---------------------------------------------


 Джек Хиггинс
 Исповедальня (Час охотника)



 Пролог. Год 1959-й


 Когда «лендровер» свернул за угол, Келли как раз проходил мимо церкви Святого Духа. Он быстро открыл тяжелую дверь, вошел внутрь, оставив за собой узкую щель, чтобы видеть, что происходит снаружи.
 «Лендровер» был открытым вплоть до шасси, поэтому шофер и сидевшие позади него полицейские в темно-зеленой королевской форме полиции Ольстера были, что называется, на виду, не защищенные даже тонкими бортами кузова. Правда, они держали на изготовку автоматы системы «Стерлинг».
 Машина удалялась по узкой улочке к центру Друмора, а Келли в безопасном полумраке церкви втягивал в себя знакомые с детства запахи. «Ладан, свечи и святая вода», – прошептал он и опустил кончики пальцев в гранитную чашу рядом с дверью.
 – Могу ли я чем-нибудь помочь тебе, сын мой?
 Это был тоже почти шепот, и Келли обернулся. Из темноты выступил священник, белый как лунь старик, волосы которого волшебно обволакивало золотом горящих свечей. В руке он держал зонтик.
 – Я просто здесь укрылся, святой отец, от дождя, – объяснил Келли.
 Он стоял, немного наклонившись вперед, утопив руки в карманах старого коричневого плаща. Был он невысок, самое большее метр шестьдесят пять ростом, почти мальчик. Однако совсем иное впечатление производило его бледное, какое-то дьявольское лицо и блестевшие из-под полей старой фетровой шляпы темные, словно пронзавшие все и устремленные вдаль страшные глаза.
 Священник все видел и все понимал. Он мягко улыбнулся.
 – Ты ведь живешь не в Друморе?
 – Нет, святой отец, я тут проездом, договорился встретиться с одним моим другом в баре «Мерфи».
 В голосе Келли отсутствовал обычный твердый акцент северного ирландца.
 – Ты из Республики?
 – Из Дублина, святой отец. Не подскажете, как пройти к ресторану мистера Мерфи? Мой друг обещал взять меня с собой в Белфаст. Говорит, есть шанс найти там хорошую работу.
 Священник кивнул.
 – Давай покажу, где заведение Мерфи. Мне как раз в ту сторону.
 Келли распахнул дверь, старик вышел наружу и раскрыл зонтик: дождь лил по-прежнему. Келли придвинулся к нему вплотную. Духовой оркестр заиграл старинный церковный гимн «Будь всегда со мной», а голоса поющих, сливаясь с шумом дождя, навевали меланхолическое настроение.
 Священник и Келли остановились, глядя вниз на площадь у ратуши. У гранитного памятника павшим воинам лежали венки. Вокруг суетились какие-то люди, а оркестр занял место справа от них. Всем руководил ирландский священник. Четверо мужчин гордо держали мокрые от дождя знамена, среди которых Келли увидел и «Юнион Джек».
 – Что за спектакль? – резко повернулся он к старику.
 – Это служба в память о перемирии в первой мировой войне и о погибших в обеих мировых войнах. Здесь люди из местного отделения Британского легиона. Наши протестантские друзья очень дорожат тем, что они называют историческим наследием.
 – Неужто? – усмехнулся Келли.
 Они пошли дальше по улице. На углу стояла девочка лет семи. На ней была военная пилотка, пальто – обе вещи старые, размера на два больше. На вырост, как говорится. Бледная кожа оттягивала выступающие скулы, над которыми блестели умные карие глазенки. Она выдавила из себя улыбку, хотя руки, в которых девочка держала плоскую картонную коробку, посинели от холода.
 – Добрый день, святой отец, – сказала она. – Не купите ли маки?
 – Бедное дитя, в такую погоду ты должна сидеть дома.
 Священник вынул из кармана монету, опустил ее в кружку и взял красный бумажный цветок.
 – Мак полей Фландрии в память о наших павших героях, – пояснил он Келли.
 – Понятно.
 Келли повернулся и увидел, что девочка робко протягивает и ему алый цветок.
 – Вам тоже мак, сэр?
 – Почему бы и нет?
 Она сунула цветок в карман его плаща. Келли мельком взглянул на ее изможденное лицо и про себя выругался. Из внутреннего кармана он достал бумажник и вытащил две фунтовые бумажки. Девочка удивленно уставилась на него, когда он свернул их, сунул в кружку и взял у нее из рук картонную коробку с цветами.
 – Иди домой, – произнес он тихо. – Согрейся. Тебе еще рано знать, насколько холоден мир, малышка.
 Во взгляде ее читалось смущение и непонимание происходящего. Потом она сорвалась с места и побежала прочь.
 – Я сам был тогда на Сомме, – сказал священник. – Однако вот этим людям, – он показал на собравшихся у памятника, – лучше бы все забыть. – Он горестно покачал головой. – Сколько убитых! Я никогда не спрашивал, кто из них католик, а кто протестант.
 Он остановился и показал на противоположную сторону улицы. На выцветшей вывеске горела надпись: «Лучший бар Мерфи».
 – Ну вот мы и пришли. Что ты собираешься с ними делать?
 Взгляд старика упал на картонную коробку с бумажными цветами.
 – Бог его знает, – отрешенно бросил Келли.
 – Судя по моему опыту, он действительно знает.
 Старик вытащил из кармана серебряный портсигар, достал сигарету, однако Келли закурить не предложил. Он выдохнул дым и закашлялся.
 – Еще молодым священником я как-то побывал в католической церкви Стадли Констабль в Норфолке. Там меня поразила фреска работы неизвестного средневекового мастера: смерть в черном плаще с капюшоном пришла собирать свою жатву. Сегодня я увидел ее вторично – в моей собственной церкви. Правда, на сей раз она облачилась в фетровую шляпу и старый коричневый плащ... Какой, однако, промозглый ветер.
 – Идите домой, святой отец, – мягко сказал Келли. – Сегодня слишком холодно для вас.
 – Да, – ответил старик. – Слишком холодно.
 Он пошел дальше, оркестр заиграл другой хорал, а Келли поднялся по ступенькам бара Мерфи и толкнул дверь.
 Перед ним открылось длинное и узкое помещение с изразцовой печью в углу. В баре стояло несколько столов и стульев чугунного литья, а у стены лавка. Стойка из темного красного дерева с латунной подставкой для ног. Обычная для таких заведений батарея бутылок красовалась перед большим зеркалом в облупленной позолоченной раме. Посетителей не было вообще, а хозяин, массивный, почти совсем лысый человек с оплывшим от жира лицом и пятнами на рубахе без воротника, стоял у пивного крана.
 Он взглянул на Келли, потом перевел взор на коробку с цветами.
 – У меня уже есть.
 – Все мы тут как бумажные цветы в коробке, а? – Келли поставил коробку на стол и прислонился к стойке. – Ну а где же гости?
 – На поминальной службе на площади. Ведь это протестантский город, сынок.
 – А вы-то откуда знаете, что я не протестант?
 – Я двадцать пять лет за стопкой. Поторчал бы тут с половину моего, и ты бы набрался ума. Тебе чего налить?
 – "Бушмилло".
 Толстяк довольно кивнул и протянул руку за бутылкой.
 – Ты, я вижу, человек со вкусом.
 – Это вы – Мерфи?
 – Именно так меня и зовут. – Он прикурил сигарету. – Ты ведь нездешний.
 – Нет. Приехал встретиться здесь с моим другом. Может, вы его знаете?
 – Зовут его как?
 – Качулейн.
 Улыбка сползла с лица Мерфи.
 – Качулейн, – пробормотал он.
 – Последний из Черных героев.
 – Боже мой, какая у вас, молодых, любовь к мелодраме, – пробурчал Мерфи. – Как в дрянном спектакле. Тебя предупредили, чтобы у тебя не было оружия?
 – У меня и нет.
 – Хорошо. – Мерфи достал из-под стойки дорожную коричневую сумку. – Вон там, напротив, казарма полиции. Каждый день ровно в двенадцать они открывают ворота, чтобы пропустить машину торговца с продуктами. Забрось сумку в машину. Хватит, чтобы разнести полказармы. – Он посмотрел на часы. – Пять минут у тебя есть.
 Келли уже подошел к двери, когда Мерфи крикнул:
 – Эй, Качулейн, Черный герой!
 Келли обернулся. Толстяк поднял бокал:
 – Знаешь, как говорится: «Желаю тебе умереть в Ирландии!»
 Насмешка, мелькнувшая на его лице, насторожила Келли. Он вышел на площадь. Оркестр заиграл новую церковную песнь, толпа подпевала и не собиралась расходиться, несмотря на дождь. Келли обернулся и увидел Мерфи, стоявшего на верхней ступеньке крыльца перед своим баром. Странно: он кивнул несколько раз, будто подавая кому-то знак... Тут же, взвыв мотором, из боковой улицы на площадь ворвался открытый «лендровер» и, визжа тормозами, подлетел сбоку к Келли.
 Он попытался бежать, но поскользнулся на мокрой брусчатке и упал на колено. Сзади кто-то ударил его прикладом «стерлинга» по почкам. Он вскрикнул, и в этот самый миг шофер в форме сержанта полиции, как теперь заметил Келли, наступил ему на руку, поднял и встряхнул сумку. Из нее вывалились дешевые кухонные часы, которые он, словно футбольный мяч, пнул в сторону толпы на площади. Люди бросились врассыпную.
 – Не бойтесь! – крикнул сержант. – Это всего лишь макет!
 Он нагнулся и, схватив Келли за длинные волосы, приподнял его.
 – Учат вас, учат, придурков! Никому нельзя доверять, сынок. Это они должны были тебе объяснить.
 Келли смотрел мимо него на Мерфи, стоявшего на ступенях своего ресторана. Ага, стукач, значит. Настоящее проклятие Ирландии, подумал он, что, впрочем, его вовсе не рассердило. Скорее охладило. Просто ледяное спокойствие охватило Келли, дыхание стало почти ровным.
 На четвереньках, как собака, он стоял рядом с сержантом, вцепившимся ему в волосы на затылке. Тот нагнулся, ощупал подмышки и все тело, пытаясь найти оружие, потом толкнул Келли к машине.
 – А ну, руки за спину! Лучше б ты оставался в своем свинарнике.
 Келли начал подниматься, сжимая обеими руками рукоятку браунинга, который был аккуратно приклеен к левой икре. Он рванул пистолет и тут же выстрелил сержанту в сердце. Удар сбил сержанта с ног, бросил на стоявшего рядом полицейского. Тог попытался удержать равновесие. Келли выстрелил ему в спину и тут же навел браунинг на третьего полицейского, испуганно поднимавшего свой «стерлинг» с другой стороны машины. Слишком поздно! Третья пуля Келли попала ему в шею и свалила у «лендровера».
 Толпа разбегалась, женщины кричали, музыканты побросали инструменты. Одинокий и тихий Келли стоял возле трупов и смотрел через площадь на остолбеневшего на ступенях бара Мерфи.
 Келли поднял браунинг, прицелился, но тут из репродуктора прогремел голос:
 – Все, Келли! Хватит! – сказано было по-русски.
 Он опустил пистолет. Человек с мегафоном, шедший к нему по улице, был в форме полковника КГБ, в наброшенной на плечи длиннополой шинели. Рядом с ним шагал высокий сухой блондин лет тридцати с покатыми плечами, в кожаном пальто и очках в стальной оправе. Из переулков вынырнули русские солдаты с карабинами наперевес и тоже побежали к площади. На рукавах их полевой формы можно было различить нашивки элитной бригады «Железный молот».
 – Прекрасно! Сдать оружие! – скомандовал полковник.
 Келли резко повернулся, поднял руку и выстрелил еще раз – на редкость метко, несмотря на значительное расстояние. Пуля оторвала Мерфи часть левого уха. Толстяк взвизгнул и схватился за голову. Сквозь его пальцы сочилась кровь.
 – Все, все, Михаил! Прекрати! – закричал мужчина в кожаном пальто.
 Келли, улыбаясь, посмотрел на него и произнес по-русски:
 – Хорошо, профессор, как скажете, – и осторожно положил браунинг на капот «лендровера».
 – Вы же говорили, что научили его выполнять приказы! – возмутился полковник, обращаясь к профессору.
 Вперед вышел армейский лейтенант, взял под козырек и доложил:
 – Один жив, двое мертвы, товарищ полковник. Жду ваших приказании.
 Полковник Масловский выслушал донесение и пронзил взглядом Келли:
 – У вас не должно было быть оружия.
 – Знаю, – ответил Келли. – Но ведь и Мерфи не должен был быть стукачом. Мне сказали, что он член ИРА.
 – Вы что, верите всему, что вам говорят?
 – Так меня учила партия, товарищ полковник. Или, может быть, у вас для меня другой Устав?
 Покрасневший от гнева Масловский не привык к подобной наглости, от кого бы она ни исходила. Но не успел он раскрыть рот, чтобы срезать нахала, как раздался крик. Девочка, продавшая Келли цветы, пробилась через толпу и упала на колени рядом с трупом сержанта.
 – Папа! – истошно закричала она. – Папочка! – Потом подняла к Келли бледное личико. – Ты застрелил его! Ты – убийца!
 Истерически рыдая, девочка, словно маленькая пантера, бросилась на Келли, норовя выцарапать ему глаза. Он крепко схватил ее за запястья. Силы вдруг покинули девочку, и она стала оседать на землю. Он обнял ее, прижал к себе, начал гладить по голове, шепча на ухо самые ласковые русские слова.
 Из толпы выступил старый священник.
 – Я позабочусь о ребенке, – сказал он и положил руки на ее плечики.
 Они пошли вместе, толпа расступилась, пропуская их.
 – Очистить площадь! – крикнул Масловский лейтенанту. – Как же мне надоел этот вечный украинский дождь. Пойдемте, обсохнем. И возьмите вашего молодца. Надо все обсудить.


* * *

 КГБ, самая большая и запутанная тайная служба в мире, контролирующая миллионы жизней в Советском Союзе, раскинула свои сети почти во всех странах. В самом ее сердце, в самом тайном из всех управлений есть отдел номер тринадцать: организация убийств, покушений и актов саботажа за рубежом.
 Вот уже пять лет отдел возглавлял полковник Масловский, человек мощного телосложения и вида довольно сурового.
 Иван Владимирович Масловский родился в 1919 году в Петрограде в семье врача, закончил юридический факультет Ленинградского университета и сдал государственные экзамены незадолго до нападения Германии на СССР.
 Сначала он был бойцом одного из партизанских отрядов, затем наверху обратили внимание на его образование и знание языков и взяли в созданную в годы войны контрразведку «Смерш». Там он работал с таким успехом, что и после войны остался сотрудником тайных служб, не помышляя более о юридической практике.
 Теперь он отвечал за создание оригинальных шпионских школ, таких, как, например, гатчинская, где агенты, предназначенные для работы в англоязычных странах, жили и обучались в специально построенных «американских» или «английских» городках.
 Исключительно успешное проникновение КГБ на все уровни французской тайной службы объяснялось, в первую очередь, отличной работой одной из таких школ, созданной Масловским в Грозном, где все было действительно по-французски – от одежды и кухни до культурной среды обитания.
 Иван Владимирович пользовался неограниченным доверием своего начальства и потому получил все возможности для создания целой системы подобных школ, чем, собственно, и объяснялось существование северо-ирландского местечка Друмор в тиши украинской глубинки.
 Кабинет, в котором Масловский работал, возвращаясь из Москвы, был обставлен довольно банально: письменный стол, шкафы с папками, на стене топографическая карта Наумова. Сейчас в открытом камине пылали дрова, а полковник с кружкой крепкого черного кофе с водкой стоял перед ним и наслаждался теплом. Отворилась дверь, и человек в кожаном пальто, поеживаясь от холода, подошел к огню.
 – Черт, какая же холодрыга на улице!
 Он взял с подноса, стоявшего на столе, кофе, влил туда водки и вернулся к камину.
 Это был Павел Черный – приятный, обходительный мужчина тридцати четырех лет. Он слыл – и не только в своей стране – первоклассным специалистом в области экспериментальной психологии, что было значительным достижением для сына простого украинского кузнеца. В шестнадцать лет он ушел в партизанский отряд, командир которого, преподаватель английского из Московского университета, очень скоро обратил внимание на талант юного бойца.
 После войны, в сорок пятом году, Черный поступил в этот самый университет на психологический факультет, а затем провел два года на практике в исследовательской группе по экспериментальной психологии при Дрезденском университете, где в 1951 году защитил кандидатскую диссертацию.
 Интерес к психологии поведения привел его в Пекинский университет, в лабораторию знаменитого китайского психолога Пин Хо. Тот как раз занимался вопросами применения методов поведенческой психологии при допросах и промывании мозгов американских и английских военнопленных, захваченных на полях сражений корейской войны.
 Работы Черного в области воздействия на поведение человека по методу Павлова привлекли к нему внимание КГБ в целом и Масловского в особенности. Его-то усилиями Черный и получил место профессора на кафедре экспериментальной психологии Московского университета.
 – Это волк-одиночка, – произнес Масловский. – Никакого уважения к начальству. Приказов не слушает вообще. Ему ведь было сказано не брать оружия, не так ли?
 – Да, товарищ полковник.
 – Таким образом, он наплевал на приказ и превратил обычное учебное занятие в какую-то резню. Черт с ними, с этими диссидентами, которых мы здесь используем. Это хоть какой-то способ заставить их послужить Родине. А кто такие полицейские?
 – Точно не знаю. Секундочку. – Черный поднял телефонную трубку.
 – Левина ко мне.
 – Что еще за Левин? – спросил Масловский.
 – Он здесь уже месяца три. Диссидент-еврей, получил пять лет за тайную переписку с родственниками в Израиле. Отлично руководит конторой.
 – Кто по профессии?
 – Физик, инженер-конструктор. Насколько мне известно, занимался самолетостроением. У меня есть все основания предполагать, что он осознал свою вину.
 – Это они все так твердят, – заметил Масловский.
 В это время вошел тот, о ком они говорили. Виктор Левин был довольно щуплым человеком, выглядевшим несколько солиднее благодаря телогрейке. С виду лет сорока пяти, однако с совершенно седой головой, стальная оправа очков заклеена изолентой, в глазах – страх перед неожиданным стуком в дверь, что в его положении было вполне оправданно.
 – Кем были трое полицейских?
 – Сержант по фамилии Воронин, – ответил Левин. – Артист из Москвы. Год назад после смерти жены пытался бежать на Запад. Приговор: десять лет.
 – А ребенок?
 – Таня Воронина, его дочь. О двух остальных надо справиться.
 – В данный момент это неважно. Можете быть свободны.
 Левин вышел.
 – Однако вернемся к Келли, – сказал Масловский. – Совершенно непонятно, зачем он выстрелил в человека из бара. Полное пренебрежение к моим приказам. Великолепный, впрочем, снайпер, – добавил он.
 – Да, меткий.
 – Расскажите подробнее о нем.
 Масловский налил себе еще кофе, плеснул в чашку водки и подсел поближе к огню. Черный взял со стола папку и раскрыл ее.
 – Майкл Келли, родился в 1938 году в деревне Баллигар в Керри, Республика Ирландия. Отец: Шин Келли, активист ИРА, участник войны в Испании. В Мадриде познакомился с гражданкой СССР Мартой Вронской, будущей матерью Келли.
 – Насколько я помню, его отца повесили англичане?
 – Совершенно верно. В первые месяцы второй мировой войны он участвовал в проведении серии взрывов, организованных ИРА в районе Лондона. Был схвачен, предстал перед судом и казнен.
 Британский мученик, значит. Такое впечатление, что этот народ в них прямо-таки нуждается.
 – Марта Вронская получила ирландское гражданство, работала журналисткой в Дублине. Там мальчик посещал школу иезуитского ордена.
 – То есть получил католическое воспитание?
 – Само собой разумеется. Вся эта довольно запутанная история дошла до нашего человека в Дублине, и он сообщил о Келли в Москву. То, что парень может нам пригодиться, было ясно, как божий день. Мы уговорили Марту вернуться в Россию. Через два года она умерла от рака желудка.
 – А тем временем ему исполнилось почти двадцать, и он оказался довольно умным парнем?
 – Совершенно верно. У него блестящие языковые способности. Схватывает все на лету. – Черный еще раз посмотрел в дело. – Обладает также необыкновенным артистическим талантом. Я бы осмелился назвать его даже гением в этой области.
 – Что ж, совсем неплохо при нашем раскладе.
 – При других обстоятельствах вполне мог бы стать великим артистом.
 – Ну, об этом пусть забудет, – отрезал Масловский. – Мне лично особо ярким кажется его инстинкт охотника.
 – Как вы знаете, товарищ полковник, научить убивать можно любого. Именно поэтому при наборе мы делаем особый упор на сообразительность. Но Келли, работая с личным оружием, демонстрирует редкий, почти уникальный дар.
 – Я тоже обратил на это внимание, – недовольно заметил Масловский. – Для него убить – раз плюнуть... Нет ли у него выраженных признаков психопата?
 – Это не тот случай, товарищ полковник. Может, я не очень понятно объясняю, но Келли, повторяю, великолепный актер. Сегодня он играл роль боевика ИРА и исполнял ее максимально близко к сценарию.
 – Ну да, только разница в том, что режиссер не успел крикнуть «стоп!», а мертвецы не встали, когда выключили камеру.
 – Нельзя не согласиться, – сказал Черный. – Однако вполне объяснимо, почему он, нарушая приказ, должен был убить троих полицейских и стрелять в Мерфи. Ведь Мерфи – стукач, которого следовало покарать публично. По роли, которую играл Келли, он не мог поступить иначе. В этом, собственно, и состоит цель обучения.
 – Ясно, я понял. Так вы считаете, его уже можно привлечь к настоящей работе?
 – Думаю, да, товарищ полковник.
 – Хорошо, приведите его ко мне.


* * *

 В темном свитере, грубой суконной куртке и брюках из плиса, без шляпы и плаща Келли выглядел еще более юным. Он производил впечатление необыкновенно собранного, замкнутого в себе человека, при виде которого Масловский снова почувствовал необъяснимое раздражение.
 – Вы, должно быть, гордитесь тем, что натворили? Я же запретил вам стрелять в Мерфи. Почему вы нарушили приказ?
 – Потому что он стукач, товарищ полковник. Если такие, как я, хотят выжить, то таких, как он, следует ставить на место время от времени. – Келли пожал плечами. – Цель терроризма – распространение террора.
 – Черт побери, но ведь это была игра! – взорвался Масловский. – Понарошку!
 – Если мы слишком долго играем в какую-нибудь игру, товарищ полковник, то потом она начинает играть нами, – отпарировал Келли спокойно.
 – Боже праведный! – выдохнул Масловский, хотя старался не употреблять таких выражений.
 Он уселся за письменный стол напротив Келли.
 – Профессор Черный считает вас готовым к работе. Согласны?
 – Так точно, товарищ полковник.
 – Задачу вашу описать довольно легко. Наши главные противники Америка и Англия. Последняя слабее. Самой больной занозой в ее теле является ИРА. Вы должны загнать эту занозу поглубже...
 Полковник откинулся на спинку стула и посмотрел Келли в глаза.
 – Итак, Келли, вы будете возмутителем спокойствия.
 – В Ирландии?
 – В конечном счете да, однако вам нужно еще подучиться на месте. Сейчас объясню подробнее.
 Он встал со стула и подошел к огню.
 – В 1956 году Армейский Совет ИРА проголосовал за проведение очередной боевой кампании в Северной Ирландии. Через три года выяснилось, что она потерпела полный провал. Сейчас нет уже никаких сомнений в том, что боевые действия будут скоро прекращены. Результат равен нулю.
 – И что же? – спросил Келли.
 Масловский возвратился к письменному столу.
 – С другой стороны, из наших источников стало известно, что в Ирландии должен в конце концов разразиться конфликт более серьезный, чем когда бы то ни было. И ваша задача состоит в том, чтобы дождаться этого часа, закопавшись поглубже, словно крот.
 – Ясно, товарищ полковник.
 – Для начала достаточно. Когда я уеду, профессор Черный разъяснит вам наши непосредственные планы. А пока можете идти.
 Келли молча вышел.
 – Он выполнит все. Я в нем уверен, – сказал Черный.
 – Хотелось бы надеяться. Пожалуй, он сможет работать не хуже любого ирландского «крота», но с преимуществом – пьет меньше.
 Полковник подошел к окну и стал смотреть на залитую дождем улицу. Нахлынувшая усталость вернула его на землю. По непонятным причинам он вспомнил о девочке, набросившейся на Келли на площади.
 – Как, вы говорили, зовут эту осиротевшую девочку? – спросил он.
 – Таня. Татьяна Воронина.
 – У нее нет близких, которые могли бы позаботиться о ней?
 – Насколько я знаю, нет.
 – А ведь она довольно симпатичная и умненькая, вы не находите?
 – Мне тоже так показалось. А что, у вас какие-либо планы на ее счет, товарищ полковник?
 – Почему бы и нет? В прошлом году наша шестилетняя дочь умерла во время эпидемии гриппа. Жене рожать больше нельзя. Она встала на очередь в доме младенца, но ее все равно что-то гложет. Ее будто подменили, она совершенно извелась. И когда я увидел эту малышку на площади, то мне пришла в голову спасительная мысль. Ведь это то, что нам нужно.
 – Прекрасная идея, товарищ полковник. Мне кажется, от этого выиграют все.
 – Решено, – сказал Масловский, явно довольный. – Я возьму ее в Москву. Пусть будет Сашеньке сюрприз.
 Он подошел к столу, откупорил бутылку водки и налил в два стакана.
 – Ну, за что пьем? За нашу ирландскую акцию и за удачу этого... какая у него кличка? – спросил он Черного, наморщив лоб.
 – Качулейн.
 – Прекрасно! За Качулейна!
 Полковник опрокинул в себя содержимое стакана, а потом бросил его в огонь.




 Глава 1


 В офицерской столовой казарм пехотной гвардии никого не было, когда туда вошел майор Тони Виллерс. В помещении царила темнота, свет исходил лишь от свечей, догоравших в подсвечниках на длинном отполированном обеденном столе, да от столового серебра, оставшегося неубранным.
 На торце стола стояли приготовленные к ужину приборы, а в серебряном ведерке со льдом – и это приятно удивило – бутылка шампанского его любимой марки «Круг» урожая 1972 года. Тони остановился, оглядел бутылку, осторожно откупорил, взял со стола один из хрустальных бокалов, медленно налил шампанского. Затем подошел к камину и стал рассматривать себя в зеркало над ним.
 Багряно-красный мундир был явно к лицу, особенно украшали его ордена, и в первую очередь белая лента Военного Креста с серебряной розеткой, означавшей, что его обладатель удостоен этой награды дважды. Офицер в зеркале был среднего роста, широкоплеч, черные волосы чуть длиннее того, что положено по уставу. Даже сломанный некогда нос придавал лицу особый шарм.
 Вдруг стало совершенно тихо. Лишь великие мужи прошедших веков взирали на него с портретов. Все происходящее казалось нереальным, а в зеркале Тони почему-то видел массу собственных отражений, уходящих в бесконечность. Кроме того его мучила невыносимая жажда. Он поднял бокал и сказал хриплым, каким-то не своим голосом:
 – За тебя, старик Тони! Счастливого Нового года!
 Он поднес хрустальный бокал к губам. Шампанское казалось таким холодным, как никогда в жизни. Тони жадно выпил ледяную влагу, которая уже во рту стала превращаться в кипящий огонь, прожигавший внутренности насквозь. Он вскрикнул от боли, зеркало разбилось, земля разверзлась под ногами, Тони рухнул вниз.


* * *

 Конечно, это был сон, сон об утолении жажды. Виллерс проснулся и обнаружил, что находится на том же самом месте, где провел всю последнюю неделю: в углу маленькой каморки, где он сидел, прислонившись к стене, не имея возможности даже лечь – мешали шейные деревянные колодки с висячим замком, в которые на уровне плеч были затянуты и запястья рук.
 Голова его была повязана зеленым платком, какие носят мужчины племени белуджей. Именно ими командовал Виллерс в горах Дожара до тех пор, пока десять дней назад не попал в плен. Рубашка и брюки цвета хаки заляпаны грязью и разорваны, ноги – босы, потому что кожаные сапоги украл какой-то рашид. Ужасно раздражала колючая щетина, отросшая за неделю: по старой гвардейской привычке он привык бриться ежедневно.
 Загремел засов, и дверь со скрипом отворилась. В комнату вошли двое рашидов – низкорослых и жилистых, в грязных белых одеждах, перекрещенных пулеметными лентами. Не говоря ни слова, они подхватили пленника, выволокли наружу, грубо посадили у стены и удалились.
 Через некоторое время глаза его привыкли к утреннему солнцу, и он уже мог осмотреться. Бир аль Гафани была нищей деревней, состоявшей из дюжины домов с плоскими крышами и пальмами оазиса внизу. Какой-то мальчик подогнал своих верблюдов к корыту с водой, в котором женщины в черных платьях и паранджах стирали белье.
 Вдали в синее небо врезались вершины гор Дожара, самой южной провинции Омана. Две недели назад Виллерс еще руководил охотой белуджей на марксистских повстанцев. Деревня же Бир аль Гафани находилась на вражеской территории – в Народно-Демократической Республике Йемен, простиравшейся на север до самых саудовских пустынь.
 Слева от него стоял глиняный кувшин с водой и черпаком, однако он опасался пить без разрешения и решил потерпеть. Вдалеке на вершине холма показался верблюд. Он шел к оазису и казался несколько нереальным из-за колеблющегося над песком горячего марева.
 Виллерс на минуту закрыл глаза, опустил голову на грудь, чтобы уменьшить давление колодки на шею, и ощутил приближающиеся шаги. Подняв веки, он увидел Салима бин аль Камана. На нем был черный головной платок и черное покрывало, у правого бедра болтался автоматический браунинг, за поясом торчал кривой кинжал, а в руке он нес свою гордость – китайский автомат «АКМ». Он остановился и посмотрел на Виллерса сверху вниз. Это был приятный мужчина с узкой, подернутой сединой бородой, с испанским цветом лица.
 – Салям алейкум, Салим бин аль Каман, – произнес Виллерс традиционное арабское приветствие.
 – Алейкум ассалям. Гуд монинг, Виллерс-сахиб.
 На большее его английского не хватило, дальше говорили по-арабски.
 Салим прислонил свой автомат к стене, наполнил черпак водой и осторожно поднес ко рту Виллерса. Англичанин принялся жадно пить. Таков был их утренний ритуал. Салим снова наполнил черпак, и Виллерс поднял голову, чтобы подставить рот под прохладную струю.
 – Ну что, лучше? – спросил Салим.
 – Можно сказать, что да.
 Между тем верблюд подошел ближе, теперь расстояние до него не превышало ста метров. От седла наездника тянулась веревка, к которой был привязан человек, еле шевеливший ногами от усталости.
 – А это кто такой? – спросил Виллерс.
 – Хамид, – ответил Салим.
 – С другом?
 Салим рассмеялся.
 – Эта страна принадлежит нам, майор Виллерс, нам, рашидам. Сюда следует приходить лишь тогда, когда тебя пригласят.
 – Но в Хауфе комиссары НДРЙ не признают прав рашидов. Они даже в аллаха не верят, только в Маркса.
 – Дома пусть себе шумят, сколько хотят, но на земле рашидов... – Салим пожал плечами и достал из складок одежды жестяной портсигар. – Хватит об этом. Папиросу, друг мой?
 Араб ловко скрутил ее на конце, вставил в рот Виллерсу и поднес огонь.
 – Русский? – снова спросил Виллерс.
 – В пятидесяти милях отсюда, недалеко от Фасари, в пустыне стоит их военно-воздушная база. Много русских самолетов, грузовиков, солдат – всего!
 – Я знаю.
 – Знать-то, может, и знаешь, а вот почему твоя хваленая САС ничего не предпринимает?
 – Моя страна не воюет с Йеменом, – сказал Виллерс. – Я всего лишь британский военный советник, который по просьбе султана Омана обучает его войска и руководит их операциями против марксистских повстанцев.
 – Мы не марксисты, Виллерс-сахиб. Мы рашиды, идем, куда хотим, и майор САС для нас хорошая добыча. За него мы получим много верблюдов и много винтовок.
 – От кого?
 Салим ткнул папиросой в сторону.
 – Я послал весточку в Фасари. Русские должны приехать уже сегодня. Они заплатят за тебя кучу денег. С моей ценой они согласились.
 – Сколько бы они ни предложили, мои люди заплатят больше, – заверил Виллерс. – Если вы доставите меня в Дофар целым и невредимым, они дадут, сколько захотите, в английских золотых соверенах или в серебряных талерах.
 – Ах, Виллерс-сахиб, я уже дал слово, – засмеялся Салим.
 – Можешь не объяснять. Известно – для рашидов слово священно.
 – Вот это точно!
 Салим поднялся, когда верблюд подошел совсем близко и опустился на колени. С него сошел Хамид, молодой рашид в красном одеянии. Он дернул за веревку, и человек на другом ее конце упал на четвереньки.
 – Это кто такой? – спросил Салим властно.
 – Мы схватили его, когда он шел ночью через пустыню. – Хамид подошел к верблюду и снял с него солдатскую фляжку и ранец. – Это он нес с собой.
 В ранце оказались хлеб и консервные банки с надписями по-русски. Одну из них Салим протянул Виллерсу и спросил нового пленника по-арабски:
 – Вы русский?
 Перед ними стоял старый седой человек, изможденный, его рубаха цвета хаки была насквозь пропитана потом. Он потряс головой. Губы его раздулись, почти как у негра. Салим протянул черпак с водой. Старик жадно стал пить.
 Виллерс довольно сносно владел русским.
 – Кто вы такой? – спросил он. – Вы идете из Фасари?
 – А вы кто? – прохрипел старик.
 – Британский офицер из вооруженных сил султана в Дофаре. Эти люди напали на наш патруль, сопровождающих убили, а меня взяли в плен.
 – Этот араб знает английский?
 – Не больше трех слов. Но, может быть, вы говорите по-арабски?
 – Нет, но думаю, что мой английский лучше, чем ваш русский. Меня зовут Виктор Левин, я иду из Фасари, хотел пробраться в Дофар.
 – Чтобы перебежать?
 – Примерно так.
 – А, так он разговаривает с тобой по-английски! Значит, он не русский? – спросил Салим.
 – Не имеет смысла рассказывать ему что-нибудь о вас, – тихо сказал Виллерс Левину. – Сегодня приедут ваши, чтобы забрать меня.
 Он посмотрел на Салима.
 – Да, он русский из Фасари.
 – А что он потерял на земле рашидов?
 – Он искал Дофар.
 Салим прищурился.
 – Чтобы сбежать от своих? – Он громко расхохотался и хлопнул себя по бедру. – Прекрасно! Русские хорошо за него заплатят. Это подарок, друг мой. Аллах любит меня! – Он кивнул Хамиду. – Отведи его в хижину и проследи за тем, чтобы его покормили. Потом явишься ко мне.


* * *

 На Левина надели такие же колодки, как у Виллерса. Теперь они сидели рядом, прислонившись к стене. Через некоторое время появилась закутанная в черное женщина, присела на корточки и принялась поочередно кормить их похлебкой из деревянной чашки. Совершенно невозможно было понять, молодая она или старая.
 Она аккуратно вытерла им рты, вышла и закрыла за собой дверь.
 – Не понимаю, зачем они закрывают лица, – сказал Левин.
 – В знак того, что принадлежат только своим мужьям. Другие мужчины не должны их видеть.
 Левин закрыл глаза.
 – Странное место. Уж очень здесь жарко.
 – Сколько вам лет? – спросил Виллерс.
 – Шестьдесят восемь.
 – Долго же вы собирались, однако. Не слишком ли солидный возраст для перебежчика?
 Левин мягко улыбнулся.
 – Все и просто, и сложно. Как жизнь. Неделю назад у меня в Ленинграде умерла жена. А поскольку детей у нас не было, то нет и возможности шантажировать меня на свободе.
 – А по специальности вы кто?
 – Профессор Ленинградского университета. Авиаконструктор. У наших ВВС в Фасари размещены пять МИГов-23, якобы в учебных целях.
 – Модифицированные? – предположил Виллерс.
 – Вот именно. Их используют в качестве штурмовиков в гористой местности. Дооборудование проводили в Союзе, но на месте возникли проблемы. Вызвали меня.
 – Понятно. А вы уже сыты всем этим по горло? И куда же вы направлялись? В Израиль?
 – Совсем необязательно. Я не считаю себя убежденным сионистом. И вообще, Англия нравится мне гораздо больше. В 1939 году, незадолго до начала войны, я был там с торговой делегацией. Это были два лучших месяца в моей жизни.
 – Ясно.
 – В 1958 году у меня появилась надежда выбраться из России. Я вступил в тайную переписку с родственниками в Израиле: они хотели помочь мне. Но меня предал человек, которого я считал своим другом. Обычная история. В общем, я получил пять лет.
 – И – в ГУЛАГ?
 – Нет, в одно очень интересное место. Хотите верьте, хотите нет, но эти пять лет я провел в ирландской деревне под названием Друмор.
 Виллерс даже привстал от удивления.
 – Не понимаю.
 – Друмор, ирландская деревня, расположенная в центре Украины. – Старик рассмеялся, глядя на удивленное лицо Виллерса. – Об этом стоит рассказать поподробнее.
 Когда Левин закончил рассказ, удивление Виллерса сменилось задумчивостью. Уже несколько лет он занимался методами подрывной деятельности и борьбы с терроризмом, в первую очередь в Ирландии. Потому-то история, поведанная стариком, крайне заинтересовала его.
 – О Гатчине, где натаскивали агентов КГБ для работы в Англии и так далее, я знал, но об ирландской деревне слышу впервые.
 – Не говоря уже о наших контрразведчиках!
 – В Древнем Риме существовали гладиаторские школы, где рабов и пленных готовили к смерти на арене, – заметил Виллерс.
 – Именно к смерти, – согласился Левин.
 – Впрочем, и у них был шанс выжить, если противник оказывался слабее. То же самое и с вашими диссидентами в Ступоре, изображавшими полицейских.
 – Против Келли у них не было никаких шансов.
 – Вы говорите о нем так, как будто это сверхчеловек...
 Левин тяжело и хрипло вздохнул, опустил веки и заснул. А Виллерс сидел и думал. Чувствовал он себя мерзко. Мысли все время вращались вокруг эпопеи Левина. Он знал много деревень в Ольстере. Кроссмаглен, например. Очень неприятное место. Настолько опасное, что войска туда доставляли вертолетом. Однако Друмор на Украине – это что-то совершенно невообразимое. Он покачал головой, опустил подбородок на грудь и тоже заснул.
 Очнулся он от того, что какой-то рашид немилосердно тряс его за плечо. Второй араб будил Левина. Рашид поднял Виллерса на ноги и толкнул так, что тот буквально вылетел в дверь. Судя по солнцу, полдень уже наступил.
 На площадке у дома стоял «БТР» песочного оттенка, который русские называли «крейсером пустыни». Вокруг – шестеро солдат в форме цвета хаки и с автоматами в руках. Еще двое устроились на «крейсере» перед крупнокалиберным пулеметом, огнем которого они могли бы без труда разметать дюжину глазевших на них рашидов вместе с их допотопными винтовками.
 Рядом с Виллерсом Хамид поставил Левина.
 – Ну вот, Виллерс-сахиб, как ни жаль, пора расстаться. Мне нравились наши беседы.
 К ним в сопровождении прапорщика подошел русский офицер, в такой же форме, как подчиненные, но в фуражке и темных очках. Последние странным образом делали его похожим на офицера африканского корпуса Роммеля. Он постоял, посмотрел, потом снял очки. Его гладкое лицо с темно-синими глазами оказалось моложе, чем предполагал Виллерс.
 – Профессор Левин, – обратился он с иронией. – Я с удовольствием поверил бы, что вы заблудились во время прогулки, однако боюсь, что известная вам инстанция придерживается иного мнения.
 – Понятное дело, – ответил старик.
 Офицер повернулся к Виллерсу и представился:
 – Капитан Юрий Киров, двадцать первая десантная бригада, – произнес он на великолепном английском. – А вы – майор Энтони Виллерс, пехотная гвардия и, что значительно важнее, двадцать второй полк САС.
 – Вы очень хорошо информированы, – заметил Виллерс. – Позвольте сделать вам комплимент и относительно знания моего родного языка.
 – Спасибо, – ответил Киров. – Мы пользуемся теми методами технического обучения, которые были когда-то разработаны САС в Харфорде. Да и вы лично, как и Левин, представляете значительный интерес для КГБ.
 – Убежден в этом, – любезно ответил Виллерс.
 – Итак, – Киров повернулся к Салиму, – перейдем к делу. – Его арабский был не так хорош, как английский, но объясниться он мог вполне.
 Он щелкнул пальцами, прапорщик выступил вперед и протянул арабу холщовый мешок. Салим открыл его и зачерпнул полную пригоршню монет, золотом сверкнувших на солнце. Он улыбнулся и передал мешок Хамиду, стоявшему за ним.
 – Я бы попросил вас снять с обоих колодки, и мы отправимся, – сказал Киров.
 – Да, но Киров-сахиб забыл кое-что. – Салим опять улыбнулся. – Кроме всего прочего, мне обещали пулемет с двадцатью тысячами патронов.
 – Хм, да, но наше командование считает, что это было бы слишком большим искушением для рашидов, – заявил Киров.
 Улыбка Салима мгновенно улетучилась с его лица.
 – Но вы это твердо обещали.
 Его люди тут же почувствовали недоброе и подняли винтовки. Киров снова щелкнул пальцами, и пулемет выплюнул очередь, раздробившую стену хижины чуть выше головы Салима. Когда эхо выстрелов стихло, Киров сказал:
 – Со всей серьезностью советую вам взять золото.
 К Салиму вернулась улыбка, он развел руками.
 – Само собой разумеется. Дружба – это все. Не стоит рисковать ею из-за глупого недоразумения.
 Он вынул ключ из кошеля на поясе и открыл висячий замок на колодке Левина. Затем подошел к Виллерсу.
 – Иногда аллах все-таки смотрит на землю и наказывает живых, – пробормотал он.
 – Так написано в Коране? – спросил Виллерс, высвобождая давно затекшие руки.
 Салим пожал плечами. Выражение его глаз было каким-то странным.
 – Если и нет, то это подразумевается...
 Двое солдат вскочили по приказу прапорщика, встали слева и справа от Левина и Виллерса, повели их к «крейсеру» и усадили рядом с собой. Мотор зарычал, Киров отдал честь Салиму.
 – Приятно было иметь с вами дело! – крикнул он.
 – Взаимно, Киров-сахиб!
 «Крейсер пустыни» удалялся, окруженный облаком пыли. Когда он переваливал через гребень первого бархана, Виллерс оглянулся и увидел, что старый рашид все еще стоит на месте и глядит им вслед, а его люди отступили назад. Вокруг них словно сгущалась какая-то необычная тишина, полная непонятной угрозы. Однако в этот момент «крейсер» перевалил через гребень, и деревня Бир аль Гафани скрылась из виду.
 В сравнении с предыдущим местом заключения бетонная камера в конце административного здания в Фасари являла собой явное улучшение «жилищных условий»: оштукатуренные стены, сухой туалет, две узкие железные кровати с матрацами и одеялами. На пути сюда Виллерс насчитал шесть таких камер с тяжелыми дверьми и глазками, возле которых по трое охранников несли постоянную службу.
 Теперь он стоял у зарешеченного окна и смотрел на летное поле. Оно оказалось отнюдь не столь большим; три ангара и единственная газовая взлетно-посадочная полоса. Перед ангарами крылом к крылу отдыхали пять МИГов. В сумерках они казались неподвижно замершими доисторическими чудовищами. Немного поодаль виднелись два вертолета МИ-8, транспортный самолет, военные грузовики и другие автомобили.
 – Похоже, здесь никто не заботится о безопасности, – пробормотал Виллерс.
 Левин кивнул.
 – А в этом и нужды нет. Во-первых, здесь территория дружественного государства, во-вторых, кругом пустыня. Такую цель даже ваши сасовцы навряд ли бы взяли без больших проблем.
 Загремел засов, и в камеру вошел молодой сержант в сопровождении араба с ведром и двумя эмалированными кружками.
 – Кофе, – объявил сержант.
 – А когда нас будут кормить? – спросил Виллерс.
 – В девять.
 Он кивнул арабу, чтобы тот уходил, последовал за ним и закрыл дверь. Кофе оказался на удивление хорошим и очень горячим.
 – Так, значит, они используют арабский персонал? – удивился Виллерс.
 – Только на кухне и других подсобных работах. Но я думаю, их набирают не среди бедуинов, а привозят из Хауфа.
 – Что же теперь с нами будет?
 – Ну, завтра четверг, прилетит самолет с продуктами и запчастями. На нем нас, наверное, отправят в Аден, – со знанием дела пояснил Левин.
 – А потом в Москву?
 Ответа на свой риторический вопрос Виллерс, конечно, не получил. С таким же успехом он мог задать его бетонным стенам, стальным дверям и решеткам на окнах. Они оба легли на свои кровати.
 – Вся моя жизнь была сплошным разочарованием, – задумчиво сказал старик. – Когда я был в Англии, нас возили в Оксфорд. – Он зевнул. – С тех пор я всю жизнь мечтаю о том, чтобы однажды вернуться туда.
 – Ах, Оксфорд, Оксфорд... – мечтательно произнес Виллерс. – Удивительный городок.
 – Вы его хорошо знаете?
 – Там училась моя жена. После Сорбонны. В колледже Святого Гуго. Она наполовину француженка.
 Левин приподнялся на локте.
 – Удивительно... Извините, но вы не похожи на женатого человека.
 – А я и не женат, – откликнулся Виллерс. – Больше не женат. Несколько месяцев назад мы развелись.
 – Сочувствую вам.
 – Не стоит. Как вы уже сказали, жизнь – сплошное разочарование. У каждого к ней свои требования, и именно это затрудняет отношения между людьми, особенно между мужчиной и женщиной. Пусть феминистки говорят что угодно, однако разница между нами есть.
 – Мне кажется, вы ее все еще любите.
 – Без сомнения, – ответил Виллерс. – Потому что любить проще. Куда тяжелее жить вместе.
 – Ну и почему же это произошло?
 – Во всем виновата моя профессия. Борнео, Оман, Ирландия. Я побывал даже во Вьетнаме. Вот уж где мы были совершенно не к месту. И однажды она мне сказала: «Хорошо ты умеешь делать только одно: убивать людей!» А потом настал день, когда она уже не могла этого выдержать.
 Левин молча откинулся назад, а Виллерс, подложив руки под голову, уставился в потолок и отдался мыслям, которые не хотели его покидать и с наступлением ночи.
 Он проснулся сразу, услышав шаги и голоса в коридоре. Свет в камере на ночь не выключили. Виллерс бросил быстрый взгляд на свои часы «Ролекс», которые почему-то не отняли при обыске, и заметил, что Левин заворочался на своей кровати.
 – Что там за суета? – спросил он.
 Виллерс встал и подошел к окну. Месяц взошел на звездном небе, пустыня светилась каким-то зловещим светом. МИГи были похожи на плоские силуэты, вырезанные из черной матовой бумаги. Господи, подумал он, что-то должно произойти. Желудок его свело нервной судорогой.
 – Что происходит? – прошептал Левин, когда загремел засов.
 – Я только что подумал, – сказал Виллерс, – что побег, даже если он кончится пулей в спину, все же предпочтительнее Лубянки в Москве.
 Вдруг дверь рывком распахнулась, и в камеру вошел сержант в сопровождении араба с большим деревянным подносом в руках, на котором стояли две миски с супом, черный хлеб и кофе. Араб, хотя и пригибал голову, казался Виллерсу странно знакомыми.
 – Давай пошевеливайся! – приказал военный на ломаном арабском.
 Араб поставил поднос на маленький деревянный столик у кровати Левина и в тот момент, когда сержант зачем-то отвернулся к двери, поднял голову. Это был Салим бин аль Каман.
 Одной рукой он вытащил кинжал из левого рукава, а другой зажал рот своему повелителю, ногой ткнул его под колено и, когда тот потерял равновесие, воткнул нож между ребер. Затем осторожно опустил сержанта на кровать, вытер лезвие о гимнастерку и улыбнулся.
 – Я все никак не могу забыть твоего предложения, Виллерс-сахиб. Ты ведь, кажется, говорил, что за твое возвращение в Дофаре заплатят кучу денег.
 – Значит, ты решил получить деньги дважды – той и с другой стороны. Вот это по-деловому, – ухмыльнулся Виллерс.
 – Само собой. Но дело еще и в том, что русские не захотели вести со мной торговлю честно. Так что пришлось мне подумать о собственной чести.
 – А где другие охранники?
 – Ужинают. Об этом я узнал от друзей на кухне. Человек, место которого я занял, на пути сюда заимел огромную шишку на голове. Мы об этом позаботились. Неподалеку от базы нас ждет Хамид с верблюдами.
 Когда вышли, Салим задвинул засов, и, быстро пройдя коридор, они оказались на свободе. Ничто не нарушало покоя залитой лунным светом базы советских ВВС в Фасари.
 – Вы только посмотрите, – сказал Салим, – кругом ни души. Даже часовые на ужине. Разве это солдаты? Крестьяне в форме. – Из-за железной бочки, стоявшей у стены, он вытащил два свертка. – Переодевайтесь и за мной.
 Это были шерстяные плащи с капюшонами, в каких бедуины спасаются от ночного холода пустыни. Облачившись в них, беглецы пошли за Салимом к ангарам.
 – Даже забора нет, не то что стены, – прошептал Виллерс.
 – Пустыня лучше любой ограды, – откликнулся Левин.
 Слева и справа за ангаром поднимались дюны вдоль русла высохшей речки.
 – Это Вади Аль Хара. Через четверть мили она резко расширяется. Там нас ждет Хамид, – сказал Салим.
 – А ты не подумал о том, что Киров сделает серьезные выводы и вспомнит о Салиме бин аль Камане? – спросил Виллерс.
 – Подумал. Но к тому моменту я с моими людьми буду уже на полпути к Дофару.
 – Понятно. Большего мне и не надо знать. А сейчас я устрою для тебя маленькое представление.
 Виллерс подошел к стоящему неподалеку «крейсеру пустыни» и залез внутрь. Салим хриплым шепотом запротестовал:
 – Виллерс-сахиб, это же безумие.
 Но тот уселся на место водителя, рашид быстро вскарабкался на БТР, за ним – Левин.
 – У меня отвратительное чувство, что это я виноват во всем, – сказал старик. – Надо понимать, что мы сейчас увидим САС в действии?
 – Во время второй мировой войны в Северной Африке люди САС под руководством Дэвида Стерлинга уничтожили больше самолетов противника на земле, чем королевские ВВС и американцы в воздухе. И я осмелюсь продемонстрировать вам, как именно это делается.
 – Однако по другой вашей версии все может закончиться пулей в спину, – напомнил Левин.
 Но Виллерс включил зажигание и, когда мотор заработал, по-арабски обратился к Салиму:
 – С пулеметом справишься?
 Салим схватился за рукоятки ДШК.
 – Спаси нас, аллах! У этого человека вместо мозгов порох в голове. Он ненормальный, – только и ответил араб.
 – И это записано в Коране? – насмешливо спросил Виллерс и нажал на газ. За грохотом мотора он не расслышал ответа.
 «Крейсер пустыни» сорвался с моста. Виллерс резко развернул его и разнес хвост ближайшего МИГа. Он поддал газу и проделал то же самое с остальными машинами. Хвосты обоих вертолетов были расположены слишком высоко, и Виллерс ударил восьмитонным «крейсером» по кабинам, акриловое стекло которых тут же разлетелось вдребезги.
 Сделав круг, он кивнул Салиму:
 – Вертолеты! Целься в баки!
 На крыше административного здания наконец взвыла сирена, послышались крики и выстрелы. Салим длинными очередями прошивал оба вертолета до тех пор, пока не взорвался бак левой машины. Темноту ночи озарил огромный огненный шар, разметавший по все стороны пылающие обломки. Чуть позже рванул и второй вертолет. Пламя объяло стоявший рядом с ним МИГ.
 – Довольно! – приказал Виллерс. – Сейчас они все взлетят на воздух. Давайте сматываться!
 Он еще раз развернулся, а Салим отогнал пулеметной очередью солдат, бежавших к ним. Виллерс заметил, что Киров стоит на крыльце во весь рост и хладнокровно разряжает свой пистолет, в то время как все, кто был с другой стороны взлетно-посадочной полосы, бросились на землю: довольно бессмысленный жест.
 Подняв тучи песка, они перемахнули через крутой гребень дюны и через мгновение были уже у русла высохшей реки. На дне ее то там, то тут торчали обломки скал, освещенные ярким светом луны. Виллерс направил БТР вперед.
 – Все в порядке? – повернулся он к Левину.
 – Думаю, что да, – ответил тот.
 Салим любовно похлопал по ДШК.
 – Хорошая вещь. Лучше любой женщины. Я оставлю его себе, Виллерс-сахиб.
 – Ты заслужил такой подарок, – откликнулся Виллерс. – Так, теперь нам осталось найти Хамида и рвать к границе что есть мочи.
 – А вертолетов для погони у них нет, – констатировал Левин.
 – Вот именно.
 – Послушай; Виллерс-сахиб, ты мог бы быть настоящим рашидом, – сказал Салим. – С таким удовольствием я не воевал уже несколько лет. – Он поднял руку. – Вот они в руке моей, и они словно песок.
 – Опять Коран цитируешь? – спросил Виллерс.
 – Нет, друг мой. На этот раз вашу Библию, Ветхий завет.
 Салим бин аль Каман громко и торжествующе захохотал, потому что в этот самый момент они выскочили на равнину, где их ждал Хамид.




 Глава 2


 ДИ-5 – отдел британской тайной службы, который ведает контрразведкой, деятельностью агентов и подрывных организаций на территории Соединенного Королевства, официально не существует. Тем не менее его Управление располагается в красно-белом кирпичном здании неподалеку от лондонского отеля «Хилтон». Впрочем, ДИ-5 имеет право лишь на проведение расследования, но не на арест подозреваемых. Этим занимаются служащие полиции безопасности из Специального отдела Скотланд-Ярда.
 Однако рост международного терроризма и его вспышки в Великобритании, особенно в связи с ирландской проблемой, привели в конце концов к необходимости подкрепить Скотланд-Ярд. Поэтому в 1975 году генеральный директор ДИ-5 создал отдел под названием «Группа четыре», который подчинялся непосредственно главе правительства и координировал мероприятия, направленные против всех форм терроризма и подрывной деятельности.
 И десятью годами позже во главе ДИ-5 все еще находился бригадный генерал Чарльз Фергюсон. Это был крупный, обманчиво дружелюбно выглядевший мужчина, из всей одежды которого лишь гвардейский галстук указывал на некоторую принадлежность к военному сословию. Помятые серые костюмы, очки для чтения с полукруглыми стеклами и взъерошенные седые волосы придавали ему вид заурядного преподавателя провинциального университета.
 Несмотря на то что Фергюсон имел кабинет в здании Генерального директората, он предпочитал работать в своей квартире на Кавендиш-сквер, обставленной в георгианском стиле его второй дочерью Элли, дизайнером по образованию. Камин на манер Эдема так же, как и огонь в нем, были, естественно, настоящими. Фергюсон вообще любил огонь.
 В комнату вошел его слуга Ким с серебряным подносом в руках, который он поставил на каминную полку.
 – А вот и чай, – обрадовался Фергюсон. – Попросите капитана Фокса составить мне компанию.
 Генерал налил чай в чашку тонкого фарфора и взял в руки «Таймс». Хорошие новости с Фолклендских островов: британские войска высадились на острове Пибл, уничтожили одиннадцать аргентинских самолетов и склад боеприпасов. Неподалеку от островов «Харриер» разбомбил транспортное судно противника.
 В этот момент обитую зеленым фетром дверь кабинета отворил Гарри Фокс, элегантный мужчина в синем фланелевом костюме от Хантсмана – личного портного принца Чарльза. Он тоже носил гвардейский галстук, так как дослужился в конногвардейском полку Ее Величества до капитанского звания. Когда Фокса послали третий раз в Белфаст, во время взрыва бомбы ему оторвало левую руку. Теперь ее заменял великолепный протез с прекрасной микроэлектроникой, функционировавший не хуже настоящей руки, а изящные перчатки совершенно сглаживали разницу.
 – Чаю, Гарри?
 – Охотно, сэр. Я вижу, вы увлечены операцией на Пибле?
 – Да, действительно занимательная, я бы даже сказал, захватывающая история, – заметил Фергюсон, наливая капитану чай. – Но, честно говоря, нам и без Фолклендов забот хватает. И вы знаете это лучше, чем кто-либо другой. Ирландская проблема опять обострилась, а тут еще и визит папы римского, запланированный на двадцать восьмое. Всего-то осталось – одиннадцать дней. А он к тому же так открыто общается с публикой, что страх берет. После покушения на площади Святого Петра, казалось, должен был бы стать осторожнее.
 – Наверное, это не в его стиле. – Фокс пригубил от чашки. – Думаю, при нынешних обстоятельствах вполне возможно, что он не приедет. Для католической церкви Важная Америка имеет решающее значение, и, с точки зрения папы, наша фолклендская афера – дурной поступок. Многие не одобряют его визита к нам, и его вчерашняя речь в Риме, кажется, свидетельствует о том же.
 – Меня бы такой поворот дела более чем устроил, – признался Фергюсон. – Это освободило бы нас от ответственности и обязанности заботиться о том, чтобы его не пристрелил какой-нибудь псих. Но, конечно, это ужасно разочарует миллионы британских католиков.
 – Насколько я знаю, епископы Ливерпуля и Глазго полетели в Ватикан, чтобы добиться изменения позиции папы, – сказал Фокс.
 – Будем надеяться, что у них ничего не выйдет.
 На столе Фергюсона зазвенел красный телефон, предназначенный для строго секретных переговоров.
 – Ответьте, Гарри.
 – Фокс слушает. – Капитан помолчал и с озадаченным видом передал трубку Фергюсону. – Ольстер, сэр. Армейская штаб-квартира в Лисборне. Судя по всему, что-то случилось.


* * *

 Все началось незадолго до семи утра в деревне Килганнон, расположенной примерно в десяти милях от Лондондерри. Вот уже пятнадцать лет кряду Патрик Лири развозил здесь почту, и его комби «ройял-мейл» был всем хорошо знаком. Каждый день он ровно в полшестого приходил на главпочтамт Лондондерри, забирал рассортированную ночной сменой почту, заправлялся на служебной бензоколонке и ехал в Килганнон.
 В полседьмого Лири останавливался под деревьями на обочине дороги у Килганнонского моста, чтобы прочитать утреннюю газету, съесть бутерброды и выпить чашку горячего кофе из термоса, который всегда возил с собой. С годами это превратилось в привычку, которая, к несчастью Лири, сработала против него.
 Десять минут Качулейн терпеливо ждал, пока почтальон проглотит свои бутерброды. Затем, как обычно, Лири вышел из машины, чтобы немного прогуляться под деревьями. Сзади послышался шорох: кто-то наступил на ветку. Когда он в испуге обернулся, из-за деревьев вышел Качулейн.
 Его устрашающий вид привел Лири в ужас. На Качулейне был черный свитер и черный вязаный шлем, в прорезе которого виднелись только глаза. В левой руке он держал полуавтоматический пистолет ПКК с глушителем Карсвелла.
 – Если будете делать то, что я скажу, останетесь в живых, – произнес Качулейн с легким южно-ирландским акцентом.
 – Как вам будет угодно, – выдавил из себя Лири. – Но, помилуйте, у меня семья, дети...
 – Положите на землю фуражку и пальто.
 Лири выполнил приказание.
 – Прекрасно. – Качулейн протянул ему правую руку в перчатке, на ладони которой оказалась большая белая капсула. – А теперь проглотите вот это.
 – Вы хотите меня отравить? – Лири вспотел от страха.
 – Вы отключитесь примерно на четыре часа, и это все, – заверил его Качулейн. – Так будет лучше. – Он поднял пистолет. – Лучше, чем вот это.
 Дрожащей рукой Лири взял капсулу, поднес ко рту и проглотил. Ноги у него стали словно резиновые, все вокруг показалось каким-то ненастоящим. Чья-то рука взяла его за плечо и толкнула на землю. Он ощутил лишь прикосновение мокрой травы к лицу и провалился в темноту.


* * *

 Доктор Ханс Вольфганг Баум был необыкновенным человеком. Родился он в 1950 году в семье известного берлинского промышленника, а когда в 1970 году отец умер, он получил в наследство имущество стоимостью в десять миллионов долларов и разветвленную по всему миру сеть предприятий. В его положении очень многие люди вели жизнь, полную удовольствий, что, впрочем, делал и Баум. Разница же заключалась в том, что Баум находил удовольствие и в работе.
 Он закончил Берлинский университет с дипломом инженера, изучал в лондонской «Скул оф Экономикс» право и защитил в Гарварде диссертацию по вопросам экономической науки. С успехом использовав все эти знания, он увеличил и расширил свои заводы в Западной Германии, Франции и США, так что теперь его личное состояние оценивалось более чем в сто миллионов долларов.
 Но один проект наполнял его сердце особой гордостью – строительство завода сельскохозяйственных машин в Килганноне. Конечно, фирма «Баум АГ» могла бы создать филиал где-нибудь в другом месте, в возможности и необходимости чего было убеждено и правление. Однако ни правление, ни собственные колебания не смогли изменить решения доктора Баума, ибо он был хорошим человеком по большому счету, что в современном мире крайняя редкость.
 Убежденный христианин, немецкий протестант Баум предпринимал все возможное для того, чтобы установить настоящее партнерство между протестантами и католиками на своем заводе. Он и его жена включились в жизнь местной общины и даже послали троих детей в ирландскую школу.
 Всем было известно, что Баум поддерживает контакты с ИРА. Некоторые утверждали даже, что он лично встречался с легендарным Мартином Макгинессом. Кто знает, соответствовало это правде или нет, однако ИРА оставила Килганнонский завод сельхозмашин в покое. Здесь получили место более тысячи безработных католиков и протестантов.
 Баум всегда стремился быть в форме. Ежедневно он вставал в одно и то же время, а именно в шесть, надевал тренировочный костюм и кроссовки. Айлин Дачерти, молодая служанка немецкой четы, к тому времени уже готовила на кухне чай.
 – Завтрак в семь, Айлин, – крикнул он. – Сделай все, как обычно. Сегодня мне надо пораньше выйти. В полдевятого заседание производственного совета в Лондондерри.
 Он пробежал по поляне, перепрыгнул через невысокий забор и оказался у рощи. Это была не обычная для многих утренняя трусца, а настоящий стайерский бег по обочине дороги, причем Баум при этом был целиком погружен в планы предстоящего дня.
 В шесть сорок пять он закончил разминку, вышел из леса и по поросшей травой главной дороге рысцой направился к дому. Как всегда, навстречу ему выехал красный почтовый автомобиль Патрика Лири, но на этот раз почему-то свернул на обочину и остановился. Баум увидел, как Лири в форменном пальто и фуражке рассортировывает письма.
 – Есть там что-нибудь для меня, Патрик? – Он просунул голову в машину.
 Однако лицо водителя оказалось совершенно чужим. В темных спокойных глазах не было заметно и тени угрозы. Но это пришла смерть, чтобы забрать его с собой.
 – Мне действительно искренне жаль, – сказал Качулейн. – Вы хороший человек.
 «Вальтер» в его левой руке оказался приставленным к переносице Баума. Пистолет глухо гавкнул, и немец упал спиной на обочину, забрызгав траву кровью и мозгами.
 Качулейн тут же включил зажигание и через пять минут был у моста, где оставил Лири. Он снял фуражку и пальто, бросил их рядом с бесчувственным телом почтальона, пробежал через лесок и перемахнул деревянный забор рядом с узкой полузаброшенной дорогой.
 Там стоял его старый «БСА» на шинах высокой проходимости. Такими мотоциклами пользовались крестьяне по обе стороны границы при сгоне овец. Он надел помятый шлем с исцарапанным стеклом, мотор зарычал, и «БСА» сорвался с места...
 Позади него на главной дороге начало накрапывать, и дождь стекал по лицу Ханса Вольфганга Баума, когда рядом с ним остановился молоковоз. Как раз в это время в пятнадцати милях отсюда Качулейн на своем «БСА» свернул на полевую дорогу южнее Кледи и пересек границу, оказавшись в безопасной для него Республике Ирландии.
 Десятью минутами позже он остановился у телефонной будки, набрал номер газеты «Белфаст Телеграф», попросил пригласить кого-нибудь из отдела новостей и от имени Временной Ирландской республиканской армии взял ответственность за убийство Ханса Вольфганга Баума.
 – Я этого просто не понимаю, – сказал Фергюсон. – Баум практически у всех пользовался уважением, его всячески поддерживала местная католическая община. Ради размещения завода именно в Килганноне ему пришлось бороться со своим собственным правлением. А сейчас его, наверное, закроют, что означает, во-первых, появление более чем тысячи безработных, а во-вторых, что протестанты и католики опять вцепятся друг другу в глотки.
 – А разве не в этом и заключается основная цель ИРА, сэр?
 – Не думаю, Гарри. Во всяком случае, не сейчас. Ведь это как ни смотри грязное дело: хладнокровное убийство действительно хорошего человека, почитаемого католиками. Такая акция может лишь повредить ИРА и всем, кто с ней связан. Поэтому-то я не вижу в ней смысла. Это просто глупость с ее стороны. Ужасающая глупость. – Он постучал пальцем по папке с делом Баума, которую принес Фокс. – Баум тайно встречался с Макгинессом, который заверил его в доброй воле ИРА. Конечно, этот Макгинесс – хитрая лиса, очень хитрая... Впрочем, не об этом сейчас речь. – Он покачал головой. – Нет, это ни с чем не вяжется!..
 Вновь зазвонил красный телефон.
 – Фергюсон у аппарата. – Он слушал недолго и в конце разговора, помедлив, произнес: – Конечно, господин министр. Фергюсон положил трубку и встал.
 – Это был министр по делам Северной Ирландии. Хочет срочно поговорить со мной. Свяжитесь сейчас, Гарри, с военной разведкой в Лисборне или еще с кем-нибудь по этому делу. Подумайте, в общем, сами. Соберите всю имеющуюся информацию.
 Примерно через час Фергюсон вернулся. Фокс вошел, когда тот снимал пальто.
 – Что-то вы быстро, сэр.
 – Да, задача была изложена коротко и ясно. Он вне себя, госпожа премьер-министр тоже. Она просто в ярости, а вы понимаете, Гарри, что это означает.
 – Она хотела бы видеть результаты, сэр?
 – Да, и прямо завтра! Ольстер гудит, словно пчелиный рой. Протестантские политики шумят больше всех и набирают очки. «А что я говорил!» – как обычно, твердит Пейсли. Да, кстати, немецкий федеральный канцлер тоже на Даунинг-стрит. Честно говоря, хуже ситуации и придумать нельзя.
 – Я в этом не уверен, сэр. По утверждению армейской разведки в Лисборне, ИРА тоже считает этот случай провокацией и подчеркивает, что не имеет к нему никакого отношения.
 – Но ведь она взяла на себя ответственность?
 – После реорганизации командной структуры дело у них поставлено очень строго, сэр. Кроме всего прочего, Макгинесс возглавляет и Главное командование «Север», а из Дублина сообщают, что он категорически исключает любое участие в этом убийстве своих людей. Более того, он в не меньшей ярости, чем все остальные. К тому же о Бауме он был очень высокого мнения.
 – Так вы считаете, что это дело рук ИНЛА? В прошлом она проводила более дерзкие, чем ИРА, акции, особенно если его руководители считали, что ситуация оправдывает подобные действия.
 – По данным разведки, сейчас ИНЛА ни при чем, сэр. У нее хороший источник информации в окружении руководства Фронта.
 Фергюсон подошел поближе к огню, чтобы согреться.
 – Вы хотите сказать, Гарри, что в убийстве Баума повинны УВФ или Красная Рука Ольстера?
 – И в этих объединениях у Лисборна надежные источники. Ответ однозначно отрицательный. В данном деле протестантские организации не участвовали.
 – Во всяком случае официально.
 – Впечатление такое, что официально в этом вообще никто не участвовал, сэр. Естественно, нельзя забывать и о «ковбоях», которые насмотрятся ночью боевиков по телевизору, а потом палят в первого встречного.
 Фергюсон закурил и сел за письменный стол.
 – Вы что, на самом деле так думаете, Гарри?
 – Нет, сэр, – спокойно ответил Фокс. – Я лишь попытался ответить на самые элементарные вопросы, которые наверняка сразу же вспыхнут в прессе.
 Фергюсон уставился на него, наморщив лоб.
 – Вам что-то известно, не правда ли?
 – Точно – ничего, сэр. Но, на мой взгляд, есть одно объяснение, совершенно абсурдное объяснение, и вам оно не понравится.
 – Давайте выкладывайте.
 – Хорошо, сэр. Тот факт, что «Белфаст Телеграф» получила заявление об ответственности от имени ИРА, выставляет эту организацию в очень дурном свете.
 – И что же?
 – Почему бы тогда не предположить, что это и было целью акции?
 – То есть существует протестантская организация, имеющая такую цель?
 – Совсем необязательно. Я поясню, если вы позволите. Вскоре после вашего ухода я получил подробное сообщение об убийстве из Лисборна. Убийца – профессионал, в этом нет никакого сомнения. Хладнокровный, дерзкий, но действующий избирательно – он убивает не каждого, кто попадается ему на пути.
 – Да, мне это тоже бросилось в глаза. Почтовому служащему он просто дал какое-то снотворное.
 – Амплейн, сэр. Это навело меня на кое-какие мысли, и я ввел всю имеющуюся информацию в компьютер. Первые пять убийств, указанных в распечатке, имели следующую общую черту: угрожая оружием, убийца заставлял свидетеля принимать капсулу амплейна. Первый случай такого рода был зарегистрирован в 1975 году в Омаге.
 Фергюсон прочитал список и поднял глаза.
 – Дважды жертвами были католики. Я принимаю ваш аргумент; речь может идти об одном и том же преступнике. Но это подрывает вашу теорию убийства Баума с целью выставить ИРА в дурном свете.
 – Пожалуйста, имейте терпение, сэр. Описание внешности преступника также идентично: черный вязаный шлем и темный свитер. Во всех случаях у него был «вальтер УПК». Трижды убийца покидал место преступления на мотоцикле.
 – Ну и?..
 – Все эти детали я затем раздельно ввел в компьютер, сэр. Убийства с использованием мотоцикла. Применение «вальтера», причем необязательно одного и того же. И, наконец, запрос на основании описания внешности преступника.
 – И вы получили некий результат?
 – Так точно, сэр. – Фокс вынул из папки две страницы. – С 1975 года было совершено как минимум тридцать убийств, для которых характерно все вышеупомянутое мною. Еще десять случаев близки к ним по некоторым причинам.
 – Боже мой, – прошептал Фергюсон, проглядев список. – Католики и протестанты! Ничего не понимаю.
 – Не так уж это и непонятно, сэр, если внимательно проанализировать весь список жертв. Всякий раз, когда ИРА брала на себя ответственность за совершенное преступление, результат противоречил ее интересам и она попадала в дурацкое положение.
 – А если в деле были замешаны протестантские экстремисты, то оно оборачивалось таким же образом для них?
 – Так точно, сэр. Конечно, ИРА чаще оказывалась втянутой в эти аферы, чем другие организации. И еще одно: если вы внимательно посмотрите на даты, то обнаружите: убийства происходили обычно тогда, когда положение было либо относительно спокойным, либо улучшалось, либо появлялась какая-нибудь политическая инициатива.
 Уже в июле 1972 года, когда делегация ИРА полетела в Лондон на тайную встречу с Уильямом Уайтлсоу, произошел инцидент, к которому мог иметь отношение этот человек.
 – Правильно, – вспомнил Фергюсон. – Тогда было заключено соглашение о прекращении огня. Это был действительно серьезный шаг к миру.
 – Но соглашение было нарушено, потому что кто-то устроил пальбу в поселке Ланадун в Белфасте, и этого оказалось достаточно, чтобы вновь распалить огонь ненависти.
 Фергюсон с отсутствующим выражением лица еще раз посмотрел на лежавший перед ним список. Спустя некоторое время он произнес:
 – То есть вы намекаете на то, что есть псих-одиночка, единственной целью которого является подливание масла в огонь?
 – Совершенно верно, однако сумасшедшим я его не считаю. Более вероятным мне кажется, что он претворяет в жизнь «марксистско-ленинские принципы городской революции», как говорят русские. Хаос, беспорядки, страх – все эти факторы способны решающим образом содействовать крушению стабильной государственности.
 – Причем ИРА представляет собой основную мишень провокационной кампании...
 – Поскольку это снижает шансы на заключение политического соглашения между ней и протестантами, а о нашем правительстве и говорить нечего.
 – То есть главная цель всех акций – не допустить затухания вооруженной борьбы, а мирное решение конфликта отодвигать все дальше и дальше. – Фергюсон покачал головой. – Интересная теория, Гарри. Вы сами-то в нее верите?
 Он вопросительно посмотрел на Фокса, который в ответ пожал плечами.
 – Все эти факты давно уже собраны в компьютере. Просто до сих пор не могли правильно сформулировать вопрос. Если бы мы это сделали раньше, то и тогда получили бы ту же картину, сэр.
 Фергюсон размышлял некоторое время, глядя прямо перед собой.
 – Да, вполне может оказаться, что вы правы. Есть еще один аспект, который дает полное объяснение всему, – осторожно сказал Фокс.
 – Ну так давайте же, каркайте.
 Фокс вынул еще один лист из дела.
 – Когда вы на прошлой неделе были в Вашингтоне, из Омана возвратился Тони Виллерс.
 – Да, я слышал о его приключениях.
 – Тони поведал интересную историю советского диссидента, еврея Виктора Левина, которого он привез с собой. Он так же рассказал о совершенно необычном учебном центре КГБ на Украине.
 Он подошел к камину, закурил и подождал, пока Фергюсон ознакомится с делом. Через некоторое время тот спросил:
 – Вы знаете, что Тони Виллерс сейчас на Фолклендах?
 – Да, работает по заданию САС в тылу противника.
 – А кто такой этот Левин?
 – Талантливый инженер. Мы позаботились о том, чтобы он получил место в оксфордском колледже и поселился в одном из наших домов в Хемпстеде. Я осмелился, сэр, вызвать его без согласования с вами.
 – Правда, Гарри? И что бы я делал без вас?
 – Вы бы отлично справлялись со своими обязанностями, сэр. Ах да, еще одно: Павел Черный, упоминаемый в деле психолог, в 1975 году перебежал на Запад.
 – В Англию? – быстро спросил Фергюсон.
 – Нет, сэр, в Ирландию. В июле семьдесят пятого он был там на международной конференции и попросил политического убежища. А сейчас он, под именем Пола Черни, является профессором экспериментальной психологии в дублинском Тринити-колледже.


* * *

 Виктор Левин прекрасно себя чувствовал и великолепно выглядел, особенно с налетом йеменского загара. На нем были серый костюм из твида, белая рубашка с синим галстуком и очки, очень изменившие его внешность. Сначала он довольно долго говорил, а потом терпеливо отвечал на вопросы Фергюсона.
 После короткой паузы он сказал:
 – Могу я считать, что вы верите, будто этот Келли, или Качулейн, если называть его по кличке, действительно активно действует в Ирландии? Все-таки прошло двадцать три года.
 – А разве не это было смыслом обучения? – спросил Фокс. – Засылка «крота», который закопается достаточно глубоко и будет ждать серьезного взрыва недовольства в Ирландии. Вполне возможно, что он даже помог его возникновению.
 – За исключением людей самого Качулейна, вы единственный, кто знает, как он выглядит, – заметил Фергюсон. – Поэтому мы попросили бы вас посмотреть несколько фотографий. Точнее говоря, не несколько, а довольно много.
 – Как я уже сказал, с тех пор прошло много лет, – с сомнением в голосе произнес Левин.
 – Да, но вы же сами говорили, что его невозможно ни с кем спутать, – вставил Фокс.
 – Это, конечно, так. У него было лицо самого сатаны, когда он убивал. Однако я не единственный, кто может его опознать. Ведь есть еще Таня. Татьяна Воронина.
 – Маленькая девочка, дочь человека, игравшего роль сержанта полиции и застреленного Келли, – пояснил Фокс.
 – Ну, она давно уже не маленькая. Ей уже около тридцати. Очень привлекательная молодая женщина. Слышали бы вы, как она играет на фортепиано! – сказал Левин.
 – Так вы ее видели? – удивился Фергюсон.
 – Время от времени. Позвольте, поясню. Я, как говорится, «раскаялся», был выпущен на свободу и в конце концов устроился даже в Московский университет. А Таня стала приемной дочерью полковника КГБ Масловского и его жены, которая очень полюбила девочку.
 – Он уже давно генерал, – подчеркнул Фокс.
 – Как я узнал впоследствии, Таня оказалась талантливой пианисткой и в двадцать лет победила на конкурсе Чайковского в Москве.
 – Минутку, – прервал его Фергюсон, считавшийся ценителем классической музыки. – Татьяна Воронина, пианистка... Она прекрасно выступала два года назад на фестивале в Лидсе.
 – Совершенно верно. Ее приемная мать умерла два месяца назад. Таня же довольно часто совершает продолжительные зарубежные турне. Поскольку ее приемный отец – генерал КГБ, она считается вполне благонадежной.
 – И давно вы встречались с ней в последний раз?
 – Полгода назад.
 – Вы говорили с ней о том случае в Друморе, о котором только что рассказали нам?
 – О да, конечно. Она очень умна и сдержанна, но тот день она не забыла. У меня даже сложилось впечатление, что она все время думает об этом. Я однажды осмелился спросить напрямик...
 – И что же она ответила?
 – Что все дело в Келли. Таня не может его забыть, потому что он был добр к ней, что совершенно не вяжется с самой трагедией. Она призналась даже, что он довольно часто снится ей.
 – Но поскольку Татьяна Воронина живет в России, то нам от нее мало толку. – Фергюсон встал. – Не могли бы вы некоторое время подождать в соседней комнате, мистер Левин?
 Фокс отворил обитую фетром дверь и выпустил его.
 – Приятный человек. Мне он понравился, – засвидетельствовал Фергюсон.
 Он подошел к окну и посмотрел вниз на площадь. Через некоторое время обратился к Гарри:
 – Нам нужно его найти. У меня такое ощущение, что до сих пор нам с вами не приходилось решать более важной задачи.
 – Полностью с вами согласен.
 – Потрясающее дело. Ведь для ИРА разоблачение Качулейна имеет не меньшее значение, чем для нас.
 – Да, сэр. Эта мысль уже посещала меня.
 – Вы считаете, что они придерживаются того же мнения?
 – Вполне возможно, сэр. – От возбуждения у Фокса засосало под ложечкой, как будто бы он уже знал о сюрпризе.
 – Ну что ж, – констатировал Фергюсон. – Видит Бог, вы достаточно отдали Ирландии. Готовы ли вы рискнуть второй рукой?
 – Вам только стоит этого пожелать, сэр.
 – Вот и отлично. Посмотрим, способны ли они хотя бы для разнообразия на разумные реакции. Предлагаю вам слетать в Дублин и встретиться там с Армейским Советом ИРА или с тем, кому будут даны полномочия. За мной необходимые звонки. Остановитесь, как обычно, в «Вестборне». Отправляйтесь сегодня же. О Левине я позабочусь.
 – Есть, сэр, – спокойно ответил Фокс. – Если позволите, пойду собираться.
 Фергюсон возвратился к обмываемому дождем окну. Бредовая, но в данном случае вполне логичная идея сотрудничества между британской армией и ИРА. Вопрос только в том, согласятся ли эти сумасшедшие из Дублина работать с ними.
 За его спиной открылась дверь. В кабинет вернулся Левин.
 – Генерал, я вам еще нужен? – смущенно спросил он.
 – Само собой, – ответил Чарльз Фергюсон. – Сейчас мы поедем в штаб-квартиру. Там вы посмотрите фотографии. – Он взял пальто, шляпу и открыл дверь. – Чем черт не шутит, может, вы и узнаете этого человека?
 В глубине души Фергюсон совершенно не верил в эту затею, но постарался не выказывать своих сомнений Левину, когда они спускались в лифте вниз.




 Глава 3


 Ветер натягивал серый навес дождя над рекой Лифи, когда такси, которое доставило Фокса из аэропорта в Дублин, свернуло с набережной Святого Георга в одну из боковых улиц и остановилось перед отелем.
 «Вестборн» был маленькой старомодной гостиницей с рестораном и баром. Это здание в георгианском стиле находилось под охраной государства. Скромная уютная обстановка привлекала постояльцев – представителей процветающего слоя среднего класса, обычно останавливающихся здесь, чтобы отдохнуть пару дней или развлечься в городе.
 Фокс тоже часто останавливался здесь и всегда под именем Чарльза Ханта, виноторговца. Благо, его обширные познания в этой области позволяли легко поддерживать такую легенду.
 Неприметная молодая женщина в черном костюме сердечно приветствовала его:
 – Рады видеть вас, господин Хант. Для вас оформлен третий номер на втором этаже. Тот самый, где вы жили раньше.
 – Спасибо. Есть новости?
 – Нет, сэр. Как долго вы пробудете у нас?
 – День, может – два. Я потом уточню.
 Портье был все тем же стариком с совершенно седой головой и изборожденным морщинами печальным лицом. Зеленая гостиничная форма сидела на нем не лучшим образом, и Фокс, как всегда, немного стыдился, что немощный человек несет его чемодан.
 – Ну, как ваши дела, мистер Райен? – осведомился Фокс в тесном лифте.
 – Нормально, сэр. В следующем месяце ухожу на пенсию. Отправляют старого конягу на выгул.
 Они уже шли по коридору.
 – Печально. Наверное, вам будет не хватать «Вестборна»?
 – Конечно, сэр. После тридцати-то восьми лет работы... – Он открыл дверь номера и пригласил Фокса. – Но в конце концов к такому финалу приходим мы все.
 Номер был весьма приятным помещением со штофными обоями, двумя отдельными кроватями, камином в псевдостиле Эдема и мебелью красного дерева. Райен положил дорожную сумку Фокса на кровать и поправил шторы.
 – С тех пор, как вы были здесь в последний раз, мы подновили ванную комнату, сэр. Получилось очень красиво. Прикажете подать чаю?
 – Пока не нужно, мистер Райен. – Фокс достал из бумажника пятифунтовую банкноту и протянул ему. – Пожалуйста, когда поступят какие-нибудь сообщения для меня, немедленно известите. В случае, если не найдете в номере, идите в бар.
 В глазах старика что-то блеснуло, он слабо улыбнулся.
 – Не беспокойтесь, сэр, я обязательно разыщу вас.
 «Весь сегодняшний день просто типичен для Дублина, подумал Фокс, положив пальто на кровать и подойдя к окну. Ни с кем нельзя чувствовать себя в полной безопасности, повсюду симпатизирующие ИРА. Причем это ведь тысячи обычных приличных людей, ненавидящих насилие и терроризм, но одобрительно относящихся к политической идее».
 Зазвонил телефон. Фокс услышал голос Фергюсона.
 – Я все уладил. Макгинесс встретится с вами.
 – Когда?
 – Вам сообщат.
 Раздались короткие гудки: разговор окончен.
 Макгинесс, наряду со всеми своими должностями, несомненно, один из наиболее умных членов Армейского Совета, подумал Фокс, глядя в окно.
 В конце улицы виднелась Лифи, по стеклу колотил дождь. Непонятно, почему Фокс чувствовал себя каким-то пришибленным. Дело, наверно, в Ирландии. В какое-то мгновение он ощутил боль в левой руке, той самой, которой не было. Дурацкое самовнушение, решил он и отправился в бар.
 Там было пусто. За стойкой стоял молодой итальянец. Фокс заказал виски с содовой и пристроился в углу у окна. На столе лежали утренние газеты, и он просматривал «Таймс», когда рядом с ним беззвучно возник Райен.
 – Такси подано, сэр.
 Фокс удивленно посмотрел на него.
 – Такси для меня? Ах да, конечно.
 Увидев в руках Райена синий плащ, он сморщил лоб.
 – Извините, но это, кажется, мой плащ?
 – Я позволил себе взять его из вашего номера, сэр. Он вам понадобится; боюсь, дождь усилится.
 Опять какая-то веселая искорка мелькнула в глазах портье. С помощью Райена Фокс оделся и вслед за ним вышел на улицу к черному такси.
 Райен придержал дверцу.
 – Желаю приятно провести время, сэр, – сказал он, когда Фокс уселся в машине.
 Такси рвануло с места. За рулем сидел молодой мужчина с темными вьющимися волосами, одетый в кожаную куртку с белым шейным платком. Ловко управляя машиной в автомобильном потоке, он молча выехал на набережную Святого Георга. Такси остановилось у парапета напротив зеленой телефонной будки, рядом с которой стоял человек в кепке и бушлате. Он открыл дверцу и сел рядом с Фоксом.
 – Вперед, Билли, – бросил он шоферу и повернулся к Фоксу с явным желанием поговорить. – Святые Мария и Иосиф, я уж думал, что утону здесь на тротуаре. Попрошу вас поднять руки, капитан. Нет, высоко задирать не надо. Вот так вполне достаточно.
 Он основательно и профессионально обыскал Фокса, но ничего не нашел. Затем откинулся на сиденье, достал из кармана пистолет и положил на колено.
 – Вам известно, капитан, что это за штука?
 – "Ческа", судя по виду, – ответил Фокс. – Модель с глушителем, разработанная чехами несколько лет назад.
 – Отлично. Не забывайте о ней, когда будете разговаривать с мистером Макгинессом. Знаете, как говорят в фильмах: «Одно неверное движение, и ты – труп».
 В потоке машин они проехали всю набережную Святого Георга и примерно половину набережной Виктории.
 – Пора выходить, – произнес наконец человек в бушлате, и Фокс последовал за ним.
 Ветер гнал дождь над рекой. Фокс поднял воротник плаща, человек в бушлате встал под деревом. Он кивнул в сторону маленькой беседки у каменного заграждения на набережной:
 – У него много дел, и вообще он не любит ждать.
 Он закурил следующую сигарету и прислонился к дереву, а Фокс поднялся по ступенькам к беседке. На скамейке в углу сидел мужчина и читал газету. Он был довольно элегантен: расстегнутый коричневый плащ, под ним – дорогой темно-синий костюм, белая рубашка и галстук в синюю и красную полоску. Его открытое лицо и голубые глаза вызывали симпатию. Глядя на этого привлекательного человека, невозможно было поверить, что уже тринадцать лет он числился среди наиболее опасных преступников, разыскиваемых британской армией.
 – А, капитан Фокс, – дружелюбно произнес Макгинесс. – Рад снова видеть вас.
 – По-моему, мы с вами не встречались, – ответил Фокс.
 – Как же, как же. Вспомните 1972 год, Лондондерри. Вы тогда были корнетом. Ведь так называется лейтенант в Конногвардейском полку Ее Величества? В пабе на Прайор-стрит взорвалась бомба, и вас перевели в военную полицию.
 – Боже мой! – Фокс ударил себя ладонью по лбу; – Как же не помнить?!
 – Пылала вся улица. Вы вбежали в один из домов рядом с продуктовым магазином и вывели оттуда женщину с двумя детьми. А я лежал на крыше дома напротив, возле меня – человек, желавший из своего карабина продырявить вашу голову. Но я остановил его.
 Несколько секунд Фокса била дрожь.
 – Значит, это вы тогда в Лондондерри командовали ИРА?
 Макгинесс усмехнулся.
 – Как играет нами жизнь, не правда ли? Собственно говоря, у вас был роковой шанс не сидеть здесь. Ну, так что хотела обсудить со мной эта старая лиса Фергюсон?
 Фокс изложил.
 Макгинесс какое-то время задумчиво глядел на Лифи, засунув руки в карманы плаща.
 – Вы знаете, что вон та набережная носит имя Вульфа Тоуна?
 – Разве Вульф Тоун не был протестантом?
 – Был. И одним из величайших ирландских патриотов тоже. – Он довольно неприятно присвистнул, не разжимая зубов.
 Фокс спросил:
 – Вы мне верите?
 – Да, конечно, – откликнулся Макгинесс. – Вы, англичане, очень коварный народ, но сейчас я вам верю по одной простой причине. Все сходится, капитан! Все эти убийства в течение многих лет, все это дерьмо, которым нас из-за них забрасывали. И я, и Армейский Совет точно знаем, что наших рук дело, а что – нет. Конечно, все эти случаи мы приписывали идиотам, одиночкам, «ковбоям». – Он криво усмехнулся. – Ну и, конечно же, британской тайной службе. Мысль о человеке, реализующем некий четкий план, просто не приходила нам в голову.
 – Однако в ваших организациях есть таки пара-другая марксистов, – задумчиво заметил Фокс. – Того самого типа, которые смотрят на Советы как на спасителей человечества.
 – Об этом вы можете сразу забыть, – голубые глаза Макгинесса гневно сверкнули. – Свобода Ирландии, Ирландия – ирландцам. А вся эта марксистская дребедень нас мало волнует.
 – Ну и что же дальше? Вы обратитесь к Армейскому Совету?
 – Думаю, что нет. Я поговорю с начальником штаба и выясню его позицию. Потому что именно он прислал меня сюда. Честно говоря, чем меньше людей будет пока знать об этом, тем лучше.
 – Совершенно верно, – Фокс встал. – Ведь Качулейном может оказаться любой. Даже кто-то из окружения Армейского Совета.
 – Мне тоже пришла в голову подобная мысль. – Макгинесс кивнул, и человек в бушлате вышел из-под дерева. – Мерфи сейчас отвезет вас обратно в «Вестборн». Никуда не уходите. Я свяжусь с вами.
 Фокс сделал пару шагов, но вдруг остановился и обернулся.
 – Ах да, на вас – гвардейский галстук.
 Макгинесс рассмеялся.
 – А вы думали, что я этого не знаю? Я хотел лишь, чтобы вы чувствовали себя как дома, капитан Фокс.
 Из телефонной будки – Фокс не хотел пользоваться услугами отеля – он позвонил Фергюсону. Бригадного генерала не оказалось дома, и Фокс набрал частный номер его бюро в Генеральном директорате. Трубку тут же сняли.
 – Я поговорил с ним, сэр.
 – Быстро, однако. Они прислали Макгинесса?
 – Да, сэр.
 – Он проглотил всю эту историю?
 – Еще бы, сэр. Он хочет снова связаться со мной, может быть, даже сегодня вечером.
 – Хорошо. Через час я снова буду дома и выходить никуда не собираюсь. Будут новости – немедленно звоните.
 В номере Фокс принял душ, переоделся и спустился в бар, где снова заказал виски с содовой. Он все время думал об этой истории, но больше всего – о Макгинессе.
 Это несомненно умный и опасный человек. Не просто герой-партизан, хотя и на его совести предостаточно убийств, но один из руководителей движения, поднявшийся наверх во время беспорядков. К своему крайнему неудовольствию, Фокс констатировал, что Макгинесс ему еще и симпатичен. А это уже не лезло ни в какие ворота. Он направился в ресторан и, хотя было еще довольно рано, поужинал в одиночестве, просматривая газету «Ириш Пресс».
 Затем Фокс через бар прошел в салон. В нем уже сидело человек двадцать, судя по всему, в основном гости отеля, за исключением таксиста, возившего его на встречу с Макгинессом. Сейчас на нем был серый элегантный костюм. Он потягивал пиво в дальнем конце стойки, делая вид, что не знает Фокса, к которому подошел Райен.
 – Если не ошибаюсь, сэр, после ужина вы предпочитаете чай, а не кофе?
 – Совершенно верно, – ответил Фокс.
 – Я осмелился отнести чай в ваш номер, сэр. Мне кажется, что вы предпочитаете мир и спокойствие.
 Он повернулся и пошел по направлению к лифту. Фокс, ожидавший новых сообщений, встал и последовал за ним, но старик не сказал больше ни слова, а молча зашагал по коридору к его номеру и открыл дверь.


* * *

 Мартин Макгинесс смотрел выпуск новостей по телевизору. У окна стоял Мерфи, одетый, как и человек в баре, в относительно консервативный серый костюм.
 Макгинесс выключил телевизор.
 – А, это вы, Фокс. Кстати, вы пробовали утку с апельсинами? Ее здесь неплохо готовят.
 На столе стоял поднос с двумя чашками.
 – Разрешите налить вам чаю, мистер Макгинесс? – спросил Райен.
 – Спасибо, я сам, – Макгинесс взял чайник и сказал Фоксу, когда Райен ушел: – Как видите, и старый Патрик тоже с нами. Ты можешь подождать снаружи, Майкл, – добавил он.
 Мерфи вышел, не произнеся ни слова.
 – Мне говорили, что ни один джентльмен не нальет молока в чашку раньше чаю, но истинный джентльмен вообще не станет думать о подобной ерунде. Учат этому в Итоне?
 – Да, чему-то в этом роде. – Фокс взял свою чашку. – Не надеялся увидеть вас так скоро.
 – Знаете, дел много, а времени – мало. – Макгинесс сделал глоток и удовлетворенно вздохнул. – Хм, неплохо. Да, я поговорил с начальником штаба, и он, как и я, придерживается того мнения, что то, на что натолкнулись вы с помощью компьютера, достойно пристального внимания.
 – Нашего общего внимания?
 – Там видно будет. Для начала он принял решение не обсуждать этот вопрос на Армейском Совете, во всяком случае, не на нынешней стадии. Так что пока обо всем известно лишь ему и мне.
 – Такое решение и мне представляется разумным.
 – Кроме того, мы не хотели бы, чтобы в дело оказалась втянутой дублинская полиция. Вы же со своей стороны должны исключить участие секретной полиции и армейских разведслужб.
 – Вряд ли бригадный генерал Фергюсон согласится с этим.
 – А ему не остается ничего другого, так же, как, впрочем, и согласиться с тем, что мы ни при каких условиях не станем давать информацию на бывших и нынешних членов ИРА. Потому что таковая может быть использована иным образом.
 – Ну хорошо, – ответил Фокс. – Я вас понимаю, но могут возникнуть сложности. Как можно сотрудничать, не обмениваясь информацией?
 – Есть такая возможность. – Макгинесс снова налил себе чаю. – Я уже обсудил эту проблему с начальником штаба, он согласен, так что дело за вами. Мы используем посредника.
 – Посредника? – Фокс сморщил лоб. – Что вы имеете в виду?
 – Кого-либо, кто приемлем для общих сторон, то есть человека, кому в равной мере доверяют обе стороны. Если вы, конечно, понимаете, о чем я говорю.
 Фокс засмеялся.
 – Такого человека не существует.
 – Вы ошибаетесь, – возразил Макгинесс. – Я говорю о Лайаме Девлине, и не делайте, пожалуйста, вид, будто не знаете, о ком идет речь.
 – Я очень хорошо знаком с Лайамом Девлином, – медленно произнес Фокс.
 – Естественно. Разве это не вы с Фолкнером в 1979 году поручили САС выкрасть его, чтобы он помог вам вытащить Мартина Брознана из французской тюрьмы и отловить эту бешеную собаку Фрэнка Барри?
 – Вы прекрасно информированы.
 – Теперь Лайам – профессор дублинского Тринити-колледжа. У него маленький домик в деревне Килри, расположенной в часе езды отсюда. Найдите его. Если он клюнет, продолжим наши беседы.
 – Когда?
 – Я сообщу вам или появлюсь без предварительного уведомления. Только таким способом мне у нас на севере удается всегда приходить к финишу чуть-чуть раньше, чем британской армии. – Он встал. – Внизу у стойки стоял молодой человек. Вы его уже, наверное, заметили?
 – Таксист?
 – Билли Уайт. И левой и правой рукой он попадет в муху. Пока вы здесь, он – в вашем распоряжении.
 – Спасибо, нет нужды.
 – Совсем наоборот. – Макгинесс надел пальто. – Во-первых, мы не хотим, чтобы с вами что-нибудь случилось, и во-вторых, всегда полезно знать, где вы находитесь. – Он отворил дверь, и Фокс увидел ожидавшего за ней Мерфи. – Я свяжусь с вами, капитан.
 Макгинесс шутовски отдал честь и закрыл за собой дверь.


* * *

 – Ну что ж, вполне разумно, – решил Фергюсон, – однако я сомневаюсь, чтобы Девлин после аферы с Фрэнком Барри еще раз согласился работать на нас. По его мнению, мы несколько бессовестно использовали его и Брознана.
 – И даже очень бессовестно, сэр.
 – Ну ладно, ладно, Гарри, только не надо делать из этого трагедию. Позвоните и узнайте, дома ли он. Если да, съездите к нему.
 – Сейчас, сэр?
 – Почему бы и нет? Времени только половина десятого. Впрочем, если он дома, сообщите мне. Я сам позвоню ему. Ах да, номер его телефона. Запишите.


* * *

 В баре Фокс разменял пятерку на 50-пенсовики.
 Билли Уайт стоял все на том же месте и читал вечернюю газету. Пиво в бокале оказалось почти нетронутым.
 – Будете пиво, мистер Уайт? Плачу я, – обратился к нему Фокс.
 – Не пью, капитан. – Уайт рассмеялся и залпом опорожнил бокал. – А впрочем, теперь бы «Бушмиллс» не помешал.
 Фокс сделал заказ.
 – Возможно, мне придется съездить в Килри. Вы знаете эту деревушку?
 – И даже очень хорошо, – отозвался Уайт. – Нет проблем.
 Фокс вошел в телефонную будку и закрыл за собой дверь. Немного подумав, он набрал номер, который дел ему Фергюсон. И тут же узнал голос – голос, наверное, самого удивительного человека, которого он когда-либо встречал.
 – Девлин слушает.
 – Лайам? Это Гарри Фокс.
 – Матерь Божья! – воскликнул Девлин. – Гарри, где вы?
 – В Дублине, в отеле «Вестборн». Я бы хотел приехать к вам.
 – Прямо сейчас?
 – Жаль, если для вас это неудобно.
 Девлин засмеялся.
 – Честно говоря, в данный конкретный момент я собираюсь проиграть партию в шахматы, чего мне совсем не хотелось. Можно сказать, вы позвонили как раз вовремя. Кстати, вы по делу?
 – Да. Я позвоню Фергюсону и сообщу ему, что вы дома. Он сам хотел поговорить с вами.
 – Значит, старый стервятник все еще в своем гнезде. А почему бы, собственно, и нет? Вы знаете, где я живу?
 – Да.
 – Тогда увидимся через час. Мой дом в Килри расположен рядом с женским монастырем. Не спутайте!
 Когда Фокс после разговора с Девлином и Фергюсоном вышел из телефонной будки, Уайт ждал его.
 – Мы едем, капитан?
 – Да, – ответил Фокс. – Дом рядом с женским монастырем в Килри. Пойду надену плащ.
 Как только за Фоксом закрылись двери лифта, Уайт бросился к телефону. На другом конце провода тут же ответили.
 – Мы едем в Килри, – доложил он. – Судя по всему, сегодня вечером наш приятель собирается посетить Девлина.


* * *

 Когда они проехали какое-то расстояние сквозь хлеставший по стеклам дождь, Уайт между прочим заметил:
 – У нас с вами не должно быть иллюзий относительно друг друга, капитан. В тот год, когда вы потеряли руку, я был лейтенантом в бригаде имени Норта Тироуна. Есть такая во Временной ИРА.
 – Но вы ведь были тогда совсем юнцом?
 – А я уже родился старым благодаря Королевской полиции Ольстера, будь она проклята. – Он прикурил одной рукой. – Так вы хорошо знаете Лайама Девлина?
 – А почему вы спрашиваете? – недовольно буркнул Фокс.
 – Мы же к нему едем, разве нет? Э, капитан, кто не знает, где живет Лайам Девлин?
 – Он у вас тут своего рода легенда?
 – Легенда? Этот человек показал всем нам, как следует выходить из безвыходных положений. Правда, теперь он не желает иметь ничего общего с Движением. Стал моралистом. Выступает против террора и насилия.
 – А вы как к этому относитесь?
 – Хм, так ведь у нас война или что? Вы-то ведь третий рейх в крошево раздолбали. И мы вас так же раздолбаем, если уж так нужно!
 «Логично, но все равно как-то унизительно, – подумал Фокс. – Чем все это кончится? Бойней?..» Он поежился, и лицо его приняло безрадостное выражение.
 – Что касается Девлина, – сказал Уайт, когда они выехали на окраину города, – то я слышал о нем пару баек. Вы ведь знаете, правда?
 – Что именно?
 – Ну, говорят, будто в тридцатые годы он воевал в Испании против Франко и был взят в плен. Затем попал к немцам и работал на них здесь всю войну как агент.
 – Абсолютно точно.
 – Еще я слышал, что они его потом послали в Англию. А кроме того, будто он в 1943 году имел отношение к попытке немецких парашютистов выкрасть Черчилля. Это тоже правда?
 – Скорее напоминает приключенческий роман, – заметил Фокс.
 Уайт вздохнул и задумчиво заметил:
 – Я тоже так подумал. Но все равно Девлин – крутой мужик.
 Он откинулся на сиденье и сосредоточился на дороге.


* * *

 Да, описать, что такое Лайам Девлин, действительно трудно, думал фоке в темноте автомобиля. Очень одаренный мальчик, в шестнадцать лет был принят в дублинский Тринити-колледж, а в девятнадцать с отличием закончил его. Ученый, писатель, поэт-лирик, он еще студентом в тридцатые годы считался особо опасным боевиком ИРА.
 Почти все, о чем говорил Уайт, основывалось на фактах. Девлин на самом деле воевал в Испании в рядах антифашистов, а в Ирландии работал на абвер. Ну, а об истории с планом похищения Черчилля сейчас сложно судить: архивы рассекретят лишь через много лет.
 В послевоенное время Девлин был профессором бостонского католического семинара «День всех святых». Участвовал в безуспешной кампании ИРА в конце 50-х годов, а в 1969 году, когда начались нынешние беспорядки, возвратился в Ольстер. Будучи одним из отцов основателей Временной ИРА, он постепенно потерял всякую веру в эффективность террора и прекратил активное участие в Движении. С 1976 года преподает на факультете английского языка в Тринити-колледже.
 Фокс не встречался с ним с 1979 года. Тогда с помощью шантажа Фергюсон принудил его к охоте на Фрэнка Барри, бывшего боевика ИРА, ставшего международным террористом и работавшим по найму. В эту рисковую затею Девлин ввязался по нескольким причинам, но в первую очередь потому, что поверил во вранье Фергюсона. И как он теперь будет реагировать на наше предложение?
 Они выехали на длинную деревенскую улицу. У Фокса все сжалось внутри, когда Уайт сказал:
 – Ну вот мы и в Килри. Вон там – монастырь, а за стеной сада виден дом Девлина.
 Он остановил машину на посыпанной гравием дорожке и выключил мотор.
 – Я буду ждать вас здесь, капитан, ясно?
 Фокс вышел и по выложенной каменными плитами дорожке меж розовых кустов направился к дому с зеленой крышей. На дверях и фронтоне прекрасного здания викторианской эпохи хорошо сохранилась резьба того времени. В эркерном окне за занавесками мерцал свет. Фокс нажал на звонок. Внутри раздались голоса, шаги, дверь отворилась. На пороге стоял Лайам Девлин.




 Глава 4


 На Девлине была темно-синяя фланелевая рубашка с расстегнутым воротником, серые брюки и очень дорогие итальянские туфли из коричневой кожи. Темные вьющиеся волосы этого невысокого, ростом не более метра шестидесяти пяти, мужчины были лишь подернуты сединой, несмотря на его шестьдесят четыре года. На правом виске виднелся бледный шрам от старого пулевого ранения, кожа отличалась белизной, а глаза – необыкновенной синевой. Казалось, легкая ироничная улыбка постоянно приподнимает уголки губ этого человека, пришедшего к выводу о том, что жизнь – всего лишь дурная шутка, достойная только того, чтобы над ней посмеяться.
 Но тем не менее это была улыбка симпатичного и искреннего человека.
 – Рад снова видеть вас, Гарри. – Он обнял Фокса.
 – Я тоже рад, Лайам.
 Девлин посмотрел мимо него на автомобиль и сидящего за рулем Уайта.
 – С вами кто-нибудь еще приехал?
 – Только мой шофер.
 Он спустился с крыльца, подошел к машине и заглянул внутрь.
 – Добрый вечер, мистер Девлин, – произнес Билли.
 Девлин повернулся и, не говоря ни слова, возвратился к Фоксу.
 – Так вот кто ваш шофер, Гарри? Он может завезти только в одно место – в преисподнюю.
 – Фергюсон уже звонил?
 – Да, но об этом после. Входите.
 Внутри дом был оформлен тоже в викторианском стиле. В зале обои от Уильяма Морриса и панели красного дерева. На стенах несколько ночных пейзажей художника викторианской эпохи Эткинсона Гримшо. Фокс с удивлением рассматривал их, когда снимал плащ и протягивал его Девлину.
 – Странно видеть здесь эти картины, Лайам. Ведь Гримшо – стопроцентный англичанин из Йоркшира.
 – Не его в том вина, Гарри. Главное, он был художник милостью божьей.
 – Да, его вещи недешево стоят, – заметил Фокс, знавший, что на аукционе даже самое незначительное произведение Гримшо оценивалось тысяч в десять.
 – Не мне об этом судить, – ответил Девлин.
 Он отворил дверь и ввел гостя в гостиную, так же, как и зал, выдержанную в викторианском стиле: стены, обитые зеленым с золотом шелком, снова картины Гримшо и яркий огонь камина оригинальной работы Уильяма Ленгли.
 Человек, стоявший перед камином, был священником в темной сутане. Он обернулся, чтобы поприветствовать Фокса. Ростом не выше Девлина, волосы аккуратно зачесаны за уши. Выглядел он довольно импозантно, особенно благодаря своей приветливой улыбке. Были в нем какой-то порыв, какая-то энергия, тронувшие Фокса. Довольно редко люди вызывали у него столь неограниченную инстинктивную симпатию.
 – "Ну что ж, теперь у нас два Гарри", – продекламировал Девлин строфу из Шекспира. – Капитан Гарри Фокс, позвольте представить вам отца Гарри Кассена.
 Кассен мягко пожал протянутую руку.
 – Рад познакомиться с вами, капитан Фокс. После вашего звонка Лайам рассказал мне о вас.
 Девлин указал на шахматный столик перед собой.
 – Для меня был хорош любой повод, чтобы избежать разгрома.
 – Вы, как всегда, порядком преувеличиваете, – заметил Кассен. – Однако мне пора идти, а вас оставляю с вашими заботами.
 У священника был приятный и глубокий голос, в его ирландском слышался американский акцент.
 – Нет, вы только послушайте, Фокс. – С этими словами Девлин достал из буфета три бокала и бутылку «Бушмиллс». – Присядь, Гарри. От стаканчика перед сном тебе хуже не станет. – И, обращаясь к Фоксу, добавил: – Мне еще не встречался человек, который бы ходил столько же, сколько ваш святой отец.
 – Хорошо, хорошо, Лайам, сдаюсь, – произнес Кассен. – Еще есть пятнадцать минут, а потом мне и впрямь нужно уходить. Ты же знаешь, что по вечерам я заглядываю в наш хоспис, а там сейчас Дэни Малоун, и неизвестно, застану ли я его завтра утром в живых.
 – Давай выпьем за него. Ведь это всем нам предстоит, – предложил Девлин.
 – Хоспис, вы говорите? – спросил Фокс.
 – Тут рядом монастырь Святого Сердца. А милосердные сестры уже несколько лет содержат при нем клинику для умирающих.
 – И вы там работаете?
 – Да, администратором и духовным наставником. Говорят, будто монахини настолько чужды всего мирского, что не могут справиться с бухгалтерией. Полная чушь! Сестра Анна-Мария, которая заправляет всем, знает расходы хосписа вплоть до последнего пенни. А так как община здесь небольшая и у священника нет куратора, то я иногда помогаю ему.
 – Кроме того, Гарри три дня в неделю работает в отделе печати католического секретариата в Дублине, – вставил Девлин. – А еще руководит местным молодежным клубом и театром с его девяносто тремя юными артистками, с которыми сыграл пять очень посредственных спектаклей.
 Кассен рассмеялся.
 – Угадайте, чья была постановка. В следующий раз мы попробуем «Вестсайдскую историю». Лайам считает, что мы слишком высоко хватили, но я предпочитаю серьезные испытания путям наименьшего сопротивления.
 Он выпил «Бушмиллс». Фокс поинтересовался:
 – Позвольте спросить, святой отец, вы – американец или ирландец? Я что-то не пойму.
 – А он и сам точно не знает, – смеясь, ответил Девлин.
 – Моя мать была американкой ирландского происхождения. В поисках своих исторических корней она вернулась в Коннахт в 1939 году. Но кроме меня никого здесь не нашла.
 – А ваш отец?
 – Отца я вообще не знал. Фамилия моей матери Кассен, и она исповедовала протестантство. Некоторые из Кассенов еще живут в Коннахте, они потомки бойцов Кромвеля. В этой части страны Кассены часто называют себя Паттерсонами; это неправильный перевод ирландского слова «кассен» – «тропа».
 – Короче говоря, он сам не знает, кто он такой, – повторил Девлин.
 – Ну, это как посмотреть, – улыбнулся Кассен. – После войны, в 1946 году, моя мать вернулась в Штаты. Через год она умерла от гриппа, и меня взял к себе единственный родственник, старый двоюродный дядя, у которого была ферма в канадской провинции Онтарио. Прекрасный человек и истовый католик. Под его влиянием и я стал католиком.
 – Вот тут-то судьба и свела нас, – Девлин поднял свой бокал.
 Фокс недоумевающе посмотрел на него. Кассен пояснил:
 – Семинар, в который я был принят, назывался «День всех святых» и располагался в Рейн Лэндинге неподалеку от Бостона. А Лайам преподавал там английский.
 – Да, проблем у меня с ним было предостаточно, – вспомнил Девлин. – Его ум острый как бритва. Каждый раз он выставлял меня дураком, когда я на лекциях неверно цитировал Элиота.
 – Затем я – работал в двух общинах в Бостоне и позднее еще в одной в Нью-Йорке, – продолжал Кассен, – но не терял надежды однажды вернуться в Ирландию. В 1968 году я был наконец переведен в Белфаст, в церковь на Феллс-роуд.
 – Которую уже через год сожгла дотла протестантская толпа, – вставил Девлин.
 – Тогда я попытался спасти общину от распада и продолжил службу в спортивном зале одной из школ, – сказал Кассен.
 Фокс взглянул на Девлина.
 – В то время как вы носились по Белфасту и подбрасывали бревна в огонь?
 – Милостивый Господь да простит мне это, – смиренно произнес Девлин. – Потому что сам себе я этого простить не могу.
 Кассен поставил перед собой пустой бокал.
 – Ну, а теперь я все-таки должен покинуть вас. Было приятно познакомиться с вами, капитан Фокс.
 Он протянул руку. Фокс пожал ее, после чего Кассен встал и направился к двери террасы. За стеной сада вздымался монастырь Кассен прошел по газону, открыл калитку и скрылся.
 – Удивительный человек, – заметил Фокс, когда Девлин закрыл дверь.
 – Можно сказать и так. – Девлин обернулся. Улыбка исчезла с его лица. – Ну хорошо, Гарри. Фергюсон как всегда напускает много таинственности. Так что объясните, пожалуйста, внятно, в чем дело...


* * *

 В хосписе царила полная тишина. Он был устроен совершенно не так, как обычная больница, и пациент здесь мог выбирать между одиночеством и близостью к соседу по палате. Над столом склонилась сиделка, и ночник был единственным источником света в коридоре. Она не слышала шагов Кассена, вдруг возникшего из темноты рядом с ней.
 – Как себя чувствует Малоун?
 – Без изменений, святой отец. У него лишь незначительные боли. С помощью лекарств нам удалось стабилизировать состояние.
 – Он в ясном уме?
 – Периодически.
 – Я пойду к нему.
 Кровать Дэни Малоуна, отделенная от других шкафами и книжными полками, стояла наискосок к окну, за которым виднелись деревня и черное ночное небо над ней. Свет ночника резкими линиями теней очерчивал лик умирающего, еще нестарого, лет сорока мужчины с преждевременно поседевшими волосами и лицом, под которым ясно угадывались очертания черепа. На туго натянутой коже буквально читались следы страданий, переносимых этим человеком из-за рака – той самой болезни, которая медленно, но верно переносила его из этой жизни в иную.
 Когда Кассен присел рядом, Малоун открыл глаза. В его взгляде, поначалу совершенно пустом, понемногу просыпалось сознание.
 – Я уж было подумал, что вы больше не придете, святой отец!..
 – Но ведь я же обещал. Пришлось, правда, принять стаканчик перед сном у Лайама Девлина, поэтому припоздал.
 – Один перед сном – это полезно, святой отец. Лайам ведь был настоящим борцом за наше дело. Никто больше него не сделал для Ирландии.
 – А вы, Дэни? – Кассен пересел на край кровати. – Ведь никого во всем Движении не было смелее вас.
 – Но скольких людей я при этом убил. И зачем? Однажды Дэниел О'Коннел сказал в своей речи, что свобода Ирландии вещь праведная, но не стоящая даже и одной человеческой жизни. Тогда я был молодым и оспаривал это. Теперь же, на смертном одре, мне кажется, я понимаю, что он имел в виду.
 Он скривился от боли и посмотрел на Кассена.
 – Не могли бы мы поговорить об этом, святой отец? Мне кажется, так мне легче будет собраться с мыслями.
 – Хорошо, но только недолго, вам необходимо поспать, – улыбнувшись, согласился Кассен. – Умение служить есть одна из важнейших добродетелей священника, Дэни.
 Малоун попытался улыбнуться.
 – Да, конечно. Так на чем мы остановились? Ах, я рассказывал вам о подготовке серии взрывов в центральной Англии и в Лондоне в 1972 году.
 – Вы говорили, что газеты дали вам кличку «Лиса», – напомнил Кассен, – из-за того, что вам, казалось, ничто не могло помешать беспрепятственно появляться то в Англии, то в Ирландии. Арестованы были все, кроме вас. Как же это получилось?
 – Все очень просто, святой отец. Самый страшный бич нашей страны – предательство, а второй – головотяпство самой ИРА. Люди, головы которых напичканы революционной идеологией, могут произносить великолепные речи, но очень часто им недостает разумного подхода к тому, что они делают. Поэтому я предпочитал держаться профессионалов.
 – Профессионалов?
 – Да, да, тех самых, которых вы бы назвали преступными элементами. Например, в 70-е годы не было ни одной конспиративной квартиры ИРА, которая рано или поздно не появлялась бы в списках Скотланд-Ярда. Именно из-за этого тресты были неминуемы.
 – А что же вы?
 – Уголовники, когда они в бегах или когда полиция напрочь обкладывает их, нуждаются в том, чтобы «лечь на дно». Потому-то есть места, где можно спрятаться, дорогие, но действительно надежные места. Есть, например, в Гэлвее, к югу от Глазго, в Шотландии, незаметная ферма, которая принадлежит братьям Мангоу. Правда, оба они порядочные сволочи.
 Боли вдруг усилились, и Малоун начал судорожно хватать ртом воздух.
 – Я позову сестру, – участливо сказал Кассен.
 Но больной схватил его за край сутаны.
 – Оставьте это. Хватит с меня обезболивающих. У сестер добрые намерения, но с меня довольно. Давайте лучше еще поговорим, святой отец.
 – Ну, будь по-вашему, – согласился Кассен.
 Малоун лег, закрыл и вновь открыл глаза.
 – Во всяком случае, оба они – Гектор и Ангус Мангоу – исключительное дерьмо.


* * *

 Девлин беспокойно прохаживался по комнате.
 – Вы мне верите? – спросил Фокс.
 – Все выглядит логично и многое объясняет, – ответил Девлин. – Скажем так: я в принципе принимаю такую версию.
 – И что же мы теперь предпримем?
 – Мы?! – Девлин гневно сверкнул глазами. – Какая наглость! Вы что, Гарри, не помните, что, когда я в последний раз работал для Фергюсона, он подставил меня? Навешал лапши на уши и попользовался.
 – Это было в прошлый раз, Девлин. Теперь совсем другое дело.
 – Какая мудрая мысль! И что мне с ней делать?
 В этот момент в дверь террасы тихо постучали. Девлин открыл ящик письменного стола, вынул старомодный маузер с грушеобразным эсэсовским глушителем и снял его с предохранителя. Кивнул Фоксу и отодвинул занавеску. За окном стояли Макгинесс и Мерфи.
 – О, Господи! – простонал Девлин.
 Он открыл дверь и впустил смеющегося Макгинесса.
 – Господь да благословит всех присутствующих, – шутливо поздоровался он и, обратившись к Мерфи, сказал: – Не спускай глаз со стеклянной двери, Майкл, – а сам, подойдя к камину, протянул к огню замерзшие руки. – По ночам еще довольно прохладно.
 – Чего тебе надо? – недовольно спросил Девлин.
 – Капитан обрисовал тебе ситуацию?
 – Да.
 – И что ты думаешь по этому поводу?
 – Ничего, – отрезал Девлин. – И в особенности о том, что касается вашей организации.
 – Целью терроризма является распространение террора, – так говорил Майкл Коллинз, – так же резко ответил Макгинесс. – Я борюсь за свою страну, Лайам, и использую при этом все средства, имеющиеся в моем распоряжении. На войне как на войне. – Он явно обозлился. – Я не обязан оправдываться.
 – Может быть, и мне будет позволено высказаться? – не сдержался Фокс. – Если мы принимаем факт существования Качулейна, то речь идет не о том, кто с кем воюет, а о том, что он бессмысленно продлевает трагедию прошедших тринадцати лет.
 Никого не спрашивая, Макгинесс налил себе виски.
 – Нельзя сказать, что вы неправы. Когда в 1972 году я руководил операциями в Лондондерри, мы вместе с Дейти О'Коннелом, Симесом Туми, Айвой Беллом и другими летали в Лондон на мирные переговоры с Вилли Уайтлоу.
 – А после стрельбы в Ленадоне соглашение о прекращении огня было нарушено, – закончил Фокс и, обращаясь к Девлину, сказал: – Поэтому мне кажется бессмысленным вести разговоры о том, кто с кем воюет. Качулейн совершенно сознательно раздувал огонь. Всякая попытка остановить его является достойной того, чтобы ее предпринять.
 – В ход пошли моральные аргументы? – Девлин насмешливо ухмыльнулся. – Ну хорошо, давайте перейдем к делу. Существует этот самый Левин, который много лет назад видел Качулейна, или Келли, или как там его еще. Естественно, что Фергюсон предложил ему взглянуть на фотографии всех имеющихся в картотеке агентов КГБ.
 – И всех им известных сторонников ИРА и других подрывных организаций, – сказал Фокс. – Кроме того, все, что имеется у полиции безопасности в Дублине. Ведь мы обмениваемся информацией.
 – Ну, конечно, эти свиньи так и поступили, – с горечью заметил Макгинесс. – И тем не менее мне кажется, что мы располагаем и людьми, неизвестными ни дублинской полиции, ни вам в Лондоне.
 – И как вы собираетесь практически решать эту задачу? – осведомился Фокс.
 – Вы привозите Левина сюда, и он вместе с Девлином просматривает предлагаемый материал. Больше при этом никого не должно быть. Согласны?
 Фокс посмотрел на Девлина. Тот кивнул.
 – О'кей, – объявил Фокс. – Сегодня же вечером позвоню бригадному генералу.
 – Прекрасно. – Макгинесс повернулся к Девлину. – А ты уверен в том, что твой телефон не прослушивается? Я имею в виду этих братцев из полиции безопасности.
 Девлин открыл ящик письменного стола и извлек оттуда черный металлический прибор, который тут же включил. Зажглась красная контрольная лампочка. Он подошел к телефону и подержал прибор над ним. Никакой реакции.
 – Да, да, вот вам чудеса электронного века, – просиял он и положил прибор на место.
 – Отлично, – произнес Макгинесс. – Значит, в курсе только Фергюсон, капитан, Лайам, начальник штаба и я.
 – И профессор Пол Черни, – добавил Фокс.
 Макгинесс кивнул.
 – Верно. Что касается непосредственно его, то нам следовало бы что-нибудь предпринять. Ты его знаешь? – поинтересовался он, обращаясь к Девлину.
 – В общем, встречал на вечеринках в университете, обменивались какими-то ничего не значащими фразами, и все. Вдовец, жена умерла незадолго до того, как он сбежал на Запад. Вполне возможно, что имеет отношение к этому делу...
 – Вполне возможно, что коровы летают, – перебил его Макгинесс. – Лично мне его побег в Ирландию кажется скорее случайностью. Но тем не менее могу спорить, что он знает этого парня. Не нажать ли на него как следует?
 – Нажать-то можно, да вот удастся ли что-нибудь выжать?
 – Тут Фокс прав, – сказал Девлин. – Наверное, лучше действовать помягче.
 – Пожалуй, – согласился Макгинесс. – Круглосуточное наблюдение за ним я поручаю Майклу Мерфи. Теперь мы будем знать все, даже когда он ходит в туалет.
 Девлин бросил взгляд на Фокса:
 – Согласны?
 – Да, – ответил Фокс.
 – Решено. – Макгинесс стал застегивать плащ. – Я ухожу, но Билли остается и охраняет вас, капитан. – Он отворил дверь террасы. – Особо следи, чтобы у тебя был прикрыт тыл, Лайам.
 И исчез в темноте ночи.


* * *

 Фергюсон сидел на диване среди груды папок с делами, готовясь к запланированному на следующий день заседанию комитета обороны. Он терпеливо выслушал все, что рассказал Фокс по телефону.
 – Как вижу, дела у вас, Гарри, продвигаются, и неплохо. Левин провел весь день в директорате и просмотрел все, что ему было предложено. Результат равен нулю.
 – Конечно, но ведь прошло столько времени, сэр. С тех пор Качулейн мог очень сильно измениться, и не только потому, что постарел. Например, мог отпустить бороду.
 – Негативное мышление, Гарри. Утром мы посадим Левина на самолет, вылетающий в Дублин, и Девлин должен будет встретить его там. Вы же нужны мне здесь.
 – В связи с чем, сэр?
 – Видите ли, это связано с Ватиканом. Постепенно складывается такое впечатление, что папа все-таки не приедет. Тем не менее он пригласил на беседу кардиналов из Аргентины и Великобритании.
 – То есть визит может все-таки состояться?
 – При определенных условиях – да, но дело даже не в этом. По слухам, аргентинцы пытаются закупить на черном рынке в Европе эти проклятые ракеты «Экзосет». Так что жду вас, Гарри. Берите билет на ближайший самолет. Ах да, еще один крайне интересный факт. Помните, мы говорили о Тане Ворониной?
 – Естественно, сэр.
 – Так вот, она выступает с концертами в Париже. Разве не удивительно, что она оказалась на Западе именно сейчас?
 – А, вы имеете в виду явление, которое Юнг называл синхронностью?
 – Юнг, Гарри? Какой еще Юнг?
 – Карл Густав Юнг, известный швейцарский психоаналитик. Именно он придумал этот термин, который обозначает одновременность событий, связанных единой глубинной мотивацией.
 – Ну хорошо, Гарри, вы находитесь в Ирландии. Но этого недостаточно, чтобы вести себя так, будто у вас не все дома, – раздраженно проворчал Фергюсон.
 Он положил трубку, некоторое время сидел в задумчивости, потом встал, накинул халат и вышел из комнаты. Постучал в дверь гостиной. Одетый в одну из пижам Фергюсона, Левин сидел на кровати и читал книгу.
 Фергюсон присел рядом.
 – Вы, наверное, устали от такого количества фотографий?
 Левин улыбнулся.
 – Когда вы доживете до моих лет, генерал, то поймете, что заснуть – не такая уж простая штука, особенно когда на тебя давят воспоминания.
 Фергюсону почему-то стало жаль его.
 – Со всеми нами бывает нечто подобное. Слушайте, а что вы думаете насчет того, чтобы слетать завтра с утра в Дублин?
 – Мне там нужно будет встретиться с капитаном Фоксом?
 – Нет, он возвращается сюда, а о вас позаботится профессор Девлин из Тринити-колледжа и, возможно, даст посмотреть фотографии, любезно предоставленные ему людьми из ИРА. По понятным причинам я их видеть не должен.
 Старик покачал головой.
 – Скажите, генерал, последняя война закончилась в 1945 году или я ошибаюсь?
 – И не вы один, дорогой мой. – Фергюсон встал и подошел к двери. – На вашем месте я бы сейчас хорошенько поспал. Если мы хотим попасть на первый рейс из Хитроу, то следует встать в шесть утра. Ким принесет вам завтрак в постель. Спокойной ночи!
 Левин сидел еще некоторое время, погруженный в мрачные мысли, потом зевнул, захлопнул книгу и выключил свет.


* * *

 В Килри Фокс положил трубку и повернулся к Девлину.
 – Все в порядке. Он прилетит первым же рейсом. К сожалению, я должен вернуться в Лондон. Он сообщит о себе в справочной в главном зале. Оттуда вы его и заберете.
 – В этом нет необходимости. Ведь молодой человек, который за вами присматривает, повезет вас в аэропорт, а значит, может забрать оттуда и Левина. Думаю, что рано утром мне позвонит Макгинесс и сообщит, куда доставить вашего еврея.
 – О'кей, – согласился Фокс. – Тогда я пошел.
 Девлин проводил Фокса до автомобиля, в котором терпеливо дожидался пассажира Билли Уайт.
 – Назад в «Вестборн», Билли, – сказал Фокс.
 Девлин подошел к окну водителя.
 – Снимите номер в том же отеле и утром точно исполняйте все, что вам скажет капитан Фокс. Надеюсь, у вас нет возражений? В противном случае будете иметь дело со мной.
 Билли Уайт благодушно ухмыльнулся.
 – Будет сделано, мистер Девлин. Если у меня удачный день, я стреляю не хуже вас. Во всяком случае, ребята так говорят.
 – Давай, давай, трогай.
 Девлин посмотрел вслед уходящей машине, затем повернулся и пошел к дому. В это время в кустах что-то шевельнулось, будто бы еще кто-то покидал это место.
 Японская подслушивающая аппаратура, которой снабдил Качулейна КГБ, была на тот момент самой современной в мире. Все детали Москва получила через свою сеть промышленного шпионажа. Направленный микрофон, установленный в нескольких сотнях метров от дома Девлина, чутко улавливал каждое слово, произнесенное в нем. Да что там слово, специальный ультракоротковолновый прибор фиксировал даже вздохи по телефону. Обе системы были соединены с высокочувствительной записывающей аппаратурой.
 Все хозяйство маскировалось в чулане под черепичной крышей рядом с чердачными водяными баками. Качулейн довольно давно подслушивал Лайама Девлина, но столь интересную информацию получил впервые. Он сидел на баке, курил сигарету и вторично прокручивал телефонный разговор с Фергюсоном.
 Потом еще некоторое время Качулейн сидел в задумчивости. Он отмотал пленку, спустился вниз и вышел на улицу, из телефонной будки рядом с пабом набрал номер телефона в Дублине. Когда трубку сняли, он услышал голоса, смех, звуки музыки.
 – Черни слушает.
 – Это я. Ты один?
 Черни сдержанно засмеялся.
 – У меня тут несколько друзей с нашего факультета собрались на ужин.
 – Нужно поговорить.
 – Хорошо, – ответил Черни. – Завтра после обеда, в обычное время в обычном месте.
 Качулейн вышел из телефонной будки и пошел по деревенской улице, тихо насвистывая мелодию старой народной песни, исполненной глубокого отчаяния и печали.




 Глава 5


 Фокс провел крайне неприятную ночь и спал так мало, что чувствовал себя скверно и тревожно, когда Билли Уайт вез его по утренним улицам к аэропорту. Молодой же ирландец был в бодром настроении и в такт музыке похлопывал ладонью по рулю.
 – Вы еще приедете, капитан?
 – Не знаю. Может быть.
 – Ну, вы наверняка не очень-то высокого мнения о нашей стране. – Он кивнул головой на протез Фокса. – Хотя она оставила вам дорогую память о себе.
 – Вот как? – отреагировал Фокс.
 Билли закурил.
 – Самой большой глупостью британцев является то, что они никак не хотят согласиться с тем, что Ирландия это заграница.
 – Да будет вам известно, что девичья фамилия моей матери – Фитцджеральд, а родом она из графства Вайо, – разозлился Фокс. – Она работала в Гаальской Лиге, всю жизнь дружила с де Валера и прекрасно говорила по-ирландски, в то время как мне этот язык в детстве казался ужасно трудным. Вы говорите по-ирландски, Билли?
 – Господь да простит нас грешных. Увы, капитан, – ответил озадаченный Уайт.
 – Тогда сделайте одолжение – перестаньте болтать об англичанах, которые не понимают ирландцев.
 Он недовольно отвернулся и стал смотреть в окно. Слева от них ехал полицейский на мотоцикле, мрачная фигура в защитных очках, шлеме и тяжелом прорезиненном плаще. Он чуть повернул голову к Фоксу, но из-за темных очков лица все равно не было видно. На подъезде к аэропорту он отстал от машины.
 Билли припарковал автомобиль на временной стоянке. Они уже входили в главный зал, когда объявили рейс Фокса. Качулейн, следовавший за ними от самого отеля, уже стоял у входа и наблюдал за тем, как Фокс проходил регистрацию. Фокс и Билли направились в зал вылета.
 – Самолет из Лондона приземлится только через час, – уточнил Фокс.
 – У меня достаточно времени, чтобы хорошенько позавтракать. – Билли усмехнулся. – Мы прекрасно сработались, а, капитан?
 – Еще увидимся, Билли.
 Фокс протянул здоровую руку, и, немного помедлив, Билли пожал ее.
 – Смотрите же, не окажитесь не на той стороне какой-нибудь улицы в Белфасте. Мне было бы неприятно целиться в вас, капитан.
 Когда Фокс ушел, Билли пересек зал и поднялся по лестнице в ресторан. Качулейн поглядел на него, затем вышел из здания и направился к стоянке, где стал ждать дальнейшего развития событий.
 Часом позже он снова был в зале и читал расписание прибывающих рейсов. Самолет «Бритиш Эйруейз» из Лондона только что приземлился. Он видел, как Уайт подошел к справочной и заговорил с одной из девушек. Вскоре после этого последовало объявление:
 – Мистера Виктора Левина, пассажира из Лондона, просят подойти к справочному бюро.
 Через несколько секунд от толпы отделился приземистый человек, одетый в очень просторный коричневый плащ, в мягкой фетровой шляпе, в руке он нес небольшой чемодан. Что это его добыча, Качулейн почувствовал еще до того, как Левин заговорил в справочной с девушкой, показавшей на Уайта. Качулейн еще некоторое время смотрел, как они разговаривали, потом повернулся и вышел из зала.


* * *

 – Так это и есть Ирландия? – кивнул Левин на мелькавшие за окном машины картинки.
 – Вы здесь впервые?
 – О да. Я из России и редко бывал за границей.
 – Из России? Боже мой, здесь у нас все совершенно по-другому.
 – Это – Дублин? – осведомился Левин, когда они в потоке машин въехали в город.
 – Да. А Килри, деревня, куда нам надо, расположена с другой стороны.
 – У этого города завидное прошлое, – заметил Левин.
 – Ну что ж, возможен и такой взгляд, – как бы согласился Уайт. – Мы прокатимся по Парнелл-сквер, это все равно по дороге. Парнелл был протестантом и тем не менее настоящим патриотом. Потом по О'Коннел-стрит мимо почтамта, где в 1916 году наши ребята держали оборону против всей британской армии.
 – С удовольствием посмотрю.


* * *

 В Килри Девлин прошел вдоль газона за домом, закрыл ворота и бегом бросился к заднему входу хосписа, потому что дождь превратился вдруг в настоящий ливень. Через зал прошла сестра Анна-Мария в сопровождении двух молодых ассистентов, присланных медицинским факультетом Дублинского университетского колледжа.
 Это была маленькая сухопарая женщина, очень бодрая для своих семидесяти лет. Белый халат накинут поверх монашеского одеяния. В свое время она изучала медицину в Лондонском университете и теперь являлась членом Королевской врачебной коллегии. Такую даму невозможно было недооценивать. Она и Девлин были давнишними противниками.
 – Какая беда привела вас к нам, профессор? – спросила она.
 – Вы это говорите таким тоном, будто сам сатана открыл дверь вашего приюта.
 – На редкость точная характеристика, – отпарировала сестра Анна-Мария.
 Они поднялись по лестнице.
 – Как себя чувствует Дэни Малоун? – осведомился Девлин.
 – Он умирает, – спокойно ответила монахиня. – Надеюсь, с миром в душе. Он относится к пациентам, на которых ваши лекарства влияют особенно благоприятно, и это значит, что боли он ощущает только время от времени.
 Они подошли к первой большой палате.
 – Когда? – спросил Девлин.
 – Сегодня после обеда, завтра, на следующей неделе. – Она пожала плечами. – У него натура бойца.
 – Это верно, – подтвердил Девлин. – Дэни всю свою жизнь отдал Движению.
 – Отец Кассен заходит каждый вечер, – сказала она, – садится к нему и слушает истории о его ужасном прошлом. Конец близок, и все это – ИРА, убийства, – конечно же, давит на него.
 – А мне вы разрешите немного побеседовать с ним?
 – Полчаса, – твердо заявила сестра и удалилась в сопровождении своих ассистентов.
 Казалось, Малоун спит. Глаза закрыты, желтая, словно пергаментная кожа лица неподвижна. Пальцы вцепились в край одеяла.
 Девлин сел.
 – Ты не спишь, Дэни?
 – А, это вы, святой отец. – Малоун приподнял веки, слабо повел глазами и напряг лоб. – Лайам?
 – Не кто иной, как я.
 – А я подумал, что это отец Кассен. Мы с ним только что говорили.
 – Вчера вечером, Дэни. А потом ты заснул. Ты же знаешь, что днем он работает в дублинском церковном секретариате.
 Малоун облизал пересохшие губы.
 – Господи, как я хочу чая...
 – Пойду посмотрю. Может быть, найду для тебя чашечку.
 В это время с первого этажа послышался какой-то шум, голоса долетали даже наверх. Девлин в недоумении сдвинул брови и поспешил вниз.


* * *

 С главной дороги Билли Уайт свернул на узкую боковую, ведущую через сосновый заказник на Килри.
 – Уже недалеко.
 Он обернулся к Левину и через заднее стекло увидел мотоциклиста из «Гардай», свернувшего за ними с главной дороги.
 – Это «Гардай», – объяснил он спутнику, – наша дорожная полиция. Превысишь скорость на какую-нибудь милю, и уже штрафуют.
 Мотоциклист обогнал их и указал на обочину дороги. На голове у него был шлем и темные защитные очки, так что Уайт не мог его опознать. Ругаясь, он остановил машину.
 – Чего ему от нас надо? Я же по спидометру вижу – шел все время ниже шестидесяти миль!
 Инстинкт самосохранения, обострившийся за много лет террора, заставил его положить руку на рукоятку револьвера в левом кармане плаща. Он вышел из машины. Мотоциклист остановился рядом, снял перчатки и повернулся. Его плащ блестел от дождя.
 – Ну, что плохое может случиться в столь милое утро? – с нажимом в голосе спросил Билли.
 В руке полицейского, которую он вынул из правого кармана плаща, оказался «вальтер» с укрепленным на нем карсвелловским глушителем. Только это и успел заметить в последнее мгновение своей жизни Уайт, судорожно пытавшийся выдернуть из кармана револьвер. Пуля пробила сердце. Билли отшатнулся к машине и упал лицом на асфальт.
 Оцепеневший от ужаса Левин так и сидел на своем месте, не ощущая, впрочем, страха, ибо вся сцена казалась ему какой-то роковой и потому неизбежной. Полицейский открыл дверцу и заглянул внутрь. Помедлив, он сдвинул очки на лоб.
 Пораженный Левин взглянул на него.
 – Господи Боже, – воскликнул он по-русски, – это вы!
 – Да, – ответил Качулейн на том же языке. – Мне искренне жаль, – произнес он и выстрелил второй жертве в голову. «Вальтер» только приглушенно гавкнул.
 Он спрятал оружие, возвратился к мотоциклу, убрал подножку и уехал. Меньше чем через пять минут труп Уайта обнаружил шофер хлебовоза, ехавший в деревню. Он и его спутник со страхом приблизились к автомобилю. Шофер нагнулся к Уайту и услышал вдруг тихий стон, доносившийся из машины. Он тут же заглянул, внутрь.
 – Боже мой, он еще жив! – крикнул он. – Жми в деревню, пусть пришлют «скорую» из хосписа!


* * *

 Девлин вошел в приемный покой как раз в тот момент, когда туда привезли Левина.
 – Сестра Анна-Мария в третьем отделении. Она сейчас спустится вниз, – сказал врач санитарной машины, обращаясь к молодой сестре в приемной.
 Рядом с совершенно отрешенным видом стоял водитель хлебовоза, рукав у него был весь измазан кровью. Он все еще дрожал. Девлин прикурил сигарету и протянул ему.
 – Что случилось?
 – Понятия не имею. В двух милях отсюда на дороге мы нашли автомобиль. Мертвец лежал рядом, а этот был внутри на заднем сиденье. Убитого сейчас привезут.
 Когда Девлин, исполненный ужасного предчувствия, повернулся лицом ко входу, в приемную внесли труп Билли Уайта, которого Девлин сразу же узнал. Из своей комнаты выбежала молодая дежурная сестра и стала осматривать Уайта. Девлин быстро подошел к носилкам, на которых лежал тихо стонавший Левин. Из ужасающей раны на голове текла кровь.
 Девлин склонился над ним.
 – Профессор Левин, вы меня понимаете?
 Левин открыл глаза.
 – Я – Лайам Девлин. Что произошло?
 Левин разомкнул губы, пытаясь что-то сказать, потянулся и ухватился за воротник куртки Девлина.
 – Я узнал его. Это Качулейн...
 Глаза Левина закатились, он захрипел, и когда его рука уже ослабла, в зал влетела сестра Анна-Мария. Она оттолкнула Девлина в сторону, склонилась над раненым и нащупала пульс.
 – Вы его знаете?
 – Нет, – почти искренне ответил Девлин.
 – Впрочем, это уже неважно, – сказала она. – Он мертв. При такой ране удивительно, что он не умер на месте, – резюмировала монахиня и пошла в комнату, куда отнесли Уайта.
 Девлин же остался стоять рядом с Левиным, вспоминая то, что рассказал ему Фокс об этом старике, всю жизнь ждавшем побега на Запад. И вот как все кончилось. А затем в нем закипела злость из-за жгуче несправедливого черного юмора жизни, в которой возможно такое.


* * *

 Не успел Гарри Фокс приехать на Кавендиш-сквер и снять плащ, как раздался телефонный звонок. Фергюсон поднял трубку, послушал, а потом прикрыл ее рукой.
 – Это Лайам Девлин. Он говорит, что неподалеку от Килри совершено нападение на машину с их человеком и Левиным. Уайт скончался на месте. Левин – несколько позже, в хосписе Килри.
 – Лайам успел с ним поговорить? – спросил Фокс.
 – Да. Левин сказал, что это был Качулейн. Он узнал его.
 Фокс бросил плащ на стоявший рядом стул.
 – Вот этого я просто не понимаю, сэр.
 – Я тоже, Гарри. – Фергюсон отнял ладонь от трубки. – Девлин, я перезвоню.
 Он повернулся к камину и протянул руки к огню.
 – Все это совершенно необъяснимо. Как он мог узнать? – спросил Фокс.
 – Через источник в ИРА. Ведь у этих людей словесное недержание.
 – Пусть так, сэр. Но что нам делать теперь?
 – А еще важнее ответить на вопрос, как отловить Качулейна, – ответил Фергюсон. – Этот господин понемногу начинает меня раздражать.
 – А что мы можем предпринять без Левина? Ведь он был единственным, кто навел бы на след.
 – Вот тут вы ошибаетесь, Гарри. Вы забыли о Татьяне Ворониной, которая в данный момент на гастролях в Париже. Десять дней, четыре концерта. Так что могут возникнуть очень интересные варианты.


* * *

 Примерно в это же самое время Гарри Кассен за своим рабочим столом в отделе печати дублинского Католического секретариата беседовал с монсеньером Халлораном, ответственным за работу с общественностью. Сидя в своем удобном кресле, Халлоран цедил:
 – Ужасно, что столь значительное историческое событие, как визит папы в Англию, под угрозой срыва. Он был бы первым папой, посетившим Англию. Но теперь...
 – Вы думаете, что все-таки последует отказ?
 – В Риме продолжаются переговоры, но таково мое предчувствие. А что, у вас есть какая-то информация?
 – Увы, – Кассен взял отпечатанный на машинке лист бумаги. – Это я получил из Лондона. Программа визита. Там ведут себя так, будто папа все-таки приедет. – Он пробежал глазами страницу. – Прибытие утром 28 мая в аэропорт Гатвик. Служба в Вестминстерском соборе в Лондоне. После обеда встреча с королевой в Букингемском дворце.
 – А Кентерберийский собор?
 – Перенесен на следующий день, на субботу. Рано утром встреча с представителями орденов в одном из лондонских колледжей. Присутствуют в основном монахи из закрытых орденов. Затем на вертолете в Кентербери с остановкой в Стокли Холл. Последняя поездка запланирована неофициально.
 – В связи с чем?
 – Стокли представляют собой один из наиболее значительных католических родов. Усадьба, на территории которой находится семейная часовня, перешла теперь под охрану государства. Там Его Святейшество и желает помолиться. Заключительным пунктом программы будет посещение Кентербери.
 – Ну пока что все это только на бумаге, – заметил Халлоран.
 Задребезжал телефон.
 – Отдел печати, Кассен слушает. – Его лицо приняло серьезное выражение. – Могу ли я чем-то помочь? Хорошо, тогда увидимся позже.
 – Что, проблемы? – спросил Халлоран.
 – Это мои друг Лайам Девлин из Тринити-колледжа. Судя по всему, в деревне Килри была стрельба. В хоспис привезли двоих мужчин. Оба мертвы.
 Халлоран перекрестился.
 – Конечно же, убиты по политическим мотивам.
 – Один из них был известен как член ИРА.
 – Так вас вызывают? Поезжайте, если нужно.
 – Уже нет нужды, – Кассен печально улыбнулся. – Этим двоим нужен теперь патологоанатом, а не священник, монсеньер.
 – Естественно. Но тем не менее не хочу более вас задерживать.
 Халлоран вышел. Кассен закурил, подошел к окну и посмотрел вниз на улицу. Потом вернулся, сел за письменный стол и снова принялся за работу.


* * *

 Пол Черни жил непосредственно в Тринити-колледже, что было очень удобно, так как колледж, с точки зрения многих, является центром Дублина. Да и вообще весь этот необыкновенный город производил на него самое лучшее впечатление.
 На Запад он перебежал по личному приказу Масловского – с генералом КГБ не поспоришь. В соответствии с планом он должен был попросить убежища в Ирландии. Его международная слава гарантировала, что один из университетов наверняка предложит место. Так и произошло. В результате у Черни появилось прекрасное прикрытие для того, чтобы стать резидентом Качулейна.
 Первоначально, когда в Дублине еще не было советского посольства и приходилось работать через Лондон, это вызывало массу сложностей, но когда оно открылось, он получил прямую связь с Москвой через посольских сотрудников КГБ в Дублине.
 Да, он провел здесь лучшие годы своей жизни. Дублин оказался прекрасным местом, почти раем, о котором он всегда мечтал, и он научился ценить духовную свободу города и его жителей. Именно об этом он размышлял, когда после обеда шел через Колледж-парк по направлению к реке.
 На порядочном расстоянии за ним следовал Майкл Мерфи. Черни, не заметивший слежки, бодро шагал вдоль реки, пока не достиг набережной Ашера. Он вошел в довольно безвкусную викторианскую церковь из красного кирпича. Мерфи остановился снаружи и принялся вчитываться в буквы на облупившейся золотой табличке. Там было написано: «Матерь наша, Царица Небесная», а внизу расписание церковных служб. Исповеди по рабочим дням в час дня и пять вечера. Мерфи нажал на дверь и тоже вошел.
 Церковь относилась к тому типу строений, какие богатые купцы возводили во времена расцвета гавани в девятнадцатом веке: с викторианскими витражами, многочисленными фонтанчиками и обычным запахом свечей и ладана. Перед двумя исповедальнями стояло человек шесть. В их числе находился и Черни.
 – Ого! – удивленно пробормотал Мерфи. – Да никак на парня снизошла благодать Божья! – Он скрылся за одной из колонн и стал ждать, что будет дальше.
 До Черни очередь дошла минут через пятнадцать – двадцать. Он вошел в кабинку, закрыл за собой дубовую дверь, сел и наклонил голову к решетке.
 – Прости, святой отец, ибо я согрешил, – произнес он по-русски.
 – Не ухмыляйся, Паша, – последовал ответ на том же языке из-за решетки. – Посмотрим, как ты будешь хохотать, услышав мою исповедь.
 Когда Качулейн закончил рассказ, Черни спросил:
 – И что ты собираешься делать?
 – Ну, паниковать-то особенно нечего. Они же не знают, кто я, а после того, как я ликвидировал Левина, наверное, и не узнают.
 – А я? – спросил Черни. – Если Левин рассказал, что происходило в Трущобе много лет назад, то им теперь должно быть известно, какую роль играл там я.
 – Само собой. За тобой уже следят. ИРА, а не английская тайная служба. Но пока не нужно суетиться. Свяжись с Москвой. Поставь в известность Масловского. Может быть, он решит нас отозвать. А вечером я еще раз позвоню. Что касается твоего хвоста, то предоставь заботу о нем мне.
 Черни вышел. Сквозь щелочку двери Качулейн видел, как Мерфи вынырнул из-за колонны и последовал за ним.
 Дверь исповедальни отворилась и громко захлопнулась за священником, покидавшим ее. Старая женщина, убиравшая в центральном проходе, спросила его:
 – На сегодня уже все, святой отец?
 – Да, Элли. – Гарри Кассен улыбнулся ей, снял с плеч сутану и принялся складывать ее.


* * *

 Мерфи, не предполагавший, что Черни не собирается возвращаться в колледж, держался от него на порядочном расстоянии. Тот остановился и вошел в телефонную будку.
 Пробыл он там недолго, и Мерфи, вставший под дерево, будто ища укрытия от дождя, снова отправился следом.
 Неожиданно у тротуара остановилась машина, из нее вышел священник и принялся рассматривать правое переднее колесо. Он обернулся, увидел Мерфи и спросил:
 – Извините, вы не могли бы помочь мне?
 Мерфи замедлил шаг и ответил:
 – Извините, святой отец, но я спешу.
 Тут рука священника легла на его руку, а под ребро больно уткнулось дуло пистолета.
 – Ну-ка тихо. Вот и молодец. Давай вперед!
 Кассен повел его вниз по каменным ступеням к полуразрушенной деревянной пристани. Они шли по рассохшимся доскам, которые скрипели у них под ногами. Наконец Кассен и Мерфи оказались в будке лодочника с провалившейся крышей и дырами в полу. Мерфи не чувствовал страха, он был начеку и ждал своего шанса.
 – Вот мы и на месте, – сказал Кассен.
 Мерфи остановился спиной к нему, держа руку на рукоятке автоматического пистолета в кармане плаща.
 – Вы действительно священник? – спросил он.
 – Конечно, – откликнулся Кассен. – К сожалению, не особенно хороший, зато настоящий.
 Мерфи осторожно повернулся, вынул руку из кармана, но поздно. «Вальтер» дважды щелкнул. Первая пуля ударила Мерфи в плечо, после второй он рухнул в дыру в полу и исчез в черном омуте реки.


* * *

 Дмитрий Лубов, торговый атташе в советском посольстве, на самом деле был капитаном КГБ. Получив сигнал от Черни, он отправился в кинотеатр в центре города. В дневное время сюда мало кто заглядывал, поэтому в зале было уединенно и достаточно темно. Он сел в последний ряд и стал ждать Черни, который появился минут через двадцать.
 – Что-нибудь срочное, Павел? – спросил Лубов. – Ведь мы редко встречаемся в неурочные дни.
 – Более чем срочное, – ответил Черни. – Качулейна раскрыли. Нужно как можно быстрее сообщить Масловскому. Вполне возможно, что нас придется отозвать.
 – Само собой разумеется, – озабоченно произнес Лубов. – Тогда поспешу в посольство и сразу же займусь твоим делом. Но обрисуй ситуацию подробнее.


* * *

 Когда зазвонил телефон, Девлин в своем домашнем кабинете просматривал дипломную работу студента, посвященную Томасу Стерну Элиоту.
 – Это настоящее свинство, – выпалил Фергюсон. – Кто это у вас там болтает? Как выясняется, ваши чистоплюи из ИРА не самые надежные люди.
 – Словесные выражения силы на меня не действуют, – ответил Девлин. – Чего вы хотите?
 – Гарри вам рассказывал о Тане Ворониной? – спросил Фергюсон.
 – Маленькая девочка из Друмора, удочеренная Масловским? Она-то здесь при чем?
 – С тех пор она выросла, стала пианисткой и в данный конкретный момент выступает с концертами в Париже. Будучи дочерью генерала КГБ, обладает определенной свободой передвижения, ей доверяют. Я подумал о вашей встрече с ней. Вечером есть прямой рейс Дублин – Париж. Два часа лету. «Эр Франс».
 – И что я должен буду делать? Склонять ее к побегу?
 – Кто знает. Если она услышит всю эту историю от начала до конца, может быть, у нее и возникнет такое желание. В любом случае поддерживайте контакт со мной, Лайам.
 – Ну что ж, – ответил Девлин, – глоток парижского воздуха мне не помешает.
 – Я был уверен, что мы договоримся, – сказал Фергюсон. – В дублинском аэропорту подойдете к окошку «Эр Франс». Мы уже забронировали для вас место. В аэропорту Шарля де Голля вас встретит наш человек – Тони Хантер. Он же и позаботится о вас.
 – Не сомневаюсь в его галантности, – закончил разговор Девлин. Он уже сложил вещи в дорожную сумку, причем настроение у него при этом почему-то улучшилось, и уже надевал пальто, когда снова зазвонил телефон. Это был Макгинесс.
 – Неприятная история, Лайам. Что там точно произошло?
 Когда Девлин рассказал, Макгинесс воскликнул:
 – Так этот парень все-таки действительно существует?
 – Судя по всему, да. Но тебе следовало бы в первую очередь задуматься о том, откуда он узнал о приезде Левина. Ведь Левин был единственным, кто мог бы его опознать.
 – А почему ты меня об этом спрашиваешь?
 – А потому что, по мнению Фергюсона, утечка информации происходит у вас.
 – Плевать я хотел на мнение Фергюсона!
 – Я бы тебе этого не советовал. В общем, смотри в оба, а я улетаю в Париж.
 – В Париж? Это еще зачем?
 – Там находится молодая женщина, Татьяна Воронина, которая, возможно, тоже сможет опознать Качулейна. Я еще позвоню.
 Он уже был готов выйти, но раздался стук в дверь. Одна из ее половинок отворилась, и через порог переступил Гарри Кассен.
 – Извини, Гарри, но если я сейчас не побегу, то опоздаю на свой рейс.
 – Куда это ты собрался? – удивленно спросил Кассен.
 – В Париж. – Девлин усмехнулся, направляясь к выходу. – Шампанское, дамы да и вообще... Тебе иногда не кажется, Гарри, что ты записался не в тот кружок?
 Дверь захлопнулась. Услышав, что машина Девлина отъезжает, Кассен пробежал через террасу и бросился к своему маленькому домику за хосписом. Там он поднялся на чердак, где у него за водяными баками стояла специальная аппаратура. Быстро отмотал пленку на начало и внимательно прослушал все разговоры Девлина за день, пока не наткнулся на самый важный.
 Но было уже поздно. Он тихо выругался, спустился вниз и набрал номер Пола Черни.




 Глава 6


 Переодеваясь в ризнице перед вечерней службой, Кассен рассматривал себя в зеркало. Как артист перед выходом на сцену, подумал он. Еще немного, и понадобится грим. Так кто же я на самом деле? Холодный убийца Качулейн или священник Гарри Кассен? Казалось, в этот момент Майкл Келли не играет уже никакой роли, однако и его собственная личность была подобна скорее эху или полузабытому сну. Вот уже более двадцати лет он жил несколькими жизнями сразу, но ни одна из них не срослась с телом. Это были всего лишь роли, которые он играл по воле режиссера, а потом выбрасывал из репертуара за ненадобностью.
 Он возложил на плечи сутану и прошептал, обращаясь к своему второму "я"в зеркале:
 – В Доме Господа я слуга Его.
 Потом, у алтаря, при свете свечей и под звуки органа, он с неподдельной страстью в голосе проповедовал:
 – Всесильный Боже, пред лицом Твоим и братьев и сестер моих признаю, что согрешил по вине своей.
 И вдруг, перекрестившись и возвысив голос с просьбой о благодати к Деве Марии, он почувствовал, что на глазах его выступили горячие слезы.


* * *

 В аэропорту Шарля де Голля Тони Хантер ждал гостя у выхода, за паспортным контролем и таможней. Это был высокий мужчина лет тридцати пяти с каштановыми волосами, в мятом коричневом полотняном костюме. Одну за другой он курил крепкие французские сигареты «Житан», читал «Пари Суар» и одновременно наблюдал за входом. Вскоре появился Девлин в черном непромокаемом пальто «барберри» и сдвинутой набок старой фетровой шляпе. В руке – дорожная сумка.
 Хантер, получивший описание Девлина по телексу, встал, чтобы приветствовать его.
 – Профессор Девлин? Я – Тони Хантер. Машина ждет. Полет прошел нормально?
 – По мне нормальных полетов не бывает, – ответил Девлин. – Тысячу лет назад я прыгал с парашютом над Ирландией с высоты шести тысяч футов. Никак не могу забыть.
 Они подошли к «пежо» Хантера на стоянке. Когда машина тронулась, Хантер сказал:
 – Переночевать вы можете в моей квартире на авеню Фош.
 – В таком богатом районе вы должны неплохо себя чувствовать. Я и не догадывался, что Фергюсон столь легко сорит деньгами.
 – Вы хорошо знаете Париж?
 – Можно сказать, да.
 – Дело в том, что это моя собственная, а вовсе не служебная квартира. В прошлом году умер мой отец, оставив неплохое наследство.
 – А что же с юной дамой? Она живет в советском посольстве?
 – Ну что вы! Они поместили ее в отеле «Ритц». Ведь это же звезда. Великолепно играет. Вчера я слушал концерт Моцарта в ее исполнении. Она была просто божественна, правда, номер концерта я забыл.
 – Как я слышал, она имеет свободу передвижения?
 – Само собой. Сегодня утром я прошел за ней через весь Париж. Прогулка по Люксембургскому саду, затем обед в ресторане-кораблике на Сене. Завтра у нее по плану лишь одна репетиция в консерватории во второй половине дня.
 – Значит, встретиться с ней лучше всего было бы до обеда?
 – По-видимому, да.
 Между тем они оказались уже в центре Парижа и проезжали мимо вокзала Гар дю Норд.
 – Завтра рано утром самолетом из Лондона прибудет курьер с документами, которые Фергюсон приказал срочно выписать, – сказал Хантер. – Фальшивый паспорт и так далее.
 Девлин рассмеялся:
 – Неужели вы думаете, что она тут же ответит «да» на мою просьбу? – Он покачал головой. – И как вам пришла в голову такая мысль?
 – Все дело в том, как ей это преподнести.
 – Может быть, и так, – согласился Девлин. – С другой стороны, было бы гораздо проще подсыпать ей чего-нибудь в чай.
 Тут уж пришла очередь смеяться Хантеру.
 – Знаете что? Вы мне нравитесь, профессор, хотя сначала я ощущал какую-то настороженность.
 – Почему же? – удивленно спросил Девлин.
 – В чине капитана я служил в бригаде «Райфл» в Белфасте, Лондондерри и Южном Арма.
 – А, теперь понимаю.
 – С 72-го по 78-й я был там четыре раза.
 – Четыре раза за такой срок – это слишком много.
 – Точно. Честно говоря, по моему мнению, следовало бы вернуть Ольстер аборигенам.
 – Это наилучшее предложение из всех услышанных мной сегодня, – бодро подтвердил Девлин, сдвинув шляпу на лоб, закурил и устроился поудобнее на сиденье.


* * *

 В это же самое время генерал-лейтенант Масловский в своем кабинете на площади Дзержинского размышлял над делом Качулейна.
 Сообщение Черни было передано Лубовым и получено в Москве два часа назад. Странным образом оно напомнило Масловскому об украинском Друморе, о том дождливом дне, когда Келли с пистолетом в руке не пожелал выполнить приказ.
 В кабинет вошел помощник генерала, капитан Игорь Курбский с чашкой кофе. Масловский начал медленно пить.
 – Ну, каково ваше мнение?
 – По-моему, товарищ генерал, Качулейн прекрасно справлялся со своими задачами в течение многих лет. Но теперь...
 – Я понимаю, что вы хотите сказать, – прервал его Масловский. – Теперь, когда британской контрразведке известно о его существовании, поимка его лишь вопрос времени.
 – А Черни англичане вообще могут взять в любой момент.
 Постучав, у двери появился ординарец с шифрограммой. Курбский взял ее, отпустил прапорщика и сказал:
 – Для вас, товарищ генерал. От Лубова из Дублина.
 Смысл сообщения заключался в том, что Девлин отправился в Париж на встречу с Татьяной Ворониной. Как только генерал услышал это имя, он вскочил и вырвал шифрограмму у Курбского. Ни для кого не была тайной его привязанность к приемной дочери, особенно усилившаяся после смерти жены. Считавшийся на работе мясником, дома он был совершенно иным.
 – Кто наш лучший сотрудник в парижском посольстве? Белов?
 – Так точно, товарищ генерал.
 – Сегодня же вечером пошлите ему шифровку: Танины концерты отменяются. Возражения не принимаются. Отвечаете за ее безопасность до момента прибытия в Москву. Масловский.
 – А Качулейн?
 – Он свое дело сделал. Жаль его, конечно.
 – Так мы будем его отзывать?
 – Нет. На это нет времени. Действовать нужно немедленно. Качулейна ликвидировать Черни – тоже. Чем раньше, тем лучше.
 – Разрешите сказать, товарищ генерал? Лубов в этом смысле не особенно того...
 – Что того?! Он что, не прошел соответствующей подготовки? Как бы там ни было, эти двое не ждут такого исхода, так что особых сложностей у него не возникнет.


* * *

 Телетайп в советском посольстве в Париже начал отстукивать шифровку. Девушка-оператор подождала, пока не пройдет весь текст, и отправилась к старшему ночной смены.
 – Шифровка из Москвы для полковника Белова.
 – Его нет в Париже, – ответил дежурный офицер. – Если не ошибаюсь, он сейчас в Лионе. Приедет завтра во второй половине дня. Без его личного кода расшифровка все равно невозможна.
 Оператор зарегистрировала входящий номер, положила шифровку в сейф и вернулась на свое рабочее место.
 В Дублине Лубов прекрасно провел вечер, посмотрев великолепную постановку «Заложника» Брендана Биена и поужинав в одном из лучших рыбных ресторанов города. Так что в посольство, где его ждала шифровка из Москвы, он возвратился около полуночи.
 Прочитав ее в третий раз, он никак не мог поверить в то, что там было написано. В течение ближайших двадцати четырех часов он должен был убрать и Черни, и Качулейна. Руки его вспотели и дрожали. Несмотря на основательную подготовку и долгие годы службы в КГБ, убивать людей Лубову еще никогда не приходилось.


* * *

 Татьяна Воронина выходила из ванной комнаты своего роскошного номера в «Ритце», когда принесли завтрак: чай, бутерброды и мед – именно то, что она заказывала. На ней были оливково-зеленый комбинезон и мягкие коричневые сапожки, так что все вместе это напоминало нечто полувоенное. Таня была изящной молодой женщиной с темными непослушными волосами, которые все время приходилось убирать со лба. Она недовольно посмотрела на себя в золоченое зеркало над камином и собрала волосы на затылке в узел. Затем села и принялась за завтрак. Не успела она закончить трапезу, как в номере появилась приятная седоватая женщина лет сорока пяти. Это была постоянно сопровождавшая ее на гастролях секретарша – Рубенова.
 – Доброе утро. Как настроение?
 – Прекрасное! Отлично выспалась.
 – Я рада. В полтретьего тебя ждут в консерватории на генеральной репетиции.
 – Нет вопросов, – сказала Таня.
 – До обеда пойдешь гулять?
 – Да, хотела бы все-таки сходить в Лувр. В следующие дни у нас столько дел, так что сегодня, наверное, последняя возможность расслабиться.
 – Пойти с тобой?
 – Да нет, я одна. Увидимся в час, на обеде...
 Чудесным парижским утром Таня вышла из отеля и спустилась по ступеням главного входа. На противоположной стороне бульвара ее уже ждали Девлин и Хантер.
 – Она, кажется, просто решила прогуляться, – заметил Хантер.
 Девлин кивнул.
 – Поедем потихоньку за ней, а там посмотрим.
 Перебросив полотняную сумку через левое плечо, Таня шла, как бы приплясывая, – прогулка на свежем утреннем воздухе явно доставляла ей удовольствие. Вечером в программе – четвертый концерт Рахманинова. Она особенно любила это произведение, так что не чувствовала даже обычного нервного напряжения перед большим концертом. Кроме того, у нее был опыт, а после успеха в Лидсе и на конкурсе Чайковского и международная известность.
 Музыка была практически единственным увлечением в ее жизни. Правда, один раз Таня влюбилась в молодого военного врача из десантной бригады, погибшего в прошлом году в Афганистане. Этот трагический случай, однако, не сломил ее. В тот вечер, когда пришло известие о его смерти, Таня давала один из лучших своих концертов. Но мужчин с тех пор избегала. Слишком много неприятного было связано с ними. И не требовалось быть особо изощренным психиатром, чтобы понять: несмотря на славу и успех, несмотря на связанные с этим привилегии, несмотря на огромное влияние генерала Масловского, она во многом продолжала оставаться маленькой девочкой, стоящей на коленях перед телом отца, столь жестоко вырванного из ее жизни.


* * *

 Бодрым шагом по Елисейским полям она направлялась к Плас де Конкорд.
 – По утрам, наверное, трусцой бегает, – заметил Девлин.
 Она свернула в прохладный и тихий сад Тюильри. Хантер кивнул.
 – Я так и предполагал, что она пойдет в Лувр. Следуйте за ней пешком. Я посмотрю, где можно припарковать машину, и буду ждать вас у главного входа.
 В саду Тюильри были выставлены скульптуры Генри Мура, и Таня, не останавливаясь, мельком оглядывала их. Девлин тоже не находил особо интересным для себя ни одно из произведений. Так через парк она дошла до Лувра.
 Таня оказалась исключительно искушенной экскурсанткой, задерживалась лишь перед творениями великих мастеров, Девлин же следовал за ней на почтительном расстоянии. Некоторое время она провела в зале Рембрандта, потом остановилась перед самой знаменитой картиной в мире – «Моной Лизой» Леонардо да Винчи.
 Девлин приблизился.
 – Вы не находите, что она сегодня улыбается? – спросил он по-английски.
 – Что вы имеете в виду? – ответила она на том же языке.
 – В Лувре утверждают, что она улыбается отнюдь не всегда.
 Татьяна посмотрела на Девлина.
 – Какая ерунда.
 – Вы вот тоже такая строгая. Ни тени улыбки на лице.
 – Что за чушь вы несете? – отрезала она, но все же улыбнулась.
 – Когда вы изображаете чопорную даму, то опускаете уголки губ, – сказал он. – А вам это не идет.
 – Какое вам дело до того, что мне идет, а что нет?
 Он стоял перед ней, держа руки в карманах пальто, в своей черной фетровой шляпе набок, и глаза его были такой синевы, какой она еще никогда не видела. Было в нем некое добродушное бесстыдство, соединенное с самоиронией, которую она всегда находила привлекательной, хотя мужчина, стоявший перед ней, был, по крайней мере, вдвое старше ее. Она вдруг ощутила какую-то тягу к этому человеку, какое-то совершенно неконтролируемое возбуждение и должна была глубоко вздохнуть, чтобы собраться с силами.
 – Извините, – произнесла она и пошла, убыстряя шаг.
 Девлин выждал немного и последовал за ней. Какая привлекательная молодая женщина, но почему-то очень пугливая. Интересно узнать, почему?
 Она дошла до Гранд Валери. Ее внимание привлекло «Распятие» Эль Греко. Таня долго смотрела на полотно, не обращая внимания на Девлина, вновь появившегося рядом.
 – И что вам это говорит? – мягко спросил он. – Вы видите в этом любовь?
 – Нет, – ответила она. – Скорее протест против смерти. Зачем вы преследуете меня?
 – Разве?
 – Да, с самого сада Тюильри.
 – Неужели? Скорее всего вам просто показалось.
 – Вот уж нет. Вы из тех, на кого даже при случайной встрече оглядываешься дважды.
 Странно, но больше всего в этот момент ей захотелось заплакать и открыться этому невероятно теплому голосу. Он взял ее под руку и мягко сказал:
 – Ну что вы, успокойтесь. Вы еще не рассказали мне, что разгадали у Эль Греко.
 – Я ведь не верующая, – ответила она, – я вижу на кресте не Спасителя, а большого мужчину, которого пытают какие-то мелкие людишки. А вы как считаете?
 – Мне нравится ваш акцент, – сказал Девлин. – Напоминает Грету Гарбо, которую я видел в кино мальчишкой. Но это было сто лет назад.
 – Я знаю, кто такая Грета Гарбо, – сказала она. – И ваш комплимент мне льстит. Однако вы до сих пор не сказали, что же означает эта картина для вас.
 – Довольно сложный вопрос. Особенно сегодня, – пробормотал Девлин. – Сегодня в семь утра в соборе Святого Петра в Риме состоялась особая служба. Вместе с папой в ней участвовали кардиналы из Великобритании и Аргентины.
 – И чего-нибудь добились?
 – Увы. Они не остановили ни военно-морские силы Соединенного Королевства, ни аргентинские бомбардировщики.
 – Что же это означает?
 – А то, что Господу Богу, если он существует, плевать на наши расходы.
 Таня сморщила лоб.
 – Не могу понять, что у вас за акцент. Вы ведь не англичанин. Да?
 – Нет, ирландец.
 – А я думала, что все ирландцы глубоко религиозны.
 – Несомненно. У моей тети Ханны были даже мозоли на коленях от беспрестанных молитв. Когда я был маленьким, она меня в Друморе по три раза на дню таскала в церковь.
 Татьяна оцепенела.
 – Что вы сказали?
 – Я говорил о Друморе, ольстерской деревушке. Там есть церковь Святого Духа. Я очень хорошо помню, как мой дядя и его друзья после службы заходили в бар Мерфи.
 Она повернула к нему ставшее вдруг совершенно белым лицо.
 – Кто вы?
 – Одно могу сказать точно, дитя мое, – сказал он и провел рукой по ее черным волосам. – Я не Качулейн, последний из Черных героев.
 Глаза ее широко раскрылись и гневно сверкнули, а руки вцепились в воротник пальто.
 – Кто вы?
 – В некотором роде Виктор Левин.
 – Левин? – Она была явно удивлена. – Ведь Левин мертв. Около месяца назад погиб где-то в Аравии. Так мне сказал отец.
 – Генерал Масловский? Естественно, он должен был сказать вам нечто подобное. О нет, Левин бежал, оказался сначала в Лондоне, а потом в Дублине.
 – У него все в порядке?
 – Левин все-таки мертв, – выдавил из себя Девлин. – Убит Майклом Келли, или Качулейном, или Черным героем, или как там его еще. В общем, тем самым человеком, который двадцать три года назад на Украине застрелил вашего отца.
 Татьяна Воронина вдруг обомлела и начала падать Девлину на руки. Он успел подхватить ее.
 – Держитесь за меня. Я выведу вас на свежий воздух.
 Они сели на лавочку в саду Тюильри. Девлин вынул свой серебряный портсигар и протянул Татьяне.
 – Курить, конечно, плохо, но...
 – Нет, спасибо.
 – Да, не стоит вредить организму. Ваши лучшие годы еще впереди.
 Когда-то он уже произносил эти слова, обращаясь к девушке, очень похожей на ту, что сидела с ним рядом. Она тоже не считалась красавицей в общепринятом смысле, но по-своему была притягательна. И хотя было это давным-давно, он почувствовал боль, которую даже время не в силах было стереть из памяти, и поднял на Татьяну глаза.
 – Для тайного агента вы производите довольно странное впечатление, – произнесла наконец она. – Ведь вы же шпион, я права?
 Он рассмеялся так громко, что Тони Хантер, на другой стороне выставки Генри Мура читавший на лавочке газету, вздрогнул и обернулся.
 – Боже упаси! – Девлин вытащил бумажник и подал визитную карточку. – Вот, пожалуйста, мое удостоверение личности. Ношу с собой исключительно из соображений формального характера, смею вас уверить.
 Таня вслух прочла:
 – Профессор Лайам Девлин, Тринити-колледж, Дублин. – Она подняла глаза. – Профессор чего?
 – Английской литературы. Как и большинство гуманитариев, занимаюсь довольно обширной тематикой: Оскар Уайльд, Бернард Шоу, Брендан Биен, Джеймс Джойс, Вильям Батлер Йетс. В общем, довольно пестрая компания. Католики и протестанты. Но все – ирландцы. Собственно, мы немного отвлеклись от дела.
 Он засунул визитку обратно в бумажник. Татьяна спросила:
 – Скажите, а каким образом профессор старинного и известного университета попадает в такие переделки?
 – Вы когда-нибудь слыхали об Ирландской Республиканской Армии?
 – Об ИРА? Само собой разумеется.
 – Я состоял в этой организации с шестнадцати лет, но теперь отошел от активной работы из-за несогласия с методами, которыми пользуется Временная ИРА в своей нынешней кампании.
 – Подождите, помолчите, дайте я сама угадаю. – Таня улыбнулась. – Вы ведь в душе романтик, не правда ли, профессор Девлин?
 – Неужели?
 – Да. Потому что только романтику может прийти в голову носить такую оригинальную шляпу. Но за этим, конечно, скрывается и многое другое. Подкладывать бомбы в ресторанах, чтобы убивать детей и женщин, вы не сможете. Но мужчину застрелили бы не раздумывая, особенно если это профессиональный преступник.
 Девлин начал ощущать себя не в своей тарелке.
 – Что за фантазия пришла вам в голову высказать мне все это?
 – А почему бы и нет, профессор Девлин? Я вас поняла. Вы – настоящий революционер, безнадежный романтик, который больше всего боится, что все это закончится.
 – Это? Что «это»?
 – Игра, профессор. Безумная, опасная и прекрасная игра, которая только и делает жизнь настоящей для такого человека, как вы. Хорошо, хорошо, может быть, вам и нравится замкнутый мир университетской аудитории, или, может быть, вы только пытаетесь убедить себя в этом. Но при первой же возможности вдохнуть запах пороховой гари...
 – Позвольте мне просто передохнуть, – прервал ее Девлин.
 – А самое худшее, – продолжала она, не обращая внимания на только что прозвучавшую просьбу, – это то, что вы хотите иметь и то и другое одновременно. С одной стороны – славно побабахать из пистолета, а с другой – устроить миленькую и чистенькую революцию, в которой не убивают невинных.
 Она сидела, как-то совершенно по-особому скрестив руки, будто ухватившись за саму себя.
 – Ну что, ничего не забыли? – спросил Девлин.
 Она криво усмехнулась.
 – Иногда я сама себя так завожу, пока пружина не лопнет.
 – И тогда на слушателей обрушиваются все эти фрейдистские штучки, – добавил он. – За водкой и клубникой на даче Масловского это производит неизгладимое впечатление.
 Лицо ее приняло строгое выражение.
 – Я не позволю вам насмехаться над ним. Он всегда был очень добр ко мне и, в конце концов, он – единственный мой отец.
 – Может быть, – согласился Девлин. – Но Масловский не всегда был им.
 Татьяна гневно взглянула на него.
 – Хорошо, профессор Девлин, может быть, пора рассказать, что же все-таки вы от меня хотите?
 Он не упустил ничего, начав с йеменской истории Виктора Левина и Тони Виллерса и закончив убийством Левина и Билли Уайта в Килри. Потом довольно долго сидел молча.
 – Левин говорил, что вы часто вспоминаете о Друморе и обстоятельствах смерти отца, – мягко вернулся к беседе Девлин.
 – Да, время от времени тот кошмар вырывается вдруг из подсознания, но так, как будто это случилось не со мной. Я словно сверху вниз смотрю на маленькую девочку, склонившуюся под дождем над телом своего отца.
 – А Майкл Келли, или Качулейн? О нем вы вспоминаете?
 – Его я никогда не забуду, – произнесла она глухо. – У него было странное лицо, будто у юного великомученика. Но самой странной была его мягкость, его нежность ко мне.
 Девлин взял ее за руку.
 – Давайте немного пройдемся.
 Когда они шли по парку, Девлин спросил:
 – А Масловский когда-нибудь заговаривал с вами о тех событиях?
 – Нет.
 Девлин почувствовал, как ее рука напряглась.
 – Спокойно, – произнес он тихо. – А теперь самый важный вопрос: вы никогда не пытались сами заговорить с ним?
 – Нет, черт побери!
 – Вам, конечно, этого тоже не особенно хотелось, – настаивал он. – Ведь это все равно что ткнуть палкой в осиное гнездо.
 Татьяна остановилась, посмотрела на Девлина и снова скрестила руки своим особым жестом.
 – Что вам от меня нужно, профессор Девлин? Мне что, перебежать, как Левину? Зачем? Чтобы рассматривать тысячи фотографий в надежде узнать Келли?
 Они сели на ближайшую лавочку, и Таня наклонилась к Девлину.
 – Хочу открыть вам одну тайну, профессор, вы здесь, на Западе, глубоко ошибаетесь, думая, что все мы только спим и видим, как бы сбежать из своей страны. Мне там нравится. – Я – известная пианистка. Я обладаю свободой передвижения везде, в том числе и в Париже. И никакого КГБ – за мной по пятам не ходят люди в черных плащах. Я иду куда хочу.
 – Потому что ваш приемный отец – генерал-лейтенант КГБ, начальник пятого отдела, который раньше был тринадцатым. Так что меня очень бы удивило, если бы ваша жизнь была иной. А что касается отдела, которым руководит ваш отец, то его номер для очень многих действительно оказался несчастливым. Правда, когда Масловский реорганизовал свою службу в 1968 году, он поменял номер. Но суть осталась прежней – это контора по организации покушений. Ведь нечто подобное есть в любой системе, основанной на беспрекословной дисциплине.
 – В такой, как, например, ИРА? – Она подалась вперед. – Скольких людей вы убили во имя того, во что верите? А, профессор?
 Девлин мягко улыбнулся и странно знакомым жестом погладил ее по щеке.
 – Понятно. Как я вижу, мы зря теряем время. Но тем не менее я все-таки хотел бы кое-что передать вам.
 Из папки, привезенной утром курьером Фергюсона, он вынул большой коричневый конверт и положил ей на колени.
 – Что это? – удивленно спросила она.
 – В приступе оптимизма Лондон решил подарить вам британский паспорт и новое имя. Фотография в паспорте прекрасная. Кроме того, в конверте еще деньги – французские франки и описание нескольких маршрутов следования до Лондона.
 – Спасибо, не нуждаюсь.
 – Как бы там ни было, но все это теперь принадлежит вам. И вот это – тоже. – Девлин снова вынул из бумажника свою визитку и протянул Татьяне. – Сегодня во второй половине дня я возвращаюсь в Дублин. Не вижу смысла больше болтаться здесь.
 Однако курьер из Лондона привез не только фальшивый паспорт. У него было и личное сообщение Фергюсона для Девлина: Макгинесс и начальник штаба в ярости. Они считают, что у них невозможна утечка информации, поэтому выходят из игры. Восстанавливать подорванное доверие должен был Девлин.
 Немного помешкав, Татьяна положила конверт и визитку в свою сумку.
 – Мне жаль. Вы зря проделали такой долгий путь.
 – У вас есть мой телефон, – сказал он. – Звоните в любое время. – Девлин встал. – Кто знает, может быть, у вас еще появится желание задать мне пару-другую вопросов.
 – В этом я сильно сомневаюсь, профессор Девлин. – Татьяна протянула руку. – Прощайте.
 Он коротко пожал ее ладошку, повернулся и через парк пошел к лавочке, на которой сидел Хантер.
 – Ну что, поехали, что ли? – сказал он.
 Хантер вскочил и побежал за ним.
 – Что-нибудь вышло?
 – Ничего, – ответил Девлин, когда они подошли к машине. – Она не желает иметь с нами дела. Ну что же, поедем к вам на квартиру, я заберу вещи. Потом в аэропорт. Если повезет, успею на самолет, который улетает в Дублин после обеда.
 – Так вы улетаете?
 – Несомненно. – С этими словами Лайам Девлин откинулся на сиденье и надвинул шляпу на глаза.
 Татьяна Воронина видела, как они отъехали и затерялись в потоке машин на Рю де Риволи. Она некоторое время стояла, обдумывая происшедшее, потом покинула парк и пошла по тротуару, мыслями все время возвращаясь к необычным событиям сегодняшнего дня. Лайам Девлин оказался опасно притягательным мужчиной, да тут еще история, заставившая так ясно вспомнить то далекое прошлое, которое, конечно же, лучше всего было бы забыть.
 Она вдруг заметила машину, медленно ехавшую прямо перед ней. Дверца черного «мерседеса» отворилась, и из нее выглянула Рубенова. Она была возбуждена и даже напугана.
 – Таня!
 Воронина подошла к ней.
 – Наташа, что ты здесь делаешь? Что случилось?
 – Танечка, пожалуйста! Садись!
 Рядом с Рубеновой сидел молодой человек с жестким непроницаемым лицом, в синем костюме, белой рубашке с темно-синим галстуком и черных кожаных перчатках. Человек рядом с шофером выглядел близнецом первого. А оба вместе – как служащие богатой похоронной конторы. Таня почувствовала себя неуютно.
 – Да что такое?
 Тут же человек, сидевший рядом с Рубеновой, вышел из машины, учтиво, но твердо подхватил Татьяну под локоть.
 – Я Туркин, Татьяна Ивановна, Петр Туркин. Рядом с шофером – мой товарищ по работе в ГРУ лейтенант Иван Шепилов.
 В ГРУ – Главном разведуправлении Вооруженных Сил, на Татьяну нахлынул страх, и она попыталась вырвать локоть.
 – Татьяна Ивановна... – Хватку человека в синем костюме она почувствовала еще сильнее. – Не надо сопротивляться, а то вывихните себе руку. А ведь вечером у вас концерт. Мы очень не хотели бы разочаровывать ваших поклонников.
 В его глазах она прочла какую-то извращенную жестокость, от которой мороз продирал по коже.
 – Оставьте меня в покое!
 И она попыталась ударить того, кто ее держал, но безрезультатно.
 – Вы еще ответите за это! Вы что, не знаете, кто мой отец?
 – Генерал-лейтенант КГБ Масловский, его-то приказ я и выполняю. Так что будьте умницей и делайте то, что вам говорят.
 Шок был настолько сильным, что отнял у нее всю волю к сопротивлению. В следующее мгновение Татьяна уже сидела рядом с Рубеновой, готовой в любую минуту расплакаться. Туркин сел в машину с другой стороны.
 – В посольство! – скомандовал он шоферу.
 Машина тронулась, и Татьяна крепко сжала руку Наташи. Впервые с раннего детства в Друморе она испытывала столь сильный страх.




 Глава 7


 Николай Белов был представительным мужчиной лет пятидесяти с одутловатым лицом человека, стремящегося взять от жизни больше, чем это позволяет состояние здоровья. В общем, тип марксиста, шьющего костюмы и пальто в лучших ателье Лондона. Седая шевелюра и несколько пресыщенное выражение лица довершали облик полковника КГБ, производившего на незнакомых людей впечатление стареющего изысканного актера.
 Крайней необходимости в лионской командировке, собственно, не было. Однако очень хотелось прокатиться куда-нибудь с секретаршей Ириной Вронской, которая вот уже несколько лет состояла «служебной женой» полковника. В Лионе они провели два крайне приятных дня, впечатление от которых, впрочем, моментально исчезло по возвращении в посольство.
 Не успел он расположиться в своем кабинете, как туда влетела Ирина.
 – Срочная шифровка из КГБ для тебя лично.
 – От кого?
 – От Масловского.
 Одно только имя подбросило Белова в кресле. Вместе с Ириной он кинулся в шифровальный отдел. Операторша вставила ленту в машинку, он напечатал номер ключа, распечатка зажужжала и выплюнула лист бумаги с текстом. Белов прочитал и тихо выругался. Затем взял Ирину под локоть и вышел с ней в коридор.
 – Лейтенанта Шепилова и капитана Туркина немедленно ко мне.


* * *

 Белов просматривал за столом дела, когда Ирина отворила дверь перед Ворониной и Рубеновой в сопровождении Шепилова и Туркина. Белов, официально числившийся первым атташе посольства по культуре, хорошо знал Татьяну, потому что по своей должности обязан был сопровождать ее на приемах.
 Он поднялся.
 – Рад снова видеть вас.
 – Позвольте узнать, что происходит? – набросилась она на Белова. – Вот эти двое, не говоря ни слова, затолкали меня в машину в центре города!..
 – Я уверен, что капитан Туркин действовал в соответствии с обстановкой. – Белов кивнул Ирине. – Сейчас же свяжитесь с Москвой. – И снова повернулся к Тане. – Пожалуйста, сядьте и успокойтесь.
 Тем не менее она осталась стоять, глядя на безмолвно вытянувшихся у стены Туркина и Шепилова.
 – Я вас прошу, – повторил Белов.
 Она села, Белов предложил закурить, и она, крайне возбужденная, не отказалась. Туркин отделился от стены и щелкнул массивной золотой зажигалкой от Куртье. Вдохнув едкий дым, Татьяна закашлялась.
 – Ну, а теперь расскажите, пожалуйста, что вы делали сегодня утром, – начал Белов.
 – Я гуляла по саду Тюильри.
 Сигарета оказала свое действие, и Татьяна успокоилась. Она вновь контролировала себя, и это означало, что она может защищаться.
 – А потом?
 – Ходила в Лувр.
 – С кем вы встречались?
 Этот вопрос-ловушка вызвал почти автоматический ответ. К своему удивлению, Татьяна выпалила:
 – Я была совершенно одна! Может быть, я неясно объяснила?
 – Знаю, знаю, – терпеливо ответил Белов. – Но, возможно, вы в Лувре с кем-нибудь разговаривали? Кто-нибудь к вам подходил?
 Татьяна выжала из себя усмешку.
 – Ах, вот оно что, вы, оказывается, интересуетесь, не пытался ли кто-нибудь заигрывать со мной? К сожалению, нет. В этом смысле Париж разочаровал меня. – Она раздавила сигарету в пепельнице. – Так что же все-таки стряслось, Николай Алексеевич?
 У Белова не было причин не доверять ей. Более того, он хотел ей верить. Ведь и сам он вчера не был на службе. Окажись он тогда в посольстве и получи приказ Масловского вовремя, Татьяна Воронина не вышла бы сегодня утром из «Ритца». Во всяком случае, одна.
 В кабинет впорхнула Ирина.
 – Генерал Масловский на проводе.
 Белов снял трубку, Татьяна тут же протянула к ней руку.
 – Я хочу с ним говорить.
 Полковник отклонился назад.
 – Белов слушает, Иван Владимирович.
 – Здравствуй, Николай. Она у вас?
 – Так точно, Иван Владимирович. – Многолетняя служба, связывавшая их, позволяла обходиться без уставного «товарищ генерал».
 – Она под охраной? Ни с кем не вступала в контакт?
 – Все в порядке, Иван Владимирович.
 – Значит, этот Девлин не пытался с ней поговорить?
 – Судя по всему, нет. Мы запросили через компьютер его личное дело, со всеми фотографиями и подробностями жизни. Если он попытается что-нибудь предпринять, мы сразу же обнаружим.
 – Ну, хорошо. Дайте Таню.
 Она почти вырвала трубку из рук Белова.
 – Папа?
 Вот уже много-много лет она обращалась к своему приемному отцу именно так. Его голос, как всегда, звучал мягко и дружелюбно:
 – Как твои дела? Все в порядке?
 – Они меня совершенно вывели из себя, – ответила Татьяна. – Никто не хочет сказать мне, что происходит.
 – Думаю, единственное, что я могу тебе сказать, так это то, что по причинам, которые в данную минуту значения не имеют, ты оказалась втянутой в дело, затрагивающее государственную безопасность нашей страны. Все очень серьезно, и ты должна как можно быстрее вернуться в Москву.
 – А мои гастроли?..
 Голос человека на другом конце провода стал вдруг холодным, непримиримым, не терпящим никаких возражений.
 – Гастролям конец. Сегодня вечером ты еще выступишь в консерватории. Первый прямой рейс на Москву все равно завтра утром. Через прессу объявим, что твоя старая травма кисти дала о себе знать, в связи с чем необходимо срочное лечение. Этого будет вполне достаточно.
 Всю свою сознательную жизнь Татьяна соглашалась с тем, что он определял ее карьеру, ибо верила в его заботу и любовь. Но тон голоса, который она слушала сейчас, принадлежал совершенно иному человеку.
 – Но папа! – еще раз перебила она.
 – Никаких возражений. Ты будешь делать все, что скажет полковник Белов. Дай мне его.
 Дрожащей рукой она молча протянула трубку Белову. Так он с ней еще никогда не говорил. Разве она была просто девчонкой с улицы, с которой можно поступать как заблагорассудится?
 – Слушаю, Иван Владимирович. – Белов некоторое время молчал. – Нет вопросов. Вы можете на меня положиться.
 Положив трубку, он открыл одно из дел на письменном столе. На фотографии, которую он вынул оттуда, был изображен Лайам Девлин. Года на два моложе, но это был, несомненно, он.
 – Этот человек по национальности ирландец. Зовут его Лайам Девлин. Работает профессором в Дублинском университете и обладает определенным шармом. Однако было бы большой ошибкой недооценивать его. Всю свою жизнь он состоял активным членом ИРА, а одно время даже входил в состав руководства этой организации. Отличный стрелок и безжалостный боевик. Еще в юности по поручению группы приводил в исполнение смертные приговоры.
 Таня глубоко вздохнула.
 – А какое он имеет отношение ко мне?
 – Какое именно, вас не касается. Вам достаточно знать, что он во что бы то ни стало попытается поговорить с вами, а этого мы не можем допустить ни при каких обстоятельствах, не так ли, капитан?
 – Да, товарищ полковник, – произнес Туркин с каменным лицом.
 – Итак, – сказал Белов, вновь обращаясь к Тане, – теперь вы с Рубеновой возвратитесь в «Ритц» в сопровождении Шепилова и Туркина. Не покидайте отель до вечернего концерта, на который вы опять же поедете с ними. Я тоже буду там; потом посол дает прием, на который приглашен президент Миттеран. Лишь из-за него мы не отменили сегодняшнее выступление. Вам что-нибудь неясно?
 – Нет, – холодно ответила она, усмехнувшись. – Даже слишком ясно.
 – Вот и хорошо, – удовлетворенно произнес Белов. – Тогда возвращайтесь в отель и отдыхайте.
 Татьяна повернулась, и Туркин с почти незаметной кривой ухмылкой на лице отворил дверь. Она прошла мимо капитана в сопровождении Шепилова и насмерть перепуганной Рубеновой. Последним кабинет покинул Туркин.


* * *

 Девлин только что приехал домой в Килри. У него, кстати, не было экономки, а лишь приходящая дважды в неделю горничная, которая приводила дом в порядок, что его вполне устраивало. Он зашел на кухню, поставил воду на огонь и отправился в гостиную, чтобы разжечь камин. В тот самый момент, когда он подносил спичку к щепкам, в дверь террасы постучали. Девлин обернулся и увидел Макгинесса.
 – Быстро же ты! Я только что вернулся.
 – Я знал об этом через пять минут после посадки самолета из Парижа. – Макгинесс был в гневе. – Что происходит, Лайам? В какую игру мы играем?
 – О чем ты говоришь?
 – О Левине и Билли, а кроме того, о Майке Мерфи, труп которого с двумя пулями выловили из Лифи. Ясно как божий день, что это дело рук Качулейна. Откуда у него информация?
 – Откуда мне знать? – Девлин взял два бокала и бутылку «Бушмиллс». – Выпей и успокойся.
 Макгинесс отпил немного.
 – Я считаю, что информация уходит через Лондон. Как известно, в британской тайной службе давно уже работает масса чужих агентов.
 – Ты несколько преувеличиваешь, но доля правды в этом есть, – подтвердил Девлин. – Однако, как я уже говорил, Фергюсон считает, что утечка имеет место у вас.
 – Чушь. Надо, в конце концов, взять Черни и выжать из него все.
 – Почему бы и нет, – сказал Девлин. – Но я сперва согласовал бы это с Фергюсоном. Давай подождем еще сутки.
 – Пусть будет по-твоему, – с явным неудовольствием ответил Макгинесс. – Будем поддерживать самый тесный контакт, Лайам.
 Он вышел, как и вошел, через террасу.
 Девлин налил себе еще, опустился в кресло, пригубил виски, подумал немного и снял трубку. Хотел было уже набрать номер, однако, чуть помедлив, снова положил трубку на место, достал из ящика стола черный прибор и включил его. Никакой реакции. Ни от телефонного аппарата, ни от чего-либо еще во всей комнате.
 Он удивленно хмыкнул.
 – Так. Значит, либо Фергюсон, либо Макгинесс. Один из двух.
 Девлин набрал номер Фергюсона на Кавендиш-сквер.
 – Фокс слушает.
 – Он на месте, Гарри?
 – В данный момент его здесь нет. Ну, как провели время в Париже?
 – Очень приятная девушка. Понравилась, но произвела впечатление запутавшегося человека. Я лишь изложил ей голые факты, больше мне нечего было сказать. Документы, привезенные вашим курьером, взяла, но оптимистических прогнозов я бы делать не стал.
 – А я никогда не был оптимистом, – ответил Фокс. – Что там в Дублине? Вы можете поправить дело?
 – Макгинесс уже был у меня. Он хочет взять Черни и как следует потрясти его.
 – Может быть, это наилучшее решение.
 – Ох, Гарри. Белфаст действительно нехорошо подействовал на тебя. И тем не менее ты, возможно, прав. На одни сутки мне удалось задержать его. Если понадоблюсь, я у себя. Кстати, я дал Ворониной свою визитку. Представь себе, Гарри, она сочла меня неисправимым романтиком!
 – Вы очень убедительно играете свою роль, но мне кажется, что это не только игра. – Фокс рассмеялся и повесил трубку.
 Некоторое время Девлин сидел насупившись. Потом снова раздался стук в дверь террасы, и на пороге появился Гарри Кассен.
 – Гарри! – воскликнул Девлин. – Вот кто делает лучший омлет в мире. Тебя мне послало само небо!
 – Лестью от меня многого не добьешься. – Кассен налил себе виски. – Ну, как Париж?
 – Париж? – удивленно спросил Девлин. – Ах, это была всего лишь шутка. По поручению университета я ездил на кинофестиваль в Корк. Переночевал там и вернулся обратно на машине голодный как волк.
 – Ну, ладно, – сказал Кассен. – Ты накрываешь на стол, а я делаю омлет.
 – Ты настоящий друг, Гарри.
 Кассен остановился у двери.
 – А ты сомневался, Лайам? В конце концов, мы ведь знаем друг друга много лет. – Он улыбнулся и исчез на кухне.
 В надежде привести себя в порядок Таня принимала горячую ванну. В дверь постучала и вошла Рубенова с кофе.
 – О, спасибо. – Татьяна протянула руку и взяла чашку с подноса.
 Наташа подвинула к краю ванны табуретку и присела.
 – Ты должна быть очень осторожна, сердечко мое. Понимаешь, Таня?
 – Странно, – ответила она. – Так меня еще никогда не предупреждали.
 Тут ей подумалось, что со дня того кошмара в Друморе, иногда мучившего ее по ночам, она всегда чувствовала себя защищенной. Масловские оказались хорошими родителями. Ей ни в чем не было отказа. В социалистическом обществе, возникшем под знаком ленинского лозунга «Вся власть народу», реальная власть на самом деле была привилегией немногих.
 Советская Россия стала кастовым обществом, в котором значение человека определялось не его личными качествами, а занимаемой должностью, Таня была дочерью Ивана Владимировича Масловского, что подразумевало великолепную квартиру, спецшколу, внимательное отношение к ее таланту. На дачу семья ездила с шофером на «Чайке» по безлюдной государственной трассе. Деликатесы на их обеденном столе, так же, как и платья, которые она носила, покупались, естественно, в спецсекции ГУМа по определенным талонам.
 На все это она не обращала внимания, так же, как и на процессы против диссидентов и на существование ГУЛАГа. И точно так же она старалась упрятать подальше в подсознание созданную когда-то Масловским чудовищную реальность Друмора, где она стояла на коленях перед простреленным телом родного отца.
 – Тебе стало легче? – спросила Рубенова.
 – Конечно. Подай, пожалуйста, полотенце. – Она завернулась в него и спросила:
 – Ты хорошо рассмотрела зажигалку Туркина, когда я прикуривала?
 – Не очень.
 – Она из массивного золота. Фирменная, от Куртье. Как там у Оруэлла в «Звероферме»? «Все звери равны, но некоторые более равны, чем прочие».
 – Прошу тебя, сердечко мое, – взмолилась Рубенова, – лучше бы тебе этого не говорить.
 – Ты права. – Татьяна улыбнулась. – Мне все же что-то не по себе. Пожалуй, прилягу, чтобы быть к вечеру свежей.
 Они прошли в спальню, где Таня прямо в полотенце забралась под одеяло.
 – Эти двое все еще стоят?
 – Да.
 – Хочу спать.
 Рубенова опустила жалюзи и вышла. Таня лежала в полумраке и думала.
 События последних часов сами по себе были сильнейшим шоком, однако наиболее значительным и странным ей показалось то, как с ней обошлись. Татьяна Воронина, пианистка с мировой славой, которой лично Брежнев вручал награду за заслуги в области культуры, ощутила теперь железную хватку родного государства. Ей казалось, будто она что-то из себя представляет. Теперь же, когда дошло до дела, выяснилось, что это «что-то» – ноль.
 Такой констатации было вполне достаточно. Она включила ночник, взяла сумку и вынула из нее конверт, который ей вручил Девлин. Британский паспорт произвел на нее впечатление: в соответствии с датой он был выписан три года назад и снабжен американской визой.
 Согласно паспорту в США она ездила дважды, а кроме того – в Германию, Италию и Испанию. Последний штемпель был поставлен на французском паспортном контроле неделю назад. Прекрасно. В соответствии с документами она оказалась журналисткой Джоанной Фрэнк, родившейся в Лондоне. Лицо на фотографии, как и говорил Девлин, было очень похожим.
 В конверте Татьяна обнаружила также два частных письма, полученных ею по лондонскому адресу в Челси, кредитную карточку банка «Америкэн Экспресс» и британские водительские права. Маршруты следования в Лондон были описаны четко и ясно. Они действительно обо всем позаботились, подумала Таня.
 Первая возможность – самолетом Париж – Лондон – естественно отпадала. Удивительно, как холодно и четко она просчитывала теперь варианты побега.
 Можно было также сесть на поезд до города Рен, а там сделать пересадку до Сан-Мало на побережье Бретани. Оттуда до Джерси, острова в проливе Ла-Манш, шел корабль на подводных крыльях. Остров же связывали с Лондоном многочисленные ежедневные авиарейсы.
 Она тихонько встала, взяла телефон, на цыпочках прошла в ванную комнату и прикрыла за собой дверь Там она сняла трубку и позвонила в регистратуру отеля. Звонок оказался исключительно полезным. Совершенно верно, ответили ей, есть ночной поезд на Рен, отправляется в двадцать три часа с вокзала Гар дю Норд. В Рене короткая остановка, в Сан-Мало она будет к завтраку. На корабль на подводных крыльях она никак не опоздает.
 Татьяна вышла из ванной очень довольная собой, так как не назвала дежурному ни своего имени, ни номера. Подобные вопросы мог задать любой из сотен гостей отеля.
 – Таня, они будят в тебе звериные инстинкты, – сказала она тихо самой себе.
 Из шкафа она вынула дорожную сумку, с которой обычно ходила на концерты. Много набирать нельзя – это бросится в глаза. Она подумала немного, взяла пару сапожек из мягкой кожи и аккуратно опустила их на дно сумки. Затем сняла с вешалки черный комбинезон, свернула его и положила сверху, на него – ноты и партитуры.
 Больше делать было нечего. Татьяна подошла к окну. По стеклам барабанил дождь. Она поежилась, почувствовав себя вдруг ужасно одинокой, и вспомнила о Девлине, о его внутренней силе. Тут же решила позвонить ему, но не отсюда.
 Вновь легла в постель и выключила ночник. Если бы заснуть теперь хотя бы на часок-другой! В мозгу ее снова всплыло белое как мел лицо Качулейна, и она так и не смогла окончательно успокоиться.
 На концерт Татьяна надела черное бархатное платье с жакетом. Жемчужные бусы и серьги были своего рода талисманом: их она получила в подарок от Масловских перед заключи ильным туром конкурса Чайковского, на котором потом одержала блистательную победу.
 В комнату вошла Рубенова и встала позади Татьяны, сидевшей перед зеркалом.
 – Ты готова? Уже пора. – Она положила руку на плечо Тани. – Ты сегодня обворожительна.
 – Спасибо на добром слове. Сумку я собрала.
 Рубенова подняла ее.
 – А полотенце положила? Вечно ты его забываешь.
 И не успела Татьяна сделать движение, как сумка оказалась раскрытой. Глаза Рубеновой расширились, она помедлила и взглянула на Татьяну.
 – Пожалуйста, Наташа... – тихо произнесла Таня. – Если я что-нибудь для тебя значу...
 Ее немолодая уже секретарша тяжело вздохнула, пошла в ванную и принесла оттуда полотенце, свернула и сунула в сумку. Затем застегнула «молнию».
 – Ну вот теперь все на месте, – сказала она.
 – Дождь все идет?
 – Да.
 – Тогда бархатную накидку я оставлю здесь, а с собой возьму пальто.
 Рубенова сняла пальто с вешалки и набросила Тане на плечи. Та почувствовала легкое пожатие руки.
 – Нам пора.
 Оба в смокингах, так как после концерта предстоял прием, Туркин и Шепилов ждали в соседней комнате.
 – Вы великолепно выглядите, Татьяна Ивановна, – заметил Туркин. – Ваш концерт – еще одна победа нашей страны.
 – Оставьте при себе ваши комплименты; капитан, – отрезала она, – если хотите быть полезным, возьмите сумку.
 Концертный зал консерватории был заполнен до отказа. Когда Татьяна вышла на сцену, оркестр поднялся, чтобы приветствовать ее. Разразились аплодисменты, публика встала, следуя примеру президента Миттерана.
 Таня заняла место у рояля, и шум мгновенно стих. Когда дирижер поднял палочку, в зале царила абсолютная тишина. Он опустил ее, оркестр взял первые такты, и пальцы Татьяны Ворониной заскользили по клавишам.
 Радость и экстаз переполняли ее. Изнутри будто что-то вырвалось на волю – никогда еще она не играла со столь динамичной энергией. Оркестр играл, пытаясь не отстать от Тани, так что в конце, когда великолепный концерт Рахманинова достигал своего драматического финала, они слились в единое целое. И это совершенно особенное впечатление мало кто забыл из присутствовавших в тот вечер в консерватории.
 Зал взорвался аплодисментами, каких она еще никогда в жизни не слышала, а к ногам посыпались букеты цветов.
 Таня зашла за кулисы, где ей в объятия бросилась Наташа с мокрым от слез лицом.
 – Ты сегодня была неповторима, Танечка. Это лучшее из всего, что я когда-либо слышала.
 Таня крепко обняла ее.
 – Я знаю. Это моя ночь, Наташа. Ночь, когда я могу сразиться со всем миром и победить.
 И она снова вернулась на сцену, потому что овации не смолкали.
 Франсуа Миттеран, президент Французской Республики, взял Танину руку и поцеловал.
 – Я в восторге, мадемуазель. Это было бесподобно.
 – Рада вашему признанию, господин президент, – ответила она по-французски.
 Разносили шампанское, толпа окружила ее, а блицы фотокорреспондентов ослепили, когда президент представлял ей министра культуры и других.
 Тем не менее Татьяна заметила Шепилова и Туркина, разговаривавших у двери с импозантным Беловым, явившимся на прием в бархатном смокинге и батистовой рубашке с кружевами. Он поднял свой бокал и подошел к ней. Татьяна бросила взгляд на часы. Было чуть больше десяти. Если ты хочешь исчезнуть, то нечего больше тянуть, мелькнуло у нее в голове.
 Белов приложился губами к правой руке Татьяны.
 – Вы играли просто фантастически. Подозреваю, что у вас бывают приступы гнева.
 – Смотря как к этому относиться. – Она взяла с подноса еще один бокал шампанского. – Весь дипкорпус здесь. Вы можете быть довольны. Настоящий триумф.
 – Несомненно. Но должен сказать, что мы, русские, в отличие от некоторых других народов, всегда по-особому чувствовали музыку.
 Она оглянулась.
 – А где Наташа?
 – Беседует с прессой. Позвать?
 – Спасибо, не надо. Хочу пойти привести себя в порядок. Придется обойтись без нее.
 – Да, да, конечно, – и Белов кивнул подошедшему Туркину.
 – Проводите Татьяну Ивановну в артистическую уборную. Подождите, пока она выйдет, и вместе вернитесь обратно. – Он улыбнулся Татьяне. – Мы не хотели бы, чтобы в толпе с вами что-нибудь произошло.
 Люди расступались перед ней, улыбались и поднимали бокалы.
 По узкому коридору они дошли до уборной.
 – Может, мне будет позволено самой заняться своим туалетом?
 Туркин усмехнулся.
 – Ну, если вы настаиваете, Татьяна Ивановна.
 Когда Татьяна удалилась, он достал сигарету и закурил. Не запирая дверь, она ловко скинула туфли и жакет, затем расстегнула «молнию» шикарного платья, которое тут же упало на пол. Вынула из сумки комбинезон, быстро переоделась. Потом натянула сапожки, взяла сумку и пальто, вошла в туалетную комнату и защелкнула замок.
 Окно, выходящее во двор консерватории, она осмотрела еще раньше. Оно было достаточно велико, чтобы пролезть в него. Татьяна встала на унитаз и высунулась наружу. Дождь хлестал как из ведра. Она соскочила вниз, надела пальто и побежала к воротам. Еще через минуту она уже ловила такси на Рю де Мадрид.




 Глава 8


 Девлин смотрел по телевизору какой-то фильм для полуночников, когда зазвонил телефон. Слышимость была настолько хорошей, что он подумал, будто кто-то говорит из деревни.
 – Профессор Девлин?
 – Да, слушаю.
 – Это Таня – Татьяна Воронина.
 – Где вы? – возбужденно спросил Девлин.
 – В Париже, на вокзале Гар дю Норд. У меня совсем мало времени. Еду ночным поездом в Рен.
 – В Рен? – удивился Девлин. – Господи, зачем?
 – Пересяду на поезд на Сан-Мало. К завтраку буду там. Оттуда идет корабль на подводных крыльях на Джерси, а это практически Англия и, значит, безопасность. Для бегства у меня было всего лишь несколько минут, и я решила, что все остальные пути, предложенные вашими людьми, могут оказаться блокированными.
 – Так, значит, вы все-таки решились. Почему?
 – Скажем просто: вы мне понравились, они – нет. Это, впрочем, не означает, что я ненавижу мою страну. Лишь некоторых ее представителей. Ну, мне пора.
 – Я поставлю в известность Лондон, – сказал Девлин. – Позвоните мне из Рена. Удачи вам!
 Раздались короткие гудки. Губы Девлина тронула легкая ироничная улыбка.
 – Ну, что ты теперь скажешь? – тихо произнес он. – Эта девушка из тех, кого можно спокойно знакомить с родителями. На Кавендиш-сквер трубку сняли тут же.
 – Фергюсон слушает, – произнес недовольный голос.
 – Мне кажется, вы лежите на диване и смотрите старый фильм Богарта? – съязвил Девлин.
 – Вы что, стали ясновидцем?
 – Ну так вскакивайте и выключайте телевизор. Игра идет полным ходом.
 Тон Фергюсона резко изменился:
 – Что вы там такое бормочете?
 – А то, что Татьяна Воронина все-таки сбежала и только что звонила мне с вокзала дю Норд. Она едет ночным поездом в Рен, пересаживается на поезд на Сан-Мало, оттуда утром на корабле отправится на Джерси. Прочие маршруты могут быть, по ее мнению, блокированы.
 – Умная девушка, – ответил Фергюсон. – Русские наверняка сделают все, чтобы заполучить ее обратно.
 – Из Рена она позвонит мне еще раз. Это должно быть где-то в половине четвертого или в четыре.
 – Великолепно, – сказал Фергюсон. – Никуда не отходите от телефона.
 Гарри Фокс как раз собирался принять теплый душ перед сном, когда раздался звонок. День был длинным и тяжелым, и Гарри очень хотелось спать.
 – Гарри? Немедленно приезжайте. Есть дело.
 Приказ начальника тут же разогнал его сонливость.
 Кассен работал над воскресной проповедью, когда зажужжал зуммер, означавший включение подслушивающей аппаратуры. Однако пока он поднялся на чердак, Девлин уже закончил разговор. Кассен перемотал пленку и, внимательно прослушав запись, стал размышлять об обстоятельствах, которые складывались теперь совсем не в его пользу.
 Затем он спустился в кабинет и связался с профессором Черни.
 – Это я, – сказал Кассен. – Ты один?
 – Я как раз собирался лечь спать. Откуда ты звонишь?
 – Из дома. Плохи наши дела. Слушай внимательно.
 Когда он умолк, Черни разделил его тревогу.
 – Да, ситуация действительно хуже некуда. Что я должен делать?
 – Немедленно переговори с Лубовым. Пусть он свяжется с Беловым в Париже. Возможно, они смогут ее остановить.
 – А если нет?
 – Если она здесь появится, я сам решу проблему. Жди звонка.
 Он налил себе виски и подошел к огню. Странно, но она представлялась Келли той самой маленькой девочкой под дождем. Он поднял бокал и произнес:
 – Твое здоровье, Таня Воронина. Посмотрим, удастся ли поймать тебя этим дуракам.


* * *

 Минут через пять до Туркина наконец дошло, что что-то неладно. Он вошел в уборную и остановился перед закрытой дверью туалета. На стук никто не ответил, и он взломал замок. Пустой туалет и открытое окно объяснили все. Он вылез во двор и помчался на Рю де Мадрид. Ворониной, конечно, и след простыл.
 Туркин обежал вокруг здания консерватории и снова вошел в него через главный вход, закипая от злости. Вся его карьера летела к черту, вся жизнь летела в тартарары и все – из-за этой проклятой пианистки!
 Белов с бокалом шампанского в руке как раз беседовал с министром культуры, когда Туркин похлопал его по плечу.
 – Мне искренне жаль прерывать вас, Николай Алексеевич, но у меня срочное сообщение.
 Он отвел Белова в угол и выложил все.


* * *

 Николай Алексеевич Белов давно уже обнаружил свойство своего характера добиваться наилучших результатов при наихудших обстоятельствах. В подобных случаях он никогда не впадал в панику. Через несколько минут полковник уже сидел за своим рабочим столом в посольстве, перед ним стояла Рубенова. Туркин и Шепилов – позади нее у двери.
 – Я еще раз спрашиваю вас, товарищ Рубенова, – сказал он. – Неужели Воронина ничего не говорила вам о своих планах? Ведь именно вы должны были первой догадаться о том, что она задумала.
 Рубенова была настолько потрясена и возбуждена, что это даже облегчало вранье.
 – Мне известно ничуть не больше, чем вам, товарищ полковник.
 Белов вздохнул и кивнул Туркину, который подошел сзади и толкнул Рубенову на стул. Потом Туркин снял правую перчатку, схватил женщину за шею и нажал на какой-то нерв так, что все тело ее пронзила чудовищная боль.
 – Я опять вас спрашиваю, – мягко произнес Белов. – Будьте же разумны. Мне жалко смотреть на ваши муки.
 Боль, ярость и чувство унижения, переполнявшие Рубенову, сделали ее такой смелой, какой она не была никогда в жизни.
 – Умоляю вас, товарищ полковник! Клянусь, я ничего не знала! Ничего!
 Пальцы Туркина сжали нерв сильнее – она снова вскрикнула. Белов махнул рукой.
 – Довольно. Я уверен, что она говорит правду. Зачем ей врать?
 Рубенова сидела перед ним и рыдала в голос.
 – Что теперь, товарищ полковник? – спросил Туркин.
 – У нас есть наблюдатели во всех аэропортах. Да и вообще навряд ли она успела сесть на самолет.
 – А Кале и Булонь?
 – Я туда отправил машину с ребятами. Обе гавани она может покинуть только с утренним паромом. Наши будут там еще до отхода корабля.
 Шепилов, который обычно предпочитал молчать, тихо произнес:
 – Извините, товарищ полковник, но ведь она могла побежать и в британское посольство.
 – Конечно, – согласился Белов. – Еще в июне прошлого года мы по совершенно иным причинам на входе в это посольство установили систему слежения, включаемую на ночь. Там она еще не появлялась, однако, если она это все же сделала... – Белов пожал плечами.
 Дверь открылась, и в кабинет почти вбежала Ирина Вронская.
 – Вас вызывает Лубов из Дублина. Очень срочно.
 Белов снял трубку и стал слушать. Когда он снова положил ее, по лицу его пробежала улыбка.
 – Так, так. Она – в ночном поезде на Рен. Что же, взглянем на карту. – Он кивнул на Рубенову. – Ирина, выведите ее.
 Белов нашел город на карте Франции, висевшей на стене кабинета.
 – Там она пересядет на поезд в Сан-Мало. А затем на корабль на подводных крыльях, идущий на остров Джерси в проливе Ла-Манш.
 – Это уже британская территория?
 – Совершенно верно, дорогой мой Туркин. Джерси – маленький остров, но зато один из крупнейших в мире финансовых центров, налоговый рай для большого бизнеса. Так что на Джерси отличный аэропорт с массой рейсов, отправляющихся в Лондон и другие города.
 – Ясно, – сказал Туркин. – Нужно ехать в Сан-Мало и добраться туда раньше нее.
 – Минуточку. Давайте посмотрим в «Михелине».
 Из левого верхнего ящика стола Белов достал путеводитель в красной обложке и начал листать его.
 – Ага, нашел. Сан-Мало. Километров шестьсот от Парижа, порядочная часть пути по сельским дорогам Бретани. На машине мы наверняка не успеем. Туркин, пойдите в пятую комнату и выясните, есть ли у нас кто-нибудь в Сан-Мало, кого мы могли бы использовать в этом деле. И скажите Ирине, что мне нужна вся информация по Джерси – аэропорты, порты, рейсы самолетов и кораблей, ну и так далее. Да поторапливайтесь!
 В гостиной на Кавендиш-сквер Ким подкладывал дрова в камин, в то время как Фергюсон в старом махровом халате рылся в бумагах на своем письменном столе.
 Потом поднялся.
 – Кофе, сахиб?
 – Какой там кофе, Ким! Сообразите, пожалуйста, быстренько свежего чаю с бутербродами.
 Ким вышел, а вместо него в кабинет влетел Гарри Фокс.
 – Вот, сэр, ситуация следующая: в Рене она пробудет почти два часа. Оттуда до Сан-Мало семьдесят миль. Значит, приедет в половине восьмого.
 – Во сколько отходит корабль?
 – В восемь пятнадцать. До Джерси примерно час пятнадцать. На Джерси уже время по Гринвичу, значит, там она будет в половине девятого. В десять минут одиннадцатого отправляется рейс на Лондон с посадкой в Хитроу. Она сможет легко попасть на этот самолет. Остров очень маленький, сэр. Всего пятнадцать минут на такси от порта до аэропорта.
 – Однако ее нельзя оставлять одну. Нужно, чтобы ее кто-то встретил. Летите туда как можно скорее, Гарри. Наверняка есть утренний рейс.
 – Самолет садится на Джерси только в девять двадцать.
 – А, черт! – выругался Фергюсон и ударил кулаком по столу в тот самый момент, когда в кабинет вошел Ким с чаем и сандвичами, распространявшими аппетитный запах поджаренной ветчины.
 – Одна возможность все-таки есть, сэр.
 – И какая?
 – Мой двоюродный брат Алекс, сэр. Александр Мартин. Собственно, даже троюродный брат. Он финансист и женат на местной.
 – Мартин? Это имя мне знакомо.
 – Очень может быть, сэр. Однажды мы его уже использовали. Когда он здесь работал в торговом банке, он много ездил: Женева, Цюрих, Берлин, Рим.
 – Он числится нашим агентом?
 – Нет, сэр. Чаще всего мы его использовали в качестве курьера, но когда три года назад в Берлине ситуация вышла из-под контроля, он вел себя подобающим образом.
 – Теперь вспомнил, – сказал Фергюсон. – Он должен был получить документы от одной дамы, однако, установив, что она раскрыта, провез ее в багажнике своего автомобиля через контрольно-пропускной пункт «Чарли».
 – Совершенно верно, сэр. Это наш Алекс. Одно время он был офицером Уэльской гвардии, трижды служил в Ирландии. Музыкально одарен и мечтателен. В общем, типичный валлиец.
 – Привлеките его, – сказал Фергюсон. – И немедленно, Гарри.
 У него сразу возникло ощущение, что на Мартина можно положиться, и настроение улучшилось. Он взял сандвич.
 – Хм, вкусно.


* * *

 Александр Мартин был высоким, прекрасно выглядевшим тридцатисемилетним мужчиной с обманчивым выражением задумчивости на лице и терпеливой профессиональной улыбкой эксперта по вопросам инвестирования.
 Единственным недостатком работенки, которой он занимался на Джерси вот уже полтора года, была необходимость иметь дело с очень богатыми капризными людьми, а они буквально в печенках у него сидели, на что он частенько жаловался своей жене Джоан.
 Однако жизнь поворачивалась к нему и светлой стороной. Он считался хорошим, хотя и не признанным пианистом, и музыка была его страстным увлечением.
 Сейчас он сидел в гостиной своего уютного дома в Сан-Обе с видом на море и играл довольно сложную композицию Баха, требовавшую высокой собранности. По такому случаю Мартин надел смокинг и черную бабочку. Телефон звонил довольно долго, прежде чем до него дошло, в чем дело. Он поморщился и нехотя снял трубку.
 – Мартин слушает.
 – Алекс? Это Гарри. Гарри Фокс.
 – Господи Боже мой! Это ты? – спросил Мартин.
 – Как дети и Джоан?
 – Они уехали на неделю в Германию к сестре Джоан. Ее муж, майор, сейчас в Детмолле.
 – А, так ты один? Я-то думал, ты давно спишь.
 – Да нет, только что пришел с одной вечеринки.
 Мартин уже окончательно пришел в себя и сообразил, что этот звонок отнюдь не частного свойства.
 – Ну ладно, Гарри, в чем дело?
 – Алекс, ты нам нужен, и очень срочно. Но не в той роли, что раньше. Нужна поддержка прямо на вашем острове.
 Александр Мартин даже рассмеялся от удивления.
 – Здесь, на Джерси? Ты шутишь!
 – Ты когда-нибудь слышал о Татьяне Ворониной?
 – Естественно, – ответил Мартин. – Одна из лучших пианисток, появившихся за последние годы. Я был на одном из ее концертов в «Ройял Альберт Холле». В конторе мы получаем французские газеты, сейчас она, по-моему, концертирует в Париже.
 – Неверно, – сказал Фокс. – В данный момент она едет поездом в Рен. Она решила перебежать, Алекс.
 – Не понял.
 – Если ей повезет, то в Сан-Мало она пересядет на корабль на подводных крыльях и прибудет на Джерси в восемь тридцать. У нее британский паспорт на имя Джоанны Фрэнк.
 Мартин все понял.
 – И ты хочешь, чтобы я ее встретил?
 – Совершенно верно. И сразу же в аэропорт. Посадишь ее на десятичасовой рейс на Хитроу и все. Здесь мы ее встретим сами. Сложности будут?
 – Да нет. Как она выглядит, я знаю. Кажется, у меня даже осталась программка с ее фотографией с того концерта в «Ройял Альберт Холле».
 – Великолепно, – сказал Фокс. – Сразу же по приезде в Рен она должна позвонить нашему человеку. Мы передадим, что ты ее ждешь. Минутку, с тобой хочет поговорить генерал Фергюсон.
 – Слушаю, сэр.
 – Мы вам крайне признательны, мистер Мартин.
 – Пустячное дело, сэр. Один вопрос: что предпринимает противная сторона?
 – Маловероятно, чтобы вы с ней столкнулись. Конечно, КГБ перекроет все наиболее возможные пути бегства. Но не верю, чтобы они додумались разыскивать Воронину по нынешнему маршруту. Вот так. Передаю трубку Гарри.
 – Мы будем поддерживать с тобой связь, Алекс, – сказал Фокс. – Запиши мой номер на всякий случай.
 Мартин записал.
 – Ах, оставь благодарности. Эта история внесет приятное разнообразие в мою скучную жизнь. Я позвоню.
 Мартин был в самом лучшем настроении. Сна не было ни в одном глазу. Он налил себе водки с тоником, сел за рояль и заиграл Баха.


* * *

 В пятой комнате советского посольства в Париже располагался отдел, занимавшийся французской компартией, вербовкой профсоюзных лидеров и прочими делами того же рода. Целых полчаса Туркин просматривал дела, связанные с Сан-Мало и окрестностями города, однако возвратился к Белову с пустыми руками.
 – Дело, товарищ полковник, в ненадежности французской компартии, – сказал он, обращаясь к Белову. – Когда требуется настоящая помощь, французы ставят интересы страны выше интересов партии.
 – Знаю, – ответил Белов. – Всему виной их врожденная вера в собственное превосходство. – Он указал на бумаги, разбросанные по столу. – Я хорошенько рассмотрел карту этого Джерси. Решение представляется достаточно простым. Видите вот этот маленький аэродром под Парижем? Мы им уже пользовались.
 – Круа? – спросил Туркин. – Там есть фирма аэротакси.
 – Совершенно верно. Аэропорт Джерси открывается довольно рано. Вы приземлитесь там около семи и будете располагать достаточным временем для того, чтобы перехватить нашу беглянку. Паспорта выберите по своему усмотрению. Можно прикинуться французскими бизнесменами.
 – А как мы доставим ее обратно? – поинтересовался Туркин. – Ведь в аэропорту Джерси придется проходить паспортный и таможенный контроль, что в принципе исключено. Ей слишком легко удастся привлечь к себе внимание.
 – Извините, товарищ полковник, – вставил Шепилов, – но неужели ее действительно так необходимо везти обратно? Ведь главное – чтобы она молчала, или у меня сложилось неправильное впечатление?
 – Именно неправильное, – холодно ответил Белов. – Какими бы ни были обстоятельства, генерал Масловский хочет видеть ее живой. И не хотел бы я оказаться в вашей шкуре, Шепилов, в тот момент, когда вы станете докладывать, что вынуждены были ликвидировать ее. Слава Богу, есть более простое решение. В гавани Сан-Элие можно арендовать яхту. Туркин, вы ведь раньше, кажется, были яхтсменом?
 – Так точно, товарищ полковник.
 – Тогда ваших навигационных познаний хватит, чтобы довести моторку от Джерси до Сан-Мало. Там возьмете на прокат автомобиль и доставите Воронину сюда. Вам ясно?
 – Ясно, товарищ полковник.
 Ирина внесла поднос с кофе.
 – Отлично, – сказал Белов.
 – Осталось только разбудить владельца этой фирмы аэротакси, мосье Лебеля. А план, кажется, совсем неплох.


* * *

 Неожиданно для себя Таня проспала большую часть пути, так что двум студентам, севшим вместе с ней в Париже, даже пришлось разбудить ее. В половине четвертого утра на платформе в Рене было ужасно холодно, хотя дождь уже кончился. Студенты знали ночное кафе бульваре Борон рядом с вокзалом и показали ей дорогу.
 Она заказала себе кофе и омлет и пошла к телефону-автомату, чтобы поговорить с Девлином.


* * *

 Девлин, с нетерпением ждавший ее звонка, тут же спросил:
 – Все в порядке? Как доехали?
 – В самом лучшем виде. В поезде даже поспала немного. Не бойтесь, они наверняка не знают, где я. Когда мы увидимся?
 – Скоро, – ответил Девлин. – Но сначала нужно целой и невредимой доставить вас в Лондон. Слушайте внимательно. Когда прибудете в Джерси, вас встретит там мистер Мартин, Александр Мартин. Явно ваш поклонник, потому что знает, как вы выглядите.
 – Так. Что-нибудь еще?
 – Вроде больше ничего.
 – Хорошо, профессор, тогда я пойду есть омлет.
 Она повесила трубку. Девлин тоже. «Черт возьми, какая девушка», – сказал он самому себе по дороге на кухню.
 А в доме возле хосписа Гарри Кассен говорил по телефону с Полом Черни.


* * *

 Круа представлял собой маленький аэродром с контрольной вышкой, двумя ангарами и тремя бараками из гофрированного железа. Он был штаб-квартирой аэроклуба и фирмы аэротакси Пьера Лебеля. Сам Лебель был смуглым молчаливым мужчиной, никогда не задававшим лишних вопросов, если его удовлетворяла цена. Он уже несколько раз летал для Белова и знал Туркина и Шепилова в лицо, не подозревая, правда, что они – русские. Честно говоря, от них всегда веяло какой-то таинственностью, но поскольку наркотиков не возили и платили хорошо, то он не очень забивал себе голову подозрениями на их счет. Когда они приехали, Лебель уже открыл дверь ангара, чтобы вывести машину.
 – На чем полетим? – спросил Туркин.
 – На «шифте», потому что он быстрее, чем «сессна». На всем пути до Сан-Мало встречный ветер.
 – Когда отправимся?
 – Когда хотите.
 – Кажется, аэропорт на Джерси открывается только в семь?
 – У вас неверная информация. Для воздушных такси официально он открывается в половине восьмого. А бумажные самолетики они принимают с половины шестого утра.
 – Бумажные самолетики?
 – Ну, самолеты, которые доставляют газеты и почту из Англии. Так что авиадиспетчеры обычно идут навстречу тем, кто рано утром просит посадки, особенно если они тебя знают. Если не ошибаюсь, вы торопитесь?
 – Вы угадали, – ответил Туркин.
 – Хорошо, тогда пойдемте оформим сделку.
 Контора, куда они поднялись по шаткой лестнице, была снизу доверху набита всякой всячиной, на письменном столе в беспорядке валялись бумаги, а комната освещалась лампочкой без абажура. Туркин протянул Лебелю конверт:
 – Пересчитайте.
 – А как же, – сказал француз.
 В этот момент задребезжал телефон. Лебель снял трубку и тут же подал ее Турки ну:
 – Это вас.
 – Из Рена она звонила Девлину, – сообщил Белов. – В Джерси ее должен встречать некий Александр Мартин.
 – Профессионал? – спросил Туркин.
 – О нем у нас нет никакой информации. Нам и в голову не пришло, что на Джерси у них есть человек.
 – Это не проблема, – заявил Туркин. – Разберемся.
 – Желаю удачи.
 Туркин обернулся к Лебелю.
 – Мы готовы.


* * *

 В шесть они приземлились на Джерси. Было ясное, ветреное утро. Оранжевый свет на востоке предвещал близкий восход солнца.
 Служащий на таможенно-паспортном контроле был предупредителен и вежлив. А почему, собственно, и нет, если документы в порядке, а на Джерси постоянно прибывают тысячи французских бизнесменов?
 – Вы останетесь здесь? – спросил таможенник Лебеля.
 – Нет, лечу обратно в Париж, – ответил француз.
 – А вы, джентльмены?
 – А мы здесь поработаем и отдохнем дня три-четыре, – пояснил Туркин.
 – Будете что-нибудь декларировать согласно правилам?
 – Нет, ничего. – Туркин протянул ему свою сумку.
 Тот покачал в ответ головой.
 – Все в порядке, джентльмены. Желаю приятного пребывания на нашем острове.
 На прощанье они пожали Лебелю руку и вошли в совершенно пустой зал прилета.
 У здания аэропорта стояла пара автомобилей, но такси не было. Туркин направился было к телефону-автомату, но Шепилов тронул его за плечо.
 Ко входу подкатило такси, из которого вышли две стюардессы и направились к терминалу, а машина подъехала к ним.
 – Однако что-то вы рановато, джентльмены, – заметил водитель.
 – На частном самолете, только что из Парижа, – ответил Туркин.
 – Ясно. И куда же вас отвезти?
 Туркин, в полете внимательно изучивший принесенный Ириной путеводитель по Джерси, уделил особое внимание Сан-Элие и потому без запинки сказал:
 – К разводному мосту в гавани, пожалуйста.
 – Так вам не в отель?
 – Чуть позже мы встретимся с друзьями, которые позаботятся об этом. А пока мы хотели бы позавтракать.
 – Есть там то, что вам нужно. Рядом с разводным мостом довольно рано открывается кафе. Я покажу.
 Улицы были еще пустынны, и поездка в Бел-Ройял по четырехполосной Викториа-авеню заняла не более десяти минут. Солнце уже взошло и осветило великолепие бухты Сан-Обе. Был прилив, и замок Елизаветы на скалах казался окруженным морем. Перед ними лежал город с волнорезами в гавани, а в стороне возвышались портовые краны.
 Шофер свернул на стоянку.
 – Ну вот и приехали. Там, впереди, туристическое бюро, оно откроется попозже. Это на случай, если вам потребуются какие-либо справки. Кафе на другой стороне улицы за углом. С вас три фунта.
 Туркин, получивший от Ирины несколько сот фунтов стерлингов, вынул из бумажника пятерку.
 – Сдачу оставьте себе. Большое спасибо за информацию. И скажите, пожалуйста, как отсюда добраться до причала с яхтами?
 – Это на другом конце порта. Можно дойти и пешком.
 Туркин кивнул в сторону волнореза на входе в бухту.
 – Паромы причаливают там?
 – Да, у набережной Альберта. Отсюда вы видите причал автопарома. А корабли на подводных крыльях пристают дальше.
 – Понятно, – ответил Туркин, – спасибо.
 На причале они обнаружили несколько сот малых судов: яхты, тяжелые моторные лодки, скоростные катера. Прокат тоже нашли без труда, но контора оказалась закрытой.
 – Слишком рано, – решил Туркин. – Давай спустимся вниз, посмотрим, что там.
 Они пошли по качавшимся на волнах понтонам, с обеих сторон которых были причалены катера, остановились, потом двинулись дальше.
 В конце понтона они увидели ослепительно белую моторную яхту с синей полосой по ватерлинии и названием на корме – «Элюэтт». На причал перешагнула парочка, разговаривавшая по-французски. Мужчина – крупный бородач в очках и матросской куртке. Женщина – в джинсах, голубом жакете и платке.
 Когда мужчина помогал своей спутнице перебраться через релинг, Туркин услышал:
 – Пойдем на автобусную остановку и поймаем там такси до аэропорта. Рейс на Генци в восемь.
 – А обратные билеты ты уже забронировал? – поинтересовалась женщина.
 – На четыре. Еще успеем позавтракать в аэропорту.
 И они удалились.
 – Что это за Генци? – спросил Шепилов.
 – Тоже остров, тут, неподалеку, – пояснил Туркин. – Это я вычитал в путеводителе. Регулярные авиарейсы. Полет длится пятнадцать минут. Однодневная экскурсия для туристов.
 – Ты думаешь о том же, что и я? – спросил Шепилов.
 – Да. Красивый кораблик, – подтвердил Туркин. – Когда они после обеда вернутся, мы будем уже на пути из Сан-Мало в Париж.
 Он вытащил из кармана пачку французских сигарет и предложил напарнику.
 – Давай подождем, пока они уедут.
 Прогулявшись минут десять по понтонам, они ступили на борт «Элюэтт».
 Вход вниз оказался запертым. Шепилов вынул из кармана складной нож и со знанием дела взломал замок. Под палубой они обнаружили две прекрасно обставленные каюты, салон и камбуз. Туркин и Шепилов вновь поднялись на палубу и направились к рулевой рубке, дверь которой не была закрыта.
 – Ключа зажигания нет, – констатировал Шепилов.
 – Ерунда. Дай нож.
 Туркин вскрыл панель и вытащил оттуда множество разноцветных проводов. Буквально через минуту он нашел нужный контакт, нажал на кнопку запуска двигателя, и тот сразу заработал. Он бросил взгляд на указатель топлива.
 – Бак наполнен на три четверти. А нам везет сегодня, Иван, – бодро сказал он Шепилову.
 Они проследовали на другой конец порта, свернули на набережную Альберта и стали наблюдать оттуда за причалом для кораблей на подводных крыльях.
 – Прекрасно, – произнес Туркин, посмотрев на часы. – Сейчас нам остается только ждать. Есть время позавтракать. Давай найдем это кафе.
 В это время из порта Сан-Мало выходил корабль на подводных крыльях, почти до отказа заполненный французами, собиравшимися денек-другой отдохнуть на Джерси, как это поняла Татьяна из разговора между своими соседями. В открытом море корабль ускорил ход и приподнялся над волнами. Настроение у Татьяны улучшилось, и она с удовольствием смотрела на утреннее море. Отлично все получилось, думала она. Ведь Джерси – это почти что Лондон. С этими мыслями она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.


* * *

 На своем большом «пежо-комби» Алекс Мартин свернул на набережную Альберта и стал подыскивать место для парковки. Это было совсем непросто, так как только что пришел автопаром из Веймета. Всю ночь он не спал и только теперь начал ощущать последствия этого, несмотря на холодный душ и плотный завтрак.
 Конечно же, ему очень хотелось произвести впечатление на Татьяну Воронину. И он принарядился. Надел брюки цвета морской волны, такой же свитер и голубой спортивный блейзер из твида от Сен Лорана. Шанс познакомиться со знаменитой пианисткой значил для Мартина гораздо больше, чем могли представить себе Фергюсон или Фокс.
 В каком-то нервном возбуждении он провел ладонью по еще влажным волосам. Взял свой пистолет «смит-и-вессон» 38-го калибра, широко распространенный в ЦРУ. Шесть лет назад Алекс вынул его из руки террориста в Белфасте. Тот пытался убить Мартина, но Алекс застрелил его мгновением раньше. Странно, но этот эпизод никогда не мучил его – Мартин не ощущал укоров совести и ему не снились кошмары.
 – Только не надо торопиться, Алекс, – приказал он самому себе. – Мы же на Джерси.
 Однако чувство того, что находится он не на Джерси, а в Белфасте, никак не покидало его. Вспомнив о тех временах, Мартин засунул пистолет за пояс сзади: оружие, спрятанное таким образом, часто не обнаруживали даже при довольно тщательных обысках.
 Коротая время, он курил и слушал радио Джерси. Когда корабль пришвартовался, Мартин не сразу вышел из машины, а стал ждать, пока пассажиры пройдут обычные формальности. Он встал и быстрым шагом направился навстречу, когда первые из них показались на выходе из терминала.
 Татьяну Воронину он узнал очень быстро.
 – Мисс Воронина? – Она с недоверием посмотрела на него. – Ах, да, мне следовало бы сказать – мисс Фрэнк?
 – Кто вы?
 – Александр Мартин. Я здесь для того, чтобы проводить вас до самолета. Ваш лондонский рейс в десять десять. Так что времени у нас предостаточно.
 Таня взяла Мартина под руку, совершенно успокоилась и, конечно, не заметила стоявших у противоположной стены Туркина и Шепилова.
 – Вы даже не представляете себе, насколько приятно встретить друга.
 – Сюда, пожалуйста. – Мартин подвел ее к своему «пежо». – В прошлом году я слушал вас в «Ройял Альберт Холле». Это было бесподобно.
 Он открыл перед ней переднюю дверцу, потом обошел вокруг автомобиля и сел за руль.
 – Вы тоже играете на рояле? – спросила она, повинуясь интуитивной подсказке.
 – Да, но весьма посредственно, – ответил Алекс и повернул ключ зажигания.
 Вдруг сзади открылись обе дверцы, и в машину сели двое.
 – Тихо, – произнес за спиной Тани Туркин, – иначе вы рискуете остаться в машине с раздробленным позвоночником, ведь в кресле нет стального листа. Глушители на наших пистолетах позволяют бесшумно прихлопнуть вас обоих, а потом так же тихо исчезнуть.
 Таня словно окаменела. Изо рта ее вырвался только сдавленный крик.
 Алекс Мартин спокойно спросил:
 – Кто эти люди?
 – Они из советской военной разведки ГРУ.
 – Ах, вот оно что! И что дальше? – спросил Мартин Туркина.
 – Если мы сможем взять ее с собой, то увезем, если нет – она умрет. Важно лишь, чтобы она не говорила с кем не следует. Одно лишнее движение, и вы будете первым.
 – Не сомневаюсь.
 – Вот именно, красавчик. Сила на нашей стороне, а вы – слабаки, – отрубил Туркин. – Поэтому мы победим и еще помаршируем по площади перед Букингемским дворцом.
 – Сейчас для этого неподходящее время года, уважаемый, – ответил Алекс. – Королева в своей летней резиденции в Сендрингеме.
 Туркин мрачно ухмыльнулся.
 – Очень остроумно. Мы это учтем. А теперь давай, поехали к яхтам.
 По понтонам они прошли к «Элюэтт». Мартин поддерживал Таню под локоть, русские парни шли сзади. Алекс чувствовал, как дрожит Таня, когда помогал ей перебираться через релинг.
 Туркин открыл дверь, ведущую вниз.
 – Оба туда!
 С пистолетом в руке он последовал за ними.
 – Стоять! – скомандовал он Мартину в салоне. – Руки на стол, ноги на ширину плеч! А вы сядьте, – приказал он Тане.
 Сбоку стоял Шепилов с пистолетом в руке. Таня готова была разрыдаться.
 – Улыбнитесь, – мягко произнес Алекс. – Так будет лучше.
 – Эх вы, англичане, – хмыкнул Туркин, со знанием дела обыскивая Мартина. – Олухи вы, полные олухи. Вот подождите, аргентинцы еще отправят вас всех на дно Атлантического океана рыб кормить. – Он приподнял блейзер Мартина и обнаружил «смит-и-вессон». – Нет, ты только посмотри, – сказал он, обращаясь к Шепилову. – Типичный агент-любитель. В камбузе я видел какие-то веревки. Притащи.
 Через минуту Шепилов возвратился.
 – А после выхода из порта мне будет устроено морское погребение? – спросил Мартин.
 – Что-то в этом роде. – Туркин повернулся к Шепилову. – Свяжи его. Надо уходить. Пойду заведу мотор.
 Он направился к трапу. Татьяна больше не дрожала, зато от злости и отчаяния стала бледной как мел. Мартин почти незаметно тряхнул головой и тут же получил от Шепилова коленом под зад.
 – Стоять смирно, руки назад!
 И Мартин почувствовал, как в спину ему уткнулся глушитель пистолета, владелец которого обратился к Тане:
 – Свяжите ему руки.
 – Странно, неужели вас этому не учили? – спросил Мартин. – Так близко к жертве подходить нельзя.
 С этими словами он резко развернулся влево, в сторону от ствола пистолета, который рявкнул и тут же продырявил переборку. Правой рукой Мартин схватил Шепилова за запястье, вывернул его и рванул так, что тот скорчился от боли и выронил оружие.
 Кулак Мартина, словно молот, опустился на левое предплечье лейтенанта и раздробил его. Шепилов вскрикнул и рухнул на колени. Мартин нагнулся, чтобы подобрать пистолет, но в этот момент русский взметнул правую руку, в которой блеснуло лезвие раскладного ножа. Мартин почувствовал острую боль: лезвие впилось в руку. Костяшками кисти он ударил Шепилова в челюсть, а нож отбросил под лавку.
 Таня вскочила, но на палубе загремели шаги.
 – Иван! – крикнул Туркин.
 Мартин приложил палец к губам и протиснулся мимо Татьяны в камбуз. Оттуда к переднему люку вела узенькая лестница, по которой он выбрался на палубу.


* * *

 Начало моросить, с моря поднимался легкий туман. Он на цыпочках пробежал по трапу, по которому только что сошел Туркин, оглядывавшийся в поисках противника с пистолетом в руке. Мартин замер. Не желая давать шансов сопернику, он нажал на спусковой крючок и аккуратно прострелил ему руку. Туркин вскрикнул, выпустил оружие и скрючился на полу салона.
 Алекс поднял пистолет Туркина и сунул в карман. Поддерживая простреленную руку и буравя Мартина полными ненависти глазами, Туркин оперся на стол, Шепилов с шумом поднялся и снова опустился на лавку. Мартин обыскал Туркина и отнял свое оружие.
 – Я специально стрелял в руку для того, чтобы сохранить вам жизнь. По крайней мере – сейчас. Не знаю, чья это моторка, но вы, кажется, хотели смотаться отсюда. На вашем месте я бы так и поступил. Если вас здесь поймают, то вы поставите свое начальство в неловкое положение, а кроме того, вас наверняка с нетерпением ожидают в Москве. Вдвоем вы туда как-нибудь доберетесь.
 – Ах ты, говно! – с отчаянием в голосе прошипел Туркин.
 – О, такие выражения в обществе дамы, – с укором произнес Алекс, подвел Таню к трапу и повернулся. – Вы оба в Белфасте не продержались бы и дня, – презрительно бросил он и последовал за Таней на палубу.
 У «пежо» он осторожно снял блейзер. Увидев кровь на рукаве рубашки, достал носовой платок.
 – Не могли бы вы перевязать?
 Таня затянула платок на ране.
 – Что вы все-таки за человек?
 – Вообще-то я больше люблю Моцарта, – ответил Мартин, надевая блейзер. – Смотрите, смотрите!
 Из гавани выходила «Элюэтт».
 – Бедняги, – сказал Мартин. – Отсюда им прямая дорога в лагерь.
 Он отворил перед Татьяной дверцу машины и, садясь за руль, улыбнулся.
 – Ну, теперь можно в аэропорт.


* * *

 Гарри Фокс пил чай и курил с сержантом в отделе безопасности первого терминала лондонского аэропорта Хитроу. Зазвонил телефон, сержант передал трубку Фоксу.
 – Гарри? – раздался голос Фергюсона.
 – Слушаю, сэр.
 – Все отлично, она на борту самолета, вылетающего с Джерси.
 – Сложности были, сэр?
 – Никаких, если не считать парней из ГРУ, которые перехватили ее и Мартина на набережной Альберта.
 – И что было дальше? – спросил Фокс.
 – Он разобрался с ними как следует, вот и все. Этого человека мы должны взять к себе. Скажите, он ведь служил в гвардии?
 – Да, сэр, в Уэльской гвардии.
 – Я так и думал. Сразу видно, – с удовольствием отметил Фергюсон. – До встречи, Гарри.




 Глава 9


 Фергюсон с серьезным лицом держал телефонную трубку в руке, когда в кабинет на Кавендиш-сквер вошел Гарри Фокс с бланком телекса. Фергюсон, остановив его быстрым жестом, сказал:
 – Большое спасибо, господин министр, – и положил трубку.
 – Неприятности, сэр?
 – Судя по всему, да. Из министерства иностранных дел только что сообщили, что визит папы определенно состоится. В течение ближайших часов Ватикан должен сделать официальное заявление. А что у вас?
 – Телекс, сэр. Информация о продвижении наших сил на Фолклендах. Сначала плохая новость: после вчерашней бомбардировки «Скайхоуками» все-таки затонула «Антилопа». Теперь новость хорошая: сбито семь аргентинских штурмовиков.
 – Я бы предпочел увидеть их обломки собственными глазами. В действительности их было, наверное, наполовину меньше. Очередная постановка спектакля «Воздушная война над Англией».
 – Может быть, сэр. В горячке боя каждый уверен в том, что врага сбил именно он. С подсчетом всегда возникают сложности.
 Фергюсон встал и прикурил сигару.
 – Не знаю, но у меня сейчас такое чувство, что мне скоро на голову упадет крыша. Теперь вот визит папы, без которого я прекрасно мог бы обойтись. Качулейн все еще не пойман. Наконец, эта история с аргентинцами, которые хотят купить ракеты «Экзосет» на черном рынке в Париже. Приказ на отзыв Тони Виллерса из тыла противника на Фолклендах уже отдан?
 – Да, сэр. Подводной лодкой его перебросят в Уругвай, а из Монтевидео он вылетит в Париж прямым рейсом «Эр Франс». Завтра будет там.
 – Хорошо. Отправляйтесь туда же и проинформируйте его. Потом без промедления обратно.
 – Этого будет достаточно, сэр?
 – Думаю, да. Вы же знаете Виллерса. Для Тони нет преград, если он берется за дело по-настоящему. Так что не беспокойтесь, он им еще покажет. А вы, Гарри, нужны мне здесь. Что делает малышка Воронина?
 – Как я уже говорил, по дороге из Хитроу мы остановились у магазина «Харрод», чтобы она купила кое-что. Приехала-то она только с тем, что было на ней.
 – Ну, тогда у нее не осталось ни пенни, – проворчал Фергюсон. – Придется обратиться в резервный фонд.
 – Нет нужды, сэр. У нее здесь, кажется, приличные счета в банках от продажи грампластинок и так далее. А на жизнь она сама заработает без труда. Импресарио будут рвать ее на части, как только станет известно, что Татьяна Воронина в Англии.
 – Ну, до этого еще когда дело дойдет. Пока ее присутствие у нас должно сохраняться в строжайшей тайне. А как она вообще?
 – Очень мила. Я устроил ее в нашем отеле, и она пошла принимать ванну.
 – Не следует давать ей особенно расслабляться, Гарри. Девлин сообщил, что один из боевиков Макгинесса, человек, следивший за Черни, был выловлен мертвым из Лифи. Наш друг времени зря не теряет.
 – Я понимаю, сэр, – сказал Фокс. – Что вы предлагаете?
 – Сегодня после обеда мы переправим ее в Дублин. Вы, Гарри, будете ее сопровождать. В аэропорту передадите Девлину и сразу назад. Завтра утром первым же рейсом – в Париж.
 В этот момент в сопровождении Кима в кабинет вошла Татьяна Воронина. Несмотря на темные круги под глазами, выглядела она на удивление хорошо. И это, не в последнюю очередь, благодаря свитеру из кашемира и элегантной твидовой юбке от «Харрода». Фокс представил ее.
 – Очень рад, мисс Воронина, – сказал Фергюсон. – Сожалею, что вам пришлось так много пережить за последние часы. Пожалуйста, садитесь.
 Она присела на кушетку у камина.
 – Вам известно уже, что происходит в Париже? – спросила Таня.
 – Еще нет, – ответил Фокс. – Мы пытаемся выяснить, но, насколько мне известно, КГБ даже при благоприятных условиях не жалует слабаков, а если учесть еще и личную заинтересованность вашего приемного отца... – Он поежился. – Не хотел бы я оказаться на месте Туркина и Шепилова.
 – Даже Белову, прошедшему огонь, воду и медные трубы, нелегко будет остаться на своем месте после такого провала, – вставил Фергюсон.
 – Ну, а что теперь? – спросила она. – Я увижу снова профессора Девлина?
 – Совершенно верно, но для этого надо сначала перебраться в Дублин. И хотя вы только что с самолета, однако время имеет сейчас решающее значение. Если вы не слишком устали, то я просил бы вылететь во второй половине дня. С вами будет капитан Фокс, и мы позаботимся о том, чтобы Девлин встретил вас в Дублине.
 Татьяна все еще пребывала в состоянии возбуждения, и поэтому предложение Фергюсона показалось ей еще одним звеном в цепи приключений.
 – Прекрасно. Когда в путь?


* * *

 – Значит, рано вечером, – сказал Девлин. – Конечно, я встречу ее. Никаких проблем.
 – Вы сами договоритесь о встрече с Макгинессом, чтобы она могла посмотреть фотографии и другие материалы ИРА?
 – Естественно.
 – И пожалуйста, побыстрее, – добавил Фергюсон.
 – Слушаюсь и повинуюсь, о великий дух лампы, – ответил Девлин. – Но для начала я хотел бы сам поговорить с Ворониной.
 Фергюсон протянул ей трубку.
 – Профессор Девлин? Это вы? – вымолвила Таня.
 – Мне как раз только что сообщили из Парижа, что у Моны Лизы улыбка до ушей. Пока!
 Шеф внешней разведки СССР Гранов сидел в своем кабинете на площади Дзержинского, куда по его приказу после обеда прибыл Масловский. С тяжелым чувством переступил он порог, потому что Гранов был, наверное, единственным человеком, которого боялся генерал. Гранов сидел за столом и что-то писал, поскрипывая ручкой. Некоторое время он игнорировал Масловского, потом заговорил, не отрывая глаз от документа.
 – Речь идет о мелочи, а именно о безобразной некомпетентности вашего отдела в деле Качулейна.
 – Товарищ генерал... – пробормотал Масловский, пытаясь защищаться.
 – Вы дали приказ ликвидировать его вместе с Черни?
 – Так точно, товарищ генерал.
 – Чем раньше, тем лучше. – Гранов сделал паузу, снял очки и провел ладонью по лбу. – И потом, эта история с вашей приемной Дочерью. Из-за нерасторопности ваших людей она уже наверняка в Лондоне.
 – Так точно, товарищ генерал.
 – Оттуда бригадный генерал Фергюсон отправит ее в Дублин, чтобы она с помощью ИРА опознала Качулейна.
 – Похоже, что так, – слабым голосом подтвердил Масловский.
 – В моих глазах Временная ИРА является фашистской организацией, а связь с католической церковью окончательно разоблачает ее. Татьяна Воронина предала свою страну, свою партию и свой народ.
 Вы немедленно дадите в Дублин Лубову приказ ликвидировать ее вместе с Черни и Качулейном.
 Он снова надел очки, взял ручку и принялся писать.
 – Но, товарищ генерал, может быть... – попытался возразить охрипший Масловский.
 Гранов удивленно посмотрел на него.
 – У вас возникают какие-либо сложности в связи с моим указанием?
 Масловский, кажется, даже несколько съежившийся под холодным взглядом шефа, отрицательно потряс головой:
 – Нет, конечно нет, товарищ генерал.
 Он повернулся и вышел из кабинета. Колени его заметно дрожали.


* * *

 В советском посольстве в Дублине Лубов только что получил сообщение из Парижа, что Татьяне Ворониной удалось уйти. Он стоял в шифровальном зале и переваривал эту новость, когда из Москвы поступил приказ Масловского. Когда он прочитал текст, ему стало нехорошо. Лубов прошел в свой кабинет, заперся там, достал из шкафа бутылку виски и налил стакан. Выпил. Потом еще налил и выпил снова. Наконец подошел к телефону и позвонил Черни.
 – Говорит Костелло (это была кличка, используемая только в особых случаях). Вы заняты?
 – Не особенно, – ответил Черни.
 – Нам необходимо встретиться.
 – В обычном месте?
 – Да, я должен поговорить с вами. Это очень важно. Кроме того, сегодня вечером мы оба должны встретиться с нашим общим другом. Лучше всего на Дан-стрит. Вы можете это организовать?
 – Что-то раньше такого не бывало.
 – Исключительно важно. Я же сказал. Перезвоните мне и подтвердите договоренность.
 Черни был определенно озабочен. «Дан-стрит» на их языке означала заброшенный склад на набережной Сити, который он несколько лет назад арендовал от имени одной фирмы. Но дело было даже не в этом. Гораздо более смущало его то, что он, Кассен и Лубов до сих пор вместе никогда не встречались. Он долго и безуспешно пытался дозвониться Кассену на квартиру, потом набрал номер католического секретариата в Дублине. Тот тут же ответил.
 – Ну, наконец-то, – сказал Черни.
 – Собственно, я только что пришел, – ответил Кассен. – Есть проблемы?
 – Я бы так не сказал. Скорее озабоченность. Я могу говорить прямо?
 – Обычно вы так и делаете, когда пользуетесь этим телефоном.
 – Позвонил наш друг Костелло. Он хочет повидаться со мной.
 – В обычном месте?
 – Да, но кроме того он попросил еще организовать нашу встречу втроем сегодня на Дан-стрит.
 – Вот это уж действительно странно.
 – Да. Мне тоже не нравится.
 – Может быть, у него приказ отозвать нас? – предположил Кассен. – Он говорил что-нибудь о девушке?
 – Нет. А что он должен был сказать?
 – Я лишь спросил, чтобы выяснить ситуацию. Скажите ему, что на Дан-стрит встречаемся в полвосьмого. Я все организую. Черни тут же перезвонил Лубову.
 – Вам в полчетвертого подойдет?
 – Конечно, – ответил Лубов.
 – Он спрашивал, известно ли что-нибудь о девушке из Парижа.
 – Ничего, – солгал Лубов. – До встречи в полчетвертого.
 Он налил еще виски, открыл верхний ящик письменного стола, вынул оттуда футляр. Внутри находился полуавтоматический пистолет системы «стечкин» и глушитель к нему. Дрожащими руками он начал навинчивать глушитель на ствол.


* * *

 Гарри Кассен стоял у окна своего бюро в секретариате и смотрел на улицу. Перед тем как уйти из дома, он прослушал запись разговоров Девлина с Фергюсоном и знал, что этим вечером Татьяна прибывает в Дублин. Не может быть, чтобы Лубов не получил соответствующего сообщения из Москвы или из Парижа. Почему же тогда он ничего не сказал об этом?
 Встреча же на Дан-стрит выглядела странной еще и потому, что предварительно Лубов собирался, как обычно, переговорить с Черни наедине в кинотеатре. Тут все как-то не вяжется, сказал себе Кассен, инстинкты которого были отточены годами, проведенными в подполье.


* * *

 Пол Черни хотел было уже снять плащ с вешалки, когда в дверь постучали. Он открыл и увидел Гарри Кассена в фетровой шляпе и плаще, которые обычно предпочитают носить священники. Выглядел он возбужденным.
 – Слава Богу, Пол, что я вас застал.
 – Что-нибудь случилось? – спросил Черни.
 – Вы же знаете, что я убрал человека из ИРА, следившего за вами. Теперь у вас другой хвост. Идите сюда.
 Квартира Черни находилась на втором этаже серого каменного здания колледжа. Кассен быстро поднялся на следующий этаж и на лестничной площадке снова повернул наверх.
 – Куда мы идем? – крикнул Черни, еле поспевая за ним.
 – Сейчас покажу.
 На самом верху нижняя половина высокого георгианского окна оказалась поднятой. Кассен выглянул наружу.
 – Вон там, – сказал он. – На другой стороне.
 Черни высунулся и посмотрел на устланную каменными плитами дорожку во дворе колледжа.
 – Так где же?
 В этот момент сильные руки подхватили его за пояс и резко толкнули вперед. Он лишь коротко вскрикнул, потерял равновесие, скользнул по узкому наружному подоконнику и с двадцатипятиметровой высоты вниз головой рухнул на каменные плиты.


* * *

 В последнем ряду кинотеатра Лубов был один. В слабо освещенном зале он насчитал всего пять или шесть человек. Он намеренно пришел раньше и теперь влажными от пота руками ощупывал в кармане «стечкина» с навинченным глушителем. Из плоской бутылки, которую он взял с собой, Лубов снова прихлебнул виски для храбрости. Значит, сначала Черни, потом Кассен. С последним будет проще, потому что я приду к складу первым и буду ждать в засаде, подумал Лубов. Он еще раз приложился к бутылке и стал засовывать ее в карман, когда кто-то в темноте сел рядом с ним.
 – Черни? – он повернул голову.
 Чья-то рука сжала вдруг его горло, а другая плотно закрыла рот. В течение долгой секунды, за которую он успел узнать выглянувшее из-под края шляпы бледное лицо Кассена, острый как игла стилет, который тот держал в правой руке, впился в его тело слева пониже ребер и снизу вверх пробуравил сердце. В мозгу вспыхнул ослепительный свет, и Лубов без боли провалился в темноту смерти.
 Кассен аккуратно вытер лезвие о жакет Лубова и поправил его в кресле так, чтобы он выглядел спящим. В кармане мертвеца Качулейн обнаружил «стечкина» и забрал его. Решающее доказательство. Он встал, прошелестел, словно тень, между креслами и вышел из зала.


* * *

 Еще через полчаса Кассен снова был в своем бюро в секретариате и не успел сесть за стол, как вошел возбужденный монсеньер Халлоран. Он был в самом лучшем настроении.
 – Вы уже знаете? Только что получено подтверждение из Ватикана. Визит папы состоится.
 – Решились все-таки. Так вы летите в Англию?
 – Ну, конечно. Я уже забронировал место в Кентерберийском соборе. Это же историческое событие, Гарри. О нем можно будет рассказывать внукам.
 – Если они есть, – с улыбкой заметил Кассен.
 Халлоран рассмеялся.
 – Да уж, к этой категории мы не относимся. Ну мне пора. Еще масса организационных проблем.
 Кассен подумал немного над тем, что только что узнал. Из брошенного на стул плаща он вынул кинжал в кожаных ножнах и положил в ящик стола. Потом взял «стечкина». Как глупо и непрофессионально со стороны Лубова использовать советское оружие. Однако это было именно то доказательство, которое ему и требовалось. Оно означало, что Качулейн не только не нужен более своим хозяевам, не и стал для них обузой.
 Его раздумья прервал звонок. Кассен услышал в трубке голос Девлина.
 – А, так вот ты где.
 – А ты где?
 – Встречаю в дублинском аэропорту гостью, очень милую молодую женщину. Она тебе понравится. Мы могли бы поужинать вместе.
 – Неплохая идея, – спокойно ответил Кассен. – Я согласился сегодня вечером прочитать проповедь в деревенской церкви. Служба заканчивается в восемь. Потом я свободен.
 – Будем рады видеть тебя.
 Конечно, можно было бы и сбежать, но куда и зачем? Во всяком случае, его внутренний голос подсказывал, что в этой драме предстояло выдержать, по крайней мере, еще один акт.
 – А бежать тебе некуда, Гарри Кассен, – тихо произнес он.


* * *

 Когда Гарри Фокс с Татьяной вошли в зал прилета, Девлин в черной фетровой шляпе и пальто, с сигаретой в зубах, прислонившись к колонне, уже ждал их. Заметив пару, он улыбнулся и двинулся навстречу.
 Таня сияла.
 – Я так возбуждена. С ума сойти, что творится!
 – Ну, теперь вы можете успокоиться, – заметил Фокс. – А мне пора. Обратный рейс через полчаса. Побегу на регистрацию. Мы будем поддерживать связь, Лайам.
 И он исчез в толпе. Девлин взял Таню под локоть и повел к выходу.
 – Приятный мужчина, – заметила она. – Вот только где он потерял руку?
 – Одним прекрасным вечером в Белфасте он поднял какую-то сумку, внутри которой оказалась бомба, и недостаточно быстро отбросил ее. Однако электронный протез, который ему поставили, отлично ее заменяет.
 – Вы так спокойно об этом говорите, – сказала Таня, когда они уже шли к стоянке.
 – Он не очень-то любит, когда его жалеют. Сама жизнь научила Гарри этому. Сначала Итон, потом – гвардия. Там умеют приучить человека смиряться с неизбежным и жить дальше. – Он помог Тане сесть в свою «альфа ромео». – Как и этот старый осел Фергюсон, Гарри относится к породе «истинных английских джентльменов».
 – А вы разве нет?
 – Боже упаси, от таких слов моя мать перевернулась бы в гробу, – сказал он, трогаясь с места. – Так, значит, после моего отъезда из Парижа вы все перерешили. Что же произошло?
 Она рассказала обо всем: о Белове, о телефонном разговоре с Масловским, о Шепилове и Туркине и, наконец, об Александре Мартине на Джерси.
 – Значит, они не только шли по следу, но даже поджидали вас на Джерси? Как они могли узнать?
 – В отеле я звонила в регистратуру насчет расписания поездов, – ответила Татьяна, – правда, не назвала при этом ни фамилии, ни номера. Может быть, Белову удалось получить информацию там, где ее следовало искать.
 – Может быть. Во всяком случае, теперь вы здесь. Поживете пока в моем доме в Килри. Это недалеко отсюда. Как только мы приедем, я попытаюсь договориться о завтрашней встрече, на которой вам придется просмотреть кучу фотографий.
 – Будем надеяться, что из этого что-нибудь выйдет, – сказала она.
 – Мы все на это надеемся. Так или иначе, но сегодня вечером мы сможем спокойно отдохнуть, а компанию нам составит один мой хороший друг.
 – Что, интересный человек?
 – Тип человека, которого редко встретишь у вас на родине. Отец Гарри Кассен, католический священник. Он вам наверняка понравится.
 Из своего кабинета Девлин позвонил Макгинессу.
 – Она приехала и будет жить у меня. Когда мы можем встретиться?
 – Это не проблема, – ответил Макгинесс. – Ты уже слышал, что случилось с Черни?
 У Девлина от удивления поднялись брови:
 – Нет.
 – Сегодня после обеда он разбился при падении из окна верхнего этажа Тринити-колледжа. Вопрос: выпал сам или ему помогли?
 – Вполне может быть, что его смерть пришлась кстати, – высказал предположение Девлин.
 – Да, особенно для его приятеля, – заметил Макгинесс. – Ну, если этот парень мне попадется!
 – В общем, надо организовать встречу с нашей дамой, – сказал Девлин. – Может, она его все-таки узнает.
 – Если это произойдет, я снова стану ходить на исповедь. Хорошо, я все организую. Пока, еще позвоню.


* * *

 Девлин был занят на кухне приготовлением бифштексов. Таня открыла дверь террасы и услышала орган, звуки которого доносились со стороны сада. Она подошла к Девлину и спросила:
 – Что это?
 – Тут у нас рядом женский монастырь с хосписом, а его часовня служит деревенской церковью. Сейчас отец Гарри Кассен закончит молитву и придет к нам.
 Таня вернулась обратно в комнату и остановилась перед дверью террасы. Эта музыка нравилась ей, и не только потому, что звуки органа действовали умиротворяюще. Тот, кто сидел за инструментом, играл превосходно. Она прошла через газон и открыла калитку в стене сада. Часовня, из окон которой падал мягкий свет, выглядела очень живописно и словно приглашала войти. Она зашагала по дорожке и нажала на дубовую дверь.
 Внутри было лишь несколько жителей деревни, два человека в инвалидных колясках – явно пациенты хосписа – и несколько монахинь. За пультом органа сидела сестра Анна-Мария. Инструмент оказался не очень хорошим, влажный воздух определенно покорежил его трубы, но сестра, до поступления в монастырь проучившаяся год в парижской консерватории, была хорошей органисткой.
 Зал церкви, освещенный преимущественно свечами, окутывали умиротворяющие тени. Светло и умиленно звучали голоса монахинь, певших хорал. Перед алтарем священник молился за всех грешников мира, нечестивыми деяниями пытавшихся лишить себя бесконечной любви и милости Господа.
 Пораженная благостной атмосферой, царившей здесь, Таня присела. Никогда в жизни она не присутствовала на такой службе. Священник перед алтарем был, конечно, главным действующим лицом, и его торжественная фигура так же, как и вся церемония, произвела на нее огромное впечатление.
 Служба продолжалась. Почти все молящиеся подошли к алтарю для святого причастия. Она наблюдала, как священник переходит от одного верующего к другому, наклоняет голову и бормочет ритуальную формулу, и вдруг Таню охватило странное беспокойное чувство. Ей показалось, что этого человека она видит не в первый раз – что-то слишком знакомое было в его движениях.
 Когда служба окончилась и все получили отпущение грехов, священник со ступеней алтаря обратился к общине со следующими словами:
 – Каждого из вас я хотел бы просить во все последующие дни включить в свои молитвы Святого Отца, приезжающего в Англию в это тяжелое для нее время. – Он сделал еще шаг, и свет свечей упал на его лицо. – Молитесь о том, чтобы его молитвы вместе с вашими придали ему сил для выполнения возложенной на него великой миссии.
 Взгляд священника скользнул по верующим, и в какой-то момент Тане показалось, что он смотрит прямо на нее. Ужасный шок парализовал ее. Это лицо! Это то самое лицо, которое с самого детства преследовало ее во сне! Конечно, оно постарело и выглядело более добродушным, но, вне всякого сомнения, это было лицо Майкла Келли, названного Качулейном.
 То, что происходило дальше, было странным, но не таким уж удивительным, если учесть обстоятельства. Шок был настолько сильным, что лишил ее, казалось, последних сил. Она так и осталась сидеть в полутемном зале, хотя верующие уже вышли, а Кассен с министрантами отправился в ризницу.
 В церкви воцарилась полная тишина, а Таня сидела и пыталась сообразить, что же все-таки произошло. Значит, Качулейн был отцом Гарри Кассеном, другом Девлина, и это сразу почти все объясняло. Господи, подумала она, что же мне теперь делать? Но тут дверь ризницы распахнулась, и оттуда вышел Гарри Кассен.


* * *

 В кухне Девлин закончил колдовать над едой. Он заглянул в духовку, тихонько присвистнул и крикнул:
 – Вы уже накрыли на стол?
 Ответа не последовало. Он прошел в гостиную. Стол не накрыт, Тани нет. Тут ему бросилась в глаза открытая дверь на террасу. Девлин снял фартук и выбежал в сад.
 – Таня? – крикнул он и увидел отворенную калитку в стене сада...


* * *

 На Кассене был черный костюм с белым стоячим воротничком. Он чуть замешкался, когда обнаружил Танино присутствие, но виду не подал. Во время службы он почти сразу заметил ее. Появление незнакомого человека в деревенской церкви само по себе бросалось в глаза, а при нынешних обстоятельствах не приходилось особенно гадать, кто бы это мог быть. И тут же в его памяти всплыл образ ребенка, той малышки, которая много лет назад в Друморе пыталась оттолкнуть его, когда он взял ее на руки. Глаза вообще не меняются, а ее взгляда Келли не мог забыть никогда.
 У загородки он повернулся к Тане спиной и преклонил колена перед алтарем. Таня, которую не отпускал охвативший ее ужас, заставила, наконец, себя встать и бросилась бежать по центральному проходу церкви. Она шмыгнула внутрь одной из исповедален. Когда Таня закрывала ее, дверные петли тихонько скрипнули. Таня слыхала, как гулко отдавались в пустой церкви шаги Качулейна. Они приблизились и замолкли.
 Он тихо сказал по-русски:
 – Я знаю, где вы, Таня. Можете выходить.
 Вся дрожа, она встала. Его лицо было серьезным и спокойным. Он продолжал по-русски:
 – Сколько лет прошло...
 – Вы сейчас убьете меня, как когда-то отца? И многих других?
 – Надеюсь, обойдемся без этого. – Так он стоял перед ней, руки в карманах пиджака, с мягкой и какой-то печальной улыбкой на лице. – Я слышал ваши записи на пластинках. У вас удивительный талант.
 – У вас тоже. – Она вдруг почувствовала себя смелее. – Талант убивать и уничтожать. Это был хороший выбор. Мой приемный отец знал, что делал.
 – Я бы не сказал. Все не так просто. Скорее это был случай. Вашему отцу попал в руки нужный инструмент в нужное время. Она глубоко вздохнула.
 – И что же теперь?
 – Насколько я понимаю, мы собирались поужинать вместе – вы, Лайам и я.
 С шумом отворилась дверь, и в церковь вошел Девлин.
 – Таня! – крикнул он и остановился. – А, вот вы где? Так вы уже познакомились?
 – Да, Лайам, давно, очень давно, – сказал Гарри Кассен, вынимая руку из кармана пиджака. В ней он держал лубовский пистолет.


* * *

 В доме Девлина в одном из ящиков кухонного стола Кассен нашел веревку.
 – Уж больно соблазнительно бифштексы пахнут, Лайам, выключи лучше печь.
 – Нет, вы только послушайте! – обратился Девлин к Тане. – Ничего не забывает.
 – Это единственная причина моих успехов, – спокойно ответил Кассен.
 Они прошли в гостиную, где Кассен даже не связал Таню и Девлина, а лишь приказал им движением руки сесть на софу у камина. Сам же открыл каминную задвижку, просунул руку в дымоход и снял с крючка «вальтер», который Девлин держал там на всякий случай.
 – Не хочу вводить тебя в искушение, Лайам.
 – Он знает все мои маленькие тайны, – сказал Девлин, обращаясь к Тане. – Что неудивительно. Ведь мы дружны уже лет двадцать.
 Горечь и ярость звучали в его словах. Не спрашивая у Кассена разрешения, он взял пачку сигарет со столика, стоявшего рядом, и закурил.
 Кассен же сел за обеденный стол и поднял «стечкин».
 – Эта штука сделает свое дело тихо, друг мой, ты это знаешь не хуже меня. Так что, пожалуйста, без фокусов и всяких там героических глупостей в стиле а ля Девлин. Мне искренне жаль убивать тебя.
 – Ах, друг! – вскипел Девлин. – Ты такой же друг, как и священник!
 – Неправда, – возразил Кассен, – я в действительности был тебе другом так же, как и хорошим священником. Можешь спросить любого, кто видел меня в 1969 году в Белфасте на Феллс-роуд.
 – Ну, ну, – сказал Девлин. – Но даже такой идиот, как я, время от времени умудряется делать правильные выводы. Твои хозяева хорошо тебя запрятали. Обучение на священника было, конечно же, частью легенды. Я не ошибусь, если предположу, что Бостонский католический семинар ты избрал потому, что я преподавал там английский?
 – Совершенно верно. Ведь тогда ты был в ИРА большим человеком, Лайам. Такая связь могла иметь в будущем огромные преимущества, но тем не менее мы с тобой были и остались друзьями. От этого факта не убежишь.
 – Боже мой, Боже! – Девлин сокрушенно потряс головой. – Кто ты, Гарри? Кто ты в действительности?
 – Моего отца звали Шон Келли.
 Ошарашенный Девлин уставился на него.
 – Постой, ведь я же прекрасно его знал! Я воевал вместе с ним в Испании в бригаде имени Линкольна и Вашингтона. Ну как же, Шон еще женился на русской, с которой познакомился в Мадриде.
 – Совершенно верно, на моей матери. Потом родители возвратились в Ирландию, где я и появился на свет. А в сороковом году моего отца повесили в Англии за участие в тогдашней террористической кампании ИРА. До 1953 года мы с матерью жили в Дублине, а потом уехали в Россию.
 – И люди из КГБ впились в тебя, как пиявки... – сказал Девлин.
 – Да, что-то в этом роде.
 – Они даже обнаружили в нем особые таланты, – вставила Таня, – например, талант убивать людей.
 – О пет, – мягко произнес Кассен. – После первого же осмотра меня психологом Черни решил, что больше всего я подхожу для сцены.
 – А, так ты актер? – спросил Девлин. – Ну, значит, ты нашел отличное практическое применение своему таланту.
 – Увы, нет. Мне недостает публики. – Кассен обратился вдруг к Тане: – Вы знаете, я сомневаюсь, что убил больше людей, чем Лайам. Чем мы, собственно, отличаемся друг от друга?
 – Он воевал за то, во что верил, – страстно парировала она.
 – Точно. А я, Таня, солдат и воевал за свою страну, за нашу страну. Я, кстати, не кагэбэшник, а подполковник ГРУ. – И он смущенно улыбнулся Девлину. – В определенное время меня, естественно, повышали в звании.
 – Но ваши дела, эти убийства, которые вы совершали, – снова прервала его Таня. – Ведь вы лишали жизни невинных людей.
 – Моя милая, без вины виноватых не бывает. Этому нас учит церковь. Несправедливости в жизни совершаются потому, что сама жизнь по сути своей бесчестна. Нам следует видеть мир таким, каков он есть, а не таким, каким мог бы быть.
 – Боже мой! – вскричал Девлин. – Не успел я свыкнуться с тем, что ты – Качулейн, как ты снова превратился в священника. Ты сам-то хоть понимаешь, кем являешься на самом деле?
 – Когда я играю священника, я и вправду священник, – твердо ответил Кассен. – С этим я ничего не могу поделать. Несмотря на мое прошлое, церковь имеет надо мной определенную власть. Но мое второе "я"служит моей стране. И мне незачем оправдываться. На войне как на войне.
 – Очень практично, – усмехнулся Девлин. – Значит, ты в зависимости от обстоятельств руководствуешься указаниями то КГБ, то церкви. Ну и как, есть между ними разница?
 – А что, это так важно?
 – Черт побери, Гарри, ответь мне определенно хотя бы на один вопрос: откуда ты узнал, что мы идем по твоему следу? Откуда ты узнал о приезде Тани? Может быть, от меня?! – взорвался он. – Как такое было возможно?
 – Ты хочешь спросить, как я обычно проверял твой телефон?
 Кассен с пистолетом в руках стоял у бара. Он налил «Бушмиллс» в три бокала, поставил на подносе – перед собой, взял один и сделал шаг назад.
 – Я пользуюсь специальной установкой, которая смонтирована у меня на чердаке. Там есть направленные микрофоны и многое другое. Так что я знал обо всем, что происходило у тебя в доме.
 Девлин судорожно глотнул воздух, однако бокал в его руке не дрогнул.
 – Ну что же, за лучшую в мире дружбу. – Он выпил. – И что будет теперь?
 – С кем? С тобой?
 – С тобой, идиот! Куда ты теперь денешься, Гарри? Домой, на российские просторы? – Он покачал головой и повернулся к Тане: – Если не ошибаюсь, Россия ему тоже не родина?
 Но Кассен не чувствовал ни гнева, ни отчаяния. Всю свою жизнь он играл какую-нибудь роль, культивируя в себе то профессиональное спокойствие, которое необходимо любому исполнителю в его работе.
 Для истинных чувств в этой жизни оставалось слишком мало места.
 Любой поступок, плохой или хороший, представлял собой всего лишь реакцию на определенную данность, являлся составной частью сценического образа. Так, во всяком случае, он сам себе внушал. Тем не менее Девлин ему нравился, и так оно и было в действительности. А девушка? Вот уж кому совсем не хотелось причинять вреда.
 Девлин, словно чувствуя многое из того, что происходило в этот момент в душе Кассена, тихо спросил:
 – Куда ты собираешься бежать, Гарри? Разве есть где-нибудь на свете место для тебя?
 – Нет, – спокойно ответил Кассен. – Нигде. И спрятаться тоже некуда. После всего, что я натворил, твои друзья из ИРА убрали бы меня, ни минуты не задумываясь. И Фергюсону я живым не нужен. Что он от этого выиграет? Я ему только в тягость.
 – Да. Ваши тоже будут не в восторге. Если ты вернешься в Москву, тебя наверняка упрячут в лагерь. Ведь в конечном счете тебя раскрыли, а таких не очень-то жалуют.
 – Верно. – Кассен кивнул. – Но тут есть еще одна тонкость: меня не хотят заполучить обратно, меня хотят ликвидировать. И они уже пытались сделать это. Но все кончилось только новыми заботами для русских.
 После такого объяснения возникла вполне понятная пауза. Потом Таня спросила:
 – Так что же все-таки вы собираетесь делать?
 – Бог его знает, – ответил он. – Я теперь живой труп, дитя мое. Лайам это понимает. И он прав. Мне просто некуда бежать. Ни сегодня, ни завтра, ни через неделю. Если я останусь в Ирландии – меня прикончат Макгинесс и его люди, да, Лайам?
 – Это уж точно.
 Кассен поднялся и прошелся взад-вперед по комнате, опустив пистолет. Потом обратился к Тане.
 – Так вы находите, что тогда в Друморе жизнь слишком жестоко обошлась с маленькой девочкой? А вы знаете, сколько мне тогда было лет? Ровно двадцать. Жизнь обошлась со мной не менее жестоко, когда мой отец оказался на виселице. Потом еще раз, когда мать объявила, что берет меня с собой в Россию. Потом еще раз, когда Черни разыскал меня пятнадцатилетним мальчишкой в расчете на будущий интерес КГБ. – Он снова сел, помолчал.
 – Если бы моя мать оставила меня в покое, кто знает, может, свои единственный великий талант я использовал бы по-другому? Может быть, теперь я бы играл в Эбби Тиэтр, в Оли Вике или в Стратфорде? А вместо этого...
 Девлина охватила глубокая печаль, и на миг он забыл все, кроме того факта, что много лет подряд этот человек нравился ему больше чем все остальные.
 – Такова жизнь, – констатировал он. – Всегда находится какая-нибудь сволочь, которая тобой командует.
 – Определяет нашу жизнь, ты хочешь сказать? – спросил Кассен. – Учителя, полиция, профсоюзные боссы, политики, родители?
 – И даже священники, – мягко добавил Девлин.
 – Да. Думаю, я понял наконец лозунг анархистов «Убей авторитет – сегодня».
 На одном из стульев лежала вечерняя газета с информацией о предстоящем визите папы. Кассен взял ее в руки.
 – Например, папу.
 – Дурная шутка, – отреагировал Девлин.
 – Почему ты решил, что я шучу? – спросил Кассен. – Ты знаешь, в чем именно заключалось мое задание? Распространять хаос, неуверенность и страх на Западе. И я раздувал ирландский конфликт, избирая разрушительные цели и нанося тяжелый урон и католикам, и протестантам ИРА и УВФ, им всем. А вот это, – и он ткнул пальцем в фотографию Иоанна Павла на первой странице, – разве не было бы самой разрушительной целью всех времен и народов? Что бы сказали на это в Москве? – Он кивнул Тане. – Вы хорошо знаете Масловского. Ему бы это понравилось?
 – Вы сумасшедший, – прошептала она.
 – Может быть. – Он бросил Тане веревку. – Свяжите ему руки за спиной. И только без фокусов, Лайам.
 Кассен отошел на безопасное расстояние и навел пистолет на Таню. Девлину не оставалось ничего другого, как подчиниться. Девушка неумело связала ему руки, и Кассен толкнул Девлина лицом вниз рядом с камином.
 – Ложитесь рядом, – приказал он Тане.
 Кассен завернул ей руки за спину и связал сначала запястья, а потом щиколотки ног. Затем накрепко стянул веревкой руки и ноги Девлина.
 – Так ты что, не станешь нас убивать? – спросил Девлин.
 – А зачем?
 Кассен поднялся, прошел через комнату и вырвал из стены телефонный провод.
 – Так куда же ты собрался?
 – В Кентербери, – сказал Кассен. – Хочу сказать, что это – станция назначения.
 – Почему Кентербери?
 – А там папа будет в субботу. Вместе с ним высокие представители церкви: кардиналы, архиепископ Кентерберийский, принц Чарльз. Это точно, Лайам. Не забывай, что в католическом секретариате я возглавлял отдел прессы.
 – Слушай, ну давай поговорим разумно, – взмолился Девлин. – Ты все равно до него не доберешься. Последнее, чего хотели бы британцы, так это оказаться на похоронах папы. В Кентербери приняты такие меры безопасности, что даже Кремль прислушался бы к моему совету.
 – Ну что ж, это настоящий вызов, – спокойно ответил Кассен.
 – Боже мой, Гарри, ты хочешь убить папу. С какой целью?
 – А почему бы и нет? Хотя бы уже потому, что он – там, а мне некуда деться. Если и суждено умереть, то лучше всего главным действующим лицом великой драмы.
 Кассен усмехнулся, глядя себе под ноги.
 – Ну а ты, Лайам, можешь попытаться помешать мне вместе с Макгинессом, Фергюсоном и его людьми в Лондоне. Даже КГБ поднял бы на ноги всю свою рать, если бы был в состоянии остановить меня.
 Девлин взорвался.
 – И это все, Гарри? Так, значит, это только игра?
 – Единственное достойное занятие, – сказал Кассен. – Много лет подряд мной манипулировали другие люди, я был всего лишь марионеткой в их руках. А сейчас я стану действовать самостоятельно. Надеюсь, что это внесет некоторое разнообразие в мою жизнь.
 И он исчез. Девлин слышал, как открылась и закрылась дверь террасы. Потом наступила тишина.
 – Он ушел, – произнесла Таня.
 Девлин кивнул и с трудом сел; попытался ослабить веревку на запястьях, хотя знал, что это бессмысленная потеря времени.
 – Как, по-вашему, Лайам, он это серьезно? – спросила Таня. – Насчет папы?
 – Да, – зло ответил Девлин. – С него станется.


* * *

 Зайдя домой, Кассен быстро и сосредоточенно принялся за работу. Из маленького потайного сейфа за книжной полкой в кабинете вынул ирландский паспорт на свое нынешнее имя и еще два британских, выписанных на другие. В соответствии с одним из этих документов он также был священником, с другим – журналистом. Кроме того, в сейфе было две тысячи фунтов стерлингов.
 В дорожной сумке, очень похожей на те, которыми обычно пользуются армейские офицеры, он поднял двойное дно и в тайное отделение положил большую часть денег, фальшивые паспорта, «вальтер» системы ППК с карсвелловским глушителем, несколько запасных обойм к нему, кусок пластиковой взрывчатки и два похожих на карандаши взрывателя.
 Потом, вспомнив о чем-то, пошел в ванну и из шкафчика достал два армейских перевязочных пакета и несколько ампул морфия, которые тоже швырнул в сумку. Он считал себя солдатом и должен был предусмотреть любое развитие событий. Вставил двойное дно на место, свернул свою черную сутану и положил вниз, а сверху «мирское облачение» – две рубашки, галстук, носки, туалетные принадлежности. Совершенно автоматически положил молитвенник, причастие в серебряном футляре и елей. Священнику Кассену в плоть и кровь въелась привычка никуда не ездить без этих предметов.
 Он спустился в прихожую, надел черный плащ, взял одну из двух черных фетровых шляп и отнес в кабинет. С внутренней стороны тульи у него были вбиты две пластиковых петли. В них точно улегся короткоствольный револьвер «смит-и-вессон» 38-го калибра. Шляпу сунул в сумку, «стечкина» в карман плаща.
 Он еще раз осмотрелся в кабинете дома, столь долго служившего ему убежищем, затем повернулся и вышел наружу. Открыв ворота гаража, он зажег свет. Рядом с машиной стоял его старый мотоцикл «БСА». Он укрепил сзади багаж, снял с крюка шлем и надел его.


* * *

 В своем кабинете в Дублине Макгинесс нетерпеливо наблюдал, как один из его людей безуспешно пытался дозвониться до Девлина.
 – Телефон не работает, в этом нет никакого сомнения.
 – Очень странно, сынок, – произнес Макгинесс. – Давай-ка съездим к Лайаму, и чем быстрее, тем лучше.
 Через сорок минут Макгинесс с двумя сопровождающими добрался до Килри. Он стоял и смотрел, как эти двое развязывали Девлина и Таню, и качал головой.
 – Можно было бы посмеяться, Лайам, увидев великого Девлина в позе связанного зайца, если бы все это не было так грустно. Повтори-ка еще раз все сначала. Ну, хорошо, хорошо, только самое главное.
 Они отправились в кухню, и Девлин рассказал в подробностях, что произошло. Макгинесс взорвался:
 – Вот пес поганый! А наши-то церковники на Феллс-роуд держат его чуть ли не за святого! А это, оказывается, русский шпион, который только корчил из себя священника.
 – Ватикан тоже будет не в восторге, – заметил Девлин.
 – Знаешь, что самое гнусное? Что меня больше всего злит? Что он даже не русский! Боже мой, Лайам, его отец умер на английской виселице за наше Движение! – Макгинесс уже дрожал от гнева. – Я сверну этому подонку шею.
 – И как же ты это собираешься сделать?
 – Можешь на меня положиться. Он собрался ехать к папе в Кентербери, не так ли? Я перекрою все пути выезда, и у меня из Ирландии даже крыса не выскочит.
 Он быстрым шагом вышел из кухни, позвал своих подчиненных и исчез. На кухню вошла Таня, выглядевшая бледной и очень усталой.
 – И что теперь будет?
 – Поставьте чайник, и мы спокойно выпьем чаю. Раньше гонца, приносившего дурную весть, казнили. У нас же, слава Богу, есть телефон. Извините, я отлучусь на пару минут, пойду позвоню Фергюсону из автомата.




 Глава 10


 Балиуотер, расположенный южнее Дандок-Бей рядом с Клогер Хед, нельзя назвать портом. Там есть паб, несколько домов, полдюжины рыбацких лодок и небольшая гавань. Через полтора часа после звонка Девлина Фергюсону Кассен уже сворачивал в лесок на холме неподалеку от этого местечка. Он поставил мотоцикл, посмотрел вниз на освещенный луной Балиуотер, расстегнул сумку и сменил шлем на шляпу.
 С сумкой в руке он отправился к селению. Его план показался бы иному чересчур мудреным, но в случае, если он сработает, результат мог быть потрясающим. В принципе, возникшую ситуацию следовало бы сравнить с шахматами – также нужно было думать не на один, а на три хода вперед. Теперь оставалось только выяснить действительную ценность информации, умело вытянутую из умирающего Дэни Малоуна.


* * *

 Шин Диген уже одиннадцать лет держал паб в Балиуотере. Нельзя сказать, что обслуживание сорока взрослых жителей деревни, имевших в соответствии с законом право на употребление алкоголя, отнимало у него слишком много времени. Поэтому кроме того он был еще и шкипером тридцатиметровой рыбачьей лодки под названием «Мери Мерфи». Одновременно он числился среди первых номеров списка боевиков ИРА и лишь в феврале был выпущен из тюрьмы Гонг Кеш, где отсидел три года за незаконное хранение оружия. То, что он в Лондондерри лично застрелил двух британских солдат, полиция доказать не смогла.
 Его жена с двумя детьми уехала погостить к матери в Голвей, и Диген закрыл свой ресторанчик в одиннадцать, ибо рано утром собирался выйти в море. Когда Кассен появился на деревенской улице, Диген не спал: один из людей Макгинесса разбудил его своим звонком. Диген нелегально доставлял пассажиров из Ирландии на остров Мэн, служивший переправочной станцией на пути в Англию. Описание личности Кассена, полученное им, было кратким и точным.
 Не успел Диген положить трубку, как в дверь постучали. Он встал, отворил ее и тут же понял, кто к нему пожаловал.
 – Чем могу быть полезен, святой отец? – спросил Диген, пропуская Кассена в дом.
 Они прошли в зал, где Диген пошуровал кочергой в камине.
 – Ваш адрес мне дал Дэни Малоун, член моей общины. Моя же фамилия – Дейли.
 – А, Дэни, – подтвердил Диген. – Как я слышал, его дела идут не самым лучшим образом.
 – Он умирает, бедняга. Именно от него я узнал, что вы могли бы перебросить меня на остров Мэн, если сойдемся в цене.
 – У вас что же, неприятности? Политические или с полицией?
 – И того и другого понемногу. – Кассен вынул десять пятидесятифунтовых банкнот и положил на стойку. – Этого хватит?
 Диген взял их и задумчиво взвесил на руке.
 – А почему бы и нет, святой отец? Садитесь поближе к огню и согрейтесь, а мне тут надо быстренько позвонить.
 – Это еще зачем?
 – Не могу же я плыть один. Нужен, по крайней мере, еще один человек, лучше – двое.
 Он вышел и прикрыл за собой дверь. Кассен стал ждать у стойки, на которой стоял телефонный аппарат. Когда на параллельном стали набирать номер, он тихонько звякнул.
 Кассен осторожно поднял трубку.
 Мужской голос взволнованно произнес:
 – Это Диген из Балиуотера. Мистера Макгинесса можно?
 – Он только что лег спать.
 – Черт побери, так поднимите его! Он у меня, этот Кассен, из-за которого звонили.
 – Не вешайте трубку.
 Через некоторое время раздался другой голос:
 – Макгинесс слушает. Это ты, Шин?
 – Не кто иной, как я. Кассен в моем пабе. Называет себя Дейли. Дал мне пятьсот фунтов и хочет, чтобы я отвез его на Мэн. Что делать? Задержать его?
 – С наибольшим удовольствием я бы сам с ним побеседовал, но не будем детьми, – сказал Макгинесс. – У тебя есть пара надежных людей?
 – Фил Иген и Тейдж Макэтир.
 – Хорошо, Шин. Этот святоша должен исчезнуть. Ты не поверишь, когда узнаешь, какой вред он десятилетиями наносил Движению. Любезно поговори с ним, возьми на борт, а в трех милях от берега пусти пулю в затылок и выбрось.
 – Будет сделано, – ответил Диген.
 Он поднялся наверх и переоделся. Затем вернулся в зал ресторана и натянул старый лоцманский бушлат.
 – Я вас оставлю на некоторое время, святой отец, потому что надо забрать моих ребят. Располагайтесь поудобнее.
 – Очень мило с вашей стороны, – поблагодарил Кассен.
 Он закурил и раскрыл вечернюю газету. Через полчаса Диген возвратился в сопровождении двоих мужчин.
 – Это Фил Иген, святой отец, и Тейдж Макэтир.
 Оба по очереди подали Кассену руку. Иген был маленьким и жилистым парнем лет двадцати пяти. Макэтир же – крупным мужчиной в старой матросской куртке, из-под которой выпирал живот большого любителя пива. Несколько старше Дигена. Лет пятьдесят, подумал Кассе и.
 – Ну что, поехали, святой отец? – Кассен взялся за сумку, но Диген сказал вдруг: – Не так быстро. Я хотел бы знать, что я везу.
 Он поставил сумку Кассена на стойку, открыл ее и быстро осмотрел содержимое. Затем закрыл «молнию», повернулся и кивнул Макэтиру. Тот ощупал священника, нашел «стечкина» и молча положил на стойку.
 – Это ваше дело, зачем вам нужна такая штука, – сказал Диген. – Получите ее, когда ступите на остров. – И он засунул пистолет за пояс.
 – Понимаю, – отозвался Кассен.
 – Вот и хорошо. Тогда пошли. – Диген повернулся и вышел первым.


* * *

 Девлин уже лежал в постели, когда позвонил Макгинесс.
 – Его нашли, – сказал он. – В Балиуотере. Его узнал один из наших, Шин Диген. Кассен представился ему другом Дэни Малоуна и заявил, что желает без ненужных формальностей переправиться на остров Мэн. Видимо, Дэни рассказал ему нечто, о чем лучше было бы помалкивать.
 – Дэни умирает, – напомнил Девлин. – Вряд ли он вообще осознает, что говорит.
 – Как бы там ни было, но Кассена, или отца Дейли, – он так представился – ждет неприятный сюрприз. В трех милях от берега Диген с ребятами пристрелят его и выбросят за борт. Разве я не говорил, что мы его отловим?
 – Говорил.
 – Я еще позвоню, Лайам.


* * *

 Когда они выходили из гавани, с моря поднималась легкая дымка, но небо было ясным, и в ярком свете взошедшей луны все казалось каким-то нереальным. Макэтир копошился на палубе. Иген открыл дверь маленького машинного отделения и спустился по приставной лестнице вниз, а Диген занял место у руля. Кассен встал рядом с ним и стал смотреть в окно рубки.
 – Великолепная ночь, – заметил Диген.
 – Да. Долго плыть?
 – Часа четыре, если все сделать как надо. Мы должны присоединиться к рыбакам с Мэна, возвращающимся с ночной ловли. Мы высадим вас на западном побережье, в маленькой бухте неподалеку от Пелла. Там вы можете сесть на автобус до Дугласа, главного города острова. Аэропорт называется Роналдсвей. Оттуда сможете улететь рейсом на Лондон или через Ирландское море в Блэкпул на английском побережье.
 – Я знаю, – ответил Кассен.
 – Спускайтесь вниз в каюту и устраивайтесь, – предложил Диген.
 Через некоторое время вниз спустились Макэтир и Иген.
 – Все в порядке, святой отец? – осведомился Макэтир. – Чаю не хотите?
 – Спасибо, я уже выпил, – сказал Кассен. – Прикорну пока чуть-чуть.
 Так он лежал с закрытыми глазами, небрежно положив руку на шляпу. Макэтир усмехнулся и, подмигнув Игену, насыпал в три кружки с горячей водой растворимого кофе и сухого молока. После этого они ушли. Кассен услышал их шаги на палубе, приглушенные голоса и взрывы смеха. Но остался лежать, ожидая, что будет дальше.
 Примерно через полчаса мотор отключили, и лодка спокойно закачалась на волнах. Кассен сел и свесил ноги с койки.
 Сверху раздался голос Дигена:
 – Святой отец, не могли бы вы подняться на палубу?
 – В чем дело? – спросил Кассен.
 – Игра окончена! – Диген повернулся, и оказалось, что в правой руке он держит «стечкина». – Мы знаем, кто вы и что вы натворили.
 Иген загремел тяжелой цепью. Кассен взглянул на него, потом повернулся к Дигену, снял шляпу и встал, держа ее на уровне груди.
 – Я так понимаю, что говорить не о чем?
 – Совершенно не о чем.
 Кассен выстрелил сквозь шляпу, которую держал на уровне груди, и пуля отбросила Дигена к релингу. «Стечкин» вывалился у него из руки, а Диген схватился за релинг, пытаясь удержать равновесие, но не смог – и рухнул за борт. Кассен же резко повернулся и выстрелил в Макэтира, пытавшегося спрятаться за рубкой. Пуля пробила голову толстяка как раз над левым глазом. Иген попытался достать Кассена тяжелой цепью, но тот легко отвел неумелый удар.
 – Сволочь! – закричал Иген.
 Кассен аккуратно прицелился и выстрелил. Теперь надо было действовать быстро. «Стечкина», потерянного Дигеном, он сунул в карман, а потом подошел к надувной лодке с мотором, укрепленной посредине палубы, и спустил ее на воду. Привязав ее к релингу, Кассен бросился в рубку, где пришлось переступить через труп Макэтира, и схватил свою дорожную сумку.
 Подняв двойное дно, он достал из потайного отделения пластиковую взрывчатку и отрезал кусок карманным ножом. Воткнул взрыватель, который установил на пятнадцатиминутную задержку времени, и бросил готовую бомбу в машинное отделение. Прыгнув в надувную лодку, он запустил мотор и на максимальной скорости поплыл к берегу.
 Несмотря на пулю в груди, Шин Диген медленно болтал ногами в воде, чтобы не утонуть, и видел, как уходила лодка.
 Кассен уже был довольно далеко, когда грохот и взметнувшиеся к небу оранжево-красные языки пламени разорвали ночь. Он оглянулся. Лучше и быть не могло. Теперь он для них мертв, и Макгинессу с Фергюсоном придется взять своих ищеек на поводок. Кассен спросил себя, что почувствует Девлин, когда узнает, как все было в действительности.
 Он высадился неподалеку от Балиуотера, спрятав лодку в кустах на берегу. Пробежался до леска, где оставил свой мотоцикл, и скрылся в темноте.
 Первой на месте происшествия оказалась рыбачья лодка из Балиуотера, которая называлась «Дублин Тайна». Ее команда, выбиравшая сети примерно в миле оттуда, заметила пламя взрыва. На месте гибели «Мери Мерфи» рыбаки появились примерно через полчаса. На поверхности плавали обломки и спасательный жилет. Рыбаки с «Дублин Тайна» поняли, что произошло самое худшее.
 Шкипер по рации сообщил о взрыве в береговую охрану и приступил к поискам в надежде найти выживших или хотя бы трупы. Но безрезультатно, тем более что сгустившийся над морем туман значительно затруднил дело. В пять утра из Ландока прибыл катер береговой охраны, а с ним несколько рыбацких лодок. Поиски продолжились.


* * *

 Весть о трагедии достигла Макгинесса в четыре утра, и он тут же связался с Девлином.
 – Бог его знает, что произошло, – сказал Макгинесс. – Она взорвалась и пошла ко дну как топор.
 – А трупы нашли?
 – Да нет. Мне сказали, что там сильное течение и трупы могло отнести довольно далеко. Хотелось бы знать, что же все-таки случилось. Шин Диген был действительно смелым парнем.
 – Хм, мне тоже интересно...
 – Во всяком случае, от Кассена мы избавились. Не придется больше гоняться за ним. Фергюсону сообщишь?
 – Естественно.
 Девлин спустился вниз и набрал номер квартиры Фергюсона на Кавендиш-сквер. После первых же слов Девлина тот мгновенно проснулся.
 – Вы в этом совершенно уверены?
 – По крайней мере, дело выглядит именно так. Бог знает, что могло случиться на лодке.
 – Да, – произнес Фергюсон, – отрадно, что с Кассеном у нас больше не будет хлопот. Не хватало еще, чтобы этот сумасшедший начал разгуливать по Англии. – Он фыркнул. – Застрелить папу! Надо же такое придумать!
 – Что станет с Таней?
 – Завтра она может вернуться в Лондон. Вы посадите ее на самолет, а я встречу. Гарри должен быть завтра в Париже, чтобы проинструктировать Тони Виллерса насчет этой истории с ракетами «Экзосет».
 – Хорошо, – сказал Девлин. – Тогда вроде все.
 – Не слышу радости в вашем голосе. Почему?
 – Ну, скажем так: в том, что такой человек, как Кассен, мертв, я буду уверен, лишь увидев его труп, – ответил Девлин.


* * *

 Граница между Ольстером и Республикой Ирландией всегда была довольно открытой, несмотря на многочисленные армейские и полицейские патрули на дорогах. Многие крестьяне имели землю по обе стороны границы, и эти участки связывали сотни полевых дорог, просек и тропинок.
 В четыре Кассен добрался до Ольстера. В столь ранний час движения на дорогах почти не было, и, чтобы его одинокий мотоцикл не привлекал внимания, он решил переждать в заброшенном сарае неподалеку от Ньюэри.
 Не выпуская «стечкина» из рук, Кассен сел на пол у стены и закурил. Часов в шесть, когда люди из близлежащих деревень начали отправляться на работу и какой-то мотоциклист не мог уже привлечь внимания, он по дороге А1 через Бранбридж отправился в Лисборн.
 В семь пятнадцать он оставил свой мотоцикл на стоянке перед аэропортом Олдегроув. «Стечкина» засунул в тайник вместе с «вальтером». Уже начался сезон отпусков, поэтому в восемь пятнадцать можно было улететь рейсом на Мэн. Если же билеты на него уже проданы, то в течение ближайшего часа уходят рейсы на Глазго, Эдинбург и Ньюкасл. Остров Мэн был предпочтительней потому, что туда летели в основном отпускники, и никто не станет их особенно трясти. Как выяснилось, места на этот рейс еще были, и он купил билет.
 Вся ручная кладь подлежала просвечиванию рентгеном так же, как и в большинстве международных аэропортов. В Белфасте багаж тоже пропускали через детектор, однако в период отпусков и на туристических рейсах за этим не очень-то следили. В любом случае потайное отделение его сумки имело специальное покрытие, отражающее рентгеновские лучи. Гак что проблемы могли возникнуть только на таможне острова.
 Примерно в половине девятого утра, когда Кассен уже добрых десять минут находился в воздухе, «Дублин Тайна», у которого уже кончалось топливо, прекратил безуспешные поиски команды «Мери Мерфи» и повернул к Балиуотеру. Самый младший член экипажа, пятнадцатилетний мальчишка, выбиравший канат на носу, заметил вдруг какой-то обломок и крикнул шкиперу, чтобы тот изменил курс.
 Через несколько минут он остановил лодку рядом с качавшейся на волнах дверью от «Мери Мерфи», на которой лежал полуживой Шин Диген. Он медленно повернул голову и выдавил из себя кривую усмешку.
 – Что-то вы долго, ребята, – прохрипел он.


* * *

 В аэропорту Роналдсвей проблем на таможне не возникло. Кассен взял свою сумку с ленты транспортера и присоединился к толпе, проходившей через контроль. Задержать его никто и не пытался. Как и везде на курортах, служащие старались создавать отпускникам как можно меньше неудобств. Местная авиакомпания совершала несколько рейсов в день на Блэкпул на английском побережье, однако места на утренние рейсы оказались распроданы. Билет удалось купить лишь на самолет, вылетавший с острова около двенадцати дня. Что ж, могло быть и хуже. Кассен сунул билет в бумажник и пошел в кафетерий, чтобы перекусить.


* * *

 В полдвенадцатого Фергюсон позвонил Девлину. С вытянувшимся лицом он выслушал новое сообщение.
 – Это точно?
 – Совершенно точно, – подтвердил Девлин. – При взрыве этот Диген выжил только потому, что пуля Кассена выбросила его за борт. Сам же взрыв был устроен Кассеном, который сел потом в надувную лодку с «Мери Мерфи» и уплыл, при этом едва не задев Дигена.
 – Зачем все это надо было устраивать? – с сомнением в голосе спросил Фергюсон.
 – Он очень хитер и годами побеждал меня в шахматы. Я знаю его стиль. Он всегда просчитывает на три хода дальше противника. Инсценировав собственную смерть, он избавлялся от преследователей. Его бы никто не стал искать. В этом просто отпала бы необходимость. В итоге он выиграл время.
 Фергюсона охватило ужасное предчувствие.
 – Таким образом, вы хотите сказать...
 – Вот именно. Он уже на вашем берегу, не на нашем, генерал.
 Фергюсон тихо выругался.
 – Хорошо, я попрошу о помощи дублинскую полицию безопасности. Они перевернут вверх дном его дом и найдут отпечатки пальцев, фотографии и все, что может понадобиться для розыска.
 – Вы должны проинформировать и католический секретариат, – сказал Девлин. – Представляю себе, что начнется в Ватикане, когда они получат такое послание.
 – Вряд ли и госпожа Тэтчер особенно обрадуется. Билеты на какой рейс вы заказали для Ворониной?
 – Вылет в два.
 – Приезжайте с ней вместе. Вы мне нужны.
 – Тут, видите ли, есть второстепенный, но, к сожалению, достойный упоминания момент, – сказал Девлин. – С незапамятных времен меня разыскивает английская полиция. Причем членство в подпольной организации – самое безобидное, в чем меня обвиняют.
 – Господи Боже мой, уж это-то не проблема! – взорвался Фергюсон. – Постарайтесь не опоздать на самолет!
 Из кухни с подносом в руках вышла Таня.
 – Ну что?
 – Я лечу вместе с вами в Лондон, – сказал Девлин. – А там видно будет.
 – А Кассен? Где он, как вы думаете?
 – Везде и нигде. – Он отпил чаю. – В том-то и проблема. В утренней газете я прочитал, что визит папы начинается в пятницу и что на следующий день он должен быть в Кентербери.
 – То есть в субботу, двадцать девятого?
 – Совершенно верно. Так что Кассену надо теперь как-то убить время, а нам постараться ответить на вопрос, где он может находиться.
 Телефонный звонок прервал их размышления.
 – Ты разговаривал с Фергюсоном? – раздался голос Макгинесса.
 – Да.
 – Что он собирается делать?
 – Не знаю. Для начала вызывает меня.
 – И ты поедешь?
 – Да.
 – Лайам, ты уже знаешь, что Лубова, этого русского, нашли мертвым в кинотеатре? Он что, адскую проповедь нам читает, твой священник?
 – После того, как он выяснил, что русские получили приказ убрать его, он сменил тактику. Интересно было бы знать, куда приведет его этот новый метод?
 – В Кентербери. Ведь туда же он собирался, – ответил Макгинесс. – А там мы ничего предпринять не можем. Теперь им должна заняться британская тайная служба. Возможности ИРА исчерпаны. Не забывай про тыл, Лайам. Пока!
 Девлин сидел, задумчиво насупив брови. Потом встал.
 – Мне надо отлучиться, – сказал он, обращаясь к Тане, – но я скоро вернусь. – И вышел через террасу.


* * *

 В Глазго таможенники были так же предупредительны, как и в Роналдсвее. Кассен даже остановился и поднял свою сумку, в то время как другие пассажиры стремились побыстрее пройти контроль.
 – Вы хотите уплатить таможенный сбор, святой отец? – спросил служащий.
 Кассен расстегнул «молнию» на сумке.
 – За бутылку виски и двести сигарет.
 Таможенник улыбнулся:
 – Вы могли бы провезти беспошлинно еще литр вина. Надо было брать больше, святой отец.
 – Похоже на то. – Кассен закрыл сумку и двинулся прочь от таможни.
 На выходе из маленького здания аэропорта стояло несколько машин такси, но он решил пройтись пешком. Времени-то более чем достаточно. Он пересек улицу и купил в киоске газету. Выйдя из магазинчика, увидел рейсовый автобус на Мокем, курортное местечко, расположенное в нескольких милях к северу от города. Мгновенно изменив свой план, Кассен вскочил в уже отъезжающий автобус.


* * *

 Сестра Анна-Мария стояла у постели Дэни Малоуна, когда Девлин вошел в палату хосписа. Он подождал, пока она закончит шептать что-то сиделке и обратит на него внимание.
 – Что вам угодно?
 – Я хотел бы поговорить с Дэни.
 – Сегодня у него слишком мало сил для беседы.
 – Но дело исключительной важности.
 Она с сомнением подняла брови.
 – А у вас всегда важные дела. Не больше десяти минут. – Она собралась было уходить, но вдруг что-то вспомнила. – Отец Кассен не пришел вчера вечером. Вы не знаете, почему?
 – Нет, – солгал Девлин. – Я его вообще не видел.
 Сестра исчезла. Девлин пододвинул стул к постели Малоуна.
 – Как ты себя чувствуешь, Дэни?
 Умирающий открыл глаза и хриплым голосом произнес:
 – Это ты, Лайам? Отец Кассен сегодня не приходил.
 – Слушай, Дэни, ты рассказывал ему о Шине Дигене из Балиуотера, который переправляет людей на остров Мэн?
 Малоун сморщил лоб.
 – Наверное. Я ему много чего рассказывал.
 – Но в основном вы говорили о делах ИРА?
 – Да. Ему было интересно, как мне удавалось оставаться непойманным в старые добрые времена.
 – И в первую очередь в Англии? – спросил Девлин.
 – Да. Ты же знаешь, как долго я скрывался там. Он хотел знать, это у меня получалось. – Малоун снова сморщил лоб. – Что-нибудь не так?
 – Дэни, ты всегда был самым сильным из нас. Так что теперь держись. Кассен не с нами.
 Глаза Малоуна расширились.
 – Ты что, Лайам, смеешься надо мной?
 – Шин Диген с пулей в легком лежит в больнице, а еще двое хороших парней убиты.
 Дэни уставился на него.
 – Расскажи.
 Девлин выложил то, что знал. Малоун тихо выругался.
 – Дэни, вспомни все, чем он особенно интересовался.
 Малоун сдвинул брови, пытаясь сконцентрироваться.
 – Ну вот, например, он спрашивал, как мне удавалось так долго уходить от полиции и от этих лопухов из службы безопасности. Я объяснил, что в Англии никогда не пользовался сетью ИРА, потому что она ненадежна. Да ведь ты и сам это знаешь, Лайам.
 – Да уж.
 – Я же старался держаться преступного мира. Предпочитал иметь дело с честными уголовниками, да пусть даже и с бесчестными. Главное, чтобы о цене сговориться. Я знал много таких людей.
 – Расскажи о них, – попросил Девлин.


* * *

 Кассену нравились приморские города, особенно те, куда летом приезжали трудяги со всей страны, чтобы отдохнуть и развлечься: кафе, рестораны, парки, бриз с моря, срывающий пену с гребней волн в бухте. На севере – горы Шейк Дистрикт.
 Он перешел через улицу. Хотя разгар сезона еще не наступил, туристов на улицах было полным-полно. Так он дошел до автовокзала.
 До большинства более или менее крупных провинциальных городов можно было добраться довольно быстро на рейсовых автобусах. Кассен изучил расписание и нашел то, что искал, – рейс на Глазго через Калайл и Дамфриз. Отправление через час. Он забронировал место и отправился перекусить.




 Глава 11


 Пресс-атташе советского посольства в Лондоне Георгий Романов, высокий и общительный пятидесятилетний мужчина, втайне гордился своей аристократической фамилией. В Лондоне он довольно успешно работал уже одиннадцать лет, за что в прошлом году был произведен в генерал-лейтенанты КГБ.
 Фергюсон находил его достаточно симпатичным человеком, примерно так же и Романов относился к нему. Поэтому, когда Фергюсон сразу после разговора с Девлином позвонил ему и попросил о свидании, Романов тут же согласился.
 Они встретились в Кенсингтон-Гардене у круглого пруда, куда Романов дошел из посольства за несколько минут. Фергюсон ждал его на лавочке с «Таймс» в руках. Романов сел рядом.
 – Привет, Георгии, – сказал Фергюсон.
 – Добрый день, Чарльз. Чем обязан?
 – Сразу перейду к делу. Вам что-нибудь известно об агенте КГБ по кличке Качулейн, который лет двадцать назад был заброшен в Ирландию?
 – В виде исключения могу дать вам совершенно определенный и честный ответ – нет, – сказал Романов. – Совершенно ничего неизвестно.
 – Тогда я хотел бы рассказать кое-что...
 – Ситуация действительно критическая, – внимательно выслушав его, резюмировал Романов.
 – Можно и так выразиться. Но самое главное, что он сейчас носится где-то в Англии с планом убийства папы в субботу в Кентербери. С учетом предшествующей его деятельности этого человека следует принимать всерьез. Он не какой-нибудь фантазер.
 – Чего же вы хотите от меня?
 – Чтобы вы поставили в известность Москву, причем на самом высшем уровне. Я не могу себе представить, чтобы ваше правительство было заинтересовано в убийстве папы римского агентом КГБ, особенно теперь, после нашумевшего покушения в Италии. А цель Кассена – именно насолить Советскому Союзу. Поэтому, если вопреки всякой логике он вступит с вами в контакт, я хотел бы знать об этом, Георгий. То, что мы его возьмем, несомненно. И это будет его конец. Никакого суда или подобных благоглупостей никто устраивать не станет. Уверен, что в Москве этому только порадуются.
 – Я тоже, – Романов поднялся.
 – Позвольте дать вам один совет, – сказал Фергюсон. – Лучше всего обратиться наверх через голову Масловского.


* * *

 Понимая значение происходящего, Фергюсон проинформировал генерального директора, а тот – министра внутренних дел. В результате Фергюсона во время обеда потребовали в правительственную резиденцию на Даунинг-стрит. Он тут же вызвал служебную машину и через десять минут был на месте. В конце улицы за загородкой, как всегда, толпились зеваки. Полицейский у парадного отдал честь. Не успел Фергюсон поднять руку к молотку, как дверь отворилась.
 Уже в прихожей он услышал, как в кабинетах звонят телефоны, что при нынешней обострившейся ситуации на Фолклендах было вполне естественно. К немалому удивлению Фергюсона, госпожа премьер-министр назначила ему личный прием. По главной лестнице он вместе с сопровождающим поднялся на второй этаж. Наверху молодой человек постучал в дверь и отворил ее перед Фергюсоном.
 – Госпожа премьер-министр, бригадный генерал Фергюсон.
 В своем обычном безукоризненном костюме из серого твида и со столь же безукоризненной прической, она отложила в сторону ручку и подняла глаза от бумаг на письменном столе.
 – Мое время ограничено, генерал. Вы это, надеюсь, понимаете. Так вот, министр внутренних дел сообщил мне наиболее важные факты. От вас же я ожидаю заверений в том, что этот человек будет задержан.
 – Могу дать их вам, госпожа премьер-министр, без малейших оговорок.
 – Покушение на папу, пусть даже неудачное, может иметь для нас катастрофические политические последствия.
 – Я понимаю.
 – В качестве руководителя «группы четыре» вы обладаете особыми полномочиями, предоставленными лично мной. Так используйте их, генерал, на полную катушку. Если вам потребуется что-нибудь, то поставьте меня об этом в известность.
 – Естественно, госпожа премьер-министр.
 Она снова взялась за ручку и склонилась над бумагами. Фергюсон вышел за дверь, где его ждал все тот же молодой человек. Спускаясь по лестнице, он подумал, что в который раз за время его карьеры на карту поставлена не только жизнь преступника, но и его собственная голова.


* * *

 В Москве Масловского снова вызвал к себе Гранов. Он подвинул к краю стола напечатанное на машинке сообщение.
 – Ознакомьтесь.
 Масловский взял листок с ощущением, будто сердце его остановилось. Когда он дочитал до конца, руки его ходили ходуном.
 – Ваш человек, Масловский, находится в настоящее время в бегах на территории Англии и собирается убить папу. Причем его единственной целью является, судя по всему, компрометация нашей страны. Нам же не остается ничего, как только ждать и надеяться, что британская тайная служба окажется более эффективной, чем вы.
 – Товарищ генерал, что я могу сказать?
 – Вам нечего говорить, Масловский. Отличительной чертой всего этого дела является не столько глупость исполнителей, сколько авантюризм наихудшего свойства.
 С этими словами Гранов нажал на кнопку на своем письменном столе. Дверь позади Масловского открылась, и в кабинет вошли два молодых капитана КГБ.
 – Вы немедленно освободите ваш служебный кабинет, а все ключи, шифры и дела передадите лицу, которое я вам назову. А пока что отправляйтесь в наш следственный изолятор. Против вас возбуждается дело по обвинению в государственной измене.
 Как это – в следственный изолятор? Ведь он стольких людей сам послал туда. Дыхание Масловского вдруг пресеклось, и он ощутил острую боль в груди и в обеих руках. Он схватился за край письменного стола, но ноги уже не держали его. Словно в тумане, он увидел, как вскочил со своего места Гранов. Два офицера бросились и подхватили Масловского под руки.
 Но он вовсе не собирался сопротивляться. Он лишь хотел сказать Гранову, что ни следственного изолятора, ни суда не будет. Странным образом последняя его мысль была о Тане, о любимой Танечке, как та сидела за роялем и играла свое любимое «Море» Дебюсси. Потом вдруг музыка смолкла, и он провалился в темноту.


* * *

 Фергюсон участвовал в заседании под председательством министра внутренних дел. На нем присутствовали начальник службы «С 13» отдела Скотланд-Ярда по борьбе с терроризмом и генеральный директор сил безопасности.
 Он был совершенно измотан, когда вернулся домой и обнаружил там Девлина, читающего «Таймс» у камина.
 – Кажется, газеты на время забыли о Фолклендах и переключились на папу, – заметил Девлин и отложил газету.
 – Что касается меня, то поскорее бы уж он прилетел. Вы бы только послушали, Девлин, что за чушь они пороли на совещании! Министр внутренних дел собственной персоной, Скотланд-Ярд и наш директор. И знаете что? – Он встал спиной к огню, чтобы согреться. – Они не склонны принимать дело всерьез.
 – Вы о Кассене?
 – Поймите меня правильно. Конечно, его существование принимается к сведению, тем более что я рассказал о последних днях в Дублине: Левин, Лубов, Черни и двое боевиков ИРА. Этот человек – фанатичный убийца.
 – Не думаю, – ответил Девлин. – С моей точки зрения, все это было лишь частью определенного плана, то есть он просто четко выполнял определенную задачу. К тому же в течение многих лет он довольно часто щадил свои жертвы. Последний тому пример – Таня и я. Он стремится к достижению определенной цели – вот что главное.
 – Только не напоминайте мне об этом. – Фергюсон покачал головой. В этот момент дверь открылась, и появился Фокс.
 – Добрый день, сэр. Добрый день, Лайам. Я слышал, что за время моего отсутствия кое-что произошло?
 – Вот уж точно, – ответил Фергюсон. – В Париже все нормально?
 – Да, я говорил с Тони. Он контролирует ситуацию.
 – Но об этом позже. Давайте-ка лучше я расскажу, что случилось здесь.
 Изредка прерываемый Девлином, он довольно быстро описал ситуацию.
 – Что за человек! Странно. – Фокс пожал плечами.
 – Что тут странного?
 – Когда мы встречались в последний раз, он показался мне очень симпатичным.
 – Для него это несложно, – заметил Девлин.
 Фергюсон насупил брови.
 – Ладно, хватит об этом.
 Вошел Ким с чайным подносом и тарелкой с бутербродами с жареной ветчиной.
 – Великолепно, – отреагировал Фергюсон. – У меня волчий аппетит.
 – А Воронина? – поинтересовался Фокс.
 – В настоящее время она в безопасности.
 – Где, сэр?
 – В нашей квартире в Челси. Директорат прикрепил к ней служащую, которая будет сопровождать ее, пока все не встанет на свои места.
 Он пододвинул каждому из присутствующих по чашке чая.
 – Так каким же будет следующий шаг? – спросил Девлин.
 – Министр внутренних дел и директор считают, что дело не должно попасть в печать, и я с ними полностью согласен. Целью визита папы является распространение братской любви, то есть серьезная попытка остановить кровопролитие в Южной Атлантике. А теперь представьте себе, с какими заголовками могут выйти газеты: «Первый визит папы в Англию – фанатик-убийца на свободе».
 – К тому же еще и священник.
 – Ну, это не самое главное. Важно, кем он является на самом деле.
 – Я бы так не считал, – возразил Девлин. – Позвольте мне, непоследовательному католику, представить точку зрения церкви: Гарри Кассен был посвящен в священнический сан двадцать один год назад в Вейн-Лэндинге, штат Коннектикут, и до сих пор его носит. Вы в последнее время Грэма Грина не читали?
 – Пусть так, – раздраженно буркнул Фергюсон. – Тем не менее госпожа премьер-министр не желает, чтобы дело Кассена попало в прессу. Пользы от этого все равно не будет.
 – Сначала надо бы поймать его, – попытался вставить Фокс.
 – Именно этого от нас и ждут. По нашей просьбе дублинская полиция безопасности провела обыск в его доме, нашла там отпечатки пальцев Кассена и ввела их в компьютер, который связан с аналогичной ЭВМ в Лисборне, а через нее – с нашей системой и центральным архивом Скотланд-Ярда.
 – Я не представлял себе, что существует такая сеть, – сказал Девлин.
 – Да, электронные чудеса эпохи микрочипов, – ответил Фергюсон. – Данные заведены на одиннадцать миллионов человек: характер преступной деятельности, образование, профессия, сексуальные наклонности, привычки, например, в каком магазине то или иное лицо покупает мебель.
 – Вы что, серьезно?
 – О да. В прошлом году в Ольстере нам удалось поймать одного из ваших парней лишь потому, что он делал покупки только в «Купе». У него была превосходная легенда, однако от своей многолетней привычки он отказаться не смог. Так что Кассен теперь в компьютере, и не только его отпечатки пальцев, но и все, что мы о нем знаем, а так как большинство полицейских участков в стране оборудованы компьютерами с дисплеями, то они могут практически мгновенно войти в центральный банк данных и получить его фото у себя на экране.
 – Боже милостивый!
 – Кстати, то же касается и вас. Что же до Кассена, то я дал команду на выдачу сокращенной информации, в которой отсутствуют указания на его связь с КГБ. Она звучит так: «Выдает себя за священника, имеет определенные связи с ИРА. Внимание! Вооружен и опасен». Все ясно?
 – Вполне.
 – С той же целью мы передадим прессе его фото в сопровождении текста, который вы только что услышали. Некоторые вечерние газеты поместят его еще сегодня, а в центральной прессе оно появится только завтра.
 – И вы считаете, что этого будет достаточно?
 – Почему бы и нет?! Теперь нам следует немного выждать. – Фергюсон подошел к окну и посмотрел на улицу. – Он ведь тут где-то ходит.
 – Однако проблема в том, – заметил Девлин, – что мы не можем ничего предпринять, пока он сам как-то не заявит о себе.
 – Да. – Фергюсон вернулся к столу и взял чайник. – Хм, прекрасный напиток. Кто-нибудь желает еще?


* * *

 Во второй половине дня Иоанн Павел II за письменным столом в маленьком кабинете рядом со спальными покоями изучал только что полученное сообщение. Человек, стоявший перед ним, был одет в обычную черную сутану и, если судить по виду, был простым священником. В действительности же к главе римско-католической церкви пришел генерал ордена иезуитов.
 Иезуиты, вот уже несколько столетий несущие ответственность за безопасность папы, гордились своим именем «солдат Христа». Именно эта ответственность за судьбу наместника Господа Бога на земле заставила генерала покинуть свое бюро на Виа дель Семинарио и попросить святого отца о срочной аудиенции.
 Папа Иоанн Павел II отложил документ и посмотрел на «солдата Христа». Он прекрасно говорил по-итальянски, и лишь легкий акцент выдавал его польское происхождение.
 – Когда вы это получили?
 – Первое сообщение прислал дублинский секретариат три часа назад, немного позже поступила информация из Лондона. Я лично разговаривал с британским министром внутренних дел, и он гарантировал, что для обеспечения безопасности Вашего Святейшества будет сделано все возможное, а также назвал персонально ответственное лицо. Это бригадный генерал Фергюсон.
 – Вы озабочены?
 – Согласитесь, Ваше Святейшество, что остановить убийцу-одиночку довольно сложно, особенно если собственная жизнь ему безразлична. В прошлом этот Кассен слишком часто доказывал, насколько эффективно он способен действовать.
 – Отец Кассен. – Папа встал и подошел к окну. – Он был убийцей и теперь, по-видимому, им остается, но одновременно он носит священнический сан, и Господь не допустит, чтобы Кассен забыл об этом.
 – Ваше Святейшество поедет все-таки в Англию?
 – В Кентербери, друг мой, где во имя Господа умер святой Томас Бекет.
 Генерал поклонился и поцеловал кольцо на протянутой руке.
 – Тогда я просил бы Ваше Святейшество извинить меня. Очень много дел.
 Он вышел из кабинета. Иоанн Павел II постоял некоторое время у окна, а потом через кабинет направился в домашнюю часовню. Он преклонил колена перед алтарем, сложил в молитвенном жесте руки и почувствовал страх при воспоминании о пуле человека, пытавшегося убить его несколько месяцев назад, и о длительных болях, сопровождавших выздоровление.
 Однако тут же он отринул от себя эти мысли и сконцентрировался главном – стал молиться о бессмертной душе отца Гарри Кассена и всех грешников мира, пытавшихся своими делами лишить себя бесконечной любви и милости Господа.
 Фергюсон закончил разговор по телефону и обратился к Девлину и Фоксу:
 – Это был генеральный директор. Его Святейшество проинформировали о Кассене и той опасности, которую он представляет. На его планы это никак не повлияло.
 – Чего и следовало ожидать, – сказал Девлин. – Ведь он в свое время несколько лет работал в польском антифашистском подполье.
 – Мы уже все поняли, – фыркнул Фергюсон, – спасибо за разъяснения. Что ж, теперь нам следует подготовиться к предстоящим событиям. Гарри, пойдите с господином Девлином в директорат и выпишите на его имя пропуск с литерой "А". Это будет не просто кусок пластика с вашей фотографией, – посмотрел он на Девлина, – а документ, которым располагают немногие. С ним вы пройдете везде.
 – Дает ли он право на ношение оружия? – спросил Девлин. – «Вальтер» мне бы не помешал. Вы ведь знаете, что по натуре я пессимист.
 – Со времени покушения на принцессу Анну наши люди стараются не пользоваться оружием этой марки. Тогда у «вальтера», которым был вооружен телохранитель, произошла осечка.
 Он взял несколько дел, и они отправились в кабинет за плащами.
 – И тем не менее я предпочитаю «вальтер», – сказал Девлин.
 – Одно могу сказать точно, – заметил Фокс. – Какое бы оружие вы ни предпочли, оно не должно дать осечку, когда встретите Гарри Кассена.
 С этими словами он отворил дверь, и они направились к лифту.


* * *

 Конечно же, Гарри Кассен разработал план. Он знал, что хочет совершить в субботу в Кентербери, но это означало, что почти три дня и три ночи ему придется скрываться.
 Дэни Малоун назвал множество имен преступников, которые за хорошую плату могли бы предоставить надежное убежище. Были у него адреса в Лондоне, Лидсе и Манчестере, но он решил попытать счастья на одинокой ферме братьев Мангоу в Гэлвее. В Шотландии его станут разыскивать в последнюю очередь, а самолет «Бритиш Эйруейз» летит из Глазго до Лондона всего-то час пятнадцать.
 Убить время, вот что главное. В Кентербери он появится в самый последний момент. Никакой организационной подготовки не требуется. Это даже рассмешило Кассена, ехавшего на автобусе в Калайл.
 Можно представить себе, что они устроят в Кентербери: перекроют все подходы, понатыкают везде полицейских снайперов, а в толпе будут кружить переодетые сасовцы. А что толку? Тут как в шахматах. Сколько раз он повторял Девлину, этому худшему в мире игроку, – рассчитывать нужно не следующий ход, а последний. В общем, действовать, как фокусник: заставить публику следить за тем, что творит правая рука, а основной финт проделать левой.
 Кассен задремал, а проснувшись, увидел слева от себя море, блестевшее под вечерним солнцем. Он наклонился к пожилой женщине, сидевшей впереди.
 – Где это мы?
 – Как раз проехали Энен. – Судя по акценту, дама была из Глазго. – Следующая остановка – Дамфриз. Вы – католик?
 – Боюсь, что да, – осторожно ответил он. Ведь шотландская провинция всегда была протестантской.
 – Как хорошо. Я тоже католичка. Сама из Глазго, но родители мои были ирландцами. – Женщина схватила его руку и поцеловала. – Ах, как это приятно, святой отец, ведь вы с нашей родины?
 – Совершенно верно.
 Кассен испугался, что добрая католичка теперь не отвяжется от него, но она уже отвернулась и поудобнее устроилась на своем сиденье.
 Небо внезапно угрожающе потемнело, раздались раскаты грома, и начался дождь, который вскоре превратился в настоящий ливень, громко барабанивший по крыше. Автобус остановился в Дамфризе, чтобы высадить двух пассажиров, и покатил дальше по почти пустой дороге.
 До Данхилла, где Кассен собирался выйти, оставалось не более пятнадцати миль да оттуда еще пара миль до деревни под названием Лервик и фермы братьев Мангоу где-то за ближайшими холмами.
 Водитель автобуса о чем-то поговорил по радио с диспетчером, а потом объявил:
 – Леди и джентльмены, прошу минутку внимания. К сожалению, дорога на Данхилл закрыта из-за наводнения. Там уже образовалась огромная пробка.
 – И что же нам теперь делать? – воскликнула недавняя собеседница Кассена. – Ночью спать в автобусе?
 – Через несколько минут приедем в Корбридж. Там есть железнодорожный полустанок. Компания уже позаботилась, чтобы поезд из Глазго сделал в Корбридже остановку.
 – Но это будет в три раза дороже! – воскликнула та же женщина.
 – Не беспокойтесь, – добродушно ответил шофер. – Платит автобусная компания.
 – А в Данхилле поезд останавливается? – спросил Кассен.
 – Может быть. Точно не знаю. Надо уточнить.
 Как ни планируй, всегда может случиться что-то совершенно неожиданное. Бессмысленно сейчас ломать себе голову и зря расходовать энергию. Об альтернативах следовало подумать раньше.
 Слева в окне промелькнул белый указатель с надписью «Корбридж», а вслед за ним сквозь пелену дождя показались и первые строения. Автобус проехал мимо паба, супермаркета, газетного киоска и остановился наконец перед небольшим зданием вокзала.
 – Я пойду узнаю, а вы подождите, пожалуйста, здесь, – сказал шофер и побежал к вокзалу.
 Дождь лил как из ведра. Между пабом и магазином зиял проем, и оба здания были подперты балками. Судя по всему, здесь недавно снесли дом. Там стояло несколько человек. Кассен безразлично посмотрел в окно, протянул руку за сигаретами и обнаружил, что пачка пуста. Он помедлил, потом взял дорожную сумку, вышел из автобуса и бегом бросился к газетному киоску.
 Молодую женщину, стоявшую на пороге, он попросил дать две пачки сигарет и туристическую карту окрестностей. Получив требуемое, Кассен спросил:
 – Что это здесь происходит?
 – Они вот уже неделю разбирают старый элеватор. Все было нормально, пока не начался ливень. Там в подвале что-то случилось, кажется, перекрытие рухнуло.
 В этот момент с другого конца деревни подъехал полицейский автомобиль и остановился рядом. Из него вывалился толстый здоровяк в синем форменном кителе с тремя сержантскими нашивками. Он протиснулся сквозь толпу и исчез.
 – Ну вот и кавалерия прискакала, – сказала женщина.
 – Он что, не отсюда? – спросил Кассен.
 – В Корбридже нет полицейского участка. Его зовут Броди, сержант Лэклен Броди, и приезжает он из Данхилла. – В ее голосе прозвучали нотки раздражения.
 – Особенной любовью он здесь, кажется, не пользуется?
 – Больше всего Лэклен любит поймать в субботу вечером двух-трех пьяных и избить их до полусмерти. Вы же видели, какой это шкаф, и свою силу он любит показывать всем и каждому. Вы, кажется, католик?
 – Боюсь, что да.
 – Тогда вы для него просто антихрист. Сам-то он – баптист, а они даже музыку считают греховной. Не говоря уже о том, что он у них вроде старшего, читает молитвенные книги.
 Из толпы вышел рабочий в шлеме и оранжевой куртке. Его мокрое лицо было измазано грязью. Он прислонился к стене и сказал:
 – Плохи дела там, внизу.
 – А что такое? – встрепенулась женщина.
 – Один из наших застрял. Стена рухнула. Мы сделали все, что могли, но там слишком тесно и работать практически невозможно. И вода поднимается. – Он посмотрел на Кассена.
 – Вы, случайно, не католик?
 – Да.
 Мужчина взял его за руку.
 – Меня зовут Хади. Я тут бригадир. Тот человек внизу – из Глазго, но сам он итальянец, Джино Тизини. Он думает, что погибнет, и все время просит меня привести священника. Вы не могли бы спуститься к нему, святой отец?
 – Естественно, – ответил Кассен, не задумываясь, и передал женщине свою сумку.
 – Не могли бы вы присмотреть за моими вещами?
 – Конечно, святой отец.
 Он последовал за Хади через толпу к яме, в которую вела подвальная лестница. Сержант Броди отгонял от ее края зевак.
 – Это еще что?
 – Пропустите его! – крикнул Хади. – Это священник.
 В глазах Броди вспыхнула злоба, которую невозможно было не заметить. Как когда-то в Белфасте, подумал Кассен.
 – Я вас не знаю, – сказал Броди, схватив его за руку.
 – Меня зовут Фэллоун. Я ехал на автобусе в Глазго, – спокойно ответил Кассен.
 Он схватил полицейского за запястье и ослабил его хватку на собственной руке. Лицо Броди перекосилось от боли, Кассен оттолкнул его в сторону и начал спускаться по ступеням вниз. Через минуту он уже стоял по колено в воде и должен был пригибаться, следуя за Хади по проходу. Шахтерская лампа еле-еле освещала нагромождение обрушившихся балок и стен. Когда они приблизились к какой-то щели, оттуда вылезли двое совершенно мокрых мужчин, еле стоявших на ногах от усталости.
 – Ничего не выходит, – выдохнул один из них. – Через пару минут вода накроет его с головой.
 Хади протиснулся мимо них, за ним Кассен. Из темноты показалось бледное лицо Джино Тизини. Кассен оперся было о стену, но от нее тут же оторвались несколько кирпичей и толстая доска.
 – Осторожно! – крикнул Хади. – Все это может рухнуть, как карточный домик.
 Тизини выжал из себя улыбку.
 – Позвольте исповедаться, святой отец. Много времени это не займет.
 – На это вообще нет времени. Давайте-ка лучше попытаемся вас отсюда вытащить, – сказал Кассен.
 Вода начала вдруг прибывать еще быстрее, она стала заливать лицо Тизини, и он закричал. Кассен склонился над ним и приподнял голову над водой.
 Хади ощупывал что-то руками внизу.
 – Здесь все размыло. Не могу вытащить только одну балку, которая торчит в стене. А если нажать, то все это свалится на наши головы.
 – А если вы этого не сделаете, то самое большее через две минуты он захлебнется, – ответил Кассен.
 – Святой отец, вам тоже может не поздоровиться, – предупредил его Хади.
 – И вам. Так что давайте жмите!
 – Святой отец! – закричал Тизини. – Дайте мне отпущение грехов!
 Кассен проговорил твердым голосом:
 – Да простит тебе Господь наш Иисус Христос твои грехи. В силу возложенного на меня сана ныне отпускаю тебе грехи во имя Отца и Сына и Святого Духа. – Он кивнул Хади. – Давай!
 Бригадир вдохнул что было сил, нырнул и схватился за край балки. Плечи его вдруг словно вздулись, и он всплыл на поверхность вместе с балкой. Тизини вскрикнул и, освобожденный, забился в руках Кассена.
 В этот момент стена начала выгибаться, Хади подхватил Тизини и устремился с ним к выходу. Кассен последовал за ними, но стена уже рушилась. Он поднял руку, чтобы защитить голову и плечи, и заметил даже, что к нему сверху вниз через ступени тянутся руки, но в этот момент кирпич ударил его в висок. Кассен хотел было встать на лестницу, но ноги его подкосились и перед глазами поплыли черные круги.




 Глава 12


 Когда Кассен пришел в себя, он увидел молодую женщину из магазинчика, склонившуюся над ним. Сам он лежал на коврике перед печкой, а женщина вытирала ему лицо.
 – Вот так, тихонько, – произнесла она. – Все в порядке. Вы меня помните? Я – Мойра Макгрегор. Вы – в моем магазине.
 – А итальянец и Хади?
 – Они на втором этаже. Мы вызвали врача.
 Мысли его все еще путались, и он с трудом осознавал, что происходит.
 – Моя сумка, – сказал он наконец. – Где моя сумка?
 Перед ним вырос здоровенный полицейский Броди.
 – А, вот мы и снова среди живых, – произнес он с каким-то неприятным оттенком в голосе. – Теперь-то уж точно придется обрадовать Деву Марию дюжиной свечек.
 Он вышел. Мойра Макгрегор улыбнулась Кассену.
 – Не беспокойтесь. Вы ведь спасли этому рабочему жизнь. Вы и Хади. Сейчас принесу чаю.
 Она пошла на кухню и увидела Броди, стоящего возле стола.
 – Я бы предпочел чего-нибудь покрепче, – сказал он.
 Она достала из шкафа бутылку скотча и бокал, молча поставила их перед полицейским. Он взялся за спинку стула и подтянул его к себе, не заметив, что под ним стоит сумка Кассена. Так как «молния» была расстегнута, из упавшей на бок сумки вывалились две рубашки, коробочка с причастием и фиолетовая сутана.
 – Это его сумка? – спросил Броди. Мойра стояла с чайником в руках перед плитой.
 – Да.
 Он встал на колени и начал складывать вещи обратно.
 – Ого! А это еще что?
 По случайности в сумке отстегнулось двойное дно, и первое, что увидел Броди, был британский паспорт.
 – Хм, а мне этот тип сказал, что его фамилия Фэллоун.
 – Ну и что? – спросила Мойра.
 – Откуда же у него паспорт на имя отца Шина Дейли? Фотокарточка явно его.
 Броди стал рыться дальше и обнаружил «стечкина».
 – Боже Всемогущий!
 Мойра побледнела.
 – Что это значит?
 – Скоро узнаем.
 Броди возвратился в комнату и поставил сумку на стул. Кассен лежал с закрытыми глазами. Броди склонился над ним, вынул наручники и аккуратно застегнул на левом запястье. Кассен поднял веки, но Броди быстро защелкнул замок и на другой руке. Потом рывком поднял священника на ноги и бросил в кресло.
 – Что все это означает? – Броди вытащил второе дно и начал рыться в тайнике. – Три типа оружия, разные паспорта и порядочная сумма наличными. Вот так священник! Ну, так что это такое?
 – Вы же полицейский, не я, – заметил Кассен.
 Броди влепил ему оплеуху.
 – Только не надо наглеть, преподобие. Я вижу, что для начала следует умертвить вашу плоть.
 – Не надо! – вскрикнула Мойра Макгрегор, выглядывавшая из-за двери.
 Броди ухмыльнулся.
 – Бабы все одинаковы. Она уже втюрилась в этого героя.
 Полицейский вышел.
 – Кто вы? – спросила она Кассена с отчаянием в голосе.
 – На вашем месте я бы не ломал себе голову. – Он улыбнулся. – Но пока не вернулась эта горилла, я бы не отказался от сигаретки.


* * *

 Первые пять лет своей профессиональной жизни Броди провел в военной полиции, а с тех пор вот уже двадцатый год служил в гражданской, причем карьера его на этом поприще особыми взлетами не отличалась. Он был вечно недовольным и жестоким человеком, считавшим, что авторитет полицейского является бесплатным приложением к его форме.
 Конечно, он мог бы позвонить своему непосредственному начальству в Дамфриз, но чувствовал, что это донесение особого свойства, и предпочел обратиться сразу в полицейское управление Глазго.
 В Глазго фото Кассена и детальное описание его личности получили всего час назад. Дело было снабжено первой степенью срочности, что означало немедленное информирование лондонской «Группы четыре» о любом происшествии в связи с ним. Так что звонившего по телефону Броди тут же переключили на полицию безопасности, и уже через две минуты он разговаривал со старшим инспектором Трентом.
 – Еще раз все сначала, – приказал Трент.
 Когда Броди повторил изложенное ранее, инспектор сказал:
 – Я не знаю, как долго вы у нас служите, но только что вы произвели самую главную поимку в вашей жизни. Зовут этого человека Кассен, он – боевик ИРА. Скажите, пассажиры автобуса, на котором он приехал, пересели на поезд?
 – Так точно, сэр. Дорогу здесь залило. А у нас в деревне только полустанок, так что пришлось останавливать скорый, следовавший на Глазго.
 – Он уже прошел?
 – Нет, сэр. Прибывает через десять минут.
 – Вот что, Броди. Прихватите нашего друга и садитесь вместе с ним на этот поезд. Мы ждем вас в Глазго.
 Задыхаясь от возбуждения, Броди вернулся в комнату.


* * *

 Он вел Кассена по перрону, держа в одной руке его сумку, а другой уцепившись за наручники. Люди, заметив закованного священника, оглядывались. Так они дошли до вагона начальника поезда в конце платформы. Тот стоял у открытой двери рядом с вагоном.
 – Что такое?
 – Спецперевозка арестованного в Глазго.
 Броди толкнул Кассена в вагон и бросил его на мешки с почтой, наваленные в углу.
 – Вот так. Сиди тихо и веди себя хорошо.
 Снаружи кто-то позвал, и в двери появился Хади, позади него —
 Мойра Макгрегор.
 – Я так торопился, – объяснил бригадир. – Только что узнал, что вас задержали.
 – Посторонним вход запрещен! – рявкнул Броди.
 Хади проигнорировал его.
 – Я не знаю, в чем тут дело, но, может быть, нужна помощь?
 С платформы раздался свисток начальника поезда.
 – Нет, спасибо. Как Тизини? – осведомился Кассен.
 – Судя по всему, он сломал ногу.
 – Ну, считайте, ему повезло.
 Поезд рывком тронулся с места.
 – Вы сейчас не лежали бы здесь, если бы я не втянул вас в эту передрягу, – сокрушался Хади.
 Он соскочил с подножки и встал рядом с Мойрой на платформе. Начальник поезда уже поднялся в вагон.
 – Жизнь нужно принимать такой, какая она есть, – крикнул Кассен. – Не беспокойтесь обо мне!
 Начальник поезда закрыл за собой раздвижные двери, и состав, набирая скорость, помчался в направлении Глазго.


* * *

 Трент не смог удержаться от того, чтобы не позвонить Фергюсону в Лондон. В генеральном директорате разговор переключили на Кавендиш-сквер, и Фергюсон сам снял трубку.
 – Говорит старший инспектор Трент, сэр. Из полиции безопасности Глазго. Мне кажется, мы поймали этого человека, которого вы разыскиваете, Кассена.
 – Боже мой, правда? – взволнованно проговорил Фергюсон. – Он у вас?
 – Сам я его еще не видел, сэр. Он задержан в одной деревне к югу от города и примерно через час должен быть доставлен в Глазго поездом. Я лично его встречу.
 – Черт возьми, жаль, что он не труп, – пробормотал Фергюсон. – Старший инспектор, я хотел бы, чтобы его завтра с первым же рейсом отправили в Лондон. Будете сопровождать лично. Важнее этого ничего быть не может.
 – Будет сделано, сэр, – ответил Трент, стараясь максимально подчеркнуть свое рвение.
 Фергюсон попрощался и уже было протянул руку к красному телефону, однако врожденная осторожность остановила его. Когда рыба окажется в сети, тогда он и обрадует министра внутренних дел.


* * *

 Броди сидел в углу на табурете, прислонившись к стене, курил и посматривал на Кассена. Начальник поезда за маленьким письменным столом что-то писал, потом отложил ручку в сторону.
 – Ну, ладно, на сегодня хватит. До завтра.
 Когда он вышел, Броди подтащил табурет через весь багажный вагон к Кассену и уселся прямо перед ним.
 – Никогда не понимал, зачем мужики бегают в этих поповских юбках. – Он нагнулся к Кассену. – Зачем вам это?
 – О чем вы говорите? – спросил Кассен.
 – Да все вы понимаете. Лапаете там у себя мальчиков-хористов, наверное? – У Броди со лба стекали капли пота.
 – Что это у вас такие здоровенные усики? Вы их носите, чтобы скрыть женский ротик? – отпарировал Кассен.
 От таких слов Броди пришел в ярость.
 – Ах ты, пастырь бесстыжий! Ну я тебе покажу!
 Он вытянул руку и приложил дымящуюся сигарету к тыльной стороне руки Кассена. Тот вскрикнул от боли и повалился на мешки с почтой.
 Броди рассмеялся и наклонился над ним.
 – Я так и знал, что тебе это не понравится, – сказал он и снова потянулся с сигаретой к руке Кассена, который выпрямился вдруг, словно пружина, и ударил полицейского ботинком между ног.
 Броди согнулся от боли, схватился обеими руками за то самое, по чему пришелся удар. Кассен вскочил на ноги и ударил его еще раз в коленную чашечку, а когда Броди стал валиться вперед, подставил под его лицо колено.
 Сержант со стоном перевернулся на спину. Кассен обшарил его карманы, нашел ключи от наручников и отомкнул их. Он взял свою дорожную сумку, убедился, что все на месте, сунул «стечкина» в карман и открыл дверь вагона. Дождь все хлестал.
 Начальник поезда, вошедший в багажный вагон буквально через секунду, еще мог наблюдать, как Кассен падает в траву и кувырком катится вниз по насыпи. Но через мгновение он исчез в пелене дождя.
 Когда поезд медленно въезжал на главный вокзал Глазго, на первой платформе его ждал старший инспектор Трент с шестью полицейскими. Багажный вагон открылся, и оттуда выглянул начальник поезда.
 – Здесь.
 Агент так и остался стоять в двери. На табуретке сидел Лэклен Броди с распухшим окровавленным лицом. У Трента душа ушла в пятки.
 – Что случилось? Вы его упустили? – произнес он упавшим голосом.
 Выслушав бессвязный лепет Броди, Трент спросил:
 – Так вы позволили себя обставить, несмотря на то что задержанный был в наручниках?
 – Все было не так просто, как вам кажется, – заныл Броди.
 – Вы – тупица! – набросился на него Трент. – Радуйтесь, если после разбора дела вам удастся устроиться на работу в общественный туалет!
 Он с отвращением отвернулся от Броди и зашагал через платформу, чтобы позвонить Фергюсону.


* * *

 Кассен в это время отдыхал между камней на одном из холмов к северу от Данхилла. На туристической карте, купленной у Мойры Макгрегор, он без труда нашел Лервик, на окраине которого была ферма братьев Мангоу. Значит, еще миль пятнадцать и все по холмам. И тем не менее он был в хорошем настроении, когда собрался идти дальше.
 Сплошная пелена дождя создавала впечатление замкнутости и безопасной изолированности от мира, вызывая своеобразное ощущение свободы. Он шагал через березовую рощу, заросшую папоротником. Время от времени вспугивая тетеревов и зуйков, Кассен шел, не останавливаясь, потому что ноги были мокрыми по колено, плащ уже промок насквозь, а у него было достаточно жизненного опыта, чтобы знать, насколько опасно оказаться в горах плохо одетым.
 Примерно через час после прыжка с поезда Кассен стоял на краю крутого склона и смотрел вниз в долину. Уже начало смеркаться, но в нескольких метрах от себя он все же разглядел тропинку, ведущую вниз. Это вдохновило его, и он с новыми силами стал спускаться в долину.


* * *

 Фергюсон рассматривал большую туристическую карту горной Шотландии.
 – На автобус он сел, конечно, в Мокеме, – сказал он. – Это мы установили.
 – Умный способ добраться до Глазго, сэр, – подчеркнул Фокс.
 – Вовсе нет, – ответил Фергюсон. – Билет он купил до местечка под названием Данхилл. Что, черт побери, ему там понадобилось?
 – Вам знакома эта местность? – спросил Девлин.
 Лет двадцать назад я там с неделю охотился в поместье одного моего знакомого. В общем, довольно оригинальный ландшафт в этих горах Гэлвей. Строевой лес, скалы и все время какие-то дыры в земле.
 – Вы назвали Гэлвей? – Девлин вперился в карту. – Так это и есть Гэлвей?
 Фергюсон поморщился.
 – Ну и что?
 – Вот там-то он и засел, я так думаю, – сказал Девлин. – Эти самые горы Гэлвей и были все время его целью.
 – С чего вы взяли? – спросил Фокс.
 Девлин рассказал о Дэни Малоуне, и Фергюсон сделал резюме:
 – Да, скорее всего, вы правы.
 – Дэни упоминал целый ряд конспиративных квартир в различных уголках страны, которыми пользуются уголовники, – добавил Девлин. – Так что появление Кассена в окрестностях Гэлвей может быть связано с фермой братьев Мангоу.
 – Что мы предпримем теперь, сэр? – спросил Фокс Фергюсона. – Может, пусть полиция безопасности Глазго устроит облаву у Мангоу?
 – Об этом не может быть и речи, – отрезал Фергюсон. – Тамошняя полиция уже представила нам классический пример своего усердия. Кассен был у них в руках и все равно сбежал. – Он посмотрел в окно на ночной город. – Сегодня так и так слишком поздно. Кассен наверняка все еще где-нибудь в горах.
 – Вне всякого сомнения, – кивнул Девлин.
 – Вместе с Гарри полетите завтра в Глазго и лично осмотрите ферму этих Мангоу. Я попрошу для вас специальных полномочий, так что местная полиция безопасности будет исполнять все ваши приказы.
 Фергюсон вышел. Фокс предложил Девлину сигарету.
 – Ну, что скажете?
 – Он был в наручниках, – сказал Девлин. – И все равно ушел. Этот факт говорит сам за себя.


* * *

 Кассен спускался по склону через березовую рощу вдоль маленького живописного ручейка, журчащего между причудливо нагроможденных гранитных валунов. Несмотря на то что тропинка вела под гору, он начал уставать.
 Ручей исчезал под скалой, образовывая с другой ее стороны подобие маленького водопада с глубоким каменным бассейном внизу, до краев наполненным водой. В сумерках Кассен споткнулся и неловко съехал по склону, при этом ударился, но сумку из рук не выпустил.
 Кто-то вскрикнул от удивления, и Кассен, поднявшись на колени, увидел на берегу озерца детей. Приглядевшись, он понял, что девочка старше, чем ему показалось на первый взгляд, ей было около шестнадцати. На ней были резиновые сапоги, джинсы и не по росту большая матросская куртка. Личико остренькое, как у лисички, большие темные глаза и густые черные волосы, выбивавшиеся из-под вязаного шотландского берета.
 Рядом стоял мальчик лет десяти, одетый в драный свитер, подрезанные твидовые штаны и кроссовки, явно знавшие лучшие времена. Он как раз собирался вытащить из воды багор с нанизанной на него рыбиной.
 Кассен улыбнулся.
 – Там, откуда я пришел, такой прием считается браконьерством.
 – Беги, Моронк! – крикнул мальчишка и махнул багром, на конце которого болталась рыба, в сторону Кассена.
 Кусок песчаного берега обрушился вдруг у мальчика под ногами, он упал в воду, правда, тут же всплыл, все еще держа багор в руке. Но течение вздувшегося от дождя ручья подхватило и понесло его.
 – Донел! – забеспокоилась девушка и бросилась к воде.
 Кассен схватил ее за плечи и оттащил назад. И вовремя: в следующее мгновение отвалился еще пласт земли.
 – Не делай глупостей. С тобой будет то же самое, что и с ним.
 Она сопротивлялась, хотела вырваться. Кассен выпустил из рук свою сумку, отбросил ее с дороги и побежал вдоль берега, продираясь сквозь молодую березовую поросль. На бегу он заметил, как вскипает вода в узкой расщелине между камнями и тащит мальчика вниз.
 Кассен чувствовал, что девушка бежит следом. Он стащил с себя плащ и отшвырнул его в сторону. Вскочив на большой камень, он попытался добраться до конца расщелины раньше, чем там окажется мальчик. Но смог ухватиться лишь за конец багра, который тот так и не выпустил из рук, хотя рыба с него уже соскочила.
 В ту же минуту течение рвануло Кассена так, что он вниз головой полетел в воду, что, впрочем, было практически неизбежно. В следующем каменном бассейне Кассен увидел мальчика всего в метре от себя, протянул руку и схватил его за свитер. Еще через мгновение течение вынесло их на каменистый берег. Когда девушка стала спускаться вниз по склону, ее брат уже был на суше, отряхнулся по-собачьи и начал взбираться ей навстречу.
 Водоворот крутил черную шляпу Кассена. Выловив ее и осмотрев, он рассмеялся.
 – Да-а, считай, сломалась игрушка, – произнес он и бросил шляпу в воду.
 Он повернулся, чтобы тоже взобраться наверх, но увидел, что прямо на него смотрит дуло дробовика с отрезанным стволом. Его держал в руках небритый старик лет семидесяти в заношенном твидовом костюме, стоявший вместе с Моронк и Донелом на опушке березовой рощи.
 – Кто это? – спросила девушка старика. – Он не из речной полиции?
 – Вряд ли полицейский станет носить воротничок священника, – в говоре старика слышались мягкие гласные горного диалекта. – Вы не священнического ли сословия?
 – Моя фамилия Фэллоун, – ответил Кассен. – Питер Майкл Фэллоун. – Он лихорадочно стал вспоминать название деревни, бросившееся ему в глаза при изучении карты. – Вообще-то я направлялся в Уаитчепел, но пропустил автобус и подумал, что доберусь туда пешком через горы.
 Девушка убежала за его плащом. Она возвратилась и передала его старику.
 – Ну-ка, Донел, сбегай за сумкой господина священника.
 Судя по всему, старик наблюдал за происшедшим с самого начала.
 Мальчик убежал, а он взвесил плащ в руке, полез в карман и вынул оттуда «стечкина».
 – Смотри-ка ты! Нет, Моронк, он точно не из речной полиции, но и для священника довольно странная личность.
 – Он спас Донела, дедушка. – Девушка тронула его за рукав.
 Тот улыбнулся и посмотрел на нее.
 – Ну да. Ладно, давай беги в лагерь, малышка. Скажи, что у нас гость, и проследи, чтобы поставили чайник.
 Он сунул пистолет обратно в карман плаща и передал Кассену. Девушка повернулась и стрелой полетела через лес. В это время возвратился мальчик с сумкой.
 – Меня зовут Хемиш Финлей, и я перед вами в долгу. – Он погладил мальчика по голове. – Прошу вас, разделите с нами нашу трапезу.
 Они стали подниматься между деревьев в гору и вскоре вошли в какой-то заказник с молодыми посадками.
 – Странная местность, – сказал Кассен.
 Старик вынул трубку и стал набивать ее табаком из потертого кисета, держа обрез под мышкой.
 – Это Гэлвей. Тут, если кто хочет, без труда может спрятаться.
 – Да, – подтвердил Кассен. – Время от времени у всех нас возникает такое желание.
 Вдруг где-то впереди истошно закричала девушка. Финлей подхватил ружье, и, подбежав, они увидели Моронк, извивавшуюся в руках какого-то здоровяка в старом залатанном твидовом костюме. За спиной у него болтался такой же дробовик, как и у Финлея. Черты небритого лица отличались жестокостью, а из-под шапки выбивались белесые свалявшиеся волосы. При этом он смотрел на девушку так, будто наслаждался ее страхом, и улыбался. Кассен почувствовал настоящий гнев, но Финлей сам разрядил ситуацию:
 – Оставь ее в покое, Мюррей!
 Мужчина мрачно посмотрел на старика, помедлил и с вымученной улыбкой оттолкнул девушку от себя.
 – Мы тут побаловались немного...
 Моронк повернулась и побежала прочь.
 – Кого ты еще привел? – спросил мужчина.
 – Мюррей, как сын моего покойного брата ты находишься под моим покровительством, но разве я тебе не говорил, что летом от тебя воняет тухлятиной?
 Ружье, к тому моменту уже оказавшееся в руках Мюррея, вздрогнуло, а в глазах его вспыхнула злоба. Кассен опустил руку в карман плаща, где у него лежал «стечкин». Абсолютно спокойно, почти презрительно старик сунул в рот трубку, и Мюррея, кажется, совершенно покинула смелость. Он повернулся и ушел.
 – И это мой родной племянник, – Финлей покачал головой. —
 Уж как водится – друзей выбирают, а родственников – нет.
 – Верно, – согласился Кассен, когда они последовали дальше. – Да, а руку с пистолета вы можете снять. Он вам не понадобится, святой отец, или кто вы там есть на самом деле.


* * *

 Лагерь в лощине оказался довольно убогим. Первое, что бросалось в глаза, – это три крытых фургона с залатанными тентами и единственный автомобиль – грязно-зеленый джип времен второй мировой войны. Во всем чувствовалась унизительная атмосфера нищеты – начиная с трех женщин в заношенных платьях, варивших что-то на костре, до босоногих детей, бегавших друг за другом среди пасущихся здесь же лошадей.
 Кассен спал крепко и без снов, а проснувшись с ощущением прилива сил, увидел Моронк, сидевшую на кровати напротив и смотревшую на него.
 Кассен улыбнулся:
 – Привет, доброе утро.
 – Вот смешно, – сказала она. – Только что вы спали, а теперь вдруг совершенно проснулись. Как это вы такому научились?
 – Привычка. – Он бросил взгляд на часы. – Всего только полседьмого.
 – А мы всегда рано встаем. – Она кивнула в сторону проема в фургоне. Кассен услышал голоса и почувствовал запах жарившегося сала.
 – Я высушила вашу одежду, – сказала она. – Хотите чаю?
 В девушке было что-то порывистое, как будто она изо всех сил пыталась сделать ему приятное, и было это как-то очень трогательно.
 Кассен протянул руку и надвинул берет ей на ухо:
 – Красивый берет.
 – Мама вязала. – Она сняла берет с головы и печально на него посмотрела.
 – Хорошая вещь. Мама тоже здесь?
 – Нет. – Моронк снова надела берет. – В прошлом году сбежала с каким-то Мактевишем в Австралию.
 – А отец?
 – Исчез, когда я была еще ребенком. – Она пожала плечами. – Но меня это не очень волнует.
 – А маленький Донел – твой брат?
 – Нет, его отец – мой дядя Мюррей. Да вы его видели.
 – Ах, да. Но ты, кажется, от него не в восторге?
 Она покачала головой.
 – Честно говоря, меня от него тошнит.
 В Кассене снова стал подниматься вчерашний гнев, но он сдержал себя.
 – Я бы действительно выпил чаю и оделся, если можно.
 Ее ответ, слишком уж циничный для ее возраста, удивил его:
 – Вы что, святой отец, боитесь, как бы я не ввела вас в искушение? – Она криво усмехнулась. – Ну ладно, пойду за чаем.
 Костюм оказался высушенным и аккуратно почищенным. Он быстро оделся, но жилетку и белый стоячий воротничок отбросил в сторону, а натянул через голову тонкий черный свитер. Снаружи все еще лил дождь. Он надел плащ и вышел.
 Мюррей Финлей стоял, прислонившись к фургону, и сосал глиняную трубку. У его ног на корточках сидел Донел.
 – Добрый день, – произнес Кассен, но кроме злого взгляда ничего в ответ не получил.
 Моронк отвернулась от костра и протянула Кассену чай в старой эмалированной кружке.
 – А мне что, ничего не будет? – спросил Мюррей.
 Она пропустила вопрос мимо ушей.
 – Где твой дедушка? – спросил ее Кассен.
 – Рыбу пошел ловить. Я вас отведу. Чай не забудьте.
 Было что-то необыкновенно притягательное в ее молодости, еще более подчеркиваемой этим вязаным беретом. Казалось, что она, несмотря на свое рваное платье, показывает язык всему миру сразу. Ощущение, что такие люди, как Мюррей, и нищенское будущее наверняка испортят девушку, неприятно пронзило Кассена.
 Они уже миновали холм и приблизились к маленькому красивому озерцу, до самой воды поросшему травой. Хемиш Финлей с удилищем в руках стоял почти по пояс в воде, время от времени умело забрасывая крючок туда, где то и дело мелькали черные спины форелей, перескакивавших через песчаную отмель в воде.
 Старик бросил взгляд на Кассена и рассмеялся:
 – Нет, вы видели? Я давно уже заметил, что самое лучшее в жизни проходит мимо.
 – Я тоже.
 Финлей отдал удочку Моронк.
 – Там, в корзине, три рыбины. Беги, приготовь нам завтрак.
 Девочка молча повернулась и пошла обратно в лагерь. Кассен предложил старику сигарету:
 – Милый ребенок.
 – Хм, можно сказать и так.
 – Вы живете довольно странной жизнью, но ведь вы – не цыгане?
 – Нет, просто бродяги. Люди дают нам разные имена, и отнюдь не самые лестные. Мы представляем собой остатки некогда гордого клана, разгромленного в битве при Калодене. Иногда встречаемся с другими такими же бродягами, как мы. Мать Моронк, например, действительно была английской цыганкой.
 – И постоянного места жительства у вас нет? – спросил Кассен.
 – Нет. Никто не хочет, чтобы мы долго оставались рядом. Самое позднее завтра заявится деревенский полицейский из Уайтчепела. Три дня – больше нам не дают. Потом прогоняют. Но что будет с вами?
 – Двинусь в дорогу сегодня, после завтрака.
 Старик кивнул.
 – Не хочу спрашивать, почему вчера на вас был воротник священника. Это ваше дело. Могу я что-нибудь сделать для вас?
 – Лучше всего будет, если вы ничего не станете делать.
 – Вот так, значит. – Финлей вздохнул.
 Где-то вдалеке закричала Моронк.


* * *

 Кассен бросился через лес и обнаружил обоих на окруженной березами поляне. Девушка лежала на спине, а Мюррей с диким выражением лица прижимал ее к земле. Он полез ей под кофточку, ища грудь, Моронк с отвращением вскрикнула. В этот момент подбежавший Кассен схватил Мюррея за волосы и дернул так, что тот завизжал от боли. Он вскочил на ноги, но Кассен сбил его с ног и оттолкнул.
 – Еще раз ее тронешь, хуже будет!
 Подбежал Финлей с дробовиком в руках:
 – Мюррей, я тебя предупреждал!
 Мюррей не обратил на него внимания и, пыша злобой, двинулся на Кассена:
 – Да я раздавлю тебя, червяк!
 Он ринулся вперед, явно намереваясь исполнить свое обещание. Однако Кассен отклонился чуть в сторону и слева с разворотом ударил противника по почкам так, что тот рухнул на колени, но тут же вскочил и стал махать кулаками во все стороны. Второй удар Кассен нанес снизу под ребра, а третьим рассек щеку Мюррея до крови.
 – Мюррей, мой бог – Бог гнева, если того требуют обстоятельства. – Он еще раз ударил здоровяка прямо в лицо. – Если ты еще хоть раз тронешь девушку, я тебя убью. Понял?
 После этих слов Мюррей получил удар в коленную чашечку и не смог больше стоять на ногах. К нему подошел старик.
 – Я последний раз предупреждал тебя, свинья. – Он ткнул Мюррея стволом ружья. – Ты сегодня же покинешь мой лагерь и пойдешь своей дорогой.
 С перекошенным от боли лицом Мюррей поднялся и, хромая, побрел к лагерю.
 – Я смотрю, вы ничего не делаете наполовину, – сказал Финлей.
 – Если уж за что взялся, то надо идти до конца, – ответил Кассен.
 Моронк подняла удочку и корзину с рыбой и с удивлением взглянула на него.
 – Ну я пойду, сделаю завтрак, – тихо произнесла она и побежал к лагерю.
 Они слышали, как завелся мотор джипа, потом шум исчез вдалеке.
 – Времени он не теряет, – заметил Кассен.
 – Хоть от этого избавились, – произнес Финлей. – Ну ладно, пойдем есть.


* * *

 Мюррей остановил джип перед газетным киоском в Уайтчепеле и задумался. Маленький Донел сидел рядом. Отца он боялся и ненавидел и с гораздо большим удовольствием остался бы в лагере, но выбора у него не было.
 – Ты останешься здесь, – наконец приказал Мюррей. – Мне нужен табак.
 Дверь магазинчика оказалась запертой. Он выругался и хотел было уже идти, как вдруг что-то остановило его. Перед входом лежала пачка утренних газет, и фотография на первой странице одной из них привлекла его внимание. Он вынул нож, разрезал веревку, которой была связана пачка, и схватил верхний экземпляр.
 – Ну ты смотри! Попался, дерьмо собачье!
 И побежал через улицу к дому полицейского.
 Сын с удивлением взглянул на отца, потом на газету и тоже обнаружил фотографию, очень схожую с лицом ночного пришельца. Он постоял, задумчиво рассматривая снимок человека, спасшего ему жизнь, потом что было сил помчался к лагерю.


* * *

 Когда Донел прибежал, Моронк собирала цинковые миски после завтрака.
 – Что случилось? – крикнула она, потому что возбуждение мальчика сразу бросилось ей в глаза.
 – Где священник?
 – В лесу гуляет с дедушкой. Что случились?
 Они услышали шум приближающегося джипа. Донел потряс газетой:
 – Посмотри! Это же он!
 Вне всякого сомнения, это был именно он.
 Джип остановился посреди лагеря, и из машины выскочил Мюррей с дробовиком в руках, а за ним – полицейский, хотя и в форме, но не успевший побриться.
 – Где этот тип? – рявкнул Мюррей, схватил мальчика за волосы и тряхнул его. – Ну, где он, ты, сосунок?
 Донел вскрикнул от боли:
 – В лесу.
 Мюррей оттолкнул его и кивнул полицейскому.
 – Прекрасно, сейчас сцапаем. – Он повернулся и побежал к посадкам.
 Моронк не стала раздумывать. Она действовала молниеносно. Бросилась в фургон, схватила сумку Кассена и кинула ее в джип. Вскочила на сиденье и повернула ключ. Она довольно часто водила джип и хорошо с ним справлялась. Машина рванула с места.
 Проносясь мимо полицейского и Мюррея, она увидела его перекошенное от злобы лицо и услышала выстрел. Рванула руль в сторону, сбила его с ног и направила джип прямо к молодым березовым посадкам. Кассен и Финлей, услышавшие шум, уже бежали к лагерю, когда джип, с треском летевший по просеке, остановился рядом.
 – Что такое, малышка? – закричал Финлей.
 – Мюррей притащил полицию. Скорей, садитесь! – крикнула она Кассену.
 Он не стал спорить и прыгнул на сиденье рядом. Джип сделал круг, ломая молодые деревца. В это время подбежали полицейский и Мюррей, но к машине приблизиться побоялись. Джип вырвался наконец из посадок и мимо лагеря устремился к дороге.
 Моронк остановила джип.
 – Не думаю, что следует ехать в Уайтчепел. Ведь шоссе там уже могли перекрыть.
 – Сейчас любое шоссе может быть перекрыто, – сказал Кассен.
 – Так куда же мы поедем?
 – Мы?
 – Только не спорьте. Если я останусь, меня арестуют за то, что я вам помогла, мистер Кассен, или как еще вас называют.
 Она протянула ему газету, полученную от Донела. Он взглянул на собственное фото и пробежал глазами текст. С сожалением улыбнулся. Кто-то явно вышел на его след быстрее, чем он мог себе представить.
 – Так куда же? – спросила она с нетерпением в голосе.
 Он наконец принял решение.
 – Сейчас повернешь налево и вверх по холму. Попытаемся найти ферму, что расположена неподалеку от деревни под названием Лервик. Я слышал, что эти джипы – почти вездеходы. Зачем нам тогда дорога? Ты, вообще, как, умеешь с ним обращаться?
 – Держитесь! – крикнула она, и машина рванула с места.




 Глава 13


 Большая часть долины оказалась государственным лесным заказником. С шоссе они свернули на поросшую соснами дорогу и стали подниматься вверх вдоль вздувшегося от дождей ручья.
 Они выехали из леса и оказались на небольшом открытом плато.
 Кассен тронул девушку за руку.
 – Достаточно, – крикнул он, стараясь перекрыть шум мотора.
 Она остановила машину. По обе стороны от них лежали еле просматривавшиеся сквозь пелену дождя холмы. Чтобы сориентироваться на местности, Кассен вынул туристическую карту, которая оказалась довольно новой и потому точной. Дэни Малоун говорил, что ферма Мангоу находится в Глендху в двух милях за деревней. По-гаэльски название означало «Черная долина», и на карте был обозначен один-единственный двор.
 Судя по всему, это было именно то, что они искали. Несколько минут он сравнивал ландшафт с картой, а потом вернулся к джипу.
 Моронк подняла глаза от газеты:
 – Это все правда? Ну то, что вы связаны с ИРА?
 Он сел в машину:
 – А ты как думаешь?
 – Здесь написано, что вы часто выдаете себя за священника. Должно ли это означать, что вы – не священник?
 Что ж, логично, подумал он с улыбкой.
 – Ты же знаешь, как люди говорят: «Если уж что написано в газете, так не все же вранье». Стало быть, ты чувствуешь себя неуютно в обществе готового на все террориста?
 Она покачала головой.
 – Вас же никто не просил спасать Донела. И мне вы тоже помогли – избавили от Мюррея. – Она свернула газету и бросила ее на заднее сиденье джипа, потом задумчиво наморщила острый носик. – Я вижу лицо на фотографии в газете и вижу вас. Это два совершенно разных человека.
 – У большинства из нас, по крайней мере, три личности, – сказал Кассен. – Есть человек, которым я себя считаю, и есть человек, которым ты меня считаешь.
 – А остается тот, кем вы являетесь на самом деле, – вставила она.
 – Совершенно верно. Но некоторым удается существовать, лишь постоянно меняясь. Они вырабатывают в себе множество личностей, и когда наступает время использовать какую-то из них, то приходится жить избранной ролью, а не играть ее.
 – Как артисту?
 – Да. А талантливый артист срастается с ролью, которую в данный момент исполняет.
 Она откинулась на сиденье, полуобернувшись к нему и скрестив руки на груди. В этот миг Кассену почудилось, что, несмотря на происхождение и убогое образование, девушка очень неглупа.
 – Ага, я понимаю, – сказала она. – Если вы выдаете себя за священника, то действительно превращаетесь в духовное лицо.
 Ее прямота несколько покоробила его.
 – Ну да, что-то в этом роде.
 Она умолкла, и он тихо произнес:
 – Там, внизу, ты спасла меня. Если бы не ты, я бы снова оказался в наручниках.
 – Снова? – спросила она.
 – Вчера меня уже арестовывала полиция. Хотели отвезти на поезде в Глазго, но я сбежал, пешком пошел через холмы и встретил тебя.
 – К счастью для Донела. И для меня тоже.
 – Это ты о Мюррее? Давно он к тебе пристает?
 – Лет с тринадцати, – спокойно ответила Моронк. – Пока мать жила с нами, было еще терпимо. Она не давала ему распоясываться. А вот когда она сбежала... – Девушка пожала плечами. – Особенно-то он ко мне не приставал, вот только в последнее время. Я даже начала подумывать, не сбежать ли мне.
 – Просто сбежать? Куда?
 – К моей бабушке, со стороны матери. Она настоящая цыганка, и зовут ее Брана, Брана Смит, но она себя называет Цыганская Роза.
 – Мне кажется, что я уже слышал это имя, – с улыбкой заметил Кассен.
 – У нее дар – сверхчувственные способности, – с полной серьезностью продолжала Моронк. – Она ясновидящая, у нее есть хрустальные шары, карты Таро, и она гадает по руке. Когда она не работает на ярмарках, то живет в своей квартире в Лондоне – в Вепинге, прямо на Темзе.
 – И ты собираешься ехать туда?
 – Бабушка всегда говорила, что я могу приехать к ней, когда стану старше. – Она рывком выпрямилась. – А вы? Вы тоже в Лондон?
 – Может быть, – помедлив, ответил он.
 – Тогда мы могли бы путешествовать вместе, – сказала она совершенно спокойно, как о самой обычной вещи.
 – Нет, – резко ответил он. – Нельзя. Во-первых, у тебя со мной и дальше будут сложности, а во-вторых, и мне от тебя лишние хлопоты. Если придется удирать, то делать это надо быстро, не думая ни о ком, кроме себя самого.
 Во взгляде ее мелькнула обида, но она не стала показывать своих чувств, а просто вышла из джипа и стала на обочине дороги, держа руки в карманах.
 – Хорошо, я понимаю. Вы поедете дальше один. А я пойду назад в долину.
 На мгновение Кассен вдруг представил себе нищий лагерь и то, какой вульгарной и грубой неизбежно станет эта девушка через несколько лет. И ему стало ее бесконечно жаль.
 – Не глупи, – сказал он, – садись.
 – Зачем?
 – Ты мне нужна как водитель, ведь я же все время сверяюсь по карте. Теперь поедешь через долину там, внизу, и через холм посредине. А за Лервиком, в Глендху – та ферма.
 Она быстро уселась за руль и улыбнулась.
 – У вас там друзья?
 – Можно и так выразиться. – Кассен взял сумку, поднял двойное дно и вытащил пачку денег. – При помощи вот этого их всегда можно приобрести. Со всеми людьми так. – Он отсчитал несколько банкнот, сложил их и сунул в нагрудный карман матросской куртки девушки. – Этого тебе хватит, чтобы найти бабушку.
 От удивления она широко раскрыла глаза.
 – Я не могу этого принять.
 – Бери, бери. А теперь давай, заводи мотор.
 Она включила первую скорость, и джип медленно покатился вниз по склону.
 – И что будет, когда мы приедем? Со мной что будет?
 – Посмотрим. Может, сядешь на поезд. В одиночку тебе будет проще. Всерьез они охотятся только за мной. Так что в моем обществе ты подвергаешься большой опасности.
 Она ничего не ответила. Он сосредоточенно рассматривал карту.
 – Эту историю с Мюрреем вы находите гадкой? Порочной?
 – Порочной? – он тихо рассмеялся. – Дитя мое, ты представить себе не можешь, что такое настоящий порок, настоящее зло, хотя Мюррей действительно вел себя по-скотски. За неделю священник выслушивает рассказы о таком количестве грехов, какое большинство людей совершают в течение жизни.
 Моронк бросила на него быстрый взгляд.
 – А я думала, что вы и правда только выдаете себя за священника.
 – А я что говорил? – Кассен снова закурил, откинулся на сиденье и закрыл глаза.


* * *

 Когда полицейская машина выезжала со стоянки аэропорта Глазго, старший инспектор Трент сказал водителю:
 – Вы знаете, какова ситуация. У нас только тридцать пять минут времени. Так что жмите вовсю. – Трент повернулся к Девлину и Фоксу, сидевшим сзади:
 – Нормально долетели?
 – Главное, что быстро, – ответил Фокс. – Так какова же сейчас ситуация?
 – Кассен снова появился, на этот раз в цыганском лагере в горах Гэлвей. Эту новость я получил по радио перед вашим прилетом.
 – И насколько я понимаю, он опять ушел у вас из рук? – спросил Девлин.
 – К сожалению, да.
 – Нехорошо с его стороны.
 – Как бы то ни было, но вы и сами собирались в окрестности Данхилла. Сейчас едем прямо на вокзал в Глазго. Автомагистраль все еще затоплена, и я позаботился о билетах на поезд Глазго – Лондон. Сойдем в Данхилле. С нами поедет этот верблюд, упустивший Кассена, сержант Броди. По крайней мере, он хорошо знает местность.
 – Прекрасно, – сказал Девлин. – Звучит так, что вы действительно неплохо подготовились. Надеюсь, и в смысле оружия тоже?
 – Да. Могу ли узнать, какова наша цель? – осведомился агент.
 – Деревня под названием Лервик неподалеку от Данхилла, – сказал Фокс. – За деревней ферма, которая, по нашим сведениям, служит убежищем для беглых уголовников. Мы подозреваем, что разыскиваемый должен остановиться именно там.
 – На такой случай следовало бы вызвать подкрепление.
 – Лучше не надо, – сказал Девлин. – Насколько нам известно, место уединенное. Если там появятся чужие, в форме или нет, это неминуемо бросится в глаза. Если этот человек там, то он наверняка опять сбежит.
 – Ладно, справимся и так, – решительно заявил Трент.
 Девлин бросил взгляд на Фокса. Фокс кивнул, и тот сказал, обращаясь к Тренту:
 – Позавчера ночью трое боевиков Временной ИРА пытались помешать ему покинуть Ирландию. Он расправился со всеми тремя.
 – О Господи!
 – Вот так-то. То же самое произошло бы и с вашими людьми, прежде чем они подобрались бы к нему. Давайте мы уж лучше сами, инспектор, – сказал Гарри Фокс. – Поверьте, так будет лучше.


* * *

 На вершине холма над Глендху в мокром папоротнике стояли Кассен и Моронк и смотрели вниз, в долину. Туда спускалась дорога, терявшаяся в кустах, но Кассен счел разумным оставить джип вне прямой видимости с фермы. На случай, если что-нибудь пойдет не так, этот козырь окажется нелишним. Да и лучше, чтобы в Мангоу о машине не знали.
 – Не особенно-то красиво выглядит эта ферма, – заметила Моронк.
 Это было очень слабо сказано, ибо запустение на ферме просто бросалось в глаза. На одном сарае съехала крыша, на доме местами отсутствовала черепица, двор испещряли ямы, наполненные водой. Грузовик без колес и ржавый сломанный трактор усиливали картину запустения.
 Девушка вздохнула.
 – У меня нехорошее предчувствие. Это место мне не нравится.
 Кассен встал, взял сумку и вытащил «стечкина».
 – На такой случай у меня вот что есть. Так что не беспокойся. Можешь на меня положиться.
 – Согласна, – ответила она решительно. – Я ведь правда доверяю вам.
 Он взял Моронк за руку, и они пошли через папоротники к ферме.


* * *

 Этим утром Гектор Мангоу поехал в Лервик главным образом потому, что у него кончились сигареты. Но, конечно, накупил всего, что было нужно в доме, – сало, яйца, несколько банок консервов, блок сигарет, бутылочку скотча. Он заявил старой продавщице, чтобы она занесла все это на его счет, как она обычно и делала, потому что боялась Мангоу и его брата. Их здесь вообще все остерегались.
 Выходя из магазина, Гектор зачем-то прихватил свежую газету, потом сел в свой комби и уехал.
 Это был мрачный и вечно чем-то недовольный шестидесятидвухлетний старик с грубыми чертами покрытого серой щетиной лица, одетый в потрепанную летнюю куртку и твидовую кепку. Он завернул во двор и остановился перед домом, вытащил из машины картонную коробку с покупками, под проливным дождем добежал до двери и ногой открыл ее.
 Кухня, в которую вошел Гектор, была неописуемо грязной. В старинном каменном умывальнике громоздились немытые кастрюли. Его брат Ангус сидел за столом, подперев голову руками и бессмысленно глядя в пустоту. Он был младше Гектора – лет так сорока пяти. Его грубое и жестокое лицо с короткими волосами украшал шрам, делавший Ангуса еще отвратительней.
 – Я уж думал, ты вообще не вернешься.
 Когда брат молча поставил на стол коробку, Ангус сразу протянул руку и вытащил оттуда бутылку виски, откупорил ее и хорошенько приложился. Потом распечатал сигареты.
 – Чертов лентяй, – проворчал Гектор. – Мог хотя бы огонь развести.
 Ангус не стал возражать, снова приложился к бутылке, закурил и раскрыл газету.
 Гектор подошел к мойке и взял спички, чтобы зажечь газовую плиту. Но вдруг остановился и посмотрел во двор, где показались Кассен и Моронк, направлявшиеся к дому.
 – К нам гости, – объявил Гектор.
 Ангус подошел к нему и замер.
 – Э, подожди-ка. – Он протянул газету. – Слушай, он как две капли похож на этого типа в газете.
 Гектор пробежал глазами статью.
 – Ого, Ангус, вот так птица! Да его ищут!
 – Не птица, а ирландская свинья, – ответил Ангус презрительно. – Для него в колодце тоже найдется место. Рядом с теми, что приходили раньше.
 – Точно, – и Гектор кивнул с торжествующим лицом.
 – А девочку оставим. – Тыльной стороной ладони Ангус вытер губы. – Она мне нравится, понял, ты, старый козел. А теперь пойди, открой им, – добавил он, когда в дверь постучали.


* * *

 – Так, значит, вам известны братья Мангоу, – спросил Фокс сержанта Броди. Все четверо – Девлин, Фокс, Трент и здоровяк полицейский – сидели в служебном вагоне поезда Глазго – Лондон.
 – Чистые бестии – эти Мангоу, – ответил Броди. – Вся округа их боится. Черт знает, чем они зарабатывают себе на жизнь. Оба сидели в тюрьме, Гектор – за самогоноварение. Трижды. За Ангусом числится целая серия всяких мелких делишек, но, кроме того, довольно давно он убил человека в драке. Получил пять лет, но вышел уже через три года. Дважды против него возбуждали дела по обвинению в изнасиловании, но оба раза женщины сами забирали заявления. Ваше предположение, что они дают пристанище беглым уголовникам, меня не удивляет, но вообще-то я слышу об этом впервые.
 – Как близко мы можем подойти к дому, не будучи замеченными? – спросил Трент.
 – Примерно на четверть мили. Дорога через Глендху ведет только к их дому.
 – И это единственный подход? – спросил Форс.
 – Можно и пешком через долину, а там – через холмы.
 – Есть важный момент, который нам необходимо учитывать, – сказал Девлин. – Если Кассен и собирался остановиться у Мангоу, то теперь его планы могли претерпеть значительные изменения. Сначала он был арестован сержантом, затем спрыгнул с поезда, потом оказался в цыганском таборе. Все это не значилось в его программе, поэтому она могла серьезно измениться.
 – Совершенно верно, – подтвердил Фокс. – Кроме того, с ним теперь девушка.
 Трент высказал свою версию:
 – Они все еще могут быть в горах, а если использовали джип, то должны были проехать через Лервик. А там их обязательно кто-нибудь заметил бы.
 – Будем надеяться, – завершил обсуждение Девлин.
 Поезд начал тормозить и через несколько минут остановился в Данхилле.


* * *

 – Дэни Малоун... – Гектор Мангоу налил крепкого чая в немытую чашку и плеснул туда молока. – Много времени прошло с тех пор, как Дэни был здесь в последний раз, а, Ангус?
 – Ага, – Ангус сидел со стаканом в руке и таращился на Моронк, которая изо всех сил старалась не встречаться с ним взглядом.
 Кассен уже понял, что совершил большую ошибку. Услуги, которые Мангоу много лет назад оказывали Малоуну, должны были значительно отличаться от того, что они делали сейчас. Он сидел перед нетронутым чаем, положив руку на «стечкина» в кармане плаща. Следующий шаг был неясен и ему самому. На этот раз никто не напишет для него сценарий.
 – Мы как раз читали о вас, когда вы пришли. – Гектор Мангоу кинул газету через стол. – Но о девушке нет ни слова.
 Кассен проигнорировал газету.
 – Ничего удивительного.
 – Так, значит. И что мы можем для вас сделать? Вы собираетесь пересидеть здесь какое-то время?
 – Только один день, – ответил Кассен. – Сегодня вечером, когда стемнеет, один из вас мог бы отвезти нас на юг на вашей машине. Набросайте в багажник какого-нибудь тряпья, а мы спрячемся под ним.
 Гектор с серьезным видом кивнул.
 – Почему бы и нет? Куда вас отвезти? В Дамфриз?
 – А до Калайла, где начинается автомагистраль, не дотянете?
 – Шестьдесят миль. И обойдется недешево.
 – Сколько?
 Гектор бросил взгляд на Ангуса и нервно облизнул высохшие губы:
 – Тысяча. С вами, друг мой, опасно. Даже очень опасно.
 Кассен открыл сумку, достал оттуда пачку денег, отсчитал десять пятидесятифунтовых бумажек и положил их на стол.
 – Пятьсот.
 – Хм, я не знаю... – начал было Гектор.
 – Не будь дураком! – не выдержал Ангус. – Тут денег больше, чем мы видели за все последние месяцы. – Он повернулся к Кассену. – Я сам доставлю вас в Калайл.
 – Значит, договорились. – Кассен встал. – Думаю, что у вас найдется комната?
 – Естественно. – Гектор начал суетиться. – И даже отдельная для дамы.
 – Спасибо, нам и одной хватит, – сказал Кассен, когда они шли по выложенному кафелем коридору.
 Поднявшись по скрипучей лестнице, Гектор открыл первую же дверь, и они вошли в просторную спальню с потемневшими от сырости обоями в цветочек. Спертый воздух, запах гнили. Посредине – старая двуспальная латунная кровать с матрацем, пережившим лучшую пору, и сложенными на нем армейскими одеялами.
 – Туалет рядом, – сообщил Гектор. – Ну а теперь оставлю вас одних.
 Он вышел и затворил за собой дверь. Они слышали, как он спускался по лестнице вниз. На двери был старый, заржавевший засов, который Кассен не преминул задвинуть.
 В комнате была еще одна дверь с торчавшим в замочной скважине ключом. Он отпер ее и выглянул на лестницу, ведущую прямо во двор. Кассен прикрыл ее и снова запер. Потом спросил девушку:
 – Ну как?
 – Брр, еще и этот тип с гадкими глазищами. – Она поежилась. – Он похлеще, чем Мюррей. – Моронк помедлила. – Можно, я буду называть тебя просто Гарри?
 – Почему бы и нет?
 Он быстро развернул шерстяные одеяла и бросил их на матрац.
 – А теперь что будем делать? – спросила она.
 – Отдохнем, поспим немного. Сюда никто не войдет, по крайней мере, сейчас.
 – Ты думаешь, они отвезут нас в Калайл?
 – Нет. Но я не думаю, что они предпримут что-нибудь до темноты.
 – С чего ты взял, что они собираются что-то предпринять?
 – Да у них это на рожах написано. Ну, ладно, ложись и попробуй заснуть.
 На кровать он улегся прямо в плаще, не снимая правой руки со «стечкина». Она вытянулась на другой стороне кровати. Так она лежала некоторое время, а потом повернулась и прижалась к нему.
 – Мне страшно.
 – Тес, – он обнял девушку одной рукой. – Тихо. Я же здесь. Со мной никто не посмеет тебя тронуть.
 Дыхание ее скоро стало глубоким и ровным. А он лежал, подложив ей руку под голову, и думал. Конечно, девушка была обузой, и он сам не знал, как долго сможет тащить ее за собой. Правда, он был ей обязан, и делать то, что он сейчас делает, было его моральным долгом. Он посмотрел на ее чистое лицо, еще не обезображенное жизнью: вот оно – добро в мире зла. Кассен закрыл глаза, отдался этим мыслям и наконец заснул...


* * *

 – Нет, ты видел эту кучу денег? – спросил Гектор.
 – Еще бы, – ответил Ангус.
 – Я слышал, как он запер дверь.
 – А то. Явно не дурак. Ну да плевать. Рано или поздно он выйдет. Тут-то мы его и возьмем.
 – Поскорее бы, – прошамкал Гектор.
 Его брат налил себе виски.
 – И не забудь, малышка – моя.


* * *

 Девлин, Фокс, Трент и Броди ехали из Данхилла в Лервик в старом синем форде «Люизит», взятом сержантом напрокат в какой-то автомастерской. Наконец Броди остановил машину у небольшого магазина и вошел внутрь. Остальные остались ждать в «форде». Через несколько минут он вернулся и снова сел за руль.
 – Сегодня утром Гектор Мангоу приезжал сюда за покупками. Старуха продавщица из магазина по вечерам стоит на розливе в пабе. Оба Мангоу на месте, но чужих на ферме нет. Иначе она бы заметила.
 Девлин оглянулся и посмотрел через заднее стекло. Одна улица несколько маленьких домов из тесаного гранита, паб и магазин – вот и вся деревня. На окраине виднелись крутые склоны гор.
 Броди запустил мотор, и они поехали по узкой улице вдоль сложенных из полевых камней заборов.
 – Это единственный подъезд к ферме, – пояснил он.
 Еще через несколько минут он произнес:
 – Если не хотим быть замеченными, пора останавливаться.
 Он затормозил, и все вышли.
 – Сколько еще? – спросил Трент.
 – Где-то четверть мили. Я пойду вперед и покажу дорогу.
 Броди повел их через лес на окраине деревни, потом вверх по холму через кусты и заросли папоротника и остановился наконец на каком-то возвышении.
 Ферма лежала в низине в нескольких сотнях метров прямо перед ними.
 – Полный упадок, – пробормотал Девлин.
 – Да уж, – подтвердил Фокс. – Никаких признаков жизни.
 – А еще важнее то, что не видно никаких следов джипа, – сказал Девлин. – Видимо, я все-таки ошибся.
 В этот момент оба Мангоу вышли из дома и направились через двор к сараю.
 – Это, наверное, они, – произнес Фокс, наводя на них маленький цейсовский бинокль. – Неприятная парочка, – добавил он, когда оба скрылись в сарае.
 Еще через мгновение появилась Моронк.
 – Девчонка здесь! – воскликнул Трент. – Это она! Матросская куртка, вязаный берет – все точно соответствует описанию.
 – Иисус, Мария и Иосиф, – прошептал Девлин. – Значит, я был прав. Гарри здесь.
 – Ну и что будем делать? – обратился к Фоксу Трент.
 – Девлин и я подойдем к ферме сзади. Если повезет, накроем его. А вы идите назад и ждите в «форде». Когда дам знать по рации, жмите на полной скорости к нам.
 – Будет сделано.
 Трент и Броди повернулись и пошли назад. Девлин вынул из кармана свой «вальтер» и взвел затвор. Фокс последовал его примеру. Ирландец рассмеялся.
 – Не забудьте только, что Кассен не тот человек, которому можно дать шанс.
 – Не беспокойтесь, – мрачно ответил Фокс. – От меня он его не получит. – Продираясь сквозь мокрые кусты, он начал спускаться вниз, Девлин пошел следом.
 Моронк проснулась и довольно долго бессмысленно смотрела в потолок, пока не сообразила, где именно находится. Она повернулась к толок, впавшему рядом, прислушалась к его спокойному дыханию. Его правая рука все так же сжимала «стечкина». Девушка тихонько спустила ноги с кровати, встала, потянулась и подошла к окну.
 Внизу она увидела Гектора и Ангуса, направляющихся через двор к сараю. Отворила дверь, но осталась стоять на верхней ступени каменной лестницы, потому что услышала, как снаружи заводят мотор. Она навострила уши, прислушалась, потом быстро сбежала по лестнице во двор.
 В спальне Кассен вздрогнул и открыл глаза, мгновенно стряхнув себя сон. Сразу же заметил отсутствие девушки и вскочил с кровати. И тут только увидел, что дверь открыта.


* * *

 В сарае витал кисло-сладкий запах солода: Мангоу варили здесь самогон. Гектор включил старый бензиновый мотор, приводивший в движение насос и генератор, и стал напряженно смотреть в чан.
 – Сахара надо подбросить, – наконец произнес он.
 Ангус кивнул.
 – Сейчас принесу.
 Он открыл дверь, ведущую в маленькую пристройку. Там они хранили сырье для производства самогона, в том числе и несколько мешков сахара. Собираясь взять один из них, он через щель в стене заметил Моронк, смотревшую через окно в сарай. Ангус радостно ухмыльнулся, отставил мешок и выскользнул наружу.
 Моронк не слышала, как он подошел. Одной рукой Ангус сразу же закрыл ей рот, а другой подхватил отчаянно отбивавшуюся девушку и потащил в сарай.
 Гектор, копошившийся у чана, повернулся на шум:
 – Это еще что?
 – Маленькая дерзкая девчонка, которой я хочу преподать урок хороших манер, – прорычал Ангус.
 Но едва он отпустил девушку, она, словно дикая кошка, набросилась на Ангуса. Тот ответил парой таких оплеух, что она повалилась на кучу мешков. Встав над ней, он начал расстегивать пояс.
 – Ничего, сейчас научу тебя уму-разуму, – сказал он дрожащим от возбуждения голосом.
 – Ангус, ты от рождения свинья или нужно поднатужиться, чтобы стать ею? – Это был голос стоявшего в дверях Кассена. Руки он небрежно держал в карманах плаща.
 Ангус нагнулся и схватил лопату:
 – Ах ты, дерьмо, да я тебе сейчас башку раскрою!
 – Смотри сюда, вот этому я научился в ИРА, – сказал Кассен, – наказание для таких подонков, как ты.
 С этими словами он вынул из кармана «стечкина», который издал глухой звук, и пуля раздробила Ангусу правое колено. Он завизжал, упал спиной на бензиновый мотор и покатился по полу, зажимая руками кровоточащую рану. Гектор издал вопль, повернулся и бросился к выходу, бессмысленно прикрывая голову руками, вылетел за дверь и исчез. Не обращая внимания на Ангуса, Кассен помог встать Моронк.
 – Все в порядке?
 – Если бы вышло так, как он хотел, то тогда бы – нет. – Она со стыдом и яростью в глазах взглянула на Ангуса.
 Кассен взял девушку за руку. Они вышли из сарая и направились к кухне. Когда Моронк уже открывала дверь, Фокс крикнул:
 – Кассен, не двигайтесь! – и вышел из-за стоявшего неподалеку комби.
 Он тут же узнал голос, толкнул девушку в кухню, обернулся и выстрелил. И все – в едином элегантном движении. Фокс рухнул на землю рядом с машиной, выпустив из рук оружие. В то же мгновение из-за угла выскочил Девлин и дважды выстрелил. Первая пуля лишь прорвала левый рукав плаща Кассена, зато вторая ударила в плечо. Он бросился в кухню, ударом ноги закрыл дверь и задвинул засов.
 – Ты ранен! – крикнула Моронк.
 Он оттолкнул ее.
 – Неважно. Посмотри лучше, как отсюда выбраться. – И показал на лестницу, ведущую в спальню:
 – Возьми сумку! – А сам взглянул в окно.
 Девлин по-прежнему стоял возле угла дома. Кассен прижал палец к губам, кивнул Моронк и вместе с девушкой, шедшей позади, стал осторожно спускаться по каменной лестнице. На улице они бросились к ограде сада за домом, перемахнули через нее и, рассекая папоротник, побежали вверх по долине к холмам.
 Девлин расстегнул рубашку на груди Фокса и обнаружил входное отверстие прямо под левым соском. Фокс дышал неровно, взгляд его выражал муку.
 – Вы были правы, – с трудом выговорил он. – Парень действительно крутой.
 – Только спокойно, – сказал Девлин. – Я уже позвал Трента и Броди.
 Стало слышно, как к дому подъезжает «форд транзит».
 – Он еще в доме? – прошептал Фокс.
 – Вряд ли.
 – Мы тоже его прошляпили, Лайам. Теперь Фергюсон нам покажет. Он был в ловушке и опять сбежал.
 – Да, нехорошо с его стороны, – сказал Девлин, – уже, кажется, не в первый раз.
 «Форд» влетел во двор и остановился как вкопанный.
 Кассен сидел в джипе на переднем сиденье, опустив ноги на землю. Крови почти не было, а только отвратительное входное отверстие. Он знал, что это дурной знак, но сообщать об этом девушке и волновать ее не имело никакого смысла. Она аккуратно присыпала рану сульфонамидом из аптечки, а сверху пластырем приклеила бинт.
 – Как ты себя чувствуешь? – озабоченно спросила Моронк.
 – Нормально. – Это была ложь, потому что боль, появившаяся после первого шока, была довольно ощутимой. Он взял военную ампулу с морфием, сделал себе укол, и боль постепенно начала стихать.
 – Ну, вроде пока все, – сказал он. – Дай мне чистую рубашку. Там должна быть еще одна.
 Моронк помогла Кассену надеть рубашку, куртку и плащ.
 – Тебе нужен врач.
 – Ну да, – ответил он. – Доктор, помогите мне, пожалуйста. Первым инструментом, за который он схватится, будет телефон.
 – Ну и что мы станем делать? Теперь охота на тебя пойдет по-настоящему. На всех дорогах выставят кордоны.
 – Знаю, – ответил он. – Давай-ка посмотрим карту. – Изучив ее, Кассен сказал:
 – От Англии нас отделяет залив Солвей, а перекрыть единственную автомагистраль, ведущую на Калайл через Дамфриз и Энен, не составляет труда.
 – Так мы в ловушке?
 – Ну, так уж и в ловушке. Есть ведь и железная дорога. Может, тут у нас шанс. Ладно, поехали, а там посмотрим.


* * *

 – Вот так свинство, – резюмировал Фергюсон. – Хуже и быть не может. Что с Фоксом?
 – Врачи говорят, что есть надежда. Он в Дамфризе, в городской больнице.
 – Я позабочусь, чтобы его как можно скорее перевезли в Лондон. Самый лучший уход мы обеспечим. Откуда вы звоните?
 – Из полицейского управления в Дамфризе. Трент стоит рядом. Он мобилизует все силы, чтобы перекрыть дороги, ну и так далее. Погода, к сожалению, хуже некуда. Все время льет дождь.
 – Как вы оцениваете ситуацию, Лайам?
 – По моему мнению, он опять ушел.
 – Значит, вы не думаете, что он попадется где-нибудь на кордонах?
 – Я это совершенно исключаю.
 Фергюсон вздохнул.
 – Ладно. На всякий случай побудьте еще немного с Гарри, а потом возвращайтесь в Лондон.
 – Когда? Сегодня вечером?
 – Садитесь на ночной поезд. Папа прибывает завтра утром в аэропорт Гатвик. И вы нужны мне здесь.
 Кассен и Моронк оставили джип в небольшой расщелине в лесу неподалеку от Данхилла и стали спускаться вниз к железной дороге. На окраине городка улицы из-за дождя были совершенно безлюдны. Они прошли мимо полуразрушенного склада и через дыру в заборе выбрались на рельсы. На одном из путей стоял товарняк. Кассен заметил, как машинист прошел по рельсам и залез в кабину.
 – Но мы же не знаем, куда он поедет, – сказала Моронк. Кассен улыбнулся.
 – Так он же стоит в направлении на юг, а? Погнали! Пересекая пути, они подбежали к поезду, когда тот уже трогался. Кассен раскрыл дверь одного из вагонов, бросил внутрь сумку, впрыгнул сам, обернулся и схватил за руку девушку. Еще через мгновение она стояла рядом с ним. Вагон был наполнен ящиками, предназначавшимися, судя по шаблонной надписи на них, для фабрики в Пенрите.
 – Где это? – спросила Моронк.
 – К югу от Калайла. Оттуда мы сможем двигаться дальше, даже если это конечная станция.
 Будучи в общем в неплохом настроении, он сел и закурил. Правда, левой руки он не чувствовал и пользоваться ею было практически невозможно. Но морфий успокоил ее. Моронк прижалась к нему, и он положил ей на плечо здоровую руку. Много лет он не слышал зова того инстинкта, который требует от человека защищать кого-то. И он признался себе, что давно уже так ни о ком не заботился.
 Моронк закрыла глаза и, кажется, заснула. Благодаря морфию боли не возвращались. А на случай, если они снова подступят, в аптечке было еще несколько ампул. Пуля в плече без врачебного вмешательства означала практически неизбежное загноение. Но еще тридцать шесть часов он мог продержаться.
 Завтра утром Иоанн Павел II прибывает в Гатвик, а на следующий день – в Кентербери.
 Поезд пошел быстрее. Кассен откинулся назад, здоровой рукой крепче прижимая к себе девушку, и заснул.




 Глава 14


 Моронк пробудилась от толчка – поезд начал резко тормозить. Они прошли через стрелку и ехали по какому-то дополнительному пути. Время от времени сквозь доски мелькал свет фонарей и освещал Кассена. Но он спал крепко, и лицо его не меняло выражения.
 Девушка легонько коснулась его лба – он был мокрым от пота. Кассен застонал и повернулся на бок, а Моронк увидела, что он та и не выпустил пистолета из рук.
 Она поежилась и подняла воротник куртки, сунула в карман руки и стала смотреть на него. Моронк была простой, неизбалованной девушкой, обладавшей, однако, трезвым и гибким умом. Она еще никогда не встречала такого человека, как Кассен. И дело тут было не только в оружии в его руках, в том холодном насилии, которое, казалось он олицетворял. Страха перед ним девушка не чувствовала. Он мог быть в ее глазах кем угодно, но только не жестоким человеком.
 Самым главным она считала то, что он помог ей, а к такому она не привыкла. Даже дедушке лишь с трудом удавалось защитить ее от Мюррея. Кассен же спас ее, и Моронк была достаточно взрослой, чтобы понимать, от чего именно. То, что она тоже помогла Кассену, не приходило ей в голову. Просто благодаря ему она впервые в жизни чувствовала себя по-настоящему свободной.
 Вагон снова дернуло. Кассен открыл глаза, быстро повернулся, поднялся на одно колено и посмотрел на часы.
 – Полвторого. Долго же я спал.
 – Да, порядочно.
 Он посмотрел в щель между досками.
 – Мы наверняка въезжаем на грузовой вокзал Пенрита. Где моя сумка?
 Взяв поданную девушкой сумку, Кассен достал оттуда аптечку и сделал себе укол морфия.
 – Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
 – Лучше не бывает. Никаких жалоб. А укол я сделал на всякий случай.
 Он солгал, потому что при пробуждении боль оказалась довольно сильной. Он отодвинул дверь, выглянул наружу и заметил вынырнувшую из темноты надпись «Пенрит».
 – Что и требовалось доказать, – произнес он.
 – Так мы выходим?
 – Бог знает, пойдет ли поезд дальше, а до автомагистрали отсюда совсем недалеко.
 – И что там?
 – Там есть мотель, ресторан самообслуживания, разные машины, грузовики. – Боль утихла, и он смог наконец улыбнуться. – Бесконечное число возможностей. Так, а теперь дай мне руку. Когда поезд окончательно затормозит, прыгай.


* * *

 Так как идти пришлось дольше, чем предполагал Кассен, то до мотеля с рестораном, расположенным на магистрали А6, они добрались только к трем часам. На стоянку один за другим подъехали два грузовика, причем один из них с такой огромной фарой, что подкативший вслед за ним полицейский автомобиль Кассен заметил в самый последний момент. Он затащил Моронк за грузовик. Полицейская машина с включенной мигалкой остановилась неподалеку.
 – Что будем делать? – прошептала девушка.
 – Ждать.
 Шофер остался сидеть за рулем, а второй полицейский вышел из машины и направился в ресторан. Они хорошо видели ею сквозь большие окна в зале. За столами сидело человек тридцать. Полицейский внимательно осмотрел всех, вышел, сел в машину и связался с кем-то по рации.
 – Нас ищут, – сказала Моронк.
 – Понятное дело. – Кассен снял с ее головы вязаный берет и сунул в мусорный ящик поблизости. – Вот так лучше. А то прямо как на рекламном щите. – Он порылся в сумке и достал оттуда пятифунтовую бумажку, которую подал девушке. – В ресторане можно взять еду с собой. Купи чаю и сандвичей. Я буду ждать здесь. Так безопаснее.
 Она поднялась наверх и вошла в ресторан. Кассен видел, как она помедлила у стойки, потом взяла поднос. Неподалеку он заметил скамейку, полускрытую стоящим рядом грузовиком. Он сел, закурил и стал ждать, думая о Моронк Финлей.
 Странно, но ему было приятно думать о ней. Но затем его охватили привычные для священника сомнения в правильности своих действий. В конце концов, она почти еще ребенок. Двадцать лет он совершенно спокойно обходился без женщин. Насколько абсурдным было бы теперь, перед самым концом, влюбиться в шестнадцатилетнюю цыганку!
 Она вернулась с пластмассовым подносом и поставила его на лавочку.
 – Чай, бутерброды с ветчиной и – смотри-ка – о нас пишут в газетах. Я купила одну.
 Он медленно налил горячего чаю в пластмассовый стаканчик, разложил газету на коленях и начал читать в слабом свете, падавшем из окон ресторана на стоянку. Это была местная вечерняя газета, выходящая в Калайле. Фотография Кассена красовалась на первой странице, рядом – снимок Моронк.
 – А здесь ты выглядишь еще моложе, – заметил он.
 – Фотокарточку сделала моя мать в прошлом году. Она висела у дедушки в фургоне. Полиция наверняка отняла ее. Добровольно бы он никогда не отдал.
 – Если вчера вечером сообщение о нас появилось в местных газетах, то сегодня утром наши физиономии поместят и все центральные, – произнес он.
 Ответом было удрученное молчание. Он достал еще одну сигарету и молча закурил.
 – Ты же не бросишь меня одну? – с тревогой спросила Моронк.
 Он мягко улыбнулся.
 – Для своего возраста ты поразительно догадлива. Да, я считаю, нам следует расстаться. Другого выхода просто не вижу.
 – Дальше можно не объяснять.
 Но он продолжил:
 – Фотография в газете обычно ничего не говорит людям. В глаза бросается только что-то действительно необычное, например, мы вдвоем. В одиночку же у тебя есть все шансы добраться до намеченной цели. Деньги, которые я дал, с тобой?
 – Да.
 – Хорошо. Тогда иди в ресторан, посиди в тепле, согрейся. Здесь останавливаются рейсовые автобусы. Это я знаю точно, потому что совсем недавно на таком же автобусе ехал в противоположном направлении. Так ты без особых хлопот доберешься до Бирмингема, а оттуда – до Лондона.
 – А ты?
 – Обо мне не беспокойся. Если попадешься, скажи, что я заставил тебя помогать мне. Большинство наверняка поверит, а то, во что верит большинство, – почти правда. – Он поднял сумку и погладил девушку по щеке. – Ты необыкновенный человек. Не давай больше унижать себя. Обещаешь?
 – Да. – Она сглотнула слезы, подняла голову, поцеловала его в щеку, повернулась и бросилась прочь.
 Жестокая школа жизни научила ее скрывать чувства, но глаза Моронк были полны слез, когда она входила в ресторан. Она стала протискиваться между столов в зале, и какой-то блондин схватил ее за рукав. Девушка остановилась и увидела еще двух нахальных бритоголовых парней в кожаных куртках. У блондина, остановившего ее, на груди болтался немецкий железный крест.
 – Что такая невеселая, малышка? Поехали со мной, я быстро приведу тебя в чувство.
 Она вырвала руку, не ощутив даже гнева, заказала чашку чая, поставила ее перед собой на стол и сжала в ладонях. Кассен вошел в ее жизнь и исчез, но теперь все пойдет совсем иначе. Впервые за многие годы она горько заплакала.


* * *

 Собственно, у Кассена было две возможности – либо пойти дальше пешком, либо украсть машину. Вторая возможность давала большую свободу действий и экономию времени, но могла сработать, если автомобиля хватятся лишь через некоторое время. На другой стороне магистрали был мотель, а на стоянке перед ним машины тех, кто остался здесь на ночь. Исчезновение автомобиля обнаружится лишь часа через три или четыре, а тогда он будет уже далеко.
 Он стал подниматься по лестнице пешеходного моста, думая о Моронк Финлей и спрашивая себя, что же в конце концов ее ждет. Но это была уже не его проблема. Главное, что он поступил правильно. Вместе они действительно бросались в глаза. Кассен остановился на мосту и закурил. Внизу по магистрали проносились огромные автофургоны. Так что все разумно и логично. Но откуда же тогда такое мерзкое чувство?
 – Боже мой, Гарри, – произнес он тихо, – честность, невинность и уважение к людям разлагают тебя. Эта девушка действительно чиста. К ней никогда не прилипнет грязь жизни.
 И тем не менее.


* * *

 Кто-то подошел к ней и тихо сказал:
 – Что-нибудь не в порядке, малышка? Могу я что-нибудь для тебя сделать?
 Это был индус лет сорока пяти с черными вьющимися волосами, начинавшими седеть на висках, в промасленной шоферской куртке с меховым воротником. В руках у него были термос и пакет с бутербродами. По его улыбке Моронк поняла сразу, что перед ней – простои и открытый человек. Он сел рядом.
 – Ну, и в чем твоя проблема?
 – В жизни.
 – Глубокомысленное замечание для столь юной дамы. – Он сочувственно улыбнулся. – Чем же тебе помочь?
 – Я жду автобус.
 – Куда?
 – В Лондон.
 Он покачал головой.
 – Все вы бежите отсюда, и все – в Лондон.
 – У меня бабушка в Лондоне, – произнесла она обиженно. – В Вепинге.
 Он кивнул и сморщил лоб, размышляя о чем-то, потом встал.
 – О'кей, тогда я тот, кто тебе нужен.
 – То есть?
 – Я – шофер автопоезда, живу в Лондоне. Правда, придется сделать крюк и неподалеку от Манчестера свернуть на Лидс, чтобы разгрузиться, но к утру мы доедем до Лондона.
 – Я не знаю... – она колебалась.
 – Автобус будет только через пять часов, так что терять тебе нечего. А чтобы ты не очень нервничала, могу сказать, что зовут меня Эрл Джексон и что у меня три дочери, все – старше тебя.
 – Ну хорошо, – наконец решилась Моронк. Они вместе вышли из ресторана и направились к огромному автофургону.
 – Вот, пожалуйста, не хуже, чем дома – полный комфорт, – сказал Джексон.
 Они услышали шаги и, когда обернулись, увидели выходящего из-за грузовика блондина, который задирался в ресторане.
 – Глупая девчонка, – ухмыльнулся он, уперев руки в бока. – Разве я тебе не говорил, что моя тачка лучше? И что я вижу? Ты отваливаешь с каким-то негритосом. Ну ты даешь!
 – Ах ты, Боже мой, – проговорил Джексон. – Это что еще за чучело? Бубнит чего-то себе под нос, а чего – не пойму. А ведь чуть цыкнешь на него – штаны намочит.
 Он нагнулся, чтобы поставить термос и пакет на землю, однако в этот момент из-под другого грузовика вынырнул один из бритоголовых и ударил Джексона в зад. Он потерял равновесие и полетел вперед. Блондин тут же подставил под лицо падающего колено. Второй сзади схватил Джексона за воротник и поставил на ноги. Поиграв пальцами, блондин стал разглаживать перчатку на правой руке.
 – Держи крепче, Сэмми. Сейчас я буду его вырубать.
 Но Сэмми дико вскрикнул, почувствовав страшный удар по почкам, и отпустил Джексона. После второго удара Кассена он рухнул на колени. Пройдя мимо Джексона, Кассен приблизился к блондину.
 – Лучше бы ты не вылезал из своего дерьма, жук навозный.
 Рука парня нырнула в карман, и прежде чем Моронк успела вскрикнуть от страха, в ладони блондина блеснуло лезвие ножа. Кассен бросил сумку, поднырнул под удар, двумя руками схватил нападавшего за запястье, вывернул его руку за спину и толкнул так, что тот головой с грохотом врезался в кузов машины. С окровавленным лицом блондин опустился на землю. Кассен поднял сначала одного, потом другого, притянул их к себе и сказал:
 – Я мог бы отправить вас на год-другой хлебать тюремную баланду, но, так уж и быть, смывайтесь.
 Они повернулись и, спотыкаясь, побежали прочь. Тут боль так скрутила Кассена, что ему стало совсем плохо. Он медленно начал оседать на землю, цепляясь ногтями за обшивку грузовика. Моронк подхватила его:
 – Что с тобой, Гарри?
 – Ничего, уже лучше.
 – Плохо бы мне без вас пришлось, – заметил Эрл Джексон. – С меня причитается. – Однако я что-то не пойму, что, собственно, произошло?
 – Мы были вместе, а потом расстались. – Девушка бросила взгляд на Кассена. – А теперь снова вместе.
 – Ему тоже нужно в Лондон? – спросил Джексон. Она кивнула.
 – Вы не отказываетесь от своего предложения?
 Шофер улыбнулся:
 – С чего это вдруг? Полезайте в кабину. Позади сиденья есть дверца. Там койка, одеяла, ну и прочее. Я ночую прямо на стоянках и экономлю деньги на отелях.
 Моронк стала забираться в машину. Когда Кассен собирался последовать за ней, Джексон потянул его за рукав:
 – Послушайте, я не знаю, что там у вас, но она – явно приличная девушка.
 – Не беспокойтесь, – ответил Кассен. – Я того же мнения. – И полез в кабину.
 Ранним солнечным утром самолет авиакомпании «Алиталия» с папой Иоанном Павлом II на борту приземлился в аэропорту Гатвик. Папа вышел на трап, помахал восторженной толпе рукой и первое, что сделал, спустившись на английскую землю, это поцеловал ее.
 Девлин и Фергюсон стояли в холле аэропорта.
 – В такие моменты, как этот, никак не хочется думать, что меня могут отправить на пенсию, – заметил бригадный генерал.
 – Нельзя же закрывать глаза на факты, – ответил Девлин.
 – Если это действительно готовый на все человек, которого мало волнует собственная участь, то, избрав целью покушение на папу или английскую королеву, он, в общем, вполне может добиться успеха.
 Внизу папу приветствовали кардинал Басил Хьюм и от имени королевы – герцог Норфолкский.
 Кардинал произнес приветственную речь, потом с ответной речью выступил Иоанн Павел II, после чего гости и встречавшие расселись по стоявшим рядом лимузинам.
 – Что теперь по программе? – осведомился Девлин.
 – Служба в Вестминстерском соборе. После обеда прием у Ее Величества в Букингемском дворце. И под конец помазание в соборе Святого Георга. Программа довольно напряженная, я сам только сейчас обратил на это внимание. – По Фергюсону можно было без труда заметить, что он не в своей тарелке. – Черт возьми, Лайам, где же он? Где этот проклятый Кассен?
 – Вполне возможно, даже ближе, чем мы предполагаем. Определенно можно сказать, что он объявится в течение ближайших двадцати четырех часов.
 – И тогда мы его накроем, – рявкнул Фергюсон, и они пошли прочь.


* * *

 Двор склада, расположенного рядом с автомагистралью в Ханслете, под Лидсом, был до отказа забит грузовиками. Кассен открыл дверь кабинки, в которой они сидели с Моронк.
 – Спрячьтесь, – сказал Джексон. – Нам строго запрещено брать попутчиков. Нарушение может стоить мне водительских прав.
 Он вышел, чтобы посмотреть, как будут отцеплять фуру, а потом отправился в экспедицию, чтобы подписать путевой лист.
 Увидев его, служащий поднялся из-за письменного стола.
 – Привет, Эрл. Как доехал?
 – Нормально.
 – Я слышал, что на дороге что-то произошло. Один из ребят застрял у Манчестера и звонил нам. Сплошные полицейские кордоны.
 – Я ничего не заметил, – сказал Джексон. – А что случилось?
 – Они ищут какого-то боевика ИРА, который везет девушку.
 Не показывая виду, Джексон протянул служащему путевой лист.
 – Что-нибудь еще?
 – Нет, Джексон, все в порядке. До следующего рейса!
 Джексон вышел из конторы. Приблизившись к машине, он помедлил, но потом последовал своему первоначальному намерению, вышел со двора склада, пересек улицу и направился к мотелю для водителей дальних рейсов. Молодую женщину за стойкой он попросил наполнить термос чаем, заказал бутерброды с жареной ветчиной и купил газету, которую стал внимательно просматривать на обратном пути.
 Поднявшись в кабину, Джексон протянул пассажирам термос и бутерброды.
 – Вот тут пожевать кое-что и газета к завтраку.
 Фотографии на полосе были те же, что и в Калайле, как, впрочем, и текст. Правда, некоторые детали относительно девушки были опущены, но извещалось, что девушку, сопровождающую террориста, зовут Моронк Финлей.
 Когда они выруливали на магистраль, Кассен спросил:
 – Ну и?..
 Не отрывая глаз от дороги, Джексон ответил:
 – Вас ищут, парень. Конечно, я в долгу, но не до такой степени. Если вас обнаружат...
 – То и вам придется худо.
 – А я себе этого позволить не могу. И так уже сидел два раза. Я воровал машины, потом завязал. Так что неприятностями сыт по горло, и уж тем более нет никакого желания опять очутиться в тюрьме Пентонвиль.
 – Ну так езжайте дальше и ни о чем не беспокойтесь, – твердо сказал Кассен. – В Лондоне мы выйдем, а вы отправитесь своей дорогой. Ни один человек не узнает, кого вы везли.
 Собственно, это было единственно правильное решение, и Джексон прекрасно это понимал.
 – Ну что ж, – произнес он со вздохом, – так и сделаем.
 – Мне жаль, Джексон, – сказала Моронк.
 Он посмотрел в зеркало заднего вида и улыбнулся.
 – Да ничего, малышка. Мне с самого начала не надо было ввязываться. Так что сидите в кабине и не высовывайтесь.
 Машина мчалась по магистрали.


* * *

 Девлин справлялся по телефону о здоровье Гарри Фокса, все еще находившегося в больнице Дамфриза, когда из кабинета вышел Фергюсон.
 Ирландец повесил трубку, и бригадный генерал сообщил, сияя:
 – У меня хорошие новости. Только что я получил известие, что на Фолклендах Вторая воздушно-десантная бригада под командованием полковника Джонса нанесла удар по аргентинским частям, силы которых оказались втрое больше предполагаемого.
 – И чем все закончилось?
 – О, наши славные парашютисты победили, но Джонс, к сожалению, пал в бою.
 – Зато о Гарри Фоксе я могу сказать обратное, – отреагировал Девлин на сообщение Фергюсона. – Сегодня вечером его перевезут из Глазго в Лондон. Состояние удовлетворительное.
 – Слава Богу, – искренне обрадовался Фергюсон.
 – Да, еще я разговаривал с Трентом. Из этих бродяг они, естественно, не выжали ни слова, во всяком случае, ничего полезного. Дед утверждает, что не имеет представления, куда могла убежать внучка. Мать этой Моронк Финлей сейчас в Австралии.
 – Бродяги еще хуже цыган, – сказал Фергюсон. – Лучше вас знаю. Не забудьте, я ведь родом из Энгеса. Странный они народ. Могут ненавидеть друг друга хуже чумы, зато полицию на дух не переносят. Полицейскому не скажут даже, как пройти в туалет.
 – Ну и что теперь предпримем?
 – Поедем в собор Святого Георга и посмотрим, что поделывает Его Святейшество. Потом отправляйтесь прямо в Кентербери. Я дам вам полицейскую машину и шофера. Кажется, лучше будет представить дело так, будто вы у нас на службе.


* * *

 Моронк сидела на кровати в углу кабинки.
 – Почему ты вернулся тогда, в Пенрите? Ты ведь ничего не объяснил. А мне интересно.
 Кассен пожал плечами.
 – Я сказал себе, что ты, наверное, не доросла еще до того, чтобы остаться с жизнью наедине.
 Она покачала головой.
 – Ну а почему же ты так боялся сказать, что беспокоишься за меня?
 – Разве? – Он закурил и стал смотреть, как Моронк достает из кармана старую колоду карт Таро и мешает ее. – Ты что-нибудь в этом смыслишь?
 – Несколько лет назад, когда я была еще маленькой, бабушка учила меня раскладывать карты. Есть ли у меня способности, я не знаю. Об этом трудно судить.
 Она еще раз смешала карты.
 – Может, полиция уже сидит у твоей бабушки?
 – С чего это вдруг? Да они и не знают, что она вообще существует.
 – Однако в лагере полиция наверняка всех допросила, и уж кто-нибудь что-нибудь да сказал. Если не твой дедушка, так Мюррей.
 – Да никогда в жизни, – сказала она. – Даже Мюррей до такого бы не додумался. Ты – другое дело, ты ведь не наш, но меня никто выдавать не станет.
 Моронк подняла первую карту. Она изображала башню, точно здание, в которое ударила молния и с которого падали два человека.
 – Некто страдает от сил судьбы, действующих в мире, – прокомментировала девушка.
 – Это про меня. Совершенно однозначно, – выжал из себя улыбку Гарри Кассен...


* * *

 Сьюзен Колдер была милой девушкой двадцати трех лет, выглядевшей необыкновенно привлекательно в своей синей полицейской форме и фуражке с околышем в черно-белую клетку. Сначала она собиралась стать учительницей, но после трех семестров, проведенных в колледже, не выдержала и завербовалась в лондонскую полицию, где служила уже почти год.
 Она стояла на Кавендиш-сквер рядом с полицейской машиной и являла собой радующую глаз картину. Настроение Девлина мгновенно улучшилось. Она как раз протирала переднее стекло машины, когда он спускался по ступеням.
 – Мое почтение! Как приятно иметь столь очаровательную леди в качестве сопровождающего.
 Она посмотрела на темное пальто подошедшего, его ухарски заломленную набок фетровую шляпу и хотела было колко отпарировать, но сдержалась.
 – Это вы профессор Девлин?
 – Совершенно верно. А вас как зовут?
 – Полицейская служащая Сьюзен Колдер, сэр.
 – Вам известно, что до утра вы в моем распоряжении?
 – Так точно, сэр. Номер в одном из отелей в Кентербери уже заказан.
 – Да, то-то уж почешут охранники языки. Ну что ж, поехали.
 Он открыл заднюю дверцу и уселся в машину. Сьюзен устроилась за рулем, и они тронулись. Девлин откинулся на сиденье и стал украдкой наблюдать за девушкой, потом спросил:
 – Вас информировали, в чем, собственно, дело?
 – Мне известно лишь, что вы – из «Группы четыре», сэр.
 – И что это такое?
 – Борьба с терроризмом, служба разведки, занимающаяся тем же, что и подразделения Скотланд-Ярда по борьбе с терроризмом.
 – Совершенно верно. «Группа четыре» действительно может позволить себе пользоваться услугами таких людей, как я. В течение ближайших шестнадцати часов в нашем деле так или иначе наступит развязка, и вы должны не отставать от меня ни на шаг.
 – Как вам будет угодно, сэр.
 – Поэтому мне кажется, что вы заслуживаете быть посвященной во все детали операции.
 – А вам можно рассказать мне об этом? – с сомнением в голосе бросила она.
 – Нет, но я тем не менее это сделаю, – ответил Девлин и поведал девушке все с самого начала до конца, особое внимание уделив Гарри Кассену.
 – Поразительная история, – взволнованно произнесла Сьюзен.
 – Это еще мягко сказано.
 – Однако мне кое-что хотелось бы уточнить, сэр.
 – Что же именно?
 – Три года назад в Белфасте убили моего старшего брата, который служил тогда в морской пехоте. Его подстрелил какой-то снайпер с крыши дома.
 – И это должно означать, что вы что-то имеете против меня?
 – Вовсе нет, сэр. Просто я хотела поставить вас в известность, – коротко пояснила она, свернула на главную магистраль, и они поехали по направлению к Темзе.


* * *

 Кассен и Моронк стояли на тихой улочке на окраине Вепинга и смотрели вслед уезжавшему грузовику.
 – Бедный Эрл Джексон, – сказал Кассен. – Спорим, что он постарается смотаться отсюда как можно быстрее? Ну, и где живет твоя бабушка?
 – На набережной под названием Кори-стрит. Я тут не была уже пять или шесть лет и точно не помню, где это.
 – Да уж найдем как-нибудь.
 Они направились к реке. У Кассена снова заболела рука, а вместе с ней и голова, но он старался не подавать виду. Наконец на углу они заметили какой-то продовольственный магазин, и Моронк зашла туда, чтобы спросить насчет адреса. Почти сразу же вышла и сказала:
 – Это рядом, еще два квартала.
 Они дошли до следующего угла, увидели реку, а в сотне метрах впереди – надпись на стене дома: «Пристань Кори-стрит».
 – Вот и прекрасно, иди, – сказал Кассен. – Я пока останусь внизу, на тот случай, если у твоей бабушки гости.
 – Я тут же вернусь.
 Она быстрым шагом пошла по улице, а Кассен через пролом в двери влез в заваленный хламом подъезд и стал ждать. От реки шел запах воды. Кораблей здесь уже давно не было. Некогда одна из крупнейших гаваней мира превратилась в кладбище портовых кранов, вздымавшихся к небу, словно допотопные чудовища.
 Кассен чувствовал себя отвратительно. Когда он прикуривал сигарету, руки его дрожали. Вскоре он услышал быстрые шаги, и тут же появилась Моронк.
 – Ее нет дома. Но я поговорила с соседкой.
 – Где она?
 – Ездит с каким-то фокусником и на этой неделе должна быть на майдстоунской ярмарке.
 Майдстоун расположен всего в шестнадцати или семнадцати милях от Кентербери. Ход событий сам подсказывает развязку, подумал Кассен.
 – Ну так и поехали туда, – сказал он.
 – А меня ты возьмешь с собой?
 – Куда же я теперь без тебя? – он повернулся и пошел вперед.
 Через двадцать минут он нашел то, что искал – платную автостоянку с автоматами.
 – А почему нам нужна именно такая стоянка? – удивилась Моронк.
 – Потому что здесь ты платишь заранее за определенное время, а квитанцию, выданную автоматом, засовываешь под дворник. Это самая лучшая помощь тем, кто ворует автомобили. Сразу видно, когда исчезновение машины будет замечено.
 Она принялась рассматривать квитанции на машинах.
 – Смотри-ка, вот здесь одна выписана на шесть часов.
 – А оплачена когда? – Кассен посмотрел на бумажку и вытащил свой нож. – Прекрасно. Еще четыре часа. К тому времени вообще стемнеет.
 Ножом он открыл задвижку углового стекла, залез рукой внутрь и открыл дверцу, потом снял приборную доску и вытащил оттуда провода зажигания.
 – Тебе это не впервой, – заметила Моронк.
 – Еще бы!
 Мотор завелся.
 – Ну что, рванули? – спросил он и нажал на газ, когда девушка прыгнула в машину.




 Глава 15


 Они стояли в великолепном зале собора, колонны которого вздымались к крестообразному своду высоко над ними. Церковь гудела словно улей, повсюду суетились рабочие.
 – Впечатляет, не правда ли? – обратился Девлин к Сьюзен.
 – В том, что папа именно сюда приехал, нет ничего удивительного, – сказала она. – Это ведь колыбель христианства в Англии. Камень в основание заложил еще Святой Августин во времена англосаксов.
 – Неужели? – удивился Девлин.
 – Во время налета немецкой авиации на Кентербери в 1942 году в здание попала бомба. Тогда больше всего пострадала библиотека, но позже ее восстановили. А вон там, в северо-западном притворе, восемьсот лет назад три рыцаря убили Томаса Бекета.
 – Насколько мне известно, папа ощущает особую духовную связь с ним, – заметил Девлин. – Давайте-ка еще раз осмотрим здесь все.
 Через зал они прошли к тому месту, где когда-то мученической смертью погиб Томас Бекет. Оно было помечено небольшим квадратным камнем. Девлин поежился и вздрогнул, словно стряхивая с себя странную атмосферу храма.
 – Острие меча, – пояснила Сьюзен Колдер. – Так называют этот камень.
 – Точно подмечено, не так ли? Ну ладно, пойдемте. Мне уже хочется курить.
 Они покинули собор через южный портал, проследовав мимо поста полиции. Снаружи тоже царила суета – рабочие сооружали трибуны, повсюду сновали полицейские. Девлин закурил и вместе со Сьюзен пошел по дорожке, выложенной каменными плитами.
 – Ну, что скажете? – спросила она. – По моему мнению, завтра даже у такого человека, как Кассен, не будет здесь никаких шансов. Вы же видели, какие тут приняты меры предосторожности.
 Девлин вынул бумажник и показал девушке специальный пропуск, полученный от Фергюсона.
 – Вы нечто подобное когда-нибудь видели?
 – Кажется, нет.
 – Это специальный пропуск, который открывает все двери.
 – И что же?
 – А то, что никто его не спросил. На нас даже внимания не обратили, когда мы здесь прогуливались. А почему? Да потому что вы – в форме.
 – Понимаю, что вы имеете в виду. – На ее лице появилось обеспокоенное выражение.
 – Как известно, дерево легче всего спрятать в лесу, – продолжал он. – Завтра полицейские и священники будут здесь кишмя кишеть И что же, по-вашему, каждого из них станут проверять?
 В этот момент кто-то позвал Девлина по имени. Обернувшись, он увидел Фергюсона, идущего к ним в сопровождении человека в темном плаще. На Фергюсоне тоже был гвардейский плащ, а в руке – аккуратно сложенный зонтик.
 – Это – бригадный генерал Фергюсон, – быстро объяснил Девлин девушке.
 – Так вот вы где, – сказал Фергюсон. – А это – ваш шофер?
 – Служащая полиции Колдер, сэр, – отрапортовала Сьюзен.
 – Это суперинтендант Фостер из отдела Скотланд-Ярда по борьбе с терроризмом, – пояснил Фергюсон. – Мы тут проверяли меры безопасности. По-моему, все перекрыто наглухо.
 – Даже если этот человек прорвется в Кентербери, его появление в соборе совершенно исключено, – подтвердил Фостер. – Голову дам на отсечение.
 – Будем надеяться, что до отсечения дело не дойдет, – ответил Девлин.
 Фергюсон нетерпеливо дернул Фостера за рукав.
 – Пройдемте в храм, пока не стемнело. Девлин, ночь я проведу здесь. Позвоню вам позже.
 Они подошли к огромному порталу, полицейский учтиво отворил дверь.
 – И вы тоже верите, что полицейские их обоих знают в лицо? – тихо спросил Девлин свою спутницу.
 – Господи, откуда мне знать? Пока вы добились только того, что пробудили во мне сомнения, сэр. – После этой тирады она открыла перед Девлином дверцу машины. Сама села вслед за ним и завела мотор. – Можно задать вопрос?
 – Конечно.
 – Даже если он войдет в храм и добьется своего, то обратно уже наверняка не выберется?..
 – В том-то все и дело, – ответил Девлин. – Что будет потом, его совершенно не интересует.
 – Тогда остается только возносить молитвы Всевышнему.
 – И даже на него я бы не стал особенно полагаться. Чего-то разумного мы предпринять уже не можем. Теперь не мы контролируем события, а они нас. Так что отвезите-ка меня, пожалуйста, в отель, а я в свою очередь приглашаю вас поужинать со мной. Я вам еще не говорил, что женщины в форме действуют на меня гипнотически?
 Не отрывая взгляда от дороги, она от души рассмеялась.


* * *

 Вагончик был длинным, просторным и оборудованным, что называется, по первому классу. Спальня представляла собой специальное отделение с двумя кроватями. Когда Кассен заглянул туда, Моронк, казалось, спала.
 Он хотел снова закрыть дверь, но девушка окликнула его.
 Он присел на край кровати. Боли опять усилились, даже вдох причинял страдания. Нынешнее его состояние можно было без всяких оговорок назвать серьезным, и он это знал. Девушка протянула руку, погладила его по щеке, и он чуть отпрянул.
 – Помнишь, как в первый день я спросила тебя в фургоне у дедушки, не боишься ли ты, что я введу тебя в искушение?
 – А дословно ты сказала следующее: «Вы что, святой отец, боитесь, как бы я не ввела вас в искушение?»
 Стало тихо. Потом она произнесла:
 – Так вы действительно духовное лицо? Настоящий священник? Мне кажется теперь, что я всегда это чувствовала.
 – Ну ладно, спи.
 Моронк схватила Кассена за руку:
 – Ведь ты не уйдешь, не предупредив меня? – В ее голосе совершенно отчетливо прозвучал страх.
 – Неужели ты думаешь, что я могу причинить тебе боль? – Он поднялся и открыл дверь. – Засыпай. Завтра утром еще увидимся.
 Кассен закурил и вышел из вагончика. Ярмарочная площадка Майдстоуна была довольно маленькой – несколько аттракционов, какие-то стенды с плакатами, павильоны для игры в бинго и карусели. Несмотря на поздний час, народу было полно, вовсю играла музыка.
 С одного конца вагончика стоял «лендровер», к которому он был прицеплен, с другого – красный шатер со светящейся вывеской «Цыганская Роза». Собравшись заглянуть внутрь, Кассен наткнулся на молодую парочку, выходившую из шатра. Он помедлил, но потом все же вошел.
 Бране Смит, старухе цыганке, с кожей, похожей на потемневший от времени пергамент, и аккуратно убранными под цветастый платок волосами, даже на первый взгляд было как минимум лет семьдесят. На плечах ее лежал еще один яркий платок, а на шее – монисто. На столе мерцал хрустальный шар.
 – Вы и впрямь выглядите очень убедительно, – сказал он.
 – А в этом и заключается цель всего антуража. Публика считает, что предсказательница должна походить на цыганку. Повесьте табличку «Закрыто» и дайте мне сигарету. – Он выполнил просьбу старухи и сел напротив нее, словно пришедший узнать судьбу. Их разделял только хрустальный шар.
 – Моронк спит? – спросила цыганка.
 – Да. – Он глубоко вздохнул, чтобы сдержать боль. – Вы ни в коем случае не должны допустить, чтобы она вернулась в этот лагерь, ясно?
 – Не беспокойтесь, – ее скрипучий голос звучал очень спокойно. – Мы, цыгане, держимся вместе и потому заботимся об уплате всех долгов. Я расскажу нашим, что сделал Мюррей, и однажды он за это поплатится, можете быть уверены.
 Он кивнул.
 – Когда вы увидели в газете фотографию Моронк и прочитали то, что там было написано, вы ведь наверняка заволновались. Почему же не связались с полицией?
 – С полицией? Да вы шутите! – Она возмущенно подняла плечи. – К тому же я твердо знала, что она едет ко мне и что с ней все будет в порядке.
 – Вы знали? – спросил Кассен.
 Старуха положила руку на хрустальный шар.
 – Все это только так, аксессуары. В конце концов, дело в моих сверхчувственных способностях, таких же, какими обладали моя мать и бабка.
 – Я это слышал от Моронк. Она гадала мне на картах Таро, но не была уверена в своем даре.
 – Дар у нее есть. Нужно только пробудить его, – сказала цыганка и подвинула Кассену колоду карт. – Снимите и подайте мне колоду левой рукой.
 Он проделал то, что просила старуха.
 – Без таланта в картах мало толку. Вы понимаете?
 Кассен словно оцепенел.
 – Три карты разъяснят все. – Она открыла первую. На ней была башня. – Он страдал от сил судьбы, – сказала она. – Его жизнь определяли другие.
 – И Моронк вытянула эту же карту и сказала примерно то же самое, – заметил он.
 Старуха открыла вторую карту. На картинке был изображен молодой человек, вверх ногами болтавшийся на деревянной виселице.
 – Повешенный. Тяжелая борьба с собственной тенью. У него две личности – он сам и все же не он. Возврат к целостности юности исключается.
 – Да, уже поздно. Слишком поздно, – подтвердил он.
 Третья карта изображала знакомую всем смерть с косой, пожинающую страшный урожай.
 – О чьей смерти идет речь? – Смех Кассена прозвучал слишком громко. – О моей или кого-то другого?
 – Карта означает куда больше, чем намек, который дает картинка. Смерть – это избавитель. В смерти у человека появляется возможность воскресения.
 – Прекрасно, но чьего воскресения? – спросил Кассен, наклонившись вперед. Отраженный от хрустального шара свет казался ему неестественно ярким.
 Старуха коснулась его мокрого лба.
 – Вы больны.
 – Ничего, скоро полегчает. Нужно только пойти прилечь. Если вы не против, я посплю немного и уйду, прежде чем проснется Моронк. Это главное. Вы поняли?
 – О да. Я очень хорошо вас понимаю.
 Он вышел из шатра в темную прохладу ночи. Люди по большей части уже разошлись, и хозяева закрывали свои лавочки и аттракционы. Он поднялся по ступенькам вагончика, улегся на какую-то лавку и уставился в потолок.
 Укол морфия сделать лучше сейчас, чем утром. Он встал, взял сумку, долго в ней рылся, пока наконец не нашел ампулу. Наркотик подействовал почти мгновенно, и через несколько минут он заснул.
 Проснулся, как всегда, сразу. Голова была совершенно ясной. Из окон лился утренний свет, а старуха уже сидела за столом, курила и смотрела на него. Он зевнул, и боль разом обрушилась на него будто дикий зверь. На какое-то мгновение, перехватило дыхание.
 Старуха подвинула чашку:
 – Выпейте чаю. Это то, что вам нужно.
 Никогда еще чай не казался таким вкусным. Он улыбнулся ц дрожащими руками вынул из пачки сигарету.
 – Сколько времени?
 – Семь.
 – Моронк еще спит?
 – Да.
 – Прекрасно. Тогда я пойду.
 – Вы больны, отец Кассен, – сказала цыганка серьезно, – очень больны.
 Он мягко улыбнулся.
 – У вас сверхчувственные способности, поэтому вы все знаете. – Он глубоко вздохнул. – Ах, да. Еще одно. Роль Моронк в этом деле. У вас есть ручка?
 – Конечно.
 – Тогда запишите вот этот номер. Попросите мистера Фергюсона, бригадного генерала Фергюсона.
 – Он из полиции?
 – Вроде того. Он с удовольствием заполучил бы меня в свои руки. Если его не будет на месте, то вам должны сообщить, где он. Скорее всего, в Кентербери.
 – Почему именно там?
 – Потому что я собираюсь в Кентербери, чтобы убить папу. – Он вытащил из кармана «стечкина». – Вот этим.
 Впечатление было такое, что старуха вдруг превратилась в улитку, поспешившую убрать рожки и заползти в свой домик. Она поверила ему, и он понял это.
 – Но зачем? – прошептала она. – Ведь он же хороший человек.
 – А мы все, что, плохие? – ответил Кассен. – Или каждый из нас не был хорошим хотя бы раз в жизни? Но важно другое: как только я уйду, позвоните Фергюсону и скажите, что я направляюсь в Кентерберийский собор... В общем, скажите что-нибудь. – Он рассмеялся. – В целом этого будет вполне достаточно для ее оправдания.
 Кассен взял сумку и направился к двери.
 – Вы хотя бы знаете, что стоите на пороге смерти?
 – Конечно, – Кассен выжал из себя улыбку. – Да, да, карты Таро. Смерть означает избавление. А моя смерть – воскресение. Воскресение девочки, которая там спит. Все остальное значения не имеет. – Он открыл сумку, вынул оттуда пачку пятидесятифунтовых бумажек и бросил на стол. – Это дар Моронк. Мне они больше не нужны. – И вышел за дверь.
 Старуха продолжала еще некоторое время сидеть, слушая, как Кассен заводит машину и уезжает. Потом довольно долго размышляла о нем. Она находила его более симпатичным, чем большинство других мужчин, но печать смерти в его глазах она заметила при первой же встрече. Теперь, однако, следовало позаботиться о Моронк.
 В спальне, где спала девушка, что-то зашуршало – это внучка ворочалась на кровати. Брана посмотрела на часы. Полдевятого. Она приняла наконец решение, встала, тихо вышла из вагончика и быстрым шагом направилась через площадь к телефонной будке, где, уже не раздумывая, набрала номер Фергюсона.


* * *

 Когда Девлина попросили к телефону, он со Сьюзен Колдер завтракал в отеле. Он вернулся очень скоро.
 Это был Фергюсон.
 – Объявился Кассен или, по крайней мере, его подружка. Вы знаете, где находится Майдстоун?
 – Да, сэр. Миль шестнадцать или семнадцать отсюда. Самое большее – двадцать.


* * *

 Рано утром Иоанн Павел II покинул резиденцию своего нунция в Лондоне с тем, чтобы встретиться с четырьмя тысячами верующих в Дигби-Стюарт-Колледже – священниками, монахами, католиками и англиканами. Многие из них принадлежали к закрытым орденам и в последний раз выходили в мир много лет назад. Все они в присутствии римского папы еще раз подтверждали свой обет.
 После этого папа на вертолете, предоставленном «Бритиш Кэлидониен Эйрвейз», отправился в Кентербери.


* * *

 Стокли Холл окружала высокая стена из красного кирпича, построенная в годы правления королевы Виктории. Сооруженный тогда же домик привратника у литых чугунных ворот был приведен архитектором в соответствие со стилем главного здания, возведенного в эпоху ранних Тюдоров.
 Проезжая мимо, Кассен заметил два полицейских автомобиля, стоявшие у ворот, да мотоциклиста в форме, который тянулся за ним еще примерно с милю, но потом свернул в сторону.
 Он покатил дальше вдоль стены, которую отделял от дороги лишь ряд деревьев. Отъехав от главных ворот довольно далеко, Кассен увидел на заборе на противоположной от стены стороне улицы большую деревянную калитку, а за ней – дорогу, ведущую в лес. Он свернул на обочину, распахнул калитку и проехал немного по направлению к лесу. Потом вышел, закрыл калитку и вернулся к машине.
 Осторожно, стараясь не беспокоить руку, снял плащ, куртку, рубашку и сразу же почувствовал сладковатый запах гниющего мяса, идиотски засмеялся и тихо сказал:
 – Боже мой, Гарри, ты, кажется, распадаешься на составные части.
 Из сумки достал черную манишку и белый стоячий воротничок, а потом сутану. Кажется, тысяча лет прошло с тех пор, как он свернул ее в Килри и положил на дно сумки. Вставив в «стечкина» полный магазин, он сунул пистолет в один карман, запасной магазин – в другой и сел в машину. Начал моросить редкий дождь. Все, морфия хватит. На минуту прикрыв глаза, он приказал себе сохранять самообладание.


* * *

 Брана Смит сидела за столом в своем вагончике, положив руки на голову Моронк, которая беспрестанно плакала.
 – Пожалуйста, повторите точно, что он сказал, – попросил Девлин.
 – Бабушка... – начала было Моронк.
 Старуха покачала головой:
 – Сиди тихо, дитя мое. – И повернулась к Девлину. – Он сказал, что собирается убить римского папу, и показал мне пистолет. Потом дал номер телефона в Лондоне и приказал, чтобы я позвонила этому Фергюсону.
 – И что вы должны были ему передать?
 – Кассен будет в Кентерберийском соборе.
 – Это все?
 – А что, разве мало?
 Девлин обернулся к Сьюзен Колдер, стоявшей у двери.
 – Ну что ж, тогда нужно быстрее возвращаться назад.
 Она открыла дверь.
 – А что будет с Моронк? – остановила их Брана Смит.
 – Это зависит от Фергюсона. – Девлин пожал плечами. – Посмотрим, может, я смогу что-нибудь сделать.
 Он собрался уже уходить, но старуха снова позвала его:
 – Мистер Девлин! – Он обернулся. – Вы знаете, он умирает.
 – Умирает?
 – Да, от стреляной раны.
 Девлин вышел из вагончика, не обращая внимания на любопытных, которых всегда полно в подобных местах, и вслед за Сьюзен сел в автомобиль. Когда машина тронулась, он связался по рации с полицейским управлением в Кентербери и попросил соединить его с Фергюсоном.
 – Ничего нового, генерал, – сказал он. – Сообщение было предназначено для вас, и оно совершенно однозначно – Кассен собирается быть в Кентерберийском соборе.


* * *

 Одной из самых красивых рыцарских резиденций эпохи Тюдоров в Англии был Стокли Холл, а сами Стокли относились к тем немногим аристократическим родам, которые после Генриха VIII и Реформации остались верны католической вере. Особенностью этого архитектурного ансамбля была лесная семейная часовня Стокли, до которой из главного здания можно было добраться лишь через туннель. Многие специалисты считают часовню самым древним католическим храмом в Англии. И папа пожелал молиться именно там.
 Кассен откинулся на сиденье автомобиля и принялся обдумывать ситуацию. Боль уже буквально бушевала внутри, и весь он был покрыт холодной испариной. С трудом нашел сигарету и начал было прикуривать, как услышал шум мотора. Он вышел из машины и прислушался. Еще через минуту над ним пролетел бело-синий вертолет.


* * *

 – Вы выглядите подавленным, сэр, – сказала Сьюзен Колдер.
 – Еще вчера вы называли меня Лайам. Ну ладно, я действительно в замешательстве. Не нахожу смысла в поведении Кассена.
 – А по-моему, он все время так себя ведет. Что вас беспокоит?
 – Гарри Кассен в течение двадцати лет был моим другом, а кроме того – лучшим шахматистом, которого я когда-либо знал.
 – Ну и что?
 – А то, что он всегда рассчитывает хода на три дальше меня. То, что он обладает способностью привлечь внимание противника к тому, что делает правая рука, в то время как истинные намерения он исполняет левой. Вам это что-нибудь говорит при нынешних обстоятельствах?
 – Что он вовсе не собирается появляться в Кентерберийском соборе. Там очень много людей и там его ждут.
 – Значит, нападения следует ожидать где-то в другом месте. Но где и когда? Где программа визита?
 – На заднем сиденье, сэр.
 Девлин взял документ и стал размышлять вслух:
 – Так, сначала лондонский Дигби-Стюарт-Колледж, потом папа на вертолете прибывает в Кентербери. – Он замолк. – Подождите-ка. Вертолет делает промежуточную посадку в Стокли Холле, где Иоанн Павел хочет посетить католическую часовню.
 – Мимо Стокли Холла мы проезжали по пути из Майдстоуна, – напомнила Сьюзен. – Но это посещение неофициальное. Обо всех остальных пунктах программы сообщалось в газетах, но о Стокли Холле не было ни слова. Откуда это знать Кассену?
 – Он руководил бюро по печати в Дублинском католическом секретариате. – Девлин хлопнул себя по колену. – Вот где собака зарыта. Это же так просто! Давайте, жмите на газ, и пусть ничто вас не остановит!


* * *

 Кассен пересек безлюдную дорогу и в тени деревьев пошел вдоль стены, пока не достиг старых заржавевших чугунных ворот. Хотел было потянуть их на себя, но тут услышал голоса. Он спрятался за деревом и стал наблюдать. Через решетку ворот виднелась садовая дорожка, обсаженная кустами рододендронов. Через пару минут по ней проследовали две монахини.
 Он подождал, пока они скрылись, и обнаружил кочку под деревьями, с которой можно было даже заглянуть за стену. Перемахнуть через нее здоровому человеку было бы парой пустяков. Несмотря на чудовищную боль, он схватился за сук прямо над собой, подобрал сутану, подтянулся, вскочил на стену и, передохнув мгновение, спрыгнул вниз.
 Припав на одно колено, он несколько раз глубоко вздохнул, потом поднялся и поправил волосы. Быстрым шагом двинулся по дорожке, обогнул старинный фонтан, услышал впереди голоса монахинь и наконец нагнал их. Обе женщины удивленно обернулись. Одна была постарше, другая – помоложе.
 – Добрый день, сестры, – произнес он как можно бодрее. – Как здесь хорошо, не правда ли? Я просто не мог отказать себе в удовольствии прогуляться немного.
 – У нас такое же чувство, святой отец, – ответила старшая.
 Дальше они направились вместе и вышли вскоре на широкий газон. В ста метрах справа стоял вертолет, перед домом – несколько лимузинов и два полицейских автомобиля. Двое полицейских с овчаркой прошли через газон мимо Кассена и обеих монахинь и остановились возле кустов.
 – Вы из Кентербери, святой отец? – спросила старшая.
 – Нет, сестра?.. – он сделал паузу.
 – Агата, а это – сестра Анна.
 – Я из Дублинского секретариата. Как хорошо, что меня пригласили сюда и я смогу увидеть Его Святейшество. Во время его визита в Ирландию мне этого, к сожалению, не удалось.


* * *

 Сьюзен Колдер свернула с дороги к главным воротам, и Девлин показал свой пропуск двум подошедшим к ним полицейским.
 – В течение последних минут сюда никто не входил?
 – Нет, сэр, – ответил один из них. – Однако перед посадкой вертолета прибыло очень много гостей.
 – Вперед! – крикнул Девлин.
 Сьюзен Колдер нажала на газ, и они почти мгновенно подлетели к зданию.
 – И что же вы думаете?
 – Он здесь! – Девлин был крайне возбужден. – Голову дам на отсечение!


* * *

 – Вы уже были представлены Его Святейшеству? – осведомилась сестра Анна.
 – О нет, я только что прибыл из Кентербери с посланием к нему.
 Мимо двух полицейских, стоявших у лимузинов, они прошли по посыпанному красным песком подъезду к дому, потом поднялись по ступеням мимо еще двух охранников в форме, группы людей в штатском и открыли тяжелую дубовую дверь.
 Зал в котором они оказались, был довольно просторным, в центре него поднималась вверх широкая лестница, заканчивавшаяся круглой площадкой. Справа через распахнутые настежь двери можно было видеть зал приемов, полный гостей, и в первую очередь высоких представителей церкви.
 Кассен с монахинями направился туда.
 – А где же находится знаменитая часовня Стокли? – спросил он. – Я еще ни разу там не был.
 – О, это действительно удивительное место, – сказала сестра Анна. – Оно прямо-таки дышит столетиями молитв. Вход – в конце прохода, там, где стоит монсеньер.
 Они остановились перед дверями зала.
 – Ради всего святого, извините меня. Может быть, мне удастся передать Его Святейшеству послание еще до начала приема, – сказал Кассен. – Я сейчас же вернусь.
 – Мы будем ждать вас здесь, святой отец, – ответила сестра Агата.
 – Думаю, что на прием мы могли бы пойти вместе с вами, – сказала вторая монахиня.
 – Вот и прекрасно. Я мигом. – Кассен прошел мимо лестницы и повернул в угол зала, где стоял кардинал в своем великолепном красно-черном облачении. Это был старый седой человек, говоривший с итальянским акцентом.
 – Кого вы ищете, святой отец?
 – Я хотел бы видеть Его Святейшество.
 – Это исключено. Он молится.
 Кассен схватил старика за подбородок, повернул ручку двери, втолкнул кардинала в открывшийся проход и прихлопнул дверь ногой.
 – Мне искренне жаль, – с этими словами Кассен ударил старика ребром ладони по шее, тот упал на пол.
 Длинный и узкий, слабо освещенный туннель заканчивался ступенями перед дубовой дверью. Боль стала вдруг настолько чудовищной, что Кассен вынужден был остановиться, чтобы глотнуть воздуха. Но теперь это не имело значения. Кассен вытащил «стечкина» и устремился вперед.


* * *

 Сьюзен Колдер остановила автомобиль у лестницы и последовала за выскочившим из машины Девлином. Сержанту полиции, загородившему им дорогу, он сунул в нос приготовленный заранее пропуск.
 – Не произошло ли чего-нибудь необычного? Не входил ли какой-нибудь странный человек?
 – Нет, сэр. Перед приездом папы прошла толпа гостей. А только что прошли две монахини и священник.
 Девлин бросился вверх по ступеням мимо охранников. Сьюзен – за ним. Влетев в зал, он окинул его взглядом. Справа гости собрались на прием, у двери – две монахини. Но ведь сержант сказал: «И священник»!
 Девлин подошел к сестрам Агате и Анне.
 – Вы только что пришли, сестры?
 – Совершенно верно, – ответила сестра Агата.
 – С вами был священник?
 – О да. Очень приятный такой. Из Дублина.
 У Девлина засосало под ложечкой.
 – Где он?
 – У него с собой послание к Его Святейшеству из Кентербери. Когда я сказала, что Святой Отец в часовне, он направился к кардиналу, чтобы поговорить с ним. – Сестра Агата прошла в зал и с недоуменным видом остановилась. – Странно, но монсеньера нигде не видно.
 С «вальтером» в руке Девлин помчался вперед, рванул дверь и тут же наткнулся на лежащего на полу кардинала. Он чувствовал, что Сьюзен следует за ним, и одновременно заметил впереди фигуру священника, протягивавшего руку к дубовой двери в конце туннеля.
 – Гарри! – крикнул Девлин.
 Кассен обернулся и выстрелил. Пуля ударила Девлина в левое предплечье и отбросила к стене. Он опустился на пол и выронил пистолет. Сьюзен Колдер вскрикнула и прижалась к стене.
 Кассен со «стечкиным» в правой руке остановился на верхней ступени перед дверью, но стрелять не стал, а лишь дьявольски ухмыльнулся.
 – Все кончено, Лайам! Это последний акт! – крикнул он, повернулся и открыл дверь в часовню.
 Девлин почувствовал приступ дурноты, вызванный шоком. Он протянул левую руку за «вальтером», неумело схватил его и попытался подняться, но не смог. Потом быстро взглянул на Сьюзен, стоявшую рядом.
 – Возьмите оружие. Остановите его. Теперь все зависит от вас!
 Единственный опыт общения с оружием Сьюзен получила во время двухчасового занятия в полицейской школе. Еще пару раз стреляла из револьвера на стенде, и все. Однако теперь она не раздумывая подняла «вальтер» и побежала вперед по туннелю. Девлин наконец поднялся и двинулся за ней.


* * *

 Древняя часовня была погружена в темноту вся, кроме алтаря с горевшей на нем лампадой. Перед ней в белых одеждах стоял на коленях Его Святейшество папа Иоанн Павел II. Выстрел, почти не слышный из-за глушителя и толстой двери часовни, не побеспокоил его. Папа скорее обратил внимание на голоса. Он уже встал и повернулся, когда дверь с грохотом открылась и на пороге возник Гарри Кассен.
 Так он стоял перед главой римско-католической церкви с бледным и мокрым от холодного пота лицом, с пистолетом в опущенной руке и черной сутане. Вид у него был почти средневековый.
 – Ты – святой отец Гарри Кассен, – спокойно произнес Иоанн Павел.
 – Вы ошибаетесь, Ваше Святейшество. Меня зовут Майкл Келли. – Кассен дико засмеялся. – Я не священник, а скоморох.
 – Ты – святой отец Гарри Кассен, – повторил Иоанн Павел. – Ты был посвящен в священнический сан, ты являешься священником теперь и останешься им вовеки. Господь не отпускает тебя.
 – Нет! – закричал Кассен со страшной мукой голосе. – Я отказываюсь принять это!
 Рука с орудием смерти взметнулась вверх, Сьюзен Колдер споткнулась на верхней ступени, упала на колени, юбка у нее задралась, но она, сжимая обеими руками «вальтер», прицелилась и дважды выстрелила в спину Майкла Келли, раздробив ему позвоночник.
 Он вскрикнул и рухнул на колени прямо перед папой. Несколько секунд он словно думал, упасть ему или нет, но потом повалился на бок и перевернулся на спину, по-прежнему сжимая в руках «стечкина».
 Сьюзен выпустила пистолет и, будто парализованная, смотрела, как папа аккуратно вынимает оружие из рук Кассена.
 Она услышала, как папа произнес по-английски:
 – Я хотел бы, чтобы ты покаялся, сын мой. Повторяй: «Всемогущий Боже, в Своей бесконечной милости...»
 – Всемогущий Боже... – прошептал Гарри Кассен и умолк навечно.
 Папа пал на колени и сложил руки в молитвенном жесте.
 Мимо Сьюзен Колдер в часовню вполз Девлин и сел у стены, зажимая рукой рану. На его пальцах была кровь. Сьюзен отбросила от себя «вальтер» и, вся дрожа, прижалась к Девлину.
 – После этого всегда такое чувство? – хрипло спросила она. – Стыд и грязь?
 – Добро пожаловать в сообщество убийц, дитя мое, – ответил Девлин и обнял ее здоровой рукой.




 Эпилог


 Было всего шесть часов, когда серым дождливым утром Сьюзен Колдер вошла в ворота бедного католического кладбища Святого Иосифа в лондонском районе Хайгейт. Большая часть надгробий была исполнена в псевдоготическом стиле, свидетельствовавшем о некогда значительном земном благополучии покоившихся здесь. Однако теперь могилы заросли и кругом царил упадок.
 На этот раз она была не в полицейской форме, а в черном платке плаще с синим поясом и кожаных сапожках. Она остановилась у дома кладбищенского смотрителя и увидела Девлина, выходящего из такси. Он был одет в свое обычное черное пальто, черную фетровую шляпу, правая рука – на черной перевязи. Девлин подошел к ней.
 – Жаль, что я так поздно, – сказала она. – Везде пробки. Уже началось?
 – Да, – он иронически улыбнулся. – Гарри это наверняка сумел бы оценить. Все как во второсортном фильме. И даже дождь, – сказал он, посмотрел на разбивавшиеся о землю крупные капли.
 Шофера такси Девлин попросил подождать и вместе с Сьюзен направился по кладбищенской аллее.
 – Не особенно впечатляющее кладбище, – сказала она.
 – Ну где-то же его нужно было похоронить. – Здоровой рукой он достал сигарету и закурил. – Фергюсон и министерство внутренних дел считают, что вы заслуживаете награды за храбрость.
 – Что, еще и орден? – Выражение брезгливости на ее лице было явно не наигранным. – Пусть оставят себе. Его нужно было остановить, но это не означает, что я сделала это с удовольствием.
 – А они все равно решили наград не раздавать. Ведь тогда пришлось бы делать официальное заявление, а такого никак нельзя допустить. Да и Гарри хотел, чтобы все шишки посыпались на КГБ.
 Они подошли к месту погребения и остановились под деревом. На церемонии присутствовали лишь двое гробовщиков, священник, молодая женщина в черном плаще и совсем юная девушка.
 – Это и есть Татьяна Воронина? – спросила Сьюзен Колдер.
 – Да, – подтвердил Девлин. – А девушка рядом – Моронк Финлей. Три женщины в жизни Гарри Кассена, которые собрались теперь, чтобы проводить его в последний путь. Та, которой он нанес смертельную обиду, когда она была еще ребенком, и та, которую он спас, несмотря на беды, которые ему это принесло. Невообразимо – Гарри в образе спасителя.
 – И я, – сказала третья женщина. – Та, которая его казнила. И которая его совсем не знала...
 Священник покропил на могилу и гроб и помахал кадилом. Моронк начала плакать. Когда священник начал заупокойную молитву, Таня не выдержала и обняла ее.
 – Господи Иисусе Христе, Спаситель наш, прими слугу Твоего, за которого мы все возносим молитвы.
 – Бедный Гарри, – сказал Девлин. – Занавес опускается в последний раз, а зал все равно почти пуст.
 Он взял Сьюзен под руку, они повернулись и медленно исчезли в пелене дождя.