Огни на реке   ::   Дубов Николай Иванович

Старшина ему кричит: "Бросай свою чертову цацку, греби сюда!" А он только голову поворачивает и "мама" сказать неможет и не отрывается. Видно, руки у него как вцепились, так и закоченели, и голос и силы человек от холода или, там, от страха потерял. Что тут делать? На шлюпке не подойдешь и конец не кинешь - он может не ухватить, а ну как дернешь по этой рогульке - и его в пыль и от шлюпки ничего не останется. Тут один матрос и говорит: "Разрешите, товарищ лейтенант, попробую снять этого мореплавателя". - "Давай, - говорит лейтенант, - только осторожнее". Разделся тот, кончиком обвязался и поплыл. Кончик за ним понемножку травят. Подплыл он, видит: человек уже не в себе, понимать понимает, а сделать со своими руками ничего не может - зашлись. И голос пропал. Подплыть-то подплыл, а как его снимешь? Волна хоть и небольшая, а бьет, и эта чертова игрушка на ней танцует - не подступишься. Подплыл наш матрос к тому человеку со спины, вцепился рукой ему в волосы благо кудри густые да длинные, - а другой давай пальцы его разжимать. Намучился он с ним - прямо беда! Вода холодная, а ему жарко стало. Пальцы у того, как крючья, - совсем окостенели. Мало-помалу оторвал одну руку, потом вторую, отпихнулся изо всей силы ногами, а там на шлюпке следили - рванули конец к себе. Вот его тащат, он одной гребет, другой того держит. А у того руки так и застыли - поднятые кверху, вроде как у святых на иконах. А эта подлая мина хоть и тихонько, а за ними плывет - куда, значит, течение. Ну, тут на шлюпке тащат их за кончик, чуть не под водой, лишь бы поскорей. Подтащили, подняли их... Потом мину расстреляли, конечно.