Страница:
96 из 161
Но сам он ничего уже не мог и через пять минут после того, как его уложили, заговорил торопливым, прерывистым шепотом о маме, о танках, об опытах.
- Мама, наверное, беспокоится,- забормотал он,- мама... А я должен сделать пушку... Такую... раз - и все немцы убежали... Правда, Пинька? У тебя мои чертежи...
- Юрочка,- наклонилась над ним в конец растревоженная Таня.- Юрочка, очнись.
- Я... ничего...- с трудом открыл глаза Юматик,- ты не беспокойся, ты к Пиньке пойди, ему помоги... А я спать буду.
Таня вернулась к Анне Матвеевне. Старушка клевала носом. Муся спала тяжелым сном. Потухала коптилка. Услыхав шаги, Анна Матвеевна вздрогнула, выпрямилась на стуле, вгляделась в Таню.
- Что с тобой, Танюшка?
- Анна Матвеевна... Юра тоже...
- Что такое?
- Тридцать восемь и восемь десятых градуса.
- Господи, твоя воля! Все косит и косит, что это за болезнь такая?!
- Не знаю, Анна Матвеевна. Не знаю... не знаю.
- А ты бы в маминых книжках посмотрела.
Это не приходило Тане в голову. И вот, подняв над головой огарок свечки, она пошла во второй этаж, во врачебный кабинет. Здесь она не была с того самого дня. Здесь все говорило о маме: белый халатик, аккуратно распяленный на плечиках; докторская шапочка над ним; лежащий на столе листик бумаги, на котором красивым крупным почерком был написан список лекарств, которые нужны были здравнице; никелированный молоточек с резиновыми кончиками, который так часто видела Таня в руках у мамы. Все было мамино, и все было для ребят.
|< Пред. 94 95 96 97 98 След. >|