JК
Очерки бурсы :: Помяловский Николай Герасимович
Страница: 39 из 45Все понимали, что такое дело даром не пройдет и что великого сеченья должна ожидать бурса. Тихо было в классе; лишь Семенов рыдал... Что-то злое было в его рыданиях... но вот они вдруг прекратились, и настала мертвая тишина.
– Что с ним? – спрашивали ученики.
– Не случилось ли беды?
– Да жив ли он?
– Братцы, – закричал Гороблагодатский, освидетельствовав парту, на которой сидел Семенов, – он пошел жаловаться!
– Опять фискалить! – раздалось несколько голосов.
Расположение товарищей мгновенно переменилось; посыпалась на Семенова злая брань.
– Смотрите, не выдавать, ребята!
– Э, не репу сеять!.. – слышались ответные голоса.
– А ты как же, Тавля?
– Я скажу, что хотел заступиться за него, и в то время, как отдергивал от его рта чью-то руку, он и укусил мою.
– Молодец Тавля.
Однако Тавля дрожал, как осиновый лист.
– А что цензор будет говорить? – он должен донести, а то ему придется отвечать.
– А скажу, что меня не было в классе, – вот и все!
В это время раздался звонок, возвестивший час занятий. Отворилась дверь, и в комнату внесли лампу о трех рожках. От столбов полосами легли тени по классу, и осветились неуклюжие здоровенные парты, голые и ржавые стены, грязные окна, осветились угрюмым и неприветливым светом.
Второкурсные собрались на первых партах и вели совещания о текущих событиях. Начались занятия; но странно, несмотря на прежестокие розги учителей, по крайней мере человек сорок и не думали взяться за книжку.
– Что с ним? – спрашивали ученики.
– Не случилось ли беды?
– Да жив ли он?
– Братцы, – закричал Гороблагодатский, освидетельствовав парту, на которой сидел Семенов, – он пошел жаловаться!
– Опять фискалить! – раздалось несколько голосов.
Расположение товарищей мгновенно переменилось; посыпалась на Семенова злая брань.
– Смотрите, не выдавать, ребята!
– Э, не репу сеять!.. – слышались ответные голоса.
– А ты как же, Тавля?
– Я скажу, что хотел заступиться за него, и в то время, как отдергивал от его рта чью-то руку, он и укусил мою.
– Молодец Тавля.
Однако Тавля дрожал, как осиновый лист.
– А что цензор будет говорить? – он должен донести, а то ему придется отвечать.
– А скажу, что меня не было в классе, – вот и все!
В это время раздался звонок, возвестивший час занятий. Отворилась дверь, и в комнату внесли лампу о трех рожках. От столбов полосами легли тени по классу, и осветились неуклюжие здоровенные парты, голые и ржавые стены, грязные окна, осветились угрюмым и неприветливым светом.
Второкурсные собрались на первых партах и вели совещания о текущих событиях. Начались занятия; но странно, несмотря на прежестокие розги учителей, по крайней мере человек сорок и не думали взяться за книжку.