JК
Кыш и я в Крыму :: Алешковский Юз
Страница: 21 из 34Ведь папа таял буквально на наших глазах!
8
В седьмую палату нас сначала не пустили, но мама таким голосом сказала сестре-хозяйке, что в тяжёлую для папы минуту его жена и сын должны быть с ним рядом, что сестра-хозяйка сама проводила нас к папе. А Кыша я привязал к столбику на газоне.
Мы на цыпочках зашли с мамой в седьмую палату. Папа лежал в чёрно-белой полосатой пижаме у окна и печально смотрел на завитки жёлтой колонны. Одна его рука безжизненно свисала с края кровати, другой он крутил пуговицу. Сестра-хозяйка сочувственно покачала головой. В палате, кроме нас, больше никого не было.
Мама молча села на стул и с большой болью стала смотреть на папу. Папа глазами сказал мне:
«Здравствуй!» А маме слабо улыбнулся. Мне тоже было его жалко, и я вспомнил, как он много раз говорил нам: «Не трепите мне, пожалуйста, нервы, а то я рухну в один прекрасный момент…» И вот этот совсем не прекрасный момент наступил. Папа лежал, худой и небритый, и, улыбаясь из последних сил, смотрел то на меня, то на маму. Потом он сделал попытку присесть, но не смог и, застонав, рухнул обратно на подушки.
— Ты уж лежи и не двигайся, — сказала ему мама.
Но папа, к нашему удивлению, вдруг вскочил с кровати и строго спросил маму:
— Что значит: «Ты уж лежи и не двигайся»?
— Нам сообщили, что ты… хронически истощён, — растерянно ответила мама. — И что тебе это сказал профессор.
— Кто вам сообщил? — так же строго спросил папа.
— Федя.
8
В седьмую палату нас сначала не пустили, но мама таким голосом сказала сестре-хозяйке, что в тяжёлую для папы минуту его жена и сын должны быть с ним рядом, что сестра-хозяйка сама проводила нас к папе. А Кыша я привязал к столбику на газоне.
Мы на цыпочках зашли с мамой в седьмую палату. Папа лежал в чёрно-белой полосатой пижаме у окна и печально смотрел на завитки жёлтой колонны. Одна его рука безжизненно свисала с края кровати, другой он крутил пуговицу. Сестра-хозяйка сочувственно покачала головой. В палате, кроме нас, больше никого не было.
Мама молча села на стул и с большой болью стала смотреть на папу. Папа глазами сказал мне:
«Здравствуй!» А маме слабо улыбнулся. Мне тоже было его жалко, и я вспомнил, как он много раз говорил нам: «Не трепите мне, пожалуйста, нервы, а то я рухну в один прекрасный момент…» И вот этот совсем не прекрасный момент наступил. Папа лежал, худой и небритый, и, улыбаясь из последних сил, смотрел то на меня, то на маму. Потом он сделал попытку присесть, но не смог и, застонав, рухнул обратно на подушки.
— Ты уж лежи и не двигайся, — сказала ему мама.
Но папа, к нашему удивлению, вдруг вскочил с кровати и строго спросил маму:
— Что значит: «Ты уж лежи и не двигайся»?
— Нам сообщили, что ты… хронически истощён, — растерянно ответила мама. — И что тебе это сказал профессор.
— Кто вам сообщил? — так же строго спросил папа.
— Федя.