Любимая улица   ::   Вигдорова Фрида Абрамовна

Приходя домой, взглянув на спящих детей и поужинав, он снова садился за письменный стол и принимался за неоконченную статью.

- Саша, - будил он ее иногда, - вот послушай, прошу тебя, ну, проснись, проснись и послушай. Мне очень надо понять: получилось?

И, присев на край дивана, читал.

- Нет, тогда уж сначала, я по кускам не понимаю, - говорила Саша и принималась слушать.

Она слушала хорошо и хорошо понимала. Она вдруг говорила что-нибудь такое, что заставляло его снова сесть к столу и все перечеркнуть.

- Митя, описание картины здесь совсем лишнее.

Почему.

- Ну вот поверь. Ну, посуди сам: ты говоришь, как уютно было у них в комнате, как беззаботно и дружелюбно велась

Беседа, а потом описываешь эту картину, как это у тебя там: "Скачут всадники, у одного замкнутое, недоброе лицо и коварная улыбка на губах", - и ощущение покоя, дружелюбия исчезает, нет его...

- Что-то больно сложно, - сердито говорил Митя. - Я ровно ничего не могу понять.

Однако понимал отлично и, если не очень уставал, переписывал все заново.

- Ты, конечно, не журналистка, - говорил он, - но в тебе что-то есть. Здравый смысл, что ли. Что-то ты в нашем деле понимаешь...

Иногда ночью он звонил из редакции:

- Ты еще не спишь? Встреть меня, пройдемся.

И она шла, чтобы встретиться с ним на углу переулка, и они еще долго бродили и разговаривали.

- Саша, - спросил Поливанов однажды, - тебе нравится, как пишет Лаврентьева?

Саша минуту подумала.

- Нет.

- Почему?

- Ее статьи... Они... как бы тебе сказать... Они заранее разрешенные.