Страница:
9 из 103
Ботиночки сливочным маслом, последышками, смазали, бескозырочки набекрень, винтовочки наперевес…
И он замолчал, глядя куда-то поверх крыши сарая, точно видел белоснежную гладь замёрзшей реки и цепи моряков в чёрных бушлатах.
— Дровосеки! — позвала из кухни тётя Паша. — Обедать.
— Пойдём руки мыть!
Тётя Паша поставила на щелястый стол тарелки со щами.
— Мне же в отряде обед дадут, — сказал я.
— Ничего. С отрядом второй раз покушаешь. Жерновок-то у тебя сейчас хорошо мелет. — Она хлопнула меня по животу. — Ешь. Тебе расти надо.
Ели молча. Дядя Толя осторожно нёс ложку, подставляя под неё кусок хлеба.
Потом были макароны и компот.
— Перекур с дремотой! — сказал дядя Толя после обеда, и мы уселись на солнышке, у стены кухни, где уже сидели две нянечки и судомойка.
Нянечки разговаривали, а судомойка, совсем ещё молоденькая, конопатая девчонка, тихонечко напевала:
Что стоишь, качаясь, тонкая рябина…
Я эту песню люблю. Я вообще люблю песни и петь люблю. Но мне правятся взрослые песни. А в школе поём: «Серенькая кошечка села на окошечко, хвостиком виляет, деток собирает…» Села на окошечко и пускай сидит. Мне какое дело до этой серенькой кошечки? Я по-настоящему пою дома, а в школе только так, рот открываю: «Патоку соберём, варил дядя Симеон…» Что за патока такая? Зачем её дядя Симеон варил?
Дома мы поём на два голоса. Я — первым, мама — вторым.
|< Пред. 7 8 9 10 11 След. >|