JК
Моя одиссея :: Авдеев Виктор
Страница: 182 из 257От страха у меня вообще все путалось в голове, я глядел на мебель и ничего не видел.
Дверь кабинета открылась, и меня позвали.
Ректор, лобастый, лысый, в роговых очках, сидел в спокойном кожаном кресле, и холеное морщинистое лицо его с облезлыми бровями выражало полное недоумение. Дядя Шура, разложив на синем сукне письменного стола мои самодельные тетради, скрепленные черными нитками, объяснял ему достоинство рисунков:
– Конечно, наш претендент самоучка и теоретически слабоват… Но мы надеемся, что у вас в академии он получит необходимые знания. Главное, вы сами видите – у парня явные способности к живописи. Мне кажется, что долг всякого советского гражданина поддержать такое начинание в бывшем беспризорнике.
Воспитатель вскинул глаза на дверь и очень вежливо сказал:
– Садитесь, пожалуйста.
Я удивленно оглянулся, отыскивая человека, которого пригласили садиться. Фурманов никогда не говорил мне «вы». Позади никого не было.
– Да, да, садитесь, садитесь, – заторопился и ректор. И тут я догадался, что человек, которому они говорили «вы», это я, что придало мне бодрости. В кресло я сел более уверенно.
Ректор поправил роговые очки и стал медленно листать мою тетрадь, где были нарисованы атаки малиновых буденновцев, запорожцы с длинными оселедцами, похожими на конские хвосты. Я принялся рассматривать портреты каких-то волосатых людей на стене.
Дверь кабинета открылась, и меня позвали.
Ректор, лобастый, лысый, в роговых очках, сидел в спокойном кожаном кресле, и холеное морщинистое лицо его с облезлыми бровями выражало полное недоумение. Дядя Шура, разложив на синем сукне письменного стола мои самодельные тетради, скрепленные черными нитками, объяснял ему достоинство рисунков:
– Конечно, наш претендент самоучка и теоретически слабоват… Но мы надеемся, что у вас в академии он получит необходимые знания. Главное, вы сами видите – у парня явные способности к живописи. Мне кажется, что долг всякого советского гражданина поддержать такое начинание в бывшем беспризорнике.
Воспитатель вскинул глаза на дверь и очень вежливо сказал:
– Садитесь, пожалуйста.
Я удивленно оглянулся, отыскивая человека, которого пригласили садиться. Фурманов никогда не говорил мне «вы». Позади никого не было.
– Да, да, садитесь, садитесь, – заторопился и ректор. И тут я догадался, что человек, которому они говорили «вы», это я, что придало мне бодрости. В кресло я сел более уверенно.
Ректор поправил роговые очки и стал медленно листать мою тетрадь, где были нарисованы атаки малиновых буденновцев, запорожцы с длинными оселедцами, похожими на конские хвосты. Я принялся рассматривать портреты каких-то волосатых людей на стене.