – сказал Гарольд.
 Не прошло и трех дней, как увидели лохланнахи неисчислимую рать, идущую на них с севера. Красны от гнева были лица могучих, неустрашимых воинов Ирландии, ярко сверкали их доспехи, грозно гремело оружие.
 – Горе мне! – вскричал Гарольд Лохланнах. – Не иначе, как сам Муйрхертах, верховный король, пришел за моей головой! И зачем только я приплыл сюда из далекого, сумрачного Лохланна! Горе мне!
 Бросились тогда лохланнахи к кораблям и в великом страхе поплыли обратно, туда, откуда пришли. И Бриан, сын Фергуса, поплыл за ними на своих кораблях.
 Так они плыли три дня и три ночи, пока не миновали озеро Лох Дерг. При входе в реку напало на лохланнахов войско Эохайда Эоганахта, короля муманов из Кайсиля. Началась у реки жестокая битва, и пала там половина войска Гарольда Лохланнаха. Воззвал тогда Гарольд к Бриану, сыну Фергуса, и сказал:
 – Приди мне на помощь, о Бриан! Одолевают меня могучие муманы.
 – Не приду я тебе на помощь, – сказал Бриан. – Напрасны твои мольбы. Давно уже камнем на шее висит у меня клятва, что дал я тебе когда-то по своему неразумию и алчности. Но теперь я считаю себя свободным от клятвы, ибо не могу простить тебе злобы и жестокости, с какими ты разрушил славный Клонмакферт и перебил святых иноков. Но, памятуя о нашей дружбе, не стану я и на сторону Эохайда Эоганахта, а просто уйду прочь со своим войском, и пусть господь решает твою судьбу. Прощай же, Гарольд Лохланнах, и да не встретимся мы с тобой ни в этом, ни в ином мире.
 Увидели воины Лохланна, что близка их погибель, и побежали к кораблям. Только одному кораблю удалось отплыть от берега. Лишь три раза по девять мужей ушли живыми от мечей грозных муманов, и сам Гарольд Лохланнах едва спасся.
 Поплыли они вниз по реке, и в начале зимы добрались до моря. Хотел Гарольд Лохланнах пристать к берегу и перезимовать, но увидел там огромное войско. В другом месте попробовал он сойти на землю Ирландии, но и там ждало его войско, готовое к бою. Стал тогда Гарольд Лохланнах плавать вдоль берега и искать место для зимовки. Но верховный король Муйрхертах спустил с цепи двух ужасных ядовитых псов. Каждый из них был ростом с быка. Они бежали за кораблем и нигде не давали ему пристать. Увидел Гарольд Лохланнах, что не найти ему на земле Ирландии место для зимовки, и взвыл он тогда, заревел страшным голосом, и взмолился своим злым богам. Тут встал перед ним Конн, сын Лайра, король сидов из Бойру. Сказал Конн:
 – Что ты воешь, что ты ревешь! Никто уж тебе не поможет: ни бог монахов, ибо разрушил ты Клонмакферт и надругался над святынями, ни твои злые боги, ибо поклялся ты не нападать больше на монастыри и дворы Ирландии, ни я, ибо взял ты в свою дружину Аэда мак Ройга и Ниалла мак Фебала, моих заклятых врагов. Не у кого тебе теперь просить помощи и совета. Одинок ты отныне, и отвернулись от тебя все боги. Прощай же, Гарольд Лохланнах, и не зови меня больше.
 Исчех Конн, а Гарольд Лохланнах завыл и заревел еще громче и яростнее, и стал рвать на себе одежду и волосы. Говорил он так:
 – Злая судьба обрекла меня на гибель, ибо негде мне перезимовать, а в это время года ни один корабль не дойдет до далекого, сумрачного Лохланна! Да и ветры теперь дуют только с востока!
 Сказала прекрасная Син:
 – Не печалься, Гарольд Лохланнах. Не все еще потеряно. Видишь, я не ушла с господином моим, Конном, сыном Лайра, а осталась на корабле, хоть и не ради тебя, а ради этих двух героев, Ниалла и Аэда. Ибо из-за меня они лишились доброго имени, и я в долгу перед ними.
 – Спаси же нас, Син! – воскликнул Гарольд Лохланнах.
 – Спроси совета у мудрого Ниалла, и сделай, как он скажет, и спасешься.
 Спросил тогда Гарольд Лохланнах совета у Ниалла, сына Фебала, и сказал Ниалл:



   Есть острова на запад от нас,
   Нет им названия в языке людей.
   Их великолепие не выразить словом.
   Ликом светлы их обитатели,
   Они не знают болезней и старости.
   Не смолкает смех, не скудеют столы
   На тех островах, островах Блаженных.
   Там прекрасные девы в благоуханных садах
   С невиданных деревьев срывают плоды,
   Не слышно там бега времени,
   Как мгновение, пролетает год
   На милых островах, островах Юности.



 Воскликнула Син:
 – Поистине, ничего не желаю я так страстно, как попасть на эти острова.
 Тогда Гарольд Лохланнах направил корабль на запад.


ЗАПИСКИ ПАТРИКА О'КОННОРА

 Миновав озеро Лох Ри, мы пристали к берегу и тотчас же послали двух гонцов в Тару к королю Муйрхертаху, чтобы он пришел с войском и отомстил варварам за совершенное злодеяние. Затем мы двигались вниз по реке до озера Лох Дерг. Здесь мы послали еще двух гонцов в Кайсиль к королю Эохайду, чтобы он преградил разбойникам путь к отступлению. После этого мы поплыли дальше и с божьей помощью в начале зимы добрались до океана. Мы хотели провести зиму в монастыре Инис Мор, а весной плыть за море в поисках уединенных островов для отшельнической жизни, ибо не могли мы после того, что случилось, оставаться более на земле Ирландии.
 Но едва мы вышли из реки в море, как увидели норвежский корабль, и разглядели стяг с вороном. Мы подумали, что этот корабль, должно быть, разминулся с нами в озере Лох Дерг и сумел уйти от воинов Эохайда. Разбойники быстро приближались, и их вид и поведение не давали возможности сомневаться в их намерениях. Несомненно, они хотели убить нас и отобрать корабли.
 Мы стали грести, что было сил, и думали лишь о том, как бы спастись от погони. Не удивительно, что мы не заметили, как удалились от берега на опасное расстояние. В это время поднялась сильнейшая буря, и нас понесло в открытое море. Так, с одной стороны, мы спаслись от разбойников и отправились в Западный Океан, как и хотели, с другой же стороны, наше плавание началось значительно раньше, чем мы рассчитывали, и в далеко не наилучшее для подобных дел время года.




 7.




САГА О ХАРАЛЬДЕ МОРЕХОДЕ

 Буря продолжалась почти двое суток. Семь человек умерли от холода и усталости. Потом ветер стих, и мгла рассеялась, но небо по-прежнему застилали тучи. Нигде не было видно земли. Викинги не могли определить стороны света и не знали, где находятся. Хёскульд сказал, что их, должно быть, отнесло очень далеко на запад.
 – Есть ли здесь кто-нибудь, – спросил Харальд. – Кто знает море к западу от Ирландии?
 Ньяль сказал:
 – Старые люди говорят, чтио на западе, по ту сторону океана, лежат Острова Блаженства, по-ирландски Тирмар. Каждый из них вдвое или втрое больше Ирландии, а всего их пятьдесят. Там не бывает зимы, а люди не стареют и живут вечно. Жители этих земель все время пируют и веселятся, и год для них пролетает как мгновение. Кроме того, там много деревьев со сладкими плодами.
 – Не стоит верить этим рассказам, – сказал Харальд. -Если где -то и есть такие земли, живым людям туда не попасть.
 Ястреб Готольва много дней плыл в открытом море. На корабле совсем не осталось пищи и дров. Дул сильный ветер, и погода была холодная. Викинги собирали дождевую воду и снег, и этого едва хватало, чтобы утолить жажду.
 Сигрун сказала:
 – Если завтра мы не увидим какой-нибудь земли, люди начнут умирать, и не исключено, что я буду одной из первых. Как глупо погибать от голода, когда у нас есть корабль, чуть не доверху нагруженный золотом и серебром!
 – Нечему тут удивляться, – сказал Ньяль. – с тех пор, как вы похитили золото Клонмакферта, вас преследуют неудачи. По-моему, это не спроста. Ведь золото принадлежало богу папаров.
 – Я бы выбросил в море всю добычу, – сказал Харальд. – Если бы знал, что это поможет нам спастись. Верно говорят, что жизнь дороже всего.
 – Ты, Харальд, похоже, совсем одурел от страха. – сказала Сигрун. – Придумал бы чего-нибудь получше, чем бросать деньги в море.
 – Да и вряд ли это теперь помогло бы, – сказал Ньяль.
 На другой день ненадолго вышло солнце, и они поняли, что ветер по-прежнему несет их на запад. Вскоре после этого они заметили что-то впереди, им показалось – камень. Они подплыли ближе и увидели, что это маленький скалистый островок. Сигрун сказала:
 – По-моему, там какой-то человек, либо у меня от голода помутилось в глазах.
 – Я тоже вижу человека, – сказал Харальд и добавил, что на островке должна быть пища и вода, раз там живет человек.
 – Если только это не какой-нибудь несчастный, который спасся после кораблекрушения и теперь умирает от голода на этой скале.
 Харальд направил корабль к островку, и викинги сошли на берег. На камне у самой воды сидел старик с длинными, до пят, седыми волосами. На нем не было никакой одежды. Он сдирал с камня ракушки и ел их сырыми. Норманны пытались заговорить со стариком, но тот в ответ только мычал и крутил головой. Викинги решили, что он либо обезумел, либо забыл людскую речь. Они осмотрели островок и увидели, что на нем не растет ничего, кроме мха, и нет никакой еды. Посередине островка была яма, в которую собиралась дождевая вода.
 Ньяль нарвал морской травы и стал есть. Он сказал, что в Ирландии это самая обычная пища. Тогда все остальные тоже стали есть морскую траву и ракушки. Многие нашли, что это лучше, чем ничего.
 Викинги взяли этой еды на корабль и запаслись водой. Харальд хотел забрать с собой волосатого человека, но когда викинги попытались поймать его, он закричал таким ужасным голосом, что они побоялись к нему подойти. Сигрун сказала:
 – Лучше его оставить. Вполне возможно, что это оборотень или какое-нибудь другое опасное существо. Человек не смог бы так долго жить здесь, питаясь одной травой и ракушками. Да и как он мог сюда попасть без корабля или лодки?
 Викинги отплыли от этого острова и направились дальше на запад. Когда остров скрылся из вида, Ньяль и Одд сказали, что волосатый человек мог быть ирландским папаром.
 – Папары иногда поселяются в одиночку на безлюдных островах и живут там до самой смерти.
 – Зачем они это делают? – спросил Харальд.
 – Они совершают этот подвиг во славу своего бога. Бог не дает им погибнуть даже там, где нет ни воды, ни пищи.
 – Странный у папаров бог, – сказал Харальд. – Нрав у него крутой, а понять его непросто. Я рад, что не служу ему. Наши боги не морят нас голодом на камнях посреди океана.
 На другой день викинги увидели вершины гор большой земли. Все очень обрадовались. Харальд сказал:
 – Похоже на то, что нам все же удастся пережить эту зиму.
 Ястреб Готольва подошел к островкам в половине дня пути от земли. Островки были скалистые, на одном из них росло немного леса. Всё было завалено снегом.
 Викинги заметили на снегу два корабля. Они подошли ближе и узнали корабли папаров из Клонмакферта. Рядом были землянки, и из них шел дым. Харальд велел готовиться к бою.
 – У папаров должна быть еда, но я не уверен, что они отдадут ее добром.
 Викинги сошли на берег и направились к землянкам. Все были так измучены плаванием, что едва держались на ногах. Из землянок появились папары. Харальд сказал:
 – Их здесь больше, чем я думал, да и ноги мои ступают почемуто не так твердо, как обычно. Похоже, битва будет тяжелой. Но у нас нет другого способа добыть пропитание. У нас не хватит сил на охоту или ловлю рыбы, если мы не отберем у папаров их запасы.
 Один из папаров обратился к викингам на северном языке. Он назвался Патрюгом и сказал:
 – Напрасно вы нас преследуете. У нас больше нет золота: вы забрали все, что было.
 – Золота нам больше не надо, – сказал Харальд. – У нас его полный корабль, но в море от денег не много проку. Нам нужна еда. Мои люди много дней ничего не ели. Выбирайте: отдадите вы нам добром свои припасы, и тогда мы не тронем вас и поплывем зимовать на ту большую землю, или вы будете защищаться, и тогда мы не пощадим никого.
 Патрюг сказал:
 – Ты бы, конечно, выбрал второе, потому что подумал бы: остаться без припасов зимой – верная смерть, а в бою еще неизвестно, кто победит. Но мы выбираем первое и охотно дадим вам еды. Мы поступаем так вовсе не из страха перед вашим оружием. Ведь нас больше, мы не измучены голодом и легко одолели бы вас.
 – Это ваше дело, что выбирать, – сказал Харальд. – Решили отдать еду, так отдавайте скорее. Мне безразлично, почему вы выбрали так, а не этак.
 – И все-таки я договорю, – сказал Патрюг. – У нас есть две причины поделиться с вами припасами. Одна причина такая: наш бог не оставляет в беде тех, кто верно ему служит. К тому же он всемогущ. Мы надеемся, что он не даст нам умереть с голоду. Вторая же причина в том, что наш бог велит помогать всем, кто в этом нуждается: нищим, больным и слабым.
 Папары принесли хлеб и сушеную рыбу, и викинги с жадностью набросились на еду. Только Ньяль и Одд остались у корабля, потому что боялись папаров. Но те заметили их, и Патрюг сказал:
 – Вас следовало бы убить, но бог велел нам прощать обидчиков. К тому же вы и так получили сполна. Идите и ешьте вместе со всеми.
 Когда все насытились, Сигрун сказала:
 – Взгляни, Харальд, по-моему, этот папар не лгал. Им и впрямь не составило бы труда с нами разделаться.
 Все папары к тому времени вышли из землянок. Их было больше, чем викингов, и выглядели они здоровыми, сытыми и крепкими.
 Харальд сказал:
 – Одного я не пойму: как вы попали сюда раньше нас, ведь корабли у вас тихоходные.
 – Бог вел нас прямым путем, – сказал Патрюг. – А вас заставил долго скитаться по морю.
 – Что-то слишком часто я слышу о боге папаров, – сказал Харальд. – Мне это уже порядком надоело.
 Харальд хотел погрузить еду на корабль и плыть к большой земле. Патрюг сказал, что им лучше остаться на островке.
 – Припасов все равно не хватит на всю зиму, а вместе нам сподручнее будет добывать себе пропитание.
 Харальд решил все же плыть, но как только викинги стали носить еду на корабль, началась снежная буря. Корабль пришлось вынести на берег.
 – Прав был Патрюг, – сказал Харальд. – Лучше нам остаться.
 Викинги сделали себе землянки возле землянок папаров. Они ловили рыбу на тихой воде между островками, и ловля почти всегда была удачной. Многие из людей Харальда были рыбаками до того, как стать разбойниками. Папары рыбачили вместе с норманнами. Улов делили поровну между всеми.
 Викинги прожили на островке восемь дней, а на девятый Патрюг пришел к Харальду и сказал:
 – Не одолжишь ли ты мне кое-что из вашей добычи? Я говорю о золотой и серебряной утвари, о крестах и о фигурах нашего бога.
 – Вот так просьба, – сказал Харальд. – Уж не лишил ли тебя рассудка твой бог? Бери хоть всё, и можешь держать у себя, пока мы не соберемся в обратный путь. Любопытно посмотреть, какой прок тебе будет от этих побрякушек.
 – Ты это скоро увидишь, – сказал Патрюг. Папары взяли золото и серебро. На другой день вечером они вышли из землянок, наряженные в дорогие одежды, с белыми стягами и факелами. они несли кресты, золотые чаши и фигуры распятого богп. папары принялись ходить вокруг землянок и громко петь на непонятном языке. Было совсем темно, валил густой снег, и золото блестело в свете факелов. Викинги смотрели на это шествие, и многие нашли, что оно очень красиво.
 – Что у вас за праздник? – спросил Харальд.
 Патрюг перестал петь и сказал:
 – Мы празднуем рождение нашего бога. Это большое событие.
 Сигрун сказала:
 – Мне нравится, как вы поете. По-моему, не может быть совсем уж никчемным бог, которому служат с таким усердием. Пожалуй, я приняла бы вашу веру, если бы вы обещали мне, что ваш бог будет мне покровительствовать.
 – Это я тебе обещаю, – сказал Патрюг.
 На другой день Сигрун приняла веру папаров. После нее так же поступил Харальд и многие другие норманны.
 Хёскульд Корабел отказался принять крещение.
 – Я больше верю в свои руки и в свою работу, – сказал он. – Бог папаров не сумел погубить Ястреба, а я уверен, что он хотел этого. Пусть лучше все остается по-старому. Да и вам не будет большой пользы от того, что вы сделали.


ПЛАВАНИЕ НИАЛЛА

 В самый разгар зимы вышли лохланнахи в море, и было их плавание долгим, трудным и ужасным. Кончилась на корабле еда, и не осталось дров. Весь корабль был засыпан снегом до верхушки мачты, так что казалось, будто плывет сугроб. Лохланнахи выли и стонали от голода, и лязгали зубами от холода, и призывали своих богов, но тщетно. Когда кто-то умирал голодной смертью, остальные бросались на него и пожирали, торопясь, чтобы мясо не остыло, и дрались за каждый кусок.
 Воскликнул Гарольд Лохланнах:
 – Клянусь, если удастся мне спастись, оставлю я своих злых богов, покаюсь в грехах и приму истинную веру!
 Вот увидели лохланнахи камень посреди океана, а на камне старца. Одеждой ему служили его волосы. Обратился к старцу Ниалл, сын Фебала, и спросил его, кто он такой, как попал на этот камень и чем живет, если нет у него ни дома, ни огня, ни лодки, ни скота, ни хлеба. Ответил старец:
 – Я Дубтах О'Тул, клирик из святой обители Инис Тера. Девять лет назад отправился я на малой лодочке искать уединенного места для служения богу и безгрешной жизни. привел господь мою лодку к этому камню, и как только я ступил на берег, ветер подхватил лодку и унес на запад. Два дня я провел без пищи, в слезах и молитвах. а на третий день господь даровал мне чудесного лосося. Три года питался я этим лососем, и всё он не кончался. Потом снова не стало у меня еды, и опять два дня я голодал, а на третий день дал мне господь второго лосося. Так повторялось трижды. Вот теперь я как раз доел третьего лосося и пощусь, уповая на господа.
 Поклонились лохланнахи святому старцу и поплыли дальше. Вскоре подошли они к лесистому осровку и увидели там корабли и людей.
 – Ответь мне, мудрый Ниалл, – сказал Гарольд Лохланнах. – Кто эти люди на острове?
 – Нетрудно сказать, – ответил Ниалл, – Ведь это мои братья, святые иноки из Клонмакферта.
 – Сойдем на берег, покаемся в грехах и попросим у монахов еды, – сказал Гарольд Лохланнах.
 Тогда все разбойники сошли на берег, только Ниалл и Аэд остались на корабле.
 – Горько скорбим мы о том, что совершили, – сказал Ниалл. – И стыдно нам показываться на глаза святым инокам.
 Монахи приветсвовали лохланнахов и накормили их досыта. Старший из монахов, отец Патрик О'Коннор, сказал, что прощены разбойникам все их грехи, ибо совершили они их по темноте своей и неразумию. Заплакал тогда Гарольд Лохланнах и остальные разбойники, и сказали они, что никак не ожидали милосердия от тех, с кем обошлись так жестоко. И приняли все лохланнахи истинную веру, и в тот же день покаялись и крестились.
 Сказала Син:
 – Тяжелее всех мои грехи, и едва ли сумею я вымолить прощение. Много невзгод я вынесла за время плавания, но мучения эти я терпела не напрасно, ибо мои глаза наконец открылись, и я поняла, что нет в мире другого бога, равного по мудрости, славе, красоте и величию богу монахов. Если бы было возможно, я с радостью приняла бы крещение, но едва ли моей мечте суждено сбыться.
 Сказал Патрик О'Коннор:
 – Нет такого греха, которого господь не простил бы покаявшемуся и уверовавшему в него.
 И Син тоже крестилась в тот день.
 Отец Патрик увидел на корабле Ниалла и Аэда и сказал:
 – Рядом с вами эта женщина подобна напроказившему ребенку, а эти разбойники – и вовсе невинные младенцы. Но даже вас мы прощаем, потому что не было в вашем поступке злого умысла, и вашими руками двигала чужая воля.
 Обрадовались Ниалл и Аэд великой радостью, и, пав на колени, горячо и с большой страстью возблагодарили отца Патрика.
 Все, кто приплыл с Гарольдом Лохланнахом и Син, остались зимовать на островке у монахов. Жили они дружно и без раздоров всю зиму.


ЗАПИСКИ ПАТРИКА О'КОННОРА

 Мы долго плыли, не встречая земли. Все мы сильно страдали от холода. Благодарение Господу, мы успели запастись всем необходимым для отшельнической жизни. У нас было даже немного скота и посевное зерно. К несчастью, наше плавание было таким долгим, что к концу его пришлось съесть и овец, и почти все зерно. Но мы решили, что такова воля Всевышнего, и больше сожалели не о том, что в дальнейшем будем лишены хлеба, шерсти и молока, а о том, что сейчас нам больше нечего съесть.
 Наконец мы увидели землю, но, подойдя ближе, поняли, что это всего лишь скалистый островок. На вершине островка стоял старец, одетый в собственные волосы. Приглядевшись, я узнал преподобного Дубтаха О'Тула, который пять лет назад отбыл на запад с целями, подобными нашей.
 Дубтах О'Тул жевал нечто бурое, произрастающее в море, и, глядя на нас, осенял себя крестным знамением.
 Мы сошли на берег и, почтительно приблизившись к отцу Дубтаху, стали расспрашивать его о жизни на островке и о судьбе корабля, на котором он отплыл из Ирландии, и о других монахах, что были на том корабле. Преподобный Дубтах, судя по всему, слышал наши речи, но не удостоил нас ответом, несмотря на наши просьбы. Тогда мы принялись рассказывать о своем плавании, и предлагали Дубтаху теплую одежду и книги. Сначала он лишь тяжко вздыхал, а потом махнул рукой, повелевая нам замолчать.
 – Уезжайте, – сказал он. – Вы слишком многоречивы.
 И мы подивились благолепию, коим исполнена была жизнь святого отца Дубтаха. Мы попросили его отпустить нам грехи, на что он кивнул головой, и больше мы ничего от него не услышали. Но мы сочли, что от такого человека достаточно и кивка. Затем мы отплыли от острова, не смея более тревожить покой этого ревнителя веры.
 Двумя днями позже мы прибыли к лесистому островку в виду большой земли. Здесь мы решили провести остаток зимы, ибо приближался праздник Рождества, а встречать его в море не только не в традициях Клонмакферта, но и просто неслыханно.
 На третий день нашей жизни на острове мы были до крайности удивлены, вновь увидев в море корабль норвежских разбойников. Мы усмотрели в этом перст божий и решили более не убегать от норвежцев, а встретить их спокойно, мужественно и с достоинством, как подобает истинным христианам.
 Разбойники сошли на берег, и мы узнали среди них Гарольдиуса, их главаря, и Син, чья красота так прельстила падкого до соблазнов Муйредаха и оказалась столь губительной для славного Клонмакферта. Еще мы увидели на корабле ненавистных предателей Ниалла и Аэда, но это не сильно нас удивило, потому что таким людям самое место среди разбойников.
 Норвежцы сначала хотели напасть на нас, но их остановила кротость и христианское смирение, с какими мы их встретили. Мы поделились с разбойниками скудными крохами, оставшимися от наших запасов, и позволили им провести зиму на острове вместе с нами.
 Мы решили, что следует попытаться обратить этих язычников в истинную веру, и сразу же принялись за дело со всей осторожностью, действуя умело и не торопясь, но также и решительно. Здесь нам немало пригодился опыт тех из нас, кто в числе прочих проповедовал, и весьма успешн, христианство в Дании. Дело пошло на удивление легко и быстро, и уже вскоре после Рождества большинство разбойников всем сердцем приняли веру Христову.




 8.




САГА О ХАРАЛЬДЕ МОРЕХОДЕ

 Весной викнги и папары на трех кораблях направились к большой земле на западе. На островке остались двое папаров. Они решили там поселиться, потому что считали, что здесь никто не будет мешать им петь молитвы и делать все, что заблагорассудится. Папары поступают так время от времени, и тогда их называют отшельниками. Харальд дал островкам называние: Вестманнаэйяр, Острова Ирландцев. Островок, где они провели зиму, он назвал Папей, Остров Папаров.
 Всем очень хотелось узнать, что за земля лежит впереди. Сигрун сказала:
 – Может быть, это один из Островов Блаженства, о которых говорил Ньяль. Ведь это очень большая земля, и лежит она на западе за океаном.
 Они подошли к этой земле и увидели, что она гориста, а по берегам всюду черный песок. Склоны поросли лесом, кое-где были хорошие луга, и на проталинах уже появилась первая трава.
 Эта земля была впервые открыта Харальдом Мореходом, хотя ныне об этом мало кто помнит. Позже ее заново открыл Гардар, который обошел ее кругом и узнал, что это остров. Гардар назвал страну Гардарсхольм, но это название вскоре забылось. Со времен первопоселенца Ингольва земля, о которой идет речь, зовется Исландией.
 Некоторое время викинги и папары плыли вдоль берега и высаживались в разных местах. Страна была обширна и безлюдна, богата лесом, рыбой и пастбищами, но бедна дичью. Наконец они остановились в тихом фьорде и построили землянки.
 Викинги решили провести в этой стране лето и зиму, а на другой год плыть в Норвегию. Там они хотели купить побольше зерна, скота и рабов, а потом вернуться сюда и жить вольно и богато.
 Папары же все до единого хотели стать отшельниками. Патрюг собирался в этом году разведывать страну, а на другой год плыть вдоль берега и высаживать своих людей по одному или по двое в самых глухих и укромных местах.
 Однажды Сигрун сказала, что видела с вершины горы еще одну землю дальше на западе, по ту сторону широкого пролива.
 – Та земля может оказаться лучше этой. Я считаю, что мы должны доплыть до нее и посмотреть, может быть, это и есть Острова Блаженства.
 Харальд сказал:
 – Напрасно ты веришь этим сказкам.
 Викинги несколько раз поднимались на гору, но не видели никакой земли. Сигрун сказала, что ее видно не во всякую погоду. Тогда некоторым показалось, что они и впрямь видят что-то похожее на далекий берег. Все же Харальд и все остальные викинги стояли на том, чтобы плыть в Норвегию.
 – Не следует брать больше, чем можешь использовать. Нам вполне хватит и этой страны.
 Какое-то время Сигрун не заговаривала о плавании на запад. Она вела себя скромно и была с Харальдом любезнее, чем обычно.
 К концу лета викинги построили большой дом и запаслись на зиму рыбой, тюленьим мясом и ягодами. многие находили, что жизнь в новой стране куда лучше, чем в Норвегии. Викинги одевались в богатые одежды, носили золотые запястья, цепи и кресты из клонмакфертской сокровищницы, и считали себя богачами.
 Однажды в начале зимы Харальд сказал Сигрун:
 – Помнишь ли ты, о чем мы говорили четыре зимы назад в доме твоего отца?
 – По-моему, ты хотел тогда взять меня в жены. Но я сказала, что пойду только за самого смелого и достойного человека, а ты в то время еще никак не показал себя.
 – С тех пор многое изменилось. И я надеюсь, что теперь ты не откажешь мне, если я повторю свое предложение.
 Сигрун ответила со смехом:
 – Многие назвали бы меня лгуньей, если бы я сказала, что не ждала этого. И все же я должна подумать, прежде чем согласиться или отказаться.
 – Как долго ты собираешься раздумывать? Признаться, я надеялся, что теперь-то уж ты согласишься сразу. Ведь я достиг большего, чем любой из наших земляков. И имей в виду: я не позволю делать из себя посмешище.
 – Что ж, я могу согласиться и сразу, – сказала Сигрун. – Но только в том случае, если ты выполнишь мою просьбу.
 – Назови ее.
 – Я хочу, чтобы летом мы поплыли не в Норвегию, а дальше на запад, искать Острова Блаженства. На следующей новой земле, которую мы найдем на западе, мы обвенчаемся по христианскому обычаю.
 – Выходит, ты уже подговорила папаров плыть на запад?
 – Вовсе нет, но я думаю, что они не устоят перед соблазном повидать Острова Блаженства, если увидят, что мы собираемся туда плыть.
 Харальд сказал:
 – Похоже на то, что ты победила в этом поединке. Кто знает, может, нам и впрямь повезет, и мы найдем еще более богатую землю. Ведь здесь никто раньше не плавал. Впрочем, дружинники вряд ли поддержат такое решение.
 – Об этом не беспокойся, – сказала Сигрун. – Вот увидишь, все будет в порядке.
 На другой день Харальд собрал викингов и объявил, что весной они поплывут на запад в поисках более богатой и обильной земли.
 Тут поднялся большой шум, как и ожидал Харальд. Многим этот замысел показался опасным, а дело – не стоящим. Почти все хотели плыть в Норвегию, как было уговорено сначала. Харальд принялся спорить с дружинниками, но его не слушали. Тогда Харальда охватил гнев, и дело уже почти дошло до схватки, как вдруг поднялся Ньяль, ирландский скальд, который плавал вместе с викингами. Кто -то крикнул:
 – Эй, замолчите! Похоже, Ньяль решил спеть нам Примирительную Песнь. Это было бы очень кстати.
 Ньяль часто развлекал норманнов песнями, и вдружине его любили. Его слово на сходах дружины значило много, и с ним редко спорили. Ньяль мог сложить обидчику Позорную Песнь, а викинги этого очень боялись. Многие предпочли бы лишиться правой руки, чем так ославиться.
 – Напрасно вы раскричались, – сказал Ньяль. – Конунг правильно решил. Если только старики не врут, мы можем найти на западе такие земли, где нам не понадобится ни скот, ни зерно для посева. Жить мы там будем куда лучше, чем в этой скудной стране, где кругом одни ледники и лавовые поля. Нужно послушаться конунга и плыть на запад. Конечно, этот путь может оказаться более опасным, но ведь нам не привыкать к трудам и лишениям. По-моему, у вас есть только одна причина противиться воле конунга: трусость. А уж трусов я сумею прославить так, что они позавидуют утопленникам.
 Многие после этого стали говорить, что согласны плыть на запад, но кое-кто по-прежнему сомневался. В это время Сигрун привела к месту схода Патрюга и сказала:
 – Послушайте святого отца!
 Патрюг сказал:
 – Я слышал, что вы тут спорите, и хочу помочь вам разрешить спор, если мне будет позволено. Мы передумали оставаться в этой стране и решили плыть дальше на запад. Мы полагаем, что предания об Островах Блаженства не могут быть совсем лживыми. Мы просим вас поплыть с нами. Вместе нам будет легче найти Острова и разведать их, ведь мы не такие бывалые мореходы, как вы.
 Патрюг добавил, что это путешествие может принести немалое богатство и великую славу, а также что это хороший способ оказать услугу святой церкви и искупить грехи, ведь для церкви нет лучшего приобретения, чем новая богатая страна, обращенная в христианство. патрюг сказал, что непременно обратит в христианство жителей Островов, если окажется, что они язычники. Предводжитель папаров говорил долго и всячески убеждал норманнов плыть на поиски островов. Дело кончилось тем, что все, кто еще сомневался, оставили сомнения и согласились отправиться на запад.
 Весной, как только лед во фьорде растаял, викинги и папары вышли в море на двух кораблях. Третий корабль и несколько папаров остались в этой стране, где они прожили год.
 Ястреб Готольва и корабль Патрюга взяли курс на запад, и вскоре земля исчезла из вида.


ПЛАВАНИЕ НИАЛЛА

 Едва наступила весна, все монахи и воины Лохланна взошли на корабли и направились к большой земле, что виднелась на западе. Они осмотрели эту землю и нашли, что она огромна, величественна, пустынна и сурова. С гор там стекали ледяные реки, повсюду простирались черные каменные поля, твердые и гладкие, как сплошная плита, и даже песок там был черный, как уголь.
 Отец Патрик, Гарольд Лохланнах и прекрасная Син решили остаться в этой стране на год.
 Однажды Ниалл, сын Фебала, пришел к Син и сказал ей:
 – О прекраснейшая и коварнейшая из женщин! Нет у меня сил более терпеть эти адские муки, не могу я выносить это пламя, сжигающее мое сердце! Зачем, о, зачем наложила ты на меня могучие чары любви!
 – Чего ты хочешь, Ниалл? – спросила тогда Син.
 – Хочу, чтобы ты выбрала одно из трех. Либо убей меня своей рукой, либо сними страшное заклятье, лишившее меня воли и разума, либо утоли страсть, тобою же зажженную, и стань моей женой!
 Улыбнулась прекрасная Син и сказала:
 – Ведомо мне, что самому тебе не по душе первый выбор, но того я не знаю, какой тебе милее: второй или третий.
 Сказал Ниалл:
 – Раз уж ты спрашиваешь, то я отвечу по чести и без обиняков, что милее мне третий выбор.
 – Я согласна стать твоей женой, о Ниалл, – сказала Син. – Меня пленили твои песни. Но сначала ты должен выполнить мое условие. Задумала я уговорить Гарольда Лохланнаха отправиться на поиски Островов Блаженных. Запали мне в душу твои рассказы об этих чудных Островах, так что ни о чем другом я и думать не могу. Сегодня я пойду к Гарольду Лохланнаху и попрошу его направить корабль на запад и искать Острова Блаженных. Гарольд поспорит немного, но потом согласится. На другой день соберет он дружину, трижды девять воинов Лохланна, и объявит свою волю: плыть на запад и искать Острова. Тогда многие станут говорить, что не подчинятся такому приказу, потому что хотят скорее плыть домой, в далекий, сумрачный Лохланн. Гарольд тогда разгневается и выхватит меч. И в этот самый миг ты, Ниалл, должен встать и громко, во всеуслышанье, поддержать Гарольда Лохланнаха. Назови тех, кто не хочет плыть на запад, трусами и ничтожными людьми, и пригрози, что сложишь для них песнь поношения. Как только ты это скажешь, о Ниалл, воины согласятся плыть на запад и искать острова.
 – Я сделаю все, как ты просишь, – сказал Ниалл. – Станешь ли ты после этого моей женой?
 – Обещаю тебе, что стану твоей женой, как только мы достигнем Островов Блаженных.
 – Что же будет, если мы не найдем их?
 – Тогда мы будем плыть до тех пор, пока не отыщем какую-нибудь землю, столь же плодородную и обильную, как зеленый остров Ирландия, и там я стану твоей женой.
 Вздохнул тогда Ниалл и сказал так:
 – Я согласен на твои условия, о Син! И с моей стороны тут не будет обмана.
 На другой день собрал Гарольд Лохланнах войско и сказал о своем решении. И все вышло в точности, как предрекла многомудрая Син. И в условленное время встал Ниалл, сын Фебала, и сказал все то, что было обещано. И тогда воины Лохланна перестали перечить своему предводителю, и решили плыть на запад, как только сойдут льды.
 Так хорошо и складно говорил Ниалл, что даже отец Патрик, слышавший его речь, переменил свое прежнее решение и задумал плыть на поиски Островов Блаженных вместе с лохланнахами.
 Как только сошли льды, Гарольд Лохланнах и отец Патрик ступили на корабли, каждый со своими верными людьми, и отправились на поиски чудесной земли, где никто не слышал о старости и смерти.


ЗАПИСКИ ПАТРИКА О'КОННОРА

 После столь удачного обращения норвежских разбойников в истинную веру мы начали подумывать и о том, как бы возвратить святой церкви сокровища Клонмакферта, а именно ту их часть, что находилась в руках Гарольдиуса и его людей. По нашим подсчетам выходило, что это примерно одна шестая часть, что составляет двести кумалов. Вернуть эти деньги церкви представлялось нам делом настолько важным, что ради него мы готовы были не пожалеть и самой жизни.
 Поначалу мы надеялись, что разбойники, приняв христианство, раскаются в содеянном и сами отдадут нам золото, но не тут-то было. Гарольдиус уже поделил сокровища поровну между всеми, и каждый относился к своей доле так, словно она была им честно заработана. казалось, они по своей простоте и неучености и впрямь забыли, как достались им эти деньги.
 Хотя они охотно одалживали нам отдельные предметы для совершения обрядов, о том, чтобы забрать у них сокровища насовсем, мы не смели и думать.
 Отнять золото силой мы не могли, а посему приходилось надеятся на случай и собственную хитрость. Прежде всего мы, конечно, не должны были отпускать от себя Гарольдиуса, поэтому весной мы поплыли вместе с разбойниками к большой земле на западе.
 Земля эта оказалась весьма подходящей для отшельнической жизни: она была достаточно велика, удалена от населенных стран и в меру сурова. Насколько можно было судить, людей здесь никогда не бывало.
 Мы провели в этой стране год, и в продолжение названного времени всячески старались укрепить в норвежцах веру в Бога и доверие к нам, монахам. Однако случая достичь нашей главной цели все не представлялось.
 Однажды разбойница Син, дочь Хакена, явилась ко мне и завела такой разговор.
 – Мне кажется, святой отец, – сказала она. – Что вы давно уже чем-то обеспокоены. Не сочтите за дерзость, но я догадываюсь о причине вашей тревоги.
 – Всем нам есть о чем тревожиться, – ответил я уклончиво, ибо сам не понимал еще до конца, к чему она клонит, и боялся спугнуть добычу слишком прямым намеком.
 – Вы боитесь, – продолжала эта умная женщина. – Что Гарольдиус весной вернется в Норвегию вместе со всем грузом, который есть на корабле.
 – Нам и вправду будет жаль, если так случится, – сказал я. – Но мы надеемся уговорить Гарольдиуса задержаться здесь еще на год.
 – Гарольдиус уже долго живет здесь рядом с вами, но толку из этого вышло меньше, чем вам бы хотелось. Боюсь, как бы этот лишний год не принес те же плоды, что и первый. Но я могу вам помочь.
 – Весьма неожиданно, – сказал я. – Слышать подобное от женщины, из-за которой только и пал Клонмакферт, а его сокровища оказались в руках разбойников!
 – Если я сумела сокрушить Клонмакферт, то сумею и вернуть вам деньги. Но вам придется мне помогать и делать все, что я скажу.
 Затем Син поведала мне, что все разбойники полны желания как можно скорее ехать в норвегию, тогда как сама она хочет плыть на запад, чтобы отыскать пресловутые Острова Блаженных.
 – Подобно тому, как вам – мысли о золоте Клонмакферта, мне не дают покоя слова Ниалла об этих чудесных Островах, – сказала дерзкая Син. – Я хочу, святой отец, чтобы вы пришли на наш разбойничий сход и сказали, что это очень разумно – плыть на поиски Островов, и что вы сами решили отправиться туда, и хотите просить нас, норвежцев, присоединиться к вам.
 – Допустим, я так и поступлю, – сказал я. – Что за этим последует, и каким образом мы сможем вернуть святой церкви утраченные богатства?
 – Мы вместе поплывем на запад, и как только достигнем какой-либо земли, более богатой, чем эта, даже если то будут и не Острова Блаженных, я в самом скором времени сделаю так, что вы получите назад свои деньги.
 Я внимательно следил за женщиной и прислушивался к ее голосу, стараясь уловить признаки обмана или неискренности, но ничего подобного не обнаружил. Всё же сомнения одолевали меня, и я сказал:
 – Как я могу верить твоим обещаниям, Син, после того, что ты сделала с нами? Кроме того, нам было бы все же проще задержать Гарольдиуса в этой стране, и уж что-нибудь мы бы да придумали.
 Тогда Син посмотрела на меня странным, необычным и удивительным взглядом, а надо сказать, чо глаза у нее красивы, черны и глубоки, и я на мгновение даже убоялся, что попаду под власть колдовских чар.
 – Сделайте, как я прошу, святой отец, – сказала она. – И тогда, возможно, я добавлю что-нибудь к той награде, которую уже обещала вам.
 Я задумался над этими словами, ибо они показались мне весьма важными, хоть я и не мог понять, о чем она вела речь и что могла добавить к золоту Клонмакферта эта темная, неученая разбойница из чужедальней страны. И чем больше я думал, тем сильнее охватывало меня странное волнение, причину которого я не мог уяснить.
 Наконец, как следует поразмыслив, я дал ей свое согласие, ибо решил, что не может такая женщина, неученая и пр., обвести вокруг пальца человека столь искушенного, мудрого и образованного, каковым я привык себя считать.
 Я сделал все, как она просила, и кончилось дело тем, что следующей весной мы отправились вместе с разбойниками на поиски сказочных Островов, о которых веками пели поэты во всей зеленой Ирландии.




 9.




САГА О ХАРАЛЬДЕ МОРЕХОДЕ

 Корабли сорок дней шли открытым морем. Погода стояла хорошая. Большую часть пути дул попутный ветер. Викингам приходилось плыть медленнее, чем позволяли корабль и погода, чтобы папары не отстали от них слишком сильно. Наконец на юго-западе показалась земля.
 Норманны стали изо всех сил грести к берегу, чтобы побыстрее высадиться. Они думали, что нашли Острова Блаженства. Но когда они ступили на берег, то увидели, что здешняя земля мало похожа на то, о чем рассказывал Ньяль. Они не нашли здесь сказочных садов с душистыми плодами, но страна показалась им весьма плодородной и богатой. Местность была низменная, лесистая, с хорошими пастбищами и множеством ручьев и рек. На берегу было много птиц, а в ручьях – рыбы.
 Викинги и папары вернулись на корабли и долго плыли вдоль берега, пока не достигли устья огромной реки. Они поднялись немного по этой реке и остановились на правом берегу. Там были красивые холмы, покрытые цветами, а дальше тянулись леса с множеством дичи. норманны решили, что эта страна лучше той первой, где они провели прошлую зиму. Они задумали поселиться навсегда в этой новой стране.
 Папарам тоже понравилась страна. Они принялись вместе с норманнами строить дома и церковь.
 Викинги нашли в лесу старое кострище и поняли, что земля обитаема.
 Однажды из леса вышли пятеро туземцев. Это были высокие люди с красноватой кожей, большими носами и черными волосами, в одеждах из шкур и птичьих перьев. Вооружены они были луками и копьями с костяными наконечниками. Туземцы долго разглядывали дома и людей возле домов. Потом они ушли обратно в лес.
 Патрюг сказал, что хочет найти селение этих туземцев, чтобы заключить с ними мир и обмениваться товарами, а в последствии, если будет возможно, обратить их в христианскую веру. Вместе с двумя другими папарами он пошел за туземцами и так добрался до их селения. Туземцы оказались людьми мирными и невоинственными и хорошо приняли папаров. Патрюг подарил местному конунгу железный нож с костяной рукоятью и бронзовый кубок. Конунгу очень понравились подарки. Туземцы и папары стали часто посещать друг друга и обмениваться мелкими вещами.
 Папары быстро выучились языку туземцев, поскольку они к этому весьма способны и знают по многу языков, как уже было сказано.
 Патрюг был очень доволен жизнью в новой стране. он назвал ее Большой Ирландией, поскольку страна и впрямь была необъятно велика. Туземцы же называли места, где поселились люди Патрюга и Харальда, Хвитраманналанд (Страна Белых Людей). Они дали ей это имя по цвету кожи пришельцев, ведь у них самих кожа была красная или красно-бурая.
 Папары начали строить себе второй корабль из жердей и оленьих шкур. Патрюг хотел отправить на этом корабле половину своих людей в Ирландию, чтобы они рассказали о новой стране и привезли сюда побольше монахов, а также скот, зерно и рабов.
 Осенью Харальд напомнил Сигрун о ее обещании.
 – Пора тебе сдержать слово, – сказал он. – Ведь я выполнил все, о чем ты просила.
 – Это верно, – сказала Сигрун. – И мне нравится земля, которую мы открыли, хоть это и не Острова Блаженства. Все-таки я не зря заставила тебя пуститься в это плавание. Что же до нашей свадьбы, то я хотела бы сыграть ее после Рождества.
 – Зачем так долго ждать? – спросил Харальд.
 – На то у меня есть разные причины. Помимо прочего, мне нужно время, чтобы приготовить свадебный наряд, а помочь мне некому, ведь я здесь единственная женщина.
 Сигрун принялась шить свадебную одежду, но дело у нее продвигалось медленно.
 В самом начале зимы Сигрун сказала Харальду:
 – Похоже, некому будет обвенчать нас по христианскому обычаю.
 – Что ты мелешь, – сказал Харальд. – Кому же делать это, как не нашим друзьям папарам. Они большие мастера в этом и отлично знают все обряды.
 – Нашей дружбе с папарами скоро придет конец, – сказала Сигрун. – Удивительно, что ты сам до сих пор ничего не замечаешь. Разве ты еще не понял, что папары только о том и думают, как бы вернуть свое золото? Затем они и поехали сюда с нами, чтобы при первой возможности отобрать у нас наше богатство. А ведут они себя так мирно лишь затем, чтобы мы перестали их остерегаться и позволили захватить себя врасплох.
 – Откуда тебе это известно? – спросил Харальд.
 – Я подслушала их разговор вчера ночью. Они обсуждали, согласятся ли туземцы помочь им с нами справиться.
 – В таком важном деле я не могу принять решение, пока у меня нет других свидетельств, кроме женских слов. Да ты и сама не будешь утверждать, что всегда говоришь правду. Не исключено, что ты просто затаила гнев на папаров и хочешь моими руками отомстить им за какую-то давнюю обиду.
 – Тебя не назовешь легковерным, – сказала Сигрун. – Лучшим свидетельством для тебя, наверное, был бы папарский меч, отрубающий тебе голову, пока ты спишь. Но раз ты не хочешь поверить мне на слово, то я, так и быть, постараюсь найти доказательства, ведь речь идет и о моей жизни тоже.
 Несколько дней все было спокойно. Потом Сигрун сказала Харальду, что теперь он может своими глазами убедиться в ее правоте.
 – Папары украли у нас чуть ли не половину золота.
 Харальд пошел к нише в стене дома, где викинги хранили свои сокровища. Он долго перебирал то, что там лежало, а после сказал:
 – Здесь действительно многого не хватает. Но как ты докажешь, что это дело рук папаров?
 – Пойди к ним сам и посмотри.
 Харальд и Сигрун направились к дому Патрюга. Харальд сразу распахнул дверь и вошел. Патрюг сидел у очага и разглядывал золотую чашу из клонмакфертской сокровищницы, что лежала у него на коленях. На полатях было еще несколько золотых чаш и крестов, а папары столпились вокруг них и о чем-то негромко переговаривались. При виде Харальда все замолчали.
 – Я очень рад, Харальд, – сказал Патрюг. – Что эти сокровища наконец-то будут возвращены святой церкви, которой они по праву принадлежат.
 – Ты, похоже, рехнулся, Патрюг, – сказал Харальд. – Немедленно отдай назад все, что взял.
 – Ты поступаешь бесчестно и не по-христиански, – сказал Патрюг. – Мы ни за что не отдадим золото, потому что оно наше!
 Сигрун сказала:
 – Чего ты еще ждешь, Харальд?
 Тогда Харальд в гневе выбежал из дома и прокричал боевой клич. Викинги тотчас же вооружились и побежали к конунгу. Хёскульд Корабел поднял стяг. Все войско собралось на лугу между домами.
 – Папары обокрали нас, – сказал Харальд. – Теперь ясно, чего стоит их дружба. Они с самого начала мечтали только о том, как бы заполучить наше золото. Идем на них и перебьем всех до единого!
 Папары выбежали из дома и приготовились к бою. Патрюг стал чтото кричать викингам и как будто оправдываться, но его никто не слушал. Норманны бросились вперед, войска сошлись, и началась битва.
 Папары защищались стойко и мужественно, к тому же их было больше. Все же викинги стали одерживать верх. Папары отступали, пока не оказались между стеной дома и харальдовой дружиной.
 Харальд рубился в самой середине схватки. В одной руке у него был щит, в другой – меч Готольва. Он убил пятерых врагов и прорубил себе дорогу к тому месту, где стоял Патрюг. Увидев Харальда, Патрюг поднял руку и крикнул:
 – Остановись, Харальд! Ты убиваешь невиновных! Мы оба пали жертвой женских козней.
 Харальд сказал:
 – Если ты не лжешь, Сигрун жестоко поплатится за это. Вернешь ли ты золото?
 – Верну, если ты так этого хочешь. Я и не собирался брать его против твоей воли.
 Харальд крикнул своим воинам, чтобы они отходили:
 – папары согласны вернуть золото, и похоже на то, что они его и не крали!
 В это время из леса донеслись необычные громкие крики, а потом из-за деревьев стали выбегать туземцы с копьями. Харальд обернулся, и тут Патрюг воткнул ему в спину кинжал.
 – Больше мне не придется терпеть твое соседство, грязный разбойник! И все золото будет нашим!
 Харальд сказал:
 – Напрасно я не верил Сигрун. Из вас двоих всё же ты – больший обманщик.
 Харальд ударил Патрюга мечом и отрубил ему левую руку. После этого Харальд упал и умер.
 Туземцы напали на викингов с тыла, и папары, увидев подкрепление, с новой силой ринулись в бой.
 – Мы окружены, и конунг убит! – крикнул Хёскульд. – Надо пробиваться к Ястребу!
 Несмотря на время года, погода была теплая и тихая, река еще не замерзла, и корабль викингов стоял на воде.
 Схватка продолжалась недолго, и почти все норманны были убиты. Только восемь человек вместе с Хёскульдом пробились сквозь туземное войско, добежали до корабля и отплыли от берега.
 – Похоже, мы кое-кого оставили, – сказал Хёскульд. – Я нигде не видел Сигрун, и мне показалось, что Ньяля и Одда тоже не было с нами во время битвы. Надеюсь, боги поступят по справедливости со всеми, кто остался на этом берегу.
 Хёскульд направил корабль на юг. Они плыли одиннадцать дней, и в пути еще один человек умер от ран. они пристали к острову в устье небольшого фьорда и провели там зиму.
 Зима была теплой, а местность оказалась богата рыбой и дичью. весной Хёскульд отправился в обратный путь на восток. Плавание было долгим, но окончилось благополучно. В конце лета Ястреб Готольва подошел к Фарерским островам.
 К тому времени норвежцы уже прогнали с островов почти всех папаров. Здесь теперь было много викингов, которые совершали отсюда набеги на Ирландию и Шотландию.
 Хёскульд и его спутники остались на островах. Все они скоро снова стали ходить в викингские походы, кроме Хёскульда, который жил на Фарерах и строил корабли до самой смерти. От Хёскульда нам стало известно все то, что здесь рассказано о Харальде Мореходе и его плавании в Страну Белых Людей.


ПЛАВАНИЕ НИАЛЛА

 Долго плыли лохланнахи и святые монахи по бескрайнему зеленому океану, и вот подошли они к неведомой земле. Они высадились и увидели, что земля эта богата, плодородна, обильна, благоуханна и красива. Много чудес они втсретили, о которых здесь нет места рассказывать. Чуднее же всего были жители этой земли: с кожей цвета меди, с носами, свисающими до подбородка; в одеждах из птичьих перьев. Но сами-то они думали, что выглядят превосходно, а вид монахов и разбойников казался им диким, безобразным и смешным, особенно их белая кожа и светлые волосы. Оттого-то туземцы и стали называть эти края Тир-на-Фер-Финн, Страна Белых Людей.
 Спустя немного времени обратилась прекрасная Син к Ниаллу, сыну Фебала, с такими словами:
 – Ты честно исполнил свое обещание, а теперь пора и мне исполнить свое.
 Ответил Ниалл:
 – Воистину так, о прекраснейшая из женщин, и мне отрадно, что ты верна своему слову, хоть мы и не нашли Островов Блаженных.
 – Возможно, мы еще найдем их. Я думаю, каждый человек может найти свои Острова, если у него достаточно силы.
 – Когда же мы обвенчаемся, о Син?
 – Я бы рада обвенчаться с тобой поскорее, но не в моей это власти. Хоть велико мое могущество, но и я не всесильна. Посватался ко мне могучий Гарольд Лохланнах, и я не смею ему противиться, потому что тогда он в гневе убьет меня или возьмет силой.
 – Неужели ты обманешь меня, о Син, и выйдешь за ужасного Гарольда Лохланнаха?
 – Я скорее умру, чем выйду за него, – сказала Син. – Думаю, что мне удастся все уладить, но для этого нужно время и твоя помощь. Верь мне, Ниалл, из всех людей ты – последний, кого я хотела бы обмануть.
 – Что я должен делать? – спросил Ниалл.
 – Помоги мне вынести сокровища Клонмакферта из дома лохланнахов и отнести их отцу Патрику.
 – Что ты задумала, Син? – воскликнул Ниалл. – Такое деяние может обернуться реками крови!
 – Это меня не остановит, – сказала Син. – Ибо я связана тремя клятвами, и для меня нет другого выхода, кроме как поссорить лохланнахов и монахов.
 – Что же это за клятвы, о Син?
 – Первую дала я отцу Патрику: вернуть ему золото Клонмакферта. Другую я дала Гарольду Лохланнаху: стать его женой. Третью – тебе, о Ниалл! Поистине, дорогой ценой я заплатила за то, чтобы попасть в эту дивную страну! И я не могу исполнить третью клятву, пока не освобожусь от двух других.
 Глубоко задумался тогда Ниалл, сын Фебала. Как ночь черны были его мысли; великая скорбь сжала тисками его сердце, а по щекам скатились две кровавые слезы, ибо стал ему ясен жестокий замысел Син, и он понял, что нет у них иного пути к спасению, чем этот, безжалостный, залитый кровью и полный смертей, усыпанный отрубленными головами.
 – Я помогу тебе и на этот раз, – сказал Ниалл. – Ибо тот, кто раз пошел за тобой, уже не может вернуться и идет до конца. Я не хочу, чтобы ты стала женой ужасного Гарольда Лохланнаха, и мне кажется справедливым, что золото Клонмакферта вернется к монахам. И вот что еще я скажу тебе, Син: нет никого ни в мире людей, ни в мире сидов, кто бы так же бесстрашно, как ты, и так же мудро, решительно, жестоко и вдохновенно играл бы своей судьбой, и для кого жизнь и смерть были все равно что фигурки для игры в фидхелл. И едва ли я буду жалеть о том, что именно ты наложила на меня чары любви.
 Глубокой ночью, когда все лохланнахи заснули, а храп великана Гарольда разносился на девять лиг вокруг, вынесли Ниалл и Син золото Клонмакферта из дома лохланнахов и отдали его отцу Патрику.
 – Я исполнила свое обещание, – сказала Син. – Радуйся, святой отец!
 – Знает ли Гарольд Лохланнах о том, что ты сделала? – спросил отец Патрик. – Не воспротивился ли он тому, что ты хочешь забрать его добычу?
 – Он не воспротивился, – ответила хитрая Син. – И храп его, который ты слышишь, тому свидетельство.
 Наутро обнаружил Гарольд Лохланнах пропажу, и заревел он страшным, воинственным голосом, и сказал:
 – Где мое золото? Где мое золото?
 – У монахов оно, – сказала жестокая Син. – Пойди и взгляни.
 Прокричал тогда гарольд Лохланнах боевой клич, и собралось вокруг него все его войско, трижды девять могучих мужей. Ниалл, сын Фебала, взял свой щит и славный меч Риальтах, и пошел на зов Гарольда, ибо хотел он честно исполнить свой долг, как ни горько ему было сражаться против святых монахов, бывших своих братьев.
 – Постой, Ниалл, – сказала син. – Прошу тебя, не иди в эту битву.
 – Как же могу я не идти в эту битву, если обещал я верно служить Гарольду Лохланнаху?
 – Ты уже обманул его, украв золото, и еще хуже обманешь, взяв меня в жены. Не прибавит тебе бесчестья третий обман! К тому же обещал ты идти за мной до конца, и пора уже выбрать, кто тебе дороже: я или Гарольд.
 – О, горе мне! – воскликнул Ниалл. – Поистине, руки мои опускаются, и ноги подгибаются из-за этого ужасного и гибельного положения, в которое мы попали, о Син!
 – Ты помог мне исполнить первую клятву, и чует мое сердце, что скоро я освобожусь и от второй. Но чем бы ни кончилась эта битва, о мой верный Ниалл, победитель не простит мне того, что я сделала, будь то монахи или лохланнахи, ведь правда неизбежно станет им известна. Похоже, на всех дорогах нас ждет смерть, о Ниалл!
 – Одно нам остается, о Син, любезная моему сердцу: бежать в лес и скрываться там до последней возможности.
 – Я согласна бежать с тобой, – сказала Син. – Хотя смерть поджидает нас и на этой тропе.
 И еще Син сказала так:



   Три обещания дала я.
   Имела б три жизни – всех бы лишилась,
   Каждое обещание стоит жизни.
   Одно уж исполнено – слову верна я,
   Но Патрика радость недолгою будет.
   От второго избавлюсь: коварная клятва
   Кровью и пиром волков обернется.
   Лишь третье исполню по велению сердца,
   С тем, кто сердцу мил, уйду я в лес.
   В неведомый край, на Остров Блаженства,
   Навстречу смерти уйду я в лес.



 Услышал эти слова Аэд, сын Ройга, и воскликнул он:
 – Позвольте мне пойти с вами, о друг мой Ниалл, и ты, прекрасная Син! Каждый из вас мне дороже жизни, и я не оставлю вас, что бы ни случилось, до самого конца.
 – Благодарю тебя, мой добрый, отважный Аэд! – сказал Ниалл. – Мы с радостью примем твою помощь.
 Побежали они втроем и скрылись в лесу в тот миг, когда сошлись у реки войска лохланнахов и монахов, и началась там кровавая битва.
 Два дня шли по лесу Син, Ниалл и Аэд, и по ночам мягкая трава служила им постелью, а небо крышей. И не было в жизни Ниалла ничего счастливее двух этих коротких дней.
 Сказала Син:
 – Поистине, я нашла то, что искала. И не зря я так рвалась на запад, поверив твоим песням, о Ниалл. Не Страной Белых Людей назову я эту землю, а Страной Исполнения Желаний, ибо здесь я сумела добиться того, чего хотела, и оказалась сильнее своей судьбы.
 На третий день разбудил Аэд Ниалла и Син до зари и сказал:
 – Вставайте скорее, ибо я слышу погоню.
 – Должно быть, в той битве монахи одержали верх, – сказала Син. – И пустили по нашему следу своих друзей – туземцев.
 – Бежим! – сказал Аэд.
 Тут из-за деревьев показались длинноносые, краснокожие воины, одетые в перья, и было их несметное множество.
 – Встань поодаль, о Син, – сказал Ниалл. – А мы с Аэдом встретим этих воинов, как велит нам наш долг.
 Туземцы напали на Ниалла и Аэда подобно стае разъяренных псов, и огласился весь лес топотом ног, громом оружия и боевыми криками. Ниалл и Аэд встали спиной к спине, так что враги не могли к ним подступиться, и защищались умело и отважно, как подобает героям. Каждый из них убил по девять врагов. Тогда один из туземцев метнул камень, а другой выстрелил из лука, и попал камень в голову храброго Аэда, а стрела пронзила ему грудь. Сказал Аэд:
 – Вот и пришла моя смерть, о друг мой Ниалл.
 Обернулся Аэд к Син и сказал:
 – Прости меня, Син, что не смогу я больше сопровождать вас, ибо путь мой уже завершен.
 Упал храбрый, могучий, верный, молчаливый Аэд, и умер у ног Ниалла.
 Грозно обрушился тогда Ниалл на врагов, мстя за возлюбленного друга. Еще девятерых он поразил насмерть, а остальные разбежались, убоявшись его гнева.
 Ниалл и Син похоронили Аэда и оплакали его могилу кровавыми слезами, и пошли дальше вдвоем. Шли они теперь медленно, ибо Ниалл в той битве был ранен трижды, и, когда он шел, на траве за ним оставался кровавый след. Прекрасная Син помогала ему идти и не давала упасть.
 Так шли они до ночи, и остановились у ручья с прохладной водой. Син промыла раны Ниалла, и увидел Ниалл слезы на ее прекрасных щеках.
 – Верно ли я понял, о Син, что раны мои смертельны?
 – Увы, мой друг! Горе
 Утром услышали
 Здесь я кончаю свою повесть, ибо
 (далее рунами на северном языке)



   Волчий волос,
   Змеиная кровь,
   Зуб лошадиный
   Псу Патрюгу!
   Печень ему
   Вырву живому —
   Последняя клятва
   Сигрун из Суннмёри.





ЗАПИСКИ ПАТРИКА О'КОННОРА

 Подробный и обстоятельный отчет о том, как мы достигли страны, названной мною Большой Ирландией, вкупе с описанием страны, ее богатств и местных жителей, а также рассказ о действиях, предпринятых нами с целью последующего обращения туземцев в Христову веру, уже написаны мною и отправлены в Ирландию. Я надеюсь по возвращении снять копии с этих документов и присовокупить их к моим запискам, а посему не буду здесь повторяться и расскажу лишь о том, что не попало в отчеты, а именно о норвежских разбойниках и о судьбе золота Клонмакферта.
 Вскоре по прибытии в Большую Ирландию, или Тир-на-Фер-Финн, я напомнил разбойнице Син о данном ею обещании, и спросил, скоро ли будут возвращены сокровища, а также когда я смогу получить тот таинственный прибавок к награде, о котором она упоминала. Син стала просить отсрочки, говоря, что сумеет уладить все не раньше весны. Не скрою, что ее слова меня разгневали, и я сказал:
 – Дочь моя, если через неджелю золото Клонмакферта не будет возвращено, мы заберем его силой, а твоих соплеменников накажем со всей строгостью, как положено за грабежи, убийства и поджоги. Обстоятельства изменились, дочь моя. Мы больше не боимся твоих друзей, ибо туземцы на нашей стороне и в любой момент готовы прийти к нам на помощь.
 Следует помнить, что слова эти были сказаны в гневе, и не вполне соответствовали истине, ибо я отнюдь не был уверен в надежности туземцев и по-прежнему весьма опасался военной силы Гарольдиуса. Но на Син моя речь, очевидно, произвела должное впечатление.
 – Будь по-вашему, святой отец, – сказала она. – Вы получите золото в ближайшие дни. Но не взыщите, если все пройдет не так гладко, как хотелось бы.
 Я не придал тогда значения ее намекам, о чем теперь горько сожалею.
 Я спросил ее, какой добавок к награде она собирается мне дать. Син ответила, что пока не хочет раскрывать эту тайну, но что я непременно получу его. Она повторила это дважды, и особо отметила, что я самым наинепременнейшим образом получу добавок, но так и не сказала, какой.
 Признаюсь, эти слова лишь усилили мое любопытство, и я вновь испытал то странное волнение, о котором говорил выше.
 Через два дня Син и Ниалл, этот предатель, ушедший из монахов в разбойники, принесли мне чуть менее трети украденного золота, если быть точным, шестьдесят два кумала. Я поблагодарил Син и спросил, когда будет остальное.
 – Скорее всего, сегодня же, – сказала она.
 Прошло совсем немного времени – мы только успели пересчитать деньги – как в дом ворвался Гарольдиус, и, окинув нас бешеным взглядом, выбежал прочь. Тотчас же мы услышали его крик, которым он обычно звал свое войско на битву. Нетрудно было догадаться, что произошло: Син взяла золото без ведома Гарольдиуса, и сказала ему, что сокровища украли монахи. Я до сих пор не могу понять, почему сразу не разгадал ее козней, ведь все было так ясно. Должно быть, эта женщина действительно обладает колдовской силой.
 Я выбежал вслед за Гарольдиусом и попытался объяснить ему, что ву действительности произошло, но тщетно. Гнев лишил его рассудка, и он даже не услышал меня.
 Пока Гарольдиус собирал и строил свое войско, один из братьев монахов уже мчался со всех ног к туземцам, чтобы позвать их на помощь. Ведь мы предвидели, что мир с норвежцами может оказаться непрочным, и, как могли, подготовились к этому.
 Разбойники напали на нас очень яростно, и нам поначалу пришлось туго. Гарольдиус все время норовил добраться до меня. Наконец ему это удалось. Спасая свою жизнь, я поведал ему о нашем уговоре с Син и о том, что золото нам принесла она.
 – Ах ты подлый обманщик! – вскричал Гарольдиус, – Сейчас я с тобой разделаюсь, презренный поп!
 Тут, на мое счастье, из лесу послышались крики туземцев, спешащих нам на помощь. Гарольдиус замешкался, и я, улучив момент, ловко ударил его кинжалом в грудь. Однако разбойник оказался на редкость силен: хоть я и поразил его в самое сердце, он сумел перед смертью ударить меня мечом, нанеся жесточайшую рану. Моя левая рука повисла на лоскуте; впоследствии брат Кумайл, умелый лекарь, не смог ее спасти, и руку пришлось отнять.
 Я сразу лишился чувств, а когда очнулся, битва уже закончилась. Туземцы с нашей помощью перебили всех разбойников, кроме восьмерых, удравших на корабле. Золото, благодарение Господу, хранилось у разбойников не на корабле, а в доме. Хоть и дорогой ценой, но мы получили его назад. Надеюсь, что эти деньги дадут возможность святой церкви надежно утвердиться в Большой Ирландии.
 Вскоре после битвы обнаружилось одно досадное обстоятельство, огорчившее меня едва ли не больше, чем потеря руки. Среди убитых разбойников не оказалось Ниалла, Аэда и Син. Не видели их также и среди тех, кто уплыл на корабле. Это означало, что три опаснейших мерзавца скрываются где-то в лесу, возможно совсем рядом, и продолжают замышлять против нас подлости. Мысли об этом мучили меня сильнее боли в руке, и я немедленно велел передать туземцам приметы беглецов и убедительную просьбу найти их и убить.
 Уже на тетий день мне принесли голову Аэда, а на четвертый я получил известие о смерти Ниалла. Таким образом, туземцы дважды настигали разбойников, и оба раза Син удавалось уйти. Вероятно, преследователи по простоте своей думали, что главное – расправиться с мужчинами, а женщина не представляет особой опасности. Увы, я не догадался во-время объяснить им, что с этими тремя всё наоборот.
 После битвы прошло уже четыре месяца, а Син до сих пор не поймана. Рана моя зажила, но я по-прежнему не могу спать спокойно. Более половины братьев уплыли на восток, в Ирландию, с вестями о новой стране и с деньгами для покупки необходимых товаров и кораблей. В Большой Ирландии со мной осталось двенадцать монахов. Мы днем и ночью несем караул, но кому как не мне знать, что Син способна пройти сквозь любые препятствия, особенно если препятствия эти суть живые люди. Подозреваю, что рано или поздно она объявится здесь, чтобы отомстить за убитых сородичей и за Ниалла, который, по-видимому, был ей особенно дорог. Стыдно признаться, но я боюсь этой женщины. Думаю, она с самого начала замышляла убить меня, и именно это имела в виду, обещая дать мне нечто вдобавок к золоту Клонмакферта. Кажется, я наконец догадался, что это за добавок. Имя ему – смерть.
 Временно оставляю свои записки. Последние строки я допишу, когда Син будет поймана и убита. Если же...
 конец