Страница:
32 из 103
Я представил, как он въезжает в ворота лагеря на коне, а за ним весь его эскадрон. И я бы побежал к нему изо всех сил. «Зачем вы его обижаете? — сказал бы папа, поднимая меня в седло. — Он же ни в чём не виноват». И мы бы гордо уехали.
— Боря! Боречка! — Оборачиваюсь: Ирина-Мальвина стоит. — Ты не волнуйся! На, скушай карамельку!
Я охнуть не успел, как она конфету мне в рот затолкнула.
— Я знаю, — тараторит она, — это вас Серёга Кирьянов подговорил. До чего дурак, я его терпеть ненавижу! Всё ко мне пристаёт: то за косы дёргает, то записочки рисует. Если Алевтина тебя на прогулку не возьмёт, я ничего не побоюсь и с тобой останусь! Скажу, что у меня живот заболел. Я тебя в обиду не дам. Я уже всё Алевтине рассказала…
— Что? — закричал я. — Уже наябедничала! Ну девчонки! Ну ябеды! Ты что, совсем, что ли?
Она сразу покраснела и говорит:
— Сам ты вообще… Вон ты какой! Ну ладно-ладно…
Пошла прочь, только бант на голове развязался и болтался, как спущенный флаг.
— Хрустя! — закричал, выбегая из палаты, Липский. — Ты где? Нас простили! Идём на прогулку. Красота! Чуть-чуть попросил — и сразу простили.
— Дурачок ты! — Я ему щелбана закатал. — Алевтине всё Мальвина рассказала.
— Ух ты! Ну и хорошо, — почесал лоб Липа. — Вот и хорошо! Мы не ябедали, а пионервожатая всё знает. Это по справедливости.
— По справедливости! — Меня даже смех разобрал. — Так только бы нам двоим попало, а так и им попадёт.
|< Пред. 30 31 32 33 34 След. >|